Веселовский Александр Николаевич - Письма к Е. А. Ген (Веселовской)

Наследие Александра Веселовского. Исследования и материалы

С.-Пб, "Наука", 1992

ПИСЬМА ВЕСЕЛОВСКОГО К Е. А. ГЕН (ВЕСЕЛОВСКОЙ)

Публикация Е. В. Свиясова

Значительная часть сохранившейся переписки Веселовского относится к годам, когда он приобрел авторитет в научных кругах, стал всемирно известным ученым, и лишь небольшая -- носит личный характер. Это прежде всего его письма к членам семьи, родственникам и друзьям.

Существенный интерес представляют письма, обращенные им к невесте -- Елене Александровне Ген (1846(?) -- 1906), ставшей в 1864 г. его женой. К сожалению, сведения о ней крайне скудны, в отличие от сведений о ее сестре -- Надежде Александровне Белозерской (1832--1912), известной в свое время писательнице, переводчице, жене В. М. Белозерского (1825--1899), одного из основателей Кирилло-Мефодиевского кружка, друга Т. Г. Шевченко, впоследствии издателя украинского журнала "Основа". По-видимому, именно круг Белозерского определил интерес Ген к проблемам славянства, чем и объясняются, в свою очередь, подробнейшие письма-отчеты Веселовского, отправленные ей из южно-славянских земель и частично представленные в настоящей публикации.

Кратко характеризуя письма Веселовского к невесте, а затем жене, необходимо указать, что в большинстве их содержатся пространные описания впечатлений от посещения музеев, библиотек, театров и т. п. Мы находим в них ценные наблюдения, бытовые зарисовки, этнографические экскурсы; все они характеризуются умением разобраться как во всех тонкостях политической обстановки того времени, так и в научных и литературных явлениях эпохи. Письма 1870--1890-х гг., сохранившиеся в архиве (большей частью без дат), не столь развернуты и носят скорее информативный характер, разительно отличаясь тем самым от писем 1860-х гг.

Годы студенчества Веселовского и его заграничного путешествия -- эпоха, когда формировалась личность ученого и гражданина, когда складывались и корректировались его научные и общественные взгляды. Отсюда значение публикуемых писем для его биографов.

Из 103 писем Веселовского к Ген (Веселовской) ниже публикуются 10. Известно 16 писем (без дат) Ген (Веселовской) к Веселовскому (No 206).

Октябрь--начало ноября 1862 г. Берлин

Суббота.

Моя корреспонденция будет по необходимости монотонна. Я преимущественно движусь в кружке одних и тех же знакомых лиц: нескольких русских, хозяйки и книгопродавца и нескольких студентов. Люди здесь скучные, женщины и того скучнее. Я думаю, любая женщина отпустила бы сюда любимого ею человека без боязни потерять его в сетях другой. В этом отношении безопасность совершенная: нельзя поверить, насколько нам, сложившимся исторически характерам, дики и непонятны немецкие исторически объяснимые характеры. Мещанство, с его расчетливостью и основательностью, доходящей до гроша, -- и золотообрезная книжка Шиллера, аккуратный бутерброд и цеховая сентиментальность, всякая partie de plaisir {увеселительная поездка (фр.)} сводятся к пиву, чулку и кухне -- все это такие противоположности, которых сочетание вам невдомек, и нужно долго допытываться и додумываться, чтобы понять, как это улеглись рядом такие несоединимые элементы.

Что русскому здорово, то немцу смерть, я, разумеется, не признаю этой пословицы, но зато верю другой, что немец туго варит, что ему нужно по крайности три дня, чтобы пережевать остроту, слышанную им где-нибудь в театре, и только через три дня у себя дома он захохочет над этой остротой. Это не мое мнение, я только ему поверил и, разумеется, немало удивился, когда, войдя в немецкий театр, оглушен был гомерическим хохотом. Но знаете, над чем здесь смеются? Нужны кривлянья и фарсы, песенка на животрепещущие события или какая-нибудь ск<о>ромная выходка, чтобы возбудить хохот у этих толстокожих германцев. Слона погоняют железным чеканом. Берлинские театры наполнены так называемыми pièces d'occasion. {пьесами на злобу дня (фр.)} Содержания меньше, чем современных намеков. Я видел, между прочим, пьесу под названием "500 000 дьяволов".1 Племянницы Сатаны, числом что-то двадцать или около того, влюбились в двух смертных и просятся у своего дяди на Божий свет. Тот, разумеется, не пускает их, но они, пользуясь его сном, спасаются бегством и уводят с собой Стикса. История любви очень простая: один из смертных пользуется могуществом своей возлюбленной, что наестся и растолстеет донельзя, другой питает к своей подруге какое-то непонятное подозрение, чует в ней что-то демоническое и в видах охранения то и дело целует медальон своей матери. Между тем сатана пронюхал бегство племянниц, и те снова бегут в Китай. Сатана в свою очередь делается китайским императором etc. Все в таком роде. Одним словом, гиль невероятная. Между тем театр хохочет без умолку. В парламенте только что отошел жаркий спор о том, быть ли войску или не быть; город наполнился разноцветными брошюрами, пошли политические дуэли, и в заключение король самовольно распустил парламент.2 Китайский император -- Сатана тоже распускает парламент, и депутаты расходятся, повеся нос и бормоча под нос незатейливую песенку. Театр в восторге. Племянницы Сатаны поступают на службу к китайскому императору, не зная, что он и есть их дядя Сатана, и очень долго маршируют на сцене, заплетаясь и равняясь, в шлемах и коротких юбочках, с копьями и щитами. Намек на армию. Кроме того, вся пьеса пересыпана куплетами, где говорится о Германском союзе,3 и о Шлезвиге,4 и о немецком флоте, и еще о многом другом. Так все ненастные дни занимались они делами!5 Дни действительно ненастные и в физическом, и в политическом смысле.

