Мензбир Михаил Александрович - Русские естественно-исторические общества и университеты

НАУЧНЫЙ ОБЗОРЪ.

Русскія естественно-историческія общества и университеты.

Въ нашей литературѣ почти нѣтъ обзора дѣятельности естественно-историческихъ обществъ, и газетныя извѣстія, сообщающія отъ времени до времени лишь отчеты объ очередныхъ засѣданіяхъ различныхъ обществъ, конечно, не восполняютъ собою указаннаго недостатка. А, между тѣмъ, такой обзоръ уже давно былъ бы своевремененъ, такъ какъ основанныя при университетахъ естественно-историческія общества приближаются къ тридцатилѣтію своего существованія, я, оцѣнивая ихъ дѣятельность за указанный періодъ, мы, конечно, можемъ составить о ней вѣрное представленіе. Но нашъ очеркъ только выиграетъ въ полнотѣ, если мы внесемъ въ него обзоръ дѣятельности любительскихъ естественно-историческихъ обществъ и сопоставимъ для сравненія дѣятельность обществъ двухъ категорій.

Чтобы Понять значеніе русскихъ естественно-историческихъ обществъ, намъ надо припомнить, какъ шло изученіе естественныхъ произведеній и природы Россіи до ихъ основанія. Прочное начало этому изученію было положено знаменитыми натуралистами конца прошлаго и начала нынѣшняго вѣка, каковы Георги, Гмелины, Паллась, Лепехинъ, сообщившими множество въ высшей степени интересныхъ свѣдѣній, изданныхъ отчасти отдѣльно, отчасти въ различныхъ трудахъ с.-петербургской академіи наукъ. Затѣмъ въ началѣ нынѣшняго столѣтія въ Москвѣ основалось общество испытателей природы, которое съ конца двадцатыхъ годовъ начало издавать свои записки и донынѣ существуетъ, занимая одно изъ почетнѣйшихъ мѣстъ среди ученыхъ обществъ всего міра, подъ именемъ Императорскаго московскаго общества испытателей природы. До начала шестидесятыхъ годовъ академія и московское общество были почти единственными учрежденіями, около которыхъ ютились всѣ изслѣдователи естественныхъ произеденій Россіи, и только очень немногіе изъ нихъ, помимо статей, печатаемыхъ въ изданіяхъ названныхъ учрежденій, издавали отдѣльные труды. Сюда относится труды преф. Кесслера, Эвереманна и немногихъ другихъ.

Въ половинѣ текущаго столѣтія было признано полезнымъ расширить естественно-историческое изученіе Россіи и съ этою цѣлью была основана при кіевсконъ университетѣ св. Владиміра коммиссія для изученія въ естественно-историческомъ отношеніи губерній кіевскаго учебнаго округа. Однако, подобныя коммиссіи не получили большаго распространенія, хоти кіевская съ честью исполнила возложенное на нее порученіе, и профессора разныхъ университетовъ, работая каждый самъ по себѣ, попрежнему, опирались въ своей дѣятельности на академію и московское общество испытателей природы.

Въ началѣ шестидесятыхъ годовъ, именно съ замѣной стараго университетскаго устава уставомъ 1863 г., министерствомъ народнаго просвѣщенія были основаны при университетахъ, исключая Гельсингфорскаго, Дерптскаго, Варшавскаго и Московскаго, общества естествоиспытателей съ правительственною субсидіей. Въ Дерптѣ не было надобности въ основаніи такого общества, какъ и въ Гельсингфорсѣ, вслѣдствіе того, что и тамъ, и здѣсь существовало уже не одно мѣстное общество и не одно изданіе для изученія естественныхъ произведеній страны; въ Москвѣ дѣятельно работало субсидируемое правительствомъ общество испытытателей природы. Такимъ образомъ, съ начала шестидесятыхъ годовъ начали свою дѣятельность с.-петербургское, кіевское, казанское, харьковское и новороссійское общества естествоиспытателей. Въ то же время, въ Москвѣ основалось общество любителей естествознанія, антропологіи и этнографіи, также причисленное къ числу университетскихъ обществъ. Вотъ въ немногихъ словахъ хронологическая послѣдовательность возникновенія русскихъ естественно-историческихъ обществъ. О дѣятельности академія наукъ мы не будемъ говорить, это не входитъ въ нашу программу; что же касается дѣятельности перечисленныхъ ученыхъ обществъ, равно какъ и немногихъ другихъ, возникшихъ позднѣе, то съ нею мы ознакомимся, начавъ съ московскаго общества испытателей природы.

Названное общество возникло по мысли г. Фишера-фонъ-Вальдгейна, который вмѣстѣ съ небольшимъ числомъ близкихъ ему людей обнаружилъ столь необычайную энергію, что въ самое короткое время завязалъ обширныя сношенія и привлекъ къ участію въ дѣлахъ общества множество выдающихся лицъ. Замѣчательно, что многіе изъ членовъ-основателей этого перваго русскаго естественно-историческаго общества, будучи иностранцы по происхожденію, съ беззавѣтною преданностью отдались служенію Россіи, посвятивъ свои недюжинныя дарованія и высокія научныя познанія изученію естественныхъ произведеній нашего отечества. Съ конца двадцатыхъ годовъ, послѣ того, какъ напряженное состояніе, вызванное въ Европѣ наполеоновскими войнами, улеглось и ученыя учрежденія снова съ большею энергіей принялись за свои занятія, московское общество испытателей природы начало издавать свои записки, которыя на ряду съ мемуарами того же общества въ короткое время заняли видное мѣсто среди ученыхъ изданій всѣхъ странъ. Къ этому же первому періоду жизни общества относятся и крупныя пожертвованія, сдѣланныя ему, каковы: пожертвованіе ученымъ грекомъ Зосимой значительнаго пространства земли и другимъ жертвователемъ большаго дома. И то, и другое было передало обществомъ Московскому университету (на землѣ, пожертвованной грекомъ Зосимой, находится обсерваторія университета), причемъ оно за свое первое пожертвованіе получило право имѣть постоянное помѣщеніе въ университетѣ. При этомъ слѣдуетъ отмѣтить тотъ интересный фактъ, что первоначально общество намѣрено было воспользоваться улучшеніемъ матеріальнаго состоянія для упроченія своего независимаго положенія, но лестныя предложенія со стороны высшаго начальства московскаго округа и со стороны министерства, высказавшихъ въ горячей формѣ свое желаніе, чтобы общество, украшавшее своею дѣятельностью университетъ, осталось съ нимъ и на послѣдующее время въ самомъ тѣсномъ общеніи, заставило общество испытателей природы отказаться отъ своего первоначальнаго намѣренія и передать полученныя пожертвованія университету на вышесказанномъ условіи. Съ тѣхъ поръ общество неуклонно преслѣдовало строго-научныя цѣли, споспѣшествуя какъ развитію науки вообще, такъ и развитію естествознанія въ Россіи въ частности. А. Г. Фишеръ-фонъ-Вальдгеймъ и К. И. Ренаръ, въ теченіе шестидесятыхъ и семидесятыхъ годовъ, оказали неоцѣнимыя услуги обществу, расширивъ его сношенія въ Россіи и за границей, и когда въ началѣ шестидесятыхъ годовъ были основаны новыя естественно-историческія общества въ Россіи, московское общество, какъ старѣйшее, съ радостью привѣтствовало ихъ, будучи увѣрено, что и рабочихъ силъ, и матеріала для изслѣдованія достанетъ на всѣхъ, и съ тѣхъ поръ дружно идетъ рука объ руку съ ними. Проглядывая изданія этого общества, мы видимъ, что нигдѣ не заключается столько матеріаловъ для познанія естественныхъ произведеній Россіи, ея фауны, флоры, ископаемыхъ и минераловъ, не говоря о статьяхъ громаднаго общенаучнаго значенія. Нѣтъ натуралиста, который бы могъ изучать какую-либо отрасль естествознанія въ Россіи, не пользуясь изданіями московскаго общества испытателей природы, и нѣтъ за границей мало-мальски порядочной библіотеки, въ которой бы не было полной серіи изданій этого общества. Съ самаго начала своихъ изданій общество допустило печатаніе работъ въ своихъ запискахъ и мемуарахъ на всѣхъ распространенныхъ европейскихъ языкахъ, и это ведется до сихъ поръ, вслѣдствіе чего труды членовъ общества испытателей природы доступны ученымъ всѣхъ странъ и постоянно вызываютъ живой обмѣнъ мыслей, съ чѣмъ неразрывно связанъ прогрессъ науки. Общество испытателей природы сдѣлало такъ много для изученія Россіи, что, печатая свои труды на иностранныхъ языкахъ, подобно академіи наукъ, можетъ не бояться упрека въ отсутствіи патріотизма. Къ тому же, общество всегда стояло такъ близко къ Московскому университету, что одно это можетъ избавить его отъ всякихъ подобныхъ нареканій. Достаточно взглянуть на составъ бюро общества, чтобы убѣдиться, что три четверти его составляютъ профессора физико-математическаго факультета, причемъ общество не только не разбивается на отдѣленія, но даже традиціонно сохраняетъ общеніе математиковъ съ натуралистами. Преслѣдуя спеціально научные интересы, общество испытателей природы до сихъ поръ чуждались всякаго начинанія, несовмѣстимаго съ духомъ науки. Но при этомъ оно всегда, когда могло, способствовало популяризаціи науки и съ этою цѣлью въ наша пятидесятыхъ годовъ, въ теченіе десяти лѣтъ, издавало Вѣстникъ естественныхъ наукъ при ближайшемъ участія такихъ блестящихъ популяризаторовъ, какъ профессора Рудье, Рачинскій, Усовъ и др., а въ послѣдніе годы посвятило свои годичныя засѣданія рѣчамъ, которыя по изложенію и содержанію имѣютъ своею прямою цѣлью способствовать распространенію естественно-историческихъ свѣдѣній среди неспеціалистовъ.

Проглядывая бѣгло исторію этого общества, мы видимъ еще одну въ высшей степени симпатичную черту -- готовность поддержать всякую серьезную попытку начинающихъ ученыхъ. И очевидно, что эта готовность по достоинству оцѣнивается тѣми, кому общество выражаетъ ее: мы видимъ, что въ громадномъ большинствѣ случаевъ лицо, разъ примкнувшее въ обществу, уже не отдаляется отъ него во всю жизнь. Такимъ образомъ, періодическія изданія общества наполняются не работами случайныхъ сотрудниковъ, а работами лицъ, болѣе или менѣе близко заинтересованныхъ въ жизни общества. При такомъ условіи обществу нечего бояться распаденія и когда смерть уноситъ изъ его среды кого либо изъ старѣйшихъ членовъ, молодыя силы естественно возмѣщаютъ собою происшедшую потерю. Уже недалеко то время, когда общество испытателей природы достигнетъ столѣтняго существованія. Уже и теперь оно состоитъ въ сношеніяхъ болѣе чѣмъ съ 600 учеными учрежденіями всего міра и насчитываетъ среди своихъ членовъ многихъ знаменитѣйшихъ ученыхъ. Можно искренно пожелать еще большаго развитія и еще большаго преуспѣянія обществу, которое, въ теченіе столь продолжительнаго періода служа наукѣ и Россіи, съумѣло всюду внушить уваженіе къ своей дѣятельности и обезпечило свое существованіе независимо отъ личнаго состава, живя отъ поколѣнія къ поколѣнію передающимися традиціями.

