Государственное хозяйство

Шелгунов Николай Васильевич


   

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ХОЗЯЙСТВО.

(По поводу книги Пфейфера: die Staatseinnahmen.)

(Статья первая).

I.

   Читатель, слѣдившій по газетамъ за хозяйственной дѣятельностію нашего земства, о которомъ что-то давно уже не слышно, былъ конечно умиленъ широтой его экономическаго размаха. Почти повсюду были заявлены очень энергическія желанія, относительно устройства желѣзныхъ и шоссейныхъ дорогъ, сельскихъ почтъ, училищъ и школъ, и вообще всего того, что могло бы сообщить Россіи несомнѣнно европейскую физіономію.
   Конечно, если бы несомнѣнно европейская физіономія зависѣла только отъ энергіи нашего желанія, то вопросъ можно было бы считать уже оконченнымъ. Но, къ сожалѣнію, обнаружилось одно печально-непредвидѣнное обстоятельство, на которое, среди краснорѣчиво-запальчивыхъ разговоровъ, никто не обратилъ вниманія. Читатель догадывается, что при ближайшемъ изслѣдованіи вопроса оказалось, что для желѣзныхъ дорогъ, сельскихъ почтъ, школъ и т. п. у насъ не оказалось денегъ.
   Пока это препятствіе не обнаружилось въ своей вполнѣ несокрушимой очевидности, многіе сообразительные и дальновидные люди полагали, что достаточно быть либеральнымъ въ назначеніи земскихъ сборовъ, чтобы явились у насъ всѣ европейскія удобства.
   Экономическая основа подобнаго соображенія была очень проста: если десятирублевый налогъ даетъ возможность ѣздить по шоссе, то еще десять рублей надбавки и мы станемъ кататься по желѣзнымъ дорогамъ.
   Такимъ образомъ плательщики принимались за неистощимую Калифорнію и вся экономическая мудрость сводилась къ простому умноженію на два.
   Практика, однако, показала очень скоро ошибочность такой финансовой теоріи, и невозможность развязывать экономическіе узлы простымъ способомъ Александра Македонскаго.
   Тотъ же читатель, который знакомъ по газетамъ съ хозяйственно-экономическими стремленіями земства, долженъ знать, что земскіе расходы и денежныя раскладки произвели не вполнѣ пріятное впечатлѣніе на плательщиковъ.
   А это обстоятельство, вмѣстѣ съ вызвавшимъ его денежнымъ либерализмомъ земства, заставляетъ придти къ заключенію, что вопросъ о налогахъ не производилъ на экономическое представленіе земскихъ распорядителей и вожаковъ того яснаго, сознательнаго впечатлѣнія, какое бы онъ долженъ производить.
   Если читатель ощутитъ отъ этихъ словъ нѣкоторую горечь, то я прошу его выслушать меня до конца.
   Болѣе высокій уровень общественнаго развитія нѣмцевъ, по сравненію съ нами русскими, не подлежитъ сомнѣнію, а между тѣмъ Пфейферъ въ своемъ "die Staatseinnahmen" говоритъ, вотъ что о своихъ соотечественникахъ; "Какъ велико должно было бы быть изумленіе гражданина, жившаго въ цвѣтущее время въ Греціи или Римѣ, если бы онъ ожилъ внезапно среди теперешней нашей европейской культуры! Какъ бы удивили и изумили его всѣ изобрѣтенія и условія общежитія, которыя придумалъ человѣческій умъ болѣе чѣмъ въ 2 т. лѣтъ! Но еще болѣе, чѣмъ паровыя фабрики, желѣзныя дороги и нарѣзныя орудія, изумило бы его, конечно, глубокое невѣжество, въ которомъ находится нынче большая часть гражданъ относительно важнѣйшихъ учрежденій своего государства, и ему показалось бы совершенно непостижимымъ, какъ мало большая часть людей заботится именно о томъ, что онъ привыкъ считать важнѣйшимъ интересомъ человѣчества".
   Чтобы не считать такое мнѣніе преувеличеннымъ, стоитъ только приглядѣться, хотя нѣсколько, къ народу, и къ большинству образованныхъ людей западной Европы.
   Болтуновъ, какъ и вездѣ, тамъ много; люди съ весьма серьезнымъ лицомъ и съ озабоченной физіономіей громко и горячо разсуждаютъ о разныхъ общественныхъ дѣлахъ, но отъ легкомысленнаго крика до знанія существа учрежденій своего отечества также далеко, какъ отъ земли до луны. Все политическое воспитаніе большинства ограничивается званіемъ двухъ, трехъ законовъ и нѣкоторыхъ запрещеній, что однако не мѣшаетъ владѣльцу такого скуднаго запаса политической мудрости считать себя добрымъ гражданиномъ и патріотомъ.
   Нельзя отрицать того, что западная Европа, особенно въ послѣднее время сдѣлала большой шагъ впередъ на пути общественныхъ знаній; для нѣкоторыхъ народовъ, едва только начавшихъ жить самостоятельною политическою жизнію, этотъ шагъ можно признать даже исполинскимъ. Но тѣмъ не менѣе это многое все еще очень мало, и господство или перевѣсъ остается на сторонѣ человѣческихъ заблужденій и предразсудковъ.
   Что мѣшало въ Англіи введенію закона о свободной торговлѣ? Одно невѣжество, и, что еще хуже, не невѣжество общенародное, а невѣжество той части націи, которая образуетъ общественное мнѣніе.
   Я не берусь рѣшать, кто отличается большимъ заблужденіемъ и рутинностію -- сѣрая ли масса или полуобразованная чернь, но, на основаніи историческихъ фактовъ, я знаю, что прогрессивнымъ стремленіямъ противился въ западной Европѣ не черный народъ. А изъ этого необходимо слѣдуетъ то заключеніе, что цивилизованное общественное мнѣніе не есть безошибочный судья, и что когда научныя истины и знаніе распространяются настолько, что будутъ служить уже достаточно крѣпкой руководящей нитью при рѣшеніи общественныхъ вопросовъ, то такъ называемое общественное мнѣніе потеряетъ свое теперешнее значеніе. Зачѣмъ авторитетъ общественнаго мнѣнія, когда рядомъ стоитъ чистое знаніе; говорить объ общественномъ мнѣніи и ссылаться на него уже не будетъ причины, ибо закономъ явится не мнѣніе, а знаніе.
   Послѣ такого, нѣсколько длиннаго вступленія, читатель, конечно, согласится, что появленіе настоящей статьи находитъ себѣ оправданіе въ причинахъ, заслуживающихъ полнаго уваженія, и что кажущаяся сухость предмета, еслибы она могла оттолкнуть кого нибудь, падетъ упрекомъ конечно не на автора. Изъ ученія о налогахъ самъ Диккенсъ не сдѣлалъ бы романа. Если же вниманіе читателя привлекаютъ только романы, въ такомъ случаѣ онъ поступитъ весьма разсудительно, если настоящей статьи читать не будетъ.
   

II.

