Семевский Василий Иванович - Крестьяне в царствование императрицы Екатерины ІІ-ой, В. И. Семевского

Крестьяне въ царствованіе императрицы Екатерины ІІ-ой, В. И. Семевскаго.
Томъ I: Введеніе.-- Крѣпостные крестьяне.-- Поссессіонные крестьяне.

Желаніе улучшить положеніе крестьянъ -- будетъ ли то въ экономическомъ или соціальномъ отношеніи -- только тогда можетъ принять правильный и прочный ходъ и оказать извѣстные благотворные результаты, когда это желаніе опирается на всестороннее изученіе прошлаго этого народа, когда оно отвѣчаетъ его основному характеру; знаніе же послѣдняго нельзя основывать только на изученіи его современнаго положенія. Именно это убѣжденіе и руководитъ В. И. Семевскаго въ названномъ трудѣ. Онъ работаетъ цѣлыхъ десять лѣтъ надъ выясненіемъ положенія крѣпостныхъ и поссессіонныхъ {Т. е. приписанныхъ къ какому-нибудь заводу или фабрикѣ.} крестьянъ въ Великороссіи во времена императрицы Екатерины ІІ-ой и въ своемъ пространномъ введеніи къ названному труду настойчиво требуетъ отъ интеллигенціи внимательнаго изученія "прошлаго" русскаго народа.

"Наша интеллигенція,-- говоритъ онъ,-- обязана потрудиться на пользу крестьянъ и въ жизни, и въ паукѣ; ученые должны прежде всего внимательно изучить прошлое и настоящее положеніе народа... Послѣднее правильно понимается только при основательномъ знакомствѣ съ первымъ" (стр. VII). Сознаніемъ необходимой связи настоящаго съ прошлымъ нашего крестьянина до того проникнутъ г. Семевскій, что не пропускаетъ ни одного удобнаго случая сопоставить эти оба положенія и, какъ надлежитъ историку, выводы изъ этихъ сопоставленій дѣлаетъ безпристрастно, основывая ихъ на цифрахъ. Напримѣръ, говоря о количествѣ земли, какое давалось во владѣніе отъ помѣщика крѣпостному временъ Екатерины ІІ-ой, онъ тотчасъ сравниваетъ это количество съ существующими надѣлами въ настоящее время. Сравненіе выходитъ весьма любопытное. "По нашему выясненію,-- говоритъ г. Семевскій,-- оказалось, что въ пользованіи оброчныхъ было среднимъ числомъ около 13,5 дес., а барщинныхъ приблизительно 8 десятинъ. Если для сравненія съ настоящимъ временемъ принять средній душевой надѣлъ во 2-ой половинѣ XVIIІ-то в. въ 11 десятинъ, а въ настоящее время въ 3 1/2 дес., то мы придемъ къ выводу, что бывшіе крѣпостные крестьяне (не говоря уже о получившихъ даровой надѣлъ) имѣютъ въ настоящее время раза менѣе земли, чѣмъ сто лѣтъ тому назадъ" (стр. 43). Причемъ для выясненія картины настоящаго положенія крестьянъ не мѣшаетъ прибавить, что теперь они не пользуются ни даровыми сѣменами, ни даровымъ хлѣбомъ во время неурожаевъ, какъ то было сто лѣтъ тому назадъ, когда у нихъ земли было въ три раза больше.

Вотъ еще не менѣе любопытное сопоставленіе прошлаго съ настоящимъ, хотя, правда, основанное на очень скудныхъ данныхъ за неимѣніемъ у автора подъ руками точныхъ цифръ о положеніи рабочихъ на фабрикахъ и заводахъ въ настоящее время:

