Книговод

Робеспьер

Гальдемар Анж


РОБЕСПЬЕРЪ

(Robespierre)

РОМАНЪ АНЖА ГАЛЬДЕМАРА

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО

Приложеніе къ журналу "ИСТОРИЧЕСКІЙ ВѢСТНИКЪ"

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ТИПОРАФІЯ А. С. СУВОРИНА. ЭРТЕЛЕВЪ ПЕР., Д 13
1901

   

ОТЪ ПЕРЕВОДЧИКА.

   Переложеніе романа въ пьесу составляетъ обычное явленіе, но рѣдко можно встрѣтить романъ, передѣланный изъ пьесы, какъ "Робеспьеръ" -- Анжа Гальдемара. Англійскій авторъ съ разрѣшенія Сарду взялъ на себя трудную, но искусно исполненную имъ задачу придать форму романа эффектной драмѣ, которую знаменитый англійскій актеръ, Ирвингъ, давалъ въ 1899 году на своемъ театрѣ въ Лондонѣ съ большимъ успѣхомъ. Эта пьеса никогда не была ни играна, ни напечатана на французскомъ языкѣ, потому что Робеспьеръ выведенъ въ ней, какъ человѣкъ, имѣвшій, подобно всѣмъ людямъ, хорошія и дурныя качества, а французы врядъ ли съ этимъ помирятся, привыкнувъ смотрѣть на "неподкупнаго Максимиліана", или какъ на чудовище зла, или какъ на идеальнаго революціоннаго героя. Но именно потому, что Сарду, а за нимъ Гальдемаръ, представили Робеспьера человѣкомъ среди вполнѣ вѣрной и точной до мелочей обстановкѣ, романъ на эту тему вышелъ любопытнымъ воспроизведеніемъ историческаго дѣятеля и знаменательной исторической эпохи. Конечно, англійскому автору пришлось исключить мишурные театральные эффекты Сарду и его пристрастныя выходки противъ Рабеспьера или революціи, но онъ прибавилъ отъ себя скучныя разсужденія и ни къ чему ненужныя длинноты, которыя пропущены въ переводѣ.

I.

   Домъ Жака Бернара Оливье-де-Понтиви, совѣтника въ королевскомъ парламентѣ, находился въ самомъ сердцѣ квартала Марэ, который въ концѣ XVIII столѣтія составлялъ почти отдѣльную провинцію въ Парижѣ.
   Была прекрасная іюньская ночь 1775 года. Небо, покрытое блестящими звѣздами, задумчиво смотрѣло въ темныя воды лѣниво протекавшей Сены. Но домъ Понтиви, окруженный высокими каменными стѣнами, покрытыми плющемъ, былъ погруженъ въ безмолвную тишину и какъ бы не обращалъ никакого вниманія на всѣ красоты чудной ночи. Онъ казался какой-то монашеской обителью, отдаленной отъ людей и людского движенія. Однако, въ то время, какъ все вокругъ предавалось сну, его хозяинъ сидѣлъ за письменнымъ столомъ и усердно работалъ.
   Наконецъ онъ поднялъ глаза и, посмотрѣвъ на часы, воскликнулъ:
   -- Двадцать минутъ третьяго, не могу же я пойти и разбудить бѣднаго юношу. Можетъ быть, я найду документъ и безъ него.
   Онъ всталъ изъ-за большого письменнаго стола, заваленнаго книгами, бумагами, который стоялъ среди обширной комнаты, освѣщенной большимъ высокимъ канделябромъ уставленной по стѣнамъ массивными дубовыми шкапами. Подойдя къ одному изъ нихъ и отодвинувъ тяжелое кресло, покрытое зеленымъ репсомъ, и вынувъ картонку, началъ перебирать въ ней старыя бумаги.
   Болѣе получаса онъ отыскивалъ пропавшій документъ, заключавшій съ себѣ мнѣніе одного извѣстнаго юриста по вопросу, который долженъ былъ разрѣшаться на другой день въ секретномъ засѣданіи парламента. Понтиви совершенно забылъ спросить объ этомъ документѣ у своего секретаря, прежде чѣмъ тотъ удалился въ свою комнату, и теперь ему самому приходилось исполнить его роль и безуспѣшно, такъ какъ одинъ Максимиліанъ де-Робеспьеръ, какъ звали молодого секретаря, зналъ, гдѣ находилась эта бумага.
   Этотъ секретарь съ каждымъ днемъ становился ему необходимѣе, и онъ былъ очень обязанъ за его рекомендацію аббату, будущему кардиналу Рогану. Богатый, вліятельный Понтиви пользовался общимъ уваженіемъ при дворѣ среди аристократіи и товарищей по парламенту. При своемъ недавнемъ восшествіи на престолъ Людовикъ XVI принялъ его въ частной аудіенціи и сказалъ ему: "Господинъ Понтиви, я знаю, какія вы оказали услуги Франціи, и я могу только просить васъ оказывать такія же услуги въ будущемъ".
   Эти королевскія слова быстро распространились по всему Версалю, и всѣ придворные спѣшили его поздравить съ подобной милостью. Между прочемъ аббатъ Роганъ сказалъ ему:
   -- Такой лестный отзывъ дороже диплома съ королевской печатью.
   Понтиви былъ очень доволенъ этимъ лестнымъ комплиментомъ, но тотчасъ понялъ, что такой человѣкъ, какъ Ротанъ, не сталъ бы любезничать съ нимъ безъ всякой цѣли. Дѣйствительно аббатъ тотчасъ прибавилъ:
   -- Не знаете ли вы какого нибудь юриста, который нуждался бы въ секретарѣ. Я могъ бы порекомендовать ему очень умнаго, трудолюбиваго и нравственнаго юношу. Онъ только что вышелъ изъ коллегіи Людовика Великаго и готовится въ адвокаты. Онъ былъ выбранъ своей коллегіей, какъ лучшій ученикъ, для привѣтствія короля и королевы при ихъ посѣщеніи этой коллегіи.
   -- Какъ его зовутъ?
   -- Максимиліанъ де-Робеспьеръ.
   -- А смѣю спросить, почему вы такъ интересуетесь этимъ молодымъ человѣкомъ?
   -- Конечно. Онъ уроженецъ Араса, и мнѣ рекомендовали его тамошній епископъ и одинъ изъ патеровъ моей епархіи. Я досталъ ему стипендію въ коллегію Людовика Великаго, а такъ какъ онъ вполнѣ оправдалъ мое покровительство, то я желалъ бы устроить его будущность. Вы, конечно, понимаете, господинъ Понтиви, мои чувства, вѣдь невольно интересуешься тѣмъ, кому сдѣлалъ услугу.
   -- Вполнѣ понимаю: я беру вашего юношу.
   -- Какъ, къ себѣ?
   -- Да, и не благодарите меня. Я нуждался въ секретарѣ и очень радъ, что могу взять молодого человѣка, рекомендуемаго вами.
   Дѣйствительно Понтиви при его многочисленныхъ занятіяхъ не имѣлъ помощника и уже давно отыскивалъ хорошаго секретаря. Предложеніе аббата ему вдвойнѣ улыбалось: сдѣлать одолженіе Рогану могло принести пользу, а съ другой стороны недурно было принять на свою службу юношу, котораго начальство нашло достойнымъ привѣтствовать короля и королеву.
   На слѣдующій день Робеспьеръ явился въ домъ Понтиви. Послѣ нѣсколькихъ предварительныхъ вопросовъ объ его семьѣ и учебныхъ занятіяхъ, совѣтникъ парламента ловко навелъ разговоръ на посѣщеніе коллегіи Людовика Великаго королемъ и королевой. Молодой человѣкъ скромно, но съ достоинствомъ разсказалъ все, что произошло при этомъ случаѣ.
   -- А что вамъ сказали король и королева?-- спросилъ Понтиви.
   -- Ихъ величества со мною не говорили,-- отвѣчалъ Робеспьеръ, нѣсколько смущенный.
   -- А!-- произнесъ Понтиви, видимо довольный.
   -- Но король мнѣ улыбнулся,-- продолжалъ Робеспьеръ,-- и былъ очень со мною милостивъ.
   -- А королева?
   -- Она также была очень милостива.
   Впродолженіе всего этого разговора Понтиви критически осматривалъ этого молодого человѣка. Онъ былъ одѣтъ очень просто, но вся его фигура и манеры дышали достоинствомъ. Приличный на взглядъ и живой въ обращеніи, но почтительный, онъ отличался рѣшительнымъ выраженіемъ лица и блѣдно зеленоватыми пронзительными глазами, которые, однако, несмотря на свою необыкновенную подвижность, имѣли въ себѣ какой-то мягкій привлекательный оттѣнокъ.
   -- Недурной юноша,-- подумалъ Понтиви и тотчасъ водворилъ его въ своемъ домѣ.
   Вскорѣ оказалось, что Робеспьеръ исполнялъ обязанности секретаря быстро, исправно, трудолюбиво и съ необыкновенной для его лѣтъ аккуратностью. Подготовляясь въ адвокаты, онъ естественно интересовался юридическими, часто очень трудными вопросами, которыми занимался Понтиви, и поражалъ его по временамъ глубокими замѣчаніями, обнаруживавшими въ немъ глубокій инстинктъ, поэтому между совѣтникомъ парламента и его секретаремъ возникла невольная симпатія, хотя они такъ далеко стояли другъ отъ друга по своему положенію. Дѣйствительно первый гордился своей принадлежностью къ такъ называемой "noblesse de role", или парламентскому дворянству, значительной ролью при дворѣ и открывавшейся передъ нимъ въ новое царствованіе блестящей будущностью, а послѣдній мечталъ лишь сдѣлаться провинціальнымъ адвокатомъ по примѣру своего отца. Какъ бы то ни было, Понтиви былъ очень доволенъ своимъ секретаремъ и сталъ запросто принимать его въ своемъ домѣ. Мало-по-малу онъ началъ ежедневно обѣдать у своего патрона, такъ какъ Понтиви было скучно сидѣть за столомъ съ шестнадцатилѣтней дочерью Клариссой, мать которой уже давно умерла, и которая была наивнымъ, прелестнымъ созданіемъ съ бѣлокурыми волосами, тонкими чертами блѣднаго лица и голубыми глазами, отражавшими ея непорочное юное сердце.
   Молодой Робеспьеръ сначала велъ себя очень скромно и только отвѣчалъ на предлагаемые ему вопросы, вскорѣ онъ сталъ смѣлѣе и къ большому удовольствію Клариссы началъ придавать общему разговору за обѣдомъ литературно-художественный оттѣнокъ, открывая ея юному уму новый невѣдомый привлекательный міръ. Еще болѣе ее очаровывали бесѣды съ нимъ по воскреснымъ вечерамъ, когда отецъ игралъ къ вистъ со своими скучными старыми друзьями, а Робеспьеръ въ уголку гостиной развивалъ передъ нею блестящія мечты, уносившія ее въ область идеальной фантазіи, казавшейся ей лучезарнымъ небомъ въ сравненіи съ окружавшей ее мрачной дѣйствительностью.
   Съ самаго ранняго дѣтства, когда она лишилась матери, Кларисса не знала ни одного счастливаго дня. Ея братъ Жакъ, бывшій на два года моложе ея, находился въ Наварской школѣ и бывалъ дома только разъ въ двѣ недѣли въ воскресенье, послѣ обѣдни на нѣсколько часовъ, для представленія своихъ письменныхъ работъ на просмотръ своему отцу, который обыкновенно ихъ не одобрялъ, а потому мальчикъ откровенно сознавался сестрѣ, что онъ предпочиталъ воскресенья проводить въ школѣ. Сама же Кларисса была отдана восьми лѣтъ въ монастырскій пансіонъ, и только недавно отецъ взялъ ее домой и нанялъ ей гувернантку. Въ сущности она продолжала вести прежнюю монастырскую жизнь, только по воскресеньямъ она ходила съ гувернанткой въ сосѣднюю церковь св. Павла къ обѣднѣ и вечернѣ, а, кромѣ того, иногда въ прекрасные солнечные дни она каталась въ экипажѣ по улицамъ Парижа съ той же гувернанткой. Все остальное время она проводила въ старомъ мрачномъ домѣ, гдѣ ничего не улыбалось, даже въ заброшенномъ саду и на дворѣ, гдѣ лишь сорная трава пробивалась между каменьями. Конечно, лѣтомъ проводила она нѣсколько мѣсяцевъ въ замкѣ Понтиви, близъ Компьена, куда отецъ пріѣзжалъ только по праздникамъ, и тамъ молодая дѣвушка наслаждалась жизнью. Но лѣто скоро проходило, и снова начиналось скучное парижское существованіе, въ которомъ единственными свѣтлыми минутами были для нея въ послѣднее время бесѣды съ секретаремъ отца.
   Кларисса была очень привязана къ своей гувернанткѣ, очень доброй и набожной старой дѣвицѣ Жюссомъ. Она старательно проповѣдывала передъ молодой дѣвушкой религіозные и нравственные принципы, между прочимъ она всегда повторяла ей: "вы должны любить своего отца".
   -- Но я люблю его!-- отвѣчала Кларисса.
   И дѣйствительно она была убѣждена въ своей любви къ нему изъ уваженія къ родственнымъ узамъ, его возрасту и высокому положенію. Но въ сущности между ними зіяла бездна, черезъ которую не хотѣлъ перекинуть золотого моста родительской любви холодный, сухой, эгоистичный, гордый, суровый и безсердечный совѣтникъ парламента, полагавшій, что онъ вполнѣ исполнялъ свои отцовскія обязанности, такъ какъ рано еще было завершить благодѣянія, оказанныя дочери, выгоднымъ, приличнымъ замужествомъ, о чемъ онъ еще имѣлъ время подумать на досугѣ отъ своихъ болѣе важныхъ служебныхъ занятій. Однако въ то время какъ онъ откладывалъ до болѣе удобной минуты заботы о дочери, въ его домѣ разыгрался идиллическій романъ въ духѣ того времени.
   Молодые люди полюбили другъ друга. Судьба свела ихъ подъ однимъ кровомъ, и одинокое, скучное существованіе сдѣлало ихъ жертвами своей юности, взаимной, безсознательной, притягательной силы и мощныхъ вліяній, который влекли ихъ къ любви. Онъ Анжъ Гальдемаръ -- впервые позналъ, что такое любовь, въ пламенныхъ страницахъ "Новой Элоизы" Руссо, которую онъ началъ читать тайкомъ въ коллегіи, а докончилъ въ своей скромной комнатѣ въ домѣ Понтиви и дошелъ до такого энтузіазма, что жаждалъ кому нибудь повторять заученныя имъ наизусть отрывки, которые онъ считалъ вдохновенными. А кому же лучше было ихъ повторять, какъ не хорошенькому, милому, отзывчивому созданію? Поэтому онъ и декламировалъ жгучія фразы Руссо безъ конца молодой дѣвушкѣ, всегда и вездѣ, какъ только онъ находился съ нею наединѣ, что бывало часто. Кромѣ того, онъ читалъ ей тогда модные сентиментальные стихи и миѳологическіе мадригалы. Затѣмъ онъ сталъ списывать изъ книгъ и посылать ей восторженныя изъясненія въ любви, а наконецъ и самъ сочинять ихъ, сравнивая свой пылъ съ вдохновеніемъ Руссо. Она же слушала и читала съ упоеніемъ, уносясъ въ міръ фантазіи и чудныхъ иллюзій силой его юношескаго энтузіазма. Его присутствіе было въ ея одинокой мрачной жизни какъ бы лучемъ солнечнаго свѣта, подъ блескомъ котораго расцвѣлъ бутонъ ея юной жизни. Это чистое, непорочное существо, начинавшее жить безъ руководства родительской привязанности, не подозрѣвая зла, всецѣло отдалось своей первой любви.
   Однако вернемся къ Понтиви въ ту прекрасную іюньскую ночь, когда онъ искалъ въ своихъ бумагахъ необходимый ему документъ.
   Долго не рѣшался онъ разбудить своего секретаря, но мало-помалу въ его головѣ начинали возникать безпокойныя мысли. Не бросилъ ли молодой человѣкъ по ошибкѣ этотъ документъ въ каминъ, или еще хуже -- не продалъ ли онъ его противной сторонѣ? Никогда ни въ комъ нельзя быть увѣреннымъ!
   -- Три часа!-- воскликнулъ онъ, смотря на часы:-- по вашей милости, господинъ секретарь, я не сплю до сихъ поръ. Теперь наступитъ ваша очередь!
   Онъ всталъ, взялъ свѣчку, зажегъ ее и вышелъ въ коридоръ.
   Все въ домѣ спало, и въ немъ царила безмолвная тишина. Онъ одинъ, казалось, охранялъ спокойствіе всего дома, который всецѣло принадлежалъ ему и подчинялся его волѣ. Эта мысль, что онъ тутъ полный хозяинъ и можетъ распоряжаться всѣмъ и всѣми, какъ-то пріятно щекотала его самолюбіе. Въ своемъ длинномъ халатѣ съ высоко поднятымъ подсвѣчникомъ, сѣдой головой и строгимъ судейскимъ выраженіемъ чисто выбритаго лица, онъ казался какой-то статуей, сошедшей со своего пьедестала, чтобы освѣтить окружающій мракъ.
   Пройдя черезъ длинный коридоръ и поднявшись по узкой лѣстницѣ въ верхній этажъ, онъ остановился передъ дверью комнаты, занимаемой Секретаремъ, и постучалъ сначала тихо, а потомъ громче.
   -- Отвѣта нѣтъ,-- промолвилъ Понтиви,-- какъ онъ крѣпко спитъ. Впрочемъ это неудивительно въ его годы.
   Совѣтникъ парламента уже хотѣлъ вернуться въ свой кабинетъ и отложить дальнѣйшіе розыски документа до слѣдующаго дня. Но въ головѣ его снова проснулись подозрѣнія, и онъ рѣшилъ выяснить тотчасъ это дѣло. Поэтому онъ сильно толкнулъ дверь, и къ его удивленію она отворилась. Онъ вошелъ въ комнату и прежде всего былъ пораженъ царившимъ въ ней образцовымъ порядкомъ, но черезъ минуту онъ замѣтилъ, что въ комнатѣ никого не было, и что постель была даже не смята.
   Если секретарь не былъ дома въ такое позднее время, то значитъ привратникъ былъ съ нимъ заодно, и Понтиви далъ себѣ слово подвергнуть его тяжелому наказанію, но, размышляя такимъ образомъ, онъ неожиданно увидалъ шляпу и трость молодого человѣка. Мало того, на стулѣ висѣли его сюртукъ и жилетъ съ жабо. Значитъ, Робеспьеръ находился внутри дома. Но гдѣ и у кого? Очевидно, онъ могъ быть только у горничной его дочери, красивой двадцатидвухлѣтней чернокудрой субретки.
   -- Мнѣ не слѣдовало брать въ домъ такую вертушку,-- подумалъ онъ и вышелъ изъ комнаты съ твердымъ намѣреніемъ прогнать на другой день какъ горничную, такъ и лицемѣрнаго секретаря. Онъ совершенно забылъ о томъ, что былъ доволенъ молодымъ человѣкомъ, и о рекомендаціи аббата Рогана, но ему даже казалось пикантнымъ сказать этому аббату:
   -- Вы знаете, я долженъ былъ прогнать изъ дома рекомендованнаго вами секретаря. Я поймалъ его на чердакѣ съ горничной. Признаюсь, даже лакеи въ моемъ домѣ ведутъ себя приличнѣе.
   Спустившись съ лѣстницы, Понтиви неожиданно услышалъ шопотъ и скрипъ двери. Онъ быстро погасилъ свѣчку и отскочилъ въ сторону. При мерцаніи утреннихъ сумерекъ онъ увидѣлъ, что Робеспьеръ шелъ изъ комнаты его дочери.
   Въ глазахъ у него помутилось, онъ задрожалъ всѣмъ тѣломъ и едва не бросилъ подсвѣчникомъ въ обольстителя своей дочери.
   -- Откуда вы идите?-- промолвилъ онъ сквозь зубы и, набросившись на него, схватилъ за горло.
   -- Мнѣ больно,-- застоналъ юноша, блѣдный, какъ полотно.
   -- Вамъ больно,-- закричалъ во все горло старикъ, размахивая подсвѣчникомъ,-- да я убью васъ, какъ низкаго негодяя, за безчестье моей дочери.
   Но въ эту минуту кто-то схватилъ его за руку и отвелъ ударъ.
   Это была Кларисса, которая выбѣжала на шумъ, полураздѣтая, съ распущенными волосами.
   -- Отецъ, отецъ!-- воскликнула она рыдая и бросилась къ его ногамъ, какъ бы умоляя о пощадѣ.
   Ея отчаяніе еще болѣе вывело изъ себя Понтиви, который былъ вдвойнѣ оскорбленъ ея безчестіемъ, какъ отецъ и глава семьи, которой до тѣхъ поръ не омрачало ни одно черное пятно.
   Робеспьеръ между тѣмъ оправился и хотѣлъ что-то сказать, но Понтиви грозно перебилъ его:
   -- Молчать! Ни одного слова! Слышите! Ни одного слова! Ступайте въ свою комнату и дожидайтесь моихъ приказаній.
   Эти слова сопровождались такимъ повелительнымъ жестомъ, что юноша молча удалился.
   -- Что же касается до тебя...-- продолжалъ старикъ, обращаясь къ Клариссѣ, но слова его замерли на устахъ.
   Молодая дѣвушка лежала на полу безъ чувствъ. Онъ поднялъ ее, отнесъ въ ея комнату и положилъ на первое попавшееся кресло.
   -- Папа!
   На слѣдующее утро Понтиви позвалъ Робеспьера и сказалъ ему повелительнымъ тономъ:
   -- То, что произошло вчера ночью, останется навсегда тайной. За обѣдомъ вы подъ какимъ нибудь предлогомъ скажите мнѣ что нибудь оскорбительное, а я попрошу васъ оставить мой домъ.
   -- Но я готовъ загладить свою вину,-- промолвилъ юноша.
   -- Вы предлагаете жениться на моей дочери!-- воскликнулъ совѣтникъ парламента, которому слова секретаря показались новымъ оскорбленіемъ.-- Вы забываете, кто вы, г. Робеспьеръ! Вы -- мужъ моей дочери! Довольно, исполните мою волю.
   Эпилогъ драмы разыгрался такъ, какъ желалъ Понтиви. Секретарь былъ удаленъ изъ дома за грубость, и никто не подозрѣвалъ настоящей причины этого неожиданнаго событія.
   Кларисса серіозно занемогла; у нея открылась горячка, и она долго не выходила изъ своей комнаты.

II.

   Прошло девятнадцать лѣтъ, и эти девятнадцать лѣтъ ознаменовались во Франціи такими осбытіями, какихъ никогда прежде не видывалъ свѣтъ. Злоупотребленія неограниченной властью возбудили всеобщее недовольство и привели къ революціи. Но это общественное возрожденіе произвело въ свою очередь злоупотребленія свободой. Людовикъ XVI, Марія-Антуанета, значительное число аристократовъ и даже многія ни въ чемъ не повинныя жертвы погибли подъ гильотиной. Терроръ царилъ со всѣми его ужасами.
   Среди фанатичныхъ патріотовъ, видѣвшихъ въ террорѣ единственное спасеніе отъ внутренныхъ роялистскихъ интригъ и чужестраннаго вторженія, былъ Максимиліанъ де-Робеспьеръ, бывшій секретарь Понтиви, теперь называвшій себя просто Робеспьеромъ. Самый могущественный изъ двѣнадцати членовъ комитета общественной безопасности, управлявшаго Франціей, онъ возбуждалъ во всѣхъ страхъ, и, 36 лѣтъ отъ рода, онъ стоялъ во главѣ революціи.
   Исторія представляется романомъ народовъ, но наиболѣе переполнена невѣроятными событіями, чѣмъ самая фантастичная, волшебная сказка, а французская революція занимаетъ первое мѣсто среди историческихъ загадокъ со времени существованія свѣта. Дѣйствующія лица этой великой драмы невольно изумляютъ и поражаютъ насъ, словно они принадлежатъ къ иному міру, къ области чудовищной фантазіи. Судьбѣ было угодно, чтобъ секретарь Понтиви находился въ числѣ этихъ гигантовъ, и, несмотря на достигнутый имъ неимовѣрный успѣхъ, онъ не измѣнился отъ быстро смѣнявшихъ другъ друга событій. Послѣ девятнадцати лѣтъ мы находимъ бывшаго секретаря Понтиви въ Эрмитажѣ Монморанси, въ той же самой комнатѣ, гдѣ Жанъ-Жакъ Руссо написалъ свою Новую Элоизу, такимъ же пламеннымъ его поклонникомъ, какъ въ то время, когда подъ вліяніемъ этого романа онъ разыгралъ печальный романъ своей юности.
   Была пятница, шестое іюня 1794 года, или, какъ тогда выражались, двадцатый преріаль второго года республики. Покинувъ наканунѣ вечеромъ Парижъ, онъ искалъ спокойствія въ этомъ окруженномъ цвѣтами убѣжищѣ на опушкѣ монморансскаго лѣса. "Эрмитажъ" Руссо сдѣлался государственной собственностью и былъ проданъ частному лицу, которое тайно отдало его въ наемъ Робеспьеру, содержавшему тамъ садовника. Онъ часто проводилъ тутъ ночи и нѣсколько часовъ дня, чтобы отдохнуть на лонѣ природы отъ революціоннаго водоворота. Въ настоящую же минуту онъ искалъ въ этомъ убѣжищѣ вдохновенія для составленія рѣчи, которую онъ долженъ былъ вскорѣ произнести на подготовлявшемся празднествѣ въ честь верховнаго существа, церемоніи, придуманной и организованной имъ въ духѣ теоріи Руссо.
   Рано утромъ Робеспьеръ вышелъ въ садъ и жадно вдыхалъ своей утомленной грудью свѣжій живительный воздухъ и, гуляя подъ тѣнью старыхъ увѣсистыхъ деревьевъ, недоумѣвалъ, подъ которымъ изъ нихъ нѣкогда любилъ сидѣть Руссо. Душа пламеннаго трибуна теперь какъ бы соединялась въ нѣжномъ единеніи съ чарующей природой при первыхъ лучахъ восходящаго солнца. Вообще онъ любилъ блуждать по полямъ и доламъ, ботанизируя и собирая анютины глазки, любимые цвѣты Жанъ-Жака. Поэтому онъ часто заходилъ въ монморансскій лѣсъ, казавшійся продолженіемъ его лужайки, и тамъ встрѣчалъ иногда пріѣхавшихъ изъ Парижа друзей, съ которыми завтракалъ попросту на травѣ.
   Въ это утро онъ поднялся еще ранѣе обыкновеннаго, такъ какъ въ головѣ его тѣснился рядъ мыслей, которыя надо было высказать въ своей рѣчи, первой попыткѣ говорить на общественномъ торжествѣ, и которая въ случаѣ успѣха должна была въ глазахъ народа окончательно утвердить его господство. При томъ было необходимо, чтобы онъ окончилъ эту рѣчь до двѣнадцати часовъ, когда было назначено имъ въ лѣсу очень важное свиданіе, отъ котораго могла зависѣть перемѣна внѣшней политики Франціи.
   Робеспьеръ провелъ ночь въ той самой комнатѣ, которую нѣкогда занималъ Руссо въ нижнемъ этажѣ, и въ которой собраны всѣ предметы, принадлежавшіе ему и оставленные имъ во время его поспѣшнаго бѣгства изъ "Эрмитажа" послѣ знаменитой ссоры съ его владѣлицей. Все тутъ говорило о великомъ философѣ -- отч^ кровати и двухъ шкаповъ орѣховаго дерева до стола, на которомъ онъ писалъ первую часть, "Новой Элоизы", книжныхъ полокъ, барометра и двухъ картинъ: "Судьба солдата" и "Десять мудрыхъ и десять глупыхъ дѣвъ".Въ такой-то обстановкѣ находился Робеспьеръ, вернувшись съ прогулки, чтобы писать свою рѣчь, подъ наитіемъ тайно присутствовавшей въ этомъ жилищѣ души его великаго учителя. Судя по его блѣдному лихорадочному лицу и опухшимъ глазамъ, трибунъ провелъ безсонную ночь. По внѣшности онъ почти не измѣнился, и Понтиви легко узналъ бы своего прежняго секретаря въ человѣкѣ, передъ которымъ дрожала теперь вся Франція. Это была та же живая подвижная фигура, прилично одѣтая, только въ ней стала еще замѣтнѣе постоянная нервность, которая доходила до того, что все его лицо, покрытое теперь рябинами, лихорадочно подергивалось. Выдающіяся скулы и безпокойно сверкавшіе зеленые, какъ у кошекъ, глаза придавали ему непріятное выраженіе.
   Онъ открылъ всѣ три окна своей комнаты, выходившіе въ садъ. Свѣжій воздухъ и благоуханіе цвѣтовъ окружали теперь его. День только начинался, и вся монморансская долина была окутана блѣднымъ свѣтящимся паромъ. Долго простоялъ онъ у одного изъ оконъ и пристально смотрѣлъ на первыя улыбки просыпавшейся природы. Потомъ онъ сѣлъ за маленькій письменный столъ, на которомъ лежали бѣлые листы бумаги, и, обмокнувъ перо въ чернильницу съ бюстомъ Руссо, началъ писать.
   Набросавъ нѣсколько отдѣльныхъ фразъ, онъ разсѣянно взглянулъ въ окно. Очевидно постороннія мысли тѣснились въ его головѣ. Тридцать пять лѣтъ тому назадъ въ этой самой комнатѣ Руссо писалъ тѣ пламенныя страницы своего романа, подъ вліяніемъ которыхъ Робеспьеръ высказалъ свою любовь къ Клариссѣ. Думалъ ли онъ когда нибудь о своей первой любви и о несчастномъ ея плодѣ, о появленіи котораго на свѣтъ извѣстила его несчастная дѣвушка, спустя нѣсколько мѣсяцевъ послѣ ужасной сцены въ домѣ Понтиви? Конечно, нѣтъ. Его постоянно занимали другія болѣе важныя мысли. Впродолженіе многихъ лѣтъ онъ думалъ только о самолюбивыхъ стремленіяхъ и практическомъ осуществленіи даже цѣною террора утопіи всеобщаго равенства. Однако письмо Клариссы о предстоящемъ рожденіи ребенка могло тронуть бездушную статую и навѣки запечатлѣлось въ его памяти. Даже теперь онъ помнилъ его слово въ слово:
   "Милый Максимиліанъ, я не хотѣла писать тебѣ, такъ какъ дала торжественное обѣщаніе отцу никогда этого не дѣлать въ тотъ день, когда онъ объявилъ мнѣ, что я не могу быть твоей женой. Но неожиданное обстоятельство освобождаетъ меня отъ этой клятвы и еще ближе соединяетъ меня съ тобою.
   "Я вскорѣ буду матерью.
   "Мой отецъ знаетъ объ этомъ. Я думала, что, признавшись ему, я наконецъ уговорю его согласиться на нашъ бракъ. Всѣ мои мольбы остались тщетными, онъ по прежнему не преклоненъ и рѣшился занереть меня въ монастырь, гдѣ увидитъ свѣтъ несчастное существо, жизнь котораго признается преступленіемъ. Мое сердце обливается кровью при мысли, какая бездна должна отдѣлять тебя отъ твоего ребенка, который родится сиротой, и какъ ты будешь несчастенъ, что тебѣ не суждено увидѣть никогда этого ребенка. Поэтому я рѣшилась освободить тебя отъ такого горя.
   "Ты можешь, милый Максимиліанъ, располагать нами, какъ хочешь: мы оба твои. У меня отложено на черный день немного денегъ и съ помощью доброй Жюсомъ мы можемъ съ тобою перебраться въ Англію, гдѣ католическій патеръ благословитъ нашъ союзъ. Послѣ этого мы можемъ вернуться во Францію, если ты этого пожелаешь. Мать твоего ребенка будетъ самой послушной тебѣ женой.
   "Я посылаю это письмо къ твоимъ теткамъ въ Арасъ, прося ихъ переслать тебѣ. Пиши мнѣ на имя г-жи Жюсомъ "до востребованія". Гдѣ бы я ни была, эта добрая женщина перешлетъ мнѣ твое письмо.
   "Цѣлую тебя отъ всей души, другъ моего сердца, которое, несмотря на все, будетъ вѣчно тебя любить.

"Кларисса де-Понтиви".

   На это письмо не было получено отвѣта, хотя молодой Робеспьеръ получилъ его въ гостиницѣ "Серебряный пѣтухъ" въ улицѣ Огюстенъ, куда онъ переѣхалъ изъ дома Понтиви. Прочитавъ письмо два раза, онъ сжегъ его, чтобы не остались слѣды. Предложеніе Клариссы показалось ему слишкомъ рискованнымъ. Они не могли долго жить на ея скромный капиталъ, и, слѣдовательно, пришлось бы потомъ вымаливать прощеніе у Понтиви; къ тому же ихъ бракъ былъ бы во всякомъ случаѣ незаконнымъ, такъ какъ они оба были несовершеннолѣтни. Что же касается до ребенка, то онъ и не думалъ о немъ. Ребенокъ еще не родился и могъ вовсе не родиться.
   Однако, второе письмо Клариссы увѣдомило его о рожденіи сына. При этомъ она увѣдомляла, что если онъ не возьметъ ихъ обоихъ къ себѣ, то ребенка отдадутъ въ воспитательный домъ, а ее въ монастырь, но Робеспьеръ сжегъ его такъ же, какъ и первое. Въ сущности у ребенка былъ богатый дѣдушка, который посердится, посердится и, наконецъ, проститъ дочь, а затѣмъ устроитъ и судьбу ребенка. Робеспьеръ увѣрялъ себя, что ему нечего безпокоиться, такъ какъ онъ исполнилъ свою обязанность, предложивъ жениться на обезчещенной молодой дѣвушкѣ, но отецъ этого не пожелалъ. Тѣмъ хуже было для него.
   Презрительный отказъ Понтиви породниться съ нимъ оказалъ молодому человѣку немалую услугу, такъ какъ это обстоятельство подстрекнуло его самолюбіе, и онъ рѣшился доказать совѣтнику парламента, что онъ сумѣетъ достигнуть на зло ему высокаго положенія.
   Блистательно окончивъ занятія на юридическомъ факультетѣ въ Парижѣ, онъ получилъ дипломъ адвоката и вернулся въ Арасъ, гдѣ вскорѣ прославился, благодаря нѣсколькимъ громкимъ дѣламъ, которыя ему удалось выиграть. Но провинціальныхъ лавровъ ему было недостаточно, и онъ принялъ живое участіе въ революціонномъ движеніи, которое тогда охватило всю Францію. Когда были созваны генеральные штаты въ Версалѣ, то онъ явился туда представителемъ своего родного города. Но на этой великой аренѣ онъ не сразу одержалъ успѣхъ. Рядомъ съ титанами генеральныхъ штатовъ, рядомъ съ величественнымъ краснорѣчіемъ Мирабо, маленькая фигура провинціальнаго адвоката и его слабый пискливый голосъ казались смѣшными. Всѣ его попытки обратить на себя вниманіе пламенными рѣчами только возбуждали ироническія выходки противъ него. Одинъ только Мирабо понялъ тѣ могучія силы, которыя скрывались въ немъ, и сказалъ: "Этотъ человѣкъ пойдетъ далеко, потому что онъ вѣритъ въ то, что говоритъ".
   Дѣйствительно, если бы товарищи Робеспьера по генеральнымъ штатамъ отличались большей дальнозоркостью, то они догадались бы, что этотъ человѣкъ отличался безграничнымъ самолюбіемъ и увѣренностью въ томъ, что онъ сумѣетъ провести свою излюбленную идею о полномъ равенствѣ всѣхъ людей, хотя бы для торжества ея пришлось совершить преступленіе. По вѣрному замѣчанію Мирабо, онъ былъ убѣжденъ въ непреложной справедливости своей теоріи и осуществлялъ ее на практикѣ съ мужествомъ и упорствомъ. При этомъ онъ дѣйствовалъ съ удивительною осторожностью, никогда не компрометируя себя, и никогда самъ не увлекался, увлекая другихъ.
   Объ его частной жизни было очень мало извѣстно, и только былъ онъ извѣстенъ своей безупречной честностью и нравственной жизнью. Его недаромъ называли неподкупнымъ, и ни одно черное пятно не омрачало его общественной дѣятельности. Сначала онъ жилъ очень скромно въ улицѣ Сентъ-Онжѣ въ маленькой квартирѣ и не только существовалъ исключительно депутатскимъ содержаніемъ, равнявшимся 18 франкамъ въ день, но еще посылалъ часть этихъ денегъ своей сестрѣ въ Арасъ. Потомъ онъ перебрался въ домъ старика Дюплэ въ улицу Сентъ-Оноре, близъ Якобинскаго клуба. Вѣрнѣе сказать, онъ не самъ поселился въ этомъ новомъ жилищѣ, но случайно укрылся тамъ отъ уличныхъ безпорядковъ, а затѣмъ хозяинъ дома, пламенный его поклонникъ, почти насильно удержалъ его у себя, такъ какъ могъ ручаться за безопасность трибуна въ его домѣ. Его спартанская, чисто демократическая жизнь была извѣстна всѣмъ и составляла тотъ пьедесталъ, на которомъ онъ возвышался надъ всѣми.
   Дѣйствительно въ настоящее время онъ стоялъ на недосягаемой высотѣ. Всѣ великіе вожди революціи, его предшественники или соперники, исчезли, какъ Мирабо и Маратъ, жертвы своего крайняго энтузіазма, или Дантонъ и Демуленъ, погибшіе по его обвиненію. Когда такимъ образомъ онъ очистилъ свой путь это всѣхъ, кто могъ ему мѣшать, онъ держалъ судьбы Франціи въ своихъ рукахъ съ помощью конвента, повиновавшагося его волѣ и арміи, вполнѣ ему подчиненной. Но для всецѣлаго господства надъ страной ему надо было устранить еще одну преграду. Онъ чувствовалъ, что въ комитетѣ общественной безопасности, который сосредоточивалъ въ себѣ всю власть и членомъ котораго онъ состоялъ, было враждебное ему подземное теченіе.
   Такимъ образомъ настала минута нанести послѣдній ударъ и освободиться отъ тайнаго сопротивленія въ комитетѣ. Затѣмъ онъ сдѣлался бы всемогущимъ, непреодолимымъ. Способъ для достиженія окончательнаго торжества онъ видѣлъ въ празднествѣ Верховнаго Существа, которое должно было произойти черезъ нѣсколько дней, и въ которомъ ему предстояло разыграть первую роль въ качествѣ предсѣдателя конвента. Этого поста онъ добился именно съ цѣлью быть главою свѣтской церемоніи, долженствовавшей затмить всѣ религіозныя церемоніи старинной монархіи.
   Онъ намѣревался публично, при восторженныхъ рукоплесканіяхъ народа, установить культъ новаго божества, существованіе котораго онъ только что провозгласилъ,-- бога природы, заимствованнаго имъ у Жанъ-Жака Руссо въ его знаменитыхъ страницахъ "Савойскаго викарія". Сектаторскія стремленія Робеспьера находили полное удовлетвореніе въ мысли, что онъ среди цвѣтовъ и ѳиміама произнесетъ тѣ громкія, цвѣтистыя фразы, которыя онъ теперь сочинялъ на томъ самомъ столѣ, на которомъ его великій учитель писалъ свои вдохновенныя произведенія. Онъ уже видѣлъ себя первосвященникомъ республики; онъ уже слышалъ восторженныя рукоплесканія толпы. Тайна, скрывавшая его ежедневное существованіе, придавала ему въ глазахъ толпы сверхъестественные размѣры; онъ казался ей чистымъ источникомъ, изъ котораго среди дѣвственныхъ снѣговъ вытекалъ величественный потокъ революціи. А приготовлявшееся торжество должно было окончательно увѣнчать его лучезарнымъ ореоломъ, послѣ чего уже никто не смѣлъ бы сопротивляться ему.
   Вотъ каковъ былъ человѣкъ, мирно писавшій въ скромной сельской обстановкѣ монморансскаго "Эрмитажа".
   Окончивъ первую свою рѣчь, такъ какъ онъ долженъ былъ произнести ихъ двѣ, Робеспьеръ перечелъ ее, исправляя слогъ, пріискивая граціозныя фразы и подбирая эффектные эпитеты. Особенной силой дышало заключеніе, въ которомъ онъ грозилъ своимъ тайнымъ врагамъ: "Народъ, будемъ сегодня предаваться подъ покровительствомъ Верховнаго Существа чистой, непорочной радости, а завтра мы снова возьмемся за оружіе противъ тирановъ и зла". Но ему еще болѣе нравилась фраза, въ которой онъ говорилъ о присутствіи Верховнаго Существа во всѣхъ радостяхъ жизни: "Верховное Существо придаетъ чарующую прелесть челу красавицы, осѣняя ее непорочной скромностію, наполняетъ материнское сердце нѣжной любовью, наполняетъ слезами счастья сына, прижимаемаго матерью къ ея пылающему сердцу".
   Перечитывая эти слова, онъ даже улыбнулся, такъ они показались ему музыкальны. Конечно, самъ Руссо съ удовольствіемъ подписалъ бы подъ ними свое имя. Но при этой мысли онъ неожиданно нахмурилъ брови. Не были ли они перифразой какого нибудь выраженія въ "Савойскомъ викаріи"? Можетъ быть, онъ привелъ ту же метафору, какъ Руссо? Тогда его подняли бы на смѣхъ.
   Робеспьеръ всталъ и подошелъ къ шкапу, въ которомъ хранились всѣ сочиненія Руссо. Ключъ торчалъ въ замкѣ, и стоило только повернуть его, чтобъ достать необходимую книгу и успокоить свое сомнѣніе. Но, несмотря на всѣ его усилія, онъ не могъ отпереть шкапа. Онъ уже хотѣлъ сломать дверь шкапа, но это показалось ему святотатствомъ, такъ какъ шкапъ принадлежалъ великому учителю.
   Онъ позвалъ садовника и сказалъ ему:
   -- Замокъ не отпирается; попробуйте.
   Садовникъ также не могъ сладить съ непослушнымъ ключомъ.
   -- Мнѣ необходима одна книга изъ этого шкапа,-- сказалъ Робеспьеръ.
   -- Я сейчасъ позову слесаря, гражданинъ,-- отвѣчалъ садовникъ:-- онъ живетъ по дорогѣ въ лѣсъ.
   Садовникъ поспѣшно удалился, и Робеспьеръ снова принялся за свою работу. Вскорѣ онъ услышалъ за собою шаги и не повернулъ головы, такъ какъ набрасывалъ на бумагу пришедшія ему въ голову счастливыя мысли.
   -- Я привелъ слесаря, гражданинъ,-- сказалъ садовникъ.
   Слесарь перепробовалъ нѣсколько ключей и наконецъ отперъ шкапъ.
   -- Готово, гражданинъ,-- произнесъ садовникъ.
   -- Благодарствуйте,-- отвѣчалъ Робеспьеръ, не поднимая головы съ своей работы.
   Неожиданно онъ услыхалъ въ саду голосъ, распѣвавшій:
   
   Птички въ лѣсу щебетали...
   
   Это пѣлъ молодой слесарь, возвращавшійся домой, и громко пѣлъ. Робеспьеръ положилъ перо. Онъ гдѣ-то слышалъ эту мелодію, этотъ голосъ, но гдѣ и когда?
   Но голосъ замеръ вдали, и Робеспьеръ забылъ изумившее его совпаденіе. Онъ взялъ томъ сочиненій Руссо, въ которомъ находился "Савойскій викарій", и сталъ поспѣшно его перелистывать. Неожиданно его глаза остановились на слѣдующей фразѣ:
   "Есть ли на свѣтѣ болѣе слабое и несчастное существо, какъ ребенокъ. Онъ постоянно нуждается въ состраданіи, заботахъ, попеченіяхъ и покровительствѣ".
   Онъ перевернулъ нѣсколько страницъ и нашелъ, что искалъ:
   "Я вижу Бога во всѣхъ его твореніяхъ, я чувствую Его присутствіе во мнѣ, я вижу Его во всемъ, меня окружающемъ".
   Робеспьеръ улыбнулся. Между выраженіемъ Руссо и его фразой существовала только аналогія мысли. То, на. что только намекнулъ великій учитель, онъ подробно развилъ.
   И онъ снова вернулся къ своей работѣ.

III.

