ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
ЧАРЛЬЗА ДИККЕНСА
БЕЗПЛАТНОЕ ПРИЛОЖЕНІЕ къ журналу "ПРИРОДА И ЛЮДИ"
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
1909 г.
Переводъ Н. Ауэрбахъ.
Подъ редакціей М. А. Орлова.
Глава I. На поискѣ
Глава II. Человѣкъ откуда-нибудь
Глава III. Еще человѣкъ
Глава IV. Семейство Р. Вильфера
Глава V. Павильонъ Боффина
Глава VI. Отпущенъ на произволъ судьбы
Глава VII. Мистеръ Веггъ ищетъ самого себя
Глава VIII. Мистеръ Боффинъ на совѣщаніи
Глава IX. Мистеръ и мистриссъ Боффинъ на совѣщаніи
Глава X. Супружескій договоръ
Глава XI. Подснаповщина
Глава XII. Честный человѣкъ въ потѣ лица
Глава XIII. Выслѣживаніе хищной птицы
Глава XIV. Хищная птица подшиблена
Глава XV. Двое новыхъ служителей
Глава XVI. Питомцы
Глава XVII. Страшное болото
Глава I. Воспитательнаго свойства
Глава II. Тоже воспитательная
Глава III. Хлопотливое дѣло
Глава IV. Вспомоществуемый Амуръ
Глава V. Вспомоществующій Меркурій
Глава VI. Загадка безъ отвѣта
Глава VII. Въ которой рождается дружеское предложеніе
Глава VIII. Въ которой совершается невинный побѣгъ
Глава IX. Въ которой сирота дѣлаетъ свое завѣщаніе
Глава X. Наслѣдникъ
Глава XI. Кой-какія сердечныя дѣла
Глава XII. Еще хищныя птицы
Глава XIII. Соло и дуэтъ
Глава XIV. Твердое намѣреніе
Глава XV. Вотъ до чего дошло
Глава XVI. Годовщина
Глава I. Жильцы въ несостоятельной улицѣ
Глава II. Почтенный другъ въ новомъ видѣ
Глава III. Тотъ же почтенный другъ еще въ нѣкоторыхъ видахъ
Глава IV. Возвратъ счастливаго дня
Глава V. Золотой Мусорщикъ попадаетъ въ дурное общество
Глава VI. Золотой Мусорщикъ попадаетъ въ еще болѣе скверное общество
Глава VII. Дружеское предпріятіе упрочивается
Глава VIII. Конецъ продолжительнаго странствія
Глава IX. Кто-то становится предметомъ предсказанія
Глава X. Лазутчики
Глава XI. Въ потемкахъ
Глава XII. Злой умыселъ
Глава XIII. Дай собакѣ дурную кличку и повѣсь ее
Глава XIV. Мистеръ Веггъ готовитъ точило для носа мистера Боффина.
Глава XV. Золотой Мусорщикъ въ своемъ наихудшемъ видѣ
Глава XVI. Пиршество трехъ сильфовъ
Глава XVII. Общежитейскій хоръ
Глава I. Ставка ловушекъ
Глава II. Золотой Мусорщикъ немного приподнимается
Глава III. Золотой Мусорщикъ опять падаетъ
Глава IV. Бѣглая чета
Глава V. Невѣста нищаго
Глава VI. Призывъ помощи
Глава VII Лучше быть Авелемъ, нежели Каиномъ
Глава VIII. Нѣсколько зеренъ перцу
Глава IX. Два вакантныя мѣста
Глава X. Кукольная швея отгадываетъ слово
Глава XI. Открытіе, сдѣланное кукольною швеей, приводится въ дѣйствіе
Глава XII. Мимолетная тѣнь
Глава XIII. Какъ Золотой Мусорщикъ расчистилъ мусоръ
Глава XIV. Шахъ и матъ содружескому предпріятію
Глава XV. Что было поймано въ поставленную ловушку
Глава XVI. Липа и вещи въ общемъ очеркѣ
Глава послѣдняя. Голосъ общества
Въ недавнее время,-- нѣтъ надобности въ точности указывать въ какомъ именно году,-- плыла разъ, къ концу осенняго вечера, грязная, зазорной наружности лодка, съ двумя сидѣвшими въ ней человѣками, по Темзѣ, между Саутваркскимъ Мостомъ, желѣзнымъ, и Лондонскимъ Мостомъ, каменнымъ.
Сидѣвшіе въ лодкѣ были сильный мужчина съ всклоченными, сѣдоватыми волосами, съ загорѣлымъ отъ солнца лицомъ и смуглая дѣвушка, такъ походившая на него, что ее можно было прямо признать за его дочь. Дѣвушка ловко дѣйствовала парою небольшихъ веселъ; а мужчина держалъ ненатянутыя рулевыя бичевки и, опустивъ свободно руки на колѣни, нетерпѣливо посматривалъ то впередъ, то на стороны. При немъ не было ни сѣтей, ни крючковъ, ни удочекъ,-- значитъ, онъ не былъ рыбакъ; лодка его не имѣла ни подушки для сидѣнья, ни окраски, ни надписей, никакого орудія, кромѣ небольшого лодочнаго багра и связки веревокъ, а потому нельзя было принять его за перевозчика; лодка его была слишкомъ утла, слишкомъ мала для перевозки товаровъ, и потому нельзя было счесть его за плашкотника. Не было ничего такого, что могло бы объяснить, чего онъ высматривалъ; а между тѣмъ онъ чего-то высматрмвалъ очень пытливо. Морской отливъ уже съ часъ какъ начавшійся, бѣжалъ внизъ по руслу, а глаза этого человѣка безъ устали слѣдили за каждою струйкой, за каждою рябью широкаго потока, въ то время какъ лодка шла то носомъ противъ теченія, то кормою по теченію, смотря по тему, какъ направлялъ онъ движеніемъ своей головы работавшую веслами дѣвушку. Она не сводила глазъ съ его лица, пока онъ осматривалъ рѣку; въ ея напряженномъ взорѣ былъ замѣтенъ оттѣнокъ страха, даже ужаса.
Люди, плывшіе въ лодкѣ,-- болѣе сродной дну рѣки, чѣмъ ея поверхности, по тинѣ и илу, ее покрывавшимъ, а равно и по ея вѣтхости -- дѣлали что-то такое, что случалось имъ часто дѣлать, и искали чего-то тоже, какъ видно чего случалось имъ часто искать, полудикаремъ казался этотъ мужчина съ непокрытою всклоченною головой, съ обнаженными выше локтей руками, съ голыми плечами, на которыя былъ наброшенъ слабымъ узломъ завязанный платокъ, лежавшій на голой груди, среди густой бороды, одѣтый въ платье, будто сработанное изъ грязи, облѣплявшей его лодку; но въ его взглядѣ былъ замѣтенъ навыкъ дѣлового человѣка. То же самое сказывалось въ каждомъ пріемѣ дѣвушки, въ каждомъ движеніи ея рукъ, больше же всего въ ея отѣненныхъ страхомъ, даже ужасомъ, глазахъ. Оба они, очевидно, были люди, занимавшіеся какимъ-то ремесломъ.
-- Держи, Лиза, немного въ сторону. Тутъ отливъ больно силенъ. Потомъ веди ее противъ воды.
Увѣренный въ ловкости дѣвушки, и потому не дѣйствуя рулемъ, онъ продолжалъ смотрѣть на набѣгавшій потокъ съ глубочайшимъ вниманіемъ. Точно также смотрѣла и дѣвушка на этого человѣка. Но тутъ случилось косвенному лучу заходившаго солнца упасть на дно лодки, и онъ скользнулъ тамъ по ржавому пятну, имѣвшему сходство съ очеркомъ формы завернутаго человѣка, и окрасилъ его будто бы жидкою кровью. Дѣвушка замѣтила это и вздрогнула.
-- Что съ тобой?-- спросилъ мужчина, не перестававшій глядѣть на крутившіяся струи, однако, замѣтившій движеніе своей спутницы.-- Я ничего не вижу на водѣ.
