Дриль Дмитрий Андреевич - Что говорилось на международном уголовно-антропологическом конгрессе в Брюсселе

Что говорилось на международномъ уголовно-антропологическомъ конгрессѣ въ Брюсселѣ.

Съ 7 по 14 августа нов. ст. Брюссель гостепріимно принималъ въ своихъ стѣнахъ представителей различныхъ національностей, съѣхавшихся съ различныхъ концовъ образованнаго міра на 3-й международный уголовно-антропологическій конгрессъ, который организовался и велъ свои работы подъ особымъ покровительствомъ бельгійскаго правительства. Двѣ особенности отличали этотъ конгрессъ отъ двухъ предшествовавшихъ.

Большинство правительствъ прислало на конгрессъ своихъ оффиціальныхъ представителей. Король Леопольдъ присутствовалъ на одномъ изъ его засѣданій, а бельгійскій министръ юстиціи М. Le Leune все время съ усиленнымъ вниманіемъ слѣдилъ за его работами и принималъ участіе почти во всѣхъ его засѣданіяхъ, какъ утреннихъ, такъ и вечернихъ. Большимъ вниманіемъ пользовались засѣданія конгресса и со стороны другихъ членовъ бельгійскаго правительства и высшей администраціи. Все это, само по себѣ, конечно, не имѣетъ и не можетъ имѣть никакого значенія для научной цѣнности работъ конгресса; цѣнность эта опредѣляется исключительно ихъ внутреннимъ содержаніемъ. Но все это указываетъ на успѣхи, достигнутые уголовною антропологіей во мнѣніи большой публики.

Правительства, какъ представители всѣхъ слоевъ общества, находятся подъ вліяніемъ мнѣній этой публики. Они никогда не идутъ и не могутъ идти въ уровень съ развитіемъ научныхъ взглядовъ и обыкновенно значительно запаздываютъ съ своими признаніями. Послѣднія даются лишь тогда, когда работа распространенія извѣстныхъ научныхъ взглядовъ въ широкой общественной средѣ сравнительно далеко подвинулась впередъ. Поэтому присылка большинствомъ правительствъ своихъ оффиціальныхъ представителей на конгрессъ ясно показала, что уголовная антропологія пережила тотъ періодъ, когда она считалась результатомъ работъ немногихъ ученыхъ оригиналовъ и людей, увлекающихся крайними взглядами, и что за ея ученіями признано не только теоретическое, но и практическое значеніе.

Послѣднее особенно важно потому, что уголовная антропологія есть наука, которая по самому ея существу должна находиться въ самомъ тѣсномъ соотношеніи съ практикой и должна направлять послѣднюю. Преступленіе, прежде всего, общественное явленіе и, какъ таковое, оно нуждается въ различныхъ общественныхъ воздѣйствіяхъ, которыя возможны лишь подъ условіемъ широкаго распространенія вѣрныхъ понятій о его природѣ въ обширныхъ кругахъ общества. Преступленія подготовляются и совершаются въ общественной средѣ и представляютъ собою только болѣе рѣзво выраженныя и потому сильнѣе бьющія въ глаза послѣдствія различныхъ общественныхъ настроеній, нарушающихъ правильное теченіе общественной жизни, которая подвергается нарушеніямъ и со стороны множества другихъ, менѣе рѣзко выраженныхъ, но въ существѣ однородныхъ явленій.

На тѣ же успѣхи уголовной антропологіи указывало и присутствіе на конгрессѣ представителей многихъ ученыхъ обществъ и академій наукъ, какъ, наприм., парижскаго антропологическаго и медико-психологическаго обществъ, французскаго общества судебной медицины, бельгійскаго общества соціальныхъ и политическихъ наукъ, брюссельскаго королевскаго общества медицинскихъ и естественныхъ наукъ, бельгійской королевской академіи наукъ и пр., а также и присутствіе на конгрессѣ многихъ профессоровъ уголовнаго права, членовъ судебной магистратуры, высшей администраціи, адвокатовъ и даже духовныхъ. Конгрессъ, какъ справедливо замѣтилъ д-ръ Semol, представлялъ е блестящую побѣду, и, притомъ, побѣду безъ жертвъ".

Вторую особенность брюссельскаго конгресса составляло отсутствіе на немъ итальянцевъ. Сильнѣйшій толчокъ къ изученію вопросовъ уголовной антропологіи въ новѣйшее время, какъ извѣстно, былъ данъ изъ Италіи, а потому отсутствіе ея ученыхъ на конгрессѣ рѣзво бросалось въ глаза.

Объясненія этого отсутствія были двоякія. Одни -- устныя, циркулировавшія между членами конгресса,-- ихъ я повторять не стану,-- а другія -- печатныя, появившіяся за подписями самихъ итальянскихъ ученыхъ. Въ нихъ указывалось на слишкомъ короткій интервалъ между двумя конгрессами, на недостаточное количество новыхъ изслѣдованій, появившихся за это время, и на невыполненіе избранною парижскимъ конгрессомъ возложеннаго на нее порученія представить сравнительное изслѣдованіе 100 преступниковъ 3 категоріи и 100 честныхъ людей.

По этому поводу нельзя не замѣтить, что обсуждать продолжительность интервала можно и должно было, и она дѣйствительно обсуждалась на предшествовавшемъ парижскомъ конгрессѣ, и что матеріаловъ и фактовъ для работъ третьяго конгресса было болѣе нежели достаточно.

Поэтому нельзя не согласиться съ итальянскимъ посломъ и нельзя не пожалѣть вмѣстѣ съ нимъ, что итальянскіе ученые не прибыли на конгрессъ, чтобы съ каѳедры защищать нѣкоторые изъ своихъ научныхъ взглядовъ, а тѣмъ болѣе нельзя будетъ не пожалѣть, если ихъ отсутствіе дастъ мѣсто какимъ-либо пререканіямъ личнаго характера. Въ области науки, хотя и разрабатываемой личными усиліями, нѣтъ и не должно быть мѣста какимъ-либо личнымъ счетамъ, а лишь исканіямъ истины, какова бы она ни была и отъ кого бы она ни исходила.

Печать все время съ большимъ вниманіемъ слѣдила за конгрессомъ и при посредствѣ сотенъ тысячъ печатныхъ листовъ распространялись въ средѣ всемірной большой публики результаты его работъ и идеи его дѣятелей. Этимъ она оказывала значительную услугу не только наукѣ, но, главнымъ образомъ, и жизненной практикѣ, и, притомъ, практикѣ, затрогивающей наиболѣе темныя и прискорбныя общественныя явленія, представляющія громадныя черныя и темныя пятна на блестящемъ фонѣ современной развитой цивилизаціи.

