Дружинин Александр Васильевич - "Год на Севере", М. Максимова. Том I. Белое море и его прибрежья. Том II. Поездка по северным рекам

Собраніе сочиненій А. В. Дружинина. Том седьмой.

С-Пб, Въ типографіи Императорской Академии Наукъ, 1865

"ГОДЪ НА СѢВЕРѢ", М. МАКСИМОВА. ТОМЪ I. БѢЛОЕ МОРЕ И ЕГО ПРИБРЕЖЬЯ. ТОМЪ II. ПОѢЗДКА ПО СѢВЕРНЫМЪ РѢКАМЪ. СПБ. 1859.

Давно не приходилось намъ отдавать отчета о такой умной, поэтической и во всѣхъ отношеніяхъ замѣчательной книгѣ, какова книга путевыхъ замѣтокъ г. Максимова, веденныхъ имъ во время его поѣздки на Сѣверъ, по порученію морского министерства. Лучше выполнить даннаго порученія невозможно, невозможно было и министерству выбрать лучшаго человѣка для путешествія съ этнографической цѣлью. Г. Максимовъ, съ трудами котораго хорошо знакомы читатели нашего журнала, соединяетъ въ себѣ всѣ условія и качества нужныя для русскаго путешественника. Онъ страстно любитъ всякія поѣздки и даже длинные переходы пѣшкомъ по всѣмъ сколько нибудь замѣчательнымъ уголкамъ Россіи. Онъ молодъ, здоровъ и имѣетъ все нужное, чтобъ войти въ довѣріе къ лицамъ его интересующимъ. Онъ сердцемъ любитъ народъ, близокъ къ народу и умѣетъ сойтись съ простымъ русскимъ человѣкомъ, безъ неестественныхъ усилій и презрѣннаго подлаживанія къ слабостямъ простолюдина. Онъ можетъ неутомимо трудиться, никогда не торопясь, не сбиваясь, и не путаясь въ обильныхъ матеріалахъ. Никакой край для него не кажется бѣднымъ, никакой человѣкъ недостойнымъ наблюденія. У этого писателя подъ ногами всегда твердая почва, онъ воспитанъ не на книгахъ и не на отвлеченныхъ теоріяхъ. Тому, кто любитъ чтеніе здоровое и укрѣпляющее разумъ, мы смѣло совѣтуемъ читать и перечитывать каждый трудъ г. Максимова.

Послѣ всего нами сказаннаго, очень понятно, что авторъ "Года на Сѣверѣ" долженъ имѣть хулителей и противниковъ въ нашей литературѣ. При многихъ хорошихъ сторонахъ нашей современной журналистики, она, даже по сознанію самыхъ снисходительныхъ судей, жестоко грѣшитъ именно отсутствіемъ той твердой почвы, которой такъ много подъ ногами нашего автора. Чрезвычайное развитіе русской періодической литературы, породивъ собой огромную потребность въ быстро пишущихъ и такъ сказать фельетонныхъ сотрудникахъ, создало цѣлый классъ писателей совершенно отрѣшившихся отъ практической жизни, скопившихся по столицамъ, живущихъ какимъ-то особеннымъ книжнымъ существованіемъ. Эти люди очень часто обладаютъ большимъ талантомъ, который даже сживается съ спѣшной работой, многіе изъ нихъ замѣчательны прочнымъ фондомъ своего образованія, но уединенная жизнь, занятая одною кабинетной работой, вліяніе кружка и тысячи другихъ однородныхъ причинъ мало по малу отражаются на всей ихъ дѣятельности. Литературный трудъ у насъ вознагражденъ хорошо, оттого къ нему стремятся массы образованной молодежи, очень часто стремятся лишь для того, чтобъ жить безбѣдно,.но вмѣстѣ съ тѣмъ, завязнувши въ кабинетныхъ занятіяхъ, еще болѣе ослабить свою связь съ жизнью дѣйствительной. Страшно становится когда подумаешь о томъ, какъ мало въ нашей литературѣ людей прочно связанныхъ съ жизнью своихъ согражданъ чѣмъ либо кромѣ языка, происхожденія да небольшого запаса впечатлѣній первой молодости! Много ли между нашими пишущими людьми настоящихъ помѣщиковъ, настоящихъ чиновниковъ, настоящихъ военныхъ людей, настоящихъ лицъ торговаго сословія? Иные изъ нашихъ писателей когда-то, въ давнишніе года, были тѣмъ или другимъ, или третьимъ, но скудный опытъ, добытый ими на практически житейскомъ поприщѣ, никогда почти не выдерживаетъ цѣлаго періода убійственной кабинетной жизни. Чтобъ бороться съ подобнымъ разъединеніемъ (плоды котораго видны на каждомъ шагу) необходимы мѣры крутыя, рѣшительныя, хотя, можетъ быть, и тягостныя на первыхъ порахъ: мѣры эти -- толковыя путешествія по Россіи, принятіе на себя писателями какихъ нибудь практическихъ обязанностей, помимо литературы, временное удаленіе отъ однообразной столичной жизни сближеніе съ различными классами общества и въ особенности съ простымъ народомъ. Нѣтъ почти ни одного русскаго литератора, который бы въ душѣ не согласился съ мыслями сейчасъ высказанными, но на словахъ ихъ многіе не одобрятъ, изъ-за собственнаго самолюбія. Точно также въ нашей литературѣ вѣроятно найдутся лица, хорошо понимающія заслуги г. Максимова, вполнѣ цѣнящія его знакомство съ народомъ и его разрывъ съ общей всѣмъ намъ рутиной, но не всякое изъ этихъ лицъ поспѣшитъ отдать долгъ справедливости замѣчательному туристу. "Какъ будто такая рѣдкость бродить изъ края въ край, брать на себя трудныя порученія и сближаться съ народомъ!" скажутъ они, и успокоятся съ своимъ внутреннемъ самосознаніи.