   Исторія налоговъ, какъ и всей экономической дѣятельности человѣчества, очень немногосложна. Извѣстный читателю Хеопсъ и разные другіе современные ему властители, если имъ приходила мысль построить себѣ грандіозную гробницу, въ видѣ исполинской пирамиды, или увѣковѣчить свое имя какимъ нибудь другимъ памятникомъ подобнаго же несообразнаго размѣра,-- сгоняли десятки или сотни тысячъ людей, заставляли ихъ работать десятки лѣтъ, и памятникъ созидался.
   Тѣже Хеопсы, если имъ казалось необходимымъ завладѣть землей и имуществомъ своего слабаго сосѣда, тѣмъ же способомъ, какъ и при постройкѣ грандіозныхъ памятниковъ, сгоняли своихъ послушныхъ подданныхъ, приказывали имъ брать оружіе, садиться на коней и идти войной на кого требовалось.
   Когда не требовались ни пирамиды, ни война, а нужны были деньги или какіе нибудь другіе предметы, Хеопсы отдавали приказаніе, чтобы то-то и то было имъ доставлено, и имъ доставлялось.
   Налоги такой несложной формы встрѣчаются только въ начальномъ періодѣ государственной жизни народовъ.
   По мѣрѣ экономическаго развитія и цивилизаціи, трудъ натурой и платежи натурой начинаютъ терять свое первоначальное удобство, и является стремленіе замѣнять натуральныя повинности денежными. Но такое похвальное желаніе оказывается не всегда удободостижимымъ. Вотъ почему, въ этомъ періодѣ, разныхъ видовъ натуральныя повинности преобладаютъ надъ всѣми остальными.
   Но эта служба натурой, вызываемая только невозможностію обойтись безъ нея, существуетъ лишь на счетъ народнаго благосостоянія и, съ одной стороны, давитъ на народъ, съ другой, на правительство, являясь невыгодной тому и другому.
   Подобныя обоюдно-невыгодныя отношенія, существующія какъ неизбѣжная необходимость, побуждаютъ государство изыскивать разныя вспомогательныя средства и суррогаты.
   Къ такимъ суррогатамъ принадлежатъ государственныя имущества, регаліи, монополіи и многое множество разныхъ финансовыхъ изобрѣтеній и фискальныхъ средствъ, придумываемыхъ съ спеціальной цѣлію сообщить сундукамъ государственнаго казначейства магнитныя свойства по отношенію къ золоту и серебру, находящемуся въ карманѣ народа.
   Такъ какъ потребности государственныя слагались подъ вліяніемъ самыхъ разнообразныхъ причинъ, большею частію случайныхъ, причинъ религіознаго, политическаго и экономическаго характера, поэтому и налоги и разные финансовые суррогаты, зависѣвшіе зачастую отъ впечатлѣній минуты, должны были имѣть характеръ случайности и то баснословное разнообразіе, отсутствіе единства, справедливости и уравнительности, которыя привели, наконецъ, въ великое изумленіе пытливо-критическій умъ людей новаго времени.
   Съ той минуты, какъ явились подобныя критическія отношенія въ средневѣковой путаницѣ, для системы налоговъ и податей начинается новый періодъ.
   Конечно этотъ новый періодъ не создалъ ни особенныхъ экономическихъ чудесъ, ни уничтожилъ вполнѣ прежней неуравнитель ности; но тѣмъ не менѣе новое время для государственнаго хозяйства уже наступило, а вмѣстѣ съ нимъ явилась и возможность положить конецъ многимъ уродливымъ финансовымъ явленіямъ, подъ бременемъ которыхъ изнемогали люди въ старину.
   Разсчетъ привелъ къ системѣ бюджета и строгаго контроля. Въ конституціонныхъ государствахъ народъ, чрезъ своихъ представителей, принимаетъ участіе въ обсужденіи средствъ и способовъ для удовлетворенія денежныхъ государственныхъ потребностей, и плательщики уже не ограничиваются одной безгласной уплатой: они хотятъ знать, на что требуются отъ нихъ деньги и точно ли эти деньги расходуются на то, на что онѣ даны.
   Впрочемъ читатель не получитъ вполнѣ яснаго понятія о вопросѣ, если онъ вообразитъ, что стремленія цивилизованныхъ націй увѣнчались полнымъ успѣхомъ и что идти впередъ некуда.
   Государства новаго времени страдаютъ отъ несоразмѣрныхъ расходовъ на войско и отъ долговъ.
   Съ тѣхъ поръ, какъ явилась система долговъ, этотъ новый источникъ доходовъ далъ государственной расточительности такой могучій полетъ, какой былъ немыслимъ прежде.
   Ранѣе, предѣломъ государственныхъ расходовъ были внутренніе государственные доходы или собственныя средства: не было доходовъ, нельзя было предпринимать и расходы. Со времени же возможности долговъ границы эти исчезли или, по крайней мѣрѣ, отодвинулись такъ далеко, что стали почти незамѣтны.
   Съ этой поры начинается необычайное увеличеніе государственныхъ расходовъ, превратившееся въ какое-то международное соревнованіе. Каждое государство хлопотало объ увеличеніи своихъ собственныхъ силъ и объ увеличеніи своихъ долговъ.
   Еще въ 1685 году государственные расходы Англіи составляли 1,400,000 ф. стер., а нынче, среди глубокаго европейскаго мира, англійскій бюджетъ простирается до 66,890,000 ф. стер. И тогда на армію уже тратилась половина, нынче тратится меньше -- одна треть; но тогдашняя половина равнялась только 700,000 ф. стер., нынѣшняя же треть составляетъ 22,000,000!
   Во Франціи бюджетъ 1740 г. равнялся 170 м. фр. и въ томъ числѣ на армію и флотъ шло около 100 м. Нынче же государственные расходы Франціи превышаютъ 2 милліарда.
   Въ Австріи въ томъ же 1740 г. расходы простирались отъ 30-- 40 м. гульденовъ, а нынче они составляютъ отъ 5 до 600 милл.
   У насъ, по государственной росписи на 1790-й годъ, общій расходъ составлялъ 42,519,921 руб., а по росписи на 1868-й годъ одни платежи процентовъ и погашенія по долгамъ составляютъ 76,638,896 руб.
   Общіе европейскіе государственные расходы дошли въ наше время до невообразимой величины 3000 милліоновъ руб. въ годъ, и, въ этой суммѣ, содержаніе армій и проценты по долгамъ составляютъ болѣе половины.
   Распредѣляя этотъ расходъ на все европейское населеніе, окажется, что на каждое семейство падаетъ въ годъ около 60 руб.
   Если подобный расходъ нельзя назвать невыносимымъ, то нельзя отрицать и того, что онъ громаденъ, и что плательщики имѣютъ полное и справедливое основаніе стремиться къ уменьшенію тягости налоговъ.
   Этого коротенькаго историческаго очерка я полагаю совершенно достаточно для убѣжденія читателя въ той важности, какую имѣетъ и должно имѣть изученіе системы финансовъ и финансоваго управленія для всякаго, имѣющаго притязаніе считать себя гражданиномъ европейскаго государства и членомъ цивилизованнаго общества.
   Еще Монтекукули говорилъ, что для успѣха войны существенно необходимы три вещи: деньги, деньги и деньги. Какъ военный спеціалистъ, Монтекукули смотрѣлъ на финансовый вопросъ нѣсколько односторонне. Мы можемъ уже обобщить эту мысль и сказать, что деньги нужны не для одной войны; они дуніа всего государственнаго механизма и безъ нихъ машина должна или остановиться или распасться.
   Но деньги можно добыть только изъ извѣстныхъ источниковъ и только извѣстными средствами или способами. Если способы, употребляемые для пріобрѣтенія денегъ, такого рода, что ими потрясаются или разстроиваются самые источники дохода, то государство можетъ придти къ полному экономическому истощенію. Слѣдовательно задача государства должна заключаться въ томъ, чтобы добывать средства, нисколько не разстроивая общаго благосостоянія. Очевидно, что вопросъ, поставленный такимъ образомъ, получаетъ громадную важность. На карту ставится все благосостояніе страны, т. е. приходится выбирать между бѣдностію и богатствомъ. Задача эта слишкомъ велика и слишкомъ важна для человѣчества, чтобы можно было допустить къ ней невниманіе или равнодушіе. Поэтому только варварскіе народы могутъ обходиться безъ финансоваго управленія и финансовой науки; цивилизованныя же націи, чѣмъ онѣ развитѣе, тѣмъ понимаютъ больше всеобъемлющее значеніе государственнаго финансоваго управленія и его живительное или мертвящее вліяніе на всѣ функціи экономической и соціальной жизни страны. Изъ этого вытекаетъ уже само собой, что хорошее финансовое управленіе есть необходимое основное условіе здороваго государственнаго состоянія.
   Но что значитъ хорошее финансовое управленіе; какими условіями оно опредѣляется?
   

III.

   Государственное хозяйство сравниваютъ съ частнымъ. И если это сравненіе касается только принциповъ, т. е. экономическихъ основъ того и другого, то возраженій быть не можетъ.
   Государственное хозяйство, какъ и частное, должно имѣть задачей равновѣсіе расходовъ съ приходомъ. Если расходы больше доходовъ, то неизбѣжно слѣдуетъ разореніе.
   Конечно система государственныхъ долговъ позволяетъ прибѣгать къ очень могущественному вспомогательному средству и, при употребленія запятыхъ денегъ на производительное потребленіе, противъ долговъ говорить нечего.
   Но даже и при помощи кредита, расходы не должны выходить изъ границъ, указываемыхъ производительными средствами или силами, и это безразлично какъ для государственнаго, такъ и для частнаго хозяйства.
   Въ частномъ хозяйствѣ энергія экономической производительности опредѣляется потребностями, служащими единственнымъ двигателемъ человѣческаго труда.
   Въ государственномъ хозяйствѣ расходы опредѣляются тоже потребностями.
   Но дѣло въ томъ, что въ индивидуальной экономической дѣятельности потребность создаетъ трудъ, и если размѣръ или качество труда не соотвѣтствуетъ потребности, она остается неудовлетворенной.
   Въ государственномъ хозяйствѣ это условіе выполнить гораздо труднѣе. Государство, само по себѣ, не есть экономическій производитель, оно лично не создаетъ никакихъ цѣнностей, оно собственно потребитель предметовъ, создаваемыхъ трудомъ своихъ членовъ. Вотъ почему сохраненіе правильныхъ отношеній между потребленіемъ и производствомъ, непредставляющее особенныхъ трудностей въ частномъ хозяйствѣ, представляетъ въ хозяйствѣ государственномъ затрудненіе.
   Затрудненіе это заключается главнѣйше въ томъ, что для государственныхъ финансовыхъ увлеченій предѣлъ стоитъ гораздо дальніе, чѣмъ для увлеченій индивидуальныхъ.
   Причина этой большей легкости увлеченія заключается въ большей прочности государственнаго кредита и въ долговѣчности государства. Легкомысленный частный человѣкъ, запутывающійся въ долгахъ на непроизводительное потребленіе, лишится скоро довѣрителей; но государство, дѣлающее займы въ убытокъ, найдетъ всегда и очень легко охотниковъ дать ему деньги за выгодные проценты.
   Частный человѣкъ, сдѣлавшій долгъ, самъ и долженъ заплатить его; но правительство, дѣлающее долгъ на счетъ государства, возлагаетъ уплату его не на одно, а на нѣсколько поколѣній всего населенія страны, т. е. обезпечиваетъ долгъ экономической дѣятельностію и вѣчнымъ трудомъ цѣлыхъ милліоновъ людей. Вотъ въ чемъ заключается корень государственныхъ финансовыхъ ошибокъ, за которыя платятъ, большею частію, не современники, а потомки.
   Трудъ, создающій для частнаго человѣка возможность удовлетворенія потребностей, есть въ сущности жертва или, выражаясь научно, расходъ труда ради пропорціональнаго вознагражденія. Если для удовлетворенія своихъ потребностей, при семьѣ изъ пяти членовъ, вы должны трудиться 10 часовъ въ день, то съ новымъ членомъ, или съ явившейся новой потребностію можетъ оказаться необходимымъ трудиться еще 2 или 3 часа. Трудъ этотъ вы предпримите, конечно, только въ томъ случаѣ, если онъ дѣйствительно удовлетворитъ вашимъ новымъ потребностямъ, т. е. если наслажденіе удовлетворенія превыситъ непріятность труда.
   Совершенно тоже основаніе долженъ имѣть въ виду и государственный хозяинъ. Для него закономъ дѣйствій служитъ общая польза, и, слѣдовательно, его расходы должны быть покрыты такими средствами или способами, которые бы обрекли гражданъ на жертву сравнительно самую малую, т. е., чтобы причиненная налогами непріятность, вознаграждалась возможно-большимъ замѣняющимъ его наслажденіемъ или пользой.
   Такъ какъ расходы государства должны такимъ образомъ идти исключительно на пользу и благополучіе гражданъ, то, слѣдовательно, каждый гражданинъ обязанъ нести налогъ соотвѣтствующій его личнымъ обстоятельствамъ.
   Но здѣсь возникаетъ новый вопросъ -- въ чемъ должны заключаться обоюдныя отношенія и требованія, какъ со стороны государства къ гражданамъ, такъ и со стороны гражданъ къ государству?
   Чтобы отвѣтить на этотъ вопросъ, нужно опредѣлить въ чемъ заключается сущность государства.
   

IV.

