Предисловие, публикация и примечания А. В. Лаврова
В сферу деятельности Максимилиана Волошина -- литературного и художественного критика -- входило не только сочинение статей и рецензий, появлявшихся на страницах периодической печати, но и чтение своих работ на специально организованных вечерах перед широкой аудиторией. Некоторые известные статьи Волошина -- такие, как "Аполлон и мышь", "О смысле катастрофы, постигшей картину Репина", "Судьба Верхарна", -- были первоначально оглашены им как публичные лекции. Отдельные выступления Волошина в силу разных обстоятельств так и не стали достоянием печати -- несмотря на то, что они были зафиксированы в форме связного текста, неоднократно просмотренного и внимательно отредактированного. Тексты трех таких лекций -- по сути дела, статей, подготовленных автором к публикации, ныне предлагаются вниманию читателя.
В содержании лекции Волошина "Пути Эроса" пересеклись две сферы исканий и интересов, доминировавших в его внутреннем мире в 1905--1907 гг., -- оккультно-теософская, стимулированная общением с М. В. Сабашниковой и их общей духовной "водительницей" А. Р. Минцловой,1 и, условно говоря, "башенно-симпозиональная", вдохновленная темами интеллектуальных дискуссий и "жизнетворческих" экспериментов, проходивших на "башне" Вячеслава Иванова. Платоновская проблематика наметилась на многолюдных собраниях по средам в петербургской квартире Иванова как исполненная актуальной значимости с самого их начала (описывая одну из первых ивановских "сред", 7 декабря 1905 г., Л. Д. Зиновьева-Аннибал отметила: "...Вяч<еслав> предложил устроить по примеру Пира -- собеседование о Любви"2). "Всегда было желание у В. Иванова превратить общение людей в Платоновский симпозион, всегда призывал он Эрос", -- подчеркивает Н. А. Бердяев в мемуарно-аналитической статье о "башенных" бдениях;3 и сам Иванов впоследствии, в предисловии к неосуществленному переизданию повести Л. Д. Зиновьевой-Аннибал "Тридцать три урода", в которой непосредственно запечатлелась "башенная" идеологическая и мифопоэтическая атмосфера, выстраивал цепочки своих аргументов на основе тезисов платоновского "Пира".4 Атмосфера собраний у Иванова, увлеченный интерес к произведениям, ее отразившим или даже ею вдохновленным, зримо сказались в ряде статей Волошина, напечатанных в конце 1906 г. под рубрикой "Лики творчества": ""Ярь". Стихотворения Сергея Городецкого", ""Александрийские песни" Кузмина", ""Эрос" Вячеслава Иванова".5 Последняя статья по своему содержанию особенно близка лекции "Пути Эроса".
В цитированном очерке "Ивановские среды" Бердяев сообщает: "Вспоминаю беседу об Эросе, одну из центральных тем "сред". Образовался настоящий симпозион, и речи о любви произносили столь различные люди, как сам хозяин Вячеслав Иванов, приехавший из Москвы Андрей Белый и изящный проф. Ф. Ф. Зелинский и А. Луначарский, видевший в современном пролетариате перевоплощение античного Эроса, и один материалист, который ничего не признавал, кроме физиологических процессов".0 Одним из очередных возвращений к этой теме явилось собрание на "башне" в ночь с 14 на 15 февраля 1907 г., одно из наиболее многолюдных, на котором со сваей интерпретацией Эроса выступил Волошин. Л. Д. Зиновьева-Аннибал охарактеризовала это собрание в письме к M. M. Замятниной от 17 февраля 1907 г.: "Новая Среда -- гигант. Человек 70. <...> Реферат Волошина открыл диспут: "Новые пути Эроса". Вячеслав сымпровизировал речь поразительной цельности, меткости, глубины и правды <...> перейдя к области Эроса, говорил дивно о том, что, в сущности, вся человеческая и мировая деятельность сводится к Эросу, что нет больше ни этики, ни эстетики -- обе сводятся к эротике, и всякое дерзновение, рожденное Эросом, -- свято. Постыден лишь Гедонизм".7
После выступления на "башне" Волошин решился вынести свои идейные построения из "эзотерической" среды на суд "экзотерической" публики. Во вторник 27 февраля 1907 г., в 9 ч вечера, в Московском литературно-художественном кружке состоялась его лекция "Пути Эроса"; в газетном информационном сообщении содержание ее раскрывалось как "мистическое толкование некоторых мест философской поэмы Платона "Пир", освещенных произведениями современных поэтов", а также приводились тезисы основных положений лекции.8 Чтение произвело сильный эффект -- хотя едва ли этот резонанс был таким, какой надеялся вызвать Волошин. М. В. Сабашникова (Волошина) вспоминает, что доклад "имел успех скандала (он и был сделан "pour épater les bourgeois")",9 a В. Брюсов писал К. И. Чуковскому (8 марта 1907 г.): "О лекции Макса Вы, вероятно, слышали. Мое впечатление: "глупо". Со стороны Макса глупо, что он Л это читал этим. Со стороны же публики было глупо все, что они говорили. Судите, если умнее всех прочих был Потресов-Яблоновский".10
