Кондаков Георгий - Человек, гражданин, писатель

Георгий Кондаков.
Человек, гражданин, писатель

Выдающийся замечательных романов "Угрюм-река" и "Емельян Пугачев". Художник слова, горячо влюбленный в Сибирь, которую он называл второй родиной, создал много очерков, рассказов, повестей, посвященных Горному Алтаю. Анализ алтайской тематики в творчестве В. Шишкова мне хочется начать с рассказа о нем как человеке и гражданине. советский писатель Вячеслав Яковлевич Шишков (1873-- 1945) известен как автор Воспоминания очевидцев о пребывании писателя в Горном Алтае, различные литературные документы, архивные материалы достаточно полно характеризуют этот период жизни писателя.

В руках у меня фотография. На ней запечатлен момент пребывания В. Шишкова на Алтае. Писатель сфотографирован среди рабочих и техников, участников экспедиции, целью которой было исследование возможности судоходства по реке Бии от ее истоков до слияния с Катунью. Это было в 1910 году. В. Шишков на Алтай приехал вторично. Впервые он приезжал в 1909 году. В газете "Сибирская жизнь" за 1910 год был опубликован путевой очерк писателя "Любителям красот и природы". В нем есть такие слова: "Прошлым летом и нынче довелось мне постранствовать по Телецкому озеру, Бии и Чулышману".

Но вернемся к фотографии. Вот третий справа стоит инженер-путеец, будущий писатель. Он в помятом, видавшем виды пиджаке, в рубахе навыпуск, легко перехваченной ремешком, в фуражке с околышем. Его .молодое бородатое лицо задумчиво: Кажется, что ему неприятно позировать и он отрешений смотрит на горы, затянутые дымкой. Именно таким представляется мне Шишков.

А каким остался писатель в памяти тех, с кем ему приходилось встречаться в это время? В воспоминаниях И. Лясоцкого о В. Шишкове читаю: "Его стройная, выше среднего роста, фигура и лицо, обрамленное аккуратно подстриженной бородкой, с выражением внутренней силы и уравновешенности, невольно обращали на себя внимание. На первый взгляд Вячеслав Яковлевич казался несколько суровым, но его чуткая внимательность к окружающим скрашивала эту суровость".

Внутренняя сила, внешняя суровость, чуткость и внимательность к окружающим, русская щедрость души и сдержанность в своих чувствах, не показная, а глубинная одаренность -- все это отмечается в писателе многими людьми, хорошо знавшими его.

Эти черты характера В. Шишкова легко можно объяснить. Предоставим слово самому писателю. "Мои лучшие годы протекли в живом труде, среди разнообразной природы, в близком общении с народом. Я видел всяческую жизнь, но судьба дала мне больше всего присмотреться к жизни простых людей. Я жил бок о бок с этими людьми, нередко ел из одного котла и спал под одной палаткой с ними. Перед моими глазами прошли многие сотни людей, прошли неторопливо, не в случайных мимолетных встречах, а нередко в условиях, когда можно читать душу неторопливо, как книгу".

Признание это для нас очень важно. Жизнь писателя в гуще народа давала возможность будущему художнику узнавать новые характеры,

Типы и откладывать их в копилке своей памяти. Общение с народом помогло ему выработать такие черты характера, которые выдвинули его в ряды выдающихся писателей нашей эпохи.

В. Шишков, будучи на Алтае, всегда проявлял любознательность. Интересы его исключительно широки. Вот что пишет об этом В. Петров, участник алтайских экспедиций: "Вячеслав Яковлевич любил заходить в избы крестьян, в юрты алтайцев, где подолгу беседовал с их обитателями. Во время этих бесед Вячеслав Яковлевич ничего не записывал, но зато вечером в его палатке долго горела свечка, -- сидел над своей заветной тетрадью".