   Въ основѣ государственнаго идеала новаго времени лежитъ мысль, что всѣ граждане имѣютъ одинаковыя права, и, слѣдовательно, каждая отдѣльная личность должна подчиняться волѣ большинства.
   Такое опредѣленіе можетъ напомнить читателю государственный идеалъ древняго міра; но это сходство больше внѣшнее.
   Въ древнемъ классическомъ государствѣ, при общей равноправности, отдѣльная личность совершенно поглощалась государствомъ. Жизненной задачей каждаго было не собственное свободное, личное развитіе, а споспѣшествованіе общей государственной жизни. Каждый житель разсматривался только какъ часть общаго, и долженъ былъ приносить себя въ жертву государству. Преслѣдованіе частныхъ, личныхъ цѣлей разсматривалось какъ нѣчто второстепенное, и допускалось только въ такомъ случаѣ и въ такой мѣрѣ, насколько оно помогало поддержкѣ общаго государственнаго зданія. Въ этомъ отношеніи новѣйшее государство составляетъ совершенную противоположность древнему.
   Въ новѣйшемъ государствѣ личность стоитъ на первомъ планѣ, и свободное развитіе каждаго индивидуума составляетъ главную задачу государства.
   Тогда какъ въ древнемъ мірѣ личность служила для развитія и процвѣтанія государства, въ новомъ, напротивъ, государство служитъ для развитія и процвѣтанія личности.
   Въ древнемъ государствѣ свобода заключалась въ томъ, чтобы принимать участіе въ управленіи; въ новѣйшемъ же, напротивъ, стремленіе къ свободѣ заключается въ томъ, чтобы быть какъ можно меньше управляемымъ.
   Поэтому государство, въ отношеніи частнаго лица, есть только вспомогательная сила, протягивающая ему руку помощи, когда его собственныя усилія недостаточны для достиженія его личныхъ цѣлей.
   Такъ какъ каждый имѣетъ одинаковое право преслѣдовать свои цѣли, то изъ этого слѣдуетъ, что въ тоже время онъ можетъ имѣть одинаковое притязаніе на поддержку государства, и недозволеннымъ считается только то, что вредитъ уже существующему праву третьяго, или что мѣшаетъ государству въ исполненіи его задачи.
   Въ современномъ европейскомъ государствѣ, идеалъ новаго государственнаго устройства еще не осуществился: старыя идеи держатся крѣпко и повсюду. Когда достигнетъ Европа до полнаго осуществленія созданнаго ею идеала предвидѣть нельзя, но одно несомнѣнно, что, судя по упорству стремленія народовъ къ свободному, всестороннему индивидуальному развитію, идеалъ этотъ осуществится непреложно.
   

V.

   Въ какомъ же видѣ должны выразиться основы финансоваго хозяйства въ государственномъ идеалѣ, къ которому стремится теперь Европа?
   Чтобы государство могло производить расходы, ему нужно имѣть доходы. Но какъ государство доходовъ лично не производитъ, то нужныя ему деньги или предметы, оно должно получить отъ народа. Эти деньги народъ представляетъ или изъ своихъ безоборотныхъ накопленій или изъ производительнаго капитала. Въ томъ и въ другомъ случаѣ народъ уменьшаетъ свои средства, слѣдовательно подвергается извѣстной долѣ лишенія или несетъ жертву.
   Такъ какъ, такимъ образомъ, всякій платежъ государству предполагаетъ со стороны плательщиковъ лишенія и ослабленіе ихъ производительныхъ средствъ, то, при ошибочномъ финансовомъ хозяйствѣ, могутъ легко возникнуть для народа самыя неисходныя экономическія затрудненія и даже полное истощеніе.
   Фактовъ полнаго экономическаго истощенія исторія не представляетъ; но состоянія весьма близкія къ народно-экономическому кризису являлись не рѣдко. Въ подобномъ положеніи находилась, напримѣръ, Франція при Людовикѣ XIV.
   Если государство будетъ отвлекать отъ народа на свои потребности всѣ его излишки, то весь свободный производительный капиталъ страны исчезнетъ, народъ станетъ въ минимумѣ удовлетворенія и дальнѣйшее его экономическое развитіе сдѣлается невозможнымъ. Ближайшимъ послѣдствіемъ этого будетъ всеобщая бѣдность и, наконецъ, истощеніе государственнаго казначейства, потому что обѣднѣвшему народу платить будетъ болѣе уже не изъ чего.
   Единственный случай, когда подобное чрезвычайное напряженіе страны можетъ быть оправдано, есть война.
   Въ другое же время финансовое управленіе страны должно имѣть постоянно въ виду этотъ роковой предѣлъ, и направлять всѣ свои усилія на то, чтобы отодвигать народъ отъ него, какъ можно дальше.
   Экономическое истощеніе страны опасно не тѣмъ, что народъ станетъ питаться хлѣбомъ съ солью; еслибы только этимъ однимъ ограничилось -- бѣда была бы еще не велика. Матеріальная бѣдность ведетъ къ послѣдствіямъ болѣе печальнымъ. Когда народъ видитъ, что всѣ плоды его труда и сбереженія отъ него отнимаются, онъ теряетъ всякую охоту быть прилежнымъ и энергичнымъ. Является равнодушіе къ собственнымъ дѣламъ, изчезаетъ потребность дѣятельности и стремленіе, къ возвышенію своего матеріальнаго уровня. Падающія уровень потребностей и минимумъ удовлетворенія создаютъ минимумъ умственной дѣятельности и, слѣдовательно, апатію и спячку мозга. Народъ возвращается къ полудикому состоянію, и затѣмъ уже не выходитъ изъ него, если экономическое положеніе его не улучшается.
   Такое состояніе есть полное противорѣчіе идеи новаго государства, предполагающаго полную личную свободу и возможность всесторонняго индивидуальнаго развитія.
   Слѣдовательно, чтобы государственное хозяйство соотвѣтствовало вполнѣ идеалу новаго государственнаго строя, оно должно давать наивозможно большій просторъ экономическому развитію каждой отдѣльной личности.
   Такая задача на практикѣ вовсе не такъ легка, какъ это можетъ показаться съ перваго взгляда. Для разрѣшенія ея, кромѣ глубокаго всесторонняго изученія экономическаго быта и экономической дѣятельности народа, нужно умѣть распредѣлить платежи такъ, чтобы они давили на всѣхъ равномѣрно и, въ тоже время, нужно умѣть найдти точный минимумъ государственныхъ расходовъ.
   Было мнѣніе, не совершенно еще изчезнувшее до сихъ поръ, которымъ большіе государственные расходы оправдываются тѣмъ, что деньги остаются въ странѣ.
   Несостоятельность такого ученія опровергнута еще теоріею Адама Смита.
   Вопросъ не въ томъ, гдѣ остаются деньги; а на какое идутъ онѣ употребленіе?
   Когда цѣлью государства считалось достиженіе великаго и прекраснаго, и когда Людовикъ XIV, въ качествѣ наиболѣе блистательнаго представителя этой теоріи, облачался въ бархатъ и кружева, устраивалъ парки, сады, дворцы, тратилъ милліоны на разныхъ любовницъ и шутовъ, полагая, что этимъ путемъ Франціи легче всего достигнуть красоты и величія, то его бѣдный народъ дошелъ до полуживотнаго состоянія, и никакой красоты и никакого величія не оказалось. А между тѣмъ всѣ деньги оставались въ странѣ.
   Значитъ вопросъ не въ томъ, чтобы деньги оставались дома, а въ томъ, чтобы онѣ шли на выгодное, а не на убыточное потребленіе. Народу, неимѣющему хлѣба и одежды, совсѣмъ не все равно на что обращаются его производительные капиталы и отвлекаются рабочія руки. Кружева, бархатъ и парки дали занятіе хотя и многому числу рукъ, но какъ трудъ этотъ пошелъ не на созданіе предметовъ, изъ которыхъ могли бы возникнуть новые выгодные предметы, то его слѣдуетъ считать совершенно погибшимъ для экономическаго процвѣтанія страны. Народъ сталъ не богаче, а бѣднѣе.
   Совершенно тоже самое происходитъ при излишнихъ расходахъ на войско въ мирное время. Деньги точно остаются въ странѣ, но онѣ идутъ на содержаніе огромной массы людей, отнятой отъ народно-экономической производительности, и на созданіе предметовъ, необходимость которыхъ можно оправдывать только недостаточнымъ развитіемъ культуры европейскихъ народовъ.
   Необходимость охранительныхъ средствъ противъ внѣшнихъ враговъ не подлежитъ никакому сомнѣнію; но если ихъ можно имѣть съ небольшими тратами и съ малой жертвой со стороны народа, зачѣмъ требуются жертвы большія?
   Зачѣмъ континентальная Европа держится своей теперешней раззорительной военной системы, когда опытъ Америки показалъ, что тѣхъ же самыхъ результатовъ можно достигнуть гораздо выгоднѣе.
   То, что говорится здѣсь относительно военныхъ расходовъ, имѣетъ примѣненіе и ко всѣмъ остальнымъ расходнымъ статьямъ всякаго государственнаго бюджета.
   Финансовая задача въ томъ, чтобы не покупать дорогой цѣной того, что можно имѣть дешево.
   По что значитъ дешево? Сравненіе международныхъ расходовъ не даетъ отвѣта на этотъ вопросъ. Тамъ, гдѣ англичанинъ тратитъ 8 руб. и не считаетъ этотъ расходъ большимъ, для австрійца или русскаго будетъ много можетъ быть и 4 рублей.
   Слѣдовательно, задача въ томъ, чтобы расходъ былъ соразмѣренъ силамъ плательщиковъ; чтобы на того, кто можетъ нести безъ труда только одинъ пудъ, не накладывали бы двухъ. Совсѣмъ не все равно брать 1 рубль или 2. Два рубля во многихъ случаяхъ могутъ оказываться не двойнымъ, а десятернымъ налогомъ; изъ того, что народъ выноситъ 1 р. 75 к., нельзя еще заключать, что онъ снесетъ 2 рубля; можетъ быть, эти 25 коп. составляютъ именно послѣдній предѣлъ податной способности, за которымъ начинается неподвижное экономическое состояніе.
   

VI.