-----

Конгрессъ открылся рѣчью бельгійскаго министра юстиціи M. Le Lenne, бывшаго однимъ изъ извѣстнѣйшихъ бельгійскихъ адвокатовъ, который отъ имени страны и ея правительства привѣтствовалъ и благодарилъ конгрессъ за то, что онъ избралъ мѣстомъ своей сессіи Брюссель. Министръ вполнѣ признавалъ за уголовною антропологіей ея важную роль и задачу -- доказать средства организаціи успѣшной борьбы съ порокомъ и преступленіемъ.

Однимъ изъ наиболѣе важныхъ вопросовъ, обсуждавшихся на конгрессѣ, былъ вопросъ, затронутый уже и на конгрессѣ парижскомъ,-- вопросъ о существованіи особаго анатомически опредѣленнаго преступнаго типа вообще или типа прирожденнаго преступника въ частности. На выраженіе анатомически опредѣленнаго я попрошу обратить особое вниманіе. Вопросъ этотъ былъ рѣшенъ конгрессомъ вполнѣ отрицательно, хотя и безъ голосованія. Иного рѣшенія онъ, конечно, и имѣть не могъ.

Здѣсь будетъ не лишне напомнить исторію вопроса. Напоминаніе полезно въ двоякомъ отношеніи. Оно отчасти укажетъ, какое мѣсто занимаетъ вопросъ о существованіи особаго, спеціальнаго и анатомически отмѣченнаго преступнаго типа въ ряду другихъ уголовно-антропологическихъ вопросовъ и въ ходѣ развитія антропологической школы вообще, въ которой собственно итальянская школа, поскольку она, въ лицѣ многихъ своихъ видныхъ представителей, продолжаетъ упорно отстаивать нѣкоторыя свои невѣрныя воззрѣнія {Послѣднія указаны мною еще въ 1884 г. въ моей работѣ, озаглавленной: Малолѣтніе преступники.}, начинаетъ, къ величайшему сожалѣнію, представлять какъ бы обособленную часть. Оно же поможетъ устранять и тѣ нѣсколько странные взгляды, которые нерѣдко высказывались и высказываются, особенно у насъ въ Россіи, по поводу споровъ о существованіи особаго преступнаго типа, и которые указываютъ лишь на недостаточное знакомство съ вопросомъ и на невѣрное его пониманіе. Только имя и могутъ быть объяснены разсказы и возгласы о "полномъ банкротствѣ" новаго направленія, о "роспискахъ въ научной несостоятельности" и т. д.

Объ этихъ опрометчивыхъ утвержденіяхъ безъ большого ущерба можно бы и вовсе не упоминать, еслибъ они не распространяли при посредствѣ множества печатныхъ листовъ, вполнѣ невѣрныя представленія въ средѣ большой публики. Сами они интересны развѣ въ томъ отношеніи, что ясно показываютъ, съ какимъ трудомъ новыя воззрѣнія усвоиваются и какъ легко, наоборотъ, они извращаются.

Начну съ работъ проф. Lombroso. Ему, какъ психіатру по профессіи, и ранѣе начала работъ по изученію преступника приходилось имѣть дѣло съ вопросами преступности, которые, особенно послѣ трудовъ знаменитаго Morel'я о вырожденіи и неблагопріятной наслѣдственности, близко соприкоснулись съ вопросами психіатрическими. Къ этому времени психіатрія, значительно уже развившаяся, захватила въ кругъ своего изслѣдованія не только натуры душевно-больныя, въ собственномъ смыслѣ этого слова, но и дурноуравновѣшенныя и порочныя натуры. При этомъ собранными въ ней фактами она ясно указала на существованіе какой-то связи между явленіями душевныхъ разстройствъ и аномаліей и преступностью.

Нѣкоторые факты навели проф. Lombroso на мысль заняться изученіемъ этой связи путемъ всесторонняго изученія дѣйствительныхъ преступниковъ.

Начало такого изученія уже было положено въ предшествующихъ работахъ немногихъ изслѣдователей. Но то было только начало, далеко еще не достаточное для прочнаго обоснованія новаго направленія въ уголовномъ правѣ. Дать могучій толчокъ къ всестороннему изученію явленій преступности предстояло проф. Lombroso. Своими работами, онъ перенесъ вопросъ объ этихъ явленіяхъ изъ области метафизическихъ теорій, создаваемыхъ въ кабинетахъ ученыхъ юристовъ, въ область исключительно наблюденія и опыта и примѣнилъ къ изученію преступника точные методы естествознанія. Обоснованный теперь на психологіи, психіатріи и антропологіи вообще, вопросъ этотъ вышелъ изъ области произвольныхъ построеній и сталъ научною проблемой, допускающею научное рѣшеніе и такую же провѣрку.

Вотъ въ чемъ заключается дѣйствительная и неоспоримая заслуга проф. Lombroso, которую, несмотря на сдѣланные имъ промахи и ошибки, за нимъ будетъ числить наука и могучее вліяніе которой отражается не только въ теоріи, но и на практикѣ, и, притомъ, на практикѣ, имѣющей дѣло съ загнанными и обездоленными членами общества.

Заслуга эта по достоинству оцѣнена въ докладѣ брюссельскому конгрессу профессоровъ Houzé и Warnots, на который столь рѣшительно ссылался обозрѣватель одной изъ нашихъ газетъ -- Рус. Вѣд. "Многіе думаютъ, что дѣло уголовной антропологіи связано съ существованіемъ преступнаго типа Lombroso",-- говорятъ докладчики. Но это вовсе не такъ и вопросъ о преступномъ тинѣ -- вопросъ второстепенный. Напротивъ, основная часть произведенія итальянскаго новатора вовсе не покоится на этомъ шаткомъ и спорномъ фундаментѣ. Заслуга проф. Lombroso состоитъ въ томъ, что онъ выяснилъ важность вліянія физическихъ особенностей преступника и во имя науки потребовалъ реформы въ репрессіи преступленій. "Мы желаемъ,-- продолжаютъ они далѣе,-- чтобы итальянскій новаторъ не упорствовалъ въ вопросѣ подробностей -- въ вопросѣ о преступномъ типѣ. Мы боремся съ его заблужденіями для того, чтобы основанія его творенія оставались нетронутыми".

Какое вліяніе, несмотря на очень многіе ихъ недостатки, производили я производятъ работы Lombroso, показываетъ заявленіе одного изъ талантливыхъ молодыхъ бельгійскихъ адвокатовъ -- Paul'я Otlet, сдѣланное имъ на конгрессѣ. Otlet началъ свою рѣчь заявленіемъ, что онъ считаетъ своимъ долгомъ выполнитъ обязанность по отношенію въ проф. Lombroso. Онъ, ораторъ, въ своемъ качествѣ юриста, воспитался на метафизическихъ и абстрактныхъ идеяхъ. Но когда онъ впервые обратился къ тюрьмѣ, онъ пожелалъ познакомиться съ антропологическою, школой. И вотъ работы Lombroso раскрыли передъ нимъ новые горизонты, дали новыя, дотолѣ неизвѣстныя ему идеи и познакомили его съ дѣйствительнымъ преступникомъ. Онѣ показали ему послѣдняго въ совершенно новомъ свѣтѣ. Работы Lombroso, но словамъ оратора, привлекли умы юристовъ въ дѣйствительно важнымъ сторонамъ вопроса о преступности.

