ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ В. Г. БѢЛИНСКАГО.
ПОДЪ РЕДАКЦІЕЮ И СЪ ПРИМѢЧАНІЯМИ С. А. Венгерова.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія М. М. Стасюлевича. Bac. Остр., 5 лин., 28
1900.
6. Стихотворенія, выписанныя изъ журналовъ Виссаріономъ Бѣлинскимъ.
Въ вышеприведенномъ (No 1) свидѣтельствѣ Бѣлинскаго о стихотворныхъ упражненіяхъ дѣтства онъ говоритъ "объ огромныхъ кипахъ тетрадей", въ которыя "неутомимо, денно и нощно, и безъ всякаго разбора списывалъ стихотворенія Карамзина, Дмитріева, Сумарокова, Державина, Хераскова, Петрова, Станевича, Богдановича, Максима Невзорова, Крылова и другихъ". Объ одной изъ уцѣлѣвшихъ тетрадокъ гимназическаго періода см. въ No 2. Привычка списывать любимыя произведенія и такимъ путемъ переживать эстетическія наслажденія не оставляла Бѣлинскаго въ теченіе всей жизни. Еще въ 1842 г. ухаживаніе за будущей женой началось у него съ того, что онъ переписалъ для нея Лермонтовскаго "Демона". Первые годы студенчества онъ особенно усердно заносилъ въ свои тетради все, что ему нравилось или представляло для него какой-нибудь интересъ. Одна изъ такихъ тетрадей была доставлена въ 1875 г. въ распоряженіе редакціи "Русск. Старины", которая характеризуетъ ее слѣдующимъ образомъ:
"Судя по имѣющейся у насъ подлинной тетрадкѣ "Стихотвореній, выписанныхъ изъ журналовъ Виссаріономъ Бѣлинскимъ" (1831 г.), надобно полагать, что страсть къ списыванію этого рода произведеній не оставляла Бѣлинскаго и въ университетѣ. Что касается до характера заключающихся въ тетрадкѣ стихотвореній, то въ нихъ нельзя уловить никакого опредѣленнаго направленія. Такъ, напримѣръ, здѣсь есть "элегіи" -- Языкова и Полежаева, "Живой Мертвецъ" -- неизвѣстнаго автора, стансы -- Пушкина:
Въ надеждѣ славы и добра
Гляжу впередъ я безъ боязни, и проч.
"Крылья жизни" -- Веневитинова, "Пѣсня" -- какого-то автора:
Давно ли я, ввѣряяся надеждѣ,
Поэзіей и славою дышалъ?
Какъ легкій сонъ прошло, что было прежде,
Я холоденъ къ стихамъ и славѣ сталъ.
Безвѣстнымъ чувствомъ воспылала
Моя волнуемая кровь;
Забывши все, душа познала
Любовь, одну любовь... и проч.
"Пророкъ" -- Пушкина, и т. д. Здѣсь же находится и стихотвореніе Серафимы Тепловой, надѣлавшее въ свое время много шуму, такъ какъ предполагали (совершенно несправедливо), что оно относится къ Рылѣеву:
Слезами горькими, тоскою
Твоя погибель почтена.
О, вѣрь, о, вѣрь, что надъ тобою
Стонъ скорби слышала волна!
О, вѣрь, что надъ тобой почило
Прощенье, миръ, а не укоръ, --
Что не страшна твоя могила
И не постыденъ твой позоръ.
Впослѣдствіи тетрадь Бѣлинскаго была пріобрѣтена извѣстнымъ собирателемъ Павломъ Яковлевичемъ Дашковымъ, который съ обычною своею любезностью предоставилъ тетрадку въ наше распоряженіе.
Тетрадка очень небольшаго размѣра (см. приложенное факсимиле, уменьшенное только на 1/4) и заключаетъ въ себѣ 48 страницъ. Первоначально она была объемистѣе. Это видно, во-первыхъ, изъ того, что нѣтъ начала того стихотворенія. которымъ тетрадка теперь начинается. Кромѣ того, г. Захарьинъ-Якунинъ, который уступилъ тетрадку П. Я. Дашкову, намъ сообщилъ, что онъ не придавалъ ей значенія и дарилъ отдѣльныя страницы изъ вся разнымъ почитателямъ Бѣлинскаго, желавшимъ имѣть у себя его автографъ.
На заглавномъ листѣ, воспроизведенномъ на прилагаемомъ снимкѣ, написано (соблюдаемъ орѳографію, см. приложеніе):
Стихотвореніи, выписанные изъ журналовъ Виссаріономъ Бѣлинскимъ.
На оборотной сторонѣ имѣется такая надпись, очевидно принадлежащая брату Бѣлинскаго Константину:
"Подаренныя братомъ Виссаріономъ Григорьевичемъ, прислана изъ Москвы съ Супалкинымъ (неразборчиво, можетъ быть, и -- Сукалкинымъ) февраля 2 дня 1831 года, въ понедѣльникъ, по утру".
Стихотворенія писаны двумя почерками. Въ началѣ тетрадки -- почеркъ убористый (см. на факсимиле стр. 5) и чернила черныя, во второй половинѣ -- почеркъ разгонистый и чернила желѣзисто-ржаваго цвѣта. Намъ кажется, что второй почеркъ (см. на факсимиле стр. 27-ая) тотъ же, какимъ сдѣлана надпись на оборотѣ заглавнаго листка и, слѣдовательно, принадлежитъ Константину Бѣлинскому. Принадлежитъ ли первый почеркъ Виссаріону -- пока рѣшить не беремся. Если намъ удастся достать письма Бѣлинскаго къ роднымъ 1829--34 годовъ {Подлинники писемъ 1829--34 гг., напечат. въ "Русск. Стар." 1876 г., считаются утерянными, но у насъ еще есть нѣкоторая надежда, что они разыщутся.}, мы сравнимъ ихъ почеркъ съ почеркомъ тетрадки и результатъ сообщимъ въ дополненіяхъ къ настоящему изданію (Т. XII). Пока, значитъ, можно только сказать, что не весь сборникъ писанъ рукою Виссаріона.
Относительно литературнаго интереса сборника, не можемъ никакъ согласиться съ отзывомъ редакціи "Рус. Старины". Составитель редакціонной замѣтки находитъ, что въ сборникѣ "нельзя уловить никакого направленія". Строгость непомѣрная! Сборникъ, совсѣмъ напротивъ, поражаетъ своею выдержанностью. Чрезвычайно замѣчателенъ подборъ стихотвореній по серьезности своей. Больше всего взято стихотвореній, говорящихъ о высшихъ цѣляхъ и задачахъ жизни. Съ эстетической точки зрѣнія есть нѣсколько слабоватыхъ и безразличныхъ (напр., Башилова, ъ -- ъ, переводъ съ фр. и нѣкот. другіе), но большинство отличается литературными достоинствами. Въ выборѣ ихъ 20-лѣтній собиратель показалъ очень тонкій вкусъ, потому что выписывалъ стихи поэтовъ, еще большого литературнаго имени не имѣвшихъ. Кромѣ Пушкина, изъ котораго выбрана не "Черная Шаль" и не "Подъ вечеръ осенью ненастной", а "Пророкъ" и "Стансы", остальные поэты -- Веневитивовъ, Хомяковъ, Полежаевъ, Шевыревъ. Языковъ или совсѣмъ были неизвѣстны, или чуть-чуть только начинали опредѣляться.
Заплатилъ, правда, Бѣлинскій извѣстную дань времени, помѣстивши въ свой сборникъ и кричаще-романтическаго "Живого Мертвеца"; но смѣшно же ставить въ упрекъ молодому студенту увлеченіе, отъ котораго не ушелъ Баратынскій, Полевой и всѣ вообще наши послѣдователи романтизма. Въ общемъ, сборникъ все-таки остается яркимъ свидѣтельствомъ того, какъ рано Бѣлинскій сталъ предъявлять къ литературѣ высокія требованія.
Далѣе мы печатаемъ всѣ сохранившіеся листки сборника, опуская только такія, всѣмъ извѣстныя, пьесы, какъ "Пророкъ", "Нелюдимо наше море", "Стансы". Стоящія въ скобкахъ ] цифры соотвѣтствуютъ сохранившимся страницамъ сборника.
1] Какъ въ небѣ эти звѣздочки,
Такъ въ свѣтѣ три красавицы.
Одна изъ нихъ то явится,
То скроется, то вновь блеститъ --
Та звѣздочка надеждъ звѣзда,
Та звѣздочка отрадная;
Намъ будущность лишь съ ней цвѣтетъ;
Она намъ радость въ сердце льетъ,
Какъ дѣва ненаглядная,
Когда любви обѣтъ даетъ.
Вторая же темнѣй горитъ,
Она отъ насъ скрывается,
Туманомъ застилается;
Но прочихъ звѣздъ она свѣтлѣй
Тому, что отъ временъ руки,
Отъ старости, Змѣи-тоски,
Къ могилѣ приближается,
И Вѣрою та звѣздочка
Издавна называется.
А третья ярче всѣхъ блеститъ,
И свѣтитъ, не тускнѣючи;
Та звѣздочка къ мечтамъ манитъ,
Та звѣздочка, свѣтлѣючи,
То радость намъ, то скорбь даритъ,
Та звѣздочка милѣе всѣхъ,
Зато и всѣхъ опаснѣе.
Узналъ тебя, любилъ тебя,
Коварная, прекрасная,
Ты, звѣздочка, звѣзда любви,
Ты, звѣздочка опасная.
2] Твой яркій свѣтъ въ моей крови,
Оставилъ искру лютую,
Навѣкъ неугасимую.
Свѣти же мнѣ, какъ въ стары дни,
Ты, звѣздочка, звѣзда любви!
А съ первой лестной звѣздочкой,
Съ отрадою, съ чарующей,
Спознаюсь я, сдружуся я,
Лишь только ты въ очахъ красы
Сверкай, свѣти, звѣзда любви!
Безъ вѣры вянетъ жизни цвѣтъ,
Безъ вѣры нѣту радостей,
Всѣ радости поддѣльныя,
Отрады быстролетныя --
Твердятъ мужья ученые.
Пусть будетъ такъ! Согласенъ я,
Но звѣздочка, звѣзда любви,
Не такъ прочна, но сладостна:
Свѣтлѣючи -- манитъ она!
Темнѣючи -- томитъ она!
Та звѣздочка души моей --
Отрадная владычица!
Пусть свѣтитъ мнѣ звѣзда любви,
Пусть любитъ красна дѣвица,
Тогда и тѣ двѣ звѣздочки,
Тѣ звѣздочки прилучныя,
Со мною не разстанутся;
Какъ думы неразлучныя --
О прошлыхъ дняхъ, о сладкихъ дняхъ,
О радостяхъ, о горестяхъ,
3] Которыя въ моей душѣ --
Заискрила, оставила,
Ты, звѣздочка, звѣзда любви!
Вы, очи красной дѣвицы!
А. Башиловъ
ЖИВОЙ МЕРТВЕЦЪ.
Кто видѣлъ образъ мертвеца,
Который демонскою силой,
Враждуя съ темною могилой,
Живетъ и страждетъ безъ конца?
Въ часъ полуночи молчаливой,
При свѣтѣ сумрачномъ луны,
Изъ подземельной стороны
Восходитъ призракъ боязливой.
Блѣдно, какъ саванъ роковой,
Чело отверженца природы
И неестественной свободы
Ужасенъ видъ полуживой.
Унылый, грустный онъ блуждаетъ
Вокругъ жилища своего,
И очарованъ -- за него
Переноситься не дерзаетъ.
Слѣды минувшихъ, лучшихъ дней,
Онъ видитъ въ жизни быстротечной,
Но мукой тяжкою и вѣчной
Наказанъ въ ярости своей.
4] Проклятый небомъ раздраженнымъ,
Онъ не пріемлется землей,
И овладѣлъ мучитель злой
Злодѣя прахомъ отверженнымъ.
Вотъ мой удѣлъ -- игра страстей!
Живой стою при дверяхъ гроба,
Но скоро, скоро месть и злоба
На вѣкъ уснутъ въ груди моей.
Кумиры счастья и свободы
Не существуютъ для меня:
Я, членъ ненужный бытія,
Не оскорблю собой природы.
Мнѣ міръ -- пустыня; гробъ -- чертогъ:
Сойду въ него безъ сожалѣнья;
Да пусть за мигъ ожесточенья
Самоубійцу судитъ Богъ!
Ъ.-- Ъ.--
Къ * * *
Слезами горькими, тоскою
Твоя погибель почтена.
О, вѣрь, о, вѣрь, что надъ тобою
Стонъ скорби слышала волна!
О, вѣрь, что надъ тобой почило
Прощенье, миръ, а не укоръ, --
Что не страшна твоя могила
И не постыденъ твой позоръ.
Серафима Теплова.
5] ЭЛЕГІЯ.
Меня любовь преобразила:
Я сталъ задумчивъ и унылъ,
Я ночи блѣдныя свѣтила,
Я сумракъ ночи полюбилъ.
Когда прелестная зарница
Горитъ за дальнею горой,
И паръ густѣетъ надъ водой,
И смолкла вечера пѣвница --
По скату сонныхъ береговъ
Брожу, тоскуя и мечтая,
И жду, когда между кустовъ
Мелькнетъ условленный покровъ,
Или тропинка потайная
Зашепчетъ шорохомъ шаговъ.
Гори прелестное свѣтило,
Помедли мракъ на лонѣ водъ:
Она придетъ, мой ангелъ милый,
Моя любовь, она придетъ.
Н. Языковъ.
ЭЛЕГІЯ.
Зачѣмъ задумчивыхъ очей
Съ меня, красавица, не сводишь?
Зачѣмъ огнемъ твоихъ рѣчей
Тоску на душу мнѣ наводишь?
Не припадай ко мнѣ на грудь
Въ порывахъ милаго забвенья,
Ты ничего въ меня вдохнуть
Не можешь, кромѣ сожалѣнья.
Меня не въ силахъ воспалить
Твои горячія лобзанья --
6] Я не могу тебя любить,
Не для меня очарованья!
Я былъ любимъ -- я самъ любилъ --
Увялъ на лонѣ сладострастья
И въ хладномъ сердцѣ сохранилъ
Минуты горестнаго счастья.
Я сорвалъ рано жизни цвѣтъ;
Все потерялъ, все отдалъ Хлоѣ;
И прежнихъ чувствъ, и прежнихъ лѣтъ
Не возвратитъ ничто земное!--
Люби другого -- быть твоимъ
Я не могу, о, другъ мой милый!...
Ахъ! какъ ужасно быть живымъ
Полуразрушась надъ могилой!..
А. Полежаевъ.
ПѢСНЯ.
Нелюдимо наше море
И день и ночь шумитъ оно,
Въ роковомъ его просторѣ
Много бѣдъ погребено и т. д.--
7] (Извѣстный романсъ Н. Языкова).
СТАНСЫ.
Въ надеждѣ славы и добра
Гляжу впередъ я безъ боязни и т. д.
8] (Извѣстное стихотвореніе Пушкина),
КРЫЛЬЯ ЖИЗНИ.
На легкихъ крылышкахъ
Летаютъ ласточки;
Но легче крылышки
У жизни вѣтреной.
Не знаетъ въ юности
Она усталости
И радость рѣзвую
Беретъ довѣрчиво
Къ себѣ на крылія.
Летитъ, любуется
Прекрасной ношею...
Но скоро тягостна
Ей гостья легкая,
Устали крылышки,
И радость рѣзвую
Она стрясаетъ съ нихъ.
Печаль ей кажется
9] Не столь тяжелою,
И прихотливая
Печаль туманную
Беретъ на крылія
И вдаль пускается
Съ подругой новою.
Но крылья легкія
Все болѣ, болѣе