От немцев перехожу к "Основе".6 Один из многих здешних знакомых, Потебня,7 бывший адъюнкт Харьковского университета, послал в "Основу" деньги на высылку ему журнала за этот год. Киев он плохо знает, а там "Основу" превозносят, зато он знает Полтаву, где "Основу" вовсе не превозносят. В Полтаве за этот год 50 экземплярами выписывают менее, чем в прошлый, -- правда ли? И знаете почему? Primo {во-первых (лат.)} -- полтавские начетчики недовольны несвоевременным выходом книжек и не иначе объясняют несвоевременность, как небрежностью редакции. Ответов на письма корреспондентов часто вовсе не бывает: корреспонденции помещаются иногда так, что прежде печатают второе письмо, а затем первое, переиначивают цифры и т. п. Все это говорит Потебня; жаль, что я поспешил сказать ему о моем знакомстве с редакцией и он воздержался от имени, а то я бы мог сделать указание на лица. Все это сообщается, разумеется, на поучение "Основы", чтобы она вела себя умно и прилежно. Потебня не может понять, на что рассчитывает редакция, переменив формат издания. Я говорил ему и то и се, указывал на возможность более общего содержания, что в газете может быть политический отдел и потом особый, провинциальный (малороссийский), что, пожалуй, и помещики, выписывающие теперь "Московские ведомости", станут выписывать новую газету. Все это, разумеется, мои личные домеки и pia desideria. К pia desideria {заветным желаниям (лат.)} относится также желание, чтобы Надежда Александровна здоровела и не слишком много занималась пагубными вопросами о нравственности и долге, вообще старалась бы жить au jour le jour. {изо дня в день (фр.)} "Sie schadet sonst der Gesundheit", {"Иначе она (любовь) вредит здоровью" (нем.)} -- добавлю я, перефразируя стихи Гейне.8 У моего книгопродавца, с которым я друг и приятель, я видел целый выбор детских книг, заготовленных к Рождеству, самого нового издания. Я намерен выбрать и прислать к вам какую получше. Пусть Н<адежда> А<лександровна> скажет, для какого возраста ей приятнее и способнее работать? Если ваши "английские цыгане" пойдут в ход, я пришлю вам одну очень интересную книжку George Borrow о цыганах в Испании, которая может послужить продолжением предыдущей статьи.9

Знаете ли вы, что у меня вашим письмам отведено особое место и установлена особая служба? С кем поведешься, тем и прослывешь; и я заразился романтизмом у немцев. Да романтизм ли это?

Жму и целую вашу ручку.

А. Веселовский.

Попросите Костяковского,10 чтобы он написал к моему брату11 в Москву с запросом: получают ли они мои письма? Я до сих пор не имею никакого известия. Не случилось ли чего? Пусть сообщит мой адрес.

Хранится: No 8, л. 12--13 об.

Датируется октябрем--началом ноября 1862 г. по содержанию (упоминание о роспуске ландтага 11 марта 1862 г.; сведения об издании журнала "Основа").

1 Автора пьесы установить не удалось.

2 Речь идет о роспуске прусского ландтага 11 марта 1862 г. в связи с так называемым "конституционным конфликтом".

3 Германский союз -- объединение германских государств (1815--1866), руководящую роль в котором играла австрийская монархия.

4 Закулисная дипломатия Бисмарка, ставшего 24 сентября 1862 г. канцлером, привела к тому, что в герцогстве Шлезвиг-Гольштейн, находившемся с 1460 г. в унии с Данией, произошли народные демонстрации и выступления в пользу присоединения герцогства к Пруссии, что вовлекло Берлин в конфликт с Австрией.

5 Скрытая цитата из "Пиковой дамы" А. С. Пушкина (эпиграф).

6 "Основа" -- украинский общественно-политический и литературный журнал либерального направления (1861--1862). Редактором этого журнала был В. М. Белозерский.

7 Александр Афанасьевич Потебня (1835--1891) -- русский и украинский языковед, этнограф, фольклорист. Родом из Полтавской губернии. После опубликования работы "Мысль и язык" (1862) был направлен Министерством народного просвещения за границу. Слушал лекции по санскриту в Берлинском университете, где и встречался с Веселовским.

8 Веселовский цитирует стихотворение Г. Гейне "Sie saßen und tranken am Teetisch" (1822--1823) из цикла "Lyrisches Intermezzo".

9 Джордж Борроу (Borrow) (1803--1881) -- английский писатель и филолог. Веселовский имеет в виду его книгу "The zincali, or An account of gipsies of Spain" (London, 1841). О каких-либо научных трудах и переводах Е. А. Ген (Веселовской) сведений нет.

10 Кистяковский (у Веселовского -- Костяковский) Александр Федорович -- доктор уголовного права (1833), журналист, сотрудник журнала "Основа". С середины 1861 г. вошел в состав редакции в качестве помощника главного редактора этого журнала. О нем см.: Киевская старина. 1895. No 1. С. 1--38.

11 Алексей Николаевич Веселовский (1843--1918) -- историк литературы, один из зачинателей русской компаративистики. Окончил Московский университет в 1863 г. До 1866 г. работал за границей. В 1906 г. избран почетным академиком по разряду изящной словесности Академии наук. Председатель общества любителей российской словесности при Московском университете (1901--1906). Основные монографии посвящены истории западно-европейских литератур. Представитель "культурно-исторической школы" и сравнительно-исторического метода в литературоведении. См. также ниже, с. 281.

3 (15) ноября 1862 г. Берлин

15 ноября н. ст. Суббота.

"Вы -- другое дело, пишите". И я опять начинаю писать, уже в силу формального приглашения. Ведь я не шутя испугался, что вам наскучу, потому и не писал в прошлую субботу -- не подумайте чего-либо другого. Мне так дорого право переговариваться с вами, что я ни за что бы не уступил его -- без бою; ваше молчание не остановило бы меня. Теперь, когда вы сами говорите, что писать часто не будете, потому что не умеете (!), я даже не буду перетолковывать вашего молчания, чем толковал до сих пор, т. е. тем, что я наскучил. Не дай Бог, чтобы это когда-нибудь случилось.

Господи, чего-чего не передумает человек, когда очутится один и нет людей, к кому бы летело сердце! Потому что я действительно один, к русским хожу мало, на субботних митингах стараюсь не бывать. Я даже не знаю, к чему они? Общего ничего нет, толкуют и занимаются врассыпную, а кружку пива можно всегда и одному выпить. Разве для заявления своей народности собираться -- вот это дело, тогда и кокарду недурно приклеить с отечественными цветами или какую-нибудь шапку надеть вроде шапки стрелков его величества. Ведь носят же немецкие студенты шапки, кокарды и перевязи: саксонцы -- зеленого цвета, поляки -- белого, промышленная корпорация, так называемая Юная Германия, мечтающая о соединении миниатюрных немецких княжеств в одну немецкую империю, -- германская корпорация -- носит красные шапки. Каковы! Помимо этих корпораций существует еще множество кружков, без всяких народных и политических целей, так называемые Verein, {общества (нем.)} Verein для пения, для гимнастики, Verein для математиков, философов и т. д., собирающиеся каждый в известной кофейне, имеющие свои статуты, президента, вице-президента, выборы и все подобные формальности, без которых немец ни на шаг. Я был на одном из таких собраний и потому сужу как очевидец. К остаткам древности следует причислить: дуэли на безопасных рапирах, царапины, считающиеся за раны и выводящие пятна из студенческой чести, -- и выведенная из употребления обедня богу пива, представляющая в карикатуре католическую обедню.