О растерянности и озадаченности одной части слушателей лекции и о раздражении и возмущении другой можно судить также по газетному отчету, в котором явно была сглажена острота происходившего: "Вечер безумно-смелой попытки соборно подойти к решению трагически-сложной проблемы пола. Попытка не удалась. И не могла удасться. С одной стороны, та публика обычных вторников, которую приглашали "приобщиться к тайне", не может и не желает никаких "приобщений", а в особенности -- в области пола и эроса. <...> С другой стороны -- возможно ли вообще соборно решать столь интимно-углубленный вопрос, уходящий в бездонности своей к тишине одинокого страдания? <...> Горячей и трепетной рукой подвели нас к безднам, и, смущенные, мы не знаем, что это: бездна откровения или бездна... искушения? И не является ли <...> доклад об искушениях... тем же искушением, только под маской откровения?"" В том же репортаже -- отразившем, безусловно, впечатления сочувствующих, но мало подготовленных к восприятию волошинского доклада слушателей, -- сообщалось, что "собеседования, в смысле разъяснения и углубления поставленных докладчиком вопросов, не было", однако при этом игнорировалась реакция другой части аудитории, принявшей выступление Волошина в штыки; основные контраргументы сформулировал в прениях С. В. Яблоновский (Потресов), и он же немедленно предпринял попытку изобличения "Путей Эроса" в ироническом фельетоне, в котором сводил всю проблематику, затронутую Волошиным, к "самодовлеющему копанию в извращенностях": "Г. Максимилиан Волошин -- проповедник аскетического идеала. Я знаю про это наверное, потому что он заявил об этом сам; не сделай он этого, я мог бы думать, судя по большинству его литературных произведений <...>, что он просто эротоман. <...> Г. М. Волошин аскет -- и поэтому он с необыкновенной пылкостью доказывал, что всякие проявления страсти, какие бы ни придумал самый изобретательный человеческий ум, вполне законны, нормальны и естественны", и т. д.12
Позднее Волошин возвращался к "Путям Эроса", предполагая опубликовать эту работу (12 апреля 1907 г. он писал А. М. Петровой из Петербурга перед отъездом в Коктебель: "Лекцию свою я привезу с собой, чтобы ее отделывать <...>" 13), но так и не осуществил своего намерения. Помимо основного текста лекции, в архиве Волошина сохранились выписки и конспективные заметки, относящиеся к "Пиру" Платона,14 а также тезисы-наброски на десяти листах, послужившие в "Путях Эроса" основой для связного и логически выстроенного изложения:15
Пол и Эрос по существу своему нераздельны и антиномичны.
Пол -- это инволюция Бога в материю. Пол -- это крестное нисхождение божества.
Эрос -- это эволюция. Путь от минерала к Богу -- путь, ведущий через человека.
Пол умер; Эрос жертва.
Пол завоевал смерть как свое освобождение. Смерть -- бунт против родимой вечности. Бунт против Бога. Эрос побеждает смерть. Эрос -- преодоление смерти.
Эрос идет вверх по тем же самым ступеням, по которым пол шел вниз.
(л. 1)
Надо прежде всего знать, какова природа человека и какие изменения произошли с нею.
Аристоф<ан>. Пир.
Возникновение пола.
В чем сущность пола? в рождении или в эволюции?
Божество выделяет из себя одно покрывало Майи за другим. Майа -- греза божества и материя для человека.
Божество распинается в мире. Крестное нисхождение Божества в мир.
Мировая душа распята на кресте мирового тела.
В периоды феогонии и космогонии мира человеческая сущность пребывает потенциальной.
Затем люди становятся сенцитивными вида сладострастия, которое не было бы в природе нормально для того или иного животного типа. {Далее зачеркнуто: Паучихи и богомолы съедают своих самцов; жабы-самцы высасывают из своих самок икру, чтобы оплодотворить ее; большая часть рыб совершенно не знает своих самок и не прикасается к ним, оплодотворяя непосредственно икру, так что влечение их пола устремлено у них на предмет, имеющий отношение к женщине, но не самое женщину, как у тех из людей, которых медики записывают в класс фетишистов; есть роды улиток-гермафродитов, которые в периоды любви составляют кольцеобразные хороводы, подобные тем фигурам, которыми раздражали сонную пресыщенность Тиберия и Гелиогабала и которые в древности носили позорное имя "спинтриев"; у пиявок-гермафродитов мужской и женский пол находится на различных оконечностях тела, что ведет к той форме двойного объятия, которая считается такой постыдной в медицинских хрониках... и так далее; длинная вереница чудовищных образов, напоминающих дьявольские шабаши средневековых ведьм и чудовищные оргии Брегеля Адского.}
Все сладостные, чудовищные, страшные и мистические виды любви, которые искушающий {Было: торжествующий} и многохитрый пол рассеял по всем ступеням великой лестницы живых существ, соединены в человеке, и по тайной индусской "Кама Сутра" они составляют шестьсот шестьдесят шесть фигур любви27 -- "Veneris figurae", изображавшихся на стенах древних храмов и на алтарях Афродиты Пестропрестольной.
Через шестьсот шестьдесят шесть символических ступеней звериного естества, через 666 различных видов страстного огня, должен пройти божественный дух, чтобы просиять алмазным светом высшей мудрости, которая в единой руке соберет все нити физической природы и сделает человека действительным, верховным повелителем ее.
В этом смысл стихотворения Вячеслава Иванова.28
Триста тридцать три соблазна, триста тридцать три обряда, Где страстная ранит разно многострастная услада, На два пола -- знак раскола -- кто умножит, сможет счесть: Шестьдесят и шесть объятий и шестьсот приятии есть.
Триста тридцать три соблазна, триста тридцать три дороги -- Слабым в гибель, -- чьи алмазны светоносные сердца, Тем на подвиг ярой пытки, -- риши Гангеса и йоги Развернули в длинном свитке от начала до конца.