Красный отблескъ исчезъ, миновалъ и трепетъ, и взглядъ мужчины, на минуту возвратившійся въ лодку, отправился странствовать снова. Тамъ, гдѣ потокъ встрѣчалъ какое-нибудь препятствіе, глаза мужчины останавливались на мгновеніе. У каждой якорной цѣпи, у каждаго каната, у каждой неподвижно стоявшей лодки или баржи, у каждаго водорѣза быковъ Саутваркскаго моста, у колесъ каждаго парохода, пѣнившаго зловонно-мутную воду, у каждаго колыхавшагося плота изъ связанныхъ бревенъ, у нѣкоторыхъ пристаней, его сверкавшіе глаза бросали алчный взглядъ. По прошествіи часа или около того, онъ вдругъ натянулъ рулевыя бичевки и круто повернулъ лодку по направленію къ Соррейскому берегу.
Дѣвушка, почти не отводя глазъ смотрѣвшая ему въ лицо, тотчасъ же ударила веслами, соображаясь съ его движеніемъ. Лодка быстро очертила полукругъ, дрогнула будто отъ удара, и верхняя половина сидѣвшаго въ лодкѣ мужчины перегнулась за корму.
Дѣвушка между тѣмъ надвинула себѣ на голову и на лицо мѣшокъ плаща, которымъ была прикрыта, и, смотря назадъ такъ, что переднія складки были обращены къ низовью рѣки, продолжала грести въ этомъ направленіи по отливу. До сихъ поръ лодка не слѣдовала по теченію, а брала свое собственное направленіе, вертясь все около одного мѣста; теперь же берега передъ нею начали смѣняться одинъ за другимъ; густой мракъ арокъ и сверкающіе фонари Лондонскаго Моста миновали; по обѣ стороны поднялись ярусами корабли.
Тутъ только верхняя половина отца откинулась назадъ и выпрямилась въ лодкѣ. Руки его были мокры и грязны; онъ вымылъ ихъ черезъ бортъ. Въ горсти правой руки онъ что-то держалъ; онъ и это вымылъ въ рѣкѣ. То были деньги. Онъ звякнулъ ими разъ, дунулъ на нихъ разъ и плюнулъ на нихъ разъ:
-- На счастье!-- проговорилъ онъ хрипло и потомъ опустилъ деньги въ карманъ.-- Лиза!
Дѣвушка торопливо обернула къ нему глаза, продолжая грести молча. Лицо ея было блѣдно. А сидѣвшаго съ нею человѣка былъ носъ крючкомъ, и это, вмѣстѣ съ блестящими глазами и всклоченною головой, придавало ему сходство со встрепенувшеюся хищною лицеи.
-- Сбрось эту штуку съ лица.
Она откинула капюшонъ назадъ.
-- Теперь дай мнѣ весла. Я самъ примусь грести.
-- Нѣтъ, нѣтъ, батюшка! Право не могу! Ни за что не сяду такъ близко къ этому...
Онъ уже придвинулся къ ной, чтобы перемѣниться мѣстами; но ея тревожная просьба остановила его, и онъ снова сѣлъ на свою лавку.
-- Чего же ты боишься?
-- Ничего, батюшка! По я не могу терпѣть этого...
-- Ты, значитъ, и рѣку терпѣть не можешь...
-- Правда, я не люблю ея, батюшка.
-- Не любишь! Своей кормилицы-то не любишь?
При послѣднихъ словахъ дрожь снова охватила дѣвушку. Она перестала грести и, казалось, готова была лишиться чувствъ. Отецъ не замѣтилъ этого; онъ смотрѣлъ за корму на что-то шедшее за лодкой на буксирѣ.
-- Какъ же это, Лиза, нѣтъ у тебя никакой благодарности къ твоей кормилицѣ? Самый тотъ огонь, что обогрѣвалъ тебя, какъ ты была ребенкомъ, доставалъ я изъ рѣки вдоль барокъ съ каменнымъ угольемъ. Въ которой корзинкѣ ты спала, эта самая рѣка выбросила ее на берегъ. И качалку подъ корзинку, изъ рѣки же взялъ кусокъ дерева да сработалъ тебѣ.
Лиза покинула одно весло, приложила руку къ губамъ, привѣтно махнула ею отцу и, не сказавъ ни слова, принялась снова грести. Въ это время другая лодка, съ виду такая же, но почище, выдвинулась изъ темнаго мѣста и плавно подошла къ первой.
-- Опять повезло счастье, Гафферъ?-- сказалъ, косясь и кривя лицо, человѣкъ, одинъ сидѣвшій въ появившейся лодкѣ и управлявшій въ ней веслами.-- Я сразу узналъ, что счастье повезла тебѣ, по хвосту узналъ.
-- А!-- отвѣчалъ тотъ сухо.-- Ты тоже вышелъ?
-- Да, товарищъ.
Слабый, желтый свѣтъ мѣсяца освѣщалъ рѣку. Новоприбывшій, держась на полдлины позади Гаффера, пристально посмотрѣлъ на слѣдъ, крутившійся за нею.
-- Вонъ, говорю я про себя, какъ только ты показался,-- продолжалъ онъ,-- вонъ Гафферу опять повезло счастье, клянусь Георгіемъ, опять счастье!.. Это я весломъ черкнулъ, товарищъ, не безпокойся, до него я не дотронулся.
Послѣднія слова сказаны были какъ бы въ отвѣтъ на торопливое движеніе Гаффера: сказавшій ихъ закинулъ весло съ той стороны къ себѣ въ лодку, подплылъ ближе и взялся рукою за бортъ другой лодки.
-- Коли судить по его виду, такъ до него уже довольно дотрогивались, будетъ съ него! Его порядкомъ поколотила вода. Вотъ мнѣ такъ не дался онъ; такое ужъ видно мое счастіе! Онъ непремѣнно мимо меня проплылъ, какъ я караулилъ тутъ, пониже моста. Ты, словно коршунъ, товарищъ, должно быть носомъ его чуешь.
Онъ говорилъ это пониженнымъ голосомъ и нѣсколько разъ взглядывалъ на Лизу, которая вновь надвинула на себя капюшонъ. Оба человѣка посмотрѣли потомъ съ какимъ-то таинственнымъ и недобрымъ участіемъ на то, что плыло за лодкою Гаффера.
-- Не втащить ли мнѣ его въ лодку, товарищъ?
-- Не надо,-- отвѣчалъ тотъ такимъ суровымъ голосомъ, что сдѣлавшій вопросъ вытаращилъ глаза и тутъ же проговорилъ ему:
-- Или ты чего объѣлся, товарищъ?
-- Правда, что объѣлся,-- сказалъ Гафферъ.-- Ты меня своими товарищами-то ужъ очень накормилъ. Я тебѣ не товарищъ.
-- Съ которыхъ же поръ ты мнѣ не товарищъ, ваше благородіе Гафферъ Гексамъ?
-- Да съ тѣхъ поръ, какъ тебя обвинили, что ограбилъ ты человѣка, ограбилъ живого человѣка, -- отвѣтилъ Гафферъ въ сильномъ негодованіи.
-- А что, еслибы меня обвинили, что я ограбилъ мертваго человѣка? Скажи-ка, Гафферъ.
-- Ограбить мертваго ты не могъ.
-- А ты бы могъ, Гафферъ?
-- Нѣтъ, ограбить мертваго нельзя. Что мертвому дѣлать съ деньгами? Развѣ мертвый можетъ имѣть деньги? На коемъ свѣтѣ мертвый? На томъ свѣтѣ. На коемъ свѣтѣ деньги? На этомъ свѣтѣ. Такъ какъ же деньги могутъ быть у мертваго тѣла? Развѣ мертвое тѣло можетъ владѣть деньгами, тратить ихъ, получать ихъ, терять ихъ? Такъ ты не путай и не мѣшай честь съ безчестьемъ. А ограбить живого человѣка только подлая душа можетъ.
-- Да ты выслушай, какъ было дѣло...
-- Нѣтъ, не выслушаю; я самъ скажу, какъ оно было. Ты легко отдѣлался за то, что запустилъ лапу въ карманъ къ матросу, къ живому матросу, ну и считай тебя счастливымъ, а ко мнѣ послѣ этого ужъ не суйся съ товарищами-то. Были мы съ тобой товарищи, а теперь не товарищи, да и впередъ не будемъ. Пусти лодку! Отчаливай!
-- Гафферъ! Если ты думаешь отдѣлаться отъ меня такимъ манеромъ.
-- Не такимъ, такъ другимъ манеромъ: пальцы отшибу, а не то багромъ царапну по головѣ. Отчаливай, говорятъ тебѣ! Лиза, махай! Домой махай, коли не хочешь, чтобъ отецъ самъ взялся за весла.
