Книговод

Календарь Стеббса или Роковые сапоги

Теккерей Уильям Мейкпис


   

У. М. ТЕККЕРЕЙ.

КАЛЕНДАРЬ СТЕББСА ИЛИ РОКОВЫЕ САПОГИ.

ЯНВАРЬ.

   Какой-то поэтъ замѣтилъ, что всякій, кто возьмется записывать, что случилось съ нимъ въ продолженіе всей жизни, непремѣнно составитъ хорошую книгу, хотя бы отъ рожденія до могилы онъ вовсе не испыталъ особенныхъ приключеній. Какъ же послѣ этого я, съ которымъ случились самыя разнообразныя, патетическія и безпримѣрныя происшествія,-- какъ же я не напишу поучительной и занимательной для публики книги?
   Я не хочу этимъ сказать, что я убивалъ львовъ или видѣлъ какія нибудь чудеса, путешествуя по пустынямъ Аравіи или въ Пруссіи, или что я былъ когда-то важнымъ бариномъ, на короткой ногѣ съ герцогами и придворными дамами, которыми, по требованіямъ моды, должны бы были ограничиваться мои воспоминанія. Я никогда не оставлялъ своего родного острова, Британіи, никогда не пускался въ длинныя разсужденія ни съ однимъ лордомъ, исключая ирландца, который жилъ въ нашемъ домѣ и забылъ заплатить за три недѣли за квартиру, -- но, несмотря на все это, въ теченіе моего существованія, говоря словами нашего безсмертнаго барда, я такъ былъ изъѣденъ блохами и клопами своенравной судьбы и сдѣлался примѣромъ такого упрямаго и необыкновеннаго несчастія, что читая мою біографію, даже камень затрепеталъ бы отъ сердечнаго умиленія, если бы у камня не было каменное же и сердце.
   Въ нижеслѣдующихъ страницахъ будутъ представлены публикѣ двѣнадцать случившихся со мною происшествій, по одному на каждый мѣсяцъ календаря; они содержатъ въ себѣ часть исторіи, смѣю увѣрить, добраго человѣка. Я не былъ мотомъ, какъ многіе изъ людей; я ни разу не обманулъ никого даже на шиллингъ, хотя я и одаренъ особенною тонкостію къ дѣлахъ и поспорю въ этомъ отношеніи съ кѣмъ угодно въ цѣлой Европѣ. Я никогда не оскорблялъ своего ближняго; напротивъ, во многихъ случаяхъ, когда я самъ терпѣлъ, я оказывалъ особенное участіе къ страждущимъ.
   Я происхожу изъ хорошей фамиліи, и, рожденный для богатства, отличаюсь веселымъ характеромъ; несмотря на то, я съ крайнею заботливостію и необычайнымъ усердіемъ копилъ и берегъ деньги, но и это не помѣшало мнѣ съ самого начала моего жизненнаго пути встрѣчаться съ такими сложными и мудреными неудачами, какія, конечно, и могли случиться только съ несчастнымъ Бобомъ Стёббсомъ,
   Бобъ Стёббсъ -- мое имя; въ карманѣ у меня нѣтъ ни шиллинга. Я получилъ патентъ на чинъ лейтенанта въ службѣ короля Георга и теперь.... но объ этомъ распространяться нечего, потому что это узнается само собою.
   Мой отецъ принадлежалъ къ суффолькскимъ Стёббсамъ и самъ былъ богатымъ джентльменомъ въ Бунгэ. Дѣдъ мой былъ уважаемый всѣми адвокатъ въ Бунгэ же и оставилъ папенькѣ хорошенькое имѣнье. Такомъ образомъ я бы долженъ былъ получать впослѣдствіи значительный доходъ и теперь могъ бы жать процентами съ своего капитала.
   Мои несчастія начались, можно сказать, за годъ до моего рожденія, когда папенька, будучи юношей и живя въ Лондонѣ съ тщетнымъ стремленіемъ изучить право, влюбился въ миссъ Смитъ, дочь лавочника, который не далъ за нею ни гроша и потомъ самъ обанкрутился. Отецъ мой женился на этой миссъ Смитъ и взялъ ее въ свою провинцію, гдѣ я узрѣлъ свѣтъ.
   Если бы я сталъ описывать первые годы моей юности, то вы стали бы надо мною смѣяться какъ надъ лжецомъ; но слѣдующее письмо, которое маменька писала къ своей подругѣ въ первый же годъ своей супружеской жизни, покажетъ вамъ, какова была, моя мать и что за человѣкъ былъ мой отецъ:

"Миссъ Юліи Гикксъ.

"Гресчёрчъ-Смит, въ Лондонѣ.

   "О, Элиза! твоя Сузанна счастливѣйшая женщина въ поднебесной. Мой Томасъ настоящій купидонъ! Онъ невысокъ ростомъ, не похожъ на гренадера какихъ я прежде воображала, мечтая о мужѣ; напротивъ, его можно назвать мухортикомъ, и при этомъ мнѣ вовсе не тяжело сознаться, что онъ немного косъ. Что за дѣло! Когда одинъ изъ его глазъ устремленъ на меня, а другой на мое дитя, то они блестятъ такою любовью, какой не въ состояніи описать мое слабое перо и которая не досталась въ удѣлъ никакой изъ женщинъ, кромѣ твоей счастливой Сузанны Стёббсъ. Если бы ты только видѣла моего милаго Томаса со мною и нашимъ маленькимъ Бобомъ, когда онъ возвращается съ охоты или съ поля и когда я сижу у него на одномъ колѣнѣ, дитя -- на другомъ, и онъ насъ заставляетъ прыгать! Мнѣ часто приходится сожалѣть, что тутъ не случится сэръ Іошуа или другой какой нибудь великій живописецъ, который бы списалъ эту группу, потому что нѣтъ на свѣтѣ привлекательнѣе зрѣлища, какъ видѣть вмѣстѣ три любящія другъ друга игривыя существа.
   "Мой ребенокъ -- прелестнѣйшее твореньице въ свѣтѣ: настоящій портретъ своего папа. Кормилица говоритъ, что съ лѣтами онъ отвыкнетъ коситься, и что волосы у него не будутъ такъ рыжи. Докторъ Бэтсъ такъ внимателенъ и искусенъ, какъ только можно желать. Со дня рожденія нашего бѣднаго ребенка онъ не зналъ покою ни одного дня и въ теченіе недѣли мѣнялъ лекарства отъ трехъ до четырехъ разъ. Какъ мы должны еще благодарить Бога, что это существо находится въ такомъ положеніи, какъ теперь! Бобъ очень счастливо перенесъ корь; потомъ у него были припадки грыжи, страшный коклюшъ, потомъ лихорадка и постоянная боль въ животикѣ, такъ что бѣдное дитя кричало съ утра до поздней ночи.
   "Но мой милый Томъ очень способенъ ухаживать за дѣтьми и сколько разъ онъ не спалъ вовсе изъ за ребенка! Онъ ходитъ съ ними по цѣлымъ часамъ взадъ и впередъ по комнатѣ и поетъ что-то въ родѣ пѣсенки (но у него, милашки, голосъ не сильнѣе, чѣмъ у самовара), покачиваетъ головою изъ стороны въ сторону, и тогда какой онъ смѣшной въ своемъ халатикѣ и колпакѣ! ты бы расхохоталась, если бы увидала его.
   "У насъ прекрасная нянька; она ирландка и любитъ ребенка почти такъ же, какъ мать.... впрочемъ, это невозможно... Она носитъ его гулять въ паркъ, и я рѣшительно не понимаю, почему Томасъ не можетъ ее терпѣть; онъ говоритъ, что она часто бываетъ пьяна, и притомъ, что она очень неопрятна, чего, впрочемъ, я Не замѣчала. Правда, что она не очень чистоплотна, и что отъ нея иногда несетъ водкой. Во что за дѣло! Всѣ эти маленькія неудобства дѣлаютъ родину еще привлекательнѣе. Если только подумать, у сколькихъ матерей нѣтъ вовсе нянекъ, у сколькихъ дѣтей нѣтъ докторовъ, то не нужно ли возблагодарить Бога, что Мэри Мэлоней нанялась у насъ, и что докторъ Бэтсъ обходится намъ только въ 47 фунтовъ? Какъ же долженъ быть боленъ ребенокъ, если на него выходитъ столько лекарства!
   "Всѣ эти милыя дѣти дорого стоятъ родителямъ. Представь только, Элиза, что мы переплатимъ за Мэри Мэлоней. Десять шиллинговъ въ недѣлю жалованья, къ обѣду, рюмку коньяку или можжевеловой водки, три бутылки въ день лучшаго портера мистера Трельза, что составляетъ въ недѣлю двадцать-одну бутылку, а въ одинадцать мѣсяцевъ, которые она у насъ прожила, девятьсотъ-девяносто бутылокъ. Потомъ, по счету доктора Бэтса -- отъ пяти до четырнадцати гиней, двѣ гинеи за крестины, двадцать гиней за завтракъ и балъ... Надо тебѣ сказать, что мы очень разсердили богатаго дядюшку Джона тѣмъ, что позвали его быть крестнымъ отцомъ, и что онъ долженъ быль подарить крестнику серебряный стаканъ. Онъ вычеркнулъ имя моего Томаса изъ духовнаго завѣщанія; а мистеръ Феркинъ былъ столько же обиженъ тѣмъ, что мы не позвали его въ крестные отцы; онъ не хочетъ даже вслѣдствіе этого говорить ни со мной, ни съ Джономъ.... Двадцать гиней за фланель, кружева, халатики, чепчики, свивальники и другія дѣтскія принадлежности, -- всего на триста фунтовъ въ годъ.
   "Но Томасъ надѣется много выручить съ своей арендной земли.
   "У насъ прекраснѣйшая дача, какую только можно себѣ представать: домъ со всѣхъ сторонъ окруженъ деревьями и лежитъ въ такомъ уединенномъ мѣстѣ, что, несмотря на то, что мы отъ Лондона только въ тридцати миляхъ, почта ходитъ къ намъ только разъ въ недѣлю. Дороги, надо признаться, ужасныя; теперь зима, и мы по колѣна тонемъ въ грязи и снѣгу. Но, Элиза, какъ мы зато счастливы!
   "Съ Томасомъ -- онъ, бѣдный, страдалъ сильными припадками ревматизма -- маленькимъ Бобомъ и нашимъ искреннимъ другомъ докторомъ Бэтсомъ, который пріѣзжаетъ издалека, чтобы навѣстить насъ, у насъ составляется, какъ ты можешь себѣ вообразить, пріятное, веселое общество, такъ что мы и не думаемъ объ удовольствіяхъ Рэнлэга.
   "Прощай -- мой маленькій зоветъ свою мама -- тысячу поцалуевъ отъ любящей тебя

"Сузанны Стёббсъ."

   Итакъ, вотъ въ чемъ дѣло! Счеты доктора, прелестная дача, 21 пинта портеру въ недѣлю лишили меня всего моего имѣнія.
   

ФЕВРАЛЬ.

   Я назвалъ эту главу февралемъ, принимая въ соображеніе свои несчастія, которыя вы не замедлите узнать, такъ какъ январь, заключая въ себѣ Святки и праздникъ Крещенія, напоминаетъ первые четыре года жизни мальчика. Потомъ наступаетъ мрачный февраль, а съ нимъ и дни работы, когда люда заботятся о томъ, чтобы выручить денегъ, лишь только увеселенія новаго года, напоминающія наше дѣтство, прекратились.
   Теперь приходитъ мнѣ въ голову и тотъ первый день февраля, когда я вышелъ изъ родительскаго дома и поступилъ въ школу Свиштэля.
   Тамъ началъ я сидячую и полную лишеній жизнь, которую потомъ велъ постоянно. Матушка на прощанье дала мнѣ восемнадцать пенсовъ! Бѣдная! мнѣ казалось, что у нея сердце такъ и надрывается, когда она меня цаловала и испрашивала у Бога для меня благословенія. Кромѣ этого, у меня, былъ маленькій капиталецъ, скопленный мною въ продолженіе года. Я разскажу вамъ, какъ я достигъ этого. Если мнѣ случалось гдѣ нибудь увидѣть шесть грошей или копеекъ, то я всегда бралъ одну изъ монетъ себѣ. Если меня потомъ спрашивали объ этомъ, то я признавался, что взялъ, и возвращалъ монету. Если же никто не замѣчалъ пропажи, я не говорилъ ни слова; да и для чего говорить въ подобныхъ случаяхъ? Тѣ, которые не замѣчаютъ потери, въ сущности ничего не теряютъ.
   Итакъ, кромѣ восемнадцати пенсовъ, данныхъ мнѣ матерью, у меня была собственная сумма въ три шиллинга. Въ школѣ меня прозвали мѣнялой, потому что у меня въ карманѣ всегда было много мелкой монеты.
   Даже во всякой приготовительной школѣ смышленый мальчикъ съумѣетъ себя очень порядочно обставить, и можно быть увѣрену, что я въ этомъ случаѣ не дѣлалъ промаховъ. Я никогда не ссорился и не дрался, я никогда не сидѣлъ на лавкѣ ни слишкомъ высоко, ни слишкомъ низко по успѣхамъ, и между тѣмъ никто не былъ такъ уважаемъ, какъ я, -- а почему? потому, что у меня всегда были деньги. Другіе мальчики проматывали все, что у нихъ было, въ первые же два дня, и въ это время, какъ само собою разумѣется, они угощали меня пирожками и карамельками. Мнѣ не нужно было тратить собственныхъ денегъ, а между тѣмъ я видѣлъ со всѣхъ сторонъ самое усердное подчиванье. Потомъ, когда черезъ недѣлю у нихъ не оставалось ни копейки денегъ, и какъ въ продолженіе полу-года у нихъ не было въ виду ничего, кромѣ трехъ пенсовъ еженедѣльнаго дохода, что мнѣ оставалось дѣлать? Я сознаюсь съ гордостію, что каждую недѣлю половина карманныхъ денегъ, которыя получались воспитанниками школы Свиштэля, поступала въ мой карманъ. Напримѣръ: Тому Гикксу захотѣлось пряника -- у кого нашлись на это деньги? разумѣется, у Боба Стёббса.
   -- Гикксъ, говорилъ я обыкновенно: -- я тебѣ куплю пряниковъ на полтора пенса, если ты мнѣ въ будущую субботу отдашь три пенса.
   Онъ соглашался, и если по наступленіи субботы онъ не могъ мнѣ отдать болѣе полутора пенсовъ, то отдавалъ три пенса и слѣдующую за тѣмъ субботу. Я разскажу вамъ про обороты цѣлаго полугодія. Я далъ одному товарищу, по имени Дикку Бунтингу, въ первую субботу полтора пенса, съ тѣмъ, чтобы онъ мнѣ возвратилъ три черезъ недѣлю. Онъ могъ мнѣ всякую недѣлю платить только половину, и такимъ образомъ я впродолженіе двадцати-трехъ недѣль получалъ по полтора пенса, что составитъ всего два шиллинга десять съ половиною пенсовъ. Но Динкъ Бунтингъ былъ не совсѣмъ честный человѣкъ, потому что, несмотря на то, что я былъ такъ добръ, что ждалъ на немъ деньги двадцать-три недѣли, -- настали каникулы, онъ мнѣ все еще былъ долженъ три пенса. Зато онъ, по прошествіи шести недѣль вакацій, согласно съ существующими на сей предметъ правилами, долженъ былъ заплатить шестнадцать шиллинговъ, которые наросли въ мою пользу, а именно:
   

шилл.

пенс.

   въ первую недѣлю три пенса составили

6

   во вторую --

1

--

   въ третью --

2

--

   въ четвертую --

4

--

   въ пятую --

8

--

   въ шестую --

16

--

   Что можетъ быть справедливѣе этого? однако, Бунтингъ, по возвращеніи -- можете себѣ представить!-- вздумалъ предлагать мнѣ только полтора пенса... низкій, подлый мальчишка!
   Впрочемъ, я успѣлъ помочь горю. Онъ промоталъ свои деньги въ первыя двѣ недѣли, и тогда я снова забралъ его въ свои руки. Онъ принужденъ былъ не только заплатить мнѣ пенсъ за пенсъ, но обязался отдавать мнѣ за завтракомъ четверть своего бутерброта, а за ужиномъ -- четвертую же часть своего сыру. И такимъ образомъ, по прошествіи полугода, я получилъ отъ него серебряный ножикъ для фруктовъ, готовальню и прекрасный шитый серебромъ жилетъ, въ которомъ я съ гордостію отправился домой, а что еще лучше -- въ карманахъ этого жилета было: три золотыя гинеи, пятнадцать шиллинговъ, ножикъ и штопоръ, который я получилъ съ другого ученика. Не правда ли, что все это были хорошіе проценты на двѣнадцать шиллинговъ, которые у меня были за годъ назадъ?
   Сколько разъ я умолялъ судьбу послать мнѣ вторично подобный же случай; но нѣтъ! теперь люди сдѣлались скупѣе, чѣмъ были въ очаровательные годы давно минувшей юности.
   Такимъ образомъ, я отправился домой въ своемъ новомъ жилетѣ, сіяя какъ павлинъ, и когда я отдалъ отцу штопоръ, прося принять оный, какъ эдакъ моей любви, то мать моя залилась слезами стала цаловать и обнимать меня такъ нѣжно, что чуть не задушила своего дѣтища.
   -- Честь я слава тебѣ, чести и слава тебѣ, повторяла она: -- что ты думаешь о своемъ отцѣ. А гдѣ ты купилъ этотъ штопоръ, Бобъ?
   -- Эхъ, матушка, отвѣчалъ я:-- гдѣ бы ни купилъ, да купилъ на собственныя, скопленныя денежки!
   Пока я говорилъ это, матушка смотрѣла съ улыбкой на батюшку; ея глаза были полны слезъ; она взяла меня за руку и подвела къ отцу.
   -- Ну, не правда ли, славный мальчикъ? сказала она: -- а всего вѣдь девять лѣтъ ему.
   -- Дѣйствительно, онъ хорошій мальчикъ, Сузанна, отвѣчалъ батюшка.-- Благодарствуй, сынокъ! Вотъ возьми крону въ замѣнъ своего штопора, которымъ мы сейчасъ лихо откупоримъ бутылочку, прибавилъ батюшка и сдержалъ слово.
   Я всегда пилъ хорошее вино, хотя, по чувству похвальнаго самоотверженія, никогда не держалъ его въ своемъ погребѣ; въ эту же ночь я порядочно понатянулся, потому что родители мои, обрадовавшись, штопору, чудо какъ разщедрились. Лучше же всего было то, что штопоръ мнѣ обошелся только въ три пенса, которые не могъ заплатить мнѣ мой товарищъ.
   Когда я увидалъ, что въ эту игру мнѣ повезло, то сдѣлался очень щедръ къ своимъ родителямъ, которые понимали, какъ полезно развивать въ дѣтямъ чувство великодушія. Я подарилъ матушкѣ, хорошенькій, мѣдный наперстокъ, а они мнѣ -- полъ гинеи. Потомъ я поднесъ ей прекрасную книжку для иголокъ, которую сдѣлалъ собственными руками изъ пиковаго туза, взятаго изъ взявшейся у насъ въ домѣ колоды, картъ, потомъ велѣлъ нашей служанкѣ Сэлли обтянуть книжку кускомъ розоваго атласа, подареннымъ ей маменькою, а листы въ книжкѣ, очень мило мною разрисованной, я сдѣлалъ изъ фланели, которую я когда-то носилъ, страдая жабою.
   Отъ фланели пахло нѣсколько камфарой, но книжка вообще была очнь мила и матушка такъ обрадовалась ей, что ѣздила нарочно въ Лондонъ и привезла мнѣ шляпу съ галунами. Потомъ я купилъ батюшкѣ фарфоровую ступку для табаку; но, къ несчастію, батюшка не былъ такъ щедръ, какъ матушка и я самъ, потому что онъ только громко захохоталъ: и не далъ мнѣ даже и кроны, которой я отъ него навѣрное ожидалъ.
   -- Я тебѣ на этотъ разъ ничего не дамъ; Бобъ, сказалъ онъ:-- потому что я не желалъ бы; чтобы ты дѣлалъ такіе дорогіе подарки.
   Дорогіе подарки! вотъ выдумалъ! Куда я не люблю скупыхъ людей!
   Теперь я долженъ сказать нѣчто шитомъ серебряномъ жилетѣ, который данъ мнѣ Бунтингомъ.
   Матушка спросила меня о жилетѣ и я сказалъ ей всю правду, что онъ былъ подаренъ мнѣ однимъ мальчикомъ, за оказанныя мною ему немаловажныя услуги. Что же она сдѣлала? она написала къ нему письмо, когда я опять возвращался въ школу, благодарила его за внимательность къ своему милому сыну и послала шиллингъ доброму, благородному мальчику, который подарилъ будтобы мнѣ жилетъ.
   -- Что это за жилетъ? спросилъ меня докторъ.-- Кто тебѣ подарилъ его?
   -- Бунтингъ, отвѣчалъ я.
   -- Позвать, Бунтинга.
   Маленькій негодяй явился, можете себѣ представить, и заливаясь слезами, разсказалъ, что жилетъ этотъ ему дала его мать, и что онъ долженъ былъ отдать его ростовщику-мѣнялѣ, какъ назвалъ меня негодный Бенгель. Потомъ сказалъ онъ, что за полтора пенса онъ долженъ былъ заплатить, мнѣ три, какъ будто -- отъявленный плутишка -- его принуждалъ кто-нибудь занимать три пенса, что я такимъ же, образомъ надувалъ и другихъ товарищей, и что изъ двѣнадцати шиллинговъ я сколотилъ себѣ не менѣе четырехъ гиней.
   Я едва въ состояніи описать удивительную сцену, которая за тѣмъ послѣдовала. Ученики были созваны, моя записная книга была вытащена изъ шкафа, чтобы служить доказательствомъ, сколько отъ каждаго получено: мною денегъ и всѣ эти деньги была розданы имъ до копейки.,
   Докторъ взялъ и тѣ тридцать шиллинговъ, которые подарены были мнѣ родителями, сказалъ, что онъ отдастъ ихъ въ пользу бѣдныхъ, и потомъ, произнеся къ ученикамъ длинную рѣчь о скупости и лихоимствѣ, онъ прибавилъ:
   -- Сними свой сюртукъ, Стёббсъ, и отдай Бунтингу жилетъ.
   Я стоялъ безъ сюртука и жилета передъ презрительно улыбающимися товарищами и хотѣлъ было надѣть снять сюртукъ, но докторъ остановилъ меня.... Меня высѣкли, сэръ, жестоко высѣкли.
   О, мщеніе! Я, Робертъ Стёббсъ, всегда поступавшій такъ основательно, будучи десяти лѣтъ отъ роду, испыталъ телѣсное наказаніе! Хотя февраль самый короткій мѣсяцъ въ году, но онъ до сихъ поръ не выходитъ у меня изъ головы.
   

МАРТЪ.

   Когда матушка услыхала о постигшемъ меня несчастіи, то хотѣла жаловаться на нашего доктора или по крайней мѣрѣ выцарапать ему глаза, тогда какъ, по добротѣ своей, она неспособна была выцарапать глаза даже и блохѣ, если требовалась защита ея собственной личности, и рѣшилась взять меня изъ школы, въ которой такъ недостойно было поступлено со мною.
   Батюшка, впрочемъ, оказалъ при этомъ случаѣ необычайную строгость, утверждалъ, что меня наказали подѣломъ, что я долженъ оставаться въ школѣ и прислалъ даже старому Свиштэлю, за данный мнѣ урокъ, двухъ фазановъ.
   Старикъ пригласилъ меня къ обѣду на этихъ фазановъ и, разрѣзывая ихъ, держалъ довольно интересную рѣчь насчетъ превосходныхъ качествъ моихъ родителей, а также насчетъ принятаго намѣренія быть ко мнѣ еще внимательнѣе. если я позволю себѣ подобную же продѣлку. Такимъ образомъ, я рѣшительно принужденъ былъ прекратить выдачу взаймы денегъ, потому что докторъ объявилъ что мальчикъ, который дастъ взаймы, получитъ столько-то розогъ, а который возьметъ -- столько-то; противъ такого аргумента спорить было нечего, и я предвидѣлъ свое окончательное раззореніе. Я никогда не сидѣлъ слишкомъ высоко въ школѣ, потому что никогда не могъ дойти въ латинской грамматикѣ далѣе propria quae maribus, вообще понималъ очень немногое изъ того, что училъ; но, по причинѣ моихъ уже довольно зрѣлыхъ лѣтъ, большого роста, а главное -- вслѣдствіе просьбъ матушки, я сталъ пользоваться преимуществами большихъ и подучилъ позволеніе въ свободные дни ходить въ городъ. Выходя, такимъ образомъ, изъ школы, мы являлись страшными щеголями. Я совершенно хорошо помню свой тогдашній костюмъ: сюртукъ перечнаго цвѣта, бѣлый вышитый у кармановъ жилетъ, кружевная манишка, штаны до колѣнъ и изящные бѣлые бумажные или шолковые чулки. И это уже было довольно великолѣпно; но я не былъ удовлетворенъ и хотѣлъ еще пріобрѣсти себѣ пару-сапоговъ, въ школѣ было всего три ученика, у которыхъ были сапоги, и я съ ума сходилъ отъ желанія имѣть такіе же.
   Когда я написалъ насчетъ сапоговъ къ батюшкѣ, онъ не хотѣлъ и слышать объ этомъ, а три гинеи, которыя нужны были для покупки пары, составляли слишкомъ большую сумму для того, чтобы матушка могла удѣлить ихъ изъ своихъ расходныхъ денегъ или я могъ выплатить ихъ при теперешнемъ скудномъ состояніи моей кассы; впрочемъ, потребность сапоговъ и ощущалъ такъ сильно, что рѣшился, несмотря ни на что, достать ихъ.
   Въ то время въ нашемъ городкѣ поселился сапожникъ-нѣмецъ, который впослѣдствіи завелся собственностію въ самомъ Лондонѣ.
   Я рѣшился выманить у него какъ нибудь сапоги, въ надеждѣ, что черезъ годъ или черезъ два я оставлю школу, и что тогда можно будетъ не обращать вниманія на его преслѣдованія, или, наконецъ, выпросить денегъ у матушки и заплатить ему.
   Я былъ у этого значительнаго во мнѣніи моемъ мужа -- его звали Штифелькиндъ -- и онъ снялъ съ меня мѣрку.
   -- Вы слишкомъ еще молоды, кажется, чтобы носить сапоги, замѣтилъ онъ.
   -- Это ужь мое дѣло, любезный, а не твое! отвѣчалъ я.-- Хочешь, давай сапоги, хочешь -- нѣтъ! Но когда ты говоришь съ человѣкомъ моего званія, будь учтивъ.
   При этомъ я произнесъ нѣсколько рѣзкихъ выраженій, чтобы убѣдить его въ значительности моей особы.
   Все это имѣло желаемый успѣхъ.
   -- Постойте, сэръ, сказалъ онъ: -- у меня есть прекрасная пара сапоговъ, которая вамъ будетъ впору.
   И онъ принесъ мнѣ дѣйствительно самые изящные сапоги, какіе мнѣ когда либо случалось видать.
   Онѣ были сдѣланы для высокороднаго мистера Стиффнея; сказалъ онъ: -- что еще служить въ гвардіи, но были ему малы.
   -- Ахъ, въ самомъ дѣлѣ! вскричалъ я.-- Стиффней мнѣ родня. Ну, а что, старый плутъ, ты намѣренъ просить за эти сапоги?
   -- Три фунта, отвѣчалъ онъ.
   -- Это безсовѣстно дорого, сказалъ я: -- но какъ тебѣ придется долго дожидаться своихъ денегъ, то оно на то же и найдетъ.
   Сапожникъ взглянулъ на меня съ безпокойствомъ и приготовился произнести рѣчь.
   -- Сэръ, я не могу ихъ отдать безъ....
   Но мнѣ пришла въ эту минуту въ голову счастливая мысль, и я прервалъ его.
   -- Сэръ, что за сэръ, не называй меня сэромъ; сними сапоги съ меня, и знай, что когда ты говоришь съ дворяниномъ, то не называй его сэромъ!
   -- Прошу тысячу извиненій, милордъ, отвѣчалъ онъ:-- если бы я зналъ, что вы изволите быть лордомъ, то я не сталъ бы называть васъ сэромъ. Какъ мнѣ записать у себя въ книгѣ вашу фамилію?
   -- Мою фамилію? ну, разумѣется, лордъ Корнваллисъ! отвѣчалъ я съ важностію, уходя въ сапогахъ.
   -- А какъ я долженъ поступить съ башмаками милорда?
   -- Хранить ихъ, пока я не пришлю за ними, сказался, потомъ снисходительно поклонился ему и вышелъ изъ лавки, пока нѣмецъ завертывалъ мои башмаки въ бумагу.

-----

   Я не сталъ бы разсказывать эту исторію, если бы вся моя жизнь не вращалась около этихъ проклятыхъ сапоговъ.
   Съ гордостію павлина я возвратился въ школу и успѣлъ объяснить своимъ товарищамъ, что я на чистыя деньги пріобрѣлъ эту великолѣпную принадлежность моего туалета.
   Но вотъ, въ одинъ изъ злополучныхъ понедѣльниковъ, которому подобныхъ я и не помню, утромъ, въ то время, какъ мы играли въ рекреаціонной залѣ, я увидалъ, что толпа мальчиковъ окружила кого то; я задрожалъ отъ страху, узнавъ, что это былъ Штифелькиндъ. Что заставило его притти? Онъ говорилъ громко и какъ будто сердился. Я тотчасъ бросился въ классъ и, оперши голову на руки, принялся читать съ такимъ усердіемъ, какъ будто этимъ разрѣшался для меня вопросъ о жизни или смерти.
   -- Мнѣ нужно видѣть лорда Корнваллиса, говоритъ ужасный сапожникъ.-- Его свѣтлость принадлежитъ, сколько мнѣ извѣстно, къ этой достопочтенной школѣ, потому что я видѣлъ его вчера въ церкви съ другими учениками.
   -- Какого лорда?
   -- Ну, разумѣется, лорда Корнваллиса. довольно тучнаго джентльмена, съ рыжими волосами; онъ еще немного косъ и всегда страшно бранится.
   -- Здѣсь нѣтъ лорда Корнваллиса, отвѣчалъ одинъ изъ мальчиковъ.
   И потомъ настала пауза.
   -- Постойте, знаю! вскричалъ ненавистный Бунтингъ:-- это долженъ быть Стёббсъ!
   И всѣ закричали: "Стёббсъ! Стёббсъ!", въ то время, такъ я былъ погруженъ въ чтеніе и не слыхалъ, что вокругъ меня происходило.
   Наконецъ двое изъ большихъ товарищей ворвались ко мнѣ въ классъ, схватили меня за руки и вытащили на сцену, прямо противъ сапожника.
   -- Этотъ самый. Извините, что я обезпокоилъ вашу свѣтлость, сказалъ, онъ.-- Я принесъ башмаки, которые вы изволили оставить у меня.... посмотрите: съ того самого дня, какъ вы надѣли мои сапоги, башмаки эти все хранились въ бумагѣ.
   -- Башмаки, любезный? отвѣчалъ я:-- да я въ первый разъ вижу твою физіономію.
   Я зналъ, что больше мнѣ не оставалось ничего говорить.
   -- Клянусь честью джентльмена, что я его въ глаза не видалъ, прибавилъ я, обращаясь къ товарищамъ.
   Они были довольно легковѣрны, и если бы дѣло приняло оборотъ въ мою пользу, то вѣрно человѣкъ пятьдесятъ напали бы на Штифелькинда и приколотили бы его порядаомъ.
   -- Постойте, скрылъ вдругъ Бунтингъ: -- рукавицы у насъ за-поясомъ, а мы другихъ ищемъ: посмотримъ на башмаки. Если они ему впору, то сапожникъ правъ.
   Они оказалась мнѣ впору, и кромѣ того въ нихъ написана была довольно красиво фамилія; "Стёббсъ".
   -- Такъ это не лордъ? сказалъ Штифелькиндъ: -- а мнѣ, простаку, и не пришло въ голову заглянуть въ башмаки, которые столько времени стояли у меня завернутые къ бумагу.
   При этомъ, съ каждымъ словомъ, онъ болѣе и болѣе раздражался и наконецъ началъ произносить въ такомъ изобиліи англо-нѣмецкія крупныя выраженія что товарищи мои подняли кругомъ неистовый хохотъ.
   Во время этого смятенія явился Свиштэль и спросилъ о причинѣ шума.
   -- Это, изволите видѣть, сэръ, лордъ Корнваллисъ, отвѣчали ученики: -- лордъ Корнваллисъ, который торгуется съ своимъ сапожникомъ о парѣ сапоговъ.
   -- Ахъ, сэръ, отвѣчалъ я:-- разумѣется, я въ шутку назвался лордомъ Корнваллисомъ.
   -- Въ шутку! а гдѣ сапоги? а гдѣ деньги? заплатили ли вы мнѣ по счету?
   Мои прекрасные сапоги были принесены, а Штифелькиндъ вытащилъ счетъ, который достигалъ до четырехъ гиней.
   -- Вы были очень глупы, сэръ, отвѣчалъ докторъ, бросивъ на сапожника строгій взглядъ: -- вы были очень глупы, если допустили мальчика выдать себя за лорда, но въ то же время довольно плутоваты, чтобы выставить въ счетѣ двойную цѣну за вещь. Возьмите назадъ свои сапоги, сэръ; я не заплачу ни копейки по вашему счету, а вы, слѣдовательно, ни копейки по оному не получите... ясно? Что касается до тебя, сэръ, -- до тебя, вертопрахъ и обманщикъ, то я тебя не буду сѣчь, какъ въ первый разъ, а отошлю тебя домой. Ты не достоинъ того, чтобы быть товарищемъ порядочныхъ мальчиковъ.
   -- Нельзя ли намъ его выкупать передъ тѣмъ, какъ онъ уйдетъ? шепнулъ глухой голосишко.
   Докторъ значительно улыбнулся и оставилъ классъ, изъ чего мальчики заключили, что они вправѣ привести свое намѣреніе въ исполненіе.
   Они схватили меня вслѣдъ за тѣмъ и потащили къ насосу, изъ котораго обливали меня до тѣхъ поръ, что я чуть не умеръ, а чудовище Штифелькиндъ спокойно смотрѣлъ на всю эту операцію.
   Наконецъ, видно, доктору пришло на мысль, что на меня потрачено уже довольно много воды: онъ зазвонилъ въ колокольчикъ, и товарищи должны были выпустить меня.
   Когда я наконецъ привсталъ, испуская потоки воды, Штифелькиндъ подошелъ ко мнѣ.
   -- Ну, милордъ вы заплатили за сапоги частицу, а не всю сумму. Заранѣе говорю вамъ, что онѣ будутъ преслѣдовать васъ въ продолженіе всей вашей жизни.
   Съ этими словами онъ ушелъ.
   

АПРѢЛЬ.

   Послѣ этой исторіи я, разумѣется, оставилъ негодную школу и нѣкоторое время пробылъ дома съ родителями. Мое воспитаніе было окончено; по крайней мѣрѣ, мы съ матушкой были того мнѣнія, и съ самого отрочества моего до юношества, которое начинается съ шестнадцатилѣтняго возраста и можетъ быть сравнено съ апрѣлемъ мѣсяцемъ, когда наступаетъ настоящая весна,-- итакъ, съ четырнадцати до семнадцати лѣтъ я оставался дома, не дѣлалъ ровно ничего, къ чему я отличался постоянною способностію, былъ идоломъ матушки, которая въ спорахъ съ батюшкой всегда принимала мою сторону, и аккуратно расхищалъ домашнюю хозяйственную кассу для полученія карманныхъ денегъ.
   Бѣдная матушка! такими, средствами я пріобрѣталъ безъ вѣдомо ея по нѣскольку гиней и былъ въ состояніи порядочно франтить.
   Батюшка вздумалъ было около этого времени отдать меня въ ученье къ купцу или заставить заниматься какимъ нибудь ремесломъ, но матушка и я объявили единогласно, что я рожденъ джентльменомъ, а не ремесленникомъ, и что армія представляетъ единственное приличное мнѣ положеніе.
   Тогда всякій дѣлался солдатомъ, потому что французская война только что начиналась и весь нашъ край былъ наполненъ милиціонными полками.
   -- Мы дадимъ ему патентъ въ какой нибудь пѣхотный полкъ, сказалъ батюшка:-- потѣму что состояніе наше не позволяетъ намъ открыть ему болѣе завидную каррьеру; пусть его уже собственною храбростію прокладываетъ себѣ дорогу,-- и батюшка смотрѣлъ при этомъ на меня съ нѣсколько-презрительною миною. какъ будто желая показать, что онъ сомнѣвается, чтобы я достигъ чего нибудь такимъ опаснымъ путемъ.
   Надобно было слышать вопли матушки, когда онъ объявилъ ей хладнокровно, что я отправляюсь на воййу.
   -- Какъ? ты хочешь послать его въ бурное море, чтобы онъ потерпѣлъ кораблекрушеніе, или выступилъ на землю только для того, чтобы драться съ злыми французами, -- чтобы онъ былъ раненъ, или, можетъ быть, у....у....битъ! О, Томасъ, Томасъ! неужели ты хочешь погубить и меня и сына?
   За этимъ слѣдовала сообразная съ обстоятельствами сцена, окончившаяся тѣмъ, что матушка одержала верхъ, и было рѣшено, что я поступлю въ милицію;
   Отчего же и нѣтъ? Мундиръ былъ такъ же. красивъ, а опасность и вполовину не такая, какъ въ армія.
   Итакъ, я поступалъ въ нордъ-бунгейскую милицію, а съ тѣмъ вмѣстѣ и на поприще общественной жизни.
   Я не былъ вовсе хорошъ собой, это я знаю; но было же во мнѣ что нибудь замѣчательное, безъ всякаго сомнѣнія, потому что дѣвицы, говоря со мною, всегда хохотали, а мужчины сердились: она называли меня плюгавымъ, косымъ, кривоногимъ, рыжимъ, вѣроятно, досадуя на мои успѣхи и горячо ненавидя меня.
   И теперь они продолжаютъ свои упреки, хотя я уже давно пересталъ волочиться, но въ апрѣлѣ моей жизни, въ лѣто отъ P. X. 1791 или около этого времени, когда мнѣ больше нечего было дѣлать и я не думалъ объ улучшеніи своего положенія, я совершалъ въ этомъ отношеніи много похвальнаго.
   Впрочемъ, я не былъ влюбчивъ и безразсуденъ какъ большая часть молодыхъ людей.
   Не думайте также, чтобъ я гонялся за красотой. Вовсе нѣтъ. Хорошій характеръ въ моихъ глазахъ тоже не былъ необходимостію: я не боялся дурного характера въ женщинѣ, потому что надѣялся усмирятъ даже самую упрямую. Я расчитывалъ только на то, чтобы сдѣлать шагъ впередъ въ свѣтѣ. Разумѣется, я не искалъ и противной женщины или какой нибудь фуріи нравомъ, и если бы мнѣ представился случай, то я не отказался бы взять хорошенькую, добренькую дѣвушку съ порядочнымъ приданымъ, какъ поступилъ бы всякій благомыслящій человѣкъ.
   Въ нашемъ краю были въ то время двѣ невѣсты съ состояніемъ: миссъ Магдалена Крётти, имѣвшая двѣнадцать тысячъ фунтовъ и, надо отдать ей справедливость, пребезобразная собой, -- и миссъ Мери Уотерзъ -- прелестное, воздушное, пухленькое, улыбающееся, румяное златокудрое существо,-- только съ десятью тысячами фунтовъ.
   Мери Уотерзъ жила у своего дяди, доктора, съ помощію котораго я увидѣлъ свѣтъ Божій и которому она была поручена, оставшись сиротою. Матушка была такъ привязана къ Бэтсу и малюткѣ Мери, что оба сначала безвыходно были въ нашемъ домѣ, и я привыкъ называть Мэри своей женой, когда я только что выучился говорить, а она едва начинала ходить. Сосѣди увѣряли, что на насъ отрадно смотрѣть, когда мы вмѣстѣ.
   Когда же братъ ея, служившій лейтенантомъ на остъ-индскомъ кораблѣ, былъ произведенъ въ капитаны и далъ ей, когда ей было едва ли и десять лѣтъ, пять тысячи фунтовъ и еще обѣщалъ дать, столько же, то родители мои стали о чемъ-то поговаривать съ докторомъ, покачивали головами и улыбались, а насъ съ Мери чаще уставляли вдвоемъ и пріучали ее называть меня своимъ маленькимъ мужемъ, что ею исполнялось; такимъ образамъ дѣло это считалось рѣшеннымъ.
   Она, дѣйствительно, необыкновенно любила меня.
   Кто же послѣ этого найдетъ меня корыстолюбивымъ? Хотя у миссъ Крётти было двѣнадцать тысячи фунтовъ, а у Мери только десять тысячь -- пять на рукахъ и пять, какъ говорится, на трубѣ,-- я все-таки придерживался, Мери. Само собою разумѣется, что миссъ Крётти ненавидѣла миссъ Уотерзъ, и, хотя она твердила всѣмъ о своемъ богатствѣ, но, несмотря на ея двѣнадцать тысячъ фунтовъ, къ ней никто не являлся съ претензіей на ея руку и сердцѣ.
   Я, впрочемъ, былъ къ ней внимателенъ, потому что это ни въ какомъ случаѣ не мѣшаетъ; Мери же сначала смѣялась надъ моею короткостію съ миссъ Крётти, а потомъ стала отъ этого плакать. Наконецъ я рѣшился положить предѣлъ подобнымъ сценамъ.
   -- Мери, сказалъ я:-- ты знаешь, что моя любовь къ тебѣ безкорыстна, я тебѣ вѣренъ, несмотря на то, что у миссъ Крётти больше денегъ, чѣмъ у тебя. Не выходи же изъ себя, если я буду по прежнему вѣжливъ съ нею, потому что ты очень хорошо знаешь, что мое сердце и мое обѣщаніе принадлежатъ тебѣ.
   Впрочемъ, сказать вамъ всю правду, я держался въ этомъ случаѣ той истины, что не мѣшаетъ натягивать на лукъ, вмѣсто одной, двѣ струны.
   "Кто знаетъ!-- думалъ я,-- можетъ быть, Мери умретъ, и тогда куда дѣнутся мои десять тысячъ фунтовъ?"
   Я продолжалъ быть внимательнымъ къ миссъ Крётти, и это, несомнѣнно, къ счастію моему, потому что когда мнѣ минуло двадцать, а Мери восемнадцать лѣтъ, пришло извѣстіе, что капитанъ Уотерзъ, со всѣми своими деньгами, на возвратномъ пути въ Англію, былъ взять въ плѣнъ, вмѣстѣ съ кораблемъ, французскимъ корсаромъ, и такимъ образомъ Мери, вмѣсто десяти тысячъ, осталась только при пяти тысячахъ фунтовъ, что между нею и миссъ Крётти составляло ежегодной разницы не менѣе Трехъ-сотъ-пятидесяти фунтовъ.
   Я получилъ это извѣстіе уже по прибытіи на службу въ нордъ-бунгейскую милицію подъ начальство полковника Кроу: можно себѣ представить, что почувствовалъ при этомъ молодой человѣкъ, поступающій въ дорогой полкъ,-- человѣкъ, которому надо было еще расплатиться за мундиры и разныя служебныя принадлежности и въ то же время поддерживать свою роль въ свѣтѣ.
   "-- Мой милый Робертъ -- писала ко мнѣ миссъ Уотерзъ -- будетъ, безъ сомнѣнія, жалѣть о потерѣ моего любезнаго брата, но никакъ не о деньгахъ, которыя этотъ добрый, великодушный человѣкъ мнѣ обѣщалъ. У меня все еще есть пять тысячъ фунтовъ, а съ этими деньгами и съ твоимъ маленькимъ состояніемъ (у меня была тысяча фунтовъ, отданная взаймы по пяти процентовъ) мы можемъ быть счастливы и довольны какъ никто."
   Вотъ прекрасно: счастливы и довольны! Развѣ я не зналъ, какъ отецъ мой перебивался, получая по триста фунтовъ въ годъ, и какъ при этомъ онъ едва могъ удѣлять мнѣ по сту фунтовъ, лишая себя даже необходимаго.
   Я рѣшился: немедленно сѣлъ къ почтовую карету и поспѣшилъ въ деревню, разумѣется, къ мистеру Крётти. Онъ жилъ рядомъ съ докторомъ Бэтсомъ, но у послѣдняго мнѣ нечего было дѣлать.
   Я нашелъ Магдалэну въ саду.
   -- О, небо! мистеръ Стёббсъ! вскричала она, когда я предсталъ предъ нею въ своемъ новомъ мундирѣ:-- я рѣшительно не ожидала увидать такого прекраснаго офицера.
   При этомъ она постаралась покраснѣть и какъ будто затрепетала. Я подвелъ ее къ садовий скамейкѣ, взялъ ее за руку, и рука эта долго оставалась въ моей. Я пожалъ руку, и мнѣ показалось, что мнѣ отвѣчали тѣмъ же. Тогда я бросился на колѣни и произнесъ маленькую рѣчь, сочиненную много дорогой.
   -- Несравненная миссъ Крётти, сказалъ я:-- идеалъ души моей! Только лишь для того, чтобы бросить на васъ одинъ взглядъ я пришелъ сюда. Я не имѣлъ намѣренія признаться вамъ въ страсти, которая давно подрываетъ мою жизнь. Вы знаете мои прежнія, несчастныя отношенія: они уже болѣе не существуютъ, они разорваны навсегда. Теперь я свободенъ, свободенъ для того, чтобы сдѣлаться вашимъ невольникомъ,-- самымъ преданнымъ, нѣжнымъ, вѣрнымъ невольникомъ.... и т. д.
   -- О, мистеръ Стёббсъ, говорила она, пока я напечатлѣлъ поцалуй на ея щочкѣ: -- я не могу вамъ сопротивляться, но мнѣ кажется, что вы злой, вѣроломный человѣкъ.
   Погруженные въ упоеніе любви, мы оба нѣкоторое время молчали и до такой степени не довѣряли своему счастію, что не смѣли произнести ни слова, чтобы не нарушить очаровательнаго сновидѣнія. Но въ эту минуту я услыхалъ за собою голосъ, который произнесъ:
   -- Не плачь, Мери: это негодный, низкій вертопрахъ, и ты должна быть очень довольна, что избавилась его.
   Я обернулся.
   Боже! Я увидалъ Мери, которая, опираясь на руку доктора Бэтса, горько рыдала, а самъ докторъ бросалъ на меня взгляды, исполненные презрѣнія.
   Садовникъ, впустившій меня, объявилъ имъ о моемъ пріѣздѣ и теперь стоялъ за ними, оскаливъ зубы.
   -- Какая наглость! вскричала Магдалэна, вставъ и проходя мимо ихъ.
   Я бросивъ на своихъ шпіоновъ самые убійственные взгляды, послѣдовалъ за нею.
   Мы отправились въ ея гостиную, гдѣ она представила мнѣ самыя неопровержимыя увѣренія своей любви.
   Я воображалъ, что я довольно основательный человѣкъ, но тутъ я убѣдился, что меня обманули какъ какого нибудь новичка въ первое апрѣля.
   

МАЙ.

   "Такъ какъ поэты, философы и самая природа посвящаютъ май понятію любви, то я пользуюсь этимъ мѣсяцемъ, чтобы изобразить вамъ результатъ моей страсти.
   Будучи молодъ, обворожителенъ и, къ тому же, нося офицерскій мундиръ, я совершенно покорилъ себѣ сердце Магдалэны; что же касается до миссъ Уотерзъ и ея сострадательнаго дядюшки, то само собою разумѣется, что у меня произошелъ съ ними окончательный разрывъ. Миссъ утверждала, что она очень довольна, что между нами все кончено, а между тѣмъ отдала бы, плутовка, все на свѣтѣ, чтобы, опять пустить дѣло въ ходъ. Впрочемъ, это было уже невозможно.
   Батюшка, который вообще отличался довольно странными понятіями, сказалъ, что я поступилъ въ этомъ дѣлѣ чрезвычайно низко, матушка же, какъ и всегда, взяла мою сторону и утверждала, что я велъ себя совершенно основательно. Вслѣдъ за тѣмъ я взялъ отъ полка отпускъ, на самое короткое время, чтобы принудить Магдалэну сыграть свадьбу какъ можно скорѣе, потому что изъ книгъ и изъ опыта я имѣлъ случай убѣдиться въ непрочности человѣческихъ стремленій.
   Кромѣ того, такъ какъ дѣвушка была старѣе меня семнадцатью годами и ея здоровье было такъ же дурно, какъ и ея характеръ, то я опасался, чтобы мрачное царство тѣней не похитило у меня, ея прежде, чѣмъ я соединюсь съ нею узами брака. Такимъ обрааомъ я съ особеннымъ, жаромъ настаивалъ, чтобы назначить скорѣе счастливый день; онъ былъ назначенъ -- достопамятное для меня десятое мая 1792 года. Свадебныя платья были заказаны, и, чтобы сообщить дѣлу надлежащую гласностъ, я написалъ въ мѣстную газету объявленіе слѣдующаго содержанія:

Бракосочетанія въ высшемъ сословіи.

   "Мы слышали, что прапорщикъ Стёббсъ, изъ нордъ-бунгейской милиціи, сынъ сквайра Томаса Стёббса изъ Сноффенсквиггля, имѣетъ намѣреніе сочетаться бракомъ съ прелестною дочерью Соломона Крётти, тамошняго же уроженца. Сколько извѣстно, за невѣстою двадцать тысячъ фунтовъ приданаго. Только храбрый въ состояніи заслужить такую счастливую участь."
   -- Ты вѣдь, конечно, извѣстила своихъ родныхъ о свадьбѣ? спросилъ я миссъ Крётти, спустя нѣсколько дней послѣ того, какъ послалъ вышеприведенное объявленіе:-- кто изъ нихъ будетъ на помолвкѣ?
   -- Дядюшка Самуэль, я думаю, придетъ, отвѣчала она: -- это братъ моей милой мамаши.
   -- А кто была твоя милая мамаша? спросилъ я, потому что мать миссъ Крётти давно умерла и я никогда не слыхалъ, чтобы кто нибудь упомянулъ о ней въ семействѣ.
   Магдалэна покраснѣла и потупила взоры.
   -- Моя мамаша была иностранка, сказала она наконецъ.
   -- Какой націи?
   -- Нѣмка. Папаша женился на ней, когда еще былъ молодъ. Она не изъ очень значительной фамиліи, прибавила миссъ Крётти, съ разстановкою.
   -- Э, что мнѣ за дѣло до ея происхожденія, мой ангелъ, сказалъ я, нѣжно цалуя, по очереди, пальцы ея руки, которой я не выпускалъ.-- Женщина, произведшая тебя на свѣтъ, непремѣнно уважаемая женщина.
   -- Она была дочь сапожника.
   "Дочь нѣмецкаго сапожника!" -- подумалъ я.-- "Это что-то недоброе; ну, да пусть себѣ, полно объ этомъ разсуждать!"
   И я поспѣшилъ прекратить разговоръ, напомнившій мнѣ много непріятнаго.
   Наконецъ назначенный день наступилъ; заказанныя платья были готовы. Матушка испекла уже пирогъ, величиною съ будку, и я съ нетерпѣніемъ выжидалъ, чтобы скорѣе прошла недѣля, когда я долженъ получить двѣнадцать тысячъ фунтовъ, которые обѣщали мнѣ по пяти желанныхъ процентовъ чистой прибыли.
   Я не подозрѣвалъ, какая буря была готова разразиться надо мною; я не ожидалъ, чтобы надежды молодого человѣка, который употребилъ всѣ средства прибрать къ рукамъ приданое, были до такой степени обманчивы.

-----

   -- О Робертъ, сказала мнѣ моя милая Магдалэна, за два дня до свадьбы: -- я получила очень любезное письмо изъ Лондона, отъ дядюшки Самуэля. Я написала ему все, о чемъ ты мнѣ говорилъ; теперь онъ извѣщаетъ, что завтра пріѣдетъ, что онъ о тебѣ много слышалъ и очень хорошо знаетъ твой характеръ, а кромѣ того, что онъ приготовилъ намъ славный подарокъ. Я бы дорого дала, чтобы узнать, что это такое.
   -- Онъ богатъ, другъ моего сердца? спросилъ я.
   -- Онъ старый холостякъ, ведетъ хорошо свои дѣла и не имѣетъ никого, кому бы оставить въ наслѣдство свои деньги.
   -- Ну, такъ онъ вѣрно дастъ не менѣе тысячи фунтовъ.
   -- Или, можетъ быть, серебряный сервизъ и подносъ, сказала она.
   Впрочемъ, этого для насъ двоихъ было бы мало; для человѣка съ такимъ состояніемъ, какъ у ея дяди, это былъ бы слишкомъ дешевый подарокъ, и мы оба пришли къ убѣжденію, что онъ вѣрно готовитъ намъ тысячу фунтовъ.
   -- Милый и добрый дядюшка пріѣдетъ въ дилижансѣ, сказала Магдалэна: -- а мы позовемъ съ своей стороны маленькое общество, чтобы его встрѣтить въ компаніи.
   Общество собралось. Его составляли мои батюшка и матушка, старикъ Крётти, въ своемъ лучшемъ парикѣ, и пасторъ, который долженъ былъ насъ вѣнчать на другой день.
   Дилижансъ приходитъ въ шесть часовъ; къ этому времени былъ приготовленъ чай, поставлены на столъ пуншевые стаканы, и каждый изъ насъ съ безмятежною улыбкой на устахъ ожидалъ изъ Лондона нашего дорогого дядюшку. Пробило шесть часовъ, дилижансъ пріѣхалъ, и вотъ вышелъ изъ него человѣкъ съ сундукомъ, а вслѣдъ за тѣмъ появился старичокъ; съ виду онъ показался мнѣ очень почтеннымъ, и притомъ физіономія его была мнѣ знакома.
   За тѣмъ раздался звонокъ, потомъ толкотня и стукъ, какъ будто что-то уронили на полъ; старикъ Крётти вышелъ, послышался у двери смѣхъ, болтовня, вопросы: "какъ поживаете?" и т. д. Наконецъ дверь отворилась, и Крётти провозгласилъ громко:
   -- Вотъ, добрые люди, вы имѣете удовольствіе видѣть здѣсь моего милаго шурина, мистера Штифелькинда.
   Мистеръ Штифелькиндъ!
   Я остолбенѣлъ, услыхавъ это имя.
   Миссъ Крётти поцаловала его, матушка сдѣлала ему почтительный реверансъ, батюшка отвѣсилъ низкій поклонъ, и докторъ Снорперъ, пасторъ, взялъ его за руку и дружески пожалъ ее; тогда очередь дошла до меня.
   -- Какъ? сказалъ онъ: -- мой милый молодой другъ изъ школы доктора Свиштэля здѣсь? А это матушка молодого человѣка?
   Матушка улыбнулась и присѣла.
   -- А это, безъ сомнѣнія, батюшка. Сэръ и мистриссъ, вы должны гордиться такимъ сыномъ, а ты, племянница, когда выйдешь за него замужъ, будешь вполнѣ счастлива -- вотъ все, что я могу тебѣ сказать. А какъ бы вы думали, братецъ Крётти и мистриссъ Стёббсъ: я вашему сыну разъ уже сшилъ сапоги?... ха-ха-ха!
   Матушка засмѣялась и замѣтила:
   -- Я этого не знала, но я увѣрена, сэръ, что у него такая красивая нога для сапоговъ, какая едва ли найдется въ цѣломъ графствѣ.
   Старый Штифелькиндъ засмѣялся еще громче прежняго.
   -- И нога была прекрасная, мистриссъ, и сапоги очень дешевы. Какъ? вы, въ самомъ дѣлѣ, не знали, что я ему шилъ сапоги? Вы, вѣроятно, также не знаете (тутъ чудовищный дядя ударилъ кулакомъ по столу, такъ, что ложки зазвенѣли въ пуншевыхъ стаканахъ), можетъ быть, вы также не знаете, что сей юноша, Стёббсъ, косой негодяй, такъ же плутовать, какъ и безобразенъ. Онъ взялъ у меня пару сапоговъ и не заплатилъ за нихъ. Это бы еще ничего: ныньче вошло въ обыкновеніе не платить; но онъ взялъ пару сапоговъ и назвался лордомъ Корнваллисомъ, а я былъ такъ глупъ, что повѣрилъ ему. Теперь, видишь-ли, въ чемъ дѣло, племянница: у меня есть пять тысячъ фунтовъ; если ты выйдешь за него замужъ, я тебѣ не дамъ ни копейки, а сдѣлаю тебѣ вотъ какой подарокъ, -- я давно обѣщалъ его.
   И безжалостный показалъ ей тѣ самые сапоги, которые онъ долженъ былъ взять назадъ въ школѣ Свиштэля.

-----

   Я не женился на миссъ Крётти -- это мнѣ вовсе не досадно: она была упрямая, безобразная, несносная дѣвчонка, какъ я уже имѣлъ случай замѣтить въ своемъ мѣстѣ.
   И всему этому виною были проклятые сапоги и несчастное объявленіе въ газетахъ.
   Какимъ образомъ, я сейчасъ вамъ разскажу.
   Во первыхъ, одинъ изъ поверхностныхъ и пристрастныхъ лондонскихъ журналовъ сталъ острить надъ этою статьею, позволилъ себѣ юмористическія замѣтки насчетъ браковъ въ высшемъ сословіи и старался одурачить меня и мою любезную миссъ Крётти.
   Во вторыхъ, это объявленіе попалось на глаза моему смертельному врагу Бунтингу, который со времени извѣстнаго происшествія коротко познакомился съ сапожникомъ и постоянно заказывалъ себѣ обувь этому иностранному сморчку.
   Въ третьихъ, въ то самое время нѣмецъ принесъ Бунтингу новую пару башмаковъ, и пока этотъ старый нѣмецъ снималъ съ него мѣрку, Бунтингъ разсказалъ ему, что его короткій пріятель Стёббсъ намѣренъ жениться.
   -- На комъ? спросилъ Штифелькиндъ:-- ужь вѣрно на такой женщинѣ, у которой есть деньги; за это можно поручиться!
   -- Да, сказалъ Бунтингъ: -- за дѣвушкѣ-помѣщицѣ, какой-то миссъ Магдалэнѣ Каротти... или Крётти, изъ мѣстечка Слоффесквиггль.
   -- Шлоффеншивкель! вскричалъ ужасный сапожникъ.-- Ахъ, Боже мой, этого не должно быть! я говорю вамъ, что этого не будетъ. Миссъ Крётти моя племянница; я самъ отправлюсь туда, настою на своемъ и не позволю, чтобы она вышла за негоднаго повѣсу.
   Таковы были выраженія, которыя этотъ злой сапожникъ, употреблялъ, говоря обо мнѣ.
   

ІЮНЬ.

   Встрѣчалъ ли кто подобные примѣры несчастія? Вся моя жизнь была цѣпью непрерывныхъ неудачъ, и хотя я, можетъ быть, больше, чѣмъ всякій другой, старался воздвигнуть зданіе собственнаго благополучія, но это зданіе всегда потрясалось въ самомъ основаніи. Я всегда руководствовался самымъ вѣрнымъ расчетомъ при женитьбѣ: я всегда устремлялъ одинъ глазъ на невѣсту, другой -- на деньги... и кто же виноватъ, что какой нибудь несчастный случай внезапно разрушалъ мои планы?
   Въ военной службѣ я былъ столь же предусмотрителенъ и столь же несчастливъ. Постоянными пари, мѣною лошадей, умѣньемъ играть на бильярдѣ и бережливостью мнѣ удалось скопить мое годовое жалованье, а это немногіе въ состоянія сдѣлать изъ получающихъ ежегодно не болѣе ста фунтовъ.
   Я сейчасъ скажу вамъ, какъ я поступалъ.
   Я былъ на самой дружеской ногѣ съ моими молодыми товарищами; я выбиралъ для нихъ лошадей и вина, и въ длинныя утра, когда больше нечего было дѣлать, я училъ ихъ играть на бильярдѣ или въ экарте; я никогда не обманывалъ, я скорѣе согласился бы умереть, чѣмъ обмануть, но когда молодымъ людямъ приходила охота поиграть, то я принялъ за правило не отказываться, -- дай для чего сталъ бы я отказываться?
   Въ нашемъ полку былъ юноша, у котораго я выигрывалъ ежегодно по сту фунтовъ.
   Его звали Доббль. Онъ былъ сынъ портного и хотѣлъ выйти въ джентльмены; это было несчастное, слабое, недозрѣлое существо, которое очень скоро хмѣлѣло, поддавалось всякому обману и дрожало при малѣйшей угрозѣ. Къ счастію его, онъ нашелъ во мнѣ постояннаго руководителя, потому что если бы онъ натолкнулся на другого, то его обобрали бы до послѣдняго шиллинга. Прапорщикъ Доббль и я были закадычными друзьями; я объѣзжалъ его лошадь, покупалъ ему шампанское и дѣлалъ для него все, что въ состояніи сдѣлать развитой умъ въ пользу беззащитнаго, безтолковаго человѣка, когда у сего послѣдняго, разумѣется, много денегъ.
   Мы были неразлучны и до такой степени не отставали другъ отъ друга ни въ чемъ, что влюбились въ двухъ родныхъ сестеръ.
   Такимъ образомъ, въ 1798 году, Доббль и я, оба юные офицеры, обратили наши взоры на двухъ молодыхъ дѣвицъ, но фамиліи Брискетъ, дочерей мясника въ томъ городѣ, въ которомъ мы расположились квартирой. Прелестныя дѣвушки, разумѣется, съ своей стороны влюбились въ насъ; мы ходили съ ними гулять, угощали ихъ въ публичныхъ садахъ, дарили имъ ленты и брошки -- это было для меня тѣмъ возможнѣе, что Добблю отецъ давалъ шестьсотъ фунтовъ, а у насъ была съ нимъ общая касса. Представьте нашу радость, когда мы получили письмо слѣдующаго содержанія:

"Любезный капитанъ Стёббсъ и Доббль!

   "Миссъ Брискетъ свидѣтельствуютъ вамъ свое почтеніе. и очень вѣроятно, что нашъ папаша пробудетъ до 12 часовъ на обѣдѣ въ ратушѣ, а мы просимъ васъ доставить намъ удовольствіе своимъ обществомъ."
   Ровно въ шесть часовъ мы были уже въ маленькой задней комнаткѣ, пили грогъ и любезничали напропалую. Въ девять часовъ намъ подали пуншъ, а къ ужину мы, вмѣстѣ съ хозяйками, приготовили себѣ чудесный сочный ростбифъ. Дай Богъ здравія гостепріимнымъ хозяйкамъ!
   Мясники тогда еще были настоящими мясниками, и ихъ жилыя комнаты составляли вмѣстѣ и кухни; по крайней мѣрѣ такъ было у Брискета. Одна дверь изъ кухни вела въ кладовую, другая -- на дворъ, на которомъ, съ противоположной стороны, находилась и бойня.
   Вообразите же себѣ нашъ страхъ, когда мы вдругъ услыхали, что дверь въ кладовую съ той стороны отворяется, что кто-то идетъ въ комнату, полу-колеблющимися шагами, и потомъ громкій голосъ закричалъ:
   -- Эй, Сузанна! Бетси! принесите огня.
   Доббль поблѣднѣлъ какъ полотно, обѣ дѣвушки покраснѣли какъ ракъ, обданный кипяткомъ; одинъ я сохранилъ полное присутствіе духа.
   -- Мы пройдемъ по задней лѣстницѣ, сказалъ я:
   -- На дворѣ собака вскричали дѣвицы.
   -- Она не такъ зла, какъ вашъ батюшка, замѣтилъ я.
   -- Постойте! вскричала Сузанна, отворяя дверь и заливъ на очагѣ огонь: -- возьмите это: можетъ быть, она угомонится.
   Что бы вы думали, она отдала мнѣ? Могу васъ увѣрить, что это было не что иное, какъ ростбифъ. Она вывела насъ за дворъ, приласкала и угомонила собаку и черезъ минуту была уже опять дома.
   Мѣсяцъ освѣщалъ дворъ и бойню, гдѣ висѣли въ это время, точно привидѣнія, два бараньи стяга; черезъ дворъ проходила канава, наполненная до краевъ кровью. Собака пожирала нашъ ростбифъ въ глубокомъ молчанія, и намъ видно было въ окно, какъ дѣвушка спѣшила убрать на мѣсто посуду.
   Вслѣдъ за тѣмъ отворилась дверь въ кухню, и старый Брискетъ, подъ вліяніемъ хмѣля, вошелъ съ шумомъ и бранью. Тутъ мы замѣтили, что на спинкѣ одного изъ стульевъ, почтительно наклонявшись, какъ будто съ цѣлію привѣтствовать старика, торчалъ султанъ въ шляпѣ Доббля.
   При этомъ зрѣлищѣ Доббль поблѣднѣлъ и смертельно испугался, до того, что даже присѣлъ на одну изъ колодъ, стоявшихъ на дворѣ.
   Мы видѣли, какъ старый Брискетъ устремилъ взоры на недогадливый, неосторожный султанъ, который какъ будто дразнилъ его, покачиваясь изъ стороны въ сторону; за тѣмъ въ умѣ мясника развилась идея, что, вѣроятно, этотъ султанъ принадлежитъ шляпѣ, а шляпа -- головѣ, и онъ медленно поднялся -- онъ былъ шести футовъ ростомъ и вѣсилъ доосьми пудовъ -- надѣлъ фартукъ, засучилъ рукава и схватилъ топоръ въ руки.
   -- Бетси, сказалъ онъ: -- отвори дверь.
   Бѣдныя дѣвушки закричали, бросились на колѣни, плакали и умоляли его остановиться.
   -- Отвори дверь! повторилъ онъ громовымъ голосомъ.
   Огромный бульдогъ вскочилъ, услыхавъ голосъ хозяина, и поднялъ такой лай, что я бросился въ дальній конецъ двора.
   Доббль не смѣлъ сдвинуться съ мѣста; онъ сидѣлъ на колодѣ и плакалъ какъ ребенокъ.
   Дверь на дворъ отворилась, и мистеръ Брискетъ явился передъ нами.
   -- Пиль его, Джаулеръ! кричалъ онъ; -- хватай его!
   Страшная собака бросилась на меня; я отскочилъ въ уголъ и вынулъ саблю, съ твердымъ намѣреніемъ дорого продать свою жизнь.
   -- Прекрасно, сказалъ Брискетъ: -- припри его тамъ, вѣрная собака! Ну, теперь позвольте васъ спросить, сэръ, продолжалъ онъ, обращаясь къ Добблю: -- это ваша шляпа?
   -- Да, отвѣчалъ Доббль едва слышнымъ голосомъ.
   -- Хорошо же... теперь... ухъ... теперь моя непріятная обязанность... ска-а-зать вамъ, что у меня ва-а-ша шляпа... ухъ... и должна быть ваша голова... мнѣ жаль, но... но это должно быть. Ложитесь... какъ для васъ удобнѣе на кол-оду, и я вамъ отрублю голову, прежде чѣмъ вы ус-успѣете пикнуть; это такъ же вѣрно, какъ то, что я называюсь Джэкъ Робинзонъ.
   Доббль упалъ на колѣни и вскричалъ:
   -- Я единственный сынъ у матери, мистеръ Брискетъ! я готовъ жениться, сэръ, -- непремѣнно женюсь на вашей дочери... клянусь вамъ честію, сэръ! только сжальтесь надъ моею матерью, -- моею бѣдною матерью!
   -- Совершенно справедливо, сэръ, вы прекрасный человѣкъ, говорилъ нетрезный мясникъ: -- только положите голову,-- положите голову: я вамъ ее отрублю. Вашему товарищу я тоже отрублю, вслѣдъ за вами.
   Услыхавъ это, я бросился къ забору двора и поднялъ такой ужасный крикъ, къ которому можетъ быть способенъ лишь человѣкъ, бывшій въ моемъ положеніи.
   Свирѣпый Джаулеръ думалъ, что я хочу убѣжать, и хотѣлъ схватить меня за горло.
   Съ отчаяннымъ крикомъ я размахнулъ рукою, и, къ удивленію моему, собака, пронзенная насквозь саблею, упала къ моимъ ногамъ.
   Въ эту минуту толпа людей прибѣжала на дворъ и напала на бѣднаго Брискета. Одна изъ его дочерей догадалась созвать народъ, и голова Доббля осталась такимъ образомъ на своемъ мѣстѣ.
   Когда увидали убитую собаку у моихъ ногъ, мое блѣдное лицо и окровавленную саблю, то всѣ стали удивляться моей храбрости.
   -- А Стёббсъ вѣдь молодецъ! говорили кругомъ меня, и подобный отзывъ повторялся нѣсколько разъ.
   Я не сказалъ имъ, что собака сама зарѣзалась; да и для чего разсказывать подобныя вещи? Точно также я умолчалъ о трусости Доббля. Я прибавилъ даже, что онъ боролся какъ тигръ, а это мѣшало и ему пускаться въ откровенности на мой счетъ.
   Изъ кожи собаки я заказалъ сдѣлать футляры на пистолеты и старался принимать такую дерзкую мину и прослылъ въ полку такимъ храбрецомъ, что когда мы пришли въ столкновеніе съ регулярными войсками, то Бобъ Стёббсъ считался единственнымъ человѣкомъ, способнымъ со славою поддержать честь корпуса.
   Вы знаете, какъ женщины неравнодушны къ храбрымъ мужчинамъ, и моя репутація въ этомъ отношеніи была такъ хороша, что мнѣ можно было выбирать изъ цѣлой дюжины невѣстъ съ тремя, четырьмя и до пяти тысячъ фунтовъ приданаго; всѣ эти женщины чуть не умирали отъ любви ко мнѣ и къ моему красному мундиру.
   Но я былъ слишкомъ хорошо проученъ: я уже два раза готовъ былъ жениться и оба раза былъ обманутъ; теперь я поклялся иначе не жениться, какъ на богатой невѣстѣ.
   Жениться на богатой дѣвушкѣ точно такъ же легко, какъ и на бѣдной.
   Съ одной и той же приманкой попадаетъ на уду и окунь и форель.
   

ІЮЛЬ.

   Репутація Доббля какъ храбреца не очень возвысилась отъ приключенія съ собакой мясника, моя же до такой степени гремѣла повсюду, маленькій Стёббсъ считался такимъ храбрецомъ въ нордъ-бунгейскомъ полку, извѣстномъ своимъ мужествомъ, что, несмотря на то, что природа не одарила меня и самою малою долею храбрости.-- что, впрочемъ, еще болѣе дѣлало лестными для меня подобные отзывы -- послѣ нѣкотораго времени я сталъ приходить къ мысли, что моя борьба съ собакою въ самомъ дѣлѣ была подвигомъ безпримѣрнаго мужества, и что я такъ же храбръ, какъ долженъ былъ храбръ одинъ изъ ста тысячъ героевъ нашей арміи.
   Впрочемъ, у меня была всегда наклонность къ военной службѣ, и если я что не терпѣлъ въ ней, то именно ея суровую сторону -- борьбу и кровопролитіе.
   Можетъ быть, что нашъ полкъ не отличался особенною храбростію на самомъ дѣлѣ, тѣмъ болѣе, что онъ принадлежалъ къ милиціи, но, во всякомъ случаѣ, несомнѣнно то, что Стёббсъ слылъ отчаяннымъ рубакой, а я, съ своей стороны, дѣлалъ изъ своего лица такія ужасныя гримасы, что всякій, взглянувъ на меня, подумалъ бы, что я былъ во ста сраженіяхъ. Я былъ секундантомъ во многихъ дуэляхъ, судьей въ случающихся спорахъ и такимъ жаркимъ покровителемъ угнетенныхъ, что всякій боялся обидѣть человѣка, съ которымъ я былъ хорошъ.
   Что касается до Доббля, то я съ нѣкотораго времени еще болѣе сталъ оказывать ему покровительство, и мы такъ сошлись, что рѣшительно вмѣстѣ ѣли, пили и не могли сдѣлать шагу другъ безъ друга. Отецъ его не жалѣлъ денегъ, лишь бы сынъ находился въ хорошемъ обществѣ; а какое же общество было завиднѣе общества знаменитаго Стёббса?
   Да, именно, въ то время я слылъ и хорошимъ компаньономъ и храбрецомъ; что же вышло изъ меня впослѣдствіи, вы узнаете.
   Въ злополучный 76 годъ, храбрые нордъ-бунгейцы должны были расположиться квартирами въ Портсмутѣ, приморскомъ городѣ, который я не хочу описывать и котораго я желалъ бы никогда не видать.
   Не будь одного обстоятельства, я былъ бы теперь и генераломъ и богатымъ человѣкомъ.
   Красные мундиры играли тогда важную роль, и я, замѣчательнѣйшій офицеръ въ цѣломъ полку, былъ принятъ жителями очень радушно; я получилъ тотчасъ приглашенія къ обѣду, къ чаю и постоянно ангажировалъ лучшихъ дамъ танцовать со мною кадрили.
   Несмотря на два несчастные случая, испытанные мною въ любви и уже разсказанные. сердце мое все еще было юно, и такъ какъ я убѣдился, что дѣвушка съ состояніемъ была главною цѣлью въ моей жизни, то и ухаживалъ за барышнями такъ же неутомимо, какъ и прежде. Я не останавливаюсь на описанія хорошенькихъ дѣвицъ, занимавшихъ меня во время пребыванія въ Портсмутѣ: я не пропускалъ ни одной безъ вниманія, но никакъ не могъ объяснить себѣ то, что дамы зрѣлыхъ лѣтъ были очень благосклонны ко мнѣ, молоденькія же какъ будто отвергали мои искательства. Ворочемъ, какъ бы то ни было, я завлекъ одну изъ дѣвицъ, миссъ Клопперъ, дочь довольно богатаго флотскаго подрядчика, такъ далеко, что она не отвергла бы моего предложенія. Братъ ея, капитанъ Клопперъ, служилъ въ линейномъ полку и помогалъ мнѣ выигрывать во мнѣніи сестры, тѣмъ болѣе, что самъ былъ убѣжденъ въ моей необыкновенной храбрости.
   Получивъ много доказательствъ особенной ко мнѣ внимательности Клоппера, я пригласилъ его къ себѣ обѣдать. Это могъ я сдѣлать, не нарушая моихъ понятій о приличіи, потому что Доббль жилъ въ гостинницѣ, и какъ ему было все равно писать отцу счеты за одного или за двоихъ, то я пользовался его столомъ. Мы обѣдали въ кофейной комнатѣ. Доббль пригласилъ съ своей стороны пріятеля, и мы составили petit carré, какъ говорятъ французы.
   За однимъ изъ столовъ возлѣ нашего сидѣли морскіе официры, такъ же занятые, какъ и мы.
   Я не жалѣлъ бутылокъ ни для себя, ни для друзей своихъ, и чѣмъ болѣе мы пили, тѣмъ болѣе становились разговорчивы и искренни. Каждый разсказывалъ примѣры своей храбрости на волѣ брани и на балахъ, какъ обыкновенно дѣлается это послѣ обѣда.
   Клопперъ признался своимъ собесѣдникамъ, что онъ желалъ бы, чтобы я женился на его сестрѣ, и клялся, что онъ считаетъ меня самымъ отличнымъ малымъ въ свѣтѣ.
   Доббль соглашался съ нимъ.
   -- Ворочемъ, миссъ Клопперъ надо быть осторожной, сказалъ онъ: -- потому что Стёббсъ страшный повѣса: у него было много уже интрижекъ, и онъ два раза чуть не женился.
   -- Въ самомъ дѣлѣ! вскричалъ Клопперъ: -- разскажите же намъ, Стёббсъ, свои приключенія.
   -- Полноте, пожалуете, отвѣчалъ я скромно: -- мнѣ вовсе нечего разсказывать. Я былъ влюбленъ какъ всякій молодой человѣкъ, былъ обманутъ какъ всякій -- больше ничего!
   Клопперъ поклялся, что его сестра не сдѣлаетъ со мною подобной штуки.
   -- Разскажи ему о миссъ Крётти, прибавилъ Доббль: -- хи-хи-хи! Эту уже онъ самъ надулъ, а не она его: поручусь чѣмъ угодно.
   -- Для чего, Доббль, ты называешь имена? это вовсе неприлично. Дѣвушка была влюблена въ меня страстно, у нея были и деньги: все устроилось очень хорошо, но вдругъ пріѣзжаетъ изъ Лондона родственникъ....
   -- И запрещаетъ ей выходить замужъ?
   -- Именно, сэръ, запретилъ, но не потому, почему вы, можетъ быть, думаете. Онъ готовъ бы былъ пожертвовать всѣмъ и заплатить мнѣ еще десять тысячъ фунтовъ, лишь бы я взялъ дѣвушку, но я не захотѣлъ самъ.
   -- Почему же не захотѣлъ?
   -- Сэръ, ея дядя былъ сапожникъ: я не могъ же унизиться до того,чтобы жениться на дѣвушкѣ изъ такой семьи.
   -- Разумѣется, не могъ, сказалъ Доббль: -- вы сами согласитесь съ этимъ, сэръ. Ну, теперь разскажи ему про другую дѣвицу, про Мери Уотерзъ, продолжалъ онъ.
   -- Перестань, Доббль! тише, сдѣлай милость! Развѣ ты не видишь, что одинъ изъ моряковъ обернулся, когда ты ее назвалъ? Это была ребяческая выходка, милый Клопперъ.
   -- Говорите же скорѣе: я не передамъ этого сестрѣ, сказалъ Клопперъ и приложилъ палецъ къ носу, что сообщило его физіономіи особенно умное выраженіе.
   -- Боже васъ избави разсказывать объ этомъ, Клопперъ! Маленькій Бобъ Стёббсъ вовсе не негодяй, и исторія эта очень проста. Изволите видѣть, у отца моего маленькое имѣніе -- всего двѣсти десятинъ земли -- въ Слоффенсквигглѣ. Что вы? серьёзно въ Слоффенсквигглѣ: это невымышленное имя.... Фу ты, пропасть, морякъ опять обернулся.
   Я скорчилъ самую отчаянную физіономію, взглянувъ въ отвѣтъ на офицера, и продолжалъ громкимъ, твердымъ голосомъ.
   -- Итакъ, въ этомъ Слоффенскингглѣ жила дѣвушка поимени миссъ Уотерзъ. племянница одного негоднаго тамошняго аптекаря. Матушка моя полюбила эту дѣвушку, пускала ее къ себѣ въ паркъ и вообще очень ласкала ее. Мы были оба молоды, и дѣвушка влюбилась въ меня, что очень понятно. Я долженъ былъ отклонить нѣкоторыя искательства со стороны ея дяди, и въ этомъ вся исторія, о которой Доббль наговорилъ вамъ такъ много.
   Едва я произнесъ эти слова, какъ почувствовалъ, что меня кто-то схватилъ за носъ, и вслѣдъ за тѣмъ произнесъ:
   -- Мистеръ Стёббсъ, вы лгунъ и негодяй! Вотъ вамъ разъ, вотъ вамъ два, за то, что вы осмѣлились позорить имя всѣми уважаемой дамы.
   Я едва былъ въ состояніи разсмотрѣть, что около меня происходитъ. Злодѣй стащилъ меня со стула, и тутъ я увидалъ огромное морское чудовище, ростомъ въ сажень, которое занималось тѣмъ, что било меня по лицу, по бокамъ, по спинѣ совершенно неджентльменскимъ образомъ.
   -- Онъ лгунъ и негодяй, господа, повторяю вамъ. Сапожникъ зналъ его какъ мота и обманщика, потому и не отдалъ за него племянницы. Миссъ Уотерзъ была обѣщана ему въ замужство съ самого дѣтства, но онъ предпочелъ ей племянницу сапожника, потому что та была богаче.
   Послѣ этого онъ сунулъ мнѣ карточку между галстухомъ и воротникомъ сюртука, ударилъ меня по спинѣ еще разъ и оставилъ съ своими пріятелями кофейную комнату.
   Доббль поднялъ меня, вынулъ карточку и прочиталъ:

"Капитанъ Уотерзъ."

   Клопперъ налилъ мнѣ стаканъ воды и сказалъ на-ухо:
   -- Если все это правда, то вы точно лжецъ, Стёббсъ, и послѣ капитана Уотерза должны драться со мной.
   Съ этими словами онъ вышелъ.
   Мнѣ оставалось одно средство. Я послалъ капитану коротенькую дерзкую записку, въ которой говорилъ, что онъ слишкомъ ничтожная жертва для моего мщенія.
   Что касается до Клоппера, то я не хотѣлъ унижаться до того, чтобы обращать вниманіе на его отзывъ обо мнѣ; но, чтобы избавиться сообщества этого негодяя, я рѣшился исполнить свое давнишнее намѣреніе и отправился путешествовать.
   Я выпросилъ позволеніе и уѣхалъ въ ту же ночь. Я могу себѣ представить досаду жестокаго Уотерза, когда онъ на другое утро пріѣхалъ въ мою квартиру и не нашелъ въ ней никого... ха-ха-ха!
   Послѣ этого происшествія, военная служба мнѣ опротивѣла, по крайней мѣрѣ служба въ моемъ полку, гдѣ офицеры были до того пристрастны неучтивы, что не хотѣли даже обѣдать и однимъ столомъ со мной. Полковникъ Кроу сообщилъ мнѣ объ этомъ письмомъ, которое я, разумѣется, разорвалъ на мелкія части.
   Послѣ этого я избѣгалъ говорить о своей службѣ въ полку да и вообще не имѣлъ охоты пускаться въ разсужденія съ кѣмъ либо изъ нордъ-бунгейцевъ.
   

АВГУСТЪ.

   Вотъ какія вещи случаются въ жизни. Что ни день, то постигало меня новое несчастіе. Я родился на свѣтъ для того, чтобы ѣздить на собственной лошади, пить свое вино, какъ подобаетъ джентльмену, -- и вдругъ теперь мнѣ не на что купитъ стаканъ пива... да, я долженъ выжидать случая, чтобы меня кто нибудь поподчивалъ.
   Къ чему же я родился, если мнѣ суждено было перенести столько несчастій?
   Надо вамъ замѣтить, что вскорѣ послѣ моего приключеніи съ миссъ Крётти и капитаномъ Уотерзомъ -- онъ уѣхалъ на другой же день, нанеся мнѣ оскорбленіе, иначе я вѣрно всадилъ бы ему пулю въ лобъ -- ныньче онъ живетъ въ Англіи и сдѣлался моимъ родственникомъ -- разумѣется, я показываю видъ, что не встрѣчалъ его прежде -- итакъ, вскорѣ послѣ описаннаго мною приключенія, случилось не менѣе горестное происшествіе, которое разрушило всѣ мои надежды.
   Мой добрый батюшка умеръ и, вмѣсто того, чтобы оставить пять тысячь фунтовъ, на которые я расчитывалъ по меньшей мѣрѣ, оставилъ только свое собственное имѣніе, которое не стоило болѣе двухъ тысячь фунтовъ.
   Земля и домъ были предоставлены мнѣ; матушкѣ и сестрамъ предназначена была сумма въ двѣ тысячи фунтовъ, отданная за проценты дому Пумпу, Ольдгэту и Ком., который черезъ шесть мѣсяцевъ обанкротился, а потомъ черезъ пять лѣтъ заплатилъ девять процентовъ со всего количества, и это было все, что оставалось у моей матушки и сестеръ.
   Онѣ, бѣдныя, вовсе не знали толку въ денежныхъ дѣлахъ, и, представьте себѣ, когда пришло извѣстіе о банкротствѣ Пумпа Ольдгэта, то матушка только улыбнулась и, поднявъ глаза къ небу, произнесла:
   -- Слава Богу, что намъ есть чѣмъ жить. Сколько тысячъ людей на этомъ свѣтѣ, мои милыя дѣти которые почли бы наше состояніе богатствомъ!
   При этомъ она поцаловала моихъ сестеръ, которыя начали было хныкать, какъ обыкновенно поступаютъ дѣвицы въ подобныхъ случаяхъ, стали обнимать ее, потомъ меня, такъ что чуть не задушили меня и всего вымочили своими слезами.
   -- Милая мамаша, сказалъ я: -- мнѣ очень пріятно видѣть, съ какимъ благородствомъ вы переносите свою потерю, еще пріятнѣе убѣдиться изъ этого, что вы довольно богаты для того, чтобы не замѣчать подобныхъ убытковъ.
   Я, въ самомъ дѣлѣ, думалъ, что она отложила часть денегъ и зашила, можетъ быть, тысячу фунтовъ, или около этого, въ какой нибудь чулокъ. Если бы она откладывала ежегодно по тридцати фунтовъ, то въ тридцать лѣтъ супружеской жизни она накопила бы девятьсотъ фунтовъ. Но меня все-таки раздосадовала мысль, что это было не что иное, какъ утайка моей собственности, какъ бы она ни была маловажна; потому я обратился къ матушкѣ и сказалъ довольно рѣзко:
   -- Вы говорите, что вы богаты, сударыня и что Пумпъ и Ольдгэтъ не сдѣлаютъ никакого вліянія на ваши дѣла. Меня радуетъ подобный отзывъ, меня радуетъ, что вы имѣете такія большія средства: я бы желалъ только знать, гдѣ лежатъ ваши деньги, то есть отцовскія деньги, хотѣлъ я сказать, потому что у васъ своихъ никогда не было; я желалъ бы знать, гдѣ онѣ лежатъ, сударыня; прошу васъ припомнить еще, что когда я согласился держать васъ и двухъ сестеръ у себя въ домѣ за восемьдесятъ фунтовъ, то я вовсе не зналъ, что у васъ есть другія средства, кромѣ тѣхъ, о которыхъ упоминалось въ завѣщаніи моего отца.
   Я сказалъ ей это съ полною откровенностію потому что я вообще не люблю притворства, а не потому, чтобы дѣйствительно мнѣ было убыточно ихъ кормить, такъ какъ онѣ кушали по воробьиному, и, сведя впослѣдствіи счеты, я увидалъ, что мнѣ было прибыли отъ ихъ содержанія двадцать фунтовъ въ годъ.
   Матушка я дѣвицы смотрѣли на меня съ изумленіемъ, пока я говорилъ.
   -- Что онъ хочетъ этимъ сказать? спросила Люси у Элизы.
   Матушка сдѣлала подобный же вопросъ.
   -- О какой утайкѣ говоришь ты, милый Робертъ?
   -- Я разумѣю утайку имѣнія, сударыня, отвѣчалъ я строгимъ голосомъ.
   -- Какъ, неужели ты думаешь.... можешь ли думать.... въ самомъ дѣлѣ, предполагать, чтобы я спрятала, утаила что нибудь изъ имѣ... имѣ... нія покойнаго? произнесла матушка, прерывающимся голосомъ и заливаясь слезами.-- Робертъ, продолжала она: -- Бобъ, мой милый сынъ, неужели потому только, что покойникъ скончался -- при этомъ она еще сильнѣе зарыдала -- что меня некому защитить, ты начинаешь подозрѣвать, что я способна тебя о...о...обмануть?
   Тутъ она, въ новомъ припадкѣ горести, прилегла на софу; одна изъ моихъ сестеръ пала къ ней на грудь, а другая подошла сзади, и начался такой визгъ и такое обниманье, что я не зналъ, куда дѣваться. Я вообще не люблю подобныхъ сантиментальностей.
   -- Ну, да, да! продолжалъ я съ усмѣшкою.-- Для чего же вы сказали,.что вы богаты? Говорите, есть у васъ деньги или нѣтъ?
   -- Клянусь тебѣ всѣмъ, что есть святого, отвѣчала матушка, падая на колѣни и сложивъ руки:-- клянусь тебѣ, что у меня только и есть что иннинская гинея на этомъ неблагодарномъ свѣтѣ!
   -- Для чего же вы мнѣ вздумали разсказывать небылицы и хвастаться своимъ состояніемъ, когда вы и ваши дочери -- нищія.... да, нищія!
   -- Но, мой милый, у насъ остается домъ, мебель, сто фунтовъ ежегоднаго доходу, а главное -- твои способности, помощію которыхъ ты можешь насъ обезпечить, сказала мистриссъ Стёббсъ, вставая, стараясь улыбнуться и намѣреваясь поцаловать мою руку.
   Однако, по мнѣнію моему, это было слишкомъ неделикатно.
   -- У васъ есть сто фунтовъ доходу, сказалъ я: -- у васъ есть домъ? Клянусь честью, что я слышу это въ первый разъ, а коли такъ, то и прекрасно: вы можете значитъ перебраться совсѣмъ въ свой домъ, а мой очистить. Что касается до меня, то съ меня будетъ я одного дома.
   На это матушка не отвѣчала ничего. Она только вскрикнула такъ громко, что, я думаю, слышно было въ Йоркѣ, и упала на полъ въ страшныхъ конвульсіяхъ.

-----

   Послѣ этого я не видалъ мистриссъ Стёббсъ нѣсколько дней, дѣвицы приходили только къ обѣду и завтраку, сидѣли молча и опять уходили къ матери. Наконецъ обѣ сестры пришли ко мнѣ однажды въ мою рабочую комнату, и старшая, Элиза, сказала мнѣ съ важнымъ видомъ:
   -- Не правда ли, Робертъ, мамаша вѣдь заплатила тебѣ за насъ до Михайлова дня?
   -- Заплатила, отвѣчалъ я, потому что я всегда наблюдалъ за тѣмъ, чтобы получать деньги впередъ.
   -- Она говоритъ, Робертъ, что.... что послѣ.... Михайлова дня.... что мы переѣдемъ, Робертъ.
   -- Въ свой собственный домъ, Люси? Ну, что же, доброе дѣло! Ей, можетъ быть, понадобиться мебель, такъ пусть беретъ, потому что я самъ намѣренъ продать свое имѣніе.
   Такимъ образомъ дѣло кончилось.

-----

   Въ-продолженіе двухъ мѣсяцевъ, до самого Михайлова дня, едва ли я встрѣчалъ матушку болѣе двухъ разъ: однажды въ два часа ночи, проснувшись, я увидалъ ее плачущую у моей постели. Къ Михайловъ день пришла ко мнѣ Элиза и сказала:
   -- Робертъ, сегодня, въ шесть часовъ, мы уѣзжаемъ.
   Такъ какъ это былъ прощальный день, то я сходилъ самъ купилъ самаго лучшаго гуся, и, дѣйствительно, купилъ такого жирнаго, что располагалъ его ѣсть съ особеннымъ апетитомъ: его жарили цѣлыхъ три часа; потомъ принесли вкусный пуддингъ, пуншевую чашку и поставили все это на столъ.
   -- За ваше здоровье, милыя дѣвицы, и за здоровье вашей маменьки! произнесъ я: -- дай вамъ Богъ счастья всѣмъ тремъ. Вы вовсе ничего не кушали, и потому я увѣренъ, что вы не откачнетесь хоть отъ пунша: Я его сдѣлалъ изъ того самого рому, что, помните, Уотерзъ прислалъ батюшкѣ назадъ тому пятнадцать лѣтъ.
   Ровно въ шесть часовъ подъѣхала къ моему дому довольно красивая колымага. На козлахъ сидѣлъ капитанъ Уотерзъ -- это былъ его собственный экипажъ -- а старый плутъ Бэтсъ выпрыгнулъ изъ самой колымаги, пришелъ въ мой домъ и, прежде, чѣмъ я успѣлъ образумиться, схватилъ матушку и подсадилъ ее въ карету, какъ будто какую нибудь графиню. Дѣвицы слѣдовали за ней, поспѣшно пожавъ мнѣ руку, и когда матушка усѣлась тамъ, то Мери Уотерзъ начала обнимать сначала ее, а потомъ сестеръ моихъ; докторъ же, который игралъ роль лакея, вскочилъ на запятки; такимъ образомъ поѣздъ отправился, и пассажиры не обращали на меня никакого вниманія, какъ будто меня тутъ вовсе не было.
   Все это происшествіе могло бы служить матеріаломъ для занимательной картины; Представьте только себѣ, какъ матушка и миссъ Уотерзъ обнимаются внутри кареты, а дѣвицы смотрятъ на нихъ съ нѣжностію; Уотерзъ правитъ лошадьми, и, надо замѣтить, очень дурно правитъ, а я стою у дверей въ садъ и покуриваю трубку. Мери Мэлоней вамъ не видно: старая плакса спряталась за дверью и тамъ хнычетъ; на другой день она отправилась съ мебелью, и я остался одинъ, чтобы попасть потомъ въ новую бѣду, разсказъ о которой займетъ слѣдующую главу.
   

СЕНТЯБРЬ.

   Такъ какъ отецъ не оставилъ мнѣ послѣ себя денегъ, а только землю, то я и передалъ свое имѣнье арендатору, а самъ рѣшился разсѣяться поѣздкой на воды.
   Домъ мой сдѣлался для меня пустыней; нечего говорить, въ какой тоскѣ и одиночествѣ я былъ послѣ отъѣзда матери и ея дочерей.
   Теперь у меня было немного чистыхъ денегъ, и я надѣялся получить за имѣніе до двухъ тысячъ фунтовъ. У меня была привлекательная наружность; притомъ, хотя я не имѣлъ уже никакихъ сношеній съ нордъ-бунгейцами -- и, въ самомъ дѣлѣ, послѣ исторіи съ Уотерзомъ, полковникъ Кроу далъ мнѣ очень вѣжливо почувствовать, что я сдѣлаю весьма хорошо, если отдалюсь отъ полка -- хотя я вышелъ изъ арміи въ отставку, но удержалъ чинъ капитана, понимая, что это обѣщаетъ мнѣ много преимуществъ въ случаѣ поѣздки, напримѣръ, на воды.
   Капитанъ Стёббсъ былъ извѣстенъ въ Чельтенгэмѣ, Гарротэтѣ, Батѣ, Лэмингтонѣ и другихъ мѣстахъ, какъ отличный стрѣлокъ. Я превосходно игралъ въ вистъ и на бильярдѣ, такъ что аматёры той и другой игры отказывались имѣть со мной дѣло. Представьте же мое удивленіе, когда спустя пять лѣтъ послѣ исторіи въ Портсмутѣ, проходя по главной улицѣ въ Лэмингтонѣ, я увидалъ молодого человѣка который тотчасъ же напомнилъ мнѣ сцену на дворѣ у мясника. Дѣйствительно, это былъ никто другой, какъ Доббль; онъ принялъ очень воинственный видъ, отпустилъ длинные усы и теперь, побрякивая шпорами, велъ подъ руку черноволосую даму съ еврейскимъ лицомъ которая блестѣла перстнями и цѣпочками; на ней была зеленая шляпка съ райскою птицей, лиловая шаль, жолтое платье, розовые шолковые чулки и свѣтло-голубые башмаки. Трое дѣтей и тучный лакей шли позади, и все общество, не замѣтивъ меня, поднялось въ Hôtel Royal.
   У меня было много знакомыхъ въ этомъ отелѣ. Я тотчасъ позвалъ человѣка и сталъ распрашивать объ этихъ особахъ. Онъ былъ капитанъ Доббль, сынъ богатаго коммиссаріатскаго поставщика Доббль, Гоббль и Ком. въ Пэлль-Мэллѣ; дама была мистриссъ Манжссе, вдова американскаго еврея которая жила съ дѣтьми въ Лэмингтонѣ. владѣя огромнымъ состояніемъ.
   По моему мнѣнію никогда не должно прикидываться бѣднякомъ; такимъ образомъ я вездѣ былъ извѣстенъ за человѣка съ большими средствами. Мой отецъ, умирая, могъ оставить мнѣ несмѣтныя суммы денегъ и безчисленныя имѣнія, я былъ въ полномъ смыслѣ джентльменъ, а потому всякій за особенное удовольствіе считалъ позвать меня обѣдать.
   Такимъ образомъ я явился на другой же день и отдалъ Добблю карточку и записку. Онъ не сдѣлалъ мнѣ визита и не отвѣчалъ на записку. На слѣдующій день я снова встрѣтилъ его со вдовою, подошелъ къ нему, дружески пожалъ ему руку и увѣрялъ его, что я очень радъ его видѣть, что было, впрочемъ, совершенно справедливо.
   Доббль, къ удивленію моему, не отвѣчалъ на эти нѣжности, и я увѣренъ, что онъ притворился бы, что вовсе не знаетъ меня, если бы у него достало на это духу. Впрочемъ, я бросалъ на него довольно серьёзный взглядъ и сказалъ:
   -- Какъ, Доббль, мой милый, неужели вы забыли своего пріятеля Стёббса и наше приключеніе съ дочками мясника?... ха, ха, ха!
   Доббль улыбнулся нехотя и отвѣчалъ:
   -- Ахъ, въ самомъ дѣлѣ, если не ошибаюсь, капитанъ Стёббсъ!
   -- Старый сослуживецъ капитана Доббля, который такъ много наслышался о васъ, сударыня, съ отличной стороны, что осмѣливается просить своего друга представить его вамъ.
   Доббль былъ принужденъ исполнить мою просьбу, и капитанъ Стёббсъ былъ представленъ мистриссъ Манэссе надлежащимъ образомъ. Дама была любезна какъ нельзя болѣе, и, когда послѣ прогулки мы должны были разстаться, она сказала:
   -- Я надѣюсь, что капитанъ Стёббсъ проведетъ нынѣшній вечеръ въ моемъ домѣ, гдѣ соберутся нѣкоторые изъ моихъ короткихъ знакомыхъ.
   Въ Лэмингтонѣ всѣ знали другъ друга, и я былъ извѣстенъ какъ отставной офиперъ, которому отецъ оставилъ до семи тысячъ фунтовъ годового дохода.
   Доббль пріѣхалъ на воды послѣ меня; но какъ онъ остановился въ отелѣ и обѣдалъ тамъ за общимъ столомъ, то и познакомился со вдовою очень скоро. Впрочемъ, когда я сталъ было намекать ему, что онъ можетъ ей замолвить оба мнѣ словечко, то увидалъ тотчасъ же, что съ этой стороны нельзя ожидать ничего хорошаго, а потому и рѣшился уѣхать изъ Лэмингтона какъ можно скорѣе.
   Когда дама вошла въ отель, другъ мой Доббль хотѣлъ меня также оставить; по я удержалъ его и сказалъ:
   -- Мистеръ Доббль, я очень хорошо замѣтилъ, что вы задумали со мной дѣлать. Вы хотѣли показать видъ, что не знаете меня, за то только, что я отказался отъ дуэли въ Портсмутѣ. Такъ знайте же, Доббль, хотя я и не герой, но и не такой трусъ, какъ вы. Вы немножко поменьше ростомъ Уотерза, а потому я буду съ вами драться.
   Я бы, можетъ быть, и не сдѣлалъ этого, но послѣ исторіи съ мясникомъ я убѣдился, что Доббль трусъ, и что слѣдовательно припугнуть его не мѣшаетъ, тѣмъ болѣе, что изъ этого не могло выйти ничего серьёзнаго.
   Мои слова имѣли желаемое дѣйствіе: Доббль задрожалъ, покраснѣлъ и сталъ увѣрять, что онъ вовсе не имѣлъ намѣренія пройти мимо меня. Мы снова сдѣлались друзьями, а я между тѣмъ зажалъ ему ротъ своею уловкою.
   Онъ очень гордился знакомствомъ со вдовою; но у этой дамы было довольно обширное сердце и цѣлый кругъ почтительныхъ поклонниковъ.
   -- Посмотрите на мистриссъ Манэссе, сказалъ мнѣ одинъ господинъ, смѣшной на видъ и также еврей, сидѣвшій за столомъ рядомъ со мной: -- посмотрите, она стара и дурна собою, а между тѣмъ всѣ мужчины ухаживаютъ за всю, потому что у нея много денегъ.
   -- А въ самомъ дѣлѣ у нея много денегъ?
   -- На ея долю у нея восемьдесятъ тысячь фунтовъ и на каждаго изъ дѣтей по двадцати тысячь. Я это очень хорошо знаю, продолжалъ иностранецъ.-- Изволите видѣть, я юристъ, потому вполнѣ постигаю всѣ подробности богатства, тѣмъ болѣе у моихъ единоплеменниковъ.
   -- Кто былъ мистеръ Манэссе? спросилъ я.
   -- Человѣкъ съ огромнымъ состояніемъ, табачный фабрикантъ въ Вестъ-Индіи, но по происхожденію своему не очень важная особа; онъ женился, между нами будь сказано, на особѣ, которая также невысокаго званія. Она постоянно влюблена въ кого нибудь, продолжалъ сосѣдъ мой шопотомъ:-- сегодня въ капитала Доббля, вчера въ другого, завтра -- въ васъ, если только вы позволите опутать себя ея сѣтями. Я, съ своей стороны, продолжалъ онъ: -- не согласился бы на ней жениться, если бы у нея было еще вдвое больше денегъ.
   А по моему, такъ что за дѣло, хороша женщина или нѣтъ,-- были бы деньги. Я чувствовалъ, что мнѣ предстоитъ обширное поприще для дѣятельности.
   Я разсказалъ Добблю все, что передалъ внѣ мой сосѣдъ, и такъ какъ я умѣю сплести самую замысловатую исторію, то и представилъ ему вдову съ самой невыгодной стороны, такъ что бѣднякъ испугался и рѣшился отказаться отъ своихъ притязаній. Ха-ха! я даже увѣрялъ его, что мистриссъ Манэссе убила своего прежняго мужа.
   Благодаря указаніямъ моего друга-юриста, я велъ свое дѣло такъ искусно, что черезъ мѣсяцъ вдова начала оказывать мнѣ признаки замѣтнаго расположенія. Я садился за столомъ возлѣ нея, я пилъ вмѣстѣ съ нею воду изъ ручья, я выѣзжалъ съ нею, танцовалъ съ нею, и наконецъ, на пикникѣ въ Кенильвортѣ, гдѣ мы выпили бездну шампанскаго, я сдѣлалъ ей предложеніе и получилъ согласіе.
   Мѣсяцъ спустя, я, Робертъ Стёббсъ, сквайръ, повелъ вдову Манэссе къ брачному алтарю.
   Мы отправились въ Лондонъ въ прекрасной собственной каретѣ, и дѣти и прислуга слѣдовали за нами въ почтовомъ дилижансѣ.
   Я платилъ за все очень щедро, и, пока нашъ домъ въ Берклей-Сквэрѣ перекрашивался, мы остановились въ Стевенсъ-Отелѣ.

-----

   Имѣніе мое было продано, а деньги лежали въ одномъ изъ банковъ Сити. Дня черезъ три послѣ нашего пріѣзда, когда мы завтракали у себя въ отелѣ, сбираясь потомъ ѣхать къ банкиру мистриссъ Стёббсъ, гдѣ нужно было сдѣлать нѣкоторые денежные переводы на мое имя, вдругъ явился къ намъ джентльменъ, который, по видимому, принадлежалъ къ единоплеменникамъ моей жены. Онъ взглянулъ на мистриссъ Стёббсъ и поклонился.
   -- Вы, конечно, изволите заплатить по этому векселю во сто-двадцать-пять фунтовъ?
   -- Милый Робертъ, сказала она:-- заплати, сдѣлай одолженіе; я совсѣмъ было забыла объ этой бездѣлицѣ.
   -- У меня, въ самомъ дѣлѣ, нѣтъ денегъ дома, душа моя.
   -- Въ такомъ случаѣ, капитанъ Стёббсъ, отвѣчалъ еврей; -- я долженъ исполнить свою обязанность и арестовать васъ; вотъ и предписаніе.-- Томъ, стань-ка у дверей.
   Жена моя упала въ обморокъ, дѣти закричали, а я -- представьте мое положеніе!-- долженъ былъ отправиться, вмѣстѣ съ полицейскимъ солдатомъ, въ долговую тюрьму.
   

ОКТЯБРЬ.

   Я не буду описывать ощущеній, испытанныхъ мною, пока и сидѣлъ въ тюрьмѣ въ Кёрситоръ-Стритѣ, вмѣсто того, чтобы прохлаждаться въ великолѣпномъ домѣ на Берклей-Сквэрѣ, который долженъ былъ перейти въ мое владѣніе по праву супруга мистриссъ Манэссе.
   Хорошъ теперешній мой дворецъ! въ мрачной, грязной улицѣ, которая идетъ отъ Ченсерей-Лэна, какой-то пренепріятнаго вида еврей отворилъ вторую дверь у дома, къ которому мы подошли, тотчасъ же затворилъ ее за мною и мистеромъ Ноббомъ; потомъ отворилась третья дверь, и я былъ введенъ въ душную комнату, называемую кофейною, изъ которой, впрочемъ, я удалился въ болѣе уютную, заднюю каморку, и тамъ сталъ размышлять о судьбѣ моей. Вообразите только себѣ контрастъ между этимъ помѣщеніемъ и Берклей-Сквэромъ!
   Неужели, несмотря на мои труды, мою смѣтливость и терпѣніе, я былъ снова обманутъ? неужели все это были козни мистриссъ Манэссе? неужели слова господина, съ которымъ я сидѣлъ всегда рядомъ за столомъ въ Лэмингтонѣ, направлены были къ тому, чтобы сбить меня съ толку и заслонить отъ меня истину? Я рѣшался вызвать свою жену къ отвѣту, чтобы узнать всю правду. Впрочемъ, я тотчасъ же убѣдился, что былъ жертвою адскаго заговора, и что карета, домъ въ Лондонѣ, имѣніе въ Вестъ-Индіи все остальное были не что иное, какъ пуфы, которымъ я слѣпо повѣрилъ.
   Правда, что долгъ мой состоялъ лишь изъ полутораста фунтовъ, а у банкира было моихъ денегъ двѣ тысячи; но потеря восемнадцати тысячь фунтовъ жениныхъ развѣ бездѣлица? Развѣ не тяжело обмануться въ своей надеждѣ? развѣ ничего не значило умноженіе моей семьи? И все это я долженъ былъ содержать на мои двѣ тысячи фунтовъ! Тутъ мнѣ пришло въ голову, что лучше бы было, если бы я остался дома съ матушкою и сестрами, которыхъ я дѣйствительно любилъ, и которыя все-таки платили мнѣ по восьмидесяти фунтовъ въ годъ.
   У меня была страшная перебранка съ мистриссъ Стёббсъ: я уличалъ ее въ обманѣ; всѣ упреки мои, впрочемъ, были какъ къ стѣнѣ горохъ, и она же старалась доказать мнѣ, что я женился на ней въ надеждѣ ограбить ее.
   Но для чего она выходила за меня, имѣя столько другихъ претендентовъ? Она выбрала меня, по ея словамъ, въ надеждѣ, что у меня есть двадцать тысячъ фунтовъ. Конечно, я сказалъ ей когда-то, что у меня есть такая сумма; но вы вѣдь хорошо понимаете, что въ моихъ видахъ было все позволительно.
   Мы разстались съ такою же ненавистью, съ какою встрѣтились, и я поклялся, что по уплатѣ мною долга, который она мнѣ навязала, я возьму свои двѣ тысячи фунтовъ и уѣду на какой нибудь пустынный островъ или въ Америку, чтобы только не видать моей супруги и ея отродья.
   Впрочемъ, подобное намѣреніе не освобождало меня отъ ареста въ долговой тюрьмѣ, потому что на всѣ мои деньги наложенъ былъ секвестръ, а у мрстриссъ Стёббсъ точно такъ же могла быть тысяча фунтовъ долгу, какъ и сто фунтовъ; я позвалъ къ себѣ мистера Цобба, далъ ему довѣренность на полученіе полутораста фунтовъ, вмѣстѣ съ побочными расходами, и требовалъ, чтобы меня немедленно выпустили.
   -- Вотъ тебѣ довѣренность, любезный, сказалъ я: -- по которой ты можешь получить отъ Шильда свою сумму.
   -- Очень можетъ быть, что это довѣренность на имя Шильда, сказалъ мистеръ Ноббъ: -- но вѣдь я не такъ глупъ. чтобы выпустить васъ по одной этой бумагѣ.
   -- Положимъ, что это очень, благоразумно, но вѣдь Шильдъ въ двухъ шагахъ отсюда: вы можете сейчасъ же сходить къ нему и взять деньги, только дайте мнѣ сначала квитанцію въ полученіи ихъ.
   Ноббъ написалъ очень пунктуально квитанцію и отправился къ банкиру, а я между тѣмъ приготился оставить тюрьму какъ можно скорѣе.
   Онъ вошелъ потомъ ко мнѣ, усмѣхаясь.
   -- Ну, сказалъ я: -- теперь деньги у васъ, и я могу вамъ признаться, что вы величайшій плутъ и обманщикъ, какого мнѣ не удавалось еще встрѣчать.
   -- Э, нѣтъ, мистеръ Стёббсъ, отвѣчалъ онъ, оскаливъ зубы есть плуты поискуснѣе меня,--повѣрьте; я знаю одного такого плута.
   -- Послушай, любезный, сказалъ я: прошу не улыбаться такимъ образомъ, когда ты стоишь предъ джентльменомъ, а дай-ка лучше мнѣ шляпу и шинель, чтобы я могъ роскорѣе выбраться изъ этой коруры.
   -- Погоди, Стёббсъ, возразилъ онъ, не прибавивъ, даже къ моему имени слова мистеръ.-- Вотъ письмо, которое вамъ надо сперва прочитать.
   Я распечаталъ письмо, изъ котораго что-то упало на долъ. Это была данная мною довѣренность.
   Въ письмѣ было сказано:
   "Шильдъ и компанія очень сожалѣютъ, что принуждены остановить платежи по вашимъ требованіямъ, потому что сегодня поступила отъ Саломонсона и Компаніи просьба о секвестрѣ вашего имущества, состоящаго изъ 2010 гиней 11 шиллинговъ, впредь до разрѣшенія исковаго ихъ, Саломонсона съ Кампаніею, дѣла противъ Стёббсовъ.

"Флитъ-Стритъ."

   -- Ну вотъ видите, сказалъ, мистеръ Ноббъ, когда я прочиталъ это ужасное письмо:-- дѣло очень просто объясняется: у васъ былъ маленькій долгъ и большой долгъ; за маленькій вы сидите въ тюрьмѣ, а за большой на ваше имѣніе наложено запрещеніе.

-----

   Не смѣйтесь надо мною, что я разсказалъ вамъ эту исторію. Если бы вы знали только, какія горькія слезы льются у меня изъ глазъ на бумагу, въ то время, какъ я пишу; если бы вы знали, что, спустя нѣсколько недѣль послѣ этого происшествія, я не еще быль какъ угорѣлый, я былъ похожъ на сумасшедшаго, котораго надо было посадить въ флить-стритскую больницу; вмѣсто пустыннаго острова, мнѣ досталась въ удѣлъ тюрьма. Чѣмъ заслужилъ я такую участь? Не имѣлъ ли я постоянною цѣлію улучшеніе своего положенія, приращеніе своихъ выгодъ? не жилъ ли я всегда такъ умѣренно, какъ никто изъ молодыхъ людей? видалъ ли кто нибудь, чтобы я промоталъ или подарилъ кому корейку? Нѣтъ! я могу сказать это, положа руку на сердцѣ, но и съ чувствомъ совершеннаго самодовольствія. За что же я такъ наказанъ?... Но позвольте мнѣ прежде всего окончить мою исторію.
   Я оставался въ тюрьмѣ семь мѣсяцевъ, въ продолженіе которыхъ жена посѣтила меня раза два. Я писалъ было и къ матушкѣ, прося ее продать мебель, но не получилъ никакого отвѣта. Всѣ мои прежніе друзья поворотились ко мнѣ спиною.
   Процессъ мой кончился не въ мою пользу, потому что у меня не было ни гроша денегъ на наемъ адвокатовъ. Саломонсонъ доказалъ дѣйствительность долгового обязательства моей жены и завладѣлъ моими двумя тысячами фунтовъ. Что касается до моего личнаго ареста, то я долженъ былъ объявить себя въ судѣ несостоятельнымъ плательщикомъ. Я прошелъ по зданію суда и, выйдя оттуда, могъ съ полнымъ правомъ назвать себя лишимъ.
   Представьте же себѣ, до чего былъ золъ негодный Штифелькиндъ! Онъ также явился въ числѣ моихъ кредиторовъ, начавъ искъ въ трехъ фунтахъ съ наросшими на нихъ въ шестнадцать лѣтъ процентами, по пяти ежегодно.
   Старый плутъ принесъ въ судъ и самые сапоги и разсказалъ при этомъ всю подноготную -- не забылъ лорда Корнваллиса -- обличеніе мое во лжи, насосъ съ водою и проч.
   Коммиссаръ долговой экспедиціи, мистеръ Дёббобвигъ, очень смѣялся этому.
   -- Итакъ, докторъ Свиштэль, не хотѣлъ вамъ заплатить за сапоги, мистеръ Штифелькиндъ?
   -- Нѣтъ. Когда я потребовалъ отъ него уплаты, онъ отвѣчалъ, что такъ какъ сапоги были заказаны мальчикомъ, то мнѣ слѣдовало, не дѣлая ихъ, спросить прежде позволенія у учебнаго начальства.
   -- И ваша работа пропала даромъ, сэръ?
   -- Совершенно, сэръ. Но, по крайней мѣрѣ, я взялъ сапоги себѣ назадъ; иначе я не могъ бы показать ихъ вамъ въ настоящую минуту.
   Коммиссаръ отъ души смѣялся.
   -- Почему же вы не попробовали перетянуть ихъ снова, мастеръ Штифельквидъ?
   -- Мнѣ не хотѣлось ихъ продавать. Я поклялся, что не продамъ ихъ, съ тѣмъ, чтобы отмстить современемъ Стёббсу.
   -- А я думаю, у васъ было много съ нимъ возни.
   -- Не въ томъ дѣло, сэръ, Я докладываю вамъ, что я исполнялъ то, въ чемъ торжественно поклялся: я очернилъ его въ школѣ, я разстроилъ его свадьбу, помощію которой онъ могъ добыть себѣ двѣ тысячи фунтовъ, а теперь я подалъ на него жалобу въ судъ; пока съ меня и этого довольно.
   Послѣ этого злодѣй сѣлъ на лавку въ судейской комнатѣ; кругомъ меня всѣ шептались, дразнили меня, какъ будто я еще былъ не довольно несчастливъ.
   -- А вѣдь это должна быть самая лучшая пара сапоговъ, которую вамъ удавалось надѣть, сказалъ коммиссаръ, дѣлая между тѣмъ мнѣ вопросы относительно моей прежней жизни.
   Сердце мое до того было переполнено отчаяніемъ, что я разсказалъ всю исторію, какъ я увидалъ вдову мистриссъ Манэссе, которая владѣла будто бы пятьюдесятью тысячами фунтовъ и плантаціями въ Вестъ-Индіи, какъ я женился, пріѣхалъ въ Лондонъ и какъ, наконецъ, за двѣ тысячи фунтовъ я былъ втянутъ Саломонсономъ въ тяжебное дѣло о долгахъ жены моей.
   -- Позвольте, сказалъ адвокатъ, бывшій тутъ: -- эта женщина не съ рѣзкими ли чертами лица, черноволосая, кривая и съ троими дѣтьми?
   -- Именно, отвѣчалъ я со слезами на глазахъ.-- Эта женщина, продолжалъ я: -- въ послѣдніе три года три раза выходила замужъ: кромѣ меня она нашла себѣ жениховъ въ Ирландіи и Батѣ. Саломонсонъ, кажется, ея мужъ, и оба они, назадъ тому дней десять, уѣхали въ Америку;
   -- Почему же вы не получили двухъ тысячъ фунтовъ? спросилъ адвокатъ.
   -- Потому, что на деньги наложенъ былъ секвестръ.
   -- Итакъ, мы можемъ васъ выпустить. Вы были несчастливы, мистеръ Стёббсъ; но въ этой исторіи, какъ говорится, нашла коса на камень.
   

НОЯБРЬ.

   Оставивъ долговую тюрьму, я былъ свободный человѣкъ, но совершенно нищій.
   Я, капитанъ Стёббсъ, изъ числа храбрыхъ нордъ-бунгейцевъ, не зналъ, гдѣ найду себѣ ночлегъ и обѣдъ.
   Когда я, въ уныніи, шелъ по Португальской улицѣ, то почувствовалъ чью-то руку у себя на плечѣ, и грубый голосъ, который я тотчасъ же узналъ, произнесъ:
   -- Ну, мистеръ Стёббсъ, не сдержалъ ли я слова? Я говорилъ вамъ, что сапоги, разорятъ васъ.
   Я былъ слишкомъ огорченъ, чтобы отвѣчать, и старался смотрѣть въ сторону, желая скрыть свои слезы.
   -- Какъ, вы плачете и хнычете какъ ребенокъ? Вы хотѣли жениться и взять жену съ деньгами... ха, ха, ха! Вы были настоящій голубь, а она сущая ворона. Хорошо же васъ поддѣли... ха, ха, да!
   -- О, мистеръ Штифелькиндъ! сказалъ я: -- не смѣйтесь надъ моимъ несчастіемъ! Она нн оставила мнѣ и шиллинга; я умру съ голоду, повѣрьте, что умру съ голоду.
   И я сталъ плакать навзрыдъ.
   -- Съ голоду? Вотъ вздоръ! Вы не умрете съ голоду; вамъ суждено умереть на висѣлицѣ; и это, я думаю гораздо лучше для васъ,
   Я не отвѣчалъ ни слова, а продолжалъ плакать, такъ что прохожіе останавливались, чтобы посмотрѣть на меня.
   -- Э, полноте плакать, сказалъ Штифелькиндъ:-- вамъ неприлично плакать... ха, ха!.. пойдемте со мной, и у васъ будетъ завтракъ и обѣдъ, за которые вы будете платить не деньгами, а службою.
   Итакъ, этотъ странный человѣкъ, который, при моемъ счастіи, постоянно преслѣдовалъ меня, теперь оказалъ ко мнѣ состраданіе и взялъ меня къ себѣ въ домъ.
   У этого старика я пробылъ шесть недѣль. Я велъ его книги и дѣлалъ все, что могъ, чтобы быть ему полезнымъ, разносилъ сапоги и башмаки, какъ подмастерье.
   Онъ мнѣ не давалъ денегъл но хорошо кормилъ меня и отвелъ мнѣ удобную комнату. Работники и мальчики, жившіе у него, смѣялись надо мною, называли меня лордомъ Корнваллисомъ, а самъ Штифелькиндъ придумывалъ для меня безпрестанно новое прозваніе.
   Въ одинъ печальный день, когда я чистилъ сапоги, надѣвъ ихъ на колодки, пришелъ къ намъ въ лавку какой-то старичокъ съ дамой подъ руку.
   -- Гдѣ Стёббсъ? спросилъ онъ: -- гдѣ нашъ старый знакомецъ?
   Я вышелъ изъ задней комнаты, держа въ рукѣ сапогъ, который передъ тѣмъ чистилъ.
   -- Посмотри, Магдалэничка, сказалъ онъ: -- это твой старый пріятель, высокородный лордъ Корнваллисъ. Кто бы могъ подумать, что такой важный баринъ станетъ самъ чистить сапоги! Мистеръ Стёббсъ, вотъ ваша прежняя слабость, моя милая племянница, миссъ Крётти. Какъ это ты могла разстаться, Магдалэна, съ такимъ любезнымъ человѣкомъ?... Подайте же ей руку. Перестаньте пачкаться въ ваксѣ.
   Но миссъ отступала назадъ.
   -- Я не родаю руки сапожной щеткѣ, сказала она презрительно.
   -- Ахъ, Боже мой, его пальцы не замараютъ тебя? развѣ ты не знаешь, какъ его аккуратно обчистили въ послѣднее время?
   -- Я бы не желала, дядюшка, чтобы вы меня вводили въ другой разъ въ такое низкое общество, продолжала она.
   -- Низкое! потому только, что онъ чиститъ сапоги? Чтоже, если онъ охотникъ до свѣтлыхъ голенищъ.
   -- Славный женихъ, сказала миссъ Крётти и довольно неучтиво показала на меня пальцемъ.-- Женихъ, который.... ха, ха, ха!
   Ну, скажите сами, что оставалось мнѣ тутъ дѣлать? Я вѣдь не виноватъ, что негодный Уотерзъ допустилъ себѣ такія дерзости въ отношеніи ко мнѣ, и если я не принялъ его вызова, то не доказываетъ ли это совершенно ясно, что я хотѣлъ удаляться отъ всякой ссоры.
   Но такъ всегда дѣлается въ свѣтѣ! Работники Штифелькинда не переставали, меня дразнить и чуть не свели съ ума своими выходками. Наконецъ хозяинъ разъ пришелъ домой въ самомъ веселомъ и придирчивомъ расположеніи духа.
   -- Мистеръ Стёббсъ, сказалъ онъ: -- хорошія вѣсти: у меня для васъ есть мѣсто въ виду. Конечно, вы не будете въ состояніи держать экипажъ, но все-таки можете существовать и будете считаться въ службѣ.
   -- Ахъ, любезнѣйшій мистеръ Штифелькиндъ, неужели вы мнѣ пріискали мѣсто?
   -- Да, не только мѣсто, но и красный кафтанъ, мистеръ Стёббсъ.
   -- Красный кафтанъ? Вы вѣрно не думаете, чтобы я до того унизился, чтобы начать службу рядовымъ. Ч все-таки джентльменъ, мистеръ Штифелькиндъ! Нѣтъ, не могу, никакъ не могу.
   -- Я знаю, что вы не согласитесь на это, вы, притомъ же, такой трусъ... ха, ха, ха! Впрочемъ, это такое мѣсто, гдѣ нужно умѣть только стучаться въ дверь. Поняли ли вы наконецъ? Вы будете генеральнымъ разносчикомъ писемъ при Почтамтѣ. Я былъ у вашего стараго друга Бунтинга; у него дядя служитъ въ Почтамтѣ, и черезъ него мы выхлопотали мѣсто -- восемнадцать шиллинговъ въ недѣлю, одежда ваша. Только и не думайте вскрывать письма, -- сохрани васъ Богъ.
   Такъ и случилось: я Робертъ Стёббсъ эсквайръ, сдѣлался ничтожнымъ человѣкомъ, называемымъ генеральнымъ почтамтскимъ разносчикомъ писемъ.

-----

   Я такъ былъ раздраженъ колкими насмѣшками Штифелькинда, которыя становились день ото дня несноснѣе, что, получивъ мѣсто въ почтовомъ вѣдомствѣ, избѣгалъ встрѣчи съ моимъ хозяиномъ, потому что хотя онъ и оказалъ мнѣ одолженіе, избавивъ меня отъ голодной смерти, но сдѣлалъ это грубымъ, неловкимъ образомъ и притомъ обнаружилъ низкій характеръ, давъ мнѣ такое ничтожное мѣсто, каково мѣсто почтальона.
   Но что же прикажете дѣлать! Я покорился судьбѣ.
   Странно, что никто не узнавалъ меня. Первый годъ я былъ въ постоянномъ страхѣ отъ встрѣчи съ знакомыми, но потомъ привыкъ къ своему положенію и носилъ красный кафтанъ такъ покойно, какъ будто я родился на свѣтъ для того, чтобы быть почтальономъ.
   Я сначала былъ въ Вейтчапельскомъ округѣ, откуда, по прошествіи трехъ лѣтъ, меня перевели въ населенные кварталы Іернинѣ-Стрита и Дюкъ-Стрита.
   Я по крайней мѣрѣ отдалъ сотню писемъ въ домѣ на послѣдней улицѣ, гдѣ жили люди, которые должны бы были меня узнать съ перваго взгляда.
   Когда я оставилъ Слоппенскинггль и пустился въ большой свѣтъ, матушка писала ко мнѣ разъ двѣнадцать; но я ни разу не отвѣчалъ ей, потому что зналъ, что ей нужны деньги, а я вообще не любилъ писать. Она прекратила тоже переписку со мной, не получая отвѣта. Когда же я поступилъ къ сапожнику, то нѣсколько разъ писалъ къ любезной матушкѣ, немало удивлялся, что она медлить отвѣчать маѣ, тогда какъ я былъ въ нуждѣ, слѣдовательно могъ требовать особаго вниманія.
   Стёббсъ довольно обыкновенная фамилія, и хотя въ Дюкъ-Стритѣ я видѣлъ на мѣдной дощечкѣ надпись: "мистриссъ Стёббсъ", и отдавалъ жильцамъ того же самого дома много писемъ, но мнѣ какъ-то не приходило въ голову спросить, кто эта дама, родственница она мнѣ или нѣтъ.
   Однажды служанка, принимавшая всегда письма, не нашла у себя мелкихъ денегъ, и потому позвала свою барыню. Какая-то старушка, въ шляпкѣ съ большими волями, вышла изъ сосѣдней комнаты, надѣла очки и стала читать адресъ, потомъ принялась искать въ карманѣ требуемыхъ осьми пенсовъ и наконецъ извинилась, что ей придется заставить ждать почтальона.
   Когда же я отвѣчалъ ей: "ничего, сударыня, я и подожду", дама испугалась, надѣла снова очки, отступила назадъ и начала что-то бормотать, какъ будто въ бреду, потомъ съ крикомъ бросилась въ мои объятія и произнесла жалобнымъ голосомъ: Сынъ мой, сынъ мой!
   -- Ахъ, Боже мой! сказалъ я: -- это вы, матушка?
   Я сѣлъ за скамью въ коридорѣ, возлѣ матушки, и предоставилъ ей полную свободу цаловать меня сколько ей было угодно; за вопли и рыданія сошла съ верху другая дама: это была моя сестра Элиза; наконецъ явились и остальные жильцы, а также дворня, съ большимъ запасомъ воды и спиртовъ. Я все это время былъ истиннымъ героемъ группы.
   Я не оставался, тутъ долго, потому что долженъ былъ разносить письма; вечеромъ, по окончаніи службы, я снова пришелъ къ матушкѣ и сестрѣ и исключительно занялся бутылкою хорошаго стараго портвейна и блюдомъ баранины съ рѣпой, въ чемъ и сознаюсь съ полнымъ удовольствіемъ.
   

ДЕКАБРЬ.

   Матушка уже болѣе двухъ лѣтъ жила въ этомъ домѣ на Даркъ-Стритѣ. Я увидалъ тутъ нѣкоторые стулья и столы изъ Слоффенскиггля и чашку, въ которой я варилъ превосходный пуншъ въ тотъ вечеръ, когда матушка и сестры уѣхали отъ меня. Какъ теперь помню, онѣ не хотѣли и отвѣдать этого пуншу, такъ что, проводивъ ихъ, я долженъ былъ выпитъ его самъ; впрочемъ, это обстоятельства сюда не относится. Представьте себѣ счастье моей сестры Мери. Уотерзъ влюбился въ нее, женился на ней, и теперь у нея карета и великолѣпный домъ близъ Сквиггля.
   Я изъявилъ было желаніе помириться съ Уотерзомъ, но онъ, должно бытъ злопамятенъ, не хочетъ ни видѣть меня, не говорить со мною. Онъ имѣлъ безстыдство сказать, что онъ принималъ въ Скингглѣ всѣ письма на имя матушки, и какъ въ моихъ не было ничего кромѣ нищенскихъ просьбъ и жалобъ, то онъ жегъ ихъ, не говоря ни слова. Онъ назначилъ матушкѣ по пятидесяти фунтовъ въ годъ, и если бы она не была такъ легкомысленна, то могла бы имѣть втрое болѣе; но какое-то странное великодушіе не позволяло ей брать у дочери больше, чѣмъ было нужно.
   Она хотѣла было отказаться и отъ этихъ пятидесяти фунтовъ; но какъ я пришелъ къ ней и объявилъ, что мнѣ необходимы карманныя деньги, а также квартира и столъ, то она отдала мнѣ свои пятьдесятъ фунтовъ, которыми я распорядился очень полезно и пріятно.
   Старый Бэтсъ и капитанъ дали матушкѣ; когда она меня оставила, сто фунтовъ -- ей было необыкновенное счастіе во всемъ, не то, что мнѣ -- и когда она сказала, что хочетъ попытаться жить собственными трудами, то ей посовѣтовали нанять домъ и пускать жильцовъ, что она и исполнила.
   Съ перваго и второго этажей мы получали, въ сложности, по четыре гянеи въ недѣлю, а съ нижнею прихожей и комнаткой на чердакѣ всего пл сорока фунтовъ. Матушка и Элиза занимали прежде переднюю комнатку на чердакѣ, но какъ теперь я занялъ ее, то онѣ перебрались въ комнату служанки.
   У Люси было много вкуса и прилежанія къ работѣ; она выручала своими трудами въ недѣлю по гинеѣ, такъ что у насъ было до двухъ-сотъ фунтовъ ежегоднаго дохода, и мы жили съ нѣкоторымъ удобствомъ.
   Впрочемъ, женщины вообще почти ничего не ѣдятъ; мои по крайней мѣрѣ вовсе и не думали о говядинѣ, такъ что въ иной день бифстекъ готовился для одного меня. Матушка не хотѣла я слушать, чтобы я служилъ почтальономъ; она говорила, что ея милый Робертъ, сынъ ея уважаемаго супруга, ея храбрый воинъ и тому подобное, долженъ сидѣть дома, жить джентльменомъ, съ чѣмъ я съ своей стороны соглашался, хотя, по мнѣнію моему, пятидесяти фунтовъ въ годъ на платье и на прочія принадлежности джентльменскаго быта было бы чрезвычайно мало.
   Правда, что матушка шила сами мнѣ бѣлье, такъ что на это у меня не выходили деньги. Она долго не рѣшалась, платить ли ей за мытье бѣлья, но наконецъ убѣдилась, что это прямая ея обязанность, потому что я ея милый Робертъ, а я увѣренъ, что могъ бы уговорить ее отдать мнѣ послѣднюю копейку.
   Представьте я разрѣзалъ разъ прехорошенькій черный шолковый шарфъ, которые прислала ей моя сестра Уотерзъ, сдѣлалъ изъ него жилетъ и два галстуха. Старуха была чрезвычайно добра.

-----

   Такимъ образомъ я прожилъ пять лѣтъ или и болѣе и старался перебиваться кое-какъ съ моими пятьюдесятью фунтами; можетъ быть, я и скопилъ какую-нибудь бездѣлицу, но не о томъ рѣчь.
   "Въ продолженіе всего года я оставался безотлучно при матушкѣ, исключая какого нибудь мѣсяца лѣтомъ, когда юношѣ нужно бываетъ сдѣлать поѣздку въ Грэвзэндъ или Маргэтъ,-- поѣздку, которая для цѣлой семьи, обошлась бы слишкомъ дорого. Я называю себя юношей, такъ какъ я почти не женатъ и давно уже не имѣлъ никакого извѣстія о мистриссъ Стёббсъ.
   Передъ обѣдомъ я никогда не ходилъ въ гостиницу, потому что зналъ, что на пятьдесятъ фунтовъ немного раскутишься, если не дома обѣдать; послѣ же обѣда я отправлялся въ извѣстное мнѣ мѣсто, и являлся домой аккуратно при мухѣ, откровенно въ томъ сознаюсь. За тѣмъ, я ложился спать и спалъ до одинадцати часовъ утра. Утромъ -- завтракъ, газета, прогулка въ Гейдъ-паркѣ или Сенъ-Джемскомъ паркѣ; въ половинѣ четвертаго обѣдалъ дома, а потомъ, какое нибудь развлеченіе. Я былъ настоящею отрадою для матушки и прозябалъ себѣ понемножку, сохраняя спокойствіе совѣсти.

-----

   Она меня дѣйствительно очень любила! Какъ я вообще человѣкъ чрезвычайно общительный и люблю собирать около себя своихъ друзей, то ко мнѣ и являлась отъ времени до времени толпа оазбитныхъ юношей, съ цѣлію покутить на чужой счетъ.
   -- Будьте, пожалуста, безъ церемоніи, друзья мои, говорилъ я имъ: -- не лѣнитесь откупоривать, бутылни: матушка за все заплатитъ, что она въ самомъ дѣлѣ и исполняла.
   Можете себѣ представить, что мы порядкомъ опустошали ея погребъ.
   Старушка намъ всегда прислуживала, несмотря на то, что она была мнѣ матерью и рождена была быть барыней. Она никогда не жаловалась на свою судьбу, хотя я часто, подавалъ къ тому поводъ, ей случалось не ложиться спать до четырехъ часовъ утра, потому что она не могла заснуть прежде, чѣръ ея милый Бобъ нн ляжетъ въ постель. Она была до того кротка, что въ продолженіе пяти лѣтъ я только два раза видѣлъ, что она разсердилась, именно на сестру Люси за то, что та утверждала, что я раззоряю ихъ и разгоняю всѣхъ жильцовъ одного за другимъ.
   Матушка, впрочемъ, не слушала завистливыхъ навѣтовъ моей сестры. Наконецъ Люси съѣхала отъ насъ и перебралась къ Уотерзамъ. Я былъ очень этимъ доволенъ, потому что у нея сдѣлался очень дурной характеръ и мы съ нею обыкновенно спорили, съ утра до ночи.
   Наконецъ матушка принуждена была сдать домъ, потому что, неизвѣстно по какой причинѣ, вмѣстѣ съ отъѣздомъ сестры, у насъ все пошло верхъ дномъ. Злые люди приписывали это мнѣ, потому, будто бы, что жильцы не могли переносить шуму, на моей квартирѣ, и что матушка, слишкомъ много, по своимъ средствамъ, давала мнѣ денегъ. Она, дѣйствительно, это дѣлала. Но если ей того хотѣлось, то чѣмъ я тутъ виноватъ? Впрочемъ, развязка была непріятная. Я думалъ, что исторія продолжится вѣчно; однако, черезъ два года матушка совершенно раззорилась и принуждена была продать все свое имущество. Она перешла также къ Уотерзамъ; но -- повѣрите ли? эти неблагодарные люди не хотѣли принять меня вмѣстѣ съ нею.
   Мери все сердилась на меня, изволите, видѣть, за то, что я не женился на ней. Правда, что они давали мнѣ по двадцати фунтовъ въ годъ; но что это значитъ для джентльмена? Въ продолженіе двадцати, лѣтъ я только и бился изъ того, чтобы честнымъ трудомъ снискивать себѣ пропитаніе, и въ это время успѣлъ присмотрѣться къ жизни. Я продавалъ на углахъ улицъ сигары и сѣрныя спички, потомъ былъ бильярднымъ маркеромъ, а въ 25 году даже директоромъ общества осушенія лужъ, и имѣлъ случай снова забраться въ большой свѣтъ; два года былъ я актеромъ и потомъ съ небольшимъ мѣсяцъ служилъ кондукторомъ при омнибусѣ, придя въ слишкомъ тонкія обстоятельства; я пріобрѣлъ самыя многостороннія способности, содѣйствовалъ розъисканіямъ отечественной полиціи, относительно трактировъ, не заплатившихъ пошлинъ, контрабандной провозки запрещенныхъ товаровъ, и вообще по нарушенію таможенныхъ и акцизныхъ правилъ; послѣдняя должность, которую я занималъ, была должность ассистента при чиновникѣ миддльзерскаго шерифа.
   Въ послѣдній день 1837 года окончилась и эта исторія.
   Я думаю, что рѣдкому джентльмену случалось испытывать, чтобы его выгнали даже изъ долговой тюрьмы, а между тѣмъ со мной и это случилось. Молодой Неббъ, который наслѣдовалъ ремесло своего отца, прогналъ меня со стыдомъ изъ своего дома за то, что я съ одного джентльмена въ кофейной комнатѣ за рюмку водки и кусокъ хлѣба съ сыромъ взялъ семь шиллинговъ, тогда какъ настоящая цѣна была шесть шиллинговъ. Онъ даже имѣлъ низость удержать изъ моего жалованья восемнадцать пенсовъ, и какъ я немного погорячился при разставаньи, то онъ просто выгналъ меня, джентльмена, а что еще важнѣе -- бѣднаго сироту.
   Ужь какъ же я бранился, вырвавшись на улицу! Жидъ между тѣмъ стоялъ за дверью, и я видѣлъ, какъ его коробило отъ злости и досады. Отплатилъ же и я ему!
   Изъ всѣхъ рѣшотчатыхъ оконъ выставились головы и дразнили его. Вокругъ меня собралась толпа людей, которые одобряли мои сатирическіе возгласы и какъ будто радовались униженію еврея. Мнѣ кажется, что въ эту минуту чернь готова была бы закидать его камнями. Я видѣлъ, какъ мимо меня пролетѣли уже два-три камня; но вдругъ явился къ намъ полисмэнъ, съ какимъ-то другимъ господиномъ.
   -- Боже мой, это лордъ Корнваллисъ, сэръ! Прочь, сапожникъ! сказалъ полисменъ и обратился ко мнѣ, потому что мои несчастія и моя прежняя жизнь пріобрѣли мнѣ завидную популярность.
   Толпа разсѣялась.
   -- Отчего полисмэнъ назвалъ васъ лордомъ Корнваллисомъ и сапожникомъ въ одно и то же время? спросилъ господинъ, котораго это, по видимому, рассмѣшило и заинтеремовало.
   -- Сэръ, отвѣчалъ я: -- я несчастный человѣкъ изъ нордъ-бунгейской милиціи и за пинту пива охотно разскажу вамъ исторію моей жизни.
   Онъ сказалъ мнѣ, чтобы я шелъ за нимъ въ его квартеру въ Темпль, что я и исполнилъ. Надо было пройти пятъ лѣстницъ и потомъ поворотятъ направо. Тамъ я получилъ обѣщанную порцію пива и разсказалъ исторію, которую, вы уже знаете.
   Господинъ этотъ, изволите ли видѣть, литераторъ, и продалъ описаніе моихъ приключеній книжному издателю, имѣя въ виду, какъ онъ говоритъ, цѣль чисто нравственную.

"Современникъ", No 3/4, 1853

Stubbs's Calendar, or The Fatal Boots. -- 1839.

   
   
   
Ко всем произведениям автора К списку авторов