H.A. Добролюбов. Собрание сочинений в девяти томах
Том восьмой. Стихотворения. Проза. Дневники
М.-Л., "Художественная литература", 1964
<ДНЕВНИК 1856 ГОДА>17
1856 г., 1 января
Сегодня я был у Ж.18 Говорил о новостях нашей политики и литературы, и между прочим я узнал несколько фактов довольно интересных. Вот, например, недавно г. Монферран19 сделал комиссии, учрежденной для постройки Исакиевского собора, следующее представление: в Италии заказаны барельефы (для каких-то простенков Исакиевского собора). Гипсовые модели этих барельефов хранились в Пб., для того чтоб их можно было, когда нужно, поставить, посмотреть, словом, как модели. Но они были в сыром месте, отчего испортились и развалились. Вследствие чего г. Монферран просил комиссию разрешить вылить новые формы и по ним сделать модели и как те, так и другие хранить -- для будущих надобностей. На все это нужно отпустить 6000 руб. сер. Комиссия разрешила -- к этому едва ли что нужно прибавлять; разве еще то, что большая часть прежних моделей барельефных украшает, говорят, стены в домах людей, имеющих непосредственное участие в стройке собора.
Такого же рода история была при постройке Благовещенского моста.20 Для его сооружения разрешено было возить из-за границы чугун без пошлины. Так в таможне и принимали чугун -- для Благовещенского моста, нисколько не заботясь осматривать его и записывать его количество. В продолжение шести лет непрерывно возили чугун для моста, на завод Берта; наконец Берт21 усовестился, и перестали возить. Дело так бы и кончилось, но один таможенный чиновник, на глазах которого происходило все это дело, но который ничего не получил при этом, рассчитал, что он может получить здесь некоторые выгоды. Зная достоверно, что один получил за эту спекуляцию 100 000, другой 50 000, третий 30 000 и т. д., он явился к каждому из них и требовал 1/10, если они не хотят, чтобы он донес. Те его прогнали. Он явился и к Берту, тот тоже ничего ему не дал. Тогда чиновник действительно донес... Пошло было дело. Все оно едва не обрушилось на Пашкова,22 который, впрочем, по глупости своей, позволяя брать другим, сам, однако, ничем здесь не воспользовался. Но, принужденный принять похмелье в чужом пиру, он хлопотал, бегал, просил, другие тоже не жалели ни хлопот, ни денег, и дело было решено тем, что дан был выговор чиновнику, который принимал чугун, за то, что он не записывал количества...
Подобную таможенную шутку рассказывают о князе А. С. Меншикове.23 Он, по бедности своей, выпросил у Николая Павловича дозволения выписывать из-за границы разного рода вещей на 25 000 руб. сер., как позволено посланникам. Ему позволили. Присылают из-за границы тюк на имя кн. Меншикова. Присылают ему уведомление и просят пожаловать в таможню. Он говорит, что ему некогда; просят прислать доверенное лицо; он говорит, что хочет сам лично осмотреть вещи, которые ему присланы. После нескольких переговоров он наконец просит, чтобы вещи прислали к нему на квартиру. И это для него делают: присылают вещи и с ними чиновника, для того чтобы рассмотреть, что есть в тюках. Чиновник приезжает, спрашивает князя; ему говорят, что князь занят и не может принять его. Делать нечего; чиновник собирается ехать с тюком назад. Вдруг выходит князь: "Куда вы тащите мои вещи?.." -- "Обратно в таможню, ваше сиятельство, мне сказали, что вы теперь не можете заняться рассмотрением присланных вам вещей..." -- "Ну да, теперь я не могу, мне некогда; да для чего же вам везти этот тюк обратно, оставьте его у меня, а завтра или послезавтра придите: мы его освидетельствуем вместе..." Чиновник видит, что делать нечего, оставляет вещи и уходит... Является завтра -- князю некогда; является послезавтра -- князя нет дома; является еще через день -- у князя гости... Наконец улучает удобную минуту, застает князя: он выходит к нему и говорит: "А я уже разобрал мои вещи без вас, мне нужно было... Тут все верно: все вещи, которые значатся в описи, все налицо..." -- "Но, ваше сиятельство, по правилам, должен таможенный чиновник присутствовать при распечатывании тюков..." -- "Так что же? Может быть, вы боитесь, что я украл здесь что-нибудь?" -- говорит князь с видом оскорбленного достоинства..." -- "Помилуйте, ваше сиятельство... но... только..." -- "Так что же вы -- из чего хлопочете?.. Я вам говорю, что верно... Я думаю, мне-то вы можете поверить..." И так происходило каждый раз, когда присылались посылки кн. Меншикову. Говорят, что он, вместо 25 000, получил тысяч на сто разных вещей.