Лиза сильно двинула лодку впередъ; другая лодка осталась позади. Отецъ Лизы, успокоившись внутренно и принявъ видъ человѣка провѣщавшаго высоко-нравственное поученіе и занявшаго неприступную позицію, медленно раскурилъ трубку и, держа ее въ зубахъ, посмотрѣлъ на то, что у него на буксирѣ. То что было у него на буксирѣ, по временамъ, страшно выставлялось изъ воды, когда ходъ лодки сдерживался, а по временамъ какъ будто бы усиливалось оторваться, хотя по большей части слѣдовало за всю покорно. Новичку, можетъ статься, померещилось бы, что струйки, проходившія надъ тѣмъ, что плыло за лодкой, страшно сходствовали съ измѣненіями въ выраженіи незрячаго лица; но Гафферъ былъ не новичекъ, и ему ничего не мерещилось
II. Человѣкъ откуда-нибудь.
Мистеръ и мистриссъ Венирингъ были люди съ молоточка новые, въ домѣ съ молоточка новомъ и въ части Лондона съ молоточка новой. У Вениринговъ все было съ молоточка новое. Вся ихъ мебель была съ молоточка новая, всѣ ихъ друзья были съ молоточка новые, вся ихъ прислуга была съ молоточка новая, ихъ серебро было съ молоточка новое, ихъ карета была съ молоточка новая, ихъ сбруя была съ молоточка новая, ихъ лошади были съ молоточка новыя, сами они были съ молоточка новые; они были новобрачные, насколько законнымъ образомъ возможно быть новобрачными, имѣя новорожденнаго ребенка. Еслибъ имъ представилась нужда завести въ хозяйствѣ прадѣдушку, то и онъ явился бы изъ магазина, запакованный въ рогожи, безъ малѣйшей на немъ царапинки, отполированный французскимъ лакомъ до самой маковки.
Въ хозяйствѣ Вениринговъ, отъ стульевъ въ передней украшенныхъ гербами, вплоть до рояля съ новѣйшими усовершенствованіями, а въ верхнемъ этажѣ вплоть до огнеспасательнаго снаряда, все было отлично вылакировано и отполировано. А что замѣчалось въ мебели, то замѣчалось и въ самихъ Венирингахъ: отъ нихъ какъ будто немножко пахло мастерской и какъ будто спи были немножко липки.
Была у нихъ еще одна невинная обѣденная утварь, которая перекатывалась на ходкихъ колесцахъ и хранилась, пока не представлялось въ ней надобности, надъ извозчичьей конюшней въ Дьюкъ-Стритѣ, въ Сентъ-Джсмскомъ скверѣ. Для этой утвари Вениринги служили источникомъ нескончаемаго смятенія. По фамиліи утварь эта называлась Твемло. Мистеръ Твемло, будучи двоюроднымъ братомъ лорду Снигворту, являлся частою потребностью и во многихъ домахъ представлялъ собою обѣденный столъ въ его нормальномъ видѣ. Мистеръ и мистриссъ Венирингъ, напримѣръ, устраивая обѣдъ, прежде всего брались за Твемло и потомъ раздвигали его на нѣсколько досокъ, то есть прибавляли къ нему гостей. Такимъ образомъ столъ составлялся иногда изъ Твемло и полдюжины досокъ; иногда же Твемло раздвигался во всю свою длину, на всѣ двадцать досокъ. Мистеръ и мистриссъ Венирингъ, въ случаяхъ торжественныхъ, садились другъ противъ друга по срединѣ стола, но и тутъ параллель вполнѣ выдерживалась, потому что при вгомъ всегда случалось тагъ, что чѣмъ болѣе Твемло раздвигался, тѣмъ далѣе находился онъ отъ центра и тѣмъ ближе или къ буфету въ одномъ концѣ комнаты, или къ оконнымъ занавѣсамъ на другомъ ея концѣ.
Однакоже, не это ввергало слабую душу Твемло въ смятеніе. Пропасть, въ которой онъ не находилъ дна и изъ которой поднималось постоянно возраставшее затрудненіе его жизни, заключалась въ неразрѣшимомъ вопросѣ: самый ли старинный другъ онъ Вениринговъ или самый новый другъ ихъ? Этотъ смиренный джентльменъ посвящалъ рѣшенію своей задачи много тревожныхъ часовъ какъ въ квартирѣ надъ конюшней, такъ и въ прохладной тѣни Сентъ-Джемскаго сквера. Разрѣшалъ же онъ ее такъ: Твемло впервые узналъ Вениринга въ клубѣ, гдѣ Венирингъ тогда не зналъ никого, кромѣ одного человѣка, что познакомилъ ихъ другъ съ другомъ, что, казалось, былъ ему самымъ задушевнымъ пріятелемъ въ мірѣ и съ кѣмъ онъ самъ познакомился только за два дня до этого, когда поводомъ къ союзу ихъ душъ послужилъ случайно обсуждавшійся предосудительный образъ дѣйствій клубскаго комитета по поводу изготовленія телячьяго филе. Тотчасъ послѣ этого Твемло получилъ приглашеніе обѣдать у Вениринговъ, и онъ, дѣйствительно, обѣдалъ у нихъ, и съ нимъ вмѣстѣ присутствовалъ за обѣдомъ и тотъ самый господинъ, который познакомилъ его съ Венирингами. Тотчасъ же послѣ этого Твемло получилъ приглашеніе обѣдать у этого господина и обѣдалъ: Венирингъ вмѣстѣ съ нимъ присутствовалъ за обѣдомъ. За обѣдомъ у этого господна были еще Членъ Парламента, Инженеръ, Погашеніе Національнаго Долга, Дума о Шекспирѣ, Забота объ общественномъ благѣ и одно Присутственное Мѣсто. Всѣ эти гости, повидимому, были людьми совершенно не извѣстными для Вениринга. Тотчасъ же послѣ этого Твемло получилъ приглашеніе обѣдать у Вениринговъ и за тѣмъ собственно, чтобы встрѣтить у нихъ Члена, Инженера, Погашеніе Національнаго Долга, Думу о Шекспирѣ, Заботу и Присутственное Мѣсто. Обѣдая съ ними, Твемло увидѣлъ, что всѣ они были самые задушевные друзья Вениринга, и что жены всѣхъ ихъ (тоже тутъ присутствовавшія) были для мистриссъ Венирингъ предметами самаго искренняго вниманія и нѣжнѣйшей пріязни.
Результатомъ этого было то, что Твемло, сидя въ своей квартирѣ и приложивъ руку ко лбу, говорилъ самъ себѣ: "нѣтъ, ужъ лучше не думать объ этомъ, ужъ лучше не думать, а то мозгъ размягчится!" А ему все-таки думалось объ этомъ, и онъ все-таки не зналъ, что подумать.
Въ нынѣшнія вечеръ у Вениринговъ обѣдъ. Одиннадцать досокъ прилаживалось къ Твемло; всего на всего четырнадцать персонъ. Четверо оффиціантовъ въ темныхъ ливрейныхъ фракахъ, съ бѣлою грудью, стоятъ рядомъ въ передней. Пятый оффиціантъ, предшествуя кому-то, всходитъ на лѣстницу съ угрюмымъ видомъ, какъ будто бы желая сказать: "вотъ еще другое несчастное твореніе пріѣхало обѣдать; вотъ она жизнь!" и провозглашаетъ:, мистеръ Твемло!"
Мистриссъ Венирингъ привѣтствуетъ милаго мистера Твемло, и мистеръ Венирингъ также привѣтствуетъ дорогого Твемло. Мистриссъ Венирингъ хотя и не думаетъ, чтобы мистеръ Твемло могъ дѣйствительно принимать какое-нибудь участіе въ такихъ неинтересныхъ вещахъ, какъ грудныя дѣти, однакоже, полагаетъ, что такому старинному другу будетъ пріятно взглянуть на ихъ младенца. "Погоди, Тутлюмсъ", говоритъ мистеръ Венирингъ, съ чувствомъ кивая своей новой вещицѣ, "когда ты будешь смыслить, ты лучше оцѣпишь друга твоего семейства". Потомъ онъ проситъ позволенія познакомить любезнаго Твемло съ своими двумя друзьями, съ мистеромъ Бутсомъ и съ мистеромъ Бруэромъ, хотя очевидно самъ не знаетъ, кто изъ нихъ который.
Но тутъ встрѣчается ужасное обстоятельство
-- Мис-теръ и Мис-сисъ Подснапъ!