В грозном ритме сладострастии, к чаше огненных познаний,
Припадай, Браман, заране опаленным краем уст,
Чтоб с колес святых бесстрастии клик последних заклинаний
Мог собрать в единой длани все узлы горящих узд.
8
Эрос ведет человека трудным и страстным путем через триста тридцать три символических ступени соблазна.
Становятся понятны теперь {Было: Теперь становятся понятны} слова Диотимы о том, что Эрос похож на мать свою Пению, что он всегда нищ, совсем не нежен и не прекрасен, как думают многие, а худощав, грязен, необут, бесприютен, ложится на землю, спит под открытым небом у дверей домов на улице и всегда терпит нужду.29
Таков Эрос, совершающий свой путь в стихии пола. Но из этой стихии он ведет к мужественным деяниям, знаниям и к созерцанию вечной красоты.
Через грозный ритм сладострастия он ведет к алмазным и девственно чистым ступеням высшего Познания.
Эти ступени недоступны тем, кто не прошел первых ступеней и не держит в руках горящие узды страстей своих.
Эрос ценит только преодоленную страсть. Там, где нет преодоления, -- там нет и Эроса.
Перед лицом Эроса порок и добродетель -- только два различных вида одного и того же очистительного пламени, в котором сгорает физическая природа человека.
Перед лицом Эроса пламя аскетизма и пламя сладострастия одинаково святы, и своим переменным огнем одинаково прокаливают и опрозрачивают физическую природу человека.
В индусской притче {Было: В одной индусской легенде} Брама говорит умершему великому Святому:
"Тебе осталось немного воплощений в физическом мире. Чем хочешь ты быть на земле: шесть раз святым или два раза демоном?
-- Конечно, я хочу быть два раза демоном, -- отвечает Святой".
Путь порока труднее, мучительнее и страшнее, но он более быстро и более прямо ведет к конечной цели и к слиянию с Божеством. Поэтому следует, согласно Платону, с юного возраста искать прекрасные тела. Сперва любить тело женщины, потом человеческое тело вообще, оставив всякую исключительность, постепенно переходя от тела к душе, от души к деянию, от деяний к знанию и созерцанию Вечной красоты.
В грозном ритме сладострастии, к чаше огненных познаний Припадай, Браман, заране опаленным краем уст, Чтоб с колес святых бесстрастии клик последних заклинаний Мог собрать в единой длани все узлы горящих узд.
Прогрессия морального восхождения развивается Диотимой совершенно последовательно. Это постепенное освобождение Эроса от похоти.
Любовью похотливой и сладострастной правит Афродита Всенародная -- Афродита Пандемос. Эрос возникает только тогда, когда похоть заменяется восторгом пред красотой тела и перед красотой души. Эрос ничего общего не имеет с деторождением. Он стремится к красоте. "Эрос рождает в красоте", -- говорит Диотима.30 Вл. Соловьев ставит закон обратной пропорции между силой любви и деторождением.
Эрос уже не может насытиться обладанием. Безысходность -- основное качество Эроса.
"Безысходность и глубина -- это признаки величайших таинств Земли".
Похоть подымает голодную волну страсти, бросает мужское на женское и, сжав два тела в огненном трепете, отпускает их сытыми и равнодушными. Эрос же никогда не может удовлетвориться, никогда не может насытиться. Голод страсти может толкнуть Эроса к сплетению тел, но никакие обладания не могут дать ему выхода, так как Эрос творит только в Красоте. Поэтому, когда встречаются две половины древнего "Круглого человека", они сплетаются руками с такой силой, что погибают от голода и бездействия.
9
Юноши, беседующие в "Пире", хотят освободить человека от похоти и совершенно логично отрицают пол. Павзаний говорит:
"Эрос Афродиты Всенародной груб и совершает только низменные поступки. Этому Эросу предаются простые люди. Они любят всех -- мужчин и женщин -- и предпочитают тело душе.
Эрос Афродиты Небесной стремится только к одному полу. Он внушает любовь к полу более великодушному, более умному. По любви к юношам можно узнать служителей истинной любви. Они привязываются к юношам в том возрасте, когда начинает у тех уже развиваться ум и расти борода. Они остаются верными на всю жизнь. Они не станут пользоваться неблагоразумием юноши, чтобы, посмеявшись над ним, потом покинуть его и бежать к другому. Следовало бы, право, установить закон, запрещающий любить слишком молодых людей, чтобы не отдавать своих забот столь еще неопределенным существам. Неизвестно, чем станут эти мальчики впоследствии телом и душой, в какую сторону обратятся они -- в сторону добродетели или порока. Люди мудрые сами возлагают на себя такой закон. Но надо заставить ему подчиниться грубых любовников, потому что именно эти люди унижают любовь. Благодаря им говорят некоторые, что постыдно ухаживать за любимым человеком, но говорят это ввиду неуместной и неправильной любви. Ничего нет дурного в деле, совершаемом правильно и законно.