Писатель живо интересовался бытом и фольклором алтайского народа. Ночами он просиживал у костра, слушая героические сказания алтайских певцов, восхищаясь талантливостью исполнителей народных творений, Шишкова всегда глубоко волновала встреча с талантливым человеком из народа. С чувством глубокой признательности будет он вспоминать встречи в горах. Так, в 1910 году ему удалось побывать на теленгитском [теленгиты -- название алтайского племени, их и другие алтайские племена прежде в научной и художественной литературе иногда называли калмыками] празднике. О нем он напишет потом такие строки: "Интересен национальный теленгитский праздник, где состязались три дня -- три ночи народные певцы и сказители былин".

В. Шишков досконально знал научную литературу, посвященную горному краю. Он читал книги таких ученых и путешественников о стране голубых гор, как Сапожников ("По Алтаю"), Верещагин ("По Восточному Алтаю"), Ишатов ("Исследование Теледкого озера на Алтае летом 1901 г."), и многих других. Этот факт говорит о том, что писатель прежде чем написать художественное произведение, изучал жизнь не только в натуре, но и анализировал все то, что создавали до него ученые и писатели об Алтае. Поэтому-то его произведения всегда несут в себе много свежего материала, имеющего большое общественное и политическое звучание, познавательное и воспитательное значение.

Лето 1910 года, проведенное на живописных берегах Телецкого озера и красавицы Вии, надолго осталось в памяти В. Шишкова. Писатель на всю жизнь полюбил этот красивейший уголок нашей родины. Когда в 1913 году ему снова представилась возможность побывать в Горном Алтае, он с чувством радости сообщал об этом Г. Н. Потанину в письме от 15 февраля 1913 года: "...ныне на Тунгуску не поеду, буду исследовать существующий Чуйский тракт от Бийска до Кош-Агача... Мне не хочется упустить такой редкий и счастливый случай познакомиться вплотную с Алтаем и Монголией. Вот теперь работаю уже вторую неделю в Министерстве, составляю смету на работы по Чуйскому тракту".

В. Шишков был другом алтайского художника Григория Гуркина. Бывая на Алтае, писатель часто гостил у художника в Аносе.

В письме к Потанину от 26 мая 1913 года есть такие слова, выражающие чувство любви к Горному Алтаю: "Я люблю Алтай крепко, с каждым годом любовь моя растет, и не знаю, чем я возмещу Алтаю ту радость и счастье, которым он меня наделяет каждый день, каждую минуту,- Если б я был поэтом, я воспел бы его, я бесконечно бы стал прославлять его красоту и мощь".

Характерно, что это чувство восхищения Алтаем звучит во многих письмах В. Шишкова, написанных в Горном Алтае. Так, видному литературному деятелю В. С. Миролюбову писатель сообщает в письме от 7 июля 1914 года; "Алтай очень хорош. Я давно люблю его. Хочется воспеть его, прославить, но где мне взять звучных струн, где мне взять и красоту слова. Алтаю надо молиться, преклонив колени на серебряных его главах..."

Было бы неверно, если бы я ограничился только сообщением фактов, характеризующих любовь писателя к Горному Алтаю. Они, безусловно, интересны и раскрывают обаятельный облик художника, но В. Шишков не был пассивным созерцателем. Работая на Алтае в 1910, 1913, 1914 годах, он предстает перед нами как человек-борец и гуманист, свято верящий в силу человеческой дружбы, как человек, обладающий передовыми взглядами.

В. Шишков в эти и последующие годы был в дружеских отношениях с писателем-большевиком Владимиром Бахметьевым, который также писал произведения о Горном Алтае. Бахметьев оказывал благотворное влияние на автора "Угрюм-реки". Шишков, по признанию Бахметьева, был близок сибирскому революционному подполью. "Шишков не принимал прямого участия в работе революционного подполья, -- пишет Бахметьев, -- но он не был глух там, где к нему обращались за содействием при попытках подполья войти в сношение с массовыми аудиториями через легальные культурные организации. Эта отзывчивость писателя была вполне понятна. В глубине сознания его продолжала жить немеркнущая тревога за тот мир нищеты, темноты и страданий, которыми Сибирь встречала его на Оби и Лене, в горах Алтая". Эта оценка деятельности В. Шишкова позволяет нам более глубоко понять некоторые факты его биографии, связанные с Горным Алтаем.