-- Душа моя,-- говоритъ мистеръ Венирингъ, обращаясь къ мистриссъ Венирингъ съ видомъ самаго дружескаго участія, въ то время какъ отворяется дверь,-- душа моя, Подснапы пріѣхали.
Появляется дюжій господинъ, фатальной свѣжести, весь улыбка, съ супругою, и тотчасъ, бросивъ супругу, устремляется къ Твемло съ словами:
-- Какъ вы поживаете? Очень радъ познакомиться съ вами. Какой очаровательный домъ у васъ! Надѣюсь, мы не опоздали! Крайне радъ случаю, повѣрьте!
Твемло, выдержавъ первый натискъ, дважды отступаетъ назадъ въ своихъ красивыхъ башмачкахъ и въ своихъ красивыхъ шелковыхъ чулочкахъ старинной моды, и какъ будто бы намѣревается перескочить за диванъ, стоящій позади его; но дюжій іосподинъ вцѣпился въ него крѣпко.
-- Позвольте, -- говоритъ дюжій господинъ, стараясь издали привлечь вниманіе своей супруги:-- позвольте мнѣ имѣть удовольствіе представить вамъ, какъ хозяину, мою мистриссъ Подснапъ. Она будетъ крайне рада...-- Въ своей фатальной свѣжести онъ, кажется, находитъ не увядающую прелесть и вѣчную юность въ этой фразѣ:-- Она будетъ крайне рада случаю, повѣрьте!
Между тѣмъ мистриссъ Подснапъ, которая не имѣла никакой возможности впасть въ ошибку, потому что мистриссъ Венирингъ есть единственная, кромѣ ея самой, дама въ комнатѣ, дѣлаетъ все съ своей стороны, чтобы наипріятнѣйшимъ образомъ поддержать ошибку своего мжа, смотря на мистера Твемло съ соболѣзнующимъ лицомъ и обращаясь къ мистриссъ Венирингъ чувствительнымъ голосомъ съ замѣчаніемъ, во-первыхъ, что онъ, къ сожалѣнію, по всей вѣроятности, страдалъ недавно желчью, а во-вторыхъ, что ея ребенокъ ужъ и теперь имѣетъ большое съ нимъ сходство.
Сомнительно, чтобы какому бы то ни было человѣку могло нравиться, если его принимаютъ за другого. По крайней мѣрѣ мистеръ Венирингъ, который на этотъ вечеръ въ первый разъ надѣлъ сорочку съ грудью юнаго Антиноя (изъ шитаго батиста, только что полученнаго въ Аінгліи), нисколько не видитъ комплимента въ томъ, что за него принимаютъ Твемло, тщедушнаго, поджараго человѣка, тридцатью годами старше его. Мистриссъ Венирингъ точно также не очень польщена тѣмъ, что ее сочли за жену мистера Твемло. Что же касается до самого Твемло, то онъ до такой степени чувствуетъ себя выше Вениринга по воспитанію, что въ дюжемъ господинѣ видитъ грубѣйшаго осла.
Въ этой сложной дилеммѣ, мистеръ Венирингъ приближается съ дюжему господину съ протянутою рукой и увѣряетъ эту неисправимую личность, что онъ чрезвычайно радъ видѣть его. Дюжій господинъ, въ своей фатальной свѣжести, отвѣчаетъ немедленно:
-- Благодарю васъ. Къ стыду моему, я долженъ сказать, что въ настоящую минуту не могу припомнить, гдѣ мы встрѣчались, но я крайне радъ случаю, повѣрьте.
Потомъ, кинувшись снова на Твемло, старающагося отбиться отъ него всѣми своими слабыми силами, онъ хочетъ представить его своей супругѣ какъ мистера Вениринга, но прибытіе новыхъ гостей объясняетъ ошибку. Дюжій господинъ возобновляетъ рукопожатіе съ Венирингомъ какъ съ Венирингомъ, съ Твемло какъ съ Твемло; и совершенно успокоиваетъ себя словами, обращенными къ послѣднему изъ поименованныхъ:-- Забавный случай, -- говоритъ онъ,-- но я крайне радъ ему, повѣрьте!
Твемло, прошедшій черезъ этотъ ужасный опытъ, видѣлъ затѣмъ какъ Бутсъ переплавился въ Бруэра, а Бруэръ въ Бутса, и какъ изъ остальныхъ семи гостей четверо вошли съ блуждающими взглядами и рѣшительно отказывались признать Вениринга въ комъ-либо изъ присутствовавшихъ, пока самъ Венирингъ не подходилъ къ нимъ,-- Твемло сообразивъ все имъ видѣнное, чувствуетъ, что мозгъ у него твердѣетъ по мѣрѣ того, какъ онъ приходитъ къ заключенію, что, дѣйствительно, онъ самый старинный другъ Вепиринга. По мозгъ его размягчается снова, и снова все потеряно въ ту минуту какъ глаза его усматриваютъ Вениринга и дюжаго господина, стоящихъ рука объ руку какъ братья-близнецы, въ задней гостиной у оранжерейной двери,-- въ ту минуту какъ въ уши ему сообщается голосомъ мистриссъ Венирингъ извѣстіе, что дюжія господинъ будетъ крестнымъ отцомъ ея ребенку.
-- Кушанье подано!
Такъ провозглашаетъ меланхолическій оффиціантъ, хотя ему слѣдовало бы сказать: "Шествуйте долу, и отравляйтесь тамъ, вы, злополучныя чада человѣческія".
Твемло, не получивъ дамы для веденія къ столу, идетъ одинъ позади всѣхъ, приложивъ руку ко лбу. Бутсъ и Бруэръ, полагая, что ему не здоровится, шепчутъ: "Ему дурно. Не позавтракалъ". Но они ошибаются; онъ только отуманенъ непреодолимою загадкой своего существованія.
Подкрѣпленный супомъ, Твемло скромно бесѣдуетъ съ Бутсомъ и Бруэромъ о придворныхъ новостяхъ. Венирингъ въ то время, какъ на столъ ставится рыба, обращается къ нему по предмету спорнаго вопроса, въ городѣ ли, за городомъ ли кузенъ его, лордь Снигвортъ! Твемло отвѣчаетъ, что кузенъ его за городомъ. "Въ Снигвортскомъ паркѣ?" спрашиваетъ Венирингъ. "Въ Снигвортскомъ", отзывается Твемло. Бутсъ и Бруэръ заключаютъ изъ этого, что съ нимъ не худо сблизиться, а Венирингъ ясно видитъ, что онъ предметъ вознаграждающій за вниманіе. Между тѣмъ оффиціантъ обходитъ вокругъ стола, и будто мрачный аналитическій химикъ, обращаясь къ гостямъ съ предложеніемъ: "Шабли, сэръ?" повидимому, дичаетъ про себя такъ: "вы его и не отвѣдали бы, еслибь гнали изъ чего оно состряпано".
