Докторъ Парижскаго Университета
Исторія еврейской литературы
(на еврейско-нѣмецкомъ діалектѣ).
Авторизованный переводъ съ нѣмцкаго съ предисловіемъ и дополненіями
С. С. ВЕРМЕЛЬ.
(16 портретовъ въ текстѣ).
УНИВЕРСАЛЬНОЕ КНИГОИЗДАТЕЛЬСТВО Л. А. СТОЛЯРЪ.
МОСКВА-- МСМХІІІ.
Предисловіе
Глава I. Еврейскій языкъ
1. Происхожденіе
2. Элементы еврейскаго языка
3. Діалекты евр. языка
4. Грамматика евр. языка
Глава II. Начало литературы
Глава III. Народныя пѣсни
Глава IV. Литература эпохи просвѣщенія
1. Характерисіика хасколитскаго движенія
2. Хаскола и еврейскій языкъ
3. Начало маскилитекой литературы на евр. языкѣ
Глава V. Народная поэзія. Бадхоны
Глава VI. Народный романъ
Глава VII. Ш. Я. Абрамовичъ
Глава VIII. И. I. Липецкій
Введеніе. Конецъ маскилизма
Глава IX. С. Г. Фругъ
Глава X. И. Л. Перецъ (поэтъ)
Глава XI. Моррисъ Розенгельдъ
Глава XII. С. Блюмгартенъ (Іегоашъ)
Глава X. Н. Бяликъ
Глава XIII. М. Слекторъ
Глава XIV. Я. Динезонъ
Глава XV. С. Рабиновичъ (Шоломъ-Алейхемъ)
Глава XVI. И. Л. Перецъ (прозаикъ)
Глава XVII. Шоломъ А.
Глава XVIII. Еврейскій театръ
Habent sua fata libelli. Книги имѣютъ свою судьбу, имѣютъ свою судьбу и цѣлыя литературы. Особенно любопытна и интересна судьба еврейской, или такъ называемой, "жаргонной" литературы. Уже самое названіе "жаргонная литература" представляетъ собою contradictio in adjecto. Словомъ "жаргонъ" привыкли обозначать діалектъ, разговорную рѣчь, говоръ, не имѣющій литературы и въ силу этого не возведенный еще въ чинъ языка, -- и выраженіе "жаргонная литература" содержитъ, очевидно, внутреннее противорѣчіе. Вотъ почему авторъ этой книги и переводчикъ замѣнили не соотвѣтствующее истинному положенію вещей наименованіе "жаргонная литература" болѣе правильнымъ, "Littérature judéo-allemande", а по-русски "еврейская литература на еврейско-нѣмецкомъ діалектѣ". Такая номенклатура, правильная съ точки зрѣнія филологической и лингвистической, несомнѣнно, диктуется и современнымъ положеніемъ этой литературы, и современнымъ развитіемъ этого діалекта, пріобрѣвшаго теперь всѣ права на высокое званіе языка. И судьба этой литературы, тѣсно связанной съ судьбами этого языка, въ высшей степени своеобразна и многозначительна.
Самая юная изъ европейскихъ литературъ, она пришла въ XIX вѣкъ съ легкимъ и малоцѣннымъ багажомъ, состоявшимъ изъ нѣсколькихъ переводовъ книгъ Ветхаго Завѣта, сказокъ, въ родѣ "Бовы-Королевича", сотни-другой молитвъ и причитаній, такъ называемыхъ "техиносъ". Въ этомъ видѣ художественная, цѣнность ея была очень невелика. Она оставалась литературой набожныхъ евреевъ, изливавшихъ въ молитвахъ на этомъ языкѣ свою душу предъ Господомъ Богомъ, литературой "служанокъ и горничныхъ", которымъ всѣ другіе виды письменности были чужды и недоступны. И распространеніе и развитіе этой литературы шло въ направленіи, обратномъ тому, что наблюдается въ другихъ литературахъ. Произведенія европейскихъ литературъ прежде всего становятся достояніемъ ограниченнаго круга образованныхъ людей высшихъ классовъ, тѣхъ "верхнихъ десяти тысячъ", которыя одинаково завладѣваютъ благами духовной культуры, какъ и матеріальной. Много проходитъ лѣтъ и десятилѣтій, много затрачивается силъ, трудовъ и энергіи, пока классическое произведеніе какой-нибудь литературы пробиваетъ себѣ путь въ народъ, въ чернь, въ низшіе, бѣдные матеріально и духовно, слои общества. Гоголь и Тургеневъ, уже давнымъ давно использованные интеллигенціей и нынѣ уже оттѣсненные верхними слоями общества въ задніе ряды своего литературнаго вниманія, еще и теперь съ трудомъ проникаютъ въ нѣдра народа, съ трудомъ просачиваются въ народныя массы. Движеніе всѣхъ литературъ идетъ такимъ образомъ въ направленіи сверху внизъ. Еврейская же литература въ своемъ движеніи впередъ шла какъ-разъ обратно. Долгое время она оставалась литературой черни, на которую высшіе слои еврейскаго общества смотрѣли съ презрѣніемъ. какъ избалованный симфонической музыкой и художественной сценой интеллигентъ смотритъ на представленіе въ балаганѣ, сопровождаемое игрой на шарманкѣ; она оставалась литературой, которую читали нищіе духомъ, "кухарки и служанки", которой болѣе культурные слои еврейства не знали и знать не хотѣли. Для черни она писалась, чернью читалась и среди черни распространялась и развивалась. Еврейская интеллигенція, какъ ортодоксальная, такъ и либеральная, питалась литературами на древнееврейскомъ или европейскихъ языкахъ.
Въ связи съ этимъ и еврейскій языкъ въ это время находился въ состояніи особеннаго униженія. Какъ музыкантъ любитъ свой инструментъ, на которомъ онъ играетъ, какъ всякій мастеръ любитъ орудіе, которымъ онъ работаетъ и проявляетъ свое творчество, такъ каждый писатель обыкновенно сильно любитъ языкъ, съ помощью котораго онъ мыслитъ создаетъ и фиксируетъ свои образы. Вспомнимъ слова Тургенева "о великомъ, могучемъ, правдивомъ и свободномъ русскомъ языкѣ", который служилъ ему "поддержкой и опорой во дни сомнѣній, ни дни тягостныхъ раздумій". Такъ это бываетъ вездѣ и у всѣхъ.
Не то было съ еврейскими писателями того времени. Они не только не любили еврейскаго языка, они его презирали, они его стыдились. "Языкъ улицы и базара", "языкъ кухарокъ и служанокъ", онъ былъ виноватъ во всѣхъ смертныхъ грѣхахъ. Это не языкъ, а жаргонъ, наборъ и смѣсь словъ всевозможныхъ языковъ, онъ не имѣетъ грамматики, и въ немъ господствуетъ хаосъ и безпорядокъ, онъ грубъ и циниченъ, онъ ограниченъ въ своихъ средствахъ и не имѣетъ словъ для выраженія возвышенныхъ понятій и чувствъ, онъ годится только для базара и кухни. И его презирали, его ненавидѣли, его стыдились. Еврейская рѣчь шокировала, разговаривать по-еврейски значило обнаруживать признаки дурного тона, и всѣми силами старались избавить себя и другихъ отъ него, всѣми силами старались содѣйствовать его скорѣйшему забвенію, его скорѣйшему уничтоженію и исчезновенію. Писать на еврейскомъ языкѣ стѣснялись: боялись насмѣшекъ окружающихъ, боялись попасть въ разрядъ необразованныхъ и грубыхъ людей дурного тона, а потому авторы выпускали свои еврейскія произведенія подъ псевдонимами или анонимно, такъ какъ стыдились этого, какъ неприличнаго поступка. Произведеніямъ своимъ авторы давали такія названія, которыя должны были говорить, что они сами не придаютъ имъ серьезнаго значенія, что это только шалости пера, шутка, неприличная выходка. "Сихасъ хулинъ" -- это выраженіе, имѣющее двоякое значеніе, значеніе "свѣтской бесѣды" и "пустопорожней болтовни" -- таково заглавіе еврейскихъ произведеній писателей, желавшихъ этимъ наименованіемъ показать, что они сами смотрятъ на это, какъ на не стоющее вниманія дѣло. Не говоря уже о старыхъ писателяхъ, даже такіе писатели, какъ Фругъ и Перецъ, такъ много сдѣлавшіе для еврейской литературы, жаловались въ своихъ произведеніяхъ на еврейскій языкъ, которымъ они вынуждены пользоваться, жаловались на судьбу, которая предназначила имъ такую горькую долю -- писать на этомъ грубомъ, дикомъ, ужасномъ языкѣ. Читатели убѣдятся въ этомъ изъ приведенныхъ въ книгѣ стихотвореній этихъ писателей.
Таково было одно время положеніе еврейской литературы и еврейскаго языка. Понятно само собою, каково было при такихъ условіяхъ положеніе еврейскихъ писателей. Біографіи ихъ похожи другъ на друга какъ двѣ капли воды. Бывшіе іешиботники, самоучки, дошедшіе до всего "своимъ умомъ" (см. стихотвореніе Михеля Гордона), бѣдные и даже нищіе, -- они скитались изъ города въ городъ, изъ страны въ страну, не находя нигдѣ средствъ къ существованію, они губили свои дарованія, растрачивая ихъ на пустяки, сообразуясь со вкусами своей публики и своихъ издателей, съ потребностями рынка и улицы, и умирали безвѣстные, одинокіе, никому невѣдомые. Достаточно указать на одинъ фактъ, котораго аналогію наврядъ-ли можно найти въ какой-либо другой литературѣ. Извѣстный въ своемъ родѣ писатель Шайкевичъ (Шомеръ) получилъ отъ знаменитаго древнееврейскаго писателя и филолога С. М. Фина, бывшаго въ то же время и издателемъ, гонорару за свой первый разсказъ на еврейскомъ языкѣ... три рубля. И онъ, повидимому, такъ былъ доволенъ этимъ гонораромъ, такъ былъ счастливъ, что сразу "нашелъ себя", открылъ свое призваніе и съ необыкновеннымъ усердіемъ и поразительной плодовитостью сталъ фабриковать свои извѣстные романы, затопивъ еврейскую литературу мутными волнами собственной макулатуры и вызвавъ еще кучу подражателей, создавшихъ цѣлую литературу низкопробныхъ "романовъ", съ которыми въ послѣдствіи такъ долго пришлось бороться лучшимъ еврейскимъ писателямъ. А у Шомера какъ-ни-какъ былъ, несомнѣнно, талантъ, и кто знаетъ, какое онъ принялъ бы направленіе при другихъ, болѣе благопріятныхъ условіяхъ. Одинъ этотъ фактъ, кажется, съ достаточной ясностью показываетъ, какое положеніе занимала въ то время еврейская литература, какъ оцѣнивались произведенія этой литературы, въ какомъ положеніи находился языкъ, на которомъ писалась эта литература, и писатели, творившіе эту литературу. Но прошло нѣсколько десятилѣтій, и картина перемѣнилась до неузнаваемости. Еврейскій литературный критикъ Эліашевъ (Баалъ-Махшовесъ), въ своей статьѣ о еврейскомъ языкѣ и литературѣ, уже беретъ для характеристики измѣнившагося положенія вещей эпиграфомъ къ своей статьѣ извѣстный стихъ Псалмовъ, "Камень, который презрѣли строители, сталъ краеугольнымъ". И этотъ стихъ, дѣйствительно, прекрасно иллюстрируетъ ту поразительную по головокружительной быстротѣ и внутренней интенсивности эволюцію, которую совершила въ такое короткое время эта нищая и такъ недавно презрѣнная литература. "Изъ праха возвысился нищій и занялъ мѣсто среди князей". Литература, до того невѣдомая и всѣми унижаемая и оскорбляемая, дала вдругъ цѣлую плеяду блестящихъ писателей и поэтовъ, обратившихъ на свои произведенія вниманіе всего міра, цѣлый рядъ такихъ художественныхъ твореній во всѣхъ жанрахъ, которыя были переведены на всѣ европейскіе языки, вызвали всеобще восхищеніе и восторгъ читателей и критиковъ всѣхъ странъ. "Lepeupiejuif", -- говоритъ профессоръ Сорбонны, Charles Andler, въ предисловіи къ книгѣ д-ра М. Я. Пинеса, -- а des poètes et des romanciers, qui égalent en douceur et en force d'émotion ее que nous avons de plus rare et de plus fort dans l'Europe occidentale d'aujourd'hui". "Еврейскій народъ имѣетъ теперь поэтовъ и писателей, которые по прелести и по силѣ эмоціи могутъ сравниться со всѣмъ тѣмъ, что есть наиболѣе рѣдкаго и сильнаго въ современной Западной Европѣ". Эта литература заняла почетное мѣсто въ ряду другихъ современныхъ литературъ и составляетъ нынѣ одну изъ самыхъ дорогихъ національныхъ цѣнностей еврейскаго народа. Это уже не литература черни, "кухарокъ и служанокъ", а литература аристократическая въ лучшемъ и благородномъ смыслѣ этого послѣдняго слова. Возставъ изъ праха и ничтожества, она гордо подняла свою голову и сама, сверху внизъ, съ презрѣніемъ смотритъ на ту часть еврейской интеллигенціи, которая еще не забыла своихъ прежнихъ грѣховъ передъ ней и продолжаетъ ее еще и теперь презирать, игнорировать и относиться къ ней со снисходительной улыбкой высшаго къ низшему. Но эта часть интеллигенціи, -- надо сказать правду, -- составляетъ въ настоящее время ничтожнѣйшую частицу еврейской интеллигенціи. Интеллигенція въ цѣломъ, въ лучшихъ ея элементахъ, гордится этой литературой, какъ однимъ изъ лучшихъ проявленій еврейскаго генія, какъ одной изъ самыхъ высокихъ культурныхъ своихъ цѣнностей. Еврейская литература совершила такимъ образомъ свое тріумфальное шествіе не сверху внизъ, отъ верховъ общества къ его низамъ, какъ это обычно наблюдается въ другихъ литературахъ, а снизу вверхъ, отъ самыхъ низшихъ и обездоленныхъ классовъ еврейскаго общества къ его высшимъ слоямъ, отъ "кухарокъ и служанокъ", отъ бѣдныхъ матеріально и нищихъ духомъ, къ интеллигенціи и аристократіи духа.
Но эта эволюція, происшедшая съ такой изумительной скоростью, совершилась вовсе не съ такою же легкостью. Отцомъ этого поворота, этого періода возрожденія еврейской литературы, былъ отецъ этой литературы, нынѣ называемый ея "дѣдушкой", Шоломъ Яковъ Абрамовичъ (Менделе Мохеръ-сфоримъ). Начавъ свою литературную дѣятельность, на подобіе другихъ адептовъ "дщери неба", хасколы, публицистическими статьями, переводами и плохимъ романомъ на древнееврейскомъ языкѣ, Абрамовичъ вдругъ остановился въ раздумьѣ предъ грозно вставшимъ передъ нимъ вопросомъ: "что призванъ онъ писать и для кого призванъ онъ писать?" Несмотря на презрительное, можно сказать, брезгливое отношеніе маскиловъ и верховъ тогдашняго еврейства къ еврейскому языку, народъ продолжалъ говорить, думать, писать, учить, учиться, проповѣдывать и научно мыслить на этомъ, всѣми презираемомъ, языкѣ. Вся жизнь народа, какъ матеріальная, такъ и духовная, проэцировалась и проявлялась на этомъ языкѣ. Писатель видѣлъ, что изобразить эту жизнь, фиксировать ее въ художественныхъ образахъ, уловить своеобразную душу этого своеобразнаго народа путемъ художественнаго творчества возможно только на этомъ языкѣ. И онъ остановился въ раздумьѣ предъ дилеммой: или совершенно отказаться отъ внутренняго своего влеченія къ художественной литературной работѣ, или бросить старый предразсудокъ и предубѣжденія противъ еврейскаго языка и писать на языкѣ, который народъ только и понимаетъ, на которомъ онъ говоритъ, мыслитъ и живетъ. Съ одной стороны было такъ называемое общественное мнѣніе, глумившееся надъ этимъ языкомъ и надъ всѣми, дерзавшими писать на немъ, а съ другой, внутреннее сознаніе, внутренній инстинктъ художника, повелительно толкавшій его смѣло вступить на путь, на который звалъ его внутренній голосъ. Къ счастью, здоровый инстинктъ художника взялъ верхъ надъ предразсудками и условностями общественнаго вниманія, -- и Абрамовичъ послѣ недолгой душевной борьбы сталъ творить на еврейскомъ языкѣ. Плодомъ этого рѣшенія вскорѣ было первое его произведеніе на еврейскомъ языкѣ, "Записки Такифа". Когда же въ 1873 г. появилась его знаменитая "Кляча", которую по внутреннимъ художественнымъ достоинствамъ и замѣчательной формѣ вполнѣ справедливо можно поставить на-ряду съ "Мертвыми душами" Гоголя, то это былъ настоящій переворотъ не только въ еврейской литературѣ, но и въ міросозерцаніи тогдашней интеллигенціи вообще. Всѣ догматы прежней маскилитской вѣры сразу были опрокинуты и разрушены, всѣ незыблемые, казалось, тезисы тогдашней литературной философіи были разбиты въ прахъ, всѣ считавшіяся до того неопровержимыми мнѣнія о еврейскомъ языкѣ и литературѣ на немъ сразу разсѣялись, какъ дымъ. Даже непримиримымъ врагамъ еврейскаго языка и литературы до очевидности ясно стало, какія возможности таитъ въ себѣ этотъ языкъ "базара и кухни", какія перспективы открываются передъ этой забитой и забытой литературой. И за "дѣдушкой" пришли дѣти, за дѣтьми -- внуки, появились Перецъ, Шоломъ-Алейхемъ, Шоломъ Ашъ, Рейзинъ, Пинскій, Велссенбергъ и др. новѣйшіе писатели, Фругъ, Моррисъ Розенфельдъ, Блюмгартенъ (Іегоашъ), Бяликъ и другіе поэты, Яковъ Гординъ, Перецъ Гиршбейнъ и другіе драматурги -- и "камень презрѣнный сталъ камнемъ краеугольнымъ". Появилась періодическая печать на еврейскомъ языкѣ, нѣкоторые органы которой имѣютъ больше абонентовъ и читателей, чѣмъ всѣ еврейскіе органы на другихъ языкахъ вмѣстѣ взятые, появился читатель съ новыми требованіями и вкусами, и еврейская литература стала могучимъ факторомъ духовной жизни еврейскаго народа. На-ряду съ этимъ и еврейскій языкъ, этотъ "подлый" (въ древне-русскомъ смыслѣ) языкъ черни, кухарокъ и горничныхъ, этотъ ненавистный "жаргонъ", вышелъ изъ своего рабски-униженнаго положенія и занялъ мѣсто равноправнаго языка. И Моррисъ Розенфельдъ уже гордо могъ заявить, что
Der "teiter boden" hot gewiesen leben,
Die "wilde sprach" hot süss un lieb geklungen,
Der "proster stein" hot hellen glänz gegeben,
Wos hot durch alle weiten durchgedrungen.