В Ионии и в иных странах, подчиненных варварам, считают постыдными и любовь, и философию, и гимнастику. Тираны не желают видеть в своих подданных ни сильной дружбы, ни сильного духа. А эти свойства лучше всех создают любовь. Тираны Афин испытали это некогда на себе: любовь Аристогетона и дружба Гармодия сокрушили их владычество. Таким образом, ясно, что в тех странах, где юноше считается позорным отвечать на любовь юноши, такая суровость ведет свое начало от порочности законодателей, от несправедливости тиранов и трусости подданных".31
Павзаний продолжает свою мысль:
"Порочным я называю того пошлого любовника, который тело предпочитает душе, потому что его любовь непродолжительна -- он любит вещь тленную. Едва проходит цвет молодости того, кого он любит, как он улетает уже к другому. Влюбленный же в прекрасную душу остается верным всю жизнь".32
Федр еще более резко, чем Павзаний, подчеркивает любовь юноши к юноше в противоположность похоти мужчины к женщине:
"Ни знатность, ни почести, ни богатство, а только Эрос научает нас, как хорошо поступать в жизни, т. е. как избегать постыдного и стремиться к добру. Если бы когда-нибудь могли существовать народ или войско, состоящие только из влюбленных друг в друга, то народ этот более других любил бы добродетель и ненавидел бы порок. Люди, соединенные таким образом, могли бы в сражении покорить весь мир".33
Со времени Платона пути Эроса не изменились, но прохождение по ним сделалось и труднее и опаснее. То, в чем эллины видели нормальный и естественный переход от пола к духу, для европейского общества стало отвратительным и ужасным явлением, занесенным в рубрику психических болезней. Платон сказал бы, что эта суровость "ведет начало свое от порочности законодателей, от несправедливости тиранов и трусости подданных".
По-прежнему "силы небесные восходят и нисходят, простирая друг к другу золотые бадьи", и золотая бадья Эроса, поднимаясь к Богу, влечет за собой отпаденье пола от Бога, в грех.
По-прежнему тот, кто возлюбил не одно женское тело, а человеческое тело вообще, ищет в обладании исхода для своего безысходного чувства, по-прежнему сложная душа человека в своем восходящем движении ищет конечное единение, мужскую стихию духа устремляя к мужской, в противоположность полу, который нудит соединение противоположного и дробление человеческого духа в потомстве.34
Надо останавливаться {Было: Я особенно долго и подробно остановился} на этих отпадениях и уклонах путей Эроса потому, что, находясь в глубоком противоречии с моральными убеждениями современного общества, они вызывают слепую ненависть и безусловное осуждение в тех областях переживаний человеческой души, которые нуждаются в особенно беспристрастном и спокойном обсуждении и исследовании.
Путь мужской любви вовсе не представляет неизбежного пути Эроса. Многие, конечно, {Было: Путь homosex'уальности вовсе не представляет единственного и неизбежного пути Эроса, по которому должен пройти каждый. Многие в душе своей} никогда не столкнутся с этими ступенями и пройдут, не замечая и не подозревая об них.
Эрос борется вовсе не за мужчину и вовсе не против женщины. Он борется против материи, которая представляет женскую стихию мира, в противоположность духу -- стихии мужской. В человечестве женщина и мужчина совершенно не являются представителями этих мировых стихий.
Человечество, само по себе, вне каких бы то ни было делений пола, является мужской стихией по отношению к женской стихии -- природе.
Женщина, так же как мужчина, идет путями Эроса. В человечестве на своих первых ступенях эти пути представляют борьбу не против женщины, а против похоти, против деторождения.
Эрос {Далее было: должен} стремится всю энергию пола перевести в искусство, в науку, в художественное творчество, в религиозное чувство.
И любовь между юношами у Платона вовсе не подразумевает физической связи. Платон допускает ее, извиняет ее как остаток похоти к женщине, но он говорит только о любви к мужскому духу. И ставит в последней части "Пира" идеалом совершенно чистую любовь Сократа к Алкивиаду, намеренно подчеркивая, что между ними не было физического прикосновения.
10
В христианстве борьба Эроса против похоти и деторождения вылилась в аскетизме и в борьбе с плотью.
Мужскую стихию, которую искали платоновские юноши, христианство нашло {Далее было: не в человеке, а в духе.} в духе.
Пламя мистики так же сжигает и очищает тело, как и пламя земной страсти. Поэтому в мистический аскетизм вливается так неожиданно и соблазнительно волна чувственности и сладострастия, как это было в Испании в XVII веке во времена св. Терезы.35
Пути христианского средневекового Эроса в извилинах своих настолько же жутки, {Было: так же жутки,} сомнительны и двусмысленны, насколько ясны и гармоничны пути {Было: как и пути} Эроса Эллинского; но {Было: потому что} те же ступени сгорания плоти, {Далее было: при аскетизме, проходятся душой человека} в аскетизме, проходят в самой душе человека. Искушения христианских святых {Далее было: совершенно} аналогичны сатанинским оргиям и шабашам ведьм.
Так же, как и Эрос, Христос ставит первыми ступенями на пути к себе отпадение от Бога в грех. Он ищет заблудшую овцу. Добродетельному праведнику он предпочитает раскаявшегося грешника. Он зовет к себе уже прошедших сквозь горн страстей: Магдалину, разбойника, мытаря.
Ближе к Христу тот, кто глубже погружен в грех, кто больнее и унизительнее распят в материи, как Петр -- вниз головой.
Отпадший Ангел ближе к Христу, чем Элоим. {Было: чем Элоим-Егова.} Человек ближе, чем Ангел. Ибо Ангелы -- это демоны, которым еще предстоит воплощение. Апостол Павел {Было: Поэтому апостол Павел} говорит о том, что человек выше Ангелов.
Пути Христа сплетаются и совпадают с путями Эроса.
Слова Парменида о творении:
"Первый бог, который был создан, -- Эрос" -- странно созвучны словам "В начале было Слово". Гезиод говорит: "В начале был Хаос, затем широколонная земля (т. е. материя), основа всего сущего, и Эрос".36
"Нет бога древнее его, и имен его родителей мы не встречаем ни у прозаиков, ни у поэтов", -- говорит Федр в начале "Пира",37 приводя цитаты из Гезиода и Парменида.