"Между тѣмъ какъ въ первые годы XIX в. средній рабочій день равнялся 12 часамъ, въ настоящее время, по свидѣтельству г. Исаева, если даже не считать исключительныхъ случаевъ, въ которыхъ продолжительность рабочаго дня повышается до 16--17 часовъ, всего чаще фабричные работаютъ 13--14 часовъ (стр. 483)... Средняя годовая плата рабочему въ первые годы XIX в. была 60 р., а въ 1867--1871 годахъ -- 108 руб. Повидимому, вознагражденіе рабочаго увеличилось, такъ какъ на 60 р. въ первые годы XIX в. можно было купить 11 четвертей ржи, а на 108 р. въ 1867--1871 годахъ -- 15 четвертей... Но при ближайшемъ разсмотрѣніи оказывается, что это повышеніе чисто-фиктивное. Прежде всего надо замѣтить, что количество рабочихъ часовъ въ теченіе 75 лѣтъ весьма значительно увеличилось... Наконецъ, нужно помнить, что фабрикантъ въ началѣ XIX в. сплошь и рядомъ платилъ подати и другіе сборы за своего рабочаго, оказывалъ ему различныя вспоможенія въ видѣ уступки при продажѣ хлѣба и т. д, отъ чего современные заводовладѣтели совершенно избавлены" (стр. 484). Заводчики начала XIX в. нерѣдко давали своимъ рабочимъ даровыя помѣщенія, даровое топливо. Теперь же съ рабочаго на фабрикѣ берутъ и за отопленіе, и за освѣщеніе, и за помѣщеніе, и притомъ чѣмъ меньше фабрика или заводъ, тѣмъ меньше жалованья получаетъ рабочій, тѣмъ больше взимается съ него вышеуказанныхъ поборовъ и тѣмъ больше вычитается штрафныхъ. Такой выводъ напрашивается самъ собой изъ крайне любопытныхъ статистическихъ таблицъ, помѣщенныхъ докторомъ Эрисманомъ въ его почтенномъ трудѣ: "Изслѣдованіе фабрикъ и заводовъ Клинскаго уѣзда въ санитарномъ отношеніи".

Приходится весьма пожалѣть, что трудъ г. Эрисмана и такой же трудъ г. Погожева не попали въ руки г. Семевскаго, когда онъ дѣлалъ свои сравнительные выводы о положеніи фабричныхъ начала XIX в. и современныхъ намъ, а довольствовался только работой г. Исаева {Книги гг. Эрисмана и Погожева вышли въ декабрѣ 1880 г., а названная книга г. Семевскаго въ апрѣлѣ 1881 года.}. Но этотъ пробѣлъ можно было бы какъ-нибудь пополнить, еслибы г. Семевскій не сдѣлалъ одного упущенія въ своей работѣ, еслибъ онъ не поскупился на приложеніе таблички цифръ, указывающихъ заработную плату, число рабочихъ часовъ, дней и вообще экономическаго положенія поссессіонныхъ крестьянъ. Такія таблички, по нашему мнѣнію, весьма бы облегчили сравнительный способъ изученія нашихъ фабричныхъ и заводскихъ рабочихъ.

Но, кажется, это единственный упрекъ, какой мы можемъ сдѣлать почтенному изслѣдователю крестьянъ въ царствованіе Екатерины ІІ-ой. Трудъ г. Семевскаго -- въ высшей степени обстоятельный и полный; онъ оставляетъ за собой почти все, что было сдѣлано по этому вопросу до него. Въ введенія онъ дѣлаетъ не только указаніе на исторію литературы изучаемаго вопроса, но оцѣниваетъ каждое сочиненіе, указываетъ на его характерныя особенности и значеніе для будущихъ историковъ народа; послѣднимъ онъ даетъ путеводную нить, которая избавитъ ихъ отъ массы напраснаго труда. Авторъ указываетъ не только русскія сочиненія по этому вопросу, но и иностранныя, рисующія положеніе крестьянъ во Франціи, Германіи, а также и положеніе литературы этого вопроса на Западѣ,-- указываетъ не только печатные матеріалы, но и рукописные, архивные и т. д.

Сравнительный методъ изслѣдованія является преобладающимъ въ названномъ трудѣ г. Семевскаго: многія главы, гдѣ онъ говоритъ, напримѣръ, о количествѣ владѣемой крестьянами земли, объ отношеніи къ нимъ помѣщиковъ и т. д, оканчиваются сопоставленіемъ этого положенія на Западѣ и у насъ.

