Книговод

Внутреннее обозрение

Елисеев Григорий Захарович


   

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРѢНІЕ.

Книжка на смерть Н. А. Некрасова.-- Исповѣдь Некрасова, переданная г. Суворинымъ.-- Измышленный г. Достоевскимъ, въ объясненіе этой исповѣди, демонъ самообезпеченія.-- Страданія отъ него Некрасова и успокоеніе и очищеніе его въ любви и правдѣ народной и на плитахъ сельскаго храма.-- Справедливо ли мнѣніе г. Достоевскаго, "Гражданина" и друг., что Некрасовъ, по недостатку образованія, всю жизнь состоялъ подъ чужимъ вліяніемъ, и что подъ этимъ вліяніемъ написаны всѣ его (яко бы) фальшивыя, т. е. тенденціозныя стихотворенія.-- О критикахъ-эстетикахъ Некрасова вообще и въ частности о г. Марковѣ.-- Истинная точка зрѣнія для оцѣнки поэзіи Некрасова.-- Составляетъ ли, съ этой точки зрѣнія, монотонность стихотвореній Некрасова недостатокъ? Бургіевскій пріемъ г. Маркова для оцѣнки художественной стороны стихотвореній Некрасова.-- Неудачное приложеніе г. Марковымъ патріотическаго элемента къ критикѣ.

   Назадъ тому нѣсколько лѣтъ, въ Петербургѣ умеръ одинъ изъ извѣстныхъ русскихъ композиторовъ. Едва покойника успѣли обрядить и положить на столъ, какъ вдругъ является какой то незнакомый господинъ и, никого не спросивъ, располагается съ разными приборами около покойника и начинаетъ что то съ нимъ дѣлать. Изумленная прислуга бѣжитъ и докладываетъ объ этомъ вдовѣ. Вдова выходитъ и, видя, что незнакомецъ снимаетъ съ покойника маску, говорить ему: "Для меня это удивительно, что вы начали снимать маску съ моего мужа, не спросивъ даже меня: желаю ли я этого". "Сударыня! отвѣчаетъ ей на это художникъ:-- тотъ, съ кого я снимаю маску, вчера дѣйствительно былъ вашимъ мужемъ, а сегодня онъ общественное достояніе". Такимъ общественнымъ достояніемъ дѣлается по смерти каждая знаменитость. Суду всѣхъ и каждаго подвергается нетолько всѣмъ извѣстная общественная дѣятельность человѣка, но выводятся наружу даже различные факты частной жизни, мало того: припоминаются тѣ или другія изреченія, сказанныя разнымъ лицамъ покойнымъ. И на основаніи тѣхъ или другихъ фактовъ, которыми каждый владѣетъ, каждый дѣлаетъ заключеніе о жизни, дѣятельности, характерѣ покойнаго и т. п. Я уже не говорю о томъ, что каждый имѣетъ право распространять портреты покойнаго, бюсты, имѣетъ право его именемъ украшать разныя предпріятія и т. д. Воображаю, сколько близкіе родные каждаго знаменитаго покойнаго, горячо и искренно къ нему привязанные, должны перестрадать, въ виду свѣжей могилы, отъ тѣхъ многоразличныхъ испытаній и пытаній, которымъ подвергается любимый ими человѣкъ, сдѣлавшись общественнымъ достояніемъ. И, по всей вѣроятности, близкимъ роднымъ покойнаго чаще приходится терпѣть отъ рукъ почитателей покойнаго, чѣмъ отъ его враговъ. Потому... что враги! Ихъ вражда всѣмъ извѣстна; ихъ мнѣніямъ и дѣйствіямъ не придастъ никто особеннаго значенія; ихъ можно игнорировать. Но, что вы будете дѣлать съ почитателями покойнаго, которые изъ всѣхъ силъ усердствуютъ о памяти покойнаго и которыхъ, однакожь, слова и дѣла болѣзненно хватаютъ васъ за сердце, потому что въ нихъ чувствуется невольное оскорбленіе памяти покойнаго, оскорбленіе, конечно, не преднамѣренное, но которое поэтому тѣмъ больнѣе выносить, потому что оно дѣлается почитателями, усердствующими изъ полнаго уваженія къ покойному.
   Эти мысли пришли невольно намъ въ голову по поводу изданной книжки, подъ названіемъ: "На память Н. А. Некрасова", и по поводу нѣкоторыхъ помѣщенныхъ въ ней статей.
   Подъ книжкою: "На память" подписались три издателя: С. Глазенапъ, А. Покровскій, Н. Соловьевъ-Несмѣловъ. Въ своемъ предисловіи къ книжкѣ эти три издателя говорятъ: "Желая увѣковѣчить память о покойномъ Николаѣ Алексѣевичѣ Некрасовѣ, мы издаемъ этотъ сборникъ и чистую выручку отъ продажи его предназначаемъ на образованіе капитала для стипендіи имени поэта при с.-петербургскомъ университетѣ". "Что жь! Прекрасно; дѣло доброе" -- думаете вы. Но, вотъ начиная перелистывать книжку, вы примѣчаете, что въ ней нѣтъ ни одной статьи самихъ издателей, что вся книжка составлена изъ перепечатокъ изъ разныхъ газетъ; ясное дѣло, что издатели сами отъ себя не имѣли сказать о покойномъ Некрасовѣ ничего такого, что не было бы извѣстно всѣмъ, и имъ не было никакой нужды спѣшить изданіемъ своей книжки; ихъ прямой разсчетъ былъ, если они хотѣли сдѣлать свою книжку порядочною, подождать, пока накопится о Некрасовѣ столько матеріала, чтобы было изъ чего сдѣлать выборъ, дѣйствительно стоющій изданія. Издатели, напротивъ, изо всѣхъ силъ спѣшили съ своимъ изданіемъ, конечно, изъ боязни, чтобы кто-нибудь не предвосхитилъ ихъ мысли. 27 декабря прошедшаго года умеръ Некрасовъ, а 22-го января нынѣшняго года книжка издателей нетолько была составлена, но и разсмотрѣна цензурой и дозволена къ напечатанію. Въ теченіи менѣе, чѣмъ мѣсяца со дня смерти Некрасова, само собою разумѣется, не могло появиться столько дѣльныхъ статей о немъ, чтобы изъ нихъ можно было составить даже маленькій сборникъ, и издатели были поставлены въ необходимость помѣщать въ свой сборникъ всякій хламъ, какой имъ попадется подъ руку въ газетахъ. Такимъ образомъ, составилась книжка, въ которой, кромѣ одной, двухъ статей, дѣйствительно нѣтъ ничего, кромѣ ни къ чему негоднаго газетнаго хлама. И вотъ этотъ-то хламъ, котораго едвали наберется болѣе, чѣмъ четыре листа шрифта "Отечественныхъ Записокъ", издатели продаютъ по рублю серебромъ на память Некрасова. Еслибы издатели имѣли дѣйствительно какое-нибудь уваженіе къ покойному, позволили ли бы они себѣ спекулировать его памятью? Положимъ, они всю чистую прибыль отъ изданія назначили на стипендію имени покойнаго; но вѣдь, во-первыхъ, никакая возвышенная цѣль не можетъ освобождать отъ добросовѣстнаго исполненія дѣла, за которое взялся, въ особенности, если при этомъ самъ заявляешь, что кромѣ возвышенной цѣли, имѣешь еще въ виду выказать этимъ дѣломъ уваженіе къ извѣстному лицу; во-вторыхъ, была ли надобность собирать деньги на стипендію Некрасова нетолько подобнымъ пріемомъ, а даже и вообще изданіемъ сборника изъ чужихъ статей?-- А если бы и была, то была ли надобность дѣлать это дѣло именно издателямъ, а не кому либо другому, кто могъ бы разрѣшить:; нужно ли прибѣгать къ подобному способу собиранія денегъ на стипендію -- и кто могъ бы гораздо лучше ихъ исполнить это дѣло. Некрасовъ умеръ не безроднымъ: у него осталась жена, братья, сестра; послѣдней переданы покойнымъ права на всѣ его сочиненія, вмѣстѣ съ исполненіемъ разныхъ его посмертныхъ благотворительныхъ распоряженій, и которая имѣетъ въ виду учрежденіе одной, а, если будетъ возможно, то и нѣсколькихъ стипендій въ память Некрасова, но, конечно, желаетъ собирать деньги для этого способами приличными, а никакъ не изданіемъ книжонокъ, профанирующихъ память покойнаго. Надобно удивляться, что почтенные издатели книжки на память Некрасова, прежде чѣмъ, приступить къ изданію, не вошли въ сношеніе съ сестрою покойнаго, относительно своего плана. Этого, казалось бы, требовала простая деликатность. Я бы, конечно, не сказалъ этого, еслибы книжку издалъ какой-нибудь Леухинъ или Манухинъ, хотя бы послѣдніе также подписали на ней, что, дескать, "прибыль съ сего изданія назначается на образованіе стипендіи имени поэта". Потому что безкорыстіе въ нашъ вѣкъ вообще подозрительно, и подъ покровомъ безкорыстія скрываются иногда виды самые корыстные. Иному издателю не столько дорога прибыль втъ маленькаго изданія -- какихъ-нибудь 300--400 р., сколько реклама его имени, его магазина и т. п. Какъ тутъ узнать, дѣйствительно ли безкорыстно дѣйствуетъ издатель, отдавая денежную прибыль на какое нибудь общеполезное дѣло? Но книжку "На память" издали не Манухинъ и Леухинъ, а почтенные люди и въ числѣ ихъ одинъ извѣстный молодой ученый, которыхъ мы не имѣемъ основанія подозрѣвать въ какихъ-нибудь корыстныхъ цѣляхъ. Потому то я и счелъ умѣстнымъ упомянуть о деликатности, тѣмъ болѣе, что мнѣ извѣстно, что одному изъ издателей многіе говорили, что нельзя издавать такой книжки, не посовѣтовавшись съ родными покойнаго и при этомъ именно указывали на его сестру.
   Обратимся теперь къ содержанію книжки "На память".
   Есть одна древняя пословица, гласящая: "de mortuis aut bene, aut nihil". Пословица эта очень умная. Она основана на томъ совершенно вѣрномъ предположеніи, что о покойникѣ могутъ писать, насколько это касается не общественной, а частной его дѣятельности, только люди, болѣе или менѣе близко его знавшіе, состоявшіе съ нимъ въ тѣхъ или другихъ отношеніяхъ. А такъ какъ нѣтъ человѣка, который былъ бы совершенно безукоризненъ и въ своей личной дѣятельности и въ отношеніяхъ къ другимъ и въ своихъ воззрѣніяхъ, а изображеніе темныхъ сторонъ его личности можетъ болѣзненно оскорблять людей къ нему близкихъ, остающихся въ живыхъ, то пословица и говоритъ: надъ свѣжею могилою имѣйте мужество отрѣшиться отъ всѣхъ вашихъ личныхъ непріятныхъ впечатлѣній о покойномъ, говорите о немъ только хорошее; предоставьте дурное разбирать будущему, когда это дурное и разобрано быть можетъ съ большимъ безпристрастіемъ, чѣмъ теперь. Все это совершенно вѣрно. И при всемъ томъ, пословица для нашего, по крайней мѣрѣ, времени оказывается все-таки нѣсколько одностороннею. Взгляды на то, что bene и не bene въ личности того или другого лица, могутъ быть весьма разнообразны и часто діаметрально противорѣчивы. Поэтому означенную пословицу для нашего времени я полагалъ бы дополнить такимъ поясненіемъ: надъ свѣжею могилою говорите о публичной, документально извѣстной дѣятельности покойнаго, не вытаскивайте наружу сплетенъ, не приводите разныхъ его изреченій, сказанныхъ въ тѣсномъ кружкѣ, въ интимныхъ бесѣдахъ. Все это вы можете записать и оставить для потомства. Тогда изъ свода оставленныхъ разными лицами записокъ и воспоминаній вполнѣ выяснится личность покойнаго и легко будетъ понять: какіе слухи и сказанія о немъ надобно считать справедливыми, какіе нѣтъ; какое изреченіе, имъ сказанное, идетъ къ его личности и характеру, какое нѣтъ и вырвалось случайно и т. д. Такое правило слѣдуетъ прилагать, по моему мнѣнію, ко всякому болѣе или менѣе знаменитому покойнику, въ томъ числѣ и къ Некрасову, и въ отношеніи къ нему, можетъ быть, болѣе, чѣмъ въ отношеніи ко всякому другому.
   Некрасовъ выступилъ на литературное поприще въ 1840 году, слѣдовательно, дѣйствовалъ на немъ 37 лѣтъ, и за это время почти 30 лѣтъ былъ редакторомъ журналовъ. Это необходимо ставило его въ болѣе или менѣе близкое отношеніе съ безчисленнымъ множествомъ лицъ, нетолько постоянно дѣйствовавшихъ въ литературѣ, но и соприкасавшихся къ ней. По всей вѣроятности, ни о комъ не останется столько записокъ, воспоминаній, замѣтокъ, какъ о Некрасовѣ, которыя вполнѣ выяснятъ его личность. Но все это появится въ печати не скоро. Многаго теперь о немъ вовсе и писать нельзя по независящимъ, о другомъ нельзя говорить по причинамъ еще болѣе вѣскимъ, чѣмъ самыя независящія; наконецъ, есть и еще соображеніе, которое всякаго сколько-нибудь разумнаго человѣка должно воздерживать отъ сообщенія разныхъ quasi интимныхъ признаній и изреченій Некрасова потому, что все то время, въ которое Некрасовъ былъ редакторомъ, было никакъ не такое свѣтлое, когда бы душу свою можно было держать передъ всѣми открытою на распашку. Некрасову приходилось говорить иногда приспособительно къ обстоятельствамъ и ad hominem. Это бросало на него фальшивый свѣтъ и въ глазахъ людей, дѣйствовавшихъ вмѣстѣ съ нимъ, и въ глазахъ стороннихъ лицъ. Но безъ этого Некрасовъ въ своей журнальной дѣятельности едвали бы долго могъ ицти противъ теченія, въ качествѣ руководителя. Къ этой общей причинѣ присоединяется, конечно, немало и причинъ частныхъ, чисто личнаго характера. Какъ бы то ни было, но я увѣренъ, что когда въ послѣдствіи обнародованы будутъ всѣ воспоминанія, записки и замѣтки о Некрасовѣ, то сужденія и мнѣнія о немъ разныхъ лицъ, поразятъ всѣхъ своимъ противорѣчіемъ, а еще болѣе, можетъ быть, поразятъ всѣхъ своимъ противорѣчіемъ различныя дѣйствія и тѣ яко-бы интимныя откровенія, которыя онъ дѣлалъ разнымъ лицамъ. Но тогда личность Некрасова будетъ вполнѣ понята и разъяснена, и не трудно будетъ видѣть, что онъ говорилъ и дѣлалъ дѣйствительно по душѣ и что только рядъ аккомодацій къ обстоятельствамъ и ad hominem. Теперь же всякій одиночный фактъ, вырванный изъ необщественной дѣятельности Некрасова и тѣмъ болѣе изъ quasi интимныхъ его откровеній, можетъ бросать только тѣнь на покойнаго, можетъ быть совсѣмъ не вѣрную, и служить основою для разнаго рода сплетеній и выводовъ, не менѣе оскорбительныхъ для памяти покойнаго, и кромѣ того дающихъ фальшивое освѣщеніе всей его дѣятельности.
   Поясню это примѣрами.
   Г. Суворинъ въ своихъ "Недѣльныхъ очеркахъ и картинкахъ" разсказываетъ, что во время одной своей интимной бесѣды съ покойнымъ Некрасовымъ, онъ слышалъ изъ устъ самого г. Некрасова исповѣдь о томъ, что Некрасовъ главною цѣлію своей дѣятельности въ жизни, такъ сказать, еще отъ ногтей юности, при первомъ вступленіи на литературное поприще поставилъ наживу: "Я, говорилъ Суворину покойный Некрасовъ:-- далъ себѣ слово не умереть на чердакѣ. Нѣтъ, думалъ я, будетъ и тѣхъ, которые погибли прежде меня; я пробьюсь во чтобы то ни стало. Лучше по владиміркѣ пойти, чѣмъ околѣвать безпомощнымъ, забитымъ и забытымъ всѣми". Въ переводѣ на русскій языкъ это значитъ, что Некрасовъ положилъ себѣ цѣлію добывать деньги всѣми возможными средствами, даже и такими, которыя привели бы его къ владиміркѣ. Г. Суворинъ, конечно, говоритъ, что все это прекрасно и что Некрасовъ хорошо сдѣлалъ, что поставилъ себѣ такую цѣль.
   Но этой аттестаціей Некрасова возмутились очень многіе, и прежде всего, конечно, родные, въ особенности же сестра, безпредѣльно его любившая. И кто не возмутится, когда о любимомъ и уважаемомъ имъ другѣ или братѣ будутъ говорить, что онъ дѣйствовалъ въ своей жизни сообразно съ гнусною теоріею, проповѣдуемою г. Суворинымъ въ растлѣніе неопытнаго русскаго юношества... "Но вѣдь надобно же признать, что слова, передаваемыя г. Суворинымъ, были сказаны Некрасовымъ". Да, несомнѣнно было сказано что-нибудь подобное, но въ какой степени точна передача этого сказаннаго г. Суворинымъ неизвѣстно. Два или три лишнихъ, или измѣненныхъ слова могутъ дать совсѣмъ иной смыслъ рѣчи Некрасова. Но еслибы Некрасовъ и сказалъ приведенныя г. Суворинымъ слова въ томъ именно смыслѣ, въ какомъ передаетъ ихъ послѣдній, то, конечно, уже никакъ не для того, чтобы г. Суворинъ повѣдалъ ихъ въ назиданіе другимъ, украсивъ собственною оправдательною, русскою жизненною, какъ онъ выражается, философіею. Люди говорятъ между собою не для печати; мало ли какихъ необдуманныхъ словъ случается обронить въ разговорѣ. Еслибы записывай все, что случается говорить г. Суворину, то даже и русская жизненная философія стала бы въ тупикъ. Удивляться надобно, что изъ интимной бесѣды съ Некрасовымъ, именно мысль о наживаніи денегъ, даже хотя бы это стоило и владимірки, сильнѣе всего напечатлѣлась въ умѣ и сердцѣ г. Суворина, а еще болѣе удивительно, что онъ нетолько счелъ нужнымъ повѣдать объ этомъ всѣмъ, но и озаботился даже оправдательную теорію въ видѣ русской жизненной философіи, для нея подстроить. Это такъ всѣмъ бросилось въ глаза, что "Одесскій Вѣстникъ", напримѣръ нисколько не обинуясь, говоритъ, что г. Суворинъ, "подъ видимымъ оправданіемъ Некрасова, пишетъ самооправданіе".
   Не менѣе, чѣмъ родныхъ, исповѣдь Некрасова, переданная въ редакціи г. Суворина, взволновала и почитателей Некрасова и не могла не взволновать, потому что разомъ уничтожала все значеніе дѣятельности Некрасова. Въ самомъ дѣлѣ, если Некрасовъ не имѣлъ въ виду никакой другой цѣли въ своей дѣятельности, кромѣ наживы, то всѣ его стоны и рыданія о страждущихъ братьяхъ -- одна пустая комедія. Это не болѣе, какъ только выгодное средство для наживы. Еслибъ выгоднѣе было пѣть не славу сытыхъ и угнетающихъ, то Некрасовъ сталъ бы пѣть пѣсни совсѣмъ иного рода. Г. Достоевскій ставитъ вопросъ совершенно вѣрно, когда говоритъ, что если допустить, что цѣлью дѣятельности Некрасова была только нажива, то "что же тогда будутъ означать эти стоны и крики, облеченные въ стихи? Искуство для искуства -- не болѣе и даже въ самомъ пошломъ его значеніи, потому что онъ самъ эти стихи похваливаетъ, самъ на нихъ любуется, ими совершенно доволенъ, ихъ печатаетъ, на нихъ разсчитываетъ: придадутъ, дескать, блескъ изданія, взволнуютъ молодыя сердца. Нѣтъ, если все это оправдывать, да не разъяснивъ, то мы рискуемъ впасть въ большую ошибку и порождаемъ недоумѣніе, и на вопросъ: "кого вы хороните?" мы, провожавшіе гробъ его, принуждены были бы отвѣчать, что хоронили самаго яркаго представителя искуства для искуства, какой только можетъ быть".
   Итакъ, надобно или признать Некрасова комедіантомъ, или доказать, что его поэзія была вполнѣ искренняя, хотя цѣлью его дѣятельности и была нажива. Вотъ эту-то послѣднюю неразрѣшимую задачу и берется разрѣшить г. Достоевскій и, съ Божіею помощію, доплываетъ до берега. Это разрѣшеніе -- въ своемъ родѣ chef d'oeuvre нетолько діалектическаго, но и кабалистическаго искуства.
   Г. Достоевскій начинаетъ съ того, что заявляетъ, что онъ мало зналъ "практическую жизнь" Некрасова, а изъ того, что разсказывали о немъ, онъ половину и даже три четверти считаетъ ложью, вздоромъ и сплетнями. Однако-жь, все-таки говоритъ, и за всѣмъ тѣмъ нѣчто остается. "Что же такое?-- Нѣчто мрачное, темное и мучительное безспорно, потому что что же означаютъ тогда эти стоны, эти крики, эти слезы его, эти признанія, что "онъ упалъ", эта страстная исповѣдь передъ тѣнью матери?" Задавъ себѣ такой вопросъ, г. Достоевскій потомъ, безъ всякихъ дальнѣйшихъ разсужденій и разъясненій, рѣшительно утверждаетъ, что "суть этой мрачной и мучительной половины жизни нашего поэта какъ бы предсказана имъ же самимъ, еще на зарѣ дней его" въ слѣдующихъ стихахъ:
   
   Огни зажигались вечерніе,
   Вылъ вѣтеръ и дождикъ почилъ,
   Когда изъ Полтавской Губерніи
   Я въ городъ столичный вступилъ.
             Въ рукахъ была палка предлинная,
             Котомка пустая на ней,
             На плечахъ шубенка овчинная,
             Въ карманѣ пятнадцать грошей.
   Ни денегъ, ни званья, ни племени,
   Малъ ростомъ и съ виду смѣшонъ,
   Но сорокъ лѣтъ минуло времени --
   Въ карманѣ моемъ милліонъ.
   
   "Милліонъ, восклицаетъ г. Достоевскій:-- вотъ демонъ Некрасова!"
   Суда по этому восклицанію, въ которомъ съ такою самоувѣренностію содержаніе приведенныхъ стиховъ примѣняется къ Некрасову, иной читатель подумаетъ, что эти стихи Некрасовъ написалъ о самомъ себѣ! Ничего не бывало! Стихи эти взяты изъ написанной дѣйствительно давно, еще въ 1846 году, сатиры Секретъ, гдѣ авторъ бичуетъ русскаго кулака, нажившаго въ столицѣ всякими подлостями и воровствомъ милліонъ, который, на смертномъ одрѣ, въ назиданіе и руководство дѣтямъ, разсказываетъ свою исторію, но не успѣваетъ кончить ее, разбитый параличемъ. Дѣти тутъ же начинаютъ драться изъ-за отцовской шкатулки, отецъ все чувствуетъ и видитъ, но, не владѣя своими членами, ничего сдѣлать не можетъ. Кончается сцена тѣмъ, что "братъ поднимаетъ на брата преступную руку свою, и вотъ тебѣ, коршунъ -- заключаетъ поэтъ -- награда за жизнь воровскую твою".
   Какимъ образомъ г. Достоевскій, признающій искренность поэзіи Некрасова, могъ въ стихотвореніи "Секретъ" усмотрѣть личный идеалъ Некрасова, когда послѣдній относится къ выведенному имъ герою съ самымъ суровымъ порицаніемъ -- понять трудно.
   Далѣе г. Достоевскій объясняетъ, что милліонъ -- демонъ-мучитель Некрасова былъ не то, чтобы милліонъ въ собственномъ смыслѣ этого слова, т. е. безграничная жажда золота, роскоши, наслажденій и т. п. Нѣтъ, это былъ только "демонъ гордости, жажда самообезпеченія, потребности оградиться отъ людей твердой стѣной и независимо спокойно смотрѣть на ихъ злость, на ихъ угрозы". "Но этотъ демонъ, говоритъ г. Достоевскій:-- все же былъ низкій демонъ. Такого ли самообезпеченія могла жаждать душа Некрасова, эта душа, способная такъ отзываться на все святое и непокидавшая вѣры въ него. Развѣ такимъ самообеспеченіемъ ограждаютъ себя столь одаренныя души? Такіе люди пускаются въ путь босы и съ пустыми руками и на сердцѣ ихъ ясно и свѣтло. Самообезпеченіе ихъ не въ золотѣ. Золото -- грубость, насиліе, деспотизмъ! Золото можетъ казаться обезпеченіемъ именно той робкой и слабой толпѣ, которую Некрасовъ самъ презиралъ". "Но тѣмъ не менѣе, продолжаетъ г. Достоевскій:-- демонъ осилилъ и человѣкъ остался на мѣстѣ и никуда не пошелъ. За то Некрасовъ и заплатилъ страданіемъ всей жизни своей". И это-то страданіе было, по словамъ г. Достоевскаго, искупленіемъ, очистительной жертвой Некрасова. Хотя онъ никогда не могъ избавиться отъ демона самообезпеченія, но онъ никогда не примирялся съ нимъ; его примиренія были только моментальны, такъ что послѣ нихъ "онъ самъ себя презиралъ за позоръ ихъ, онъ мучился горче и больше, и такъ... во всю жизнь!"
   Что это было дѣйствительно такъ, для г. Достоевскаго неопровержимымъ доказательствомъ служитъ любовь Некрасова къ народу, которая была какъ бы "исходомъ его собственной скорби о себѣ самомъ" (курсивъ въ подлинникѣ). "Въ служеніи сердцемъ своимъ и талантомъ своимъ народу онъ находилъ все свое очищеніе передъ самимъ собой. Народъ былъ настоящею внутреннею потребностію его не для однихъ стиховъ. Въ любви къ нему онъ находилъ свое оправданіе". "А если такъ, то стало-быть онъ и преклонился передъ правдою народною (курсивъ въ подлинникѣ). Если онъ не нашелъ въ своей жизни ничего болѣе достойнаго любви, какъ народъ, то признавалъ и истину народную и истину въ народѣ (курсивъ въ подлинникѣ) и что истина есть и сохраняется лишь въ народѣ. Если не вполнѣ сознательно, не съ убѣжденіемъ признавалъ онъ это, то сердцемъ признавалъ неудержимо, неотразимо".
   Казалось бы, здѣсь и конецъ дѣлу. Такъ или иначе, но оправданіе Некрасову за его слабость передъ демономъ самообезпеченія найдено. Нѣтъ, у г. Достоевскаго существуетъ особаго рода умыселъ насчетъ пріуроченія Некрасова нѣкоторымъ образомъ къ своему полку, и здѣсь сказка только начинается.
   Что значитъ: любить народъ и преклоняться предъ народною правдою, объ этомъ г. Достоевскій имѣетъ свое особенное, совершенно своеобразное представленіе. По нашему, напримѣръ, мнѣнію, любить народъ значитъ видѣть въ немъ совершенно себѣ равнаго, одинаково полноправнаго съ нами брата и желать и стараться дать ему все то лучшее, чего мы желаемъ и сами себѣ. Г. Достоевскій, напротивъ, о любви къ народу изъясняется такимъ образовъ: "Не люби ты меня, а полюби ты мое -- вотъ что скажетъ вамъ всегда народъ, если захочетъ увѣриться въ искренности вашей любви къ нему. Полюбить, т. е. пожалѣть (!?) народъ за его нужды, бѣдность, страданія можетъ и всякій баринъ, особенно изъ гуманныхъ и европейски просвѣщенныхъ. Но народу надо (курсивъ въ подлинникѣ) чтобы не за одни страданія его любили, а чтобы полюбили и его самого (курс. въ подл). Что же значитъ полюбить его самого? (курс. въ подл.). "А полюби ты то, что я люблю, почти ты то, что я чту" -- вотъ что это значитъ и вотъ какъ вамъ отвѣтитъ народъ, а иначе онъ никогда васъ за своего не признаетъ, сколько бы вы тамъ о немъ ни печалились бы". Что-жь изъ этого слѣдуетъ? И евреи Христа не признали, хотя уже никакъ нельзя сомнѣваться въ томъ, что онъ любилъ ихъ. И малолѣтнія дѣти не всегда понимаютъ любовь самымъ искреннимъ образомъ любящаго ихъ отца. По мнѣнію г. Достоевскаго, любить народъ, значитъ: 1) любить (такъ онъ объясняетъ же это на примѣрѣ Пушкина, о которомъ говоритъ, что народа никто такъ не любилъ, какъ онъ) природу русскую до страсти, до умиленія, любить русскую деревню; 2) любить русскую исторію, которую "любитъ и народъ, главное, за то, что въ ней встрѣчаетъ незыблемою ту же самую святыню, въ которую онъ сохранилъ свою вѣру и теперь, несмотря на свои мытарства и страданія". Сюда же входитъ 3) "все міровоззрѣніе народа, сохраняющееся и доселѣ въ его пѣсняхъ, былинахъ, преданіяхъ, сказкахъ, его идеалы героевъ, царей, народныхъ защитниковъ и печальниковъ, образцы мужества, смиренія, любви и жертвы". Мы, конечно? нисколько не сомнѣваемся, что и тотъ поэтъ, который понимаетъ любовь къ народу и преклоненіе передъ правдой народной такъ, какъ мы ее понимаемъ, исполнитъ болѣе или менѣе все то, чего требуетъ г. Достоевскій въ вышеозначенныхъ пунктахъ;, потому что нельзя изобразить иначе міросозерцаніе и состояніе народа, какъ въ тѣхъ самыхъ формахъ, въ какихъ онъ живетъ и движется; мы скажемъ болѣе, что поэтъ по необходимости отнесется ко всему этому болѣе или менѣе любовно, какъ самъ человѣкъ русскій, по той же самой причинѣ, по какой мы относимся любовно къ формамъ дѣтскаго міросозерцанія и состоянія. Но все это будетъ внѣшняя оболочка его поэзіи, а не ядро ея;, ядро же будетъ составлять именно та любовь къ народу и то признаніе народной правды, о которыхъ мы сказали выше. Любоваться картинами русской природы, любить русскую деревню, воспроизводить въ поэтическихъ образахъ символы русской святыни, народное пониманіе русской исторіи, его былины, преданія и т. д., и т. д.-- все это можетъ дѣлать, повторимъ мы слова г. Достоевскаго, и всякій баринъ и даже не изъ гуманныхъ и европейски просвѣщенныхъ и даже съ большимъ удовольствіемъ. Но какая мужику польза изъ этой платонической любви?-- Такъ мужика любили и въ крѣпостное право, и тѣ самые баре, которые гнули его въ дугу, совершенно искренно увлекались и русской природой, и исторической святыней народа, и народными былинами, сказаніями и такъ далѣе, и такъ далѣе. Легче ли было отъ этой любви народу?
   Но такую именно пушкинскую, какъ выражается г. Достоевскій, любовь къ народу онъ находитъ въ "сильнѣйшихъ произведеніяхъ" Некрасова и эта-то именно любовь и служить его очищеніемъ и оправданіемъ за увлеченіе демономъ самообезпеченія. "Чувствами своими къ народу онъ (Некрасовъ) возвышалъ духъ свой. Не что главное, это то, что онъ не нашелъ предмета своей любви между людей, окружавшихъ его, или въ томъ, что чтутъ эти люди или передъ чѣмъ они преклоняются. Онъ отрывался, напротивъ, отъ этихъ людей и уходилъ къ оскорбленнымъ, къ терпящимъ, простодушнымъ, къ униженнымъ, когда нападало на него отвращеніе къ той жизни, которой онъ минутами слабодушно и мрачно отдавался; онъ шелъ и бился о плиты бѣднаго сельскаго русскаго храма и получалъ исцѣленіе".
   Въ этихъ послѣднихъ словахъ весь смыслъ, вся квинтъ-эссенція статьи г. Достоевскаго. И демонъ самообезпеченія, мучившій якобы всю жизнь Некрасова, и вѣчная якобы борьба съ этимъ демономъ, и проистекавшая отсюда якобы именно потребность очищаться въ любви народной, но непремѣнно пушкинской, все это измышлено г. Достоевскимъ не для чего другого, какъ для того, чтобы привести къ этому желанному концу, т. е. къ плитамъ сельскаго храма.
   У Некрасова есть нѣсколько стихотвореній, гдѣ имъ описываются сельскіе храмы или упоминается о нихъ. Обо всѣхъ этихъ стихотвореніяхъ говоритъ и ихъ тщательно выписываетъ "Гражданинъ" въ своемъ некрологѣ Некрасова. Но "Гражданинъ" гораздо откровеннѣе г. Достоевскаго. Онъ прямо говоритъ, что только эти стихотворенія, да тѣ, гдѣ воспѣвается мать, родина, Волга, деревня и другія уцѣлѣвшія изъ дѣтства святыя воспоминанія и чувства и могутъ быть признаны дѣйствительною поэзіею. Остальное все -- многолѣтнее печальное заблужденіе поэта, котораго "заѣла среда" (курсивъ въ подлинникѣ). "Бѣдный Некрасовъ, говоритъ "Гражданинъ":-- сложись его жизнь иначе, разбей и отбрось онъ отъ себя кумиры дня -- тѣхъ двадцати послѣднихъ лѣтъ, когда петербургскій либеральный міръ съ ума сходилъ столько разъ отъ безпочвенныхъ и безъидеальныхъ увлеченій либерализмомъ -- найди онъ близь себя строгихъ судей, сладость семейной и трудовой жизни, съ ея чистыми радостями и облагороживающими печалями, подойди онъ ближе и смѣлѣе къ тому единственному сильному источнику любви и правды, къ которому онъ подходилъ робко и рѣдко, русской церкви -- нѣтъ сомнѣнія, въ полномъ собраніи его стихотвореній перловъ было бы гораздо больше".
   Смерть Некрасова обнаружила странное явленіе. Русское духовенство, которому весьма естественно быть привязаннымъ болѣе другихъ къ внѣшней обрядовой сторонѣ религіи, и въ Петербургѣ, и въ провинціяхъ почтило память поэта такимъ вниманіемъ, какого не оказывало до сихъ поръ ни кому изъ русскихъ писателей, нисколько не смущаясь тѣмъ, что у него только въ нѣсколькихъ стихотвореніяхъ говорится о сельскихъ храмахъ; значитъ въ самомъ духѣ поэзіи Некрасова оно видѣло близость къ христіанской идеѣ. Наши же свѣтскіе клерикалы только тѣ стихотворенія Некрасова и признаютъ, гдѣ есть упоминаніе о внѣшней святынѣ, остальное же, дескать, все заблужденіе, и въ особенности заблужденіе то, что "онъ сталъ, какъ говоритъ "Гражданинъ", "пѣвцомъ какихъ-то (!?) современныхъ народныхъ скорбей, сталъ плакальщикомъ надъ какими-то (!?) страдальцами".
   Положимъ, "Гражданинъ", не строющій нинакихъ теоріи относительно поэзіи Некрасова, можетъ говорить о немъ, что ему угодно: то ему нравится, это ему не нравится -- и дѣло съ концомъ. Но г. Достоевскій, становясь на одну точку зрѣнія съ "Гражданиномъ" относительно поэзіи Некрасова, въ пухъ и прахъ разрушаетъ теорію, построенную имъ для доказательства искренно, сти этой поэзіи. Большая часть стихотвореній Некрасова -- именно стихотворенія тенденціозныя, въ которыхъ г. Достоевскій, по вышеприведенному нами его мнѣнію: что значитъ любить народъ и преклоняться передъ правдой народной, не можетъ признать ни любви къ народу, ни преклоненія передъ его правдой. Слѣдовательно, Некрасовъ вовсе не такъ сильно страдалъ отъ увлеченія своего демономъ самообезпеченія и вовсе не такъ часто чувствовалъ потребность искать своего очищенія и оправданія въ любви къ народу и въ преклоненіи передъ его правдой, какъ это выходитъ по теоріи г. Достоевскаго? Г. Достоевскій чувствовалъ слабость своей теоріи съ этой стороны и для поддержанія ея
   . соорудилъ слѣдующую подпорку: "великое чутье его (Некрасова) сердца подсказывало ему скорбь народную, но еслибы его спросили: "чего же пожелать народу и какъ это сдѣлать?" то онъ, можетъ быть, далъ бы и весьма ошибочный и даже пагубный совѣтъ?" Изъ чего читатель долженъ уразумѣвать, что и фальшивыя стихотворенія Некрасова были искренни въ томъ смыслѣ, что въ нихъ скорбь Некрасова о народѣ была искрення, но что, дескать, какіе они недуги и бѣдствія народа указывали, и въ чемъ указывали исцѣленіе, это бывало зачастую и фальшиво, и зависѣло не отъ него. Отъ кого же?-- А вотъ послушайте:
   "Некрасовъ всю жизнь свою былъ подъ вліяніемъ людей, хотя и любившихъ народъ, хотя и печалившихся о немъ, можетъ быть, весьма искренно, но никогда не признававшихъ въ народѣ правды и всегда ставившихъ европейское просвѣщеніе свое несравненно выше истины духа народнаго. Не вникнувъ въ русскую душу и не зная, чего ждетъ и проситъ она, имъ часто случалось желать нашему народу, со всею любовью къ нему, того, что прямо могло бы послужить къ его бѣдствію. Не они ли въ русскомъ народномъ движеніи за послѣдніе два года не признали почти вовсе той высоты подъема народнаго духа, которую онъ, можетъ быть, въ первый разъ еще выказываетъ въ такой полнотѣ и силѣ и тѣмъ свидѣтельствуетъ о своемъ здравомъ, могучемъ и непоколебимомъ доселѣ живомъ единеніи въ одной и той же великой мысли и почти предузнаетъ самъ будущее предназначеніе свое. И мало того, что не признаютъ правды народнаго движенія, но и считаютъ его почти ретроградствомъ, чѣмъ-то свидѣтельствующимъ о непроходимой безсознательности, о заматерѣвшей вѣками неразвитости народа русскаго. Некрасовъ же, несмотря на замѣчательный, чрезвычайно сильный умъ свой, былъ лишенъ, однако, серьёзнаго образованія, по крайней мѣрѣ, образованіе его было небольшое. Изъ извѣстныхъ вліяній онъ не выходилъ во всю жизнь, да и не имѣлъ силъ выйдти".
   Вотъ вамъ и дружескій цвѣтокъ на гробъ Агаѳона. Чтобы, поддержать свою теорію, г. Достоевскій долженъ былъ сказать, что Некрасовъ, во всю жизнь свою, былъ не болѣе, не менѣе, какъ тряпка. Иначе приведеннаго мѣста и понять нельзя, такъ какъ дѣло идетъ о такомъ вліяніи, которое уничтожаетъ, стираетъ всякую умственную самостоятельность въ продолженіи цѣлой жизни.
   Внѣ вліяній въ обществѣ не состоитъ и не можетъ состоять никто. Но есть разнаго рода вліянія. Когда рѣчь идетъ о вліяніяхъ жизни обыденной, касающихся различныхъ мелочей моральной и матеріальной жизни, то всѣ лица, находящіяся въ тѣхъ или другихъ отношеніяхъ другъ къ другу, несомнѣнно вліяютъ другъ на друга, и иногда это вліяніе является тѣмъ сильнѣе, чѣмъ оно безсознательнѣе принимается и менѣе чувствуется. Но когда рѣчь идетъ о той или другой доктринѣ, о цѣломъ міросозерцаніи, такое вліяніе ни кѣмъ не можетъ быть принято безсознательно, а умомъ сильнымъ никогда не можетъ быть принято и пассивно. А такъ какъ, по словамъ г. Достоевскаго, Некрасовъ имѣлъ умъ не просто сильный, а замѣчательный, чрезвычайно сильный, то если не предположить, что Некрасовъ до того міросозерцанія, которому онъ служилъ цѣлую жизнь, доработался собственнымъ умомъ, а воспринялъ его цѣликомъ чрезъ вліяніе отъ другихъ, надобно во всякомъ случаѣ принять, что онъ подчинился ему ни какъ не пассивно, а съ разсмотрѣніемъ. Была же значитъ въ немъ самомъ какая-нибудь причина, почему онъ присталъ къ лагерю людей, любившихъ народъ не по образцу пушкинскому, не въ смыслѣ г. Достоевскаго, и остался въ этомъ лагерѣ до конца жизни. Вѣдь никто не мѣшалъ и не могъ ему мѣшать идти въ тотъ лагерь или другой, который былъ ему ближе по душѣ, какъ это и сдѣлали его сверстники. Г. Достоевскій воспріимчивость Некрасова къ чужимъ вліяніямъ хочетъ объяснить недостаткомъ въ немъ серьёзнаго образованія. Что такое разумѣетъ г. Достоевскій подъ серьёзнымъ образованіемъ, мы не знаемъ, но мы убѣждены, что Некрасовъ, по своему образованію, вообще стоялъ никакъ не ниже средняго уровня нашихъ литературныхъ кружковъ. Правда, онъ мало учился въ школѣ, не занимался спеціально послѣ школы никакой наукой (и многіе ли этимъ занимались даже изъ литераторовъ позднѣйшаго наслоенія), но что касается до разныхъ доктринъ относительно общественнаго устройства, бывшихъ у насъ въ ходу въ продолженіи послѣднихъ тридцати лѣтъ, о чемъ только и можетъ быть рѣчь въ данномъ случаѣ, то онъ зналъ ихъ не хуже другихъ, даже въ теоретическихъ основаніяхъ, а въ ихъ вліяніи въ практикѣ жизни и въ тѣхъ послѣдствіяхъ, которыми они могутъ отозваться на народномъ благосостояніи и въ значеніи этихъ послѣдствій, зналъ, можетъ быть, даже лучше другихъ. Слѣдовательно, недостатокъ того серьёзнаго образованія, о которомъ говоритъ г. Достоевскій, никакъ не могъ помѣшать Некрасову, при его чрезвычайно сильномъ умѣ, оцѣнить достоинство представлявшихся ему разныхъ доктринъ и заставить его подчиниться чьему то бы ни было вліянію пассивно. Мы скажемъ даже болѣе: мы скажемъ, что то серьёзное образованіе, о которомъ говоритъ г. Достоевскій, понимаемое даже въ самомъ широкомъ смыслѣ этого слова, нетолько никому не можетъ дать самостоятельности мысли -- оно можетъ только выработать и вооружить уже существующую in potentia мысль -- оно даже не можетъ склонить этой мысли къ тому или другому міросозерцанію, потому что образованіе доставляетъ богатую арматуру для всякаго рода доктринъ и всякій изъ этой арматуры избираетъ себѣ то или другое оружіе pro libitu, по выбору своего сердца. Не видимъ ли мы безчисленное множество лицъ съ относительно сильнымъ умомъ, отлично образованныхъ во всѣхъ лагеряхъ, и клерикальномъ и либеральномъ, и радикальномъ -- не у насъ только, но и вездѣ? Далѣе, не видимъ ли мы и такого явленія, что люди нетолько безъ всякаго образованія, но даже безграматные, какъ наши раскольники, собственнымъ умомъ дорабатываются до тѣхъ же самыхъ выводовъ въ области нетолько религіознаго, но и общественнаго міросозерцанія, до котораго доходятъ только крайніе отрицатели на западѣ путемъ долгихъ предварительныхъ теоретическихъ изслѣдованій? Намъ кажется, что умъ каждаго человѣка склоняется къ тому или другому общественному міросозерцанію вовсе не суммою тѣхъ или другихъ научныхъ знаній, а во 1-хъ большею или меньшею собственною ясностію; во 2-хъ сердцемъ человѣка; въ 3 хъ тою средою и обстановкою, среди которой человѣкъ провелъ свое дѣтство и юность. Оттого-то мы и видимъ двоякаго рода радикаловъ: однихъ, которые, дѣлаются радикалами изъ чтенія хорошихъ книжекъ и которые, пока это можетъ занимать ихъ, играютъ иногда роль самыхъ крайнихъ, но которые потомъ въ одно прекрасное утро вдругъ, ни съ того ни съ сего, превращаются нетолько въ самыхъ благонамѣренныхъ консерваторовъ, но даже въ тупыхъ ретроградовъ, и другихъ, которые являются радикалами, не читавъ ни одной хорошей книжки, которые дошли до радикальныхъ воззрѣній собственнымъ умомъ, вслѣдствіе той среды и обстановки, которая ихъ окружала, и которымъ хорошія книжки служатъ только для уясненія и систематизаціи собственныхъ мыслей.
   Нѣтъ сомнѣнія, что и Некрасовъ добирался до воззрѣній того лагеря, къ которому принадлежалъ, не по книжкамъ, а своей собственной мыслью, хотя и не безъ стороннихъ указаній. Но указанія для него были не болѣе какъ толчкомъ, который только заставлялъ его мысль приводить въ сознаніе и ясность, что уже лежало въ ней in potentia. Не надобно забывать, что Некрасовъ развивался въ то время, когда эти указанія или толчки нужны были для каждаго даже и крупнаго таланта. Тогда было не то, что теперь. Теперь всякій понимаетъ цѣль, къ которой должна стремиться литература, и талантъ сильный не можетъ нуждаться въ указаніи ему пути; онъ можетъ нуждаться развѣ только въ оцѣнкѣ своей силы. Тогда при оцѣнкѣ всѣхъ литературныхъ произведеній исключительно съ эстетической точки зрѣнія, при чистомъ хаосѣ эстетическихъ теорій, появляющійся талантъ находился въ рѣшительной темнотѣ: какой дорогой ему идти и необходимо нуждался въ личномъ руководствѣ. Недаромъ Бѣлинскій, при всей шаткости своихъ эстетическихъ воззрѣній, но одаренный здравымъ чутьемъ, былъ чѣмъ-то въ родѣ диктатора въ оцѣнкѣ художественныхъ произведеній. По его указаніямъ выступилъ и Некрасовъ на свою настоящую дорогу. Въ своихъ первыхъ стихотвореніяхъ Некрасовъ является чисто представителемъ нашей поэзіи XVIII вѣка, какъ это можно судить по стихотворенію: Истинная мудрость, взятому "Гражданиномъ" изъ книжки "Мечты и Звуки", появившейся въ 1840 году. Эти стихотворенія, и по внутреннему содержанію и по стиху, чистое подражаніе Ломоносову; даже доказательства безсилія человѣческаго ума взяты изъ той же книги Іова, изъ которой они заимствованы и Ломоносовымъ въ одной его одѣ.
   
   О не кичись средь гордыхъ думъ,
   Толпой безсмысленныхъ догадокъ,
   Мудрецъ! предъ Богомъ прахъ -- твой умъ:
   Твои открытія случайны.
   Тебѣ повѣрилъ ли эфиръ
   Свои божественныя тайны.
   Свою судьбу сказалъ ли міръ?
   Дала ли жизнь тебѣ способность
   Постичь хоть самого себя?
   Ясна-ль очамъ твоимъ загробномъ,
   Дно моря свѣтло-ль для тебя?
   Понятны-ль дивныя явленья
   Въ природѣ неба и земли --
   Пути планетъ, міровъ движенья,
   Буранъ, что топитъ корабли,
   Утроба горъ, что родитъ злато
   Иль мещетъ пламень и пожаръ?
   Всезнанья жаждою богатый,
   Ты угадалъ ли тайну чаръ,
   Во снѣ тебѣ дающихъ крылья?
   Въ себѣ ты понялъ ли, скажи,
   Боренье силы и безсилья,
   Ничтожность тѣла, мощь души? и т. д.
   
   Далѣе поэтъ говоритъ мудрецу, что "нѣтъ славы въ дерзкомъ покушеньи непостижимое постичь" и совѣтуетъ: "съ мольбой возьмись за трудъ по силѣ, путь ко знанью вѣрой освяти, и съ этимъ факеломъ къ могилѣ, всего отгадчицѣ, гряди" и т. д. Замѣтьте, что о книжкѣ: "Мечты и звуки", а слѣдовательно, и объ этомъ стихотвореніи признанный тогда всѣми цѣнитель художественныхъ произведеній, Плетневъ, въ "Современникѣ" сдѣлалъ самый лестный отзывъ, сказавъ, что эта "книжка полна мысли, чувства и картинъ" и что "въ каждой піесѣ чувствуется созданіе мыслящаго ума или воображенія". При такомъ отзывѣ, сдѣланномъ цѣнителемъ Пушкина и Гоголя и другомъ ихъ, было отчего придти въ восторгъ молодому поэту и продолжать творить въ томъ же родѣ. Но въ 1845 году, Некрасовъ является уже послѣдователемъ натуральной школы, очевидно, подъ вліяніемъ Бѣлинскаго. Въ этомъ году появились его: "Современная ода", "Пьяница", "Отрадно видѣть, что находитъ", а въ 46 году "Въ дорогѣ", "Огородникъ", "Тройка" и даже "Родина" -- этотъ, можно сказать, проспектъ и компендіумъ всей будущей поэзіи Некрасова. О послѣдующихъ годахъ и говорить нечего. Впрочемъ, въ эти годы Бѣлинскій, руководившій нашимъ литературнымъ движеніемъ, такъ выросъ, что, по своему міросозерцанію, на сколько оно выражено въ письмѣ его къ Гоголю и нѣкоторыхъ письмахъ къ его дузьямъ, можетъ быть смѣло причисленъ къ писателямъ нашего недореформеннаго, а послѣ реформеннаго періода. Надобно удивляться, что лица, принадлежавшія къ его кружку, и благоговѣвшія передъ нимъ, какъ передъ учителемъ, не примѣтили, что учитель ихъ переѣхалъ на другой берегъ и остались тамъ же, гдѣ и были, принявъ потомъ крестьянскую реформу за конецъ, а не начало дѣла. Скорѣе объ этихъ людяхъ, хотя они были и съ талантомъ, а нѣкоторые и европейски образованы, можно сказать, что они были подавлены первоначальнымъ вліяніемъ Бѣлинскаго и, при всей своей талантливости, не имѣли ни столько самостоятельности, ни широты мысли, чтобы понять ту безконечную перспективу для ихъ дѣятельности, которая открывалась послѣ новаго шага, сдѣланнаго ихъ учителемъ, а никакъ не о Некрасовѣ.
   Отрицать самостоятельность мысли въ Некрасовѣ, утверждать, что большая часть его стихотвореній написаны по чужимъ внушеніямъ, которыя воспринимались имъ пассивно по недомыслію, вслѣдствіе неразвитости -- значитъ нетолько унижать, но и совершенно уничтожить всякое значеніе Некрасова, низводить его на степень искуснаго стихослагателя и риѳмача, ставить ниже Фета, Майкова, и т. д., потому что такъ или иначе послѣдніе поютъ все-таки, что Богъ имъ на душу положитъ, а не чужія мысли перелагаютъ въ стихи. Правда, нѣкоторые, въ виду соображеній чисто личнаго характера, отрицая самостоятельность поэтической дѣятельности Некрасова, стараются возвысить его значеніе, какъ образцоваго редактора, умѣвшаго выбирать себѣ сотрудниковъ, держать себя по отношенію къ нимъ умѣючи и искусно проводитъ свой журналъ черезъ разныя Сциллы и Харибды. Но вѣдь это все такія достоинства, которыми могутъ обладать и многіе ловкіе люди. Одно будетъ затрудненіе -- выборъ сотрудниковъ, но и то -- дѣло не особенно важное: ужь если человѣкъ настолько понятливъ, что пишетъ стихи съ чужихъ словъ, то еще легче ему подсказать, какихъ сотрудниковъ выбирать. Нѣтъ, если мы разъ допустимъ, что Некрасовъ -- не болѣе, какъ искусный стихослагатель, пѣвшій съ чужаго голоса и на чужія тэмы, то исчезаетъ всякое его значеніе. Россія или вовсе не знала Некрасова редактора и журналиста, или въ этомъ качествѣ не давала ему никакого особеннаго значенія. Россія знала и цѣнила Некрасова только, какъ поэта, и въ этомъ только смыслѣ значеніе Некрасова было громадно и останется незамѣнимымъ для нея до появленія новаго подобнаго поэта. Одинъ изъ петербургскихъ корреспондентовъ газеты "Обзоръ", разсматривая мнѣнія, высказанныя нѣкоторыми критиками, въ томъ числѣ и г. Достоевскимъ объ односторонности поэзіи Некрасова (объ этомъ см. ниже), а также о большемъ значеніи Некрасова, какъ редактора, чѣмъ какъ поэта, весьма справедливо говоритъ: "представьте себѣ, что у насъ нѣтъ и не было Некрасова; у насъ есть "Записки охотника" И. С. Тургенева, ранніе разсказы Л. Толстаго, "Записки" Аксакова, "Бѣдные люди" Достоевскаго, "Мертвыя Души" Гоголя, словомъ, у насъ есть все самое образцовое въ художественномъ отношеніи; и нѣтъ Некрасова, нѣтъ его мужиковъ, бабъ, колодниковъ, бурлаковъ и проч. Представьте себѣ это -- и вы, я думаю, согласитесь, что, какъ ни замѣчательны въ художественномъ отношеніи вышепоименованныя произведенія, но едвали они были бы въ состояніи такъ опредѣленно направить умъ и сердце нарождавшагося поколѣнія, какъ это сдѣлалъ грубый, неуклюжій, однотонный стихъ Некрасова. Въ виду этого, я никакъ не могу согласиться съ сотрудникомъ "Обзора", перу котораго принадлежитъ статья о Некрасовѣ, что извѣстностію. популярностію онъ обязанъ не литературной, а журнальной дѣятельности. Нѣтъ! еслибъ "въ годину горя" русское общество оставалось съ вышеупомянутыми дарованіями, а мѣсто Некрасова, какъ поэта, было занято существующими до сихъ поръ его сверстниками, со включеніемъ "Лихача-кудрявича" Кольцова -- даже самая мысль, понятіе о томъ, что такое означаетъ хотя бы слово гражданинъ -- долго бы, очень долго не вошло въ русское общество, та есть въ толпу, въ массу". Я думаю, мысль эту нельзя не признать вполнѣ вѣрною. А если.. такъ, то ясно, что, предположивъ, что Некрасовъ былъ только версификаторъ, писавшій стихи съ чужихъ словъ и на заданныя тэмы, надобно принять, что онъ нисколько неповиненъ въ томъ именно, за что его чтила и чтитъ вся Россія.
   Мнѣ могутъ сказать, что я понимаю слова Достоевскаго о вліяніи на Некрасова людей его лагеря слишкомъ грубо, буквально, что г. Достоевскій вовсе не хотѣлъ сказать того, что Некрасову давались тэмы и подсказывались самыя мысли, которыя излагать слѣдуетъ; а что теоріи, проповѣдуемыя людьми его лагеря, несомнѣнно должны были восприниматься и Некрасовымъ, находившимся въ постоянномъ съ ними обращеніи, что, находись Некрасовъ въ другомъ лагерѣ, что при другихъ условіяхъ, было возможно для мало развитаго Некрасова, онъ, окруженный другими людьми, пѣлъ бы другія пѣсни, совершенно противоположныя.
   Да, правда, г. Достоевскій не понимаетъ такъ грубо и буквально вліяніе, которое имѣли, по его словамъ, на Некрасова люди его лагеря, но суть дѣла остается таже; притомъ я имѣлъ въ виду не одного г. Достоевскаго, а и другихъ. А другіе понимали это вліяніе именно въ такомъ грубомъ, буквальномъ смыслѣ. Вотъ что, на примѣръ, пишетъ неизвѣстный авторъ некролога Некрасова въ томъ же "Обзорѣ": "Паденіе "Современника" уронило и дарованіе Некрасова: всѣ его послѣдующія произведенія отличаются уже ходульностью замысла, недодѣланностью формы и избитостью сюжета. Рѣдкія изъ нихъ возвышаются надъ массою риѳмованныхъ замѣтокъ, въ такомъ изобиліи фабрикуемыхъ на заводахъ гг. Минаевыхъ и комп. Это обстоятельство въ значительной степени подтверждаетъ увѣреніе г. Антоновича (см. "Матеріалы для характеристики современной русской литературы"), что тэмы произведеній Некрасова внушались ему людьми, составлявшими силу его журнала. До какой легкости довелъ Некрасовъ въ себѣ эту способность ассимиляціи чужихъ мыслей и образовъ, подтверждаетъ, впрочемъ, и другой литературный фактъ. Извѣстное стихотвореніе Некрасова "Осторожность", очерчивающее положеніе пишущей братіи послѣ уничтоженія предварительной цензуры, дословно списано съ этюда г. Суворина: "Всякіе", напечатаннаго въ "Петербургскихъ Вѣдомостяхъ" въ 1866 г." -- Надобно сказать, что и въ цитируемыхъ авторомъ "Матеріалахъ" нѣтъ ничего подобнаго тому, что онъ говоритъ; тамъ нигдѣ не говорится, чтобы сотрудники внушали Некрасову тэмы, а говорится только, что "Некрасовъ обладаетъ удивительною способностію пользоваться чужими мыслями для своихъ стихотвореній", "что онъ чувствителенъ и воспріимчивъ къ оригинальнымъ мыслямъ и чувствамъ, выражаемымъ другими, что онъ ловитъ ихъ, можно сказать, на лету, что для него достаточно одного намека" -- чтобы овладѣть чужою мыслью и чувствомъ и потомъ дать имъ поэтическую обработку. Это совсѣмъ не то, чтобы Некрасовъ получалъ заданную тэму для поэтической обработки, чтобы тэма ему внушалась, какъ говоритъ авторъ некролога. Но и этой своей мысли въ недавней статьѣ: "Причины неудовлетворительнаго состоянія нашей литературы" ("Слово" No 2) г. Антоновичъ даетъ нѣсколько иную редакцію. "Николай Алексѣевичъ, говоритъ онъ:-- стоялъ очень близко къ Бѣлинскому въ послѣдній періодъ его дѣятельности и. конечно, могъ хорошо знать и понимать его идеи. Точно также онъ видѣлъ и понималъ то, что идеи Добролюбова съ товарищами составляютъ не извращеніе, а дальнѣйшее развитіе идей Бѣлинскаго. Конечно, только вслѣдствіе этого, онъ могъ отдать свой журналъ Добролюбову съ товарищами и самъ работало въ одномъ духѣ съ ними. Что они проводили въ своихъ стать ихъ, то онъ пѣлъ въ своихъ стихотвореніяхъ; за кого они вступались прозою, за тѣхъ онъ вступался въ стихахъ, и имъ и ему были дороги всѣ страждущіе, обремененные, обездоленные, оскорбленные и униженные, онъ рисовалъ картину страданій мужи къ строившаго желѣзныя дороги и качавшаго на рукахъ благодѣтеля-подрядчика, а они клеймили желѣзнодорожныхъ строите лей, производившихъ опыты отъученія своихъ рабочихъ отъ пищи и т. д. Здѣсь говорится уже о единствѣ и солидарности воззрѣній между Некрасовымъ и его сотрудниками, естественно обусловливавшемъ единство и солидарность ихъ произведеній. Впрочемъ и въ первой редакціи личная, свободная иниціатива у Некрасова не отнимается. А это главное. Человѣческая мысль, выраженная ли устно, или подробно развитая въ томъ или другомъ произведеніи, можетъ также производить впечатлѣніе на поэта и вдохновлять его, какъ и явленія природы и явленія общественной жизни. Потому, если поэтъ беретъ ту или другую мысль, то или другое событіе, изложенныя въ прозѣ, и даетъ имъ поэтическую обдѣлку, то онъ совершенно въ своемъ правѣ. Въ похищеніи можно обвинить его только тогда, когда онъ взятую кѣмъ-нибудь для поэтической обдѣлки извѣстную мысль или извѣстное событіе и уже получившія для такой обдѣлки тотъ или другой опредѣленный остовъ, присвоитъ къ себѣ. Въ противномъ случаѣ, Пушкина надобно было бы обвинить въ похищеніи "Бориса Годунова" у Карамзина, и т. п. Другое дѣло, когда о поэтѣ говорятъ, что онъ не свободно, но какъ ученикъ, беретъ тэмы у другихъ для обдѣлки, какъ говоритъ "Обзоръ", о Некрасовѣ, или что онъ постоянно, по недостатку развитія, подчиняется мысли другихъ, какъ утверждаетъ г. Достоевскій, и отсюда выводятъ заключеніе, что Некрасовъ при другихъ условіяхъ могъ бы быть въ другомъ лагерѣ и пѣть другія пѣсни. Ипотеза эта, во-первыхъ, ни на чемъ не основана, а во-вторыхъ -- совершенно праздная. Условія во все время поэтической дѣятельности Некрасова были таковы, что онъ могъ пристать къ какому угодно лагерю, и во многихъ отношеніяхъ въ лагерѣ г. Достоевскаго и "Гражданина" ему было бы гораздо удобнѣе быть, чѣмъ въ томъ, гдѣ онъ былъ; слѣдовательно, если, несмотря на многія неудобства, Некрасовъ остался все-таки въ томъ лагерѣ, гдѣ былъ, то значитъ, что это было ему по душѣ, что онъ свободно хотѣлъ тутъ быть. Вѣдь не будетъ же г. Достоевскій утверждать, что Некрасовъ постоянно до конца жизни былъ не развитъ, что во всю жизнь свою онъ не могъ понять той мудрости, которая исповѣдуется въ другихъ лагеряхъ, ну, хоть бы въ лагерѣ г. Достоевскаго и "Гражданина". А затѣмъ, возможны ли были такія условія, при которыхъ Некрасовъ перешелъ бы въ другіе лагери -- это вопросъ совершенно не разрѣшимый и потому совершенно праздный. Есть люди, которые за свои убѣжденія охотно пойдутъ въ тюрьму, ссылку, на смерть, и т. д., и есть другіе, которые легко отступятся отъ нихъ, въ виду пріобрѣтенія сотенъ тысячъ, славословія толпы, достиженія уваженія у высокопоставленныхъ лицъ, и т. п. Но все это зависитъ уже не отъ присутствія или отсутствія самостоятельности мысли въ личности, а чисто отъ ея нравственнаго характера, для оцѣнки котораго въ Некрасовѣ не имѣется достаточныхъ данныхъ, да еслибы они и были, то, во всякомъ случаѣ, подобная оцѣнка была бы не своевременна.
   Теперь я обращусь къ оцѣнщикамъ поэзіи Некрасова -- эстетикамъ. Они также принесли вѣнокъ на могилу его, въ качествѣ, конечно, его почитателей; по крайней мѣрѣ, о г. Марковѣ, печатающемъ свои статьи въ "Голосѣ", я могу смѣло это утверждать, иначе бы здѣсь ихъ не стали печатать. Что касается до Евг. Бѣлова, то написана ли статья его, помѣщенная въ "С.-Петербургскихъ Вѣдомостяхъ", изъ уваженія къ памяти Некрасова или изъ не уваженія, это остается подъ сомнѣніемъ. Впрочемъ, г. Евг. Бѣловъ давно уже представляетъ собою въ литературѣ человѣка, перевернутаго вверхъ ногами, и потому, что бы онъ ни думалъ, это все равно, и мы можемъ оставить его въ покоѣ; но и съ г. Марковымъ мы вовсе не намѣрены препираться о его личномъ эстетическомъ вкусѣ, а хотимъ сдѣлать только небольшую замѣтку о пріемахъ его критики.
   Относительно критики существуетъ давно всѣмъ извѣстное и всѣми признанное правило, что всякое произведеніе должно быть разсматриваемо прежде всего съ точки зрѣнія той цѣли, которую имѣлъ въ виду авторъ. Критика должна рѣшить: а) достойную ли цѣль имѣлъ въ виду авторъ и б) достигалъ ли или могъ ли достигать цѣли, имъ предположенной. Насчетъ цѣли поэзіи Некрасова не можетъ быть сомнѣнія. Она указана имъ самимъ прямо и ясно въ очень многихъ его стихотвореніяхъ. Цѣль эта была дѣйствовать на развитіе общественнаго смысла и чувства въ извѣстномъ направленіи. Достигалъ ли Некрасовъ предположенной цѣли? Да, несомнѣнно достигалъ; этого не будетъ отрицать и г. Марковъ. На стихахъ Некрасова воспитались смыслъ и чувство многихъ поколѣній именно въ томъ направленіи, котораго онъ желалъ. Помянутый нами выше корреспондентъ "Обзора" говоритъ, что безъ стиховъ Некрасова самая мысль, понятіе о томъ, что такое означаетъ хотя бы слово "гражданинъ" -- долго бы, очень долго не вошло въ русское общество, въ толпу, массу. Слѣдовательно, стихи Некрасова должны быть разсматриваемы главнымъ образомъ и прежде всего со стороны своего содержанія, и именно соотвѣтствія съ той цѣлію, которую авторъ имѣлъ въ виду; форма въ нихъ -- дѣло второстепенное. Смѣшно бы было рѣчи боеваго генерала, которыми онъ воодушевлялъ войска на бой и, благодаря имъ, одержалъ множество побѣдъ, разсматривать чисто съ эстетической точки зрѣнія. Можетъ быть, онѣ въ эстетическомъ отношеніи были и плохи, но онѣ побѣду доставили. А онѣ только для этого и говорились. Точно тоже должно сказать о стихахъ Некрасова. Можетъ, они были и очень плохи съ эстетической точки зрѣнія, но они своей цѣли достигали. Слѣдовательно, было въ нихъ нѣчто такое, что дѣйствовало на умъ и сердце въ желаемомъ поэтомъ направленіи. Вотъ на эту-то внутреннюю силу стиховъ Некрасова и долженъ былъ прежде всего г. Марковъ, какъ критикъ, обратить свое вниманіе, разъяснить ее и показать публикѣ. Потомъ онъ могъ уже говорить и о недостаткахъ формы.
   Но г. Марковъ до того не понимаетъ своей задачи, что то, что должно быть поставлено въ высшее достоинство Некрасову, именно, что онъ, до самой смерти, всѣ свои произведенія направлялъ къ одной цѣли, которою задался, онъ, г. Марковъ, вмѣняетъ ему это въ самый главный, величайшій недостатокъ -- это именно однотонность его пѣсенъ. Поэтъ, пѣвшій всю жизнь о народныхъ страданіяхъ, гордится тѣмъ, что онъ это жгучее, святое безпокойство за жребій народа донесъ до сѣдинъ", и въ своихъ предсмертныхъ пѣсняхъ жалѣетъ только о томъ, что онъ не могъ пѣть никогда даже и вполголоса, и въ заключеніе желаетъ, "хоть бы на прощаньи въ открытое море, въ море царящаго зла, прямо и смѣло позволили бы ему направить лодку"; очевидно, что въ томъ, что онъ пѣлъ, онъ видитъ задачу своей жизни! А критики-эстетики хоромъ кричатъ: Какое однообразіе! То ли дѣло Пушкинъ и т. д. "Позвольте, говорятъ имъ:-- да поймите, что Некрасовъ преслѣдовалъ свои цѣли, которыхъ не имѣлъ въ виду Пушкинъ. Достигалъ ли онъ? вотъ въ чемъ вопросъ".-- Отвѣчаютъ: "Положимъ, что достигалъ, но все-таки некрасиво", и г. Марковъ, не обинуясь, говоритъ, что тенденція загубила талантъ Некрасова, "къ несчастію, для таланта Некрасова, къ огорченію для истинныхъ друзей этого таланта и къ потерѣ для литературы и общества", и что "никто, какъ Некрасовъ, не доказалъ съ такою побѣдоносною очевидностію, обязательную силу для поэта эстетическихъ принциповъ, какъ вождь и глава той школы нашихъ поэтовъ, которая стремилась совершенно подчинить художественныя условія творчества полезности идеи, честности мотива и тому подобнымъ внѣхудожественнымъ принципамъ". Поднимается, какъ видитъ читатель, старый вопросъ о томъ: должно ли искуство вообще и поэзія въ частности служить для цѣлей жизни, или поэтъ долженъ пѣть, wie der Vogel singt -- вопросъ, давно рѣшенный. Мы не понимаемъ только, почему г. Марковъ школу, которая обязательнымъ служеніемъ для искуства ставитъ служеніе для жизни, выдѣляетъ, какъ какую-то особенную школу. У насъ теперь только эта школа и есть, а другой нѣтъ школы. Есть, правда, эпигоны-критики и эпигоны-поэты, продолжающіе настаивать на прежнемъ принципѣ искуства для искуства, но вѣдь и при появленіи Пушкина и даже Гоголя были писатели-критики, которые стояли горой за державинскую поэзію. Вопросъ объ искуствѣ для искуства благополучно пройденъ еще Бѣлинскимъ, руководителемъ нашей такъ называемой натуральной школы. Г. Тургеневъ говоритъ, что уже въ 1843 году, когда онъ познакомился съ Бѣлинскимъ, Бѣлинскій не былъ поклонникомъ искуства для искуства; "да оно и не могло быть иначе, прибавляетъ г. Тургеневъ:-- по всему складу его образа мыслей". О позднѣйшихъ годахъ дѣятельности Бѣлинскаго и говорить нечего. Въ "Бѣлинскомъ" г. Пыпина приведено одно замѣчательное письмо Бѣлинскаго къ Боткину изъ 1847 года. Дѣло идетъ объ "Антонѣ Горемыкѣ" г. Григоровича, повѣсти, отъ которой Бѣлинскій былъ въ восторгѣ, но въ которой Боткинъ находилъ длинноты... "Ты -- сибаритъ-сластёна, пишетъ по этому поводу Бѣлинскій Боткину... Тебѣ, вишь, давай поэзіи да художества, тогда ты будешь смаковать и чмокать губами. А мнѣ поэзіи и художественности нужно не болѣе, какъ на столько, чтобы повѣсть была истинна, т. е. не впадала въ аллегорію, или не отзывались диссертаціею. Главное, чтобы она вызывала вопросы, производила на общество нравственное впечатлѣніе. Если она достигаетъ этой цѣли и вовсе безъ поэзіи и творчества, она для меня тѣмъ не менѣе интересна. Разумѣется, если повѣсть возбуждаетъ вопросы и производитъ нравственное впечатлѣніе на общество, при высокой художественности, тѣмъ она для меня лучше: но главное у меня все-таки въ дѣлѣ, а не изяществѣ. Будь повѣсть хоть разхудожественная, да если въ ней нѣтъ дѣла -- я къ ней совершенно равнодушенъ (біографъ замѣчаетъ, что здѣсь въ подлинникѣ гораздо болѣе энергическое выраженіе)... Я знаю, что сижу въ односторонности, но не хочу выходить изъ нея, и жалѣю о тѣхъ, кто не сидитъ въ ней. Вотъ почему въ Антонѣ я не замѣтилъ длиннотъ, или лучше сказать упивался длиннотами"... Далѣе Бѣлинскій говоритъ, что какъ ни понравился ему "Антонъ Горемыка", но перечитывать его онъ не будетъ; потому что, говоритъ, "ни одна русская повѣсть не производила на меня такого страшнаго, гнетущаго, мучительнаго, удушающаго впечатлѣнія: читая ее, мнѣ казалось, что я въ конюшнѣ, гдѣ благонамѣренный помѣщикъ поретъ и истязуетъ цѣлую вотчину -- законное наслѣдіе благородныхъ предковъ"... Вотъ взглядъ Бѣлинскаго на то, какимъ цѣлямъ должна служитъ поэзія. Мнѣніе Добролюбова по этому предмету приводить, я думаю, не нужно: оно слишкомъ хорошо всѣмъ извѣстно и вполнѣ совпадаетъ съ взглядомъ Бѣлинскаго. Теперь приведемъ мнѣніе по этому предмету юнѣйшаго поколѣнія. Къ этому поколѣнію относится, по всей видимости, вышеупомянутый мною корреспондентъ "Обзора", и вотъ какъ онъ разсуждаетъ о монотонности стиховъ Некрасова: "Въ ту минуту, когда пишутся эти строки, въ кругу знатоковъ и оцѣнщиковъ литературныхъ достоинствъ, раздавателей лавровыхъ вѣнковъ литературнымъ дарованіямъ, словомъ, въ кругу людей, выдающихъ литературнымъ писателямъ права на входъ не въ храмъ славы (такого у насъ нѣтъ), а просто... въ христоматію для среднихъ учебныхъ заведеній, идутъ ожесточенные толки о томъ: куда въ этомъ храмѣ -- христоматіи -- дѣть покойнаго поэта, куда, на какую полку поставить его -- рядомъ ли съ Пушкинымъ и Лермонтовымъ, промежду ихъ, или выше, или ниже... Они мѣряютъ неумолимою мѣркою литературныхъ пріемщиковъ, и въ большинствѣ случаевъ находятъ, что Некрасовъ не подходитъ подъ мѣрку, ниже ростомъ; причемъ этотъ ростъ опредѣляютъ такимъ выраженіемъ"Тамъ (у Пушкина) море звуковъ, а у Некрасова -- одна нота, которую онъ и тянулъ всю жизнь". "Какое однообразіе, скажетъ довѣрчивый читатель -- тянуть одну ноту и при томъ "всю жизнъ!" Тутъ все на вершки, какъ у настоящихъ рекрутскихъ пріемщиковъ, одинъ вершокъ, четыре вершка, одна нота, три ноты, море звуковъ... Такъ ли это? У кого было больше нотъ и звуковъ -- у Овидія ли, положимъ, или у плохо граматнаго изъ проповѣдниковъ? Гдѣ была отдѣлка, блескъ, изящество формы, глубокое знаніе человѣческой натуры -- у римскихъ ли писателей, или у современныхъ имъ монотонныхъ проповѣдниовъ? Разумѣется, у первыхъ, а не у вторыхъ, и еслибы г. Бѣловъ, нынѣ оцѣнивающій литературную дѣятельность Некрасова, сталъ сравнивать классическихъ писателей съ людьми идеи, то послѣдніе непремѣнно оказались бы и узкими, однообразными, неумѣлыми, пишущими деревяннымъ языкомъ, съ весьма слабыми понятіями даже о граматности, а у языческихъ писателей оказалось бы все, т. е. то же самое "море звуковъ". Съ этой точки зрѣнія -- разнообразія, шири и отдѣлки -- даже Фетъ, даже Минаевъ, не говоря о Полонскомъ, объ А, Толстомъ, въ тысячу разъ выше всѣхъ такихъ проповѣдниковъ, всю жизнь тянувшихъ одну ноту. Но здѣсь читатель Несомнѣнно остановитъ меня негодующимъ вопросомъ: "Какъ! скажетъ онъ:-- вы... вы приравниваете Некрасова, который, который, который и т. д. къ служителямъ идеи?-- Нѣтъ, рѣшаюсь я успокоить взволнованнаго читателя:-- сохрани Богъ! Я только желалъ бы, чтобы господа цѣнители и судьи обратили вниманіе на качество ноты; я соглашаюсь съ ними вполнѣ, что она однообразна, я только прошу опредѣлить: какая именно эта нота, и когда, при какихъ условіяхъ, гудѣла она? Останавливаясь на вопросѣ только о качествахъ некрасовской ноты, я спрашиваю всякаго безпристрастнаго человѣка: не была ли эта нота явленіемъ сильнымъ и въ высшей степени самостоятельнымъ, если принять во вниманіе, что она звучала вовсе не такъ, какъ гремѣла ораторія (море звуковъ!) обострившагося крѣпостничества, взяточничества, пьяная оргія откуповъ? Говорятъ, что Некрасовъ былъ весь выработанъ вліяніемъ во сто разъ болѣе его сильныхъ литературныхъ дѣятелей 40-хъ годовъ; не споря съ этимъ (такъ какъ и эти сильные дѣятели также, навѣрное, обязаны въ развитіи своей силы чему нибудь или кому нибудь), я спрашиваю: у кого изъ нихъ была такая смѣлость, чтобы не побояться громко и во всеуслышаніе заговорить о бѣдствующемъ народѣ? А въ этомъ именно и состояла нота Некрасова, и я не могу себѣ представить, что было бы съ развитіемъ слѣдующаго поколѣнія, еслибы изъ вышеупомянутой ораторіи именно эта нота, и въ томъ тонѣ, какой придалъ ей Некрасовъ, была исключена или отсутствовала вовсе?".
   Вотъ три взгляда трехъ различныхъ поколѣній на теорію искуство для искуства. Сущность ихъ одинакова, но суровость отношенія къ чистымъ искусникамъ годъ отъ году возрастаетъ. Добролюбовъ жостче относился къ безцѣльной поэзіи, чѣмъ Бѣлинскій; юнѣйшее поколѣніе не ставитъ ея въ грошъ. Это не то значитъ, чтобы юнѣйшее поколѣніе отрицало искуство, нѣтъ, оно требуетъ только, чтобы искуство не было безцѣльно, чтобы оно служило на пользу людей. И этому нельзя не порадоваться. Всякій талантъ, употребляющій свои силы на омраченіе общественнаго смысла, на растлѣніе нравовъ, есть не пріобрѣтеніе для людей, а общественное бѣдствіе, надъ уничтоженіемъ всѣхъ вредныхъ послѣдствій котораго приходится иногда трудиться не одному поколѣнію.
   Обращаясь собственно къ художественной критикѣ г. Маркова, можно сказать одно: да проститъ его Аллахъ за то, что онъ имѣетъ слабость считать себя художественнымъ критикомъ и браться за это дѣло! У Некрасова дѣйствительно мало стихо* твореній, которыя можно назвать вполнѣ художественными; большею частію мысль и тенденція въ нихъ выходятъ изъ рамки и нарушаютъ красоту формы. Но, чтобы судить объ ихъ художественности или нехудожественности, надобно установить какое-нибудь начало, опереться на какую нибудь эстетическую теорію, которыхъ такъ много. Г. Же Марковъ нетолько не имѣетъ подобныхъ знаній, но, повидимому, и не предчувствуетъ, что они есть. Онъ до того невиненъ въ этомъ отношеніи, что счелъ нужнымъ, въ видѣ новости, никому до сихъ поръ неизвѣстной, помѣстить въ своей критикѣ особый трактатъ о томъ, что сатира въ наше время, "такъ же какъ и диѳирамбъ, какъ и похвальная ода не должна существовать, какъ самостоятельный отдѣлъ поэтическихъ произведеній". Этотъ трактатъ могъ бы служить наилучшимъ украшеніемъ реторики каждаго современнаго Бургія, а г. Марковъ бросаетъ громы и молніи въ старыя риторики и піитики, нисколько не подозрѣвая, что онъ самъ именно не что иное и есть, какъ современный Бургій. Вся художественная критика г. Маркова состоитъ въ томъ, что онъ выписываетъ замѣченныя имъ въ нѣкоторыхъ стихотвореніяхъ Некрасова преувеличенія, фразы неудачныя, неточныя или реторическія. Критика эта невольно напомнила намъ критику подвизавшагося въ покойномъ "Москвитянинѣ", помнится, г. Покровскаго, который поставилъ себѣ обязанностію блюсти за чистотой русскаго языка и каждомѣсячно помѣщалъ въ "Москвитятинѣ" одну или двѣ страницу взятыхъ изъ т

   

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРѢНІЕ.

Указъ 23-го ноября объ отмѣнѣ соляного налога.-- Можетъ ли эта отмѣна удешевить соль для наибѣднѣйшаго населенія и при какихъ условіяхъ.-- Основаніе въ Перми особой академіи для образованія урядниковъ.-- Безполезность этой затѣи.-- Сила и самовластіе урядниковъ въ деревнѣ.-- Представленное единоличному ихъ усмотрѣнію право обысковъ, выемокъ, арестовъ.-- Полная несостоятельность урядниковъ для выполненія многочисленныхъ обязанностей на нихъ возложенныхъ и совершенная ихъ безполезность и ненужность.-- Институтъ урядниковъ, какъ чистый non-sens въ новомъ крестьянскомъ устройствѣ, находится въ полномъ противорѣчіи съ "Положеніемъ 19-го февраля".-- Превосходство сельской полиціи передъ этимъ институтомъ.-- Средство поднять и усилить эту полицію.-- Учрежденіе стряпчихъ при волостныхъ правленіяхъ.-- Продажа казенныхъ земель.