Помимо пожертвованій, имѣющихъ большую денежную стоимость, московское общество испытателей природы передало Московскому университету громадное количество всевозможныхъ коллекцій, собранныхъ членами общества и положившихъ начало многимъ кабинетамъ университета. Изъ зоологическихъ коллекцій особенно заслуживаютъ упоминанія коллекція Карелина, Павловскаго, Сабанѣева, Арцибашева и многихъ энтомологовъ, доставившихъ типы описанныхъ ими животныхъ. Затѣмъ не меньшую драгоцѣнность представляютъ гербаріи и палеонтологическія коллекціи. Жаль, что университетъ не всегда относился съ должнымъ вниманіемъ къ этимъ пожертвованіямъ, и, отчасти вслѣдствіе тѣсноты помѣщеній, отчасти вслѣдствіе другихъ причинъ, переданныя обществомъ коллекціи сохранены далеко не въ томъ видѣ, какъ слѣдовало бы. Но, къ сожалѣнію, большинство русскихъ университетовъ относилось подобнымъ же образомъ жъ своимъ коллекціямъ, чѣмъ до извѣстной степени и объясняется малое значеніе нашихъ университетскихъ музеевъ. Къ тому же, часто бывало и такъ, что предметы, переданные университету, неправильно или, лучше сказать, ошибочно распредѣлялись между его Кабинетами; такъ, и до сихъ поръ воскресная публика, посѣщающая зоологическій музей университета, прежде всего, наталкивается на груды костей ископаемыхъ животныхъ, несмотря на то, что въ университетѣ есть спеціально палеонтологическій и геологическій кабинетъ. Подобное неправильное распредѣленіе предметовъ ведетъ къ двоякаго рода послѣдствіямъ: съ одной стороны, отнимается мѣсто отъ предметовъ, пряно принадлежащихъ извѣстному кабинету, съ другой -- хранителямъ поручаются на храненіе такіе предметы, съ которыми они не умѣютъ обращаться. И то, и другое въ результатѣ ведетъ къ порчѣ, а то даже и къ гибели сохраняющихся въ кабинетѣ предметовъ, не говоря уже о многихъ другихъ, проистекающихъ отсюда неудобствахъ. Начало такого порядка или, правильнѣе, безпорядка лежитъ въ томъ, что въ давно прошедшія времена университеты не обладали нѣсколькими кабинетами, а имѣли одинъ музей, куда и стекались разнородныя коллекція; но то, что было возможно пятьдесятъ лѣтъ тому назадъ, немыслимо теперь, и хотя, конечно, надо было положить начало правильному распредѣленію коллекцій еще въ то время, когда основывались новые кабинеты, но мѣрѣ основанія послѣднихъ, однако, лучше же сдѣлать это теперь, чѣмъ ждать, пока рука всемогущаго времени освободитъ музеи отъ непринадлежащихъ имъ предметовъ.

Помимо коллекцій, переданныхъ и передаваемыхъ университету, московское общество испытателей природы въ теченіе своей болѣе чѣмъ 85-ти лѣтней дѣятельности успѣло создать еще одно драгоцѣнное собраніе -- библіотеку, содержащую въ себѣ сочиненія и періодическія изданія по естественнымъ наукамъ, издаваемыя въ самыхъ различныхъ странахъ земнаго шара. Оцѣнить это собраніе деньгами нѣтъ возможности, и чтобы дать понятіе о размѣрахъ библіотеки, достаточно сказать, что въ ней находится около 12,000 названій отдѣльныхъ сочиненій и около 1,300 названій періодическихъ изданій. Послѣднія особенно важны потому, что полныя серіи давно издающихся изданій стали чрезвычайно рѣдки и ихъ можно пріобрѣтать только случайно. Такимъ образомъ, въ библіотекѣ общества испытателей природы натуралисты, нуждающіеся въ различныхъ справкахъ при своихъ работахъ, могутъ находить самыя рѣдкія сочиненія, и въ этомъ отношеніи библіотека московскаго общества можетъ конкуррировать даже съ академіей наукъ и спеціальнымъ отдѣломъ Публичной библіотеки; что же касается всѣхъ остальныхъ естественно-историческихъ библіотекъ въ Россіи, какъ университетскихъ, такъ и принадлежащихъ разнымъ обществамъ, то онѣ стоятъ неизмѣримо ниже библіотеки общества испытателей природы. Если принять во вниманіе, что эта библіотека составлена отчасти изъ книгъ, пожертвованныхъ членами, по преимуществу же въ обмѣнъ на изданія общества, станетъ понятно, почему общество расходуетъ значительную часть получаемаго имъ содержанія на свои изданія. Значеніе библіотеки возросло еще болѣе въ послѣднее время, когда въ нее, въ опредѣленные дни въ недѣлю, получили доступъ и лица, не состоящія членами общества, но лишь по запискамъ послѣднихъ. И хотя библіотека общества есть его собственность, однако, находясь въ университетѣ и будучи доступна для его профессоровъ, она восполняетъ собою то, чего недостаетъ въ университетской библіотекѣ.

Изъ сказаннаго, какъ все это ни коротко, можно составить понятіе и о дѣятельности московскаго общества испытателей природы, и объ отношеніяхъ, существующихъ между обществомъ и университетомъ. Университетъ, въ лицѣ высшаго начальства, вѣрно оцѣнилъ значеніе для себя общества испытателей природы, когда высказалъ желаніе, чтобы общество навсегда осталось при немъ. Это было болѣе пятидесяти лѣтъ тому назадъ и общество за это время значительно расширило свои сношенія, пріобрѣло еще большую извѣстность среди различныхъ ученыхъ обществъ всего міра и съумѣло собрать для университета и для себя множество драгоцѣнныхъ коллекцій и драгоцѣнную естественно-историческую библіотеку.

Что касается новыхъ естественно-историческихъ обществъ, то мы познакомимся, прежде всего, съ дѣятельностью с.-петербургскаго. Съ самыхъ первыхъ шаговъ своего существованія оно обнаружило много энергіи и съумѣло внушить къ себѣ то довѣріе и уваженіе, которыми заслуженно пользуется до сихъ поръ. Издавая со времени своего основанія ежегодно томъ трудовъ, оно дало въ нихъ длинный рядъ изслѣдованій по фаунѣ, флорѣ и геологіи Россіи, а за послѣднее время и нѣсколько работъ по физіологіи, равно какъ нѣсколько крупныхъ работъ въ другихъ областяхъ естествознанія. Строгая періодичность въ выходѣ Трудовъ общества ясно указываетъ на то, что общество сплотилось и располагаетъ постоянными научными силами, и хотя въ послѣднее время своего существованія оно разбилось на нѣсколько отдѣленій, можно надѣяться, что это не поведетъ къ ослабленію дѣятельности всего общества, которое въ теченіе долгаго времени имѣло такого почтеннаго руководителя, какъ проф. Кесслеръ. За это говорятъ и тѣсная связь, существующая между обществомъ и университетомъ,-- связь, выражающаяся какъ въ томъ, что профессора физико-математическаго факультета принимаютъ ближайшее участіе въ управленіи и дѣятельности общества, такъ и въ томъ, что тотъ же факультетъ ежегодно даетъ новыхъ тружениковъ науки, примыкающихъ къ дѣятельности старыхъ. Помимо своихъ постоянныхъ работъ, с.-петербургское общество естествоиспытателей организовало бѣломорскую экспедицію и нѣсколько болѣе мелкихъ. Кромѣ того, общество ежегодно оказываетъ матеріальную поддержку отдѣльнымъ натуралистамъ, изслѣдующимъ въ томъ или другомъ отношеніи различные участки Россіи и, такимъ образомъ, естественно привлекаетъ къ себѣ и работниковъ, и результаты ихъ трудовъ. Собираемыя такимъ путемъ коллекціи, поступая въ университетъ, обогащаютъ собою его музеи и кабинеты, но, сколько намъ извѣстно, общество никогда не принимало участія въ какихъ бы то ни было выставочныхъ предпріятіяхъ и упорно избѣгало всякаго воздѣйствія на публику путемъ рекламы. Нечего и говорить, что скромность и сдержанность всегда оставались спутниками всякаго истинно-научнаго начинанія и мы не сомнѣваемся, что процвѣтаніе с.-петербургскаго общества обезпечено, пока оно будетъ неуклонно слѣдовать этому пути.

Въ послѣдніе годы названное общество сдѣлало попытку издавать Вѣстникъ Естествознанія, журналъ, долженствовавшій служить періодическимъ изданіемъ, содержащимъ предварительныя сообщенія о научныхъ работахъ, производимыхъ въ Россіи. Журналъ этотъ не пошелъ за недостаткомъ сотрудниковъ, въ чемъ нѣтъ ничего удивительнаго, такъ какъ за границей существуетъ масса журналовъ, основанныхъ съ тою же цѣлью, пользующихся широкимъ распространеніемъ и успѣвшихъ пріучить къ себѣ спеціалистовъ различныхъ отраслей. Эта неудача, если только можно назвать этимъ именемъ сказанную попытку, важна только въ томъ отношеніи, что ясно свидѣтельствуетъ малое абсолютное количество натуралистовъ въ Россіи и малое количество лицъ, интересующихся у насъ естествознаніемъ. Очевидно, что естественно-историческія общества представляютъ у насъ центры, притянувшіе дѣятельность отдѣльныхъ лицъ, и, такъ сказать, свободныхъ силъ не осталось. Огорчаться этимъ нечего, такъ какъ естественныя науки, какъ и всякая другая отрасль знанія, конечно, могутъ у насъ, какъ и вездѣ, развиваться лишь постепенно; но съ этимъ необходимо считаться при всякомъ новомъ начинаніи, потому что даже малѣйшія неудачи тормазятъ дѣло, внушая къ нему нѣкоторую долю недовѣрія.

Чтобы оцѣнить по достоинству успѣшную дѣятельность с.-петербургскаго общества естествоиспытателей, мы обязаны сказать еще нѣсколько словъ о тѣхъ условіяхъ, при которыхъ ему приходится дѣйствовать. Въ С.-Петербургѣ, помимо этого общества, находится нѣсколько центровъ, около которыхъ группируются натуралисты. Академія наукъ, въ лицѣ своихъ консерваторовъ, отвлекла отъ общества и отъ университета нѣсколько дѣятельныхъ членовъ, по своему положенію обязанныхъ помѣщать свои труды въ изданіяхъ академіи. Въ Петербургѣ же находится и центръ геологической дѣятельности въ Россіи -- геологическій комитетъ, располагающій, сравнительно съ естественно-историческими обществами, большими средствами и отвлекающій отъ общества много спеціалистовъ-геологовъ, которые, принимая на себя порученія комитета, естественно, должны печатать въ его изданіяхъ и свои труды. Тамъ же находится русское минералогическое общество, къ которому тяготѣютъ русскіе минералоги. Тамъ же русское энтомологическое общество, привлекающее къ себѣ спеціалистовъ-энтомологовъ. Тамъ же, наконецъ, находится русское географическое общество, которое также отвлекаетъ отъ общества натуралистовъ многихъ изъ послѣднихъ командировками, сопряженными съ обязательнымъ представленіемъ отчетовъ тому учрежденію, отъ котораго исходила командировка. Перечисляя эти учрежденія, мы, само собою разумѣется, съ нескрываемымъ удовольствіемъ свидѣтельствуемъ о процвѣтаніи каждаго изъ нихъ и далеки отъ мысли считать ихъ конкуррентами общества естествоиспытателей. Но фактъ, все-таки, остается фактомъ, что тамъ, гдѣ есть нѣсколько ученыхъ обществъ, дѣятельность каждаго изъ нихъ болѣе ограничена, чѣмъ тамъ, гдѣ существуетъ одно общество.