И куда дѣлись всѣ обвиненія противъ этого языка? Какую цѣну имѣютъ теперь всѣ эти обвиненія? Еврейскій языкъ -- не языкъ, а "жаргонъ", смѣсь и наборъ разноязычныхъ словъ, -- говорили его обвинители. А развѣ языкъ вообще обязанъ имѣть и доказать чистоту своей генеалогіи! А развѣ другіе языки не представляютъ такой же смѣси гетерогенныхъ словъ, которыя они ассимилировали и переработали по-своему? Какой изъ европейскихъ языковъ не заимствовалъ словъ изъ латинскаго и греческаго языковъ, какіе изъ нихъ не заимствовали словъ другъ у друга и даже, horribile dictu!-- изъ самаго "жаргона?"... Еврейскій языкъ не языкъ, ибо онъ не имѣетъ даже грамматики. А русскій языкъ до Ломоносова имѣлъ грамматику? Да, имѣлъ грамматику такъ же, какъ имѣетъ ее теперь и еврейскій языкъ. Онъ не имѣлъ написанной грамматики, но онъ имѣлъ свои законы построенія словъ и фразъ, и только ученому филологу надо было уловить эти законы, фиксировать ихъ, обобщить и привести въ систему. Точно такъ же и еврейскій языкъ имѣетъ свои законы и правила, которыя нѣкоторые ученые уже подмѣтили и собрали, и недалеко уже то время, когда и полная грамматика этого языка будетъ написана. Утверждать, что языкъ, на которомъ говорятъ и мыслятъ многіе милліоны людей, цѣлый культурный народъ, не имѣетъ грамматики, равносильно тому, какъ если бы древніе естествоиспытатели утверждали, что біологія не имѣетъ законовъ, потому только, что они этихъ закиновъ не знали, не наблюдали, не изучали и не записали. И каждый языкъ, имѣя свои законы, имѣетъ свою грамматику, и если мы этой грамматики еще не знаемъ, то виноватъ въ этомъ не языкъ, а мы, не успѣвшіе еще изучить его съ лингвистической и филологической точки зрѣнія, не успѣвшіе еще подмѣтить этихъ законовъ и привести ихъ въ стройную систему, другими словами, не успѣвшіе еще написать этой грамматики.
Еврейскій языкъ ограниченъ въ своихъ средствахъ, онъ не имѣетъ словъ для выраженія возвышенныхъ понятій, для выраженія высокихъ чувствъ и мыслей. А вотъ Перецъ, Розенфельдъ, Ашъ, Абрамовичъ и другіе нашли слова и выраженія, словесные образы и картины для изображенія такихъ чувствъ и эмоцій, для описанія картинъ природы и душевныхъ настроеній, которыя по своей формѣ, красотѣ и силѣ не уступаютъ, по свидѣтельству лучшихъ критиковъ и цѣнителей искусства, лучшимъ призведеніямъ европейскихъ мастеровъ слова. Какою нелѣпостью представляется такое утвержденіе по отношенію къ языку, на которомъ написаны такіе шедевры, какъ поэмы Абрамовича, хассидскіе разсказы Переца, "Городокъ" Аша, стихотворенія Розенфельда, Блюмгартена, Фруга и Бялика!
Еврейскій языкъ некрасивъ, безобразенъ, уродливъ. Но красота языка, какъ понятно всякому непредубѣжденному человѣку, зависитъ не отъ свойствъ самого языка, а отъ способа, какимъ на немъ говорятъ. На любомъ языкѣ можно говорить и писать красиво, и можно говоритъ некрасиво. И лучшее музыкальное произведеніе можно передать такъ, что оно будетъ звучать некрасиво и раздражающе, будетъ оскорблять нашъ слухъ и эстетическое чувство. Попробуйте сыграть ноктюрнъ Шопена въ темпѣ и залихватскомъ духѣ Камаринскаго, и каждый скажетъ, что музыка Шопена -- некрасива, уродлива. Кажущаяся уродливость еврейскаго языка зависитъ отъ той интонаціи, жестикуляціи и мимики, которыми сопровождаетъ свою рѣчь еврей. Самъ языкъ тутъ не при чемъ. И почему фраза "Ich bet eich keift mir а buch" звучитъ для уха менѣе красиво, чѣмъ фраза Bitte kaufen sie mir ein Buch"; почему музыкальное ухо должно оскорбляться сочетаніемъ звуковъ "Die Kopf", "Die Hut", и не оскорбляться комбинаціей "Der Kopf", "Der Hut". Для нѣмца, всю свою жизнь привыкшаго слышать кругомъ, "Der Hut, Der Kopf", конечно, звучитъ странно (но некрасиво) "Dei Hut, Die Kopf", но для еврея, всегда самъ говорившаго Die Hut, Die Kopf и отъ другихъ всегда слышавшаго только подобное сочетаніе этихъ звуковъ, странно, можетъ быть, правильное, съ точки зрѣнія современной нѣмецкой грамматики, сочетаніе Der Kopf. Какъ будто русскій языкъ, коверкаемый евреемъ, нѣмцемъ, армяниномъ красиво звучитъ! Собственно говоря, нѣтъ ни красивыхъ, ни некрасивыхъ языковъ, а есть люди, красиво говорящіе и некрасиво говорящіе. Языкъ же самъ всегда остается инструментомъ, изъ котораго хорошій музыкантъ извлекаетъ чарующіе звуки, а неумѣющій играть извлекаетъ терзающую ухо какофонію.
Все это такія безспорныя истины, о которыхъ не стоитъ долго распространяться, такъ какъ онѣ уже вошли въ сознаніе не только народныхъ массъ, но и большей части еврейской интеллигенціи. Нынѣшній "споръ языковъ", нынѣшнее языкоборчество, представляетъ только дурной отголосокъ стараго "языческаго" фанатизма, подбитый политической тенденціей, ничего общаго съ интересами искусства, литературы и просвѣщенія вообще не имѣющій. Это политическій лозунгъ, пущенный въ оборотъ послѣ крушенія предыдущихъ лозунговъ и имѣющій, вѣроятно, исчезнуть при нарожденіи новаго. Языкъ еврейскій живетъ и развивается, на немъ народъ говоритъ, думаетъ, пишетъ и читаетъ, живетъ, развивается и прогрессируетъ и еврейская литература, не взирая на раздающіеся вокругъ крики, которые не въ силахъ остановить ея шествія. Неисчерпаемыя залежи художественной энергіи и творчества таятся въ нѣдрахъ народныхъ массъ -- это видитъ всякій, кто наблюдаетъ то сравнительно громадное количество выходящихъ изъ народа музыкальныхъ талантовъ, живописцевъ, скульпторовъ -- а народныя массы воспитываются, думаютъ и творятъ на еврейскомъ языкѣ. Отказывать этому языку въ равноправіи съ другими языками -- не только величайшая несправедливость, но и величайшая практическая нелѣпость, ибо нелѣпо бороться съ исторіей, стремиться остановить колесо ея и заставить его двигаться назадъ.
Такимъ образомъ первые два члена этой тріады -- языкъ, литература, писатели, -- перешли въ періодъ возрожденія, возстали изъ праха, воскресли изъ мертвымъ. Къ сожалѣнію, нельзя того же сказать о третьемъ членѣ, творцахъ этой литературы и языка. Положеніе еврейскаго писателя и теперь еще напоминаетъ во многихъ отношеніяхъ печальную судьбу его товарищей по перу изъ эпохи хасколы. Причинъ этого явленія очень много, и здѣсь не мѣсто объ этомъ говорить.
Мы хотѣли бы обратить вниманіе на другой вопросъ. Соотвѣствуетъ-ли степень распространенности современной еврейской литературы высокому уровню художественной цѣнности, которой она достигла въ настоящее время? Не представляетъ ли она и теперь "книгу за семью печатями", не представляетъ ли ея голосъ, какъ бы громокъ, правдивъ и возвышенъ онъ ни былъ, только голосъ вопіющаго въ пустынѣ? Увы, на всѣ эти вопросы приходится дать печальный и малоутѣшительный отвѣтъ. Неевреи, конечно, совершенно не знаютъ даже о существованіи такой литературы, а если кто смутно и знаетъ, то по жалкимъ обрывкамъ жалкихъ переводовъ. А между тѣмъ всѣ горести и скорби еврейской жизни, весь "милліонъ терзаній", который носитъ злосчастную формулу "еврейскаго вопроса", не выступаетъ нигдѣ съ такой рельефностью, правдивостью и трогательностью, которая, дѣйствительно, способна пробудить чувства добрыя и возжечь сердца людей, какъ въ еврейской художественной литературѣ. Конечно, эти слова вызовутъ сатирическую улыбку, чтобы не сказать болѣе, на устахъ тѣхъ, которые считаютъ, что они, и только они, уже схватили быка еврейскихъ судебъ за рога и тащатъ его къ мѣсту спасенія. На что намъ чужія чувства, на что намъ чужія сердца?-- скажутъ они. Это ниже нашего національнаго достоинства. Мы противъ этаго спорить не будемъ, ибо это безполезно, а вспомнимъ лишь изъ исторіи литературъ роль, какую въ свое время сыграла "Хижина дяди Тома" въ вопросѣ объ освобожденіи негровъ, "Записки Охотника" -- въ исторіи освобожденія крестьянъ, и даже "Штрафной" О. Рабиновича -- въ исторіи отмѣны одного изъ самыхъ тяжелыхъ для евреевъ законовъ Николаевскаго времени. Мы утверждаемъ, что неразумно не использовать всѣхъ богатствъ еврейской литературы, могущихъ служить проясненію сознанія нееврейскаго общества въ "еврейскомъ вопросѣ". Еврейскій народъ, по словамъ вышецитированнаго проф. Charles Anster'а, остается "Бонцьей-молчальникомъ", который "не зналъ, что онъ умѣетъ кричать и что его крикъ такъ громокъ, что способенъ сокрушить іерихонскія стѣны". Необходимо -- продолжаетъ онъ -- "еврейскихъ писателей и поэтовъ сдѣлать понятными; необходимо предпринять обширный трудъ перевода этой литературы. Необходимо и подлинные тексты сдѣлать доступными всѣмъ культурнымъ людямъ. Для этихъ цѣлей слѣдовало бы ученымъ составить тщательный словарь и грамматику еврейскаго языка. Необходимо также печатать ихъ латинскими буквами. Необходимо сорвать съ еврейской поэзіи покрывало еврейскаго алфавита, на знакомство съ которымъ даже со стороны избранной мыслящей части европейской интеллигенціи трудно надѣяться". Такъ говоритъ профессоръ Сорбонны, нееврей, со стороны. Все это desiderata, объ осуществленіи которыхъ теперь пока только можно мечтать. Но оставимъ "чужія сердца" и спросимъ себя: а мы сами, знаемъ эту литературу? Что, наши подростающія поколѣнія, наша молодежь -- будущность нашей націи -- наша интеллигенція знакома съ этой литературой? Конечно, не мало есть у насъ людей, любящихъ для лучшаго пищеваренія почитать послѣ обѣда Шоломъ-Алейхема, не мало есть "безхвостыхъ Жуковъ", которые послѣ сытнаго обѣда готовы повторять: "Разсказывай, Рябчикъ, разсказывай! я люблю послѣ обѣда послушать интересную сказку". Но многіе ли, дѣйствительно, серьезно знаютъ, читаютъ и интересуются этой литературой? Сколько такихъ, которые штудируютъ Гамсуна, Пшибышевскаго, Соллогуба и Арцыбашева, и не только никогда не читали, но, можетъ-быть, никогда и не слыхали имени Розенфельда, Переца, Блюмгартена и даже Абрамовича? Какой еврейскій гимназистъ, студентъ или "экстерничающій" молодой человѣкъ, не знаетъ "Сашки Жегулева", "Навьихъ чаръ", или "Ямы"? Спросите этихъ же молодыхъ людей, слыхали-ли они когда-нибудь о хассидскихъ разсказахъ Переца, о "Фишкѣ Хромомъ'', "Волшебномъ перстнѣ", -- и отвѣтъ ихъ покажетъ, что мы эту литературу знаемъ не больше и не лучше, чѣмъ ее знаетъ Западная Европа, о которой такъ краснорѣчиво говоритъ парижскій профессоръ Charles Andler. Вѣдь Шолома Аша еврейская читающая публика, въ обширномъ смыслѣ этого слова, узнала изъ русской литературы, съ русской сцены, и не будь этого счастливаго случая, мы, вѣроятно, столько же знали Аша, сколько знаемъ Переца Гиршбейна или Морриса Розенфельда. Да! Для большей части и еврейской читающей публики еврейская литература осталась еще -- надо въ этомъ сознаться -- книгой за семью печатями, и намъ, въ интересахъ нашей культуры, необходимо сорвать эти печати и раскрыть эту книгу, даже просто заявить о ея существованіи, каковое заявленіе уже само по себѣ для очень и очень многихъ будетъ открытіемъ.
Въ виду этого нельзя не признать большой заслуги М. Я. Пинеса, положившаго столько труда и усилій на составленіе своей нынѣ предлагаемой въ русскомъ переводѣ книги "Histoire de la littérature judéo-allemande". Книга эта встрѣтила въ общемъ весьма одобрительные отзывы какъ въ русской, такъ и въ еврейской печати (См. Новый Восходъ, Разсвѣтъ, Die jüdische Welt, Современный Міръ). Правда, были указаны и недостатки и пробѣлы въ этой книгѣ. Особенно указано было на неполноту и "недостаточную обработку сырого матеріала". Но мы хотѣли бы выяснить нашу точку зрѣнія на книгу г. Пинеса. Одинъ изъ самыхъ компетентныхъ авторитетовъ въ этой области, академикъ Веселовскій, уже давно замѣтилъ, что исторія литературы представляетъ въ нѣкоторомъ родѣ res nullius, которая не принадлежитъ никому и принадлежить всѣмъ: на нее заявляетъ права и историкъ, и соціологъ, и этнографъ-фольклористъ, и художественный критикъ, и эстетикъ и мн. друг. Каждый изъ этихъ изслѣдователей, разсматривая исторію литературы съ своей спеціальной точки зрѣнія, предъявляетъ къ историко-литературнымъ трудамъ свои спеціальныя требованія, и то, что удовлетворяетъ одного, нерѣдко совершенно не удовлетворяетъ другого, и обратно. Согласно этому исторія литературы имѣла и имѣетъ множество опредѣленій. Академикъ Веселовскій далъ этой дисциплинѣ свое опредѣленіе, которое гласитъ, что исторія литературы есть "исторія общественной мысли въ образно-поэтическомъ переживаніи и выражающихъ ея формахъ". Исходя изъ такого взгляда на исторію литературы, мы должны признать, что трудъ г. Пинеса не только вполнѣ удовлетворителенъ, но имѣетъ и большія достоинства. Какъ второй опытъ послѣ труда Leo Winer'а, онъ, правда, не въ исчерпывающемъ видѣ, далъ вполнѣ правдивую и достаточно полную картину исторіи еврейской "общественной мысли" за XIX в., насколько она выразилась въ "образно поэтическихъ переживаніяхъ" еврейскихъ писателей и поэтовъ. Пробѣлы бываютъ во всякомъ трудѣ, а тѣмъ болѣе они понятны въ трудахъ, имѣющихъ характеръ первыхъ опытовъ и попытокъ. Да и пробѣлы, на которые указали критики, вовсе уже не такъ велики и не такъ многочисленны. По мѣрѣ возможности мы старались въ предлагаемомъ въ переводѣ изданіи ихъ исправить. Помимо этого, книга г. Пинеса, разсчитывающая на публику, не читающую на еврейскомъ языкѣ и совершенно не знающую еврейской литературы, представляетъ весьма подробное Руководство по еврейской литературѣ, изъ которой каждый можетъ почерпать достаточно полныя свѣдѣнія о еврейскихъ писателяхъ, поэтахъ и ихъ произведеніяхъ. Понятно поэтому, что для такой категоріи читателей обиліе цитатъ въ этой книгѣ, въ которомъ нѣкоторые критики упрекали автора, представляетъ какъ разъ большое преимущество. Какъ одинъ взглядъ на картину художника даетъ зрителю гораздо большее представленіе объ этой картинѣ, чѣмъ самое длинное и краснорѣчивое описаніе ея, такъ и прочтеніе одного большаго или меньшаго отрывка, того или другаго стихотворенія, лучше знакомитъ съ физіономіей писателя, съ его манерой и свойствами его дарованія, чѣмъ подробныя и многовѣщательныя критическія толкованія и объясненія. Для такого читателя гораздо менѣе важны "сырой матеріалъ", изслѣдованія старыхъ памятниковъ литературы, чѣмъ знакомство съ главными и наиболѣе цѣнными въ художественномъ отношеніи писателями и ихъ произведеніями. Вотъ почему мы и полагаемъ, что эта "исторія литературы", воскресающая передъ читателями въ чрезвычайно легкой и ясной формѣ картину постепеннаго развитія еврейской письменности, знакомящая со всѣми ея представителями и главными ихъ произведеніями, заслуживаетъ полнаго вниманія.
Нѣсколько словъ о переводѣ. Нечего говорить о томъ, что переводъ всѣхъ цитатъ, которымъ мы, въ силу указанныхъ соображеній, придаемъ весьма большое значеніе, переведены съ подлинниковъ. То же самое надо сказать и о стихотвореніяхъ. Мы почти не нашли на русскомъ языкѣ переводовъ съ еврейскихъ поэтовъ, и всѣ стихотворенія пришлось перевести впервые. При переводѣ ихъ мы старались по мѣрѣ возможности сохранить и размѣръ стиха, и поэтическіе образы авторовъ, и точный смыслъ. Само собою понятно, что это нерѣдко было въ ущербъ формѣ. Для ознакомленія же съ подлинниками мы рѣшили помѣстить въ латинской транскрипціи и еврейскій текстъ ихъ. Не имѣя никакихъ стихотворныхъ претензій, мы сдѣлали все, что могли въ этомъ отношеніи, и тотъ, кто знаетъ, какія трудности представляютъ нерѣдко для перевода не только еврейскіе стихи, но и еврейская проза, тотъ пойметъ, какія преграды приходилось преодолѣвать переводчику. И читатели, надѣемся, простятъ неизбѣжныя въ такихъ случаяхъ шероховатости стиха, особенно если принять во вниманіе начала, которыхъ мы держались при переводѣ: сохраненіе размѣра и формы, дословность перевода и точная передача поэтическихъ образовъ авторовъ.