Вы целые дни работаете -- и хорошо и дурно. Вы сидите дома -- не знаю, что сказать, хорошо или дурно, только, кажется, по-прежнему, потому что вы всегда любили домоседничать. Я так поневоле изменил своему образу жизни, долго в ночь не зачитываюсь, да и негде, если б и хотел, встаю в 6--7 часов, дома работаю до Х-го часу, потом иду на лекцию, историю искусства читает Ваген 1 и, что всего лучше, водит по музею, который здесь великолепный. В 2 часа иду обедать, в четыре часа опять лекции -- до 7-ми, по средам и субботам у меня после обеда свободное время и частные занятия с профессором Маном 2 -- провансальский язык. Вы видите, я стараюсь погонять по всем по трем, -- попадаю ли, нет ли, этого я и сам еще хорошенько не знаю. Знаю только то, что мне подчас бывает очень скучно, и я буду очень рад, когда приедет сюда Новицкий.3 Сказать лучше -- если приедет. Не так давно получил я от него письмо, он узнал из одного письма в Гейдельберге, что я здесь, и написал мне через другого русского несколько строк, полных упреков, что я позабыл его и не даю о себе ничего знать. На другой день другое письмо, на третий третье. Дело в том, что ему плохо, он не знает, как наработать на хлеб, и среди всего этого остался прожектером: переводить на французский язык -- что бы вы думали? "Мертвый дом" Достоевского,4 хочет издать его в 5000 экземпляров и говорит о 5000 франках. Я должен оказать ему содействие, дать адресов в Париже, приложить мою руку к переводу и много еще тому подобного. Вы читали "Мертвый дом" и знаете, переводим ли он, я его не читал, но, судя по изображаемому быту, надо полагать, что перевод достанется трудом да хорошим знанием языка. Новицкий и я -- мы оба успеем -- надо будет обратиться en dernier lieu {в конце концов (фр.)} к какому-нибудь французскому литературщику. Попытать это нетрудно, но пойдет ли перевод? Новицкий совершенно уверен. Кто-то предложил доставить у одного гейдельбергского банкира кредит на 100 гульденов, из к<от>орых 75 пойдут на уплату его долгов, а с 25 он хотел бы пуститься в Париж. Между тем я еще прежде сделал ему предложение переехать в Берлин и жить со мной -- стеснимся, но немного, да зато нескучно и ему хорошо, за квартиру нечего платить, да если перевод у него пойдет на лад, легче будет помочь. Но, однако, дело решится, и в будущую субботу я напишу вам о "бедном Макаре" Новицком. Право, "бедный Макар" в Париж приехал, в тюрьму посадили, в Гейдельберг -- опять в тюрьму, а теперь Блюммер отпечатал его шпионом, которого будто бы послали за границу, чтобы наблюдать за берлинскими русскими и получать 800 талеров в жалованье. Приметы: смуглый, лет 25 и глаза с каким-то недостатком! Что всего хуже, так это то, что Искандер вздумал перепечатать эту подлость в своем журнале. Это просто непростительно, наши заграничные либералы ведут себя как шпионы или как мальчишки. На письмо, написанное Блюммеру из Гейдельберга и подписанное 16 русскими, он отвечал, между прочим, что есть шпионы однофамильные, некоторым из подписавших, Воейкову и Якоби. Что это такое?5

Кланяйтесь всем. Костяковскому скажите, чтобы он не высылал Новицкому "Мертвого дома", об этом я сам позабочусь.

Целую вашу ручку (и губки).

А. Веселовский.

Хранится: No 8, л. 24--25 об.

Датируется 1862 г. по связи с предыдущим письмом.

1 Густав Фридрих Ваген (Waagen) (1794--1868) -- немецкий искусствовед и критик.

2 Карл Август Фридрих Ман (Mahn) (1802--1887) -- профессор Берлинского университета, автор книги "Die epische Poésie der Provenèalen" (Berlin, 1853).

3 Петр Васильевич Новицкий (1835--1886) -- эмигрант, член русской конспиративной организации в Гейдельберге, так называемой "Гейдельбергской читальни", впоследствии публицист, сотрудник "Голоса" и "Времени". Сохранилось три письма Новицкого к Веселовскому 1867--1880 гг. (No 570).

4 Новицкий своего плана не осуществил. При жизни Достоевского "Записки из Мертвого дома" были переведены лишь на немецкий язык.

5 Имя Новицкого в списке шпионов было обнародовано в журнале "Свободное слово" (1862, No 7--8), издававшемся русским эмигрантом Л. П. Блюммером. Это сообщение было частично перепечатано в "Колоколе" (1862. 22 окт. Л. 1228). Новицкий опубликовал там же письмо-протест (1862. 1 дек. Л. 1225). О каком письме, "подписанном 16 русскими", идет речь, выяснить не удалось. Оправдания Новицкого не устранили подозрений в эмигрантских кругах, в результате чего он был вынужден отказаться от мысли издавать в Гейдельберге студенческий журнал (см.: Лит. наследство. М., 1941. Т. 41--42. С. 6). 27 января 1863 г. А. И. Герцен писал А. А. Черкасову: "Итак, вы в Гейдельберге, -- здесь слухи о дуэли Блюммера с Новицким; досадно, время ли теперь заниматься этими феодальными распрями" (Герцен А. И. Собр. соч. М., 1963. Т. 27, кн. 2. С. 290); о предполагаемой дуэли см. также в письме Блюммера Герцену от февраля 1863 г. (см.: Лит. наследство. М., 1955. Т. 62. С. 737--738). Состоялась ли эта дуэль, не установлено. Однако впоследствии самому Блюммеру было предъявлено обвинение в связях с русской полицией (см. заметку Герцена "Мы с нетерпением ждем "Европейца"" -- Там же. М., 1959. Т. 18. С. 484).