   Указъ 23-го ноября объ отмѣнѣ соляного налога былъ встрѣченъ съ непритворнымъ сочувствіемъ и восторгомъ какъ всѣмъ интеллигентнымъ русскимъ обществомъ, такъ и литературою. Нѣтъ сомнѣнія, что еще болѣе радостныхъ чувствъ и благословеній онъ будетъ вызывать въ русскомъ народѣ по мѣрѣ того, какъ вѣсть о немъ будетъ проникать и распространяться въ ширь и глубь народныхъ массъ.
   Русскому интеллигентному обществу этотъ указъ нѣсколько напомнилъ время уничтоженія питейныхъ откуповъ, то счастливое время, когда Россія, полная вѣры въ себя и свои силы, только что выступила на путь реформъ, въ твердой увѣренности, что она циклъ своего полнаго самоочищенія отъ старыхъ золъ и своего возрожденія на новыхъ началахъ совершитъ въ самый короткій срокъ, въ какихъ-нибудь пять, много десять лѣтъ и потому, съ полнымъ напряженіемъ силъ, неутомимо принялась разыскивать повсюду во всѣхъ отрасляхъ дѣятельности и управленія зло, гдѣ бы оно ни таилось, и обличать его, указывать все то, что лежало и лежитъ тормазомъ на дѣятельности общества и народа и мѣшаетъ развитію ихъ благосостоянія, намѣчать тѣ пути и средства, которыми новая идея можетъ быть проведена въ сознаніе общества и насаждена въ практической жизни. Младенческая мечта едва выступавшаго на путь свободнаго развитія общества нетолько стать въ уровень съ Европою, но и перегнать ее, устроиться лучше ея въ какія-нибудь десять лѣтъ и даже менѣе, осталась, конечно, мечтою; но кипучая дѣятельность общества, которая шла подъ вліяніемъ этой мечты въ теченіи нѣсколькихъ лѣтъ, не пропала безслѣдно. Напротивъ, оное время кипучей дѣятельности русскаго общества, о которомъ мы говоримъ, имѣетъ право притязать на все, что сдѣлано до сихъ поръ лучшаго у насъ въ нашихъ общественныхъ состояніяхъ и отношеніяхъ и что имѣетъ быть сдѣлано впредь въ томъ недалекомъ будущемъ, которое виднѣется намъ въ перспективѣ. Мы, по крайней мѣрѣ, въ порядкѣ новыхъ идей и вещей, насколько онъ реализовался уже и насколько онъ имѣетъ реализоваться въ болѣе или менѣе близкомъ отъ насъ будущемъ, затруднились бы указать такую идею, мысль, учрежденіе, которыя не были бы развиты въ то время уже вполнѣ или не очерчены въ общихъ чертахъ, или, по крайней мѣрѣ, не намѣчены.
   Въ это время кипучей дѣятельности общества былъ выдвинутъ и вопросъ объ отмѣнѣ налога на соль, и хотя тогда же было вполнѣ выяснена и доказана необходимость отмѣны этого налога, но пришлось ждать цѣлые два десятка лѣтъ, пока отмѣна эта дѣйствительно "послѣдовала". Нельзя не отдать чести новому министру финансовъ, который, немедленно по вступленіи въ управленіе министерствомъ, обратилъ вниманіе на изысканіе источниковъ, изъ которыхъ могъ бы быть покрытъ акцизъ, получаемый казною съ соли и, несмотря на настоящее трудное положеніе нашихъ финансовъ, нашелъ возможнымъ уничтожить этотъ налогъ, сдѣлавшійся давно уже не популярнымъ. Этотъ первый шагъ новаго министра финансовъ даетъ намъ право надѣяться,-- что и послѣдующая его дѣятельность будетъ идти въ томъ же направленіи, т. е. на первомъ планѣ будутъ стоять всегда народныя нужды, и финансовыя средства будутъ расходоваться на удовлетвореніе этихъ нуждъ, а не на поддержку дѣятелей биржевыхъ, банковыхъ, акціонерныхъ и вообще плутократовъ разныхъ сортовъ, какъ это нерѣдко бывало до сихъ поръ.
   Отмѣна соляного налога послѣдовала въ виду бѣдственнаго положенія голодающаго въ настоящее время въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ народа, главнымъ образомъ, для "уменьшенія тягостей бѣднѣйшаго населенія", какъ сказано въ указѣ. Казна, такъ сказать, пожертвовала весь свой доходъ, который она въ формѣ акциза взимала съ каждаго пуда соли, съ тѣмъ, чтобы соль, по цѣнѣ своей въ продажѣ, сдѣлалась доступною для средствъ самаго бѣднѣйшаго населенія. Но сомнительно, чтобы эта цѣль была даже только и отчасти достигнута, если теперь же не будутъ предприняты мѣры къ удешевленію провоза соли, ея розничной продажи и сокращенію издержекъ на ея добываніе. Собственно акцизъ на соль взимавшійся казною, никогда не былъ великъ. Самый высшій размѣръ его былъ 30 коп. съ пуда; въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ онъ назначался по 25, 23, по 20, и даже по 10 и по 8 коп. съ пуда. Потому въ цѣнахъ на соль въ розничной продажѣ, которую и надобно имѣть въ виду, когда рѣчь идетъ о бѣднѣйшемъ населеніи, онъ не составляетъ значительной части. Такъ, по свѣдѣніямъ, сообщеннымъ "Ежегодникомъ министерства финансовъ" о цѣнахъ на соль за 1877 годъ, высшія цѣны соли въ розничной продажѣ были въ Архангельской губерніи 1 р. 60 к. пудъ, при акцизѣ въ 10 к., въ Вологодской 1 р. 20 к., при акцизѣ въ 20 к., въ Харьковской, Херсонской, Пермской 1 р. 20 к., при акцизѣ въ 30 к., въ Оренбургской 1 р. 20 к., при акцизѣ въ 23 к. Мы поименовали губерній, въ которыхъ, при различной величинѣ акциза, высшая цѣна соли въ розничной продажѣ была одна и таже, не смотря на то, что въ этихъ губерніяхъ есть собственные соляные источники и притомъ въ нѣкоторыхъ изъ нихъ добывается громадное количество соли, какъ, напримѣръ, въ губерніяхъ Пермской и Оренбургской. Такія точно цѣны на соль встрѣчаемъ мы въ розничной продажѣ и въ другихъ губерніяхъ. Остаются лишь 10 губерній, въ которыхъ розничная цѣна соли не поднимается выше 75--90 к., изъ которыхъ пять приволжскихъ и одна Остзейскаго края -- Курляндская, остальныя четыре: Вятская, Пензенская, Тамбовская и Курская. Самая низшая цѣна на соль въ розничной продажѣ была 60 к. въ губерніяхъ Астраханской, гдѣ добываются многіе милліоны пудовъ соли, Таврической, съ такимъ же богатствомъ соли, и области войска Донскаго. Изъ этихъ розничныхъ цѣнъ на продажу соли очевидно, что въ большей части губерній, по уничтоженіи акциза на соль, цѣна ея въ розничной продажѣ будетъ не менѣе 90 к.-- 1 р., а въ нѣкоторыхъ даже и выше рубля. Цѣну эту никакъ уже нельзя назвать доступною для бѣднѣйшаго населенія. Въ поименованныхъ нами десяти губерніяхъ по отнятіи акциза, положимъ, въ 30 к., изъ нынѣшней розничной цѣни соли въ 75--90 к.-- новая розничная цѣна соли безъакцизной образуется въ 45 -- 60 к. Это будетъ уже значительное удешевленіе, но все, однакожъ, не въ такой степени, чтобы цѣну въ 45--60 к. пудъ можно было назвать очень доступною для бѣднѣйшаго населенія. Остаются, слѣдовательно, только послѣднія изъ поименованныхъ нами губерній, гдѣ одна отмѣна акциза на соль, еслибы даже остались и прежнія цѣны ея въ розничной продажѣ, произведетъ въ этихъ цѣнахъ настолько значительное пониженіе, что соль сдѣлается болѣе или менѣе доступною и для бѣднѣйшаго населенія.
   Такимъ образомъ очевидно, что одна отмѣна соляного акциза не можетъ удешевить соли до того размѣра, при которомъ могли бы осуществиться благія цѣли, которыя выражены въ указѣ 23 ноября. Необходимо обратить вниманіе на тѣ факторы, которые, помимо акциза, сильно вліяютъ на увеличеніе цѣнъ на соль. Эти факторы суть: 1) провозъ соли; 2) ея производство; 3) условія ея продажи на мѣстахъ потребленія.
   Всѣ главнѣйшіе соляные источники европейской Россіи находятся на ея окраинахъ сѣверо- и юго-восточной,южной и лежатъ вдали отъ центровъ. Прежде, чѣмъ съ мѣста добыванія соль достигнетъ до мѣста потребленія внутри страны, она не рѣдко должна пройдти не одну тысячу верстъ и перейдти черезъ многія руки. Это естественно, сильно должно увеличивать цѣну соли внутри страны. Съ счастію, богатѣйшіе источники соли въ мѣстностяхъ юго-восточной Россіи, многочисленныя Астраханскія озера самосадочной соли, копи каменной соли, наконецъ, пермскіе заводы и варницы находятся на берегахъ такихъ рѣкъ, какъ Кама и Волга, что даетъ возможность перевозки соли воднымъ путемъ на нѣсколько тысячъ верстъ, а прилегающія къ бассейну этихъ рѣкъ малыя рѣки, а также желѣзные пути помогаютъ развозить соль и но всѣмъ направленіямъ во внутрь страны. Въ 1862 г., когда еще не было желѣзныхъ дорогъ, прилегающихъ къ волжскому бассейну, было отправлено (см. "Статистическій Временникъ") воднымъ путемъ по бассейну камскому, волжскому, окскому 14,121,642 п. соли. Теперь, когда къ волжскому бассейну прилегаетъ нѣсколько желѣзныхъ дорогъ, соединяющихся, въ свою очередь, съ другими желѣзными дорогами, ведущими въ центральную, южную и западную Россію, эта цифра, вѣроятно, удвоилась. Одна Грязе-царицынская желѣзная дорога въ послѣднее время провозитъ до 4,000,000 изъ Баскунчакскаго соляного озера, находящагося невдалекѣ отъ Царицына на луговой сторонѣ Волги (доставка соли изъ Баскунчакскаго озера въ Царицынъ стоила съ акцизомъ отъ 39 до 42 к., теперь будетъ стоить отъ 9 до 12 к.). Благодаря той же Камѣ и Волгѣ, пермская соль, при помощи, конечно, желѣзныхъ дорогъ проникаетъ не только въ губерніи центральной полосы Россіи, но находитъ сбытъ даже въ Дерптскомъ уѣздѣ, гдѣ удачно конкурируетъ съ иностранною солью. Это показываетъ, что даже при нынѣшнихъ тарифахъ желѣзныхъ дорогъ на соль, проникновеніе нашей соли въ мѣстности ближайшаго у насъ владычества иностранной соли и конкуренція съ этой послѣднею не невозможны. А надобно сказать, что производство пермской соли обходится не особенно дешево. Въ 1876 году, только на одномъ изъ пермскихъ соляныхъ заводахъ соль стоила 6 к., а на всѣхъ другихъ отъ 7 до 10 к. за пудъ. Тогда какъ казенная соль (пермскіе заводы принадлежатъ частнымъ лицамъ) стоитъ гораздо дешевле. Такъ, напримѣръ, соль изъ Баскунчакскаго озера, какъ мы видѣли уже, съ доставкою въ Царицынъ стоитъ 9--12 к., на мѣстѣ стоитъ 2,7--3,5 к. за пудъ. И какое озеро! Богатства соли неизсякаемыя! Точно нарочно устроено для борьбы съ гнилымъ западомъ и для подавленія его русскими богатствами! По изслѣдованію, "если принять за среднюю толщину соляной залежи, по всей площади озера только 1 1/2 аршина (а она на разстояніи 300 шаговъ отъ берега болѣе 3 аршинъ), то и въ такомъ случаѣ запасъ соли, находящейся на днѣ его, опредѣлится въ 14.000,000 куб. саж. или 11,200,000,000 пудовъ". Этой солью, еслибы дать ей дешевый путь, мы могли бы такъ посыпать нѣмца, что онъ нетолько убрался бы съ своей солью изъ нашихъ окраинъ, но и на свои окраины захватилъ бы, пожалуй, малую толику нашей соли.
   Но для этого необходимо пересмотрѣть тарифы нашихъ водяныхъ и желѣзно-дорожныхъ сообщеній для соли, чтобы узнать: насколько они соотвѣтствуютъ дѣйствительной стоимости этого продукта, его жизненнѣйшему значенію, столько же важному въ питаніи какъ и хлѣбъ, но менѣе доступному для всѣхъ, вслѣдствіе ограниченности его мѣсторожденій и добыванія. Это тѣмъ болѣе необходимо, что съ отмѣною соляного налога у нѣкоторыхъ изъ нашихъ компаній водяныхъ и желѣзнодорожныхъ путей легко можетъ явиться мысль воспользоваться частію сдѣланаго казною пожертвованія для удешевленія соли въ свою пользу. "Московскія Вѣдомости" сообщаютъ, что будто бы уже одна желѣзная дорога, едва появились слухи объ отмѣнѣ соляного налога, поспѣшила немедленно возвысить тарифъ на провозъ соли. Не мудрено, что такой патріотическій примѣръ найдетъ не мало подражателей между заправителями и другихъ желѣзно-дорожныхъ и пароходныхъ обществъ. Правительство должно нетолько пресѣчь всѣ подобныя поползновенія, но и пересмотрѣвъ существующіе тарифы всѣхъ желѣзнодорожныхъ и пароходныхъ обществъ на провозъ соли, понизить ихъ до послѣдняго возможнаго minimum'а і сдѣлать ихъ обязательными для всѣхъ пароходныхъ и желѣзнодорожныхъ обществъ.
   Разъ будетъ обезпеченъ, такимъ образомъ, возможно дешевый провозъ соли, надобно будетъ позаботиться о сокращеніи до возможнаго minimum'а издержекъ на ея производство или добываніе. Почти всѣ соляные источники, за исключеніемъ очень немногихъ, находящихся въ частныхъ рукахъ, принадлежатъ у насъ казнѣ; теперь принадлежность ихъ казнѣ обезпечена навсегда и на будущее время. Ибо вмѣстѣ съ указомъ 23-го ноября объ отмѣнѣ налога на соль, министру финансовъ высочайше повелѣно "войдти съ особымъ представленіемъ въ государственный совѣтъ о недопущеніи на будущее время отчужденія соляныхъ источниковъ". Это повелѣніе вноситъ существенное измѣненіе въ дѣйствующую у насъ такъ называемую акцизную систему государственнаго соляного дохода, по которой казна сама не производитъ соляной операціи т. е. ни добычи, ни развоза, ни продажи соли, но "передаетъ казенные соляные источники для разработки въ частныя руки, или въ полную собственность посредствомъ продажи, либо отдачею въ оброчное содержаніе, или разрѣшеніемъ частнымъ лицамъ добывать соль съ платою попудныхъ денегъ независимо отъ акциза". Теперь, по утвержденіи за государствомъ соляныхъ источниковъ въ вѣчную, неотчуждаемую собственность, нельзя опасаться, чтобы цѣна соли могла когда-нибудь безобразно увеличиться совершенно несоразмѣрно издержкамъ производства, какъ это могло бы случиться по неразумію, прихоти, жадности владѣльца, еслибы соляные источники были въ частныхъ рукахъ. Тѣмъ не менѣе, законоположенія существующей акцизной системы должны быть тщательно пересмотрѣны и тѣ изъ нихъ, которыя стоятъ въ противорѣчіи съ указанною въ указѣ 23-го ноября объ отмѣнѣ соляного налога, цѣлью служить "къ уменьшенію тягостей бѣднѣйшаго населенія? уничтожены. Не надобно забывать, что нашъ уставъ о соли до выхода указа 23-го ноября преслѣдовалъ цѣли и выгоды единственно фискальные. Потому было весьма естественно и послѣдовательно, что послѣ того, какъ эксплуатація самою казною своихъ соляныхъ источниковъ была признана невыгодною и рѣшено было отдать ихъ въ аренду въ частныя руки явилось желаніе извлечь изъ аренды какъ можно болѣе выгоды. Постановлено было отдавать соляные источники въ разработку частнымъ лицамъ на сроки отъ 1 до 25 лѣтъ, съ условіемъ ежегодной обязательной, опредѣляемой казною добычи извѣстнаго количества соли и съ платою за все это количество, будетъ ли оно добыто или нѣтъ, полностью сверхъ акциза попудныхъ денегъ. Попудная илата сначала опредѣлялась самою казною и не превышала 1 к., 1 х/г и 3 к. Но въ 1872 году было постановлено: "казенные соляные заводы отдавать въ частное содержаніе для добычи соли не иначе, какъ съ торговъ на общемъ основаніи, съ тѣмъ, чтобы первоначальною для торговъ цѣною назначаема была попудная за соль плата въ размѣрѣ не ниже одной копейки за пудъ". Съ этого времени конкурренція стала быстро увеличивать попудную плату; рядомъ съ этимъ соляные источники стали отдаваться въ арендное содержаніе на сроки болѣе короткіе -- обыкновенно на 5 лѣтъ, если источники не требуютъ никакихъ предварительныхъ сооруженій или значительныхъ поправокъ -- въ тѣхъ, конечно, видахъ, чтобы черезъ меньшій промежутокъ времени пускать на торгахъ въ ходъ конкурренцію все для большаго и большаго возвышенія попудной арендной платы. Все это -- повторяемъ -- было совершенно послѣдовательно и резонно, пока уставъ соли преслѣдовалъ исключительно выгоды и цѣли фиска. Но теперь, когда казна, въ виду высшихъ государственныхъ соображеній, отказалась отъ дохода съ соли и стремится, напротивъ, къ тому, чтобы какъ возможно болѣе удешевить соль, сдѣлавъ ее вполнѣ доступною для самаго бѣднѣйшаго населенія, означенныя законоположенія и основанная на нихъ практика акцизнаго соляного управленія станетъ въ прямое противорѣчіе съ новыми цѣлями правительства. Конкурренція уже и теперь догнала попудную плату на нѣкоторыхъ источникахъ Европейской Россіи до 7, 8 и 10 коп., а въ Сибири до 16 и 40 коп. Съ отмѣною соляного налога она несомнѣнно усилится и погонитъ эту плату еще выше. Очень возможно, что при соображеніяхъ объ отмѣнѣ соляного налога это возвышеніе арендной платы даже имѣлось въ виду. При скудномъ положеніи нашихъ финансовъ очень легко могло возникнуть поползновеніе удержать и за отмѣной акциза хотя часть того дохода, который получала казна съ соли. Если это дѣйствительно такъ, то необходимо немедленно отказаться отъ этой искусительной мысли. Одна московская газета справедливо замѣчаетъ, что нельзя предвидѣть предѣла, гдѣ остановится конкурренція въ повышеніи попудной арендной платы? Она можетъ въ самое непродолжительное время догнать эту плату до уровня отмѣняемаго теперь соляного налога, а, можетъ быть, даже перейдетъ и за этотъ уровень. Тогда казна будетъ получать дохода отъ соли столько же или еще гораздо болѣе, чѣмъ получала при акцизѣ, и пожертвованіе, дѣлаемое ею теперь, въ видѣ отмѣны этого акциза, для уменьшенія тягостей наибѣднѣйшаго населенія, останется только на бумагѣ. Равно какъ на бумагѣ только останутся и перечисливаемыя въ указѣ 23-го ноября всѣ другія благодѣтельныя послѣдствія, ожидаемыя отъ уничтоженія налога на соль, какъ-то: "развитіе скотоводства, улучшеніе земледѣлія, дальнѣйшіе успѣхи рыбныхъ промысловъ и нѣкоторыхъ отраслей заводской и фабричной промышленности". Мало того: выйдетъ нѣчто худшее, чего не было и не могло случиться при акцизѣ. Мы гордимся нашими натуральными соляными богатствами. И они въ самомъ дѣлѣ громадны. Мы уже говорили выше о громадныхъ залежахъ соли въ Баскучанкскомъ озерѣ. Но это не единственное мѣсто подобнаго рода соляныхъ залежей. По изслѣдованіямъ 1851 года, "Илецкая Защита" заключаетъ въ себѣ 74 милліарда пудовъ соли, такъ что копи ея могли бы снабжать всю Россію солью въ теченіи нѣсколькихъ тысячъ лѣтъ. Несмотря на такое богатство, Россія почти треть потребляемой ежегодно соли получаетъ изъ-за границы. Такъ потреблено соли:


   Самое большое количество иностранной соли поступаетъ изъ Пруссіи (до 5.000,000 пуд.), потомъ изъ Великобританіи (до 3.000,000 п.) и, наконецъ, изъ Австріи (до 1.500,000 п.). Затѣмъ въ незначительныхъ размѣрахъ привозится соль изъ Испаніи, Португаліи, Франціи, Италіи, Швеціи, Норвегіи.
   Прусская соль расходится въ Царствѣ Польскомъ и въ губерніяхъ: Виленской, Гродненской, Минской, Витебской и Могилевской; англійская (ливерпульская) въ губерніяхъ: Прибалтійскихъ, Петербургской, Новгородской, Псковской, Смоленской, Архангельской, Вологодской и Олонецкой, и также въ Виленской, Ковенской и Гродненской; австрійская -- въ Царствѣ Польскомъ и въ губерніяхъ: Волынской, Каменецъ-Подольской и Бесссарабской, проникаетъ даже въ Херсонскую, Кіевскую и Черниговскую.
   Такъ широко, до сихъ поръ, распространено было господство иностранной соли въ Россіи, несмотря на огромную пошлину, которая взималась съ нея при ввозѣ въ Россію, 38 к. золотомъ, вдвое большую акциза на внутреннюю соль. Теперь, согласно указу 23-го ноября, таможенная пошлина на иностранную соль должна уменьшиться соразмѣрно акцизу, отмѣненному съ соли внутренней, слѣдовательно, на половину -- и наша безакцизрая соль будетъ въ состояніи бороться съ иностранной только тогда, когда цѣна первой не будетъ искуственно увеличиваться ни повышеніемъ попудной арендной платы, ни повышеніемъ провозныхъ тарифовъ на желѣзнодорожныхъ и водяныхъ сообщеніяхъ, ни, наконецъ, неумѣреннымъ торговымъ процентомъ. Въ противномъ случаѣ, область иностранной соли широко раздвинется и захватитъ, пожалуй, наши центральныя губерніи. Поэтому мы думаемъ, казна должна немедленно измѣнить или, точнѣе сказать, совершенно бросить свой прежній фискальный взглядъ на соль и заботиться не о томъ, чтобы прогрессивно увеличивать свою арендную попудную плату, а напротивъ, о возможномъ удешевленіи цѣны соли и о пониженіи попудной платы до minimum'а тѣхъ издержекъ, какія ей нужны на охраненіе и надзоръ за принадлежащими ей соляными источниками, съ требованіемъ вмѣсто того отъ арендаторовъ пониженія цѣны на издержки производства, пожалуй, и при посредствѣ конкурренціи. Вся цѣль ея должна состоять въ томъ, чтобы цѣна соли въ продажѣ могла дойти до того размѣра, чтобы была доступна для средствъ наибѣднѣйшаго населенія. Тогда исполнятся сами собою и другія чаянія высказанныя въ указѣ 23-го ноября, а также нѣмецъ и англичанинъ будутъ побѣдоносно прогнаны съ ихъ солью изъ русской земли.
   Наконецъ, если даже и поименованные выше два фактора будутъ приведены въ должную норму, цѣна соли именно для бѣднѣйшаго населенія, т. е. въ розничной продажѣ, особенно неудешивится, если не измѣнятся для нея условія нашего рынка. Условія эти очень ненормальны и ихъ необходимо нѣсколько регулировать. Цѣна соли въ Московской губерніи, напримѣръ, въ 1877 году въ нѣкоторыхъ мѣстахъ стояла въ оптовой продажѣ 65 к., а въ розничной доходила до 2 р.?! Предположимъ, что оптовая цѣпа соли была совершенно нормальная, т. е., что по исключеніи изъ 65 к. акцизныхъ 30 к., остальныя 35 к. полностью пошли на покрытіе издержекъ производства, попудной арендной платы, провоза, храненія, хотя мы думаемъ, что и съ провозомъ и храненіемъ въ складахъ она могла бы быть сокращена но меньшей мѣрѣ на половину. Но мы примемъ, говорю, ее за нормальную. Вычтемъ всю эту сумму т. е. 65 к. изъ цѣны оптовой 2 р. мы все получимъ въ остаткѣ 1 р. 35 к.-- ту сумму, на которую цѣна увеличивается въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ въ розничной продажѣ противъ оптовой? Розничная цѣна соли такимъ образомъ болѣе чѣмъ вдвое превышаетъ цѣну производства соли, акциза, провоза. Если исключимъ изъ оптовой соли акцизъ и доведемъ цѣну ея производства съ провозомъ и храненіемъ въ оптовыхъ складахъ до 20 к., розничная цѣна соли останется все-таки 1 р. 25 к. Очень дорого и непосильно для бѣднѣйшаго населенія! Отъ чего происходитъ такая дороговизна? Отчего на разстояніи нѣсколькихъ десятковъ верстъ полученіе соли становится дороже, чѣмъ на разстояніи тысячи, двухъ тыс. верстъ и даже болѣе? Не отъ дурныхъ путей сообщенія. Мы нарочно выбрали Московскую губернію, въ которой пути сообщенія и лучше, чѣмъ въ другихъ губерніяхъ и сравнительно ихъ больше при одинаковомъ пространствѣ, чѣмъ въ другихъ губерніяхъ, а между тѣмъ именно въ Московской губерніи розничная цѣна соли достигаетъ такого размѣра, въ какомъ она не встрѣчается ни въ одной губерніи. Намъ кажется, что дороговизна соли въ розничной продажѣ происходитъ отъ недостатка небольшихъ оптовыхъ складовъ ея въ губерніи, которыя были бы расположены въ мѣстахъ торжковъ и базаровъ, и волостныхъ правленій на такомъ разстояніи другъ отъ друга, чтобы крестьяне могли запасаться изъ нихъ сами солью и притомъ по спопутности, привозя туда свои произведенія на продажу или пріѣзжая за дѣломъ. Пока такихъ складовъ не будетъ сдѣлано, соль въ розничной продажѣ для сельскаго населенія будетъ всегда стоять въ болѣе или менѣе высокой цѣнѣ. Для содержателей мелочныхъ сельскихъ лавочекъ соль -- товаръ очень невыгодный, ибо онъ очень громоздокъ, расходится очень медленно и требуетъ затраты капитала на долгое время, а процентъ коммерческій даетъ очень невысокій, такъ что изъ-за него, при продажѣ соли въ малыхъ количествахъ, не стоитъ вовсе биться. Положимъ, мелочной сельскій лавочникъ живетъ въ селеніи въ 1,000 душъ и запасается солью для всего этого селенія. На каждую душу въ Европейской Россіи расходится нынѣ по 24 фунта соли, а въ Сибири всего 12 ф. Слѣдовательно, для 1,000 душъ ему нужно будетъ купить соли 600 пудовъ. Положимъ, что безъакцизная соль въ оптовой продажѣ доведена будетъ до 20 к. за пудъ. Купивъ 600 пудовъ соли за 120 р. и заплативъ за перевозку, положимъ, по 5 к. съ пуда, 30 р., лавочникъ не согласится продавать соль менѣе, чѣмъ рубль за рубль, т. е. по 40 к., да и эту цѣну будетъ считать для себя невыгодною. Сущность мелочной торговли въ томъ и состоитъ, чтобы маленькій капиталъ оборачивался въ теченіи года возможно большее число разъ и чтобы каждый оборотъ давалъ хорошій коммерческій процентъ. Вотъ, напримѣръ, петербургскіе булочники, покупая теперь крупчатку по 19--20 р. мѣшокъ, выпекаютъ изъ этого мѣшка столько бѣлыхъ хлѣбовъ и сухарей, что этимъ оплачиваются нетолько купленная мука, вообще всѣ издержки производства до малѣйшихъ мелочей, но и остается чистаго барыша 4 рубля. А нѣтъ такого булочника въ Петербургѣ, который выпекалъ бы и продавалъ менѣе мѣшка въ день. Такимъ образомъ, одни и тѣ же 20 р. впродолженіи года дѣлаютъ 365 или 366 оборотовъ, однимъ словомъ, столько, сколько дней въ году, доставляя каждый день по 4 р. процентовъ на одни и тѣ же 20 руб. Вотъ и посчитайте теперь, сколько петербургскій булочникъ получаетъ процентовъ на свои 20 р., и вы поймете идеалъ, къ которому стремится каждый мелочной торговецъ. Считаемъ нужнымъ прибавить къ этому, что это исчисленіе процентовъ, получаемыхъ на капиталъ петербургскимъ булочникомъ, мы дѣлаемъ не сами, не предположительно какъ-нибудь, а заимствуемъ его изъ оффиціальнаго документа, сдѣланнаго оффиціальною властію по собраніи самыхъ точныхъ свѣдѣній о всѣхъ расходахъ до самыхъ мельчайшихъ, требуемыхъ при выпеченіи одного мѣшка муки. Теперь понятно, почему сельскій мелочной лавочникъ продажу соли даже съ барышемъ рубль на рубль долженъ считать для себя невыгодною. И въ самомъ дѣлѣ, пересматривая цѣны на соль въ 1877 году въ всѣхъ губерніяхъ, мы барышъ рубль на рубль не можемъ не признать среднимъ и умѣреннымъ. А то бываетъ и вотъ какъ: въ губерніи Архангельской отитовая цѣна 30 к., розничная 1 р. 50 к.; въ Волынской оптовая 55, розничная 1 р. 49; въ Пермской оптовая 44, розничная 1 р. 20 к.; въ Уфимской, Харьковской, Херсонской оптовыя: 55, 45, 41, розничныя: 1 р. 20 к. и т. д. И такое отношеніе цѣны розничной къ оптовой не прекратится до тѣхъ поръ, пока существующія условія рынка не измѣнятся для соли такъ, какъ мы сказали, т. е. пока въ каждомъ уѣздѣ не будетъ учреждено по нѣскольку небольшихъ соляныхъ оптовыхъ складовъ при базарахъ, торжкахъ, волостныхъ правленіяхъ, вообще въ мѣстахъ, гдѣ бываетъ много народу, расположенныхъ притомъ такимъ образомъ, чтобы они служили центромъ окружнаго населенія на 30 верстъ и чтобы послѣднее могло само непосредственно покупать въ нихъ нужное количество для себя соли оптомъ, начиная съ пуда.
   Казна въ настоящее время отказалась отъ всякихъ соляныхъ операцій, въ томъ числѣ и отъ продажи соли; да она и не"могла бы продавать соли за умѣренный процентъ. Потребовалось бы много расхода на чиновниковъ, сторожей и т. д. Но земство, мы думаемъ, можемъ это сдѣлать, вручивъ храненіе и продажу соли выбраннымъ нарочно для этого довѣреннымъ изъ крестьянъ, подъ надзоромъ гласныхъ. Соль могла бы продаваться въ торговые дни во время торга; въ другіе дни -- два или три часа въ день.
   А, впрочемъ, мы не стоимъ за форму. Могутъ быть придуманы другія формы, чтобы измѣнить условія нынѣшняго рынка для продажи соли крестьянамъ и сдѣлать покупку ея дѣйствительно для нихъ удобною и дешевою, взимая съ каждаго пуда соли 20%, 30% болѣе противу большихъ оптовыхъ складовъ.
   И подумать объ этомъ слѣдуетъ. Ибо тогда только и могутъ исполниться благія намѣренія указа 23-го ноября и бѣднѣйшее населеніе получитъ дешевую соль.

-----

   Изъ Перми, писали мѣсяца два назадъ, что тамъ въ настоящее время открыта шкода для урядниковъ. Курсъ школы трехмѣсячный (!?). Предметы преподаванія: русскій языкъ, законовѣдѣніе, медицина и ветеринарія;. въ послѣднемъ же, третьемъ, мѣсяцѣ курса будетъ прочитано по четыре лекціи по уставамъ: лѣсному, строительному и акцизному. Три дня въ едѣлю будутъ происходить теоретическія занятія, по четыре часа въ день, а остальные три дня практическія: въ мѣстномъ полицейскомъ уѣздномъ управленіи, въ губернскомъ правленіи и въ канцеляріи начальника губерніи. Число слушателей-урядниковъ при открытіи "школы" оказалось 12 человѣкъ, по одному отъ каждаго уѣзда губерніи; имѣется въ виду, что слушатели будутъ мѣняться черезъ каждые три мѣсяца".
   Извѣстіе это объ открытіи особаго университета въ Перми для воспитанія полицейскихъ урядниковъ перепечатано было и въ нѣкоторыхъ изъ нашихъ большихъ газетъ. Надобно полагать, что не мало найдется людей, которые отъ души порадуются такому преуспѣянію образованія въ нашей полиціи. Да и какъ не порадоваться? До сихъ поръ въ средѣ нашихъ нижнихъ полицейскихъ чиновъ можно было встрѣтить образованныхъ людей только между околодочными Петербурга, въ числѣ которыхъ, по слухамъ, есть нѣсколько изъ некончившихъ курсъ университета и изъ обучавшихся въ гимназіи. А теперь... вонъ оно куда пошло! Въ Красноуфимскъ ли поѣдете, въ Шадринскъ ли, въ Верхотурье, въ Ирбить и т. д., вездѣ встрѣтите между нижними полицейскими чинами нетолько образованныхъ, а нѣкоторымъ образомъ ученыхъ людей въ лицѣ урядниковъ! Какъ же! И медицину, и ветеринарію, и русскій языкъ, да сверхъ того, уставы: лѣсной, строительный, акцизный -- все произойдутъ пермскіе урядники, все будутъ знать! Какая слава для Россіи вообще и для Пермского края въ особенности, что ихъ будутъ украшать такіе высокообразованные джентльмэны въ смиренномъ образѣ урядниковъ! Какое счастіе для мужика, съ котораго ученый урядникъ будетъ срывать уже не на полштофъ или не на штофъ, какъ теперь, а на ведро или, пожалуй, на два!
   Нельзя не удивляться страсти нѣкоторыхъ нашихъ высшихъ провинціальныхъ администраторовъ тратить свое драгоцѣнное время и труды на дѣла, до нихъ касательства вовсе не имѣющія, или на приданіе важности и помпы такимъ дѣламъ, которыя, въ сущности, не стоютъ, что называется, выѣденаго яйца. Кажется, у нихъ ли -- нашихъ высшихъ провинціальныхъ администраторовъ нѣтъ дѣла? На каждаго изъ нихъ навалено столько обязанностей и дѣлъ по управленію, что еслибы они съ должнымъ вниманіемъ исполняли только половину своихъ обязанностей и дѣлъ, болѣе важныхъ, то у нихъ не осталось бы ни одной минуты свободнаго времени. А между тѣмъ, нѣкоторые изъ нихъ со всею страстію бросаются на дѣла, или вовсе ихъ не касающіяся, или на совершенные пустяки, не щадя для этого ни трудовъ, ни времени, такъ что невольно беретъ сомнѣніе: занимаются ли они своими прямыми обязанностями? Не заправляютъ ли вмѣсто нихъ всѣмъ ихъ секретари и правители канцелярій? Они же всецѣло отдаются тому, что доставляетъ имъ личное наслажденіе. Одинъ администраторъ, напримѣръ, пламенѣетъ желаніемъ преобразовать по своему вкусу и разумѣнію сельское хозяйство въ ввѣренномъ его управленію районѣ, врывается въ хозяйственный бытъ крестьянъ, наставляетъ ихъ, какъ имъ вести себя около земли, устанавливаетъ собственною властію, хотя и безъ всякаго законнаго на то права, сроки передѣловъ общинной земли, заставляетъ крестьянъ, въ видахъ улучшенія скота, выписывать породистыхъ жеребцовъ и быковъ, учитъ дѣлать случки и т. д., и т. д., однимъ словомъ, чортъ знаетъ что! Дѣлаетъ то, что полагалось дѣлать администраторамъ военныхъ поселеній, но никакъ не можетъ входить въ обязанность нынѣшнихъ высшихъ администраторовъ, когда крестьяне стали полноправными гражданами и собственниками земли. Другой администраторъ, соревнуя направленію нашего любознательнаго вѣка, превращающемуся теперь почти въ обычай, собирать, для преуспѣянія тѣхъ или другихъ наукъ и знаній, съѣзды спеціальныхъ ученыхъ, занимающихся этими пауками, для взаимнаго обмѣна мыслей и установленія болѣе или менѣе единообразной программы для дальнѣйшей разработки той или другой науки -- съѣзды статистическіе, экономическіе, антропологическіе и т. п., собираетъ съѣзды подчиненныхъ ему исправниковъ!? До чего это дойдетъ, о Боже! Скоро, вѣроятно, войдутъ въ моду съѣзды становыхъ, урядниковъ и т. д. Какъ бы, однако-жь, любопытно было невидимкою побывать на съѣздѣ исправниковъ у высшаго провинціальнаго администратора и послушать происходящій между ними обмѣнъ мыслей! Третій, какъ мы видимъ, устраиваетъ прямо академію для воспитанія урядниковъ, намѣреваясь внѣдрить въ нихъ и медицину, и ветеринарію, и законовѣденіе и проч., и проч., и все это въ продолженіи трехъ мѣсяцевъ. Я не знаю, конечно, кто всю эту мудрость преподастъ пермскимъ урядникамъ? Если частные пристава и квартальные надзиратели города Перми, подъ руководствомъ тамошняго полиціймейстера, то только развѣ ради шутки можно объявлять, что въ Перми открыта школа для урядниковъ, гдѣ преподается имъ и русскій языкъ, и медицина, и ветеринарія, и законовѣденіе и т. д. Но если будетъ преподаваться дѣйствительно что-нибудь дѣльное по этимъ наукамъ, хоть въ самомъ элементарномъ видѣ, то администрація безсознательно для самой себя совершаетъ дѣло, по меньшей мѣрѣ, безполезное, только тѣшитъ себя. Надобно знать тотъ матерьялъ, изъ котораго образуется контингентъ урядниковъ. Добропорядочный и сколько-нибудь интеллигентный человѣкъ, хотя бы онъ кончилъ курсъ только въ уѣздномъ училищѣ, никогда не пойдетъ въ урядники. Ему нѣтъ никакого разсчета, не говоря уже о разныхъ неудобствахъ, состоять въ чинѣ урядника въ нашей нынѣшней уѣздной полиціи. Контингентъ урядниковъ неизбѣжно, если не вполнѣ, то на двѣ трети, по крайней мѣрѣ, долженъ состоять изъ отбросковъ общества и въ умственномъ, и въ моральномъ отношеніи. Можно сказать навѣрное, что въ головахъ урядниковъ не останется ни клочка изъ того, что будетъ преподаваться имъ въ импровизированной пермской академіи. И это будетъ еще самое лучшее, чего надобно желать. Ибо бѣда крестьянству, если какой-нибудь урядникъ, прошедшій черезъ эту академію, вообразитъ себѣ, что онъ что-то позналъ такое, что невѣдомо мужику, что онъ имѣетъ право наставлять его и заставлять исполнять свои наставленія, и съ этимъ убѣжденіемъ отправится на свою должность. Начальство должно твердо помнить, что, при сомнительныхъ нравственныхъ качествахъ урядниковъ, самомнѣніе ихъ о своихъ якобы познаніяхъ въ ихъ рукахъ послужитъ только къ вящшей эксплуатаціи и утѣсненію крестьянъ. А такъ какъ начальство поставлено въ необходимость выбирать урядниковъ изъ сомнительнаго моральнаго матерьяла, то ему надобно обращать вниманіе не на научное развитіе ихъ, а на развитіе ихъ нравственныхъ понятій и качествъ. Еще не велика бѣда, если урядникъ, разъ у него есть здравый смыслъ, не будетъ имѣть научныхъ познаній. Онъ предназначается дѣйствовать среди народа, вся сумма знаній котораго, по словамъ Ѳ. М. Достоевскаго, исчерпывается двумя молитвами: "Господи силъ съ нами буди" и "Господи, владыко живота моего". На этомъ же уровнѣ знаній можетъ оставаться смѣло и онъ. Не большая важность, что при такомъ уровнѣ онъ не въ состояніи будетъ выполнять нѣкоторыхъ пунктовъ своей инструкціи. Какія же инструкціи пишутся у насъ для исполненія, а не на показъ, единственно для украшенія свода законовъ? Да это, пожалуй, и лучше, что они не вполнѣ исполняются; иначе, пожалуй, совсѣмъ было бы жить нельзя. Но вотъ что худо, если урядникъ имѣетъ привычку употреблять свои длани и кулаки для заушенія, зуботычинъ и т. д., если онъ имѣетъ хищническіе инстинкты, склоненъ очень къ амурамъ, любитъ прилгнуть. Противъ этого начальство должно принять мѣры. Не худо, если къ означеннымъ свѣдѣніямъ, которыя, по словамъ г. Достоевскаго, имѣетъ народъ, для урядниковъ будетъ прибавлено самое подробное толкованіе заповѣдей: не убій, не укради, не прелюбы сотвори, не послушествуи на друга твоего свидѣтельства ложна. А такъ какъ человѣка-урядника однимъ душеспасительнымъ словомъ не легко пронять, то весьма полезно толкованіе заповѣдей иллюстрировать подходящими статьями уголовнаго кодекса. Вотъ та настоящая наука и единственная, которая должна быть преподаваема каждому уряднику.
   Но, признавая учреждаемую въ Перми академію для воспитанія урядниковъ пустой, ни къ чему не ведущей затѣей, я не могу не сказать, что затѣи эти навѣваются самимъ Положеніемъ объ урядникахъ. На такого незначительнаго полицейскаго агента, какъ урядникъ, это Положеніе возлагаетъ такія многочисленныя обязанности, что найдти человѣка, который могъ бы исполнить ихъ -- въ томъ кругу, откуда берутся урядники, едва ли возможно, и каждый сколько-нибудь добросовѣстный и понимающій дѣло администраторъ при назначеніи урядниковъ долженъ, по моему мнѣнію, находиться въ самомъ трагическомъ положеніи. Обязанности урядника въ районѣ его дѣйствія чуть ли не также многосложны и разносторонни, какъ у губернатора въ губерніи. Но разница та, что у губернатора по всѣмъ частямъ управленія есть множество помощниковъ, людей, болѣе или менѣе, знающихъ, которые всякое порученное имъ дѣло могутъ исполнить добропорядочно. Притомъ губернатору всегда есть время обдумать всякое дѣло и способъ его исполненія, и потомъ рѣшить. Урядникъ есть лицо дѣйствующее на мѣстѣ, ему некогда думать, онъ долженъ вмѣстѣ и рѣшать, и исполнять, и притомъ самъ, по собственному разумѣнію, безъ всякихъ помощниковъ, а возложенныя на него дѣла такъ разнообразны и притомъ требуютъ иногда такой деликатности и тонкости въ исполненіи, что уряднику нетолько необходимо имѣть малую толику знаній, но быть и человѣчно болѣе или менѣе развитымъ. Между тѣмъ, искателями на мѣста урядниковъ, этихъ полномочныхъ господъ деревни, каждое неразумное дѣйствіе которыхъ можетъ отозваться гнетомъ и раззореніемъ на крестьянствѣ, являются такіе кандидаты, что провинціальнаго администратора бралъ невольно страхъ: какъ ихъ послать на деревенское воеводство безъ приготовленія? Не говоря уже о томъ, что моральная сторона ихъ была темна вода и можно было бояться, что они раззорятъ народъ, опасенія тревожили и за формальную сторону, такъ какъ они могли своими распоряженіями надѣлать много путаницъ въ дѣлахъ и тѣмъ навлечь нареканіе и жалобы на администрацію. И вотъ провинціальный администраторъ, въ надеждѣ уменьшить въ нѣкоторой мѣрѣ дозу зла, которое неминуемо угрожало населенію и самой администраціи въ лицѣ неспособныхъ урядниковъ, вынужденъ хвататься за отчаянное средство: устраивать мѣстную академію, надѣясь въ три мѣсяца внѣдрить въ урядниковъ тѣ разнообразныя познанія, которыя нужны имъ при исполненіи обязанностей, возложенныхъ на нихъ "Положеніемъ".
   Однако, я такъ долго говорю объ урядникахъ, что нѣкоторые читатели, вѣроятно, давно уже желаютъ знать, что за важный чинъ такой урядникъ и почему я на немъ такъ долго останавливаюсь? Урядникъ хотя и существуетъ уже два года на Руси и самовластно распоряжается всѣмъ въ деревняхъ, составляя страшилище нетолько для всѣхъ постоянно живущихъ въ деревняхъ, но и временно туда прибывающихъ и даже только проѣзжающихъ по почтовымъ и проселочнымъ дорогамъ, но которымъ онъ рыскаетъ денно и нощно, ища кого уловити, однакожъ, его настоящую силу и самовластіе мало кто знаетъ. Онъ проскользнулъ въ жизнь какъ-то незамѣтно для общества. Прессѣ воспрещено было обсуждать институтъ урядниковъ, какъ при введеніи его въ дѣйствіе, такъ и потомъ писать что-нибудь не похвальное о дѣйствіяхъ урядниковъ. Затѣмъ, такъ какъ поприщемъ дѣятельности урядниковъ была исключительно деревня, которая терпѣливо, безропотно, безгласно переноситъ все, что бы въ ней ни творилось, то нѣтъ ничего удивительнаго, что урядникъ для жителей городовъ до сихъ поръ остается таинственнымъ незнакомцемъ.
   Чтобы читатель сразу могъ понять: почему я урядника называю страшилищемъ деревни и уразумѣть, такъ сказать, центру его силы, я поясню ему это нагляднымъ примѣромъ.
   Пусть онъ представитъ себѣ, что петербургскимъ околодочнымъ дано право, по собственному ихъ усмотрѣнію, основанному или на ихъ личномъ подозрѣніи, или на полученномъ со стороны доносѣ, или по слухамъ, входить въ дома обывателей, дѣлать въ нихъ осмотры, освидѣтельствованія, обыски, выемки, затѣмъ немедленно относительно тѣхъ, которые признаны ими будутъ виновными, принимать мѣры для предупрежденія уклоненія отъ слѣдствія и суда, или, говоря по просту, сажать ихъ въ кутузку.
   Еслибы такое право предоставлено было въ Петербургѣ околодочнымъ-надзирателямъ, Петербургъ взволновался бы, и многіе, навѣрное, выѣхали бы изъ Петербурга, за невозможностью жить при такомъ полномъ нарушеніи неприкосновенности жилища. Между тѣмъ, петербургскій околодочный, въ сравненіи съ сельскимъ урядникомъ, хотя бы послѣдній получилъ воспитаніе даже въ пермской академіи -- и по своему развитію, и по своему обращенію, стоитъ, пожалуй, гораздо выше, чѣмъ иной провинціальный полиціймейстеръ въ сравненіи съ будочникомъ. А урядникамъ предоставлена именно такая страшная власть произвольнаго нарушенія неприкосновенности и оскверненія домашняго очага каждаго обывателя своимъ присутствіемъ. Правда, если подозрѣнія урядника относительно извѣстнаго обывателя при обыскѣ оправдаются, или если урядникъ счелъ нужнымъ арестовать и арестуетъ то или другое лицо, то урядникъ обо всемъ этомъ обязанъ немедленно донести становому приставу и прокурору. Но, во-первыхъ, и становой приставъ, и прокуроръ лица, заваленныя работой и могутъ жить не всегда въ близкомъ разстояніи къ уряднику. Когда-то они еще будутъ имѣть возможность удостовѣриться, что обыскъ произведенъ правильно и что взятыя при обыскѣ вещи могутъ служить уликой преступленія, и что, дѣйствительно, было основаніе для задержанія заарестованнаго лица! А вѣдь возможно и то, что, по признанію станового и прокурора, и то, что взялъ урядникъ въ качествѣ улики при обыскѣ, и всѣ подозрѣнія его относительно заарестованныхъ окажутся вздоромъ, а заарестованныя имъ лица все-таки будутъ осрамлены и просидятъ подъ арестомъ, ни за что, ни про что, можетъ быть, недѣльку, а то и двѣ. Но это не все. Урядникъ обязанъ доносить становому приставу и прокурору только о тѣхъ обыскахъ, при которыхъ онъ найдетъ что-нибудь. Но, разъ ничего не нашелъ, обязанности этой на немъ не лежитъ. Такимъ образомъ, уряднику предоставлена полная возможность производить обыски хоть каждый день, гдѣ ему вздумается. Ничего не найдетъ при обыскѣ -- ну, и ничего значитъ. Обысканный не виноватъ, можетъ жить спокойно до другого раза, когда уряднику вздумается его обыскать. Однимъ словомъ, сельскіе обыватели ставятся въ положеніе куръ, которыхъ урядникъ, какъ истый ихъ хозяинъ, можетъ осматривать, когда ему вздумается, во всякое время дня и ночи. А не надобно забывать, что въ настоящее время сельскій обыватель, т. е., по просту, мужикъ -- такой же полноправный гражданинъ, какъ и всякій городской обыватель, какъ и всякій баринъ.
   Намъ скажутъ, что несправедливо заподозрѣнные и подвергнутые урядникомъ освидѣтельствованію, обыску и т. п. могутъ принести на него жалобу. Куда ужь имъ! Еще не очень давно, въ Петербургѣ, обыски по нѣскольку разъ производились у одного и того же лица, и хотя каждый разъ при обыскахъ не находили ничего, однакожь, многократно обысканнымъ не приходило и на мысль жаловаться. Кому жаловаться? И какая польза жаловаться? Разъ принята такая система подвергать обыску безъ всякихъ фактовъ, по личному подозрѣнію, и практикуется она постоянно, значитъ, ее одобряютъ тѣ, которые стоятъ во главѣ этой системы. Стало быть, надобно жаловаться имъ же, на нихъ же! Дѣло совсѣмъ не подходящее! А то мужику жаловаться! Кому? Исправнику? Становому? Онъ долженъ потерять два-три дня, а можетъ быть и болѣе на принесеніе жалобы, а кончится все это, навѣрное, тѣмъ, что ему же накладутъ въ загорбокъ за то, что онъ обременяетъ начальство такими пустяками.
   Но урядникъ есть страшилище не для однихъ только сельскихъ обывателей. Этотъ чинъ не прикрѣпленъ прочно къ одному мѣсту въ районѣ своей власти, это -- чинъ носящійся, летучій. Вотъ что гласитъ Положеніе объ урядникахъ:
   "Полицейскіе урядники обязана возможно чаще обходить или объѣзжать днемъ и ночью ввѣренную имъ мѣстность по всѣмъ направленіямъ большихъ и проселочныхъ дорогъ, посѣщать селенія, деревни, поселки, фабрики и заводы, бывать на базарахъ, ярмаркахъ, сельскихъ торжкахъ, пристаняхъ, храмовыхъ праздникахъ, вообще въ такихъ мѣстахъ, въ коихъ, по разнымъ обстоятельствамъ, скопляется большое число народа, чаще осматривать глухія мѣста, для убѣжденія -- не скрываются ли въ оныхъ подозрительныя и опасныя лица",
   Да, подозрительныя и опасныя лица! но какъ урядникъ можетъ заподозрить, которое изъ встрѣчающихся ему въ первый разъ лицъ на дорогахъ, на базарахъ, ярмаркахъ, фабрикахъ и т. д., подозрительное и опасное? Я думаю только по личному впечатлѣнію. Представьте же себѣ такой несчастный случай: вы ѣдете по дорогѣ, встрѣчаетесь съ этимъ деревенскимъ воеводой, и вдругъ ваше лицо или костюмъ показались ему подозрительными. Онъ освѣдомляется о вашемъ паспортѣ. Но у васъ паспорта нѣтъ. Нельзя же паспортъ носить постоянно въ карманѣ и брать для поѣздки на какихъ-нибудь 50, 100 верстъ. А впрочемъ, что значитъ и паспортъ, разъ запало подозрѣніе. Всѣмъ извѣстна не очень давняя исторія съ московскимъ докторомъ, помнится, Крюковымъ, ѣхавшимъ изъ-за границы, котораго жандармскій офицеръ въ Границѣ принялъ за Гартмана. Несмотря на то, что паспортъ его былъ совершенно въ порядкѣ, жандармскій офицеръ не придалъ этому никакого значенія. Мало-ли, говоритъ, нынѣ поддѣльныхъ паспортовъ? И докторъ едва выкрутился отъ неминуемой кутузки, благодаря только тому, что личность его удостовѣрило нѣсколько лицъ. Такой же или еще большій скептицизмъ относительно паспорта, еслибы вы имѣли его, можетъ обнаружить и урядникъ, и затѣмъ взять васъ обыскать и отвести въ кутузку, гдѣ вы будете сидѣть до тѣхъ поръ, пока, по его донесенію, пріѣдетъ становой или прокуроръ и васъ выпустятъ.
   Право обысковъ, право лишенія свободы, разъ оно дается въ самовластное распоряженіе нижнему полицейскому чину, дѣлается ужаснымъ правомъ.
   Никогда не надобно забывать, что каждый обыскъ, по самому существу своему, есть дѣйствіе насильственное, если не всегда физически, то нравственно всегда, ибо (повторяю то, что я писалъ давно уже), если виновный натурально не хочетъ, чтобы у него нашли то, что можетъ обличить его въ преступленіи, то тѣмъ непріятнѣе невинному чувствовать себя подозрѣваемымъ въ преступленіи и видѣть, ради одного только подозрѣнія въ преступленіи, вторгающуюся въ свой домъ, въ свое семейство -- въ самое священное мѣсто на землѣ для человѣка -- полицію, которая, въ случаѣ обыска, облекается такими правами надъ подозрѣваемымъ въ преступленіи, какихъ она никогда не имѣетъ и не можетъ имѣть по отношенію даже къ самому тяжкому преступнику. Ибо личность и имущество каждаго преступника законно неприкосновенны. Въ домѣ обыскиваемаго нѣтъ ничего неприкосновеннаго. Полиція можетъ вездѣ проникнуть. Если предположить, что въ 10 лѣтъ только одинъ разъ совершается обыскъ надъ невиннымъ, то нашъ XIX вѣкъ все-таки есть вѣкъ варварства, отъ котораго будетъ приходить въ ужасъ отдаленное потомство. Въ видахъ раскрытія истины, законъ, въ институтѣ обыска, заставляетъ человѣческое общество распинать свою нравственную природу, отрекаться отъ всѣхъ дорогихъ, священнѣйшихъ для человѣка чувствъ.
   Понятно послѣ этого, съ какою осторожностію и благоразуміемъ должно быть постановляемо каждое рѣшеніе о производствѣ обыска, чтобы не подвергнуть обыску невиннаго, и съ какою мягкостію и тонкостію долженъ производиться самый обыскъ, чтобы не дѣлать изъ него ненужной пытки. Можно сказать положительно, что и рѣшеніе о производствѣ обыска и самое исполненіе этого рѣшенія можетъ быть поручаемо только людямъ юридически образованнымъ, человѣчно развитымъ и въ самомъ обращеніи гуманнымъ. Тогда только рѣшенія о производствѣ обысковъ будутъ постановляться, по крайней мѣрѣ, приблизительно правильно, и весьма тяжелое по самому существу дѣйствіе производства обыска не будетъ противозаконно отягчаться и не будетъ возбуждать ропота и негодованія въ обществѣ, весьма справедливаго.
   И вдругъ такіе тонкіе и деликатные предметы, какъ право рѣшенія о производствѣ обыска, право производства обыска, право ареста, предметы, которые требуютъ основательныхъ юридическихъ знаній, гуманнаго развитій, мягкости пріемовъ, отдавать въ полное личное усмотрѣніе и распоряженіе урядника -- человѣка полуграматнаго, большею частію сомнительной нравственности, привыкшаго въ своей дѣятельности все совершать болѣе дланями и кулаками, сопровождая притомъ все это и площадною бранью.
   Что пригрезится и покажется ему съ пьяна и съ похмѣлья (есть слухи, что многіе урядники сильно пьютъ), что ему навретъ на сосѣда кума, сватъ, сплетню ли услышитъ онъ какую въ кабакѣ, на базарѣ -- все это будетъ служить достаточнымъ поводомъ къ обыску. О грубости пріемовъ при производствѣ самаго обыска и говорить нечего. Конечно, мужикъ нашъ притерпѣлся ко всему и все это перенесетъ благодушно. Но вѣдь вотъ что: подобныя противозаконныя дѣйствія власти, въ лицѣ урядника, которыя мужикъ, по своему невѣдѣнію, считаетъ вполнѣ законными, развращаютъ сельское населеніе: они загрубляютъ его, дѣлаютъ самого мужика способнымъ на подобныя же насильственныя дѣйствія и на подобныя отношенія къ людямъ. А во-вторыхъ, бываютъ обыски такого деликатнаго свойства, что даже и мужикъ иной можетъ почувствовать всю грубость и оскорбительность обыска. Вотъ найденъ удушенный новорожденный младенецъ, и вдругъ уряднику приходитъ въ голову счастливая мысль (и приходила уже) идти и осматривать самолично всѣхъ дѣвицъ села или деревни, на которыхъ, по его личному соображенію, падаетъ подозрѣніе. Вѣдь это ужасно!
   Такова сила власти урядника; посмотримъ теперь на объемъ ея, на то множество и разнообразіе предметовъ, которые входятъ въ компетенцію урядника, а также и на то, насколько этотъ нижній чинъ дѣйствительно можетъ быть компетентенъ въ своихъ распоряженіяхъ.
   Въ Положеніи такъ много обязанностей взваливается на урядника, что этотъ чинъ долженъ быть почти что вездѣсущимъ и всемогущимъ. Мы уже видѣли обязанность его рыскать деннонощно по всѣмъ дорогамъ, заведеніямъ, сборищамъ, закоулкамъ своего района. Вмѣстѣ съ тѣмъ ему вмѣняется въ обязанность: случится ли пожаръ въ деревнѣ, въ лѣсу, случится ли наводненіе -- скакать туда съ надлежащими орудіями для спасенія жителей и имущества, для распоряженій относительно тушенія пожара, предупрежденія бѣдствій наводненія. Закапывается ли гдѣ въ землю палая скотина, предается ли погребенію человѣкъ, умершій отъ заразительной болѣзни? Онъ долженъ быть тутъ и наблюдать, чтобы яма и могила не были выкопаны меньше, чѣмъ на три аршина глубины -- онъ же, въ видахъ охраненія народнаго здравія, долженъ наблюдать за сожженіемъ постелей заразительныхъ больныхъ, за провѣтриваніемъ, окуриваніемъ, обмываніемъ помѣщеній, платья послѣ нихъ, а также за непродажей ихъ платья и вещей, онъ же долженъ наблюдать за непродажей на сельскихъ рынкахъ и базарахъ испорченныхъ и подмѣшанныхъ съѣстныхъ припасовъ, напитковъ, ядовитыхъ веществъ, онъ же долженъ смотрѣть за очисткой улицъ, исправностію канавъ для осушенія, за чистотою рѣкъ, колодцевъ, источниковъ и т. д., и т. д.
   Еслибы только однѣ перечисленныя нами обязанности были возложены на урядника, то и на исполненіе ихъ однѣхъ у него не хватило бы ни силъ, ни времени. А между тѣмъ тутъ нѣтъ и половины того, что возложено на урядника. Онъ обязанъ слѣдить за исправнымъ состояніемъ дорогъ, мостовъ, переправъ, бичевниковъ, за своевременнымъ исправленіемъ, за цѣлостію телеграфныхъ проводовъ, за установкою вѣхъ зимою на рѣкахъ, озерахъ, поляхъ, за сохранностію межевыхъ знаковъ и деревьевъ на дорогахъ и т. д., и т. д., даже за цѣлостію желѣзныхъ дорогъ. Урядники должны наблюдать, чтобы питейные дома открывались и закрывались въ узаконенное время, чтобы не было въ нихъ безчинствъ, не дозволялась музыка, увеселительныя игры, а также игры въ карты, кости, шашки, чтобы не производилось продажи вина въ долгъ, подъ закладъ и проч. Въ мѣстахъ пограничныхъ урядникамъ вмѣняется наблюдать за контрабандой, гдѣ есть лѣса, тамъ смотрѣть за лѣсными порубками. Наконецъ, урядникамъ же поручаются и деликатнѣйшія изъ полицейскихъ дѣлъ -- политическія. "Полицейскіе урядники, говоритъ Положеніе:-- обязаны слѣдить негласнымъ образомъ за неблагонадежными и подозрительными лицами и наблюдать негласно за поведеніемъ лицъ, водворенныхъ на мѣстахъ жительства подъ надзоръ полиціи. Кромѣ того, урядникамъ же поручается наблюдать, чтобы: 1) на фабрикахъ, заводахъ, въ питейныхъ домахъ не распространялись злонамѣренные слухи и сужденія; 2) чтобы не распространялись изданія преступнаго содержанія; 3) чтобы не было сходбищъ и собраній для совѣщанія и дѣйствія, противныхъ тишинѣ и спокойствію" и т. п.
   Мы здѣсь остановимся, хотя мы все-таки не перечислили еще всѣхъ обязанностей урядника. Но и сказаннаго достаточно, чтобы видѣть, что всего, что возлагается на урядника, физически выполнить невозможно. Многаго онъ не можетъ выполнить, еслибы и хотѣлъ, потому что это выше его разумѣнія. Таковы всѣ политическія дѣла. Своимъ усердіемъ онъ будетъ только путать дѣло. Ну, что, напримѣръ, урядникъ можетъ понимать въ запрещенныхъ сочиненіяхъ, когда случалось при обыскахъ даже въ городахъ, что обыскивающіе, не урядники уже, а кончившіе курсъ, вѣроятно, въ среднихъ учебныхъ заведеніяхъ офицеры забирали иногда "Вѣстникъ Европы", какъ запрещенную книгу, потому что на ней не видѣли надписи "дозволено цензурою", а между тѣмъ, дескать, такое страшное заглавіе: "Вѣстникъ Европы, а не Россіи". Или какъ можно давать какую-нибудь цѣну донесеніямъ урядника о поведеніи поднадзорныхъ или его подозрѣніямъ относительно неблагонадежности тѣхъ или другихъ лицъ. Тутъ, я думаю, кромѣ вранья или непониманія дѣла и недоразумѣній, и искать нечего. Довольно того, что не всѣ урядники понимаютъ требованія закона даже относительно обыкновеннаго благочинія. Въ газеты, несмотря на запрещеніе, попало, напримѣръ, нѣсколько корреспонденцій, что урядники на югѣ запрещали народныя вечерницы, разгоняя собиравшихся на нихъ парубковъ и дѣвушекъ, потому что считали эти вечерницы безнравственными и противозаконными сходбищами, такъ что министръ вынужденъ былъ особымъ циркуляромъ воспретить подобное озорство урядникамъ.
   Еслибы со времени введенія института урядниковъ, въ теченіи двухъ лѣтъ, были записаны всѣ случаи ихъ злоупотребленія, небрежности, нерадѣнія, наконецъ, совершеннаго непониманія своихъ обязанностей, то навѣрное набралось бы нѣсколько томовъ въ доказательство нетолько полной ненужности, безполезности, но даже вреда этого института. Къ сожалѣнію, писать что-нибудь непохвальное объ урядникахъ было запрещено; въ "Правительственномъ же Вѣстникѣ" изо дня въ день наполнялись цѣлые столбцы извѣстіями о ихъ похвальныхъ подвигахъ, доставляемыми исправниками. Для чего это дѣлалось, и понять трудно. Вѣдь нельзя же, конечно, думать, чтобы подобную, одностороннюю, чисто оффиціальную гласность могъ кто-нибудь считать средствомъ къ раскрытію истины? Но съ другой стороны представляется какъ-то ужь совсѣмъ невѣроятнымъ, чтобы старались скрыть истину.
   Впрочемъ, оставляя въ сторонѣ частные случаи злоупотребленій урядниковъ, непониманія ими своихъ обязанностей или небреженія ихъ, изъ итога ихъ совокупной дѣятельности, въ теченіи двухъ лѣтъ, видно, что ровно ничего не прибавилось къ благополучію Россіи. Ни народное здравіе, ввѣренное заботливости урядниковъ, не увеличилось, не уменьшились преступленія, конокрадство осталось въ прежнихъ размѣрахъ, горитъ Россія по прежнему и т. д., и т. д. Какую же пользу принесли урядники и для чего они?
   Одинъ знаменитый французскій юристъ говоритъ, что при учрежденіи полиціи количество полицейскихъ должно быть ограничиваемо самымъ крайнимъ минимумомъ, указываемымъ дѣйствительною потребностью. "По моему мнѣнію, говоритъ онъ:-- пусть будетъ лучше лишній воръ, чѣмъ лишній полицейскій, потому что воръ можетъ лишить меня только моего кошелька, а полицейскій можетъ лишить меня свободы".
   Что сказалъ бы этотъ юристъ, еслибы ему было извѣстно, что въ лицѣ урядниковъ у насъ заведено 5,000 лишнихъ, ни для кого и ни для чего ненужныхъ полицейскихъ!
   А институтъ урядниковъ у насъ, дѣйствительно, совершенно лишній, учрежденный Богъ знаетъ для чего. Но онъ нетолько лишній, но и находится въ совершенномъ противорѣчіи съ положеніемъ 19-го февраля. Съ освобожденіемъ крестьянъ, организована вмѣстѣ была полная сельская полиція, въ которой всѣ полицейскія права, тѣ самыя, которыя возложены теперь на урядниковъ, предоставлены сельскимъ старостамъ въ каждомъ селеніи, волостнымъ старостамъ въ волости и сотскимъ, и десятскимъ, находящимся въ ихъ вѣденіи. Съ введеніемъ института урядниковъ, эта сельская полиція не уничтожена; да и уничтожить ее нельзя, потому что она органически связана съ идеей свободнаго крестьянства и дарованнаго имъ верховною властію самоуправленія. Институтъ урядниковъ въ крестьяствѣ, устроенномъ по "Положенію" 19-го февраля, представляетъ болѣзненный наростъ, который своимъ присутствіемъ нарушаетъ правильныя отправленія органическаго крестьянскаго устройства и мѣшаетъ правильному его развитію. Урядникамъ вполнѣ подчинены сельскіе полицейскіе чины, сотскіе и десятскіе, выбираемые обществомъ; урядникамъ предоставлено право надзора за сельскими старостами и даже волостными старшинами; урядникамъ предоставлено личное право писать представленія, донесенія становому приставу, прокурору, жандармскимъ управленіямъ, право, котораго не имѣютъ даже волостные старшины. Но позвольте... зачѣмъ же тогда было хлопотать при разрѣшеніи крестьянскаго вопроса объ уничтоженіи вотчинной полиціи и вести по этому предмету безконечные споры? Развѣ урядникъ, съ тѣми правами, которыми онъ облеченъ, не та же вотчинная полиція и не хуже въ десять разъ самаго послѣдняго, по умственному и нравственному развитію, помѣщика, которому предоставлено было бы, на основаніи общихъ государственныхъ полицейскихъ узаконеній, наблюдать за своими бывшими крѣпостными. Вообще институтъ полицейскихъ урядниковъ стоитъ въ полномъ противорѣчіи съ новымъ крестьянскимъ устройствомъ и представляетъ по отношенію къ нему чистый non-sens.
   Появленіе этого non-sens'а въ числѣ новыхъ учрежденій нѣкоторые хотятъ объяснить слабостію сельской выборной полиціи: Но это объясненіе нетолько ничего не объясняетъ, но и само представляется невѣроятнымъ. Какъ ни слаба наша сельская полиція, но съ нею потому уже не можетъ идти ни въ какое сравненіе институтъ урядниковъ, что это, во-первыхъ, полиція мѣстная: она знаетъ свой районъ вдоль и поперегъ, и во всѣхъ закоулкахъ, и каждое лицо въ немъ; слѣдовательно, можетъ, съ одной стороны, лучше надзирать за всѣмъ и всѣми, а съ другой, по этому же самому не можетъ неосновательно заподозривать напрасно всякаго и вторгаться съ обысками, выемками и т. п. въ дома людей, извѣстныхъ своею добропорядочностію всему обществу; во-вторыхъ, полиція эта охраняетъ свое добро, и, конечно, въ этомъ отношеніи можно ожидати отъ нея всегда большаго усердія, чѣмъ отъ урядниковъ; въ-третьихъ, чины выборной сельской полиціи, какъ члены общества, не смутятъ общество такими, напримѣръ, нелѣпыми распоряженіями, какъ запрещеніе вечерницъ, такъ какъ всѣ обычаи и порядки общественные извѣстны имъ съ дѣтства, а, что главное, какъ лица выборныя и по оставленіи своихъ должностей обязанныя жить среди того же общества, они, естественно, должны воздерживаться отъ такихъ злоупотребленій по своей должности, какъ взяточничество и т. п. Мы думаемъ, что если урядники и дѣлаютъ что хорошаго, то дѣлаютъ по указанію и при помощи сельской полиціи, говоря другими словами, загребаютъ жаръ чужими руками. Отъ себя лично они ничего не въ состояніи внести для улучшенія положенія. Это чистые паразиты въ крестьянскомъ управленіи, которые только раззоряютъ крестьянъ. Кромѣ тѣхъ полутора или двухъ милліоновъ, которые отпускаются на ихъ содержаніе изъ государственнаго казначейства, они навѣрное высасываютъ изъ народа еще, по крайней мѣрѣ, пять милліоновъ незаконными поборами.
   Нашу сельскую полицію нужно поднять, но нужно пріискать для этого такія мѣры, которыя бы нетолько не шли въ разрѣзъ "Положенію" 19-го февраля, а, напротивъ, помогали бы развитію и введенію въ жизнь началъ, въ немъ положенныхъ. Полиція сельская слаба именно потому, что она, по неразвитію своему, по своей неграматности, лишена предоставленныхъ ей закономъ правъ, принижена и угнетена нашими исправниками и становыми, такъ точно, какъ по той же причинѣ принижено и угнетено и все наше крестьянство. Институтъ урядниковъ уже никакъ не можетъ служить мѣрою къ развитію началъ 19-го февраля въ народѣ, къ поднятію народа изъ его приниженнаго и забитаго состоянія, а слѣдовательно и сельской полиціи. Какъ водворенный среди народа, наблюдающій надъ нимъ не издали, какъ становые и исправники, а стоящій, такъ сказать, надъ его душою, онъ будетъ служить еще къ большему прини женію какъ народа, такъ и его полиціи. Главное, что нужно для этого, это то, чтобы сельская полиція была возстановлена во всѣхъ тѣхъ нравахъ, которыя ей высочайше дарованы, и обезпечена отъ незаконнаго вторженія въ эти права и узурпаціи ими становыхъ и исправниковъ. Сами крестьяне, по своему неразвитію, малограматности, не могутъ этого сдѣлать, и въ этомъ именно надобно помочь имъ. Мнѣ кажется, что еслибы тѣ самыя деньги, которыя теперь расходуются на урядниковъ, употребить на учрежденіе при каждомъ волостномъ правленіи стряпчаго, изъ лицъ, получившихъ полное юридическое образованіе и, конечно, благонадежныхъ нравственно, на правахъ стряпчихъ нашихъ прежнихъ уѣздныхъ судовъ, съ тѣмъ, чтобы они, не вмѣшиваясь ни въ какія распоряженія и дѣйствія волостного начальства, предварительно ихъ исполненія разсматривали бы только ихъ законность или незаконность, то эта мѣра была бы лучшею для правильнаго дѣйствія находящихся въ рукахъ крестьянъ учрежденій и вообще предоставленной имъ власти. Стряпчій этотъ, кромѣ того, что былъ бы лучшимъ совѣтникомъ крестьянъ въ частныхъ дѣлахъ, гдѣ требуются юридическія свѣдѣнія, былъ бы въ ихъ учрежденіяхъ тоже, что стряпчій въ нашихъ старыхъ судебныхъ учрежденіяхъ. Написалъ онъ на томъ или другомъ предположенномъ волостнымъ правленіемъ или старшиною распоряженіи и дѣйствіи: "челъ" можно смѣло исполнять, съ увѣренностью, что оно законное. Протестовалъ онъ -- значитъ, отвѣтственность вся лежитъ на волостномъ правленіи, если оно не остановилось въ своемъ распоряженіи, въ виду этого протеста. При стряпчихъ исчезла бы въ волостныхъ правленіяхъ большая, по крайней мѣрѣ, часть тѣхъ злоупотребленій, которыя теперь совершаются волостными писарями, старшинами, не стали бы исчезать поступающіе въ волостное правленіе сборы иногда по нѣскольку тысячъ рублей и, вмѣстѣ съ этимъ, не сунулись бы сюда съ незаконными требованіями ни уѣздная полиція, ни земская управа, ни вообще всѣ тѣ присутственныя мѣста и лица, которыя вступаютъ въ то или другое соприкосновеніе съ крестьянскими учрежденіями. При стряпчихъ и сельская полиція немедленно подымется. Она будетъ дѣйствовать смѣлѣе и увѣреннѣе, потому что будетъ знать, что дѣйствуетъ законно; также и въ полицейскія должности, какъ и вообще во всѣ выборныя должности, будутъ выбираться лучшіе люди крестьянами, и никто изъ этихъ людей не будетъ отказываться отъ должности, ибо каждый будетъ знать, что его не будутъ третировать, какъ своего раба, различные держиморды и что вообще его нельзя будетъ обидѣть безнаказанно.
   Конечно, отыскать для всѣхъ волостныхъ правленій стряпчихъ, вполнѣ честныхъ и добросовѣстныхъ, даже изъ лицъ, получившихъ полное юридическое образованіе, не легко, но все-таки легче, чѣмъ отыскать 5,000 человѣкъ добросовѣстныхъ и честныхъ урядниковъ изъ отбросковъ общества. И притомъ какая разница! Одни будутъ служить къ развитію всего крестьянства и всѣхъ крестьянскихъ учрежденій, на основаніи "Положенія" 19-го февраля, а другіе къ окончательному приниженію и угнетенію крестьянства и къ разрушенію началъ, положенныхъ въ основаніе этого "Положенія".
   Мысль объ институтѣ урядниковъ могла явиться только въ головѣ лицъ, совершенно незнакомыхъ съ духомъ и характеромъ новыхъ преобразованій, равно и вообще съ народною жизнію, и если успѣла проникнуть въ жизнь, то потому только, что, развитая въ форму устава въ канцеляріи, она, подъ угрозою каръ, изъята была отъ гласнаго обсужденія.
   Въ прошедшемъ нашемъ обозрѣніи мы говорили о нехозяйственномъ отчужденіи казенныхъ земель въ Оренбургской губерніи въ частныя руки и притомъ не всегда согласномъ съ требованіями, установленными для этого закономъ. Какъ будто въ доказательство этого въ "Голосѣ" напечатана слѣдующая корреспонденція, полученная изъ Уфы отъ 29 ноября:
   Сообщаю нѣкоторыя свѣдѣнія о проданныхъ земельныхъ участкахъ разнымъ лицамъ. Прежде всего упомяну, что пожалованные два участка оренбургскому генералъ-губернатору Крыжановскому и министру государственныхъ имуществъ, князю Ливену, находятся въ Мензелинскомъ уѣздѣ. Участокъ генерала Крыжановскаго находится въ четырехъ разныхъ мѣстахъ: 297 десятинъ около Святого Ключа на Камѣ и 4,870 десятинъ близъ пригорода Залиска. Участокъ князя Ливена весь взятъ изъ аеанасьевской казенной дачи, но вырѣзанъ въ трехъ разныхъ мѣстахъ; а такъ какъ вырѣзки дѣлались изъ самыхъ лучшихъ и самыхъ цѣнныхъ частей дачи, то аѳанасьевская казенная дача этими вырѣзками совершенно обезцѣнена. Святой Ключъ и вся аѳанасьевская казенная дача еще очень недавно принадлежали къ низовому казанскому корабельному

   

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРѢНІЕ.

Рѣчь предсѣдателя московскаго славянскаго общества о князѣ Черкаскомъ.-- Наше странное отношеніе къ мужику.-- Военная постановка нашего общества.-- Оправданіе г-жи Засуличъ.-- Отвѣтъ г. Суворину.

