Свиньин Павел Петрович - Смоленское кладбище или встреча с русским слепцом-поэтом

СМОЛЕНСКОЕ КЛАДБИЩЕ
ИЛИ
встреча съ Рускимъ слѣпцемъ -- поэтомъ.

Въ одну изъ тѣхъ сладостныхъ минутъ, когда сердце бываетъ въ согласіи съ предметами насъ окружающими я когда физическія силы, измѣняя бренному составу -- даютъ новую жизнь мечтамъ и окрыляютъ воображеніе, въ одну изъ сихъ незабвенныхъ минутъ, бродивъ долгое время по Смоленскому кладбищу, я присѣлъ на мшистой гробницѣ Рѣдѣлъ, терялся въ воздухѣ унылой звукъ вечерняго колокола; гасли, мелькали на пышныхъ обелискахъ гордыни и признательности, лучи за катающагося солнца; воцарялась тишина мертвая на поверхности обители вѣчнаго спокойствія -- вдругъ между сводами могильными раздалось пріятное пѣніе: я усугубилъ вниманіе, и звуки становились постепенно явственнѣе, прелестнѣе. Мужественный, звонкій голосъ славилъ Творца Вседержителя, и такъ пламенно, такъ трогательно, нѣжно и согласно съ моими тогда чувствами, что я невольнымъ образомъ соединилъ мольбы свои съ гимномъ незнакомца -- и источникъ умиленныхъ слезъ облегчилъ душу мою!-- голосъ не преставалъ, -- подувшій вѣтерокъ далеко разносилъ сладкую гармонію по обширному царству смерти; я всталъ и съ нѣкоторымъ трепетомъ пошелъ искать его. Долго блуждая между безчисленными могильными буграми, нашелъ наконецъ у порога низенькой ветхой часовни стоящаго на колѣнахъ Человѣка, одеждою похожаго на инока. Казалось онъ такъ былъ преданъ молитвѣ, что не примѣчалъ меня, а я не смѣлъ прервать его. Окончавъ пѣніе и не перемѣняя положенія своего, онъ спросилъ -- "Кто тутъ и что нужно?" -- "Прости, почтенный мужъ, отвѣчалъ я, что обезпокоилъ тебя: я невольно привлеченъ сюда звуками Божественнаго пѣнія твоего." -- "Ты ошибаешься, незнакомецъ, я не священническаго званія, сказалъ онъ, а бѣдный, сирый, слѣпецъ." -- "Слѣпецъ! воскликнулъ я, слѣпецъ, а славишь Творца съ такимъ чувствомъ, съ такою, правдою, съ какими рѣдко умѣютъ величать созерцающіе Его во всемъ Его блескѣ и лучезарной славѣ?-- Бѣденъ и сиръ -- а благодаришь Бога за блага, изливаемыя единственно на избранныхъ щастливцевъ?" Отвѣты незнакомца часъ отъ часу дѣлали его для меня любопытнѣе, увеличивали мое къ нему уваженіе и усугубляли участіе въ судьбѣ его. Я узналъ, что онъ живетъ у брата -- нѣжнаго, добраго, благороднаго, и съ удовольствіемъ согласился проводить его въ ихъ хижину, находящуюся не въ дальнемъ разстояніи.

Вельможи! богачи! если хотите вы близъ пышной столицы видѣть сельскую простоту, въ кругу страстей, пороковъ и вражды -- найти благословенный миръ, семейственное щастіе и невинность золотаго вѣка, если захотите отдохнуть глазами и сердцемъ -- то приходите въ жилище Акима Воронкова, прикащика церковнаго старосты Смоленскаго кладбища. Здѣсь узнаете, что истинное щастіе состоитъ не въ почестяхъ, титлахъ и богатствѣ -- но въ познаніи Бога, теплой Вѣрѣ, чистой совѣсти и трудолюбіи, что связи родства и дружбы -- суть первыя блага на земли; узнаете Русское семейство еще незараженное отравою призраковъ свѣта, еще сохранившее во всей силѣ отпечатокъ добродѣтелей нашихъ предковъ!

Акимъ женатъ и имѣетъ трехъ прекрасныхъ дѣтей. Андрей отъ младенчества слѣпъ. Акимъ наслаждается здоровьемъ, неоцѣненнымъ щастіемъ супруга, отца. Всевышній даровалъ въ удѣлъ слѣпца несравненные таланты! прелестный голосъ, удивительную память, пламенное воображеніе и творческій духъ поэта.

Въ длинные осенніе и зимніе вечера, когда Акимъ возвращается съ дневной работы, обезпечивъ трудами своими благосостояніе родныхъ своихъ и милыхъ, а Андрей приходитъ изъ церкви отъ вечерни, гдѣ поетъ онъ на крылосѣ и управляетъ службою, когда сядутъ всѣ за длинный столъ, за кипящій самоваръ, то Андрей съ плѣнительнымъ краснорѣчіемъ начинаетъ повѣствовать какой нибудь случай изъ Священнаго Писанія. Я слышалъ, какъ раскалывалъ онъ фараоново наказаніе и желалъ бы передать на бумагу піитическую картину слѣпца-живописца, картину той грозной ночи, когда Царь Египетскій, съ безчисленнымъ воинствомъ, въ волнахъ бурнаго моря -- нашелъ смерть за ослушаніе Творцу вселенной, желалъ бы, чтобъ Шебуевъ или Егоровъ {Отличные живописцы наши.} послушали Воронкова, и съ подобною правдою, богатствомъ кисть ихъ изобразила сей хаосъ, сіе движеніе на днѣ морскомъ, представила Эѳіоповъ съ яростію въ глазахъ и остервененіемъ въ сердцѣ -- стремящихся на преслѣдованіе народа Божіяго, или поспѣшающихъ возвратиться при видѣ пѣнящихся водъ, изъдалече бѣгущихъ поглотить ихъ; гнѣвъ, отчаяніе во взорахъ гордаго фараона, рыскающаго посреди полчищъ своихъ на златой колесницѣ; спокойствіе и благородное величіе на лучезарномъ лицѣ и въ поступи Божественнаго Предводителя Израильтянъ -- вдохновеннаго Моисея, смиренно шествующаго съ свѣтлымъ жезломъ въ толпѣ безчисленнаго народа. Слѣпецъ далъ бы имъ идею о небесныхъ краскахъ, дабы составить столпъ у освѣщавшій путь однимъ и покрывающій непроницаемымъ мракомъ другихъ; онъ далъ бы имъ краски, дабы изобразишь райское полчище Херувимовъ, ограждавшихъ дивный столпъ сей.... Но въ минуту удовольствія и вниманія моего -- вдругъ пораженъ я былъ горестною и, можешь быть, странною мыслію; вообразилъ -- не такъ ли предки наши провождали долгіе вечера свои: не бывъ знакомы съ твореніями древнихъ и новыхъ философовъ, твореніями пріятными, остроумными, но большею частію произведенными страстями и обстоятельствами -- они занимались единственно чтеніемъ и толкованіемъ книгъ Священнаго Писанія. Изъ нихъ почерпали они правила и долгъ человѣка и гражданина, научались судишь, говорить и дѣлать праведно, по чести и совѣсти; изъ нихъ извлекали они тѣ великія истины, коими дышутъ письмена Ветхаго и Новаго Завѣта; въ нихъ видѣли они исторію свѣта и человѣка!-- Сдѣлалъ ли Петръ Великій, вопрошалъ я себя, добро Россіи, познакомивъ насъ съ Европейскимъ просвѣщеніемъ?-- Конечно сдѣлалъ, но мы умѣли, какъ и прочіе, выгоды и цѣль просвѣщенія превратить въ забавы: превратишь нравственныя театральныя представленія въ пріятныя зрѣлища, употребишь умѣніе свободно писать въ обязанность провозглашать похвалы сильнымъ и случайнымъ, извинять человѣческія слабости и èmpaсши, предаваться пустымъ, соблазнительнымъ умствованіямъ!-- Мы увидѣли пороки и заблужденія чужеземцевъ, не для того чтобъ чуждаться ими, страшиться ихъ -- но чтобъ безстыдно подражать и гордиться оными ..... (Удались, оставь меня, печальная мысль: станемъ надѣяться, станемъ стремиться быть лучшими вашихъ непросвѣщенныхъ предковъ и обратимся къ доброму семейству.)

Иногда, какъ щастливая чета займётся вечеромъ какимъ нибудь домашнимъ рукодѣліемъ, Андреи, какъ вдохновенный Бардъ поетъ имъ гимны своего творенія. Я слышалъ его поющимъ -- и былъ восхищенъ гармоніею, мыслями, выраженіями! насилу упросилъ я его продиктовать мнѣ два слѣдующіе гимна, дабы познакомить соотечественниковъ съ талантомъ природнаго Поэта:

I.
Гимнъ Слѣпца.

Природы я не созерцаю

Величественнѣйшихъ красотъ,

И время жизни провождаю,

Какъ въ мрачный заключенный сводъ.

* * *

Не зрю картины Свѣта лестной,

Но на предѣлъ сей не ропщу:

Я Вѣры внемлю гласъ небесной --

И въ немъ ошрады лишь ищу"

* * *

Есть Богъ, нещасгній окончанье,

Такъ разумъ мои вѣщаетъ мнѣ:

Твое не тщетно упованье --

Награду въ Небѣ дастъ тебѣ.

* * *

Его недремлющее Око

Въ единый взоръ объемлетъ все:

Онъ зритъ и ада дно глубоко,

Какъ тѣнь слѣдящу видитъ кто;

* * *

Даетъ судебъ опредѣленье

Единой мудростью своей, Твое

Онъ видитъ злоключенье,

Твое страданье въ жизни сей.

* * *

Числомъ и мѣрой полагаетъ

Навѣки каждому предѣлъ,

Никто напрасно не страдаетъ,

Лишь месть пріемлетъ своихъ дѣлъ.

* * *

О Ты! сидящій на престолѣ,

Свѣтлѣйшій зримыхъ всѣхъ свѣтилъ,

Твоей покорствуюсь я волѣ,

Единый, вѣчный Боже силъ!--

* * *

Я мню, что ты кого караешь

Не съ тѣмъ, что хочешь зла тому;

Но лишь премудро исправляешь,

Порокъ познать свои давъ ему.

* * *

Такъ я всечасно вображаю,

Что жребіи сей мнѣ данъ Тобой,

Его блаженствомъ почитаю,

Коль сей спасешь меня судьбой.

* * *

Сокрывши зрѣніе тѣлесно,

Сокрылъ и страстну сердцу лесть;

Пусть сладость міра мнѣ безвѣстна,

И слава вся его и честь;

* * *

Но Ты, Творецъ, лишь будь со мною,

И бремя легко несть съ Тобой:

Щастливъ когда смиренъ тобою

И благъ законъ мнѣ будетъ Твой.

* * *

Надежду тверду полагаю

Въ Небесномъ Царствѣ зрѣть тебя;

Ты правосуденъ -- уповаю

И мзду воздашь достойну мнѣ.

II.
Къ новому 1818 году.

Акростихъ на слова: благослови вѣнецъ лѣта благости твоея, Господи.

Бѣжитъ, паря на колесницѣ,

Летящій съ неба новый годъ,

А съ нимъ небесъ, свѣтилъ царицы

Готовъ въ поля лазурны входъ....

* * *

Одеждъ его лишь мракъ коснулся,

Съ угрюмымъ въ бездну палъ челомъ,

Лучь свѣта зрю, Морфей проснулся

Отъ ложа съ маковымъ вѣнкомъ.

* * *

Въ златой каймѣ Востокъ алѣлся

И свѣтлымъ пурпуромъ блисталъ:

Въ срединѣ тронъ царицы рдѣлся,

Янтарны вкругъ огни бросалъ.

* * *

Надъ нимъ все небо пламенѣетъ --

Его изпещрено огнёмъ;

Царицы въ слѣдъ отрада вееть

Лазурь и золото кругомъ!--

* * *

Ея стопамъ заря готовитъ

Тропу на пышный славы тронъ;

А радуга колонны строитъ,

Бросая блескъ со всѣхъ сторонъ.

* * *

Лишь кончились приготовленья --

Адама древнѣе грядетъ,

Грядетъ вселенной вожделѣнье

Отъ трона смертнымъ дати свѣтъ.

* * *

Сидя во огненной порфирѣ

Течетъ, гора по небесамъ,

И жизнь даетъ повсюду въ мірѣ --

Тепломъ -- и сушѣ и морямъ.

* * *

Въ немъ благость зрится безпримѣрна

О васъ пекущася Отца.

Его любя не лицемѣрно,

Явимъ предъ Нимъ, какъ свѣтъ, сердца.

* * *

Годъ новой паки начиная,

Отъ устъ хвалу Творцу возшлёмъ.

Смиренно длани простирая,

Предъ нимъ молясъ, токъ слёзъ прольемъ.

* * *

О! благости Податель, Боже,

Да скажетъ нынѣ всякъ изъ насъ:

Изъ нѣдръ земли плоды умножи,

Рабовъ внемли, Владыко! гласъ.

Послѣднее стихотвореніе, кромѣ изобилія и изящества мыслей, содержитъ еще новое достоинство для слѣпца-поэта -- преодолѣніе затрудненій акростиха.

-----

Бываетъ не рѣдко, что Акимъ по вечерамъ беретъ перо и пишетъ по диктанту слѣпца: такимъ образомѣ Андрей сочинилъ четыре проповѣди: 1) на день Ильи Пророка, 2) на Рождество Богородицы, 3) въ Память Алексѣя Божіяго, человѣка, и 4) на празникъ Преображенія Господня. Онѣ были одобрены и говорены проповѣдниками въ церквахъ. Кромѣ сего Андрей сочинилъ канонъ Воскресной, канонъ Мученику Андрею со всею принадлежностію для службы, также службу на день Симеона Дивногорца и нѣсколько замысловатыхъ романическихъ произведеній. Наконецъ божественныя слова Святаго Іоанна Дамаскина: "Воздамъ Господеви о сихъ яже воздаде, намъ, насъ бо ради Богъ вочеловѣцехъ, за истлѣвшее естество слово плоть, бысть и вселися въ мы; къ неблагодарнымъ благодѣтель; къ плѣннымъ, свободитель; коиже во тмѣ спящемъ солнце правды, на крестѣ безстрастный; въ адѣ свѣтъ, въ гробѣ животъ; воскресеніе падшимъ ради," и проч. такъ поразили и плѣнили воображеніе слѣпца поэта, что онъ составилъ изъ нихъ планъ для обширной Поэмы -- Возвращенный рай, для Поэмы чрезвычайно трудной и посодержанію своему и по соперничеству. Андрей находитъ Мильтоново твореніе недостаточнымъ и даже отдаленнымъ отъ духа Религіи. Уже шесть пѣсней имъ кончены; по нещастію, онъ пишетъ ее прозою, отъ чего, конечно, потеряешь много сіе сочиненіе, ибо Поэма требуетъ гармоніи, языка боговъ -- тѣмъ паче столь высокій предметъ, столь отвлеченныя картины; не смотря на то въ твореніи Воронкова есть мѣста истинно піитическія, превосходныя! мысли новыя, вдохновенныя!

Выпишемъ для примѣра нѣсколько словъ изъ первой пѣсни, начинающейся описаніемъ ада:, Гдѣ царствуетъ, вѣчная тьма, куда не проникаетъ радость, гдѣ мрачная скука съ отчаяніемъ, какъ ужасныя бури, поперемѣнно свирѣпствуютъ; гдѣ повторяется собственный гласъ, происходящій отъ угрызенія совѣсти." --

Описывая златый вѣкъ Патріарховъ, говоритъ: "Нравы управлялись непорочною совѣстію и народы составляли одно семейство; дружество было безъ лицемѣрія, достоинства безъ зависти, кротость безъ притворства, услуга не требовала наградъ, а благодѣянія благодарности. Люди не знали страха, по тому что ограждались невинностію; не чувствовали человѣческой власти, ибо не вѣдали отравы славолюбія и стяжанія богатствъ; не имѣли другаго закона, кромѣ закона естественнаго, котораго чинъ и порядокъ и донынѣ сохраняется ненарушиммо въ природѣ," и проч.

Царь ада, опровергая извѣстіе объ Энохѣ, вѣщаетъ: "человѣкъ не заключаетъ въ себѣ ничего духовнаго -- онъ земля и ея произведеніе. Если и примѣтенъ въ немъ духъ жизни, то это тоже движеніе стихіи, коимъ колеблются высокія пальмы и плещется синій понтъ."

При описаніи Потопа изъясняется такъ: "Природа лишившись красотъ своихъ представлялась въ безпорядкѣ, и униженіи, блистательныя тѣла небесъ не изливали дѣйствія на оскорбленную землю; но избранный Богомъ странникъ единъ, среди разъяренныхъ безднъ безъ ужаса продолжалъ свое путешествіе." -- Далѣе: "Въ одно время, какъ духъ жизни носился надъ горизонтомъ и тонкій вѣтерокъ началъ просушатъ обезображенное жилище человѣка, въ ту минуту, какъ праведникъ возсылалъ съ усерднымъ куреніемъ жертву благодарности высочайшему Существу, грѣхъ и алчная смерть паки возвратились на землю."

-----

Чаще всего Акимъ читаетъ по вечерамъ книги, и съ такою охотою бываетъ слушаемъ братомъ и женою, что не рѣдко просиживаютъ они за сею пріятною забавою до полуночи и долѣе. Мудрено повѣрить, что слѣпецъ помнитъ не только подробное содержаніе безчисленнаго числа книгъ ими прочитанныхъ, но слово въ слово лучшія изъ нихъ мѣста. Такимъ образомъ знаетъ онъ наизусть Евангеліе, всѣ возможныя службы и праздники Святыхъ, и въ своихъ сочиненіяхъ съ большою легкостію и приличіемъ помѣщаетъ тексты изъ Священнаго Писанія.

Теперь познакомлю съ біографіею добрыхъ братьевъ Воронковыхъ. Они дѣти Ржевскаго купца Ивана Ѳедорова, сперва довольно зажиточнаго, но потомъ лишившагося всего своего имущества отъ пожара, превратившаго въ пепелъ большую часть города въ 1784 году. Три раза Иванъ Ѳедоровъ съ семействомъ своимъ отлучался изъ отечественнаго города своего въ другіе сосѣдственные и въ Петербургъ, на жительство, и пріобрѣвъ малѣйшее достояніе возвращался на милую родину свою. Будучи человѣкъ богобоязливой и честной, онъ старался поселить въ дѣтяхъ своихъ любовь къ Творцу, къ ближнему и трудолюбію, какъ къ первымъ источникамъ человѣческаго щастія. Съ симъ единственнымъ наслѣдствомъ добрые родители оставили юныхъ сиротъ своихъ на распутіи нуждъ и бурь Свѣта, не имѣя даже удовольствія видѣть Акима, подпору семейства, единственнаго питателя слѣпова брата своего у пристроенный къ мѣсту, имѣющимъ вѣрное пропитаніе.... но добрый сынъ и братъ скоро трудолюбіемъ, проворствомъ и честностію снискалъ не только безбѣдное содержаніе, но пріобрѣлъ уваженіе всѣхъ его знающихъ. Онъ имѣетъ теперь мѣсто прикащика старосты Смоленскаго кладбища и исправляетъ должность сію съ примѣрнымъ раченіемъ и честностію, честностію, которую можно бы было поставить въ примѣръ многимъ получающимъ жалованье... Кромѣ того, исправляетъ онъ должность Десятскаго на пеньковомъ буянѣ, которую наслѣдовалъ послѣ дяди своего и также исполняетъ съ отличіемъ предъ другими.-- Разсматривая книги и щеты, ведомые Воронковымъ, я съ у довольствіемъ увидѣлъ необыкновенную акуратность, порядокъ и чистоту, и пожалѣлъ, что онъ не имѣетъ употребленія достойнаго своихъ способностей.

Наконецъ, добрый братъ сей, готовъ пожертвовать всемъ своимъ достояніемъ для излеченія слѣпца. Одинъ, изъ искусныхъ (а потому весьма и дорогихъ) операторовъ надѣется возвратить Андрею зрѣніе, по крайней мѣрѣ однимъ глазомъ. Эта мысль приводитъ въ восхищеніе Акима, и я боюсь, чтобъ пламенная братская любовь не завлекла его далеко, не разстроила бы благосостояніе его семейства, коимъ онъ готовъ пожертвовать, готовъ пожертвовать всемъ на свѣтѣ для своего брата. Недостатокъ не есть порокъ, а потому, надѣюсь, что честной Акимъ не обидится, если кто нибудь изъ благотворителей поможетъ ему въ совершеніи столь добраго дѣла -- въ пособіи заплатить Окулисту за возвращеніе зрѣнія Слѣпцу-Поэту.

"Отечественныя Записки", No 2, 1819