Соловьев Всеволод Сергеевич - Откуда?

Вс. С. СОЛОВЬЕВЪ.

СВЯТОЧНЫЕ РАЗСКАЗЫ.
КАВКАЗСКІЕ ЛЕГЕНДЫ.
ДЕСЯТЬ ЛѢТЪ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ИЗДАНІЕ Н. Ѳ. МЕРТЦА.
1904.

http://az.lib.ru

Откуда?

Я вышелъ изъ дому съ тяжелой головою, съ ощущеніемъ давящей, ноющей тоски, отъ которой нѣтъ никакой возможности избавиться. Хотѣлось просто двигаться, идти куда-нибудь, безъ цѣли -- только-бы никто не остановилъ, только-бы не надо было говорить, соображать, думать.

Меня охватилъ сырой, весь пропитанный густымъ туманомъ и городскими испареніями, петербургскій октябрьскій вечеръ. Фонари уныло мигали; пѣшеходы шлепали по слякоти; экипажи катились, расхлестывая кругомъ себя грязь; разнообразные голоса и звуки сливались въ монотонный гулъ -- и вся эта жизнь, все это движеніе казались какимъ-то безцѣльнымъ дѣйствіемъ заведенной машины.

Я спѣшилъ впередъ и впередъ, наталкиваясь на встрѣчныхъ, чуть не попадая подъ лошадей, будто меня толкала невѣдомая сила, будто боялся опоздать куда-то.

Съ каждой минутой я забывался все больше и больше и переставалъ сознавать окружающее. Я очнулся было на Невскомъ, на Казанской площади, почти у самаго дышла наѣхавшей на меня кареты, потомъ замелькали передо мною ярко освѣщенные магазины Гостинаго двора -- а затѣмъ опять забытье, туманъ, а тоска все давитъ, все ноетъ -- и дышать нечѣмъ...

Наконецъ, я остановился.

"Зачѣмъ-же я такъ спѣшу? Куда?.."

Я соображалъ, что среди этого моего забытья у меня явилось какое-то желаніе, какая-то цѣль... Я сталъ вспоминать...

"Ну да! Конечно!.. вспомнилъ... Къ кому-же и идти теперь, какъ не къ нему?!."

Именно въ такіе тоскливые, злые вечера, когда все раздражало, когда не хотѣлось никого и ничего видѣть -- я любилъ забираться къ нему, въ его тихій, уютный уголъ. Онъ всегда дома и всегда одинъ. Онъ встрѣчалъ меня съ перомъ въ рукѣ или за книгой, улыбался мнѣ своей милой, задумчивой улыбкой и -- часа три-четыре незамѣтно проходили въ оживленной бесѣдѣ.

Онъ любилъ говорить и говорилъ увлекательно. Онъ зналъ все, всѣмъ интересовался, обо всемъ думалъ и размышлялъ и на все у него былъ ясный, остроумный, своеобразный взглядъ.

И при этомъ съ нимъ было мнѣ тепло и тихо.

Онъ казался людямъ совсѣмъ не тѣмъ, чѣмъ былъ; его заслуги признавались, его положенію вѣроятно многіе завидовали; но это былъ чуть-ли не самый несчастный человѣкъ, какого мнѣ привелось встрѣтить въ жизни. Только онъ умѣлъ тщательно скрывать отъ всѣхъ свое безвыходное горе -- и его считали спокойнымъ, довольнымъ, счастливымъ человѣкомъ.

Но я зналъ тайну ужаснаго мрака, давно уже окутавшаго всю жизнь его...

"Конечно, къ нему, а то теперь куда-же?"

Я повернулъ знакомой дорогой и скоро былъ у слабо освѣщеннаго подъѣзда многоэтажнаго дома. Швейцаръ -- старый полуидіотъ-чухонецъ -- и притомъ лѣнтяй какихъ мало, по обычаю отсутствовалъ. Я быстро поднялся по лѣстницѣ и позвонилъ.

Дверь въ ту-же секунду отворилась -- онъ отперъ мнѣ ее самъ, будто поджидалъ меня. Я вошелъ въ знакомую переднюю, освѣщенную стѣнной лампой.

-- Я такъ и зналъ, что это вы... Хорошо сдѣлали!-- сказалъ онъ, ласково улыбаясь и протягивая мнѣ свою маленькую, холодимо руку, которую я крѣпко пожалъ.

Сбросивъ пальто на стулъ, я пошелъ за нимъ черезъ темную гостиную въ его кабинетъ. Здѣсь, какъ и всегда, было тепло и уютно, на большомъ кругломъ столѣ, посреди комнаты лежали кучей книги, горѣли двѣ свѣчи подъ абажуромъ. Онъ усѣлся на своемъ любимомъ низенькомъ диванчикѣ и привычнымъ движеніемъ провелъ рукою по высокому, прекрасному лбу.