Что касается номенклатуры, то и она представляла не малыя затрудненія. Нѣмецкій языкъ имѣетъ два термина: Hebräisch, для древнееврейскаго языка и jüdisch для разговорно-еврейскаго, "жаргона". Въ русскомъ языкѣ такихъ терминовъ нѣтъ, и мы держались слѣдующаго правила: мы постоянно различаемъ древнееврейскій языкъ, (языкъ Библіи, "loschon kodasch", священный языкъ, нѣм. Hebräisch.) и еврейскій (разговорный, жаргонъ, еврейско-нѣмецкій, нѣм. jüdisch), такъ что вездѣ, гдѣ встрѣчаются выраженія "еврейскій языкъ", "еврейская литература", "еврейскій писатель", "еврейская поэзія" и т. п., это надо понимать какъ еврейско-нѣмецкій, жаргонъ, jüdisch. Библейскій же языкъ мы всегда обозначаемъ словомъ "древнееврейскій".
Указанные критикой пропуски и погрѣшности нами по возможности исправлены. Болѣе обширныя дополненія (въ главѣ о "техиносъ", о мемуарахъ Глюкель фонъ Гамельнъ, о Перецѣ, цѣликомъ главы о Блюмгартенѣ-Іегоашѣ, Бяликѣ и Шоломѣ Ашѣ) отмѣчены знакомъ Δ.
Кеммернъ,
Іюль, 1912.
До АБРАМОВИЧА ("МЕНДЕЛЕ") ВКЛЮЧИТЕЛЬНО.
Еврейско-нѣмецкій языкъ, такъ называемый обычно "жаргонъ", зародился въ германскомъ гетто, но развитіе свое и окончательную форму онъ получилъ въ Польшѣ. Нѣтъ возможности опредѣлить съ точностью, даже приблизительной, моментъ его возникновенія у нѣмецкихъ евреевъ. Евреи съ самыхъ древнихъ временъ пользовались еврейскимъ письмомъ при транскрипціи иностранныхъ языковъ. Греческія, латинскія, арабскія, испанскія, итальянскія, французскія и всѣ другія слова тѣхъ языковъ, на которыхъ евреи писали въ теченіе болѣе или менѣе продолжительнаго времени, они изображали буквами того языка, который всегда оставался для нихъ особенно дорогимъ и роднымъ. Нѣмецкій языкъ не составилъ исключенія изъ этого общаго правила. Начиная съ XI вѣка, мы уже встрѣчаемъ въ глоссахъ и респонсахъ раввиновъ нѣмецкія слова и пословицы, написанныя еврейскими буквами. Извѣстное число ихъ находимъ ни у Раши (1040--1115), нѣсколько позже у Эліэзера б. Натана и другихъ современниковъ {G. Karpeles. Geschichte der jüdischen Litteratur, 1886, pp. 1001--1002.
E. Schulman. Imke safa (глубины лингвистики) въ еврейскомъ журналѣ Haschiloach, 1898, т. IV, pp. 43-45.}. Но эти глоссы, хотя и написанныя еврейскими буквами, представляютъ тѣмъ не менѣе чистѣйшій нѣмецкій языкъ. Еще въ XIII в. языкъ нѣмецкихъ евреевъ ничѣмъ не отличался отъ языка ихъ христіанскихъ сосѣдей.
Многочисленные нѣмецкіе комментаріи ученика р. Моисея Гадаршона, относящіеся, вѣроятно, къ первой половинѣ этого вѣка, "передаютъ въ самомъ точномъ видѣ чистѣйшія формы нѣмецкаго языка" {Karpeles, loc. cit.}. Въ этомъ же столѣтіи между нѣмецкими минезенгерами фигурируетъ еврей Зискиндъ изъ Тримберга {Jewish Quarterly Review т. XV, статья "Süsskindof Trimberg" А. Фриденберга.}. До XIV вѣка нельзя найти въ респонсахъ и другихъ литературныхъ документахъ никакихъ, даже самыхъ слабыхъ слѣдовъ зарождающагося новаго діалекта {Karpeles, loc. cit.}. Перемѣны, замѣчаемыя въ эту эпоху въ языкѣ нѣмецкихъ евреевъ, хотѣли объяснить вліяніемъ ихъ единовѣрцевъ изъ Лотарингіи, которые, послѣ изгнанія ихъ изъ этой страны, перебрались въ провинціи Южной Германіи {Sichtbar und bedeutsam ist die französische Färbung der jüdisch-deutschen Construction.-- I. М. Jost, ст. Judendeutsch въ Allgemeine Encycl. der Wissenschaften und Künste, Ersch und Gruber, 1850. См. также Karpeles, loc. cit.: "лотарингскіе евреи отчасти вызвали, отчасти содѣйствовали образованію этой смѣси языковъ".}. Но извѣстно, что, помимо всякаго вліянія со стороны французскихъ евреевъ, ужасныя преслѣдованія, которымъ подвергались нѣмецкіе евреи со времени "черной смерти" въ XIV в., должны были оказывать печальное вліяніе на чистоту языка. Языкъ долженъ былъ портиться потому, что постоянныя преслѣдованія нѣмецкихъ евреевъ имѣли своимъ результатомъ изолированіе ихъ отъ остального населенія и отдаленіе ихъ отъ литературныхъ источниковъ того времени.
Однако, какъ ни были изолированы нѣмецкіе евреи въ своихъ гетто, они не порвали всѣхъ матеріальныхъ и даже моральныхъ связей со своими христіанскими согражданами: ихъ языкъ могъ сдѣлаться болѣе бѣднымъ, менѣе чистымъ, но онъ не имѣлъ надобности, да и не имѣлъ также возможности измѣниться въ своей формѣ и своей основѣ. Нѣкоторые историки утверждаютъ даже, что еще въ XV вѣкѣ языкъ нѣмецкихъ евреевъ сохранилъ всю свою чистоту и что его "вырожденіе въ жаргонъ началось только послѣ тридцатилѣтней войны" {М. Steinschneider. Die italienische Litteratur der Juden въ Monatsschrift für Gesch. u. Wissensch. des Judentums, т. 42 стр. 76.-- Dr. Güdeman. Geschichte des Erzihungswesens etc. т. II, стр. 207.-- L. Geiger. Zeitschrift, f. d. Gesch. d. Juden in Deutschland, т. II, стр. 359.}. Во всякомъ случаѣ, повидимому, и въ эту еще эпоху литературныя произведенія нѣмецкихъ евреевъ, хотя и писались еврейскими буквами и содержали извѣстное число еврейскихъ техническихъ словъ, не отличались однако въ значительной степени въ смыслѣ языка отъ остальной современной нѣмецкой литературы {М. Steinschneider, loc. cit., см. также F. Kosenberg. Ueber eine Sammlung deutscher Volks- und Gesellschaf'tslieder in hebraeischen Lettern, Berlin 1888 г. Пѣсни этой коллекціи, извѣстное число которыхъ составлено евреями относятся, вѣроятно, къ концу XVI вѣка.}. Такимъ образомъ, если бъ еврейско-нѣмецкій языкъ не перешелъ за предѣлы нѣмецкой территоріи, онъ сдѣлался бы испорченной формой нѣмецкаго языка, дошелъ бы до степени жаргона, діалекта гетто, и не имѣлъ бы возможности совершенно освободиться отъ окружающей среды и подвергнуться тому внутреннему процессу преобразованія, который радикально дифференцировалъ его отъ языка матери, наложивъ на него печать оригинальнаго духа и характера говорившихъ на немъ и сдѣлавъ изъ него нарѣчіе, почти столь же отличное отъ нѣмецкаго языка, какъ различны между собою еврейскій и нѣмецкій народъ. Это дѣло созданія языка, невозможное въ самой Германіи, должны были выполнить тѣ нѣмецкіе евреи, которые начиная съ XIV вѣка и особенно въ XV вѣкѣ и долго еще послѣ этого бѣжали отъ преслѣдованій, которымъ они подвергались на родинѣ, и утвердились въ большомъ числѣ въ Богеміи, Польшѣ, а также въ Литвѣ, въ послѣдствіи присоединенной къ Польшѣ. Общая культура этихъ странъ въ моментъ поселенія въ нихъ евреевъ была гораздо ниже, чѣмъ въ покинутыхъ ими странахъ.
Въ Польшѣ, въ которой укрылось наибольшее количество нѣмецкихъ евреевъ, нація была раздѣлена на два класса, дворянъ и крестьянъ, между которыми существовала непроходимая пропасть. Средняго класса тамъ почти не было. Города были рѣдки, и населеніе ихъ въ большей своей части составляли нѣмецкіе элементы, утвердившіеся въ этой странѣ начиная съ XIII вѣка, послѣ опустошенія ея татарскими полчищами. Евреи, неоднократно призываемые польскими королями съ цѣлью образовать недостававшее третье сословіе, были не только хорошо приняты въ этой странѣ, но еще одарены разными привилегіями. Въ городахъ и мѣстечкахъ, гдѣ они составляли и составляютъ еще и теперь огромное большинство населенія, они пользовались въ своихъ внутреннихъ дѣлахъ самой полной автономіей. Раввинскій судъ для гражданскихъ и религіозныхъ дѣлъ, кагалъ для общинныхъ дѣлъ, синодъ, названный "ваадомъ" или "синодомъ четырехъ странъ", для дѣлъ, касающихся общихъ интересовъ всѣхъ евреевъ страны, -- эти три института, признанныхъ государствомъ, образовали въ нѣкоторомъ родѣ свободный и почти независимый отъ государства кругъ, въ которомъ двигалась религіозная и соціальная жизнь польскихъ евреевъ. Легко понять, что эти пришедшіе изъ Германіи евреи, живя такимъ образомъ въ условіяхъ внутренней автономіи, имѣя передъ собою представителями туземнаго польскаго населенія два сословія -- дворянство и крестьянство, изъ которыхъ одно было слишкомъ высоко, а другое слишкомъ въ ихъ глазахъ низко, концентрированные, съ другой стороны, лишь въ городахъ, гдѣ они имѣли своими сосѣдями исключительно нѣмцевъ, не считали нужнымъ бросить свой вѣковой языкъ и воспринять языкъ новой страны. Этотъ языкъ не только былъ издавна тѣсно связанъ съ ихъ матеріальной и моральной жизнью, но онъ былъ еще языкомъ, на которомъ говорили ихъ братья, оставшіеся въ Германіи, равно какъ и тѣ, которые укрылись въ Голландіи и другихъ странахъ. Онъ былъ какъ бы цѣпью, объединявшей одной общей разговорной рѣчью членовъ одной и той же семьи, которыхъ жестокая судьба разлучила и разсѣяла по свѣту, и они тѣмъ болѣе поэтому старались его сохранить и беречь. Такимъ образомъ въ теченіе вѣковъ нѣмецкіе евреи не только сохраняли еврейско-нѣмецкую рѣчь въ славянскихъ земляхъ, но, будучи количественно и умственно болѣе сильными, они еще передавали этотъ языкъ тѣмъ евреямъ, которые пришли въ самую древнюю эпоху въ эту страну черезъ Кавказъ изъ Азіи и прилегающихъ къ Черному морю областей и, населяя главнымъ образомъ южныя провинціи, восприняли раньше отъ туземнаго населенія русскую рѣчь. Борьба за гегемонію еврейско-нѣмецкой рѣчи, повидимому, была очень продолжительна, такъ какъ еще въ началѣ XVII вѣка были провинціи, большая часть еврейскаго населенія которыхъ говорила на славянскихъ языкахъ. Такъ, одинъ изъ раввиновъ этой эпохи, жившій въ Могилевѣ на Днѣпрѣ, пишетъ въ одномъ изъ своихъ респонсовъ {"Gwurotli anoschim", p. Шабсая Когена (Шахъ), знаменитаго комментатора Шулхамъ-Аруха, изд. 1679 г. Responsa No 1 отца Шаха, р. Менера Каца, раввина въ Могилевѣ на Днѣпрѣ.}, что "его единовѣрцы въ этой провинціи говорятъ большею частью по русски", и высказываетъ желаніе, характеризующее взглядъ нѣмецкихъ евреевъ на свой языкъ. Раввинъ этотъ желаетъ, чтобы "вся страна была просвѣщенная и чтобы всѣ говорили на одномъ языкѣ: нѣмецкомъ".
Знаменитый еврейскій писатель И. Б. Левинзонъ (1788--1860), уроженецъ Волыни, также говоритъ о традиціи, которая сохранилась между евреями его родины, и по которой "нѣсколько вѣковъ раньше евреи этихъ провинцій говорили только по-русски, а еврейско-нѣмецкая рѣчь, на которой мы говоримъ теперь, еще не была тамъ распространена" {И. Б. Левинзонъ. Теуда б'Исроэль. 4-ое изд.. Варш., 1901, стр. 33, прим. 2.}. Нѣтъ возможности установить точно моментъ, когда эти евреи восприняли еврейско-нѣмецкій языкъ, во всякомъ случаѣ славянская рѣчь уже больше не появляется въ послѣдующихъ документахъ со средины XVII вѣка, и весьма вѣроятно, что ужасная рѣзня Хмѣльницкаго въ 1648 г., которая уничтожила цѣлыя еврейскія общины, нанесла окончательный ударъ славянской рѣчи, какъ языку евреевъ въ Россіи {Надо замѣтить, что вопросъ о томъ, былъ ли когда-нибудь русскій языкъ разговорнымъ для русскихъ евреевъ, еще далеко по вполнѣ выясненъ. На этотъ вопросъ далъ утвердительный отвѣтъ А. B. Гаркави въ своей брошюрѣ "Гаіегудимъ усфасъ гаглавимъ'' (Евреи и славянскіе языки), Вильна, 1867, представляющей дополненную древнееврейскую версію его статьи въ Запискахъ оріенталистической секціи Русскаго Императорскаго археологическаго общества, СПб., 1865. См. также Dr. Güdeman, Gesch. des Erziehungswesens und der Cultur d. Juden in Deutschland und Frankreich, Wien, 1880, стр. 114--115.-- B. Katz, Ieooroth Iiaihudim b'russia polen w'lita. (Къ исторіи евреевъ въ Россіи, Польшѣ иЛитвѣ въ ХѴІ и XVII ва.), Берлинъ, изд. Ахіасафъ, 1899, стр. 31--33.-- C. А. Бершадскій, Литовскіе евреи, СПБ., 1883, стр. 394 и слѣд.-- С. М. Гинзбургъ и П. С. Марекъ. Еврейскія народныя пѣсни въ Россіи, СПБ.. 1901, предисловіе, стр. XXII--XXIII и нѣкоторыя пѣсни въ этомъ сборникѣ (NoNo 15, 16, 17, 34 и друг.), представляющія странную смѣсь древнееврейскихъ и славянскихъ словъ. Положеніе Гаркави подвергнуто было критикѣ въ статьѣ С. Дубнова. Разговорный языкъ польско-литовскихъ евреевъ въ XVI и XVII вв., въ "Еврейской Старинѣ", 1909, т. I, стр. 7--26.}.
Въ этихъ-то славянскихъ странахъ, вдали отъ нѣмецкаго вліянія, на чужой почвѣ и при новыхъ условіяхъ существованія, еврейскій языкъ и принялъ характеръ особаго нарѣчія. Здѣсь онъ прошелъ главныя фазы своего развитія, здѣсь онъ подвергся медленному процессу преобразованія, въ результатѣ котораго еврейско-нѣмецкій, или просто нѣмецкій (teutsch) языкъ сталъ языкомъ еврейскимъ, "идишъ" нашихъ дней.
Послѣ рѣзни Хмѣльницкаго въ 1648 г., многочисленные евреи, составлявшіе около 250 польскихъ общинъ, вынуждены были вновь пуститься въ поиски убѣжища; многіе изъ нихъ бѣжали въ Германію, другіе -- въ Амстердамъ, гдѣ уже имѣлась колонія нѣмецкихъ евреевъ. Эти бѣженцы принесли съ собою и еврейскій языкъ въ томъ видѣ, какой онъ принялъ въ теченіе двухъ вѣковъ на ихъ прежней родинѣ {D-r Güdeman, Geschichte der Erzielnmgswesens und der Kultur de Juden in Deutschland, Turin, 1888.}. Благодаря этому большому числу эмигрантовъ, подъ вліяніемъ раввиновъ и знатоковъ Закона, которыми издавна польскіе евреи снабжали нѣмецкихъ, благодаря еврейской литературѣ, созданной въ большей своей части польскими уроженцами и проникшей почти во всѣ еврейскія семьи, еврейскій языкъ въ своей новой формаціи вернулся на свою старую родину и былъ воспринятъ всѣми ея обитателями. Съ нѣкоторыми діалектическими отличіями -- мы изучимъ ихъ ниже -- этотъ еврейскій языкъ, пока на немъ будутъ говорить въ Германіи, т. е. почти до начала XIX вѣка и позже, останется въ главныхъ своихъ элементахъ однимъ и тѣмъ же какъ въ Германіи, такъ и въ Польшѣ и другихъ славянскихъ странахъ.
2. Элементы еврейскаго языка.
Еврейскій языкъ въ томъ видѣ, какъ онъ былъ принесенъ въ славянскія страны нѣмецкими евреями, былъ, какъ мы сказали, почти чистымъ нѣмецкимъ языкомъ. Древнееврейскія слова попадались тамъ отъ времени до времени, но они были какъ бы иностранными словами; авторы старались даже ставить такія слова въ скобки, какъ бы для того, чтобы лучше указать на ихъ иностранное и въ то же время священное происхожденіе. При современномъ состояніи филологическаго изученія еврейскаго языка не легко опредѣлить съ точностью, какіе нѣмецкіе діалекты содѣйствовали образованію этого языка. Въ общемъ можно признать преимущественное вліяніе на еврейскій языкъ діалектовъ швабской и баварской группы {Lazare Sainéan. Essai sur le judéo-allemand, et spécialement sur le dialecte parlé en Valachie (первая сгатья) въ Mémoires de la société de linguistique de Paris. Paris, 1902, t. XII, deuxième fascicule, стр. 97.-- М. Steinschneider, loc. cit.}, но и другія діалектическія группы, хотя въ меньшей степени, также оказывали свое вліяніе на его образованіе. Это смѣшеніе разныхъ діалектовъ произошло особенно въ славянскихъ странахъ, въ которыхъ нѣмецкіе евреи, прибывшіе изъ разныхъ провинцій, принесли съ собою и пустили въ оборотъ многочисленные діалекты своего общаго отечества {D-r Gtideman, loc. cit.}. Современный еврейскій языкъ сохранилъ еще извѣстное количество нѣмецкихъ словъ и выраженій, давно исчезнувшихъ изъ литературнаго нѣмецкаго языка и не встрѣчающихся болѣе даже въ нѣмецкихъ діалектахъ {Jacob Gerson. Die jüdisch-deutsche Sprache, eine grammatisch-lexikalische Untersuchung ihres deutschen Grundbestandes, Франкфуртъ на М., 1902, стр. 83.}.
