Сухово-Кобылин Александр Васильевич - "Картины прошедшего" ... "Свадьба Кречинского" ... "Дело" ... "Смерть Тарелкина"

"Картины прошедшаго" А. Сухово-Кобылина. "Свадьба Кречинскаго," комедія въ 3-хъ дѣйств. "Дѣло", драма въ 5-ти дѣйств. "Смерть Тарелкина", комедія-шутка въ 3-хъ дѣйств. Москва. 1869.

Печальная участь постигаетъ тѣхъ писателей, которые ради шутки желаютъ побаловаться литературою и являются въ ней, какъ диллетанты, съ своимъ первымъ скороспѣлымъ произведеніемъ, которое на первый разъ имѣетъ нѣкоторый успѣхъ въ публикѣ. Этотъ случайный успѣхъ "писателя ради шутки" очень часто ставитъ его въ ложное положеніе; безъ таланта и призванія онъ принимается писать уже не "для шутки," а для "славы." Не одаренный творческою силою, онъ начинаетъ подражать самому себѣ, т. е. своему первому произведенію, и изъ законченной повѣсти или комедіи выжимаетъ новый сокъ, продолжаетъ ихъ безъ всякой причины и въ концѣ концовъ доказываетъ свою полнѣйшую несостоятельность: шутка оканчивается безобразіемъ или невозможною нелѣпостью.

Къ разряду такихъ случайныхъ, непризнанныхъ авторовъ принадлежитъ. но нашему мнѣнію, авторъ книги "Картины прошедшаго." Въ 1855 году появилось его первое произведеніе "Свадьба Кречинскаго," написанное, по замѣчанію самаго г. Сухово-Кобылина, "ради шутки." Комедія эта не имѣя художественнаго значенія, имѣла однако успѣхъ на нашей сценѣ. Ея анекдотическій характеръ до нѣкоторой степени скрадывался живостью и бойкостью нѣкоторыхъ сценъ пьесы и типичностью физіономій Кречинскаго и въ особенности Расплюева. Говорить много о "Свадьбѣ Кречинскаго" мы не станемъ, потому что большинству, вѣроятно, хорошо извѣстны содержаніе и условныя достоинства этой комедіи. Московскій анекдотъ, разыгранный въ Москвѣ, понравился Москвѣ, а потомъ и Петербургу, который съ тѣмъ же одобреніемъ смотрѣлъ пѣшія и конныя драматическія представленія гг. Дьяченки, Манна и автора "Новгородцевъ въ Ревелѣ."

Г. Сухово-Кобылинъ оказалъ бы самому себѣ большую услугу, если бы свою авторскую дѣятельность ограничилъ одною "Свадьбой Кречинскаго," но, увы! авторская стезя слишкомъ заманчива, хотя для этой стези одни добрыя намѣренія -- плохое подспорье. Доказательствомъ тому служитъ новая книга г. Сухово-Кобылина: "Картины прошедшаго," состоящая изъ трехъ пьесъ и множества посвященій, предисловій, послѣсловій, и курьезныхъ примѣчаній.

Мы видимъ теперь, что г. Сухово Кобылинъ задумалъ изъ своего перваго произведенія соорудить нѣчто въ родѣ вавилонскаго столпотворенія. Надъ "Свадьбой Кречинскаго" онъ возвели, цѣлую пятиэтажную драму "Дѣло," которая служитъ продолженіемъ первой пьесы, а надъ "Дѣломъ построилъ еще трехъ-ярусныя антресоли подъ названіемъ комедіи-шутки "Смерть Тарелкппа." Въ свою очередь эта шутка-комедія есть продолженіе "Дѣла," такъ какъ изъ послѣдняго произведенія видно, что Тарелкинъ не умеръ, то есть надежда, что вавилонская постройка г. Сухово-Кобылина можетъ подняться и еще на нѣсколько этажей выше.

Всѣ эти пьесы связаны между собой очень немудреной интригой и самыми ветхими драматическими веревочками. Несмотря на то, что "Свадьба Кречинскаго" закончена очень цѣльно и анекдотъ о неудавшейся спекуляціи Кречинскаго доведенъ до конца. "Дѣло" является самымъ неудачнымъ продолженіемъ первой комедіи. Въ "Дѣлѣ" нѣтъ никакой драмы, нѣтъ живыхъ положеній и сценъ, нѣтъ дѣйствія и дѣйствующихъ лицъ, въ сценическомъ значеніи этого слова. Передъ нами пятиактвое слѣдствіе о бриліантовой булавкѣ, взятой Кречпискимъ у дочери Муромскаго. Самъ Кречинскій въ сторонѣ; преслѣдуется только Лидочка, какъ участница его плутовства и будто бы находящаяся съ нимъ въ любовной связи. Взятки и грабежъ чиновниковь раззорили отца Лидочки и, измученный пятилѣтнимъ слѣдствіемъ, ограбленный, старикъ Муромскій наконецъ умираетъ. Интрига, какъ видите, неловкая и мало правдоподобная. Всѣ пять актовъ заняты слѣдствіемъ и объясненіями Муромскаго съ большими и малыми властями. Муромскій, отдавъ двумъ, вицмундиристамъ Варравину и Тарелкину послѣднія собранныя имъ 25 тысячъ для того, чтобъ его дочь не приглашали "для освидѣтельствованія во врачебную управу14 (?!), оканчиваетъ свое существованіе за сценой, а Нелькинъ оканчиваетъ на сценѣ драму такимъ шекеннро-гостинодворскимъ монологомъ:

"Боже мой! (ударивъ себя въ грудъ) Сердце пустое -- зачѣмъ ты бьешься?!.. Что отъ тебя толку -- праздный маятникъ? качаешься ты безъ пользы и безъ цѣли? Простой мужикъ полезенъ и высокъ, а я?!.. Месть! Великую месть всякой обидѣ, всякому беззаконію затаю я въ сердцѣ!.. Нѣтъ, не затаю, а выскажу ее всему православному міру! На ея угольяхъ (?) накалю я клеймо и влеплю его прямо въ лобъ всякому беззаконію."

Таково содержаніе "Дѣла." Что же касается до другой еще надстройки, до смерти Тарелкина," то нѣтъ никакой возможности передать ея содержаніе, такъ безсвязно-ерундлива эта пьеса. Въ ней появляются два лица изъ "Дѣла" -- Варравинъ и Тарелкинъ, которые Богъ вѣсть для чего преслѣдуютъ другъ друга, переряжаются и являются съ другими именами и физіономіями. Тарелкинъ выдаетъ себя за умершаго и попадается. Опять начинается длинное, несвязное слѣдствіе, гдѣ въ качествѣ слѣдователя и исправляющаго должность квартальнаго надзирателя является нашъ старый знакомецъ Расплюевъ. Но онъ нашъ знакомецъ только по имени, потому что вовсе не сохраняетъ въ себѣ типическихъ и характерныхъ чертъ прежняго Расплюева, знакомаго намъ по "Свадьбѣ Кречинскаго" Вообще нужно замѣтить. что между этой пьесой и другими двумя, къ ней придѣланными, существуетъ поразительное несходство: почти невозможно вѣрить, что онѣ писаны, однимъ и тѣмъ же авторомъ.

Всего менѣе узнаваемъ авторъ "Свадьбы Кречинскаго" по различнымъ предисловіямъ и послѣсловіямъ, которыми наполнена его книга.

Въ этихъ послѣсловіяхъ г. Сухово-Кобылинъ отрицаетъ всякую критику, -- и онъ совершенно правъ. Только одни "литературныя произведенія" принадлежатъ оцѣнкѣ критики. Насколько "литературенъ" вышеозначенный авторъ, читатель увидитъ сейчасъ изъ двухъ приведенныхъ отрывковъ изъ его предисловій съ полнѣйшимъ сохраненіемъ правописанія г. Сухово-Кобылина. Полюбуйтесь же, читатели:

"Предлагаемая здѣсь публикѣ піеса, "Дѣло" не есть, какъ нѣкогда говорилось, Плодъ Досуга, ниже, какъ нынѣ дѣлается Подѣлка (?) литературнаго ремесла (?!), а есть въ полной дѣйствительности сущее и изъ самой реальнѣйшей жизни съ кровью вырванное дѣло. Если бы кто-либо -- я не говорю о классѣ литераторовъ, который мнѣ чуждъ (еще бы!) также, какъ и остальные четырнадцать, (?!) но если бы кто-либо изъ уважаемыхъ мною личностей усомнился въ дѣйствительности а тѣмъ паче, въ возможности описываемыхъ много событій, то я объявляю, что я имѣю подъ рукой факты довольно яркихъ колеровъ, чтобы увѣрить всякое невѣріе, что я ничего не выдумали, и несбыточнаго не соплелъ. Остальное для меня равнодушно (!) (Литературно сказано, нечего сказать!). Объ литературной, такъ называемой, расцѣнкѣ этой Драмы я, разумѣется, и не думаю; а если какой нибудь Добросовѣстный изъ цеха критиковъ и приступилъ бы къ ней съ своимъ казеннымъ аршиномъи клеймеными вѣсами, то едва ли такой оффиціалъ Вѣдомства Литературы и журнальныхъ Дѣлъ можетъ составить себѣ понятіе о томъ равнодушіи, съ которымъ и посмотрю на его судъ Пора и этому суду стать публичнымъ (?|) (Авторъ такъ зарапортовывается, что забываетъ, что судъ критики -- судъ публичный, а не келейный). Пора, пора публики самой въ тайнѣ своихъ собственныхъ ощущеній и въ движеніяхъ своего собственнаго нутра искать судъ тому, что на сценѣ хорошо и что дурно"... Затѣмъ почтенный ненавистникъ критики заявляетъ, что Кречинскій уже семь лѣтъ "правитъ службу на русской сценѣ" и благодаритъ публику за лестный для него приговоръ, доказывающій "ея зачинающуюся самостоятельность". Затѣмъ подпись: 1868 г. Кобылинка.

О, суровый обитатель Кобылинки! Критика безмолвствуетъ, читая ваше удивительное предисловіе. Пусть его оцѣнитъ публика "движеніями собственнаго нутра" и рѣшить, насколько оно литературно и... грамотно. Критика безмолвствуетъ и складываетъ свой казенный аршинъ передъ вашими послѣдними произведеніями, написанными какимъ-то рыночнымъ стилемъ грамотѣевъ Сѣнной площади.

Что же касается до одного мѣста въ другомъ послѣсловіи г. Сухово-Кобылица, то оно до такой степени кабалистически-туманно, что его не разгадаетъ ни критика, ни публика, въ самостоятельное мнѣніе и проницательность которой вѣритъ самъ авторъ Онъ кабалистически восклицаетъ:

"Дѣятельность моя перешла въ другія, высшія сферы, гдѣ, какъ и въ высшихъ слояхъ атмосферы, больше благодѣтельной для духа Тишины и свободы.

"Однако издавая въ спѣтъ мои драматическіе опыты, мнѣ хотѣлось, (слушайте!!) даже въ смыслѣ аффирмаціи, (?) удержать за ними столько "Дѣйствительности и Діалектикѣ любезное число Три" (?!?).

Поняли вы что нибудь? Понять можно только одно, что г. Сухово-Кфбылинъ туманныя трущобы литературы бросилъ для высшихъ сферъ мистицизма и кабалистики, а двѣ новый его пьесы написаны имъ лишь съ цѣлью удержать за собою кабалистическое и "любезное" число три!... Гдѣ ты, Мартынъ Задека!..

Счастливаго пути желаемъ г. Сухово-Кобылину въ высшихъ областяхъ "безпечальнаго созерцанія!" Разумѣется, если дѣло дошло до кабалистическихъ цифръ, то и критика и публика должна снисходительно читать и "Дѣло" и "Смерть Тарелкина", которыя написаны также мастерски, какъ и вышеприведенные отрывки изъ "послѣсловій" Картинъ прошедшаго. Мистикъ можетъ имѣть большія требованія, но къ нему самому мы не должны быть строги. Какъ мистику, мы должны многое извинить г. Сухово-Кобылину, хотя бы иногда онъ требовалъ даже невозможнаго не только отъ читателей, но даже отъ тѣхъ актеровъ, которымъ придется являться въ его пьесахъ. Онъ не только протестуетъ противъ артистовъ, которые не знаютъ ролей, но даже требуетъ отъ актера въ двойственной роли Тарелкина -- Капылова, чтобъ онъ перемѣнялъ не только выраженіе лица и очертанія его, но даже, подобно знаменитому Левасеору, и "по произволу перемѣнялъ форму своею носа..." Такимъ образомъ, напр. великорусскій носъ г. Васильева 2-го долженъ обратиться въ греческій или римскій носъ, а въ роли Тарелкина онъ долженъ явиться безъ зубовъ и уже на сценѣ вставными зубами украсить свою челюсть.

До такого совершенства игры можетъ довести развѣ одно только кабалистическое искуство и тайны глубокой магіи. Другое дѣло литература. Для созданія литературнаго произведенія недостаточно однихъ мистическихъ стремленій и галюцинацій о роковомъ числѣ три, недостаточно однихъ "движеній собственнаго нутра", въ которыя вѣритъ авторъ "Дѣла", что очень хорошо доказываетъ его книга, со всѣми ея предисловіями, "послѣсловіями" и "данностями".

Кабалистическое число "три" явилось дѣйствительно роковымъ для г. Сухово-Кобылина. Еслибы онъ остановился на одной пьесѣ, которая ему удалась, и изъ старой, оконченной пьесы не вымучивалъ мотивовъ для другихъ двухъ произведеній, не подражалъ бы самому себѣ, то его мистическія "послѣсловія" и "данности" не явились бы на свѣтъ Божій изъ Кобылинки, а это было бы, ей-богу, очень полезно для автора "Свадьбы Кречинскаго".

"Дѣло", No 8, 1869