Севский Виктор - Жорж Корсаров

Жоржъ Корсаровъ.

Разсказъ Виктора Сѣвскаго.

(Съ иллюстраціями А. Н. Воронецкаго).

Жоржъ Корсаровъ эффектно выходить изъ средней двери внушительно говоритъ:

-- Въ каретѣ барыня и гнѣваться изволятъ.

Но знакомымъ барышнямъ онъ обѣщаетъ:

-- Сейчасъ репертуаръ неудачно сложился, а вотъ уѣдетъ Громовъ-Нельскій, и я развернусь. Зимой служилъ въ Глушинскѣ -- въ "Преступленіи и Наказаніи" игралъ судебнаго слѣдователя. Послѣ сцены допроса Раскольникова за кулисы ворвались семинаристы съ галерки и избили меня до потери сознанія. Самъ Яковлевъ-Истоминъ завидовалъ.

-- Чему же завидовать-то,-- спрашиваетъ портной Иванъ Егоровичъ, хозяинъ комнаты, въ которой живетъ Корсаровъ.

-- Чему?-- Съ негодованіемъ въ голосѣ восклицаетъ Жоржъ Корсаровъ.-- А Мочалова били? Зналъ-ли Каратыгинъ, что такое ударь семинариста подъ ребро? А Жоржа Корсарова били.

Жена Ивана Егоровича Аграфена Петровна вздыхаетъ... Глаза у нея слезятся, и она готова расплакаться: -- И кто тебя на жизнь-то эту каторжную благословилъ? Неужели родная мать?

Корсаровъ презрительно смотритъ на хозяйку:

-- Тѣнь Грознаго меня усыновила, Димитріемъ изъ гроба нарекла, вокругъ меня народы возмутила и въ жертву мнѣ Бориса обрекла.

Иванъ Егоровичъ къ декламаціи неравнодушенъ. Изъ-за нея и Корсарова терпитъ на квартирѣ, хотя денегъ отъ него ни разу не получалъ.

-- Въ церковь рѣдко хожу, свѣчку въ годъ розъ ставлю. Пусть Корсаровъ замѣсто свѣчи будетъ, И Богу угодно, ибо голоднаго человѣка кормлю, и себѣ пріятно, потому какъ начнетъ онъ про Саки-Муни, индѣйскаго пророка разсказывать, все ему отдашь.

Хорошо живется Корсарову у портного. Если бы не онъ, пропалъ бы съ голоду Корсаровъ. Пыльскъ товарищество драматическихъ артистовъ встрѣтилъ холодно и въ іюнѣ взяли по спичечной коробкѣ на марку. При такихъ сборахъ, если Громовъ въ кассѣ три рубля берегъ -- Корсарову достается что-нибудь изъ мелочи.

Хотя Корсаровъ привыкъ къ такой жизни. Сытъ онъ у портного, одѣтъ отъ бутафора, а публику ему замѣняетъ десятокъ дѣвицъ, робко шепчущихъ, когда онъ идетъ по аллеѣ театральнаго сада:

-- Корсаровъ прошелъ!

Корсаровъ нервно одергиваетъ фракъ конца 18-го вѣка, взятый изъ театральнаго гардероба, поправляетъ цилиндръ, которыя онъ будетъ носить почти до конца сезона:

-- "Ревизоромъ" сезонъ закончится.

Корсаровъ честно исполняетъ свои обязанности, стойко переноситъ невзгоды сезона и только ночью, когда портной и его жена ложатся спать, онъ достаетъ изъ корзинки плащъ, неброжно набрасываетъ его на плечи и сдавленнымъ шепотомъ повторяетъ "Гамлета".

Монологи датскаго принца онъ говорить вдохновенно.

-- Офелія, ты помяни меня въ своихъ молитвахъ!-- шепчетъ онъ тихо. чтобы портной не проснулся.

Кончить монологъ, бросится на кровать, уткнется головой въ подушку и прислушивается къ аплодисментамъ, которые будутъ звучать черезъ десять, двадцать лѣтъ.

Стихнуть аплодисменты будущаго и передъ глазами Корсарова начинаетъ вертѣться <испорчено> будущаго:

-- Только одна гастроль Корсарова.

Во снѣ онъ проситъ редакціи газетъ не печатать его портретовъ en face:

-- У меня бородавка около брови.