   Въ настоящее, время Европа знаетъ два способа полученія государственныхъ доходовъ. Она извлекаетъ доходы или изъ собственныхъ хозяйственно-экономическихъ предпріятій или беретъ деньги отъ гражданъ. Въ старину существовалъ еще третій способъ -- добровольныхъ приношеній. Этотъ способъ въ новой Европѣ уже вышелъ изъ употребленія, и хотя на него еще можно разсчитывать въ моменты сильнаго патріотическаго настроенія, во въ обыкновенныя спокойныя времена онъ не можетъ служить источникомъ постоянно-правильныхъ полученій.
   Собственныя хозяйственно-экономическія предпріятія государствъ отличались въ старину большимъ разнообразіемъ. Многое изъ прежняго теперь уже не существуетъ. Тѣмъ не менѣе остается еще не мало предпріятій, исключающихъ частную предпріимчивость и составляющихъ собственность государства. Сюда принадлежатъ: добываніе и продажа соли, выдѣлка табаку, желѣзныя дороги и телеграфы, почты, разработка драгоцѣнныхъ металловъ и минералловъ.
   Отношеніе государствъ къ этимъ источникамъ доходовъ представляетъ два главныхъ различія. Въ одномъ случаѣ правительство допускаетъ конкуренцію частныхъ лицъ, въ другомъ нѣтъ. Тѣ промышленныя дѣятельности, изъ которыхъ государство исключаетъ совершенно частную предпріимчивость, называются монополіями или регаліями.
   Что касается до другого источника доходовъ, т. е. денежныхъ платежей народа, то они распадаются на два основныхъ вида: на подать личную, которую обязанъ уплачивать каждый гражданинъ только за то, что онъ членъ государства, и въ замѣнъ которой государство не оказываетъ гражданамъ никакихъ положительныхъ услугъ; и подоходный налогъ, взимаемый государствомъ за извѣстныя, точно опредѣленныя услуги, или въ тѣхъ случаяхъ, когда гражданинъ приходитъ въ особенно-близкое соприкосновеніе съ государствомъ и его органами.
   При личной подати вознагражденіе государства за жертву гражданъ похоже на отношеніе паціента къ своему годовому врачу. Будетъ ли болѣнъ паціентъ и чѣмъ именно, понадобится ли ему помощь врача или нѣтъ -- неизвѣстно, но плата доктору неизбѣжна. Точно также и въ отношеніи къ государству. Гражданинъ уплачиваетъ личную подать въ видѣ страховой преміи за услуги, которыми, можетъ быть, ему придется пользоваться непосредственно, а можетъ быть и нѣтъ. Предположимъ, что изъ вашей личной подати идетъ часть на содержаніе полиціи. Очень можетъ быть, что къ вамъ въ нынѣшнемъ году воры и не заберутся. Но вы все-таки должны платить на содержаніе учрежденія, обезпечивающаго вашу личную безопасность.
   При подоходномъ налогѣ плата производится за услуги опредѣленныя съ большею точностію. Здѣсь жертва стоитъ ближе къ вознагражденію. Напримѣръ, вы пользуетесь собственностію и доходами съ нея. Вы устроиваете торговое или промышленное заведеніе, вы занимаетесь какими нибудь выгодными для васъ предпріятіями,-- во всѣхъ этихъ случаяхъ государство является охранителемъ вашихъ интересовъ и, соотвѣтственною администраціею, способствуетъ не только существованію, но и процвѣтанію вашей экономической дѣятельности. За подобныя услуги государство беретъ съ своихъ членовъ извѣстную плату, необходимую ему на покрытіе расходовъ администраціи.
   Услуги, оказываемыя государствомъ покровительствомъ собственности, бываютъ такъ многообразны и сложны, что, въ большей части случаевъ, ихъ бываетъ трудно прослѣдить во всѣхъ ихъ развѣтвленіяхъ. Помощь оказываютъ и финансовое управленіе, и разныхъ родовъ внутренняя администрація, и полиція, и судъ. Поэтому, и въ отношеніи подоходной подати плательщикъ похожъ на паціента, а государство на годового медика.
   Но въ числѣ услугъ этого рода есть нѣкоторыя, гдѣ государство является не годовымъ врачемъ, а медикомъ, посѣщающимъ больного при каждомъ его приглашеніи. Услуги этого рода имѣютъ самый точный, опредѣлительный характеръ, и платежи за нихъ называются налогами за особыя услуги. Сюда относятся: плата за титулы и званія, плата за привиллегіи и за право торговли, плата за право пользованія дорогами, мостами, каналами, плата за пользованіе судебными, учебными и другими учрежденіями, платежи за совершеніе разныхъ гражданскихъ актовъ и т. д.
   Подъ эти двѣ основныя формы -- подать личную -- за личную защиту государства и сто заботы о безопасности, чести, здоровьѣ и право считать себя гражданиномъ государства; подать подоходную -- за экономическую безопасность и защиту, подраздѣляющуюся на подать за личныя услуги -- подводятся рѣшительно всѣ платежи, подъ какими бы названіями они ни встрѣчались.
   Если разсматривать источники государственныхъ доходовъ по ихъ отношенію къ гражданамъ, то окажется, что какъ бы доходы ни были, повидимому, далеки отъ народнаго кармана, они берутся всегда изъ него и ложатся на населеніе налогами.
   Такъ монополіи и регаліи въ сущности просто налогъ, хотя, повидимому, государство этимъ источникомъ доходовъ желаетъ облегчить плательщиковъ. На практикѣ это облегченіе неосуществимо, и по весьма простой причинѣ, совершенно ясной изъ самой сущности монополій и регалій.
   Монополіи и регаліи -- это государственныя экономическія предпріятія, исключающія, частію или вполнѣ, всякое соперничество. Слѣдовательно, государство является хозяиномъ, устанавливающимъ цѣны своихъ произведеній и исключительно съ финансовыми цѣлями. Проще говоря, правительство назначаетъ цѣны произвольныя, возможно для себя выгодныя, разсчитывая на то, что неизбѣжно необходимая нужда въ предметѣ заставитъ его покупать. Такимъ образомъ граждане покупаютъ предметъ дороже, чѣмъ бы его можно было купить у частныхъ производителей.
   Это возвышеніе цѣны есть въ сущности налогъ; государство достигло бы той же цѣли, если бы, предоставивъ монополю производство частной дѣятельности, обложило бы его извѣстнымъ платежамъ въ свою пользу.
   Вникая въ отношеніе монопольныхъ государственныхъ производствъ къ народной экономіи и къ плательщикамъ, усматриваемъ слѣдующее любопытное явленіе. Предположимъ, что государство ведетъ свое предпріятіе такъ неудачно, что, при существованіи соперничества, оно бы несло чистый убытокъ. Понесетъ ли оно этотъ убытокъ при системѣ монополій и регалій? Нѣтъ, оно возьметъ свой процентъ, и процентъ этотъ, какъ бы онъ ни былъ великъ, заплатятъ граждане. Предположимъ, что государство не терпитъ убытка. И въ этомъ случаѣ, оно возьметъ процентъ, во не тотъ, какой бы былъ возможенъ при конкуренціи, а большій, съ тѣхъ же гражданъ и, такимъ образомъ, переложитъ на нихъ и спой убытокъ и часть процентовъ, которые, по его мнѣнію, недополучены имъ при производствѣ. Это возмѣщеніе своихъ потерь замѣчается не только въ отношеніяхъ государства къ гражданамъ, по и въ отношеніяхъ плательщиковъ между собою. Такое возмѣщеніе называется технически переложеніемъ податей.
   Процесъ переложенія заключается въ томъ, что каждая личность, коллективная или индивидуальная, стремится перенести свой убытокъ или жертву на другого. Во многихъ случаяхъ такое переложеніе дѣлается легко, въ другихъ оно труднѣе, а въ нѣкоторыхъ совершенно невозможно. Все зависитъ отъ рода налога и характера экономической дѣятельности плательщика.
   Если государство найдетъ для себя выгоднымъ обложить пошлиною какой нибудь предметъ потребленія, напр. говядину или хлѣбъ, а сборъ налога будетъ производить съ мясниковъ и мельниковъ при ввозѣ ими этихъ предметовъ въ города, то говядина и хлѣбъ вздорожаютъ. Это значитъ, что мясники и мельники поднимутъ цѣну мяса и муки настолько, чтобы воротить уплоченный ими налогъ и, слѣдовательно, переложатъ его на потребителей.
   Каждый изъ потребителей вздорожавшаго мяса и хлѣба постарается въ свою очередь возмѣстить свой убытокъ съ кого возможно. Однимъ изъ нихъ это удастся, какъ удалось мясникамъ и мельникамъ, другимъ нѣтъ.
   Напримѣръ чиновники, получающіе постоянное жалованье, художники, ученые, литераторы, при всемъ огорченіи, которое причинитъ имъ вздорожавшая говядина, будутъ находиться внѣ возможности вымѣстить на комъ нибудь свое огорченіе. никому изъ нихъ плата за трудъ не прибавится, и налогъ окажется погребеннымъ въ ихъ желудкахъ, вмѣстѣ съ вздорожавшей говядиной и мукой.
   Система переложенія показываетъ, что налогъ не всегда выплачивается тѣмъ, на кого, повидимому, онъ наложенъ. И вслѣдствіе того явилось дѣленіе налоговъ на прямые и косвенные.
   Вопросъ о переложеніи и о косвенныхъ налогахъ такъ обширенъ и сложенъ, что весьма справедливо считается однимъ изъ запутаннѣйшихъ финансовыхъ вопросовъ.
   Въ настоящей главѣ я коснулся его только вскользь, и то потому, что считалъ бы указанную мною классификацію налоговъ неполной, еслибы не упомянулъ и объ этомъ дѣленіи, пользующемся большою популярностію. Къ сожалѣнію, популярность не помогаетъ ясности вопроса, какъ въ этомъ удостовѣрится читатель во второй статьѣ, гдѣ я буду говорить о переложеніи и о косвенныхъ налогахъ подробнѣе.
   

VII.