Приехав в 1913 году в Горный Алтай, писатель столкнулся с такими явлениями, которые вызвали его справедливый гнев и возмущение. Прошедшая зима и весна перед приездом Шишкова были страшными для коренного населения гор. Дело в том, что в бассейнах рек Чуй, Чулышмана, Башкауса, части Катуни был огромный падеж скота. Это время писатель назвал "лихолетьем". О страшном бедствии, постигшем алтайский народ, В. Шишков писал в газете "Сибирская жизнь".

Писатель хорошо видел, что от этого стихийного бедствия в первую •очередь пострадали бедняки. Те, кто побогаче, угнали свой скот "в Русь", к селам Алтайское и Улала [Улала -- в прошлом небольшое село, ныне -- Горно-Алтайск -- областной центр Горно-Алтайской автономной области]. "Аргамаю Кульджину, -- писал Шишков, -- эта кормежка 15 тысяч стоила. А бедняк куда погонит, кто ему даст сена? Когда богач, спасая свои табуны, гнал их за 300 верст к северу, бедняк в это время волком выл, забирался на вершины гор, глядел, как идут чужие стада, как валится с голоду его собственный скот, безутешно плакал. На горе бедняков наживались кулаки, продавая пуд сена за 1 рубль 60 копеек".

С гневом говорит писатель и о правительстве, которое не смогло оказать помощи алтайцам-беднякам, а "ведь не так трудно было помочь", "завалить сеном все аилы, навезти тысячи пудов отрубей". В. Шишков в лицо русскому обществу бросает гневные слова: "Но как же мы их жалели и жалели ли их в то черное лихолетье? Печать, общество, местные власти, что мы делали? Печать прошептала что-то и замолкла, общество и рта не раскрывало, и недостаточно была осведомлена о размерах бедствия власть... Если она знала... и не сумела отвести беду, -- она тяжело виновата. Да и все мы виноваты, решительно все, и нет нам оправдания".

Поступок писателя, его смелое выступление в тогдашней печати, красноречиво говорит о том, что В. Шишков никогда не был пассивным созерцателем народных бед, он смело боролся со злом не только словом художника, но и делом. Так, после разговора со многими алтайцами, которые жаловались ему на различные земельные неурядицы, писатель едет в Улалу и там горячо доказывает "видному кабинетному агенту" о неправильной земельной политике правительства на Алтае, открыто говорит томскому губернатору о притеснениях, которым подвергаются со стороны русского кулачества и чиновничества коренное население Горного Алтая. Все это характеризует его как человека-гражданина, как человека-борца.

Нравственная и гражданская позиция В. Шишкова, отдельные факты его богатой биографии, многие события, участником которых он был на Алтае, отразились в той или иной степени в его публицистических и художественных произведениях, посвященных людям и природе замечательного края. |

Факты экспедиции 1910 года были положены в основу путевого этюда "Любителям красот и природы" (1910), очерка "На Бии" (1914), рассказа "Ванька Хлюст" (1914) и других произведений.

В очерке "На Бии" писатель восхищается красотой горного края, фруктовым садом в горах, тепло пишет об алтайском народе.

Своеобразен в стилистическом отношении пейзаж очерка: "Горы свесились тут своими оголенными каменными глыбами и отвесной стеной ушли в воду, а река, торопливо обогнув "посулю" увала, бросилась на эту каменную грудь и, ударившись, рассыпалась белой пеной, захохотала, заискрилась под лучами солнца и понеслась дальше, волна за волной, опрокидывая на пути оборвавшиеся с утеса камни. А утес стоит да стоит, улыбается добродушно многочисленными очами пещер и вымоин, да словно брови, хмурит он на челе своем морщины, подернутые мохом времени".

Метафоры ("каменная грудь", "очи пещер" и др.), олицетворения ("река захохотала", "утес улыбается" и др.) придают картине не только торжественность, особенно за счет употребления старославянизмов "очи", "чело", но и передают анимистическое восприятие природы жителями гор. Подобный взгляд на природу будет особенно ярко развит в повестях "Страшный кам" и "Алые сугробы".

