Белинский Виссарион Григорьевич - Демон стихотворства... Соч. В. Не...го

В. Г. Белинский

Демон стихотворства... Соч. В. Не...го

Белинский В. Г. Собрание сочинений. В 9-ти томах.

Т. 5. Статьи, рецензии и заметки, апрель 1842 -- ноябрь 1843.

Редактор тома М. Я. Поляков. Подготовка текста В. Э. Бограда. Статья С. И. Машинского. Примечания Г. Г. Елизаветиной.

М., "Художественная литература", 1979.

ДЕМОН СТИХОТВОРСТВА. Комедия в пяти действиях, в стихах. Соч. В. Не....го. Санкт-Петербург. В тип. Карла Крайя. 1843. В 8-ю д. л, 142 стр.

Вот эта комедия1 решительно не хочет быть вахлацкою2 и претендует на порядочный тон. Действующие лица ее -- всё или "аристократы", или литераторы. Но природы своей никому не победить:

Гони природу в дверь -- она влетит в окно!3

Несмотря на все претензии комедии, она принадлежит решительно к вахлацкой литературе. Посмотрите, например, что за названия действующих лиц -- Добряков, Зорский, князь Волтунов, Лирова (молодая девица, писательница), Пристрастьев, Острословский, Туманин (журналисты), Щеталов (книгопродавец), Продажный (служащий по министерству и редактор периодического издания)... Настоящие куклы, с надписями на лбу с личных качествах, которые назначено им представлять собою! При комедии есть и предисловие -- нечто вроде "воззвания"4, из которого ясно значится, что 1) сочинитель весь век свой прожил за 900 верст от Петербурга и за 700 верст от Москвы (оно и очень заметно как из тона предисловия, так и из самой поэзии); что 2) сочинитель не имел до сих пор случая видеть в лицо ни одного из теперешних гг. журналистов и литераторов, кроме одного только, которого талант он очень уважает; что 3) в рукописи его комедии, тотчас по отсылке ее в Петербург, читавшие ее лица увидели в ней пасквиль; но что 4) в ней нет решительно никакого сходства ни с одним журналистом или литератором. (Предисловие, стр. VII).

Публика, вероятно, будет очень благодарна сочинителю "Демона стихотворства", что он так предупредительно поспешил ей отрекомендоваться и сообщить ей такие интересные подробности о собственной своей особе. Теперь познакомимся с комедиею. Это и нетрудно и недолго: таково свойство всех "вахлацких" произведений!

Зорский, отставной корнет, бедняк и поэт, влюблен в племянницу Добрякова, Ольгу Львовну, которая, в знак любви своей к нему, находит очень острыми его плоскости и очень поэтическими его плохие стихи. Симпатия ее к Зорскому простирается до того, что она сама беспрестанно говорит плоскости, и предурными стихами. Зорский ужасно глуп, что можно видеть из того, что он говорит грубости князю Болтунову и вызывает его на дуэль за то только, что тот считает поэзию вздором, а людей, занимающихся ею,-- пустыми людьми. Болтунов это сказал Ольге Львовне, как свое мнение, без всякого намерения оскорбить Зорского, и тотчас же извинился перед ним. Но Зорский -- поэт, следовательно, по мнению уездных сочинителей, человек пламенный, грозный и храбрый. С Ольгою Львовною Зорский обращается en laquais endimanche {как празднично выряженный лакей (фр.). -- Ред.}, а она с ним en servante endimanchee {как празднично выряженная служанка (фр.). -- Ред.}. Вот образчик их влюбленной восторженности... Надобно сказать, что Зорский приготовил на сцену комедию своего сочинения, которая потом и разыгрывается в комедии г. Не....го. Зорский ревнует Ольгу Львовну к князю Болтунову и называет его "мишурным рыцарем".

Ольга Львовна

И почему не так? Хоть рыцарь он мишурный,

Зато внимателен, любезен, говорлив,

Не занят славою литературной,

Он не рассеян, не ревнив.

Привык он жить в кругу большого света,

С женою у него не будет верно ссор;

Далек от пылкости поэта,

В суждениях о ней не будет слишком скор;

И всякий вальс, и всякое движенье

Он ей не вменит в преступленье;

Желанье нравиться не будет ей в укор,

И, не заботясь, что в журнале

Его хотят критиковать,

Живой, веселый, он на бале

Любезностью своей всех будет восхищать.

В театр он явится для новой пьесы,

С беспечностью окончив вист;

Его не возмутят с падением завесы

Рукоплесканья или свист.

Живя в согласии и мире

С пороками и слабостью людской,

Ни в эпиграмме, ни в сатире

Не тронет их он дерзкою рукой.

Служа свой век под крылышком вельможи,

Без важных дел дойдет до важных степеней.

Он -- полный тип всей нашей молодежи;

А вы-то что, с поэзией своей?..

Зорский

Признаться должен я, как вы ко мне ни строги,

Очаровательны вы в этом монологе!

Хоть вы им колете, как острою иглой,

Но в нем так много правды, соли,

Что поцелуем, поневоле,

Мне хочется сомкнуть ваш ротик злой.

Скажите, если вам угодно,

Сегодня ж, честью вам клянусь,

Я брошу все, Парнас и девять муз,

И светским денди вдруг я заживу свободно.

Увидите, не уступлю ни в чем

Прославленной и модной кукле;

Заговорю парижским языком,

A la мужик спущу на плечи букли,

Галиматья польется вдруг из уст,

В глаза пущу такою пылью!..

И буду так же глуп, и буду так же пуст,

Как Mr., как Mr., не назову фамилью...

Но только с ног до головы

Я перейму их тон, походку и ухватки,

Надену желтые перчатки,

И львом меня сочтут не только вы,

Но наши все известнейшие львы

И несравненные аристократки.

Тогда во мне достоинств будет тьма,

Я буду кланяться и танцевать так ловко,

Что от меня сойдет с ума,

Быть может, не одна прелестная головка...

Ольга Львовна

Довольно, Зорский, вы пугаете меня

Излишеством любезности -- огня --

Вы, кажется, уже вертитесь на паркете!

(Задумывается).

Поэт и лев! нужна ж порода их на свете!..

Но если выбирать из двух пришлось бы зол

И выбор отдан был на мой лишь произвол,

(смотря на Зорского с лукавою улыбкой)

То я решилась бы остаться при поэте.

Зорский

Давно бы так!

Тон разговора и стих, как видите, самый "уездно-аристократический", или "вахлацкий"! Зорский просит у Добрякова руки его племянницы; Добряков говорит, что он боится иметь зятем человека, освистанного в театре, и потому в таком только случае решится отдать за него свою племянницу, если его комедия будет хорошо принята публикою. Завязка -- как видите -- совершенно в русских нравах и обнаруживает в сочинителе большое знание русского общества и редкую наблюдательность! Пьесу Зорского дают на Александрийском театре, и журналисты стараются ее уронить посредством клакеров, а князь Болтунов хлопочет тем же способом поддержать ее. Автора вызывают, и он женится. Вот и вся комедия! Но пафос ее составляет не это, а портреты журналистов. Одного из них, Туманина, вот как заставляет говорить остроумный сочинитель:

Наш юный критицизм и наши умозренья

Повергли в прах его творенья!..

А есть комедия у нас: ее творец --

Мой закадычный друг. -- Вот это образец!

Жизнь улетучилась в созданьи этом, дивном

В какое-то слитное единство,

И в духе творчества субъектно-объективном

Искусства видно в нем -- цветенье, торжество!

Пластичность образов и формы просветленье --

В ней осязательны. А как уж соблюден

Основный общего закон,

Закон замкнутости и обсобленья!!!!! --

Но чтобы уяснить мои слова,

Хочу я разрешить сперва,

Что есть комедия?..

Г-н Не....в, кажется, в полной уверенности, что, заставляя Туманина говорить эту галиматью, он очень зло подшутил над людьми, употребляющими слова: субъект, объект, обособление, замкнутость и т. д. Слова эти действительно должны казаться очень смешными в глазах г. Не.....ва и подобных ему сочинителей: живя в 900 верстах от Петербурга и в 700 верстах от Москвы, он, разумеется, не понимает их значения, а довольное собою незнание всегда находит смешным то, чего не знает, и, не поняв дела, всегда предается "вахлацкому" юмору. Конечно, можно смеяться, но не над этими словами, а над их неуместным или неправильным употреблением; но и тут может смеяться только тот, кто сам понимает их. Не в пример будь сказано, слуги всегда смеются над образом мыслей и выражения господ своих; но не слугам, а все господам же удается умно и дельно смеяться над этим! В своем предисловии г. Не....в говорит, что в изображенных им журналистах он "желал изобразить три главные направления, которым (будто бы) следует наша литература: Острословский изображает собою дух французской словесности, остроумной, легкой, антипоэтической (?!); Туманин должен быть выражением немецкой философии, которая всегда почти изъясняется языком туманным, неопределенным, надутым; Пристрастьеву назначено быть представителем английской литературы, которая составляет нечто среднее между двумя первыми"5. Из этого видно, что г. Не....в глубоко изучил французскую, немецкую и английскую литературы, особенно немецкую философию. Посмотрите, как коротко и ясно отделал он их! Французская литература -- антипоэтическая, немецкая философия -- надута и туманна, а литература английская есть нечто среднее между французскою литературою и немецкою философиею! Он до того убежден в своем познании этих литератур и достоинстве своей комедии, что делает смелое предположение: "Будь эта комедия переведена на иностранные языки, верно, нашлись бы в Германии и во Франции добрые люди, которые сейчас узнали бы в Пристрастьеве, Острословском и Туманине своих знакомых литераторов". Советуем г. Не....ву заняться переводом этой комедии на немецкий и французский, да уж кстати и на средний между этими языками, язык английский: за успех ручаемся!

Неужели же, спросят нас, в этой комедии нет ничего хорошего, и она никуда не годится? Мы выписали образчики ее комического слога, взяв их на выдержку, без выбора. Мы не выписывали из нее таких стихов, как эти, которые сочинитель вложил в уста светского человека и льва, князя Болтунова:

Здесь шикают какие-то ракальи...

Да нет! не выиграть им батальи!

Кому выписанные нами отрывки понравятся и кто найдет в них талант, с тем не будем спорить. Что касается до нас, скажем, что в русской литературе очень часто появляются произведения, которые далеко хуже еще и "Демона стихотворства"; стало быть, эта комедия не может быть образцом возможной бездарности и нелепости. Ее характер -- посредственность, -- и тем хуже для нее. Нам понравились в ней только два стиха:

О, этот человек для острого словца

Не пощадит ни матерь, ни отца!

Но и эти два стиха не сочинены г. Не....м, а вырваны им из третьей сатиры Милонова (см. "Сатиры, послания и другие мелкие стихотворения Михаила Милонова", 1819, стр. 46).

Беги его, страшись: для острого словца

В сатире уязвит он матерь и отца.

Ни один род поэзии не труден так для наших -- не только сочинителей, но и литераторов, как комедия. Это понятно: хорошую трагедию так же мудрено написать, как и хорошую комедию; но легче написать посредственную трагедию, чем сколько-нибудь сносную комедию. Первая, то есть посредственная трагедия, требует лишь некоторого жара и хорошего стиха, а комедия, кроме того, еще и наблюдательности, знания общества и, главное, юмора, который есть сам по себе талант. Наши комики всего менее знают нравы даже того круга общества, среди которого сами живут. Оттого они всегда ищут смешного в словах, а не в понятиях, в покрое платья, а не в складе ума, в бороде и прическе a la russe {на русский манер (фр.). -- Ред.}, а не в нравах и характерах; словом, они ищут комического снаружи, а не изнутри. И потому самыми смешными лицами в своих комедиях являются -- они же сами, их сочинители. Сколько у нас комиков и драматургов -- числа ведь нет! а, за исключением Фонвизина, Грибоедова и Гоголя, комедия наша упорно стоит на одном месте, не двигаясь вперед. К ней теперь можно применить слова одного умного литератора, сказанные им за тринадцать лет пред сим: {См. "Денница, альманах на 1830 год, издаваемый М. Максимовичем", статью "Обозрение русской словесности 1829 года", стр. 64--65.} "Вообще наш театр представляет странное противоречие с самим собою: почти весь репертуар наших комедий состоит из подражаний французам, и, несмотря на то, именно те качества, которые отличают комедию французскую от всех других -- вкус, приличие, остроумие, чистота языка и все, что принадлежит к необходимостям хорошего общества,-- все это совершенно чуждо нашему театру. Наша сцена вместо того, чтоб быть зеркалом нашей жизни, служит увеличительным зеркалом для одних лакейских наших, далее которых не проникает наша комическая муза. В лакейской она дома, там ее и гостиная, и кабинет, и зала, и уборная; там проводит она весь день, когда не ездит на запятках делать визиты музам соседних государств, и чтоб русскую Талию изобразить похоже, надобно представить ее в ливрее и сапогах"6.

Примечания

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

В тексте примечаний приняты следующие сокращения:

Анненков -- П. В. Анненков. Литературные воспоминания. <М.>, Гослитиздат, 1960.

Барсуков -- Н. П. Барсуков. Жизнь и труды М. П. Погодина, кн. I--XXII. СПб., 1888-1910.

Белинский, АН СССР -- В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. I--XIII. М., Изд-во АН СССР, 1958-1959.

ГБЛ -- Государственная библиотека СССР им. В. И. Ленина.

Герцен -- А. И. Герцен. Собр. соч. в 30-ти томах, М., Изд-во АН СССР, 1954-1966.

Гоголь -- Н. В. Гоголь. Полн. собр. соч., т. I--XIV. <М>, Изд-во АН СССР, 1937--1952.

ГПБ -- Государственная Публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина.

Добролюбов -- Н. А. Добролюбов. Собр. соч., т. 1--9. М.--Л., Гослитиздат, 1961--1964.

ИРЛИ -- Институт русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР.

КСсБ -- В. Г. Белинский. Сочинения, ч. I--XII. М., Изд-во К. Солдатенкова и Н. Щепкина, 1859--1862 (составление и редактирование издания осуществлено Н. X. Кетчером).

КСсБ, Список I, II... -- Приложенный к каждой из первых десяти частей список рецензий Белинского, не вошедших в данное издание "по незначительности своей".

ЛН -- "Литературное наследство". М., Изд-во АН СССР.

Переписка -- "Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым", т. I--III. СПб., 1896.

ПссБ -- Полн. собр. соч. В. Г. Белинского под редакцией С. А. Венгерова (т. I--XI) и В. С. Спиридонова (т. XII--XIII), 1900--1948.

Чернышевский -- Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч. в 16-ти томах, т. I--XVI. М., Гослитиздат, 1939--1953.

Шенрок -- В. И. Шенрок. Материалы для биографии Гоголя, т. I--IV. М., 1892-1897.

Демон стихотворства... Соч. В. Не...го (с. 495--500). Впервые -- "Отечественные записки", 1843, т. XXXI, No 12, отд. VI "Библиографическая хроника", с. 30--34 (ц. р. 30 ноября; вып. в свет 2 декабря). Без подписи. Вошло в КСсБ, ч. VII, с. 340--346.

1 Автор комедии В. Невский.

2 О "вахлацкой" литературе см. наст. т., с. 495.

3 Цитата из очерка Н. М. Карамзина "Чувствительный и холодный (Два характера)". Карамзин, в свою очередь, цитирует Лафонтена, дав вольный перевод из его басни "Кошка, превращенная в женщину".

4 Намек, на такое же "воззвание", предшествующее роману А. Славина "Осада Троице-Сергиевской лавры" (см. наст. т., с. 494).

5 В лице Туманина высмеивается Белинский, Острословского -- О. И. Сенковский, Пристрастьева -- вероятно, Ф. В. Булгарин.

6 Автор цитируемой статьи И. В. Киреевский.