   Въ прошедшемъ моемъ обозрѣніи я сказалъ, что надъ свѣжею могилою каждой знаменитости надобно крѣпко держаться извѣстной древней пословицы: de mortuis aut bene, aut nihil. На этомъ основаніи мнѣ не слѣдовало бы вовсе говорить о покойномъ князѣ Черкасскомъ, о которомъ хорошаго я ничего не могу сказать, не потому, конечно, чтобы князь Черкасскій не дѣлалъ ничего хорошаго -- вѣроятно, онъ дѣлалъ немало и хорошаго -- а потому, что я не знаю этого хорошаго въ его дѣятельности. О худомъ я не долженъ бы былъ говоритъ. И я искренно желалъ бы не говорить. но какъ умолчать, когда друзья покойнаго именно это худое выставляютъ какъ какую то доблесть въ князѣ Черкасскомъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, бросаютъ грязью въ тѣхъ достойныхъ людей, которые въ свое время сочли своимъ нравственнымъ долгомъ указать князю Черкасскому на это худое и назвать худое худымъ? Въ рѣчи, говореной 5 марта, въ публичномъ засѣданіи московскаго славянскаго благотворительнаго общества, предсѣдатель этого общества разсказываетъ, между прочимъ, слѣдующій фактъ изъ жизни князя Черкасскаго.
   Когда, въ концѣ 1857 года, Высочайше было разрѣшено образовать въ губерніяхъ комитеты для обсужденія способовъ къ освобожденію крестьянъ или "къ улучшенію ихъ быта", какъ это называлось тогда на оффиціальномъ языкѣ, князь Черкасской поступилъ въ члены тульскаго дворянскаго комитета. Вмѣстѣ съ нѣсколькими другими членами комитета, составлявшими меньшинство, онъ настаивать на надѣленіи крестьянъ землею, "громя большинство своими блистательными и, правду сказать, нѣсколько язвительными рѣчами". Это приводило въ бѣшенство тульское дворянство до того, что оно рѣшилось исключить князя Черкасскаго, какъ недостойнаго, изъ числа тульскихъ дворянъ, и на выборахъ въ тульскомъ губернскомъ собраніи по вопросу объ исключеніи Черкасскаго изъ числа дворянъ два дня шли бурные дебаты, которые, само собою разумѣется, должны были кончиться ничѣмъ, за неимѣніемъ у дворянства ни права, ни основанія для подобнаго исключенія. "Но, продолжаетъ предсѣдатель:-- въ то самое время, когда партія крѣпостниковъ пыталась подвергнуть князя Черкасскаго такому остракизму, противъ него неистово бѣсновалась -- забавно, но и стыдно вспомнить -- либеральная, т. е. наша претендующая на либерализмъ журналистика за то, что въ одной изъ своихъ по крестьянскому благоустройству статей въ журналѣ А. И. Кошелева: "Сельски Благоустройство" Черкасскій предполагалъ предоставить въ селеніяхъ старшинамъ право наказывать провинившихся крестьянъ, за неимѣніемъ другихъ мѣръ взысканія, нѣсколькими ударами розогъ. Не вѣдая никакихъ условій народной жизни, не принимая никакого участія въ тяжкихъ трудахъ по крѣпостному вопросу, нисколько не соображаясь съ положеніемъ самихъ борцовъ за дѣло крестьянской свободы, только вскарабкавшись на ходули "цивилизаціи", наши арлекины либерализма и гуманности, вмѣстѣ съ ругательствами, присылали по почтѣ цѣлые пуки розогъ въ редакцію "Сельскаго Благоустройства",-- о томъ же, какъ рѣшался вопросъ о надѣлѣ, пустоголовымъ крикунамъ не было дѣла. Неудивляйтесь, заключаетъ предсѣдатель:-- что я упомянулъ объ этомъ, послѣднемъ ничтожномъ, мелочномъ обстоятельствѣ: еще недавно, послѣ двадцати лѣтъ, въ нѣкоторыхъ петербургскихъ журналахъ (и самыхъ значительныхъ) возобновленъ покойному дѣятелю тотъ же шутовской упрекъ!"
   Въ этомъ краткомъ извлеченіи, сдѣланномъ мною изъ рѣчи предсѣдателя московскаго славянскаго общества, содержатся четыре обвинительные пункта противъ петербургской журналистики:
   1) будто петербургскіе журналисты, порицая проэкть князя Черкасскаго о сѣченіи крестьянъ, изложенный имъ въ "Сельскомъ Благоустройствѣ:, вмѣстѣ съ тѣмъ присылали по почтѣ (?!) цѣлые пуки розогъ (!?) въ редакцію: "Сельскаго Благоустройства".
   2) будто тѣ же петербургскіе журналисты не просто порицали проэктъ князя Черкасскаго, а съ ругательствами,
   3) будто имъ, этимъ петербургскимъ "пустоголовымъ" -- но не ругательному. конечно, а самому галантному выраженію предсѣдателя -- "крикунамъ не было никакого дѣла до того, какъ рѣшался вопросъ о надѣлѣ, и что они, "эти арлекины либерализма и гумманности" -- тоже, конечно, не ругательное выраженіе -- могли порицать проэктъ князя Черкасскаго, развѣ только потому, что "не вѣдали никакихъ условіи народной жизни, непринимали никакого участія въ тяжкихъ трудахъ по крѣпостному вопросу и нисколько не соображались съ положеніемъ самихъ борцовъ за дѣло крестьянской свободы".
   На первый изъ этихъ пунктовъ я ничего не буду отвѣчать. Я буду считать этотъ пунктъ сплетнею или даже клеветою до тѣхъ поръ, пока г. предсѣдатель московскаго славянскаго общества не назоветъ по имени тѣхъ петербургскихъ журналистовъ, которые будто бы посылали пуки розогъ въ редакцію "Сельское Благоустройство". Изъ всѣхъ журналистовъ того времени, которыхъ я зналъ -- а я зналъ очень многихъ -- я не думаю, чтобъ нашелся хоть одинъ, который былъ бы способенъ нетолько самъ совершить подобный дикій поступокъ, но который одобрилъ бы его въ другихъ. Если же въ Петербургѣ находились такіе сумасброды изъ приверженцевъ той или другой журнальной партіи, которые теоретическое разсмотрѣніе вопроса считали нужнымъ комментировать подобными недостойными практическими иллюстраціями, то петербугская журналистика и журналисты тутъ ни причемъ, и ихъ обвинять за это никакъ нельзя. Очень мо жетъ быть, что было и есть не мало такихъ дворянъ изъ приверженцевъ славянофильскаго ученія, которые, слѣдуя твердо проэкту князя Черкасскаго, что мужику 18 розогъ дать иногда очень пользительно, держались прежде, держатся и теперь, насколько могучъ, этого правила относительно своихъ барщинныхъ крестьянъ, то вѣдь тутъ ни славянофильское міросозерцаніе вообще, ни князь Черкасскій въ частности рѣшительно ни причемъ.
   Относительно второго пункта, будто бы петербургскіе журналисты осыпали ругательствами князя Черкасскаго за проэктъ его о сѣченіи, я также сильно сомнѣваюсь. По крайней мѣрѣ, въ "Современникѣ", который суровѣе всѣхъ другихъ журналовъ относился къ любителямъ тѣлесныхъ наказаній, при обозрѣніи 8 No "Сельскаго Благоустройства", просто переданы были предположенія, означенныя въ статьѣ князя Черкасскаго о будущемъ сельскомъ управленіи. Относительно предоставленія участковому старостѣ права наказывать крестьянъ за проступки 18-ю ударами розогъ, независимо отъ наказанія, какое можетъ быть имъ присуждено за тотъ же проступокъ (а надобно сказать, что въ проэктѣ князя Черкасскаго крестьянскому суду предоставлялось право тѣлеснаго наказанія до 50 ти ударовъ розгами), было сдѣлано только слѣдующее замѣчаніе: "мы не понимаемъ необходимости и справедливости предоставлять участковому старостѣ права произвольнаго тѣлеснаго наказанія, тѣмъ болѣе, что въ барщинныхъ имѣніяхъ староста этотъ, по смыслу предположенія князя Черкасскаго, будетъ не что иное, какъ господскій прикащикъ" (потому что выбирается не міромъ, а назначается самимъ помѣщикомъ). Вотъ и все замѣчаніе. Другое предположеніе изъ того же проэкта князя Черкасскаго, о предоставленіи помѣщикамъ наказывать своихъ дворовыхъ до 18 ти ударовъ розгами -- передано просто, безъ всякаго замѣчанія. Въ апрѣльской книжкѣ "Современника", въ слѣдующемъ 1859 году, Добролюбовъ, въ статьѣ своей: "Литературныя мелочи прошлаго года", перебирая разные вопросы, поднятые въ прошедшемъ году, въ шутливомъ тонѣ разсказываетъ, что былъ поднятъ вопросъ и о розгахъ, но не объ отмѣнѣ розогъ, а о количествѣ ударовъ, какое можетъ давать помѣщикъ своимъ крестьянамъ, что "Журналъ землевладѣльцевъ высказалъ гуманную мысль, что не слѣдуетъ отстаивать 40 ударовъ, а можно спуститься до 20-ти", что "князь Черкасскій по ступилъ еще гуманнѣе: онъ спустилъ еще 10% и согласился уменьшить число ударовъ, предоставляемыхъ въ вѣденіе дворянства, до 18-ти". "Но, продолжаетъ Добролюбовъ:-- тутъ то (не знаемъ ужь почему -- потому, должно быть, что въ послѣдовательныхъ уступкахъ увидѣли слабость противниковъ) и возстали благородные рыцари, совершенно разбившіе князя Черкасскаго. Кончилось тѣмъ, что онъ отказался и отъ 18-ти ударовъ въ пользу дворянства и уступилъ ихъ сельскому управленію. Но тутъ рыцари ободрились еще болѣе и начали пускать грязью въ бѣгущаго съ поля битвы князя Черкасскаго и въ друзей его. Но бѣглецы скрылись, а рыцари оказались перепачканными въ грязи. Затѣмъ все стихло". Можно ли эту шутку назвать ругательствомъ? А если это ругательство, то какъ же назвать такія выраженія самого г. предсѣдателя московскаго славянскаго общества, какъ: "наши арлекины либерализма и гуманности" "пустоголовые крикуны", и какъ назвать вообще всю ту выдержку, которую мы сдѣлали изъ рѣчи г. предсѣдателя? Я думаю даже: архиругательствомъ назвать будетъ мало. А, впрочемъ, можетъ быть. г. предсѣдатель встрѣчалъ дѣйствительно въ какихъ-нибудь журналахъ ругательства на князя Черкасскаго, не уступающія вышеозначеннымъ его собственнымъ, то ему слѣдовало назвать эти журналы, а не взваливать ихъ вину на всю журналистику.
   Что касается пункта третьяго, то прежде всего я долженъ замѣтить, что г. предсѣдатель московскаго славянскаго общества напрасно усиливается возвысить заслуги "борцовъ за дѣло крестьянской свободы", т. е. членовъ дворянскихъ комитетовъ насчетъ журналистики. И заслуги оныхъ, скажемъ мы, очень почтенны, но и заслуги сей, если не въ нѣсколько разъ болѣе, то ужь никакъ не менѣе почтенны. Не будь журналистики, даже самые крѣпкіе изъ борцовъ за дѣло крестьянской свободы, бывшіе всегда въ меньшинствѣ въ дворянскихъ комитетахъ, ничего не сдѣлали бы съ подавлявшимъ ихъ большинствомъ крѣпостниковъ хотя бы всѣ они-борцы за дѣло крестьянской свободы -- одарены были способностью громить своихъ противкиковъ рѣчами втрое болѣе блистательными и язвительными, чѣмъ рѣчи князя Черкасскаго. Г. предсѣдатель совершенно несправедливо говортъ, что "пустоголовые крикуны", т. е. Журналисты, нисколько не заботились о томъ, какъ рѣшался вопросъ о крестьянскомъ надѣлѣ. Напротивъ, вопросъ нетолько о надѣлѣ, но и о непремѣнно достаточномъ надѣлѣ, и если не даровомъ, то возможно облегченномъ въ цѣнѣ, сообразно скуднымъ средствамъ крестьянина -- этотъ вопросъ явился въ журналистикѣ немедленно съ появленіемъ вопроса объ освобожденіи крестьянъ, занималъ ее болѣе всѣхъ другихъ вопросовъ, нетолько до самаго освобожденія, но постоянно поднимался въ журналистикѣ и послѣ освобожденія и живетъ до сихъ поръ. О чемъ чаще всего говоритъ и нынѣ журналистика, какъ не о недостаточности крестьянскихъ надѣловъ, о необходимости ихъ увеличить?-- Г. предсѣдатель говоритъ, что журналисты не принимали никакого участія въ тѣхъ тяжкихъ трудахъ по крѣпостному вопросу, которые несли члены дворянскихъ комитетовъ. Но вѣдь и члены дворянскихъ комитетовъ не принимали также участія въ трудахъ журналистовъ по крѣпостному праву, которые доставались журналистамъ иногда еще болѣе тяжко, чѣмъ членамъ дворянскихъ комитетовъ ихъ труды. Каждый дѣлалъ то, что долженъ былъ дѣлать, и поступалъ совершенно резонно; потому что при такомъ только раздѣленіи труда и могло успѣшно пойти великое дѣло крестьянскаго освобожденія. Упрекъ журналистикѣ, дѣлаемый г. предсѣдателемъ, въ этомъ случаѣ, по меньшей мѣрѣ, упрекъ странный!
   Обращаясь къ вопросу о сѣченіи, я еще могу согласиться, что князь Черкасскій, обсуждавшій этотъ вопросъ во время крѣпостного права, подъ вліяніемъ вообще существовавшаго тогда всюду страха, что съ уничтоженіемъ помѣщичьей власти мужикъ выйдетъ изъ всякаго повиновенія и съ нимъ невозможно будетъ справиться, могъ думать, что для острастки мужика нужно оставить розги хотя въ умѣренномъ количествѣ ударовъ на каждый разъ, и потому могъ, по своему, съ этой крѣпостной точки зрѣнія, предоставить въ своемъ проэктѣ участковому ста ростѣ право тѣлеснаго наказанія крестьянъ до 18-ти ударовъ. Но вѣдь мы находимся въ настоящее время совершенно въ другомъ отношеніи къ вопросу который затруднялъ князя Черкасскаго. Сама практика вполнѣ разрѣшила, за насъ этотъ вопросъ самымъ удовлетворительнымъ образомъ. Всѣ боялись, что съ уничтоженіемъ тѣлесныхъ наказаній по судебнымъ приговорамъ число преступленій увеличится до того, что жить будетъ страшно.-- Оно не увеличилось.-- Всѣ боялись, что съ уничтоженіемъ наказаній въ арміи дисциплина въ войскахъ падетъ.-- Нынѣшняя война доказала, что армія, при новомъ, болѣе человѣческомъ отношеніи къ солдату, стала гораздо лучше, чѣмъ была прежде.-- Для насъ теперь очевидно, что не журналистика того и темени ошибалась, отрицая необходимость розги, а ошибался князь Черкасскій, когда доказывалъ, что мужика нельзя не посѣчь хоть немножко, иначе съ нимъ, дескать, не справишься. Поэтому очень странно видѣть, что г. предсѣдатель московскаго славянскаго общества и въ настоящее время обвиняетъ журналистику за то, что она отнеслась неодобрительно къ проэкту князя Черкасскаго о сѣченіи, проэктъ же князя выставляетъ не какъ ошибку, а какъ мѣру очень похвальную, потому что другихъ мѣръ взысканія, дескать, не имѣлось. Странно; но вѣдь князь Черкасскій писалъ проэктъ, въ которомъ вмѣсто розогъ могъ пріискать другія мѣры. А, впрочемъ, какія же мѣры и могли быть предоставлены участковому старостѣ, который, по справедливому замѣчанію рецензента "Современника", назначался отъ помѣщика для охраненія собственно помѣщичьихъ интересовъ и былъ властію чисто хозяйственною, а не полицейскою? Въ случаѣ проступковъ крестьянъ, онъ могъ имѣть единственное право представлять ихъ на усмотрѣніе крестьянскаго міра или крестьянскаго суда. Вѣть эта же единственная мѣра предоставлена въ настоящее время даже полицейскимъ сельскимъ старшинамъ. Или г. предсѣдатель находитъ, что это и теперь non sufficit, что мужика иногда нельзя не посѣчь...
   Вообще нельзя не сказать, что наши отношенія къ мужику, къ Черному народу, очень странныя. Въ нашей беллетристикѣ, публицистикѣ, ученыхъ даже сочиненіяхъ о Россіи, этотъ мужикъ, этотъ народъ -- обожаемое существо. Всѣ въ восторгѣ отъ него и всѣ единогласно вторятъ, что это -- самое здоровое ядро Россіи, ея несокрушимая сила, залогъ ея великаго будущаго. Недавно, по поводу процесса Засуличъ, "Московскія Вѣдомости'' сдѣлали такую оцѣнку мужика и народа нашего въ сравненіи съ нашей интеллегенціей. "Основы нашего народнаго быта, говорятъ они:-- непоколебимы и здравы, точно также какъ силы нашего народа неистощимы и могущественны... Гдѣ въ нашей народной жизни выступаютъ ея живыя силы, тамъ совершаются чудеса, тамъ чувствуется благодать Божія. но какъ только заговоритъ и начнетъ дѣйствовать наша интеллигенція, мы падаемъ".. Какъ прославлялись сыны народа, находящіеся въ арміи, за все время нынѣшней войны -- это извѣстно всѣмъ. Они превознесены до небесъ и нашими, и иностранными корреспондентами. Генералы, совершившіе самыя блистательныя и самыя трудныя военныя дѣла, какъ, напримѣръ, Гурко, открыто заявляли, что они могли совершить все это. только благодаря русскому солдату, что всю нынѣшнюю войну вынесъ солдатъ на своихъ плечахъ.
   Казалось бы послѣ всего этого, о чьемъ благосостоянія мы должны были бы болѣе всего заботиться, какъ не о благосостояніи мужика? Кого беречь, кого стараться охранять отъ разныхъ несправедливостей и притѣсненій, какъ не его? А между тѣмъ, когда являются тѣ или другіе самаго возмутительнаго свойства факты, свидѣтельствующіе о плачевномъ, пригнетенномъ положеніи мужика въ экономическомъ ли отношеніи, или въ отношеніи управленія, никто на это не обращаетъ никакого вниманія. Случайныя корреспонденціи, доводящія до общаго свѣденія путемъ печати, по всей вѣроятности, одинъ изъ ста подобныхъ фактовъ, прочитываются какъ не значущія обыкновенныя вещи, не производя никакого впечатлѣнія. Въ сущности, они, если угодно -- и дѣйствительно незначущія, обыкновенныя вещи. Потому что всѣмъ извѣстно, что подати и повинности часто далеко превышаютъ доходъ, получаемый мужикомъ не только отъ своего скуднаго надѣла, но вмѣстѣ и отъ заработковъ, что онъ всегда въ недоимкахъ и не можетъ не быть въ недоимкахъ, что забитый и невѣжественный, онъ или не знаетъ своихъ правъ, или не въ состояніи пользоваться ими, что только лѣнивый изъ его ближайшаго начальства его не эксплуатируетъ или не притѣсняетъ, что, при такомъ его положеніи, само-собою разумѣется, не можетъ не быть тѣхъ прискорбныхъ явленій, о которыхъ время отъ времени извѣщаютъ случайные корреспонденты. Очень многіе, конечно, сочувствуютъ такому положенію мужика, но сочувствіе это остается чисто пассивнымъ; а есть не мало и такихъ, у которыхъ, какъ скоро пойдетъ рѣчь о бѣдности мужика, его недоимкахъ, мужикъ сейчасъ изъ обожаемаго существа превращается въ существо никуда негодное. Мужикъ нашъ, говорится въ такихъ случаяхъ, грубъ, нерадивъ, лѣнивъ, пьяница; онъ самъ виною своихъ бѣдствій, и его иногда нельзя не посѣчь.
   Это наше странное, двойственное отношеніе къ народу происходитъ оттого, что мы, что бы мы ни говорили о нашемъ быстромъ движеніи впередъ за послѣднее время,-- въ массѣ цѣлаго общества, ни на волосъ не подвинулись впередъ противъ того, чѣмъ были до крестьянской реформы. Какъ до реформы мы -- одни инстинктивно, другіе ясно -- сознавали, что наше видное положеніе въ Европѣ основывается ни на чемъ другомъ, какъ на нашей военной силѣ, что добились мы такого положенія ни чѣмъ другимъ, какъ этой же военной силой, на этомъ же сознаніи мы остаемся и теперь. Наша національная гордость и тщеславіе, естественно, должны страдать, какъ только въ Европѣ является сомнѣніе въ нашемъ военномъ могуществѣ или какъ только мы даже подозрѣваемъ, что въ ней можетъ возникнуть такое сомнѣніе. Многочисленныя внутреннія реформы, произведенныя въ нынѣшнее царствованіе, указали намъ другой, болѣе достойный путь, на которомъ мы должны искать удовлетворенія нашей національной гордости и тщеславію. Но пройдетъ много времени, пока эти реформы обратятся въ плоть и кровь нашей жизни; тогда только мы будемъ стараться не урѣзывать этихъ ре формъ, какъ онѣ ни умѣренны въ существѣ своемъ, но будемъ стараться возможно расширить ихъ; тогда мы только поймемъ, что намъ надобно стараться опередить Европу на пути мирнаго труда, промышленности и науки, что для національной гордости даже обидно чувствовать и сознавать, что нашъ вѣсъ въ Европѣ основывается единственно на нашей численности и на нашей военной силѣ. Теперь же именно только на нашемъ могуществѣ, на нашей военной силѣ снуется наша національная гордость и тщеславіе; одною этою силою она и питается. Съ точки зрѣнія этой силы мы оцѣниваемъ все, въ томъ числѣ и нашъ народъ. Онъ дорогъ для насъ? во-первыхъ, какъ матеріалъ, годный для войны, во вторыхъ, какъ тяглая сила, способная, несмотря на свое бѣдственное положеніе, выноситъ тягости войны! Когда онъ исполняетъ эти двѣ существенныя для насъ свои обязанности, мы имъ довольны, расхваливаемъ его; а затѣмъ, какъ онъ перебивается со дня на день самъ, какъ ухитряется при этомъ исполнять лежащую на немъ непосильную тягу -- это насъ не интересуетъ. Замѣчательно, что и въ настоящую войну тѣ самыя газеты, которыхъ передовыя статьи посвящались исключительно вопросамъ о проливахъ, о необходимости взятія Константинополя, о ковахъ Биконсфильда, о вѣроломствѣ Австріи и т., д. и т. д., а передніе столбцы занимались похвалами корреспондентовъ русскому солдату, на заднихъ своихъ листахъ печатали такія вопіющія извѣстія о положеніи народа въ разныхъ мѣстахъ, что уже самое вниманіе ихъ къ подвигамъ русскаго солдата и расточаемыя ему ежедневно похвалы должны бы были заставить ихъ, хотя два раза въ недѣлю въ передовыхъ статьяхъ, вмѣсто ковъ Биконсфильда и вѣроломства Австріи, указывать, на это положеніе народа съ настоятельнымъ поясненіемъ, что народъ, сыны котораго совершаютъ такіе блестящіе подвиги за Балканами, заслуживаетъ лучшей участи. Но ни какія нужды и бѣдствія народа ни на минуту во время войны не могли отвлечь нашего вниманія отъ проливовъ, Константинополя, Биконсфильда и т. д. и т. д.
   Но вотъ война кончилась; заключенъ прелиминарный договоръ о мирѣ, который встрѣтилъ протестъ со стороны Англіи и Австріи. Договоръ и названъ былъ прелиминарнымъ, конечно, потому, что предполагалось, что, въ случаѣ несогласія Европы на нѣкоторыя его статьи, онъ можетъ подвергнуться пересмотру и измѣненію. Иного договора и заключить было нельзя, во-первыхъ, въ силу прежнихъ европейскихъ трактатовъ, которыми утверждено было существовавшее территоріальное и политическое устройство Балканскаго Полуострова; а во-вторыхъ -- потому что Балканскій полуостровъ представляетъ такой уголъ въ Европѣ, гдѣ перекрещиваются разнообразные интересы нѣсколькихъ государствъ. такъ что дать ему другое территоріальное и политиче ское устройство нельзя, не примиривъ и не уладивъ, по крайней мѣрѣ въ извѣстной степени, эти разнообразные интересы. Если война ведется для того, чтобы пріобрѣсти миръ, то миръ заключается уже никакъ не для того, чтобы начать снова войну. А прочный миръ въ данномъ случаѣ никогда невозможенъ безъ соглашенія съ Европой. Какъ же отнеслась наша газетная пресса къ договору, который само правительство назвало прелиминарнымъ, т. е. неокончательнымъ, подлежащимъ измѣненію? Отнеслась такъ, какъ прилично было отнестись прессѣ военнаго государства. Кромѣ "Биржевыхъ Вѣдомостей", кажется, всѣ газеты настаивали ни томъ, чтобы изъ прелиминарнаго договора не уступать ни одной іоты. А если Австрія и Англія на это не согласятся, начинать новую войну, идти, идти даже въ Индію; на случай похода въ Индію, г. Пашино даже въ полководцы себя предлагалъ, требуя только, чтобы ему дали милліардъ. Германія вела съ Франціей войну всего нѣсколько мѣсяцевъ, но когда нѣмцы стояли подъ Парижемъ, во всей Германіи являлся уже ропотъ, что война затянулась очень долго, что и страна, и войско страдаютъ отъ такого долговременнаго похода. Мы воюемъ уже болѣе года и, когда зашелъ вопросъ о томъ: уступить ли намъ что нибудь изъ прелиминарнаго договора или нѣтъ? то ни у кого не явилось мысли о томъ, что нашъ солдатъ истомленъ, что вся страна и народъ бѣдствуютъ. Нѣтъ, мы не уступимъ ни іоты изъ нашего прелиминарнаго договора, кричитъ наша пресса, мы будемъ биться, чего бы намъ это ни стоило. Я уже не буду говорить о томъ, что въ тѣхъ ли границахъ останется территорія Болгаріи, какія проектированы прелиминарнымъ договоромъ, или онѣ значительно будутъ меньше; такое ли мы дадимъ устройство Болгаріи, какое предположили въ этомъ договорѣ, или нѣсколько иное -- во всемъ этомъ нѣтъ никакихъ для часъ кровныхъ интересовъ, а есть только отдаленные политическіе виды, и притомъ весьма ненадежные, потому что въ будущемъ все, представляющееся намъ теперь въ розовомъ цвѣтѣ, можетъ подъ различными вліяніями совершенно измѣниться и принять окраску прямо непріязненную для насъ. Предположимъ, мы начали войну съ Англіею и Австріею, одержали блистательную побѣду надъ ними и принудили ихъ противъ воли подписать тотъ самый прелиминарный договоръ, который мы теперь составили.-- Что-жъ вы думаете, это будетъ прочный, окончательный миръ?-- Никогда.-- Это будетъ только болѣе или менѣе короткое перемиріе, во время котораго мы будемъ напрягать всѣ свои силы опять къ новой войнѣ. Потому что силой, безъ соглашенія съ Европой, нельзя дать ни прочнаго территоріальнаго, ни прочнаго политическаго устройства Балканскому Полуострову.
   А, впрочемъ, что намъ за дѣло до того, что это повлечетъ за собою величайшія бp3;дствія для страны и всего народа, что страна лишится многихъ сотенъ тысячъ рабочихъ рукъ, что народъ истощится до невозможности, что множество пахатныхъ земель превратятся въ пустыри, что и безъ того очень незначительная промышленность вообще, а фабричная въ частности, падетъ въ 100, на 200 процентовъ, что нашъ рубль превратится въ гривенникъ и т. д. За то мы побѣдимъ! А наша національная гордость и тщеславіе на томъ, какъ мы уже сказали, и стоитъ, чтобы показывать наше военное могущество, побѣ;ждать, побѣдами увеличивать территорію, вводить обрусеніе въ пріобрѣтенныя области, до внутренняго же управленія, до внутреннихъ дѣлъ, какъ они идутъ -- у насъ нѣтъ интереса. Съ самымъ постыднымъ равнодушіемъ. а иногда и прямо съ негодованіемъ, мы, какъ и подобаетъ людямъ военнаго духа, относимся къ нашимъ самымъ лучшимъ учрежденіямъ, хотя бы, напримѣръ, къ суду присяжныхъ. какъ и доказало это оправданіе г-жи Засуличъ.
   Оправданіе это въ нѣкоторыхъ кругахъ произвело сильную бурю. И подобная буря по поводу оправдательнаго вердикта у насъ вовсе неисключительный случай. Напротивъ, почти каждый разъ, когда суду приходится рѣшать какое нибудь дѣло, выходящее изъ ряда обыкновенныхъ, обыкновенно является много недовольныхъ, которые начинаютъ кричать, что судъ присяжныхъ никуда негодится, что его надобно уничтожить. А надобно сказать, что районъ юрисдикціи суда присяжныхъ у насъ еще очень урѣзанъ; изъ его юрисдикціи исключена цѣлая область политическихъ дѣлъ, которыя въ другихъ странахъ рѣшаются судомъ присяжныхъ. Что же было бы, еслибы у насъ политическія дѣла были предоставлены суду присяжныхъ?-- навѣрное, тогда стоялъ бы постоянный стонъ и скрежетъ зубовъ противъ суда присяжныхъ и онъ, очень можетъ быть, уже давно былъ бы уничтоженъ. Оно. по правдѣ сказать, судъ присяжныхъ дѣйствительно намъ не ко двору: судъ присяжныхъ не всегда можетъ ладить съ условіями многихъ изъ тѣхъ порядковъ, какіе остались у насъ отъ прежняго времени военной постановки общества и, вѣроятно, долго еще не умрутъ. Судъ присяжныхъ есть судъ по совѣсти; это совсѣмъ не то, что судъ, довольствующійся для обвиненія одними формальными доказательствами. Передъ послѣднимъ субъектъ не можетъ остаться невиновнымъ, разъ доказано, что субъектъ этотъ совершилъ тотъ или другой фактъ преступленія съ намѣреніемъ. Но судъ присяжныхъ, какъ судъ по совѣсти, на этомъ успокоиться не можетъ. Для него важнѣе всего знать: въ какихъ условіяхъ дѣйствовалъ совершившій преступленіе субъектъ и насколько эти условія имѣли на него вліянія въ данномъ случаѣ. Разъ совѣсть присяжныхъ удостовѣрится, что, не будь извѣстныхъ условій, тяготѣвшихъ надъ личностью въ томъ или другомъ случаѣ, не было бы и преступленія, она натурально отвергнетъ самый фактъ преступленія, какъ и было въ дѣлѣ г-жи Засуличъ. Этимъ отрицаніемъ самаго факта преступленія, провозглашеніемъ, какъ выражаются "Московскія Вѣдомости" "бывшаго небывшимъ", главнымъ образомъ, и возмущаются всѣ недовольные оправдательнымъ вердиктомъ присяжныхъ относительно Засуличъ и нападаютъ на личность присяжныхъ и даже на ихъ народность, на то, что они -- русскіе: дескать, въ европейскомъ государствѣ подобный случай былъ бы невозможенъ.Иностранецъ такъ не сдѣлалъ бы. Можетъ быть, и дѣйствительно не сдѣлалъ бы потому, что онъ живетъ и судитъ въ другихъ условіяхъ, совершенно непохожихъ на наши.
   Вообще, искать причины оправдательнаго приговора г-жи Засуличъ нетолько въ народности, но и въ личности присяжныхъ, весьма странно. Что мы можемъ предположить объ этихъ мирныхъ, надворныхъ, титулярныхъ совѣтникахъ, купцахъ и т. п., судившихъ г-жу Засуличъ? Что они сочувствуютъ той расправѣ Линча, къ которой прибѣгла эта дѣвушка, желаютъ, чтобы эта расправа вошла у насъ въ обычай, или что они -- люди не благонамѣренные, которые готовы оправдывать всякое насиліе надъ начальствомъ? Кажется, выборъ въ присяжные засѣдатели у насъ такой тщательный. какой едва ли еще есть гдѣ-нибудь; устраняются отъ званія присяжныхъ нетолько всѣ состоявшіе и состоящіе подъ судомъ и слѣдствіемъ; но и всѣ тѣ, которые почему-нибудь административною властію признаются неудобными для этого. При такой фильтровкѣ выборовъ, развѣ можетъ что-нибудь неблагонамѣренное проникнуть въ составъ присяжныхъ? Если признавать неблагонамѣреннымъ тотъ или другой составъ присяжныхъ, то всю Россію надобно признать неблагонамѣренною -- ту самую Россію, которая оказываетъ нетолько безусловное повиновеніе, но и искреннюю преданность и самоотверженіе во всѣхъ начинаніяхъ правительства, хоть бы въ нынѣшнюю войну.
   Очевидно, что причины оправданія г-жи Засуличъ надо искать не въ личности присяжныхъ, а въ тѣхъ условіяхъ, въ которыхъ они должны были разсматривать преступленіе, совершенное этой дѣвушкой. Условія же эти, какъ объяснилъ на судѣ защитникъ г-жи Засуличъ. Александровъ, были таковы:
   Передъ присяжными предстала дѣвушка, которая, вслѣдствіе случайнаго знакомства съ Нечаевымъ, была заподозрѣна въ политическомъ преступленіи, была, на 17-мъ году своей жизни, арестована, выдержана въ тюремномъ заключеніи годъ въ Литовскомъ Замкѣ и годъ въ Петрѣпавловской Крѣпости. Въ эти два года тюремнаго заключенія ее опросили всего два раза и, не находя никакого основанія предать ее суду, выпустили -- но, черезъ десять дней свободы, снова арестовали, помѣстили въ пересыльную тюрьму и на пятый день содержанія тамъ объ явили, что она немедленно отправляется въ городъ Крестцы, подъ надзоръ полиціи! Несмотря на то, что г-жа Засуличъ и сама была убѣждена, и увѣряла тѣхъ, которые ей объявили это, что тутъ должно быть какое нибудь недоразумѣніе, что она признана ни въ чемъ невиновною, и просила дать-знать объ отправленіи ея роднымъ, чтобы разсѣять это недоразумѣніе или, по крайней мѣрѣ, достать теплаго платья на дорогу -- у ней не было ничего, кромѣ платья и легкаго бурнуса -- ей отвѣчали, что этого нельзя, и отправили, въ чемъ она бы на, съ двумя жандармами. Это было въ апрѣлѣ, но было такъ холодно, что, когда оставили желѣзную дорогу и поѣхали въ кибиткѣ, одинъ изъ жандармовъ долженъ былъ снять шинель и укутать "барышню/". Со дня отправленія г-жи Засуличъ въ Крестцы началась скитальческая жизнь ея подъ надзоромъ полиціи. Изъ Крестцовъ она была отправлена въ Тверь, изъ Твери въ Солигаличъ; оттуда въ Харьковъ. Какъ у находящейся подъ надзоромъ полиціи, "у ней, говоритъ ея защитникъ:-- дѣлали обыски, призывали для разныхъ опросовъ, подвергали иногда задержаніямъ не въ видѣ арестовъ". Въ кои цѣ 1875 года, т. е. шесть лѣтъ спустя со времени ея перваго ареста, надзоръ за нею былъ нѣсколько облегченъ, именно -- ей дано было право отлучаться изъ мѣста жительства; воспользовавшись этимъ, она отправилась въ Петербургъ, потомъ съ дѣтьми се стры своей въ Пензенскую Губернію, гдѣ и жила послѣднее время.
   Вотъ въ краткомъ, сухомъ очеркѣ исторія жизни г-жи Засуличъ, переданная ею и ея защитникомъ. Чтобы понять, какое впечатлѣніе должна была сдѣлать эта исторія на присяжныхъ, мы должны стать на ихъ точку зрѣнія. Всякій отецъ и братъ понимаетъ очень хорошо, что для дѣвушки въ 18 ти и 19-ти лѣтъ просидѣть два года въ тюрьмѣ значитъ нетолько лучшіе годы своей жизни, вмѣсто удовольствія, провести въ разнообразныхъ лишеніяхъ, физическихъ и моральныхъ страданіяхъ, въ постоянномъ душевномъ угнетеніи, но и иногда потерять всю будущность, убить всю свою жизнь, потому что это -- такіе годы, въ которые завязываются отношенія и связи въ обществѣ, опредѣляется и устроивается такъ или иначе вся ея будущность. Даже и по суду за доказанную вину, такое наказаніе для дѣвушки этихъ лѣтъ, два года тюрьмы, было бы наказаніемъ тяжкимъ, очень тяжкимъ. Затѣмъ высылка изъ мѣста жительства, удаленіе отъ всѣхъ родныхъ и знакомыхъ, разрывъ всѣхъ связей, скитальчество по незнакомымъ людямъ, съ ярлыкомъ поднадзорной -- развѣ все это не продолженіе того, что начато двухгодичнымъ содержаніемъ въ тюрьмѣ? Развѣ это -- не разбитая навсегда жизнь, не потерянное навсегда счастье.
   Вотъ точка зрѣнія, съ которой долженъ былъ смотрѣть на г-жу Засуличъ каждый присяжный, въ особенности каждый изъ нихъ, кто былъ отцемъ и братомъ, и каждый изъ нихъ долженъ былъ понимать и чувствовать, что въ женщинѣ, проведшей такъ свою молодость, какъ г-жа Засуличъ, весьма естественно могло зародиться желаніе отдать остатокъ своихъ молодыхъ силъ на то, чтобы собственною своею гибелью вывести наружу, довести до общаго свѣдѣнія всю ненормальность того порядка, отъ котораго разбивается жизнь, уничтожается будущность людей, иногда, можетъ быть, ни въ чемъ неповинныхъ.
   Случай съ Боголюбовымъ, даже въ нашей жизни, даже при тѣхъ порядкахъ, отъ которыхъ пострадала, сама г-жа Засуличъ, быль явленіемъ такимъ экстраординарнымъ, что, еслибъ означенное желаніе въ ней было только неопредѣленнымъ, болѣе мечтательнымъ, чѣмъ серьёзнымъ, то этотъ случай долженъ былъ превратить его въ намѣреніе рѣшительное, твердое, безповоротное. Я не буду разсказывать здѣсь подробности сѣченія Боголюбова, подробности возмутительныя во всѣхъ отношеніяхъ -- всѣ, кто читалъ рѣчь Александрова, знаютъ ихъ. Я замѣчу только одно, что этотъ случай остался нетолько безъ преслѣдованія правосудіемъ, какъ не бывшій, но объ немъ не рѣшилась ясно высказаться ни одна газета. Только двѣ газеты глухо извѣстили о немъ.
   Не должны ли были изъ всего этого присяжные ясно понять и почувствовать, что, при нашихъ условіяхъ, человѣкъ пострадавшій, сознающій себя совершенно невиннымъ, иногда не имѣетъ вовсе никакой возможности высказать свою жалобу и найти удовлетвореніе?
   Вотъ гдѣ истинная причина оправданія г-жи Засуличъ! Опраданіе г-жи Засуличъ было въ сущности не отрицаніемъ совершеннаго ею преступленія, а отрицаніемъ ея виновности въ преступленіи, въ которое она была, можно сказать, втолкнута тяготѣвшимъ надъ ней многіе годы злымъ рокомъ. До процесса никто не думалъ, что ее оправдаютъ -- мало того: я думаю, каждый готовъ бы держать пари, что она будетъ осуждена. Потому что никто не могъ одобрить ужасной расправы а la Линчъ надъ градоначальникомъ, и въ мотивахъ преступленія предполагалось дѣйствіе личныхъ страстей и недоразумѣніе. "Всѣ думали говорятъ совершенно справедливо "Биржевыя Вѣдомости":-что осужденый въ каторжную работу Боголюбовъ нанесъ тяжкое оскорбленіе градоначальнику, былъ за то наказанъ розгами, и, въ отмщеніе за это, молодая женщина, состоявшая будто бы съ нимъ въ интимныхъ отношеніяхъ и запутанная въ нечаевскомъ дѣлѣ, выстрѣлила въ градоначальника". Явившаяся на засѣданіе суда публика, была, поэтому, противъ Засуличъ. Но "когда на слѣдствіи раскрылось съ очевидностью, что никакого оскорбленія Боголюбовъ градоначальнику не наносилъ, Засуличъ Боголюбова никогда въ глаза не видала, никакого участія въ дѣлѣ нечаевскомъ не принимала, когда Засуличъ сообщила свои біографическія подробности, очевидцы разсказали, какъ происходило наказаніе Боголюбова, когда, наконецъ, защитникъ г-жи Засуличъ сопоставилъ факты, освѣтилъ ихъ надлежащимъ свѣтомъ, сдѣлалъ изъ нихъ выводы и заключенія, въ залѣ суда не оставалось уже никого, кто не былъ бы на сторонѣ подсудимой, не было глазъ, не увлаженныхъ слезою, не было иного желанія, кромѣ того, чтобы подсудимая была оправдана". "Кто бы ни былъ, заключаютъ "Биржевыя Вѣдомости", (No 94): -- на мѣстѣ присяжныхъ засѣдателей въ ту минуту, приговоръ присяжныхъ непремѣнно долженъ былъ быть оправдательный, и еслибъ даже всѣ присяжные засѣдатели состояли изъ сотрудниковъ "Московскихъ Вѣдомостей", разумѣется, безъ ихъ патрона, то и они бы даже вынесли оправдательный приговоръ".
   Все это совершенно вѣрно. Послѣ этого можно только удивляться тому, что нападаютъ на присяжныхъ за ихъ оправдательный приговоръ, когда этотъ приговоръ былъ встрѣченъ общимъ восторгомъ и рукоплесканіями всей присутствовавшей на судѣ публики, которой билеты раздавались по разсмотрѣнію г. предсѣдателя окружного суда и среди которой были даже министры и другіе высокопоставленные государственные люди. Значитъ, приговоръ присяжныхъ былъ сочувственъ публикѣ; значитъ, она сама постановила бы такой же приговоръ. Правда, "Московскія Вѣдомости" это сочувствіе присутствовавшихъ на судѣ оправданію г-жи Засуличъ называютъ скандаломъ "избранной публики"; но на то они и "Московскія Вѣдомости", чтобы притаптывать или марать грязью всякое свободное и честное движеніе.
   Теперь я обращусь къ собесѣдованію съ г. Суворинымъ, который очень обидѣлся тѣмъ, что я назвалъ исповѣдь Некрасова, переданную въ его редакціи, возмутительной, а теоріи, сочиненную имъ для оправданія Некрасова, гнусной, проповѣдуемой въ растлѣніе русскаго юношества. Г. Суворинъ посвятилъ цѣлый фельетонъ якобы опроверженію того, что я говорилъ, но въ которомъ я никакого опроверженія моихъ доводовъ не вижу, а вижу только желаніе г. Суворина выгородиться а, главное, "наговорить, выражаясь его словами, разныхъ непріятностей по моему адресу".
   "Начать съ того, говоритъ г. Суворинъ:-- что г. Елисеевъ самъ сочинилъ какую-то "гнусную теорію", которую я будто бы проповѣдывалъ, и приписалъ мнѣ то, чего я никогда не говорилъ и говорить не могъ".
   Нѣтъ, г. Суворинъ, не я сочинилъ ту гнусную теорію, которую я вамъ приписываю, а ее сочинили именно вы, а если вы теперь отъ нея отказываетесь, то отказываетесь потому, что или не хотите вникнуть въ смыслъ вашихъ словъ, или не желаете вовсе разъяснять его; вамъ пріятнѣе было бы, чтобы дѣло осталось въ туманѣ и "гнусная теорія" была приписана моему недоразумѣнію, или даже моему, какъ вы выражаетесь, желанію, "наговорятъ разныхъ непріятностей по вашему адресу". Для возстановленія истины, я долженъ снова обратиться къ тѣмъ недѣльнымъ "Очеркамъ и картинкамъ", изъ которыхъ взята мною приписываемая вами Некрасову фраза о "владиміркѣ".
   Возьму мѣсто о картежной игрѣ Некрасова. По этому предмету г. Суворинъ держится того мнѣнія, что Некрасовъ нажилъ состояніе не литературною дѣятельностью, а картами. Въ отвѣтѣ мнѣ онъ прямо говоритъ, что Некрасовъ за свои стихи во всю жизнь получилъ всего 40,000 рублей, "Современникъ" до 1860 или 1858 года далъ до 70,000 долгу, что "денежную независимость дала ему, какъ извѣстно, не литература" {Въ духовномъ завѣщаніи Некрасова, составленномъ 13-го января 1876 года т. е. почти за годъ до смерти Некрасова, между прочимъ, значится: "капитала въ денежныхъ бумагахъ онъ, завѣщатель, вовсе не имѣетъ". Послѣ смерти Некрасова не оказалось никакихъ денегъ. Выигрывалъ ли Некрасовъ большія суммы денегъ и на нихъ ли основывалось его независимость-это остается вопросомъ. Литературные доходы Некрасова очень уменьшены г. Суворинымъ. Цифра 40,000, приводимая г. Суворинымъ, по всей вѣроятности, обозначаетъ не рубли, а изданные экземпляры сочиненій Некрасова, что дастъ совсѣмъ другую сумму рублей. Но, кромѣ своихъ сочиненій, Некрасовъ имѣлъ постоянный доходъ, какъ издатель и редакторъ журналовъ, также отъ изданія чужихъ сочиненій, такъ что несомнѣнно, что главный фондъ его жизненныхъ средствъ составляла всегда литература.}. Теперь послушаемъ, какъ г. Суворинъ оправдываетъ Некрасова:
   "Большой практикъ онъ былъ", говорятъ о немъ, "и стихи иногда хорошіе писалъ, и въ карты игралъ отлично. У него все это вмѣстѣ". (Передаю это, прибавляетъ г. Суворинъ:-- въ болѣе мягкой формѣ, чѣмъ говорятъ о немъ иногда). Какъ это просто въ самомъ дѣлѣ и какъ легко бросить камнемъ въ человѣка! По, если вы вспомните, что онъ не кланялся, не просилъ, не заискивалъ что онъ хотѣлъ только независимости и жилъ исключительно своими силами, что онъ готовъ былъ скорѣе чортъ знаетъ надъ чѣмъ трудиться, чѣмъ одолжаться даже отцомъ своимъ и проситъ у него помощи, если вы вспомните, какъ и что цѣнило тогда общество, какъ трудно было пролѣзть впередъ на литературномъ поприщѣ, не сдѣлавшись "покорнѣйшимъ", "преданнѣйшимъ" слугой, холопомъ, изъ котораго выжмутъ весь сокъ и бросятъ околѣвать на чердакѣ, или на мостовой, или въ больницѣ, подвергая всѣмъ униженіямъ его истлѣвшую, изстрадавшуюся душу, заставляя ее терпѣть незаслуженныя муки и биться въ безсильной ярости до послѣдняго издыханія, если все это вы представите себѣ -- вы поймете, что долженъ былъ чувствовать умный и даровитый человѣкъ, чувствовавшій силу для борьбы".
   Все это, г. Суворинъ, очень трогательно и даже жалобно, но суть-то вашего оправданія заключается все таки въ томъ, что, такъ какъ Некрасовъ искалъ независимости, не хотѣлъ никому кланяться, а независимость на литературномъ поприщѣ пріобрѣсти тогда было трудно, то ему и позволительно было добывать-себѣ независимость картежной игрой. И мало того, что было позволительно, а это ставило его, по вашимъ словамъ, гораздо выше тѣхъ, большею частію, ординарныхъ, посредственныхъ, безъ ума и таланта идеалистовъ, которые возмущались этимъ, давая понять, что они идеальнѣе смотрятъ на жизнь, что они отдаются честнѣе ей", хотя сами "они сплошь и рядомъ совершали маленькія подлости". Но вѣдь нѣтъ человѣка, который бы не желалъ независимости и не искалъ независимости; самаго пришибленнаго человѣка кланяться заставляетъ только горькая нужда. Не въ правѣ ли всѣ эти жаждущіе независимости думать, что, если Некрасову, жажда независимости давала право, презирая рутинч ныя требованія морали, добывать себѣ состояніе картежной игрой, то тѣмъ же путемъ имѣютъ полное право идти и они, да да и не однимъ этимъ только путемъ: если позволительно добывать себѣ независимость картами, то почему бы было не позволительно добывать ее и другими способами, такъ напримѣръ, какъ добываютъ ее Струсберги, Бритневы, Юханцевы и т. п. Всѣ эти мысли совершенно послѣдовательны и логичны съ той точки.зрѣнія, которою г. Суворинъ старается оправдать Некрасова. Не ясно ли теперь, что ваше оправданіе Некрасова есть вмѣстѣ и оправданіе всякаго рода такихъ дѣлъ, въ концѣ которыхъ можетъ стоять и "владимірка". Вы можете сказать, что то, что вы оправдываете въ Некрасовѣ-человѣкѣ -- сильнаго ума и таланта, вы не оправдали бы въ другихъ, кто не имѣетъ ни такого сильнаго ума, ни таланта, по пословицѣ: "quod licet Jovi, non licet bovi". Но вѣдь всякому человѣку свойственно заблуждаться относительно своихъ достоинствъ и оцѣнивать ихъ выше стоимости. Возьмемъ къ примѣру хотя васъ, г. Суворинъ. Я не знаю, какъ вы думаете о своихъ талантахъ, но относительно ума... я вижу, что вы считаете себя человѣкомъ большого ума. Вашъ отвѣтъ мнѣ, усыпанъ выраженіями въ родѣ слѣдующихъ: это глупо", это навѣрно не придетъ въ голову ни одному сколько-нибудь умному человѣку". Вы даже разъ употребляете такой оборотъ: "неговоря уже о томъ, что я ничего, даже намекомъ не говорилъ о томъ, что Некрасовъ пѣлъ о народѣ потому, что это было выгодно, я не могъ даже и помышлять объ этомъ, ибо это ужь слишкомъ глупо было бы". Вы, конечно, г. Суворинъ, никакъ не ожидаете, что есть очень много людей, которые имѣютъ нѣсколько иныя представленія о вашемъ умѣ, чѣмъ вы сами и которые могутъ сказать вамъ: "позвольте, г. Суворинъ! да въ вашемъ ибо мы вовсе не видимъ такого препятствія, котораго не могъ бы перешагнуть вашъ откровенный умъ". Точно такое же преувеличенное понятіе о своихъ достоинствахъ, какое имѣете, г. Суворинъ, вы, могутъ имѣть и другіе. Они могутъ думать, что у нихъ и умъ очень сильный, и талантъ не ниже Некрасовскаго, хотя и въ другомъ родѣ, и потому считать себя въ правѣ, на основаніи вашего оправданія, презирать требованія рутинной морали, какъ обязательныя только "для людей ординарныхъ, посредственныхъ безъ ума и таланта", и идти къ пріобрѣтенію независимости дорогою широкою, которою прилично идти сильнымъ умамъ и талантамъ. Примѣръ оправдываемаго Струсберга, Бритнева и т. п., конечно, никого не смутитъ; но примѣръ оправдываемаго Некрасова совсѣмъ другое дѣло. Человѣкъ сильнаго ума и таланта печальникъ народнаго горя, благодаря своей практической сметкѣ и русской житейской философіи, прозрѣлъ всю гниль тѣхъ моральныхъ бредней, которыми отуманиваютъ и свой собственный смыслъ и смыслъ другихъ рутинные идеалисты -- "люди, ординарные, посредственные, безъ ума и таланта, притомъ, сплошь и рядомъ совершающіе маленькія подлости", и разрушивъ эту гниль смѣло пошелъ къ независимости другою дорогою, не стѣсняемою требованіями морали -- вотъ, г. Суворинъ, картина, которую вы рисуете, и которая можетъ легко повліять на многихъ птенцовъ развращающимъ образомъ.. Если вы. г. Суворинъ, дѣйствовали добросовѣстно, если ваша статья была написана подъ вліяніемъ сильнаго чувства къ покойному, безъ надлежащей оцѣнки того," что вы говорите, то я надѣюсь, что прочитавъ ее внимательно послѣ сдѣланныхъ мною разъясненій еще разъ, вы убѣдитесь, что она оставляетъ именно то впечатлѣніе, которое я передаю (и не я одинъ, а очень многіе), и согласитесь, что я имѣлъ полное право говорить о "гнусной теоріи", проповѣдуемой вами въ растлѣніе неопытнаго русскаго юношества.
   Далѣе въ своемъ отвѣтѣ, г. Суворинъ усиливается доказать, что еслибы Некрасовъ не имѣлъ дѣйствительно никакой другой цѣли въ своей дѣятельности, кромѣ наживы и пѣлъ такъ, а не иначе только потому, что это было ему выгодно, то это не можетъ имѣть ровно никакого отношенія къ значенію его дѣятельности. "Напрасно г. Елисеевъ, такъ разсуждаетъ г. Суворинъ:-- такъ мелко понимаетъ поэзію Некрасова, говоря, что исповѣдь Некрасова, мною переданная, "разомъ уничтожаетъ все значеніе дѣятельности Некрасова. Въ самомъ дѣлѣ, если Некрасовъ не имѣлъ никакой другой цѣли въ своей дѣятельности, кромѣ наживы, то всѣ его стоны и рыданія о страждущихъ братьяхъ -- одна пустая комедія. Это не болѣе, какъ только выгодное средство для наживы. Еслибы было выгоднѣе, пѣть во славу сильныхъ и угнетающихъ, то Некрасовъ сталъ бы пѣть пѣсни, совсѣмъ иного рода". Во всемъ этомъ, по мнѣнію г. Суворина, глубочайшее непониманіе поэзіи Некрасова. "Допустимъ, говоритъ онъ:-- не о Некрасовѣ, а вообще о какомъ-нибудь поэтѣ, такое предположеніе, что "поэтъ, имѣя въ виду наживу со стиховъ, какъ это ни глупо, рѣшается писать цѣлую жизнь въ извѣстномъ направленіи. "Мы это узнаемъ только послѣ его смерти, на основаніи достовѣрнаго документа, его собственноручной записки, на которой сказано: "я пѣлъ о народѣ, потому что это было выгодно"; а вотъ что! восклицаютъ всѣ гражданствующіе писатели: это была комедія, стало быть, дѣятельность поэта не имѣетъ никакого значенія и мы, бія себя въ грудь за свое легкомысліе и легковѣріе, отнынѣ отрекаемся отъ всѣхъ стиховъ Некрасова. Неужели бы правы были всѣ эти господа, неужели сила, блескъ, вдохновеніе, бичъ сатиры, стоны и слезы, которые казались намъ искренними, которые такъ насъ увлекали, дѣлали насъ лучшими, заставляли сочувствовать горю, бѣдности -- неужели все это разомъ исчезнетъ и перестанетъ имѣть всякое значеніе, какъ скоро узнали мы. что поэтъ все это сочинялъ изъ выгоды. Но вѣдь дѣло имъ сдѣлано; сила негодованія, выраженная въ словѣ, остается силой негодованія, стонъ и слезы выраженныя размѣренными строчками, остаются стономъ и слезами. Или все это пропадаетъ и мы начинаемъ кричать: "онъ притворялся и говорилъ глупости и пошлости, онъ былъ практикъ и все то, что казалось намъ искреннимъ, глубокимъ, правдивымъ, страстнымъ, терзающимъ душу, все это фальшиво, мелко, ложно, бездушно, основано на разсчетѣ. Читайте г. Пигаева, читайте г. Фарафонтьева -- они искренны и правдивы, потому что къ наживѣ не стремились и братались съ народомъ за штофомъ водки и спали въ избахъ между телятами и свиньями".
   Изъ всѣхъ этихъ разсужденій г. Суворина очевидно, что мы съ нимъ ведемъ рѣчь о предметахъ совершенно разныхъ. Когда я говорилъ, что исповѣдью Некрасова, переданною г. Суворинымъ, разомъ уничтожается все значеніе дѣятельности Некрасова, то разумѣлъ подъ этимъ значеніе дѣятельности моральное -- иначе говоря, я хотѣлъ сказать, что этою исповѣдью Некрасовъ разомъ изъ человѣка нравственнаго превращается въ безнравственнаго, со степени поэта возводится на степень комедіанта. Г. же Суворинъ дѣлаетъ видъ, что онъ понялъ мою мысль такимъ образомъ, что исповѣдью Некрасова уничтожается весь результатъ дѣятельности Некрасова и противъ этого полемизируетъ.
   Я говорю дѣлаетъ видъ, потому что иначе этого любопытнаго qui pro quo объяснить невозможно. Мысль моя была выражена слишкомъ ясно и надобно усиливаться, чтобы дать какой нибудь другой смыслъ, а не тотъ, который она содержитъ. Кромѣ того, въ поясненіе моей мысли я привелъ выдержку изъ дневника г. Достоевскаго о Некрасовѣ, гдѣ даже прямо ставится вопросъ: былъ ли Некрасовъ только великій искусникъ или искренній поэтъ, такъ что въ связи съ этою выдержкою не могло оставаться никакого сомнѣнія въ томъ, что, говоря объ уничтоженіи значенія дѣятельности я разумѣю никакъ не уничтоженіе результатовъ этой дѣятельности. Тѣмъ не менѣе, г. Суворинъ счелъ болѣе удобнымъ для себя понять мою мысль въ послѣднемъ смыслѣ Почему?
   На этомъ я считаю нужнымъ нѣсколько остановиться и для лучшаго уясненія вышеприведенныхъ разсужденій Суворина, и потому, что это суворинское qui pro quo представляетъ замѣчательный образецъ того, съ какою добросовѣстностію ведется иногда у насъ полемика.
   Въ прошедшемъ моемъ обозрѣніи я сказалъ, что исповѣдь Некрасова, переданная въ редакціи г. Суворина, кромѣ родныхъ, возмутила и почитателей Некрасова, и едва ли не болѣе всѣхъ возмутился ею г. Достоевскій, повидимому, очень искренно привязанный къ Некрасову. По крайней мѣрѣ, статья его о Некрасовѣ написана подъ самымъ непріятнымъ впечатлѣніемъ отъ толковъ вообще газетъ о покойномъ, преимущественно же отъ статьи г. Суворина; противъ нея, главнымъ образомъ, направляетъ свои удары г. Достоевскій въ нѣсколькихъ мѣстахъ и для опроверженія суворинскихъ оправданій Некрасова создаетъ ту собственную теорію оправданія Некрасова, о которой я уже говорилъ въ прошлый разъ. Возмутился г. Достоевскій въ газетахъ тѣмъ, что всѣ газеты, по смерти Некрасова, "начиная опредѣлять его значеніе, тотчасъ прибавляли нѣкоторыя соображенія о "практичности" Некрасова, о какихъ-то недостаткахъ его, порокахъ даже" и т. д. "Формулировать обвиненій никто не хотѣлъ, а съ оправданіями и оговорками спѣшили всѣ, какъ будто бы и не могли избѣжать этого, хотя бы, можетъ быть, и хотѣли". Это странное поведеніе газетъ г. Достоевскій объясняетъ тѣмъ, что, "заговоривъ о Некрасовѣ, какъ поэтѣ, никакъ нельзя миновать говорить о немъ, какъ и о лицѣ, потому что въ Некрасовѣ поэтъ и гражданинъ до того связаны, до того оба необъяснимы одинъ безъ другого, и до того взятые вмѣстѣ объясняютъ другъ друга, что заговоривъ о немъ, какъ о поэтѣ, вы даже невольно переходите къ гражданину и чувствуете, что какъ бы принуждены и должны это сдѣлать и избѣжать не можете. Но что же, продолжаетъ г. Достоевскій мы можемъ сказать и что мы видимъ? Произносится слово "практичность", т. е. умѣнье обдѣлывать свои дѣла, но и только, а затѣмъ спѣшатъ съ оправданіями, "онъ-де страдалъ, онъ съ дѣтства былъ заѣденъ средой", онъ вытерпѣлъ еще юношей въ Петербургѣ, безпріютнымъ, брошеннымъ, много горя, а слѣдовательно и сдѣлался "практичнымъ" (т. е. какъ будто и не могъ ужь не сдѣлаться). Другіе идутъ даже дальше, намекаютъ, что безъ этой-то вѣдь "практичности" Некрасовъ, пожалуй, и не совершилъ бы столь явно полезныхъ дѣлъ на общую пользу, напримѣръ, не совладалъ бы съ изданіемъ журнала и проч. и проч. Что же? для хорошихъ цѣлей оправдывать, стало быть, дурныя сред: ства?.. Конечно, все это говорится, чтобы извинить, но мнѣ кажется, Некрасовъ не нуждается бъ такомъ извиненіи. Въ извиненіяхъ на подобную тому всегда заключается какъ бы нѣчто принизительное и какъ бы затемняется и умаляется образъ из-" виняемаго чуть не до пошлыхъ размѣровъ. Въ самомъ дѣлѣ, чуть я начну извинять "двойственность и практичность" лица, то тѣмъ какъ бы и настаиваю что эта двойственность даже естественна при извѣстныхъ обстоятельствахъ, чуть не необходима. А если такъ, совершенно приходится примириться съ образомъ человѣка, который сегодня бьется о плиты родного храма, кается, кричитъ: "я упалъ, я упалъ". И это въ безсмертной красоты стихахъ, которые онъ въ туже ночь запишетъ, а на-завтра, чуть пройдетъ ночь и обсохнутъ слезы, и опять примется за "практичность", потому что-де она мимо всего другого и необходима. Да что же тогда будутъ означать эти стоны и крики, облекшіеся въ стихи? Искуство для искуства не болѣе, и даже въ самомъ пошломъ его значеніи, потому что эти стихнонъ самъ похваливаетъ, самъ на нихъ любуется ими совершенно доволенъ, ихъ почнываетъ, на нихъ разсчитываетъ: придадутъ, дескать, блескъ изданію, взволнуютъ молодыя сердца. Нѣтъ, если все это оправдывать, да не разъяснивъ, то мы рискуемъ впасть въ большую ошибку и порождаемъ недоумѣніе, и на вопросъ: "кого вы хороните?" мы, провожавшіе гробъ его. принуждены были бы отвѣтить, что хоронимъ самаго яркаго представителя искуства для искуства, какой только можетъ быть".
   Этимъ своимъ разсужденіемъ о несовмѣстимости той "практичности", которую оправдывалъ г. Суворинъ въ Некрасовѣ, съ поэзіей и о томъ, что всякое извиненіе подобной практичности заключаетъ въ себѣ нѣчто принизительное для извиняемаго и умаляетъ образъ извиняемаго чуть не до пошлыхъ размѣровъ, г. Достоевскій, такъ сказать, припираетъ г. Суворина къ стѣнѣ. Отвѣчай, дескать, прямо, что такое былъ Некрасовъ: поэтъ-гражданинъ или стихослагатель-комедіантъ, самый яркій представитель искуства для искуства? Что могъ отвѣчать на этотъ вопросъ г. Суворинъ (а этотъ именно вопросъ поставленъ былъ и мною, когда я говорилъ объ уничтоженіи исповѣдью Некрасова значенія его дѣятельности, при чемъ, какъ я уже сказалъ, и заключеніе, сдѣланной мною сейчасъ выдержки изъ стать и г. Достоевскаго была приведено дословно)? Ему отвѣчать было нечего: сказать, что Некрасовъ былъ поэтъ-гражданинъ не могъ, потому что въ своей статьѣ наговорилъ уже съ три короба разныхъ прелестей о практичности" Некрасова, и оправданій этой практичности изъ русской жизненной философіи. Сказать, что Некрасовъ былъ яркій представитель искуства для искуства, комедіантъ -- у него языкъ не поворачивался. Г. Су ворину надобно было найти какой-нибудь выходъ изъ этого неудоб наго положенія и онъ нашелъ слѣдующій. Мнѣ на мои слова, что разъ мы допустимъ согласно съ переданною г. Суворинымъ исповѣдью Некрасова, что Некрасовъ не имѣлъ никакой другой цѣли въ своей дѣятельности, кромѣ наживы, мы должны будемъ допустить и то, что еслибы выгоднѣе было пѣть во славу сытыхъ и угнетающихъ, то Некрасовъ пѣлъ бы пѣсни совсѣмъ иного рода,-- г. Суворинъ отвѣчаетъ, какъ обыкновенно отвѣчаетъ "Новое Время", за неимѣніемъ пороху, нахальствомъ и пошлостію: "Такіе, дескать, предположенія напоминаютъ собою знаменитую чепуху: "еслибы да кабы, да во рту росли грибы", закончиваетъ же это нахальство и пошлость также по обычаю "Нов. Врем.", обращеніемъ къ тещѣ (но о этомъ рѣчь будетъ ниже), за тѣмъ дѣлая видъ, что вопросъ о томъ: кто былъ Некрасовъ поэтъ гражданинъ или яркій представитель искуства для искуства, какъ будто ему и не былъ предлагаемъ, начинаетъ прямо доказывать, что еслибы Некрасовъ пѣлъ и для наживы, то результатъ его поэти. ческой дѣятельности не можетъ быть уничтоженъ, хотя этого я вовсе вопроса не касался, да не было и нужды его касаться. Не было нужды касаться потому, что всякій понимаетъ, что какія бы открытія по этому предмету изъ интимныхъ бесѣдъ своихъ съ Некрасовымъ г. Суворинъ ни передавалъ, имъ никто не дастъ вѣры: будутъ говорить, что или г. Суворинъ передаетъ не такъ, какъ ему было сказано, или что Некрасовъ обронилъ слова необдуманно, а, быть можетъ, и приспособительно adhominen для цѣлей, которыхъ, конечно, никто знать не можетъ. Даже и предполагаемая г. Суворинымъ собственноручная росписка поэта въ томъ, что онъ пѣлъ свои пѣсни исключительно для наживы, никого бы но разувѣрила въ искренности его пѣсенъ. Объяснили бы ее болѣзненнымъ состояніемъ поэта. Что же, однакожъ, это можетъ доказывать, кромѣ того, что вѣра въ искренность и честность поэта сильно утвердилась при его жизни, и утвердилась не внутреннею лишь силою и искренностію его твореній, но и тѣмъ, что поэтъ всю жизнь свою нетолько не колебалъ этой вѣры, а напротивъ старался всѣми силами утвердить ее и усилить -- потому не сомнѣваются въ искренности и честности не только тѣхъ его стихотвореній, которыя своею внутреннею силою и искренностью доказываютъ это, но и стихотвореній, такъ называемыхъ дѣланныхъ, ходульныхъ, потому что убѣждены, что хотя сила вдохновенія здѣсь и измѣнила ему, но его мысль и симпатіи одинаково искренни и честны, какъ и въ его лучшихъ стихотвореніяхъ.
   Представимъ себѣ, однако, другой случай. Предположимъ, что кто-нибудь въ самомъ дѣлѣ имѣлъ бы такую волшебную силу, что могъ бы съ корнемъ вырвать у почитателей и читателей Некрасова всякую вѣру въ честность и искренность поэта, убѣдить ихъ, что поэзія Некрасова была не болѣе, какъ шутовство, что поэтъ цинически издѣвался надъ тѣмъ, что онъ пишетъ и надъ легковѣріемъ публики, какъ вы думаете, г. Суворинъ, не швырнулъ бы стихотвореній Некрасова каждый изъ тѣхъ почитателей и читателей, который искалъ въ этихъ стихотвореніяхъ не забавы и развлеченія, а смотрѣлъ на нихъ какъ на свое знамя, какъ на лучшее выраженіе идей и стремленій лучшей части общества, сдѣланное человѣкомъ, котораго онъ считалъ нѣкоторымъ образомъ вождемъ этого общества? Я думаю, непремѣнно швырнулъ бы. Для такого читателя и почитателя ни какъ не все равно: былъ ли Некрасовъ поэтъ искренно сочувствовавшій тому, что онъ пѣлъ, или онъ былъ только комедіантъ, шутъ, шарлатанъ, сдѣлавшій изъ поэзіи аферу. Есть разница между отношеніемъ интеллигентной публики къ поэту-гражданину и къ поэту чисто-художественнаго пошиба. Въ первомъ она видитъ не поэта только, но нѣкоторымъ образомъ вождя своего, передового человѣка. Она не можетъ изолировать здѣсь произведѣній поэта отъ лица. Они сливаются для нея въ одно неразрывное цѣлое; произведенія поэта понимаются ею какъ выраженіе его души, того, къ чему онъ привязанъ всѣмъ своимъ существомъ, что составляетъ смыслъ его внутренней жизни. Поэтому и неособенно значительное въ художественномъ отношеніи произведеніе въ его устахъ получаетъ для нея такую силу, какой въ устахъ другого не можетъ имѣть въ десятеро художественнѣйшее произведеніе, одинаковое по содержанію. У Некрасова есть, напримѣръ, слабая поэма подъ названіемъ: "Несчастные" и, однакожъ, и эта слабая поэма многими цѣнится очень высоко и читается съ восторгомъ. Но нѣтъ никакого сомнѣнія, что если бы было открыто самое пренаихудожественнѣйшее произведеніе такого содержанія, написанное, напримѣръ. Шешковскимъ, Аракчеевымъ и т. д., то оно провалилось бы самымъ позорнымъ образомъ. Никакая "сила ни блескъ вдохновенія, ни бичъ сатиры, ни стоны, ни слезы" и т. д. ничто бы его не спасло; оно возбудило бы только смѣхъ въ однихъ и негодованіе въ другихъ. Все это показываетъ, что и для прочности результатовъ поэтической дѣятельности, вѣра въ честность и искренность поэта необходима.
   "Что мнѣ за дѣло, пишетъ г. Суворинъ:-- чѣмъ внушена поэту пѣснь о бѣдности? Можетъ быть, онъ излагалъ ее съ такимъ чувствомъ подъ вліяніемъ большого проигрыша въ карты; можетъ быть, не гражданскія слезы текли изъ его глазъ, когда онъ вызывалъ у меня гражданскія чувства, а слезы ревности къ измѣнницѣ женщинѣ. Мнѣ это все равно: дѣятельность его не исчезла, его собственноручное признаніе (что онъ былъ комедіантомъ и шарлатаномъ) только матеріалъ для сужденія о немъ, какъ о человѣкѣ, только психологическая задача для разрѣшенія которой еще нѣтъ фактическихъ матеріаловъ".-- Нѣтъ, г. Суворинъ, это не такъ. Разъ въ человѣкѣ, который видитъ въ поэзіи не забаву только и развлеченіе, съ корнемъ будетъ вырвана вѣра въ честность и искренность поэта, разъ онъ убѣдится, что поэтъ былъ только комедіантомъ и шарлатаномъ, ему представится отвратительнымъ нетолько образъ поэта, поэзіею котораго онъ когда-то увлекался и надъ которою проливалъ искреннія и горячія слезы, но у него явится досада на то, что онъ былъ такъ одураченъ, выбравъ себѣ въ учители и вожди ни болѣе ни менѣе, какъ репетиловскаго умнаго плута, который
   
   Когда о честности высокой говоритъ --
   Какимъ-то демономъ внушаемъ --
   Глаза въ крови, лицо горитъ,
   Самъ плачетъ, а мы всѣ рыдаемъ.
   
   Со времени Репетилова много утекло воды и краснобаи-шарлатаны съ глазами въ крови, съ пылающимъ лицомъ, слезами нетолько не производятъ эффекта, какъ въ былыя времена, но сдѣлались явленіемъ пошлымъ. Въ обществѣ народилось очень много людей, которые знаютъ имъ цѣну. Требованія честности и искрености становятся въ наше время со дня на день все болѣе и болѣе обязательными нетолько для поэтовъ, но и для нашего брата, публицистовъ. Если ваша газета, г. Суворинъ, расходится, какъ вы увѣдомляете въ милліонахъ листовъ, если всѣ славянскіе народы, какъ объ этомъ также вы увѣдомляете, шлютъ вамъ благодарственные адресы, то только потому, что они вполнѣ увѣрены въ искренности и честности вашихъ драгонадъ противъ Агарянъ. Получи они такое убѣжденіе, что для васъ все равно: крестъ ли восторжествуетъ надъ луною, луна ли надъ крестомъ, что вы если пишете за торжество креста, то потому только, что это для васъ выгоднѣе, что отъ этого газета раскупается въ милліонахъ экземпляровъ -- они отворотились бы отъ васъ. Вся внутренность ихъ перевернулась бы, если бы вы имъ сказали, что ваши статьи о страданіяхъ болгаръ вы пишете подъ вліяніемъ проигрыша въ карты, а статьи о насиліяхъ Турціи, подъ вліяніемъ слезъ ревности къ измѣнницѣ женѣ.
   Г. Суворинъ говоритъ, что онъ счелъ бы глупымъ и пошлымъ отвергнуть художественное произведеніе только потому, что оно написано извѣстнымъ шарлатаномъ и вмѣсто него читать Пигаева и Ферапонтьева, потому что они искренни и правдивы, къ наживѣ никогда не стремились, братались съ народомъ за штофомъ вина и спали въ избахъ между телятами и свиньями. Читать Пигаева и Ферапонтьева, за неимѣніемъ дѣйствительныхъ поэтовъ, нѣтъ никакой надобности, потому что поэзія не хлѣбъ насущный, безъ нея очень легко обойдтись. Но они не заслуживаютъ и того, чтобы относиться къ нимъ съ тѣмъ презрѣніемъ, съ какимъ относится г. Суворинъ. Это во всякомъ случаѣ люди почтенные и если даютъ немного свѣта, потому что дѣйствуетъ въ очень тѣсномъ кругу, то все таки распространяютъ свѣтъ въ обществѣ, а не помрачаютъ и развращаютъ его смысла, какъ это не рѣдко случается дѣлать людямъ, живущимъ въ роскошныхъ помѣщеніяхъ, пьющимъ заморскія вина и считающимъ своихъ читателей десятками тысячъ. Что касается до того, что многія интеллигентныя лица отвернутся съ презрѣніемъ отъ наихудожественнѣйшаго произведенія, написаннаго завѣдомымъ шарлатаномъ, то тутъ я не вижу нетолько ничего ни глупаго, ни пошлаго, а вижу, напротивъ, великую нравственную силу, которая не хочетъ мириться съ компромиссомъ, которая требуетъ, чтобы человѣкъ служилъ идеѣ сердцемъ, а не осквернялъ ея свомъ фиглярствомъ. Г. Суворинъ держится какъ разъ противоположнаго воззрѣнія. По его мнѣнію, поэтъ то же, что актеръ Разъ онъ имѣетъ настолько большой талантъ, что можетъ живо прочувствовать то состояніе, которое изображаетъ и воспроизведеніемъ его сдѣлать сильное впечатлѣніе, его задача исполнена. Г. Суворинъ забываетъ что съ нравственной точки зрѣнія наиискуснѣйшее притворство актера есть его величайшее достоинство, тріумфъ, и, напротивъ, наиискуснѣйшее притворство поэта гражданина есть его величайшее преступленіе, позоръ, такъ сказать прямое его уничтоженіе. Даже въ драматическихъ произведеніяхъ, гдѣ поэтъ долженъ быть также объективенъ, какъ и актеръ, ихъ задачи совершенно различны; актеръ не отвѣчаетъ за нравственную основу піэсы. Онъ останется равно великимъ актеромъ, если умѣетъ живо воспроизводить дѣйствующихъ лицъ, будетъ ли Хлестаковъ Сквозникъ-Дмухановскій и т. п., изображенъ симпатично или антипатично; но поэтъ, который сталъ бы изображать эти лица въ видѣ общественныхъ идеаловъ, былъ бы преступникомъ передъ обществомъ, омрачителемъ общественнаго смысла, врагомъ общественнаго развитія.
   Теперь я долженъ обратиться къ личнымъ объясненіямъ съ г. Суворинымъ. По обычаю "Новаго времени", которое въ полемикѣ не ограничивается одними литературными средствами, а чтобы доканать противника не гнушается ни инсинуаціями на счетъ "измѣны" или "интриги (такихъ случаевъ было уже много; самое недавнее изъ нихъ съ г. Карповичемъ см. его "отвѣтъ), ни обращеніемъ, подобно гоголевской слесаршѣ, ко всѣмъ роднымъ, даже до тещи включительно, и г. Суворинъ обращается въ сферу той спеціальной литературы, которою я занимался назадъ тому слишкомъ тридцать лѣтъ, когда носилъ стихари, говорилъ проповѣди, когда по моей каѳедрѣ и но особымъ порученіямъ, занимался разработкою исторіи мѣстныхъ дѣятелей церкви и мѣстныхъ святынь -- отыскиваетъ тамъ составленное мною жизнеописаніе первыхъ казанскихъ святителей и приходитъ въ восторгъ: вотъ говоритъ, что онъ писалъ. Но въ особенности нѣтъ мѣры его восторгу, когда онъ передаетъ посвященіе этой книжки казанскому преосвященному, гдѣ я трудъ свой называю малой лептой моего дѣланія и прошу принять его съ снисхожденіемъ, да ободрится къ большимъ трудамъ недостоинство трудящагося. Г. Суворинъ нетолько подчеркиваетъ слова: моего дѣланія, и недостоинство трудящагося, но еще и въ особенномъ примѣчаніи считаетъ нужнымъ пояснить, что это подлинныя мои слова. Вотъ дескать до какого сервилизма доходилъ онъ: то ли дескать я, Суворинъ Г. Суворинъ думаетъ, что ужасно пристыдилъ меня Напрасно; нетолько я не стыжусь моихъ прежнихъ трудовъ, а вспоминаю объ нихъ съ удовольствіемъ, ни сколько не смущаясь приведеннымъ г. Суворинымъ моимъ посвященіемъ. Во всякомъ сословіи есть принятыя въ подобныхъ случаяхъ формы чинопо

   

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРѢНІЕ.

Уставъ новаго уголовнаго судопроизводства, отнимающій у полиціи право сажать россійскихъ гражданъ въ кутузку собственною властію.-- Игнорированіе этою устава россійскими Держимордами и прежнія безчинія и произволъ полиціи при взятіи подъ стражу.-- Необходимость какихъ-нибудь дѣйствительныхъ мѣръ для обузданія произвола полиціи и для огражденія свободы личности россійскихъ гражданъ.-- Назначеніе комиссіи для изслѣдованія дѣйствій товарищества Горвица, Когана, Грегера.-- Необходимость изслѣдованія дѣйствій разныхъ товариществъ по поставкѣ сухарей для арміи.-- Дѣло о погонцахъ.-- Неправильное отношеніе къ этому дѣлу гражданскихъ властей.-- Капитанъ Одесскаго порта Вейсъ.-- Необходимость строгаго слѣдствія и преданія суду подрядчиковъ и агентовъ по найму погонцевъ.-- Опасность раззоренія, угрожающаго всей Россіи отъ обманныхъ условій, заключаемыхъ разними подрядчиками и нанимателями съ рабочими.-- Почтеніе, оказываемое русскому мужику въ Семирѣченскомъ краѣ.-- Письма студентки Некрасовой.