Нѣмецкій элементъ остался наиболѣе сильнымъ и наиболѣе важнымъ въ еврейскомъ языкѣ. Онъ далъ ему наибольшее количество словъ и грамматическихъ формъ. Но было бы ошибкой считать его единственнымъ важнымъ элементомъ еврейскаго говора. Его образованію также не мало содѣйствовали славянскій и особенно древнееврейскій элементъ. Инфильтрація въ еврейскій языкъ словъ и выраженій древнееврейскихъ тоже имѣла мѣсто, главнымъ образомъ, въ славянскихъ странахъ, и это имѣло огромное вліяніе на его дальнѣйшее развитіе. Число древнееврейскихъ словъ принимаютъ приблизительно въ 20% {The Jewisli Encyclopedia, Nenrand. London. Funk and Wagnalls Company, 12 томовъ, t. VII, ст. Judaeo-german L. Wiener'а.}, и роль, которую играетъ этотъ элементъ, станетъ еще яснѣе, если примемъ во вниманіе, что онъ доставляетъ, какъ мы это увидимъ ниже, главнымъ образомъ, слова для обозначенія понятій моральнаго и интеллектуальнаго порядка. Эти древнееврейскія слова заимствованы не только изъ Библіи, но также, главнымъ образомъ, изъ талмудической и послѣталмудической литературы {E. Sehulman, loc. cit.}. Изученіе раввинской литературы было очень распространено въ Польшѣ. Вся мужская молодежь почти безъ исключенія проходила черезъ частныя или общинныя школы, гдѣ талмудъ составлялъ главный предметъ обученія, и огромное большииство этихъ учениковъ продолжали потомъ всю свою жизнь это изученіе, составлявшее въ ихъ глазахъ какъ бы высшій смыслъ человѣческаго существованія. Въ виду этого еврейскій языкъ рано сдѣлался необходимымъ элементомъ этого изученія. Не только учитель переводилъ своему ученику священный текстъ на языкъ, для него понятный, но даже тѣ, которые не нуждались въ объясненіи этимологическаго смысла словъ, приняли за общее почти правило переводить и развивать на еврейскомъ языкѣ все то, что было не совсѣмъ ясно высказано авторами талмуда и его комментаторами {Слова "teutseh", "teutschcn", "vertentschen" употребляются обыкновенно въ смыслѣ "объяснять", "разъяснять" и т. д. См. нѣкоторые курьезные примѣры употребленія этихъ словъ у Е. Schulmann, "Sias ichudis-aschkenasis wsifrusa (Евр. яз. и его литература съ копца XV вѣка до конца XVIII в.) въ журналѣ "Hasman", СІІВ., 1903, XIII, No 1. См. также Grätz. Geschichte der Juden, Leipzig, t. XI, стр. 41. "Школьные учителя польскаго происхожденія -- а другихъ тогда не было -- переводили Библію на свой исковерканный смѣшанный языкъ и такъ сливали текстъ съ переводомъ, какъ будто самъ Моисей говорилъ на "жаргонѣ" польскихъ евреевъ".}. Техническія слова и выраженія, особенно термины логики и діалектики, такимъ образомъ были заимствованы изъ раввинской литературы и вошли въ еврейскій языкъ, какъ необходимый элементъ, во всеобщее употребленіе. Другія, еще болѣе многочисленныя слова не нуждались для своего усвоенія даже въ посредничествѣ школы: они вошли сами въ языкъ; ихъ мѣсто было предуказано напередъ, такъ какъ предметъ, который они обозначали, существовалъ въ еврейской жизни, въ еврейскомъ понятіи, и только эти слова, принадлежащія языку, господствовавшему при зарожденіи всѣхъ воззрѣній и вѣрованій еврейскаго народа, могли имѣть весь смыслъ, который былъ нуженъ для выраженія оригинальной ихъ стороны, истиннаго ихъ характера.
Почти всѣ абстрактныя выраженія, относящіяся какъ къ области морали, религіи и интеллекта, такъ и къ міру матеріальному, взяты были изъ древнееврейскаго языка. Большая часть нарицательныхъ именъ, относящихся къ жизни семьи, ея радостямъ и горестямъ, почти все, что служитъ для обозначенія обрядовъ и религіозныхъ церемоній, множество юридическихъ терминовъ, привѣтственныхъ формулъ, коммерческихъ терминовъ -- все это было заимствовано изъ священнаго языка {Е. Schumian. Статья "Imke Safa, цитир. выше.-- L. Sainéan въ Mémoires de la Société de Linguistique, t. XII, 3-me faseicuie, стр. 177--188.}. Все, что было оригинальнаго въ жизни евреевъ, все, что было только имъ присуще, или все, что, даже не будучи отличительнымъ свойствомъ ихъ расы, имѣло у нихъ особенные нюансы, могло быть хорошо выражено только на языкѣ, созданномъ этимъ народомъ по образу своему. Замѣтимъ еще, что слова этого рода во всѣ времена были введены евреями во всѣ ты языки, которыми они пользовались въ разныя эпохи, и нѣкоторыя изъ этихъ словъ вошли даже въ литературный обиходъ новыхъ языковъ {J. Encyelopedia. а. c.; Sainéan, а, а, стр. 178--179.}. Но для еврейскаго языка это не было случайнымъ включеніемъ болѣе или менѣе ограниченнаго числа словъ и выраженій: это было массовое вторженіе цѣлой пятой части элементовъ языка, это было появленіе новаго элемента, который впослѣдствіи будетъ оказывать глубокое вліяніе какъ на внѣшній видъ, такъ и на внутренній духъ языка.
Рядомъ съ нѣмецкимъ, основной базой еврейскаго языка, и древнееврейскимъ, самымъ важнымъ его элементомъ, еврейскій языкъ подвергся еще болѣе или менѣе значительному вліянію другихъ языковъ, съ которыми онъ приходилъ въ соприкосновеніе. Языки голландскій, румынскій, итальянскій, французскій {Вотъ нѣкоторыя слова французскаго происхожденія, вошедшія въ еврейскій языкъ: kapabel отъ capable; plot -- billet; aimer -- armoire; sarver -- serviteur: eonrage; kapote -- capote.}, даже латинскій, оставили болѣе или менѣе замѣтные слѣды въ языкѣ народа-скитальца.
Въ наше время еврейскій языкъ еврейскихъ эмигрантовъ во Франціи, Америкѣ и Англіи кооптировалъ большое число словъ изъ языковъ этихъ странъ, модифицировавъ и приспособивъ ихъ къ своей общей фонетикѣ. Но большая часть этихъ вліяній была болѣе или менѣе локализирована и оставила только мало замѣтный слѣдъ въ литературѣ. Только новѣйшее вліяніе англійскихъ словъ проявляется въ болѣе значительной степени. Такъ, напримѣръ, произведенія такого поэта, какъ Розенфельдъ, содержатъ извѣстное число англійскихъ словъ, но въ настоящій моментъ еще невозможно высказать окончательное сужденіе о роли англійскаго элемента въ еврейскомъ языкѣ.
Много яснѣе и опредѣленнѣе, наоборотъ, роль славянскихъ языковъ; послѣ нѣмецкаго и древнееврейскаго эти языки оказали больше всего вліянія на еврейскій языкъ. Это вліяніе весьма древняго происхожденія. Оно начинается въ эпоху, когда евреи пришли въ эту страну; много славянскихъ словъ, особенно польскихъ, перешли за предѣлы славянскихъ странъ и были приняты вездѣ евреями, говорящими на еврейскомъ языкѣ.
Русское вліяніе, раньше довольно слабое, обнаружилось болѣе сильно въ новѣйшее время, особенно въ юго-западныхъ провинціяхъ, гдѣ евреи находятся въ постоянномъ общеніи съ туземнымъ русскимъ населеніемъ. Но это вліяніе, порой довольно своеобразное своими преувеличеніями и особенно замѣтное у извѣстнаго числа интеллигентовъ, воспитанныхъ на русской литературѣ, осталось совершенно мѣстнымъ явленіемъ и не оставило и малѣйшаго слѣда въ произведеніяхъ лучшихъ еврейскихъ писателей.
Какъ и для древнееврейскихъ словъ, можно установить также извѣстное правило и въ употребленіи славянскихъ словъ въ еврейскомъ языкѣ: эти слова служатъ главнымъ образомъ для обозначенія матеріальныхъ предметовъ повседневнаго употребленія, предметовъ, относящихся къ одеждѣ, питанію, жилищу, ремесламъ и проч. По этой причинѣ слова эти легче всего подвергаются вліяніямъ окружающей жизни. Въ каждой странѣ, куда прибываетъ еврей-эмигрантъ, предметы повседневнаго употребленія прежде всего привлекаютъ его вниманіе, такъ какъ онъ долженъ съ перваго же дня приспособиться къ новымъ нравамъ и обычаямъ страны. Поэтому также и слова французскаго и англійскаго происхожденія, введенныя въ наше время въ еврейскій языкъ, принадлежатъ большею частью къ указанной категоріи: они замѣняютъ эквивалентныя слова славянскаго происхожденія, созданныя и воспринятыя въ другой средѣ, но не находящія себѣ болѣе примѣненія при новыхъ условіяхъ существованія.
Благодаря усиленію въ послѣдніе 30 лѣтъ эмиграціи евреевъ изъ славянскихъ странъ и перемѣнамъ, порождаемымъ этой эмиграціей въ матеріальныхъ условіяхъ ихъ существованія, славянскій элементъ еврейскаго языка, наименѣе стойки, постоянно уступаетъ мѣсто словамъ другого происхожденія. Другіе два элемента его, нѣмецкій и древнееврейскій, мѣняются гораздо рѣже. Но и эти послѣдніе не ускользаютъ отъ воздѣйствія новыхъ политическихъ и соціальныхъ условій жизни еврейскихъ массъ; создаются новыя слова, старыя эволюціонируютъ, мѣняютъ свое значеніе, часто даже замѣняются словами другого языка, языка той страны, гдѣ эмигрантъ нашелъ себѣ пріютъ. Отсюда и тотъ въ извѣстной степени мѣняющійся видъ этого языка, который, находясь подъ постояннымъ, то большимъ, то меньшимъ, но никогда не прекращающимся, вліяніемъ иностранныхъ языковъ, труднѣе, чѣмъ всякій другой языкъ, можетъ выявить свою собственную физіономію и защитить свое право на существованіе. Въ этомъ отношеніи онъ представляетъ точное отраженіе жизни еврейскаго народа, который самъ непрерывно подвергается вліянію постоянно мѣняющейся среды, въ которой ему приходится жить. Какъ и вся культура этого народа, его языкъ носитъ на себѣ слѣды всѣхъ странъ, черезъ которыя онъ прошелъ на своемъ историческомъ пути.
3. Діалекты (говоры) еврейскаго языка.
Въ еврейскомъ языкѣ различаютъ нѣсколько говоровъ. Самые важные изъ нихъ слѣдующіе:
1. Литовскій, на которомъ говорятъ въ большей части Литвы и мѣстами въ центральной Россіи.
2. Польскій, на которомъ говорятъ въ Царствѣ Польскомъ и нѣкоторыхъ мѣстахъ Литвы и Галиціи.
3. Южный, на которомъ говорятъ на югѣ Россіи, въ Румыніи и въ нѣкоторыхъ мѣстахъ Галиціи.
Можно почти съ достовѣрностью сказать, что эти варіанты имѣютъ своимъ происхожденіемъ соотвѣтствующіе варіанты въ самомъ нѣмецкомъ языкѣ. Нѣмецкіе евреи, пришедшіе изъ разныхъ провинцій, какъ мы указали выше, принесли съ собою многочисленные діалекты этихъ провинцій, и эти діалекты, отъ постояннаго взаимнаго соприкосновенія другъ съ другомъ, въ концѣ концовъ смѣшались между собою или же исчезали, уступая болѣе сильному изъ нихъ {D-r Guideman, loc. cit.; J. Encyclop., цитир. статья.}.
Діалектическіе варіанты еврейскаго языка оказали также вліяніе на произношеніе древнееврейскаго. Произношеніе, называемое нѣмецкимъ (ашкеназійскимъ) въ противоположность испанскому (сефардійскому), происходитъ отъ естественной аналогіи съ нѣмецкой фонетикой и раздѣляется на нѣсколько фонетическихъ варіацій, соотвѣтственно фонетикѣ еврейскихъ говоровъ. Славянскія слова, вошедшія въ еврейскій языкъ, также должны были подчиниться общимъ фонетическимъ законамъ, управляющимъ произношеніемъ словъ въ различныхъ говорахъ еврейскаго языка {Sainéan, loc. cit. стр. 180--183 и J. Enc. цитир. статья.}.
Подробное разсмотрѣніе фонетическихъ разновидностей еврейскаго языка завлекло бы насъ слишкомъ далеко. Мы ограничимся поэтому только указаніемъ, что эти разновидности гораздо менѣе многочисленны и глубоки, чѣмъ въ нѣмецкомъ языкъ, что онѣ касаются только гласныхъ буквъ и почти никогда не касаются согласныхъ {Sehnlman, ст. Imke Sala: "Еврейскіе говоры, распространенные въ наше время въ большей части Европы, не имѣютъ такихъ глубокихъ различій, которыя препятствовали бы ихъ пониманію во всѣхъ мѣстахъ ихъ распространенія, какъ это замѣчается для провинціальныхъ нѣмецкихъ діалектовъ" -- L. Sainéan въ Les Mémoires de la Société de linguistique de Paris, t. XII, 2-ая тетр., стр. 94.}. Съ другой стороны, слово, написанное по-еврейски, благодаря нюансамъ въ произношеніи древнееврейскаго языка, отмѣченнымъ нами выше, почти не имѣетъ на себѣ никакихъ слѣдовъ этихъ различій, т. е. одна и та же гласная древнееврейскаго алфавита, которымъ пользуется еврейскій языкъ, произносится каждымъ евреемъ согласно общей фонетикѣ своего говора различно, смотря по тому, литовецъ-ли онъ, или уроженецъ юга Россіи {См. А. Гаркави. "Haiesch misclipat laschan lisfat iehudit?" въ древнееврейскомъ журналѣ "Ner maarabi", New-Jork, 1896.}. Эта общность письма при различіи произношенія сыграла огромную роль въ распространеніи литературныхъ произведеній. Въ самомъ дѣлѣ, въ послѣднее время, благодаря иниціативѣ еврейскихъ газетъ и журналовъ, удалось безъ особеннаго труда установить такую орѳографію, которая, будучи еще доступна улучшеніямъ, отличается простотой и принята была почти всѣми еврейскими изданіями одинаково какъ въ Вильнѣ и Варшавѣ, такъ и въ Одессѣ и Нью-Іоркѣ.
Еврейскіе діалекты отличаются также другъ отъ друга и запасомъ своихъ словъ, зависящимъ отъ вліянія на нихъ мѣстныхъ діалектовъ туземнаго населенія. Въ этомъ смыслѣ можно было бы, какъ впрочемъ и для самихъ фонетическихъ разновидностей, рядомъ съ тремя главными діалектами, указанными выше, отмѣтить еще нѣсколько подвидовъ діалектовъ; особенно позволительно прибавить четвертый діалектъ, еврейско-англійскій {См. выше.}.
Въ литературѣ самымъ распространеннымъ діалектомъ является еврейско-литовскій, смѣшанный съ нѣкоторыми элементами южнаго діалекта. Но съ Перецомъ и молодыми польскими писателями вступимъ въ литературу и еврейско-польскій діалектъ. Въ литературныхъ произведеніяхъ Америки, и особенно въ ежедневной прессѣ ея, доминируетъ еврейско-англійскій діалектъ. Но въ общихъ чертахъ всѣ эти различія діалектовъ, насколько они находятъ себѣ выраженіе въ литературѣ, внѣ ежедневной прессы, чрезвычайно незначительны и обнаруживаютъ тенденцію къ совершенному исчезновенію, особенно благодаря распространенію классическихъ произведеній еврейской литературы, авторы которыхъ, обладая удивительнымъ чутьемъ духа языка, сумѣли, какъ говорилъ Montaigne o французскомъ языкѣ своего времени, "пригвоздить убѣгающій языкъ".
Вотъ почему и стихотворенія Розенфельда, уроженца Польши, пишущаго въ Нью-Іоркѣ, и произведенія Абрамовича, уроженца Литвы, живущаго на югѣ Россіи, или Рабиновича, уроженца Юга, гдѣ онъ написалъ большинство своихъ произведеній, и разсказы Переца и Аша, родившихся въ Польшѣ, всѣ одинаково читаются и одинаково восхищаютъ читателей во всѣхъ провинціяхъ, во всѣхъ странахъ, гдѣ только есть еврейская публика.