Исключительно богатый материал дала В. Шишкову экспедиция 1913-- 1914 годов [В результате этой экспедиции В. Шишковым был создан проект Чуй- ского тракта, строительство которого осуществлено только в советское время. Сейчас на Чуйском тракте стоит памятник В. Я. Шишкову, писателю и инженеру]. На основе этого материала были написаны очерки "По Чуйскому тракту" (1913), цикл рассказов "Чуйские были" (1914), повести "Страшный кам" (1919), "Алые сугробы" (1925) и другие произведения.

В очерках "По Чуйскому тракту", которые публиковались в газете "Сибирская жизнь" и которые не известны широкому читателю, много интересных сведений о Горном Алтае, много этнографического и фольклорного материала. В. Шишкову понравилось село Онгудай, которое уже было большим по тому времени, так как занимало выгодное географическое положение, являясь перевалочной базой на пути в Монголию.

В этих очерках В. Шишков выступает как человек, для которого интересны и этнография, и алтайский фольклор, и многое другое. Но главное внимание писатель уделяет людям. Он рассказывает о тяжелой доле алтайца-бедняка, разоблачает махинации русских купцов, местных баев и зайсанов, обманывающих народ и наживающих на этом большие деньги. После беседы с баем Аргамаем Кульджиным и зайсамом, фамилии которого В. Шишков не называет, он пишет о классовом расслоении среди алтайского населения: "Выслушали мы мнение по земельному вопросу людей богатых и власть имущих, так сказать, местных феодалов, воля которых для своего народа -- закон и капитал которых так же беспощадно и неотразимо в бараний рог гнет бедноту, как и толстая мошна любого нашего истинно русского Колупаева".

Писатель глубоко сочувствовал простому человеку и тепло рассказывал о дружбе между алтайцами и русскими. В этом отношении интересен такой отрывок, в котором говорится о старом алтайце: "Веснушчатый, старый-престарый, с открытой, грязнейшей морщинистой грудью, он, оказывается, очень беден. Были коровы, пали в голодную зиму. Ничего нет. Сирота. Русский мне говорит: "Он хороший старик. Я сам ничего не имею, а ему помогаю. То на табачишко дам, то на хлеб".

Широкую известность еще до революции получили "Чуйские были". В письме к редактору "Ежемесячного журнала" В. С. Миролюбову от 4 октября 1913 года В. Шишков сообщал: "Только что приехал в Томск из- под Монголии и получил Ваше давнишнее письмо. Весьма рад поработать с Вами. Спасибо за добрую память обо мне. Готовлю и в конце октября пришлю "Чуйские были". Начерно почти написано. Недурно выходит".

В повести "Страшный кам", над которой писатель начал работать в предреволюционные годы, подвергается разоблачению изуверство русских кулаков, жестоко расправившихся с алтайским шаманом. Но сила повести не только в этом обличении. В. Шишков вскрывает реакционную сущность, "всю пагубность религиозных суеверий алтайцев, с одной стороны, а с другой, -- осудил позорные, исстари принятые мероприятия миссионеров, насаждавших христианство "крестом и мечом" (В. Бахметьев).

В. Шишков неоднократно в своих статьях "Мои приемы творчества", "О мастерстве литератора" приводил повесть "Страшный кам" как образец единства формы и содержания. Это авторское мнение подкреплено значительной критической литературой, посвященной этому произведению.

В 1929 году писатель выступал перед студентами антирелигиозного факультета Политико-просветительного института имени Крупской в Ленинграде о шаманстве. На лекцию он принес бубен и некоторые другие принадлежности шаманского культа. Об этом факте литературовед Л. Р. Коган писал: "В течение двух часов он подробно и красочно рассказывал о своих наблюдениях над шаманами и их религиозными обрядами. Этой увлекательной лекцией захвачены были не только студенты, но и преподаватели факультета, с интересом ожидавшие, что выйдет из писательской беседы. А вышло то, что студенты подробно законспектировали ее и так забросали лектора вопросами, что пришлось отменить следующую лекцию, чтобы дать Вячеславу Яковлевичу возможность всем ответить. После лекции студенты с особенным интересом взялись за чтение его сибирских рассказов. Повесть "Страшный кам" фигурировала даже в качестве пособия для экзаменов".

