Соловьев Всеволод Сергеевич - Бессо-безумный

Вс. С. СОЛОВЬЕВЪ.

СВЯТОЧНЫЕ РАЗСКАЗЫ.
КАВКАЗСКІЕ ЛЕГЕНДЫ.
ДЕСЯТЬ ЛѢТЪ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ИЗДАНІЕ Н. Ѳ. МЕРТЦА.
1904.

http://az.lib.ru

Бессо-безумный.

Весеннее солнце, высоко поднявшись въ темной синевѣ южнаго неба, обливало своими отвѣсными лучами горные склоны Кавказа. Глубоко проникали въ землю эти лучи и вызывали изъ нея всѣ дремлющія силы. И земля отдавала теплу и свѣту каждую свою былинку. Великія чудеса творились всюду, куда только могъ проложить себѣ дорогу могучій, живительный лучъ.

Тамъ, гдѣ еще недавно все было тихо и пусто, гдѣ недвижно царствовалъ покой смерти,-- теперь кипѣла жизнь, сверкали прекрасныя краски разросшейся зелени и распустившихся цвѣтовъ, летали и ползали неисчислимыя тысячи различныхъ созданій. Всѣхъ этихъ созданій не было еще на свѣтѣ, быть можетъ, наканунѣ, многія изъ нихъ должны были, вѣроятно, погибнуть черезъ день, но тѣмъ не менѣе, безъ понятія о вчерашнемъ и завтрашнемъ днѣ, всѣ они трепетно наслаждались жизнью, наслаждались солнцемъ и чувствовали, что жизнь и солнце -- одно и то-же.

Только люди не понимали этого -- имъ было черезчуръ жарко, и они прятались по своимъ саклямъ. Лѣнивые осетины, развалясь въ тѣни подъ навѣсомъ, безцѣльно состругивали палочки, что испоконъ вѣковъ составляетъ ихъ любимое занятіе. Даже женщины, на долю которыхъ въ осетинскихъ семьяхъ обыкновенно падаетъ вся тяжелая работа какъ дома, такъ и въ полѣ, убѣжденныя, что за ними некому присматривать, такъ какъ мужчины въ такой жаръ низачто не пошевелятся, собирались съ дѣтьми на женскихъ половинахъ саклей и, разлегшись поудобнѣй, толковали между собою о своихъ дѣлахъ и о дѣлахъ сосѣдей. Дѣти, набѣгавшись и разморившись отъ жары, сладко дремали...

-----

Всѣмъ, однако, не дана была возможность предаваться лѣни подъ навѣсами. Высоко надъ ауломъ, въ горахъ, по извивающейся между утесовъ тропинкѣ, шелъ, гоня передъ собою стадо козъ, пастухъ Бессо, черноглазый, загорѣлый мальчикъ, сильный и ловкій, истое дитя этихъ величавыхъ, наступающихъ другъ на друга горъ.

Онъ былъ младшій въ семьѣ, и старшіе приказали ему, еще рано утромъ, идти въ горы и пасти козъ. Ослушаться такого приказа, несмотря на все желаніе полѣниться, ему и въ голову не приходило, да и какъ не послушаться?-- изобьютъ только, а въ горы все-же выгонятъ.

И вотъ онъ умылся, одѣлся, захватилъ съ собою въ мѣшечекъ нѣсколько свѣже-испеченныхъ лепешекъ да кусокъ сыру и побрелъ по знакомой дорогѣ, поднимаясь все выше и выше, споря въ легкости со своими козами, перепрыгивая черезъ пропасти, взбираясь иногда по отвѣсной почти высотѣ. Дурное настроеніе духа, въ которомъ Бессо вышелъ изъ дому, скоро совсѣмъ прошло. Онъ любилъ свои горы, ему весело было прыгать и карабкаться, весело было распѣвать звонкую пѣсню, иной разъ на всѣ лады повторявшуюся горнымъ эхомъ.

Онъ не чувствовалъ усталости, не чувствовалъ и зноя, тѣмъ болѣе, что на той высотѣ, на какую онъ теперь забрался со своимъ стадомъ, было гораздо прохладнѣе, чѣмъ внизу, у подножія горъ. Прозрачный воздухъ возбуждалъ бодрость; иногда съ далекихъ вершинъ, никогда не скидающихъ своего ледянаго наряда, тянуло свѣжестью.