26 числа декабря был пожар на Невском проспекте. Горел дом Энгельгардта, в котором находится магазин русских изделий. Купцы сложились все и дали пожарной команде 2000 руб., чтобы они оставили в покое ту часть дома, где не было огня, и ничего там не крали. Действительно -- ни у кого не пропало ни одной вещи. Поплатились только те, которые имели магазины в том краю, который ближе к католической церкви и который именно подвержен был действию огня. Говорят, что и те, которые живут в доме католической церкви, употребили ту же меру для сохранения себя от усердия пожарной команды... В газетах превозносили деятельность, неустрашимость и проч. полиции. На пожаре был Николай Николаевич.24
2 января
В декабрьской книжке "Современника" помещено начало заметок Нового поэта о петербургской жизни. Там толкуется о разных литераторах, и именно: литератор, к которому все ходят читать свои произведения, -- Тургенев; литератор, любящий водку, -- Писемский; литератор, которого все поднимали и который кричал все "выше, выше", -- Достоевский Ф. -- Панаеву также принадлежат "Литературные гномы", помещенные в 1854 году в "Современнике"... Там гном в золотых очках -- Кони, а гном с мочалкой на голове -- В. Зотов.25 Кстати -- Зотову принадлежит фельетон в "СПб. ведомостях" о декабрьской журналистике...26 Писемский, сказывают, большой эгоист, думает о себе весьма много, произведения свои читает беспрестанно, так что одному человеку пришлось слышать от него "Плотничью артель" в различных обществах двенадцать раз. Григорович -- человек на первый раз довольно пустой -- светский, но очень добрый. У него есть idée fixe {Навязчивая идея (франц.). -- Ред.} -- собирать отличные произведения фарфоровые. Однажды, собираясь ехать в Москву, он получил фаянсовое японское блюдо, за которое просили с него сто рублей; он заплатил, но у него не осталось денег на первый класс; он поехал в третьем... Там делал сбор в пользу пленных англичан -- до пятидесяти рублей, потом зашел в вагон первого класса, заболтался с знакомыми, хотел там остаться, но был с позором выпровожен кондуктором. Этот случай тоже упомянут в "Современнике" (Смесь жел. дор., 1855, No XI).27
3 января
Чудеса рассказывают про Александра Николаевича. Просто хочется верить, и не верится. Например, недавно говорили, что один чиновник донес на другого, что он дурно отзывался о государе; Александр велел, по закону Петра еще, наградить доносчика 5-ю рублями и внести это в формулярный список, а болтуну чиновнику внушить -- быть поосторожнее... Один студент также что-то острил насчет перемен формы, беспрестанно возобновляемых Александром. На него донесли, схватили его, представили царю. Тот спросил его, зачем он решился высказывать в публичном месте свои скороспелые суждения. Студент оправдался тем, что он сказал это с досады, не имея денег на новую обмундировку. Александр -- приказал ему выдать, сколько нужно, на покупку новой формы... Из Киева донесли, что тамошние студенты, и, кажется, поляки, составили праздник, узнав о взятии Севастополя, и пили за здоровье Пелисье.28 Александр приказал... оставить студентов за это без обеда... Наконец, вот как рассказывают историю Мордвинова, столько наделавшую шуму. Это -- человек, лично знакомый с Герценом и имеющий тенденции совершенно такие же, как и этот человек. Он ездил по России, распространял сочинения и идеи Искандера, даже говорят, что он был одним из главных двигателей контрабанды, ввозившей в Россию сочинения Искандера... Наконец он приехал в Тамбов. Кроме своих резких суждений, он отличился там, говорят, еще тем, что прибил несколько объявлений, в которых говорилось, что англо-французы воюют теперь совсем не против русского народа, а против личности царя, против тиранства, что они хотят уничтожения рабства в России. Другие говорят еще, что он собрал к себе на обед всю тамбовскую знать и здесь прочитал им составленную им правдивую биографию Николая... Как бы то ни было, его схватили в Петербурге, кажется, потом посадили в крепость. Сидел он там довольно долго. Наконец гр. Орлов29 является к государю с огромным докладом о Мордвинове как государственном преступнике, заговорщике, бунтовщике и т. п. Александр узнал, в чем вина Мордвинова, и сказал только: "Мне прискорбно, что говорят дурно о моем незабвенном родителе, и я бы этого не желал; но что говорят обо мне -- так мне это решительно все равно. Мордвинов довольно уже наказан заключением: выпустить его..." -- И Мордвинов действительно выпущен...30 Не знаю, что и думать о таком образе действий. Это всех поражает в высшей степени. И так привык русский народ к казням и ссылкам, что теперь почти никто не хочет верить бескорыстию и искренности Александрова великодушия. Одни говорят, что все эти рассказы вздор, пуф, сети, расставляемые тайною полициею для новичков, которые, поверив им, начнут болтать теперь все, что у них есть на уме. Другие делают ужасное, сверхъестественное предположение. Теперь, говорят они, не будут заключать и ссылать вольнодумцев, но систему аббата Диэгриньи переменят на систему Родена: их будут уничтожать.31 Грановский умер скоропостижно, написав свой "Восточный вопрос".32 Искандер, говорят, тоже умер, и вскоре после письма к Александру...33 Недолго проживет и Мордвинов... Сердце отказывается верить этой злодейской, махиавелевской политике... А впрочем, почему мы знаем, какие начала господствовали и господствуют в нашем государственном управлении... Нам этого не сказывают...