   Въ началѣ статьи я уже говорилъ, что существующая теперь система налоговъ сложилась совершенно случайно и, большею частію, подъ вліяніемъ случайныхъ временныхъ потребностей.
   Никакой общій принципъ не служилъ при этомъ руководящимъ началомъ по той простой причинѣ, что о руководящемъ принципѣ не имѣлось никакого понятія.
   Только съ появленіемъ экономическихъ знаній обратилось вниманіе на сущность и вліяніе налоговъ, и явилось желаніе освѣтить эту темную область государственнаго хозяйства и разсмотрѣть въ ней входы и выходы.
   Пока европейское человѣчество бродило во мракѣ невѣдѣнія, единственная задача финансистовъ заключалась въ томъ, чтобы привлечь въ государственную кассу какъ можно больше денегъ способомъ наименѣе замѣтнымъ для плательщиковъ.
   Одни изъ финансистовъ, и преимущественно болѣе отдаленнаго отъ насъ времени, единственнымъ предѣломъ своего усердія считали полное безсиліе народа внести хотя одну лишнюю копейку; другіе, уже болѣе разсудительные и болѣе близкаго къ намъ времени, смотрѣли на плательщиковъ, какъ на корову, которая только тогда даетъ хорошее молоко, когда ее хорошо кормятъ.
   Кругозоръ послѣднихъ былъ конечно шире, но въ сущности система тѣхъ и другихъ не представляла большого различія, потому что ихъ требованія простирались до максимума.
   Такъ какъ подобныя отношенія финансистовъ къ плательщикамъ никакъ не могли производить на послѣднихъ особенно отраднаго впечатлѣнія, то оказывалось необходимымъ придумать такой способъ или систему взиманія, при которой, не сообщая душѣ плательщиковъ печальнаго настроенія, можно было бы доводить ихъ до максимума платежа.
   Средство это представилось въ косвенномъ налогѣ, служащемъ лучшимъ доказательствомъ умственной невинности плательщиковъ.
   Финансисты конечно невиноваты въ томъ, что глупость плательщиковъ заставила ихъ прибѣгать къ окольнымъ путямъ; но въ то же время нельзя обвинять безусловно и плательщиковъ, которые привыкли думать, что рубль, оставленный въ ихъ рукахъ, принесетъ имъ гораздо больше пользы, чѣмъ въ рукахъ сборщика податей или въ сундукѣ государственнаго казначейства.
   Спросите у плательщика рубль въ видѣ прямаго налога, и вы причините плательщику нескончаемое огорченіе; но обложите налогомъ чай, сахаръ, вино, табакъ, даже говядину и муку, и тотъ же плательщикъ отдастъ вамъ не поморщившись три рубля. Конечно, не нужно быть математикомъ, чтобы сообразить, что одинъ рубль отдать выгоднѣе, чѣмъ три. А между тѣмъ такая, повидимому, простая вещь совершенно ускользаетъ отъ пониманія большинства, и оно довольно, само не зная чѣмъ.
   Когда люди, обращавшіе вниманіе на экономическія явленія, подмѣтили этотъ фактъ, то весьма естественно почувствовали желаніе придумать что нибудь очень полезное для человѣчества и что вмѣстѣ съ тѣмъ заключало бы въ себѣ всѣ условія безобидности, какъ для тѣхъ кто платитъ, такъ и для интересовъ государства.
   Такъ какъ задача такого рода представляла трудности гигантскаго размѣра, то снисходительный читатель, конечно, не обвинитъ тѣхъ, кто брался за ея разрѣшеніе, что и до сихъ поръ они не кончили этого дѣла.
   Изысканія производились въ слѣдующемъ направленіи.
   Предстояло разрѣшить два вопроса: во первыхъ, чѣмъ оправдывается необходимость налога и какъ убѣдить въ этой необходимости плательщиковъ, вообще трудно убѣждающихся даже самыми разумными доводами, когда отъ нихъ требуютъ денегъ; и во-вторыхъ -- какой общій принципъ долженъ служить руководителемъ, чтобы система налоговъ оказывалась безусловно справедливой во всѣхъ случаяхъ примѣненія ея на практикѣ?
   Первый вопросъ, о правѣ государства на налогъ, разными людьми разрѣшался различно.
   Наиболѣе широкое воззрѣніе на податное право государства высказываютъ тѣ, которые утверждаютъ, "что подать платится свободно, свободными людьми, съ сознаніемъ священной обязанности и составляетъ взносъ, предназначенный для поддержанія того великаго цѣлаго, къ которому принадлежитъ плательщикъ, а потому стоитъ выше понятія о платѣ за услугу. Въ этомъ смыслѣ съ платежемъ податей связывается извѣстная гражданская гордость и государственная честь".
   Такое объясненіе, соотвѣтствующее болѣе всего современно-выработанному понятію о государствѣ, заключаетъ въ себѣ и больше всего условій общепонятности, конечно, при извѣстномъ политическомъ развитіи самихъ гражданъ. Этимъ же объясняется и большая тягость податей въ государствахъ съ болѣе развитыми учрежденіями.
   Хотя большой размѣръ европейскихъ налоговъ новаго времени и находитъ себѣ оправданіе въ болѣе свободныхъ учрежденіяхъ, тѣмъ не менѣе нельзя не пожалѣть, что государственныя потребности поглощаютъ такую значительную долю народнаго капитала и отрываютъ его отъ чисто-экономическаго употребленія.
   Но нужно полагать, что увеличеніе налоговъ, стремящееся теперь къ своему максимуму, дойдетъ наконецъ до поворотной точки и затѣмъ послѣдуетъ обратное движеніе, т. е. постепенное ихъ уменьшеніе.
   Далѣе, однимъ изъ основныхъ условіи, или, правильнѣе, единственнымъ условіемъ идеальнаго совершенства налоговъ полагается, чтобы они были справедливы и уравнительны.
   Противъ такого теоретическаго требованія возражать нечего, но спрашивается, что такое справедливость и уравнительность и какими условіями они опредѣляются на практикѣ?
   На этотъ простой вопросъ существуетъ въ финансовой литературѣ столько же отвѣтовъ, сколько написано сочиненій.
   Причина такого разногласія заключается главнѣйше въ томъ, что разные писатели смотрѣли разнымъ образомъ на государство. Но такъ какъ мы съ вами, читатель, условились смотрѣть на государство съ послѣдне-выработанной точки зрѣнія, то и рѣшеніе этого вопроса не представитъ для насъ особенной трудности.
   Есть писатели, которые утверждаютъ, что такъ какъ каждый гражданинъ пользуется въ государствѣ равными съ другими правами, то онъ долженъ нести и равныя съ другими тягости. Поэтому только тотъ налогъ будетъ справедливъ и уравнителенъ, который падетъ на каждаго въ одинаковомъ числѣ долей. Защитники этого мнѣнія усиливаются доказать, что съ бѣдныхъ и богатыхъ слѣдуетъ брать одинаковый налогъ, потому что финансовой наукѣ нѣтъ никакого дѣла ни до бѣдности, ни до богатства; она знаетъ только государственныя потребности и подлежащую налогу національную собственность; она не хочетъ знать, что человѣкъ въ состояніи дѣлать, а знаетъ только то, что онъ обязанъ дѣлать.
   Эта суровая софистика, конечно, не требуетъ большаго труда для своего опроверженія. Каждый человѣкъ, не страдающій большой юридической ученостью, пойметъ легко, что съ поденьщика, заработывающаго въ годъ какихъ нибудь 50 руб. и съ Ротшильда, получающаго доходу въ годъ нѣсколько милліоновъ, брать одинаковый налогъ несправедливо.
   Другіе, писатели утверждаютъ, что каждый долженъ нести государственныя тягости соотвѣтственно пользѣ, извлекаемой имъ изъ государственныхъ учрежденій. Защитники этого мнѣнія полагаютъ? что такъ какъ богатый въ покровительствѣ и защитѣ, оказываемой государствомъ его собственности, получаетъ значительно больше пользы, чѣмъ бѣдный, то и долженъ быть обложенъ налогомъ соотвѣтственно размѣру своей собственности и заботъ о ней государства.
   Противъ этого мнѣнія возражаютъ тѣмъ, что хотя совершенно справедливо, чтобы каждый былъ обложенъ налогомъ соотвѣтственно покровительству и защитѣ, но что изъ этого вовсе не слѣдуетъ, чтобы каждый подвергался -налогу пропорціонально своему имуществу.
   Совершенно ошибочно полагать, что богатый пользуется большей защитой. Лично онъ не извлекаетъ большей пользы отъ услугъ государства и его учрежденій. Правительству стоитъ одинаковаго труда защитить богатаго и бѣднаго. Тотъ же сторожъ, который охраняетъ сокровища богача, охраняетъ и скудный достатокъ бѣдняка. Судебные процессы богатыхъ людей не требуютъ большихъ усилій со стороны судебныхъ учрежденій, и нерѣдко процессъ въ 50 тысячъ рѣшается легче, чѣмъ процессъ въ 50 руб.
   Скорѣе еще можно сказать, что богатый пользуется меньшими услугами государства, потому что, во многихъ случаяхъ, богатый помогаетъ себѣ самъ, тогда какъ бѣдный, безпомощный, больной нуждается больше въ покровительствѣ со стороны. Если такимъ образомъ защита правительства для бѣднаго нужнѣе, то слѣдуетъ придти къ выводу, какъ разъ противоположному, т. е. что бѣдный долженъ платить больше богатаго. Будетъ-ли это, однако, справедливо?
   Здѣсь вопросъ не въ томъ, насколько люди пользуются учрежденіями, но насколько они имѣли-бы право ими пользоваться. Богатый сегодня можетъ сдѣлаться бѣднякомъ завтра, и бѣднякъ сегодня можетъ сдѣлаться богачемъ завтра; но въ какомъ-бы положеніи люди эти ни были, они, во всякомъ случаѣ, имѣютъ право расчитывать на услуги государства. Услуги же. эти заключаются не исключительно въ охраненіи собственности; задача государства шире: оно должно способствовать къ достиженію нами всѣхъ нашихъ цѣлей. Въ этомъ отношеніи всѣ граждане равны и имѣютъ одинаковое право на поддержку государства.
   Смотрѣть на подати, какъ на плату за услуги, ошибочно потому, что легко придти къ абсурду. Если размѣръ платы въ видѣ подати долженъ быть соразмѣренъ услугѣ, то какой платой оцѣнить услугу общества, дающаго хлѣбъ умирающему съ голоду бѣдняку или устраивающаго народу хлѣбные запасы?
   И какъ оцѣнить размѣръ услугъ? Какъ вычислить каждую услугу, достающуюся каждому и, затѣмъ, переложить ее въ рубли и копѣйки? Есть множество услугъ совершенно неуловимыхъ. Высчитайте, напр., образовательное вліяніе гласнаго суда. А какъ поступить въ томъ случаѣ, если государственныя учрежденія отрицательнымъ образомъ доставляютъ вамъ положительную пользу?
   Вообще эта система, не смотря на свою кажущуюся справедливость и гуманность, въ сущности есть посягательство на все слабое и требующее защиты. Такъ какъ всякое ограниченіе и всякое безсиліе требуютъ большаго покровительства, то очевидно, что государство, за свои услуги бѣднякамъ, должно брать съ нихъ больше, чѣмъ съ тѣхъ, кто въ подобномъ покровительствѣ не нуждается.
   Такимъ образомъ и эту теорію нельзя признать пригодной для роли руководящаго принципа.
   Послѣднее мнѣніе, наиболѣе пригодное для нашей цѣли и наиболѣе удовлетворительно разрѣшающее вопросъ объ уравнительности и справедливости, слѣдующее: такъ какъ государство должно защищать каждаго, споспѣшествовать его цѣлямъ и стремленіямъ въ одинаковой степени со всѣми, то, слѣдовательно, и каждый гражданинъ долженъ быть привлеченъ къ государственнымъ тягостямъ въ одинаковой степени съ остальными. Но это вовсе не значитъ, что каждый гражданинъ долженъ платить ровно такую сумму, какую платитъ другой. Справедливость заключается въ томъ, чтобы каждый приносилъ одинаковую жертву,
   Ч о же значитъ одинаковая жертва?
   Одинаковость или равенство жертвы опредѣляется одинаковостью давленія или гнета, ощущаемаго каждымъ членомъ государства. Члены сильные могутъ выносить больше, потому и должны нести больше; члены слабые выносятъ меньше, а потому должны и нести меньше.
   Слѣдовательно, если говорится о равенствѣ въ податяхъ, то подъ пилъ предполагается равномѣрность производимаго ими на каждаго ощущенія.
   Основное правило, котораго должно держаться государство при назначеніи податей, есть справедливость, и чтобы государство было справедливымъ относительно плательщиковъ, т. е. чтобы оно не заставляло ихъ приносить большую жертву, чѣмъ слѣдуетъ, оно должно держаться слѣдующихъ главныхъ четырехъ правилъ:
   Первое касается расходовъ взиманія.
   Есть налоги, которые, для своего взиманія, требуютъ большой массы чиновниковъ, на содержаніе которыхъ расходуются большія суммы, падающія на плательщиковъ новой тягостью. Въ примѣрь этого можно представить таможенный налогъ, требующій не только огромнаго числа сборщиковъ и надсмотрщиковъ, но и, по свойствамъ своимъ, легко ведущій къ контрабандѣ, противъ которой необходима опять цѣлая армія таможенной стражи. Напр., въ Пруссіи, въ таможенномъ вѣдомствѣ находится болѣе семи тысячъ должностныхъ лицъ, на которыхъ тратится 41 процентъ всего таможеннаго сбора.
   Очевидно, что, если рядомъ съ налогомъ, издержки взиманія котораго поглощаютъ 41%, стоитъ налогъ, расходы по взиманію котораго составляютъ 4, 5, 10 процентовъ, то эти послѣдніе налоги, при другихъ равныхъ обстоятельствахъ, слѣдуетъ предпочесть таможеннымъ сборамъ.
   Особенную поучительность въ этомъ отношенія представляютъ цифры сравнительной международной статистики. Такъ, въ Церковной области издержки взиманія составляютъ 28%, въ Австріи 21, въ Швейцаріи 17, во Франціи 10, въ Великобританіи 4. Очевидно, что англійская система самая лучшая. Если бы она могла быть примѣнена повсюду, то общая экономія Европы составила-бы почти 140 милліоновъ руб. въ годъ. Сколько полезныхъ приложеній могъ бы найти подобный почтенный капиталъ, если-бы онъ не отвлекался отъ народнаго хозяйства!
   Второе правило есть видъ налога.
   Налогъ, особенно если онъ великъ или имѣетъ приложеніе къ предмету широкаго потребленія и большой промышленной важности, можетъ принести странѣ огромный экономическій вредъ. Въ этомъ случаѣ налогъ парализуетъ дѣятельность производителей и отвлекаетъ ихъ отъ занятій полезныхъ къ менѣе полезнымъ. Налогъ является здѣсь ограниченіемъ экономической свободы и принудительнымъ средствомъ, заставляющимъ людей дѣлать не то, что бы они хотѣли дѣлать.
   Этимъ способомъ, напр., налогъ на колоніальный сахаръ помогъ повсюдному развитію въ Европѣ свеклосахарнаго производства и каждый изъ европейскихъ потребителей сталъ платить съ тѣхъ поръ дороже за сахаръ.
   Этимъ способомъ, напр., въ Турціи высокій налогъ на земледѣльческіе продукты убылъ земледѣліе, потому что, сдѣлавъ его невыгоднымъ, заставилъ производителей искать себѣ иныхъ занятій или производить сорты хлѣбовъ, приносящіе меньше доходу. Страна стала бѣднѣе, а съ нею стало бѣднѣе и правительство.
   Этимъ же способомъ налогъ на соль дѣйствуетъ вредно на сельское хозяйство и на промышленность, мѣшая употребленію соли въ кормъ скота и для химико-техническихъ производствъ.
   Подобныя ошибки могли оправдываться прежде, когда знаній почти не существовало; по въ настоящее время умственная невинность финансистовъ совершенно неумѣстна и выкупается слишкомъ дорогою цѣною.
   Третье правило податной справедливости заключается въ томъ" чтобы не собирать денегъ задолго впередъ. Деньги, собранныя заранѣе, лежатъ въ государственномъ казначействѣ непроизводительно, въ то время какъ въ рукахъ народа онѣ могли-бы принести выгоду. Слѣдовательно, государство безъ всякой для себя пользы уменьшаетъ народное производство.
   Четвертое правило заключается въ томъ, чтобы государственный доходъ не черпался изъ источника безнравственнаго. Напр., маленькія государства Германіи, для увеличенія итога своихъ копѣечныхъ бюджетовъ, прибѣгаютъ къ лотереямъ, лото, игорнымъ банкамъ и т. п.
   Такимъ образомъ податная справедливость заключается въ томъ, чтобы каждый государственный налогъ падалъ на всякаго гражданина одинаковой тягостью, вызывая его на одинаковыя жертвы; чтобы налогъ оказывался возможно для народа выгоднымъ и не вводилъ его въ излишніе расходы, неприносящіе государству существенной пользы, какъ поступаютъ Церковная область и Австрія; чтобы всѣмъ другимъ налогамъ предпочитался такой, который можетъ быть собранъ наивозможно вѣрно и легко и принести наибольшую обоюдную пользу; чтобы источники дохода были нравственны по своему основанію.
   