Поэтому, что бы ни говорили отрицатели научнаго значенія работъ Lombroso, а его имя, какъ имя прокладывателя новыхъ путей и вводится новыхъ правильныхъ методовъ въ отсталую научную отрасль, остается связаннымъ съ однимъ изъ лучшихъ движеній въ области науки,-- съ движеніемъ, направленнымъ на изученіе наиболѣе темныхъ сторонъ общественной жизни въ непреложной связи ихъ причинъ и слѣдствій. Самъ я далеко не раздѣляю очень и очень многихъ его взглядовъ, но, указывая и отмѣчая его промахи и ошибки, я, по чувству справедливости, подобно Otlet, считаю нужнымъ, въ то же время, воздать должное научному дѣятелю.

----

Задавшись цѣлью изучить дѣйствительныхъ преступниковъ, проф. Lombroso подвергъ ихъ всестороннему изслѣдованію во всѣхъ ихъ особенностяхъ. Онъ изучилъ ихъ въ чисто-внѣшнихъ признакахъ,-- въ размѣрахъ и формахъ черепа, въ развитіи различныхъ частей лица, скелета и т. д.; онъ изучилъ ихъ и въ ихъ физіологическихъ особенностяхъ,-- напримѣръ, со стороны особенностей кровообращенія; онъ изучилъ ихъ также и въ ихъ особенностяхъ психическихъ,-- со стороны ихъ чувствованій, наклонностей, мышленія и пр.

При этомъ изученіи онъ столкнулся съ общеизвѣстнымъ теперь фактомъ -- съ существованіемъ у преступниковъ значительнаго числа различныхъ органическихъ и психическихъ дефектовъ и аномалій. Фактъ этотъ констатированъ всѣми изслѣдователями, предпринимавшими непосредственное изученіе преступниковъ ранѣе Lombroso и единовременно съ нимъ, какъ, напримѣръ, Thomson'омъ, Nicoison'омъ, Vergilio и др. Онъ хорошо извѣстенъ также и тюремнымъ директорамъ. Мнѣ удалось осмотрѣть много тюремъ въ различныхъ странахъ Европы и указанія на эти аномаліи мнѣ пришлось получить отъ многихъ тюремныхъ директоровъ, вовсе незнакомыхъ съ работами итальянскаго новатора и его предшественниковъ.

Между тѣмъ, мысль объ особомъ типѣ ко времени начала работъ проф. Lombroso уже была высказана какъ въ уголовной антропологіи, еще не обособившейся тогда въ особую отрасль знанія, такъ и въ, психіатріи. Въ первой она намѣчается еще въ сочиненіи проф. Despine 1868 г., который основою тяжкой преступности считалъ дефекты въ образованіи мозга, обусловливающіе у преступниковъ атрофію нравственнаго чувства, какъ бы нравственный идіотизмъ. Вполнѣ же ясно эта мысль высказана въ 1870 и 71 гг. въ работахъ врача пертской тюрьмы Thomson'а, который утверждалъ, основываясь на своихъ многолѣтнихъ наблюденіяхъ, что большая часть преступностей отличается наслѣдственнымъ характеромъ и что существуетъ особый преступный классъ, который по своимъ физическимъ качествамъ принадлежитъ къ низшему человѣческому типу и представляется неисправимымъ. Та же мысль высказана въ 1874 и 75 гг. и въ работѣ другого тюремнаго врача, д-ра Hicolson'а, по отношенію къ привычнымъ преступникамъ, а также и въ 1874 г. въ работѣ психіатра и тюремнаго врача д-ра Yergilio, который видѣлъ въ преступникахъ членовъ одной семьи или болѣзненной разновидности, представляющей собою уклоненія отъ нормальнаго человѣческаго типа.

Что же касается психіатріи, то въ ней мысль о формированіи особаго типа въ средѣ болѣзненныхъ разновидностей была разработана компетентнымъ изслѣдователемъ, д-мъ МогеРемъ, еще въ 1857 и 1864 гг. Morel утверждалъ, что индивидуумы, представляющіе отъ рожденія упадокъ физическій, умственный и нравственный, не походятъ ни на кого; они походятъ другъ на друга и представляютъ типы; они образуютъ расы и болѣзненныя разновидности въ породѣ.

Тѣ же воззрѣнія усвоены и развиты и проф. Lombroso, первая работа котораго постепенно напечатана въ періодъ времени отъ 1871--1876 г. Ближайшимъ образцомъ для нея послужила, какъ показываете сличеніе, работа Farent-Dachatelet. Въ ней этотъ послѣдній всесторонне описалъ особый профессіональный классъ -- проститутокъ, объединяемый единствомъ промысла, и, что главное, органическаго злоупотребленія, приводящаго къ сходнымъ слѣдствіямъ.

Подобно Parent-Duchatelet, проф. Lombroso далъ всестороннее описаніе дѣйствительныхъ преступниковъ. При этомъ наблюдавшееся у различныхъ лицъ и крайне различныхъ психическихъ типовъ ошибочно онъ пріурочилъ къ одному общему понятію е преступникъ", особенности котораго онъ охарактеризовалъ при посредствѣ процентныхъ опредѣленій и сравненія съ такъ называемыми честными людьми, съ душевно-больными и дикарями. Такъ получился единый Uomo delinquente, отличающійся отъ здоровыхъ честныхъ людей и душевно-больныхъ. Очевидно, невѣрный пріемъ. Единство названія "преступникъ" еще не обусловливаетъ единства психо-физическихъ особенностей. Если бы проф. Lombroso обратилъ большее вниманіе на причинную зависимость тѣхъ или другихъ уклоненій, передаваемыхъ и наслѣдственно, отъ различныхъ факторовъ, дѣйствующихъ въ общественной средѣ, то онъ, конечно, избѣжалъ бы сдѣланнаго промаха и отнесъ бы преступниковъ къ различнымъ вырождающимся разновидностямъ, представители которыхъ, будучи часто предрасположены къ преступленію, тѣмъ не менѣе, поголовно не впадаютъ въ него.