Бессо напалъ на живописную тропинку, начавшую скоро расширяться. По обѣимъ ея сторонамъ разстилались прекрасныя пастбища. Козы весело прыгали и щипали сочную траву.

Между тѣмъ уже приближался вечеръ. Солнце заходило за горы, и со всѣхъ сторонъ ложились длинныя тѣни. Бессо почувствовалъ голодъ и рѣшился отдохнуть. Онъ замѣтилъ звонкій ручей, весело пробиравшійся между камнями.

Мальчикъ расположился у этого ручья, напился холодной и прозрачной воды, освѣжилъ ею себѣ лицо и руки. Потомъ онъ развязалъ свой мѣшечекъ, вынулъ изъ него вкусную лепешку (она ему, по крайней мѣрѣ, казалась очень вкусной), кусокъ сыру,-- и принялся завтракать съ большимъ аппетитомъ, то и дѣло запивая ѣду водою.

Когда онъ позавтракалъ и отдохнулъ -- ему сдѣлалось еще веселѣе и привольнѣе. Съ особеннымъ удовольствіемъ смотрѣлъ онъ на ноги, потому что на ногахъ у него были надѣты новые, только-что подаренные ему отцомъ, калабаны -- мягкая обувь, выкроенная имъ изъ одного куска сыромятной кожи. Долго онъ любовался своими красивыми калабанами, но потомъ отъ нихъ перевелъ глаза дальше и выше и сталъ разглядывать широкую картину обступившихъ его горъ.

Хорошо было вокругъ него. Ему казалось, что онъ теперь близко къ небу... Вѣдь, вотъ-вотъ, за этой зеленой вершиной, тутъ, сейчасъ, выступаетъ сверкающая, какъ драгоцѣнные алмазы, ледяная шапка Эльборуса! А, вѣдь, извѣстно, что она упирается въ самое небо...

"Значитъ, и небо близко!-- думалъ Бессо.-- Вотъ-бы туда забраться!.. Что тамъ такое?".

Что тамъ -- онъ не зналъ этого; но думалось ему, что тамъ очень хорошо, гораздо лучше, чѣмъ въ аулѣ... Кто тамъ живетъ въ серебряныхъ и золотыхъ сакляхъ, въ которыхъ всю ночь горятъ яркіе огоньки? Тамъ вѣрно вѣчный праздникъ?..

Вотъ-вотъ уже зажигается огонекъ въ первой саклѣ!-- въ ней всегда раньше всѣхъ зажигается онъ, только-что зайдетъ солнце...

И онъ глядѣлъ, не отрываясь, въ темнѣющую синеву неба, слѣдилъ, какъ одинъ за другимъ зажигались небесные огоньки.

-- Да... туда-бы, туда!-- повторялъ онъ.-- Тамъ теперь пируютъ, тамъ поютъ пѣсни!

Онъ чутко прислушивался, и ему уже начинало казаться, что онъ слышитъ далекое, чудное пѣніе...

А между тѣмъ быстро, быстро надвигалась ночь. Совсѣмъ потемнѣла вершина Эльборуса. Невозмутимая тишина стояла въ горахъ. Только временами набѣгалъ легкій вѣтерокъ и проносился дальше, только тихо журчалъ ручей. Козы мирно спали.

Крѣпко заснулъ и Бессо со своими мыслями о небесныхъ сакляхъ, и во снѣ ему грезилось что-то такое хорошее, такое волшебное, чего и разсказать нельзя человѣческими словами.

-----

Проснулся Бессо при первыхъ лучахъ выглянувшаго изъ-за горъ солнца и увидѣлъ, что козы ушли далеко. Онъ пустился догонять ихъ по извилистой тропинкѣ, которая все суживалась теперь между нависшими скалами. Долго шелъ онъ и все никакъ не могъ догнать своего стада.

Онъ начиналъ замѣчать, что попалъ въ совсѣмъ незнакомую ему мѣстность. Хорошо онъ зналъ свои горы, но тутъ не бывалъ ни разу въ жизни. Со всѣхъ сторонъ глубокія ущелья, огромныя скалы, которыя вотъ-вотъ, кажется, того и гляди, обрушатся и раздавятъ его. А бѣлый, сверкающій Эльборусъ все ближе и ближе...

Даже жутко стало Бессо. Куда это онъ забрался?

Какъ теперь догнать козъ и найти дорогу домой?!

