Книговод

Семейные приключения животных

Ваненко Иван


  

СЕМЕЙНЫЯ ПРИКЛЮЧЕНІЯ ЖИВОТНЫХЪ
(БАСНИ ИНАГО МАНЕРА).

СОЧИНЕНІЕ
Ивана Ваненко.

  

"Безъ притчи вѣка не изживешь"!
Русская пословица.

ИЗДАНІЕ
Дмитрія Трегубова

МОСКВА,
ВЪ ТИПОГРАФІИ НИКОЛАЯ СТЕПАНОВА.
1849.

  

ОГЛАВЛЕНІЕ.

   I. Паукова награда (Баллада)
   II. Пчелиный отвѣтъ
   III. Козлиная доблесть
   IV. Кошачье оправданіе
   V. Собачья наставленія (Идиллія)
   VI. Месть мухи. (Баллада)
   VII. Голубиный совѣтъ (Пѣсня)
   VIII. Кошачьи вопля (Баллада)
   IX. Медвѣжій вкусъ
   X. Жучій бытъ
   XI. Рачье геройство
   XII. Шмелиное желаніе *
   XIII. Муравьиное завѣщаніе *
   XIV. Утиныя чувствованія *
   XV. Достоинство сверчка *
   XVI. Чижачьи похороны
   XVII. Собачьи воспоминанія *
   XVIII. Восторгъ Селезня *
   XIX. Лошадиное признаніе *
   XX. Ослиный доводъ *
   XXI. Кошачья хандра *
   XXII. Коровьи нѣжности *
   XXIII. Пѣтушья догадка *
   XXIV. Поросячья досада *
   XXV. Сорочье разсужденіе *
   XXVI. Свиной отзывъ
   XXVII. Галочьи сплетни *
   XXVIII. Воробьиный гнѣвъ *
   XXIX. Куриная бѣда
   XXX. Кошачья чувствительность (Арія)
   XXXI. Чижачьи чувства (Повѣсть)
   XXXII. Кошачья бесѣда
   XXXIII. Щеглячье хвастовство
   XXXIV. Собачья участь
   XXXV. Воронья важность
  
   (*) Примѣчаніе: Означенныя звѣздочками стихотворенія были напечатаны въ разное время въ двухъ различныхъ изданіяхъ; нѣкоторыя изъ нихъ нисколько измѣнены.
  
                                           I.
                                 ПАУКОВА НАГРАДА,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО ДУРНЫЯ СВЯЗИ КЪ ДОБРУ НЕ ВЕДУТЪ.
                                 (БАЛЛАДА).
  
             Подлѣ шкафа, въ передней, Паукъ
             Себѣ мудрыя сѣти устроилъ;
             И живетъ онъ одинъ, не самъ другъ;
             Онъ какъ скряга себя успокоилъ.
  
             Но Паукъ негодуетъ на свѣтъ;
             Отощалъ онъ; плохо помѣщенье:
             Вотъ съ недѣлю добычи все нѣтъ,
             Бездоходное брось хоть имѣнье.
  
             "Что мнѣ дѣлать!" Паукъ говоритъ.
             "Эхъ, напрасно оставилъ я полку....
             Здѣсь темно и ни что не летитъ;
             Развѣ клопъ заползетъ, чтожъ въ немъ толку?
  
             Нѣтъ, иначе придетъ поступить!
             Дай прислужникомъ обзаведуся,
             Буду съ нимъ нажитое дѣлить;
             Да за то больше самъ поживлюся.
  
             Кто быть хочетъ мнѣ вѣрный слуга,
             Тотъ найдетъ во мнѣ истаго друга!"
             И вотъ вскорѣ, на кликъ Паука,
             Прилетѣла навозная Муха!
  
             -- Вамъ чего, благородный Паукъ?
             "Нуженъ мнѣ дѣловой собесѣдникъ!"
             -- Я къ услугамъ. "Такъ будь же мнѣ другъ;
             Будешь вмѣстѣ имѣнья наслѣдникъ!"
  
             -- Я готовъ вамъ изъ чести служить.--
             "Ну, ты чести не дѣлай навѣтовъ,
             А скромненько умѣй только жить,
             Да моихъ не чуждайся совѣтовъ....
  
             Распусти-ко, во-первыхъ, ты слухъ:
             Что богатъ я, жизнь скоро покину;
             Много есть, молъ, что съѣсть, и ты мухъ
             Тѣмъ заманишь въ мою паутину.
  
             Я устрою тенета вотъ здѣсь,
             И засяду; -- смотримъ, будь проворенъ:
             Лишь схвачу, то тебѣ что ни есть;
             Ужъ, повѣрь, будешь мною доволенъ.
  
             Если сахару крошку несетъ,
             Или мякиша хлѣбнаго крошку,
             Мнѣ, ты знаешь, не надо: -- и вотъ
             Брошу я, ты сбирай понемножку!"
  
             Принялись за работу, и вдругъ
             Счастье къ двумъ молодцамъ повалило;
             Разжирѣлъ отъ добычи Паукъ,
             Да и Муха себя утучнила.
  
             Какъ-то разъ, изъ средины тенетъ,
             Опустизшись до самаго краю,
             Выползаетъ Паукъ и зоветъ:
             "Другъ, поди, я тебя приласкаю!...
  
             О, вѣрнѣйшій слуга ты изъ слугъ!
             Образецъ послушанія правилъ!--
             Обними же меня, милый другъ!"
             Друга тутъ покровитель облапилъ....
  
             Не хотѣлъ бы, быть можетъ, сгубить,
             Да не вынесъ -- что дѣлать, натура!--
             И опуталась цѣпкая нить,
             И друга свернулася шкура.
  
             И пищитъ онъ: -- Помилуй, тиранъ!
             Что я сдѣлалъ?... Постой хоть минуту!
             "Какъ! ты биться?... Ахъ ты грубіянъ!
             Я съ тобой, братъ, чиниться не буду!"
  
             Протяже препротяжно кричалъ,
             И стоналъ, и дугой изгибался;
             Меценатъ же кряхтѣлъ и молчалъ,
             И ужъ высосать мозгъ добирался --
  
             Какъ судьба, тутъ слуга поспѣшилъ,
             И вдругъ щеткой, въ мгновеніе это,
             Онъ смахнулъ и ногой раздавилъ --
             И злодѣя, и плута клеврета.
  
                                 II.
                       ПЧЕЛИНЫЙ ОТВѢТЪ,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО ТРУДЪ ТРУДУ РОЗНЬ.
  
             Пчелка, съ розы благовонной
             Собираючи доходъ,
             Запасалась тихо, скромно
             Разнымъ снадобьемъ на медъ;
  
             А при корнѣ той же розы,
             Подъ навѣсами вѣтвей,
             Съ мертвой мухой, точно съ возомъ,
             Развозился Муравей.
  
             Приподнявшися на вѣтку
             И увидѣвши Пчелу,
             Онъ вскричалъ ей: А! сосѣдка?
             И сестра по ремеслу!
  
             Что сидишь какъ не живая?
             Иль вздремнула предъ трудомъ?
             Вишь дородная какая,
             А не сладишь со цвѣткомъ!
  
             Ты работаешь, какъ видно,
             Въ день-то съ денежкой на грошъ:
             У тебя совсѣмъ не видно
             Что берешь и что несешь....
  
             Я-жъ тружусь на пропалую,
             Просто трудъ не по плечу:
             Вишь, громадину какую,
             Эку муху волочу!"
  
             Точно, трудъ -- то и другое,--
             Тихо молвила Пчела;
             Но художество прямое
             Развѣ легче ремесла?...
  
             Межъ полезными бываютъ
             Ядовитые цвѣты;
             Я тихонько выбираю,
             Не спѣшу трудомъ, какъ ты;
  
             Отнесешь домой ты ношу
             И оставишь безъ хлопотъ,
             Я же просто такъ не брошу,
             А выдѣлываю сотъ!"
  
             Хотя обидѣлся на это
             Чернорылый Муравей,
             А ни слова для отвѣта
             Не нашелъ сказать онъ ей.
  
                                 III.
                       КОЗЛИНАЯ ДОБЛЕСТЬ,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО НЕ ДОЛЖНО ХВАСТАТЬСЯ
                       ЧѢМЪ НЕ СЛѢДУЕТЪ.
  
             Бородатый удалецъ,
             Старый воръ и проходецъ
             Пакостной породы,--
  
             Разъ къ товарищамъ пришелъ,
             И расхвастался Козелъ,
             Про свои походы....
  
             "Нѣтъ, какъ прежде я служилъ,
             Какъ я дрался, какъ кутилъ....
             Былъ озартный малой!
  
             Вѣрно этакихъ бойцовъ
             Изъ теперешнихъ Козловъ
             Вы найдете мало....
  
             Вѣдь въ овечье стадо я
             Былъ поставленъ во князья....
             Видишь, честь какая!
  
             А за то мнѣ данъ былъ ходъ,
             Что я смѣло шелъ впередъ,
             Путь не разбирая.
  
             Разъ, въ походѣ, вижу лугъ
             За рѣкою; храбрый духъ
             Закипѣлъ что пѣна....
  
             Смѣло я взблеялъ тогда:
             -- Перейдемте, господа,
             Завоюемъ сѣно!--
  
             И не зная есть ли бродъ,
             Я отправился впередъ,
             Овцы всѣ за мною;
  
             Шага три таки прошелъ,
             Вдругъ по бороду ушелъ:
             Яма подо мною!
  
             Я сорвался и поплылъ,
             Всѣхъ было перетопилъ,
             Самъ чуть живъ остался;
  
             Началъ кое какъ грести,
             Чтобъ себя-то хоть спасти;
             Сильно испугался.
  
             Услыхавши шумъ, пастухъ
             Съ батракомъ прибѣгъ самъ другъ,
             И давай скотину,--
  
             За поступокъ храбрый мой,
             Не совѣтуясь со мной,
             Гнать съ воды дубиной....
  
             Всѣхъ ихъ всячески ругалъ,
             Отдубасилъ на повалъ
             Глупое все стадо;
  
             А того вѣдь не смекнулъ,
             Что я ихъ въ бѣду втянулъ;
             Мнѣ онъ далъ награду:
  
             Прицѣпилъ колоколецъ,
             И поставивъ предъ овецъ,
             Рѣчь повелъ такую:
  
             "Вишь вы, вздумали хитрить
             И Козла умнѣе быть!
             Я васъ помудрую!...
  
             Вотъ онъ какъ себя повелъ,
             Этотъ доблестный Козелъ,
             Вотъ онъ, вамъ въ угоду,
  
             Не бояся утонуть,
             Чтобы вывесть васъ на путь,
             Бросился самъ въ воду!
  
             Самъ готовъ онъ былъ пропасть,--
             А за что?-- Хотѣлъ васъ спасть; --
             Вотъ такъ ужъ скотина!...
  
             Честь ему, а вамъ попрекъ;
             Данъ ему за то звонокъ,--
             А для васъ дубина!"--
  
             И доселѣ я съ звонкомъ,
             И за то я всѣмъ знакомъ!"
             Тутъ Козелъ примолвилъ.
  
             Но дворовый старый Песъ
             Хвастовства Козла не снесъ --
             Рѣчь его дополнилъ:
  
             "Эхъ, рогатый бородачъ!
             Самъ я тертый вѣдь калачъ,
             Самъ служилъ я стаду....
  
             Нѣтъ, привѣсили звонокъ
             Не за то, что ты промокъ
             И не за награду;
  
             А за то, что для Козы,
             Для любимой егозы,
             Наша пастушиха
  
             Бережетъ тебя какъ мать,
             И боится потерять
             Этакое лихо!
  
             Только даръ не безъ бѣды:
             Вѣдь плутуешь часто ты,
             Люди это помнятъ:
  
             Въ огородъ ты только скокъ --
             Брякнетъ дарственный звонокъ,--
             Палкой и стрезвонятъ!"
  
