езисѣ, и вы получите весьма простой отвѣтъ на интересующіе васъ вопросы. Куропатка мѣняетъ свое лѣтнее опереніе на зимнее только потому, что въ тѣлѣ существуютъ геммулы лѣтняго и геммулы зимняго оперенія, которыя развиваются съ извѣстной послѣдовательностью въ зависимости отъ времени года. А животныя пріобрѣтаютъ иногда нѣкоторыя особенности не своего пола потому, что въ тѣлѣ каждаго самца имѣются геммулы вторичныхъ половыхъ признаковъ самки и -- наоборотъ. Здѣсь, какъ изъ случаяхъ атавизма, понятіе "скрытый признакъ" не должно считаться чѣмъ-то вымышленнымъ, говоритъ Дарвинъ,-- нѣтъ: пребывающіе въ покоющемся, "скрытомъ" состояніи вторичные половые признаки имѣютъ своихъ представителей въ лицѣ тѣхъ или иныхъ геммулъ.

   Врядъ-ли нужно приводить объясненія Дарвина, касающіяся другихъ біологическихъ явленій. Скажу только, что и гибридація, какъ половая, такъ и прививочная, и полиморфизмъ, наблюдаемый, напр. у пчелъ, осъ и термитовъ, и способность гибридовъ и помѣсей возвращаться къ признакамъ создавшихъ ихъ "чистыхъ" породъ, и случаи преимущественнаго сходства дѣтей съ однимъ изъ родителей, и многое другое можно легко представить себѣ въ свѣтѣ ученія о геммулахъ. Читатель, усвоившій себѣ основныя положенія пангенезиса, не затруднится сдѣлать это самъ.

   Но, чтобы показать, какъ искусно умѣетъ Дарвинъ защищать каждое свое предположеніе, остановлюсь еще на одномъ примѣрѣ.

   Дарвинъ допускаетъ наслѣдственность пріобрѣтенныхъ свойствъ; ему, разумѣется, не были неизвѣстны тѣ опыты, которые и сейчасъ еще такъ усердно выдвигаются различными авторами для доказательства обратнаго: я имѣю въ виду пресловутые опыты съ отрѣзываніемъ хвостовъ и иныя членовредительства, которыя, какъ извѣстно, очень рѣдко бываютъ наслѣдственны. Это собственно такъ и должно быть, если ученіе о пангенезисѣ справедливо, говоритъ Дарвинъ. Вѣдь у собаки, которой отрѣзали хвостъ, по всему тѣлу продолжаютъ разгуливать геммулы, отдѣлившіяся отъ тканей, входящихъ въ составъ хвоста. Геммулы эти переходятъ въ половые элементы собаки и, стало быть, должны будутъ образовать хвостъ у родившагося отъ нея щенка. Но вотъ другой примѣръ, видимо противорѣчащій только что приведенному объясненію. У коровы сломался рогъ, при чемъ утрата рога въ данномъ случаѣ сопровождалась болѣзненнымъ разстройствомъ -- нагноеніемъ. Корова эта родила нѣсколько телятъ, и у всѣхъ у нихъ недоставало рога какъ разъ на той самой сторонѣ, гдѣ не было его у коровы. Какъ объяснить такой фактъ? Почему увѣчье въ данномъ случаѣ оказалось наслѣдственнымъ? Да потому, отвѣчаетъ Дарвинъ, что "геммулы изувѣченной части постепенно притягивались къ пораженной поверхности во время процесса заживленія раны и тамъ разрушились, благодаря болѣзненному разстройству, воспаленію": исчезли геммулы, образующія рогъ, не откуда было взять ихъ половымъ клѣткамъ коровы, и вотъ телята родились однорогіе.

   Подведемъ итоги всему сказанному о гипотезѣ пангенезиса, держась по возможности выраженій самого Дарвина. Вотъ эти итоги.

   Разнородныя клѣтки всякаго организма отбрасываютъ отъ себя "зернышки", "почечки" или "геммулы", которыя должны быть невообразимо многочисленными и крошечными.

   "Почечки" образуются не только въ пору зрѣлости организма, но и на всѣхъ ступеняхъ его эмбріональнаго развитія.

   Всѣ органическія существа, помимо своихъ собственныхъ геммулъ, содержатъ еще многія покоющіяся геммулы, происшедшія отъ ихъ дѣдовъ и болѣе отдаленныхъ предковъ, но не отъ всѣхъ предковъ.

   Большая часть, а можетъ быть и всѣ вторичные половые признаки, принадлежащіе одному полу, находятся въ покоющемся состояніи у другого пола, т. е. геммулы, отвѣчающія вторичнымъ признакамъ самца, включены въ организмъ самки и наоборотъ.

   Клѣтки и ткани всякаго организма, измѣнившіяся подъ вліяніемъ внѣшнихъ условій или иныхъ какихъ причинъ, отбрасываютъ сходнымъ образомъ видоизмѣненныя геммулы.

   Всѣ эти разнородныя геммулы, разсѣянныя по всему организму, будучи снабжены надлежащею пищею, размножаются путемъ самодѣленія и могутъ въ концѣ концовъ развиться въ единицы (клѣтки), подобныя тѣмъ, изъ которыхъ онѣ первоначально произошли.

   Обладая взаимнымъ сродствомъ другъ къ другу, представители различныхъ геммулъ стекаются со всѣхъ частей тѣла въ органы, служащіе цѣлямъ, размноженія, и образуютъ половые элементы -- растительное яичко, цвѣточную пылинку, яйцевую клѣтку животнаго, сперматозоидъ.

   Развитіе каждаго существа зависитъ отъ присутствія въ одноклѣтномъ зародышѣ геммулъ, отбрасываемыхъ въ каждомъ возрастѣ, и отъ ихъ развитія въ соотвѣтствующемъ возрастѣ въ сочетаніи съ предыдущими клѣтками.

   Наслѣдственность всецѣло находитъ свое объясненіе въ явленіяхъ развитія.

   Явленія безполаго и дѣвственнаго размноженія, регенераціи и гетероморфоза ничѣмъ по существу не отличаются отъ полового размноженія и обусловлены существованіемъ геммулъ и ихъ способностью питаться, размножаться дѣленіемъ, соединяться другъ съ другомъ и развиваться въ такія же клѣтки, изъ которыхъ онѣ сами произошли.

   И наконецъ: "каждое животное и растеніе можно сравнить съ грядкой, густо засѣяннной сѣменами, изъ которыхъ нѣкоторыя рано проростаютъ, другія остаются на время покоющимися, а третьи погибаютъ"...

   Когда читаешь "Пангенезисъ" Дарвина, когда впервые знакомишься съ только что приведенными общими положеніями этого ученія, то не перестаешь удивляться той легкости и простотѣ, съ которыми гипотеза эта рѣшаетъ важнѣйшія проблемы біологіи; и это, безъ сомнѣнія, много говоритъ въ ея пользу. Но можетъ-ли легкость и простота всегда служить гарантіей вѣрности-и научности? Вѣдь старое преформаціонное ученіе о развитіи и наслѣдственности рѣшаетъ эти проблемы еще легче и проще; а между тѣмъ, признать его нѣтъ никакой возможности: и логика, и факты противъ преформаціи въ духѣ Спалланцани или Шарля Бонне. Но и логика и факты очень сильны въ гипотезѣ Дарвина: факты съ нею согласованы удачно, логика торжествуетъ на каждомъ шагу. Что же мѣшаетъ признать "Пангенезисъ" и вплести такимъ образомъ лишніе лавры въ вѣнокъ геніальнаго натуралиста?

   Дальше намъ придется еще не разъ возвращаться къ "Пангенезису" по поводу гипотезъ Де-Фриза, Ру и Вейсмана. А потому ограничимся пока лишь разсмотрѣніемъ апріорныхъ положеній этой гипотезы.

   "Я раньше думалъ, говоритъ Дарвинъ, что физіологическія единицы Герберта Спенсера представляютъ то же самое, что и мои геммулы; но теперь я знаю, что это не такъ".

   Да, гипотезы Спенсера и Дарвина различны въ корнѣ. Ученіе о физіологическихъ единицахъ -- гипотеза эпигенетическая) пангенезисъ -- гипотеза преформаціонная. Взгляды Спенсера клонятся въ сторону теоріи новообразованія) взгляды Дарвина соприкасаются съ теоріей предобразованія. Развитіе, по Спенсеру, есть переходъ отъ единообразія къ разнообразію) по Дарвину, оно есть всего лишь обнаруженіе невидимаго разнообразія. Для Спенсера, наконецъ, половые элементы являются "вмѣстилищемъ" однородныхъ физіологическихъ единицъ; для Дарвина они -- вмѣстилища чрезвычайно разнородныхъ геммулъ. Все это отдѣляетъ цѣлою пропастью гипотезу Спенсера отъ гипотезы Дарвина. Но будучи такъ не сходны по самой сущности своей, обѣ онѣ страдаютъ однимъ и тѣмъ же недостаткомъ -- неправдоподобіемъ и даже, если хотите, фантастичностью основныхъ предпосылокъ; хотя и тутъ есть нѣкоторая разница. Признавши апріорныя положенія Спенсера, вы все же замѣтите логическіе промахи въ нѣкоторыхъ выводахъ, которые строятся на этихъ положеніяхъ; тогда какъ согласившись съ основною мыслью Дарвина, надо будетъ признать логически неуязвимыми всѣ вытекающіе изъ сдѣланнаго имъ допущенія выводы. Вотъ почему критика всегда обрушивалась всею своею тяжестью именно на апріорныя положенія Дарвина.

   Итакъ, гдѣ-жъ ахиллесова пята этого ученія?

   Чрезвычайно трудно представить себѣ, какъ это клѣтки "отбрасываютъ" отъ себя неизмѣримо малыя геммулы. Однако, способность клѣтки размножаться путемъ дѣленія и почкованія служитъ какъ бы доказательствомъ тому, что такого рода "отбрасываніе", "отщепленіе" крошечныхъ почечекъ все же возможно. Но что совершенно непредставимо и прямо-таки фантастично, такъ это странствованіе геммулъ по всему организму. Существуютъ-ли какіе-нибудь пути, по которымъ геммулы совершаютъ свои прогулки? Если такіе пути и въ самомъ дѣлѣ существуютъ, то гдѣ они? Если же ихъ нѣтъ, то какимъ образомъ геммулы пронизываютъ различныя ткани и безпрепятственно проходятъ сквозь сплоченные ряды различныхъ клѣтокъ? Все это -- не пустые вопросы, и невозможность отвѣтить на нихъ сильно подрываетъ вѣру въ основной постулатъ "Пангенезиса".

   Извѣстный; ученый Гальтонъ предпринялъ рядъ опытовъ, имѣющихъ большое значеніе для оцѣнки пангенезиса. Исходя изъ того предположенія, что геммулы присутствуютъ и въ крови, онъ переливалъ кровь кролика одной породы въ сосуды кролика другой породы въ надеждѣ, что послѣдній произведетъ потомство съ признаками обѣихъ породъ, т. е. помѣсь. Однако, ожиданія Гальтона не оправдались, хотя по гипотезѣ пангенезиса они должны были оправдаться, и вотъ почему. Разъ геммулы дѣйствительно существуютъ и "разсѣяны по всему организму", разъ половые элементы дѣйствительно состоятъ изъ всѣхъ видовъ геммулъ, циркулирующихъ въ тѣлѣ даннаго существа, то, несомнѣнно, что въ половыхъ элементахъ кролика, которому влили кровь отъ кролика другой породы, должны быть геммулы и этой послѣдней, если не всѣ, то во всякомъ случаѣ нѣкоторые виды ихъ. Эти добавочныя, извнѣ принесенныя геммулы должны были бы развиться на ряду со всѣми остальными, и, такимъ образомъ, потомство кролика оказалось бы съ признаками смѣшанной породы, помѣси. Но, повторяю, ничего такого во всѣхъ опытахъ Гальтона -- довольно многочисленныхъ, повторяемыхъ въ нѣсколькихъ поколѣніяхъ подъ рядъ -- не наблюдалось. Почему? "Я, говоритъ Дарвинъ по поводу опытовъ Гальтона, долженъ былъ ожидать присутствія геммулъ въ крови; но это не необходимая составная часть гипотезы. Очевидно, что гипотеза должна быть примѣнима и къ растеніямъ, и къ низшимъ животнымъ", т. е. къ организмамъ, не имѣющимъ крови. Однако, согласитесь, что это -- не возраженіе, а если и возраженіе, то очень слабое. Зачѣмъ такое, ни на чемъ не основанное исключеніе для крови? Казалось бы наоборотъ: сѣть кровеносныхъ сосудовъ, въ особенности капилляровъ, могла бы служить весьма удобнымъ средствомъ сообщенія для геммулъ. Нельзя же допустить, что только тѣ ткани, изъ которыхъ сложены стѣнки этихъ сосудовъ, являются непроницаемыми въ то время, какъ всѣ остальныя ткани организма не ставятъ никакихъ препятствій для свободнаго передвиженія геммулъ. Во-первыхъ, стѣнки сосудовъ построены изъ такого же самаго матеріала, который встрѣчается и въ другихъ частяхъ тѣла, а во-вторыхъ, хорошо извѣстно, что онѣ пропускаютъ сквозь себя даже такихъ, по сравненію съ геммулами, гигантовъ, какъ бѣлые кровяные шарики. Все, какъ видите, говоритъ за то, что геммулы могутъ имѣть свободный доступъ въ кровь; а между тѣмъ, ихъ тамъ, очевидно, нѣтъ, и совершенно непонятно, почему нѣтъ. Естественно, что такого рода соображенія заставляютъ усомниться не только въ способности геммулъ странствовать въ предѣлахъ своихъ владѣній, но и въ самомъ фактѣ ихъ существованія. Да не красный-ли вымыселъ всѣ эти "невообразимо многочисленные и крошечные зародышки"? спрашиваешь себя невольно, и законность такого вопроса врядъ-ли подлежитъ сомнѣнію {Существуютъ изслѣдованія, удостовѣряющія насъ въ томъ, что въ нѣкоторыхъ случаяхъ отдѣльныя клѣтки сообщаются другъ съ другомъ при помощи протоплазматическихъ нитей (см. объ этомъ, напр., "Die ZeUe unddie Gewebe" О. Hertwig. Zweites Buch). Нельзя-ли въ такомъ случаѣ считать эти самыя протоплазматическія нити самонадежнѣйшими "путями сообщенія" для геммулъ? Да, но къ сожалѣнію, онѣ не повсемѣстны и существуютъ -- по крайней мѣрѣ, по имѣющимся сейчасъ научнымъ даннымъ -- лишь у немногихъ организмовъ. В. Л.}.

   Однако, не станемъ поддаваться духу сомнѣнія и отрицанія, согласимся на время съ Дарвиномъ и признаемъ за геммулами способность безпрепятственно странствовать по всѣмъ направленіямъ. Облегчаетъ-ли это сколько-нибудь пониманіе другихъ существенныхъ признаковъ геммулъ? Нисколько. Сколько ни раскидывай умомъ, какъ ни мудрствуй лукаво и не лукаво, все же останется неизвѣстнымъ, почему геммулы собираются въ половые элементы, что заставляемъ ихъ группироваться въ яйцевыя клѣтки, сперматозоиды и цвѣточныя пылинки.

   Хорошее это слово -- "взаимное сродство", много разъ ужъ выводило оно изъ критическаго положенія науку; но врядъ-ли отъ этого стало оно удобопонятнѣе и содержательнѣе. Я уже говорилъ, что въ органическомъ мірѣ существуетъ цѣлая категорія фактовъ, которые какъ бы устраняютъ всякія сомнѣнія насчетъ подлиннаго существованія того явленія, которре принято называть сродствомъ; я указалъ также и на то, что "сродство", которымъ Дарвинъ надѣляетъ свои геммулы, правдоподобнѣе "полярности" физіологическихъ единицъ Спенсера. И все-таки непонятно, что заставляетъ геммулы такъ неудержимо нестись въ сторону половыхъ органовъ и тутъ именно собираться въ кучки, именуемыя половыми элементами. Вѣдь любое мѣсто въ тѣлѣ организма можетъ съ неменьшимъ успѣхомъ служить центромъ притяженія для геммулъ, и явленія почкованія доказываютъ это весьма наглядно, ибо почки, разбросанныя тамъ и сямъ на тѣлѣ какого-нибудь полипа, также являются всего лишь кучками разнородныхъ геммулъ. Почему же въ одномъ случаѣ полемъ дѣятельности для "взаимнаго сродства" геммулъ можетъ явиться безразлично любое мѣсто на тѣлѣ организма, а въ другомъ оно такъ строго пріурочивается къ опредѣленному пункту его?

   Хорошее это слово -- "взаимное сродство"; однако, оно нисколько не объясняетъ того, если можно такъ выразиться, тонкаго чутья, съ которымъ геммулы находятъ всякое поврежденіе въ организмѣ и стремительно направляются къ тому мѣсту, гдѣ долженъ вотъ-вотъ начаться процессъ регенераціи, возстановленіе утраченныхъ тканей и органовъ. Искать и находить, что ищешь, стремиться туда, гдѣ чувствуется надобность въ тебѣ, пробѣгать относительно громадныя разстоянія и безошибочно останавливаться тамъ, гдѣ нужно остановиться -- вотъ собственно какая сложная работа приписывается геммуламъ, хотя и подъ очень скромнымъ именемъ "взаимнаго сродства" {Это тяготѣніе геммулъ къ тѣмъ пунктамъ организма, гдѣ чувствуется въ нихъ надобность, можно сравнить съ тяготѣніемъ лейкоцитовъ (бѣлыхъ кровяныхъ шариковъ) къ тѣмъ частямъ тѣла, въ которыхъ сосредоточиваются болѣзнетворныя бактеріи, пріютившіяся въ тѣлѣ того или иного организма. Но, не говоря уже о томъ, что до сихъ поръ неизвѣстны подлинныя причины, заставляющія лейкоцитовъ собираться тамъ, гдѣ есть болѣзнетворныя бактеріи, не слѣдуетъ забывать, что какъ существованіе лейкоцитовъ, такъ и ихъ способность двигаться -- фактъ, не подлежащій никакимъ сомнѣніямъ, тогда какъ существованіе геммулъ является дѣломъ спорнымъ и маловѣроятнымъ. Мечниковъ, Массаръ, Гертвигъ и другіе думаютъ, что лейкоциты привлекаются къ бактеріямъ выдѣленіями послѣднихъ. Однако, мнѣніе это не общепризнано въ біологіи. В. Л.}.

   А потомъ эта невѣроятная цифра геммулъ, долженствующихъ войти въ составъ каждаго полового элемента! Правда, въ гипотетическихъ соображеніяхъ съ числами обыкновенно не церемонятся; но и тутъ пересолъ чувствительно отражается на цѣнности самихъ гипотезъ. Припомните только, какое множество геммулъ долженъ заключать въ себѣ одноклѣтный зародышъ высшаго животнаго или растенія: тутъ и геммулы всѣхъ тканей зрѣлаго организма и геммулы различныхъ ступеней его развитія, тутъ и "зародышки" всѣхъ обособленныхъ частей клѣтокъ и "почечки" сколько-нибудь измѣненныхъ тканей, тутъ, наконецъ, и несмѣтное число "зернышекъ", представительствующихъ за предковъ даннаго организма и символизирующихъ вторичные половые признаки самцовъ и самокъ -- припомните все это, и вы поймете, почему и Негели, и Гертвигъ, и Делажъ, и многіе другіе такъ рѣшительно настаиваютъ на мысли, что такая уйма геммулъ не можетъ умѣститься ни въ сперматозоидѣ, ни въ цвѣточной пылинкѣ, ни въ яйцевой клѣткѣ, ни, наконецъ, въ оплодотворенномъ одноклѣтномъ зародышѣ. Справедливость "Пангенезиса" не можетъ быть доказана, наконецъ, ни ссылками Дарвина на исключительно малые размѣры нѣкоторыхъ бактерій, ни вычисленіями сына его, Джоржа Дарвина, относительно количества молекулъ стекла, которое можетъ якобы умѣститься въ кубѣ, имѣющемъ въ длину одну десятитысячную долю дюйма: бактеріи въ сравненіи съ геммулами все же неизмѣримо велики, а вычисленія Джоржа Дарвина оказываются весьма сомнительными {Ссылка Дарвина на бактеріи сводится въ сущности къ тому, что если, молъ, могутъ существовать такія крошечныя созданія, какъ бактеріи, то почему не быть и геммуламъ.}...

   Такъ приходится отнестись критикѣ къ сказочному дворцу, который былъ воздвигнутъ самимъ королемъ естественно-исторической науки. Что-же сказать о сооруженіяхъ вассаловъ его -- графовъ, герцоговъ, курфюрстовъ, признанныхъ и не признанныхъ генераловъ отъ естествознанія?

   Вотъ кстати и о "генералахъ".

   Тридцать лѣтъ спустя послѣ того, какъ Спенсеръ выступилъ съ гипотезой о физіологическихъ единицахъ, одинъ изъ нѣмецкихъ ученыхъ, Гааке, издаетъ книгу подъ заглавіемъ "Gestaltung und Vererbung", въ которой развиваетъ свои взгляды на сущность наслѣдственности и развитія. Можно было ждать, конечно, что за это время въ умахъ ученыхъ успѣло назрѣть что-нибудь новое и оригинальное. Но надежды эти оказались тщетными: "новая" гипотеза Гааке нова лишь по имени да по времени.

   Молекулы бѣлка, различно комбинируясь, составляютъ физіологическія единицы; о формѣ послѣднихъ, равно какъ и первыхъ, мы ничего не знаемъ, говоритъ Г. Спенсеръ. Нѣтъ, возражаетъ Гааке, предѣльная структурная единица живого вещества имѣетъ форму призмы съ ромбомъ въ основаніи. Это -- какъ бы живой кристаллъ, способный сочетаться различнымъ образомъ съ другими подобными-же кристаллами и образовывать структурныя единицы высшаго порядка, нѣчто вродѣ кристаллическихъ друзъ. Но, подобно тому, какъ изъ гладко отесанныхъ камней одной и той-же формы можно соорудить и великолѣпный готическій соборъ, и ординарную солдатскую казарму, такъ-же изъ одноформенныхъ органическихъ кристалловъ можно скомбинировать безконечно-разнообразные сростки или друзы. Каждому отдѣльному виду организмовъ соотвѣтствуетъ особая форма сростка. Сходные по типу организмовъ одного вида и въ различныхъ частяхъ одного и того-же организма, они все-же слегка разнятся межъ собой, и эта разница опредѣляетъ существованіе различныхъ клѣтокъ, тканей и органовъ. Сила, связывающая органическіе кристаллы въ друзы, а друзы -- въ органы и цѣлые организмы -- это сила тяготѣнія, такая-же, какъ и у всѣхъ кристалловъ вообще. Свойства этой силы и направленіе, въ которомъ дѣйствуетъ она, опредѣляются формою органическихъ кристалловъ и тѣхъ сростковъ, которые изъ нихъ получаются. Различна форма сростковъ, различны въ слѣдствіе этого и развиваемыя ими силы, различны, наконецъ, и тѣ конечные аггрегаты, т. е. организмы, которые образуются такими сростками. Въ половыхъ элементахъ (и почкахъ) каждаго организма имѣется цѣлая серія невидимыхъ сростковъ присущей этому организму формы. Изъ нихъ то и возникаетъ потомство... Но довольно. Нѣтъ нужды повторять вмѣстѣ съ Гааке всего Спенсера цѣликомъ: это было бы даже скучно.

   Займемся лучше пластидулярной теоріей Геккеля, изложенной имъ въ книжкѣ "Die Perigenesis der Plastidule". По возрасту она лѣтъ на 18 старше гипотезы Гааке, но обнаруживаетъ порою качества, свойственныя лишь очень юному возрасту. Читатель увидитъ сейчасъ самъ, что я говорю это не безъ основанія.

   Пластидула -- это предѣльная частичка той самой матеріи, изъ которой построено живое вещество а, стало быть, и всякій организмъ, амеба или человѣкъ -- все едино. Нѣтъ нужды, говоритъ Геккель, предполагать, что пластидулы представляютъ собою какія-то структурныя единицы высшаго порядка, вродѣ, напримѣръ, физіологическихъ единицъ Спенсера: нѣтъ, онѣ -- просто молекулы живого вещества, составленныя изъ атомовъ совершенно такъ же," какъ и молекулы неорганической матеріи. Разница лишь въ томъ, что молекула живого вещества сложнѣе молекулы неорганической матеріи. Тутъ Геккель несомнѣнно правъ, ибо, если надѣлять предѣльныя структурныя единицы организованной матеріи только тѣми свойствами, которыми Спенсеръ надѣляетъ свои физіологическія единицы, то для этого имъ достаточно быть просто молекулами и ничѣмъ больше. Пластидулы Геккеля не похожи и на геммулы Дарвина. Геммулы могутъ размножаться путемъ Дѣленія; пластидулы этой способности лишены и размножаются такъ-же, какъ физіологическія единицы. Что-же въ такомъ случаѣ отличаетъ пластидулы отъ другихъ -- не "живыхъ" молекулъ? Способность чувствовать и хотѣть, при чемъ и то, и другое есть своеобразная форма молекулярнаго движенія. Чтобы понять, откуда у пластидулы берутся и воля, и чувство, достаточно допустить, что эти психическія свойства присущи всѣмъ атомамъ вообще, а слѣдовательно и тѣмъ атомамъ, изъ которыхъ получаются пластидулы. Атомы чувствуютъ и хотятъ, они испытываютъ удовольствіе и страданіе, они надѣлены волей. Но, помимо воли и чувства, пластидулы обладаютъ еще памятью, и въ этомъ ихъ существенное отличіе отъ атомовъ. Я не шучу, читатель: всѣ эти мысли вы можете найти у Геккеля.

   Вы затрудняетесь, однако, понять, какимъ это образомъ изъ сочетанія "безпамятныхъ" атомовъ могутъ получиться пластидулы, одаренныя памятью. Но затрудненія ваши -- плодъ вашего невѣжества. Вспомните только слѣдующее: матерія пребываетъ въ вѣчномъ движеніи, движутся атомы простыхъ тѣлъ, движутся и молекулы, составленныя изъ атомовъ. Разнообразіе существующихъ въ природѣ простыхъ тѣлъ опредѣляется разнообразіемъ движеній, присущихъ различнымъ атомамъ. Свойства различныхъ молекулъ обусловлены характеромъ тѣхъ движеній, которыя онѣ обнаруживаютъ; а характеръ движенія различныхъ молекулъ опредѣляется движеніями составляющихъ каждую молекулу атомовъ. Память, равно какъ и чувство и воля, есть своеобразная форма движенія; этою формою движенія атомы не обладаютъ; но изъ сочетанія движеній различныхъ атомовъ, входящихъ въ составъ пластидулы, можетъ возникнуть новая форма движенія, которая и будетъ соотвѣтствовать памяти. Нужно еще прибавить, что у молекулъ память "безсознательная".

   Зачѣмъ понадобилось Геккелю приписывать своимъ пластидуламъ и чувство, и волю, и память? Да потому что всего этого вполнѣ достаточно для рѣшенія загадочныхъ явленій жизни -- возстановленія цѣлаго изъ части, развитія, наслѣдственности и т. д. Геккель влилъ свое собственное содержаніе въ такія понятія, какъ "сложная полярность", приписываемая Спенсеромъ физіологическимъ единицамъ, и "органическое сродство", которымъ Дарвинъ надѣлилъ свои геммулы -- только и всего. Правда, странно было бы, назвать удачнымъ такое болѣе чѣмъ простое рѣшеніе "проклятыхъ" вопросовъ біологіи: "Се n'est pas une explication, c'est un escamotage" {"Это не объясненіе, это -- фокусничество".}, говоритъ, напримѣръ, Делажъ, хотя и не очень чтобъ ужъ деликатно по отношенію къ такой видной персонѣ въ наукѣ, какъ Геккель. И, тѣмъ не менѣе, нельзя не согласиться, что со словами "чувство", "воля", "память", которыми такъ неограниченно пользуется Геккель, въ нашемъ воображеніи рисуется нѣчто болѣе конкретное, чѣмъ "сложная полярность" Спенсера и "органическое сродство" Дарвина...

   Мнѣ остается сказать здѣсь еще нѣсколько словъ о гипотезѣ Визнера.

   "Предѣльный основной органъ растенія, говоритъ Визнеръ, есть плазома; она относится къ клѣткѣ такъ же, какъ сама клѣтка къ ткани и какъ молекула къ кристаллу. Всѣ главныя составныя части клѣтки состоятъ изъ плазомъ. Организмъ во всѣхъ своихъ частяхъ построенъ сплошь изъ плазомъ"...

   "Плазома надѣлена основными свойствами живой матеріи: она обмѣниваетъ вещества, она растетъ, она размножается дѣленіемъ".

   Возникшія путемъ дѣленія половинки наслѣдуютъ организаціонныя особенности цѣлой плазомы и передаютъ ихъ въ свою очередь слѣдующимъ поколѣніямъ плазомъ {Dr. Julius Wiesner. "Die Elementarstructur und das Wachsthum der let enden Substanz.}.

   Въ этихъ словахъ вся суть ученія Визнера. Но много ли тутъ новаго -- предоставляю читателю судить самому. Для меня же ясно только одно: плазома Визнера -- это такая-же неизмѣримо малая гипотетическая структурная единица живой матеріи, какъ геммула Дарвина и физіологическая единица Спенсера. По свойствамъ своимъ и по той роли, которую ей суждено играть въ явленіяхъ наслѣдственности, плазома представляетъ точную копію съ геммулы Дарвина. Разница лишь въ томъ, что геммулы странствуютъ, а плазомамъ не полагается выходить за предѣлы клѣтки. Надо прибавить, что, признавая свои плазомы носителями наслѣдственныхъ свойствъ, Визнеръ совсѣмъ не останавливается на обосновкѣ и развитіи этого положенія. Впрочемъ, это ему нисколько не мѣшаетъ смѣло утверждать, что его плазома -- сама реальность, тогда какъ структурныя единицы другихъ авторовъ -- одна лишь видимость...

   Уже изъ этого краткаго знакомства съ гипотетическими построеніями Визнера, Гааке и Геккеля видно, какъ глубоко сказалось въ наукѣ вліяніе идей, брошенныхъ Спенсеромъ и Дарвиномъ. Они пустили въ оборотъ Leitmotiv, а пришедшіе за ними занялись модуляціей его, присочиняя къ тому-же свои собственныя cadenz'ы и варіаціи къ основной, руководящей темѣ. И этотъ, выражаясь несуразно-образною рѣчью поэта Бальмонта, "звонъ перелѣвный и переплескъ многопѣнный" особенно ясно даетъ о себѣ чувствовать въ гипотезахъ Де-Фриза и Вейсмана. О нихъ въ слѣдующій разъ.

В. В. Лункевичъ.

(Окончаніе слѣдуетъ).

"Русское Богатство", No 5, 1902