Броневский Владимир Богданович - История Пугачевского бунта. СПб. 1834

Исторія Пугачевскаго бунта. СПб. 1834, два тома въ б. 8 (*).

(*) Продается у А. В. Глазунова. Цѣна 20 р.

Съ большимъ нетерпѣніемъ ожидали мы этой книги, давно обѣщанной и долго не выходившей въ свѣтъ. Многіе надѣялись и были въ томъ увѣрены, что знаменитый нашъ поэтъ нарисуетъ намъ сей кровавый эпизодъ царствованія Екатерины Великой кистію Байрона, подаритъ насъ картиною ужасною, отъ которой, какъ отъ взгляда Пугачевскаго, не одна дама упадетъ въ обморокъ. Намъ казалось, что Историческій отрывокъ, написаный слогомъ возвышеннымъ, живымъ, перомъ пламеннымъ, поэтическимъ, не потеряетъ своего внутренняго достоинства; ибо событія, извлеченныя изъ документовъ не подлежащихъ сомнѣнію, еще свѣжихъ и памятныхъ для многихъ стариковъ, при ихъ свидѣтельствѣ, не могли лишиться чрезъ это своей достовѣрности.

Послѣ долгаго ожиданія, наконецъ получили мы двѣ толстыя книги, въ мрачной, какъ тюремныя стѣны оберткѣ, съ торопливостію разрѣзали первую часть, съ жадностію прочли ее. За одинъ пріемъ прочли и вторую; и не утомленные чтеніемъ, но чѣмъ-то недовольные, мы снова, и съ большимъ вниманіемъ принялись за первую часть, которой половина составляетъ неотъемлемую собственность автора. Но къ крайнему сожалѣнію убѣдились наконецъ, что авторъ на новомъ для него Историческомъ поприщѣ, разрѣшился d'un enfant mort-né. Это мертво-рожденное дитя, при ближайшемъ его разсмотрѣніи, не походитъ на знаменитаго своего родителя.-- Въ Исторіи Пугачевскаго бунта, дѣйствительно все такъ холодно и сухо, что тщетно будутъ искать въ немъ труда знаменитаго нашего поэта. Къ удивленію, и признаюсь, къ сожалѣнію нашему, мы не нашли въ немъ, ни одного чувства, ни одной искры жизни. Пушкинъ, какъ Историкъ, такъ мало походитъ на Пушкина поэта, что мы удивляясь такому его самоотверженію, не хвалимъ его за насиліе самому себѣ сдѣланное, и досадуемъ что ему вздумалось, исписавъ 168 страницъ, ни однимъ словомъ, ни однимъ выраженіемъ не измѣнить своей пламенной природѣ, всегда сильно чувствующей и пишущей перомъ огненнымъ.

Конечно, авторъ имѣлъ свои причины написать Исторію Пугачевскаго бунта такимъ, а не инымъ слогомъ; на то была его воля, и онъ но праву, принадлежащему всякому гражданину Литературной республики, написалъ ее такъ какъ ему вздумалось, или какъ случилось. Мы не осуждаемъ его за то, но по доброжелательству къ нему, изъявивъ только наше личное о томъ сожалѣніе, разсмотримъ трудъ его въ томъ видѣ, въ какомъ онъ предлагаетъ его публикѣ.

Твореніе Г. Пушкина заключаетъ въ себѣ все то., что было обнародовано правительствомъ, касательно Пугачева; онъ присоединилъ къ этому нѣсколько рукописей, преданій и свидѣтельствъ живыхъ. Сіи совокупленные вмѣстѣ Факты составляютъ драгоцѣнный матеріалъ, и притомъ столь полезный, что будущему Историку и безъ пособія нераспечатаннаго еще дѣла о Пугачевѣ, нетрудно будетъ исправить нѣкоторые поэтическіе вымыслы, незначущіе недосмотры, и дать сему мертвому матеріалу жизнь новую и блистательную. Если Г. Пушкину не разсудилось освѣтить свои труды надлежащимъ свѣтомъ, если ему не угодно было взглянуть на свое твореніе съ надлежащей точки зрѣнія и покрыть его колоритомъ Пугачевшины и всѣхъ ужасовъ у сего страшнаго періода времени; то по долгу безпристрастія мы похваляемъ его за первый дѣльный, полезный трудъ, въ которомъ онъ сохранилъ все существенное, все то что Французы называютъ la chose. Добросовѣстно хваля трудолюбіе его, мы съ удовольствіемъ прибавимъ, что въ Исторіи Пугачевскаго бунта, мы нашли весьма не много ошибокъ, которыя по долгу критики замѣчаемъ, не въ судъ и осужденіе автору, а единственно для пользы наукъ, для его и общей пользы.

Стр. 2. На сей-то рѣкѣ (Яикѣ), говоритъ Г. Пушкинъ, въ XV столѣтіи, явились Донскіе Казаки.

Выписанное въ подтвержденіе, сего факта, изъ Исторіи Уральскихъ Казаковъ Г. Левшина (см. примѣ. 1. 3--8 стр.), долженствовало бы убѣдить Автора, что Донс. Казаки пришли на Ликъ въ XVI, а не XV столѣтіи, и именно, около 1584 года.

Вся первая глава, служащая введеніемъ къ Исторіи П. б., какъ краткая выписка изъ сочиненія Г. Левшина, не имѣла, какъ думаемъ, никакой нужды въ огромномъ примѣчаніи къ сей главѣ (26 стр. мелкой печати), которое составляетъ почти всю небольшую книжку Г. Левшина. Книжка эта не есть древность или такая рѣдкость, которой за деньги купишь нельзя; посему почтенный Авторъ, могъ -- и долженъ былъ, ограничишь себя однимъ указаніемъ, откуда первая глава имъ заимствована.

Стр. 16. Извѣстно, говоритъ Авторъ, что въ царствованіе Анны Іоанновны, Игнатій Некрасовъ успѣлъ увлечь за собою множество Донскихъ Казаковъ въ Турцію.

Некрасовцы бѣжали съ Дона на Кубань, въ царствованіе Петра Великаго, во время Буловинскаго бунта въ П08 году. См. Исторію Д. Войска, Исторію Петра Великаго Берхмана и другія.

Стр. 74. Атаманъ Ефремовъ былъ смѣненъ, а на его мѣсто избранъ Семенъ Силинъ. Послано повелѣніе въ Черкаскъ сжечь домъ Пугачева. Государыня не согласилась по просьбѣ начальства перенесть станицу на другое мѣсто, хотя бы и менѣе выгодное; она согласилась только переименовать Зимовейскую станицу Потемкинскую.

Въ 1772 году Войсковой Атаманъ Степанъ Ефремовъ, за недоставленіе отчетовъ объ израсходованныхъ суммахъ, былъ арестованъ и посаженъ въ крѣпость; вмѣсто его пожалованъ изъ старшинъ въ Наказные Атаманы Алексѣй Иловайскій. Силинъ не былъ Донскимъ Войсковымъ Атаманомъ. Изъ Донской Исторіи не видно, что бы правительство приказало сжечь домъ Пугачева; а видно только, что по прошенію Донскаго начальства, Зимовейская станица перенесена на выгоднѣйшее мѣсто, и названа Потемкинскою. См. Исторію Д. Войска стр. 88 и 124 части I.

Стр. 76. Авторъ не сличилъ показанія жены Пугачева съ его собственнымъ показаніемъ; явно, что свидѣтельство жены не могло быть вѣрно; -- она, конечно, не могла знать всего и конечно не все высказала, что знала. Собственное же признаніе Пугачева, что онъ скрывался въ Польшѣ, должно предпочесть показанію Станичнаго Атамана Трофима Ѳомина, въ которомъ сказано, что будто бы Пугачевъ, отлучаясь изъ дому въ разное время, кормился милостиною!! и въ 1771 былъ на Кумѣ.-- Но

Пугачевъ въ началѣ 1772 года, явился на Яикъ съ Польскимъ фальшивымъ паспортомъ, котораго онъ на Кумѣ достать не могъ.

На Дону по преданію извѣстно, что Пугачевъ до семи-лѣтней войны промышлялъ по обычаю предковъ на Волгѣ, на Кумѣ и около Кизляра; послѣ первой Турецкой войны скрывался между Польскими и Глуховскими раскольниками. Словомъ, въ мирное время иногда приходилъ въ домъ свой на короткое время; а постоянно занимался воровствомъ и разбоемъ въ окрестностяхъ Донской земли, около Данкова, Таганрога и Острожска.

Стр. 92. Шигаевъ, думая заслужить себѣ прощеніе, задержалъ Пугачева и Хлопушу, и послалъ къ Оренбургскому Губернатору Сотника Логинова съ предложеніемъ о выдачѣ Самозванца. Но въ поставленномъ шутъ же подъ N 12 примѣчаніи, Авторъ говоритъ, что сіе показаніе Рычкова не вѣроятію; ибо Пугачевъ и Шигаевъ, послѣ бѣгства ихъ изъ подъ Оренбурга, продолжали дѣйствовать за одно.

Если показаніе Рычкова невѣроятно, то въ текстъ и не должно было его ставить; если же Шигаевъ, только въ крайнемъ случаѣ, въ самомъ дѣлѣ думалъ предать Пугачева, то это обстоятельство не мѣшало продолжать дѣйствовать за одно съ Пугачевымъ; ибо бѣда еще не наступила. Историку, конечно, показалось труднымъ сличать противорѣчащія показанія, и выводить изъ нихъ слѣдствія; но это его обязанность, а не читателей.

Стр. 97. "Уфа была освобождена. Михельсонъ ни гдѣ не останавливаясь, пошелъ на Тибинскъ, гуда послѣ Чесноковскаго дѣла, прискакали Ульяновъ и Чика. Тамъ они были схвачены казаками и выданы побѣдителю, который отослалъ ихъ скованныхъ въ Уфу." Въ примѣчаніи же 16-мъ (стр. 51.) принадлежащемъ къ сей V главѣ, сказано совсѣмъ другое, именно: "По своемъ разбитіи, Чика съ Ульяновымъ остановилися ночевать въ Богоявленскомъ мѣдноплавиленномъ заводѣ. Прикащикъ угостилъ ихъ, и напоивъ до пьяна, ночью связалъ и представилъ въ Тобольскъ. Михельсонъ подарилъ 500 рублей прикащиковой женѣ, подавшей совѣтъ напоить бѣглецовъ""

Мѣсто дѣйствія находилось въ окрестностяхъ Уфы; а по сему прикащикъ не имѣлъ нужды отсылать преступниковъ въ Тобольскъ, находящійся отъ Уфы въ 1145 верстахъ.

Стр. 100."Солдатамъ начали выдавать въ сутки только по четыре фунта муки, то есть, десятую часть мѣры обыкновенной."

Солдатъ получаетъ въ сутки два фунта муки, или по три фунта печенаго хлѣба. По означенной выше мѣрѣ выдетъ, что солдаты во время осады получали двойную порцію, или, что весь гарнизонъ состоялъ изъ 20 только человѣкъ. Тутъ что нибудь да не такъ.

Въ примѣчаніи 18, стр. 52 сказано, что оборона Яицкой крѣпости составлена по статьѣ, напечатанной въ Отечественныхъ запискахъ и но журналу Коменданта Полковника Симонова. Какъ авторъ принялъ уже за правило помѣщать вполнѣ всѣ акты, изъ которыхъ онъ что-либо заимствовалъ, то Журналъ Симонова, нигдѣ до сего не напечатанный, заслуживалъ быть помѣщеннымъ въ примѣчаніяхъ также вполнѣ, какъ Рычкова объ осадѣ Оренбурга, и Архимандрита Платона, о созженіи Казани.

Стр. 129. "Михельсонъ, оставя Пугачева вправѣ, пошелъ прямо на Казань, и 11 Іюля вечеромъ былъ уже въ пятнадцати верстахъ отъ нея.-- Ночью отрядъ его тронулся съ мѣста. Поутру, въ сорока пяти верстахъ отъ Казани, услышалъ пушечную пальбу...." Маленькой недосмотръ!

Стр. 155 и 156. Пугачевъ отдыхалъ сутки въ Сарептѣ, оттуда пустился внизъ къ Черному-Яру. Михельсонъ шелъ по его пятамъ. Наконецъ, 25-го Августа, на разсвѣтѣ онъ настигнулъ Пугачева въ ста пяти верстахъ отъ Царицина. Здѣсь Пугачевъ, разбитый въ послѣдній разъ, бѣжалъ, и въ семидесяти верстахъ отъ мѣста сраженія, переплылъ Волгу выше Черноярска.

Изъ сего описанія видно, что Пугачевъ переплылъ Волгу въ 175 верстахъ ниже Царицина; а какъ между симъ городомъ и Чернояромъ считается только 155 верстъ, то изъ сего выходитъ, что онъ переправился чрезъ Волгу ниже Чернояра въ 20 верстахъ.-- По другимъ извѣстіямъ, Пугачеву нанесенъ послѣдній ударъ подъ самымъ Царицинымъ, откуда онъ бѣжалъ по дорогѣ къ Чернояру, и въ сорока верстахъ отъ Царицина переправился черезъ Волгу, то есть, верстахъ въ десяти ниже Сарепты.

Къ VI главѣ 6 примѣчанія не достаетъ. См. І23 и 55 стр.

На картѣ не означено многихъ мѣстъ, и даже городовъ и крѣпостей. Это чрезвычайно затрудняетъ читателя.

Сіи немногіе недостатки, ни мало не уменьшаютъ внутренняго достоинства книги и если бы нашлось и еще нѣсколько ошибокъ, книга по содержанію своему всегда останется достойною вниманія публики. Въ недавнемъ еще времени сочинители жаловались на равнодушіе читателей, читатели съ большею справедливостію могли жаловаться на равнодушіе писателей. Одни Романы, Повѣсти и Сказки еще въ прошедшемъ годѣ занимали всѣхъ и каждаго.-- Съ удовольствіемъ можно теперь замѣтить, что въ теченіе послѣднихъ трехъ мѣсяцовъ истекшаго года, вышло нѣсколько историческихъ сочиненій, и ни одного почти Романа, кромѣ дѣятельнаго производства фабрики Орлова и комп. Сказанія Курбскаго, Исторія Донская, Исторія Армянская, Исторія Ойротовъ, Извѣстія о Волжскихъ Калмыкахъ, Записки о походѣ 1813, ода, Исторія Пугачевскаго бунта, Картина послѣдней съ Персіею войны и пр. пр. Замѣнятъ ли сіи важныя сочиненія убыль въ Романахъ, и будутъ ли они, вообще говоря, съ такою же благосклонностію приняты публикою; -- покажетъ время. Пріятное всегда предпочиталось полезному. Желательно, что бы почтенные писатели нашли столь же трудолюбивыхъ послѣдователей; желательно, что бы они нашли достаточное число такихъ читателей, которые иногда и полезное предпочитаютъ пріятному.

П. К.

"Сынъ Отечества и Сѣверный архивъ", No 1, 1835