Послѣ созданія особаго специфическаго типа надо было выяснить и причины его нарожденія. Нѣкоторыя подмѣченныя сходства навели Lombroso на мысль, что оно есть результатъ возврата къ низшему органическому типу, къ типу отдаленныхъ предковъ,-- атавизмъ. Въ основѣ этого атавизма, какъ и въ основѣ наслѣдственно передаваемыхъ органическихъ аномалій, лежитъ задержка въ развитіи, въ свою очередь обусловливаемая разстройствами питанія. Преступникъ -- это дикарь въ современномъ обществѣ, который, вслѣдствіе своего низшаго развитія, зависящаго отъ неблагопріятныхъ условій, среди которыхъ жили его восходящіе и онъ самъ, не можетъ приспособиться къ условіямъ современной жизни и потому впадаетъ въ преступленіе. Мысль, какъ видите, весьма соблазнительная въ качествѣ возможнаго объясненія и, притомъ, далеко не безусловно несостоятельная. Замѣните понятіе атавизма и уравненіе съ дикарями, которые: образуютъ здоровыя расы, понятіемъ вырожденія, органической недостаточности и неуравновѣшанности и болѣзненныхъ разновидностей -- и она, при этихъ поправкахъ, станетъ вѣрна. Къ сожалѣнію, Lombroso и его итальянскіе сотрудники и до сихъ поръ въ достаточной мѣрѣ не приняли ихъ.

-----

Впрочемъ, проф. Lombroso, подъ вліяніемъ сдѣланныхъ возраженій и указаній, отказался впослѣдствіи отъ своего исключительнаго обобщенія и пріурочилъ сгруппированные имъ признаки типа только къ одной категоріи преступниковъ, которой онъ всецѣло и посвятилъ третье изданіе своего сочиненія и которую итальянская школа неудачно и неправильно назвала прирожденными и неисправимыми. Въ нихъ онъ сталъ видѣть не только результатъ атавизма, но еще и нравственнаго помѣшательства. При установленія и этой поправки преобладающимъ пріемомъ, къ сожалѣнію, продолжалъ быть пріемъ массовыхъ изслѣдованій и процентныхъ отношеній. Всестороннее же изученіе каждаго отдѣльнаго случая, которое во всей полнотѣ воспроизводило бы передъ нами генезисъ и механизмъ преступности, напротивъ, отсутствовало. Нѣсколько позднѣе къ вліянію нравственнаго помѣшательства на созданіе особаго преступнаго типа вполнѣ неудачно было присоединено еще, путемъ сравнительнаго изученія, и вліяніе эпилепсія. Такъ постепенно создался особый типъ такъ называемаго прирожденнаго преступника-прямого потомка и наслѣдника единаго Uomo délinquante, со всѣми его недостатками.

Къ убѣжденію о неисправимости прирожденнаго преступника Lombroso пришелъ, повидимому, двумя путями. Во-первыхъ, подъ вліяніемъ психіатрическихъ воззрѣній, по которымъ нѣкоторыя формы, и въ томъ числѣ нравственное помѣшательство, отмѣчаются прирожденными и неустранимыми дефектами психо-физической организаціи. Во-вторыхъ, и по указаніямъ факта. Основываясь на статистическихъ данныхъ о значительномъ количествѣ рецидивистовъ, проф. Lombroso еще въ первыхъ своихъ работахъ пришелъ къ выводу, что число рецидивистовъ почти равняется числу выпускаемыхъ изъ тюремъ, что исправленія представляютъ собою исключенія, а рецидивъ -- правило, и что, слѣдовательно, почти всѣ преступники неисправимы. Но при этомъ онъ упустилъ одно изъ вида и не задался вопросомъ, дѣйствительно ли все, сдѣланное для исправленія, сдѣлано хорошо и цѣлесообразно и дѣйствительно ли сдѣлано все, что можно и должно сдѣлать? Приглядись онъ поближе къ нашимъ, т.-е. общеевропейскимъ, тюремнымъ порядкамъ и къ условіямъ жизни выпущенныхъ по ихъ выходѣ на свободу, тогда, быть можетъ, онъ пришелъ бы къ другому выводу. Что существовали и существуютъ неисправимые, въ этомъ нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія, но что существуютъ и дѣйствительно неисправимые въ смыслѣ уголовнаго исправленія, для такого утвержденія, по моему глубокому убѣжденію, у насъ по меньшей мѣрѣ нѣтъ достаточныхъ научныхъ данныхъ.

Замѣчу мимоходомъ, что споры о преступномъ типѣ подали поводъ къ провозглашенію существованія двухъ раздѣльныхъ и противуположныхъ школъ въ уголовной антропологіи: органической съ Lombroso во главѣ, совсѣмъ будто бы игнорирующей вліяніе общественныхъ условій, и соціальной, напротивъ, выдвигающей ихъ на первый планъ. Странное подо разумѣніе!

Человѣкъ, какъ и всѣ другія существа, постоянно находится подъ вліяніемъ внѣшнихъ условій, какими по отношенію къ нему являются условія общественныя. Подъ ихъ воздѣйствіемъ онъ постепенно болѣе или менѣе измѣнялся и измѣняется, какъ въ теченіе жизни восходящихъ поколѣній, такъ и въ теченіе своей жизни, въ хорошую или дурную сторону. Внѣ вліяній общества мы не знаемъ человѣка и говорить о пекъ не можемъ. Если неблагопріятны окружающія условія, но если они еще не успѣли выработать дурного и порочнаго характера, въ основѣ котораго лежатъ и соотвѣтствующія психо-физическія особенности, то нѣтъ и предрасположенія къ преступленію. Если же дурныя и порочныя особенности характера вліяніемъ общественнаго фактора уже выработались, то онѣ и являются ближайшею, а общественныя условія, ихъ выработавшія, болѣе отдаленною причиной преступности. При этомъ нѣкоторыя внѣшнія условія играютъ роль причинъ наталкивающихъ и побуждающихъ. А если такъ, то мы не должны принимать однобокихъ теорій -- исключительно соціальной или исключительно органической, а лишь одну соціально-органическую, въ которой отведено мѣсто обоимъ взаимодѣйствующимъ факторамъ.

-----

Проф. Lombroso преимущественно занялся изученіемъ фактора органическаго, повидимому, по двумъ причинамъ. Во-первыхъ ему, какъ психіатру, этотъ факторъ былъ болѣе доступенъ для изученія, и, быть-можетъ, по той же причинѣ и болѣе интересовалъ его. Во-вторыхъ, факторъ этотъ представлялся наименѣе изученнымъ, хотя именно онъ,-- особенно изслѣдуемый въ его производящихъ причинахъ,-- и можетъ съ наибольшимъ успѣхомъ руководить насъ въ борьбѣ съ преступленіемъ.