Ноябрь--декабрь 1862 г. Берлин

Суббота.

Я не понимаю, чего вы от себя требуете, беспокойная девочка? Откуда это фаустовское настроение? Эти внутренние упреки, в которых, я уверен, вы часто сами не можете дать себе отчета? И кто это сказал вам, что вы самое бесполезное существо в мире? Вы хотите во что бы то ни стало приносить пользу -- интересно бы наперед условиться в том, что вообще называть пользой. У нас привыкли говорить о каких-то общественных обязанностях, о чувстве гражданского долга и прочих красивых вещах, о которых мне можно говорить, даже не подвергнувшись базаровскому упреку, -- так въелся в нас мистицизм и непонятная вера во всякие высшие начала. Я предлагаю вам спросить у Льва Фомича, впрочем очень практичного человека, что такое долг, обязанность, польза; я уверен, что он, не задумавшись, надает вам кучу понятий, определений, одно другого непонятнее и неопределеннее.1 Собственно говоря, дело на простой взгляд объясняется очень просто: польза, принесение пользы есть действительно обязанность, разумеется не для всех людей. Есть господа, которых случай или обстоятельства поставили в особенные условия, у которых всего вдоволь, как сыр в масле катаются, живут себе в свое удовольствие, не оглядываясь на других людей. Мы другое дело, я и вы напр<имер>, мы, собственно составляющие общество, мы не можем жить, не оглядываясь друг на друга, не помогая друг другу. Все наше благосостояние основано на мене, вы делаете одно, я делаю другое -- и мы меняемся, выполняем. Предполагается, что всякий здоровый член общества приносит посильную пользу, чтобы иметь право пользоваться тем, что приносят ему на пользу другие люди. Таким образом создается обязанность: мы должны работать, чтобы не быть самыми бесполезными существами в мире, как вы говорите. Но что работать и как работать? Что, если бы я стал чистить сапоги, вместо того чтобы заниматься историей разных непроизносимых литератур! Беда, коль сапоги начнет тачать пирожник2 -- это было бы только бесполезной затратой сил. Всякий должен делать то, что он лучше может делать, иначе он не устоит против конкуренции; мы должны приносить maximum возможной пользы, разумеется не вредя себе и не обижая других своей ленью. Неужели занятия на кухне, по деревенскому хозяйству -- maximum того, что вы можете делать? Не думаю, а так только сказали в минуту раздумья и тяжелого недовольства. Да вы посуды больше перебьете, чем добра наделаете, а зло-то себе причините, наверное. Вот занятие книгой другое дело, я знаю, что у вас есть охота заниматься, вам нечего было извиняться в одном из прошлых писем. А то откуда бы взяться вашему раздумью и недовольству собой? Вы только введите побольше систем в ваше занятие, не упускайте, пожалуй, из виду экзамен на диплом, а я, как приеду, помогу вам выдержать. Займитесь историей: Шлоссер ("История XVIII столетия" и всеобщая), курс Шульгина и очень практические руководства Грубе, по русской литературе читайте критики, прочтите если не оба тома Буслаева, то что-нибудь, напр<имер> "О Горе-Злочастии", "О женских типах в старинной русской литературе"; по французской литературе -- курс Démogeot (1 том), лучший из существующих, или Géruzez -- 2 т<ома>. Древней литературой вам, разумеется, нечего заниматься, но Démogeot укажет вам на замечательные произведения последнего столетия, и вы, руководясь ими, можете прочесть то или другое. Для всеобщей литературы вышел теперь первый том, под редакцией Милюкова, составленный по Шеру, Гетнеру и др., -- ее также можете прочесть, е con arnore, {и с интересом (ит.)} потому что книга, говорят, хорошо написана.3 Вот вам материалы под руками, все книги можете достать, не покупая, зачем бы существовать Милюкову? A Démogeot стоит всего 5 франков. Примитесь-ка за дело да не унывайте, если иногда будут опускаться руки. Это признак не лени, а неулегшейся силы, которая еще не нашла себе русла, направления, и на меня порой находит такое отчаяние в себе и в своих мыслительных способностях, что, Боже упаси, а между тем живу же и хлеб жую.

Не упускайте из виду английский язык и поминайте мисс Лавинию,4 только не во всем подражайте ей.

Вы хотите приносить пользу -- так прежде приготовьтесь. Готовясь, вы тоже приносите пользу, хотя непосредственных, мгновенных результатов и не видно. Мы, напр<имер>, посланные министерством, тоже не приносим непосредственной пользы и никому от того <ни> тепло ни холодно (по выражению Милюкова), ni chaud, ni froid, {ни тепло ни холодно (фр.)} что я обыкновенно переводил по-русски, что мы здесь занимаемся или в баклуши бьем, но придет час, в онь же сущие и будущие услышат, что такое мы, -- и тогда мы станем приносить пользу. И вы подождите и позаймитесь.

Вы хотите приносить пользу, я бы ответил вам, что вы уже приносите пользу, если б не боялись упрека в эгоизме. Вы мне принесли пользу, и я вам ее никогда не забуду. С вашего ли то было ведома или нет, физическими или нравственными качествами вы подействовали на меня -- в том дела нет: вы знаете, что я не отделяю одного от другого и беру всего человека -- и плотью и кровью и духом. Вы, разумеется, не удовлетворитесь этим, вы захотите чего-нибудь другого, труда, усилия, работы руками и головой. К чему же такое презрение к тому, что вы сделаете без труда и усилия, а как само собой, может быть, с маленькой дозой сердца? Я никогда не забуду вам прошлого лета -- Бог даст, то еще повторится и будет еще лучше. Прошлым летом мы еще только знакомились, сходились, я ссорился с вами и радовался за вас, но вообще мы мало жили. Может быть, оно и лучше было, если б вернуть невозвратимое, мы стали бы заниматься и работать на общую пользу, если бы у вас на ту пору не пропал жар занятий и презрение к себе, самому бесполезному существу в мире.

Успокойтесь, и все будет хорошо. Пишите мне иногда, когда вам что-нибудь понадобится в книгах и указаниях, какие я могу дать. Только об учительстве и думать не могите: вы не знаете еще, как солоно хлебать. Видите ли, я к прекрасному полу не имею чести принадлежать и гувернером не был, а только учителем, а минуты такие выдавались, что Испания была не в Испанию.5 А гувернантка не только учит, но и управляет большею частью, смотрит за детьми. К счастью, у вас нет диплома, а экзамен вы будете держать мне. Если у Белозерских вам хорошо и они к вам хороши, чего же вы хотите? Денег вы у них не заеда<е>те /div>

30, 31 августа (11, 12 сентября) 1863 г. Вена

Вена. 11 сентября.

