Сырокомля Владислав - История польской литературы от начала ее до настоящего времени. Соч. Людвига Кондратовича (Владислава Сырокомли). Перевод с польского О. Кузминского. Том II. М. 1862

Исторія польской литературы отъ начала ея до настоящаго времени. Соч. Людвига Кондратовича (Владислава Сырокомли). Переводъ съ польскаго О. Кузминскаго. Томъ II. М. 1862.

Владиславъ Сырокомля раздѣляетъ исторію польской литературы по династическимъ періодамъ въ исторіи польскаго престола. Такое дѣленіе, конечно, можетъ показаться страннымъ съ перваго взгляда, но оправдывается тѣмъ, что дѣйствительно, съ перемѣною династій, отчасти мѣнялись оттѣнки польской цивилизаціи. Какъ бы то ни было, но Сырокомля принялъ это дѣленіе.

Первый томъ, вышедшій въ 1861-мъ году, заключалъ въ себѣ періодъ династіи Пястовъ (отъ X-го вѣка до половины XIV-го) и поэтическую литературу втораго періода -- дома Ягеллоновъ (съ половины XIV-го вѣка до исхода XVI-го). Второй томъ, по объему равняющійся первому, содержитъ въ себѣ обозрѣніе прозаической бельлетристики, церковной, политической, исторической и научной литературы втораго же періода, общую характеристику эпохи Вазаской династіи и обозрѣніе поэтической литературы этого времени. Любопытнѣйшій отдѣлъ этого тома, по нашему мнѣнію, составляетъ картина полемики между католиками и протестантами -- картина довольно полная, такъ-какъ въ обширный планъ автора входятъ не одни явленія слова, но и вся цивилизація Польши.

Польское религіозное движеніе въ XVI-мъ вѣкѣ было очень значительно: уже вліяніе чешскаго, гусситскаго волненія подготовило умы въ Польшѣ къ принятію идей религіозной реформы; новый приливъ ихъ пришелъ съ Запада, отъ лютеранъ и кальвинистовъ, и кромѣ того онѣ самостоятельно обнаружились въ возникновеніи мѣстной секты сощініанъ; Польшѣ, очевидно, предстоялъ выходъ изъ узкихъ формъ католичества, а вмѣстѣ съ тѣмъ, можетъ быть, изъ формъ аристократическихъ, столь несвойственныхъ славянству; но призваніе іезуитовъ въ концѣ XVI-го вѣка положило конецъ религіозному развитію, остановило серьёзное образованіе и такимъ образомъ подавило полный и оригинальный разцвѣтъ польскаго міросозерцанія. Мы съ удовольствіемъ встрѣтили еще въ первомъ томѣ сочиненія Сырокомли слѣдующее осужденіе дѣятельности польскихъ іезуитовъ:

"Въ однѣ двери вошли въ Польшу протестанты, въ другія -- ихъ противники -- іезуиты. Еще недавно возникшій, но уже сильный особеннымъ покровительствомъ папскаго престола, своимъ противодѣйствіемъ диссидентамъ и воспитаніемъ юношества, орденъ іезуитовъ обратилъ на себя вниманіе кардинала Станислава Гозія, епископа варминскаго, бывшаго на тридентскомъ соборѣ и въ посольствѣ у императора Фердинанда. Знаменитый кардиналъ сознавалъ ясно, что подобный орденѣ во всѣхъ отношеніяхъ можетъ оказать важныя услуги его отечеству, а потому, ни мало не колеблясь, призвалъ іезуитовъ (1564 или 6 г.) въ предѣлы варминскаго княжества, сильно зараженнаго ученіемъ? Лютера по своему близкому сосѣдству съ Германіей. Іезуиты поселились въ Брунстбергѣ. Долго жители города подозрительнымъ окомъ смотрѣли на черныя шапки, черные плащи и скромную, благочестивую наружность новыхъ пришельцевъ; долго колебались они повѣрять имъ воспитаніе дѣтей своихъ, хотя тѣ и не требовали за это никакой платы; но терпѣніе и происки іезуитовъ увѣнчались наконецъ успѣхомъ. Ихъ покровитель, Гозій, на собственный счетъ посылалъ учениковъ въ брунстбергскую школу, основанную въ 1569-мъ г.-- школу, которая вскорѣ стала процвѣтать и пріобрѣла своему ордену громкую популярность въ Польшѣ. И въ самомъ дѣлѣ, въ чемъ можно было упрекать орденъ, который такъ безкорыстно несъ на пользу общую и свое усердіе къ вѣрѣ, и рѣдкую образованность? Католическая церковь требовала сильной защиты: духовенство слишкомъ слабо противодѣйствовало протестантамъ; краковская академія, какъ общество ученое, не могла исключительно посвятить себя спорамъ полемическимъ. Кто же поэтому могъ упрекать новыхъ пришельцевъ въ томъ, что они рѣшились взять на себя обязанность мѣстнаго духовенства -- защиту св. вѣры? Іезуиты вступили Въ борьбу съ рѣшительнымъ намѣреніемъ одолѣть и извлечь всевозможную пользу изъ своей побѣды. Громоносно ударили они на диссидентовъ, стали привлекать къ себѣ пановъ и католическую шляхту, пріобрѣли сочувствіе народа, распространили убѣжденіе о важности своего посланничества, снискали довѣріе къ своему ученію и захватили въ свои руки и деньги, и вліяніе. Ученые, магнаты, духовные и свѣтскіе, словомъ -- всѣ сильнѣйшіе классы той эпохи, о которой теперь рѣчь, очарованные ученіемъ и благочестивою ревностью іезуитовъ, спѣшили къ нимъ не съ одними пустыми доказательствами своей привязанности. Епископы католическіе: плоцкій -- Носковскій, виленскій -- Протасевичъ, перёмышльскій -- Гербутъ, познаньскій -- Конарскій, другъ передъ другомъ, призываютъ къ себѣ іезуитовъ: первый въ Нултускъ (1565), второй въ Вильно (1569), третій въ Неремыніль (1571) и четвертый въ Познань (1571). Краковская академія, всегда приверженная къ римской церкви, радостно привѣтствуетъ подвижниковъ христовыхъ, добродушно и охотно уступаетъ имъ свои колоніальныя школы и даже приходъ св. Варвары въ Краковѣ. Юные академики, какъ Варшевицкій, Скарга, Гербестъ, Гродзицкій, спѣшатъ подъ знамя новаго ордена въ полной отрадной надеждѣ содѣйствовать, по мѣрѣ силъ, интересамъ церкви и поддержать колеблющійся панскій престолъ. Стефанъ Баторій дѣлаетъ ихъ своими духовниками и, отправляясь въ походъ на Полоцкъ, "даетъ обѣтъ обратить во славу божію имена всѣхъ христіанскихъ церквей, захваченныхъ войною" (Скарга), побѣждаетъ враговъ и основываетъ іезуитскія коллегіи въ Полоцкѣ (1580) и Ригѣ (1582). Примѣру монарха слѣдуютъ его духовные и свѣтскіе вельможи; основывать іезуитскія коллегіи, избирать въ духовники іезуитовъ сдѣлалось модою и потребностью совѣсти, и вотъ воздвигаются стѣны іезуитскаго братства въ Люблинѣ (1582), въ Несвижѣ (1582), въ Дерптѣ (1583), въ Данцигѣ (1584), въ Калишѣ (1584), въ Львовѣ 1585), и вотъ, въ концѣ нашей эпохи, іезуиты, владѣя уже тринадцатью коллегіями, пріобрѣли вліяніе на народъ и славу побѣдителей ереси.

"Ихъ миссія въ этомъ послѣднемъ отношеніи наиболѣе необходима была въ Вильнѣ. Въ правленіе снисходительнаго для протестантовъ Сигизмунда-Августа, въ Вильнѣ, подъ мощнымъ покровительствомъ Николая Чернаго Радзивилла, появились протестантскія кирки, типографіи и училища. Испуганные этими успѣхами, епископъ Валеріанъ Протасевичъ Сушковскій и войтъ города Вильно, извѣстный Ротундусъ Мѣлевскій, умоляли Гозія прислать къ нимъ іезуитовъ. Тамъ, въ эту именно пору, долженствовала открыться, въ домѣ Гаштольда, новая кальвинская школа, угрожавшая заразить разновѣріемъ умы юношей самыхъ знаменитыхъ фамилій. Нужно было какъ можно скорѣе открыть католическую школу. "Ваше преподобіе -- писалъ Ротундусъ къ Гозію, въ началѣ 1568-го года -- постарайтесь убѣдить провинціала ордена іезуитовъ, чтобъ онъ немедленно ввелъ свое братство въ Вильно прежде, чѣмъ прибудутъ къ намъ ученые еретики, призванные Бландратомъ, потому-что они, по всей "вѣроятности, привлекутъ къ себѣ все литовское юношество... если же іезуиты предупредятъ ихъ, то юношество къ нимъ обратится". Іезуиты явились, и одинъ изъ нихъ писалъ къ Кромеру (1570 г.): "Мы спѣшили въ Вильно, на призывъ тамошняго епископа, который желалъ ввести насъ, дѣлателей, въ свой виноградникъ съ цѣлью какъ можно скорѣе открыть тамъ новую коллегію. Мы приходимъ сюда, какъ давно желанные гости (какъ говорятъ); еслибы только намъ удалось оправдать ихъ надеядаі!"

