Державин Гавриил Романович - Из неизданного

Из неизданного

Среди сорока томов державинского архива, хранящегося в рукописном отделе ГПБ им. Салтыкова-Щедрина (помимо того, значительное число рукописей находится в архиве Пушкинского Дома и др. хранилищах), тома 2, 4 и 5 содержат неопубликованные оригинальные и переводные прозаические произведения, оставшиеся не изданными даже в "Сочинениях Державина", выпущенных под редакцией Грота. Главнейшие из них, кроме уже упоминавшейся второй части "Рассуждения о лирической поэзии", вошедшей в 5-й том державинских бумаг, это помещенные во 2-й и 4-й тома восемь прозаических отрывков: "О поэзии и надежде", "О стихотворцах", "О государях философах", "О дружбе", "Благодарность", "Шутка", "Разговор короля с философом", "Не должно докучать", -- а также сохранившиеся во 2-м томе бумаг два связанных между собою текста: собрание высказываний "Мысли мои" (л. 139-152) и философское произведение (л. 170-211), которое автор не озаглавил, а составитель наиболее подробного на сегодняшний день комментария к нему В. А. Западов (Неизвестный Державин. -- В сб.: Известия АН СССР. Отделение литературы и языка, т. XVII, вып. I. М., 1958, с. 49-54) предлагает именовать "Трактатом" или "Рассуждением о науках, политике и морали". Возможно, отказ Грота напечатать их был вызван подозрением в том, что они носят переводной характер. Однако как описывавший державинский архив при поступлении его от Грота в Императорскую публичную библиотеку академик И. А. Бычков ("Отчет Императорской публичной библиотеки за 1892 г.". Спб., 1895, с. 11), так и изучавший его в недавнем прошлом В. А. Западов считали их аутентичными произведениями поэта. Тем не менее Грот оказался прав: в 1980 г. В. А. Западов, исправляя свою ошибку, пишет (см.: Проблемы изучения русской литературы, вып. 4. Л., 1980, с. 100, 124), что поначалу принятый им за оригинальный державинский текст "трактат" представляет собой "сокращение" философских произведений Френсиса Бэкона (1561 -- 1626). При всем том, сокращение это -- воспользуемся определением В. А. Западова -- "прелюбопытнейшее": при сопоставлении с исходным текстом выясняется, что рассуждения политика поэт преломлял по-своему, превращая их в иное произведение, во многом уже свое собственное, -- читатель может сравнить, например, помещенные в настоящем издании отрывки "О лихве", "О родителях и детях", "О супружестве и холостом состоянии", с соответствующими местами бэконовских "О достоинстве и приумножении наук" и "Опытов или наставлений нравственных и политических" по последнему изданию их на русском языке: Френсис Бэкон. Сочинения в 2-х т. М., 1977 -- 1978 (последовательно: т. I -- с. 469- 471; т. 2 -- с. 365-368). Примечательно, что в переложении Бэкона Державин снова перекликается с В. К. Тредиаковским, -- как удалось установить, в их распоряжении была одна и та же антология бэконовских произведений: Analyse de la philosophie de Bacon [par Alex Deleyre] avec sa vie traduite de l'anglois [de David Mallet, par Pouillot] t. 1-3, Amsterdam et Paris, 1755; Leyde, 1756. Перевод Тредиаковского озаглавлен так: "Житие канцлера Франциска Бакона. Перевел с французского на российский Василий Тредиаковский, профессор и член Санктпетербургския Императорския Академии Наук" (М., 1760); "Сокращение философии канцлера Франциска Бакона, том первый, переведено с французского Василием Тредиаковским в Санктпетербурге" (1760). Эта книга была прислана в числе других в 1786 г. Н. И. Новиковым Державину в Тамбов ("Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота", 2-е академическое издание, Спб., 1876, с. 654). К самой личности Бэкона Державин отнесся далеко не положительно: в стихотворении "На новый 1798 год" он его поставил в ряд с Мазепой -- "Баконов и Мазеп видали, / Которые хулу сплетали / На благодетелей своих", -- прибавив в "Объяснениях", что "Бакон, канцлер Великобритании, писал смертный приговор о казни графа Эссекса, своего благодетеля". Однако в своей работе над "трактатом" он, как показывает сличение с "Сокращением" Тредиаковского (ср. последовательно отрывки в нашем сборнике -- с его с. 36-62, 94-100, 108-114, 150-152, 177-180, 186-191), не воспользовался им, делая ее вполне самостоятельно. Настоящая небольшая подборка имеет главной целью пробудить внимание к несомненно необычному и важному произведению, получившемуся в итоге встречи идей русского государственного деятеля-поэта XVIII -- нач. XIX в. и английского канцлера-философа XVI -- нач. XVII в. "Трактат" требует подробного изучения и комментированного издания; но уже сейчас можно утверждать, что в нем Державин -- как он это сделал подобным же образом с "Начальными правилами словесности" аббата Шарля Баттё (1713 -- 1780) при написании "Разсуждения о лирической поэзии" (см. подробнее: Машкин А и а т. Эстетическая теория Баттё и лирика Державина. -- Вестник образования и воспитания. Казань, 1916, 5-6, с. 382-401), -- основываясь на чужих, показавшихся ему в чем-то сродными по духу мыслях, как на черновом подстрочнике, создал своеобразное новое сочинение, нечто вроде сокращенного очерка собственного мировоззрения и наставления молодым поколениям соотечественников.

