Книговод

Текущая жизнь

Короленко Владимир Галактионович


   

Текущая жизнь.

(Наблюденія, размышленія и замѣтки).

   Въ Московскихъ Вѣдомостяхъ (No 320) напечатана интересная статья, озаглавленная: Продовольственные этюды и подписанная "Земскій человѣкъ". Положимъ, продовольственныхъ этюдовъ въ статьѣ собственно никакихъ нѣтъ, если не прилагать слишкомъ ужь серьезнаго слова (этюдъ!) къ слишкомъ ужь жиденькой корреспонденціи, весьма поверхностно касающейся собственно продовольственнаго дѣла. Положимъ также, и "земскаго человѣка" въ авторѣ признать весьма трудно, если не считать за признакъ земскаго человѣка, во-первыхъ, враждебное отношеніе къ земскимъ учрежденіямъ и, во-вторыхъ, элементарнѣйшее невѣжество относительно азбуки земской практики. Однако, и за этими оговорками статья, все-таки, кажется намъ интересной, хотя, быть можетъ, и совсѣмъ не съ той точки зрѣнія, которою руководствовалась почтенная редакція, помѣщая "этюдъ". Судите сами.
   "Какъ на главномъ вопросѣ дня, мы,-- говоритъ "Земскій человѣкъ" Московскихъ Вѣдомостей,-- должны остановиться на вопросѣ о земскихъ ходатайствахъ, которыя нынѣ являются уже не въ прежнемъ единичномъ, а въ двойномъ, двухстороннемъ видѣ. Кромѣ ходатайствъ о милліонахъ на продовольственныя и сѣменныя нужды для неурожайныхъ и, за компанію, для урожайныхъ уѣздовъ (какая убійственная иронія!) появляются ходатайства о милліонахъ для пополненія уѣздныхъ и губернскихъ земскихъ бюджетовъ, якобы (?!) расшатанныхъ хроническимъ накопленіемъ недоимокъ, не дающихъ возможности исполнять обязательныя статьи бюджета и выплачивать жалованье мелкому служащему люду, вродѣ учителей и учительницъ сельскихъ народныхъ школъ".
   При чемъ тутъ подчеркнутое нами якобы въ отношеніи общеизвѣстнаго факта, сказать очень трудно. Что земскія кассы въ неурожайныхъ губерніяхъ оскудѣли, должны были оскудѣть, не могли не оскудѣть, это -- истина хотя и весьма печальная, но до такой степени очевидная всѣмъ "земскимъ" и даже всѣмъ хотя бы и не земскимъ, но знакомымъ съ земскими дѣлами людямъ, что доказывать ее здѣсь нѣтъ ни малѣйшей надобности. А если бы надобность, все-таки, явилась, то... стоитъ только обратиться къ послѣдующимъ строкамъ того же "этюда", и мы узнаемъ изъ него, что "съ накопленіемъ земскихъ недоимокъ, дѣйствительно, всюду приходится считаться какъ съ существующимъ фактомъ". Такъ въ чемъ же дѣло я при чемъ тутъ якобы? А дѣло просто въ томъ, что рѣчь идетъ о земствѣ, во-первыхъ, и что, во-вторыхъ, вопросъ о "государственной помощи земскимъ бюджетамъ уже поднятъ на страницахъ одной московской либеральной газеты...". Вотъ почему и требуется "якобы" къ дѣйствительно существующему факту. Въ одномъ старомъ дѣлѣ прошлаго вѣка пишущему эти строки пришлось натолкнуться на очень интересную форму стариннаго состязательнаго процесса. Истецъ жаловался такъ: "Сего числа дневнымъ временемъ въ прилучность мою въ дому отвѣтчика, опой потребовалъ, дабы я нижайшій купилъ про него пива четверть, по коему требованію я и купилъ. Но онъ, отвѣтчикъ, не довольствуясь тѣмъ моимъ покупнымъ пивомъ, при возыменіи озорническаго своего поступка, схватя меня нижайшаго за волосы и еще имѣющеюся у него въ рукахъ росколотою изъ дровъ четвертиною билъ меня смертельными побоями, на что имѣю во изобличеніе его достовѣрное свидѣтельство".
   На сіе горестное обличеніе отвѣтчикъ выставляетъ нижеслѣдующую реплику: "Я, отвѣтчикъ, чтобъ истецъ купилъ про меня не четверть пива не требовалъ, по коему моему не требованію онаго пива и не купилъ и я не довольствуясь тѣмъ истцовымъ не покупнымъ непивомъ, не привозымѣніи неозорническаго своего поступка некакою неимѣющеюся у себя въ рукахъ нерасколотою нечетвертиною дровъ его и не бивалъ..."
   Вотъ что значитъ отрицать настоящимъ образомъ! Не только, говорить, не бивалъ, но и "ечетвертина, которая не имѣлась у него въ рукахъ, была вовсе не расколота... Это настоящая форма настоящаго отрицанія, которую я позволилъ бы себѣ усиленно рекомендовать всѣмъ "отрицателямъ" конца нашего вѣка, какъ образцовую, если бы, впрочемъ, надѣялся сказать что-нибудь новое. Къ сожалѣнію, уже изъ приведеннаго выше примѣра "якобы существующаго", хотя и "дѣйствительно существующаго" факта читатель видитъ, что радикализмъ отрицанія практикуется ими съ большимъ успѣхомъ и примѣровъ этого характернаго "якобы" можно набрать цѣлыя тысячи. Стоитъ только къ "существующему факту" пристегнуть либерализмъ или земство, какъ частицы якобы и не -- прилипаютъ какъ-то сами собой на страницахъ извѣстныхъ органовъ къ "дѣйствительно существующимъ" фактамъ, не говоря уже о томъ, что и самый либерализмъ давно уже ходить съ отрицательною прибавкой лже-либерализма... Не такъ еще давно газета весьма мрачнымъ тономъ пророчествовала относительно Одессы: въ Россіи существуютъ тифъ, дифтеритъ и, наконецъ, пришла холера... Предвидимъ, что одесскіе лже-либералы попросять -- чего же вы думали, читатель?-- открытія медицинскаго факультета при одесскомъ университетѣ. Пусть не надѣются! Не правда ли, какая ужасная опасность и какія истинно... то бишь... лже-либеральныя надежды? И спросите у почтенной газеты, почему же это такъ опасно? Вѣдь, въ самомъ дѣлѣ и тифъ, и дифтеритъ, и, наконецъ, холера... Значитъ, и въ медикахъ предстоитъ дѣйствительная надобность. Но вотъ въ томъ-то и дѣло, что, должно быть (непремѣнно "должно быть"), объ одесскомъ медицинскомъ факультетѣ первый заикнулся какой-нибудь либералъ, то бишь жмсе-либералъ, а значить тифъ уже не тифъ, дифтеритъ -- не дифтеритъ, холера -- не холера, а самая надобность въ медицинѣ просто не надобность -- и только. И говорите послѣ этого, что либерализмъ не имѣетъ никакой силы. Подите вы! Вотъ, вѣдь, какіе перевороты производитъ!
   Однако, я началъ рѣчь совсѣмъ не для того, чтобы говорить объ одномъ словѣ "якобы" въ этюдахъ "Земскаго человѣка" Московскихъ Вѣдомостей. У меня только совершенно невольно явилось сближеніе бѣднаго земства съ моимъ злополучнымъ истцомъ. Его били, это, кажется, несомнѣнно, и онъ ссылается на "достовѣрныя улики". Но ссылка но дѣйствительна, ибо окажется, что и четвертина -- не четвертина, также какъ оскудѣніе кассы только "якобы" оскудѣніе. Ну, а затѣмъ и опять "Земскому человѣку" (изъ Московскихъ Вѣдомостей) ничего не стоитъ схватить въ руки четвертину...
   Чтобы не уподобиться этому отрицателю, я обращусь къ дальнѣйшему изложенію интересныхъ соображеній интереснаго этюда и, какъ увидитъ читатель, далеко не обо всемъ стану спорить съ авторомъ. И такъ, "съ накопленіемъ земскихъ недоимокъ, дѣйствительно, всюду приходится считаться, какъ съ существующимъ фактомъ. Но раньше нежели открыто, въ печати (?), обращаться за государственною помощью для земскихъ бюджетовъ, слѣдовало бы обратить вниманіе, почему накопилась эта недоимка, и, главное, за кѣмъ она состоитъ. Туманныя разсужденія объ общемъ экономическомъ упадкѣ, происходящемъ де отъ непримѣненія либеральныхъ доктринъ къ практикѣ жизни, по меньшей мѣрѣ неумѣстны въ серьезномъ экономическомъ дѣлѣ. Нужно честно и добросовѣстно заглянуть въ корень дѣла, не затемняя умышленно этого дѣла либеральнымъ туманомъ".
   Вотъ именно! Можно, конечно, замѣтить, что туманъ вреденъ вообще, независимо отъ того, либеральный ли онъ или консервативный (если уже допустить существованіе партій даже въ средѣ тумановъ). Можно также замѣтить, что "обращаться за правительственною помощью" можно и должно всегда "открыто", но только едва ли когда бы то ни было это обращеніе происходитъ "въ печати"... Для этого, сколько извѣстно, существуютъ другія формы... Однако, самое предложеніе взглянуть "въ корень вещей" и изслѣдовать вопросъ о томъ, "почему накопилась недоимка и на комъ, главнымъ образомъ, она накопляется, есть предложеніе весьма дѣльное и заслуживающее полнаго сочувствія. Нельзя не согласиться въ значительной мѣрѣ и съ тѣмъ отвѣтомъ, который даетъ г. Земскій человѣкъ, хотя тутъ у него уже проскальзываютъ крупныя недоразумѣнія.
   "Земская недоимка,-- говоритъ онъ,-- стала накопляться давно и имѣетъ мало общаго съ неурожаемъ и урожаемъ (ну, ужъ это напрасно!). Съ крестьянъ земскіе сборы взыскиваются на ряду съ государственнымъ окладнымъ сборомъ, въ размѣрѣ 12% общаго сбора (?), а потому за крестьянами земскія недоимки не могли накопиться въ года хлѣбнаго урожая, хотя, между тѣмъ, по земскимъ отчетамъ они всюду росли и росли".
   И далѣе: "самые крупные земскіе недоимщики,-- по словамъ сотрудника Московскихъ Вѣдомостей,-- исправно пьютъ шампанское, играютъ въ карты, тратятъ на предметы роскоши тысячи рублей, и вдругъ -- ходатайства о государственной помощи несчастнымъ земскимъ бюджетамъ".
   Стоить заглянуть въ оффиціальныя свѣдѣнія, и мы тотчасъ же увидимъ, въ чемъ г. Земскій человѣкъ совершенно правъ и въ чемъ онъ до очевидности грубо заблуждается. Начнемъ хоть съ вліянія неурожая на недоимки. Вотъ скорбный рядъ цифръ, сюда относящихся (изъ отчетовъ государственнаго контроля по исполненію государ. росписей):
   
   На 1889 г. податной недоимки состояло 54.420,780
   " 1890 " " " " 56.567,991
   " 1891 " " " " 63.890,274
   " 1892 " " " " 93.998,598
   
   И такъ, недоимка все возростаетъ -- фактъ очень прискорбный и общеизвѣстный. Интересна для насъ съ г. Земскимъ человѣкомъ послѣдовательность этого роста: въ 1889 году прибавилось недоимки около 2 милліон., въ 1890 уже свыше 7-ми, въ 91 (т.-е. неурожайномъ) 30 милліоновъ! Вотъ она, независимость отъ неурожая! Хорошо, положимъ, что это общая цифра всѣхъ казенныхъ податей. Нужно имѣть въ виду собственно земскую недоимку, о которой авторъ "этюда" говоритъ, что на крестьянахъ она не накопляется,-- значитъ, не возростаетъ ни въ какой постепенной или не постепенной прогрессіи. Подъ руками у насъ изданіе центральнаго статистическаго комитета при министерствѣ внутреннихъ дѣлъ: Сборникъ свѣдѣній по Россіи. Хотя, къ сожалѣнію, изданіе это доведено лишь до 1890 года, однако, для нашихъ съ г. Земскимъ человѣкомъ цѣлей этого совершенно достаточно, такъ какъ на стр. 236 мы находимъ цифры именно земской недоимки за 1887 годъ (до неурожая, значить). Оказывается, что за крестьянами къ 1 января 1888 года числилось 8.649,689 руб., на частныхъ же владѣльцахъ всего только 7.002,836. Прошу замѣтить, что я не говорю, будто этого (всего только) вообще мало. Наоборотъ, это очень много, но, все-таки, въ суммѣ менѣе, чѣмъ на частныхъ владѣльцахъ, изъ чего ясно, что объяснять всю земскую недоимку однимъ только вредоноснымъ вліяніемъ земскихъ вліятельныхъ людей и ихъ "присныхъ" никакъ невозможно, а значить невозможно не признать и зависимости отъ неурожаевъ, ложащихся на большую половину плательщиковъ-крестьянъ, да и плательщикамъ-собственникамъ отнюдь не. способствующихъ къ успѣшному взносу платежей... Однако, повторяемъ, недоимка частно-владѣльческая, по этимъ даннымъ, сравнительно съ крестьянскою, если взять относительную численность обѣихъ категорій, все-таки, несоразмѣрно велика, въ особенности же при напоминаніи о сравнительной ихъ состоятельности {У крестьянъ недоимка въ 8.649,689 руб. накопилась при окладѣ въ 24.571,373 руб., что составляло (въ 1887 г.) нѣсколько больше 1/3, тогда какъ у частныхъ владѣльцевъ недоимка въ 7.002,836 приходится на окладъ въ 16.142,850 р., т.-е. она составляла около половины оклада. Теперь, увы, цифры эти уже значительно выше" такъ какъ 1887 г. самый блестящій по урожаю за послѣднее время.}... И, значитъ, приходится согласиться и съ тѣмъ, что эти цифры подтверждаютъ мнѣніе г. Земскаго человѣка о непосредственной связи между недоимками и шампанскимъ. Если угодно, мы можемъ, въ подтвержденіе этого пункта, привести, кромѣ цифръ, и живые примѣры. У всѣхъ еще на памяти знаменитый "лукояновскій инцидентъ", состоявшій въ протестѣ отнюдь уже не либеральнаго и не земскаго свойства. Говоримъ это къ тому, чтобы придать фактамъ, почерпаемымъ изъ этого эпизода, незыблемость, свойственную всѣмъ натуральнымъ, "дѣйствительно существующимъ фактамъ", а не якобы фактамъ или лже-фактамъ. По поговоркѣ: du choc des opinions jaillit la vérité,-- изъ даннаго столкновенія, въ коемъ ни одна изъ сторонъ не можетъ быть заподозрѣна въ либерализмѣ,-- выяснился между другими и тотъ фактъ, что самымъ крупнымъ земскимъ недоимщикомъ по уѣзду являлся одинъ изъ главныхъ протестантовъ, М. А. Ф--въ, крупный землевладѣлецъ и винный заводчикъ, накопившій земской недоимки -- ни много, ни мало -- 16 тысячъ рублей! И правда, что лукояновское земское собраніе дѣйствительно рѣшило ходатайствовать о ссудѣ для усиленія средствъ земской кассы, и опять-таки нельзя не сказать, вмѣстѣ съ авторомъ "этюдовъ", что было бы гораздо лучше предварительно обратиться къ г. Ф--ву съ просьбой внести недоимку, благо же онъ самъ и предсѣдательствовалъ въ томъ собраніи уѣзднаго земства, гдѣ шла рѣчь о ссудѣ. Къ сожалѣнію, на этомъ и кончается по данному вопросу наше взаимное согласіе съ авторомъ Московскихъ Вѣдомостей. Далѣе онъ говорить уже совершенный вздоръ, обнаруживающій съ полною ясностью его невѣдѣніе въ вопросахъ земской практики.
   "Насколько намъ приходилось,-- продолжаетъ онъ,-- знакомиться съ изнанкой земскихъ бюджетовъ многихъ черноземныхъ уѣздовъ, недоимка накоплялась надъ воротилами земствъ, ихъ родственниками и вліятельными лицами земскихъ партій, переходя въ какое-то хроническое зло, чистомѣстнаго партійнаго (?) свойства, не имѣющаго ничего общаго съ тѣмъ или другимъ уровнемъ и строемъ экономической жизни". А посему, дескать, "на подобныя ходатайства невольно самъ собою напрашивается отвѣтъ: "Господа, руки прочь!"
   Очень эффектно и совершенно въ духѣ если не "земскихъ людей", то почтенной части прессы, старающейся ушибить земство во что бы то ни стало первою попавшеюся "четвертиной". Однако, для насъ очевидно, что автору совсѣмъ-таки не приходилось знакомиться "съ оцѣнкой земскихъ бюджетовъ", иначе онъ узналъ бы также, что дѣло далеко не такъ просто, чтобы объясняться однимъ только присутствіемъ въ уѣздѣ "земскихъ племянниковъ". Начать съ того, что, какъ мы видѣли, большая половина земской недоимки, все-таки, лежитъ на крестьянахъ и, значитъ, всѣ глубокія вліянія послѣднихъ годовъ ложатся на эту половину цѣликомъ, на другую же въ весьма значительной степени. Далѣе, г. Земскій человѣкъ долженъ же знать, что земство не имѣетъ собственнаго органа для взысканія съ населенія податей, и что это, на общемъ основаніи, производится полиціей, что, конечно, въ значительной мѣрѣ ниспровергаетъ исключительное вліяніе "земскихъ воротилъ и ихъ родственниковъ". Нужно сказать, что вопросъ этотъ, такъ рѣшительно разрубаемый г. Земскимъ человѣкомъ, имѣетъ уже за собой цѣлую литературу и послужилъ поводомъ къ очень серьезнымъ ходатайствамъ о регулированіи самой системы взиманія земскихъ сборовъ. За подробностями мы позволимъ себѣ отослать читателя хотя бы къ статьѣ г. Нечаева (Русская Мысль 1891 г., кн. IX), въ которой настоящій, а не якобы земскій практикъ рисуетъ положеніе этого дѣла. Главная черта его состоитъ въ томъ, что крестьяне не дѣлаютъ никакого различія между земскими, государственными, выкупными и т. п. платежами. Деревня знаетъ, сколько ей надо платитъ,-- ну, и платитъ по силѣ-возможности. Распредѣленіе же по рубрикамъ производится уже администраціей и, совершенно понятно, изъ поступающей суммы администрація прежде всего заполняетъ рубрики казенныхъ сборовъ, на земскіе же сборы падаетъ большая цифра недоимокъ. Право, г. Земскій человѣкъ, тугъ, какъ и въ области тумановъ, нѣтъ ничего ни либеральнаго, ни консервативнаго. Это совершенно естественное свойство даннаго фискальнаго механизма. Поэтому-то земства и предъявляютъ скромныя -- опять-таки не либеральныя и не консервативныя, а просто законныя -- ходатайства объ опредѣленіи нѣкотораго постояннаго коэффиціента, на основаніи котораго и производилось бы зачисленіе земскаго сбора изъ общей массы. А уже затѣмъ на вторую и меньшую половину простирается нѣкоторое воздѣйствіе вліятельныхъ лицъ и то, конечно, не исключительно земскихъ, а вообще вліятельныхъ лицъ въ уѣздѣ. А, вѣдь, такихъ и безъ земства весьма достаточно, и если бы представить себѣ, что земство, въ угоду, допустимъ, г. Земскому человѣку изъ Московскихъ Вѣдомостей, было бы окончательно прекращено, то ужь не думаетъ ли авторъ этюдовъ, что для уѣздной полиціи тогда сразу станутъ безразличны всѣ частные владѣльцы и между ними не будетъ уже "вліятельныхъ въ уѣздѣ лицъ"?... Нѣтъ, положительно я не могу во всемъ согласиться съ почтеннымъ авторомъ этюдовъ и думаю, что бѣдное земство онъ и ему подобные совершенно напрасно бьютъ "нерасколотыми нечетвертинами". Ужь именно, что оно тутъ не причемъ и бѣднягу приходится тянуть къ этому вопросу, "схватя его, нижайшаго, за волосы, при возымѣніи озорническаго поступка". И никакіе лже и якобы тутъ ничего не значатъ.

----

   Если бы г. Земскій человѣкъ или кто бы то ни было захотѣлъ истолковать все вышенаписанное въ томъ смыслѣ, что я въ свою очередь впадаю въ радикализмъ отрицанія и отвергаю самое существованіе земскихъ дядюшекъ съ земскими племянниками, то это было бы совершенно напрасно. Что угодно, только не то! Намъ, провинціальнымъ жителямъ и, главное, наблюдателямъ провинціальной жизни, почтенные роственники до такой степени намозолили глаза, что, право, порой мы готовы кричать о нихъ гораздо громче, чѣмъ всѣ "земскіе люди" всей консервативной прессы, взятые вмѣстѣ. О кричали. Обратитесь къ старымъ журналамъ и газетамъ, и вы увидите, что пресса неконсервативная отмѣчала цѣлые уѣзды, захваченные въ удѣльное владѣніе почтенными "парантеллами" въ то время, когда консервативные органы еще не ударили даже первыхъ сигналовъ къ атакѣ на земство. Разница, и разница существенная, состояла лишь въ томъ, что пресса неконсервативная, очень рѣзко нападая на дядюшекъ и племянниковъ, защищала отъ нихъ самое земское дѣло и земскіе принципы. Пресса же консервативная, весьма мягко относясь къ дядюшкамъ и племянникамъ, лично пользовалась ими лишь въ крайности и то для того, чтобы подорвать довѣріе къ основнымъ началамъ земскаго дѣла. Въ результатѣ... да въ результатѣ получалось просто, что консервативная пресса защищала самихъ дядюшекъ отъ земскаго принципа, который, въ концѣ-концовъ, все-таки, не вполнѣ удобенъ для полнаго расцвѣта родственныхъ чувствъ и родственныхъ изліяній. Помилуйте, какая ужь полнота чувства... на людяхъ? Какъ бы ни было подобрано большинство (а, вѣдь, не всюду его и подберешь), но все же присутствіе меньшинства значительно расхолаживаетъ страстность родственныхъ интимностей, а тутъ еще г. Земскій человѣкъ возьметъ, да пропечатаетъ все въ Московскихъ Вѣдомостяхъ, не говоря уже о корреспондентахъ лже-либералахъ...
   Да, если существованіе "земскихъ родственниковъ" является несомнѣннымъ фактомъ, то еще несомнѣннѣе, что этотъ фактъ и старѣе, и шире, и незыблемѣе самого земства. Не было земства,-- дядюшки были. Вспомните хотя бы незабвеннаго Фамусова. Онъ не былъ предсѣдателемъ земской управы, а родственниковъ любилъ. И вы полагаете, что по будь земства, "дядюшки" исчезнуть? Блаженъ, кто вѣруетъ, но мы этого не полагаемъ. Учрежденіе это очень живучее и не даромъ мы, провинціальные наблюдатели, въ томъ торжествующемъ хорѣ, который здѣсь, на мѣстѣ, вопіетъ и глаголетъ противъ остатковъ земскаго принципа, различаемъ совершенно естественно зычные басы дядюшекъ и тенора племянниковъ, которымъ все это уже надоѣло,-- и меньшинство, и газеты, и гласность,-- и которые сгораютъ желаніемъ выразить всю горячность своихъ родственныхъ ощущеній въ какой-нибудь новой формѣ. Кричать противъ земства ли, суда ли,-- да противъ чего хотите,-- легко. А представьте только уѣздъ, состоящій въ родовомъ владѣніи какой-нибудь "фамиліи" и затѣмъ попробуйте придумать такую форму, при которой это владѣніе сразу прекратится. Да это чистая утопія! Какую "форму" ни вводите, дядюшки тутъ какъ тутъ, да еще очень рады. И поневолѣ опять мысль бѣжитъ къ тому же земскому и выборному началу, которое, какъ-никакъ, хоть медленно, но вѣрно, подтачиваетъ начало "родовое", пріучаетъ маленькаго обывателя отстаивать общіе интересы противъ интересовъ той или другой уѣздной "фамиліи".
   Да, зло, которое такъ несправедливо ставится въ вину инкриминируемымъ нынѣ учрежденіямъ, гораздо шире этихъ учрежденій и если привилось къ нимъ, то именно вопреки, а не благодаря ихъ основнымъ началамъ. Это -- истина старая, но иллюстрируется въ жизни все новыми и новыми фактами. Вотъ, напримѣръ, какую картину рисуетъ тотъ же г. Земскій человѣкъ и въ той же газетѣ:
   "Въ одной изъ черноземныхъ губерній, сосѣднихъ съ Орловскою, только что закончились очередныя собранія земства, на которыхъ былъ сдѣланъ докладъ о сѣменныхъ лѣтнихъ покупкахъ текущаго года. Послѣ отчета управы, былъ прочитанъ и докладъ ревизіонной коммиссіи, провѣрявшей управскій отчетъ.
   "Докладчикъ ревизіонной коммиссіи, изъ юристовъ, не желая никого обидѣть и желая всѣмъ услужить, составилъ докладъ юридическимъ адвокатскимъ слогомъ и вывелъ такой результатъ, что если смотрѣть лишь на однѣ покупныя цѣны, то управа не совсѣмъ сохраняла земскіе интересы; но если смотрѣть на успѣшность и доброкачественность покупокъ, то слѣдуетъ благодарить управу въ ея полномъ коллегіальномъ составѣ.
   "Время подходило къ земскому завтраку, а потому раздались голоса: докладъ ревизіонной коммиссіи утвердить, ревизіонную коммиссію благодарить; но поднялся одинъ изъ неспокойныхъ, неподатливыхъ гласныхъ и началъ говорить, что обстоятельный и длинный докладъ ревизіонной коммиссіи для него совершенно не ясенъ и онъ, гласный, хотѣлъ бы знать, въ чемъ управа при покупкахъ не вполнѣ охранила земскіе интересы?...
   "Захваченный врасплохъ, горячій и не подготовившійся докладчикъ вскочилъ съ мѣста.
   "-- А видите ли, въ томъ, что въ то время, когда рожь была здѣсь по 85 к., управа покупала по 1 р. 10 к. пудъ.
   "-- Нужны факты: у кого, напримѣръ, и сколько?
   "-- У предсѣдателя управы, напримѣръ, было куплено 12 тысячъ пудовъ по 1 р. 10 к. и, несмотря на то, что рожь во время пріемки была уже 80 к., по той же цѣнѣ, вмѣсто 12 тысячъ, было принято 18 тысячъ пудовъ. Затѣмъ въ..."
   Вотъ видите, какое серьезное дѣло. Управа покупаетъ у предсѣдателя управы, т.-е. г. предсѣдатель покупаетъ у самого себя и переплачиваетъ цѣлыхъ 25--30 к. на каждомъ пудѣ. А пудовъ-то много и, значить, тутъ мы имѣемъ уже дѣло съ прямымъ и очень крупнымъ хищеніемъ и, притомъ, съ хищеніемъ у государства и у голоднаго народа. Теперь посмотрите, что выходить дальше. Многоточіе, которымъ мы закончили цитату, произошло и въ самомъ собраніи, только тамъ каждую нашу точку замѣнило звонкое дрожаніе предсѣдательскаго колокольчика. Дидь, динь, динь... Предсѣдатель объявляетъ въ этомъ интересномъ мѣстѣ перерывъ.
   "Однако,-- продолжаетъ авторъ,-- неспокойный гласный не унимался и потребовалъ занесенія словъ докладчика ревизіонной коммиссіи въ журналъ собранія. Секретарь началъ чинить карандашъ, но въ это время поднялся еще одинъ старикъ, гласный.
   "-- Я приходилъ въ управу, предлагалъ свою рожь по 90 к., но меня прогнали...
   "Неспокойный гласный попросилъ и эти слова занести въ журналъ. Секретарь продолжалъ чинить карандашъ, а предсѣдатель объявилъ собраніе закрытымъ, и гласные отправились завтракать въ сосѣднюю залу.
   "Послѣ завтрака вновь началъ говорить докладчикъ ревизіонной коммиссіи на тему, что неспокойный гласный думаетъ...
   "-- Что я думаю, никому неизвѣстно, я лишь просилъ и прошу занести въ журналъ то, о чемъ только что говорили здѣсь. Я никого не обвиняю и прошу занести не свои, а чужія слова.
   "-- По-моему, занесенія не требуется. Прошлый разъ мнѣ не дали развить объясненій. Дешева была кавказская и другая привозная рожь, но она сомнительна для сѣмянъ, а потому, хотя и была передача въ цѣнѣ, управу слѣдуетъ благодарить.
   "-- Но...
   "Звонокъ предсѣдателя и объясненіе, что вопросъ достаточно выясненъ, и что все, что нужно, будетъ занесено въ журналъ засѣданій.
   "На второй день начали читать вчерашній журналъ, но въ немъ ни слова не было о вчерашнемъ продовольственномъ инцидентѣ. Неспокойный гласный указалъ на пропускъ, но ему сказали, что онъ можетъ приложить особое мнѣніе къ журналу, и гласный подписался съ особымъ мнѣніемъ, которое и принесъ на слѣдующій день въ управу.
   "-- Мое особое мнѣніе, которое прошу приложить къ журналу.
   "-- Журналъ уже отосланъ,-- сухо отвѣчалъ предсѣдатель.
   "-- Тогда я прошу и мое особое мнѣніе препроводить г. губернатору.
   "-- Нѣтъ времени заниматься всякими пустяками...
   "-- Въ такомъ случаѣ, я свое особое мнѣніе отправлю г. начальнику губерніи съ жалобой на нарушеніе моихъ правь.
   "-- Хорошо, положите, будетъ отправлено.
   "На слѣдующій день къ неспокойному гласному пріѣхалъ предсѣдатель губернской земской управы.
   "-- Помилуйте, батюшка, что вы надѣлали?
   "-- Что такое?-- сказалъ тотъ, протирая очки.
   "-- Да развѣ такія особыя мнѣнія подавать можно?!
   "-- Да тамъ собственно и мнѣнія моего нѣтъ, а лишь изложено то, по было пропущено въ журналѣ.
   "-- Да я не объ этомъ, а скандалъ, батюшка, скандалъ на цѣлую губернію. Возьмите вы свое зѣло досадительное мнѣніе обратно и напишите другое, въ иномъ, понимаете ли, видѣ... Пожалуйста, батюшка. Вѣдь, понимаете ли, общій, всегубернскій скандалъ... Понимаю, понимаю. Ваши права, какъ гласнаго, грубо нарушили Но, вѣдь, ваше особое мнѣніе невозможно... Если его принять, то придется тотчасъ же передать прокурору. Поднимется шумъ, скандалъ, завяжется переписка, а дѣла и безъ того много. Я не настаиваю, но, если возможно, возьмите обратно и напишите въ другомъ видѣ...
   "-- Съ большимъ удовольствіемъ, но я бы просилъ приказать написать, а я подпишу; боюсь, опять напишу не то.
   "-- Хорошо, напишутъ. Напишутъ съ сохраненіемъ сути дѣла, но, знаете, въ этакомъ... иномъ тонѣ.
   "Къ сожалѣнію, я передаю не сказку, а быль, происходившую мѣсяцъ тому назадъ въ одной изъ недалекихъ отъ Москвы черноземныхъ губерній. Дѣйствующія лица живы, и переписанное особое мнѣніе лежитъ въ архивѣ".
   Мы совершенно согласны съ авторомъ, что такія "картинки съ натуры" не очень рѣдки, и если за что досадуемъ на г. Земскаго человѣка, то лишь за то, что онъ ограничивается кивками въ безпредѣльное пространство, что придаетъ его изложенію видъ какой-то сплетни, не подлежащей провѣркѣ. "Въ одной губерніи", "одинъ гласный",-- это слишкомъ неопредѣленно, и мы совершенно не понимаемъ, почему дѣятели этой "картинки" не названы по именамъ. Но и затѣмъ остается вопросъ очень существенный: кто или что является тутъ виновникомъ и причиной?
   Г. Земскій человѣкъ полагаетъ, что "эти картинки всегда были и будутъ", пока... денежная продовольственная система не будетъ замѣнена натуральною... И такъ, причина -- денежная система продовольствія! Помилуйте, да тутъ явное несоотвѣтствіе между причиной и слѣдствіями. Начать хотя бы съ того, что "натуральные запасы и іерархическій надзоръ надъ ними" имѣютъ за собой прошлое еще гораздо менѣе блестящее, чѣмъ денежная система. Еще недавно въ газетахъ былъ опубликованъ эпизодъ, имѣющій, какъ кажется, стать предметомъ судебнаго разбирательства. Пермское земство, соблазнившись предложеніемъ минской администраціи, закупило для своей губерніи большіе запасы хлѣба, хранившіеся въ запасныхъ магазинахъ Минской губерніи. Когда хлѣбъ по желѣзной дорогѣ прибылъ въ Нижній, то купившее земство обратилось съ просьбой къ нижегородскому губернатору -- освидѣтельствовать этотъ хлѣбъ. И что же? оффиціальная экспертиза признала, что хлѣбъ минскихъ запасныхъ магазиновъ, хранившійся въ натурѣ и "при іерархическомъ порядкѣ надзора", есть вовсе даже не хлѣбъ, а какіе-то истлѣвшіе комья плѣсени, издающей прѣлый запахъ на далекое разстояніе... А такъ какъ въ Нижнемъ всѣ продовольственныя операціи велись гласно и такъ какъ исторія также гласно обсуждалась въ пермскомъ земскомъ собраніи, то мы и узнали объ этомъ изъ газетъ. Въ противномъ случаѣ, конечно, явленіе осталось бы "въ натурѣ" до тѣхъ самыхъ поръ, пока населенію не былъ бы розданъ этотъ "натуральный запасъ" при томъ или другомъ случаѣ и... мы бы ничего объ этомъ не знали. Мораль очевидна: натуральные запасы въ неземскихъ губерніяхъ далеко еще не панацея, и, конечно, искать исцѣленія зла, нарисованнаго корреспондентомъ Московскихъ Вѣдомостей, въ переводѣ денежной повинности въ натуральную -- нельзя...
   Мы думаемъ, что зло тутъ не въ системѣ продовольствія, какъ думаетъ авторъ, и не въ земствѣ, какъ, навѣрное, объяснила бы это сама редакція почтенной газеты, а внѣ обоихъ этихъ факторовъ. Хищеніе встрѣчается всюду и даже храмъ искусства, академія художествъ, какъ мы видѣли изъ недавняго процесса г. Исѣева, не свободенъ отъ этой язвы. Всюду, гдѣ есть денежная сума, непремѣнно есть и жадные взгляды, на нее направленные съ вожделѣніемъ, найдутся и цѣпкія руки, которыя къ ней протягиваются... Это есть свойство всякаго хозяйства,-- денежнаго, натуральнаго, земскаго, интендантскаго, частнаго и общественнаго... Все дѣло въ томъ, какъ воспрепятствовать осуществленію этихъ вожделѣній и какія условія даютъ имъ меньшій просторъ...
   Разсмотримъ приведенный Московскими Вѣдомостями примѣръ нѣсколько пристальнѣе, и оптимистическая увѣренность автора, что тутъ все дѣло излечивается такъ просто, окажется весьма наивною. Прежде всего, въ чемъ состоитъ позорное значеніе факта? Неужели только въ томъ, что хищеніе имѣло мѣсто въ формѣ купли-продажи хлѣба? Очевидно, нѣтъ; очевидно, "картинка съ натуры" можетъ имѣть мѣсто во всякое время, при всякой ревизіи хозяйственныхъ дѣйствій управы, будетъ ли это постройка школъ, больницъ, мостовъ, или сдача крупныхъ подрядовъ... Очевидно, главная, основная черта этого эпизода заключается въ томъ, что предсѣдатель управы корыстно злоупотребилъ довѣріемъ земства, предсѣдатель собранія (это уже другое лицо) злоупотребилъ правами предсѣдателя и заглушилъ робкій протестъ "неспокойнаго гласнаго", а все собраніе отнеслось къ этому слишкомъ равнодушно. Наконецъ, если уже говорить до конца, то дальнѣйшими виновниками окажется, во-первыхъ, самъ "неспокойный гласный", который вдругъ почему-то идетъ на кумовскія уговариванія предсѣдателя губернской управы. "Если возможно,-- говоритъ тотъ,-- возьмите свое заявленіе обратно, хотя... я не настаиваю". Вотъ видите, онъ даже не настаиваетъ, а недавній протестантъ, шумѣвшій и до земскаго завтрака, и даже послѣ него,-- вдругъ, непонятно почему, сдается:
   "-- Хорошо, съ большимъ удовольствіемъ, но я бы попросилъ переписать мое отдѣльное мнѣніе, а то я, пожалуй, опять напишу что-нибудь не такъ",-- и значить дѣло не будетъ затушено и замято, какъ слѣдуетъ...
   Это ли "земскій человѣкъ" и земство ли развиваетъ и порождаетъ этакихъ Катоновъ на часъ "до завтрака и послѣ завтрака"! Нѣтъ, это распущенный русскій обыватель, не умѣющій настоять на законномъ заявленіи нигдѣ: ни въ земствѣ, ни въ опекѣ, ни въ дворянскомъ собраніи, ни въ канцеляріи. Это -- черта, разлитая въ нашихъ нравахъ и только просачивающаяся въ земство изъ окружающей среды. Во-вторыхъ, смѣю думать, что здѣсь виновенъ до извѣстной степени, хотя и косвенно, даже самъ авторъ корреспонденціи, не извѣстно почему скрывшій отъ насъ собственныя имена. Увлекаясь своею ироніей по отношенію къ земству и, въ то же время, наивно уповая на замѣну денежной системы системою натуральныхъ запасовъ, онъ совершенно затираетъ существеннѣйшія черты самой картины. Мы не узнаемъ отъ него не только именъ, фамилій, мѣста дѣйствія, но онъ не говорить даже, въ губернскомъ или уѣздномъ собраніи имѣлъ мѣсто описанный инцидентъ. А важно это вотъ почему: въ уѣздныхъ земствахъ часто предсѣдатель собранія (предводитель дворянства) является вмѣстѣ и предсѣдателемъ управы. Это совмѣщеніе, совсѣмъ не истекающее изъ земскаго принципа, и противъ котораго въ свое время много ратовала "лже-либеральная" пресса, даетъ нерѣдко возможность г. предсѣдателю управы заглушать протестъ "неспокойныхъ гласныхъ" противъ его же дѣйствій, и, можетъ статься, въ данномъ случаѣ звонокъ предсѣдателя игралъ ту же благодарную роль. Однако, если, -- какъ это можно косвенно заключить изъ подчеркнутыхъ мною словъ,-- дѣло происходило въ собраніи губернскомъ, гдѣ подобное совмѣщеніе уже не встрѣчается, то и тутъ, все-таки, очевидно, что зло выходитъ за предѣлы собственно-земскаго принципа. Развѣ звонокъ г. губернскаго предводителя дворянства не можетъ въ той же рукѣ сыграть ту же неблаговидную роль въ засѣданіяхъ его сословія и во всѣхъ уже совсѣмъ не земскихъ учрежденіяхъ, гдѣ онъ имѣетъ важное вліяніе?...
   Эта халатность, это кумовство, это отсутствіе гражданскаго стыда, позволяющія однимъ заглушать голосъ истины звонками, дающія другимъ возможность невозбранно оставаться за прикрытіемъ ("не пойманъ -- не воръ"), заставляющія третьихъ брать назадъ разъ сдѣланное и правильное по существу заявленіе, -- вотъ истинное и великое зло нашей жизни, которое гораздо шире всякаго земства, всякаго "іерархическаго надзора", всякаго сословія! До какой степени нравственной разстегнутости и гражданской беззастѣнчивости можетъ оно доходить порой, объ этомъ свидѣтельствуетъ еще ярче слѣдующій фактъ, имѣвшій мѣсто въ горбатовскомъ уѣздномъ земскомъ собраніи и который, благодаря любезности одного изъ нашихъ корреспондентовъ, мы имѣемъ возможность привести здѣсь изъ первыхъ рукъ, такъ какъ онъ не былъ еще напечатанъ ни въ одной газетѣ {Кстати, мы были бы очень благодарны всѣмъ, кто захотѣлъ бы дѣлиться съ нами непосредственными фактами мѣстной жизни, заслуживающими общаго вниманія. Свѣдѣнія эти могли бы быть доставляемы по адресу: Москва, Леонтьевскій дер., 21, въ редакцію журнала Русская Мысль (для передачи Пр. Н.).}.
   Что въ горбатовской управѣ что-то происходило не совсѣмъ ладное, объ этомъ носились слухи уже ранѣе. Повидимому, однако, собраніе не желало соединять ихъ съ именемъ предсѣдателя и, передъ началомъ выборовъ, обратилось къ С. Т. Погуляеву съ просьбой баллотироваться вновь на слѣдующій выборный періодъ. С. Т. Погуляевъ отказался и въ рѣчи, произнесенной по этому поводу, мотивировалъ свой отказъ тѣми непріятностями, какія ему пришлось вынести за этотъ годъ, въ томъ числѣ отъ ревизіонной коммиссіи, разсматривавшей отчеты по общественнымъ работамъ. Правъ ли бывшій предсѣдатель, право ли было земство, права ли была ревизіонная коммиссія, -- всѣ эти вопросы совершенно меркнутъ передъ безпримѣрнымъ заявленіемъ члена ревизіонной коммиссіи, небезъизвѣстнаго читателямъ газетъ и журналовъ В. Д. Обтяжнова. Послѣ рѣчи г. Погуляева онъ поднялся и произнесъ буквально слѣдующее (для большей вѣрности, онъ самъ заносъ свои слова въ журналъ засѣданія):
   "Въ отвѣтъ на патетическую рѣчь г. предсѣдателя собранія и управы, сказанную имъ передъ баллотировкой, считаю нужнымъ высказать, что подобный укоръ ревизіонной коммиссіи за ея докладъ послѣ сдѣланной ему, за установленіемъ собраніемъ всѣхъ изложенныхъ въ немъ фактовъ должной оцѣнки и послѣ выраженной собраніемъ благодарности, по меньшей мѣрѣ неприличенъ и, притомъ, ничѣмъ не вызванъ, такъ какъ характеръ доклада коммиссіи отличается крайнею сдержанностью и всѣ неприглядные факты смягчены до невозможности (?!). Но этотъ укоръ меня въ придирчивости вызываетъ меня на большую откровенность, чѣмъ я бы желалъ. Я долженъ сознаться, что, безпристрастно анализируя свои дѣйствія, я, въ качествѣ члена ревизіонной коммиссіи, бездѣйствовалъ (!). Бездѣйствіе мое объясняется исключительными моими личными отношеніями къ симпатичному и болѣзненному С. Т. Погулясву. Я вполнѣ увѣренъ, что лично г. Погуляевъ пепричастенъ къ злоупотребленіямъ преступнаго характера управы, йо безспорно виновенъ въ попустительствѣ ихъ. Въ настоящее собраніе г. Погуляевъ, несмотря на очевидную преступность дѣйствій члена управы Бурова, усердно, но бездоказательно завѣряетъ въ безупречности Бурова, хотя докладъ коммиссіи не оспаривалъ". Приведя случаи неудачнаго заступничества добродушнаго предсѣдателя за другого еще члена управы, г. Обтяжновъ кончаетъ слѣдующими замѣчательными словами: "Я привыкъ, господа, работать и умѣю обнять дѣло и рѣшительно высказаться, и завѣряю васъ, что если бы не мои личныя отношенія къ г. Погуляеву и состраданіе къ его болѣзненности, то докладъ коммиссіи обнаружилъ бы такія дѣйствія управы, за которыя часть ея членовъ была бы на скамьѣ подсудимыхъ".
   Какъ вамъ нравится, читатель, это изумительное заявленіе? Человѣкъ, призванный "по долгу присяги" выполнить гражданскую обязанность, открыто и съ яснымъ лицомъ заявляетъ, что онъ поставилъ выше этой обязанности личныя отношенія, что онъ "бездѣйствовалъ" по лицепріятію и дружбѣ, что онъ скрылъ отъ собранія и отъ контроля правительства такія дѣйствія, которыя подлежатъ уголовному суду,-- и все это во вниманіе своихъ личныхъ отношеній къ симпатичному человѣку... Нѣтъ, положительно, это фактъ до настоящаго времени безпримѣрный... Что кумовство въ земствѣ, какъ и всюду, бывало, это мы знали, но чтобы въ кумовствѣ признавались публично, чтобы кумовствомъ хвастались, чтобы доказательство кумовства собственноручно заносили въ протоколы, въ назиданіе потомству,-- объ этомъ мы еще никогда не слыхали, это явленіе послѣдняго, даже послѣднѣйшаго времени. Любопытная черта: г. Обтяжновъ заявляетъ, что онъ пренебрегъ довѣріемъ собранія, пренебрегъ гражданскими обязанностями "изъ сожалѣнія къ болѣзненному предсѣдателю" и изъ-за личныхъ отношеній. Причина уважительная и "сожалѣніе", должно быть, очень велико. Однако, нѣсколько странно, что оно не удержало г. Обтяжнова, когда двумя-тремя словами въ рѣчи того же предсѣдателя оказалось задѣто его самолюбіе. Кажется, изъ этого позволительно сдѣлать выводъ, что сожалѣніе и "личное отношеніе" оказались слабѣе личнаго самолюбія,-- ну, а сознаніе гражданскихъ обязанностей и требованіе закона ниже обоихъ...
   И всего любопытнѣе, что въ этомъ г. Обтяжновъ пожелалъ росписаться въ протоколѣ собственноручно, дабы секретарь собранія какъ-нибудь нечаянно не упустилъ какой-либо драгоцѣнной черточки въ этой изумительной картинѣ чисто-домашней распоясанности и кумовства, столь откровенно вносимыхъ въ общественное дѣло.
   Неужели и это можетъ быть устранено "переводомъ денежныхъ запасовъ въ натуральные"? Ну, разумѣется, нѣтъ. Разумѣется, тутъ нужны средства болѣе радикальныя...
   Напримѣръ... упраздненіе самыхъ "земскихъ говорилень", не правда ли?
   Ахъ, господа, господа! На словахъ, на газетномъ листѣ, да еще если основательно отвлечься отъ жизненныхъ явленій, всѣ эти "язвы" исцѣляются любымъ средствомъ и очень легко. Нѣсколько "поелику", нѣсколько "а посему" и смотришь -- зла какъ не бывало. Сказалъ адвокатъ нехорошую рѣчь въ залѣ суда,-- долой состязательный процессъ и судъ присяжныхъ! Г. Обтяжновъ откровенно распоясался въ земской залѣ,-- упразднить земство! Но, вѣдь, господа, ни судебный софистъ, ни г. Обтяжновъ отъ этого съ лица земли не исчезнутъ, а, можетъ быть, кто знаетъ, еще почувствуютъ облегченіе. Попробуйте, опять-таки, взять явленіе во всей конкретности, и вы тотчасъ же убѣдитесь, что бороться съ ними гораздо труднѣе, чѣмъ вы предполагаете. Упразднить земство? Сдѣлайте одолженіе! Г. Обтяжновъ первый поможетъ вамъ въ этомъ, первый готовъ ошарашить бѣднягу любою "расколотою четвертиной". Вотъ посмотрите.
   Въ томъ же засѣданіи горбатовскаго земства предстоялъ выборъ почетныхъ мировыхъ судей. Какъ извѣстно, институтъ этотъ послѣ реформы 12 іюля остался на прежнихъ основаніяхъ, и на прежнихъ же основаніяхъ выборы производятся въ земскомъ собраніи изъ всѣхъ сословій. Надо думать, что, оставляя этотъ институтъ рядомъ съ новыми учрежденіями, высшее законодательство имѣло свои виды. Посмотрите теперь, какую "предику" предпосылаетъ выборамъ г. Обтяжновъ (и опять вноситъ ее, дабы что-либо не утерялось, въ видѣ собственноручной записки):
   "Приступая, -- пишетъ онъ, -- къ баллотировкѣ въ почетные мировые судьи, мы должны имѣть въ виду несомнѣнную пользу отъ избранія большаго числа кандидатовъ въ почетные мировые судьи, такъ какъ отъ этого зависитъ весь успѣхъ скорости разрѣшенія дѣлъ съѣздомъ; но, оцѣняя достоинство тѣхъ и другихъ лицъ, мы не должны упустить изъ вида, что, при введеніи законоположенія о земскихъ начальникахъ, Монархомъ указано, что успѣхъ и правильность всякаго дѣла могутъ быть исключительно при соблюденіи того, чтобы земледѣльцы пахали, купецъ торговалъ, а интеллигентъ (?!) судилъ, дабы не отрывать первыя двѣ группы отъ ихъ прямой полезной домашней дѣятельности, желательно выбирать почетныхъ мировыхъ судей преимущественно принадлежащихъ къ послѣдней группѣ, т.-е. изъ интеллигентовъ".
   Если вы обратитесь къ г. Обтяжнову съ вопросомъ, откуда собственно почерпнулъ онъ это якобы высочайшее указаніе на "интеллигентовъ", то онъ, конечно, отвѣтитъ вамъ, что онъ передаетъ "своими словами". Что это за особый классъ "интеллигентовъ", противуполагаемый въ этомъ вольномъ изложеніи купцамъ и пахарямъ,-- это, конечно, тайна г. Обтяжнова, своеобразная грамотность котораго даже въ этомъ "заявленіи" рѣзко кидается въ глаза и дѣлаетъ до извѣстной степени проблематичной даже и собственную принадлежность автора къ новоизобрѣтенному особому сословію "интеллигентовъ". Наконецъ, почему г. Обтяжновъ предпочитаетъ свои слишкомъ ужь вольныя и косвенныя толкованія прямому указанію закона, то-есть опять-таки той же верховной воли, не ограничившей выбора почетныхъ судей рамками того или другого, даже и дѣйствительно существующаго сословія,-- на все это, конечно, вы не получите никакого отвѣта. Однако, если здѣсь что-нибудь ясно до очевидности, это лишь то обстоятельство, что г. Обтяжновъ и земскіе "принципы" -- двѣ величины противуположныя, давно уже ничего другъ съ другомъ общаго не имѣющія и стоящія въ отношеніяхъ заушающаго и заушаемаго.
   Если нужны еще доказательства, то это очень легко. Дѣло въ томъ, что конкретное явленіе, имя которому легіонъ, въ господинѣ Обтяжновѣ имѣетъ небезъинтереснаго и очень типичнаго представителя, не въ первый уже разъ привлекающаго къ своей особѣ вниманіе прессы. Года два назадъ онъ сталъ на время героемъ фельетоннаго дня, вслѣдствіе своихъ нападокъ на земскую школу. "По странному стеченію обстоятельствъ,-- читали мы по этому поводу въ Русскихъ Вѣдомостяхъ,-- г. Обтяжновъ самъ въ періодъ реформъ прошлаго царствованія, который многими считается до сихъ поръ за періодъ сплошного отрицанія, очень ревностно насаждалъ земскія школы (въ качествѣ бывшаго предсѣдателя управы). Но вотъ "періодъ отрицанія" прошелъ, миновала и мода, увлекавшая иныхъ людей въ этомъ періодѣ, наступила мода другая, и тотъ же г. Обтяжновъ съ увлеченіемъ отрицаетъ то, что самъ насаждалъ въ разгаръ періода отрицанія..."
   И такъ, вы видите, надѣюсь, читатель, что если на г. Обтяжнова до извѣстной степени падаетъ отвѣтственность за земство, потому что, какъ никакъ, а онъ, все-таки, насаждалъ въ немъ кое-что и вносилъ въ него своя возвышенныя представленія о "личныхъ отношеніяхъ", то на земскій принципъ никакъ нельзя возлагать отвѣтственность за г. Обтяжнова. Ибо, отряхнувъ земскій прахъ отъ своихъ ногъ, гг. Обтяжновы понесутъ тѣ же взгляды всюду, куда будутъ призваны. И если земство тутъ играло какую-нибудь роль, то, конечно, лишь ту, что г. Обтяжпову приходилось "обнаруживаться" гласно... А, вѣдь, это еще, пожалуй, не самое большее зло... Тѣ же взгляды и тѣ же пріемы, уходящіе въ глубь необъятной провинціальной жизни, вѣдь, это, пожалуй, гораздо хуже...
   Какъ бы то ни было, надѣюсь, и изъ этого эпизода видно, что собственно земское начало слѣдуетъ освободить отъ отвѣтственности за г. Обтяжнова, уже хотя бы потому, что самъ онъ усердно побиваетъ его расколотою четвертиной. Гг. Обтяжновы бьютъ, да еще если за гг. Обтяжновыхъ станутъ бить,-- подумайте, справедливо ли это?...

-----

   Не выходя изъ предѣловъ все того же стараго вопроса о виновности земскаго принципа въ разныхъ нашихъ провинціальныхъ неустройствахъ, въ томъ числѣ и по продовольственному дѣлу, мы должны сказать здѣсь нѣсколько словъ о самоновѣйшемъ инцидентѣ этого рода. Что прошлый годъ, съ его огромными закупками, давалъ значительный просторъ инстинктамъ, группирующимся около всякой сумы и около всякаго "хозяйственнаго" дѣла, что около даннаго дѣла, съ его огромными оборотами и лихорадочною торопливостью, инстинкты эти разыгрывались въ особенности,-- это, конечно, нужно признать уже а priori. Мнѣ еще придется вернуться къ этой картинѣ и, быть можетъ, не однажды. Несомнѣнно, однако, что газетные крики относительно "земскихъ закупокъ" уже и на основаніи тѣхъ данныхъ, которыя мы имѣемъ до сихъ поръ, нужно признать сильно преувеличенными, а сравненіе съ ходомъ дѣла въ губерніяхъ не-земскихъ, насколько послѣднее опять-таки извѣстно, тоже далеко не говоритъ противъ земства. Разница, и разница существенная, которую необходимо имѣть въ виду при оцѣнкѣ собственно "газетныхъ впечатлѣній", состоитъ, вопервыхъ, въ одномъ свойствѣ земства (оно ведетъ свои операціи и сдаетъ отчеты гласно) и, во-вторыхъ, въ свойствѣ самой газетной прессы -- бить "въ сторону наименьшаго сопротивленія". Такимъ образомъ, факты изъ той области, которая доступнѣе, начинаютъ преобладать въ прессѣ до такой степени, что это извращаетъ самую перспективу явленія.
   Это, конечно, не освобождаетъ отъ обязанности разсматривать съ возможнымъ вниманіемъ каждый печальный фактъ этого рода, и потому мы остановимся нѣсколько на извѣстіи изъ Симбирска, которое мы прочитали въ одномъ изъ послѣднихъ нумеровъ Нов. Врем., въ отдѣлѣ телеграммъ: "Губернское земское собраніе 19 декабря, разсмотрѣвъ отчетъ управы объ израсходованіи одиннадцати-милліонной правительственной ссуды на обсѣмененіе и прокормленіе населенія,-- говорится въ этой телеграммѣ,-- нашло его составленнымъ настолько неудовлетворительно, что признало необходимымъ отчетъ этотъ возвратить для пересоставленія. Изъ отчета, между прочимъ, видно, что на распылъ, провѣсъ и подсѣвъ ушло 82,974 пуда, да 50,941 р. израсходовано безъ точнаго указанія, на что именно" {Новое Время, 25 декабря, No 6045.}.
   Останавливаясь на значеніи этой телеграммы, мы, прежде всего, должны сказать, что одна изъ цифръ, приведенныхъ въ газетѣ, не могла бы собственно послужить поводомъ къ непризнанію земствомъ отчета. При закупкѣ, достигавшей почти десятка милліоновъ пудовъ, провѣсъ и подсѣвъ въ 83 тыс. пуд., составляющій около 1%, нельзя еще считать, въ особенности по условіямъ нынѣшняго года, ненормальнымъ. Другое дѣло -- цифра 50,941 р., употребленная неизвѣстно на что. Хотя, конечно, и она не велика въ сравненіи съ общею суммой, тѣмъ не менѣе, отсутствіе указаній на ея назначеніе указываетъ въ свою очередь на несомнѣнную безпорядочность въ веденіи дѣла и, быть можетъ, даже на серьезныя злоупотребленія.
   Подождемъ дальнѣйшихъ разъясненій. Однако, нѣкоторыя условія, уже ранѣе обращавшія вниманіе всякаго наблюдателя, пристально слѣдившаго за ходомъ продовольственнаго дѣла въ Поволжья, заставляютъ насъ сі^зать здѣсь о богоспасаемомъ Симбирскѣ нѣсколько предварительныхъ словъ.
   Изъ Симбирска, вообще, мы имѣемъ въ прессѣ поразительно мало извѣстій. Этотъ уголокъ, "спокойная" и дремотная жизнь котораго вдохновляла автора Обломовщины, Обыкновенной исторіи и Обрыва, до сихъ поръ остается тѣмъ же спокойнымъ угломъ, огражденнымъ отъ многихъ современныхъ вліяній. Въ томъ числѣ -- городъ совершенно не литературный. Своей газеты въ Симбирскѣ нѣтъ совсѣмъ, если, конечно, не считать неизбѣжныхъ Губернскихъ Вѣдомостей, абсолютно неизвѣстныхъ за предѣлами оффиціальныхъ учрежденій собственной губерніи {Мы не ставимъ также въ счетъ Вѣстника Симбирскаго Земства, въ которомъ печатаются оффиціальные земскіе доклады (въ другихъ мѣстахъ помѣщаемые въ сборникахъ) и повременамъ сообщенія объ аграрныхъ упражненіяхъ гг. земцевъ въ своихъ имѣніяхъ и т. п.}. Корреспонденцій оттуда въ столичныхъ и поволжскихъ газетахъ тоже несоразмѣрно мало. Надо думать, что на родинѣ Обломова или вообще пишутъ немного, или же что въ Симбирскѣ почему-либо "корреспондентамъ", какъ говорится, не водъ. Тѣмъ болѣе вниманія мы, провинціальные наблюдатели, обязаны удѣлять каждому извѣстію, идущему изъ этого таинственнаго уголка, расположившагося по Волгѣ, Сурѣ и Свіягѣ.
   А эти извѣстія, все-таки, есть. Начать съ корреспонденціи г. Шарапова въ Новомъ Времени. Г. Шараповъ -- корреспондентъ совершенно особаго типа. Не такъ давно вышла цѣлая книга его произведеній, касающаяся слегка всѣхъ возможныхъ предметовъ, и, прежде всего, съ большою похвалой останавливающаяся на личности самого автора. Вотъ эта черта -- умѣнье хвалить какъ-то особенно вкусно, сочно и собственно неизвѣстно за что,-- является, по нашему мнѣнію, отличительною чертой авторскаго таланта. Г. Шараповъ, повидимому, сознаетъ ее и любитъ ею щегольнуть при всякомъ случаѣ Поѣздка г. Шарапова по Волгѣ представляла нѣчто необычайное въ этомъ родѣ и подала поводъ одной газетѣ къ юмористической картинкѣ: г. Шараповъ несется по волжскому фарватеру на пароходѣ, обстрѣливаемомъ съ обоихъ береговъ -- и съ лугового, и съ горнаго -- гранатами всевозможныхъ опроверженій провинціальной прессы, и, замѣтьте, не заинтересованныхъ лицъ, а именно всей мѣстной прессы, съ замѣчательнымъ единодушіемъ. Дѣло зашло такъ далеко, что гранаты залетали даже и на страницы Новаго Времени, помѣщавшаго порой весьма нелестныя характеристики корреспондентской дѣятельности собственнаго корреспондента. Въ довершеніе всего, въ той же газетѣ подвергнуты жестокому осмѣянію и самые хозяйственные взгляды г. Шарапова, т.-е. тотъ критерій, съ которымъ г. Шараповъ, по порученію газеты, налетѣлъ на провинцію.
   Этотъ небольшой эпизодъ -- очень характерный эпизодъ "голоднаго года", и вотъ почему мы позволили себѣ остановиться на немъ въ этомъ маленькомъ отступленіи. Г. Шараповъ печатно объяснялъ это прискорбное обстоятельство какою-то необычайно-злостною интригой, его преслѣдующею. Намъ же кажется, что это объясняется просто указанною выше чертой его таланта. Умѣя хвалить особенно вкусно, онъ не довольствуется обыкновеннымъ приложеніемъ этого умѣнья. Ему правятся "туръ-де-форсы", побѣды надъ трудностями, и потому онъ преимущественно хвалить тамъ и за то, гдѣ и за что никто другой хвалить не рѣшится. И, наоборотъ, почти всюду, гдѣ рутинные хвалители непремѣнно бы одобрили, г. Шараповъ непремѣнно обругаетъ. Такимъ образомъ, ошеломленная провинція узнала, во-первыхъ, о существованіи въ своихъ нѣдрахъ необычайныхъ государственныхъ умовъ, вродѣ, напримѣръ П. П. Зубова (въ Васильскомъ уѣздѣ), изъ котораго, по образному выраженію г. Шарапова, онъ въ теченіе двухъ дней "какъ пчела тянулъ одинъ медъ", т.-е. чистый медъ государственной мудрости (увы, тутъ опять переводъ денежныхъ запасовъ въ натуральные, съ легкими варіантами). Во-вторыхъ, провинціальная пресса увидѣла ниспровергнутымъ легкимъ, рѣшительнымъ и быстрымъ перомъ г. Шарапова многое такое, что сама въ теченіе долгихъ лѣтъ привыкла считать и прогрессивнымъ, и желательнымъ. И вотъ почему удивленная и слегка даже растерявшаяся поначалу мѣстная пресса прибѣгла затѣмъ къ усиленной канонадѣ.
   Попавъ въ Симбирскъ, г. Шараповъ просто ахнулъ отъ восторга на всю Россію. Прежде всего, ему чрезвычайно понравилось то обстоятельство, что въ Симбирскѣ нѣтъ никакой статистики... Знаете ли,-- спрашивалъ онъ, съ необычайнымъ энтузіазмомъ,-- какъ симбирская управа собирала свѣдѣнія объ урожаѣ (рокового 1891 г., въ виду самаго голода)? Ни за что не догадаетесь!... Да просто пришлось собирать свѣдѣнія наскоро, черезъ кого попало и, конечно, главнымъ образомъ, черезъ волостныхъ старшинъ... И опять взрывъ восторга! Какое, подумаешь, новое, никому неизвѣстное и никѣмъ не испытанное средство. Испытано, вошло въ поговорку и всюду, гдѣ возможно, сдается уже въ архивъ. А вотъ, подите, г. Шараповъ оглашаетъ эту пріятную новость, какъ особенную заслугу "хозяйственнаго земства"... А знаете ли, какова точность этого необычайнаго "enquête" (выраженіе самого автора)? Цифра ссуды, которая затѣмъ, къ великому восторгу г. Шарапова, совершенно сошлась и съ цифрой, доставленною земскими начальниками (что разумѣлось само собою, такъ какъ источникъ одинъ), опредѣлена въ 5 милліоновъ. Ну, а дѣйствительно выдать пришлось, какъ мы видѣли изъ приведенной выше телеграммы, 11 милліоновъ.
   Вотъ видите, какая необычайная точность этой enquête, главное достоинство которой то, что она обошлась безъ земской статистики... ("Наши выкладки и разсчеты по продовольствію,-- говорилъ г. Шарапову г. Анненковъ, предсѣдатель губернской управы,-- это не статистика, а дѣло (?!). Мы на статистику не тратимся, но положеніе губерніи знаемъ не дурно").
   Теперь посмотримъ, что еще приводило г. Шарапова въ восторгъ въ дѣятельности симбирскаго земства. Пусть говоритъ самъ г. Шараповъ, а мы позволимъ себѣ только подчеркнуть кое-что въ его восторженной рѣчи:
   "Докладъ управы еще декабрьскому очередному собранію рисовалъ положеніе населенія въ очень мрачномъ видѣ. Съ весны 1890 года приходилось пересѣвать поля, продовольствовать и обсѣменять значительную частъ населенія. Осень была настолько плоха, что виды на урожай ржи въ 1891 году были весьма дурны.
   "Необыкновенная вещь -- правительственная ссуда,-- и, притомъ, сравнительно небольшая -- въ 600 т. р. до того озабочивала симбирское земство, что мы находимъ прелюбопытныя пренія о способахъ ея возвращенія. Даже не надѣясь на урожай и предвидя трудный годъ, земство торопится установить трехлѣтній срокъ уплаты долга, сокрушается и подробно объясняетъ, что скорѣе заплатить никакъ нельзя.
   "Но природа безпощадна. Не успѣла открыться весна, оказывается новая необходимость въ продовольствіи до урожая, въ пересѣвѣ свыше 100 тыс. десятинъ погибшей ржи, а въ перспективѣ -- продовольствіе почти всего населенія поголовно въ теченіе цѣлаго года. Собирается въ іюнѣ экстренное губернское собраніе. Губернская управа тщательнѣйшимъ образомъ собираетъ сама и провѣряетъ свѣдѣнія, доставленныя майскими чрезвычайными уѣздными собраніями. Докладъ управы проникнуть насквозь величайшею осмотрительностью и осторожностью. Начало іюня. Дождя ни капли. 100 тыс. десятинъ ржи перепахано. Остальная померзла или сохнетъ въ цвѣту. Ну, еще урожай нельзя опредѣлить точно. Надежды еще могутъ быть. Въ Сызранскомъ и Сенгилеевскомъ уѣздахъ рожь ожидается недурная. Управа предлагаетъ ходатайствовать ссуду только въ 1.912 т. р., раскладывая ее на пять лѣтъ безъ процентовъ и назначая первымъ срокомъ взноса декабрь 1892 года, такъ какъ "совершенно очевидно", что раньше уплатить будетъ ничего нельзя.
   "Такъ предлагала управа. Избранная собраніемъ коммиссія сочла необходимымъ, на основаніи свѣдѣній, полученныхъ уже во время засѣданій собранія, повысить эту цифру до 5 милл. руб. при тѣхъ же условіяхъ возврата. Собраніе согласилось.
   "Я особенно отмѣчаю,-- умиляется г. Шараповъ,-- преобладающее стремленіе поскорѣе уплатить, развязаться съ долгомъ. И управа, и собраніе не только не запрашиваютъ, они видимо стѣсняются просить, стараются избѣжать долга, ломаютъ головы, какъ бы по возможности обойтись своими средствами. Эта черта весьма замѣчательная и глубоко симпатичная".
   Вотъ видите, какая трогательная картина. А попробуйте то же слова, только иначе молвить и выйдетъ вотъ что: "Несмотря на то, что докладъ управы еще въ декабрѣ рисовалъ положеніе населенія въ мрачномъ видѣ, что съ весны 1890 года приходилось пересѣвать поля, продовольствовать и обсѣменять значительную часть населенія, что осень была плоха и виды на урожай были дурны,-- земство торопится установить трехлѣтній срокъ уплаты послѣдняго долга (въ 600 тысячъ). Затѣмъ, несмотря на то, что новая весна еще хуже, что уже майскія экстренныя собранія 1891 г. доставляютъ, какія могутъ, безъ статистики, свѣдѣнія, докладъ управы проникнутъ наивнѣйшимъ невѣдѣніемъ настоящаго положенія вещей и безпечнѣйшею увѣренностью, что "можно обойтись". Начало іюня. Дождя ни капли. 100 тыс. десятинъ ржи перепахано (и что это все въ "хозяйственномъ земствѣ" перепашка?), остальная померзла или сохнетъ въ цвѣту. А управа все на что-то надѣется, потому что не имѣетъ никакихъ точныхъ свѣдѣній, и предлагаетъ ходатайствовать о ссудѣ около 2 милліоновъ. Уже само собраніе увеличиваетъ эту цифру въ 2 1/2 раза, а дѣйствительность превысила ее въ 5 1/2 разъ. Это ли называется "хозяйственностью", это ли успѣхи знанія своей губерніи безъ всякой статистики?" {Мы оставили здѣсь факты, изложенные г. Шараповымъ, и только подчеркнули свой "тонъ", который и дѣлаетъ "музыку".}
   Вотъ видите: факты все тѣ же, а оборотъ дѣла совсѣмъ другой. Г. Шараповъ просто забылъ, что недавно еще хвалилъ нижегородскаго губернатора за то, что онъ не осторожничалъ, и порицалъ земство, что оно отстало отъ этихъ раннихъ ходатайствъ. А теперь къ подчеркнутымъ мною въ первой цитатѣ фразамъ г. Шараповъ прибавляетъ нѣсколько паѳоса (ахъ милые, ахъ хозяйственные!) и картина совершенно излишней "осторожности" и полнаго уже незнанія дѣла превращается, съ Божіей помощью, въ умилительную картину хозяйственности и необычайной заботливости объ интересахъ населенія. Не правда ли, какой "восхвалительный" талантъ?
   Однако, предоставимъ г. Шарапову продолжать свое путешествіе и въ Саратовѣ ужо восторгаться удивительными, безподобными свойствами "колоба", который, по его словамъ, чуть не питательнѣе хлѣба, но, въ сущности, годенъ только скотинѣ, а сами остановимся въ Симбирскѣ. Весь эпизодъ, такъ эмфатически разсказанный г. Шараповымъ, имѣетъ, въ сущности, очень печальное значеніе и рисуетъ не хозяйственную, какъ хочетъ увѣрить авторъ, а просто не-зомскую земскую управу. Отбитъ только вспомнить, что продовольственныя ссуды изъ имперскаго капитала, идущія крестьянству, выдаются подъ отвѣтственность всего земства, т.-е. всѣхъ категорій плательщиковъ, чтобы понять источникъ излишней осторожности нѣкоторыхъ земствъ, въ которыхъ порой, по извѣстнымъ причинамъ, могутъ взять перевѣсъ узкія, не земскія соображенія. Къ чести симбирскаго земства нужно сказать, что, повидимому, въ данномъ случаѣ оно шло впереди своей прославленной г. Шараповымъ управы. Но что оно могло сдѣлать безъ точнаго знанія дѣла, безъ цифръ, безъ возможности получить ихъ изъ достовѣрнаго источника, и, притомъ, убаюкиваемое свѣдѣніями "хозяйственной управы"? Земство богоспасаемаго уголка платилось въ данномъ случаѣ за свою хозяйственную косность, и нуженъ поистинѣ шараповскій хвалительный талантъ, чтобы и здѣсь усмотрѣть поводъ для восторговъ и восхваленій...
   Теперь подымается уголокъ и надъ чисто-хозяйственною, въ тѣсномъ смыслѣ, дѣятельностью симбирской управы. Конечно, мы далеки отъ спѣшныхъ заключеній и указываемъ сами на малое "обвинительное", если можно такъ выразиться, значеніе одной изъ приведенныхъ въ телеграммѣ Новаго Времени цифръ. Но уже фактъ возврата собраніемъ, первою контролирующею инстанціей, отчета "хозяйственной" управы не лишенъ значенія. Подождемъ, во всякомъ случаѣ, разъясненій. Цѣль же настоящей замѣтки -- указать несомнѣнные и ранѣе установленные факты, способные пролить нѣкоторый свѣтъ на этотъ таинственный и мало освѣщаемый гласностью уголъ. Кромѣ компрометирующихъ похвалъ г. Шарапова (довольно, какъ мы видѣли, краснорѣчивыхъ въ обратномъ только смыслѣ), мы должны привести еще слѣдующій эпизодъ, оглашенный въ свое время казанскою прессой.
   Прошедшею осенью въ одной изъ казанскихъ газетъ (Казанскія Вѣсти) появилось извѣстіе, что въ Нижнемъ-Новгородѣ на вокзалѣ, по требованію пріемщика, желѣзно-дорожнымъ жандармомъ былъ произведенъ осмотръ одного вагона хлѣба, назначеннаго для симбирскаго земства, причемъ хлѣбъ оказался недоброкачественною смѣсью. Объ этомъ былъ составленъ протоколъ и дана телеграмма симбирской управѣ. Отвѣтъ: пріемщика уволить, хлѣбъ отправить на баржѣ по назначенію (по Волгѣ и затѣмъ по Сурѣ). Газета ручалась за достовѣрность факта. На это вскорѣ же послѣдовало опроверженіе, подписанное предсѣдателемъ управы г. А -- вымъ. Хлѣба недоброкачественнаго не приходило, протокола составляемо не было, пріемщикъ не увольнялся, зерно не было направлено въ голодающій уѣздъ. Однимъ словомъ, опроверженіе полное, категорическое и оффиціальное. Газета напечатала это "опроверженіе", но вслѣдъ за нимъ помѣстила документъ, начинавшійся словами: "Протоколъ. Я, нижеподписавшійся, унтеръ-офицеръ отдѣльнаго корпуса жандармовъ... по требованію такого-то... осмотрѣвъ такой-то вагонъ, по накладной слѣдовавшій симбирскому земству въ такой-то уѣздъ" и т. д. Оказалось, что протоколъ составленъ, что хлѣбъ, все-таки. принятъ и направленъ вверхъ по Сурѣ, что, наконецъ, пріемщикъ, уже ранѣе замѣчавшій крайнюю недоброкачественность хлѣба и заявлявшій объ этомъ, на сей разъ уволенъ. Только... это былъ уже пріемщикъ, нанятый повѣреннымъ, и телеграмма объ инцидентѣ послана была не губернской земской управѣ, а одному ея члену. Послѣ этого контръ-опроверженія дальнѣйшихъ опроверженій не послѣдовало и эпизодъ канулъ въ Лету...
   Я не хочу настаивать на непремѣнномъ злоупотребленіи и въ данномъ случаѣ. Я указываю только, какъ вела дѣло эта хозяйственная управа, которая кичится именно "дѣломъ, а не статистикой", и какіе эпизоды оставались безъ разъясненія въ этомъ безгласномъ углу. Но вотъ и еще любопытныя черты, характеризующія это совсѣмъ не земское земство. Въ засѣданіи симбирскаго губернскаго земскаго собранія 13 декабря 1891 года прочитанъ докладъ губ. земской управы, въ которомъ она "для пользы самаго дѣла, многосложнаго и управѣ непосильнаго, по ея составу, разсчитанному на веденіе дѣлъ при условіяхъ менѣе сложныхъ, считаетъ своимъ долгомъ доложить собранію, что она признаетъ для себя дальнѣйшую закупку хлѣба задачею невыполнимою и полагаетъ, что закупка хлѣба должна быть произведена самимъ правительствомъ..." "Независимо отъ того,-- продолжаетъ докладъ,-- что покупка хлѣба стала труднѣе... труднѣе сталъ и надзоръ за отправкою продавцами хлѣба того качества, которое ими продано. Съ ноября мѣсяца сталъ уже получаться сорный хлѣбъ, несомнѣнно отправленный продавцами безъ вѣдома коммиссіонера земства. Губернской же управѣ дурное качество становится извѣстнымъ при пріемкѣ хлѣба изъ вагоновъ, выгрузка же вагоновъ обязательна, но избѣжаніе расходовъ на храненіе..." Въ виду всего изложеннаго, губернская управа проситъ земское собраніе "ходатайствовать о заготовкѣ (на первую половину 1892 года) хлѣба самимъ правительствомъ".
   Такимъ образомъ, въ трудную минуту, когда и правительство, и общество, и народъ требуютъ напряженія всѣхъ силъ для борьбы съ надвинувшимся бѣдствіемъ, когда другія земства по большей части съ честью выполняютъ свою трудную задачу, "хозяйственная", "дѣловая" симбирская управа, кичащаяся своею дѣловитостью и хозяйственностью, старается свалить съ себя важную долю своихъ обязанностей.
   Просьба эта была на разсмотрѣніи подготовительной коммиссіи, которая дала въ высшей степени странное заключеніе: "Что касается,-- читаемъ мы въ ея докладѣ,-- до возбужденія ходатайства передъ правительствомъ, то коммиссія находитъ невозможнымъ возбуждать такое ходатайство въ виду того, что это равносильно было бы отказу земства отъ исполненія одной изъ своихъ главнѣйшихъ обязанностей". Указавъ затѣмъ нѣкоторыя мѣры для упорядоченія дѣла и помощи губ. управѣ въ его веденіи, коммиссія неожиданно приходить, все-таки, къ выводу, что было бы крайне желательно, въ интересахъ самаго дѣла, дабы правительство взяло на себя закупку хлѣба... (а если желательно, то почему же не ходатайствовать "въ интересахъ самаго дѣла"?). Въ собраніи гласный г. Мартьяновъ совершенно резонно указалъ на это противорѣчіе, а гласный г. Ржевскій предложилъ даже... "пригласить для закупокъ особаго артельщика изъ какой-либо московской артели, и (цитируемъ буквально) такъ какъ артельщики обезпечены залогомъ, то и не можетъ быть злоупотребленій..."
   Такова грустная картина безсилія и простраціи, являемая симбирскимъ земствомъ. На мѣстѣ воспѣтаго "хозяйственнаго земства" мы видимъ, просто, земскую руину, лишенную живого духа... И это вовсе не неожиданность. Просмотрите то, что есть о жизни и дѣятельности въ этомъ глухомъ и безгласномъ углу, и вы увидите, что характеръ узости и самодовольной кичливости, съ которой якобы практикъ-хозяинъ говорилъ г. Шарапову: "у насъ не статистика, а дѣло",-- проникъ всѣ сферы дѣятельности этого якобы земства. Народное образованіе и школа, народное здоровье и больница,-- во всемъ этомъ "дѣловитое земство" осталось далеко позади. И единственное дѣло, которымъ "въ ненастные дни занимались они", нарисовано г. Шараповымъ: дать какъ можно меньше, взыскать какъ можно скорѣе,-- и только!
   Къ счастію, на пр

   

Текущая жизнь.

(Наблюденія, размышленія и замѣтки).

Нѣчто объ опроверженіяхъ: опроверженіе симбирское.-- Дѣло Л. О. Юшкова съ крестьянами и его опроверженіе.-- Волжскій Вѣстникъ и профессорское опроверженіе.-- Нижегородское гоненіе гласности и его послѣдствія.-- Avis -- Московскимъ Вѣдомостямъ.-- Нѣчто о политикѣ внутренней и внѣшней и русскіе отголоски французской Панамы.

   "Симбирскъ, 29 декабря. Помѣщенная въ No 6045 Новаго Времени телеграмма изъ Симбирска, отъ 24 декабря, не согласна съ истиной: отчета объ операціяхъ по продовольствію и обсѣмененію губернская управа не представляла, почему губернское собраніе не могло ни одобрять, ни осуждать управы и, слѣдовательно, возвращать отчетъ для пересоставленія. Прося помѣстить настоящую мою телеграмму, шлю доказательство и правдивости содержанія оной -- подлинный докладъ управы и копіи журналовъ губернскаго земскаго собранія. Предсѣдатель губернской земской управы Анненковъ".
   Какъ видитъ читатель, это -- опроверженіе извѣстія, которое мы въ прошломъ очеркѣ заимствовали изъ Новаго Времени. Оно подало намъ поводъ для нѣкоторыхъ справокъ, которыя остаются въ полной силѣ, и мы могли бы совсѣмъ не приводить этого опроверженія г. Анненкова. Но вамъ оно кажется очень характернымъ и вызываетъ на нѣкоторыя размышленія.
   Я говорилъ въ прошлой статьѣ, что изъ Симбирска, вообще, пишутъ очень мало. А то, что пишутъ, какъ видите, тотчасъ опровергается, къ сожалѣнію, впрочемъ, не всегда до конца и, притомъ, съ какою-то излишнею краткостью. Мы видѣли, какъ опровергалось сообщеніе казанской газеты о вагонѣ дурного хлѣба, направленнаго въ голодающій уѣздъ, и о пріемщикѣ, уволенномъ за протоколъ, составленный по этому поводу. Симбирская управа заявила, что вагонъ не приходилъ, хлѣбъ въ уѣздъ не направлялся, протоколъ не составлялся, пріемщикъ не увольнялся, управа телеграммы не получала. Оказалось, однако, что это "опроверженіе" управы вѣрно только въ одномъ пунктѣ, а корреспондентъ въ одномъ лишь пунктѣ ошибся: телеграмма о дурномъ качествѣ хлѣба послана не въ управу, а одному ея члену, закупавшему хлѣбъ. Разумѣется, это совсѣмъ не важно и сущности дѣла не мѣняетъ: хлѣбъ, все-таки, плохой и, все-таки, принятъ и отправленъ голодающимъ, а пріемщикъ, исполнившій свой долгъ, вынужденъ былъ удалиться... И, однако, достаточно было неточности въ этомъ одномъ пунктѣ, чтобы управа выступила съ категорическимъ опроверженіемъ. Это, конечно, могло случиться и по недоразумѣнію: управа во всемъ составѣ могла не знать, какъ распоряжается одинъ изъ ея членовъ. Но насъ интересуетъ то равнодушіе, съ которымъ управа оставила дальнѣйшій печатный разговоръ по этому предмету: "не было". Оказывается -- было. "Ну, такъ наплевать!" А, между тѣмъ, этотъ эпизодъ бросаетъ свѣтъ на причины, почему у симбирскаго земства оказывались принятыми "значительныя партіи сорнаго хлѣба", по собственному сознанію управы, которое мы цитировали въ прошлой статьѣ изъ протоколовъ земскаго собранія, напечатанныхъ въ Вѣстникѣ Симбирскаго Земства. Наконецъ, это чисто-формальное отношеніе "хозяйственной управы" къ своимъ опроверженіямъ заставляетъ насъ и въ данномъ случаѣ останавливаться передъ новымъ ея опроверженіемъ съ невольнымъ недоумѣніемъ и вопросомъ: что же въ самомъ-то дѣлѣ было и чего не было изъ того, что сообщалось въ телеграммѣ Новаго Времени?
   По словамъ г. Анненкова, совершенно ничего изъ сообщаемаго Новымъ Временемъ не было. Корресподентъ просто навралъ, и даже довольно безсовѣстно: онъ утверждаетъ, что отчетъ отвергнутъ, приводитъ даже цифры, подавшія къ этому поводъ, тогда какъ въ дѣйствительности отчетъ даже не представлялся. Положимъ, въ числу достоинствъ Новаго Времени не принадлежитъ умѣнье подбирать корреспондентовъ. къ тому же, вниманіе почтенной газеты до такой степени поглощено вопросами и инцидентами, высшей европейской политики, что для русской провинціи остаются только гг. Шараповы съ ихъ извѣстными уже читателю пріемами. Отъ этого легко можетъ случиться, что одинъ Шараповъ мимоѣздомъ расхвалить "хозяйственную управу" такъ горячо, что, какъ говорится, небу станетъ жарко,-- расхвалитъ и уѣдетъ. А въ это время другой Шараповъ, и опять мимоѣздомъ, ошарашитъ ту же управу телеграммой, отъ которой уже небо покажется ей съ овчинку. И опять умчится дальше. А Новое Время напечатаетъ и похвалу, и обличеніе, и потомъ опроверженіе съ полнѣйшимъ равнодушіемъ. Опровергаютъ? Отлично! Не было, такъ и не было, ну ихъ! Позвольте, однако: вѣдь, если не было самаго факта и даже поводовъ къ факту, сообщенному корреспондентомъ большой столичной газеты, тогда на пустомъ мѣстѣ, образовавшемся послѣ опроверженія, водворяется другой фактъ злостнаго вымысла, съ одной стороны, редакціонной неразборчивости въ выборѣ своихъ корреспондентовъ -- съ другой. Нельзя же такъ въ самомъ дѣлѣ: не было и кончено! Слѣдовало бы объяснить, по крайней мѣрѣ, какъ произошла такая странная ошибка и дѣйствительно ли не было такъ-таки совсѣмъ ничего, или... или хоть что-нибудь, все-таки, было, а, можетъ быть, было и не что-нибудь, а довольно много, какъ въ случаѣ съ вагономъ хлѣба.
   Да, мало, мало пишутъ изъ Симбирска, а то, что пишутъ, темно и туманно, неполно и проблематично. Подождемъ, не принесетъ ли время большей ясности, а пока, разъ уже рѣчь зашла объ опроверженіяхъ, остановимся еще на нѣсколькихъ примѣрахъ изъ этой области, гораздо болѣе характерныхъ и интересныхъ.
   Для этого, прежде всего, придется заглянуть въ Казань. Опроверженію подлежитъ нижеслѣдующее:
   

Дѣло Л. О. Юшкова съ крестьянами.

   "Въ гражданскомъ департаментѣ судебной палаты,-- читали мы въ Волжскомъ Вѣстникѣ,-- разсматривалось характерное въ бытовомъ отношеніи дѣло, вступившее въ апелляціонномъ порядкѣ изъ сарапульскаго окружнаго суда. Въ Малмыжскомъ уѣздѣ, Вятской губерніи, есть село Гоньба, крестьянское населеніе котораго состояло нѣкогда въ крѣпостной зависимости у мамадышскаго помѣщика Л. О. Юшкова. При освобожденіи отъ крѣпостной зависимости, по предварительнымъ надѣльнымъ актамъ, во владѣніе крестьянъ этого селенія должно было перейти отъ Юшкова 1,100 десятинъ (по 4 десятины на ревизскую душу) земли. Юшковъ указалъ имъ предназначенную для нихъ землю и "благословилъ" на пользованіе. Крестьяне въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ пахали, засѣвали ее, собирали съ нея хлѣбъ и платили за нее земскія и казенныя повинности, а также выкупные платежи, хотя она не была еще отмежевана и отграничена имъ. Наконецъ, они стали замѣчать, что этой земли какъ будто становится меньше (?) того количества, которое показано въ документахъ. Въ виду этого, они начали просить Юшкова "обмѣрить" ихъ и ужъ составить за одно, при этомъ, и "данную" на отведенную землю. Юшковъ согласился. Приглашенъ былъ частный землемѣръ, нѣкто Солнцевъ, и началось обмѣриваніе, во время котораго обнаружилось, что часть крестьянскихъ дѣйствительно, находится въ составѣ земель, эксплуатируемыхъ Юшковымъ, причемъ количество недостающей земли было опредѣлено Солнцевымъ въ размѣрѣ 44 десятинъ. Юшковъ призналъ недостачу и обѣщалъ крестьянамъ "прирѣзать" недостающее. Въ "данной" была сдѣлана, при этомъ, помѣтка, что эти 44 десятины "прирѣзаны". Крестьяне не возражали противъ этого, такъ какъ не смѣли думать, что Юшковъ не выполнилъ своего обѣщанія. Но, по удаленіи землемѣра, все пошло постарому и недостающія, согласно указанія Солнцева, десятины не были прирѣзаны. Тогда крестьяне, прождавъ еще нѣсколько лѣтъ, въ теченіе вторыхъ постоянно напоминали Юшкову объ его обязанностяхъ "прирѣзать" недостающее, рѣшились, наконецъ, обратиться къ начальству съ просьбой объ отграниченіи и отмежеваніи слѣдуемой имъ надѣльной земли черезъ казеннаго землемѣра. По этому поводу въ 1873 г. вятскимъ губернскимъ начальствомъ былъ присланъ въ с. Гоньбу казенный землемѣръ Новоселовъ. Этотъ послѣдній, приступивъ въ межеванію, обнаружилъ, что у крестьянъ недостаетъ уже не 44 десятины, какъ было установлено землемѣромъ Солнцевымъ, а 72 дес. 1,014 кв. саж. Въ виду этого, онъ прекратилъ дальнѣйшія свои дѣйствія по отграниченію крестьянской земли отъ владѣній Юшкова и уѣхалъ, такъ какъ не считалъ себя въ правѣ межевыми дѣйствіями своими какъ бы разрѣшать споръ между помѣщикомъ и крестьянами. Крестьяне же, по поводу недостачи земли, начали подавать прошенія и жалобы въ разныя административныя учрежденія, вѣдающія крестьянскія дѣла. Но всюду они встрѣчали отказъ въ удовлетвореніи своего. ходатайства. Наконецъ, въ 1887 г. вятское губернское правленіе увѣдомило ихъ, что споръ ихъ съ Юшковымъ о недостающихъ 72 десятинахъ не можетъ быть разрѣшенъ административнымъ порядкомъ, такъ какъ административныя учрежденія по крестьянскимъ дѣламъ затрудняются въ способахъ выполненія заявленныхъ обществомъ требованій. Между тѣмъ, недостатокъ земли для крестьянъ села Гоньбы становился съ каждымъ годомъ ощутительнѣе, вслѣдствіе возростанія наличнаго числа населенія. Уплата земскихъ, казенныхъ и выкупныхъ повинностей за недостающую землю съ каждымъ годомъ становилась также все болѣе и болѣе обременительною. Въ виду этого, въ прошломъ году они обратились по поводу своей претензіи къ Юшкову въ сарапульскій окружный судъ. Они ходатайствовали въ исковомъ своемъ прошеніи обязать Юшкова возвратить имъ самовольно захваченную имъ изъ ихъ надѣловъ землю и взыскать съ него 14,382 руб. въ ихъ пользу въ возмѣщеніе понесенныхъ ими убытковъ отъ непользованія этою землей, а также за переплаченные ими по этой землѣ казенныя, земскія и выкупныя повинности. Сарапульскій окружный судъ, разсмотрѣвъ это дѣло, нашелъ, что хотя "общество крестьянъ села Гоньбы, вслѣдствіе состоявшагося при содѣйствіи правительства выкупа ихъ надѣла, вступивъ въ разрядъ крестьянъ собственниковъ, и пріобрѣло, вмѣстѣ съ тѣмъ, право на защиту своихъ имущественныхъ интересовъ предъ судомъ, но не осуществило этого права по отношенію иска къ Юшкову о надѣленіи недостающею землей въ теченіе болѣе 10 лѣтъ, такъ какъ начало земской давности возникло съ 1873 г., когда при отграниченіи землемѣрокъ Новоселовымъ крестьянскаго надѣла и обнаружился недостатокъ земли". Что же касается ходатайствъ, которыя возбуждались крестьянами по этому поводу послѣ 1873 г. въ учрежденіяхъ по крестьянскимъ дѣламъ, то судъ призналъ ихъ "не прерывающими земской давности, такъ какъ они производились въ ненадлежащемъ мѣстѣ".
   "На это рѣшеніе со стороны крестьянъ послѣдовала апелляціонная жалоба. Какъ въ жалобѣ этой, такъ и въ засѣданіи палаты они черезъ своего повѣреннаго доказывали, что срокъ земской давности ими не пропущенъ для возбужденія судебнаго дѣла противъ Юшкова, такъ какъ до отказа администраціи отъ исполненія своей обязанности по отводу имъ исдѣльной земли они по закону никуда не имѣли права обращаться съ исками. Отказъ же этотъ, объявленный имъ лишь въ 1887 г., только послѣ этого времени и далъ имъ возможность обратиться въ суду, дѣйствія котораго не могутъ быть стѣсняемы затрудненіями администраціи. Юшковъ получившій еще въ 1869 г. изъ казны выкупную сумму, переведенную на крестьянъ и взыскиваемую съ нихъ, владѣя частью надѣльной земли и не плата за нее никакихъ налоговъ и повинностей, по справедливости долженъ возвратить крестьянамъ все ими за него уплаченное и убытки отъ невладѣнія землей. Въ виду этихъ соображеній, крестьяне просили судебную палату рѣшеніе сарапульскаго окружнаго суда отмѣнить и исковыя требованія ихъ признать подлежащими удовлетворенію. Юшковъ же доказывалъ, что крестьяне не имѣли права обращаться по поводу своей претензіи къ нему въ судъ, такъ какъ споры, возникающіе изъ-за отвода надѣловъ, подлежатъ разрѣшенію въ административномъ порядкѣ. На этомъ основаніи онъ ходатайствовалъ объ отказѣ крестьянахъ въ искѣ.
   "Судебная палата, по высдушаніи этихъ объясненій сторонъ, вынесла резолюцію, въ силу которой искъ общества крестьянъ села Гоньбы признанъ неподсуднымъ судебнымъ учрежденіямъ и поэтому оставленъ безъ удовлетворенія",
   Красивая, не правда ли, исторія? Сколько, однако, такихъ исторій совершалось, совершается, будетъ еще совершаться на Руси, и какъ порой печально онѣ кончаются! И сколько такихъ процессовъ печаталось, печатается, будетъ еще печататься въ провинціальныхъ газетахъ, и какъ незамѣтно онѣ проходятъ! Надо думать, что г. Юшковъ, "по своему мѣсту,-- какъ говорилось въ старину,-- персона сильная". Это явствуетъ, по крайней мѣрѣ, изъ того страннаго обстоятельства, что всѣ "ошибки" мѣстной администраціи происходятъ, по необъяснимой случайности, именно въ его пользу. Не хватаетъ у крестьянъ земли 44 десятины (сколько намъ извѣстно, село Гоньба лежитъ по большому тракту и 44 десятины для села Гоньбы значатъ не мало). Пріѣзжаетъ г. Солнцевъ исправлять ошибку, но, вмѣсто этого, вновь самъ ошибается еще хуже: послѣ исправленія надѣлъ крестьянъ уменьшается еще на 29 десятинъ. И такъ, ошибкой крестьянамъ не прирѣзано, что слѣдовало прирѣзать, а еще урѣзано, чего урѣзывать не слѣдовало; далѣе, ошибкой же платежи за урѣзанную землю взыскиваются, все-таки, съ крестьянъ. Ошибаются землемѣры, ошибается администрація, и ошибка длится десятки лѣтъ. Надо думать, что такія странныя случайности имѣютъ въ Вятской губерніи какую-нибудь бытовую подкладку, и если читатель не забылъ прошлаго нашего очерка, мы позволимъ себѣ спросить: оказываютъ ли и здѣсь какое-либо вліяніе "натуральные запасы" и "зловредные земскіе принципы", или же здѣсь мы имѣемъ дѣло съ чистымъ и неприкрашеннымъ вліяніемъ "сильной персоны"?
   Наконецъ, ко всѣмъ ошибкамъ присоединяется еще и ошибка редакціи Волжскаго Вѣстника, которая съ какою-то заискивающею предупредительностью помѣщаетъ вскорѣ послѣ появленія судебнаго отчета слѣдующее странное "опроверженіе":
   "По поводу напечатаннаго въ No 299 Вѣсти, процесса Л. О. Юшкова съ крестьянами, намъ заявляютъ (?), что при напечатаніи его допущена масса ошибочныхъ фактовъ, много произвольнаго, такъ что дѣло получило неблагопріятную окраску, совершенно несоотвѣтствующую дѣйствительности".
   Начало, какъ видите, довольно опредѣленное и, по категоричности, отнюдь не уступаетъ симбирскимъ опроверженіямъ. Послѣ такого начала вы ждете, что и здѣсь не окажется самаго факта, что г. Юшковъ, по меньшей мѣрѣ, не пользовался завѣдомо крестьянскою землей, а крестьяне не платили десятки лѣтъ за то, чѣмъ пользовался г. Юшковъ. Ошибаетесь! Вотъ какую казуистику разводитъ далѣе почтенная редакція:
   "Такъ, землемѣръ капитанъ Солнцевъ явился вовсе не вслѣдствіе просьбы крестьянъ обмѣрить ихъ, а опредѣлялъ размѣры крестьянскаго владѣнія при составленіи уставной грамоты, причемъ оказалось, что нужно прирѣзать 44 дес., каковыя, какъ сказано въ уставной грамотѣ, прирѣзываются, причемъ для уничтоженія черезполосности произведенъ обмѣнъ угодій".
   Какъ видите, тутъ все еще нѣтъ никакого опроверженія и фактъ "нехватки" 44 десятинъ признается. Теперь еще далѣе: "Согласія Юшкова на выдачу данной никто не спрашивалъ, да и спрашивать не могъ, такъ какъ всѣмъ извѣстно, что въ совершеніи данной прежній собственникъ никакого участія не принимаетъ, а на крестьянскій надѣлъ данныя выдаются непосредственнымъ распоряженіемъ учрежденій по крестьянскимъ дѣламъ.
   "При такихъ условіяхъ Юшковъ не могъ обѣщать и признавать въ данной что бы то ни было, а крестьяне на что бы то ни было соглашаться (отлично, но что же изъ этого?). Никакихъ обязанностей прирѣзать на Юшковѣ никогда не лежало, слѣдовательно, и напоминать имъ было нечего, а дѣйствительно законъ возлагалъ на крестьянскія учрежденія обязанность окончательнаго отграниченія крестьянскаго надѣла. Въ силу этого, въ 1873 г. былъ присланъ землемѣръ Новоселовъ для окончательнаго отграниченія. При межеваніи Новоселовъ заявилъ, что въ надѣлѣ не хватаетъ 72 дес. 1,614 саж.".
   Вотъ видите, и фактъ вторичной, уже большей "нехватки" установленъ. Наконецъ, мѣстныя крестьянскія учрежденія должны были бы поступитъ въ этомъ случаѣ по извѣстному, указанному въ законѣ порядку, но они этого не сдѣлали и дѣло, въ нихъ производящееся, до сихъ поръ остается неоконченнымъ, причемъ, однако же, вятское губернское правленіе никогда не увѣдомляло крестьянъ, что споръ ихъ съ Юшковымъ не могъ быть разрѣшенъ административнымъ порядкомъ.
   "То обстоятельство, что дѣло не окончено въ административныхъ учрежденіяхъ и, даже болѣе того, что собственно изъятія земли изъ владѣнія Юшкова крестьяне не домогаются передъ судомъ, такъ какъ несомнѣнно получатъ все имъ слѣдующее черезъ крестьянскія учрежденія, что собственно единственнымъ предметомъ иска служить сумма въ 14,382 руб. убытковъ, якобы -- охъ, ужъ эти якобы!-- ими понесенныхъ, было признано повѣреннымъ общества въ засѣданіи палаты на вопросъ г. предсѣдателемъ, и репортеръ, не будучи обуреваемъ желаніемъ придать отчету неумѣстную пикантность, не могъ бы этого не слышать, такъ какъ въ это время онъ былъ въ залѣ, куда явился гораздо позже начала дѣла.
   "Такъ что одинъ землемѣръ намѣрилъ 1,100 д., а другой 1,028, что изъ этой разницы въ измѣреніяхъ возникъ споръ, настолько съ обѣихъ сторонъ добросовѣстный, что самъ истецъ въ апелляціонной жалобѣ заявилъ, что нельзя утверждать положительно, насколько правильны дѣйствія Новоселова, что споръ этотъ, провѣрка котораго возложена на обязанность крестьянскихъ учрежденій, ими еще не провѣренъ, а судъ, имѣя въ виду, что и послѣдствія того или другого результата повѣрки указаны закономъ, призналъ дѣло себѣ неподсуднымъ".
   "Давая мѣсто вышеизложенному,-- прибавляетъ услужливая редакція,-- мы должны выразить искреннее сожалѣніе, что введены были въ заблужденіе ошибкою нашего репортера, не довѣрять которому мы не имѣли основанія".
   Прежде всего, кто это пишетъ? Г. Юшковъ? Нѣтъ, его подписи мы не видимъ. Сама редакція? Да, но и въ послѣдней припискѣ, и во всей замѣткѣ чувствуется двойственность тона, показывающая, что надъ редакціей, хлопочущей якобы отъ себя, для возстановленія истины, витаетъ невидимое присутствіе сильной персоны. Это самая прискорбная изъ ошибокъ, потому что въ ней причастна редакція уважаемаго провинціальнаго органа. Правда это еще первая ошибка, совершенная, вопреки намѣреній, не въ пользу сильной персоны г. Юшкова. Да, услуга на сей разъ оказалась поистинѣ медвѣжьей, и ужъ лучше было не подчеркивать некрасиваго дѣла еще болѣе некрасивыми претензіями на "добросовѣстность"!
   Что мы узнали изъ опроверженія такого, что бы измѣняло сущность дѣла и придавало ему большую привлекательность? Пользовался ли г. Юшковъ въ теченіе трехъ десятковъ лѣтъ крестьянскою землей? Увы, пользовался несомнѣнно. А кто платилъ за эту землю? Крестьяне. И замѣтьте, что въ числѣ этихъ платежей были и выкупные, поступавшіе... кому? Тому же г. Юшкову! Вотъ, вѣдь, въ краткихъ чертахъ, внутренняя сущность "добросовѣстнаго съ обѣихъ сторонъ спора". Чѣмъ же она опровергается? Увы, ничѣмъ, такъ какъ опроверженіе и само признаетъ, что всѣ провѣрки оказывались въ пользу крестьянъ и что онѣ "несомнѣнно получатъ слѣдуемое"... только не черезъ судъ, а черезъ крестьянскія учрежденія. Очень пріятная увѣренность! Только неизвѣстно ли ужъ, кстати, когда это наступитъ? Еще черезъ двадцать лѣтъ, черезъ тридцать, можетъ, въ половинѣ будущаго вѣка? Вѣдь, ужъ болѣе четверти столѣтія длится эта странная небросовѣстность обѣихъ сторонъ", изъ коихъ одна пользуется землей, но за нее не платитъ, а другая землей не пользуется, но платежи за нее вноситъ... Конечно, г. Юшкову ничего. Его добросовѣстность есть добросовѣстность пріятная, спокойная... Ну, а кто помнитъ разсказанную Гражданиномъ года три тому назадъ исторію о томъ, какъ въ Вятской губерніи взыскиваютъ недоимки, тотъ долженъ будетъ признать, что добросовѣстность крестьянъ обходится имъ гораздо дороже. Такъ вотъ что нынѣ называется добросовѣстностью въ казанской прессѣ? Что, въ самомъ дѣлѣ, сказало новаго "опроверженіе" и за что редакція выдала головой бѣднаго репортера? Мы узнаемъ, во-первыхъ, что г. Солнцевъ имѣлъ чинъ капитана. Очень пріятно. Что онъ явился не вслѣдствіе просьбы крестьянъ... Да почему бы ни явился, развѣ не все равно? Что согласія г. Юшкова на выдачу данной никто не спрашивалъ, такъ какъ данныя выдаются безъ согласія бывшихъ владѣльцевъ... Да развѣ не очевидно, что репортеръ спуталъ данную съ выкупнымъ договоромъ, что при совершеніи послѣдняго и происходитъ соглашеніе, что вообще это ошибка чисто-формальная и что само опроверженіе дѣлаетъ тутъ же нѣсколько формальныхъ ошибокъ, которыхъ мы не станемъ указывать лишь потому, что дѣло не въ нихъ? Никакихъ обязанностей на г. Юшковѣ прирѣзать землю не лежало... Ну, это развѣ въ томъ смыслѣ, что г. Юшковъ -- не землемѣръ. "Мѣстныя крестьянскія Учрежденія должны были бы поступить по извѣстному, указанному въ законѣ порядку, но они этого не сдѣлали..." Вотъ это-то и говорилъ репортеръ, а г. Юшковъ не отрицаетъ, что онъ этимъ пользовался, а крестьяне платили и частью платили въ его же пользу! Такъ что же вы намъ сказали новаго? Одно: а именно, что и при этихъ условіяхъ можно оставаться "добросовѣстнымъ въ такой степени"... Въ томъ-то и вопросъ,-- въ какой степени. Есть, правда, у Щедрина одинъ афоризмъ, гласящій, что "истина есть результатъ судоговоренія". Но, вѣдь, Щедринъ, господа, былъ юмористъ и нельзя всѣ его афоризмы принимать въ прямомъ смыслѣ. А тутъ, и"" нѣкоему распространительному толкованію, выходитъ уже, что и "добросовѣстность" есть ничто иное, какъ результатъ судоговоренія... Ахъ, господа, господа! Вѣдь, добросовѣстность то, все-таки, въ томъ, чтобы не пользоваться чужимъ и платить за то, чѣмъ пользуешься. И отчего бы такъ администрація ни пренебрегла своими обязанностями, развѣ г. Юшковъ не могъ давнымъ-давно отдать землю владѣльцамъ? Какія "учрежденія" могли ему въ томъ помѣшать въ теченіе свыше 25 лѣтъ?!...
   А сколько самой скорбной морали въ этомъ небольшомъ эпизодѣ! Но г. Юшковъ первый, не г. Юшковъ послѣдній. Мы кричимъ теперь, что мужикъ -- сутяга, что у него слишкомъ много средствъ для этого, мы говоримъ о сокращеніи мужицкихъ дешевыхъ ходатаевъ, мы ихъ и сокращаемъ. Правда, въ этомъ явленіи есть иного печальнаго и ненормальнаго. Но вотъ присмотритесь къ данному дѣлу. Это все протокольно и сухо, бумажно скучно, защитники г. Юшкова такъ и желали бы, повидимому, оставить дѣло въ предѣлахъ бумаги и судоговоренія... Пусть ихъ! Оставимъ г. Юшкова сверкать и любоваться своею бумажною добросовѣстностью и постараемся представить себѣ въ натурѣ такую деревню или такое село... Вообразимъ его въ теченіе десятковъ лѣтъ ищущимъ своего несомнѣннаго, неоспоримаго, всѣми признаваемаго права... Ищущимъ и не находящимъ. Судъ посылаетъ въ администраціи. Крестьянскія учрежденія "должны сдѣлать, но не дѣлаютъ". И задумывается село или деревня о томъ, что же такое правда и гдѣ она на землѣ? "Результатъ судоговоренія?"... Нѣтъ, это рѣшительно выше мужицкаго пониманія. Къ тому же и судоговоренія, какъ мы видѣли, произойти но можетъ, ибо это -- дѣло администраціи. И трещатъ отъ думы мужицкія головы, и бродитъ темная мысль, и въ курныхъ вятскихъ избахъ, при свѣтѣ лучины, фантазируетъ деревня насчетъ "правды" и "управы", и шлетъ ходоковъ Богъ знаетъ куда, нерѣдко совсѣмъ куда не слѣдуетъ. Черезъ десятки лѣтъ, наконецъ, попадаетъ мужицкая правда" въ судъ, но судъ ничего сдѣлать не можетъ, а можетъ опятъ "администрація", которая именно и не дѣлаетъ. Попадаетъ мужицкая правда въ газету, но г. Рейнгардтъ мгновенно ослѣпляетъ ее чрезвычайною "добросовѣстностью обѣихъ сторонъ". А г. Юшковъ "добросовѣстно пользуется" землей, а вятская полиція "добросовѣстно" гонитъ съ мужика недоимку по способу, описанному Гражданиномъ.

-----

   А пока, вновь обращаясь къ прессѣ и къ тому, какъ ее порой "опровергаютъ", мы должны сказать, что за злополучнаго репортера, столь невинно-пострадавшаго, г. Рейнгардта, редактора-издателя Волжскаго Вѣстника, настигла-таки карающая Немезида. Надо думать, по крайней мѣрѣ, что именно таковъ сокровенный смыслъ разразившагося надъ Волжскимъ Вѣстникомъ профессорскаго "опроверженія" или... иначе" нужно будетъ признать, что во всей этой исторіи нѣтъ никакого смысла.
   Да, не везетъ казанской прессѣ. А еще недавно пресса въ Казани сравнительно процвѣтала и огромный край средняго Поволжья и Прикамья имѣлъ въ своемъ университетскомъ городѣ цѣлыхъ три органа. Изъ нихъ Волжскій Вѣстникъ, основанный профессоромъ и талантливымъ публицистомъ Н. П. Загоскинымъ, занималъ во всей провинціальной прессѣ, быть можетъ, не особенно блестящее, но весьма почтенное и даже почетное положеніе газеты, стремящейся представить истинные интересы огромнаго края и проникнутой лучшими литературными традиціями. Года два назадъ Волжскій Вѣстникъ перешелъ въ руку нынѣшней редакціи. Еще ранѣе другая газета, Казанскій Листокъ, раскололась, выдѣливъ изъ себя третью -- Казанскія Вѣсти. Тремъ газетамъ въ провинціальномъ городѣ, хотя бы и въ университетскомъ, уже нѣсколько тѣсно и потому двѣ изъ нихъ -- Казанскій Листокъ съ Казанскими Вѣстями съ первой же минуты существованія послѣдней -- вступили въ жестокое единоборство. Если это была полемика, то нужно сказать, что полемика эта была весьма своеобразная и далеко не во всѣхъ частяхъ литературная. Борьба двухъ редакцій напоминала извѣстный эпизодъ изъ безсмертныхъ Записокъ Пиквикскаго клуба -- смертельный бой "итансвильской синицы" съ "итансвильскимъ журавлемъ". Достаточно сказать, что когда г. Ильяшенко, редакторъ Казанскихъ Вѣстей, бывалъ въ Петербургѣ, то г. Гисси, редактору, случалось получать анонимныя телеграммы въ такомъ родѣ: "Погоди, голубчикъ, удружу!" или: "Будешь меня помнить, дружокъ!" {Фактъ, оглашенный печатно.}. И кто-то дѣйствительно удружалъ г. Гисси такъ усердно, что... теперь Казанскаго Листка уже нѣтъ на свѣтѣ "за неутвержденіемъ редактора". Но и Листокъ не остался въ долгу. Умирая и истекая кровью, злополучная редакція изобрѣла такой способъ полемики, какого еще не видала литература: г. Гисси скупилъ векселя г. Ильяшенко и въ критическую минуту "подписной засухи" предъявилъ ихъ разомъ ко взысканію, отъ чего Казанскія Вѣсти пошли съ молотка... Теперь существуетъ какой-то остатокъ Казанскихъ Вѣстей, ведущій, впрочемъ, проблематическое существованіе, и на аренѣ остался почти одинъ Волжскій Вѣстникъ подъ новою редакціей... Положеніе несомнѣнно удобное, но и несомнѣнно обязывающее: на нынѣшней редакціи. лежитъ отвѣтственность за судьбу послѣдняго органа Прикамскаго края,-- органа, ничѣмъ еще не запятнаннаго и имѣющаго за собой почтенное прошлое...
   Теперь и надъ этимъ органомъ разразилась "исторія": "Въ объявленіяхъ о подпискѣ на Волжскій Вѣстникъ,-- читаемъ въ газ. Волгарь,-- доселѣ щеголявшихъ десятками именъ съ магическою въ глазахъ нѣкоторыхъ читателей прибавкой проф. (читай: профессоръ), съ недавняго времени изъята изъ списка сотрудниковъ добрая половина этихъ именъ. 24 декабря, въ другой здѣшней газетѣ, Казанскихъ Вѣстяхъ (невидимому, доживающей послѣдніе дни своего блѣднаго существованія), появилось грозное заявленіе 12 профессоровъ Казанскаго университета, состоявшихъ сотрудниками Волжскаго Вѣстника".Заявленіе это гласитъ: "Еще 18 декабря мы выразили г. Рейнгардту (редактору-издателю Волжск. Вѣстн.) наше неодобреніе тому направленію, которое газета его усвоила за послѣднее, довольно продолжительное, время. Высказанная г. Рсйнгардтомъ готовность измѣнить направленіе газеты (?) согласно сдѣланнымъ указаніяхъ замедлила печатное оглашеніе нашего выхода изъ числа сотрудниковъ. Г. редакторъ, однако, предпочелъ, повидимому, оставаться вѣрнымъ усвоенному его газетою направленію и намъ остается только съ истиннымъ удовольствіемъ (почему же, однако, "съ удовольствіемъ"?) констатировать нашу полную непричастность къ его изданію".
   Сказать правду, объясненіе это отзывается, въ литературномъ смыслѣ, нѣкоторою наивностью. Направленіемъ обыкновенно называютъ общее и послѣдовательно проводимое отношеніе редакціи къ кореннымъ вопросамъ общественно-политической жизни, выставляемымъ современностью на очередь. Для газеты нашего времени направленіе опредѣляется ея отношеніемъ къ народному образованію (нынѣ и это стало вопросомъ и поводомъ къ раздѣленію на партіи), въ сословному или безсословному началу въ мѣстномъ управленіи, къ выборному началу или бюрократіи и т. д. А такія вещи мѣнять не легко и, разумѣется, трудно было бы даже повѣрить редакціи, которая по первому требованію почти фиктивныхъ сотрудниковъ рѣшилась бы повернуть фронтъ въ существенныхъ вопросахъ русской жизни, которой она служитъ. къ счастью, дѣло совсѣмъ не въ этомъ, и другое письмо тѣхъ же профессоровъ ставитъ вопросъ гораздо опредѣленнѣе и уже. Оказывается, что "за послѣдній, истекающій годъ газета Волжскій Вѣстникъ приняла направленіе, недостойное органа печати, имѣющее въ виду потакать самымъ низкимъ инстинктамъ общества. Отсутствіе серьезнаго служенія интересамъ мѣстной общественной жизни, раскапываніе семейныхъ тайнъ, распространеніе городскихъ сплетней, критика отдѣльныхъ лицъ не съ точки зрѣнія ихъ общественной дѣятельности, а со стороны совершенно частной жизни,-- все это,-- пишутъ гг. профессора,-- заставляетъ насъ, членовъ университетской корпораціи, объявить, что наши имена, которыя выставляются редакторомъ, главнымъ образомъ, для рекламы, должны быть исключены изъ числа фамилій сотрудниковъ этой газеты. Профессоры: Г. Шершеневичъ, В, Ивановскій, Е. Нефедьевъ, А. Васильевъ, И. Смирновъ, Ив. Гвоздевъ, К. Леонтьевъ, Г. Дормидотовъ, Ѳ. Мищенко, А. Штукенбергъ, Н. Сорокинъ, А. Александровъ".
   Это вотъ, несмотря опять на упоминаніе о "направленіи", уже гораздо опредѣленнѣе и понятнѣе, а изъ другихъ газетъ мы узнаемъ подробно, въ чемъ именно дѣло.
   "Въ Волжск, Вѣстн., -- сообщаетъ газета Волгарь,-- вотъ уже два года существуетъ особый родъ фельетона -- Дневникъ обывателя. Этотъ Дневникъ появлялся регулярно разъ въ недѣлю съ спеціальною цѣлью въ легкой, такъ сказать, фельетонной формѣ касаться злобъ дня казанской жизни. Составлялся онъ остроумно, подчасъ зло и раскрывалъ зачастую неказистыя дѣлишки мѣстныхъ тузовъ. Тузы, конечно, были этимъ недовольны и точили зубы и на редактора Волжск. Вѣстн., и на дерзкаго фельетониста... Правда, иногда въ Дневникѣ перемывалось только грязное бѣлье, но въ общемъ онъ всегда держался общественной жизни и многихъ пригвоздилъ къ позорному столбу за дѣянія, стоющія этого. Публикѣ эти фельетоны очень нравились и все шло прекрасно".
   Здѣсь мы немного остановимся. Слѣдя за провинціальною печатью не мало уже времени, мы имѣли случай познакомиться и съ Дневникомъ, о которомъ идетъ рѣчь, и должны сказать (признавая, впрочемъ, все сказанное выше), что эту форму газетныхъ обличеній едва ли слѣдуетъ считать удачною и желать ея дальнѣйшаго развитія. Признаемся, порой, перечитывая эти фельетоны, мы становились втупикъ: что значитъ то или пустое мѣсто, тотъ или другой якобы вымышленный эпизодъ? Общаго интереса не было; чувствовался за то какой-то скрытый мѣстный букетъ, острота котораго не столько въ томъ, что сказано, сколько въ тѣхъ комментаріяхъ, которыми городская сплетня дополняетъ намеки. Оружіе скользкое и обоюдуострое. Совершенно вѣримъ, что въ данномъ случаѣ оно находилось въ чистыхъ рукахъ, однако, несомнѣнно также, что пристало оно гораздо лучше къ рукамъ грязнымъ, которыя въ мелкой столичной прессѣ не мало имъ злоупотребляли, а, можетъ быть, злоупотребляютъ и донынѣ. Право прессы -- обнаруживать зло во всѣхъ его проявленіяхъ -- оспаривать невозможно. Однако, несомнѣнно также и право частнаго человѣка на неприкосновенность въ извѣстной области, во-первыхъ, а, во-вторыхъ, на то, чтобъ обвиненія противъ него ставились прямо и въ такой формѣ, которая поддается возраженію. Между тѣмъ, въ Дневникѣ порою совершенно нельзя было отличить, что изъ приписываемаго тому или другому прозрачно-замаскированному лицу составляетъ его дѣянія и что придумано для краснаго словца и вящаго посрамленія. А возражать нельзя: хотя васъ всѣ узнаютъ, но вы не названы, и авторъ всегда можетъ отозваться, что онъ рисуетъ не васъ, а "типы". Что публикѣ нравится все пикантное, это -- истина старая, и успѣхъ такого фельетона въ провинціальномъ городѣ далеко еще не доказательство въ его пользу, а то обстоятельство, что даже корреспондентъ, котораго мы цитируемъ, вообще дружественно относящійся къ Волжскому Вѣстнику въ этомъ эпизодѣ, что даже онъ упоминаетъ о частомъ "перемываніи одного грязнаго бѣлья", свидѣтельствуетъ, по нашему мнѣнію, принципіальную несостоятельность этой формы. Я увѣренъ, что если бы подобный литературный "жанръ" внѣдрился, съ легкой руки Волжскаго Вѣстн., въ провинціальной прессѣ, то и г. Поповъ, его акклиматизировавшій въ Казани, и г. Чириковъ, продолжавшій дѣло г. Попова, десять разъ пожалѣли бы о томъ, что пересадили этотъ фруктъ съ парниковъ столичной мелкой прессы на тучную и непочатую провинціальную ниву. Намъ кажется, что наша пресса уже переросла старинные пріемы перваго наивнаго періода обличеній, съ его анонимами и псевдонимами обличаемыхъ, съ намеками на то, чего не вѣдаетъ никто. "Всякому овощу свое время", и теперь передъ обличительною прессой, всегда необходимою и законною, стоятъ болѣе серьезныя задачи, требующія иного тона.
   Такимъ образомъ, прочитавъ въ одномъ изъ NoNo Волжскаго Вѣстника о прекращеніи г. Чириковымъ Дневника, "по причинамъ, редакціи извѣстнымъ", я порадовался за газету, не потому, конечно, чтобы желалъ прекращенія самыхъ обличеній, но потому, что съ этихъ поръ, по моему мнѣнію, они должны стать сдержаннѣе, точнѣе, прямѣе, а значитъ и сильнѣе. И если бы только это можно было сказать объ обстоятельствахъ и причинахъ "профессорскаго опроверженія", то я считалъ бы его до извѣстной степени удавшимся. Но, узнавъ все до конца, я совершенно измѣнилъ свое мнѣніе. Читайте и судите: въ одномъ изъ послѣднихъ "Дневниковъ",-- продолжаетъ тотъ же корреспондентъ,-- были описаны дѣянія и похожденія близкаго къ университету человѣка. Приводимъ тѣ мѣста "Дневника", которыя вызвали профессорское негодованіе Разсказавъ возмутительный случай оскорбленія интеллигентной дѣвушки имѣвшій мѣсто на одной изъ подгородныхъ мельницъ, авторъ "Дневника" говоритъ:
   "Ну, какой-нибудь владѣлецъ мельницы -- Богъ ему прости!-- не вѣдаетъ, что творитъ... А какъ простить нѣчто подобное, только въ еще болѣе нахальной и пакостной формѣ, человѣку, по всѣмъ даннымъ долженствующему быть "интеллигентнымъ", человѣку, идущему подъ очень почтеннымъ знаменемъ въ рядахъ общественныхъ дѣятелей, человѣку, даже желающему "всемірной извѣстности", но пока только прекрасно всѣмъ извѣстному и "знаменитому" въ нашемъ богоспасаемомъ градѣ?
   "Почтенный господинъ, о которомъ идетъ рѣчь, имѣетъ возможность предоставлять "мѣста" интеллигентнымъ труженицамъ... И какъ же онъ пользуется своимъ "вѣсомъ и значеніемъ"? Бывали факты, когда этотъ почтенный господинъ ставилъ "пакостные ультиматумы" женщинамъ, нуждающимся въ покровительствѣ этого "просвѣщеннаго дѣятеля"!
   "Взятки "натурою"!
   "Если гадки взяточники вообще, то подобные специфическіе взяточники мерзѣе во сто кратъ... Брр... чувство гадливости проникаетъ до мозга костей... Не могу писать дальше. Потомство, впрочемъ, догадается, что я пишу про--ча".
   Далѣе въ концѣ фельетона авторъ замѣчаетъ: "Ужасное положеніе обывателя заносить въ свой дневникъ неприглядные факты общественной жизни. Кажется, какъ будто бы въ воздухѣ носятся плюхи... Говорятъ объ одной плюхѣ, говорятъ о двухъ плюхахъ, говорятъ, наконецъ, о трехъ плюхахъ и о томъ, какъ одного Донъ-Жуана спустили съ лѣстницы, послѣ чего онъ слегъ въ постель. Говорятъ, пришлось дѣлать операцію. Ботъ выдающіяся событія нашей общественной жизни!"
   "Этотъ дневникъ очень не понравился профессорамъ, изъ которыхъ очень многіе состояли сотрудниками Волжскаго Вѣстника. Они нашли, что разглашеніе такихъ фактовъ нарушаетъ "правила литературной этики" и что этимъ газета вторгается въ частную интимную жизнь людей, а потому потребовали отъ редакціи В. В. прекращенія "Дневника", грозя въ противномъ случаѣ выйти изъ состава сотрудниковъ.
   "Редакторъ В. В., по полученіи этого письма, заявилъ профессорамъ, что онъ, по соглашенію съ г. Чириковымъ, прекращаетъ веденіе "Дневника", о чемъ Чириковъ и заявилъ письмомъ, напечатаннымъ въ В. В. Профессора удовлетворились этимъ и взяли обратно свое письмо. Но... тутъ вышелъ опять инцидентъ. Редакторъ В. В. въ отместку (?) вычеркнулъ профессорскія имена изъ списка сотрудниковъ и прекратилъ имъ высылку газеты. Профессора опять обидѣлись, результатомъ чего и было два новыхъ письма, уже напечатанныя въ другой мѣстной газетѣ -- Казанскія Вѣсти, въ No 217".
   "Вся эта исторія возбудила въ обществѣ большіе толки. Обвиняютъ обѣ стороны: профессоровъ за то, что они вступились за человѣка, который вовсе не стоитъ этого, за духъ узкой корпоративной нетерпимости и за потаканье такимъ образомъ даже некрасивымъ поступкамъ "своихъ", редактора -- за слишкомъ безцеремонное отношеніе къ своимъ сотрудникамъ".
   Намъ кажется, что общество совершенно право, и хотя мой взглядъ на самый "Дневникъ" высказанъ ясно, однако, признаюсь, будь я на мѣстѣ гг. профессоровъ, я выбралъ бы другой поводъ для протеста: я представилъ бы свой ультиматумъ гораздо ранѣе, когда могъ бы еще говорить о "Дневникѣ" вообще, или же гораздо позже, опять-таки не связывая дѣла съ "оскорбленіемъ корпораціи". Въ данномъ же случаѣ я поступилъ бы совсѣмъ, совсѣмъ-таки иначе!
   Оскорбленіе корпораціи! Нехорошее это понятіе для человѣка, причастнаго къ литературѣ. Недавно князь Мещерскій написалъ въ своемъ "Дневникѣ" отъ 27 января: "Gloria justitiae! Меня опять сажаютъ на 6 недѣль по приговору судебной палаты за оскорбленіе корпораціи военныхъ врачей", а на слѣдующій день въ длинной статьѣ объяснилъ, въ чемъ дѣло. Оказывается, что "однажды въ Гражданинѣ появилась маленькая замѣтка одного уѣзднаго предводителя дворянства (безъ подписи), написанная съ цѣлью обратить вниманіе кого слѣдуетъ на мѣстный фактъ паденія цѣнъ на рекрутскія квитанціи, вслѣдствіе учащающихся случаевъ взятокъ, принимавшихся военными врачами; при этомъ, однако, авторъ, приводя одинъ фактъ взятки, тутъ же упомянулъ о другомъ военномъ врачѣ, который взятки не бралъ, а поступилъ честно, что ясно, какъ дважды два четыре, свидѣтельствовало, что у него умысла позорить сословіе (?) военныхъ врачей, если таковое существуетъ, вовсе не было".
   Это, конечно, не совсѣмъ такъ: смыслъ оскорбленія заключался, очевидно, не въ томъ, что указанъ былъ одинъ дурной врачъ рядомъ съ хорошимъ, а въ сообщеніи свѣдѣнія о вліяніи взяточничества врачей на общее паденіе цѣнъ рекрутскихъ квитанцій. Если уже въ какомъ-либо мѣстѣ происходитъ даже паденіе цѣны на тотъ или другой предметъ, то очевидно, что извѣстное явленіе приняло тамъ широкій, общій характеръ, не уравновѣшиваемый присутствіемъ одного хорошаго врача. Такъ что, если бы корпорація столь широкая, какъ корпорація военныхъ врачей, могла оскорбляться, то нельзя, пожалуй, не признать самаго факта оскорбленія, особенно въ связи съ извѣстнымъ читающей Россіи развязнымъ тономъ данной газеты... Не входя въ обсужденіе мотивовъ суда и обстоятельствъ дѣла, я, однако, съ нѣкоторымъ прискорбіемъ встрѣтилъ извѣстіе о томъ, что князя "опять сажаютъ" именно по такому поводу и не могу отказать въ сочувствіи скорбному воплю сажаемаго (если, впрочемъ, откинуть предварительно массу сквернаго вздора, которымъ онъ облилъ при этомъ газеты Врачъ и Новое Время. Боже мой, даже въ кутузку-то не умѣетъ русскій человѣкъ сѣсть какъ слѣдуетъ. Непремѣнно при этомъ расплачется и начнетъ кляузничать на другихъ. Меня сажаютъ, а такого-то въ простили... И непремѣнно еще съ огорченія привретъ, какъ это и оказалось въ данномъ случаѣ) {Князь Мещерскій обвинилъ Новое Время въ томъ, что оно, печатая неблагопріятные отзывы г. Верещагина объ офицерахъ русской арміи въ прошедшую войну -- оклеветало всю корпорацію офицеровъ! Оказалось, что газета г. Суворина, наоборотъ, полемизировала съ Верещагинымъ. Пр. Н.}. Но, все-таки, я огорченъ и долженъ признать, то въ нѣкоторыхъ соображеніяхъ князя много правды. Вѣдь, въ самомъ дѣлѣ, Гоголь обобщилъ Сквозниковъ-Дмухановскихъ въ смыслѣ далеко не лестномъ для городничихъ, а Щедринъ, напримѣръ, позволялъ себѣ называть становыхъ "куроцапами"... Если бы корпорація городничихъ вздумала оскорбляться судебнымъ порядкомъ, то, пожалуй, вѣдь не сдобровать бы Гоголю, не говоря о Щедринѣ...
   Возвращаясь опять въ казанской исторіи, я долженъ сказать, что здѣсь-то почтенная корпорація выступила совсѣмъ-таки не кстати. Начать съ того, что (откидывая опять какія-то вздорныя плюхи) рѣчь идетъ совсѣмъ не о частной жизни,-- какія же въ частной жизни, хотя бы и натурою? Далѣе, здѣсь нѣтъ упоминанія о корпораціи и не можетъ быть рѣчи объ анонимахъ. Наоборотъ, здѣсь совершенно прямо и точно указано лицо, въ которое мѣтитъ фельетонистъ, хотя фамилія и не названа. Въ самомъ дѣлѣ: это, во-первыхъ, членъ профессуры, не особенно вѣдь многочисленной въ Казани; это, во-вторыхъ, человѣкъ, имѣющій вліяніе на назначеніе "интеллигентныхъ труженицъ"; это, въ-третьихъ, то лицо изъ этого уже сильно съуженнаго контингента, которое какимъ-то, навѣрное всѣмъ Извѣстнымъ въ Казани, актомъ заявило притязаніе на всемірную извѣстность... Помилуйте, да вѣдь это надо быть страусомъ, прячущимъ голову въ песокъ, чтобы воображать, что и при этихъ указаніяхъ его не видятъ или думаютъ, что самъ онъ не догадывается, о комъ идетъ рѣчь. Нѣтъ, господа! Если ужъ есть что-либо обидное въ этомъ эпизодѣ, то, конечно, обидно самое присутствіе въ данной средѣ столь мало-обидчиваго и такъ упорно не откликающагося господина... Если противъ чего-либо слѣдовало протестовать и на чемъ-либо настаивать, то это -- протестовать противъ излишней толстокожести своего сочлена, настаивать на томъ, чтобы онъ принялъ брошенный ему вызовъ и потребовалъ у газеты болѣе точнаго наименованія и ясныхъ доказательствъ. Наконецъ, если кого слѣдовало благодарить, то это г. Чирикова, отмѣтившаго это гнусное явленіе въ почтенной средѣ такими опредѣленными чертами, если, конечно, все имъ сказанное справедливо...
   Мы нарочно не упоминали до сихъ поръ о другомъ письмѣ, адресованномъ редактору Волжскаго Вѣстника проф. Загоскинымъ, основателемъ, бывшимъ редакторомъ, однимъ изъ старѣйшихъ и лучшихъ сотрудниковъ газеты. То обстоятельство, что проф. Загоскинъ не подписалъ общаго заявленія своихъ товарищей, доказываетъ, что онъ не примыкаетъ къ нему по существу. Онъ мотивируетъ свой выходъ "отношеніемъ г. Рейнгардта въ сотрудникамъ, превосходящимъ всякіе предѣлы мѣры и литературной
   Вопросъ, который ставитъ въ этомъ коротенькомъ заявленіи профессоръ Загоскинъ, не всегда можетъ считаться вопросомъ чисто-личныхъ и частныхъ отношеній. Нужно признаться, что уже въ дѣлѣ, которымъ мы начинали нынѣшніе наши очерки,-- это "отношеніе редакціи" къ своему сотруднику-репортеру предстало въ довольно непривлекательномъ видѣ. Дѣло не томъ, чтобы во что бы то ни стало защищать своего человѣка и нападать на г. Юшкова. Но дѣло въ томъ, что пресса есть, между прочимъ, орудіе борьбы со всякимъ зломъ мѣстной жизни, и тамъ, гдѣ по существу сказана маленькимъ человѣкомъ правда о человѣкѣ сильномъ, ее нужно отстоять до конца... Это есть право сотрудника, въ этомъ и обязанность, и достоинство, и честь редакціи. Г. Рейнгардтъ не устоялъ, г. Рейнгардтъ поторопился выдать головой своего репортера съ его несомнѣнною правдой -- въ жертву казуистическому опроверженію "сильной персоны". Это крупный и знаменательный промахъ, это такой шагъ по очень скользкому пути уступокъ окружающей средѣ, который всякаго опытнаго литературнаго работника заставляетъ чутко насторожиться и съ нѣкоторымъ недовѣріемъ приглядѣться въ взаимнымъ отношеніямъ данной редакціи и ея сотрудниковъ. А г. Загоскинъ именно такой опытный работникъ, давно подвизающійся на неблагодарной нивѣ мѣстной прессы...
   Надо отдать справедливость г. Рейнгардту: его отвѣть сдержанъ тактиченъ. Онъ выражаетъ не "удовольствіе", а искреннее сожалѣніе о выходѣ сотрудниковъ, признаетъ, что въ его дѣятельности могли быть промахи и ошибки, но горячо протестуетъ противъ утвержденія, будто онъ измѣнилъ прежнему направленію газеты и будто промахи въ ней закрываютъ серьезное отношеніе къ требованіямъ мѣстной жизни... Намъ кажется, что это правда. А это даетъ надежду, что единственная (почти) газета Прикамья не откажется отъ своей роли и что не случилось еще ничего такого, что бы должно было безповоротно помѣшать ея основателю, такъ долго и съ честью работавшему на ея страницахъ, вновь возобновить свое сотрудничество...

-----

   "Времена усложняются",-- писалъ еще покойный Салтыковъ. Да, времена усложняются, но мы не хотимъ съ этимъ считаться и полагаемъ постарому, что намъ достаточно Фамусовыхъ, съ одной стороны, и Молчалиныхъ -- съ другой, чтобы отлично справиться со всѣми усложненіями. И разумѣется, не справляемся, и цѣпь, связывавшая нѣкогда такъ трогательно почтеннаго Фамусова съ ордой родныхъ человѣчковъ, надѣявшихся на него, какъ на каменную гору,-- рвется то и дѣло, щелкая и того, и другихъ по лбу. То и дѣло на свѣтъ Божій всплываютъ въ разныхъ мѣстахъ нашего обширнаго отечества болѣе или менѣе шумные эпизоды, порой только комическіе, но порой и глубоко трагическіе, героями которыхъ являются тѣ же "знакомыя все лица"...
   Но всего замѣчательнѣе, что при этомъ всегда найдется въ "литературной семьѣ" газета, которая возьметъ именно Фамусовыхъ съ Молчаливыми подъ свою защиту противъ требованій "усложняющихся временъ". Печальное доказательство нашей весьма еще незначительной культурности.
   Не стану останавливаться на подробностяхъ довольно шумнаго протеста противъ томскаго общества естествоиспытателей. Скажу кратко, что въ обществѣ этомъ предсѣдательствовалъ г. Флоринскій. Трудно сказать, на какомъ собственно основаніи, но только г. Флоринскій, а съ винъ и его приверженцы, а главное -- подчиненные, вообразили, что г. Флоринскому предстоитъ открыть своею особой нѣкую династію несмѣняемыхъ предсѣдателей ученаго общества, хотя,-- такова ужъ сложность нынѣшнихъ временъ,-- рядомъ съ этою увѣренностью существовалъ также и фактъ періодической баллотировки и избирательные ящики отнюдь не были преданы сожженію. Но... повидимому, это никого не наводило на размышленія,-- мало ли что! А все-таки!... И вотъ оказывается, что на послѣднихъ выборахъ въ концѣ прошлаго года игрою шаровъ г. Флоринскій оказался низвергнутымъ. Повидимому, оставалось только поздравить новаго избранника и пожелать ему успѣха. На то и выборы, чтобы выбирать, это, кажется, такъ ясно! Но г. Флоренскій обидѣлся, за нимъ обидѣлся цѣлый сонмъ подчиненныхъ Молчаливыхъ, въ обществѣ расколъ, изъ общества уходятъ демонстративно его члены и у г. Флоринскаго не хватаетъ такта намекнуть гг. Молчаливымъ о неумѣстности ихъ рвенія. А газета Новое Время обрушивается... на тѣхъ, кто остался и кто смѣлъ полагать, что выборы существуютъ именно затѣмъ, чтобы выбирать...
   Это только комично. Но вотъ, поближе къ намъ, другая исторія, отмѣченная печатью глубокаго трагизма: "Въ уѣздномъ городѣ Арзамасѣ,-- пишетъ корреспондентъ Русскихъ Вѣдомо, -- съ 21 по 26 января, въ сессіи окружнаго суда, разбиралось интересное дѣло, которое вотъ уже около трехъ дѣть волнуетъ общественное мнѣніе и одно время рѣзко дѣлило верхніе слои губернскаго общества на различныя и даже почти враждебныя партіи. Читателямъ газетъ еще памятна злополучная исторія нижегородскаго александровскаго дворянскаго банка, нынѣ отданнаго во временное завѣдываніе правительства (что многіе считаютъ равносильнымъ ликвидаціи), вслѣдствіе многочисленныхъ растратъ, совершонныхъ ближайшими къ банку лицами и прикосновенность къ которымъ, не ограничиваясь директорами, охватываетъ: бывшаго губернскаго предводителя дворянства, съ одной стороны, я мелкихъ служащихъ, въ родѣ бухгалтера -- съ другой. Система хозяйства, практиковавшаяся въ учрежденіи, нынѣ уже освѣщена съ достаточною полнотой: цифровое благополучіе, долго поддерживавшееся на счетъ вкладовъ, уплата за неисправныхъ плательщиковъ посредствомъ выдачи имъ изъ дополнительныхъ ссудъ,-- все это достигло такой степени, что и теперь еще можно видѣть одно зданіе, купленное нынѣшнимъ владѣльцемъ {Ф. Н. Шиповымъ.} съ публичнаго торга (за неплатежъ банку процентовъ) и тотчасъ же принятое въ залогъ въ томъ же банкѣ за сумму, почти вдвое высшую продажной цѣны. Несмотря на всѣ эти мѣры и даже, конечно, благодаря имъ, графа недоимокъ давала въ послѣдніе годы цифры, возроставшія съ угрожающимъ постоянствомъ, и стала, наконецъ, возбуждать тревожное вниманіе: одинъ изъ бывшихъ директоровъ, положившій начало этой гибельной системѣ показнаго благополучія при полной внутренней несостоятельности, внесъ даже проектъ, сущность котораго сводилась къ общему повышенію оцѣнки дворянскихъ земель на одну треть, съ тѣмъ, чтобы изъ выдаваемой на этомъ основаніи суммы покрыть запущенные платежи, а остальное выдать землевладѣльцамъ на руки. Авторъ этого печатнаго проекта приложилъ къ нему даже крайне соблазнительную таблицу, въ которой заключались разсчеты: сколько и какой неисправный плательщикъ можетъ получить "добавочныхъ платежей" за погашеніемъ всѣхъ недоимокъ по этому остроумному способу. Мы зашли бы очень далеко, если бы стали описывать въ подробностяхъ все это банковское дѣло, которому суждено еще служить предметомъ отдѣльнаго судебнаго разбирательства. Здѣсь же я коснулся этого обстоятельства лишь потому, что оно даетъ почву, на которой разыгралась настоящая судебная драма. Какъ въ растеніи съ худыми соками заводятся паразиты, такъ и въ дѣлѣ, поставленномъ ложно и опиравшемся много лѣтъ на дурные инстинкты хозяевъ, завелся съ неизбѣжностью закона свой паразитизмъ, въ видѣ уже прямыхъ и очень крупныхъ злоупотребленій, слухи о которыхъ стали проникать въ общество и печать. Въ 1889 г. открылись крупныя злоупотребленія нижегородскаго уѣзднаго предводителя дворянства М. П. Андреева, растратившаго около 50 тыс. рублей во всѣхъ ввѣренныхъ ему учрежденіяхъ. Въ томъ числѣ были роковыя для г. Андреева нѣсколько тысячъ земскихъ денегъ (онъ былъ предсѣдателемъ уѣздной управы), которыя, благодаря гласности земскихъ засѣданій, и обнаружены прежде другихъ. Когда эта растрата была заявлена гласно и дѣло клонилось къ оффиціальному ея констатированію,-- были приняты всѣ мѣры къ тому, чтобы затушить начинающуюся исторію и, по связи, сначала не совсѣмъ понятной, за г. Андреева сталъ покрывать растраты александровскій банкъ. Денегъ затрачено, такимъ образенъ, много, въ томъ числѣ оказалось необходимымъ пополнить недостающія въ опекѣ сиротскія суммы, около трехъ десятковъ тысячъ. Эта странная роль, съ какою-то лихорадочною торопливостью навязанная банку бывшимъ предводителемъ дворянства И. С. Зыбинымъ, стала извѣстна публикѣ и не могла не встревожить вкладчиковъ. Общее вниманіе обратилось въ дѣламъ дворянскаго банка. Когда же И. С. Зыбинъ закрылъ въ дворянскую залу доступъ корреспондентамъ, о чемъ появились телеграммы, тревога достигла значительной степени и всѣмъ стало ясно, что въ дѣятельности банка должно быть не мало сторонъ, боящихся освѣщенія. Тогда появились впервыя значительныя требованія вкладовъ.
   Въ это-то время, въ ночь съ 11 на 12 ноября 1889 года, въ имѣніи одного изъ директоровъ, Д. И. Панютина, въ деревнѣ Мерлиновкѣ, расположенной въ пресловутомъ Лукояновскомъ уѣздѣ, вспыхнулъ пожаръ, поглотившій давно бездѣйствовавшій, вслѣдствіе убыточности, винокуренный заводъ, застрахованный незадолго передъ этимъ значительно выше стоимости. Дѣло имѣло видъ почти несомнѣннаго поджога. Имѣніе оказалось заложеннымъ, съ нарушеніемъ всѣхъ правилъ, въ томъ же александровскомъ банкѣ, гдѣ владѣлецъ былъ директоромъ, тоже въ суммѣ, превышающей значительно максимумъ, установленный для залоговъ этого рода. Существовало предположеніе, что, въ виду тревожнаго вниманія, обращеннаго на дѣла банка, Д. И. Панютину необходимо было покрыть во что бы то ни стало эту незаконную разницу, и онъ рѣшился для этой цѣли на самое рискованное средство, лишь бы предстать на новыхъ выборахъ безъ этой слишкомъ ужъ очевидной для всѣхъ помѣхи. Неудача же даннаго состава на предстоящихъ выборахъ должна была раскрыть многое, еще никому не извѣстное и никѣмъ не подозрѣваемое. Личность арендатора имѣнія Балакова -- изъ тѣхъ, которыя принято называть темными,-- "запрещенный" ходатай по дѣламъ, сомнительный дѣлецъ и несомнѣнный шулеръ,-- наводила тоже на значительныя подозрѣнія: такимъ господамъ не ввѣряютъ веденіе расшатаннаго сельскаго хозяйства, но за то нѣтъ такого предпріятія, за которое не взялись бы такія руки. Прокуратура энергично принялась за это дѣло, подозрѣнія усилились, Балаковъ и его "сподручный", привезенный имъ въ имѣніе, Тимоѳеевъ, арестованы. Обаяніе же директора Панютина было таково, что онъ долго еще находился на волѣ и роль его въ "своемъ обществѣ" была роль угнетенной и страдающей жертвы, привлекшей къ себѣ всѣ симпатіи. Къ сожалѣнію, какъ и всегда въ подобныхъ случаяхъ, хроникеру этого періода въ жизни нашего края приходится отмѣчать факты хотя и побочные, но болѣе прискорбные, чѣмъ самое дѣло, подавшее къ нимъ поводъ. Болото всколыхнулось и тотчасъ же изъ глубины его выглянулъ специфическій продуктъ нашей жизни -- ложный доносъ. Теперь, когда все пришло къ своему логическому концу и полной ясности, когда событія завершились,-- стало извѣстно также, сколько гнусностей было написано и послано по этому поводу приверженцами могущественной еще партіи банковскихъ воротилъ, надѣявшихся на тайну и ядовитое дѣйствіе извѣтовъ. Такъ, одинъ изъ лукояновскихъ же землевладѣльцевъ, не ограничиваясь прокуратурой и слѣдственною властью, побужденія коихъ заподозривались вообще самымъ беззастѣнчивымъ образомъ,-- подалъ ложный доносъ даже на свидѣтелей по дѣлу,-- доносъ, нынѣ выглянувшій на свѣтъ Божій; эти цвѣточки, выросшіе на гноищѣ банковскаго хищенія, тоже въ свою очередь станутъ еще надолго предметомъ вниманія, и дай Богъ, чтобы общество наше вынесло изъ печальнаго урока всю заключенную въ немъ грустную мораль... Въ чести покойнаго нынѣ главнаго виновника всего дѣла, Д. И. Панютина, нужно сказать, что онъ лично не принималъ прямого участія въ этой гнусной стряпнѣ своихъ усердныхъ пріятелей... Между тѣмъ, дѣла шли своимъ порядкомъ, тайные доносы не могли закрыть явныхъ преступленій, слѣдствіе обнаружило, попутно, массу подлоговъ и злоупотребленій въ дѣлахъ банка и Д. И. Панютинъ взятъ подъ стражу.
   "Дальнѣйшее извѣстно. На мѣстѣ губернской фееріи, въ самыхъ блестящихъ банковско-аристократическихъ сферахъ водворилась трагедія. Когда подлогъ сталъ несомнѣннымъ фактомъ, подлогъ сдѣлался по меньшей мѣрѣ вѣроятностью, и общественное мнѣніе въ значительной части отвернулось отъ Д. И. Панютина. Тяжелое бремя, сразу навалившееся на баловня судьбы, смягчало, правда, обратившееся противъ него негодованія. Жена его не вынеся позора, отравилась вскорѣ послѣ его ареста; затѣмъ, просидѣвъ около 1 1/2 года въ тюрьмѣ, самъ онъ умеръ отъ тифа. Умеръ также и другой директоръ, тоже отданный подъ судъ, по дѣлу уже чисто банковскому, П. А. Демидовъ. Въ Арзамасѣ же, за смертію главнаго подсудимаго, судили Балакова и Тимоѳеева.
   "Вчера, 26 января, здѣсь получены телеграммы изъ Арзамаса общество, съ лихорадочнымъ интересомъ слѣдившее за ходомъ процесса, узнало, что оба подсудимые, несмотря на защиту гг. Шубинскаго и Плевако, признаны невиновными.
   "Въ обществѣ ходили слухи, что на судѣ будетъ поставленъ также вопросъ о виновности Д. И. Панютина. Слухъ этотъ проникъ даже въ печать, и необходимость "суда надъ мертвымъ" мотивировалась, во-первыхъ, желаніемъ ближайшихъ родственниковъ очистить память покойнаго отъ лишняго пятна и, во-вторыхъ, гражданскими отношеніями, на почвѣ страхованія. Предположенія не оправдались: судъ не нашелъ возможнымъ посадить на скамью тѣнь умершаго рядомъ съ двумя живыми подсудимыми (какъ говорятъ, потому, что смерть послѣдовала ранѣе преданія суду). Какъ бы то ни было, тѣнь эта витала надъ всѣмъ процессомъ, освѣщая "побужденія" поджигателей и заполняя въ этомъ отношеніи пустоту, неизбѣжно долженствовавшую явиться въ цѣпи доказательствъ. Вопросы поставлены такимъ образомъ, что подсудимые обвинительнымъ вердиктомъ признавались виновными въ поджогѣ, совершонномъ "по соглашенію съ другимъ лицомъ, съ цѣлью представитъ страхователю вознагражденіе за пожарные убытки".
   Такимъ образомъ судъ разрѣшилъ этотъ сложный и запутанный процессъ, и первое дѣйствіе грустной банковской эпопеи закончено. Личность самихъ подсудимыхъ играла тутъ второстепенную роль, и хотя Балаковъ пытался постоянно связать свою участь и взять на себя нѣкое представительство,-- но всѣ, конечно, понимали, что не эта ничтожная фигура. зауряднаго червоннаго валета сосредоточиваетъ общее напряженное вниманіе...
   "Оба подсудимые приговорены къ ссылкѣ въ отдаленныя мѣста Сибири.
   "Такъ опустился занавѣсъ надъ первымъ дѣйствіемъ этой печальной губернской драмы, такъ кончился этотъ характерный процессъ, въ которомъ, вмѣстѣ съ живыми, осуждена и тѣнь умершаго, быть можетъ,-- прибавляетъ корреспондентъ,-- самаго несчастнаго, но едва ли самаго виновнаго изъ несомнѣнно виновныхъ"...
   Не правда ли, какая полная картина фамусово-молчалинскихъ распорядковъ? Банковскіе Фамусовы поощряли своихъ Молчалиныхъ, Молчалины кланялась и благодарили, ревизіи и выборы обращались въ формальность.. Но такъ какъ "времена усложняются", то вдругъ эту гармонію нарушаетъ фигура корреспондента. Фигура въ нашей жизни, особенно провинціальной, совсѣмъ еще новая, не пріобрѣвшая настоящаго, бытоваго, общаго тона, и потому, конечно, сразу рѣжущая глаза, зловѣщая и ненавистная. Разумѣется, корреспондента удаляютъ. Мы помнимъ, въ первый разъ мы читали объ этомъ изгнаніи еще года 4 назадъ, т.-е. увы, еще тогда, когда пристальный взглядъ прессы и гласность могли бы многое спасти. Конечно, тогдашнему составу пришлось бы удалиться, но онъ могъ бы сдѣлать это довольно спокойно и даже... съ видомъ оскорбленнаго величія. Тогда еще можно бы было говорить и о придиркахъ, и объ инсинуаціяхъ, и о "радикализмѣ" провинціальной прессы, и о многомъ другомъ, не не было бы рѣчи о тюрьмѣ, о прокурорѣ, о мошенничествахъ, о прямыхъ подлогахъ и поджогахъ. Быть можетъ, директоръ Панютинъ теперь бы не умеръ, губернскій предводитель дворянства И. С. Зыбинъ не попалъ бы подъ судъ, а оба жили бы въ болѣе скромной роли или на покоѣ, въ своихъ усадьбахъ, ѣздили бы другъ къ другу въ гости, играли бы мирно въ винтъ, ворчали бы на испорченность мужика и на свободу, данную нигилистамъ-корреспондентамъ, а можетъ быть даже дѣлились бы съ княземъ Мещерскимъ результатами своего опыта и своихъ думъ... Идиллія!...
   Увы, корреспонденты были изгнаны, а времена все усложнялись и усложнялись до такой степени... Да вотъ вы видѣли, до какой степени они усложнились и какая изъ всего этого, вмѣсто идилліи, вышла печальная, даже страшная и потрясающая трагедія.
   Намъ, вѣроятно, придется еще говорить объ этомъ дѣлѣ современемъ, и тогда читатель увидитъ, что и здѣсь не обошлось безъ защитниковъ банковской добродѣтели въ печати. А пока маленькая мораль:
   Когда хищеніе стало уже совершившимся фактомъ, роль печати -- совершенно второстепенная, роль болѣе или менѣе скорбящаго лѣтописца, такъ какъ здѣсь уже прокуроръ и судебный слѣдователь вступаютъ въ отправленіе своихъ грустныхъ обязанностей, всецѣло завладѣвая матеріаломъ. Истинная же задача мѣстной публицистики -- стоять на стражѣ законнаго порядка повсюду. Это, такъ сказать, задача предупредительная, нравственно-санитарная. Печать преслѣдуетъ "возможности", исправляетъ условія, способствующія зарожденію, благопріятствующія развитію микробовъ хищенія. А эти условія -- халатность, домашность, кумовство, смѣшеніе своего кармана съ общественнымъ, наконецъ, отсутствіе отчетности и контроля. У насъ, къ сожалѣнію, слишкомъ часто смѣшиваютъ контроль съ подозрѣніемъ, а ревизію -- съ оскорбленіемъ. "Помилуйте, многоуважаемый нашъ Иванъ Иванычъ! Какая ревизія? Мы такъ увѣрены, такъ глубоко васъ уважаемъ..." Почтенный Иванъ Ивановичъ тронуть, благодаренъ и приглашаетъ ревизоровъ къ завтраку. И ревизія по традиціи обращается въ формальность, и дѣйствительно десять добродѣтельныхъ Иванъ Иванычей ведутъ дѣла чисто. Но вотъ у одиннадцатаго Иванъ Иваныча (онъ не то чтобы пороченъ, а немного "запутался") дѣло кажется уже что-то сомнительно. А какъ тутъ станешь ревизовать, когда ему хорошо извѣстны традиціи?... "Помилуйте,-- оскорбляется онъ при первомъ намекѣ,-- неужели вы меня подозрѣваете? Значить, я уже въ вашихъ глазахъ мошенникъ? Благодарю, очень, очень благодаренъ! А еще считалъ васъ друзьями..." И онъ правъ: такъ какъ ревизія составляетъ нѣкоторое исключеніе, спеціально къ нему примѣненное, то въ ней нельзя не видѣть и подозрѣнія, и оскорбленія... И вотъ, пока ревизоры собираются съ мужествомъ, пока они побѣждаютъ въ себѣ инерцію халатной традиціи и церемонности, Иванъ Ивановичъ (запутавшійся окончательно) съ отчаяніемъ очищаетъ кассу до конца и говорить послѣ этого: теперь -- ревизуйте... И вотъ гг. ревизоры сначала стоять надъ пустымъ ящикомъ, а потомъ садятся на скамью подсудимыхъ, гдѣ ихъ, впрочемъ, навѣрное, оправдаютъ: всѣ мы слишкомъ чувствуемъ за собой то же благодушіе, чтобы осудить за это своего ближняго...
   Вотъ почему истинная роль прессы -- преслѣдовать не столько самое хищеніе, сколько эту безконтрольность и халатность по отношенію даже въ самымъ добродѣтельнымъ людямъ.
   Это не мѣшаетъ принять въ соображеніе, наприм., Московскимъ Вѣдомостямъ по отношенію къ ихъ полемикѣ по вопросу о чижовскомъ капиталѣ, завѣщанномъ на дѣло техническаго образованія въ Костромской губерніи. Оказывается, что дѣло, на которое завѣщаны огромныя деньги, двигается слишкомъ медленно и, главное, въ потемкахъ. Земское и дворянское собранія губерніи рѣшили ходатайствовать объ истребованіи отчета, который бы освѣтилъ положеніе этого важнаго для населенія вопроса, г. Колюпановъ сообщилъ объ этомъ въ Русскія Вѣдомости, а Московскія Вѣдомости обрушились и на газету, и на корреспондента... Оказывается, что гг. попечители не растратили капиталовъ? Превосходно! Но кто же говорилъ, что они растратили? Но они вели безгласно дѣло, подлежащее общественному контролю, а это само но себѣ -- проступокъ, подлежащій газетному обличенію. Если воображеніе читателя бѣжитъ дальше того, что напечаталъ г. Колюпановъ, то виноваты сами гг. душеприкащики, потому что всюду, гдѣ темнота, зарождаются подозрѣнія... Но Московскія Вѣдомости не хотятъ этого понимать и кричатъ о какомъ-то "радикализмѣ" г. Колюпанова, который, по ихъ догадкамъ, долженъ непремѣнно нравиться Русскимъ Вѣдомостямъ... Слѣдовало бы бросить это "чтеніе въ сердцахъ" и за то внимательнѣе разбирать по печатному...
   Слѣдовало бы остановиться еще кое на чемъ изъ міра провинціальной прессы,.но приходится отложить. Да и ничего, признаться, особенно пріятнаго читателю узнать не предстояло. Окидывая прощальнымъ взглядомъ накопившіеся цо этому предмету матеріалы, вижу, что въ Астрахани "редакторъ" г. Зеленскій учинилъ въ клубѣ огромный дебошъ. Вспоминаю: это тотъ самый г. Зеленскій, который самъ нѣкогда наложилъ "пріостановку" на свою газету, чтобъ избавиться отъ нѣкоторыхъ обязательствъ передъ сотрудниками... Далѣе, другой редакторъ (газ. Наръ-Даръ) избилъ извощика... третій... ну, Богъ съ ними! Нужно бы и можно бы сказать много по этому поводу, и, между прочимъ, поставить вопросъ: почему это, и и не особенно-таки блестящемъ положеніи провинціальной прессы, гг. издатели и редакторы чувствуютъ себя такими "героями"? Откуда этотъ необычайный ражъ, этотъ избытокъ самоувѣренности, точно въ самомъ дѣлѣ генералы?... Почему это провинціальный сотрудникъ въ большинствѣ, въ среднемъ -- человѣкъ слишкомъ ужъ маленькій, скромный, но за то симпатичный и почтенный, сохраняющій съ благоговѣніемъ, доходящимъ порой до трогательной наивности, высокое представленіе о своей со всѣхъ сторонъ урѣзанной миссіи, а редакторъ-издатель слишкомъ ужь часто несетъ голову высоко и порой суетъ руками, куда не слѣдуетъ?... Есть на то свои основанія и когда-нибудь мы еще вернемся къ этому вопросу, а пока скажемъ только, что одни и тѣ же причины принижаютъ провинціальнаго сотрудника и "подбираютъ", для роли издателей и владыкъ провинціальнаго слова, героевъ вродѣ г. Зеленскаго ил

   

Текущая жизнь.

(Размышленія, наблюденія и замѣтки).

   Недавно въ газетѣ Русскія Вѣдомости Л. Н. Толстой напечаталъ свой отчетъ "объ употребленіи пожертвованныхъ въ его распоряженіе денегъ". Конечно, читатель еще не забылъ о томъ, что Л. Н. Толстой и его семья устраивали столовыя и оказывали помощь голодавшему населенію. Но, не правда ли, какъ это было давно? Можетъ быть, ни одинъ изъ читающихъ эти строки жертвовалъ, собиралъ, помогалъ... Но и это тоже было давно, не правда ли? Все это было и прошло... "Голодающіе, столовыя! Столовыя, голодающіе!-- пишетъ Левъ Николаевичъ въ своемъ отчетѣ.-- Вѣдь, это ужь старо и такъ страшно надоѣло..."
   Надоѣло!-- да, это настоящее слово. "Надоѣло вамъ въ Москвѣ, въ Петербургѣ, а здѣсь,-- продолжаетъ гр. Толстой, -- когда они съ утра до вечера стоять подъ окнами или въ дверяхъ и нельзя по улицѣ пройти, чтобы не слышать все однѣхъ и тѣхъ же фразъ: "Два дня не ѣли! Послѣднюю овцу проѣли! Что дѣлать будемъ? Послѣдній конецъ приходитъ... Помирать, значить?" и т. д., и т. д.,-- здѣсь,-- какъ ни стыдно въ этомъ признаться,-- это уже такъ наскучило, что какъ на враговъ своихъ смотришь на нихъ..." (курсивъ нашъ).
   Въ этихъ нѣсколькихъ словахъ, въ этомъ признаніи великаго писателя, относящемся лично къ нему, мы видимъ полную характеристику общественнаго настроенія данной минуты. Мы пережили острый періодъ бѣдствія, насъ утомилъ бурный приливъ сочувствія къ народу... И мы устали. Что дѣлать? Сочувствіе истощается, какъ и физическія силы. И въ то время, какъ Левъ Толстой усталъ подъ бременемъ работы, мы чувствуемъ усталость отъ напряженія вниманія все въ одномъ направленіи, отъ "сочувствія" и сожалѣнія... Однако, картина будетъ не полна, если мы не приведемъ конца этого замѣчательнаго отчета, въ которомъ великій художникъ какъ будто мимоходомъ рисуетъ глубоко-трогательными чертами и другую сторону медали:
   "Встаю очень рано; ясное морозное утро съ краснымъ восходомъ; снѣгъ скрипитъ на ступеняхъ; выхожу на дворъ, надѣясь, что никого еще нѣтъ, что я успѣю пройтись. Но нѣтъ; только отворилъ дверь, уже двое стоятъ: одинъ -- высокій, широкій мужикъ въ короткомъ, оборванномъ полушубкѣ, въ разбитыхъ лаптяхъ, съ истощеннымъ лицомъ, съ сумой черезъ плечо (всѣ они съ истощенными лицами, такъ что эти лица стали спеціально мужицкія лица). Съ нимъ мальчикъ лѣтъ 14-ти, безъ шубы, въ оборванномъ зипунишкѣ, тоже въ лаптяхъ и тоже съ сумой и палкой. Хочу пройти мимо, начинаются поклоны и обычныя рѣчи. Нечего дѣлать, возвращаюсь въ сѣни. Они всходятъ за мной. "Что ты?-- Къ вашей милости.-- Что?-- Къ вашей милости.-- Что нужно?-- Насчетъ пособія.-- Какого пособія?-- Да насчетъ своей жизни.-- Да что нужно?-- Съ голоду помираемъ. Помогите сколько-нибудь.-- Откуда?-- Изъ Затворнаго". Знаю, это скопинская нищенская деревня, въ которой еще мы не успѣли открыть столовой. Оттуда десятками ходятъ нищіе и я тотчасъ же въ своемъ представленіи причисляю этого человѣка къ нищимъ профессіональнымъ и мнѣ досадно на него и досадно, что и дѣтей они водятъ съ собой и развращаютъ. "Что же ты просишь?-- Да какъ-нибудь обдумай насъ.-- Да какъ же я обдумаю? Мы здѣсь не можемъ ничего сдѣлать. Вотъ мы пріѣдемъ". Но онъ не слушаетъ меня. И начинаются опять сотни разъ слышанныя однѣ и тѣ же кажущіяся мнѣ притворными рѣчи: "Ничего не родилось, семья 8 душъ, работникъ я одинъ, старуха померла, лѣтось корову проѣли, на Рождество послѣдняя лошадь околѣла; ужь я, куда ни шло,-- ребята ѣсть просятъ, отойти некуда, три дня не ѣли!" Все это обычное одно и то же. Жду, скоро ли кончитъ. Но онъ все говоритъ: "Думалъ, какъ-нибудь пробьюсь. Да выбился изъ силъ. Вѣкъ не побирался, да вотъ Богъ привелъ!" -- Ну хорошо, хорошо, мы пріѣдемъ, тогда увидимъ,-- говорю я и хочу пройти и взглядываю нечаянно на мальчика. Мальчикъ смотритъ на меня жалостными, полными слезъ и надежды прелестными карими глазами, и одна свѣтлая капля слезы уже виситъ на носу и въ это самое мгновеніе отрывается и падаетъ на натоптанный снѣгомъ досчатый полъ. И милое, измученное лицо мальчика съ его вьющимися вѣнчикомъ кругомъ головы русыми волосами дергается все отъ сдерживаемыхъ рыданій. Для меня слова отца -- старая, избитая канитель. А ему -- это повтореніе той ужасной годины, которую онъ переживалъ вмѣстѣ съ отцомъ, и повтореніе всего этого въ торжественную минуту, когда они, наконецъ, добрались до меня, до помощи, умиляютъ его, потрясаютъ его разслабленные отъ голода нервы. А мнѣ все это надоѣло, надоѣло; я думаю только, какъ бы поскорѣе пройти погулять.
   "Мнѣ старо, а ему это ужасно ново.
   "Да, намъ надоѣло. А имъ все такъ же хочется ѣсть, такъ же хочется жить, такъ же хочется счастья, хочется любви, какъ я видѣлъ по его прелестнымъ, устремленнымъ на меня, полнымъ слезъ глазамъ, -- хочется этому измученному нуждой и полному наивной жалости къ себѣ доброму, жалкому мальчику".
   Въ этомъ наброскѣ -- уже вся картина, оба полюса настоящаго нашего положенія... Для народа все это "ужасно ново", все трепещетъ самымъ роковымъ интересомъ жизни и смерти,-- для насъ это старо, надоѣдаетъ, наскучило...
   Иллюстрацій сколько угодно... Газеты приносятъ то и дѣло разбросанныя черты того же душевнаго момента. Но нужны ли тутъ иллюстраціи? Загляните въ себя, сравните свое недавнее еще настроеніе съ настроеніемъ настоящей минуты, и вы должны будете признать, что картина, набросанная съ такою искренностью Л. Н. Толстымъ, даетъ изображеніе душевнаго настроенія средняго русскаго человѣка, мыслящаго, читающаго, "отзывающагося" и "сочувствующаго".
   Мы, читающее русское общество, въ недавніе еще годы переживали цѣлый рядъ довольно разнообразныхъ "настроеній". Однако, оглядываясь на недавнее еще, сравнительно, прошлое, вы легко согласитесь со мною, что эти смѣны, какъ бы порой глубоки ни были, происходили на одной общей почвѣ, которую оставляли неприкосновенной. Почва эта была особенное вниманіе, доходившее до нѣкотораго преклоненія передъ "народомъ", общее порой самымъ противуположнымъ партіямъ. Народъ, его положеніе, съ одной стороны, его мнѣнія, вѣрованія, сознанныя или выработанныя вѣками полусознательныя убѣжденія являлись нѣкоторою высшею инстанціей, къ которой апеллировали одинаково и радикалъ, и славянофилъ, и крайній консерваторъ. Отзывы "простого русскаго человѣка" являлись не у одного Аксакова изреченіями оракула, и если, для иллюстраціи той или другой мысли, удавалось заручиться такимъ компетентнымъ изреченіемъ, то оно ставилось во главу аргументаціи. Повторяемъ, это было если необщимъ, то чрезвычайно распространеннымъ явленіемъ въ литературѣ, и такъ называемое "народничество" въ свое время являлось, быть можетъ, наиболѣе послѣдовательнымъ направленіемъ, такъ какъ оно дѣлало только конечные выводы изъ общепринятыхъ посылокъ... Во всякомъ случаѣ, можно сказать одно, что о "мужиконенавистничествѣ" тогда еще не было и помина.
   Это плодъ послѣднихъ годовъ, созрѣвшій удивительно быстро. Вообще, еще одна разница съ недавнимъ прошлымъ состоитъ, какъ кажется, въ томъ, что тогда общественныя группы и соотвѣтствующія имъ настроенія были устойчивѣе, захватывали болѣе или менѣе долгіе промежутки и смѣны мхъ происходили безъ рѣзкихъ толчковъ и колебаній. Теперь, во-первыхъ, общая почва, объединявшая крайнія, даже противуположныя фракціи, какъ бы дрогнула и распалась. Для однихъ престижъ "народа" упалъ, консервативныя фракціи выдѣлили даже своеобразное мужиконенавистничество, которое, какъ ни странно, взяло значительную силу, въ то самое время, какъ теорія опрощенія, въ ея толстовской окраскѣ, повела во многихъ мѣстахъ къ практическимъ попыткамъ осуществленія. И въ это-то время разражается бѣдствіе голода и за нимъ холера...
   Какъ могли, какъ должны были отразиться эти явленія на настроеніи общества? Маленькій, но характерный фактъ. Просмотрите статьи и письма о голодѣ Л. Н. Толстаго, и вы увидите, какъ на разстояніи одного года, подъ давленіемъ жизненныхъ фактовъ, дрогнули и совсѣмъ отступили нѣкоторыя очень существенныя черты его теорій, которыхъ не могла поколебать никакая, порой самая убійственная и основательная, критика. Я думаю, что будущему біографу Л. Н. Толстаго анализъ однихъ этихъ страницъ дастъ богатый и поучительный матеріалъ. Вначалѣ нашъ великій писатель и моралистъ приступаетъ къ огромному жизненному явленію съ своею предвзятою теоріей. Вспомните его письмо къ петербургскому литератору по вопросу о томъ, что "деньги -- зло и дающій деньги даетъ зло". Вопросъ состоитъ въ томъ, что вотъ теперь, въ виду голода, многимъ предстоитъ или помогать деньгами, или не помогать вовсе. Вначалѣ отвѣты Толстаго нерѣшительны и исполнены колеблющихся попытокъ удержаться на высотѣ теоріи... Но событія идутъ далѣе,-- и вотъ теперь мы видимъ нашего моралиста въ достойной его роли, во главѣ общественно-филантропическаго движенья, распредѣляющаго плывущія отовсюду денежныя пожертвованія:
   Повторяю, это отдѣльный фактъ, заслуживающій вниманія главнымъ образомъ потому, что пріурочивается къ интереснѣйшей, быть можетъ, и крупнѣйшей фигурѣ нашей современности... Но такія же колебанія, такіе же быстрые повороты и рѣзкія смѣны наблюдательному человѣку кидаются въ глаза на всякомъ шагу. У насъ нѣтъ барометровъ, которые могли бы улавливать подъемы и паденія въ психической области, а газеты недостаточно чутки къ этимъ тонкостямъ... Но, опять-таки, мнѣ кажется, достаточна констатировать фактъ, и всякій признаетъ его наличность. А фактъ состоитъ въ томъ, что среди крайностей вродѣ "опрощенія", доводящаго преклоненіе передъ "народною правдой" до подражанія внѣшнимъ формамъ народной жизни, съ одной стороны, и среди мужиконенавистничества, сыплющаго огульными обвиненіями во всю народную массу, съ другой,-- что среди этихъ крайностей разразившееся бѣдствіе произвело небывалую массу разнородныхъ психическихъ движеній... Во-первыхъ, теоретическія прежде симпатіи къ народу быстро достигаютъ величайшаго напряженія: мы видимъ въ первый еще разъ въ нашей исторіи такую широкую правительственную помощь. Въ первый (уже безусловно) разъ видимъ мы также благородное зрѣлище совершенно частной филантропической организаціи, создавшейся около имени писателя -- Толстаго... Все это -- явленіе напряженной и дѣятельной симпатіи къ стаждущему народу... Но вотъ теперь приходится констатировать явленіе другого порядка. Мы устали, намъ надоѣло, тѣ же люди кажутся намъ "чуть не личными врагами". У Л. Н. Толстаго это -- естественная реакція изнемогающаго подъ непосильнымъ бременемъ переутомленнаго человѣка. Онъ имѣетъ на это право. Для насъ же, для средняго русскаго человѣка, изъ такъ называемаго "общества", можно ли сомнѣваться, что для насъ это просто реакція, недостаточно объясняемая излишествомъ нашихъ трудовъ на пользу ближняго и скорѣе указывающая на неустойчивость и колебательное состояніе общественной психики? Да, паши настроенія въ послѣдніе годы поднимаются и падаютъ быстро, и стрѣлка психическаго барометра, если бы таковой былъ изобрѣтенъ, стояла бы теперь на "перемѣнно", колеблясь и подымаясь среди этихъ колебаній къ району нѣкотораго психическаго смятенія, своего рода "психической грозы..."
   Немудрено, въ этотъ годъ надъ Россіей пронеслось столько и такихъ событій, которыхъ хватило бы на десять лѣтъ самаго напряженнаго вниманія. И главное, это то, что вопросы о народѣ потеряли свою (всегда, впрочемъ, только кажущуюся) отвлеченность, и самъ "народъ" выступилъ на арену отчасти въ пассивной, частью же и активной роли. И всѣ мы, болѣе или менѣе, въ слабой или очень острой степени, пережили приступъ разочарованія: "Такъ вотъ онъ каковъ -- меньшій братъ... Мы его кормить мы его лѣчить, а онъ вотъ какъ съ нами!..." И ряды мужиконенавистниковъ комплектуются совершенно неожиданно изъ недавнихъ еще горячихъ поклонниковъ народа.
   Жизнь, настоящая жизнь въ своихъ даже крупныхъ проявленіяхъ очень рѣдко совпадаетъ съ тѣмъ, что мы о ней представляемъ себѣ а priori, а огульныя массовыя опредѣленія никогда не выдерживаютъ жизненной пробы... Рѣшайте сколько угодно, что народъ -- только рабочая скотина и что рабство есть его естественное состояніе, но ударилъ великій часъ -- и освобожденный народъ явилъ въ своей средѣ и людей, и гражданъ. Мы были свидѣтелями этого знаменательнаго момента и прошлое царствованіе останется навѣки отмѣченнымъ въ исторіи именно этою чертой, смѣлымъ и великимъ актомъ довѣрія къ человѣческому праву и человѣческому достоинству закрѣпощенной массы... Съ другой стороны, въ то время, когда одни ждутъ отъ народа проявленія величайшей кротости и смиренія, въ которыхъ видятъ его историческую миссію, а другіе съ такою же вѣрой ожидаютъ проявленія какого-то особеннаго внутренняго смысла, скрытаго въ романтическихъ глубинахъ народной массы, способнаго дать руководящую нить и намъ, "бѣдной интеллигенціи", въ это самое время разражаются холерные безпорядки и мы присутствуемъ при озадачивающихъ, ошеломляющихъ на первый взглядъ сценахъ избіенія врачей, фельдшеровъ и санитаровъ.
   Мы не намѣрены, по многимъ и весьма основательнымъ мотивамъ, останавливаться здѣсь на причинахъ и значеніи такъ называемыхъ холерныхъ безпорядковъ. Подождемъ окончанія продолжающихся въ разныхъ мѣстахъ процессовъ, которые, надѣемся, выяснятъ и коренныя условія, и причины, и смягчающія обстоятельства, сопровождавшія эти прискорбныя во всѣхъ отношеніяхъ явленія. Задача наша въ настоящемъ очеркѣ -- лишь отмѣтить то смятеніе во взглядахъ, то колебаніе и ту неустойчивость, которыя въ мыслящей части общества замѣчаются въ настоящую минуту. Теперь въ народной массѣ, которую прежде всего и непосредственно постигли небывалыя бѣдствія нынѣшняго года, происходятъ явленія, требующія самаго трезваго, самаго неослабнаго вниманія... Не жаль разсѣявшихся иллюзій, откуда бы онѣ ни исходили... Доктринерскія теоріи о "миссіи смиренія", какъ и романтическія мечтанія о какомъ-то вѣщемъ словѣ, которое кроется гдѣ-то въ глубинѣ народной мудрости, -- все это такія именно иллюзіи, которыхъ судьба -- разлетѣться при первомъ рѣзкомъ дуновеніи всегда нѣсколько суровой и жестокой дѣйствительности. Но печально то, что среди колебанія и смятенія, когда перемѣщаются самыя точки зрѣнія, очень трудно оріентироваться, составить ясное понятіе о происходящемъ и о путяхъ къ выходу... Печально то, что среди этого смятенія встаютъ призраки отжитаго и давно схороненнаго прошлаго и заявляютъ свои права не только на мѣсто въ общемъ хорѣ общественныхъ настроеній, но и въ вліяніе живой жизни, среди которой они лишь усиливаютъ уныніе и смятеніе. Теперь болѣе чѣмъ когда бы то ни было мы нуждаемся въ устойчивыхъ взглядахъ, въ трезвой мысли, въ такихъ интеллектуальныхъ якоряхъ, которые дали бы возможность среди перемѣщающихся и колеблющихся теоретическихъ точекъ зрѣнія удержать какое-нибудь твердое положеніе, нащупать твердую почву. Вѣдь, не даромъ же мы считаемъ уже тысячелѣтіемъ не только свое государственное существованіе, но и свое христіанство. Попробуйте только примѣнить начала братской любви хотя бы къ тому же новоявленному мужиконенавистничсству, съ его проповѣдью рабства и "скорпіоновъ", и вы увидите, какъ мрачный призракъ блѣднѣетъ передъ этимъ истинно-консервативнымъ (потому что оно вѣчно) началомъ. Въ области умственной необходимо твердое знаніе, анализъ того, что есть, и осторожное наведеніе къ тому, что должно быть. Опять-таки истина, какова бы она ни была, одна только даетъ опору, потому что она одна не случайна. Наконецъ, въ общественныхъ отношеніяхъ такую опору даетъ чувство законности, обезпечивающее отъ случайныхъ колебаній въ вѣчныхъ измѣнчивыхъ и измѣняющихся, часто сталкивающихся и противурѣчивыхъ точкахъ зрѣнія, которыхъ теперь такъ много въ нашемъ обществѣ и которыя именно теперь такъ измѣнчивы и случайны...
   Однако, если вѣрно то, что нами сказано выше о характерѣ данной общественной минуты, то несомнѣнно также вліяніе, которое прямо или косвенно оказываетъ на него положеніе народа. Если наши теоретическіе взгляды и вытекающіе изъ нихъ умонастроенія пришли въ особенно замѣтное движеніе и испытываютъ особенныя колебанія уже въ послѣдніе годы, то послѣдніе мѣсяцы только усилили это колебаніе и смятеніе. И если есть утѣшительная сторона во всемъ этомъ, то это именно близкая связь, крѣпкая зависимость всего этого процесса отъ реальныхъ явленій народной жизни. Мы слишкомъ долго воображали, что наша жизнь и жизнь нашего народа въ его массѣ -- только два параллельныя, почти косвенныя теченія. Теперь мы ясно и рѣзко почувствовали невидимыя нити, которыя протянулись изъ глубины этихъ массъ къ верхушкамъ общественнаго цѣлаго, ощутили на себѣ самихъ, какъ отъ глухихъ перемѣнъ въ положеніи нашего народа рѣзко мѣняются наши чувства, убѣжденія и взгляды...
   Въ виду всего этого, читателю будетъ понятно, почему, предпославъ эти нѣсколько общихъ замѣчаній, которыми мы открываемъ рядъ настоящихъ очерковъ на страницахъ Русской Мысли, мы, въ силу логической необходимости, обращаемся къ центральному вопросу нынѣшняго нашего дня, -- къ вопросу объ урожаѣ нынѣшняго года и связаннымъ съ нимъ продовольственнымъ вопросамъ. Это скучно, старо, это надоѣло и утомило, но это, все-таки, опять и опять стучится въ двери, требуетъ бодраго вниманія и обсужденія...
   

II.

   Свѣдѣнія объ урожаяхъ собираются у насъ тремя министерствами: во-первыхъ, министерствомъ государственныхъ имуществъ (по департаменту земледѣлія), черезъ корреспондентовъ изъ мѣстныхъ жителей; во-вторыхъ, министерство внутреннихъ дѣлъ получаетъ ихъ чрезъ губернскую администрацію, а также непосредственно -- путемъ разсылки бланковъ по волостнымъ правленіямъ отъ центральнаго статистическаго комитета и, въ-третьихъ, наконецъ, податные инспектора сообщаютъ свѣдѣнія въ министерство финансовъ. Въ настоящее время опубликованы еще только предварительныя свѣдѣнія, далеко не полныя и не совсѣмъ точныя, кое въ чемъ даже не совпадающія. Однако, они въ общихъ чертахъ уже даютъ картину нынѣшняго урожая,-- картину, которая подлежитъ, быть можетъ, отдѣлкѣ и дополненіямъ въ деталяхъ, но въ главномъ, все-таки, вѣрную и совершенно достаточную для нашихъ цѣлей {Мы имѣемъ: 1) предварительный сводъ свѣдѣній объ урожаѣ отъ департамента земледѣлія мин. госуд. им. (1892 годъ въ сельско-хозяйств. отношеніи по отвѣтамъ, полученнымъ отъ хозяевъ, вып. II). Это наиболѣе систематическій, относительно, матеріалъ, которымъ мы, главнымъ образомъ, пользуемся для настоящаго очерка. 2) Краткія свѣдѣнія о результатахъ урожая, почерпнутыя, главнымъ образомъ, изъ оффиціальныхъ источниковъ и напечатанныя въ газетахъ. 3) Извѣстія о представленныхъ нѣкоторыми земствами ходатайствахъ о ссудахъ, причемъ сообщались и данныя о результатахъ урожая. Всѣ эти источники и послужили намъ матеріаломъ для настоящаго очерка.}.
   Картина эта представляется въ слѣдующемъ видѣ.
   По приблизительнымъ вычисленіямъ департамента земледѣлія, сборъ всѣхъ хлѣбовъ по отношенію къ средней цифрѣ этого сбора, вычисленной за пятилѣтіе 1883--1887 г., составляетъ 96,8%. Для нѣкоторыхъ хлѣбовъ отклоненіе болѣе значительно (озимая пшеница дала только 79% средняго сбора, овесъ -- 90,4%), для другихъ менѣе (урожай ржи составилъ 99,1%; для черноземной полосы, правда, только 89%, за то для нечерноземной 116,3%), въ общемъ же нужно сказать, что урожай нынѣшняго года къ среднему очень близокъ.
   Если сопоставить сборъ нынѣшняго года со сборами предшествующихъ 12-тя лѣтъ, то по отношенію къ ржи онъ занимаетъ третье мѣсто, уступая лишь двумъ исключительно счастливымъ годамъ 1887--1888. По урожаю пшеницы (озимой и яровой вмѣстѣ,-- первая родилась плохо, вторая -- выше средняго) онъ долженъ занять четвертое мѣсто, и только по урожаю овса онъ станетъ сравнительно очень низко (на 9-мъ мѣстѣ), значительно превышая, однако, сборы рѣзко неурожайныхъ 1885 и 1891 годовъ. По общему сбору всѣхъ хлѣбовъ нынѣшнему году опять принадлежитъ 4-е мѣсто (онъ уступаетъ тремъ урожайнымъ 1881, 1887 и 1888 годамъ). Ближе всего онъ подходитъ, однако, къ 1890,1886,1884 и 1882, т.-е. годамъ со среднимъ урожаемъ.
   И такъ, обозрѣніе среднихъ общихъ цифръ, доставленныхъ намъ нынѣшнимъ годомъ, сравненіе его съ рядомъ предшествующихъ лѣтъ, относительно благополучныхъ, приводитъ къ благопріятному заключенію: нынѣшній годъ занимаетъ по количеству доставленнаго хлѣба довольно высокое мѣсто и урожай долженъ считаться близкимъ къ среднему.
   Разумѣется, средняя цифра -- это всегда нѣкоторая отвлеченность, не дающая еще точнаго представленія о реальной картинѣ, и послѣ этого благопріятнаго заключенія мы должны обратиться къ разсмотрѣнію урожая со стороны его географическаго распредѣленія, такъ какъ само собою разумѣется, что въ разныхъ мѣстахъ сборъ распредѣлился различно, и каждому отклоненію отъ средней цифры кверху соотвѣтствуетъ недоборъ въ какомъ-нибудь другомъ мѣстѣ. И дѣйствительно, на этомъ успокоительномъ фонѣ мы видимъ рѣзкія отклоненія и темныя пятна настоящаго недорода. Пятна эти, къ сожалѣнію, занимаютъ довольно значительныя пространства съ плохимъ урожаемъ озимыхъ, или яровыхъ, или, наконецъ, тѣхъ и другихъ вмѣстѣ...
   На этотъ разъ отъ неурожая пострадалъ, главнымъ образомъ, югъ Россіи, частью средняя земледѣльческая область и Поволжье, испытавшія уже неурожай прошлаго года. Географическая карта неурожая представится въ слѣдующемъ видѣ.
   Если на картѣ вы затушуете карандашомъ мѣстности съ неурожаемъ озимыхъ хлѣбовъ, то увидите, что эта тѣнь, оставивъ свободными Крымъ и Кавказъ, ляжетъ широкою полосой выше ихъ, отъ нашей западной границы по Пруту, въ ширину Бессарабской области и Подольской губерніи, затѣмъ протянется черезъ новороссійскія степи на востокъ; подымаясь, въ то же время, къ сѣверо-востоку, она перерѣжетъ Малороссію, захватить среднія земледѣльческія губерніи. На высотѣ Воронежа и Курска она, съ одной стороны, посылаетъ узкій отростокъ къ сѣверу до Тулы и Рязань, съ другой -- широкою полосой затѣняетъ на юго-востокъ теченія Донца и Дона, низовья Волги до Астрахани и Каспійскаго моря. Эта сплошная тѣнь прорѣжется только свѣтлою полосой на пространствѣ между Днѣпромъ и Дономъ, въ нѣкоторыхъ уѣздахъ Харьковской губерніи и Донской области {Подробнѣе неурожай озимыхъ опредѣляется губерніями: Бессарабской, Херсонской, Полтавской, Воронежской, Астраханской, больше: частью Области Войска Донскаго и губ. Екатеринославской и Курской. Къ этому району примыкаютъ южныя части губерній Подольской и Кіевской, сѣверо-восточные уѣзды Таврической, часть Харьковской, а также Царицынскій и часть Балашовскаго уѣзда, Саратовской губерніи.-- Затѣмъ отъ этого болѣе или менѣе сплошного района къ сѣверу поражены нѣторыя мѣстности Орловской, большая часть Тульской и часть Рязанской губерніи.}.
   Затѣмъ эта темная туча разрывается и, отдѣлившись отъ нея, тѣнь падаетъ клочками еще въ нѣсколькихъ мѣстахъ: небольшое пятнышко ляжетъ на нѣсколько уѣздовъ Пензенской губерніи, другое захватываетъ Поволжье и Прикамье {Уѣзды губерній: Казанской, Уфимской, Самарской и Саратовской.} (урожай нѣсколько, все-таки, лучше, чѣмъ на югѣ), и, наконецъ, въ сѣверо-западномъ углу окажутся затѣненными Курляндія, значительная часть Ковенской и части Лифляндіи, Витебской и Псковской губерній.
   Разумѣется, картина эта дана въ широкомъ масштабѣ, не захватывающемъ всей пестроты урожая въ мѣстахъ, гдѣ онъ считается по губерніямъ среднимъ и гдѣ, однако, попадаются мѣста съ очень низкими сборами (особенно въ губ. Самарской и Пензенской).
   Теперь представьте далѣе, что вы сдѣлаете то же и на той же картѣ для низкаго урожая хлѣбовъ яровыхъ. Новая тѣнь, гораздо больше по пространству, но нѣсколько пестрѣе, начинается опять отъ Прута, потянется къ сѣверо-востоку и опять отъ Воронежа отогнется на юго-востокъ къ Астрахани и Каспію. Только свѣтлая полоса, очень узкая для озимей, между Днѣпромъ и Дономъ, теперь расширится, оставляя значительныя урожайныя пространства, охватывающія низовья Днѣпра почти до самаго Донца, а на сѣверъ -- Курскую губернію. За то главная масса тѣни широко лежитъ въ самомъ центрѣ Россіи, покрывая Малороссію съ Полтавой и Черниговомъ, захватываетъ Калугу и Тамбовъ, тянется къ сѣверо-востоку, перекидывается на Волгу до р. Вятки, охватываетъ низовья Камы и частью Самару. Вообще въ эту огромную область входятъ вполнѣ или частью 29 губерній Европейской Россіи {Именно: Бессарабская (почти вся), части Херсонской, Подольской, Волынской, Кіевской, Полтавской, Черниговской, Могилевской, Харьковской, Курской, вся Орловская, Тульская, Калужская, Воронежская, большая часть Донской области, Астраханская. Затѣмъ большая часть губ. Тамбовской, Рязанской, часть Московской, Владимірской, Костромской, Казанская, Нижегородская, Пензенская, часть Саратовской, Самарской, Вятской и Уфимской.}, въ различной степени пораженныхъ неурожаемъ яровыхъ хлѣбовъ.
   Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ обѣ тѣни совпадаютъ, ложатся одна на другую, сгущаются. Это -- мѣстности, пораженныя неурожаемъ какъ яровыхъ, такъ и озимыхъ хлѣбовъ. Если принять средоточіемъ несчастный Воронежскій край, то отъ него эти сгущенныя тѣни протянутся на юго-западъ -- до Прута, на юго-востокъ -- до Астрахани и на сѣверъ -- до Рязани.
   Сводя вмѣстѣ "относительное значеніе отдѣльныхъ воздѣлываемыхъ хлѣбовъ, недородъ ихъ въ нынѣшнемъ году, а отчасти и вліяніе недорода прошлаго года", департаментъ, земледѣлія приходить къ заключенію, что наиболѣе пострадавшими въ нынѣшнемъ году можно признать губерніи: "Херсонскую, Полтавскую, Воронежскую и большую часть Донской области, кромѣ того -- южную половину Бессарабской губ., нѣкоторые уѣзды Кіевской, Подольской, Харьковской, Курской, Орловской, Тульской и Рязанской". Къ этому департаментъ земледѣлія прибавляетъ, что "на востокѣ Россіи, постигнутомъ неурожаемъ 1891 года, въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ посредственный лишь урожай текущаго года, можетъ быть, окажется недостаточнымъ для покрытія нуждъ населенія кое-гдѣ въ губ. Казанской, Пензенской, Саратовской, Самарской и въ Мензелинскомъ уѣздѣ Уфимской губ.".
   Какъ видитъ читатель, детальное разсмотрѣніе картины, представляемой неурожаемъ нынѣшняго года, приводить къ результатамъ менѣе уже утѣшительнымъ, чѣмъ общіе итоги для всей территоріи Европейской Россіи. Въ картинѣ этой мы встрѣчаемъ уже значительныя пятна, а въ цѣломъ ряду мѣстностей сборъ не обезпечитъ потребностей населенія.
   Разумѣется, съ тяжелымъ годомъ, который мы пережили наканунѣ, нынѣшній никоимъ образомъ не идетъ въ сравненіе. 1891 годъ будетъ отмѣченъ какъ одинъ изъ самыхъ мрачныхъ, какъ по интенсивности, такъ и по огромному пространству, охваченному неурожаемъ. Въ нынѣшнемъ столѣтіи къ нему приближается лишь тяжелый, памятный старикамъ, 1833 г., когда полнымъ неурожаемъ былъ охваченъ весь нашъ югъ до 52о сѣверной широты, съ населеніемъ въ 14% милліоновъ душъ обоего пола, да отчасти еще 1839--40 г., тоже выдающійся и по степени, и по обширности неурожайнаго района.
   Наоборотъ, нынѣшній годъ не представляетъ въ этихъ послѣднихъ отношеніяхъ ничего исключительнаго. Такіе недороды встрѣчались и ранѣе, и если брать въ разсчетъ одну только распространенность и степень неурожая, то нынѣшнему году слѣдовало бы отдать предпочтеніе передъ неурожайными годами ближайшаго къ намъ періода (1880, 1885 и 1889), которые не считались выдающимися изъ ряда, не обращали на себя особеннаго вниманія и потребовали особеннаго напряженія и исключительныхъ жертвъ.
   Но теперь мы имѣемъ дѣло съ обстоятельствами, вносящими огромныя усложненія. Дѣло въ томъ, что частичный неурожай нынѣшняго года идетъ вслѣдъ за исключительно тяжелымъ 1891. Шестнадцать губерній Европейской Россіи лежали въ полосѣ этого неурожая: Саратовская, Казанская, Самарская, Тамбовская, Пензенская, Рязанская, Симбирская, Оренбургская, Нижегородская, Вятская, Пермская, Воронежская, Тульская, Курская, Уфимская, Орловская. Затѣмъ неудовлетворительный и посредственный урожай былъ въ губерніяхъ: Архангельской, Херсонской, Таврической, Донской области, Харьковской, Ковенской и Олонецкой.
   Въ этомъ спискѣ, составленномъ въ убывающемъ порядкѣ по размѣрамъ выданныхъ ссудъ, читатель увидитъ названія губерній (мы ихъ отмѣтили курсивомъ), въ которыхъ, по заключенію статистическаго органа министерства государственныхъ имуществъ, и въ нынѣшнемъ году продовольствіе населенія не обезпечено. Свѣдѣнія, послужившія матеріаломъ для этихъ заключеній, какъ уже было сказано, только предварительныя, и есть большія основанія опасаться, что нашъ курсивъ придется распространить и на остальныя губерніи приведеннаго выше списка (за исключеніемъ развѣ Оренбургской губ.).
   Вотъ это-то обстоятельство, эта мрачная тѣнь исключительно тяжелаго пережитаго наканунѣ бѣдствія, усложняетъ въ значительной степени положеніе нынѣшняго, сравнительно благополучнаго, года съ урожаемъ въ общихъ итогахъ среднимъ. Дѣло именно въ томъ, что, кромѣ настоящаго, намъ приходятся также считаться съ недавнимъ прошлымъ и что по этой причинѣ нужда является далеко не пропорціональною недороду...

-----

   Обращаясь къ другому источнику, къ сообщеніямъ мѣстныхъ корреспондентовъ, доставляемымъ намъ періодическою прессой, мы должны сказать, что на нихъ отчасти отразилось настроеніе, отмѣченное нами въ первой главѣ. Газета живетъ минутой и къ настроеніи) данной минуты очень чутка. Утомленіе картинами нужды и исключительнымъ вниманіемъ къ продовольственнымъ вопросамъ, замѣтное въ публикѣ, не могло не повліять на газету. Къ этому, быть можетъ, слѣдуетъ присоединить и другія условія, особенно сильно сказывающіяся на прессѣ провинціальной. Какъ бы то ни было, но только отъ мѣстныхъ людей, не утратившихъ интересъ къ даннымъ вопросамъ, приходится слышать, что нынче труднѣе пробиться на столбцы ежедневныхъ газетъ съ извѣстіями этого рода. И, однако, передъ нами цѣлый ворохъ газетныхъ вырѣзокъ, рисующихъ положеніе населенія, и я останавливаюсь съ истиннымъ замѣшательствомъ передъ обиліемъ этого нерадостнаго матеріала.
   Буду кратокъ. Нѣтъ надобности развертывать на этихъ страницахъ безотрадныя картины, и мы ограничимся лишь нѣсколькими указаніями, иллюстрирующими приведенныя выше оффиціальныя цифры и заключенія.
   Мы видѣли, что надъ несчастнымъ краемъ въ верховьяхъ Дона нависли всѣ тѣни: едва выйдя изъ прошлогодняго бѣдствія при очень значительной правительственной помощи, Воронежская губернія постигнута нынѣ неурожаемъ и ярового, и озимаго хлѣбовъ. Положеніе, созданное этими обстоятельствами, чрезвычайно серьезно. Передъ нами отчетъ о засѣданіи воронежскаго благотворительнаго комитета, происходившемъ 14 августа. Въ засѣданіи этомъ доложены поступившія изъ разныхъ мѣстъ губерніи заявленія о необходимости начать снова дѣло помощи населенію, страдающему отъ недостатка продовольствія и корма для скота. Такъ, предводитель дворянства Богучарскаго уѣзда, въ докладѣ 6 августа 1892 г., опредѣляетъ число всѣхъ нуждающихся въ уѣздѣ въ 241,500, а число лицъ, которымъ земское пособіе не можетъ быть выдано или оно будетъ недостаточно, въ 30,000 человѣкъ. Цынга и холера, по словамъ доклада, унесли отцовъ семействъ и работниковъ и тѣмъ значительно увеличили число безпомощныхъ. Въ четырехъ волостяхъ уѣзда на поляхъ отъ посѣва не собрано почти ничего. Еще въ худшемъ положеніи находится уѣздъ относительно прокормленія скота". Предводитель дворянства другого уѣзда (Павловскаго) рисуетъ положеніе своей мѣстности еще болѣе мрачными красками. "Что будетъ,-- пишетъ онъ въ докладѣ отъ 28 іюля 1892 года, -- если закрыть пекарни и дешевую продажу хлѣба, я не рѣшаюсь даже сказать! Положеніе уѣзда, даже богатыхъ волостей ею, въ настоящемъ году отчаянное. Отъ урожая нынѣшняго года не только зерна, но и соломы не получили, такъ что въ настоящее время хлѣба почти ни у кого нѣтъ". Такія же заявленія поступили изъ другихъ мѣстъ губерніи и они "подтверждаются данными, собранными земскимъ статистическимъ бюро о видахъ на урожай, и позднѣйшими оффиціальными свѣдѣніями, доставленными чинами полиціи и податною инспекціей. Четыре уѣзда (Богучарскій, Павловскій, Острогожскій и отчасти Бирючпискій), на основаніи этихъ данныхъ, должны быть отнесены къ неурожайнымъ. Въ остальныхъ уѣздахъ, кромѣ Землянскаго, урожай ниже средняго, и эти семь уѣздовъ не внушали бы опасеній, если бы сбору хлѣбовъ этого года не предшествовалъ неурожайный годъ, поглотившій всѣ запасы и даже образовавшій значительныя задолжанія".
   Таковы свѣдѣнія, доставленныя оффиціальнымъ учрежденіемъ и послужившія поводомъ къ ходатайству комитета о продолженіи помощи населенію. Г. Чертковъ въ Недѣлѣ, корреспонденты Русскихъ Вѣдомостей и мѣстнаго Дона, а также профессоръ Линдеманъ, ѣздившій въ Воронежскую губ. по вызову губернской управы (С.-Петербургскія Вѣдомости), дорисовываютъ очень грустными чертами печальную картину, данную въ цитированномъ отчетѣ. "Приходилось мнѣ видѣть множество полей въ разныхъ мѣстахъ Россіи, въ разные годы,-- пишетъ проф. Линдеманъ, -- но такого неурожая, какой теперь я видѣлъ всюду въ уѣздѣ Богучарскомъ и во многихъ селеніяхъ уѣздовъ Новохоперскаго и Павловскаго, я не только еще никогда не видывалъ, но и не считалъ возможнымъ. Въ большинствѣ селеній рожь не убирали вовсе. Яровые хлѣба отчасти пропали отъ засухи, отчасти съѣдены саранчою".
   Мы не станемъ слѣдить за картинами бѣдствія въ отдѣльныхъ селахъ, посѣщенныхъ профессоромъ, скажемъ только, что всѣ онѣ сводятся къ одному: новый неурожай и старое разореніе. Вопросъ о потерѣ скота иллюстрируется краснорѣчивымъ фактомъ: "Одинъ помѣщикъ въ Павловскомъ уѣздѣ продалъ весною 8,300 (sic) пудовъ сухихъ шкуръ отъ овецъ, павшихъ за зиму съ голоду. Наступающая зима будетъ еще хуже. Въ прошломъ году,-- говорятъ мѣстные жители,-- было гораздо лучше, у многихъ были прежніе запасы. Нынѣ запасы всѣ уничтожены. Страшно и думать о зимѣ".
   Къ этому нужно добавить болѣзни, развивающіяся на почвѣ истощенія, цынгу, которая зародилась въ прошломъ году и теперь опять возрождается къ осени (сообщеніе г. Черткова въ Недѣлѣ), и страшную задолженность населенія {Кромѣ недоимокъ казенныхъ, продовольственныхъ и земскихъ, пишетъ корреспондентъ Русскихъ Вѣд. изъ Боброва, на крестьянскомъ хозяйствѣ накопились громадные частные долги, сдѣланные для пріобрѣтенія хлѣба и прокормленія скота въ прошломъ году. Лица, ссудившія крестьянъ деньгами, хлѣбомъ, соломою, чтобы вполнѣ обезпечить возвратъ своего долга, не давали денегъ безъ надлежащаго залога. Залогъ этотъ заключался въ оставшемся скотѣ, а за неимѣніемъ его принимались во вниманіе постройки -- хаты и амбары. Всѣ означенные займы заключались формально: писались росписки, гдѣ и отмѣчались соотвѣтствующія "неустойки", залогъ и проценты. Поэтому не удивительно, что зачастую встрѣчаются селенія, гдѣ изъ каждыхъ 100 дворецъ находятся 15--10, а иногда и меньше хозяйствъ безъ частныхъ долговъ.}, присоединяющую къ бѣдствіямъ отъ неурожая -- язву ростовщическаго кредита...
   "Бессарабія,-- сообщаетъ корреспондентъ Южнаго Края,-- изъ году въ годъ терпитъ бѣдствіе, но такое, какъ въ нынѣшнемъ году, врядъ ли запомнятъ бессарабцы"...
   "Хотинскій уѣздъ имѣетъ, и то мѣстами, средній урожай, Сорокскій и въ особенности приднѣпровская его часть, отъ весенней засухи пострадалъ окончательно. Спускайтесь изъ Хотинскаго уѣзда ниже въ Бѣлецкій, чрезъ Единцы, Фалешты, Скуляны и Пырлицу, направляйтесь отсюда чрезъ Гертопскую, Кріулянскую, Телицкую волости смежныхъ уѣздовъ къ Дубассарахъ и м. Резинѣ, гдѣ мѣстами (Кріулянская волость) отъ голодухи ужо теперь околѣваетъ скотъ; переходите затѣмъ въ Измаильскій уѣздъ -- и предъ вами предстанетъ во всей своей наготѣ горькая дѣйствительность, которую нельзя иначе назвать, какъ тяжеловѣснымъ, удручающимъ именемъ -- голодухи и безкормицы".
   Въ Донской Рѣчи (No17) какой-то хуторянинъ рисуетъ положеніе станицы Казанской и прилегающихъ мѣстъ: "Хлѣба нѣтъ, денегъ нѣтъ и скотъ лишній проѣли. Вотъ и приходится наталкиваться на такія печальныя картины: молотятъ траву-брицу. Конечно, въ первый разъ по незнанію недоумѣваешь, что это значить, и съ удивленіемъ спрашиваешь, для чего это траву портятъ.
   -- Что же дѣлать, хлѣбъ молотимъ,-- говорятъ.
   -- Да какой же это хлѣбъ, когда и лошади-то съ неохотой ѣдятъ эту траву?
   -- А вотъ посмотрите...
   И дѣйствительно, въ мѣшкахъ стоить зерно, мелкое, зеленое, почти пустое, немного похожее на просо величиной.
   -- И такой хлѣбъ можно ѣсть?
   -- Да, ѣдимъ, коли добраго нѣтъ. Если есть хлѣбное зерно, подмѣшаешь, а нѣтъ -- и безъ него хорошо.
   Мука получается зеленая, а хлѣбъ черный, какъ земля.
   Ѣдятъ не хлѣбъ съ суррогатами, а суррогаты съ хлѣбомъ. Хорошо, если бы было молоко, сало, мясо, но этого ничего нѣтъ; даже у нѣкоторыхъ арбузовъ, огурцовъ, въ чемъ обыкновенно не бывало недостатка, и того не имѣется. Чего же можно ждать при такой пищѣ? Если прошлый годъ являлась мѣстами цынга, то теперь и вовсе надо ждать ее".
   Прошлую зиму половина скота погибла. Въ нынѣшнюю надежда на ту же траву-брицу и еще на колючку, которую даже не косили, а сбивали мотыгами. Будетъ ли скотъ ѣсть ее, неизвѣстно,-- надѣются, что будетъ {Эту грустную картину корреспондентъ заканчиваетъ трогательными словами: "Сильго дѣйствовали на шумиленскихъ прихожанъ воззванія о голодѣ, особенно слова, что и ихъ можетъ постигнуть такая же участь, а потому каждый вносилъ свою посильную лепту на голодающихъ, въ надеждѣ, что и имъ помогутъ, если ихъ постигнетъ тяжелая година". Будемъ надѣяться!}...
   Въ Московскихъ Вѣдомостяхъ напечатанъ циркуляръ орловскаго губернатора къ земскимъ начальникамъ: "Неурожай нынѣшняго года,-- говорится въ этомъ циркулярѣ,-- вызвалъ въ нѣкоторыхъ уѣздахъ (Орловской губ.) почти общую нужду, въ другихъ -- нужду частичную"... "Повторившійся я въ этомъ году неурожай, -- говорить корреспондентъ той же газеты,-- легъ, конечно, несравненно болѣе тяжкимъ бременемъ на пострадавшее населеніе, чѣмъ это ощущалось въ прошломъ году. Здѣшніе крестьяне, по ихъ выраженію, стали "скучать о хлѣбѣ". Правительственная ссуда на продовольствіе бѣдствующаго населенія и обсѣмененіе полей снова является необходимою насущною потребностью".
   "Нужда населенія,-- пишутъ Орловскому Вѣстнику (No 256) изъ Мценскаго уѣзда,-- съ каждымъ днемъ становится ощутительнѣе и тяжелѣе. При поверхностномъ наблюденіи, правда, замѣтить что-нибудь особенное трудно. Деревня предается отправленію обычныхъ осеннихъ работъ, жизнь, повидимому, звучитъ обычною, благодушною трудовою гармоніей. Но достаточно сдѣлать одинъ шагъ за предѣлы этого кажущагося благополучія, какъ передъ вашими взорами открывается масса безысходнаго горя и нищеты, выступаютъ удручающіе душу факты. Загляните, напримѣръ, въ первую, стоящую съ краю с. Золотарева, избу Ивана Трифонова. Иванъ Трифоновъ, оказывается, имѣетъ жену и шестерыхъ, малъ-мала-меньше, дѣтей. Съ своего надѣла онъ собралъ IV, копны, изъ которыхъ намолотилъ 2--3 мѣры. Земли своей подъ озимое онъ не обсѣвалъ и ушелъ въ шерстобиты. Жена и ребятишки остались дома и, закрывая глаза на будущее, доѣдаютъ обмолоченныя 2--3 мѣры. Еще хуже у его сосѣда Филиппа Панфилова" и т. д. Такія же свѣдѣнія встрѣчаемъ мы и въ No 265 той же газеты, только здѣсь они распространяются уже и на Орловскій уѣздъ: "Положеніе крестьянъ плачевное. Отъ прошлаго года запасовъ нѣтъ, остались лишь долги. Въ нынѣшнемъ году проѣдать скотъ и одежу, что дѣлали въ прошломъ году, уже не придется: все это сдѣлано многими еще весной. Уже въ настоящее время можно встрѣтить крестьянъ, хлѣбъ у которыхъ приходить къ концу; крестьянъ же съ запасомъ на круглый годъ можно встрѣтить очень мало. Озимыя поля представляютъ печальную картину..."
   Въ Ливенскомъ уѣздѣ за послѣднее время вообще "хорошіе урожаи стали рѣдкостью... И владѣльцы, и крестьяне разорились, и это разореніе бросается съ перваго же взгляда: на гумнѣ ни снопа и въ закромахъ ни зерна" (Смоленскій Вѣстникъ, No 120).
   Въ Орлѣ на дверяхъ зданія окружнаго суда (гдѣ помѣщается канцелярія общественныхъ работъ) вывѣшено объявленіе о прекращеніи найма рабочихъ для постройки Черноморскаго берегового шоссе. Объявленіе это вызвано громаднымъ наплывомъ крестьянъ, буквально осаждавшихъ канцелярію, наперерывъ спѣша записаться, чтобы ѣхать въ Новороссійскъ. Корреспондентъ (Русскія Вѣдомости, No 284) далѣе рисуетъ причины этого "громаднаго наплыва". Послѣ сказаннаго намъ уже понятны эти причины, и потому мы возьмемъ изъ корреспонденціи лишь одну черту: "На-дняхъ (6 октября) врачъ Лучшевъ прислалъ въ орловскую уѣздную земскую управу хлѣбъ, которымъ теперь питаются жители Очкинской волости, а по словамъ одного члена названной управы, 40% всего населенія Орловскаго уѣзда. Лица, пробовавшія этотъ "хлѣбъ", утверждаютъ, что въ немъ есть и навозъ, и песокъ, и лебеда, и немножко ржи".
   Мы положительно останавливаемся въ затрудненіи передъ громадною массой скорбнаго матеріала, поставленнаго Самарскою губерніей. "Хотя,-- писалъ корреспондентъ Русскихъ Вѣдомостей (29 августа), -- весенняя погода въ текущемъ году была болѣе благопріятна для хлѣбовъ и травъ, нежели прошлогодняя, но бѣда въ томъ, что посѣвная площадь значительно сократилась. Часть полей совсѣмъ не могла быть засѣяна по недостатку сѣмянъ и скота; кромѣ того, часть земли по тѣмъ же причинамъ была сдана въ аренду крестьянамъ богатѣямъ и купцамъ". Дальше мы не будемъ слѣдить за развитіемъ этихъ положеній, хотя должны сказать, что эта сторона дѣла, обстоятельно выясненная также въ статьѣ г. Водовозова (Русская жизнь), составленной на основаніи статистическихъ данныхъ, заслуживаетъ самаго пристальнаго вниманія. Здѣсь мы видимъ самый тщательный анализъ и типическое изображеніе послѣдствій неурожая, съ распродажей скота, увеличеніемъ задолженности и, что всего печальнѣе, сокращеніемъ площади посѣвовъ и сдачей надѣловъ за безцѣнокъ. Все это мѣняетъ ощутительнымъ образомъ самую структуру деревни, отлагая замѣтные пласты новообразующагося пролетаріата. Однако, подробное изложеніе вскрытаго въ Самарской губерніи, такъ сказать, in anima vili процесса не входить въ задачи настоящаго очерка, и мы ограничимся тѣмъ, что, по газетнымъ извѣстіямъ, "въ большемъ числѣ селеній Самарской губерніи урожай хлѣбовъ оказался ниже средняго. Къ 57 волостямъ съ совершенно плохимъ урожаемъ хлѣбовъ въ 4 сѣверныхъ уѣздахъ (Ставропольскомъ, Самарскомъ, Бугульминскомъ и Бугурусланскомъ) слѣдуетъ присоединить еще 13 волостей Бузулукскаго уѣзда, въ которыхъ яровые хлѣба почти совершенно уничтожены насѣкомыми". Въ общей сложности мѣстности, пострадавшія отъ засухи и насѣкомыхъ и потому получившія плохой урожай, составляютъ 22,9%, мѣстности съ урожаемъ ниже средняго -- 44,4% и только 32,7% всѣхъ мѣстностей пользуются среднимъ урожаемъ, а мѣстами даже выше средняго" {Русскія Вѣдомости, NoNo 286, 294, 313. Саратовскій Дневникъ, NoNo 185, 198. Одесскій Вѣстникъ, No 234.}.
   Наконецъ, въ докладѣ губернской управы земскому собранію говорится: "не боясь ошибиться, можно предсказать, что не пройдетъ и года (если только не будутъ приняты достаточныя мѣры), какъ скотъ останется во всей губерніи только у немногихъ богатѣевъ, вся же масса крестьянства окажется безъ коровъ, безъ овецъ, безъ лошадей".
   Относительно Казанской губерніи -- извѣстія тѣ же, и здѣсь болѣзнь принимаетъ уже характеръ затяжной, хроническій. Еще въ докладѣ губернской земской управы за 1890 годъ было сказано: "Въ нынѣшнемъ году нанесенъ такой ударъ скотоводству, что послѣдующіе неурожаи и голодовки будутъ вполнѣ естественны и неизбѣжны. Голодъ ведетъ къ истребленію скотоводства и обратно,-- слабое развитіе послѣдняго служить одною изъ причинъ, вызывающихъ голодъ. Это заколдованный кругъ, выйти изъ котораго, особенно послѣ такого года, какимъ представляется нынѣшній, не придется долго ни крестьянину, ни землевладѣльцу". Между тѣмъ, "послѣ 1890 года населенію Казанской губерніи пришлось пережить еще болѣе тяжкую годину. Вслѣдствіе неурожая травъ въ 1890 году скотъ почти исключительно держался на соломѣ. Въ 1890--1891 году кормовъ хватило лишь до Рождества, а къ марту истощеніе кормовъ было уже повсемѣстное". Понятно, что къ веснѣ 1891 года скотъ быль тощъ и слабъ, еле таскалъ ноги. Дальнѣйшее извѣстно: 1891 годъ не поправилъ, а ухудшилъ дѣло и "неурожай со всѣми его послѣдствіями довелъ до того, что всѣ рынки были переполнены скотомъ: сводилась корова, лошадь, и продавалась лишь за шкуру". Понятно также, что при этихъ условіяхъ "незасѣянныхъ яровыхъ полей оказалось довольно много, да и обработка, вообще, полей на изголодавшемся скотѣ не могла быть хорошей". Вотъ, наконецъ, краснорѣчивый рядъ цифръ, показывающій паденіе цѣнъ на скотъ. Начиная съ 1885 года и въ послѣдующіе затѣмъ годы цѣпы на лошадей опредѣляются слѣдующимъ быстро убывающимъ рядомъ цифръ: 31, 28, 26, 24, 18 рублей. Послѣдняя цифра относится іи" 1890 году. За нимъ пришель роковой 1891 годъ, который довелъ цѣны до стоимости одной шкуры, и уже за этимъ годомъ слѣдуетъ нынѣшній съ недородомъ яровыхъ. Что же принесетъ онъ за собою? Паденіе арендныхъ цѣнъ, сокращеніе потребленія спирта, разстройство промысловъ, наконецъ, фантастическія цѣны на рабочія руки (Волжскій Вѣстникъ сообщаетъ случай наемки рабочихъ за 5 коп. въ день),-- всѣ эти указанія, приводимыя газетами, только отдѣльные штрихи той же картины.
   Таковы газетныя свѣдѣнія относительно тѣхъ губерній и уѣздовъ, которые, какъ мы видѣли выше, поименованы въ оффиціальномъ спискѣ, какъ нуждающіеся въ сторонней помощи для прокормленія своего населенія и въ нынѣшнемъ году. Съ сожалѣнію, нужно сказать, что свѣдѣнія, доставляемыя прессой, нѣсколько расширяютъ этотъ районъ, дополняя его нѣкоторыми мѣстностями, еще не вошедшими въ списокъ. Таковы, напримѣръ, извѣстія изъ Шадрипскаго и Челябинскаго уѣздовъ, не считающихся нынѣ постигнутыми неурожаемъ. Между тѣмъ, корреспондентъ Екатеринбургской Недѣли (No 38) пишетъ, что, наприм., въ станицѣ Долгодеревенской ѣдятъ уже хлѣбъ съ огромною примѣсью суррогатовъ. "Если даже лишь немногіе ѣдятъ этотъ хлѣбъ, -- заключаетъ корреспондентъ, -- теперь, сейчасъ послѣ уборки хлѣбовъ съ полей, то, очевидно, дѣло обстоитъ и у насъ не столь благополучно, какъ можно было судить по общимъ свѣдѣніямъ объ урожаѣ". Въ Шадринскомъ уѣздѣ "нынѣшнею весной посѣвы еще кое-какъ были произведены съ помощью правительства и земства, отчасти даже съ помощью частныхъ лицъ, по будущая весна будетъ очень трудною всѣмъ этимъ безлошаднымъ. 1,500 домохозяевъ получатъ по жребію лошадей отъ Особаго Комитета, остальная масса крестьянъ будетъ предоставлена буквально на произволъ судьбы. Между тѣмъ, общая сумма одного только продовольственнаго долга за 2 послѣдніе года равна 6.470,649 руб., что составляетъ на дворъ болѣе 140 рублей"... И это тѣ самые два уѣзда, которые еще недавно считались житницей Зауралья!...
   Какъ видите, всѣ эти свѣдѣнія дополняютъ, иллюстрируютъ и подтверждаютъ данныя правительственныхъ органовъ въ такой степени, что мы ощущаемъ положительную необходимость послѣ этихъ удручающихъ страницъ вернуться къ началу настоящей главы и напомнить, что все это относится далеко не къ такому обширному району, какъ это было въ прошломъ году, что во многихъ другихъ мѣстахъ жизнь идетъ обычнымъ трудовымъ порядкомъ и на вопросъ о хлѣбѣ вамъ отвѣчаютъ "слава Богу", что, въ общемъ, по лицу всей остальной Россіи урожай выразился средними цифрами и, значить, нынѣ не возникаетъ и вопроса, стоявшаго такою грозною и проблематическою тѣнью за всѣми тревогами 1891 года -- хватитъ ли Россіи ея наличнаго хлѣба? Теперь наличнаго хлѣба, навѣрное, достаточно, запрещать вывоза не придется и вопросъ состоитъ только въ способахъ его распредѣленія между разными мѣстностями нашего отечества.

-----

   Я доканчивалъ написанныя выше строки, когда газеты принесли намъ новое правительственное сообщеніе по вопросу о размѣрахъ предполагаемой помощи. До сихъ поръ, конечно, мы не имѣемъ еще возможности опредѣлять съ точностью окончательные цифровые итоги продовольственной нужды нынѣшняго года. Экстренныя земскія собранія происходили въ такое время, когда можно было дать лишь болѣе или менѣе гадательныя смѣты. Очередныхъ еще не было, наконецъ, не всѣ еще мѣстные итоги, уже готовые, намъ извѣстны. Однако, и изъ того, что извѣстно, слѣдуетъ вывести заключеніе, что всѣ предположенія, составляемыя на основаніи извѣстій объ урожаѣ, обладаютъ несомнѣнною тенденціей къ повышенію. Такъ, новое правительственное сообщеніе, опубликованное 29 ноября, даетъ списокъ губерній, требующихъ помощи. Сравнивая этотъ списокъ съ перечнемъ губерній, постигнутыхъ неурожаемъ, по свѣдѣніямъ департамента земледѣлія, мы видимъ, что онъ значительно шире: въ немъ упоминаются уже 20 губерній (прибавлены: Таврическая, Олонецкая, Симбирская, Тобольская, но за то не упоминается Уфимская). Изъ того же сообщенія мы узнаемъ далѣе, что по 1 октября уже выдано продовольственныхъ ссудъ 6.426,000 руб. и предполагается еще обратить на пособія пострадавшимъ губерніямъ остатки отъ прошлогоднихъ ассигнованій, а также хлѣбъ, имѣющій поступить въ уплату за прошлогоднія ссуды, всего до 6.000,000 пуд. Наконецъ, почти одновременно, мы узнаемъ изъ газетъ, что на подкрѣпленіе общеимперскаго продовольственнаго капитала, въ виду поступающихъ новыхъ требованій, передано заимообразно изъ государственнаго казначейства 15 милл. руб. Такимъ образомъ, по однимъ этимъ даннымъ, размѣры средствъ, необходимыхъ для пособія населенію нуждающихся губерній, опредѣляются въ 27 милліоновъ приблизительно.
   Можно ли остановиться на этой цифрѣ? Едва ли. По крайней мѣрѣ, она не покрываетъ заявленныхъ уже ходатайствъ, поступившихъ въ министерство внутреннихъ дѣлъ отъ земскихъ собраній, и тенденція къ возрастанію, очевидно, должна быть принята во вниманіе также и въ примѣненіи къ этимъ итогамъ. Такъ, въ Русскихъ Вѣдомостяхъ (No 329) сдѣланъ, далеко не полный, впрочемъ, но, видимо, основанный на оффиціальныхъ источникахъ, сводъ земскимъ ходатайствамъ по 12 только губерніямъ, и цифра, получаемая въ суммѣ, равняется уже 30,400 тыс. рублей. Изъ этой цифры 700 т. предположено покрыть мѣстными средствами, 2,600 т. остатками отъ ассигновокъ прошлаго года. Но и затѣмъ остающаяся цифра для 12 губерній весьма значительна (нужно замѣтить, что она составлена съ полною умѣренностью и съ разсчетомъ лишь на обсѣмененіе и на прокормленіе населенія). Наконецъ, здѣсь рѣчь идетъ о 12 губерніяхъ, тогда какъ въ позднѣйшемъ правительственномъ сообщеніи нуждающимися уже признаны 20. Очевидно, послѣдній разсчетъ уже переросъ предварительныя соображенія, послужившія основаніемъ для разсчета Русскихъ Вѣдомостей. Вообще не будетъ согласно съ самою щепетильною осторожностью, если окончательную цифру правительственной помощи для нынѣшняго года мы опредѣлимъ въ 30 милліоновъ.
   Мы видѣли, что по размѣрамъ урожая нынѣшній годъ занимаетъ 4-е мѣсто и въ послѣднія 12 лѣтъ только 3 года стоятъ выше его, а за то цѣлыхъ семь лѣтъ должны считаться худшими. Обращаясь къ исторіи прежнихъ неурожаевъ, мы имѣемъ слѣдующія цифры: въ 1833 году, памятномъ по неурожаю, выходящему изъ ряда обыкновенныхъ,-- прямыя денежныя пособія казны достигали до 30 милліоновъ рублей ассигнаціями. Неурожай 1839--40 годовъ потребовалъ до 22 1/2 милл. ассигнаціями же. За послѣднее 20-ти-лѣтіе наиболѣе значительный неурожай былъ въ 1880 году, когда цифра правительственной помощи достигла 9 милл. рублей. Ближайшій къ намъ по времени неурожай 1889 года, превышающій значительно нынѣшній, вызвалъ расходъ изъ общеимперскаго капитала всего 1.766 тыс. рублей. И наконецъ, въ 1890 году, урожай котораго приближается къ нормальному и недалекъ отъ нынѣшняго, общая сумма расходовъ составила уже только 1.123 тыс. рублей {Свѣдѣнія эти мы беремъ изъ Сборника департамента земледѣлія: "1891 годъ въ сельско-хозяйственномъ отношеніи". Вып. III. "Общій обзоръ года", и за 1889 и 1890 годы -- изъ приложеній къ отчетамъ государственнаго контроля по исполненію государственной росписи.}.
   Такимъ образомъ, нынѣшній годъ, со среднимъ приблизительно урожаемъ, занимающій въ ряду послѣднихъ 12-ти лѣтъ 4-е мѣсто, уступающій по общему сбору лишь тремъ вполнѣ благопріятнымъ годамъ и оставляющій за собою 7 остальныхъ,-- по цифрѣ требующихся правительственныхъ пособій долженъ быть поставленъ непосредственно послѣ рокового 1891 г. и далеко превысилъ всѣ остальные годы, гораздо менѣе благопріятные въ смыслѣ урожая. Онъ занимаетъ въ этомъ отношеніи второе мѣсто не только въ нынѣшнемъ столѣтіи, но и во всей нашей исторіи. Что это значить?
   Обращаясь къ объясненію этого, страннаго на первый взглядъ, явленія, мы должны принять въ соображеніе нѣсколько одновременно дѣйствующихъ причинъ. Во-первыхъ, наша исторія, конечно, и не представляетъ примѣровъ такой широкой помощи, какая была оказана населенію, напримѣръ, въ прошломъ году. Этотъ годъ, при всей мрачности сопровождавшихъ его невзгодъ, будетъ, все-таки, отмѣченъ какъ значительный и отрадный переломъ въ нашей продовольственной политикѣ, и первою причиной интересующаго насъ явленія мы должны поставить усилившуюся чуткость общественныхъ и правительственныхъ органовъ къ народной нуждѣ. Формула "все благополучно", обычная, традиціонно-бюрократическая ширма, закрывавшая на протяженіи очень длиннаго періода времени всякую хотя бы и стихійную невзгоду всякаго "ввѣреннаго края", въ первый еще разъ была отодвинута такъ рѣшительно и, смѣемъ надѣяться, такъ безповоротно. Еще въ началѣ 1891 года, какъ это было отмѣчено Д. Самаринымъ въ Московскихъ Вѣдомостяхъ, рутинная формула заявляла свои права, но дальнѣйшія событія упразднили ее до такой степени, что даже на страницахъ Гражданина мы читали -- съ нѣкоторымъ, правда, удивленіемъ -- новыя рѣчи: неблагонамѣренными и опасными, по мнѣнію князя Мещерскаго, слѣдуетъ нынѣ считать уже не тѣхъ начальниковъ, которые даютъ откровенныя свѣдѣнія о неблагополучіяхъ, а тѣхъ, кто успокоиваетъ благополучными рапортами, скрывая истину. Правда, вскорѣ эта газета открыла цѣлый походъ противъ одного изъ губернаторовъ, дѣйствовавшаго именно въ духѣ этого разумнаго рецепта, и затѣмъ на ея страницахъ обнаружилась совершенно явственно реакція въ старомъ направленіи, отмѣтившая собой такую же реакцію въ нѣкоторыхъ слояхъ нашего общества. Однако, кажется, свойство всякой реакцій состоитъ въ томъ, что она никогда не можетъ достигнуть прежняго предѣла, къ которому только стремится. А во-вторыхъ, нельзя же, все-таки, отождествлять слишкомъ частые повороты Гражданина съ поворотами въ самой жизни. Переломъ, отмѣченный 1891 годомъ съ особенною рѣзкостью, остается жизненнымъ фактомъ, а старой формулѣ суждено, надѣемся, отойти въ область преданія. Тѣ части нашей административной машины, которыя служатъ передаточными звеньями между землей и центральными органами правительства, испытали уже разъ опытъ такой полной и правдивой передачи, и теперь, естественно, сопротивленіе передаточнаго механизма ослабѣло; извѣстія съ мѣста и даются съ большею смѣлостью, и менѣе утрачиваются въ пути къ центру... Въ этомъ, повторяемъ, отрадная сторона мрачнаго года.
   Однако, безъ сомнѣнія, это факторъ не единственный и даже не главный. Теперь легче узнать истинное положеніе народа въ той или другой мѣстности, но, все-таки, вопросъ состоитъ въ томъ, почему же узнавать-то приходится такія какъ будто неожиданныя вещи; почему оказывается, что для прокормленія только населенія и для обсѣмененія его полей, т.-е. для удовлетворенія самыхъ только неизбѣжныхъ потребностей, приходится приносить такія огромныя жертвы?
   Уже внимательное чтеніе приведенныхъ выше корреспонденцій значительно раскрываетъ сущность дѣла. Что постигшіе насъ неурожаи являются результатомъ далеко не однихъ стихійныхъ условій, это стало уже общепризнанною истиной, трюизмомъ нынѣшняго дня... Неурожай и голодъ -- не одно и то же. Губерніи Подольская и Кіевская постигнуты неурожаемъ, но мы не видимъ ихъ въ спискѣ просящихъ пособія, потому что они могутъ еще обойтись своими запасами и голода не испытаютъ. Если же въ другихъ губерніяхъ, "съ урожаемъ посредственнымъ" или съ такимъ неурожаемъ, который ранѣе населеніе одолѣвало своими средствами, не тревожа правительственной казны, нынѣ признана необходимою правительственная помощь, то это указываетъ на сильно-возросшую въ послѣдніе годы чувствительность крестьянскаго хозяйства къ неурожаямъ. Тѣ же, или даже меньшіе толчки вызываютъ большія колебанія. Отъ отдѣльныхъ хозяйствъ это восходитъ выше, распространяется на цѣлые районы и отражается на общемъ хозяйствѣ страны: бюджетъ при сносномъ общемъ урожаѣ испытываетъ напряженіе значительно большее, чѣмъ прежде, при стихійныхъ условіяхъ гораздо худшихъ.
   Вспомнимъ цитированный выше докладъ казанской губернской управы. Еши въ 1890 году управа эта отмѣчала, что "голодъ ведетъ къ уничтоженію скотоводства, и обратно: слабое развитіе послѣдняго служить одною изъ причинъ, вызывающихъ голодъ". И вотъ почему еще въ 1890 году казанскому земскому органу уже рисовалась перспектива послѣдующихъ неурожаевъ и голодовокъ, которыя являются, по его мнѣнію, "естественными и неизбѣжными". Тутъ все связано живою, чуткою общею связью: выпаханная, истощенная земля въ свою очередь дѣлается невыносливой и нестойкой въ засухѣ: малый дождь даетъ урожай на хорошо разрыхленной и пухлой нивѣ, большой -- стекаетъ и испаряется на слежавшейся, плохо вспаханной и лишенной навоза... Наконецъ, сокращеніе посѣвовъ и т. п. слѣдствія неурожаевъ окончательно довершаютъ заколдованный кругъ.
   Небольшая иллюстрація. Если заглянемъ въ вѣдомость о недоимкахъ, числившихся къ 1891 году на крестьянскомъ населеніи разныхъ губерній, то увидимъ, что большей недоимкѣ, накопившейся въ прежніе годы, соотвѣтствуетъ съ значительною правильностью и большая степень бѣдствія отъ неурожая. Въ объяснительной запискѣ къ отчету государственнаго контроля за 1890 годъ (стр. 20--21) вы найдете списокъ 9-ти губерній, недоимочность которыхъ обращала на себя особенное вниманіе. Запомните ихъ названія и посмотрите перечень губерній, голодавшихъ въ слѣдующемъ году: всѣ онѣ попали въ него, и указаніе государственнаго контролера явилось до извѣстной степени, хотя и косвеннымъ, пророчествомъ.
   На эту-то неустойчивость, явившуюся результатомъ прежнихъ лѣтъ, на эту все возростающую чувствительность къ невзгодамъ нашего крестьянскаго хозяйства и указываетъ, главнымъ образомъ, то обстоятельство, что нынѣ мы должны затратить свыше 30 милліоновъ, при условіяхъ, которыя прежде вызывали гораздо меньшія жертвы.
   30 милліоновъ при нашемъ огромномъ бюджетѣ цифра еще не особенно значительная. Мы можемъ затратить ее безъ особенно-чувствительнаго ущерба и въ этомъ, и, если потребуется, въ будущемъ году, и далѣе. И, конечно, серьезное значеніе факта, внутренній смыслъ его -- совсѣмъ не въ этой цифрѣ. Главное -- въ томъ, что приходится, что необходимо и неизбѣжно кормить значительную часть населенія на государственныя средства при посредственномъ, вообще, урожаѣ, что явленіе это грозитъ принять прогрессивный характеръ, что меньшія причины вызываютъ теперь большія послѣдствія.
   Можетъ быть, государство позволяетъ себѣ излишнюю филантропическую роскошь? Вернитесь за нѣскольско страницъ и просмотрите хотя бы сообщенія воронежскихъ предводителей. Въ той же замѣткѣ Русскихъ Вѣдомостей, гдѣ даны, повидимому, весьма компетентные разсчеты необходимыхъ ссудъ по губерніямъ, указаны также и условія, которыми имѣетъ быть обставлена помощь: 30 фунтовъ на ѣдока (съ исключеніемъ рабочихъ?), сроки всюду назначаются не ранѣе ноября, въ общемъ правилѣ выдачи не должны продолжаться далѣе мая будущаго года. Ходатайства нѣкоторыхъ земствъ о помощи для поддержки хозяйства (главнымъ образомъ, для прокормленія скота) въ разсчетъ не введены. Гдѣ же тутъ какое-нибудь излишество, какая тутъ роскошь?... Наоборотъ, есть полное основаніе думать, что самыя настоятельныя требованія жизни раздвинуть еще эту весьма осторожно составленную рамку, какъ это было и въ прошломъ году.
   У насъ, въ нашемъ обществѣ, при далеко не достаточныхъ средствахъ точнаго изслѣдованія хозяйственно-экономическихъ условій, долго жило какое-то странное, метафизическое, что ли, представленіе, какая-то вѣра въ безконечную упругость мужицкаго хозяйства, которую покойный нашъ сатирикъ выразилъ коротенькою шутливою фразой: "ёнъ достанитъ"... И онъ доставалъ очень долго... Въ одномъ изъ очерковъ, рисующихъ положеніе дѣлъ въ Нижегородскомъ краѣ и напечатанныхъ въ Русскихъ Вѣдомостяхъ, разсказанъ эпизодъ, очень характерный въ этомъ смыслѣ. Въ одномъ изъ губернскихъ земскихъ собраній предсѣдатель васильской уѣздной управы А. А. Демидовъ возражалъ противъ всякой помощи съ тою самоувѣренностью, которая вообще присуща "трезвенной" части нашего дѣлового міра: "Господа! мы давно уже слышимъ это нытье и печалованіе о нуждѣ и грозящемъ голодѣ. Мы слышали это уже и прошлою весной въ нашемъ уѣздѣ. Знаете ли, какъ мы распорядились? (съ удареніемъ и разстановкой): не дали ни зерна, никто не умеръ и поля оказались засѣянными". И что же: прошло нѣсколько мѣсяцевъ -- и тотъ же А. А. Демидовъ въ той же залѣ билъ набать: "Бѣдствіе грозитъ ужасное, необходимы самыя широкія и быстрыя мѣры"... "И теперь, -- говоритъ авторъ,-- всѣ уже вѣрятъ, что бѣдствіе идетъ ужасное (рѣчь идетъ о 1891 годѣ), тѣмъ болѣе, что не всѣ поля оказались засѣянными и въ прошломъ году". Такъ печальная дѣйствительность разбиваетъ странныя иллюзіи, и формула "ёнъ достанитъ" тоже была единодушно и безповоротно сдана въ архивъ. Упругость, долго выручавшая (не хозяйство, конечно, а гг. Демидовыхъ), наконецъ, исчерпана и теперь едва ли уже кто будетъ отрицать необходимость кормить и давать сѣмена населенію тѣхъ мѣстностей, откуда поступаютъ такія заявленія, какія мы цитировали выше.
   И, однако, среди той реакціи противъ напряженныхъ небывалымъ образомъ симпатій къ народу, о которой мы говорили въ I главѣ настоящихъ очерковъ, теперь въ ретроградной части нашей прессы то и дѣло пробивается нѣчто вродѣ косвеннаго протеста, въ видѣ настойчиво повторяемыхъ указаній на деморализующее значеніе правительственныхъ ссудъ. "Народъ привыкаетъ къ лѣни, теряетъ предусмотрительность, въ разсчетѣ на помощь со стороны"... Въ этихъ указаніяхъ есть одна частица истины, хотя фальши въ нихъ гораздо больше. Безъ сомнѣнія, наиболѣе нравственнымъ, если можно такъ выразиться, состояніемъ человѣка слѣдуетъ, вообще, считать такое его положеніе, когда онъ не только помогаетъ себѣ самъ, но можетъ еще дать другому. Когда работникъ уже не можетъ поддержать себя и семью, когда ему приходится разсчитывать на стороннюю помощь, то, конечно, говоря вообще, въ этомъ есть почва для будущей деморализаціи и для пониженія нѣкоторыхъ нравственныхъ человѣческихъ свойствъ. Однако, еще гораздо хуже этого, когда положеніе именно таково, а надѣяться не на что. Изъ всѣхъ золъ это зло самое худшее, и здѣсь уже нѣтъ никакого предѣла самымъ прискорбнымъ, самымъ безнравственнымъ "возможностямъ". Не даромъ слово "отчаянный", въ его народномъ смыслѣ, заключаетъ въ себѣ понятіе о самомъ безнравственномъ человѣкѣ... Между тѣмъ, господа, вооружающіеся противъ помощи народу въ его настоящемъ положеніи (къ счастью, такихъ немного), забываютъ, что изъ этихъ двухъ золъ они предлагаютъ именно послѣднее...
   И такъ, помощь, конечно, необходима, но и положеніе, ею отмѣчаемое, очень серьезно. Тридцать, даже, вѣроятнѣе, 40--50 милліоновъ не разорятъ нашего бюджета, но гдѣ же предѣлъ? Разсчитывать на урожаи выше средняго неблагоразумно, тѣмъ болѣе, что и самыя свойства земли втягиваются, какъ мы видѣли, въ заколдованный кругъ, и неурожай, ведущій къ сокращенію скотоводства, смыкается затѣмъ въ новый неурожай и т. д. Выходъ необходимъ. Оставаясь въ томъ же положеніи, мы будемъ вынуждены продолжать помощь въ прогрессирующихъ размѣрахъ. Выходъ назадъ, въ смыслѣ прямого прекращенія заботъ о народѣ, просто невозможенъ. Очевидно, остается идти этимъ путемъ впередъ, сдѣлать затраты еще большія, усилить и вниманіе, и напряженіе общественныхъ силъ въ сторону рѣшительной борьбы съ самымъ источникомъ зла, въ сторону коренного улучшенія условій нашего народнаго хозяйства, приданія ему самостоятельности и устойчивости... Задача, конечно, громадная, однако, мы увѣрены, подъ силу живому государству и обществу и, главное, съ роковою неизбѣжностью выставляемая самою жизнью.
   На протяженіи дальнѣйшихъ очерковъ, если имъ суждено будетъ продолжаться, мы будемъ самымъ внимательнымъ образомъ слѣдить за всякою мѣрой, за всякимъ проектомъ,-- за всѣмъ, въ чемъ будетъ пробивать-ея живая попытка ея живого разрѣшенія...
   

III.

   Теперь нѣсколько словъ о другомъ предметѣ.
   Изъ Внутренняго обозрѣнія въ ноябрьской книжкѣ Русской Мысли читателю извѣстно, что Гражданинъ з отяженіи этихъ очерковъ намъ не разъ придется останавливаться на исторіи многознаменательнаго минувшаго и предшествующаго года, и мы увидимъ, что свѣтъ не клиномъ сошелся на Симбирскѣ.

Провинціальный наблюдатель.

"Русская Мысль", кн.I, 1893

   
и воинственнаго редактора Наръ-Дара...

-----

   До сихъ поръ, какъ видитъ читатель, мы оставались въ предѣлахъ вопросовъ чисто-литературныхъ (воинственные редакторы, конечно, не въ счетъ). Теперь съ нѣкоторою робостью подхожу я къ вопросамъ, хотя тоже близкимъ литературѣ, но уже входящимъ въ область "высшей газетной политики"...
   Я спрашиваю себя: слѣдуетъ ли мнѣ говорить объ отголоскахъ французской Панамы въ Россіи? Боюсь, что читатель рѣшилъ уже этотъ вопросъ отрицательно: какое дѣло "провинціальному" наблюдателю до такихъ "столичныхъ" обстоятельствъ? Вѣдь, въ провинцію-то, навѣрное, панамскіе фонды никоимъ образомъ не залетали.
   Позволяю себѣ возразить: почему, однако, провинціальному наблюдателю не обозрѣть порой и столицъ, если столичные обозрѣватели то и дѣло обозрѣваютъ провинцію? Возьмите хоть князя Мещерскаго: онъ ли не столичный житель, а чего только не намудрилъ относительно жизни провинціальной! Вы скажете, что къ нему въ редакцію то и дѣло являются на поклонъ разные "практически умные" провинціальные люди и сообщаютъ ему самые "свѣжіе" взгляды, привезенные прямехонько изъ Чухломы или Царевококшайска, положимъ. Но развѣ къ намъ, въ провинцію, не залетаютъ порой, и даже часто, самые свѣжіе столичные жители, прямо съ Невскаго проспекта?... Однимъ словомъ, правъ я или не правъ въ этомъ случаѣ, но предупреждаю, что, несмотря на свой провинціальный псевдонимъ, я намѣренъ и нынѣ, и впредь касаться невозбранно всѣхъ вопросовъ текущей жизни, не зарекаясь даже и такихъ, которые витаютъ въ сферахъ самой высокой газетной политики.
   Признаюсь, однако, что на первый разъ испытываю большую робость. "Высшая политика"... Боже мой, какая это трудная, деликатная, можно даже сказать -- "заграничная" вещь! "Русскій народъ -- не народъ политикъ",-- сказалъ, если не ошибаюсь, г. Хомяковъ, а принцъ іомудскій у Щедрина подтвердилъ это на свой ладъ, говоря о Москвѣ: "Hourra toujours, politique -- jair ais". Первая фраза произносилась славянофилами съ умиленіемъ, отъ изреченія іомудскаго высочества разитъ острымъ сарказмомъ,-- однако, оба афоризма констатируютъ фактъ, не подлежащій спору.
   Однако, въ послѣднее время извѣстная часть печати какъ будто опровергаетъ эти афоризмы и дѣлаетъ свою политику съ большимъ апломбомъ и шумомъ, ставя это себѣ въ великую заслугу. Признаюсь, мнѣ кажется, что, исполняя слишкомъ усердно первую половину іомудскаго афоризма и пользуясь правомъ кричать "hourra" въ дозволенныхъ случаяхъ, печать смѣшиваетъ это съ политикой. Или... или ужъ это я "провинціальный" ничего тутъ не понимаю?
   И дѣйствительно, должно быть, не понимаю. Уже "внутренняя" политика иныхъ большихъ газетъ представляетъ для насъ, "провинціальныхъ наблюдателей", лабиринтъ почти непостижимый. Читаемъ мы, напримѣръ, газету Гражданинъ и видимъ цѣлый рядъ статей, написанныхъ горячо, на основаніи самыхъ "свѣжихъ" мнѣній "практически-мудрыхъ" лицъ и даже земскихъ начальниковъ, и доказывающихъ весьма настойчиво необходимость для нашей земледѣльческой страны -- министерства земледѣлія. Вспоминаю: государственные умы, открытые г. Шараповымъ въ изобиліи въ дворянскихъ усадьбахъ различныхъ уѣздовъ, дѣлились съ нимъ тою же завѣтною думой, а г. Шараповъ восторженно оповѣщалъ объ этомъ urbi et orbi. Ну, думаемъ мы, въ провинціи: не миновать, будетъ у насъ министерство земледѣлія. И князь Мещерскій, и г. Шараповъ, и уѣздные государственные мужи, и практически-мудрые земскіе начальники... Непремѣнно будетъ. Представьте же себѣ послѣ этого общее наше, провинціальныхъ наблюдателей, смущеніе и конфузъ, когда въ томъ же Гражданинѣ тотъ же князь Мещерскій вдругъ сообщаетъ намъ, что онъ "задумался о томъ: да нужно ли намъ, въ самомъ дѣлѣ, министерство земледѣлія?" Вотъ те, бабушка, и Юрьевъ день, удивляемся мы, непосвященные. Неужели же у князя Мещерскаго не было времени задуматься ранѣе написанія цѣлаго ряда статей, гдѣ онъ доказывалъ именно настоятельную надобность сего учрежденія? И неужели почтенный князь всегда пишетъ ранѣе, а думаетъ уже послѣ? Не лучше ли было бы поступать какъ разъ обратно, или ужь выставлять подъ статьями небольшія примѣчанія: "Писано не подумавши. Можетъ, еще отмѣню". Такъ бы и знали. Читаемъ, однако, далѣе и, конечно, узнаемъ, что явился какой-нибудь новый "практически-умный человѣкъ изъ провинціи" и тоже не желаетъ министерства. Ну, это, положимъ, напрасно: если слушать каждаго практически-умнаго человѣка, пріѣхавшаго изъ провинціи, да тотчасъ же печатать... помилуйте, да, вѣдь, это газета обратится въ сборникъ всяческой ахинеи. Вѣдь, это вамъ, князь, въ диковинку, а мы-то, провинціалы, отлично знаемъ этихъ господъ. Пустые люди, повѣрьте, и ни одна порядочная провинціальная газета не станетъ ихъ разглагольствій печатать иначе, какъ въ отдѣлѣ курьезовъ. Но что всего печальнѣе, это то, что, вѣдь, ихъ стоитъ только привадить отбою не будетъ! И все съ проектами. Правда, это и удобно, однако, неудобно: нужно министерство, и туча "практически-умныхъ" валить на редакцію, рекомендуется и гвоздитъ съ важнымъ видомъ: "Министерство намъ нужно. Помилуйте, мы люди земли, практически мудрые, свободные отъ наукъ,-- видимъ ясно". Но... стоило князю задуматься -- и къ услугамъ новая тьма практически-умныхъ: не нужно министерства. Помилуйте, да, вѣдь, это голова пойдетъ кругомъ, и, право, мнѣ искренно жаль князя Мещерскаго. Положимъ, есть средство. Нѣкій тоже весьма умный и, при. томъ, древній старецъ говорилъ одному человѣку, отличавшемуся гораздо 4"олѣе стремительностью въ высказываніи мнѣній, нежели основательностью оныхъ:
   -- Другъ! Когда вознамѣришься высказать или написать, а тѣмъ паче предать тисненію какое-либо сужденіе по предмету не маловажному, то прежде размысли хорошенько: нѣтъ ли у тебя еще другого мнѣнія по тому же предмету и, притомъ, прямо противнаго, которое ты уже объявилъ вчера или можешь объявить съ такою же рѣшительностью завтра. При самомалѣйшемъ хотя бы подозрѣніи, что таковое мнѣніе существуетъ, прикуси языкъ твой, спрячь письменную трость и не оскверняй напрасно папируса... Такъ воздерживайся въ теченіе трехъ смѣнъ дня и ночи. По истеченіи же этого срока обдумай вопросъ сначала и тогда, быть можетъ, ты неожиданно убѣдишься, что у тебя нѣтъ вовсе никакого воззрѣнія на этотъ предметъ, поелику ты еще не постигъ мудрости...
   "Это-то и будетъ сама истина!..."
   Рецептъ, по-моему, очень хорошій, во всякомъ случаѣ, приводитъ въ результатамъ болѣе плодотворнымъ, чѣмъ слишкомъ усердная бесѣда съ мудрецами, пріѣхавшими изъ провинціи (охъ, знаемъ мы ихъ! Право, знаемъ!). И я уже хотѣлъ въ свою очередь явиться въ редакцію къ почтенному князю (я, вѣдь, тоже изъ провинціи!), чтобы предложить ему это наставленіе (зашить въ ладонку и читать по субботамъ), какъ вдругъ просчиталъ еще одну статью и сталъ догадываться. Пишетъ какой-то господинъ "Страдающій"... не за правду ли, какъ Павелъ Ивановичъ Чичиковъ? Нѣтъ, страдаетъ онъ потому, что на свѣтѣ, кромѣ земскихъ начальниковъ,. "есть уѣздные члены и -- не къ ночи будь сказано -- прокуроры... А за ними еще -- храни Господи!-- законъ. Ужь и досталось же этимъ господамъ, Боже мой! Ну, а министерство земледѣлія при чемъ? А при томъ, что его не нужно. Но почему? А потому, что... ну, вдругъ эти самые ненавистные господа попадутъ въ это министерство или же имъ подобные другіе? Не вѣрите? А, вѣдь, это именно такъ и напечатано въ статьяхъ "Страдающаго", появившихся, начиная съ 13 No почтенной газеты за нынѣшній годъ, и озаглавленныхъ такъ: Спасетъ насъ министерство земледѣлія? Правду сказать, я и самъ думалъ, что не спасетъ, думалъ даже въ то время, когда князь Мещерскій увѣрялъ въ противномъ. "Государство,-- пишетъ "Страдающій" авторъ въ томъ же No,-- сильно обѣдняло, и одна половина его съ безплоднымъ усиліемъ тщетно царапаетъ свои захудалыя нивы въ конецъ заморенными лошаденками, а другая, потерявъ всю надежду на лучшее будущее, неудержимо рвется куда-нибудь на переселеніе, безъ сожалѣнія бросая свои давно насиженныя хозяйства, отъ что мы видимъ передъ собою и теперь,-- спрашивается, можетъ ли всѣ мои раны уврачевать одно лишь министерство, министерство земледѣлія?"
   Гдѣ ужъ! Я и самъ, повторяю, думалъ, что министерствомъ никакъ не помочь, въ особенности же однимъ министерствомъ. Но теперь, положительно, не знаю, что и думать,-- до такой степени огорченъ дальнѣйшею аргументаціей "Страдающаго" господина и самого князя Мещерскаго. Помилуйте, на что это похоже? "Если назначатъ формалистовъ!" Ну, а если не назначатъ? Вѣдь, этакъ можно, наконецъ, усомниться во всемъ. Нужны ли исправники и становые? Не нужны, ибо могутъ попасть въ становые формалисты, какъ это случилось въ одномъ уѣздѣ, по сосѣдству съ нѣкоторымъ практически-умнымъ человѣкомъ. Нужны ли губернаторы? Увы, другой практически-умный видѣлъ на губернаторскомъ мѣстѣ такого формалиста, что упаси Богъ! Да, вѣдь, этакъ понемногу можно договориться до отрицанія самого института земскихъ начальниковъ, потому что, вѣдь, все-таки... издано и для нихъ что-то такое... Формальное. Нѣтъ, это просто бѣда, и меня нисколько не утѣшаетъ даже успокоительная замѣтка самого князя Мещерскаго въ No отъ 3 января:
   "Нѣкоторые читатели, -- пишетъ его сіятельство, -- выражаютъ какъ будто свое удивленіе по поводу того, что я недавно писалъ въ своемъ дневникѣ касательно министерства земледѣлія, и находятъ въ немъ противорѣчіе съ тѣмъ, что будто бы (нѣтъ, не будто бы,-- охъ, не будто бы князь!) говорилось у меня въ газетѣ прежде о необходимости министерства, земледѣлія.
   "Я не отрицаю (вотъ видите! И какъ эти "будто бы" сами подъ перелѣзутъ!), что есть противорѣчіе между тѣмъ, что неоднократно (вѣрно сказано) у меня говорилось въ газетѣ, съ тѣмъ, что я высказываю относительно этого вопроса, но дѣло въ томъ, что читатели не должны удивляться этому противорѣчію, а еще менѣе смущаться имъ (какъ же, помилуйте, не смущаться?)
   "Не бѣда, коли издатель газеты по важному вопросу находится въ противорѣчіи съ тѣмъ или другимъ своимъ сотрудникомъ; не бѣда даже, если сегодня онъ оказывается въ противорѣчіи съ тѣмъ, что онъ самъ говорилъ по вопросу вчера; но бѣда въ томъ, если онъ очутится въ противорѣчіи съ жизнью, и съ ея выдающимися потребностями, или ея поучительными фактами..."
   Вотъ тутъ и не смущайтесь: вѣдь, если разъ сказалъ да, а другой нѣтъ по одному и тому же, да еще "важному" вопросу, то значить непремѣнно "сталъ въ противорѣчіе съ жизнью". Ужъ какъ тамъ ни вертись, а не можетъ даже наша русская жизнь улечься сразу въ два противупоположныя рѣшенія... И, притомъ, такая удивительная и, даже можно сказатъ, скользкая аргументація. Мнѣ, признаюсь, приходила въ голову мысль: ужь не хочетъ ли г. "Страдающій" сказать, что государство Россійское окончательно уже не способно доставить никого, кромѣ однихъ формалистовъ?...Ой-ой-ой, подумалъ я при этомъ, какіе же они съ почтеннымъ княземъ... либералы!
   Ну, да нѣтъ, не такіе люди! Теперь я понимаю, что ошибался и былъ несправедливъ. Одинъ мой пріятель, изъ тѣхъ, что всегда бываютъ подъ рукой у каждаго обозрѣвателя, какъ "практически-умные" въ редакціи Гражданина, объяснилъ мнѣ все одною коротенькою замѣткой въ томъ же Гражданинѣ: "Ужь сколько разъ твердили міру, -- писалъ въ No 25 той же газеты нѣкто "Скептикъ",-- что пора бы озаботиться кому-нибудь приведеніемъ въ должный видъ и порядокъ "орѳографіи... вывѣсокъ..." Далѣе слѣдовало "политическое" соображеніе о томъ, что, вѣдь, Петербургъ -- столица Русскаго царства и, наконецъ, практическій проектъ: "возложить наблюденіе за этимъ на податныхъ инспекторовъ" (право, все именно такъ и напечатано).
   Все это, конечно, справедливо въ высокой степени и въ той же высокой степени утѣшительно, ибо черезъ нѣсколько дней мы узнали изъ газетъ, что петербургскимъ градоначальникомъ обращено на сей вопросъ должное вниманіе, и орѳографія вывѣсокъ въ столицѣ Россійскаго государства исправляется мѣрами полиціи.
   -- Лестно?-- спросилъ меня послѣ этого мой пріятель, изъ тѣхъ, что всегда бываютъ подъ руками у обывателей.
   -- Конечно,-- отвѣтилъ я,-- воздѣйствіе литературы на жизнь. Это всегда пріятно.
   -- Такъ; а увѣренъ ли ты, что тутъ воздѣйствіе литературы на жизнь, а не обратно?
   -- Это какъ?
   -- Да такъ. Возможно, что г. градоначальникъ заимствовалъ идею у Гражданина, но, вѣдь, возможно и обратное: могъ, вѣдь, и г. Скептикъ узнать кое-что о намѣреніяхъ полиціи по отношенію къ орѳографіи и... ты понимаешь?
   -- Да, конечно... Однако, не думаю. Воздѣйствіе литературы на жизнь...
   -- Ну, положимъ, и я не думаю. Однако, сознайся, что самое предположеніе многое объясняетъ. Въ томъ числѣ и противорѣчія князя Мещерскаго съ самимъ собою...
   -- Это какъ же?
   -- А очень просто: политика! Высшая политика и воздѣйствіе на жизнь...
   -- Но, вѣдь, для воздѣйствія на жизнь нужна именно устойчивость взглядовъ и твердость въ разъ высказанномъ мнѣніи...
   -- Ну, это не то... Можно добиться тѣхъ же результатовъ другими путями. Узналъ, что тамъ задумали министерство, и кричи, какъ пѣтухъ за зарѣ: нужно, нужно! И всѣ "практически-умные" тоже станутъ кричать, то нужно. Будетъ министерство и вся Россія скажетъ: однако! Вѣдь, это идея князя Мещерскаго проведена въ жизнь (и, конечно, Россія ошибается. Зубовъ съ г. Шараповымъ бесѣдовалъ объ этомъ еще ранѣе въ городѣ Василѣ, Нижегородской губерніи). Ну, а когда тамъ вѣтеръ подулъ въ другю сторону... князь Мещерскій задумался и объявилъ: не нужно. И всѣ "практически-умные" тоже: не нужно! И опять Россія думаетъ: а, вѣдь, это оттого нѣтъ министерства, что князь Мещерскій раздумалъ, это, вѣдь дѣлаетъ у насъ внутреннюю политику... Вотъ видишь. А вамъ, писателямъ, опять лестно. Печать -- великая сила!
   Пожалуй... Можетъ, это и не такъ, но, вѣроятно, такъ. Дѣйствительно" нерѣдко именно такова наша частная политика и наше воздѣйствіе въ жизнь. Но, вѣдь, это очень грустно: во-первыхъ, послѣ этого намъ, скромнымъ провинціальнымъ труженикамъ, нѣтъ уже ни малѣйшей надежды разобраться когда-нибудь въ мнѣніяхъ нашихъ старшихъ собратій: можетъ быть, мнѣніе, а, можетъ быть, и... воздѣйствіе на жизнь.
   Это -- во-первыхъ. А во-вторыхъ... за что же бы намъ въ такомъ случаѣ стали давать деньги изъ панамскихъ фондовъ?
   Вотъ! Это настоящее, это тотъ предметъ, передъ которымъ я такъ робѣю, что прежде, чѣмъ подойти къ нему, написалъ, какъ видите, длинное и не совсѣмъ идущее къ дѣлу отступленіе. Положимъ, я хотѣлъ уяснить, до какой степени затруднительна и даже проблематична высшая политика, даже и внутренняя. Что же говорить о политикѣ внѣшней? Тутъ ужь поистинѣ совершенно и окончательно все для насъ, простаковъ, непонятно. И если бы я не былъ въ дѣлѣ лично заинтересованъ, повѣрьте, никогда бы этого предмета не коснулся.
   Написалъ и испугался. А вдругъ г. Делагэ или Моресъ, или, наконецъ, кто-либо изъ своихъ спеціалистовъ по панамской части подхватятъ это признаніе и скажутъ, что я хочу... прихвастнуть, будто я-то и есть тотъ таgnus ignotus, въ чей карманъ попали сотни тысячъ франковъ, о которыхъ пока знаетъ одинъ господинъ де-Ціонъ?...Не бойтесь, читатель, я не прикоснулся, и меня пока еще никто въ томъ не обвиняетъ. Иначе, развѣ я сталъ бы проводить безвѣстную жизнь въ глухой провинціи, въ презрѣнномъ прозябаніи? Ахъ, нѣтъ! Ежели бы я прикоснулся или бы меня въ этомъ заподозрилъ г. Делагэ... я бы теперь былъ, пожалуй, счастливѣйшій изъ смертныхъ. Во-первыхъ, я не прозябалъ бы въ Пошехоньѣ или Чебоксарахъ, а обращалъ бы на себя всеобщее вниманіе въ столицѣ міра. Мои портреты появились бы въ Иллюстраціи, я грозилъ бы пальцемъ не только какому-нибудь Клемансо, но цѣлой слѣдственной коммиссіи: смѣйте только огорчить меня -- и франко-русскаго союза какъ не бывало. Тройственный союзъ -- вотъ кто взводитъ на меня это счастливое (то бишь это позорное) обвиненіе... Вся Россія за мною... и т. д. "Мосье, -- отвѣтили бы мнѣ,-- вы прикоснулись... то бишь, вы не касались. Вся Франція (toute la France) свидѣтельствуетъ вамъ свое почтеніе (son estime)... Я въ свою очередь постановилъ бы тоже болѣе или менѣе милостивую резолюцію. Mes sieurs,-- сказалъ бы я,-- въ моемъ лицѣ вся Россія (toute la Russie, Isainte Russie en ma personne) или хоть скромнѣе: господа, въ моемъ лицѣ вся россійская пресса одобряетъ и васъ, и ваше якобы правительство (уступка князю Мещерскому), хотя... чортъ меня побери (que diable m'emporte) если всѣ вы не прикоснулись каждый на свою долю (chacun à sa part) Затѣмъ пожалъ бы имъ всѣмъ руки и помчался на телеграфъ, чтобы успокоить дорогое отечество, которое съ трепетомъ ждетъ отъ меня извѣстій.
   Столь блестящъ былъ бы мой жребій, если бы я прикоснулся или хоть былъ бы заподозрѣнъ Делагэ или Кассаньякомъ. Но такъ какъ ничего подобнаго со мной не случилось, то, ради Бога, не объясняйте черною завистью того, что мною будетъ написано ниже.
   Прежде всего, я хочу и даже мнѣ необходимо установить тотъ фактъ, что я, провинціальный наблюдатель, рѣшительно ничего во внѣшней политикѣ не понимаю. Есть, должно быть, и тутъ своего рода "воздѣйствіе на жизнь". Надо думать, что есть, по крайней мѣрѣ, превращенія происходятъ у меня на глазахъ самыя волшебныя. Возьмемъ хоть Болгарію. Во-первыхъ, мы ее спасали. Это мнѣ извѣстно (ходили наши солдатики, разсказываютъ безъ всякой политики); во-вторыхъ, оказалась она такой, съ позволенія сказать, свиньей (грубо, но пока еще можно), что и спасать-то ее, пожалуй, не стоило. Напустила къ себѣ нѣмцевъ и семинаристовъ, а тѣ окончательно замутили и забунтовали. Ужъ и людишки! Съ какимъ негодованіемъ читалъ я, напримѣръ, захватывающія духъ корреспондеціи Русскаго Странника въ Новомъ Времени (или, можетъ, еще въ Московскихъ Вѣдомостяхъ, точно теперь не упомню, но номера, на случай пари, разыскать могу). Можно сказать, чортъ знаетъ что, а не люди. Каравеловъ, напримѣръ, бывшій министръ... Немытый, нечесаный, лохматый. Ногти въ траурѣ, рубаха грязная. Пригласили они г-на Странника для частной бесѣды, такъ, вѣдь, онъ револьверомъ предварительно вооружился (а то, вѣдь, тамъ по-болгарски: сейчасъ въ палки, вмѣсто приличнаго разговора). И писать-то этотъ Каравеловъ едва умѣетъ: фамилію свою подписываетъ о то съ ошибками. Однимъ словомъ: Петка!
   Хорошо. На этомъ я и утверждаюсь. И вдругъ -- неожиданность. Судятъ этого самаго Каравелова военнымъ судомъ, читаю въ томъ же Новомъ Времени отчетъ, и что же вижу? Сидитъ на скамьѣ подсудимыхъ Каравеловъ. Умытъ, причесанъ, ногти чистые, рубашка бѣлая. Это, конечно, еще ничего: умыться, причесаться и ногти остричь недолго, а вотъ что странно: уменъ, образованъ и, вдобавокъ, "нравственная высота" этого человѣка, по словамъ Новаго Времени, импонируетъ даже предсѣдателю военнаго суда,-- господину, замѣтьте, какъ разъ того типа, какимъ прежде изображался Каравеловъ. Вотъ и разбирайтесь опятъ въ этой "внѣшней политикѣ". Разумѣется, ни за что не разберетесь! А то еще въ No 53 (1892 г.) Московскихъ Вѣдомостей нѣкто г. Генчичъ разоблачаетъ нѣкоего Зегера, который корреспондировалъ (изъ-за границы, конечно), въ Гражданинѣ подъ псевдонимомъ "Русскій", а въ Московскихъ Вѣдомостяхъ подъ псевдонимомъ "Сербъ". Это, конечно, позволительно. Но удивительно вотъ что: "Сербъ" ругалъ на чемъ свѣтъ стоитъ "Русскаго", Русскій ругалъ Серба, и оба (т.-е. все тотъ же Зегеръ) въ одной газетѣ чернилъ однихъ славянскихъ дѣятелей, въ другой другихъ, защищая, наоборотъ, очерненныхъ... И обѣ газеты, видныя консервативныя газеты, поучающія меня патріотизму и установляющія мои отношенія къ братьямъ-славянамъ, печатали эти жгучія статьи безвѣстнаго проходимца и ругались взаимно, пока не пришелъ г. Генчичъ и не открылъ обѣимъ газетамъ глаза... Смотрите, да, вѣдь, это все онъ, Зегеръ, устанавливаетъ вашу славянскую политику!
   И это -- политика... Нѣтъ, какъ хотите, это чортъ знаетъ что, а не политика!
   Прочитайте рѣчи Гладстона объ ирландскомъ самоуправленіи. Мы столько кричали объ утѣсненіи Ирландіи коварнымъ Альбіономъ, мы проливали надъ ней слезы сочувствія (поли-ти-ка)! Теперь англичанинъ и несомнѣнный патріотъ, отдающій послѣднія силы великимъ вопросамъ своей родины,-- говорить въ лицо своему народу горькую правду: вы нарушили условія, на которыхъ Ирландія заключила съ вами унію. "Обѣщаній, данныхъ при уніи, вы не выполнили. Вознагражденіе, которымъ было куплено возсоединеніе или которое помогло исторгнуть его отъ Ирландіи, никогда не было выплачено и нарушенное обязательство записано,-- и, къ несчастію, записано неизгладимо,-- въ исторіи вашего отечества"... И народъ, которому кидаютъ въ глаза такія обвиненія, апплодируетъ или слушаетъ въ глубокомъ вниманіи, потому что чувствуетъ подъ этимъ горькую правду, потому что человѣкъ, англичанинъ, стоящій нынѣ у власти, никогда не льстилъ его инстинктамъ и всегда говорилъ правду. Вотъ когда слово является дѣйствительно орудіемъ политики въ истинномъ и великомъ значеніи слова!
   Ну, это я такъ... Конечно, масштабъ не подходящій, но, вѣдь, и въ маленькомъ масштабѣ нужно не что-нибудь другое, а мужество и неуклонное служеніе истинѣ. Насъ не призовутъ къ власти, насъ не сдѣлаютъ Гладстонами и практическая политика съ ея отвѣтственностью,-- хорошо тамъ это или дурно, -- не въ нашихъ рукахъ. Ну, и слава Богу. Тѣмъ лучше, по крайней мѣрѣ, въ отношеніи къ слову: говори, по возможности, правду,-- тутъ и вся политика, а чаша отвѣтственности тебя миновала...
   Наконецъ, самая прямая политика развѣ не требуетъ знанія настоящей истины? Развѣ не правильнѣе сказать своему народу: смотрите, вотъ противникъ умный, энергичный и честный? Онъ преданъ своей идеѣ, а интересы своего народа понимаетъ такъ-то, и вотъ въ чемъ они не совпадаютъ съ нашими, и вотъ, поэтому, причина раздора и вотъ гдѣ опасность... А мы... У насъ и до сихъ поръ въ ходу старая пѣсня о воеводѣ Пальмерстонѣ, которую мы горланили до тѣхъ поръ, пока насъ не побили въ крымскую кампанію, а теперь кое-гдѣ, кое въ какихъ органахъ заводимъ снова... Очевидно, Новое Время, напримѣръ, съ г. Русскимъ Странникомъ воображали, что выполняютъ дѣло нивѣсть какой патріотической пробы, внушая мнѣ, провинціальному наблюдателю, и моимъ добрымъ компатріотамъ пріятную увѣренность, что насъ огорчаютъ въ Болгаріи одни полуграмотные и даже нечесаные семинаристы... Къ чему это? Кому это нужно, и не стыдно ли, когда затѣмъ приходится по требованію новой политики самимъ же разоблачать эти дѣтски-наивныя измышленія и собственноручно причесывать вчерашнихъ дикарей?...Удивительный патріотизмъ глубокомысленная политика!
   А результаты? Да все идетъ своимъ чередомъ, порой и даже нерѣдко ошеломляя доморощенныхъ политиковъ въ сферѣ дѣйствительныхъ политическихъ фактовъ. Единственный же результатъ участія прессы въ политикѣ активной тотъ, что, быть можетъ, нигдѣ такъ мало не знаютъ славянъ, какъ у насъ, и ни о комъ мы такъ мало не знаемъ, какъ о славянахъ. Безпристрастнаго взгляда, толковаго изложенія, -- чего хотятъ они, чего добиваются, къ чему стремятся, чѣмъ недовольны въ нашей политикѣ,-- не ждите. Одни ругательства, и какая-то казарменная пачкотня, безсмысленная и каррикатурная. А попробуйте выразить сомнѣніе или сказать слово не въ тонъ... Измѣна!
   Все это я, однако, говорю лишь къ тому, чтобы какъ можно прочнѣе установить, что я-то, провинціальный наблюдатель, во всей этой политикѣ ровно ничего не понимаю и, значитъ, имѣю право разсчитывать, чтобы мои собратія въ столичной прессѣ, знающіе (Богъ съ ними!) и дѣлающіе оную, оставляли меня въ покоѣ. Но они именно не оставляютъ, и я то и дѣло оказываюсь заинтересованнымъ лицомъ, то и дѣло стою на краю бездны позора и трепещу вотъ уже мѣсяца два ежечасно: а что, если... внезапно я въ эту бездну обрушусь?
   Спрашивается: за что и съ какой стати?
   Дѣло это, такъ близко меня затронувшее (лично), завязывается на почвѣ франко-русскаго союза. Не я его, признаться, заключалъ, да и заключенъ ли онъ, и будетъ ли еще заключенъ, не знаю. Осуждать, подобно князю Мещерскому, не смѣю, но, признаться, отношусь довольно безразлично и полагаю, если понадобится союзъ, навѣрное, его и заключатъ,-- у меня не спросятъ. А не понадобится, Богъ съ нимъ, это не измѣнить моего мнѣнія о французской націи (милые, но легкомысленные). Такъ зачѣмъ же я стану горячиться? Потомъ стали получаться и фрукты этого, такъ сказать, газетнаго аліанса двухъ націй. Какой-то добрый человѣкъ прислалъ мнѣ что-то такое,-- газетку не газетку, листокъ не листокъ, съ заглавіемъ франко-русскаго значенія, -- теперь уже не помню, такъ какъ газетку уничтожилъ вслѣдствіе неприличной виньетки, очень заинтересовавшей дѣтей. Да заглавномъ листѣ изображены извощичьи сани, на козлахъ -- юный амурчикъ (холодно, бѣднягѣ), изъ саней выскочилъ бравый молодецъ изъ Тѣстовскаго трактира (одѣть точь-въ-точь), а къ нему въ объятія устремляется гулящая, очевидно, дѣвица, совсѣмъ раздѣтая, самаго "французскаго вида". Собрались куда-то ѣхать, надо думать, не совсѣмъ въ приличное мѣсто. Признаюсь, прочитавъ на кромкѣ бѣлой рубахи тѣстовскаго молодца слово "Russie", я немного обидѣлся: сатира, что ли? Что это, въ самомъ дѣлѣ, за представительство такое? Но затѣмъ, увидѣвъ на какомъ-то обрывкѣ, слегка прикрывающемъ наготу дѣвицы, другую надпись: "France" -- и простилъ! Что съ нихъ возьмешь? Такой ужь веселый народъ,-- вѣдь, и себя не пожалѣли.
   Далѣе картиночки: дамы въ лѣтнихъ малороссійскихъ костюмахъ катаются на салазкахъ со снѣговыхъ горъ, а кавалеры неизвѣстной націи имъ въ томъ содѣйствуютъ. Это -- русская масляница въ деревнѣ. Пріятно, -- все-таки, родная въ нѣкоторомъ родѣ картина. Въ текстѣ наткнулся на исторію заблуждавшагося нигилиста: малый былъ, въ сущности, добрый, что доказывается дальнѣйшею біографіей: женился на полковницкой дочери и пошелъ воевать съ турками, все продолжая заблуждаться. И только когда его хватило турецкою пулей по лбу, прозрѣлъ.
   "Объ понялъ, наконецъ (хотя и довольно поздно),-- трогательно кончаетъ авторъ, -- что его народъ -- еще народъ младенецъ, полудикарь, а республиканскія учрежденія годятся только для развитыхъ народовъ"...Опять показалось нѣсколько обидно, но... вспомнилъ дѣвицу и опять простилъ. Вѣдь, это такъ, отъ избытка веселья, а, въ сущности, вѣдь, предобрый народъ! Къ тому же, князь Мещерскій, съ одной, и Московскія Вѣдомости, съ другой стороны, не дремлютъ и немедленно возстановляютъ равновѣсіе. Князь Мещерскій, вообще чрезвычайно недовольный всѣмъ, что происходить на его глазахъ, выражаетъ опасеніе, что для простодушнаго и неиспорченнаго русскаго человѣка просто-таки опасно тлетворное общеніе съ этими... республиканцами!...
   Нѣсколько огорчило меня, уже лично, письмо изъ самаго Парижа отъ племянника: поѣхалъ туда съ восторгомъ для продолженія образованія въ сердцѣ "дружественной націи" и пишетъ съ огорченіемъ, что тамъ съ него потребовали... свидѣтельства о благонадежности. Иначе не принимаютъ! А онъ взялъ всѣ документы, но какъ разъ этого-то и не взялъ Думалъ, не надо. И дѣйствительно, прежде, до "аліанса" и появленія газетнаго единенія, этого не требовалось. А теперь требуется и, притомъ еще, это -- признакъ особеннаго вниманія именно къ студентамъ русской націи: отъ другихъ не требуютъ... Нарочитое доказательство сердечнаго къ намъ расположенія.
   Какъ видите, оба парижскіе подарка, которые удалось получить мнѣ, скромному провинціалу, съ этихъ именинъ сердца, особенно меня порадовать не могли. И если я, все-таки, не обидѣлся окончательно и не кричу противъ аліанса вмѣстѣ съ княземъ Мещерскимъ, то лишь потому, что задаюсь вопросомъ: ну, а мы-то, съ своей стороны, какіе же подарки послали дружественной націи и чѣмъ или кѣмъ ее порадовали?
   Вспоминаю: мы отдали имъ на время козака Ашинова (послѣ, все-таки, потребовали обратно), который производилъ фуроръ въ гостиной мадамъ Аданъ. Потомъ что же еще? Г. Берновъ открылъ въ сердцѣ Парижа танцъ-классъ; онъ же читалъ имъ лекціи о Россіи, одѣтый въ шелковую косоворотку, опушенную мерлушкой (это для couleur local'я)... Потомъ г. де-Ціонъ!...
   Нѣтъ, Богъ съ ними! Что тутъ, въ самомъ дѣлѣ, обижаться?... Перейдемъ лучше къ дѣлу, возникшему на этой обильно увлаженной дружескими возліяніями почвѣ, которое, какъ сказано выше, затронуло меня уже лично и доставило въ двусмысленное и даже рискованное положеніе.
   Вотъ оно... Впрочемъ, бросивъ взглядъ на огромный ворохъ газетныхъ вырѣзокъ по сему предмету, я прихожу въ смущеніе. Боже мой, сколько они успѣли написать! Цѣлая литература о маленькой русской Панамѣ. Каково же это приходится обозрѣвателямъ настоящей Панамы, французской? Нѣтъ, очевидно, мнѣ не придется изложить исторію моихъ огорченій въ этой книжкѣ, а потому... продолженіе слѣдуетъ. Кстати же, къ точу времени, быть можетъ, г. Щербань или г. де-Ціонъ откроютъ, наконецъ, и счастливаго ignotus'а, виновника всего вопроса... Г. де-Ціонъ... Охъ, кажется мнѣ, что онъ что-то знаетъ!

Провинціальный наблюдатель.

"Русская Мысль", кн.II, 1893

   
аговорилъ о "паденіи чувства законности въ народѣ". Положимъ, иллюстраціи, приводимыя Гражданиномъ, далеко не исчерпываютъ даже главнѣйшихъ сторонъ вопроса; положимъ также, что и средства, имъ рекомендуемыя, чисто-внѣшнія. Когда слабо самое чувство законности, то ужь, конечно, усиленіе тѣхъ или другихъ отдѣльныхъ статей въ тѣхъ или другихъ главахъ многотомныхъ уложеній поможетъ весьма мало. Однако, самый фактъ, что Гражданинъ заговорилъ объ этомъ предметѣ, кажется намъ довольно интереснымъ. Да, чувство законности у насъ вообще, а не въ одномъ только народѣ, къ сожалѣнію, очень еще слабо...
   Если бы поставить прямо вопросъ: нужно ли соблюдать законы, то нашелся ли бы смѣлый человѣкъ, газета, учрежденіе, которые прямо отвѣтили бы на этотъ вопросъ: "нѣтъ, законовъ соблюдать не слѣдуетъ". Безъ сомнѣнія, такого отвѣта вы ни отъ кого не услышите. Можно, конечно, "казать, что у насъ есть законы устарѣлые, подлежащіе измѣненіямъ согласно указаніямъ жизни. Но отрицать огульно необходимость строгаго подчиненія отдѣльныхъ, случайныхъ личныхъ взглядовъ, стремленій, похотѣній и страстей, извѣстной законной нормы, общепризнаваемой и чтимой, конечно же, никто не станетъ... Да, законы должны быть соблюдаемы, -- это несомнѣнно.
   Однако, несомнѣнно и то, что извѣстная часть прессы, считающая за собой монополію всякой благонамѣренности, упорно и съ постоянствомъ, достойнымъ лучшаго дѣла, доказываетъ противное. Какъ это выходитъ? Очень просто: въ общемъ видѣ приведенная выше максима почтительно признается, но ей предоставляютъ оставаться спокойно на зерцалѣ. И лишь только дѣло доходитъ до ея живого примѣненія, какъ тотчасъ же выступаетъ на сцену самое безцеремонное отрицаніе.
   Если бы кто-либо задался цѣлью собрать за послѣдніе годы литературу по этому предмету, то коллекція вышла бы чрезвычайно любопытная. Но еще любопытнѣе то обстоятельство, что въ этомъ столкновеніи столь, повидимому, единодушныхъ мнѣній, въ этой борьбѣ по вопросу, стоящему вы и всякаго спора,-- та сторона, которая въ существѣ дѣла отрицаетъ обстоятельность закона и разрѣшаетъ закононарушеніе, говорить тономъ торжествующей благонамѣренности и присваиваетъ именно себѣ исключительную монополію "лойяльности"...
   Попробуйте, напримѣръ, обратиться къ столбцамъ реакціонной печати для отысканія отвѣта на вопросъ: обязательны для земскихъ начальниковъ законы, спеціально для нихъ изданные и опредѣляющіе ихъ положеніе, или они "написаны всуе", лишь затѣмъ, чтобы было что нарушать? И, конечно, вы даже не удивитесь уже, встрѣчая самыя страстныя отрицанія. "Нѣтъ,-- говорятъ на всякомъ шагу князь Мещерскій, напримѣръ, и его единомышленники,-- эти законы вовсе не обязательны. Земскій начальникъ долженъ быть живымъ проводникомъ верховной воли и, значитъ, отнюдь не связанъ закономъ"...
   Но позвольте, однако, господа! Развѣ законъ не есть тоже выраженіе именно этой верховной воли, только опубликованное ко всеобщему свѣдѣнію? Развѣ всякое отклоненіе отъ ясныхъ и точныхъ постановленій закона не есть отклоненіе отъ верховной законодательной воли въ сторону "личныхъ усмотрѣній" и рискованныхъ догадокъ, которыхъ столько же, сколько и умовъ, которыя вносятъ лишь дробную борьбу, спорность и новое смятеніе въ жизнь, такъ сильно нуждающуюся въ какихъ-нибудь точныхъ устояхъ?...
   Недавно въ газетахъ напечатаны отчеты о засѣданіи харьковской судебной палаты "по обвиненію земскаго начальника 2 участка Харьковскаго уѣзда В. А. Протопопова въ преступленіяхъ по должности". Г. Протопоповъ обвинялся и признанъ виновнымъ въ томъ, что, тотчасъ по вступленіи въ должность, первые же шаги свои ознаменовалъ кулачною расправой, т.-е. прямымъ беззаконіемъ. Въ качествѣ проводника нѣкоторыхъ новыхъ и спеціальныхъ законовъ, проводимыхъ въ жизнь новою реформой, г. Протопоповъ не нашелъ ничего лучшаго, какъ дебютировать нарушеніемъ законовъ старыхъ и общихъ. Мы не станемъ приводить здѣсь всѣхъ "преступленій", въ которыхъ обвинялся г. Протопоповъ, а укажемъ лишь на нѣкоторыя, особенно характерныя. "22 сентября, по окончаніи выборовъ въ селѣ Одноробовкѣ,-- говорится въ обвинительномъ актѣ,-- Протопоповъ отправился въ домъ мѣстнаго священника. Тамъ въ это время былъ сосѣдній землевладѣлецъ, дворянинъ Бѣльчепко, заявившій жалобу на волостного писаря Ивана Скрипку за то, что послѣдній написалъ ему отъ имени волостного правленія, по ею мнѣнію, невѣжливую, въ формѣ предписанія, бумагу, въ которой требовалъ отъ него представленія въ воюетъ свѣдѣній объ урожаѣ; Протопоповъ вызвалъ къ себѣ волостного писаря Скрипку, и, какъ только онъ явился въ комнату, Протопоповъ со словами: "Какъ смѣешь ты писать дворянамъ предписанія?" -- ударилъ Скрипку кулакомъ въ ухо, а затѣмъ, выругавши его бранными словами и ударивъ вторично рукою по лицу, выгналъ вонъ изъ комнаты".
   Этотъ основной мотивъ: "кулакомъ въ ухо", "рукой по лицу", "палкой по рукѣ" -- повторяется на протяженіи всего обвинительнаго акта. Однако, кажется, самымъ уже характернымъ эпизодомъ дѣятельности г. Протопопова слѣдуетъ считать разъясненіе его отношеній къ подаваемымъ ему. какъ непосредственному органу власти, жалобамъ. На первомъ же сельскомъ сходѣ въ Золочевѣ,-- говорится въ напечатанномъ судебномъ отчетѣ,-- гдѣ собралось до 700 человѣкъ, "Протопоповъ, разъясняя сходу временныя права и обязанности земскаго начальника, предупреждалъ, чтобы они не смѣли подавать ему много жалобъ, а то жалоба будетъ на мордѣ, а прошеніе на задней части тѣла".
   
   Эта своеобразная теорія, сопряженная съ такою практикой, привела къ тому, что сходъ, собравшійся съ самыми "законными" намѣреніями для выслушанія "законнаго" заявленія и для исполненія извѣстныхъ законныхъ же обязанностей, закончился непредвидѣннымъ смятеніемъ, потребовавшимъ усмиренія и вмѣшательства военной силы. Интересно, что защитникъ Протопопова, профессоръ Владиміровъ, въ своей рѣчи указывалъ на прямое вліяніе извѣстныхъ теорій, распространяемыхъ въ нѣкоторой части прессы, какъ на одинъ изъ мотивовъ даннаго преступленія. Мы, конечно, этого не знаемъ, читалъ ли г. Протопоповъ Гражданина, или онъ является самостоятельнымъ представителемъ теоріи, отрицающей обязательность закона для гг. земскихъ начальниковъ, находящей въ князѣ Мещерскомъ систематическаго проводника и защитника,-- это все равно. Фактъ, однако, и фактъ до осязательности очевидный, что въ Золочевѣ эта теорія на практикѣ повела далеко не къ "укрѣпленію чувства законности въ народѣ". Не лишено также интереса объясненіе самого г. Протопопова. Очутившись въ новой должности, онъ не зналъ, что дѣлать, съ чего начинать и т. д.,-- заглянуть попристальнѣе въ законы, очевидно, не пришло въ голову,-- и вотъ г. Протопоповъ приступилъ къ пріему, который, вѣроятно, казался ему единственно безошибочнымъ...
   Г. Протопопову пришлось предстать передъ лицомъ оскорбленной Ѳемиды. Но есть много случаевъ, не столь рѣзкихъ въ своихъ внѣшнихъ проявленіяхъ, но гораздо болѣе проникнутыхъ чѣмъ же смысломъ.
   "Юхновское земство (Смоленской губ.),-- читаемъ въ Недѣлѣ,-- учредило въ 1891 году уѣздный сельско-хозяйственный совѣтъ для улучшенія экономическаго положенія уѣзда. Совѣтъ принялся за дѣло: устроилъ два склада улучшенныхъ земледѣльческихъ орудій, сталъ распространять улучшенныя сѣмена, выписывать и продавать искусственныя удобренія и т. д. Словомъ, юхновскій сельско-хозяйственный совѣтъ сразу заявилъ себя съ самой симпатичной стороны. Первые шаги его дѣятельности имѣли большой успѣхъ: не только весь пріобрѣтенный совѣтомъ запасъ сельско-хозяйственныхъ орудій, сѣмянъ и фосфоритной муки былъ раскупленъ населеніемъ, но послѣднее сдѣлало заказы, превышавшіе въ нѣсколько разъ запасъ совѣта. И вдругъ совершенно неожиданно явилось препятствіе. При обсужденіи въ совѣтѣ ходатайства крестьянъ дер. Сидоровской о выпискѣ для нихъ 100 пудовъ улучшенныхъ сѣмянъ ржи и 100 пудовъ фосфоритовъ, мѣстный земскій начальникъ г. Титовъ заявилъ совѣту слѣдующее: "Не признавая цѣлесообразности предложенія крестьянамъ примѣненія фосфоритовъ, разныхъ улучшенныхъ сортовъ ржи и тому подобныхъ затѣй (!?), я, какъ земскій начальникъ, обязанный охранять интересъ населенія, воспрещу крестьянамъ ввѣреннаго мнѣ участка производство подобнаго рода непроизводительныхъ затратъ".
   Газета видитъ въ этомъ эпизодѣ новое проявленіе нашей сельско-хозяйственной косности, мѣшающей всякимъ улучшеніямъ въ области земледѣльческой культуры. Это, конечно, печально, но въ данномъ случаѣ это -- еще только полбѣды. Цѣлая же бѣда -- это странное положеніе въ участкѣ г. Титова всего населенія, съ его "чувствомъ законности"; бѣда въ этомъ недоразумѣніи, позволяющемъ смѣшивать "личное усмотрѣніе" со служебными обязанностями... Представьте себѣ только положеніе десятковъ тысячъ людей въ двухъ смежныхъ участкахъ, изъ которыхъ въ одномъ земскій начальникъ не одобряетъ улучшенныхъ сѣмянъ, другой же почитаетъ ихъ въ высшей степени полезными. И оба одинаково смотрятъ на свои обязанности, безъ отношенія къ точной формулировкѣ ихъ въ законѣ... Г. Титовъ "запрещаетъ" крестьянамъ выписывать сѣмена и, значитъ, будетъ наказывать за нарушеніе "воспрещенія". Другой -- предпишетъ выписку сѣмянъ и сочтетъ, конечно, себя вправѣ взыскивать за неисполненіе предписанія. И, значитъ, рядомъ, за какимъ-нибудь ручейкомъ, обывателя будутъ строго наказывать за то, что строго предписывается въ другомъ мѣстѣ... Теперь далѣе: представьте, что,-- какъ это случается на всякомъ шагу,-- для пользы службы гг. земскіе начальники помѣняются участками. Въ какомъ положеніи тогда окажутся обыватели? Теперь уже ихъ неизбѣжно будутъ наказывать въ обоихъ участкахъ: въ одномъ -- за исполненіе того, что ранѣе предписывалось, въ другомъ -- за неисполненіе того, что было запрещено...
   Что же въ такихъ случаяхъ станетъ съ "чувствомъ законности въ народѣ" и въ какой мѣрѣ оно укрѣпляется такимъ положеніемъ дѣла?... И гдѣ изъ этого выходъ, какъ не въ точной, непріятной, связывающей буквѣ все того же закона?... Игра умовъ, личныхъ чувствъ, стремленій, взглядовъ и убѣжденій -- прекрасное дѣло... Очень можетъ быть, что среди такихъ личныхъ взглядовъ гг. земскихъ начальниковъ могутъ встрѣтиться въ высшей степени основательные, даже геніальные. Но жизнь, бѣдная, смятенная жизнь требуетъ, все-таки, какихъ-нибудь устойчивыхъ опредѣленій, независимыхъ отъ этихъ личныхъ усмотрѣній, измѣнчивыхъ и непостоянныхъ... А гдѣ же искать ихъ, какъ не въ законахъ, составляющихъ кристаллизованный опытъ цѣлыхъ тысячелѣтій? Непогрѣшимости въ личныхъ взглядахъ нельзя требовать даже отъ генія... Ну, а соблюденіе законовъ -- доступно всякому, даже и посредственному чиновнику.
   Будемъ лучше довольствоваться малымъ.

Провинціальный наблюдатель.

"Русская Мысль", кн.XII, 1892

   
Ко всем произведениям автора К списку авторов