"И въ ту же минуту, они начали борьбу съ протестантизмомъ и принялись за воспитаніе юношества. Чтобы имъ дѣйствовать сильнѣе въ этомъ послѣднемъ отношеніи, епископъ Протасевичъ и виленскій намѣстникъ Георгій Радзивиллъ умоляли Стефана Баторія возвести іезуитскую коллегію на степень академіи. Григорій XIII подтвердилъ это распоряженіе; такимъ образомъ появилась сотрудница краковской академіи, очевидно сравненная съ нею во всѣхъ правахъ и привилегіяхъ, исключая только факультетовъ юридическаго и медицинскаго, о которыхъ, впрочемъ, мало заботились іезуиты. Факультеты философскій (artium) и богословскій представляли имъ слишкомъ широкое поле для развитія своихъ стремленій; право академіи возводить въ ученыя степени бакалавровъ и магистровъ дало ей важное значеніе въ ученомъ мірѣ. Программа виленской академіи обнимала собою грамматику, риторику, поэзію, логику и философію, богословіе во всемъ его объемѣ, физику, математику и языки латинскій, греческій, итальянскій, французскій, англійскій и еврейскій. Очевидно, что при такой программѣ краковская академія должна была показаться въ очень блѣдномъ свѣтѣ. Іезуиты начали осуществлять свои великолѣпныя обѣщанія; но всѣ эти науки вскорѣ получили у нихъ чисто-аскетическое направленіе, такъ что если краковская академія связывала умы своими диспутами, то виленская еще болѣе ихъ обезсиливала, навязывая имъ непомѣрное уваженіе къ чужому авторитету.

"Посмотримъ на раздѣленіе ихъ учебнаго курса. Весь учебный курсъ дѣлился у нихъ на пять классовъ: низшихъ -- инфиму (первоначальный классъ въ училищѣ), грамматику, синтаксисъ, поэзію и риторику, и два класса высшіе: философію и богословіе. Изученіе латинскаго языка, которое въ краковской академіи служило только средствомъ къ усвоенію себѣ другихъ наукъ, здѣсь сдѣлалось единственною и исключительною наукою. Въ этомъ раздѣленіи курса, при такомъ кропотливомъ, тщательномъ изученіи мертваго языка, ученики знакомились съ его духомъ и истинными красотами, но, съ другой стороны, рабски привязывались къ изреченіямъ и фразамъ римскихъ классиковъ. Цицеронъ, Виргилій, Горацій, Сенека, безспорно, были извѣстны ученикамъ; но кто изъ нихъ могъ постигнуть, уразумѣть духъ великаго писателя? Память была забросана, обременена однѣми только фразами, ложное просвѣщеніе приняло одежду истинной мудрости, а этимъ путемъ сталъ искажаться и прекрасный языкъ польскій, и рѣчь латинская начала мельчать и теряться, началъ портиться и упадать самый вкусъ къ изящному и прекрасному. Панегирики и похвальныя рѣчи въ честь магнатовъ и сильнѣйшей шляхты считались въ школѣ верхомъ мудрости и совершенства и, назначаемыя юношеству въ видѣ классныхъ упражненій, имѣли гибельное вліяніе на тѣхъ и другихъ: они разслабляли духъ поляковъ; панегиристы пріучались къ низкой, разсчетливой лести, а тѣ, которыхъ хвалили, научались гордиться своими гербами, богатствомъ и происхожденіемъ. Неопытное дитя въ іезуитскихъ коллегіяхъ скоро привыкало дѣлать различіе между вельможею и шляхтичемъ -- различіе, котораго не знало отечественное законодательство.

"Источникомъ протестантизма была гордость человѣческаго ума, возставшаго противъ откровенія; для противодѣйствія этой гордости въ умахъ молодаго поколѣнія, іезуиты наполняли ихъ не духомъ, а самою буквою католицизма, и до того возбуждали въ нихъ фанатизмъ религіозный, что даже самъ златоустый Скарга, дышавшій въ иныхъ случаяхъ неподдѣльнымъ патріотизмомъ, такъ писалъ о протестантахъ: "Они грозятъ закрыть сеймъ!... что же теперь останется дѣлать истинно любящему Бога и его церковь, доброму стражу отечества и своей совѣсти: или оскорбить Бога злобнымъ признаніемъ такого вреднаго права (свободы вѣроисповѣданія), или не удовлетворить потребностямъ отечества? Вопросъ очень удоборѣшимый. Болѣе слушать Бога, нежели людей; прежде идти на зовъ церкви и спасенія души человѣческой, чѣмъ на зовъ отечества; прежде искать вѣчнаго отечества, нежели временнаго". Словомъ -- лучше видѣть гибель отечества, нежели согласиться на построеніе лютеранской кирки!