             Страхъ обидно какъ Козлу,
             Да еще къ его же злу
             Всякой засмѣялся;
  
             Онъ пошелъ и заблеялъ....
             И ужъ больше для похвалъ
             Въ стадо не являлся.
  
                                 IV.
                       КОШАЧЬЕ ОПРАВДАНІЕ,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО ОДНООБРАЗІЕ БЫВАЕТЪ УТОМИТЕЛЬНО.
  
             Кошка на лапки присѣла,
             Грустно въ раздумьи пропѣла:
             " О, милый Коташа, куда
             Ты въ заднія шелъ ворота? "
  
             И Котъ, посмотрѣвши лукаво,
             Хвостомъ показалъ ей на право,
             И громко мяукнулъ въ отвѣтъ:
             "Туда -- вонъ, къ Маруськѣ, мой свѣтъ!" --
  
             "О, варваръ ты!"-- Кошка вскричала,--
             "Еще ли любви моей мало?
             Признайся по правдѣ себѣ,
             Чего не достало тебѣ!
  
             Чѣмъ кошки другія не то же,--
             Что развѣ не много моложе;
             А шерсть вѣдь не мягче моей,
             И голосъ ни-чѣмъ не звучнѣй....
  
             Да станетъ ли кошка иная
             Ласкать такъ тебя, припѣвая
             Все то, что лишь нужнаго есть,--
             Не пить безъ тебя и не ѣсть?
  
             Одна лишь я, дура, далася,
             Невольной любви предалася,--
             И вижу твой вѣтреный правъ,
             А все ты мнѣ кажешься правъ!
  
             Скажи лишь, чего тебѣ надо,--
             Всѣмъ другу я жертвовать рада; --
             Ты знаешь, что нѣжный твой взглядъ
             Милѣе мнѣ даже котятъ!...--
  
             "Эхъ, милая!"-- Котъ отвѣчаетъ.
             "Нѣжна, молода ты, всякъ знаетъ;
             Да мясо, все мясо, другъ мой!--
             Захочешь и рыбки порой!...
  
             Одни все и тѣ же ухватки,
             Отъ ревности вѣчно нападки,
             Цвѣтъ шерсти все тотъ, все одинъ --
             Наводятъ томительный сплинъ.
  
             И, право, лишь для развлеченья
             Отправишься на посѣщенье,--
             А послѣ къ тебѣ же придешь,
             За тѣмъ, что милѣй не найдешь!"
  
                                 V.
                       СОБАЧЬИ НАСТАВЛЕНІЯ,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО ВЪ ЮНОСТИ ЧУВСТВА ЧАСТО
                       БЫВАЮТЪ ОБМАНЧИВЫ.
                                 (ИДИЛЛIЯ).
  
             Собака возрослая съ собачкой молодою,
             Лежа на солнышкѣ, въ гостинной на окнѣ,
             Желая ей внушить путь истинный къ покою --
             Разумно повела съ ней рѣчь о старинѣ:
  
             "Послушай, милая Нарцизка!
             Я разскажу тебѣ кой что:
             Какъ счастье кажется къ намъ близко,--
             А между тѣмъ несчастье то!...
  
             Коль сердце съ страстію сдружилось,
             Смотри, какъ разъ придетъ бѣда!...
             Вотъ что со мною приключилось,
             Когда была я молода:
  
             Я возросла въ богатомъ домѣ,
             Хозяинъ мой былъ господинъ,
             И не было собакъ окромѣ,--
             Какъ я, да Жучка былъ одинъ.
  
             Онъ былъ ужъ взрослая собака,
             А я была еще щенкомъ;
             Согласію жили мы однако,
             Играли весело вдвоемъ.
  
             Да разъ замѣтили проказу,--
             Я стала черезъ чуръ вольна;
             Меня посѣкли.... Видно съ глазу,
             Была съ недѣлю я больна.
  
             Ему надѣли цѣпь на шею
             И привязали къ конурѣ....
             Какъ цѣпью онъ гремѣлъ своею
             Меня увидѣвъ на дворѣ!...
  
             Такъ съ годъ мы прожили мятежно,
             Напрасно прошлой ждя поры,
             Довольствуяся взглядомъ нѣжнымъ --
             Я съ оконъ, онъ изъ конуры.
  
             Но скоро вовсе разлучили
             Насъ такъ, что свидѣться наврядъ:
             Меня модисткѣ подарили,--
             Его свели въ Охотный-рядъ.
  
             Со мной сдружили собачонку....
             Такая дрянь, хилѣй меня!
             Мы грызлись съ ней; но по маленьку
             Къ своей судьбѣ привыкла я.
  
             Что годъ, щенятъ мы припасали,
             Ласкали насъ во всемъ дому;
             Щенятъ ужъ больше не бросали,
             А раздавали кой кому.
  
             Вотъ разъ, съ хозяйкою моею
             Куда-то въ гости мы идемъ,--
             Бѣгу я рѣзво передъ нею....
             Дай заверну въ чужой, молъ, домъ --
  
             Изъ любопытства.... Дворъ укромной,
             Травой зеленою поросъ;
             Взбѣжала я,-- какъ вдругъ огромный
             Приподнялся дворовый Песъ....
  
             Какъ звякнулъ цѣпью, какъ залился
             Я, просто, такъ и обмерла!
             Потъ съ кожи градомъ покатился,--
             Не помню, какъ съ двора ушла!...
  
             И ты представь же, изумленье
             Какое овладѣло мной:
             Песъ этотъ страшный,-- о, явленье!--
             Былъ прежній, вѣрный Жучка мой....
  
             Какъ измѣнилась въ немъ натура!...
             Его едва узнала я:
             Шерсть вся копромъ, худая шкура
             И морда точно не своя!
  
             Вотъ, хвалятъ волю молодую;
             Какъ я могла несчастна быть!...
             Я удивлялась, какъ такую
             Могла собаку я любить!...
  
             Твой возрастъ юный, пылкій,-- часто
             Онъ будетъ страстью возмущенъ:
             Ты не смотри, что песъ мордастой,
             Да можетъ быть дворняга онъ!"
  
             Собака взрослая съ собачкой молодою
             Бесѣдовала такъ о прошломъ, о быломъ;
             Но удалось ли ей бесѣдою прямою
             Страсть злую упредить -- не вѣдомо о томъ.
  
                                 VI.
                       МЕСТЬ МУХИ,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО НЕ НАДО РАДОВАТЬСЯ ПОГИБЕЛИ ВРАГА.
                       (БАЛЛАДА).
  
             Въ темной кухнѣ, вблизи ночника,
             Отъ котораго кухня коптѣла,
             Вдалекѣ шелестило слегка
             И потомъ будто что-то взлетѣло....
  
             Близь шестка Муха мрачно сидитъ,
             На горшокъ взгромоздившися сальный;
             Нѣтъ да нѣтъ, на ночникъ поглядитъ,
             Повертитъ головою печально;
  
             Иль переднія лапки потретъ,
             Поерошитъ немного головку,
             И промолвитъ: "Сестрою зоветъ,
             А плутуетъ со мною какъ ловко....
  
             Я не первый замѣтила разъ:
             Дворня чаю лишь только напьется,
             Пиръ горою бывало у насъ,
             Всякой вдоволь тутъ крохъ наберется; --
  
             А попробуй, теперь, оплошай,
             Опоздай хоть минутой одною --
             И не думай уже, не гадай
             Пощечиться хоть малой крохою:
  
             Все сестрица къ себѣ приберетъ,
             Сладкихъ словъ тутъ тебѣ понаскажетъ:
             Рѣчь о медѣ съ тобой поведетъ,
             Да и гдѣ онъ поставленъ покажетъ;
  
             Съ дуру ты полетѣла,-- анъ глядь --
             Меду нѣтъ; -- гдѣ-жъ?-- Она, какъ въ печали,
             Только лапки изволить сосать,
             И промолвитъ; -- "ну, видно ужъ взяли!"
  
             А сама, какъ тебя отошлетъ,
             На знакомое мѣсто прискачетъ,
             Крошки всѣ со стола оберетъ
             И въ укромное мѣсто упрячетъ.
  
             Уродилася больно умна,
             Надо мною изволитъ смѣяться:
             Я ѣшь сало вотъ тутъ, а она
             Полетѣла своимъ наслаждаться!..."
  
             Вдругъ ей слышится, кто-то пищитъ;
             Раздалися вопль, плачь и рыданья:
             "Помогите!-- не дайте,"-- кричитъ,
             "Бѣдной сгинуть мнѣ безъ покаянья!"
  
             И не жалостью, правду сказать,
             Любопытствомъ встревожена Муха,
             Полетѣла на голосъ, узнать:
             Кто въ тяжеломъ смятеніи духа.
  
             Подлетѣла.... о, горестный видъ!
             Ну, признаться, едва-ль ожидала:
             Залучивъ въ паутину, тащитъ
             Ту Паукъ, что она охуждала...
  
             Увидавши родную сестру,
             Встрепенулась несчастная Муха:
             "Помоги мнѣ, родная, умру!
             Не могу перевести даже духа!--
  
             Отведи поскорѣе ты нить,
             Да за стѣну я дай ухвачуся:
             Тутъ не въ силахъ злодѣй погубить,
             Я ползкомъ отъ тенетъ оторвуся. "
  
             Но сестра неподвижна, молчитъ,
             Какъ не зная, что дѣлать сначала;
             Тамъ, принявши насмѣшливый видъ,
             На моленье сестры отвѣчала:
  
             "А! сестрица,-- знать это не медъ!
             Видно это не сахару крошки!...
             Посмотрю, какъ Паукъ изомнетъ
             Вороватыя цапкія ножки!..."--
  
             "Помоги мнѣ, родная, повѣрь,
             Я не буду.... склонись къ сожалѣнью!" --
              А, ты просишь и молишь теперь,--
             А куда ты дѣвала имѣнье? "--
  
             "Тамъ.... пойдемъ, полетимъ, я найду:
             Все отдамъ, даже больше -- коль мало..." --
             Нѣтъ, я съ мѣста на шагъ не сойду,
             Коль не скажешь, куда что дѣвала!"
  
             А Паукъ хлопоталъ между тѣмъ
             За добычей, не путаясь въ споры,
             Обтянулъ, подхватилъ -- и совсѣмъ
             Уволокъ онъ несчастную въ нору.
  
             А другая, отрады полна,
             Полетѣла взять кладъ.... не съискала!
             Возвратилась, какъ прежде бѣдна,
             Только совѣсть ее упрекала:
  
             О, злодѣйка! сестру извела
             Изъ корысти, въ отмщенье обману,--
             Вѣдь сокровища ты не нашла,
             А досталось оно -- Таракану!
  
                                 VII.
                       ГОЛУБИНЫЙ СОВѢТЪ,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО ВЪ МІРѢ ВСЕГО ЛУЧШЕ СКРОМНАЯ ЖИЗНЬ.
                                 (ПѢСНЯ)
  
             Ты голубушка
             Моя милая,
             Мохноногая,
             Сизокрылая!
  
             Не прельщай собой
             Голубей чужихъ,--
             Ты житьемъ-бытьемъ
             Не плѣняйся ихъ;
  
             Бойся въ кругъ влетѣть
             Къ турманьямь лихимъ:
             Вскружатъ голову --
             Попади лишь къ нимъ.
  
             Тамъ вертись себя
             Убиваючи,
             Ихъ хозяина
             Потѣшаючи.
  
             Козырные же,
             Аль трубастые....
             Не летаютъ тѣ,
             Только барствуютъ,--
  
             И проводятъ вѣкъ
             Самодурами,
             На дворѣ, въ сору,
             Вмѣстѣ съ курами.
  
             А что чистые --
             Не чисты онѣ;
             Чистой воли имъ
             Не видать во снѣ:
  
             Гонятъ ихъ шестомъ
             На просторъ гулять,
             Да и тѣмъ шестомъ
             Гонятъ спать опять.
  