4. Грамматика еврейскаго языка
Очень долго еврейскій языкъ разсматривали, какъ не имѣющій ни правилъ, ни законовъ, какъ "жаргонъ", въ которомъ господствуетъ полная анархія и произволъ. Большинство нееврейскихъ писателей, интересовавшихся этимъ нарѣчіемъ, сами его не зная, руководствовались больше внѣшними впечатлѣніями, обыкновенно поверхностными, которыя они получали отъ разговора еврея {Chr. Wagenseil. Belehrung der jüd.-teutschen Red- und Schreibart, Königsberg, 1659, стр. 7. ....слушая, какъ они говорятъ по-нѣмецки, -- причемъ слова настолько непонятны -- каждый подумаетъ, что они говорятъ на чистомъ древнееврейскомъ языкѣ. Цитировано у Sainéan, ст. 1, стр. 99.}. Съ другой стороны, еврейскіе интеллигенты со времени мендельсоновской эпохи яростно боролись съ этимъ языкомъ, въ которомъ видѣли самое сильное препятствіе дѣлу дорогой имъ ассимиляціи. Въ разгарѣ борьбы наименованіе "жаргонъ" замѣнило терминъ "еврейско-нѣмецкій", или "идишъ", который этотъ языкъ носилъ въ устахъ народа; за рѣдкими исключеніями, ни одинъ ученый не находилъ этотъ "жаргонъ" достойнымъ серьезнаго научнаго изслѣдованія. Только начиная съ послѣдней четверти XIX и, когда борьба съ "жаргономъ" у западныхъ евреевъ снята была съ съ очереди {"Das jüdisch -- deutsche ist bei uns nicht mehr eine praktische, sondern eine historisch-philologische Frage". М. Steinschneider, loc. cit.} и когда, съ другой стороны, развитіе еврейской литературы въ славянскихъ странахъ не могло не обратить на себя вниманія публики, еврейскіе ученые принялись за изученіе еврейскаго языка безъ предвзятой мысли, безъ презрѣнія и враждебности къ нему {Изъ самыхъ важныхъ работъ укажемъ: А. Landau: "Das Deminitivum des jüdisch-galizischen Mundart" въ журналѣ "Deutsche Mundarten" редактир. I. М. Nogel (Wien, 1896 и слѣд.); работы Saiséan, Schulman'а и Gerson'а, цитированныя въ этой главѣ. Подробная и критическая библіографія литературы о еврейскомъ языкѣ дана въ статьѣ Sainéan'а.}. И первымъ результатомъ этихъ научныхъ трудовъ было исчезновеніе легенды, изображавшей еврейскій языкъ какъ "жаргонъ", въ которомъ нельзя найти первыхъ условій грамматики: порядка и внутренней гармоніи {Jost въ цитир. статьѣ рѣшаетъ этотъ вопросъ однимъ росчеркомъ пера: "Eine grammatik kann es nicht geben". Первая грамматика еврейскаго языка для школъ появилась недавно: S. Reisin, Volständige jüd. gramnistik, ethymologie und syntaxys. Verlag "Прогрессъ", Варшава, 1908, 99 стр. См. также S. и А. Reisin. Die muttersprach mettode zu lesen un schreiben jüdtch mit gramaatlkaliche klolim -- Beigelegt alle hebr. Wörter wos gehen arein in die jüd. spr. Прогрессъ, 1908, 78 cтp.}. Скоро было замѣчено, что и этотъ языкъ какъ въ своей фонетической части, такъ и въ своихъ этимологическихъ и синтаксическихъ элементахъ, подчиняется внутреннимъ законамъ, которые надо только открыть и кодифицировать {"При чтеніи сборника Переца "Litteratur un Leben", который былъ моей первой еврейской книгой, я вскорѣ почувствовалъ, что имѣю дѣло съ правильно построеннымъ языкомъ, особенно богатымъ старыми лингвистическими сокровищами" (Gerson, 1902, стр. 9).}. Даже тотъ дефектъ, который особенно подчеркивали въ еврейскомъ языкѣ, а именно спутанность родовъ, господствующая въ народномъ разговорѣ, и въ извѣстной мѣрѣ также въ литературѣ {На Литвѣ всѣ слова мужскаго или женскаго рода, средній родъ употребляется тамъ рѣдко. Въ Поль шѣ и южныхъ провинціяхъ этотъ родъ употребляется гораздо чаще. Кромѣ того, когда рѣчь идетъ о существительныхъ обозначающихъ неодушевленные предметы, роды варьируется по усмотрѣнію говорящаго или пишущаго.}, не представляетъ собою, какъ оказывается, явленія свойственнаго исключительно этому языку, но въ извѣстномъ стадіи развитія наблюдается и въ другихъ языкахъ.
Въ нашу задачу не входитъ подробное изученіе еврейской грамматики, и мы ограничимея только указаніемъ, что эта грамматика въ самой большей своей части нѣмецкая, но что, какъ и самый запасъ словъ этого языка, грамматика его подверглась значительному вліянію со стороны славянскаго и древнееврейскаго языковъ. Такъ, напр., всѣ нѣмецкія слова, оканчивающіяся на "er", образуютъ женскій родъ посредствомъ славянскаго суффикса "ka" (Schneider: schneiderka; schuster: schusterka), тогда какъ древнееврейскія слова, оканчивающіяся на "d" или "t", образуютъ женскій родъ посредствомъ славянскаго суффикса "icha" (schochet: schocheticha; magid: magidicha) {См. работу I. X, Тавьева: "Древнееврейскіе элементы въ жаргоне" въ "Hasman", СПБ., 1903, т. III, стр. 126--114.}. Конструкція сравнительной степени прилагательныхъ въ еврейскомъ языкѣ тоже образуется по славянскому образцу {Напр. (no Sainéan'у): er ist reicher van Kroesus -- bogatszy od Krezusa (по-польски).}. Съ другой стороны, мы видимъ извѣстное число нѣмецкихъ словъ, множественное число которыхъ образуется посредствомъ древнееврейскаго еуффикса "im". (Narr: Narronim; Dokter: Dokterim; Teiwel: Teiwolim и Teiwlonim). Женскій родъ нѣмецкаго слова "Pauer" (Bauer) образованъ посредствомъ арамейскаго суффикса "to", который перешелъ въ еврейскій языкъ черезъ древнееврейскій (Pauerto).
Вліяніе древнееврейскаго языка обнаруживается также въ плеоназмахъ, часто встрѣчающихся въ еврейскомъ языкѣ и состоящихъ въ томъ, что рядомъ съ обыкновенной формой глагола, съ цѣлью придать больше выразительности фразѣ, ставятъ и неопредѣленное наклоненіе (hiten host du ihm nit gehit), или же что въ относительныхъ придаточныхъ предложеніяхъ подлежащее повторяется посредствомъ слова "es" (men hot gewusst, wer es is schuldig derinen) {Gereon, op. cit., стр. 76.}. Но главное отраженіе древнееврейской грамматики проявляется въ общей конструкціи еврейской фразы, которая гораздо проще, чѣмъ въ нѣмецкомъ языкѣ {Ibid., стр. 60.}.
Главными характерными чертами грамматики еврейскаго языка служатъ ея сжатость и простота. Спряженій почти нѣтъ. Глаголъ имѣетъ только главныя времена {Единственная форма imperfecti "war" употребляется еще иногда, особенно въ литературѣ.}. Родительный падежъ образуется суффиксомъ "s" для всѣхъ родовъ и чиселъ. Всѣ предлоги требуютъ дательнаго падежа.
Созданный народомъ, жившимъ въ ненадежныхъ условіяхъ и имѣвшимъ для удовлетворенія высшихъ своихъ умственныхъ потребностей "священный языкъ", еврейскій діалектъ имѣлъ главною цѣлью служить простымъ и свободнымъ отъ всякихъ усложненій средствомъ общенія для жителей гетто, и этотъ принципъ, доминировавшій при его зарожденіи и его эволюціи нашелъ свое высшее выраженіе въ единственной въ своемъ родѣ простотѣ его грамматики.
Еврейская литература, какъ и языкъ ея, самая юная изъ европейскихъ литературъ. Только въ началѣ XVI вѣка мы находимъ первые достовѣрные слѣды возникновенія этого языка и зарожденія его литературы. Вся, дошедшая до насъ, рукописная литература предшествующихъ вѣковъ, начиная съ раввинскихъ комментаріевъ и респонсовъ XI, XII и XIII в. (гдѣ въ древнееврейскомъ текстѣ встрѣчаются спорадически нѣмецкія слова и пословицы) {Gustiv Karpeles. Gesch. d. jnd. litteratur, 1886, въ главѣ о еврейской литературѣ.} до нравственныхъ поученій, какъ, напр., "Sefer hamussor" (Книга морали) или "Sefer hagan" (Книга сада) XV в. {Steinschneider, l. c.} -- вся эта письменность -- скорѣе нѣмецкая литература, написанная еврейскими буквами, и отличается она, впрочемъ, отъ нѣмецкой литературы этой эпохи только спеціальнымъ характеромъ трактуемыхъ ею темъ.
Только въ 1507 г. опубликована была въ Венеціи первая еврейская книга. Это -- "Bobo-Buch" {Steinschneider пишетъ заглавіе книги "Baha Buch" (Cat. Bodeel. col. 934).}, или "Bove-Maisse" (Сказка о Бовѣ) Эльи Левита (1472--1542), извѣстнаго автора нѣсколькихъ замѣчательныхъ трудовъ по древнееврейской грамматикѣ. "Bovo-Buch" представляетъ собою переводъ въ стихахъ одного изъ самыхъ извѣстныхъ англійскихъ романовъ, Sir Bovis of Southampton. Переводъ сдѣланъ по итальянской версіи, въ свою очередь составляющей переводъ въ стихахъ съ французскаго. Въ ней заглавіе оригинала было замѣнено названіемъ Воѵо d'Ancona, откуда и происходитъ названіе Bovo-Buch въ еврейскомъ переводѣ. Эта книга сдѣлалась чрезвычайно популярной; она выдержала безчисленныя изданія, которыя продолжаются и и до нашего времени {Wiener въ его "History of the Yiddish literatnre in the nineteenth Century", New-York, 1899, стр. 43, цитируетъ изданіе "Воѵо-Bueh", 1895.} Самый языкъ еврейскій сохранилъ слѣды этой популярности: всякую фантастическую исторію и теперь называютъ "boba-maisse".
Во всей старой еврейской литературѣ одна только книга выше ея по популярности: это "Tsena Urena" Якова бенъ Исаака изъ Янова (умеръ въ Прагѣ въ 1628 г.), изданная, какъ полагаютъ, въ первый разъ въ концѣ XVI в. {Замѣтимъ однако, что дата перваго изданія "Tsena Urena" не окончательно установлена. Мы имѣемъ только Базельское изданіе 1622 года, которое было, вѣроятно, третьимъ. Karpeles l. c.-- См. также Е. Schulman въ журналѣ Hasman, т. I--III, стр. 26, No 2.} "Tsena Urena" ("Выходите и смотрите" -- слова, обращенныя къ дочерямъ слона въ "Пѣснѣ пѣсней") представляетъ собою, собственно говоря, свободный переводъ Пятикнижія и пяти Мешласъ, въ которомъ библейскіе разсказы причудливымъ образомъ перемѣшаны съ легендами изъ агадической литературы {Источники, которые чаще всего цитируются въ "Tsena Urena", составляютъ: Талмудъ, Мидрашимъ и Бахія. Первая глава "Tsena Urena" была переведена на латинскій языкъ I. Saubert'омъ и издана въ Гельмштадтѣ, 1660 (воспроизведена Вольфомъ въ Bibl. liebr., III, 474). Сравни также Alexandre Gréhange. "La semaine Israélite ou le Tsena Urena moderne" etc. Paris, 1846.}. Написанный въ легкомъ и простомъ стилѣ, безъ всякихъ претензій, этотъ пересказъ Пятикнижія съ его наивной философіей, образами изъ еврейской исторіи, чистой и искренней моралью, которую то выводитъ изъ анекдотовъ, параболъ и легендъ, то излагаетъ въ тяжеломъ стилѣ, преисполненномъ энтузіазма, сдѣлался воспитательной книгой и нравственнымъ руководствомъ почти всѣхъ еврейскихъ женщинъ. Посредствомъ этой книги еврейская женщина, которая не была допущена къ изученію древнееврейскаго языка, знакомилась съ исторіей своего народа, получала свѣдѣнія относительно печальныхъ и радостныхъ событій, давшихъ начало праздникамъ и траурамъ, въ этой книгѣ она находила прославленіе добродѣтели и благотворительности, какъ идеалъ жизни еврейской женщины, въ этой книгѣ, наконецъ, ей обѣщали высшую награду въ жизни -- имѣть сыновей, которые сдѣлаются великими, благодаря изученію Закона.
Эта книга, благодаря отчасти собственнымъ достоинствамъ ея воззрѣній и стиля, отчасти тому, что отвѣчала на повелительный запросъ жизни, сдѣлалась настолько популярной, что скоро чтеніе ея еврейской женщиной, особенно по субботамъ, признавалось какъ почти религіозная обязанность. Безъ преувеличенія можно сказать, что вездѣ, гдѣ евреи говорили по-еврейски, не было ни одной еврейской семьи, будь то самая бѣдная, которая не имѣла бы у себя этой книги. Въ теченіе вѣка послѣ перваго ея изданія она выдержала не менѣе 26 изданій {Karpeles, loc. cit., стр. 1010.} и еще въ ваше время она остается самой популярной книгой ортодоксальной еврейской женщины {Мы пользовались изданіемъ 1902 г., Варшава. Левдна-Энштейна, съ комментаріями и иллюстраціями. Мы имѣемъ въ рукахъ оригинальное изданіе 1863 г., имѣющее на русскомъ языкѣ слѣдующее характерное заглавіе: "Цепа Урэна, т. е. пять книгъ Моисеевыхъ на жидовскомъ языкѣ, Вильно, въ типографіи С. I. Фина и А. Г. Розенкранца".}. Слѣдующая выдержка въ дословномъ переводѣ можетъ дать представленіе объ общемъ характерѣ, въ которомъ составлена вся книга. Цитируемыя ниже мѣста относятся ко Второзаконію, III, 23--29, гдѣ говорится о просьбѣ Моисея у Бога позволить ему перейти Іорданъ и войти въ землю обѣтованную. Къ этимъ трогательнымъ стихамъ Библіи авторъ "Tsena Urena" прибавляетъ одну изъ многочисленныхъ, создавшихся въ теченіе вѣковъ, легендъ о таинственной и трагической смерти "главы пророковъ", оригиналъ которой имѣется въ Мидрашимъ.
"Моисей просилъ Бога позволить ему вступить въ страну Израиля, ибо онъ полагалъ, что послѣ побѣды, одержанной имъ надъ двумя царями, Сихономъ и Огомъ, упразднена клятва Бога, запретившая ему вступленіе въ Палестину. И тогда Богъ ему сказалъ: "Нѣтъ, ты умрешь въ пустынѣ". И Богъ ему сказалъ еще: "Адамъ былъ до тебя, этотъ былъ причиной того, что каждый человѣкъ долженъ умереть". Но Моисей отвѣтилъ: "Царь вселенной! Адамъ грѣшилъ". Богъ ему отвѣтилъ: "Авраамъ тоже долженъ былъ умереть, хотя онъ далъ себя бросить въ огонь во славу Божью". Моисей сказалъ: "Авраамъ имѣлъ недостойнаго сына, Измаила". Богъ сказалъ: "Исаакъ тоже долженъ былъ умереть, хотя онъ положилъ свою голову на жертвенникъ, чтобы принести себя Богу". Моисей сказалъ: "Но онъ былъ отцомъ Исава нечестиваго". Богъ сказалъ: "Яковъ имѣлъ двѣнадцать сыновей, которые всѣ были благочестивы". Моисей сказалъ: "Яковъ не поднялся на небо, какъ я, и не получилъ Торы". И Моисей прибавилъ еще: "Израиль -- народъ изъ шести сотъ тысячъ человѣкъ, много грѣшившихъ, и Ты имъ прощаешь, а не хочешь простить мнѣ". И Богъ ему сказалъ: "Больше дѣлаютъ для цѣлаго народа, чѣмъ для одного человѣка". Моисей сказалъ: "Накажи меня, пошли страданія моему тѣлу, но не передай меня въ руки ангела смерти". Но Богъ ему сказалъ: "Смерть есть дверь, черезъ которую должны пройти всѣ благочестивые". Когда Моисей увидѣлъ, что его просьба не услышана, онъ обратился къ небу и землѣ и сказалъ имъ: "Молитесь за меня!" Но небо и земля ему отвѣтили: "Мы должны молиться за себя самихъ, ибо съ теченіемъ вѣковъ мы должны тоже погибнуть". Моисей обратился къ звѣздамъ, къ солнцу и лунѣ, но онѣ отвѣтили: "Мы должны молиться за себя самихъ". Онъ обратился къ высокимъ горамъ, но онѣ дали такой же отвѣтъ. Онъ подошелъ къ морю, и море ему сказало: "Моисей, что съ тобою? Ты меня разсѣкъ на двѣ части; Шхина {Шхина -- значитъ "духъ Божій".} всегда была около тебя справа, что случилось съ тобою сегодня?"...
И когда Моисей услышалъ, какъ море разсказываетъ о всѣхъ чудесахъ, совершенныхъ имъ въ юности, онъ побѣжалъ къ Высшему ангелу, сталъ передъ нимъ плакать и кричать и сказалъ ему: "Молись за меня". Ангелъ отвѣтилъ: "Я слышалъ, что эта просьба твоя не будетъ исполнена". Моисей началъ плакать и кричать, и Богъ ему сказалъ: "Я далъ двѣ клятвы: или Израиль погибнетъ, или ты умрешь. Если хочешь жить, погибнетъ Израиль". Моисей отвѣтилъ: "Храни насъ Богъ, я и тысяча мнѣ подобныхъ погибнемъ, но ни одинъ изъ Израиля не долженъ погибнуть". И Богъ ему сказалъ: "Ты боишься ангела смерти, я его передамъ въ твои руки". Моисей сказалъ: "Какимъ образомъ мать моя Іохебедъ можетъ не огорчаться, когда она похоронила уже двухъ дѣтей и должна похоронить еще третьяго?" И Богъ сказалъ: "Но пришелъ моментъ, когда Іегошуа (Іисусъ Навинъ) долженъ царствовать во Израилѣ, ты же долженъ умереть". Моисей сказалъ: "Если это такъ, то я предпочитаю лучше быть ученикомъ Іегошуи, и чтобы Іегошуа былъ вождемъ".
Вскорѣ послѣ этого Моисей отправился въ палатку Іегошуи и сталъ у дверей. А Іегошуа училъ Израильтянъ Закону и не замѣтилъ присутствія Моисея, ибо Моисей наклонился впередъ, чтобы его не видѣли, и закрылъ лицо рукой, чтобы его не узнали.
И всѣ Израильтяне пришли въ палатку Моисея и его не нашли тамъ, и когда Израильтяне увидѣли, что Моисей стоитъ у палатки Іегошуи и что Іегошуа сидитъ, они сказали Іегошуѣ: "Что случилось? ты сидишь, а господинъ твой Моисей стоитъ". Какъ только Іегошуа замѣтилъ стоящаго Моисея, онъ разорвалъ свое платье и заплакалъ и сказалъ: "Господинъ мой и властелинъ! Что ты дѣлаешь здѣсь?" И всѣ Израильтяне сказали Моисею: "Учи насъ Торѣ". И Моисей имъ отвѣтилъ: "Я не могу этого сдѣлать". Они сказали: "Мы не дадимъ тебѣ уйти". И тогда голосъ съ неба раздался: "Отнынѣ Іегошуа будетъ васъ учить Торѣ". И Моисей сѣлъ съ правой его стороны, а Эліэзеръ съ лѣвой, и Іегошуа объяснялъ Тору предъ всѣмъ Израилемъ. И когда Израильтяне вышли отъ него, они обратились къ Моисею и сказали ему: "Объясни намъ то, что говорилъ Іегошуа". И Иоисей сказалъ: "Я этого не знаю самъ".
Въ этотъ моментъ Моисей сказалъ: "Властитель міра, пришелъ часъ, когда я желаю умереть". Тогда онъ услышалъ съ высотъ неба: "Ты умрешь черезъ часъ". И онъ началъ благословлять каждое колѣно отдѣльно; потомъ, видя, что время не терпитъ, онъ благословилъ весь Израиль заразъ. Послѣ сказали Моисею: "Ты имѣешь еще полчаса до смерти". Онъ началъ просить прощенія у Израильтянъ и сказалъ имъ: "Очень часто я причинялъ вамъ огорченіе, обучая васъ Торѣ, простите меня". И они ему тоже сказали: "Прости насъ, что мы часто были для тебя причиною огорченій". Послѣ сказали Моисею: "У тебя остается еще одна минута до смерти'', и онъ произнесъ слова: "Да будетъ благословенно имя того, кто живетъ и пребываетъ во вѣки". И Моисей сказалъ Израильтянамъ: "Когда вы вступите въ страну Израиля, помните обо мнѣ". И Израильтяне ему отвѣтили: "Какъ мы можемъ не помнить о тебѣ, который сдѣлалъ намъ столько добра?"