Эрос есть божественная воля, творящая мир, могучий ток, который охватывает все ступени, все сферы вселенной.
Эросу подвластны и боги и люди. Он посредник между теми и другими. В нем та сила творчества, которая делает возможным переход с одной ступени на другую.
Бог словом своим творит мир, словом своим он распинается в материи, словом своим он сам себя низводит во вселенную и наполняет ее.
Вселенная -- это пламя Божественного Слова.
Слово это Эрос. {Было: Слово то же, что Эрос.}
Если бы первый стих Евангелия от Иоанна был написан Парменидом, он звучал бы так:
"В начале был Эрос. И Эрос был у Бога, и Эрос был Бог".
Тождество Христа и Эроса в первые века христианства было так очевидно, что Христос изображался в катакомбах в виде Эроса, ведущего за руку душу Психею -- знаменательный символ, который дает ключ к пониманию нисходящего и восходящего тока, проходящего через человека.
Христос в человечестве сын Марии.
В имени Марии скрыто символическое созвучие. {Было: В имени Мария скрыт глубокий символ.} Оно созвучно понятию Мара -- иллюзия, Майя -- праматерь, материя, Amor -- любовь, море -- образ Хаоса, источник всего сущего.
Христос -- сын Всемирной Майи.
Майей звали мать Будды.38 Майей звали мать Гермеса39 -- бога сумерек, бога познания, который сдергивает голубое покрывало дня с ночных звезд.
История возникновения мира в этих строках мистического гимна в честь Девы Марии:40
Славься, Мария.
Хвалите, хвалите
Крестные тайны
Во тьме естества.
Муля-Пракрити --
Покров Божества.
Дремная греза
Отца Парабрамы,
Сонная Майя --
Праматерь-материя.
Грезы из грезы --
Вскрываются храмы.
Жертвы и смерти
Живая мистерия.
Марево-Мара,
Море безмерное,
Amor-Maria --
Звезда над морями.
Мерною рябью разбилась вселенная.
В ритме вскрывается
Тайна глубинная,
В пенные крылья свои голубиные,
Морем овита
Из влаги рожденная,
Мать-Афродита, --
Звезда -- над морями.
Майею в мире рождается Будда,
В областях звездных
Над миром парит.
Верьте свершителю
Вышнего чуда:
Пламя угасшее в безднах
Горит.
Майя, принявшая
Бога на крест.
Майя, зачавшая
Вечер -- Гермеса.
С пламени вещих
Несущихся звезд
Сорвана дня голубая завеса.
Майя -- Мария!
Мы в безднах погасли,
Мы путь совершили,
Мы в темные ясли
Бога сложили.
Ave Maria...
11
Среди легенд парижской Notre-Dame существует безумная и пронзительная легенда об одном аббате, мысль которого была в течение многих лет сосредоточена на догмате Искупления.41
"Если кто-нибудь в мире может быть наказан вечными муками, то только Апостол Иуда, предавший Христа", -- говорил он себе.
Но тут мысль его сказала ему: "Если из всего человечества только один Иуда будет осужден на вечные страдания, то тогда Агнец, принявший на себя грехи мира, не Христос, а Иуда. На нем одном сосредоточены все грехи, страданья и искупленье человечества".
Однажды ночью, когда он одиноко стоял коленопреклоненный в Соборе, он обратился {Далее было: к Богу} к Христу с безумной молитвой:
"Господи. Я маловерен. Но если это так. Если Иуда действительно самый чистый и самый сильный из Твоих учеников, и на его плечи возложил Ты все бремя человеческого греха и страдания, если он действительно теперь в раю с Тобою и сидит на троне одесную Тебя... Господи, я маловерен... Дай мне знак, что это действительно так".
И в это мгновенье он почувствовал, как на плечо его легла длинная, сухая, горячая рука, в которой он узнал руку Иуды.
Христос -- это меч, пронзивший бездну звездную и бездну человеческую в одно мгновение от заката до восхода мира.
В этот момент луч божества, погасший на дне праматери-материи, засветился и стал восходить к Богу.
Древнее обетование креста исполнилось во Христе.
Эрос -- Христос -- это восхождение человечества к своей предвечной прародине.
Но рядом с человеком Христом стоит человек Иуда.
Рядом с жертвой Христа подвиг Иуды. В этом указание и великий символ.
Христос -- Эрос. Иуда -- материя.
Иуда -- охранитель и собиратель. Но он становится высшим среди двенадцати, самым мощным, самым посвященным из Апостолов. Божественный Агнец должен быть заклан на Алтаре рукою жреца, и рука эта должна быть чиста и тверда.
"Один из вас предаст Меня" -- это не упрек, а вопрос: кто из вас примет на себя бремя заклания? И каждый из Апостолов робко спрашивает: "Не я ли, Господи?"42
Тогда Христос обмакивает хлеб в соль, что обозначает передачу своей силы, и дает Иуде.
Иуда выходит из собрания Апостолов, приняв на себя подвиг высшей жертвы и высшего смирения.
Вся гордость, мудрость и мощь законов, образующих и живящих материю, в лице Иуды принимает на себя великую жертву уничижения, смирения и позора, ибо подвиг Иуды -- в его позоре и поругании.
Иуда должен предать Христа, чтобы Христос мог умереть и воскреснуть.
В каждом человеке живет Христос и Иуда, и в каждом человеке, Иуда приносит в жертву Христа, плоть предает Эроса, и только благодаря ей Эрос -- Христос может воскреснуть. Поцелуй любви -- поцелуй Иуды Христу.
