Джекобс Уильям Уаймарк - Трое за столом

Вильям Джекобс
Трое за столом

Я только что вернулся из Китая и решил поехать в деревню пожить у своего дяди. Но, приехав к ному, я нашёл его дом заколоченным, и мне сказали, что вся семья уехала на юг Франции и должна вернуться через несколько дней. Я решил эти несколько дней пожить в гостинице.

Первый день я провёл довольно хорошо, но к вечеру почувствовал такую тоску в старой, мрачной гостинице, где я оказался единственным посетителем, что на следующее утро решил на целый день отправиться на прогулку.

Я вышел из гостиницы в прекрасном настроении. День был ясный и морозный. Местность была ровная, с частыми перелесками; по дороге иногда попадались деревни.

Увидев, что зашёл слишком далеко, я свернул на просёлочную дорогу, собираясь пройти обратно другим путём. По обе стороны этой дороги отходили тропинки, но, когда я сворачивал на них, они приводили меня в открытые луга и болота. Тогда я решил положиться на небольшой компас, висевший у меня на часовой цепочке, и пошёл домой напрямик, по лугам и болотам.

Когда я зашёл далеко в болото, белый туман, висевший по краям канав, начал заволакивать всё окружающее меня пространство. Но благодаря компасу я шёл всё вперёд и вперёд, спотыкаясь по кочкам и попадая в замёрзшие канавы. Вдруг быстро начало темнеть, я я должен был сознаться самому себе, что заблудился.

Компас был для меня теперь бесполезен. Я бесцельно шёл, не зная куда, и изредка громко кричал, чтобы обратить на себя внимание случайного пастуха или фермера. Наконец, счастье улыбнулось мне: я почувствовал под ногами твёрдую почву. Это была дорога, и вскоре я услышал впереди себя чьи-то шаги.

Когда человек, который шёл мне навстречу, поравнялся со мной, я увидел, что это был фермер. Он вывел меня на широкую дорогу и дал подробные указания, как дойти до ближайшей деревни, находившейся приблизительно в трёх милях.

Я чувствовал себя настолько усталым, что три мили показались бы мне теперь за десять. Заметив в стороне от дороги слабый свет в окне какого-то дома, я указал на этот свет незнакомцу. Незнакомец слегка вздрогнул -- так мне показалось -- и с беспокойством огляделся вокруг.

-- Я не советую вам ходить туда, -- быстро сказал он.

-- Почему? -- спросил я.

-- Там что-то есть... -- нерешительно начал он. -- Я не могу сказать, что именно, но в этом доме когда-то жил содержатель игорного притона, и с тех пор о нём идёт дурная слава. Одни говорят, что около дома бродит помешанный; другие утверждают, что это не человек, а зверь. Но что бы там ни было, я советую вам подальше держаться от этого дома.

-- Я советую вам подальше держаться от этого дома.

-- В таком случае я пойду этой дорогой, -- сказал я. -- Покойной ночи!

Я направился по дороге, которую он мне указал. Но скоро эта дорога разделилась на три, и я не мог решить, которую из трёх я должен выбрать. К тому же я порядочно замёрз и чувствовал себя страшно усталым. И потому, хотя не без колебаний, я повернул обратно и направился к дому, стоявшему в стороне от дороги.

В доме было темно и тихо. Я уже пожалел о своей храбрости, но делать было нечего. Я поднял палку и постучал ею в дверь.

Подождав минуты две, я постучал ещё раз. Внезапно дверь распахнулась. Передо мной стояла высокая худая старуха со свечой в руке.

-- Что вам надо? -- спросила она грубым голосом.

-- Я заблудился, -- мягко сказал я, -- и хочу просить вас показать мне дорогу на Ашвиль.

-- Не знаю, -- сказала старуха.

Она уже хотела захлопнуть дверь, как вдруг из комнаты вышел старик, высокого роста, широкоплечий, и подошёл к нам.

-- До Ашвиля отсюда пятнадцать миль, -- сказал он.

-- В таком случае вы, может быть, покажете мне дорогу в ближайшую деревню? Я буду вам очень благодарен, -- сказал я.

Старик, не отвечая на мои слова, обменялся со старухой быстрым, почти незаметным взглядом. Она слегка покачала головой.

-- Ближайшая деревня находится в трёх милях отсюда, -- сказал старик, поворачиваясь ко мне и явно стараясь смягчить грубый от природы голос, -- но если вы не откажете мне в удовольствии познакомиться с вами, я могу предложить вам заночевать у нас.

Я не знал, как быть. Старик и старуха, действительно, показались мне очень странными.

-- Вы очень любезны, -- пробормотал я нерешительно, -- но...

-- Заходите, заходите. -- перебил меня старик. -- Закройте дверь, Эн.

Не успел я опомниться, как уже стоял в коридоре, а старуха, что-то бормоча себе под нос, захлопнула за мной дверь. С тревожным чувством на душе, что попал в ловушку, я последовал за стариком в комнату и, усевшись на предложенный мне стул, начал отогревать у камина озябшие руки.

-- Скоро подадут обед, -- сказал старик, пристально всматриваясь в меня. -- Но извините меня... на минутку...

Я кивнул головой, и он вышел из комнаты. Через минуту до меня донёсся какой-то разговор. Сперва голос старика, потом старухи, затем, как мне показалось, ещё чей-то голос. Но не успел я как следует осмотреться, как старик вернулся и взглянул на меня тем же странным взглядом, какой я подметил у него раньше.

-- Мы будем обедать втроём, -- сказал он, обращаясь ко мне. -- Мы с вами, и ещё мой сын.

Я опять кивнул головой, подумав про себя: "Не дай бог, если и у сына такой взгляд..."

-- Я думаю, вы ничего не будете иметь против того, что мы будем обедать в темноте? -- каким-то странным голосом сказал старик.

-- Пожалуйста, -- отвечал я, стараясь, насколько возможно, скрыть своё удивление, -- но мне кажется, что я помешал вам. Если позволите...

Но он не дал мне договорить и замахал своими длинными, худыми руками.

-- Нет, раз вы уже к нам попали, то вы так не отделаетесь, -- сказал он с сухим смехом. -- У нас редко кто бывает, и мы не позволим вам уйти. У моего сына -- больные глаза. Он не выносит света. Ах, это вы, Эн?

В комнату вошла старуха и, как-то странно взглянув на меня, начала накрывать на стол, в то время как старик, усевшись с другой стороны камина, молча смотрел в огонь. Накрыв стол, старуха принесла на блюде какую-то птицу, уже нарезанную кусками, и, подставив три стула к столу, вышла из комнаты. Старик, казалось, одну минуту колебался; затем, встав со стула, поставил высокую ширму перед камином и медленно, как бы нехотя, погасил свечи.

-- Праздник слепца, -- сказал он с неловкой потугой на шутку.

Кто-то вошёл в комнату медленными, неверными шагами, прошёл к столу, уселся на стул, и затем какой-то удивительно странный голос нарушил молчание, становившееся невыносимым.

-- Кажется, очень холодная ночь? -- донеслось до меня.

Я ответил утвердительно и, не считаясь с такой крайне необычной обстановкой, принялся за еду, так как был страшно голоден. В темноте было очень неудобно есть, и, судя по звукам, исходившим от моих невидимых компаньонов, я приходил к заключению, что они тоже не привыкли обедать в такой обстановке.

-- Вы, как видно, чужой человек в этой местности? -- опять услышал я вопрос, произнесённый всё тем же странным голосом.

Снова я ответил утвердительно, добавив, что мне ещё повезло, поскольку я случайно попал на такой прекрасный обед.

-- Вот именно "случайно", -- как-то глухо отозвался голос. -- А ты, отец, видно, совсем забыл о вине?

-- Ах, да, -- сказал старик, вставая из-за стола. -- Ведь я к этому дню припас две бутылки "Знаменитого".

Он осторожно прошёл к двери и, закрыв её за собой, оставил меня одного с невидимым соседом. Было что-то настолько странное во всём этом, что во мне зашевелилось чувство страха.

Мне показалось, что старик ходил слишком долго. Я слышал, как сын, сидевший напротив, положил свою вилку, и мне вдруг представилось, что я вижу в темноте пару дико горящих, как у кошки, глаз, впивавшихся в меня.

С чувством всё нараставшего ужаса я вдруг вскочил, резко отодвинув стул. Стул зацепился за ковёр, и, когда я хотел отцепить его, стоявшая у камина ширма с грохотом упала на пол. При дрожащем пламени камина, внезапно осветившем комнату, я увидел лицо сидевшего напротив человека. Стул выскользнул у меня из рук, и я, затаив дыхание, глядел на него, крепко сжав кулаки. Человек или зверь -- кто это? Пламя вдруг вспыхнуло и погасло, и при красном отражении света лицо сидевшего передо мной создания казалось ещё более дьявольским, чем раньше.

Несколько минут смотрел я на него в ужасе, не отрывая глаз. Затем отварилась дверь, и в комнату вошёл старик. Он отшатнулся назад, увидев свет в комнате, потом подошёл к столу и машинально поставил на него пару бутылок.

-- Извините меня, -- сказал я, набравшись духу с его приходом, -- я случайно задел и повалил ширму. Разрешите мне поставить её на место?

-- Теперь уже не надо, -- мягко сказал старик. -- Мы уже достаточно посидели в темноте. Сейчас у нас будет свет.

Он чиркнул спичкой и зажёг свечи. И тут я увидел, что у человека, сидевшего напротив, вместо лица была какая-то зияющая дыра, страшная волчья морда, в которой ещё блестел один непотухший глаз -- всё, что осталось от человеческого лица. Слабая догадка мелькнула у меня в голове...

-- Мой сын тяжело пострадал во время пожара, -- сказал старик. -- С тех пор мы живём уединённой жизнью. Когда вы постучали сегодня, мы... -- его голос дрогнул, -- это мой сын...

-- Я думал, -- сказал сын просто, -- что мне лучше не показываться к столу. Но, знаете, такой случай -- сегодня день моего рождения, -- и отец не хотел и слышать, чтобы мы обедали одни. Поэтому мы прибегли к этому глупому средству -- обедать в темноте. Я глубоко сожалею, что испугал вас.

-- И я глубоко сожалею, -- сказал я, протягивая руку через стол и пожимая руку несчастному, -- что я оказался таким глупцом. Но я испугался только потому, что было темно.

-- К нам никто не заходит, -- как бы оправдываясь, сказал старик, -- и мы сегодня не могли устоять перед соблазном пригласить вас к себе на обед. Да и притом вам некуда было идти.

-- И я страшно рад, что попал к вам, -- сказал я.

-- Вот и хорошо, -- весело заговорил хозяин. -- Теперь, познакомившись друг с другом, давайте пододвинем наши стулья к камину и отпразднуем день рождения моего сына.

Он придвинул небольшой столик к камину, поставил на него бокалы и коробку сигар. Затем, пододвинув ещё стул для старухи-служанки, он и её пригласил к столу. В оживлённой, задушевной беседе время пролетело незаметно, и мы с трудом поверили своим ушам, когда часы в соседней комнате пробили двенадцать.

-- Последний тост перед отходом ко сну, -- сказал хозяин, бросая окурок сигары в огонь, и повернулся к столику с бокалами.

Мы уже провозгласили несколько тостов раньше, но на этот раз какое-то особенное величие было в лице старика, когда он поднял свой бокал. Его высокая фигура, казалось, стала ещё выше, и его голос прозвучал гордо и горячо, когда он смотрел на своего обезображенного сына.

-- За здоровье детей, которых спас мой сын! -- сказал старик и одним залпом осушил бокал.

---------------------------------------------------------------------------------------

Источник текста: Джекобс В.В. Двойник. Рассказы / [Пер. с англ. П. Охрименко ; Рис. худож. Г. Храпака]. -- Москва: Воениздат, 1946. -- 65 с.; ил.; 15 см. -- (Библиотечка журнала "Краноармеец"; No 19 (64))