Но, будучи психіатромъ по профессіи, проф. Lombroso, конечно, не могъ не знать и не могъ игнорировать и фактора соціальнаго, который представляетъ собою производящія причины фактора органическаго. И онъ, дѣйствительно, не игнорировалъ его. Только странное недоразумѣніе могло подсказать противуположное утвержденіе. Стоить развернуть отдѣлъ его работы, носящій названіе этіологіи преступленія, чтобы убѣдиться въ противномъ. Въ немъ въ числѣ условій, вліяющихъ на преступность, проф. Lombroso указываетъ на возростающую скученность въ большихъ городахъ, на количества и качества пищи, на дурное правленіе, на вліяніе бѣдности и пр. Вдумываясь во все сказанное въ этомъ отдѣлѣ, а также и въ отдѣлѣ, озаглавленномъ теранія преступленія, гдѣ въ числѣ средствъ борьбы съ преступленіемъ рекомендуется, между прочимъ, учрежденіе кооперативныхъ магазиновъ, дешевыхъ кухонь, школъ и банковъ для рабочихъ, пониженіе налоговъ, поражающихъ бѣдные классы, и пр.,-- не трудно видѣть, что Lombroso признаетъ въ полной мѣрѣ вліяніе соціальныхъ причинъ, и, притомъ, признаетъ его какъ въ качествѣ вліянія, вырабатывающаго дурныя органическія особенности, такъ и въ качествѣ вліянія, наталкивающаго на преступленіе уже предрасположенныя къ нему организаціи.

Въ работахъ проф. Lombroso, безспорно, мы находимъ весьма много значительныхъ промаховъ и крупныхъ ошибокъ, много очень неудовлетворительно обработаннаго, весьма недостаточно продуманнаго и согласованнаго, много очень неудачно выраженнаго и выясненнаго, что естественно подаетъ поводъ къ ошибочнымъ толкованіямъ и невѣрному пониманію. Но справедливость заставляетъ насъ не забывать, что работы проф. Lomroso, будучи почти первымъ научнымъ шагомъ въ совершенно еще нетронутой области, представляютъ собою обширнѣйшее самостоятельное изслѣдованіе съ примѣненіемъ научныхъ методовъ, а, вмѣстѣ съ тѣмъ, и сводку сдѣланнаго другими. Поэтому, несмотря на допущенные ошибки и промахи, заслуга Lombroso въ исторіи человѣческаго знанія неоспорима. Онъ ярко освѣтилъ новымъ свѣтомъ вопросъ о человѣческой преступности, далъ сильный толчокъ къ тщательному и всестороннему его изученію во всѣхъ странахъ и явился иниціаторомъ научныхъ конгресовъ, которые, будучи дѣятельными факторами распространенія научныхъ взглядовъ на преступность въ средѣ большой публики, предназначены оказать значительное вліяніе на практику. Въ этой своей части дѣло Lombroso не умретъ. Вовсе не вопросъ о преступномъ типѣ составляетъ дѣйствительную сущность его. Эта сущность -- признаніе неизмѣримой важности органическаго фактора въ вопросѣ о преступности и указаніе на безусловную необходимость примѣненія естественно-научныхъ методовъ изслѣдованія къ изученію преступника. Въ этомъ отношеніи работы проф. Lombroso представляютъ только необходимый этапъ въ ходѣ научнаго развитія.

Поэтому, если и можно утверждать, что ученіе о существованіи особаго преступнаго типа, а вмѣстѣ съ нимъ Lombroso, и итальянская школа, поскольку они упорно отстаиваютъ его, потерпѣли рѣшительное пораженіе на брюссельскомъ конгрессѣ, то нельзя сказать того же о новомъ направленіи въ уголовномъ правѣ, носящемъ названіе уголовно-антропологической школы. Послѣдняя вышла съ конгресса съ новыми силами, которыя она употребитъ на дальнѣйшую борьбу съ предвзятыми взглядами.

Я, можетъ быть, нѣсколько долго остановился на выясненіи дѣйствительнаго значенія работъ Lombroso, особенно въ ихъ части, касающейся существованія особаго преступнаго типа, но я считаю такое выясненіе далеко не безполезнымъ въ настоящее время, особенно въ нашей русской литературѣ и для русской публики.

-----

На конгрессѣ вопросъ о существованіи особаго анатомически опредѣленною типа прирожденнаго преступника получилъ, какъ я уже говорилъ, отрицательное рѣшеніе. Существованіе такого типа было рѣшительно отвергнуто всѣми. Но, конечно, никому изъ представившихъ доклады по вопросу при этомъ и въ голову не приходило отрицать значеніе органическаго фактора. Напротивъ, главнѣйшее вниманіе и сосредоточивалось на уясненіи его особенностей. Признаніе его рѣшительнаго вліянія обще всѣмъ послѣдователямъ уголовно-антропологической школы и составляетъ одно изъ ея основныхъ положеній. "Что касается насъ,-- говорятъ, напримѣръ, проф. Houzé и Wornots въ своемъ докладѣ,-- то мы теперь же заявляемъ, что мы присоединяемся безъ оговорокъ къ тезису, возводящему функціональное начало преступленія къ тираніи организаціи" (конечно, психо-физической). "Мы считаемъ нужнымъ сдѣлать это заявленіе,-- продолжаютъ они дальше,-- чтобы не быть смѣшанными съ нѣкоторыми противниками Lombroso, которые опровергаютъ его во имя метафизики".

Но вопросу о преступномъ типѣ конгрессу были представлены доклады голландскимъ психіатромъ Jelgersma, проф. Hoozé, Wornots, проф. Manouvrier и проф. Dallemagne.

Д-ръ Jelgersma рѣшительно расходится съ проф. Lombroso. Онъ не признаетъ, чтобы преступникъ вообще былъ продуктомъ атавизма или вліянія эпилепсіи. Онъ не признаетъ и существованія особаго преступнаго типа, но признаетъ существованіе прирожденнаго преступника, который по своимъ клиническимъ симптомамъ находится, по мнѣнію докладчика, въ тѣсной связи съ формами душевныхъ разстройствъ, особенно съ психозами вырожденія; наблюдаемыя у него особенности именно и суть особенности вырожденія. Jelgersma заканчиваетъ свой докладъ вопросомъ, который онъ не рѣшаетъ, а только ставитъ: не представляютъ ли неврозы, душевныя болѣзни, алкоголизмъ, самоубійство и преступленія членовъ одной и той же семьи -- болѣзней человѣческаго духа, различающихся по своимъ особенностямъ, но не по своему источнику? Вопросъ весьма важный, при утвердительномъ рѣшеніи котораго характеръ названныхъ явленій выступаетъ въ новомъ свѣтѣ и указываются новые пути для общественной политики.

Склоняясь, повидимому, къ такому рѣшенію, Jèlgersma основательно возражаетъ Тату, который различаетъ между человѣкомъ, достойнымъ сожалѣнія,-- душевно-больнымъ, и человѣкомъ, достойнымъ презрѣнія,-- преступникомъ. Докладчикъ замѣчаетъ, что научное дѣленіе не можетъ обосновываться на различіяхъ въ чувствахъ, возбуждаемыхъ въ глубинѣ, и что каждый преступникъ, какъ бы дуренъ онъ ни былъ, настолько же достоинъ сожалѣнія, какъ и самый несчастный изъ душевно-больныхъ. Различіе между ними въ различіяхъ леченія.