VIII.

   Теперь мы приступимъ къ перечисленію источниковъ государственныхъ доходовъ въ частности, относясь къ нимъ критически.
   Первое мѣсто занимаютъ такіе источники доходовъ, непосредственной разработкой которыхъ занимается само государство.
   Съ перваго взгляда, подобный способъ полученія доходовъ долженъ казаться для всякой страны самымъ выгоднымъ. И въ самомъ дѣлѣ, что можетъ быть лучше того мудраго -порядка, при которомъ государство, устроивъ изъ свободныхъ земель оброчныя статьи, заведя фабрики и заводы, принимается усердно за сельское хозяйство, промышленность и торговлю? При своихъ громадныхъ средствахъ государство можетъ вести экономическія дѣла въ гигантскихъ размѣрахъ и извлекать изъ нихъ гигантскія выгоды; оно будетъ удовлетворять всѣмъ своимъ нуждамъ и потребностямъ, не прибѣгая ни къ чьей помощи. Послѣдовательное практическое примѣненіе такой пріятной теоріи обѣщаетъ для всякой страны неисчерпаемое благоденствіе, ибо освобождаетъ народъ, повидимому, отъ всякихъ повинностей и платежей; даетъ ему возможность употреблять свои доходы исключительно на удовлетвореніе своихъ личныхъ потребностей и производить сбереженія, что, какъ извѣстно читателю, ведетъ къ безконечному благополучію.
   Но увы, такая обольстительная теорія, при практическомъ ея осуществленіи, вовсе не даетъ обѣщаемыхъ ею выгодъ.
   Съ точки зрѣнія права, государство можетъ, конечно, устраивать фабрики и заводы, заниматься сельскимъ хозяйствомъ; во какъ государственное хозяйство есть вопросъ не юридическій, а экономическій, то очевидно, что для правильной его оцѣнки, нужно наводить справки не въ римскомъ правѣ, а въ экономической наукѣ.
   Единственный случай, когда экономическая наука оправдываетъ государственные фабрики и заводы и государственное земледѣліе, имѣетъ не экономическое, а чисто-воспитательное значеніе. Такъ, Кольберъ оказалъ Франціи несомнѣнную услугу устройствомъ и организаціей шелковыхъ фабрикъ и шелковой промышленности.
   Но совсѣмъ не то, если правительство вступаетъ съ своимъ народомъ въ конкуренцію или, въ видахъ государственныхъ доходовъ, монополизируетъ извѣстное производство.
   Въ этихъ случаяхъ государство переступаетъ свои предѣлы; оно ставитъ себя въ противорѣчіе съ самимъ собою и создаетъ ту разрозненность и враждебность интересовъ, при которыхъ казна и казенное являются народу чѣмъ-то противодѣйствующимъ.
   Самымъ грандіознымъ доказательствомъ несовмѣстимости правительственной дѣятельности представляетъ англійская остъ-индская компанія. Пока она имѣла исключительно торговый характеръ, она никуда не годилась, какъ правительство; когда же она вздумала сдѣлаться хорошимъ правительствомъ -- пошли худо ея торговыя дѣла. Этотъ фактъ былъ замѣченъ еще Адамомъ Смитомъ и причина его неизбѣжности была весьма понятна. Англійская пословица говоритъ: "если хочешь, чтобъ твое дѣло пошло дурно, поручи его другому." А чиновникъ и есть именно этотъ другой, ведущій чужое дѣло.
   Конечно, есть теоретическое основаніе предполагать, что чиновникъ, желающій получить служебную награду, постарается вести усердно порученное ему дѣло. Но это теоретическое основаніе практикой не оправдывается. Частный предприниматель желаетъ успѣха своему предпріятію, чиновникъ же боится неуспѣха. Для чиновника важно не увеличеніе выгодъ, которое не создаетъ ему соотвѣтственнаго служебнаго вознагражденія, а важны неудачи, которыя могутъ повести къ отвѣтственности. Въ этомъ и причина, почему во всѣхъ казенныхъ предпріятіяхъ является рутинность и робость, отсталость и медленность, неизвѣстныя въ дѣлахъ частныхъ.
   По этимъ причинамъ современныя европейскія правительства оставляютъ уже болѣе и болѣе систему казенныхъ промышленныхъ предпріятій и если еще неотказались отъ нихъ вполнѣ, то не по причинамъ экономическимъ, а по соображеніямъ политическаго характера.
   Но если общественное мнѣніе повсюду, даже у насъ въ Россіи, согласно съ тѣмъ, что государству невыгодно имѣть казенные дома, фабрики и заводы, то тоже общественное мнѣніе впадаетъ въ противорѣчіе съ самимъ собою, когда вопросъ касается государственныхъ имуществъ, или точнѣе-доменъ.
   Наиболѣе старое и почти уже отжившее доказательство необходимости сохраненія доменъ заключается въ томъ, что будто бы онѣ нужны какъ источникъ правильныхъ, постоянныхъ, самыхъ существенныхъ государственныхъ доходовъ, и какъ якорь спасенія, въ случаѣ финансоваго кризиса. Но опытъ уже убѣдилъ, что домены не обладаютъ такимъ спасительнымъ финансовымъ всемогуществомъ.
   Въ очень отдаленныя времена, обширныя, никѣмъ незанятыя земли служили почти единственнымъ источникомъ государственныхъ доходовъ. Но съ тѣхъ поръ многое измѣнилось. Такъ, напр. у насъ въ непосредственномъ завѣдываніи казны находится свободныхъ земель 101 милліонъ десятинъ. Въ сѣверной полосѣ имперіи находится ихъ болѣе половины, а въ центральной и южной только около 20%. Ужь изъ этого можно заключить, что доходность казенныхъ земель не можетъ быть особенно поразительна. И дѣйствительно, въ государственной росписи на 1866 и годъ мы находимъ, что:
   