4 января
Муравьев послан был на Кавказ за то, что разбил на маневрах Николая Павловича. Штрандманну он за то же самое сказал дурака; тот сказал, что он подаст в отставку. Николай Павлович сказал: "Ступай, за таким болваном не погонюсь"... Штрандманн -- остался!..34 Другого генерала также он обругал болваном: тот на другой день подал в отставку. Царь сказал, что он вчера погорячился. Генерал отвечал: "Ваше величество, вы можете всегда горячиться, когда вам только будет угодно", и все-таки вышел. Фамилия его...35
5 января
Литературная новость: на И. И. Давыдова написаны две эпиграммы. Одна сочинена кем-то, говорят, -- в Москве и читается так:
Подлец душой, подлец из видов,
Душеприказчик старых баб,
Иван Иванов сын Давыдов,
Презренный Лазаревых раб.36
Это -- подпись к его портрету.
Другая эпиграмма составлена Данилевским Г. П. не очень давно и гласит такое:
Когда с Давыдовым встречаюсь я порой,
При людях как-то мне неловко и конфузно, --
Как будто кто передо мной
Показывает гузно.
Стихотворение: "Он при Уварове-французе" тоже принадлежит Данилевскому, и последний куплет его имеет следующий вариант:
Он повернул свой парус дерзкий
И стал доносчик богомерзкий
На просвещенье, светлый крин, --
Науке русской сукин сын.
6 января
Б о тысяч за убытки, и тем результаты осмотра ограничились. Сказывал только впоследствии чиновник таможенный, что во время его осмотра на другой стороне корабля что-то глухо булькнуло в воду, и он видел потом что-то плывущее по морю, будто какой-то бочонок... Но и в этом он сам не был уверен, или по крайней мере говорил, что не был уверен.
Впрочем, если большие мошенничества проходят даром, то маленькие строго наказываются. Один из русских фабрикантов и капиталистов, Корпус,85 (говорил мне <слово зачеркнуто>), купил за границей за несколько рублей по случаю две бумажки в двести рублей каждая; приехавши в Россию, он сбыл их какому-то жиду. Жид, обрадовавшись деньгам, не посмотрел бумажки и взял их, но сбыть ему их не удалось, его взяли и стали допрашивать. Он очень просто отвечал, что эти бумажки получил от купца Корпуса, который живет в СПб. Для очной ли ставки или так, по формам судопроизводства, только жида отправили в СПб. Здесь призвали и Корпуса. Почтенный купец этот отозвался, что через его руки перешло столько денег, что он не может припомнить, бывали ли между ними фальшивые, -- что жида этого, впрочем, он не знает и никакого дела с ним не имел. Ему, как богатому купцу, разумеется, поверили, а жида осудили и сослали на поселение... После того Корпус говорил: "Мне не четырехсот рублей было жалко, а купеческая честь пострадала бы, если бы я сказал, что отдал жиду фальшивые бумажки... Впрочем -- ничто этим мошенникам жидам, не обдувай христиан..."
30 января
Есть у нас один [студент],86 который имеет дар нарисовать карикатуру и вообще сострить... Некоторые из его произведений заслуживают того, чтобы быть отмеченными здесь. Раз он, например, нарисовал ряд попов в ризах и в головных украшениях, которые мало-помалу превращаются совершенно из скуфейки -- в каску, а из камилавки -- в кивера разного сорта... Подписано "Русское духовенство XX века".87 Это было в самый разгар военного николаевского деспотизма... Недавно он же нарисовал свиную голову на тарелке и подписал: "Усекновение честныя главы Иоанна Давыдова..." В свиной физиономии, как мне кажется, необыкновенно хорошо схвачено выражение физиономии [Д]авыдова... Он же написал раз комическое представление о том, как конференция Главного педагогического института рассуждала о вывеске институтской.88 Кроме характера многих профессоров, хорошо подмечено здесь и простосердечие А. Смирнова...89