Утро приноситъ разочарованіе. Убогая комната. Стаканъ жидкаго чая и соболѣзнующіе глаза Аграфены Петровны:

-- Глаза бы мои тебя не видѣли, несчастнаго. То есть, какъ ты меня разстраиваешь. Женщина я сырая, а ты -- тощій и облѣзлый. Кто тебя въ этотъ адъ послалъ, кто тебѣ въ первый разъ ликъ-то раскрашивалъ?

-- Мельпомена, самв Мельпомена,-- беззаботно отвѣчаетъ Корсаровъ.

-- Не въ нашемъ городѣ, значитъ, ты свихнулся. У насъ такой нѣтъ.

Корсаровъ уходитъ въ театръ. Среди полотняныхъ стѣнъ Корсаровъ живетъ полной жизнью.

-- Пусть зовутъ Жоржемъ, когда у него есть полное имя и отчество.

Пройдутъ десятки лѣтъ, а тотъ же Громовъ-Нельскій скажетъ:

-- Съ Корсаровымъ одинъ сезонъ служилъ.

Ожидая выхода. Корсаровъ шепчетъ слова, которыя сейчасъ скажетъ другой. Онъ даже жестякулируетъ такъ, какъ это будетъ сейчасъ дѣлать другой.

Иногда на Корсарова кричать:

-- Заснулъ, что ли? Твой выходъ. Болтаешься подъ потами и репетицію задерживаешь.

Въ театральномъ саду Корсаровъ познакомился съ Лизочкой. Знакомство произошло случайно. Онъ сидѣлъ на скамеечкѣ, ожидая пятаго акта, когда ему за сценой поручено создать стоны умирающаго. Она сѣла рядомъ и украдкой бросила робкіе взгляды въ его сторону.

Корсаровъ былъ растроганъ. Есть чуткія натуры, которыя цѣлятъ его и тогда, когда онъ выходитъ на сцену только въ ливреѣ или во фразѣ съ салфеткой подъ рукой.

-- Хорошая ночь,-- сказалъ онъ.

-- Даже очень,-- застѣнчиво согласилась она.

-- Она дышитъ ароматами орхидей,-- продолжалъ онъ.

-- Чудный акаціонный запахъ,-- поддержала она.

Познакомились. Оказалось, что она ходитъ въ театръ ради него.

У Корсарова кружилась голова. Въ пятомъ актѣ онъ проникновенію стоналъ за сценой, а послѣ убѣжалъ изъ театра въ садъ и долго говорилъ Лизочкѣ о своихъ мечтахъ.

Мечтали вмѣстѣ.

Лизочка иногда говорила очень наивно, но вѣдь онъ ее научить смотрѣть на искусство такъ, какъ онъ смотритъ.

-- Моя Офелія, моя принцесса.

Провожалъ ее домой и узналъ, что она -- портниха, живетъ со старушкой-матерью.

Отецъ служить когда-то приказчикомъ у купца Сизова. Послѣ смерти его дочку не обходятъ заказами. Живутъ скромно.

-- Мамаша меня обожаютъ, даже очень. Слову моему не перечутъ.

Корсаровъ обычно не поетъ. Но въ эту лунную ночь она поднялъ на ноги всѣхъ собакъ на глухихъ улицахъ заснувшаго городка:

-- И за это, о Боже, буду первымъ я въ первыхъ рядахъ.

* * *

-- Корсаровъ -- у портного обѣдаетъ, у портнихи ужинаетъ,-- разсказывала комическая старуха.

Романъ Корсарова знала вся труппа. О немъ говорили, какъ о веселомъ анекдотѣ.

И когда Корсаровъ опаздывалъ на репетицію, помощникъ режиссера язвительно спрашивалъ:

-- У заказчиковъ по счетамъ получали? Подмастерье!..

Корсаровъ все прощалъ.

Столько радостей принесла ему Лизочка. Живыя звѣзды зажглись огнями на полотняномъ небѣ, полотняный лѣсъ шелестѣлъ зеленой листвой.

Лизочка представила Корсарова матери. Передъ визитомъ въ ея домъ Корсаровъ одѣлся такъ, какъ только могъ одѣть его театральный бутафоръ.

Чацкій и Хлестаковъ -- франты своего времени, отдали ему части своихъ гардеробовъ. Старушка была растрогана. Корсаковъ такъ мило поцѣловалъ ей руку, такъ граціозно изогнулся въ почтительномъ поклонѣ, что не полюбить его было нельзя.