На этомъ основаніи мы особенно не сочувствуемъ возникшимъ отдѣленіямъ общества естествоиспытателей: отдѣленія волей-неволей станутъ конкуррировать съ соотвѣтствующими самостоятельными учрежденіями, не говоря уже о томъ, что общество естествоиспытателей, будучи образовано спеціалистами разныхъ отраслей, могло бы исполнять и задачу объединенія спеціальныхъ научныхъ учрежденій. Къ тому же, учрежденіе отдѣленій всегда влечетъ за собой все большее и большее обособленіе спеціальностей, а съ тѣмъ вмѣстѣ и нѣкоторую узкость спеціалистовъ. Особенно вредно это молодымъ начинающимъ натуралистамъ, которые, при современномъ положеніи дѣлъ, начавши спеціализироваться уже въ университетахъ, сойдя съ университетской скамьи, тѣмъ охотнѣе избавляютъ себя отъ труда пополнить свое общее образованіе. А едва ли можно ожидать особенно плодотворной дѣятельности отъ лицъ, почти незнакомыхъ ни съ чѣмъ внѣ своей спеціальности. Конечно, они могутъ дать нѣсколько хорошихъ частныхъ работъ, но слѣдуетъ ли съ самаго начала лишать начинающаго возможности подняться выше этого и получить доступъ къ научнымъ работамъ болѣе общаго характера?

Что касается другихъ университетскихъ естественно-историческихъ обществъ, то мы скажемъ о нихъ вмѣстѣ во избѣжаніе повторенія. Прежде всего, они разнятся между собою характеромъ мѣстныхъ изслѣдованій; это, конечно, объясняется тѣмъ, какой матеріалъ для изслѣдованія представляется натуралистамъ того или другого общества. Такъ, казанское, помимо зоологическихъ, ботаническихъ, геологическихъ и палеонтологическихъ изслѣдованій, вслѣдствіе положенія Казани въ области инородцевъ Волжскокамскаго края, даетъ въ своихъ изданіяхъ не мяло матеріаловъ по антропологіи и этнографіи мѣстныхъ инородцевъ. Харьковское общество, конечно, опять-таки въ силу мѣстныхъ условій, даетъ длинный рядъ энтомологическихъ и геологическихъ работъ. Новороссійское въ значительной мѣрѣ сосредоточило свою дѣятельность на изслѣдованіи, по возможности всестороннемъ, Черноморскаго побережья и, кромѣ того, имѣетъ въ своемъ завѣдываніи севастопольскую біологическую станцію. Наконецъ, кіевское издало много цѣнныхъ работъ по мѣстной флорѣ. Вездѣ главными дѣятелями и администраторами обществъ являются члены университетской коллегіи или ихъ ученики, вслѣдствіе чего между обществами и университетами установлено самое близкое общеніе. Само собою разумѣется, что собранныя членами обществъ коллекціи всегда поступаютъ въ соотвѣтствующіе университетскіе кабинеты, съ одной стороны, обогащая ихъ предметами, представляющими научный интересъ, съ другой -- доставляя матеріалъ для учебно-вспомогательныхъ коллекцій. Ежегодно каждое общество издаетъ томъ или нѣсколько выпусковъ Записокъ или Трудовъ, смотря потому, какъ озаглавлено его изданіе, и, проглядывая содержаніе послѣднихъ, мы безъ труда убѣждаемся, что матеріалъ для нихъ собирается не случайно, что у каждаго общества есть постоянные сотрудники, къ которымъ легко примыкаютъ новые члены, въ большинствѣ случаевъ, какъ ученики къ учителямъ. Само собою разумѣется, тѣмъ самымъ намѣчается и дѣятельность каждаго общества и даже рамки для этой дѣятельности. Въ зависимости отъ количества наличныхъ силъ и отъ преобладанія той или другой школы каждое общество работаетъ болѣе или менѣе энергично въ извѣстномъ направленіи, но особенно важно то, что они работаютъ систематически, всесторонне изслѣдуя извѣстный районъ, и рано или поздно, конечно, дадутъ въ своихъ работахъ весьма полное изслѣдованіе естественныхъ произведеній края, не говоря уже о массѣ работъ общенаучнаго значенія. Конечно, нечего и сравнивать значеніе университетскихъ естественно-историческихъ обществъ съ значеніемъ коммиссій, задуманныхъ въ свое время для изученія естественныхъ произведеній губерній, входящихъ въ составъ различныхъ учебныхъ округовъ. Постоянное учрежденіе всегда имѣетъ неоцѣнимыя преимущества надъ временнымъ тамъ, гдѣ дѣло касается изученія природы. Вѣроятно, рано или поздно при университетскихъ естественно-историческихъ обществахъ будутъ учреждены и біологическія наблюдательныя станціи, которымъ положено уже начало за границей, но спѣшить съ этимъ нечего, надо дать назрѣть этому вопросу, подготовить необходимыхъ работниковъ и уже тогда приступать къ дѣлу, когда успѣхъ его обезпеченъ. Впрочемъ, кажется, нечего опасаться того, что какое бы то ни было изъ университетскихъ естественно-историческихъ обществъ начнетъ подобное дѣло, не обезпечивъ себѣ его успѣшнаго развитія; по крайней мѣрѣ, до сихъ поръ университетскія общества крайне осмотрительно относились ко всѣмъ своимъ начинаніямъ, чѣмъ, конечно, и объясняется ихъ постепенное развитіе. Чтобы покончить съ обзоромъ дѣятельности интересующихъ насъ обществъ, намъ остается только сказать, что за послѣднее время всѣ они начали печатать резюме своихъ работъ на иностранныхъ языкахъ, и вмѣстѣ съ тѣнь замѣтно увеличились иностранныя сношенія каждаго общества.

Въ самое послѣднее время открылось общество естествоиспытателей при Варшавскомъ университетѣ и вмѣстѣ съ открытіемъ Томскаго университета общество естествоиспытателей при послѣднемъ. И то, и другое энергично принялись за дѣло, и теперь, глядя на карту Европейской Россіи и Западной Сибири, мы видимъ нѣсколько естественно-историческихъ центровъ, широко раскинувшихъ сѣть своей дѣятельности. Въ неблагопріятныхъ условіяхъ для изслѣдованія стоятъ только сѣверная Россія, именно губ. Архангельская, Вологодская, Вятская и Пермская, нѣкоторыя области восточной Россіи, каковы губ. Уфимская, Оренбургская и земля Уральскаго козачьяго войска, и Кавказъ. Эти участки слишкомъ удалены отъ университетскихъ центровъ, чтобы то или другое общество естествоиспытателей могло сдѣлать ихъ областью своихъ правильныхъ изслѣдованій, и потому нельзя не привѣтствовать попытокъ отдѣльныхъ обществъ для частныхъ изслѣдованій названныхъ участковъ. Такъ, финляндцы сдѣлали не мало для изслѣдованія Архангельской губ., с.-петербургское общество -- для Лапландіи, Архангельской губ., Крыма и сѣвернаго Кавказа, московское общество испытателей природы -- для губ. Пермской, Уфимской, Оренбургской, Кавказа, Земли Войска Донскаго и Крыма. Но, конечно, желательны были бы самостоятельные центры для изслѣдованій поименованныхъ мѣстъ, и такими центрами могли бы быть мѣстныя общества любителей естествознанія. Послѣднія и возникали, но безъ большаго результата для науки, какъ мы увидимъ ниже. Что же касается университетскихъ обществъ, то мы должны сказать еще объ одномъ учрежденія, которое стоитъ въ неразрывной связи съ ними и которое не могло появиться прежде, чѣмъ естественныя науки достигли извѣстнаго развитія въ Россіи. Это -- съѣзды натуралистовъ, начавшіеся съѣздомъ, бывшимъ въ Петербургѣ въ концѣ декабря 1869 г. и началѣ января 1870 г. И учрежденіемъ съѣздовъ натуралистовъ (при участіи врачей) Россія въ значительной мѣрѣ обязана тому же лицу, которое сдѣлало такъ много для организаціи русскихъ естественно-историческихъ обществъ -- профессору сначала Кіевскаго, потомъ С.-Петербургскаго университета К. Ф. Кесслеру. Кесслеръ представлялъ собою замѣчательнаго организатора научныхъ предпріятій, которому удавалось все задуманное. Объясненіе этого постояннаго успѣхи кроется въ томъ, что Кесслеръ никогда не спѣшилъ съ своими проектами и дѣйство валъ строго систематически въ теченіе всей своей жизни. Сначала онъ принималъ дѣятельное участіе въ коммиссіи для разработки естественной исторіи губерній кіевскаго учебнаго округа; потомъ -- при организаціи университетскихъ естественно-историческихъ обществъ, наконецъ, съѣздовъ. Никогда онъ не начиналъ новаго дѣла прежде, чѣмъ кончалъ старое, отсюда и прочность организованныхъ имъ научныхъ учрежденій и то довѣріе, которымъ онъ пользовался рѣшительно во всѣхъ сферахъ. Человѣкъ скромный, не любившій выставляться на-показъ, онъ помогалъ словомъ и дѣломъ каждому начинающему ученому и каждому ученому предпріятію. Особенно симпатичною чертой въ дѣятельности Кесслера было то, что вопросъ о средствахъ для него никогда не существовалъ ни въ какомъ дѣлѣ на первомъ мѣстѣ. Онъ всегда старался подготовить успѣхъ дѣла удачнымъ выборомъ необходимыхъ для этого лицъ, успѣвалъ внушить имъ интересъ къ дѣлу и довольствовался самыми скромными средствами для выполненія своихъ намѣреній. Кесслеръ никогда не выступалъ съ грандіозными планами и всегда его, повидимому, узкія намѣренія вели къ большимъ послѣдствіямъ. Вотъ почему имя К. Ф. Кесслера никогда не будетъ забыто въ исторіи русской науки и навсегда останется поучительнымъ примѣромъ для будущихъ организаторовъ научныхъ учрежденій.

Мы видѣли, что университетскія общества естествоиспытателей не могутъ приняться за систематическое изслѣдованіе даже отдаленныхъ мѣстностей Европейской Россіи и Кавказа. Само собою, что еще менѣе у нихъ возможности изучать наши окраины. Еще Закаспійскій край доступенъ для нихъ и московское общество испытателей природы и с.-петербургское общество естествоиспытателей сдѣлали довольно много для его изслѣдованія. Что же касается Туркестана и Сибири, то изученіе этихъ странъ недоступно для университетскихъ обществъ уже потому, что для этого необходимы большія средства. Такимъ образомъ, названныя области представляютъ собою обширное поле для изслѣдованія какъ экспедицій, снаряженныхъ академіей наукъ, такъ и экспедицій, постоянно снаряжаемыхъ русскимъ географическимъ обществомъ. Оцѣнивать дѣятельность послѣдняго не входитъ въ нашу программу. Эта дѣятельность настолько обширна, что ей естественно было бы удѣлить особую статью; но наша читающая публика знаетъ о географическомъ обществѣ больше, нежели о всякомъ дру гонъ, почему мы находимъ умѣстнымъ отмѣтить здѣсь, что оно не только оказало громадныя услуги Россіи изслѣдованіемъ окраинъ я сопредѣльныхъ странъ, но и изслѣдованіями Европейской Россіи, чѣмъ въ значительной мѣрѣ облегчило задачу университетскихъ естественно-историческихъ обществъ. Кромѣ того, географическое общество всегда охотно оказывало помощь русскимъ натуралистамъ и, какъ независимое учрежденіе, имѣетъ полное право на общую признательность какъ со стороны отдѣльныхъ натуралистовъ, такъ и со стороны естественно-историческихъ обществъ.