Проф. Houzé и Wornots въ своемъ докладѣ рѣшительно отрицаютъ существованіе не только типа прирожденнаго преступника, но и всякаго анатомически опредѣленнаго преступнаго типа вообще. Они совершенно основательно утверждаютъ, что преступный типъ, созданный Lombroso, не есть реальный типъ. Онъ составленъ изъ различныхъ признаковъ анатомическихъ, физіологическихъ, патологическихъ и тератологическихъ, набранныхъ тамъ и сямъ и произвольно соединенныхъ въ одно цѣлое.

-----

Я въ свою очередь, какъ на парижскомъ, такъ и теперь на брюссельскомъ конгрессѣ, возражалъ противъ прирожденнаго преступника, а посредственно и противъ существованія преступнаго типа. Понятіе преступникъ въ существѣ своемъ есть понятіе юридическое. Преступникъ тотъ, кто совершилъ дѣяніе, запрещенное закономъ подъ страхомъ наказанія. Измѣняется законодательство -- измѣняются и границы преступнаго. Напротивъ, понятіе прирожденно-дурной атавистической организаціи, лежащее въ основѣ понятія прирожденнаго преступника Lomborso, есть понятіе біологическое и медицинское. Смѣшивать эти величины различныхъ порядковъ въ одномъ понятіи невозможно.

Сверхъ того, подъ понятіемъ прирожденнаго преступника надо разумѣть личность, которая при всѣхъ возможныхъ мыслимыхъ условіяхъ необходимо должна сдѣлаться преступникомъ. Но такихъ личностей мы по меньшей мѣрѣ не знаемъ. Даже извѣстный Lemaire вполнѣ основательно утверждалъ, что имѣй онъ достаточную ренту, то онъ не былъ бы отцеубійцей. Ежедневное наблюденіе показываетъ намъ, что многія натуры, болѣе дефективныя и несовершенныя, нежели натуры, находящіяся въ тюрьмахъ, никогда не совершали и, вѣроятно, не совершатъ преступленія, а потому онѣ, если не злоупотреблять словами, не могутъ быть названы преступниками. Для преступленія нужны не только наслѣдственная или благопріобрѣтенная дурная и порочная натура, но еще и наталкивающія и опредѣляющія внѣшнія условія. Это два необходимыхъ фактора и преступленіе -- результатъ ихъ взаимодѣйствія.

-----

Гораздо далѣе предшествующихъ докладчиковъ идетъ въ отрицательномъ направленіи профес. Manouvrier въ своемъ чрезвычайно остроумномъ и обстоятельномъ докладѣ.

Надо замѣтить, что на парижскомъ конгрессѣ, по предложенію Gorofalo, была избрана коммиссія изъ 7 членовъ, которой было поручено предсавить къ настоящему конгрессу результаты сравнительнаго изученія по меньшей мѣрѣ 100 преступниковъ и такого же числа такъ называемыхъ честныхъ людей. Нѣкоторые, и въ томъ числѣ Manouvrier, возражали тогда же противъ возможности осуществленія этой задачи. Тѣмъ не менѣе, коммиссія была избрана, но она ни разу не собиралась и ничего не сдѣлала.

И вотъ теперь, но исключительно отъ своего лица, а вовсе не отъ лица коммиссіи, какъ ошибочно утверждаетъ одинъ изъ русскихъ хроникеровъ, профес. Manouvrier представилъ докладъ. Въ немъ онъ доказываетъ, что задача коммиссіи была невыполнима по самому ея существу. При этомъ попутно онъ отвѣчаетъ и на вопросъ о существованіи особаго преступнаго типа, и отвѣчаетъ вполнѣ отрицательно. Этотъ типъ онъ основательно называетъ "пестрою мозаикой".

Каждый человѣкъ, по мнѣнію Manouvrier, имѣетъ въ себѣ все, чтобы сдѣлаться преступникомъ. "Очевидно, что отъ анатомическаго образованія зависятъ физіологическія особенности",-- говорить онъ. Но чтобы изучить преступленія съ этой стороны, необходимо свести при посредствѣ анализа каждое преступленіе въ его дѣйствительно физіологическимъ элементамъ, которые находятся въ прямомъ отношеніи съ анатоміей и которые, будучи разъ найдены, могутъ быть одинаково изучаемы въ качествѣ достоинствъ и недостатковъ какъ у преступниковъ, такъ и у честныхъ людей. Эти элементарныя физіологическія особенности могутъ опредѣлять самыя разнообразныя дѣйствія, въ особенности, если дѣло идетъ о дѣйствіяхъ, характеризующихея, подобно преступленію, съ общественной и нравственной стороны. Для примѣра авторъ указываетъ на буйность, которая, какъ психологическая особенность, можетъ проявляться въ дѣйствіяхъ преступныхъ, или въ дѣйствіяхъ только порицаемыхъ, или, наконецъ, даже въ дѣйствіяхъ похвальныхъ. И это потому,-- какъ замѣчаетъ Manouvrier,-- что значеніе поступковъ и дѣйствій не есть физіологическій элементъ, опредѣляемый анатомически, а элементъ общественный и нравственный.

Поскольку всѣ эти замѣчанія касаются существованія особаго преступнаго тупа, они вполнѣ справедливы, но, разсматриваемыя безотносительно, они требуютъ значительныхъ ограниченій и поправокъ.

Рѣшительно нельзя согласиться безъ большихъ оговоровъ съ утвержденіемъ, что каждый человѣкъ имѣетъ въ себѣ все, чтобы сдѣлаться преступникомъ. Проф. Dallemagne, на котораго такъ неудачно ссылается одинъ изъ хроникеровъ, совершенно справедливо замѣчаетъ, что хотя безъ вліянія среды и нѣтъ преступленія, но что, тѣмъ не менѣе, факторъ физіологическій, или, правильнѣе, психо-физіологическій всегда является производящею или непосредственною причиной. "Общественныя условія могутъ сколько угодно скопляться, тѣсниться и какъ бы составлять заговоръ около человѣка,-- замѣчаетъ онъ,-- но они останутся непроизводительными до тѣхъ поръ, пока не превзойдетъ біологическая причина". "Исключительные случаи, въ которыхъ намъ кажется, что то, что называютъ человѣческою волей, должно было роковымъ образомъ уступить, представляютъ чрезвычайно рѣдкое исключеніе. Но даже и въ этихъ случаяхъ было бы не трудно показать, что соціальный факторъ вліялъ только возбужденіемъ до пароксизма фактора біологическаго".

И дѣйствительно, опытъ учитъ, что въ приблизительно одинаковыхъ условіяхъ одинъ изъ двухъ людей впадаетъ въ преступленіе, тогда какъ другой уклоняется отъ него цѣною здоровья и даже жизни. Отъ чего же, спрашивается, зависитъ такое различіе? Отъ того, что въ характерѣ перваго, а, слѣдовательно, и въ лежащей въ основѣ его психо-физической организаціи, въ данное время есть такія особенности, которыя и предрасполагаютъ его къ преступленію, тогда какъ въ характерѣ второго, напротивъ, есть такія, которыя воздерживаютъ отъ него.