   Робеспьера, не ошибся, что слышанный имъ голосъ и распѣваемая этимъ голосомъ мелодія ему извѣстны. То и другое ему могло напомнить Клариссу, которая не разъ въ эпоху ихъ любви пѣла эту мелодію. Судьбѣ было угодно свести его въ жилищѣ философа, подъ вліяніемъ котораго разыгрался первый и единственный романъ его жизни, съ сыномъ Клариссы. Но сердце не подсказало ему, что молодой слесарь, открывшій замокъ въ шкапу, былъ его сыномъ, который выросъ и возмужалъ вдали отъ своего отца, который не имѣлъ понятія, гдѣ онъ и что съ нимъ.
   Выйдя изъ Эрмитажа, юноша пошелъ по тропинкѣ, которая вела въ лѣсъ. Это былъ красивый, здоровенный, мощный молодой человѣкъ, но его приличныя манеры и свѣтское воспитаніе невольно проглядывали сквозь его рабочую одежду. Волоса его были темно-каштановые; голубые глаза мягко, нѣжно освѣщали загорѣлое смуглое лицо, а на тонкихъ губахъ, едва покрытыхъ усами, играла веселая улыбка. Онъ шелъ быстро, держа въ рукахъ большую палку. Но по временамъ онъ останавливался и отиралъ платкомъ потъ, выступавшій у него на лбу отъ нестерпимой жары. Наконецъ онъ нетерпѣливо скинулъ сюртукъ и, повѣсивъ его на палку, продолжалъ свой путь, держа палку съ сюртукомъ на правомъ плечѣ.
   Вскорѣ онъ повернулъ на зеленую поляну, которая разстилалась среди лѣса, и ускорилъ свои шаги, такъ какъ вдали показалась какая-то фигура:
   -- Тереза!-- кликнулъ онъ.
   -- Здравствуйте, Оливье,-- отвѣчалъ чистый мелодичный голосъ, и къ нему подбѣжала молодая дѣвушка, протянувъ руки.
   Она была высокаго роста съ тонкой тальей, розовымъ цвѣтомъ лица, и на ней было старое полинявшее платье поселянки.
   -- Нехорошій мальчикъ,-- продолжала она:-- мы съ тетей такъ безпокоились о васъ; куда вы пропали?
   Юноша ничего не отвѣчалъ, а молча поцѣловалъ ее въ лобъ, пока она такъ же молча брала у него палку съ сюртукомъ.
   -- Гдѣ мама?-- спросилъ онъ наконецъ.
   -- Конечно, здѣсь,-- отвѣчалъ другой голосъ, также женскій и столь же радостный, но болѣе нѣжный.
   Голова Клариссы показалась надъ высокой травой, и черезъ минуту юноша былъ въ объятіяхъ матери. Они усѣлись на валявшемся на землѣ срубленномъ деревѣ, на краю весело журчавшаго ручейка, черезъ который былъ перекинутъ сельскій мостикъ.
   -- Мой бѣдный Оливье,-- произнесла мать:-- какъ мы безпокоились о тебѣ. Отчего ты поздно пришелъ? Да еще послѣ того, что не спалъ дома?
   -- Развѣ вы не знали, что я не долженъ былъ ночевать дома?
   -- Знала, но думала, что ты тѣмъ раньше придешь сегодня.
   -- Это всеустроилось неожиданно,-- сказалъ юноша и объяснилъ, что и онъ всю ночь работалъ въ Сенъ-При, маленькомъ селеніи, отстоявшемъ на милю отъ Монморанси и гдѣ приготовлялся праздникъ, а поэтому было необходимо скрѣпить желѣзными скобами большую эстраду.-- Возвращаясь же домой,-- продолжалъ онъ,-- я встрѣтилъ здѣшняго садовника, который просилъ зайти въ Эрмитажъ и отпереть замокъ въ книжномъ шкапу для жильца.
   -- А какой тамъ жилецъ?-- спросила Кларисса, испуганная мыслію, что ея сынъ ходилъ въ домъ неизвѣстнаго человѣка.
   -- Не знаю, но только онъ сидѣлъ за работой и даже не поднялъ головы, чтобы поблагодарить меня. Нечего сказать, странныя манеры у этихъ республиканцевъ. По крайней мѣрѣ, прежніе аристократы были вѣжливѣе.
   -- Тише, тише, тебя могутъ подслушать,-- промолвила мать со страхомъ и обняла сына, какъ бы желая его защитить.-- Лучше скажи, что ты слышалъ новаго въ своей мастерской.
   -- Въ Парижѣ продолжаются все тѣ же ужасы, и число жертвъ все увеличивается.
   Пока онъ продолжалъ свой печальный разсказъ о парижскихъ ужасахъ. Тереза, сѣвши на траву, старалась разгладить руками его измятый сюртукъ, а мать съ любовью вперила свои глаза въ его лицо.
   Отъ шестнадцатилѣтней Клариссы теперь ничего не оставалось, кромѣ бархатныхъ голубыхъ глазъ и нѣжной прелести ихъ выраженія, которая отражала попрежнему чистую, непорочную душу. Блѣдное ея лицо было испещрено глубокими морщинами, а бѣлокурые волосы посѣдѣли. Хотя она была одѣта, какъ поселянка, но опытный наблюдатель могъ бы тотчасъ угадать аристократку по ея бѣлымъ рукамъ, тонкимъ пальцамъ и граціознымъ манерамъ.
   Она была теперь извѣстна подъ именемъ Дюранъ, и то же имя носила ея племянница Тереза. Хотя она выдавала эту молодую дѣвушку за дочь своего деверя, но въ сущности она была дочерью ея брата, студента Баварской коллегіи, который былъ убитъ годъ тому назадъ въ рядахъ шуановъ вмѣстѣ съ ея мужемъ, такъ какъ Кларисса была замужемъ и овдовѣла.
   Исторія ея прошедшаго была не многосложна, и она могла ее написать въ нѣсколькихъ строчкахъ, хотя, конечно, рука ея дрожала на каждомъ словѣ. Брошенная своимъ обольстителемъ и не получивъ отвѣта на ея письма, она вполнѣ разочаровалась въ немъ, хотя по несчастію слишкомъ поздно. Она родила ребенка въ маленькомъ отдаленномъ селеніи Дофинэ, куда ее отвезъ отецъ, и гдѣ она посѣщала потомъ своего сына разъ въ двѣ недѣли по секрету это всѣхъ. Она же сама продолжала жить съ гордымъ суровымъ отцемъ, который требовалъ, чтобы она по временамъ показывалась съ нимъ въ обществѣ. Несмотря на ея печальный видъ, она сохранила свою очаровательную гранію; въ нее влюбился молодой гвардейскій офицеръ де-Молюссонъ, который и просилъ ея руки у Понтиви.
   -- Ваше предложеніе дѣлаетъ намъ большую честь, но прежде чѣмъ дать вамъ окончательный отвѣтъ, я желалъ бы, чтобы вы сами переговорили съ моей дочерью.
   Въ тотъ же вечеръ Понтиви объявилъ объ этомъ своей дочери въ слѣдующихъ характеристичныхъ словахъ.
   -- Господинъ де-Молюссонгь, повидимому, влюбленъ въ тебя и сдѣлалъ мнѣ честь просить твою руку, но я объяснилъ ему, что ты сама ею распоряжаешься. Онъ завтра пріѣдетъ, чтобы сдѣлать тебѣ лично предложеніе. Я не знаю, нравится ли онъ тебѣ, но если ты намѣрена быть его женой, то ты должна прежде сознаться ему во всемъ. Мнѣ нечего тебѣ прибавлять, что если онъ послѣ этого все-таки захочетъ жениться на тебѣ, то я съ удовольствіемъ дамъ свое согласіе.
   -- Быть по-вашему, отецъ,-- отвѣчала Кларисса.
   Тяжело было молодой дѣвушкѣ повѣдать свою тайну незнакомому человѣку, но она въ этомъ видѣла искупленіе своей вины, и она мужественно исполнила свой долгъ, такъ какъ она и безъ приказаній отца никогда не рѣшилась бы обмануть своего будущаго мужа. Въ немногихъ словахъ она повѣдала ему свое прошедшее, а онъ оказался столь глубоко влюбленнымъ и столь благороднымъ человѣкомъ, что послѣ этого разсказа молча почтительно поцѣловалъ ея руку.
   -- А ребенокъ,-- промолвила, она, послѣ минутнаго молчанія; -- чье имя онъ носитъ?
   -- Моего отца, его зовутъ Оливье.
   -- Нѣтъ, я говорю о фамиліи. Мы ему дадимъ свою фамилію. Вѣдь Молюссонъ не хуже Понтиви.
   -- Какъ!-- воскликнула Кларисса, точно она была во снѣ:-- вы хотите его усыновить!
   Молюссонъ молча прижалъ ее къ своему сердцу, и по щекамъ Клариссы потекли слезы не отъ горя, а отъ неожиданнаго счастья. Ребенку было тогда два года. Молодая чета много путешествовала вмѣстѣ съ маленькимъ Оливье, а затѣмъ поселилась въ Понтиви близъ замка старика, который мало-по-малу сталъ нѣжнѣе обращаться съ дочерью изъ любви къ внуку. Молюссонъ, вышедшій въ отставку и всецѣло посвятившій себя семьѣ, исключительно занимался воспитаніемъ Оливье, который сталъ красивымъ, блестящимъ, умнымъ мальчикомъ. Кромѣ Понтиви и брата Клариссы Жака, никто не зналъ о настоящемъ его происхожденіи. Жакъ де-Понтиви былъ женатъ и потерялъ свою жену, спустя нѣсколько мѣсяцевъ послѣ рожденія дочери, которую Кларисса любила не меньше Оливье.
   Жизнь, повидимому, улыбнулась бѣдной женщинѣ, но революція снова омрачила ея существованіе. Жакъ де-Понтиви вступилъ въ армію, куда вернулся и Молюссонъ, какъ только опасность стала грозить королю. Они оба сопровождали короля и Марію-Антуанету въ ихъ бѣгствѣ въ Варенъ, а въ слѣдующемъ году эмигрировали въ Англію, а Кларисса съ обоими дѣтьми удалилась къ отцу въ замокъ Понтиви, гдѣ старикъ печально доживалъ свой вѣкъ утверждая, что въ виду тогдашнихъ событій ему оставалось только умереть.
   Однако узнавъ, что мужъ и братъ отправляются въ королевскую армію въ Вандеѣ, Кларисса оставила временно отца и дѣтей и поѣхала повидаться съ ними въ Лондонъ, гдѣ они жили у англичанина Вогана, съ которымъ они подружились въ американскомъ посольствѣ. Ей не удалось даже пожить съ ними даже до ихъ отъѣзда, такъ какъ извѣстіе о томъ, что отецъ ея умиралъ, заставило ее поспѣшно вернуться во Францію.
   Тутъ одно несчастіе за другимъ разразилось надъ ея головой. Въ первой стычкѣ шуановъ съ республиканцами, въ которой приняли участіе Жакъ де-Понтиви и Молюссонъ, первый былъ убитъ, а послѣдній тяжело раненъ. Переведенный въ Лондонъ, онъ умеръ на рукахъ вѣрнаго своего друга Вогана. Извѣстіе о его смерти было получено въ день кончины ея отца, и эта двойная потеря такъ ее поразила, что она серіозно занемогла и двѣ недѣли была между жизнью и смертью. Наконецъ, когда она очнулась и открыла глаза, то увидала Оливье и Терезу, съ любовью и слезами смотрѣвшихъ на нее.
   -- Успокойтесь,-- сказала она:-- я буду жить для васъ. Леонаръ, какъ вы здѣсь?-- прибавила она, замѣтивъ въ комнатѣ стараго слугу отца, который жилъ въ Монморанси.
   -- Вы можете быть увѣрены,-- отвѣчалъ онъ:-- что Леонаръ никогда не покинетъ васъ, пока вы совершенно не оправитесь.
   -- Такъ я никогда не оправлюсь,-- отвѣчала она со смѣхомъ и протянула ему обѣ руки.
   Напротивъ она очень быстро оправилась, и тогда пришлось рѣшить, что ей дѣлать въ будущемъ.
   Леонаръ уже все давно обдумалъ и сказалъ ей:
   -- Вы не можете здѣсь оставаться. Ваше имя, ваши свѣтскія связи и богатство компрометируютъ васъ и рано или поздно вызовутъ месть такъ называемыхъ патріотовъ. Вы должны покинуть Понтиви.
   -- Но куда же мы поѣдемъ,-- воскликнула Кларисса:-- за границу? Я уже давно объ этомъ думала. Но какъ я выѣду изъ Франціи съ моей молодежью безъ паспорта и проводника?
   -- Всего безопаснѣе остаться во Франціи,-- отвѣчалъ Леонаръ,-- выслушайте меня. Я живу въ маленькой хижинѣ въ монморансскомъ лѣсу, это очень уединенный пустынный уголокъ. Вы можете поселиться тамъ, какъ мои жильцы, подъ какой нибудь придуманный фамиліей. По сосѣдству обитаетъ почтенный садовникъ и его жена, которые могутъ вамъ помочь въ хозяйствѣ и въ обработкѣ огорода. Чтобы избѣгнуть всякаго подозрѣнія, вы можете помѣстить вашего сына въ моей слесарной мастерской. Я -- одинъ изъ вліятельныхъ членовъ демократическаго общества въ Монморанси, и моего знакомства съ вами достаточно, чтобы гарантировать ваши республиканскія убѣжденія. Оливье научится ремеслу и останется подъ вашимъ наблюденіемъ, такъ какъ онъ можетъ постоянно обѣдать и ночевать у васъ.
   Кларисса съ удовольствіемъ согласилась на этотъ планъ, и черезъ нѣсколько дней она со своей маленькой семьей поселилась въ хижинѣ среди монморансскаго лѣса. Четырнадцать мѣсяцевъ прожила она тамъ спокойно и была бы совершенно счастлива, если бы ея не тревожили мысли о томъ, что Оливье могъ ежедневно подвергнуться опасности въ эту грозную эпоху террора. Она была довольна только, когда онъ былъ дома, и, слушая его длинный разсказъ о парижскихъ событіяхъ, она утѣшала себя мыслью, что онъ до слѣдующаго утра не разстанется съ нею.
   Но онъ неожиданно всталъ и взялъ сюртукъ у Терезы съ явнымъ намѣреніемъ уйти.
   -- Какъ,-- воскликнула она:-- ты не останешься съ нами весь день?
   -- Неужели вы хотите, чтобы я не попалъ на сегодняшній праздникъ?-- отвѣчалъ Оливье, ласкаясь къ матери.-- Подумайте только -- я его готовилъ и не приму участія. Тамъ будетъ вся молодежь изъ Монморанси, и мое отсутствіе будетъ всѣми замѣчено, но я обѣщаю вернуться домой къ ужину. У меня еще свободный цѣлый часъ, дайте мнѣ что нибудь поѣсть и выпить стаканъ вина.
   Кларисса встала и направилась къ новенькому мостику, а за нею послѣдовали Тереза и Оливье, но черезъ нѣсколько минутъ онъ вспомнилъ, что забылъ на травѣ свою палку, и вернулся назадъ. Въ эту минуту онъ услышалъ какой-то голосъ. Онъ обернулся и увидѣлъ передъ собою незнакомца, который спросилъ:
   -- Которая тропинка ведетъ въ Ла-Шевръ?
   -- Вотъ эта,-- отвѣчалъ Оливье и указалъ ему на лѣсную тропу, по которой незнакомецъ и хотѣлъ удалиться, но въ эту минуту Кларисса радостно воскликнула:
   -- Неужели это вы, Воганъ?
   -- Г-жа де-Молюссонъ!-- отвѣчалъ незнакомецъ, и въ голосѣ его слышалась также радость.
   -- Тише, тише,-- сказала она, понижая голоса^, и она познакомила Вогана со своей молодежью, которая часто слышала объ этомъ другѣ ихъ семьи.
   Въ нѣсколькихъ словахъ Кларисса объяснила ихъ теперешнее положеніе и потомъ печально замолкла. Слезы показались на ея глазахъ. Ея мужъ умеръ на рукахъ Вогана и высказалъ ему свою послѣднюю волю. Ей хотѣлось разспросить у него всѣ подробности, но ее сдерживало присутствіе дѣтей. Тереза съ чисто женскимъ инстинктомъ поняла, въ чемъ дѣло, и спросила, можетъ ли она итти съ Оливье.
   -- Да, да, дѣти, идите впередъ,-- сказала поспѣшно Кларисса, бросая благодарный взглядъ на молодую дѣвушку:-- мы догонимъ васъ.
   Оставшись вдвоемъ съ Воганомъ, она забросала его вопросами, на которые онъ отвѣчалъ съ большимъ тактомъ, избѣгая очень печальныхъ подробностей.
   -- Какая у васъ славная парочка!-- произнесъ онъ, когда уже истощились ея вопросы.-- Вы, конечно, жените ихъ.
   Кларисса молча улыбнулась.
   -- Поздравляю васъ. А когда свадьба?
   Она отвѣчала, что республиканское правительство уничтожило церковный обрядъ вѣнчанія, а если бы она и удовольствовалась гражданскимъ обрядомъ, то мэръ потребовалъ бы ихъ метрики, а у нея не только не было этихъ документовъ, но она не знала даже, гдѣ ихъ найти.
   -- Они у меня,-- отвѣчалъ Воганъ.
   Кларисса взглянула на него съ изумленіемъ.
   Онъ объяснилъ ей, что онъ нашелъ эти документы, разбирая бумаги своего умершаго друга Молюссона.
   -- Между ними,-- прибавилъ онъ съ замѣтнымъ смущеніемъ: -- находятся свидѣтельства о рожденіи и крещеніи Оливье. Они оба помѣчены 1775 годомъ, т. е. двумя годами раньше вашего замужества.
   Онъ остановился, какъ бы боясь, что сказалъ слишкомъ много.
   -- Къ какому же вы пришли заключенію, прочитавъ эти документы?-- спросила Кларисса.
   -- Я полагаю, что мой другъ Молюссонъ женившись узаконилъ своего сына Оливье.
   Кларисса поблѣднѣла. Ей никогда не приходило въ голову, что ея честнѣйшаго, благороднѣйшаго мужа могли заподозрѣть въ обольщеніи молодой дѣвушки.
   -- Вы ошибаетесь,-- произнесла она твердымъ, рѣшительнымъ голосомъ:-- Оливье носитъ имя Молюссона, но онъ сынъ не его, а мой.
   Воганъ молча махнулъ рукой, какъ бы желая помѣшать ея дальнѣйшей исповѣди. Но молодая женщина рѣшилась лучше сознаться во всемъ вѣрному другу мужа, чѣмъ допустить, чтобы на его добромъ имени оставалась хотя тѣнь сомнѣнія. Въ немногихъ поспѣшныхъ словахъ она открыла ему тайну жизни и скрыла только имя отца Оливье.
   -- А онъ ничего не знаетъ?
   -- Ничего. Онъ увѣренъ, что отецъ его Молюссонъ.
   -- Вы много выстрадали,-- сказалъ англичанинъ, взявъ обѣ руки Клариссы и дружески ихъ пожимая: -- надѣюсь, что остальная ваша жизнь будетъ наполнена радостью и счастьемъ.
   -- Дай Богъ,-- отвѣчала она,-- но трудно тѣшить себя свѣтлыми надеждами въ эти трудныя, ужасныя времена.
   Воганъ задумался и черезъ нѣсколько минутъ произнесъ:
   -- Отчего бы вамъ не поѣхать со мною въ Англію?
   -- А вы скоро возвращаетесь туда?
   -- Черезъ нѣсколько дней.
   Она радостно вскрикнула, но тотчасъ лицо ея отуманилось, и она сказала:
   -- Нечего утѣшать себя такими мыслями. Гдѣ я достану паспортъ?
   -- Я вамъ все устрою,-- отвѣчалъ Воганъ.
   Она на него взглянула съ удивленіемъ, но тутъ ей пришло въ голову, что она, можетъ быть, удерживаетъ его отъ исполненія какой нибудь важной обязанности, и стала поспѣшно въ этомъ извиняться.
   -- Нѣтъ, вамъ нечего извиняться. Я дѣйствительно здѣсь по дѣлу, но вы меня нисколько не задержали. Я пришелъ на свиданіе слишкомъ рано. Конечно, это свиданіе не можетъ васъ очень интересовать, такъ какъ оно политическое. Одинъ вліятельный членъ англійской палаты депутатовъ поручилъ мнѣ переговорить съ главою республики Робеспьеромъ.
   При этомъ имени Кларисса вздрогнула, но Воганъ нимало этому не удивился, такъ какъ Робеспьеръ внушалъ всѣмъ, въ особенности женщинамъ, безграничный страхъ. Поэтому онъ спокойно продолжалъ говорить о своемъ тайномъ посольствѣ. Онъ долженъ былъ отъ имени англійской партіи виговъ сдѣлать Робеспьеру очень важное предложеніе, которое въ случаѣ принятія измѣнило бы положеніе дѣлъ во Франціи и во всей Европѣ. Но вопросъ былъ въ томъ, приметъ ли онъ предложеніе. Воганъ въ этомъ сомнѣвался, такъ какъ предложеніе было лестное для самолюбія неподкупнаго, но оно уменьшило бы его значеніе, а жажда власти одушевляла этого человѣка, который не искалъ блеска, а напротивъ окружалъ себя республиканской простотой.
   Видя, что Кларисса слушаетъ его съ пламеннымъ интересомъ, Воганъ сталъ подробно описывать скромную, стоическую жизнь Робеспьера въ патріархальной семьѣ столяра Дюплэ въ улицѣ Сецтъ-Онорэ, на дочери котораго, Корнеліи, онъ, повидимому, хотѣлъ жениться. Въ этомъ смиренномъ жилищѣ онъ былъ такъ хорошо охраняемъ, что Воганъ не могъ проникнуть къ нему, несмотря на письмо его лондонскаго агента. Ему удалось только получить разрѣшеніе видѣться съ Робеспьеромъ въ монморансскомъ лѣсу, гдѣ семья Дюплэ устраивала въ этотъ день пикникъ. Такая странная обстановка для политическаго свиданія была устроена съ цѣлью уничтожить подозрѣнія комитета общественной безопасности, который зорко слѣдилъ за каждымъ его движеніемъ.
   -- Онъ придетъ сюда?-- спросила Кларисса блѣдная и дрожащимъ голосомъ.
   -- Да,-- отвѣчалъ Воганъ,-- онъ сейчасъ придетъ. Я воспользуюсь этимъ счастливымъ случаемъ и попрошу у него паспорта для васъ и вашей семьи. Онъ не можетъ мнѣ въ этомъ отказать.
   Кларисса взглянула на англичанина съ ужасомъ.
   -- Вы хотите просить у него паспорта для насъ?
   -- Да, и непремѣнно получу.
   -- Это невозможно, это немыслимо,-- воскликнула Кларисса.
   -- Отчего?-- произнесъ Воганъ, приходя въ свою очередь въ удивленіе.
   -- Онъ спроситъ мое имя.
   -- Ну, такъ что же, я скажу.
   -- Нѣтъ, нѣтъ!-- воскликнула Кларисса и стала въ сильномъ волненіи шагать по травѣ.
   -- Я васъ не понимаю,-- промолвилъ Воганъ.
   Она остановилась, пристально посмотрѣла на него и съ необыкновенной рѣшимостью произнесла:
   -- Вы знаете половину моей тайны, и я вамъ открою остальное. Отецъ Оливье...
   -- Кто?-- воскликнулъ Воганъ, не смѣя вѣрить своему подозрѣнію.
   -- Онъ!
   Она упала на землю и горько зарыдала.
   -- Бѣдная, бѣдная г-жа де-Молюссонъ,-- промолвилъ Воганъ, наклоняясь къ ней:-- я думалъ, что ваши страданія окончены, и неосторожно дотронулся до вашей незакрытой раны.
   -- Это ничего,-- отвѣчала вставая Кларисса:-- я давно уже питаю къ нему только презрѣніе и отвращеніе.
   -- Тише, тише!-- произнесъ Воганъ и сталъ присматриваться къ чему-то за деревьями.
   -- Это онъ?-- сказала шопотомъ Кларисса:-- вы придете потомъ къ намъ?
   -- Завтра, но не сегодня, такъ какъ я боюсь, что за мною будутъ слѣдить,-- и убѣдившись, что дѣйствительно въ лѣсу шелъ Робеспьеръ, онъ поспѣшно прибавилъ:
   -- Уходите скорѣй!
   -- Гдѣ онъ?-- спросила Кларисса, которая все-таки осталась женщиной и хотѣла видѣть человѣка, къ которому, по ея словамъ, она относилась съ презрѣніемъ и отвращеніемъ:-- ахъ, да, вижу. Прощайте, до завтра!
   Эти слова она произнесла за деревьями, которыя совершенно ее скрывали.
   Оставшись одинъ, Воганъ сѣлъ на срубленное дерево и сталъ смотрѣть на приближавшагося Робеспьера. Послѣдній шелъ медленно и собиралъ по дорогѣ анютины глазки, изъ которыхъ дѣлалъ букетъ. Онъ былъ одѣта, очень изящно; на немъ были высокіе сапоги съ отворотами, сѣрый крѣпко стягивающій его талью сюртукъ, коричневыя узкія брюки и пестрый жилетъ. Передъ нимъ бѣжала рыжая собака датской породы. Въ нѣсколькихъ шагахъ, отъ ручья Робеспьеръ увидѣлъ Вогана и немедленно остановился. Въ ту же минуту показались два здоровенныхъ человѣка въ курткахъ и съ толстыми дубинами.
   Воганъ всталъ и пошелъ на встрѣчу къ неподкупному. Собака начала лаять.
   -- Ни шага далѣе!-- закричалъ Робеспьеръ:-- кто вы такой?
   Онъ махнулъ рукой явившимся людямъ, которые очевидно
   были шпіоны, и они подошли къ Вогану. Хотя онъ удивился такой процедурѣ, но молча отдалъ рекомендательное письмо, привезенное изъ Лондона. Робеспьеръ взялъ письмо, вынулъ изъ кармана очки въ серебряной оправѣ и прочиталъ его.
   -- Все въ порядкѣ,-- сказалъ онъ, обращаясь къ охранявшимъ его лицамъ,-- Оставьте насъ, но не уходите далеко, а главное смотрите но сторонамъ, чтобы никто сюда не приблизился.
   Затѣмъ онъ перешелъ черезъ мостъ въ сопровожденіи собаки и подошелъ къ Вогану.

IV.

   Французъ и англичанинъ внимательно осмотрѣли другъ друга съ ногъ до головы: первый съ видимымъ подозрѣніемъ, а второй съ любопытствомъ. Какъ бы не довольствуясь рекомендательнымъ письмомъ, Робеспьеръ спросилъ фамилію Вогана, и тотъ нашелъ невозможнымъ отказать въ чемъ бы то ни было такому могущественному человѣку, но при этомъ онъ прибавилъ, что наканунѣ писалъ письмо Робеспьеру, прося его аудіенціи, что онъ въ Парижѣ остановился въ американскомъ консульствѣ, подъ именемъ мистера Мартина, хотя онъ въ сущности былъ членъ англійскаго парламента Бенжаминъ Воганъ. Затѣмъ, не дожидаясь отвѣта Робеспьера, онъ началъ излагать данныя ему порученія Фоксомъ, противникомъ анти-республиканской политики Питта, но Робеспьеръ его перебилъ:
   -- Знаю, знаю. Фоксъ столпъ демократіи и талантливый, благородный человѣкъ. Я велѣлъ перевести его рѣчи и читалъ ихъ съ большимъ интересомъ. Я слѣдилъ внимательно за его ораторскимъ поединкомъ съ Буркомъ, и меня глубоко тронуло, что изъ политическихъ убѣжденій онъ порвалъ двадцатилѣтнюю дружбу съ нимъ. Это -- поступокъ, достойный древнихъ героевъ. Ваши политическіе вожди -- настоящіе римляне. Чего же желаетъ отъ меня почтенный Фоксъ?
   Англичанинъ только что началъ выяснять данное ему обѣщаніе, какъ Робеспьеръ снова остановилъ его жестомъ и спросилъ, не слышалъ ли онъ шелеста листьевъ, хотя собака не залаяла. Воганъ отвѣчалъ, что онъ ничего не слышалъ, и Робеспьеръ просилъ его продолжать, но очевидно онъ слушалъ его въ нервномъ раздраженіи, прислушиваясь къ малѣйшему шороху.
   Дѣйствительно свиданіе съ англійскимъ депутатомъ было болѣе чѣмъ компрометирующее, потому что партія виговъ предлагала установить во Франціи конституціонную монархію на тѣхъ же основаніяхъ, какъ въ Англіи, и подъ скипетромъ малолѣтняго сына Людовика XVI, который содержался узникомъ въ Тамильской тюрьмѣ.
   -- Что вы говорите!-- воскликнулъ Робеспьеръ сть удивленіемъ.
   -- Конечно, будетъ утверждено регентство.
   -- Франція не захочетъ объ этомъ и слышать.
   -- Отчего же нѣтъ, регентомъ будете вы.
   Робеспьеръ отскочилъ на два шага.
   -- Я? Я -- регентъ? Да вы шутите.
   Онъ сталъ ходить въ сильномъ волненіи взадъ и впередъ по травѣ, повторяя отказъ на всѣ тоны и въ то же время перебивая свою рѣчь восклицаніями:
   -- Вы слышали что нибудь? Кажется, кто-то идетъ. Ну, Блундъ, стереги меня хорошо!
   Наконецъ онъ немного успокоился и произнесъ твердо, рѣшительно:
   -- Возстановить королевскую власть это нелѣпо! Неужели я работалъ все это время для того, чтобы на престолъ вступилъ сынъ человѣка, казненнаго мною? Нѣтъ, я работалъ прежде всего для Франціи, которая освобождена отъ позорившихъ ее корыстныхъ администраторовъ и низкихъ аристократовъ, а потомъ и для себя. Но не съ цѣлью личнаго самолюбія, а потому, что я чувствую себя способнымъ пересоздать страну, вдохнуть въ нее новую душу и очистить ее путемъ установленія добродѣтели справедливости и равенства. Я! я буду регентомъ! Неужели Фоксъ считаетъ это возможнымъ? Можетъ быть, я буду диктаторомъ или протекторомъ, какъ Кромвель, лордомъ протекторомъ страны, которую унижали въ теченіе вѣковъ тиранія и развратъ. О, тогда ее увидятъ искупленной крещеніемъ крови, чистой, непорочной. Еще нѣсколько казней, и изъ почвы, насыщеной кровью аристократовъ, палачей народа, возникнетъ древо свободы, древо жизни и справедливости, радости и любви, которое принесетъ удивительные плоды, и на которое Франція будетъ смотрѣть, какъ на свою мать кормилицу.
   Воганъ слушалъ съ удивленіемъ эти идеальныя фантастическія разглагольствованія. Робеспьеръ казался его практическому англійскому уму просто безумцемъ, и онъ ясно видѣлъ, что съ нимъ нельзя было заключить никакой благоразумной сдѣлки.
   -- Такъ вы рѣшительно отказываетесь?-- спросилъ онъ.
   -- Рѣшительно.
   -- Такъ мнѣ остается только откланяться.
   Но въ эту минуту Робеспьеръ внезапно обернулся, собака залаяла, и какой-то неизвѣстный человѣкъ прошелъ мимо.
   -- Кто это?-- спросилъ Робеспьеръ съ испугомъ.
   -- Повидимому, нищій,-- отвѣчалъ Воганъ.
   -- Вы думаете?-- произнесъ Робеспьеръ, не вполнѣ успокоенный.-- А, можетъ быть, это -- шпіонъ? Меня окружаютъ шпіоны. Моя жизнь невозможная. Если бы я не думалъ о счастіи Франціи...
   Вдали послышались голоса и лай собакъ. По всей вѣроятности, охранители Робеспьера прогоняли нищаго.
   -- Ну, намъ пора разстаться, но смотрите, ни слова о нашемъ свиданіи. Я, конечно, могу разсчитывать на ваше безмолвіе, такъ какъ въ противномъ случаѣ я могу васъ обвинить въ подкупѣ, и вы знаете, чѣмъ это кончится.
   Воганъ отвѣчалъ что онъ сохранитъ тайну и, чтобы уничтожить всякое подозрѣніе, поѣдетъ въ Лондонъ черезъ Женеву. Хотя онъ видѣлъ по волненію Робеспьера, что было не время просить его о чемъ нибудь, но онъ все-таки намекнулъ, что желалъ бы отправиться въ Лондонъ съ одной дамой и ея сыномъ и дочерью. Робеспьеръ наотрѣзъ отказалъ въ выдачѣ паспортовъ и прибавилъ, что въ такія смутныя времена было не безопасно ѣхать вчетверомъ, и затѣмъ онъ прибавилъ, что если эта дама явится къ нему, спустя нѣсколько дней послѣ отъѣзда Вогана, то онъ съ удовольствіемъ прикажетъ выдать ей паспортъ и почтетъ себя счастливымъ оказать услугу семьѣ, которой интересуется мистеръ Воганъ. Но послѣдній отказался отъ этого предложенія и, простившись съ Робеспьеромъ, быстро удалился.
   Оставшись одинъ, Робеспьеръ предался сомнѣніямъ и подозрѣніямъ. Какой это дамой интересовался англичанинъ? Значитъ, у него были во Франціи друзья, и онъ могъ разсказать о своемъ свиданіи въ лѣсу. Робеспьеръ немедленно позвалъ своихъ охранителей и сказалъ одному изъ нихъ, Дидье, который игралъ при немъ роль "Тристана Схимника".
   -- Пошлите поскорѣй тайнаго агента за этимъ человѣкомъ, и пусть прослѣдятъ каждый его шагъ въ Парижѣ.
   -- Это необходимо,-- отвѣчалъ Дидье: -- означенный человѣкъ очень подозрителенъ.
   -- Отчего?-- воскликнулъ съ удивленіемъ Робеспьеръ.
   Дидье отвѣчалъ, что, по словамъ одного изъ его сыщиковъ, караулившихъ въ окрестностяхъ, собесѣдникъ Робеспьера прежде свиданія съ нимъ видѣлся съ какой-то дамой, которая убѣжала въ свой домъ, находящійся недалеко оттуда.
   -- Какъ!-- воскликнулъ Робеспьеръ со страхомъ:-- третье лицо знаетъ о моемъ свиданіи съ англичаниномъ? Арестуйте тотчасъ эту даму.
   -- Но ихъ двое: мать и дочь.
   -- Арестуйте обѣихъ и еще мужчину. У этой дамы долженъ быть сынъ.
   -- Но онъ теперь не дома.
   -- Такъ арестуйте его, когда онъ вернется.
   Дидье отдалъ приказаніе своему товарищу и вернулся къ Робеспьеру.
   -- А въ какую отвезти ихъ тюрьму?
   -- Въ какую хотите, только поскорѣе арестуйте. Но болѣе ни слова, вотъ мои друзья.
   Послышались звонъ колокольчика и взмахи кнута, а потомъ веселые голоса и громкій смѣхъ. Прежде всего показался хромой человѣкъ, который медленно шелъ, опираясь на палку, а вокругъ его весело скакала собака Робеспьера. Это былъ племянникъ Дюплэ,
   Симонъ, съ деревянной ногой. Служа волонтеромъ въ 1792 году, онъ потерялъ ногу въ сраженіи при Вальми и теперь находился въ отставкѣ, получалъ небольшую пенсію и исполнялъ должность секретаря Робеспьера.
   -- Здравствуйте, Робеспьеръ, долго вы насъ ждете?
   Робеспьеръ только что хотѣлъ отвѣтить, что онъ сейчасъ пришелъ въ лѣсъ, но его избавили отъ этой лжи крики, раздавшіеся въ нѣсколькихъ шагахъ отъ него:
   -- Здравствуйте, Максимиліанъ! Доброе утро, другъ!
   Вся семья Дюплэ показалась въ телѣгѣ, запряженной уставшей, изн уренной лошадью. Старикъ Дюплэ безъ сюртука и съ красными, запотѣвшимъ лицомъ велъ подъ уздцы лошадь, такъ какъ тропинка была усѣяна кореньями, а его сынъ, Морисъ, мальчикъ лѣтъ пятнадцати, бѣжалъ подлѣ, отгоняя вѣткой мухъ. Сзади подталкивалъ телѣжку хорошо одѣтый господинъ. Это былъ Леба, товарищъ Робеспьера по конвенту и комитету общественной безопасности, мужъ одной изъ дочерей Дюплэ. Въ телѣжкѣ сидѣли г-жа Дюплэ, здоровенная женщина съ обнаженными до локтей руками, въ которыхъ она держала вожжи, а рядомъ съ нею помѣщались на корзинкахъ съ продовольствіемъ и посудой ея три дочери: Елизавета, жена Леба, Викторія, прелестная блондинка съ очаровательными глазами, и Элеонора, которую родители прозвали Корнеліей, чтобы придать ей античный оттѣнокъ въ глазахъ Робеспьера, собиравшагося, повидимому, на ней жениться.
   Рослая брюнетка съ блестящими миндалеобразными глазами и гладко причесанными волосами, Корнелія была одѣта такъ же, какъ и ея сестры, просто, хотя въ ихъ лѣтнихъ костюмахъ опытный наблюдатель подмѣтилъ бы тѣнь кокетства. На трехъ сестрахъ были шляпки съ трехцвѣтными кокардами и лентами, что придавало всей группѣ въ старой украшенной вѣтвями телѣжкѣ праздничный видъ.
   Семья Дюплэ часто въ прекрасные лѣтніе дни устраивала пикники на травѣ въ Монморансскомъ лѣсу, пользуясь этимъ случаемъ, чтобы провести нѣсколько часовъ со своимъ другомъ вдали отъ свѣта.
   Телѣжка остановилась. Робеспьеръ быстро подошелъ къ нимъ и учтиво помогъ женщинамъ соскочить на землю среди застѣнчивыхъ восклицаній.
   -- Охъ, какъ высоко, невозможно соскочить!
   Потомъ на него посыпались среди веселаго говора и смѣха безконечные вопросы.
   -- Хорошо ли вы спали, добрый другъ? Отчего вы такъ сіяете сегодня?
   -- Отъ радости васъ видѣть,-- отвѣчалъ Робеспьеръ.
   Мать и дочери были въ восторгѣ отъ каждаго его слова и сопровождали ихъ восклицаніями:
   -- Какой онъ добрый! Какой онъ добрый! Какъ здѣсь хорошо! Только онъ могъ найти такой прелестный уголокъ!
   Между тѣмъ онѣ стали распаковывать привезенныя корзины съ колбасами, жареными курами, салатомъ, пирожками, сыромъ, хлѣбомъ и дыней; а пока Дюплэ распрягалъ лошадь, Леба сообщалъ Робеспьеру о послѣднихъ парижскихъ новостяхъ, Симонъ отыскивалъ удобное мѣсто, чтобы разложить скатерть, а Морисъ игралъ съ собакой. Неожиданно всѣ вздрогнули и стали съ испугомъ прислушиваться. Невдалекѣ за деревьями послышались жалобные звуки.
   -- Это женскіе голоса,-- произнесла Корнели, тревожно озираясь.
   -- Ты права,-- отвѣчала мать и пошла по тому направленію, откуда неслись звуки.
   -- Это ничего,-- сказалъ Робеспьеръ спокойно, и, видя вопросительные взгляды женщинъ, онъ прибавилъ:-- тутъ арестуютъ двухъ аристократокъ.
   -- Только-то!-- отвѣчали мать и дочь.
   Дюплэ и Симонъ подошли ближе къ неподкупному, надѣясь, что онъ разскажетъ имъ какую нибудь интересную исторію, но онъ только таинственно промолвилъ:
   -- Я нашелъ ихъ послѣ долгихъ поисковъ!
   Въ эту минуту къ нему подошелъ Дидье.
   -- Все въ порядкѣ?-- спросилъ Робеспьеръ.
   -- Все въ порядкѣ, гражданинъ!-- отвѣтилъ Дидье.
   Вполнѣ удовлетворенный этимъ отвѣтомъ, неподкупный подошелъ къ Корнеліи, которая нагнувшись срывала маргаритки. Въ нѣсколькихъ шагахъ на срубленномъ деревѣ лежалъ приготовленный имъ букетъ анютиныхъ глазокъ. Онъ взялъ его и подалъ молодой дѣвушкѣ.
   -- Какой хорошенькій букетъ!-- воскликнула она и поблагодарила за вниманіе.
   -- Это любимые цвѣты Руссо!-- замѣтилъ Робеспьеръ.
   -- Вы такъ же добры, какъ онъ!-- промолвила молодая дѣвушка, зная, что Робеспьеру нравилось это сравненіе.
   Пріятно польщенный словами Корнеліи, онъ прикололъ букетъ къ ея корсажу.
   -- Какъ отрадна жизнь!-- произнесла сентиментальная молодая дѣвушка.
   Робеспьеръ согласился съ нею и сталъ жадно вдыхать благоуханный воздухъ, къ которому примѣшивался ароматъ прекрасныхъ розъ, украшавшихъ находившійся невдалекѣ оттуда садъ Клариссы.

V.

   Оливье не остался до конца праздника въ Сенъ-При. Въ пять часовъ онъ незамѣтно удалился и, возвращаясь домой, съ удовольствіемъ думалъ о томъ сюрпризѣ, который онъ сдѣлаетъ матери и Терезѣ, а такъ же о вкусномъ ужинѣ и пріятномъ снѣ, такъ какъ наканунѣ онъ проработалъ всю ночь. Къ тому же его утомили шумъ и движеніе толпы, а въ особенности цвѣтистыя рѣчи политическихъ ораторовъ, которымъ онъ долженъ былъ невольно рукоплескать, такъ какъ всякое равнодушіе къ громкимъ фразамъ, восхвалявшимъ революцію, возбуждало подозрѣніе, которое могло довести до эшафота.
   -- Боже мой, мнѣ все это до смерти надоѣло,-- думалъ онъ, идя по Монмарансскому лѣсу и вспоминая, сколько онъ, сынъ аристократки и вандейца, долженъ былъ перенести униженія въ продолженіе послѣднихъ четырнадцати мѣсяцевъ.
   Ему приходилось молча слушать революціонныя теоріи, возмущавшія его душу, и онъ только мирился со всѣмъ этимъ при мысли, что, дѣйствуя иначе, онъ могъ скомпрометировать себя и причинить горе матери и Терезѣ. Кромѣ того, мать постоянно успокоивала его увѣреніями, что терроръ не могъ долго продолжаться, и непремѣнно наступитъ реакція.
   Подойдя къ дому, онъ удивился, что не было видно въ саду и окнахъ хижины ни одной изъ его обитательницъ. Въ дверяхъ стоялъ садовникъ, и Оливье радостно крикнулъ ему:
   -- Что, Поль, вы не думали, видѣть такъ рано?
   Но лицо садовника было такъ печально, что сердце молодого человѣка дрогнуло; онъ подумалъ, не занемогла ли его мать или Тереза. Онъ быстро подбѣжалъ къ нему и со страхомъ спросилъ:
   -- Что случилось, говорите скорѣе?
   Садовникъ въ короткихъ словахъ разсказалъ, что обѣ женщины были арестованы, несмотря на ихъ горячіе протесты, и быстро уведены въ Монморанси, чтобы не нарушить веселаго пикника, устроеннаго недалеко въ лѣсу около Шевра.
   Услыхавъ это названіе, Оливье вспомнилъ объ англичанинѣ, который спрашивалъ дорогу туда, и воскликнулъ:
   -- А англичанинъ? Когда я ушелъ сегодня утромъ изъ дома, то въ немъ оставалась одна Тереза, а моя мать разговаривала въ лѣсу съ иностранцемъ. Развѣ онъ не приходилъ съ нею сюда?
   -- Нѣтъ, гражданка Дюранъ вернулась одна и очень поспѣшно. Она все оглядывалась, какъ бы не желая, чтобы ее видѣла веселая компанія.
   -- Какая веселая компанія?
   -- Компанія, устроившая пикникъ въ Шеврѣ. Повидимому, она была извѣстна полицейскимъ агентамъ, арестовавшимъ вашу мать и ея племянницу, такъ какъ одинъ изъ нихъ послѣ ареста пошелъ къ одному господину изъ числа компаніи и разговаривалъ съ нимъ.
   -- Кто онъ такой?
   -- Не знаю.
   -- А онъ еще тамъ со своей компаніей?
   -- Нѣтъ, всѣ уже давно уѣхали.
   -- Куда?
   -- Не знаю.
   -- А вы говорите, что мою мать и Терезу повели въ Монморанси.
   -- Я въ этомъ увѣренъ. Развѣ они по дорогѣ встрѣтили какой нибудь экипажъ.
   -- Зачѣмъ экипажъ?
   -- Чтобы отвезти арестованныхъ въ Парижъ.
   Оливье никакъ не могъ примириться съ мыслью объ арестѣ дорогихъ для его сердца существъ. Зачѣмъ ихъ арестовали? Что онѣ сдѣлали? Какое онѣ могли учинить преступленіе?
   На всѣ эти вопросы садовникъ отвѣчалъ, что онъ ничего не знаетъ.
   -- Зачѣмъ же вы не прибѣжали за мною въ Сенъ-При?-- воскликнулъ гнѣвно юноша.
   -- А кто же бы остался стеречь домъ,-- отвѣтили садовникъ, который думалъ, что лучше было остаться дома съ больною женой, чѣмъ компрометировать себя розысками Оливье.
   Юноша вбѣжалъ, какъ бѣшеный, въ комнату, въ какой-то безумной надеждѣ, что Тереза выскочитъ изъ-подъ какой нибудь мебели съ громкимъ хохотомъ, какъ въ счастливые дни дѣтства. Потомъ онъ побѣжалъ съ такимъ же бѣшенымъ пыломъ въ Монморанси съ двойною цѣлью: повидать Леонара, который зналъ что нибудь объ арестѣ, и разыскать возницу, который отвозилъ несчастныхъ женщинъ въ Парижъ, если онѣ туда доставлены.
   По дорогѣ онъ встрѣтилъ Леонара, который торопился въ хижину, чтобы сообщить Оливье объ арестѣ его матери и Терезы. Объ этомъ ему разсказалъ возница, отвозившій ихъ въ Парижъ. Ихъ помѣстили въ тюрьму Ла-Бурбъ, какъ подозрительныхъ личностей.
   -- По чьему приказу?-- спросилъ Оливье.
   -- Робеспьера.
   -- Подлецъ!-- воскликнулъ юноша, внѣ себя отъ ужаса и гнѣва.-- Мнѣ надо какъ можно скорѣе отправиться въ Парижъ и вырвать ихъ изъ тюрьмы. Теперь тюрьма означаетъ гильотину.
   Леонаръ всячески старался уговорить его не ходить въ Парижъ до утра и обдумать все дѣло на досугѣ, но Оливье не хотѣлъ его слушать и настоялъ на томъ, что Леонаръ далъ ему адресъ скромныхъ приличныхъ меблированныхъ комнатъ въ улицѣ Роше. Зайдя въ мастерскую Леонара, онъ захватилъ съ собою дорожный мѣшокъ съ нѣсколькими необходимыми вещами и пустился въ путь.
   -- Молитесь за меня, Леонаръ!-- сказалъ онъ, прощаясь съ добрымъ старикомъ:-- будьте увѣрены, что онѣ выйдутъ изъ тюрьмы хотя бы цѣною моей жизни.
   Въ полночь Оливье достигъ улицы Роше и, сказавъ привратнику, что его рекомендуетъ Леонаръ, назвалъ себя гражданиномъ Жерменомъ.
   -- Пожалуйста, дайте мнѣ комнату и прямо проводите меня туда, я очень хочу спать.
   Однако онъ не спалъ впродолженіе всей ночи и тревожно ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ. Утромъ онъ снялъ подушки и простыни на постели, чтобы не возбудить подозрѣнія, и вышелъ изъ дома, сказавъ привратнику, что онъ отправляется по важному дѣлу. Очутившись на улицѣ, онъ поспѣшно направился къ тюрьмѣ Ла-Бурбъ, какъ называли теперь аббатство Поръ-Рояля.
   Вскорѣ онъ достигъ этого громаднаго зданія, въ одномъ изъ флигелей котораго мучились его мать и невѣста. Остановившись передъ красной каменной массой этого зданія, онъ впервые отдалъ себѣ отчетъ въ безнадежности своего предпріятія. Нѣсколько разъ онъ обошелъ вокругъ его, даже не смѣя пристально смотрѣть изъ боязни обратить на себя подозрѣніе.
   Наконецъ онъ удалился отъ тюрьмы, ломая себѣ голову, какъ поступить въ такомъ безвыходномъ положеніи. Всѣ лица, которыхъ онъ зналъ въ Парижѣ, или погибли подъ гильотиной или находились въ рядахъ эмиграціи. Онъ вспомнилъ объ англичанинѣ Воганѣ, но не зналъ, гдѣ его искать, и при томъ его могли также арестовать. Потомъ въ головѣ его блеснула мысль пойти въ старый домъ своего дѣда, гдѣ, вѣроятно, еще находился добрый привратникъ Венуа. Но, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ въ направленіи этого дома, онъ вспомнилъ, что жилище его дѣда было конфисковано и продано, а слѣдовательно тамъ не могъ находиться Бенуа, къ тому же сосѣди могли его узнать, и эта неосторожная выходка кончилась бы, по всей вѣроятности, его арестомъ.
   Побродивъ по городу машинально и безо всякой цѣли, Оливье совершенно машинально очутился въ улицѣ Роше. Онъ вошелъ въ свою комнату, и чувствуя, что у него кружится голова отъ голода, онъ потребовалъ завтракъ. Ему подали два яйца, котлету и фрукты. Яйца онъ жадно съѣлъ, но котлетку не кончилъ, а до фруктовъ не дотронулся. Наконецъ, утомленіе взяло верхъ, и онъ, сидя въ креслѣ, заснулъ.
   Когда онъ открылъ глаза, уже было четыре часа. Сожалѣя, что у него пропалъ даромъ день, онъ снова быстро вышелъ на улицу. Но въ сѣняхъ его остановилъ привратникъ и спросилъ:
   -- Вы дѣйствительно гражданинъ Жерменъ?
   -- Да.
   -- Пожалуйте вашъ паспортъ. Вчера ночью я не спросилъ у васъ ничего, потому что было поздно.
   -- У меня нѣтъ при себѣ паспорта. Онъ остался за городомъ.
   -- Вы можете достать новый въ полицейскомъ участкѣ, но намъ нельзя васъ держать безъ паспорта. Это запрещено по закону.
   -- Хорошо,-- отвѣчалъ съ улыбкой Оливье,-- я завтра достану паспортъ, а сегодня у меня слишкомъ много дѣла.
   -- Завтра декади, и вы ничего не добьетесь.
   -- Ну, такъ послѣзавтра.
   -- Извольте, я подожду, но помните, что я за васъ отвѣчаю.
   Оливье поблагодарилъ его и снова очутился на улицѣ. Онъ снова направилъ свои шаги къ тюрьмѣ Ла-Бурбъ, но машинально взялъ другую дорогу черезъ улицу и площадь Революціи. Вездѣ было большое движеніе. Всѣ дома украшались трехцвѣтными флагами и цвѣточными гирляндами. Спросивъ у какого-то прохожаго, какой готовился праздникъ, онъ узналъ, что на другой день должно было произойти на площади Революціи торжество въ честь Верховнаго Существа.
   Не успѣлъ онъ сдѣлать нѣсколько шаговъ по площади, какъ увидалъ между статуей "Свободы" и входомъ въ Тюильри роковую гильотину, которую рабочіе, очевидно, разбирали. Онъ вздрогнулъ и, обращаясь къ проходившей мимо пожилой женщинѣ, спросилъ:
   -- Что это значитъ?
   -- Какъ что!-- это г-жа Робеспьеръ.
   -- Я знаю, ч, то это гильотина, но что съ ней дѣлаютъ?
   -- Ее уносятъ.
   -- Уфъ!..-- произнесъ Оливье, чувствуя, что у него съ души какъ бы свалился камень.
   -- Но ее воздвигнутъ на другомъ мѣстѣ.
   -- Гдѣ?-- спросилъ юноша, и лицо его снова омрачилось.
   -- На площади Бастиліи,-- сказала женщина и прибавила съ улыбкой:-- повидимому, еще остались аристократы, съ которыми надо покончить.
   Оливье посмотрѣлъ съ изумленіемъ вокругъ себя. Многочисленная толпа такъ же равнодушно и легкомысленно, какъ эта женщина, смотрѣла на перенесеніе съ мѣста на мѣсто этого грознаго орудія смерти. Неужели никто не имѣлъ достаточно мужества, чтобы громко закричать: "долой гильотину"? Быть можетъ, если бы явился такой человѣкъ, то легкомысленная, но благородная и человѣчная толпа пошла бы противъ тирановъ.
   Углубившись въ эти мысли, Оливье машинально повернулъ на набережную и дошелъ до Поръ-Рояля, почти не сознавая, куда онъ направлялся. Но въ нѣсколькихъ шагахъ отъ мрачнаго зданія тюрьмы онъ невольно остановился. Большія ворота были открыты, и въ нихъ входили люди всякаго вида, преимущественно хорошо одѣтые, съ корзинками, мѣшками и картонками. Онъ поспѣшно подошелъ къ одному изъ часовыхъ и спросилъ:
   -- Сегодня пускаютъ къ арестантамъ?
   -- Да. Друзьямъ и родственникамъ дозволяютъ приносить арестантамъ чистое бѣлье, фрукты и сласти. У васъ здѣсь кто нибудь?
   -- Да, мать и невѣста.
   -- Вы желаете ихъ видѣть?
   -- Да.
   -- У васъ есть деньги?
   Оливье молча подалъ ему золотой.
   -- Не мнѣ,-- воскликнулъ съ презрѣніемъ часовой:-- а привратнику!
   При этомъ онъ указалъ на маленькаго юркаго человѣчка, стоявшаго у дверей тюрьмы.
   Оливье подошелъ къ нему и сказалъ, что желаетъ видѣть гражданокъ Дюранъ, и сунулъ ему въ руку золотой.
   -- Вы пришли къ гражданкамъ Дюранъ? Хорошо. Онѣ должны быть во дворѣ Акацій.
   Онъ далъ юношѣ карточку, которую просилъ возвратить при выходѣ изъ тюрьмы, а затѣмъ повелъ его черезъ темный коридоръ къ рѣшеткѣ, которая выходила на обширный дворъ. Открывъ рѣшетку, онъ сказалъ со смѣхомъ:
   -- Вы, конечно, сами ихъ найдете.
   И, затворивъ рѣшетку, онъ удалился.