Вена мне не нравится; в ней 600 с чем-то тысяч жителей, но запахов еще больше. Я не видал другого города, где бы обоняние поражалось так постоянно и столь разнообразно, как здесь. Закрывши глаза, чувствуешь, что находишься в большом городе. Такова сила цивилизации.

Дорогу в Вену, довольно скучную, вы можете прочесть в любом гиде, хотя бы в Бедекере, той красной книжке, которую нам оставил Новицкий. Почтенный Бедекер! Мы с ним ходили вчера круглый день, ни разу комиссионера не брали и не плутали. Только в одном сделали худо, что не посторонились обманщика динстмана,1 который провожал нас со станции железной дороги к отели. Он запросил с нас 20 крейцеров, а взял 40, потому же, что с каждого, и вдобавок привел в другую отель, чем в какую сказали. А мы войди да и расположись; и только позже, сидя за столом и ужиная, Михайлов 2 обратил мое внимание на Speisekarte, {меню (нем.)} на которой обман явно был написан: мы стояли не в "Черном орле", как предполагали, а в гостинице пражской железной дороги. А Бедекер обо всем этом предупреждает.

Так и вышел первый блин комом. Может быть, вследствие этого я невзлюбил Вены, может быть, и потому, что первый попавшийся мне номер здешней "Presse" принес большой фельетон о русских посетителях и посетительницах вод, где наши степенные ухватки, наш великий русский дубняк под парижским лоском выставлен так ярко и отчетливо, что нельзя не узнать себя. Попов,3-- тут и я вспомнил вас! Я только тем и утешаюсь, что во брани существует взаимность, что если немцы нас бранят, то и мы не прочь отыскать их слабые стороны. Все это было 9 числа. 10-го мы уже шлендали по городу, с гидом в руках, поглазели на собор св. Стефана 4 и отыскали здешнего русского попа, Раевского,5 к которому у меня был поклон от Марковой.6 Поп как поп, умный, но без прочного образования, занимающийся делом славянской пропаганды потому разве, что больше ему делать нечего, вроде того как издавна знакомый мне поп Колосовский,7 испанской миссии, занимался изучением испанской национальности. Раевский распространяет до 100 экземпляров "Дня",8 познакомил нас с главными словацкими деятелями, которые все съехались сюда, чтобы благодарить императора 9 до открытия словацкой Матицы.10 Они все сильные русофилы, -- кажется, потому, что им приходится вести постоянную распрю с мадьярами, как нам с поляками, а кто не любит мадьяров, тот и поляков не любит, как выразился один австрийский полковник в Брне. Они все понимают по-русски, некоторые говорят; в одном округе насчитывают до 4000 крестьян, научившихся по-русски в своих торговых поездках по России.

Кроме св. Стефана, да Раевского, да словаков и словачек, мы более никого и ничего не видели. За русинами ходили на тот конец света, но не застали; оставили записку, что были тогда-то, с поклоном от Потебни11 и Щербакова,12 и будут к 8 часам в кафе "Шваб", где есть и русские газеты. Газеты мы действительно нашли, но русинов не было.

Сегодня вечером ждали сюда приезда Константина Николаевича.13

12 сент<ября>.

Хотел было отослать письмо еще вчера вечером, да раздумал. Пусть больно еще ничего не видел, да, вероятно, не увижу. Кроме Раевского и газет -- ничего; собраний, музеев и театров так много, что лучше и не ходить рассматривать, не успеешь. Мы думали было вчера же вечером отправиться в Пешт, но приехал Ламан-ский, которого венгерские бюрократы успели выжить из Венгрии; 14 приехал просить помощи нашего посольства. Потом пришли русины, Шапковский,15 Крыницкий 16 -- и мы решили остаться еще до завтрашнего дня. Кстати, сегодня мои именины; к тому же можно порасспросить о Сербии Ламанского, где и как остановиться, как путешествовать. Он дал нам адресы в Новый Сад 17 и Белград. Завтра отъезжаем с пароходом в 1/2 седьмого утром.

Великий князь был сегодня у обедни в посольской церкви. От нечего делать пошел и я; пошел Ламанский, Михайлов, пошли русины, словацкие депутаты с своими женами. Словацкая депутация образовалась порядочная; только приехавший с в<еликим> к<нязем> австрийско-русский генералитет безобразничал, громко говорил и на благочинное служение отца Раевского не обращал никакого внимания. Константин Н<иколаевич> немного похудел, седые волосы, говорят, показались; одним словом, обстрелянный. Зато какие тут о его приезде ходят слухи -- просто уши вянут. Австрийско-жидовские газеты толкуют о какой-то секретной миссии, о попытке русского правительства сблизиться с венским.18 Император выехал К<онстантину> Николаевичу навстречу, музыка встретила его на железной дороге, войско дефилировало, и сегодня был праздничный обед. В три часа пополудни он выехал из Вены в Пешт; особый пароход поставлен в его распоряжение.

О польском вопросе говорят всюду, в газетах и кофейнях. Вы знаете, как он меня занимает. Здешние жидовские газеты ("Пресса", "Wanderer", "Ost-deutsche Post", "Neueste Nachrichten") оказываются подкуплены польскою эмиграциею, то же сделано с некоторыми из французских. И немудрено, что у той эмиграции не хватает теперь денег на покрытие самых необходимых расходов и на уплату по заказам. А в Австрии они заказывали многое; косы для косиньеров носят фирму известного завода в Штирии ("Mürzstaal"); из верных источников мы узнали, что 12 пушек было передано отсюда в Польшу и старые ружья из арсеналов сбыты неведомо куда. Благодаря своей двуличной политике, продающей, с одной стороны, ружья инсургентам, с другой, приказывающей обыски и аресты, Австрия дождалась того, что ей теперь самой приходится заботиться о своем спокойствии. Недавно схвачен здесь один член Государственного совета с верными доказательствами его соучастия в польском народном ржонде,19 потом найденные у многих арестовали все бумаги, даже книжки с надписями и именами лиц, которые готовились принять на себя правленье в Галицкой Польше, поблагодарив австрийское правительство за его отеческое попечение. А это правительство обвиняло наше в мании величия.