Совсѣмъ въ другомъ видѣ сравнительно съ перечисленными общества мы представляется намъ дѣятельность и судьба естественно-историческихъ обществъ, или совсѣмъ не связанныхъ съ университетами, или же связанныхъ съ ними недостаточно прочно. Такихъ обществъ мы знаемъ четыре: кавказское общество любителей естествознанія, уральское общество любителей естествознанія, Императорское московское общество любителей естествознанія, антропологіи и этнографіи и, наконецъ, петровское общество изслѣдователей Астраханскаго края. Разберемъ ихъ дѣятельность отдѣльно.

Что касается петровскаго общества, то оно зародилось недавно и ему можно только пожелать успѣшнаго развитія. Повидимому, члены его принялись за дѣло энергично, интересуются всестороннимъ изученіемъ естественныхъ произведеній своего края, лишь бы энергія не ослабла и интересъ не пропалъ въ короткое время.

Судьба кавказскаго общества любителей естествознанія печальна. Въ свое время оно издало двѣ-три жиденькихъ тетрадки записокъ, не содержащихъ въ себѣ сколько-нибудь цѣннаго матеріала, и, повидимому, исчезло. За послѣднее время статьи натуралистовъ, изучающихъ Кавказъ, появляются въ различныхъ спеціальныхъ изданіяхъ, каковы изданія академіи, русскихъ и иностранныхъ естественно историческихъ обществъ, кавказскаго отдѣла географическаго общества и т. д., спеціальнаго кавказскаго естественно-историческаго общества и кавказскаго естественно-историческаго сборника или записокъ нѣтъ, и это тѣмъ болѣе странно, что въ Тифлисѣ основанъ и поддерживается съ большими затратами со стороны правительства музей, главная задача котораго собрать коллекціи естественныхъ произведеній страны. Мы едва ли ошибемся, сказавъ, что тифлисскій музей, за отсутствіемъ на Кавказѣ университета, долженъ быть центромъ, направляющимъ дѣятельность кавказскихъ натуралистовъ. Въ него должны стекаться коллекціи, въ немъ должны опредѣлять эти коллекціи, давать указанія относительно того, на что слѣдуетъ обратить особенное вниманіе при изученіи тѣхъ или другихъ естественныхъ произведеній страны, устраивать объяснительныя чтенія и публичныя лекціи, учить, какъ собирать коллекціи, препарировать скелеты и шкурки животныхъ, сушить растенія для гербарія и пр. я пр. Ничего подобнаго тифлисскій музей не даетъ. Въ бытность нашу въ Тифлисѣ лѣтомъ 1891 г. насъ поразила внѣшность музея, гдѣ все, начиная со стѣнъ и кончая коллекціями, разсчитано на то, чтобы бросалось въ глаза посѣтителямъ. Систематическимъ коллекціямъ отведено ничтожное мѣсто, можно сказать, что онѣ буквально притиснуты къ угламъ и, къ сожалѣнію, что касается, по крайей мѣрѣ, зоологическихъ коллекцій, въ нихъ далеко не все опредѣлено вѣрно. Перебирая въ своей памяти музеи Стараго и Новаго Свѣта, мы видимъ всюду какъ разъ обратное: систематическимъ коллекціямъ отведено главное мѣсто, показнымъ удѣлено лишь немного. Кромѣ того, мы видимъ, что всякій порядочный музей имѣетъ при себѣ какое-либо изданіе, изданія нѣкоторыхъ музеевъ блещутъ своею роскошью. При тифлисскомъ музеѣ нѣтъ ничего, и это на Кавказѣ, гдѣ нѣтъ ни университета, ни естественно-историческихъ обществъ. Конечно, директоръ музея, г. Радде, отвѣтятъ намъ на это тѣмъ, что у него нѣтъ средствъ организовать музей и при немъ какое-либо спеціальное изданіе. Но это возраженіе не имѣетъ значенія: музей получаетъ въ годъ пять тысячъ, а съ этою суммой можно сдѣлать многое. Какъ же существуютъ университетскіе кабинеты, получая въ годъ по пятисотъ рублей? Къ тому же, на эти деньги приходится не только пополнять коллекціи кабинетовъ, но и пріобрѣтать многое для практическихъ занятій студентовъ, т.-е. то, что обязательно тратится. И, несмотря на это, университетскіе кабинеты годъ отъ году пополняются и расширяются. Мы не можемъ объяснить совершенно неудовлетворительнаго состоянія тифлисскаго музея недостаткомъ средствъ и потому еще. что, помимо ежегодно отпускаемыхъ пяти тысячъ, его высочество великій князь Николай Михаиловичъ съ своей стороны оказывалъ широкую поддержку г. Радде въ изданіи его трудовъ, и нѣтъ никакого сомнѣнія, что правительство не отказало бы и въ единовременной субсидіи на нужды музея, если бы была хоть какая-нибудь гарантія въ томъ, что эта субсидія будетъ употреблена съ пользой. Когда мы входили въ музей, насъ поразило существованіе платы за входъ въ это учрежденіе. Положимъ, двугривенный -- деньги небольшія, но музей, имѣющій ежегодную правительственную субсидію, долженствующій пріохотить мѣстное населеніе къ изученію естественныхъ произведеній страны, не долженъ брать этихъ двугривенныхъ. Правда, г. Радде остроумно называетъ этотъ сборъ двугривенникъ привлеченіемъ населенія къ участію въ дѣлахъ музея, но шутка шуткой, а дѣло дѣломъ. Если хотите, чтобы музей посѣщался охотно, чтобы въ него шли всѣ и несли все, широко откройте двери и не компрометируйте себя копѣечнымъ сборомъ. Впрочемъ, въ этомъ случаѣ, какъ и во многихъ другихъ, сказывается полное неумѣнье г. Радде поставить музей на надлежащую высоту. Г. Радде нигдѣ не пользуется авторитетомъ, и не можетъ имъ пользоваться, потому что стыдно директору музея, спеціалисту зоологу обращаться за опредѣленіемъ зоологическихъ коллекцій къ препараторамъ и еще стыднѣе печатать работы съ вопіющими невѣрностями опредѣленій. Не слѣдовало бы и результаты экспедицій, снаряженныхъ на деньги, выданныя русскимъ ученымъ обществомъ, публиковать въ кностранныхъ изданіяхъ,-- въ Россіи достаточно изданій, гдѣ можно печатать спеціальныя естественно-историческія работы на какомъ угодно языкѣ. И обратно, директору музея слѣдовало бы умѣть сохранять коллекціи, а мы видѣли шкурки, присланныя г. Радде въ петербургскую академію, на которыхъ и ноги, и клювы были сплошь объѣдены дерместами. Правда, въ нѣкоторыхъ заграничныхъ музеяхъ мы видѣли шкурки птицъ отъ г. Радде превосходно сохраненными, что какъ будто указываетъ на то, что г. Радде умѣетъ сохранить коллекціи, когда захочетъ, но если это такъ, то тѣмъ непростительнѣе содержать въ безпорядкѣ коллекціи музея. Наконецъ, пробѣгая литературу, касающуюся тифлисскаго музея, мы съ грустью видимъ, что г. Радде поставилъ себя прямо во враждебныя отношенія къ большинству изслѣдователей Кавказскаго края, и это понятно: стоитъ только хотя бы прочесть послѣдній отчетъ г. Радде о дѣятельности тифлисскаго музея. Г. Радде глубоко заблуждается, думая, что это -- отчетъ,-- это панегирикъ, написанный г. Радде самому себѣ, дерзкій вызовъ, который онъ бросаетъ всѣмъ кавказскимъ изслѣдователямъ. Читая этотъ мнимый отчетъ, можно подумать, что не будь г. Радде, такъ мы ничего бы и не знали о природѣ Кавказа. А на самомъ дѣлѣ что сдѣлалъ г. Радде? Его археологическія изслѣдованія ничтожны, ботаническія не имѣютъ никакого значенія, географическія преисполнены ошибокъ. Конечно, г. Радде можетъ сослаться на полученную имъ отъ лондонскаго королевскаго географическаго общества золотую медаль, о которой онъ не утерпѣлъ заявить, и совсѣмъ не кстати, въ своемъ отчетѣ; но эта медаль доказываетъ только то, что даже и почтенное общество можетъ ошибаться въ оцѣнкѣ трудовъ мѣстнаго изслѣдователя, если судитъ о нихъ издалека. Впрочемъ, мы не станемъ говорить о личныхъ успѣхахъ г. Радде. Дѣло не въ нихъ, а въ томъ, что Кавказъ продолжаетъ оставаться неизслѣдованнымъ, такъ какъ учрежденіе, которое должно бы быть центромъ развитія естественно-историческаго изученія страны, совершенно не выполняетъ своего назначенія и, даже мало этого, стало прямо во враждебныя отношенія съ другими соотвѣтствующими учрежденіями. Само собою разумѣется, никакое ученое общество не можетъ основаться, а если и оснуется, не можетъ развиться тамъ, гдѣ между учрежденіями, которыя должны поддерживать общество, нѣтъ согласія, гдѣ лица, поставленныя во главѣ учрежденій, занимаются чисто-личными вопросами и за ними забываютъ то дѣло, которому служатъ. Г. Радде пріобрѣлъ себѣ имя въ началѣ шестидесятыхъ годовъ, когда были изданы зоологическіе результаты его путешествія по юго-восточной Сибири. Въ этомъ путешествіи г. Радде сдѣлалъ много дѣльныхъ наблюденій, которыхъ у него никто и не оспариваетъ. Но затѣмъ, въ теченіе тридцати лѣтъ, онъ не сдѣлалъ ничего, что могло бы хотя приблизительно равняться по достоинству сибирскимъ изслѣдованіямъ, и, сдѣлавшись директоромъ тифлисскаго музея, совершенно не оправдалъ тѣхъ надеждъ, которыя возлагали на него русскіе ученые. Состояніе тифлисскаго музея -- громадное темное пятно на ученой дѣятельности г. Радде и можно опасаться, что не мало времени понадобится для того, чтобы мѣстное общество стало иначе относиться къ учрежденію, которое могло бы играть такую видную роль въ культурномъ развитіи страны.