   Гарантія свободы лица, неприкосновенности жилища отъ произвола и насилія различныхъ органовъ административно-полицейской власти есть одна изъ первыхъ основъ каждаго благоустроеннаго гражданскаго общества. У насъ самая мысль о необходимости такой гарантіи является очень поздно. Въ своей запискѣ къ проэкту устава уголовнаго судопроизводства, графъ Блудовъ говоритъ, что до 1860 года, когда изданъ былъ наказъ судебнымъ слѣдователямъ, которымъ предписывалось "о заключеніи обвиняемыхъ подъ стражу составлять особые акты и въ тотъ же день, и не далѣе, какъ на другой день, представлять ихъ на утвержденіе суда" -- до этого самаго времени "въ законѣ о судопроизводствѣ не были опредѣлены, даже не указаны случаи, въ коихъ слѣдователь въ правѣ взять подозрѣваемаго подъ стражу". Отъ этого власть полиція во взятіи кого либо подъ стражу дѣлалась, по словамъ графа Блудова, "неограниченною", и, при составленіи новаго устава уголовнаго судопроизводства, обращено было все вниманіе на то. чтобы "предотвратить всякій въ этомъ отношеніи произволъ полиціи".
   И дѣйствительно, новый уставъ уголовнаго судопроизводства сдѣлалъ, повидимому, все, чтобы положить конецъ полицейскому произволу и распоряженія свободой личности. Этимъ уставомъ у полиціи совершенію отнимается право собственною властію "брать кого либо подъ стражу, кромѣ лишь чрезвычайныхъ случаевъ, точно опредѣленныхъ уставомъ". Къ такимъ чрезвычайнымъ случаямъ относятся происшествія, когда, по усмотрѣнію полиціи, производящей первоначальное дознаніе, окажется вѣроятность, что тутъ совершены такія преступленія или проступки, которые влекутъ за собою наказанія уголовныя или высшія исправительныя (т. е. каторгу, ссылку на поселеніе или заключеніе въ рабочемъ домѣ, арестантскихъ ротахъ, ссылку на житье въ Сибирскія и другія отдаленныя губернія съ лишеніемъ особенныхъ правъ и преимуществъ). Но и при такихъ происшествіяхъ право это предоставляется полиціи "преимущественно только тогда, когда она застигнетъ или усмотритъ преступника при самомъ совершеніи противузаконнаго дѣянія, или когда онъ обвиняется достойными вѣроятія очевидцами событія, или же когда подозрѣваемый покушается бѣжать или скрыться, или же по образу жизни не представляетъ ручательства въ неуклоненіи отъ слѣдствія и суда, т. е., не имѣетъ постояннаго мѣстожительства или же извѣстнаго ремесла и промысла. За исключеніемъ сихъ случаевъ, полиція не вправѣ никого задерживать, но о имѣющемся противъ кого нибудь подозрѣніи должна немедленно сообщить слѣдователю. Всякаго задержаннаго полиція обязана, также безъ замедленія, представить къ слѣдователю подъ личною ея отвѣтственностію". Такъ что, по высочайше утвержденнымъ общимъ правиламъ нового судопроизводства по уголовнымъ дѣламъ, каждый "обвиняемый", подвергнутый задержанію, долженъ быть допрошенъ непремѣнно въ теченіи сутокъ судебнымъ слѣдователемъ.
   Судя по этому, казалось бы, что новымъ закономъ личность каждаго россійскаго подданнаго вполнѣ гарантирована противъ произвола полиціи, тѣмъ болѣе, что полиція во всѣхъ своихъ дѣйствіяхъ при первоначальномъ дознаніи преступленія поставлена въ полную зависимость нетолько отъ прокурора, но и отъ судебнаго слѣдователя, которому и должна немедленно давать знать о всѣхъ своихъ дѣйствіяхъ, въ особенности же о взятіи подъ стражу, и который "имѣетъ право повѣрять, дополнять и отмѣнять дѣйствія полиціи по произведенному ею первоначальному изслѣдованію".
   Посмотримъ теперь, какъ эта свобода личности россійскаго подданнаго, вполнѣ огражденнаго закономъ отъ произвола полиціи, ограждена на практикѣ.
   Въ видахъ привлеченія нашихъ старообрядцевъ къ православію, всѣмъ имъ было объявлено, что они имѣютъ право свободно и во всякое время пріѣзжать въ Москву, посѣщать здѣсь безпрепятственно всѣ древнія библіотеки, кремлевскіе соборы. даже патріаршую ризницу, осматривать всѣ памятники древности, рукописи и т. н. Многіе изъ старообрядцевъ этимъ пользовались, какъ свидѣтельствуетъ іеромонахъ Пафнутій, обратившійся въ православіе изъ старообрядцевъ, и вмѣстѣ съ нимъ занимались въ Москвѣ разсмотрѣніемъ и изученіемъ древностей. Въ нынѣшнюю войну, которая велась за освобожденіе единоплеменныхъ и единовѣрныхъ намъ славянъ изъ подъ власти турокъ, въ старообрядцахъ пробудился, вѣроятно, особенный интересъ доподлинно разузнать: дѣйствительно ли наша церковь такъ свято чтитъ старую вѣру, какъ это показываетъ война, предпринятая, между прочимъ, за ея свободу?-- Надобно имѣть въ виду ори этомъ, что, по мнѣнію старообрядцевъ, только Россія, увлеченная патріархомъ Никономъ, удалилась отъ истиннаго православія, а что и въ Сербіи, и въ Болгаріи и въ Греціи древнее православіе сохраняется во всей чистотѣ. Я вотъ, когда наши войска, одолѣвъ Плевну, являются за Балканами, чтобы нанести рѣшительный ударъ врагу и освободить древнее, истинное православіе отъ гнета мусульманъ, старообрядцы.являются толпами въ Москву, чтобы по памятникамъ древности еще разъ повѣрить: не ошибаются ли они, считая русскую церковь отступницею отъ древняго православія?-- Можетъ быть, между ними состоялось даже тайное соглашеніе въ виду предстоящаго великаго торжества освобожденія православнаго востока, не раздирать болѣе церковнаго единенія, вступить снова въ нѣдра церкви, если, по новомъ тщательномъ разсмотрѣніи памятниковъ древности, окажется, что въ новыхъ отступленіяхъ отъ нихъ нѣтъ ничего существенно важнаго. И вдругъ, какой аффронтъ! Едва эти любители и изыскатели истины успѣли въ числѣ 22 человѣкъ явиться въ Москву, какъ бдительная московская полиція немедленно всѣхъ ихъ захватила и отвела въ кутузку.
   Іеромонахъ Пафнутій такъ описываетъ это происшествіе ("Русс. Міръ" No 49):
   "Еще разъ пришлось говорить печатно: люди, ищущіе свѣта истины, обрѣлись въ темницѣ. Въ Москвѣ въ Рогожской части, 3 квартала, на Большой Алексѣевской улицѣ, 24 января 1878 года въ 10 часовъ вечера, показалась находящая изъ одного дома весьма оригинальная толпа людей бородачей, въ длинныхъ крестьянскихъ шубахъ и мѣховыхъ овчинныхъ шапкахъ, окруженная полицейскими нижними чинами, подъ предводительствомъ квартальнаго надзирателя. Несмотря на ночное время, любопытныхъ зрителей набралось довольное число. Когда придвинулась эта толпа къ мѣсту своего назначенія, г. е. къ мѣсту заключенія Рогожской части, тогда понятно стало, кто такіе эти арестованные люди. Они, входя въ грязную, зловонную темницу, всѣ до единою, снявши шапки, благоговѣйно осѣнили себя крестнымъ знаменіемъ по старообрядчески. А одинъ изъ нихъ, болѣе всѣхъ отличающійся лицомъ постника (лѣтъ 30), при входѣ въ тюрьму, остановившись на минуту близь ночнаго фонаря, набожно обвелъ братію свою со-узниковъ скромными своими глазами и, благоговѣйно перекрестившись, произнесъ тихимъ голосомъ слѣдующія знаменательныя слова: "гдѣ бо бы имѣлъ свѣтъ твой возсіяти, токмо на сѣдящія во тьмѣ, слава тебѣ". Такими-то святыми словами привѣтствовали сами себя, входя въ мрачную темницу, старообрядцы, не оказывая ни малѣйшаго сопротивленія. Зрѣлище умилительное, говорилъ одинъ изъ самовидцевъ этого въ высшей степени поучительнаго событія, и присовокупилъ еще, ту онъ, душевно взволнованный, обратился въ эти минуты къ одному изъ полицейскихъ чиновъ, съ слѣдующимъ вопросомъ: "какихъ это вы баши-бузуковъ или черкесовъ заполонили! Ужъ не на преступной ли пропагандѣ вы ихъ застали? Но развѣ правительству неизвѣстно, что преступная пропаганда въ старообрядческой средѣ не имѣетъ мѣста?" На такой простодушный вопросъ посторонняго зрителя, немедленно данъ былъ со стороны одною изъ полицейскихъ чиновъ не менѣе простодушный отвѣтъ: что "за этими овчинными маяками день и ночь полиція слѣдила; нужно было схватить одного старовѣрскаго попа, а теперь, какъ видите, удалось захватить сразу двадцать два попа -- и какъ-же ловко ихъ схватили! Они только что усѣлись ужинать, а ихъ, голубчиковъ, и забрали по указанію какого-то анонимнаго письма, присланнаго полицейскому начальству, того самаго письма, которое г. квартальный надзиратель читалъ, когда тѣ еще сидѣли за ужиномъ: видите, полиція не станетъ понапрасну поднимать тревогу!"
   Въ числѣ посаженныхъ въ кутузку ни одного, однако жь, попа не оказалось, и на другой день половину посаженныхъ, т. е. 11 человѣкъ выпустили на свободу, а другую половину препроводили въ тюремный пересыльный замокъ, вѣроятно, потому, что у нихъ не оказалось паспортовъ, хотя все это были лица вовсе не безвѣстныя, которыхъ можно бы было только изъ-за неимѣнія паспорта держать въ тюрьмѣ и отправлять по этапу. Іеромонахъ Пафнутій пишетъ, что всѣ арестованные двадцать два человѣка до единаго были "честные сельскіе крестьяне, старообрядцы безпоповцы по Филиппову согласію, большею частію Новгородской Губерніи", что "нѣкоторые изъ нихъ, въ качествѣ депутаціи, не* однократно нынѣшней зимой бывали у насъ въ Чудовѣ монастырѣ и въ синодальной библіотекѣ и вмѣстѣ со мною занимались обозрѣніемъ памятниковъ древности". При этомъ іеромонахъ Пафнутій замѣчаетъ, что если полиція искала дѣйствительно раскольничьяго попа, то она не имѣла никакого резону брать этихъ старообрядцевъ-безпоповцевъ, остановившихся въ докѣ всѣмъ извѣстнаго московскаго безпоповца А. П. О., на Большой Алексѣевской улицѣ, гдѣ эти мнимые попы были арестованы". Развѣ безпоповецъ могъ принимать у себя старообрядческихъ поповъ?
   Замѣчательно, что на сценѣ является дѣйствующимъ лицомъ только полиція. Квартальный получаетъ анонимное письмо, и по анонимному письму идетъ и собственною властію немедленно беретъ подъ стражу двадцать слишкомъ человѣкъ, хотя по уставу новаго уголовнаго судопроизводства нетолько квартальнымъ, но и чинамъ повыше его, и вообще всей полиціи указано, что "возымѣвъ противъ кого-ли подозрѣніе, полиція должна, не требуя его къ себѣ для объясненій, и не приводя къ допросу, посредствомъ подлежащихъ развѣдываній и собранія нужныхъ свѣденій, удостовѣриться въ основательности своего подозрѣнія и если въ томъ убѣдится, довести о семъ до свѣденія судебнаго слѣдователя. Ей самой запрещается брать кого либо подъ стражу, кромѣ лишь чрезвычайныхъ случаевъ". Москва -- не деревня. Тутъ на лицо и судебные слѣдователи, и прокуроры. Какимъ же. образомъ квартальный позволяетъ себѣ. собственною властію, здѣсь въ Москвѣ, брать подъ стражу ни въ чемъ неповинныхъ людей, единственно на основанія анонимнаго письма, нелѣпость котораго видна была уже Имъ того одного, что оно указывало укрывательство старообрядческихъ поповъ въ домѣ всѣмъ извѣстнаго безпоповца?
   Ну, и что-жъ въ концѣ концовъ -- прокуроръ потребовалъ объясненія отъ полиціи за незаконное взятіе подъ стражу 22 человѣкъ ни въ чемъ неповинныхъ? Преданъ квартальный, взявшій ихъ подъ стражу по собственному произволу, суду?-- По моему мнѣнію, прокурорская власть должна преслѣдовать полицейскіе чины безъ всякой пощады и неупустительно каждый разъ, когда они произвольно подвергнутъ взятію подъ стражу то или другое лицо, хотя бы на самое короткое время, ибо, выражаясь словами графа Блудова, "отъ взятія подъ стражу хотя бы на самое короткое время нетолько страдаетъ свобода и честь задержаннаго, но иногда зависитъ благосостояніе цѣлыхъ семействъ". Но необходимо нетолько преслѣдованіе, но и объявленіе объ этомъ во всеобщее свѣденіе, чтобы всѣ знали, что прилагается стараніе о томъ, чтобы оградить свободу личности всякаго, кто бы онъ ни былъ, отъ полицейскаго произвола. Въ данномъ случаѣ, это было тѣмъ болѣе необходимо, что безпричинный арестъ 22-хъ любителей и изыскателей истины произвелъ общій ропотъ въ средѣ старообряцевъ и въ нѣкоторыхъ возбудилъ даже опасенія за собственную личность. "Вслѣдствіе этого прискорбнаго событія, пишетъ іеромонахъ Пафнутій:-- старообрядцы обращаются ко мнѣ съ вопросомъ о томъ: гдѣ же то обѣщаніе, которое на Кремлевской Площади публично возвѣщалось, что старообрядцы могутъ свободно и во всякое время посѣщать всѣ публичныя библіотеки, кремлевскіе соборы и самую патріаршую ризницу -- словомъ, всѣ сокровища памятниковъ древности могутъ старообрядцы обозрѣвать, не опасаясь, какъ прежде, грозныхъ спросовъ и допросовъ, напримѣръ: "кто ты и откуда?" -- "О! раскольникъ -- острожникъ!" и т. п. "Исторія эта, говоритъ далѣе іеромонахъ Пафнутій:-- надобно сказать правду, надѣлала не мало тревогъ среди московскихъ старообрядцевъ -- особенно начетчиковъ, часто посѣщавшихъ публичныя библіотеки и почти всегда принимавшихъ участіе въ публичныхъ и домашнихъ религіозныхъ бесѣдахъ. Имъ кажется теперь, что всѣ они переписаны полицейскою властію, а потомъ?-- потомъ все таки имъ кажется, конечно, напрасно, будто бы они будутъ прибраны къ рукамъ"...
   Такъ полиція позволяетъ себѣ распоряжаться въ Москвѣ въ виду множества всевозможныхъ властей, при строгомъ и, конечно, бдительномъ надзорѣ проживающихъ съ нею въ одномъ городѣ много численныхъ прокуроровъ, судебныхъ слѣдователей и т. д. Можно поэтому судить, насколько безцеремоннѣе и развязнѣе на счетъ взятія подъ стражу должна вести себя полиція провинціальная.
   У меня, по крайней мѣрѣ, въ рукахъ есть два образчика, которое ясно показываютъ, что провинціальная полиція нашего времени относится къ свободѣ личности съ такою же непринужденностью, съ какою относилась и полиція прежняго времени, для произвола которой, по словамъ графа Блудова, не было никакихъ границъ... Образчики эти я взялъ изъ газетныхъ извѣстій не болѣе какъ за полтора или за два послѣдніе мѣсяца. А еслибы собирать ихъ внимательно за цѣлый годъ, то набралось бы, конечно, очень много. Вотъ эти образчики:
   "Корреспондентъ "Новостей" изъ Стяробѣльскаго уѣзда сообщаетъ слѣдующій любопытный случай: Предъ масляной, мѣстный исправникъ, катаясь на своихъ рысакахъ по городу, на поворотѣ въ переулокъ, съ розмаху врѣзался въ свадебный поѣздъ и, зацѣпившись за сани, нагруженныя людьми, опрокинулся и вылетѣлъ на землю. Раздосадованный паденіемъ, онъ возвратился въ полицію и приказалъ задержать свадьбу. Приказаніе это, къ несчастію, било отдано какъ разъ въ ту минуту, когда свадебный поѣздъ подъѣхалъ, для разныхъ покупокъ къ гостинному двору, который находится въ близкомъ разстояніи отъ полицейскаго дома. Такимъ образомъ, добыча сама попала въ руки. Надзиратель, въ сопровожденіи полицейскихъ нижнихъ чиновъ, быстро бросается на свадьбу, захватываетъ молодого, молодую, двухъ свахъ, дѣвицу дружку и ямщика и, безъ всякихъ объясненій, засаживаетъ ихъ въ холодную. Это происшествіе не могло, разумѣется, не произвести шума и на мѣстѣ происшествія моментально выросла огромная толпа народа (около 400 чел.). Поднялись протесты и требованія отпустить ни въ чемъ неповинныхъ арестантовъ; дали также знать отцу жениха, который бросился съ жалобой къ исправнику; но послѣдній встрѣтилъ его съ бранью и угрозами. Затѣмъ, третій актъ происходитъ уже около полицейскаго дома. Здѣсь, среди страшной толкотни, шума, визга и воплей толпы, вдругъ неожиданно дѣлается извѣстнымъ, что арестована не та свадьба, которую встрѣтилъ исправникъ, что та уже давнымъ давно, съ перепугу, удрала за тридевять земель и неизвѣстно гдѣ спряталась... Несмотря, однако, на это открытіе, молодыхъ продержали до девяти часовъ ночи, причемъ ямщика избили до крови, а молодого, ни за что ни про что, поколотили. Побитая свадьба принадлежала старобѣльскому крестьянину Драулѣ."
   Въ этомъ образчикѣ дѣло идетъ, какъ видитъ читатель, о мужикѣ или о мужикахъ. Мужикъ еще не Богъ знаетъ какая птица, и всѣмъ намъ извѣстно, что мужиковъ садятъ въ холодную всѣ, и ихъ собственныя волостныя и сельскія власти, и становые, и каждый наѣзжій чиновникъ, такъ, что насчетъ заключенія въ холодныхъ они, т. е. мужики, представляютъ нѣкоторымъ образомъ подобіе куръ, за которыхъ отвѣта никто никому не даетъ, да и требовать таковаго вовсе не принято. Слѣдовательно, исправнику, какъ хозяину города и уѣзда, и Богъ велѣлъ сажать мужика въ холодную, когда вздумается и по винѣ, и безъ всякой вины. Но вотъ слѣдуетъ образчикъ, который касается уже людей благородныхъ и затрогиваетъ особы и наши съ вами, читатель.
   "Одинъ господинъ, служащій на коронной службѣ, лѣтъ пятидесяти, баронъ О., пріѣхалъ, 11 числа апрѣля, въ Мелитополь къ знакомому доктору посовѣтоваться относительно своей болѣзни. Вечеромъ, часовъ въ 10, онъ вышелъ съ своимъ родственникомъ мальчикомъ изъ гостинницы, въ которой остановился, и сѣлъ на крыльцѣ. Выходитъ изъ той же гостинницы мѣстный исправникъ, гдѣ онъ былъ въ гостяхъ у пріѣзжаго губернскаго чиновника, и, проходи мимо барона, накидывая небрежно на себя шинель, зацѣпилъ, какъ говоритъ баронъ, полою своей шинели по его лицу. Не извинившись, какъ бы слѣдовало, за такую неловкость, исправникъ пошелъ далѣе, но баронъ, не зная лично исправника, крикнулъ ему вслѣдъ, плохо произнося по русски: "квартальный, нельзя ли поосторожнѣй!" Такое обращеніе къ исправнику, какъ видано, оскорбило его, такъ что онъ остановился, и тутъ произошло между ними крупное объясненіе.. Всякое поползновеніе на неуваженіе власти должно быть немедленно пресѣкаемо... Вѣроятно, руководствуясь этимъ положеніемъ, исправникъ отправляется въ полицію, беретъ десятскихъ и забираетъ барона въ "кутузку". Напрасно взываетъ баронъ: "да помилуйте, я такой-то, меня знаетъ весь городъ, пошлите къ предводителю дворянства, предсѣдатели" управы" и т. д.; наконецъ, посаженный подъ арестъ проситъ свиданія съ исправникомъ, требуетъ сообщить товарищу прокурора -- все напрасно, ни что не помогаетъ. Сиди въ кутузкѣ, т. е. въ сыромъ подвалѣ, съ подобранными на улицѣ пьяницами и сиди на полу, усѣянномъ свѣжими изверженіями, сиди на голомъ полу всю ночь, такъ какъ нѣтъ тебѣ и стула! Помни, что ты имѣешь дѣло не съ какимъ-нибудь квартальнымъ!.. Не выдержали нервы 60-ти лѣтняго человѣка, не перенесъ онъ этого посмѣянія и истязанія, и на другой день отправленъ въ больницу, схвативъ нервную горячку ("Одесскій Вѣстникъ", No 69).
   То, что случилось съ барономъ О. въ Мелитополѣ, то можетъ случиться и во всякомъ другомъ губернскомъ и уѣздномъ городѣ и городишкѣ и со всякимъ -- со мной, съ вами, читатель, съ третьимъ, съ десятымъ, однимъ словомъ, со всѣми, въ комъ заподозритъ исправникъ непочтительность къ себѣ. И предупредить этого ничѣмъ нельзя; можетъ васъ бросить каждый самый ледащій исправникъ въ холодную тюрьму и продержать тамъ цѣлые сутки и заставить за это поплатиться иногда нетолько здоровьемъ, а, можетъ быть, и жизнію. Во всякомъ другомъ государствѣ, возмутительный мелитопольской случай вызвалъ бы нетолько громкій протестъ въ литературѣ, нетолько повлекъ бы за собою не менѣе громкій уголовный процессъ, но и въ оффиціальномъ мірѣ возбудилъ бы вопросъ о мѣрахъ, которыми необходимо гарантировать свободу личности каждаго гражданина. У насъ этотъ случай пройдетъ совершенно безслѣдно. Да и кого въ самомъ дѣлѣ это можетъ интересовать, что мелитопольскій исправникъ продержалъ какого-то стараго барона цѣлую ночь въ холодной кутузкѣ и вогналъ его въ нервную горячку? Пресса наша такъ занята коварствомъ Альбіона, ковами Биконсфильда, проливами, будущими границами Болгаріи и тому подобными возвышенными предметами, что еслибы исправники всѣхъ губернскихъ и уѣздныхъ городовъ условились съобща ежедневно выдерживать и выдерживали бы въ кутузкѣ по десяти гражданъ, находящихся въ ихъ вѣдѣніи, по собственному выбору, то пресса на это не обратила бы никакого вниманія. Стоитъ ли въ самомъ дѣлѣ обращать вниманіе на такіе пустяки, когда коварство Англіи, ковы Биконсфильда и т. д., и т. д. угрожаютъ территорію новой Болгаріи ограничить, о ужасъ! Балканами?-- А безъ голоса прессы, безъ участія общества, что можетъ сдѣлать самъ потерпѣвшій въ отмщеніе за свое поруганное право?-- Подать просьбу губернатору?-- Но вѣдь извѣстно, что всѣ исправники избираются лично губернаторами и большею частію пользуются и ихъ полнымъ довѣріемъ, а иногда даже расположеніемъ ихъ семействъ. Предположимъ, однакожъ, что дѣло въ настоящемъ случаѣ стоить не такъ и губернаторъ передастъ просьбу барона въ губернское правленіе для разсмотрѣнія дѣянія исправника по всей строгости закона; предположимъ даже, что и губернское правленіе не ограничится поставленіемъ на видъ, замѣчаніемъ, выговоромъ, а предастъ исправника суду. Во всемъ этомъ нѣтъ еще ничего страшнаго. Если читатель заглянетъ въ помѣщенную въ нынѣшней книжкѣ журнала статью: "Признаки времени въ мірѣ новыхъ судовъ", то онъ увидитъ, что слѣдствія по преступленіямъ по должности и при нашемъ новомъ судоустройствѣ и судопроизводствѣ, тянутся по два и по три года. Слѣдовательно, пока будутъ производиться разныя дознанія и разсмотрѣнія администраціи, пока будутъ тянуться слѣдствіе и судъ, со времени происшествія, т. е. ночевки барона въ кутузкѣ, можетъ пройдти благополучно лѣтъ пять, а, можетъ быть, и шесть. Если барокъ благополучно перенесетъ нервную горячку, въ которую вогналъ его Мелитопольскій исправникъ, и останется къ тому времени здравъ и невредимъ, чего мы ему отъ души желаемъ, то очень можетъ быть, что тогда и онъ самъ, по добротѣ ли сердца или по какимъ нибудь новымъ отношеніямъ, не будетъ давать того значенія перенесенной имъ обидѣ, какое даетъ теперь. Что же касается другихъ, то дѣяніе Мелитопольскаго исправника для нихъ будетъ представляться такимъ давнимъ и старымъ, такимъ незначущимъ въ настоящемъ, что исправникъ навѣрное будетъ оправданъ, а если пользуется расположеніемъ мѣстнаго начальства, то, пожалуй, даже и награду получитъ, что такъ долго страдалъ за правду! (Sic!) Если бы рѣчь шла о частномъ оскорбителѣ, то съ такимъ рѣшеніемъ въ виду давности времени и того, что потерпѣвшій готовъ уже самъ простить ему вину, помириться было бы кой-какъ можно. Но исправникъ есть органъ администраціи, представитель власти. Въ качествѣ представителя власти имя ему легіонъ. Цѣлые полки исправниковъ и становыхъ смотрятъ, какъ отнеслось и относится вообще начальство и судъ къ тому или другому преступному дѣянію кого-нибудь изъ нихъ по должности. Фактъ ненаказанности одного вызоветъ десятки, сотни подобныхъ дѣяній со стороны остальныхъ. Это одна сторона дѣла, а потомъ есть и другая... Позвольте васъ спросить: что еслибы васъ поставить въ положеніе барона, ручаетесь ли вы, что удовольствовались бы подачей губернатору просьбы на противозаконное дѣяніе исправника? Или, еслибы вашего новобрачнаго сына или новобрачную дочь, со всею сопровождающею ихъ свитою, исправникъ засадилъ въ кутузку, имѣли ли бы вы настолько само, обладанія, чтобы не сдѣлать исправнику какой-нибудь непріятности, предусмотрѣнной уложеніемъ о наказаніяхъ? Это, конечно, было бы противузаконіе, но оно при подобныхъ возмутительныхъ дѣйствіяхъ исправниковъ такъ естественно въ человѣкѣ живомъ, имѣющемъ нервы и сердце, что поставьте вы себя на мѣсто присяжнаго засѣдателя на судѣ, вы почувствуете, что тутъ преступленіе не вызывается только, а насильно вынуждается. Надобно представить себѣ людей каменными, чтобы думать, что каждый изъ нихъ, когда его какой нибудь уѣздный Держиморда заставитъ, ни за что ни про что, переночевать въ холодной кутузкѣ или такому же наругательству подвергнетъ его новобрачныхъ сына или дочь, будетъ настолько хладнокровенъ и терпѣливъ, что рѣшится искать удовлетворенія за обиду существующимъ законнымъ путемъ, будетъ ждать, пока дѣло его. путешествуя многіе годы по разнымъ административнымъ и судебнымъ инстанціямъ, закончится если не полнымъ оправданіемъ исправника, то объявленіемъ ему строгаго выговора. Да, впрочемъ, тутъ и не въ тяжести наказанія дѣло. Какъ бы ни было тяжело позднее наказаніе, оно не можетъ удовлетворить потерпѣвшаго, потому именно, что оно слишкомъ позднее. Позоръ, нанесенный въ виду цѣлаго общества Держимордою, могъ быть смытъ только немедленнымъ обузданіемъ, немедленною карою послѣдняго. Разъ этого не случилось, Держиморда достигъ вполнѣ своей цѣли, онъ получилъ полное торжество надъ потерпѣвшимъ. Нанесенный позоръ, начиная съ перваго момента во всѣхъ стадіяхъ его развитія, вплоть до того времени, когда о немъ забыло общество, пережитъ потерпѣвшимъ сполна. Его не воротишь изъ жизни потерпѣвшаго также, какъ не воротишь влѣпленнаго въ спину кнута или плети. Но и въ видахъ правосудія, позднее наказаніе въ данномъ случаѣ нетолько безцѣльно, но и вредно. Оно доказываетъ не безсиліе, а силу Держимордъ; ибо для всякаго дѣлается очевиднымъ, что каждый Держиморда., въ настоящемъ есть всегда господинъ положенія и противъ него" не можетъ защитить васъ никакой законъ. Если ему вздумается, онъ можетъ васъ ни-зз что ни-про-что бросить въ тюрьму, продержать тамъ сколько ему вздумается, изолировать отъ всѣхъ сношеній съ внѣшнимъ міромъ, и слѣдовательно даже отъ возможности протеста, и потомъ выпустить, а можетъ, пожалуй, и хуже что-нибудь сдѣлать, потому что въ кутузкѣ онъ полный хозяинъ... И все это ничего. Правда, вы можете потомъ жаловаться, и, можетъ быть, на ваше счастье, которое -- надобно замѣтить -- достается на долю очень немногихъ -- и не безуспѣшно: въ васъ приметъ участіе и губернаторъ, и губернское правленіе, Держиморду предадутъ слѣдствію, суду... Но когда то улита еще пріѣдетъ и что то будетъ. А онъ, Держиморда, свое дѣло все-таки сдѣлалъ.
   Изъ всего сказаннаго очевидно, что, при существующихъ у насъ, порядкахъ, уставомъ новаго уголовнаго судопроизводства свобода личности каждаго гражданина также не гарантирована отъ произвола полиціи, какъ она не гарантирована была и прежде. Власть полиціи относительно взятія подъ стражу остается также неограниченною, какъ неограничена была и прежде, и такою будетъ оставаться до тѣхъ поръ, пока не будутъ учреждены такія иституціи, при которыхъ наглое попраніе закона чиновниками сдѣлается немыслимымъ, въ особенности когда дѣло касается свободы личности, неприкосновенности жилища, или пока, по крайней мѣрѣ, каждому, подвергшемуся взятію подъ стражу безъ уважительныхъ причинъ, противузаконно, не будетъ предоставлено право вчинать иски противъ подлежащихъ чиновъ полиціи или администраціи не тѣмъ порядкомъ, какой установленъ для преступленій по должности, а прямо черезъ прокурорскій надзоръ, тѣмъ же порядкомъ, какимъ преслѣдуются и другія преступленія.

-----

   Въ одномъ изъ NoNo "Голоса" было сообщено слѣдующее извѣстіе: по соглашенію государственнаго контроля и военнаго министерства, учреждена особая комиссія для провѣрки счетовъ товарищества по продовольствію войскъ въ дѣйствующей арміи въ Бухарестѣ. Предсѣдателемъ комиссіи назначенъ числящійся по военному министерству полковникъ Н. А. Боровковъ. Въ составъ комиссіи вошли три члена отъ государственнаго контроля, два чиновника, посланные въ Бухарестъ главнымъ интендантскимъ управленіемъ, и три члена отъ бухарестскаго интендантскаго управленія. Извѣстіе это очень пріятно, тѣмъ болѣе, что оно совсѣмъ неожиданно; ибо никто не думалъ, чтобы и на сей разъ отступили отъ извѣстныхъ русскихъ, обыкновенно въ подобныхъ случаяхъ практикуемыхъ пословицъ: "кто старое помянетъ, тому глазъ вонъ", или: "сора изъ избы не выносить" и т. п. А еще пріятнѣе было бы услышать, что комиссія исполнила свое дѣло самымъ тщательнымъ образомъ, что участвующіе въ комиссіи представители государственнаго контроля оказались достойными сдѣланаго имъ порученія и вполнѣ во всѣхъ подробностяхъ раскрыли злоупотребленія товарищества и предали всѣхъ виновныхъ заслуженной карѣ. Кромѣ того, было бы желательно, чтобы преслѣдованіе не ограничилось только товариществомъ Горвица, Когана и Грегера, а были наряжены подлежащимъ начальствомъ комиссіи для изслѣдованія дѣйствій И другихъ товариществъ, напримѣръ, сухарныхъ, которыя хотя и были чисто русскія, и все изъ лицъ интеллигентныхъ, но охулки на руку не положили и раззорили, надобно полагать, не мало тысячъ народу.
   Исторія этихъ сухарныхъ товариществъ, по разсказу кіевскаго корреспондента "Голоса" (No 101) была слѣдующая:
   Сначала передъ выступленіемъ въ походъ, когда войска наши стояли въ Кишиневѣ, заготовленіе сухарей шло хозяйственнымъ образомъ и войска заготовили для себя около 260,000 пудовъ сухарей. Съ выступленіемъ въ походъ, когда таковое заготовленіе дѣлалось затруднительно и вовсе невозможно, интендантство поставку сухарей отдало разнымъ предпринимателямъ и товариществамъ. Таковы были товарищества: 1) Шереметева, Оболенскаго и комп.; 2) Баранова, Данилевскаго (кажется, профессоръ?) и комп.; 3) Посохова и др. Всѣ эти поставщики взялись изготовить по 850 000 пудовъ сухарей къ 10 декабря -- въ срокъ сравнительно очень короткій -- надѣясь, что при машинно фабричномъ производствѣ такое громадное количество поставить будетъ не трудно. Но эти надежды рухнули. Товарищество Баранова-Данилевскаго къ 10 декабря приготовило всего 30,000 пудовъ; Бобринскій, думавшій высушивать въ своихъ сушильняхъ до 4,000 пудовъ въ день, вмѣсто этого могъ высушивать только около.200 пудовъ.
   Интендантство, вида неисправность товариществъ, принуждено было заготовлять сухари въ Румыніи по цѣнамъ гораздо болѣе дорогимъ, товариществамъ же въ Россіи дало знать, что, вслѣдствіе ихъ неисправности, сухари отъ нихъ будутъ приниматься лишь по мѣрѣ надобности. Но въ это время секретъ быстраго и дешоваго приготовленія сухарей былъ открытъ евреями. Принимая на себя изъ вторыхъ и третьихъ рукъ поставку сухарей небольшими партіями, евреи отдавали печь сухари крестьянамъ и другимъ мелкимъ хозяевамъ и успѣвали такимъ образомъ исполнять своевременно свои маленькіе подряды, приготовлять сухарей болѣе, чѣмъ приготовлялось машинами Тоже попыталось сдѣлать, бросивъ свои машины и фабрики, и товарищество Баранова-Данилевскаго и въ одинъ мѣсяцъ получило 200,000 пудовъ! Этотъ быстрый способъ приготовленія сухарей вмѣстѣ съ тѣмъ оказывался и самымъ дешевымъ и сулилъ товариществу громадные барыши. Товарищество Баранова-Данилевскаго, получало отъ интендантства 2 р. 55 к. за пудъ сухарей съ доставкою въ Унгены; доставка до Унгенъ за пудъ стоила 35 к; слѣдовательно за пудъ сухарей на мѣстѣ товарищество получало 2 р. 20 к. Между тѣмъ, товарищество могло сдать поставку сухарей мелкимъ предпринимателямъ по 1 р. 70 к. съ пуда при принудительномъ взятіи муки у товарищества, съ платою 80 к. за пудъ (53 фунта на одинъ пудъ сухарей), при дѣйствительной стоимости ея на мѣстѣ 60 -- 65 к. Товарищество пріобрѣтало чистой пользы 50 и 30 к. на мукѣ (такъ какъ на пудъ сухарей идетъ 67--80 фунтовъ хлѣба), итого 80 к. на пудъ".
   Гешефтъ представлялся, какъ видитъ читатель, великолѣпный! Можно было ни за что ни про что получать по 80 к. на пудъ сухарей, а пудовъ могли потребоваться милліоны!-- Но чтобы со вершить этотъ великолѣпный гешефтъ, предстояло сдѣлать маленькое мошенничество или маленькую подлость, какъ хотите назовите, а именно: надобно было мелкимъ предпринимателямъ не объявлять о томъ, что товарищество въ своемъ подрядѣ на поставку сухарей оказалось уже не состоятельнымъ, и что отъ него будутъ приниматься сухари только по мѣрѣ надобности, по волѣ и усмотрѣнію интендантства, что равносильно почти тому, что могутъ и со всѣмъ не приниматься.
   И товарищество Баранова-Данилевскаго рѣшилось на это. Оно заподрядило мелкихъ хозяевъ готовить сухари въ теченіи нѣсколькихъ мѣсяцевъ по 1 р. 70 к. за пудъ, скрывъ отъ нихъ и свою несостоятельность передъ казною, и что вслѣдствіе этой несостоятельности, у него отнято право на поставку сухарей.
   Обманутая мелюзга съ жаромъ принялась за дѣло. Правда, изъ 1 р. 70 к. за пудъ приготовленныхъ сухарей съ доставкою на станцію желѣзной дороги, барыша ей оставалось очень не много, по разсчету корреспондента, не болѣе 10 к. съ пуда {"На одинъ пудъ сухарей требуется муки 63 ф. (80 к.) 1 руб. 7 к., хлѣба (67--70 фунт.) 10 коп., топлива на хлѣбъ 5 к., топлива на сухари 7 к., рабочіе и сушильщики 10 к., надзоръ 5 к., непредвидѣнные расходы 6 к., мѣшокъ 8 к., доставка къ вокзалу 3 к., итого 1 р. 60 к.".}, но мелюзга, которой, по пословицѣ: "не до жиру, быть бы живу", была рада и этому. "Большею частію, говоритъ корреспондентъ, это былъ народъ бѣдный, который радъ былъ тому, что въ зимнее время нашелся спросъ на его трудъ. При общемъ застоѣ въ требованіяхъ на рабочія руки, при отсутствіи торговли и предпріятій, бѣдное населеніе радо было, что нашло себѣ дѣло; кто посостоятельнѣе, строилъ сушилки; другіе же строили печи для приготовленія сухарей; въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ были выстроены сушильни, кажется, все бѣдное населеніе взялось за дѣло". Много людей убили на это дѣло "послѣднія крохи, надѣлали долговъ въ виду будущихъ заработковъ". Какъ вдругъ, въ январѣ, когда, по условію оставалось для производства чуть не два мѣсяца, товарищество объявило, что "принимать болѣе сухарей не намѣрено и не считаетъ себя связаннымъ какими нибудь условіями. Мы, продолжаетъ корреспондентъ, были въ то время свидѣтелями того отчаянія и картины раззоренія, которое постигло населеніе. Толпы рабочихъ, по 800 человѣкъ, ходили по улицамъ, съ воплемъ о томъ, что они не вознаграждены; нѣсколько дней они оставались безъ крова, а потомъ скоро очутились и безъ хлѣба, такъ какъ испеченные сухари питали ихъ всего нѣсколько дней Предпринимателя, настроившіе заводы и сушилки, разумѣется, окончательно раззорены". "Теперь эта бѣдность, замѣчаетъ корреспондентъ:-- имѣетъ печи, сушилки и цѣлые заводы, изъ которыхъ многіе выстроены на чужой землѣ, причемъ аренда взята на короткій срокъ, такъ что требуются новые убытки за снесеніе построекъ. Одинъ изъ представителей товарищества эксплуататоровъ, говорятъ, уже бѣжалъ за границу; другіе представители этой же компаніи хлопочутъ передъ правительствомъ, чтобы оно заплатило товариществу убытки. Интересно знать, считаетъ ли своимъ долгомъ товарищество заплатить убытки своимъ истиннымъ работникамъ, или же эти убытки населенія останутся барышомъ эксплуататоровъ?"
   Нѣтъ, г. корреспондентъ, это нисколько не интересно, ибо впередъ извѣстно, что ни эксплуататоръ бѣжавшій, ни эксплуататоръ оставшійся здѣсь и не подумаютъ объ обманутомъ и раззоренномъ ими народѣ, разъ они имѣли наглость объявить ему. что они не считаютъ себя связанными съ нимъ никакими условіями; а вотъ что интересно: неужели это товариществу Баранова-Данилевскаго сойдетъ съ рукъ? Неужели ихъ не посадятъ на скамью подсудимыхъ, чтобъ они, по крайней мѣрѣ, выяснили, что побудило ихъ на такое мошенничество, и чтобы цѣлая Россія знала, что подобныя обманныя дѣйствія, направленныя на раззореніе неграматнаго народа, кѣмъ бы ни были они совершены, у насъ преслѣдуются безъ всякаго послабленія и снисхожденія?
   Не менѣе интересно знать: что будетъ сдѣлано и по вопросу о погонцахъ? Дѣло это было также вопіющее, повлекшее за собою безчисленныя раззоренія, и совершено оно было также обманнымъ образомъ. Варшавскій и его агенты набрали тысячи крестьянъ-подводчиковъ въ губерніяхъ Херсонской, Полтавской, Черниговской и югозападныхъ губерніяхъ, съ условіемъ, что они будутъ заниматься извозомъ только внутри имперіи. Между тѣмъ, ихъ погнали за границу, въ Румынію, въ Болгарію. Здѣсь, при страшной дороговизнѣ, при невылазныхъ дорогахъ, при отсутствіи всякихъ средствъ для содержанія себя и лошадей, погонцы нетолько лишились своихъ лошадей, но многіе изъ нихъ перемерли сами -- одни отъ тифа, другіе замерзли, оставшіеся въ живыхъ возвращаются на родину голодные, оборванные, безъ гроша въ карманѣ даже на проѣздъ и пропитаніе въ дорогѣ. Напрасно они толкаются ко всевозможнымъ начальственъ съ просьбою войти въ ихъ положеніе; ню вездѣ отказываютъ за неимѣніемъ юридическихъ доказательствъ! Черезъ одну Одессу ихъ каждодневно проходятъ сотни; въ Одессѣ находится контора Варшавскаго, ихъ раззорившаго, а начальство считаетъ себя не въ правѣ, якобы за неимѣніемъ юридическихъ доказательствъ, выслушать показанія тысячъ людей и обязать контору Варшавскаго уплатить за ихъ проѣздъ и пропитаніе. Какія же еще нужны юридическія доказательства, когда есть свидѣтельство тысячь людей!? Отобраніе показаній отъ всѣхъ проходящихъ погонцевъ было бы необходимо уже и для того, чтобы, какъ говоритъ одесскій корреспондентъ "Биржевыхъ Вѣдомостей", "добраться до корня погонщицкаго вопроса и воздать военнымъ промышленникамъ, что ими заслужено". Говорятъ, что агенты Варшавскаго позволяли себѣ самыя возмутительныя насилія надъ погонщиками -- начиная отъ сторублевыхъ штрафовъ до битія нагайками и кнутомъ. Нельзя не отдать чести капитану надъ Одесскимъ Портомъ, г. Вейсу; онъ распорядился съ конторой Варшавскаго по отношенію къ погонцамъ по военному, какъ и слѣдуетъ всякому начальству распоряжаться въ виду такихъ живыхъ уликъ, какъ тысячи людей голодныхъ, оборванныхъ, неимѣющихъ что ѣсть.
   "На дняхъ, пишетъ помянутый одесскій корреспондентъ: -- прибыла въ Одессу значительная партія погонцевъ на одномъ изъ пароходовъ "русскаго общества" и прибыла безъ корки хлѣба въ сумахъ. Капитанъ парохода потребовалъ отъ погонцевъ билетовъ на проѣздъ, -- ихъ не оказалось; потребовалъ денегъ, -- тоже не оказалось. Вышло недоразумѣніе, для разрѣшенія котораго приглашенъ былъ капитанъ надъ портомъ г. Вейсъ. Погонцы обступили его со всѣхъ сторонъ, съ плачемъ и рыданіями разсказывали свои страданія въ Румеліи, просили защиты, покровительства, просили законнаго разслѣдованія ихъ несчастій, просили отправить ихъ "къ начальству". Вышіа одна изъ тѣхъ сценъ, хватающихъ за сердце, которыя можетъ понять и прочувствовать только очевидецъ. Послѣ долгихъ разспросовъ и многихъ совѣщаній, г. Вейсъ узналъ отъ одного изъ частныхъ зрителей, что въ Одессѣ имѣется отдѣленіе конторы г. Варшавскаго и что завѣдываетъ этимъ отдѣленіемъ нѣкій Кауфманъ. Одинъ изъ таможенныхъ сторожей отправленъ билъ за этимъ агентомъ, который дѣйствительно въ скорости и явился самолично. Отъ него потребовали уплаты за проѣздъ погонцевъ. Болѣе трехъ часовъ длились препирательства между агентомъ и г. Вейсомъ, но все-таки агентъ не соглашался заплатить и отговаривался "незнаніемъ" даже самого г. Варшавскаго. Составили протоколъ и вмѣстѣ съ агентомъ препроводили къ мировому судьѣ; сейчасъ же послѣдовало и рѣшеніе о взысканіи, и судьей выданъ былъ исполнительный листъ. Несмотря на это, агентъ и:е-таки продолжалъ упорствовать г затѣмъ пытался войти въ сдѣлку съ капитаномъ парохода: "Возьмите 50, ну 60, ну 65%... Больше не дамъ". И только когда агенту пригрозили немедленнымъ арестомъ, онъ заплатилъ всю слѣдуемую сумму. Тѣмъ не менѣе партія погонцевъ все-таи очутилась на улицахъ Одесса безъ гроша за душой и безъ куска хлѣба.
   Еслибы гражданское начальство дѣйствовало также энергически, какъ капитанъ Вейсъ, то погонцы не были бы и безъ хлѣба. Въ Систовѣ идетъ теперь, говорятъ, слѣдствіе о погонцахъ. Что это за слѣдствіе и какую оно имѣетъ цѣль, мы не знаемъ. Очень можетъ быть, что это не болѣе, какъ простое собраніе свѣденій о погонцахъ, претерпѣвшихъ убытки, съ цѣлію по возможности вознаградить хотя часть этихъ убытковъ насчетъ обманувшихъ ихъ подрядчиковъ. По всей вѣроятности, подрядчики, которые платили погонцамъ половинную цѣну того, что получали сами за подводы, охотно согласятся дать въ пользу потерпѣвшихъ погонцевъ еще четверть того, что они получили за подводы сами; все-таки у нихъ еще останется четверть въ барышѣ. На нашъ взглядъ это вовсе не рѣшеніе дѣла. Подобная миролюбивая сдѣлка не была бы рѣшеніемъ дѣла даже и въ томъ случаѣ, еслибы подрядчики согласились отдать погонцамъ не только все, что они получили сами за подводы, но прибавите еще столько же изъ своего кармана. Единственное рѣшеніе Дѣда" здѣсь преданіе публичному суду подрядчиковъ, обманомъ разорившихъ несчастныхъ погонцевъ. Ибо вопросъ здѣсь идетъ вовсе не о томъ только, чтобы вознаградить погонцевъ, которыхъ вполнѣ за все ими претерпѣнное теперь вообще вознаградить невозможно, а тѣхъ, которые умерли, даже и нѣсколько вознаградить нельзя, а о томъ, чтобы сдѣлать извѣстными и предать должной карѣ тѣхъ подрядчиковъ, которые посредствомъ мошенничества ограбили и раззорили тысячи народа, и такимъ образомъ сдѣлать для нихъ подрядъ на будущее время невозможнымъ, другимъ же подрядчикамъ дать понять, что за подобное грабительство и раззореніе народа они никогда не будутъ оставаться не наказанными.
   Можно сказать безъ всякаго преувеличенія, что ни война, ни голодъ, ни наводненія и т. п., однимъ словомъ, ничто такъ не подрываетъ благосостоянія народа, какъ обманы разнообразныхъ подрядчиковъ и нанимателей, съ каждымъ часомъ все болѣе и болѣе размножающіеся и принимающіе все болѣе и болѣе грандіозныя формы. И это не въ военное только время. Тоже самое продѣлываютъ подрядчики, наниматели, поставщики и въ мирное время, только въ меньшихъ, конечно, размѣрахъ. Исторія всѣмъ извѣстная -- каждогодно по нѣскольку разъ въ году повторяющіеся, такъ называемые бунты рабочихъ противъ своихъ хозяевъ-подрядчиковъ на желѣзныхъ дорогахъ, и въ разныхъ другихъ промышленныхъ наймахъ. Бунты эти приготовляются такимъ образомъ: подрядчики, заманивая къ себѣ обыкновенно безграматныхъ рабочихъ, на словахъ сулятъ имъ золотыя горы, предлагаютъ условія самыя льготныя и выгодныя, въ условіяхъ же, совершаемыхъ въ волостныхъ правленіяхъ, благодаря ворожбѣ волостныхъ старшинъ и писарей, пишутъ совсѣмъ другое. Рабочіе, прибывъ на мѣсто, проработавъ здѣсь нѣсколько недѣль, и видя, что имъ не даютъ ничего, что было обѣщано на словахъ, ни помѣщенія порядочнаго, ни пищи порядочной,-- мало того: обсчитываютъ даже въ платѣ, натурально, начинаютъ сначала роптать и требовать, чтобы исполнялось все по условію, что имъ было обѣщано. Но такъ какъ ничего не исполняется, а между тѣмъ и въ разсчетѣ имъ отказываютъ, то они бросаютъ работу и идутъ въ городъ съ жалобою къ властямъ. Тогда туда же летятъ съ своими письменными условіями подрядчики и, на основаніи ихъ, доказываютъ, что они исполняютъ все то, что должны были исполнять по этимъ условіямъ, что только по лѣности, пьянству, подстрекательству такихъ-то изъ рабочихъ (имя рекъ) рабочіе бунтуются. Кончается эта исторія, благодаря ловкости подрядчиковъ, большею частію тѣмъ, что для усмиренія рабочихъ же, подрядчикомъ обсчитанныхъ, вогнанныхъ въ болѣзни, разоренныхъ, является военная команда. А еслибы подлежащія власти при каждомъ подобномъ случаѣ, вмѣсто того, чтобъ полагаться на условія, представляемыя подрядчиками, обращали вниманіе на жалобы рабочихъ и вмѣсто команды предоставляли суду, посредствомъ строгаго слѣдствія, изслѣдовать: не обманнымъ ли образомъ составлены означенныя письменныя условія, тогда дѣло навѣрное каждый разъ принимало бы другой оборотъ. Подрядчики и всѣ помогавшіе имъ въ обманѣ попадали бы на скамью подсудимыхъ и, кромѣ удовлетворенія рабочихъ за всѣ протори и убытки, несли бы уголовную кару. Стоило бы всего нѣсколько разъ проучить такимъ образомъ подрядчиковъ -- и тогда навѣрное исчезли бы навсегда и обманныя условія, и бунты рабочихъ. Теперь же подрядчикамъ -- лафа; безвинное преслѣдованіе разоренныхъ рабочихъ по обманнымъ условіямъ, безнаказанность составителей такихъ обманныхъ условій даетъ подрядчикамъ, при помощи ихъ, полную возможность раззорять народъ сколько угодно. Вотъ и недавно еще въ "Новомъ Времени" (No 757) сообщено было слѣдующее извѣстіе изъ деревни Липокъ Шлиссельбургскаго уѣзда:
   
   400 или 500 человѣкъ рабочихъ (крестьяне Тверской губ.), нанятыхъ гидротехнической компаніей на работы по очисткѣ канала Императора Александра II, 81-го марта и 1-го апрѣля не пошли на работу, требуя разсчетъ и выдачи паспортовъ. Причины подобнаго явленія, по показаніямъ выборныхъ изъ среды рабочихъ, слѣдующія: условія найма писались въ волостныхъ правленіяхъ почти безъ участія нанимаемыхъ. Отъ этого произошла разница въ условіяхъ, предлагавшихся лично крестьянамъ однимъ изъ компаніоновъ, и въ условіяхъ, написанныхъ въ правленіяхъ. Такъ, въ случаѣ, если рабочій раньше срока откажется работать, "платитъ компаніи неустойку -- 25 руб." Между тѣмъ объ этомъ пунктѣ условія крестьяне не знали до послѣдняго времени. Работа на тачкахъ -- говорено было рабочимъ -- начнется съ мая, а началась съ 15 марта. Но и письменныя условія найма не выполнялись, какъ слѣдуетъ. Рабочіе, явившись на мѣсто работъ, должны были найдти готовыми: квартиры, баню, удовлетворительную пищу (щи со снетками или горохъ и гречневую кашу, и квасъ). Между тѣмъ, бани и кваса не было до послѣдняго времена. Кушанье варилось на открытомъ воздухѣ и, за недостаткомъ дровъ или отъ небрежности "кухарей", было часто сырое и притомъ въ недостаточномъ количествѣ. Приказчики, завѣдующіе кладовыми, обвѣшивали и обмѣривали. Приказчики же, слѣдящіе за ходомъ работъ, не совсѣмъ гуманно обращались съ рабочими: надъ боками рабочихъ упражнялись здоровенные приказчичьи кулаки, а съ языка сыпались брань и сарказмы. Одного изъ рабочихъ приказчикъ самовольно арестовалъ. Дорогу отъ Твери до Тосны многіе изъ рабочихъ, за неимѣніемъ денегъ на билеты, ѣхали по подлавкамъ вагоновъ, согнувшись въ три погибели, не смѣя выйдти оттуда, чтобы расправить онѣмѣвшіе члены, подъ опасеніемъ быть пойманными, а отъ Тосны до мѣста работъ должны были идти христовымъ именемъ.
   Хотя я не знаю представителей гидротехнической компаніи, заправляющихъ дѣлами этой компаніи, но предполагаю, что это должно быть все люди интеллигентные, которые въ разныхъ публичныхъ собраніяхъ, пожалуй, горой стоятъ за мужика; а на дѣлѣ -- видите, что выходитъ -- не стыдятся нетолько держать въ проголодь своихъ рабочихъ, а даже бить ихъ, чего нынѣ не водится, пожалуй, и у людей непросвѣщенныхъ. А еще болѣе зазорно для интеллигентныхъ представителей компаніи, что они не стѣсняются, подобно какимъ-нибудь темнымъ Ицкамъ, унижаться до того, чтобы писать мошенническія (извините за выраженіе; иначе назвать трудно) условія даже на закабаленіе рабочихъ. Шутка ли сказать, что рабочій, отказывающійся ранѣе, срока отъ работы, долженъ заплатить неустойки 25 р. А сколько онъ получаетъ заработной платы въ день?-- Вѣроятно, 50 или 40 к. въ день, если не 25 или 20 к., такъ какъ теперь при общемъ застоѣ, рабочія руки ни по чемъ.
   Очень интересенъ разсказъ одного изъ бывшихъ нанимателей, помѣщенный въ 83 No покойнаго "Сѣвернаго Вѣстника", о томъ: какъ нанимаются подрядчиками рабочіе, и какъ фабрикуются и объявляются послѣдними обманныя условія. Въ Пермской Губерніи для сплава судовъ съ металлами, и также съ съѣстными продуктами, саломъ, пшеницею и проч., внизъ по рѣкѣ Чусовой до Перми, ежегодно нанимается рабочихъ до 40,000 ч. Этотъ наемъ въ разныхъ уѣздахъ производится различнымъ образомъ. Въ Кунгурскомъ Уѣздѣ къ нанимателю являются такъ называемые десятники, выбираемые желающими наниматься въ рабочіе съ одобреніями, въ которыхъ значится, что такіе-то, желая наняться, поручаютъ такому то порядиться за нихъ и получить задатокъ. Десятникъ, явившись къ нанимателю, начинаетъ съ того, что требуетъ магарыча отъ нанимателя, отъ 20 до 50 к. за каждаго поименованнаго въ одобреніи, котораго онъ можетъ "заложить", т. е. отдать въ наемъ. Затѣмъ, когда на счетъ магарыча дѣло сдѣлано, устанавливается плата рабочему, обыкновенно 8 руб. за сплавъ до Перми. Съ рабочихъ, которыхъ въ одобреніи бываетъ иногда до 80, десятникъ получаетъ по 3 копейки съ человѣка за то, что имъ купленъ былъ 20-копеечный гербовый листъ для написанія одобренія. Но этимъ дѣло не кончается. Наниматель съ каждаго рабочаго долженъ дать не менѣе 50 коп. волостному старшинѣ, иначе или условіе не будетъ составлено, или нанявшіеся рабочіе наймутся къ другому подрядчику, или, наконецъ, не явятся всѣ къ сроку на пристань. Въ Пермскомъ, Соликамскомъ и Осинскомъ уѣздахъ наниматели сами ѣздятъ по волостямъ. Здѣсь торгъ о магарычѣ идетъ съ волостнымъ старшиной и писаремъ за приличнымъ угощеніемъ, и когда дѣло улаживается, то собирается сходъ желающихъ рядиться, которому ставится извѣстное количество вина для угощенія, а кромѣ того дается рублей по 5 нѣсколькимъ горланамъ. Въ случаѣ недостачи желающихъ рядиться на сплавъ, старшина составляетъ списокъ недоимщиковъ, которыхъ всегда въ волости довольно, и приказываетъ имъ немедленно явиться въ волость и внести недоимки. При одномъ такомъ случаѣ присутствовалъ корреспондентъ-наниматель и разсказываетъ слѣдующее: "крестьяне-недоимщики, по требованію старшины, явились; кто принесъ деньги, тотъ и освободился; грозный старшина не дѣлалъ отсрочки ни на одинъ день; крестьяне валялись въ ногахъ у своего начальника, но отсрочки не могли получить, и отправились на сплавъ невольниками за ту цѣну, за какую за нихъ подрядился старшина. Въ условіи, однако-жъ, было сказано, что они порядились по собственной своей волѣ добровольно и непринужденно (чего, разумѣется, въ слухъ передъ сходомъ не читается)". Въ Осинскомъ Уѣздѣ по р. Тулвѣ, гдѣ проживаютъ башкиры, большею частію не умѣющіе говорить по-русски, рабочіе изъ башкиръ вообще заподряжаются "свободно" старшинами на сплавъ, якобы за подати, хотя все дѣло зависитъ отъ величины магарыча старшинѣ, а на то, удовлетворительна ли плата рабочему, не обращается никакого вниманія, такъ что условленной платы недостаетъ даже на пропитаніе рабочему. Такъ, за 4 или 5 рублей, рабочій долженъ пройти отъ мѣстожительства верстъ 200 до пристани и, нагрузивъ судно, жить здѣсь, если по многоводью или маловодью плыть тотчасъ нельзя, иногда двѣ или три недѣли. А жить на пристани, гдѣ иногда собирается до 4,000 и въ одной крестьянской избѣ помѣщается по 30-ти и болѣе человѣкъ, бываетъ очень дорого. Вообще, говоритъ корреспондентъ-наниматель, "рабочему въ большинствѣ случаевъ по сплавѣ судна въ Пермь, не причитается получить ни копейки, притомъ еще надо пройти до своего дома около 100 верстъ".-- Еще одна любопытная подробность относительно того, до какой степени доходятъ обманы рабочихъ при наймѣ. Рабочіе, обыкновенно, нанимаются прибыть на пристань къ 5-му апрѣля, а если весна наступитъ ранѣе, то и ранѣе этого числа, и работать за условленную плату до 1-го мая, а съ 1-го мая получать поденную плату по 40 или 50 копеекъ въ день. Но рабочіе на это не охотно соглашаются: для нихъ каждый майскій день очень дорогъ, и они требуютъ, чтобы съ 1-го мая, была новая ряда, а въ условіи пишется совсѣмъ другое, но этого другого имъ, конечно, не читаютъ. По дорогѣ рабочіе узнаютъ, что обмануты, но дѣлать нечего; иногда подымается только сильный ропотъ и неудовольствія. Но "и противъ этого, говоритъ корреспондентъ-наниматель, есть средства: такъ, напримѣръ, распорядитель одного каравана въ подобномъ случаѣ, прибѣгнулъ къ слѣдующей хитрости: онъ утвердилъ вторую ряду (т. е. послѣ 1 мая) и выдалъ ее каждому рабочему на руки, но тотчасъ же далъ знать пермской полиціи и попросилъ ее, по прибытіи каждаго судна къ мѣсту назначенія, отобрать у рабочихъ деньги, полученныя противъ контракта, что, разумѣется, и было исполнено".
   Вотъ видите, какъ въ Перми все благоустроено и организовано! Даже полиція губернскаго города Перми считаетъ себя обязанною, по требованію каждаго проходимца, обирать изъ кармановъ рабочихъ заработанныя деньги и дѣлаетъ это собственною властію, не доводя до свѣденія суда? А мы все болтаемъ о бѣдствіяхъ куліевъ? Чѣмъ же эти несчастные наши собственные куліи лучше?
   Да, если не желаютъ, чтобы Россія была въ конецъ раззорена, то мы рекомендуемъ неопустительно преслѣдовать, т. е. предавать публичному суду всѣхъ подрядчиковъ, нанимателей, поставщиковъ за обманно заключенныя условія, и начать преслѣдованіе теперь же немедленно преданіемъ суду равныхъ товариществъ, дѣйствовавшихъ во время войны, не щадя при этомъ ни ихъ пособниковъ, ни попустителей, какъ бы они высоко ни стояли.-- Безъ этого, ни предполагаемый подоходный всесословный налогъ въ облегченіе мужика, ни предполагаемыя колонизаціи изъ мѣстъ малоземельныхъ -- ничто не поможетъ. Народъ непремѣнно будетъ раззоренъ мошенническими условіями, выдаваемыми за легальныя, въ чемъ примутъ участіе нетолько безчисленные темные Ицки, но и просвѣщенные представители разныхъ желѣзнодорожныхъ и вообще акціонерныхъ обществъ, и даже управители такихъ просвѣщенныхъ филантроповъ, какъ Павелъ Ивановичъ Демидовъ, котораго служащіе, по словамъ корреспондента-нанимателя, "точно также, какъ и другіе, закабаляютъ себѣ рабочихъ обманными условіями". Мужику не останется ничего тогда болѣе дѣлать, какъ бѣжать изъ мѣста своего жительства, чтобы не быть отданнымъ кону нибудь въ вѣчную кабалу, такъ точно, какъ онъ бѣгалъ отъ закрѣпощенія въ продолженіе всего царствованія Михаила Ѳеодоровича и Алексѣя Михаиловича.
   А, впрочемъ, куда и бѣжать въ наше время, когда вездѣ одно и тоже и когда, благодаря телеграфамъ и желѣзнымъ дорогамъ, васъ быстро найдутъ вездѣ и представятъ къ водворенію на мѣстѣ жительства. То ли дѣло было во время оно -- въ блаженное царствованіе Михаила Ѳеодоровича и Алексѣя Михаиловича, когда человѣкъ былъ также безсиленъ противъ лежавшаго надъ нимъ мѣстнаго гнета, какъ теперь, но когда имѣлъ возможность цѣлую жизнь бѣгать отъ людей, желавшихъ закабалить его свободу, отъ своихъ притѣснителей въ образѣ властей, отъ судей неправедныхъ и т. д. Теперь мы знаемъ только одно мѣсто, гдѣ мужику лафа -- это Семирѣченскій край. Почтенный начальникъ его, прилагая всѣ заботы о томъ, какъ бы поскорѣе обрусить край, поставилъ тамъ русскаго мужика по отношенію къ инородческому населенію на такую высоту, какою внутри Россіи, вѣроятно, не всегда пользуются и особы начиная съ IV класса и выше. Такъ въ "Туркестанскихъ Вѣдомостяхъ", между прочимъ, напечатанъ слѣдующій циркуляръ военнаго губернатора Семирѣченской области, генералъ-лейтенанта Колпаковскаго:
   
   "При объѣздѣ области мною между прочимъ неоднократно замѣчалось, что киргизы, дѣлая заявленіе на лицъ крестьянскаго сословія, называютъ ихъ "мужиками"; хотя я и указывалъ на это уѣзднымъ начальникамъ, требуя, чтобы они учили киргизъ относиться къ нашимъ колонизаторамъ (видите, какъ тамъ почтенъ мужикъ? даже колонизаторомъ называется, точно нѣмецъ амерканскі!) въ выраженіяхъ вѣжливой формы, но требованія мои имѣли, мало успѣха.
   "Вслѣдствіе чего, вынужденнымъ нахожусь предписать гг. уѣзднымъ начальникамъ наблюдать за тѣмъ, чтобы на будущее время киргизы называли крестьянъ не мужиками, а крестьянами".
   Такъ видите ли, какъ дѣла стоятъ въ Семирѣченскомъ краѣ. Мы здѣсь въ печати мужика называемъ мужикомъ, да и самъ мужикъ иначе себя не называетъ, какъ мужикомъ. А въ Семирѣченскомъ краѣ, это бранное слово и чуть киргизъ осмѣлился произнести го, какъ за нимъ выросъ уже уѣздный начальникъ: ты говоритъ, какъ смѣешь такъ неучтиво называть нашего колонизатора! Любопытно, однакожъ, знать, какими мѣрами уѣздные начальники приводятъ въ исполненіе предписаніе семирѣченскаго военнаго губернатора? Что они дѣлаютъ съ киргизомъ, который обмолвится и вмѣсто крестьянинъ скажетъ: мужикъ. Наставленіе что ли даютъ, въ кутузку сажаютъ, а съ редицивистами поступаютъ, быть можетъ, и еще строже. Да и комиссія для уѣздныхъ начальниковъ, должно быть, не малая научить всѣхъ киргизъ говорить вмѣсто мужикъ крестьянинъ. Въ Россіи нѣкоторыя инородческія племена, напримѣръ, чуваши, черемизы живутъ среди русскаго населенія, и нѣкоторыя изъ нихъ крещены болѣе, чѣмъ за двѣсти лѣтъ, но и до сихъ поръ не пріучились нетолько къ употребленію галантныхъ выраженій относительно мужика, а и генераловъ не выучились называть: ваше превосходительство, а говорятъ, обращаясь къ нимъ: или бачка, или много что янаралъ. И, однако, Россія отъ этого нисколько не пострадала. А я думаю, что она въ лицѣ чувашъ и черемизъ, значительно пострадала бы, еслибы на становыхъ возложить обязанность учить ихъ, чтобы они не смѣли называть русскаго мужика мужикомъ, а называли бы его крестьяниномъ. Надобно полагать, что въ Семирѣченскомъ краѣ, уѣздные начальники не завалены работой, если на нихъ, помимо ихъ прямыхъ обязанностей, возлагаются такія не свойственныя имъ обязанности чисто гувернерскія -- обучать киргизъ галантности...

-----

   Нынѣшней зимой по Петербургу ходили нѣкоторое время таинственные слухи о томъ, что въ редакціи разныхъ газетъ приносили письма какой-то, находящейся на войнѣ, студентки -- письма очень интересныя, но что редакціи отказались печатать эти письма, потому, дескать, что было бы скандаломъ печатать письма, въ которыхъ мужской медицинскій персоналъ, дѣйствующій ни войнѣ, представляется въ такомъ гнусномъ видѣ по отношенію къ женщинамъ-студенткамъ, сестрамъ милосердія, съ такими скотскими вожделѣніями, что почти употребляетъ насиліе для вынужденія женщинъ на удовлетвореніе своей похоти, что положеніе женщинъ становится просто невыносимымъ... Слухи эти потомъ замолкли, но теперь оказывается, что они дѣйствительно были справедливы, что такія письма были и что справедливо, вѣроятно, и то, что нѣкоторыя петербургскія газеты, поставляющія высшую политику въ томъ, чтобы обманывать и морочить публику, какъ было съ ними и въ сербскую, и въ нынѣшнюю войну, не приняли ихъ. Теперь эти письма обнародовало "Московское Обозрѣніе" и сдѣлало этимъ великую услугу русскому обществу. Прямой долгъ каждой газеты въ томъ и состоитъ, чтобы открывать и выводить наружу подобныя общественныя язвы, а не скрывать ихъ. Тогда только мы и будемъ знать: какія мѣры надобно принимать въ томъ или другомъ случаѣ для устраненія зла. Въ особенности это должно сказать о письмахъ, напечатанныхъ въ "Московскомъ Обозрѣніи". Подобныя откровенныя признанія дѣлаются такъ рѣдко, что, не будь этихъ писемъ, общество наше долго не знало бы: въ какомъ ужасномъ положеніи находится каждая сестра милосердія, каждая студентка, находящаяся на войнѣ, и сколько она должна выносить нетолько тяжкихъ оскорбленій, но и прямо борьбы противъ скотскихъ вожделѣній мужчинъ, употребляющихъ для развращенія женщинъ всякія пакости и рѣшающихся чуть не на насиліе.
   Письма, о которыхъ мы говоримъ, писаны студенткой B. С. Некрасовой, скончавшейся отъ тифа въ одномъ изъ лазаретовъ дѣйствующей арміи, въ редакцію же "Московскаго Обозрѣнія" доставлены сестрой покойной Е. С. Некрасовой, которая, въ предисловіи къ напечатаннымъ письмамъ, такъ объясняетъ причину, по которой она сочла нужнымъ публиковать письма своей сестры. "Въ послѣднее время, говоритъ она: -- нерѣдко сталъ въ обществѣ раздаваться голосъ противъ сестеръ милосердія, появились даже газетныя статьи; сестеръ начали винить въ легкомысліи, въ крайне свободномъ поведеніи, ихъ чуть не обозвали публичными женщинами. Очень можетъ быть, что одна или двѣ оказались безсильны противъ тѣхъ соблазновъ, которые сулились имъ". "Но вина всею своею тяжестью, съ карою общественнаго мнѣнія, съ потерею честнаго имени, со всѣмъ, что дорого для чести человѣка, падаетъ нетолько на этихъ двухъ недостойныхъ, обезсилекыхъ отъ борьбы; она падаетъ и на тѣхъ, у кого достало силы бороться, страдать, мучительно страдать и выйти, хотя и съ потерею большого запаса силъ, во побѣдителями. А чего стоила эта побѣда? Какой награды стоятъ онѣ за свой героизмъ? Общество, въ замѣнъ награды, -- огуломъ даетъ имъ за ихъ нравственную выдержку желтый билетъ..." "У него, у этого общества даже не мелькнетъ мысль взглянуть на дѣло съ другой стороны, взглянуть на тѣхъ, кто является виновникомъ того разврата, въ которомъ клеймятъ женщину". "Я приведу тѣ изъ писемъ покойной Некрасовой, которыя касаются именно отношенія мужчинъ къ женщинамъ на войнѣ. Я не буду затемнять дѣла недомолвками, и не буду щадить имена тѣхъ, кто не стоить, не заслуживаетъ этой пощады. Эти отрывки (изъ писемъ) и письма хорошо покажутъ, кому надо дать тѣ желтые билеты, на которые такъ щедро наше общество".
   Въ первомъ письмѣ разсказывается о строившемъ дороги въ Болгаріи генералѣ Кренке и офицерѣ Ивановѣ. Сижу я, говорить покойная Некрасова: -- разъ по возвращеніи изъ госпиталя за письмомъ въ ожиданій чая -- какъ вдругъ слышу чей то мужской голосъ, называющій меня по имени. Выхожу, вижу друга моего дѣтства -- Виктора Михайловича Иванова, котораго я знала еще гимназистомъ и котораго, до старой памяти, считала хорошимъ человѣкомъ и идеалистомъ. Теперь Викторъ Михайловичъ молодой человѣкъ, герой, дравшійся на Шипкѣ, контуженный и взысканный милостью начальства. Послѣ первыхъ взаимныхъ привѣтствій и распросовъ, т. Ивановъ круто поворачиваетъ рѣчь на восхваленіе достоинствъ своего начальника Кренке, у которого онъ живетъ. Ужъ такой, говоритъ, это начальникъ и доброты необыкновенной и ума необыкновеннаго. Некрасова слушаетъ и недомѣваетъ, потому что прежде не примѣчала въ Ивановѣ такихъ восторженныхъ чувствъ по отношенію къ начальству. Однако, ничего не подзрѣвая, она соглашается принять сдѣланное ей Ивановымъ отъ имени необыкновенной доброты и ума генерала предложеніе придти къ нимъ вечеромъ, такъ какъ дескать она можетъ быть укажетъ генералу такихъ офицеровъ, которые вышли изъ лазарета и въ строй болѣе негодятся и въ Россію возвратиться не хотятъ, и которые моглибы быть полезны генералу въ работахъ на дорогѣ. Потому вечеромъ Ивановъ опять пришелъ къ Некрасовой и они вмѣстѣ отравились къ генералу, который, по словамъ Некрасовой, былъ ничего, какъ и другіе начальники, только на счетъ субординація похуже другихъ. Съ первыхъ же словъ начальникъ заявилъ ей, что "онъ хорошо знаетъ Приселкова (главнаго полеваго доктора) и мо* жетъ у него все для нея сдѣлать, что у него большое знакомство въ Петербургѣ, гдѣ онъ, по выдержаніи ею выпускнаго экзамена, можетъ выхлопать ей мѣсто, доставить большую практику", и т. д. Невинной дѣвушкѣ все не вдомекъ, почему это, генералъ, хотя необыкновенной доброты и ума, но все таки совершенно ея незнающій и видящій всего въ первый разъ, такъ ею занятъ. Между тѣмъ, среди разговора. Ивановъ заводитъ рѣчь о новой дорогѣ, ими устраиваемой. "Вы теперь и не узнаете той дороги отъ мостодъ къ Систову, по которой ѣздили назадъ тому недѣлю", говоритъ онъ, обращаясь къ Некрасовой. Начальникъ кстати предлагаетъ ей сдѣлать прогулку съ нимъ по этой дорогѣ заи тра же, если день будетъ солнечный. Некрасова соглашается и на другой день отправляется съ начальникомъ вдвоемъ (такъ какъ Ивановъ по дѣламъ службы уѣхалъ въ Никополь, хотя прежде говорилъ, что ему нужно будетъ ѣхать только черезъ недѣлю) смотрѣть дорогу. Дорогой начальникъ держитъ себя ничего, прилично, по пріѣздѣ домой, приглашаетъ Некрасову отобѣдать у него, и спи садятся вдвоемъ обѣдать. За обѣдомъ сцена перемѣняется. Начальникъ необыкновенной доброты и ума начинаетъ говорить разныя сальности, дѣлать двусмысленныя, но понятныя предложенія, заявляетъ желаніе обнять, поцѣловать Некрасову, однимъ словомъ -- пишетъ Некрасова,-- "ведетъ себя такъ, что, не будь я въ его квартирѣ, гдѣ онъ могъ сдѣлать со мной всякую мерзость, я надавала бы ему пощечинъ, а въ моемъ положеніи пришлось только повернуть дѣло въ шутку". Теперь только поняла Некрасова, что другъ ея дѣтства, Ивановъ, есть господинъ, который, по ея выраженію, "служитъ своему н

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРѢНІЕ.

Покушеніе 10 ноября.-- Подробности покушенія.-- Негодованіе общества и прессы и мѣра, предлагаемыя послѣднею для искорененія зла.-- Наболѣвшіе вопросы, изслѣдованіемъ которыхъ земства могли бы оказать великую услугу правительству: земельный, общинный, народнаго образованія и др.

   Едва успѣло пройти полгода послѣ 2-го апрѣля, какъ русское общество опять находится въ тревогѣ, смятеніи, недоумѣніи отъ новаго покушенія на жизнь Государя, разразившагося въ Москвѣ, 19-го ноября.
   "Московскія вѣдомости", на основаніи собранныхъ и тщательно провѣренныхъ ими свѣдѣній, передаютъ подробности этого покушенія въ слѣдующемъ видѣ:
   Въ ожиданіи прибытія въ Москву императорскаго поѣзда, по обѣимъ сторонамъ линіи курской дороги были разставлены городовые на 26 шаговъ одинъ отъ другого въ шахматномъ порядкѣ. Начиная отъ границы Московскаго уѣзда до Владимірскаго моста, заняли посты полицейскіе Рогожской части со своимъ приставомъ, отъ Владимірскаго же моста, расположеннаго около пивовареннаго завода въ Сыромятникахъ, стоялъ приставъ Лефортовской части со своими городовыми. Городовые были расположены по откосамъ желѣзнодорожной насыпи. Когда царскій поѣздъ прослѣдовалъ благополучно, а затѣмъ почти черезъ полчаса прошелъ и свитскій поѣздъ, приставъ Рогожской части сталъ сзывать своихъ городовыхъ, чтобы направиться съ ними къ Москвѣ. Лефортовская же часть, расположенная ближе къ Москвѣ, по линіи Андроновки, составляющей предмѣстье города, въ это мгновеніе встрѣчала свитскій поѣздъ. Вдругъ противъ дома, стоящаго на пересѣченіи Андроніевской улицы съ линіей дороги, послѣдовалъ глухой взрывъ. Одинъ изъ вагоновъ поѣзда опрокинулся, два стали поперекъ пути, прочіе остановились. Стоявшій на откосѣ желѣзнодорожной линіи городовой получилъ сильный ударъ въ грудь осколкомъ мерзлой земли, и, отброшенный въ сторону, упалъ, потерявъ сознаніе.
   Въ первое мгновеніе послѣ несчастія, никому и въ голову не пришло, что причиной крушенія поѣзда взрывъ мины. Думали, что подъ поѣздомъ произошелъ провалъ, и глухой звукъ, сопровождавшій взрывъ, сочли послѣдствіемъ столкновенія вагоновъ; поэтому полиціи велѣно было лишь оцѣпить вагоны съ багажемъ для охраны цѣннаго имущества, и только спустя нѣкоторое время, когда ошеломляющее впечатлѣніе неожиданнаго несчастія успѣло улечься, городовые, по распоряженію мѣстнаго пристава, оцѣпили сосѣдніе съ мѣстомъ катастрофы дома. Сейчасъ же наткнулись на подозрительное обстоятельство. Ворота ближайшаго къ мѣсту несчастія двухъ-этажнаго дома оказались запертыми, и хотя въ его окнахъ видѣнъ былъ свѣтъ, но на требованіе отворить ворота и сильный стукъ въ калитку и окна нижняго этажа не послѣдовало отклика. Ворота и примыкавшій къ нимъ заборъ были высокіе, тесовые, новые. Обошли домъ. Саади его оказался ветхій, съ выпавшими тесинами заборъ, черезъ который во дворъ дома легко проникли городовые. Небольшой дворикъ, въ нѣсколько аршинъ ширины, отдѣлялъ домъ отъ сарайчика и упирался въ ворота. Городовые отодвинули задвижку у воротъ. Одинъ изъ полицейскихъ офицеровъ вошелъ во дворъ дома и, оглядѣвшись, замѣтилъ, что окна нижняго этажа наглухо заколочены досками, въ верхній же, освѣщенный этажъ, прямо со двора ведетъ деревянная лѣстница. Въ сопровожденіи городовыхъ, офицеръ поднялся по этой лѣстницѣ и въ темнотѣ, съ трудомъ разглядѣвъ двери въ домъ, отперъ ихъ. Изъ дверей на него пахнуло тепломъ. Онъ очутился въ небольшой кухонкѣ. Противъ самихъ дверей была русская печь, на которой дремалъ бѣлый котъ, а рядомъ съ нею досчатая въ перегородкѣ дверца вела въ довольно просторную комнату. Никто изъ комнаты не отозвался на окликъ. Офицеръ, опасаясь засады, осторожно вошелъ въ комнату. Прямо противъ входа въ нее, въ простѣнкѣ между двумя окнами, на обѣденномъ складномъ столикѣ, догорала свѣча, лежалъ жгутъ проволоки и двое щипчиковъ, одни, которыми сжимаютъ проволоку, другіе, которыми проволока отсѣкается. Въ одной бутылкѣ было немного винограднаго вина, другая съ водкой была только что почата. Въ правомъ углу комнаты, предъ иконой Николая Чудотворца теплилась лампада, на лѣвой стѣнѣ висѣли портреты Государя, Гусударыни Императрицы и Наслѣдника Цесаревича, на правой портретъ митрополита Макарія, а надъ столомъ, прямо противъ входа, виднѣлась лубочная картинка, изображающая посѣщеніе Государемъ Императоромъ раненыхъ въ военно походномъ госпиталѣ и награжденіе ихъ георгіевскими крестами. Въ комнатѣ у стѣнъ стояло нѣсколько простыхъ стульевъ. Двое дверей въ досчатыхъ перегородкахъ, отдѣленныхъ отъ потолка рѣшеткой вели въ сосѣднія комнаты. Изъ расположенной направо и пріотворенной двери виднѣлась зажженная лампада предъ расположенными въ правомъ углу образами Спасителя и Божіей Матери въ сіявшихъ позолотой ризахъ; предъ однимъ изъ образовъ прикрѣплена была восковая съ позолотой свѣча, но она не была зажжена. Подъ самыми образами, на полу, стоялъ красный сундукъ. Въ комнатѣ было нѣсколько стульевъ, небольшое ветхое зеркало на наружной стѣнѣ и противъ него, около внутренней стѣнки, двухспальная, деревянная кровать, довольно ветхая и окрашенная темною краской. На кровати, покрытой ситцевымъ одѣяломъ, лежали четыре въ ситцевыхъ, цвѣтныхъ наволочкахъ подушки, а за ними, на вбитыхъ въ стѣнку гвоздочкахъ, драповая съ бахрамой женская кофта и ситцевыя юани. Женскій шерстяной платокъ былъ небрежно брошенъ на кровать. Подъ кроватью были найдены ботики и двѣ ситцевыя мужскія рубашки, совершенно заношенныя и изветшавшія. Въ другой комнатѣ, отдѣленной отъ первой описанною зальцей, былъ найденъ ветхій диванъ, нѣсколько стульевъ и въ углу небольшая икона Божіей Матери. Рядомъ съ кухней, налѣво отъ входа въ квартиру, оказалась еще маленькая комната съ небольшимъ столикомъ у окна, на которомъ въ ящикѣ лежали разные слесарные инструменты и куски проволоки. При осмотрѣ кухни, на кухонныхъ полкахъ было найдено нѣсколько бумажныхъ мѣшечковъ съ рисомъ и т. п., кусокъ свѣжей капусты, соленые огурцы и нѣсколько пустыхъ бутылокъ отъ винограднаго вина.
   Совершенно мирная обстановка квартиры могла ввести въ заблужденіе относительно ея обитателей. Полагали, что въ квартирѣ этой проживалъ какой-либо желѣзнодорожный слесарь съ женой. Но гдѣ они? зачѣмъ поспѣшно бѣжали изъ дома? Кругомъ дома былъ оставленъ сильный караулъ. Вскорѣ при, скакалъ московскій оберъ-полицеймейстеръ и лично сдѣлалъ нужныя распоряженія. Ночь была холодная. Явившіяся затѣмъ на мѣсто катастрофа нѣсколько лицъ прокурорскаго надзора съ судебнымъ слѣдователемъ, рѣшили обождать разсвѣта. Сильная стужа загнала ихъ въ служебный вагонъ.
   Около 7 часовъ утра начали обыскъ дома, и лишь вошли въ расположенный рядомъ съ нимъ и запертой сарай, какъ въ углу его замѣтили гальваническую батарею, которая стояла прямо на землѣ. Начали рыть землю и наткнулись на проволоки въ гуттаперчевой трубкѣ, обернутой тонкою бичевой. Гуттаперчевая трубка шла подъ землей вдоль передней, обращенной къ полотну дороги, стѣны сарая и, дойдя до его угла, поднималась по стѣнѣ въ ростъ человѣка къ миніатюрному, въ полтора вершка окошечку, имѣвшему видъ щели случайно прорубленной ударомъ топора. У этого окошечка, сквозь которое поверхъ ворогъ дома видна были до половина вагона проходившихъ по линіи поѣздовъ, оказались двѣ металлическія пластинки. Одною изъ этихъ пластинокъ оканчивалась проволока сейчасъ открытой батареи, отъ другой же начиналась новая проволока. Очевидно, что сквозь окно слѣдили за приближеніемъ поѣзда, и когда локомотивъ его прошелъ мимо сарая, моментальное соединеніе пластинокъ произвело взрывъ. Въ боковой стѣнѣ сарая оказалось свѣжепрорубленное большое окно, сквозь которое и выскочилъ виновникъ взрыва, убѣжавъ черезъ ветхій заборъ на примыкающій къ нему и обращенный къ сторонѣ города пустырь, а затѣмъ, на пролегающую близь пустыря улицу.
   Взрывая землю у стѣны сарая, увидѣли, что проволока, не доходя двери круто повернула подъ нижнимъ бревномъ на дворъ, гдѣ подъ снѣгомъ была открыта засыпанная землей канавка. По этой-то канавкѣ проволока была проложена къ дому. Домъ состоитъ изъ двухъ отдѣльныхъ срубовъ, и изъ нихъ правый въ два этажа, лѣвый же, имѣющій видъ пристройки къ дому, въ одинъ этажъ. Между срубами узкій, менѣе аршина ширины, пролетъ, упирающійся въ бревенчатую стѣнку, проложенную посрединѣ дома. Проволока шла по дну этого пролета и, дойдя до указанной бревенчатой стѣни, поднималась по ней до шестаго бревна; затѣмъ, въ пазу между бревнами поворачивала во второй этажъ дома и здѣсь подъ поломъ проходила къ углу спальни въ сундукъ, гдѣ помѣщался снарядъ Румкорфа; изъ этого же сундука въ стѣнѣ подъ обоями проволока загибалась подъ поломъ въ нижній этажъ дома, шла здѣсь по стѣнѣ и исчезала подъ поломъ нижняго этажа. Подъ былъ плотно уложенъ. Когда въ томъ мѣстѣ гдѣ проволока опускалась въ землю, подняли на полу доски, то сейчасъ наткнулись на квадратомъ сколоченныя бревна, которыми начинался срубъ колодца. При первыхъ же ударахъ въ землю лопатой, послышался металлическій звукъ. Скоро отрыли кусокъ обыкновенной водосточной труби, за нимъ другой, третій. Куски трубы легко вынимались изъ насыпанной въ колодезь земли. Вдругъ подъ ударами лопатами послышался глухой звукъ и въ землѣ обнажились доски, подъ которыми проходила водосточная труба. Такимъ образомъ была открыта галлерея подкопа. Она была заложена на глубинѣ около сажени и шла по направленію въ полотну дороги. Галлерею составлялъ рядъ досокъ, поставленныхъ подъ угломъ, основаніе котораго упиралось въ глинистый грунтъ. Въ самомъ концѣ галлереи, къ вершинѣ угла, была прикрѣплена обыкновенная жестяная водосточная труба, и въ нее проведена проволока. Труба предохраняла проволоку отъ вліянія сырости, но, кромѣ того, имѣла и другое назначеніе, именно освѣжать воздухъ въ галлереѣ, для чего она была соединена съ русскою печкой въ домѣ. Въ галлерею можно было проникнуть безъ особаго труда, присѣвъ на корточки и немного согнувъ голову. На полу галлереи во всю ея длину была проложена доска, по которой въ жестяныхъ ведрахъ, уставленныхъ на маленькую, четырехколесную тачку, рывшіе подкопъ возили землю. Два такія ведра были найдены въ концѣ галлереи у образовавшагося отъ взрыва провала; здѣсь также нашли острую лопатку изъ отливной англійской стали, которою взрывалась земли.
   Подкопъ вели не прямо, а небольшими зигзагами, вѣроятно, уклоняясь отъ встрѣчавшихся на пути въ грунтѣ препятствій. Онъ окончивался каменною упорною для сосредоточенія силы взрыва стѣной, которая была заложена посрединѣ желѣзнодорожнаго полотна у второй пары рельсовъ, но коимъ идутъ поѣзды изъ Курска въ Москву. Думаютъ, что ведшіе подкопъ, вслѣдствіе уклоненія съ прямой линіи, ошиблись въ разстояніи и заложили упорную стѣну раньше, чѣмъ это ими было предположено. Будь эта стѣна выведена лишь на полъ аршина дальше, тогда бы все полотно дороги было взорвано, а вмѣстѣ съ нимъ взлетѣлъ бы на воздухъ и вагонъ свитскаго поѣзда подъ которымъ произошелъ взрывъ.
   Въ теченіе 20-го ноября, надъ исправленіемъ поврежденія пути работало 400 рабочихъ, и къ 4 часамъ вечера движеніе по линіи вполнѣ было возстановлено.
   Какъ только въ Москвѣ разнеслась вѣсть о злодѣйскомъ покушеніи на жизнь Государя Императора, множество народа и въ экипажахъ, и пѣшкомъ направились къ мѣсту взрыва. Народная толпа озлобленно поглядывала на этотъ "разбойничій" домъ. На другой день, 21-го ноября, въ праздникъ, свободные отъ работы мастеровые съ ранняго утра толпились у дома, охраняемаго цѣпью городовыхъ. Въ 3-мъ часамъ послѣ полудни народная толпа около дома увеличилась; по разсказу мѣстной полиціи, толпа эта состояла, по крайней мѣрѣ, изъ четырехъ тысячъ человѣкъ. Городовые не допускали ее близко къ дому, въ которомъ все имущество было описано. Вдругъ кто-то въ толпѣ крикнулъ: "Братцы, на ура!" Ура было подхвачено толпой, и они бросились на ненавистный домъ. Въ нѣсколько секундъ въ домѣ всѣ окна были перебиты, мебель изломана въ мелкіе куски. Сейчасъ же прибылъ мѣстный приставъ съ мушкетерскою командой, и порядокъ безъ труда былъ возстановленъ, когда приставъ объяснилъ народу, что въ домѣ все описано судебною властію. Толпа отхлынула отъ дома, сожалѣя, что еще-нельзя сравнять его съ землей.
   И сегодня множество любопытныхъ толпилось кругомъ дома, охраняемаго сильною цѣпью городовыхъ и полицейскими офицерами.
   Домъ этотъ принадлежалъ крестьянкѣ Тихоміровой и былъ построенъ на заарендованной у купца Р. землѣ. Тихомірова, какъ говорятъ, заложила этотъ домъ нѣкоему Кононову за 2,000 р. Когда наступилъ срокъ закладной, Кононовъ предоставилъ Тихоміровой продать этотъ домъ. Домъ былъ проданъ молодому человѣку, назвавшемуся саратовскимъ мѣщаниномъ Сухоруковымъ и проживавшему въ 1-мъ кварталѣ Яузской части, по выданному изъ саратовской мѣщанской управы виду, на срокъ до 1-го мая 1880 года. Купчая была совершена у ноторіуса Величко, причемъ покупатель представилъ засвидѣтельствованіе о своей личности изъ квартала по мѣсту своего жительства. За домъ онъ заплатилъ 2,850 р.
   Поселившись въ домѣ съ молодою бѣлокурою женщиной, которую онъ на звалъ своею женой, новый домовладѣлецъ сталъ рыть погребъ въ одноэтажной постройкѣ къ дому, для чего, при содѣйствіи желѣзнодорожнаго сторожа, нанялъ троихъ рабочихъ изъ такъ-называемой "золотой роты" Хитрова рынка. Вынутая изъ погреба земля была свалена за сараемъ на дворѣ дома. Около этого новаго погреба, по примѣру другихъ обитателей Андроновки, была насыпана земляная завалинка для того, чтобы погребъ не замерзалъ. Такъ какъ нижній этажъ дома требовалъ ремонтировки, производить же ее по позднему осеннему времени было неудобно, то окна въ немъ были наглухо заколочены; для прохода же въ погребъ изъ расположенныхъ во второмъ этажѣ рядомъ съ квартирой небольшихъ сѣней было устроено въ полу творило, куда вставлялась легонькая лѣстница. По этой-то лѣстницѣ изъ квартиры спускались въ нижній этажъ для рытья подкопа, откуда земля сваливалась вновь вырытый погребъ. Въ настоящее время этого погреба не существуетъ, такъ онъ заваленъ вынесенною изъ подкопа землей.
   Какъ было упомянуто, домъ стоитъ на отлетѣ, и потому лишь съ одной лѣвой стороны дворъ его примыкаетъ къ сосѣднему дому, съ правой же и задней стороны выходитъ на пустырь. Отъ единственныхъ сосѣдей домъ отгороженъ сараемъ, въ которомъ была найдена гальваническая батарея, и курятникомъ, похожимъ на собачью конуру. Въ сосѣднемъ домѣ живетъ старикъ глухой и полуслѣпой, женатый уже на третьей женѣ, тоже пожилой женщинѣ. Оба они старовѣры, весьма богомольны и ведутъ тихую, уединенную жизнь. Наружная религіозность ихъ новыхъ сосѣдей возбуждала въ этихъ простыхъ людяхъ полное къ нимъ сочувствіе. Они видѣли, что новый домовладѣлецъ, ихъ сосѣдѣ, роетъ у себя погребъ, но это обстоятельство не могло возбудить въ нихъ ни малѣйшаго подозрѣнія. Привозили къ Сухоруковымъ доски на полъ въ погребъ, и въ этомъ тоже ничего не было подозрительнаго. Какъ оказалось въ послѣдствіи, Сухоруковъ трубы для вентиляціи галлереи покупалъ по частямъ и носилъ ихъ на себѣ, въ мѣшкѣ. Это видѣли сосѣди, но обстоятельство это не могло обратить ничьего вниманія, такъ какъ эти труба требовались для дома.
   Дѣло была ведено чрезвычайно осторожно и искусно. Говорятъ, что по ночамъ около дома останавливались извощики, но старики-сосѣди не могли этого замѣтить, такъ какъ они ложились спать весьма рано.
   Полагаютъ, что еслибы полиція даже наканунѣ самой катастрофы, произвела осмотръ во всѣхъ прилегающихъ къ линіи дороги домахъ, между прочимъ и въ этомъ домѣ, то она ничего не нашла бы при поверхностномъ осмотрѣ, такъ искусно все было замаскировано. Кому бы пришло въ голову вскрывать стоявшій въ углу обыкновенный красный сундукъ, такой, въ какихъ у мѣщанъ прячется домашній скарбъ? Крышка этого сундука была оклеена изнутри "Полицейскими Вѣдомостями", а батарея въ немъ была закрыта хламомъ. Только слѣдуя за проволокой дошли до этого сундука и открыли, что въ немъ было припрятано. Найденная въ сараѣ батарея, по всѣмъ признакамъ, была поставлена лишь за нѣсколько часовъ до взрыва.
   Теперь уже обнаружено, что въ саратовской мѣщанской управѣ никакого вида на жительство Сухорукову не выдавалось, но самый видъ былъ такъ искусно поддѣланъ, что не могъ возбудить подозрѣнія.
   Читатель видитъ, что новое покушеніе оказывается гораздо хитрѣе задуманнымъ, гораздо болѣе сложнымъ, чѣмъ всѣ предшествовавшія. Еще наканунѣ покушенія никто не повѣрилъ бы и не могъ вообразить себѣ, чтобы что-нибудь подобное могло совершиться въ данное время всеобщаго розыска. Болѣе уже полугода, именно со дня покушенія 2-го апрѣля, большая часть Европейской Россіи находится подъ управленіемъ генералъ-губернаторовъ, облеченныхъ чрезвычайными полномочіями для этой цѣли; безчисленное множество лицъ, признанныхъ въ военныхъ судахъ болѣе или менѣе виновными въ враждебныхъ замыслахъ противъ государства и правительства, подверглись соотвѣтствующимъ, на основаніи военныхъ законовъ, но степени вины, карамъ, не исключая самыхъ тяжелыхъ. Всѣми этими мѣрами, казалось всѣмъ, Россія была вполнѣ умиротворена. "Только вчера, говоритъ "Новое Время" отъ 22-го ноября:-- не зная еще о событіи въ Москвѣ, мы говорили (но поводу помилованія Мирскаго) о той примиряющей и гуманной струѣ, которая обозначилась и въ правительственныхъ сферахъ, и въ обществѣ. Мы привѣтство вали это явленіе, какъ выздоравливающіе привѣтствуютъ возрождающіяся силы и успокоеніе нервовъ, столь необходимыя для правильной борьбы со зломъ и для правильнаго преуспѣянія жизни. Сегодня насъ поражаетъ извѣстіе, которое могло бы накликать бѣдъ на Россію, еслибы не одна изъ тѣхъ случайностей, въ которыхъ справедливо видятъ вѣрующіе Промыслъ Божій".
   Эта невѣроятность покушенія, возможности котораго не могла въ настоящее время допустить самая пылкая фантазія, это безслѣдное исчезновеніе преступниковъ, въ жилищѣ которыхъ полиція не нашла ни одного живого существа, кромѣ бѣлаго кота -- все это вмѣстѣ взятое естественно должно было возбудить всеобщее раздраженіе. Москвичи озлоблены были, какъ мы уже видѣли, до того, что бросились на домъ, гдѣ жили преступники, наломали въ немъ окна, рамы, мебель и, несомнѣнно, превратили бы его въ щепки, еслибы имъ не воспрепятствовала въ этомъ полиція.
   Всѣ органы прессы вполнѣ откровенно высказали свое искреннее негодованіе противъ покушенія. Но никакъ нельзя сказать, чтобы они съ такою же откровенностью отнеслись къ самому важному вопросу, необходимо вызываемому покушеніемъ, вопросу о томъ, гдѣ искать причинъ этихъ повторяющихся покушеній? Какія принять мѣры, чтобы сдѣлать ихъ невозможными на будущее время, умиротворить страну вполнѣ? По этому вопросу есть только кое-что, кой-какіе неопредѣленные намеки. Очевидно, что условія печати стѣсняютъ откровенность прессы въ этомъ направленіи. Соберемъ однакожь и то, что есть.
   Всѣ органы прессы согласны въ томъ, что повторяющіяся покушенія и вообще всѣ преступные замыслы и дѣйствія не имѣютъ никакихъ корней ни въ народѣ, ни въ обществѣ, что это есть нѣчто внѣшнее, случайное, совершенно чуждое здоровому организму народа и общества. Какими причинами порождается и поддерживается это внѣшнее, случайное, чуждое для народа и общественнаго организма, въ этомъ воззрѣніе московское совершенно расходится съ петербургскимъ.
   По воззрѣнію московскому, представляемому "Московскими Вѣдомостями", все зло произошло у насъ и происходитъ до сихъ поръ отъ бездѣйствія власти. А, впрочемъ, я не ручаюсь: вѣрно ли я понимаю мысль "Московскихъ Вѣдомостей"? Одинъ мой знакомый увѣрялъ меня, что я понимаю мысль "Московскихъ Вѣдомостей" совершенно превратно, что бездѣйствію власти онѣ приписываютъ происхожденіе зла въ прошедшемъ, а не въ настоящемъ, которое никакъ уже нельзя-упрекнуть въ бездѣйствіи власти, дѣйствующей очень энергично.
   Петербургское воззрѣніе, представляемое "Новымъ Временемъ", стоитъ на другой, совершенно противоположной точкѣ зрѣнія, какъ относительно способа леченія зла въ настоящемъ, такъ и относительно причинъ его происхожденія въ прошедшемъ.
   "Въ настоящее время, говоритъ оно:-- трудно сказать кто-нибудь не впадая въ общій тонъ негодованія и ужаса, какими охвачена всѣ мы московскимъ событіемъ... Но кромѣ чувства, которое скоропреходяще, неустойчиво и Зависитъ отъ темперамента, необходимо самообдаданіе, необходимо мужество. Эти качества, которыми мы владѣемъ въ недостаточной степени, особенно потребны именно въ тяжелыя минуты государственной жизни, во времена сильныхъ пароксизмовъ и сильныхъ кризисовъ. Чѣмъ спокойнѣе врачъ у постели больного, тѣмъ надежнѣе выздоровленіе, тѣмъ свѣтлѣе больной смотритъ на свое положеніе, тѣмъ отправленіе организма правильнѣе, ибо онъ не видитъ во врачѣ особенной тревоги. И напротивъ, нѣтъ ничего хуже врача, который теряется и тревожитъ всѣхъ, который переходитъ отъ одного лекарства къ другому, въ попыхахъ увеличиваетъ дозы, прибѣгаетъ къ сильно дѣйствующимъ средствамъ, забывая, что все имѣетъ свои предѣлы, что потрясенный организмъ можетъ не вынести сильныхъ средотвъ и они не помогутъ, но потрясутъ больного еще болѣе, или, возбудивъ организмъ на минуту, напрягши потрясенныя силы до послѣдней степени, тѣмъ самымъ ослабятъ его еще болѣе".
   Причина, почему у насъ стали возможны антигосударственныя стремленія и явленія, заключается, по мнѣнію "Новаго Времени!, въ апатіи нашего общества, въ томъ, что оно остается бездѣятельнымъ въ сферѣ интересовъ общественныхъ и государственныхъ, что вся его жизнь проходитъ "въ мелкихъ домашнихъ интересахъ, въ интересахъ карточной игры, въ объегориваніи другъ друга, въ любознательности но части скандаловъ и пр." Въ такомъ жалкомъ положеніи общество очутилось вслѣдствіе недостатка приспособленій, необходимыхъ для правильнаго его развитія. Оно остается все въ тѣхъ же формахъ, въ какихъ было назадъ тому 25 лѣтъ. Между тѣмъ и по своему составу, и по своей численности, а главное, по своему внутреннему умоположенію, оно не имѣетъ ничего похожаго на общество, бывшее назадъ тому 25 лѣтъ. Прежнее общество состояло почти исключительно изъ чиновниковъ и помѣщиковъ, людей, интересы которыхъ были большею частію солидарны и идеалы не сложные и однородные... Втеченіе 25-ти лѣтъ жизнь стала неизмѣримо сложи!е, интересы стали разнообразнѣе, условія жизни и дѣятельности измѣнились; мы стали говорить о партіяхъ либеральной, консервативной, національной, славянофильской. Что-нибудь одно: или это пустыя слова, или слова, имѣющія значеніе. По моему мнѣнію, они имѣютъ значеніе и зародыши если не партій, то групировки мнѣній непремѣнно существуютъ и по необходимости, по отсутствію органовъ для своего выраженія, преобразуются въ хаосъ, въ кружковые интересы, иногда діаметрально противоположные между собою, даже враждующіе другъ съ другомъ и враждующіе тѣмъ сильнѣе и мелочнѣе, что правильной борьбы нѣтъ.
   Вслѣдствіе отсутствія какого бы то ни было реальнаго исхода для этихъ вновь народившихся потребностей, стремленій, идеаловъ, вслѣдствіе нетолько невозможности приложенія въ практической жизни того, что во всемъ этомъ есть дѣльнаго, но даже отсутствія арены для испытанія и распознанія того, что дѣльно и что недѣльно, идетъ какая-то безплодная, мелочыя борьба за новыя слова и клички, безплодность и мелочность которой увеличивается еще мелочностью личнаго раздраженія. Вслѣдствіе этого, въ обществѣ является, съ одной стороны, умственное и нравственное шатаніе, съ другой -- полная апатія ко всякой серьёзной дѣятельности. А благодаря этому, на той самой почвѣ, гдѣ должно бы работать все общество и засѣвать ее добрымъ и полезнымъ зерномъ, сѣются плевелы. Сдѣлайте такъ, говоритъ "Новое Время",
   
   "чтобы общество приняло дѣятельное участіе ее въ карточной только игрѣ, не въ скандалахъ, не въ судачесьѣ у себя на дому на всѣ лады, а занималось бы дѣломъ, которое прилично всякому взрослому, созрѣвшему человѣку, и несло отвѣтственность за это,
   
   и тогда плевелы исчезнутъ.
   Какъ, однако-жь, лечить отъ апатіи общество? Съ чего начать? Надобно, говоритъ "Новое Время", сначала точно узнать, что требуется для нашего общества въ его современномъ положеніи.
   "Въ нынѣшнее царствованіе сдѣлано такъ много великаго и замѣчательнаго и въ тоже время такъ много интересовъ столкнулось между собою, что необходимо было бы разобраться, все уяснить себѣ и все оцѣнить надлежащимъ образомъ, чтобы найти вѣрную дорогу къ исцѣленію нашихъ золъ и къ свѣтлому будущему, какъ результату реформаторской дѣятельности нынѣшняго царствованія".
   Какимъ путемъ добыть эти свѣдѣнія, для этого, по словамъ "Новаго Времени", имѣется испытанной прецедентъ при собранія свѣдѣній по крестьянскому вопросу. Губернскіе комитеты сослужили тогда вѣрную службу правительству; собравъ все, что требовалось для рѣшенія крестьянскаго вопроса. Такія же самыя учрежденія, подъ тѣмъ или другимъ названіемъ, могли бы собрать нужныя свѣдѣнія и о ныйѣпгнемъ состояніи общества, и о новыхъ его потребностяхъ. Элементовъ для образованія такихъ учрежденій есть въ настоящее время очень достаточно -- и элементовъ вполнѣ консервативныхъ, благонадежныхъ. Къ числу такихъ элементовъ "Новое Время" относитъ всѣ собранія земскія, дворянскія и городскія думы:
   
   "всѣ они заслуживаютъ полнаго довѣрія правительства и ничѣмъ не обнаружили какихъ нибудь противугосударственныхъ и вообще пагубныхъ наклонностей. Зло находится не въ нихъ. Напротивъ, они самымъ своимъ существованіемъ уже не даютъ злу распространяться, не даютъ болѣе, чѣмъ не даютъ органы полиціи, которые въ этомъ отношеніи ужъ потому безсильнѣе, что обязанность ихъ внѣшнее благочиніе, тогда какъ представительные органы имѣютъ вліяніе на благочиніе внутреннее, на внутреннюю дисциплицу человѣка, они воспитываютъ, какъ воспитываетъ школа".
   