Послѣ сказали Моисею: "Остается только полминуты". Онъ положилъ руки на сердце и сказалъ, обращаясь къ Израильтянамъ: "Руки, которыя получили Тору, будутъ погребены въ землѣ". Вскорѣ онъ отдалъ душу, и ни одинъ человѣкъ, ни одинъ даже ангелъ, не похоронилъ его, но если можно сказать, Богъ самъ; и онъ умеръ на седьмой день мѣсяца Адаръ, который былъ и днемъ его рожденія, ибо Богъ дѣлаетъ полными годы праведныхъ изо дня въ день".
Чтобы дать понятіе о томъ, какъ въ этой книгѣ агадическія легенды примѣшаны къ библейскому тексту, прибавимъ. Что три слова подлежавшей переводу цитаты (слова: "ты не перейдешь черезъ Іорданъ", Второзак., III, 27) даютъ автору случай привести новую легенду, относящуюся также къ Моисею:
"Богъ сказалъ Моисею: "Ты не перейдешь черезъ Іорданъ, и даже кости твои не перейдутъ". Мопсей сказалъ: "Властитель міра! Чѣмъ я хуже Іосифа Праведника, кости котораго переносятъ въ страну Израиля?" И Богъ ему сказалъ: "Ты скрылъ свое происхожденіе; когда ты пришелъ къ Іисро, то его дочери сказали: "Египтянинъ насъ спасъ изъ рукъ пастуховъ", и ты слышалъ, какъ тебя звали Египтяниномъ, и ты молчалъ, и ты не сказалъ, что ты еврей. Вотъ почему ты не заслужилъ вступить въ страну Израиля, Іосифъ же, наоборотъ, сказалъ виночерпію: "Я изъ страны Евреевъ", онъ не скрылъ своего еврейскаго имени и поэтому онъ заслужилъ быть похороненнымъ въ странѣ Израиля" {Приводимъ здѣсь латинскимъ шрифтомъ оригинальный текстъ второго отрывка изъ "Tsena Urena". Изъ этого текста, относящагося къ концу XVI в., можно видѣть, какъ богатъ былъ въ то время еврейскій языкъ древнееврейскими элементами. Мы замѣтимъ сейчасъ, что древнееврейскій элементъ особенно обиленъ въ мѣстахъ, указывающихъ на стихи изъ Библіи, и изъ этого можно понять, насколько переводы Библіи и другіе переводы съ древнееврейскаго содѣйствовали усиленію древнееврейскаго элемента языка. Древнееврейскія слова помѣщены въ скобкахъ.
"Gott hot gisogt zu Mosche: Du west nit Überföhren dem Jarden im (afilu) deine beiner wellen nit Überfohren dem Jarden. Hot Mosche gisogt: (Ribone sehet ölam) wos bin ich aerger von Iôseph (hazadik), doss men trogt seine beiner kein (erez Isroel). Hot Gott zu ihm gisogt: Du host verleikent dein land; as du bist gikummen zu Isro, hoben seine toechter gisogt: ein (Mizri) hot uns (mazil) geлмеи vun die pastueber, un du host gihoert, wie men ruft dich (Mizri) im du host gischwigen un host nit gisogt doss du bist ein (Ivri), drum bist du nit (soche) zu kummen kein (erez Isroel), ober Ioseph hot gisogt zum (sar hamaschkim): ich bin geworen gi (ganwet) von dem land vun (Krim), hot sein nomen nit verleikent, er is ein (Ivri), drum hot er (soche) geven begroben zu weren in (erez Isroel)".}.
Эта послѣдняя легенда -- одна изъ самыхъ характерпыхъ среди множества другихъ, разбросанныхъ въ этой книгѣ; и всѣ онѣ пропитаны тѣмъ же духомъ національной гордости и любви. Извѣстно, что эта скромная книга "Tsena Urena" болѣе, чѣмъ всякая другая, содѣйствовала въ теченіе послѣднихъ трехъ вѣковъ воспитанію и укрѣпленію духа національной солидарности въ еврейской женщинѣ Европы, а черезъ ея посредство и всего, конечно, еврейскаго народа.
Рядомъ съ "Bovo-Buch" и "Tsena Urena" необходимо упомянуть и о третьей книгѣ, слава которой въ моментъ своего появленія также была весьма значительна, и если она не можетъ спорить съ популярностью второй, то во всякомъ случаѣ не ниже первой. Мы имѣемъ въ виду "Maisse-Buch" (Книга сказокъ), изданную въ Базелѣ въ 1602 г. Авторъ ея, или лучше, компиляторъ, имя котораго неизвѣстно, какъ предполагаютъ, былъ еврей изъ Межерича (на Литвѣ), жившій въ послѣдней четверти XVI в. на западѣ Германіи {Wiener, op. cit, стр. 4.-- Karpeles, loc. cit.}. Во всякомъ случаѣ, какъ явствуетъ изъ его предисловія, эта книга на первомъ мѣстѣ предназначалась для читателей, или скорѣе, читательницъ этой именно страны. Авторъ въ этомъ предисловіи приглашаетъ "любезныхъ женщинъ" поторопиться покупкой его книги до "переселенія его въ чужую страну, Богемію, Россію и Польшу". Это сочиненіе представляетъ собою компиляцію всякаго рода сказаній еврейскаго фольклора, заимствованныхъ изъ агадической и каббалистической литературы. Число этихъ сказокъ болѣе трехсотъ. Несмотря на разнообразіе сюжетовъ и источниковъ, изъ которыхъ авторъ ихъ черпалъ, книга сохраняетъ единство. Неизвѣстный компиляторъ этихъ сказокъ сумѣлъ придать имъ однообразный духъ, излагая ихъ въ одномъ и томъ же тонѣ, простомъ, естественномъ, всегда ровномъ и свободномъ отъ всякой искусственности. Первое изданіе этой книги было скоро исчерпано, и за нимъ въ довольно короткіе промежутки послѣдовалк новыя изданія. Въ 1612 году эта книга удостоилась даже перевода на нѣмецкій языкъ однимъ профессоромъ изъ Гиссена {Wiener, op. cit., cip. 42, прим. I.-- М. Steinschneider, Iewish literature, древнеевр. перев. 1897, стр. стр. 405.}. Однако, слава этой книги не была такъ продолжительна, какъ "Tsena Urena" и "Bovo-Buch", и въ наше время она сдѣлалась библіографической рѣдкостью {Grünbaum въ своей Iüdisch-deutsche Chrestomatie, Leipzig, F. А Brockliaus, 1882, цитируетъ два изданія "Maisse-Buch", одно въ Вильмередорфѣ (годъ не указанъ), другое въ Редельгеймѣ въ 1753 г. Полное заглавіе этого послѣдняго изданія очень характерно: "Maisse-Buch wo arinen viel Avunderliche schone maisses aus dem zohar un andere cabala sforim gezogen seien, das ir nit habt tut meinen, es darf sich kein lamdan auch nit Schemen, aus dem maisse-buch zu leien, welches mit drei hundert un vier im fünfzig andere maissin sich kan ermeien. Deestwegen ihr leit, kumt bei zeit, un'kauft es mit lust un'freid, da ir mit in der ir'ah mecht geraten, da mit hakodesch baruch hu hebend schiken mecht sein boten un uns aus dem golus ziehen, im m'karew dos kez sein".-- Подробное изложеніе разсказовъ "Maisse-Buch", изъ коихъ нѣкоторые нѣмецкаго происхожденія, можно найти въ названной "Chrestomatie" Grünbaum'а, стр. 387--458.}.
Поименованныя три книги, самыя популярныя въ первую эпоху еврейской литературы, довольно удачно рисуютъ общій характеръ всей этой эпохи. Авторы ихъ, какъ мы видѣли, принадлежатъ, одинъ -- Италіи, другой -- Германіи, третій -- Польшѣ. Это было еще время, когда произведенія на еврейскомъ языкѣ писались какъ въ Германіи, такъ и въ другихъ странахъ, гдѣ укрылись нѣмецкіе евреи. И только начиная съ XIX вѣка, литературное производство на еврейскомъ языкѣ сосредоточивается почти исключительно въ странахъ, гдѣ живутъ такъ называемые "польскіе" евреи.
Эти три книги показываютъ не только "универсальность" еврейскаго литературнаго творчества этой эпохи, но довольно точно выражаютъ также духъ и тенденціи произведеній того времени. Какъ "Tsena Urena", "Bovo-Buch" и "Maisse-Buch", большинство другихъ книгъ этой эпохи -- книги благочестія, переводы Библіи и Закона, сборники оригинальные или переводные съ древнееврейскаго, излагающіе религіозныя предписанія, знаніе которыхъ признавалось необходимымъ для женщины. Съ другой стороны, мы видимъ фольклорную литературу, состоящую изъ сказокъ и разсказовъ, заимствованныхъ изъ свѣтской, не еврейской литературы, часто даже просто переписанныхъ съ оригинальнаго нѣмецкаго текста. Въ цитированномъ выше предисловіи къ "Maisse-Buch" авторъ считаетъ необходимымъ указать на нревосходство своего произведенія, сказки котораго агадическаго происхожденія, надъ "Bücher von Kühen" и надъ поэмами Dietrich'а von Berne и "Meister Hildabrand'а", которыя представляютъ только "пустяки и фривольности, которыя не стоитъ и читать".
Сказки этого рода были очень многочисленны и популярны. Кромѣ "Воѵо -- Buch" и сказокъ, приводимыхъ авторомъ "Maisse Buch", надо еще изъ самыхъ популярныхъ указать на "Исторію Фортунатуса съ его кошелькомъ и его магической шляпой" (1696), "Libschaft von Plorus und Blankfler" (1714), "Исторію рыцаря Сигизмунда и Магдалины" (1717), нѣсколько сказокъ Боккачіо, переведенныхъ въ 1710 году, и другія того же рода.
Сказки и легенды еврейскаго происхожденія ныогда представляютъ только простые переводы съ древнееврейскаго, но чаще онѣ прямо составлялиси на еврейскомъ языкѣ. Изъ этихъ послѣднихъ нѣкоторыя, особенно разсказывающія жизмь и чудеса основателя хассидскаго толка {Секта хассидовъ ("хассидъ" -- значитъ благочестивый) была основана въ XVIII в. Подробно см. ниже въ главѣ о Перецѣ-прозаикѣ.} и его послѣдователей, имѣютъ большое значеніе для исторіи еврейской литературы. Своимъ простымъ и наивнымъ стилемъ, безграничной вѣрой въ могущество цадика {"Цадикъ" называется хассидскій рабби (учитель) или, какъ говорятъ, въ Польшѣ, "ребе".}, которой онѣ проникнуты, обвѣянныя мистической поэзіей и пантеистической философіей, эти сказки, несмотря на жесткость формы, представляютъ по временамъ своеобразную красоту, производящую впечатлѣніе даже на читателя современной культуры. Въ нихъ-то еврейское романтическое динніеніе, представленное впослѣдствіи Перецомъ {См. ниже въ главѣ о Перецѣ-прозаикѣ.}, найдетъ источникъ своего вдохновенія и предметъ для подражанія {Изъ наиболѣе важныхъ книгъ легендъ укажемъ на "Sclrwoche Baal schem" (Доблести Ваалъ-шема), изданные впервые въ 1815 г. и выдержавшіе потомъ множество изданій; "Sefer sipuro maisses" (Книга сказаній), въ которой, какъ и въ "Доблестяхъ", разсказана жизнь основателя хасеидизма и нѣкоторыхъ изъ его учениковъ (Варшава, 1881). Очень большое значеніе для послѣдующаго развитія еврейской литературы имѣли сказки Рабби Нахмана изъ Брацлава, собранныя и изданныя учениками этого главы хассидизма. ("Scier sipuro maisses ma schesochinu lisehmea mipi haran". Мы пользовались изданіемъ 1903 г., Варшава). См. также Л. Перецъ: "Rebi Nachmon'kes maisses" въ Jüdische Bibliothek.-- Martin Buber. Die Geschichten des Rabbi Nachman, ihm nacherzählt, Franki. а. М., 1906, изд. Litterarische Anstalt.-- Martin Buber. Die Legende des Baalschem. Frankf. а. М., 1908, изд. Litterarische Anstalt.}.
Переводы Библіи, какъ понятно, занимаютъ особеннее мѣсто въ ряду произведеній перваго періода еврейской литературы, -- періода, который благодаря сравнительно весьма большому числу появлявшихся въ то время религіозныхъ книгъ, иногда назывался даже періодомъ преимущественно священной литературы {F. Schulman, op. cit., стр. VII.}. Христіанскіе миссіонеры, которые еще и въ наши дни часто прибѣгаютъ къ народному языку для своей пропаганды между евреями, первые сдѣлали доступной священную литературу народной массѣ. Первый переводъ {Замѣтимъ, однако, что уже въ 1534 г., т. е. 10 лѣтъ до опубликованія перевода Михеля Адама, была издана въ Краковѣ раввиномъ этого города, R. Anschel'емъ, конкорданція Библіи, въ которой всѣ древнееврейскія слова переведены на евр. языкъ. Эта конкорданція, озаглавленная "Mirkewet hamischnc" и въ первый разъ опубликованная анонимно, была издана во второй разъ въ 1584 г. въ томъ же городѣ подъ новымъ заглавіемъ: "Sefer schel R. Anschel" (Книга P. Аншеля). Въ предисловіи къ этой книги авторъ говоритъ, что онъ написалъ конкорданцію, чтобы дать возможность человѣку изъ народа изучать Библію и обучать ей своихъ дѣтей. Матери и сестры сами сумѣютъ ею пользоваться, чтобы обучать Библіи своихъ сыновей и внуковъ. См. Grünbaum, op. cit.-- Güdeman. Quellenschritten zur Gesch. des Unterrichtswesens etc. 240--290.-- G. Karpeles, loc. cit.-- C. Дубновъ. "Материнскій языкъ польскихъ и литовскихъ евреевъ въ XVI и XVII вв." въ журналѣ "Еврейская Старина", Спб., 1909, стр. 31--34.} Пятикнижія, пяти "Мегилосъ" и "Гафторосъ" {Пять "мегилосъ" составляютъ "Пѣсня пѣсней", "Экклезіастъ", "Эсѳирь" "Плачъ Іереміи" и "Русь". Гафторосъ -- это отрывки изъ пророковъ, читаемые по субботамъ и праздникамъ послѣ чтенія отдѣла Пятикнижія.} былъ выполненъ крещенымъ евреемъ Михелемъ Адамомъ {Переводъ Михеля Адама ошибочно приписывали Эліи Левитѣ (между другами М. Мендельсонъ въ его предисловіи къ переводу Пятикняжія). См. М. Steinschneider въ журналѣ Serapeum, 1860, стр. 190.} и изданъ Паулусомъ Фагіусомъ въ 1544 году въ Констанцѣ. Въ довольно длинномъ предисловіи переводчикъ излагаетъ мотивы, побудившіе его предпринять этотъ трудъ. Вслѣдствіе многократныхъ изгнаній многія общины были разрушены и жители ихъ разсѣяны. Многочисленные евреи, жившіе въ деревняхъ, не имѣли средствъ брать учителей для своихъ дѣтей, и эти послѣднія росли въ невѣжествѣ. Еврейскій переводъ Пятикнижія давалъ возможность каждому еврею, который только умѣлъ читать, самому обучать своихъ дѣтей. Искренность Михеля Адама {Е. Schulmann, loc. cit., стр. 6.} часто ставилась подъ сомнѣніе, но каковы бы ни были мотивы, вдохновлявшіе его, нельзя отрицать того, что онъ сдѣлалъ полезное дѣло, вліяніе котораго на современную ему публику было огромно {М. Steinschneider. Iewish lit., древнеевр. перев. 1897, стр. 378.}.
Другой переводъ Пятикнижія, тоже обязанный крещеному еврею, былъ опубликованъ въ томъ же году въ Аугсбургѣ {Вотъ нѣмецкое заглавіе этого перевода: "Die fünf Bücher Moses aus dem hebräischen von Wort zu Wort, nach der jetzigen Iudenart, in die Teutsch Sprach gebracht, un doch mit hebräischen Buchstaben gedruckt, allerding wie die luden sie durchs gantz Iar in die Wochen aussteilen, mit sampt den Capiteln, aus allen Propheten aussgezogen, wölche sie darzu nomen." (Цитир. no Grünbaum'у, op. cit., стр. 12).}. Авторъ его, Паулусъ Амиліусъ, какъ онъ объясняеть въ одномъ письмѣ съ посвященіемъ {Это письмо съ посвященіемъ было воспроизведено въ "Fraenkel-Graetzische Monatschrift", стр. 350 и слѣд. О Паулусѣ Амиліи см. Е. Schulman, l. c., стр. 8, прим. I.}, предпринялъ его между прочими мотивами также для того, чтобы показать христіанамъ, "что они ошибаются, думая, что евреи говорятъ еще по древнееврейски". Этотъ аугсбургскій переводъ послужилъ основаніемъ для другой версіи, опубликованной въ Кремонѣ въ 1560 году евреемъ Дейбой Брешемъ или Брештомъ, уроженцемъ Польши. Рядомъ съ переводомъ текста авторъ далъ еще переводъ словъ, равно какъ извлеченіе на еврейскомъ языкѣ изъ знаменитаго комментарія Раши. Онъ былъ во второй разъ изданъ въ Базелѣ въ 1583 г. и въ третій разъ съ незначительными поправками въ томъ же городѣ въ 1603 году {Е. Schulman, l. с., стр. 9--10.}.
Въ 1608 г. знаменитый раввинъ Исаакъ б. Симеонъ Гакогенъ изъ Праги (умеръ въ 1624 г. въ Прагѣ) опубликовалъ новый переводъ Пятикнижія, заключавшій также и избранные отрывки изъ агадической литературы. Этотъ переводъ, извѣстный подъ именемъ "Teutsch-Chumesch" {Chumesch значитъ Пятикнижіе.}, былъ въ свое время очень популяренъ среди еврейской публики {Впослѣдствіи именемъ "Teutsch-Chumcsch" обозначали всякій еврейскій переводъ Пятикнижія.}. Черезъ два года послѣ перваго вышло второе его изданіе въ Прагѣ въ 1610 г. Третье изданіе со значительными измѣненіями въ текстѣ "Teutsch Chumesch'а" выпущено было только въ 1691 г. во Франкфуртѣ на Майнѣ внукомъ автора {Въ этомъ изданіи появились только двѣ первыя книги Пятикнижія. См. Е. Schulman, l. c., стр. 11--12.}. Но вскорѣ "Tsena Urena" замѣнила всѣ другіе переводы, появившіеся до и послѣ нея.