Русины оказались людьми великолепными, такими полякоедами, что любо-дорого. <Нрзб> совсем казак и зимой ходит совсем по-своему, по-народному. С русинами, словаками да Ламанским я отвел душу от чтения простейших либеральных журналов. Лишний день в Вене даром не пропал.

Что-то вы делаете, моя милая девочка? Скучаете или нет? Как у Марковых 20 устроились? Смотрите, вы обещали мне поправиться без меня, поздороветь -- сдержите же слово. А я веду себя здесь так экземплярно, как только можно ожидать, только о вас иногда вспоминаю, иногда скучно станет, и я тороплюсь вперед Михайлова, который, пожалуй, готов бы и засидеться в Вене. Такая галка, подумаешь.

Из Пешта напишу, если в нем останусь, что весьма сомнительно, надо спешить и деньгу беречь. В таком случае напишу из Нового Сада. До тех пор прощайте и почаще вспоминайте обо мне. Целую вас изо всех сил.

Ваш Александр В<еселовский>.

Хранится: No 8, л. 3--4 об.

Датируется 1863 г. по содержанию.

1 Динстман (от нем. Dienstmann) -- посыльный, носильщик.

2 Н. Михайлов -- студент Берлинского университета, где он слушал курсы общей истории и истории средневековой литературы.

3 Нил Александрович Попов (1833--1891) -- историк, славист. В 1863--1864 гг. находился в зарубежной командировке, в то же время являясь корреспондентом "С.-Петербургских ведомостей", "Современной летописи", "Русского вестника". Известны два письма Попова к Веселовскому (1870--1885) -- No 635.

4 Собор св. Стефана -- один из известнейших в Европе памятников готической церковной архитектуры; заложен австрийским герцогом Генрихом Язомир-готом в 1144 г.

5 Михаил Федорович Раевский (1811--1884) -- настоятель русской посольской церкви в Вене, протоиерей, общественный деятель славянофильского направления, осуществлял посредническую связь между русскими славистами и славянами, а также представителями науки и культуры Австрии. О нем см.: Матула В., Чуркина И. В. Архив М. Ф. Раевского как источник по истории связей между славистами России и Австрии (40--70-е гг. XIX в.) // Культура и общество в эпоху становления наций. М., 1974; см. также: Зарубежные славяне и Россия: Документы архива М. Ф. Раевского. 40--80-е годы XIX в. М., 1975.

6 Учительница Е. А. Ген. См. письмо 10.

7 Павел Ефимович Колосовский (ум. 1863) -- священник при русской миссии в Мадриде. Веселовский познакомился с ним в 1859 г. во время своего пребывания в Испании.

8 "День" -- еженедельная газета (1862--1865), издававшаяся И. С. Аксаковым. Письма корреспондентов М. Ф. Раевского -- Л. В. Березина, А. С. Ионина, И. Раковского, И. М. Рубия -- свидетельствуют о том, что Раевский был не только распространителем этой газеты в Вене, но и активно привлекал к участию в ее издании различных деятелей культуры. См. об этом: Зарубежные славяне и Россия: Документы архива М. Ф. Раевского. 40--80 годы XIX в. С. 34, 181, 384, 399.

9 Франц-Иосиф (1830--1916) -- император Австрии и король Венгрии с 1848 г., из династии Габсбургов.

10 Матица -- у австрийских славян -- общество ревнителей славянских народностей.

11 См. примеч. 7 к письму 1.

12 Лицо неустановленное.

13 Константин Николаевич (1827--1892) -- великий князь, сын Николая I, в годы польского восстания (1862--1863) -- наместник Царства Польского.

14 Владимир Иванович Ламанский (1833--1914) -- фольклорист-славист, этнограф, историк и общественный деятель; в 1865--1899 гг. -- профессор Петербургского университета; теоретик панславизма, активно участвовал в деятельности С.-Петербургского славянского комитета. Во время заграничной командировки в начале 1863 г. посетил Словакию; присутствовал на учредительном собрании Матицы словацкой в г. Турчанский св. Мартин. Во время пребывания Ламанского в августе--сентябре в г. Липтовский Микулаш местные венгерские власти заподозрили в нем русского агента, в результате чего он после допроса и обыска был выслан из Венгрии. Подробнее см.: Matula V. I. Lamanskij a Slowensko // Slovenské stûdie. Bratislava, 1967. R. 9. S. 138--168.

15 Аврозий Петрович Шапковский (1832--1906) -- галицкий священник, писатель и собиратель фольклора.

16 Феофил Иванович Крыницкий -- общественный деятель в Галиции, член Народного дома во Львове и Ставропигийского института.

17 Город в Австро-Венгрии, в котором находилась Сербская матица.

18 Настоящее письмо Веселовского написано в разгар польского восстания 1863--1864 гг. В нотах западных стран, еще в апреле 1863 г. направленных министру иностранных дел А. М. Горчакову, содержалась резкая критика русского правительства за использование силы против польских повстанцев, высказывались требования предоставить Польше политическую самостоятельность (английская нота), предложения перенести обсуждение вопроса на Европейский конгресс (французская нота). В австрийской ноте говорилось лишь о беспокойстве, которое, по мнению общественности, вносил польский вопрос в жизнь Габсбургской монархии. Боясь объединения Германии вокруг Пруссии, русское правительство стремилось вбить клин в отношения между Берлином и Веной, с чем и был связан приезд Константина Николаевича в австро-венгерскую столицу.

19 Ржонд народовый -- правительство, существовавшее в восставшей Польше с весны 1863 г. до лета 1864 г.; состав его на протяжении этого времени несколько раз менялся.

20 См. примеч. 6.

4 (16) сентября 1863 г. Нови Сад

Новый Сад.
16 сент<ября>.

Только что приехал в Новый Сад и спешу написать вам несколько строк в объяснение того, почему мое письмо от 14-го (из Будима) не отправилось к вам четырнадцатого же числа и пойдет только сегодня. Дело объясняется очень просто: письмо было написано и запечатано и в ожидании дальнейших распоряжений отправилось в мой боковой карман, где я об нем совершенно забыл. Только позднее, когда мы были уже на пароходе. Михайлов напомнил мне о нем, но было поздно. Но лучше поздно, чем ни когда.