Хотя однѣ и тѣ же психо-физическія особенности иногда и могутъ проявляться въ общественно-разночинныхъ дѣйствіяхъ, но это зависятъ ш отъ неправильной оцѣнки дѣйствій, или отъ комбинаціи вліянія различныхъ особенностей въ дѣйствіяхъ. Сами же по себѣ особенности далеко но равнозначны. Однѣ изъ нихъ способстауютъ развитію общественности и выгодны для нея, тогда какъ другія ослабляютъ ее. Для примѣра остановимся хотя бы на жестокости и буйности, на которыя сослался проф. Manouvrier. Онѣ дѣйствительно могутъ иногда проявляться въ какомъ-нибудь военномъ подвигѣ, но очевидно, что совершонное дѣйствіе будетъ считаться подвигомъ только по невѣрной оцѣнкѣ, потому что сама война по существу своему есть противуобщественное явленіе, хотя, къ несчастію, еще и не признаваемое таковымъ. Независимо же отъ этой неправильной оцѣнки сами по себѣ жестокость и буйность -- невыгодныя особенности. Онѣ уменьшаютъ приспособленность человѣка къ жизни въ обществѣ постольку, поскольку ихъ вліяніе не парализуется другими хорошими и совмѣстно съ ними дѣйствующими особенностями натуры. То же нужно сказать и о всѣхъ прочихъ особенностяхъ.

Далѣе проф. Manouvrier совершенно основательно указываетъ въ своемъ докладѣ, что въ обществѣ, въ средѣ такъ называемыхъ честныхъ людей, совершается множество самыхъ безнравственныхъ дѣйствій, которыя по существу ничѣмъ не лучше преступленій, хотя и называются болѣе мягкими именами: "ловкостью", "умѣньемъ обдѣлывать дѣла", "мелкими погрѣшностями", "случайностями жизни" и проч. "Что касается воровства,-- замѣчаетъ онъ,-- то существуютъ различныя кричащія и опасныя его формы, которыя приводятъ въ тюрьму многихъ, прибѣгающихъ къ нимъ. Но существуетъ и много другихъ, не менѣе вредныхъ формъ, которыя законъ, однако, игнорируетъ, или которымъ онъ даже покровительствуетъ и которыя не безпокоятъ общество подъ условіемъ, чтобы воры дѣйствовали безъ скандала и въ особенности имѣли успѣхъ, такъ что нравственность и успѣхъ если не въ умѣ, то по меньшей мѣрѣ въ практикѣ множество пользующихся уваженіемъ и занимающихъ хорошее положеніе гражданъ смѣшиваются".

Отсюда слѣдуетъ, что дѣленіе на честныхъ и преступныхъ по ярлыкамъ судимости вполнѣ несостоятельно въ научномъ смыслѣ и что изученіе осужденныхъ можетъ лишь знакомить насъ съ бракованными преступниками, тогда какъ преступники высшаго полета, никогда не приходящіе въ тюрьму, при такомъ изученіи, очевидно, будутъ фигурировать въ группѣ, называемой честными людьми.

Нельзя не признать, что во всѣхъ этихъ замѣчаніяхъ докладчика весьма много горькой правды. Изученіе осужденныхъ преступниковъ не даетъ и не можетъ намъ дать особаго преступнаго типа. Оно только знакомитъ насъ съ особенностями болѣе или менѣе недостаточныхъ, дефективныхъ и предрасположенныхъ организацій, которыя при неблагопріятныхъ условіяхъ окружающей обстановки впадаютъ въ преступленіе, а при условіяхъ благопріятныхъ остаются болѣе или менѣе неудачными, безнравственными, дурными и вредными людьми, и которые нерѣдко имѣютъ успѣхъ и даже пользуются уваженіемъ и почетомъ, но какъ бы ни было велико число такихъ людей въ обществѣ, оно, все-таки, не даетъ основанія утверждать, что каждый человѣкъ имѣетъ въ себѣ все, чтобы сдѣлаться преступникомъ.

Несомнѣнно, что право по существу не отдѣлимо и не должно быть отдѣляемо отъ нравственности; несомнѣнно также, что оттѣнки безнравственныхъ дѣйствій многочисленны и разнообразны; что путемъ едва замѣтныхъ переходовъ они сливаются съ дѣйствіями нравственными, вслѣдствіе чего значительное большинство людей, при извѣстныхъ условіяхъ, могутъ совершать болѣе или менѣе легкія безнравственности и даже правонарушенія, но все это не даетъ еще основаній утверждать, что всѣ люди могутъ сдѣлаться болѣе или менѣе важными преступниками. Стеченіе неблагопріятныхъ условій, дѣйствующихъ длительно въ направленіи постепенной порчи психо-физическаго механизма, конечно, играетъ весьма важную роль. Но эта роль посредственная. Непосредственнымъ факторомъ являются самыя порчи, которыя, къ счастью для человѣчества, не такъ уже скоро достигаютъ степеней, обусловливающихъ особые оттѣнки приступности, какъ это показываютъ наблюденія надъ жизнью бѣдныхъ и общественно-обездоленныхъ классовъ.

Приведенными замѣчаніями проф. Manouvrier отчасти затрогиваетъ и весьма щекотливый вопросъ о виновности самого общества въ преступности его членовъ. Если общество, благодаря всему своему строю, дѣйствительно терпитъ и даже какъ бы узаконяеть такія безнравственныя дѣйствія, которыя часто почти только по формѣ отличаются отъ преступленій, то ѣмъ самымъ оно собственными руками ослабляетъ и въ значительной мѣрѣ сглаживаетъ различіе между честнымъ человѣкомъ и преступникомъ, сводя его лишь къ различіямъ ловкости. Преступленіями не дебютируютъ никогда или по меньшей мѣрѣ почти никогда. Обыкновенно начинаютъ съ дурныхъ и безнравственныхъ дѣйствій.

-----

Прежде нежели покончить съ вопросомъ о существованіи преступнаго типа, мнѣ остается сказать еще о четвертомъ докладѣ, именно проф. Dallemagne.

Въ немъ онъ отдаетъ должную дань великимъ заслугамъ проф. Lombroso, который расшаталъ зданіе классической школы уголовнаго права у далъ могущественный толчокъ въ пересмотру и измѣненію прежнихъ взглядовъ на изученіе и особенности явленій человѣческой преступности.

Но, воздавая должное проф. Lombroso, докладчикъ справедливо указываетъ, въ то же время, на наиболѣе слабую черту итальянской школы -- слишкомъ большое увлеченіе изученіемъ внѣшнихъ анатомическихъ особенностей, отъ котораго она, впрочемъ, понемногу начинаетъ отрѣшаться. Самъ докладчикъ признаетъ необходимымъ сосредоточить изученіе главнѣйшимъ образомъ на психо-физическихъ особенностяхъ. При этомъ онъ въ общихъ чертахъ излагаетъ свои воззрѣнія на основы человѣческой преступности.