Онъ остановился, оглядываясь и прислушиваясь. Но кругомъ все было тихо. Потомъ вдругъ послышался ему какой-то шорохъ, потомъ шепотъ, и стало ему чудиться, что это утесы и скалы перешептываются между собою...

Однако, что-же это? Онъ уже явственно разслышалъ пронзительный крикъ и потомъ стонъ, тяжелый стонъ человѣческій... Еще разъ и еще!..

Этотъ стонъ выходилъ изъ сосѣдней скалы. Бессо былъ добрый мальчикъ. Онъ подумалъ, что это навѣрно какой-нибудь человѣкъ оступился, скатился съ вершины и теперь стонетъ. При этой мысли онъ поспѣшилъ на жалобный голосъ. Да къ тому-же будто какая-то невѣдомая сила тянула его и указывала дорогу.

Вотъ въ скалѣ глубокая разсѣлина. Въ ней темно, какъ ночью. Изъ нея идутъ эти надрывающіе душу стоны.

Бессо, не задумываясь долго, безстрашно проникъ въ разсѣлину, проползъ нѣсколько шаговъ во мракѣ и затѣмъ очутился среди обширной, высокой пещеры, освѣщенной сверху.

Бессо остановился, какъ вкопанный, и не могъ придти въ себя отъ изумленія: посреди пещеры, прямо подъ отверстіемъ, изъ котораго проникалъ въ нее свѣтъ, на огромномъ камнѣ, прикованный крѣпкими, толстыми цѣпями, лежалъ прекрасный юноша. Отчаяніе выражалось въ его ясныхъ глазахъ, золотыя кудри разметались по могучимъ плечамъ. Онъ дѣлалъ нечеловѣческія усилія, чтобы порвать свои цѣпи; но цѣпи только глухо звенѣли и не подавались.

Бессо стоялъ и молча, какъ очарованный, глядѣлъ на этого юношу, тѣло котораго было кое-гдѣ прикрыто обрывками пурпурной, расшитой золотомъ одежды,-- слушалъ его стоны и рыданія, отъ которыхъ гулъ шелъ по пещерѣ.

Но что это? Наверху, около отверстія, освѣщавшаго пещеру, раздался страшный шумъ, будто отъ тяжелыхъ крыльевъ. Мигъ -- и въ. отверстіи показался огромный коршунъ. Онъ тяжело влетѣлъ въ пещеру, ринулся юношѣ прямо на грудь и сталъ разрывать своимъ крѣпкимъ клювомъ его бѣлое, нѣжное тѣло Брызнула алая кровь. Невыносимые вопли муки огласили пещеру.

Бессо не могъ выдержать. Себя не помня, кинулся онъ на коршуна и стадъ отрывать его отъ израненной груди юноши. Коршунъ повернулъ голову, изумленно взглянулъ на Бессо своимъ злымъ, хитрымъ глазомъ -- и вдругъ, взмахнувъ крыльями, поднялся вверхъ и вылетѣлъ изъ пещеры.

-----

Бессо очнулся. Юноша глядѣлъ на него съ благодарностью, и даже новый свѣтъ, свѣтъ надежды заискрился въ чудныхъ глазахъ его. Онъ пересталъ стонать, пересталъ метаться и тихо проговорилъ:

-- Добрый мальчикъ, благодарю тебя, твой приходъ хоть на мигъ одинъ избавилъ меня отъ мукъ и принесъ мнѣ надежду. Если ты желаешь мнѣ добра,-- ты можешь избавить меня отъ этихъ безконечныхъ терзаній... А тебѣ за это я дамъ все, что ты здѣсь кругомъ себя видишь...

И только теперь замѣтилъ Бессо, что весь полъ пещеры былъ усыпанъ серебромъ и золотомъ и разными драгоцѣнными вещами.

-- Чѣмъ я могу помочь тебѣ?-- прогостилъ Бессо, сердце котораго разрывалось отъ жалости.-- Приказывай! Я исполню все, что въ моихъ силахъ... Но, что я могу? Я бѣдный мальчикъ-пастухъ... у меня ничего нѣтъ, и я ничего не знаю... я только умѣю пасти моихъ козъ и пѣть пѣсни!..

Въ эту минуту онъ нечаянно взглянулъ себѣ на ноги, задумался немного, но тотчасъ-же съ большой рѣшимостью прибавилъ:

-- Вотъ есть у меня новые нарядные калабаны... они мнѣ очень нравятся, но если тебѣ угодно, возьми ихъ себѣ... я охотно ихъ подарю тебѣ, чтобы только доставить тебѣ удовольствіе.

