Шпильгаген Фридрих - На дюнах, роман Фр. Шпильгагена. 1871.- Немецкие пионеры, роман Фр. Шпильгагена. 1870

На дюнахъ, романъ Фр. Шпильгагена. 1871.-- Нѣмецкіе піонеры, романъ Фр. Шпильгагена. 1870.

Рекомендовать публикѣ Шпильгагена -- дѣло совершенно лишнее: этому писателю очень посчастливилось у насъ. Два его романа, вышедшіе теперь отдѣльными изданіями, составляютъ двѣ крайнія противуположности.

"На дюнахъ" -- первый романъ Шпильгагена. "Нѣмецкіе піонеры" -- послѣдній его романъ. Въ первомъ романѣ Шпильгагенъ рисуетъ картину изъ жизни современнаго нѣмецкаго общества; въ послѣднемъ онъ переносится въ прошлое столѣтіе и изображаетъ тотъ интересный моментъ, когда нѣмецкіе переселенцы, и до сихъ поръ гонимые нуждой и голодомъ изъ своего любезнаго Vaterland, но ту сторону океана закладывали основу будущей германской колонизаціи въ Америкѣ.

Въ первомъ романѣ Шпильгагенъ является совершенно объективнымъ художникомъ, въ послѣднемъ, замѣтно, поддается вліянію того военно-патріотическаго увлеченія, которое отуманило самыя свѣтлыя головы Германіи, нѣкогда нанявшей Францію толпами своихъ бѣдныхъ работниковъ, а теперь наводнившей ее своими солдатами и грабежомъ...

Въ "Нѣмецкихъ піонерахъ", какъ въ произведеніи тенденціозномъ, Шпильгагенъ представляетъ типы первобытныхъ колонизаторовъ, отстаивающихъ каждый вершокъ заселенной имъ земли въ неутомимой борьбѣ съ естественными препятствіями и съ враждебными племенами, окружающими ихъ пограничную колонію. Какъ Робинсонъ Крузо, выброшенный на необитаемый островъ, рѣшился завоевать себѣ право на существованіе необыкновеннымъ трудомъ и энергіей, такъ и эти бѣдные піонеры должны были вырывать изъ рукъ природы все, что могло обезпечить имъ въ американской пустынѣ спокойствіе домашняго очага и насущный кусокъ хлѣба. Эта суровая и неустанная борьба съ природой, вѣчное опасеніе за свою жизнь и за свое будущее закаляетъ физическія силы человѣка и даетъ ему непреклонную волю и желѣзное терпѣніе. Никакой трудъ не страшитъ отважнаго колонизатора, никакая опасность не сбиваетъ его съ пути, пролагаемаго имъ. Это дикое, но въ то-же время симпатичное существо, предоставленное только своимъ собственнымъ силамъ и, только благодаря имъ, непобѣдимое, въ своей отчаянной борьбѣ съ окружающими его враждебными вліяніями природы. Типы этого сорта людей Шпильгагенъ представилъ намъ въ двухъ личностяхъ "Нѣмецкихъ піонеровъ" -- въ полудикомъ юношѣ Конрадѣ и теткѣ Урсулѣ, которые уже знакомы читателямъ "Дѣла".

Другого рода личность обрисована Шпильгагеномъ въ его романѣ "На дюнахъ". Это типъ нѣмецкой Hausfrau, обставленный всѣми буржуазными удобствами семейной жизни и красотами прибрежной балтійской природы -- типъ, тысячу разъ осмѣянный всѣми, вызывающій улыбку презрѣнія, напоминающій стряпню въ кухнѣ, вязанье носковъ для мужа и приготовленіе пеленокъ для дѣтей. Но Шпильгагенъ рискнулъ выбрать подобную личность героинею романа, освѣтилъ ее новымъ свѣтомъ и невольно заставилъ задуматься читателя вообще о судьбѣ подобныхъ женщинъ въ Германіи. Клементина -- такъ зовутъ эту женщину -- лишена пылкой фантазіи и очень щедро надѣлена здравымъ практическимъ смысломъ. Она не умѣетъ мечтать, любоваться луною, фантазировать на фортепіано, наслаждаться романами, плакать о несчастныхъ похожденіяхъ романическихъ героевъ; она вся предана заботамъ о хозяйствѣ, о своемъ мужѣ, о своемъ ребенкѣ. Что-то, повидимому, сухое, мелкое и будничное замѣчается въ этой фигурѣ и именно такою она представляется всѣмъ недальновиднымъ людямъ. Но чуткій романистъ съумѣлъ открыть въ этомъ существѣ новыя стороны, совершенно ускользнувшія отъ глазъ обыкновенныхъ людей. Клементина не плачетъ, когда страдаютъ герои романовъ; но она бѣжитъ ночью одна къ больному, чтобы помочь ему, когда люди, плачущіе надъ романами, или теряютъ голову или спокойно наслаждаются мирнымъ сномъ. Она заслушивается разсказовъ путешественника о жизни видѣнныхъ имъ людей и не читаетъ книгъ о той-же жизни только потому, что ей кажется, что въ книгахъ все лгутъ, идеализируютъ, выдумываютъ. Она чувствуетъ, что ее не цѣнятъ, что ея дѣятельность узка, что всѣ окружающіе придаютъ больше цѣны какимъ-нибудь стишкамъ, чѣмъ необходимымъ потребностямъ жизни, и ее постоянно грызетъ оскорбленное самолюбіе, чувство неудовлетворенности. Это сознаніе, что ее не цѣнятъ по заслугамъ, доводятъ ее до того, что она привязывается, какъ къ другу, къ первому краснобаю, увлеченному ея красотой и дѣлающему видъ, что онъ понялъ всю глубину ея натуры. Но и здѣсь обманъ открывается, и несчастная женщина видитъ, что и въ настоящемъ случаѣ цѣпилиси не ея внутреннія достоинства, а просто смазливое личико я хорошенькіе глаза. Драма оканчивается очень печально.

Глядя на эту личность, невольно приходишь къ заключенію, что именно подобныя женщины могли-бы быть "солью" Германіи. Это дѣйствительныя героини, небоящіяся никакихъ житейскихъ невзгодъ, нетеряющія ума въ самыхъ несчастныхъ обстоятельствахъ, неплачущія надъ несчастіемъ ближняго, по старающіяся только поскорѣе помочь этому ближнему,-- это также своего рода піонерки -- будничной жизни современнаго германскаго общества. Ихъ положительный характеръ и дѣятельность дѣлаютъ ихъ способными быть медиками, администраторами, наставниками народа, воспитателями здоровыхъ дѣтей, а между тѣмъ имъ приходится вращаться въ тѣсномъ, заколдованномъ кругу кухни и дѣтской, дѣлать дѣло безъ всякой научной подготовки, идти ощупью въ потьмахъ. Ихъ подготовка къ дѣятельности совершенно ничтожна, вслѣдствіе чего и кругъ этой дѣятельности дѣлается до крайности узкимъ и мы не замѣчаемъ ихъ, смѣемся надъ ними, такъ-какъ онѣ не умѣютъ блистать ни пустою болтовнею, ни идеальничаньемъ; ни декламированьемъ поэтическихъ бездѣлушекъ, ни музыкальными фокусами, однимъ словомъ, ничѣмъ изъ всего того, что заставляетъ насъ обращать вниманіе на героиню салопа или будуара. Никто изъ насъ даже и не подумаетъ спросить себя: да какая польза въ томъ, что такая-то барышня любитъ чувствительные стишки и плачетъ надъ драматическими положеніями романическихъ героевъ; какая польза въ томъ, что такая-то госпожа очень любитъ лунныя ночи или фантазіи Шуберта; какая польза въ томъ, что ни одна изъ этихъ свѣтскихъ куколъ не умѣетъ перевязать раны больного или выкормить и воспитать ребенка. Никто изъ насъ не спроситъ себя: да почему-же эти барышни, плачущія надъ вымышленными страданіями и незамѣчающія дѣйствительныхъ страданій, умѣющія кропать стишки и неумѣющія распорядиться хозяйствомъ, лучше, умнѣе, нѣжнѣе Клементинъ? У этихъ идеальныхъ барышень, если попристальнѣе вглядѣться въ нихъ, просто воловьи нервы. Ихъ не трогаетъ никакое тяжелое положеніе человѣка, если оно не будетъ изображено въ яркихъ краскахъ поэтомъ или романистомъ. Никакое человѣческое несчастіе не заставитъ ихъ дѣйствовать и въ крайнемъ случаѣ онѣ только упадутъ въ обморокъ, закроютъ глаза, убѣгутъ въ сторону при видѣ утопающаго человѣка. Ихъ эгоистическая безчувственность, ихъ холодное, черствое сердце, ихъ крошечный умъ, оторванный отъ дѣйствительной жизни, и подогрѣваемый только фантастическими образами, дѣлаютъ ихъ просто пошлыми. На ихъ голубиное воркованье и поэтическіе вздохи можно отвѣтить только ѣдкими словами Гейне:

Das Fraeulein stand am Meere

Und seufzte lang und bang,

Es ruehrte sie so sehre

Der Sonnenuntergang.

Mein Fraeulein, sein sie munter,

Das ist ein altes Stueck

Hier vorne geht sie unter

Und kehrt von hinten zurueck *).

*) Барышня стойла у моря и тяжело и грустно вздыхала,-- очень ужь сильно трогало ее захожденіе солнца. Барышня, будьте покойны, это старая штука, спереди оно заходитъ,-- а сзади восходить снова.

А между тѣмъ именно этихъ барышень съ чисто-плотскими, животными побужденіями, лишенныхъ высокой, чисто-человѣческой любви къ ближнимъ, до сихъ поръ считаютъ какими-то высшими созданіями и осмѣиваютъ Клементинъ, называя ихъ кухарками, няньками, сидѣлками.

Общество до сихъ поръ не освободилось отъ несчастной привычки не различать того, чѣмъ сдѣлали человѣка обстоятельства, отъ того, чѣмъ могъ-бы онъ сдѣлаться. Насъ покуда еще ослѣпляетъ внѣшность, фразерство. Мы называемъ высокимъ и идеальнымъ то, что въ сущности сводится на животныя и половыя побужденія; мы называемъ низкимъ и матеріалистичнымъ то, что, въ дѣйствительности, должно улучшить нашу жизнь, и слѣдовательно, возвыситъ наше нравственное достоинство. Когда наступитъ счастливая пора и для нѣмецкой женщины, когда передъ ней откроются двери университетовъ и поприще общественной дѣятельности, тогда дѣятельницами явятся не вздыхающія о солнечномъ закатѣ и о стишкахъ барышни, а эти Клементины, эти кухарки, няньки и сидѣлки.

Шпильгагенъ мастерски умѣлъ подмѣтить въ своей героинѣ именно эти черты стремленія къ полезной дѣятельности, пониманія реальныхъ потребностей человѣка, отсутствія идеальничанья,-- и потому судьба его героини не можетъ не произвести тяжелаго впечатлѣнія на читателя. Вы уже не смѣетесь надъ этой Hausfrau, но глубоко негодуете на то общество, которое даетъ возможность женщинамъ быть только куклами, любовницами, праздными мечтательницами, на то общество, которое цѣнитъ женщинъ только за эти качества и осмѣиваетъ ихъ первыя попытки принести дѣйствительную пользу.

"Дѣло",. No 1, 1871