V.

   Оливье видѣлъ передъ собою обширный дворъ, окруженный съ двухъ сторонъ высокими каменными стѣнами, а съ остальныхъ громадными кирпичными домами, на окнахъ которыхъ были желѣзныя перекладины. На ихъ крышахъ виднѣлись острыя загородки, дѣлавшія бѣгство, повидимому, невозможнымъ. Оба зданія соединялись каменнымъ коридоромъ, выходившимъ въ концѣ террасы, на которой стоялъ часовой съ ружьемъ. Посрединѣ въ коридорѣ была отворенная желѣзная дверь, за которой виднѣлся другой дворъ, усаженный деревьями.
   Озираясь по сторонамъ, юноша пошелъ къ этому второму двору, гдѣ нѣсколько арестантовъ гуляло вокругъ куста акаціи въ цвѣту. Лучи заходившаго солнца играли на немъ и на окружавшемъ его газонѣ.
   Съ тревожно бившимся сердцемъ сталъ Оливье пристально осматривать проходившія мимо него группы. Тутъ были мужчины, женщины и дѣти. Но всѣ ему были незнакомы, и не видно было ни матери, ни Терезы. Онъ не смѣлъ спросить о нихъ у кого нибудь, боясь ихъ компрометировать и забывая, что всѣ эти лица были ихъ товарищами по заключенію. Неожиданно къ нему подошла молодая женщина въ скромномъ, но изящномъ костюмѣ.
   -- Вы кого-то ждете?-- спросила она мелодичнымъ голосомъ.
   -- Мою мать и невѣсту, гражданокъ Дюранъ.
   -- Онѣ еще сидятъ за столомъ. Посмотрите, молодая дѣвушка ничего не хочетъ ѣсть, и ваша мать ее тщетно уговариваетъ.
   Въ своемъ смущеніи Оливье не замѣтилъ, что по ту сторону акаціи стоялъ деревянный столъ съ глиняной посудой, которую убирали нѣсколько тюремныхъ служителей, несмотря на то, что группа арестантовъ еще сидѣла за столомъ. Наконецъ онъ нашелъ дорогихъ ему существъ, но боялся броситься къ нимъ, чтобы не причинить имъ болѣзненнаго припадка неожиданной радостью. Говорившая съ нимъ молодая женщина какъ будто отгадала его мысли.
   -- Если хотите, я ихъ предупрежу,-- и прибавила, чтобы его совершенно успокоить:-- я графиня Нарбонъ.
   Оливье поблагодарилъ ее и послѣдовалъ за своимъ добрымъ проводникомъ.
   Она тихонько подошла къ Клариссѣ и что-то шепнула ей на ухо. Та обернулась и, увидѣвъ сына, смертельно поблѣднѣла.
   -- Ты арестованъ?-- воскликнула она, бросаясь къ нему на шею.
   -- Нѣтъ, нѣтъ,-- отвѣчалъ онъ, крѣпко прижимая ее къ своей груди.-- Я освобожденъ; мнѣ разрѣшили повидаться съ вами.-- Потомъ онъ обернулся къ Терезѣ и нѣжно поцѣловалъ ее.
   -- Правда, что ты свободенъ?-- спросила молодая дѣвушка.
   Совершенно успокоивъ обѣихъ женщинъ въ своей безопасности,
   Оливье помѣстился вмѣстѣ съ ними на отдаленной скамейкѣ и сталъ забрасывать ихъ вопросами, но Кларисса перебила его и потребовала, чтобы онъ сначала разсказалъ, какъ онъ узналъ объ ихъ арестѣ, какъ онъ очутился въ Парижѣ и гдѣ остановился въ этомъ шумномъ, опасномъ городѣ. Удовлетворивъ любопытство матери, онъ въ свою очередь спросилъ:
   -- Ну, теперь вы разскажите все, что было съ вами. Я хочу знать все, все.
   Кларисса объяснила, какъ ихъ арестовали и повезли прежде въ Монморанси, а потомъ въ Парижъ, гдѣ и заперли въ этой тюрьмѣ, которая оказывается наименѣе ужасной во всемъ Парижѣ. На слѣдующее утро ихъ окружили товарищи по заключенію, которые оказались представителями и представительницами высшаго свѣта. Кларисса при этомъ указала Оливье уже знакомую ему графиню Нарбонъ съ маленькимъ прелестнымъ ребенкомъ, графа и графиню Лавернъ, маркизу Шуазель, семью Малесси, графа Брольи, шевалье де-Бара, маршала Мути съ женою, которыхъ Кларисса знала въ юности въ Версали, дѣвицу Бетизи и маркизу д'Аво.
   -- Посмотри,-- прибавила она съ печальной улыбкой:-- я никогда не была въ такомъ избранномъ обществѣ съ тѣхъ поръ, какъ покинула Понтиви.
   -- Это понятно,-- отвѣчалъ Оливье:-- республиканскія тюрьмы назначены исключительно для аристократовъ.
   -- Нѣтъ, ты ошибаешься,-- возразила мать:-- среди аристократовъ есть мужчины и женщины мелкаго средняго класса, которые отличаются самыми возвышенными чувствами.
   -- Поэтому они и въ тюрьмѣ. Республика признаетъ лишь равенство въ низости.
   -- Тише, тише, тебя могутъ подслушать.
   -- Не говорите мнѣ быть тише, я тогда только успокоюсь, когда узнаю, зачѣмъ васъ арестовали.
   -- Я также этого не понимаю,-- промолвила Кларисса:-- сначала я думала, что кто нибудь на насъ донесъ. Но кто же могъ это сдѣлать?
   -- Кто!-- воскликнулъ Оливье.-- Развѣ вамъ не сказали?
   -- Нѣтъ.
   -- Робеспьеръ.
   Она вскочила со скамейки, словно ужаленная, и воскликнула съ ужасомъ:
   -- Это неправда!
   -- Какъ неправда? Леонару разсказалъ объ этомъ возница, который доставилъ васъ въ Парижъ. Робеспьеръ находился съ веселой компаніей въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нашего дома и послалъ арестовать васъ.
   Мысль, что въ такомъ случаѣ арестованъ былъ Воганъ, еще болѣе омрачила лицо Клариссы.
   -- Да, Робеспьеръ, этотъ безсовѣстный злодѣй, приказалъ васъ арестовать.
   Она бросилась къ нему и, закрывая ему ротъ рукой, промолвила:
   -- Тише, тише, не говори этого! Ты ошибся, Леонаръ не понялъ. Мнѣ бы объ этомъ сказали.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, это онъ,-- продолжалъ Оливье и изложилъ всѣ подробности, переданныя ему садовникомъ.
   Въ сущности Кларисса была вполнѣ убѣждена, что дѣйствительно она арестована по приказанію Робеспьера, но она хотѣла убѣдить Оливье въ противномъ, такъ какъ ей пришла мысль, что сынъ проклинаетъ отца.
   -- Вѣдь онъ не знаетъ, кто мы такіе!-- начала она снова.-- Тайные агенты ввели его въ заблужденіе. Онъ поступилъ такъ по недоразумѣнію.
   -- Нѣтъ, нѣтъ,-- отвѣчалъ Оливье, пожимая плечами:-- онъ дѣйствуетъ намѣренно, онъ жаждетъ крови, этотъ прокля...
   -- Нѣтъ, нѣтъ, не говори этого!-- возразила Кларисса, снова зажимая ему ротъ, и видя, что онъ смотритъ на нее съ удивленіемъ, прибавила:-- тебя могутъ услышать, ты себя скомпрометируешь!
   -- Здѣсь? Да вѣдь здѣсь каждый его ненавидитъ.
   -- Да, но тутъ ежеминутно снуютъ тюремщики, и потомъ кто же поручится, что нѣтъ шпіоновъ между арестантами? Ты долженъ быть очень остороженъ.
   -- Да, это правда! Теперь народъ сталъ невозможенъ.
   И онъ объяснилъ матери, какое отвратительное впечатлѣніе произвела на него парижская толпа, которая апатично смотрѣла на то, какъ переносили проклятую гильотину съ площади Революціи на площадь Бастиліи.
   Пока онъ говорилъ, Кларисса съ безпокойствомъ думала, что Робеспьеръ могъ приказать арестовать Оливье, не подозрѣвая, что онъ ея сынъ. Но тутъ она вспомнила, что она уже въ то самое утро написала нѣсколько словъ Робеспьеру о томъ, что она арестована и безпокоится о своемъ девятнадцатилѣтнемъ сынѣ. Она была убѣждена, что это письмо, отданное одному изъ тюремщиковъ, дойдетъ до него, и онъ не только освободитъ ее съ Терезой, но и приметъ мѣры, чтобы обезопасить юношу, въ которомъ онъ, конечно, отгадаетъ своего сына. Поэтому она совершенно успокоилась и уже стала думать только о томъ, какъ бы помѣшать Оливье сдѣлать какую нибудь безумную выходку до полученія Робеспьеромъ ея письма. Ей казалось, что лучшимъ для этого способомъ было доказать ему, какъ пріятно онѣ проводили время въ тюрьмѣ, а потому рѣшила познакомить его съ нѣкоторыми изъ ихъ товарищей по заключенію.
   Между тѣмъ и самъ Оливье сталъ съ любопытствомъ разглядывать группы гулявшихъ вокругъ акацій узниковъ. Женщины отличались изящнымъ достоинствомъ, несмотря на ихъ скромные туалеты и простые плоенные чепцы. Мужчины весело улыбались, любезно ухаживали за женщинами, а между собою играли въ карты или шахматы. Между всѣми этими группами спокойно прохаживался привратникъ тюрьмы, Гали, съ двумя большими бульдогами.
   -- Простите, monsieur,-- произнесъ пятнадцатилѣтній мальчикъ, который игралъ въ мячикъ и нечаянно толкнулъ Оливье.
   -- Какой славный юноша!-- произнесъ Оливье.
   -- Это молодой графъ Малье,-- сказала Тереза:-- никто не знаетъ, зачѣмъ его арестовали. Но его судьба рѣшена: онъ бросилъ гнилой селедкой въ лицо привратнику.
   -- Это, вѣроятно, неправда!-- воскликнула Кларисса:-- мало ли что говорятъ, а нашъ привратникъ недурной человѣкъ! Не правда ли, маркиза,-- обратилась она къ проходившей мимо дамѣ:-- Гали вѣдь недурной человѣкъ?
   -- Конечно, это отецъ въ сравненіи съ другими тюремщиками.
   -- Маркиза де Шуазель,-- произнесла Кларисса, представляя ей Оливье:-- это мой сынъ.
   Оливье почтительно поклонился, а маркиза, пораженная аристокритическимъ видомъ этого молодого рабочаго, протянула ему руку, которую Оливье поцѣловалъ съ придворной учтивостью.
   -- Сынъ выдаетъ мать,-- сказала маркиза съ улыбкой:-- васъ не зовутъ Дюранъ, вы принадлежите къ нашему обществу. Я это знала съ первой минуты, какъ васъ увидѣла. Но не безпокойтесь,-- прибавила она, видя, что Кларисса хочетъ что-то сказать:-- я не хочу нарушать вашей тайны.
   И, обратясь къ Оливье, она объяснила, что его мать была совершенно права насчетъ Гали, который хотя грубый человѣкъ, но отличался добротой, дозволялъ узникамъ принимать родственниковъ, которые приносили имъ пищу и бѣлье.
   -- А главное,-- продолжала она:-- онъ дозволяетъ намъ гулять и забавляться здѣсь до ночи. Вы видите, какъ мы пользуемся его любезностью,-- и она указала на нѣсколько группъ взрослыхъ и дѣтей, игравшихъ въ различныя игры.
   Кларисса была очень довольна оборотомъ, который принялъ разговоръ, и, желая удержать маркизу, сказала:
   -- Разскажите ему, пожалуйста, какъ вы проводите ваши вечера.
   -- Какъ, вы развѣ сами ему объ этомъ еще не сказали?
   -- Я вѣдь въ вашемъ обществѣ только со вчерашняго дня и потому знаю очень мало.
   -- Это правда,-- отвѣчала маркиза, которая поняла съ материнскимъ инстинктомъ намѣреніе Клариссы, и продолжала, указывая Оливье на нѣсколько оконъ въ одномъ изъ зданій тюрьмы:-- вотъ тамъ находится большая комната, гдѣ мы собираемся по вечерамъ. Мы ее называемъ нашей гостиной и въ ней играемъ въ шарады, отгадываемъ загадки и сочиняемъ bouts rimes. Нѣкоторые изъ насъ декламируютъ стихи, а другіе занимаются музыкой. Посмотрите, тотъ господинъ, который перелистываетъ альбомъ, это баронъ Вирбахъ, нашъ первый артистъ. Онъ прекрасно играетъ на "viola d'amore".
   Оливье слушалъ ее съ удивленіемъ и начиналъ мало-по-малу успокоиваться.
   -- Вы видите,-- продолжала маркиза:-- мы можемъ вообразить себѣ, что находимся въ Версалѣ. Впрочемъ, по правдѣ сказать, всѣ остатки Версаля находятся въ тюрьмѣ. Вотъ принцъ и принцесса Сенъ-Морисъ, рядомъ съ ними шевалье де-Понсъ, а немного подалѣе графъ Армальи, племянникъ котораго юный Д'Отвиль былъ пажемъ Людовика XVI. А вотъ взгляните на эту группу,-- прибавила она, указывая на нѣсколькихъ мужчинъ, которые окружали молодую красавицу, сидящую на травѣ подъ акаціей:-- право, можно подумать, что это сцена въ Тріанонѣ. Эта красавица графиня Мерэ, а вотъ къ ней подходитъ маркиза Вернель, которая здѣсь также кокетливо одѣвается, какъ при дворѣ. Она даже такъ ловка, что одна безъ помощи горничной и парикмахера перемѣняетъ три раза въ день свой костюмъ и прическу. Мало того, она сама моетъ и гладитъ свое бѣлье. При всемъ этомъ она постоянно весела, постоянно смѣется. Право, нельзя на нее смотрѣть безъ слезъ.
   Хотя слова маркизы совершенно успокоили Оливье насчетъ тюремной жизни дорогихъ ему существъ, но онъ не могъ не высказать, хотя въ очень приличныхъ и сдержанныхъ выраженіяхъ, своего удивленія къ тому равнодушію, съ которымъ узники относились къ своей судьбѣ.
   -- Равнодушіе народной толпы на улицахъ,-- прибавилъ онъ,-- возбуждаетъ во мнѣ отвращеніе, но равнодушіе аристократіи меня огорчаетъ до глубины души.
   Кларисса хотѣла ему отвѣтить, но маркиза ее перебила.
   -- Вы, вѣроятно, пріѣхали изъ деревни и давно не видали парижанъ. Нельзя измѣнить французовъ, и ничто не въ состояніи уничтожить ихъ веселость. То, что вы принимаете за равнодушіе, въ сущности стоическая покорность судьбѣ. Мы видимъ, что борьба безполезна, и намъ такъ надоѣлъ міръ съ его низостями, что мы готовы во всякое время умереть, но умираемъ, какъ подобаетъ французамъ, съ улыбкой на устахъ. Конечно, есть между нами отчаивающіеся, безпокойные люди, но ихъ немного.
   Въ эту минуту раздались громкіе крики:
   -- Браво, браво! прекрасно, прекрасно!
   Молодая дѣвушка съ завязанными на спинѣ руками стояла на верхней перекладинѣ подставной лѣстницы, на которую она забралась по поставленнымъ одинъ на другой столамъ, стульямъ и скамейкамъ. Граціозно раскланявшись, она стала спускаться съ помощью протянутыхъ къ ней отовсюду рукъ. Ея примѣру послѣдовала маркиза д'Аво, на которую уже указала Оливье маркиза Шуазель, и начала вскарабкиваться на груду мебели, но довольно неловко.
   -- Что это -- новая игра?-- спросили въ одинъ голосъ Кларисса, Тереза и Оливье, смотрѣвшіе съ изумленіемъ на это необыкновенное упражненіе.
   -- Да, но это очень печальная игра,-- отвѣчала маркиза Шуазель и прибавила торжественнымъ тономъ:-- эти дамы учатся, какъ всходить на эшафотъ.
   И она объяснила, что по деревяннымъ ступенямъ, которыя вели къ гильотинѣ, было очень трудно подниматься, въ особенности съ завязанными руками, а потому женщины часто спотыкались и путались въ своихъ платьяхъ, что возбуждало громкій смѣхъ въ толпѣ.
   -- Чтобы избѣгнуть этого униженія,-- продолжала маркиза,-- и чтобы достойно встрѣтить смерть, мы здѣсь репетируемъ свою роль, которую, быть можетъ, завтра намъ придется сыграть на площади.
   Оливье пришелъ въ восторгъ отъ этого благороднаго презрѣнія къ смерти и эшафоту. Въ ту же минуту раздался веселый смѣхъ. Платье маркизы д'Аво запуталось въ спинкѣ верхняго стула, и она едва не упала. Она засмѣялась со всѣми другими и прибавила:
   -- Мнѣ будетъ работа на сегодняшній вечеръ!
   -- Вы видите,-- продолжала маркиза, обращаясь къ Оливье:-- что скрываетъ въ сущности возмутившее васъ равнодушіе. Многія изъ этихъ женщинъ поддерживаютъ мужество своихъ мужей и готовы умереть за нихъ.
   Но Кларисса боялась, что разговоръ снова коснулся слишкомъ печальнаго предмета, и обратила вниманіе сына на проходившую мимо графиню Варбонъ съ корзинкою вишенъ, которыми она угощала свою маленькую дѣвочку.
   -- Какія прекрасныя ягоды!-- воскликнула Кларисса.
   Графиня остановилась и предложила ей вишенъ, но она отказалась, и когда графиня продолжала настаивать, то она сказала:
   -- Я не хочу, благодарю васъ, но, можетъ быть, моя племянница попробуетъ вашихъ удивительныхъ вишенъ.
   Тереза также отказалась, но Оливье, взявъ изъ корзинки вѣтку вишенъ, поднесъ одну къ розовымъ губамъ своей невѣсты и сказалъ:
   -- Скушайте, пожалуйста, для меня.
   Кларисса не могла не улыбнуться, и Оливье прибавилъ:
   -- И вы также, мама.
   Эту прелестную семейную сцену нарушилъ медленный звонъ колокола.
   -- Перекличка!-- промолвила графиня Нарбонъ поблѣднѣвъ.
   Всѣ разговоры смолкли, и всѣ глаза со страхомъ обратились на
   желѣзную рѣшетку, словно въ ожиданія кого-то.
   -- Какая перекличка?-- спросилъ Оливье, снова приходя въ безпокойное волненіе.
   Маркиза Шуазель и графиня Нарбонъ быстро удалились, а Кларисса, быть можетъ, инстинктивно понявшая, въ чемъ дѣло, произнесла:
   -- Не знаю!
   Тереза задрожала всѣмъ тѣломъ и крѣпко прижалась къ Клариссѣ, предчувствуя что-то ужасное, а Оливье, подойдя къ одному изъ узниковъ, спросилъ его, что значитъ эта перекличка.
   -- Это вызываютъ лицъ, подлежащихъ явкѣ въ революціонный трибуналъ,-- отвѣчалъ онъ спокойно:-- колоколъ возвѣщаетъ, что сейчасъ прибудетъ представитель этого суда и вызоветъ по именамъ тѣхъ, которые должны явиться въ судъ.
   -- То-есть на эшафотъ!-- воскликнулъ съ яростью Оливье.
   Арестантъ молча кивнулъ головой.
   -- Такъ всѣ, имена которыхъ будутъ выкликать?...
   -- Будутъ сегодня отвезены въ консіержери и...
   -- И?...
   -- И черезъ два дня взойдутъ на эшафотъ,-- произнесъ узникъ, повидимому, вполнѣ примирившійся со своей судьбой.
   -- Такъ могутъ вызвать кого нибудь изъ насъ?-- спросила Тереза, заливаясь слезами.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчала Кларисса, стараясь побороть свое волненіе:-- нѣтъ, еще слишкомъ рано. Скажи ей, Оливье, что этого не можетъ быть.
   -- Почему?-- промолвилъ мрачно юноша, которымъ овладѣло отчаянье.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, это невозможно, увѣряю васъ, что это невозможно!
   Между тѣмъ посланный изъ революціоннаго трибунала, маленькій, толстый человѣкъ съ краснымъ лицомъ и съ отвратительной улыбкой, вышелъ изъ-за рѣшетки и усѣлся на стулъ подъ акаціей. Вокругъ него помѣстились Гали, тюремщики и жандармъ.
   -- Я думалъ,-- произнесъ съ удивленіемъ Гали,-- что трибуналъ не будетъ засѣдать завтра по случаю праздника Верховнаго Существа.
   -- Вы правы, но онъ будетъ засѣдать послѣзавтра. Я также хочу быть свободенъ завтра и принять участіе въ праздникѣ.-- Онъ цинично засмѣялся и приказалъ принести себѣ стаканъ вина, который и опорожнилъ однимъ залпомъ.
   -- Однако пора за дѣло!-- воскликнулъ онъ со смѣхомъ и потребовалъ фонарь, такъ какъ уже начинало смеркаться; онъ вынулъ роковую бумагу, въ которой были назначены жертвы гильотины.
   Между тѣмъ дворъ переполнился узниками, явившимися изо всѣхъ помѣщеній тюрьмы. Большинство были спокойны и хладнокровны, нѣкоторые смотрѣли съ ужасомъ на вѣстника смерти. Одни ожидали съ нетерпѣніемъ, чтобы произнесли ихъ имя, видя въ смерти конецъ невыносимыхъ страданій, а другіе болѣе слабохарактерные надѣялись, что будутъ выкликать не ихъ, а товарищей.
   Выли, однако, и такіе мужественные стоики, которые спокойно разговаривали или играли въ карты. Кларисса и Тереза сидѣли на скамейкѣ и не спускали глазъ съ представителя революціоннаго трибунала, а Оливье стоялъ возлѣ нихъ, готовый защитить дорогихъ для него существъ до послѣдней капли крови, если бы выборъ палъ на нихъ.
   -- Что же это не несутъ проклятаго фонаря!-- воскликнулъ наконецъ разгнѣванный маленькій человѣкъ, на которомъ сосредоточены были всѣ взгляды,-- Я и такъ начну!
   Онъ всталъ и началъ съ трудомъ разбирать имена, выставленныя въ спискѣ.
   -- Первое имя Бур... нѣтъ, Лур...
   -- Не читайте такъ,-- перебилъ его какой-то гнѣвный голосъ:-- вы усугубляете страданія. Это ужасно! это ужасно!
   Протестующій голосъ принадлежалъ Оливье.
   -- Кто смѣетъ здѣсь говорить?-- грозно воскликнулъ посланный революціоннаго трибунала.
   Кларисса схватила за руку сына и жалобно прошептала:
   -- Умоляю тебя, замолчи.
   Въ эту минуту принесли фонарь, и началась правильная перекличка.
   -- Сурдеваль!
   -- Здѣсь!-- отвѣчалъ твердый голосъ.
   Изъ толпы вышелъ человѣкъ высокаго роста съ гордо поднятой головой и спокойно, не смотря по сторонамъ, направился къ выходу.
   Молодой графъ Малье, услыхавъ свое имя, пересталъ играть съ дѣтьми и мужественно пошелъ на смерть. Но старый маркизъ Моклеръ, какъ только послышалось его имя, упалъ въ обморокъ и былъ вынесенъ жандармами. Когда пришла очередь маркизы Нарбонъ, то она молча передала свою маленькую дочь маркизѣ Шуазель.
   -- Куда ты идешь, мама?-- спросилъ ребенокъ.
   -- Я сейчасъ вернусь, моя радость.
   -- Не уходи, мама, не уходи, я не хочу, чтобы ты ушла.
   Графиня Нарбонъ поспѣшно удалилась, громко рыдая.
   Всю семью Малесси вызвали разомъ. Она состояла изъ отца, матери и двухъ дочерей, которыя бросились другъ другу въ объятія, благодаря небо, что онѣ не разлучатся въ смерти. Дряхлая, сѣдая чета маршалъ Муши и его жена не выразили ни малѣйшаго волненія, но рука въ руку съ гордымъ достоинствомъ прошли черезъ всю толпу узниковъ, которые почтительно имъ кланялись. Всеобщій восторгъ возбудили графъ и графиня Лавернъ. Такъ какъ выкликнули одного графа, то графиня стала пламенно просить, чтобы ея не разлучали съ мужемъ, а когда ей въ томъ отказали, она громко воскликнула:
   -- Да здравствуетъ король!
   Это одно восклицаніе заслуживало тогда смертную Казань, и ея имя тотчасъ было занесено въ роковой списокъ.
   Сцены необыкновеннаго мужества продолжались одна за другой. Маркизъ Гурней молча закурилъ трубку у фонаря и, не говоря никому ни слова, удалился въ сопровожденіи жандарма. Графъ Брольи игралъ въ шахматы съ шевалье де-Баромъ; когда раздалось его имя, онъ спокойно всталъ и сказалъ:
   -- Во всякомъ случаѣ вы проиграли, шевалье, но не безпокойтесь, я вамъ дамъ отыграться на томъ свѣтѣ.
   Онъ пожалъ руку своему противнику, простился со всѣми знакомыми, любезно раскланялся съ дамами и весело вышелъ, словно онъ отправлялся на банкетъ.
   Рядомъ съ Оливье, который стоялъ, крѣпко прижавшись къ своей матери и Терезѣ, происходилъ разговоръ между пожилымъ господиномъ и юношей.
   -- Вызываютъ Легея,-- сказалъ послѣдній: -- развѣ это ваша фамилія?
   -- Да, и ваша также?
   -- Да. Вы женаты или холостой?
   -- У меня жена и двое дѣтей.
   -- А я холостой, погодите, я пойду!
   -- Ну, что же Легей!-- раздался голосъ вѣстника смерти.
   -- Здѣсь!-- отвѣчалъ молодой человѣкъ.
   Оливье, слышавшій этотъ разговоръ, бросился впередъ, желая пожать руку герою, но онъ уже удалился.
   -- На сегодня кончено,-- произнесъ представитель революціоннаго трибунала, сложилъ свою бумагу, спряталъ ее въ карманъ и цинично выпилъ стаканъ вина.
   Всѣ присутствовавшіе словно очнулись отъ страшнаго кошмара.
   -- Слава Богу,-- промолвила Кларисса, тяжело вздохнувъ.
   -- А вы увѣряли, мама, въ своей безопасности!-- воскликнулъ Оливье.
   -- Я боялась за другихъ, а не за себя!-- отвѣчала Кларисса.
   Оливье покачалъ головой и хотѣлъ что-то сказать, но въ эту же минуту послышался грубый голосъ Гали:
   -- Всѣ посѣтители вонъ! Пора запирать!
   Стоя у рѣшетки, онъ пропускалъ мимо себя всѣхъ посѣтителей, отбирая карточки. Но Оливье не торопился уходить, и, наконецъ, Гали крикнулъ ему:
   -- А вы, что же, хотите остаться, пожалуйста, не стѣсняйтесь, мы васъ сейчасъ занесемъ въ списокъ арестантовъ!
   -- Нѣтъ, нѣтъ, онъ идетъ!-- воскликнули въ одинъ голосъ Кларисса и Тереза. Онѣ поспѣшно поцѣловали его и толкнули къ рѣшеткѣ.
   Но, прежде чѣмъ уйти, Оливье обѣщалъ матери не приходить въ тюрьму впродолженіе нѣсколькихъ дней и въ письмахъ къ нимъ не упоминать своего адреса.
   Обѣ женщины невольно подошли къ рѣшеткѣ и увидѣли, какъ съ большого двора выѣзжала при мерцаніи факеловъ большая телѣга съ обвиняемыми, въ числѣ которыхъ онѣ узнали графиню Нарбонъ, посылавшую со слезами поцѣлуи тюрьмѣ, въ которой осталась ея дѣвочка.
   -- Это ужасно, это ужасно!-- прошептала Тереза, и голова ея опустилась на плечо Клариссы.
   Выйдя изъ тюрьмы, Оливье машинально пошелъ за телѣгой съ арестантами, которая медленно двигалась среди равнодушно смотрѣвшей на нее толпы. Но вскорѣ она исчезла изъ его глазъ въ темнотѣ, и онъ продолжалъ итти, словно его обуялъ какой-то страшный сонъ. Только достигнувъ берега Сены, онъ остановился и сталъ жадно вдыхать въ себя свѣжій вечерній воздухъ.
   Неожиданно вдали надъ Тюильрійскимъ садомъ показались снопы лучезарнаго свѣта. Это была проба фейерверка, приготовленнаго для завтрашняго дня. Оливье перешелъ мостъ и вскорѣ достигъ площади Революціи, которая была переполнена бульварными зѣваками, смотрѣвшими съ любопытствомъ на приготовленія къ празднику. Всюду виднѣлись высокія мачты съ флагами, соединенныя гирляндами изъ зелени и пестрыхъ фонариковъ для вечерней иллюминаціи. Тамъ и сямъ уличные пѣвцы, акомпанируя себѣ на скрипкѣ, обучали молодежь новому гимну въ честь Верховнаго Существа, который былъ написанъ Госсекомъ для предстоящаго торжества. Но какъ только замирали звуки гимна, то раздавались веселый вальсъ или гавотъ, и молодежь весело пускалась въ плясъ.
   Оливье смотрѣлъ на все это съ чудовищнымъ изумленіемъ. Ему казалось, что онъ находился во снѣ. Онъ только что видѣлъ горе, страданіе, смерть, а теперь его поражали веселье, смѣхъ, пѣнье, танцы. И того самаго человѣка, который посылалъ столько жертвъ на эшафотъ и вырывалъ матерей изъ объятія ихъ дѣтей чтобы предать казни, должны были на слѣдующій день вѣнчать лаврами!
   -- Робеспьеръ! Это Робеспьеръ!-- пробѣжалъ шопотъ по толпѣ.
   Оливье обернулся и увидалъ, что какой-то человѣкъ невысокаго роста поспѣшно проходилъ мимо, держа подъ руку видную женщину.
   Дѣйствительно это былъ Робеспьеръ. Онъ пошелъ передъ ужиномъ погулять съ Корнеліей Дюплэ и не могъ удержаться отъ удовольствія взглянуть на подготовлявшуюся арену его завтрашняго торжества.
   -- Народъ, кажется, душей и тѣломъ радъ этому празднику,-- сказала Корнелія, указывая на веселыя танцующія пары.
   Робеспьеръ молча пожалъ ей руку.
   Они вернулись домой, погруженные въ совершенно противоположныя думы. Корнелія думала о великолѣпномъ платьѣ, которое она заказала для праздника портнихѣ, тогда какъ она обыкновенно шила сама себѣ туалеты; а Робеспьеръ, по обыкновенію тревожимый сомнѣніями и подозрѣніями, мысленно спрашивалъ себя: хорошо ли онъ сдѣлалъ, что прошелъ по площади Революціи, такъ какъ комитетъ общественной безопасности могъ предположить, что онъ желалъ обратить на себя вниманіе толпы? Какъ бы то ни было, они спокойно достигли дома Дюплэ въ улицѣ Сентъ-Онорэ, и Робеспьеръ, остановившись въ дверяхъ, учтиво пропустилъ впередъ Корнелію.
   Въ эту самую минуту Оливье выходилъ съ площади Революціи и, озаренный какой-то новой идеей, говорилъ себѣ:
   -- Я пойду завтра на этотъ праздникъ!

VI.