   И такъ, по петербургскому воззрѣнію... Я, впрочемъ, долженъ тутъ сдѣлать одну необходимую оговорку. Если я называю это воззрѣніе петербургскимъ, то потому только, что оно нашло себѣ слабое выраженіе въ одной изъ петербургскихъ газетъ о послѣднемъ покушеніи. Правильнѣе назвать это воззрѣніе московскимъ ибо оно прямо и обстоятельно изложено, вскорѣ послѣ покушенія 2-го апрѣля, въ брошюрѣ извѣстнаго московскаго патріота г. А. Кошелева, но брошюра эта, вслѣдствіе цензурныхъ условій, не распространена у насъ. Но я буду называть его, какъ и началъ, петербургскимъ воззрѣніемъ.
   И такъ, по петербургскому воззрѣнію, чтобы искоренить зло нужно вывести изъ апатіи общество, а для этого узнать предварительно его новыя потребности, стремленія, идеалы и дать ему настолько возможности и простора, насколько требуется для правильнаго и законнаго развитія того, что найдется во всемъ этотъ полезнаго, и для устраненія того, что окажется вреднымъ. Пока же этого не будетъ, одними карательными мѣрами, какъ бы онѣ сильны ни были, истребить зла нельзя.
   Эта мысль о недостаточности однѣхъ карательныхъ мѣръ косвенно выражена была самимъ правительствомъ въ прошлогоднемъ призывѣ общества въ содѣйствію противуреволюціонной пропагандѣ. На этотъ призывъ нѣкоторыя земства и сдѣлали отзывъ. Къ сожалѣнію, какъ я уже замѣтилъ въ моемъ январьскомъ обозрѣніи нынѣшняго года, они поняли свою задачу въ этомъ случаѣ не совсѣмъ правильно или, точнѣе сказать, совсѣмъ не поняли. Вмѣсто того, чтобы въ предѣлахъ своихъ правъ и раіоновъ каждому изъ нихъ тщательно изучить, что мѣшаетъ имъ преимущественно въ исполненіи главной задачи ихъ дѣятельности-поднятіи матеріальнаго и моральнаго благосостоянія народа и все это подробно разъяснить правительству, они въ своихъ отзывахъ стали говорить о недостаточности орудій, которыми они надѣлены, для борьбы съ революціонной пропагандой.
   На первый взглядъ, можетъ многимъ казаться, что земствамъ нѣтъ никакой надобности разъяснять существующее положеніе дѣлъ правительству, потому, дескать, что правительство знаетъ все это и чрезъ административные органы. Но это но совсѣмъ такъ. Административные органы только приводятъ въ исполненіе законы, разныя правительственныя мѣры и распоряженія или наблюдаютъ за точнымъ ихъ исполненіемъ; они имѣютъ въ виду только, такъ сказать, формальноѣ отношеніе закона къ жизни. Органы земскаго самоуправленія и по праву, и по обязанности наблюдаютъ не надъ формальнымъ только отношеніемъ закона къ жизни, но и надъ проявленіемъ его въ приложеніи къ ней по существу, надъ тою или другою созидательною его силою въ практическомъ его дѣйствіи. Исправнику нѣтъ дѣла до того: богатъ мужикъ или бѣденъ, а также отчего онъ не богатъ, а бѣденъ; взыскалъ онъ тѣ подати и повинности, которыя слѣдуетъ съ мужика, или въ случаѣ неуплаты, принялъ законныя мѣры, и его дѣло кончено. Но тутъ, гдѣ кончается дѣло исправника, дѣло органа земскаго самоуправленія только начинается. Органъ земскаго самоуправленія, конечно, не можетъ воспрепятствовать, чтобъ исправникъ взыскивалъ подати и недоимки и съ бѣдняка, разъ это повелѣно закономъ. Но на немъ лежитъ обязанность немедленно вникнуть въ причины, отчего въ раіонѣ его вѣденія появились или появляются такіе бѣдняки, которые не въ состяніи платить лежащихъ на нихъ податей и повинностей? зависитъ ли это отъ какихъ нибудь причинъ частныхъ, случайныхъ, удобопоправимыхъ, или тутъ кроются какія-нибудь причины общія, лежащія въ неправильномъ устройствѣ условій аграрныхъ, бытовыхъ, юридическихъ и т. п. Точно также исправнику все равно: граматенъ ли мужикъ или не граматенъ; онъ требуетъ только, чтобы мужикъ исполнялъ законы и предписанія начальства, а затѣмъ ему нѣтъ никакого дѣла до того: походитъ ли мужикъ на человѣка, или нѣтъ, старается и дѣлаетъ ли что-нибудь, чтобъ походить на человѣка или нѣтъ. Органы земскаго самоуправленія, главная задача которыхъ состоитъ въ поднятіи матеріальнаго и моральнаго благосостоянія народа, напротивъ, изъ всѣхъ силъ хлопочутъ о томъ, чтобы поднять уровень народнаго развитія, такъ какъ каждый граматный мужикъ есть нетолько новый лучъ свѣта въ раіонѣ ихъ мѣстнаго самоуправленія, но и лишній атомъ въ увеличеніи его матеріальнаго благосостоянія. Понятно, что каждое земское самоуправленіе употребляетъ всѣ свои усилія на то, чтобы распространить въ своемъ раіонѣ, на сколько оно только можетъ, количество этихъ лучей и атомовъ. Поэтому каждое земское самоуправленіе знаетъ очень хорошо тѣ препятствія, которыя оно встрѣчаетъ на пути въ образованіи народа, равно какъ можетъ вполнѣ компетентно оцѣнить достоинство точно также и указать недостатки всѣхъ законовъ, мѣръ, распоряженій до народнаго образованія относящихся, чего не можетъ сдѣлать ни исправникъ, ни губернаторъ, вообще, ни одинъ административный органъ, не имѣющій ни обязанности, ни возможности наблюдать надъ внутреннею, созидательною силою тѣхъ или другихъ законовъ, мѣръ, распоряженій и т. п.
   Изъ этого очевидно, что какъ бы ни были подробны тѣ свѣденія, которыя доставляютъ административные Органы правительству о состояніи общества и народа, эти свѣденія никогда не могутъ, даже въ лучшихъ случаяхъ, замѣнитъ свѣденія, идущія отъ органовъ самоуправленія. Я говорю: даже въ лучшихъ случаяхъ, ибо въ общемъ каждый административный органъ всегда есть нѣчто безпочвенное, нѣчто и внѣшнимъ образомъ и внутреннимъ чуждое тому дѣлу, къ которому онъ приставленъ, не связанное съ нимъ никакимъ внутреннимъ личнымъ и общественнымъ интересомъ. Сегодня онъ совершаетъ свое служеніе въ хладныхъ тундрахъ сѣвера, черезъ годъ -- въ области пламенной Колхиды, еще черезъ годъ -- въ Пріамурскомъ краѣ. Однимъ словомъ, для него "господня земля и исполненіе ея", ему все равно куда бы его ни послали, вездѣ онъ готовъ наблюдать и исполнять по указанному ему шаблону. При этомъ ему все равно, какой это будетъ шаблонъ. Одинъ начальникъ имѣетъ такой взглядъ на дѣло и держится одной системы дѣйствій; назавтра поступаетъ новый начальникъ съ совершенно иному взглядомъ на дѣло и другой системой дѣйствій. Съ одинаково легкимъ сердцемъ и одинаковою преданностью онъ служитъ и тому взгляду, и этому, и той системѣ, и этой. Ибо существо и сила бюрократической организаціи, этой гражданской арміи въ государствѣ, въ томъ и состоитъ, что она дѣйствуетъ какъ машина, что каждый ея органъ обязанъ въ точности исполнять, что указано или предписано, не вдаваясь въ разсужденіе, насколько это указанное или предписанное полезно или вредно на дѣлѣ. Совсѣмъ въ другомъ положеніи находятся органы самоуправленія. Они составляютъ въ районѣ своего самоуправленія элементъ не пришлый, а постоянный, стоящій здѣсь на корнѣ; интересъ общественный здѣсь тѣсно связанъ съ ихъ личнымъ интересомъ; ихъ нельзя заставить такъ же легко мѣнять взгляды и системы, какъ чиновниковъ; потому что достоинство того или другого взгляда, той или другой системы, равно какъ и достоинство всѣхъ частныхъ законовъ, мѣръ, распоряженій, они повѣряютъ на самомъ дѣлѣ, на приложеніи ихъ къ практикѣ жизни, и то, что оказывается неудобнымъ или вреднымъ въ этомъ примѣненіи, они никакъ не могутъ находить желательнымъ и полезнымъ, ибо это неудобство или вредъ тѣмъ или другимъ образомъ необходимо отзовутся и на ихъ личныхъ интересахъ. Правда, будучи искренно преданы правительству и не имѣя при этомъ соотвѣтствующихъ путей для заявленія своихъ нуждъ и желаній, они могутъ безмолвно переносить неудобство и даже вредъ извѣстныхъ законовъ, мѣръ, распоряженій, но это молчаніе никакъ не показываетъ, чтобы они, когда будутъ спрошены, не указали въ нихъ многихъ существенныхъ недостатковъ, вредно вліяющихъ на ходъ развитія общаго благосостоянія.
   Вотъ почему, какъ бы ни были богаты и разнообразны свѣденія по тому или другому общественному вопросу, собранныя одними органами административными, они никогда не могутъ быть ни достаточно полны, ни достаточно вѣрны и точны, если они не пополнены, не провѣрены, не исправлены свѣденіями органовъ самоуправленія. Послѣдніе всегда могутъ сказать по каждому общественному вопросу нѣчто новое, нѣчто такое, чего не могъ ни видѣть, ни наблюдать органъ администраціи и надъ чѣмъ, тѣмъ болѣе, не могла усиленно работать его мысль.
   И мнѣ кажется, какъ земскія, такъ и городскія самоуправленія, оказали бы правительству великую услугу, еслибы каждое изъ нихъ въ предѣлахъ своего района занялось подробнымъ изслѣдованіемъ всѣхъ наболѣвшихъ вопросовъ, которые могутъ порождать недоумѣніе въ обществѣ въ томъ или другомъ отношеніи, и вполнѣ разъяснило правительству положеніе дѣла по каждому изъ этихъ вопросовъ.
   Такихъ наболѣвшихъ вопросовъ, требующихъ настоятельнаго разрѣшенія, у васъ есть немало, и во главѣ ихъ стоитъ несомнѣнно вопросъ земельный.
   Въ общемъ видѣ вопросъ земельный, несомнѣнно, извѣстенъ всѣмъ и не можетъ не быть извѣстнымъ. Ибо онъ сдѣлался въ настоящее время моднымъ: нѣтъ почти такого номера журнала и газеты, гдѣ бы не говорилось о недостаточности крестьянскихъ надѣловъ или не упоминалось объ этомъ по тому или другому поводу. Но всѣ эти свѣдѣнія отрывочныя, мѣстныя, частныя, которыя не даютъ общей картины состоянія крестьянъ и потому ни для кого не могутъ быть вполнѣ убѣдительны, тѣмъ болѣе, что рядомъ съ ними являются мнѣнія и совершенно противоположныя, высказываемыя людьми, повидимому, доказавшими свою компетентность въ своихъ сужденіяхъ о дѣлахъ крестьянскихъ. Таково, напримѣръ, мнѣніе князя А. Васильчикова, который говоритъ, что данныхъ крестьянамъ, надѣловъ за-глаза достаточно для веденія хозяйства, и если крестьяне бѣдствуютъ, то единственно отъ дурной обработки своихъ надѣловъ. Что касается до людей, компетентность которыхъ въ сужденіяхъ о подобныхъ вопросахъ сомнительны или искренность подозрительна и которые вмѣстѣ съ княземъ Васильчиковымъ заявляютъ, что бѣдствіе крестьянъ происходитъ вовсе не отъ недостаточности ихъ надѣловъ, а совершенно отъ другихъ причинъ, то такихъ людей можно насчитать безчисленное множество. Мы видѣли ихъ, говоря въ прошедшій разъ о московскомъ уѣздномъ земскомъ собраніи; ихъ можно видѣть ораторствующими въ засѣданіяхъ разныхъ ученыхъ обществъ; наконецъ, такія мнѣнія нерѣдкость и въ литературѣ. "Московскія Вѣдомости" постоянно говорятъ, что мужикъ теперь день ото дня богатѣетъ. Такимъ образомъ, какъ ни назрѣлъ вопросъ о недостаточности крестьянскихъ земельныхъ надѣловъ, какъ ни настоятельно его немедленное разрѣшеніе, но эта настоятельность остается невыясненною правительству и его органамъ, ибо нѣтъ на лицо никакихъ такихъ вѣскихъ данныхъ, изъ которыхъ они могли бы осязательно убѣдиться въ его неотложной настоятельности и, оставивъ другіе вопросы, которые считаются теперь настоятельными, занялись бы имъ. Возьмемъ, напримѣръ, министерство финансовъ. Оно видитъ, что подати и повинности уплачиваются теперь такъ же исправно, какъ и прежде, пожалуй, еще лучше, что своимъ чередомъ идетъ при этомъ прежнимъ шагомъ уплата недоимокъ. Это естественно заставляетъ его думать, что положеніе мужика, если и не блестяще, то никакъ не хуже прежняго, во всякомъ случаѣ, не настолько бѣдственно, чтобы земельный вопросъ, ради увеличенія его надѣла, можно было считать настоятельнымъ. Оно считаетъ возможнымъ удерживать даже соляной налогъ, хотя о тяжести этого налога говорено и писано было очень много, причемъ всегда доказывалось, что тяжесть эта падаетъ преимущественно на бѣднѣйшее крестьянское населеніе. Очевидно, что министерство финансовъ относится съ совершеннымъ недовѣріемъ къ-изображенію бѣдственнаго положенія крестьянства въ литературѣ, о которой, впрочемъ, вообще составилось такое мнѣніе, что она склонна нетолько всѣ недостатки преувеличивать, но даже писать прямо чернымъ не бѣлому. На одной точкѣ зрѣнія съ министерствомъ финансовъ должно стоять и министерство государственныхъ имуществъ. Хотя до него и доходитъ не мало свѣдѣній о самовольныхъ переселеніяхъ крестьянъ на пустопорожнія мѣста и еще болѣе, конечно, поступаетъ просьбъ отъ разныхъ крестьянскихъ обществъ о недостаточности земельныхъ надѣловъ, но подобныя переселенія и подобныя просьбы бывали всегда, такъ какъ всякому человѣку и при хорошемъ естественно желать лучшаго, въ общемъ же оно въ правѣ оставаться въ томъ убѣжденіи, что оно дало крестьянамъ надѣлы вполнѣ достаточные для хозяйства и имѣетъ полное право сохранять эту убѣжденность, потому. что въ виду не имѣется такихъ не подлежащихъ сомнѣнію данныхъ, которыя показывали бы бѣдственное положеніе крестьянъ, происходящее именно отъ недостаточности земельныхъ надѣловъ. Мы могли бы поименовать и нѣкоторыя другія министерства и учрежденія, въ которыхъ существуетъ эта убѣжденность. Вслѣдствіе всего этого вопросъ земельный остается безъ движенія, непризнаннымъ, и на сценѣ въ числѣ вопросовъ настоятельнѣйшихъ фигурируютъ вопросы второстепенные, условной важности, вопросы, которые могли бы имѣть большое значеніе только при благосостояніи крестьянъ, и которые между тѣмъ требующимися на нихъ издержками еще болѣе увеличиваютъ расходъ бюджета, и слѣдовательно, тяжелое положеніе крестьянъ, отдаляя вмѣстѣ съ тѣмъ возможность и время для рѣшенія самаго главнаго для благосостоянія крестьянъ вопроса земельнаго.
   Земства оказали бы великую, неоцѣненную услугу правительству, еслибы каждое изъ нихъ въ предѣлахъ своего района занялось изученіемъ современнаго положенія крестьянъ и на основаніи точныхъ цифръ и данныхъ выяснило тягость этого положенія. Одинъ изъ крестьянъ на московскомъ уѣздномъ земскомъ собраніи прямо заявлялъ, что имъ теперь жить гораздо хуже, чѣмъ было при крѣпостномъ правѣ, и что если долѣе имъ придется сидѣть на томъ же надѣлѣ, который у нихъ есть, то кромѣ голодной смерти ничего ждать нельзя -- но что всего печальнѣе, такъ это то, что, по его словамъ, за недостаткомъ земли, молодое поколѣніе крестьянства съ самой юности бросаетъ землю и уходятъ изъ деревень искать другихъ работъ, которыхъ, конечно, находитъ мало, пріучаясь съ малолѣтства къ шатанію и бродяжничеству и приготовляя такимъ образомъ въ ближайшемъ будущемъ массу никогда небывавшаго въ Россіи пролетаріата. Подробныя, собранныя земствомъ, каждымъ въ своемъ районѣ, на основаніи точныхъ данныхъ, свѣдѣнія о современномъ положеніи крестьянъ представили бы такую картину ихъ существованія, что ни въ комъ не могло бы возникнуть сомнѣнія о неотложной необходимости разрѣшенія вопроса объ увеличеніи крестьянскихъ надѣловъ, черезъ прирѣзки казенныхъ земель, черезъ переселенія, въ случаѣ не имѣнія такихъ земель вблизи, желающихъ на пустопорожнія государственныя земли въ другихъ мѣстахъ и т. п. И несомнѣнно, что правительство немедленно взялось бы за это дѣло, поставляющее основу благосостоянія Россія -- чего бы оно ни стоило. Неужели Россія, истратившая ради идеи -- для освобожденія болгаръ -- не одинъ милліардъ, если брать въ расчетъ все, не нашла бы милліарда на трату вполнѣ производительную, мало того: самую жизненную для ея благосостоянія, какъ достаточное снабженіе натуральными фондами ея трудящагося населенія?-- Теперь же мы не имѣемъ права и жаловаться, что земельный вопросъ остается безъ движенія. Неотложная настоятельность его никѣмъ и ничѣмъ съ несомнѣнною очевидностію, осязательно не доказана правительству и оно имѣетъ основаніе предпочитать ему другіе вопросы, настоятельность которыхъ для него вполнѣ ясна.
   На ряду съ вопросомъ земельнымъ стоитъ другой вопросъ, не менѣе, если еще не болѣе важный и не менѣе настоятельный, чѣмъ и вопросъ о расширеніи крестьянскихъ надѣловъ, хотя нетолько настоятельность его никѣмъ почти еще не пригнана, но и самое значеніе многими до сихъ поръ подвергается сомнѣнію. Такое отношеніе къ русской общинѣ происходитъ оттого, что большая часть современнаго образованнаго русскаго общества воспиталась въ политико-экономическихъ и юридическихъ понятіяхъ стараго времени, когда, по господствовавшимъ тогда повсюду началамъ римскаго права, единственною культурною формою землевладѣнія считалось владѣніе землею на правѣ собственности, общинное же землевладѣніе признавалось остаткомъ временъ патріархальныхъ или варварскихъ, и правительства разныхъ европейскихъ странъ употребляли нетолько всѣ усилія, но нерѣдко даже насилія на уничтоженіе общиннаго владѣнія и превращеніе его въ частную собственность. Теперь въ Европѣ взглядъ на общину уже измѣнился и Европа скорбитъ о томъ, что поспѣшила разрушить эту патріархальную форму землевладѣнія, которая въ настоящее время послужила бы ей лучшимъ плотомъ противъ разныхъ современныхъ золъ. Въ Россіи общинное владѣніе до сихъ поръ удержалось, если не вездѣ de facto, да и тамъ, гдѣ удержалось de facto, не вездѣ въ привлекательномъ видѣ, то несомнѣнно, что оно повсюду почти сохранилось въ мысляхъ и идеалахъ народа во всей неприкосновенности и цѣлости и недостаетъ только внѣшнихъ благопріятныхъ условій, чтобы оно возсоздалось въ своемъ настоящемъ видѣ. Поэтому, если мы и можемъ скорбѣть вмѣстѣ съ Европою о томъ, что не умѣли сохранить общины въ ея истинномъ видѣ и допустили, рядомъ съ нею, и часто на ея развалинахъ водвориться многочисленному частному землевладѣнію, то у насъ все таки не потеряны еще ни время, ни надежда реставрировать общину тамъ, мнѣ она есть, въ ея настоящемъ видѣ, помочь подворному крестьянскому владѣнію тамъ, гдѣ оно подъ вліяніемъ неблагопріятныхъ внѣшнихъ условій, выродилось изъ общиннаго, преобразиться снова въ общинное, наконецъ, пріобрѣтать, мало по малу, постоянно и неуклонно земли, продаваемыя разными частными владѣльцами и утверждать на нихъ общинное землевладѣніе. Всѣ труды и расходы на это государства окупились бы впослѣдствіи сторицею. Потому что, еслибы въ Россіи возникло сплошное общинное землевладѣніе, то Россія, при ея огромныхъ поземельныхъ пространствахъ, была бы навсегда обезпечена противъ язвы пролетаріата; во-вторыхъ, одинъ поземельный доходъ покрывалъ бы тогда если не весь бюджетъ государственныхъ расходовъ, то навѣрное самую значительную часть его, такъ какъ община сполна платила бы государству всю поземельную ренту, которую частное землевладѣніе нетолько не платитъ, но еще съ прихваткою труда рабочихъ беретъ всю себѣ. Я не говорю уже о высокомъ нравственномъ состояніи народа, которое необходима условливаетъ собою правильно поставленная община. Настоящее время есть рѣшительный моментъ для вопроса объ общинѣ, для ея будущаго: быть или не быть. На нее обращены теперь жадные взоры всѣхъ крупныхъ и мелкихъ хищниковъ. И въ этотъ то рѣшительный моментъ своего бытія община остается безъ всякой защиты, предоставленная единственно своей собственной силѣ, давно уже сильно подорванной и деморализованной. Законъ, въ положеніи 19-го февраля, далъ ей только одну защиту: дозволялъ ей распадаться на подворное владѣніе лишь въ такомъ случаѣ, если она захочетъ этого сама, слѣдовательно, косвенно воспретилъ уничтожать общины по какимъ то ни было административнымъ усмотрѣніямъ и соображеніямъ. Но авторъ статьи, помѣщенной въ нынѣшней книжкѣ "Отеч. Записокъ": е Коренная нужда на Сѣверѣ", и проч. справедливо замѣчаетъ, что это огражденіе похоже на то, какъ еслибы городамъ и деревнямъ Россіи дозволено было выдѣляться изъ государства, если они того пожелаютъ. "Какъ бы ни было выгодно, прибавляетъ онъ:-- государство русское для его страны, но стоитъ признать подобный принципъ -- и оно распадется". Единственнаго защитника община имѣетъ себѣ въ литературѣ. Но въ литературѣ есть мнѣнія и противъ общины. Кромѣ того, литература, какъ я замѣтилъ уже выше относительно земельныхъ надѣловъ, въ подобныхъ вопросахъ, требующихъ законодательнаго почина и дѣйствія, ни для кого не мажетъ доставить несомнѣнной убѣдительности. Дѣло здѣсь стоитъ такъ же, какъ и относительно увеличенія земельныхъ надѣловъ. Въ рукахъ правительства нѣтъ такихъ несомнѣнныхъ данныхъ, на основаніи которыхъ оно могло бы убѣдиться въ превосходствѣ общиннаго владѣнія передъ частнымъ и въ необходимости, и притомъ, неотложной въ принятіи мѣръ какъ для огражденія общиннаго владѣнія уже существующаго, такъ и для развитія и распространенія его на будущее время. Разница только въ томъ, что въ данномъ случаѣ существуетъ убѣжденность не въ томъ только, что трогать общиннаго вопроса нѣтъ пока надобности, а прямая принципіальная предубѣжденность противъ пользы общиннаго владѣнія, происходящая оттого, что все дѣлающее исторію современное поколѣніе воспиталось въ старыхъ европейскихъ воззрѣніяхъ на общину. Видна нѣкоторая наклонность скорѣе въ уничтоженію общиннаго владѣнія, чѣмъ къ его сохраненію, а тѣмъ болѣе въ распространенію и развитію. Такое направленіе видимъ мы въ трудахъ комиссіи по изслѣдованію сельскаго хозяйства въ Россіи. Теперь носятся слухи объ установленіи сроковъ земельныхъ передѣловъ въ общинѣ. Еслибы такое установленіе, состоялось, то это было бы самымъ вѣрнымъ средствомъ для ускоренія распаденія общины.
   И въ отношеніи общины земство могло бы оказать великую и неоцѣненную услугу правительству, собравъ каждое въ своемъ районѣ подробныя свѣдѣнія объ общинномъ и частномъ землевладѣніи, разъяснивъ при томъ обстоятельно тѣ основанія, на которыхъ стоитъ община, ея внутреннюю жизнь, ея культурную подвижность при благопріятныхъ условіяхъ, воздѣйствія ея на моральное состояніе народа, наконецъ, тѣ безчисленныя выгоды, которыя она приносить государству даже въ своемъ теперешнемъ непривлекательномъ видѣ и которыя могла бы приноситъ въ будущемъ, еслибы была правильно поставлена. Такое изученіе было бы полезно и самимъ земствамъ, ибо поставило бы ихъ въ правильное отношеніе къ различнымъ видамъ поземельнаго владѣнія, находящагося въ ихъ районѣ. Московское уѣздное земство, потрудившееся нѣсколько ближе познакомиться съ общиннымъ землевладѣніемъ, чѣмъ другія земства, уже теперь находитъ нетолько безполезнымъ, но и вреднымъ поддерживать своею помощью частныхъ мелкихъ собственниковъ изъ крестьянъ въ пріобрѣтеніи земель. Оно поставило принципомъ оказывать эту помощь единственно только цѣлымъ общинамъ.
   Укажемъ и еще наболѣвшій вопросъ, который то и дѣло порождаетъ недовольство и въ земскихъ дѣятеляхъ, и во всемъ образованномъ обществѣ -- это вопросъ о народномъ образованіи въ частности и объ образованіи вообще. Вопросъ этотъ Съ нѣкотораго времени сталъ жгучимъ, какъ говорится, обострился, какъ отъ тѣхъ безчисленныхъ затрудненій, неудобствъ, пререканій, которыя по поводу его то и дѣло повторяются въ практикѣ жизни, такъ и потому, что вполнѣ откровенному разъясненію его въ печати становится преграда.
   Нужно ли говорить, что въ настоящее время вопросъ народнаго образованія есть вопросъ первой важности, вопросъ на столько же настоятельный, какъ и вопросъ земельный, какъ и вопросъ объ общинѣ? Всѣ законоположенія, которыми ограждаются права народа отъ внѣшнихъ стѣсненій и эксплуатаціи, всѣ, которыми предоставляется ему участіе въ дѣлахъ общественныхъ, наконецъ, всѣ благія правительственныя и общественныя начинанія въ видахъ его благосостоянія тормозятся или остаются совсѣмъ бездѣйственными, вслѣдствіе невѣжества народа, вслѣдствіе того, что по безграматности онъ не знаетъ твердо ни своихъ правъ, ни обязанностей или не можетъ отстоять своихъ правъ, не умѣя справиться съ самымъ ничтожнымъ дѣломъ, разъ приходится взяться за перо и имѣть свѣдѣнія въ первыхъ четырехъ дѣйствіяхъ ариѳметики. Авторъ "Коренной нужды на Сѣверѣ" разсказываетъ, что одно ссудо-сберегательное товарищество оказалось несостоятельнымъ потому, что среди членовъ его изъ крестьянъ не было никого, кто могъ бы вести дѣло и дѣлать повѣрки счетамъ. Впрочемъ, и безъ этого всѣмъ извѣстно, что въ волостныхъ правленіяхъ, старшинами и писарями раскрадываются крестьянскія деньги самымъ немилосерднымъ образомъ и міру при своихъ учетахъ рѣдко удается разъяснить досконально плутни. Равные взносы крестьяне, по своей безграматности, сплошь и рядомъ дѣлаютъ по два раза, или гораздо болѣе того, что слѣдуетъ. Какія массы на всемъ этомъ крестьяне переплачиваютъ лишнихъ денегъ, одинъ Богъ вѣсть. Но въ состояніи невѣжества находятся нетолько крестьяне заурядные, но и сами управляющіе ими старшины и писаря. Въ послѣдніе два года, нѣкоторые изъ начальниковъ губерній порѣшили обревизовать нѣкоторыя изъ волостныхъ правленій.. Но здѣсь оказался такой хаосъ, зависящій, впрочемъ, не отъ нерадѣнія, не отъ своекорыстія, не отъ какихъ-нибудь другихъ дурныхъ побужденій, а отъ такого вполнѣ добросовѣстнаго непониманія дѣла волостнымъ начальствомъ, что ни о какой серьёзной ревизіи тутъ и думать было нечего. Нѣкоторымъ изъ начальниковъ губерній пришла даже странная поэтому поводу мысль основать особыя школы для приготовленія сельскихъ и волостныхъ начальниковъ и волостныхъ писарей!!
   Вотъ на какой степени невѣжества стоитъ еще нашъ народъ! Земства, по крайней мѣрѣ, лучшія изъ земствъ употребляютъ всѣ свои усилія, чтобы разогнать хоть немножко эту тьму. Они не щадятъ для этого ни своихъ хлопотъ, ни трудовъ, ни денегъ: готовы давать все, что можно дать изъ скуднаго земскаго бюджета -- лишь бы дѣло сколько-нибудь двигалось впередъ. Но вмѣсто сочувствія и помощи своимъ просвѣщеннымъ стремленіямъ и начинаніямъ на пользу народа встрѣчаютъ странное недовѣріе! Казалось бы, кому можно было съ большею безопасностію и увѣренностію отдать въ руки дѣло начальнаго народнаго образованія, какъ не земству, интересы котораго тогда только и могутъ быть прочны и имѣть подъ собою твердую почву, когда образованіе народа будетъ вестись въ духѣ вполнѣ консервативномъ? Нѣть, кажется почему-то многимъ, что разъ дѣло народнаго начальнаго образованія будетъ въ рукахъ земства, тутъ непремѣнно явится красный призракъ. Никакой надзоръ административныхъ Органовъ, самый усиленный и неустанный, не воспрепятствуетъ этому появленію. Потому требуется, чтобы земства, вопреки положенію о земскихъ учрежденіяхъ, отложили всѣ заботы объ образованіи, и давали бы только деньги и поставляли все потребное по хозяйственной части училищъ. Земства, по крайней мѣрѣ, лучшія изъ нихъ, самыя ретивыя изъ нихъ къ дѣлу народнаго образованія не хотятъ играть такой унизительной для ихъ роли, и къ тому же, вредной для дѣла образованія. "Мы, говорятъ они: -- хотимъ имѣть и школы надлежащія, и учителей хорошихъ, какихъ вы намъ не дадите, потому приставите за нами надзоръ какой хотите, но позвольте намъ самимъ заботиться и о школьномъ дѣлѣ, и о приготовленіи учителей -- тогда мы готовы давать и наши деньги, и труды. Не согласитесь на это -- тогда и души нашей въ дѣлѣ не увидите, а останется только формальное отношеніе къ дѣлу, изъ котораго въ концѣ-концовъ выйдетъ нуль".-- Другія земства болѣе веселаго характера, которыя ничего, быть можетъ, болѣе и не желаютъ, какъ того, чтобы изъ всѣхъ хлопотъ по народному образованію получился одинъ нуль, тотчасъ смекнули, въ чемъ дѣло. "И на кой намъ чортъ, думаютъ они, эти мужичьи школы? И какая намъ польза отъ того, что чумазые деревенскіе ребятишки будутъ граматны. Все равно выростетъ -- мужикомъ будетъ. Не лучше ли намъ закрыть школы и завести на эти деньги инспектора школъ?-- Все-таки въ нашемъ маленькомъ обществѣ лишній хорошій человѣкъ будетъ, съ которымъ можно и выпить, и закусить, а подъ часъ и въ карты сыграть".-- И закрываютъ школы и заводятъ инспекторовъ. Такъ, одинъ изъ корреспондентовъ изъ Новохоперска шлетъ "Донской Газетѣ", что бывшее у нихъ въ сентябрѣ мѣсяцѣ земское собраніе "совратило расходы по земскому образованію на 1,500 р. и ассигновало 1,000 р. на инспектора, котораго рѣшило пригласить для надзора за училищами Новохонерскаго уѣзда".
   Корреспондентъ ярится и выходитъ изъ себя по поводу такого постановленія новохоперскаго земскаго собранія:
   "Итакъ, восклицаетъ онъ: -- до нищенства бѣдныя училища наши лишаются пособія отъ земства въ размѣрѣ 1 1/2 тысячъ рублей, но вмѣсто этого лишенія получаютъ инспектора! Такая комбинація напоминаетъ намъ нищаго, у котораго отнимаютъ послѣдній кусокъ хлѣба, давая взамѣнъ конфетку! (конфетка! Инспекторъ-то!). Это мы говоримъ не потому, однако, что желаемъ отрицать пользу инспекторскаго надзора -- нѣтъ, мы только напоминаемъ, что улучшеніе матеріальнаго состоянія училищъ важнѣе инспектора. Если школы представляютъ изъ себя скорѣе берлоги, чѣмъ человѣческія жилища, если ихъ не топятъ, не моютъ, не снабжаютъ учебными пособіями, если учителя ходятъ Зовъ сапогъ и питаются чуть не манной небесной, никакой инспекторъ ничего не подѣлаетъ".
   Но обращаюсь къ печальной исторіи пререканій, которыми тормозится ходъ народнаго образованія и причина которыхъ лежитъ въ отрицаніи у земства права заботиться о своихъ школахъ по существу. Я уже говорилъ въ нѣсколькихъ изъ моихъ прошедшихъ обозрѣній о пререканіяхъ, бывшихъ въ Твери, Вяткѣ, Рязани, Черниговѣ, Елисаветградѣ, вслѣдствіе столкновенія бргановъ министерства народнаго просвѣщенія съ земствами по поводу существовавшихъ въ означенныхъ мѣстахъ земскихъ семинарій или училищъ для приготовленія учителей или учительницъ для земскихъ школъ. Теперь новое таковое же пререканіе готово возникнуть въ Костромѣ относительно находящейся здѣсь женской семинаіри. Любопытныя свѣдѣнія объ этомъ въ газетѣ "Русскій Курьеръ" сообщаетъ г. Колюпановъ, предводитель ветлужскаго дворянства, самъ близко заинтересованный въ этомъ дѣлѣ.
   Костромская женская учительская семинарія была основана губернскимъ земствомъ въ виду крайняго недостатка способныхъ учителей для сельскихъ школъ. До какой степени всѣ уѣздныя земства были рады открытію этой семинаріи видно изъ того, что, напримѣръ, ветлужское земство немедленно по основаніи семинаріи бюджетъ по народному образованію возвысило съ 2,000 р. на 9,000 р. постоянныхъ, въ дѣйствительности затрачивая" ежегодно по 12--18,000 р. И семинарія, дѣйствительно, оправдала надежды, возлагавшіяся на нее земствомъ. "Въ Ветлужскомъ уѣздѣ до настоящаго времени находится 8 семинаровъ въ качествѣ учительницъ; у всѣхъ школы сравнительно идутъ лучше, чѣмъ у учителей; у нѣкоторыхъ школы доведены до изумительнаго совершенства, даже по оффиціальнымъ сообщеніямъ чиновъ министерства народнаго просвѣщенія". Всѣ учительницы ведутъ себя безукоризненно во всѣхъ отношеніяхъ и никогда не подвергались ни отъ кого ни малѣйшему нареканію. "Все это, говоритъ г. Колюпановъ:-- я могу подтвердить фактами и пишу это нетолько какъ газетный корреспондентъ, но какъ оффиціальное лицо, несущее нравственную и юридическую отвѣтственность какъ за справедливость моихъ показаній, такъ и за добросовѣстное исполненіе Высочайше на меня, какъ предводителя, возложеннаго надзора за благонадежностью преподавателей въ сельскихъ школахъ, въ качествѣ мѣстнаго предводителя дворянства. Я оканчиваю шестое трехлѣтіе моей предводительской службы въ Ветлужскомъ уѣздѣ". Относительно семинаріи г. Колюпановъ говоритъ, что, состоя со времени основанія самой семинаріи и до настоящаго времени, въ качествѣ губернскаго гласнаго, членомъ ревизіонной комиссіи, онъ знаетъ ходъ дѣлъ въ семинаріи вполнѣ обстоятельно, никогда въ теченіи этого времени никакихъ отступленій отъ устава, утвержденнаго правительствомъ, не замѣчалъ, и онъ, равно какъ я другіе члены ревизіонной комиссіи, изъ года въ годъ давали утѣшительный и самый лестный отзывъ о состояніи семинаріи.
   Несмотря на все это, вдругъ послѣдовало предложеніе объ устраненіи земства отъ всякаго вмѣшательства въ дѣла основаннаго имъ упрежденія, за исключеніемъ уплаты "причитающихся на расходъ суммъ" -- предложеніе, мотивированное упоминаніемъ "о безпорядкахъ по устройству надзора за воспитанницами семинаріи". Такими якобы безпорядками оказалось слѣдующее обстоятельство: 1) въ помѣщеніи, гдѣ живутъ воспитанницы, въ нынѣшнемъ году произведенъ былъ обыскъ, по которому ничего, впрочемъ, подозрительнаго не найдено; 2) вскорѣ затѣмъ губернаторъ, на основаніи полицейскихъ свѣдѣній, нашелъ пять изъ числа кончающихъ курсъ воспитанницъ заслуживающими нареканія относительно своего домашняго поведенія на квартирахъ. Совѣтъ семинаріи принялъ къ свѣдѣнію сообщеніе губернатора, но за отсутствіемъ точныхъ я опредѣленныхъ данныхъ, что онъ могъ предпринять относительно ихъ? Исключить безъ всякой причины кончающихъ уже курсъ дѣвушекъ было нетолько несправедливо, но и безчеловѣчно. Совѣтъ порѣшилъ перевести ихъ немедленно съ частныхъ квартиръ въ интернатъ для ближайшаго наблюденія, сдѣлавъ одной изъ нихъ, о которой получились свѣдѣнія болѣе опредѣленныя, выговоръ. Между тѣмъ, черезъ двѣ недѣли послѣ этого послѣдовало предложеніе попечителя московскаго учебнаго округа: не признаетъ ли совѣтъ необходимымъ немедленно удалить означенныхъ воспитанницъ изъ семинаріи? Совѣтъ, по чувству справедливости и человѣколюбія, произвелъ дознаніе объ образѣ жизни воспитанницъ на квартирахъ, гдѣ онѣ жили. Хозяева квартиръ дали самые благопріятные отзывы объ ихъ поведеніи. Такимъ образомъ, свѣдѣнія полицейскаго агента о воспитанницахъ оказались невѣрными, а между тѣмъ ими введены были въ заблужденіе и полицеймейстеръ, и губернаторъ, я попечитель округа, и, на основаніи этихъ донесеній, совѣту приходилось ни въ чемъ неповинныхъ воспитанницъ, теперь уже выдержавшихъ выпускной экзаменъ и кончившихъ курсъ, лишить, вслѣдствіе предложенія попечителя, аттестата. Само собою разумѣется, что совѣтъ не могъ рѣшиться на это. Онъ сообщилъ губернатору о ложномъ донесеніи полицейскихъ агентовъ, а къ попечителю округа командировалъ одного изъ своихъ членовъ для разъясненія обстоятельствъ дѣла. И вотъ тѣ якобы безпорядки, на основаніи которыхъ признано необходимымъ изъять семинарію изъ вѣдѣнія земства.
   "Еслибы, говоритъ г. Колюпановъ:-- земство отступлю отъ утвержденнаго правительствомъ устава, еслибы семинарія не доставляла хорошихъ учительницъ, еслибы въ семинаріи дѣйствительно происходили какіе-либо безпорядки и земство противъ нихъ не принимало мѣръ, тогда, въ сознаніи справедливости требованія и пользы для дѣла, я бы первый смиренно подчинился всякому правительственному предложенію. Но если этого не было, если уставъ никогда не нарушался, какъ это извѣстно и самому правительству, если семинарія выпускала учительницъ, заслуживавшихъ только одобреніе со стороны правительственной инспекціи, если не было случая нетолько исключенія, но даже какой-либо мѣры взысканія относительно окончившихъ въ семинаріи учительницъ, а только награды и поощренія со стороны училищныхъ совѣтовъ и земскихъ собраніи, если единственное нареканіе на семинарію, въ лицѣ указанныхъ мною пяти воспитанницъ, до сихъ поръ слѣдуетъ считать, по крайней мѣрѣ, не разъясненнымъ, то какое отсутствіе чувства гражданскаго долга слѣдуетъ предположить въ гласномъ, рѣшающемся добровольно отречься отъ самого себя и выпустить изъ рукъ земства учрежденіе, польза котораго очевидна для губерніи и которымъ, безъ сомнѣнія, его избиратели дорожатъ больше его самого?!. Признаюсь, въ виду подобныхъ фактовъ, даже у людей, сохранившихъ вѣру въ возможность у насъ честной земской дѣятельности -- опускаются руки...
   "Женская семинарія, говоритъ далѣе г. Колюпановъ:-- была нетолько толчкомъ къ поднятію уровня народнаго образованія въ губерніи, но и прочною, живою, такъ сказать, родною связью между земствомъ и сельскою школой. Если эта связь насильственно порвется, то я не удивлюсь, что дѣлу народнаго образованія нанесенъ будетъ неожиданный, тяжелый и непоправимый ударъ, я не удивлюсь, что ветлужское земство съ 13,000 р. с. снова спустится на скромный бюджетъ въ 2,000 р., что и другіе уѣзды болѣе или менѣе охладѣютъ къ дѣлу народнаго образованія и сведутъ на оставленную въ ихъ завѣдываніи исключительно хозяйственную часть. Безъ всякаго сомнѣнія, не таковы виды правительства".
   Для уясненія современнаго состоянія народнаго образованія становимся еще на одной корреспонденціи, помѣщенной въ томъ же (Русскомъ Курьерѣ) и такъ же г. Колюпанова, корреспонденціи, въ которой объясняется: почему наша начальная народная школа идетъ теперь плохо? По мнѣнію автора, съ которымъ нельзя не согласиться, успѣхъ начальной школы зависитъ вполнѣ отъ личности учителя: хорошъ учитель -- хорошо пойдетъ школа, нѣтъ -- школа будетъ имѣть только имя школы. Поэтому съ самаго начала земскихъ учрежденій, получивъ въ свое вѣденіе народную школу, земства обратили все свое вниманіе на пріисканіе и на приготовленіе возможно лучшихъ учителей. Они тогда имѣли возможность это сдѣлать, ибо выбранный имъ учитель немедленно утверждался училищнымъ совѣтомъ и немедленно поступалъ на мѣсто. Послѣднее обстоятельство при опредѣленіи народныхъ учителей весьма важно, такъ какъ народные учителя всегда вообще люди бѣдные и не могутъ ждать, пока бумаги объ ихъ утвержденіи будутъ ходить по разнымъ инстанціямъ. Опредѣленный разъ сельскій учитель могъ считать свое мѣсто прочнымъ. Удаленіе его отъ должности или воспрещеніе ему дальнѣйшей педагогической дѣятельности зависѣло исключительно отъ губернскаго училищнаго совѣта, вслѣдствіе представленія уѣзднаго о неблагонадежности учителя. Такимъ образомъ, разъ учитель но совершилъ ничего преступнаго, онъ могъ не бояться ничего. Земство, дорого цѣнившее хорошихъ учителей, не допустило бы, конечно, уволить учителя по какимъ-нибудь неосновательнымъ слухамъ, сплетнямъ, пустымъ придиркамъ и т. п., тѣмъ болѣе, что разъясненіе было удобно, ибо происходило на мѣстѣ, въ уѣздномъ училищномъ совѣтѣ, гдѣ предсѣдатель, предводитель дворянства, есть вмѣстѣ и предсѣдатель уѣзднаго земскаго собранія и гдѣ, кромѣ того, засѣдаютъ два члена отъ земства. По той же самой причинѣ, т. е. потому, что земство дорожило хорошими учителями, оно постоянно заботилось о томъ, чтобы по возможности улучшить матеріальное положеніе учителей. Такимъ образомъ, въ рукахъ земства народная школа имѣла хорошую постановку и въ началѣ, и имѣла основательныя причины надѣяться все на большее и большее свое улучшеніе съ каждымъ днемъ.
   Теперь постановка народной школы, по словамъ Колюпанова, совершенно измѣнилась. Съ 1875 года учителя и учительницы всецѣло и безапелляціонно подчинены правительственной инспекціи. По ея назначенію они опредѣляются и увольняются; инспекція по своему усмотрѣнію можетъ временно устранять ихъ отъ должности по недостаточной способности или несоотвѣтствію; причемъ учителя, временно устраненные инспекціей, впредь до окончанія дѣла, нигдѣ не могутъ быть допускаемы къ исполненію учительскихъ обязанностей.
   При такомъ всемогуществѣ инспекціи надъ судьбою училищнаго персонала, земство естественно должно со дня на день все болѣе и болѣе устраняться нетолько отъ приготовленія собственныхъ учителей и учительницъ, но и отъ выбора ихъ; ибо никому непріятно же бросать людей на произволъ судьбы. Чрезъ устраненіе отъ дѣла земства училищный персоналъ теряетъ нетолько въ матеріальномъ отношеніи, но и остается совершенно беззащитнымъ противъ всякихъ случайныхъ невзгодъ. Существованіе его ставится въ полную зависимость отъ благоволенія и неблаговоленія инспектора, которыя, по личнымъ качествамъ и темпераменту инспектора, могутъ обусловливаться иногда мотивами, неимѣющими вовсе никакого отношенія къ дѣлу народной школы. Но и благоволеніе инспектора не всегда будетъ въ состояніи защитить учителей и учительницъ отъ случайныхъ невзгодъ. Ибо инспекторъ самъ служебное и зависимое лицо -- а кромѣ него есть еще цѣлый рядъ надзирающихъ за учителями и учительницами. За ними надзираютъ предводители дворянства, назначаемые по просьбѣ послѣднихъ губернскимъ училищнымъ совѣтомъ, любители народнаго просвѣщенія изъ мѣстныхъ жителей, губернаторъ, и самъ архіерей, и всѣ благочинные, которымъ онъ поручаетъ, попечители и попечительницы народныхъ школъ, наконецъ, приходскій священникъ.
   По поводу такого множества надзирателей, г. Колюпановъ за

   

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРѢНІЕ.

Высочайшее повелѣніе о ревизіи Уфимской губерніи и значеніе этой ревизіи.-- Казенныя земли.-- Ихъ настоящее состояніе.-- Продажа въ частную собственность.-- Уставъ объ оброчныхъ казенныхъ земляхъ.-- Льготная продажа земель.-- Какъ арендуются казенныя земли?-- О башкирскихъ земляхъ.

   23-го октября въ "Правительственномъ Вѣстникѣ" опубликовано слѣдующее извѣстіе: "По всеподданнѣйшему докладу министра внутреннихъ дѣлъ о включеніи Уфимской губерніи въ число губерній, подлежащихъ ревизіи на основаніи высочайшихъ повелѣній 27-го августа и 22-го сентября сего года, Государь Императоръ 9-го октября сего года высочайше повелѣть соизволилъ: произвести ревизію Уфимской губерніи, возложивъ таковую на сенатора, тайнаго совѣтника Ковалевскаго".
   Теперь вопросъ о неурядицахъ и беззаконіяхъ по раздачѣ башкирскихъ земель переданъ всецѣло на усмотрѣніе ревизіи; отъ нея будетъ зависѣть дать ту или другую постановку, то или другое направленіе своему изслѣдованію, а отъ этого вполнѣ будетъ зависѣть окончательный результатъ ревизіи. Ревизія можетъ задаться, напримѣръ, только такою цѣлію, чтобы отыскать въ мѣстной администраціи виновниковъ злоупотребленій, подвергнуть ихъ тѣмъ или другимъ наказаніямъ и взысканіямъ, возвратить казнѣ неправильно розданныя земли; но она можетъ, кромѣ этого, задаться и другою цѣлію: добиться, чтобы сдѣлать на будущее время злоупотребленія по раздачѣ земель нетолько башкирскихъ, но вообще находящихся въ рукахъ казны, невозможными не въ Уфимской только губерніи, но и во всей Россіи -- и, ради этой цѣли, обратитъ вниманіе на начало этихъ злоупотребленій, на тѣ узаконенія, подъ предлогомъ которыхъ они стали совершаться, на причины, по которымъ они приняли такіе широкіе размѣры и такъ долго могли практиковаться мѣстной администраціей безъ всякой боязни и т. д. Изслѣдованіе въ этомъ направленіи, тщательно произведенное, дастъ ревизіи значеніе не мѣстное только, а всероссійское: поведетъ, такъ сказать, въ самую центру нашего законодательства относительно казенныхъ земель и управленія ими, и послѣдствіемъ будетъ имѣть пересмотръ всего нашего законодательства относительно казенныхъ земель и управленія ими и созданіе новаго на началахъ современныхъ, принятыхъ во всѣхъ европейскихъ государствахъ.
   Надобно сказать, что едва ли у насъ даже есть другая отрасль государственнаго хозяйства, которая бы пребывала въ такой запущенности и велась въ такой безгласности и безконтрольности, какъ именно наши казенныя земли и лѣса. Казалось бы, что, рядомъ съ приготовительными работами къ крестьянской реформѣ, должны были бы вмѣстѣ вестись и усиленныя работы по выясненію положенія земель и лѣсовъ, находящихся въ вѣденіи казны, ихъ обмежеванію, ихъ доходности, чтобы, при самомъ началѣ освобожденія крестьянъ, и самой казнѣ, и всѣмъ было видно состояніе казенныхъ земель. Тогда можно было бы судить какъ о томъ, не выгоднѣе ли нѣкоторыя изъ казенныхъ земель, не приносящія никакого дохода или приносящія очень малый доходъ, отдать или продать неполучившимъ вовсе надѣла или получившимъ очень малый, такъ и о томъ: въ виду, съ одной стороны, общаго количества земель и лѣсовъ, находящихся въ рукахъ казны, а съ другой -- недостаточности надѣловъ, полученныхъ освобожденными, и въ виду неминуемаго сильнаго прироста населенія, которое будетъ нуждаться въ земляхъ, есть ли возможность отчуждать казенныя земли въ некрестьянскія руки, и если есть возможность, то въ какомъ количествѣ, за какую цѣну и т. п. Если эти свѣдѣнія не было возможности собрать ко времени обнародованія крестьянской реформы, то черезъ пять лѣтъ послѣ этого была полная возможность приготовить ихъ и обнародовать во всеобщее свѣдѣніе, перепечатывая ихъ потомъ каждогодно съ пополненіемъ свѣдѣніями о тѣхъ перемѣнахъ, которыя въ теченіи года произойдутъ въ имѣющихся въ рукахъ казны земляхъ вслѣдствіе убыли ихъ или прибыли.
   Представьте себѣ, что до сихъ поръ ничего этого нѣтъ. Все относительно земель, находящихся въ рукахъ казны, находится въ томъ же мракѣ, въ какомъ было до крестьянской реформы, до того, что нѣтъ точныхъ свѣдѣній даже о количествѣ земель, находящихся въ ея распоряженіи. Профессоръ Янсонъ, которому были необходимы эти свѣдѣнія для его "Сравнительной статистики Россіи" и который, съ разрѣшенія министра государственныхъ имуществъ, имѣлъ полный доступъ ко всѣмъ дѣламъ министерства государственныхъ имуществъ, пользуясь содѣйствіемъ лицъ, служащихъ въ министерствѣ, при своихъ изысканіяхъ, нашелъ свѣдѣнія о количествѣ казенныхъ земель только до 1858 года и то не въ дѣлахъ министерства, а въ изданномъ въ 1859 году министерствомъ государственныхъ имуществъ "Статистическомъ обзорѣ государственныхъ имуществъ за 1858 годъ". Съ того времени ни публикацій о находящихся въ рукахъ казны земляхъ не было, ни въ самомъ министерствѣ не дѣлалось никакого свода данныхъ по этому предмету, такъ что профессоръ Янсонъ долженъ былъ самъ изучать подлинные отчеты управляющихъ государственными имуществами въ губерніяхъ и изъ этихъ отчетовъ дѣлать выборку данныхъ относительно земель, находящихся въ рукахъ казны. Но такъ какъ, говоритъ профессоръ:--
   "правильной статистики прихода и расхода казенныхъ земель въ министерствѣ государственныхъ имуществъ не ведется, во всеподданнѣйшіе отчеты по министерству попадаютъ только общіе итоги, то при детальномъ разборѣ матерьяловъ не разъ встрѣчались такія противорѣчія и несогласія въ цифрахъ, которыя легко могли бы быть разъяспепы своевременно, при постоянной сводкѣ матерьяла, въ настоящее же время, черезъ 10 иногда лѣтъ послѣ составленія отчетовъ мѣстными управляющими, могли быть распутаны только гадательно:
   Насколько добытыя профессоромъ Янсономъ и приведенныя только гадательно въ нѣкоторую стройность цифры о количествѣ казенныхъ земель близки къ дѣйствительности -- этого, конечно, опредѣлить нельзя. Тѣмъ не менѣе, работа профессора имѣетъ большую цѣнность уже потому, что даетъ намъ хотя какое-нибудь понятіе объ этой до сихъ порѣ для насъ совершенной terra incognita. И еще большую цѣнность она получаетъ, можетъ быть, именно потому, что профессору пришлось самому дѣлать и собирать данныя изъ подлинныхъ отчетовъ управляющихъ государственными имуществами въ губерніяхъ, а не брать готовыя уже цифры. Ибо только благодаря этой детальной работѣ самого профессора и могло вполнѣ выясниться то хаотическое состояніе, въ какомъ находятся свѣдѣнія о казенныхъ земляхъ даже теперь, спустя двадцать почти лѣтъ послѣ крестьянской реформы, какъ это сейчасъ увидитъ самъ читатель.
   По счету профессора, въ 45-ти губерніяхъ европейской Россіи казна владѣла:


   Наибольшая часть земель, находящихся въ распоряженіи казны въ 1858 году, приходилось на долю слѣдующихъ губерній: Астраханской, Самарской, Пермской, Оренбургской, Саратовской, Таврической, Тамбовской, Херсонской, Екатеринославской. Именно въ этихъ губерніяхъ въ распоряженіи казны было 3.872,924 дес. или 75,6%; потомъ на долю девяти юго- и сѣверо-западныхъ губерній приходилось 18,8%, а затѣмъ 5,6% на всѣ остальныя изъ 45 губерній. Въ 1868 году, въ общемъ количествѣ земель, остававшихся въ рукахъ казны, главный контингентъ принадлежалъ также означеннымъ 9-ти губерніямъ, съ присоединеніемъ къ нимъ Харьковской и Воронежской, именно въ этихъ губерніяхъ считалось 89, э% общаго количества всѣхъ казенныхъ земель, на юго- и сѣверо-западныя приходилось только 6% этого количества, а на всю остальную европейскую Россію 5%. Наконецъ, къ 1878 году, юго- и сѣверо-западнымъ губерніямъ въ общемъ количествѣ казенныхъ земель принадлежало всего 0,8%, означеннымъ 11-ти губерніямъ 92, э%, всѣмъ остальнымъ губерніямъ европейской Россіи 6,3%.
   Разсматривая тѣ измѣненія, которыя происходили въ послѣднее десятилѣтіе въ количествѣ казенныхъ земель въ означенныхъ выше 11 губерніяхъ, съ присоединеніемъ къ нимъ сверхъ того губерній Ставропольской и Уфимской, профессоръ Янсонъ передаетъ много фактовъ нетолько новыхъ, но иногда поразительныхъ, вызывающихъ невольно на размышленіе. Укажемъ на нѣкоторые изъ нихъ:
   По даннымъ, сообщаемымъ Янсономъ относительно убыли земель въ разныхъ губерніяхъ, оказывается, что въ 6 изъ означенныхъ 13 губерній, въ теченіи послѣдняго десятилѣтія, изъ общаго количества земель исключено со счета 98,756 десятинъ, такъ какъ ихъ не оказалось въ натурѣ. Изъ этого числа въ одной Самарской губерніи не оказалось 59,700 десятинъ, изъ которыхъ 48,497 десят. приходится на одинъ Новоузенскій уѣздъ. Фактъ этотъ тѣмъ поразительнѣе, что такой огромный недочетъ въ казенныхъ земляхъ усмотрѣнъ не въ первое десятилѣтіе послѣ крестьянской реформы, а только во второе. Кто можетъ поручиться, что такого же, а можетъ быть, еще и болѣе громаднаго недочета въ казенныхъ земляхъ не окажется, и въ третье, и въ четвертое десятилѣтіе и т. д. Съ другой стороны, невольно приходитъ и то на мысль: вѣдь не оказалось въ натурѣ, т. е. потерялись не какія-нибудь земли неудобныя, ни къ чему негодныя, а земли оброчныя, которыя для того и отданы въ вѣденіе управленія государственными имуществами, чтобы послѣднія употребляли всѣ усилія къ тому, чтобы извлечь какую-нибудь выгоду для казны изъ этихъ земель. Значитъ эти управленія, въ теченіи болѣе чѣмъ десяти лѣтъ къ ряду, не вспомнили объ этихъ пропавшихъ 100,000, что ихъ надобно отдать въ оброкъ кому-нибудь. Въ противномъ случаѣ, они тотчасъ бы узнали, что этихъ земель въ натурѣ не обрѣтается. Это насъ невольно ведетъ къ предположенію: не находится ли такихъ сотенъ тысячъ казенныхъ земель, которыя, хотя и существуютъ въ натурѣ, но отъ которыхъ никакого дохода не получается, по той же самой причинѣ, но какой не получалось никакого дохода изъ помянутыхъ несуществовавшихъ никогда 100,000 десятинъ, т. е. потому, что объ этомъ мало думаютъ и заботятся. Не даромъ же казна получаетъ такой ничтожный доходъ съ находящихся въ ея рукахъ оброчныхъ статей. Такъ изъ обозрѣнія государственныхъ доходовъ Россіи (соч. Десятовскаго Заблоцкаго) мы видимъ, что съ оброчныхъ статей, состоящихъ въ вѣденіи министерства государственныхъ имуществъ, доходовъ поступило:
   
   Въ 1863 г. 2.727,251 р.
   " 1864 " 2.929,286 "
   " 1865 " 2.815,120 "
   " 1866 " 2.187,558 "
   " 1867 " 2.967,820 "
   
   А мы уже видѣли выше, что за все это время, въ рукахъ казны находилось земель не менѣе 4.000.000 десят. Такой ли доходъ давало бы это количество земель въ частныхъ рукахъ. Но къ этому предмету мы еще возвратимся ниже.
   Замѣчательна также рубрика прибыли казенныхъ земель по губерніямъ въ теченіи послѣдняго десятилѣтія, полученныхъ вслѣдствіе отказа крестьянъ отъ надѣловъ, въ сопоставленіи ея съ убылью въ означенныхъ земляхъ за то же время, вслѣдствіе отчужденія земель въ частныя руки.
   За отказомъ крестьянъ отъ надѣла прибыло казенныхъ земель въ губерніяхъ:
   
   Оренбургской27,167 дес. (въ одномъ 1876 г. 23,953 дес.).
   Самарской 1,970 " (также въ 1876 г.).
   Саратовской 9,473 " (по уѣздамъ Петровскому и Царицинскому въ 1870 г.).
   Харьковской 19,180 " (въ Старобѣльскомъ уѣздѣ за отказомъ въ 1873 году крестьянъ бывшаго коннозаводскаго вѣдомства отъ части надѣла).
   Херсонской 741 "
   58,531 "
   
   Для этой цифры не имѣется никакихъ объясненій. Неизвѣстно, почему отказались крестьяне отъ надѣла, отъ всего ли надѣла отказались или отъ части его, какъ крестьяне Старобѣльскаго уѣзда. Безъ этихъ объясненій одинъ голый фактъ также рѣзко бросается въ глаза. Мы знаемъ, что спустя какихъ-нибудь, можетъ быть, неболѣе 5--6 лѣтъ по обнародованіи "Положенія" 19-го февраля, крестьяне даже сѣверныхъ губерній поняли цѣнность земли и стали хлопотать, какъ бы имъ прихватить земельки къ своему скудному надѣлу. А тутъ вдругъ оказывается, что даже во второмъ десятилѣтіи послѣ реформы, и даже въ концѣ его, тысячи крестьянъ отказываются отъ надѣла -- и гдѣ же? Въ самыхъ благословенныхъ для земледѣлія губерніяхъ: Оренбургской, Самарской, Саратовской, Харьковской, Херсонской, гдѣ стоимость десятины земли поднялась мѣстами до 150 р., а годовая аренда десятины до 15 -- 20. Развѣ можетъ крестьянинъ не понимать, что, пріобрѣвъ одну такую лишнюю десятину къ своему надѣлу, онъ даже не обрабатывая ея, съ одной арендной платы за нее можетъ покрывать годовую выкупную сумму за весь свой надѣлъ? Мы полюбопытствовали освѣдомиться у людей знающихъ: отчего это крестьяне черноземныхъ губерній отказываются отъ своихъ надѣловъ?-- "Да никогда этихъ отказовъ въ дѣйствительности не бываетъ, отвѣчали намъ:-- а происходятъ эти отказы отъ чиновничьяго формализма и отъ честности нашего крестьянина. Крестьянинъ, получая надѣлъ, прежде всего думаетъ: да будетъ ли ему чѣмъ уплачивать ежегодный выкупной платежъ за землю? Не занимаясь ничѣмъ, кромѣ земледѣлія, онъ мало видитъ въ рукахъ своихъ денегъ, и рѣшаетъ: нѣтъ, лучше я откажусь отъ одной десятинки, легче платежъ будетъ; и заявляетъ чиновнику объ этомъ своемъ рѣшеніи. Это записывается и слѣдующая въ надѣлъ земля причисляется въ число казенныхъ за отказомъ отъ надѣла крестьянъ. Затѣмъ крестьянинъ одумается и сообразивъ выгоды отъ лишней десятинки, черезъ нѣсколько времени придетъ просить той десятинки, отъ которой отказался. Но ему отвѣчаютъ: нѣтъ, нельзя, земля зачислена уже за казной". Однимъ словомъ, надѣляя крестьянъ землею, казна становится къ нимъ въ такое же положеніе, въ какомъ стоялъ помѣщикъ къ освобождавшемуся и выходящему изъ его вѣденія крѣпостному. Въ помѣщикѣ подобное отношеніе къ своему бывшему крѣпостному понятно: давъ ему тотъ или другой надѣлъ, онъ развязывался съ нимъ навсегда. Еслибы потомъ, бывшій его крѣпостной сталъ даже умирать съ голоду, то онъ могъ бы смотрѣть на это спокойно, не чувствуя, въ качествѣ помѣщика, никакихъ къ этому умирающему обязанностей. Слѣдовательно, если крѣпостной бралъ въ надѣлъ У* десятины и даже вовсе не бралъ ничего, помѣщикъ могъ видѣть въ этомъ только чистую выгоду. Но казна находится къ мужику не въ положеніи помѣщика: она никогда съ нимъ развязаться не можетъ. Какое бы бѣдствіе его ни постигло -- голодъ, пожаръ, наводненіе и т. п.-- она первая должна идти къ нему на помощь и не можетъ не идти, не нанося ущерба самой себѣ; его бѣдность, несостоятельность неминуемо отзовутся недочетами въ фискѣ. Поэтому, прямой разсчетъ казны стараться дать мужику такой надѣлъ, который обезпечивалъ бы его вполнѣ, нетолько относительно пропитанія и исправныхъ платежей фиску, а, по возможности, при случайныхъ бѣдствіяхъ какъ-то: неурожаяхъ, наводненіяхъ и т. п., поддерживалъ настолько, чтобы онъ не дѣлался слишкомъ тяжелымъ для нея бременемъ. Отсюда понятно, какъ мало цѣлесообразности въ дѣйствіяхъ казны, когда и при нынѣшнемъ недостаточномъ надѣлѣ крестьянъ, она еще и его сокращаеттъ, единственно подъ предлогомъ пустого чиновничьяго формализма. Что этимъ она приготовляетъ? Немедленное накопленіе недоимокъ, слѣдовательно, постоянные недочеты въ фискѣ, огромныя траты въ случаѣ бѣдствій, и, наконецъ, безвыходное состояніе въ ближайшемъ будущемъ, когда необходимость будетъ требовать немедленнаго переселенія излишка крестьянскаго населенія въ другія мѣста и когда въ казнѣ не будетъ существовать средствъ для этого. Этого неминуемо надобно ожидать въ самомъ недалекомъ будущемъ, если относительно казенныхъ земель будетъ практиковаться та же политика, какъ практикуется теперь.
   Политика эта характеризуется слѣдующими мѣрами: 1) урѣзывая крестьянскіе надѣлы, казна рядомъ съ этимъ точно спѣшитъ распродать или раздать оставшіяся въ рукахъ ея земли въ частныя, некрестьянскія руки; 2) отдаваемыя въ аренду земли старается направить не въ руки крестьянскихъ обществъ, а въ частныя руки, въ виду чего, уже послѣ крестьянской реформы, выработаны ею такія правила объ арендахъ, что крестьянскимъ обществамъ сдѣлалось труднымъ, почти невозможнымъ, арендовать эти земли. Скажемъ здѣсь нѣсколько словъ объ этихъ мѣрахъ.
   Въ тоже самое послѣднее десятилѣтіе, въ которое казна отобрала у крестьянъ, какъ мы выше видѣли, 58,531 дес., якобы въ слѣдствіе отказа ихъ отъ надѣла, она продала въ частныя руки 97,071 дес. въ губерніяхъ:
   
   Астраханской 3,620 дес.
   Оренбургской 42,851 " (въ 1877 г. 41,459).
   Уфимской 1,005 " (въ 1877 г.).
   Самарской 2,988 " (въ 1876 г.: изъ нихъ 2,149 дес.
   въ Николаевскомъ уѣздѣ въ однѣ руки).
   Саратовской 702 "
   Тамбовской 2,397 "
   Воронежской 7,309 " (въ 1877 г.).
   Харьковской 965 "
   Екатеринославской 10,577 "
   Таврической 25,071 "
   Херсонской 156 "
   97,641 дес.
   