Человечеству предстоит понять и принять подвиг Иуды: высшее смирение физической природы перед преступлением, перед грехопадением, во имя единения в духе, во имя Эроса -- Воскресителя, во имя Христа.
Прими причастие Иудино -- кусок хлеба, омоченного в соль, и исполни, что задумал.
1 Миф о рождении Эроса от Пороса и Пении вымышлен Платоном ("Пир", 203 b-d).
5 Имеется в виду баллада Фридриха Шиллера "Водолаз" ("Der Taucher", 1797; в классическом переводе В. А. Жуковского -- "Кубок").
6 "Пир", 210 а - 211 d.
7 Вольная интерпретация космологических построений Платона. Ср.: "Тимей", 36 с - 37 b.
8 Строфа из стихотворения "Земля", входящего в книгу Вяч. Иванова "Кормчие звезды" (1903). См.; Иванов Вяч. Собр. соч. Т. I. Брюссель, 1971. С. 551.
9 Майя (санскр.) -- обозначение иллюзорности бытия, действительность как греза божества; одно из ключевых понятий древнеиндийского умозрения, воспринятое европейской теософией XIX -- начала XX в.: "В индусской философии лишь то, что неизменно и вечно, называется реальностью; все то, что подвержено изменению через разложение и дифференциацию и что имеет, вследствие этого, начало и конец, считается майей -- иллюзией" (Блаватская Е. П. Теософский словарь. М., 1994. С. 268).
10 Имеются в виду слова Дуни (рассказ "Утешение", 1897): "Как во сне живем <...> и ничего не знаем, что к чему. И о себе ничего не знаем, и есть ли мы, или нет. Ангелы сны видят страшные, -- вот и вся наша жизнь" (Сологуб Ф. Жало смерти. М., 1904. С. 159).
11 Той же фразой (с вариантом: "человек -- демоном, демон -- Богом") начинается статья Волошина "Архаизм в русской живописи" (Аполлон. 1909. No 1. Отд. 1. С. 43; Волошин М. Лики творчества. Л., 1988. С. 274). Из какого источника почерпнул Волошин эту формулировку (как и некоторые последующие цитаты, переложения и пересказы, восходящие к религиозно-эзотерическим текстам), установить не удалось. Пересказ космогонических представлений, восходящих к Каббале, Волошин приводит в письме к М. В. Сабашниковой от 16 июля 1905 г. (ИРЛИ, ф. 562, оп. 3, ед. хр. 103).
12 Имеется в виду Книга Дзиан (станца I, 1-2, 5--6), дающая формулу космической эволюции в "Тайной Доктрине" ("The secret doctrine", 1888) Е. П. Блаватской. См.: Блаватская Е. П. Тайная Доктрина. Синтез науки, религии и философии. Т. 1. Космогенезис. Кн. 1- М., 1993. С. 63-64. В прологе к той же книге (С. 38-40) раскрывается знаковая символика, выше излагаемая Волошиным. 10 сентября 1905 г. Волошин писал М. В. Сабашниковой: "Читаю "La doctrine secrète". Это целый океан почти в полном беспорядке собранных сокровищ. Толкования к двенадцати "Дзянам", в которых рассказана история человека и жизни. <...> Все в этой книге только намеки. Надо самому догадываться и строить" (Звезда. 1998. No 6. С. 155--156. Публикация К. Азадовского и В. Купченко).
13 "Ригведа" -- древнейший памятник индийской литературы, собрание гимнов богам. Далее излагается космогонический гимн (Ригведа, мандала X, 129). Ср.: Древнеиндийская философия. Начальный период. М., 1972. С. 34 (перевод В. А. Кочергиной); Ригведа. Избранные гимны. Перевод, комментарий и вступ. статья Т. Я. Елизаренковой. М., 1972. С. 263.
14 Те же строки Волошин приводит в статье ""Ярь". Стихотворения Сергея Городецкого" (Русь. 1906. 19 декабря. No 80; Волошин М. Лики творчества. С. 465). Цитируется Книга Дзиан (станца III, 2-3). См.: Блаватская Е. П. Тайная Доктрина. Т. 1. Кн. 1. С. 66.
15 Полностью приводится стихотворение Сергея Митрофановича Городецкого (1884--1967), открывающее цикл "Зачало" (Городецкий С. Ярь. Стихи лирические и лиро-эпические. СПб., 1907. С. 11). Тот же текс.т полностью процитирован в статье Волошина ""Ярь". Стихотворения Сергея Городецкого" (Волошин М. Лики творчества. С. 465).
16 Книга Дзиан (станца III, 6--7). См.: Блаватская Е. П. Тайная Доктрина. Т. 1. Кн. 1. С. 67-68.
17 Сефироты, согласно каббалистическому учению ("десять Сефирот (десять свойств Невыразимого Единого)" -- Сефер Ецира, Книга Творения. I, 2), -- десять эманации божества, воплощающих универсальные принципы строения мира. Эон (греч. -- "век, вечность") -- в позднеантичных представлениях персонификация времени; в трактовках христианских гностиков II в. -- некое духовное существо, персонифицирующее один из аспектов абсолютного божества. В новейшей европейской теософии зоны -- периоды времени; эманации, исходящие из божественной сущности, и небесные существа. Элохим (Элогим, Элоим) -- одно из ветхозаветных обозначений Бога; в форме множественного числа выражает высшую степень качества, полноту божественности в лице единого Бога.
18 Книга Дзиан (станца III, 10). См.: Блаватская Е. П. Тайная Доктрина. Т. 1. Кн. 1. С. 68.