   населенныя имѣнія дали -- 907,059 руб.
   оброчныя статьи -- 3,387,943 --
   лѣса -- 3,714,179 --
   
   всего свободныя земли доставили государственному казначейству 8,009,182 руб.. А какъ общій государственный доходъ составлялъ въ тоже время 362,475,811 руб., то ясно, что доля государственныхъ имуществъ составляетъ всего 2,2%.
   Совершенно подобное же ничтожное значеніе имѣютъ доходы съ доменъ и въ западно-европейскихъ государствахъ. Такъ что, еслибы доменъ не существовало вовсе, то разница оттого въ бюджетахъ была бы совершенно незамѣтна.
   Слѣдовательно очевидно, что если необходимость существованія казенныхъ имуществъ и было возможно доказывать лѣтъ 200--300 назадъ, когда многихъ нынѣшнихъ источниковъ государственныхъ доходовъ не существовало вовсе, то изъ этого никакъ не слѣдуетъ, что подобную мысль можно доказывать и нынче.
   Еще Адамъ Смитъ разсчитывалъ, что если бы вся англійская земля принадлежала государству, то даже и въ этомъ случаѣ она дала бы только половину того, что нужно на расходы правительству. У насъ же, въ подобномъ случаѣ, получалось бы не болѣе 60 милліоновъ въ годъ, или ровно седьмая часть того, что нужно. А изъ этого слѣдуетъ тотъ неоспоримый выводъ, что домены вовсе не составляютъ одного изъ существенныхъ источниковъ государственныхъ доходовъ и не могли бы имъ служить даже и въ томъ случаѣ, когда бы вся земля принадлежала правительству.
   Говорятъ еще, что доходы отъ доменъ подвергаются меньшимъ случайностямъ. Справедливо, ибо сельское хозяйство не подвергается случайностямъ кризиса; по вѣдь нельзя утверждать также и того, чтобы полеводству не грозили никогда и никакія бѣдствія. Возьмемъ хотя саранчу и неурожай. Злополучную политическую роль играло бы то государство, которое вздумало бы удовлетворять всѣмъ своимъ потребностямъ доходами съ государственныхъ имуществъ.
   Утверждаютъ еще, что въ моменты финансовыхъ затрудненій, государственныя имущества даютъ средства для кредита. Но не нужно быть особенно сообразительнымъ финансистомъ, чтобы понять разницу въ положеніи финансовъ Англіи и Австріи. Въ Англіи доменъ почти нѣтъ; Австрія site, послѣ Россіи, страна самая богатая государственными имуществами. А между тѣмъ Англіи дастъ въ донгъ каждый, сколько ей нужно, тогда какъ австрійскіе обширные домены помогаютъ очень слабо австрійскому государственному кредиту.
   Кредитъ зависитъ не отъ доменъ, а отъ производительныхъ силъ страны и отъ довѣрія народа къ своему правительству. Если страна управляется хорошо; если народъ, хотя и не особенно благоденствуетъ, но и не страдаетъ, правительство его всегда будетъ имѣть кредитъ. Но когда правительство идетъ съ народомъ врозь, не помогутъ никакіе домены. Въ Австріи, при малѣйшей европейской опасности, государственныя бумаги надаютъ, и австрійское правительство, несмотря на свои прекрасные домены, находилось уже нѣсколько разъ въ невозможности исполнять свои обязательства. Въ Испаніи, послѣ продажи государственныхъ имуществъ, процентныя бумаги поднялись. Очевидно, что кредитъ не находится въ связи съ доменами.
   Противъ отчужденія государственныхъ имуществъ возражаютъ еще тѣмъ, что, по мѣрѣ увеличенія народонаселенія, возвышается доходъ съ земли, а слѣдовательно и цѣпа ея. Поэтому считаютъ неразсудительнымъ продавать въ настоящемъ за безцѣнокъ то" что со временемъ можетъ быть продано болѣе выгодно, иди и безъ продажи давать много большій доходъ.
   Это, повидимому, очень сильное возраженіе можетъ быть не только опровергнуто, но даже опровергнуто вдвойнѣ. Такъ, въ Баваріи, въ 1826--28 г. были проданы государственныя имущества за 2,431,000 флориновъ, дававшія до продажи 54,151 флор. доходу. Предположимъ, что Баварія помѣстила бы вырученный капиталъ такъ, чтобы изъ его процентовъ уплачивать проценты по своимъ долгамъ. Помѣстивъ свой капиталъ только, изъ 41/2 процентовъ, Баварія получила бы ежегодно 100,395 флор. Простое вычитаніе убѣдитъ читателя, что Баварія выиграла противъ прежняго ежегодно 46,254 флор. Предположимъ, что Баварія обратила бы на уплату долговъ только ту часть, которая равнялась прежнему доходу отъ государственныхъ имуществъ, т. е. 54,000 фл., а излишекъ въ 46,000 помѣщала бы изъ 5% ежегодно. Въ этомъ Случаѣ, въ 14 лѣтъ, Баварія получила бы капиталъ почти равный той суммѣ, за которую продала свои государственныя имущества; или иначе, капиталъ, заключавшійся въ ея доменахъ, увеличился бы вдвое. А случилось ли бы подобное же двойное приращеніе въ такой короткій срокъ, если бы продажи не было? Рѣшительно нѣтъ, ибо земельныя имущества, не только въ правительственномъ управленіи, но даже и въ частныхъ рукахъ, не ростутъ въ цѣнѣ съ такою быстротою, какъ капиталъ, положенный изъ сложныхъ процентовъ. Извѣстно, что монастырскія имущества, отнятыя Генрихомъ VIII англійскимъ, по оцѣнкѣ чрезъ 250 лѣтъ, оказались возвысившимися въ цѣнѣ въ двадцать два раза. Если бы съ этими имуществами Генрихъ сдѣлалъ то же, что Баварія въ нашемъ идеальномъ примѣрѣ, то, кромѣ капитала, который бы приносилъ тотъ же процентъ, какъ и домены, могъ бы быть собранъ новый капиталъ, который увеличился бы въ 250 лѣтъ не въ двадцать два раза, а въ 131, 136 разъ.
   Второе опроверженіе будетъ если и не такъ блистательно, то все-таки не менѣе справедливо.
   Я предполагаю такой случай, что правительство, дошедшее до убѣжденія, что государственныя имущества въ его рукахъ даютъ меньше выгодъ, не продаетъ ихъ частнымъ лицамъ, а отчуждаетъ въ пользованіе общинъ въ видѣ запаса для будущихъ поколѣній. И въ этомъ случаѣ оно будетъ въ выигрышѣ по той простой причинѣ, что въ частныхъ рукахъ хозяйство пойдетъ гораздо лучше, слѣдовательно поземельный налогъ будетъ увеличиваться въ прогрессіи болѣе усиливающейся, чѣмъ казенная рента. А если взять въ соображеніе, что отдача земли общинамъ спасаетъ государство отъ земледѣльческаго пролетаріата, то проницательному читателю станетъ вполнѣ ясна выгода подобной отдачи доменъ въ распоряженіе самого народа.
   Но если бы недальнозоркое правительство не захотѣло удручать себя заботами о предупрежденіи земледѣльческаго пролетаріата, то, распорядившись распродажею своихъ доменъ, оно поступило бы все-таки разсчетливѣе, если бы употребило вырученныя деньги на производительные расходы, напр., на постройку желѣзныхъ дорогъ, телеграфовъ, шоссе, каналовъ.
   Если же у государства нѣтъ никакихъ чрезвычайныхъ причинъ, по которымъ оно должно завѣдывать непремѣнно само всѣми промышленными и сельско-хозяйственными предпріятіями, то оно только напрасно держитъ усиленный комплектъ служащихъ и обременяетъ себя лишними заботами, обезсиливая свою дѣятельность во другимъ, болѣе важнымъ и существеннымъ для благоденствія, частямъ настолько, насколько прибавляетъ себѣ второстепенной и неважной работы по управленію доменами.
   Наконецъ, самое сильное доказательство убыточности доменъ заключается въ томъ, что ихъ нельзя примирить съ основной идеей государства.
   Государство существуетъ для своего собственнаго процвѣтанія и благополучія. Оно есть олицетвореніе идеала счастія, къ которому стремится каждый отдѣльный человѣкъ, и котораго онъ надѣется достигнуть совмѣстной общественной жизнью. При управленіи же доменами, государство будетъ необходимо противодѣйствовать частнымъ выгодамъ, слѣдовательно, наносить ущербъ самому себѣ.
   При управленіи доменами, государство будетъ хлопотать, чтобы получить отъ нихъ какъ можно больше. Въ тоже время оно должно стремиться и къ тому, чтобы устроить частное благополучіе. Такимъ образомъ, съ одной стороны, оно захочетъ помогать процвѣтанію частной хозяйственной дѣятельности, а съ другой -- будетъ заботиться о процвѣтаніи своего доменнаго хозяйства. Но какъ при всѣхъ усиліяхъ государства, хозяйство, завѣдуемое казеннымъ управленіемъ, будетъ всегда менѣе выгодно хозяйства частнаго, то государству, для обезпеченія своихъ доходовъ, придется хлопотать о томъ, чтобы частное хозяйство ему не мѣшало.
   Поразительный примѣръ этого рода представляетъ исторія саксонскаго горнаго хозяйства. Когда Саксонія освобождала своихъ крестьянъ, приписанныхъ къ горнымъ про