Существованіе общества основывается на двухъ важнѣйшихъ актахъ жизни индивидуума -- его питанія и его воспроизведеніи, а прогрессъ общества обусловливается развитіемъ и усовершенствованіемъ индивидуальныхъ интеллектовъ. Поэтому и жизнь общества, и жизнь индивидуума находятся въ интимной связи съ функціонированіемъ органовъ, обезпечивающихъ питаніе, воспроизведеніе и умственные процессы послѣдняго. Обѣ эти жизни суть выраженія указанныхъ трехъ органическихъ необходимостей и каждое дѣйствіе индивидуума, а равно и каждое проявленіе общества могутъ быть сведены къ стремленію или дѣйствительному ихъ функціональному удовлетворенію. Основная потребность -- это питаніе; воспроизведеніе же вытекаетъ изъ нея какъ бы ея слѣдствіемъ. Умственная дѣятельность представляется послѣдней.

Большая часть жизни человѣка, а слѣдовательно и общества, поглощается дѣятельностью, направленною къ удовлетворенію двухъ первыхъ потребностей. Системы органовъ, служащія для этого, у различныхъ людей могутъ быть развиты различно и по преобладанію той или другой изъ нихъ какъ отдѣльные люди, такъ и общественные даже слои могутъ быть подраздѣлены на желудочныя, половыя и интеллектуальныя.

Неудовлетворенная функція порождаетъ въ нервныхъ центрахъ, завѣдующихъ соотвѣтствующими органами, состояніе напряженія. Послѣднее, если разсматривать явленіе съ объективной стороны, дѣлаетъ послѣдующій разрядъ болѣе сильнымъ и самопроизвольнымъ, а въ субъективномъ отношеніи порождаетъ цѣлыя гаммы чувствованій, начиная отъ неопредѣленно-непріятнаго ощущенія до сильнѣйшей боли, которая затемняетъ сознаніе.

Напротивъ, функціональное удовлетвореніе влечетъ за собою инерцію соотвѣтствующихъ нервныхъ центровъ и порождаетъ въ субъективномъ отношеніи цѣлую лѣстницу ощущеній, начиная отъ ощущенія простого благополучія до ощущенія восхитительнѣйшихъ наслажденій.

Напряженіе въ высшихъ и низшихъ нервныхъ центрахъ, вызываемое неудовлетворенностью соотвѣтствующей функціи, можетъ достигать степени эретизма и требовать тогда разряженія роковымъ образомъ. Влеченія, зарождающіяся изъ такихъ напряженій, могутъ локализироваться въ высшихъ нервныхъ центрахъ на томъ или другомъ индивидуумѣ, идеѣ, странномъ капризѣ и т. д. Подобныя локализаціи будутъ маскировать первоначальный характеръ раздраженія, не измѣняя его по существу.

Наслѣдственность при этомъ играетъ чрезвычайно важную роль. Всѣ состоянія оставляютъ въ нервной системѣ слѣды, которые, подвергаясь различнымъ наслѣдственнымъ трансформаціямъ, придаютъ нѣкоторымъ актамъ нѣкоторыхъ лицъ ихъ странный характеръ.

Наслѣдственность ослабляетъ элементъ сознательности въ дѣйствіяхъ ослабляетъ задерживающія вліянія, препятствуетъ иродіаціи съ однихъ центровъ на другіе, сосѣдніе съ ними, и способствуетъ машинальному разряженію и развитію того, что называютъ маніями съ ихъ импульсивныхъ и одержательнымъ характеромъ.

Исходя изъ приведенныхъ положеній, докладчикъ разсматриваетъ преступленіе какъ явленіе, по самому его существу біологическое, въ которомъ проявляются болѣзненныя или по меньшей мѣрѣ анормальныя уклоненія въ одномъ изъ названныхъ психо-физическихъ факторовъ.

-----

Въ преніяхъ, завязавшихся по вопросу, нѣкоторые ораторы значительно ослабляли вліяніе органическаго фактора и выдвигали на первый планъ вліяніе среды, благодаря которому, по ихъ мнѣнію, и вырабатываются часто наблюдаемые признаки вырожденія. Такъ, наприм., д-ръ Motet подраздѣлялъ наблюдавшихся имъ малолѣтнихъ преступниковъ на случайныхъ, инстинктивныхъ и слабоумныхъ. Послѣднихъ онъ относилъ въ душевной патологіи. Въ субъектахъ же второй группы, характеризующихся, между прочимъ, полнымъ отсутствіемъ даже намековъ на нравственное чувство, д-ръ Motet видѣлъ продукты дурного воспитанія, дурныхъ примѣровъ въ семьѣ и вообще дурной нравственной гигіены.

Въ свою очередь проф. Lacasagne, сдѣлавшій особое сообщеніе, выдвинулъ на первый планъ вліяніе соціальнаго фактора. Душевно-разстроенныхъ и вырождающихся, совершающихъ преступленія, онъ выдѣлилъ въ особую группу, а остальныхъ разсматривалъ какъ продукты неуравновѣшеннаго развитія съ чрезмѣрнымъ преобладаніемъ дурныхъ инстинктовъ,-- развитія, являющагося слѣдствіемъ соціальныхъ причинъ. Основой инстинктивной неуравновѣшенности проф. Lacasagne считалъ неуравновѣшенность органическую въ развитіи различныхъ частей мозга, имѣющихъ и особыя функціи.

Не имѣя возможности останавливаться долѣе на преніяхъ по вопросу о существованіи особаго преступнаго типа, отмѣчу только одинъ происшедшій во время нихъ инцидентъ, вызвавшій не мало смѣха и породившій общую веселость.

Д-ръ Cuylite, рѣшительный противникъ доклада проф. Daüemagne, въ подтвержденіе своихъ взглядовъ, представилъ членамъ конгресса фотографію одного честнаго и потому не подвергавшагося осужденіямъ лица, которое, тѣмъ не менѣе, представляло всѣ типическіе признаки прирожденнаго преступника, указанные Lombroso.

При тщательномъ разсмотрѣніи карточки, проф. Warnots заявилъ, что представленная фотографія принадлежитъ, повидимому, лицу, которое онъ имѣлъ случай изслѣдовать. Это преступникъ рецидивистъ, насчитывающій до 50 осужденій; послѣднее изъ нихъ на 15 лѣтъ тюрьмы.

Понятно, какъ должно было подѣйствовать подобное заявленіе на оратора а на всю аудиторію. Впослѣдствіи по справкѣ оказалось, однако, что Warnots нѣсколько ошибся и что фотографированный имѣлъ не 50, а только 8 осужденій за квалифицированныя кражи, обманъ довѣрія и пр.

Дмитрій Дриль.

(Окончаніе слѣдуетъ).

"Русская Мысль", кн.II, 1893