-- Нѣтъ, милый мальчикъ,-- отвѣтилъ узникъ, и свѣтлая, какъ солнце улыбка озарила прекрасныя черты его страдальческаго лица:-- нѣтъ, милый мальчикъ, не нужно мнѣ твоихъ калабановъ... Прошу у тебя одного -- подай мнѣ конецъ вотъ этой цѣпи, которая виситъ передо мною. Я скованъ такъ крѣпко, что никакъ не могу достать ее,-- а только-что достану, кончатся всѣ мои муки...

Бессо кинулся къ цѣпи, напрягъ всѣ свои силы, приподнялъ ее и хотѣлъ подать юношѣ, но она была коротка.

Бѣшеный крикъ вырвался изъ груди узника:

-- О, злобныя силы!-- стоналъ онъ.-- Долго-ли-же вы будете карать меня за мой проступокъ? Вѣка, безконечные вѣка мученій -- и нѣтъ искупленія!..

Наконецъ онъ затихъ и снова обратился къ Бессо:

-- Слушай меня, добрый мальчикъ, и помни хорошенько все, что я скажу тебѣ. Знай -- если я достану конецъ этой цѣпи, если я ухвачусь за нее, такъ въ ту-же минуту легко разорву свои оковы и выйду на свободу. Тогда я уничтожу злобнаго коршуна, грызущаго и терзающаго грудь мою... Но только вся цѣпь должна быть одинакова, должна быть сдѣлана изъ стараго желѣза. Собери-же ты столько стараго желѣза, сколько нужно на полъ-аршина цѣпи, скуй такую точно цѣпь и принеси ее сюда... Тогда все это золото, се это серебро, всѣ эти драгоцѣнности я отдамъ тебѣ. Но знай одно: никто, ни одинъ глазъ человѣческій не долженъ видѣть не только меня, но и этой пещеры!..

-----

Выслушалъ Бессо и хорошенько запомнилъ все, что говорилъ ему юноша, и обѣщалъ вернуться съ цѣпью. Выйдя изъ пещеры, онъ очень скоро нашелъ свое стадо и, проплутавъ нѣсколько часовъ, напалъ наконецъ на знакомую дорогу. Онъ вернулся въ аулъ, никому ни единымъ словомъ не заикнулся о томъ, что случилось съ нимъ въ горахъ, и сталъ помышлять только о томъ, какъ-бы скорѣе исполнить обѣщаніе, данное несчастному юношѣ, и избавить его отъ тяжкой неволи.

Но сдѣлать это оказалось не легко. Бессо собиралъ вездѣ, гдѣ только могъ, старое желѣзо, гвозди, подковы... А между тѣмъ проходили мѣсяцы и все-же стараго желѣза было далеко не столько, сколько нужно на полъ-аршина толстой цѣпи. Наконецъ, копаясь по обычаю вокругъ аула, Бессо отыскалъ въ землѣ цѣлую большую полосу стараго желѣза, да такую тяжелую, что изъ нея одной можно было выковать нужную ему цѣпь.

Обрадовался Бессо, пошелъ въ кузницу, сковалъ цѣпь -- ковать онъ уже давно умѣлъ, а тутъ дѣло такъ спорилось у него въ рукахъ, что онъ только дивился.

Теперь оставалось взвалить цѣпь на плѣчи и снести ее въ знакомую пещеру.

Бессо дождался ночи, тихомолкомъ выбрался изъ аула и пошелъ въ горы. Онъ былъ увѣренъ, что никто не знаетъ его тайны и не можетъ помѣшать ему.

Только онъ ошибался. Многіе въ аулѣ замѣтили странности пастуха, замѣтили, что онъ собираетъ желѣзо. Думали, думали, что-бы это могло значить, и рѣшили, наконецъ, такъ, что вѣрно Бессо открылъ въ горахъ золото.

Нѣсколько человѣкъ согласились слѣдить за нимъ, не спускать съ него глазъ и, когда онъ пойдетъ въ горы за золотомъ, идти ему во слѣдъ и заставить его указать найденный имъ кладъ.

Шелъ Бессо намѣченной дорогой, а за нимъ пробирались хитрые осетины. Долго пришлось имъ бродить съ горы на гору, между утесами и скалами. Они утомились и начали сердиться.