Такимъ образомъ, столь интересный край, какъ Кавказъ, до сихъ поръ не съумѣлъ создать у себя естественно-историческаго общества. Надо лы послѣ этого удивляться, что сравнительно недавно пріобрѣтенный Туркестанъ, область славныхъ научныхъ изслѣдованій цѣлой группы нашихъ путешественниковъ и натуралистовъ, страдаетъ тѣмъ же, такъ какъ нельзя же считать за дѣятельное ученое общество туркестанскій отдѣлъ общества любителей естествознанія, который издаетъ въ десять лѣтъ по одной миніатюрной книжкѣ своихъ записокъ. И тутъ же самъ собою напрашивается на сравненіе дѣятельность натуралистовъ Томскаго университета, которые въ короткое время, въ три-четыре года, уже сдѣлали такъ много для изученія края. И въ Западной Сибири университетъ является центромъ, который даетъ толчокъ къ изученію страны, объединяетъ силы уже существующихъ работниковъ, призываетъ новыхъ. Все дѣло въ томъ, что каждый университетъ является громадною научною и моральною силой, которая са ма собою объединяетъ личныя стремленія, направляя ихъ къ одной цѣли -- способствовать культурному развитію страны.

Перейдемъ теперь къ уральскому обществу любителей естествознанія, находящемуся въ г. Екатеринбургѣ, центрѣ уральской промышленной дѣятельности. Это общество основало музей съ цѣлью собрать въ немъ коллекціи животныхъ, растеній, минераловъ и пр. богатаго Уральскаго края и, въ то же время, начало выпускать въ свѣтъ свои записки (на русскомъ и французскомъ языкахъ). Въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ въ этихъ запискахъ было помѣщено не мало интереснаго, разросся и музей, но за послѣдніе годы общество начало падать и даже отдѣльное изданіе записокъ прекратилось, а отчеты о засѣданіяхъ общества печатаются въ приложеніяхъ къ газетѣ Екатеринбургская Недѣля. Замѣчательно, что паденіе общества особенно рѣзко обнаружилось послѣ устроенной имъ екатеринбургской выставки. На эту выставку, задуманную, очевидно, по примѣру одного изъ столичныхъ обществъ, ушла вся энергія и всѣ средства общества, и хотя въ результатѣ послѣднее выиграло то, что получило хорошее помѣщеніе для музея, за то послѣ выставки у членовъ общества пропалъ всякій интересъ къ дѣлу, записки начали хирѣть и въ настоящее время уральское общество любителей естествознанія влачитъ буквально жалкое существованіе. Сваливать все на недостатокъ средствъ едва ли опять-таки есть основаніе. Когда мы осматривали музей въ 1890 году, мы нашли его въ прекрасномъ состояніи съ внѣшней стороны, и если бы музей постепенно разростался, то не одному натуралисту пришлось бы отъ времени до времени навѣщать его, чтобы знакомиться съ его коллекціями. Чтобы поддерживать такой порядокъ, средства должны быть. На существованіе средствъ указываетъ и вознагражденіе, которое получаетъ музейскій препараторъ, вознагражденіе неслыханное ни въ одномъ изъ столичныхъ музеевъ. Но, несмотря на то, повторяемъ, дѣла общества идутъ все хуже и хуже. Не организуется никакихъ экскурсій, прекратились интересные рефераты, дѣла общества и музея попали въ руки лицъ хотя и очень энергичныхъ, но не имѣющихъ ни малѣйшаго отношенія къ какой бы то ни было наукѣ. Такъ какъ уральское общество находится довольно далеко даже отъ Казани, для его научнаго развитія необходимо было бы вступать въ болѣе тѣсныя сношенія съ университетскими обществами посредствомъ оживленной переписки, обмѣна коллекціями, посылки коллекцій для провѣрки опредѣленій и т. п. Но ничего подобнаго уральское общество не дѣлаетъ, а попытки отдѣльныхъ лицъ завязать съ нимъ сношенія не привели къ желаемымъ результатамъ, благодаря чрезвычайно своеобразнымъ требованіямъ со стороны администраторовъ общества. Такимъ образомъ, край, лежащій на границѣ Азіи и Европы, прославившійся своими минеральными богатствами, обѣщающій массу интереснаго для всякаго біолога, остается фактически безъ центра для его систематическаго изученія, такъ какъ съ паденіемъ уральскаго общества заглохнетъ и екатеринбургскій музей. Конечно, отдѣльныя лица будутъ болѣе или менѣе дѣятельно способствовать изученію края, но собранныя ими коллекціи распредѣлятся по разнымъ мѣстамъ, смотря по тому, откуда будутъ изслѣдователи, Уралъ же останется белъ центральнаго собранія образцовъ его природы. А, повидимому, однѣ палеонтологическія коллекціи могли бы быть собранными въ екатеринбургскомъ музеѣ въ такомъ видѣ, что имъ позавидовалъ бы любой музей Европы. Судя по тому, съ какою легкостью добываются кости ископаемыхъ животныхъ на границѣ Пермской и Тобольской губ., екатеринбургскій музей на одни дублеты ископаемыхъ могъ бы вымѣнять множество предметовъ, необходимыхъ для того, чтобы музей имѣлъ общеобразовательное значеніе.

Отсутствіе лицъ съ необходимою научною подготовкой тормазитъ все дѣло, а чтобы доказать, какъ много можетъ сдѣлать одинъ человѣкъ со скудными средствами, я напомню дѣятельность H. М. Мартьянова въ Минусинскѣ, гдѣ музей все болѣе и болѣе выдвигается на видъ. Но такія лица, какъ г. Мартьяновъ, исключеніе и ихъ нельзя принимать въ разсчетъ при оцѣнкѣ дѣятельности того или другаго общества и учрежденія. Отдѣльныя личности, стремящіяся привить интересъ къ наукѣ вдали отъ университетскихъ центровъ, появились и появляются время отъ времени и въ няшихъ провинціяхъ и этимъ объясняется, что то какое-нибудь земство, то статистическій комитетъ начинаетъ собирать мѣстныя коллекціи, заводитъ музей, даже издаетъ одинъ или два выпуска своихъ трудовъ. Но всѣ эти благія начинанія не приводятъ ни къ чему, и послѣ немногихъ лѣтъ существованія музейскія коллекціи сваливаются на чердакъ, и существованіе музея отходитъ въ область преданій. Такова судьба даже сравнительно большаго оренбургскаго музея, жалкіе остатки котораго сохраняются гдѣ-то въ гимназіи.

Познакомимся теперь съ дѣятельностью московскаго общества любителей естествознанія, антропологіи и этнографіи. Это общество числится при университетѣ, въ числѣ его членовъ насчитывается не мало профессоровъ, едва ли о какомъ другомъ обществѣ газеты сообщаютъ столь много извѣстій, едва ли какое другое общество пользуется въ Россіи такою извѣстностью,-- все это заставляетъ ожидать, что научныя заслуги московскаго общества любителей естествознанія очень велики и что существованіе общества прочно обезпечено. Болѣе тщательное знакомство съ дѣятельностью общества приводитъ къ нѣсколько инымъ заключеніямъ.

Общество существуетъ около 28 лѣтъ и приступило къ изданію уже 75-го тома своихъ трудовъ. Слѣдовательно, измѣряя дѣятельность общества количествомъ печатныхъ трудовъ его членовъ, мы должны сказать, что оно далеко опередило и университетскія общества, субсидируемыя правительствомъ и академіею наукъ, но, само собою разумѣется, никому въ голову не придетъ оцѣнивать научныя заслуги какого бы то ни было общества на вѣсъ изданныхъ имъ печатныхъ листовъ; печатаніе только подробныхъ протоколовъ засѣданій, съ приложеніемъ текста читанныхъ рефератовъ, можетъ дать въ теченіе 25--30 лѣтъ десятки томовъ, что мы и видимъ, между прочимъ, въ изданіяхъ общества любителей естествознанія. Прибавьте къ этому печатаніе библіографическихъ работъ, собранія разнаго сыраго матеріала, которымъ неизвѣстно кто, когда и для чего можетъ воспользоваться, и количество томовъ возростетъ еще больше. Конечно, если средства есть или если авторы печатаютъ свои труды на свой счетъ, то отчего же не печатать всего, что попадаетъ въ портфель редакціи, чтобы сдѣлать пріятное однимъ и не огорчить другихъ, но научное значеніе изданій общества, конечно, не выиграетъ отъ подобныхъ проявленій любезности. Съ другой стороны, всякое ученое общество должно дѣйствовать крайне осторожно въ своихъ отношеніяхъ къ начинающимъ спеціалистамъ или такъ называемымъ молодымъ ученымъ. Безъ сомнѣнія, всѣ начинающіе нуждаются въ поддержкѣ, но едва ли будетъ полезно для начинающаго, если общество дастъ широкій просторъ его дѣятельности и не остановитъ во-время серьезною и спокойною критикой свойственныхъ начинающимъ увлеченій. Пускай молодыя силы находятъ въ ученой корпораціи, принимающей ихъ, не только поддержку, но и примѣръ для своей дѣятельности Пускай ученая корпорація заставитъ ихъ отрѣшиться отъ мелкаго тщеславія и научитъ ихъ въ работѣ преслѣдовать только одно -- познаніе истины. Не хитро достигнуть того, чтобы человѣкъ, едва сошедшій съ университетской скамьи, сдѣлалъ одинъ, два и больше рефератовъ, но очень хитро умѣлымъ отношеніемъ къ трудамъ начинающаго заставить его критически относиться къ своимъ произведеніямъ и не спѣшить заявятъ всему міру о воображаемыхъ научныхъ открытіяхъ. Нѣтъ ничего вреднѣе для науки, какъ самомнѣніе въ тонъ, кто ею занимается. Гдѣ есть самомнѣніе, есть и ложное самолюбіе, именно ложное самолюбіе, когда человѣкъ во что бы то ни стало отстаиваетъ то, что имъ сдѣлано или сказано, выдвигая на первое мѣсто свое личное "я" и забывая, что наука не имѣетъ дѣла съ личностями, что наука движется впередъ, дѣлая своимъ достояніемъ познаніе новыхъ и новыхъ истинъ. Преклоняясь предъ геніемъ Дарвина, мы цѣнимъ въ этомъ ученомъ величайшаго критика самого себя и самаго скромнаго ученаго среди ученыхъ всего міра. Если бы ученые, отбросивъ личное самолюбіе, поменьше считались изъ-за своихъ личныхъ взглядовъ, какъ много ненужныхъ полемикъ и предвзятыхъ работъ было бы вычеркнуто изъ научныхъ лѣтописей. Но если молодой ученый съ первыхъ шаговъ привыкаетъ авторитетно говорить о своихъ работахъ, то, конечно, ему не откуда потомъ пріобрѣсти необходимую скромность и сдержанность; наклонность пускать пыль въ глаза съ годами будетъ принимать у него все большее и большее развитіе и, не втянувшись въ серьезную работу, онъ покончитъ трескучими рефератами и предварительными сообщеніями, никогда не сдѣлавъ хорошей работы. Повторяемъ, ученыя общества должны помогать вырабатываться изъ молодыхъ силъ серьезнымъ спеціалистамъ. И, проглядывая труды многихъ иностранныхъ обществъ, мы видимъ подтвержденіе нашему взгляду. Мы видимъ сначала нѣсколько страницъ съ чисто-фактическимъ содержаніемъ, подписанныя чьимъ-либо именемъ, затѣмъ еще и еще замѣтки за тою же подписью, наконецъ, болѣе крупныя работы, свидѣтельствующія о томъ, что начинающій уже развился въ готоваго спеціалиста. У каждаго солиднаго общества изданія наполняются трудами постоянныхъ работниковъ, а не случайныхъ, смѣняющихъ другъ друга. Если, перелистывая изданія какого-либо общества, мы видимъ безчисленное множество замѣтокъ, принадлежащихъ разнымъ лицамъ, мы вправѣ себя спросить, кто же составляетъ ядро общества, не грозитъ ли обществу распаденіе, если оно превращается въ случайное собраніе лицъ, не связанныхъ между собою традиціями? Конечно, до поры до времени это распаденіе не наступитъ. Достаточно одного-двухъ энергичныхъ лицъ, чтобы устраивать засѣданія и подбирать рефераты, особенно если эти лица пользуются авторитетомъ либо по своему положенію, либо по заслугамъ. Но солидныхъ трудовъ при такихъ условіяхъ въ портфелѣ общества не можетъ появиться, такъ какъ отсутствіе правильной научной организаціи не можетъ привлечь къ нему серьезныхъ работниковъ.