             Ты послушайся
             Дѣльныхъ словъ моихъ:
             Хорошо съ людьми,--
             Лучше дальше ихъ!
  
             Нашей волюшки
             Въ свѣтѣ нѣтъ вольнѣй,
             Мы живемъ себѣ
             Не спросясь людей.
  
             Пусть зовемся мы
             Просто сизыми,
             Да не мучаютъ
             Насъ капризами.
  
             Ни гоньбой своей
             Не муштруютъ насъ,
             Не свистятъ намъ въ слѣдъ
             Цѣлый битый часъ....
  
             Мы -- гдѣ хочется,
             Пріючаемся,
             По своей волѣ
             Понимаемся.
  
                                 VIII.
                       КОШАЧЬИ ВОПЛИ,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО О ПРІЯТНОМЪ ВРЕМЯ-ПРЕПРОВОЖДЕНІИ
                       ЗАМЫШЛЯТЬ ВПЕРЕДЪ НЕ ДОЛЖНО.
                                 (БАЛЛАДА).
  
             Лишь только закатится солнце
             И звѣзды вспорхнутъ въ небесахъ,
             Она у окна слуховаго
             Стоитъ какъ солдатъ на часахъ.
  
             Присядетъ, и станетъ лизаться,
             На темной окна сторонъ;
             Боится на свѣтъ показаться,--
             Недоброе знать на умѣ! --
  
             Когда-жъ успокоются люди,
             Все въ домѣ сномъ крѣпкимъ заснетъ,--
             Встаетъ она медленно съ кровли
             И -- тихо ступая, идетъ....
  
             Идетъ она къ кровлѣ сосѣда,
             Гдѣ, средь полуночныхъ часовъ,
             Сбиралася тайно бесѣда
             И кошекъ и бойкихъ котовъ.
  
             Но что же!-- напрасно спѣшила:
             Пришла,-- а тамъ пусто кругомъ;
             Все общество будто забыло
             Пріютно-оброшенный домъ,
  
             Гдѣ сотня и болѣе кошекъ
             Орать могутъ сколько хотятъ,
             И гдѣ изъ разбитыхъ окошекъ
             Одни лишь осколки гладятъ.
  
             Ни пса тамъ цѣпнаго не слышно,
             Ни люди туда не прядутъ;
             Гдѣ-жъ кошки? куда онъ дѣлись?
             Зачѣмъ опустѣлъ ихъ пріютъ?
  
             Увы! вѣдь у всякой-то кошки
             Домашнія есть суеты:
             Однѣхъ задержали котята,
             Другихъ пожилые коты.
  
             Иныя снятъ въ мягкихъ перинахъ
             У барынь, своихъ баловницъ;
             Иныя забралися лучше --
             Въ свѣтлицахъ у красныхъ дѣвицъ!
  
             Иныя, отъ трусости жалкой,
             Боятся увѣчья и дракъ;
             Иныя -- ее обманули --
             Ушли на далекій чердакъ!
  
             И, хвостъ свой уставивши падкой,
             По кровлѣ и взадъ и впередъ,
             При свѣтѣ лупы блѣдноликой
             Она одиноко снуетъ....
  
             Гортани своей не жалѣя,
             Поджавши поджарый животъ
             Кота, столь любимаго ею,
             Она громогласно зоветъ....
  
             Зоветъ посмотрѣть, какъ, скучая,
             Она одиноко стоить;
             Ему молока обѣщаетъ
             И мяса сыраго сулитъ.
  
             Нейдетъ ея котъ,-- онъ въ амбарѣ,
             Все жирныхъ мышей сторожить;
             У кошки вся шкура отъ гнѣва
             Съ поднятою шерстью дрожитъ.
  
             И кошка, на свѣтъ негодуя.
             Вдругъ, гнѣвно затрясши хвостомъ,
             Завопила такъ голосисто,
             Что все встрепенулось кругомъ....
  
             Залаялъ сосѣдній песъ звонко,
             Потомъ, прорычавъ, замолчалъ;
             И даже самъ дворникъ, въ просонкахъ,
             Какую-то брань промычалъ.
  
  
                                 IX.
                       МЕДВѢЖІЙ ВКУСЪ,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО ВСЯКІЙ МОЛОДЕЦЪ МЫСЛИТЪ НА СВОЙ ОБРАЗЕЦЪ.
  
             Медвѣдь съ Лисой, да Волкъ въ бесѣду
             Сошлися разъ въ лѣсу втроемъ,
             И послѣ сытнаго обѣда
             Такъ разсуждали о съестномъ:
  
             "Скажи мнѣ, кумъ,"-- Лиса спросила,--
             "Что изъ живья тебѣ милѣй?
             Не правда-ль, куры?"-- Мало милы:
             Мелки; мнѣ любо, что крупнѣй.--
  
             "Нѣтъ, что помельче, то вкуснѣе;
             Признаться, знаю въ этомъ толкъ."--
             -- Нѣтъ, что мясистѣй да жирнѣе,
             То лучше.-- Спорилъ съ нею Волкъ:
  
             -- Примѣрно, крупнаго барана
             Коли придется подхватить....
             За этакой обѣдъ -- тирана
             Готовъ названіе носить.--
  
             "О, кроликъ, уточка!... какъ можно!" --
             Лиса жеманно говоритъ.--
             "Эхъ, знатоки! васъ слушать тошно;
             Знать вашъ желудокъ не варитъ!
  
             Извѣстно дѣло, часть съѣстная
             Вся хороша, какъ ей не бредь;
             Къ чему разборчивость такая?"--
             Такъ продолжалъ ихъ споръ Медвѣдь.--
  
             "Что вкусно тамъ, да что здорово....
             Я нездоровья не боюсь:
             По мнѣ бы цѣлую корову,
             И съ требухой -- вотъ вкусъ, такъ вкусъ!"
  
  
                                 X.
                       ЖУЧІЙ БЫТЪ,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО НЕУДАЧНЫЙ ВЫБОРЪ ВЪ ЖИЗНИ
             ПРИНОСИТЬ ПРЕЖДЕВРЕМЕННУЮ СТАРОСТЬ.
  
             Ужъ осень была не въ началѣ,
             И стлался туманъ по землѣ;
             На полѣ работы кончали,
             Готовили сани въ селѣ.
  
             Вдали отъ тревожнаго стука,
             Въ коровникъ,-- гдѣ тёлокъ семья --
             Сползлися случайно два жука:
             Съ весны они были друзья.
  
             "Ба! здравствуй Капунъ! ты ли это?"--
             Промолвилъ старѣйшій изъ нихъ.--
             "Куда Богъ несетъ?"-- Да отъ свѣта
             Бѣгу, отъ напастей лихихъ.--
  
             "А что приключилось съ тобою?
             Скажи,-- я друзей берегу:
             Совѣтомъ, иль лаской прямою,
             Ко всемъ и всегда помогу...."
  
             Капунъ подалъ лапку; уныло
             Онъ другу въ глаза поглядѣлъ,
             И молвилъ:-- Нѣтъ, Мякишъ, нѣтъ, милый; --
             Страданье мой тяжкій удѣлъ!--
  
             "Помилуй! ты, помнишь, весною
             Былъ хвата!... Гдѣ-жъ дѣвался твой жаръ?" --
             -- Другъ! время прошло золотое:
             Я юнъ былъ,-- теперь ужъ я старъ!--
  
             "И я, то-жъ, не первый десятокъ
             Провелъ не безбѣдственныхъ дней,
             И старъ сталъ, къ веселью не падокъ,--
             Но все же тебя пободрѣй."--
  
             -- Не въ этомъ, товарищъ, вѣдь сила,
             Кто дней сколько въ мірѣ прожилъ,--
             Да что ему жизнь-то сулила --
             Вполнѣ ли онъ то получилъ!--
  
             "А! жизнію ты не доволенъ!
             Знать лѣто провелъ кое какъ!...
             Что-жъ, былъ ты въ неволѣ, аль боленъ?
             Боялся вступить что ли въ бракъ
  
             И прожилъ свой вѣкъ одиноко?...
             Признаться, тебя, другъ, мнѣ жаль!..."--
             -- Э, нѣтъ! все отъ правды далеко)
             Далась мнѣ иная печаль....
  
             Да, братецъ мой, нажилъ я лиха:
             Съ весны меня блажь забрала,--
             Связался я съ скверной Жучихой,--
             Она-то меня извела!--
  
             Что день, то готовься, что къ пиру,
             Все новость достань какъ нибудь:
             Давай ей другую квартиру,
             Навозу другаго добудь.
  
             Ласкай ее, тѣшь, пой ей пѣсни;
             Днемъ, ночью покоя не знай; --
             И словомъ -- себѣ ты хоть тресни,
             А ей ты всего припасай....
  
             Ужъ гдѣ-то мы съ ней не живали:
             Въ курятникахъ, въ сотнѣ клѣтей,
             И просто въ поляхъ ночевали,--
             Вездѣ распложая дѣтей.
  
             Теперь расползлись; горе мимо;
             Да поздо мы стали умны:
             Тогда, какъ на цѣлую зиму
             Пора намъ уснуть до весны!...
  
  
                                 XI.
                       РАЧЬЕ ГЕРОЙСТВО,
             ИЛИ, ВРИ ДА НАЗАДЪ ОГЛЯДЫВАЙСЯ.
  
             "Эхъ вы, раки, друзья!
             Какъ про старь вспомню я --
             Такъ вотъ хвостъ о песокъ и забьется!...
  
             Нѣтъ, не такъ въ старину
             Миръ веди, аль войну;
             Нѣтъ, вамъ видѣть того не придется!
  
             Мы, бывало, чѣмъ-свѣтъ
             Выползаемъ на свѣтъ,
             Покидаемъ илистыя норы;
  
             Въ ладъ клешнями гребемъ,
             Осторожно полземъ,
             И сквозь влагу стремимъ наши взоры.
  
             Мы смекнемъ на тощакъ,
             Что сучекъ, что червякъ;
             Знаемъ взять или нѣтъ что клешнею;
  
             Неподвижно сильны,
             Постоянно умны,--
             Мы съ разсудкомъ пускаемся къ бою.
  
             И храбры-жъ были въ старь:
             Намъ не только Пискарь,
             Но и Ершъ, коль въ клешни попадется --
  
             Не упустимъ его,
             И до нёльзя всего
             Изсосемъ, какъ онъ тамо ни рвется.
  
             И Уклейка и Изъ,
             Только-бъ заплыли въ грязь,
             Да возмутили-бъ кругомъ себя воду,--
  
             Этотъ хилый народъ
             Храбрый Ракъ стережетъ,
             Отъ клешни его нѣтъ имъ уходу.
  
             И, бывало, Плотва
             Уходила едва;
             А не то, коль поймаемъ -- замучимъ.
  
             Да ужь что говорить!
             Коль придется кутить --
             И Щученка бывало прищучимъ!
  
             Только Вьюнъ, аль Налимъ
             Нами не былъ любимъ,
             Отъ того, что увертливы больно;
  
             Да порой Карася,
             Силъ своихъ не спрося,
             Ухвативши пускаешь невольно!"
  
             Такъ-то хвастался Ракъ,
             Въ правду путая вракъ
             И дневнымъ грабежомъ выхвалялся;
  
             Но погибельный рокъ
             Хвастунишку стерегъ,--
             И съ друзьями Ракъ въ е эти попался..
  
             И ловецъ, какъ товаръ,
             Сдалъ живье на базаръ --
             И на храбраго тамъ не взглянули....
  
             Вышла Раку бѣда:
             Покраснѣлъ отъ стыда
             Онъ у Повара въ мѣдной кострюлѣ.
  
  
                                 XIII.
                       ШМЕЛИНОЕ ЖЕЛАНІЕ,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО ТРУДНО ПРІИСКАТЬ ДРУГА ПО НРАВУ.
  
             Разъ Шмель толстый, въ часъ досуга,
             Философски разсуждалъ
             (Онъ, поссорившись съ подругой,
             Друга въ обществъ искалъ):
  
             "Гдѣ съискать мнѣ сердцу милыхъ?
             Въ комъ отраду я найду?
             Съ кѣмъ я изъ прозрачно-крылыхъ
             Дружбу искренно сведу?
  
             Вотъ Комаръ, и милый малой:
             Сѣръ и простъ его армякъ,
             Никому не вредно жало,
             Пѣть готовъ хоть на тощакъ; --
  
             Да порокъ въ немъ злой ведется:
             Только бы не гнали прочь,
             Такъ, каналья, насосется,
             Что летѣть уже не въ мочь!
  
             Пользы дастъ Пчела не мало,
             Только дѣла ей давай,--
             Но за то ужъ бойся жала,
             Да и корму припасай!
  
             Стрекоза.... та, въ самомъ дѣлъ,
             Отъ зори и до зори
             Весела; но ужъ о дѣлъ
             Съ ней никакъ не говори!
  
             Съ кѣмъ, не знаю, подружиться,
             Хоть созданье мы одно....
             Ахъ, ты, Господи, ужиться
             Какъ на свѣтѣ мудрено!"
  
                                 XIV.
                       МУРАВЬИНОЕ ЗАВѢЩАНІЕ,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО НАЖИТОЕ НЕДОБРОМЪ ВЪ ПРОКЪ НЕЙДЕТЪ.
  
             Такъ, умирая, старый Муравей
             Оканчивалъ житейскіе расчеты;
             Въ кругу родныхъ, знакомыхъ и друзей,
             И всѣхъ, о комъ онъ полонъ былъ заботы.
  
             "Друзья мои, и дѣти, и отцы,
             И братія.... настало уже время,
             Пора свести съ концами мнѣ концы;
             Пора сложить мнѣ грѣшной жизни бремя....
  
             Я чувствую, что ноги ужъ не тѣ,
             И щупальцы мои ужъ притупились:
             Я ихъ умаялъ въ тягостномъ трудѣ;
             Пора на отдыхъ; дни мои свершились!
  
             Вы собрались на мой послѣдній зовъ,
             Вы притекли разумною толпою....
             Но, по пусту, что тратить много словъ,--
             Пришли вы взять награбленное мною!...
  
             И, видите, запасся я добромъ:
             Такихъ яицъ едва ли вы видали ..
             Да страшно мнѣ; забочусь объ одномъ,--
             Нажитаго чтобъ вы не промотали!...
  
             Взгляните -- здѣсь запасъ на круглый годъ:
             Вотъ половина стрекозы, два жука,
             Три паука, червякъ, пять мухъ -- и вотъ
             Полъ-яблока.... Добыть нужна наука!
  
             Не просто я вотъ такъ все обобралъ,
             А нужны были хитрость и уловка:
             Иныхъ убилъ, иное своровалъ,
             Иль у своихъ иное отнялъ ловко....
  
             И нажилъ вотъ; -- и вмѣсто, чтобъ пожить,
             Довольствоваться честиными трудами,--
             Околѣваю... жалко, но, какъ быть!"
             И Муравей простерся вверхъ ногами.
  
             Наслѣдники оплакали его
             И за ноги стащили въ подземелье;
             Потомъ, любя роднаго своего,
             Не мѣшкая схватились за имѣнье; --
  
             Какъ вдругъ явился птицеловъ Пахомъ
             Къ наслѣдникамъ, и заварилъ имъ кашу:
             Онъ всю семью ошпарилъ кипяткомъ,
             А яйца всѣ выгребъ на продажу.
  
  
                                 XV.
                       УТИНЫЯ ЧУВСТВОВАНІЯ,
             ИЛИ О ТОМЪ, КАКЪ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ИЗМѢНЯЮТЪ НРАВЪ.
                       (РОМАНСЪ).
  
             Тамъ, на водахъ прекраснаго пруда,
             Покрытаго осокою и тиной,
             Не знала я, что въ мірѣ есть бѣда,
             Не вѣдала печали ни единой.
  
             Но вдругъ нашли нежданые ловцы,
             Съ огнемъ, со псами, изъ страны далекой....
             И зрѣла я, какъ юные птенцы
             И матери ихъ стали жертвой рока!..
  
             Мой нѣжный другъ, всѣхъ селезней краса,
             Сказалъ:-- "Летимъ отъ смертныхъ прочь, подруга!"--
             И мы взвилися съ нимъ подъ небеса....
             Но выстрѣлъ -- пафъ!-- и я лишилась друга!
  
             Тогда одна, какъ робкое дитя,
             Между заботъ, опасностей всегдашнихъ,
             Ища пріюта и, не находя,--
             Наткнулася на утокъ я домашнихъ.
  
             Онѣ, не презря, дали мнѣ пріютъ....
             Прости мой край, любовь моя потухни!
             Инаго друга я съискала тутъ,
             И яйца несу теперь -- для кухни.
  
                                 XII.
                       ДОСТОИНСТВА СВЕРЧКА,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО О ДОСТОИНСТВАХЪ СУДЯТЪ ПО
                       СОБСТВЕННОМУ ВКУСУ.
  
             "Онъ постъ однообразно,
             Только пѣснь его звучна;
             И ужъ темъ она прекрасна --
             Безъискуственна она!"
  
             -- Нѣтъ, мнѣ нравится въ немъ сила:
             Какъ, пріятель, запоетъ,
             Иль засвищетъ, то-то мило,--
             Такъ вотъ душу и деретъ!--
  
             "Ну, а ты какого мнѣнья,
             Длинноногій дуралей?
             Ну, лѣнтяй, свое сужденье
             Изложи же поскорѣй!"
  
             Такъ Оса, да Шерстень толстый,
             На заборѣ, съ Комаромъ,
             Судъ критическій, серьезный
             О Сверчкѣ вели втроемъ.
  
             "Да!"-- сказалъ съ глубокимъ чувствомъ
             И подумавши Комаръ:
             "Онъ владѣть гораздъ искусствомъ;
             Въ немъ еще завидный даръ:
  
             Да, такихъ съискать со свѣчкой!--
             Онъ не для хвалы поетъ,--
             Скромно жизнь ведетъ подъ печкой,
             Гонятъ -- тотчасъ вонъ идетъ!"
  
                                 XVII.
                       ЧИЖАЧЬИ ПОХОРОНЫ,
             ИЛИ КАКЪ ПОХВАЛЫ НИ ДАЛЕКИ ОТЪ ПОРИЦАНІЯ.
  
             "Кума! ты слышала ли вѣстку?
             Вонъ Хлестъ вишь видѣлъ, говоритъ.... "
             Синица такъ изъ клѣтки въ клѣтку
             Овсянкѣ по утру кричитъ.
  
             "Вчера, не знаю въ часъ который
             (Вишь Хлестъ, болванъ, не посмотрѣлъ),
             Вѣдь что леталъ-то, бѣдный хворый,
             Хозяйскій Чижикъ -- околѣлъ! "
  
             -- Скажи пожалуй!... ахъ, бѣдняга!--
             Знать смерть и добрыхъ не щадитъ!--
             А видь какой онъ былъ добряга
             Всѣхъ насъ бывало облетитъ:
  
             Кому веселое чиликнетъ,
             Кому -- здорово!-- прокричитъ;
             Сквозь клѣтки клюнешь -- и не пикнетъ,
             А только дальше отлетитъ.--
  
             "Ну и хозяинъ ужъ съ раченьемъ
             Какимъ всегда за нимъ ходилъ.
             А вѣдь сказать не въ осужденье,
             Ну, чѣмъ отлично былъ онъ милъ?
  
             За что такое полюбился?
             Признаться,-- плохо распѣвалъ;
             Вѣдь развѣ только что не бился,
             Да въ клѣтку самъ всегда влеталъ?"
  
             -- Ума въ немъ, правда, не хватало,--
             И кто-жъ за то не по коритъ --
             По комнатамъ ужъ онъ не мало
             Бывало брызжетъ и соритъ.--
  
             "Да, да; за это я не рѣдко
             Веда сердитую съ нимъ брань:
             Бывало прилетитъ на клѣтку,
             Да вдругъ къ тебѣ и сброситъ дрянь!
  
             -- И ужъ въ к кой любви былъ въ домѣ:
             Что день, то свѣжій все песокъ;
             Какъ будто нѣтъ и птицъ окромѣ....
             А смѣхъ, что былъ за голосокъ!--
  
             "А мы себя какъ пѣньемъ мучимъ!
             Свистимъ, кричимъ во весь свой ротъ,
             Похвалъ же столько не получимъ:
             Для нихъ милѣе вишь уродъ!..."
  
             И у людей вѣдь есть повадка:
             Съ хвалой ругательство мѣшать,--
             Лишь стоитъ молвить для порядка:
             "Не въ осужденіе сказать!"
  
  
                                 XVIII.
                       СОБАЧЬИ ВОСПОМИНАНІЯ,
             ИЛИ О ТОМЪ, КАКЪ ПРІЯТНО МЕЧТАТЬ О ПРОШЛЫХЪ ЧУВСТВАХЪ
  
             Здѣсь, противу барской поварни,
             Я лежа на солнышкѣ, грѣлась,
             А Сѣрко глядѣлъ въ подворотню
             И изрѣдка ласково лаялъ.
             Я два раза тявкнула тоже,
             А больше брехать постыдилась:
             Подумаетъ Сѣрко, пожалуй,
             Что я навязаться готова
             Сама, только лай бы услышать!
             Нѣтъ, я ужъ теперь осторожна
             И пылкости нѣтъ во мнѣ прежней;
             Къ тому же, любовь моя къ Сѣрку,
             Увы! ужъ любовь не впервые....
             О, какъ я любила Салтанку!
             Какой онъ былъ бойкій, игривый!
             Бывало бѣжитъ что есть рыси
             Къ воротамъ "здорово" пролаять;
             И я -- ну, едва ли такая,
             Другая найдется межъ нашихъ --
             Пускай я, не такъ какъ нахалка,
             Къ нему со всѣхъ ногъ не бросалась,
             А лаяла скромно по-одаль,--
             За то такъ смотрѣла привѣтно,
             Что слюнки распуститъ Салтанка
             И морду себѣ лижетъ -- лижетъ....
             "У. словомъ, мои взгляды были
             Вкуснѣе ему сочной кости.
             А если, глядя этакъ нѣжно,
             Еще и хвостомъ повиляешь,--
             Какъ, батюшки-свѣты, Салтанка
             Отъ радости пустится прыгать
             И бѣгать то скокомъ, то рысью....
             Ужъ дворникъ, бывало, напрасно
             И манитъ, и грозно прикрикнетъ --
             Салтанка не слушаетъ вовсе
             И прочь отъ меня не отходитъ,
             А самъ онъ какой былъ красавецъ!
             Высокій такой, чернорылый,
             Съ хвостомъ закорюченнымъ къ верьху,
             Съ глазами блестѣвшими ярко.
             Какой же храбреца, былъ, ревнивецъ:
             Бывало любую собаку,
             Хоть будь его вчетверо выше,
             Отъ нашихъ воротъ прочь отгонитъ;
             Самъ первый кидается въ драку,
             Не то, чтобы просто лишь лаялъ:
             Готовъ до полсмерти загрызться;
             А все, чтобы мнѣ полюбиться!...
             Ахъ! не было, знать, и не будетъ
             Подобнаго милаго друга!
             Пусть Сѣрко тамъ лаетъ какъ знаетъ,
             А я не пойду къ подворотнѣ;
             Усну я немножко на солнцѣ,
             Авось мнѣ сонъ сладкій приснится,
             Авось я увижу Салтанку!
  
                                 XIX.
                       ВОСТОРГЪ СЕЛЕЗНЯ,
             ИЛИ О ТОМЪ, КАКОЕ УДОВОЛЬСТВІЕ БЫТЬ ВМѢСТѢ
                       СЪ ЛЮБИМЫМЪ ПРЕДМЕТОМЪ.
  
             Послушайте, какъ квакаетъ!
             Глядите, какъ идетъ!
             Какъ съ лапочки на лапочку
             Переступаетъ!... а?
             Не правда ли, красавица?
             Не правда-ль -- хороша?
             Какія у ней перышки,
             Какой у ней носокъ;
             Какая шейка гибкая,
             А глазки -- что жучки!
             И плотная, и тучная --
             Ужъ есть на что взглянуть!
             Такая полновѣсная,
             Какъ бы мѣшокъ съ овсомъ;
             А что за чистоплотная:
             День цѣлый на прудѣ
             Ныряетъ и купается,
             Чтобъ полюбиться мнѣ.
             О -- ква-ква-ква! Сѣряночка!
             Поди ко мнѣ, поди!
             Пойдемъ мы на болото, тамъ
             Поищемъ червячковъ;
             Пошляндаемъ, потопчимся;
             Хоть лапки загрязнимъ,
             Да вдоволь мы насытимся;
             А тамъ мы, на прудъ,
             Поплаваемъ, очистимся,
             Обмоемся въ водѣ.
  
  
                                 XX.
                       ЛОШАДИНОЕ ПРИЗНАНІЕ,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО ВИДЪ МОЛОДОСТИ ПРІЯТНѢЙ ЖАРА СТАРОСТИ.
  
             "Буро-пѣгая Кобылка,
             Какъ тебя я полюбилъ!
             Кровь во мнѣ играетъ пылко...."
             Конь саврасый говорилъ.
             "О, потѣшь меня немножко,
             Не кусайся, будь смирна!
             Не брыкайся задней ножкой,
             Будь разсудлива, умна!...
             Чѣмъ тебѣ я не по нраву?
             Али я не статный конь?
             Али я не нажилъ славы?
             Не бросался ль я въ огонь?...
             Близь Алжира въ жаркой схваткѣ
             Я скакалъ подъ сѣдокомъ --
             Только ахали лошадки,
             Да дивилися тайкомъ.
             Получилъ четыре раны
             И отставку получилъ;
             Ну, теперь не безъ изъяна --
             Да каковъ я прежде былъ!
             Такъ ужъ ради прежней славы
             Ты меня не обездоль;
             Али бѣгъ мой не поправу?
             Нутка пустимся -- изволь!... "
             И въ отвѣтъ ему Кобылка:
             "Много пожилъ ты, мой свѣтъ;
             Кровъ въ тебѣ играетъ пылко,
             Да вѣдь молодости нѣтъ!"
  
  
                                 XXI.
                       ОСЛИНЫЙ ДОВОДЪ,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО О ВКУСАХЪ СПОРИТЬ НЕ ДОЛЖНО.
  
             Разъ двумъ щенкамъ по голой кости
             Далъ кто-то; что ужъ тутъ глодать?...
             Щенки не сыты, и со злости
             Давай про пищу разсуждать:
  
             -- За чѣмъ устроено такъ въ мірѣ,
             Что только мясо мы ѣдимъ?
             А сѣна вонъ стога четыре --
             Мы на него и не глядимъ.
  
             Какая бы тому причина?
             Чѣмъ не по нраву сѣно намъ?
             Что, пища, каждому по чину
             Дана, иль только по зубамъ?...
  
             Одинъ протявкалъ: "Дѣло въ чинѣ:
             Тотъ вкусно ѣстъ, кто въ честь попалъ."
             Другой залаялъ:" Нѣтъ, скотинѣ
             Зубастой, вкусъ Юпитеръ далъ."
  
             Добро бы взрослыя собаки,
             А то щенки, войдя въ задоръ,
             Долаялись почти до драки;--
             Оселъ прервалъ ихъ гнѣвный споръ.
  
             "Щенята! вы молокососы;
             Совсѣмъ вы судите не такъ;
             Оселъ ученый я: вопросы
             Логическіе мнѣ пустякъ.
  
             Чѣмъ по пусту вамъ огрызаться,
             Спросили бы меня, Осла,
             Я вамъ помогъ бы можетъ статься:
             Наука до всего дошла!
  
             Не нужно тутъ воображенья,
             Разсудку вѣрить не велятъ;
             Со вкусомъ знай соображенье
             И будешь знаніемъ богатъ.
  
             Будь своему желудку пѣстунъ,
             Такъ потучнѣешь -- не узнать:
             Concordia res parvae crescunt,--
             Правдивѣй нечего сказать.
  
             И сѣно предпочесть не странно,
             Когда мы такъ опредѣлимъ,--
             Что пища то скотовъ избранныхъ:
             Вотъ Слонъ и я его ѣдимъ.
  
             Работникъ же -- вонъ та скотина,-
             Съ которымъ часто я дерусь --
             (Онъ бьетъ меня, болванъ, дубиной,
             Да я не больно вѣдь боюсь) --
  
             Онъ сѣна, какъ и братья ваша,
             Совсѣмъ не любитъ и не жретъ;
             Хозяина ругаетъ даже,
             Коль тотъ его косить пошлетъ.
  
             Такъ всякій тутъ легко разсудитъ,
             Чья голова не такъ пуста:
             Что умный -- умное и любитъ,
             Что мясо сѣну не чета!"
  
  
                                 XXII.
                       КОШАЧЬЯ ХАНДРА,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО ВЪ СТАРОСТИ ГЛАЗА ВИДЯТЪ ИНАЧЕ.
  
             Подъ навѣсомъ у сарая
             Брыско, сѣрый Котъ, сидитъ,
             И, кругомъ все озирая,
             Самъ съ собою говоритъ:
  
             "Видно свѣтъ къ концу сталъ ближе,
             Все теперь не то, не такъ:
             Вонъ и кровлю поднялъ выше
             Плотникъ -- этакой дуракъ!
  
             Что за страсть къ нововведеньямъ?
             То-ли дѣло старина!...
             Мохъ на кровлѣ.... заглядънье,
             Какъ покрыта имъ она!
  
             У трубы, бывало, планки,
             Два окошка съ чердака;
             Заберешься съ позаранку,
             Да и ждешь изъ подтишка:
  
             Не прокралася ли Кошка,
             Не присѣлъ ли воробей; --
             Съ первой попоешь немножко,
             А другаго -- цапъ! скорѣй.
  
             Нынче нѣтъ ужъ этой ловли!...
             Воробья не разглядишь;
             Лапы врозь скользятъ по кровлѣ --
             То и жди, что самъ слетишь.
  
             Да и кошки, песъ ихъ знаетъ --
             Стали этакая дрянь:
             Ты съ ней пѣть, она кусаетъ,--
             Смотришь, вмѣсто дружбы, брань!
  
             Даже мыши и мышаты
             Нынче вдвое удалѣй;
             Такъ канальи плутоваты,
             Что съ трудомъ поймать, ей-ей!
  
             Словомъ, жить ужъ не пріятно,
             Самый свѣтъ мнѣ омерзѣлъ;
             Скверно, гадко, такъ досадно,
             Ни на что бы не глядѣлъ!"
  
             -- А за что такая злоба?
             Что на новость класть вину: --
             Старъ котище ты, не то бы
             И не вспомнилъ старину!--
  
  
                                 XXIII.
                       КОРОВЬИ НѢЖНОСТИ,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЯ ЧУВСТВОВАНІЯ
                       НЕ ЛИШАЮТЪ АППЕТИТА.
  
             Чье слышно томное мычанье,
                       Кто тосковалъ?
             То юный Быкъ свое страданье
                       Такъ выражалъ:
  
             "О лютый рокъ, о участь злая!
                       Унылъ мой духъ....
             Гдѣ ты Буренка молодая,
                       Гдѣ ты, мой другъ?
  
             Нѣтъ, ты не другъ уже мнѣ нынѣ,
                       Любви предметъ;
             Ты измѣнила и въ поминѣ
                       Меня, чай, нѣтъ!...
  
             Я съ нею росъ, еще теленкомъ
                       Ее любилъ....
             Какъ хороша была Буренка --
                       Я не забылъ!...
  
             Намъ вмѣстѣ съ нею кормъ давался
                       И водопой;
             Я съ ней такъ нѣжно обращался,
                       Она -- со мной....
  
             Да, такъ любили мы другъ друга!
                       Дѣлясь овсомъ,
             Я дѣлалъ нѣжную услугу
                       Всегда притомъ:
  
             То языкомъ ей за ушами
                       Я полижу,
             То подъ бокомъ слегка рогами
                       Ей почешу....
  
             Она же такъ бывало мило
                       Себя ведетъ:
             Глядитъ, глядитъ -- и прямо въ рыло
                       Меня лизнетъ!...
  
             Въ чемъ мнѣ искать теперь отрады?
                       Душа пуста;
             Буренушку угнали въ стадо --
                       Я сирота!
  
             Кому теперь разсѣять нужна
                       Мою печаль?
             Кто промычитъ со мною дружной
                       "Тебя мнѣ жаль!"
  
             Но что мнѣ болѣе обидно
                       И что грустнѣй:
             Мнѣ очень, очень ясно видно
                       Измѣну въ ней.....
  
             Я видѣлъ -- сердце запылало
                       Мое огнемъ!
             Она охотно побѣжала
                       За пастухомъ....
  
             Я понялъ и -- сказать боюся --
                       Потерянъ другъ!...
             Не звукъ рожка ей сталъ по вкусу,
                       Не ревъ подругъ:
  
             Ее Бычище недостойный
                       Плѣнилъ . Увы!
             Я не могу теперь спокойно
                       Щипать травы!
  
             Вонъ, есть въ хлѣву овесъ янтарный,
                       Но что мнѣ въ томъ?
             Не заманить неблагодарной
                       И колачемъ!
  
             У! вспомнить жалко мнѣ и больно!
                       А почему?
             Я такъ любилъ ее.... Довольно....
                       Му-му! му-му!"
  
             И такъ мычаньемъ заглушая
                       Тоску безъ слезъ,
             Пошелъ мой Быкъ подъ сѣнь сарая
                       Доѣсть овесъ.
  
  
                                 XXIV.
                       ПѢТУШЬЯ ДОГАДКА,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО У КАЖДАГО ЕСТЬ СВОЕ ОРУДІЕ ДЛЯ ЗАЩИТЫ (*).
  
             -- Ну-ко, братъ, козелъ Кастрюка!
             Проблеялъ баранъ Бурсай,
             -- Кто изъ насъ сильнѣе -- ну-ка,
             Пободаемся давай!
  
             "Голова твоя баранья --
             Гдѣ тебѣ соваться тугъ:
             Отъ меня и безъ боданья
             Люди за версту бѣгутъ!"
  
             -- Вы берете вѣдь не силой,
             Прокричалъ на нихъ Пѣтухъ.
             -- Ты, Баранъ, лбомъ крѣпокъ, милой,
             У Козла же -- крѣпокъ духъ.
  
             (*) Согласно съ чѣмъ и дѣдушка Анакреонъ пѣлъ:
                       Зевесъ быкамъ далъ рога,
                       Копыты лошадямъ, и проч.
  
  
                                 XXV.
                       ПОРОСЯЧЬЯ ДОСАДА,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО ДРУЖБА ТРЕБУЕТЪ ОДНООБРАЗНОЙ
                        ЖИЗНИ И ОДИНАКОВОСТИ ВКУСА.
  
             Такъ Поросенокъ Поросенка
             За чванство за глаза журилъ;
             Съ презрѣньемъ провизжавши звонко,
             Онъ самъ съ собой заговорилъ:
  
             "Ну, пусть рожденъ я не на славу,
             Ну, пусть имѣю видъ дурной;
             А право больше не по нраву
             Вонъ этакой другъ дѣтства мой....
  
             Нѣтъ, не хочу я съ нимъ дружиться,--
             Онъ рода нашего уродъ:
             Въ грязи не. хочетъ повозиться
             И въ ротъ навозу не беретъ.
  
             Онъ насъ ужъ братствомъ не потѣшитъ;
             Другой казать онъ хочетъ видъ:
             Себя объ уголъ не почешетъ,
             А полизаться наровитъ....
  
             Къ чему намъ кошачьи пріемы
             И разной этотъ свѣтской вздоръ?
             Вѣдь мы съ нимъ не вчера знакомы;
             Отчизна наша задній дворъ.
  
             Вѣдь глаженьемъ не станешь милымъ,
             И правду люди говорятъ:
             Куда уже съ навознымъ рыломъ
             Соваться бы въ калачный рядъ!...
  
             Ну если-бъ было въ немъ такое --
             Породы бы не распознать,
             А онъ -- ну что же онъ такое?--
             Такая-жъ шерсть, такая жъ стать!...
  
             И морды нѣтъ на свѣтѣ хуже;
             А вѣдь заносчивый какой:
             Уставится, скотина, въ лужу
             И все любуется собой!...
  
             Ужъ какъ ни умничай тутъ тонко;
             А головой ручаюсь я:
             Изъ маленькаго Поросенка
             Ни что же выйдетъ, какъ свинья!...
  
  
                                 XXVI.
                       СОРОЧЬЕ РАЗСУЖДЕНІЕ,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО И И ДОЛЖНО РАЗСУЖДАТЬ
                       ПРО ТО, ЧЕГО НЕ ПОНИМАЕШЬ.
  
             Надоѣло бѣлобокой
             По застрѣхамъ крышъ летать.
             На навозъ присѣвъ, Сорока
             Ну-ко людъ пересуждать:
  
             "Для чего на свѣтѣ бѣломъ
             Завелося у людей
             Занимать тяжелымъ дѣломъ
             Тѣхъ скотовъ, кто послабѣй?
  
             Вонъ Оселъ съ поклажей ходитъ,
             Хоть и худъ и глупъ вѣдь онъ;
             А Козелъ безъ дѣла бродитъ,
             Хоть и толстъ да и смышленъ....
  
             Вонъ Кляченка воду возитъ,
             Конь же добрый такъ стоитъ:
             Въ праздникъ только сбрую носитъ,
             А недѣлю ѣстъ да спитъ.
  
             Тощій Волъ день цѣлый пашетъ,
             А откормленный Хрю -- хрюкъ
             Только встанетъ да и ляжетъ,
             Не одинъ еще -- самъ-другъ....
  
             Да и мало-ль что находимъ
             Въ этой странности людской:
             Сильный Песъ по волѣ ходитъ,
             Слабый Песъ у нихъ цѣпной!...
  
             Впрочемъ, очень можетъ статься,
             Что рѣченные скоты
             Ни куда и не годятся,
             Какъ на тяжкіе труды."
  
  
                                 XXVII.
                       СВИНОЙ ОТЗЫВЪ,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО НЕЛЬЗЯ ПРИМѢНЯТЬ СВОЙ БЫТЪ
                       КЪ БЫТУ ДРУГАГО.
  
             "Что за надзоръ такой надъ нами,--
             Ужъ видно дворникъ любитъ насъ! "
             Такъ, утонувъ въ грязи съ ногами,
             Хрю хрюкалъ Боровъ развалясь.
  
             "Да это не житье -- раздолье!
             Какъ съ верьху солнышко печетъ,--
             А между тѣмъ въ грязи приволье,--
             Вода съ двора и не течетъ....
  
             Теперь, Барбосъ, сказать ты воленъ,--
             Положимъ, ты хоть не Свинья,--
             Ты вѣрно дворникомъ доволенъ
             Почти не менѣе, чѣмъ я?...
  
             Тебя онъ лаской удостоилъ,
             Меня довольствомъ наградилъ:
             Тебѣ онъ кануру построилъ,
             Меня онъ лужею снабдилъ.
  
             Онъ, видно, вѣдаетъ нашъ норовъ?
             Вѣдь такъ-ли? нечего сказать!"
             Такъ приставалъ къ собакѣ Боровъ,
             Ея желая мнѣнье знать.
  
             "Мерзавецъ дворникъ нашъ!" со злостью
             Цѣпной Барбосъ въ отвѣтъ сказалъ;
             "Меня онъ обдѣляетъ костью,
             А ты накормленъ наповалъ.
  
             Совсѣмъ онъ намъ добра не мыслитъ:
             Проводитъ цѣлый день во снѣ; --
             Отъ лѣни грязи онъ не чиститъ,
             Отъ лѣни ѣсть не носитъ мнѣ."
  
  
                                 ХXVIII.
                       ГАЛОЧЬИ СПЛЕТНИ,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО НЕ ВСЯКОМУ СЛУХУ ВѢРЬ
                       (Отрывки).
  
             Галка сплетни полюбила,
             Галкѣ сплетни стали кладъ;
             Вотъ она и настрочила
             Обо всемъ такой докладъ:
  
             Что слыхала, что видала,
             Все то къ свѣденью брала;
             А чего не понимала,
             То сама ужъ приврала.
  
                                 1.
  
             Муха въ встрѣчу. "Ты откуда?"
             -- Вонъ оттуда, съ чердака.--
             "Что-жъ такъ зла? приняли худо?"
             -- Нѣтъ, сержусь на чудака:
  
             Слышу соты поминаютъ
             И влетѣла я въ окно,
             Анъ ученый тамъ читаетъ
             Сочиненіе одно....
  
             Въ немъ онъ, видишь ли, провѣдалъ
             Пчелъ водить изъ барыша!...
             Самъ же, видно, не обѣдалъ,
             Блѣдный, тощій -- въ чемъ душа.
  
             Мнѣ досадно показалось,
             Что меня морочитъ онъ:
             Я его куснула за носъ,
             Да и вылетѣла вонъ.
  
                                 2.
  
             Какъ-то Чижикъ желтобокой
             Сѣлъ со мною на за боръ;
             Я тутъ тонко, издалека
             Завела съ нимъ разговоръ:
  
             -- Что, сосѣдъ, моя отрада,
             Правда-ль, будто бы на дняхъ,
             Къ намъ скворцовъ примчалось стадо
             И поютъ вишь такъ, что тцъ -- ахъ??--
  
             "Да, почти ужъ три недѣли,
             Какъ они у насъ гостятъ;
             Много пѣсенъ намъ напѣли,
             Только что-то все не въ ладъ."
  
             -- Чай скворцы поютъ не дурно,--
             Аль пѣнье не по ушамъ?--
             "Нѣтъ, не по-сердцу -- фигурно;
             Простота милѣе намъ.
  
             Тамъ вишь, за-моремъ, сороки
             Судятъ-рядятъ лучше насъ....
             Намъ отъ никъ не брать уроки;
             Пусть ихъ хвалятъ, въ добрый часъ!
  
             Говорятъ, что мы вишь жалки,
             Что нейдемъ съ своей межи;
             Насъ ругаютъ: вы-де Галки,
             Желтобокіе Чижи!--
  
             Да со зла себѣ хоть тресни,
             Гнѣвъ ихъ вовсе безтолковъ:
             Намъ ни чьи не милы пѣсни,
             Кромѣ нашихъ соловьевъ.
  
             И изъ насъ инымъ пріятно
             Слушать.... Мой же толкъ такой:
             Пѣсни ихъ мнѣ не понятны,
             Да и звукъ-то не родной."
  
                                 3.
  
             Ни укора, ни сомнѣнья --
             Словомъ, что ни да, ни нѣтъ,
             На чижачье разсужденье
             Не сказала я. въ отвѣтъ..
  
             И слетѣла въ низъ, гдѣ куры*
             Тутъ бродили близъ окна;
             Раскудахталися, дуры,
             А. особенно одна.
  
             Да Пѣтухъ ей далъ острастку:
             Ухвативши за хохолъ,--
             Препорядочную таску
             Задалъ.. ...
  
             Я, признаться, подтрунила:
             -- Что Пѣтухъ такой, молъ, злой?
             Чѣмъ его ты огорчила,
             Что онъ рушатъ твой покой?
  
             Аль любить тебя не хочетъ?
             Изщипалъ, смотри, всю въ пухъ!--
             "Да ужъ важность руской Кочетъ:
             Мнѣ индѣйскій милъ Пѣтухъ!"--
  
             Отвѣчала мнѣ кудлашка
             И тряхнула хохолкомъ.
             Что за странная замашка
             Подымать въ семьѣ содомъ!
  
                                 4.
  
             Тутъ высматривалъ находку
             Коршунъ, нашъ лѣсной сосѣдъ....
             Да какъ схватитъ вдругъ Молодку,
             Поднялся -- простылъ и слѣдъ!
  
             Вдругъ Насѣдка закричала:
             "Ай! мою украли дочь!"--
             Скандалёзно! я сказала,
             А сама отъ ней. и прочь.
  
                                 5.
  
             Совъ, Воронъ, на диво птицамъ,
             Воробьи съ ума свели,--
             А Чечеткамъ да Синицамъ
             Полюбились -- Журавли!
  
  
                                 XXIX.
                       ВОРОБЬИНЫЙ ГНѢВЪ,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО СОЕДИНЕНІЕ НЕ ОДИНАКОВОЙ
                       ПОРОДЫ ПРОИЗВОДИТЪ НЕСОГЛАСІЕ.
                       (галочья сплетня).
  
                                 6.
  
             Свѣтъ не мало подивился,
             Вышелъ срамъ такой... ей, ей!...
             На Чечеткѣ вдругъ женился
             Слабосильный Воробей.
  
             Всѣ кричали, что не пара,
             Но поди-жъ, уговори!
             Подъ застрѣхой, у амбара,
             Оженились до зари....
  
             Ну ужъ и нашли находку,
             Ужъ житье -- не потаю:
             Тяжко стало и Чечеткѣ,
             Да и плохо Воробью.
  
             Подсмотрѣла, согрѣшила,
             Ссору ихъ -- изъ-за угла --
             (Гдѣ Мартынъ всегда съ Ненилой,
             Только-бъ ключница ушла).--
  
             Воробей кругомъ, сначала,
             Прыгалъ все, да щебеталъ,
             А Чечетка все молчала;
             Онъ придраться къ ней желалъ:
  
             "Клюй навозъ!" -- Она не хочетъ.
             "Пей изъ лужи!" -- Прочь она;
             Тутъ какъ мой боецъ привскочитъ:
             "Ахъ ты скверная жена!
  
             Развѣ я тебѣ не пара?--
             Ни по чемъ мои труды? - -
             Дай ей сѣмя изъ амбара,--
             Изъ подъ жолубя воды!...
  
             Да съ чего тебѣ такъ пикать?
             Да за что?... я не дуракъ:
             Ты умѣешь только прыгать,
             Да чиликать кое-какъ!
  
             Что горазда? Что ты знаешь?
             Устаешь ли отъ труда?
             Ты ли перья припасаешь,
             Аль соломку для гнѣзда?...
  
             Ничего моя красотка
             Не умѣетъ.... что мнѣ въ ней!
             Пусть хоть родомъ и Чечетка,
             Да я -- старый Воробей!"
  
             Послѣ-жъ,-- какъ я хохотала,--
             Полетѣлъ за старый срубъ,
             И принесъ въ носу не мало
             Ей откудова-то -- крупъ!
  
  
                                 XXX.
                       КУРИНАЯ БѢДА,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО НЕ ВСЕГДА ВЫХОДИТЪ ТО,
                       ЧЕГО ЖЕЛАЕШЬ.
                       (галочья сплетая).
  
                                 7.
  
             А то вотъ случилась штука;
             (Насъ такой судьба избавь) --
             Постоянницамъ наука:
             Лучше всѣхъ себя не ставь!--
  
             Вы, чай, знаете Хохлушку,
             Что крикунья-то была?...
             Ну, что въ старой-то избушкѣ,
             Со старушкою жила?--
  
             Ужъ куда была хвастлива;
             Всѣ ей птицы ни почемъ; --
             Къ Пѣтуху строга, ревнива;
             Что не годъ -- цыплятъ годомъ!...
  
             И Пѣтухъ, бывало, сдуру,
             Хвалить такъ, хоть прочь бѣги:
             Для него не стоятъ куры
             Всѣ -- Хохлушкиной ноги.
  
             Вотъ пришлось за чванство горько
             Ей насмѣшекъ испытать;
             Да и сраму было столько,
             Что ужъ стыдно и сказать!
  
             Разъ ее загомозило
             Развестись семьей скорѣй,--
             А своихъ яицъ-то было
             Лишь съ пятокъ всего у ней!
  
             Захотѣлося въ насѣдки;
             Пуще всѣхъ своихъ сестрицъ
             Расквохталась. У сосѣдки
             Призаняли ей яицъ.
  
             Посадили; и Хохлушка
             Такъ степенна, чуть клюетъ;
             И хлопочетъ съ ней старушка:
             -- "Вотъ, моль, куръ-то наведетъ!" --
  
             Точно, вывела не мало,
             И почти что не спала;
             Не знобила и не мяла,
             Всѣхъ цыплятъ уберегла;
  
             И съ ватагой яралажной
             Вышла къ пруду погулять.
             Встряхонулася такъ важно:
             Вотъ, дескать, я мать, такъ мать!--
  
             Оглянулась, передъ нею --
             Видитъ чудо на прудѣ:
             Половина дѣтищъ съ нею,--
             Половина на водѣ....
  
             "Перетонете, чертенки!"
             А онѣ себѣ плывутъ....
             Глядь: цыпляты-то -- утенки!--
             Въ голосъ выть Хохлушка тутъ!...
  
             Клохча, шею отвертѣла
             И избилася вся въ пухъ; --
             Да, узнавши это дѣло,
             Какъ обидѣлся Пѣтухъ!...
  
             Голоситъ:"Я знать безпутной
             Не хочу; -- съ ума сошла:
             Мы съ ней оба сухопутны,--
             Что-жъ она тутъ навела!
  
             За кого-жъ меня считаютъ?...
             Дѣти -- на!-- умнѣй отца!
             И, глядите, плавать знаютъ --
             Только вышли изъ яйца!"
  
             И къ Хохлушкъ вѣкъ презрѣнье
             Съ той поры Пѣтухъ питалъ.
             Такъ, за чванство въ поведеньи
             Рокъ Хохлушку наказалъ!
  
             Много и пустыхъ есть толковъ:
             Про Кузину говорятъ,
             Будто, вмѣсто двухъ галченковъ,
             Пару вывела цыплятъ,--
  
             Ну да эти всѣ затѣи,
             Просто, вымыселъ пустой: -
             Повтореніе идеи --
             Скандалёзной и чужой.
  
  
                                 XXX.
                       КОШАЧЬЯ ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТЬ,
             ИЛИ О ТОМЪ, КАКЪ СТРАСТИ БЫВАЮТЪ ПЕРЕХОДЧИВЫ.
                                 (арія) (*).
  
             "O caro mio! caro mio!.
             Приди коричневый мой Котъ!
             О bel'amante Cato тіо!..."--
             Такъ Кошка бѣлая поетъ.
  
             "Немного я хочу въ награду,--
             И мнѣ-ль тебя прельстить посмѣть!--
             Ты, на протяжную рулладу,
             Простымъ мяуканьемъ отвѣть.
  
             Я отъ любви къ тебѣ вся таю.."
             Повѣрь, съ тобою мысль моя,--
             Повѣрь, тебя не промѣняю
             И на живаго воробья!
  
             Тебя-ль забыть? ты ловокъ, статенъ;
             Орешь сильнѣй другихъ котовъ;
             И съ тѣми, кошкамъ кто пріятенъ,
             Въ кровь исцарапаться готовъ.
  
             Какъ я люблю тебя за это,
             Тиранъ души моей, злодѣй!..."
             -- И не докончила куплета:
             Вдругъ мышь въ глаза -- она за ней!
  
   (*) Арія естъ русское слово, и происходитъ отъ глагола: орать; итакъ это слово слѣдовало бы писать: Ори-я!
  
  
                                 XXXI.
                       ЧИЖАЧЬИ ЧУВСТВА,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО У ИНЫХЪ БЫВАЕТЪ ГОРЕ ГОРШЕ НАШЕГО.
                       (Повѣсть).
  
             Осенній вечеръ снисходилъ
             На злачныя долины,
             Мяукалъ жалобно павлинъ,
             Курилися овины.
  
             Два запоздалые Чижа,
             Подъ липою густно,
             Нахохлясь, сжавшись и дрожа,
             Шептали мзжь со.о о о:
  
             "Морозно! что насъ завтра ждетъ?
             Какъ мы здѣсь ночь пробудемъ...
             Ахъ! если солнышко взойдетъ,
             Далеко-ль завтра будемъ?...
  
             Ну, милый, въ зимній нашъ пріютъ
             Поздненько мы пустились:
             Товарищи давно насъ ждутъ,
             Давно тамъ помѣстились.
  
             Осталось намъ терпѣть, да ждать;
             Авось мы къ нимъ домчимся,
             Авось весною мы опять
             Сюда же возвратимся!"
  
             -- Эхъ, другъ!-- другой промолвилъ Чижъ,--
             Тебя лелѣетъ радость;
             Себя надеждой ты живишь,
             А я?-- я отжилъ младость!--
  
             Такъ, жизнью я не дорожу
             И не мила мнѣ воля!...
             Да я, пожалуй, разскажу: --
             Суди какая доля!...
  
             Лишь только прилетѣлъ сюда
             Я съ зимняго пріюта,--
             Сулила радости тогда
             Мнѣ каждая минута: --
  
             Я беззаботливъ, веселъ былъ
             И въ ведро и въ ненастье,
             И я нашелъ, я и полюбилъ....
             И -- въ ней, нашелъ участье!...
  
             Какъ хороша, какъ молода
             Была моя подруга!
             Пробыть мы не могли тогда
             Минуты другъ безъ друга.
  
             И что-жъ? постигло горе тутъ:
             Однажды (день злосчастный!),
             Для гнѣздышка съискать пріють
             Задумалъ я несчастный!
  
             Съ зорей, встряхнувшись это сна,
             Собрался въ путь недальный; --
             Какъ томно пикала она,
             Давъ поцѣлуй прощальный!--
  
             А тотчасъ прилечу, сказалъ,
             Подругу утѣшая;
             И что же?-- въ западню попалъ!...
             Судьба сшутила злая!
  
             Меня мальчишка изловилъ;
             Съ недѣлю протиранилъ;
             Снесъ на базаръ, и тамъ купилъ
             Меня какой-то баринъ.
  
             Да, онъ былъ добрый человѣкъ:
             Поилъ, кормилъ, велъ въ холѣ --
             И я-бъ счастливо прожилъ вѣкъ,
             Коли-бъ не мысль о волѣ.
  
             Хозяинъ пѣсни ждалъ моей,
             Но я на зло не пикнулъ;
             И, сидя ровно двадцать дней,-
             Ни разу не чиликнулъ.
  
             Вотъ разъ, жалѣя, онъ сказалъ:
             " Что, милый, ты не веселъ? "--
             Съ гвоздя мою онъ клѣтку снялъ
             И за окно повѣсилъ....
  
             Забила кровь во мнѣ ключомъ;
             Я мыслилъ: изжилъ лиха!...
             (Но въ клѣткѣ, цѣлый день при немъ,
             Сидѣлъ, какъ прежде, тихо).
  
             Оставилъ на ночь онъ меня --
             Ужъ тутъ-то я трудился....
             Далеко до начала дня
             Я въ клѣткѣ завозился:
  
             То лапкой, носомъ, то крыломъ
             Я каждый прутикъ двинулъ,
             И наконецъ, съ большимъ трудомъ
             Двѣ спицы разодвинулъ....
  
             Прошла головка.... тамъ плеча....!
             Мгновенье -- я на волѣ!...
             И тугъ, пустившись сгоряча,
             Промчался вплоть до поля;
  
             Усталый я на кустъ присѣлъ,--
             А солнышко всходило....
             Какъ сладко я тогда запалъ,
             Какъ весело мни было!
  
             Со мною сѣрый Воробей
             Тутъ вздумалъ помѣститься.
             Я не люблю ихъ,-- но, ей-ей,
             Готовъ былъ съ нимъ сдружиться!
  
             Но вотъ и солнышко взошло,
             Свѣтъ розлило пунцовый
             И озарило все село
             И садикъ мнѣ знакомый.
  
             И я увидѣлъ.... о восторгъ!
             Вотъ кустъ свидѣтель страсти!...
             Тотъ видъ невольный пискъ исторгъ
             Изъ груди, полной счастья.
  
             Порхнулъ на вѣтку.... вотъ она
             Со мною гдѣ разсталась....
             И стала мысль однимъ полна:
             Ахъ, что-то съ нею сталось!
  
             Взглянулъ я въ низъ -- и подо мной,
             На гнѣздышкѣ близъ луга,
             Въ кусточкѣ, Чижикъ молодой
             Сидѣлъ и ждалъ подругу.
  
             Счастливецъ, я подумалъ, ты
             Своей доволенъ долей:
             Осуществилъ свои мечты,
             И не страдалъ въ неволѣ!
  
             А я!... Но что же? можетъ быть....
             О, да!-- увижусь съ нею:
             Она не можетъ измѣнить --
             Обѣтъ данъ быть моею!
  
             И вдругъ знакомый голосокъ....
             Я вздрогнулъ!... Глядь -- и что же?
             Къ Чижу на кустикъ прямо скокъ --
             Она.... о Боже, Боже!...
  
             Я понялъ все -- и въ тотъ же часъ
             Готовъ былъ въ даль пуститься;
             Но кто такъ скоро, кто изъ насъ
             Со страстью разлучится?...
  
             Остался я, и началъ нѣтъ,
             Какъ прежде мы пѣвали. .
             Она не думала смотрѣть,
             Не вняла звукъ печали.
  
             Чиликнулъ я, какъ первый разъ
             При первой нашей встрѣчѣ....
             Она-жъ -- не поднимала глазъ:
             Я не былъ ей замѣченъ.
  
             Отчаянно я затрещалъ --
             Я съ ней на вѣкъ прощался,--
             Мнѣ грозно Чижикъ отвѣчалъ;
             Вспорхнулъ я -- и помчался!...
  
             И вотъ теперь прошла бѣда,
             Но въ чемъ же мнѣ отрада?
             Я не припасъ себѣ гнѣзда....
             Да мнѣ его не надо!
  
             О, другъ мой! изъ чего живемъ,
             Что тѣшитъ насъ на вѣткѣ:
             По мнѣ -- или не быть Чижемъ,
             Иль быть Чижемъ -- да въ клѣткѣ!"
  
             И Чижикъ томно простоналъ
             И спряталъ носикъ въ перья;
             Другой на это отвѣчалъ,
             Подумавъ, съ разсужденьемъ:
  
             "Нѣтъ, милый, ропотъ удержи:
             Судьбы законы строги; --
             И въ мірѣ не одни Чижи
             Такъ счастіемъ убоги!...
  
             Ты къ намъ Фортуну не зови
             Съ блестящей колесницы,
             А вспомни,-- страждутъ отъ любви
             И покрупнѣе птицы! "
  
  
                                 XXXII.
                       КОШАЧЬЯ БЕСѢДА,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО НЕИСПРАВИМЫЙ ГИБНЕТЪ.
  
             Въ прекрасную пору, въ іюльскую ночь,
             Какъ синька все небо; а звѣзды, точь въ точь,
                       Такъ ярко свѣтлы, какъ гнилушки.
  
             И вѣтви деревьевъ какъ чьи-то рога
             Виднѣлись. Въ ту пору, вблизи чердака
                       Сидѣли двѣ кошки старушки.
  
             Не манить ихъ міра сего суета;
             Ни птицъ щебетанье, ни крики кота
                       Ужъ болѣе ихъ не плѣняютъ.
  
             На кухнѣ кормили ихъ сытно; потомъ
             На крышу засѣли онѣ, и вдвоемъ
                       Бесѣдой себя занимаютъ:
  
             Подруга подругѣ разсказъ начала,
             Какъ жизнь она мирно въ семействъ вела
                       Въ довольствѣ, роскошно, богато....
  
             Какіе бывали припасы у ней,
             Какія постели, гульба средь ночей;
                       Какіе бывали котята....
  
             "Не то, чтобы въ праздникъ -- и въ будни всегда
             Бывала сытна и привольна ѣда --
                       Сырое давалось намъ мясо.
  
             (Хозяинъ на рынкѣ мяснымъ торговалъ;
             Похуже клалъ въ лавку, себѣ-жъ оставлялъ
                       Всегда онъ получше припасы).
  
             Мы счастливо жили; но пестрый мой Котъ
             Хозяину много надѣлалъ хлопотъ:
                       Не знаю какую-то птицу
  
             Изъ клѣтки досталъ онъ ночною порой --
             А мастеръ на это онъ былъ удалой --
                       И вотъ онъ погибъ за пѣвицу,--
  
             За то, что вблизи ее слушать хотѣлъ: --
             Нашъ старый хозяинъ того не стерпѣлъ,
                       Онъ билъ его.... Этого мало:
  
             Не внемля упорству, не глядя на крикъ,
             На казнь несчастливца влекъ злобный старикъ....
                       Съ тѣхъ поръ я Бога не видала.
  
             И горько мнѣ было остаться вдовой;
             Лишь ласка хозяйки моей молодой
                       Меня развлекала порою.
  
             Конечно, та ласка была все не та,
             Какъ ласки любимаго мною Кота --
                       Залогъ ихъ остался со мною....
  
             Почти и недѣля еще не прошла,
             Какъ я окотилась,-- и рада была
                       Моя молодая хозяйка.
  
             Всѣхъ -- шестеро было: два рыжихъ котятъ;
             Одинъ только пестрый, одинъ полосатъ,
                       Да парочка бѣлыхъ что зайки.
  
             Хозяинъ, злодѣй, меня выгналъ на дворъ,
             И тотчасъ же сдѣлалъ котятамъ разборъ --
                       Не внялъ онъ взываніямъ слезнымъ....
  
             Изъ всѣхъ мнѣ Пестрянку отдалъ одного --
             И то ужъ хозяйка просила его --
                       А прочіе гдѣ -- не извѣстно.
  
             Но что же?-- удѣлъ нашъ на свѣтѣ: терпѣть!--
             У матерьней груди осталось согрѣть
                       Одно только сѣмя залога....
  
             И какъ же хорошъ мой Пестряночка былъ?
             Какъ онъ на отца своего походилъ,
                       И какъ утѣшалъ меня много....
  
             Шалунъ быль игривый, красавецъ вполнѣ;
             Смышленъ не по лѣтамъ, такъ ласковъ ко мнѣ;
                       Мурныкалъ, когда я лизала.
  
             Любилъ онъ, признаться, порой, баловать;
             И рано открылась въ немъ страсть воровать,-- *
                       Хоть сытъ,-- но, бывало, все мало.
  
             Исправить его я брала много мѣръ:
             Журила, отца становила въ примѣръ,--
                       А строгихъ взять мѣръ не хотѣла;
  
             Сложеньемъ былъ слабъ онъ и нѣженъ что пухъ,
             Царапнуть?-- а какъ заболѣетъ онъ вдругъ?
                       Одинъ былъ, ну, я и жалѣла!
  
             Однажды (я помню суббота была),
             Хозяйка премного блиновъ напекла
                       Съ сметаной, и такъ и съ снѣдками;
  
             Поставила завтракъ -- и прочій припасъ,
             И такъ закормила и мужа и насъ,
                       Что ѣсть отказались мы сами.
  
             Я, плотно наѣвшись, соснуть прилегла,--
             И тутъ-то свершилось, чего не ждала:
             Пестрянка по полкамъ пустился....
  
             По лѣзъ за блинами,-- и сталась бѣда:
             Увлекши его сорвалась сковрода --
                       И бѣдный до смерти убился!...
  
             Мнѣ было и больно, и страшно, и жаль;
             Хозяйку же сильно терзала печаль
                       За участь любимца такую...
  
             (Пестрянка хозяйкѣ былъ тѣмъ очень милъ,
             Что гость его сильно одинъ полюбилъ.
                       Ходившій къ намъ днемъ зачастую).
  
             И такъ мой несчастный, но милый мни, сынъ,
             Погибъ въ цвѣтѣ жизни.-- Украденный блинъ,--
                       Вотъ что мнѣ въ наслѣдство осталось!
  
             И помню я живо: во мракѣ ночномъ
             Хозяинъ могилу копалъ косаремъ,
                       Хозяйка слезми заливалась....
  
             "Игривый былъ котикъ!" сказала она,
             И жалости нѣжной и горя полна,
                       Съ участьемъ на трупикъ глядѣла;
  
             А мужъ, вырывъ ямку, его положилъ,
             Зарылъ, да и землю ногой придавилъ,
                       И молвилъ: "ну, кончено дѣло!"
  
             Имъ нуждушки нѣтъ, позабыли его,
             Игриваго сына они моего,--
                       Но я не забыла такъ скоро!...
  
             "Такъ что же,-- другая ей Кошка въ отвѣтъ --
             Вѣдь ты виновата и вышла, мой свѣтъ:
                       Зачѣмъ баловала ты вора! "
  
                                 XXXIII.
                       ЩЕГЛЯЧЬЕ ХВАСТОВСТВО,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО ПОХВАЛЬБА МОЛОДЦУ ПАГУБА.
  
             Разъ Щеголъ молодой
             Такъ хвалился собой,
             И порочилъ всѣхъ птицъ
             И Чижей и Синицъ,--
             Что де видомъ своимъ
             Не сравняются съ нимъ;
             А иная поетъ
             Лишь три мѣсяца въ годъ:
             Напримѣръ, Соловей --
             Все молчитъ, дуралей,
             Цѣлый день только спитъ,
             Носъ поднявши сидитъ;
             А какъ я?-- день-деньской
             Голосъ слышится мой --
             Отъ зари до зари
             Такъ пою, что люли!
             И хозяинъ-то мой
             Не нахвалится мной:
             Видно я ему милъ,
             Коль по волѣ пустилъ.
             Да и правду сказать,
             Какъ меня не ласкать:
             Какъ одѣтъ я пестро,
             Заглядѣнье перо;
             А какъ голосъ звучитъ --
             Такъ въ ушахъ, чай, трещитъ!
             Посмотрите,-- и Котъ
             Сѣлъ разинувши ротъ. .
             Вотъ не птица,-- а онъ,
             Видно пѣньемъ плѣненъ;
             Мыслитъ, чай: молодецъ
             И красивъ и пѣвецъ!--
             Дай къ нему подлечу,
             Позвончѣй прокричу:
             Пусть же онъ обо мнѣ
             Всей разскажетъ роднѣ...
             Онъ къ Коту подлетѣлъ....
             Тотъ схватилъ,-- онъ запѣлъ,
             По не такъ, самохвалъ,
             Какъ онъ въ клѣткѣ пѣвалъ.
  
  
                                 XXXIV
                       СОБАЧЬЯ УЧАСТЬ,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО ВЪ ЖИЗНИ НЕ ВСЕ ЗАВИСИТЪ ОТЪ СЧАСТІЯ.
  
             На солнышкѣ двѣ старыя собаки
             Въ свободный день такую рѣчь вели:
             "Ахъ, кумушка!" одна сказала, "враки,
             Чтобъ нами рокъ не правилъ на земли'...
  
             Въ примѣръ тебѣ -- родные мнѣ щенята,
             (Судьба дала мнѣ двухъ въ одинъ приносъ),
             Шерсть въ шерсть родились, истые два брата,
             И всѣ въ отца,-- а онъ былъ знатный песъ!.
  
             Я ихъ кормила вмѣстѣ, одинако;
             Ласкала ихъ, строга была порой.
             Но никогда я не скажу, однако,
             Чтобы одинъ былъ хуже, чѣмъ другой.
  
             Когда кормить ихъ стало мнѣ напрасно:
             Они могли ужъ сами ѣсть и пить,--
             Нашъ дворникъ, плугъ и пьяница ужасной,
             Укралъ, да и -- изволилъ ихъ пропить!
  
             Спустя уже никакъ четыре года
             Узнала я судьбу щенятъ моихъ....
             Не правда ли, вѣдь одного приплода?--
             А разница какая въ жизни ихъ...
  
             Да, первый былъ счастливое творенье:
             Купилъ его господскій человѣкъ,
             И, барину поднесши въ день рожденья,
             Его судьбу устроилъ тѣмъ на вѣкъ.
  
             Попалъ онъ въ руки.-- Ну, образовали,--
             То есть учили плеткой ловкимъ быть,--
             Иль полюдски сказать -- трассировали;
             И вотъ ему далась наука жить.
  
             За то уже и зажилъ онъ на чудо:
             Спать къ барину ложился на постель,
             Съ боярскаго его кормили блюда,
             Ошейникъ дали, съ надписью; Фидель!
  
             Другому участь выпала иная:
             Его какой-то лавочникъ купилъ;
             И, думая, собака онъ простая,--
             Щенкомъ его ни мало не училъ.
  
             Дворняги стали всѣ ему знакомы;
             Ну, тутъ уже хорошаго не жди:
             Онъ выучилъ ихъ глупые пріемы --
             Иль ластиться, иль лаять безъ пути;
  
             И, словомъ, онъ ни въ чемъ не зналъ сноровки
             За то пришлось, весь вѣкъ жить на дворѣ;
             Сначала онъ привязанъ на веревкѣ,
             А тамъ и на цѣпь, къ темной конурѣ.
  
             Такъ вотъ какая разная имъ доля!--
             " Эхъ! эхъ! "въ отвѣтъ протявкала кума:
             "Тотъ и счастливъ, кто въ юности былъ въ школѣ:
             Ученье свѣтъ, а не ученье тьма!"
  
  
                                 XXXV.
                       ВОРОНЬЯ ВАЖНОСТЬ,
             ИЛИ О ТОМЪ, ЧТО ИНОГДА ОДНА НАРУЖНОСТЬ ДОСТАВЛЯЕТЪ ПОЧЕТЪ.
                       (Галочья сплетня).
  
             На Чечетку разъ Синица
             Страшно сдѣлалася зла,--
             Будто та вишь небылицу
             На нее Скворцу сплела; --
  
             Подлетѣла къ ней съ упрекомъ
             И давай ее бранить;
             Гонитъ съ мѣста зобомъ, бокомъ; --
             Та не хочетъ уступить....
  
             Не взяла-бъ Чечетка крикомъ:
             Какъ Синица посильнѣй,
             Такъ въ ея азартѣ дикомъ
             Плохо было бы отъ ней.
  
             За Чечетку же вступился
             Долгоносенькій Куликъ;
             Расхрабрился, распушился,--
             Поднялъ страшный пискъ и крикъ!
  
             Заходилъ вокругъ Синицы --
             Такъ и лезетъ грудь на грудь;
             Носъ уставилъ точно спицу,--
             Такъ и хочетъ долбонуть!...
  
             И дошло-бъ у нихъ до драки
             (Птичье ль дѣло бы дебошъ?
             Но въ азартѣ, какъ собаки,--
             И водой не разольешь!
  
             Тутъ Ворона подлетѣла --
             Въ мигъ все стихнуло при ней;
             Та покончила всѣ дѣло
             Лишь осанкою своей.--
  
             Ни Чечеткамъ, ни Синицамъ
             Отъ Вороны нѣтъ обидь,--
             Но солидной, важной птицы
             Страшенъ даже самый видъ!
  
Ко всем произведениям автора К списку авторов