Весь вчерашний день (15 число) и ночь мы ехали, только ночью сделали небольшую стоянку. Берега Дуная неинтересны, вода серая, широко разлегшаяся; местами, где обходит она острова, кажется, перед вами целое озеро. Плавучие мельницы на якорях; все одинаковые, одна как другая, иная размал<ев>анная образами. При нашем приближении они раскачиваются на воде, как будто раскланиваются с нами на прощанье. Это, видите ли, пароход пришел и причинил ужасные невзгоды, качает барки, подбрасывает лодки, женщины, мывшие на берегу, стада, стоявшие у воды, -- все поднимается и спешит прочь, завидя наше приближенье. Говорят, сегодня под вечер целую лодку опрокинуло с людьми, да я не видел.

На пароходе драли с нас страшно, как вообще на всех пароходах, да это уже не ново. Не ново также и то, что большая часть спутников наших с раннего утра завалились спать и только к обеду да ужину просыпались. Книги были, кажется, только у нас двоих, и мы кое-как скоротали время.

Новый Сад показался мне с первого раза совершенно нашим губернским городом. Улицы, которые в него входят, точь-в-точь наши так называемые "дворянские" улицы, которых в редком городе не встретишь. Надписи большей частью немецкие, и есть писанные и нашей азбукой. Интересно будет посмотреть, насколько германизация проникла к австрийским сербам. Чехи в этом отношении народ более чем отпетый.

А. Веселовский.

Хранится: No 8, л. 34.

К письму приписка Н. Михайлова:

"В Новом Саде предполагаем остаться четыре дня. Адрес получите из Белграда. От Александра Николаевича поклон Хорошевскому. Желательно иметь от него какие-нибудь сведения.

Челом бью до сырой земли.

Н. Михайлов.

Новый Сад.

16 сент<ября> 63".

11 (22) сентября 1863 г. Нови Сад

Новый Сад.
22 сент<ября> н. ст. 1863.

Не сердись, моя милая девочка, что я так долго оставлял тебя без всякого известия обо мне. Не закутился я и не запился, а загулялся по здешним монастырям, забыв о Белграде, а из монастырей почты не ходит. Но я расскажу все, как было, по порядку. В Новом Саде мы не нашли никого из здешних деятелей, все были на деревне, была пора собирания винограда, а это здесь праздник. Павловича1 тоже не было, а на него мы главным образом рассчитывали. Ты, может быть, помнишь маленького приземистого серба, заходившего к нам в "Голубую звезду" в самый день получения веревки. Брат Павловича,2 здешний адвокат, сообщил нам, что его младший брат и наш знакомый уже пять недель как обретается в Кувеждине, монастыре часах в 6 езды от Нового Сада, и поправляет там свое здоровье, расстроенное успешными приготовлениями к экзамену. Что было делать? В Новом Саде скука, съехать в Белград, ничего не ведавши в Сербском воеводстве, тоже не хотелось. (Сербским воеводством называется часть Сербии, принадлежащая Австрии; Белград -- столица княжества Сербии). Оставалось одно -- ехать на Фрушку Гору.

Фрушка Гора -- это здешний Афон, напоминает Киевские пещеры, святыня австрийской Сербии. Небольшой хребет проходит здесь по южной стороне Дуная; весь покрытый лесом -- это то, что здесь называется "планиной", -- гора в лесе. 12--13 монастырей рассеяны здесь в разных местах, прислонясь к подошве отлогих холмов, -- каждый непременно вблизи какого-нибудь села. Монастыри небогатые. Монахов человек по три, по четыре, игумены, влюбленные в Россию и Казанскую богородицу, жалующиеся на уменьшение благочестия в народе. В Язацком монастыре игумен Савва, яростный поклонник Николая Павловича,3 готовый поцеловать конец того кнута, которым его попрекали другие. Везде даровой стол, местные вина, с очень резким запахом почвы и мутные, кушанья совершенно национальные, которых названия я записал с дипломатическою точностью. Все это облито большим количеством ракии, т. е. водки, которая здесь большею частью делается из слив, -- сливовица. Ее подают утром перед кофеем, к приходу гостя, за обедом и ужином; раз мы пришли вечером, и нам тотчас же предложили винограду и ракии. Все это напоминает мне сильно ужин боснийского паши, описанный у Гильфердинга.4

Это о монастырях и монахах. Крестьяне? Крестьяне бранят монахов и мало ходят в церковь, хотя все они ультраправославные. Желание свободы ограничивается стремлением освободиться от десятины, платимой монастырям, и разными домашними протестациями. Краль австрийский -- их собственный краль, и толковать им об эмансипации и будущей самостоятельности -- то же, что горох об стену метать. Немцев здесь зовут швабами. Шваб у них хороший человек, и они относятся к нему с известной иронией, в которой еще не лежит ничего неприязненного.

Литераторы, ученые, образованные люди? Ученых здесь нет, литература ограничивается политическими журналами и литературными, которых годовое издание объемом не сравняется с любой книжкой любого нашего журнала за месяц. С издателем "Даницы",5 очень безалаберным господином и большим неучем, я поругался вчера довольно сильно. Собственно не из-за чего было, по крайней мере, не из-за меня самого. Мы вчера были на одном деревенском празднике близко от Нового Сада. Было освящение церкви, плясали коло, род нашего хоровода, только по форме, так же сплетаются в круг и у нас, только не поют, а под звуки цыганской сиринки и волынки пляшут на месте похожее на наш трепак. Стреляют из разных мортир, пьют и голосят; женщины все в кринолинах, одетые по-европейски, и только на 2-3-х я видел старый национальный головной убор. Я потерялся в толпе -- в это время подошел к Михайлову и Павловичу Попович, издатель "Даницы", какой-то Полит,6 также серб, и приезжий немец из жидов, Каниц, археолог, с которым я впоследствии познакомился.7 Пользуясь тем, что Михайлов по-немецки не говорит и не все говоримое разумеет, он, т. е. Попович, задумал отпускать шуточки насчет того, как с легкой руки Гильфердинга русские полюбили Сербию и как вслед за тем потекли русские рубли etc., etc. Когда Михайлов сообщил мне это, я был вне себя, хотя Павлович и уверял меня, что Попович совершенный неуч и не имеет у них никакого авторитета etc. Возвращаясь втроем с Михайловым и Павловичем, мы зашли поужинать в одну пивную. Сюда же и зашли и Каниц с Со. Я скоро привязался к разговору и начал Поповича лупить и справа и слева. Он шуточкой отделается или смехом, а я тут же говорю, что смеяться нечего, что нужно прежде поучиться, и указываю ему то на ту, то на другую книгу. Объездил его по-редкому, жаль только, что разговор нельзя было перевести на почву политическую, но я это сделаю сегодня за обедом -- надо этих шалопаев проучить.