И говорить нечего, какъ интересны выводы изъ этихъ сопоставленій. Несмотря на все тяжелое de facto положеніе нашихъ крѣпостныхъ крестьянъ во времена Екатерины ІІ-ой, законъ нашъ не предписывалъ имъ того, чѣмъ онъ обязывалъ, напримѣръ, "серва" во Франціи по отношенію къ своему господину... Въ крестьянскихъ наказахъ 1789 г. встрѣчаемъ,-- говоритъ г. Семевскій,-- настоятельныя требованія уничтожить право сеньора цѣловать новобрачную "et autres usages autragents et extravagants" (стр. 288). Зависимость сервовъ отъ сеньоровъ сказывалась и въ такъ-называемыхъ смѣшныхъ правахъ (droits ridicules). Въ одномъ наказѣ названы слѣдующія изъ нихъ: игра въ мячъ, прыганье въ рѣчку тѣхъ, которые продали рыбу, обязанность пугать лягушекъ въ прудахъ замка для доставленія спокойнаго сна сеньору, или провозить яйцо въ запряженной повозкѣ, прыганье вступившихъ въ бракъ черезъ стѣны кладбища я другія права "столь же смѣшныя" (стр. 77).

Даже бѣглая рецензія показываетъ, сколько любопытныхъ данныхъ я выводовъ даетъ книга г. Семевскаго о положеніи такъ сильно занимающаго всѣхъ въ настоящее царствованіе крестьянскаго люда. Она рисуетъ яркими красками, какія даетъ сама дѣйствительность, положеніе тогдашняго крестьянина у добраго помѣщика и помѣщика-изверга, который могъ дѣлать съ крѣпостнымъ все, что его барской прихоти было угодно: онъ могъ драть,-- положимъ, не до смерти, что, впрочемъ, случалось не рѣдко и что представить въ законномъ видѣ, не подлежащемъ наказанію, почти всегда удавалось всесильному противъ безсильнаго мужика помѣщику; онъ могъ и продать своего крѣпостнаго, и промѣнять его на щенка, и разлучить съ женой, дѣтьми, и женить, на комъ ему вздумается, и, мало этого, сослать его на каторгу безъ суда и расправы.

Мы приведемъ нѣсколько фактовъ, какими переполнена книга г. Сеневскаго, чтобы показать, до чего доходили помѣщичій произволъ и безсердечіе.

"Однажды во время представленія "Дидоны",-- пишетъ одинъ французъ о Россіи,-- господину не понравилась игра главной актрисы (она была его крѣпостная); онъ вбѣжалъ на сцену и отвѣсилъ тяжелую оплеуху несчастной Дидонѣ, вскричавъ: "я говорилъ, что поймаю тебя на этомъ! Послѣ представленія отправляйся на конюшню за наградой, которая тебя ждетъ!" Дидона, поморщившись отъ боли, причиненной оплеухой, вновь вошла въ свою роль и продолжала арію, какъ ни въ чемъ ни бывало" (стр. 139).

Но надо замѣтить, что самодуры помѣщики никогда не доходили до тѣхъ степеней тиранства, какія практиковались зачастую госпожами Простаковыми. Вотъ одинъ изъ характернѣйшихъ фактовъ того времени, разсказываемый про графиню H. В. Салтыкову, жену фельдмаршала Н. И. Салтыкова, воспитателя императора Александра Павловича. Она "держала у себя въ клѣткѣ крѣпостнаго парикмахера, чтобы никто не узналъ, что она носитъ парикъ. Три года сряду онъ прожилъ въ этомъ заточеніи и когда вышелъ оттуда на свѣтъ, то страшно было глядѣть на него,-- до такой степени онъ былъ сгорбленъ, блѣденъ и хилъ, какъ дряхлый старикъ". Изъ своей тюрьмы онъ освободился бѣгствомъ. Графиня начала его разыскивать, боясь, что онъ откроетъ ея тайну. Императоръ, узнавъ "какую жизнь приходилось прежде вести парикмахеру, запретилъ разыскивать бѣглеца, но въ то же время, изъ уваженія къ своему бывшему воспитателю, приказалъ успокоить графиню оффиціальнымъ извѣщеніемъ, что тѣло парикмахера найдено въ Невѣ. Такимъ образомъ,-- говоритъ г. Семевскій,-- оказалось нужнымъ не наказать графиню за ея злодѣйство, а успокоить ея тревогу и опасенія относительно возможности раскрытія ея тайны" (стр. 144).