Въ этихъ строкахъ мы высказали тѣ общія соображенія, на основаніи которыхъ мы судили о дѣятельности университетскихъ естественно-историческихъ обществъ, которыя мы прилагаемъ и къ оцѣнкѣ дѣятельности московскаго общества любителей естествознанія. Проглядывая изданія этого общества, мы рѣзко раздѣляемъ его дѣятельность на два періода: первый съ открытія общества и до конца семидесятыхъ годовъ и послѣдній съ конца семидесятыхъ годовъ до настоящаго времени. Эти два періода въ дѣятельности общества существенно разнятся между собою. Въ теченіе перваго изъ нихъ общество напечатало нѣсколько крупныхъ работъ и дало длинный рядъ засѣданій съ весьма интересными рефератами. Правда, особенное вниманіе останавливаютъ на себѣ не труды московскихъ членовъ общества, а членовъ иногороднихъ, получавшихъ отъ общества субсидіи и командировки и присылавшихъ за это свои работы для помѣщенія въ изданіяхъ общества, но сущность дѣла отъ этого не измѣняется. Въ извѣстіяхъ общества перваго періода помѣщены работы такихъ корифеевъ современной русской науки, какъ братья А. О. и. В. О. Ковалевскіе и И. И. Мечниковъ, и многихъ тогда еще молодыхъ ученыхъ, позднѣе выдвинувшихся своими работами и занявшихъ университетскія каѳедры. Здѣсь же появилась составившая эпоху въ изученія фауны Туркестана работа Н. А. Сѣверцова Вертикальное и горизонтальное распредѣленіе туркестанскихъ животныхъ, къ этому же періоду относятся снаряженная обществомъ экспедиція въ Туркестанъ А. П. Федченко,-- экспедиція, значеніе которой было преувеличено обществомъ, но которая, тѣмъ не менѣе, дала интересный матеріалъ для изученія безпозвоночныхъ Туркестанскаго края. Но къ концу семидесятыхъ годовъ положеніе дѣлъ измѣняется. Прежде всего, бросается въ глаза отсутствіе въ дѣятельности общества многихъ зоологовъ, дѣятельно участвовавшихъ въ немъ раньше. Гг. Ульянинъ, Коротяевъ, Кронебергъ, М. Усовъ уже не фигурируютъ болѣе своими трудами въ изданіяхъ общества, и за исключеніемъ весьма ограниченнаго количества, на перечетъ трехъ-четырехъ, болѣе крупныхъ зоологическихъ работъ, изданія общества пополняются за послѣднія пятнадцать лѣтъ мелкими замѣтками мало извѣстныхъ или совсѣмъ неизвѣстныхъ молодыхъ зоологовъ. Работы ботаниковъ почти отсутствуютъ, такъ какъ, кромѣ труда г. Маевскаго, мы не находимъ ничего. Затѣмъ, обращаясь къ изданіямъ общества за второй періодъ его дѣятельности, мы встрѣчаемъ множество и другихъ данныхъ, неоспоримо свидѣтельствующихъ о паденіи научной дѣятельности общества. Къ этому второму періоду относится изданіе почти сорока томовъ Извѣстій, съ 36-го по 75-й, заключающихъ громадное количество печатныхъ листовъ. Но изъ этихъ почти сорока томовъ 8 заняты воскресными объясненіями коллекцій Политехническаго музея. Само собою разумѣется, эти объясненія съ научною дѣятельностью общества не имѣютъ ничего общаго, что же касается ихъ значенія популяризаціи научныхъ свѣдѣній, то мы къ этому еще вернемся. Три томя заняты трудами отдѣла физическихъ наукъ, что рѣзко подчеркиваетъ отсутствіе трудовъ другихъ отдѣловъ, каковы химическій и ботаническій, лишь изрѣдка собирающихся на свои засѣданія. Это тѣмъ болѣе странно, что и въ томъ, и въ другомъ, среди московскихъ членовъ общества и даже среди лицъ, руководящихъ дѣятельностью отдѣловъ, мы встрѣчаемъ нѣсколько именъ, заслуженно пользующихся широкою извѣстностью и уваженіемъ за свою ученую дѣятельность. Нѣтъ ли у этихъ отдѣловъ средствъ, существуютъ ли какія другія помѣхи ихъ дѣятельности, только -- фактъ на-лицо -- за этими отдѣлами нѣтъ никакихъ положительныхъ заслугъ. Пять томовъ зоологическаго содержанія,-- это какъ будто противорѣчитъ выше сдѣланному замѣчанію объ упадкѣ зоологической дѣятельности общества, но стоитъ только познакомиться съ содержаніемъ этихъ пяти томовъ, чтобъ убѣдиться въ справедливости помянутаго замѣчанія. Въ одномъ томѣ громадная по объему, составленная проф. Богдановымъ, біографія Рулье, что, конечно, къ числу зоологическихъ трудовъ не относится. Два тома содержатъ протоколы засѣданій зоологическаго отдѣла и дневникъ того же отдѣла, не заключающіе ничего, кромѣ мелкихъ замѣтокъ, и только въ двухъ томахъ находятся, какъ выше упомянуто, три-четыре заслуживающія вниманія работы. Идя далѣе, мы видимъ, что 5 томовъ занято трудами проф. Богданова, чисто-справочнаго библіографическаго характера, 2 -- матеріалами, связанными съ зоологическимъ садомъ и акклиматизаціей, 1 содержитъ списки предметовъ зоологическаго музея Московскаго университета и 14 томовъ посвящены этнографіи и антропологіи. Что касается библіографическихъ трудовъ проф. Богданова, то, конечно, они къ числу ученыхъ трудовъ не относятся. Не относятся къ этому и труды акклиматизаторовъ, научная дѣятельность которыхъ достаточно рекомендуется состояніемъ московскаго зоологическаго сада. Что же касается списка предметовъ, хранящихся въ зоологическомъ музеѣ Московскаго университета, то, прежде всего, является вопросъ, почему эти списки печатаются въ Извѣстіяхъ общества любителей естествознанія? Нѣтъ развѣ у Московскаго университета средствъ печатать эти списки? Но этихъ списковъ пока такъ немного, что на печатаніе ихъ нужны гроши. Да и особыхъ средствъ не надо, такъ какъ университетъ издаетъ свои Ученыя Записки, гдѣ помѣщеніе списковъ было бы совершенно умѣстно. Печатая въ своихъ изданіяхъ названные списки, общество этимъ какъ бы отмѣчаетъ свою близость и къ университету вообще, и къ музею въ частности, но въ чемъ выражается эта близость, само общество, конечно, не въ состояніи было бы отвѣтить. Пожертвованныя обществомъ въ музей коллекціи, конечно, имѣютъ значеніе, но зоологическій музей Московскаго университета беретъ свое начало въ дѣятельности московскаго общества испытателей природы, которое съ начала столѣтія передавало ему свои драгоцѣнныя коллекціи и оказало много другихъ услугъ, о чемъ было говорено. Но и это старѣйшее изъ русскихъ естественно-историческихъ обществъ никогда не претендовало на помѣщеніе въ своихъ изданіяхъ такихъ трудовъ, которые цѣликомъ есть достояніе университета. Помѣщеніе обществомъ любителей естествознанія въ своихъ трудахъ того, что по праву ему не приналежитъ, невольно наводитъ на мысль, что общество само по себѣ не обладаетъ необходимымъ матеріаломъ. Наконецъ, что касается 14 упомянутыхъ томовъ антропологическаго и этнографическаго матеріала, то четыре громадныхъ тома содержатъ труды только г. Харузина, представляющіе совершенно особый интересъ, что же касается остальныхъ 10 томовъ, то извѣстно, что этнографія предметъ чрезвычайно обширный, и не десятокъ, а десятки томовъ могутъ быть написаны въ этой области не только лицами самыхъ различныхъ спеціальностей, но и не стоящихъ ни въ какомъ отношеніи къ какой бы то ни было спеціальности.

Изъ сказаннаго о томъ, что находится почти въ сорока послѣднихъ томахъ. Извѣстіи общества любителей естествознанія, всякій не предубѣжденный выведетъ слѣдующее заключеніе: за послѣднія пятнадцать лѣтъ попрежнему дѣятельны только этнографическое и антропологическое отдѣленія; дѣятельность зоологическаго видимо ослабѣваетъ и становится все менѣе и менѣе цѣнной; химическое и ботаническое только изрѣдка напоминаютъ о себѣ; физическое работаетъ не энергично; наконецъ, что касается недавно открывшагося географическаго, то пока мы не имѣемъ передъ собой ни одной тетрадки его трудовъ и знаемъ о немъ только по засѣданіямъ. Все это вовсе не говоритъ о процвѣтанія общества и во всякомъ случаѣ не соотвѣтствуетъ тѣмъ постояннымъ извѣстіямъ о его дѣятельности, которыя появляются чуть не ежедневно на столбцахъ разныхъ газетъ. Что дѣятельность общества любителей естествознанія сопровождается большимъ шумомъ, это несомнѣнно. По итоги этой дѣятельности не могутъ не назваться мизерными. Всякое естественно-историческое общество Россіи одною изъ своихъ ближайшихъ цѣлей ставитъ изученіе природы Россіи, ея фауны и флоры, ископаемыхъ и минераловъ. Что же дало общество любителей естествознанія въ этомъ направленіи за 28 лѣтъ своего существованія? Почти ничего. Нѣсколько списковъ безпозвоночныхъ Московской губерніи, три-четыре замѣтки о позвоночныхъ Россіи, и если бы не трудъ Сѣверцова и обработка спеціалистами рыбъ, безпозвоночныхъ и нѣкоторыхъ группъ растеній, собранныхъ въ Туркестанѣ экспедиціей Федченко, то не на чемъ было бы и остановиться при обзорѣ этой стороны дѣятельности названнаго общества. Правда, вѣроятно, само сознавая свою бездѣятельность, общество любителей естествознанія, какъ заявлено въ газетахъ, собрало коммиссію для изданія матеріаловъ по фаунѣ и флорѣ Московской губерніи, причемъ въ основу изданія, кажется, намѣрено положить совершенно устарѣвшій трудъ Двигубскаго, но эта коммиссія, предсѣдателемъ коей состоитъ, mirabile dicta, не спеціалистъ-естественникъ, а лицо, лишь въ качествѣ любителя занимающееся ботаникой, не обѣщаетъ многаго. Такимъ образомъ, общество любителей естествознанія оставило въ совершенномъ пренебреженіи изученіе Россіи, и это тѣмъ болѣе возбуждаетъ удивленіе, что оно при каждомъ случаѣ говоритъ о русской наукѣ и даже всѣ свои изданія печатаетъ исключительно на русскомъ языкѣ, чтобы заставить, по крайней мѣрѣ, западныхъ ученыхъ знакомиться съ нашимъ языкомъ. Странное проявленіе патріотизма: все печатать на русскомъ языкѣ и не изучать Россіи! Не естественнѣе ли знакомить иностранцевъ на понятномъ имъ языкѣ съ произведеніями нашей страны? Не научнѣе ли показать, въ чемъ заключается интересъ изученія природы Россіи и ея жителей? Конечно, каждому русскому дороги интересы Россіи, но логичный ли путь для того, чтобы заставить иностранцевъ учиться русскому языку, писать на немъ ученыя произведенія, значеніе которыхъ въ силу того остается совершенно непонятнымъ для иностранцевъ? Неужели можно думать, что французъ, нѣмецъ или англичанинъ вздумаетъ учиться русскому языку только завидя толстую книгу въ 50 или болѣе печатныхъ листовъ? Нѣтъ, они слишкомъ хорошо знаютъ, что количество и качество -- два совершенно разныя понятія.