Корсаровъ пилъ кофе со сливками, Лизочка улыбалась, какъ заговорщица. Старушка-мать разспрашивала Корсарова:

-- Давно ли служите, сколько получаете? И выйдетъ ли прибавка?

Корсаровъ осторожно обходилъ острые вопросы и рисовалъ ей свѣтлое будущее.

Старушка сочувственно кивала головой.

Вечеромъ въ театральномъ саду Лизочка говорила:

-- Мамаша васъ полюбили. И почтительный, и образованный. Только на счетъ жалованья въ смущеньи. То-ли вы ради славы служите, то-ли мѣсто у васъ ненадежное?

Корсаровъ нѣжно гладилъ маленькія руки Лизочки, цѣловалъ исколотые иголкой пальчики.

-- Мѣсто -- надежное. Отсюда дорога въ царство славы. И ты идешь рядомъ со мной. На тебя смотрятъ:

-- Жена Корсарова.

Лизочка ближе прижималась къ Корсарову и тихо-тихо шептала:

-- Егорушка, съ тобой-то хоть на каторгу.

* * *

Вылъ день рожденья Лизочки, мамаша готовила дочкѣ сюрпризъ. Велѣла ей позвать Корсарова и товарищей по труппѣ.

-- Пусть позоветъ сослуживцевъ. Которыхъ постарше. Старшіе любятъ, когда ихъ угощаютъ.

Въ маленькомъ домикѣ было шумно. Корсаровъ сидѣть рядомъ съ мамашей и старался ей угодить.

Громовъ тянулъ рябиновую съ Михаиломъ Никаноровичемъ, старшимъ приказчикомъ изъ магазина Сизова. Инженю-драматикъ кокетливо подставляла рюмку, когда хозяйкинъ племянникъ подливалъ ей наливки.

-- Малиновая-съ, потогонная.

Корсаровъ читалъ стихи. Лизочка аплодировала. Михаилъ Никаноровичъ одобрительно крякалъ.

Старушка-мать, Анна Михайловна нѣсколько разъ называла Корсарова женихомъ.

Корсаровъ цѣловалъ ея руку.

Въ сосѣдней комнатѣ призывно запѣла гармонія.

И только тогда Анна Матвѣевна рѣшила открыть дочкѣ сюрпризъ.

-- Михаилъ Никаноровичъ, пора тебѣ и слово сказать. Скажешь слово и на танцы молодежь примется.

Михаилъ Никаноровичъ откашлялся, вѣроятно, для вдохновенія, помялъ немного салфетку и затѣмъ: только началъ:

-- Такъ какъ Анна Матвѣевна дочку замужъ изволить выдавать за господина Корсарова, то хозяинъ нашъ, достоуважаемый Сидоръ Леонтьевичъ Сизов, снисходя къ заслугамъ покойнаго супруга Анны Матвѣевны, рѣшили ихъ зятю въ магазинѣ мѣсто предоставить. По бухгалтеріи на сто десять рублей, не считая праздничныхъ, а также товара на платье Лизаветѣ Ивановнѣ.

Корсаровъ много пилъ, и голова его шумѣла. Сильнѣе вина его пьянили улыбки Лизочки.

Но отъ словъ Михаила Никаноровича онъ сразу отрезвился. Вздрогнулъ. Глаза его наполнились слезами, и онъ жалко мигалъ ими:

-- Анна Матвѣевна. какъ же это такъ? Я къ вамъ съ искусствомъ, а вы меня въ магазинъ?

Громовъ смѣялся, хихикала героиня.

Лизочка выбѣжала, въ коридоръ.

Слѣдомъ за ней убѣжалъ и Корсаровъ.

Въ сосѣдней комнатѣ весело пѣла гармонія. Мѣха наполняли комнаты радостными звуками. Звали къ веселому танцу.

Въ столовой гремѣли стулья. Гости расходились.

* * *

Корсаровъ всю ночь бродилъ по берегу тихой рѣки. Луна проплывала по тихой глади воды. Кривила лицо въ тихой волнѣ и тысячами улыбокъ -- гримасъ бѣжала къ берегамъ.

Корсарову хотѣлось кричать, стонами выкричать свое горе. Но не было своихъ словъ.

Онъ остановился около тихой отмели, взглянулъ на небо и только и могъ сказать:

-- Самодержецъ міра, ты не правъ!

ВИКТОРЪ СѢВСКІЙ.

"Приазовскій край". 1916. No 95. 10 апреля.