А между тѣмъ путешествовать такъ, какъ путешествуетъ г. Максимовъ, можетъ быть умѣютъ только англичане и американцы этого практическаго, могучаго англо-саксонскаго племени. Проглядите со вниманіемъ эти два тома, названные ихъ авторомъ "Годъ на Сѣверѣ" и вы убѣдитесь въ справедливости словъ нашихъ. Первое, что поразитъ читателя въ означенной книгѣ, что оторветъ его отъ обычной рутины, какою дышутъ обычныя путевыя замѣтки, это крайняя практичность, жизненность всего ея содержанія. Г. Максимовъ рѣшительно не думаетъ о томъ, что составляетъ abcd всѣхъ путешественниковъ для красоты слога -- т.-е. о самыхъ впечатлѣніяхъ пути, о картинкахъ природы, о группированіи анекдотцовъ и характеристическихъ подробностей. Ему поручили развѣдать про бытъ, торговлю, промыслы прибрежій Бѣлаго моря, и онъ не хочетъ знать ничего внѣ этихъ удобопередаваемыхъ сторонъ порученія. Онъ ѣдетъ на тотъ или другой пунктъ поморья, вовсе не помышляя о закатѣ солнца, о физіономіи снѣговыхъ полянъ, раскинувшихся налѣво и направо, о дагерротипномъ снимкѣ съ ямщика, который его везетъ и съ хозяина, который встрѣчаетъ его на квартирѣ. Прежде всего дѣло, а тамъ, коли къ слову скажется, будетъ и остальное. Въ такомъ-то городѣ обширные рыбные промыслы -- нашъ путешественникъ прежде всего сходится съ опытнѣйшими промышленниками, отбираетъ отъ нихъ нужныя свѣдѣнія, а коли можно, самъ ѣдетъ съ ними на мѣсто промысловъ. Въ другомъ селѣ строятся ладьи большого размѣра для большихъ плаваній, строятся безъ плана и правилъ, Максимовъ разскажетъ вамъ весь порядокъ работы, весь обрядъ спуска ладей и перечислитъ вліяніе этого рода занятій на жителей. Далѣе видитъ онъ мѣстечко подвергавшееся нападеніямъ англичанъ въ прошлую войну, тотчасъ же, по самымъ подробнѣйшимъ разсказамъ передаетъ онъ намъ исторію всѣхъ хлопотъ до нападенія, при нападеніи и послѣ него, передаетъ ее въ чертахъ живописныхъ и характеристичныхъ, но не изукрашенныхъ ни одной лишней чертою. Далѣе, на почти безлюдномъ берегу, въ рѣдкихъ селеніяхъ, наполненныхъ раскольниками, путешественникъ собираетъ свѣдѣнія о скитахъ стараго времени, о главнѣйшихъ расколоучителяхъ, о гоненіяхъ на нихъ, о хитростяхъ скитянъ и сопротивленіяхъ гоненію. Всюду видимъ мы фактъ, дѣло, жизнь стараго вѣка и жизнь настоящую, схваченные съ вѣрностью наблюдателя ничѣмъ не развлеченнаго, ничему не чуждаго.