10 Зогар (XIII в.) -- крупнейший трактат по еврейским эзотерическим религиозным доктринам, включающий в себя толкования Пятикнижия и Сефер Ецира, а также почти полный кодекс каббалистической метафизики.
20 "Пир", 211 c-d.
21 Эти же строки Волошин привел в виде эпиграфа к стихотворению "Созвездия" ("Звенят Весы и клонят коромысла...", 1908). См.: Волошин М. Стихотворения и поэмы. ("Библиотека поэта". Большая серия). СПб., 1995. С. 136. Вероятный их первоисточник -- стихотворение И.-В. Гёте "Песнь духов над водами" ("Gesang der Geister über den Wassern", 1779): "Души людские // Воде подобны: // Нисходят с небес, // Восходят к небу" (Гёте. Собр. соч. В 13 т. М.; Л., 1932. Т. 1. С. 140. Перевод Д. Недовича). См.: Купченко В. П. И. В. Гёте в творчестве М. А. Волошина // Русская литература. 1997. No 3. С. 149.
22 "Пир", 189 d -- 193 а (сокращенный цитатный пересказ).
23Иез. 1, 4-28.
24 Цитата из книги французского критика и эссеиста Реми де Гурмона (1858-- 1915) "Физика любви". См.: Gourmont Remy de. Physique d l'Amour. Essai sur l'instinct sexuel. Paris, 1903. P. 29.
25 Ibid. P. 31.
26 "Смешивать любовь с учтивостью" -- формулировка из 16-й строфы стихотворения Ш. Бодлера "Проклятые женщины. Ипполита и Дельфина" ("Femmesdamnées. Delphine et Hippolyte"), одного из так называемых "осужденных стихотворений", изъятых по судебному приговору из "Цветов Зла":
Maudit soit à jamais le rêveur inutile,
Qui voulut le premier, dans sa stupidité,
S'éprenant d'un problème insoluble et stérile
Aux choses de l'amour mêler Fhonnêteté!
(Baudelaire. Oeuvres complètes. Paris, "Bibliothèque de la Pléiade", 1961. P. 138). Ср. в переводе В. Микушевича.
Будь проклят навсегда беспомощный мечтатель.
Который любящих впервые укорил
И в жалкой слепоте, несносный созерцатель,
О добродетели в любви заговорил.
(Бодлер Ш. Цветы Зла. Стихотворения в прозе. Дневники. М., 1993. С. 157).
27 В древнеиндийском трактате об искусстве любви "Камасутра" говорится о шестидесяти четырех видах любовного соединения (II раздел, Вторая часть, 8-я глава). См.: Ватсьяяна Малланага. Камасутра. М., 1993. С. 55--56.
28 Стихотворение впервые опубликовано под заглавием "Veneris fugurae" (Весы. 1907. No 1. С. 16), под заглавием "Узлы Змеи" вошло в сборник Вяч. Иванова "Cor Ardens" (кн. 2-я, "Spéculum speculorum"). См.: Иванов Вяч. Собр. соч. Т. II. Брюссель, 1974. С. 291.
29 "Пир", 203 c-d.
30 "Пир", 206 е.
31 "Пир", 181 b -- 182 d (сокращенный цитатный пересказ).
34 В беловой рукописи "Путей Эроса" далее следует фрагмент, не вошедший в окончательный машинописный текст (ИРЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 254, л. 28--30):
В недавно появившемся романе Кузмина "Крылья" обрисованы в нашем обществе те же пути Эроса, о которых говорят Платоновы юноши. В уста одного из своих героев он влагает такие слова, которые кажутся отголоском "Пира":
"Мы эллины, нам чужд нестерпимый монотеизм иудеев, их отвертывание от изобразительных искусств, их, вместе с тем, привязанность к плоти, к потомству, к семени. Во всей Библии нет указаний в загробное блаженство, и единственная награда, упоминаемая в заповедях (и именно за почтение к давшим жизнь), -- долголетен будешь на земле. Неплодный брак -- пятно и проклятие, лишающее даже права участвовать в богослужении. Будто забыли, что по еврейской же легенде чадородье и труд -- наказание за грех, а не цель жизни. И чем дальше люди будут от греха, тем дальше будут уходить от деторождения и физического труда. У христиан это смутно понято, когда женщина очищается молитвой после родов, но не после брака.
Любовь не имеет другой цели, помимо самое себя; природа так же лишена всякой идеи финальности.
Закон природы не то, что данное дерево должно принести свой плод. При одних условиях оно принесет, при других не принесет и даже погибнет само, так же справедливо и просто.
Когда вам скажут "противоестественно", вы только посмотрите на сказавшего слепца и проходите мимо, не уподобляясь тем воробьям, что разлетаются от огородного пугала.
Люди могли бы создать жизнь, где все наслаждение было так обострено, будто бы вы только что родились и сейчас умрете.
Все нужно воспринимать с такою жадностью. Есть мускулы, связки в человеческом теле, которых невозможно без трепета видеть. И связывающие понятие о красоте с красотой женщины для мужчины являют только пошлую похоть и дальше, дальше всего от идеи истинной красоты. В самой неслыханной новизне мы узнаем древнейшие корни и в самых невиданных слияньях мы чуем отчизну!
Если бы люди увидели, что всякая красота, всякая любовь -- от богов, -- они стали бы свободны и смелы и у них выросли бы крылья".
В душе героя "Крыльев" мальчика Вани Смурова совершается трагедия Эроса, который является ему в двух своих ипостасях: в образе восхождения к созерцанию вечной красоты и в образе низвержения в похоть и в извращения пола.