Повесть "Страшный кам" характеризует В. Шишкова как большого мастера советской литературы, умеющего проникнуть в психологию человека и показать ее через фольклорно-бытовой материал, являющийся "сгущенно реальным олицетворением материальной и духовной культуры народа" на определенном отрезке времени. Другими словами, писатель никогда не стремился лишь к описанию экзотических сцен, он всегда добивался идейно-художественного и общественно-политического звучания материала. Повесть "Страшный кам" является в этом отношении характерным примером.

Повесть "Алые сугробы" (1925) создана на основе алтайского материала. Писатель в письме к П. С. Богословскому от 17 марта 1926 года сообщал об истории написания этого произведения: "Алые сугробы" -- в бытность мою в 1913 году на Чуйском тракте встретил вечером возле нашего изыскательского стана двух оборванцев, сидевших у костра. Оказалось -- крестьяне (самоходы), искавшие за горами, в Сойотии, в Урянхайском крае, хорошей земли".

Это -- прекрасная песня о величественной природе Горного Алтая, суровый рассказ о сказочной стране Беловодье, где "солнышко благодатное, пшеница сама собой круглый год растет". И эту диковинную страну идут искать смелые и отважные люди. Они терпят в пути страшные лишения ради осуществления своей мечты.

Характерной особенностью реалистического стиля "Алых сугробов" является то, что трезвый реализм, связанный с описанием тягот пути через горы искателей Беловодья Степана и Афони, сочетается с романтикой, которая проявляется в мечте Афони о сказочной стране и в пейзажах. Густота красок, одушевленность и возвышенность, тщательный отбор лексических средств, рисующих картины природы, -- все это придает повести лирически приподнятую окраску.

Эти стилистические особенности проявляются в описании горного водопада: "Но вот кони вынеслись на залитую солнцем равнину, всадники враз повернули вправо головы и остолбенели: с поднебесной высоты возле самых путников грохотал осатанелый водопад. Падучая вода яростно била в камни, вся дробилась в облачную пыль, пыль взлетала туманными крыльями; вот один, вот другой крылатый призрак отделяются, тихо плывут под легким ветром, протягивают к путникам седые ласковые руки, плавно повертывают в сторону и манят за собой куда-то вдаль, в волшебную долину между гор. И вновь, и вновь без конца встают из грохота и дыма белоснежные видения, их призрак и все кругом в тумане, крутая радуга мягким кольцом обхватила все, призраки преклоняют головы с разметавшимися волосами, осторожно опускают крылья, чтоб не коснуться самоцветной радуги, плывут в неведомую даль и исчезают. Водопад кропил всадников золотой, в блестках солнца, пылью; их лица были мокры, алмазный бисер горел на траве, на иглах беззвучно шумевшего кедра. Суровым грохотом был оглушен весь свет от земли до солнца".

Велика была привязанность В. Шишкова к Горному Алтаю, и в последующие годы писатель не раз возвращался к любимой теме. Об этом свидетельствуют такие его рассказы, как "Гость из Сибири" (1942), "Прокормим" (1942).

По выражению М. Пришвина, В. Шишков был "очень хорошим народным писателем". В творчестве этого замечательного художника слова нашла достойное отражение тема Горного Алтая. Его произведения о поднебесном крае согреты чувством высокой человечности и интернационализма, они полны признательной любви к земле голубых озер, по-настоящему поэтичны. Шишковские традиции в той или иной степени продолжены в алтайских произведениях Владимира Бахметьева, Анны Караваевой, Всеволода Иванова, Владимира Зазубрина, Афанасия Коптелова, Сергея Залыгина.

---------------------------------------------------------------

Источник текста: Шишков В. Я. Страшный кам; Алые сугробы; На Бие. Повести и очерк / Сост. и авт. предисл. Г. В. Кондаков; Ил.: В.Д. Запрудаев. -- Горно-Алтайск: Алт. кн. изд-во. Горно-Алт. отд-ние, 1974. -- 120 с.; ил.; 20 см.