Большое зеркало надъ буфетомъ отражаетъ въ себѣ обѣденный столъ и все сидящее за нимъ общество. Отражаетъ оно гербъ Вепиринговъ,-- вьючнаго верблюда изъ золота и серебра, мѣстами матоваго, мѣстами отшлифованнаго. Геральдическая коллегія отыскала для Венирігиговъ предка въ Крестовыхъ Походахъ, который на щитѣ имѣлъ верблюда (или могъ имѣть, еслибы вздумать),-- и вотъ въ домѣ Вениринговъ явился цѣлый караванъ верблюдовъ, держащихъ на себѣ фрукты, цвѣты, свѣчи и преклоняющихся для принятія груза соли. Отражаетъ зеркало мистера Вениринга: сорокъ лѣтъ, волоса волнистые, лицо смуглое, наклоненъ къ ожирѣнію, хитрая, таинственная и скрытная физіономія, благообразный пророкъ подъ покрываломъ {См. поэму Томаса Мура "Пророкъ подъ покрываломъ"} только не пророчествующій. Отражаетъ оно мистриссъ Венирингъ: красивая, носъ орлиный, пальцы тоже орлиные, пышно одѣта, вся въ драгоцѣнностяхъ, восторженная, примирительная и сознающая, что кончикъ покрывала ея мужа лежитъ и на ней. Отражаетъ Подснапа: исправно кушаетъ, два свѣтлыя щетинистыя крылушка по обѣимъ сторонамъ плѣшивой головы, столько же походящія на его головныя щетки, сколько на его волосы, съ туманною картиной красныхъ пупырей на лбу, съ изобильною порціей помятаго воротничка рубашки на затылкѣ. Отражаетъ оно мистриссъ Подснапъ,-- превосходный субъектъ для профессора Оэна: кости сильно развитыя, шея и ноздри какъ у игрушечнаго коня, черты лица суровыя; головной уборъ величественный, и къ нему Подснапъ привѣсилъ свои золотыя жертвоприношенія. Зеркало отражаетъ Твемло -- сухопараго, сѣдого, учтиваго, чувствительнаго къ восточному вѣтру; воротничекъ и галстухъ Перваго Джентльмена въ Европѣ {Такъ прозывался король англійскій, Георгъ IV, носившій небольшіе воротнички и высокій галстухъ.}, щеки втянуты, какъ будто бы онъ усиливался нѣсколько лѣтъ тому назадъ всосаться внутрь себя и успѣлъ въ этомъ до извѣстной степени, а далѣе не могъ. Отражаетъ оно совершенно зрѣлую молодую дѣвицу: локоны черные, какъ вороново крыло, цвѣтъ лица хорошій, если оно хорошо напудрено, и теперь именно такого свойства, что можетъ значительно способствовать плѣненію совершенно зрѣлаго молодого джентльмена съ преизбыткомъ носа на лицѣ, съ преизбыткомъ инбирнаго цвѣта въ бакенбардахъ, съ преизбыткомъ торса подъ жилетомъ, съ преизбыткомъ блеска въ запонкахъ, въ глазахъ, въ пуговкахъ, въ разговорѣ и въ зубахъ. Отражаетъ зеркало очаровательную старую леди Тпипинсъ, сидящую по правую руку отъ Вениринга: большое, тупое, овальное лицо темнаго цвѣта, словно лицо, отраженное въ ложкѣ, и подкрашенная длинная дорожка на головѣ до самой ея вершины, какъ открытый для публики приступъ къ связкѣ фальшивыхъ волосъ торчащихъ сзади, съ удовольствіемъ патронирующая сидящей насупротивъ мистриссъ Венирингъ, которой пріятно быть патронируемой. Отражаетъ оно еще нѣкоего "Мортимера", тоже одного изъ самыхъ старинныхъ друзей Вениринга, который никогда до этого времени не былъ въ его домѣ и, кажется, и впредь не желаетъ бывать, который задумчиво сидитъ по лѣвую руку мистриссъ Венирингъ, котораго заманила къ ней леди Типпинсъ (знавшая его ребенкомъ), убѣдила пріѣхать, чтобы побесѣдовать, но онъ бесѣдовать не хочетъ. Отражаетъ зеркало Евгенія, Мортимерова друга: погребенный заживо въ спинкѣ стула, позади принудреннаго плеча зрѣлой молодой особы, онъ мрачно относится только къ бокалу шампанскаго, каждый разъ какъ его предлагаетъ ему Аналитическій Химикъ. Наконецъ, зеркало отражаетъ Бутса и Бруэра и еще двухъ другихъ Буферовъ, размѣщенныхъ между остальною компаніей, какъ бы въ предупрежденіе несчастныхъ случайностей.
Обѣды у Вениринговъ всегда превосходные обѣды, иначе новые люди не стали бы пріѣзжать, и потому все идетъ хорошо. Мимоходомъ можно замѣтить, что леди Типпинсъ производила рядъ опытовъ надъ своими пищеварительными отправленіями, до того сложныхъ и смѣлыхъ, что еслибъ опубликовать ихъ со всѣми результатами, то это облагодѣтельствовало бы человѣчество. Теперь, побывавъ во всѣхъ частяхъ свѣта, старый, но выносливый, корабль этотъ доплылъ до сѣвернаго полюса, и въ то время какъ тарелочки изъ-подъ мороженаго убирались со стола, произнесъ слѣдующія слова:
-- Увѣряю васъ, мой любезный Венирингъ (руки бѣднаго Твемло поднялись снова ко лбу, потому что теперь ясно стало, что леди Типпинсъ готовилась въ свою очередь сдѣлаться самымъ стариннымъ другомъ), увѣряю васъ, мой любезный Венирингъ, что это дѣло чрезвычайно странное. Я, какъ въ газетныхъ объявленіяхъ, не прошу васъ вѣрить мнѣ на слово, безъ надлежащаго удостовѣренія. Вотъ Мортимеръ, онъ можетъ удостовѣрить; онъ объ этомъ все знаетъ.
Мортимеръ вскидываетъ свои опущенныя вѣки и немного открываетъ ротъ. Но слабая улыбка, какъ бы говорящая: "Къ чему это!" пробѣгаетъ по его лицу, онъ снова опускаетъ вѣки и снова закрываетъ ротъ.
-- Послушайте, Мортимеръ,-- говоритъ леди Типпинсъ, стуча косточками своего зеленаго вѣера по косточкамъ своей лѣвой руки, которая въ особенности костлява.-- Я хочу, чтобы вы сказали все, что вамъ извѣстно о человѣкѣ изъ Ямайки.
-- Даю вамъ честное слово, я никогда не слыхивалъ о комъ-либо изъ Ямайки, развѣ только о неграхъ,-- отвѣчалъ Мортимеръ.
-- Ну такъ изъ Табаго.
-- И изъ Табаго не слыхивалъ.
-- Кромѣ,-- ввернулся тутъ Евгеній до того неожиданно, что зрѣлая молодая особа, совершенно про него забывшая, быстро отодвинула отъ него плечо свое,-- кромѣ одного нашего друга, долго жившаго на рисовомъ пудингѣ и рыбьемъ клеѣ, пока докторъ или кто-то тамъ кому-то тамъ не посовѣтовалъ давать ему чего-нибудь другого, и пока нога баранины не стала какъ-то его всегдашнею діэтой.
Вокругъ стола пробѣгаетъ ожиданіе, что Евгеній выйдетъ на свѣтъ. Но ожиданіе не оправдывается, онъ снова уходитъ.
-- Позвольте мнѣ теперь, моя милая мистриссъ Венирингъ, отнестись къ вамъ,-- говоритъ леди Типпинсъ.-- Скажите, не есть ли это самый предательскій поступокъ, какой когда-либо совершался на свѣтѣ? Я всегда вожу съ собою своихъ поклонниковъ, двухъ или трехъ заразъ, съ тѣмъ чтобы они были мнѣ покорны и преданны, и что же? Вотъ мой старинный обожатель, главнѣйшій изъ главныхъ, начальникъ всѣхъ рабовъ моихъ, сбрасываетъ съ себя въ глазахъ всей компаніи узы своего подданства. А вотъ вамъ и другой изъ моихъ обожателей, правда, суровый какъ Кимонъ, по всегда подававшій надежду, что современемъ исправится. Вотъ и онъ прикидывается, будто не можетъ припомнить даже сказочекъ своей няньки! Повѣрьте, онъ дѣлаетъ это только изъ того, чтобы досадить мнѣ, потому что знаетъ, какъ я не терплю этого!
Маленькій, съ свирѣпымъ оттѣнкомъ, вымыселъ леди Типпинсъ о ея возлюбленныхъ -- ея конекъ. Она постоянно является въ сопровожденіи двухъ или трехъ обожателей, ведетъ списокъ своимъ обожателями и безпрестанно вноситъ въ книгу новаго обожателя или вычеркиваетъ изъ нея стараго обожателя, или вписываетъ обожателя въ бѣлый реестръ, или въ видѣ поощренія вписываетъ обожателя въ синій реестръ, или подводитъ итогъ обожателей. Мистриссъ Венирингъ совершенно очарована такимъ юморомъ; также точно и самъ Венирингъ.
-- Я теперь же изгоняю отъ себя коварнаго измѣнника и нынѣшнимъ же вечеромъ вычеркиваю его изъ Купидона (такъ называю я свою книгу, моя милая). Какъ бы то ни было, я рѣшилась добиться свѣдѣній объ этомъ человѣкѣ изъ Откуда-Нибудь.
Леди Типпинсъ обращается къ мистриссъ Венирингъ и говоритъ:-- Душа моя, склоните его расказать намъ это; сама я, какъ видите, утратила всякое на него вліяніе. О, клятвопреступникъ!-- Послѣднія два слова направлены къ Мортимеру, причемъ леди Типпинсъ стукнула своимъ вѣеромъ.