После манящих речей о том, что люди станут свободны и смелы и что у них вырастут крылья, он случайно подслушивает разговор, разоблачающий ему другую сторону homosex'уальности и то "баловство", которое происходит в банях. Волна отвращения и ужаса подымается в нем.
"Стоя у окна, он открыл повесть, гласящую, как некий старец после случайного посещения женщиной, жившей одиноко в той же пустыне, все возвращался блудной мыслию к той же жене и, не вытерпев, в самый пеклый жар взял посох и пошел, шатаясь, как слепой от похоти, к тому месту, где думал найти эту женщину; и как в исступлении он увидел: разверзлась земля, и вот в ней три разложившиеся трупа: женщина, мужчина и ребенок; и был голос: "вот женщина, мужчина и ребенок, -- кто может теперь различить их? Иди и сотвори свою похоть". Все равны, все равны перед смертью, любовью и красотой, все тела прекрасные равны, и только похоть заставляет мужчину гоняться за женщиной и женщину жаждать мужчины".
В конце "Крыльев" юноша, изображенный Кузминым, постигнув закон того, что "силы небесные нисходят и восходят, простирая друг к другу золотые бадьи", смиренно и радостно спускается по первым нисходящим ступеням Эроса.
Точно так же в свое время по этим ступеням спустился Оскар Уайльд, чтобы пройти сквозь очищающее пламя порока и человеческого осуждения и чтобы позже в одиночном заключении своем достигнуть созерцания Вечной Красоты.
После его осуждения его друг лорд Дуглас напечатал в "Revue Blanche" письмо в защиту его, которое очень важно для нас своей крайней точкой зрения, столь противоположной обычным взглядам общества.
В нем лорд Дуглас говорит между прочим:
"Оскар Уайльд подвергнут мучениям за то, что был уранистом, эллинистом, единополым.
Эти люди истинная соль земли. Я не могу писать их историю для тех, которые не знают ее. Я могу только посоветовать изучить ее. Я не обращаюсь, как Оскар Уайльд, в своей защите к двенадцати лавочникам и одному полоумному старику, из любезности называемому судьей.
Для меня достаточно сослаться на имена Микель Анджело, Вероккио, Леонардо да Винчи, Бенвенуто Челлини, Марлоу, Шекспира, Содомы для подтверждения моих слов. Я не далек от мысли, что люди эти были велики именно благодаря их эллинским склонностям. Я только устанавливаю тот факт, что между героями человеческого ума по крайней мере четверть были содомитами.
Из своего собственного опыта я знаю, что содомиты, которых я встречал довольно много, как общее правило были духовно несравненно выше других людей".
Цитируются повесть М. А. Кузмина "Крылья" (с сокращениями и неточностями), впервые опубликованная в No 11 журнала "Весы" за 1906 г. (см.: Кузмин М. Подземные ручьи. Избранная проза. СПб., 1994. С. 27-28, 21, 30), и статья лорда Альфреда Дугласа (Douglas; 1870-1945) "Предисловие к моим стихам с некоторыми замечаниями по поводу дела Оскара Уайльда", опубликованная в "La Revue blanche" 1 июня 1896 г. (см.: Ellmann Richard. Oscar Wilde. London, 1987. P. 470-471); выписки из этой статьи, сделанные Волошиным, сохранились в его архиве (ИРЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 396, л. 97-96 об.).
Некоторые положения, содержащиеся в этом фрагменте (а также в основном тексте "Путей Эроса"), Волошин затрагивает в статье "Венок из фиговых листьев" (1907); ср.:
"Я читал роман "Крылья" и люблю эту книгу как юношеское произведение поэта, который обещает сделаться очень крупным стилистом. Вопрос, затронутый этим романом, <...> это любовь во имя Афродиты Небесной, о которой так обстоятельно говорит Платон в первой части "Пира", высказываясь совершенно определенно устами Павзания <...>
Содержание "Крыльев", это -- история мальчика, который чувствует смутное, но непреодолимое влечение к этой эллинской любви, долго борется с ним и наконец отдается ему. Во всем романе разлита кристаллическая ясность, нет ни одной двусмысленности и никаких описаний альковных тайн. Он так же целомудрен и строг, как "Пир" Платона, который, кажется, еще никогда не рассматривался как произведение порнографической литературы" (ИРЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 209, л. 2).
35 Св. Тереза де Авила (или Тереза де Хесус; 1515--1582) -- испанская религиозная деятельница, монахиня-кармелитка, автор религиозно-мистических сочинений "Книга о моей жизни", "Путь к совершенству", "Книга о жилищах, или Внутренний дворец".
36 Ин. I, 1. Цитаты из поэмы "О природе" (В 13 D.) древнегреческого философа, основоположника элейской школы Парменида (акмэ 504--501 до н. э.), поэмы "Теогония" (ст. 119--121) древнегреческого поэта Гесиода (VIII--VII в. до н. э.) приводятся у Платона в речи Федра ("Пир", 178 b--c). Ср.: Фрагменты ранних греческих философов. Ч. 1. М., 1989. С. 293, 298.
37 "Пир", 178 b.
38 Подразумевается основатель буддийского вероучения Шакьямуни (Сиддхартха, Гаутама); его родители -- царь Шуддходана и царевна Майя (Майядева).
39 Гермес (греч. миф.), вестник богов, покровитель путников, проводник душ умерших, -- сын Зевса и Майи, одной из дочерей Атланта.
40 Далее Волошин приводит свое стихотворение "Гностический гимн Деве Марии", написанное в начале ноября 1906 г. и опубликованное впервые в "Вестнике теософии" (1908. No 2. С. 58--59) под заглавием "Гностический гимн". См.: