Книговод

Грациана

Баррили Антонио


ГРАЦІАНА.

Романъ Антоніо Баррилли.

(Съ итальянскаго).

I.

"Дорогой другъ,

   "Имѣемъ честь пригласить тебя на праздникъ, который мы будемъ справлять подъ большимъ дубомъ. Приходи и ты повеселиться. Будутъ танцы.

"За собраніе:

"Жинето Гульельми.-- Рита Берарди".

   Асканіо Марини задумался на минуту передъ этимъ письмомъ, только-что принесеннымъ ему посыльнымъ изъ Тиволи. Онъ не зналъ личностей, "имѣвшихъ честь" приглашать его, и былъ даже нѣсколько удивленъ тѣмъ, что мужская подпись стоитъ передъ женской. Онъ улыбнулся, замѣтивъ неправильный, совсѣмъ дѣтскій почеркъ.
   -- Кто далъ тебѣ это письмо? спросилъ онъ посыльнаго.
   -- Сеньорито тамъ, въ Нижней улицѣ, отвѣтилъ тотъ, указывая рукой направо.
   -- А! Изъ предмѣстья Адела? Понимаю,-- отвѣтилъ Марини.-- Дѣтскій праздникъ!
   -- Тамъ всѣ собрались, сказалъ посыльный.
   -- Хорошо, отвѣтилъ Асканіо Марини,-- вотъ тебѣ за работу.
   И, сказавъ это, онъ опустилъ монету въ руку посыльнаго, который широко раскрылъ глаза и вмѣсто всякой благодарности повернулся на каблукахъ и исчезъ.
   Въ приглашеніи не былъ назначенъ часъ, но такъ какъ пробило уже три, то Асканіо Марини, предположилъ, что пора идти. Онъ осмотрѣлъ свой костюмъ, нашелъ его достаточно подходящимъ къ данному случаю и прошелъ черезъ садъ по направленію предмѣстья Адела. Свернувъ съ большой дороги, Марини прошелъ оливковую рощу и очутился въ орѣшникѣ. Хотя ему и рѣдко приходилось посѣщать Тиволи, но онъ прекрасно зналъ, гдѣ находится большой дубъ, вокругъ котораго собрались дѣти. Мальчики пригласили дѣвочекъ съ ихъ матерями и отцами. Невдалекѣ стоялъ уличный шарманщикъ и гармонистъ. Этимъ объяснялась фраза "будутъ танцы".
   Гораздо труднѣе было объяснить, почему Асканіо Марини, въ семьѣ котораго не было дѣтей, получилъ приглашеніе отъ имени "собранія". Но кто знаетъ? Быть можетъ, какая-нибудь заботливая мамаша или старшая сестра... Асканіо не останавливался долго на этой мысли и направился къ большому дубу, раскланиваясь по дорогѣ съ знакомыми.
   Дѣти мѣстныхъ дачъ собирались тутъ каждый годъ, но на этотъ разъ гостей было больше обыкновеннаго. Между вѣтвями столѣтняго дуба были развѣшаны цвѣтные, японскіе фонарики, что обѣщало, что праздникъ затянется до вечера. Въ нѣкоторомъ отдаленіи стоялъ большой, длинный столъ, съ кучею положенныхъ на него салфетокъ. Приготовленія къ обѣду, очевидно, еще не начались. Нарядная горничная вынимала изъ корзины тарелки и хрусталь.
   Асканіо Марини остановился на минуту, наблюдая эту дѣтскую сцену; потомъ онъ подошелъ къ веселой группѣ дѣтей и спросилъ:
   -- Кто изъ васъ, сеньориты, Жинето Гульельми? Я не рѣшаюсь спросить о сеньоринѣ Берарди, потому что не былъ ей представленъ.
   -- Я Жинето Гульельми, сказалъ граціозный бѣлокурый мальчикъ съ веселой улыбкой, открывшей его мелкіе, жемчужные зубы.
   -- Прекрасно; а я Асканіо Марини, котораго вы пригласили... отъ имени собранія.
   -- Я также составляла списокъ гостей,-- заявила выскочивъ изъ толпы хорошенькая дѣвочка, съ длинными черными волосами и большими синими глазами.
   -- Превосходно! Значитъ, вы сеньорина Рита Берарди. Примите мое уваженіе и благодарность за милое приглашеніе. Но вѣдь, по правдѣ говоря, я не ребенокъ...
   -- Все равно ты былъ ребенкомъ,-- замѣтилъ Жинето Гульельми.
   -- Совершенно вѣрно, но довольно давно, отвѣтилъ Марини.
   Замѣчаніе Жинето Гульельми заставило обернуться нарядную горничную.
   -- Сеньоръ Жинето, произнесла она съ любезнымъ выговоромъ,-- старшимъ нельзя говорить ты.
   -- Оставьте ихъ, сеньора, отвѣтилъ Асканіо Марини. Эти милыя дѣти мнѣ напоминаютъ первые чудные годы Рима, когда языкъ Лачіо зналъ только второе лицо единственнаго числа.
   -- Это правда, отвѣтила она.-- Мы съ каждымъ днемъ становимся все болѣе и болѣе церемонными.
   Асканіо Марини поднесъ руку къ шляпѣ, узнавъ въ сеньорѣ, исполнявшей должность горничной, маркизу ди Меццатерра, всюду извѣстную подъ именемъ Граціаны. Она была первая красавица во всей Италіи. Когда она года четыре тому назадъ, окончивъ пансіонъ, вышла замужъ за маркиза ди Меццатерра, въ Болоньи, ея родномъ городѣ, не было человѣка, который не восхищался бы ея красотою. Мужчины были безъ ума отъ нея, приказчики выходили изъ магазиновъ, чтобы полюбоваться на нее, когда она проходила мимо. У нея были густые, волнистые черные волосы, большіе, нѣжные черные глаза, чудный цвѣтъ лица съ правильными чертами. Вся ея изящная фигура напоминала собою греческую статую.
   Марини не былъ знакомъ съ нею, но зналъ ее по наружности. Какъ-то разъ ему пришлось ѣхать съ нею въ одномъ поѣздѣ изъ Рима въ Тиволи. Онъ стоялъ и курилъ на тендерѣ, а она сидѣла въ купэ съ отворенной дверью, и онъ слышалъ, что ее называютъ маркиза ди Меццатерра, и что она ѣдетъ погостить на нѣсколько дней къ своей старшей сестрѣ въ Тиволи. И дѣйствительно, недѣлю спустя маркиза съ мужемъ уѣхали въ свое имѣніе San Fermin къ началу охоты. San Fermin былъ въ своемъ родѣ чудо природы со стариннымъ замкомъ, лѣсами, парками и живописными озерами.
   Въ замкѣ маркиза ди Меццатерра собиралось оригинальное общество, состоявшее исключительно изъ мужчинъ. Всѣ аристократическія семьи, переѣзжавшія весною въ Тиволи, не мало судили и рядили о этомъ обществѣ, единственной женщиной котораго была хозяйка дома. Конечно, объ этомъ не говорилось въ присутствіи сестры маркизы, но тѣмъ не менѣе всѣ косились, видя, что Граціана постоянно окружена мужскимъ элементомъ и какъ бы сторонилась женскаго. Ея соперницы относились къ ней недоброжелательно и хотя въ ея манерѣ держать себя не было ничего подозрительнаго, тѣмъ не менѣе онѣ не упускали случая позлословить на ея счетъ.
   Всѣ были удивлены тѣмъ, что Асканіо Марини не ищетъ случая познакомиться съ ней.
   -- Какъ вы ее находите?-- спрашивали его.
   -- Безспорной красавицей.
   -- Почему же вы не хотите быть ей представленнымъ?
   -- Не вижу надобности въ этомъ.
   -- Но хоть изъ удовольствія...
   -- Удовольствіе однихъ не должно идти въ ущербъ другихъ,-- отвѣчалъ Асканіо Марини.-- Я того мнѣнія, что сеньорѣ всегда надоѣдаетъ эта толпа жаждущихъ быть представленными ей. По моему мнѣнію, только случай и единственно случай можетъ свести двухъ лицъ къ ихъ общему удовольствію.
   Сеньоры были нѣсколько удивлены такимъ мнѣніемъ; всегда странно видѣть мужчину, который не хочетъ познакомиться съ красивой женщиной.
   Такимъ образомъ чистая случайность свела Асканіо Марини съ маркизою ди Меццатерра, и ей пришлось безъ всякихъ представленій заговорить съ нимъ. И во всемъ этомъ были виноваты Жинето Гульельми и Рита Берарди. Если бы онъ незаговорилъ съ дѣтьми, то маркиза не вступила бы въ разговоръ. Но онъ не считалъ возможнымъ продолжать разговаривать съ нею. Отойти было неловко, молчать также; тогда онъ обратился къ дѣтямъ;
   -- Не могу ли я помочь въ чемъ-нибудь? спросилъ онъ Жинето Гульельми.
   Мальчикъ не зналъ, что сказать, и за него отвѣтила сеньора.
   -- Да, вы можете быть очень полезны. Вонъ тамъ стоитъ корзинка съ хлѣбомъ. Кладите по хлѣбцу около каждаго прибора, только не по два, а то недостанетъ всѣмъ.
   Асканіо тотчасъ же принялся за возложенную на него обязанность. Онъ взялъ корзинку, и подойдя къ столу, сталъ раскладывать хлѣбъ.
   -- Собственно говоря,-- сказала маркиза,-- гость не долженъ былъ бы исполнять обязанности слуги. Какъ вамъ кажется, сеньоры Собранія?
   Дѣти отвѣтили на это серебристымъ смѣхомъ и веселыми salto mortale.
   Наконецъ столъ былъ накрытъ. Дѣти съ радостными криками разбѣжались приглашать гостей. Но за столомъ помѣстились только они, а гости должны были сѣсть на травѣ. Какъ пріятно было смотрѣть на этотъ веселый столъ, за которымъ дѣти прислуживали себѣ сами и многія изъ нихъ торопились запустить руки въ то или другое блюдо. Младшіе тянулись за фруктами, прежде чѣмъ успѣвали кончить свои макароны. О стройномъ порядкѣ не могло быть и рѣчи. Гости должны были довольствоваться поданной имъ ножкой цыпленка, кусочкомъ ветчины и стаканомъ вина съ водой.
   Мужчинамъ пришлось услуживать своимъ дамамъ. Дѣти требовали, чтобы всѣ угощались, хотятъ гости этого или не хотятъ. Асканіо Марини, помогавшему маркизѣ Граціанѣ накрывать столъ, приходилось быть теперь ея кавалеромъ. Они вмѣстѣ трудились, вмѣстѣ надо былой отдыхать. Кто-то замѣтилъ, что горничная и лакей должны пить изъ одного фонтана, но такъ какъ фонтана по близости не было, то они пили изъ одного стакана, потому что добыть второй при существующемъ безпорядкѣ не представлялось никакой физической возможности.
   

II.

   Полдникъ былъ похожъ скорѣе на обѣдъ, только безъ супа. Было очень жарко, и кому-то пришла мысль сдѣлать мороженое. Предложеніе это было принято съ восторгомъ, и дѣти столпились вокругъ мороженицы. Но такъ какъ форма была небольшая, а желающихъ оказалось очень много, то нѣкоторыя изъ дѣтей, уставъ ждать своей очереди, уснули тутъ же, опустивъ голову на столѣ.
   Асканіо Марини долго любовался на уснувшую хорошенькую дѣвочку, съ разрумянившимися щечками. Надоѣдливыя мошки такъ и льнули къ ея полуоткрытому пунцовому ротику. Она во снѣ отгоняла ихъ ручонкой, и ему казалось, что она думаетъ: "я сплю, но сердце мое не дремлетъ" Асканіо вынулъ платокъ, смахнулъ имъ мошекъ съ ея губъ и не могъ удержаться, чтобъ не поцѣловать ея румяную щечку.
   -- Вы любите дѣтей? произнесъ около него чей-то молодой голосъ.
   Онъ обернулся и увидалъ маркизу Граціану.
   -- Не знаю, -- отвѣтилъ онъ въ смущеніи.
   -- Какъ, не знаете? Позвольте вамъ сказать, что это очень интересно! засмѣялась она.
   -- Но это такъ, сеньора, отвѣтилъ Асканіо, улыбаясь.-- До сихъ поръ они никогда мнѣ не нравились и, говоря откровенно, я относился къ нимъ, какъ кровавой памяти царь Иродъ.
   -- Какой ужасъ! воскликнула маркиза.
   -- Вотъ видите! Но правда, прежде всего. Дѣти меня раздражали, сердили, быть можетъ, оттого, что я никогда не наблюдалъ ихъ вблизи. Отнынѣ, впредь я уже не буду такъ думать, обѣщаю вамъ любить этихъ замарашекъ.
   -- Не говорите: замарашекъ! воскликнула маркиза, сдвинувъ брови.-- Когда ихъ называютъ такъ въ книгахъ, то мнѣ всегда хочется швырнуть книгу объ стѣну. Это нехорошее названіе для такихъ милыхъ созданій.
   -- Горе мнѣ, еслибъ я былъ книгой! произнесъ Асканіо, опустивъ голову.-- Но если вы находите, что я долженъ потерпѣть за это какое-нибудь наказаніе, то я готовъ подчиниться ему.
   -- Обѣщайте, что вы никогда не будете произносить больше этого дурнаго слова, отвѣтила она съ улыбкой.
   Асканіо склонился передъ ней, въ знакъ подчиненія.
   Между тѣмъ дѣти разбудили уснувшихъ товарищей, и слуги, на этотъ разъ настоящіе слуги, стали собирать со стола.
   -- Сеньора, сказалъ Асканіо, когда маркиза Граціана отстранилась, чтобы пропустить лакея,-- я принималъ участіе, хотя и совсѣмъ случайное, въ этомъ праздникѣ и надѣюсь, что это можетъ загладить, что я не былъ представленъ вамъ.
   -- Вы докторъ Марини?-- спросила она, желая показать, что его имя небезъизвѣстно ей.
   -- Да, маркиза,-- отвѣтилъ молодой человѣкъ.
   -- Докторъ... медицины? продолжала она.
   -- Нѣтъ, сеньора,-- докторъ правъ.
   -- Такъ, значитъ, вы адвокатъ?
   -- О, совсѣмъ нѣтъ! Для того чтобы быть адвокатомъ, нужна практика, а я никогда не занимался ею. Судъ и бракоразводныя дѣла вовсе не въ моемъ вкусѣ, приговоры меня огорчаютъ, а векселя всегда меня пугали.
   -- Такъ что, изучая законы, вы понапрасну теряли время?
   -- Къ сожалѣнію, да; но вѣдь оно теряется и во многихъ другихъ случаяхъ.
   Въ эту минуту раздались звуки шарманки.
   -- Но здѣсь очевидно не желаютъ его терять, отвѣтила маркиза.-- Сейчасъ начнутся танцы.
   -- Понятно, дѣти хотятъ веселиться... да и взрослые также, отвѣтилъ онъ.-- Теперь, когда я имѣю честь быть знакомымъ съ вами, не могу ли я разсчитывать на туръ вальса?
   Маркиза Граціана сдѣлала жестъ отвращенія.
   -- Я не люблю танцовать, сказала она.
   -- Виноватъ! произнесъ Асканіо, крайне удивленный въ душѣ этимъ неожиданнымъ открытіемъ.
   Но маркиза тотчасъ же измѣнила своимъ словамъ.
   -- Я вовсе не хочу показаться вамъ нелюбезной.-- На одинъ туръ я согласна. Надо показать примѣръ другимъ.
   Между тѣмъ составилось нѣсколько паръ, но никто не рѣшался начать.
   Маркиза и Асканіо были встрѣчены аплодисментомъ. Многіе вскорѣ послѣдовали ихъ примѣру. Сдѣлавъ одинъ туръ по площадкѣ, усыпанной мелкимъ пескомъ, Асканіо хотѣлъ остановиться, но она потянула его и на второй.
   -- Недурно? спросила она Асканіо, когда они остановились.
   -- Сеньора, лучше, чѣмъ я смѣлъ надѣяться.
   -- Теперь, когда всѣ танцуютъ, мы можемъ отдохнуть, замѣтила она.
   Но не всѣ были одинаковаго съ нею мнѣнія. Кавалеры стали подходить одинъ за другимъ, прося ее сдѣлать имъ честь, но Граціана вѣжливо отказала имъ. Она никогда не танцуетъ, потому что съ ней дѣлается головокруженіе. Она хотѣла попробовать, показалось, что чувствуетъ себя дурно, и приходится отказаться отъ этого удовольствія.
   -- Сеньора, сказалъ Асканіо, когда кавалеры отретировались,-- я долженъ принесть вамъ двойную благодарность за любезность, выказанную мнѣ вами. Я буду очень гордиться этимъ.
   -- Вамъ я не могла отказать, такъ какъ вы были такъ добры, что помогали мнѣ накрывать столъ. Но, по правдѣ говоря, я не люблю танцевъ. Они не причиняютъ мнѣ головокруженія, какъ я только-что сказала, чтобы оправдать мой отказъ, и не утомляютъ меня, но они просто мнѣ скучны.
   И, сказавъ это, она слегка вытянула впередъ губы, какъ бы говоря: "Я греческая статуя и вовсе не желаю, чтобы каждый изъ преклоняющихся передо мной и курящихъ мнѣ ѳиміамъ снималъ меня съ моего пьедестала".
   Въ это время ихъ разговоръ былъ прерванъ Ритой Берарди, танцевавшей съ Жането Гульельми. Хорошенькая дѣвочка велѣла своему кавалеру поцѣловать въ знакъ благодарности распорядительницу праздника, маркизу Граціану. Асканіо смотрѣлъ на эту сцену такими главами, какъ бы хотѣлъ сказать: "А мнѣ, помощнику, ничего не будетъ?" Дѣвочка и мальчикъ, какъ бы понявъ его мысль, оба поцѣловали его. Онъ нѣсколько смутился и, продолжая прерванный разговоръ, спросилъ:
   -- Вы еще долго пробудете въ Тиволи?
   -- Нѣтъ, отвѣтила она; я уѣзжаю послѣ завтра.
   -- Такъ скоро!
   -- Совсѣмъ не такъ скоро, какъ кажется. Я предполагала пробыть здѣсь три дня, а пробыла пять. Послѣ завтра будетъ недѣля.
   -- И вамъ это кажется много?
   -- Нѣтъ, потому что я провела пріятно время. Но моя программа на весну уже составлена. Теперь я должна вернуться въ Римъ для нѣкоторыхъ приготовленій.
   -- Приготовленій къ отъѣзду?
   -- Да, въ Швейцарію. Но мы будемъ тамъ проѣздомъ.
   -- А затѣмъ въ San Fermin?
   -- Къ началу сентября, вѣроятно, отвѣтила она.
   -- Прелестное мѣстечко! воскликнулъ Асканіо, -- Оно очень поэтично съ своей массой зелени.
   -- Вы его знаете?
   -- Нѣтъ, сеньора: я видѣлъ его издали, года два тому назадъ, съ поѣзда. Я замѣтилъ вдалекѣ цѣлую кавалькаду и между ними одну амазонку. Можетъ быть, это были вы.
   -- Вѣроятно. Тамъ больше нечѣмъ убивать время. Если вамъ случится проѣзжать тамъ, то вспомните, что надо выйти на станціи Монтальто.
   -- Благодарю васъ, сеньора, но, откровенно говоря, я, кажется, самъ назвался на приглашеніе...
   -- Вовсе нѣтъ, это я васъ приглашаю,-- отвѣтила она.-- Я должна прибавить, что донъ-Филиппо, нашъ господинъ и повелитель, будетъ очень радъ васъ видѣть. Кромѣ того, имѣйте въ виду, что въ San Fermin мы живемъ безъ всякихъ претензій. Многіе пріѣзжаютъ почти безъ приглашенія. Нашъ домъ похожъ скорѣе на гостиницу, чѣмъ на замокъ. Гости постоянно то пріѣзжаютъ, то уѣзжаютъ. А если вы любите охоту, то примиритесь съ этимъ маленькимъ неудобствомъ.
   Асканіо Марини удержался высказать свое отвращеніе къ охотѣ и ненависть къ охотникамъ. Не всегда необходимо говорить то, что думаешь.
   Въ это время къ маркизѣ подошла сестра, и разговоръ сдѣлался общимъ. Вечерѣло, и гости стали расходиться. Асканіо простился съ Граціаной. Уходя, онъ встрѣтился съ одной знакомой дамой, которая, не желая упустить случая пошутить, сказала ему:
   -- Браво, сеньоръ Марини! Васъ можно поздравить съ побѣдой
   -- Съ побѣдой? разсѣяннымъ тономъ спросилъ онъ.-- Что такое я побѣдилъ?
   -- Дѣло идетъ не о какой-нибудь вещи, а о красивой сеньорѣ, о элегантной женщинѣ!
   Асканіо Марини не пожалъ плечами, потому что это было бы невѣжливо, но ему очень хотѣлось это сдѣлать.
   Элегантная женщина! Элегантная женщина! Что хотѣлъ сказать этотъ злой языкъ? Еслибъ онъ спросилъ у нея объясненія, она отвѣтила бы ему, что элегантная значитъ изящная, граціозная, одѣтая по модѣ. Но вѣдь, въ сущности, не все говорится въ буквальномъ смыслѣ слова. Тонъ дѣлаетъ музыку.
   Онъ не хотѣлъ думать объ этихъ мелочахъ. Какое ему, въ сущности, дѣло до общественнаго мнѣнія, составленнаго о маркизѣ Меццатерра? Ея манера держать себя съ нимъ была вполнѣ свѣтская и любезная. Онъ могъ ожидать худшаго, если принять въ соображеніе, что она постоянно живетъ среди мущинъ въ этомъ замкѣ San Fermin, который она сама назвала гостиницей. И во всякомъ случаѣ до него вовсе не касается, какъ о ней думаютъ и что о ней думаютъ.
   Черезъ два дня маркиза, какъ и предполагала, вернулась въ Римъ.
   -- И вы не пришли проститься съ ней, упрекали Асканіо Марини знакомые.-- Если принять во вниманіе, что вы единственный человѣкъ, удостоившійся чести танцовать съ ней, то можно прійти къ нѣкоторымъ заключеніямъ...
   Марини только улыбался, слушая это. Кто улыбается, тотъ молчитъ, а кто молчитъ, тотъ скрываетъ свои мысли.
   Да и что же было ему отвѣчать? Конечно, онъ не могъ не находить маркизу ди Меццатерра безспорно красивой женщиной, но онъ сравнивалъ ее съ ясной, звѣздной ночью: пріятно любоваться звѣздами, но онѣ свѣтятъ, а не грѣютъ.
   

III.

   Недѣли черезъ двѣ и Асканіо Марини уѣхалъ изъ Тиволи. Человѣку, незанятому въ Римѣ, въ это время года совсѣмъ нечего дѣлать. Марини отправился въ модныя мѣста купаній, останавливаясь на нѣсколько дней тамъ, гдѣ купальный сезонъ оживленнѣе. Въ послѣднихъ числахъ октября, онъ вернулся въ Римъ, свой родной городъ, и появился въ клубѣ Мадонны Лукреціи.
   Несмотря на изобиліе ресторановъ и кафе, такъ называемая "золотая молодежь" предпочитаетъ клубы, гдѣ можно и поиграть въ карты, и свободно поговорить. Клубъ Мадонны Лукреціи посѣщался главнымъ образомъ аристократіей, и члены его избирались съ большею строгостью, чѣмъ члены охотничьяго клуба. Противъ оконъ на площади стояла статуя Лукреціи, отъ которой онъ получилъ свое названіе.
   Въ первый же вечеръ своего появленія въ клубѣ Асканіо Марини встрѣтилъ тамъ много знакомыхъ. Всякій разсказывалъ о томъ, гдѣ былъ, что видѣлъ. Понятно, что разговоръ съ первыхъ же словъ перешелъ на женщинъ. Одинъ видѣлъ въ Кастелламарэ принцессу Нерильано съ своими вѣчными двумя поклонниками; другой въ Рекоаро -- баронессу Мартани; третій маркизу ди Меццатерра въ Лозаннѣ. Но маркиза промелькнула, какъ метеоръ. Какъ она, такъ и ея мужъ, прозванный "спортсменомъ" и даже "жокеемъ", нигдѣ не останавливались больше двухъ дней. И всегда они были окружены массою друзей всевозможныхъ національностей, которые являлись одни на смѣну другимъ, какъ почтовыя лошади. Но какъ красива маркиза Граціана! Всегда спокойна, ровна, невозмутима, настоящая греческая статуя. Да, это элегантная женщина, съ этимъ всѣ должны согласиться.
   Эти сужденія раздражали Асканіо Марини.
   -- Желалъ бы я знать, что вы подразумѣваете подъ выраженіемъ элегантная женщина! воскликнулъ онъ.
   Онъ обращался съ этимъ вопросомъ ко всему обществу, но хотѣлъ услышать отвѣтъ только отъ Жимелли, вернувшагося изъ Лозанны.
   -- Какъ тебѣ сказать? Всѣ ее называютъ такъ, и мнѣ кажется, что она именно не что иное, какъ холодная, элегантная женщина. Если хочешь, впрочемъ, я могу отыскать въ лексиконѣ это слово, но, къ несчастію, въ нашемъ клубѣ нѣтъ библіотеки.
   Всѣ засмѣялись, а Жимелли снова обратился къ Марини.
   -- Слушай, Асканіо, сказалъ онъ, будемъ откровенны. Ты влюбленъ въ маркизу?
   -- Я? Ничуть! отвѣтилъ Асканіо, удивленный этимъ вопросомъ.
   -- Поклянись! произнесъ трагически Жимелли.
   -- Чтобы сдѣлать тебѣ удовольствіе, клянусь. Но что-за дикая мысль пришла тебѣ въ голову?
   -- Это просто мое предположеніе. Но если ты не влюбленъ въ маркизу, то ты по крайней мѣрѣ хорошо ее знаешь?
   -- Гораздо хуже, чѣмъ всѣ вы, потому что вы имѣли случай много разъ разговаривать съ ней.
   -- Такъ чѣмъ же ты недоволенъ?
   -- Я ничѣмъ не недоволенъ, отвѣтилъ Асканіо.-- Я только спросилъ, на какомъ основаніи всѣ вы называете ее не иначе, какъ элегантной женщиной.
   -- Да вѣдь ты же знаешь, что есть много словъ для объясненія каждаго выраженія, а маркиза похожа на чудный цвѣтокъ безъ всякаго запаха, отъ нея такъ и вѣетъ холодомъ.
   Вмѣсто отвѣта Марини только пожалъ плечами.
   Мѣсяцъ спустя Асканіо съ товарищами слушалъ игривую оперетку въ театрѣ. Примадонна была безусловно красавица и имѣла огромный успѣхъ. Среди ея горячихъ поклонниковъ была не одна только молодежь, но и люди зрѣлаго возраста и высокаго положенія.
   -- Вы замѣтили на кого она похожа? спросилъ сенаторъ ди Ривергето у своего сосѣда Жимелли.
   -- Нѣтъ, отвѣтилъ тотъ, любезно обернувшись къ говорившему.-- На кого, сеньоръ герцогъ?
   -- На Меццатерра, per Вассо! На дивную Меццатерра!
   Жимелли направилъ бинокль на сцену и отвѣтилъ, минуту спустя:
   -- Да, вы правы, герцогъ, есть что-то общее.
   -- Несомнѣнно,-- подтвердилъ сенаторъ, -- только красота донны Граціаны болѣе классическая, и у маркизы болѣе выдержки. Но профиль, овалъ и цвѣтъ лица необыкновенно похожи.
   -- Примадонна не такъ свѣжа, какъ маркиза, замѣтилъ Жимелли.
   -- Можетъ быть, но вѣдь граммъ очень портитъ кожу.
   Асканіо Марини, сидя въ сосѣдней ложѣ, слышалъ эту параллель, проведенную между какой-то опереточной дикой и маркизой ди Меццатерра. Каждый разъ какъ въ его присутствіи упоминалось имя донны Граціаны, его что-то кололо и какая-то непонятная грусть овладѣвала имъ.
   Почему онъ не поѣхалъ въ San Fermin? Вѣдь онъ получилъ приглашеніе. Ему даже объяснили, что надо выйти на станціи Монтальто. Но есть приглашенія, которыя почему-то трудно принимать, если взять въ соображеніе, при какой обстановкѣ они были сдѣланы. Асканіо не забылъ, что онъ самъ какъ бы назвался, поэтому онъ не считалъ возможнымъ отправиться къ маркизѣ, да собственно говоря онъ и не чувствовалъ къ этому особеннаго желанія. Еслибы всѣ шапочныя знакомства превращались въ продолжительныя связи, то пришлось бы быть знакомымъ со всѣмъ Римомъ.
   Въ другой разъ въ его присутствіи снова отозвались о маркизѣ, какъ объ элегантной женщинѣ. Но такъ какъ теперь онъ былъ съ глазу на глазъ съ молодымъ Жимелли, то, остановивъ его на улицѣ, онъ спросилъ:
   -- Скажи пожалуйста, что такое ты имѣешь противъ маркизы ди Меццатерра?
   -- Я? Ровно ничего. Почему ты меня это спрашиваешь?
   -- Потому что каждый разъ, какъ ты говоришь о ней, ты употребляешь одинъ и тотъ же эпитетъ.
   -- Да что же тутъ дурнаго, per Вассо! Она молодая, богатая, элегантная женщина,-- вотъ и все. Если она тебя не интересуетъ, то зачѣмъ же ты все спрашиваешь о ней?
   -- Потому, что слово элегантная очень растяжимо, и относительно маркизы я нахожу его почти дерзкимъ. Въ ней слишкомъ много другихъ достоинствъ, чтобы такъ упорно останавливаться на этомъ. Я не понимаю, почему такъ всѣ нападаютъ на бѣдную маркизу? За что?
   Жимелли пожалъ плечами и отвѣтилъ:
   -- Я вовсе не нападаю на нее, тѣмъ болѣе, что я мало знаю ее съ ея внутренней стороны. Другіе счастливѣе меня въ этомъ отношеніи... Вотъ ты спроси Венафра.
   -- Венафра?
   -- Да. Ты его знаешь?
   -- Какъ же знаю. Что же ты хочешь этимъ сказать?
   -- Онъ былъ близкимъ человѣкомъ въ ея домѣ и можетъ сообщить тебѣ много интереснаго. Вѣдь онъ -- какъ сигара; надо умѣть ее раскурить. Спроси у Венафра.
   

IV.

   "Спроси у Венафра!" Что значатъ эти таинственныя слова? Асканіо Марини зналъ Венафра. Они были представлены другъ другу. Гдѣ, когда, этого Асканіо не помнилъ. Бываютъ такія незначительныя знакомства, которыя положительно трудно запомнить, и намъ не рѣдко кажется, что мы знаемъ человѣка десятки лѣтъ, хотя видѣли его въ первый разъ только нѣсколько недѣль назадъ.
   Венафра многіе знали. Это былъ человѣкъ средняго роста, полный, съ небольшими живыми глазами. Отличался ли онъ добротою, это трудно сказать. Говорятъ, что толстяки всегда добры, но если злы, такъ ужь за четверыхъ. Онъ былъ не красивъ и не дуренъ, одѣтъ всегда по модѣ. Ума большаго въ немъ также не было. Онъ не служилъ, а жилъ на собственныя средства и носилъ титулъ графа. Говорили, что онъ просто присвоилъ себѣ этотъ титулъ, и объ этомъ даже ходилъ одинъ анекдотъ. Разъ Венафра встрѣтился съ однимъ журналистомъ, и тотъ въ разговорѣ два раза назвалъ его просто "сеньоръ Венафра". Въ третій разъ Венафра уже не могъ этого вынести и холодно замѣтилъ журналисту: Знаете ли, меня всѣ зовутъ графомъ. Тогда тотъ улыбнулся и отвѣтилъ:-- А пусть ихъ себѣ!
   Венафра былъ принятъ въ лучшемъ кругу новаго Рима. Безъ Венафра ничего нельзя было устроить: ни музыкальнаго вечера, ни домашняго спектакля, ни катанья. У него была масса друзей, и онъ говорилъ ты чуть не всѣмъ министрамъ. На дуэляхъ онъ участвовалъ только какъ секундантъ. Словомъ, это былъ человѣкъ на всѣ руки, готовый исполнять всевозможныя порученія и шумно дирижировать котильономъ. У дамъ онъ былъ въ особенномъ фаворѣ, и въ награду за всѣ услуги онѣ представляли его иностранцамъ подъ титуломъ графа. Всѣмъ депутатамъ, журналистамъ, сенаторамъ, министрамъ, генераламъ, банкирамъ онъ былъ человѣкъ болѣе или менѣе близкій и зналъ всѣхъ и каждаго, не исключая и Марини, хотя тотъ и не принадлежалъ къ старинной римской аристократіи, но, какъ человѣкъ очень богатый, былъ вхожъ въ лучшее общество.
   Асканіо Марини относился до сихъ поръ къ Венафра съ нѣкоторымъ презрѣніемъ. Ужь не постараться ли сойтись съ нимъ? Но зачѣмъ, прежде всего? Для того, чтобы узнать то, что его такъ мало касается? Не стоитъ того, хотя слова Жимелли глубоко засѣли въ душѣ Асканіо, и онъ никакъ не могъ ихъ забыть. Онъ сталъ даже экзаменовать себя.
   -- Почему это я такъ интересуюсь этимъ? Ужь не влюбленъ ли я? Нѣтъ, не думаю. Случалось иногда и мнѣ испытывать волненіе, но оно скоро проходило. Я всегда могъ сказать вмѣстѣ съ Наполеономъ I: "Еще не вылита та пуля, которой суждено убить меня". Да, нужно время для того, чтобы вылить эту пулю. Но вѣдь случается и такъ, что вы встрѣчаете молодую красивую женщину, и пуля сразу пронзаетъ васъ въ самое сердце. Но когда дѣло идетъ о маркизѣ ди Меццатерра... конечно, она прелестный цвѣтокъ, но цвѣтокъ тепличный, которому не суждено долго цвѣсть... И потомъ -- элегантная женщина... Развѣ можно относиться серьезно къ элегантной женщинѣ?
   Тутъ ему почему-то припомнилось, что жизнь его проходитъ совсѣмъ безцѣльно. Вѣдь онъ ровно ничего не дѣлаетъ. Его образованіе осталось безъ всякихъ примѣненій. Онъ писалъ когда-то стихи, но скоро понялъ, что не имѣетъ настоящаго да рованія. Могъ бы заняться прозой, но вкусы такъ различны что одни требуютъ въ писателѣ, чтобы онъ драпировалъ своихъ героевъ въ флорентинскія тоги, другіе -- въ дырявые плащи. На всѣхъ не угодишь. А вотъ заняться археологіей живыхъ людей -- это интересно. Двусмысленныя фразы о маркизѣ ди Меццатерра положительно выводятъ его изъ себя. Надо постараться узнать ея прошлое, а въ этомъ можетъ быть полезенъ только Венафра.
   Марини поднялъ глаза и увидѣлъ, что Венафра очень кстати летитъ ему на встрѣчу.
   -- Вѣрно судьба, прошепталъ Асканіо.-- Надо сейчасъ же приступить къ дѣлу.
   И съ улыбкой на губахъ, онъ подалъ ему руку.
   -- А Марини! Добрый день! воскликнулъ Венафра, почти наталкиваясь на него.
   -- Вы могли бы сказать мнѣ добрый вечеръ, Венафра, отвѣтилъ Марини,-- потому что теперь уже пятый часъ.
   -- Правда, правда, per Вассо! произнесъ Венафра, вынимая изъ кармана свои часы.-- А мнѣ еще столько дѣла!
   -- И все дѣла не терпящія отлагательства?
   -- Судите сами: мнѣ надо еще заѣхать купить новый дуэтъ для дивной маркизы Амадуччи, потомъ навѣстить одного пріятеля... Кстати, почему вы, рыцарь печальнаго образа, не бываете на вторникахъ баронессы? Они восхитительны, больше чѣмъ восхитительны!
   -- Обворожительны! вставилъ Асканіо Марини.
   -- Да, да именно обворожительны! Гостей немного, и все самое избранное общество.
   -- И всѣ витаютъ въ облакахъ?
   -- Именно въ облакахъ, слушая дивную музыку. Въ послѣдній вторникъ, напримѣръ, мы слушали "Мелузину" Мендельсона, что это за вещь! Одинъ восторгъ!
   -- Если такъ хорошо, то я пожалуй не отказался бы послушать.
   -- Превосходно! Я беру съ васъ слово. Сегодня какъ разъ вторникъ. Въ девять часовъ я васъ жду.
   -- О, да вы летите на всѣхъ парахъ!
   -- На всѣхъ парахъ. Зачѣмъ же терять время? Жизнь такъ коротка, произнесъ онъ со вздохомъ.-- Значитъ, рѣшено?
   -- Но я такъ мало знакомъ съ баронессой...
   -- Такъ вотъ вамъ превосходный случай познакомиться поближе. Я ее предупрежу о вашемъ визитѣ. Итакъ, сегодня въ девять часовъ, не правда ли?
   -- Хорошо, будь по-вашему, отвѣтилъ Асканіо.
   Онъ пожалъ ему руку крѣпче обыкновеннаго, и Венафра помчался исполнять порученія.
   Въ этотъ вечеръ, ровно въ девять часовъ, Венафра представлялъ Асканіо Марини избранному обществу баронессы Амадуччи. Но какую роль игралъ въ этомъ домѣ вездѣсущій Венафра? Одну минуту Асканіо думалъ, что онъ близкій другъ баронессы, но потомъ понялъ, что это предположеніе не имѣетъ основанія. Весь вечеръ, слушая музыку, Марини наблюдалъ за
   Венафра и удивлялся, какъ этотъ посредственный человѣкъ умѣетъ сдѣлаться необходимымъ.
   Съ этихъ поръ Асканіо и Венафра сдѣлались почти неразлучны. По мѣрѣ того, какъ Марини относился къ нему любезнѣе, Венафра начиналъ чувствовать къ нему настоящую нѣжность. Скоро онъ принялъ въ домѣ Марини роль стараго друга. Онъ находилъ, что изящная, дорогая мебель разставлена безъ вкуса, и передѣлывалъ все по-своему. Венафра обладалъ декоративнымъ талантомъ: если нельзя было его признать за графа, то всякій могъ принять его за обойщика.
   Разъ, когда Венафра находился въ одномъ изъ своихъ нѣжнѣйшихъ настроеній, онъ по праву дружбы обратился къ Марини съ небольшой просьбой. Пятьдесятъ лиръ сущій пустякъ... Графъ очень скоро вернетъ ихъ ему. Марини не только не отказалъ, но разсердился даже, что тотъ упоминаетъ о возвратѣ. Стоитъ ли между друзьями говорить о такихъ пустякахъ?
   Между тѣмъ они видались почти каждый день, и Асканіо Марини медленно, но вѣрно, шелъ къ своей цѣли. Венафра зналъ чуть ли не всѣхъ дамъ въ Римѣ. Онъ разсказывалъ о своихъ увлеченіяхъ и успѣхахъ у женщинъ, но скромно умалчивалъ о именахъ. Онъ желалъ быть рыцаремъ въ полномъ смыслѣ этого слова и въ своихъ признаніяхъ дѣлалъ только прозрачные намеки:
   -- Полноте, сказалъ ему разъ Асканіо, смѣясь.-- Другу можно довѣрить всякіе секреты.
   -- Я съ этимъ не согласенъ, отвѣтилъ Венафра.-- Другу можно довѣрить все только тогда, когда онъ называется Асканіо Марини. Но если секретъ принадлежитъ не мнѣ одному? Если тутъ замѣшано и другое лицо? Есть случаи, когда люди не должны говорить, и есть также случаи, о которыхъ нельзя распространяться.
   Разъ разговоръ переходилъ на такую почву, то Венафра, самъ того не замѣчая, выбалтывалъ именно то, что желалъ скрыть. Маркиза ди Меццатерра еще не появлялась на сценѣ. Асканіо Марини ни разу не произнесъ ея имени и боялся, что онъ услышитъ его отъ Венафра. Въ его ушахъ не умолкая звучала фраза Жимелли: "Спроси у Венафра".
   

V.