Въ одно время съ Пятикнижіемъ были переведены на еврейскій языкъ и другія части Библіи. Въ 1545 г. въ Венеціи вышелъ извѣстный переводъ Псалмовъ Эліи Левиты, автора "Bovo-Buch" {Sefer Tehilim gemacht in teutscher sprach durch Eliohu Bochur Aschkenasi. Венеція, 1545.}. Въ 1544 г. появился въ Аугсбургѣ риѳмованный переводъ книги Самуила, отличающійся особенной красотой языка. Стихи выполнены въ риѳмованной октавѣ, и къ нимъ были приспособлены спеціальныя мелодіи для чтенія {T. наз. Schmuel--Buch--nigun.}. Популярность этого перевода была такъ велика, что онъ вызвалъ многочисленныя подражанія, и многіе послѣдующіе переводчики старательно заявляютъ, что ихъ переводъ выполненъ по стихамъ и мелодіямъ "Samuel-Buch'а" {B. Schulman, l. с., стр. 17--19.}. Авторъ "Tsena Urena" далъ также переводъ пророковъ и гагіографовъ, выполненный въ духѣ первой его книги. Онъ извѣстенъ подъ именемъ Hamagid (Прага, 1576), имѣлъ нѣсколько изданій и пользовался нѣкоторой популярностью {Ibid, стр. 37--38.}. Но его успѣхъ далеко не былъ такимъ, какъ переводъ Пятикнижія того же автора.
Полный переводъ библіи на еврейскій языкъ выполненъ былъ только въ концѣ XVII в. Два перевода ея, -- одинъ Іекусіеля Блица (въ 1676 г. въ типографіи Ури Вивуша), другой Іосифа Витценгаузена (въ 1676 г. у Іосифа Этіаша) -- были изданы на протяженіи трехъ лѣтъ, оба въ Амстердамѣ. Но эти переводы, передававшіе только библейскій текстъ безъ комментаріевъ и агадическихъ разсказовъ, повидимому, не пользовались симпатіями публики, такъ какъ новаго изданія ихъ не было {Извлеченія изъ этихъ двухъ переводовъ даны у Grünbaum'а. op. cit., стр. 102--106 и у Sclmlmann'а, loc. cit., стр. 46--48.}. Въ 1711 г. переводъ Витценгаузена былъ напечатанъ нѣмецкими буквами въ "Biblia pentapla" {Изд. въ Wandbeck'ѣ. См. Grünbaum, op. cit., стр. 19.}, какъ "еврейская" версія, рядомъ съ версіями католической, реформатской, лютеранской и голландской.
Одновременно съ первыми переводами Библіи появляются и переводы молитвенника. Переводъ Іосифа б. Іакара былъ напечатанъ въ 1544 г. въ Ихенгаузенѣ, за годъ до псалмовъ Левиты, съ которыми согласованы его орѳографія и часто даже переводъ тѣхъ псалмовъ, которые входятъ въ составъ молитвенника {Полное заглавіе: "Komt her ir vromen vrauen, da wert ir hüpsch ding schauen, ir wert es wolgewar, ein tefilah vom ganzem jar, wol verteutscht im bescheidlich, ir wert sie sunst vorsaumen, den sie wachsen ait auf den bäumen; auch is sie nit zu teuer, um ein krönen is sie euer: un etwas nehr halt ir euch stark, gedruckt zu Ichenhausen in dem mark, in dem jar so man zeit dreihundert un vir, got helf uns, das vir si volenden schir. (По Chrestomatio Grünbüum'а, стр. 295--320, гдѣ даны также извлеченія изъ перевода молитвенника Іосифа б. Іакара).}. Авторъ говоритъ, что онъ предпринялъ этотъ переводъ въ виду того, что "между тѣми, которые молятся по древнееврейски, едва найдется одинъ изъ тысячи, который понимаетъ смыслъ произносимыхъ имъ словъ".
Въ началѣ ХVIII в. (1709) нѣкій Аронъ б. Самуилъ, уроженецъ Гагерсгаузена (Гессенъ), опубликовалъ "Liebliche Tefillah oder graeftige arztnei für guf und neschama" (Дорогая молитва или полезное лѣкарство для тѣла и души) -- сборникъ болѣе оригинальныхъ, чѣмъ переводныхъ, молитвъ на еврейскомъ языкѣ {Извлеченія даны у Grünbaum'а, op. cit., стр. 321--324.}. Въ предисловіи къ этому сборнику авторъ объявляетъ себя ревностнымъ сторонникомъ молитвы на еврейскомъ языкѣ. Но эти "еретическія" идеи вызвали вскорѣ противъ него громы и молніи со стороны раввиновъ {Karpeles, op. cit., стр. 1014--1015.}. Книга была запрещена, и съ тѣхъ поръ не было попытки замѣнить еврейской молитвой древнееврейскую. Древнееврейскій языкъ остался безспорно языкомъ литургіи, священнымъ языкомъ par excellence. Все, что сторонники на материнскомъ языкѣ осмѣлились сдѣлать, свелось къ тому, что къ оффиціальной древнееврейской молитвѣ прибавили другую молитву на обиходномъ языкѣ. Такъ, знаменитый хассидскій равви, рабби Нахманъ изъ Брацлава {Отношеніе вождей хассидскаго движенія къ литературѣ на народномъ языкѣ было вообще и съ самаго начала проникнуто чувствомъ глубокой симпатіи. Рабби Dov Вег, сынъ р. Шнееръ-Залмана изъ Лядовъ, одинъ изъ самыхъ высокихъ авторитетовъ хассидизма, самъ составилъ "сочиненіе о морали" на еврейскомъ языкѣ, которое, по мнѣнію автора, предназначалось не только для простыхъ людей, но также и для ученыхъ, въ виду того, что "сказанное на родаомъ языкѣ легче находитъ себѣ путь къ сердцу" ("Pokeaeh ivrim", noявившійся въ многочисленныхъ спеціальныхъ изданіяхъ и какъ дополпеніе къ молитвеннику). Мы уже упомянули выше о сборникахъ хассидскихъ легендъ. Прибавимъ еще, что хассидскія книги на еврейскомъ языкѣ первыя печатались обыкновенными еврейскими буквами. (До того времени пользовались для еврейскихъ книгъ спеціальнымъ шрифтомъ, варіаціей раввинистскаго, носившимъ характерное наименованіе "Weiberdeustch". Еще въ ваше время религіозныя книги на еврейскомъ языкѣ иногда печатаются шрифтомъ "Weiberdeutsch"), Объ отношеніи раввиновъ-"ортодоксовъ" и хассидскихъ раввиновъ къ еврейской литературѣ см. интересныя мѣста въ уже нѣсколько разъ цитированной статьѣ В. Schulman'а, стр. X--XL, и въ статьѣ того же автора "Imke Safa" въ Haschiloach, 1908, т. IV, стр, 106--108.}, совѣтовалъ своимъ приверженцамъ "собираться каждый день на часъ и въ это время молиться только по-еврейски, такъ какъ на древнееврейскомъ языкѣ имъ трудно было бы выразить все, что имъ хотѣлось бы сказать, и, когда нѣтъ навыка въ языкѣ, сердце не можетъ услѣдить такъ хорошо за произносимыми на этомъ языкѣ словами" {Likute rabbi Xachman, стр. 97, цитиров. S. А. Harodezki, Hagoren (на древнеевр.) 1903, т. IV.}.
Однѣ только женщины, которыя по закону еврейской религіи, вовсе освобождены отъ обязанности молиться, пользовались переводными на еврейскій языкъ молитвами, равно какъ и спеціальными молитвами, сочиненными на этимъ языкѣ только для нихъ. Такого рода женскія молитвы, "техиносъ", сочинены на всѣ случаи и обстоятельства религіозной и матеріальной жизни женщины; составленіе ихъ ничѣмъ не регламентировано, и число ихъ постоянно увеличивается вплоть до настоящаго времени. Чисто литературное значеніе этихъ произведеній не очень велико; большинство ихъ составлено по одному образцу и скорѣе свидѣтельствуетъ о матеріальныхъ нуждахъ, чѣмъ о религіозномъ вдохновеніи ихъ авторовъ. Составленіе этихъ "техиносъ" началось, повидимому, не раньше конца XVI в. {Е. Schülman въ его статьѣ въ Hasman'ѣ, стр. 66. См. также Grünbaum, op. cit., стр. 328--335, гдѣ приведены самыя древнія "техиносъ". Одна техина чрезвычайно глубокаго религіознаго настроенія, написанная истинно поэтическимъ языкомъ, встрѣчается въ романѣ "Шлёма р. Хаимскій" С. Абрамовича, New-Jork, Hebr. Pabl. Comp., 1901, стр. 33-34.}.
Δ Имена ихъ авторовъ -- женщинъ -- остались намъ совершенно неизвѣстны. Это были извѣстныя своей набожностью и благотворительностью женщины, жены или дочери знаменитыхъ раввиновъ и ученыхъ. Нѣкоторыя имена составительницъ "техиносъ" сохранились въ памяти народа, и преданіе окружило ихъ ореоломъ святости. Таково, напримѣръ, популярное имя "Сора басъ Тувимъ" и др. Эти молитвы въ большинствѣ случаевъ представляютъ какъ бы интимную бесѣду женщины съ Богомъ, бесѣду, въ которой еврейская женщина старается излить свою душу предъ Господомъ и открываетъ предъ Нимъ всѣ свои нужды, горести и скорби. Въ глубокой вѣрѣ, что "все отъ Бога", что безъ воли Его "ни одинъ даже волосъ не упадетъ съ головы", женщина обращается къ Богу во всѣхъ случаяхъ своей жизни. Много въ этихъ молитвахъ наивной вѣры, не нерѣдко онѣ проникнуты истиннымъ лиризмомъ. Вотъ, напримѣръ, образцы молитвы-техины, въ которой женщина проситъ о средствахъ къ жизни для своей семьи: "Отецъ Милосердный, дай мнѣ съ супругомъ моимъ и дѣтьми моими средства къ жизни оіъ Твоей руки, а не отъ руки человѣка, ибо даяніе человѣка ничего не стоитъ. Можетъ развѣ человѣкъ дать то, въ чемъ другой нуждается? И когда ужъ онъ даетъ что-нибудь, онъ даетъ не вовремя. Ты же, Господи, знаешь потребности каждаго человѣка, въ чемъ онъ нуждается каждую минуту. А посему, Богъ вселенной, дай намъ наше пропитаніе отъ Твоей святой руки. Аминь!" -- "Ты знаешь всѣ тайны, Ты знаешь всѣ разбитыя сердца, Ты знаешь и тѣхъ, которые таятъ въ своемъ сердцѣ и не могутъ высказать людямъ, а только Тебѣ одному. Ты знаешь мои горести и скрытыя раны, которыя я ношу въ своемъ сердцѣ. Богъ Милосердный, гдѣ взять мнѣ врача, который могъ бы понять мои страданія, а если онъ пойметъ даже, развѣ можетъ онъ мнѣ помочь? Ты же, Боже Милостивый, помогаешь, когда къ Тебѣ обращаются. Ты отецъ сиротъ и вдовъ, бѣдняка можешь сдѣлать богатымъ, униженнаго можешь возвысить; Ты никому не дѣлаешь несправедливости и воздаешь каждому по заслугамъ его. Боже милосердный, сжалься надо мною и не дай мнѣ упасть въ средніе годы, и особенно на старости лѣтъ, дабы мои враги не радовались, какъ объ этомъ просилъ царь Давидъ. Посему прошу Тебя, Господь Милосердный, не оставляй безъ вниманія моей мольбы и дай мнѣ счастье во всѣхъ дѣлахъ моихъ, чтобы не видѣть горя отъ дѣтей моихъ, чтобы мнѣ не пришлось прибѣгать къ ихъ помощи. Я хорошо знаю, что я прошу слишкомъ много, что я не заслужила и того, что Ты дѣлалъ мнѣ до сихъ поръ и продолжаешь дѣлать теперь. Поэтому прошу Тебя, не покидай меня на старости, чтобы не испытать мнѣ стыда на этомъ свѣтѣ и имѣть свою долю со всѣми добрыми и праведными людьми въ тотъ часъ, когда Ты пожелаешь съ радостью извлечь меня съ этого свѣта къ радости на томъ свѣтѣ. Боже Милостивый, этотъ свѣтъ -- ничтожный свѣтъ, но если человѣкъ не имѣетъ добра на этомъ свѣтѣ, нельзя ему сподобиться и того свѣта"...
Но не только мелочи жизни и обычныя житейскія нужды, но и болѣе важные вопросы, касающіеся жизни всего народа, составляютъ предметъ этихъ молитвъ. По случаю праздниковъ читаются молитвы, въ которыхъ говорится о разныхъ историческихъ событіяхъ, о судьбахъ народа, о его бѣдствіяхъ -- въ прошломъ и настоящемъ. Вотъ, напримѣръ, "техина", читаемая въ субботу передъ новомѣсячіемъ Аба, въ который былъ разрушенъ Іерусалимскій храмъ: "Смотри, весь народъ Твой стоитъ и проситъ Тебя, чтобы Ты благословилъ мѣсяцъ Абъ, который мы теперь встрѣчаемъ, чтобы Ты насъ утѣшилъ, какъ отецъ, чтобы Ты отпустилъ грѣхи наши, изъ-за которыхъ мы изгнаны изъ нашей страны, удалены изъ нашей земли, и обитель Твоя святая, святой храмъ, сожженъ въ этотъ мѣсяцъ. Горе намъ! Отнятъ свѣтъ у глазъ нашихъ! Когда былъ святой храмъ, этотъ мѣсяцъ былъ такой праздникъ, которому не было равнаго: теперь же мѣсяцъ этотъ -- мѣсяцъ скорби, плача и горя, такъ какъ вспоминаемъ величіе, котораго мы лишились. Боже Милосердный, услышь голосъ Ціона, внемли крику Іерусалима, который съ горькимъ сердцемъ рыдаетъ, и какъ Ты его сжегъ въ огнѣ, такъ Ты его изъ огня воздвигни вновь, какъ сказано: "Я буду ей огненной стѣной вокругъ". Благословенъ будь, Утѣшитель Ціона и Строитель Іерусалима! Аминь!" Число этихъ женскихъ молитвъ-"техиносъ" очень велико. Обыкновенно онѣ помѣщаются въ молитвенникахъ для женщинъ ("корбанъ-минхо"), по существуютъ и отдѣльные сборники этихъ "техиносъ". {"Simchat hanefesch" была очень популярна. Она упоминается, между прочимъ, въ "Vögele der Alaggid" А. Bernstem'а (Leipzig, 1885, 4-е изд., стр. 32) и въ романѣ Бертольда Ауэрбаха "Diechter и. Kaufmann", 1885, стр. 54. У Grünbaum'а, op. cit., стр. 230--288 даны извлеченія какъ изъ "Simchat hanefesch'' такъ и изъ нѣкоторыхъ другихъ сочиненій этого жанра.}
Другой родъ тоже религіозной литературы составляютъ "сочиненія о нравственности", очень рано культивировавшіяся еврейской письменностью. Въ 1542 г. появился Sefer Hamidot" (книга о добрыхъ нравахъ) въ переводѣ съ древнееврейскаго. Анонимный авторъ этой книги, разсчитывавшій, главнымъ образомъ, на женскую публику, считаетъ нужнымъ дать нѣкоторыя объясненія своему новаторскому предпріятію: трактовать предъ женщинами вопросы, касающіеся изученія Закона. Такъ, онъ замѣчаетъ, что "въ заявленіи Талмуда, что женщины не должны изучать Тору, рѣчь идетъ объ изученіи самого Талмуда, но вовсе не объ изученія Библіи и другихъ книгъ, трактующихъ о нашихъ обязанностяхъ". За "книгой добрыхъ нравовъ" послѣдовали другія въ томъ же родѣ и тоже переведенныя съ древнееврейскаго. Среди нихъ укажемъ на "Ховасъ Галвовасъ" рабби Бахіи, переведенный въ 1609 г. одной женщиной, Ревеккой Тиктинеръ, которая была авторомъ другой оригинальной книги объ обязанностяхъ женщины, "Мейнекесъ Ривка" (Кормилица Ревекки); "Кавъ Галошоръ" (Вѣрная мѣра) Цви Гирша Кайдановера (1724 г.), и наконецъ "Симхосъ Ганефешъ" (Радость души), анонимно опубликованная во Франкфуртѣ на Майнѣ въ 1706 г. и вторымъ изданіемъ въ Зальцбахѣ въ 1718 г.
Исторія еврейскаго народа, его великаго прошлаго, его горестей и страданій, какъ свидѣтельство любви Бога къ избранному народу -- такой сюжетъ не могъ не вдохновлять людей, писавшихъ для публики, жаждавшей просвѣщенія и искавшей ободренія въ чтеніи книгъ, такъ близко касающихся самыхъ основъ ея моральнаго міровоззрѣнія. Книга "Іоссипонъ", представляющая нѣчто въ родѣ лѣтописи отъ начала міра до завоеванія Палестины римлянами {Еврейскій переводчикъ такъ опредѣляетъ въ предисловіи характеръ переводимой имъ книги: "...zu dem aso is er gar kurzweilig zu lesen, den eswerden drinen derzeit maassim, die da geschehen sein vun scheschet ieme berei schit an un bis nach dem churbon bai's schoni: auch so werden darinen verzelt, die grossen milehomet die gestriten hat der grosmechtig Künig Alexandrus Mukdun wie er schier dieganz welttmter sich mit gewalt bezrvungem hot". и т. д. (Цитир. по Chrest Grünbaum'а, стр. 345--357, гдѣ приведены также другіе отрывки изъ той же книги). Сокращенное изложеніе Іоссипона было выпущено Эдель басъ Мозесъ въ Краковѣ въ 1670 г. Подробн. см. Jewich Encycl. т. VII, ст. "Ioseph b. Gorion".}, была переведена съ древнееврейскаго и напечетана впервые въ 1546 г. въ Цюрихѣ. Въ 1648 г. изданъ былъ въ Амстердамѣ переводъ "Шевесъ Іегуда" (Скипетръ Іуды) {Другое изданіе "Шевесъ Іегуда" вышло въ 1700 г. въ Зульцбахѣ.}. "Шеерисъ Израиль" (Остатокъ Израиля) Менахема Мона, изданный въ первый разъ въ Амстердамѣ въ 1743 г., представляетъ скорѣе оригинальное произведеніе, чѣмъ переводъ. Въ предисловіи авторъ объясняетъ странное названіе его книги. Онъ назвалъ ее "Остатокъ Израиля", такъ какъ думаетъ изложить въ ней все то, что произошло съ остаткомъ Израиля послѣ изгнанія въ невѣдомыя страны десяти колѣнъ, когда остались только колѣно Іуды и Веніамина и часть колѣна Леви". Въ Библіи (Zephania, III, 13) сказано, что "остатокъ Израиля не будетъ совершать несправедливости и не будетъ лгать" -- и это правда, несмотря на всѣ обвиненія противъ него. Святыя общины часто погибали во Святое Имя Его и не хотѣли лгать и измѣнить своей вѣрѣ. Авторъ заявляетъ, кромѣ того, что принадлежа самъ къ остатку Израиля, онъ не станетъ утверждать вещей, въ достовѣрности которыхъ онъ самъ не убѣдился. Книга содержитъ исторію преслѣдованій евреевъ въ разныхъ странахъ, анекдоты изъ жизни знаменитыхъ людей какъ евреевъ, такъ и неевреевъ, изложеніе средневѣковыхъ диспутовъ и другіе подобные сюжеты. Надо однако признать, что духъ критики автора не стоитъ на высотѣ его доброй воли, такъ какъ въ его книгѣ историческая правда и легенда перемѣшаны и переплетены между собою {Характеръ книги опредѣляется словами на заглавномъ листѣ: "man, wert drinen gefinen wunderhertiche geschichtnis die geschehen sein ungern eitern in den golus, un wie vielmal sie hahen mekadesch schein schoma'im gewesen". Извлеченія см. Grünbaum, op. cit., стр. 358--360.} Іегуды Ибнъ Вирга {М. Steinschneider, Евр. литература, древнеевр. перев., стр. 408.}.