Вотъ почему, думается намъ, если мы хотимъ заставить уважать русскую науку, хотимъ показать интересъ, представляемый изученіемъ нашей страны, мы не должны гнаться за тѣмъ, чтобы писать непремѣнно по-русски. Англичане извѣстны и своимъ патріотизмомъ, и своею неспособностью изучать чужіе языки, но даже въ ихъ періодическихъ изданіяхъ мы находимъ статьи, написанныя по-французски. Наука, прежде всего, есть достояніе не отдѣльной націи, а всего человѣчества. Невозможно работать безъ обмѣна мыслей между спеціалистами. Неужели же найдется какой-нибудь русскій ученый, который, зная французскій языкъ, не захочетъ будто бы изъ патріотизма написать на немъ свою работу, а издастъ ее на русскомъ языкѣ, хотя и будетъ знать, что въ такомъ видѣ ее никто не узнаетъ? Неужели, поступая такимъ образомъ, значитъ понимать интересы науки? Съ этимъ нельзя согласиться и мы не понимаемъ, зачѣмъ работать, если результаты работы не станутъ общимъ достояніемъ. Настаивать на печатаніи работъ на отечественномъ языкѣ уже потому не имѣетъ основанія, что всѣ, имѣющія значеніе, работы не возникаютъ вдругъ, а подготовляются историческимъ развитіемъ науки. Развѣ мы не слышимъ постоянно, что та или другая законченная, но еще не напечатанная работа пропала у того или другаго ученаго, предвосхищена кѣмъ-нибудь еще? Въ томъ-то и дѣло, что то, что сегодня сдѣлалъ русскій или итальянецъ, завтра будетъ сдѣлано французомъ или англичаниномъ, и наука, къ счастью, нисколько не пострадаетъ отъ проявленія чьего бы то ни было патріотизма. Изученіе того или другаго языка нельзя вызвать насильственно, чѣмъ бы насиліе ни маскировалось, да и не обидно ли вызывать насильственно изученіе своего роднаго языка? Но если жизнь какого-нибудь народа врывается широкою волной прогресса въ жизнь человѣчества, этотъ народъ можетъ быть увѣренъ, что его языкъ не останется забытымъ, что люди другихъ націй не остановятся передъ трудностями изученія языка для изученія мельчайшихъ проявленій жизни той націи, которой онъ принадлежитъ. Повторяемъ, общество любителей естествознанія оказалось бы болѣе патріотичнымъ, если бы внимательнѣе относилось къ изученію Россіи.

Замѣчательно, что ослабленіе научной дѣятельности названнаго общества совпадаетъ съ устройствомъ антропологической выставки. Мы не можемъ сказать, была ли вызвана сама мысль объ устройствѣ выставки тѣмъ, что главные администраторы общества замѣтили его начинающееся паденіе и хотѣли поднять общество устройствомъ выставки, или же трата научныхъ силъ на-показъ вызвала ослабленіе общества, но по времени то и другое совпадаетъ. Возможно, наконецъ, и то, что выставка была устроена съ цѣлью поднять научную дѣятельность слабѣющаго общества, но, вмѣсто того, только ослабила его, такъ какъ едва ли дѣло обошлось безъ матеріальныхъ затратъ, не покрытыхъ доходомъ съ выставки, а правильный расходъ средствъ необходимъ для преуспѣянія всякаго ученаго общества. Что же касается научнаго значенія самой выставки, то объ этомъ нечего говормть: громадное большинство ученыхъ всѣхъ странъ признаетъ, что такъ называемыя научныя выставки приносятъ только вредъ, пріучая публику легко относиться къ предметамъ выставки и невольно обращать больше вниманія на обстановку, чѣмъ на суть дѣла. Конечно, общество любителей естествознанія можетъ отвѣтить, что оно устраиваетъ отъ времени до времени выставки, чтобы расширить свою дѣятельность въ качествѣ популяризатора естественныхъ наукъ, но противъ этой стороны дѣятельности общества можно многое возразить. И опять-таки мы вернемся къ давно прошедшимъ временамъ, когда то же самое общество устраивало еще во временномъ помѣщеніи Политехническаго музея серіи общедоступныхъ лекцій. Такіе лекторы, какъ проф. Колли, Тимирязевъ, Цангеръ, привлекали массу слушателей въ свою аудиторію и ихъ слушатели уходили, пріобрѣтя много полезныхъ свѣдѣній, и, что главное, заинтересовавшись предметомъ. Но это было, повторяемъ, въ "доброе старое время". Теперь общество избрало другой путь для популяризація науки -- воскресныя объясненія коллекцій Политехническаго музея и привлеченіе публики на свои засѣданія. Мы видѣли, что воскресныя объясненія коллекцій музея заняли собой нѣсколько томовъ, по напрасно мы стали бы искать среди лицъ, дающихъ объясненія, имена нашихъ извѣстныхъ популяризаторовъ. Повидимому, это дѣло предоставлено молодежи, едва оставившей учебную скамью, вѣроятно, съ цѣлью предоставить молодымъ людямъ лекторскую практику. Это большая ошибка. Популяризація науки дѣло трудное и отнюдь не дѣло начинающаго. Только тотъ можетъ изложить спеціальныя свѣдѣнія въ общедоступной формѣ, кто является полнымъ хозяиномъ въ области своей спеціальности и обладаетъ широкимъ общимъ образованіемъ, позволяющимъ лектору опредѣлить требованія своей пестрой аудиторіи. Въ Англіи популяризаторами науки являются Тиндаль, Гёксли, Паркеръ и другіе выдающіеся ученые, извѣстные всему міру своими спеціальными трудами, и нѣтъ ничего удивительнаго, что ихъ публичныя чтенія привлекаютъ массу слушателей. Общество любителей естествознанія, отдавая популяризацію науки въ неопытныя руки, не только не способствуетъ возбужденію научнаго интереса въ массѣ, но прямо охлаждаетъ уже тотъ, который есть. Едва ли полезна и для молодыхъ ученыхъ такая дѣятельность. Она можетъ пріучить легко относиться къ наукѣ вообще и развить то свойственное молодости самомнѣніе, о которомъ мы говорили выше. Наконецъ, зачѣмъ общество любителей издаетъ воскресныя объясненія въ томахъ своихъ извѣстій? Если ужъ распространять въ массѣ знанія, издавайте эти объясненія отдѣльно, пускайте ихъ по три, по пяти копѣекъ, чтобы каждый могъ купятъ то, что ему интересно. Если же эти объясненія таковы, что ихъ нежелательно пускать въ продажу, тогда лучше совсѣмъ ихъ не печатать. Конечно, если общество желаетъ напечатать эти объясненія себѣ на память, оно вправѣ занять пни сколько угодно томовъ, но тогда не зачѣмъ относить эти изданія къ числу ученыхъ трудовъ,-- это ничто иное, какъ приведенный въ порядокъ архивъ, до котораго нѣтъ дѣла никому, кромѣ администраціи общества. Едва ли также удачна мысль популяризировать науку путемъ сообщеній на очередныхъ засѣданіяхъ общества. Мелкія сообщенія пріобрѣтаютъ только отъ этого дутый характеръ, лица, незнакомыя съ предметомъ, все равно ничего не могутъ почерпнуть изъ нихъ, спеціалисты лишаются возможности оцѣнить значеніе сообщенія, въ которомъ собственныя изслѣдованія референта маскируются тѣмъ, что, для приданія интереса сообщенію, заимствуется изъ чужихъ трудовъ. Такія сообщенія вообще никого не удовлетворяютъ, а въ глазахъ многихъ прямо дискредитируютъ дѣятельность общества, тѣмъ болѣе, что общество любителей естествознанія, тѣсно связанное и съ обществомъ акклиматизаціи, и съ зоологическимъ садомъ, всю свою дѣятельность сопровождаетъ рекламой, несовмѣстимою съ строго-научною дѣятельностью,-- рекламой, которой бы должно чуждаться и общество, серьезно задавшееся цѣлями популяризаціи науки. Насколько названное общество придаетъ цѣну обстановкѣ, можетъ судить всякій бывавшій на его годичныхъ засѣданіяхъ, когда публикѣ преподносятся вмѣстѣ съ хвастливыми отчетами чуть не вокальные концерты, когда бьющая въ глаза декорація залы засѣданія скрываетъ массу невѣрныхъ опредѣленій предметовъ выставленныхъ въ качествѣ демонстраціи коллекцій, составленныхъ обществомъ за годъ. Неужели эта обстановка можетъ считаться поучительною для молодыхъ членовъ общества, иногда еще не покинувшихъ даже учебной скамьи? Въ этомъ можно сильно сомнѣваться. И если простая публика не можетъ отнестись съ достаточною критикой ко всѣмъ обстановочнымъ эффектамъ, устраиваемымъ ученымъ обществомъ, то совсѣмъ другія чувства вызываютъ эти эффекты у спеціалистовъ. Блестящая оболочка, хвастливые отчеты, патріотическія рѣчи, газетныя рекламы, съ одной стороны, паденіе научной дѣятельности, полное пренебреженіе къ изученію природы Россіи, отсутствіе серьезныхъ научныхъ интересовъ -- съ другой, вотъ что мы видимъ, останавливаясь на послѣднемъ пятнадцатилѣтіи въ дѣятельности общества любителей естествознанія. Общество падаетъ, какъ бы оно ни старалось скрыть этого внѣшнимъ блескомъ. Чѣмъ объяснить бездѣятельность многихъ отдѣловъ, насчитывающихъ среди своихъ членовъ почтенныя имена русскихъ ученыхъ, какъ не рознью, существующею въ средѣ общества? Развѣ это не очевидно, когда мы сравнимъ дружную дѣятельность членовъ общества въ первый періодъ его существованія съ спазматическою дѣятельностью послѣдующаго? Развѣ не очевидно и то, что паденіе общества любителей естествознанія началось съ тѣхъ поръ, какъ фактически оно отдалилось отъ университета, потерявъ дѣятельныхъ сотрудниковъ среди членовъ послѣдняго? Такимъ образомъ, даже столичное ученое общество, располагающее громадными средствами, успѣвшее завести массу сношеній, полезныхъ для дѣятельности каждаго ученаго общества, не могло удержаться на надлежащей высотѣ и постепенно начало падать, лишившись нравственной поддержки университетской коллегіи. Слѣдовательно, мы находимъ еще новое блестящее подтвержденіе громаднаго значенія университетовъ въ развитіи научной дѣятельности въ Россіи. Всѣ естественно-историческія общества, основанныя при университетахъ, располагая даже скромными средствами, постепенно развиваются и способствуютъ, съ одной стороны, изученію естественныхъ произведеній Россіи, съ другой -- единенію уже существующихъ русскихъ натуралистовъ и выработкѣ новыхъ. Всѣ естественно-историческія общества, не связанныя съ университетами или, какъ московское общество любителей естествознанія, связанныя съ университетомъ только номинально, падаютъ, какими бы средствами ни обладали. Выводъ печальный, но съ нимъ надо считаться. Это указываетъ на то, что среди нашей общеобразованной публики еще нѣтъ достаточнаго матеріала для формированія независимыхъ отъ университетовъ ученыхъ обществъ, и что если такія общества и основываются, то дѣятельность ихъ является лишь кратковременной. Отсюда ясна и роль университетовъ въ развитіи естественно-историческихъ знаній въ Россіи и ихъ значеніе центровъ, изъ которыхъ исходитъ дѣятельность отдѣльныхъ натуралистовъ. Пишущаго эти строки, конечно, никто не заподозритъ въ несочувствіи тому или другому естественно-историческому обществу: можно не сочувствовать направленію дѣятельности общества, можно желать, чтобы научные интересы стали выше практическихъ тамъ, гдѣ есть обширныя средства для распространенія знанія и гдѣ эти средства расходуются на какія-то фееріи, но нельзя не огорчиться серьезно, когда передъ глазами является постепенное паденіе и малаго, и большаго учрежденія, намѣтившаго своею первоначальною цѣлью служеніе наукѣ.