   Этотъ другъ, ежечасно бывшій подлѣ него, все зналъ и о всемъ могъ разсказать. Но какъ начать разговоръ объ этомъ? А маркиза Граціана уже вернулась въ Римъ
   Асканіо Марини разъ встрѣтилъ ее на Корсо, но она такъ быстро промчалась въ коляскѣ, что онъ не успѣлъ даже поклониться. Въ этотъ день онъ уже не анализировалъ себя. Любопытство или любовь волновали его, онъ не хотѣлъ этого знать.
   Итакъ, Граціана вернулась изъ San Fermin, а онъ и не навѣстилъ ее тамъ. Зачѣмъ онъ поѣдетъ? Для того, чтобы влюбиться, какъ несчастный школьникъ, и терпѣть тысячу мученій. Любовь безъ вѣры всегда мучительна, а у него не только не было вѣры въ маркизу, но, наоборотъ, онъ былъ полонъ ревности и самыхъ ужасныхъ подозрѣній. Да, онъ прекрасно сдѣлалъ, что не былъ у нея.
   Ему хотѣлось ненавидѣть эту женщину, но вмѣсто того мысль о ней не покидала его ни на минуту. Въ тотъ день, когда онъ встрѣтилъ ее на Корсо, ему ужасно не хотѣлось видѣть Венафра, онъ самъ не зналъ хорошенько почему. Не хотѣлось также идти съ нимъ въ театръ. Они часто ходили съ нимъ въ театръ и на музыкальные вечера, причемъ Марини бралъ при началѣ спектакля два кресла, не думая объ этомъ заранѣе.
   -- Вы желаете одиночества, сказалъ ему смѣясь Венафра, это признакъ, что вы влюблены. Но въ кого? скажите вашему другу имя красавицы, и Пиладъ протянетъ свою сильную руку Оресту.
   Разъ Асканіо Марини отправился въ Аполо одинъ. Послѣ перваго антракта онъ всталъ и навелъ бинокль на ближайшія ложи. Маркиза ди Меццатерра сидѣла въ одной изъ ложъ бельэтажа. Раньше онъ не узналъ ея среди массы пестрыхъ нарядовъ, обнаженныхъ плечъ и сверкающихъ брильянтовъ. Въ этотъ вечеръ она была необыкновенно хороша. Скромное декольте выказывало бѣлизну ея шеи, свѣтъ полуспущеннаго газа мягкими тѣнями падалъ на ея лицо, въ ушахъ сверкали огромные брильянты, и восхитительная улыбка блуждала на красивыхъ губахъ. Но Асканіо Марини остановилъ на ней взглядъ только на одну минуту и опустилъ бинокль. Онъ сталъ разсѣянно смотрѣть по сторонамъ, но образъ красавицы стоялъ передъ его глазами. Вдругъ онъ почувствовалъ, что на него смотрятъ. Ему показалось даже, что она съ кѣмъ-то говоритъ о немъ. Тогда, обведя глазами дальнѣйшіе ряды ложъ, онъ сѣлъ на свое мѣсто.
   Онъ уже не смотрѣлъ болѣе въ ея сторону, но прислушивался къ разговору, который вели между собою два сеньора въ первомъ ряду. До него долетѣло имя Венафра и показалось даже, что его называютъ "счастливымъ". Да, конечно, онъ счастливъ, если Жимелли говорилъ правду. Марини вновь прислушался, но имя Венафра не упоминалось болѣе.
   Но гдѣ пропадалъ между тѣмъ его другъ? Въ этотъ вечеръ онъ непремѣнно долженъ былъ посѣтить Аполо. И дѣйствительно, во второмъ антрактѣ Асканіо увидѣлъ его въ ложѣ перваго яруса вмѣстѣ съ Жимелли и другими мущинами.
   До самаго конца спектакля Асканіо ни разу не обернулся въ сторону ложи маркизы ди Меццатерра. Онъ чувствовалъ какой-то непонятный страхъ и вмѣстѣ смущеніе. Въ самомъ дѣлѣ, что ему за дѣло до прошлаго этой женщины. А если онъ относится къ этому равнодушно, то почему было не воспользоваться ея любезнымъ приглашеніемъ и не поѣхать въ San Fermin? Въ этотъ вечеръ Асканіо былъ очень недоволенъ самимъ собою. Прежде чѣмъ окончился послѣдній актъ оперы, онъ вышелъ изъ залы. Но его опередилъ другой молодой человѣкъ, достававшій свою шинель. Асканіо посторонился, а тотъ, взглянувъ на него, произнесъ:
   -- А! сеньоръ Марини! Какъ я счастливъ, что вижу васъ! А васъ ждали въ бельэтажѣ,
   -- Въ бельэтажѣ? Кто же это? спросилъ Марини съ легкой краской въ лицѣ.
   -- Маркиза ди Меццатерра.
   Марини показалось, что онъ упалъ съ облаковъ.
   -- А, маркиза была въ театрѣ? Очень жалѣю, что я ея не видѣлъ. Я охотно пришелъ бы полюбоваться на нее.
   -- И маркиза была бы очень довольна вашимъ визитомъ, прибавилъ молодой человѣкъ.
   -- Что вы говорите? сконфуженно произнесъ Асканіо.-- Я имѣлъ честь видѣть ее только одинъ разъ.
   -- Да, въ Тиволи; маркизъ мнѣ говорилъ.
   -- Но маркиза тамъ не было, и насъ не представляли другъ другу. Можетъ быть, вы хотите сказать...
   -- О! маркизъ васъ прекрасно знаетъ. Когда маркиза увидѣла васъ въ креслѣ, она сказала своему мужу:-- Вотъ сеньоръ Марини, тотъ любезный кабальеро, съ которымъ я познакомилась въ Тиволи, и который помогалъ мнѣ накрывать столъ на дѣтскомъ праздникѣ.-- Маркизъ Филиппо вспомнилъ, что гдѣ-то встрѣчался съ вами.
   -- Ахъ, да, теперь я припоминаю, сказалъ Асканіо.-- Мы были представлены другъ другу. Но скажите, прибавилъ онъ, желая перемѣнить разговоръ, какъ вамъ понравился Il Ré di Lahore?
   Они перекинулись еще нѣсколькими незначительными фразами и разошлись. Когда Марини шелъ къ выходной двери, онъ встрѣтилъ маркизу Граціану, шедшую подъ руку съ какимъ-то красивымъ иностранцемъ, повидимому, французомъ или русскимъ. За женою шелъ маркизъ ди Меццатерра, уже пожилой мужчина съ густой, подстриженной, настоящей римской бородой.
   Донна Граціана прошла мимо Асканіо Марини. Онъ поклонился ей. Она шла, слегка склонивъ голову, но отвѣтила на его поклонъ.
   Онъ почувствовалъ, какъ вся кровь бросилась ему въ голову, и, дѣлая надъ собой усиліе, старался смотрѣть въ сторону, пока чудное видѣніе не скрылось за дверьми. Вскорѣ появился Венафра, Жимелли и другіе товарищи изъ втораго яруса.
   -- Пойдемте ужинать, сказалъ Асканіо, чтобы избѣжать разспросовъ.-- Я чувствую необыкновенную пустоту въ желудкѣ.
   -- Какъ король Lahore въ сердцѣ послѣ смерти своей возлюбленной? сказалъ Жимелли.
   -- Именно, подтвердилъ Асканіо.-- Пойдемте, право?
   -- Очень охотно.
   -- Ну, такъ отправимся къ Спильману, отвѣтилъ Асканіо, желая провести вечеръ какъ можно веселѣе.
   Ресторанъ Спильмана всѣхъ пріютилъ, накормилъ и напоилъ до такой степени, что нѣкоторые изъ гостей уже готовы были украсть у короля Lahore его возлюбленную.
   -- А вы все никакъ не можете избавиться отъ безконечныхъ визитовъ? сказалъ Асканіо Марини своему другу.
   -- Что будешь дѣлать! отвѣтилъ Венафра патетически, поднявъ къ потолку глаза, въ достаточной мѣрѣ налитые шампанскимъ.
   -- Да, все новыя и старыя побѣды, не такъ ли? Кстати, были вы у маркизы ли Мепцатерра?
   Это было въ первый разъ, что Асканіо произнесъ при немъ ея имя; оно жгло ему губы. Но онъ не могъ больше сдерживаться, онъ хотѣлъ знать.
   -- У Меццатерра? нѣтъ, я у нея еще не былъ. Мы въ ссорѣ.
   -- А! И серьезно? спросилъ Асканіо.-- Правда, я припоминаю, что вы до сихъ поръ никогда не говорили объ этой сеньорѣ.
   -- Старая исторія! сказалъ Венафра, пожавъ плечами.-- Предадимъ ее забвенію!
   -- То-есть исторію, а не сеньору, не такъ ли? проговорилъ Асканіо, стараясь улыбнуться.-- Почему же?.. Такая красивая женщина... Но я понимаю... ея мужъ такой грубый...
   -- И такой глупый при томъ, подтвердилъ Венафра. Есть вещи, которыхъ нельзя переносить, совсѣмъ нельзя...
   Асканіо сидѣлъ какъ на раскаленныхъ угольяхъ.
   -- Серьезно? Что же, онъ разорился?
   -- Если еще и не разорился до сихъ поръ, то этого не долго ждать. Но я говорю совсѣмъ не объ этомъ. На дона Филиппо такъ и сыпятся наслѣдства: то тетушки, то дядюшки, то чахоточные племянники. Онъ составилъ себѣ состояніе наслѣдствами. Этотъ человѣкъ родился въ рубашкѣ.
   Асканіо не понялъ.
   -- Я слышалъ, что онъ очень любитъ собакъ, сказалъ онъ, чтобы продолжить разговоръ.
   -- Да, и лошадей, въ которыхъ ровно ничего не понимаетъ. Онъ пробылъ мѣсяцъ въ Англіи и воображаетъ себя настоящимъ спортсменомъ. А какъ онъ ѣздитъ -- просто смотрѣть тошно! Кучеръ постоянно поднимаетъ его на смѣхъ.
   -- Во всякомъ случаѣ, если онъ такъ интересуется лошадьми, то современемъ будетъ хорошимъ наѣздникомъ.
   -- Можетъ быть, онъ объ этомъ только и мечтаетъ. Но у него есть и другія увлеченія.
   Асканіо нашелъ, что критическая минута наступила, и съ рѣшимостью произнесъ:
   -- Я слышалъ кое-что объ этомъ. Помню, я читалъ въ Одиссеѣ, что у Пенелопы во дворцѣ всегда было до дюжины иностранцевъ. Но у нея не было Улисса...
   -- А здѣсь Улиссъ близко, очень близко, и вполнѣ доволенъ...
   -- Доволенъ! И вы думаете, что сеньора этого не знаетъ?
   -- Тѣмъ хуже для нея, если не знаетъ. Она должна бы знать.
   -- И никто ее не предупредитъ?
   -- Что же вы хотите? Прежде всего, всякій помнитъ, что между мужемъ и женой не должно вставать третье лицо. И потомъ онъ очень мало занимается своей женой, и она равнодушна къ его поведенію.
   -- Элегантная женщина, прошепталъ Асканіо.
   -- Да, именно. Ее трудно понять. Любитъ она васъ, не любитъ -- подите-ка, узнайте! Она настоящая загадка. Видите ли, я изучалъ ее, признаюсь вамъ...
   -- Будьте увѣрены, что васъ слушаетъ скромный другъ, проговорилъ Асканіо, дѣлая страшное усиліе, чтобы казаться спокойнымъ.
   -- Я изучалъ ее немного, продолжалъ между тѣмъ Венафра.-- У нея въ высшей степени странный темпераментъ. Я понялъ бы, что такъ можетъ держать себя какая-нибудь римская императрица, но ее я не понимаю.
   -- Но вы признавались ей?
   -- Еще бы! Разъ, я помню, вечеромъ, въ San Fermin, въ одномъ изъ ихъ имѣній... Вы были тамъ?
   -- Нѣтъ, но я имѣю о немъ понятіе. Говорятъ, что это какое-то чудо природы.
   -- Да, тамъ есть и холмы, и овраги, и пруды, и озера, и огромный паркъ. О, этотъ паркъ!
   -- Я понимаю, сказалъ Асканіо, понижая голосъ.-- Это относится къ области самыхъ дорогихъ воспоминаній.
   -- Ха, ха, ха! засмѣялся Венафра.-- Тамъ есть бесѣдка, и при свѣтѣ луны... Но, что мы такое болтаемъ? Мы совсѣмъ уклонились отъ нашего разговора. Мы говорили о лошадяхъ?
   -- Нѣтъ, вы разсказывали, какъ разъ вечеромъ вы признались въ любви маркизѣ.
   -- Совершенно вѣрно. Въ этотъ вечеръ всѣ гости San Fermin порядочно подкутили, и только я одинъ былъ такъ же свѣжъ, какъ сейчасъ...
   Асканіо внутренно улыбнулся и сдѣлалъ утвердительный знакъ головой.
   -- Мы гуляли въ паркѣ, и я счелъ возможнымъ признаться ей. Я знаю, что влюбленные всегда краснорѣчивы. Но съ ней, какъ говорится, языкъ прилипъ къ гортани. Да, mio caro, она выслушала, вполнѣ согласилась со мной и затѣмъ... и затѣмъ такъ расхохоталась, что уснувшія на крышѣ бесѣдки птицы разлетѣлись въ разныя стороны.
   -- Разразилась хохотомъ? И больше ничего? Не защищалась, не протестовала?
   -- Ровно ничего! Точно вы говорите съ этой стѣной. А между тѣмъ она святаго можетъ свести съ ума. Сегодня она любезна съ однимъ, завтра съ другимъ, послѣзавтра -- съ третьимъ, и никому никакого предпочтенія.
   -- Но, во всякомъ случаѣ, вы представляли исключеніе изъ общаго правила, сказалъ Асканіо.
   -- Милосердый Боже! воскликнулъ Венафра, отпивая шампанское изъ бокала, только-что поданнаго ему Марини.-- Еслибы и было то, что вы предполагаете, то я никому бы этого не сказалъ.
   -- Вы не скажете, но это говорятъ всѣ. Vox populi, vox Dei.
   Венафра не нашелся ничего возразить противъ такого аргумента, тѣмъ болѣе, что былъ занятъ своимъ бокаломъ шампанскаго. Когда онъ его кончилъ, онъ взялъ руку своего друга и произнесъ:
   -- Все это, разумѣется, останется между нами.
   -- Можете быть увѣрены.
   -- Кромѣ того, добродушно продолжалъ Венафра,-- и такъ ужь слишкомъ много объ этомъ говорятъ и слишкомъ много преувеличиваютъ.
   

VI.

   Послѣ этого разговора Асканіо Марини чувствовалъ необыкновенную тяжесть въ головѣ, а между тѣмъ онъ пилъ немного. Онъ вынесъ увѣренность, что маркиза ди Меццатерра была въ близкихъ отношеніяхъ съ Чельзо Венафра, этимъ непризнаннымъ апокрифическимъ графомъ.
   Одну минуту во время разсказа Венафра Асканіо Марини почувствовалъ непреодолимое желаніе вскочить съ дивана, крикнуть своему другу: "вы лжете!" и дать ему пощечину. Ему стоило большаго труда удержаться отъ этого. Но онъ опомнился. Не самъ ли онъ вызывалъ его на откровенность? Не самъ ли онъ дѣлалъ такой видъ, какъ будто все знаетъ, и только хочетъ слышать подтвержденіе изъ устъ своего пріятеля?
   Асканіо Марини, оставшись одинъ, долго думалъ объ этомъ послѣ этого отвратительнаго вечера въ ресторанѣ Спильмана. Можетъ быть, Венафра и негодяй, но онъ пошелъ на откровенность только послѣ нѣсколькихъ лишнихъ стакановъ вина. Поведеніе же Марини не имѣло оправданія; онъ былъ совсѣмъ свѣжъ, когда допытывался отъ Венафра этой тайны, которая въ то же время была тайной женщины. Какъ бы маркиза ни была легкомысленна и измѣнчива, во всякомъ случаѣ, это женщина, и онъ не имѣлъ никакого права выспрашивать о ея отношеніяхъ къ кому бы то ни было. Да, это былъ подлый поступокъ съ его стороны! Асканіо Марини потерялъ къ себѣ уваженіе и старался забыть объ этомъ вечерѣ. Онъ положительно отказался отъ всякой мысли познакомиться съ ней. Надо постараться о ней вовсе не думать. Если онъ не совсѣмъ правъ въ своихъ подозрѣніяхъ, то тѣмъ лучше для нея; что же касается до него, то онъ ровно ничего не теряетъ, и ему нѣтъ ровно никакого дѣла до ея поведенія.
   Онъ рѣшилъ, что не будетъ больше съ ней встрѣчаться, но, какъ нарочно, встрѣчалъ ее всюду. Онъ видѣлъ ее катающейся въ коляскѣ на Корсо, и долженъ былъ кланяться ей. Послѣ своего разговора съ Венафра, онъ, какъ бы признавая себя виновнымъ, особенно низко кланялся ей, и она, отвѣчая ему на поклонъ, каждый разъ бросала на него вопрошающій взглядъ. Можетъ быть, это была фантазія Марини, но ему казалось, что этотъ взглядъ говорилъ: "Почему вы не навѣстите меня? Почему вы удостоиваете меня поклона только въ этой толпѣ, а не въ моей гостиной?"
   Наконецъ, почему бы и не пойти? Послѣ разговора съ Венафра прошло уже мѣсяца два. Нѣтъ, нѣтъ, не надо; это не поведетъ ни къ чему хорошему! Въ домѣ Каччіалупи, сестры маркизы, были назначенные понедѣльники, и Асканіо Марини получилъ приглашеніе, но онъ не рѣшался воспользоваться имъ, такъ какъ боялся тамъ встрѣтить донну Граціану.
   Иногда избѣгать встрѣчи съ женщиной доставляетъ такое же острое наслажденіе, какъ и искать этой встрѣчи. Асканіо Марини отдалялся теперь отъ маркизы, къ жизни которой прежде чувствовалъ такое любопытство и даже считалъ себя влюбленнымъ въ нее. Хорошъ бы онъ былъ, еслибы, послѣ всего того, что онъ узналъ о ней, онъ старался бы сблизиться съ нею!
   -- Наконецъ-то я узналъ вашу тайну! сказалъ ему разъ Венафра.
   -- Какую тайну? съ удивленіемъ спросилъ Асканіо.
   -- Тайну вашей любви, дорогой другъ.
   -- У меня нѣтъ никакихъ любовныхъ тайнъ.
   -- Серьезно? И вы можете поклясться въ этомъ, рыцарь печальнаго образа. Въ такомъ случаѣ, остается допустить, что донна Элиза, на вечерѣ у Амадуччи, сказала неправду.
   -- Донна Элиза! воскликнулъ Асканіо Марини.-- Кто она такая?
   -- Монталенти, per Вассо! Развѣ вы не бываете у нея въ домѣ?
   -- Какъ и въ домѣ баронессы Амадуччи, какъ и во многихъ другихъ. Развѣ я долженъ во всѣхъ влюбляться?
   -- Конечно, нѣтъ, это было бы уже слишкомъ. Но донна Элиза сама призналась въ этомъ.
   -- Въ чемъ же это она вамъ призналась?
   -- Ну, понятно, въ чемъ признаются въ подобныхъ случаяхъ. Да вы не огорчайтесь, по саго, сказалъ Венафра, дружески хлопнувъ его по плечу.-- Я съумѣю сохранить эту тайну.
   -- Но въ чемъ же она, наконецъ, состоитъ?
   -- Въ томъ, что донна Элиза бредитъ вами и только и повторяетъ ваши слова. Развѣ это не признаніе? "Асканіо Марини вчера принесъ мнѣ книгу, о которой говорилъ третьяго дня; Асканіо Марини не выноситъ новѣйшихъ поэтовъ; онъ признаетъ только Леопарди между итальянцами, Гюго между французами, Байрона между англичанами, Гёте между нѣмцами; Асканіо Марини прочелъ мнѣ стихотвореніе "Chiare fresche е dolci acque", перевелъ его въ прозѣ и растолковалъ мнѣ настоящій смыслъ, Асканіо Марини"...
   -- Довольно, довольно, ради Бога! перебилъ его съ улыбкой Марини.-- Вы меня поразили вашимъ открытіемъ, а теперь хотите уничтожить примѣрами. И это все?
   -- Мнѣ кажется, и этого довольно, отвѣтилъ Венафра. Если вы не влюблены въ нее, то она влюблена въ васъ.
   -- Три визита, которые я ей сдѣлалъ...
   -- Ба! Любовь всегда приходитъ такъ, вдругъ, или никогда не приходитъ. Вы должны чаще бывать у нея, донъ Асканіо. Надо ковать желѣзо, пока горячо.
   -- Да, это вѣрная мысль, сказалъ, улыбаясь, Марини.-- Я приму ее къ свѣдѣнію. Очень вамъ благодаренъ, что вы умѣете такъ хорошо читать въ моемъ сердцѣ.
   -- Полно, полно, возразилъ Венафра, нечего заговаривать мнѣ зубы, вы прекрасно знаете, что я говорю правду.
   Аксаніо не нашелъ нужнымъ возражать.
   Донна Элиза Монталенти, рожденная графиня Фузиньяни, жена сенатора и совѣтника правленія, считалась красавицей. Правда, она была уже не первой молодости, показалась моложе своихъ лѣтъ. Она любила литературу и даже писала стихи. Но разговоръ свой она не пересыпала учеными терминами и была любезной хозяйкой. Асканіо Марини былъ представленъ ей въ одномъ домѣ, сдѣлалъ ей визитъ и былъ прекрасно принятъ. Намъ всегда пріятно бывать тамъ, гдѣ насъ хорошо принимаютъ, и Асканіо Марини сталъ бывать у донны Элизы. Послѣ разговора съ Венафра онъ дѣйствительно сталъ чаще показываться въ гостиной Монталенти.
   Въ этотъ вечеръ у нея никого не было, и онъ съ донной Элизой велъ разговоръ о поэзіи. Въ дверяхъ появился слуга и доложилъ знакомое ему имя. Асканіо Марини хотѣлъ провалиться сквозь землю. Какимъ образомъ маркиза ди Меццатерра попала въ домъ Монталенти? Онъ никогда не слышалъ отъ донны Элизы, что она знакома съ нею! Но развѣ она обязана представлять ему каталогъ своихъ знакомыхъ? Къ тому же, какъ онъ послѣ узналъ, маркиза ди Меццатерра рѣдко бывала у нея; она даже была дружна съ донной Элизой, но посѣщала ее въ крайнихъ случаяхъ.
   Въ то время, какъ донна Элиза, сдѣлавъ удивленный жестъ, поднялась съ дивана на встрѣчу своей подругѣ, Граціана вошла въ гостиную въ скромномъ черномъ платьѣ.
   -- Наконецъ-то! воскликнула донна Элиза, цѣлуя ее.-- Знаешь ли, я думала, что ты меня совсѣмъ забыла. Я даже немного сердилась на тебя.
   -- Вотъ я пріѣхала вымолить у тебя прощеніе, отвѣтила маркиза.
   Послѣ нѣсколькихъ обычныхъ между двумя женщинами фразъ, хозяйка дома обернулась и, указывая на Марини, произнесла:
   -- Позволь тебѣ представить...
   -- Ахъ, ты мнѣ представляешь сеньора Марини, перебила ее донна Граціана.-- Представь также и меня ему, потому что, очевидно, онъ меня уже не узнаетъ.
   -- Что вы говорите, маркиза, проговорилъ въ смущеніи Марини.
   -- Я говорю, отвѣтила Граціана,-- что имѣла удовольствіе познакомиться съ вами въ Тиволи и даже пригласить васъ въ San Fermin...
   -- И сеньоръ Марини былъ такъ забывчивъ, что даже и не вспомнилъ? сказала донна Элиза.
   -- Забывчивъ? Нѣтъ, отвѣтилъ Асканіо, вѣрнѣе сказать -- благоразуменъ, и думаю, что не безъ основанія, потому что мужчины умѣютъ быть очень скучными.
   -- Ахъ, въ такомъ случаѣ, я ничего не могу возразить, съ комическою серьезностью произнесла маркиза.-- Я вполнѣ уважаю такое похвальное признаніе и должна даже предупредить васъ, что если вы не страстный любитель охоты, то вы сами соскучитесь въ San Fermin. Тамъ только и говорится, что о лошадяхъ, собакахъ, зайцахъ, лисицахъ, облавахъ и другихъ, не менѣе поучительныхъ, вещахъ.
   -- Которыя вамъ надоѣдаютъ, какъ я вижу? замѣтилъ Асканіо Марини.
   -- О, нѣтъ! Я не хочу казаться лучше и поэтичнѣе, чѣмъ я на самомъ дѣлѣ. Этотъ образъ жизни также имѣетъ свою прелесть. Живешь на чистомъ воздухѣ деревенской, здоровой жизнью. Есть очень не глупые люди, которые иногда не прочь и отъ серьезнаго разговора.
   -- Однимъ изъ нихъ былъ Николай Макіавелли, вставила донна Элиза.-- Днемъ, облекшись въ флорентинскую тогу, онъ писалъ свои безсмертныя строки, а вечеромъ ходилъ въ таверны и затѣвалъ игры съ поселянами.
   -- Браво! Ты привела прекрасный примѣръ, моя ученая подруга, а я вотъ ничего не знаю и не умѣю умно говорить. Видите, сеньоръ Марини, даже Макіавелли не пренебрегалъ деревенскими удовольствіями. Я же, не вдаваясь въ эти возвышенныя матеріи, скажу, что очень люблю природу и простую жизнь.
   Асканіо закрылъ на минуту глаза, и въ его воображеніи промелькнула кавалькада мужчинъ и стройная амазонка, которую онъ видѣлъ, сидя въ вагонѣ.
   -- Да, я самъ люблю это, замѣтилъ онъ.-- Я не могу только примириться съ одной вещью: съ охотой.
   -- Вотъ какъ! сказала она, покачавъ головой.-- Почему же это? Не потрудитесь ли вы объяснить?
   -- Какъ вы, женщина, можете меня спрашивать объ этомъ? Женщины, по своей натурѣ, тоньше и деликатнѣе насъ. Тамъ, гдѣ мы, мужчины, видимъ одно только удовольствіе и развлеченіе, -- женщины должны видѣть страданіе бѣдныхъ Божіихъ твореній, рожденныхъ для того, чтобы жить, любить и восхвалять Творца природы. А мы ихъ безжалостно убиваемъ, и не ради защиты себя отъ нихъ, а ради того, чтобы они страдали изъ-за нашего удовольствія, ловкости и вѣрности выстрѣла. Я ненавижу охоту, сеньора. Но вы извините меня, маркиза, произнесъ онъ, замѣтивъ, что донна Граціана сдвинула брови.-- Я нѣсколько увлекся, какъ всякій проповѣдникъ, борющійся съ корнемъ зла.
   -- Не придавайте дурнаго значенія моему молчанію, отвѣтила маркиза. Я думала именно о вашихъ словахъ. Женщины никому не должны доставлять страданія. Я больше не буду охотиться, сеньоръ проповѣдникъ. Вы довольны?
   -- Я пріѣду посмотрѣть, насколько вы тверды въ вашихъ обѣщаніяхъ.
   Сказавъ это, Асканіо Марини всталъ. Онъ считалъ невозможнымъ оставаться долѣе. Обѣ женщины на прощанье протянули ему руки.
   -- Когда же мы увидимся, сеньоръ Марини? спросила его Монталенти.
   -- Скоро, сеньора. Я еще долженъ вернуть вамъ вашу книгу.
   -- Я надѣюсь, что не она послужитъ поводомъ къ вашему визиту. Не хорошо такъ быстро пожирать археологію, она пожалуй и не переварится.
   -- Но я ее уже кончаю.
   Когда Марини пришелъ въ слѣдующій разъ къ Монталенти, разговоръ зашелъ о маркизѣ ди Меццатерра.
   -- Какая красивая женщина, сказала донна Элиза.
   -- Очень красивая, отвѣтилъ Асканіо.
   -- Вы находите?
   -- Такъ же, какъ и вы, сеньора.
   -- И это совершенно справедливо. Но почему же вы не сдѣлали ей визита?
   -- Боюсь, сеньора, прошепталъ Асканіо, опуская голову.
   -- Вотъ какъ! Боитесь влюбиться?
   -- Да, отвѣтилъ онъ, стараясь подавить вздохъ.
   -- Бѣдный другъ! Вы правы.
   -- Почему?
   -- Потому что... это очень опасно.
   Асканіо Марини быстро поднялъ голову.
   -- Очень опасно, повторилъ онъ саркастическимъ тономъ. Это худшее, чего можетъ бояться такой человѣкъ, какъ вы; вы рискуете не получить отвѣта на ваше чувство. Не довѣряйте ея любезности,-- она не искренна. Граціана никогда не любила.
   -- Даже своего мужа? произнесъ Асканіо, улыбнувшись иронической улыбкой, еще менѣе искренней, чѣмъ любезность Граціаны.
   -- Его меньше, чѣмъ кого-либо, отвѣтила донна Элиза. Развѣ вы его не знаете? Это одинъ изъ вульгарнѣйшихъ людей въ мірѣ.
   -- О, да! Я его видѣлъ и знаю многія подробности его жизни, сказалъ Асканіо.
   -- Въ такомъ случаѣ вы поймете, что такой человѣкъ не могъ вскружить голову Граціанѣ. Теперь она знаетъ мущинъ и ненавидитъ ихъ.
   -- За нѣкоторымъ исключеніемъ, надѣюсь...
   -- Понятно, какъ женщина умная и образованная.
   Асканіо Марини не зналъ, что думать о всемъ этомъ. Представлялся удобный случай разувѣрить донну Элизу въ томъ, что онъ влюбленъ лично въ нее. Но нужно ли было это дѣлать! Можетъ быть да, а можетъ быть и нѣтъ. Во всякомъ случаѣ, Монталенти была женщина не глупая, и время летѣло съ ней незамѣтно.
   -- Какъ идутъ ваши любовныя дѣла? спрашивалъ его Венафра.
   -- Прекрасно.
   -- Очень радъ. Но смотрите, донъ Асканіо carissimo, не слишкомъ зазнавайтесь.
   -- Ну, вотъ еще! отвѣтилъ Асканіо въ томъ же тонѣ.-- Когда вы видѣли, чтобы влюбленные зазнавались? И при томъ же я очень ревнивъ.
   -- Чортъ побери! Къ кому же вы можете ревновать? Къ сенату? къ университету? къ классикамъ?
   -- Ко всѣмъ, улыбаясь отвѣтилъ Асканіо.
   

VII.

   Не желая и вовсе не думая объ этомъ, Асканіо встрѣтилъ въ доннѣ Элизѣ покровительницу своей зарождающейся страсти. Но онъ не рѣшался ни въ чемъ признаться ей.
   Послѣ своей встрѣчи съ маркизой въ домѣ Монталенти, онъ уже обязанъ былъ сдѣлать ей визитъ. Это было неизбѣжно. Онъ отправился въ замокъ Меццатерра въ улицѣ Nacional. Но, подойдя къ крыльцу, сказалъ себѣ: "Я просто оставлю визитную карточку и не спрошу даже, принимаетъ ли сеньора". Такъ онъ и сдѣлалъ, но, пройдя нѣсколько шаговъ, раскаялся.
   -- Нѣтъ, все-таки хорошо, что я не былъ у нея, думалъ онъ дорогой.-- Я выполнилъ долгъ вѣжливости, и сердце мое въ безопасности. Развѣ лучше было бы, еслибы оно разбилось?
   На другой день онъ получилъ письмо. Конвертъ былъ безъ вензеля, даже безъ короны. Въ почеркѣ онъ не замѣтилъ ничего характернаго. Но отъ письма пахло тонкими духами, и онъ понялъ, что оно написано женскою рукой; но и безъ этого запаха духовъ сердце подсказало ему, что оно отъ донны Граціаны. Онъ долго не рѣшался распечатать конвертъ. Наконецъ онъ открылъ его, вынулъ письмо и сталъ читать. Предчувствіе его не обмануло; письмо было отъ маркизы. Она писала:

"Уважаемый сеньоръ Марини.

   "Вы вѣроятно думаете, что въ Меццатерра {Меццатерра -- demie terre.} достаточно полувизита. Я получила вашу карточку и предупреждаю васъ, что вы ошиблись, въ нашемъ гербѣ стоитъ фраза: "Не отступать" и я повторяю вамъ ее. Вы можете исправить вашу ошибку, посѣтивъ меня отъ двухъ до шести часовъ, если не боитесь соскучиться въ моей гостиной. До свиданія".

"Граціана ди Меццатерра.

   Асканіо Марини нѣсколько разъ перечелъ письмо маркизы, стараясь вникнуть въ смыслъ каждаго слова. Короткія письма нерѣдко гораздо многозначительнѣе длинныхъ. Кто не привыкъ писать часто, тотъ много говоритъ и въ маломъ количествѣ словъ.
   -- Что она можетъ обо мнѣ подумать? разсуждалъ Асканіо, что я или слишкомъ застѣнчивъ или просто глупъ. Но я не хочу, чтобы она обо мнѣ такъ думала. Жребій вынутъ, необходимо ей сдѣлать визитъ. Это мой долгъ. Что будетъ, то будетъ. Попробую окунуться въ этотъ омутъ. Маркиза не назначаетъ мнѣ дня, но у нея вѣроятно есть пріемный день, и она думаетъ, что я его знаю. Если я буду разузнавать его, то пройдетъ еще недѣля, и я такъ никогда и не соберусь. Надо сдѣлать это скорѣй. Не застану ея, тѣмъ лучше, по крайней мѣрѣ исполню мой долгъ.
   Было два часа, и онъ тотчасъ же отправился. Онъ поднялся по знакомой лѣстницѣ, спросилъ слугу, принимаетъ ли маркиза. Асканіо уже опустилъ руку въ карманъ, чтобы оставить вторую визитную карточку, но слуга отвѣтилъ ему утвердительно, провелъ его въ залу, приподнялъ тяжелую шелковую портьеру и доложилъ фамилію гостя. Очевидно, хозяйка дома ждала этого визита и предупредила слугу.
   -- Ахъ, очень рада! Вы очень любезны, сказала маркиза Граціана, приподымаясь съ софы, на которой она полулежа читала книгу. Но я васъ ждала въ пять часовъ, подавая руку, прибавила она.
   -- Почему, сеньора? съ нѣкоторымъ смущеніемъ спросилъ Асканіо.-- Можетъ быть, я долженъ уйти?
   -- Этого еще недоставало! засмѣялась она.-- Я сказала въ пять часовъ, потому что это мой пріемный часъ и быть можетъ вы встрѣтили бы кого-нибудь изъ вашихъ знакомыхъ.
   Асканіо сдѣлалъ жестъ, которымъ хотѣлъ показать, что вовсе не ищетъ встрѣчъ.
   -- Какъ! возразила маркиза.-- Вы не любите общество. А я думала совсѣмъ наоборотъ.
   -- На чемъ же вы основывали ваше мнѣніе, сеньора?
   -- Я... право не знаю. Но вѣдь вы веселились въ Тиволи, напримѣръ.
   -- Я былъ тамъ по семейнымъ дѣламъ у одного родственника.
   -- Да, но въ домѣ Элизы Монталенти, гдѣ я имѣла удовольствіе васъ встрѣтить...
   -- Тамъ, какъ вы знаете, очень тѣсный кружокъ.
   -- Да, но зато очень пріятный. Элиза умная женщина и съ превосходнымъ сердцемъ. И кромѣ того она очень не дурна собой, прибавила она съ задорной улыбкой.-- Но вернемся къ вашимъ знакомымъ: вы бываете также и у баронессы Амадуччи.
   -- Но тамъ еще болѣе тѣсный кружокъ. Тамъ исключительно музыкальные вечера.
   -- И это правда, сказала маркиза.-- Я признаю себя побѣжденной.
   -- Это такъ не похоже на васъ, сеньора. Вамъ суждено выходить побѣдительницей изъ всѣхъ житейскихъ битвъ.
   -- Вы думаете? А на чемъ же основано ваше мнѣніе? спросила Граціана.-- Вы никогда не видѣли меня на состязаніи.
   -- Вы правы и въ данномъ случаѣ, я признаю себя побѣжденнымъ.
   -- Это такой пустякъ, сеньоръ Марини, что я не горжусь моей побѣдой! и, перемѣнивъ тонъ, она прибавила:-- мы будемъ друзьями, не правда ли? Вы человѣкъ, котораго я достаточно знаю и хочу, чтобы мы были хорошими друзьями. Вы ничего не имѣете противъ этого?
   -- Я буду чувствовать себя стѣсненнымъ...
   -- Вы думаете, что мы будемъ вести пустые разговоры? Совсѣмъ нѣтъ. Скажите, чѣмъ вы занимаетесь?
   -- Ничѣмъ, сеньора.
   -- Серьезно?
   -- Серьезно.
   -- Плохо, сказала маркиза, вы должны бы чѣмъ-нибудь заниматься.
   -- А вы? сеньора? Простите... Но чѣмъ же вы занимаетесь?
   -- Я? Я вамъ сейчасъ скажу. Искусствомъ вообще и живописью въ особенности.
   -- Ахъ, это чудный талантъ!
   -- Нѣтъ, вѣрнѣе занятіе. У меня нѣтъ таланта и вѣроятно никогда не будетъ. Мы товарищи, и я не хочу комплиментовъ. Для того, чтобы не дѣлать мнѣ ихъ, вы должны смотрѣть на меня не какъ на женщину, а какъ на искренняго друга. Это такъ пріятно!
   -- И такъ трудно, замѣтилъ Асканіо Марини.
   -- Трудно только то, чего мы не умѣемъ желать, отвѣтила маркиза.-- Но мы попробуемъ. Пойдемте, я васъ поведу туда, куда не ступала нога ни одного изъ смертныхъ. Вы увидите ужасныя вещи, которыя дѣлаетъ вашъ другъ безъ всякой подготовки, слѣдуя своему природному влеченію.
   Сказавъ это, прелестная Граціана поднялась, отворила небольшую дверь и провела Асканіо въ комнату, ярко освѣщенную большими четырьмя окнами и художественно обставленную. Стѣны ея были обиты бѣлой генуезской матеріей и увѣшаны пейзажами съ очень яркой зеленью. Тамъ и сямъ висѣли живописные костюмы, этюды кистью и перомъ и пейзажи.
   -- Это мое гнѣздышко, сказала Граціана.-- Правда, немножко трудно пробираться черезъ массу этой нагороженной мебели, но мнѣ такъ нравится.
   Асканіо засмотрѣлся на одну изъ картинъ.
   -- О, не смотрите на это! сказала Граціана:-- это не моя работа. Это полотно принадлежитъ Феррарри, это Мичетти, это Макари, этотъ негръ -- Барабино. Вообще, вы встрѣтите здѣсь моихъ любимыхъ художниковъ: Морелли, Дальбано, Фавретто, Синьорини, Бецци, Боджіани и другихъ. Какъ видите, я умѣю выбирать. Но такъ какъ я очень ревниво отношусь къ моему искусству, то, прошу васъ, будьте ко мнѣ снисходительны, прибавила она, улыбаясь.-- Вотъ моя работа. Эта мазня должна изображать лошадь.
   -- Но я вижу тутъ не мало лошадей, сказалъ Асканіо, оглядываясь кругомъ.
   -- Еще бы! Здѣсь чуть ли не вся конюшня San Fermin. Я люблю лошадей, въ этомъ мы сходимся съ дономъ Филиппо, нашимъ мужемъ и повелителемъ. Взгляните сюда: вотъ мой любимецъ Маргутъ, который всюду слѣдуетъ за мной, какъ ребенокъ.
   -- Какое славное животное, сказалъ Асканіо.
   -- Не правда ли? Я рада, что онъ вамъ нравится. Но нѣтъ ничего удивительнаго, что онъ мнѣ такъ удался: я столько разъ срисовывала его съ натуры.
   -- А это? спросилъ Асканіо, остановившись передъ деревенской сценкой.
   -- Ахъ, это замѣчательное мѣсто! воскликнула маркиза.-- Это площадь San Fermin.
   -- Да тутъ цѣлая деревня.
   -- Именно. Замѣтьте пожалуйста, тутъ есть и табачная лавочка, есть даже вывѣска, но я недостаточно ясно нарисовала ее.
   -- Я вижу еще и женщину у дверей, сказалъ Асканіо, вглядываясь въ рисунокъ.
   -- Это красавица Теодора, сказала Граціана.-- Отъ нея въ восторгѣ всѣ гости San Fermin. Вотъ, если бы вы пріѣхали, то и вы бы полюбовались на нее.
   -- О, кто знаетъ!
   -- Вглядитесь въ нее, продолжала Граціана, вынувъ изъ папки большой портретъ.-- Я пробовала рисовать ее въ нѣсколькихъ видахъ, но такъ какъ мнѣ не удалось рисовать ее съ натуры, то пришлось рисовать ее на память. Я сдѣлала все, что могла, мнѣ очень хотѣлось имѣть портретъ моей соперницы.
   -- Соперницы! воскликнулъ молодой человѣкъ.
   -- О, да! Она всѣмъ нравится. Всякій, кто ее видитъ, тотчасъ же восклицаетъ: "Что-за красивая жен щина!" Это общее мнѣніе, и мы должны подчиниться ему.
   -- Но вѣдь это лавочница!
   -- Что жъ такое! О женщинахъ не судятъ по ихъ общественному положенію. Красота, дорогой другъ, всегда красота! А эта женщина дѣйствительно красива.
   -- Но вульгарна.
   -- Это вы говорите, а другіе этого не находятъ. Трудно различить въ красотѣ, что вульгарно и что благородно.
   Асканіо бросилъ на нее выразительный взглядъ. Отвѣтъ готовъ былъ сорваться съ его губъ, но онъ удержался и произнесъ:
   -- Я отказываюсь отъ этого. Теоріи не выдерживаютъ критики безъ примѣровъ. Но, чтобы вы не подумали, что я вполнѣ уклоняюсь отъ прямаго отвѣта, я вамъ скажу, что лицо вотъ этой женщины гораздо менѣе вульгарно.
   -- Ахъ, это моя гитана! У этой виденъ умъ въ глазахъ, да иначе она и не могла бы такъ ясно читать будущее.
   -- А она прочла ваше? Что она вамъ сказала?
   -- Такъ... разныя, грустныя вещи, отвѣтила Граціана, становясь серьезной.-- Но объ этомъ не надо думать. Лучше употребить время на какое-нибудь пріятное занятіе.
   -- Вы любите чтеніе? спросилъ Асканіо.
   -- Да, но читаю мало. Какой-нибудь журналъ, газеты...
   -- А новеллы?
   -- Иногда, только онѣ мнѣ надоѣдаютъ. Всѣ онѣ такъ похожи одна на другую.
   -- А музыку любите?
   -- Оперную, да.
   -- А драмы?
   -- И да и нѣтъ. Откровенно говоря, когда я смотрю драму, я сама сочиняю ея конецъ, поэтому драматическіе эффекты меня не занимаютъ. А балетъ я такъ же не люблю, какъ и вы.
   -- Какъ и я? Почему вы можете это знать! воскликнулъ Асканіо.
   -- Я видѣла васъ разъ въ балетѣ: во время танцевъ вы совсѣмъ не смотрѣли на сцену.
   -- Это правда, отвѣтилъ онъ. Мое нравственное чувство оскорбляется при видѣ этого обнаженнаго тѣла. По-моему, это варварство.
   Граціана наклонила голову въ знакъ согласія.
   -- А скажите откровенно, вамъ нравятся мои картины? спросила она Асканіо.
   -- Съ точки зрѣнія искусства?
   -- Ну, да, конечно, съ точки зрѣнія искусства.
   -- Вы хотите слышать правду? Ну, такъ я вамъ скажу, что въ вашей живописи еще есть недостатки.
   -- Браво! дайте вашу руку, товарищъ! Вы заслужили, чтобы я вамъ подарила картину. Посмотритъ, какую вы выберете, а я вамъ пришлю ее домой. Нѣтъ, лучше не выбирайте, я сама выберу. Я подарю вамъ площадь San Fermin, чтобы вы не забыли вашего обѣщанія.
   Маркиза взяла картину и на обратной сторонѣ ея написала карандашомъ: "Доктору Асканіо Марини на память объ его другѣ Г.".
   -- Авторъ скроменъ, сказала она, указывая Асканіо на надпись, и не рѣшается выставить своего полнаго имени.
   -- Вы позволите мнѣ взять этотъ эскизъ съ собою? сказалъ Асканіо. Я очень нетерпѣливъ, и мнѣ трудно будетъ дожидаться, пока вы его пришлете.
   -- Какъ хотите, отвѣтила она, только это показываетъ недостатокъ вѣры въ мои слова.
   -- Или большое уваженіе къ вашей работѣ, проговорилъ онъ.
   -- Во всякомъ случаѣ, это вопросъ спорный.
   Они долго говорили объ этомъ, и въ концѣ концовъ побѣда осталась за Марини; онъ взялъ эскизъ съ собою. Къ счастію, онъ нашелъ извощика у подъѣзда и бережно повезъ свой подарокъ. Теперь Асканіо Марини больше не сомнѣвался; ему не надо было задавать себѣ вопросы, такъ какъ онъ чувствовалъ, что безумно влюбленъ въ своего друга... Граціану.
   