   Домъ Дюплэ, въ которомъ жилъ Робеспьеръ, находился въ улицѣ Сентъ-Онорэ, противъ церкви Успенія. Наружная дверь отворялась въ крытый проходъ, уставленный по стѣнамъ досками. Въ концѣ его находился небольшой дворъ, окруженный четырьмя флигелями двухъ-этажнаго дома. Верхній этажа, былъ занятъ семьею Дюнлэ, состоявшей изъ мужа, жены и двухъ дочерей, Корнеліи и Викторіи, а въ нижнемъ этажѣ находились три комнаты, въ томъ числѣ столовая и гостиная. Робеспьеръ жилъ въ комнатѣ, находившейся въ верхнемъ этажѣ лѣваго флигеля, и она соединялась со столовой деревянной лѣстницей, а подъ нею находилась столярная мастерская Дюплэ. Окно же его комнаты выходило на крышу сарая, гдѣ также производились столярныя работы. Такимъ образомъ жилище трибуна было съ одной стороны охранено семьей Дюплэ, а съ другой Симономъ и Морисомъ Дюплэ, которые занимали двѣ комнаты въ одномъ флигелѣ съ Робеспьеромъ, также выходившія окнами на крышу сарая.
   Трудно было бы найти помѣщеніе, которое такъ вполнѣ соотвѣтствовало бы жаждѣ Робеспьера къ республиканской простотѣ. Обстановка его ежедневной жизни состояла изъ принадлежностей столярной мастерской, гдѣ съ утра до ночи пилили, строгали и т. д., а также изъ простыхъ элементовъ скромной жизни старика Дюплэ, снимавшаго свой рабочій передникъ только во время обѣда и посѣщеній якобинскаго клуба или революціоннаго трибунала, гдѣ онъ игралъ роль присяжнаго.
   Недавно его посѣтили два члена конвента, и ихъ встрѣтила на дворѣ Корнелія Дюплэ, вѣшавшая тамъ только что вымытые чулки. Робеспьеръ съ удовольствіемъ смотрѣлъ на эту сцену изъ окна комнаты, передъ которымъ онъ брился. Его подозрѣвали въ желаніи сдѣлаться диктаторомъ, а вотъ какое странное зрѣлище представилось посѣтителямъ, неожиданно вторгнувшимся въ его частную жизнь.
   При возвращеніи домой Робеспьера и Корнеліи ихъ встрѣтилъ Блунтъ громкимъ лаемъ и веселыми прыжками. Вся семья Дюплэ сидѣла во дворѣ и ожидала своего жильца.
   -- Вотъ они наконецъ!-- воскликнула старуха Дюплэ, которая сидѣла подъ окномъ столовой и мыла салатъ у водокачки.
   -- Но мы вѣдь не опоздали, мама,-- сказала Корнелія, благоразумно останавливаясь поодаль, чтобы на нее не попала вода.
   -- Не очень,-- отвѣчала добрая женщина,-- но при теперешнихъ обстоятельствахъ никогда нельзя знать, что можетъ случиться въ толпѣ. Невольно всегда безпокоишься о тѣхъ, кого любишь. Не правда ли?-- сказала она, обращаясь къ Робеспьеру, у котораго Викторія взяла палку и шляпу.
   Но онъ не обратилъ вниманія на ея слова, такъ какъ былъ всецѣло занятъ своей собакой, которая продолжала прыгать и ласкаться къ нему.
   -- Да, да, добрый песъ, это я,-- говорилъ онъ, гладя собаку,-- я не бралъ тебя съ собою, потому что такой хорошей собакѣ не прилично показываться въ толпѣ.
   -- А много народу?-- спросилъ Дюплэ, сидѣвшій съ трубкой въ зубахъ на скамейкѣ подлѣ своего сына Мориса, который что-то вырѣзывалъ изъ деревянной планки.
   -- Да, много.
   -- Ужасная толпа!-- прибавила Корнелія:-- особенно на площади Революціи..
   -- Какъ, вы прошли черезъ площадь Революціи?
   -- Да,-- объяснилъ Робеспьеръ,-- Корнелія хотѣла видѣть, что тамъ дѣлаютъ, и ея желаніе понятно, такъ какъ тамъ танцуютъ.
   -- Какъ, сегодня?-- спросила Викторія со сверкающими глазами.
   -- Да!
   И Робеспьеръ съ большимъ оживленіемъ разсказалъ объ ихъ прогулкѣ, обращаясь нѣсколько разъ къ Корнеліи, чтобы она подтвердила всю основательность его восторга. Но молодая дѣвушка была озабочена тѣмъ, что еще не принесли ея платье, хотя ея сестры находились въ томъ же положеніи.
   -- Я говорила Дюплэ, что завтрашній день будетъ вашимъ торжествомъ,-- произнесла добрая старуха, выслушавъ съ живѣйшимъ интересомъ разсказъ Робеспьера.
   -- А что же, мы сегодня не будемъ ужинать?-- спросилъ Дюплэ.
   -- Будемъ, но ты знаешь, что когда Максимиліанъ говоритъ, то я забываю обо всемъ.
   Въ хорошую погоду они обѣдали и ужинали во дворѣ, гдѣ уже столъ былъ приготовленъ, такъ что оставалось только его накрыть.
   -- Ай! ай!-- промолвила г-жа Дюплэ, взявъ салатъ, и быстро побѣжала въ кухню.-- У меня курица-то, вѣрно, сгорѣла.
   По счастью ііч, кухнѣ, которая находилась въ нижнемъ этажѣ возлѣ столовой, уже хлопотала ея младшая дочь, г-жа Леба.
   -- Я обо всемъ подумала, мама,-- сказала она и съ гордостью указала на прекрасно зажаренную курицу, лежавшую совершенно готовой на блюдѣ.
   -- Вотъ и прекрасно!-- произнесла г-жа Дюплэ.-- Заправь супъ, а я приготовлю салатъ. Викторія, накрывай на столъ.
   Въ семьѣ Дюплэ было заведено, что мать и дочь готовили на кухнѣ и подавали на столъ, а прислуга только потомъ мыла посуду. Объяснялось ли это боязнью отравы или какой иной причиной, но Робеспьеръ совершенно одобрялъ этотъ обычай.
   -- Хорошо знать, что ѣшь,-- говаривалъ онъ,-- недурно тоже, что за столомъ васъ не подслушиваетъ прислуга.
   Черезъ нѣсколько минутъ подали супъ, и г-жа Леба разлила его по тарелкамъ, при чемъ поставила послѣднюю тарелку Робеспьеру, чтобы супъ достался ему погорячѣе.
   -- За столъ! За столъ!-- крикнула старуха Дюплэ, разставляя стулья.
   Но Робеспьеръ и Дюплэ не двинулись съ мѣста: такъ внимательно они слушали то, что разсказывалъ имъ Леба, который только что вернулся изъ Тюильри, куда онъ ходилъ "пощупать пульсъ конвента", по его выраженію. Оказалось, что всѣ скандальныя сплетни распространялись врагами Робеспьера, и весь конвентъ такъ же, какъ весь народъ, стоялъ за Робеспьера.
   -- Только комитетъ общественной безопасности...-- прибавилъ Леба, но Робеспьеръ не далъ ему окончить фразы и знакомъ просилъ его перемѣнить разговоръ.
   -- Что же вы не идете? Супъ стынетъ!-- крикнула г-жа Дюплэ.
   -- Идемъ, идемъ!-- воскликнули въ одинъ голосъ всѣ трое мужчинъ и быстро направились къ столу.
   По дорогѣ Робеспьеръ шепнулъ Леба.
   -- Что мнѣ комитетъ общественной безопасности! Я покажу имъ, съ кѣмъ они имѣютъ дѣло!
   Робеспьеръ сѣлъ за столъ между хозяиномъ и хозяйкой.
   -- Что это, другъ мой, вы не ѣдите супа! Развѣ онъ не хорошъ?-- сказала г-жа Дюплэ.
   -- Нѣтъ, прекрасный!
   Викторія стала очень медленно убирать глубокія тарелки, поджидая, чтобы Робеспьеръ кончилъ супъ.
   -- Вотъ это хорошо,-- сказала она, когда онъ съѣлъ все до послѣдней капли.-- Вы знаете, что вамъ надо подготовить силы для завтрашняго дня.
   Въ эту минуту г-жа Леба побѣжала на кухню и вернулась съ курицей, которая вызвала всеобщее восторженное удивленіе.
   -- Вотъ это я называю блюдомъ!-- воскликнулъ Симонъ Дюплэ, отличавшійся обжорствомъ.
   -- А завтра, дѣти мои, вы получите утку, утку съ рѣпой!-- произнесла г-жа Дюплэ торжественнымъ тономъ и принялась рѣзать жаркое, при чемъ лучшій кусокъ она положила Робеспьеру, который принялся машинально ѣсть, погруженный въ глубокія мысли.
   -- Я только что встрѣтилъ Фукье-Тенвиля,-- сказалъ Леба:-- онъ возвращался съ площади Бастиліи, куда перенесли гильотину.
   -- Ахъ, да, она сегодня не работала?-- спросила г-жа Дюплэ, продолжая рѣзать курицу.
   -- Она и завтра не будетъ работать,-- отвѣчалъ Робеспьеръ,-- но послѣзавтра...
   -- Вы намекнете объ этомъ въ вашей рѣчи, добрый другъ?
   -- Да, въ концѣ. Надо, чтобы аристократы знали, что мы не складываемъ рукъ.
   -- Это было бы слишкомъ глупо,-- замѣтилъ Дюплэ.
   -- Во всякомъ случаѣ,-- продолжалъ Робеспьеръ, который видимо повеселѣлъ, благодаря обороту, который принялъ разговоръ,-- завтрашній праздникъ будетъ предостереженіемъ не только для аристократовъ, но и для измѣнниковъ нашей партіи.
   Вмѣстѣ съ веселымъ расположеніемъ вернулся къ Робеспьеру и аппетитъ, а потому онъ протянулъ свою тарелку за второй порціей.
   -- Крыло или лапку?-- спросила г-жа Дюплэ съ восхищеніемъ.
   Но Робеспьеръ неожиданно повернулъ голову. Онъ слышалъ какой-то шумъ.
   -- Я увѣренъ, что отворили наружную дверь,-- сказалъ онъ.
   Симонъ Дюплэ зажегъ лампу, а Морисъ вскочилъ и, устремивъ глаза въ темноту, сказалъ:
   -- Вошла какая-то женщина съ большой картонкой.
   -- Это наши платья!-- воскликнули въ одинъ голосъ три сестры.
   Дѣйствительно это были платья, и горѣвшія нетерпѣніемъ женщины хотѣли тутъ же на дворѣ открыть картонку, но Викторія была всѣхъ благоразумнѣе и боясь, чтобы на столѣ не замарались платья, унесла картонку въ столовую въ сопровожденіи своихъ сестеръ.
   Мужчины и г-жа Дюплэ продолжали говорить о подготовлявшемся праздникѣ, доказывая, что народъ сумѣетъ лучше королевской власти устроить поразительное и національное символическое торжество.
   -- Дѣтки, куда вы запропастились?-- крикнулъ старикъ Дюплэ, замѣтивъ, что его дочери долго не возвращались.
   -- Мы здѣсь, мы здѣсь,-- отвѣчала Викторія, показываясь въ дверяхъ столовой и кокетливо оправляя хорошенькое бѣлое платье. За ней слѣдовали г-жа Леба въ голубомъ платьѣ и Корнелія въ красномъ.
   -- Какъ, вы одѣвались въ столовой!-- воскликнула недовольнымъ тономъ г-жа Дюплэ.-- Это положительно неприлично! Не правда ли, Максимиліанъ?
   -- Полноте, bonne mère,-- отвѣчалъ Робеспьеръ съ улыбкой:-- вѣдь не каждый день праздникъ.
   Онъ взглянулъ на всѣ три платья и сказалъ, что они прелестны и отличаются большимъ вкусомъ.
   -- А вы замѣчаете,-- произнесъ Морисъ:-- что онѣ втроемъ представляютъ трехцвѣтное знамя?
   -- Мы приготовили вамъ этотъ сюрпризъ,-- сказалъ Корнелія, подходя къ Робеспьеру.
   -- Ничто не могло бы мнѣ доставить большаго удовольствія,-- отвѣчалъ онъ:-- это я называю настоящимъ патріотизмомъ.
   Во все время ужина съ улицы долетали звуки шумнаго говора, музыки и приготовленій къ завтрашнему празднику.
   -- Посмотрите, посмотрите!-- вдругъ воскликнулъ Морисъ, и надъ самымъ дворомъ разорвался цѣлый снопъ ракетъ, усѣивая небо золотистымъ дождемъ.
   Робеспьеру съ его распаленнымъ воображеніемъ показалось, что это былъ увѣнчивающій его ореолъ славы, и онъ очень довольный ушелъ въ свою комнату.
   На слѣдующее утро Максимиліанъ всталъ очень рано и вышелъ во дворъ въ 9 часовъ.
   -- Какъ, вы уже одѣты, а мы еще не начали одѣваться!-- раздалось со всѣхъ сторонъ.
   -- Я нарочно поторопился,-- отвѣчалъ Робеспьеръ:-- чтобы заранѣе пойти въ Тюильри и обо всемъ позаботиться. Вѣдь малѣйшій недочетъ можетъ испортить общее впечатлѣніе. А посмотрите, какой прекрасный день, жаль, если онъ не удастся.
   -- Очень естественно, что небо благопріятствуетъ празднику Верховнаго Существа. Но вы, конечно, прежде позавтракаете?
   -- Нѣтъ, я тамъ позавтракаю.
   Вся семья окружила Робеспьера, поздравляя его съ блестящей внѣшностью, поправляя его галстухъ и сметая пудру съ его сюртука. На немъ былъ синій сюртукъ, короткія нанковыя брюки, перевязанныя внизу трехцвѣтными лентами, бѣлые шелковые чулки и башмаки съ пряжками. Но всего наряднѣе былъ его жилетъ, украшенный кружевнымъ жабо.
   Конечно, онъ, по обыкновенію, былъ напудренъ, вообще всѣ женщины пришли въ восторгъ, какъ онъ былъ одѣтъ со вкусомъ, а Корнелія подала ему большой букетъ изъ полевыхъ цвѣтовъ и хлѣбныхъ колосьевъ.
   -- Благодарю васъ,-- сказалъ онъ,-- до свиданія! Я, конечно, вскорѣ увижу васъ, и вы, какъ всегда, будете прелестнѣе всѣхъ.
   Съ этими словами Робеспьеръ, сіяя въ своемъ новомъ нарядѣ, завитый и надушенный, поспѣшно направился къ дверямъ, гдѣ его ожидали Леба, Симонъ и Морисъ, которые хотѣли проводить его до Тюильри. На улицѣ къ нимъ присоединились Дидье съ двумя тайными агентами, но они пошли нѣсколько поодаль. Открывалъ же шествіе "неподкупный" рядомъ съ Леба, съ которымъ онъ разговаривалъ.
   Всѣ дома были украшены гирляндами изъ цвѣтовъ, которые распространяли къ воздухѣ нѣжное благоуханье. Всѣ улицы кишѣли толпами въ праздничныхъ одеждахъ и съ пальмовыми вѣтвями или хлѣбными колосьями въ рукахъ. Узнавая Робеспьера, всѣ почтительно ему кланялись, а онъ съ пламенной радостью въ сердцѣ скромно отдавалъ имъ поклонъ. На Фельянтской террасѣ его ожидалъ сюрпризъ. Несмотря, на раннее время, садъ уже былъ почти полонъ, и въ немъ шумно волновалось безконечное человѣческое море, въ которомъ колыхались трехцвѣтныя кокарды и ленты. Онъ продолжалъ свой путь къ Тюильрійскому дворцу, который былъ весь украшенъ гирляндами изъ цвѣтовъ. На каждомъ шагу онъ долженъ былъ любезно раскланиваться съ многочисленными толпами, спѣшившими на его апоѳозъ.
   Передъ дворцомъ былъ устроенъ обширный амфитеатръ для членовъ національнаго конвента, но никого изъ нихъ еще не было видно. Поспѣшно взглянувъ на этотъ амфитеатръ, Робеспьеръ остановилъ свой взглядъ на возвышавшейся трибунѣ, которая была приготовлена для него предсѣдателемъ конвента. Съ этой трибуны онъ долженъ былъ произнесть рѣчь къ народу, который собрался слушать его и рукоплескать ему.
   Онъ вошелъ въ Тюильри одинъ, такъ какъ Леба и оба Дюплэ вернулись домой за семьей. Съ сіяющимъ лицомъ прошелъ "неподкупный" черезъ залу конвента и помѣщеніе комитета общественной безопасности, желая встрѣтить тамъ знакомыя лица, но никого тамъ не было. Сторожа ему сказали, что въ комитетъ приходили только Вареръ, Коло-д'Эрбуа, Пріеръ и Карно, но повернувшись ушли завтракать въ ближайшій ресторанъ. Однако въ залѣ свободы онъ встрѣтилъ Вилата, который былъ вмѣстѣ съ Дюплэ присяжнымъ въ революціонномъ трибуналѣ. Робеспьеръ оказалъ ему какую-то услугу и вмѣстѣ съ Бареромъ помѣстилъ его въ павильонѣ Флоры Тюильрійскаго дворца. Благодаря этому, онъ имѣлъ въ немъ вѣрнаго шпіона, слѣдившаго за каждымъ шагомъ комитета общественной безопасности. Вилатъ почтительно и подобострастно пригласилъ его завтракать, говоря, что онъ могъ изъ оконъ его квартиры спокойно пользоваться зрѣлищемъ собиравшейся толпы.
   Робеспьеръ принялъ предложеніе и остался тамъ около двухъ часовъ; даже когда Вилатъ удалился, онъ продолжалъ сидѣть и смотрѣть на приготовленія къ его торжеству. Онъ былъ близокъ къ своему апогею, къ тому моменту, когда народный энтузіазмъ вознесетъ его такъ высоко, что всякій шагъ, сдѣланный противъ него, будетъ оскорбленіемъ народа. Онъ безмолвно улыбался. Весь французскій народъ черезъ нѣсколько минутъ признаетъ его диктаторство! Оно будетъ провозглашено сотнею тысячъ голосовъ въ присутствіи трехсотъ членовъ конвента. Самыя радужныя мысли тѣснились въ его головѣ, и если когда нибудь Робеспьеръ былъ счастливъ, то въ эту минуту.
   Кто-то постучался.
   -- Войдите!-- сказалъ Робеспьеръ, словно пробужденный это сна
   Это былъ Леба, который, едва переводя дыханье, прибѣжалъ сказать ему, что конвентъ уже собрался и ждетъ его.
   -- Вилатъ прислалъ меня сюда,-- прибавилъ онъ:-- а то я не зналъ, гдѣ васъ искать.
   -- Еще рано,-- произнесъ Робеспьеръ.
   -- Какъ рано!-- уже половина перваго.
   -- Неужели половина перваго?
   Начало празднества было назначено въ двѣнадцать часовъ, значитъ, онъ опоздалъ на полчаса. Ироническія улыбки нѣкоторыхъ членовъ конвента при его появленіи на трибунѣ были достойной карой за его неаккуратность.
   -- Онъ не отличается учтивостью королей, хотя дерзокъ, какъ они,-- послышался голосъ Барера.
   Такимъ образомъ капли желчи уже примѣшивались къ его чашѣ счастья. Но громовыя рукоплесканія раздались во всемъ саду, и Робеспьеръ подошелъ къ самому краю трибуны. Народныя толпы хлынули со всѣхъ сторонъ къ нему, чтобы не проронить ни одного слова. Окруженный народнымъ энтузіазмомъ и одуряющимъ благоуханіемъ цвѣтовъ, "неподкупный" возвышался на своей трибунѣ высоко надо всѣми.
   -- Трибуна-то устроена, точно тронъ,-- раздался снова чей-то голосъ. Дѣйствительно трибуна была помѣщена на высокомъ пьедесталѣ, и только теперь Робеспьеръ замѣтилъ неловкость своего положенія. Поэтому онъ съ замѣтнымъ волненіемъ вынулъ изъ кармана бумагу и началъ читать свою рѣчь. Голосъ его былъ слышенъ только сидѣвшими близъ него членами конвента. Самыя блестящія фразы, на которыя онъ всего болѣе разсчитывалъ, прошли незамѣченными, и ихъ громко одобряли только друзья, которые казались какими-то театральными клакерами.
   Когда Робеспьеръ замолкъ, то раздались шумныя рукоплесканія, но не вокругъ его, а въ народныхъ толпахъ. Въ ту же минуту послышалось пѣніе опернымъ хоромъ гимна, сочиненнаго Госсекомъ. "Неподкупный" сошелъ съ трибуны, недовольный собою, но убѣжденный, что успѣхъ его второй рѣчи, которую онъ долженъ былъ произнести къ народу на площади Революціи у подножья статуи "Свободы", загладитъ эту первую неудачу. Тамъ онъ войдетъ въ соприкосновеніе съ народомъ, а народъ стоялъ за него, что доказывалось и теперь его шумными рукоплесканіями. Робеспьеръ въ сопровожденіи конвента пошелъ къ первому фонтану, гдѣ возвышалась аллегорическая группа, изображавшая Атеизмъ и Безуміе, окруженные Пороками, тогда какъ Мудрость стояла поодаль и указывала на нихъ пальцемъ. Всѣ эти фигуры были устроены пиротехнически; Робеспьеръ долженъ былъ зажечь фитиль, и Атеизмъ вмѣстѣ съ Безуміемъ и Пороками, лучезарно вспыхнувъ, исчезъ бы, оставивъ за собою торжествующую Мудрость. Но оказалось, по какой-то злой ироніи судьбы, что Мудрость загорѣлась прежде всего и увлекла за собой въ бездну огня остальныя фигуры, при оскорбительномъ смѣхѣ большинства депутатовъ.
   Робеспьеръ поблѣднѣлъ. Очевидно, празднество началось не при благопріятныхъ предзнаменованіяхъ. Невольно онъ обвелъ глазами вокругъ себя, съ инстинктивнымъ желаніемъ, которое всегда овладѣвало имъ въ критическія минуты, найти себѣ опору въ какомъ нибудь сочувственномъ взглядѣ. Его вниманіе остановилось на хорошенькомъ розовомъ ребенкѣ, который, сидя на рукахъ у своей молодой матери, игралъ букетомъ изъ полевыхъ цвѣтовъ и хлѣбныхъ колосьевъ, который мать протягивала Робеспьеру. Онъ узналъ свой букетъ, который онъ въ своемъ смущеніи забылъ на трибунѣ, и который теперь ему возвращался столь граціознымъ образомъ. Среди непріятныхъ впечатлѣній это деликатное вниманіе живительно подѣйствовало на него, и онъ съ благодарной улыбкою взялъ букетъ.
   Между тѣмъ шествіе двигалось къ площади Революціи, предшествуемое трубачами и барабанщиками, среди двухъ шпалеръ національныхъ гвардейцевъ, сдерживающихъ толпы любопытныхъ, Всѣ депутаты были въ офиціальномъ костюмѣ: темно-синемъ сюртукѣ съ красными воротниками, узкихъ брюкахъ, высокихъ сапогахъ, широкихъ трехцвѣтныхъ перевязяхъ и трехцвѣтномъ плюмажѣ на шляпахъ. Каждый изъ нихъ держалъ по букету изъ полевыхъ цвѣтовъ и злаковъ. Робеспьеръ отличался это всѣхъ болѣе свѣтлымъ цвѣтомъ своего сюртука.
   Онъ шелъ впереди своихъ товарищей, и на немъ сосредоточивалось всеобщее вниманіе. Преодолѣвъ свое смущеніе и предчувствуя свое наступавшее торжество, онъ жадно прислушивался къ крикамъ народа, встрѣчавшаго шумными рукоплесканіями на площади Революціи передовыя группы шествія. Это были представители различныхъ кварталовъ Парижа со знаменоносцами и хорами музыки. Достигнувъ сквера, они раздѣлились на двѣ группы: съ одной стороны расположились женщины и молодыя дѣвушки въ бѣлыхъ платьяхъ съ букетами розъ, а съ другой -- старики и юноши съ дубовыми и лавровыми вѣтвями. Народныя толпы встрѣтили ихъ появленіе восторженными криками и общимъ дружнымъ пѣніемъ "Chant du départ". Когда пламенные звуки народнаго гимна Менеля замерли, то ихъ замѣнило пѣніе новаго произведенія Госсека, которое взывало къ Верховному Существу, чтобы оно благословило Францію и все человѣчество.
   Затѣмъ показался баталіонъ юныхъ парижскихъ воиновъ, въ синихъ и розовыхъ одеждахъ, державшихъ въ рукахъ длинныя пики, украшенныя трехцвѣтными лентами. Но наибольшій восторгъ вызвала группа, изображавшая четыре возраста: дѣтство, юность, зрѣлость и старость; многочисленныя дѣти, юноши, молодыя дѣвушки, мужчины и старухи были увѣнчаны символическими вѣнками изъ фіалокъ, дубовыхъ листьевъ, миртъ, масличныхъ вѣтвей и виноградныхъ лозъ. Единодушный взрывъ энтузіазма огласилъ воздухъ, залитый золотистыми лучами солнца, которые весело играли на флагахъ и трехцвѣтныхъ лентахъ.
   Восторженное настроеніе толпы достигло своего апогея. При появленіи на площади Революціи членовъ конвента отовсюду раздались крики:
   -- Онъ здѣсь?
   -- Кто?
   -- Робеспьеръ.
   Народная толпа такъ нетерпѣливо ожидала увидѣть своего героя, что она принимала за него то одного депутата, то другого. Наконецъ онъ явился, любезно улыбаясь и держа шляпу въ рукахъ.
   -- Это онъ! это онъ!-- раздалось со всѣхъ сторонъ.
   Дѣйствительно это былъ Робеспьеръ. Въ воздухъ полетѣли шляпы, чепцы; всюду махали платками, букетами, пальмовыми вѣтвями. Матери высоко подымали дѣтей, чтобы показать имъ народнаго кумира.
   Робеспьеръ медленно подвигался, умѣряя свои шаги, чтобы не слишкомъ опередить депутатовъ, которые выступали по шести въ рядъ съ торжественной суровостью судей. Все шествіе расположилось вокругъ статуи Свободы, подлѣ которой воздвигнутъ былъ жертвенникъ изъ цвѣтовъ. Передъ нимъ надлежало освятить среди клубовъ ѳиміама поклоненіе Верховному Существу.
   Когда "неподкупный" проходилъ черезъ то мѣсто, гдѣ еще наканунѣ возвышалась гильотина, какая-то женщина упомянула объ этомъ по простотѣ души. Но ея голосъ былъ заглушенъ звуками сотни арфъ, которыя наполнили воздухъ нѣжной мелодіей. Всѣ члены конвента достигли уже площади Революціи, и тогда показалась замыкавшая шествіе колесница Земледѣлія, задрапированная синей матеріей, увѣшанная гирляндами розъ и запряженная двумя волами съ золочеными рогами. Богиню земледѣлія изображала красивая танцовщица изъ оперы, которая сіяла блестящей красотой молодости, а ея прелестная бѣлокурая голова была украшена вѣнкомъ изъ золотистыхъ колосьевъ.
   Стоя передъ жертвенникомъ, Робеспьеръ зажегъ приготовленные ароматы востока, и облака ѳиміама окружили его дрожавшимъ въ воздухѣ ореоломъ. Потомъ онъ спустился со ступеней жертвенника и обратился къ народу. Звуки музыки, восторженныя восклицанія народа, оживленный говоръ и даже крики уличныхъ торговцевъ мгновенно замолкли. Сотни тысячъ глазъ устремились на Робеспьера, и онъ началъ рѣчь, простирая руки надъ безмолвно внимавшей толпой.
   Неожиданное вдохновенье овладѣло имъ: онъ рѣшилъ повторить самыя замѣчательныя фразы изъ его прежней рѣчи. Депутаты выслушали ихъ холодно, равнодушно, а народъ, сердце котораго билось въ униссонъ съ его сердцемъ, докажетъ своимъ искреннимъ восторгомъ ихъ справедливость и публично дастъ урокъ своимъ представителямъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ приказъ во всемъ и всегда повиноваться "неподкупному".
   Теперь увлекаемый общимъ энтузіазмомъ толпы Робеспьеръ говорилъ свободно, пламенно, ни разу не смотря на бумагу. Голосъ его раздавался громко, внушительно. Каждая его фраза вызывала громъ рукоплесканій, наполнявшихъ всѣ фибры его сердца чувствомъ гордаго довольства. Онъ сознавалъ, что дѣйствительно и навсегда былъ повелителемъ Франціи, всемогущимъ диктаторомъ по волѣ народа. Онъ уже видѣлъ конвентъ у своихъ ногъ, побѣжденный, пораженный этимъ грознымъ выраженіемъ народной воли.
   -- Благодарю всю французскую націю,-- говорилъ онъ восторженно:-- что, оставивъ на этотъ день свои личныя заботы, она обратила свои мысли и стремленія къ Великому Верховному Существу. Никогда, да, никогда сотворенный Имъ міръ не представлялъ Ему столь достойнаго зрѣлища. Онъ видѣлъ до сихъ поръ царство тирановъ, преступленія, лжи на землѣ...
   Неожиданно въ толпѣ недалеко отъ Робеспьера какой-то человѣкъ произнесъ въ полголоса какое-то оскорбительное для него выраженіе, но Робеспьеръ его не слышалъ и продолжалъ:
   -- Французы, если вы хотите восторжествовать надъ своими врагами, будьте справедливы и принесите Верховному Существу единственное достойное Его приношеніе, т. е. будьте нравственны, добры и великодушны...
   -- Сохраняя гильотину!-- громко воскликнулъ голосъ въ толпѣ съ ироническимъ хохотомъ.
   Вокругъ человѣка, произнесшаго эти слова, поднялась суматоха. Но изъ уваженія къ Робеспьеру, который продолжалъ свою рѣчь, раздавались восклицанія въ полголоса:
   -- Арестовать его!
   -- Что ему нужно?
   -- Что онъ сказалъ?
   На послѣдній вопросъ Оливье, такъ какъ это былъ онъ, отвѣчалъ:
   -- Я сказалъ, что вы должны крикнуть этому шарлатану: "вмѣсто того, чтобы курить ѳиміамъ твоему идолу, тиранъ, лучше сожги гильотину"!
   Въ эту минуту васъ народъ съ большимъ энтузіазмомъ, чѣмъ прежде, покрылъ рукоплесканіями послѣднія слова Робеспьера, и выведенный изъ себя Оливье закричалъ во все горло, въ какомъ-то дикомъ изступленіи:
   -- Дураки, они еще рукоплещутъ ему!
   Толпа не вынесла этого оскорбленія, и послышались сотни голосовъ:
   -- Смерть ему! Смерть!
   Теперь голосъ Робеспьера былъ совершенно заглушенъ неистовымъ воплемъ толпы, среди которой Оливье безпомощно боролся съ десятками рукъ, протянутыми, чтобы разорвать его на куски.
   -- Смерть ему! Это аристократъ! Это шуанъ!-- ревѣла толпа, и одинъ изъ патріотовъ уже хотѣлъ пронзить его п икой, какъ толпу растолкалъ полицейскій отрядъ, и предводитель его, схвативъ Оливье за горло, громко воскликнулъ:
   -- На троньте его, съ нимъ справится законъ.
   Это былъ Геронъ, глаза полицейскихъ агентовъ комитета общественной безопасности.
   Съ помощью своихъ людей онъ повлекъ Оливье къ Робеспьеру, который, увидя смятенье, сошелъ съ платформы и направился въ толпу. Всѣ разступились передъ нимъ, и онъ торжественно спросилъ:
   -- На что жалуется этотъ безумецъ, дерзнувшій помѣшать нашему празднеству?
   -- На тебя, негодяй, лицемѣръ!-- закричалъ во все горло Оливье:-- какъ ты смѣешь говорить о справедливости и человѣколюбіи на томъ мѣстѣ, гдѣ ты пролилъ столько неповинной крови.
   Стонъ ужаса вырвался изъ груди всѣхъ присутствовавшихъ. Но Робеспьеръ знакомъ руки водворилъ молчаніе. Оливье въ эту минуту хотѣлъ броситься на него, но его удержала полиція.
   -- Посмотри на подошвы твоихъ башмаковъ,-- кричалъ онъ внѣ себя:-- онѣ красны отъ крови и...
   Но ему не дали продолжать, и по знаку "неподкупнаго" полиція увела его, изъ боязни, чтобы его не растерзала толпа, оглашавшая воздухъ:
   -- Смерть ему! Смерть ему!
   -- Вы можете меня убить, негодяи!-- произносилъ Оливье:-- но я первый подниму крикъ, который будетъ повторенъ вскорѣ всѣми: долой гильотину!
   Его слова были заглушены общимъ смятеніемъ. Но черезъ минуту Робеспьеръ вернулся къ статуѣ Свободы и спокойно, торжественно произнесъ:
   -- Граждане, вернемся къ нашему счастливому празднеству, которому не могутъ помѣшать безумныя оскорбленія измѣнника! Завтра мечъ правосудія будетъ карать враговъ отечества!
   Вся двухсотъ-тысячная толпа воскликнула, какъ одинъ человѣкъ:
   -- Да здравствуетъ республика! Да здравствуетъ Робеспьеръ! Да здравствуетъ "неподкупный"!
   Только вдали раздавался одинокій голосъ, едва слышно произносившій:
   -- Долой гильотину!
   Это былъ Оливье, котораго полиція съ помощью національной гвардіи уводила въ тюрьму.

VII.

   Робеспьеръ медленно сошелъ со ступеней, надъ которыми возвышался жертвенникъ. Послѣднія слова Оливье поразили его въ самое сердце, какъ онъ ни казался хладнокровнымъ. Этотъ голосъ, полный ненависти и мести, послышался изъ толпы, которая, по его мнѣнію, была заодно съ нимъ. Правда, народъ протестовалъ противъ оскорбленія, раздавшагося среди него, но все-таки народу пришлось защищать его, тогда какъ онъ думалъ, что народъ единодушно признаетъ его диктаторомъ Франціи.
   Блѣдный и тревожный, слѣдовалъ онъ за процессіей на Марсово полѣ, гдѣ торжество должно было кончиться грандіозной патріотической демонстраціей. Онъ чувствовалъ, что его всемогущество колеблется, и удивлялся, сколько еще фальшивыхъ нотъ нарушаетъ гармонію торжества. Увы, всюду были замѣтны предзнаменованія раздора. Многіе изъ членовъ конвента, подстрекаемые смѣлой выходкой Оливье, громко выражались очень свободно и саркастически. До ушей Робеспьера доносились слова ненависти, презрѣнія, угрозы и роковыхъ предсказаній.
   -- Онъ возбуждаетъ во мнѣ только отвращеніе и ненависть!-- говорилъ одинъ.
   -- Одинъ только шагъ отъ Капитолія до Тарпейской скалы!-- прибавлялъ другой.
   -- Всегда можетъ найтись новый Брутъ!-- сказалъ третій.
   Заставить замолчать всѣ эти злые языки могъ только гласъ народа, который громко бы произнесъ на всю Францію:
   -- Да будетъ Робеспьеръ диктаторомъ, пожизненнымъ диктаторомъ!
   Но тщетно ждалъ "неподкупный" такого народнаго приговора. Праздникъ на Марсовомъ полѣ далеко не былъ такимъ торжественнымъ и блестящимъ, какъ торжество на площади Революціи. Всѣ устали, и нервы у всѣхъ были разстроены. Робеспьеръ произнесъ еще рѣчь, но народъ слушалъ его разсѣянно. Вообще день окончился среди общаго утомленія. Обратное шествіе совершилось безпорядочно и безъ малѣйшаго торжества.
   Робеспьеръ долженъ былъ вернуться въ Тюильри для совѣщанія со своими товарищами по конвенту и комитету общественной безопасности. Но вмѣсто того онъ отправился домой и заперся въ своей комнатѣ. Семья Дюплэ настигла его у дверей дома.
   -- Не правда ли, праздникъ очень удался?-- спросила старуха Дюплэ.
   -- Да,-- отвѣчалъ Робеспьеръ.
   -- Такъ вы довольны?
   -- Да, но я очень усталъ.
   Корнелія подошла къ нему и стала ему разсказывать подробности торжества, которыхъ онъ, вѣроятно, не замѣтилъ.
   -- Неужели? это очень интересно!-- отвѣчалъ онъ:-- вы мнѣ все разскажете завтра.
   -- Развѣ вы не будете обѣдать съ нами?
   -- Нѣтъ. Мнѣ надо отдохнуть.
   Она продолжала его упрашивать не испортить ихъ праздника, но онъ произнесъ:
   -- Нѣтъ, извините меня. До свиданія. Дозавтра.
   Съ этими словами онъ ушелъ въ свою комнату и заперъ за собою дверь.
   Въ этотъ вечеръ всѣ были очень печальны въ домѣ Дюплэ. Никто не дотрогивался до ужина. Ни для кого не была тайна, что день вмѣсто торжества окончился большимъ разочарованіемъ для Робеспьера, и всѣ раздѣляли его чувства, хотя не желали этого обнаружить.
   -- Не надо его безпокоить,-- сказала г-жа Дюплэ, хотя вся семья хорошо поняла, что утомленіе было только придумано имъ для предлога.
   -- Но развѣ мы не пойдемъ смотрѣть фейерверкъ?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчала его мать:-- мы не можемъ забавляться безъ него.
   И всѣ легли спать очень рано.
   Домъ, обитатели котораго проснулись въ этотъ день веселые, счастливые, безмолвно дремалъ, когда улицы Парижа снова наполнились шумной толпой, спѣшившей на фейерверкъ.
   Робеспьеръ увидѣлся съ семьею Дюплэ только на слѣдующій день за ужиномъ. Все утро и весь день онъ провелъ въ своей комнатѣ, подъ предлогомъ спѣшной работы. Дѣйствительно онъ работалъ одинъ въ безмолвной тишинѣ надъ составленіемъ грознаго преріальскаго закона, который онъ намѣревался на другой день предложить на утвержденіе конвента. Этой суровой мѣрой уничтожалась всякая защита подсудимаго въ революціонномъ трибуналѣ, и не требовалось для удостовѣренія виновности подсудимаго ни уликъ, ни добровольнаго сознанія, ни свидѣтельскихъ показаній, а достаточно было нравственнаго убѣжденія судей, что подозрѣваемый виновенъ.
   Этимъ законопроектомъ онъ отвѣчалъ на нанесенныя ему публично оскорбленія. Онъ хотѣлъ основать свое диктаторство на мирной демонстраціи, но это ему не удалось. Измѣнники могли быть побѣждены только терроромъ. Этотъ безжалостный законъ, конечно,
   Робеспьеръ самъ намѣревался представить въ конвентъ, и, конечно, даже его враги безмолвно должны были его принять послѣ того скандала, который случился наканунѣ. Даже этотъ скандалъ былъ хорошимъ предлогомъ для проведенія новаго закона, который будетъ примѣненъ впервые къ безумному юношѣ, оскорбившему Робеспьера, какъ еще никто его никогда не оскорблялъ, и ко всѣмъ близкимъ ему лицамъ.
   Покончивъ съ этой работой, Робеспьеръ сошелъ въ столовую, гдѣ вся семья Дюплэ собиралась для ужина. Столъ былъ накрытъ не на дворѣ, гдѣ ужинали въ послѣдніе дни, чтобы отвлечь мысли Робеспьера отъ злополучнаго празднества, о которомъ въ тѣ дни столько было разговора.
   Вся семья встрѣтила его очень радушно и была рада видѣть его здоровымъ и веселымъ. Онъ объяснилъ въ нѣсколькихъ словахъ, что совершенно оправился, и былъ очень доволенъ, что отдохнулъ цѣлый день, но окружавшія его улыбки и видимыя старанія отвлечь его вниманіе отъ непріятнаго предмета, занимавшаго всѣхъ, наконецъ ему надоѣли. Послѣ дессерта онъ самъ навелъ разговоръ на вчерашнія событія.
   -- Скажите мнѣ откровенно,-- спросилъ онъ у г-жи Дюплэ:-- какое вы вынесли впечатлѣніе изъ вчерашняго торжества?
   -- Оно было грандіозно,-- отвѣчала она.
   -- Вы говорите, какъ добрая женщина и мать,-- произнесъ онъ печально и признался своимъ друзьямъ, что всѣ его надежды не исполнились, такъ что ему приходится начинать дѣло сызнова.
   -- Вы преувеличиваете,-- замѣтилъ Леба.
   -- Нисколько,-- замѣтилъ спокойно Робеспьеръ,-- и цѣлый день я провелъ въ подготовленіи моей мести.
   Въ эту минуту раздался стукъ въ дверь, и Морисъ, отворивъ ее, радостно воскликнулъ:
   -- Это -- Буонароти.
   -- Какой пріятный сюрпризъ!-- воскликнули всѣ въ одинъ голосъ.
   Въ сущности это вовсе не былъ сюрпризъ. Дѣвицы Дюплэ нарочно пригласили Буонароти къ ужину, такъ какъ онъ отлично игралъ на фортепіано и охотно аккомпанировалъ Леба, талантливому скрипачу. Вообще Буонароти былъ очень оригинальнымъ человѣкомъ: родомъ съ Корсики, онъ признавалъ себя прямымъ потомкомъ Микель Анджело и былъ не только пламеннымъ революціонеромъ, но рьянымъ поклонникомъ Робеспьера. На полученное приглашеніе онъ отвѣчалъ отказомъ въ виду какихъ-то спѣшныхъ занятій, но обѣщалъ зайти вечеркомъ, чтобы постараться развлечь своего друга.
   Г-жа Дюплэ воспользовалась его появленіемъ, чтобы перейти въ гостиную, и предложила тотчасъ заняться музыкой, хотя Буанароти горѣлъ желаніемъ разсказать Робеспьеру собранныя имъ свѣдѣнія о томъ, какое впечатлѣніе произвелъ вчерашній праздникъ на различные кружки Парижа, но ему не дали времени поболтать и прямо усадили за фортепіано, а Леба взялъ на скрипкѣ первые акорды одной изъ сонатъ Моцарта.
   Ни въ одной изъ комнатъ дома Дюплэ такъ ярко не обнаруживался культъ къ Робеспьеру, какъ въ этой гостиной, скромно меблированной диванами и креслами, покрытыми утрехтскимъ бархатомъ. Портреты "неподкупнаго" виднѣлись всюду: на стѣнахъ, на столахъ, на кронштейнахъ и даже на фортепіано. Они были всевозможнаго вида и формъ, начиная отъ портретовъ карандашомъ и акварелью до медальоновъ бронзовыхъ и алебастровыхъ. Вся семья Дюплэ любила проводить свободное время въ этомъ храмѣ, посвященномъ полубогу. Они проводили тутъ вечера, на которые иногда являлись немногочисленные друзья дома. Дочери Дюплэ обыкновенно были заняты вышиваньемъ и шитьемъ, а мужчины разговаривали о различныхъ предметахъ, часто возбуждаемыхъ перепиской Робеспьера, которую обыкновенно вскрывалъ Дюплэ или Леба.
   По временамъ искали развлеченія въ музыкѣ или въ чтеніи. Относительно первой пальма первенства принадлежала Леба и Буонароти, но въ декламаціи никто не могъ сравниться съ Робеспьеромъ. Онъ сохранилъ свою юношескую любовь къ стихамъ и съ удивительнымъ искусствомъ читалъ среди суровой республиканской обстановки трагедіи Корнеля и Расина съ замѣчательнымъ выраженіемъ и эффектомъ.
   Но въ этотъ вечеръ онъ обращалъ мало вниманія на музыку, самъ разбирая свою многочисленную переписку. Съ лихорадочной поспѣшностью онъ вскрывалъ письма, бросалъ на нихъ взглядъ и передавалъ Симону для ихъ классификаціи или для уничтоженія. Старуха Дюплэ по обыкновенію дремала, сидя въ покойномъ креслѣ, а ея мужъ курилъ трубку у окна, изъ котораго онъ слѣдилъ за уходомъ рабочихъ, задержанныхъ какой-то спѣшной работой. Юный Морисъ перебѣгалъ отъ одной группы къ другой, быстро прыгая по комнатѣ съ ловкостью бѣлки.
   Неожиданно Буонароти заигралъ гимнъ Верховному Существу, сочиненный Госсекомъ, и, услыхавъ эти звуки, Робеспьеръ невольно вспомнилъ о событіяхъ, совершившихся наканунѣ. Судя по полученнымъ имъ письмамъ и полицейскимъ донесеніямъ, нельзя было сомнѣваться, что его предполагаемое торжество оказалось полнымъ пораженіемъ.
   Въ эту минуту въ комнату вошелъ Дидье, и на вопросъ Робеспьера, какого онъ -- мнѣнія о вчерашнемъ праздникѣ, онъ отвѣчалъ:
   -- Все обошлось прекрасно!
   -- Вы лжете!-- произнесъ Робеспьеръ.
   Прижатый такимъ образомъ къ стѣнѣ полицейскій агентъ долженъ былъ согласиться, что дѣло было совершенно проиграно, и, къ сожалѣнію, по винѣ полиціи. Люди, которыхъ наняли для исполненія роли клакеровъ, получили деньги впередъ, напились въ кабачкахъ и явились, когда уже было поздно. Кромѣ того, Дидье сообщилъ нѣсколько другихъ фактовъ, которые привели втупикъ Робеспьера, не подозрѣвавшаго, чтобы его враги были такъ смѣлы. Онъ позвалъ Дюплэ, чтобы посовѣтоваться, но Дидье, видя смущеніе "неподкупнаго", взялъ смѣлость предложить ему совѣтъ.
   -- Между нами,-- сказалъ онъ,-- гильотина становится очень непопулярной. Слова молодого фанатика "долой гильотину", повидимому, охотно произнесли бы многіе изъ присутствующихъ вчера на праздникѣ, если бы только имѣли достаточно на это храбрости. Большинству опротивѣла гильотина, что доказывается протестомъ обитателей Бастильскаго квартала противъ перенесенія туда гильотины: Комитетъ общественной безопасности разсмотрѣлъ этотъ протестъ сегодня въ вашемъ отсутствіи и рѣшилъ перенести гильотину къ Тронной заставѣ.
   Это послѣднее извѣстіе вывело изъ себя Робеспьера. Какъ! его товарищи по комитету осмѣлились сдѣлать такой важный шагъ безъ него и на другой день послѣ его публичнаго оскорбленія. Нечего сказать, хорошую они выбрали минуту, чтобы выказать свое отвращеніе къ гильотинѣ!
   -- А сколько сегодня было приговорено лицъ въ трибуналѣ?-- спросилъ Робеспьеръ у Дюплэ.
   -- Пятнадцать.
   -- Маловато! Неужели трибуналъ принадлежитъ къ заговору мягкосердечныхъ.
   -- Это -- случайное обстоятельство, и Фукье-Тенвиль въ качествѣ государственнаго обвинителя замѣтилъ въ концѣ засѣданія, что если дѣла будутъ итти такимъ образомъ, то они никогда не кончатся, такъ какъ въ тюрьмахъ сидѣло до семи тысячъ обвиняемыхъ.
   -- Фукье-Тенвиль правъ: дѣла идутъ слишкомъ медленно.
   -- Но какъ же имъ итти скорѣе?
   -- Погодите, у меня есть свой планъ.
   -- А можно узнать?
   -- Вы его узнаете завтра. А пока мнѣ надо сдѣлать примѣръ изъ этого юнаго фанатика, съ которымъ пора покончить!-- И, обращаясь къ Дидье, Робеспьеръ спросилъ:-- гдѣ онъ?
   -- Въ двухъ шагахъ отсюда: въ полицейскомъ участкѣ улицы Сенъ-Флорентинъ, куда Геронъ заперъ его до вашего распоряженія.
   -- Хорошо, прикажете Герону привести его сюда. Я хочу его лично допросить!
   Повелительный тонъ этихъ словъ не допускалъ возраженія, и Дидье быстро вышелъ изъ комнаты въ сопровожденіи Симона, которому "неподкупный" далъ нѣсколько порученій.
   -- А теперь, я надѣюсь, вы обратите вниманіе и на насъ,-- сказала Корнелія и, кокетливо взявъ за руку Робеспьера, хотѣла подвести къ фортепіано, но онъ учтиво поцѣловалъ ей руку и просилъ позволенія написать два слова его другу Сенъ-Жюсту.
   -- А затѣмъ,-- прибавилъ онъ,-- я весь въ вашемъ распоряженіи.
   Онъ сѣлъ къ столу и сталъ писать. Послѣ него помѣстился Леба, который пересталъ играть на скрипкѣ и курилъ трубку.
   -- А какія извѣстія изъ Сѣверной арміи?-- спросилъ онъ у Робеспьера.
   -- Сенъ-Жюстъ пишетъ оттуда, что все обстоитъ благополучно,-- отвѣчалъ "неподкупный".
   -- Я также имѣю хорошія извѣстія отъ брата Огюстена. Онъ вскорѣ возвращается изъ Ліона и очень рекомендуетъ мнѣ молодого артиллерійскаго генерала, котораго онъ зналъ въ Ниццѣ и который отличился въ Тулонѣ. По его словамъ, этотъ молодой человѣкъ могъ бы съ пользой замѣнить пьяницу Ганріо въ качествѣ начальника Парижской арміи.
   -- Вы говорите о Бонапарте?-- спросилъ Буонароти, попрежнему что-то игравшій на фортепіано.
   -- А вы знаете его?-- спросилъ Робеспьеръ, взглянувъ на Буонароти.
   -- Еще бы не знать!-- мы жили съ нимъ въ Корсикѣ.
   -- Какого же вы о немъ мнѣнія?
   -- Самаго лучшаго. Онъ истый республиканецъ.
   -- Хорошо, увидимъ!-- произнесъ Робеспьеръ, который всегда придерживался принципа, что военныхъ не надо долго оставлять на одномъ мѣстѣ.
   Онъ снова принялся за свое письмо, но не успѣлъ онъ написать нѣсколькихъ словъ, какъ Дюплэ воскликнулъ:
   -- Я и забылъ, Максимиліанъ, отдать вамъ письмо.
   -- Отъ кого?-- спросилъ "неподкупный", не поднимая глазъ съ бумаги.
   -- Отъ какого-то арестанта, который наивно отдалъ его одному изъ шпіоновъ, а тотъ отдалъ мнѣ сегодня въ трибуналѣ.
   Дюплэ вынулъ изъ кармана письмо и отдалъ Робеспьеру, а тотъ, не взявъ его, сказалъ:
   -- Прочтите письмо съ Леба.
   Послѣдній подошелъ къ камину, гдѣ горѣла свѣчка, и сталъ читать письмо вмѣстѣ съ Дюплэ.
   Это было письмо Клариссы къ Робеспьеру.
   "Я не писала бы вамъ, если бы только мнѣ пришлось просить о себѣ, но я должна умолять васъ спасти жизнь моей племянницы, находящейся въ этой тюрьмѣ вмѣстѣ со мной, и моего девятнадцати-лѣтняго сына, котораго могутъ каждую минуту арестовать и подвергнуть казни, по приказанію, страшно подумать кого!

"Кларисса".