Преслѣдованія, отъ времени до времени сваливавшіяся на голову евреевъ и принимавшія характеръ національныхъ катастрофъ, какъ, напримѣръ, возстаніе казаковъ при Хмѣльницкомъ (1648 г.), преслѣдованія въ Франкфуртѣ на Майнѣ (1614--1616), возстаніе въ Гамбургѣ (1730 г.), находили свое скорбное эхо въ еврейской литературѣ. Число такихъ монографій довольно значительно.
Весьма любопытны также мемуары одной еврейской женщины того времени, знаменитой Глюкель изъ Гамельна (Glückel von Hameln).
Δ Эта замѣчательная женщина своего времени родилась въ Гамбургѣ въ 1645 г. Ея отецъ Лейба Пинкерле былъ старшиной общины нѣмецкихъ евреевъ и извѣстнымъ общественнымъ дѣятелемъ, принимавшимъ близко къ сердцу интересы не только нѣмецкаго, но и русскаго еврейства. Бѣжавшіе отъ рѣзни Богдана Хмѣльницкаго русскіе евреи находили пріютъ въ его домѣ. Человѣкъ просвѣщенный, онъ давалъ своимъ дѣтямъ не только еврейское, но и общее образованіе. Дочь его, Глюкель, не только хорошо знала древнееврейскій языкъ и знакома была съ религіозной литературой, но и вообще была высоко образованной женщиной. Но, кромѣ знаній и образованія, эта женщина обладала необыкновенно высокой моральной и душевной красотой. Рано вышедши замужъ за Хаима изъ Гамельна и овдовѣвъ на 44 году, она принялась за свои записки, которыя, къ сожалѣнію, не успѣла закончить, хотя продолжала ихъ и послѣ смерти второго своего мужа Серфа Леви, старшины еврейской общины въ Мецѣ. Но и то немногое, что она успѣла написать, представляетъ высокій историческій и бытовой интересъ. Будучи au courant всего того, что происходило въ еврействѣ вокругъ нея, и обладая недюжиннымъ писательскимъ талантомъ, она описывала современныя ей событія (между прочимъ и волновавшее тогда еврейство мессіанское движеніе Саббатая-Цеви) и своихъ современниковъ въ мягкихъ художественныхъ краскахъ, обнаруживающихъ нѣжно любящее женское сердце и необыкновенную красоту души. Она умерла въ 1719 г. Ея мемуары свято хранились въ рукописи ея потомствомъ, и въ 1896 г. они были изданы въ Франкфуртѣ проф. Давидомъ Кауфманомъ подъ его редакціей и съ его введеніемъ подъ заглавіемъ "Die Memoiren der Glückel von Hameln (1645--1719)". Эти мемуары представляютъ цѣнный, богатый обильнымъ и разнообразнымъ матеріаломъ источникъ нашихъ свѣдѣній объ общинной, бытовой и семейной жизни нѣмецкихъ евреевъ конца XVII и начала ХVIII вѣка.
Не могъ не привлечь вниманія еврейскихъ писателей и другой сюжетъ, тоже національнаго характера. Книги на еврейскомъ языкѣ о Палестинѣ, ея географіи, ея современныхъ обитателяхъ, книги о путешествіяхъ въ эту страну, дѣйствительно, были довольно многочисленны въ эту эпоху и охотно читались публикой {М. Steinschneider. "Jüdische Schriften zur Geographie Palaestinas" въ "Iérusalem". Zunz'а, т. III.}. Въ 1635 году нѣкій Герсонъ б. Эліэзеръ опубликовалъ въ Люблинѣ и въ Амстердамѣ {Dr. Zunz. Ges. Schrirften. Berlin., 1875, т. I. стр. 187--188.}. "Гелилосъ Эрецъ-Исроэль" (Провинціи Палестины), въ которомъ онъ указываетъ пути, ведущіе въ Іерусалимъ, а также разсказываетъ о своемъ путешествіи въ страны, лежащія близъ рѣки Самбатіона, и въ страны жреца Іеона, гдѣ онъ видѣлъ много чудесъ, между прочимъ, звѣря съ тремя глазами и человѣка безъ головы. Эта книга была публично сожжена іезуитами въ Варшавѣ, но потомъ была вновь напечатана {Ibid.}ё. Въ 1649 г. Мордухай б. Іескія Литте напечаталъ въ Амстердамѣ "Тецоесъ Эрецъ-Исроэль" {Ibid. стр. 189.}, также трактующій о путяхъ въ Палестину. Въ 1650 г. Моисей б. Израиль Нафтали Гиршъ Паргесъ изъ Праги издалъ въ Амстердамѣ книгу на ту же тему "Даркей Ціонъ" (Пути слона), описывающую нѣкоторые обычаи іерусалимскихъ евреевъ {Ibid.}. Другая книга "Тлоэсъ Моше" (Странствованія Моисея) (Галле, 1712 г.) трактуетъ о странахъ, гдѣ, по еврейской легендѣ, находятся десять колѣнъ, изгнанныхъ до разрушенія перваго храма {Ibid. стр. 189.}. Скажемъ мимоходомъ, что эта легенда послужила темой цѣлому ряду сказокъ на еврейскомъ языкѣ, и ее мы встрѣчаемъ нерѣдко и въ произведеніяхъ нѣкоторыхъ современныхъ намъ писателей.
Въ эту эпоху книги по свѣтскимъ наукамъ были рѣдки въ еврейской литературѣ. Свѣтскія науки въ то время были еще вообще совершенно неизвѣстны жителямъ гетто, особенно женщинамъ и вообще лицамъ, не получившимъ достаточнаго древнееврейскаго образованія, а между тѣмъ эти послѣднія и были не только читателями, но нерѣдко и авторами этой литературы. Нѣкоторыя свѣтскаго характера книги, которыя встрѣчаются въ эту эпоху и о которыхъ мы говорили выше, въ большинствѣ случаевъ имѣютъ цѣлью только дать отвѣтъ на самые элементарные практическіе запросы своихъ читателей. Такъ въ 1690 г. было издано въ Амстердамѣ "Руководство по ариѳметикѣ". Другая книга, Саббатая Басса, содержитъ полезныя указанія для дѣловыхъ людей. Были переведены и нѣкоторыя сочиненія по географіи, полезныя для еврейскихъ путешественниковъ.
Существуетъ весьма значительное число еврейскихъ пѣсенъ анонимнаго происхожденія; распѣваемыя народомъ, въ устахъ котораго онѣ подверглись различнымъ модификаціямъ, пѣсни эти служатъ прекраснымъ источникомъ для познанія жизни народа, его образа мыслей и чувствъ. Наиболѣе полный сборникъ народныхъ еврейскихъ пѣсенъ, составленный въ 1901 г. Гинзбургомъ и Марекомъ {"Еврейскія народныя пѣсни въ Россіи", собранныя и изданныя съ предисловіемъ С. М. Гинзбурга и П. С. Марека (изд. "Восхода", СПБ. 1901). Транскрипція пѣсенъ сдѣлана еврейскими и латинскими буквами. Во введеніи авторы даютъ и библіографію вопроса.}, содержитъ 376 пѣсенъ; этотъ сборникъ однако, по мнѣнію самихъ составителей его, далеко не исчерпываетъ всего богатства народныхъ пѣсенъ, сохранившихся въ памяти польскихъ, литовскихъ и южно-русскихъ евреевъ, не говоря уже о тѣхъ, которыя мало-по-малу забывались подъ вліяніемъ новыхъ условій жизни и окончательно потеряны какъ для историка нравовъ гетто, такъ и для исторіи языка и литературы.
Однѣ изъ этихъ пѣсенъ болѣе или менѣе недавняго происхожденія, но есть такія, которыя носятъ на себѣ слѣды очень давняго (за нѣсколько вѣковъ тому назадъ) происхожденія, хотя въ точности невозможно опредѣлить ни мѣсто, ни время ихъ созданія. Таковы, напримѣръ, дѣтскія пѣсни, нѣкоторыя изъ коихъ представляютъ подражанія нѣмецкимъ пѣснямъ и, вѣроятно, распѣвались въ нѣмецкомъ гетто еще до переселенія нѣмецкихъ евреевъ въ Россію {Ibid. Пѣсни NoNo 84--133. См. также: "Das jüdische Volkslied in Russland" (рецензія книги Гинзбурга и Марека) А. Landau "Mitteilungen der Gesellschaft für jüdische Volkskunde" 1903, t. XI, стр. 65--80.}. Изъ колыбельныхъ пѣсенъ имѣются также такія, которыя, не принадлежа ни къ какой странѣ и одинаково распѣваемыя какъ на Литвѣ и въ Румыніи, такъ на югѣ Россіи и въ Галиціи, этимъ самымъ доказываютъ свое сравнительно давнее происхожденіе. Самая популярная колыбельная пѣсня, распѣваемая еще и въ наши дни у колыбели каждаго еврейскаго ребенка гетто, слѣдующая {Если ребенка зовутъ не Яковъ, то замѣняютъ слово Янкеле (уменьшительное отъ "Яковъ") соотвѣтствующимъ уменьшительнымъ.}:
Unter Jankele's wiegele
Steht а klor weisse ziegele,
Dos ziegele is gefobren handelen,
Rosinkes mit mandlen.
Wos is die beste schoire?
Jankele wet lernen tore.
Стоитъ подъ кроваткой у Янкеле1)
Бѣленькій, свѣтленькій козликъ.
Пошелъ этотъ козликъ купити,
Купити изюму, миндалю.
Нѣтъ лучше на свѣтѣ товара, --
Учить будетъ Янкеле Тору.
1) См. варіанты эюй пѣсни у Гинзбурга и Марека, NoNo 60, 61, 62 и 63.
Въ большинствѣ другихъ колыбельныхъ пѣсенъ повторяется тотъ же рефрэнъ: ребенокъ будетъ изучать Тору, рѣшать теологическіе вопросы; въ день свадьбы онъ произнесетъ рѣчь на талмудическую тему и т. д.
Дѣтство въ гетто длится недолго. Въ три года мальчикъ уже посылается въ школу, хедеръ; въ семь лѣтъ, а часто и раньше, онъ уже посвящается въ тончайшія разсужденія ученыхъ талмудистовъ, а въ 13 лѣтъ уже спѣшатъ его женить. Понятно, что при такихъ условіяхъ вовсе не рано говорить ему, когда онъ еще въ колыбели, объ обязанностяхъ, которыя предстоятъ ему, какъ только онъ научится ходить. И первая обязанность -- это изучать Законъ и быть хорошимъ евреемъ. Кричащему ребенку мать говоритъ, что такое поведеніе неприлично для будущаго ученаго и талмудиста.
West doch sein а groissinker,
West doch sein а tanih;
West deine eitern
Bazieren un bascheinen --
Passt doch nischt far dir
Solst pistschenen un weinen.
Ты выростешь большой,
И станешь ты танай1),
Красой и свѣтомъ станешь
Родителей своихъ --
И мальчикъ вотъ такой
Быть долженъ смиренъ, тихъ.
1) Танай -- ученый талмудистъ.
Но все это относится только къ мальчику. Онъ будетъ изучать Тору и сдѣлается знаменитымъ, это онъ чтеніемъ молитвы "Кадишъ" {Кадишъ -- такъ называется молитва, которую сынъ обязанъ читать три раза въ день въ первые 11 мѣс. по смерти родителей. Эту же молитву онъ читаетъ и въ годовщины ихъ смерти} выведетъ своихъ родителей изъ ада.
As ich wel amol darf en auf jener weit gein,
Wellen die tiren fun gan -- oden offn stein.
Du, mein kind, solst mir sein а frumer un а guter,
Wet men sogen auf jener weit: lost arein dem zadik's muter.
Когда мнѣ придется на тотъ свѣтъ идти,
Раскроются настежъ мнѣ райскія двери.
Ты будь только набоженъ, добръ, -- смотри! --
И скажутъ мнѣ: "праведника мать то, впустите1).
1) Ibid. No 65.
Роль дѣвочки болѣе скромная. Она не ходитъ въ школу, она не можетъ отличиться знаніемъ Закона, и все возвышенное и прекрасное въ жизни достигается ею чрезъ посредство мужчины, будущаго своего мужа. И пѣсенка о бѣленькомъ козликѣ, говорящая мальчику объ изученіи имъ Торы, у колыбели дѣвочки поется уже такъ:
Женихъ твой учить будетъ Тору.
Большинство другихъ колыбельныхъ пѣсенъ, поскольку онѣ не выражаютъ общихъ чувствъ любви матери къ своему ребенку, всѣ касаются мальчиковъ. Роль еврейской женщины какъ на этомъ, такъ и на томъ свѣтѣ весьма низменная и подчиненная, и рожденіе дѣвочки не внушаетъ родителямъ особенно розовыхъ надеждъ на будущее счастье ея. Не даромъ еврей каждый день благодаритъ Создателя за то, что "не сотворилъ его женщиной", а еврейка покорно повторяетъ молитву: "Благословенъ Тотъ, кто сотворилъ меня по волѣ Своей"...
За-то въ свадебныхъ пѣсняхъ почти всегда рѣчь идетъ о молодой дѣвушкѣ. Для молодого человѣка изъ гетто бракъ не представляетъ такого важнаго событія, какъ для молодой дѣвушки. И послѣ свадьбы, какъ и до нея, онъ все равно будетъ изучать Тору, будетъ проводить большую часть своего времени въ синагогѣ: обычай гетто требовалъ, чтобы родители новобрачныхъ въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ послѣ свадьбы содержали на свой счетъ молодыхъ. Но для молодой дѣвушки бракъ составляетъ единственный смыслъ и высшую цѣль жизни. "Ты была ничѣмъ, онъ изъ тебя сдѣлаетъ нѣчто", -- говорится въ одномъ древнееврейскомъ стихотвореніи, изображающемъ горькую долю еврейской женщины, всегда подчиненной мужчинѣ {L. Gordon. Kutze schel jud (хвостикъ въ буквѣ "іудъ"). Собр. соч., т. IV.}. И для молодой дѣвицы гетто нѣтъ ничего страшнѣе мысли о томъ, что она можетъ остаться старой дѣвой. Одна изъ самыхъ распространенныхъ въ гетто пѣсенъ говоритъ {Гинзб. и Марекъ, No 243.}:
Sitz ich auf а stein,
Klog ich un wein:
Alle meidlech hoben chassono,
Nor ich eine nein.
Сижу я на камнѣ одна,
И слезы текутъ безъ конца.
Дѣвицы всѣ вышли давно,
Лишь я остаюся одна.
Мужъ, о которомъ мечтаетъ молодая дѣвушка, рисуется ей съ голубыми или черными глазами, черными волосами, иногда съ длинными "пейсами" {Ibid, No 247.}, но особенно повторяется во всѣхъ пѣсняхъ этого рода рефрэнъ, что мужъ "долженъ быть способный къ усвоенію Торы" {Un zu der Tore sol er teigen.}.
Большое число пѣсенъ посвящено замужней женщинѣ. Онѣ всѣ полны грусти и скорби. Часто, уже черезъ нѣсколько дней послѣ свадьбы, новобрачная, въ большинствѣ случаевъ не знавшая своего жениха до вѣнца, начинаетъ оплакивать свою прежнюю беззаботную дѣвичью жизнь подъ крылышкомъ родителей.
Drei teg noch der chassene,
Die ssimcho is arob,
Bei dos junge jveibele
Dreit sich schon der kop.
Drei Wochen noch der chassene
Kumt sie zum taten klogen:
-- Tate, du host mir gegeben а Scharlatan а man,
Er chapt sich zu mir schlogen!
Три дня послѣ свадьбы
Радость прочь ушла.
И у молодухи
Кругомъ голова.
Три недѣли послѣ свадьбы --
Ужъ къ отцу она приходитъ:
Ты далъ мнѣ мужа шарлатана
Чуть меня онъ не колотитъ1).
1) Ibid, No 275.
Мужъ забываетъ всѣ домашнія заботы въ синагогѣ, если не въ веселой компаніи, жена же всегда возится съ дѣтворой и часто выполняетъ тяжелыя обязанности, которыя долженъ былъ бы дѣлать мужъ.
Kol sman ich bin а meidel,
Bin ich schein un eidel;
Un wie ich wer а weibel,
Wer ich wie а orim teibel.
Holz darf ich alein haken,
Un broit is nischto tun wanen zu baken.
Der cheschbon fun die kinder --
Is jetwideren besonder:
Einem schlofen leigen;
Dem andern zu machen die oigen;
Dem driten auf droissen firen;
Dem firten dem kop oisschmiren.
Un dos is noch nischt gor, --
А briss alle jor.
Пока я дѣвушкой была,
Была красива я, нѣжна:
А какъ я стала ужъ женой,
Пропалъ совсѣмъ ужъ мой покой.
Дрова рубить сама должна,
На хлѣбъ же нѣту ни гроша.
И сколько горя мнѣ съ дѣтьми!...
Одно надо спать уложить,
Другому глаза позакрыть,
А третье на дворъ выводить,
Четвертое чистить и мыть.
И то еще не все --
Вѣдь что ни годъ -- дитё 1).
1) Ibid, No 277.
Молодая женщина жалуется отцу, но не обвиняетъ его; она знаетъ, что онъ сдѣлалъ все, что могъ. Молодой женщинѣ, жалующейся на то, что ей дали мужа-негодяя, отецъ отвѣчаетъ:
Kleider un nadan
Hob ich dir gegeben
Un а Scharlatan а man--