Мы могли бы на этомъ кончить свой очеркъ, но нѣсколько дополнительныхъ строкъ напрашиваются сами собою. На послѣднемъ съѣздѣ натуралистовъ, бывшемъ въ Петербургѣ въ 1889--1890 году, проф. Богдановъ вновь поднялъ вопросъ объ основаніи "Русской ассоціаціи наукъ", чтобы упрочить русскіе съѣзды натуралистовъ и способствовать развитію естественно-историческихъ и другихъ знаній въ Россіи. Этотъ проектъ, какъ и всѣ проекты проф. Богданова, отличается своими грандіозными замыслами. "Русская ассоціація наукъ" является въ немъ какою-то сказочною силой, которая то собираетъ натуралистовъ на вершинахъ Кавказа, то въ пустыняхъ Туркестана, то въ тундрахъ Сибири. Но, разбирая его внимательнѣе, мы находимъ въ немъ, въ сущности, только одно предложеніе: отобрать изъ рукъ университетовъ устройство съѣздовъ натуралистовъ и передать организацію съѣздовъ новому обществу "Русской ассоціаціи наукъ", которое съ этою цѣлью и надо основать. Поводомъ къ такому предложенію послужила нѣкоторая вялость въ организаціи съѣздовъ и ограниченныя матеріальныя средства, которыми съѣзды располагаютъ. Но если это отчасти и такъ, то проектъ проф. Богданова, все-таки, не имѣетъ ничего за себя. Что касается вялости въ организаціи съѣздовъ, то она безусловна не за, а противъ проекта проф. Богданова. Проглядывая исторію съѣздовъ русскихъ натуралистовъ, мы видимъ, что всегда удавались съѣзды въ Петербургѣ, которыхъ было три, и въ Москвѣ (одинъ очередной). Затѣмъ удачными могутъ назваться съѣзды въ Варшавѣ и Одессѣ. Кіевскій съѣздъ состоялся при исключительныхъ условіяхъ, а именно: это было выраженіе общаго уваженія русскихъ натуралистовъ основателю съѣздовъ въ Россіи профес. Кесслеру, бывшему сначала профессоромъ кіевскаго университета св. Владиміра. Казанскій съѣздъ не былъ удачнымъ, харьковскій совсѣмъ не состоялся. Слѣдовательно, успѣхомъ пользовались съѣзды столичные и съѣзды такихъ большихъ городовъ, какъ Варшава и Одесса, причемъ одесскій съѣздъ имѣлъ еще ту приманку для своихъ членовъ, что при немъ была организована прекрасно обставленная экскурсія въ Крымъ. Такимъ образомъ, многолюдство петербургскихъ и московскаго съѣздовъ объясняется не однимъ желаніемъ натуралистовъ вступить въ личныя сношенія, обмѣняться мыслями: если бы только это желаніе руководило натуралистами, то въ такомъ случаѣ мы вправѣ были бы ожидать одинаково многолюдныхъ съѣздовъ во всѣхъ университетскихъ городахъ, но и желаніемъ видѣть многое такое, что существуетъ только въ столицахъ, наприм., естественно-историческіе музеи, кабинеты, библіотеки и проч. А при такомъ совершенно понятномъ желанія едва ли у насъ есть хоть какое-либо основаніе разсчитывать на успѣшный съѣздъ натуралистовъ въ проектированныхъ проф. Богдановымъ пунктахъ. Россія по разстояніямъ не Англія, и уже по одной только этой причинѣ нельзя копировать британскую ассоціацію наукъ, собирающую свои съѣзды то въ одномъ, то въ другомъ маленькомъ городкѣ Англія. Кромѣ того, не слѣдуетъ упускать изъ вида еще вотъ какого обстоятельства: на съѣзды русскихъ натуралистовъ собираются преподаватели многихъ отдаленныхъ провинціальныхъ городовъ, которые пользуются при этомъ значительною скидкой для проѣзда по желѣзнымъ дорогамъ. Для многихъ изъ нихъ поѣздка въ столицу была бы совершенно недоступна безъ такой скидки, а между прочимъ ихъ влечетъ въ столицу зачастую не только желаніе видѣть ея ученыя учрежденія, но и желаніе освѣжить воспоминанія юности, проведенной, въ большинствѣ случаевъ, въ одномъ изъ столичныхъ университетовъ, причемъ эти лица надѣются и повидаться и побесѣдовать съ своими профессорами и встрѣтиться съ своими товарищами. Для названныхъ лицъ поѣздка на съѣздъ въ столичный городъ имѣетъ громадное и разностороннее значеніе, и это въ значительной мѣрѣ объясняетъ многолюдство столичныхъ съѣздовъ. Если ужь съѣзды въ провинціальныхъ университетскихъ городахъ не отличаются многолюдствомъ, то можно себѣ представить то безлюдіе, которымъ будутъ отличаться съѣзды на окраинахъ обширной Россійской имперіи, поѣздка куда не обѣщаетъ ничего, кромѣ безчисленныхъ неудобствъ. Затѣмъ проф. Богдановъ отводитъ слишкомъ много мѣста въ своемъ проектѣ обсужденію матеріальныхъ средствъ задуманной имъ ассоціаціи, придавая очевидно преувеличенное значеніе денежнымъ средствамъ въ научномъ дѣлѣ. Конечно, безъ нѣкоторыхъ затратъ ни одинъ съѣздъ не можетъ состояться, но успѣхъ съѣзда не въ деньгахъ, а въ общихъ научныхъ интересахъ, связывающихъ его членовъ между собою. Напомнимъ, что общество любителей естествознанія истратило громадныя суммы въ теченіе 28 лѣтъ своего существованія, слѣдовательно, на недостатокъ средствъ не можетъ пожаловаться, а, между тѣмъ, результаты его научной дѣятельности развѣ соотвѣтствуютъ хоть сколько-нибудь подобнымъ затратамъ? Если нѣтъ необходимыхъ для дѣла лицъ, сколько ни всаживать въ это дѣло денегъ, приличнаго результата не будетъ. Наука не можетъ довѣриться тѣмъ лицамъ, которыя, прежде всего, требуютъ такъ или иначе большихъ средствъ при своихъ занятіяхъ. Еще не было примѣра, чтобы деньгами можно было сдѣлать изъ кого-нибудь ученаго, и потому матеріальное обезпеченіе ассоціаціи еще нисколько не говорило бы за ея научную мощь. Наконецъ, послѣ всего, что мы знаемъ о дѣятельности университетскихъ ученыхъ обществъ и различныхъ любительскихъ учрежденій, неужели у кого-нибудь изъ натуралистовъ можетъ быть желаніе вырвать дѣло съѣздовъ изъ рукъ университетовъ и для чего же?-- чтобы передать его какой-то призрачной ассоціаціи, дни которой, вѣроятно, были бы сочтены, какъ дни всякаго любительскаго учрежденія въ Россіи. Мы убѣждены, что голосовъ за эту ассоціацію не раздастся. Ассоціація съ намѣченною для нея цѣлью -- какое-то грустное недоразумѣніе и чѣмъ скорѣе оно кончится, тѣмъ лучше. Университеты всегда были и остаются стражами научнаго развитія страны. Мѣняются лица, но учрежденіе остается, попрежнему, служителемъ науки и, чуждое личностей, сильное духомъ корпораціи, всѣ члены которой связаны между собою интересами науки и просвѣщенія, неуклонно способствуетъ мирному прогрессу человѣчества. Оно хранитъ въ себѣ вѣковыя традиціи, которыми живутъ труженики науки, поддерживаетъ своею нравственною силой тѣхъ, которые вышли въ жизнь, готовитъ новыхъ борцовъ за науку и истину. Университеты сообщаютъ свою мощь всѣмъ учрежденіямъ, которыя связаны съ ними, и если мы видимъ, что то или другое учрежденіе не достаточно дѣятельно, мы не имѣемъ никакого права высказываться за то, чтобы отнять его изъ рукъ университета, а должны всѣми силами способствовать университету въ болѣе совершенной организаціи такого учрежденія, памятуя, что университетъ является и наиболѣе безпристрастнымъ, и наиболѣе компетентнымъ учрежденіемъ во всемъ, что касается науки въ какомъ бы то ни было проявленіи ея дѣятельности. Вездѣ и за границей ученыя общества и ученые съѣзды опираются на университеты или, по крайней вѣрѣ, идутъ рука объ руку съ ними. Россіи ли уклониться отъ этого, которая всѣмъ своимъ культурнымъ развитіемъ обязана университетамъ? Развѣ наши знаменитые натуралисты, въ то же самое время, не члены университетскихъ коллегій? И имъ-то предлагается отдѣлиться отъ университетовъ, унося съ собою дѣло, которое всецѣло принадлежитъ университетамъ, съ тѣмъ, чтобы передать его въ руки лицъ, среди которыхъ на первомъ мѣстѣ фигурируютъ денежные тузы, не имѣющіе ничего общаго съ наукой. Говоримъ еще разъ: это -- печальное недоразумѣніе, и если когда-либо "Русская ассоціація наукъ" подъ вліяніемъ какого-нибудь ослѣпленія осуществится въ томъ видѣ, какъ предложена, съ ней вмѣстѣ погибнетъ все то, чему положено начало университетами, что, будучи предоставлено естественному, хотя бы и медленному развитію, дало бы въ свое время обильную жатву на пользу науки вообще и научнаго развитія въ Россіи въ частности.

М. Мензбиръ.

"Русская Мысль", кн.VIII, 1892