VIII.

   А намеки Жимелли? А признаніе Венафра? Асканіо Марини не хотѣлъ объ этомъ думать. Но тѣмъ не менѣе, глухія, неясныя подозрѣнія не давали ему покоя. А между тѣмъ ему хотѣлось думать только о своей возрастающей страсти. Онъ былъ счастливъ своимъ чувствомъ, онъ помолодѣлъ душой. Съ большой радостью вспоминалъ онъ, какъ весною во время одной изъ загородныхъ прогулокъ съ товарищами, онъ искалъ счастія въ лепесткахъ кашки и наконецъ нашелъ вѣточку съ четырьмя листиками вмѣсто трехъ.
   Онъ сталъ часто посѣщать маркизу Граціану. Онъ не выдавалъ себя за художника и знатока, но выказывалъ большой интересъ къ ея живописи, и маркиза всегда принимала его въ своей студіи. Это было вполнѣ понятно, потому что онъ всегда приходилъ къ ней раньше ея пріемнаго часа. Она не разъ заводила разговоръ о своихъ знакомыхъ, но онъ тотчасъ же переводилъ его на другую тему. Она обратила на это вниманіе.
   -- Какъ странно, сказала она ему одинъ разъ. Вы совсѣмъ не любопытны.
   -- Вы открываете мнѣ ваши сокровенныя мысли, отвѣтилъ онъ, вы показываете мнѣ ваши этюды, я изучаю ваши вкусы, начинаю понимать вашу душу, что же можетъ быть для меня любопытнѣе этого? Видѣть васъ разговаривающею съ вашими друзьями о скучныхъ злобахъ дня, словомъ, видѣть васъ въ свѣтской гостиной, развѣ это можетъ сравниться съ тѣми часами, которые мы провели съ вами въ Тиволи въ кругу дѣтей? Вы помните?
   Граціана вздохнула.
   -- Милыя дѣти! воскликнула она.-- Еслибъ вы знали, сколько разъ вспоминала я этотъ день!
   И она умолкла, какъ бы вызывая въ своемъ воспоминаніи картину дѣтскаго праздника. Затѣмъ, обернувшись къ Асканіо, она сказала ему.
   -- Хотите видѣть другихъ дѣтей не менѣе красивыхъ? Ихъ такъ много въ музеяхъ Ватикана.
   -- О, да, отвѣтилъ Асканіо.-- Я помню, я видѣлъ тамъ Лучіо Веро и Калигулу, изображенныхъ въ дѣтскомъ возрастѣ. Они обворожительны. Жаль, что они не умерли дѣтьми.
   -- Вы правы, но мы не будемъ останавливаться только на дѣтскихъ портретахъ, а осмотримъ и бюсты взрослыхъ, не исполнившихъ своихъ обѣщаній. Хотите вмѣстѣ отправиться въ музей?
   Конечно, Асканіо Марини былъ въ восторгѣ отъ этого предложенія. Кромѣ того, что онъ отправится туда съ прелестной спутницей, самый фактъ осмотра былъ для него интересенъ. Они, природные римляне, любовались на сокровища Рима, какъ какіе-нибудь иностранцы. Они уговорились встрѣтиться на другой же день въ девять часовъ въ соборѣ св. Петра. Асканіо Марини уже въ половинѣ девятаго былъ на паперти. Граціана также оказалась аккуратной. Обойдя соборъ, они направились въ музеи.
   Какъ счастливъ былъ въ этотъ день Асканіо Марини! Минутами ему казалось, что эта прелестная женщина, шедшая подъ руку съ нимъ, принадлежитъ ему, ему одному. Какая счастливая мысль пришла въ голову доннѣ Граціанѣ устроить эти прогулки! Всѣ неожиданныя мысли бываютъ обыкновенно удачны. Во всѣхъ этихъ храмахъ, музеяхъ, картинныхъ галлереяхъ вы встрѣчаете много народу, но вы одни, такъ какъ на васъ никто не обращаетъ вниманія.
   Счастливые, какъ два студента, только-что окончившіе курсъ, Асканіо и маркиза ходили по заламъ музея. Сколько здѣсь чудныхъ произведеній искусства! Нѣкоторыя изъ картинъ были имъ давно знакомы, другими же они любовались въ первый разъ. Остановясь передъ богинями Олимпа и сравнивая съ ними прелестную спутницу, Асканіо говорилъ про себя: Здѣсь есть кто-то гораздо красивѣе васъ.
   Кромѣ красиваго лица Граціана обладала еще изящной фигурой и умѣла хорошо одѣваться. Слѣпо слѣдовать модѣ это еще слишкомъ мало; надо умѣть носить то или иное платье, умѣть выставить во всемъ блескѣ свою красоту. Граціана въ совершенствѣ обладала этими качествами. У нея былъ врожденный вкусъ, и ей не приходилось обдумывать свои туалеты.
   Асканіо смотрѣлъ на статуи музъ, Діанъ, Венеръ, нимфъ и тотчасъ же переводилъ свой взглядъ на свою спутницу, полную дѣвственной, почти дѣтской граціи. Какая разница между ею и этими величественными римскими императрицами! Взглянешь на нихъ, полюбуешься и забудешь, но ее нельзя забыть.
   Это посѣщеніе музеевъ Ватикана было первымъ, но не послѣднимъ; за нимъ слѣдовало второе и за вторымъ уже каждую недѣлю они устраивали эти прогулки раза по два, по три. Маркиза Граціана желала все внимательно осмотрѣть съ каталогомъ въ рукахъ. Асканіо долженъ былъ отмѣчать краснымъ карандашомъ то, что они уже видѣли, и потомъ давать ей объясненіе по поводу болѣе замѣчательныхъ историческихъ картинъ и бюстовъ.
   -- Хорошо бы сдѣлать списокъ всего того, что мы видѣли, говорила Граціана.-- Когда мы состарѣемся, намъ пріятно будетъ это вспомнить.
   И, слушая ее, Асканіо думалъ о томъ, какъ пріятно было бы состарѣться около этой женщины, любимымъ ею и любя ее. Эта мысль проносилась въ его головѣ, какъ чудная, золотая мечта.
   Они расходились около собора святаго Петра. Здѣсь маркиза брала карету и ѣхала въ ней по лѣвому берегу Тибра въ какой-нибудь магазинъ близъ Корсо. Иногда, прощаясь съ нимъ, она говорила:
   -- Это нашъ маленькій секретъ. Смотрите же, кабальеро, держите ваше слово; никто не долженъ знать, что Граціана ди Меццатерра занимается искусствомъ. Можетъ быть, со временемъ я нарисую что-нибудь порядочное, но теперь не выдавайте меня, иначе я съ вами поссорюсь.
   И она шутя грозила ему пальцемъ.
   Но даже и безъ угрозы Граціаны, Асканіо Марини вовсе не имѣлъ намѣренія открывать ихъ тайну. Его знакомые ничего объ этомъ не знали и, слѣдовательно, не имѣли причины для различныхъ шуточекъ. А близкіе друзья думали, что онъ влюбленъ въ Монталенти, и поздравляли его съ успѣхомъ. Къ тому же, когда у человѣка заводятся тайны, то онъ старается отдаляться отъ друзей. Такъ было и съ Марини. При частыхъ посѣщеніяхъ музеевъ онъ рѣдко бывалъ въ замкѣ Меццатерра. Онъ не искалъ съ ней встрѣчъ на балахъ и скорѣе предпочиталъ встрѣтиться на улицѣ. Въ театрѣ онъ избѣгалъ глядѣть въ сторону ея ложи и былъ необыкновенно счастливъ, когда чувствовалъ на себѣ ея мимолетный взглядъ. Иногда онъ встрѣчалъ ее на Корсо въ коляскѣ, запряженной парой чудныхъ рысаковъ, которыми правилъ ея мужъ, донъ Филиппо ди Меццатерра. Этотъ удивительный маркизъ очень любилъ сидѣть на мѣстѣ кучера или жокея и катать своихъ знакомыхъ мущинъ.
   Разъ, разговаривая объ этомъ съ маркизой, Асканіо Марини сказалъ ей:
   -- Не понимаю, какъ вы можете это выносить.
   Граціана взглянула на него такимъ удивленнымъ взглядомъ, что онъ тотчасъ же раскаялся въ своемъ вопросѣ.
   -- Выносить! воскликнула она.-- Что вы говорите, Марини! Во-первыхъ, въ этомъ нѣтъ ничего дурнаго, а во-вторыхъ, это очень нравится дону Филиппо. Это человѣкъ, который не переноситъ одиночества; чѣмъ больше около него людей, тѣмъ лучше онъ себя чувствуетъ. И потомъ, если это вамъ не нравится, то это еще не значитъ, что это не должно нравиться другимъ. Я вовсе не хочу васъ обидѣть,-- прибавила она, замѣтивъ, что Асканіо нахмурился.-- Вы расположены ко мнѣ, но вамъ не нравится донъ Филиппо. Я помню, что на прошлой недѣлѣ онъ приглашалъ васъ отправиться вмѣстѣ въ For di Quinto, и вы отказались.
   -- Вѣдь вы знаете, что я не люблю охоту.
   -- Я знаю, но тотъ, кто ее любитъ, долженъ подыскивать себѣ подходящую компанію.
   -- Въ такомъ случаѣ нечего объ этомъ говорить, сказалъ Асканіо.-- Остается преклониться передъ скучными людьми.
   -- Нѣтъ, мнѣ не хотѣлось бы, чтобы вы такъ говорили, произнесла Граціана съ оттѣнкомъ дружескаго выговора.-- Развѣ вы знаете этихъ людей, чтобы судить ихъ такъ строго? Они вовсе нескучны, а порою даже пріятны... Вотъ, еслибы вы пришли какъ-нибудь пообѣдать... Но вы всегда отказываетесь. Если бы вы провели съ ними вечеръ, то вы чувствовали бы себя прекрасно въ ихъ обществѣ. Донъ Филиппо любитъ путешествовать, и нѣкоторые изъ друзей постоянно сопутствуютъ ему. Это большая ошибка, Марини, что вы не любите путешествій и избѣгаете общества. Жить -- это значитъ учиться, видѣть и наблюдать. Особенно наблюдать, потому, что всѣ эти кабальеро съ ихъ различными характерами вполнѣ достойны наблюденія.
   -- Они составляютъ вашу свиту, сказалъ Асканіо съ принужденной улыбкой.-- Они не были бы кабальеро, еслибы не ухаживали за вами.
   -- О, еслибъ это было такъ, то и съ этой стороны они заслуживаютъ наблюденія. Развѣ неинтересно прослѣдить, какъ люди различныхъ національностей высказываютъ вамъ одно и то же чувство? Вы мущина, и вамъ это не понятно, но еслибы вы были женщиной, то...
   -- То это было бы мнѣ одинаково непонятно.
   -- Одинаково, замѣтила Граціана.-- Значитъ, васъ это не могло бы занять?
   -- Нисколько, отвѣтилъ Асканіо.
   -- Но почему же?
   Марини хотѣлъ объяснить почему, но удержался и только сказалъ:
   -- Потому что эта игра отымаетъ много времени, не говоря уже о томъ, что, представляя развлеченіе для одного, она составляетъ источникъ страданія для другаго. Вы никогда не думали о томъ, что кто-нибудь можетъ обжечься?
   -- О! воскликнула донна Граціана.-- Во мнѣ слишкомъ мало пламени.
   И она засмѣялась такъ искренне и заразительно, какъ умѣютъ смѣяться красивыя женщины.
   Въ одинъ изъ своихъ еженедѣльныхъ визитовъ къ доннѣ Элизѣ, Асканіо Марини, сказалъ ей:
   -- Вы правы, сеньора. Маркиза ди Меццатерра очень странная женщина. Она не любитъ и не способна никого полюбить.
   -- Вѣдь я говорила вамъ! воскликнула донна Элиза.-- Она обладаетъ герметически закупореннымъ сердцемъ, и ея мужъ постарался закупорить его еще плотнѣй. Вѣдь знаете, есть ужасные мужья, они дѣйствуютъ на нервы своимъ женамъ и окончательно отталкиваютъ ихъ отъ себя. А кромѣ того,-- прибавила она какъ бы утомленнымъ голосомъ, -- развѣ такъ необходимо любить и заставлять страдать наше бѣдное сердце? Жизнь -- это прямая дорога, по которой можно идти не спотыкаясь. Граціана часто говоритъ: Надо жить, узнавать и наблюдать.
   -- И прибавляетъ; особенно наблюдать, -- прибавилъ Асканіо, вспомнивъ слова маркизы.
   -- Граціана права. Займитесь наблюденіемъ -- это лучшее, что вы можете сдѣлать,-- сентенціозно произнесла донна Элиза.
   -- Я?! спросилъ Асканіо.-- На какомъ основаніи?
   -- Какъ! Развѣ вы не влюблены?
   -- Нѣтъ! Это было бы безуміе!
   -- Серьезно! воскликнула сеньора, прищуривъ глаза. Но какъ же вы признавались мнѣ въ этомъ, мѣсяца два тому назадъ.
   Асканіо припомнилъ, что дѣйствительно признаніе сорвалось съ его губъ и не помимо его желанія, а потому, что онъ хотѣлъ выяснить свои отношенія къ доннѣ Элизѣ. Онъ вспомнилъ это, покраснѣлъ и старался подъискать подходящее объясненіе. Но онъ не нашелъ его и, пожавъ нѣсколько разъ плечами, проговорилъ наконецъ:
   -- Мимолетное увлеченіе! Я ужь и забылъ объ немъ.
   -- Браво! отвѣтила донна Элиза.-- Вы клюете по зернышку то тутъ, то тамъ, какъ воробей,-- и она улыбнулась своему сравненію.-- Примите мои поздравленія. Въ сущности, вы хорошо дѣлаете, что не относитесь серьезно къ любви. Къ тому же, эта холодная женщина имѣетъ много превосходныхъ качествъ. Она можетъ быть незамѣнимымъ другомъ.
   -- Да, съ этимъ я согласенъ, сказалъ Асканіо. Вы, какъ женщина, можете найти въ ней хорошаго друга, а я, какъ мущина, -- прекраснаго товарища.
   Онъ повторилъ фразу Граціаны, и на этотъ разъ она показалась ему вдвойнѣ справедливой. Да, дѣйствительно онъ будетъ относиться къ Граціанѣ, какъ къ товарищу. Онъ обманывалъ донну Элизу, говоря, что не влюбленъ, а теперь обманывалъ самого себя. Въ сущности, что такое любовь -- эта безумная любовь, которая перерождаетъ человѣка? Поэтическій полетъ души, вотъ и все! Стоитъ ли добровольно хворать этой заразительной болѣзнью?
   И онъ сталъ поступать согласно съ этими философскими разсужденіями. Къ чему горѣть и вѣчно къ чему-то стремиться? Онъ старался относиться къ ней, какъ къ хорошему товарищу, съ которымъ можно потолковать и о серьезныхъ вещахъ, и о пустякахъ. Мущина теряетъ тридцать процентовъ, когда онъ, сидя съ женщиной, только порывается, но не смѣетъ высказать волнующія его мысли. Отбросивъ въ сторону эти ненужныя, любовныя объясненія, Асканіо чувствовалъ себя превосходно въ обществѣ маркизы.
   Граціана и не замѣтила этого рѣшенія, она находила, что ея спутникъ по артистическимъ экскурсіямъ очень внимателенъ и любезенъ.
   -- Какой вы добрый, говорила она. Вы жертвуете мнѣ большею частью вашего времени и никогда не утомляетесь.
   Асканіо силился улыбнуться.
   -- Дружба дѣлаетъ чудеса, сказалъ онъ, а вы лично довершаете ихъ.
   -- Ахъ, такъ вы вѣрите въ это? спросила она.
   -- Въ дружбу? Конечно, да. Я никогда и не сомнѣвался въ ней. Если это чувство можетъ возродиться и окрѣпнуть между двумя мужчинами, то почему же ему не процвѣтать между мужчиной и женщиной, отношенія которыхъ могутъ быть нѣжнѣе и разностороннѣе?
   -- Браво, Марини! воскликнула Граціана. Вотъ это называется разсуждать! Ужь не убѣдились ли вы собственнымъ опытомъ, что любовь утомляетъ, а дружба укрѣпляетъ силы?
   Ахъ, зачѣмъ она это сказала! Эти слова, сорвавшіяся съ ея губъ, невыразимо кольнули его. Любовь утомляетъ! Такъ, значитъ?.. И образъ Венафра всталъ передъ глазами Асканіо. Но это длилось всего одну минуту. Нѣтъ, нѣтъ этого не могло быть! Это милое созданіе высказало только общую мысль, а не свою личную опытность. Развѣ другіе не повторяютъ того же самаго? Ему хотѣлось отвѣтить ей тутъ же:
   -- Нѣтъ, не вѣрьте въ дружбу между мужчиной и женщиной. Мы всегда въ подобныхъ отношеніяхъ стараемся казаться лучше, скрываемъ дурныя стороны нашего характера и чуть ли не кокетничаемъ, какъ женщины. Одинъ изъ извѣстныхъ писателей сказалъ: "Дружба между мужчиной и женщиной это любовь, разбавленная водой".
   Асканіо Марини хотѣлъ сказать ей все это, но удержался. Онъ всегда сдерживалъ свои горячіе порывы въ разговорѣ съ этой улыбающейся, граціозной, но холодной женщиной, похожей на классическія, римскія и греческія статуи, которыми они вмѣстѣ любовались.
   Таковы ли были эти красивыя женщины временъ Фидія и Праксителя? Также ли онѣ были недоступны земнымъ страстямъ? Отличались ли онѣ тою же строгостью мыслей и взглядовъ? Если -- да, то какъ пересыхающая рѣка пробивается иногда за нѣсколько верстъ отъ своего устья, такъ и эти древніе, классическіе образы могли отразиться черезъ нѣсколько столѣтій въ современныхъ женщинахъ.
   Но тутъ опять Венафра выступалъ передъ его глазами. Элегантная женщина! Но если даже она и сдѣлала въ жизни легкомысленный поступокъ, то ей можно много простить. Но какъ понять, что маркиза Граціана, женщина съ такими тонко развитыми чувствами, переносила всю вульгарность своего мужа и даже не возмущалась ею? Какъ могла она удовлетворяться окружающимъ ее обществомъ?
   Разъ, придя къ ней, онъ засталъ ее взволнованной и даже съ заплаканными глазами. Онъ почувствовалъ безконечную нѣжность къ ней. Что такое случилось? Въ сущности -- пустякъ. Одна изъ тѣхъ домашнихъ сценъ, которыя такъ часты въ семейной жизни. Донъ Филиппо ди Меццатерра, вернувшись съ бѣговъ домой ужинать, не засталъ жены въ столовой. Она писала письмо, и ему пришлось подождать цѣлыхъ пять минутъ. Боже мой, донъ Филиппо, какъ Людовикъ XIV, за эти пять минутъ поднялъ цѣлую бурю въ домѣ! Ему казалось, что онъ ждетъ цѣлый часъ; онъ кричалъ, швырялъ стулья и даже разбилъ дорогую японскую вазу.
   Асканіо задумался, затѣмъ спросилъ донну Граціану:
   -- Онъ ревнивъ?
   -- Онъ? что вы! отвѣтила она.-- Къ кому же онъ можетъ ревновать?
   -- Да мало ли, отвѣтилъ онъ... къ своей тѣни или ко мнѣ, напримѣръ.
   -- О! въ такомъ случаѣ ему пришлось бы ревновать ко всѣмъ безъ исключенія, отвѣтила маркиза.-- Нѣтъ, не думайте этого. Донъ Филиппо можетъ выйти изъ себя изъ-за пустяка. Онъ очень добръ, но вспыльчивъ. Это фамильный недостатокъ, что будете дѣлать! Но каковъ бы онъ ни былъ, вѣрьте мнѣ, онъ все-таки лучшій изъ мужей.
   Асканіо не зналъ, что думать. Но какъ онъ могъ изучить подробности характера этой женщины, не зная всѣхъ мелочей ея семейной жизни? До сихъ поръ онъ избѣгалъ всѣхъ представлявшихся случаевъ, и теперь уже трудно вернуть то, что упустилъ. Но случай скоро представился. Маркизы ди Меццатерра уѣзжаютъ въ San Fermin, гдѣ онъ обѣщалъ ихъ навѣстить. Да, онъ непремѣнно поѣдетъ: онъ хочетъ видѣть, хочетъ знать.
   

IX.

   Асканіо Марини рѣшился выѣхать изъ Рима недѣлю спустя послѣ отъѣзда маркизовъ ди Меццатерра. Но выѣхалъ онъ черезъ пять дней; онъ скучалъ въ этомъ большомъ городѣ, какъ всякій влюбленный скучаетъ тамъ, гдѣ нѣтъ предмета его любви. Онъ обѣщалъ предупредить о своемъ отъѣздѣ и, дѣйствительно, наканунѣ послалъ телеграмму.
   Когда онъ вышелъ изъ вагона на станціи Монтальто, онъ увидѣлъ нѣсколько экипажей и мужчинъ, ожидавшихъ его. Асканіо немножко зналъ всѣхъ ихъ и былъ увѣренъ встрѣтить ихъ въ San Fermin, но не на станціи. Онъ подумалъ, что они, вѣроятно, сопровождали владѣльца замка, и, дѣйствительно, донъ Филиппо тотчасъ же подошелъ къ нему и представилъ ему своихъ гостей: князя Юрьевскаго, барона Сали и виконта де-Руне. Всѣ трое были веселые, бѣлокурые, изящно одѣтые молодые люди, по типамъ представлявшіе полную противуположность съ дономъ Филиппо. Тутъ былъ также и итальянецъ, графъ Варанелло, широкоплечій, высокій мущина съ краснымъ лицомъ.
   Всѣ эти личности не показались опасными Асканіо. Это были люди, но между ними не было человѣка. Такъ по крайней мѣрѣ показалось ему на первый взглядъ. Но зачѣмъ онъ съ такимъ вниманіемъ разсматриваетъ ихъ. Вѣдь онъ вѣритъ, зачѣмъ же онъ подозрѣваетъ? Есть случаи, когда влюбленный чувствуетъ не размышляя и поступаетъ не обдумывая, словно движимый природнымъ инстинктомъ.
   Послѣ представленій всѣ размѣстились по экипажамъ, и донъ Филиппо сѣлъ править однимъ изъ нихъ. Поѣхавъ милю по открытому полю, экипажи въѣхали въ безконечный кустарникъ. Здѣсь должна быть превосходная охота. Варанелло приподнялся и, выглянувъ изъ-за плеча дона Филиппо, сказалъ:
   -- А вонъ и донна Граціана.
   Асканіо Марини поднялъ глаза по указанному направленію и увидѣлъ впереди многочисленную кавалькаду. Господи, сколько грумовъ провожаетъ донну Граціану! Но онъ ошибся. Когда кавалькада приблизилась, онъ увидѣлъ, что только одинъ кабальеро ѣдетъ съ маркизой; остальные, очевидно слуги, держались поодаль. Тогда все вниманіе Асканіо было обращено на этого единственнаго кабальеро. Это былъ маркизъ Рипафратта, старый воинъ, воспитавшій уже нѣсколько поколѣній и врядъ ли способный ухаживать за молодой женщиной. Случайно или намѣренно маркиза Граціана выбрала его своимъ спутникомъ для встрѣчи Марини? Какъ бы-то ни было, но Асканіо былъ очень доволенъ этимъ. Орѣховый кустарникъ показался ему живописнымъ и дорога восхитительной.
   Экипажъ остановился, чтобы дать возможность доннѣ Граціанѣ подъѣхать съ правой стороны. Асканіо между тѣмъ привсталъ и, снявъ шляпу, такъ низко наклонилъ голову, какъ дѣлали это рыцари среднихъ вѣковъ, подставляя ее подъ топоръ палача.
   -- Ахъ, очень рада, сказала она.-- Нашъ сеньоръ Марини рѣшился наконецъ сдѣлаться плѣнникомъ San Fermin. Будьте осторожны, кабальеро, вамъ отведутъ самую крѣпкую и самую ужасную камеру въ замкѣ! Васъ будутъ выпускать оттуда только на охоту или на прогулку и то, подъ честнымъ словомъ, что вы не сбѣжите.
   Асканіо отвѣтилъ что-то, любезно улыбаясь. Никогда еще не чувствовалъ онъ себя въ такомъ затруднительномъ положеніи, какъ въ этотъ день, когда ему впервые пришлось говорить съ донной Граціаной при маркизѣ ди Меццатерра и при всѣхъ этихъ, почти незнакомыхъ ему, людяхъ.
   -- Я буду очень послушнымъ плѣнникомъ, сказалъ онъ.
   -- Посмотримъ! Вы не отличались особымъ послушаніемъ, когда приходилось васъ ловить. Вѣдь вы знаете, что въ прошломъ году мы напрасно прождали васъ. Но забудемъ на время ваше преступленіе, прибавила она.-- Плѣнникъ вѣроятно усталъ съ дороги, и я поѣду распорядиться, чтобы ему приготовили все необходимое.
   И, говоря это, она сдѣлала легкій кивокъ головой, дала шпоры лошади и исчезла за поворотомъ.
   -- Аврора предшествуетъ солнцу, сказалъ шутникъ Варанелло.
   -- А солнце, это вѣроятно ты? спросилъ донъ Филиппо, не оборачиваясь.
   -- Безъ сомнѣнія, отвѣтилъ тотъ.-- Тѣмъ болѣе, что одно изъ моихъ пяти именъ при крещеніи -- Фебъ.
   Асканіо проводилъ глазами прелестную амазонку и внутренне былъ очень доволенъ игривымъ разговоромъ, которымъ она его встрѣтила. Когда она исчезла изъ вида, онъ сталъ любоваться лѣсомъ, тянувшимся по обѣимъ сторонамъ дороги. Мѣстность дѣйствительно была необыкновенно красива и поэтична. А влюбленный человѣкъ всегда поэтъ. Сердце Асканіо Марини радостно билось при видѣ этой яркой зелени и голубаго неба.
   Скоро показался замокъ, и Асканіо сейчасъ увидитъ его прелестную владѣлицу. Тамъ и сямъ были раскинуты деревенскіе домики и, миновавъ ихъ, экипажи выѣхали на ровную дорогу, обсаженную густыми деревьями. Нѣсколько поодаль виднѣлся большой паркъ. На многочисленныхъ вьющихся дорожкахъ бѣлѣли мраморныя статуи. Богиня Діана, покровительница охоты, изящнымъ изгибомъ повернувъ назадъ голову, казалось, сзывала своихъ собакъ. Высокій Фавнъ, приложивъ палецъ къ губамъ, какъ бы молилъ не нарушать тишину, чтобы не разбудить спавшую невдалекѣ нимфу, Боги и богини Аркадіи, собранные въ этомъ огромномъ паркѣ, придавали ему величественный и въ то же время чисто деревенскій видъ, свойственный стариннымъ римскимъ помѣстьямъ.
   Замокъ San Fermin со своими узкими многочисленными башнями и двумя рядами небольшихъ оконъ, былъ выдержанъ въ строго-римскомъ стилѣ. Онъ былъ выкрашенъ въ сѣровато-желтоватый цвѣтъ и при заходящихъ лучахъ солнца казался вылитымъ изъ золота. Замокъ былъ окруженъ широкимъ рвомъ съ перекинутымъ черезъ него изящнымъ легкимъ мостомъ.
   Передъ этимъ мостомъ донъ Филиппо остановилъ лошадей и бросилъ возжи подбѣжавшему кучеру. Гости стали выходить изъ экипажей, и владѣлецъ замка, подойдя къ Асканіо Марини, какъ къ вновь прибывшему, взялъ его подъ руки и сказалъ:
   -- Здѣсь вы дома, Марини. Тутъ написано, а если и не написано, то все равно всякій это знаетъ: "Дѣлай то, что тебѣ нравится".
   Асканіо любезно склонилъ голову и направился вмѣстѣ съ нимъ къ террасѣ, въ дверяхъ которой стояла маркиза Граціана, напоминавшая собой въ эту минуту дивное произведеніе Антоніо Ванъ-Дика. Она слегка откинула назадъ шляпу и, придерживая рукою длинный трэпъ своей амазонки, ждала ихъ съ улыбкой на губахъ. Когда Асканіо подошелъ и рѣшился предложить ей руку, она взяла ее и направилась ко входу. Въ выраженіяхъ ея лица и блестящихъ глазъ видна была радость. И дѣйствительно еще никогда ни одинъ изъ гостей не пользовался здѣсь такимъ радушнымъ пріемомъ.
   Дойдя до входа въ залъ, Граціана остановилась, высвободила свою руку изъ руки Асканіо и сказала:
   -- Я въ Іерусалимъ, а ты въ Египетъ, какъ говоритъ одинъ изъ моихъ любимыхъ поэтовъ, а выражаясь на нашемъ бѣдномъ языкѣ: я -- въ мою комнату переодѣться, а вы -- въ вашу. Слуга васъ проведетъ. Но, ради Бога, не медлите, здѣсь не любятъ ждать, и мы не хотимъ терять вашего общества въ гостиной.
   И улыбнувшись она исчезла; Асканіо, сіяя счастіемъ, пошелъ по корридору за слугой, провожавшимъ его, въ его комнату. Онъ былъ въ восторгѣ, что маркиза Граціана занималась исключительно только имъ однимъ, не обращая ровно никакого вниманія на остальныхъ гостей. Любимая женщина всецѣло овладѣваетъ вами, какъ сказочная волшебница; она возбуждаетъ цѣлую бурю однимъ движеніемъ бровей и открываетъ для васъ цѣлый рай блаженства одной своей улыбкой.
   Асканіо на этотъ разъ не заставилъ себя долго ждать. Въ какихъ-нибудь пять минутъ онъ умылся, переодѣлся и направился въ гостиную. Но гдѣ находилась гостиная? Онъ не подумалъ объ этомъ. Въ большихъ замкахъ всегда есть слуга въ корридорѣ, и его можно спросить, какъ пройти. Но на этотъ разъ умышленно или случайно его встрѣтилъ въ корридорѣ хозяинъ дома.
   -- А вы не теряете времени! воскликнулъ онъ, подходя къ своему гостю.-- Пойдемте сюда, надо спуститься въ нижній этажъ.
   И они спустились по лѣстницѣ. Донъ Филиппо провелъ Марини въ обширную залу, всѣ стѣны которой были увѣшаны старинными гобеленами, съ изображенными на нихъ охотничьими сценами. Эта комната казалась предназначенной исключительно для мужчинъ, но въ одномъ изъ угловъ было какъ бы маленькое отдѣленіе для гостиной съ мягкими креслами, низенькимъ диваномъ и массою цвѣтовъ въ японскихъ вазахъ. Зала была отдѣлана во вкусѣ владѣльца замка, а этотъ уголокъ ея съ мягкими коврами -- во вкусѣ владѣлицы. Асканіо надѣялся застать ее здѣсь, но ея не было. Тогда онъ сообразилъ, что если мужчинѣ достаточно пяти минутъ для того, чтобы одѣться, то женщинѣ, какъ бы она ни торопилась, этого времени слишкомъ мало.
   -- Сеньоры всегда запаздываютъ съ своими переодѣваньями, замѣтилъ донъ Филиппо, окинувъ взоромъ залу.-- Не хотите ли пройтись по парку?
   Асканіо ничего не имѣлъ противъ этого, и донъ Филиппо фамильярно взялъ его подъ руку.
   Какимъ образомъ возникла эта близость между маркизомъ ди Меццатерра и Асканіо Марини? Дней десять тому назадъ маркизъ, встрѣтя Асканіо на Корсо, остановилъ его и сказалъ:
   -- Въ понедѣльникъ, какъ вы знаете, мы уѣзжаемъ въ San Fermin.
   Это: "какъ вы знаете", ясно показало Марини, что маркизу не безъизвѣстно его знакомство съ донной Граціаной.
   -- Если вы охотникъ или просто любите посмотрѣть на охоту, то сдѣлайте намъ удовольствіе: посѣтите насъ и пусть вашъ визитъ будетъ по возможности продолжителенъ. Въ San Fermin въ это время весны масса всевозможной дичи, и вы навѣрно не соскучитесь.
   Асканіо на этотъ разъ благоразумно удержался отъ заявленія, что онъ терпѣть не можетъ охоты и ненавидитъ охотниковъ. Довольно и того, что онъ признался въ этомъ доннѣ Граціанѣ. Онъ улыбнулся, поблагодарилъ и обѣщалъ пріѣхать надолго.
   Не было ничего удивительнаго въ этомъ приглашеніи со стороны дона Филиппо. Онъ встрѣчался иногда съ Марини, перекидывался съ нимъ нѣсколькими фразами и, если не былъ съ нимъ друженъ, то не былъ и въ дурныхъ отношеніяхъ. Но, въ нашъ матеріальный вѣкъ, дружба удивительно рѣдкая вещь, и надо радоваться, если встрѣчаешь ее хоть въ семьяхъ. Обыкновенно случается такъ, что послѣ медоваго мѣсяца мужъ смотритъ въ одну сторону, а жена въ другую; они сходятся только въ часы обѣда и завтрака, иногда вмѣстѣ показываются въ театрѣ или у старыхъ знакомыхъ. У жены заводятся свои увлеченія, у мужа свои. Подобная жизнь идетъ, какъ по проложеннымъ рельсамъ, хотя и бываютъ случаи, что локомотивъ сходитъ съ нихъ.
   Маркиза тотчасъ же разсказала мужу о своемъ новомъ знакомствѣ въ Тиволи. Затѣмъ онъ узналъ о двухъ карточкахъ, оставленныхъ Марини въ передней, и о его формальномъ визитѣ доннѣ Граціанѣ.
   Этого было совершенно достаточно для дона Филиппо, чтобы сказать Марини при встрѣчѣ съ нимъ на улицѣ:
   -- А, добрый день! Я очень жалѣлъ, что не видѣлъ васъ вчера въ пріемный часъ маркизы, но надѣюсь встрѣтить васъ другой разъ.
   Но этотъ другой разъ никогда не наступилъ, потому что донъ Филиппо очень рѣдко присутствовалъ въ гостиной маркизы въ ея пріемные часы. Встрѣчаясь на улицѣ съ Марини, маркизъ любезно раскланивался съ нимъ и перекидывался нѣсколькими фразами. Нуженъ былъ случай для того, чтобы укрѣпить ихъ отношенія, и случай этотъ представился въ San Fermin. Донъ Филиппо пригласилъ Асканіо, и тотъ принялъ это приглашеніе. На другой день онъ разсказалъ о своемъ намѣреніи доннѣ Граціанѣ.
   -- Наконецъ-то! воскликнула она.-- И я надѣюсь, что вы погостите у насъ подольше, а не сдѣлаете намъ докторскій визитъ?
   -- Еслибы это отъ меня зависѣло, то я желалъ бы вѣчно оставаться въ San Fermin, отвѣтилъ Аксаніо.-- Но я буду тамъ совсѣмъ безполезнымъ гостемъ.
   -- Зачѣмъ вы это говорите, Марини? Нѣтъ никакой необходимости, чтобы вы дѣлали то, что дѣлаютъ другіе. У насъ тамъ полная свобода, всѣ чувствуютъ себя, какъ дома. Въ прошломъ году у насъ былъ курьезный гость-нѣмецъ, барона. Фонъ-Ашенфуксъ, который ходитъ на охоту, вооруженный съ головы до ногъ, но съ балладами Гёте въ ягташѣ. Дичь такъ и летала у него надъ головой, а онъ все читалъ своего любимаго поэта. Вечеромъ, за ужиномъ, мы его спрашивали: "Ну, что, баронъ? Что же вы убили?" -- "Время, отвѣчалъ онъ флегматично,-- и вамъ это кажется мало? Я видѣлъ райскихъ птицъ, а вы ихъ не видѣли". А знаете, сеньоръ Асканіо, что онъ подразумѣвалъ подъ райскими птицами?
   -- Идеалъ, проговорилъ Асканіо.
   -- Именно идеалъ. Какъ видите, и въ San Fermin можно проводить время не менѣе пріятно, чѣмъ гдѣ-либо.
   

X.

   Да, теперь Асканіо Марини понималъ, какъ хорошо можно проводить время въ San Fermin. Когда мы молоды и любимъ, небо намъ кажется яснѣе, воздухъ прозрачнѣе, звѣзды блестящѣе, ярче зелень полей. Этотъ радужный видъ природы въ глазахъ влюбленнаго человѣка древніе поэты называли взглядомъ Мадонны. Когда мы любимъ, мы всегда поэты, и съ нашихъ губъ слетаютъ невольно нериѳмованные сонеты Петрарки. О, еслибы могъ вѣчно цвѣсти этотъ чудный цвѣтокъ любви! Но мы сами не замѣчаемъ, какъ наступаетъ утомленіе, скука, охлажденіе. Этому чудному цвѣтку суждено цвѣсти только день, часъ, минуту, и затѣмъ онъ поникаетъ своей дивной головкой. А между тѣмъ жизнь только и скрашивается любовью, безъ нея все пасмурно, все скучно.
   Асканіо Марини втянулся въ жизнь гостей. Говорятъ, что Митридатъ привыкъ къ яду, принимая его маленькими дозами. И къ тому же, когда опасность у насъ передъ глазами, она не кажется намъ такой страшной. Всѣ эти гости хоть и были любезны съ хозяйкой дома, но относились съ еще большей внимательностью къ ея мужу. Это понятно, если принять во вниманіе, что маркизъ, какъ спортсменъ въ душѣ, интересовался только охотою. Разговоръ гостей въ первый вечеръ по пріѣздѣ Марини вертѣлся исключительно на зайцахъ, тетеревахъ, бекасахъ и ружьяхъ. Виконтъ де-Руне, вмѣстѣ съ дономъ Филиппо, стояли за старинныя ружья 12-го калибра и трехъ съ половиною килограммовъ вѣса.
   -- Какой ужасъ! горячился князь Юрьевскій.-- Да вѣдь подобное ружье человѣкъ съ мѣста не можетъ сдвинуть! Чѣмъ легче ружье, тѣмъ оно сильнѣе и тѣмъ меньше требуетъ пороху.
   Донъ Филиппо не соглашался, и споръ этотъ тянулся больше часу. Но Асканіо не принималъ въ немъ участія. Пусть лучше они толкуютъ о ружьяхъ 12-го калибра, чѣмъ ухаживаютъ за донной Граціаной.
   -- Ну, какъ вамъ кажется, Марини? спросила маркиза Асканіо, когда онъ помогалъ разливать ей чай.-- Стоятъ ли эти споры нашихъ спокойныхъ разсужденій объ искусствѣ?
   -- Я даже не смѣю ставить тутъ параллели, отвѣтилъ Асканіо.-- Но въ сущности эти сеньоры должны спорить объ этомъ, потому что они страстные охотники. Они понимаютъ въ охотѣ не меньше, чѣмъ вы въ искусствѣ.
   -- Я! А развѣ вы не интересуетесь имъ?
   -- Я интересуюсь каждой вашей мыслью и каждымъ вашимъ желаніемъ, маркиза.
   -- За эти милыя слова я дала бы вамъ первую чашку чая, еслибы вы не заслужили ея по праву вновь прибывшаго гостя. Сколько кусковъ сахара положить вамъ!
   -- Три, сеньора.
   -- Ну, вотъ, здѣсь въ чашкѣ три, а четвертый на блюдцѣ. Спрячьте его до завтра, я вамъ скажу, что съ нимъ надо сдѣлать.
   Асканіо съ удовольствіемъ исполнилъ ея желаніе и опустилъ сахаръ въ карманъ своего жилета. Намъ пріятна даже самая маленькая тайна, соединяющая насъ съ красивой женщиной.
   Въ эту ночь на постели своей тюрьмы -- изящно и со вкусомъ отдѣланной комнаты,-- Асканіо видѣлъ чудный сонъ. Ему снилось, что онъ сидитъ на свѣжей травѣ подъ ярко-синимъ небомъ, и какая-то чудная фея спустилась къ нему и проситъ у него кусочекъ сахару, который лежитъ въ его жилетѣ. Она уже поднесла его къ губамъ, но, увидя его грустное лицо раскусила кусочекъ пополамъ, подала половинку ему и, шаловливо дразня его, произнесла: "Возьми, возьми".
   О, коварные сны, какъ они не схожи съ дѣйствительностью! Ровно въ четыре часа утра слуга разбудилъ Марини, чтобы отправляться на охоту. Вопросъ этотъ былъ рѣшенъ еще наканунѣ, и Асканіо не могъ отказаться, тѣмъ болѣе, что донна Граціана объявила, что позднѣе выѣдетъ имъ на встрѣчу.
   Асканіо торопливо одѣлся, выпилъ кофе, принесенный ему въ комнату слугой, и вышелъ на площадку, гдѣ уже собрались охотники. Ему также вручили ружье 12-го калибра, тяжесть котораго, какъ это обыкновенно бываетъ, не давила ему плеча въ первое время. Впослѣдствіи оно не замедлитъ дать себя почувствовать. Теперь уже Асканіо Марини неловко было отступать. У него остался одинъ выходъ: стрѣлять въ воздухъ.
   Когда всѣ собрались, окно втораго этажа отворилось, и въ немъ показалась донна Граціана, освѣщенная лампой.
   -- Желаю вамъ счастливой охоты, сеньоры! крикнула она своимъ серебристымъ голосомъ.-- Счастливой охоты!
   -- И пріятнаго сна богинѣ Діанѣ, отпускающей насъ однихъ прокричалъ снизу Варанелло.
   -- Да, отвѣтила Граціана, смѣясь.-- Вы вѣдь знаете, что я не люблю ваши болота, оттуда всегда вернешься съ промоченными ногами.
   -- Вы совершенно правы, маркиза, сказалъ Варанелло, взглянувъ на свои высокіе сапоги.
   Асканіо поклонился въ сторону освѣщеннаго окна съ сладкой надеждой, что его увидятъ, и пошелъ за своими спутниками. Скоро они подошли къ большому озеру.
   Всѣхъ охотниковъ было семь: Марини, донъ Филиппо, Юрьевскій, Сали, Варанелло, де-Рунэ и Рипафратта. Черезъ недѣлю ждали новыхъ гостей. Осенью вообще San Fermin посѣщался больше, чѣмъ весною. За охотниками слѣдовали мажордомъ, лѣсничій и нѣсколько сторожей.
   -- Знаете, что они дѣлаютъ? спросилъ донъ Филиппо Аскгніо Марини.
   -- Нѣтъ, не знаю, отвѣтилъ тотъ.
   -- Ткутъ полотно.
   Мысль Асканіо невольно перенеслась къ Пенелопѣ, ткавшей свое полотно.
   -- Видите ли, продолжалъ донъ Филиппо, далекій отъ героическихъ воспоминаній древней Греціи.-- Они всѣ идутъ къ болоту и станутъ въ нѣкоторомъ разстояніи одинъ отъ другаго. Медленно и потихоньку они будутъ двигаться впередъ почти до средины озера. Дикія утки и не подозрѣваютъ, что имъ грозитъ опасность. Когда охотники займутъ свои мѣста, то предводитель охоты выстрѣлитъ изъ ружья. Дикія утки встрепенутся, взлетятъ наверхъ, забьютъ крыльями, но не будутъ знать, куда спрятаться. Тогда со всѣхъ сторонъ на нихъ посыпятся выстрѣлы, и раненыя и убитыя птицы попадаютъ въ воду, какъ на разостланное полотно.
   -- Но я думаю, что нѣкоторыя успѣютъ улетѣть, сказалъ Асканіо.
   -- Вѣроятно, да, засмѣялся донъ Филиппо, тѣмъ болѣе, что не всѣ охотники одинаково быстры и опытны.
   -- Я изъ числа самыхъ неопытныхъ, сказалъ Асканіо.-- Вы увидите, какъ счастливы будутъ утки, пролетая мимо меня. Я плохой практикъ въ этомъ дѣлѣ.
   -- Мнѣ, право, не вѣрится, Марини. Вы навѣрное будете стрѣлять не хуже другихъ. Вотъ Варанелло, напримѣръ, возвращается всегда съ пустымъ ягташемъ.
   -- Ахъ, какой ты клеветникъ! крикнулъ Варанелло, услышавъ его слова.-- Когда я подъ самымъ твоимъ носомъ застрѣлю двѣнадцать, двадцать четыре, тридцать шесть утокъ, тогда ты не посмѣешь такъ клеветать на меня.
   Асканіо сѣлъ въ предназначенную ему лодку, и по данному знаку гребецъ взялся за весла. Солнце уже показывалось на горизонтѣ, и лодки осторожно поплыли къ серединѣ озера.
   Не предчувствуя грозящей имъ бѣды, дикія утки спокойно купались въ водѣ и весело били крыльями. Охотники видѣли, какъ онѣ вытаскивали червяковъ и мелкихъ лягушекъ. Всѣ ждали сигнала, и онъ скоро раздался. Испуганныя птицы въ безпорядкѣ заметались въ разныя стороны. Тогда со всѣхъ лодокъ начали стрѣлять въ нихъ. Бѣдныя утки, закружившись въ воздухѣ, грузно падали въ воду.
   Асканіо Марини былъ совсѣмъ оглушенъ. Онъ держалъ въ рукахъ ружье, но даже и не прицѣливался.
   -- Какъ? Вы не стрѣляете? спросилъ его удивленный лодочникъ.
   -- Я? произнесъ Марини, падая съ облаковъ.-- Да, это правда. Надо стрѣлять. Ну, такъ начнемъ.
   И, прицѣлившись въ воздухъ, онъ выпустилъ одинъ за другимъ два выстрѣла.
   -- Но куда же вы цѣлитесь? спросилъ его лодочникъ, слѣдя за полетомъ его выстрѣловъ.
   -- Въ воздухъ, mio caro, въ воздухъ! Но ты долженъ хранить мой секретъ и, надѣюсь, не откажешься принять отъ меня пять лиръ за работу.
   -- За работу! воскликнулъ тотъ, пряча лиры въ карманъ.-- За какую работу?
   -- А за сохраненіе моего секрета. Видишь ли, я принадлежу къ одной сектѣ, которая не позволяетъ людямъ убивать Божіи созданія.
   -- Это, должно быть, хорошая секта, улыбаясь, сказалъ лодочникъ.-- Потому что иной разъ птица или звѣрь лучше человѣка, сотвореннаго по образу и подобію Божьему.
   -- Ого, да ты философъ, какъ я посмотрю.
   -- Я позволилъ себѣ это сказать, потому что вы заговорили о сектѣ...
   -- Ахъ, такъ ты хочешь знать, какая это секта? Такъ видишь ли: въ Индіи есть такая религія, которая предписываетъ людямъ, чтобы они ухаживали за старыми, больными лошадьми, собаками, курами, какъ за людьми.
   Лодочникъ разинулъ ротъ отъ удивленія, слушая такія небывалыя вещи, и даже съ нѣкоторымъ недовѣріемъ взглянулъ на полученную имъ золотую монету. Наконецъ, онъ спросилъ:
   -- Такъ, зачѣмъ же вы ходите на охоту?
   -- Зачѣмъ хожу? А за тѣмъ, чтобы составить компанію другимъ. Развѣ ты не знаешь, что по этой причинѣ дѣлаются самыя ужасныя вещи. Говорятъ, что даже патеръ женился для компаніи, такъ понятно, что послѣ этого и я могу ходить на охоту.
   -- Чтобы стрѣлять въ воздухъ, прошепталъ лодочникъ, непонимавшій ясно этой необходимости.
   -- Ну, понятно, чтобы стрѣлять въ воздухъ. Это единственный способъ сдѣлать видъ, что не отстаешь отъ другихъ, отвѣтилъ Асканіо, но тутъ же пожалѣлъ, что у него вырвалась эта фраза.
   Послѣ получасовой стрѣльбы охота прекратилась. Нѣкоторыя изъ лодокъ были наполнены убитой птицей, но понятно, что лодка Асканіо была пуста. Еслибы сострадательные взгляды имѣли вѣсъ, то его лодка давно бы пошла ко дну. Онъ не безъ смущенія вышелъ на берегъ.
   -- Вы не стрѣляли? спросилъ его донъ Филиппо.
   -- Ахъ, нѣтъ, донъ Филиппо, я стрѣлялъ, отвѣтилъ Асканіо.-- Но два первые выстрѣла были такъ неудачны, что я нерѣшился возобновлять. Эти утки такъ странно летаютъ.
   -- И вамъ это наскучило? Но, успокойтесь, другъ Марини. Въ воскресенье вы отличитесь на охотѣ за кабанами.
   -- О, да, отвѣтилъ Асканіо, внутренне улыбнувшись этому любезному обѣщанію своего хозяина.-- Это такая прелесть -- охота на кабановъ! Вы увидите, сколько я ихъ перебью, если только ваше ружье 12-го калибра не сыграетъ со мной какой-нибудь штуки.
   Въ это время къ нимъ подъѣхала донна Граціана. Она бросила взглядъ на корзины, въ которыя лодочники складывали дичь. Изъ разговора она узнала, что Асканіо Марини не убилъ ровно ничего.
   -- Я готова была держать пари, что это будетъ такъ, сказала она ему, когда они остались вдвоемъ.-- Бѣдный Марини! Какъ скучно вамъ въ этомъ обществѣ охотниковъ!
   -- Что вы, сеньора! Мнѣ было очень пріятно. Неужели я вамъ кажусь несчастнымъ человѣкомъ?
   -- Вы мнѣ кажетесь, отвѣтила Граціана,-- умнымъ человѣкомъ, который любуется... хорошей лошадью. Не правда ли, какъ красивъ мой Маргутъ?
   -- Удивительно красивъ, сказалъ Асканіо, принужденный перевести свой взглядъ съ прелестной амазонки на ея Буцефала.
   -- Вамъ позволяется дать ему кусокъ сахару, если онъ есть у васъ?
   -- Если онъ есть у меня? отвѣтилъ, улыбаясь, Асканіо.-- Конечно, онъ со мною.
   И, съ торжествующимъ видомъ, онъ вынулъ изъ кармана жилета и подалъ его на ладони Маргуту. Лошадь вытянула морду и взяла сахаръ. Она стала его грызть и въ то же время устремила свои красивые глаза на Марини.
   -- Вы пріобрѣли себѣ друга, сказала Граціана, ласково трепля по шеѣ лошадь.-- Это всегда хорошо.
   -- Я думаю, отвѣтилъ Асканіо, -- вы согласны, Маргутъ, съ тѣмъ, что говоритъ ваша сеньора?
   -- Безполезно его спрашивать, замѣтила Граціана.-- Онъ имѣетъ привычку никогда не противорѣчить мнѣ.
   Всѣ направились къ замку. Во время завтрака и по окончаніи его разговоръ вертѣлся на охотѣ. Охотники, какъ старые солдаты, не могутъ сойтись, чтобы не разсуждать о сраженіяхъ. Асканіо, какъ человѣкъ не компетентный въ этомъ вопросѣ, разговаривалъ съ хозяйкой дома. Вообще онъ пользовался каждою удобною минутою, чтобы побыть съ нею.
   На другой день назначена была охота на кабановъ, и донна Граціана пожелала принять въ ней участіе. На этотъ разъ всѣ были на лошадяхъ, такъ какъ приходилось ѣхать довольно далеко. Лѣсничіе и сторожа ждали охотниковъ въ лѣсу. Когда прибыли на мѣсто, всѣ спѣшились и слуги привязали лошадей къ стволамъ деревьевъ. Сдѣлавъ надлежащее распоряженіе, гдѣ и когда спускать собакъ, донъ Филиппо указалъ охотникамъ ихъ мѣста. Донна Граціана взяла близорукаго Асканіо подъ свое покровительство. Она обладала превосходнымъ зрѣніемъ и мѣткостью выстрѣла. Всѣ помнили, какъ еще въ прошломъ году маркиза на всемъ скаку застрѣлила двухъ кабановъ.
   Граціана и Асканіо остались вдвоемъ на поворотѣ тропинки. Шагахъ во сто отъ нихъ стоялъ съ ружьемъ за плечами и съ длиннымъ ножемъ въ рукѣ сторожъ, готовый въ критическую минуту прійти на помощь.
   -- Я думаю, что вы горите нетерпѣніемъ поправить вашу вчерашнюю неудачу, сказала маркиза молодому человѣку.
   -- Я! И не воображаю даже, отвѣтилъ Асканіо.-- Кто думаетъ сегодня о вчерашнемъ днѣ, тѣмъ болѣе, что нынѣшняя охота гораздо интереснѣе? По-моему даже и сравненія быть не можетъ.
   -- Такъ, значитъ, вы надѣетесь провести время пріятно?
   -- Безъ всякаго сомнѣнія. Признаюсь, я только удивленъ нѣсколько видѣть себя съ ружьемъ въ рукахъ.
   Въ это время раздался по лѣсу лай собакъ.
   -- Видите, сказала Граціана, звѣрь уже показался. Скоро вамъ придется пустить въ дѣло ваше ружье.
   Асканіо улыбаясь покачалъ головой, но ничего не сказалъ.
   Лай собакъ слышался все яснѣе и ближе. Машинально, вовсе не желая пользоваться своимъ оружіемъ, Марини поднялъ его какъ бы для прицѣла и сталъ внимательно смотрѣть въ ту сторону, откуда доносился лай.
   Съ правой стороны раздался выстрѣлъ, за нимъ другой, третій. Граціана взглянула по ихъ направленію и подняла ружье. Вдругъ изъ лѣсной чащи выскочила и понеслась впередъ темная продолговатая масса.
   -- Это кабанъ! воскликнула маркиза.-- Я никогда не видѣла еще такого огромнаго! Почему же вы не стрѣляете въ него, Марини?
   -- Я? удивился Асканіо.-- Не лучше ли вамъ сдѣлать это, сеньора? Почему вы опускаете ваше ружье?
   -- По данному м:ною обѣщанію, отвѣтила она улыбаясь.
   -- По обѣщанію! Кому?
   -- Одному молодому человѣку, который не любитъ охоты и который однажды очень краснорѣчиво защищалъ всѣ Божіи творенія. "Я больше не поѣду на охоту, сеньоръ-проповѣдникъ" сказала я ему, и тогда онъ... Нужно ли мнѣ повторять его отвѣтъ, сеньоръ Асканіо?
   -- Я, право... началъ сконфуженно Асканіо.
   -- Какой вы забывчивый человѣкъ! отвѣтила Граціана.-- Онъ мнѣ отвѣтилъ, сдѣлавъ надъ собой благородное усиліе, что пріѣдетъ въ San Fermin убѣдиться въ этомъ. И онъ исполнилъ свое обѣщаніе, а я исполняю мое. Согласитесь, Марини, что быть на охотѣ и не стрѣлять -- это все равно, что вовсе не быть.
   -- Сеньора, проговорилъ тронутый Асканіо.-- Я превосходно помню этотъ разговоръ, но не смѣлъ надѣяться...
   -- Полноте, полноте! Вы его забыли!
   -- Клянусь вамъ, что нѣтъ! Я его помню хорошо и положительно отрицаю "благородное усиліе", которое вы мнѣ приписали. Мнѣ кажется, донна Граціана, что я не заслужилъ подобной жестокости съ вашей стороны.
   -- Миръ! отвѣтила Граціана, -- Хотите помириться? Или вы предпочитаете, чтобы я попросила у васъ прощенья?
   Граціана протянула руку и глядѣла улыбаясь на Марини. Онъ взялъ эту руку, пожалъ ее и уже наклонилъ голову, чтобы прикоснуться къ ней губами, но не прикоснулся. Есть движенія, гораздо болѣе краснорѣчивыя, чѣмъ поступки.
   А между тѣмъ кабанъ едва не скрылся въ лѣсу, еслибъ въ него не попала пуля сторожа. Бѣдный кабанъ! ему пріятнѣе было бы умереть отъ болѣе благородной руки; но рука эта въ данную минуту съ полнымъ довѣріемъ лежала въ рукѣ Асканіо Марини.
   

XI.

   Эта прелестная, но неосторожная рука на другой день въ присутствіи Асканіо воткнула розу въ петличку виконта де-Рунэ. Всю ночь и даже утро шелъ дождь. Объ охотѣ не могло быть и рѣчи, и дикія утки могли спокойно купаться въ своемъ озерѣ. Послѣ завтрака дорожки просохли, можно было пройтись по парку. Объ охотѣ говорить уже достаточно надоѣло, можно было заняться и донной Граціаной. Виконтъ де-Рунэ въ этомъ случаѣ былъ незамѣнимъ: онъ умѣлъ съ достоинствомъ и въ то же время шутливо разсуждать о самыхъ пошлыхъ вещахъ. Онъ выдавалъ себя знатокомъ всего на свѣтѣ. Наканунѣ онъ все спорилъ съ донной Граціаной, будетъ дождь или не будетъ. Донна Граціана стояла за хорошую погоду, а виконтъ за дождь. Она проиграла пари, и де-Рунэ, встрѣтя ее въ аллеѣ съ Марини, комическимъ тономъ потребовалъ расплаты.
   -- Я готова уплатить мой долгъ, отвѣтила ему Граціана.-- Что вы желаете?
   -- Нѣчто, сеньора... Это вы должны выбрать или придумать согласно условіямъ пари. Такъ какъ я боюсь ничего не получить, то буду всѣмъ доволенъ.
   Маркиза задумалась на минуту и осмотрѣлась по сторонамъ, какъ бы чего-то ища. Взоръ ея упалъ на чудный портландскій розовый кустъ съ яркимъ распустившимся цвѣткомъ.
   -- Хотите эту розу? произнесла она. Она ваша.
   -- Нѣтъ, еще не моя! воскликнулъ виконтъ.
   -- Нѣтъ, ваша, потому что я разрѣшаю вамъ взять ее.
   -- Въ такомъ случаѣ позвольте мнѣ васъ просить выдать мнѣ контрактъ на владѣніе ею, какъ это дѣлалось въ средніе вѣка...
   -- Понимаю, перебила его смѣясь Граціана,-- Станьте на колѣна, кабальеро. Ну, вотъ такъ. Хорошо!
   -- Превосходно, отвѣтилъ виконтъ, поднимаясь съ розою въ петлицѣ.
   Это была не болѣе, какъ шутка, но она доставила много страданія Асканіо. Виконтъ де-Рунэ получилъ розу, а Асканіо Марини одни шипы. Онъ слѣдилъ глазами за этой сценой и даже улыбался, но сильно поблѣднѣлъ. Къ счастію, ни Граціана, ни кто другой этого не замѣтили.
   А виконтъ между тѣмъ, забывъ рыцарскія воспоминанія "Круглаго стола", началъ весело болтать и о счастливомъ климатѣ Италіи, гдѣ цвѣтутъ не только портландскія розы, но и розы всевозможныхъ сортовъ во всякое время года; о чудномъ, ясномъ солнцѣ, голубомъ небѣ, яркой зелени и проч. и проч.
   Да, этотъ парижанинъ умѣлъ пользоваться жизнью, между тѣмъ Асканіо Марини не находилъ себѣ мѣста. Ахъ, этотъ проклятый дождь, помѣшавшій охотѣ и удерживающій гостей около маркизы! Мѣсто Марини около донны Граціаны было занято виконтомъ, не устававшимъ восхвалять страну, гдѣ цвѣтутъ апельсины. Асканіо воспользовался первымъ предлогомъ, чтобы уйти изъ сада. У него не было сигаръ, и надо было отправиться за ними въ деревню.
   -- Я пройдусь съ вами, сказалъ Варанелло, слышавшій слова Марини.
   -- Очень радъ, отвѣтилъ Асканіо, мысленно посылая его ко всѣмъ чертямъ.
   Оставалось покориться обстоятельствамъ. Асканіо уже раскаявался, что произнесъ вслухъ свое намѣреніе идти въ табачную лавочку. Они вышли изъ парка и пошли по шоссе.
   -- Это далеко отсюда? спросилъ Асканіо, чтобы сказать что-нибудь.
   -- Минутъ двадцать ходьбы. А развѣ вы устали?
   -- Нѣтъ, но я въ первый разъ иду въ деревню, до сихъ поръ у меня были сигары.
   -- Вы мало курите, сказалъ Варанелло.
   -- Да, мало.
   Больше онъ ничего не сказалъ. Его не покидала мысль о портландской розѣ. Но Варанелло не имѣлъ ни малѣйшаго намѣренія молчать и не думалъ ни о какихъ розахъ.
   -- Что съ вами, сеньоръ Марини? спросилъ онъ своего спутника. Мнѣ кажется, что вы сегодня не въ духѣ.
   -- Я? Да, вы правы. Что будешь дѣлать! На меня вліяетъ погода.
   -- Какъ на старыя гитары, замѣтилъ Варанелло.-- Но вы еще молоды для этого; оставьте это вамъ, старикамъ. Намъ, по крайней мѣрѣ, есть чѣмъ вспомнить молодость.
   И глубокій вздохъ потрясъ его могучую грудь.
   -- А вы таки пользовались жизнью? спросилъ Асканіо.
   -- Еще бы, дорогой Марини, еще бы! Да и какъ же иначе? Если бережешь жизнь, какъ сокровище, и все ждешь чего-то,-- никогда не дождешься, и наступитъ день...
   -- Когда жизнь будетъ окончена? перебилъ Марини. Но вамъ рано еще думать объ этомъ.
   -- Нѣтъ, не окончена, отвѣтилъ Варанелло,-- но рано или поздно придетъ день, когда поймешь, что въ сущности ничего не стоитъ принимать близко къ сердцу.
   -- То-есть вы говорите о женщинахъ?
   -- Именно: женщины это главныя виновницы всевозможныхъ золъ. Да, я много думалъ объ этомъ и могу написать цѣлый томъ о женской любви. Но объ этомъ слишкомъ долго говорить. Я дамъ вамъ добрый совѣтъ: никогда не относитесь серьезно къ женщинамъ. Это слабыя, романтическія созданія, которымъ всегда нужна какая-нибудь любовная новелла для развлеченія. Болѣе строгія изъ нихъ дѣлаютъ изъ новеллы поэму, въ которой вы фигурируете, какъ вводное лицо. Вѣрьте мнѣ, что лучше самому написать поэму, и пусть женщины фигурируютъ въ ней, какъ вводныя лица. Конечно, васъ будутъ увѣрять, что любятъ до гробовой доски; но это не болѣе, какъ игра. Хорошая игра не длится долго, говоритъ пословица. Любовь -- это сладкій обманъ. Это все равно, что идти на охот за райскими птицами, ихъ никогда не найдешь.
   -- Что жъ такое! отвѣтилъ Асканіо. Пока ищешь ихъ живешь.
   -- О, вы счастливы, если такъ понимаете это! Но когді тутъ замѣшано сердце, то никто такъ не думаетъ. Ищутъ для того, чтобы встрѣтить, а разъ встрѣтивъ,-- желаютъ обладать.
   -- И выдумаете, что такъ трудно встрѣтить женщину съ сердцемъ? спросилъ Асканіо.
   -- Нѣтъ, я этого не говорю. У всякой изъ нихъ есть сердце, но онѣ не умѣютъ управлять имъ. Онѣ сами не знаютъ, чего хотятъ. Женщины готовы промѣнять глубокую, преданную любовь на увлеченіе какимъ-нибудь теноромъ. Я помню случай, когда одна красавица безумно влюбилась въ слѣпаго, только потому, что онъ сказалъ ей: "Сеньора, я не вижу вашей красоты, но я чувствую ее". Ну какъ же не плѣниться подобнымъ сердцемъ и не полюбить изъ состраданія. Да, другъ Марини, не замѣшивайте сердца въ ваши любовныя дѣла; это не гигіенично, какъ говоритъ нашъ парижанинъ виконтъ де-Рунэ.
   -- А! виконтъ это проповѣдуетъ? спросилъ Асканіо.
   -- Понятно, потому что онъ разсудительный человѣкъ. Еще вчера онъ говорилъ намъ:-- Les femmes! C'est comme qui dirait les truffes. Il ne faut pas se contenter d'une truffe: il en faut beaucoup pour en mettre partout". А когда мы его спросили:-- А если не встрѣтишь ихъ?-- онъ отвѣтилъ: -- Ali, bah! On en trouve toujours, pourvu que l'on cherche. Moissonneur moissonne; glaneur glane.
   Все это не убѣдило Асканіо, но заняло его въ теченіе двадцати минутъ. Тотъ, кто страдаетъ отъ женщинъ, съ удовольствіемъ слушаетъ нападки на нихъ.
   Они вышли на лѣсную поляну, и Асканіо слегка вскрикнулъ.
   -- Что съ вами? спросилъ Варанелло.
   -- Ничего, отвѣтилъ тотъ. Я вижу, что мы пришли.
   Онъ узналъ эту поляну, на которой маркиза дала ему руку въ знакъ мира.
   -- Да, замѣтилъ Варанелло. Вонъ тамъ направо табачная лавочка. Идите скорѣе, я васъ подожду.
   -- Какъ, а вы не пойдете со мной?
   -- Слишкомъ жарко, я лучше посижу тутъ въ тѣни. Къ тому же -- прибавилъ улыбаясь Варанелло,-- я слишкомъ нападалъ на женщинъ и недостоинъ предстать предъ дивныя очи прелестной Теодоры.
   -- А развѣ она такъ хороша?
   -- О, настоящій монументъ!
   -- Какое сравненіе вы приводите! возмутился Асканіо и пошелъ по направленію къ лавочкѣ.
   -- Я не такъ глупъ, чтобы идти туда, проговорилъ между тѣмъ про себя Варанелло. Донъ Филиппо исчезъ тотчасъ послѣ завтрака и не любитъ, чтобы слѣдовали за нимъ по пятамъ.
   Асканіо вошелъ въ лавочку. Его встрѣтила женщина, которую онъ тотчасъ же узналъ не по описаніямъ Варанелло, а по этюдамъ, видѣннымъ имъ у донны Граціаны. Теодора была дѣйствительно очень красива, и когда стала снимать съ верхнихъ полокъ ящики съ сигарами, то на самомъ дѣлѣ показалась Асканіо монументальной. Даже въ этомъ простомъ движеніи Теодора имѣла видъ римской императрицы. Черты ея лица были пожалуй слишкомъ крупны и строги, но зато, что-за чудные глаза! Вся ея могущественная фигура была въ полномъ блескѣ своей красоты, а огромные черные глаза были полны самыхъ заманчивыхъ обѣщаній.
   Марини оглядѣлъ ее съ такимъ вниманіемъ, потому что маркиза говорила ему, что она очень красива. Ему лично она не понравилась: онъ переживалъ то душевное состояніе, въ которомъ человѣкъ можетъ любоваться только одной женщиной. Онъ выбралъ сигары и не взглянулъ больше на прелестную лавочницу. Но когда онъ расплачивался, она заговорила съ кѣмъ-то, сидѣвшимъ въ сторонѣ, и Асканіо невольно обернулся. Тогда онъ увидѣлъ, что у стѣны на диванѣ сидитъ самъ владѣлецъ San Fermin, донъ Филиппо ди Меццатерра.
   -- А! добрый день, сказалъ онъ.
   -- Добрый день, отвѣтилъ донъ Филиппо. У васъ не было сигаръ, но вы могли бы взять въ шкафу въ бильярдной залѣ.
   -- Это правда, улыбаясь, отвѣтилъ Асканіо. Но зачѣмъ же злоупотреблять вашей любезностью, когда я долженъ сдѣлать себѣ запасъ.
   Донъ Филиппо былъ холоденъ и сдержанъ. Асканіо поклонился ему, хозяйкѣ магазина и вышелъ.
   -- Ну, что? спросилъ его Варанелло, когда Марини подошелъ къ нему. Какъ вы ее нашли?
   -- Настоящій монументъ и даже съ подобающимъ сторожемъ.
   -- Ахъ, да, донъ Филиппо! Когда нашъ гостепріимный хозяинъ не охотится, вы всегда его можете найти тамъ.
   -- Даже и вечеромъ? спросилъ Асканіо, припомнивъ кое-что слышанное.
   -- Конечно. Какъ только начинается партія въ бильярдъ, такъ донъ Филиппо бѣжитъ къ красавицѣ Теодорѣ. Между прочимъ она держитъ себя довольно недоступно.
   -- Недоступно! Значитъ, она добродѣтельна?
   -- Что такое добродѣтельна! Развѣ вы вѣрите въ добродѣтель? Что касается меня, то я давно не вѣрю въ это. Просто красивой женщинѣ надоѣло сидѣть въ этой глуши, и она жаждетъ вырваться отсюда. А для этого нужны деньги. Донъ Филиппо ди Меццатерра можетъ дать ихъ ей; вотъ она и кокетничаетъ съ нимъ. Конечно, ему хочется быть любимымъ за свои личныя достоинства, но со временемъ онъ дастъ ей ихъ, пока они достигнутъ своей цѣли.
   -- При такой женѣ, какъ маркиза Грапіана! прошепталъ Асканіо.-- Это непонятно.
   -- Это непонятно, но часто встрѣчается. Развѣ вы не замѣтили, что въ нашемъ обществѣ мущины почти всегда такъ живутъ съ своими женами? У молодой, красивой женщины всегда найдется цѣлая толпа друзей и родственниковъ, изъ-за которыхъ мужъ отходитъ на второй планъ. Если у нея нѣтъ дѣтей, то она вся поглощена визитами, балами, пріемами. Мужъ со всѣмъ ея и не видитъ, а жена уже перестаетъ звать его ласкательными именами и за глаза уже называетъ его "этотъ ревнивецъ", "этотъ ужасный человѣкъ" и т. д.
   -- Мнѣ сдается, что донъ Филиппо ревнивъ, проговорилъ Асканіо.
   -- Полноте! Онъ также мало думаетъ о ревности, какъ о турецкомъ языкѣ. Его личные вкусы, какъ вы видите, слишкомъ не притязательны и его духовная сторона спитъ непробуднымъ сномъ. Говорятъ, что въ нашъ вѣкъ семейное положеніе прекрасно поставлено, а по-моему мы все еще переживаемъ XVIII столѣтіе, когда мужъ смотрѣлъ въ одну сторону, а жена въ другую.
   Этотъ разговоръ не нравился Асканіо. Онъ уже раскаявался въ томъ, что такъ охотно слушалъ этого мизантропа, по мнѣнію котораго наша жизнь лишена всей ея поэтической прелести. Желая перемѣнить тему, Асканіо спросилъ:
   -- А маркиза знаетъ о невѣрности своего мужа?
   -- Думаю, что да. Это всегда узнается или угадывается.
   -- Но донъ Филиппо вѣдь не компрометтируетъ жену публично, не правда ли?
   -- Конечно, сказалъ тотъ.
   Въ это время они уже вышли изъ парка и пошли по саду. Но тамъ уже не было никого. Гости или ушли въ другое мѣсто, или вернулись домой. Такъ и было на самомъ дѣлѣ. Войдя въ переднюю, Асканіо и Варанелло услышали долетавшіе до нихъ изъ бильярдной голоса. Варанелло присоединился къ обществу, Асканіо же прошелъ къ себѣ въ комнату, какъ бы для того, чтобы оставить тамъ сигары, но, въ сущности, чтобы побыть немного одному.
   Черезъ нѣсколько времени онъ вошелъ въ гостиную и засталъ тамъ донну Граціану. Она перелистывала какой-то иллюстрированный журналъ.
   -- А, пожалуйте сюда, сказала она съ тѣнью легкаго выговора въ голосѣ.-- Зачѣмъ это вы убѣжали отъ насъ?
   -- Простите, но мнѣ надо было пойти въ деревню. У меня не было сигаръ, а это фактъ довольно серьезный.
   -- Страшно серьезный. И такимъ образомъ вы однимъ выстрѣломъ застрѣлили двухъ птицъ. Вы купили сигары и увидѣли Теодору? Не правда ли, она красива?
   -- Я не отрицаю этого: настоящій монументъ.
   -- Со многими иностранцами, любующимися имъ, улыбаясь произнесла она.
   -- Нѣтъ, тамъ не было ни одного, отвѣтилъ Асканіо, считая необходимымъ позволить себѣ эту маленькую ложь.
   -- Тѣмъ лучше, значитъ, вы могли свободно любоваться ею.
   -- Я? Почему это?
   -- Ахъ, это правда, простите. Я и забыла, Марини, что вы всегда вѣрны вашимъ симпатіямъ. Будьте покойны, мы доведемъ это до свѣдѣнія тѣхъ, кого это интересуетъ.
   Асканіо Марини недовольно сдвинулъ брови.
   -- Кого это интересуетъ, повторилъ онъ съ удивленіемъ.-- Что же это за сеньоръ?
   -- Или сеньора, подсказала Граціана.-- Позвольте мнѣ васъ поправить. А такъ какъ мы хорошіе товарищи, то я имѣю на это полное право, тѣмъ болѣе, что всегда можно говорить свободнѣе... объ отсутствующихъ.
   -- Объ отсутствующихъ? спросилъ Асканіо, удивленный болѣе, чѣмъ когда-либо.
   -- Но которые не будутъ отсутствующими сегодня же вечеромъ, продолжала Граціана.
   Асканіо пожалъ плечами и глядѣлъ во всѣ глаза на эту прелестную женщину, очевидно смѣявшуюся надъ нимъ.
   -- Это загадка, которую я не въ силахъ разгадать, сказалъ онъ.
   -- Полноте, полноте, сеньоръ Марини! Неужели сердце ничего не подскажетъ въ эту минуту. Неужели вы не чувствуете, что одна прелестная сеньора теперь въ дорогѣ, что она выѣхала изъ Рима и выйдетъ сегодня на станціи Монтальто, что она... Должна ли я говорить вамъ ея имя... Это... донна Элиза.
   -- Сеньора, отвѣтилъ Асканіо,-- сердце ровно ничего не говоритъ мнѣ, сердце вовсе не радуется всему этому.
   -- Какъ! Развѣ вы не влюблены въ нее? спросила Граціана, удивляясь въ свою очередь.
   -- Я! Я! воскликнулъ Асканіо,-- но, сеньора, вы шутите.
   -- Нѣтъ, я говорю серьезно. Это была бы плохая шутка, отвѣтила Граціана.-- Я говорю совсѣмъ искренне, какъ добрый товарищъ. Такъ вы говорите, что вы не влюблены въ Элизу?
   -- Да нѣтъ же, нѣтъ, тысячу разъ нѣтъ! взволнованно произнесъ Асканіо.-- Бѣдный я! И вы этому вѣрили?
   -- Простите меня, ласково сказала Граціана.-- Простите и успокойтесь. Въ этомъ нѣтъ ничего дурнаго.
   -- Какъ нѣтъ ничего дурнаго! Но это такой ужасъ, такой ужасъ, о которомъ я никогда не думаю...
   Этотъ возгласъ шелъ прямо отъ души. Граціана почувствовала сильное смущеніе и желаніе во что бы то ни стало успокоить своего друга.
   -- Вы меня пугаете, сказала она,-- Мнѣ страшно, хоть я и не сдѣлала ничего дурнаго. Марини, умоляю васъ, ступайте въ садъ и ждите меня тамъ. Я сейчасъ приду. Я хочу долго и много говорить съ вами и если можно оправдаться.
   

XII.

   Асканіо съ минуту стоялъ въ нерѣшительности. Его сильно укололо это несправедливое подозрѣніе, и въ то же время онъ радовался, что будетъ съ ней вдвоемъ. Въ садъ? Зачѣмъ? Но онъ скорѣй летѣлъ, чѣмъ шелъ, по темнымъ аллеямъ и остановился въ глубинѣ сада, поджидая Граціану.
   Сколько времени онъ ждалъ? Ему показалось, что цѣлый годъ. А вдругъ кто-нибудь изъ гостей пройдетъ здѣсь и остановитъ его! Это было бы совсѣмъ непріятно. И онъ пошелъ еще дальше, стараясь скрыться между деревьями.
   Наконецъ появилась Граціана. Она шла не торопясь и -оглядывалась вокругъ, какъ бы ища кого-то. Асканіо вышелъ изъ своей засады; маркиза увидѣла его и пошла къ нему на встрѣчу.
   -- Пойдемте сюда, сказала она.-- Я хочу поговорить съ вами о Элизѣ. Она красива, добра и умна, только глупые люди могутъ смѣяться надъ ея ученостью. Она много думаетъ. Есть женщины, какъ и мужчины, совершенно различнаго характера. Онѣ вольны заниматься чѣмъ хотятъ, лишь бы это не вредило ближнему. Мнѣ лично даже нравится, что она думаетъ и учится. Вы знаете, что и у меня самой есть маленькая страсть къ искусству; я никому не признаюсь въ ней, потому что знаю, что къ этому отнесутся съ насмѣшкой. Только вамъ одному я призналась въ этомъ. Вы всегда мнѣ казались человѣкомъ серьезнымъ, добрымъ, внимательнымъ, способнымъ многое понять. Замѣтьте, Марини, что это мнѣніе я составила о васъ тогда, когда видѣла вашу дружбу съ Элизой.
   -- Дружба... случайная... произнесъ Асканіо.
   -- Въ такомъ случаѣ будьте благодарны случайности, продолжала она.-- Человѣку не всегда суждено встрѣтить въ обществѣ достойную женщину. Всякій ее старается встрѣтить, но нерѣдко обманывается, сталкиваясь съ женщиной, которая васъ раззоряетъ, говоря въ нравственномъ смыслѣ, и доставляетъ вамъ всевозможныя страданія. Элиза вполнѣ благородное существо. Еслибъ я была мужчиной, то, увѣряю васъ, я полюбила бы ее. Вы бы видѣли во мнѣ серьезнаго соперника, но вы мнѣ сказали и повторили, что это неправда. Почему же это неправда, желала бы я знать.
   -- Потому-что этого нѣтъ, отвѣтилъ Асканіо.-- Любовь нельзя выдумать. Но я опять спрошу васъ: на какомъ основаніи вы могли подозрѣвать, что эта любовь существуетъ?
   -- Во-первыхъ, вашъ образъ жизни навелъ меня на эту мысль. Я видѣла, что въ вашей гру ди таится глубокая страсть, но не знала ея предмета. Вы богаты и свободны, а васъ нигдѣ не видно. Я знала, что вы бываете въ домѣ Амадуччи, но очень рѣдко, а у Монталенти очень часто. Не могла ли я предположить, что вы увлечены Элизой?
   -- Но вѣдь у васъ я бывалъ еще чаще, чѣмъ у сеньоры Монталенти, прошепталъ Асканіо.
   -- Да, только вы стали бывать у меня гораздо позже и, какъ мнѣ казалось, съ позволенія Элизы. Кстати поговоримъ немного объ этомъ. Я не приписываю себѣ никакого значенія, и если во мнѣ что и есть хорошаго, то это моя искренность. Мнѣ нравится ваша манера держать себя, я всегда была съ вами откровенна, можетъ быть, даже слиткомъ; но я не раскаиваюсь въ этомъ. Друзья -- такъ друзья, въ полномъ смыслѣ слова. Замѣтьте, что я никогда не скрывала отъ Элизы, что вы у меня бываете, но, разумѣется, не распрашивала, влюблены ли вы въ нее или она въ васъ. Объ этихъ вещахъ никогда не спрашиваютъ. Я говорила себѣ: Если Элиза любитъ Асканіо то, несомнѣнно, и Асканіо любитъ Элизу. Ваша меланхолическая манера держать себя рыцаремъ печальнаго образа нравится многимъ женщинамъ. И скажу вамъ, что мнѣ даже нравилось ваше увлеченіе. Когда вы рѣшились пріѣхать къ намъ въ San Fermin, я подумала, что, можетъ быть, и Элизѣ было бы пріятно, чтобы я ее пригласила. Кто знаетъ, подумала я, не ждетъ ли она моего письма?
   -- И вы ей написали?
   -- Въ тотъ же день, какъ получила вашу телеграмму. Это большое нововведеніе съ моей стороны, такъ какъ въ San Fermin не привыкли видѣть женщинъ. Не потому, чтобы владѣлица его была слишкомъ ревнива, а потому, что этого никогда не дѣлалось, а теперь я сдѣлала это для васъ. Развѣ вы не видите въ этомъ доказательство моей дружбы? Элиза отвѣтила мнѣ, что пріѣдетъ на нѣсколько дней. Вотъ и все, Марини, я ничего отъ васъ не скрыла.
   Асканіо слушалъ и при каждой ея фразѣ съ отчаяніемъ качалъ головой.
   -- Какое заблужденіе! воскликнулъ онъ, когда Граціана кончила.-- Какое заблужденіе! повторилъ онъ.
   Граціана не поняла этихъ восклицаній.
   -- Что вы такъ огорчились? спросила она.-- Если это не справедливо, то вѣдь нѣтъ ничего и ужаснаго. Это заблужденіе не будетъ имѣть послѣдствій.
   -- Мое заблужденіе, сеньора, мое, а не ваше! крикнулъ внѣ себя Асканіо. Да выслушайте мою исповѣдь, продолжалъ юнъ, дѣлая надъ собой быстрыя усилія.-- Да, я влюбленъ, безумно влюбленъ...
   -- Ахъ, вѣдь я же говорила!
   -- Въ васъ! закончилъ Асканіо, не слушая ее. И моя ошибка въ томъ, что я раньше не признался вамъ въ этомъ.
   Улыбка замерла на прелестныхъ губахъ Граціаны. Съ минуту она смотрѣла на Асканіо удивленнымъ взглядомъ, какъ человѣкъ, который думаетъ, что онъ ослышался. Затѣмъ она опустила глаза и задумалась. Онъ также, выдавъ ей тайну своего сердца, стоялъ молча, смущенный, опустивъ голову.
   Наконецъ Граціана прервала молчаніе:
   -- Не хорошо! воскликнула она съ глубокой грустью.-- Зачѣмъ меня любить?
   -- Зачѣмъ! перебилъ Асканіо.-- Развѣ мы знаемъ, за что мы любимъ? Я этого не знаю. Я полюбилъ васъ съ первой встрѣчи и полюбилъ безумно. Вѣрьте мнѣ, сеньора, продолжалъ онъ, стараясь говорить какъ можно спокойнѣе,-- я не обладаю увлекающимся характеромъ, я не воспламеняюсь легко. Я вамъ все разскажу. Я видѣлъ васъ еще до нашей встрѣчи въ Тиволи, вы мнѣ показались необыкновенной красавицей; но я не искалъ встрѣчи съ вами, не старался даже узнать, кто вы. Я всегда бѣгалъ отъ васъ, я не хотѣлъ надоѣдать вамъ моими ухаживаніями. Но судьба свела насъ въ Тиволи, когда я менѣе всего ожидалъ, что встрѣчу васъ тамъ. Вы были такъ добры, такъ ласковы съ этими дѣтьми. Я полюбилъ васъ, самъ того не подозрѣвая. Когда я понялъ это, то уже любилъ васъ больше всего на свѣтѣ. Отдайте мнѣ справедливость хоть въ одномъ, подумайте, что я упорно избѣгалъ встрѣчи съ вами въ Римѣ, несмотря на всѣ случайности.
   -- Это правда! Это правда! прошептала Граціана.-- Бѣдный другъ!
   И она жестомъ показала ему, что хочетъ идти впередъ. Не вдалекѣ былъ старый, полуразрушенный фонтанъ. Дойдя до него, Граціана оперлась о мраморную балюстраду, какъ бы утомившись, и молча слушала Асканіо.
   -- Судьба, продолжалъ Асканіо,-- захотѣла вновь свести насъ въ домѣ Монталенти. Я никогда и не подозрѣвалъ, что вы тамъ бываете. Вы меня узнали, любезно пригласили къ себѣ, но я снова хотѣлъ избѣжать вашего знакомства, оставивъ мою карточку въ вашей передней. Мнѣ казалось, что этимъ я выполню долгъ вѣжливости и все будетъ кончено.
   -- Большая ошибка съ моей стороны была -- написать вамъ! воскликнула Граціана.-- Теперь я это понимаю и раскаиваюсь.
   -- Почему? Прошлое не должно огорчать насъ, мы уже не ошибемся. Какъ бы ни была тяжела моя судьба, я ее принимаю. Я также горячо поддался охватившему меня чувству, какъ прежде боялся его. Я васъ любилъ и не хотѣлъ признаваться вамъ въ этомъ; я люблю васъ и теперь, но думалъ, что не скажу вамъ этого никогда... никогда...
   -- Ахъ, вздохнула Граціана,-- а я и не догадалась объ этомъ! Скажу вамъ откровенно, въ началѣ я подозрѣвала немного. Ваши частые визиты навели меня на это подозрѣніе. Но потомъ, принимая во вниманіе, что я сама приглашала васъ, и видя, что вы совсѣмъ равнодушны, даже не любопытны, я отказалась отъ этой мысли. "Это просто оригиналъ", подумала я.-- Но вѣдь оригиналомъ называютъ человѣка, который такъ или иначе отличается отъ другихъ людей и нерѣдко впадаетъ въ крайности. "Нѣтъ, сказала я себѣ, сеньоръ Марини не оригиналенъ; это очень достойный и пріятный человѣкъ, любящій свою свободу и независимость. Если онъ встрѣчаетъ симпатичныхъ ему людей, то относится къ нимъ внимательно и любезно, если же антипатичныхъ, то не обращаетъ на нихъ ровно никакого вниманія". Вотъ какимъ вы показались мнѣ, Марини. И, откровенно говоря, изучивъ васъ ближе и видя ваше спокойствіе и серьезность, я подумала, что вы можете быть хорошимъ другомъ.
   Асканіо вспомнилъ, что онъ всегда старался казаться именно такимъ. Но что значитъ сила воли въ сравненіи съ влеченіемъ сердца?
   -- И тогда я предложила вамъ мою дружбу, продолжала Граціана.-- Это всегда было моей завѣтной мечтой. У насъ, женщинъ, всегда есть какой-нибудь идеалъ, и мы живемъ имъ гораздо больше, чѣмъ вы, мужчины. Идеалъ дружбы трудно осуществимъ между двумя женщинами, которыя всегда найдутъ причину посоперничать, а между мужчиной и женщиной дружба гораздо крѣпче. Мнѣ казалось, что вы именно способны на такую искреннюю, безпристрастную, братскую дружбу. Я подвергла васъ испытанію, довѣрчиво высказавшись вамъ, и вы блистательно выдержали его; съ моей стороны, я была искреннимъ другомъ. Еще сегодня я вамъ готовила такой пріятный сюрпризъ. Мое нетерпѣніе заставило меня выдать эту тайну. Но скажите мнѣ, что вы за человѣкъ? прибавила она съ ласковой улыбкой.-- Почему вы раньше не высказались мнѣ? Почему вы все время были такой холодный, сдержанный, улыбающійся. какъ японскій идолъ? Почему было не сказать прямо: "Дорогой другъ, я не хочу васъ обманывать, я въ васъ влюбленъ". Вѣдь вы знаете, я вашъ другъ и кромѣ того женщина, я выслушала бы васъ, нисколько не оскорбляясь.
   -- Но вѣдь вы слышали это, сказалъ Асканіо.
   -- Да, только слишкомъ поздно. Если вы искренни, а я не имѣю причины сомнѣваться въ этомъ, то вы уже сильно влюблены... Скажите, какъ мнѣ васъ вылѣчить?
   -- Я не хочу излѣчиваться! воскликнулъ Асканіо.-- Я предпочитаю страдать, хотя бы такъ же сильно, какъ сегодня утромъ, когда вы были такъ любезны... съ другими.
   Донна Граціана задумалась, какъ бы припоминая.
   -- Ахъ! воскликнула она, наконецъ,-- такъ вы на это обидѣлись? Поэтому-то вы и исчезли?
   -- Да, прошепталъ Асканіо, опуская голову.
   -- Какой вздоръ! сказала она.-- Дорогой другъ, никогда не довѣряйте внѣшности. Что такое любезность? Конечно, я могла бы этого не дѣлать. Если бы я была влюблена, то, разумѣется, не сдѣлала бы этого. Но такъ какъ этого нѣтъ, то почему же не позволить себѣ шалости, въ которой я не вижу ничего дурнаго? Но, что это за новость? прибавила она, замѣтя слезы на глазахъ Асканіо.-- Вы плачете? Увѣряю васъ, что это не болѣе, какъ шалость.
   -- Если даже и такъ, тихо отвѣтилъ Асканіо,-- то могу же я наконецъ страдать, какъ человѣкъ.
   -- Хорошо, я приму во вниманіе вашу искренность, отвѣчала Граціана.-- Но вы должны относиться ко мнѣ такъ, какъ относились съ перваго дня нашего знакомства. Я не могу любить никого, не могу, потому что это меня пугаетъ. Видите, какъ я искренна? Это можетъ быть даже не хорошо съ моей стороны. Я не говорю, что не могу любить, потому что принадлежу другому... Если любить, то я полюбила бы безъ размышленіи. Кто размышляетъ, тотъ не любитъ. Въ сущности, мы, бѣдныя женщины, всегда страдаемъ. Семья воспитываетъ насъ для мужа и затѣмъ отдаетъ насъ первому встрѣчному. Говорю первому встрѣчному для насъ, а не для семьи, которая иногда выбираетъ жениха между многими. Родные хотятъ намъ добра и предварительно взвѣшиваютъ всѣ внутреннія и внѣшнія достоинства нашего будущаго мужа. Иногда выборъ бываетъ удаченъ, и это объясняется очень легко новизной ожидаемой свободной жизни и кромѣ того въ этомъ играетъ большую роль боязнь остаться старой дѣвой. Въ виду всего этого, мы улыбаемся нашему жениху и говоримъ ему наше рѣшающее "да". Конечно, мы не знаемъ, что дѣлаемъ. И вотъ мужъ вводитъ насъ въ этотъ незнакомый намъ кружокъ его друзей, въ которомъ для насъ все ново. Вы, мужчины, свободны съ раннихъ лѣтъ, вы можете выбирать. Прежде, чѣмъ сдѣлать предложеніе одной дѣвушкѣ, вы ухаживаете за десятью. Мы -- наоборотъ, мы вращаемся въ этомъ звѣринцѣ и не знаемъ, какого звѣря надо бояться. Да, повторяю вамъ, Марини: я имѣю самое жалкое понятіе о любви, но, конечно, не стала бы разсуждать, если бы полюбила отъ души. Нѣтъ, я не хочу любить, не хочу!..
   -- Почему же?
   -- Потому, что это слишкомъ опасная игра. Въ сущности я не вѣрю въ любовь. Я видѣла столько дурныхъ, даже комическихъ примѣровъ, что, право, смотрю на нее, какъ на какой-то фарсъ. И къ тому же у васъ, мужчинъ, всегда такъ много мелочей, связывающихъ васъ съ обществомъ. А еслибъ я любила, то я хотѣла бы, чтобы любимый человѣкъ всецѣло принадлежалъ мнѣ. Къ счастію, я этого не хочу. И я имѣю на это основаніе. Одна цыганка... помните вы видѣли у меня этюдъ этой женщины, Марини? Ну, такъ вотъ эта цыганка, взглянувъ на руку, сказала мнѣ: "не влюбляйся, сеньора, у тебя на рукѣ написано, что ты умрешь отъ любви".
   -- Какое суевѣріе! воскликнулъ Асканіо.-- И вы вѣрите въ это?
   -- И да, и нѣтъ, отвѣтила Граціана, конвульсивно засмѣявшись.-- Но между тѣмъ я не могу вспомнить о моей цыганкѣ и о ея предсказаніи безъ внутренней дрожи. Признаюсь вамъ, мнѣ страшно. Развѣ запрещено испытывать страхъ? И солдатъ на войнѣ боится. Трусъ также хочетъ пользоваться жизнью, какъ и храбрый человѣкъ, съ тою только разницею, что первый съ тревогой ожидаетъ несчастія, а второй старается вовсе о немъ не думать. Въ сущности жизнь очень хороша, надо только умѣть пользоваться ею. Мужчины не высокой пробы, да и женщины также. Надо умѣть сравнить и выбрать, другому я не рѣшилась бы сказать этого, сеньоръ Асканіо. Это новое доказательство моего расположенія къ вамъ. Да, мнѣ страшно... и мнѣ хорошо такъ. Но я надѣюсь, Марини, что я не оскорбляю васъ этой братской откровенностью?
   И, говоря это, прелестная резонерша положила руку на плечо Асканіо. Онъ весь вздрогнулъ.
   -- Не трогайте меня! вскричалъ онъ,-- вы не знаете, какой огонь пышетъ отъ васъ. Нѣтъ, подождите! прибавилъ Асканіо, замѣтивъ, что она хочетъ идти впередъ.-- Я хочу открыть вамъ всю мою душу, не бойтесь: я буду кратокъ. Я не умѣю разсуж" дать, для этого надо имѣть свободное сердце. Я васъ люблю и буду любить, во что бы то ни стало; будьте для меня, чѣмъ хотите, но я всегда останусь тѣмъ, чѣмъ я есть.
   -- Въ ожиданіи лучшаго?
   -- Нѣтъ, клянусь вамъ! Я ничего не жду, никогда!
   -- Въ такомъ случаѣ, сказала Граціана,-- я буду надѣяться, что вы устанете. Я не вѣрю въ безцѣльную любовь,
   -- Я самъ не знаю, что будетъ; но я чувствую, что всегда, всю жизнь буду любить васъ, какъ сейчасъ. Этого мнѣ не сказала никакая цыганка, прибавилъ онъ съ грустной улыбкой,-- мнѣ говоритъ это кто-то тамъ внутри.
   -- Пусть будетъ такъ, отвѣтила Граціана,-- но, во всякомъ случаѣ, это странно. Вы знаете, что я жажду вашей дружбы, и не даете мнѣ ея. Вы меня любите безнадежно той платонической любовью, о которой мы читаемъ только въ романахъ. Не бойтесь же, не сомнѣвайтесь, не подозрѣвайте никого и ничего -- будьте моимъ такъ, какъ я идеально ваша. И, наконецъ, почему мы не можемъ довольствоваться тѣмъ, чѣмъ довольствовались до сихъ поръ? Я вамъ отдала лучшую часть моей души, бѣдный Асканіо. Будьте мнѣ другомъ, но не ревнуйте, умоляю васъ! Впрочемъ, зачѣмъ же умолять, не лучше ли будетъ, если я просто попрошу васъ объ этомъ? А теперь спустимся къ прозѣ жизни. Который часъ?
   Асканіо взглянулъ на часы.
   -- Четыре часа, отвѣтилъ онъ.
   -- Уже! воскликнула она.-- Ну, кабальеро, дайте мнѣ вашу руку и вернемтесь. Намъ нельзя терять времени.
   Асканіо подалъ руку. Они шли молча, молодой человѣкъ не могъ даже думать. Эта рука, лежавшая на его рукѣ, такъ и палила его. Онъ взглянулъ въ лицо доннѣ Граціанѣ. Ея красивыя губы были какъ бы капризнымъ дѣтскимъ движеніемъ нѣсколько выдвинуты впередъ.
   -- Ахъ, берегитесь! сказалъ онъ дрожавшимъ отъ внутренней страсти голосомъ.-- Не вытягивайте такъ вашихъ губъ.
   -- Почему?
   -- Потому что... нельзя за себя ручаться... мои могутъ принять дурное направленіе...
   

XIII.

   Приглашеніе было послано доннѣ Элизѣ въ тотъ самый день, когда Асканіо Марини телеграфировалъ о своемъ пріѣздѣ. Оно попало въ руки Монталенти, когда Марини уже сидѣлъ въ вагонѣ. Донна Элиза ничего не знала объ этомъ; онъ не пришелъ проститься, разсчитывая провести въ San Fermin самое большее дней десять. Такъ какъ она не знала объ его отъѣздѣ, то не могла и предположить, что встрѣтитъ его въ San Fermin такимъ же гостемъ, какъ она сама.
   Она не мало удивилась, получивъ это приглашеніе отъ своего друга, Граціаны. Маркиза и раньше приглашала ее, тоже въ такой формѣ. Теперь Граціана писала ей:
   "Ты знаешь, что во мнѣ двѣ женщины и обѣ тебя любятъ одинаково; но одна полна довѣрія, а другая во всемъ сомнѣвается. Теперь онѣ спорятъ между собою; первая утверждаетъ, что ты пріѣдешь и утѣшишь ее твоимъ присутствіемъ, а другая стоитъ на томъ, что ты даже не обратишь вниманія на это приглашеніе. Которой изъ нихъ суждено восторжествовать? Предупреждаю тебя, что если ты подорвешь вѣру первой, то она никогда не проститъ тебѣ, а если ты разобьешь скептицизмъ второй, то она отъ радости видѣть тебя станетъ довѣрчивой. Такъ выбирай же и извѣсти телеграммой о днѣ выѣзда. Конечно, ты не будешь заинтересована обществомъ нашихъ завзятыхъ охотниковъ, но зато мы будемъ всегда неразлучны. Пріѣзжай же, дорогая Элиза, жду тебя съ нетерпѣніемъ. Не бери съ собой лишнихъ туалетовъ, повторяю, что наши охотники до того заняты, что хоть и имѣютъ глаза, но одинъ у нихъ всегда устремленъ на собаку, а другой на зайца".
   Донна Элиза была удивлена этимъ пространнымъ письмомъ и очевиднымъ желаніемъ ее видѣть.
   "Въ сущности, со всѣми ея странностями, Граціана прекрасная женщина. И кромѣ того, кто знаетъ, быть можетъ, я могу быть ей, въ чемъ-нибудь полезной", думала донна Элиза и рѣшилась принять приглашеніе.
   Сенаторъ Монталенти ничего не имѣлъ противъ этого. Къ тому же, провожая жену до станціи Монтальто, онъ имѣлъ случай проѣхаться на воды Монтекатини, гдѣ мѣсяца черезъ два соберется самое избранное общество, вполнѣ достойное знаменитаго сенатора. А пока онъ отправится въ Миланъ навѣстить одного товарища, занимающаго высокій постъ. Такимъ образомъ это путешествіе доставитъ ему даже развлеченіе.
   Черезъ два дня по полученіи письма отъ маркизы, сеньора Монталенти написала своей подругѣ: "Выѣду въ понедѣльникъ". Это-то и было пріятнымъ сюрпризомъ, который Граціана готовила Асканіо. До сихъ поръ она считала его искреннимъ другомъ, который ни о чемъ не спрашиваетъ, ничего не ждетъ, но готовъ на всякія услуги. Но она знала, что онъ часто бываетъ у донны Элизы, и въ ней возродилось подозрѣніе, что онъ влюбленъ въ ея подругу. Что жъ, тѣмъ лучше. Элиза красива, умна, добра; она вполнѣ достойна ухаживанія такого человѣка, какъ Асканіо Марини. По крайней мѣрѣ, при такомъ положеніи дѣла, Граціанѣ нечего было опасаться за свое личное спокойствіе.
   Она находила вполнѣ понятнымъ, что Асканіо такъ часто навѣщаетъ ее. Развѣ онъ не бываетъ въ другихъ домахъ. Конечно, его продолжительныя экскурсіи съ ней по музеямъ Ватикана менѣе понятны; но вѣдь у Марини такъ много свободнаго времени. Когда Асканіо принялъ предложеніе пріѣхать въ San Fermin и далъ знать телеграммой, что на слѣдующій день выѣдетъ изъ Рима, изъ того Рима, гдѣ жила донна Элиза, Граціана подумала, что это даже можетъ показаться подозрительнымъ ея подругѣ. И она написала письмо доннѣ Элизѣ и, отославъ его, была очень довольна собою.
   И вотъ теперь, выдавъ свою тайну, она совсѣмъ неожиданно вызвала Асканіо на объясненіе. Оно уже сдѣлано и его не вернешь назадъ. Но въ сущности, въ этомъ нѣтъ еще ничего особенно дурнаго, потому что она высказала ему свой идеалъ дружбы и боязнь любви. Кажется, она высказалась довольно ясно; въ концѣ концовъ она вылѣчитъ его больное сердце, непремѣнно вылѣчитъ. О, еслибы ей удалось потушить этотъ огонь и замѣнить его тихой и спокойной дружбой! Она такъ много и такъ долго говорила съ нимъ, что, кажется, высказалась достаточно ясно.
   Донна Элиза была встрѣчена на станціи Монтальто цѣлой толпой кавалеровъ. Никто изъ гостей не хотѣлъ отстать отъ хозяевъ дома. Еслибы сенаторъ былъ ревнивъ, то онъ нашелъ бы здѣсь широкое поле для ревности. Но это былъ человѣкъ въ высшей степени разсудительный, всецѣло занятый государственными дѣлами. Онъ считалъ себя немаловажной спицей въ колесѣ государственнаго правленія и любилъ говорить: "Мой другъ Криспи, мой другъ Саранделли". Когда человѣкъ достигаетъ высокихъ ступеней служебной лѣстницы, то онъ многихъ можетъ называть своими друзьями. Такимъ людямъ жена нужна только какъ декорація, и донна Элиза была именно такой женой. Она была урожденная графиня Фузиньяни, между тѣмъ какъ онъ, Монталенти, просто выслужился. Но въ данное время званіе сенатора имѣло гораздо больше значенія, чѣмъ графскій титулъ. Кромѣ того, графиня Фузиньяни ввела въ домъ своего мужа нѣсколько своихъ аристократическихъ знакомыхъ, и это льстило его самолюбію.
   Монталенти, увидя это общество, весело улыбнулся своимъ круглымъ, какъ луна, лицомъ, обросшимъ густою, короткою бородою. Всѣ эти кабальеро окружаютъ донну Граціану, а маркизъ ди Меццатерра смотритъ на это совершенно спокойно. Значитъ, и онъ можетъ не волноваться за свою жену. Онъ обѣщался вернуться черезъ недѣлю или дней черезъ десять за женой.
   -- О, не возвращайтесь такъ скоро, если вы хотите увезти ее отъ насъ! Не возвращайтесь какъ можно дольше, крикнула ему маркиза Граціана.
   Сенаторъ Монталенти еще разъ улыбнулся, и поѣздъ тронулся. Онъ спокойно сидѣлъ въ просторномъ купэ, между тѣмъ какъ остальные путешественники, платящіе деньги за дорогу, жмутся въ своихъ вагонахъ, какъ сельди въ боченкѣ.
   Донна Элиза осталась очень довольна пріемомъ и отведенной ей хорошенькой комнатой. Она не выказала никакого удивленія, увидѣвъ Асканіо Марини въ числѣ гостей маркизовъ ди Меццатерра.
   -- Знаете ли,-- сказала она ему на другое утро, встрѣтясь съ нимъ въ саду.-- Я почему-то предчувствовала, что вы здѣсь. Какъ идутъ ваши дѣла? Довольны ли вы?
   -- Сеньора, сказалъ Асканіо, грустно улыбаясь, -- не снилось ли вамъ когда-нибудь, что вы висите между небомъ и землей, на краю страшной пропасти?
   -- Да, снилось, отвѣтила донна Элиза и отъ души разсмѣялась, но я всегда чувствовала, что это сонъ, и опускалась въ пропасть. Такимъ образомъ я была увѣрена, что я проснусь на моей постели. Попробуйте сдѣлать такъ же: опуститесь, и вы вылѣчитесь.
   -- Отъ сна да, я это понимаю, но не отъ дѣйствительности, замѣтилъ Асканіо.
   -- Ужь я, право, не знаю Но вѣдь вы мнѣ говорили, насколько я помню, что у васъ прошелъ этотъ капризъ. Простите меня, Марини, что я говорю такъ, но проходящее чувство всегда капризъ.
   -- Ахъ, прошепталъ Асканіо, какъ часто говоримъ мы не то, что думаемъ!
   -- Вотъ какъ! И вы признаетесь въ этомъ?
   -- Признаюсь и молю прощенія въ томъ, что раньше не сдѣлалъ этого и былъ не искрененъ на первой исповѣди.
   -- Я такъ мало вѣрила вамъ тогда, сказала донна Элиза.-- Я читала ложь въ вашихъ глазахъ. Мнѣ жаль васъ, бѣдный другъ.
   -- Да, пожалѣйте меня. Я достоинъ сожалѣнія. Она меня не любитъ,
   -- Я вѣдь вамъ говорила: берегитесь, Граціана никогда не любила и никогда не полюбитъ. Ея сердце герметически заперто для глубокихъ страстей.
   Тѣнь пробѣжала по лицу Асканіо.
   -- Элегантная женщина, какъ говорятъ всѣ, прошепталъ онъ, но тотчасъ же раскаялся въ этихъ словахъ, помимо воли сорвавшихся съ его губъ.
   -- Ну, что вы понимаете въ элегантной женщинѣ! воскликнула донна Элиза.-- Граціана вполнѣ права, что не хочетъ жертвовать спокойствіемъ своего сердца ради пылкихъ страстей, которыя предлагаете ей вы, романтическій рыцарь печальнаго образа.
   И сеньора Монталенти засмѣялась веселымъ, заразительнымъ смѣхомъ.
   -- Что это за веселье! сказала Граціана, появившись на дорожкѣ.-- Вѣроятно, нашъ другъ Марини разсказываетъ тебѣ что-нибудь очень забавное?
   -- Да, отвѣтила Элиза, все не переставая смѣяться.-- Онъ превзошелъ себя въ любезности. Представь себѣ, моя дорогая, онъ меня увѣряетъ, что всѣ кавалеры San Fermin сговорились охотиться на меня. Но, надѣюсь, я вѣдь не заяцъ какой-нибудь!
   -- Кавалеры San Fermin, сказала Граціана, -- обладаютъ такимъ же развитымъ вкусомъ, какъ нашъ Марини.
   Асканіо пропустилъ шутку, придуманную донной Элизой, чтобы выйти изъ затрудненія, но не могъ пропустить этихъ словъ донны Граціаны.
   -- Я! воскликнулъ онъ въ смущеніи.-- Право, я не знаю.
   -- Вы,-- перебила его Граціана,-- сказали комплиментъ, а комплиментъ -- это не что иное, какъ серьезная мысль, выраженная въ любезной формѣ.
   -- Это силлогизмъ, Марини,-- вступилась донна Элиза -- настоящій силлогизмъ. Признайте себя побѣжденнымъ. Простимъ ему всѣ его прегрѣшенія, прибавила она, обернувшись къ Граціанѣ. Не мудрено, что въ такомъ чудномъ помѣстьѣ цвѣтетъ пышный мадригалъ.
   Въ этотъ день Асканіо Марини было не по себѣ. Онъ сидѣлъ и разговаривалъ съ графомъ Варанелло, между тѣмъ какъ донна Элиза метала стрѣлы остроумія съ княземъ Юрьевскимъ и виконтомъ де Рунэ; Граціана разсуждала о чемъ-то съ барономъ де Сали и старымъ маркизомъ ли Рипафратта, а двое вновь прибывшихъ гостей увлеклись партіей въ бильярдъ. Дина Филиппо не было. Маркизъ воспользовался присутствіемъ донны Элизы и отправился въ деревню. Въ сущности всѣ знали, гдѣ находится маркизъ ди Меццатерра, но никто не долженъ былъ знать. Бѣдный донъ Филиппо! Его дѣла шли довольно плохо. Красавица Теодора не поддавалась на грустные взгляды и вздохи своего поклонника. Въ этотъ разъ онъ вернулся къ обѣду въ отвратительнѣйшемъ расположеніи духа.
   -- Теодора дѣлаетъ свое дѣло, сказалъ Варанелло на ухо Асканіо, -- она хочетъ во что бы то ни стало бросить свою лавочку и блистать въ Римѣ. Если донъ Филиппо надѣется взять ее меланхолическими взглядами, то онъ очень ошибется въ разсчетѣ.
   Асканіо улыбался и ничего не говорилъ. Кто молчитъ, тотъ соглашается. А сегодня онъ самъ чувствовалъ себя не совсѣмъ хорошо. Граціана замѣтила, что ему не по себѣ, и, выбравъ минуту, сказала ему:
   -- Что съ вами? Что васъ смущаетъ?
   -- Ничего, отвѣтилъ онъ, не ожидая этого вопроса.
   -- Ничего, это очень мало. Вы хотите, чтобы я отошла?
   -- Нѣтъ, останьтесь, я вамъ сейчасъ все разскажу. Вы такъ меня огорчили сегодня вашимъ силлогизмомъ о комплиментахъ... Неужели вы подумали, сеньора?...
   -- Другъ мой, я ничего не подумала... такого, чего вы боитесь. Вамъ предоставляется полное право дѣлать комплименты Элизѣ. Я вовсе не эгоистка и не жажду всеобщаго поклоненія.
   -- Но я...
   -- Вы все еще не можете придти въ себя, мой другъ. Я надѣюсь, что вы не забыли вашихъ обѣщаній и не будете противорѣчить имъ. Предоставимъ все времени.
   -- Но, сеньора, это слишкомъ тяжело.
   -- Вамъ кажется? А помните, я вчера сказала вамъ, что надѣюсь васъ вылѣчить, а до тѣхъ поръ просила васъ быть моимъ искреннимъ другомъ? Прошу васъ, успокойтесь, оставьте этотъ надутый видъ влюбленнаго человѣка, который имѣетъ какія-то права и... хочетъ потерять ихъ. Не выдавайте себя, улыбайтесь. Иначе могутъ подумать, что мы не можемъ быть веселыми. Я хочу, чтобъ вы смѣялись, Марини. Еще немножко! Еще! Ну, теперь хорошо. Видите, это совсѣмъ не такъ трудно, надо только желать.
   И она протянула руку этому послушному мальчику. Но этотъ мальчикъ удержалъ руку въ своей и хотѣлъ поднести ее къ губамъ. Это не понравилось Граціанѣ. Она отдернула руку и ударила его по пальцамъ.
   -- Недовольный! сказала она.
   Онъ сразу успокоился. Въ сущности произошелъ пустякъ, но вся жизнь состоитъ изъ пустяковъ. Дни идутъ за днями, но они не всѣ одинаковы для Асканіо Марини. Если гости отправляются на охоту, то дома остается донна Элиза и не отходитъ отъ своей подруги. А намъ всегда непріятно, когда третье лицо слѣдитъ за нашими словами и взглядами. Въ этомъ случаѣ предпочтительнѣе мужчина, хотя бы даже и соперникъ, потому что онъ не такъ догадливъ и подозрителенъ, какъ любая изъ женщинъ.
   Разъ донъ Филиппо вернулся къ обѣду мрачнѣе тучи. Это было такъ замѣтно, что донна Граціана рѣшилась спросить его объ этомъ вслухъ, въ надеждѣ, что онъ принудитъ себя быть менѣе пасмурнымъ при гостяхъ.
   -- Ты права, отвѣтилъ онъ.-- Я дѣйствительно не въ духѣ. Завтра къ намъ пріѣдетъ скучный гость.
   -- Тѣмъ лучше. По крайней мѣрѣ будетъ разнообразіе,-- сказалъ Варанелло.
   -- О, если вы такъ отнесетесь къ нему, то я буду очень радъ, отвѣтилъ донъ Филиппо,-- а я положительно отказываюсь отъ его общества.
   -- О комъ идетъ рѣчь? спросила маркиза, стараясь глазами дать понять мужу, что надо быть сдержаннѣе.
   -- Вотъ взгляни, я только-что получилъ письмо,-- сказалъ донъ Филиппо, не обращая ни малѣйшаго вниманія на многозначительный взглядъ жены.
   Граціана взяла поданный ей мужемъ конвертъ, вынула изъ него письмо и спокойно начала читать.
   -- А,-- сказала она, дойдя до конца,-- это отъ нашего друга.
   -- Нашего друга! воскликнулъ донъ Филиппо.-- Друга, котораго я вовсе не считаю такимъ. Интересно знать, что понадобилось Венафра въ San Fermin?
   -- Да вѣдь графъ Венафра превосходный стрѣлокъ, замѣтилъ Варанелло.
   -- Хорошъ графъ! отвѣтилъ донъ Филиппо.-- Онъ такой же графъ, какъ я китайскій императоръ.
   -- Филиппо!
   -- Развѣ нельзя говорить правду?
   -- Надо говорить правду, правду и только одну сущую правду, сказалъ Варанелло, желая придать шутливый тонъ разговору.
   -- Браво! крикнулъ донъ Филиппо.-- Увѣрь пожалуйста мою жену, что всякій человѣкъ имѣетъ право говорить правду.
   -- Но вѣдь мы здѣсь не въ залѣ суда, замѣтила донна Граціана. Не правда ли, сеньоръ Марини?
   Но она напрасно обратилась съ этимъ вопросомъ къ Асканіо. Онъ былъ человѣкъ осторожный и вовсе не желалъ возбуждать противъ себя маркиза ди Меццатерра. Уже дня четыре или пять, съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ донъ Филиппо встрѣтился съ Асканіо у красавицы Теодоры, онъ дулся на него. Къ чему было еще болѣе обострять ихъ отношенія? Съ той минуты, какъ онъ услышалъ о пріѣздѣ Венафра, что-то мучительно сдавило ему грудь, и онъ вовсе не чувствовалъ себя расположеннымъ защищать его.
   

XIV.

   Выйдя изъ вагона на станціи Монтальто, Венафра не нашелъ экипажа. Конечно, ему было не совсѣмъ пріятно такое невниманіе, но вѣроятно найдутся объяснительныя причины. Въ San Fermin, должно быть, много очень гостей, можетъ быть даже всѣ уѣхали на дальнюю охоту и нѣтъ свободныхъ лошадей. Не всегда это можно ставить въ вину владѣльцу замка, особенно, если дѣло идетъ между старыми друзьями. Между мужчинами вообще не принято церемониться. Это дѣлаетъ развѣ только тотъ, кто заискиваетъ въ комъ-нибудь; а вѣдь Венафра не герцогъ, не король, не знаменитый дипломатъ, чего же ему обижаться?
   Онъ взялъ свой чемоданъ и пошелъ пѣшкомъ. Но, пройдя нѣсколько шаговъ, не безъ удовольствія увидѣлъ ожидавшую его коляску. Этотъ экипажъ былъ посланъ по настоянію донны Граціаны.
   -- Если бы сеньоръ Венафра не предупредилъ насъ о своемъ пріѣздѣ, то можно бы было никого не посылать къ нему на встрѣчу. Но онъ написалъ о днѣ и часѣ выѣзда, и мы не можемъ оказать ему такое невниманіе. Осталось или закрыть передъ нимъ дверь или ужь принять любезно -- noblesse oblige. И къ тому же, Филиппо, разъ у насъ есть пріемы, мы должны быть готовы принимать съ одинаковымъ радушіемъ какъ пріятныхъ, такъ и непріятныхъ гостей.
   -- Да, это правда, согласился донъ Филиппо.-- Но съ этимъ я положительно не могу быть любезнымъ.
   -- Но что вы противъ него имѣете?
   -- Я знаю что противъ него имѣю. И, откровенно говоря, онъ мнѣ до крайности антипатиченъ.
   При этихъ словахъ донна Граціана подняла голову, какъ дѣлала это, когда не хотѣла понимать того, что ей непріятно.
   -- Въ сущности онъ несимпатиченъ, сказала она, видя, что донъ Филиппо не отвѣчаетъ на ея нѣмой вопросъ. Но не вы ли сами, Филиппо, пригласили его къ намъ въ домъ два года тому назадъ. Что такое случилось между вами и Венафра, что вмѣсто дружбы вы почувствовали къ нему антипатію и что вмѣсто обычнаго гостепріимства въ замкѣ ди Меццатерра вы готовы сдѣлать ему холодный пріемъ?
   Донъ Филиппо отвернулся, ничего не отвѣчая. Очень часто жена своими разспросами ловила его врасплохъ.
   -- Вы можете не ѣхать, если хотите, продолжала между тѣмъ Граціана, -- но необходимо послать коляску, хотя бы для того, чтобы избѣжать толковъ станціонной прислуги.
   Донъ Филиппо сдѣлалъ сердитый жестъ, изъ котораго маркиза Граціана поняла, что она осталась побѣдительницей. Слѣдствіемъ этого разговора былъ экипажъ, посланный за Венафра, и новому гостю не пришлось идти пѣшкомъ цѣлыхъ два часа, съ чемоданомъ въ рукѣ.
   Чельзо Венафра, который былъ такой же графъ, какъ донъ Филиппо китайскій императоръ, пріѣхалъ наконецъ въ San Fermin. Владѣлецъ замка не встрѣтилъ его у дверей, и ни одинъ изъ гостей также не двинулся ему на встрѣчу и не провелъ его къ доннѣ Граціанѣ. Но маркиза была свѣтская женщина и не нуждалась въ ихъ помощи. Она спустилась съ лѣстницы вмѣстѣ съ донной Элизой, какъ только услышала вдали шумъ экипажа, и встрѣтила вновь прибывшаго гостя. Этимъ Венафра всегда везетъ на свѣтѣ!
   Но тѣмъ не менѣе холодность пріема была замѣчена Венафра, несмотря на любезныя улыбки донны Граціаны. Это отсутствіе мужчинъ и особенно владѣльца замка, громкій голосъ котораго долеталъ до него сквозь открытыя окна, -- было подозрительно.
   Каждый человѣкъ всегда чувствуетъ, какъ его принимаютъ въ томъ или другомъ домѣ. Онъ сейчасъ пойметъ, желанный ли онъ гость или нежеланный. Всегда найдется кто-нибудь, кто хочетъ смягчить ему этотъ жесткій пріемъ. Но если первая встрѣча была холодна, то нельзя довѣрять любезнымъ фразамъ.
   Чельзо Венафра тотчасъ же замѣтилъ впечатлѣніе, произведенное имъ на всѣхъ его неожиданнымъ визитомъ. Но вѣдь это не въ первый разъ, что онъ пріѣзжалъ въ San Fermin безъ приглашенія. Развѣ не всегда замокъ ди Меццатерра былъ убѣжищемъ праздныхъ людей? Правда, Венафра довольно давно не былъ здѣсь. Но это служитъ только доказательствомъ того, что енъ можетъ наверстать потерянное время.
   Слуга провелъ Венафра въ предназначенную ему комнату, и черезъ полчаса онъ спустился въ залу, гдѣ собрались остальные гости, но дона Филиппо не было между ними. При гостяхъ донна Граціана удвоила свою любезность съ Венафра, какъ бы желая вознаградить его этимъ за ихъ сухость и отсутствіе хозяина дома.
   Когда Асканіо Марини подалъ руку Венафра, онъ черезъ силу заставилъ себя улыбнуться. А Венафра былъ очень удивленъ, заставъ здѣсь своего друга, Марини carissimo.
   -- Какъ, вы здѣсь! сказалъ онъ ему, едва они остались вдвоемъ.
   -- Да, уже нѣсколько дней, отвѣтилъ Асканіо какимъ-то таинственнымъ тономъ.
   -- Да, я понимаю, сказалъ Венафра, подмигнувъ. Простите, донъ Асканіо, что я сразу не догадался объ этомъ.
   Въ эту минуту Асканіо Марини вспомнилъ о сеньорѣ Монталенти, которая уже не разъ помогала ему въ подобныхъ случаяхъ.
   -- Вы поймете... сказалъ онъ тѣмъ же тономъ.
   -- Ну, конечно, отвѣтилъ Венафра, -- и вы навѣрно проводите донну Элизу въ Римъ?
   -- По всей вѣроятности, сказалъ Марини.-- И честь и удовольствіе.
   -- А она все также красива, per Вассо! воскликнулъ Венафра. Мнѣ кажется, что она красивѣе, чѣмъ когда-либо. Удивительно, какъ любовь краситъ женщинъ!
   Асканіо не счелъ нужнымъ продолжать этотъ разговоръ. Венафра думалъ, что этимъ объясняется присутствіе Марини въ San Fermin.
   Дѣлать пріятное женщинамъ крайне необходимо во многихъ случаяхъ жизни; но есть положенія, въ которыхъ необходимо ухаживать за мужчинами, особенно если они ревнивы. Донъ
   Филиппо вернулся домой поздно вечеромъ. Венафра пошелъ, къ нему на встрѣчу съ заискивающей улыбкой и съ видомъ человѣка, который, подходя къ бѣшеной собакѣ, боится, что она его укуситъ.
   -- А, это вы! проговорилъ донъ Филиппо, даже не взглянувъ на него, и тяжело опустился въ массивное кресло.
   Онъ даже не спросилъ его, благополучно ли онъ доѣхалъ, на томъ же ли мѣстѣ стоитъ Римъ, словомъ, не сказалъ ему ничего. Хорошо еще, что онъ не крикнулъ: "Вы мнѣ надоѣли!" Пріемъ могъ бы быть болѣе теплымъ, но могъ и не быть. Венафра удовольствовался и этимъ, и когда слуга доложилъ, что ужинъ поданъ, маркиза Граціана взяла его подъ руку и направилась съ нимъ въ столовую. Но мѣсто около хозяйки дома было занято старымъ маркизомъ Рипафратта, и Венафра ждалъ, когда она укажетъ ему, гдѣ сѣсть.
   Ужинъ шелъ необыкновенно вяло. Донъ Филиппо, сидѣвшій по правую сторону жены, говорилъ очень мало, а Асканіо, сидѣвшій рядомъ съ нимъ, еще меньше. Гости, какъ бы заразившись мрачностью хозяина дома, едва перекидывались нѣсколькими словами съ донной Граціаной. Словомъ, всѣ были не въ духѣ. Маркизъ ди Рипафратта, замѣтивъ это отсутствіе оживленія, приписалъ это надвигавшемуся дождю. Странно было видѣть, какъ эти люди, въ теченіе нѣсколькихъ недѣль прожившіе вмѣстѣ, могли разговаривать только о погодѣ.
   Но это натянутое положеніе не могло длиться вѣчно. Надо было какъ-нибудь провести вечеръ. Если бы не было предъидущаго разговора между Граціаной и дономъ Филиппо, то онъ по обыкновенію улизнулъ бы изъ дому; но теперь онъ рѣшился остаться. Всѣ прошли въ бильярдную и въ то время, какъ обѣ сеньоры вполголоса разговаривали въ углу, мужчины стали играть на бильярдѣ.
   Тѣмъ не менѣе, очевидно, между гостями составлялся заговоръ противъ Венафра, что было замѣтно изъ перешептыванья, прекращавшагося съ его приближеніемъ. Эти пожилые мужчины были похожи на школьниковъ, готовящихся выкинуть штуку надъ новичкомъ. Донъ Филиппо удалился на полчаса и, вернувшись, сказалъ гостямъ какое-то таинственное слово, которое стало переходить изъ устъ въ уста.
   Венафра былъ убитъ, разумѣется, въ бильярдной игрѣ, и сталъ разговаривать съ синьорами. Онъ видѣлъ и понималъ, что что-то готовится, но не зналъ, что именно, и рѣшилъ не обращать на это вниманія.
   По окончаніи бильярдной партіи, донъ Филиппо объявилъ гостямъ большую новость.
   -- Сеньоры, я только-что говорилъ съ лѣсничимъ. Сегодня вечеромъ онъ видѣлъ цѣлую стаю бекасовъ. Завтра утромъ мы отправимся на охоту.
   -- Какъ, весной? Это странно! воскликнулъ князь Юрьевскій.
   -- Что жъ тутъ страннаго, Юрьевскій? спросилъ маркизъ ди Меццатерра.-- Это они пролетаютъ на обратномъ пути. Вы новичекъ въ нашихъ охотахъ и не знаете привычекъ бекасовъ.
   -- Нѣтъ, я знаю, отвѣтилъ князь Юрьевскій.-- Бекасы первую часть лѣта проводятъ въ лѣсахъ средней Европы, затѣмъ партіями летятъ къ Средиземному морю. Первые вылетаютъ въ сентябрѣ и изъ Швейцаріи въ половинѣ этого мѣсяца попадаютъ въ Италію.
   -- Дѣйствительно, они прилетаютъ въ Ломбардію ко дню святаго Михаила, сказалъ донъ Филиппо, -- и появляются у насъ только въ октябрѣ. А въ февралѣ и мартѣ они снова перелетаютъ черезъ море, забираютъ товарищей, отставшихъ въ Сициліи, Калабріи и другихъ мѣстахъ, и летятъ дальше. Конечно, они нѣсколько утомлены этимъ далекимъ путешествіемъ, но сохраняютъ вкусъ.
   -- Уступаю вамъ, донъ Филиппо, отвѣтилъ князь Юрьевскій.-- Въ которомъ же часу мы должны собраться?
   -- Я совѣтовалъ бы уже быть на мѣстѣ въ четыре часа утра, если никто ничего не имѣетъ противъ этого. Вы отправитесь съ нами, Марини?
   -- Для компаніи, да, отвѣтилъ Асканіо.-- Вѣдь вы знаете, что я плохо вижу.
   -- Да, я помню, вы отличились на охотѣ за кабанами. А вы отправитесь, Венафра?
   -- Непремѣнно, отвѣтилъ тотъ, -- это будетъ мой первый дебютъ.
   Доннѣ Граціанѣ показалось, что ея мужъ помирился съ присутствіемъ Венафра, и это ее очень обрадовало. Значитъ, все устраивается какъ нельзя лучше. Бѣдный Венафра не будетъ уже искать общества обѣихъ сеньоръ, а онѣ будутъ избавлены отъ старанія загладить нелюбезность дона Филиппо.
   Донна Граціана, конечно, не поѣдетъ на охоту. Она въ душѣ была очень благодарна Элизѣ за то, что присутствіе этой гостьи избавляетъ ее отъ необходимости принимать участіе въ охотѣ, которую она когда-то такъ любила. А бѣдный проповѣдникъ Асканіо долженъ былъ непремѣнно отправиться, чтобы доставить удовольствіе маркизу ди Меццатерра. Но онъ нашелъ прекрасный предлогъ доказать имъ свою безполезность.
   -- Я совсѣмъ не охотникъ, сказалъ онъ, но съ удовольствіемъ отправлюсь съ охотниками. Это превосходный случай полюбоваться лѣсомъ и поразмять ноги.
   Этихъ доводовъ достаточно, чтобы охладить охотниковъ къ присутствію посторонняго наблюдателя.
   На другой день Граціана провела утро довольно пріятно въ обществѣ донны Элизы. Она показывала ей садъ, паркъ, птичій дворъ съ роскошными фазанами и индѣйками. Онѣ много говорили объ Асканіо. Донна Граціана желала заставить свою подругу высказаться, и та откровенно призналась ей, что между ней и Асканіо нѣтъ ничего инаго, кромѣ простой дружбы. А маркиза призналась въ свою очередь, что между имъ и ей нѣтъ ровно ничего. Такимъ образомъ, онѣ обѣ были довольны другъ другомъ. Конечно, Граціана не сказала ей всего. Напримѣръ, она скрыла отъ донны Элизы, что Асканіо признался ей въ любви и просилъ позволить ему любить ее идеально.
   Охотники не возвращались до одиннадцати часовъ, а вернувшись разсказали, что видѣли бекасовъ, и даже князь Юрьевскій убѣдился въ этомъ. Но, что же это за бекасы! Они такъ стары, что падаютъ прежде, чѣмъ собаки успѣютъ залаять. Нѣкоторые изъ нихъ показывались изъ лѣсу совсѣмъ не съ той стороны, откуда ихъ можно было ожидать. Словомъ, это не живые, а поддѣльные бекасы. Венафра понялъ измѣну и, оставивъ бекасовъ, пустился за зайцами. Но онъ былъ встрѣченъ дружнымъ взрывомъ хохота. Князь Юрьевскій только держался за бока, баронъ де-Сали уперся о заборъ сада и заливался такимъ гомерическимъ хохотомъ, что у него дрожали всѣ внутренности; донъ Филиппо смѣялся громко и раскатисто. Словомъ, смѣялись всѣ, не исключая и Венафра, бывшаго причиной этого смѣха.
   Но что же случилось? Онъ счастливо попалъ на слѣдъ зайца, который притаился подъ кустомъ. Эти маленькіе хитрецы иногда дѣлаютъ такъ, хотя въ такомъ положеніи имъ нѣтъ спасенія. Венафра это видѣлъ и выстрѣлилъ въ упоръ въ зайца. Бѣдное созданье покатилось подъ горку, не успѣвъ даже вскрикнуть. Собака бросилась за нимъ, схватила его въ зубы, но тотчасъ же выпустила. Венафра былъ до крайности удивленъ. Почему это собака отвернулась отъ зайца съ какимъ-то отвращеніемъ? Венафра взялъ зайца, причемъ руки его не запачкались кровью, убитое животное было необыкновенно легко и внутри его шуршала солома. Это былъ поддѣльный заяцъ! Можно себѣ представить лицо охотника въ эту минуту и хохотъ сбѣжавшихся на выстрѣлъ товарищей.
   Охота этимъ и кончилась; всѣ попадали на траву отъ взрывовъ неудержимаго хохота; смѣялись, вернувшись въ замокъ, смѣялись въ саду, разсказывая это сеньорамъ, и никакъ не могли перестать смѣяться. Венафра уже успокоился и только улыбался концами губъ. Наконецъ, онъ философски сказалъ маркизѣ:
   -- Я поплатился за мой дебютъ. Но, въ общемъ, смѣхъ очень полезенъ для организма.
   Но охотники San Fermin разошлись во-всю. Аппетитъ приходитъ за ѣдой, и за одной шуткой слѣдовала другая. Князь Юрьевскій съ особеннымъ удареніемъ называлъ Венафра графомъ. Венафра, очевидно, страдалъ каждый разъ, какъ повторялся этотъ титулъ, и вмѣстѣ съ нимъ страдала маркиза Граціана. Она бросала на дона Филиппо негодующіе взгляды, замѣчая, что онъ своими улыбками одобряетъ шутки гостей.
   Это мученіе длилось весь день и даже слѣдующій. Но на третій день послѣ охоты на бекасовъ была назначена охота на кабановъ. Неужели они придумаютъ новую шутку? Маркиза Граціана пожелала раздѣлить опасность, грозившую гостю и объявила при всѣхъ:
   -- Мы, женщины, не поѣдемъ съ вами, потому что Элиза не любитъ охоты. Но для того, чтобы она сохранила хорошее воспоминаніе о San Fermin, надо доставить ей удовольствіе. Кто-нибудь изъ васъ, сеньоры, долженъ отказаться отъ охоты на кабановъ и отправиться съ нами къ развалинамъ монастыря. Я выбираю сеньора Марини, какъ одного изъ самыхъ слабыхъ охотниковъ, сеньора Венафра и маркиза ди-Рипафратта, если онъ не боится соскучиться въ нашемъ обществѣ.
   Старый маркизъ отвѣтилъ любезнымъ поклономъ на это приглашеніе. Донъ Филиппо и остальные охотники не выразили особаго огорченія по поводу отсутствія графа Венафра. Очевидно, Граціана ошиблась на этотъ разъ, и никакая злая шутка не грозила Венафра. Но, какъ бы то ни было, она высказала свое желаніе, и выбранные ею мужчины должны были сопровождать ее.
   Въ этотъ вечеръ, уходя въ свою комнату, Венафра сказалъ Асканіо:
   -- Меня здѣсь положительно всѣ преслѣдуютъ.
   -- Не всѣ, отвѣтилъ Асканіо,-- маркиза вамъ протежируетъ.
   -- Ахъ, да! Донна Граціана очень не глупая женщина и понимаетъ, что шутки ея мужа переходятъ всякія границы.
   Асканіо хотѣлъ спросить:-- Зачѣмъ же вы пріѣхали? И хотѣлъ даже прибавить: -- Зачѣмъ же вы остаетесь здѣсь? Но счелъ за лучшее ничего не отвѣтить.
   На другое утро, два часа спустя, послѣ того какъ охотники уѣхали въ лѣсъ, сеньоры, въ сопровожденіи своихъ кавалеровъ, отправились въ коляскѣ къ развалинамъ монастыря. Донна Элиза сѣла съ правой стороны, какъ подобаетъ гостьѣ, донна Граціана рядомъ съ нею. Коляска повернулась такъ, что маркизу ди Рипафратта пришлось сѣсть напротивъ маркизы Граціаны, а противъ сеньоры Монталенти мѣсто осталось еще не занятымъ.
   Тогда Асканіо и Венафра не рѣшались, какъ имъ поступить. Асканіо, какъ младшій, предложилъ мѣсто Венафра, но тотъ шепнулъ ему на ухо:
   -- Садитесь вы. Донна Элиза никогда не проститъ мнѣ этого.
   И онъ спокойно усѣлся рядомъ съ кучеромъ. Асканіо пожалъ плечами и сѣлъ противъ сеньоры Монталенти. Венафра на этотъ разъ былъ очень любезенъ; даже маркиза Граціана была удивлена этимъ.
   

XV.

   Развалины стариннаго монастыря, находившіяся въ нѣсколькихъ льё отъ San Fermin, были необыкновенно живописны. Пріѣхавъ на мѣсто, Граціана и ея гости стали разсматривать ихъ со всѣхъ сторонъ.
   -- О чемъ вы думаете? спросила Граціана Асканіо, встрѣтя его въ одномъ изъ длинныхъ корридоровъ.
   -- Я? спросилъ онъ и вздрогнулъ, какъ бы пробудясь отъ сна.-- О, мнѣ о многомъ надо подумать, сеньора! Мнѣ грустно, и эти мѣста наводятъ на меня еще большую грусть.
   -- Вы правы, но эта грусть имѣетъ какой-то религіозный характеръ. Не каждый умѣетъ ее чувствовать. Даже такой древній аристократъ, какъ маркизъ ди Рипафратта, находитъ, что гораздо лучше было бы, уничтоживъ эти развалины, разбить на ихъ мѣстѣ фруктовый садъ. Элиза, урожденная графиня и поэтесса въ душѣ, думаетъ, что эти развалины созданы для того, чтобы вдохновляясь ими писать оды. Мысли Элизы, по крайней мѣрѣ, граціозны.
   -- А что думаетъ Венафра?
   -- Онъ находитъ, что онѣ годятся только для того, чтобы въ тѣни ихъ укрыться отъ лѣтняго зноя.
   -- Вотъ какъ! прошепталъ Асканіо.
   -- А вы замѣтили,-- продолжала Граціана,-- какъ всѣ напали на бѣднаго Венафра эти дни? Надѣюсь, что хоть вы относитесь къ нему снисходительно.
   -- Конечно, сеньора, отвѣтилъ молодой человѣкъ.
   -- Ну, вотъ я очень рада. Они такъ отвратительно держали себя, что были минуты, когда я, женщина, готова была выцарапать имъ глаза. Особенно онъ возмущалъ меня.
   -- Кто это онъ?
   -- Донъ Филиппо, зачинщикъ всѣхъ этихъ шутокъ. Но это, конечно, понятно.
   Жгучее любопытство закипѣло въ душѣ Асканіо, онъ спросилъ маркизу, стараясь удержать рукой сильное біеніе своего сердца.
   -- И вы поняли?
   -- Да, и я отвѣчу вамъ французской поговоркой: Cherchez la femme.
   -- О!
   -- Именно. Я могу говорить съ вами съ полной откровенностью. Мы вѣдь друзья, сеньоръ Асканіо. Мы установили между собою дружескій союзъ, которому вы между прочимъ не совсѣмъ охотно подчиняетесь, не такъ ли?
   -- Вы знаете это лучше меня, сеньора, со вздохомъ произнесъ онъ.
   -- Подождите, настанетъ и для васъ счастливая минута, отвѣтила Граціана.-- Настанетъ минута, когда выбудете полны только самой искренней дружбы ко мнѣ. А если и не настанетъ, то вѣдь мы не будемъ объ этомъ плакать, прибавила она съ улыбкой.-- Главное то, что мы можемъ откровенно говорить. Мнѣ было бы очень тяжело, еслибъ я не могла высказаться кому-нибудь. Сеньоръ Венафра бывалъ здѣсь раньше и даже еще въ прошломъ году пользовался радушнымъ пріемомъ. Но вдругъ, донъ Филиппо началъ на него коситься. Когда гость уѣхалъ, то онъ вздохнулъ съ такимъ облегченіемъ, какъ будто цѣлая гора скатилась у него съ плечъ, и закричалъ: "Я не хочу, я не хочу больше его видѣть!"
   -- Ревность, проговорилъ Асканіо, весь поблѣднѣвъ и не смѣя поднять глазъ на свою собесѣдницу.
   -- Совершенно вѣрно. И знаете къ кому ревнуетъ?
   -- Къ вамъ.
   -- Что вы! Маркизъ ди Меццатерра никого никогда не ревнуетъ къ своей женѣ,-- отвѣтила Граціана съ невыразимымъ презрѣніемъ.-- Ревнуютъ къ тому, кого любятъ, а я не пользуюсь любовью маркиза. У всякаго свой вкусъ. Онъ ревнуетъ къ той женщинѣ, которую вы уже знаете, потому что видѣли ее.
   -- А вы не ревнуете? спросилъ Асканіо.
   -- Я? Съ какой стати? Вы меня плохо знаете, Марини, и приписываете мнѣ то, на что я вовсе не способна, Я вошла въ жизнь сквозь золотыя двери,-- иронически произнесла она,-- всѣ говорили мнѣ, что я очень красива и до того повторяли это на всѣ лады, что мнѣ даже надоѣло слушать. Я вышла замужъ за человѣка, котораго совсѣмъ не знала; я тотчасъ же поняла, что наши сердца заперты другъ для друга. Я могла бы много разсказать по этому поводу, но есть, вещи, о которыхъ трудно говорить. Донъ Филиппо таковъ, каковъ есть. Вы его знаете теперь -- это просто дурно воспитанный человѣкъ. Когда онъ встрѣчаетъ людей возвышеннѣе, чѣмъ онъ самъ, они кажутся ему скучны. Такъ же онъ смотритъ и на жену. Онъ не отрицаетъ, что я красива, но эта красота не въ его вкусѣ. Онъ любитъ вульгарную красоту и не позволяетъ восхищаться ей никому другому. Сеньоръ Венафра, кажется, провинился въ этомъ. Онъ сталъ слишкомъ часто ходить въ табачную лавочку и увлекся Теодорой, быть можетъ, даже взаимно. Теперь вы понимаете?
   Асканіо сразу простилъ Венафра его пріѣздъ въ San Fermin. Такъ, значитъ, Венафра обладаетъ тѣмъ же вульгарнымъ вкусомъ, что и донъ Филиппо? Вотъ какъ! И это открытіе необыкновенно обрадовало Асканіо.
   Въ это время остальные трое спутниковъ подошли къ нимъ, и разговоръ Асканіо и Граціаны принялъ другое направленіе.
   Когда они вернулись въ замокъ, то нашли всѣхъ охотниковъ въ сборѣ. На площадкѣ лежало нѣсколько кабановъ, какъ трофеи побѣды. Венафра думалъ, что на него опять посыпятся насмѣшки. Но въ этотъ день всѣ держали себя очень скромно, и даже его никто не назвалъ графомъ. Онъ вздохнулъ съ облегченіемъ, въ надеждѣ, что наконецъ-то его оставятъ въ покоѣ. Съ другой стороны онъ самъ нѣсколько сторонился гостей и передъ обѣдомъ разговаривалъ съ Асканіо Марини.
   -- Они удачно охотились,-- сказалъ онъ Асканіо,-- и вполнѣ довольны.
   -- Кстати объ охотѣ,-- припомнилъ Асканіо, -- въ вашъ послѣдній визитъ въ San Fermin не сдѣлали ли вы какого-нибудь большаго промаха, охотясь въ поляхъ маркиза ди Меццатерра?
   Венафра насторожился и, не безъ подозрѣнія, взглянулъ на своего собесѣдника.
   -- Признавайтесь! продолжалъ Асканіо.-- Что-за скрытность съ другомъ.
   -- Вы хотите заставить меня высказаться,-- сказалъ Венафра сдержанно;-- но вѣдь я уже какъ-то разъ говорилъ вамъ, что все это неправда.
   Этотъ отвѣтъ кольнулъ въ самое сердце Асканіо, и ему невольно припомнился ужинъ у Спильмана.
   -- Я говорю не объ этомъ,-- отвѣтилъ онъ.-- Я знаю, что тутъ ничего не было. Я говорю о деревнѣ, а не о замкѣ. Я говорю о нѣкоей Теодорѣ.
   -- Откуда вы это знаете?-- съ изумленіемъ спросилъ Венафра.
   -- Я ничего не знаю, я только подозрѣваю кое-какія слабости маркиза. Я заключаю, что одинъ вашъ взглядъ на эту красавицу могъ навлечь на васъ немилость маркиза.
   -- А! Съ вами случилось то же самое?
   -- Нѣтъ, но я кое-что слышалъ отъ этихъ сеньоровъ. Я послѣ нѣкоторой холодности со стороны дона Филиппа уже не рискнулъ больше идти за сигарами въ лавочку San Fermin.
   -- И поздравляю васъ съ этимъ! сказалъ Венафра.-- Вы поступили умнѣе меня. Но я, говоря откровенно, попался въ это совсѣмъ не желая. Эта Теодора сама влюбилась въ меня. Я сказалъ съ нею не больше двухъ-трехъ словъ, а она воспылала ко мнѣ, да вѣдь какъ серьезно! Я васъ спрашиваю, что во мнѣ такого интереснаго?
   Асканіо и самъ себя спрашивалъ объ этомъ, но не умѣлъ отвѣтить, между тѣмъ тотъ продолжалъ.
   -- Денегъ у меня нѣтъ. Если я не бѣденъ, то и не богатъ. Вмѣсто всякаго состоянія мои родные оставили мнѣ только хорошіе примѣры. Наша семья была замѣшана въ разныхъ политическихъ агитаціяхъ, и всѣ имѣнія были конфискованы. Я живу на скромную ренту съ приданаго моей матери. Жить можно, но, конечно, не широко. Хорошъ бы я былъ, еслибы навязалъ себѣ на шею этотъ монументъ въ видѣ жены. Конечно, она красива, этого я не отрицаю, но если красива за десятерыхъ, то честолюбива за сто. Я, разумѣется, много чего наобѣщалъ ей, но тутъ же уложилъ мой чемоданъ и убрался по-добру по-здорову. Вы понимаете теперь, что донъ Филиппо не можетъ мнѣ простить, что она предпочла меня ему.-- Судите сами, донъ Асканіо carissimo, стоитъ ли изъ-за этого ссориться двумъ друзьямъ? У меня правило никогда не ссориться изъ-за женщинъ.
   Подобное заключеніе такъ не понравилось Асканіо, что онъ едва удержался, чтобы не высказать это. Да, Венафра былъ вполнѣ достоинъ честолюбивыхъ притязаній вульгарной Теодоры. На долю каждой Теодоры долженъ былъ бы достаться подобный Венафра.
   Между тѣмъ Асканіо сталъ думать о томъ, что причина ссоры между дономъ Филиппо и Венафра можетъ быть и справедлива, но что это не все. И онъ предположилъ, что Граціана узнала всю эту исторію изъ устъ самого Венафра. Какъ же иначе могла узнать Граціана о ревности дона Филиппо? Не самъ же онъ будетъ повѣрять женѣ такія вещи? Это сомнѣніе безконечно мучило Асканіо.
   

XVI.

   Всѣ гости были необыкновенно веселы; донъ Филиппо веселѣе всѣхъ. Охота была такъ удачна, что пріятно о ней вспомнить. Венафра также чувствовалъ себя хорошо, надѣясь, что хотя этотъ день пройдетъ безъ насмѣшекъ и злыхъ шутокъ. Граціана хоть и не была въ хорошемъ расположеніи духа, но какъ хозяйка дома старалась казаться веселой. Только одинъ Асканіо былъ грустенъ.
   -- Что-за охота, что-за охота!-- восклицалъ безпрестанно баронъ де-Сали.-- Заставили же насъ помучиться эти кабаны! Мы пережили ужасную минуту. Князя Юрьевскаго чуть не разорвалъ кабанъ. Еслибы ловкая рука дона Филиппо не пустила въ голову животнаго мѣткой пули, то князю Юрьевскому несдобровать бы.
   Охотники положительно торжествовали.
   -- Напрасно я съ вами не отправилась, сказала Граціана, вслушиваясь въ этотъ оживленный разговоръ.
   Это восклицаніе маркизы какъ ножомъ кольнуло Асканіо. Влюбленный приписываетъ себѣ каждое слово любимой женщины.
   -- Я предлагаю тостъ за здоровье счастливаго побѣдителя,-- воодушевляясь, сказалъ Венафра и всталъ съ бокаломъ, въ рукѣ.
   -- Я также, -- присоединился къ нему виконтъ де-Рунэ,-- тѣмъ болѣе, что донъ Филиппо обязанъ побѣдой не лошади, а, своему личному хладнокровію.
   Венафра былъ очень радъ, что его поддержали. Донъ Филиппо потянулся къ нему7 со своимъ стаканомъ, ну, значитъ, все забыто. Когда человѣкъ доволенъ собой, онъ всегда великодушенъ, и на этотъ разъ великодушію дона Филиппо нельзя было не довѣрять.
   Стали пить кофе, и сеньоры уже хотѣли встать изъ-за стола, когда въ комнату вошелъ слуга съ серебрянымъ подносомъ.
   -- Что это? спросилъ его маркизъ ди Меццатерра.
   -- Телеграмма со станціи, эччеленца,-- отвѣтилъ слуга.
   -- Посмотримъ, что такое случилось, сказалъ донъ Филиппо и уже протянулъ руку.
   -- Это сеньору графу,-- сказалъ слуга, указывая на Венафра.
   -- А, графу Венафра! воскликнулъ маркизъ.-- Въ такомъ случаѣ передайте ему.
   Венафра былъ нѣсколько смущенъ. Телеграмма ему въ San Fermin! Какъ это могло быть? Уѣзжая изъ Рима, онъ никому не сказалъ, что ѣдетъ сюда. Онъ сказалъ бы, еслибъ ѣхалъ въ Парижъ, въ Лондонъ, въ Вѣну, въ Берлинъ, на свиданіе съ королемъ Гумбертомъ... но стоитъ ли говорить объ отъѣздѣ въ San Fermin?
   -- Мнѣ? пробормоталъ онъ, когда слуга подошелъ къ нему.
   Необходимо было взять этотъ таинственный пакетъ. Чельзо Венафра взялъ его и бросилъ на окружающихъ взглядъ, какъ-бы выпытывающій ея содержаніе. Но никто не смотрѣлъ на него. Телеграмма или письмо касаются только того, кому они адресованы.
   -- Вы позволите, сеньора? сказалъ онъ, обращаясь къ доннѣ Граціанѣ.
   -- Телеграмма всегда распечатывается тотчасъ же, сказала она.-- Вы можете быть какъ дома.
   Венафра поблагодарилъ и распечаталъ телеграмму. Донъ Филиппо сталъ оживленно разговаривать съ товарищами, и повидимому никто не обратилъ вниманія на этотъ эпизодъ. Но внимательный наблюдатель замѣтилъ бы, что охотники искоса поглядываютъ на Венафра. Любопытство! Ты средняго рода, но, право, это грамматическая ошибка.
   Венафра открылъ телеграмму и сталъ читать. При началѣ чтенія онъ задрожалъ, при концѣ поблѣднѣлъ, какъ мертвецъ.
   -- Что такое? съ такой внимательностью спросила донна Граціана, что это снова кольнуло въ сердце Асканіо.
   -- Это.... Маркиза.... это....-- въ смущеніи проговорилъ Венафра -- одно извѣстіе.... Я долженъ уѣхать.... и очень скоро.
   -- Какое-нибудь важное извѣстіе? рѣшился спросить донъ Филиппо.
   -- Да, важное, очень важное, -- отвѣтилъ Венафра, съ трудомъ сдерживая свое волненіе.-- И кто-то мнѣ за него отвѣтитъ!
   -- Какъ, развѣ вамъ сдѣлали какую-нибудь непріятность?-- воскликнулъ донъ Филиппо.
   Маркиза Граціана сочла нужнымъ отбросить всѣ церемоніи. Развернутая телеграмма лежала около нея на столѣ. Она взяла ее и прочла. По мѣрѣ того, какъ она читала, лицо ея блѣднѣло все болѣе и болѣе. Она не вернула телеграммы своему сосѣду, а конвульсивно сжавъ ее въ рукѣ, встала. За нею инстинктивно поднялось все общество.
   -- Дѣ, уѣзжайте, сеньоръ Чельзо,-- сказала она такъ любезно и мягко, какъ только умѣла говорить.-- Это лучшее что вы можете сдѣлать. Очевидно, вамъ мстятъ,-- прибавила она.
   -- Именно мстятъ,-- прошепталъ Венафра.-- И совсѣмъ незаслуженно. Я никому не сдѣлалъ ничего дурнаго.
   Онъ говорилъ это такъ искренно, что приходилось ему вѣритъ. Сцена эта была тяжела не только для него и маркизы Граціаны, но и. для всѣхъ гостей, не знавшихъ содержанія телеграммы. Вполнѣ естественно было бы, если бы кто спросилъ объ этомъ, но никто этого не сдѣлалъ. Граціана окинула инквизиторскимъ взглядомъ всѣхъ, начиная съ графа Варанелло и кончая дономъ Филиппо ди Меццатерра.
   Всѣ стояли неподвижно, ожидая, когда донна Граціана и сеньора Монталенти уйдутъ изъ столовой. Всѣмъ хотѣлось выйти на свѣжій воздухъ.
   -- Отправляйтесь укладываться, сказала Граціана, повернувшись къ Венафра. А я пойду распоряжусь на счетъ экипажа. Прощайте, сеньоръ Чельзо, пишите.
   Венафра удалился въ свою комнату, а донна Граціана, сразу сдѣлавшись серьезной, взяла подъ руку свою подругу и направилась къ террасѣ. Донъ Филиппо, поощряемый краснорѣчивыми взглядами Варанелло, рѣшился спросить, въ чемъ дѣло?
   -- Можно узнать, что такое случилось? спросилъ донъ Филиппо жену.-- Вы, какъ довѣренное лицо, прибавилъ онъ, указывая на телеграмму, находившуюся въ рукѣ Граціаны,-- могли бы дать намъ разъясненіе по этому поводу.
   Граціана подняла свои сердитые глаза и пристально взглянула на дона Филиппо. Онъ не выдержалъ ея взгляда. А она все смотрѣла на него, желая наказать его за фразу "довѣренное лицо".
   -- Прочтите, если вы ее еще не знаете,-- сказала она, подавая телеграмму.
   -- Что же я могу знать? пробормоталъ донъ Филиппо, оскорбленный этимъ намекомъ.-- Развѣ я телеграфистъ?
   Это была самозащита, а не нападеніе, и Граціана не отвѣтила даже жестомъ. Донъ Филицпо прочелъ телеграмму. Затѣмъ онъ вернулъ ее и произнесъ съ ироніей:
   -- Чортъ побери. У сеньора графа Венафра есть замокъ! Честное благородное слово, никогда не слышалъ ничего подобнаго!
   И онъ пошелъ въ слѣдъ за товарищами, которые, воспользовавшись его разговоромъ съ маркизой, уже спускались въ садъ.
   Граціана стояла и молча смотрѣла въ слѣдъ дону Филиппо. Наконецъ она обернулась и увидѣла около себя виконта де-Рунэ.
   -- Вы джентльменъ, виконтъ,-- сказала она.-- Я надѣюсь, что хоть вы по крайней мѣрѣ возмущены этимъ поступкомъ съ Венафра.
   Де-Рунэ съ минуту колебался, но затѣмъ отвѣтилъ:
   -- Маркиза, меня огорчаетъ все, что смущаетъ общество; я тѣмъ менѣе могу быть спокойнымъ, видя васъ огорченной.
   Это была не болѣе какъ красивая фраза. Но развѣ виконтъ де-Рунэ долженъ вступаться между мужемъ и женой? Развѣ онъ можетъ оправдывать одного изъ своихъ гостепріимныхъ хозяевъ и обвинять другаго? Граціана поняла это и знакомъ показала виконту, что онъ можетъ слѣдовать за остальными. Очевидно, де-Рунэ знаетъ больше, чѣмъ высказываетъ. Нельзя было сомнѣваться, что телеграмма эта дѣло рукъ дона Филиппо, хоть она и пришла изъ Рима. Онъ могъ послать кого-нибудь въ Римъ, чтобы телеграмму дали оттуда.
   Граціана стала искать глазами Асканіо Марини, но его не было на террасѣ.
   -- Не видала ли ты сеньора Марини? спросила она донну Элизу.
   -- Онъ былъ здѣсь недавно и затѣмъ поднялся по лѣстницѣ въ слѣдъ за Венафра,-- отвѣтила Элиза. Но, можно узнать, въ чемъ дѣло?
   -- Конечно, сказала Граціана. Прочти, и ты все узнаешь.
   Донна Элиза развернула въ свою очередь таинственный листокъ и стала читать.
   "Графу Чельзо Венафра, Монтальто, San Fermin.
   "Я искалъ васъ въ Римѣ. Ваше присутствіе необходимо. Непоправимое несчастіе. Замокъ Венафра охваченъ пламенемъ, едва успѣли спасти старинные, фамильные портреты. Вся роскошная обстановка сгорѣла. Жду вашего немедленнаго пріѣзда".

"Рафаэль".

   -- Господи!-- воскликнула Элиза, блѣднѣя -- и это правда?
   -- Въ томъ-то и дѣло, что неправда,-- отвѣтила донна Граціана. Лучше настоящее несчастіе, чѣмъ подобная насмѣшка. Пойдемъ, Элиза, распорядимся на счетъ отъѣзда.
   И вмѣстѣ съ Элизой, поэтическая голова которой не совсѣмъ еще вникла въ настоящую суть дѣла, донна Граціана направилась къ конюшнямъ отъискивать кучера.
   Донъ Филиппо и его товарищи гуляли по саду. Вблизи замка они еще сдерживались, но, выйдя на отдаленныя дорожки, разразились хохотомъ.
   -- Нѣтъ, я не могу больше! сказалъ баронъ де-Сали.-- Не понимаю, какъ я досидѣлъ за столомъ. Ахъ, какъ вы хорошо придумали, донъ Филиппо, это просто геніальная мысль!
   -- Да, но довольно смѣлая, вставилъ виконтъ де-Рунэ.
   -- Полноте, полноте, крикнулъ маркизъ Меццатерра.-- Съ такимъ навязчивымъ человѣкомъ, какъ онъ, иначе ничего не подѣлаешь. Онъ мнѣ страшно надоѣлъ. И, кромѣ того, увѣряю васъ, де-Рунэ, онъ привыкъ къ этому. Года три тому назадъ въ Моденѣ его вытолкали за дверь еще съ гораздо большимъ шумомъ.
   -- Какимъ же это образомъ? спросилъ де-Рунэ.
   -- Самымъ классическимъ или, вѣрнѣе сказать, римскимъ образомъ. Его напугали привидѣніями.
   -- Привидѣніями?
   -- Именно. Венафра хвастунъ, страшный хвастунъ. Нѣтъ вещи, которой бы онъ не видѣлъ, ни опасности, которой бы онъ не избѣжалъ. Заговорили о духахъ, а онъ не вѣритъ въ духовъ. Онъ разсказывалъ, какъ однажды провелъ ночь одинъ въ замкѣ, гдѣ являлась какая-то бѣлая дама. Когда она появилась, онъ не испугался и пригласилъ ее даже посидѣть съ нимъ, при чемъ она скрылась. Ему не повѣрили и хотѣли сдѣлать испытаніе. Вечеромъ, когда онъ легъ въ постель и уже началъ дремать, въ комнатѣ раздался вздохъ. Бѣдняжка задрожалъ; вздохъ превратился въ стоны, и какія-то невидимыя руки стали сдергивать съ него простыню. Наконецъ, стулья и комоды задвигались въ темнотѣ, и вдругъ въ корридорѣ за его дверью раздался страшный шумъ. Онъ соскочилъ съ постеливъ одной рубашкѣ и увидѣлъ передъ собой цѣлую группу духовъ, изо всѣхъ силъ стучавшихъ ложками въ кухонныя кострюли. Съ перепугу онъ не успѣлъ ничего разсмотрѣть и выѣхалъ изъ дому рано утромъ.
   -- Мнѣ кажется, я слышу звукъ колесъ, сказалъ князь Юрьевскій.-- Это, должно быть, вашъ гость отправляется на станцію.
   Всѣ стали смотрѣть сквозь вѣтви деревъ. У крыльца остановилась коляска. Минуту спустя вышелъ Венафра, а за нимъ слуга съ чемоданомъ въ рукахъ. Сѣвъ въ экипажъ, Венафра кивнулъ кучеру головой, и лошади тронули. Асканіо Марини вышелъ на крыльцо проводить Венафра.
   Гдѣ же въ это время были обѣ сеньоры? Милые шутники увидѣли ихъ наконецъ въ глубинѣ сада, и маркизъ ли Рипафратта пошелъ къ нимъ на встрѣчу.
   Граціана была очень недовольна всѣмъ случившимся. Гнѣвъ и негодованіе такъ и виднѣлись на ея лицѣ. Когда до нея долетѣлъ шумъ отъѣзжающаго экипажа, она вздохнула съ облегченіемъ. Наконецъ-то Венафра уѣхалъ. Лучше было ему уѣхать, чѣмъ подвергаться всѣмъ этимъ насмѣшкамъ.
   Асканіо послѣдовалъ за Венафра въ его комнату. Венафра, казалось, и не замѣтилъ, что онъ идетъ за нимъ. Онъ тотчасъ же бросился къ своему чемодану, открылъ его и въ безпорядкѣ сталъ вынимать изъ комода и шкафа свое платье и бѣлье, такъ аккуратно разложенное имъ три дня тому назадъ. Жалко было смотрѣть на него. Уложившись, Венафра обернулся, думая, что за нимъ стоитъ слуга, но увидѣлъ Марини.
   -- Можно узнать, что случилось? спросилъ Асканіо, ничего не понимавшій во всемъ происшедшемъ.
   -- Что случилось? Что случилось! И вы меня спрашиваете объ этомъ? Но я отомщу за этотъ срамъ! Клянусь Богомъ, что кто-то поплатится мнѣ за это своей кровью!
   -- Срамъ?! воскликнулъ Марини.-- Въ чемъ же онъ состоитъ, не могу ли я узнать?
   -- Но развѣ вы не знаете? Какъ вы можете не знать этого, когда всѣ эти шалопаи прекрасно знаютъ! Замокъ Венафра охваченъ пламенемъ! Я вамъ задамъ замокъ Венафра! Я вамъ задамъ это пламя! Я не обладаю ни замками, ни имѣніемъ; но умѣю при случаѣ всадить пулю въ лобъ на разстояніи сорока шаговъ. А это поважнѣй будетъ какихъ-нибудь замковъ. Поняли? Ну, такъ и передайте всѣмъ вашимъ друзьямъ, пусть они имѣютъ это въ виду всѣ безъ исключенія.
   -- Даже и я?
   -- Даже и вы! Почему я сталъ бы отличать васъ отъ другихъ! Меня оскорбили, меня жестоко оскорбили этой телеграммой, извѣщающей о пожарѣ замка, которымъ я не имѣю счастія владѣть. А кто владѣетъ имъ, тотъ мнѣ и поплатится за это.
   -- Послушайте, Венафра, сказалъ Асканіо.-- Это фанфаронство, не достойное кабальеро. Вы сами не знаете, что говорите.
   -- Какъ не знаю? А вотъ увидите, знаю я или нѣтъ, когда я отвѣчу на эту обиду моими выстрѣлами! кричалъ внѣ себя Венафра.-- Какъ только я вернусь въ Римъ, я отъищу секундантовъ и немедленно пошлю вызовъ всѣмъ вамъ.
   -- Зачѣмъ же всѣмъ, сказалъ Асканіо,-- достаточно и одного. Такъ какъ вы на меня перваго излили вашу злобу, то позвольте мнѣ принять вашъ вызовъ. Я принимаю на себя эту шутку или оскорбленіе, которое вамъ сдѣлали.
   -- Вы! снова крикнулъ Венафра.-- Впрочемъ, почему же и не вы? Кто знаетъ, продолжалъ онъ, пристально взглянувъ на того: быть можетъ, вы виновны въ этомъ болѣе, чѣмъ кто-либ о.
   -- Довольно, Венафра! перебилъ его Марини, блѣднѣя.-- Лишніе разговоры тутъ неумѣстны. Я долженъ еще пробыть здѣсь нѣсколько дней; но будьте увѣрены, что я не замедлю вернуться въ Римъ и дать вамъ желанное удовлетвореніе.
   -- Прекрасно! отвѣтилъ Венафра, сразу охладѣвая.
   Въ это время въ дверяхъ появился слуга.
   -- Коляска подана, эччеленца, сказалъ онъ.
   -- Прекрасно! повторилъ Венафра. Возьмите этотъ чемоданъ, Сказавъ это, онъ вышелъ въ корридоръ и затѣмъ на террасу, даже не поклонившись Марини. Только уже сидя въ коляскѣ, онъ сдѣлалъ ему легкій знакъ головою, какъ бы желая сказать: прекрасно!
   -- Ну, и прекрасно, подумалъ Марини, когда коляска, увозившая Чельзо Венафра, исчезла за поворотомъ.-- Ты мнѣ заплатишь такимъ образомъ за твои любовныя удачи. Говорилъ ли ты мнѣ правду въ тотъ вечеръ или лгалъ? Кто знаетъ? Когда же я узнаю это! Никогда, по всей вѣроятности! Но я жажду твоей крови, хвастунъ. Я очень радъ этому представившемуся случаю. Такъ по крайней мѣрѣ никто не можетъ ничего подозрѣвать. О, какъ я несчастливъ! Эта женщина не любитъ меня и никогда не полюбитъ, а я принужденъ играть въ дружбу. Хорошо, Венафра, хорошо! Я очень благодаренъ дону Филиппо за его шутку.
   Размышляя такимъ образомъ, Асканіо спустился въ садъ. Лицо его было блѣдно, но спокойно. Граціана издали увидѣла его и, оставивъ донну Элизу съ маркизомъ ли Рипафратта, пошла къ нему на встрѣчу.
   -- Онъ уѣхалъ? спросила она.
   -- Уѣхалъ, холодно отвѣтилъ Асканіо.
   -- Мнѣ показалось, что онъ очень взволнованъ.
   -- Да, онъ даже взбѣшенъ.
   -- И не безъ основанія. Онъ вамъ разсказывалъ вѣроятно?
   -- Да, отчасти. Въ телеграммѣ, по всей вѣроятности, заключается какая-нибудь злая шутка.
   -- Именно,-- сказала Граціана.-- Вотъ телеграмма, прочтите ее.
   Асканіо прочелъ. Дѣйствительно, шутка была не изъ особенно пріятныхъ; но онъ находилъ, что донна Граціана приписываетъ ей уже слишкомъ большое значеніе.
   -- Да,-- отвѣтилъ онъ, возвращая ей телеграмму.-- А такъ какъ нѣтъ никакого замка Венафра....
   -- Вы также знаете это? спросила Граціана.
   -- Что онъ ровно ничего не имѣетъ? Конечно, знаю. Но я никогда не позволилъ бы себѣ смѣяться ни надъ бѣдными въ матерьяльномъ отношеніи, ни надъ нищими духомъ.
   -- Это хорошее чувство, но оно выражено слишкомъ холодно, замѣтила маркиза.-- Я не такъ спокойна.
   -- Сеньора,-- сказалъ Асканіо, уколотый ея замѣчаніемъ.-- Къ чему я буду горячиться? Я не судья въ этомъ дѣлѣ. Я даже не знаю, кто авторъ этой грубой шутки.
   -- А я это прекрасно знаю, сказала Граціана, все еще волнуясь.-- Это донъ Филиппо! Я готова держать пари. Сеньоръ Венафра навѣрное потребуетъ удовлетворенія, Не правда ли?
   -- По всей вѣроятности.
   -- Но этого нельзя ждать, надо предложить ему это удовлетвореніе или извиниться передъ нимъ.
   Асканіо съ минуту помолчалъ. Мысль просить извиненія у Венафра не пришла ему даже въ голову. Онъ жаждалъ вовсе не такого удовлетворенія.
   -- Если донъ Филиппо виноватъ,-- сказалъ онъ наконецъ,-- то я не думаю, чтобы легко было уговорить его сдѣлать это.
   Очевидно и Граціана не находила это легкимъ.
   -- Какъ грустно,-- сказала она,-- какъ грустно жить среди такихъ людей! Помните, сеньоръ Асканіо, что я вамъ сегодня говорила на развалинахъ. Есть вещи, о которыхъ трудно говорить.-- Вы теперь видѣли нѣкоторыя черты характера человѣка, съ которымъ я соединена на всю жизнь.
   -- Да, прошепталъ Асканіо.
   Но ему тяжело было продолжать этотъ разговоръ. Онъ страдалъ, невыносимо страдалъ, и ему хотѣлось въ эту минуту ѣхать по дорогѣ въ Монтальто, чтобы убѣжать отъ этой женщины, защищающей Венафра.
   

XVII.

   Этотъ день, начавшійся такъ хорошо и продолжавшійся такъ плохо, грозилъ окончиться еще хуже. Всѣ чувствовали себя какъ-то стѣсненно. Понадобилось все искусство донны Элизы, чтобы кое-какъ въ теченіе вечера поддерживать разговоръ. Старый маркизъ ди Рипафратта доказалъ въ данномъ случаѣ, что если онъ и противникъ живописныхъ руинъ, то все-таки можетъ иногда быть полезенъ обществу.
   Гости играли на бильярдѣ. Граціана, сидя задумчиво въ своемъ уголкѣ зала, слушала Элизу съ легкой улыбкой на губахъ. Асканіо, блѣдный и молчаливый, былъ тутъ же. Онъ то прислушивался къ разговору, то смотрѣлъ на бильярдную игру, то глядѣлъ на Граціану, но каждый разъ опускалъ глаза, когда замѣчалъ, что она на него смотритъ. Донъ Филиппо отсутствовалъ: онъ скрылся въ этотъ вечеръ ранѣе обыкновеннаго.
   Донна Граціана незамѣтно вышла изъ комнаты. Вернувшись черезъ полчаса, она шепнула что-то на ухо Элизѣ, и онѣ обѣ ушли изъ залы. Асканіо оставалось смотрѣть только на игру. Когда сеньоры наконецъ вернулись, часы въ бильярдной показывали уже одиннадцать; пора было расходиться по своимъ комнатамъ. Всѣ ждали этой минуты съ очевиднымъ удовольствіемъ.
   Маркиза ди Меццатерра, прощаясь съ Асканіо, крѣпко пожала ему руку.
   -- Мой добрый другъ, произнесла она тихо, но такимъ нѣжнымъ голосомъ, что Асканіо замеръ отъ счастія.
   И въ этомъ крѣпкомъ пожатіи руки было что-то особенное, что-то такое, чего она не рѣшалась высказать словами.
   Спускаясь съ лѣстницы по дорогѣ въ свою комнату, Асканіо чувствовалъ, какъ рука его трепетала отъ этого пожатія и сердце замирало отъ ласковыхъ словъ. Но онъ не понималъ причины ни того, ни другаго. Его послѣдній разговоръ съ Граціаной былъ такъ холоденъ. Что же такое случилось? Асканіо ничего не понималъ.
   Комната его помѣщалась въ глубинѣ корридора верхняго этажа. Это былъ скорѣе будуаръ женщины, чѣмъ спальня мужчины. Маркиза Граціана сама выбрала для него это уютное гнѣздышко. Асканіо чувствовалъ себя очень хорошо въ этой комнатѣ, тѣмъ болѣе, это она была значительно отдалена отъ помѣщенія другихъ гостей.
   Всѣ приглашенные помѣщались въ другомъ крылѣ замка; у каждаго изъ нихъ была отдѣльная комната и отдѣльный слуга. Кромѣ того въ ихъ распоряженіи была большая общая зала съ бильярдомъ и карточными столами. Если они не хотѣли спать, то могли заниматься чѣмъ угодно.
   Войдя съ свою комнату, Асканіо и не подумалъ ложиться. Онъ не усталъ и ему не хотѣлось спать. Воспоминаніе объ этомъ странномъ днѣ разгоняло сонъ, а прощаніе съ Граціаной заставило забыть всякую усталость. Онъ подошелъ къ окну, открылъ его и оперся о подоконникъ. Окно выходило въ паркъ за замкомъ, и открывавшійся пейзажъ скрашивался яснымъ свѣтомъ луны, бросавшей тѣнь на дорожки. Асканіо задумался среди этой ночной тишины. Какъ грустна его жизнь съ этой безнадежной любовью въ душѣ! Эта женщина думаетъ только о Чельзо Венафра, она страдаетъ изъ-за отъѣзда этого противнаго фанфарона и болтуна. Конечно, съ нимъ съиграли плохую шутку, но развѣ онъ не заслужилъ ея? И, наконецъ, почему она принимаетъ все это такъ близко къ сердцу?
   Въ то время, какъ онъ, опершись на подоконникъ, волновался этими грустными мыслями, онъ замѣтилъ внизу двѣ тѣни, медленно двигавшіяся къ замку. Сначала онъ не обратилъ на нихъ вниманія, а потомъ заинтересовался. Кто бы это такой могъ быть? Въ этотъ часъ ночи и въ такомъ уединенномъ мѣстѣ могли пробираться только воры или влюбленные. И Асканіо, любовь котораго была безнадежна, подумалъ о ворахъ. Живетъ ли кто-нибудь съ этой стороны въ нижнемъ этажѣ замка? Вѣроятно, да, по крайней мѣрѣ, слуги. Но можно было пробраться черезъ окно парадныхъ комнатъ и обворовать домъ.
   Пока онъ такъ думалъ, тѣни все двигались къ замку. Онъ сталъ вглядываться внимательнѣе. Не былъ, ли одинъ изъ нихъ донъ Филиппо? Да, именно это донъ Филиппо возвращался изъ деревни. Но кто же эта другая тѣнь, опирающаяся на его руку? Ужь не Теодора ли? Асканіо видѣлъ эту женщину всего одинъ разъ въ жизни; но ея фигура на всегда запечатлѣлась въ его памяти. Да, это дѣйствительно Теодора. Она подняла голову, и онъ узналъ ее при лунномъ свѣтѣ. Но какъ! Маркизъ ди Меццатерра ведетъ Теодору подъ одну кровлю съ своей женой. Но что же въ этомъ страннаго? Донъ Филиппо способенъ поступить еще хуже. А въ сущности какое дѣло до всего этого Асканіо? Онъ просто заинтересовался этимъ ночнымъ появленіемъ. Что-то новое произошло въ отношеніяхъ этихъ двухъ влюбленныхъ. Неужели донъ Филиппо согласился быть любимымъ за деньги? Какъ бы то ни было, но онъ счастливъ. Это видно изъ этой ночной прогулки съ Теодорой. Онъ вознаграждаетъ себя теперь за обиду, сдѣланную сегодня женѣ. А онъ, конечно, обидѣлъ ее, оскорбивъ Венафра. И при этой мысли сердце Асканіо Марини сжалось еще болѣзненнѣе.
   Влюбленные прошли черезъ освѣщенную площадку и скрылись въ тѣни замка. Асканіо показалось, что до него долетѣлъ звукъ отпираемаго замка. Они вошли, увѣренные, что никто ихъ не видѣлъ.
   Асканіо Марини еще не оставилъ своей обсерваторіи, когда ему вновь послышался легкій шумъ шаговъ на дорожкѣ. Онъ выдвинулся еще дальше, и ему показалось, что онъ видитъ какую-то тѣнь, которая вышла съ правой стороны, между тѣмъ какъ двѣ первыя скрылись съ лѣвой. Очевидно, между этими двумя появленіями не было ничего общаго. Асканіо слѣдилъ глазами за этой темной фигурой. Она остановилась и, легкими шагами пройдя площадку, скрылась въ тѣни деревъ. Господи, это настоящая ночь привидѣній! Быть можетъ, это слуга, ищущій также любовныхъ приключеній? И послѣ этого будутъ увѣрять, что ночь дана для сна и для отдыха господъ и слугъ.
   Въ сущности, Асканіо пора было ложиться спать, но онъ былъ слишкомъ взволнованъ всѣмъ видѣннымъ, а главное -- воспоминаніемъ о Венафра. Маркизу онъ также переставалъ понимать. Что значитъ сожалѣніе объ одномъ и нѣжное рукопожатіе другому?
   Какой-то странный звукъ въ корридорѣ привлекъ его вниманіе. Что такое еще случилось? Ему показалось, что кто-то нечаянно тронулъ рукою дверь или наткнулся на что-то въ темнотѣ. Онъ прислушался, но все было тихо. Вѣрно онъ ошибся; въ тишинѣ ночи всякій звукъ раздается особенно сильно; быть можетъ, это скрипнулъ полъ или треснулъ шкафъ. Но нѣтъ, это что-то иное. Минуту спустя, Асканіо показалось, что онъ слышитъ какъ-будто шелестъ платья или точно кто-то идетъ, придерживаясь рукою о стѣну. Не было сомнѣнія, что кто-то есть въ корридорѣ. Асканіо отворилъ дверь своей комнаты, и его лампа бросила, въ корридоръ цѣлую полосу свѣта.
   "Если кто-нибудь есть, то онъ убѣжитъ", подумалъ онъ, входя въ эту полосу свѣта.
   Дѣйствительно, кто-то тутъ былъ, но не убѣжалъ. На встрѣчу ему изъ темноты послышались легкіе шаги.
   Асканіо прижался къ стѣнѣ, не вѣря своимъ глазамъ.
   -- Вы, сеньора! воскликнулъ онъ.
   -- Да, я, прошепталъ мягкій голосъ.-- Пріютите меня, добрый кабальеро.
   Асканіо задрожалъ; онъ не зналъ, что дѣлать, не зналъ, что сказать.
   -- Вы боитесь? произнесла между тѣмъ Граціана, входя въ его комнату.
   -- Я? Нѣтъ, сеньора! Но я не спокоенъ, признаюсь, я не спокоенъ за васъ...
   -- Не бойтесь за меня, сказала Граціана.
   -- Да, но нынѣшней ночью разгуливаетъ не мало тѣней.
   -- Ахъ, да! Я также видѣла и гораздо ближе, чѣмъ вы. Не правда ли -- довольно странный мужъ и не менѣе странная жена, которая изъ-за подобнаго человѣка не спитъ по ночамъ?
   -- Но какимъ образомъ вы могли напасть на ихъ слѣдъ?
   Граціана съ минуту молчала, какъ бы застигнутая врасплохъ этимъ вопросомъ.
   -- Мнѣ надо было видѣть маркиза ди Меццатерра, чтобы поговорить съ нимъ о сегодняшней недостойной комедіи. Онъ еще не вернулся въ замокъ. Наконецъ, я отправилась къ нему въ комнату. Мнѣ пришлось проходить черезъ нѣсколько залъ, когда, вдругъ, до меня долетѣлъ звукъ отпираемой двери и чьихъ-то шаговъ. Я едва успѣла спрятаться за драпировку. Донъ Филиппо зажегъ спичку, и я увидѣла его спутницу.
   -- Какъ я изъ окна при свѣтѣ луны,-- сказалъ Асканіо.-- Странное совпаденіе!
   -- Да, отвѣтила Граціана.-- Но предоставимъ счастливцевъ ихъ счастію. Вы, бѣдный Асканіо, не пользуетесь имъ.
   -- Нѣтъ, проговорилъ онъ, вздохнувъ.
   -- И вы не правы,-- сказала Граціана и, видя, что Асканіо не предлагаетъ ей стула, опустилась на диванъ.-- Посмотримъ, чего вамъ недостаетъ?
   -- Вашей любви, вы это знаете. Зачѣмъ вы заставляете меня это говорить? Почему вы меня не любите, Граціана?
   -- Любить васъ,-- сказала она,-- это было бы большое несчастіе для насъ обоихъ. Любовь -- страданіе.
   -- Страданіе! воскликнулъ Асканіо.-- Почему вы знаете?
   -- Я знаю, потому что... Но я бы не хотѣла этого говорить и даже не должна.
   -- Скажите; если это грустная вещь, то мнѣ будетъ еще тяжелѣе не знать ея.
   -- Ну, хорошо, отвѣтила Граціана.-- Потому что я также... люблю васъ.
   -- Ахъ! крикнулъ Асканіо и поднесъ руки къ сердцу, какъ бы для того, чтобы удержать его біеніе.
   -- Да, я васъ люблю, повторила Граціана.-- Что же вы думали, Асканіо? Вы предполагали, что такая безчувственная женщина, какъ я, не можетъ полюбить васъ, что она способна только на дружбу? Я васъ люблю. Да, я васъ люблю и пришла сказать вамъ это. Если это можетъ васъ утѣшить, то будьте увѣрены въ моемъ чувствѣ къ вамъ. А теперь -- прибавила она вдругъ, вставая,-- а теперь я уйду.
   -- Такъ? прошепталъ Асканіо.
   -- Нѣтъ, не такъ,-- отвѣтила Граціана,-- а вотъ какъ...
   И, повернувшись къ нему, она нѣжно взглянула ему въ глаза нелегка вытянула губы.-- "Берегитесь",-- сказалъ онъ ей однажды при подобныхъ обстоятельствахъ.
   И теперь случилось то, что онъ тогда предсказывалъ. Онъ сжалъ прелестную женщину въ своихъ могучихъ объятіяхъ, ихъ губы слились въ медленномъ, страстномъ поцѣлуѣ. Граціана опомнилась первая и отклонилась отъ него.
   -- Теперь довольно,-- сказала она.-- Я отдала тебѣ мою душу. Это мой первый поцѣлуй,-- прибавила она.-- Ты чувствовалъ это?
   -- Да,-- въ волненіи отвѣтилъ Асканіо.-- Но не уходи, останься немного,-- умолялъ онъ.-- Клянусь тебѣ, любовь моя, что ты будешь здѣсь королевой, а я твоимъ послушнымъ, смиреннымъ рабомъ. Неужели тебѣ страшно теперь?
   -- Ахъ, нѣтъ, отвѣтила она, прочтя въ его глазахъ нѣмую мольбу.
   Она сѣла на прежнее мѣсто. Асканіо расположился у ея ногъ.
   -- Ну, послушаемъ, сказала она ласково, что же ты мнѣ хочешь сказать?
   -- Мнѣ очень хотѣлось бы знать,-- началъ Асканіо, впадая въ ея тонъ,-- почему это вчера кто-то былъ такъ сердитъ.
   -- Какъ!-- воскликнула Граціана.-- Ты не понимаешь? Тебя не сердитъ несправедливость? Не возмущаетъ грубость? Венафра гость, и не мой, а его, во всякомъ случаѣ такой же его пріятель, какъ и всѣ остальные. Для меня лично всѣ равны. Еслибы оскорбили кого-нибудь другаго, а не Венафра, я точно такъ же возмутилась бы. Я только разъ въ жизни сдѣлала предпочтеніе одному человѣку, и то онъ бѣгалъ отъ меня, какъ отъ какого-то чудовища... Ахъ, ты!-- сказала она и любовно потрепала его по головѣ.-- Но теперь ты мой? Правда? Добрый, деликатный, храбрый, ты мой?
   Асканіо стало совѣстно, что она такъ хвалитъ его. Вѣдь въ сущности она такъ мало его знаетъ.
   -- Сколько хорошаго видишь ты во мнѣ,-- произнесъ онъ.-- Ничего этого во мнѣ нѣтъ.
   -- Все есть, и я не позволю тебѣ отрицать это,-- сказала Граціана.-- Я также глубоко тебя понимаю, какъ мою собственную душу, даже лучше, потому что я не изучаю движенія моего сердца, но изучаю всѣ твои поступки.
   И, приподнявъ обѣими руками голову Асканіо, она поцѣловала его въ лобъ. Онъ не выдержалъ и снова обнялъ ее.
   -- Останься... прошепталъ онъ ей на ухо.
   -- Нѣтъ,-- сказала она нѣжнымъ, но рѣшительнымъ голосомъ.-- Я не хочу, ради тебя.
   -- Ради меня! съ удивленіемъ произнесъ онъ.
   -- Да, мой дорогой; у тебя есть и отрицательныя качества. Ты подозрителенъ. Сегодня, завтра или когда бы то ни было, тебѣ придетъ въ голову мысль, что я пришла сюда изъ мести... ему. Не отнѣкивайся; я тебя знаю. Но ты не долженъ сомнѣваться во мнѣ. Я твоя, я это чувствую, и ты долженъ это чувствовать. А теперь ложись спать.
   Асканіо не рѣшался ее удерживать.
   -- Я тебя провожу,-- сказалъ онъ.
   -- Нѣтъ, я пойду одна. Ты заблудишься, возвращаясь. Я знаю дорогу. Оставайся здѣсь и будь покоенъ за меня. Прощай. До завтра.
   Они обмѣнялись горячимъ, медленнымъ поцѣлуемъ, показавшимся слишкомъ короткимъ Асканіо. Она пошла по корридору легкой походкой, а онъ все слѣдилъ за нею, пока она не стала спускаться съ лѣстницы. Наконецъ, шаги замолкли. Асканіо еще постоялъ нѣсколько минутъ, но все было тихо, очевидно, Граціана уже была въ своей комнатѣ.
   Онъ вернулся въ свою. Какъ уютно показалось ему теперь это гнѣздышко! Птичка улетѣла, но все здѣсь еще полно ею. Онъ уснулъ счастливый, и всю ночь Граціана снилась ему.
   

XVIII.

   Асканіо Марини былъ совсѣмъ опьяненъ своимъ счастіемъ. Онъ забылъ всѣ прежнія волненія, улыбался и людямъ, и небу, и землѣ, словомъ -- все видѣлъ въ розовомъ цвѣтѣ.
   Донъ Филиппо съ своей стороны былъ счастливъ не менѣе, чѣмъ онъ. Граціана, послѣ послѣдняго объясненія, оставила его въ покоѣ. Эта ночь имѣла для многихъ большое значеніе. Конечно, счастіе дона Филиппо было куплено довольно дорогою цѣною: за ея нѣжныя улыбки онъ заплатилъ ей именнымъ векселемъ... Это нѣсколько оригинальная манера любви, но кто же обезпечитъ Теодору, какъ не маркизъ ди Меццатерра? Красота, особенно увядающая, ищетъ блеска, а для этого ей необходимы дорогіе костюмы и брильянты; понятно, что все это можно пріобрѣсти только съ помощью денегъ.
   Теперь донъ Филиппо еще не понималъ всей отвѣтственности векселя. Его ни чуть не смущала эта сдѣлка. Какой капитанъ погнушается цѣною золота завладѣть недоступной крѣпостью и такимъ образомъ сохранить свое войско? И маркизъ весело расхаживалъ по комнатамъ и дружественнѣе, чѣмъ прежде, относился къ Марини. Граціана не мѣшала ему, и онъ не желалъ мѣшать Граціанѣ. Что же касается Венафра, то если маркиза забыла о немъ, то съ какой стати будетъ думать о немъ донъ Филиппо? И, вспоминая свою злую шутку, онъ говорилъ себѣ:
   -- Ба! Люди, подобные Венафра, не сердятся! Эти паразиты нашихъ домовъ глотаютъ всѣ оскорбленія вмѣстѣ съ нашими страсбургскими пирогами и бургундскимъ виномъ.
   Донна Граціана не могла постоянно быть съ Асканіо. Ея обязанности, какъ хозяйки дома, брали у нея не мало времени. Она выбирала минутку, близко подходила къ нему и шептала ему: "Я тебя люблю!" И эта короткая, тайкомъ сказанная фраза, наполняла его невыразимымъ счастіемъ. Онъ прожилъ три такихъ счастливыхъ дня, что они промелькнули для него, какъ одинъ часъ.
   Но прошло три дня, и онъ сталъ задумываться. Образъ Венафра пришелъ ему на мысль, но не потому, что онъ вспомнилъ прежнія подозрѣнія, а потому, что обѣщалъ дать удовлетвореніе этому человѣку. Онъ долженъ былъ это сдѣлать, но для этого надо было уѣхать очень скоро, не позже, какъ дня черезъ два. Иначе тотъ можетъ подумать, что онъ раскаялся и даже боится его. Мысль объ этомъ была первой черной точкой на ясномъ горизонтѣ Асканіо. Надо было поговорить съ Граціаной, найти подходящій предлогъ для отъѣзда въ Римъ. Но какіе же предлоги покажутся ей уважительными? Развѣ для отъѣзда любимаго человѣка женщина можетъ найти извинительныя причины? Остается сказать ей правду, но Асканіо считалъ невозможнымъ сдѣлать это.
   Въ этотъ день, къ счастію или къ несчастію, сенаторъ Монталенти пріѣхалъ за своей женой. Онъ могъ остаться въ San Fermin только отъ поѣзда до поѣзда, такъ какъ его вызвали дѣловой телеграммой. А такъ какъ доннѣ Элизѣ осталось пробыть въ замкѣ всего дня два, то удобнѣе всего имъ ѣхать вмѣстѣ, чтобы не доставлять маркизамъ лишнихъ хлопотъ. Асканіо хотѣлъ также уѣхать; такъ какъ разговоръ зашелъ о дорогѣ, то онъ воспользовался этимъ случаемъ и заговорилъ съ донной Граціаной отъ отъѣздѣ.
   -- Нѣтъ, останься, сказала она.-- Я хочу, чтобъ ты остался. Мнѣ еще столько надо сказать тебѣ! Когда Элиза уѣдетъ, мы будемъ свободнѣе.
   Асканіо остался, но въ тотъ же день написалъ Венафра слѣдующее письмо:

"Сеньоръ mio!

   "Я надѣялся отправиться сегодня въ Римъ вмѣстѣ съ одной сеньорой, но за ней пріѣхалъ ея мужъ, и мнѣ пришлось остаться. Во всякомъ случаѣ я выѣду, самое большее, дня черезъ три или четыре. Несмотря на это, я считаю себя въ вашемъ распоряженіи, и достаточно будетъ телеграммы, посланной кѣмъ-нибудь изъ нашихъ общихъ друзей, чтобы я немедленно выѣхалъ".

"Асканіо Марини".

   Отославъ это письмо, онъ пересталъ думать объ этомъ дѣлѣ, начинавшемъ ему надоѣдать. А между тѣмъ съ отъѣздомъ Монталенти Граціана дѣйствительно была свободнѣе. На этотъ разъ она совсѣмъ неискренно увѣряла донну Элизу, что сожалѣетъ о ея преждевременномъ отъѣздѣ. Любовь всегда эгоистична.
   На другой же день Граціана назначила большую прогулку верхомъ. Ея бѣдный Маргутъ совсѣмъ застоялся за время, пока гостила Элиза.
   -- Ѣдемте къ развалинамъ монастыря, -- предложила она.
   -- Ѣдемте! согласился Асканіо.
   И они, веселые и радостные, помчались въ галопъ.
   -- Будешь ли ты всегда любить меня, Асканіо?-- спрашивала она его время отъ времени.-- Кто знаетъ, что готовитъ, намъ будущее?.. Цыганка предсказала мнѣ... но нѣтъ, я не хочу думать объ этомъ. Еслибы даже мнѣ и суждено было умереть отъ любви, то пусть! Я умру какъ въ волшебномъ, очарованномъ снѣ, умру, счастливая тѣмъ, что любима. Какъ сладко умирать, зная, что есть человѣкъ, въ сердцѣ котораго твой образъ будетъ жить безконечно... И потомъ эта тайна, связывающая насъ, имѣетъ также невыразимую прелесть. Мнѣ кажется, что свобода и безопасность убиваютъ любовь, усыпляютъ ее. А теперь мы можемъ только тайкомъ обмѣниваться нашими взглядами, мы должны строго хранить нашу тайну. Вѣдь правда, по саго?
   И, казалось, деревья любовно заглядывали въ ихъ счастливыя лица, солнышко ласково улыбалось имъ, и вся природа нашептывала пѣсни любви.
   -- На этихъ дняхъ я долженъ буду уѣхать! съ грустью вздохнулъ Асканіо.
   -- Зачѣмъ? спрашивала Граціана.-- Для чего? Ты здѣсь никому не мѣшаешь, никто тебя не выживаетъ отсюда. Я хороша знаю дона Филиппо. Онъ видитъ, что ты очень внимателенъ ко мнѣ, и въ душѣ вѣроятно радъ, что ты здѣсь, такъ какъ это избавляетъ его отъ угрызеній совѣсти. Я думаю даже, что онъ и не испытываетъ этихъ угрызеній потому, что находитъ, что пребываніе въ нашемъ домѣ такого скучнаго человѣка, какъ ты, освобождаетъ его отъ всякихъ церемоній.
   И она ласково улыбалась. Но эти доводы не убѣждали Асканіо. Онъ хотѣлъ уѣхать и вернуться чрезъ нѣсколько дней.
   -- Я сошлюсь на дѣла, требующія моего присутствія въ Римѣ, говорилъ онъ Граціанѣ, и покажу этимъ, что я не ухаживаю за тобой. Если онъ пригласитъ меня провести съ вами остатокъ лѣта и если ты повторишь мнѣ это въ его присутствіи, то я вернусь чрезъ два-три дня. Позволь мнѣ поступить такъ, я знаю, что я говорю.
   -- Нѣтъ, я не позволю поступить тебѣ такъ, и ты не знаешь, что говоришь. Ты хочешь убѣжать отъ меня, измѣнникъ.
   -- О! вскричалъ онъ, это такая несправедливость, за которую ты должна поплатиться.
   И онъ схватилъ ее въ свои объятія.
   Въ тотъ же день, какъ Асканіо сдѣлалъ вторую неудачную попытку уѣхать, донна Граціана получила письмо, очень обрадовавшее ее.
   -- Ахъ, произнесла она, вся сіяя радостію, я получила письмо отъ Элизы. Какъ я счастлива! Я ужь боялась, что мнѣ грозитъ что-то ужасное.
   -- Почему? спросилъ Асканіо, невольно вздрогнувъ.
   -- Ахъ, я сама не знаю, что говорю! Что можетъ грозить мнѣ? Но люди говорятъ, что когда человѣкъ слишкомъ счастливъ, онъ всегда боится какого-нибудь несчастія. И дѣйствительно, прибавила она улыбаясь,-- послѣ полнаго счастія, нельзя ожидать чего-нибудь лучшаго.
   Асканіо подумалъ, что и ему также можетъ быть письмо отъ Венафра. Онъ заранѣе предупредилъ слугу, посланнаго на почту, чтобы тотъ вручилъ ему письмо съ глазу на глазъ. Въ первую свободную минуту онъ пошелъ въ свою комнату и не обманулся въ своихъ ожиданіяхъ: слуга подалъ ему письмо отъ Чельзо Венафра. Онъ нервно разорвалъ конвертъ и сталъ читать:

"Дорогой донъ Асканіо!"

   "Простите мою медленность. Письмо, которое я вамъ пишу, я собирался написать до полученія вашего. Неожиданный отъѣздъ въ деревню, не по причинѣ горящихъ замковъ, а по болѣзни одного изъ старыхъ родственниковъ, помѣшалъ мнѣ исполнить мой долгъ. Вы были очень любезны, вызвавшись удовлетворить мое оскорбленное самолюбіе, но не вы оскорбили меня, дорогой другъ. Вы забыли, что не разъ избавляли меня отъ матеріальныхъ затрудненій, за что я и сохраню вѣчную признательность къ вамъ. Слѣдовательно, удовлетвореніе, которое вы предлагали мнѣ, не имѣетъ мѣста, такъ какъ я вашъ должникъ. Благодарю васъ, но не принимаю его".
   "Что же касается человѣка, оскорбившаго меня, то, помня о добромъ прошломъ, я прощаю ему его дурное настоящее. Я предпочту, чтобы меня считали трусомъ, чѣмъ скрестить шпагу съ подобнымъ человѣкомъ. Искренно извиняюсь передъ вами, если я въ тотъ памятный вечеръ, въ раздраженіи, сказалъ что-нибудь лишнее. Желаю вамъ наслаждаться вашей молодостью и быть счастливымъ. Вашъ благодарный Чельзо Венафра".
   Асканіо Марини торопливо пробѣжалъ глазами это письмо. Въ первую минуту онъ вздохнулъ съ облегченіемъ. Слава Богу, ему можно остаться! Когда онъ прочелъ его во второй разъ, онъ разсердился. Какой однако негодяй этотъ Венафра. Донъ Филиппо былъ правъ. Но чѣмъ же онъ, Асканіо, лучше Венафра? Граціана называетъ его деликатнымъ, скромнымъ, храбрымъ... Онъ почему-то остановился на этомъ эпитетѣ. Ужь не подозрѣваетъ ли что-нибудь Граціана? Но какимъ образомъ? Кто-нибудь долженъ былъ ее предупредить. Но, кто же? Можетъ быть, тотъ же слуга, который вошелъ тогда въ комнату за чемоданомъ и навѣрное слышалъ ихъ крупный разговоръ. Да, это очень можетъ быть.
   И Асканіо припомнилъ, что въ тотъ вечеръ донна Граціана почти не показывалась въ бильярдной, а заперлась въ своей комнатѣ съ донной Элизой. Въ тотъ же вечеръ она, неизвѣстно почему, пришла къ нему въ комнату и была такъ ласкова съ нимъ. Но откуда эта неожиданная перемѣна?
   А теперь почему этотъ Венафра пишетъ ему это извинительное письмо? И Асканіо снова прочелъ его, обдумывая каждую фразу. Онъ находилъ ихъ странными, туманными. "Помня о добромъ прошломъ, я прощаю ему дурное настоящее"... "Наслаждайтесь вашей молодостью и будьте счастливы". Что онъ хотѣлъ этимъ сказать? Ужь не это ли: "Я любилъ жену и долженъ простить мужу"... "Доброе прошлое"? Ну, конечно, счастливое прошлое. Венафра не рѣшился написать это, но оно понятно само собою. "Наслаждайтесь вашей молодостью"... это значитъ: "Наслаждайтесь въ вашу очередь. Прежде счастіе было на моей сторонѣ, а теперь на вашей, такъ пользуйтесь имъ".
   Ахъ, эти строки жгли руки Асканіо! Онъ хотѣлъ уѣхать, уѣхать сейчасъ же.. И это было бы самое лучшее. Но онъ не могъ этого сдѣлать: его позвали обѣдать.
   Что это былъ за обѣдъ! Всѣ веселы, а онъ... Ему съ трудомъ удалось скрыть свое волненіе, и этотъ обѣдъ показался безконечно долгимъ. Асканіо машинально отвѣчалъ на предлагаемые ему вопросы, машинально ѣлъ. А между тѣмъ, всѣ были веселы, а маркиза веселѣе всѣхъ. Она лгала, скрывая свою тайну, почему же ей не лгать и по другой причинѣ? Почему не лгать во всемъ? На что только не способно сердце женщины! Любятъ только въ пятнадцать, въ четырнадцать, въ двѣнадцать лѣтъ. Мущины вѣрятъ имъ, а затѣмъ, вдругъ, узнаютъ, что есть прежній поклонникъ, что другой былъ и исчезъ раньше васъ, что другой шепталъ слова любви, и его слушали. Да, это обыкновенная исторія и тѣмъ хуже для Асканіо, что онъ слишкомъ поздно понялъ это. Съ какой стати Венафра будетъ лгать? Нѣтъ, сомнѣніе слишкомъ тяжело, лучше все узнать сразу!
   Обѣдавшіе не замѣтили его волненія. Когда многіе разговариваютъ, то молчаніе одного проходитъ безслѣдно, и ему не придаютъ особаго значенія. Но въ головѣ этого одного, страдающаго человѣка, всѣ эти разговоры и веселыя шутки отдаются, какъ удары молота. Какъ только кончился обѣдъ, Асканіо рѣшилъ, что ему необходимо выйти въ садъ освѣжиться и хоть чѣмъ-нибудь разсѣять мучительныя мысли.
   -- Что съ тобой?-- тихо спросила его Граціана, выходя подъ руку съ нимъ изъ столовой.
   -- Ничего,-- отвѣтилъ онъ.-- Маленькая мигрень.
   Не время и не мѣсто было для откровеннаго разговора. Но Граціана замѣтила, что онъ самъ не свой, и хотѣла знать причину его волненія. Она не повѣрила въ мигрень.
   Всѣ вышли, по обыкновенію, пройтись по саду. Мущины шли рядомъ съ маркизой, надоѣдая ей своими остротами. Граціана принуждена была всѣхъ выслушивать и всѣмъ отвѣчать. Время отъ времени она взглядывала на Асканіо, которымъ завладѣлъ донъ Филиппо, разсказывая ему какое-то охотничье приключеніе. Пока Асканіо былъ въ рукахъ дона Филиппо, она могла быть покойна и шутить съ гостями. Рано или поздно маркизъ выпуститъ своего плѣнника и уйдетъ въ деревню.
   Но, какъ нарочно, въ этотъ вечеръ донъ Филиппо не уходилъ и не выпускалъ руки Асканіо. Очевидно, мигрень не очень безпокоила его, потому что онъ слушалъ маркиза съ видимымъ вниманіемъ и даже громко смѣялся. Граціана нашла, что въ воздухѣ становится довольно сыро, и пожелала вернуться домой. Гости послѣдовали за ней, а донъ Филиппо все не выпускалъ руки Асканіо. Охотничье приключеніе окончилось, и теперь начался разсказъ о скачкахъ. Казалось, вечерняя сырость придала краснорѣчіе маркизу, а внимательный слушатель заставилъ его позабыть даже красавицу Теодору.
   Все общество направилось въ бильярдную залу, но почему-то никому не хотѣлось играть. А маркизъ ди Меццатерра положительно не собирался въ этотъ вечеръ выходить изъ дому. Неужели онъ уже утомился своимъ безплоднымъ ухаживаньемъ въ табачной лавочкѣ? Не можетъ быть! Наконецъ, взглянувъ на часы, онъ воскликнулъ:
   -- Чортъ побери! Какъ скоро прошло время! Уже пять минутъ десятаго.
   И, повернувшись на каблукахъ, онъ вышелъ въ переднюю, взялъ шляпу и ушелъ. За нимъ хотѣлъ уйти и Асканіо Марини, но Граціана рѣшилась остановить его.
   -- Подождите,-- сказала она ему,-- выйдемъ вмѣстѣ.
   Асканіо послушно остановился; онъ не могъ поступить иначе. Минуту спустя она поднялась съ мѣста; гости начали играть на бильярдѣ, а Граціана, подойдя къ Асканіо, сказала ему коротко:
   -- Пойдемте, пройдемтесь немного.
   Асканіо послѣдовалъ за ней. Спустившись съ лѣстницы, она взяла его руку.
   -- У васъ прошла мигрень? спросила она.
   -- Не совсѣмъ; но это пустяки. Скоро пройдетъ.
   -- Будемъ надѣяться,-- произнесла она.-- Когда я видѣла тебя такимъ взволнованнымъ за обѣдомъ, я испугалась, не случилось ли чего-нибудь съ тобою.
   -- Какъ? Ты подумала это? Но ты видишь, что я спокоенъ? Я даже веселъ, очень веселъ.
   -- Да мнѣ показалось, что ты былъ съ маркизомъ. Ты такъ смѣялся.
   -- Онъ мнѣ разсказывалъ разныя интересныя исторіи.
   Въ это время, обогнувъ замокъ, они вышли на дорогу къ парку. Веселый Асканіо вздрогнулъ.
   -- Что съ тобой? спросила она, почувствовавъ, какъ дрогнула его рука. Тебѣ холодно?
   -- Нѣтъ, наоборотъ. Въ моемъ сердцѣ горитъ цѣлое пламя.
   И, нагнувшись къ ней, онъ поцѣловалъ ее.
   -- Твои поцѣлуи жгутъ мнѣ лицо, произнесла она.
   -- Такъ и надо, отвѣтилъ Асканіо.-- Любовь -- это ядъ.
   -- Серьезно? Ты хочешь меня испугать? улыбнулась Граціана.
   Они выходили изъ аллеи на площадку, ярко освѣщенную луннымъ свѣтомъ.
   -- Осторожнѣе, сказала она, насъ могутъ увидѣть съ этими глупостями...
   -- Хорошо; въ такомъ случаѣ пойдемъ тропинкой.
   Она послушно пошла съ нимъ. Онъ капризенъ сегодня, ея Асканіо, но поцѣлуи его такъ горячи, что ей и въ голову не приходило, что съ нимъ дѣлается. Она начинала, дѣйствительно, вѣрить въ мигрень или въ разстройство нервовъ.
   Идя по уединенной тропинкѣ, они вышли къ большому одиноко стоявшему тополю. Здѣсь также все было залито свѣтомъ луны, и они старались держаться въ тѣни деревъ. Асканіо избралъ эту тропинку совершенно случайно, не зная, куда она ведетъ, и, увидя большой тополь, онъ снова вздрогнулъ.
   -- Ты опять дрожишь? тревожно произнесла Граціана. Тебѣ дѣйствительно холодно? Не лихорадка ли у тебя?
   -- Да, отвѣтилъ Асканіо,-- у меня лихорадка, моя дорогая, лихорадка страсти. Я не хочу страдать иной, а отъ этой желалъ бы умереть. О. какъ я хотѣлъ бы все, все забыть, всѣ муки, всѣ страданья!.. Мнѣ кажется, я съ ума сойду!
   -- Что-за мысли! сказала Граціана, нѣжно прижимаясь къ нему.-- Какъ можешь ты говорить все это, зная, какъ ты горячо любимъ? Развѣ я не твоя?
   -- Да, ты меня любишь, но это-то и мучитъ меня. Ты моя, но давно ли? Свѣтъ заставитъ тебя волей-неволей отдалиться отъ меня... Тебя окружатъ всѣ эти скучные люди. Ты не хочешь допустить этого слова, но всѣ эти настоящіе, прошедшіе и будущіе гости скучны, скучны и скучны! Они похищаютъ у тебя много минутъ и часовъ, которые должны быть исключительно моими. Фразы, которыя ты должна говорить имъ, эти взгляды, пожатіе руки, все возбуждаетъ во мнѣ ревность, безумную ревность!..
   -- Сумасшедшій! прошептала она, еще нѣжнѣе прижимаясь къ своему другу.
   -- Кто сумасшедшій? Кто разсудительный? продолжалъ Асканіо.-- Въ любви ничего нельзя понять, она не разсуждаетъ. Я тебя люблю и больше ничего не знаю и не хочу знать; я совсѣмъ пересталъ понимать окружающее... Если это называется сумасшествіемъ, то я дѣйствительно сошелъ съ ума.
   Говоря такимъ образомъ, они вышли на шоссе.
   -- Тише! остановила Граціана Асканіо.-- Тамъ, съ той стороны дороги, есть бесѣдка. Если тамъ есть кто-нибудь, то насъ могутъ услышать. Гулять можно, мы каждый вечеръ гуляемъ, а разговаривать опасно и особенно такъ...
   И, склонившись надъ нимъ, она стала шептать ему на ухо ласковыя слова. Но онъ не слыхалъ ихъ. Онъ почувствовалъ, что холодъ проникъ до самаго мозга костей. Бесѣдка! Онъ разъ прошелъ здѣсь и больше уже не возвращался. Когда онъ видѣлъ издали эту бесѣдку, онъ всегда поворачивалъ назадъ. А сегодня онъ долженъ пройти мимо нея? Онъ хотѣлъ вернуться, но не могъ. Какая-то внутренняя сила влекла его впередъ. Они сошли съ тропинки и могли идти теперь по большой дорогѣ, и та же таинственная сила толкнула Асканіо въ сторону бесѣдки.
   Граціана поняла, что онъ хочетъ перейти шоссе.
   -- Куда мы идемъ? спросила она.
   -- Туда, отвѣтилъ Асканіо.-- Если тамъ ость кто-нибудь, то мы увидимъ; гдѣ есть одинъ, тамъ могутъ быть и другіе.
   И онъ повелъ ее къ бесѣдкѣ. Подойдя ближе, Асканіо увидѣлъ, что она сдѣлана изъ живыхъ стволовъ миртъ, почти сросшихся между собою и мѣстами скрѣпленныхъ балками. Зелень миртъ образовала надъ деревянной крышей цѣлый зеленый куполъ. Внутри, вдоль стѣнъ, были разставлены скамейки на случай, если кому-нибудь вздумается прійти сюда въ жаркій день освѣжиться.
   -- Никого нѣтъ, сказалъ Асканіо, входя.-- Сядемъ здѣсь.
   -- Сядемъ? Нѣтъ, отвѣтила Граціана.
   -- Почему?
   -- Потому, что это не хорошее мѣсто.
   -- Почему? снова спросилъ онъ.
   Граціана была нѣсколько удивлена этимъ вопросомъ, но не показала вида. Асканіо капризничаетъ, вотъ и все.
   -- Почему? повторила она, стараясь улыбнуться.-- Развѣ можно объяснить почему вещь дурна? Мнѣ не нравится, и только.
   -- Вамъ не нравится?
   -- Да, мнѣ не нравится. И дѣйствительно, насколько вы могли замѣтить, мнѣ не симпатична эта неестественность, это насилованіе природы. Я никогда здѣсь не была.
   -- Ахъ! Правда? произнесъ онъ.
   И онъ почувствовалъ, что что-то до боли сжало ему горло. Онъ хотѣлъ говорить и для этого понадобилось невѣроятное усиліе надъ собою. Онъ не понималъ, онъ ли это говоритъ или та таинственная сила, которая толкала его къ этой бесѣдкѣ.
   -- Ахъ, правда? повторилъ онъ, сдавленнымъ голосомъ.-- Никогда? Ни даже... съ нимъ?
   -- Съ нимъ! воскликнула она съ удивленіемъ.-- Кто это онъ?
   -- Венафра. О комъ же другомъ я могу говорить?
   -- Асканіо! вскрикнула она внѣ себя.
   -- Асканіо! Асканіо! повторилъ онъ голосомъ, дрожавшимъ отъ злобы -- Почему не произнести другое имя? Вамъ оно когда-то нравилось! Чельзо!
   -- Асканіо, произнесла она, не вѣря тому, что слышитъ и думая, что она не такъ поняла.-- Что ты говоришь?
   -- Это мое мученье, простоналъ онъ.-- У меня цѣлый адъ въ душѣ! Сюда вы приходили съ нимъ. Отрицайте это, если можете!
   -- Асканіо! крикнула она изъ всѣхъ силъ.-- Но нѣтъ! продолжала Граціана, конвульсивно прижавъ руки къ сердцу съ движеніемъ оскорбленной до глубины души женщины. Нѣтъ! Не надо слезъ! Не надо объясненій! Сеньоръ Марини -- вы негодяй!
   -- Почему вы все знаете? перебилъ онъ, все еще не въ силахъ прійти въ себя.
   -- Вы негодяй, говорю вамъ, негодяй! Ни слова большей Ступайте вонъ!
   Асканіо Марини не зналъ, что дѣлать, что думать передъ этимъ незаслуженнымъ оскорбленіемъ, брошеннымъ ему въ лицо. Какъ могъ онъ дойти до такой дерзости, до такого сумасшествія? Но развѣ онъ не имѣлъ всѣ основанія для подозрѣній? Вотъ она эта проклятая бесѣдка, о которой Венафра разсказывалъ ему въ минуту откровенности. И ему показалось, что онъ слышитъ слова подкутившаго друга: "тамъ есть бесѣдка и при свѣтѣ луны... Мы гуляли въ паркѣ, и я счелъ возможнымъ признаться ей. Я знаю, что влюбленные всегда краснорѣчивы. Но съ ней, какъ говорится, языкъ прилипъ къ гортани. Да, mio caro, она выслушала, вполнѣ согласилась со мной и затѣмъ... и затѣмъ такъ расхохоталась, что птицы, уснувшія на сосѣднемъ тополѣ, -- разлетѣлись въ разныя стороны..." А, вотъ онъ и тополь, и теперь при его крикѣ испуганныя птицы разлетались въ разныя стороны. Нѣтъ, Венафране солгалъ. И когда эти мучительныя мысли пробѣгали въ головѣ Асканіо, эта женщина стояла передъ нимъ, какъ статуя негодованія.
   -- Сеньора, произнесъ онъ голосомъ, дрогнувшимъ отъ перенесеннаго униженія.-- Насколько я помню, вы пришли сюда со мной, и я долженъ, по крайней мѣрѣ, проводить васъ.
   -- Ступайте вонъ! отвѣтила она, вся дрожа отъ негодованія.-- Я предпочту встрѣтить злодѣя, который меня убьетъ, чѣмъ идти съ вами. Но вы, кажется, не желаете оставить меня? крикнула она въ отчаяніи. Что же, я принуждена буду сорвать одну изъ этихъ вѣтокъ, чтобы выгнать васъ?!
   Асканіо ничего не отвѣтилъ. Какіе-то красные круги замелькали передъ его глазами. Ему было страшно самого себя. Онъ простоналъ, охватилъ руками свою горѣвшую голову и, какъ сумасшедшій, пошелъ по направленію къ замку.
   

XIX.

   Нѣсколько дней спустя, послѣ своего отъѣзда въ Римъ, Элизѣ Монталенти доложили о неожиданномъ визитѣ Чельзо Венафра. Визита этого она не ожидала, потому что до сихъ поръ Венафра никогда не бывалъ въ ея домѣ, но не особенно удивилась ему. Встрѣчи у баронессы Амадуччи и, наконецъ, въ San Fermin болѣе сблизили ихъ, и не было ничего удивительнаго, что онъ забросилъ ей свою карточку. Но надъ его фамиліей было написано карандашомъ, что онъ очень проситъ принять его по важному дѣлу.
   -- Сеньора, сказалъ Венафра, послѣ первыхъ привѣтствій, вы мнѣ писали дней десять тому назадъ, прося меня послать извѣстное письмо Асканіо Марини.
   -- Да, отвѣтила донна Элиза,-- я васъ просила объ этомъ отъ имени маркизы ди Меццатерра, которой слуга передалъ вашъ разговоръ съ сеньоромъ Марини въ день нашего отъѣзда изъ замка. Развѣ вы не написали этого письма, какъ обѣщали мнѣ?
   -- Я написалъ и выставилъ всѣ тѣ причины, которыя вы мнѣ продиктовали. Но этого было недостаточно. Сеньоръ Марини вернулся въ Римъ вчера вечеромъ или сегодня утромъ, я хорошенько не знаю, и сдѣлалъ у меня въ домѣ цѣлый скандалъ. Онъ хотѣлъ убить меня, и мнѣ стоило не мало труда освободиться отъ него. Прибѣжали люди и спасли меня. Теперь онъ, во что бы то ни стало, желаетъ драться со мной на дуэли.
   -- За что же?
   -- Не могу понять! Онъ говоритъ, что мое письмо оскорбляетъ честь женщины. Судите сами, сеньора, что оскорбительнаго было въ этомъ письмѣ, продиктованномъ мнѣ вами? Вотъ оно; я нарочно оставилъ себѣ копію съ него и очень хорошо сдѣлалъ.
   Донна Элиза была смущена всѣми этими новостями. Она взяла письмо Венафра и, пробѣжавъ его, не нашла въ немъ ничего обиднаго.
   -- Это простое, дружественное письмо, сказала она. Мнѣ кажется, что здѣсь не на что обидѣться. Какія же фразы ему не понравились?
   -- Вотъ эти, отвѣтилъ Венафра, указывая на строки.-- Онъ не можетъ допустить, что я за старую дружбу маркиза ди Меццатерра могу простить ему сдѣланное мнѣ оскорбленіе. Что сеньоръ Марини влюбленъ въ маркизу, это мнѣ не трудно было замѣтить; что онъ ревнивъ -- это также можно допустить, но чтобъ онъ могъ ревновать меня къ доннѣ Граціанѣ -- этого ужь я не понимаю. Я тутъ ровно ни причемъ. Марини просто съ ума сошелъ!!
   -- Меня очень огорчаетъ все это, сказала донна Элиза.-- Такой серьезный, спокойный, любезный молодой человѣкъ, и вдругъ! Что же вы думаете дѣлать теперь, графъ?
   -- Не знаю, отвѣтилъ Венафра.-- Я пришелъ посовѣтоваться съ вами. Еслибы вы попробовали успокоить его, вывести его изъ этого заблужденія, то, простивъ одинъ разъ, я могъ бы простить и другой. Мнѣ всегда такъ приходится.
   -- Ваши побужденія очень похвальны, сказала Монталенти, Но какъ я могу его успокоить?
   -- На ваши спокойные доводы, сеньора, Марини не будетъ отвѣчать такъ дерзко, какъ мнѣ. Вы будете отрицать и можете даже сдѣлать это отъ моего имени, что въ моемъ письмѣ нѣтъ ровно ничего оскорбительнаго кому бы то ни было, а ужь не только такой сеньорѣ, какъ маркиза ди Меццатерра. Правда, я всегда говорю, что это холодная женщина, мраморная статуя, но это нисколько не унижаетъ ея достоинствъ. Я могъ бы сказать ей это прямо въ глаза при всѣхъ этихъ мущинахъ, которыхъ маркизъ десятками приглашаетъ къ себѣ въ домъ.
   -- Да, довольно этихъ мущинъ, проговорила донна Элиза, слишкомъ довольно. Ихъ присутствіе заставляетъ подозрѣвать то, чего нѣтъ, Граціана дѣйствительно красива, какъ мраморная статуя, и такая же холодная, какъ она. Это многимъ не нравится.
   -- Да, но почему Марини не вѣритъ въ ея добродѣтель? Почему, видя безукоризненное настоящее, онъ не хочетъ вѣрить въ такое же прошлое? Если онъ сердится за что-нибудь на нее, то почему же онъ придаетъ моему письму такой смыслъ, какого тамъ вовсе нѣтъ? Но, простите, сеньора, я такъ горячо спорю, какъ будто вы нападаете на меня.
   -- Напрасно вы извиняетесь, графъ. Вы прекрасно дѣлаете, что такъ искренно говорите мнѣ обо всемъ; это поможетъ мнѣ убѣдить его.
   Когда Венафра ушелъ, сеньора Монталенти не знала, что и думать объ этой новой непріятности. Но Венафра ей не все сказалъ. Онъ поссорился съ Маринни принялъ его секундантовъ, обѣщавъ, передъ вечеромъ, прислать своихъ. Но онъ даже и не искалъ ихъ. Онъ уложилъ свои чемоданы, отправился разсказать все сеньорѣ Монталенти и прямо изъ ея дома поѣхалъ на станцію di Fermini, чтобы время и разстояніе стало между гнѣвомъ Марини и его личной подлостью. Донъ Филиппо совершенно вѣрно охарактеризовалъ Венафра.
   Какъ только донна Элиза послала Асканіо строго-обдуманную записку, онъ тотчасъ же пріѣхалъ къ ней. Онъ во всякомъ случаѣ навѣстилъ бы ее до вечера. Бѣдный Асканіо не узнавалъ самого себя, до того онъ перемѣнился послѣ этой безумной сцены. Угрызенія совѣсти не давали ему покоя. Онъ плохо слушалъ защиту сеньоры относительно Венафра. Онъ уже послалъ своихъ секундантовъ, и теперь нельзя ничего сдѣлать.
   Донна Элиза между тѣмъ, видя смущеніе и волненіе Асканіо, поняла, что произошло что-то, чего она не знаетъ. Она искренно стала издалека разспрашивать его и наконецъ узнала, что Асканіо оскорбилъ маркизу ди Меццатерра, напомнивъ ей одинъ разговоръ съ Венафра. Его послѣднее письмо ничего не намекало по этому поводу, но тамъ были нѣкоторыя фразы, которыя въ сопоставленіи съ словами Венафра, сказанными когда-то подъ вліяніемъ выпитаго вина, показались Асканіо оскорбительными для репутаціи маркизы. И потомъ самый фактъ этого письма развѣ не доказываетъ, что это сама маркиза просила Венафра въ память прежняго извиниться передъ Асканіо?
   Этотъ послѣдній аргументъ донна Элиза могла блистательно разбить на всѣхъ пунктахъ. Это она сама написала Венафра, прося его отказаться отъ великодушнаго удовлетворенія, предложеннаго ему Асканіо Марини. Граціана передала ей все слышанное отъ слуги, и она рѣшилась написать письмо Венафра, чтобы устранить всѣ непріятности. Вечеромъ онѣ послали съ этимъ письмомъ человѣка и велѣли ему бросить его въ почтовый ящикъ на станціи Монтальто. Изъ-за этого противнаго письма вышло цѣлое несчастіе! Донна Элиза уже раскаивалась въ томъ, что она умѣетъ писать.
   Что же касается до Венафра, то онъ человѣкъ легкомысленный, чтобы не сказать больше. Онъ тщеславенъ и способенъ дѣлать намеки на никогда не существовавшія отношенія. Ему нравится заставлять думать другихъ, что онъ счастливъ въ любви. Но развѣ мало людей подобныхъ Венафра? Рѣдкій мужчина не похвастаетъ своими побѣдами.
   Асканіо былъ уничтоженъ, разбитъ. Онъ не могъ писать маркизѣ, чтобы вымолить ея прощеніе. Кто знаетъ, въ чьи руки попадетъ письмо? И онъ сталъ умолять донну Элизу, чтобы она поѣхала въ San Fermin, объяснила все Граціанѣ и хоть сколько-нибудь оправдала его. Онъ не просилъ, чтобъ она старалась вернуть ему прежнее расположеніе маркизы, онъ просилъ только справедливости и прощенія. Онъ уѣдетъ куда-нибудь далеко, далеко и тамъ умретъ отъ горя, но не отъ отчаянія, какъ это будетъ, если Граціана не проститъ его.
   Донна Элиза не могла отказать ему въ этомъ. Онъ сталъ разсказывать ей, что въ послѣднюю проведенную имъ ночь въ San Fermin онъ далъ себѣ слово униженно попросить прощенія у обожаемой женщины. Но она не хотѣла его принять. Она сослалась на нездоровье и передала ему черезъ свою любимую горничную, что онъ долженъ найти предлогъ для немедленнаго отъѣзда въ Римъ. На другой день она, дѣйствительно, была нездорова и не могла выйти проститься съ нимъ. Нонъ уѣхалъ, измученный и разбитый. Еслибъ онъ могъ, по крайней мѣрѣ, кровью Венафра успокоить свое страдающее сердце.
   И донна Элиза понимала, что не можетъ отказать ему въ этомъ. Но она не вполнѣ зависѣла отъ себя, надо было спросить позволеніе сеньора Монталенти вернуться въ San Fermin. Она обѣщала переговорить съ нимъ. Сенаторъ такъ добръ, что никогда не противится желаніямъ своей жены. Марини можетъ надѣяться и пусть зайдетъ вечеромъ узнать о результатѣ.
   Чего, чего не передумалъ Асканіо въ эти тяжелые часы. Онъ былъ взволнованъ еще одною новостью. Его секунданты не нашли Венафра дома и не знали, куда онъ исчезъ. Позднѣе они узнали кое-что, но это было такъ возмутительно, что они не рѣшались этому вѣрить. Венафра, этого устраивателя чужихъ дуэлей, видѣли въ пять часовъ съ чемоданомъ на станціи di Fermini. Онъ убѣжалъ отъ дуэли, и Марини лишенъ удовольствія отомстить ему.
   Асканіо молча выслушалъ ихъ; теперь это уже его не волновало: онъ былъ отпѣтый человѣкъ. Если онъ еще и былъ способенъ интересоваться чѣмъ-нибудь, то это отъѣздомъ донны Элизы въ San Fermin.
   Въ восемь часовъ вечера онъ былъ у нея, какъ они условились. Но донны Элизы не было дома, не было даже и въ Римѣ. Неужели она ужь уѣхала? Такъ скоро? Но тѣмъ лучше, она скорѣе увидится съ Граціаной и скорѣе вымолитъ у нея прощеніе для него.
   Доннѣ Элизѣ не пришлось просить позволенія у своего мужа. Едва только Асканіо вышелъ изъ дома Монталенти, какъ донна Элиза получила телеграмму отъ дона Филиппо ди Меццатерра: "Граціана больна. Желаетъ васъ видѣть. Торопитесь".
   Сеньора Монталенти не стала терять времени. Она велѣла подать себѣ карету и отправилась къ мужу въ сенатъ. Она показала ему телеграмму и, не возвращаясь домой, поѣхала на станцію желѣзной дороги. Къ счастію, она поспѣла какъ разъ къ вечернему поѣзду, когда кондукторъ уже начиналъ запирать дверцы вагоновъ.
   Можно себѣ представить, въ какомъ состояніи была она во время пути. Идеальная и ученая Элиза Монталенти должна была спуститься къ горю и всѣмъ ужасамъ реальной жизни.
   Поздно вечеромъ она пріѣхала на станцію Монтальто и застала тамъ задумчиваго, озабоченнаго дона Филиппо. Онъ былъ совсѣмъ сбитъ съ толку этой неожиданной болѣзнью, нарушившей весь строй обычной жизни. Дѣйствительно, въ этотъ день уѣхала половина гостей, а вторая половина уѣзжаетъ съ тѣмъ поѣздомъ, съ которымъ пріѣхала донна Элиза. Остались только старый маркизъ Рипафратта, да Варанелло, чтобы, если понадобится, быть полезными въ чемъ-нибудь дону Филиппо.
   Граціана была плоха, и то, что донна Элиза думала о состояніи ея здоровья, вполнѣ оправдывало слово телеграммы: "Торопитесь". Но что-за причина болѣзни? Говорили о нервномъ ударѣ. Въ тотъ день, какъ неожиданныя дѣла потребовали присутствія Асканіо Марини въ Римѣ, маркиза уже чувствовала себя не хорошо и не могла даже проститься съ нимъ. Позднѣе, въ теченіе дня, она чувствовала себя лучше. Она даже встала съ кровати и спустилась въ столовую къ обѣду, послѣ котораго гуляла въ паркѣ и была очень весела. Вечеромъ она вошла въ оружейную залу, и ей пришла въ голову странная мысль: стрѣлять въ цѣль съ маркизомъ Рипафратта. Она была въ восторгѣ отъ мѣткости своихъ выстрѣловъ. Словомъ, повидимому, была совсѣмъ здорова. А на другой день она сдѣлала большую прогулку верхомъ.
   Каталась она почти четыре часа подрядъ; ее видѣли и у развалинъ монастыря, и около озера, и близъ станціи Монтальто. Она вернулась разгорѣвшеюся, но не успокоилась, пока не вычистили и не накормили ея Маргута. Она дала ему нѣсколько кусковъ сахару, ласково потрепала его по шеѣ и только тогда вспомнила, что устала сама и что надо перемѣнить платье.
   Но скоро она почувствовала себя совсѣмъ не хорошо. Голова сильно болѣла, глаза и щеки такъ и пылали. Съ ней сдѣлалось сильное головокруженіе до потери сознанія. Тогда послали за докторомъ. Къ вечеру пріѣхалъ докторъ и, внимательно осмотрѣвъ больную, рѣшилъ, что у нея менингитъ отъ солнечнаго удара. Его предположеніе подтверждалось судорогами и сильнымъ жаромъ въ головѣ и во всемъ тѣлѣ. Пульсъ бился неровно и начинался бредъ.
   Докторъ предпринялъ всѣ возможныя въ данномъ случаѣ средства; но ничто не помогало. Періоды жара чередовались съ судорогами и бредомъ. Приходя на минуту въ себя, она все звала донну Элизу и выражала желаніе видѣть ее. Донъ Филиппо, желая сдѣлать ей удовольствіе, послалъ телеграмму сеньорѣ Монталенти. Онъ находилъ, что сдѣлалъ очень много для больной, вызвавъ донну Элизу. Что же онъ могъ еще сдѣлать для нея? Онъ сидѣлъ въ сосѣдней комнатѣ на низкомъ диванѣ, широко разставивъ ноги и съ опущенной головой, машинально считалъ мозаичные квадраты на полу. Время отъ времени онъ приподымался, просовывалъ голову въ комнату больной, спускался на полчаса въ садъ и затѣмъ принимался за бильярдную игру.
   -- Что будешь дѣлать?-- говорилъ онъ.-- Я не способенъ ухаживать за больными. Я ровно ничего не понимаю въ этомъ. Я буду тамъ только въ тягость.
   Когда донна Элиза вошла въ комнату, Граціана лежала въ жару. Она подошла на-цыпочкахъ, осторожно положила свою руку на руку Граціаны и поцѣловала ее въ щеку. Больная, повидимому, не чувствовала ничего этого. Наконецъ она проснулась, открыла глаза и узнала донну Элизу. На этотъ разъ обычныя, при пробужденіи, конвульсіи были гораздо слабѣе, какъ будто присутствіе подруги подѣйствовало на Граціану успокоительно.
   -- Это хорошій знакъ, сказалъ докторъ, стоявшій у изголовья.-- Дружба дѣлаетъ чудеса. Наблюдайте, сеньора, чтобы больная не волновалась, и тогда, Богъ дастъ, судороги совсѣмъ окончатся. Вѣдь такъ? обратился онъ съ ласковымъ жестомъ къ больной.
   Граціана взглянула на него и прошептала какую-то благодарность. Докторъ поклонился и вышелъ подышать свѣжимъ воздухомъ. Онъ уже не выѣзжалъ изъ замка; болѣзнь была серьезна и требовала неустаннаго ухода.
   Когда онъ ушелъ, больная вздохнула. Она была вдвоемъ съ донной Элизой.
   -- Какъ ты добра! произнесла она.-- Мнѣ хотѣлось сказать тебѣ послѣднее прости. Знаешь, вѣдь я умираю?
   -- Я надѣюсь, что ты ошибаешься. Развѣ ты не видала, какое у доктора довольное лицо?
   -- Нѣтъ, я умираю, я знаю это. И видишь ли, я хочу умереть, скорѣе умереть.. Добрая моя Элиза! Вѣдь цыганка сказала мнѣ: "когда ты полюбишь, ты умрешь"
   -- Успокойся ради Бога! сказала Монталенти, склоняясь лицомъ къ Граціанѣ.-- Не думай объ этомъ.
   -- Успокоиться! возразила Граціана.-- Спокойствіе только въ могилѣ. Ахъ, жизнь была слишкомъ тяжела для меня! Ты ничего не знаешь, Элиза...
   И она взглянула на свою подругу такимъ краснорѣчивымъ, умоляющимъ взглядомъ, точно хотѣла просить позволенія говорить и боялась, что она попроситъ ее молчать.
   -- Я знаю кое-что, проговорила донна Элиза, снова наклоняясь надъ ней и почти шепча ей на ухо;-- я разговаривала сегодня съ однимъ несчастнымъ, который умираетъ отъ горя и отчаянія. Онъ не виноватъ, страсть и ревность помрачили его умъ. Виноватъ тотъ негодяй, который заставилъ его подозрѣвать... Понимаешь?...
   -- Да,-- сказала Граціана, все пристально глядя въ глаза Элизѣ.-- И что же, сеньоръ Марини до сихъ поръ вѣритъ этому?
   -- Я уже сказала тебѣ, что онъ въ отчаяніи, я уже сказала тебѣ, что онъ готовъ умереть съ горя.
   Граціана съ минуту молчала. Она взяла руку Элизы, какъ будто желая удержать ее въ своей.
   -- О, моя бѣдная голова! воскликнула она.-- Боюсь, что я не успѣю сказать ему всего!.. Мнѣ бы хотѣлось...
   -- Что тебѣ хотѣлось бы? спросила Элиза.
   -- Видѣть его... прошептала Граціана, дѣлая надъ собою неимовѣрное усиліе.
   -- Хорошо; не бойся. Я сейчасъ же увѣдомлю его; завтра утромъ онъ можетъ пріѣхать. Никому не надо ничего говорить. А если другіе найдутъ это страннымъ, то пусть! На меня не въ первый разъ клевещутъ.
   Граціана уже не слышала. Съ ея губъ срывались отрывочныя фразы и слова:
   -- Маргутъ! Маргутъ! О, я его увижу, я знаю... Какъ темно... дайте свѣта. А, здравствуйте, дѣти! Вы его пригласили?.. Какъ хорошо! Будьте же любезны... А онъ не хочетъ, Онъ не идетъ... Мама! Дорогая мама! Подожди меня! Я иду къ тебѣ, туда... туда, гдѣ нѣтъ страданій...
   Элиза поняла, что разговоръ конченъ. Она велѣла позвать доктора. Докторъ пришелъ, но ему нечего было здѣсь дѣлать; болѣзнь шла своимъ порядкомъ: жаръ, конвульсіи, бредъ, горячка.
   -- Есть ли надежда? вся дрожа, прошептала Элиза.
   -- Сеньора, отвѣтилъ докторъ, поднявъ глаза къ небу, -- для Бога все возможно.
   Она еще сильнѣе задрожала, услышавъ этотъ отвѣтъ. Ея мысль тотчасъ же перенеслась на Асканіо. Позвать его? Не позвать? И то и другое по разнымъ причинамъ казалось ей одинаково опаснымъ. Но сердце взяло верхъ надъ умомъ. Она возьметъ на себя приготовить его къ этому удару.
   Она вышла изъ комнаты больной и отправилась отыскивать дона Филиппо. Она встрѣтила его въ саду въ обществѣ графа Варанелло и маркиза Рипафратта.
   -- Ну что? Какъ вы ее нашли?-- спросилъ донъ Филиппо, увидя ее.
   Донна Элиза грустно покачала головой.
   -- Вы думаете, что нѣтъ надежды?
   -- Я вамъ отвѣчу, какъ мнѣ только что-отвѣтилъ докторъ: -- для Бога все возможно.
   Донъ Филиппо опустился на скамью, съ низко опущенною головой. Онъ, видимо, былъ огорченъ.
   -- Не падайте духомъ!-- сказала донна Элиза, положивъ руку ему на плечо.
   Она считала мужчинъ вообще безчувственными, а тутъ вдругъ на его глазахъ выступили двѣ крупныя слезы. Значитъ, и онъ чувствуетъ, значитъ, и онъ страдаетъ.
   -- Вы насъ не покинете?-- произнесъ донъ Филиппо.
   -- Право, я не знаю... отвѣтила она.-- Мнѣ необходимо послать телеграмму...
   -- Такъ напишите скорѣе, а я сейчасъ же пошлю въ Монтальто.
   -- Мнѣ надо предупредить мужа, который вѣрно тревожится, и потомъ... сеньора Марини, чтобы онъ потомъ проводилъ меня, въ Римъ, такъ какъ мужъ мой не можетъ оставить сенатъ.
   -- О, я съ большимъ удовольствіемъ повидаю его! Бѣдный Марини! Такой красивый! воскликнулъ донъ Филиппо.
   Сеньора Монталенти не обратила особеннаго вниманія на эту нѣжность, воспылавшую въ маркизѣ ди Меццатерра. Она не подняла даже глазъ на графа Варанелло, боясь увидѣть дерзкую улыбку на его лицѣ, когда она высказывала желаніе выписать Марини. Она пошла писать свои телеграммы, а маркизъ тотчасъ передалъ ихъ собственноручно кучеру, чтобы тотъ снесъ ихъ на станцію Монтальто.
   Асканіо Марини, между тѣмъ, ожидая вѣстей, не выходилъ изъ дому. Получивъ телеграмму донны Элизы, онъ сію же минуту поѣхалъ на станцію di Fermini. Ему казалось, что поѣздъ идетъ необыкновенно медленно. Наконецъ, вотъ и станція Монтальто, слава Богу!
   Но случилось то, чего никакъ не могла предположить донна Элиза. Она вышла встрѣтить коляску къ рѣшеткѣ парка, но въ ней вмѣстѣ съ Марини сидѣлъ маркизъ ди Меццатерра.
   Донъ Филиппо отправился встрѣтить Марини на станцію. Этотъ удивительный человѣкъ рѣшился оставить умирающуюжену, чтобы встрѣтить гостя! Асканіо удивился; увидя его, донъ Филиппо бросился къ нему въ объятія съ тяжелымъ вздохомъ. Асканіо Марини былъ глубоко растроганъ этимъ пріемомъ и понялъ, что въ этой нѣжности выражалось горе.
   -- Боже мой!-- воскликнулъ онъ.-- Что случилось? Какъ здоровье маркизы?
   -- Плохо, плохо, плохо, отвѣтилъ донъ Филиппо,-- Поѣдемте, мои другъ; не покидайте меня. Всѣ меня покинули именно тогда, когда я больше всего нуждаюсь въ друзьяхъ,
   Въ головѣ Асканіо тотчасъ же мелькнула мысль, что это его проклятое безуміе виною всего. Онъ чувствовалъ себя такимъ несчастнымъ и достойнымъ презрѣнія.
   Пріѣхавъ въ замокъ, онъ узналъ отъ донны Элизы то, что донъ Филиппо, занятый исключительно собою, не могъ ему объяснить. Онъ узналъ также, что больная выразила желаніе его видѣть. Элиза упросила его подождать до вечера. Она хотѣла предупредить Граціану о его пріѣздѣ.
   -- Я не думаю, чтобы присутствіе друзей могло повредить больной, -- сказалъ докторъ, когда сеньора Монталенти посовѣтовалась съ нимъ на этотъ счетъ.-- Я помню, что вчера, при видѣ васъ, она оживилась. А силы-то все падаютъ!-- прибавилъ онъ со вздохомъ.-- Вы замѣтили, что бредъ и конвульсіи становятся все продолжительнѣе.
   -- Да, я замѣтила, въ смущеніи произнесла донна Элиза.-- Что же будетъ?
   -- По всей вѣроятности параличъ головы, и затѣмъ онъ перейдетъ и на все тѣло.
   -- Ахъ! Будемъ надѣяться, что этого не будетъ! воскликнула Элиза и, скрестивъ руки, подняла къ небу глаза.
   Докторъ ничего не отвѣтилъ.
   Въ этотъ вечеръ больная была въ особенномъ волненіи. Сна видѣла, какъ Элиза вошла въ ея комнату. Граціана устремила на нее вопрошающій взглядъ.
   -- Онъ здѣсь: я чувствую,-- сказала она Элизѣ, когда та подошла поправить ей подушки.
   -- Да, прошептала Монталенти;-- если ты будешь спокойна, ты его увидишь.
   -- Господи! проговорила больная.-- Дай мнѣ силы! хоть на минуту! Дай мнѣ его увидѣть и поговорить.
   Вскорѣ затѣмъ Асканіо провели въ комнату. Онъ подходилъ съ опущенной головой, не рѣшаясь поднять глаза. Онъ опустился на колѣни у кровати и сталъ шептать какую-то мольбу.
   -- Асканіо! сказала Граціана,-- Асканіо! Вашу руку... положите ее въ мою... вотъ такъ... Простите меня!
   -- Я? воскликнулъ рыдая Асканіо.-- Вы меня простите, Граціана! Это я убилъ васъ.
   -- Не ты, не ты, бѣдный мой... Судьба!-- Ты меня любилъ. Любовь страданье. И ты хочешь идти за мной... проговорила она, крѣпче сжимая ему руку.-- Ты хочешь слѣдовать за мной, я это чувствую... я это читаю въ твоей душѣ. Не не дѣлай этого! Живи и думай... о Граціанѣ.
   Съ минуту она лежала съ остановившимся взглядомъ и съ улыбкой на губахъ. Но вдругъ, какая-то туча омрачила ей взглядъ, и она заметалась въ постели, шепча:
   -- Нѣтъ, не такъ скоро... Боже мой, дай мнѣ часъ, одинъ часъ жизни!.. Умилосердись надо мною, Господи! Дай одинъ часъ бѣдной женщинѣ! Нѣтъ, нѣтъ! вдругъ крикнула она и еще крѣпче сжала руку Асканіо.-- Помогите!.. Я не хочу... Ахъ, вотъ море... песчаное море... Мнѣ страшно! Помогите!.. Помогите!..
   Обезумѣвъ отъ горя, вскочилъ Асканіо, глядя на умирающую обожаемую женщину.
   -- Это начинается приступъ горячки, сказала Элиза, жестомъ стараясь его успокоить.-- Докторъ! Докторъ, прибавила она, обращаясь въ сторону двери.-- Идите скорѣе!
   Докторъ пришелъ съ грустнымъ и серьезнымъ лицомъ человѣка, который знаетъ, что уже все безполезно. Онъ подошелъ къ изголовью и пощупалъ пульсъ больной. Но она инстинктивно отдернула свою руку и выпустила руку Асканіо.
   Донна Элиза между тѣмъ хотѣла вывести Асканіо изъ комнаты.
   -- Нѣтъ, сеньора, проговорилъ онъ прерывающимся отъ рыданій голосомъ.-- Оставьте меня... оставьте меня умереть здѣсь.
   -- Тише! перебила она его.-- Не будемъ смущать послѣднія минуты больной.
   И, отведя его къ окну, она сказала ему тихимъ, но рѣшительнымъ тономъ:
   -- Сеньоръ Марини, я васъ сюда вызвала, и я имѣю право требовать, чтобы вы меня слушались. Она васъ простила, она умираетъ съ мыслью о васъ. Уважьте же права другихъ. И честь и совѣсть требуетъ, чтобы вы не оставались больше въ этой комнатѣ.
   Асканіо взглянулъ на донну Элизу безсмысленнымъ взглядомъ и позволилъ вывести себя изъ спальни. Онъ молча опустился на диванъ въ сосѣдней комнатѣ, ничего не видя, не слыша, не понимая. Уже начало свѣтать, а онъ все сидѣлъ съ сухими широко раскрытыми глазами. Когда первый солнечный лучъ ворвался въ окно, Асканіо всталъ, выпрямился и, громко вскрикнувъ, безъ чувствъ упалъ на полъ.
   Въ эту минуту скончалась Граціана.
   

XX.

   Тѣло маркизы ди Меццатерра черезъ три дня было перевезено въ Римъ для погребенія въ фамильномъ склепѣ въ Campo Verano. Надъ ея могилой на металлической дощечкѣ стояла надпись:

"Граціана, изъ рода герцоговъ Кандіи"
"скончалась 25 лѣтъ отъ роду"
"въ 188** году".
"Покойся съ миромъ,
"Мужъ твой донъ Филиппо"
"Маркизъ ди Меццатерра и San Fermino"
"убитый горемъ, жаждетъ соединиться съ тобой!"

   Асканіо Марини также перевезли въ Римъ, совсѣмъ больнаго. Онъ принялъ приглашеніе сеньоровъ Монталенти сдѣлать съ ними небольшое путешествіе.
   -- Время великій докторъ,-- говорилъ сенаторъ женѣ.
   Но донна Элиза не могла съ этимъ согласиться, по опыту зная, что красивыя фразы не всегда бываютъ удачны. Ее пугала эта молчаливость Асканіо и сухіе, горячечные взоры.
   Но дни смѣнялись днями, недѣли недѣлями. Къ концу втораго мѣсяца сеньора Монталенти начинала уже отчасти соглашаться съ мнѣніемъ своего мужа. Асканіо не былъ веселъ, онъ не улыбался, но глаза его уже потеряли прежнюю неподвижность. Разъ, когда онъ сталъ читать газету, улыбка мелькнула на его губахъ, а лицо покрылось смертельной блѣдностью.
   Корреспондентъ передавалъ, что дона Филиппо видѣли въ Риджи, вмѣстѣ съ его спутницей, "маркизой ди Меццатерра". "Эта сеньора, прибавлялъ корреспондентъ, настоящій типъ классической римской, поражающей красоты".
   Асканіо улыбнулся и тотчасъ же прошепталъ съ горечью: -- Какая низость!..
   Путешествіе окончилось. Асканіо оставилъ супруговъ Монталенти на водахъ, а самъ хотѣлъ проѣхать въ Венецію, гдѣ онъ никогда не былъ.
   -- Я пробуду тамъ дней пять-шесть, сказалъ онъ и затѣмъ буду ждать васъ въ Римѣ. Будьте добры, увѣдомьте меня телеграммой о вашемъ пріѣздѣ, чтобы я могъ встрѣтить васъ.
   Донна Элиза еще разъ подумала о всесглаживающемъ времени. Асканіо однако не доѣхалъ до Болоньи; онъ вышелъ во Флоренціи и сѣлъ на поѣздъ, чтобы вернуться въ Римъ.
   Какъ только онъ пріѣхалъ домой, онъ тотчасъ же написалъ два дѣловыхъ письма, велѣлъ нанять себѣ карету и поѣхалъ въ Campo Мегапо. Онъ отправился выполнить давнишній обѣтъ.
   Прибывъ на кладбище, онъ пошелъ по знакомой тропинкѣ и скоро увидалъ передъ собой могилу Граціаны. Онъ машинально сталъ читать надпись на дощечкѣ. Грустная улыбка промелькнула на его устахъ, когда онъ дошелъ до фразы: "Жаждетъ соединиться съ тобой".
   -- Это я жажду! Я! прошепталъ онъ.
   И онъ прислонился головою къ холодному кресту. Затѣмъ онъ сдѣлалъ такое движеніе, какъ будто хотѣлъ вынуть что-то изъ кармана сюртука. Но, вдругъ, опомнился и воскликнулъ:
   -- Нѣтъ! Не здѣсь! Не здѣсь! Донна Элиза говоритъ правду: надо уважать права другихъ.
   Онъ послалъ поцѣлуй этой дорогой могилѣ, прошепталъ молитву и пошелъ по дорожкѣ, ведущей къ другой аллеѣ.
   Проходя, онъ увидалъ сеньору, украшавшую цвѣтами маленькую урну надъ чьей-то могилой. На пескѣ стояла корзинка, изъ которой она брала розы и плела вѣнокъ. Эта женщина была необыкновенно красива. Увидавъ ея аристократическій профиль, онъ сравнилъ ее съ Граціаной.-- Бѣдная! Она, вѣрно оплакиваетъ своего ребенка, улетѣвшаго изъ этого міра печали и слезъ. И Граціана, Граціана также любила дѣтей!..
   -- Вотъ гдѣ неутѣшное горе! Это горе матери! воскликнулъ онъ про себя.
   Одна роза упала изъ корзинки. Онъ поднялъ ее и подалъ этой матери. Она ничего не сказала ему, только взглянула на него благодарнымъ взглядомъ.
   -- Помолитесь за меня! п рошепталъ онъ уходя.
   И онъ торопливо пошелъ впередъ. Наконецъ онъ остановился на холмикѣ, откуда виденъ былъ мраморный склепъ маркизовъ ди Меццатерра. Здѣсь никто не могъ видѣть Асканіо.
   Онъ сѣлъ на траву около какого-то памятника и не сводилъ глазъ съ виднѣвшагося издали склепа. Опустивъ руку въ карманъ, онъ вынулъ револьверъ.
   -- Тутъ уже мои права, сказалъ онъ.
   И онъ приложилъ къ сердцу дуло пистолета... но не выстрѣлилъ. Ему пришла въ голову еще мысль.
   Онъ отложилъ револьверъ въ сторону, досталъ карандашъ, листокъ бѣлой бумаги и написалъ слѣдующія строки:
   "Я Асканіо Марини. Умоляю, чтобы мое имя не фигурировало въ газетныхъ статьяхъ ради празднаго любопытства толпы. Лишаю себя жизни, чтобы избавиться отъ страданія неизлѣчимой болѣзни".
   -- Вотъ теперь хорошо, сказалъ онъ, положивъ около себя записку.-- Граціана, единственная моя любовь, я иду къ тебѣ...
   Онъ взглянулъ на небо, съ медленно плывшими по нему облаками.
   -- Тамъ вверху... прошепталъ онъ, да, я вижу... и люблю...
   Глаза умирающаго блеснули радостью, какъ будто передъ нимъ мелькнулъ дорогой образъ, и радостная улыбка озарила его поблѣднѣвшія губы...

"Русскій Вѣстникъ", NoNo 8--9, 1893

   
   
   
Ко всем произведениям автора К списку авторов