Наконецъ, подъ утро Бессо увидѣлъ, что онъ близокъ къ цѣли. Передъ нимъ была хорошо памятная ему мѣстность. Вотъ Эльборусъ, вотъ ущелье, вотъ скалы, которыя опять, какъ и въ тотъ разъ, тихо перешептываются между собою...

Еще нѣсколько сотенъ шаговъ -- и Бессо будетъ у входа въ пещеру...

Въ это время, вконецъ измученные и разсвирѣпѣвшіе осетины окружили пастуха и съ угрозами требовали, чтобы онъ сейчасъ-же показалъ имъ кладъ.

Бессо, никакъ не ожидавшій ничего подобнаго, перепугался до полусмерти, а главное, онъ хорошо помнилъ слова скованнаго юноши о томъ, что никто не долженъ знать тайну пещеры. Онъ сталъ увѣрять напавшихъ на него осетинъ, что никакого клада нѣтъ, и просилъ ихъ оставить его въ покоѣ. Но они и слышать ничего не хотѣли.

-- Показывай, гдѣ кладъ!-- кричали они, выхватывая кинжалы и обступая бѣднаго мальчика.-- Не то мы убьемъ тебя какъ собаку!..

У Бессо голова пошла кругомъ.

-- Оставьте меня! Пропустите... не слѣдите за мною -- и тогда вамъ дамъ золота... много золота... сколько вы никогда и не видывали!..-- лепеталъ онъ, почти не сознавая того, что говоритъ.

-- А! Ну, такъ оно и есть! Признался... проговорился... гдѣ золото?.. Веди, веди насъ сейчасъ!..

И говоря это, и продолжая грозить ему кинжалами, они подхватили его и съ побоями заставляли идти и указывать дорогу.

Горько заплакалъ Бессо; сердце его сжалось, онъ чуялъ бѣду неминучую и машинально подвигался впередъ, къ таинственной скалѣ. Вотъ ужъ онъ передъ нею, вотъ входъ въ пещеру. Еще минута -- и онъ увидитъ скованнаго юношу...

Вдругъ раздался страшный трескъ, скала заколебалась и рухнула въ бездонную пропасть. Тысячеголосное эхо поднялось въ горахъ и долго повторяло адскій грохотъ.

Бессо дико вскрикнулъ и безъ чувствъ упалъ на землю...

-----

Съ тѣхъ поръ бродитъ онъ въ горахъ, бѣгая отъ людей,-- страшный, оборванный, болѣе похожій на дикаго звѣря, чѣмъ на человѣка. И питается онъ, какъ звѣрь -- чѣмъ ни попало... Онъ ничего не помнитъ, не сознаетъ... Смотритъ на красоту окружающей его родной природы -- не замѣчая ее, смотритъ на звѣзды, зажигающіяся въ глубинѣ ночного неба -- и ужъ не кажутся онѣ ему огоньками небесныхъ саклей...

Только какъ взглянетъ онъ на свои истерзанныя, израненныя о камни ноги,-- сейчасъ-же и начнетъ дико хохотать и хлопать въ ладоши отъ радости -- все чудится ему, что на ногахъ у него новые нарядные калабаны...

-----

Когда случилось все это -- осетины не знаютъ, но увѣрены, что и до сихъ поръ блуждаетъ вокругъ Эльборуса Бессо-безумный, хотя что-то очень давно никто не встрѣчалъ его.

Не знаютъ они тоже и того, что тысячи лѣтъ тому назадъ другой, счастливый народъ, оставившій міру въ наслѣдство дивные памятники своего искусства и мудрости, разсказывалъ туже самую сказку о прикованномъ къ скалѣ кавказскомъ юношѣ, грудь котораго прилеталъ клевать злой коршунъ...

Проходятъ сотни и тысячи лѣтъ. Смерть слѣдуетъ за жизнью, жизнь за смертью. Цѣлые народы смѣняютъ другъ друга... Но до сихъ поръ живы и памятны старыя сказки, ибо скрытъ въ нихъ великій смыслъ и безсмертная правда... И до сихъ поръ, какъ во времена древней Эллады, прикованный тяжелой цѣпью къ скалѣ томится Прометей, тщетно стараясь разбить свои оковы, отогнать коршуна, растравляющаго грудь его, и похитить съ неба животворящій огонь. И до сихъ поръ, какъ во времена древней Эллады, только въ небѣ горитъ этотъ священный огонь -- единый источникъ вѣчной жизни и вѣчнаго свѣта...

1883 г.