   Читатель видитъ, что въ приведенномъ перечнѣ отчужденіе казенныхъ земель въ частныя руки падаетъ, главнымъ образомъ, на 1877 г.; въ это же время происходитъ, какъ извѣстно, отчужденіе въ частныя руки и башкирскихъ земель; можетъ быть, и отчужденіе и остальныхъ земель, поименованныхъ въ перечнѣ безъ показанія года ихъ продажи, послѣдовало также въ это время. Съ этого года начинается вообще отчужденіе казенныхъ земель и идетъ crescendo. Земли отчуждались въ частныя руки нетолько въ тѣхъ губерніяхъ, гдѣ казна имѣла ихъ въ достаточномъ количествѣ, но и въ тѣхъ, гдѣ ихъ было у казны не особенно много, и гдѣ, при народонаселеніи весьма значительномъ, казна должна была бы беречь ихъ, въ виду быстраго прироста населенія и предстоящей близкой необходимости въ свободныхъ земляхъдля него. Такъ въ Воронежской губерніи за продажею въ 1877 году 7,309 десятинъ осталось казенныхъ земель къ 1878 г. всего 30,000 десятинъ; въ Уфимской губерніи за продажею въ 1877 г. въ частныя руки 1,005 дес., осталось къ 1878 г. всего 2,614 дес.
   Читатель можетъ, пожалуй, подивиться, что такъ мало земель, еще въ- 1878 году оказывается въ той губерніи, гдѣ такъ много было злоупотребленій по продажѣ ихъ и куда теперь назначена ревизія. Но читатель долженъ помнить, что ревизія назначена по злоупотребленіямъ, относительно раздачи башкирскихъ земель, которыя въ казенныя по Уфимской губерніи не включаются, можетъ быть, потому, что ими завѣдываетъ здѣсь не правленіе государственныхъ имуществъ, а генералъ-губернаторъ при посредствѣ губернскихъ и уѣздныхъ по крестьянскимъ дѣламъ присутствіи. У насъ же идетъ рѣчь только о земляхъ казенныхъ, состоящихъ въ полномъ распоряженіи казны. Этихъ земель, по изслѣдованію профессора Янсона съ 1871 г., когда обширное имѣніе Бенардаки 45,000 дес. уд. и 776 дес. пеуд., Белебеевскаго уѣзда, принятое за долги въ казну, передано было въ лѣсное вѣдомство, въ 1872 году числилось только 4,275 дес., изъ которыхъ къ 1878 году осталось вышепоказанное нами число 2,614 десятинъ.
   Здѣсь мы наталкиваемся на слѣдующій курьёзъ: имѣніе Бенардаки, состоящее изъ 45,000 дес. удобной земли, было передано въ лѣсное вѣдомство, хотя это чисто земельная оброчная статья. И притомъ передано не въ земельныя оброчныя статьи лѣсного вѣдомства; по Оренбургской и Уфимской губерніямъ земельныхъ оброчныхъ статей въ лѣсномъ вѣдомствѣ къ 1878 году состояло всего 15,649 дес. Слѣдовательно, остается предположитъ, что 45,000 д. удобной земли, которая могла давать громадный доходъ, переданы въ общую площадь лѣсовъ, находящихся во владѣніи лѣсного вѣдомства. Зачѣмъ? Профессоръ дѣлаетъ слѣдующее краткое примѣчаніе къ своему тексту о поступленіи дачи Бенардаки въ лѣсное вѣдомство: "Теперь (вѣроятно, когда уже печаталось его сочиненіе) все это имѣніе, если не ошибаемся, передано по частямъ въ частныя руки"! Для насъ, профановъ, непонятно: почему оброчную земельную статью, предназначенную для передачи въ частныя руки, конечно, за деньги, надобно переводить въ лѣсное вѣдомство? Мы видимъ въ этомъ прямо злоупотребленіе, на основаніи оброчнаго устава, который гласитъ, что оброчныя поляны, пускаемыя на подростъ лѣса прямо исключаются изъ оклада. А, можетъ быть, это придаетъ цѣну имѣнія... Въ казнѣ такія передачи дѣлаются не рѣдко. Такъ за послѣднее же десятилѣтіе, въ Оренбургской губерніи 7,127 дес. передано изъ лѣсного вѣдомства въ оброчныя земельныя статьи, и наоборотъ, 10,736 дес. передано изъ земельныхъ оброчныхъ статей въ лѣсное вѣдомство. Точно также и въ Саратовской губерніи передано въ лѣсное вѣдомство 691 дес. и т. д. Потому желательно было бы знать: за какую сумму и кому именно продано было имѣніе Бенардаки изъ лѣсного вѣдомства?
   Точно также только тогда, когда казна объявитъ, какую сумму выручила она продажею такого множества казенныхъ земель въ теченіи послѣдняго десятилѣтія, можно будетъ убѣдиться, что это отчужденіе государственныхъ земель въ частныя руки вызывалось какими-нибудь дѣйствительно государственными потребностями, которыя и удовлетворены. Теперь же мы, въ виду того, что эти земли продаются тысячами десятинъ въ руки людей, которые никогда не занимались и не будутъ заниматься земледѣліемъ, которые никогда не будутъ жить нетолько на своихъ земляхъ, но даже въ тѣхъ губерніяхъ, гдѣ онѣ находятся и т. д., мы имѣемъ полное основаніе въ этомъ сомнѣваться.
   По нынѣшнимъ цѣпамъ на земли, казна, за проданныя ею 97,000 десятинъ -- большею частію все въ самыхъ хлѣбородныхъ, черноземныхъ губерніяхъ -- должна была бы получить не одинъ, а нѣсколько милліоновъ рублей. Предположимъ, что такую большую сумму казна и выручила бы за продажу означенныхъ земель. И тогда можно было бы еще спорить: выгодно ли ей было продавать свои земли за эту сумму или нѣтъ?-- Потому что, при нынѣшнихъ арендныхъ цѣнахъ въ черноземныхъ губерніяхъ, каждый мужикъ согласился бы платить ей за землю ежегодную арендную плату такой величины, что, удерживая землю въ своихъ рукахъ, казна, навѣрное, каждогодно получала бы половину той суммы, за которую теперь продала ее навсегда. Но мы сомнѣваемся, чтобы казна получила даже около одного милліона рублей за всѣ проданныя ею земли. Потому что болѣе половины проданныхъ земель находится въ губерніяхъ Оренбургской и Уфимской, а въ этихъ губерніяхъ продажа казенныхъ земель ведется для чиновниковъ на льготныхъ условіяхъ и потому едва ли найдется земля, которая была бы продана здѣсь дороже трехъ рублей за десятину и притомъ съ разсрочкою платежа на 40 лѣтъ; что касается до другихъ губерній, то и тамъ земля продана... конечно, не дорого но обыкновенному способу казенной оцѣнки и продажи земель.
   Чтобы читатель могъ вполнѣ понять, насколько раззорительна экономически и несообразна принципіально, такъ называемая, якобы продажа казенныхъ земель, производимая въ настоящее время управленіемъ государственныхъ имуществъ, мы познакомимъ его съ существующими но этому предмету законоположеніями, изложенными въ "Уставѣ о казенныхъ оброчныхъ платежахъ".
   Надобно сказать прежде всего, что уставъ этотъ въ основѣ, своей не имѣетъ ничего общаго съ порядкомъ вещей, существующимъ нынѣ. Онъ написанъ во время крѣпостного нрава, когда въ земельномъ устройствѣ и хозяйствѣ все значила крѣпостная душа, а земля не имѣла почти никакой цѣнности. Ибо земли было много и у вольныхъ крестьянъ, и у крѣпостныхъ, тѣмъ болѣе у помѣщиковъ и покупать ее было не кому. Потому на рынкѣ вовсе и цѣны ей никакой не было отдѣльно отъ души, къ ней прикрѣпленной. Понятно, что при такомъ положеніи вещей, казна, владѣвшая безчисленнымъ количествомъ земель, встрѣчала рѣдкій на свои земли спросъ и, естественно, должна была употреблять всѣ усилія, чтобы привлечь къ знакомству съ ними и къ заоброченію ихъ публику. Оброчныя статьи отдавались въ аренду за самую ничтожную плату; въ случаѣ, если на торгахъ возвышалась арендная цѣна за отдаваемыя въ аренду статьи вдвое противъ прежняго, чиновникамъ, содѣйствовавшимъ увеличенію цѣнъ, выдавалось 20% изъ вновь надбавленной суммы въ награду. Если на торги не являлось желающихъ взять ту или другую оброчную статью, она отдавалась въ хозяйственное содержаніе какому-нибудь частному лицу или чиновнику министерства государственныхъ имуществъ, и чиновникъ, въ случаѣ возвышенія дохода съ статьи вдвое противъ прежняго, получалъ 10% награды съ суммы этого двойнаго возвышенія дохода. При назначеніи казенныхъ земель въ продажу или въ оброчное содержаніе покупщиковъ и арендаторовъ искали не въ мѣстномъ крестьянскомъ населеніи, а среди людей, болѣе или менѣе, капитальныхъ, которые покупали земли или брали ихъ въ аренду, или для какихъ-нибудь заведеній и спеціальныхъ промысловъ, или для какихъ-нибудь спекулятивныхъ видовъ. Потому первые торги на продажу земли назначались всегда въ губернскомъ городѣ той губерніи, гдѣ находилась земля или въ мѣстномъ, по нахожденію ея, уѣздномъ полицейскомъ управленіи и то въ томъ, впрочемъ, только случаѣ, когда земля была оцѣнена менѣе тысячи рублей, на отдачу же въ содержаніе оброчныхъ статей и въ волостномъ же правленіи, но только тогда, когда ежегодный доходъ статьи, по предшествовавшему окладу или по оцѣнкѣ, не былъ болѣе 30U р. Сообразно тому, что при назначеніи казенныхъ земель въ продажу или въ аренду, покупатели и арендаторы могли предполагаться не среди крестьянскаго населенія, а исключительно, или главнымъ образомъ, между людьми болѣе или менѣе капитальными -- и нарѣзка оброчныхъ земель дѣлалась не приспособительно къ крестьянскому быту, а къ тѣмъ выгодамъ и видамъ, ради которыхъ означенные капитальные люди покупали или арендовали казенныя земли.
   Съ освобожденіемъ крестьянъ, тотъ порядокъ вещей, къ которому приспособлены всѣ означенныя постановленія оброчнаго устава, исчезъ навсегда; крѣпостной души давно и въ поминѣ нѣтъ. Цѣнность земли, по надѣленіи бывшихъ крѣпостныхъ и государственныхъ крестьянъ землею въ количествѣ повсюду почти или не вполнѣ достаточномъ, или очень недостаточномъ, такъ возвысилась, и спросъ на нее такъ усилился, что едва-ли можно найдти крестьянское общество, которое не захотѣло бы прикупить себѣ или взять въ аренду болѣе или менѣе значительное количество земли. Нѣтъ, значитъ, нужды ни награждать чиновниковъ за содѣйствіе къ увеличенію арендной цѣны за землю, ни предоставленія имъ въ хозяйственное управленіе казенныхъ земель, нѣтъ нужды въ производствѣ торговъ ни на продажу казенныхъ земель, ни на отдачу ихъ въ оброчное содержаніе. Стоитъ обратиться къ мѣстному земству и оно сейчасъ найдетъ въ средѣ крестьянъ и покупателей на землю, и арендаторовъ, и за настоящую заправскую цѣну, такъ какъ и для опредѣленія цѣны торговъ теперь не нужно. Въ каждой данной мѣстности цѣны и земель, и арендъ всѣмъ извѣстны отъ мала до велика.
   Несмотря на все это, означенныя нами выше постановленія устава объ оброчныхъ казенныхъ статьяхъ продолжаютъ до днесь оставаться въ полной своей неприкосновенности и силѣ. По прежнему, управленіе государственныхъ имуществъ продаетъ или отдаетъ свои земли въ аренду съ торговъ въ губернскомъ и уѣздномъ городѣ, не справляясь предварительно съ земствами, не имѣютъ ли нужды въ этихъ земляхъ мѣстныя крестьянскія общества, не пожелаютъ ли они ихъ купить или арендовать, и въ такомъ случаѣ, какая нарѣзка земель будетъ удобнѣе и т. д., точно земства вовсе не существуетъ, а крестьяне, какъ и прежде, не имѣютъ нужды въ землѣ, и продавать, и отдавать въ аренду земли, какъ и прежде, можно только людямъ капитальнымъ для спекуляцій!! По прежнему, вѣроятно, они награждаютъ чиновниковъ за содѣйствіе увеличенія цѣнъ на отдаваемыя въ аренду земли, по прежнему отдаютъ земли, не отданныя съ торговъ, въ хозяйственное управленіе чиновниковъ, по прежнему цѣну земли опредѣляютъ по предшествовавшему окладу или по оцѣнкѣ и т. д., и т. д. Замѣчательно, что въ уставѣ объ оброчныхъ казенныхъ статьяхъ остаются до сихъ поръ въ полной силѣ даже такія постановленія, которыя, спустя двадцать лѣтъ послѣ освобожденія крестьянъ, когда вездѣ чувствуется недостатокъ въ земляхъ, какъ-то и читать дико, какъ напримѣръ, постановленіе, разрѣшающее "исключать оброчныя статьи изъ оклада", между прочимъ, и въ тѣхъ случаяхъ, "когда оброчныя статьи не отъисканы въ натурѣ, когда оброчныя статьи запустѣли"!
   Но изъ такой почтенной руины, какъ уставъ объ оброчныхъ казенныхъ статьяхъ, по мѣстамъ выглядываютъ и побѣги совершенно новой флоры. Характеръ стараго устава былъ суровый. Онъ продавалъ и отдавалъ въ аренду казенныя земли для всѣхъ одинаково, не иначе, какъ съ торговъ, исключая, конечно, случаевъ высочайшихъ пожалованій, которыя, само собою разумѣется, дѣлались безвозмездно. Теперь съ недавняго времени ввелась, такъ называемая, льготная продажа казенныхъ земель, продажа безъ торговъ, на льготныхъ условіяхъ. Въ первый разъ постановленіе о льготной продажѣ казенныхъ земель заносится въ уставъ о казенныхъ оброчныхъ статьяхъ въ 1868 году, въ пользу отставныхъ чиновниковъ всѣхъ вѣдомствъ и офицеровъ вообще, которымъ, по засвидѣтельствованіи мѣстнаго губернскаго начальства о ихъ недостаточномъ состоянія и благонадежности, предоставляется право на льготныхъ условіяхъ пріобрѣтать въ собственность предоставляемые для сей цѣли министерствомъ государственныхъ имуществъ въ разныхъ губерніяхъ участки казенныхъ земель въ количествѣ отъ тридцати до ста-пятидесяти десятинъ". Въ 1871 году, размѣръ этотъ для губерній Оренбургской и Уфимской былъ увеличенъ отъ ста-пятидесяти до пяти сотъ десятинъ. Льготныя условія заключаются въ томъ, что
   "Помянутые чиновники имѣли право просить объ отдачѣ имъ въ аренду на двѣнадцать лѣтъ, безъ торговъ, участковъ за оцѣночный или прежде выручавшійся съ нихъ доходъ, съ освобожденіемъ отъ платежа оброка на первые три года и съ правомъ выкупа тѣхъ участковъ въ теченіи аренднаго срока въ полную собственность, по капитализаціи оброка изъ пяти процентовъ, съ взносомъ единовременно одной десятой части покупной суммы и съ разсрочкою остальной суммы на тридцать-семь лѣтъ изъ шести процентовъ".
   Но такая льготная продажа участка дѣлалась подъ непремѣннымъ условіемъ, чтобы получавшій его водворился на немъ и завелъ хозяйство:
   "Право на выкупъ участковъ предоставляется лицамъ, получившимъ ихъ въ арендное содержаніе, только въ томъ случаѣ, когда, по надлежащемъ удостовѣреніи, окажется, что получившіе участки въ аренду водворились на нихъ и сами устроили хозяйство".
   Въ 1871 г., состоялось и вошло въ уставъ объ оброчныхъ казенныхъ статьяхъ новое постановленіе о продажѣ на льготныхъ условіяхъ въ губерніяхъ Оренбургской и Уфимской "какъ служащимъ въ томъ краѣ, такъ и въ другихъ частяхъ имперіи лицамъ, водвореніе коихъ признано будетъ для края полезнымъ", съ тѣмъ, чтобы "лицамъ заслуженнымъ и отъ водворенія которыхъ ожидается наиболѣе пользы" предоставлялись участки отъ тысячи до двухъ тысячъ десятинъ, а прочимъ отъ пятисотъ до тысячи. "Продажная цѣна каждаго участка по капитализаціи изъ пяти процентовъ исчисленнаго съ вошедшихъ въ составъ участка земель оцѣночнаго дохода". Уплата производится такимъ образомъ, что "при совершеніи купчей вносится наличными деньгами не менѣе одной десятой доли продажной цѣны участка. Уплата остальной части разсрочивается на тридцать семь лѣтъ и погашается въ этотъ срокъ ежегоднымъ взносомъ шести процентовъ (въ томъ числѣ пять процентовъ роста) съ оставленной въ долгу на покупщикѣ суммы".
   Вотъ тѣ льготныя условія, на которыхъ пошли въ продажу казенныя земли Оренбургской и Уфимской губерній. И такъ какъ эти губерніи еще въ недавнее время были малонаселенными, въ которыхъ оброчныя казенныя земли или вовсе не находили арендаторовъ или отдавались за ничтожную цѣну, то, сообразно этой низкой цѣнѣ, производилась и оцѣнка ихъ для льготной продажи. Такъ мы видѣли купчую крѣпость на казенный участокъ въ 1,000 д., купленный за 1,500 р. Участокъ былъ оцѣненъ въ 75 р. Вѣроятно, за такую сумму казна отдавала его въ аренду прежде. Капитализированная изъ 5%, т. е. помноженная на 20, эта оцѣнка и дала продажную сумму 1,500 р. Покупщикъ этой земли внесъ въ первый годъ за нее десятую часть цѣны, т. е. 150 р., имѣлъ два льготные года послѣ этого, теперь началъ вносить ежегодно по 80 р. (6% на остальныя 1,350 р.), которые и будетъ вносить ежегодно въ теченіи 37-ми лѣтъ. Говоря другими словами, пріобрѣтетъ землю въ полную собственность, уплачивая ежегодно всего по еосьми копеекъ за десятину!?
   Какую выгоду можетъ получить казна отъ продажи своихъ земель за такую цѣну, и придумать трудно. За 44,000 десятинъ, проданныхъ ею въ Оренбургской и Уфимской губерніяхъ, она будетъ получать ежегодно въ теченіи 37-ми лѣтъ всего съ небольшимъ 3,500 р. въ годъ, считая по восьми копеекъ за десятину -- деньги дня казни совсѣмъ ничтожныя -- а между тѣмъ едва ли успѣютъ пройти эти 37 лѣтъ, когда сама казна, у тѣхъ же самыхъ покупщиковъ, которымъ она продаетъ теперь по полтора рубля или по разсроченной уплатѣ за восемь копеекъ ежегодной платы десятину, вынуждена, быть можетъ, будетъ купить по 150, по 200 р. за десятину, когда крестьяне внутреннихъ губерній, и теперь едва перебивающіеся на своихъ надѣлахъ, потребуютъ множество новыхъ земель для своего устройства. Но, оставляя въ сторонѣ финансовые разсчеты, мы и съ государственной точки зрѣнія не находимъ никакой выгоды для казны раздавать свои земли чиновникамъ и большимъ, и малымъ. Считается почему-то нужнымъ привлечь ихъ къ водворенію въ край. Трудно представить такіе мотивы и цѣли, въ виду которыхъ государство могло бы нуждаться въ этомъ. Мы понимаемъ, что ради бѣдности заслуженныхъ чиновниковъ и за несостоятельностію казны обезпечить ихъ достаточною пенсіею, можно по ихъ просьбамъ имъ давать 100--200 десятинъ земли на пропитаніе на извѣстный болѣе или менѣе опредѣленный срокъ, какъ даютъ землю отставнымъ солдатамъ; но чтобы для чего-нибудь нужно было стараться водворять ихъ въ краѣ, какъ какую-то красу или полезную силу, раздавая тысячи десятинъ, этого мы рѣшительно не понимаемъ, даже еслибы дѣло шло о чиновникахъ заслуженныхъ. Но, во всякомъ случаѣ, еслибы это было и нужно, для этого на добно пріискать какія-нибудь другія средства, но никакъ не раздачу казенныхъ земель. Изъ чиновниковъ, надѣленныхъ землею, едва ли изъ 100 найдется одинъ, который самъ будетъ заниматься землею и будетъ способенъ къ этому, остальные же всѣ будутъ отдавать свои земли въ аренду, и большею частію за отдаленностью края не крестьянамъ прямо, а арендаторамъ-спекулянтамъ, или, что еще хуже, будутъ вести эксплуататорское и хищническое хозяйство черезъ своихъ управляющихъ. Въ томъ и другомъ случаѣ это будетъ тяжелое ярмо для крестьянъ, давно уже живущихъ или имѣющихъ вновь поселиться около тѣхъ земель, гдѣ будутъ находиться земли этихъ новыхъ помѣщиковъ, созданныхъ самою казною совершенно вопреки смыслу и духу "Положенія" 19-го февраля. Положеніе это, освободивъ крестьянъ отъ власти помѣщиковъ, нашло необходимымъ надѣлить ихъ землею, для чего немедленно предпринята громадная операція на средства казны. Этимъ самымъ признано, что на будущее время только такое поземельное устройство будетъ признаваться нормальнымъ и удовлетворяющимъ идеѣ, гдѣ рента и прибыль соединены нераздѣльно съ трудомъ въ одномъ лицѣ. Такимъ образомъ, историческія права и привилегіи, пріобрѣтенныя въ прежнее время, могутъ оставаться; но послѣ освобожденія крестьянъ, для казны, по нашему мнѣнію, обязательно держаться идей и воззрѣній "Положенія" 19-го февраля, т. е. отчуждать свои земли только въ такія руки, гдѣ и собственникъ-землевладѣлецъ, и капиталистъ-предприниматель, и рабочій будутъ соединяться въ одномъ лицѣ. Ко всему этому мы должны присовокупить, что раздача земель едвали кого и привлечетъ къ водворенію въ краѣ, да повидимому при раздачѣ казенныхъ земель въ Оренбургской и Уфимской губерніяхъ, когда земли раздаются чиновникамъ, никогда не бывавшимъ въ этихъ губерніяхъ, связаннымъ всею прошедшею своею жизнію и всѣми интересами менѣе всего съ Оренбургскимъ краемъ, едва ли это и имѣется въ виду. Мы знаемъ, что этимъ чиновникамъ при продажѣ земель не ставится такого же условія, какое ставится, какъ мы видѣли выше, для чиновниковъ отставныхъ, поселяющихся въ этомъ же краѣ, т. е. что право на покупку участковъ, дается только подъ условіемъ, что они водворятся на нихъ и устроятъ хозяйство; не спрашиваютъ даже ни у кого изъ нихъ письменнаго согласія и обязательства водвориться хоть когда-нибудь въ Оренбургскомъ краѣ. Однимъ словомъ, водвореніе въ краѣ для большинства изъ тѣхъ, которымъ раздаютъ казенныя земли, остается не при чемъ и земли эти, конечно, будутъ ревизіей возвращены въ казну, какъ розданныя незаконно.
   Точно такое же раззорительное для казны хозяйство ведется ею и при отдачѣ своихъ земель въ аренду. Разъ объ этомъ предметѣ я уже говорилъ подробно въ одномъ изъ моихъ обозрѣній въ 1878 г., гдѣ были изложены вмѣстѣ мысли и соображенія, какъ казна могла бы устроить въ настоящее время отдачу своихъ земель въ аренду съ дѣйствительною для себя выгодою. Здѣсь я вкратцѣ передамъ, что написано было мною тогда и отвѣтъ предсѣдателя земской Мелитопольской уѣздной управы Гофмана съ объясненіемъ причинъ, почему земство, при всемъ своемъ желаніи, не можетъ въ настоящее время оказать крестьянамъ никакой помощи въ арендованіи казенныхъ земель.
   Мнѣ присланъ -- такъ писалъ я -- приговоръ государственныхъ крестьянъ Старобѣльскаго уѣзда, Іородищенской волости, который былъ составленъ 23-го августа 1876 года и представленъ въ управленіе государственными имуществами. Въ приговорѣ этомъ крестьяне пишутъ, что, за отрѣзкою у нихъ земель, земли у нихъ стало мало и они каждый годъ поставлены бываютъ въ необходимость брать въ аренду ихъ же бывшія земли у купцовъ, которые берутъ эти земли въ управленіи государственными имуществами за дешевую цѣну, съ нихъ же берутъ такую цѣну, что многіе изъ крестьянъ не въ состояніи заплатить даже и за нѣсколько десятинъ. Потому, крестьяне просятъ управленіе государственными имуществами отдать имъ въ аренду на шесть лѣтъ отрѣзанную у нихъ землю за цѣну, какая будетъ существовать отъ правительства. "Но крестьянамъ -- такъ помѣчено на приговорѣ -- было отказано, а одинъ промышленникъ взялъ 22,000 десятинъ по 28 копеекъ за десятину; впрочемъ, по сильному протесту крестьянъ -- и имъ въ этомъ дѣлѣ помогли добрые люди -- отъ промышленника землю взяли, а крестьянамъ все-таки не дали". Признаюсь, во всемъ этомъ я ничего не понялъ и обратился за разъясненіемъ къ одному изъ знающихъ лицъ въ министерствѣ государственныхъ имуществъ. Но и онъ мнѣ всего разъяснить не могъ. Онъ сказалъ только, что крестьянамъ отказали въ просьбѣ потому, вѣроятно, что на шесть лѣтъ въ аренду отдавать земли можетъ только министерство государственныхъ имуществъ, а, можетъ быть, и потому, что управленіе государственными имуществами отдаетъ земли въ аренду не иначе, какъ съ торговъ. Затѣмъ: какимъ образомъ могли быть отданы 22,000 десятины промышленнику, какъ тутъ вышелъ протестъ крестьянъ, почему земля была взята у промышленника, почему не отдана крестьянамъ?-- этого онъ объяснить не могъ. "Это, говоритъ:-- что-то смутное; тутъ надобны справки изъ мѣстныхъ дѣлъ, да и тамъ, пожалуй, не найдешь". Ну, такъ мы это и оставимъ, а будемъ говорить только о томъ, что болѣе ясно. по всей вѣроятности, очень часто и во многихъ мѣстахъ крестьянамъ отказывается въ арендѣ государственныхъ земель или потому, что они просятъ на болѣе долгій срокъ, чѣмъ могутъ дать управленія государственными имуществами, или потому, что просятъ такъ же, какъ въ вышеозначенномъ примѣрѣ: дескать, дадимъ цѣну всякую, какую казна положитъ. Управленіе же государственными имуществами не будетъ отвѣчать имъ такъ, что, дескать, проси на меньшій срокъ, тогда дамъ, или что, дескать, безъ торговъ я не могу дать, а явись на торги, тогда и получишь землю, если дашь большую противъ другихъ цѣну: оно просто откажетъ. Изъ крестьянъ же самихъ кой-кто, т. е. нѣкоторые кулаки и граматники, знаютъ, что земли казенной безъ торговъ взять они не могутъ, пожалуй, и слѣдятъ за тѣмъ, когда будутъ торги. Цѣлыя же крестьянскія общества, конечно, ничего этого не знаютъ. Да, кромѣ того, сюда можетъ привходить и еще одно весьма важное обстоятельство, которое можетъ крестьянамъ служить препятствіемъ къ снятію казенныхъ земель въ аренду, именно: какъ велики будутъ куски земли, нарѣзываемые управленіемъ государственными имуществами въ аренду? Если это будутъ площади въ 22,000 десятинъ и т. п., то иныя крестьянскія общества, и при полномъ знаніи, какъ заполучить въ аренду казенную землю, явившись на торги, найдутъ для себя не подъ силу нарѣзанные участки, какъ по величинѣ ихъ, такъ и по требуемому за нихъ на торгахъ залогу. Послѣдствіемъ всѣхъ этихъ причинъ бываетъ то, что на торги на отдаваемыя въ аренду казенныя земли являются въ управленіе государственными имуществами не крестьяне-землепашцы, не крестьянскія общества, а промышленникъ-купецъ съ двумя или тремя подставными лицами, и комедія торга кончается тѣмъ, что десятина земли отдается за 28 копеекъ. Посмотримъ теперь, что выигрываетъ отъ такого порядка или, правильнѣе сказать, безпорядка отдачи государственныхъ земель казна? Я не знаю, какія стоятъ арендныя цѣны на землю въ Сгаробѣльскомъ уѣздѣ -- будемъ говорить о немъ -- но думаю не дешевле пяти рублей за десятину. Еслибы крестьяне торговались на землю, то, при существующихъ тамъ предположенныхъ общихъ цѣнахъ за арендованную десятину, они выдавали бы на торгахъ навѣрно не менѣе двухъ рублей за десятину. Слѣдовательно, казна за 22,000 десятины получила бы 44,000 рублей. Да, сверхъ того, при большомъ количествѣ земли у крестьянина и при большей запашкѣ, навѣрное, недоимки у крестьянъ уменьшились бы въ годъ, по крайней мѣрѣ, настолько же; слѣдовательно, казна получила бы minimum 88,000 руб. въ годъ. Теперь же дѣло стоитъ такимъ образомъ: промышленникъ за 22,000 десятины, по 28 коп. десятина, заплатитъ казнѣ всего 6,860 р. но какъ промышленникъ своего не упуститъ и за каждую арендованную имъ десятину земли полностью выберетъ ту арендную плату, какая существуетъ въ Старобѣльскомъ уѣздѣ по сдѣланному нами предположенію, т. е. по пяти рублей за десятину, то за 22,000 десятинъ онъ получитъ съ крестьянъ 110,000 р. но какъ получитъ?-- Когда землю беретъ съ торговъ цѣлое крестьянское общество, то, по разверсткѣ, каждый крестьянинъ получитъ себѣ изъ арендованной земли участокъ, соотвѣтствующій числу рабочихъ силъ въ его семействѣ, и, слѣдовательно, всѣ крестьяне относительно будутъ равно богаты, равно состоятельны передъ казною. Но у промышленника будутъ арендовать землю по частямъ крестьяне болѣе состоятельные и кулаки; для бѣдныхъ крестьянъ цѣна аренды будетъ недоступная -- и недоимка будетъ оставаться прежняя. Слѣдовательно, выгода казны отъ аренды ея промышленникомъ представится въ слѣдующемъ видѣ: +6,360 р. аренды --103,640 р., взятыхъ промышленникомъ съ крестьянъ --44,000 р. недоимки, т. е., говоря другими словами, казна, отдавая земли промышленникамъ, теряетъ на 22,000 десятинахъ земли minimum 147,640 р. на непоступившихъ въ нее денежныхъ суммахъ, которыя должны бы были поступить, и на уменьшеніи суммъ, долженствовавшихъ оставаться въ карманѣ народа.
   Несомнѣнно, что управленіе государственными имуществами все это понимаетъ и крайне скорбитъ, что оно отдачею ввѣренныхъ въ его распоряженіе арендныхъ земель приноситъ не прибыль, а очевидный убытокъ государству. Но оно не въ силахъ сдѣлать что-нибудь другое: оно стѣснено разными формальностями, volens nolens должно отдавать оно пахатныя земли не тѣмъ лицамъ, которыя ихъ разработываютъ и доставляютъ дѣйствительную пользу государству, а разнымъ спекулянтамъ, аферистамъ, кулакамъ, вообще поѣдателямъ чужого труда. Вотъ тутъ-то земство имѣетъ нетольно право, но и обязанность, оказать помощь управленію государственными имуществами. Оно имѣетъ всегда возможность заблаговременно собрать свѣдѣнія, какъ о томъ: какія крестьянскія общества желаютъ арендовать казенныя земли и въ какомъ количествѣ, такъ и о томъ: какіе поземельные участки будутъ отдаваться управленіемъ государственными имуществами. Далѣе, оно можетъ войти въ соглашеніе съ управленіемъ государственными имуществами: на какіе участки въ томъ или другомъ мѣстѣ лучше разбить отдаваемыя въ аренду казенныя земли, чтобы крестьянскія общества могли явиться конкуррентами на торгахъ: въ случаѣ, еслибы у крестьянскихъ обществъ не оказалось требуемаго количества денегъ для залоговъ, земство можетъ сдѣлать имъ для этого ссуду; наконецъ, имѣя въ рукахъ приговоры крестьянскихъ обществъ объ арендованіи тѣхъ или другихъ земель земство можетъ само, по порученію крестьянъ, чрезъ уполномоченныхъ имъ гласныхъ, являться на торги въ управленіе государственными имуществами и взятыя такимъ образомъ съ торговъ земли отдавать крестьянамъ, съ взиманіемъ даже небольшого процента въ пользу земства. Еслибы всѣ земства усердно и дружно взялись помогать крестьянскимъ обществамъ въ арендованіи казенныхъ земель, то, навѣрное, очень скоро исчезли бы арендаторы-спекулянты, которые причиняютъ арендованіемъ безчисленный вредъ государству, отнимая у него громадный доходъ съ земель, который оно могло бы получить при отдачѣ земель крестьянамъ, эксплуатируя крестьянъ и истощая почву иногда собственною хищническою обработкой. А, съ исчезновеніемъ такихъ арендаторовъ, и управленіе государственными имуществами избавилось бы отъ той печальной необходимости, въ какую поставлено теперь -- отдавать казенныя земли за ничтожную цѣну, въ очевидный ущербъ государства, спекулянтамъ, истощающимъ въ одно и тоже время и государство, и народъ, и почву, и отказывать въ ней крестьянскимъ обществамъ, дающимъ за аренды хорошія цѣны, что, конечно, управленія государственными имуществами дѣлаютъ съ великимъ сокрушеніемъ сердца.
   Въ отвѣтъ на эти мои замѣчанія предсѣдатель мелитопольской земской управы, Гофманъ, прислалъ корреспонденцію съ объясненіемъ тѣхъ затрудненій, которыя поставлены закономъ 1869 г. при арендованіи казенныхъ оброчныхъ статей. Въ виду происходящаго теперь, по газетнымъ извѣстіямъ, въ министерствѣ государственныхъ имуществъ пересмотра законоположеній объ отдачѣ казенныхъ оброчныхъ статей въ аренду, я здѣсь считаю не лишнимъ воспроизвести эту корреспонденцію вновь:
   Въ No 6 "Отечественныхъ Записокъ", за сей годъ, въ отдѣлѣ "Внутренняго обозрѣнія", разбирается дѣятельность старобѣльскаго земства и, между прочимъ, обращено вниманіе, что "земство вообще мало обращаетъ вниманія на содѣйствіе крестьянамъ при взятіи изъ казны въ аренду казенныхъ участковъ (оброчныхъ статей), тогда какъ это есть прямая забота земства объ интересахъ крестьянъ, или, что тоже, о своихъ собственныхъ" (стр. 2G5).
   Замѣчаніе это не вполнѣ вѣрно. Земство обратило вниманіе на этотъ вопросъ, дѣйствительно, столъ важный для крестьянскаго экономическаго быта. Мелитопольскому земскому собранію прошлаго года управою былъ представленъ докладъ, въ которомъ изложены мѣры, которыя должны быть принимаемы для улучшенія быта крестьянскаго сословія; въ этомъ отношеніи земство желало оказать содѣйствіе, во-первыхъ, денежною помощью крестьянамъ при покупкѣ сельскими обществами въ собственность частныхъ земель и во-вторыхъ, посредничествомъ между крестьяниномъ и казною при снятіи арендныхъ земель (казенныхъ оброчныхъ участковъ).
   Въ этомъ докладѣ подробно изложены причины, почему въ настоящее время оброчные участки недоступны для непосредственнаго арендованія крестьянскими обществами, а именно, что они не могутъ быть отданы на круговое поручительство крестьянъ, а непремѣнно съ представленіемъ залога. На основаніи прежняго закона, было предоставлено крестьянскимъ обществамъ право брать въ оброкъ казенные участки, какое бы количество десятинъ въ нихъ ни заключалось, безъ взноса залоговыхъ денегъ, лишь по мірскимъ приговорамъ. Эта заботливая мѣра министерства государственныхъ имуществъ имѣла благія послѣдствія, какъ приведены примѣры въ помянутомъ докладѣ. Но, къ сожалѣнію, законъ этотъ измѣненъ по продолженію 1869 года ст. 62 т. ТШ, и право взятія въ оброкъ казенныхъ земель, хотя и распространено на все сельское сословіе (прежде имѣли это право только государственные крестьяне), но сдѣланы слѣдующія ограниченія: чтобы участокъ отстоялъ не далѣе 15 верстъ, чтобы срокъ не превышалъ 6 лѣтъ и чтобы приговоръ, замѣняющій залогъ, принимался въ суммѣ, соразмѣрной числу душъ всего общества, полагая на каждую только 3 руб. Конечно, при такихъ ограниченіяхъ, большіе казенные участки не могли попасть въ непосредственное содержаніе крестьянъ, а по этому, вѣроятно, и въ Старобѣльскомъ уѣздѣ участокъ въ 22,000 десятинъ не могъ быть взятъ крестьянами въ свое пользованіе и попалъ въ руки эксплуатаціи, которая лишила казну огромнаго дохода, вслѣдствіе недопущенія къ торгамъ крестьянскихъ обществъ по неимѣнію залоговъ и отсутствія вслѣдствіе этого конурренціи. Что казна всегда возвышала доходъ за свои земли при допущеніи къ торгамъ крестьянскихъ обществъ, то этому служитъ примѣромъ и нашъ уѣздъ. Въ докладѣ перечислены участки (Агайманскій, Куяплынскій), которые казна отдавала по 30 к. за десятину, а съ приглашеніемъ къ торгамъ крестьянскихъ обществъ цѣна поднялась до 1 р. 50 к., и участки остались за крестьянами. Десять лѣтъ крестьяне содержатъ ихъ. Несмотря на высокую цѣну и несмотря на постоянные десятилѣтніе неурожаи, крестьянскія общества всегда считали священнымъ долгомъ уплачивать за эти земли громадный оброкъ, и если были иногда отсрочки, то это вслѣдствіе уже дѣйствительной невозможности, но и недоимки всегда пополнялись. При существованіи закона о правѣ обществъ брать по приговорамъ казенные участки, какое бы величины они ни были, конкуррентами крестьянъ являлись только крупные капиталисты-овцеводы, и, конечно, соревнованіе было между ними, лишь какъ между хозяевами, лично пользующимися производствомъ земли; но, съ 1869 года, явился посредникъ, который съумѣлъ воспользоваться новымъ закономъ, ограничившимъ право крестьянскихъ обществъ по взятію казенныхъ участковъ. Посредникъ этотъ уже не самъ хозяинъ, а эксплуататоръ, неимѣющій ни одного плуга, ни одной овцы. Онъ инстинктивно понялъ, что теперь онъ долженъ руководить и земледѣліемъ; крестьянинъ безъ него не обойдется, а крупный хозяинъ-овцеводъ долженъ также стать подъ его зависимость, если не хочетъ, чтобы на этотъ участокъ была поднята чрезмѣрно цѣна. Эксплуатація, какъ и вездѣ, захватила въ свои руки и тотъ барышъ, который долженъ быть раздѣленъ между хозяиномъ земли и крестьянами, ее обработывающими. Такимъ образомъ, общества не имѣли уже возможности брать большихъ участковъ въ оброкъ, а взяло ихъ лицо постороннее, никогда незанимавшееся земледѣліемъ или овцеводствомъ. Неисчислимы примѣры такихъ отдачъ земель въ оброкъ, какъ неисчислимъ и барышъ эксплуатаціи. Средняя плата за казенные участки обыкновенная, отъ 1 р. до 1 р. 50 к., а затѣмъ по мелочамъ арендаторъ раздаетъ отъ 5 до 8 р. за десятину подъ роспашку. Новый законъ сократилъ право сельскаго сословія по арендѣ казенныхъ оброчныхъ статей, уменьшилъ первыхъ и лучшихъ потребителей этой земли, а черезъ то уменьшился и доходъ, и разница въ барышѣ попала въ руки посредника. Поэтому мелитопольское земство признало справедливымъ возбудить ходатайство, чтобы сельскому сословію было разрѣшено вновь арендовать казенныя земли по мірскимъ приговорамъ, не ограничивая ихъ права на это ни величиною участка, ни отдаленностью, ни временемъ содержанія. Этимъ способомъ нетолько можетъ быть возвышена оброчная плата, но общества не будутъ прибѣгать къ посредничеству постороннихъ лицъ, не имѣя собственныхъ залоговъ и потребнаго числа душъ для разсчета по 3 р. залоговыхъ.
   Такимъ образомъ, и въ этомъ отношеніи земство подняло свой голосъ въ защиту интересовъ крестьянъ, но, къ сожалѣнію, его голосъ на первыхъ же порахъ былъ прерванъ протестомъ, который мотивированъ слѣдующими соображеніями: 1) По силѣ 2-й ст. пунктъ XII земск. полои., предоставлено право земству представлять, черезъ губернское начальство, высшему правительству свѣдѣнія и заключенія по предметамъ, касающимся мѣстныхъ хозяйственныхъ пользъ губерніи или уѣзда, а, слѣдовательно, ходатайство это должно подлежать разсмотрѣнію не земскаго собранія, а губернскаго начальства, отъ котораго зависитъ дать дальнѣйшее направленіе по такого рода дѣламъ и сдѣлать соотвѣтственныя распоряженія; 2) дѣла объ устройствѣ быта крестьянъ, какъ равно всѣ дѣла сословныхъ учрежденій, не подлежатъ обсужденію земскихъ собраній, и 3) на основаніи 1 п. прилож. къ ст. 68-й полож. о земск. учрежд., разрѣшается земству давать гарантіи только относительно желѣзныхъ дорогъ губерніи или ея уѣзда, но никакъ не по другимъ предметамъ и въ пользу одного какого-либо сословія (198).,
   Такъ какъ, на основаніи полож. о земск. учрежд., и разъясненія сената, протестъ губернатора составляетъ окончательное рѣшеніе, не дающее права на апелляцію высшему правительству, то дальнѣйшее движеніе этого дѣла пріостановилось, пока не будетъ оно возбуждено въ губернскомъ собраніи, которому только предоставлено право апелляціи, до того же времени этотъ вопросъ покоится лишь на страницахъ постановленій и докладовъ уѣзднаго земства. Но мнѣ кажется, могучее (?!) слово литературы можетъ посодѣйствовать и обратить вниманіе кого слѣдуетъ на важность такого дѣла, какъ помощь крестьянскому сословію со стороны земства при покупкѣ въ собственность частныхъ земель и при взятіи въ оброчное содержаніе казенныхъ оброчныхъ статей.
   По поводу этой корреспонденціи г. Гофмана въ той же октябрьской книжкѣ 1878 года, гдѣ напечатана была эта корреспонденція, я писалъ слѣдующее:
   "Въ одной изъ прошедшихъ книжекъ журнала, говоря о томъ, что оброчныя казенныя статьи отдаются въ аренду не крестьянамъ, а разнымъ спекулянтамъ, я обратилъ на это обстоятельство вниманіе земствъ, предполагая, что они недостаточно заботятся объ интересахъ крестьянъ, не входятъ въ сношенія съ управленіями государственныхъ имуществъ съ предложеніемъ отдавать назначаемыя въ аренду земли крестьянамъ, имѣющимъ нужду въ земляхъ, не помогаютъ послѣднимъ въ взятіи аренды своими свѣдѣніями, содѣйствіемъ и даже деньгами, необходимыми для залоговъ при торгахъ, или, по крайней мѣрѣ, ручательствомъ, что за исправную уплату денегъ за поземельные участки, взятые крестьянами по рекомендаціи земствъ, земства отвѣчаютъ передъ управленіемъ государственныхъ имуществъ. Оказывается, однакожъ, что я взвалилъ наираено вину на земства. Земства, своей стороны, цо крайней мѣрѣ, лучшія изъ нихъ -- сдѣлали въ этомъ отношеніи все, что могли. Но вина тутъ -- кто бы могъ подумать!-- за самимъ вѣдомствомъ государственныхъ имуществъ. Оно само, и не далѣе, какъ за десять лѣтъ назадъ, проэктировало такую мѣру, которая отнимаетъ у крестьянъ всякую возможность брать въ аренду казенныя земли. Прошу васъ обратить вниманіе на напечатанную въ нынѣшней книжкѣ нашего журнала корреспонденцію предсѣдателя мелитопольской земской управы, г. Гофмана, и прочесть ее внимательно. Изъ нея вы увидите, что въ прежнее время было предоставлено крестьянскимъ обществамъ брать въ оброкъ казенные участки, какое бы количество десятинъ въ нихъ ни заключалось, безъ взноса залоговыхъ денегъ, лишь по мірскимъ приговорамъ. А нынѣ, съ 1869 г., законъ этотъ измѣненъ, и именно: право взятія въ оброкъ казенныхъ земель, хотя и распространено на все сельское сословіе (прежде имѣли это право только государственные крестьяне), но сдѣланы слѣдующія ограниченія: чтобы участокъ отстоялъ не болѣе 15-ти верстъ, чтобы срокъ не превышалъ 6-ти лѣтъ и чтобы приговоръ, замѣняющій залогъ, принимался въ суммѣ, соразмѣрно числу душъ всего общества, полагая на каждую душу только три рубля". Этотъ законъ, какъ видите, равносиленъ запрещенію крестьянскимъ обществамъ брать въ аренду казенныя земли. Потому что при возможности крестьянину ручаться только въ суммѣ трехъ рублей, какой участокъ земли можетъ арендовать общество! Только самый ничтожный. Общество въ 100 душъ можетъ дать ручательство всего въ 300 руб.-- въ 1,000 душъ всего въ 3,000 рублей. Если аренда по три рубля съ десятины, то всего достанется по одной десятинѣ на брата. Какими соображеніями могъ быть вызванъ этотъ стѣснительный законъ, раззорительный и для крестьянъ, и еще болѣе для казны, какъ увидимъ ниже, даже представить трудно. Были что ли такіе случаи, когда крестьяне, взявши землю въ аренду, оказались несостоятельными для уплаты? Но еслибы такіе случаи дѣйствительно были и были даже не рѣдко, то для предупрежденія ихъ можно было найти много другихъ мѣръ, въ особенности въ 1869 году, когда уже существовало земство и когда крестьянамъ можно было отдавать въ аренду земли при посредствѣ земства, подъ его ручательство за неисправную уплату крестьянами арендныхъ денегъ. Странно, какъ эта самая простая и естественная мысль не возникла при самомъ проэктѣ закона, а еще страннѣе, что она съ 1869 года не явилась до сихъ поръ, когда печальные результаты означеннаго закона слишкомъ очевидно заявили себя въ практикѣ. Г. Гофманъ прямо говоритъ, что аферисты-эксплуататоры народнаго труда, которые одни только, вслѣдствіе новаго закона 1869 года, и могутъ арендовать казенныя земли, даютъ казнѣ отъ рубля до 1 руб. 50 коп. за десятину, а сами по мелочамъ раздаютъ арендованныя земли отъ 5 до 8 руб. за десятину. Подумайте, сколько же теряетъ казна, отдавая свои земли въ аренду не непосредственно самимъ обработывателямъ земли крестьянамъ, а эксплуататорамъ-посредникамъ, не имѣющимъ, по выраженію г. Гофмана, ни плуга, ни овцы! Надобно полагать, что отъ этой именно мѣры, т. е. отъ устраненія крестьянъ отъ арендованія казенныхъ земель, и доходъ казны отъ этихъ земель не показываетъ наклонности къ повышенію, стоитъ многіе годы почти на одной цифрѣ, въ нѣкоторые даже падаетъ сравнительно съ предшествовавшимъ поступленіемъ.
   "Вотъ нѣсколько цифръ о движеніи этого дохода за разные годы.
   "Въ "Обозрѣніи государственныхъ доходовъ Россіи" г. Заблоцкаго-Десятовскаго доходовъ съ оброчныхъ статей по министерству государственныхъ имуществъ значится:


   "Изъ этого вы видите, что доходъ отъ оброчныхъ статей въ 1877 году очутился почти на той же самой цифрѣ, на которой стоялъ въ 1868 году, въ промежуткахъ же между 1868 и 1877 годами былъ, вѣроятно, какъ должно судить по цифрѣ, 1876 годъ постоянно ниже 1868 года. Какія были причины такого страннаго явленія, мы, конечно, судить не можемъ, не имѣя въ рукахъ нужныхъ для этого данныхъ; но думаемъ, что законъ 1869 года, устранившій крестьянъ отъ арендованія казенныхъ земель, во всякомъ случаѣ имѣлъ большее вліяніе на паденіе арендныхъ цѣнъ на казенныя оброчныя статьи. Изъ 4.093,606 десятинъ казенной земли, которыя показаны въ "докладѣ комиссіи для изслѣдованія положенія сельскаго хозяйства въ Россіи, отданныхъ въ оброкъ, мы насчитали болѣе 2.000,000 десятинъ въ губерніяхъ черноземныхъ, въ томъ числѣ нѣкоторыхъ малоземельныхъ, гдѣ частныя арендныя цѣны на земли стоятъ очень высоко, достигая до 16 руб. и болѣе. Судя по частнымъ арендамъ, казна могла бы получать въ этихъ губерніяхъ арендной платы за свои земли minimum по 3 руб. за десятину и, слѣдовательно, имѣть отъ однѣхъ этихъ земель болѣе 6.000,000 руб., а между тѣмъ, она со всѣхъ находившихся въ арендѣ ея земель, т. е. четырехъ слишкомъ милліоновъ десятинъ, получила всего доходу 2.277,327 руб. Разсматривая арендныя цѣны на казенныя земли по губерніямъ, какъ онѣ показаны въ вѣдомости "Доклада", мы находимъ, что въ Курской губерніи онѣ были менѣе 3 руб., въ Тамбовской около 3 руб. 40 коп., въ Харьковской около 1 руб. 20 коп., въ Саратовской и Таврической около 1 руб., въ Самарской всего съ небольшимъ 40 коп. Еслибы за такія невысокія цѣны казна отдавала свои земли въ аренду крестьянамъ, то я не сказалъ бы ни слова. Убытокъ фиска тогда былъ бы только видимый; ибо своими невысокими арендными цѣнами казна умѣряла бы очень высоко поднимаемыя и иногда совершенно искуственно цѣны частныхъ арендъ, и слѣдовательно, косвенно поддерживала бы благосостояніе вообще крестьянъ. Но теперь, когда казна отдаетъ свои земли за невысокую цѣну аферистамъ, которые, по словамъ г. Гофмана, и берутъ эти земли только для того, чтобы за цѣну въ пять, въ семь разъ большую, чѣмъ они сами платятъ, раздать эту землю крестьянамъ, казна нетолько сама несетъ громадный убытокъ въ фискѣ, но и даетъ аферистамъ въ руки средство раззорять крестьянъ и тѣхъ, которые берутъ у нихъ земли, а косвенно и другихъ, чрезъ поддержку высокихъ цѣнъ на частныя аренды:
   Могучее (!) слово литературы, на которое такъ надѣялся предсѣдатель мелитопольской управы, не подѣйствовало. Много было писано о неправильной раздачѣ казенныхъ земель, о необходимости прирѣзки земли крестьянамъ или переселенія ихъ на казенныя земли, объ отдачѣ имъ казенныхъ земель въ аренду и т. д., и т. д., но все это было безплодно, пока не назначена была высочайшая ревизія. Теперь, какъ говорятъ, обращено на это вниманіе. По распоряженію министра государственныхъ имуществъ, производится ревизія за прошлое время въ самомъ министерствѣ и есть, дескать, предположеніе составить новыя правила какъ относительно продажи казенныхъ земель, такъ и относительно отдачи ихъ въ аренду.
   Теперь перейду къ землямъ башкирскимъ.
   Земель, принадлежащихъ башкирамъ, считается или, по крайней мѣрѣ, считалось еще очень недавно, именно, въ началѣ тридцатыхъ годовъ, 11.647,427 десятинъ, въ нынѣшнихъ губерніяхъ: Оренбургской, Уфимской, Самарской, Вятской и Пермской. Это пространство было населено главнымъ образомъ башкирами, которыхъ числилось около 200,000 душъ мужского пола, но кромѣ нихъ на этомъ пространствѣ жили мещеряки, тептяри, и множество другихъ выходцевъ и припущенниковъ. Наибольшее количество башкирскихъ земель сосредоточивается въ настоящее время въ губерніи Уфимской. Сколько, однакожь, ихъ тамъ находится, опредѣлить невозможно. Профессоръ Янсонъ, почерпавшій свои свѣдѣнія о земляхъ, находящихся въ рукахъ казны, главнымъ образомъ, изъ отчетовъ управляющихъ государственными имуществами, говоритъ, что по Уфимской губерніи свѣдѣнія о башкирскихъ земляхъ, даже отошедшихъ въ казну, поступаютъ не въ управленіе государственныхъ имуществъ, а сосредоточиваются въ канцеляріи оренбургскаго генералъ-губернатора, такъ какъ "земли эти предполагается, тотчасъ по поступленіи въ казну, разбивать на участки и назначать къ переходу въ частную собственность, не образуя оброчныхъ статей. Сколько такихъ земель, прибавляетъ онъ, поступило въ казну и сколько въ частную собственность, точно мы не знаемъ. Но тѣхъ и другихъ должно быть довольно значительное количество. По частнымъ свѣдѣніямъ, въ вѣрности которыхъ нѣтъ основанія сомнѣваться, постудило до сихъ поръ болѣе милліона десятинъ, которыя, за исключеніемъ около 50,000 (въ Златоустовскомъ заводѣ), уже и перешли въ частную собственность. Можно предполагать, что поступитъ еще до 5-ти милліоновъ (по соображеніямъ другихъ, до 3-хъ милліоновъ) десятинъ. По свѣдѣніямъ земской управы, къ 1-му января 1875 г., тѣхъ башкирскихъ земель въ губерніи числилось 6.868,514,56 десятинъ (56,53% площади губерніи), кромѣ тѣхъ дачь, на которыя, со времени генеральнаго межеванія, не было выдано плановъ и пространство которыхъ неизвѣстно. Изъ этихъ земель размежевано 2.670,984,53 десятины, не размежевано 4.197.530,64 десятины.".
   Въ этомъ сообщеніи профессора Янсона, прежде всего бросается въ глаза тотъ фактъ, что запасныя земли, остающіяся за надѣломъ башкиръ-вотчинниковъ и ихъ припущенниковъ, поступающія въ казну собственно для храненія ихъ для новыхъ имѣющихъ открыться припущенниковъ, въ Уфимской губерніи почему-то принято тотчасъ по поступленіи въ казну разбивать на участки и назначать къ переходу въ частную собственность. На какомъ основаніи въ Уфимской губерніи дѣлается казною это усвоеніе принадлежащихъ башкирамъ земель въ свою полную собственность и потомъ отчужденіе ихъ въ частныя руки въ свою пользу, вообще на правѣ собственника, неизвѣстно. Закономъ, какъ увидимъ ниже, казнѣ этого права не предоставлено. Въ другихъ губерніяхъ запасныя земли, остающіяся отъ надѣла башкиръ и ихъ припущенниковъ и поступающія въ распоряженіе казны, зачисляются въ казенныя оброчныя статьи. Такъ съ 1868 но 1878 годъ башкирскихъ земель поступившихъ въ распоряженіе казны, въ таковыя статьи зачислено по губерніямъ:
   
   Пермской (1868 г.) 8,950,30 дес.
   Самарской 31,061 "
   " (1873 г. въ Бугульминскомъ уѣздѣ) 25,698 "
   " (1877 г. въ томъ же уѣздѣ) 3,380 "
   " (1876 г. въ Бузулукскомъ уѣздѣ) 1,983 "
   
   Но и для такого зачисленія башкирскихъ земель въ казенныя оброчныя статьи нѣтъ также никакого въ законѣ основанія. Если казна и можетъ зачислять ихъ въ оброчныя статьи на ряду съ своими, то только удерживая за ними наименованіе башкирскихъ, т. е. употребляя оброчныя деньги, получаемыя за эти статьи, для той же цѣли, для которой самыя эти земли переданы въ ея распоряженіе -- на тѣхъ же имѣющихъ открыться новыхъ припущенниковъ, которымъ эти земли предоставлены будутъ въ надѣлъ.
   Изъ приведенныхъ нами фактовъ очевидно, что въ самыхъ понятіяхъ, какъ общества такъ и представителей власти, о башкирскихъ земляхъ должна существовать значительная неурядица: иначе очень трудно представить, чтобы незаконныя распоряженія и дѣйствія относите

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРѢНІЕ.

Докладъ гласнаго думы А. Н. Никитина о необходимости увеличенія тарифа на проѣздъ по губонинской конкѣ.-- Употребляемый имъ фокусъ-покусъ сравненія этой конки съ берлинской и превращенія марокъ въ рубли.-- Защитительная рѣчь его въ пользу губонинской конки.-- Дебаты въ думѣ объ увеличеніи тарифа на основаніи доклада г. Никитина.-- Оцѣнка думою человѣческихъ увѣчій и смерти.-- Послѣднее засѣданіе и трогательная сцена мольбы гласныхъ думы, чтобы взиманіе налога въ пользу Губонина съ петербургскихъ обывателей начать немедленно, если возможно, на другой же день послѣ засѣданія.-- Заключительное благодарственное слово городского головы барона Корфа гласнымъ за оказанное ими усердіе въ обложеніи налогомъ петербургскаго населенія въ пользу Губонина и его общества.

   Въ прошедшій разъ я обѣщалъ поговорить о петербургской городской думѣ, о томъ, какъ она усердствовала обложить петербургское населеніе безсрочнымъ, ежегоднымъ налогомъ въ 400,000 р., единственно ради Петра Іоновича Губонина, чтобы онъ не раззорился, не сдѣлался несостоятельнымъ...
   Прежде, однакожъ, чѣмъ начну рѣчь объ этомъ, я считаю нужнымъ познакомить читателя съ тѣмъ докладомъ, на основаніи котораго дума признала необходимость обложенія; считаю же нужнымъ это сдѣлать для того, чтобы читатель собственными очами увидѣлъ, насколько легкомысленно и небрежно, чтобы не сказать хуже, относится къ дѣлу то собраніе, которое можетъ удовлетвориться подобнымъ докладомъ и, не переизслѣдуя дѣла, на основаніи этого только доклада, взвалить на городъ ежегодный, безсрочный налогъ въ 400,000 рублей.
   Я уже сказалъ въ прошедшемъ моемъ обозрѣніи, что когда въ городскую управу поступило ходатайство втораго общества конножелѣзныхъ дорогъ объ увеличеніи тарифа, то управа не нашла нужнымъ образовать особую комиссію изъ спеціалистовъ по желѣзнодорожному дѣлу и вообще желѣзно-дорожному хозяйству, которые бы приблизительно вѣрно оцѣнили всѣ расходы по первоначальному устройству конно-желѣзныхъ дорогъ, и потомъ тѣ расходы, которые могутъ требоваться ежегодно по эксплуатаціи, и разъяснить: дѣйствительно ли дѣла общества плохи? Если плохи, то насколько плохи и отчего? Отбитъ ли общество того, чтобы ему помочь, или не лучше ли скорѣе отвязаться отъ него во избѣжаніе дальнѣйшаго разстройства дѣла? Вмѣсто комиссіи, управа поручила разсмотрѣніе означеннаго ходатайства общества конно-желѣзныхъ дорогъ исправлявшему должность члена управы гласному А. Н. Никитину. Въ спискѣ гласныхъ петербургской думы А. Н. Никитинъ значится кандидатомъ университета, петербургскимъ первой гильдіи купцомъ. Такимъ образомъ, А. Н. Никитинъ -- по желѣзно-дорожному дѣлу не спеціалистъ и потому разныхъ тонкостей ни желѣзнодорожнаго дѣла вообще, ни разнороднаго хозяйства его въ частности знать не можетъ. Онъ, впрочемъ, на это и не претендуетъ, и въ своемъ докладѣ прямо заявляетъ, что онъ судитъ такъ или иначе лишь по личному впечатлѣнію. Но еслибы А. Н. Никитинъ былъ и дока по желѣзно-дорожному дѣлу и хозяйству, представляется все-таки страннымъ, что разсмотрѣніе такого важнаго ходатайства, какъ огромный налогъ на городское населеніе, поручается ему одному. Одинъ человѣкъ, предполагая даже, что онъ очень умный и вполнѣ добросовѣстный, въ такомъ сложномъ дѣлѣ, какъ желѣзно-дорожное хозяйство, можетъ легко упустить вовсе изъ вниманія многія, нужныя для разъясненія дѣла, данныя, на другія не обратить должнаго вниманія, третьимъ дать кривое толкованіе по недоразумѣнію, увлеченію и т. п. Всѣ эти пропуски, недосмотры, недоразумѣнія, увлеченія могутъ повести къ тому, что разсматриваемое дѣло получитъ совершенно фальшивую окраску. По этимъ-то, вѣроятно, причинамъ, а, кромѣ того, какъ увидимъ ниже, и по кой-какимъ другимъ, въ такой именно фальшивой окраскѣ явилось ходатайство общества конно-желѣзныхъ дорогъ подъ перомъ А. Н. Никитина. Причемъ не могу не замѣтить, что литературное мастерство автора доклада не мало способствуетъ тому, чтобы отъ вниманія человѣка, быстро пробѣгающаго докладъ, ускользала несостоятельность различныхъ соображеній и выводовъ автора доклада. Докладъ читается такъ же легко, какъ любой фельетонъ. При этомъ и манера автора писать на первый взглядъ чисто фёльетонная. Онъ заботится не столько о томъ, чтобы доказать свои выводы и соображенія, сколько о томъ, чтобы расположить читателя въ пользу ихъ своею сердечностію и откровенностію, потому доказательства онъ или совсѣмъ игнорируетъ, или точно играетъ ими, оставляя ихъ совершенно неразъясненными и предоставляя самому читателю истолковывать себѣ ихъ, какъ ему угодно. Иногда эта игра доходитъ до такого безобразія, что невольно думается: да ненарочно ли авторъ затуманиваетъ дѣло, чтобы склонить тѣхъ, кто будетъ разсматривать его докладъ, къ желаемымъ имъ цѣлямъ? Такъ, напримѣръ, говоря о томъ, что постройка нашихъ конно-желѣзныхъ дорогъ оцѣнивается обществомъ этихъ дорогъ очень дорого, и даже по разнымъ отдѣльнымъ статьямъ показывая безобразіе выставленныхъ обществомъ цѣнъ на разные предметы, авторъ вдругъ дѣлаетъ слѣдующій неожиданный прыжокъ:-- "Однакожъ, говоритъ, посмотрите, что выходитъ, когда мы будемъ сравнивать стоимость постройки нашихъ конно-желѣзныхъ дорогъ со стоимостью другихъ:
   

Уличное протяженіе пути.

Капиталъ на постройку.

Стоимость версты.

   Петербургская конно-желѣзная дорога второго общества

84 версты

7.500,000 р.

89,285 р.

   Московская

28 "

3.300,000 "

117,857 "

   Берлинская

46 "

5.040,000 "

109,565 "

   Вѣнская

42 "

6.490,594 "

154,537 "

   Значитъ, постройка петербургскихъ конно-желѣзныхъ дорогъ, какъ она ни кажется дорогою, на дѣлѣ дешевле другихъ".
   Точно тоже, говоритъ авторъ, мы находимъ и при сравненіи расходовъ по эксплуатаціи и приводитъ цѣлыхъ 19 статей, по которымъ расходы на петербургскихъ конно-желѣзныхъ дорогахъ оказываются-ниже, чѣмъ на остальныхъ, поименованныхъ выше, трехъ дорогахъ. Вотъ для примѣра, нѣкоторыя изъ этихъ статей:
   

До петербургской дорогѣ при 84 верстахъ уличнаго протяженія.

Московской при 28 верстахъ уличнаго протяженія.

Берлинской при 46 верстахъ уличнаго протяженія.

   Жалованіе и содержаніе

322,372 р.

160,72 2 р.

329,217 р.

   Содержаніе, ремонтъ и наемъ лошадей

333,849 "

147,356 "

298,014 "

   Очистка путей отъ снѣга.
   Очистка путей отъ грязи.

92,961 "

66,368 "

4,731 "

26,219 "

   Бросивъ всѣ эти сравнительныя цифры, г. Никитинъ оставляетъ ихъ безъ всякаго дальнѣйшаго разъясненія. Спрашивается: къ какому выводу можетъ и долженъ придти всякій, кто бѣгло прочитываетъ отчетъ, при подобномъ сравнительномъ сопоставленіи расходовъ петербургской конно желѣзной дороги съ другими дорогами? Мы думаемъ, что ни къ какому другому, какъ самому благопріятному для дороги петербургской. Чего же въ самомъ дѣлѣ надобно?-- И постройка тутъ обошлась гораздо дешевле, и эксплуатація по всѣмъ статьямъ дешевле. "Бѣдный Губонинъ! рѣшитъ онъ. Жаль, что онъ втюрился въ такое невыгодное дѣло, и несетъ убытки. Надобно непремѣнно ему помочь!"
   Между тѣмъ, стоитъ только немножко вникнуть въ дѣло, чтобы понять, что употребляемый г. Никитинымъ сравнительный отчетъ въ томъ видѣ, какъ онъ его употребляетъ, есть чистая нелѣпость, просто non sens. Чтобы вѣрно сравнивать два предмета, надобно знать изложеніе того и другого основательно и обстоятельно до послѣднихъ мелочей. Возьмемъ, напримѣръ, стоимость постройки конно-желѣзной дороги и допустимъ, что постройка версты берлинской дороги обошлась даже гораздо дороже, чѣмъ постройка версты нашей дороги. Но во 1-хъ, сколько должны были покупать у частныхъ лицъ земли общества конно-желѣзныхъ дорогъ у насъ и въ Берлинѣ и по какой цѣнѣ, свѣдѣній по этому предмету г. Никитинъ собрать не потрудился. Онъ говоритъ только о нашемъ обществѣ, что оно для постройки парковъ, свалки снѣга и мусору въ разныхъ петербургскихъ частяхъ, вообще отдаленныхъ отъ центра города, купило земли 33,518 квадратныхъ сажень и оцѣнило эту землю по 29 руб. за квадратную сажень, а по его мнѣнію, основанному на несомнѣнныхъ фактахъ, земля эта болѣе 335,180 р. никакъ не можетъ стоить. Потомъ онъ же, г. Никитинъ, сообщаетъ, что у берлинскаго общества на 46 ты верстномъ протяженіи желѣзныхъ дорогъ имѣется 9 парковъ, изъ которыхъ 4 куплены обществомъ, 2 арендуются ямъ, а 2 пріобрѣтены имъ даромъ; у нашего общества на 34-хъ верстномъ протяженіи имѣется всего 6 парковъ, изъ которыхъ 2 построены на городской землѣ. Парки эти осмотрѣлъ г. Никитинъ и говоритъ, что они очень незначительны и что "едвали онъ ошибется, если скажетъ, что три такихъ парка составятъ по стоимости всего одну первоклассную станцію какой угодно паровой желѣзной дороги, напримѣръ, петербургской станціи Финляндской желѣзной дороги". А какіе парки берлинскіе я сколько они стоятъ, объ этомъ г. Никитинъ никакихъ свѣдѣній не даетъ.-- Во-вторыхъ, какъ устроена конно-желѣзная дорога у насъ и въ Берлинѣ. Г. Никитинъ сообщаетъ, напримѣръ, что въ Берлинѣ на 46-ти верстномъ протяженіи желѣзныхъ дорогъ рельсовыхъ путей проложено 86,19 версты; а у насъ на 84-хъ верстномъ протяженіи -- всего 115,52 версты. Это значитъ, что въ Берлинѣ конно-желѣзная дорога вся почти въ два пути, а у насъ эта благодать, вѣроятно, или никогда не наступитъ, или наступитъ развѣ тогда, когда въ пользу Губонина еще разъ обложатъ налогомъ петербургское населеніе. Кромѣ того, въ Берлинѣ положена рельсы, какъ есть рельсы заправскіе, которымъ, какъ говорится, вѣку не будетъ, а о нашихъ рельсахъ надняхъ объявлено было въ газетахъ, что общество намѣрено всѣ ихъ измѣнить, потому что они никуда не годятся, ибо портятъ вагоны. Вѣтретьихъ, какая, разница между подвижнымъ составомъ нашей конно-желѣзной дороги и берлинской. По словамъ г. Никитина, на 46-ти верстномъ протяженіи берлинской дороги имѣется 280 вагоновъ, у насъ на 84-хъ верстномъ всего 200 вагоновъ; лошадей у общества берлинской желѣзной дороги (1877 г.) 967 штукъ; у насъ при 84-хъ верстномъ протяженіи дороги всего 1246 штукъ (1878 г.), да изъ этого числа 290 наемныхъ. Присовокупите къ этому, что у нѣмцевъ лошади -- дѣйствительныя лошади, а у насъ одры, изъ которыхъ каждая отбить, можетъ быть, не болѣе 40--60 рублей.
   Мы собрали только случайныя замѣтки изъ доклада самого г. Никитина о разницѣ постройки нашей желѣзной дороги и берлинской, а если бы кто захотѣлъ заняться нарочито изученіемъ этой разницы по подлиннымъ документамъ во всѣхъ подробностяхъ, то, вѣроятно, оказалось бы, что постройка нашей дороги не стоитъ и четверти тѣхъ денегъ, въ которыя она оцѣнивается обществомъ (7,500.000) желѣзныхъ дорогъ и даже, можетъ быть, половины того, во что она оцѣнивается г. Никитинымъ (5,000000 р.)
   Еще болѣе нелѣпымъ употребляемый г. Никитинымъ сравнительный пріемъ оказывается по отношенію къ расходамъ эксплуатаціи. Та или другая величина расходовъ по эксплуатаціи обусловливается главнымъ образомъ тою или другою стоимостію труда въ странѣ, величиною рабочей платы. Чтобы имѣть возможность сдѣлать приблизительно вѣрную сравнительную оцѣнку эксплуатаціонныхъ расходовъ вонно-желѣзныхъ дорогъ петербургской и берлинской, необходимо предварительно самымъ точнымъ образомъ изучить величину заработной платы въ Петербургѣ и Берлинѣ въ теченіи всего года и среднюю, и въ ея минимумахъ и максимумахъ. У насъ же не имѣется ровно никакихъ свѣдѣній о величинѣ заработной платы ни въ Берлинѣ, ни въ Петербургѣ; притомъ, послѣднюю, даже и собравъ всѣ свѣдѣнія, едва ли можно свести къ какой-нибудь опредѣленной цифрѣ на болѣе или менѣе продолжительное время: такъ она непостоянна и случайна вслѣдствіе недостатка заработковъ и огромной конкуренціи рабочихъ рукъ, сбивающихъ цѣну на трудъ.. Очень нерѣдко случается такъ, что рабочій готовъ работать чуть не изъ одного хлѣба. Впрочемъ, и въ обыкновенное время, сплошь и рядомъ, вы видите постоянныхъ работниковъ, которые на своихъ харчахъ получаютъ всего 10 р. въ мѣсяцъ, слѣдовательно, ежедневная заработная плата ихъ, полагая 20 к. въ день на харчи, состоитъ всего изъ 13 к. въ день. При такой неопредѣленности у насъ цѣнъ на работу и всегда крайне низкомъ ихъ уровнѣ, какое можно дѣлать сравненіе между нашими и "берлинскими эксплуатаціонными расходами, разъ ни берлинскія цѣны намъ неизвѣстны, ни для повѣрки нашихъ не существуетъ никакихъ данныхъ? Всякія исчисленія, основанныя на подобномъ огульномъ сравненіи расходовъ по эксплуатаціи на нашей и берлинской конно-желѣзной дорогѣ, не могутъ вести ни къ чему другому, какъ къ выводамъ самымъ несообразнымъ. Это мы и видимъ въ докладѣ г. Никитина. Но эту несообразность г. Никитинъ значительно пріумножаетъ, доводя ее прямо до нелѣпости, тѣмъ, что нѣмецкія марки превращаетъ въ русскіе рубли и, такимъ образомъ, сравненіе стоимости работъ, производимыхъ въ Берлинѣ и Петербургѣ, представляетъ черезъ русскіе рубли. "Ошибка г. Никитина состоитъ въ темъ, что онъ устанавливаемое биржею отношеніе между рублемъ и маркою для международнаго рынка, принимаетъ eo ipso за полное ихъ реальное равенство и во всѣхъ внутреннихъ торговыхъ и промышленныхъ оборотахъ, такъ что считаетъ совершенно правильнымъ замѣнять эти единицы во всякихъ исчисленіяхъ одну другою, ставить вмѣсто рублей марки, вмѣсто марокъ рубли. Но это не такъ. Цѣнность марки, въ какомъ бы отношеніи къ ней рубль ни стоялъ -- стоилъ ли бы 3 марки, 2 марки, 1 марку -- остается величиною неизмѣнною, и то или другое отношеніе къ маркѣ рубля не возвышаетъ и не уменьшаетъ ея покупательной силы. Потому, когда мы, на основаніи устанавливаемаго биржею отношенія между рублемъ и маркою, отождествляемъ покупательную силу рубля и марки и въ нашихъ исчисленіяхъ марочный счетъ, превращая въ рубли, ведемъ рублями, мы этимъ самымъ цѣнность марки изъ постоянной превращаемъ въ постоянно измѣняющуюся вмѣстѣ съ измѣненіемъ рубля и вводимъ черезъ это и самихъ себя, и другихъ въ совершенный обманъ относительно стоимости тѣхъ предметовъ, которые мы такимъ образомъ оцѣниваемъ. Положимъ, общество конно-желѣзныхъ дорогъ нанимаетъ въ Петербургѣ рабочаго на работу по 1 руб. сер. въ день. Такого же рабочаго въ Берлинѣ берлинское общество нанимаетъ по 4 марки въ день.
   Сегодня по курсу рубль равняется 2 маркамъ -- рабочій берлинскій будетъ стоить 2 руб. Завтра по курсу рубль равняется 1 1/2 маркамъ -- рабочій берлинскій будетъ стоить 2 руб. 66 коп. Послѣзавтра по курсу рубль равняется 1 маркѣ -- рабочій берлинскій будетъ стоить 4 руб.
   Если бы г. Никитину привелось писать свой отчетъ о конно-желѣзной дорогѣ второго общества при такомъ низкомъ состояніи нашего курса, когда рубль равнялся бы маркѣ, то онъ, конечно, превратилъ бы нѣмецкія марки въ рубли и при этомъ не преминулъ бы отозваться, что хотя, повидимому, наше петербургское общество платитъ за содержаніе, ремонтъ и наемъ лошадей въ годъ и дорогонько, именно 333,849 р., но если принять во вниманіе, что по этой же самой статьѣ берлинское общество только на 46-ти-верстномъ протяженіи своей дороги (а не въ 84-хъ-верстномъ, какъ наша) расходуетъ 714,116 р., то расходъ нашего общества не окажется дорогимъ. Ужъ какое тутъ дорогимъ! Тутъ или прямо Губонину памятникъ ставить! Вотъ, дескать, какъ печется, чтобы сберечь копейку петербургскаго обывателя. Теперь насъ г. Никитинъ отъ этой бѣды избавилъ -- онъ считалъ марку только въ 42 коп. и, слѣдовательно, посредствомъ процесса превращенія марокъ въ рубли, присчиталъ къ расходамъ берлинскаго общества "по содержанію, ремонту и найму лошадей" всего какихъ-нибудь лишнихъ 100,000 р. Оттого, общество петербургское хотя и вышло похвальнымъ по своей экономіи, сравнительно съ берлинскимъ, ибо на 84 хъ верстномъ протяженіи истратило 333,849 р., а берлинское на протяженіи всего 46-ти верстъ, по разсчету г. Никитина, якобы 298,014 р., однако же, не настолько похвальнымъ, чтобы ставить памятникъ Губонину, какъ необходимо бы было это тогда, когда нашъ рубль по курсу равнялся бы маркѣ, вслѣдствіе чего, по счету г. Никитина, цифра расходовъ берлинскаго общества изъ 298,014 превратилась бы уже въ 714,116 р.
   Съ другой стороны, полное отождествленіе устанавливаемаго биржею отношенія между рублемъ и маркою для международнаго рынка даетъ совершенно ложное представленіе о покупательной силѣ рубля на внутреннемъ рынкѣ. Благодаря особеннымъ условіямъ, подъ вліяніемъ которыхъ состоитъ наша торговля и промышленность, нашъ рубль на нашемъ внутреннемъ рынкѣ сохраняетъ покупательную силу, можетъ быть, не болѣе, какъ только на 20% меньшую противъ своей номинальной стоимости, слѣдовательно гораздо высшую той, которую долженъ бы былъ имѣть по биржевой оцѣнкѣ. Что касается рабочей платы, то въ отношеніи къ ней рубль понизился едва-ли даже на 10%. Она остается такою-же, какъ и была, т. е. постоянно на самомъ низкомъ уровнѣ. Потому сравненіе нашего рубля съ маркой по международной оцѣнкѣ на нашемъ внутреннемъ рынкѣ не имѣетъ никакого смысла и даетъ совершенно ложное понятіе о дѣйствительной стоимости тѣхъ или другихъ предметовъ.
   Если, на основаніи этихъ замѣчаній, мы захотимъ дать баіѣе правдоподобный видъ тѣмъ сравнительнымъ исчисленіямъ, которыя г. Никитинъ дѣлаетъ относительно расходовъ петербургской и берлинской конно-желѣзныхъ дорогъ, то мы должны сдѣлать вотъ что: 1) берлинскіе расходы доказать въ металлической валютѣ, ибо они въ таковой только дѣйствительно и ведутся; 2) петербургскіе расходы -- въ бумажной валютѣ, но со скидкою 20%, что уже очень много, соотвѣтственно дѣйствительной потерѣ бумажнаго рубля противъ металлическаго на внутреннемъ рынкѣ. Тогда намъ расходы петербургскаго общества сравнительно съ берлинскимъ представятся въ слѣдующемъ видѣ.
   1) По постройкѣ дороги:
   

Капиталъ.

уличное протяженіе.

стоимость версты.

   Петерб. общество.

6,000.000 (вмѣсто 7.500,000 по скидкѣ 20%).

84 версты.

71,427 р.

   Берлинск. "

3.280,640 металлическихъ рублей (вмѣсто 5.640,000 бумажныхъ рублей).

46          "

70,653 "

   Если при этомъ примете во вниманіе, о чемъ уже сказано было выше, что у нѣмцевъ 9 парковъ, а у насъ только 6, что рельсовыхъ путей на 46 верстахъ у нихъ 86,19 верстъ, т. е. рельсовый путь у нихъ почти двойной, что наши рельсы, по сознанію самаго общества и теперь уже никуда негодны, что на 46-ти верстномъ пути у нихъ вагоновъ 230, а у насъ на 84-хъ верстномъ всего 200 штукъ и т. п., то и окажется, что въ дѣйствительности стоимость берлинской версты, вѣроятно, вдвое дешевле нашей.
   3) По эксплуатаціи дороги:
   Содержаніе, ремонтъ и наемъ лошадей.

Петербургское общество.

Берлинское общество.

   

267,081 (вмѣсто 333,849 по скидкѣ 20%).

197,752 руб. металлич. (вмѣсто исчисленныхъ г. Никитинымъ посредствомъ превращеній марокъ въ рубли 298,014 р. бумажныхъ).

   Ограничиваюсь одною этою статьею по эксплуатаціи дороги. Но такую же метаморфозу должно сдѣлать со всѣми ими, и тогда окажется, что по всѣмъ 19 статьямъ, приведеннымъ Никитинымъ, общество петербургское заплатило 379,924 р., (а не 783,940 р.), общество берлинское 282,968 р., (а не 852,751 р.).
   Сначала, судя по фёльетонной манерѣ г. Никитина излагать дѣло, я приписывалъ всѣ эти странныя и несообразныя исчисленія невнимательному отношенію къ дѣлу, недосмотру и т. п." но послѣ долженъ былъ разубѣдиться въ этомъ. Первое, что возбудило во мнѣ сомнѣніе относительно наивности и невинности автора, это то: почему при сравненіи петербургской конно-желѣзной дороги съ другими конно-желѣзными дорогами онъ не счелъ нужнымъ остановиться на дорогѣ перваго петербургскаго товарищества, на дорогахъ парижскихъ, даже ни слова не упомянулъ о нихъ? А ужъ, кажется, что ближе для сравненія и во всѣхъ отношеніяхъ болѣе подходяще, какъ дорога перваго петербургскаго общества. Тамъ можно было узнать и подлинныя цѣны постройки дороги, и подлинныя цѣны эксплуатаціи. Нѣтъ, г. Никитинъ объ ней ни слова, точно ея и на свѣтѣ нѣтъ. А вотъ на московскую конно-желѣзную дорогу обратилъ особенное вниманіе. Почему? потому, что это дорога такая, что г. Никитину нельзя было не обратить на нве вниманія. Общество конно-желѣзныхъ петербургскихъ дорогъ въ таблицѣ своихъ эксплуатаціонныхъ расходовъ между прочимъ показало, что у него на очистку пути отъ снѣга и грязи выходитъ 92,961 р., т. е. по 1,191 р. на версту. "Меня, говоритъ г. Никитинъ:-- это поразило. Но одинъ изъ директоровъ (общества конно-желѣзныхъ дорогъ) разсѣялъ мое сомнѣніе, предложивъ мнѣ разсчитать: какую сумму плачу а за очистку квадратной сажени въ своихъ домахъ?" Г. Никитинъ сосчиталъ и оказалось, что онъ за очистку каждой квадратной сажени въ своемъ домѣ платить мусорщику 2 руб. 25 к.; а такъ какъ у общества 100,000 квадратныхъ сажень, то ему слѣдовало бы, по мнѣнію г. Никитина, платить за очистку ихъ не 92,000, а 225,000 р. А тутъ какъ разъ въ подтвержденіе такого апріорнаго мнѣнія, до котораго г. Никитинъ своимъ умомъ дошелъ, конно-желѣзное москои ское общество даетъ и фактическое подтвержденіе. Оно за очистку отъ снѣга и грязи своего 28-ми верстнаго пути платитъ 66,368 р. или 2,370 р. за версту, т. е. пропорціонально именно столько, сколько и г. Никитинъ платитъ самъ за очистку своего двора и сколько, по его мнѣнію, должно было бы платить и петербургское общество конно-желѣзныхъ дорогъ. Однакожъ позвольте... Здѣсь выходитъ наружу обстоятельство такого рода, на которое стдитъ обратить вниманіе. Г. Никитинъ за очистку своего двора платитъ по 2 р. 25 к. за квадратную сажень, пропорціонально этому общество московскихъ желѣзныхъ дорогъ платитъ за очистку своихъ дорогъ по 2,370 р. за версту. Откуда же беретъ деньги на очистку своихъ дорогъ недостающія на каждую версту 1,179 р., а всего 135,000!-- Ужъ не жертвуетъ ли этихъ денегъ секретно обществу Губонинъ, для вящшаго соблюденія интересовъ обывателей города Петербурга! Опять, значитъ, надо идти ставить памятникъ Губонину! Нѣтъ, если это и было такъ, то будемъ просить общество, чтобы теперь, по разрѣшеніи думою налога на петербургскихъ обывателей въ пользу Губонина, оно впредь вносило въ свой расходъ на очистку дорогъ, согласно указанію г. Никитина, пропорціонально именно столько, сколько платитъ онъ за очистку своего двора, а затѣмъ и московское общество конножелѣзныхъ дорогъ.
   Далѣе, всматриваясь внимательнѣе въ отчетъ г. Никитина, я убѣдился вполнѣ, что онъ прибѣгаетъ къ сравнительному пріему не тогда, когда это нужно для разъясненія дѣла, а тогда только, когда посредствомъ него можно запутать того, кто будетъ читать отчетъ, и расположить его въ пользу желаемыхъ выводовъ г. Никитина. Такъ, напримѣръ, идетъ въ отчетѣ рѣчь о томъ: слѣдуетъ ли установить однообразный тарифъ на всѣ разстоянія, или надобно установить разнообразный, смотря по протяженію пути, и въ какомъ размѣрѣ въ томъ и другомъ случаѣ? Кажется, гдѣ было бы нужнѣе, какъ не здѣсь, собрать самыя подробныя свѣдѣнія о томъ: какіе въ этомъ отношеніи существуютъ порядки на разныхъ иностранныхъ конно-желѣзныхъ дорогахъ? Но г. Никитинъ въ этомъ случаѣ объ иностранныхъ конно-желѣзныхъ ни гугу, а ограничивается слѣдующею собственною философіей: какъ это дѣло устроить.
   
   "Если, говоритъ г. Никитинъ, административное учрежденіе установляетъ тарифъ, таксу для извознаго промысла, оно тѣмъ самымъ насильственно вторгается въ сферу экономическихъ торговыхъ оборотовъ населенія, долженствующихъ, до принципу, быть всегда свободными; но если соціальная или иная воображенія дѣлаютъ подобную опеку неизбѣжною, то учрежденіе, установіяющее таксу, непремѣнно должно стать на коммерческую почву и построить -- таксу на разсчетѣ; чѣмъ будетъ ближе этотъ разсчетъ къ дѣйствительности,-- тѣмъ легче упростить таксу, чѣмъ дальше -- тѣмъ труднѣе".
   