-- Мы всѣ чрезвычайно интересуемся этимъ человѣкомъ изъ Откуда-Нибудь,-- замѣчаетъ Венирингъ.
Тутъ четыре буфера, всѣ заразъ одушевившись, восклицаютъ:
-- Глубоко интересуемся!
-- Сгораемъ отъ любопытства!
-- Это исполнено драматизма!
-- Можетъ статься, это человѣкъ изъ Ниоткуда.
Послѣ этого мистриссъ Венирингъ,-- такъ страшно заразительны милыя причуды леди Типпинсъ,-- складываетъ руки, какъ умоляющее дитя и, обратившись къ сосѣду по лѣвую отъ нея руку, произноситъ дѣтскимъ лепетомъ:
-- Пожалуйста! Сказочку! Человѣчекъ изъ Откуда-Нибудь!
Четыре буффера, услышавъ это, и снова всѣ вмѣстѣ, какъ-то чудесно воодушевившись, восклицаютъ:
-- Ну, ужъ теперь вы не можете отказываться!
-- Клянусь вамъ, -- говоритъ тихимъ голосомъ Мортимеръ, -- я совершенно смущенъ, видя, что глаза всей Европы обращены на меня, и мнѣ единственнымъ утѣшеніемъ остается то, что всѣ вы посѣтуете на леди Тиипинсъ въ тайнѣ вашего сердца, когда убѣдитесь,-- не убѣдиться вамъ нельзя,-- что этотъ человѣкъ Откуда-Нибудь самая скучная матерія. Сожалѣю, что мнѣ приходится нарушить интересъ романа забвеніемъ мѣсторожденія этого человѣка; но я долженъ сказать, что онъ явился изъ мѣста, названіе котораго ускользнуло теперь изъ моей памяти; впрочемъ каждый изъ васъ припомнитъ его:-- изъ мѣста, гдѣ приготовляютъ вино.
Евгеній подсказываетъ:-- Изъ фабрики Дея и Мартина {Огромная фабрика въ Лондонѣ, гдѣ приготовляется вакса.}.
-- Нѣтъ, не оттуда,-- возражаетъ невозмутимый Мортимеръ,-- тамъ фабрикуютъ портвейнъ. Мои герой происходитъ изъ страны, гдѣ приготовляется капское вино. Замѣть, мой старый пріятель, то, что ты сказалъ -- не сообразно съ статистикою и весьма не кстати.
За столомъ Вениринговъ всегда замѣчательно то, что никто не обращаетъ вниманія на самихъ Вениринговъ и что всякій, желающій что-нибудь сказать, обыкновенно обращается не къ нимъ, а къ кому-нибудь другому.
-- Человѣкъ этотъ,-- продолжаетъ Мортимеръ, обращаясь къ Евгенію,-- по имени Гармонъ, единственный сынъ отъявленнаго стараго плута, который нажилъ себѣ состояніе прахомъ, то есть всякимъ соромъ.
-- Въ вельветинѣ и съ колокольчиками? {Мусоръ въ англійскихъ городахъ очищается по подрядамъ. Рабочіе подрядчиковъ, какъ и большая часть другихъ рабочихъ, одѣтые въ вельветинъ (родъ грубаго и прочнаго бумажнаго бархата), проѣзжаютъ съ телѣгами по улицамъ вечеромъ и утромъ, звонятъ въ колокольчикъ и тѣмъ дотъ слугамъ знакъ, чтобы выносили мусоръ.} -- спрашиваетъ мрачный Евгеній.
-- И при помощи ручной лѣстницы и корзины, если угодно. Отъ того ли, отъ другого ли, только онъ разбогатѣлъ въ качествѣ мусорнаго подрядчика и жилъ въ какой-то лощинѣ среди мѣстности, которая вся состоитъ изъ мусора. Въ своемъ имѣньицѣ этотъ ворчливый, старый негодяй поднялъ будто какой старый волканъ, цѣлый горный хребетъ, геологическою формаціей котораго былъ мусоръ: каменноугольный мусоръ, растительный мусоръ, костяной мусоръ, крупный мусоръ, просѣянный мусоръ, всякій мусоръ.
Тутъ Мортимеръ, мимоходомъ вспомнивъ о мистриссъ Венирингъ, обращаетъ къ ней съ полдюжины слѣдующихъ словъ, но потомъ постепенно отъ нея отворачивается, относится къ Твемло и, не получая отъ него никакого отвѣта, окончательно обращается къ буфферамъ, которые принимаютъ его съ энтузіазмомъ.
-- Нравственное существо,-- кажется, можно такъ выразиться,-- нравственное существо этой образцовой личности находило величайшее наслажденіе въ томъ, чтобы проклинать всѣхъ своихъ ближайшихъ родныхъ и выгонять ихъ изъ дому. Старый негодяи прежде всего наградилъ,-- и это было, конечно, весьма естественно,-- такими любезностями подругу своего сердца, жену; а потомъ оказалъ такую же справедливость своей дочери. Онъ выбралъ ей жениха, какой былъ по нраву ему, а нисколько не ей, и принялся готовить ей въ приданое не умѣю сказать сколько мусору, но что-то безмѣрно много. Когда дошло дѣло до этого, бѣдная дѣвушка почтительно объявила, что она втайнѣ помолвлена съ "другимъ", и что устраиваемый отцомъ ея бракъ можетъ обратить въ прахъ ея сердце и въ мусоръ всю ея жизнь. Достопочтенный родитель немедленно, какъ сказываютъ, въ холодную зимнюю ночь, проклялъ и выгналъ ее изъ дому.
Тутъ Аналитическій Химикъ (который, повидимому, мало интересовался разсказомъ Мортимера) предлагаетъ бургунскаго буфферамъ. Они, всѣ четверо заразъ чудотворно воодушевляясь, пропускаютъ въ себя тихонько вино съ особенною гримасой наслажденія и лотомъ вскрикиваютъ хоромъ:
-- Сдѣлайте милость, продолжайте!
-- Денежныя средства "другого" были, какъ въ такихъ случаяхъ всегда бываетъ, самаго ограниченнаго свойства. Я думаю, что не слишкомъ сильно выражусь, если скажу, что "другой" просто бѣдствовалъ. Онъ, однако, женился на молодой дѣвушкѣ. Поселившись въ бѣдномъ домикѣ, гдѣ, можетъ статься, единственнымъ украшеніемъ была душистая жимолость да каприфолій, обвивавшіеся вокругъ двери, онъ жилъ тамъ съ нею, пока она не умерла. Вы можете обратиться къ регистратору округа, гдѣ стоялъ ихъ бѣдный домикъ, чтобъ узнать о засвидѣтельствованной причинѣ ея смерти; но горе и бѣдствія навѣрное участвовали въ этомъ, хотя они и не вписываются въ разграфленныя по формѣ книги. Несомнѣнно, по крайней мѣрѣ, то, что эти два недуга погубили и "другого"; онъ такъ былъ подрѣзанъ потерею своей молодой жены, что только однимъ годомъ и могъ пережить ее.
Въ вяломъ Мортимерѣ есть нѣчто какъ будто бы намекающее, что сели хорошее общество не должно увлекаться впечатлѣніями, то онъ, хотя и принадлежащій къ хорошему обществу, но лишенъ слабости подчиняться впечатлѣнію собственнаго разсказа. Это укрыто съ величайшимъ стараніемъ; но все-таки это есть въ немъ. Мрачный Евгеній также не безъ этого: въ то время какъ страшная леди Типпинсъ объявляетъ, что еслибы "другой" остался въ живыхъ, то она поставила бы его на первомъ мѣстѣ въ спискѣ своихъ возлюбленныхъ, равно и въ то время, какъ зрѣлая молодая особа пожимаетъ плечами и смѣется какому-то конфиденціальному замѣчанію со стороны зрѣлаго молодого джентльмена, сумрачность Евгенія густѣетъ до такой степени, что онъ принимается почти свирѣпо играть своимъ дессертнымъ ножомъ.