Возвращаюсь обратно к монастырям. Мы осмотрели их несколько: Кувеждин, Петковицу, Шашатовац, Бешенова, Малую Реметцу, Язак, Раваницу. Около Раваницы село Врдник, здесь мы познакомились с одной чешской поэтессой, дочерью деревенского попа Милицией Стоядиновичевой, старой девой лет сорока. Она пишет и печатает свой дневник, первую часть, которого вторую часть нам подарила, а остальные вышлет мне на имя Патеры.8 Барыня очень сентиментальная; так как пора цветов прошла и в огороде краснел только клевер, она сорвала три головки и подарила нам на память. Деревенскою жизнью не нарадуется, негодует на то, что сербский князь Михайло взял за себя мадьярку Юлию, очень, впрочем, красивую, но крестящуюся латинским крестом и носящую мадьярский костюм.9 Поэтесса она незначительная; у нас подобные дневники сентиментальных барышень остаются много в семейных архивах, если не идут на более полезное употребление, а здесь всякое лыко в строку, потому что все лыка наперечет.10 Вообще заметно здесь преобладание стиха над прозой, а в поэзии -- лирический отдел. У них также есть народные гимны, сочиненные патриотами, в которых воспевается Михайло Славный (нынешний сербский князь), иногда Душану равный (Стефан Душан11 -- старый князь и законодатель Сербии). Эти господа сговорились с чешскими сочинить народные гимны с разными непонятными народу аллюзиями. Что знает народ о Душаие и много ли? А князь Михайло здешнему сербу довольно далек, чтоб он мог иметь какое бы то ни было право на народный гимн. Вообще в сербском народе, т. е., собственно говоря, в образованном классе, разладица страшная. Хорваты (т. е. сербы) игнорируют сербов новосадских, Белград игнорирует тех и других, католические сербы до того отстали от своей народности, что даже сербами перестали называться, а зовутся просто шокцами.12 Вы понимаете, к чему все это может повести? К будущему славянскому Bund'у {союзу (нем.)} на манер настоящего немецкого Bund'a. Вам обещают то же; Малороссию и Великороссию, так же связанных друг с другом, как Сербия и Хорватия, хотят разорвать во имя свободы и самоуправления. Какие судьбы нас ожидают при такой разрозненности -- один Бог весть. Немцы хотя и разрозненные, но крепки своей цивилизацией, им меньше опасности потеряться. А мы? Но от нас опасность еще далека. Что же с турецкими славянами? Но это скучная материя, о которой можно толковать целые дни и до конца не дотолковаться. Поговорю лучше о себе. Сегодня 22 сентября, а к первым (1-е, 2-е) (числам) хочу непременно быть в Праге. Мне скучно здесь, я не нашел много, чего ожидал встретить, а главным образом по тебе соскучился, милая девочка моя. Мне иногда страшно становится, когда я иногда стараюсь вспомнить тебя и как-то неясно тебя представляю, как будто Бог знает как давно тебя видел и позабыть успел. Нет, надо назад во что бы то ни стало. А между тем я еще в Белграде не был, только в Новом Саде и на Фрушковой Горе. Не беда, лучше ничего не видеть, чем видеть кое-как, спеша, и вечно думать о том, как бы не опоздать отъездом. Единственно затруднение в Михайлове; денег ему из Праги пока не высылали, не знаю, получили ли они там или нет, и он не знает, куда велеть их адресовать, в Новый Сад или Вену. Я думаю, дожидаться их не стану, он может переслать в Прагу мой долг, а покамест станет жить в Вене, где ему есть чем позаняться. В Прагу он едва ли вернется.

Что-то вы делаете? Что ваши занятия чешским языком, ваши волосы и проч., и проч., и проч. Павлович видел вас всего раза два, и его поразило, что вы с первого раза подали ему руку. Значит, народная барыня, заключает он и усердно просит послать ему вашу карточку. Каквы? Я обещал, но не знаю, согласитесь ли вы. В крайнем случае можно будет и обмануть.

Сбирался было написать и своим, и Казанскому 13 о квартире, но это всего удобнее будет учинить в Праге. Кланяйтесь там всем знакомым, Патере, Щербакову, коли они еще не уехали, Нилу Попову, если он еще в своем уме, и особенно вашей учительнице Марковой, которой карточка передана нами сербу Павловичу.

Затем вам всенижайший поклон. О моем приезде уведомлю тебя, коли будет возможность, -- приеду этак 1-го-2-го. Если ты взумаешь прийти на железную дорогу, то приходи, пожалуйста.

Любящий тебя Александр В<еселовский>.

Хранится: No 8, л. 35--36 об.

1 Дамян Павлович (Pavlovic) -- брат С. Павловича.

2 Стефан Павлович (Pavlovic) (1829--1908) -- сербский писатель, политический деятель, юрист.

3 Имеется в виду Николай I.

4 Описание ужина паши см. в статье Гильфердинга "Дечанский монастырь в старой Сербии" (СПб., 1860. С. 15).

5 Имеется в виду Милош Попович (Popovic) (1820--1874) -- сербский консервативный публицист. Помимо "Даницы" редактировал также "Српске новине" (1844--1859) и "Видов Дан" (1861 -- 1876).

6 Михайло Полит-Десанчич (Polit-Desancic) (1833--1920) -- сербский политический деятель и публицист.

7 Об этом лице сведений найти не удалось.

8 Адольф Патера (Patera) (1836--1912) -- чешский языковед и историк литературы, в 1861--1904 гг. работал в Чешском национальном музее, член многих ученых обществ, в том числе и русских.

9 Михаил Обренович (Михайло Обренович) (1823--1868) -- сербский князь (1839--1842, 1860--1868). Был женат на графине Юлии Гуниади, с которой развелся в 1865 г.

10 О М. Стоядиновичевой более подробных сведений не обнаружено.

11 Стефан Душан Сильный (ок. 1308--1355) -- сербский король (с 1331 г.), царь (с 1346 г.). В 1349 г. издал "Законник Стефана Душана", укрепивший феодальные порядки.

12 Православные сербы называли сербов-католиков "шокцами" и "буневцами", в свою очередь католики-сербы называли православных сербов "влахами".

13 Лицо неустановленное.