Всѣхъ помѣщиковъ и помѣщицъ въ изобрѣтательности тиранства и въ звѣрствѣ превосходила во времена императрицы Екатерины ІІ-ой извѣстная Салтычиха, Дарья Салтыкова. Жизнь крѣпостныхъ у этой помѣщицы-изверга есть безконечный мартирологъ. Достаточно сказать, что она сама била плетью раздѣтыхъ до-нага мужиковъ, била по "самымъ чувствительнымъ частямъ тѣла", а дѣвушекъ приказывала пороть мужикамъ. Безстыдство и звѣрство этой женщины доходили до того, что она приказывала провинившейся передъ ней горничной положить груди на мраморную доску и стегала ихъ сама. Мало этого, она обливала лица своихъ крѣпостныхъ кипяткомъ, "поджигала на головѣ волосы, брала за уши раскаленными щипцами, била головою объ стѣну... Зимою послѣ наказанія выставляла босыхъ людей на морозъ, морила голодомъ (стр. 199). Такъ наказывала она "за нечистое мытье бѣлья и половъ".

Что же оставалось дѣлать крѣпостнымъ у такого демона-помѣщицы? Разумѣется, просить защиты, и въ 1762 году двоимъ изъ ея крестьянъ удалось подать челобитную Императрицѣ.

Послѣ произведеннаго разслѣдованія дѣла, по которому Салтычиха оказалась виновной въ смерти отъ побоевъ 75, юстицъ-коллегія присудила: "Салтыковой отсѣчь голову и тѣло положить на колесо..." Но Императрица измѣнила этотъ приговоръ и 2 октября 1768 года рѣшила: лишить Салтыкову дворянскаго званія и называть просто Дарьей Николаевой, выставить въ Москвѣ на эшафотѣ къ столбу съ надписью: "мучительница и душегубица", продержать ее такимъ образомъ цѣлый часъ, затѣмъ, надѣвъ на нее оковы, отвезти въ одинъ изъ женскихъ монастырей въ Москвѣ, подлѣ какой-нибудь церкви посадить въ нарочно сдѣланную темную подземную тюрьму и содержать ее тамъ до смерти" (стр. 202 и 203). Какъ извѣстно, Салтыкова 11 лѣтъ прожила въ подземной тюрьмѣ Ивановскаго монастыря, изъ которой была затѣмъ переведена въ застѣнокъ того же монастыря, гдѣ прожила до 1801 г. и гдѣ родила ребенка отъ караульнаго.

Но далеко не всегда подача челобитныхъ имѣла результатомъ раскрытіе злоупотребленій помѣщичьею властью; бывало не разъ, что не только не разслѣдовалось дѣло, на которое указывалось въ челобитной, а еще челобитчика жестоко наказывали за его смѣлость, такъ какъ указомъ 2 декабря 1762 года строго запрещалось крестьянамъ подавать челобитныя въ собственныя руки Государыни. Но, несмотря на этотъ указъ, выборные изъ крестьянъ (ходатаи) старались вручить челобитныя непосредственно самой Императрицѣ, въ противномъ случаѣ имъ нечего было ждать ни безпристрастнаго суда, ни безпристрастнаго разслѣдованія. Когда же, вмѣсто разслѣдованія дѣла, ихъ стали наказывать за нарушеніе указа 1762 года, когда у нихъ пропала послѣдняя надежда на возможность найти защиту отъ произвола помѣщиковъ, то, весьма естественно, имъ пришлось прибѣгать къ крайнему исходу въ ихъ безысходномъ положеніи -- къ бунту.

Крестьянскіе бунты начинаютъ рѣзко обозначаться съ 1762 года, когда манифестомъ Петра III было объявлено объ освобожденіи дворянъ отъ обязательной службы. Крестьяне ждали, что вмѣстѣ съ этимъ будутъ прекращены и ихъ крѣпостныя отношенія къ помѣщикамъ,-- отношенія, которыя, какъ намъ извѣстно, были созданы правительствомъ въ интересахъ государственной службы, обязательной для помѣщиковъ. Но 19 іюня того же года крестьянамъ было объявлено, что ихъ отношенія остаются прежними. Это извѣстіе до того взволновало крестьянъ, что въ Клинскій и Тверской уѣзды пришлось послать команду въ 400 человѣкъ солдатъ и 4 пушки для усмиренія крестьянъ. Послѣ этого движеніе среди крестьянъ съ каждымъ годомъ начинаетъ усиливаться. Указъ 2 декабря 1762 года дѣлаетъ положеніе ихъ еще безотраднѣе, и они съ этихъ поръ начинаютъ прямо прибѣгать къ самооборонѣ: нападаютъ на помѣщиковъ, поджигаютъ ихъ дома и даже убиваютъ ихъ самихъ. Случалось, что и прибывавшей на мѣсто командѣ не легко было водворить тишину и потушить хоть на время пожаръ, который снова вспыхивалъ съ еще большею силой; случалось, что крестьяне оказывали командѣ такое энергичное сопротивленіе, что изъ солдатъ многіе оставались мертвыми на мѣстѣ усмиренія.