   А если, дескать, такого разсчета не будетъ, то установленная такса останется только на бумагѣ. Въ доказательство, г. Никитинъ ссылается на примѣръ никогда не исполнявшейся въ дѣйствительности извозчичьей таксы 1852 года, таксы, опредѣленной въ 20 и 15 коп. на всемъ пространствѣ Петербурга, независимо разстояній.
   Смыслъ всей этой рацеи тотъ, что, дескать, и при установленіи тарифа для конно-желѣзныхъ дорогъ надобно имѣть въ виду "и разстояніе, и мѣстность, и массу равныхъ другихъ условій" -- (какихъ?).
   Всѣ эти соображенія въ общемъ совершенно справедливы и всегда принимаются въ разсчетъ при установленіи таксъ, тѣмъ они, какъ общія мѣста, ровно ничего не опредѣляютъ. На основаніи этихъ самыхъ соображеній за одно и то же протяженіе г. Никитинъ, ратующій въ пользу Губонина, назначитъ одну цѣну, а кто имѣетъ въ виду интересы города -- другую, потому вмѣсто -того, чтобы напрасно тужиться на измышленіе подобныхъ ничего не опредѣляющихъ общихъ мѣстъ, г. Никитину слѣдовало просто на просто собрать обстоятельныя свѣдѣнія о тарифахъ на иностранныхъ конно-желѣзныхъ дорогахъ, о величинѣ этихъ тарифовъ, о величинѣ тѣхъ разстояній, за которыя они берутся, и сличить ихъ съ нашими; тогда бы для всѣхъ стало ясно: насколько то или другое увеличеніе тарифа возможно и у насъ въ примѣненіи къ тѣмъ или другимъ нашимъ линіямъ. Большую услугу въ этомъ случаѣ могли бы оказать конно-желѣзныя дороги парижскія, которыя дѣйствительно могутъ быть названы образцовыми. Тарифъ парижскихъ конно-желѣзныхъ дорогъ, внутри всего Парижа, одинаковъ съ омнибусами -- внутреннее мѣсто 30 сантимовъ, наружное на имперіалѣ 15 сантимовъ. 30 и 15 сантимовъ или 7 1/2 коп. и 3 3/4 сер. металлическихъ на наши деньги при нынѣшнемъ курсѣ въ 250 сант. за рубль равняются 12 к. и 6 к., при курсѣ въ 350 сант. за рубль -- 10 коп. и 5 1/2 коп. Цѣна эта даже на нашъ курсъ вовсе не дорогая, если имѣть въ виду тѣ громадныя разстоянія, которыя проѣзжаешь за эту плату, тѣмъ болѣе, что всѣмъ платящимъ 30 сантимовъ предоставляется право на correspondance или на даровой проѣздъ и до слѣдующей станціи той же самой желѣзной дороги или смежной; такъ что платящій 30 сантимовъ платитъ собственно не за одну, а за двѣ станціи -- а въ двѣ станціи въ нѣкоторыхъ мѣстахъ проѣзжаешь чуть не весь Парижъ. Такимъ образомъ, въ Парижѣ внутри города въ сущности нѣтъ платы за станцію дороже 5 1/4 коп. до курсу рубля въ 350 сант. или 3 3/4 к. металлическихъ. Въ Берлинѣ... но позвольте, относительна Берлина и его тарифовъ по конно-желѣзнымъ дорогамъ приложена при отчетѣ г. Никитина тарифная таблица, приготовленная обществомъ петербургскихъ конно-желѣзныхъ дорогъ. Это приготовленіе въ своемъ родѣ chef d'oeuvre. Составитель этой таблицы цѣнность каждой станціи конно-желѣзной дороги оцѣниваетъ въ 4,20 к., нѣкоторыхъ болѣе длинныхъ линій 8,40 к., цѣлыхъ линій 0,30 к., 8,40 к., 10,50 к., наконецъ, одной самой длинной (9, 56 верстъ) 14,70 к. Спрашивается: что же это за цифры 4,20 к., 8,40 к., 10,50 к. и д. Всѣмъ вѣдь извѣстно, что въ Берлинѣ русскими копейками не платятъ, а платятъ нѣмецкими пфеннигами!-- А это, читатель, таже самая, составленная по сравнительному пріему г. Никитина, ворожба, которую мы видѣли и выше, т. е. марки по курсу 42 к. за марку превращены въ рубли, копейки, и отсюда оказывается, что будто бы проѣздъ станціи въ Берлинѣ стоитъ не менѣе 42,20 к. Еслибы составитель этой таблицы писалъ ее теперь, то онъ, конечно, по существующему курсу 2 марокъ за рубль, замѣнилъ 4,20 к.--5 к. 8,40 к.-- 10 к. и т. д., Мы обратимся къ другому курсу, бывшему передъ послѣднею войною, когда за сто рублей намъ давали 90 талеровъ или 270 марокъ и даже болѣе, и когда марка стоила всего 33 1/3. Но положимъ ее даже въ 35 к. Это уже очень хорошая накидка противъ ея дѣйствительной стоимости. И тогда цифры, приводимыя обществомъ, примутъ слѣдующій видъ: каждая станція будетъ 3 1/2 к., нѣкоторыя изъ болѣе длинныхъ станцій 7 к., цѣлыя линіи 5 1/2, 7,8 3/4, наконецъ, послѣдняя самый длиннѣйшая 12 1/4. Замѣчательнѣе всего то, что составитель таблицы ни слова не говоритъ о цѣнѣ проѣзда на имперіалахъ вагоновъ, точно будто имперіаловъ тамъ вовсе не существуетъ. Между тѣмъ, г. Никитинъ въ примѣчаніи къ одной изъ своихъ сравнительныхъ таблицъ сообщаетъ, что изъ 230 берлинскихъ вагоновъ только 66 одноконныхъ, а остальные 164 пароконные; а пароконные вагоны рѣдко не имѣютъ имперіаловъ. Какъ это г. Никитинъ могъ пропустить такой важный и, можно сказать, самый существеннѣйшій и необходимый фактъ для соображеній при установленіи тарифа на нашихъ имперіалахъ -- понять трудно. Г. Никитинъ нетолько нарочито долженъ былъ позаботиться о внесеніи въ таблицу тарифовъ для имперіаловъ, но и въ текстѣ своего доклада много и много поговорить о томъ, какъ дешевъ въ Берлинѣ проѣздъ на имперіалахъ. А впрочемъ, можетъ быть, нынѣ въ Берлинѣ одинаковая цѣна за. проѣздъ и внутри вагоновъ, и на имперіалахъ? Тогда необходимо было это оговоритъ. Прежде было не такъ. Я знаю въ Берлинѣ хорошо одну линію конно-желѣзной дорога, именно шарлотенбургскую, которая проходитъ черезъ Тиргартенъ и Шарлотенбургъ до колоніи Вестендъ. Жива въ Шарлотенбургѣ болѣе мѣсяца, я очень часто ѣздилъ по ней и именно на имперіалѣ. Тогда пѣна на имперіалѣ была половинная или составляла maximum 3/5 цѣны внутри вагона -- никакъ не болѣе. Мѣста внутри вагона стоили 2 1/2 гроша или 25 пфенниговъ, что по разсчету общества на наши деньги стоитъ 10,50 к., а по моему разсчету 8 3/4 к. Слѣдовательно, цѣна имперіала 4 3/4 или 5 1/2 к. Въ таблицѣ общества эта линія обозначается теперь открытой только по воскресеньямъ отъ часу пополудни отъ Бранденбургскихъ Воротъ на разстояніи 6,14 верстъ, съ платою по 8,40, т. е. по моему, по 7 коп. О цѣнѣ на имперіалѣ и по этой дорогѣ ничего не сказано, хотя я знаю, что мѣсто на имперіалѣ стоило тутъ, какъ я уже сказалъ, на половину или на 2/5 дешевле. Притомъ же, линія эта начиналась не отъ Бранденбургскихъ Воротъ, а отъ Купферграбена, проходила Доротеенштрассе, а потомъ входила уже въ Тиргартенъ, такъ что протяженіе ея еще до Бранденбургскихъ Воротъ было, вѣроятно, версты три, а до Шарлотенбурга около 10 верстъ, и за такое разстояніе на имперіалѣ платилось всего 12 1/2 или 15 пфенниговъ, по нашему курсу 4 3/8 или 5 1/4 к.
   Но не можетъ быть, чтобы на берлинской дорогѣ не было особой таксы для имперіаловъ. Если ни г. Никитинъ, ни общество не говорятъ о ней, то не по чему другому, какъ по тому, что она въ думѣ могла обратить на себя чье нибудь вниманіе и послужить поводомъ къ вопросу: можно-ли, въ виду берлинскихъ цѣнъ на имперіалахъ, увеличивать цѣну мѣстъ на на птахъ имперіалахъ? Вы посмотрите вѣдь, какая разница представилась бы при показаніи цѣнъ берлинскихъ имперіаловъ съ нашими" на протяженіи почти одинаковомъ! За проѣздъ по дорогѣ отъ Бранденбургскихъ Воротъ до Шарлотенбурга, на протяженіи 6,14 верстъ, платится внутри вагоновъ 2 гроша или 20 пфенниговъ по разсчету общества 8,40 к. внутри вагона и, конечно, не болѣе 4,20 к. на имперіалѣ, а по моему курсу 7 к. внутри вагона и 3 1/2 к. на имперіалѣ. У насъ ново-деревенская линія имѣетъ протяженіе такъ же, какъ и шарлотенбургская, 6,29 верстъ, а между тѣмъ, за проѣздъ по ней платится внутри вагона 16 к., на имперіалѣ 10 к., болѣе чѣмъ вдвое противъ берлинскихъ цѣнъ. Такихъ безобразныхъ, сравнительно съ берлинскими, цѣнъ можно было бы въ нашемъ тарифѣ отыскать не мало, если бы этимъ заняться. Но у меня нѣтъ времени, потому еще ограничусь указаніемъ только очень курьёзнаго пассажа въ этомъ отношеніи. Общество конно-желѣзныхъ дорогъ въ своемъ проэктѣ увеличенія тарифа предположило оставить проѣздъ отъ Михайловской Площади до финляндской желѣзной дороги безъ измѣненія, т. е. 10 к. внутри вагона, а на имперіалѣ 6 к. Но г. Никитинъ и управа еще поусердствовали, положивъ взимать за это разстояніе въ 4,49 версты, 12 к. внутри вагона и 8 к. на имперіалѣ!!
   Кромѣ того, есть я еще причина, по которой ни г. Никитину, ни обществу не выгодно было вводить цѣны мѣстъ на имперійлакъ берлинскихъ желѣзныхъ дорогъ въ свою табличку. Цѣны эти значительно понизили бы среднюю поверстную плату всѣхъ нашихъ линій. Теперь общество стоитъ на своемъ, что и при увеличеніи тарифа, средняя поверстная плата на его дорогахъ дешевле, чѣмъ на всѣхъ другихъ, дорогахъ. У меня, говоритъ оно, эта плата 1,79 к., а на берлинскихъ желѣзныхъ дорогахъ 1,84 к.-- Само собою разумѣется, что и теперь эту цифру 1,84 к. они едва натягиваютъ при помощи сравнительнаго Никитинскаго пріема, превращая марки въ рубли, по курсу марка -- 42 к.; почему и выходитъ у него, что проѣздъ по всему протяженію берлинскихъ дорогъ стоитъ 1 р. 6 к. А если разсчитать марку по курсу 35 к., то окажется, что проѣздъ этотъ будетъ стоить всего 87 1/2 к. и, слѣдовательно, средняя плата окажется 1,44 коп.-- А что-же бы вышло еще, еслибы общество внесло въ счетъ мелкія цѣны берлинскихъ имперіаловъ?
   Изъ сказаннаго видно, что отчетъ г. Никитина вовсе не есть изслѣдованіе дѣла, а рядъ фокусъ-покусовъ, продѣлываемыхъ имъ передъ управою и думою при помощи сравнительнаго пріема, превращенія марокъ въ рубли и т. п. въ пользу общества. "Разъ, два, три! смотрите, господа -- говоритъ сей новый Боско, обращаясь къ публикѣ:-- вы видите, что всѣ разыскиваемыя вами и марки, и рубли -- все это состоитъ на лицо, вотъ смотрите на мой отчетъ. Видите ли?" -- "Да, видимъ: тутъ точно на лицо." -- "Ну, смотрите теперь: разъ, два, три -- видите, нѣтъ ихъ болѣе у меня и изъ отчета исчезли; ищите, гдѣ они?" -- А гдѣ ихъ теперь найдешь? Одни говорятъ, что они полностью находятся въ карманѣ Петра Іоновича Губонина. Но г. Полетика увѣряетъ, что у насъ такіе порядки, что у каждаго концессіонера, строителя, подрядчика деньги исчезаютъ изъ кармана немедленно по ихъ полученіи въ большихъ суммахъ, такъ что онъ приступаетъ къ дѣлу значительно уже общипаннымъ. Г. Полетика самъ бывалъ крупнымъ подрядчикомъ, и ему нужно вѣрить. Слѣдовательно, надобно думать, что то, что уплыло изъ кармана Губонина, попало въ карманъ общипавшихъ?! Не скажете ли вы намъ, г. Боско, гдѣ они -- эти общипавшіе Губонина, и кто они, чтобы, мы по крайней мѣрѣ знали, за кого будемъ платить налогъ?
   Разъ вы уразумѣли, что всѣ исчисленія г. Никитина не суть дѣйствительныя исчисленія, а намѣренные фокусъ-покусы для потемненія сути дѣла и представленія его въ фальшивомъ свѣтѣ, для васъ весь отчетъ его принимаетъ уже другой смыслъ. Вы видите въ немъ не праздную фёльетонную болтовню, приправленную откровенностію и сердечностію, а хитро составленную защитительную рѣчь по пріему рѣчи Антонія надъ трупомъ Цезаря. Передъ г. Никитинымъ возбужденная петербургская толпа, готовая растерзать и Губонина, и общество конно-желѣзныхъ дорогъ за опустошеніе ея кармановъ. "Губонинъ и общество, кричитъ ему толпа:-- это -- чудище, а не люди!" -- "А вы что же думаете, отвѣчаетъ г. Никитинъ.-- Развѣ я ихъ понимаю иначе, чѣмъ вы? не считаю ихъ тоже чудищемъ? Да я, еслибы дѣло касалось только ихъ, то я и ходатайства ихъ не взялъ бы разсматривать. Съ какой стати? заключили они контрактъ съ управою, оказались несостоятельными; ну и пусть выпутываются, какъ знаютъ, или погибаютъ. По закону, на городѣ вовсе не лежитъ никакой обязанности помогать тому или другому контрагенту, оказавшемуся несостоятельнымъ. Но въ томъ-то и дѣло, что, по недосмотру управы, контрактъ съ обществомъ заключенъ такой, что общество можетъ завтра продать или заложить дорогу или, въ случаѣ его несостоятельности, тоже могутъ сдѣлать его кредиторы облигаціонеры. Управа дозволила выпустить обществу на 5.000,000 облигацій, а облигаціи обезпечены всею дорогою -- т. е. всѣмъ ея и недвижимымъ имуществомъ, какъ городская земля. И все это могутъ отобрать у города. (Здѣсь г. Никитинъ прилгнулъ; но безъ этого, конечно, нельзя). Вотъ почему я только и взялся разсматривать ходатайство общества. И что я въ немъ нашелъ -- это ужасъ. Бываютъ ли еще гдѣ-нибудь такія расхищенія! Извѣстно, что нынѣ постройка паровыхъ дорогъ обходится не болѣе 50,000 на версту, -- общество цѣнитъ свою дорогу въ 89,000 слишкомъ -- и, въ доказательство большей стоимости послѣдней, указываетъ на свои пять парковъ, изъ которыхъ по цѣнности, дескать, каждый равняется первоклассной станціи паровой желѣзной дороги, на затрудненія и дороговизну отчужденія, на большое количество мостовъ и величину подвижного состава. Посмотрѣлъ я на хваленые парки, и оказалось все неважно, невзрачно, такъ что, можетъ быть, три такіе парка цѣнностью могутъ равняться развѣ только одной первокласной станціи паровой желѣзной дороги. Цѣны за отчужденіе земли (она на окраинахъ города), тоже не могли быть большія. Я захотѣлъ повѣрить это мое личное впечатлѣніе и заглянулъ въ отчеты обществъ конно-желѣзныхъ дорогъ: московской, берлинской, вѣнской -- и что-же, къ удивленію моему, оказалось -- что постройка петербургской конно-желѣзной дороги стоитъ дешевле всѣхъ остальныхъ. Но это меня только удивило, но не смутило. Я продолжалъ мое изслѣдованіе и нашелъ:
   1) Оцѣнка земли, купленной для постройки парковъ и свалки снѣга и мусора, оцѣнена очень дорого: 33,588 кв. саж. въ 572.036 рубл., по моему -- самое большее -- она можетъ стдить не болѣе 335.180 р.
   2) Работы по укладкѣ пути земляныя, мостовыя и проч. оцѣнены въ 15,000 руб. верста, всего въ 1.772.398 р., по моему, верста болѣе 6,000 р. не стоитъ, а вся работа болѣе 693.120 руб.
   3) Мосты -- числомъ 47-- общество цѣнитъ въ 720.467 р. Но я, основываясь на показаніяхъ опытныхъ техниковъ, не могу ихъ оцѣнить дороже 360.000 р. Кстати сказать, что на мостахъ я поймалъ общество и въ явномъ плутовствѣ. По расцѣночной вѣдомости общества, стоимость перестройки троицкаго моста показана въ 92,000 рубл., а гласный Н. Д. Егоровъ, передѣлывавшій этотъ мостъ съ другимъ гласнымъ П. И. Шороховымъ, сказалъ мнѣ, что они сдѣлали эту работу всего за 65,000 р.
   4) Конюшни оцѣнены въ 582,000, по моему болѣе 335.150 р. не стдятъ.
   5) Остальныя всѣ постройки также оцѣнены очень дорого, такъ что, вмѣсто 1.541,645 р., ихъ можно оцѣнить только развѣ 1.000.000 р.
   Такимъ образомъ, я никакъ не могу согласиться, чтобы постройка дороги обощлась въ 7.500.000 рублей. Цѣня самымъ широкимъ образомъ дѣйствительную стоимость всего имущества общества, я никакъ не могу оцѣнить его болѣе, чѣмъ въ 4.000.000 рубл. Прибавимъ къ этому а) 10% на затраченный строителями капиталъ -- 400.000 р. б) 5% на администрацію, техническій надзоръ и всякіе иные торговые расходы -- 200.000 р. и в) 10% вознагражденія строителямъ за трудъ -- 400,000 р.-- выйдетъ все таки всего 5.000.000 р. а не 7.500.000. (И такъ, даже по отчету г. Никитина недочетъ въ 3.500.000 р.?)
   "Но гг., не признавая расходовъ по постройкѣ дороги -- продолжаетъ все тотъ же г. Никитинъ:-- въ томъ размѣрѣ, въ какомъ оцѣниваетъ ихъ общество, я не могу того же сказать о расходахъ по эксплуатаціи. Даже въ дѣйствительности расходовъ по очисткѣ дороги отъ снѣга и грязи, оцѣненныхъ обществомъ въ 50,000 р. на протяженіи 84-хъ верстъ, возбудившихъ сначала во мнѣ сомнѣніе, въ дѣйствительности и этихъ, говорю, расходовъ, я удостовѣрился вполнѣ какъ посредствомъ моего сравнительнаго пріема, такъ и посредствомъ расходовъ на очистку своего собственнаго дворика, за очистку котораго я плачу по 2 р. 25 к. за кв. сажень. Потому, а смѣло утверждаю, что на расходы по эксплуатаціи обществу нужно не менѣе 1.100.000 р. въ годъ. Да кромѣ того, ему приходится уплачивать въ годъ 300,000 р. процентовъ на облигаціи по уставу, да на ихъ погашеніе, по уставу же, каждогодно 50,000 р., да у общества есть сверхъ того долгъ въ 420,000 р., за который нужно уплачивать каждогодно проценты изъ 7% годовыхъ и погашеніе капитала въ теченіи 5 лѣтъ, всего приблизительно по 100,000 въ годъ. Такимъ образомъ, обществу необходимо расходовать всего 1.650,000 р. Валовой же доходъ его за текущій годъ всего -- 1,300,000. Не хватающіе 350,000 р. ему необходимо прибавить"...
   Но мы не будемъ продолжать отчета г. Никитина. Далѣе мы уже знаемъ, что слѣдуетъ: исчисленіе, при помощи сравнительнаго пріема г. Никитина и превращенія марокъ въ рубли, что ѣзда по конно-желѣзнымъ дорогамъ второго петербургскаго общества дешевле, чѣмъ по подобнымъ дорогамъ всего міра, и что накидки на тарифъ какой-нибудь копейки обыватель даже не почувствуетъ, а будетъ, напротивъ, благодаренъ за то, что изъ такого пустяка не отняли дѣла у Губонина и не остановили на время движенія, а между тѣмъ и городъ будетъ, спасенъ. Губонинъ, пользуясь ошибками, допущенными въ контрактѣ, не отниметъ у города его имущества!?
   Таковъ докладъ г. Никитина. Казалось бы, что, при поступленіи этого доклада на разсмотрѣніе думы, первое, что должно было броситься всѣмъ членамъ ея въ глаза, это -- что, по признанію самого докладчика, цѣны выставлены обществомъ фальшивыя, что общество, даже со включеніемъ милліоннаго pour boire для Губонина, истратило на постройку дороги всего 5.000,000, а не 7.500,000 р., причемъ по статьѣ постройки мостовъ докладчикомъ же открыта фальшивая запись, подтверждённая гласнымъ думы. Одно это должно было возбудить недовѣріе думы и къ показанію общества относительно эксплуатаціонныхъ его расходовъ, а вникнувши немножко въ послѣдніе, она увидѣла бы, что всѣ исчисленія, сдѣланныя по этимъ расходамъ -- и самого общества, и г. Никитина -- чистый фокусъ-покусъ. Впрочемъ, и безъ этого по одному первому пункту -- по фальшивымъ показаніямъ относительно расходовъ на постройку дороги -- дума должна была назначить переизслѣдованіе этого дѣла посредствомъ комиссіи, составленной изъ людей, знающихъ желѣзно-дорожное дѣло и хозяйство вообще. Вѣдь нельзя же предположить, что члены думы согласились -съ докладомъ управы или, что -- тоже, докладомъ г. Никитина, не читавши его?!
   Между тѣмъ, по ходу дѣла, чтобы спасти репутацію безкорыстія за членами думы, пожалуй, придется принять и. это предположеніе. А, впрочемъ, предоставляемъ самимъ членамъ думы рѣшить: какую репутацію считаютъ они для себя лучшей -- репутацію ли людей, которые подписываютъ все, что имъ подаютъ, не читавъ, или людей, которые не подписываютъ ничего иначе, какъ получивъ приличный гонораръ за свое согласіе?
   Какъ бы то ни было, но несомнѣнно, что дума или не читала доклада г. Никитина, или къ фальшивымъ показаніямъ общества относительно истраченныхъ на постройку дорогъ будто бы 7.500,000 р., когда, по показаніямъ докладчика, ихъ было истрачено maximum не болѣе 5.000,000, отнеслась совершенно равнодушно. Такъ, дескать, и впредь дѣло ведите.. Только одинъ изъ гласныхъ въ теченіи преній, именно г. Домонтовичъ, напомнилъ о грѣшкахъ общества, въ чемъ указывалъ и причину дурной эксплуатаціи и несостоятельности общества. Но г. Полетика заявилъ, что "на него производитъ тяжелое впечатлѣніе упоминаніе о побочныхъ расходахъ строителей... По словамъ его, нужно обвинять не ихъ самихъ, а среду, гдѣ они дѣйствуютъ" и т. п. Положимъ, что все это и такъ. Но это нетолько не мѣшаетъ, а еще болѣе обязываетъ думу вникать въ отчеты строителей и обществъ по разнымъ статьямъ, дабы они имѣли въ виду, что можно давать себя средѣ общипывать только на извѣстный %. А то изъ строителей и обществъ будутъ являться то и дѣло калики-перехожіе, которые будутъ заявлять себя часто общипанными средою и просить пособія въ увеличеніи налоговъ на населеніе, хотя они вовсе такъ сильно, какъ показываютъ, и не были общипаны, а просто прикарманили себѣ денежки и просятъ пособія въ увеличеніи налога, чтобы и впредь было что прикарманивать. Оно и относительно общества конно-желѣзныхъ дорогъ представляется нѣсколько страннымъ то обстоятельство, что общество объявило себя несостоятельнымъ, чуть не банкротомъ -- и объявленіе объ этомъ сдѣлано назадъ тому уже цѣлый годъ (просьба его поступила въ управу 26-го іюня 1878 года), а ни одной акціи, на одной облигаціи конно-желѣзныхъ дорогъ никогда не бывало и нѣтъ на биржѣ. Удивительный народъ акціонеры и облигаціонеры этого общества! Дохода никакого, надеждъ на поправленіе дѣлъ общества никакихъ, а они не хотятъ продать ни одной акціи, ни одной облигаціи!
   Не познакомившись съ данными доклада, дума, натурально, не могла выработать никакого самостоятельнаго взгляда на дѣло и volens, nolens поставлена была въ необходимость идти въ рѣшеніи дѣла на буксирѣ за управой. И потому прямо порѣшила увеличить тарифъ на проѣздъ въ пользу общества въ опредѣленномъ управою размѣрѣ. Когда г. Домонтовичъ, въ виду отяготительности этого налога для бѣдняковъ, изъ которыхъ многимъ придется приплачивать по 2 и по 3 лишнихъ коп. въ день, совершенно резонно предложилъ думѣ: не лучше ли если ужъ рѣшаться помочь обществу, придумать какой-нибудь другой способъ для этой помощи -- не лучше ли, напримѣръ, еслибъ городъ отъ себя далъ помощь обществу хотя для пробы лѣтъ на пять -- то предложеніе это, вмѣсто разсмотрѣнія, вызвало общій смѣхъ. Почему это предложеніе г. Домонтовича, повторяемъ опять, весьма резонное -- поискать другихъ способовъ оказать помощь обществу безъ отягощенія обывателей налогомъ -- возбудило веселье и смѣхъ въ нашихъ умныхъ думцахъ, рѣшительно не понимаемъ; надобно полагать, что они, по природѣ -- люди веселые и смѣшливые... Затѣмъ, тотъ же Домонтовичъ, осмѣянный думцами-весельчаками за предложеніе поискать другихъ способовъ помочь обществу помимо налога, сдѣлалъ новое предложеніе: нельзя ли, по крайней мѣрѣ, налогъ ограничить какимъ-нибудь срокомъ, пятью-десятью годами? Домонтовича поддержалъ гласный В. Лихачевъ, доказывая, что безсрочность контрактовъ, кромѣ вреда, не можетъ приносить городу ничего. Въ примѣръ онъ указалъ на общество водопроводовъ. "Общество это, при заключеніи контракта, было въ плачевномъ положеніи; за его акціи съ трудомъ давали четверть ихъ стоимости. Теперь, дѣла общества въ цвѣтущемъ состояти; акціи водопроводовъ приносятъ крупный дивидендъ и продаются втрое дороже ихъ номинальной стоимости. Городъ же, связанный долгосрочнымъ контрактомъ, ничего не въ состояніи сдѣлать для удешевленія водоснабженія". Примѣръ этотъ, кажется, былъ достаточно доказателенъ для думы. Тѣмъ не менѣе, противъ предложенія Домонтовича и В. Лихачева горячо возстали гласные: статскій совѣтникъ Михельсонъ, баронъ Фредериксъ, капитанъ Литвиновъ, кандидатъ университета Никитинъ, онъ же и докладчикъ, инженеръ дѣйствительный статскій совѣтникъ Ратьковъ-Рожновъ. Я нарочно упоминаю чины ораторовъ-гласныхъ, чтобы читатель видѣлъ, что возражатели не изъ числа тѣхъ, которые засѣдаютъ въ думѣ на основаніи промысловыхъ свидѣтельствъ въ два рубля, въ рубль и даже въ 75 к., а все люди образованные, понимающіе дѣло, даже нѣкоторымъ образомъ спеціалисты по дѣлу, какъ, напримѣръ, г. Ратьковъ Рожновъ. Чѣмъ же они доказываютъ, что налогъ на петербургское населеніе въ пользу общества безсрочный лучше, чѣмъ срочный?-- А вотъ чѣмъ: "временная льгота обществу не можетъ вывести его изъ того затруднительнаго положенія, въ какомъ оно находится въ настоящее время, а слѣдовательно, и не дастъ ему возможности, за неимѣніемъ средствъ, сдѣлать необходимыя улучшенія въ конножелѣзномъ сообщеніи, на которыя въ правѣ будутъ разсчитывать обыватели, платя увеличенный проѣздный тарифъ". Но вѣдь предложеніемъ Домонтовича и Лихачева дать помощь обществу на срочное число лѣтъ вовсе не отнималось у общества права на продолженіе этой помощи и еще на такой же срокъ, еслибы дѣла общества не поправились, и это оказалось дѣйствительно нужнымъ по новомъ разсмотрѣніи его дѣлъ (но только, пожалуйста, не кандидатомъ университета Никитинымъ). Но разница при срочномъ налогѣ была бы та, что помощь оказывалась бы только въ случаѣ дѣйствительной нужды и при дѣйствительно хорошемъ веденіи дѣла обществомъ, а не образовывалась бы изъ тяжелаго налога на петербургское населеніе синекура для общества ежегодно въ пол-милліона рублей, а впослѣдствіи, вѣроятно, и гораздо болѣе, съ отдачею притомъ веденія дѣла въ полный произволъ общества. Замѣчательно, что за названными нами patres conscripti города Петербурга, которые всѣ, начиная отъ инженера дѣйствительнаго статскаго совѣтника Ратькова-Рожнова до капитана Литвинова и кандидата университета Никитина, готовы были бы, повидимому, отдать все петербургское населеніе въ крѣпостное владѣніе Губонину съ его обществомъ, послѣдовали и остальные patres conscripti Петербурга: "большинство въ собраніи, замѣчаютъ "Петербургскія Вѣдомости":-- было настроено въ пользу безсрочнаго налога. При баллотировкѣ вопроса, было рѣшено удержать возвышенный тарифъ на. весь срокъ концессіи, т. е. до 15-го ноября 1914 года". До 1914 года!!?? т. е. еще 35 лѣтъ!! Въ эти 35 лѣтъ, считая только по 500,000 р. въ годъ, петербургское населеніе уплатитъ налога въ пользу Губонина съ компаніей 17.500,000 р. А такъ какъ цифра пассажировъ будетъ ежегодно увеличиваться, то, вѣроятно, уплатитъ и не 17,500,000, а 25.000,000 р., а, можетъ быть, и всѣ 30.000,000 руб. Не волнуется ли, читатель, ваша кровь, не закипаетъ ли въ васъ злоба при взглядѣ на подобное якобы самоуправленіе? Мы всегда склонны роптать на налоги, устанавливаемые правительствомъ; вотъ хоть бы, напримѣръ, сколько вызвалъ разговоровъ недавній налогъ на проѣздъ по желѣзнымъ дорогамъ, не превышавшій однакожъ въ первомъ классѣ 25%. а въ третьемъ 15%, налогъ только временный и допущенный въ крайнихъ обстоятельствахъ государства, при истощеніи всѣхъ другихъ способовъ! А вотъ теперь мы облагаемъ сами себя налогомъ въ пользу не государства, а Губонина съ компаніей, безъ изслѣдованія дѣла, безъ всякой, можетъ быть, да впрочемъ, и не можетъ быть только, а несомнѣнно безъ всякой нужды, и облагаемъ 33% безсрочно!!?? Да, облагаемъ сами себя. Ибо всѣ эти думскіе patres conscripti -- и ораторы, начиная отъ инженеръ-дѣйствительнаго статскаго совѣтника Ратькова-Рожнова и кончая капитаномъ Литвиновымъ и кандидатомъ университета Никитинымъ, и не ораторы, начиная отъ головы барона Корфа и товарища его дѣйствительнаго статскаго совѣтника Льва Яковлевича Яковлева и кончая петербургскимъ 2-й гильдіи купцомъ Спиридономъ Григорьевымъ и мѣщаниномъ Акатовымъ -- все это представители, по идеѣ и по закону, всего города Петербурга; ихъ голосъ -- нашъ голосъ; когда они залѣзаютъ въ нашъ карманъ и самоуправно вытаскиваютъ, сколько имъ вздумается, чтобы помочь разыгрывающему перехожаго калику губонинскому обществу, это, по фикціи закона о самоуправленіи, значитъ, что мы сами обращаемся къ нашимъ patres conscripti -- ко всѣмъ, начиная отъ барона Корфа до Спиридона Григорьева и мѣщанина Акатова -- и говоримъ имъ: да что же это вы, господа, не поможете бѣдному Петру Іоновичу Губонину съ его обществомъ? Да возьмите съ насъ, сколько хотите -- мы готовы все дать.-- Вотъ что такое налогъ по идеѣ самоуправленія. При правительственномъ налогѣ, если онъ несоразмѣренъ и тяжелъ, хоть роптать можно; а тутъ и роптать нельзя, и жаловаться некому. Вездѣ скажутъ: "Чтожъ ропщешь? Ты самъ себя обложилъ".
   По идеѣ самоуправленія, выходитъ, что и кандидатъ университета, Никитинъ, готовый на всякія фальсификаціи, чтобы наложить на городское населеніе налогъ въ пользу общества, и дѣйствительный статскій совѣтникъ Яковлевъ, смотрящій сквозь пальцы, какъ общество водопроводовъ по нѣсколькимъ недѣлямъ подрядъ поитъ городское населеніе грязной водой, приправленной сверхъ того тухлой рыбой, наконецъ, и инженеръ дѣйствительный статскій совѣтникъ Ратьковъ-Рожновъ, изъ кожи лѣзущій, чтобы отдать петербургское населеніе въ услуженіе губонинскому обществу до конца концессіи -- все это ты санъ...
   Нѣтъ, господа, это невозможно. Давайте лучше поскорѣе, по примѣру донцевъ, раскусившихъ суть россійскаго самоуправленія, просить, чтобы насъ избавили отъ самоуправленія. Право, шестигласная дума, имѣющая право вводить налоги не иначе, какъ съ разрѣшенія высшаго начальства, гораздо лучше. Тамъ, по крайней мѣрѣ, можно легально протестовать и жаловаться. А тутъ, при самоуправленіи, и этого нѣтъ.
   Но недовольно ли, читатель? Признаюсь откровенно, что я начинаю чувствовать себя неспособнымъ далѣе выносить чтеніе разныхъ документовъ о дѣятельности управы и думы по увеличенію тарифа... Надобно имѣть желѣзные нервы, чтобы, не волнуясь, нѣсколько разъ пересматривать то сплетеніе лжи, прихвостничества и всякаго рода фальсификацій, какое представляетъ собой докладъ кандидата университета Никитина, каждый разъ при этомъ вспоминая и чувствуя, съ болью сердца чувствуя, что этотъ докладъ послужилъ основаніемъ для тяжелаго налога на петербургское населеніе, далѣе читать эти quasi дебаты думскихъ веселыхъ ораторовъ, гдѣ они въ запуски другъ передъ другомъ стараются преуспѣть въ прислужничествѣ губонинскому обществу и дарованіи ему всякихъ льготъ, и, наконецъ, не читать уже, а просто видѣть сцены (ибо читая ихъ, нельзя, вмѣстѣ съ тѣмъ, и не видѣть ихъ передъ собою), просто зазорныя и неприличныя по своей откровенности, не то что для столичной Думы, а для самаго мелкаго правительственнаго или общественнаго учрежденія.
   Вотъ двѣ изъ таковыхъ: пусть судитъ объ нихъ самъ читатель. Идутъ дебаты о томъ, чтобы за каждый случай неосторожной ѣзды съ общества безъ суда немедленно взыскивать денежное вознагражденіе въ пользу пострадавшихъ. Суммы вознагражденія предполагаются разныя, смотря по увѣчью: легкое ли будетъ увѣчье или тяжелое, съ переломомъ ноги и руки, или, наконецъ, смерть. Наконецъ, гласный Шаумянъ повторяетъ предложеніе, сдѣланное первоначально В. Лихачевымъ: "штрафовать общество за каждый несчастный случай, выразившійся въ увѣчьѣ или смерти 5,000 р., и если въ теченіи 3-хъ дней послѣ несчастнаго случая со стороны общества протеста не будетъ, то деньги эти выдавать лицу пострадавшему, а при смертномъ случаѣ -- его наслѣдникамъ".
   По моему мнѣнію, это предложеніе требовало по правки только относительно легкихъ увѣчій, но относительно увѣчій тяжелыхъ, соединенныхъ съ переломомъ ногъ или рукъ, и смертныхъ случаевъ оно было вполнѣ правомѣрно. Человѣкъ съ переломленною рукою или ногою, смотря по профессіи, долженъ лишиться или всего заработка, который онъ имѣлъ или могъ имѣть, если онъ малолѣтенъ, или очень значительной части его. Какъ же его не вознаградить хоть сколько нибудь за эту потерю? Но предложеніе Шаумана вызвало бурю въ сторонникахъ интересовъ общества.
   "Это нельзя-съ... началъ Ратьковъ-Рожновъ {Нельзя не пожалѣть, что въ нашихъ газетахъ не печатаются стенографическіе отчета думскихъ засѣданій. Болѣе подробное изложеніе дебатовъ на этихъ засѣданіяхъ мы нашли только въ "Петербургской Газетѣ". Потому изъ нея и заимствуемъ ихъ, оставляя точность передачи на отвѣтственности газеты.}.-- Это дѣло не наше: пусть судъ присуждаетъ цифру вознагражденія пострадавшимъ. По моему, лучше штрафовать общество по немногу, а лицу пострадавшему предоставитъ вѣдаться съ обществомъ путемъ суда (это безрукому-то и безногому?! справедливо замѣчаетъ газета). Изъ годового отчета общества конно-желѣзныхъ дорогъ видно, что за годъ было 87 несчастныхъ случаевъ: изъ нихъ большею частію были увѣчья легкія, 62 случая ушибовъ, 18 увѣчій и только семь смертныхъ случаевъ Такъ что, если мы за каждый несчастный случай, какую бы легкую форму онъ ни имѣлъ, будемъ штрафовать общество на 5,000 р., то обществу не изъ чего будетъ работать. Предлагаю штрафъ въ 100 р. за увѣчье и 500 р. за смертный случай". Кажется, предложеніе очень умѣренное. Но баронъ Фредериксъ предлагаетъ такой амендементъ, чтобы изувѣченный доказалъ, что увѣчье его произошло отъ кучера желѣзной дороги, а не отъ него самого. Но противъ этого возражаетъ даже и нѣмецкій гражданинъ, Санъ-Галли, заявляя, что за границей въ случаѣ увѣчья требуется, чтобы общество доказало свою невинность, а не потерпѣвшій увѣчье доказывалъ его виновность. Затѣмъ, мнѣніе барона Фредерикса отклоняется. Постановляется: увѣчье или смерть свидѣтельствуется полицейскимъ протоколомъ за увѣчье взыскивается 100 р., за смерть 500 р. Въ томъ же засѣданіи Санъ-Галли предлагаетъ для предупрежденія несчастныхъ случаевъ обязать общество устроить на переднихъ платформахъ вагоновъ рѣшетки, чтобы во время хода вагона не вскакивали на платформу. И если общество въ теченіи двухъ мѣсяцевъ не исполнитъ этого требованія, то потомъ за каждый просроченный мѣсяцъ взыскивать по 30,000 р. Баронъ Еорфъ говоритъ, что, по его мнѣнію, цѣлесообразнѣе было штрафовать общество по 1,000 р. за каждый неисправный вагонъ. "Помилуйте! говоритъ на это капитанъ Литвиновъ.-- Общество имѣетъ 250 вагоновъ: изъ нихъ 114 въ ходу. Если одинъ вагонъ будетъ неисправенъ, и вдругъ оштрафовать за это общество въ 1,000 р., это нельзя". Постановлено: если общество не сдѣлаетъ предлагаемой Санъ-Галли рѣшетки въ теченіи двухъ мѣсяцевъ, то штрафовать его за каждый неисправный вагонъ по 100 р.
   Я васъ спрашиваю: въ какомъ самомъ послѣднемъ земскомъ судѣ или полицейскомъ управленіи, гдѣ члены, предположимъ, сидятъ завѣдомые взяточники, рѣшится какой-нибудь изъ членовъ защищать интересы подрядчиковъ, забывая объ интересахъ казны, такъ же откровенно, какъ дѣлаютъ это Ратьковъ-Рожновъ и Литвиновъ относительно губонинскаго общества. "Обществу не изъ чего будетъ работать, говоритъ г. Ратьковъ-Рожновъ:-- если за каждаго увѣчнаго или умершаго придется платить по 5,000". Капитанъ Литвиновъ приходитъ въ ужасъ, если за каждый неисправный вагонъ будутъ взцркивать по тысячѣ. А вотъ вы, гг. инженеръ-дѣйствительный статскій совѣтникъ Ратьковъ-Рожновъ и капитанъ Литвиновъ, не подумали о томъ, что еслибы общество заплатило за вышеупомянутыя 18 увѣчій, 7 смертныхъ случаевъ и 62 случая ушибовъ -- за первыя 25 по 5,000 -- 125,000 р., за ушибы по 100 р.-- 6,200 р., оно заплатило бы всего 131,200 р., да приложивъ къ этому по 1,000 р. за оказавшіеся безъ рѣшетокъ 20 вагоновъ (а думаю, такого maximum, довольно: ибо это -- несправность, вполнѣ уже зависящая отъ воли общества) -- всего на все оно заплатило бы 150,000 р. Это не составляетъ даже и третьей части того магарыча, который, ни за что, ни про что, дается ему на первые годы, но который чѣмъ далѣе, тѣмъ болѣе будетъ увеличиваться. А позвольте васъ спросить: чѣмъ будутъ вознаграждены семейства, у которыхъ вы раздавили работниковъ, или сами тѣ увѣчные, которымъ вы переломили руки и ноги? Это грошевой подачкой въ 100 и 500 р? А что, еслибы, гг. дѣйствительный статскій совѣтникъ Ратьковъ-Рожновъ и капитанъ Литвиновъ, вагоны конно-желѣзной дороги раздавили или изувѣчили кого нибудь изъ вашихъ родныхъ или близкихъ въ сердцу -- какъ бы взглянули вы на вознагражденіе въ 500 и 100 р.?
   Наконецъ, позвольте передать и послѣднюю, позорнѣйшую сцену по дебатамъ объ увеличеніи тарифа на конно-желѣзныхъ дорогахъ, но я передамъ ее уже прямо по тексту "Петербургской Газеты".
   

Засѣданіе думы.

   "Хорошо тому жить, кому бабушка ворожить". Поговорка эта невольно пришла бы на мысль всякому "постороннему" человѣку, случайно прибывшему на засѣданіе думы, 6-го іюни, когда окончательно рѣшалась участь конно-желѣзной дороги въ Петербургѣ. Мы нарочно подчеркнули слово "посторонній", такъ какъ "свои люди", т. е. нѣкоторые гласные, исключительно пріѣзжавшіе на думскія засѣданія, для рѣшенія "конно-желѣзнаго" вопроса, а въ другіе дни и носа не показывавшіе въ думу, подготовлены были къ благопріятному (для общества конно-желѣзныхъ дорогъ) рѣшенію. Гово

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРѢНІЕ.

Крестьянскія мечты о землѣ въ московскомъ уѣздномъ земскомъ собраніи.-- Сила вещей, производящая различныя непослѣдовательности въ русской жизни.-- Докладъ московской земской у права съ проектомъ земской кассы для вспомоществованія цѣдимъ крестьянскимъ обществамъ въ пріобрѣтенія земли.-- Характеристика нашихъ совѣщаній, комиссій, собраній по крестьянскимъ дѣдамъ.-- Очеркъ дебатовъ, бывшихъ въ московскомъ уѣздномъ земскомъ собраніи по этому предмету.-- Заключеніе.-- Отвѣтъ г. Суворину.

   "Ахъ! не все намъ слезы горькія лить о бѣдствіяхъ существенныхъ; на минуту позабудемся въ чародѣйствѣ красныхъ вымысловъ", тѣмъ болѣе, что на настоящій разъ выдался такой случай чародѣйства, что можно впасть въ полную иллюзію, забыться вполнѣ, принять самые невѣроятные вымыслы за чистую, несомнѣнную дѣйствительность. Ибо зрѣлище происходитъ не на театральныхъ подмосткахъ, гдѣ возможность полной иллюзіи обусловливается безчисленнымъ множествомъ трудностей, почти никогда не препобѣдимыхъ de facto, а въ московскомъ уѣздномъ земскомъ собраніи, гдѣ сцену представляетъ сама дѣйствительная жизнь, актеровъ переживающіе или претерпѣвающіе эту жизнь, ея дѣятели, наконецъ, самый сюжетъ происходящаго на сценѣ дѣйствія не вымыселъ поэта или сочинителя, а насущный вопросъ жизни, безъ разрѣшенія котораго дѣйствующимъ лицамъ долѣе жить становится просто невозможно. Это именно вопросъ о необходимости увеличенія крестьянскихъ земельныхъ надѣловъ, объ основаніи особой земской ссудной кассы, съ цѣлью помогать крестьянскимъ обществамъ покупать земли на имя цѣлыхъ обществъ.
   Такимъ образомъ, все здѣсь, повидимому, представляется чистою, истою, настоящею дѣйствительностію, а между тѣмъ, стоитъ вамъ только немножко вдуматься въ дѣло и вы тотчасъ почувствуете, что это не настоящая, а призрачная дѣйствительность, что все, что происходитъ въ этой дѣйствительности, миражъ, мечта, обманъ, однимъ словомъ, чародѣйство красныхъ вымысловъ.
   Начнемъ съ предмета самыхъ дебатовъ московскаго уѣзднаго земскаго собранія. Развѣ это не чародѣйство красныхъ вымысловъ, что наконецъ, по примѣру двухъ или трехъ глухихъ провинціальныхъ земствъ, и уѣздное земство московское, подстоличное, находящееся въ рукахъ кореннаго, столбового русскаго дворянства, вдругъ избираетъ предметомъ для своихъ занятій вопросъ о пріисканіи средствъ для содѣйствія мужикамъ при покупкѣ земель? Когда же земство занималось подобными пустяками? Всѣмъ извѣстно, что, по положенію о земскихъ упрежденіяхъ, на земство возложена обязанность заботиться объ удовлетвореніи потребностей двоякаго рода: обязательныхъ и необязательныхъ. Въ потребностямъ обязательнымъ относятся: повинность дорожная, подводная, постойная и т. п. Въ необязательнымъ -- народное здравіе, просвѣщеніе и т. п. Около этихъ предметовъ и вращалось до сихъ поръ наше земство, не видя болѣе ничего въ положеніи о земскихъ учрежденіяхъ и никакъ не догадываясь, что если въ положеніи о земскихъ учрежденіяхъ необходимо было подробно и точно обозначить тѣ предметы, на которые земство или обязательно должно, или имѣетъ право употреблять почерпаемыя имъ изъ находящихся въ его рукахъ источниковъ деньги, то не было никакой необходимости писать столько же параграфовъ объ обязанности земства заботиться объ увеличеніи силы этихъ источниковъ, заботиться о поднятіи народнаго благосостоянія или, говоря другими словами, о сохраненіи, поддержаніи и развитіи тѣхъ платежныхъ силъ, которыми удовлетворяются означенныя потребности. Ибо обязанность эта составляетъ существо земства, есть единственный его raison d'être. Но земство, если и уклонялось иногда отъ рутиннаго пониманія параграфовъ положенія о земскихъ учрежденіяхъ, то никакъ не въ пользу разумѣнія истиннаго его смысла, а напротивъ, въ еще большему затемнѣнію того внутренняго, настоящаго смысла, который лежитъ въ основѣ положенія о земскихъ учрежденіяхъ. Такъ земство на мужицкія деньги основывало классическія прогимназія, женскія городскія гимназіи для дочерей (вѣроятно?) мужиковъ, давало пособія для поддержки университетскихъ каѳедръ, стипендіи для обучающихся въ университетахъ, гимназіяхъ и т д., безъ всякихъ обязательствъ въ пользу земствъ со стороны учащихся, дѣлало щедрыя пожертвованія на восточную войну, не платя при этомъ зачастую жалованья собственнымъ народнымъ учителямъ, наконецъ, пускалось даже прямо въ аферы -- выхлопатывая желѣзно-дорожныя концессіи, истощая земскія платежныя силы налогами платежа гарантій -- аферы, которыя ни въ какомъ случаѣ и никогда не могли доставить массѣ народа ничего, кромѣ раззоренія. И вдругъ земство, послѣ вчерашнихъ еще своихъ блужданій по всѣмъ возможнымъ направленіямъ, кромѣ того, которое могло бы натолкнуть его на истинную дорогу, высказываетъ такой ясный и широкій взглядъ на истинный смыслъ земскихъ учрежденій -- задается мыслію: поставить на ноги крестьянскія земледѣльческія общины! Предположить что ли -- что оно въ одну ночь выросло и созрѣло? Но такой быстрый ростъ совсѣмъ не вѣроятенъ. Да къ тому же, еслибы земство, дѣйствительно, созрѣло, развѣ могло бы оно явиться съ такимъ проэктомъ? Развѣ зрѣлое земство можетъ думать, что этотъ проэктъ въ наше время не мечта, не мертворожденное дитя, которое несомнѣнно будетъ похоронено, если не въ архивѣ губернскаго земства, то въ одномъ изъ архивовъ тѣхъ многочисленныхъ комиссій, которыя, вѣроятно, будутъ его разсматривать? Въ осуществленіе подобной мечты можно вѣрить только въ "плѣнномъ мысли раздраженьи", что, конечно, никакъ уже не можетъ свидѣтельствовать о зрѣлости.
   Но съ давняго времени извѣстно, что "тьмы истинъ намъ дороже насъ возвышающій обманъ" и потому нѣтъ ничего удивительнаго, что каждая мечта увлекаетъ наши сердца и порождаетъ тьмы новыхъ мечтаній. Мечтою земства увлеклись всѣ, для кого земля, пріобрѣтеніе ея составляетъ вѣковой идеалъ всѣхъ мыслей, желаній, надеждъ, вѣрованій -- и засѣданія земскаго собранія, благодаря этому, превратились въ истинное чародѣйство красныхъ вымысловъ. Въ земскомъ собраніи заговорили люди, отъ которыхъ никогда здѣсь слова недобьешься, заговорили мужики, принявъ рѣшительное участіе въ дебатахъ. Впрочемъ, выраженіе: заговорили, относительно мужиковъ, не совсѣмъ точно. Говорили, какъ оно и подобаетъ, только дворяне -- говорили краснорѣчиво, бойко, съ блескомъ, украшая свою рѣчь разными учеными экономическими соображеніями и даже цитатами -- а мужики просто бормотали, но бормотали настойчиво, ни на что не взирая, конечно, въ твердой увѣренности, что это ихъ бормотаніе даромъ не пропадетъ, что прибавку земельки, благодаря содѣйствію земства, они себѣ добудутъ. "Крестьянину никакъ нельзя быть безъ земли, бормочетъ одинъ.-- Одна праздность насъ отягощаетъ". "Налоги крестьянъ не тяготятъ, бормочетъ другой: -- а тяготитъ только праздность, что имъ должно работать, да работать не на чемъ... Дай Богъ земли скорѣе пріобрѣсти, да пріучить отвыкшія руки отъ работы". "Если земли будетъ достаточно, бормочетъ третій:-то я, поработавъ на ней шесть мѣсяцевъ, чтобы хлѣба было достаточно для семьи, пойду на подати заработывать въ остальные шесть мѣсяцевъ и заработаю; а теперь праздность одолѣла, отъ работы отвыкли, лѣнтяевъ много стало. Если будетъ больше земли, прибавляетъ онъ наивно:-- то хорошо бы такую комиссію составить, чтобы она праздность въ крестьянствѣ извела, лѣтняевъ работать заставила". Видите, до чего заѣла его мечта о пріобрѣтеніи клочка земли въ какія-нибудь двѣ десятины, превратилась, можно сказать, именно, въ "бредъ души больной": дай дескать, ты мнѣ только эти двѣ желанныя десятины, а потомъ учреди особую комиссію и сѣки меня хоть каждый день, если я не буду работать!
   Эхъ, вы, милые мечтатели! Напрасно вы усиливаетесь увѣрить насъ, что отъ нечего дѣлать вы уже совсѣмъ излѣнились, отвыкли отъ работы; видимъ мы очень хорошо, что у васъ съ полученіемъ свободы болѣе, чѣмъ когда-нибудь "поработать руки чешутся"; знаемъ, что безъ земли и безъ работы у васъ и холодно и голодно. Все это мы знаемъ, а прибавки земельки черезъ содѣйствіе земства все-таки вы не получите не теперь только, а и тогда, когда на двухдесятинномъ душевомъ надѣлѣ будутъ сидѣть не то, что по 3 и по 4 души какъ теперь, а даже по 20, по 40 неревизскихъ душъ. А помечтать объ такой прибавкѣ, отчего бы же помечтать, это вамъ позволяется. Позволяется даже и побормотать въ томъ или другомъ уѣздномъ собраніи, случайно можете здѣсь иногда и побѣду одержать, какъ это случилось и теперь.
   Да, я долженъ прибавить, что бормотуны одержали побѣду въ московскомъ уѣздномъ собраніи -- одержали, конечно, не краснорѣчіемъ -- куда имъ!-- а тѣмъ, что остались неприступны для краснорѣчія ораторовъ -- дворянъ, которые хотѣли ихъ мечту-проэктъ загнать для разсмотрѣнія въ особую комиссію, гдѣ, конечно, имъ и былъ бы похороненъ -- стали дружно, какъ говорится, пластомъ на томъ, чтобы послать его въ губернское земское собраніе, а такъ какъ ихъ числомъ было больше, то они на своемъ поставили. Дворяне-ораторы и вообще протестанты, видя неминуемое пораженіе, вовсе не явились въ засѣданіе, когда рѣшался вопросъ объ отсылкѣ проэкта въ губернское земское собраніе, крестьяне же, въ количествѣ десяти, явившись въ собраніе съ пятью сочувственниками своей мечты изъ дворянъ -- единогласно, кромѣ предсѣдателя собранія-протестанта, положили отправить проэкть въ губернское земское собраніе. Какъ ни незначительна эта побѣда бормотуновъ надъ ораторами сама по себѣ, но въ дѣлѣ земскаго развитія она также важна, какъ первая побѣда Петра надъ шведами, гдѣ на одного шведа приходилось, помнится, по 2 или даже по 3 русскихъ. Пріятно видѣть, что крестьяне начинаютъ сознавать и понимать, что они не пѣшки въ земскомъ собраніи, а равноправные со всѣми другими члены, что долгъ и достоинство каждаго члена земскаго собранія состоитъ вовсе не въ томъ, чтобы блистать своимъ краснорѣчіемъ, а заботиться о правомъ рѣшеніи дѣлъ и что дружнымъ дѣйствіемъ для одной цѣли можно и при бормотаніи прокатывать самыхъ блестящихъ земскихъ софистовъ. Но само собою разумѣется, что одержанная въ московскомъ земскомъ уѣздномъ собраніи бормотунами побѣда надъ ораторами въ сущности есть не что иное, какъ миражъ, мечта, чародѣйство красныхъ вымысловъ... А между тѣмъ, всѣ эти нечаянные побѣдители -- Петры, Сидоры, Карпы, Антоны и т. д., не понимая полной ничтожности своей побѣды, разсыплются по своимъ селамъ, деревнямъ и будутъ съ восторгомъ разсказывать своимъ сватамъ, кумовьямъ, братанамъ о своемъ торжествѣ и при этомъ каждый изъ нихъ будетъ внушать своему свату, куму и т. д.: "теперь, сватъ, намъ, мужичкамъ, жить будетъ можно: какъ съ Божіей помощью, призанявъ у земства деньжонокъ, мы прикупимъ по 4, а то и по 5 десятинокъ на брата, важнецкое это выйдетъ дѣло".-- "Оно что говорить -- точно что хорошо будетъ, будетъ отвѣчать сватъ:-- только вы, мірскіе радѣтели, не сдавайтесь, постойте за крестьянство передъ барами до конца".-- "Да ужъ объ эфтомъ что-толковать; положено разъ, и будемъ стоять крѣпко до конца".. И вотъ все крестьянское населеніе Московскаго уѣзда съ нетерпѣніемъ со дня на день будетъ ждать: когда это земство дастъ имъ денегъ на прикупку по 4 или по 5 десятинъ на брата, и, само собою разумѣется, никогда этого не дождется, хотя многіе годы разговоры объ этомъ будутъ идти самые оживленные, полные самыхъ радужныхъ надеждъ и упованій.
   Кончится же все это тѣмъ, что какой-нибудь горячій націоналъ-патріотъ, видя напряженныя, и неудовлетворяемыя ожиданія крестьянскаго населенія, настрочитъ статейку въ обличеніе преступныхъ замысловъ прессы. Вотъ дескать, до чего она дошла: распространяя сколько превратныя, столько же вредныя идеи о томъ, что якобы у мужиковъ земли мало, она увлекла, этими идеями даже земство, а земскихъ дѣятелей превратила въ органы своей преступной агитаціи.
   "Однакожъ -- спроситъ меня читатель -- почему вы проэктируемую земствомъ помощь для прикупки крестьянамъ земли считаете праздною мечтою, невозможною въ осуществленію? Не доказываетъ ли совершенно противнаго даже самая постановка вопроса объ этой помощи въ земскихъ собраніяхъ? Вѣдь, никто не нудилъ земцевъ выдвигать подобнаго вопроса? Иниціатива его принадлежитъ имъ, слѣдовательно, нельзя сомнѣваться въ искреннемъ желаніи, если не всѣхъ, то очень многихъ изъ нихъ помочь крестьянству; потомъ, что невѣроятнаго и въ томъ, что вопросъ этотъ будетъ разрѣшенъ въ благопріятномъ для крестьянъ смыслѣ и въ губернскомъ земскомъ собраніи, какъ это и "лучилось въ новгородскомъ губернскомъ земскомъ собраніи, а затѣмъ представленный послѣднимъ правительству найдетъ и здѣсь благосклонный пріемъ. Какое же есть основаніе считать его неосуществимою мечтой?"
   И такъ вопросъ первый: какимъ образомъ мысль, идущая въ разрѣзъ интересамъ крупнаго и средняго землевладѣнія, которымъ въ земскихъ собраніяхъ принадлежитъ окончательно рѣшающій голосъ, могла явиться въ видѣ проекта въ одномъ изъ такихъ собраній, еслибы земцы не вѣрили возможности ея осуществленія, считали ее не болѣе, какъ праздною мечтою?
   Непослѣдовательность тутъ дѣйствительно есть. Но мы рождены, повиты, живемъ и движемся въ такой непослѣдовательности. Можно ли было ожидать, что дворянство наше нетолько безъ всякихъ возраженій, смиренно, но даже наиусерднѣйшимъ образомъ стало само хлопотать объ освобожденіи своихъ крѣпостныхъ, о надѣлѣ ихъ землею изъ своихъ собственныхъ земель? А оно это дѣлало. Не будемъ пускаться въ розысками, почему и для чего оно это дѣлало -- всѣ эти розысканія, въ концѣ концовъ привели бы насъ къ одному знаменателю, что ихъ заставляла поступать такимъ образомъ сила вещей, ихъ окружающая. Таже самая сила вещей производитъ на каждомъ шагу непослѣдовательности и въ настоящее время. Сила эта, порождаемая безчисленнымъ множествомъ элементовъ, самыхъ разнородныхъ, въ самомъ зарожденіи своемъ содержащая тьмы противорѣчій, развивающаяся и дѣйствующая по всевозможнымъ направленіямъ, неустойчивая, капризная, непрестанно измѣняющаяся не даетъ никому прочнаго основанія для систематическаго, точно опредѣленнаго, всегда себѣ вѣрнаго образа дѣйствія и даже воззрѣній. Оттого либералы, радикалы родятся у насъ въ одну ночь, какъ грибы, и на другую ночь безслѣдно пропадаютъ, преображаясь совершенно въ противоположные виды. Оттого нигдѣ нѣтъ такихъ сложныхъ политическихъ организмовъ или точнѣе сказать, зародышей этихъ организмовъ, какъ у насъ. Совмѣщеніе въ одномъ и томъ же лицѣ консерватора и даже ретрограда и вмѣстѣ съ тѣмъ либерала и даже радикала -- у насъ явленіе вовсе не рѣдкое. Все зависитъ оттого, какого вопроса коснешься. Есть вопросы, по которымъ сила вещей всѣхъ уравниваетъ, всѣхъ дѣлаетъ радикалами. Возьмемъ, напримѣръ" хоть бы вопросъ о нашихъ финансахъ. "Московскія Вѣдомости" же нахвалятся ихъ положеніемъ. Теперь только и настало, говорятъ они, истинно цвѣтущее положеніе страны -- развились всякаго рода промыслы, оживилась торговля, разбогатѣлъ мужикъ и т. д.-- и все это именно потому, что выпущены милліарды ни чѣмъ не консолидированныхъ бумажныхъ денегъ, и что нашъ рубль спустился до двухъ третей своей стоимости и даже ниже" Всѣ консерваторы и ретрограды желали бы отъ души вѣрить этому; но сила вещей даетъ имъ на каждомъ шагу чувствовать, что положеніе дѣлъ день ото дня становиться все хуже. Заглядывая въ свои расходныя книжки, они видятъ, что цѣна на всѣ предметы потребленія сильно увеличилась -- на предметы отечественнаго производства, если не на всю потерю стоимости рубля, то очень значительно, а на предметы заграничнаго производства -- гораздо даже болѣе, чѣмъ насколько упалъ рубль, что дороговизна на все продолжаетъ возрастать все болѣе и болѣе, а между тѣмъ и тотъ общій источникъ, изъ котораго всѣ посредственно или непосредственно черпаютъ свои доходы, крестьяне -- все болѣе и болѣе оскудѣваетъ. Одинъ изъ крестьянъ заявилъ на московскомъ земскомъ уѣздномъ собраніи, что помѣщики неохотно сдаютъ въ аренду крестьянамъ земли, потому что крестьяне становятся не въ силахъ выплачивать аренды. Въ виду такого непріятнаго и даже угрожающаго положенія дѣлъ, всѣ наши самые солидные консерваторы и даже ретрограды давно уже кричатъ о необходимости снятія налоговъ, лежащихъ на личномъ крестьянскомъ трудѣ, о введеніи общаго налога имущественнаго и даже подоходнаго. Видите ли, какъ чудодѣйственно дѣйствуетъ у насъ сила вещей, порождая либеральныя и даже радикальныя воззрѣнія! Французы, даже послѣ седанскаго разгрома и уплаты нѣмцамъ пяти милліардовъ франковъ, не могли додуматься до такихъ воззрѣній! Возьмемъ еще вопросъ -- о народномъ образованіи. Тѣже "Московскія Вѣдомости" стараются увѣрить всѣхъ, что никогда система нашего народнаго образованія не была поставлена такъ хорошо и не давала такихъ плодотворныхъ результатовъ, какъ въ настоящее время. Всѣмъ, конечно, консерваторамъ и даже ретроградамъ желательно было бы вѣрить, что это такъ. Но сила вещей даетъ также каждодневно чувствовать, что тутъ что-то не такъ. Не будемъ говорить о содержательности самого образованія, о томъ, насколько оно приспособлено къ настоятельнымъ потребностямъ и дѣламъ самаго народа и общества. Возьмемъ одну голую цифру. Извѣстно, что изъ крестьянъ въ лучшихъ губерніяхъ обучается въ начальныхъ школахъ едва 10% дѣтей изъ всего школьнаго возраста, въ другихъ губерніяхъ и того менѣе. Число дѣвочекъ въ этомъ процентѣ самое ничтожное, такъ что можно сказать, что образованіе женское въ народѣ у насъ до сихъ поръ вовсе не начиналось. Духовенство, для дѣтей котораго въ прежнее время начальное образованіе было обязательно, а высшее образованіе было открыто во всѣхъ почти высшихъ учебныхъ заведеніяхъ, теперь не знаетъ, что дѣлать съ своими дѣтьми. Со времени изданія постановленія о воспрещеніи пріема семинаристовъ въ высшія свѣтскія учебныя заведенія, возникъ вопросъ, куда дѣваться съ семинаристами, который озабочиваетъ нетолько духовенство, и публицистовъ духовныхъ журналовъ, но даже и земства разныхъ губерній.
   
   "Создается, говоритъ "Церковный Вѣстникъ", особый классъ людей, которые и по образованію не имѣютъ правъ, могущихъ обезпечить ихъ будущность, и по своему соціальному положенію не имѣютъ экономической подкладки для безбѣднаго существованія, не владѣютъ ни землей, какъ крестьяне, чтобы заниматься сельскимъ хозяйствомъ, ни капиталомъ, чтобы вести торговлю, ни познаніями, требующимися для производства ремеслъ. Предстоитъ опасность, что образуется особый русскій пролетаріатъ изъ дѣтей священно- церковнослужителей. Вшросъ о томъ, какъ предотвратить эту опасность и кому слѣдуетъ объ этомъ позаботиться -- никто не назоветъ вопросомъ празднымъ".
   На первомъ планѣ, по мнѣнію "Церковнаго Вѣстника", стоитъ забота томъ, чтобъ семинаристы имѣли возможность получить высшее образованіе Хорошо понимая интересы духовенства, "Церковный Вѣстникъ" вовсе не разумѣетъ подъ этимъ образованіемъ исключительно богословское, сознавая, что всѣхъ семинаристовъ, ищущихъ высшаго образованія, невозможно упрятать въ духовныя академія, какъ доказывали это "С.-Петербургскія Вѣдомости".
   Итакъ, о на правленіи всѣхъ семинаристовъ, жаждущихъ высшаго образованія, въ духовныя академіи не можетъ быть и рѣчи. Вѣрно понимая это, "Церковный Вѣстникъ" указываетъ способы матеріальной и нравственной поддержки тѣмъ семинаристамъ, которые, несмотря на ограничительныя условія поступленія въ университеты, все-таки, рѣшатся домагаться этого. Въ саратовской епархіи возникла мысль производить готовящимся къ испытанію въ гимназіи семинаристамъ, въ теченіи года приготовленія, пособіе въ размѣрѣ 50--100 руб. Неизвѣстно, послѣдуютъ ли примѣру саратовскихъ епархіальныхъ властей другія епархіальныя власти. Въ нижегородской и херсонской епархіяхъ возникла мысль открыть для семинаристовъ ремесленные классы. Какъ ни печальна "карьера" ремесленниковъ для людей, получившихъ среднее образованіе, однако, и такой выходъ изъ печальнаго положенія не вездѣ представляется возможнымъ. Одно духовенство не можетъ помочь горю. "Церковный Вѣстникъ" говоритъ, что на помощь духовенству должно прійти земство, х приводитъ въ примѣръ докладъ особой комиссіи, образованной въ орловскомъ земствѣ по поводу извѣстнаго правительственнаго сообщенія объ искорененіи вредныхъ идей. Комиссія, указывая въ этомъ докладѣ на значеніе духовенства, его положеніе въ обществѣ, разъясняетъ причины неправильныхъ отношеній между духовенствомъ и прихожанами и ненормальность положенія дѣтей духовныхъ лицъ. Духовенство, какъ сословіе, болѣе не существуетъ, и дѣти духовныхъ лицъ должны быть признаваемы или личными дворянами, или потомственными гражданами. Естественно имѣть нѣкоторое попеченіе о дѣтяхъ духовныхъ лицъ тѣмъ сословіямъ, къ которымъ они пріурочены но закону. Между тѣмъ, они даже по именамъ неизвѣстны: такъ называемые, личные дворяне -- уѣзднымъ предводителямъ дворянства, а потомственные граждане -- городскимъ головамъ. Докладъ настаиваетъ, что, по чувству нравственнаго долга, земство не должно отворачиваться отъ духовенства и отъ дѣла вспомоществованія послѣднему. Земство могло бы принять на себя путевые издержки во первоначальному образованію тѣхъ изъ дѣтей духовенства, которыя пожелала бы посвятить себя труду земледѣльческому, пріобрѣтая землю на свои средства или получивъ ее по отводу правительства. Короче сказать, возникъ вопросъ о переселеніи семинаристовъ.
   Во всѣхъ этихъ начинаніяхъ, съ одной стороны, проглядываетъ глубокое желаніе духовенства облегчить тяжелое положеніе своего юношества, а съ другой -- какая-то печальная безпомощность...
   
   Я привожу эту довольно длинную выдержку изъ "Новостей" потому, что это едва ли не единственная изъ газетъ, которая недавно въ одномъ изъ октябрскихъ нумеровъ коснулась вопроса объ образованіи духовенства Вопросъ же этотъ настолько на женъ, что онъ заставитъ въ послѣдствіи много и долго говорить о себѣ, если не будетъ улаженъ въ настоящее время. Возьмите, наконецъ, образованіе и другихъ привилегированныхъ классовъ общества помимо духовенства Подумайте для многихъ ли доступно въ настоящее время образованіе даже только среднее? Если вы получаете 1500 рублей дохода, да имѣете трехъ дѣтей, то для васъ становится невозможнымъ или ваше существованіе, сколько-нибудь приличное вашему званію, или воспитаніе дѣтей. Воспитаніе каждаго вашего сына или дочери не можетъ никакъ обойтись вамъ въ годъ менѣе 300 р,-- что же останется на жизнь? Всего 600 р. Скиньте съ этой суммы minimum 30%, слѣдовательно 180 р., на потерю курса. Останется на прожитіе вамъ всего 420 р. Гдѣ же въ настоящее время можно жить на эти деньги нетолько въ столицѣ, но и въ провинціи? А много ли вы у насъ найдете чиновниковъ и помѣщиковъ, и лицъ свободныхъ профессій, получающихъ въ годъ по 1500 р.? Я уже не говорю о вдовахъ, остающихся послѣ мужей или съ половиннымъ жалованьемъ, или совсѣмъ безъ всякихъ средствъ. А между тѣмъ, нисколько не въ рѣдкость семьи, гдѣ дѣтей не три человѣка, а четыре. Всѣ эти причины, въ связи съ разными стѣсненіями, кроющимися въ самой постановкѣ учебнаго дѣла, производятъ то, что нѣтъ такого консерватора и даже ретрограда, который не высказывалъ бы самыхъ либеральныхъ и даже радикальныхъ воззрѣній о необходимости всеобщаго свободнаго образованія. Примѣровъ подобнаго воздѣйствія силы вещей на порожденіе либеральныхъ и даже радикальныхъ воззрѣній въ людяхъ самыхъ консервативныхъ и даже ретроградныхъ я могъ бы привести очень много, но довольно и этихъ, чтобы видѣть, почему люди, самые консервативные, въ силу невозможности того или другаго положенія, готовы иногда отказаться отъ своего привилегированнаго положенія и идти въ разрѣзъ нѣкоторымъ изъ своихъ интересовъ, чтобы улучшить его.
   Въ такомъ невозможномъ положеніи, если не находятся уже, то приближаются къ нему многія изъ нашихъ земствъ. Къ числу такихъ земствъ относится и уѣздное московское земство. Управа этого земства въ докладѣ своемъ земскому собранію говоритъ, что всей крестьянской удобной земли въ уѣздѣ считается приблизительно 110,843 десятины, а душъ получившихъ надѣлы -- 43,010.
   Такимъ образомъ, средній надѣлъ безъ лѣсовъ государственныхъ крестьянъ, "оставляетъ 2,6 дес., а съ лѣсами 2,8 дес. на душу. Но многія сельскія общества имѣютъ земли значительно менѣе указаннаго размѣра, именно: 8 обществъ, въ 855 душъ, имѣютъ менѣе одной десятины душеваго надѣла; въ 34 обществахъ, въ 6,862 души, надѣлъ отъ одной до полуторы десятины; въ 49 обществахъ, численностію въ 7,945 душъ, надѣлъ отъ двухъ до двухъ съ половиной десятинъ, во 163 обществахъ съ 14,750 душами надѣлъ отъ двухъ съ половиной до трехъ десятинъ и только въ 51 обществѣ, численностію въ 7,090 душъ, земельный надѣлъ болѣе трехъ десятинъ на душу.
   Такимъ образомъ, 91 сельское общество съ 14,160 ревизскими душами и съ населеніемъ приблизительно въ 85,000 душъ обоего пола (считая по 2 1/4 души на ревизскую душу) имѣютъ надѣлъ въ размѣрѣ менѣе двухъ десятинъ на душу. Никакое хозяйство при такомъ размѣрѣ надѣла немыслимо, и земля не можетъ доставлять владѣющей ею семьѣ средствъ, достаточныхъ въ существованію. На страховымъ вѣдомостямъ 1876 года, въ уѣздѣ числилось 17,186 крестьянъ-домохозяевъ; на каждый дворъ приходилось 2,5 души, и при трехдесятинномъ надѣлѣ, на среднюю семью придется всего семь съ половиной десятинъ. Если же отчислить 1/2 десятины подъ усадьбу и огородъ, то у такой семьи будетъ около 2 десятинъ въ полѣ и 1 десятина покоса и выгона, т. е. такое количество, при которомъ крестьянская семья не можетъ прокормиться и въ настоящее время; въ увеличеніемъ же населенія это будетъ еще менѣе возможно, особенно если принять во вниманіе, что крестьянская земля въ Московскомъ уѣздѣ даетъ урожай всего самъ-третій.
   А какъ быстро по мѣстамъ увеличивается населеніе, можно судить по заявленію, сдѣланному въ самомъ собраніи крестьяниномъ Васильевымъ: "Въ нашемъ обществѣ, говоритъ онъ (селѣ Косино):-- по владѣнной записи 72 души, а теперь земля передѣлена на 130 душъ, чуть не на двойное количество участковъ. "Если такъ продолжится, прибавляетъ онъ:-- то придется голодъ нажить".
   Далѣе управа цифрами доказываетъ, что крестьяне не имѣютъ никакой возможности возвысить урожайность своей земли. По разсчету имѣющагося въ рукахъ ихъ скота, "на одну десятину пара у нихъ приходится скота всего 1,9 головъ или 748 пудовъ навозу, тогда такъ по самому скромному разсчету на десятину требуется не менѣе 3 головъ или 1,200 пудовъ навозу". Хотя крестьяне по недостатку собственной земли и арендуютъ около 1,967 десятинъ пахатной земли, сѣнокосной до 20,383 десятинъ и огородной 320 десятинъ, но и этого оказывается недостаточнымъ для покрытія расходовъ. Волостными правленіями выдается ежегодно до 18,058 паспортовъ и билетовъ (годовыхъ и полугодовыхъ, мѣсячныхъ) отправляющимся въ отхожіе промыслы; слѣдовательно, почти половина крестьянъ должна искать пропитанія на сторонѣ, преимущественно, конечно, на фабрикахъ. При этомъ управа, какъ передаютъ "Моск. Вѣдомости", справедливо замѣчаетъ,
   
   "что земледѣліе все-таки составляетъ главное коренное занятіе населенія и служитъ основой его благосостоянія. "Безъ земли хоть до упаду работай, сытъ не будешь", говорятъ крестьяне. При обработкѣ земли, крестьянинъ можетъ имѣть и корову, и овцу, и свинью, и курицу, а все это даетъ продукта для пропитанія семьи и отчасти для продажи; имѣя свою лошадь, онъ можетъ въ свободное отъ полевыхъ работъ время заняться извозомъ. Но главное преимущество крестьянской семьи, занимающейся земледѣліемъ, состоитъ въ томъ, что всѣ члены семьи могутъ съ выгодой прилагать къ труду свои руки; если же крестьянская семья оставитъ обработку земли, тогда все необходимое для домашняго обихода (и молоко для дѣтей, и хлѣбъ, и картофель, и солому для крыши дома) необходимо купить, а между тѣмъ, работники являются лилъ взрослые и притомъ не отвлекаемые семейными занятіями, рабочая же плата на фабрикахъ и въ мастерскихъ такъ низка, что ея едва хватаетъ на прокормленіе семьи, но на подати и домашнія надобности ничего не остается".
   