Вслѣдствіе такой практической и въ высшей степени дѣльной манеры изложенія, путевыя записки г. Максимова и должны производить свое особенное впечатлѣніе на читателя. Человѣкъ праздный, привычный къ рутинѣ или затуманенный борзописцами, непремѣнно соскучится съ первыхъ страницъ книги. "На какого чорта мнѣ, скажетъ онъ, эти подробности о тюленяхъ, описаніе ярмарокъ и лубочныхъ картинъ, эти разсказы о томъ, какъ жители такого-то мѣстечка надували скитянъ, и такъ далѣе? Хоть бы одна картинка природы, хоть бы одинъ обличительный разсказецъ, хотя бы одинъ современный взглядецъ, изъ породы тѣхъ, къ которымъ я привыкъ, читая газеты!" Затѣмъ, по всей вѣроятности, вѣтреный читатель кинетъ книгу. Но, съ другой стороны, какъ уже было сказано, для любителей здороваго чтенія книга г. Максимова покажется дорогимъ подаркомъ. На первыхъ порахъ изложеніе имъ, пожалуй, покажется нѣсколько отрывочнымъ, но недостатокъ этотъ они безъ труда извинятъ за обиліе новыхъ, любопытныхъ Фактовъ. Чтеніе пойдетъ живѣй и живѣе, а на первой же половинѣ перваго тома почувствуется невозможность отъ него оторваться. Дѣло въ томъ, что безъ всякаго старанія со стороны автора, безо всякихъ стремленій его къ погонѣ за поэзіею,-- поэтическая сторона книги начнетъ сказываться сама собою. Мало по малу читатель почувствуетъ себя перенесеннымъ въ малоизвѣстный ему бѣломорскій край, на берега сѣверныхъ рѣкъ, на суда плавающія но морю со своими неучеными мореходами. Съ каждымъ шагомъ впередъ, сживаясь съ авторомъ путешествія, онъ незамѣтно станетъ дѣлить его ощущенія, застаиваться съ нимъ на ярмаркахъ, бесѣдовать съ простыми русскими людьми, слушать разсказы объ удалыхъ охотничьихъ похожденіяхъ, объ опасныхъ рыбныхъ промыслахъ, о странностяхъ быта раскольническаго. Постоянно проникаясь живымъ и дѣльнымъ разсказомъ, читатель, какъ сквозь дымку развивающагося тумана, ясно увидитъ передъ собою то, къ чему никогда сознательно не стремился авторъ, то есть физіономію края, характеристическія группы туземцевъ, наконецъ разнообразныя картины сѣверной природы, которыхъ, по видимому, г. Максимовъ и изображать вовсе не собирался. Въ наукѣ и искусствѣ всегда такъ совершается: полюбите предметъ, изучите его глубоко, и его поэзія, вмѣстѣ съ мелкими подробностями, придетъ сама собою, слѣдомъ за изученіемъ. Перечтите всѣхъ лучшихъ путешественниковъ и вы убѣдитесь на сколько эта истина примѣнима къ ихъ дѣлу. Думали ли когда нибудь Брюсъ, Мунго, Паркъ о картинахъ природы, объ уловленіи физіономіи посѣщаемаго ими края? Заботились ли они о группировкѣ рельефныхъ эпизодовъ, о couleur locale, объ анекдотической части своего повѣствованія? Утвердительно скажемъ, что имъ и на мысль не приходило такое дѣло, для большинства нынѣшнихъ туристовъ кажущееся азбукой ремесла. Но, что же мы видимъ? Новѣйшій туристъ, Французъ, русскій или даже англичанинъ, прямо бьющій на мѣстный колоритъ и первую страницу свою начинающій картиной утра въ день своего отъѣзда, такъ и остается при безсильной дагеротипности, тогда какъ небольшое число путешественниковъ практиковъ, всю душу свою положившихъ на какую нибудь учоную цѣль, достигаютъ самыхъ поэтическихъ результатовъ, не гоняясь за ними, а иногда даже просто ими пренебрегая.

Покончивъ съ общими соображеніями по поводу книги г. Максимова, скажемъ нѣсколько короткихъ словъ о ея планѣ и содержаніи.