   Окончивъ письмо къ Сенъ-Жюсту, Робеспьеръ спросилъ:
   -- Ну, отъ кого это письмо?
   -- Отъ женщины, которая умоляетъ освободить племянницу, находящуюся вмѣстѣ съ нею въ тюрьмѣ.
   -- Мнѣ надоѣли эти письма!-- произнесъ Робеспьеръ:-- я получаю ихъ по двадцати каждый день.
   -- Она умоляетъ также спасти ея сына.
   -- Всегда одно и то же.
   -- Такъ бросить письмо въ корзину?
   -- Пожалуйста.
   Но Дюплэ взялъ письмо изъ рукъ Леба, свернулъ его, зажегъ на свѣчкѣ и сталъ закуривать трубку.
   Робеспьеръ всталъ и подошелъ къ фортепіано, гдѣ его встрѣтили веселыми восклицаніями:
   -- Наконецъ-то!
   Корнелія сказала что-то шопотомъ Буонароти и положила на пюпитръ фортепіано новыя ноты.
   -- А въ награду,-- сказала она,-- Буонароти споетъ вамъ свой новый романсъ.
   -- А слова романса, который онъ положилъ на музыку, написаны вашимъ пріятелемъ!-- сказала таинственнымъ тономъ г-жа Леба.
   Робеспьеръ спросилъ имя этого пріятеля, но Викторія объявила, что онъ долженъ отгадать это имя. Наконецъ послѣ непродолжительнаго пререкательства всѣ женщины въ одинъ голосъ воскликнули:
   -- Его имя Максимиліанъ Робеспьеръ!
   -- Вотъ пустяки!-- произнесъ съ улыбкой "неподкупный":-- что вы говорите, я написалъ стихи?
   -- Да!
   И Корнелія начала декламировать:
   "Поберегись, красавица Офелія!"
   Дѣйствительно онѣ были правы, и Робеспьеръ вспомнилъ, что онъ написалъ эти стихи въ Арасѣ и даже читалъ ихъ публично въ засѣданіи литературнаго общества Розатти, къ которому онъ принадлежалъ. Даже первый куплетъ сохранился въ его памяти, и онъ тотчасъ его продекламировалъ.
   -- А вы дѣйствительно переложили этотъ романсъ на музыку?-- спросилъ онъ у Буонароти, окончивъ декламацію:-- если такъ, то я съ удовольствіемъ послушалъ бы вашу музыку.
   Г-жа Леба сѣла за фортепіано, а Буонароти спѣлъ первый куплетъ, сопровождаемый общими рукоплесканіями.
   Робеспьеръ былъ очень доволенъ и присоединился къ общему одобренію.
   Но въ эту минуту въ открытое окно послышался на улицѣ крикъ разносчика газетъ.
   -- Купите сегодняшній листъ приговоренныхъ!
   "Неподкупнаго" передернуло, и хотя Буонароти началъ второй куплетъ, но пока онъ пѣлъ его, на улицѣ снова раздалось:
   -- Купите выигрышные номера лотереи святой гильотины! Купите! купите!
   -- Закройте окно!-- произнесъ съ нетерпѣніемъ Робеспьеръ.
   Морисъ подбѣжалъ къ окну и воскликнулъ:
   -- Пришелъ Геронъ съ тремя неизвѣстными!
   На всѣхъ лицахъ выразилось удивленіе. Только Робеспьеръ зналъ, въ чемъ дѣло, и спокойно сказалъ:
   -- Я послалъ за нимъ, и онъ привелъ негодяя, который нарушилъ порядокъ на вчерашнемъ праздникѣ.
   -- А шуанъ, надѣлавшій шуму на площади Революціи!-- воскликнули въ одинъ голосъ дамы и стали съ любопытствомъ смотрѣть на дверь, въ которую постучались.
   -- Войдите,-- произнесъ Дюплэ.
   Геронъ появился на порогѣ и почтительно поклонился.
   -- Обвиняемый съ вами?-- спросилъ Робеспьеръ нервно.
   Полицейскій агентъ утвердительно кивнулъ головой и по приказанію Робеспьера велѣлъ двумъ сторожамъ ввести въ комнату Оливье, блѣднаго, утомленнаго, со связанными руками. Онъ не сопротивлялся и какъ бы привыкъ къ своей роли жертвы.
   -- Красивый мальчикъ!-- сказала въ полголоса г-жа Леба.
   Робеспьеръ издали осмотрѣлъ юношу съ головы до ногъ и, не подходя къ нему, спросилъ Герона:
   -- Что вы узнали о немъ?
   Оказалось, что о немъ собрали очень мало справокъ. Въ первыя минуты ареста юноша проговорился, что его мать и невѣста были въ тюрьмѣ, и онъ боялся, что ихъ приговорятъ къ казни. Но съ тѣхъ поръ онъ не промолвилъ ни слова. Единственныя свѣдѣнія, имѣвшіяся о немъ, были доставлены г-жею Легранъ, содержательницей меблированныхъ комнатъ въ улицѣ Роше. Узнавъ объ его арестѣ, она заподозрѣла своего жильца и, явившись въ полицію, дѣйствительно признала, что это былъ Жерменъ, ученикъ слесаря, поселившійся у нея два дня передъ тѣмъ.
   -- Гдѣ его бумаги?-- спросилъ Робеспьеръ.
   -- У него нѣтъ никакихъ. Даже нѣтъ паспорта.
   При немъ оказалось лишь немного денегъ въ кошелькѣ, связка ключей и бумажникъ.
   Все это Геронъ положилъ на столъ.
   -- А оружія у него не было?-- и, получивъ утвердительный отвѣтъ, Робеспьеръ прибавилъ:-- развяжите ему руки; мы посмотримъ, похожи ли онѣ на руки рабочаго.
   Дюплэ взглянулъ на нихъ и объявилъ, что эти руки могли принадлежать рабочему, такъ какъ онѣ очевидно привыкли обращаться съ деревомъ и желѣзомъ.
   -- Но, можетъ быть, онъ бывалъ на войнѣ?-- сказалъ "неподкупный":-- можетъ быть, это шуанъ и явился изъ Вандеи, чтобы убить меня въ суматохѣ во время праздника?
   Женщины вскрикнули отъ ужаса и прибавили въ одинъ голосъ:
   -- Конечно, у него есть сообщники.
   -- А вы осмотрѣли комнату, которую онъ занималъ?-- спросилъ Робеспьеръ.
   -- Конечно,-- отвѣчалъ Геронъ,-- но тамъ нашлись только одежда и мѣшокъ, который я не смѣлъ открыть безъ васъ.
   -- Давайте его скорѣе сюда,-- сказалъ Робеспьеръ,-- и откройте поскорѣе.
   Геронъ приказалъ принести изъ передней дорожный мѣшокъ и отперъ его однимъ изъ ключей въ связкѣ, найденной въ карманѣ Оливье. Въ мѣшкѣ оказалось бѣлье, туалетныя принадлежности, шкатулка изъ слоновой кости въ серебряной оправѣ и бумажный свертокъ, въ которомъ оказались золотыя монеты. Пока дамы осматривали шкатулку, а Дюплэ считалъ деньги, приговаривая, что ученикъ слесаря былъ богаче его, Геронъ продолжала, обыскивать мѣшокъ.
   -- Тутъ есть письма,-- сказалъ онъ.
   -- Отдайте ихъ Леба,-- отвѣчалъ Робеспьеръ и, обращаясь къ нему, прибавилъ:
   -- Просмотрите письма у лампы и передайте мнѣ ихъ содержаніе.
   Въ эту минуту Геронъ нашелъ въ мѣшкѣ золотой медальонъ, украшенный мелкими жемчужинами. Его открыли, и въ немъ оказались бѣлокурые волосы и двѣ буквы Т. П.
   -- Это -- настоящій жемчугъ!-- замѣтила г-жа Дюплэ.
   Во все это время Оливье сохранялъ хладнокровное равнодушіе, которое наконецъ вывело изъ терпѣнія Робеспьера.
   -- Никто меня не увѣритъ,-- произнесъ онъ иронически,-- что столько денегъ и настоящій жемчугъ принадлежатъ ученику слесаря.
   Геронъ замѣтилъ, что онъ, можетъ быть, укралъ ихъ, но Оливье молча пожалъ плечами. Когда же Дюплэ поддержалъ мнѣніе Герона, то онъ не выдержалъ и воскликнулъ:
   -- Все это принадлежитъ мнѣ, и если вы хотите знать, то я -- аристократъ, роялистъ и шуанъ!
   -- Наконецъ-то онъ сознался!-- воскликнули въ одинъ голосъ всѣ мужчины.
   -- Если я сознался,-- продолжалъ юноша,-- то отправьте меня поскорѣе на эшафотъ, мнѣ все это ужасно надоѣло!
   Но Робеспьеръ спокойно сказалъ ему, что нечего торопиться, и прежде его казни надо узнать его имя и имена его сообщниковъ.
   -- Моего имени я никогда не скажу, а сообщниковъ у меня нѣтъ, хотя, конечно, вы можете ихъ создать сколько угодно.
   Въ это время Леба окончилъ чтеніе найденныхъ писемъ и подошелъ къ Робеспьеру. Всѣ эти письма были написаны два или три года тому назадъ, и въ нихъ не было ничего важнаго. Два письма были подписаны "Терезой", вѣроятно, сестрой или невѣстой обвиняемаго.
   -- Такъ медальонъ принадлежитъ ей,-- воскликнула Викторія:-- на немъ буквы Т. П.
   -- Третье письмо,-- продолжалъ Леба,-- подписано: "Твоя мать". Въ немъ высказываются горячія материнскія чувства, и стиль письма обнаруживаетъ, что оно писано аристократкой. Только четвертое письмо, помѣченное 1791 годомъ, даетъ кое-какія, хотя смутныя свѣдѣнія. Оно адресовано къ молодому человѣку, тогда еще студенту, повидимому, его дѣдомъ и вмѣстѣ крестнымъ отцемъ, такъ какъ въ немъ говорится: "Я ожидаю тебя завтра, это нашъ общій праздникъ, день святого Оливье".
   -- Такъ его зовутъ Оливье?-- спросилъ Робеспьеръ, смотря на юношу.
   -- "Я не пришлю за тобой лакея,-- продолжалъ читать письмо Леба,-- потому что тебѣ пятнадцать лѣтъ, и ты можешь путешествовать одинъ". А такъ какъ письмо писано въ маѣ 1791 года,-- прибавилъ отъ себя Леба,-- то молодому человѣку теперь девятна дцать лѣтъ.
   -- Да, да, ему должно быть девятнадцать,-- произнесъ Робеспьеръ съ какимъ-то страннымъ смущеніемъ:-- продолжайте, продолжайте!
   -- "Моя карета будетъ тебя ждать у нашего дома въ улицѣ Ліонъ".
   -- Въ улицѣ Ліонъ?-- повторилъ Робеспьеръ, не спуская глазъ съ юноши:-- продолжайте, продолжайте...
   -- "Бенуа".
   -- Привратникъ Бенуа,-- перебилъ его Робеспьеръ.
   Леба посмотрѣлъ на него съ удивленіемъ, но не сказалъ ни слова и продолжалъ чтеніе письма.
   -- "Бенуа откроетъ тебѣ ставни въ маленькой комнатѣ, которая рядомъ съ моимъ кабинетомъ. Ты вынешь изъ шкапа, на которомъ стоятъ бюсты Цицерона и Сократа, и привезешь мнѣ X и XI томъ большихъ in-folio въ красномъ сафьянномъ переплетѣ подъ заглавіемъ...
   -- "Парламентскія постановленія"!-- воскликнулъ Робеспьеръ, къ общему удивленію всѣхъ присутствовавшихъ, не исключая и Оливье.
   -- Это вѣрно, тутъ написано "Парламентскія постановленія", но какъ же вы это знаете?
   -- Очень просто,-- отвѣчалъ Робеспьеръ, не спуская глазъ съ Оливье и стараясь скрыть свое волненіе:-- я часто видѣлъ эти книги въ библіотекѣ совѣтника парижскаго парламента де-Понтиви, дѣда этого молодого человѣка.
   Оливье смертельно поблѣднѣлъ и схватился за стулъ, чтобы не упасть. Онъ чувствовалъ, что его мать погибла.
   -- Вы знаете его семью и разскажите намъ его исторію!-- воскликнула въ одинъ голосъ вся семья Дюплэ, устремляя на юношу любопытные взгляды.
   -- Да, знаю и разскажу вамъ все,-- отвѣчалъ Робеспьеръ,-- но прежде мнѣ надо поговорить съ нимъ наединѣ. Насъ тутъ слишкомъ много. Я васъ потомъ позову, Геронъ, вы можете подождать во дворѣ со своими помощниками.
   Всѣ удалились, нѣсколько разочарованные, особенно женщины, и недоумѣвая, чѣмъ все это кончится.
   Видя, что Леба также направлялся къ двери, Робеспьеръ сказалъ:
   -- Не уходите, вы можете мнѣ понадобиться.
   Оставшись втроемъ, Робеспьеръ вздохнулъ свободнѣе.
   Передъ нимъ былъ его сынъ. Злоба, овладѣвшая имъ, совершенно исчезла при этомъ неожиданномъ открытіи, но онъ все-таки сохранилъ суровый видъ, несмотря на сильное душевное волненіе, съ которымъ онъ едва могъ справиться. Инстинктивно онъ сказалъ Оливье:
   -- Садитесь.
   Юноша не обратилъ никакого вниманія на это слово, и даже когда Робеспьеръ повторилъ его дрожащимъ, мягкимъ голосомъ, то онъ не двинулся съ мѣста, не произнесъ ни слова. Видя, что Леба пожалъ плечами, "неподкупный" объяснилъ, не спуская глазъ съ Оливье, что онъ естественно былъ расположенъ къ внуку человѣка, у котораго онъ былъ секретаремъ.
   Юноша вздрогнулъ.
   -- Такъ вамъ никогда не говорили объ этомъ?-- продолжалъ Робеспьеръ:-- впрочемъ это понятно. Ваша семья ненавидитъ меня, не правда ли? Но это не причина мнѣ забывать время, проведенное въ домѣ Понтиви,-- прибавилъ онъ, обращаясь къ Леба.-- Я не могу забыть, сколько счастливыхъ вечеровъ и пріятныхъ обѣдовъ я провелъ, сидя рядомъ съ матерью этого молодого человѣка.
   -- Къ чему говорить о прошедшемъ?-- произнесъ грубо Оливье:-- рѣшайте скорѣе мою судьбу, она въ вашихъ рукахъ. Вся моя семья сдѣлалась жертвой революціи: мой дѣдушка умеръ отъ горя, дядя убитъ въ Вандеѣ; мой отепъ скончался отъ тяжелой раны, полученной на полѣ брани.
   -- Но ваша мать жива, вы, не имѣете права жертвовать ея жизнью. Вѣдь если вы кричали на площади: "долой гильотину", то лишь потому, что боялись казни вашей арестованной матери. Не правда ли? Вѣдь я правъ: она арестована?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ юноша, и поединокъ на словахъ между отцомъ и сыномъ продолжался съ прежней силой.
   Одинъ хотѣлъ во что бы то ни стало разузнать, гдѣ находилась Кларисса, а другой мужественно скрывалъ тайну, вполнѣ увѣренный, что кровожадный тигръ только жаждалъ новой жертвы.
   -- Неужели вы не понимаете?-- продолжалъ Робеспьеръ уговаривать юношу, несмотря на то, что каждое его слово оскорбляло гордость "неподкупнаго": -- неужели вы не понимаете, что я хочу спасти вашу мать и найти ей безопасное убѣжище изъ дружбы къ ней, изъ памяти о прошедшемъ?
   -- Напрасно вы теряете слова!-- отвѣчалъ Оливье съ горькой ироніей: -- вы слишкомъ горды, чтобы помириться со своимъ прошедшимъ, и хотите уничтожить свидѣтельницу этого прошедшаго. Робеспьеръ сдѣлаетъ что нибудь изъ дружбы! Полноте! Да не вы ли отправили на эшафотъ всѣхъ вашихъ друзей?
   Леба не могъ удержаться отъ крика негодованія, но Робеспьеръ сказалъ въ порывѣ волненія, которое уже не могъ скрыть.
   -- Успокойтесь, Леба! Этотъ юноша не вмѣняемъ! Ему свернули голову шуаны. Но подумайте, молодой человѣкъ, вѣдь если бы я былъ такимъ тираномъ, какимъ вы меня воображаете, давно бы велѣлъ васъ казнить, а я напротивъ говорю съ вами мягко и стараюсь васъ уговорить.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Оливье,-- вы хотите найти мою мать, чтобы выместить на ней оскорбленіе, нанесенное вамъ мною! Робеспьеръ не такой человѣкъ, чтобы простить тому, кто заклеймилъ его публично презрѣніемъ и позоромъ.
   -- Негодяй!-- воскликнулъ Леба.
   Робеспьеръ махнулъ рукой и спросилъ у Оливье:
   -- Такъ вы очень меня ненавидите?
   -- Всѣми силами своего существа.
   -- Но вѣдь я вамъ не сдѣлалъ никакого вреда?
   -- Вы не сдѣлали мнѣ вреда?!-- воскликнулъ Оливье, теряя всякое самообладаніе, и едва не высказалъ своей тайны.-- А развѣ не вы приказали?..-- Онъ спохватился и не окончилъ своей фразы. Но Робеспьеръ сдѣлалъ это за него.
   -- Арестовать вашу мать?
   -- Нѣтъ!-- произнесъ Оливье, и поединокъ между ними продолжался съ прежнимъ азартомъ.
   Робеспьеръ былъ теперь вполнѣ увѣренъ, что Кларисса находится въ тюрьмѣ, но въ какой? Это онъ рѣшилъ узнать во что бы то ни стало. Подойдя къ тому креслу, около котораго стоялъ юноша, онъ сталъ умолять его оказать ему помощь для спасенія дорогихъ юношѣ существъ.
   -- Вы хотите, чтобы я помогъ вамъ ихъ казнить!-- воскликнулъ Оливье.
   Робеспьеръ отскочилъ отъ него, какъ ужаленный.
   -- Вы съ ума сошли!-- произнесъ онъ.-- Развѣ вы не понимаете, что каждая минута дорога, что, пока вы теряете время на пустыя подозрѣнія, эти несчастныя женщины могутъ взойти на эшафотъ!
   -- Если ты, негодяй, не взойдешь раньше ихъ!-- перебилъ его Оливье, скрежеща зубами.
   -- Безумецъ!-- продолжала" Робеспьеръ:-- быть можетъ, въ эту минуту ихъ везутъ въ революціонный трибуналъ, а завтра онѣ сложатъ головы подъ гильотиной, и все потому, что вы не хотите сказать ни одного слова, которое ихъ спасло бы. Вы -- безжалостный, безчеловѣчный сынъ, вы убиваете свою мать!
   -- Однако вы очень жаждете ея крови!-- сказалъ Оливье, поражаемый все болѣе и болѣе упорствомъ Робеспьера.
   Это послѣднее оскорбленіе вывело изъ себя Робеспьера.
   -- Дуракъ! Сумасшедшій!
   -- Вы правы, онъ сумасшедшій, и пора съ нимъ покончить,-- сказалъ Леба, подходя къ двери.
   -- Нѣтъ! нѣтъ! погодите,-- произнесъ Робеспьеръ.
   -- Геронъ!-- крикнулъ Леба, будто бы не слыша словъ Робеспьера.
   Робеспьеръ схватилъ его за плечи и прижалъ къ стѣнѣ.
   -- Не кричите! не надо!-- промолвилъ онъ, едва переводя дыханіе, и потомъ прибавилъ:-- успокойтесь, это мой сынъ!
   -- А!-- могъ только произнести Леба, внѣ себя отъ изумленія.
   Черезъ минуту онъ прибавилъ также шопотомъ:
   -- Отчего вы ему этого не скажете?
   -- Нѣтъ, я не могу теперь сказать, что я его отецъ,-- произнесъ печально Робеспьеръ и тяжело опустился въ кресло.
   -- Вы правы,-- промолвилъ Леба, глубоко тронутый этой сценой, и крѣпко пожалъ руку Робеспьера.
   -- Такъ мы сами найдемъ арестованныхъ женщинъ!-- прибавилъ онъ, обращаясь къ Оливье.-- Онѣ должны быть въ Парижѣ.
   Оливье вздрогнулъ, и это не ускользнуло отъ вниманія Леба, который произнесъ:
   -- Онѣ не могутъ быть далеко отъ него.
   -- Вы правы!-- сказалъ Робеспьеръ.-- Возьмите скорѣе экипажъ, поѣзжайте по всѣмъ тюрьмамъ и допросите каждую женщину, арестованную съ молодой дѣвушкой.
   -- Но вѣдь ихъ можетъ быть много,-- возразило, Леба:-- я не успѣю до утра всѣхъ допросить. Къ тому же, если этотъ юноша сказалъ правду, то эта женщина можетъ быть записана подъ фамиліей ея мужа.
   -- Ея мужа звали Молюссонъ,-- перебилъ его Робеспьеръ, неожиданно вспоминая, что онъ когда-то читалъ въ газетахъ это имя:-- да, да, среди лицъ, надѣвшихъ трауръ по Людовикѣ XVI, были упомянуты Понтиви, его зять Молюссонъ и дочь Кларисса.
   -- Кларисса?-- воскликнулъ Леба:-- его мать зовутъ Клариссой? Да вѣдь письмо женщины, въ которомъ она просила пощады своему девятнадцатилѣтнему сыну, и которое только что вы не хотѣли прочесть...
   -- Было подписано Клариссой!-- добавилъ Робеспьеръ.
   -- Да.
   -- Такъ это его мать!-- произнесъ Робеспьеръ и, указывая на юношу, поблѣднѣвшаго, какъ смерть, прибавилъ:-- посмотрите, это ея живой портретъ.
   -- Въ такомъ случаѣ она находится въ тюрьмѣ Ла-Бурбъ.
   Робеспьеръ не могъ скрыть своей радости, но въ эту минуту онъ обернулся и увидѣлъ, что Оливье падаетъ въ обморокъ. Онъ подбѣжалъ къ нему, поддержалъ его, нѣжно говоря ему, что его мать будетъ немедленно выпущена на свободу.
   -- Онъ ничего не слышитъ,-- произнесъ Леба и помогъ Робеспьеру положить юношу на кресло:-- но будьте осторожны, кто нибудь можетъ войти.
   Между тѣмъ Робеспьеръ схватилъ со стола флаконъ съ духами, оставленный одной изъ женщинъ, и сталъ обтирать духами виски юноши.
   -- Пусть всѣ идутъ,-- произнесъ онъ съ нетерпѣніемъ:-- я, кажется, имѣю право простить моего сына!
   -- Нѣтъ, вы не имѣете права простить шуана, который оскорбилъ предсѣдателя конвента,-- отвѣчалъ Леба:-- ваши враги вспомнятъ Брута, принесшаго въ жертву своего сына ради отечества, и потребуютъ отъ васъ такого же патріотическаго подвига.
   -- Вы правы,-- отвѣчалъ Робеспьеръ, развязывая галстухъ у Оливье:-- такъ или иначе, но мои враги постараются убить моего сына. Единственнымъ средствомъ его спасти было заточеніе въ тюрьму. Дня черезъ три можно его тайно освободить.
   Молодой человѣкъ тяжело вздохнулъ, не открывая глазъ, и Робеспьеръ, наклонившись къ нему, незамѣтно прикоснулся губами къ его блѣдному лбу.
   -- Онъ приходитъ въ себя,-- промолвилъ "неподкупный".
   -- Надо позвать полицію,-- замѣтилъ Леба:-- а то, вѣроятно, всѣ удивляются, что допросъ такъ продлился.
   Черезъ минуту въ комнату вошелъ Геронъ со своими двумя помощниками и, взглянувъ на Оливье, спросилъ:
   -- Что это?-- юноша упалъ въ обморокъ.
   -- Нѣтъ, негодяй разыгралъ гнусную комедію,-- сказалъ Робеспьеръ, принимая на себя грубый, суровый видъ.
   Между тѣмъ въ дверяхъ показалась вся семья Дюплэ и забросала Максимиліана вопросами.
   -- Что же, онъ сознался?
   -- Нѣтъ, но онъ выдалъ себя, и я знаю все, что мнѣ нужно.
   -- И прекрасно!-- раздалось со всѣхъ сторонъ:-- вы, значитъ, найдете его сообщниковъ.
   Однако, увидавъ блѣдный, болѣзненный видъ юноши, г-жа Леба и Викторія хотѣли подойти къ нему, но Робеспьеръ остановилъ ихъ и презрительно произнесъ:
   -- Оставьте этого безумца: онъ не достоинъ, чтобы имъ интересовались.
   -- Чудовище!-- застоналъ Оливье.
   Робеспьеръ схватилъ за руку Леба и судорожно ее сжалъ. Потомъ онъ приказалъ суровымъ тономъ Герои у отвезти Оливье въ тюрьму Ла-Форсъ. Полицейскіе такъ грубо схватили юношу, что онъ вскрикнулъ.
   -- Живодеры!-- воскликнулъ Робеспьеръ и инстинктивно бросился къ своему сыну.
   -- Будьте осторожны!-- шепнулъ Леба.-- Не безпокойтесь, я провожу его.
   Онъ попросилъ полицейскихъ, чтобы они вели себя помягче, и вышелъ вмѣстѣ съ ними изъ комнаты.
   Робеспьера, слѣдилъ за сыномъ, пока дверь не затворилась за нимъ. Тогда онъ опустился тяжело въ кресло.
   Черезъ минуту онъ почувствовалъ, что кто-то взялъ его за руку. Онъ вздрогнулъ. Это была Корнелія.
   Всѣ окружили его и говорили въ одинъ голосъ:
   -- Вы, должно быть, устали?
   -- Безумный юноша васъ утомилъ?
   -- Вы такъ долго его допрашивали, что, вѣроятно, узнали много важнаго?
   -- Нѣтъ, но я очень усталъ и утомился!-- отвѣчалъ Робеспьеръ, вставъ съ кресла, простился со всѣми и ушелъ въ свою комнату подъ предлогомъ спѣшной работы.
   -- Конечно, онъ пошелъ подписать приговоръ юноши,-- замѣтилъ Дюплэ.
   -- Жаль,-- замѣтила Викторія:-- онъ очень хорошенькій.
   -- Что ты съ ума сошла!-- сказала ея мать.-- Что бы подумалъ "неподкупный", если бы онъ слышалъ твои слова?

IX.

   Войдя въ свою комнату, Робеспьеръ заперъ двери и сѣлъ въ кресло. Наконецъ онъ одинъ и могъ вполнѣ предаться своимъ мыслямъ. Онъ нимало не думалъ о нанесенныхъ ему оскорбленіяхъ, а всѣ его мысли были сосредоточены на томъ, какъ спасти мать и невѣсту своего сына, который послѣ этого помирился бы съ нимъ.
   Но кто ихъ арестовалъ? Что онѣ могли сдѣлать? Неужели онѣ были причастны къ какому нибудь заговору? Что же касается до Оливье, то слѣдовало продлить его дѣло до той минуты, какъ Робеспьеръ сдѣлается вполнѣ всемогущимъ и получитъ возможность поступить съ нимъ, какъ угодно. Въ сущности его поступокъ касался одного Робеспьера, который еще не былъ воплощеніемъ республики. Если его провозгласятъ диктаторомъ и единственнымъ офиціальнымгь представителемъ Франціи, то естественно ему принадлежало бы право помилованія, и было бы болѣе чѣмъ прилично ознаменовать первый день своего управленія страной актомъ милости. Во всякомъ случаѣ надо было удержать Оливье подольше въ тюрьмѣ подъ самымъ зоркимъ наблюденіемъ.
   Возвращаясь мысленно къ арестованнымъ женщинамъ, Робеспьеръ терялся въ догадкахъ, кто и зачѣмъ ихъ арестовалъ. Быть можетъ, онѣ въ это время уже находились въ революціонномъ трибуналѣ. Но это не могло помѣшать ему вырвать ихъ изъ когтей даже рокового трибунала. Тогда Оливье долженъ будетъ признать, что онъ не такой чудовище, какимъ юноша себѣ представлялъ его.
   Среди этихъ размышленій Робеспьеръ услыхалъ, что кто-то стучится въ дверь. Онъ вздрогнулъ и сталъ прислушиваться. Чей-то голосъ за дверью произнесъ его имя. Онъ узналъ голосъ Леба и поспѣшно отворилъ дверь.
   -- Я увидѣлъ свѣтъ въ вашемъ окнѣ,-- сказалъ Леба,-- и понялъ, что вы еще не легли, спать.
   -- Вы узнали что нибудь объ арестованныхъ женщинахъ?-- спросилъ съ безпокойствомъ Робеспьеръ.
   -- Узналъ: онѣ все еще за. тюрьмѣ Ла-Бурбъ.
   -- Обѣ?
   -- Обѣ.
   Робеспьера, свободно вздохнулъ.
   -- Я приказалъ вашимъ именемъ,-- продолжала. Леба:-- чтобы ихъ ни подъ какима. видомъ оттуда не выпускали. Впрочемъ тамъ знаютъ, что онѣ посажены по вашему приказанію.
   -- По моему приказанію?
   -- Вы приказали въ Монморансскомъ лѣсу арестовать этихъ женщинъ.
   Робеспьера, молча опустился въ кресло.
   -- Вы не могли этого предвидѣть,-- продолжалъ Леба сочувственнымъ тономъ:-- подобныя совпаденія теперь случаются часто. Ну, не безпокойтесь! Вы, должно быть, очень устали, и я тоже. Прощайте, дозавтра! Въ сущности вамъ нечего безпокоиться, вѣдь власть въ нашихъ рукахъ.
   -- Это еще вопросъ,-- отвѣчалъ Робеспьеръ, не подымая глазъ.
   Леба пожелалъ ему доброй ночи и вышелъ изъ комнаты.
   Оставшись одинъ, Робеспьеръ глубоко задумался. Теперь было все для него ясно. Онъ понималъ настоящую причину оскорбленія, нанесеннаго ему юношей. Но обстоятельства были сложнѣе, чѣмъ онъ думалъ. Что дѣлала Кларисса въ Монморанси? Какимъ образомъ она была знакома съ англичаниномъ Воганомъ, который предлагала" отъ имени нитокъ быть регентомъ Франціи? Можетъ быть, Кларисса дѣйствовала заодно съ англичаниномъ и хотѣла переманить его на сторону роялистовъ, сознавая все его вліяніе и всю пользу, которую онъ могъ принести странѣ? Но въ такомъ случаѣ она знала объ его свиданіи съ англичаниномъ и могла однимъ словомъ погубить его. Нѣтъ, нѣтъ, это было невозможно. Мать его сына никогда не выдастъ его! Но зачѣмъ же она была въ Монморанси? зачѣмъ? зачѣмъ?
   Съ закрытыми глазами Робеспьеръ повторялъ это слово "зачѣмъ" и мало-по-малу впалъ въ забытье. Онъ какъ будто перенесся въ тюрьму Ла-Бурбъ и увидалъ Клариссу. Но она была попрежнему молодая и хотя блѣдная, но прелестная, съ чудными голубыми глазами. Но какъ могла она столь молодая имѣть взрослаго сына? Нѣтъ, она была не матерью, а невѣстою Оливье, и онъ обѣщалъ поженить ихъ въ Лондонѣ съ помощью Фокса, который былъ въ Англіи такъ же всемогущъ, какъ онъ, Робеспьеръ, во Франціи.
   Его голова медленно опустилась на грудь, и онъ крѣпко заснулъ.
   Лампа, стоявшая на столѣ, уже догорала, и при ея мерцающемъ свѣтѣ неясно выдѣлялось изъ темноты блѣдное, все еще выражавшее тревогу лице Робеспьера. Онъ заснулъ одѣтый, и руки его висѣли по сторонамъ, какъ плети. Отъ времени до времени онъ нервно вздрагивалъ, и какія-то несвязныя слова или глухіе звуки вырывались изъ его устъ.
   Комната "неподкупнаго", скромно меблированная кресломъ, въ которомъ онъ теперь спалъ, нѣсколькими плетеными стульями, простымъ письменнымъ столомъ, книжными полками и кроватью краснаго дерева съ пестрыми занавѣсками, сдѣланными изъ платья г-жи Дюплэ, находилась рядомъ съ помѣщеніемъ, гдѣ спалъ маленькій Морисъ. Около трехъ часовъ ночи ребенокъ вдругъ проснулся, услышавъ голосъ Робеспьера. Но послѣдній не разъ разговаривалъ во снѣ, и потому ребенокъ повернулся и снова заснулъ. Однако его вторично разбудилъ шумъ падающаго кресла. Онъ вскочилъ и отворилъ дверь въ сосѣднюю комнату.
   При мерцаніи совершенно угасавшей лампы Морисъ увидалъ, что Робеспьеръ стоялъ одѣтый и, вытянувшись во весь ростъ, дико махалъ руками, словно отъ кого-то обороняясь. Подлѣ него стояло опрокинутое кресло.
   Ребенокъ подбѣжалъ къ нему и спросилъ, что съ нимъ. Робеспьеръ пристально посмотрѣлъ на него, опустился на колѣни и, схвативъ его, прижалъ къ своей груди.
   -- Сынъ мой, сынъ мой!-- произносилъ онъ едва слышно, среди болѣзненныхъ стоновъ.
   Между тѣмъ лампа потухла, но сквозь полуоткрытые ставни пробивался сѣроватый свѣтъ начинающагося дня. Морисъ съ трудомъ помогъ Робеспьеру подняться съ полу и сѣсть въ кресло, которое онъ прежде того поднялъ.
   -- Не нужно ли вамъ еще что?-- спросилъ онъ.
   Но Робеспьеръ уже крѣпко спалъ.
   Ребенокъ тихонько вышелъ изъ комнаты и, бросившись на свою постель, также заснулъ.
   Въ семь часовъ утра Робеспьеръ открылъ глаза. Онъ ничего не помнилъ, что было ночью, а тотъ фактъ, что онъ спалъ одѣтый въ креслѣ, его нимало не удивилъ. Это случалось нерѣдко въ критическіе моменты его жизни. Онъ открылъ ставни, и въ комнатѣ стало свѣтло. Кто-то постучалъ въ дверь. Это былъ Морисъ, который просилъ позволенія войти.
   Это раннее появленіе мальчика, котораго онъ очень любилъ и которому давалъ въ свободныя минуты уроки исторіи, изумило Робеспьера.
   -- Какъ ваше здоровье?
   -- Отлично! Зачѣмъ ты меня объ этомъ спрашиваешь?
   -- Потому что... вы знаете... вчера ночью...
   -- Что вчера ночью?
   -- Вы меня очень перепугали.
   -- Чѣмъ я тебя перепугалъ?
   Морисъ разсказалъ, что случилось ночью.
   -- Ты въ этомъ увѣренъ?-- спросилъ Робеспьеръ тревожнымъ тономъ.
   -- А такъ какъ вы меня узнали и назвали своимъ сыномъ, то я успокоился и подумалъ, что у васъ жаръ былъ не очень большой.
   -- Да, да, ты правъ, значитъ, у меня не былъ большой жаръ, если я тебя узналъ и назвалъ своимъ сыномъ. Вѣдь ты, правда, мой добрый сынокъ,-- прибавилъ Робеспьеръ, лаская ребенка по щекѣ.-- Но ты не говори объ этомъ ни слова, нечего тревожить отца и мать.
   -- Я никогда ничего не говорю!
   -- Какъ никогда?-- спросилъ съ безпокойствомъ Робеспьеръ.
   -- Съ вами это случилось не въ первый разъ.
   -- А что же со мною случалось раньше?
   -- Вы часто говорили вслухъ во время сна.
   -- А что я говорилъ?
   -- Какія-то несвязныя слова, которыя я не могъ понять. Но я такъ привыкъ къ этому, что не обращалъ вниманія. А вотъ вчера случилось нѣчто необыкновенное, и я вскочилъ съ постели.
   -- Совершенно напрасно. Я просто усталъ.
   -- Можетъ быть, васъ разстроилъ допросъ шуана?
   -- Можетъ быть. Но, ты видишь, я теперь совсѣмъ здоровъ. Ну, иди, дитя мое, и помни -- никому ни слова.
   Когда мальчикъ ушелъ, Робеспьеръ подумалъ, что, быть можетъ, слишкомъ мало ходитъ, и потому у него дѣлается приливъ крови къ головѣ. Хорошая прогулка по Елисейскимъ полямъ была бы для него всего полезнѣе. Поэтому онъ переодѣлся, побрился, попудрился и по обыкновенію надушился. Но прежде чѣмъ выйти изъ дома, онъ вынулъ изъ ящика стола написанный два дня передъ тѣмъ проектъ закона и спряталъ въ карманъ.
   Очутившись на свѣжемъ воздухѣ, онъ совершенно оправился и пошелъ прямо къ Кутону, одному изъ вѣрныхъ своихъ друзей, въ числѣ которыхъ находились, кромѣ него, Леба, Сенъ-Жюстъ и братъ Робеспьера, Огюстенъ. Онъ полагалъ, что лучше было Кутону предложить новый законъ конвенту, и тогда ему будетъ удобнѣе отстаивать его противъ оппозиціи. Кутонъ былъ дома и согласился на желаніе Робеспьера. Покончивъ съ нимъ, онъ пошелъ черезъ Тюильри въ Елисейскія поля. По своему обыкновенію, онъ шагалъ быстро, несмотря на жару, и Блунтъ весело слѣдовалъ за нимъ, прыгая и лая.
   Мало-по-малу "неподкупный" совершенно успокоился. Онъ уже хладнокровно обдумывалъ, кто изъ его враговъ будетъ жертвою новаго закона. Что же касается до Оливье, его матери и невѣсты, то ихъ судьба его болѣе не тревожила. Онъ рѣшилъ, что они спокойно останутся въ тюрьмѣ, пока наступитъ удобное время для ихъ освобожденія.
   Въ концѣ Елисейскихъ полей онъ повернулъ къ Сенѣ, чтобы выкупать свою собаку, какъ онъ обыкновенно дѣлалъ въ теплые лѣтніе дни. На берегу рѣки онъ остановился и сталъ бросать въ воду палки, за которыми кидалась собака, и, схвативъ ихъ, приносила обратно. Это мирное зрѣлище еще болѣе возстановило хорошее расположеніе духа, и онъ явился въ конвентъ вполнѣ готовый къ борьбѣ съ врагами.
   Какъ было условлено, Кутонъ прочелъ новый законопроектъ среди громкихъ протестовъ, а затѣмъ начались шумныя пренія. Многихъ пугало предложеніе ускорить производство въ революціонномъ трибуналѣ уничтоженіемъ свидѣтельскихъ показаній и перекрестнаго допроса. Но когда дѣло дошло до предоставленія комитету общественной безопасности права жизни и смерти, то произошла паника. До тѣхъ поръ конвентъ имѣлъ право судить представителей народа.
   -- Если этотъ законъ пройдетъ, то всякому изъ насъ остается только пустить себѣ пулю въ лобъ!-- произнесъ какой-то голосъ.
   Но Робеспьеръ вошелъ на трибуну, и законъ былъ принятъ конвентомъ. На слѣдующій день уже было сдѣлано нѣсколько попытокъ отмѣнить этотъ законъ, вводившій терроръ среди конвента, но тщетно.
   Пользуясь такимъ обоюдоострымъ закономъ, который можно было одинаково обратить противъ конвента и комитета общественной безопасности, Робеспьеръ могъ держать въ порядкѣ своихъ враговъ въ комитетѣ. Ему стоило только предъявить противъ нихъ обвиненіе и замѣнить ихъ своими собственными креатурами, которые слѣпо повиновались бы его волѣ.
   Все шло хорошо. Его враги слѣпые и неумѣлые начали истреблять другъ друга и распадаться на мелкія группы съ того самаго дня, какъ прошелъ законъ, сдѣлавшій Робеспьера столь грознымъ для всѣхъ: онъ со своей стороны пользовался этими раздорами, но, быть можетъ, слишкомъ торопился. Что касается до комитета общественной безопасности, то онъ, почуявъ опасность, дружно сплотился противъ "неподкупнаго", который въ случаѣ неудачнаго результата своей борьбы съ комитетомъ долженъ былъ прибѣгнуть къ открытой силѣ. При такихъ обстоятельствахъ онъ пересталъ ходить въ комитетъ и сталъ втайнѣ энергично подготовлять государственный переворотъ, для того, чтобы навсегда отдѣлаться отъ своихъ враговъ съ помощью Сенъ-Жюста, котораго онъ вызвала. изъ Сѣверной арміи,-- Ранріо, главнокомандующаго парижской арміи, Флеріо-Леско, парижскаго мэра, Пэана, агента коммуны, Дюма, предсѣдателя революціоннаго трибунала, и Кофиналя, его вице-предсѣдателя.
   Планъ Робеспьера былъ очень простой. Онъ предъявитъ въ коѣвентѣ обвиненіе противъ комитета общественной безопасности и потребуетъ преданія его суду, если же конвентъ не согласится на это, то онъ усмиритъ его войсками Ганріо, а въ крайности подыметъ съ помощью коммуны народное возстаніе въ Парижѣ.
   Что касается до Оливье, его матери и невѣсты, то они все это время спокойно сидѣли въ своихъ тюрьмахъ. Два раза имена Клариссы и Терезы попадались въ списки, и два раза ихъ вычеркивалъ Робеспьеръ, который приказалъ подавать заранѣе эти списки на его просмотръ.
   Но рѣшительная минута приближалась. Былъ уже седьмой термидоръ. Прошло шесть недѣль послѣ знаменитаго праздника Верховнаго Существа и принятія преріальскаго закона, который возвелъ на эшафотъ 700 жертвъ. Терроръ достигъ своего апогея, и Франція тревожно ждала результата борьбы между Робеспьеромъ и его врагами.
   Доведенный до крайности, "неподкупный" назначилъ послѣдній бой на 8-е термидора, когда онъ рѣшился снять съ себя маску и открыто обвинить комитетъ общественной безопасности въ конвентѣ. Хотя онъ былъ совершенно убѣжденъ въ своемъ торжествѣ, но онъ все-таки считалъ благоразумнымъ принять мѣры, чтобы обезопасить Оливье, его мать и невѣсту въ случаѣ своего пораженія, какъ оно ни было невѣроятно. Ихъ слѣдовало выпустить изъ тюрьмы и помѣстить въ безопасномъ убѣжищѣ, откуда они могли бѣжать въ случаѣ опасности.
   Выборъ Робеспьера остановился на городской ратушѣ, гдѣ онъ дарилъ безгранично. Въ улицѣ Мартруа находилось зданіе, имѣвшее сообщеніе съ ратушей, и въ которомъ было нѣсколько пустыхъ квартиръ. Кларисса могла спокойно жить въ одной изъ этихъ квартиръ со своей племянницей и Оливье, пока они найдутъ возможность безопасно покинуть Парижъ. Обдумавъ со всѣхъ сторонъ этотъ проектъ, Робеспьеръ сообщилъ о немъ Леба, который одинъ зналъ о тайной драмѣ, разыгрывавшейся въ частной жизни Робеспьера въ самую критическую минуту его политической карьеры.
   -- Вполнѣ одобряю вашъ планъ и готовъ всячески помогать его осуществленію.
   -- Благодарю, я на васъ разсчитывалъ. Но нечего торопиться. Вы успѣете все сдѣлать завтра. Если вы замѣтите, что въ началѣ засѣданія большинство конвента колеблется, то отправляйтесь прямо въ тюрьму Ла-Бурбъ и, освободивъ женщинъ, водворите ихъ въ извѣстную вамъ квартиру. Тамъ все готово. Потомъ отправляйтесь въ тюрьму Ла-Форсъ и перевезите въ означенную квартиру Оливье, который долженъ найти тамъ свою мать и невѣсту.
   И онъ передалъ Леба два приказа объ освобожденіи арестованныхъ.
   -- Хорошо,-- отвѣчалъ Леба,-- все будетъ исполнено.
   На слѣдующій день въ конвентѣ Леба, бывшій опытнымъ парламентскимъ экспертомъ, былъ убѣжденъ, что Робеспьеръ одержитъ побѣду, и онъ не ошибся. "Неподкупный" заявилъ подготовленное имъ обвиненіе противъ комитета общественной безопасности. Оно было выслушано безмолвно, и раздалось только нѣсколько протестовъ. Во всякомъ случаѣ было рѣшено напечатать его рѣчь и распространить въ Парижѣ. Такимъ образомъ Робеспьеръ одержалъ побѣду, и предъявленное имъ обвиненіе противъ своихъ враговъ приняло характеръ обвиненія ихъ передъ всей Франціей. Ему оставалось только назвать своихъ жертвъ.
   Но комитетъ общественной безопасности его предупредилъ. Вадье бросился на трибуну, а за нимъ Камбонъ, который чувствуя, что все для нихъ погибло, смѣло обвинилъ лично Робеспьера.
   -- Настоящій измѣнникъ -- это онъ!-- воскликнулъ Камбонъ, приводя въ изумленіе всѣхъ присутствовавшихъ:-- онъ въ своемъ чрезмѣрномъ самолюбіи парализуетъ волю національнаго конвента!
   Эти слова какъ бы заставили очнуться конвентъ отъ своего рабскаго подчиненія Робеспьеру.
   Бильо-Варренъ замѣнили. Камбона на трибунѣ.
   -- Пора снять маски со всѣхъ, кто бы они ни были!-- воскликнулъ онъ.-- Я предпочитаю, чтобы самолюбивый тиранъ пріобрѣлъ власть, переступивъ черезъ мой трупъ, чѣмъ съ помощью моего безмолвія.
   Другіе ораторы были еще смѣлѣе. Робеспьеръ хотѣлъ усмирить бурю, но это было ему не по силамъ. Предъявивъ огульное обвиненіе и не назвавъ никого по имени, онъ навелъ страхъ на каждаго. Конвентъ отмѣнилъ только что принятое постановленіе и рѣшилъ, что его рѣчь прежде напечатанія будетъ послана въ комитетъ на заключеніе.
   -- Какъ,-- воскликнулъ Робеспьеръ,-- я мужественно рѣшилъ для спасенія страны обвинить недостойныхъ людей, а вы посылаете это обвиненіе на разсмотрѣніе обвиняемымъ лицамъ!
   За побѣдой слѣдовало пораженіе, хотя, конечно, частное, и видя колебаніе конвента, Робеспьеръ надѣялся на другой день поставить на своемъ Но все-таки ему надо было принять немедленно мѣры на случай крайности. Въ тотъ же вечеръ онъ долженъ былъ подготовить возстаніе парижской коммуны, которое разсѣяло бы всѣхъ его враговъ. Онъ готовъ былъ придерживаться законности, пока было возможно, но считалъ неизбѣжнымъ обратиться къ насилію при необходимости.
   Онъ оглянулся во всѣ стороны, отыскивая Леба. Но онъ уже давно исчезъ, и это обстоятельство возбудило въ немъ надежду, что обѣ женщины, а, можетъ, и Оливье были въ приготовленномъ для нихъ убѣжищѣ, въ улицѣ Мартруа.
   -- Мнѣ надо- лично убѣдиться, все ли обстоитъ благополучно,-- подумалъ онъ,-- нельзя терять ни минуты.
   И, выйдя изъ конвента, онъ поспѣшно направился къ парижской ратушѣ.

X.