   На основаніи всего этого, управа проситъ членовъ собранія помочь крестьянамъ расширить свои надѣлы, указывая въ инеемъ докладѣ "случаи, когда крестьянскія общества усиленно желали пріобрѣсти земли, но не могли этого сдѣлать, не имѣя для этого наличныхъ средствъ".
   Вотъ сила вещей, которая должна необходимо наталкивать всѣхъ разумныхъ земцевъ -- консервативныхъ и ретроградныхъ даже, а въ особенности, если они стоятъ у самаго дѣла въ качествѣ ли членовъ управы или гласныхъ, несущихъ спеціальныя обязанности по земству, на либеральныя и даже радикальныя мысли относительно помощи крестьянамъ въ пріобрѣтеніи земли. Разумный земецъ не можетъ не видѣть и не понимать, что эта сила вещей, такъ разрушительно дѣйствующая на крестьянское земледѣліе, въ близкомъ будущемъ не можетъ не отозваться и на крупномъ и среднемъ землевладѣніи. Угрожающее предвѣстіе этого, какъ мы выше видѣли изъ словъ крестьянина Васильева, есть уже и теперь. Ибо теперь уже оказываются крестьяне, которые не въ состояніи выплачивать денегъ за арендованныя ими у помѣщиковъ земли. Тѣмъ не менѣе, управа, представивъ свой проэктъ о помощи крестьянамъ въ покупкѣ земель въ томъ видѣ, чтобы помощь эта была оказываема только цѣлымъ крестьянскимъ обществамъ, а не частнымъ лицамъ, никамъ не могла надѣяться, чтобы этотъ проэктъ благополучно прошелъ всѣ тѣ инстанціи, разсмотрѣнію которыхъ, онъ неминуемо долженъ подвергнуться. Иное дѣло -- проэктъ о помощи нетолько обществамъ, но и частнымъ лицамъ изъ крестьянъ. Тогда изъ этой помощи можетъ легко образоваться спекуляція, гешефтъ, равно пріятный и для продавцевъ земли, и покупателей-кулаковъ, и для посредствующей между тѣми и другими лицами земской управы.
   Но помощь въ пріобрѣтеніи земель только цѣлымъ сельскимъ обществамъ, это, по общепринятому взгляду, уже явное нарушеніе интересовъ средняго и крупнаго землевладѣнія. Всякій землевладѣлецъ расчитываетъ такимъ образомъ, что чѣмъ меньше у крестьянъ земли, тѣмъ болѣе конкуррентовъ на аренду земель, тѣмъ болѣе свободныхъ рукъ для найма, слѣдовательно, тѣмъ выше арендная цѣна на землю, тѣмъ дешевле цѣна рабочихъ на обработываемую хозяйственнымъ образомъ владѣльческую землю.-- А не платежъ арендныхъ денегъ за арендуемую землю? скажетъ читатель. Конечно, бываетъ, но противъ этого есть энергическія мѣры, которыя и теперь съ пользою практикуются въ нѣкоторыхъ губерніяхъ. А именно, если арендаторъ не уплатилъ арендныхъ денегъ, то немедленно съ наступленіемъ времени жатвы, снятая имъ въ аренду земля окружается стражей, которая же позволяетъ ему начать жать созрѣвшій хлѣбъ до тѣхъ поръ, нока онъ не уплатитъ всей слѣдующей съ него арендной суммы. Правда, случается, что хлѣбъ отъ этого погибаетъ на корню безплодно для владѣльца земли и для арендатора. Но все это ни чего не значитъ для владѣльца. Это служитъ урокомъ только для арендатора, который на будущее время, не заручившись впередъ деньгами, не будетъ арендовать земли; что касается до владѣльца, то онъ возвышенною на слѣдующій же годъ арендною платою за землю, при болѣе осторожномъ выборѣ мужика-арендатора, вознаградитъ то, что онъ потерялъ въ предшествовавшій годъ. Такимъ образомъ, какъ ни оплошалъ, по словамъ Разуваева, нашъ мужикъ въ настоящее время, а "іёнъ достанетъ" и долго еще будетъ доставать деньги для уплаты за арендуемыя земли. Нужно только смотрѣть за нимъ и не опускать случая. А что потомъ будетъ, кому какое дѣло. Après nous le déluge! Такова вѣковая философія нашихъ землевладѣльцевъ!
   Управа, конечно, не могла надѣяться поколебать ее своимъ легкомысленнымъ проектомъ. Если управа написала свой проектъ и дала ему законный ходъ, то единственно въ надеждѣ, что обсужденіе его въ собраніи произведетъ впечатлѣніе въ обществѣ, въ литературѣ, вызоветъ толки и разговоры, привлечетъ, пожалуй, вниманіе кой кого изъ высшихъ сферъ, а потомъ, кто же можетъ предугадать, что изъ всего этого можетъ выйти? Очень можетъ быть, что по образцу безчисленнаго множества то и дѣло совершающихся у насъ непослѣдовательностей и на долю этого проэкта выпадетъ такая счастливая непослѣдовательность, что онъ приметъ какой-нибудь особенный ходъ, или чему-нибудь тѣже самые земледѣльцы, которые теперь нашли бы этотъ проэктъ принципіально вреднымъ для себя, въ корнѣ разрушающимъ ихъ интересы, внезапно озаренные, будутъ разсуждать объ немъ, какъ о самомъ полезномъ для нихъ, содержащемъ всѣ условія для наилучшаго успѣха и развитія ихъ хозяйства. Все это у насъ возможно!
   Но, пуская свой проэктъ на авось, имѣя на осуществленіе его не болѣе надеждъ, чѣмъ сколько имѣетъ владѣлецъ билетовъ выигрышныхъ займовъ на выигрышъ 200,000 р., управа тѣмъ не менѣе едва ли, я думаю, ожидала, чтобъ проэктъ ея на самомъ первомъ аванпостѣ т. е. въ уѣздномъ земскомъ собраніи подвергся такому ожесточенному нападенію. Нападеніе было дѣйствительно одно изъ самыхъ страстныхъ, безпощадныхъ, и, что рѣдко бываетъ въ подобныхъ случаяхъ, ведено не безъ искуства. И не будь у крестьянъ, бормотавшихъ за проэктъ, такого искуснаго въ діалектикѣ и знающаго дѣло предводителя, какъ предсѣдатель управы, г. Скаловъ, нѣтъ сомнѣнія, что проэктъ управы былъ бы похороненъ въ архивѣ уѣзднаго земскаго собранія.
   Прежде, чѣмъ я буду говорить о преніяхъ, происходившихъ въ собраніи, я считаю нужнымъ сказать нѣсколько словъ въ объясненіе страннаго ихъ характера, на что обратили уже вниманіе "Московскія Вѣдомости", приписавъ возбужденіе множества дебатировавшихся въ собраніи вопросовъ, не имѣвшихъ прямого отношенія къ дѣлу, "нездоровымъ литературнымъ вѣяніямъ, вредно (якобы) тяготѣющимъ у насъ не на одномъ только земствѣ". Но, я думаю, что литературныя вѣянія тутъ рѣшительно не причемъ, ибо, какъ увидимъ няже, постановка вопросовъ, не относящихся къ дѣлу, принадлежала не защитникамъ проэвта, а его противникамъ, которыхъ уже никакъ нельзя заподозрить въ увлеченіи зловреднымъ вліяніемъ литературы.
   Надобно сказать, что всѣ бывшія у насъ комиссіи, совѣщанія, собранія, по разсмотрѣнію прожектовъ о поднятіи благосостоянія крестьянъ, объ улучшеніи ихъ участи и быта, представляли въ существѣ своемъ всегда нѣчто странное; ибо въ участію въ обсужденія этихъ прожектовъ крестьяне никогда не приглашались, а занимались этимъ обыкновенно дворяне, или неимѣвшіе вовсе никакого понятія о земледѣліи, или только самое поверхностное, для которыхъ при томъ, какъ крѣпостныхъ владѣльцевъ, удержаніе существующаго крѣпостного положенія крестьянъ во всей его неприкосновенности, составляло самый существенный, самый жизненный интересъ. Такъ повелось дѣло съ Екатерининской комиссіи по поводу "Наказа", и даже ранѣе, а со времени этой комиссіи, дворянство, можно сказать, окончательно отвоевало у всѣхъ это право, исключительно себѣ. Нельзя не сказать здѣсь нѣсколькихъ словъ по поводу этой комиссіи, о крайне трудномъ положеніи самой императрицы. Несомнѣнно, что императрица Екатерина искренно желала -- по какимъ побужденіямъ, въ разборъ этого входить не будемъ -- хоть сколько нибудь облегчить тяжелое положеніе крестьянъ. Но она очень хорошо понимала, конечно, что съ одними владѣющими людьми-дворянами она никакъ этой цѣли не достигнетъ. Въ тогдашней интеллигенціи Екатерина также не могла найти никакой поддержки. Извѣстно, какъ въ этой интеллигенціи относились къ крестьянскому вопросу и люди, сдержанно выражавшіе свое мнѣніе, какъ княгиня Воронцова-Дашкова, и вполнѣ откровенные, какъ Сумароковъ. Императрица рѣшилась созвать для обсужденія этого дѣла, вмѣстѣ съ другими, изложенными въ "Наказѣ", депутатовъ отъ всей русской земли, въ надеждѣ, что представители другихъ сословій взглянутъ на бѣдственное положеніе крестьянъ иначе, нежели дворянство, и что изъ дебатовъ людей различныхъ воззрѣній по этому предмету и выработаются нѣкоторыя положенія въ пользу крестьянъ, которыя и послужатъ къ ихъ облегченію. Вышло, однакожъ, нѣчто такое, что должно было сильно удивить императрицу. Депутаты отъ равныхъ сословій, явившіеся въ комиссію, стали хлопотать не "бъ освобожденіи крѣпостныхъ, а о распространеніи права владѣть крѣпостными и на другія сословія -- на купеческое, приказное, духовное, казачье, однодворческое, доказывая, что и купцамъ, и приказнымъ, и т. д. безъ крѣпостныхъ крестьянъ обходиться никакъ нельзя или очень трудно, такъ что дворяне, почитавшіе владѣніе крѣпостными своимъ исключительнымъ правомъ и видѣвшіе въ подобныхъ притязаніяхъ другихъ сословій посягательство на свою честь и личный интересъ, вступились за крестьянъ, какъ свою собственность, отбили поползновеніе другихъ сословій на эту собственность, а затѣмъ приняли на себя однихъ и заботы объ улучшеніи ихъ положенія. Изъ этихъ заботъ, конечно, ничего не вышло, какъ это подробно объяснено въ богатой собранными по этому предмету свѣдѣніями статьѣ г. Семевскаго, напечатанной въ нынѣшней же книжкѣ "Отеч. Зап.". Тѣмъ не менѣе, со времени екатерининской комиссіи, другія сословія уже не привлекались къ обсужденію вопроса о крестьянахъ; дѣло это было исключительно предоставлено дворянамъ. Главнымъ образомъ, дѣлалось это, конечно, изъ опасенія, чтобы не возбудить въ народѣ напрасныхъ надеждъ на освобожденіе; для видимости же подобная практика оправдывалась тою фикціею, что дворяне, какъ землевладѣльцы, знаютъ крестьянское дѣло и крестьянскій бытъ, а какъ владѣльцы крѣпостныхъ, имѣютъ личный интересъ заботиться объ ихъ лучшемъ положеніи. Фикція оставалась, конечно, всегда фикціею, и въ бытѣ крестьянъ никакихъ улучшеній не происходило и не могло произойти, еслибы крѣпостное право просуществовало еще цѣлые вѣка, ибо никакія улучшенія съ крѣпостнымъ правомъ были несовмѣстимы. Кромѣ того, дворянству легко было всегда отыгрываться отъ всѣхъ требованій по этому предмету. Разъ правительство заводило рѣчь объ улучшеніи положенія крестьянъ, дворянство, минуя свои отношенія къ крестьянамъ, ставило вопросъ прямо на политическую точку зрѣнія, какъ это было и въ екатерининской комиссіи, гдѣ, по словамъ г. Семевскаго, указывали на то, что крестьяне, избавившись отъ власти помѣщиковъ, растратятъ свое имущество, затѣмъ разбредутся врозь, отъ этого пострадаетъ земледѣліе, подати будутъ собираться менѣе успѣшно и т. п. Князь Щербатовъ замѣчалъ, что "ограниченіемъ помѣщичьей власти не развратились бы начальныя основанія правленія, не вкоренилось бы умствованіе равенства, до самой крайности дошедшаго".. Говорилось далѣе о возможности непослушанія со стороны крестьянъ, бунтовъ, даже и въ томъ только случаѣ, если имъ дано будетъ право жаловаться на помѣщиковъ. Послѣ такихъ общихъ соображеній политическаго свойства, которыя дѣйствовали на правительство устрашительнымъ образомъ, вопросъ хозяйственный объ улучшеніи положенія крестьянъ совершенно стушевывался. Только ради приличія препровождали его въ частную комиссію на разсмотрѣніе: не найдется ли, дескать, возможнымъ что-нибудь сдѣлать для крестьянъ, но, но тщательномъ разсмотрѣніи, тутъ ничего такого не находилось -- тѣмъ, дѣло и кончалось.
   Теперь настало другое время. Съ освобожденіемъ крестьянъ, всѣ тѣ страхи, которыми можно было пугать прежде, исчезли. Теперь нельзя говорить, что мужики разбредутся, не будутъ податей платить, заниматься земледѣліемъ, будутъ бунты производить и т. д., и т. д., Потому, когда рѣчь идетъ объ улучшеніи положенія крестьянъ, надобно орудовать селько-хозяйственными познаніями. Оно, конечно, и это бы еще ничего, еслибы приходилось вести рѣчь въ вольномъ экономическомъ обществѣ, въ обществѣ для содѣйствія торговлѣ и промышленности и т. п. Требуемыхъ здѣсь свѣдѣній сельско-хозяйственныхъ можно нахватать и въ трудахъ самого же вольнаго экономическаго общества, и въ земледѣльческой газетѣ и т. п. Среди своего брата -- благороднаго человѣка все съ рукъ сойдетъ. Но что будетъ благородный человѣкъ дѣлать съ запасомъ такихъ свѣдѣній, когда его заставятъ говорить очи на очи съ мужикомъ, какъ это было въ московскомъ уѣздномъ собраніи? Мужикъ, конечно, говорить красно не умѣетъ, онъ бормочетъ, но онъ бормочетъ о дѣлѣ, которое онъ знаетъ какъ свои пять пальцевъ. Разъ онъ отвѣтилъ на вопросъ благороднаго человѣка два три слова -- благородный человѣкъ оборванъ: далѣе ему говорить нечего, слѣдовательно, стопъ машина! Высшій комизмъ бывшаго уѣзднаго московскаго земскаго собранія въ томъ и состоитъ, что благородные люди явились въ собраніе въ твердой увѣренности, что они, по примѣру своихъ предковъ, безъ всякаго труда загонятъ непріятный вопросъ на разсмотрѣніе въ особую комиссію, или, говоря другими словами, погребутъ его въ архивѣ земскаго собранія. Анъ оказалось, что времена наступили другія; прежнимъ порохомъ дѣйствовать нельзя, а новаго они не запасли. Начнутъ они говорить, желая доказать неосновательность доклада управы о крестьянскомъ хозяйствѣ по существу, высказывая разныя свои соображенія, якобы собственнымъ наблюденіемъ и опытомъ добытыя -- мужикъ обрываетъ ихъ своимъ бормотаньемъ на каждомъ словѣ. Начнутъ они выкладывать свою мудрость, почерпнутую изъ книжекъ -- предсѣдатель управы, г. Скалонъ, самъ на этомъ зубы, что называется, съѣлъ, и обрываетъ ихъ еще горше, чѣмъ мужики. Это заставляетъ благородныхъ людей метаться изъ стороны въ сторону, перескакивать съ одного предмета на другой, въ надеждѣ, не найдется ли гдѣ уязвимой у Ахиллеса пяты, т. е. такого недостатка въ докладѣ управы, на основаніи котораго можно бы было для основательнаго разсмотрѣнія вопроса учредить особую комиссію. Въ желаніи отыскать эту пяту, а никакъ не въ зловредныхъ вѣяніяхъ литературы заключается причина, почему въ собраніи велись рѣчи, какъ совершенно справедливо отмѣтили "Московскія Вѣдомости", и о недостаточности крестьянскихъ земельныхъ надѣловъ, и о тягости лежащихъ на крестьянской землѣ податей, и объ относительныхъ выгодахъ и невыгодахъ общиннаго и частнаго землевладѣнія, и о переселеніи крестьянъ въ многоземельныя мѣстности, и о степени замкнутости крестьянской общины, и о путяхъ сообщенія, и о кустарной Ѣромышленности, и объ отхожихъ промыслахъ, и о кабацкомъ пьянствѣ, и о народномъ образованіи, и о многомъ такомъ, заключаютъ "Московскія Вѣдомости", что дѣлало пренія интересными для сторонняго слушателя, но ни мало не подвигало, а скорѣе тормозило подлежавшее рѣшенію практическое дѣло".
   По обилію предметовъ, которые дебатировались въ московскомъ уѣздномъ земскомъ собраніи, я не имѣю возможности съ достаточною полнотою изобразить полнаго хода преній и долженъ ограничиться лишь краткимъ ихъ очеркомъ.
   Главными ораторами-протестантами противъ доклада управы были гласные князь Туркестановъ и г. Жуковъ.
   На первомъ же засѣданіи, немедленно по прочтеніи доклада управы, князь Туркестановъ заявилъ, что, на основаніи данныхъ этого доклада, можно было бы придти къ заключенію, что "чѣмъ болѣе у крестьянъ земли, тѣмъ лучше ведется ихъ хозяйство* но въ дѣйствительности выходитъ совсѣмъ наоборотъ". Представивъ въ примѣръ, что крестьяне подмосковныхъ деревень, имѣя земли менѣе десятины на душу, находятся въ гораздо лучшемъ положеніи, чѣмъ крестьяне деревень, отдаленныхъ отъ Москвы, у которыхъ по три десятины на душу, и, опираясь на данныя самого доклада, изъ которыхъ видно, что крестьяне арендуютъ исключительно почти луга, князь Туркестановъ пришелъ къ заключенію, что крестьяне нуждаются не въ пахатной землѣ, а въ луговой, а потому и для поднятія ихъ благосостоянія нужна было бы скупать исключительно луговыя земли. Гласный Жуковъ, по вопросу о увеличеніи земельныхъ крестьянскихъ надѣловъ, высказался еще радикальнѣе. "По его мнѣнію, крестьянамъ вовсе не нужно никакой земли, потому что, пока не возрастетъ цѣнность земельныхъ продуктовъ, обработывать землю не стоитъ". "Обработка земли съ выгодой возможна только въ черноземной полосѣ, гдѣ земля не требуетъ удобренія, а требуетъ только труда". "Занятіе промыслами (въ Московскомъ уѣздѣ) даетъ больше выгоды, чѣмъ земля, и такъ какъ силою обычая установилось стремленіе къ промыслу, то едва ли крестьяне займутся обработкой земли, хотя бы ихъ надѣлы и были увеличены. И малые надѣлы не обрабатываются". Въ имѣніяхъ крупныхъ подмосковныхъ уѣздовъ хозяйство или также оставляется, или идетъ безуспѣшно -- и это, по мнѣнію г. Жукова, прямое доказательство, что въ Московскомъ уѣздѣ земельное хозяйство не можетъ процвѣтать". "Единственно возможное, по словамъ г. Жукова, въ Московской губерніи хозяйство -- это лѣсное хозяйство: лѣсъ растетъ себѣ, и пять рублей на десятину наростаетъ".
   Надобно полагать, что гласные изъ крестьянъ съ великимъ удивленіемъ слушали эти соображенія о совершенной ненужности для крестьянина земли. Какъ никакъ, а крестьянинъ, главнымъ образомъ, все-таки вездѣ у насъ отъ земли питается и -ею держится. И вдругъ образованные земцы ему говорятъ, что земля дѣло пустяковое, что на нее не стоитъ тратить ни силъ, ни времени! Одинъ изъ крестьянъ прямо заявилъ г. Жукову, что для нихъ земля дѣло никакъ не пустяковое, что въ Московской, совершенно безплодной по мнѣнію г. Жукова, губерніи, они могутъ пропитываться безбѣдно, что "для устройства здѣсь крестьянской семьи, состоящей изъ 6--8 человѣкъ, если въ ней есть одинъ среднихъ лѣтъ рабочій, шесть десятинъ вполнѣ достаточно. Не будетъ семья богата, но сыты будутъ, и на подати останется".
   На замѣчаніе князя Туркестанова, что крестьянамъ нужна не столько пашенная земля, сколько луговая, гласные изъ крестьянъ отвѣчали, что они нуждаются не въ луговой землѣ, а именно въ пахатной; что "покосъ можно сдѣлать на всякой землѣ", кромѣ того, покосъ можно и за тридцать верстъ нанять, и съ проѣздомъ, да провозомъ сѣно все-таки выгодно будетъ косить, а землю далеко снимать невыгодно".
   Засѣданіе второе начинается заявленіемъ князя Туркестанова, что, хотя онъ и считаетъ докладъ управы одностороннимъ, такъ какъ причина упадка крестьянскаго хозяйства -- не одинъ недостатокъ земли, тѣмъ не менѣе, онъ убѣжденъ въ пользѣ расширенія крестьянскаго земельнаго владѣнія. Онъ только сильно сомнѣвается, чтобы проэктъ управы достигъ той цѣли, которая въ немъ предположена, т. е., чтобы земли, покупаемыя при пособіи земства, остались навсегда въ рукахъ цѣлыхъ обществъ, а не перешли потомъ въ частное владѣніе, не проданы были бы по частямъ даже лицамъ, вовсе стороннимъ для этихъ обществъ. Князь говоритъ, что добыть согласіе 3/4 сельскаго общества, какъ то предположено въ проектѣ, не мудрено, но потомъ окажется, что изъ этихъ 3/4 всего только нѣсколько человѣкъ задумали купить землю, которую потомъ и раздѣлать между собою на паи, остальные же всѣ окажутся, только покупателями фиктивными. Такимъ образомъ, земская касса, вмѣсто цѣлыхъ обществъ, будетъ помогать частнымъ лицамъ, а общества останутся попрежнему безземельными. Князь разсказалъ, что такой именно случай былъ съ нимъ, съ его землею, которую онъ продавалъ цѣлому обществу, и которая потомъ очутилась въ немногихъ рукахъ. Предсѣдатель управы отвѣчалъ на это, что хотя и есть не мало примѣровъ, когда земли, покупавшіяся и частными лицами въ сельскихъ обществахъ, поступали въ общее тѣхъ обществъ пользованіе, но что произойдетъ съ землями, которыя будутъ покупаться при содѣйствіи земской кассы -- онъ предсказать не можетъ: побѣдитъ ли община или отдѣльное лицо.-- А вотъ видите ли, возразилъ князь:-- а "я желалъ бы, чтобы было не предсказаніе только, а полное утвержденіе, безъ котораго проектъ нельзя признать состоятельнымъ". Гласные одинаковыхъ воззрѣній съ княземъ Туркестановымъ, какъ то предсѣдатель собранія, князь Трубецкой, гласный Чертковъ, предложили было не спѣшить рѣшеніемъ дѣла, которое еще не горитъ, и учредить комиссію, которая въ теченіи года всесторонне разработаетъ вопросъ. Но предсѣдатель управы отвѣчалъ, что вопросъ рѣшается въ ихъ собраніи только въ принципѣ, дѣло самого устройства кассы будетъ разсматриваться въ губернскомъ земскомъ собраніи, гдѣ дескать, оно полежитъ еще, дѣлать же съ этимъ вопросомъ въ уѣздномъ земствѣ болѣе нечего, е Вопросъ этотъ не новый; онъ былъ уже на разсмотрѣніи многихъ земскихъ собраній; въ литературѣ этотъ вопросъ также достаточно разработанъ княземъ Васильчиковымъ, Янсономъ, Постниковымъ".
   А! такъ вотъ почва, на которой вы стоите, начинаетъ свою рѣчь гласный Жуковъ. "Казалось бы, капиталъ и кредитъ должны являться на потребности уже высказанныя"; а вы увлекаетесь теоретическими соображеніями, которыя въ наукѣ еще не рѣшены и на нихъ хотите устроивать землевладѣніе. Гласный Жуковъ перечисляетъ недостатки общиннаго землевладѣнія и говоритъ, что "слѣдуетъ распространить выдачу пособій изъ проэктируемой кассы на лицъ, которыя сами обработываютъ землю; чѣмъ къ земледѣлію привлечено было бы много рукъ и не стѣснялось бы его развитіе. Къ этому прибавляетъ, что, со времени крестьянской реформы протекло всего 17 лѣтъ, что "нужно дать пройти большему времени, чтобы выяснить всѣ недостатки устроеннаго на новыхъ началахъ крестьянскаго хозяйства и выяснить средства, съ помощью которыхъ эти недостатки могли бы быть устранены". Предсѣдатель управы отвѣчалъ на это, что управѣ вовсе нѣтъ нужды ожидать послѣдняго слова науки о томъ: какое землевладѣніе лучше въ агрономическомъ отношеніи, общинное или частное. Она разсматриваетъ общину не съ агрономической стороны, а какъ форму, рѣшающую весьма важный для управы вопросъ о томъ: какъ обезпечитъ массу населенія, большинство его. "Общинное владѣніе съ этой точки зрѣнія есть наилучшая форма, потому что оно обезпечиваетъ пользованіе землей за каждымъ отдѣльнымъ членомъ общества, во всякое время, несмотря на возможныя превратности въ его жизни, до норы устраняющія его отъ земледѣлія. Въ Западной Европѣ массы населенія стараются пріобрѣсти землю, но не могутъ. Положеніе Ирландіи можетъ ли быть для кого-нибудь желательнымъ? Въ виду этого откладывать рѣшеніе вопроса, чтобы выждать указаній опыта, едвали благоразумно".
   Послѣ этихъ преній предложили спросить гласныхъ изъ крестьянъ, что они думаютъ. Но гласные изъ крестьянъ твердили одно, что земля необходима, что безъ земли быть никакъ нельзя, что имъ теперь дѣлать нечего, что платить за земскую ссуду 8% они не находятъ отяготительнымъ для себя. Наконецъ, когда предполагая, вѣроятно, что крестьяне не понимаютъ, сколько придется имъ платить, князь Туркестаномъ сказалъ имъ: "вы не поняли, что часть покупной суммы нужно платить наличными деньгами", одинъ гласный изъ крестьянъ отвѣчалъ: "крестьяне поняли. Не отяготительно платить будетъ"... Засимъ, баллотировкою было рѣшено не передавать вопроса о кассѣ въ комиссію, а немедленно приступить въ его рѣшенію.
   Слѣдующее засѣданіе начинается разсмотрѣніемъ проекта земской кассы для пособія сельскимъ обществамъ въ пріобрѣтеніи земли, рекомендованнаго управой. Протестанты противъ доклада уклоняются отъ этого разсмотрѣнія; тѣмъ не менѣе, проектъ, послѣ тщательнаго разсмотрѣнія, признается единогласна несостоятельнымъ. Послѣ этого ставится на баллотировку вопросъ о томъ: признаетъ ли собраніе нужнымъ оказать пособіе сельскимъ обществамъ въ пріобрѣтеніи земли посредствомъ устройства земельнаго банка, а потомъ ходатайствовать передъ губернскимъ собраніемъ объ учрежденіи соотвѣтственнаго банка?5 Но вошедшіе снова въ составъ собранія протестанты требуютъ снова преній о докладѣ управы, такъ какъ, дескать, предложеніе это вытекаетъ изъ цѣлаго доклада управы. Чтобы баллотировать предложеніе, надобно имѣть въ виду причины, которыми оно обусловлено. Предсѣдатель соглашается.
   Съ этого момента начинаются уже не пренія, съ цѣлію уяснять разсматриваемый вопросъ, а игра въ пренія, съ видимою цѣлію насолить неподатливому предсѣдателю управы. Съ этого же момента начинается безцѣльное перескакиваніе съ одного предмета на другой, котораго положительно ничѣмъ нельзя объяснить, какъ только личными цѣлями, къ данному вопросу не имѣющими никакого отношенія.
   Да, докладъ управы намъ ничего не объясняетъ, начинаетъ князь Туркестановъ. Управа намъ говоритъ" что упадокъ крестьянскаго хозяйства зависитъ отъ недостаточности земли, а между тѣмъ" оказывается, что хозяйство иногда въ упадкѣ тамъ, гдѣ много земли, и гораздо лучше тамъ, гдѣ мало земли.-- Да вотъ что, я хотѣлъ бы знать, прибавляетъ къ этому гласный Жуковъ:-- допускаютъ ли крестьяне приписываться къ своимъ обществамъ стороннимъ лицамъ, съ правами пользованія общинной землей? Да, отвѣчаютъ ему гласные изъ крестьянъ.-- Бываютъ такіе примѣры, во за это берутъ большія деньги, рублей по 800.-- А вотъ видите ли, замѣчаетъ на это гласный Жуковъ:-- хоть за дорогую дѣду, а продаютъ (!) стороннимъ лицамъ свою надѣльную землю. А вѣдь этого, конечно, не было бы, еслибы у нихъ земли было недостаточно.-- А позвольте узнать, спрашиваетъ гласный Жуковъ:-- къ какому времени относится паденіе крестьянскаго хозяйства?-- Крестьяне отвѣчаютъ, что со времени веденія уставныхъ гранатъ, съ прекращеніемъ крѣпостного права.-- Гласный Жуковъ высказываетъ сомнѣніе, чтобы при крѣпостномъ правѣ, когда земля и трудъ принадлежали помѣщику, благосостояніе крестьянъ было лучше?-- Крестьяне, думая, что всѣ, эти вопросы дѣлаются взаболь, распинаются на то, что тогда было лучше.-- Не приведетъ ли управа, замѣчаетъ гласный Жуковъ:-данныхъ въ доказательство того, что прежде было лучше крестьянское хозяйство? На это одинъ гласный изъ крестьянъ отвѣчаетъ -- "я имѣю память слишкомъ за двадцать прошлыхъ лѣтъ. У крестьянъ амбары были, а теперь и амбары оказались ненужны, потому сберегать въ нихъ стало нечего, ну, и разобрали ихъ. Скота больше было, теперь скота меньше, и тотъ, какой еще остался, продавать приходится на подати. Соломы меньше стало, въ навозъ нечего класть, даже строеній крыть нечѣмъ. Стоитъ строеніе съ дырявой крышей, глядишь, и звено сгнило, валится. Ну, и тащатъ его на дрова. Такъ по одному звену и разберутъ все строеніе.-- "Однако, замѣчаетъ на это князь Туркестановъ:-- гдѣ крестьяне до освобожденія были на оброкѣ, вся земля осталась за ними, платятъ они за нее меньше прежняго, отчего же ихъ хозяйство въ упадкѣ? Значитъ не недостатокъ земли, а другія условія причиной упадка хозяйства. Устраните эти условія, и хозяйство поднимется". Князь Трубецкой замѣчаетъ, что частые передѣлы содѣйствуютъ упадку хозяйства.-- "Процвѣтаніе кабаковъ, прибавляетъ гласный Жуковъ:-- устраивать которые прежде нельзя было безъ воли помѣщика, а теперь разрѣшеніе на нихъ даютъ сами крестьяне. Мнѣ кажется, дополняетъ онъ:-- образованіе единственное средство для поднятія крестьянскаго благосостоянія, чтобы въ самомъ населеніи найдти противодѣйствіе злу". Гласные изъ крестьянъ объясняютъ, что и "этотъ развратъ, т. е. кабаки, отъ праздности, отъ бездѣлья -- что земли мало, на надъ чѣмъ работать -- съ пути сбились, ну, и идутъ въ кабакъ".-- "А! такъ вотъ и нужно было бы, замѣчаетъ гласный Жуковъ:-- уничтожить праздность, пріучить народъ къ трудолюбію". Гласному Жукову говорятъ, что и для того, чтобы пріучить народъ въ трудолюбію, надобно дать ему средства пріобрѣсть землю, чтобы было надъ чѣмъ трудиться.-- Да, отрѣзываетъ на это г. Жуковъ.-- Но въ крестьянствѣ малоразвитость и отсюда лѣнь. Современное поколѣніе крестьянъ, какъ и ихъ бывшихъ владѣльцевъ воспиталось въ духѣ крѣпостного права, когда любовь къ труду не могла придти въ голову крестьянамъ, потому что они трудились не по своей волѣ. И вотъ воспитанное въ крѣпостномъ духѣ сельское населеніе страдаетъ отъ переданной ему крѣпостнымъ правомъ привычки мало трудиться. Будущее лежитъ въ молодомъ поколѣніи, которое воспитывается въ иномъ духѣ. Требуются десятки лѣтъ для того, чтобы изгладились послѣдствія крѣпостного права. Еслибъ настоящее поколѣніе крестьянъ надѣлить достаточнымъ количествомъ земли, что невозможно, то при неумѣніи крестьянъ трудиться едва ли бы поднялось ихъ благосостояніе". Одинъ гласный изъ крестьянъ горячо протестуетъ противъ такого несправедливаго обвиненія крестьянъ, говоритъ, что народъ жаждетъ работы.-- А тогда зачѣмъ же дѣло стало, отвѣчаетъ г. Жуковъ. По 75 коп. въ день лѣтомъ всегда можно найти работу.
   Предлагается на баллотировку вопросъ: достаточно ли выясненъ вопросъ, выраженный въ докладѣ управы, и рѣшается утвердительно. Предсѣдатель читаетъ главныя основанія предполагаемой земской кассы. Гласный Жуковъ замѣчаетъ, что предложенныя основанія обсуждать трудно, не обсудивъ проэкта во всей подробности, а проектъ нужно прежде составить.-- Совершенно излишне, отвѣчаетъ предсѣдатель управы, очевидно въ раздраженіи. Губернское собраніе разсмотритъ вопросъ во всей подробности и, можетъ быть, передастъ его на разсмотрѣніе въ уѣздныя земства.-- Боюсь я, замѣтилъ князь Туркестановъ:-- что изъ кассы образуется спекуляція. Будутъ получать помощь но нуждающіеся въ землѣ, а болѣе состоятельные.-- Переселеніямъ помогать надо, говоритъ г. Жуковъ:-- у насъ въ степяхъ земель много.-- Предсѣдатель управы замѣчаетъ, что въ Московскій уѣздъ не найдется охотниковъ переселяться, а давать деньги на переселеніе въ другія губерніи земство не имѣетъ права.-- Гласный Жуковъ, не обращая на слова предсѣдателя вниманія, продолжаетъ: "сто душъ въ сельскомъ обществѣ, тѣсно имъ, ну, такъ переселить ихъ въ степь. Тамъ, можетъ быть, прибавляетъ онъ ехидно, по идеѣ они устроятъ свое благосостояніе.-- Кто-жъ согласится на переселеніе, замѣчаетъ одинъ изъ крестьянъ.-- Свое родное мѣсто каждому дорого.-- Добровольцы найдутся, успокоиваетъ гласный Жуковъ.-- А кто-жъ ихъ выпуститъ, отвѣчаетъ на это предсѣдатель управы.-- Полученные надѣлы прежде должны выкупить.
   Этимъ пренія заканчиваются. Большинствомъ голосовъ собраніе рѣшаетъ приступить немедленно къ обсужденію предложенныхъ управой основаній земской кассы. Гласные протестанты уклоняются отъ этого, и собраніе, составившееся изъ 10 гласныхъ отъ крестьянъ, одного священника и пяти землевладѣльцевъ, единогласно, за исключеніемъ одного предсѣдателя собранія, рѣшаютъ оросить губернское земское собраніе объ учрежденіи при губернской управѣ земской кассы для содѣйствія крестьянамъ въ пріобрѣтеніи земли.
   Читатель, пробѣжавшій сдѣланный нами краткій очеркъ происходившихъ въ московскомъ уѣздномъ земскомъ собранія преній, согласится съ нами, что въ этихъ преніяхъ чувствуются не вѣянія литературы, какъ увѣряютъ "Московскія Вѣдомости", а вѣянія стараго крѣпостного духа, который нетолько не исчезъ, но не измѣнилъ ни на волосъ своихъ традиціонныхъ воззрѣній на мужика. Мужикъ для него какъ былъ прежде, такъ и теперь остается не человѣкомъ; онъ не допускаетъ въ немъ по прежнему возможности моральныхъ, общечеловѣческихъ основъ. Какъ въ крѣпостное время, когда заходила рѣчь объ освобожденіи мужика, объ улучшеніи его быта, землевладѣльцы хоромъ кричали, что мужикъ не способенъ пользоваться свободой, что онъ взбунтуется, излѣнится, броситъ землю, разбѣжится и т. п., такъ и нынѣшніе землевладѣльцы говорятъ, что мужикъ не развитъ, лѣнивъ, труда не любитъ, даже любить не можетъ, что сколько вы ему земли ни дайте, онъ все равно будетъ бѣдствовать отъ лѣности, какъ теперь. Крѣпостные владѣльцы еще имѣли, если не основаніе, то претекстъ говорить, что крестьянинъ трудится изъ подъ палки, изъ боязни ихъ, что не будь ихъ, крестьянинъ не сталъ бы ничего дѣлать. Но теперь прошло 17 лѣтъ послѣ освобожденія крестьянъ. Никакой палки надъ мужикомъ нѣтъ; онъ самъ себѣ господинъ, и однакожъ, онъ работаетъ съ такою ревностію, съ какою не работалъ никогда, вспахиваетъ всю и свою, и барскую земли, добываетъ такія громадныя количества, хлѣба, о которыхъ назадъ тому 15 лѣтъ было не слыхивано. И, несмотря на это, благородные гласные ему въ собраніи не затрудняются говорить въ глаза, что у него любви къ труду нетолько нѣтъ, не и быть не можетъ, что онъ такой лежебокъ, что сколько ему мы давай земли, ему это въ прокъ не пойдетъ. Крестьянинъ внушительно, при семъ удобномъ случаѣ, могъ бы разъяснить благороднымъ господамъ, засѣдающимъ съ нимъ въ собраніи, кто изъ нихъ лежебокъ; жаль только, что языкъ у него плохо дѣйствуетъ, пришибенность не прошла еще отъ вѣковаго рабства, да и добродушія очень много: онъ только распинается передъ благородными господами за то, что онъ не лѣнтяй, что у него земли мало, работать не надъ чѣмъ.
   Изъ тѣхъ же дебатовъ видно, что новые землевладѣльцы нетолько не пріумножили своихъ сельско-хозяйственныхъ свѣдѣній противу скудныхъ свѣдѣній земледѣльцевъ-крѣпостныхъ, но, повидимому потеряли даже и тѣ, которыя имѣли послѣдніе. У крѣпостныхъ земледѣльцевъ всегда видна была, по крайней мѣрѣ, внѣшняя связь съ землею, не терялось понятіе о томъ, что земля въ Россія есть главный натуральный фондъ, изъ котораго многомилліонное крестьянское населеніе, за скудостью другихъ промысловъ, только и можетъ доставать себѣ болѣе обезпеченное существованіе. Новые землевладѣльцы, благодаря замѣнѣ натуральнаго хозяйства денежнымъ, и притомъ бумажно-денежнымъ, и господствующему вслѣдствіе этого повсюду духу спекуляціи, смотрятъ на землю, какъ на аферу, и выгоду ея разработки оцѣниваютъ не съ государственной точки зрѣнія, а съ точки зрѣнія сегодняшняго биржевого курса бумажнаго рубля. Когда это слыхано, чтобы землевладѣльцы не въ шутку, а въ оффиціальномъ публичномъ засѣданіи проповѣдивали крестьянамъ, что землю въ Московскомъ уѣздѣ обработывать не стоитъ, что лучше крестьянамъ всѣ свои земли бросить и идти въ наймы на фабрики или въ отхожіе промыслы, что на фабрикахъ и на такихъ промыслахъ они могутъ заработать въ лѣтнее время по 75 к. въ день!! Это ли еще не курьёзъ благородныхъ землевладѣльцевъ, считающихъ себя компетентными въ дѣлѣ устройства россійскаго землевладѣнія вообще и крестьянскаго хозяйства въ частности?!
   Изъ дебатовъ московскаго уѣзднаго земскаго собранія можно понять, сколько вреда нанесено было въ прежнее время крестьянскому благосостоянію именно тѣмъ, что попеченіе объ устройствѣ крестьянъ ввѣрялось исключительно благороднымъ людямъ, безъ всякаго участія въ томъ крестьянъ. Можетъ быть, и редакціонныя комиссіи времени освобожденія получили бы совсѣмъ другой взглядъ на крестьянское хозяйство и величину надѣловъ, необходимыхъ для этого хозяйства, а потому и весь крестьянскій вопросъ принялъ бы совсѣмъ иной видъ и теченіе, еслибы къ участію въ комиссіяхъ приглашены были крестьяне и выслушано было ихъ мнѣніе.
   Все это должно служить урокомъ для всѣхъ радѣтелей крестьянскаго благосостоянія, не принимать никакихъ мѣръ относительно улучшенія хозяйства крестьянъ прежде, чѣмъ выслушано будетъ ихъ собственное мнѣніе о пользѣ предположенныхъ мѣръ. Поэтому и губернскія земскія собранія, гдѣ вовсе почти не бываетъ сельскихъ гласныхъ, по нашему мнѣнію, мѣста вовсе не подходящія для разсмотрѣнія вопроса объ учрежденіи земскихъ кассъ для содѣйствія крестьянскимъ обществамъ въ пріобрѣтеніи земель. Все это дѣло должно быть оставлено всецѣло въ "своемъ матеріальномъ распорядкѣ въ рукахъ уѣздныхъ земскихъ собраній, т. е. они должны составлять проэкты для своихъ кассъ, они должны, по своему усмотрѣнію, выдавать пособія обществамъ, которымъ они захотятъ. Такъ какъ, однакожъ, у насъ и въ земскихъ уѣздныхъ собраніяхъ число гласныхъ отъ крестьянъ вездѣ почти меньше, чѣмъ отъ землевладѣльцевъ, а съ представителями городовъ и еще меньше, то необходимо, чтобы въ ту правительственную комиссію, гдѣ окончательно будутъ разсматриваться проэкты кассъ, были представляемы по всѣмъ вопросамъ высказанныя въ уѣздномъ земскомъ собраніи мнѣнія большинства и меньшинства, съ изложеніемъ вмѣстѣ и мотивовъ послѣдняго. Мы полагаемъ, что правительственная комиссія будетъ необходима для этого дѣла, потому 1) что, безъ помощи правительства, само земство не въ состояніи будетъ оказать крестьянамъ пособія болѣе или менѣе удовлетворительнаго, и 2) что едва ли можно надѣяться, чтобы безъ участія правительства и пособія были повсюду распредѣляемы болѣе или менѣе правильно. Но въ среду правительственной комиссіи, по нашему мнѣнію, должны быть допущены гласные сельскихъ обществъ, по крайней мѣрѣ, на одному изъ каждаго уѣзднаго земства тѣхъ губерній, о земскихъ кассахъ которыхъ будетъ рѣшаться вопросъ. Что касается да земскихъ собраній губернскихъ, то на нихъ можетъ быть возложено храненіе кассовыхъ суммъ для всей губерніи, наблюденіе за правильнымъ ихъ поступленіемъ и расходованіемъ и отчетность по нимъ.

------

   Въ одномъ изъ октябрьскихъ NoNo "Голоса" я помѣстилъ небольшую статейку по поводу появившейся въ "Петербургской Газетѣ" инсинуаціи, касавшейся отчасти и меня, при этомъ я обѣщалъ написать для помѣщенія въ "Голосѣ" же особое письмо съ подробнымъ объясненіемъ: насколько вредны для литературы ш для общества то и дѣло появляющіяся въ послѣднее время въ литературѣ политическія инсинуаціи. По всей вѣроятности, письма этого мнѣ никогда бы не удалось написать. Но теперь извѣстный фельетонистъ и издатель "Новаго Времени", г. Суворинъ, принявъ подъ свое покровительство литературныя инсинуаціи, обрушился какъ на эту мою статейку, такъ и на прошедшее "Внутреннее Обозрѣніе", трактовавшее также о доносахъ, и излилъ на меня за эти статьи цѣлую лохань грязи самой зловонной; однимъ словомъ, "нововременской" грязи, пропитанной ругательствами, пошлостію, сплетнями. Это служитъ для меня вѣрнымъ, ручательствомъ, что статьи мои о доносахъ не безполезны, и налагаетъ на меня обязанность заняться и еще разъ этимъ вопросомъ. При этомъ я не премину, конечно, коснуться и тѣхъ личныхъ выходокъ, которыя дѣл огдашнихъ журналовъ и другихъ книгъ выраженій, которыя, по его мнѣнію, портили чистоту русскаго языка. Это шутовская критика тогда только смѣшила всѣхъ, хотя г. Покровскій нѣкоторыя выраженія, какъ неправильныя, отмѣчалъ совершенно вѣрно. Тоже самое долженъ я сказать и о г. Марковѣ. Положимъ, нѣкоторыя неточныя, неудачныя, риторическія фразы и преувеличенія онъ указалъ совершенно вѣрно. Но кой-что подобное онъ могъ бы найти при внимательномъ разыскиваніи даже у такого образца совершенства формы, какъ Пушкинъ. Что-жь изъ этого можетъ слѣдовать, однакожъ, кромѣ того, что г. Марковъ граматѣ знаетъ и ученическія задачки въ гимназіи рецензировать можетъ? Некрасова читала и та Россія, которая читаетъ и признаваемыя г. Марковымъ художественныя произведенія гг. Тургенева, графа Л. Н. Толстого, Гончарова, Майкова, Полонскаго, графа А. Толстого, Фета, Мея, Щербины, и читала съ удовольствіемъ. Значитъ, и въ художественномъ отношеніи стихотворенія Некрасова были настолько удовлетворительны, что ихъ могла читать и публика, наслаждающаяся единственно художественными произведеніями. Вотъ эту-то мѣру художественности и слѣдовало указать въ Некрасовѣ художественному критику, а не заниматься исключительно указаніемъ мелочныхъ недостатковъ, которые публика разберетъ и сама, безъ всякихъ указаній. Я думаю, что г. Марковъ пишетъ свои статьи не для гимназистовъ только.
   Но главное, чего я не могу одобрить въ г. Марковѣ, это -- то, что онъ къ своей художественной, т. е., выражаясь правильнѣе, къ реторической, бургіевской критикѣ присоединяетъ и патріотическую. "А вотъ послушайте, пишетъ г. Марковъ, бесѣду почтенныхъ бородачей съ солдатомъ о 12мъ годѣ и "словцо" о томъ, какъ "мы сами дѣлывали штуки":
   
   Поймали мы одну семью;
   Отца да мать съ тремя щенками.
   Тотчасъ ухлопали мусью,
   Не изъ фузеи -- кулаками!
   Жена давай вопить, стонать;
   Рветъ волоса -- глядимъ да тужимъ!
   Жаль стало: топорищемъ хвать
    И протянулась рядомъ съ мужемъ.
   Глядь: дѣти! нѣтъ на нихъ лица:
   Ломаютъ руки, воютъ, скачутъ,
   Лепечутъ -- не поймешь словца --
   И въ голосъ, бѣдненькія, плачутъ.
   Слеза прошибла насъ, ей, ей!
   Какъ быть? Мы долго толковали,
   Пришибли бѣдныхъ поскорѣй,
   Да вмѣстѣ всѣхъ и закопали.
   
   "Мы не понимаемъ, примѣчаетъ къ этому стихотворенію г. Марковъ:-- во имя какихъ нравственныхъ, этнографическихъ или художественныхъ требованій потребовалась поэту эта циническая иронія палача въ устахъ нашего добродушнаго солдата, эта безплодная неправда на народъ, съ цѣлью сочинитъ (курс. у Маркова) для него какую-то безобразную наивность хищнаго звѣря?"
   Я вѣрю, что г. Марковъ, какъ человѣкъ образованный и несомнѣнно гуманный, не способенъ убить нетолько человѣка, но даже и животное; но вѣдь народъ нашъ, благодаря, конечно, отчасти и тому, что наши поэты.заботились болѣе о художественности своихъ произведеній, чѣмъ о пользѣ народа, вовсе необразованъ такъ, какъ г. Марковъ, и въ случаяхъ ожесточенія вообще, въ особенности же эпидемическаго ожесточенія, можетъ быть нетолько звѣремъ, но и наивнымъ звѣремъ. Г. Марковъ, конечно, не будетъ отрицать тѣхъ, засвидѣтельствованныхъ очень многими корреспондентами, случаевъ, что даже въ настоящую войну наши казаки, когда урывались изъ подъ надзора начальства, расправлялись иногда съ турками не лучше баши-бузуковъ. А вѣдь у Некрасова разсказанъ фактъ изъ войны 1812 года. Съ того времени много утекло воды и нравы народа много смягчились, хотя художественные поэты объ этомъ и не заботились. Въ 1812 же году, наши даже помѣщики способны были дѣйствовать не лучше башибузуковъ. У нашихъ патріотовъ странныя представленія. Для нихъ не существуетъ въ распространеніи образованія ни пространствъ времени, ни различія въ воспитаніи. "Я мягокъ и гуманенъ, говоритъ патріотъ, охорашиваясь передъ зеркаломъ:-- слѣдовательно, и мои предки, да и нетолько предки, но весь народъ былъ такой же". Въ настоящее время намъ всѣмъ извѣстно, что черногорцы рѣжутъ своимъ врагамъ на полѣ сраженія носы. И когда имъ говорятъ, что такъ дѣлать не годится, то они даже смѣются надъ этимъ: "а какъ же, дескать, иначе?" Но, по всей вѣроятности, когда черногорцы станутъ на ту же степень образованія, на которой теперь находимся мы, то и между ними явится не мало гг. Марковыхъ, которые будутъ ротитися и клятися, утверждая, что ихъ народъ черногорскій былъ во всѣ времена самый наигуманнѣйшій и всѣ обвиненія его въ жестокости -- чистая клевета. Но я обращусь къ г. Маркову: не слыхалъ ли онъ такой всей Россіи извѣстной легенды, что, когда Суворовъ взялъ приступомъ Варшаву, то онъ приказалъ солдатамъ колоть всѣхъ, даже и дѣтей, потому, дескать, что и маленькій выростетъ большой будетъ. Можетъ быть, такого приказанія Суворовъ въ дѣйствительности и не давалъ, но легенда, конечно, составилась не даромъ: характеръ войнъ былъ тогда вообще не такой гуманный, какъ теперь. Я лично слышалъ отъ солдата, участвовавшаго въ войнѣ противъ персовъ въ 1828 году, что имъ командиры давали приказанія какъ можно меньше брать въ плѣнъ и какъ можно больше убивать, потому, дескать, что плѣнные будутъ васъ же объѣдать, ѣсть ваши сухари.-- "И что-жь? спросилъ я солдата: -- вы такъ и дѣлали?" -- "Вѣстимо, дѣлали".-- И вамъ ихъ было не жаль?" -- "Чего-жь ихъ жалѣть! отвѣчалъ солдатъ.-- Развѣ это люди? вѣдь это -- нехристь". Теперь скажемъ и о той пьесѣ Некрасова, которую г. Марковъ называетъ сочинительствомъ, неправдой на народъ. У насъ есть часть сочиненій Некрасова съ собственноручными его замѣтками на поляхъ. На пьесѣ, о которой говоритъ г. Марковъ, сдѣлана слѣдующая надпись: "Отнести въ приложенія. Не люблю этой піесы, хотя буквально она вѣрна. Слышалъ разсказъ очевидца Тучкова (впослѣдствіи московскаго генералъ-губернатора)". Вѣритъ ли теперь г. Марковъ, что піеса Некрасова не сочинительство? Если вѣритъ, то, конечно, не нуждается уже въ отвѣтѣ на вопросъ: во имя какихъ нравственныхъ, этнографическихъ или художественныхъ требованій нужно было писать эту піесу? Если подобное звѣрство было въ русскомъ народѣ, отчасти не истребилось совсѣмъ и теперь, то писать объ этомъ, даже именно ради патріотизма, было дѣло вовсе не лишнее, въ особенности назадъ тому слишкомъ тридцать лѣтъ. Піеса написана въ 1846 году.

"Отечественныя Записки", No 3, 1878

   
округу и переданы были въ управленіе государственными имуществами, говорятъ, потому, что лѣсъ переросъ и сплавъ его затруднителенъ. Теперь начну перечень: А. Д. Холодковскимъ, участокъ въ 2,000 десятинъ, купленъ по 2 р. 45 к. за десятину. Какова земля эта, можно судить по слѣдующему разсказу, передаваемому здѣсь всюду. Одинъ генералъ просилъ дать ему участокъ. Его спросили:-- гдѣ онъ желаетъ получить? Гдѣ угодно -- отвѣчалъ онъ прошу только объ одномъ, чтобы рядомъ съ землею г. Холодковскаго. Рядомъ, смежНо съ этимъ участкомъ, получилъ землю бывшій управляющій государственными имуществами Уфимской губерніи, В. С. Ивашепцевъ, всего [1,851 десятину, за 4,537 рублей. Замѣчательно цѣнный участокъ достался Ѳ. Д. Климову, всего 1,939 десятинъ, за 6,546 рублей. Земля эта составляетъ насущную потребность крестьянъ, которымъ и была часть ея сдана казною въ аренду но 2 р. 40 к. за десятину, на 24 года, причемъ 5-й пунктъ контракта гласилъ, что онъ можетъ быть уничтоженъ лишь въ томъ случаѣ, если эта [земля окажется необходима казнѣ. Когда земля эта перешла въ руки г. Климова, назначены были новые торги, на которыхъ цѣна была страшно поднята и сдана прежнимъ арендаторамъ уже по 12 руб. за десятину.
   Бывшему уфимскому губернатору, В. Д. Левшину, участокъ отведенъ жъ трехъ разныхъ мѣстахъ: въ Мензелинскомъ уѣздѣ 956 десятинъ (за 3,000 р., которыя отрѣзаны отъ деревни Бикляньчей, въ Сирскомъ уѣздѣ 588 десятинъ (за 1,500 р.) и, наконецъ, третій участокъ въ Уфимскомъ уѣздѣ.
   Для того, чтобъ дать понятіе, какъ низко цѣнились участки, приведу слѣдующій примѣръ: отъ деревни Силантьевой былъ отрѣзанъ участокъ земли въ 329 десятинъ, который проданъ казною по купчей крѣпости уфимской палаты гражданскаго суда, 7-го ноября 1879 года, за 506 руб. и въ томъ же году, 5-го декабря, т. е. черезъ 28 дней перепроданъ крестьянамъ деревни Силантьевой по купчей крѣпости за No 449, за 15,000 руб. Генералъ-маіоръ Гейнсъ, по купчей крѣпости 13-го сентября 1876 года, за No 128, пріобрѣлъ отъ казны 2,227 десятинъ за 7,373 р. и продалъ ихъ комерціи совѣтнику Варшавскому, по купчей крѣпости 1878 года 19 іюля, за 55,084 р. Такихъ примѣровъ можно набрать десятки.
   Изъ имѣющихся въ моихъ рукахъ данныхъ видно, что продано земли 289 заслуженнымъ чиновникамъ 355,641 десятина, на сумму 673,193 р. Изъ этой земли перепродано въ третьи руки 34,001 десятина, т. е. менѣе 1/10 части, и выручено за нее 354,471 руб., т. е. болѣе половины. Нужно помнить, что самые лучпне и самые цѣнные участки остаются непроданными и что въ купчихъ крѣпостяхъ весьма часто уменьшается продажная цѣна.
   Средняя цифра продажи казною оказывается по 1 р. 88 к. за десятину; и средняя цифра продажи въ частныя руки -- 10 р. 42 1/2 к. за десятину. Если но послѣдней расцѣнкѣ оцѣнить всю землю, уступленную казною, то окажется, что казна потерпѣла убытку на 3.016,202 рублей! Прпэтомъ нужно помнить, что платежъ казнѣ разсроченъ на 37 лѣтъ, и такъ какъ новые владѣльцы крѣпостныхъ пошлинъ по четыре коп. съ рубля не платили, то казна потеряла еще на этомъ 116.713 рублей.
   Къ удивленію нашему изъ этой корреспонденціи мы видимъ, что 1) въ покупкѣ земельна льготныхъ условіяхъ участвуютъ и лица, завѣдывающія ихъ раздачею; 2) что при покупкѣ земли нѣтъ и рѣчи о водвореніи въ Оренбургской губерніи, а это -- главное по закону условіе, ради котораго только и допускается льготная продажа. Генералъ Гейнсъ купленную имъ за семь слишкомъ тысячъ рублей землю на льготныхъ условіяхъ черезъ два года спокойно перепродаетъ за 55,084 р. Однимъ словомъ льготная продажа казенныхъ земель принимаетъ видъ гешефта, аферы!? 3) въ законѣ, даже относительно земель для высочайшихъ пожалованій говорится (T. X, ст. 946).
   "Земли, лежащія внутри дачь казенныхъ селеній, хотя бы оныя были замежеваны въ особую межу, равнымъ образомъ и прикосновенныя къ казеннымъ селеніямъ, не отдаются въ частное владѣніе безъ предварительнаго удостовѣренія, что оныя не нужны крестьянамъ тѣхъ селеній, если бы даже они имѣли узаконенную пропорцію земли" и т. д.
   А тутъ земля находящаяся даже въ арендѣ у крестьянъ, отбирается до конца срока у арендаторовъ и отдается г. Климову, если не ошибаемся, директору одного изъ департаментовъ въ министерствѣ государственныхъ имуществъ!?

"Отечественныя Записки", No 12, 1880

   
читанія, но истинный сервилизмъ никогда не скрывается въ такихъ общихъ формахъ; мы поищемъ его гдѣ нибудь дъ другомъ мѣстѣ, но объ этомъ потомъ, а теперь нѣсколько словъ о тѣхъ выводахъ, которые г. Суворинъ дѣлаетъ изъ моихъ прежнихъ трудовъ.
   "Я не знаю, говоритъ онъ:-- когда г. Елисеевъ былъ искреннимъ человѣкомъ, тогда ли, когда въ немъ кипѣла юношеская кровь и онъ писалъ "малыя лепты", или теперь, когда опытъ жизни умудрилъ его и онъ пишетъ внутреннее обозрѣніе; во всякомъ случаѣ, если онъ былъ актеромъ тогда и теперь, то цѣна его произведеніямъ и ихъ вліяніе опредѣляется силой таланта: большой талантъ -- большое значеніе, маленькій талантъ -- малое и значеніе".
   Сфера моей прежней спеціальной литературной дѣятельности въ существѣ своемъ вовсе не находится въ такомъ противорѣчіи съ моею нынѣшнею литературною дѣятельностью, чтобы нужно было радикальное нравственное измѣненіе для перехода изъ пер-ой въ послѣднюю. Да я думаю, что не много можно указать людей (если только можно даже), которые въ своемъ развитіи не проходили бы фазиса увлеченія религіознымъ міросозерцаніемъ, которое, смотря по средѣ, къ которой они принадлежали, выражалось въ разныхъ соотвѣственныхъ формахъ и дѣятельности, но которое съ теченіемъ времени дѣлалось пройденною ступенію развитія, смѣнялось другимъ міросозерцаніемъ, не сопровождаясь при этомъ, никакимъ существеннымъ противорѣчіемъ въ міросозерцаніи нравственномъ. Точно также съ лѣтами должно было болѣе или менѣе видоизмѣниться мое теоретическое религіозное. міросозерцаніе, но нравственное міросозерцаніе осталось тоже самое: тѣ моральныя истины, которымъ я училъ въ проповѣдяхъ, которыя имѣлъ въ виду или излагалъ въ своихъ лекціяхъ студентамъ, которыя проводилъ въ историческихъ трудахъ, тѣже самыя истины я излагаю или имѣю въ виду и въ моихъ внутреннихъ обозрѣніяхъ. Мои внутреннія обозрѣнія никогда не были ни училищемъ для канкана или разврата грубаго (чего никакъ не можетъ сказать о себѣ "Новое Время"), ни училищемъ для разврата общественной мысли (чего также не можетъ сказать о себѣ "Новое Время"), ни училищемъ для растлѣнія юношества (чего также не можетъ сказать о себѣ "Новое Время"). Точно также оба тѣ журнала, въ которыхъ я писалъ, то-есть "Современникъ" и "Отечественныя Записки", во всѣхъ своихъ отдѣлахъ и статьяхъ, держались всегда самаго строгаго нравственнаго принципа, что несомнѣнно составляло ихъ силу.
   Изъ этого вы видите, г. Суворинъ, что я не имѣлъ надобности быть актеромъ и не былъ имъ ни въ то время, когда "во мнѣ кипѣла юношеская кровь, ни послѣ, когда опытъ жизни умудрилъ меня. А вотъ не лучше ли вамъ, г. Суворинъ, обратиться къ вашей собственной литературной дѣятельности и не на такихъ большихъ стадіяхъ, какъ какъ вы берете мою дѣятельность, а на разстояніи всего послѣднихъ десяти лѣтъ, и уяснить ее по крайней мѣрѣ для себя, во первыхъ понедѣльно: "въ которыхъ изъ вашихъ недѣльныхъ очерковъ и картинокъ", которые большею частію состоятъ въ прямомъ противорѣчіи между собою, вы являетесь актёромъ и въ которыхъ не актеромъ, а потомъ и по годамъ: когда вы были подлиннымъ Суворинымъ -- въ то ли время, когда участвовали въ "Петербургскихъ Вѣдомостяхъ", теперь ли, когда издаете свое "Новое Время" съ откровеннымъ направленіемъ, или въ промежутокъ между "Петербургскими Вѣдомостями" и "Новымъ Временемъ".
   Вы выставляете, г. Суворинъ, напоказъ употребляемыя мною формы чинопочитанія, выдавая за доказательство моего сервилизма. Я уже замѣтилъ выше, что настоящій сервилизмъ никогда не является нетолько въ такихъ формахъ, но и въ никакихъ формахъ. Онъ не любитъ формъ, потому что форма обнаружитъ присутствіе его и скомпрометируетъ и его самого и то лицо, къ сердцу котораго онъ ползетъ. Истинный сервилизмъ всегда дѣйствуетъ такъ, что куреніе его, является неожиданно, сюрпризомъ для того лица, которому оно назначено. Даже и алтарь, съ котораго восходитъ ѳиміамъ ставится вовсе не передъ тѣмъ лицомъ, для котораго онъ назначенъ, и воздвигается не ради него. Онъ ставится передъ богомъ общей правды, общей пользы и въ честь этого бога и т. д., но на этомъ алтарѣ сожигаются такія спеціи, что тотъ, кому предназначено благовоніе отъ нихъ, сейчасъ пойметъ, что все это и алтарь, и сожиганіе и спеціи -- все это устроено для него одного, что богъ общей правды, общей пользы и т. п. тутъ не причемъ, такъ сказать, грибъ съѣлъ. Очень жаль, что моей аллегоріи я не могу пояснить примѣромъ, потому что могу, пожалуй, кого нибудь обидѣть. Но вѣдь вы, г. Суворинъ, и не нуждаетесь въ такихъ поясненіяхъ. Вы очень хорошо знаете, что образцовъ истиннаго, беззавѣтнаго сервилизма, самыхъ совершенныхъ нигдѣ, въ настоящее время, нельзя найдти, кромѣ вашихъ статей.
   Вы г. Суворинъ, вытаскиваете изъ моихъ литературныхъ тру довъ за тридцать слишкомъ лѣтъ назадъ составленное мною жизнеописаніе первыхъ казанскихъ архіеревъ, людей даже и съ гражданской точки зрѣнія достойныхъ всякаго уваженія, потому что они для культуры и развитія края сдѣлали болѣе, чѣмъ сколько дѣлали нетолько тогдашніе воеводы, но чѣмъ сколько дѣлаютъ и нынѣшніе генералы. Но подумайте, г. Суворинъ: какихъ ничтожныхъ людей вы не прославляете теперь, въ настоящее время, сегодня, вчера, каждый день? Какихъ гнусностей вы не выдаете за доблести?

"Отечественныя Записки", No 4, 1878

   
ачальнику заразъ двѣ службы". Встрѣтивъ черезъ нѣсколько дней ѣдущаго на лошади Иванова, который ее не примѣчалъ, она остановила его, но на протянутую имъ руку отвѣчала, что она "такмъ людямъ руки не подаетъ, и что она не сердится на его начальника, но что онъ, Викторъ Михайловичъ, современемъ получить достойную награду за свое сводничество". Ивановъ покраснѣлъ и струсилъ, что всю эту исторію узнаютъ въ Россіи, сталъ увѣрять, что онъ ни въ чемъ не виноватъ, даже письмо ей написалъ, что онъ ничего не знаетъ и проч.
   Послѣ письма покойной Некрасовой о генералѣ Кренке и Ивановѣ слѣдуютъ выдержки изъ ея писемъ о шалостяхъ съ женскимъ поломъ мужскаго медицинскаго персонала. Но эти письма имѣютъ такой глубокій, общественный интересъ и въ настоящемъ и будущемъ, что считаю необходимымъ ихъ передать въ подлинникѣ.
   Вотъ выдержки изъ письма отъ 17 то сентября изъ Фратешти.
   "Мужчины здѣсь совсѣмъ перестали быть людьми -- они обратились и вашихъ-то чертей: они готовя устраивать цѣлые гарема и быть въ нихъ султана". Мнѣ теперь приходится справляться съ третьимъ нахаломъ, третьяго нахала отпарировать. И это третій никто иной, какъ Жданко. Во имя одного этого, я бя желала уѣхать изъ Фратешти, потому что, уходи неудовлетворенными, они готовя потомъ дѣлать разини мерзости, на что и пустился Студенскій. Этотъ послѣдній не пропускаетъ ни одной женщины, отъ каждой хочетъ сорвать клочекъ шерсти. Я страшно возмущалась, когда одна изъ нашихъ студентокъ разсказывала мнѣ, какъ онъ нетолько подъѣзжалъ къ ней 43 розня" возмутительными предложеніями, но разъ прямо бросился цѣловать, обнимать ее съ возгласа": "Такъ вы не хотите?! такъ вы не хотите?!" въ которыхъ звучала скорѣй угроза, чѣмъ вопросъ. Послѣ этого пассажа, когда студентка on него убѣжала, онъ сталъ съ ней очень суровъ и, пожалуй, чѣмъ-нибудь нагадитъ. Со мной онъ продѣлалъ почти ту же исторію, и мы съ нимъ больше не говоримъ и не здороваемся. Теперь онъ всѣми неправдами нашелъ себѣ султаншу -- въ лицѣ одной сестры милосердія -- актрисы изъ театра... Пожелай мнѣ поскорѣе распроститься съ Фратешти!?"...
   Оттуда же 23-го сентября.
   "Исторію съ Студенскимъ, можетъ быть, придется выводить на свѣжую воду, можетъ быть, придется дѣлать очную ставку какъ мнѣ съ нимъ, такъ студенткѣ N. Дѣло въ томъ, что послѣ неудачной попытки купить меня за честь самостоятельной работы въ хирургическомъ отдѣленіи, онъ мнѣ сдѣлалъ непріятность до нѣкоторой степени публичнымъ образомъ, т. е при всѣхъ: вдругъ вздумалъ мнѣ дѣлать замѣчаніе -- что я не тамъ держу тазъ, что не умѣю промыть раны, что я должна брать не тотъ, а другой тазъ. Я на это ему отвѣтила, что это не его дѣло и что я дѣлала, дѣлаю и буду такъ дѣлать, какъ дѣлаю. Онъ на это замѣтилъ, что если я не желаю его слушать, то онъ мнѣ прикажетъ дѣлать такъ, какъ онъ хочетъ. Я отвѣчала, что онъ мнѣ не смѣетъ приказывать и что если онъ не желаетъ теперь замолчать, а желаетъ продолжать въ томъ же духѣ, то я отвѣчать ему не буду, а поговорю съ нимъ послѣ достодолжнымъ образомъ. Я имѣла основаніе ему такъ отвѣтить: во-первыхъ, потому, что знала тѣ мотивы, которые заставляютъ его придираться, а во-вторыхъ, потому, что мое начальство, докторъ X., а не Студенскій. Онъ, само собою разумѣется, исторіи за мои отвѣты не поднялъ и жаловаться на меня доктору X. не подумалъ, а а сочла излишнимъ возобновлять эту исторію, тѣмъ болѣе, что докторъ X. былъ тогда въ Бухарестѣ и вернулся черезъ нѣсколько дней. Въ данное же время дѣло приняло такой оборотъ, что волей неволей оказалось нужнымъ поднять всю эту исторію: она повторилась съ студенткой N., какъ я тебѣ уже писала -- это первое, а во-вторыхъ, насъ вздумали оставить здѣсь во Фратешти; докторъ X. черезъ 2--3 дня уѣзжаетъ въ Россію, слѣдовательно мы остаемся подъ начальствомъ Студенскаго. Сегодня мы рѣшили разсказать всю эту исторію доктору X. Докторъ X. до глубины души былъ возмущенъ нашимъ разсказомъ; онъ говорилъ, что намъ тогда же слѣдовало дать Студенскому надлежащій отпоръ. Но понятно, что этого сдѣлать мы не могли: мы же бы тогда остались виноваты, васъ же бы осудили. Докторъ X. согласился, что наше положеніе во Фратешти безъ него будетъ невыносимо (Студенскій, оказывается, уже ругалъ насъ; про меня говорилъ, что я ничего не знаю, ничего не умѣю...) и испросилъ позволеніе передать всю эту исторію профессору Чудновскому, говоря, что еслибы Студенскій не быль полезенъ то "Красномъ Крестѣ", какъ хорошій хирургъ, то необходимо было ба настоять, чтобы его, Студенскаго, выслали вонъ за такія продѣлки.

"Отечественныя Записки", No 5, 1878

   
мѣчаетъ: ея слишкомъ долго жилъ и вращался въ общественной дѣятельности, чтобы въ настоящее время увѣровать въ необходимость безграничной свобода и отсутствія всякаго контроля, въ особенности въ дѣлѣ такой важности, какъ начальная школа и народное образованіе. Но, Боже мой, сколько и заѣзжихъ, и мѣстныхъ глазъ устремлено въ тотъ, по большей части, убогій чуланъ (не скажу даже -- комнату), гдѣ отъ подавляющаго труда едва находитъ время отдохнуть несчастной учитель или учительница. Каждый изъ этихъ наблюдаютелей имѣетъ право раскапывать ихъ домашнюю жизнь, публично затрогивать и разбирать самыя неприкосновенныя и дорогія стороны ихъ семейной и личной обстановки -- такія, о которыхъ всякій другой отдаетъ отчетъ одной своей совѣсти -- и все это только потому, что судьба заставила ихъ искать себѣ пропитанія въ званіи сельскаго учителя. Трудно оспаривать, что такое положеніе наставника въ высшей степени ненормальное и невыносимое, что школы могутъ закрываться ея явственно вслѣдствіе этого наплыва надзирающихъ. Легко можетъ случиться, что при существованіи подобныхъ условій мѣста сельскихъ учителей мало по малу оставятъ всѣ полезные люди и въ концѣ-концовъ эти мѣста попадутъ въ руки такихъ потерянныхъ личностей, которыя до времени согласятся на всякія условія, лишь бы получить нѣсколько рублей, а тамъ, когда ихъ раскусятъ, они и сами уберутся по-добру по-здорову...
   Въ особенности вреднымъ, разрушительнымъ для народной школы г. Колюпановъ считаетъ надзоръ приходскихъ священниковъ, потому что въ этомъ случаѣ надзоромъ большею частію руководитъ личное своекорыстіе. Земскія школы замѣнили собою церковно-приходскія, отъ которыхъ священники получали немаловажный доходъ, хотя и ничего тамъ не дѣлали. Земства озаботились пріискать новыхъ учителей. Отсюда началась непримиримая вражда приходскаго духовенства къ земскимъ учителямъ и учительницамъ. И что иногда дѣлаетъ эта вражда, повѣрить трудно. "Слово: нравственный надзоръ, говоритъ г. Колюпановъ:-- и само по себѣ настолько же неопредѣленно и эластично, насколько опасно и непріятно; но когда къ нему примѣшивается надзоръ религіозный со стороны подъискивающагося лица, тогда, дѣйствительно, жизнь становится невыносимою. Повѣритъ ли читатель, что учитель или учительница могутъ потерять мѣсто за то, что они не постятся въ среду и пятницу?!" А между тѣмъ, положеніе дѣла такое, что разъ священникъ донесъ, что учитель или учительница не соблюдаютъ среды и пятницы, инспекторъ училищъ, какой бы онъ ни былъ просвѣщенный и преданный народному образованію человѣкъ, никакъ не можетъ оставить подобнаго доноса безъ послѣдствій.
   Въ такомъ положеніи находится наша народная школа. Очевидно, что при подобныхъ порядкахъ отъ нея трудно ждать не только блестящихъ, но и какихъ бы то ни было успѣховъ въ будущемъ. Навѣрное, она также скоро зачахнетъ, какъ зачахли и народныя школы крестьянъ государственныхъ имуществъ, основанныя въ прошедшее время на широкую ногу и предоставленныя исключительно попеченію администраціи... чего, конечно, нежелательно. Но, какъ сдѣлать, чтобы пререканія между земствомъ и учебнымъ вѣдомствомъ прекратились, чтобы зиждительная работа надъ народною школою не отнималась изъ рукъ земства, чтобы надзоръ учебнаго вѣдомства надъ школою -- пусть онъ будетъ самый строгій -- оставался только надзоромъ, это вопросъ опять настоятельно важный, неотложный, и опять-таки вопросъ, настоятельность, неотложность котораго вполнѣ убѣдительно не выяснена для правительства. Какъ ни много говорилось о пререканіяхъ между земствомъ и учебнымъ вѣдомствомъ въ литературѣ, но все это говорилось только по частнымъ случаямъ. А какъ вообще стоитъ у насъ народная школа, остается невыясненнымъ.
   Земство и опять сослужило бы хорошую службу государству и народу, еслибы каждое въ своемъ районѣ подробно изслѣдовало и изобразило тѣ препятствія, какія народная школа встрѣчаетъ въ своемъ развитіи.
   Точно также есть много и другихъ наболѣвшихъ вопросовъ, по которымъ тщательно собранныя земствомъ свѣдѣнія освѣтили бы многое, что до сихъ поръ находится во мракѣ, и тѣмъ могли бы дать твердую основу для многихъ перемѣнъ къ лучшему. Таковы: система нынѣшняго образованія вообще, дѣйствія нашей юстиціи въ ея вліяніи на общество и т. п.
   До сихъ поръ Россія оффиціально извѣстна намъ только по изображенію органовъ администраціи. Очень можетъ быть, что еслибы органы самоуправленія освѣтили ее съ своей стороны, мы увидѣли бы много такихъ сторонъ, которыхъ вовсе не видѣли до сихъ поръ или видѣли очень плохо, яснѣе распознали бы наши настоящіе недуги и поняли бы, что намъ надобно дѣлать, чтобы избѣжать разныхъ печальныхъ явленій въ современной жизни.

"Отечественныя Записки", No 12, 1879

   
льно этихъ земель могли практиковаться постоянно, въ теченіи длиннаго ряда лѣтъ, нетолько безнаказанно, но и не возбуждая ничьего вниманія. Несомнѣнно, что многія изъ лицъ, близко стоявшихъ къ дѣлу, очень хорошо понимали суть дѣла и могли бы дать ему полную ясность а, слѣдовательно. и правильную постановку, но это было не въ ихъ разсчетѣ; темнота дѣла открывала возможность для удовлетворенія хищническихъ инстинктовъ. Тѣмъ не менѣе, мы должны сказать, что поводъ къ самымъ злоупотребленіямъ лежитъ въ полномъ неустройствѣ этихъ земель, начиная со времени подданства башкировъ Россіи и до самаго послѣдняго времени, въ отсутствіи должнаго вниманія къ этому дѣлу, въ казуистическомъ характерѣ нашихъ разновременныхъ, противорѣчивыхъ узаконеній относительно башкирскихъ земель, наконецъ, въ полномъ несоотвѣтствіи мѣръ, которыя предпринимались въ послѣднее время для урегулированія землевладѣнія въ этихъ земляхъ съ громадностію самого дѣла.
   Башкирскія земли съ давняго времени сдѣлались яблокомъ раздора и нескончаемыхъ тяжбъ между ихъ обитателями. Владѣя громаднымъ пространствомъ земель, которыя "никогда не были измѣрены и обмежеваны, башкиры немедленно, со времени присоединенія своего къ Россіи, стали каждый, гдѣ кому вздумается, принимать переселенцевъ и припущенниковъ подъ раз" выми условіями: мещеряки, тептери и множество другихъ вы* ходцевъ финскаго и татарскаго племенъ наводнили страну, смѣшавшись съ коренными владѣльцами; частные и казенные горные заводы и пріиски основывались, распространились по сдѣлкамъ съ вотчинниками, которые сами не знали и не понимали, что дѣлали, что отдавали и на что соглашались: сотни тысячъ десятинъ земли и лѣсу отдаваемы были за нѣсколько сотъ рублей, и, вслѣдъ за тѣмъ, возникали жалобы, протесты; наконецъ, указы "1736 г. февраля 11-го и другихъ послѣдующихъ годовъ, когда башкиры за мятежъ лишены были даровныхъ имъ земель въ пользу пребывтихъ вѣрными мещеряковъ, потомъ снова ими надѣлены, потомъ опять утратили часть ихъ, но не свыше десятилѣтней давности припущенниковъ" внесли здѣсь еще большую путаницу о поземельныхъ отношеній. Въ 1832 году 10-го апрѣля послѣдовалъ окончательный указъ, которымъ башкиры признаны вотчиниками принадлежащихъ имъ земель. Но этимъ признаніемъ башкировъ въ ихъ вотчинномъ правѣ на земли не уничтожились права на эти земли прежнихъ насельниковъ -- заняли они эти земли въ качествѣ припущенниковъ по нраву купли, вообще по соглашенію съ собственниками, или въ качествѣ временныхъ собственниковъ или владѣтелей во время башкирскихъ мятежей, а, слѣдовательно, не могли прекратиться и споры и тяжбы за земли, и не могутъ прекратиться до тѣхъ поръ, пока всѣ припущенники, не получившіе актовъ на землю, но, будутъ надѣлены землею и земли ихъ не будутъ размежеваны съ землями вотчинниковъ и не укрѣплены надлежащими актами.
   Для этой дѣли въ 1834 году оренбургской казенной палатѣ, отъ 4-го апрѣля, велѣно было собрать свѣдѣнія какъ о числѣ башкирскихъ припущенниковъ, не имѣющихъ актовъ на земли, такъ и о числѣ самихъ башкировъ, въ округахъ которыхъ они живутъ, и затѣмъ представить свои соображенія объ удовлетвореніи припущенниковъ на разсмотрѣніе оренбургскому военному губернатору, которому предоставлялось, для лучшаго успѣха этого дѣла, учредить особую "комиссію изъ членовъ казенной палаты, межевой конторы и другихъ заслуживающихъ его довѣрія чиновниковъ и землемѣровъ, какъ въ межевой конторѣ и при казенной палатѣ состоящихъ, такъ и въ уѣздахъ находящихся, и черезъ оную или другимъ какимъ, но его усмотрѣнію, средствомъ приводить постепенно въ исполненіе сіе надѣленіе, яко прямо на его отвѣтственности лежащее". Комиссія, дѣйствительно, была учреждена сначала въ Уфѣ, потомъ переведена была въ Оренбургъ и дѣйствовала до самаго выхода новаго положенія о башкирахъ въ 1869 году. Но комиссія сдѣлала очень мало, да едва ли и могла сдѣлать многое даже въ дѣлѣ разбора существующихъ поземельныхъ тяжбъ и споровъ, не говоря уже о предупрежденіи возникновенія новыхъ при самомъ ея существованіи. Въ приведенномъ нами указѣ 1834 года, губернатору хотя и поручалось надѣленіе припущенниковъ, "яко прямо на его отвѣтственности лежащее", но при этомъ предписывалось "не упускать изъ виду и того, что межевая контора, при всемъ недостаткѣ землемѣровъ, поручается въ его распоряженіе по сей части безъ отвлеченія отъ настоящей ея". Но, при недостаткѣ землемѣровъ, что могли сдѣлать военный губернаторъ (нынѣ генералъ-губернаторъ) и комиссія съ такимъ огромнымъ пространствомъ земель, гдѣ. по словамъ профессора Янсона, до сихъ поръ при межеваніи постоянно "открываются" новыя селенія припущенниковъ, до сихъ поръ бывшія никому неизвѣстными?
   Въ 1869 году изданы "Новыя правила о надѣленіи землями башкировъ-вотчинниковъ и ихъ припущенниковъ въ башкирскихъ вотчинныхъ земляхъ". Этими правилами размежеваніе башкирскихъ дачъ для надѣленія припущенниковъ и самихъ вотчинниковъ возложено на мѣстныя губернскія и уѣздныя по крестьянскимъ дѣламъ присутствія", въ которыя упраздненная вмѣстѣ съ этимъ комиссія и передала свои дѣла, а они распредѣлили ихъ, по принадлежности, между мировыми посредниками. Мы не думаемъ, чтобы эти новые распредѣлители башкирскихъ земель повели дѣло болѣе успѣшно, чѣмъ вела его вышеозначенная комиссія, потому что они оставлены при прежнихъ межевыхъ средствахъ. А вопросъ о башкирскихъ земляхъ есть вопросъ чисто землемѣрный. Будь еще въ 1834 году командировано временно въ Оренбургскую губернію такое количество землемѣровъ, которыя могли бы измѣрить и обмежевать всѣ башкирскія земли въ два или три года -- и вопроса о башкирскихъ земляхъ не существовало бы, не существовало бы, слѣдовательно, и безчисленныхъ прискорбныхъ послѣдствій его, въ томъ числѣ самаго прискорбнѣйшаго -- громаднѣйшаго расхищенія этихъ земель разными культурными и некультурными аферистами, въ рукахъ которыхъ во многихъ случаяхъ эти земли сдѣлаются еще болѣе страшнымъ орудіемъ для закрѣпощенія людей, чѣмъ было самое крѣпостное право. Но мы все любимъ дѣлать постепенно...
   Какія же будутъ послѣдствія этой постепенности и впредь -- предвидѣть не трудно. Будетъ тоже, что было и при комиссіи. Въ то самое время, когда мировые посредники будутъ разбирать по цѣлымъ годамъ тяжбы и споры вотчинниковъ и припущенниковъ, находящихся на лицо, въ земляхъ неразмежеванныхъ будетъ происходить новая продажа земель, нарождаться новые припущенники, новыя тяжбы, новыя слѣдствія -- и такъ безъ конца...
   Постепенность была причиною и нынѣшнихъ злоупотребленій -- тѣхъ самыхъ, ради которыхъ назначена теперь ревизія. Въ виду того, что, по неразмежеванности земель, число припущенниковъ никогда не было опредѣлено и не могло быть опредѣлено, что каждый годъ появлялись новыя толпы припущенниковъ, выростая точно грибы изъ земли, что постоянно "открывались" цѣлыя новыя селенія ихъ, доселѣ никому неизвѣстныя, было постановлено, при надѣлѣ припущенниковъ землею, половину этого надѣла (15 дес.) или вообще сколько останется отъ надѣла, передавать въ вѣдѣніе казны для надѣла тѣхъ припущенниковъ, которые имѣютъ вновь быть открытыми на огромной площади башкирскихъ земель.
   Такъ какъ этихъ запасныхъ земель для имѣющихъ открыться припущенниковъ въ рукахъ казны накопилось очень много, то мѣстное начальство и сообразило, что не худо было бы Оренбургскій край украсить припущенниками изъ людей благородныхъ. Идея эта нашла сочувствіе и благосклонный пріема, и внѣ мѣстнаго района. И вотъ въ качествѣ припущенниковъ для питанія на башкирскія пажити было припущено много какъ мелкаго и крупнаго мѣстнаго чиновничества, такъ и петербургскаго и даже лицъ сановныхъ.
   Въ этомъ вся исторія башкирскихъ земель, разобрать которую въ ея послѣдствіяхъ теперь поручено ревизіи. Желаемъ ей въ этомъ отъ души успѣха.

"Отечественныя Записки", No 11, 1880

   
рятъ, впрочемъ, что на нѣкоторыхъ гласныхъ, въ рѣчахъ ихъ на пользу этого общества доходившихъ положительно до экстаза, имѣли магическое вліяніе обращенные на нихъ взоры директоровъ и членовъ правленія конно-желѣзныхъ дорогъ, которые, во время засѣданія, сидѣли въ мѣстахъ, отведенныхъ для публики.
   Но вотъ наступила очередь для разрѣшенія вопроса о томъ: съ какого времени начать обществу взимать съ пассажировъ плату за проѣздъ по линіямъ конно-желѣзныхъ дорогъ по новому (увеличенному) тарифу? Вопросъ этотъ заставилъ встрепенуться членовъ правленія общества, сидѣвшихъ "въ публикѣ". Зашумѣли гласные, заговорили даже тѣ, которые "въ жисть свою" никогда не ораторствовали. На заднихъ рядахъ креселъ замѣтно между гласными сильное движеніе. Особенно же взволновало гласныхъ "заднихъ рядовъ" заявленіе г. Они-Галли, что увеличить тарифъ за проѣздъ слѣдовало бы лишь черезъ двѣ недѣли послѣ утвержденія контракта.
   Голоса. Нѣтъ, долго очень!.. Скорѣе... Когда еще управа контрактъ изготовитъ!..
   Михельсонъ. Это очень долго... Для общества скорѣйшее взиманіе по новому тарифу составляетъ вопросъ жизненный (еще бы: лишнихъ 30,000 руб. въ мѣсяцъ доходу; 1,000 руб. въ день)!.. Контрактъ управа можетъ долго не изготовить, а обществу это разсчетъ: задержка прибылей.
   Въ заднихъ рядахъ: "вѣрно! браво!"
   Шиманскій. Полагаю, чтобъ съ 1-го іюля начать...
   Голоса: Нѣтъ, долго, долго!.. Скорѣе... Черезъ три дня!"
   Баронъ Фредериксъ предложилъ увеличить тарифъ со дня утвержденія контракта.
   Въ заднихъ рядахъ шумъ: "раньше, скорѣе". Затѣмъ, когда А. Н. Никитинъ успокоилъ гласныхъ заявленіемъ, что городская управа, какъ органъ исполнительный, потрудится (sic!) не задержать контракта, собраніе постановило: увеличить тарифъ со дня утвержденія контракта.
   -- А контрактъ у насъ черезъ нѣсколько дней и готовъ будетъ, сказалъ кто-то изъ гласныхъ, выходя въ сосѣднее зало покурить.
   Затѣмъ сдѣлана еще уступка обществу: положено не взимать съ общества дополнительнаго сбора за добавочныя линіи, которыя общество проектируетъ проложить по городу.
   Однимъ словомъ: все для общества конно-желѣзной дороги и ничто, кромѣ копеечной надбавки, для жителей города.
   Даже, когда гласные баронъ Фредериксъ и Сан-Галли предложили -- вмѣнить обществу въ обязанность останавливать вагоны, въ нѣкоторыхъ случаяхъ, во избѣжаніе несчастій при входѣ и выходѣ пассажировъ и замедленія хода на перекресткахъ улицъ, гласный Андреевъ (староста мѣщанскаго цеха) заговорилъ:
   -- Если будутъ на каждомъ шагу останавливать вагоны, то обществу не съ чею будетъ содержатъ свое учрежденіе...
   И это -- петербургская столичная дума, которая должна бы была быть образцомъ для всѣхъ самоуправленій!?
   Всего замѣчательнѣе то, что даже послѣ послѣдней трудно переносимой сцены, баронъ Корфъ не нашелъ противнымъ встать и сказать прочувствованную благодарственную рѣчь гласнымъ думы, что они такъ усердствовали въ обложеніи города налогомъ въ пользу Губонина. Вотъ такъ голова! истинный радѣтель о благѣ петербургскаго населенія!!
   Эхъ, господа! Право, по образцу донцевъ, давайте сочинять просьбу, чтобы насъ ослобонили отъ самоуправленія! Не созрѣли, мы еще до самоуправленія!

"Отечественныя Записки", No 7, 1879

   
аетъ противъ меня г. Суворинъ и на которыя отвѣчать можно. Что же касается остальной грязи, излитой "Новымъ Временемъ", то тронуть ее не возможно, негрязня литературы, да было бы и безполезно. Сплетня, инсинуація, пошлость, ругательства, даже площадныя, вошли въ плоть и кровь г. Суворина и его сопублицистовъ и противъ нихъ могутъ быть дѣйствительны развѣ только нелитературныя средства, въ родѣ тѣхъ, которыя рекомендовалъ когда-то самъ же г. Суворинъ устами одного изъ своихъ героевъ: "Господа! говоритъ этотъ герой относительно одного литератора "нововременскаго" пошиба, обращаясь къ своимъ товарищамъ:-- неужели не найдется никого, кто бы избилъ эту гадину, которая завелась въ литературѣ? Этакая паршивая гадина!"
   Мнѣ кажется, вопросъ о ругательствахъ, сплетняхъ и тому подобной грязи въ литературѣ, благодаря ежедневной практикѣ "Новаго Времени", давно уже настолько созрѣлъ, что его необходимо изъ частнаго превратить въ общій: ибо тутъ частными усиліями ничего нельзя сдѣлать. Весь литературный персоналъ долженъ подумать: какъ бы положить всей этой грязи въ литературѣ предѣлъ? Разъ объ этомъ уже возникала мысль. Къ сожалѣнію, она выходила изъ небольшаго кружка лицъ, а главное, для регулированія литературнаго персонала придумана была неудобная форма -- именно форма суда, которою вводился, во-первыхъ, элементъ неравенства, подчиненности многихъ немногимъ, и во-вторыхъ, элементъ личнаго усмотрѣнія, если угодно, впечатлѣнія, и, слѣдовательно, произвола этихъ немногихъ. Надобно поставить дѣло такъ, чтобы ничья свободная воля не стѣснялась ни въ чемъ, чтобы всякій самъ свободно принялъ извѣстныя ограниченія въ отношеніяхъ къ другимъ, самъ былъ наблюдателемъ надъ исполненіемъ этихъ правилъ и принималъ участіе въ судѣ, въ случаѣ ихъ нарушенія, само собою разумѣется, если дѣло идетъ не о его личности. Лучшая форма для этого есть форма общества. Безчисленныя безобразія происходятъ теперь въ литературѣ именно оттого, что литературный персоналъ находится въ полномъ разъединеніи, подобно песку морскому. Пусть онъ соединится въ общество, лота бы съ одною только цѣлію блюсти за чистотою литературы отъ разныхъ дрязгъ и приличіемъ, и литература приметъ немедленно другой видъ; Не говоря уже о какихъ-нибудь особенныхъ мѣрахъ, которыя найдетъ нужнымъ принять для этой цѣли общество, есть нѣкоторыя положенія, такъ сказать, примитивныя, основныя, которыя въ уставахъ обыкновенныхъ обществъ не пишутся, но подразумѣваются сами собою и всѣми исполняются. Никто, напримѣръ, не осмѣлится придти въ общественное собраніе нагимъ, никто не будетъ въ собраніи драться, никто не будетъ ругаться площадною и вообще Неприличною бранью и тѣмъ болѣе безъ всякой причины со стороны другого. Боли эти только самыя примитивныя правила относительно взаимныхъ отношеній другъ въ другу общество внесетъ въ свой уставъ, какъ обязательныя въ практикѣ литературы, то и этого уже достаточно, чтобы значительно поднять литературу надъ тѣмъ уровнемъ, на которомъ она стоитъ теперь.
   Мнѣ скажутъ, что нѣкоторыя изъ газетъ не согласятся вступить въ такое общество. Я не думаю, чтобы это случилось. Но еслибы и такъ, то литературный персоналъ можетъ достигнуть предположенной цѣли другимъ способомъ -- образованіемъ вольнаго общества. Для этого довольно согласія четырехъ-пяти редакцій изъ повременныхъ изданій. Учрежденіемъ такого общества проведется твердая, ясно опредѣленная грань между газетами. Всѣ будутъ знать: въ какихъ газетахъ притоны "паршивыхъ, какъ выражается г. Суворинъ, гадинъ" и этимъ однимъ уже значительно понизится тотъ успѣхъ, который имѣютъ теперь эти газеты въ незнакомой съ закулисною стороною литературнаго дѣла публикѣ, а вмѣстѣ съ тѣмъ у литературныхъ спекулянтовъ отнимется охота разсчитывать на подобныя недостойныя литературы средства для собиранія пятаковъ у любителей скандаловъ. Что касается до личностей литературнаго персонала, то и въ вольномъ обществѣ они также вполнѣ будутъ защищены противъ всякихъ гнусныхъ нападеній, потому что тогда, вмѣсто отвѣта, достаточно опубликованія только постановленія общества, чтобы всякое подобное нападеніе сдѣлать ничтожнымъ, не говоря уже о тѣхъ существенныхъ мѣрахъ, которыя общество можетъ принять лично противъ каждой "паршивой гадины", для частнаго лица или невозможныхъ, или неудобоисполнимыхъ.

"Отечественныя Записки", No 11, 1878

   
Ко всем произведениям автора К списку авторов