Бунты стали повторяться такъ часто, что въ октябрѣ 1763 года военная коллегія принуждена была составить "общія правила, которыми должны были впредь руководиться начальники военныхъ отрядовъ, посылаемыхъ для усмиренія крестьянъ" (стр. 360).

Но такъ какъ, кромѣ составленія правилъ для усмиренія бунтующихъ, ничего не вырабатывалось для улучшенія ихъ невыносимой участи, то мы видимъ, что движеніе крестьянское въ 1766, 1767 и 1768 гг. еще болѣе усиливается: "въ 1767 году было убито много помѣщиковъ".-- Фактъ созванія законодательной коммиссіи,-- по мнѣнію г. Семевскаго,-- могъ подать еще новый поводъ къ волненію крѣпостныхъ: "созваніе законодательной коммиссіи возбуждало нѣкоторыя надежды въ крѣпостномъ населеніи Россіи"... (стр. 366).

Крестьянскія волненія продолжались съ 1762 по 1769 годъ, затѣмъ года три-четыре стихли; но эту тишину г. Семевскій называетъ "затишьемъ передъ бурей": крестьяне ждутъ облегченія своей участи, ждутъ воли. Но воли отъ Государыни нѣтъ; за то ее обѣщаетъ дать Пугачовъ... Его манифесты обѣщаютъ крестьянамъ не только облегченія изъ-подъ крѣпостной зависимости, они обѣщаютъ больше: "снятіе податей, избавленіе отъ рекрутчины, владѣніе землей, лѣсами, угодьями... безъ покупки и безъ оброку".

Такими манифестами, разумѣется, Пугачову не трудно было привлечь на свою сторону крестьянъ: они охотно присоединялись къ нему, охотно шли противъ своихъ враговъ -- помѣщиковъ, вѣшали ихъ, убивали, и не только самихъ помѣщиковъ, но и женъ, и дѣтей ихъ. Г. Семевскій говоритъ, что при убійствѣ дворянъ имѣлось въ виду именно истребленіе этого сословія, что "видно изъ значительнаго количества убитыхъ дѣтей" {Во время Пугачовскаго бунта убито 1.572 челов. дворянъ, изъ которыхъ 796 муж., 474 жен. и 304 дѣтей обоего пола.}.

Несмотря на суровую расправу съ пугачовскими бунтовщиками, въ 1778 г. въ Новгородской губ., у графа Апраксина, снова произошло возстаніе крестьянъ, а въ 1789 г. считается послѣднее крестьянское волненіе при императрицѣ Екатеринѣ ІІ-й "Но немедленно по вступленіи на престолъ императора Павла началось волненіе крѣпостныхъ въ одиннадцати губерніяхъ" (стр. 390).

Хотя, въ виду крайне интереснаго содержанія книги г. Семевскаго, мы перешли обычный размѣръ рецензіи, тѣмъ не менѣе мы принуждены пройти молчаніемъ всю вторую часть названной книги: "Поссессіонные крестьяне", которая представляетъ положеніе этихъ крестьянъ не только во время царствованія императрицы Екатерины II, а начиная со временъ Петра В. и кончая первыми годами XIX вѣка. Рекомендуемъ всѣмъ интересующимся и занимающимся изученіемъ быта рабочихъ на нашихъ фабрикахъ и заводахъ -- самимъ непосредственно познакомиться съ этимъ интереснымъ и настолько же добросовѣстно составленнымъ трудомъ, какъ и вся названная книга г. Семевскаго, которая составляетъ драгоцѣнный вкладъ въ начинающуюся у насъ "исторію народа русскаго".

К.

"Русская Мысль", No 12, 1881