   Въ это самое время Леба подъѣзжалъ съ другой стороны къ ратушѣ вмѣстѣ съ Клариссой и Терезой. Оставляя тюрьму ЛаБурбъ, онъ далъ ложный адресъ возницѣ того экипажа, въ которомъ находились освобожденныя узницы. Самъ же онъ слѣдовалъ сзади въ другомъ экипажѣ съ однимъ изъ сторожей ратуши, пламеннымъ сторонникомъ Робеспьера, по имени Урбеномъ. По дорогѣ онъ догналъ первый экипажъ и крикнулъ возницѣ:
   -- Въ улицу Мартруа, No 13!
   Когда экипажи остановились передъ указаннымъ домомъ, и Леба почтительно пропустилъ на лѣстницу Клариссу и Терезу, то послѣднія находились въ такомъ волненіи, что не знали, живы ли онѣ или мертвы.
   Выходя изъ тюрьмы, Кларисса спросила, куда ихъ везутъ, но Леба отвѣчалъ:
   -- Ради себя и своей племянницы не спрашивайте меня ни о чемъ, пока мы не достигнемъ до мѣста вашего назначенія!
   Обѣ женщины молча послѣдовали за Леба и Урбеномъ, который несъ ихъ вещи. Въ третьемъ этажѣ онѣ остановились передъ дверью, отворивъ которую Леба сказалъ:
   -- Пожалуйте!
   Кларисса и Тереза вошли въ простенькую гостиную, очень скромно меблированную, а Урбенъ отнесъ вещи въ сосѣднюю комнату, которая была спальной.
   -- Вы здѣсь дома,-- сказалъ Леба,-- вы совершенно свободны, но изъ благоразумія тотъ, кто васъ спасъ, и по порученію котораго я васъ привезъ сюда, желаетъ, чтобы вы не выходили изъ этой квартиры, пока не уничтожится всякая опасность.
   Кларисса и Тереза не могли прійти въ себя отъ изумленія и умоляли Леба сказать имъ имя ихъ избавителя.
   -- Я не могу вамъ этого сказать, такъ какъ не получилъ разрѣшенія,-- отвѣчалъ Леба,-- но будьте увѣрены, что онъ всемогущъ въ парижской коммунѣ; ваша квартира вотъ черезъ эту дверь находится въ прямомъ сообщеніи съ ратушей, такъ что вы состоите подъ его прямымъ наблюденіемъ.
   Кларисса вздрогнула. Она теперь поняла, что ихъ спасъ Робеспьеръ. Письмо, которое она писала ему мѣсяцъ тому назадъ, попало ему въ руки, и она получила черезъ два дня отвѣтъ:
   "Не бойтесь ничего, вашъ сынъ внѣ опасности".
   Леба еще объяснилъ успокоившимся женщинамъ, что Урбенъ и его жена будутъ находиться въ квартирѣ для ихъ услугъ, и что ихъ свобода была только ограничена условіемъ не выходить изъ квартиры и даже не приближаться къ окнамъ въ особенности отъ четырехъ до шести, когда мимо провозятъ приговоренныхъ къ гильотинѣ.
   Обѣ женщины вздрогнули.
   -- По несчастью,-- прибавилъ Леба,-- мы не могли вамъ найти другой квартиры, а по этой улицѣ самая близкая дорога къ Тронной заставѣ, куда теперь переведена гильотина. Но васъ предупредятъ народные крики, и вы можете удалиться въ столовую1 которая выходитъ на дворъ.
   Но Кларисса не обращала вниманія на его слова. Мысль увѣдомить Оливье объ ихъ спасеніи всецѣло овладѣла ею.
   -- Могу я написать нѣсколько строкъ къ дорогому мнѣ существу?-- спросила она. Леба отвѣчалъ утвердительно и прибавилъ, что онъ зайдетъ за ея письмомъ черезъ нѣсколько времени, такъ какъ теперь ему необходимо исполнить еще одно важное порученіе.
   Онъ быстро удалился, а Урбенъ сталъ приводить въ порядокъ мебель въ гостиной.
   Тереза сіяла счастьемъ, громко благодарила Бога за ихъ спасеніе и выражала надежду, что онѣ вскорѣ увидятъ Оливье.
   -- Но кому мы обязаны всѣмъ этимъ?-- спросила она у тетки.
   -- Я думаю, что бившему секретарю твоего дѣда,-- отвѣчала Кларисса,-- онъ теперь всемогущъ, и я ему писала изъ тюрьмы. Если же я тебѣ объ этомъ раньше не говорила, то не хотѣла тѣшить тебя надеждами, быть можетъ, несбыточными.
   Молодая дѣвушка взглянула въ отверстіе ставней, которые были немного пріотворены Урбеномъ, и воскликнула:
   -- Тутъ церковь!
   Мысленно она обѣщала себѣ при первой возможности пойти въ церковь и помолиться за ихъ покровителя, который долженъ былъ много грѣшить, такъ какъ, если онъ былъ всемогущъ, то онъ не могъ не принадлежать къ правительству террора.
   Между тѣмъ Урбенъ принесъ чернила и поставилъ на столъ.
   -- Наконецъ-то я могу написать Оливье!-- воскликнула радостно Кларисса.
   Она присѣла къ столу и начала писать, а Тереза начала подробно осматривать комнату. Неожиданно ея глаза остановились на иллюстрированной газетѣ. Она была старая, но ее сохранили, потому что въ ней было подробное описаніе съ картинками праздника въ честь Верховнаго Существа.
   Это заинтересовало молодую дѣвушку, потому что Оливье во время его посѣщенія тюрьмы Ла-Бурбъ горячо протестовалъ противъ этого торжества. Она стала читать прежде всего содержаніе газеты, напечатанное крупными буквами:
   "Описаніе шествія.-- Пиротехническія фигуры.-- Типическія группы.-- Арестъ шуана.-- Народное негодованіе".
   -- Я видѣлъ, какъ его арестовали!-- замѣтилъ Урбенъ.
   -- А за что его арестовали?-- спросила Тереза.
   -- За то, что онъ закричалъ: "долой гильотину!".
   Услыхавъ эти слова, Кларисса подняла голову. Она вспомнила, что Оливье наканунѣ праздника упрекалъ французскій народъ за то, что никто не рѣшился публично произнести этой фразы. Она и Тереза въ одинъ голосъ воскликнули:
   -- А что это былъ за человѣкъ?
   -- Насколько мнѣ помнится,-- отвѣчалъ Урбенъ:-- это былъ юноша лѣтъ двадцати. Его арестовали немедленно, чтобы спасти отъ толпы, которая хотѣла его растерзать на куски.
   -- А какъ его зовутъ?-- снова въ одинъ голосъ воскликнули обѣ женщины.
   Урбенъ отвѣчалъ, что онъ не знаетъ. Кларисса съ материнскимъ инстинктомъ стала доказывать Терезѣ, что онѣ напрасно безпокоились, такъ какъ Оливье не могъ быть означеннымъ юношей. Если бы онъ произвелъ такую скандальную выходку, то ихъ бы давно разыскали и привлекли къ дѣлу. А напротивъ въ послѣднее время съ ними обращались въ тюрьмѣ очень почтительно.
   -- Это правда,-- отвѣчала Тереза и быстро успокоилась.
   Кларисса взяла изъ ея рукъ газету и бросила ее.
   -- Лучше, чѣмъ читать всякій вздоръ, ты бы убрала нашу комнату. Ты даже еще не посмотрѣла на нее.
   Она нѣжно повела ее въ спальню и поспѣшно закрыла свою дверь.
   Оставшись наединѣ съ Урбеномъ, Кларисса тревожно спросила въ полголоса:
   -- Вы видѣли этого молодого человѣка? Какіе у него глаза? Какъ онъ былъ одѣтъ?
   -- Глазъ его я не помню,-- отвѣчалъ Урбенъ,-- но на немъ была рабочая одежда: сѣрая куртка, такія же брюки и полосатый черно-сѣрый жилетъ.
   -- Это онъ! это онъ!-- промолвила Кларисса, вспоминая обычный костюмъ Оливье, и упала въ кресло, едва не потерявъ сознанія.
   Въ эту минуту отворилась дверь изъ передней, и кто-то помахалъ оттуда рукою Урбену, который вышелъ и, немедленно вернувшись, сказалъ:
   --: Гражданинъ Робеспьеръ желаетъ говорить съ вами.
   -- Гдѣ онъ? гдѣ онъ?-- воскликнула Кларисса, заливаясь слезами.
   Какъ только въ дверяхъ показался Робеспьеръ, Кларисса поспѣшила къ нему на встрѣчу и, не давъ времени поздороваться съ нею, воскликнула:
   -- Гдѣ мой сынъ? гдѣ мой сынъ?
   -- Успокойтесь: вашъ сынъ здравъ и невредимъ!
   Она взглянула на него пристально и, замѣтивъ его смущеніе, продолжала съ ожесточеніемъ:
   -- Значитъ, арестованный молодой человѣкъ -- Оливье? Значитъ, вы приказали его арестовать? Нечего сказать, хорошо! вы сдѣлались тюремщикомъ своего сына.
   Робеспьеръ сначала опустилъ глаза въ смущеніи, потомъ оправился и объяснилъ въ нѣсколькихъ словахъ все, что случилось. Если онъ заперъ Оливье въ тюрьму, то лишь для того, чтобы его спасти, иначе комитетъ общественной безопасности могъ его схватить и возвести на эшафотъ, въ доказательство того, что Робеспьеръ не имѣлъ права помилованія. Напротивъ теперь Леба повезъ его въ тюрьму Ла-Форсъ и тотчасъ привезетъ его сюда. Здѣсь Оливье проживетъ съ матерью и Терезой до того дня, какъ они всѣ трое уѣдутъ въ провинцію.
   Кларисса видимо успокоилась и довѣрчиво слушала Робеспьера.
   -- Но какъ вы его узнали?
   -- Благодаря случайности и найденнымъ письмамъ въ его дорожномъ мѣшкѣ, онъ же самъ упорно отказывался назвать себя по имени.
   Глаза Клариссы засверкали новымъ страхомъ.
   -- Такъ Оливье знаетъ тайну своего рожденія?
   -- Нѣтъ, не безпокойтесь, я не сказалъ ему ни слова, чтобы уменьшить его любовь къ вамъ и вѣру въ васъ, или чтобы уменьшить его ненависть ко мнѣ, которая вполнѣ можетъ служить вамъ местью.
   -- Вы ошибаетесь насчетъ моихъ чувствъ, я нисколько не думаю о мести и даже давно перестала упрекать васъ. Вѣдь прошедшее было такъ давно, такъ давно.
   "Неподкупный" бросилъ на нее взглядъ, полный горя и сожалѣнія. Блѣдная, увядшая не по возрасту, она была для него живымъ укоромъ. Если она забыла прошедшее, то онъ не могъ забыть, что на этихъ поблекшихъ отъ страданій и печали, нѣкогда розовыхъ губахъ онъ запечатлѣлъ свой первый поцѣлуй.
   -- Хотя я не могу забыть прошедшаго,-- произнесъ онъ,-- но я, право, не такъ виноватъ, какъ кажется. Отчего вашъ отецъ изъ личной гордости отказалъ мнѣ въ вашей рукѣ и прогналъ, какъ лакея? Благодаря этой аристократической гордости, возникла революція и всѣхъ сравняла подъ гильотиной. Печальное прошедшее и ужасное настоящее обязаны своимъ происхожденіемъ гордости вашего отца. Я никогда не бросился бы съ такимъ безуміемъ въ политическій, водоворотъ...
   -- Полноте,-- перебила его Кларисса:-- прошедшее умерло, давно умерло!
   -- Нѣтъ, оно не умерло!-- воскликнулъ онъ: -- и вашъ сынъ служитъ живымъ доказательствомъ, что прошедшее...
   -- Если его ненависть нанесла минутный ударъ вашему самолюбію,-- промолвила Кларисса, перебивъ его въ третій разъ:-- то я должна всю жизнь смертельно страдать всякій разъ, какъ онъ произнесетъ ваше имя съ презрѣніемъ и отвращеніемъ. Я должна постоянно съ ужасомъ спрашивать себя: проститъ ли онъ мнѣ когда нибудь, что по моей милости такой отецъ, какъ вы?..
   -- И вы также!-- воскликнулъ "неподкупный", печально смотря на нее.-- Какъ, вы раздѣляете общее заблужденіе насчетъ меня? Даже вы не поняли, что подъ кажущейся жестокостью я скрываю идеальныя стремленія. Я имѣлъ въ виду только счастье Франціи и всего человѣчества, но достичь этой цѣли можно, только очистивъ Францію отъ низкихъ измѣнниковъ. Я -- убійца? Я -- тиранъ? Я -- мститель, я пророкъ, провозвѣстникъ справедливости и добродѣтели! Я не отвѣчаю за то, что народъ, скованный цѣпями рабства въ продолженіе многихъ вѣковъ, освободившись, во зло употребилъ свою свободу. Каждая побѣда сопровождается кровопролитіемъ!
   Кларисса слушала съ такимъ же изумленіемъ, какъ Воганъ проповѣдь Робеспьера о достиженіи гильотиной всеобщаго счастія.
   -- Будущее меня оправдаетъ!-- прибавилъ онъ.-- Когда я достигну власти, то мои дѣйствія докажутъ чистоту моихъ намѣреній.
   -- А развѣ вы теперь не всемогущи?-- спросила Кларисса.
   -- Нѣтъ, я не всемогущъ! Враги мѣшаютъ мнѣ дѣйствовать, какъ я хочу. Но я уже вступилъ съ ними въ послѣдній бой. Надо все покончить разомъ. Я не могу болѣе переносить этой проклятой жизни. Всѣ меня ненавидятъ, всѣ мнѣ измѣняютъ. Надъ моей головой постоянно виситъ кинжалъ. Я провожу безсонныя ночи. Пора, пора все кончить! Однимъ страшнымъ ударомъ я освобожусь это всѣхъ изверговъ, подвергающихъ меня ужаснымъ мукамъ, а затѣмъ -- миръ, вѣчный миръ. Я встрѣчу его радостно, съ распростертыми объятіями.
   -- Но если такъ,-- возразила Кларисса: -- то отчего же вы до сихъ поръ не закрыли революціоннаго трибунала и не выпустили на свобод у всѣхъ узниковъ? Сколько благословеній тогда посыпалось бы на васъ, вы осушили бы столько же слезъ, сколько пролито, благодаря вамъ. Все было бы забыто, и вы были бы счастливы.
   -- Это было невозможно,-- отвѣчалъ Робеспьеръ:-- это еще невозможно и теперь. Если бы я вздумалъ такъ поступить, то погибъ бы, подобно Дантону. До настоящей минуты еще не пришло время. Милосердіе значило измѣна, а человѣколюбіе -- смерть. Чтобъ пережить, надо было уличать, обвинять, убивать, убивать безжалостно. Страхъ, смерть, а не что иное побуждало французовъ къ самымъ безчеловѣчнымъ поступкамъ. Страхъ овладѣлъ всѣми: конвентомъ, комитетомъ, революціоннымъ трибуналомъ, даже толпой, которая сдѣлалась позорнымъ рабомъ ужаса, овладѣвшаго Франціей. Это правительство назвали терроромъ, и дѣйствительно это было время террора для жертвъ, обвинителей и судей, для всѣхъ и каждаго.
   Кларисса съ ужасомъ смотрѣла на него.
   -- Такъ нѣтъ надежды,-- промолвила она: -- Франція погибнетъ отъ гнуснаго страха. Неужели не найдется смѣльчака, который взялъ бы это чудовище за горло и задушилъ бы его?
   -- Найдется.
   -- Но, Боже мой, кто?
   -- Я.
   -- Вы?
   -- Да, я.
   И Робеспьеръ развилъ передъ нею свой планъ. Какъ только погибнетъ комитетъ общественной безопасности,-- онъ станетъ полнымъ, всемогущимъ повелителемъ, уничтожитъ гильотину и водворитъ миръ, справедливость, милосердіе.
   -- Но когда это будетъ?-- спросила Кларисса, очарованная его словами.
   -- Не знаю. Можетъ быть, чрезъ нѣсколько дней. Сегодня канунъ великаго боя. Надо ждать и быть терпѣливымъ.
   Вдали послышался какой-то смутный шумъ въ родѣ переката морскихъ волнъ.
   -- Что это такое?-- спросила Кларисса.
   Робеспьеръ ничего не отвѣтилъ, но вздрогнулъ и поблѣднѣлъ. Кларисса поняла, что означаетъ этотъ шумъ. Леба ее предупредилъ, и теперь именно было время проѣзда по улицѣ мимо ихъ оконъ телѣгъ съ жертвами гильотины. Робеспьеръ поспѣшно закрылъ ставни.
   -- Такъ всѣ эти несчастные люди,-- воскликнула Кларисса, внѣ себя отъ отчаянія:-- должны умереть, потому что часъ милосердія еще не пробилъ! Чрезъ нѣсколько дней, вы сами говорите, ихъ можно было бы спасти. Неужели они погибнутъ наканунѣ общаго спасенія? О, это ужасно, ужасно!
   -- Я ничего не могу сдѣлать, я безсиленъ.
   -- Какъ, вы безсильны? Сдѣлайте сегодня то, что вы хотите сдѣлать черезъ нѣсколько дней. Крикните изъ этого окна толпѣ: "Милость несчастнымъ!". Вы кумиръ толпы, и ваше слово раздастся по всей Франціи. Скажите это слово милосердія, и вы будете героемъ, вашъ сынъ перестанетъ ненавидѣть и проклинать васъ.
   -- Вы не понимаете, что говорите,-- отвѣчалъ Робеспьеръ въ сильнѣйшемъ волненіи.-- Какъ могу я остановить однимъ словомъ эти телѣги и толпу человѣческихъ подонковъ. Въ ней нѣтъ ни одного уважающаго себя человѣка. Это -- чернь, обезумѣвшая отъ жажды крови. Они боятся и уважаютъ только одно -- гильотину. Вы говорите, что я -- ихъ кумиръ. Это -- неправда: ихъ кумиръ -- палачъ. Вступить въ бой мнѣ одному съ этой слѣпой, безумной толпой -- сумасшествіе.
   Кларисса не обращала вниманія на его аргументы и продолжала умолять, ломая себѣ руки.
   Шумъ приближался. Робеспьеръ невольно пріотворилъ ставень въ одномъ изъ оконъ и взглянулъ на улицу.
   -- Это они! это они!-- промолвила Кларисса, заливаясь слезами.
   Робеспьеръ быстро закрылъ сдавень.
   -- Подумайте о своей юности,-- неожиданно воскликнула Кларисса:-- вы тогда были милосердны и человѣколюбивы. Васъ тогда возмущала всякая несправедливость, и вы заступались за слабыхъ, за угнетенныхъ. Подумайте о вашей юности! Они невинны, а вы не хотите ихъ спасти.
   -- Да это безуміе,-- повторилъ Робеспьеръ въ отчаяніи,-- Вы хотите моей смерти, своей и вашей племянницы. Малѣйшая попытка со стороны кого либо спасти этихъ жертвъ навлечетъ на него ожесточенную злобу толпы. Его разорвутъ на части, его раздавятъ подъ колесами телѣгъ! Этого вы хотите? Не лучше ли, чтобы я остался живъ и спасъ васъ, вашего сына и вашу племянницу?
   Въ эту минуту дверь отворилась, и на порогѣ показался Урбенъ. Робеспьеръ понялъ, что явился Леба съ Оливье; но онъ не желалъ, чтобы сынъ его видѣлъ.
   -- Пусть гражданинъ Леба и его товарищъ подождутъ, пока я уйду.
   Урбенъ посмотрѣлъ на него съ удивленіемъ.
   -- Гражданинъ Леба одинъ,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Какъ одинъ?-- спросилъ Робеспьеръ.
   -- А Оливье?-- воскликнула Кларисса, дрожа всѣмъ тѣломъ.
   Робеспьеръ бросился къ двери и позвалъ Леба.
   Дѣйствительно Леба пришелъ одинъ и объявилъ, что Оливье не было въ тюрьмѣ Ла-Форсъ.
   -- Онъ спасся бѣгствомъ?-- спросилъ Робеспьеръ.
   -- По несчастью, нѣтъ: его взялъ полицейскій агентъ Куланжонъ, но куда онъ его повезъ, неизвѣстно. Можетъ быть, въ консьержери.
   -- Въ революціонный трибуналъ!-- вскрикнула съ ужасомъ Кларисса.
   Робеспьеръ былъ также пораженъ страхомъ. Комитетъ, вѣроятно, отдалъ Оливье подъ судъ, и, быть можетъ, онъ находился въ числѣ жертвъ, которыхъ сейчасъ провезутъ мимо оконъ на пути къ гильотинѣ.
   -- Бѣгите и узнайте!-- крикнулъ онъ Леба, а пока послѣдній бросился къ дверямъ, онъ поспѣшилъ къ окну.
   -- Если онъ въ числѣ жертвъ,-- воскликнула Кларисса, обезумѣвъ отъ горя:-- то вы должны закричать народу, что это вашъ сынъ.
   -- Это невозможно!-- отвѣчалъ Робеспьеръ:-- мнѣ отвѣтятъ, что мой сынъ шуанъ, и что я долженъ быть благодаренъ комитету, что онъ спасъ меня отъ такого позора.
   Въ эту минуту Тереза вошла въ комнату, дрожа отъ страха,
   -- Мама, мама, ихъ везутъ!-- промолвила она, вспомнивъ предостереженіе Леба.
   Увидавъ Робеспьера, она остановилась.
   -- Это -- другъ, который насъ спасъ.
   Но когда Тереза хотѣла подойти къ окну, то она остановила ее рукою.
   -- Нѣтъ, нѣтъ! Не для тебя такое зрѣлище. Лучше стань на колѣни и молись. Молись за несчастныхъ жертвъ, молись за всѣхъ насъ!
   Тереза повиновалась и, поднявъ свои голубые глаза, полные слезъ, стала молиться.
   На улицѣ шумъ все усиливался. Слышны были дикіе крики, грубый хохотъ, безобразныя шутки. Вся ненависть и все безуміе парижской черни вылились наружу.
   Первая телѣга съ приговоренными тихо подвигалась по улицѣ Мартруа, предшествуемая пьяными изступленными женщинами, которыя неистово плясали "карманьолу" подъ звуки революціонныхъ гимновъ. Робеспьеръ открылъ на половину ставень, чтобы лучше разсмотрѣть, кто находился въ первой телѣгѣ. Кларисса хотѣла также выглянуть, но онъ силой ее удерживалъ:
   -- Нѣтъ, нѣтъ, я буду смотрѣть одинъ.
   -- Вы его видите? Скажите мнѣ, онъ здѣсь?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Робеспьеръ, попрежнему не допуская ея къ окну.
   Неожиданно Максимиліанъ дрогнулъ, и она воскликнула:
   -- Онъ здѣсь! Онъ здѣсь! Я знаю, что онъ здѣсь!
   И она снова рванулась къ окну.
   -- Клянусь, его нѣтъ!-- произнесъ "неподкупный" и, выпустивъ изъ своихъ рукъ Клариссу, обтеръ платкомъ свой лобъ, на которомъ выступилъ холодный потъ.
   Первая телѣга проѣхала, и мало-по-малу стали замирать крики, пѣнье, говоръ толпы. Оливье не было въ первой телѣгѣ, но онъ могъ находиться во второй.
   Между тѣмъ Тереза, стоя на колѣняхъ и не спуская глазъ съ церкви, продолжала молиться:
   -- Отче нашъ, иже еси на небесѣхъ, да святится имя твое, да пріидетъ царствіе Твое, да будетъ воля Твоя.
   Но ея голосъ былъ заглушенъ новымъ взрывомъ криковъ и пѣніемъ.
   
   Hansons la Carmagnole!
   Vive le son!
   Vive le son!
   Dansons la Carmagnole!
   Vive le son
   Du canon!..l)
   1) Пляшите карманьолу. Ура! Ура! Ура! Пляшите карманьолу! Ура! Ура! Пушкамъ ура!
   
   Пользуясь тѣмъ, что Робеспьеръ прозѣвалъ минуту, Кларисса приблизилась къ окну съ крикомъ отчаянія:
   -- Вторая телѣга!
   -- Ихъ двѣ!-- прибавилъ Робеспьеръ; хотя и малаго роста, онъ былъ выше Клариссы и могъ видѣть черезъ ея плечи.
   -- Двѣ телѣги, значитъ, Оливье въ нихъ!-- продолжала Кларисса:-- я чувствую, что онъ въ нихъ!
   Страхъ овладѣлъ ею до такой степени, что она забыла предосторожность и едва не высунулась въ окно. Робеспьеръ не могъ удержать ее, и она не обращала вниманія на его слова.
   -- Это безуміе, васъ могутъ увидѣть!
   Между тѣмъ Тереза окончила молитву Господню и начала взывать со слезами къ Богородицѣ:
   -- Пресвятая Дѣва Марія, моли Бога о насъ и въ минуту нашей смерти. Аминь.
   Неожиданно раздался вопль отчаянія: Кларисса узнала Оливье.
   -- Вотъ онъ! вотъ онъ въ телѣгѣ!-- стонала она.
   Робеспьеръ, полумертвый отъ страха, напрягалъ свое зрѣніе, но ничего не видѣлъ.
   -- Какъ вы не видите? Вотъ юноша съ опущенной головой.
   Кларисса съ неимовѣрными усиліями хотѣла раскрыть широко ставень, но Робеспьеръ неистово боролся съ нею.
   -- Это не правда! Это не Оливье!-- промолвилъ Максимиліанъ.-- Посмотрите, юноша поднялъ голову. Вы видите, что это не онъ.
   -- Такъ онъ въ другой телѣгѣ.
   Однако Кларисса была такъ истощена, что невольно опустилась въ кресло. Шумъ началъ замирать вдали. Робеспьеръ свободно вздохнулъ; это была, конечно, послѣдняя телѣга.
   -- Смотрите вы,-- промолвила Кларисса: -- я болѣе не могу.
   Она закрыла лицо руками, и крупныя слезы потекли между ея пальцевъ. Робеспьеръ открылъ ставень въ надеждѣ, что смертельная пытка окончилась. Приближалась еще новая телѣга. Усиливающійся шумъ на улицѣ предвѣщалъ ея появленіе. Однимъ прыжкомъ Кларисса очутилась опять у окна.
   -- Неужели это никогда не кончится!-- вырвалось изъ ея груди.
   -- Ради Бога, не кричите!-- произнесъ Робеспьеръ, протянувъ руку, чтобы зажать ей ротъ.
   Кларисса не слушалась его и громко кричала:
   -- Я пойду на улицу! Я положу этому конецъ! Это слишкомъ ужасно!
   Робеспьеръ продолжалъ съ ней бороться, но эта сцена наконецъ обратила вниманіе Терезы, и она мгновенно поняла, въ чемъ дѣло.
   -- Оливье везутъ на эшафотъ?
   -- Да, да, Оливье хотятъ убить,-- произнесла Кларисса, забывая обо всемъ.
   -- Оливье хотятъ убить!-- повторила Тереза, и ея раздирающій вопль раздался во всемъ домѣ.
   -- Мама! Мама!
   Несмотря на всѣ усилія и мольбы Робеспьера, Кларисса продолжала рваться и кричать.
   -- Я хочу вырвать моего сына изъ рукъ палача, всѣ матери мнѣ помогутъ, а если онъ не отдастъ мнѣ моего сына, то пусть убьетъ и меня. Пустите меня, ради Бога, я хочу спасти моего сына!
   Робеспьеръ просилъ Терезу успокоить тетку, и молодая дѣвушка, понявъ все безуміе несчастной, старалась нѣжными словами возбудить въ ней надежду, но ея голосъ былъ заглушенъ дикимъ ревомъ толпы, которая неистово распѣвала:
   
   Ah! èa ira, èa ira!
   Les aristocrates à la lanterne,
   Ah! èa ira, èa ira!
   Les aristocrates on les pendra 1).
   1) На ладъ идетъ! На ладъ идетъ! Аристократовъ вздернутъ! На фонари! На фонари!
   
   Неистовымъ движеніемъ Кларисса вырвалась и бросилась къ дверямъ, но Робеспьеръ задержалъ ее и произнесъ твердо, рѣшительно:
   -- Вы останетесь здѣсь! Я васъ не пущу! Я самъ пойду. Если онъ будетъ въ этой телѣгѣ, то я рѣшусь на все, чтобы его спасти!
   Кларисса съ сомнѣніемъ посмотрѣла на него, и онъ прибавилъ:
   -- Клянусь!
   -- Да простится вамъ все за эту благородную рѣшимость!-- промолвила она со слезами благодарности.
   Онъ посадилъ ее близъ окна, а Тереза, помѣстившись рядомъ съ нею, старалась осушить ея слезы, какъ бы забывъ свое собственное горе. Новый взрывъ народныхъ криковъ привлекъ Робеспьера къ окну. Это была послѣдняя телѣга, и за нею виднѣлся конный эскортъ. Если въ этой телѣгѣ не окажется Оливье, то онъ былъ спасенъ.
   -- Онъ непремѣнно въ этой телѣгѣ. Гдѣ ему быть иначе!-- промолвила Кларисса и, опустившись на колѣна, стала молить небо:
   "О Господи! Боже мой! Боже милостивый! Спаси моего сына!"
   Тереза послѣдовала ея примѣру, и, крѣпко обнявшись, обѣ женщины соединили свои мольбы и молитвы.
   На улицѣ толпа ревѣла:
   
   Ça ira! èa ira!
   
   -- Господи, Боже милостивый, спаси насъ!-- повторяли уста обѣихъ женщинъ. Робеспьеръ блѣдный, неподвижный стоялъ на часахъ. Кларисса и Тереза сосредоточили свои глаза на немъ, ожидая отъ него надежды или смертнаго приговора. Наконецъ онъ восторженно воскликнулъ:
   -- Его нѣтъ! его нѣтъ!
   -- Вы увѣрены?-- спросила Кларисса, усиливаясь встать.
   Болѣе довѣрчивая Тереза радостно цѣловала ее.
   Робеспьеръ подошелъ къ Клариссѣ, поднялъ ее и отнесъ къ окну.
   -- Смотрите сами,-- сказалъ онъ.
   -- Тутъ только женщины!
   -- Слава Богу!-- воскликнула Кларисса.
   Но въ ту же минуту она сознала, какъ эгоистично и безчеловѣчно было ея сердце. Она упала на колѣна и стала умолять несчастныхъ жертвъ простить ее.
   Между тѣмъ Робеспьеръ сталъ недоумѣвать, гдѣ Оливье, и, взявъ шляпу, направился къ дверямъ.
   -- Кто бы вы ни были, да благословитъ васъ Господь,-- сказала Тереза, бросая на него благодарный взглядъ.
   Робеспьеръ обернулся, пристально посмотрѣлъ на молодую дѣвушку и хотѣлъ что-то сказать, но голосъ ему измѣнилъ, и онъ быстро вышелъ изъ комнаты.
   Шумъ на улицѣ замеръ. На церковной башнѣ пробило шесть часовъ.

X.

   На лѣстницѣ Робеспьеръ встрѣтилъ Урбена и сказалъ ему:
   -- Позовите скорѣе экипажъ.
   Урбенъ побѣжалъ на улицу и остановилъ проѣзжавшій мимо фіакръ.
   -- Что?-- спросилъ возница цинично: -- площадь Свергнутаго Трона? Забава еще не началась.
   Робеспьеръ поспѣшно вскочилъ въ экипажъ и крикнулъ:
   -- Въ комитетъ общественной безопасности и поскорѣй!
   Откинувшись на спинку экипажа, "неподкупный" углубился въ свои мысли. Онъ немедленно узнаетъ отъ Куланжона, гдѣ Оливье, и если тотъ станетъ запираться, то онъ силой вырветъ у него правду.
   Но, прибывъ въ Тюильри, онъ тщетно искалъ повсюду Куланжона. Полицейскій агентъ неизвѣстно куда исчезъ. Его отсутствіе снова возбудило въ умѣ Робеспьера подозрѣніе, что Оливье находился въ консьержери.
   -- Я самъ пойду туда и все выясню,-- подумалъ онъ и отправился домой.
   Было уже семь часовъ. Вся семья Дюплэ тревожно ждала Робеспьера и Леба, тѣмъ болѣе что они знали о закрытіи засѣданія въ конвентѣ. Дюплэ недавно вернулся изъ революціоннаго трибунала и смотрѣлъ на обстоятельства съ оптимистической точки зрѣнія. Хотя засѣданіе конвента кончилось не въ пользу Робеспьера, но онъ, конечно, сегодня же вечеромъ въ якобинскомъ клубѣ восторжествуетъ надъ своими врагами. Женщины рѣшили присутствовать при этомъ торжествѣ своего друга, хотя Дюплэ и возражалъ противъ этого.
   -- Но если вы убѣждены въ его побѣдѣ,-- воскликнулъ Морисъ:-- то чѣмъ же мы рискуемъ?
   Въ это время появился Робеспьеръ съ вытянутымъ, испитымъ лицомъ, но онъ улыбался и на вопросъ о Леба отвѣчалъ:
   -- Онъ сейчасъ вернется. Я видѣлъ его часъ тому назадъ.
   -- Гдѣ?
   -- Въ ратушѣ.
   Они поняли, что Робеспьеръ и Леба приняли мѣры, чтобы въ случаѣ крайности возбудить возстаніе коммуны, поэтому вся семья въ одинъ голосъ предложила пойти съ нимъ послѣ ужина въ якобинскій клубъ, и онъ былъ такъ убѣжденъ въ своемъ торжествѣ, что съ удовольствіемъ согласился на присутствіе на этомъ торжествѣ его друзей.
   Неожиданно наружная дверь отворилась, и вошелъ Леба, который едва переводилъ дыханіе отъ усталости. Онъ не довольствовался тѣмъ, что на улицѣ осмотрѣлъ телѣги съ жертвами гильотины, но направился къ эшафоту и окончательно убѣдился, что тамъ не было Оливье.
   -- Вы можете быть спокойны,-- отвѣчалъ онъ на вопросительный взглядъ Робеспьера:-- насегодня онъ внѣ опасности.
   -- Я знаю. Но вы не узнали, гдѣ онъ?
   -- Нѣтъ.
   -- Онъ, конечно, въ консьержери, и я самъ пойду туда послѣ засѣданія якобинскаго клуба.
   Вскорѣ ужинъ окончился. Робеспьеръ хотѣлъ быть въ клубѣ въ восемь часовъ, чтобы предупредить комитетъ, который могъ рѣшиться на все.
   -- Я убѣжденъ, что мои злѣйшіе враги будутъ тамъ!-- сказалъ онъ Дюплэ, КОторый утверждалъ противное.
   Вся семья поспѣшно собралась и направилась по улицѣ СентъОнорэ. "Неподкупный" шелъ въ нѣсколькихъ шагахъ впереди всѣхъ.
   -- Онъ сегодня какой-то странный,-- сказала Корнелія находившемуся подлѣ нея Леба:-- онъ даже не предложилъ мнѣ свою руку, какъ всегда.
   -- Это ничего! Онъ очень занятъ своими мыслями,-- отвѣчалъ Леба съ улыбкой.
   -- Нѣтъ,-- возразила Корнелія:-- что-то неладно, я никогда не видѣла его такимъ.
   Дѣйствительно она не разъ ходила съ нимъ въ якобинскій клубъ въ критическія минуты, и онъ всегда искалъ поддержки въ ея сочувствіи. Но теперь онъ шелъ въ нѣсколькихъ шагахъ разстоянія отъ нея и не обращалъ на нее никакого вниманія. Его мысли были всецѣло заняты Клариссой, и онъ представлялъ, съ какой радостью она встрѣтитъ Оливье, котораго онъ отвезетъ къ ней изъ консьержери, какъ только одержитъ побѣду надъ врагами въ якобинскомъ клубѣ. Въ этой побѣдѣ онъ нимало не сомнѣвался "и только сожалѣлъ, что Кларисса не могла видѣть ее. Она тогда бы убѣдилась воочію, какъ его любятъ и уважаютъ истинные пламенные республиканцы, настоящіе друзья справедливости и человѣчества.
   Достигнувъ дверей якобинскаго клуба, онъ вошелъ, даже не обернувшись, чтобы посмотрѣть, слѣдуетъ ли за нимъ семья Дюплэ. Это зданіе, нѣкогда принадлежавшее монахамъ ордена св. Якова, было недавно обращено въ революціонный клубъ. Въ немъ царила могущественная политическая партія, которая имѣла громадное вліяніе на государственныя дѣла и на конвентъ, благодаря своей фанатической энергіи. Засѣданія клуба происходили въ прежней церкви, теперь обращенной въ амфитеатръ съ возвышеннымъ мѣстомъ для предсѣдателей и трибуной для ораторовъ. Робеспьеръ безгранично главенствовалъ въ этомъ клубѣ. Его воля была закономъ для всѣхъ, и какъ только онъ появился въ дверяхъ, то раздались оглушительныя рукоплесканія, среди восторженно настроенной толпы, которую возмутила неудача ея кумира въ Тюильри. Глубоко тронутый этимъ пламеннымъ пріемомъ, Робеспьеръ отвѣчалъ радушными привѣтствіями и произнесъ рѣчь, подготовленную для за-сѣданія конвента на слѣдующій день Она возбудила въ слушателяхъ неописанный энтузіазмъ, тѣмъ болѣе, что онъ назвалъ эту рѣчь своимъ послѣднимъ завѣтомъ.
   -- Я умру съ тобою, Робеспьеръ,-- воскликнулъ одинъ изъ депутатовъ.
   -- Твои враги -- враги всего народа,-- прибавилъ другой.-- Скажи только слово, и мы сотремъ ихъ съ лица земли.
   Робеспьеръ сіялъ удовольствіемъ и озирался по сторонамъ, надѣясь, что кто нибудь возразитъ ему и тѣмъ дастъ возможность тутъ же, не дожидаясь завтрашняго дня, отразить всѣ аргументы враговъ.
   Дѣйствительно въ толпѣ находились его враги: Бильо-Варренъ и Коло-д'Эрбуа. Они хотѣли говорить, но ихъ ошикали. Но когда они настаивали на своемъ, то раздались крики:
   -- Смерть измѣнникамъ! Смерть!
   Мало того, въ воздухѣ сверкнули кинжалы, и дѣло кончилось бы кровопролитіемъ, если бы они не исчезли въ толпѣ.
   Имя Робеспьера было на всѣхъ устахъ, и долго всѣ присутствующіе стоя оглашали воздухъ рукоплесканіями и криками одобренія, которые доносились до Тюильри.
   Семья Дюплэ была внѣ себя отъ счастія и терпѣливо дожидалась на улицѣ Робеспьера, но онъ куда-то скрылся, и его нельзя было отыскать.
   Выйдя незамѣтно изъ залы, гдѣ уже восторженные почитатели собирались поднять его на руки и пронести съ торжествомъ по всему Парижу среди оглушительныхъ криковъ восторга, и поднявъ воротникъ сюртука, чтобы не обратить на себя вниманія, онъ быстро достигъ Тюильри, а затѣмъ направился въ консьержери. Мысли его теперь были самыя радужныя. Его необыкновенный успѣхъ въ якобинскомъ клубѣ долженъ былъ поразить, какъ громомъ, комитетъ общественной безопасности, и онъ уже представлялъ себѣ, какъ на слѣдующій день конвентъ рабски отдастъ ему на съѣденіе враждебныхъ членовъ комитета. Съ торжествующей улыбкой онъ прошелъ черезъ Новый мостъ, не бросивъ взгляда на прелестную картину, открывавшуюся по обѣимъ сторонамъ въ прекрасную іюльскую ночь и при мерцаніи безчисленныхъ звѣздъ, отражавшихся въ рѣкѣ.
   Онъ шелъ быстро, и теперь мысли его сосредоточились на Оливье, котораго онъ сейчасъ освободитъ, и мѣсто котораго займутъ завтра тѣ самыя лица, которыя хотѣли возвести его на эшафотъ.
   Наконецъ онъ остановился у подножія Серебряной Башни, заостренный шпиль которой казался гигантскимъ указательнымъ пальцемъ, поднятымъ къ небу. Въ этой башнѣ жилъ Фукье-Тенвиль, государственный обвинитель революціоннаго трибунала. Робеспьеръ взглянулъ на окна, въ нихъ не видно было ни малѣйшаго свѣта.
   -- Такъ Фукье можетъ спать, безсердечное чудовище!-- подумалъ онъ:-- но я и вскорѣ буду спать спокойно всѣ ночи напролетъ. Еще три дня, и всѣ ужасы гильотины прекратятся! Больше не будетъ огульной рѣзни! Я обѣщалъ это матери моего сына и сдержу слово!
   Подойдя къ главной двери консьержери, онъ постучалъ три раза, а когда въ двери открылось маленькое окошечко съ желѣзными перекладинками, то онъ сказалъ:
   -- Это я, гражданинъ Робеспьеръ.
   Дверь отворилась на тяжелыхъ петляхъ, и послышался голосъ:
   -- Братскій привѣтъ, гражданинъ!
   Это былъ Коласъ, дежурный тюремщикъ.
   -- Мнѣ надо видѣть гражданина Фукье-Тенвиля.
   -- Онъ еще не вернулся домой, гражданинъ.
   Робеспьеръ нетерпѣливо махнулъ рукой.
   -- Не могу ли я быть вамъ чѣмъ нибудь полезенъ?-- спросилъ Коласъ.
   -- Я желаю знать, находится ли въ числѣ вашихъ арестантовъ Жерменъ, недавно переведенный изъ тюрьмы Ла-Форсъ.
   -- Мы это легко узнаемъ въ тюремной книгѣ, гражданинъ, если только книга здѣсь. Не угодно ли вамъ войти. Я сейчасъ спрошу у ночного сторожа. Подождите минутку; мнѣ надо взять ключи.
   Коласъ вошелъ въ свою комнату и вышелъ оттуда съ ключами, потомъ онъ снялъ со стѣны зажженный фонарь и повелъ Робеспьера по многочисленнымъ коридорамъ консьержери. "Неподкупный" никогда еще не бывалъ въ этой тюрьмѣ, въ которую онъ сажалъ столько жертвъ. Пройдя черезъ старинную банкетную залу французскихъ королей, длинную галлерею со сводами, опиравшимися на массивныя колонны, они достигли желѣзной двери, которую тюремщикъ отперъ. Тогда Робеспьеръ очутился въ другой длинной галереѣ подъ сводами. Съ лѣвой стороны двое воротъ вели во дворъ, освѣщенный луною.
   Не успѣлъ онъ сдѣлать нѣсколько шаговъ, какъ наткнулся на человѣка, спавшаго сидя на стулѣ. У ногъ его стоялъ фонарь. Это былъ ночной сторожъ.
   -- Эй, Барасенъ!-- воскликнулъ тюремщикъ, громко звеня ключами подъ самымъ его ухомъ.
   Онъ вскочилъ, какъ сумасшедшій, и узнавъ, что передъ нимъ Робеспьеръ, началъ извиняться, что невольно заснулъ, такъ какъ въ послѣдній мѣсяцъ постоянно привозили ночью столько арестантовъ, что нельзя было спать ни минуты. Съ подобострастными поклонами онъ просилъ Робеспьера посидѣть на его стулѣ, пока Коласъ пойдетъ за тюремной книгой, хотя врядъ ли она была тутъ такъ поздно.
   -- Это какая часть тюрьмы?-- спросилъ Робеспьеръ, когда Коласъ удалился.
   -- Мы между двумя воротами, гражданинъ. Развѣ вы никогда не бывали въ консьержери?
   -- Никогда.
   Барасенъ былъ очень радъ, что онъ могъ занять "неподкупнаго" интереснымъ разговоромъ, и пустился въ безконечныя подробности на счетъ знаменитой тюрьмы.
   Направо тянулись кельи мужчинъ арестантовъ, а въ концѣ находился дворъ, въ который выходили женскія кельи.
   -- Если вы сдѣлаете два шага впередъ,-- продолжалъ онъ,-- то можете увидѣть фонтанъ, въ которомъ арестантки моютъ бѣлье, такъ какъ онѣ сохраняютъ до послѣдней минуты свое кокетство и хотятъ взойти на эшафотъ въ чистомъ бѣльѣ.
   Барасенъ грубо засмѣялся, чувствуя себя очень счастливымъ, что Робеспьеръ слушаетъ его, повидимому, съ интересомъ.
   -- Гдѣ вы стоите, тутъ обыкновенно происходитъ перекличка,-- продолжалъ Барасенъ.
   Робеспьеръ вздрогнулъ и отшатнулся. Взглянувъ на длинный рядъ дверей, онъ спросилъ:
   -- Эти кельи не заняты?
   -- Нѣтъ. А вотъ здѣсь,-- прибавилъ онъ, указывая на дверь прямо противъ Робеспьера:-- содержалась королева.
   И онъ открылъ широко дверь, чтобы Робеспьеръ могъ видѣть внутренность кельи.
   -- Здѣсь ей было не такъ хорошо, какъ въ Версалѣ,-- замѣтилъ Барасенъ съ улыбкой.
   Робеспьеръ поколебался съ минуту, потомъ заглянулъ въ келью и закрылъ дверь.
   -- Что это,-- воскликнулъ онъ:-- на этой двери виднѣется черный крестъ?
   -- Это, вѣроятно, сдѣлалъ какой нибудь узникъ послѣ смерти королевы, и съ тѣхъ поръ всѣ арестанты здѣсь останавливаются и произносятъ молитву. Вообще они любятъ писать на стѣнахъ карандашемъ и даже ногтемъ. Вотъ и ваше имя,-- прибавилъ онъ съ грубымъ смѣхомъ.
   -- Мое имя?-- спросилъ Робеспьеръ вздрогнувъ.
   Барасенъ поднесъ фонарь къ стѣнѣ, и "неподкупный" прочелъ надпись крупными буквами:
   "Мы будемъ отомщены, Робеспьеръ, чудовище! Твоя очередь настанетъ! "
   Далѣе при свѣтѣ того же фонаря онъ увидѣлъ двѣ другія надписи.
   "Робеспьеръ тиранъ!"
   "Робеспьеръ убійца!"
   Онъ поблѣднѣлъ. Не разъ ему приходилось слышать и читать оскорбленія, но эти надписи казались ему проклятіями мертвецовъ, написанными кровью и огнемъ.
   -- Надо же имъ чѣмъ нибудь заниматься,-- продолжалъ Барасенъ, не переставая смѣяться.
   "Неподкупный" отвернулся, ему было не по себѣ. Онъ сталъ спрашивать у сторожа, спалъ ли онъ по ночамъ, и не являлись ему иногда мертвецы, не слышались ему иногда стоны и рыданія.
   -- Нѣтъ, гражданинъ, я сплю спокойно. Я не женщина! При томъ же мертвецы не встаютъ изъ гробовъ! И въ сущности я ни въ чемъ не виноватъ, не я убивалъ ихъ.
   Вдали послышались шаги; вернулся тюремщикъ и объяснилъ, что арестантская книга была заперта, и нельзя было ее достать. Но мы можемъ пойти съ вами по кельямъ и разбудить арестантовъ. Вы, конечно, узнаете человѣка, которымъ вы интересуетесь.
   Робеспьеръ нимало не желалъ, чтобы его видѣли арестанты, а потому отказался отъ этого предложенія.
   -- Въ такомъ случаѣ,-- сказалъ Коласъ,-- Барасенъ можетъ пойти по всѣмъ кельямъ и разыскать, нѣтъ ли гдѣ Жермена. Онъ принесетъ вамъ сюда отвѣтъ, а я, извините, долженъ вернуться къ своему посту. Вамъ не угодно ли здѣсь посидѣть,-- и Коласъ пододвинулъ стулъ Робеспьеру.
   -- Хорошо, но, пожалуйста, не теряйте времени.
   Оставшись наединѣ, Робеспьеръ предался тревожнымъ, тяжелымъ думамъ. Въ глазахъ у него все виднѣлась надпись: "Робеспьеръ убійца, твоя очередь придетъ". Если въ завтрашней рѣшительной борьбѣ онъ потерпитъ пораженіе и покончитъ жизнь подъ гильотиной, то онъ оставитъ послѣ себя память кровожаднаго тирана. Если ему не удастся совершить того идеальнаго превращенія Франціи, о которомъ онъ мечталъ, то потомство поставитъ его наряду съ Калигулой и Нерономъ.
   Онъ опустился на стулъ и закрылъ глаза. Мысли у него начали путаться. Онъ часто по ночамъ видалъ ужасные призраки, и не разъ ему казалось, что Камиль Демуленъ приходилъ за нимъ, произнося тѣ же слова, которыя онъ только что читалъ на стѣнѣ: "Робеспьеръ, пришла твоя очередь". Конечно, все это были галюцинаціи, и не онъ одинъ былъ подверженъ имъ. Фукье-Тенвиль не разъ видѣлъ ночью, что Сена будто катила кровавыя волны. Но отчего это происходило? Отъ укоровъ совѣсти? Но его, напримѣръ, совѣсть не мучила. Онъ былъ убѣжденъ, что стремился къ торжеству истины. Рѣшительно это происходило отъ нервнаго раздраженія и болѣзненной игры фантазіи.
   Въ исторіи были примѣры такихъ иллюзій. Бруту казалось, что онъ видѣлъ тѣнь Цезаря, входившаго въ его палатку, тогда какъ это было только отраженіе лампы на занавѣсяхъ, колыхаемыхъ вѣтромъ. Что это?...
   Прямо передъ нимъ бѣлѣлась прозрачная женская фигура. За ней появилась вторая такая же фигура, а за ней третья... четвертая.
   Робеспьеръ всталъ, не сводя глазъ съ этихъ фигуръ. Онъ не спалъ, и глаза его были широко раскрыты. Онъ слышалъ, какъ кровь билась въ его жилахъ, и сознавалъ, что онъ находился въ консьержери, откуда хотѣлъ освободить своего сына Оливье, что онъ только что говорилъ съ тюремщикомъ и сторожемъ, и однако его нервы были такъ разстроены, что ему представлялись призраки.
   Конечно, онъ былъ убѣжденъ, что это не призраки, что это болѣзненная галюцинація, но ему было не ловко, и сердце его щемило. Какія странныя существа люди! Они гордятся своимъ умомъ и подчинены такимъ галюцинаціямъ.
   Среди этихъ размышленій онъ увидѣлъ на освѣщенномъ луною дворѣ безконечное число двигавшихся фигуръ, которыя ходили взадъ и впередъ, разговаривали между собою и не обращали на него никакого вниманія.
   Неожиданно онъ вскрикнулъ. Въ блѣдныхъ прозрачныхъ существахъ онъ узналъ г-жу Ролланъ, принцессу Елисавету, сестру короля, и Шарлотту Кордэ, убившую Марата. Страхъ овладѣлъ имъ...
   -- Что я съ ума сошелъ,-- подумалъ онъ:-- что я уже вѣрю, какъ дѣти и старухи, въ призраки? Это чистое сумасшествіе. Но что же это значитъ? Откуда явились всѣ эти фигуры? Вѣдь только слабые люди поддаются страху и суевѣрію!
   Онъ рѣшительно пошелъ къ рѣшеткѣ въ надеждѣ встрѣтить сторожа, который своимъ появленіемъ положилъ бы конецъ всѣмъ этимъ галюцинаціямъ. Онъ даже громко вскрикнулъ:
   -- Неужели онъ никогда не придетъ!
   Въ эту минуту въ галереѣ направо показалась какая-то человѣческая фигура. Робеспьеръ думалъ, что это Барасенъ. Но это былъ не онъ. За первой фигурой показалась вторая, третья... десятая... двадцатая, и всѣ онѣ стали медленно подвигаться къ нему. Онъ узналъ ихъ издали.
   -- Жирондены... Бриссо... Вериніо!..
   Неужели всѣ его жертвы теперь собрались, чтобы подвергнуть его страшной пыткѣ и довести его до сумасшествія?!
   Дѣйствительно со всѣхъ сторонъ надвигались на него призраки его жертвъ и толпились передъ закрытой рѣшеткой. Но никто изъ нихъ не смотрѣлъ на него, никто не бросалъ на него грозныхъ взглядовъ, никто не отворялъ рѣшетки.
   Но вотъ рѣшетка безъ шума отворилась... Холодный потъ выступилъ у него на лбу. Призраки прямо шли на него, но какъ будто его не видѣли. Онъ отскочилъ въ сторону и быстро направился въ крытый коридоръ. Но... вдругъ передъ нимъ показались Дантонъ и Камиль Демуленъ. Онъ задрожалъ всѣмъ тѣломъ... Ему некуда было скрыться...
   Но тѣни его главныхъ жертвъ шли спокойно, разговаривая между собою, какъ будто не видя его.
   Дверь кельи королевы тихо отворилась. Изъ нея вышла МаріяАнтуанета и подошла къ другимъ призракамъ, которые всѣ почтительно передъ нею преклонились.
   Робеспьеръ чувствовалъ теперь, что онъ погибъ. Бѣжать было некуда, но онъ все-таки попробовалъ направиться къ рѣшеткѣ въ мужскомъ отдѣленіи, пятясь назадъ и не спуская глазъ съ призраковъ. Достигнувъ рѣшетки, онъ толкнулъ ее спиной. Она не поддалась. Онъ обернулся. Рѣшетка была заперта. Онъ сталъ бѣшено шатать ее... но все тщетно.
   Онъ снова обернулся, боясь, чтобы призраки не напали на него сзади. Но они попрежнему не обращали на него вниманія. Но это не могло долго продлиться, и они набросятся на него. Онъ едва переводилъ дыханіе...
   -- Это нелѣпо!-- воскликнулъ онъ громко:-- мертвецы не встаютъ изъ могилъ!
   Онъ увѣрялъ себя, что стоитъ только не вѣрить призракамъ, и они тотчасъ исчезнутъ. Онъ толкнулъ ногой и бросилъ на нихъ смѣлый взглядъ.
   Теперь всѣ глаза были обращены на него. И эти глаза грозно обвиняли его, сурово осуждали! Онъ замеръ на мѣстѣ... Они продолжали смотрѣть на него и начали медленно подвигаться...
   -- Ни шага далѣе! Умоляю васъ, ни шага далѣе! Я знаю, что вы скажете. Вы назовете меня убійцей.
   Ему казалось, что его жертвы утвердительно кивнули головами.
   -- Правда! правда! я убійца! И вы справедливо меня такъ называете. Я знаю, чего вы хотите потребовать отъ меня. Я долженъ освободить всѣхъ узниковъ и уничтожить гильотину!
   Онъ снова видѣлъ, что его жертвы утвердительно кивнули головами.
   -- Клянусь, я все исполню! Только уйдите, только оставьте меня!
   Призраки не двигались съ мѣста и продолжали смотрѣть на него.
   -- Пощадите меня! пощадите!-- кричалъ онъ, обезумѣвъ отъ страха.
   Онъ схватился за стулъ, но стулъ подался.
   -- Помогите! помогите!-- раздалось подъ сводами тюрьмы.
   -- Кто тамъ кричитъ?-- послышался голосъ Варасена, который, вернувшись назадъ, съ удивленіемъ увидѣлъ Робеспьера лежавшимъ на каменномъ полу.
   Онъ подумалъ, что "неподкупный" упалъ, вѣроятно, во снѣ со стула, и, поставивъ фонарь на полъ, сталъ помогать ему подняться.
   Робеспьеръ проснулся и сталъ дико озираться по сторонамъ. Увидавъ Варасена, онъ оттолкнулъ его отъ себя.
   -- Я вижу, что вы еще не совершенно проснулись,-- произнесъ со смѣхомъ сторожъ.
   Робеспьеръ молча протиралъ себѣ глаза.
   -- Вы, вѣрно, видѣли дурной сонъ? или, можетъ быть, у васъ былъ кошмаръ?
   -- Да,-- отвѣчалъ Робеспьеръ, приходя въ себя.
   И, съ трудомъ поднявшись, онъ тяжело опустился на стулъ.
   Тогда Барасенъ объяснилъ результатъ посѣщенія келій. Онъ допросилъ всѣхъ арестантовъ, но молодого человѣка, по имени Жермена, не оказалось.
   Робеспьеръ поблагодарилъ его, хотя все еще безпокойно смотрѣлъ по сторонамъ.
   Неожиданно онъ вскочилъ и, схвативъ за руку Варасена, спросилъ:
   -- Мы здѣсь одни?
   -- Конечно!-- отвѣчалъ съ удивленіемъ сторожъ.
   -- Такъ пойдемте отсюда скорѣй!-- произнесъ Робеспьеръ нетерпѣливо, и какъ только Барасенъ отворилъ рѣшетку, онъ пустился почти бѣгомъ къ выходу.
   -- Гражданинъ Робеспьеръ,-- крикнулъ онъ:-- не идите такъ шибко, я не могу за вами поспѣть.
   Но Максимиліанъ не обращалъ на него вниманія и еще болѣе ускорилъ шаги.

