Бадалич Гуго - Panem et circenses!

БАЯНЪ

СБОРНИКЪ ПРОИЗВЕДЕНІЙ
СОВРЕМЕННЫХЪ СЛАВЯНСКИХЪ ПОЭТОВЪ
и
НАРОДНОЙ ПОЭЗІИ.

Переводъ B. В. Уманова-Каплуновснаго.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Изданіе журнала "Пантеонъ Литературы".
1888.

Гуго Бадаличъ.

Гуго Бадаличъ принадлежитъ къ числу современныхъ хорватскихъ поэтовъ средней руки. Онъ извѣстенъ какъ переводчикъ съ французскаго и итальянскаго. Къ лучшимъ его оригинальнымъ произведеніямъ принадлежатъ нѣкоторыя баллады и эпическіе отрывки, въ родѣ, напримѣръ, переведеннаго нами: "Panem et circenses", представляющаго такую яркую картину паденія Рима во времена его борьбы съ христіанствомъ, а по своей идеѣ далеко не чуждаго современности. Литература не составляетъ для Бадалича единственной цѣли, и, кромѣ нея, онъ посвящаетъ свои силы также занятіямъ классической филологіей и исторіей хорватской словесности, по предмету которыхъ онъ состоитъ "профессоромъ" въ одной изъ загребскихъ гимназій. Всѣ его произведенія разбросаны по страницамъ періодической прессы и до сихъ поръ еще не собраны въ одну книжку.

"Panem et circenses!"

U grudih svakom iskra sieva žarka;

Duševna to je prosvjeta, sloboda!

Ужели Римъ охваченъ вдругъ чумою?!.

Иль гибнетъ въ немъ отъ голода народъ?!.

Столица вся объята тишиною

И форумъ пустъ; на всемъ -- какой-то гнетъ.

А что-же тамъ, близъ цирка, за волненье?

Толпа стоитъ и мечется, какъ звѣрь...

То кесарь ей готовитъ наслажденье,

Вѣдь игръ она возжаждала теперь!

Весь занятъ циркъ. Народъкипитъ -- что волны,--

Патрицій тутъ, и воинъ, и плебей.

Умы горятъ, и нетерпѣнья полный

Всякъ крови ждетъ, волнуясь отъ страстей.

Вотъ августъ самъ сидитъ въ блестящей ложѣ,

На всю толпу кидая гордый взглядъ,

Пронзая тѣхъ, кому ими -- дороже,

Кто не его, другого бога чтятъ.

Лавръ -- на челѣ; на плечахъ -- багряница,

Символъ тиранствъ и пролитой крови;

Самъ блѣденъ онъ,-- стыдомъ не разгорится:

Въ томъ стыдъ молчитъ, въ комъ сердце безъ любви!

Но вотъ мигнулъ, и двери запищали;

Толпа людей на сцену ворвалась...

Людей... Людьми рабовъ вѣдь не считали!

Толпа рабовъ въ одинъ потокъ слилась.

Гляди на нихъ, какъ храбро -- вдоль арены,

О кесарь-богъ, они къ тебѣ идутъ!

Дивись,-- они душой тверды, какъ стѣны,

Хоть чуютъ -- смерть незримую несутъ.

Одинъ изъ нихъ, взглянувъ на ложу смѣло,

"Привѣтъ тебѣ отъ гибнущихъ рабовъ,

О, кесарь нашъ!" воскликнулъ, и... задѣло!

Впередъ, впередъ, на смертный бой безъ словъ!

Все замерло. Щиты уже разбиты.

Сверкнулъ, какъ лучъ, предательскій клинокъ.

Нѣтъ силъ бѣжать... Поблекшія ланиты...

Кровь алая струится на песокъ...

Но гонитъ страхъ... Послѣднія усилья...

Гулъ, свистъ и вопль слились въ зловѣщій звукъ.

Отъ ужаса смежитъ самъ демонъ крылья

И вздрогнетъ адъ -- свидѣтель вѣчныхъ мукъ.

Палъ бѣдный рабъ! На грудь полуживую

Соперникъ-рабъ пятою наступилъ.

Онъ въ ярости сосалъ-бы кровь людскую,

Какъ дикій звѣрь, что жертву захватилъ.

Но передъ тѣмъ, какъ мечъ вонзаетъ въ шею,

Онъ всю толпу дерзаетъ вопросить,

Освободить иль тутъ-же передъ нею

Для вороновъ на части разрубить?

А что-жъ народъ? Въ неистовствѣ руками

Маша ему: "Смерть, смерть!" даетъ отвѣтъ.

Тамъ правды нѣтъ, гдѣ люди не съ сердцами,

А съ камнями,-- гдѣ свѣтлой воли нѣтъ!

Взмахнулъ палачъ -- изъ трепетнаго тѣла

Кровь брызнула потокомъ. Нѣтъ раба!

Рукоплеща, все дико загудѣло, --

Всѣхъ радуетъ бездольнаго судьба!

Народъ, народъ! Ты-ль, въ рабствѣ закоснѣлый,

Завидя кровь, восторгами горишь!..

Ты-ль это, ты-ль, когда-то властный, смѣлый,

Предъ кесаремъ, какъ низкій трусъ, дрожишь!..

А тотъ, какъ левъ надъ жертвой дорогою,

Въ истомѣ млѣлъ и шопотомъ твердилъ:

"Когда-бъ весь міръ съ одной былъ головою!

Какъ радостно я-бъ мечъ въ нее вонзилъ!"

Прошли вѣка. Съ тиранствомъ рабство пало,

И смолкнулъ кликъ мятежный:"Хлѣба! игръ!"

Но зло средь насъ живетъ, не умирало,

Въ немъ -- ядъ змѣи, чудовищно -- какъ тигръ.

А что-жъ народъ? Напрасны ухищренья,

Безсильно зло, чтобъ чувство въ немъ убить:

Въ комъ искра есть свободы, просвѣщенья,--

Огня любви нельзя въ томъ затушить!