Написаны "Мысли мои" и "трактат" около того же 1812 г., что и большинство произведений, включенных в настоящий сборник (водяной знак на бумаге "1811"); они представляют собой частично рукопись самого Державина, набросанную быстрым, местами труднопонятным почерком, частично отрывки, переписанные четким почерком писца с собственноручной правкой автора. За исключением извлечений, напечатанных в указанной выше статье В. А. Западова в 1958 г. (в данном издании они не повторены; см. там же и оглавление всего "трактата"), "Мысли мои" и "трактат" до сих пор не были опубликованы и печатаются впервые по рукописи в небольших, наиболее характерных для круга тем позднего Державина извлечениях. Пользуясь случаем, мы присоединяемся к высказанному В. А. Западовым более четверти века назад, но все еще не исполненному пожеланию выпустить в свет особый дополнительный 10-й том к "Сочинениям Державина" под редакцией Я. К. Грота, в который были бы включены выявленные за прошедшее столетие новые тексты поэта.

* * *

Светлое быстрое течение реки представляет нам нашу юность, волнующееся море мужество, а тихое спокойное озеро старость1.

Самое лучшее предзнаменование есть защищать свое отечество.

Истинное назначение человека есть общее, мудрецу и невежде.

Об истории

История есть наука деяний. История Естественная содержит действии вещества. История Гражданская деяния человеческие.

Отдаленный времена покрыты тьмою, а описывать дела веку своему -- подвергаться опасности.

История повествует просто и без пышностей события с засвидетельствованием доверенности их, отвергая двусмысленность.

Записи не иное что суть как припасы исторические. Лучшие источники письмы.

Летопись означает число и порядок времен.

Поденные записи хранилище безделиц.

Некоторой особенной род истории суть Анекдоты. В них собираются любопытный и достойные примечания дела, дабы их разобрать философически и политически. В них может вдаваться Автор в глубокие размышления, кои означат даровании его.

История природы есть книга Дел Божественных.

О страстях

Есть как бы две души в человеке, одна -- порядку божественного, и познание которой принадлежит более к религии, нежели философии; другая вещественная и чувствительная, которую имеем мы общую со скотами, и которую можно почитать как бы орудием души невидимой. Тело служит ей домом, а сердце или мозг главным престолом.

Страсти содержат союз, находящийся между душой и телом. Однако же изображают их как бы семенами бури, кои влекут опустошение и беспорядок в сердце, мучащие разум и свободу.

Насильственный страсти суть как бы тигры, раздирающие нас; все чудовища изображаются попеременно на лице человека, разъярившегося мщением или гневом.

Самые блистательные страсти имеют постыдный оборот.

Насильственная страсть не позволяет ни малейшего размышления разуму, и не может внимать советам дружбы, столько-то она имеет ужаса встречаться сама с собою.

Господствующая страсть подобна повилице, которая прилепляется к самым добродетелям и заглушает их, объемля их.

Отличные деяния и заслуги самые отменные происходят от тайной страсти, которая бы их учинила подлыми, ежели бы они осмелились снять с себя личину.

Ежели страсти суть болезни в нравоучении, то они могут послужить средствами в порядке физическом.

Надежда есть самое полезное из всех пристрастий души: поелику она содержит здоровие чрез спокойствие воображения.

Надежда есть род радости, подобная золоту в листах, развертывается и распространяется на все мгновения жизни.

Удивление, происходящее от созерцания природы, есть спокойное побуждение, растрогивающее умы и содержащее чувства в благоприятной деятельности.

Мужественный человек делает неподвижным труса, так, как собака останавливает птицу.

Не в сочинении нравственном и филозофском надлежит учиться страстям, но наипаче у Стихотворцев и в истории. Они там развертываются с цветами и изображениями поразительнейшими, нежели разбирательства методические или по способу.

Государь, держа в руке кормило правления, не более способен к возвышению власти своей на остатках противоположных мятежей, сколько деятельно самолюбие к удовлетворению себя на щет каждой страсти.