XI.

   Робеспьеръ сталъ дышать свободно. Онъ былъ на свѣжемъ воздухѣ: звѣзды сверкали на чистомъ небѣ, и Сена тихо катила волны у его ногъ, но онъ не смѣлъ остановиться на набережной, боясь, чтобы ему, какъ Фукье-Тенвилю, вода не показалась кровавой.
   Мало-по-малу онъ совершенно успокоился, и мысли его вернулись къ Оливье. Если юноша не находился въ консьержери, то гдѣ же онъ былъ?
   Войдя во внутренній дворъ Тюильри, онъ не рѣшилъ, еще куда направить свои шаги. Но тутъ его озарила мысль. Онъ прямо пошелъ въ павильонъ Свободы. Тамъ помѣщался комитетъ общественной безопасности, которому были отведены тѣ самыя комнаты, въ которыхъ когда-то жилъ Людовикъ XVI. Этотъ комитетъ обыкновенно засѣдалъ поздно ночью, и Робеспьеръ былъ увѣренъ, что онъ найдетъ кого нибудь. Дѣйствительно онъ встрѣтилъ въ прихожей Бильо-Варренъ и Коло-д'Эрбуа. Они бросали на него ироническіе взгляды, и ему стало ясно* что послѣ пораженія въ якобинскомъ клубѣ они подвели подъ него какую нибудь мину. Это вывело его изъ терпѣнія, и онъ гнѣвно воскликнулъ:
   -- Такъ вы выпустили узника, котораго я заперъ въ тюрьмѣ Ла-Форсъ?
   -- Да,-- отвѣчалъ Вильо-Варренъ, очень довольный, что они чѣмъ нибудь насолили своему грозному противнику.
   -- Зачѣмъ?
   -- Чтобы подвергнуть его передопросамъ.
   -- Гдѣ онъ?
   -- Ищите!
   -- Я вамъ приказываю тотчасъ его вернуть въ тюрьму Лафорсъ!
   -- Мы не повинуемся вашимъ приказаніямъ.
   -- А, вы хотите вступить въ борьбу со мною! Будетъ вамъ борьба со мною, и на смерть, завтра же!
   Онъ повернулся и ушелъ, съ шумомъ захлопнувъ за собою дверь.
   Бильо-Варренъ и Коло-д'Эрбуа направились въ залу комитета общественной безопасности, чтобы донести о бурной сценѣ съ Робеспьеромъ. Но на порогѣ Вильо остановился и сказалъ:
   -- Погодите, я прежде пойду и допрошу юношу.
   Съ этими словами онъ направился въ комнату верхняго этажа, гдѣ Оливье съ пяти часовъ дня сидѣлъ подъ надзоромъ жандарма, которому Куланжонъ приказалъ зорко охранять юношу до рѣшенія его судьбы комитетомъ.
   Куланжонъ былъ одинъ изъ самыхъ ловкихъ сыщиковъ комитета. Переодѣтый нищимъ, онъ проникъ въ Манморансскій лѣсъ и былъ свидѣтелемъ свиданія Робеспьера съ Воганомъ. Когда же агенты Робеспьера обратили его въ бѣгство, то онъ долго ждалъ на опушкѣ лѣса англичанина, но тщетно; англичанинъ исчезъ. Вернувшись въ Парижъ, онъ тотчасъ доложилъ обо всемъ комитету общественной безопасности. Бильо-Варренъ пришелъ въ восторгъ и, потирая себѣ руки отъ восторга, сказалъ:
   -- Этотъ англичанинъ долженъ быть Воганъ, агентъ Фокса, который уже два дня находится въ Парижѣ. А! У Робеспьера тайное съ нимъ свиданіе!' Онъ составилъ заговоръ: прекрасно, это намъ на-руку!
   И Бильо-Варренъ приказалъ Куланжону освѣдомиться, находится ли попрежнему англичанинъ въ американскомъ консульствѣ, пока напишутъ приказъ объ его арестѣ.
   Однако, въ консульствѣ сыщикъ узналъ, что Воганъ только что уѣхалъ изъ Парижа. Онъ усомнился въ справедливости этого извѣстія и, наведя дальнѣйшія справки, убѣдился, что англичанинъ отправился въ Женеву тотчасъ послѣ выхода изъ Монморансскаго лѣса.
   Члены комитета общественной безопасности узнавъ, что имъ приходилось отказаться отъ обвиненія Робеспьера въ заговорѣ, потому что основать это обвиненіе на одномъ показаніи было невозможно, тѣмъ болѣе Куланжону, какъ агенту комитета на жалованьѣ, никто не повѣрилъ бы. Впродолженіе нѣсколькихъ дней они надѣялись, что англичанинъ вернется въ Парижъ. Но вскорѣ имъ пришлось отказаться и отъ этой надежды.
   Но однажды вечеромъ Куланжонъ принесъ комитету добрую вѣсть. Случайно посѣтивъ по какому-то дѣлу тюрьму Ла-Бурбъ, онъ засталъ арестантовъ и арестантокъ за ужиномъ во дворѣ акацій. Двѣ изъ арестантокъ обратили на себя его вниманіе; ему показалось, что онъ ихъ гдѣ-то видѣлъ, и, подумавъ минуту, онъ вспомнилъ, что онѣ разговаривали съ Воганомъ въ Монморансскомъ лѣсу, прежде чѣмъ появился на сцену Робеспьеръ. Его подозрѣніе вполнѣ подтвердилось справкой въ тюрьмѣ. Эти обѣ женщины" были привезены изъ Монморанси и арестованы по приказанію Робеспьера.
   -- Вотъ и прекрасно! у насъ два свидѣтеля,-- воскликнулъ съ восторгомъ Бильо-Варренъ.
   -- Три,-- прибавилъ сыщикъ: -- я теперь припоминаю, что съ этими женщинами былъ еще молодой человѣкъ.
   -- Его необходимо разыскать. Отправляйтесь скорѣй въ Монморанси и привезите его сюда.
   Послѣ двухдневныхъ розысковъ сыщикъ нашёлъ, наконецъ, домикъ въ лѣсу, и сначала садовникъ отвѣчалъ, что онъ не знаетъ, куда дѣвался Оливье послѣ ареста его матери и невѣсты, но потомъ заявилъ, что, можетъ быть, слесарь Леонаръ имѣетъ о немъ какія нибудь свѣдѣнія. Разыскавъ Леонара, Куланжонъ добился отъ него, что молодой человѣкъ отправился въ Парижъ послѣ ареста матери и невѣсты. Куланжонъ поблагодарилъ слесаря за эти свѣдѣнія, коими не удовольствовался, и ловко разузналъ отъ сосѣдей, что Леонаръ по временамъ ѣздитъ въ Парижъ и останавливается въ улицѣ Рошэ, въ меблированныхъ комнатахъ вдовы Богранъ.
   Вернувшись въ Парижъ, Куланжонъ разыскалъ вдову Богранъ, и она тотчасъ разсказала ему, что этотъ молодой человѣкъ былъ безумецъ, оскорбившій Робеспьера на праздникѣ въ честь Верховнаго Существа и заключенный потомъ въ тюрьму Ла-Форсъ.
   Комитетъ общественной безопасности узналъ объ этомъ послѣ засѣданія восьмого термидора и пришелъ въ восторгъ.
   -- Мы сейчасъ потребуемъ въ комитетъ всѣхъ трехъ арестантовъ и сами допросимъ ихъ,-- произнесъ торжествующимъ тономъ Бильо-Варренъ.
   Дѣйствительно Куланжонъ получилъ два соотвѣтственные приказа въ тюрьмы Ла-Бурбъ и Ла-Форсъ. Прежде всего онъ отправился за Оливье и перевезъ его въ Тюильри, гдѣ заперъ въ маленькой комнатѣ надъ комитетской залой подъ надзоромъ жандарма. Но въ Ла-Бурбъ опоздалъ: Леба уже освободилъ обѣихъ женщинъ по приказанію Робеспьера.
   Вернувшись въ комитетъ и не найдя тамъ Бильо-Варрена, Куланжонъ написалъ ему о всѣхъ подробностяхъ дѣла.
   -- У насъ остается изъ трехъ свидѣтелей только одинъ,-- воскликнулъ Бильо, явившись съ Коло-д'Эрбуа послѣ засѣданія въ якобинскомъ клубѣ и прочитавъ записку: -- впрочемъ это самый главный. Въ нашихъ рукахъ человѣкъ, оскорбившій измѣнника. Необходимо тотчасъ подвергнуть его допросу. Это будетъ забавно.
   По дорогѣ въ комнату, гдѣ содержался Оливье, онъ встрѣтилъ Робеспьера, и между ними произошла бурная сцена; а затѣмъ онъ произвелъ допросъ арестованнаго юноши.
   Оливье не зналъ ничего о заговорѣ. Можетъ быть, Робеспьеръ видѣлся съ англичаниномъ въ лѣсу, но онъ, Оливье, ушелъ тотчасъ по встрѣчѣ съ англичаниномъ.
   -- Вы говорили съ нимъ?
   -- Съ кѣмъ?
   -- Съ Воганомъ?
   -- Да, я помѣнялся съ нимъ нѣсколькими словами.
   -- Такъ вы его знаете?
   -- Моя мать его знаетъ. Онъ старый другъ ея и отца.
   -- Такъ она знала, зачѣмъ онъ явился въ Манморансскій лѣсъ?
   -- Нѣтъ, она случайно встрѣтилась съ нимъ. Онъ сбился съ дороги и...
   -- Вы ничего не знаете о томъ, что произошло послѣ васъ?
   -- Ничего, кромѣ ареста моей матери и невѣсты по гнусному приказу Робеспьера.
   Бильо-Варренъ былъ очень разочарованъ допросомъ Оливье и даже сомнѣвался, говорилъ ли онъ правду.
   -- Впрочемъ, юноша, можетъ быть, и одумается до утра,-- говорилъ онъ себѣ, спускаясь по лѣстницѣ:-- я завтра вторично его допрошу, и, можетъ быть, онъ тогда откроетъ всю правду. Однако, онъ кажется чистосердечнымъ.
   Размышляя такимъ образомъ, онъ отворилъ дверь въ залу комитетскихъ засѣданій, но остановился на порогѣ въ изумленіи. Ему представилась такая бурная сцена, что онъ немедленно забылъ Оливье.
   Эта зала принадлежала къ частнымъ аппартаментамъ короля и представляла смѣсь богатства и изящества съ одной стороны и грубой вульгарности -- съ другой. Красовавшіяся нѣкогда надъ пятью дверями, изъ которыхъ двѣ выходили въ длинный коридоръ, королевскія короны были сорваны. Стѣны и двери были покрыты печатными декретами конвента и различными произведеніями революціонной литературы на трехцвѣтной бумагѣ. Все это представляло поразительный контрастъ въ бѣлой золоченой залѣ въ стилѣ Людовика XV съ изящными лѣпными карнизами и расписнымъ потолкомъ, на которомъ рѣзвились нимфы и купидоны среди гирляндъ цвѣтовъ. Еще болѣе рѣзкій контрастъ обнаруживался въ мебели. Рядомъ съ золочеными креслами, дорогая обивка которыхъ висѣла лохмотьями, стояли простые деревянные стулья съ расшатавшимися ножками. Въ одномъ углу залы виднѣлся большой столъ съ различными кушаньями и бутылками вина.
   Въ ту минуту, какъ Бильо-Варренъ остановился на порогѣ, Колод'Эрбуа, окруженный Бареромъ, Карно, Пріеромъ и Эли-Лакостомъ, гнѣвно объяснялся съ Сенъ-Жюстомъ. Другъ Робеспьера сидѣлъ за столомъ и писалъ рѣчь, которую онъ долженъ былъ произнесть на слѣдующее утро въ конвентѣ. Онъ спокойно, презрительно отвѣчалъ на сыпавшіяся на него оскорбленія и выводилъ изъ себя своихъ противниковъ ироническими вопросами о засѣданіи якобинскаго клуба.
   -- Вы просто измѣнникъ,-- кричалъ Коло,-- вы, вѣроятно, пишете обвинительный актъ противъ насъ.
   -- Вы измѣнникъ и клятвопреступникъ!-- прибавилъ Эли Лакостъ:-- вы съ Робеспьеромъ и Кутономъ тріумвиратъ лжи и предательства.
   Сенъ-Жюстъ, не теряя своего самообладанія, оставилъ перо и хладнокровно предложилъ прочесть свою рѣчь.
   -- Мы не хотимъ васъ слушать,-- воскликнулъ Бареръ:-- мы не боимся васъ и вашихъ сообщниковъ: вы мальчишка, Кутонъ несчастный калѣка, а Робеспьеръ...
   Въ эту минуту Вареру подали письмо, онъ прочиталъ его, и лицо его приняло безпокойное выраженіе. Онъ знакомъ предложилъ своимъ товарищамъ выйти въ коридоръ, подъ предлогомъ не мѣшать Сенъ-Жюсту.
   Освободившись отъ присутствія врага, Бареръ объяснилъ своимъ друзьямъ, что это письмо было отъ Лекуэндра, извѣщавшаго, что войска коммуны нападутъ утромъ на комитетъ, и предлагавшаго свой баталіонъ для защиты комитета.
   -- Что я вамъ говорилъ!-- воскликнулъ Эли-Лакостъ:-- надо тотчасъ арестовать вождей коммуны, а также Робеспьера и его двухъ сообщниковъ.
   -- А начать съ Сенъ-Жюста съ его рѣчью!-- прибавилъ Коло.
   -- Здѣсь только что былъ Робеспьеръ,-- сказалъ Бильо-Варренъ, присоединившійся къ своимъ товарищамъ.-- Онъ непремѣнно хотѣлъ узнать, куда дѣлся арестантъ изъ тюрьмы Ла-Форсъ. Мы съ Коло отвѣчали, что не обязаны давать отчета въ дѣйствіяхъ комитета, а онъ гнѣвно закричалъ: вы хотите борьбы? будетъ вамъ борьба! Вы видите, насъ предупредилъ самъ "неподкупный".
   -- Но мы его уничтожимъ, благодаря его заговору съ англичаниномъ. У насъ довольно свидѣтелей.
   -- По несчастью, у насъ нѣтъ свидѣтелей -- отвѣчалъ Бильо.
   -- Какъ нѣтъ свидѣтелей!-- воскликнулъ Бареръ въ изумленіи.-- Что вы хотите этимъ сказать? Развѣ Куланжонъ...
   -- Онъ опоздалъ въ тюрьму Ла-Вурбъ. Леба уже взялъ по приказу Робеспьера обѣихъ женщинъ, и куда онѣ дѣлись, неизвѣстно.
   -- Мерзавецъ. Онъ подозрѣваетъ, что мы знаемъ объ его заговорѣ и спряталъ ихъ, какъ важныхъ свидѣтелей, но вѣдь у насъ остался юноша.
   -- Онъ здѣсь наверху, но онъ ничего не знаетъ.
   -- Онъ лжетъ, онъ измѣнникъ!
   -- Нѣтъ, онъ кажется, совершенно чистосердеченъ и ненавидитъ Робеспьера. Ну, да я его еще завтра утромъ допрошу во второй разъ.
   -- А пока мы должны прибѣгнуть къ хитрости!-- сказалъ Бареръ.
   Всѣ согласились съ Бареромъ, что ихъ спасеніе заключалось въ хитрости. Къ тому же имъ не грозила мгновенная опасность. Робеспьеръ не любилъ насильственныхъ мѣръ и не нарушить закона, какъ доведенный до крайности. Вызовъ, брошенный имъ въ лицо Бильо-Варрену, былъ только слѣдствіемъ гнѣвной вспышки, и Сенѣжюстъ увѣрялъ ихъ въ чистотѣ намѣреній "неподкупнаго". Поэтому для нихъ было всего благоразумнѣе надѣть маску довѣрія и тѣмъ обезоружить тріумвиратъ.
   Въ сущности положеніе комитета было критическое: имъ необходимо было избрать одинъ изъ двухъ одинаково опасныхъ шаговъ: или открыто вступить въ борьбу съ Робеспьеромъ и, поборовъ его совершенно, подчинить себѣ конвентъ, или оставить власть въ рукахъ Робеспьера, который, конечно, въ свою очередь уничтожилъ бы ихъ.
   Возвратясь въ комитетскую залу, гдѣ Сенъ-Жюстъ все еще писалъ свою рѣчь, члены комитета стали громко разсуждать между собою, что въ сущности они погорячились, и не было причины подозрѣвать въ измѣнѣ Робеспьера и его друзей, которые уже не разъ доказали на дѣлѣ свой патріотизмъ. Гораздо нужнѣе было принять мѣры къ защитѣ комитета, такъ какъ ему грозила опасность со всѣхъ сторонъ. Все это говорилось громко, чтобы доказать Сенъ-Жюсту полное довѣріе къ нему.
   -- Если бы якобинцы и коммуна предпринимали что нибудь противъ комитета, то я зналъ бы объ этомъ,-- сказалъ Сенъ-Жюстъ, вмѣшиваясь въ разговоръ и какъ бы довѣряя своимъ противникамъ:-- значитъ, вамъ нечего тревожиться. Конечно, на улицѣ было значительное волненіе, благодаря распространеннымъ противъ Робеспьера клеветамъ. "Неподкупный" вскорѣ успокоитъ народъ. Что же касается до меня, то я готовъ забыть оскорбленія, нанесенныя однимъ изъ моихъ товарищей въ пылу разговора.
   Коло-д'Эрбуа по знаку Барера выразилъ сожалѣніе, что онъ увлекся и наговорилъ лишнее.
   -- На это не надо обращать вниманіе. И то смѣются надъ вѣчными ссорами въ комитетѣ.
   Сенъ-Жюстъ хладнокровно кивнулъ головой и, окончивъ черновую своей рѣчи, спряталъ ее въ карманъ.
   Теперь пять часовъ,-- сказалъ онъ, вставая и смотря на часы:-- къ десяти мою рѣчь перепишутъ, и я вамъ ее прочту, чтобы уничтожить всякія недоразумѣнія.
   Онъ надѣлъ шляпу, взялъ палку и удалился, а всѣ остальные члены комитета также стали собираться домой. Но не успѣлъ Сенѣжюстъ исчезнуть за наружной дверью, какъ они вернулись въ комитетскую залу и тотчасъ послали за тремя личностями, которыхъ подозрѣвали въ сообщничествѣ съ Робеспьеромъ, насчетъ устройства народнаго возстанія. Это были Ганріо, начальникъ конвентской арміи, Пэанъ, агентъ коммуны, Флёріо-Леско, мэръ Парижа.
   Послѣдніе два вскорѣ явились, но Ганріо нигдѣ нельзя было отыскать. Ихъ держали въ комитетѣ въ продолженіе четырехъ часовъ, угощая, они курили, ѣли, пили и болтали. На предлагаемые имъ безконечные вопросы они отвѣчали въ такомъ духѣ, что комитетъ мало-по-малу успокоился.
   Между тѣмъ, парижское населеніе, не спавшее всю ночь, начало съ пяти часовъ наполнять галлереи конвента, хотя засѣданіе должно было начаться только въ полдень. Каждую минуту начали приходить вѣстники изъ зала конвента съ заявленіями, что волненіе публики все возрастаетъ.
   Въ половинѣ одиннадцатаго комитетъ открылъ свое засѣданіе, а Пэанъ и Флёріо-Леско удалились. Сенъ-Жюстъ не появлялся, но вскорѣ раздался стукъ костылей по коридору, и въ дверяхъ показался Кутонъ.
   -- Гдѣ Сенъ-Жюстъ?-- спросилъ онъ.
   -- Сейчасъ придетъ.
   Ровно часъ удерживалъ Кутонъ комитетъ увѣреніями, что немедленно придетъ Сенъ-Жюстъ, и старался занять его разговоромъ о патріотизмѣ Робеспьера. Наконецъ Карно не выдержалъ и смѣло заявилъ, что все это продѣлки Кутона, Сенъ-Жюста и Робеспьера, съ цѣлью обмануть комитетъ.
   -- Вы напрасно такъ дурно говорите о патріотизмѣ Робеспьера,-- протестовалъ Кутонъ:-- вы низко клевещете на друга своего дѣтства.
   -- Если я поступаю низко, то вы измѣнникъ!-- воскликнулъ Карно, внѣ себя отъ злобы.
   Предчувствуя бурю, Кутонъ съ трудомъ поднялся и удалился на своихъ костыляхъ. Роковыя извѣстія достигли комитета. Его дѣйствительно обманули. Сенъ-Жюстъ сейчасъ взойдетъ на трибуну, чтобы прочесть обвинительный актъ противъ комитета. Робеспьеръ составилъ списокъ восемнадцати лицъ, казни которыхъ онъ немедленно требовалъ.
   Среди общаго смятенія кто-то вошелъ въ залъ и спросилъ Бильо-Варрена. Ему отвѣчали, что Бильо вышелъ, но сейчасъ вернется.
   -- А, вотъ и Фуше!-- раздалось со всѣхъ сторонъ.
   Въ дверяхъ показался депутатъ Фушэ, и на посыпавшіеся на него вопросы онъ отвѣчалъ:
   -- Да, ваши опасенія справедливы. Робеспьеръ снялъ маску и предъявилъ обвиненія противъ нѣкоторыхъ своихъ товарищей. Конечно, онъ и меня не забылъ.
   -- Имена, имена!-- снова раздалось со всѣхъ сторонъ.
   Фуше не зналъ, кого именно будетъ обвинять Робеспьеръ, но каждый боялся за себя, и всѣ смотрѣли съ безпокойствомъ на часы. Оставалось только двѣвадцать минутъ до открытія засѣданія конвента. Черезъ минуту явился еще депутатъ и заявилъ, что Робеспьеръ вошелъ въ залу со своимъ братомъ Огюстеномъ, Кутономъ, Леба и всѣми своими сторонниками, при оглушительныхъ рукоплесканіяхъ публики, переполнившей галлерею.
   -- Это его обычные клакеры,-- замѣтилъ кто-то.
   -- Съ пяти часовъ робеспьериты обоего пола ѣдятъ, пьютъ и безобразничаютъ въ галлереяхъ.
   -- Они уже съ утра пьяны!
   -- Ну, пойдемъ отдавать свои головы пьянымъ!-- воскликнулъ Фушэ.
   Въ эту минуту появился Вильо-Варренъ.
   -- Наконецъ-то онъ пришелъ!-- выкликнулъ кто-то, и Вильо забросали вопросами:-- это правда, начинается борьба?
   Бильо былъ очень встревоженъ, обтиралъ платкомъ себѣ лицо и спросилъ стаканъ вина.
   -- Да,-- отвѣчалъ онъ,-- борьба началась, и смертельная. Я вѣдь васъ предупреждалъ. Робеспьеръ прямо мнѣ объ этомъ сказалъ вчера, а мы не можемъ доказать существованія заговора.
   -- Какого заговора?-- спросилъ Фуше.
   -- Ахъ, да, вамъ это неизвѣстно...
   Бильо знакомъ распорядился, чтобы закрыли двери, такъ какъ въ коридорѣ сновали шпіоны Робеспьера, и начала разсказывать исторію объ англичанинѣ. Фуше и другіе члены комитета, Вадье, Амаръ и Буланъ, которые ничего не знали объ этомъ, слушали съ любопытствомъ, но остальные изъ ихъ товарищей, которымъ уже набилъ оскомину этотъ разсказъ, нетерпѣливо ходили взадъ и впередъ по комнатѣ.
   Въ видѣ улики противъ Робеспьера, Бильо-Варренъ предъявилъ привезенный Куланжономъ изъ тюрьмы Ла-Бурбъ приказъ "неподкупнаго" объ освобожденіи двухъ женщинъ.
   -- Конечно, этого достаточно, чтобы погубить его,-- сказалъ Фуше:-- ну, а что же говорить юноша?
   -- Я только что вторично его допросилъ: онъ повторилъ свое первое показаніе, и, повидныому, это показаніе такъ же чистосердечно, какъ его ненависть къ Робеспьеру. Онъ искренно сожалѣетъ, что не убилъ его во время праздника на площади Революціи.
   -- Если бы онъ это сдѣлалъ, то мы всѣ были бы спасены!-- раздалось со всѣхъ сторонъ.
   -- Да, но онъ этого не сдѣлалъ,-- замѣтилъ Фуше:-- а существованіе заговора мы не можемъ ничѣмъ доказать.
   -- Не правда, измѣна Робеспьера очевидна!
   Завязался оживленный споръ. Измѣна "неподкупнаго" была очевидна, но конвентъ ей не повѣритъ. Онъ потребуетъ доказательствъ. А ему нельзя было представить ни англичанина, ни женщинъ. Единственнымъ свидѣтелемъ былъ Куланжонъ, получавшій жалованье отъ комитета. Обвинять Робеспьера при такихъ обстоятельствахъ было однимъ безуміемъ. Онъ произнесетъ пламенную рѣчь и втопчетъ въ грязь своихъ враговъ.
   -- Это правда!-- произнесъ одинъ изъ членовъ комитета:-- ему стоитъ только открыть ротъ, чтобы всѣ задрожали отъ страха и согласились съ нимъ.
   -- Такъ мы зажмемъ ему ротъ,-- произнесъ Фуше:-- это единственное средство покончить съ нимъ.
   Глаза всѣхъ обратились на него вопросительно. Фуше объяснилъ свою мысль. Они должны были всѣ поднять такой крикъ, такой шумъ и гамъ, что Робеспьеръ не могъ бы произнесть ни слова. Публика въ галлереяхъ начнетъ громко протестовать и увеличитъ общее смятеніе. Робеспьеръ покричитъ, покричитъ и умолкнетъ отъ истощенія, побѣжденный сумятицей.
   -- Вѣрно, вѣрно!-- воскликнули всѣ присутствовавшіе въ одинъ голосъ.
   Бильо одобрилъ эту мысль и распорядился увѣдомить всѣхъ ихъ друзей о новой тактикѣ, заключавшейся въ томъ, не надо было дозволять Робеспьеру произнести ни одного слова.
   -- Скорѣе, скорѣе! Сенъ-Жюстъ входитъ на трибуну,-- воскликнулъ кто-то, отворяя дверь.
   -- Хорошо, хорошо!-- отвѣчалъ Бильо: -- начнемте съ Сенѣжюста.
   И всѣ бросились къ дверямъ.
   Между тімъ Фуше предупредилъ знакомъ Вадье, Омара и Булана, чтобы они остались, а когда всѣ удалились, то Фуше сказалъ въ полголоса.
   -- Хотя я и предложилъ этотъ планъ, но его недостаточно, чтобы одолѣть Робеспьера. Даже арестованный, приговоренный къ смерти, на эшафотѣ, онъ все-таки будетъ намъ опасенъ. Народъ такъ обожаетъ его, что во всякое время освободитъ его, а тогда онъ насъ всѣхъ погубитъ. Примемъ лучше болѣе дѣйствительныя мѣры. Гдѣ сумасшедшій юноша, о которомъ говорилъ Бильо?
   -- Вотъ тамъ,-- отвѣчалъ Омаръ, указывая на лѣвую дверь.-- Позовите его, я поговорю съ нимъ отъ имени комитета.
   Хотя товарищи не поняли его намѣренія, но Вуланъ отворилъ дверь и позвалъ арестованнаго.
   Оливье вошелъ въ комнату въ сопровожденіи жандарма, который, увидавъ Фуше и другихъ членовь комитета, почтительно остановился на порогѣ. Юноша взглянулъ на нихъ равнодушно, думая, что его будутъ снова спрашивать объ англичанинѣ.
   -- Молодой человѣкъ,-- сказалъ Фуше, надѣвъ шляпу и какъ бы собираясь уйти:-- вы первый заклеймили тирана, съ которымъ мы теперъ вступили въ борьбу. Этого достаточно, чтобы комитетъ оказалъ вамъ снисхожденіе: вы можете итти. Гражданинъ свободенъ,-- прибавилъ Фуше, обращаясь къ жандарму.
   Послѣдній удалился, и Оливье хотѣлъ сдѣлать то же, но Вадье остановилъ его.
   -- Только берегитесь, молодой человѣкъ, чтобы снова не попасться въ когти нашему врагу, если онъ восторжествуетъ,-- сказалъ Вадье, понявъ планъ Фушэ.
   Оливье остановился и произнесъ:
   -- Граждане, я боюсь не за себя, моя мать и невѣста находятся въ тюрьмѣ, и Робеспьеръ отомститъ имъ за меня.
   -- По всей вѣроятности,-- замѣтилъ Фуше.
   -- Такъ комитету слѣдуетъ ихъ освободить.
   -- Такъ комитетъ и хотѣлъ сдѣлать,-- отвѣчалъ Фуше, пожимая плечами:-- но это невозможно.
   -- Почему?
   -- Потому что Леба увезъ ихъ изъ тюрьмы Ла-Бурбъ, по приказу Робеспьера,-- отвѣчалъ Фуше: -- бумага подписана Робеспьеромъ.
   -- Гдѣ же онѣ?-- воскликнулъ юноша внѣ себя отъ ужаса.
   -- Въ консьержери. А черезъ двадцать четыре часа имъ объявятъ приговоръ.
   -- Извергъ, извергъ!-- произнесъ Оливье и прибавилъ:-- но комитетъ всемогущъ. Освободите ихъ, умоляю васъ.
   -- Какой вы простякъ!-- отвѣчалъ Фуше.-- Выдумаете, что мы всемогущи, а намъ надо самимъ спасать свои головы. По всей вѣроятности, мы завтра встрѣтимся съ вашей матерью и невѣстой на эшафотѣ.
   -- Боже мой, Боже мой!-- воскликнулъ Оливье внѣ себя отъ отчаянія:-- неужели никто не убьетъ этого дикаго зрѣря?
   -- Но кто же рѣшится быть убійцей?-замѣтилъ Фуше.
   -- Развѣ убійца тотъ, кто убиваетъ бѣшеную собаку?-- воскликнулъ Оливье, выходя изъ себя.-- А если народнаго мстителя растерзаютъ на куски, такъ что же? Онъ отомститъ за. себя и спасетъ тысячи жертвъ.
   -- Конечно!-- отвѣчалъ Фуше:-- это единственное средство спасти вашу мать.-- Но не надѣйтесь, молодой человѣкъ, такой герой не найдется,-- замѣтилъ Вадье.-- Патріоты въ родѣ Брута давно исчезли со свѣта,-- прибавилъ Омаръ.
   -- Не надо многихъ, а одинъ найдется!-- дико воскликнулъ Оливье и прибавилъ:-- а гдѣ выходъ отсюда?
   Вадье указалъ ему выходъ.
   -- Благодарю васъ, граждане! до свиданія!
   Члены комитета общественной безопасности молча взглянули другъ на друга:
   -- Убьетъ ли онъ Робеспьера?-- произнесъ Вадье.
   -- Можетъ быть,-- отвѣчалъ Омаръ.
   -- Однако идемте кричать!-- сказалъ Фуше.
   И они всѣ бросились бѣгомъ къ залѣ конвента.

XII.