Онъ пристально глядѣлъ на меня и какъ-то особенно блестѣли его глаза, такъ что мнѣ даже стало жутко.

Я подсѣлъ къ нему и спросилъ:

-- Что это вы такъ странно на меня глядите?

-- Давно не видѣлъ васъ... вѣдь, съ самаго своего отъѣзда!-- отвѣтилъ онъ.

И я вспомнилъ, что, дѣйствительно, съ самаго его отъѣзда въ деревню мы не видались.

Я сталъ его спрашивать, какъ ему жилось за это время, чѣмъ онъ теперь занятъ...

Онъ все улыбался, и я замѣчалъ въ его улыбкѣ что-то странное, какъ-будто загадочное.

-- Мнѣ живется хорошо,-- сказалъ онъ:-- я никогда не думалъ, что будетъ такъ хорошо житься...

-- Ну, и слава Богу!-- проговорилъ я, а самъ недовѣрчиво соображалъ:

"Какъ это можетъ хорошо ему быть? Вѣдь, ничто не могло измѣниться!"

-- Все измѣнилось!-- вдругъ воскликнулъ онъ, будто отгадывая мою мысль:-- все измѣнилось. И знаете-ли, юнѣйшій другъ души моей (онъ съ юности моей такъ называлъ меня), знаете-ли, что никогда и не было ничего дурно и тяжело, а только такъ казалось отъ непониманія. А теперь все понятно и потому хорошо... Такъ все стройно, такой порядокъ...

Я изумлялся и недоумѣвалъ, слушая его -- онъ до сихъ поръ никогда не говорилъ загадками...

Онъ вдругъ остановился и взялъ въ руки книгу.

-- Вотъ чѣмъ я теперь занятъ!-- сказалъ онъ, указывая мнѣ ее.

Я взглянулъ -- и увидѣлъ странные, непонятные знаки.

-- Позвольте... что-не это за книга? На какомъ языкѣ?.

Я протянулъ руку, но онъ отдернулъ книгу и закрылъ ее.

-- Нѣтъ, вамъ еще рано!-- тихо и какъ будто даже съ грустью произнесъ онъ:-- вы еще не поймете... а я вотъ все понимаю!.. Если-бъ вы могли разобрать хоть одно слово, то бросили-бы все и ушли... но этого нельзя... Это непорядокъ!..

Я вскочилъ съ дивана, на которомъ сидѣлъ рядомъ съ нимъ, и остался неподвиженъ, какъ прикованный къ мѣсту. Я почувствовалъ вдругъ что-то такое странное, неизъяснимое. Сердце будто остановилось, на меня повѣяло ледянымъ холодомъ. Я невольно закрылъ глаза. Мнѣ казалось, что я умираю.

Не знаю долго-ли это было. Но вотъ я открылъ глаза и въ ужасѣ схватился за голову.

-- Боже мой! Да что-же это?.. Гдѣ я?

Я стоялъ посреди темной, совсѣмъ пустой комнаты, едва замѣтно озаряемой съ улицы отблескомъ фонарей. Кругомъ все тихо -- ни звука, ни шороха...

Я все вспомнилъ!.. Что-же это?! Вѣдь, я самъ четыре года тому назадъ провожалъ его гробъ изъ этой квартиры!

Я хотѣлъ крикнуть -- и не могъ, я чувствовалъ, какъ поднимаются дыбомъ мои волосы... Я кинулся въ гостиную -- она такъ-же пуста и только у одной стѣны я разглядѣлъ приставленную лѣстницу и рядомъ ведро съ известкой...

Я бѣжалъ дальше. Въ темной передней я наткнулся на брошенное на полъ мое пальто, машинально подхватилъ его и кинулся къ двери.

"А что если она заперта?" -- съ отчаяніемъ и ужасомъ мелькнуло у меня въ головѣ.

Но дверь была не заперта. Я распахнулъ ее и не знаю, какъ сбѣжалъ съ лѣстницы. Швейцара попрежнему не было. Я вырвался на улицу и очутился среди тумана, мглы и слякоти.

Тутъ только я нѣсколько пришелъ въ себя. Дрожа всѣмъ тѣломъ, я надѣлъ пальто. Но шляпы не было -- я оставилъ ее тамъ -- гдѣ? Какъ? Не знаю.

Я побѣжалъ, какъ сумасшедшій.

Удивляюсь, какъ это никто не остановилъ меня.

1884 г.