О превратности человеческих дел

Вселенная вращается беспрестанно, никогда не останавливаясь, и в вечных переменах ее время уносит и возвращает великие позорища, кои находятся в круге периодических приключений. Новость часто бывает не иное что, как забвение прошедшего.

Один человек не может ни чего над целою вселенною, и вещи кои хотят похитить у любопытства с величайшим старанием, суть те, кои убегают наиболее тьмы забвения <...>2.

О лихве

<...>Не слушайте Махиавеля! Он бы вам сказал, что мнение честности может быть средством к достижению; но что самая честность есть препятство; что не можно удовлетвориться в людях иначе как наведши на них ужас.

Да погибнет тысяча друзей, лишь бы только один враг умер.

<...>Его политика не иное что как Злоба, приведенная в Систему3.

<...>Но помните что пути самые краткие суть опасны и исполнены стремнин; что великое щастие есть бич ужасный в руках неправосудия; что добрые нравы суть награда честного человека.

Щастие имеет своенравие женщинам свойственное, кои не предаются от гордости самым страстным любовникам.

Наконец что говорит филозофия! Прилепитесь к добродетелям <...>.

О природном расположении и о навыке

<...>Хорошие законы могут исправить заблуждения в душе щастливо рожденной и невоспитанной; но они не могут добродетелию осеменить худого сердца<...>.

О супружестве и холостом состоянии

Жена и дети суть поручители, коих человек дает благосостоянию.

Деловой человек есть хуждший сборщик, -- нежели Супруга самая роскошная4.

Генералы Римские разгорячали многократно мужество воинов, смешивая с именем Отечества воспоминание супруг и детей. Сии нежные обязательства действительно суть училище человечества в место того, что холостой с величайшим числом пособий к деланию добра, имеет меньше сея чувствительности внутренней, которая делает нас благотворительными.

Непорочность супружеская вдыхает некоторой род величавости женщинам; она простирается даже до надменности, ежели они имеют довольно красоты для сообщения ревности, -- Женщины суть обладательницы наши в младости, подруги наши в зре(ло)м возрасте и наши питательницы в старости. -- И так имеем во всяком возрасте причины жениться.

О родителях и детях

<...>Странно, что те, кои не имеют потомства, работают более над потомством. -- Большая часть общенародных памятников восставлена была от граждан, кои, умирая без детей, хотели однакож увековечить имя свое и воспоминание их. -- Так сказать сочетавшись с Отечеством, они хотели его одарить собственными своими имуществами, так как бы Отечество, которое имело все их усердие в течение жизни их, долженствовало наследовать благосостояние их по смерти их<...>5.

Примечания

1. Оба отрывка сходны по мыслям со знаменитым "Последним стихотворением" Державина, сочиненным им за три дня до смерти и оставшимся записанным на аспидной (грифельной) доске на его столе в ночь кончины:

2. Cм. прим. 1

Река времен в своем стремленья

Уносит все дела людей

И топит в пропасти забвенья

Народы, царства и царей.

А если что и остается

Чрез звуки лиры и трубы, --

То вечности жерлом пожрется

И общей не уйдет судьбы!.. (6 июля 1816 г.)

3. Данная фраза перенесена сюда из другой главки "трактата" ("О природном расположении и о навыке") по связи смысла. В последние годы Державин интересовался Никколо Макиавелли (1469-1527), известным итальянским политическим мыслителем эпохи Возрождения.

Изучение Макиавелли, к которому поэт относился резко отрицательно, вероятно, было связано с работой над "трактатом", рассматривавшим с совершенно иной точки зрения сходные вопросы. Ср. написанное в 1802 г. на Званке стихотворение "Махиавель": "Царей наместник иль учитель /Великих иль постыдных дел!/ Душ слабых, мелких обольститель, /Поди от нас, Махиавель!/ Не надо нам твоих замашек, /Обманов тонких, хитростей <...>".

4. Смысл фразы в том, что чиновный взяточник тащит гораздо больше, чем расточительнейшая из женщин. Ср. в тяжелом, но по-своему выразительном не менее державинского переложении Тредиаковского: "Приказный человек и в делах обращающийся, весьма хищнейшую имеет руку с ящиком, нежели супруга самая расточительная".

5. Данный отрывок Державин, вполне возможно, относил и к своей судьбе -- он умер бездетным. Ср. сочиненную им эпитафию "На гробы рода Державиных в селе Егорьеве":

О, праотцев моих и родших прах священный!

Я не принес на гроб вам злата и сребра

И не размножил ваш собою род почтенный;

Винюсь: я жил, сколь мог, для общего добра.