   Занявъ свое мѣсто въ залѣ засѣданій, Фуше съ любопытствомъ оглянулся. Коло-д'Эрбуа занималъ предсѣдательское мѣсто. На трибунѣ стоялъ Сенъ-Жюстъ, а подъ нею прямо противъ бюста Брута виднѣлся Робеспьеръ, который какъ будто охранялъ трибуну, какъ вѣрный часовой.
   -- Онъ одѣтъ, какъ въ день праздника Верховнаго Существа -- шепнулъ иронически Фуше своему сосѣду.
   Дѣйствительно на Робеспьерѣ былъ синій фракъ, бѣлый шелковый вышитый жилетъ, короткія брюки, бѣлые чулки и башмаки. Онъ не забылъ также парикъ и пудру. Странное зрѣлище представляла эта фигура, изящно одѣтая по старой модѣ среди полторы тысячи депутатовъ и слушателей, переполнявшихъ всю залу. Духота была такъ велика что многіе изъ присутствовавшихъ разстегивали сюртуки, жилеты и даже рубашки, обнажая грудь, а на галереяхъ грубые представители партіи sansculotte, снявъ свои красные колпаки, повѣсили ихъ на палки, которыя они держали въ рукахъ. Большинство слушателей состояло изъ робеспьеритовъ обоего пола, которые забрались въ залъ съ пяти часовъ утра и проводили время до открытія засѣданія довольно весело. Они пили, ѣли и пѣли пѣсни.
   Появленіе Робеспьера ровно въ 12 часовъ было встрѣчено громкими рукоплесканіями публики, на что онъ отвѣчалъ любезными поклонами и улыбками.
   -- Я вамъ говорилъ, что мы одержимъ успѣхъ!-- сказалъ онъ, обращаясь къ сопровождавшему его Леба.
   Онъ былъ такъ увѣренъ въ своей побѣдѣ, что, выходя изъ дома, совершенно успокоилъ семью Дюплэ относительно результата засѣданій.
   -- Повѣрьте мнѣ,-- прибавилъ онъ:-- большая часть членовъ конвента люди безпристрастные.
   Но въ самомъ началѣ засѣданія, когда Сенъ-Жюстъ взошелъ на каѳедру, обнаружилось, что его враги не дремали и подготовили могущественную демонстрацію,^почему Робеспьеръ и выбралъ мѣсто около трибуны, рѣшившись предупредить всякую попытку помѣшать Сенъ-Жюсту произнести свою рѣчь. Онъ такъ же, какъ наканунѣ Робеспьеръ, началъ огульно обвинять комитетъ общественной безопасности, не называя именъ.
   -- Довольно общихъ словъ,-- крикнулъ Тальенъ, одинъ изъ заговорщиковъ противъ Робеспьера:-- называйте по именамъ!
   Сенъ-Жюстъ пожалъ плечами и продолжалъ говорить. Но со всѣхъ сторонъ раздаются крики, и поднимается такой шумъ и гамъ, что, несмотря на пламенные протесты Робеспьера, ораторъ не могъ кончить своей рѣчи. Планъ Фуше вполнѣ удался.
   Тогда Бильо-Варренъ проситъ слова и ловко пробирается на трибуну при рукоплесканіяхъ своихъ друзей.
   Робеспьеръ кричитъ, махаетъ руками, но его голосъ заглушается криками:
   -- Дайте говорить Бильо-Варрену! Дайте говорить Бильо-Варрену!
   Коло-д'Эрбуа звонитъ изо всей силы въ предсѣдательскій колокольчикъ и тѣмъ увеличиваетъ общую сумятицу.
   -- Не слушайте Бильо-Варрена!-- продолжаетъ восклицать Робеспьеръ:-- его слова -- ложь!
   -- Къ порядку! Къ порядку!-- раздается со всѣхъ сторонъ: -- Робеспьеръ не на трибунѣ! На трибунѣ Бильо-Варренъ! Пусть онъ говоритъ! пусть онъ говоритъ!
   Робеспьеръ презрительно пожимаетъ плечами и возвращается на мѣсто.
   Мало-по-малу водворяется тишина, и Бильо-Варренъ начинаетъ говорить:
   -- Я вчера былъ въ якобинскомъ клубѣ. Вся зала была полна людей, приведенныхъ для того, чтобы оскорблять депутатовъ и клеветать на комитетъ общественной безопасности, который день и ночь заботится о томъ, чтобы у народа былъ хлѣбъ, а у арміи оружіе для того, чтобы одержать побѣду.
   -- Хорошо, хорошо!-- слышится чей-то голосъ, и раздаются громкія рукоплесканія.
   -- Я вижу,-- продолжаетъ ораторъ, указывая на ту часть залы, которая носила названія Горы:-- вотъ тамъ сидитъ одинъ изъ негодяевъ, который меня оскорбилъ вчера. Да, да, это онъ!
   Друзья Бильо снова подымаютъ колоссальный шумъ, среди котораго слышатся крики:
   -- Вонъ! Вонъ!
   Несчастный депутатъ, на котораго заговорщики неистово бросаются, сначала старается себя защитить, увѣряя въ своей невиновности, но потомъ, видя грозившую ему опасность, быстро исчезаетъ.
   Пользуясь своимъ успѣхомъ, Бильо переходитъ прямо къ обвиненію Робеспьера:
   -- Этотъ человѣкъ,-- кричитъ онъ во все горло: -- забралъ въ свои руки парижскую армію и осмѣлился поставить въ ея главѣ недостойнаго Ганріо. Онъ не спросилъ для этого ни вашего, ни нашего согласія, а дѣйствовалъ самовольно. Онъ увѣряетъ, что пересталъ ходить въ комитетъ, потому что комитетъ дѣйствуетъ деспотически. Онъ лжетъ.
   Робеспьеръ вскакиваетъ и хочетъ отвѣтить со своего мѣста, но ему не даютъ произнести ни одного слова.
   -- Да, вы лжете,-- продолжаетъ Бильо:-- вы потому перестали къ намъ ходить, что мы не согласны быть вашими сообщниками и помочь вамъ уничтожить свободу! Ваша цѣль сѣять между нами раздоры, истребить насъ поодиночкѣ и сосредоточить всю власть въ своихъ рукахъ. Вы окружаете себя только пьяницами и развратниками, въ родѣ того секретаря, который укралъ 150.000 ливровъ, и котораго вы пріютили подъ своимъ крыломъ! Вы -- "неподкупный", вы мозолящій всѣмъ глава своей добродѣтелью и честностью!
   Раздается смѣхъ, и Робеспьеръ презрительно пожимаетъ плечами, считая унизительнымъ отвѣчать на такое безсмысленное оскорбленіе.
   Фуше громче всѣхъ смѣется и шепчетъ сосѣду:
   -- Умная, ловкая тактика! Молодецъ Бильо!
   Ораторъ теперь взываетъ къ патріотизму конвента и умоляетъ его принять мѣры для своей безопасности:
   -- Если вы не укротите этого безумца,-- восклицаетъ онъ въ концѣ своей рѣчи:-- то вы всѣ погибнете, потому что онъ отдастъ въ жертву гильотинѣ всѣхъ, которые мѣшаютъ ему достигнуть своихъ честолюбивыхъ цѣлей. Дѣло идетъ о спасеніи конвента, о спасеніи республики, о спасеніи Франціи. Я требую, чтобы конвентъ объявилъ свое засѣданіе безпрерывнымъ, пока онъ не положитъ конецъ честолюбивымъ планамъ новаго Катилины, который хочетъ сдѣлаться тираномъ, предавъ насъ всѣхъ смерти!
   Раздаются громкія рукоплесканія, и друзья Бильо восторженно машутъ платками.
   Робеспьеръ поднимается со своего мѣста и въ сильномъ волненіи кричитъ:
   -- Все это ложь, и я это докажу!
   Его слова заглушаются неистовыми криками:
   -- Къ порядку! къ порядку!
   -- Я отвѣчу этому измѣннику,-- продолжаетъ кричать Робеспьеръ и хочетъ пробраться къ трибунѣ, но заговорщики заграждаютъ ему путь и усиливаютъ общую сумятицу.
   -- Тише! тише!-- слышится новый голосъ съ предсѣдательскаго мѣста.
   Тюрьо замѣнилъ Коло-д'Эрбуа и громогласно произноситъ:
   -- Никто не можетъ говорить, пока я не дамъ ему права голоса.
   -- Я требую, чтобы меня выслушали,-- восклицаетъ Робеспьеръ, напрягая свой голосъ.
   -- Нѣтъ, я даю слово Вадье!-- произноситъ предсѣдатель, звоня въ колокольчикъ.
   И на трибунѣ показывается Вадье.
   -- Да, да, пусть говоритъ Вадье!-- произносятъ нѣсколько голосовъ.
   -- Это низко! это подло!-- протестуетъ Робеспьеръ.
   -- Къ порядку! къ порядку!
   -- Граждане...-- начинаетъ Вадье.
   Но Робеспьеръ не даетъ ему говорить, требуя, чтобы его выслушали раньше.
   -- Заставьте, предсѣдатель, его замолчать! Мы хотимъ слушать Вадье.
   Тюрьо звонитъ въ колокольчикъ и приказываетъ Робеспьеру не перебивать Вадье.
   -- Слово за Вадье!-- произноситъ онъ.
   Робеспьеръ снова покоряется судьбѣ и молча занимаетъ свое мѣсто.
   Мало-по-малу водворяется тишина, и Вадье начинаетъ говорить слащавымъ голосомъ.
   -- Граждане, только 22 преріаля я понялъ все двоедушіе этого человѣка, который скрывается подъ столькими масками и который, не имѣя возможности спасти друга отъ грозящей ему опасности, посылаетъ его на эшафотъ...
   Раздаются смѣхъ и рукоплесканія.
   -- Если вы станете его слушать,-- продолжаетъ Вадье:-- то онъ станетъ вамъ доказывать, иго онъ единственный защитникъ свободы, и его- всѣ преслѣдуют ъ. Въ сущности же онъ преслѣдуетъ всѣхъ...
   -- Слушайте! слушайте! Вѣрно! вѣрно!
   -- Онъ жалуется, что ему не даютъ говорить, а въ сущности онъ только одинъ и говоритъ. Его вѣчный аргументъ: я лучшій другъ республики, а такой-то смотритъ на меня искоса, значитъ, онъ измѣнникъ республики, такъ какъ я и республика -- одно!
   Снова слышатся смѣхъ и одобрительныя восклицанія.
   Робеспьеръ бросаетъ вокругъ себя презрительные взгляды. Но ораторъ ловко взялъ шуточный тонъ и, сдѣлавъ смѣшной грозную фигуру Робеспьера, унизилъ ее настолько въ глазахъ колебавшихся депутатовъ, что они готовы были примкнуть къ заговорщикамъ.
   Однако Вадье, продолжая свою рѣчь и увлекаясь успѣхомъ, пустился въ мелочныя подробности и сталъ разсказывать анекдоты о томъ, какъ агенты Робеспьера слѣдили за членами комитета общественной безопасности по ресторанамъ и кабачкамъ.
   -- И вы можете слушать такой вздоръ!-- воскликнулъ Робеспьеръ, замѣтивъ, что конвентъ начинаетъ утомляться болтовней Вадье, и желая возбудить въ немъ чувство достоинства.
   Но Таліенъ понялъ опасность и бросился къ трибунѣ съ крикомъ:
   -- Я прошу слова! Мы удаляемся отъ вопроса!
   -- Не бойтесь, я вернусь къ вопросу!-- отвѣчаетъ Робеспьеръ, подбѣгая къ трибунѣ съ другой стороны. Но нѣсколько депутатовъ, стоящихъ на ступеняхъ, отталкиваютъ его изо всей силы.
   -- Мы хотимъ слышать Тальена, Тальена!
   -- Послѣ меня!-- кричитъ Робеспьеръ и съ неимовѣрными усиліями подымается на трибуну.-- Несправедливые, гнусные судьи, неужели вы хотите слушать только моихъ враговъ?...
   -- Къ порядку! къ порядку! Тальенъ говоритъ!-- слышится со всѣхъ сторонъ.
   -- Граждане!-- начинаетъ Тальенъ зычнымъ голосомъ.
   -- Молчи, негодяй!-- начинаетъ Робеспьеръ въ отчаяніи.
   -- Арестуйте сумасшедшаго!-- произноситъ кто-то.
   -- Я хочу говорить! Я буду говорить!-- произноситъ Робеспьеръ.
   Нѣсколько депутатовъ схватываютъ его за руки. Тюрьо неистово звонитъ, и снова порядокъ съ трудомъ возстановляется.
   -- Маски сорваны!-- начинаетъ Тальенъ громовымъ голосомъ, пока Робеспьеръ, остановленный на ступеняхъ трибуны многочисленными депутатами, съ трудомъ переводить дыханіе.-- Вчерашняя рѣчь, повторенная потомъ въ якобинскомъ клубѣ, доказала намъ, что за человѣкъ этотъ пресловутый патріотъ, который во время взятія Тюильри и ареста короля скрывался въ своемъ логовищѣ. Этотъ благородный гражданинъ, увѣряющій въ комитетѣ общественной безопасности, что онъ защитникъ угнетенныхъ, составляетъ въ тиши своего кабинета списки жертвъ, кровь которыхъ запятнала храмъ новорожденной свободы!
   -- Слушайте! Слушайте!
   -- Но его мрачные планы теперь обнаружены,-- продолжаетъ Тальенъ:-- мы свергнемъ тирана, прежде чѣмъ онъ зальетъ кровью всю Францію. Продолжительная удача его преступленій побудила его забыть осторожность. Онъ выдалъ себя въ минуту торжества, когда ему оставалось только назвать себя королемъ! Я также былъ вчера въ якобинскомъ, клубѣ, и мнѣ стало страшно за республику, когда я увидѣлъ, какая громадная армія сомкнула ряды вокругъ знамени этого новаго Кромвеля. Я вызвалъ тѣнь Брута, и если конвентъ не прибѣгнетъ къ правосудію, чтобы низвергнуть тирана, я поражу его въ самое сердце вотъ этимъ кинжаломъ.
   И Тальенъ машетъ въ воздухѣ кинжаломъ. Онъ хочетъ броситься на Робеспьера, но десятки рукъ сдерживаютъ его, и со всѣхъ сторонъ раздается:
   -- Браво! Браво! Тальенъ!
   Между Робеспьеромъ, Тальеномъ и окружающими ихъ депутатами происходитъ ужасная свалка. Въ воздухѣ стоятъ проклятія, грубая брань, площадныя ругательства. Предсѣдатель тщетно старается водворить порядокъ своимъ звонкомъ.
   Наконецъ шумъ немного стихаетъ, и Робеспьеръ, пользуясь тѣмъ, громко кричитъ:
   -- Негодяи! Подлецы! Вы хотите осудить меня не выслушавъ моего оправданья!
   -- Мы примѣняемъ вашъ же преріальскій законъ!-- отвѣчаетъ ему кто-то ироническимъ голосомъ.
   Видя всю безполезность дальнѣйшихъ усилій, чтобы взойти на трибуну, Робеспьеръ направляется на середину залы и громко кричитъ, обращаясь къ депутатамъ Горы.
   -- Выслушайте же меня, граждане! Умоляю васъ, выслушайте меня!
   Ему отвѣчаютъ дружнымъ крикомъ:
   -- Нѣтъ! нѣтъ! баллотировать его арестъ!
   Робеспьеръ отшатывается съ ужасомъ. Его взглядъ останавливается на депутатахъ центра.
   -- Я обращаюсь къ вамъ, а не къ этимъ измѣнникамъ!-- восклицаетъ онъ.
   Но центръ безмолвствуетъ.
   -- Баллотировать! баллотировать! Арестъ! арестъ!
   Ни одинъ голосъ не раздается въ пользу его. Никто не рѣшается его защищать. Даже толпа въ галлереяхъ знаменательно молчитъ.
   -- Подлецы! подлецы!-- вырывается изъ устъ Робеспьера.
   Но его голосъ заглушенъ криками:
   -- Ты подлецъ! смерть тирану! Баллотировать его арестъ! Баллотировать его арестъ!
   Робеспьеръ блѣдный, истощенный дѣлаетъ еще послѣднюю попытку.
   -- Предсѣдатель убійцъ,-- обращается онъ къ Тюрьо:-- я въ послѣдній разъ требую слова!
   -- Нѣтъ! нѣтъ!
   -- Такъ дѣлайте постановленіе о моемъ убійствѣ!.. началъ онъ, но голосъ ему измѣнилъ, и онъ не докончилъ своей фразы.
   -- Онъ подавился кровью Дантона!-- произнесъ кто-то.
   -- Такъ вы мстите за Дантона!-- произнесъ Робеспьеръ, собравшись съ силами:-- отчего же вы его не защитили, собаки?
   -- Ты зажалъ ротъ защитникамъ Дантона,-- отвѣчали ему:-- теперь настала твоя очередь.
   -- Вы затравили его, псы!-- злобно произноситъ Робеспьеръ.
   -- Неужели такъ тяжело свергнуть тирана?-- раздается чей-то голосъ.
   Это восклицаніе возбуждаетъ новую сумятицу. Тальенъ взбирается на трибуну и требуетъ, чтобы подвергнутъ былъ голосованію вопросъ объ арестѣ Робеспьера.
   -- Голосовать! голосовать!-- раздается со всѣхъ сторонъ.
   Но неожиданное общее вниманіе обращается на депутата, который выходитъ на средину зала и говоритъ твердымъ, звучнымъ голосомъ:
   -- Я требую чести раздѣлить судьбу брата, которому всегда помогалъ въ осуществленіи его благородныхъ цѣлей!
   Это былъ Огюстенъ Робеспьеръ, который вернулся въ Парижъ наканунѣ и благородно жертвовалъ своей жизнью.
   -- Ставьте вопросъ объ арестѣ двухъ братьевъ Робеспьеровъ!
   -- И меня!-- гордо закричалъ Леба.
   -- И Сенъ-Жюста!
   -- И Кутона!
   -- Голосовать! голосовать!
   -- Я поставлю вопросъ на голосованье, когда водворится порядокъ!-- произноситъ предсѣдатель.
   -- Всѣ по мѣстамъ!
   Депутаты занимаютъ свои мѣста, и среди рокового молчанія раздается голосъ предсѣдателя:
   -- Граждане, я ставлю вопросъ объ арестѣ Максимиліана Робеспьера, Огюстена Робеспьера, Сенъ-Жюста, Кутона и Леба. Кто согласенъ съ этимъ предл.оженіемъ, пусть встанутъ.
   Около сотни депутатовъ встаютъ, они всѣ принадлежатъ къ Горѣ. Видя, что центръ остается неподвижнымъ, Робеспьеръ подумалъ, что враги поддержатъ его, и восклицаетъ:
   -- По крайней мѣрѣ, вы, справедливые члены центра, выскажетесь за правду!
   Но весь центръ поднялся, какъ одинъ человѣкъ. Теперь весь конвентъ стоялъ. Вопросъ объ арестѣ рѣшенъ единогласно.
   Робеспьеръ зашатался и почти упалъ подлѣ трибуны.
   Предсѣдатель офиціально объявляетъ о результатѣ голосованія среди восторженныхъ рукоплесканій.
   Пристава подходятъ къ Робеспьеру, но онъ отталкиваетъ ихъ, блѣдный отъ злобы.
   -- Робеспьеръ не хочетъ повиноваться конвенту,-- произноситъ предсѣдатель:-- пристава, позовите жандармовъ.
   -- Жандармовъ! жандармовъ!-- кричатъ во всѣхъ углахъ залы.
   Публика на галлереѣ поднимается со своихъ мѣстъ и неистово вопитъ.
   -- Да здравствуетъ свобода! да здравствуетъ свобода!
   Робеспьеръ вскакиваетъ со скамейки и въ отчаяніи восклицаетъ:
   -- Нѣтъ болѣе свободы! Торжество этихъ негодяевъ -- похоронный звонъ свободы!
   Между тѣмъ появляются жандармы. Они окружаютъ обвиняемыхъ и выводятъ ихъ.
   Робеспьеръ удаляется, гордо поднявъ голову и скрестивъ руки на груди. Онъ даже не бросаетъ взгляда на толпу, которая еще недавно его восторженно привѣтствовала, а теперь неистово ему шикаетъ.
   Слушатели спускаются съ галлереи въ залу, и тамъ происходитъ неописанная сумятица. Наконецъ надъ смутнымъ говоромъ поднимается крикъ:
   -- Да здравствуетъ конвентъ!
   Но онъ тотчасъ заглушенъ другимъ болѣе громкимъ, болѣе могучимъ:
   -- Да здравствуетъ республика!
   Между тѣмъ арестованные исчезли.

XIII.

   Урбенъ видѣлъ съ галлереи въ залѣ конвента паденіе Робеспьера и немедленно побѣжалъ въ улицу Мартруа, чтобъ предупредить Клариссу и Терезу насчетъ небезопасности ихъ убѣжища въ ратушѣ.
   Услыхавъ эту роковую вѣсть, Кларисса воскликнула:
   -- Такъ Оливье погибъ! Вся моя надежда была въ Робеспьерѣ. Только онъ одинъ могъ спасти Оливье изъ когтей комитета общественной безопасности. Теперь же что станется съ нимъ?
   Урбенъ тщетно старался ее успокоить, какъ въ комнату вошла Тереза. Она все слышала изъ спальни. Какъ, ихъ спасенье, спасенье Оливье зависѣло отъ Робеспьера?
   -- Неужели человѣкъ, бывшій здѣсь, нашъ покровитель?.. начала она, но Кларисса ее перебила:
   -- Да, это -- онъ, бывшій секретарь твоего дѣдушки.
   Тереза хотѣла что-то сказать, но Кларнеса зажала ей ротъ рукой.
   -- Тише, тише, дитя мое. Забудь объ его прошедшемъ и помни только, чѣмъ мы ему обязаны. Онъ теперь побѣжденъ, и, увы, вмѣстѣ съ нимъ исчезла наша послѣдняя надежда.
   -- Не отчаивайтесь, мама,-- возразила Тереза, забывая о своемъ горѣ и стараясь только успокоить Клариссу:-- Господь намъ поможетъ. Мы такъ много Ему молились, что Онъ насъ не оставитъ.
   Урбенъ также уговаривалъ ее не отчаиваться. Поговаривали о возстаніи коммуны и о нападеніи на конвентъ вооруженной силой подъ начальствомъ Кофиналя, вполнѣ преданнаго Робеспьеру.
   -- Съ нимъ,-- прибавилъ онъ:-- никогда не знаешь, что можетъ случиться. Онъ такъ способенъ и такъ популяренъ, что можетъ вынырнуть. Если же онъ спасется, то снова будетъ всемогущимъ и все повернетъ по-своему.
   -- Да будетъ воля Божья!-- сказала наконецъ Кларисса, покоряясь своей судьбѣ:-- пойдите и разузнайте, что дѣлается. Мы будемъ васъ ждать здѣсь.
   Урбенъ удалился, а обѣ женщины, опустившись на колѣни, стали молиться.
   Между тѣмъ разразилась гроза, которая висѣла надъ Парижемъ цѣлый день. Ночь уже наступила, и молнія блестѣла въ темнотѣ, а вслѣдъ за нею раздавались удары грома. Неожиданно послышался звонъ колокола. Онъ раздавался все громче и громче и перешелъ въ набатъ.
   Кларисса поднялась съ полу и подошла къ окну вмѣстѣ съ Терезой. Вдали виднѣлись войска, блестѣли ружья и пики.
   -- Долой конвентъ! Да здравствуетъ "неподкупный"! Выходите на улицу!-- раздавалось со всѣхъ сторонъ.
   Къ этимъ крикамъ примѣшивались барабанный бой, бряцанье оружія, лошадиный топотъ. Очевидно происходило народное возстаніе.
   Вдругъ кто-то постучался въ дверь.
   -- Войдите!-- сказала Кларисса.
   -- Я вамъ говорилъ,-- воскликнулъ Урбенъ, вбѣгая въ комнату и едва переводя дыханье:-- Робеспьеръ свободенъ.
   -- Свободенъ!-- воскрикнули обѣ женщины съ искренней радостью.
   -- Да, народъ его освободилъ по дорогѣ въ консьержери и отнесъ его въ ратушу, гдѣ онъ теперь принимаетъ мѣры противъ конвента, вмѣстѣ со своими друзьями Кутономъ, Сенъ-Жюстомъ и Леба. Обѣ партіи собираютъ всѣ свои силы, и будетъ борьба на смерть. Кофиналь отступилъ къ ратушѣ.
   Попрежнему слышался набатъ, и все чаще и чаще раздавались крики:
   -- Къ оружію! Къ оружію! Да здравствуетъ "неподкупный"!
   -- Слышите!-- произнесъ Урбенъ:-- весь городъ подымется и пойдетъ на Тюильри!
   -- Что же будетъ съ нами и съ моимъ сыномъ!-- воскликнула Кларисса.
   -- Насчетъ вашего сына я ничего не знаю, но гражданинъ Робеспьеръ подумалъ о васъ обѣихъ и прислалъ менц сказать вамъ, что здѣсь вамъ оставаться не безопасно. Защитники ратуши могутъ войти сюда, чтобы стрѣлять изъ оконъ по наступающимъ войскамъ. Мнѣ приказано отвести васъ въ ратушу, гдѣ гражданинъ Робеспьеръ принялъ мѣры для вашей безопасности, но прежде всего онъ желаетъ васъ видѣть. Вы должны дожидаться его въ комнатѣ, сосѣдней съ залой засѣданій коммуны, гдѣ онъ теперь совѣщается со своими товарищами. Онъ выйдетъ къ вамъ, какъ только ему будетъ время. Ваша квартира сообщается коридоромъ съ ратушею.
   -- Пойдемте,-- сказала Кларисса и, взявъ за руку Терезу, послѣдовала за Урбеномъ.
   Онъ провелъ ихъ черезъ цѣлый рядъ комнатъ и коридоровъ къ двери, отворяя которую онъ сказалъ:
   -- Подождите здѣсь гражданина Робеспьера, онъ въ сосѣдней залѣ, а я пойду и объявлю, что привелъ васъ.
   Комната, въ которой находились обѣ женщины, была оклеена зеленоватыми обоями и украшена революціонными эмблемами. На возвышеніи между двумя дверьми стоялъ столъ, а у подножья его было расположено нѣсколько креселъ и стульевъ.
   Гроза продолжалась, и среди блеска молніи слышались ужасные раскаты грома. Кларисса подошла къ окну, но увидавъ, что на площади подъ окномъ установляли пушки, и двигались люди, вооруженные ружьями и пиками, быстро отскочила и оттолкнула отъ окна Терезу.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, не смотри на это ужасное зрѣлище!-- сказала она.
   Въ эту минуту отворилась дверь, и вошелъ Робеспьеръ въ сопровожденіи Урбена. Необыкновенныя событія дня оставили неизгладимые слѣды на его блѣдномъ истощенномъ лицѣ.
   -- Я сяду,-- сказалъ онъ, опускаясь въ кресло и обтирая платкомъ крупныя капли пота, выступившія на его лбу.-- Откройте, Урбенъ, окно, здѣсь очень душно. Извините,-- прибавилъ онъ, обращаясь къ Клариссѣ:-- но я очень усталъ. Сядьте поближе ко мнѣ. Урбенъ вамъ разсказалъ, что случилось со мною?
   -- Да,-- отвѣчала Кларисса и, пододвинувъ къ нему кресло, сѣла, а Тереза, прислонившись къ спинкѣ кресла, стала пристально смотрѣть на человѣка, пользовавшагося такой грозной славой.
   Наступило тяжелое молчаніе. Кларисса хотѣла спросить объ Оливье, однако ее удерживала мысль, что судьба самого Робеспьера висѣла на волоскѣ. Но онъ отгадалъ, о чемъ она думала.
   -- Вы печалитесь о своемъ сынѣ?
   -- Гдѣ онъ?
   -- Не знаю,-- отвѣчалъ Робеспьеръ и разсказалъ слабымъ, дрожащимъ голосомъ о неудовлетворительномъ результатѣ его справокъ въ консьержери и о переводѣ Оливье изъ тюрьмы Ла-Форсъ неизвѣстно куда комитетомъ общественной безопасности.-- Если бы я одержалъ побѣду, то я освободилъ бы его, но теперь...
   Кларисса вскочила съ ужасомъ. Неужели ея агонія снова начнется? Но Робеспьеръ старался ее успокоить. Онъ могъ еще одержать верхъ надъ конвентомъ, и тогда ему будетъ легко одержать верхъ надъ Оливье.
   -- А если вы не одержите побѣду?-- промолвила Кларисса, забывая все на свѣтѣ и думая только о своемъ сынѣ.
   -- Онъ все-таки бутетъ спасенъ. Его единственная вина заключается въ томъ, что онъ оскорбилъ меня. Послѣ же моего паденія онъ будетъ героемъ. Онъ вернется къ вамъ обѣимъ, къ вамъ обѣимъ,-- прибавилъ Робеспьеръ, нѣжно взглянувъ наТерезу.-- Дайте мнѣ вашу руку, дитя мое. Зачѣмъ она такъ дрожитъ? Быть можетъ, на вашемъ юномъ лицѣ, полномъ любви къ вашему жениху, остановятся съ улыбкой быть можетъ, въ послѣдній разъ мои глаза.
   Кларисса была очень тронута этой сценой и хотѣла что-то сказать, но Робеспьеръ ее перебилъ.
   -- Вамъ нельзя здѣсь оставаться. Пройдите въ сосѣднюю комнату и тамъ подождите, пока мы двинемся на Тюильри. Затѣмъ Урбенъ доставитъ васъ въ вѣрное убѣжище. Если я буду побѣжденъ, то вамъ все-таки опасаться нечего. Вѣдь вы также мои жертвы.
   -- Зачѣмъ отчаиваться?-- сказала Кларисса:-- еще не все погибло.
   -- Нѣтъ, почти все. Я слишкомъ поторопился съ наступленіемъ на конвентъ. Я знаю, чье это дѣло, и кто мнѣ мститъ.
   -- Кто?
   -- Мертвецы.
   Кларисса и Тереза посмотрѣли на него съ изумленіемъ.
   -- Вы не можете этого понять... Однако, довольно, надо подумать о вашей безопасности. Проводите этихъ гражданокъ въ сосѣднюю комнату и исполните мои приказанія,-- сказалъ онъ, обращаясь къ Урбену.
   Въ это время раздались громкіе голоса въ залѣ.
   -- Идите скорѣй, мои друзья сейчасъ явятся сюда!-- сказалъ Робеспьеръ и повелъ обѣихъ женщинъ къ дверямъ, но на порогѣ уже показались Леба, Огюстенъ Робеспьеръ, Сенъ-Жюстъ, Кутонъ, Флёріо-Леско, Кофиналь, Пэанъ и Дюма.
   -- Теперь не время болтать съ женщинами!-- воскликнулъ съ нетерпѣніемъ Кофиналь, вице-предсѣдатель революціоннаго трибунала и самый энергичный сторонникъ возстанія.
   -- Господа, развѣ я не имѣю права быть человѣкомъ?-- произнесъ Робеспьера, утомленнымъ голосомъ и тяжело опустился въ кресло.
   Въ эту минуту комната наполнилась многочисленными патріотами, которые окружили Робеспьера.
   -- Что дѣлать?-- спрашивалъ одинъ.
   -- Когда же мы пойдемъ на Тюильри?-- спрашивалъ другой.
   -- Если атаку отложить, то конвентъ перейдетъ въ наступленіе,-- разсуждалъ третій.
   -- Каждая минута дорога,-- замѣчалъ четвертый:-- нелѣпо бить въ набата, а затѣмъ цѣлую ночь разсуждать. Кого и что мы ждемъ?
   Нѣсколько минуть Робеспьеръ молчалъ, но потомъ, выведенный изъ терпѣнія, онъ вскочилъ и, указывая на окно, произнесъ:
   -- Кого и что я жду? Очень просто. Я жду, чтобы весь Парижъ возсталъ, а возстали только немногіе кварталы, да и то, посмотрите на площадь, сколько уже ушло ужинать!-- прибавила, онъ съ иронической улыбкой.
   -- Они ушли не ужинать, а имъ надоѣло ждать,-- замѣтила, Флёріо-Леско.
   Гроза между тѣмъ усиливалась, и дождь перешелъ въ ливень.
   -- Это еще болѣе разгонитъ нашихъ сторонниковъ,-- замѣтилъ Робеспьеръ.
   Леба, стоявшій у окна и тщетно кричавшій толпѣ, чтобы она не расходилась, такъ какъ сейчасъ ее двинутъ на Тюильри, воскликнулъ:
   -- Они уходятъ сотнями!
   Патріоты снова пристали къ Робеспьеру, требуя немедленной атаки Тюильри.
   -- Рѣшайтесь же скорѣе,-- кричалъ Кофиналь,-- довольно потеряно времени!
   -- Хорошо! идемъ!-- сказалъ Робеспьеръ, медленно вставая, и прибавилъ съ горькой улыбкой:-- дай Богъ, чтобы защитники конвента были такъ же мужественны, какъ наши!
   -- Прежде чѣмъ итти,-- сказалъ Пэанъ, обращаясь къ Робеспьеру:-- подпишите вотъ эту прокламацію, она поможетъ возбудить возстаніе во всѣхъ кварталахъ.
   -- Хорошо. Дайте бумагу.
   Леба подалъ ему перо, и Робеспьеръ только что началъ подписывать свое имя, какъ вдругъ остановился. Вдали послышались звуки трубъ.
   Всѣ переглянулись съ безпокойствомъ. Въ эту минуту въ комнату вбѣжалъ, едва переводя дыханіе, Дидье.
   -- Войска конвента идутъ на ратушу подъ начальствомъ Барра!-- воскликнулъ онъ.-- Они приближаются двумя колоннами. Впереди всѣхъ маршируетъ Леонаръ Бурдонъ и при свѣтѣ факеловъ громко читаетъ декретъ конвента, объявляющій Робеспьера и его сторонниковъ внѣ закона, такъ что всякій можетъ стрѣлять въ нихъ безнаказанно.
   -- Но народъ, народъ за насъ!-- произнесъ Леба.
   Нѣтъ, народъ болѣе не стоялъ за Робеспьера, а повернулъ обратно къ ратушѣ, привѣтствуя войска конвента.
   -- Вонъ они кричатъ, теперь уже противъ насъ! прибавилъ Дидье.
   Произошла положительная паника.
   -- Отступимъ въ предмѣстья!-- кричалъ одинъ.
   -- Укрѣпимся въ арсеналѣ!-- предлагалъ другой.
   Но Робеспьеръ произнесъ авторитетными, тономъ:
   -- Все это безуміе! Надо здѣсь защищаться! Чтобы орущія были готовы! У насъ ихъ довольно на площади, чтобы истребить всѣхъ нашихъ враговъ.
   -- Это -- лучшій планъ! "Неподкупный" правъ!-- воскликнулъ Кофиналь и, подбѣжавъ къ окну, хотѣлъ дать сигналъ артиллеристамъ, но Робеспьеръ посовѣтовалъ ему не торопиться и подождать, пока: войска Барра войдутъ на площадь.
   Вообще Робеспьеръ какъ бы ожилч.. Онъ живо и энергично дѣлалъ распоряженія, между прочимъ послалъ Леба объявить объ его планѣ членамъ коммуны, которые были собраны въ сосѣдней залѣ. Но, отворивъ дверь, Леба воскликнулъ:
   -- Здѣсь никого нѣтъ! трусы разбѣжались!
   Всѣ съ изумленіемъ взглянули другъ на друга. Стоявшіе у окна теперь объявили, что войска конвента выходятъ на площадь.
   Снова послышались звуки трубъ, а затѣмъ барабанный бой, и среди наступившей торжественной тишины раздался какой-то громкій голосъ.
   -- Именемъ французской республики національный конвентъ объявляетъ Робеспьера и всѣхъ, кто принимаетъ участіе въ возстаніи, внѣ закона!
   Какой-то смутный ропотъ пробѣжалъ по площади. Тотъ же голосъ прибавилъ:
   -- Граждане, дорогу войскамъ конвента!
   Кофиналъ и Робеспьеръ бросились къ окнамъ.
   -- Отчего вы не стрѣляете?-- крикнулъ первый.
   -- Стрѣляйте, болваны!-- крикнулъ послѣдній.
   Артиллеристы, стоявшіе неподвижно до тѣхъ поръ, засуетились.
   -- Измѣна!-- воскликнулъ Робеспьеръ:-- они повернули орудіе противъ ратуши!
   Въ комнатѣ произошла неописанная паника.
   Все погибло! Смерть холодно смотрѣла въ глаза каждому изъ присутствовавшихъ. Одни бросились къ дверямъ, другіе стали прыгать изъ оконъ на крышу. Между послѣдними былъ Огюстенъ Робеспьеръ, но онъ поскользнулся и упалъ на мостовую, среди презрительнаго смѣха толпы.
   На площади слышались крики, барабанный бой и команда офицеровъ:
   -- Впередъ!
   -- Меня не возьмутъ живымъ!-- воскликнулъ Леба и, выхвативъ изъ кармана два пистолета, положилъ одинъ изъ нихъ на столъ возлѣ упавшаго въ кресло Робеспьера.
   -- Это для васъ, Робеспьеръ!
   Максимиліанъ посмотрѣлъ на пистолетъ и оттолкнулъ его отъ себя въ полномъ истощеніи силъ.
   -- Къ чему? Пусть смерть придетъ, какъ хочетъ!
   Въ эту минуту отворилась дверь, и Кларисса вбѣжала, блѣдная, испуганная, держа за руку Терезу.
   -- Несчастная! зачѣмъ вы здѣсь?-- произнесъ Робеспьеръ.
   -- Всюду солдаты!-- едва промолвила Кларисса.
   Робеспьеръ схватилъ пистолетъ со стола и, указывая на другую дверь, промолвилъ:
   -- Бѣгите въ эту комнату. Я застрѣлю перваго, кто покажется, и выиграю время.
   Кларисса потащила Терезу къ указанной двери, но отскочила отъ нея въ ужасѣ. Грозные звуки неслись оттуда. Робеспьеръ толкнулъ обѣихъ женщинъ въ третью дверь съ крикомъ:
   -- Бѣгите! бѣгите!
   Но дверь отворилась, и послышался голосъ:
   -- Сюда за мной!
   Это былъ голосъ Оливье.
   Робеспьеръ узналъ его и замеръ отъ ужаса.
   Оливье въ разорванной одеждѣ, съ растрепанными волосами остановился на порогѣ и, увидавъ Робеспьера, прицѣлился въ него.
   -- Злодѣй, ты больше никого не убьешь!
   Онъ хотѣлъ спустить курокъ, но въ эту минуту Кларисса вырвала пистолетъ и отбросила его съ крикомъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, Оливье, ты не убьешь его!
   Юноша съ изумленіемъ смотрѣлъ на мать и Терезу.
   Робеспьеръ увидѣлъ въ попыткѣ сына убить его смертельный себѣ приговоръ.
   -- Я никого не убью, кромѣ себя!-- промолвилъ онъ и, повернувъ пистолетъ, спустилъ курокъ.
   Онъ упалъ на полъ, обливаясь кровью, но не убитый, а раненый. Пуля разбила ему лѣвую скулу.
   Кларисса бросилась къ нему и старалась удержать кровь, хлынувшую изъ раны.
   -- Ты не знаешь, что онъ насъ спасъ и все это время нѣжно о насъ заботился!-- сказала Тереза, приближаясь къ Оливье, и слезы текли ручьемъ по ея лицу,
   -- Онъ?-- воскликнулъ Оливье съ изумленіемъ.
   Между тѣмъ, комната наполнилась людьми, вооруженными ружьями, саблями, пиками, ножами. Они всѣ дико кричали!
   -- Побѣда! побѣда!
   Но, увидавъ Робеспьера въ крови, они остановились въ ужасѣ. Одинъ изъ депутатовъ подбѣжалъ къ окну и крикнулъ кишѣвшей на площади толпѣ:
   -- Граждане! тиранъ самъ себя убилъ! Да здравствуетъ конвентъ!
   -- Да здравствуетъ конвентъ!-- повторилось какъ бы эхо на площади и замерло въ дали.
   Наконецъ, Робеспьеръ открылъ глаза и, приподнявшись съ помощію Клариссы, сталъ искать взглядомъ Оливье и Терезу.
   -- Во всякомъ случаѣ, ребенокъ и вы спасены,-- промолвилъ онъ:-- но не дайте мнѣ умереть безъ вашего прощенія.
   -- Я давно простила васъ,-- отвѣтила Кларисса сквозь слезы.
   -- Благодарю!-- сказалъ онъ слабымъ голосомъ и снова потерялъ сознаніе.
   -- Не мѣшай! убирайся!-- воскликнулъ грубый голосъ, и кто-то оттолкнулъ Клариссу отъ Робеспьера.-- Берите его и несите.
   Нѣсколько человѣкъ подняли Робеспьера, который казался мертвымъ, съ закрытыми глазами, блѣднымъ лицомъ и сочившейся изъ губъ кровью.
   -- Прости его! прости его!-- умоляла Кларисса своего сына.-- Скажи, что ты его прощаешь!
   -- Да, да, я его прощаю! И да помилуетъ его Господь!-- сказалъ Оливье, глубоко потрясенный этой сценой.
   -- Дорогу "неподкупному"!-- крикнулъ кто-то въ толпѣ, и печальное шествіе направилось къ Тюильри.
   -- Ну, пойдемте отсюда!-- сказалъ Оливье, обращаясь къ матери и Терезѣ, когда зданія ратуши опустѣли.
   -- Ты дѣйствительно свободенъ?
   -- Да, совершенно свободенъ, я вамъ потомъ объясню. Но намъ надо достать паспортъ, чтобы выѣхать изъ Парижа. Пойдемте скорѣе!

XIV.

   Робеспьеръ былъ побѣждненъ во второй разъ.
   Во дворѣ ратуши ему перевязали рану, положили его на носилки, и артиллеристы понесли его въ конвентъ. Онъ былъ попрежнему безъ чувствъ и ничего не сознавалъ, что дѣлалось во кругъ него. Одинъ Сенъ-Жюстъ шелъ позади этого печальнаго шествія среди двухъ жандармовъ, блѣдный, но гордо поднявъ голову и не обращая никакого вниманія на сыпавшіяся на него оскорбленія. Онъ одинъ изъ друзей Робеспьера раздѣляетъ его паденіе. Остальные или умерли или бѣжали и скрылись. Но поиски производятся, и въ послѣднюю минуту они всѣ, живые и мертвые, окружатъ его.
   Было уже три часа утра, и звѣзды на небѣ мало-по-малу тускнѣли при первомъ проблескѣ начинающагося дня. Но все-таки на улицахъ толпился народъ. При видѣ печальнаго шествія всѣ останавливались и спрашивали: кого несутъ?
   -- Раненаго Робеспьера,-- отвѣчали жандармы, и большая часть лицъ освѣщалась радостью.
   -- Тиранъ умираетъ! Слава Богу, больше не будетъ казней!-- раздавалось со всѣхъ сторонъ.
   Конвентъ, однако, не принялъ своего полумертваго врага. Онъ былъ объявленъ внѣ закона, и слѣдовательно съ нимъ могло имѣть дѣло только правосудіе. Его отправляютъ въ комитетъ общественной безопасности, проносятъ черезъ ту самую лѣстницу, гдѣ онъ два дня передъ тѣмъ гордо вызвалъ на бой Бильо-Баррена, и кладутъ на столъ въ комнатѣ, сосѣдней съ залой собранія комитета. Подъ голову ему ставятъ ящикъ съ образцами солдатскаго хлѣба. Ему разстегиваютъ рубашку на горлѣ, и кровь свободно сочится изъ прострѣленной скулы. Его синій сюртукъ изорванъ, а брюки и чулки забрызганы кровью.
   "Неподкупный" теперь представляется неподвижной, но все-таки дышащей и страдающей массой. Онъ открываетъ глаза и инстинктивно ищетъ правой рукой платокъ, чтобы обтереть губы. Но его дрожащіе пальцы приходятъ въ соприкосновеніе съ лежащимъ кожанымъ футляромъ отъ писталета, и онъ машинально подноситъ его къ своей ранѣ. По ироніи судьбы на этомъ футлярѣ красуется надпись: Великій монархъ. Лекуръ, поставщикъ двора.
   Мало-по-малу Робеспьеръ приходитъ совершенно въ себя. Онъ обводитъ глазами комнату и видитъ у окна Сенъ-Жюста и Дюма, котораго нашли въ ратушѣ и представили въ комитетъ. Мимо проходятъ много лицъ, которыя осыпаютъ оскорбленіями полуживого Робеспьера.
   -- Вотъ свергнутый кумиръ!-- говоритъ одинъ.
   -- Со своей повязкой онъ похожъ на мумію!-- говоритъ другой.
   -- Онъ теперь, конечно, думаетъ о своемъ верховномъ существѣ!-- воскликнулъ третій.
   Онъ все слышитъ и молча, неподвижно устремивъ глаза въ потолокъ, медленно пьетъ чашу горечи. Ему придется ее испить до послѣдней капли. Если бы онъ одержалъ побѣду, то онъ былъ бы полубогомъ, а побѣжденный онъ пригвожденъ къ позорному столбу. И однако успѣхъ былъ такъ близокъ, такъ возможенъ. Если бы конвентъ не подчинился такъ слѣпо, такъ рабски нападкамъ на него Тальена и далъ бы ему сказать хоть нѣсколько словъ, то все измѣнилось бы. Но заговорщики слишкомъ хорошо все обдумали, все подготовили. Тутъ мысли Робеспьера переходятъ на коммуну и тѣхъ измѣнниковъ, которые его предали въ послѣднюю минуту.
   Неожиданно среди этихъ мрачныхъ размышленій онъ почувствовалъ невыносимую боль въ колѣнѣ. Подвязка слишкомъ была стянута. Онъ приподнялся и хотѣлъ ее развязать правой рукой. Но силы ему измѣнили, и онъ снова упалъ на столъ. Но вотъ кто-то дотронулся до подвязки и поправилъ ее. Онъ снова приподнялся и посмотрѣлъ. Неужели это было наяву, а не во снѣ? Передъ нимъ стоялъ Оливье.
   -- Благодарю, мой... мой...
   Онъ хотѣлъ сказать сынъ, но у него хватило силъ удержаться. Нѣтъ, Оливье не долженъ знать тайны своего рожденія.
   Нравственное волненіе слишкомъ повліяло на его слабыя силы, и онъ снова потерялъ сознаніе. Дѣйствительно Оливье, проходя мимо изъ комитета, гдѣ онъ получилъ паспорта себѣ, матери и невѣстѣ, увидѣлъ тщетныя попытки Робеспьера развязать подвязку и невольно оказалъ ему эту услугу. Затѣмъ онъ быстро удалился въ Тюильрійскій садъ, гдѣ на скамейкѣ его ждали Кларисса и Тереза.
   -- Я досталъ паспорта!-- крикнулъ онъ издали.
   -- Такъ пойдемъ поскорѣе,-- сказала Кларисса.-- Вернемся въ Монморанси. Я не могу болѣе оставаться въ этомъ городѣ ужасовъ и печали.
   -- Мы еще не можемъ ѣхать,-- произнесъ Оливье:-- паспорта не имѣютъ силы, пока къ нимъ не приложена печать комитета, а для этого мнѣ велѣли прійти въ 3 часа дня.
   -- Что намъ дѣлать? Куда намъ дѣться?-- произноситъ Кларисса, блѣдная, истощенная.
   -- Пойдемте въ улицу Рошэ, къ пріятельницѣ Леонара. Вы увидите, она меня приметъ съ распростертыми объятіями, такъ какъ ей нечего болѣе опасаться Робеспьера.
   Въ пять часовъ, когда уже совершенно наступилъ день, и вся природа, казалось, ожила послѣ недавней грозы, Робеспьера вынесли изъ помѣщенія комитета общественной безопасности. Было рѣшено его временно помѣстить въ консьержери для формальнаго отождествленія его личности, а затѣмъ безъ суда, какъ человѣка, объявленнаго внѣ закона, подвергнуть казни. Убаюканный мѣрнымъ шагомъ жандармовъ, которые несли его на носилкахъ, онъ заснулъ или скорѣе впалъ въ забытье, и когда очнулся, то увидѣлъ себя въ небольшой кельѣ.
   -- Могу я писать?-- спросилъ онъ у жандарма, который стоялъ подлѣ него.
   -- Нѣтъ.
   -- Гдѣ я?
   -- Въ консьержери.
   -- Въ консьержери?-- повторилъ онъ, сверкая глазами:-- а въ какой части?
   -- Между кельей королевы и часовней жиронденовъ.
   Онъ вспомнилъ, что находился среди своихъ жертвъ, и мысленно повторилъ надпись на стѣнѣ: "Робеспьеръ, твой часъ придетъ!". Мертвецы были правы: если бы онъ во время уничтожилъ гильотину, то не находился бы здѣсь и не сдѣлался бы жертвой имъ же созданнаго террора. Но онъ не могъ этого сдѣлать. Оно было бы слишкомъ преждевременно, и онъ все-таки погибъ бы.
   Мысли его стали путаться. Ему казалось, что онъ юноша и стоитъ у фортепіано, на которомъ играетъ Кларисса. Мало-по-малу онъ совершенно терялъ сознаніе, и когда явился для его формальнаго отождествленія Фукье-Тенвиль, его креатура, то онъ не узналъ его голоса.
   Конецъ теперь близко. Въ пять часовъ назначено роковое шествіе на площадь Революціи, такъ какъ, по приказанію конвента, на этотъ разъ гильотина снова тамъ воздвигнута. Робеспьера кладутъ на носилки и выносятъ его среди толпы арестантовъ, его жертвъ, которые видятъ въ его смерти зарю своего освобожденія. Во дворѣ его помѣщаютъ на телѣгу и привязываютъ къ скамейкѣ, чтобы онъ не упалъ. Свѣжій воздухъ возстановляетъ его силы, и онъ смотритъ на все съ безмолвнымъ презрѣніемъ.
   Ганріо и Кутонъ находятся на той же скамейкѣ направо и налѣво отъ него, а сзади помѣщаются его братъ Огюстенъ, Сенѣжюстъ и Дюма. Всего приговоренныхъ было двадцать два человѣка, и они наполнили пять телѣгъ.
   Наконецъ началась via dolorosa Робеспьера. Несмѣтныя толпы наполняли улицы, осыпая своего прежняго кумира оскорбленіями и грубой бранью съ тѣмъ же энтузіазмомъ, какъ нѣкогда его привѣтствовали на праздникѣ въ честь Верховнаго Существа.
   Роковое шествіе поворачиваетъ на набережную и направляется къ улицѣ Сентъ-Онорэ. Крики ненависти и проклятія носятся въ воздухѣ.
   -- Чудовище!-- кричитъ одна женщина, которая потеряла двухъ дѣтей, благодаря преріальскому закону.
   -- Гнусное чудовище! именемъ всѣхъ матерей я тебя напутствую проклятіями въ адъ.
   Толпы все увеличивались, такъ какъ было декади, революціонный день отдыха, и весь Парижъ находился на улицѣ.
   Въ окнахъ и на балконахъ виднѣлись веселыя радостныя лица, такъ какъ всѣ знали, что за этими послѣдними жертвами исчезнетъ терроръ.
   Перевязка полускрывала лицо Робеспьера, и глаза его, какъ бы стеклянные, были неподвижно устремлены въ пространство. Рядомъ съ нимъ сидѣлъ Ганріо, блѣдный, испуганный. Калѣка Кутонъ и раненый Огюстенъ Робеспьеръ лежали на днѣ телѣги. Только Сенъ-Жюстъ стоялъ, гордо выпрямившись, и презрительно смотрѣлъ на толпу.
   Выйдя на улицу Сентъ-Онорэ и миновавъ якобинскій клубъ, гдѣ "неподкупный" два дня передъ тѣмъ неограниченно царилъ, шествіе остановилось передъ домомъ Дюплэ.
   -- Эй, Робеспьеръ,-- кричитъ какой-то голосъ:- смотри, какъ твое логовище забрызгано кровью твоихъ жертвъ.
   По данному знаку какой-то ребенокъ выдѣляется изъ толпы съ малярной кистью въ рукахъ и, обмакнувъ ее въ ведро съ кровью, забрызгиваетъ кровью дверь.
   Во дворѣ слышится вой собаки. Очевидно Влундъ почувствовалъ присутствіе хозяина. Робеспьеръ закрываетъ глаза, но тщетно: онъ слышитъ вой вѣрнаго животнаго.
   Между тѣмъ въ толпѣ раздается говоръ:
   -- А гдѣ семья Дюплэ?
   -- Отецъ въ тюрьмѣ въ Плесси, а мать съ малолѣтнимъ сыномъ въ Сентъ-Пелажи.
   -- Леба застрѣтился, и тѣло его лежитъ въ одной изъ телѣгъ.
   -- А дочери?
   -- Спаслись бѣгствомъ.
   Шествіе продолжалось. Вдали замиралъ вой собаки, какъ бы посылавшей своему хозяину послѣднее "прости".
   При поворотѣ въ улицу Сенъ-Флорентинъ какой-то юноша перебѣгаетъ черезъ мостовую и скрывается въ улицѣ Революціи.
   -- Эй, погоди!-- кричитъ толпа:-- не будь трусомъ! Посмотри, какъ у "неподкупнаго" отлетитъ голова!
   Это былъ Оливье. Онъ торопился изъ комитета общественной безопасности, гдѣ наконецъ засвидѣтельствовали паспорта, и, чтобы избѣгнуть шествія, онъ побѣжалъ по улицѣ Сенъ-Флорентинъ, но вce-таки наткнулся на него,
   Поспѣшно достигнувъ меблированныхъ комнатъ въ улицѣ Рошэ, гдѣ помѣщались его мать и невѣста, онъ радостно вбѣжалъ въ ихъ комнату съ крикомъ:
   -- Все готово! ѣдемте скорѣе! экипажъ ждетъ!
   -- Какъ, вы сейчасъ уѣзжаете?-- вскрикнула вдова Богранъ.-- А лучше останьтесь до завтра,-- я приготовила вамъ славный ужинъ.
   Но Оливье, Кларисса и Тереза поспѣшно вышли на улицу, гдѣ стоялъ четырехмѣстный шарабанъ. Оливье помогъ усѣсться матери и невѣстѣ, а самъ помѣстился на козлахъ съ возницей.
   -- Въ Монморанси! и скорѣе!-- крикнулъ онъ.
   Экипажъ покатился, но въ концѣ улицы Рошэ онъ остановился. Ему пересѣкали дорогу двѣ телѣги, которыя неслись вскачь.
   -- Что это такое!-- вскрикнулъ нетерпѣливо Оливье.
   Розницы въ красныхъ колпакахъ отвѣчали:
   -- Мертвыя тѣла казненныхъ! Мы веземъ ихъ на кладбище Эранси. Покончили съ "неподкупнымъ". Онъ болѣе никого не убьетъ!
   Услыхавъ эти слова, Кларисса и Тереза упали на колѣни въ шарабанѣ и подняли глаза къ небу въ молитвѣ. Оливье снялъ шляпу.
   Телѣги проѣхали мимо. Кларисса и Тереза перекрестились. Оливье, блѣдный отъ волненія, послѣдовалъ ихъ примѣру.
   Рлаза Клариссы устремились на сына, и она молча возблагодарила небо.
   Тайна происхожденія Оливье была навѣки скрыта.

КОНЕЦЪ.

   
   
   
Ко всем произведениям автора К списку авторов