Первый томъ, названный, какъ было уже сказано, "Бѣлое Море и его прибрежья" прямо начинается съ прибытія автора въ городъ Мезень. Мы ничего не знаемъ о томъ, какъ и когда выѣзжалъ г. Максимовъ изъ Петербурга, что дѣлалъ онъ на пространствѣ между столицей и Мезенью, первая подробность такъ и остается во мракѣ, отвѣтовъ на второй пунктъ надо искать во всѣхъ слѣдующихъ главахъ. Дѣло въ томъ, что туристъ нашъ вовсе не думалъ скруглять своихъ путевыхъ замѣтокъ и проводить свою личность вездѣ съ должной послѣдовательностью, оттого первая глаза первой части "Берега Зимній и Мезенской" вовсе не есть начало его поѣздки. Читатель въ подобныхъ книгахъ обыкновенно любитъ, чтобъ разсказъ начинался ab ovo, у такой-то заставы и на первой станціи,-- оттого ему, безъ сомнѣнія, покажется неловкимъ это внезапное знакомство съ Мезенью, уже закиданною глубокимъ снѣгомъ въ началѣ ноября мѣсяца. За самымъ кратчайшимъ вступленіемъ идутъ дѣловыя подробности: бѣдная исторія бѣднаго города, бесѣды съ туземцами о подробностяхъ ихъ быта, и наконецъ поѣздка въ селенія, извѣстныя своими промыслами, за морскимъ звѣремъ. Слѣдующая за тѣмъ глаза уже содержитъ въ себѣ подробности о Кашинскомъ берегѣ, который гораздо безлюднѣе другихъ предъидущихъ, потомъ идутъ берега Лѣтній и Онежской съ первыми впечатлѣніями моря, свѣдѣніями о бѣломорской соли и способѣ ея добыванія, о ловлѣ мелкой морской рыбы, о ловлѣ бѣлуги, о салотопныхъ заводахъ и о способахъ выварки звѣринаго сала. Не смотря на множество чисто практическихъ подробностей, вся третья глаза уже заключаетъ въ себѣ тѣ поэтическія особенности, тѣ мелкія личныя ощущенія туриста, чрезъ которыя читатель болѣе всего привязывается къ разскащику. Укажемъ на лѣтнія сцены въ Архангельскѣ, до крайности живописныя въ своемъ простомъ изложеніи, на выѣздъ изъ города, на пріѣздъ въ Онегу. Съ этой главы внимательный читатель оцѣнитъ всѣ тѣ достоинства книги, о которыхъ мы говорили такъ пространно въ началѣ нашей рецензіи. Слѣдующія за тѣмъ главы, или вѣрнѣе статьи, обнимаютъ собой уже плаванье по морю на шкункѣ, въ Кемь и въ Соловецкій монастырь, за ними идетъ плаванье прибрежное и Корельскій берегъ, съ подробными свѣдѣніями о нравахъ, обычаяхъ и характерѣ Корелогъ. Далѣе слѣдуютъ замѣтки о городѣ Колѣ, его прошлой исторіи, подробности объ англичанахъ за послѣднюю кампанію, разсказы о лопаряхъ съ точки зрѣнія на этотъ народъ ихъ русскихъ сосѣдей. Глава осьмая называется "Мурамъ", и содержитъ въ себѣ любопытное описаніе тресковаго промысла, написанное въ обычномъ родѣ нашего туриста, то есть со всѣми характеристическими подробностями, т.-е. изображеніемъ судохозяевъ, артельщиковъ и ловцовъ передъ поѣздкой на добычу, во время самаго лова и по возвращеніи домой. Главы девятая и десятая "Терскій берегъ и Поморье" до того богаты матеріаломъ, что самый короткій перечень предметовъ, въ нихъ изложенныхъ, занялъ бы у насъ слишкомъ много мѣста, потому мы ихъ перечислять не будемъ...

Вторая часть разбираемой нами книги имѣетъ еще болѣе главъ, нежели первая, но главы эти подведены подъ нѣсколько общихъ рубрикъ, но числу сѣверныхъ рѣкъ, посѣщенныхъ г. Максимовымъ. Такъ девять первыхъ главъ составляютъ одно цѣлое подъ заглавіемъ "Поѣздка на Печору", пять послѣднихъ принадлежатъ къ поѣздкѣ по рѣкѣ Двинѣ, за тѣмъ остальныя двѣ заключаютъ въ себѣ поѣздки по Мезени и Пинегѣ. Объ интересѣ этого второго тома читатель легко составитъ себѣ понятіе, если мы скажемъ, что въ немъ найдетъ онъ свѣдѣнія о новоземельскихъ моржовыхъ промыслахъ, о зырянахъ и самоѣдахъ, объ Архангельскѣ и о Холмогорахъ, не считая множества другихъ данныхъ, заслуживающихъ его полнаго вниманія.

Смѣло пророчимъ труду г. Максимова не только замѣчательный успѣхъ, но и долговѣчность въ нашей литературѣ. Если ужь такимъ книгамъ не расходиться на Руси,-- то не для чего, кажется, и заниматься книжнымъ дѣломъ. Съ нетерпѣніемъ ждемъ новыхъ трудовъ нашего умнаго и талантливаго туриста,-- который, по послѣдне-полученнымъ отъ него свѣдѣніямъ,-- находится въ дальней Сибири, неутомимо пробираясь въ приамурскій край, давно уже его соблазнявшій.

1860.