"Такимъ духомъ наполнялось юношество въ знаменитыхъ іезуитскихъ школахъ; и чтобы приманка новизны и прелесть раціонализма не овладѣли юными умами, іезуиты воспламеняли ихъ воображеніе мистическимъ благочестіемъ, чтеніемъ безъ всякой критики книгъ, наполненныхъ чудесами, великолѣпіемъ богослуженія, религіозныхъ обрядовъ и діалоговъ; дѣйствовали на юное воображеніе напыщенными рѣчами въ дни ангеловъ-покровителей, въ дни именинъ и прочія домашнія торжества магнатовъ, и открывали юнымъ проблескамъ краснорѣчія обширное риторическое поле. Юноши забавлялись игрушками, а старики съ сердечнымъ умиліемъ смотрѣли на это благочестивое изгнаніе духа изъ сердецъ своихъ дѣтей" (стр. 196--201).

И послѣ такого отзыва о іезуитахъ, самаго автора, Сырокомли, во второмъ томѣ мы встрѣчаемъ, однако, цѣлую апологію католичества, какъ будто іезуитизмъ не есть прямое его порожденіе; приводимъ эти слова, составляющія введеніе къ главѣ о церковной литературѣ ягеллоновскаго періода:

"Католическая вѣра, введенная въ Польшу Мечиславомъ І-мъ, а въ Литву Владиславомъ Ягелло, такъ сильно привилась къ полякамъ, такъ хорошо соотвѣтствовала духу ихъ общественныхъ потребностей, что вдругъ сдѣлалась стражемъ правъ и обычаевъ, какъ благодѣтельная посредница между народомъ и властью (?!). Нѣтъ ничего обыкновеннѣе мудрованій Запада, утверждающихъ, что церковь католическая, основанная на авторитетѣ и подчиненная ему, освящаетъ всякаго рода іерархію, основанную на правѣ сильнаго; что она, требуя слѣпой и покорной вѣры, не благопріятствуетъ всякаго рода успѣхамъ, что начала свои она стѣснила желѣзною буквою, изъ-за которой нѣтъ возможности проникнуть въ духъ христіанства. Но это мнѣніе преувеличено; лучшимъ доказательствомъ тому служитъ Польша, гдѣ, безъ сомнѣнія, сильно билось сердце политической жизни народа, и католицизмъ нетолько не стѣснялъ этого біенія, но, напротивъ, приносилъ еще благодѣтельные плоды, полные спасительныхъ, послѣдствій. Вѣра католическая принесла къ намъ латинское образованіе (poloг), а съ нимъ вмѣстѣ и древне-римскія понятія объ отношеніяхъ власти къ обществу, соединила Литву съ Польшей, обуздала неумѣренные порывы народной, (?) свободы, могущей иногда разрушить общественный порядокъ; одна только вѣра могла умѣрить и удержать въ неприкосновенности совсѣмъ неопредѣленныя отношенія между шляхтичемъ и престоломъ, шляхтичемъ и крестьяниномъ; на вѣрѣ основалась добродѣтель нашихъ женъ и наша рыцарская честность (!); вѣра, наконецъ, блюла святость клятвеннаго договора избраннаго короля съ народомъ (pacta conventa), совѣсть какъ государственныхъ совѣтниковъ, такъ и земскихъ пословъ" (стр. 67 -- 68).

Къ этимъ двумъ выпискамъ, кажется, прибавлять нечего; но нельзя не удивляться, какъ въ одной головѣ могутъ уживаться такія противорѣчія.

Книга, переведенная г. Кузминскимъ, есть единственное подробное сочиненіе по исторіи польской литературы на русскомъ языкѣ; какъ бы ни былъ силенъ польскій духъ въ книгѣ Сырокомли, надобно желать, чтобы появилось -- особенно теперь -- окончаніе перевода этого произведенія, занимательнаго и по содержанію, и по изложенію: чтобы бороться съ Польшей, намъ нужно какъ можно ближе знать ее.

"Отечественныя Записки", No 11, 1863