Мортимеръ продолжаетъ:
-- Мы теперь должны возвратиться, какъ говорятъ романисты, хотя читатель вовсе не желаетъ, чтобъ они возвращались,-- возвратиться къ этому человѣку Откуда Нибудь. Мальчикъ лѣтъ четырнадцати, онъ учился на мѣдныя деньги въ Брюсселѣ, когда послѣдовало изгнаніе его сестры изъ родительскаго дома, и онъ узналъ объ этомъ лишь по прошествіи нѣкотораго времени, -- вѣроятно отъ нея же узналъ, потому что матери ихъ уже не было тогда на свѣтѣ: впрочемъ, это обстоятельство мнѣ неизвѣстно. Онъ тотчасъ же бѣжалъ и перебрался въ Англію. Надо думать, что онъ былъ малый бойкій и находчивый, если успѣлъ пробраться сюда, получая на содержаніе только по пяти су въ недѣлю; но онъ какъ-то успѣлъ въ этомъ и бросился къ отцу, и сталъ просить его за сестру. Достопочтенный родитель немедленно проклялъ его и выпроводилъ за дверь. Пораженный этимъ, испуганный мальчикъ убѣгаетъ, ищетъ себѣ счастія, садится на корабль, поселяется между виноградниками на мысѣ Доброй Надежды и дѣлается тамъ маленькимъ хозяиномъ, фермеромъ, плантаторомъ -- назовите какъ хотите...
Въ эту минуту послышался сперва тихій шумъ въ передней, а потомъ легкій стукъ въ дверь столовой. Аналитическій Химикъ подходитъ къ двери, сердито шепчется съ кѣмъ-то невидимымъ, смягчается, когда узнаетъ причину стука, и выходитъ вонъ.
-- Онъ былъ отысканъ только на-дняхъ, послѣ четырнадцатилѣтняго пребыванія на чужбинѣ.
Одинъ изъ буфферовъ, внезапно удививъ трехъ остальныхъ своимъ отложеніемъ отъ нихъ и заявленіемъ своей индивидуальности, обращается къ разсказчику и спрашиваетъ:
-- Какимъ образомъ отысканъ и для чего?
-- Ахъ, да! Вы совершенно правы! Благодарю, что напомнили. Достопочтенный родитель умираетъ.
Тотъ же Буфферъ, ободренный своимъ первымъ успѣхомъ, спрашиваетъ снова:-- Когда?
-- Недавно. Десять или двѣнадцать мѣсяцевъ тому назадъ.
Тотъ же Буфферъ опять проворно спрашиваетъ:-- Отчего умираетъ?
Но тутъ и погибаетъ злополучное индивидуальное бытіе, подъ оцѣпенѣлымъ взглядомъ трехъ остальныхъ буфферовъ, и затѣмъ не обращаетъ на себя вниманія ни одного смертнаго.
-- Достопочтенный родитель,-- начинаетъ вновь Мортимеръ, вспомнивъ, что за столомъ сидитъ мистеръ Венирингъ, и относясь къ нему въ первый разъ,-- достопочтенный родитель умираетъ.
Признательный Венирингъ съ важностью вторитъ: "умираетъ", и сложивъ на груди руки, расправляетъ свой лобъ, какъ бы собираясь слушать толковымъ образомъ, но тотчасъ же видитъ себя вновь покинутымъ въ пустынѣ міра.
-- Послѣ его смерти отыскиваютъ духовное завѣщаніе,-- говоритъ Мортимеръ, улавливая глазъ мистриссъ Подснапъ, сходствующій съ глазомъ деревянной лошадки:-- оно написано вскорѣ послѣ того, какъ скрылся сынъ. По смыслу завѣщанія нижній хребетъ мусорныхъ горъ, вмѣстѣ съ какимъ-то жильемъ у его подошвы, назначается старому слугѣ, единственному душеприказчику, а остальная часть имущества, весьма значительная, предоставляется сыну. Старикъ завѣщалъ также, чтобъ его похоронили съ какою-то причудливою церемоніей и съ предосторожностями на случай возврата къ жизни въ могилѣ, которыми я не стану утомлять ваше вниманіе. Вотъ и все, за исключеніемъ...
Тутъ разсказъ снова прерванъ.
Аналитическій Химикъ возвращается, и всѣ на него смотрятъ. Не потому смотритъ, чтобы каждому хотѣлось видѣть его, а потому, что вслѣдствіе необъяснимаго дѣйствія природы, люди пользуются всякимъ случаемъ смотрѣть на что-нибудь иное, лишь бы не на то лицо, которое обращается къ нимъ съ рѣчью.
-- За исключеніемъ того, что наслѣдство сыну завѣщано условно, именно съ тѣмъ, чтобъ онъ женился на дѣвушкѣ, которая во время составленія завѣщанія была ребенкомъ четырехъ или пяти лѣтъ, а теперь уже невѣста. Объявленія и справки повели къ тому, что сыномъ оказался человѣкъ, о которомъ идетъ рѣчь, и онъ въ настоящую минуту возвращается на родину, безъ сомнѣнія крайне удивленный, за тѣмъ, чтобы получить большое наслѣдство и въ добавокъ жениться.
Мистриссъ Подснапъ спрашиваетъ, хороша ли собою молодая дѣвушка? Мортимеръ не въ состояніи отвѣчать на это.
Мистеръ Подснапъ спрашиваетъ, что станется съ большимъ наслѣдствомъ, въ случаѣ неисполненія брачнаго условія? Мортимеръ отвѣчаетъ, что тогда, но особому параграфу завѣщанія, оно перейдетъ къ вышеупомянутому старому служителю, за устраненіемъ сына. Точно также, еслибы сынъ не оказался въ живыхъ, тотъ же старый слута остался бы наслѣдникомъ.
Въ это время мистриссъ Венирпигь только что успѣла разбудить захрапѣвшую леди Типпинсъ, ловко толкнувъ ея костлявую руку подносомъ съ тарелками и блюдами, и въ это же время всѣ, кромѣ Мортимера, увидѣли, что Аналитическій Химикъ съ таинственнымъ видомъ подавалъ ему свернутую бумагу. Любопытство окамспястъ на нѣсколько мгновеній мистриссъ Венирингъ въ ея операціи съ подносомъ.
Мортимеръ, несмотря на все стараніе Химика передать бумагу, преспокойно освѣжаетъ себя рюмкою мадеры и нисколько не замѣчаетъ письма, возбуждающаго общее вниманіе, пока, наконецъ, леди Типпинсъ (имѣющая обыкновеніе просыпаться въ совершенномъ безсознаніи) не вспомнила, гдѣ она находится, и пока, сообразивъ всѣ окружающіе ее предметы, не сказала: "О, человѣкъ, невѣрностью превзошедшій Донъ Жуана! Да примите же записку отъ коменданта". Химикъ при этихъ словахъ подноситъ письмо подъ самый носъ Мортимера, который оборачивается къ нему и спрашиваетъ:
-- Что это такое?
Аналитическій Химикъ нагибается и шепчетъ.
-- Кто?-- спрашиваетъ Мортимеръ.
Аналитическій Химикъ снова нагибается и шепчетъ.
Мортимеръ смотритъ на него во всѣ глаза и развертываетъ письмо. Онъ читаетъ его, перечитываетъ, смотритъ на адресъ, перечитываетъ въ третій разъ.
-- Письмо это является необыкновенно кстати,-- говоритъ Мортимеръ, смотря съ измѣнившимся лицомъ вокругъ стола. Въ немъ заключеніе исторіи того самаго человѣка.
-- Какъ? Онъ уже женился?-- спрашиваетъ кто-то.
-- Отказывается отъ женитьбы?-- спрашиваетъ еще кто-то.
-- Не найдено ли въ сору дополнительное завѣщаніе?-- спрашиваетъ кто-то третій.
-- Нѣтъ, все не то,-- говоритъ Мортимеръ.-- Странное дѣло! Изъ васъ никто не отгадалъ. Исторія выходитъ гораздо законченнѣе и эффектнѣе, чѣмъ я ожидалъ. Человѣкъ этотъ утонулъ.
Когда шлейфы дамъ, всходившихъ по лѣстницѣ Вениринговъ {Въ англійскихъ домахъ столовая и кабинетъ, или библіотека, находится обыкновенно въ нижнемъ этажѣ.}, совершенно скрылись, Мортимеръ, слѣдомъ за ними вышедшій изъ столовой, повернулъ въ библіотеку, обставленную новыми съ иголочки книгами, въ новыхъ съ иголочки переплетахъ, богато вызолоченныхъ, и попросилъ ввести къ нему посланнаго, доставившаго письмо. Явился мальчикъ лѣтъ пятнадцати. Мортимеръ взглянулъ на мальчика, а мальчикъ посмотрѣлъ на новую съ иголочки, только что написанную картину, изображавшую "Пилигриммовъ, идущихъ въ Кантербери" {Сюжетъ изъ поэмы Чаусера: Canterbury Tales.} и висѣвшую на стѣнѣ въ золотой рѣзной рамѣ.
-- Чей это почеркъ?
-- Мой, сэръ.
-- Кто поручилъ вамъ написать это?
-- Мои отецъ, Джессъ Гексамъ.
-- Развѣ онъ нашелъ тѣло?
-- Онъ, сэръ.
-- А кто такой вашъ отецъ?
Мальчикъ замялся, бросилъ укорительный взглядъ на Пилигриммовъ, какъ будто они поставили его въ нѣкоторое затрудненіе и потомъ, загибая складку на правой ногѣ своихъ панталонъ, сказалъ:
-- Онъ промышляетъ на рѣкѣ.
-- Далеко отсюда?
-- Что далеко?-- спросилъ мальчикъ осторожно и снова направился къ Кантербери.
-- До вашего отца?
-- Конецъ порядочный, сэръ. Я пріѣхалъ сюда на извозчикѣ, и извозчикъ ждетъ денегъ. Если угодно, мы можемъ на этомъ же извозчикѣ отправиться, а потомъ вы ужъ ему и заплатите. Я сперва поѣхалъ въ вашу коятору по адресу, найденному въ бумагахъ, которыя были вынуты изъ кармановъ; только тамъ я никого не видалъ,-кромѣ молодца моихъ лѣтъ; онъ-то меня и послалъ сюда.
Въ мальчикѣ была странная смѣсь полудикости и полуцивиливаціи. Голосъ его былъ хриплый и грубый, лицо его было грубое, и вся фигура его была грубая; но онъ былъ опрятнѣе другихъ мальчиковъ его типа; почеркъ его хотя крупный и широкій, былъ тоже хорошъ. Притомъ же онъ смотрѣлъ на корешки книгъ съ возбужденнымъ вниманіемъ, которое проникало за переплеты. Человѣкъ, умѣющій читать никогда такъ не смотритъ на книги, даже не раскрытыя, на полкахъ, какъ смотритъ на нихъ человѣкъ неумѣющій читать.
-- Не знаете ли вы, мальчикъ, были ли приняты какія-нибудь мѣры возвратить его къ жизни?-- спросилъ Мортимеръ, отыскивая свою шляпу.
-- Вы этого не спросили бы, сэръ, еслибы знали въ какомъ состояніи онъ найденъ. Его также можно было бы возвратить къ жизни, какъ и Фараоновы полчища, что потонули въ Чермномь Морѣ. Если Лазарь на половину противъ него испортился, такъ ужь это было бы чудомъ изъ чудесъ.
-- Каково!-- воскликнулъ Мортимеръ, повернувъ голову, уже прикрытую шляпой.-- Да вы, мой другъ, ужъ и Чермное Море перешли?
-- Читалъ съ учителемъ въ школѣ,-- отвѣчалъ мальчикъ.
-- И о Лазарѣ читали?
-- Читалъ и о Лазарѣ. Но вы этого не говорите отцу! У насъ покоя въ домѣ не будетъ, если онъ узнаетъ. Меня въ школу сестра пристроила.
-- У васъ, стало быть, добрая сестра.
-- Сестра не дурная,-- отвѣчалъ мальчикъ.-- Она тоже умѣетъ читать; за то ужъ больше ничего не у мѣстъ, да и читать-то я же ее научилъ.
Мрачный Евгеній, засунувъ руки въ карманы, вошелъ въ эту минуту въ библіотеку и услышалъ послѣднюю часть разговора. Когда мальчикъ проговорилъ свой отзывъ о сестрѣ, Евгеній довольно грубо взялъ его за подбородокъ и, поднявъ ему лицо, посмотрѣлъ на него.
-- Будетъ, будетъ, сэръ!-- сказалъ мальчикъ вырываясь..-- Надѣюсь, встрѣтите въ другой разъ -- узнаете.
Евгеній не далъ ему отвѣта; но сдѣлалъ предложеніе Мортимеру:
-- Я отправлюсь съ тобою, если хочешь?
И всѣ трое отправились въ экипажѣ^ въ которомъ пріѣхалъ мальчикъ; два друга (когда-то вмѣстѣ учившіеся въ одной школѣ) сѣли внутри, куря сигары, а гонецъ помѣстился на козлахъ рядомъ съ извозчикомъ.
-- Послушай, Евгеній, -- заговорилъ Мортимеръ, когда кэбъ покатился,-- я состою въ почетномъ спискѣ солиситоровъ въ высшемъ Канцелярскомъ Судѣ и въ спискѣ атторнеевъ Общаго Права, ровно пять лѣтъ; но за исключеніемъ безвозмездныхъ порученій, получаемыхъ мною круглымъ счетовъ разъ въ недѣлю, по части духовнаго завѣщанія леди Типпингъ, которой нечего оставлять по завѣщанію -- у меня до сей минуты не было ни одного романическаго дѣла.
-- И я,-- сказалъ Евгеній,-- семь лѣтъ состою въ спискѣ, а совсѣмъ не имѣлъ дѣла, да и не буду имѣть. Если же случится какое, то не буду знать, какъ за него приняться.
-- Относительно этого послѣдняго твоего замѣчанія,-- возразилъ Мортимеръ съ совершеннымъ спокойствіемъ,-- я не могу сказать утвердительно, имѣю ли я предъ тобою какое преимущество.
-- Я ненавижу свое званіе, -- сказалъ Евгеній, кладя свои ноги на противоположное сидѣнье.
-- Не обезпокою ли я тебя, если и я положу свои ноги?-- спросилъ Мортимеръ.-- Благодарю. Я тоже ненавижу свое званіе.
-- Мнѣ мое званіе навязали,-- сказалъ сумрачный Евгеній,-- полагали, что наша фамилія нуждается въ барристерѣ. Ну, вотъ и напаслись однимъ, неоцѣненнымъ!
-- Мнѣ мое званіе навязали,-- сказалъ Мортимеръ, -- полагали, что наша фамилія нуждается въ солиситорѣ. Ну, вотъ и запаслись однимъ, неоцѣненнымъ!
-- Насъ четверо и имена наши написаны на двери какой-то темной конуры, называемой конторою,-- сказалъ Евгеній,-- и у каждаго изъ насъ есть четверть одного писца -- Касимъ Баба въ пещерѣ разбойниковъ -- и этотъ Касимъ есть единственный достойный уваженія членъ всей компаніи.
-- Я занимаюсь самъ по себѣ,-- сказалъ Мортимеръ, -- въ верхнемъ этажѣ высоко по лѣстницѣ, откуда видъ на кладбище, и тамъ на меня одного имѣется цѣлый писецъ, которому нѣтъ иного дѣла, какъ смотрѣть на кладбище. Что изъ него выйдетъ, когда онъ достигнетъ полной зрѣлости, не могу вообразить. Мудрости ли набирается онъ въ этомъ гадкомъ грачиномъ гнѣздѣ или замысловъ на душегубство, пріобрѣтаетъ ли онъ послѣ долгаго одиночнаго заключенія способность просвѣщать себѣ подобныхъ или отравлять ихъ:-- вотъ единственные пункты интереса, представляющіеся тамъ для моего солиситорскаго взгляда. Дай мнѣ, пожалуйста, огня. Благодарю.
-- Толкуютъ люди,-- сказалъ Евгеній, откинувшись назадъ, съ сложенными руками, куря сигару съ закрытыми глазами и произнося слова нѣсколько въ носъ,-- толкуютъ люди объ энергіи. Если есть слово въ словарѣ, подъ какою бы то ни было буквою, отъ А до Z, которое я ненавижу, такъ это -- энергія. Это такое рутинное суевѣріе, такое попугайство! Ну, что за чертовщина! Неужели, въ самомъ дѣлѣ, кинуться мнѣ изъ дому на улицу, схватить перваго встрѣчнаго человѣка, съ виду богатаго, сжать ему горло и закричать: "Ступай, сейчасъ же, въ судъ, собака, и возьми меня своимъ адвокатомъ, не то мухъ вонъ". А между тѣмъ это-то ч есть энергія.
-- Совершенно согласенъ, Евгеній. Но дай мнѣ благопріятный случай, дай что-нибудь такое, что заслуживаетъ энергическаго дѣйствія, и тогда я покажу, что такое энергія.