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ХОЗЯЙСТВО

(По поводу книги Пфейфера: die Staatseinnahmen.)

(Окончаніе).
См. No 11 "Дѣла".

I.

   Прежде чѣмъ говорить о самомъ важномъ источникѣ государственныхъ доходовъ, я напомню коротко читателю сущность мыслей, изложенныхъ въ первой статьѣ.
   Когда еще народное хозяйство европейскихъ государствъ находилось въ своемъ первобытномъ состояніи, однимъ изъ источниковъ доходовъ служили такъ называемыя государственныя имущества. Почти въ тоже время начали устраиваться казенныя фабрики, заводы и другія промышленныя заведенія, и правительства взяли на себя роль частныхъ производителей.
   Едва ли нужно доказывать то, въ чемъ уже всѣ убѣждены, т. е., что государство не можетъ быть ни купцомъ, ни фабрикантомъ, ни сельскимъ хозяиномъ. Достаточно привести одинъ фактъ, что казенныя производства бывали возможны лишь при условіи монополіи, А если государственная промышленность можетъ приносить выгоду только при условіи устраненія конкуренціи, то, очевидно, потому что безъ конкуренціи она существовать не можетъ.
   Но кромѣ финансовой невыгодности казенныхъ промышленныхъ учрежденій и невыгодности ихъ для народа, который долженъ платить за вещи дороже, чѣмъ при условіи свободнаго производства, монополіи создавала искусственныя границы капиталу и рабочимъ силамъ страны. Если, напр., государство устраивало на монопольномъ основаніи фарфоровые или стекляные заводы или брало на себя разработку драгоцѣнныхъ металловъ, то, очевидно, что частные капиталы, которые при отсутствіи стѣсненій могли бы быть направлены на эти производства, должны были искать себѣ другого выхода. А если къ этому присоединить еще, что каждая монополія вызываетъ неизбѣжно контроль и сложный надзоръ, то путы, которыми, такимъ образомъ, государство опутываетъ народное хозяйство, падаютъ весьма чувствительнымъ убыткомъ на всю страну.
   Пока монополія падаетъ на подобныя производства, какъ фарфоръ и хрусталь, къ ней, при всей ея несправедливости, пожалуй, еще можно относиться довольно спокойно. По если монополія обрушивается на такіе предметы первой необходимости, какъ соль или даже табакъ, то совершенно позволительно предложить финансистамъ вопросъ: почему имъ вздумалось взять на себя разработку именно соли, когда частныя лица могли бы сдѣлать тоже дѣло и выгоднѣе, и лучше? Почему они замыслили сѣять непремѣнно табакъ, а не горчицу? Почему, устраивая монопольное производство съ прямою цѣлью доставить государству выгоду, финансисты въ Тоже время принимали мѣры, стѣсняющія народное хозяйство, не замѣчая, что они одной рукой созидали то, что другой разрушали? Государственное хозяйство не можетъ быть выгоднымъ, если идетъ въ убытокъ хозяйство народное. Государство не можетъ быть богатымъ, если бѣденъ народъ. А народъ можетъ быть богатъ только тогда, когда онъ свободенъ въ своей экономической дѣятельности. Ясно, что чѣмъ сильнѣе внѣдряется монополія въ торговлю и промышленность, тѣмъ больше терпитъ народное хозяйство. Это замѣчаніе относится ко всѣмъ государственнымъ производствамъ и государственнымъ имуществамъ, которыя хочетъ эксплуатировать сама казна. Выгоды, извлекаемыя государствомъ изъ нихъ монопольнымъ путемъ, падаютъ налогомъ, тѣмъ болѣе тяжелымъ, чѣмъ сильнѣе создаваемыя имъ помѣхи. Если, напр., желѣзныя дороги превращаются въ правительственную монополію, то народъ не только долженъ заплатить за болѣе дорогую ихъ постройку и за болѣе дорогое ихъ управленіе и поддержаніе, чѣмъ въ рукахъ частныхъ, но еще и платить лишнее за право пользованія ими. Всѣ эти излишки являются налогомъ, стѣсняющимъ свободу передвиженія и сношеній, связывающимъ болѣе или менѣе промышленную свободу населенія.
   Пошлины, о которыхъ говорилось, хотя и не имѣютъ такого зловреднаго вліянія на народное хозяйство, но юридическая несправедливость ихъ не становится оттого меньше. Ложась меньшимъ гнетомъ на всѣхъ, онѣ тѣмъ чувствительнѣе для отдѣльныхъ лицъ. Пошлины зависятъ исключительно отъ случая; онѣ зависятъ отъ того, потребуется ли тому или другому лицу обратиться къ правительственной власти. Одинъ во всю свою жизнь не обратится ни разу ни къ суду, ни къ полицейской власти, вовсе не по свойствамъ своего личнаго характера, а исключительно но обстоятельствамъ. Другой, по тѣмъ же обстоятельствамъ, нуждается, напротивъ, безпрестанно въ помощи и содѣйствіи правительства; эта нужда не дѣлаетъ его, однако, способнѣе къ уплатѣ податей, и онъ долженъ нести ихъ, тогда какъ первый избавленъ отъ нихъ только случаемъ. Но спрашивается, развѣ необходимость въ содѣйствіи правительственной власти для послѣдняго не приноситъ никакой выгоды первому, хотя онъ къ ней и не обращался? Развѣ можно утверждать, что только для тѣхъ и существуетъ полезная сторона суда и полиціи, кто къ нимъ обращается, а тѣмъ, кому весь свой вѣкъ не придется обратиться къ властямъ непосредственно, они не приносятъ никакой пользы? А если этого сказать нельзя, то очевидно, что нѣкоторые платятъ за всѣхъ, и платятъ именно, можетъ быть, тѣ, которымъ, по ихъ стѣсненному положенію и по разнымъ житейскимъ затрудненіямъ необходимѣе покровительство власти. Несчастные платятъ за счастливыхъ.
   Невыгода пошлинъ заключается еще и въ томъ, что собираніе ихъ обходится слишкомъ дорого, и что, кромѣ прямого денежнаго убытка, онѣ создаютъ еще и другія стѣсненія. Напр., если какое либо дѣло вы можете вести лишь на гербовой бумагѣ, то, конечно, не все равно, вести ли его просто, безъ всякихъ подробныхъ справокъ, или же не иначе, какъ спеціально изучивъ разнообразныя соргы гербовыхъ пошлинъ и то соотвѣтствіе, въ которомъ они должны находиться съ разнообразіемъ размѣра власти и круга дѣятельности того или другого правительственнаго мѣста.
   Изъ всего этого слѣдуетъ то справедливое заключеніе, что ни управленіе государственными имуществами, ни пошлины не могутъ быть считаемы раціональнымъ источникомъ государственныхъ доходовъ.
   Но кромѣ раціональности въ государственныхъ доходахъ играетъ важную роль и самый размѣръ ихъ. Поэтому, прежде чѣмъ финансисты разработали основанія своей науки, они позаботились о томъ, чтобы придумать какъ можно больше источниковъ государственныхъ доходовъ.
   Первоначально налоги въ томъ видѣ, какъ мы ихъ теперь знаемъ, не существовали, и государства необходимыя имъ средства получали въ разныхъ видахъ натурою. Впослѣдствіи, однако, когда государственныя имущества и взносы натурой оказывались недостаточными, государственные люди и финансисты придумали весьма разнообразную систему налоговъ,-- систему, до того разнообразную, что, напр., по поводу англійскихъ налоговъ Сидней Смитъ высказалъ слѣдующую, весьма мѣткую характеристику: "налоги накапливаютъ на налоги, пока каждый предметъ потребленія, поступающій въ человѣческій ротъ, прикрывающій человѣческое тѣло или ногу, не будетъ ими обложенъ. Налогъ на все, что пріятно видѣть, что пріятно слышать, что пріятно чувствовать, обонять. Налогъ на тепло, на свѣтъ, на все, что находится въ землѣ, въ водѣ, подъ землею; на все, что приходитъ изъ-за границы или добывается дома. Налогъ на каждое новое сырье, служащее источникомъ новой промышленности; налогъ на соусъ, возбуждающій аппетитъ человѣка, и на лекарство, возстановляющее его здоровье, на горностая, укращающаго судью, и на веревку, на которой повѣсятъ преступника, на соль бѣдняка и на овощи богача, на гвозди гроба. Въ постели и за столомъ, при смерти и при рожденіи должны мы платить налогъ. Школьникъ бьетъ бичемъ оплаченный налогомъ мячикъ, безбородое дитя взнуздываетъ свою оплаченную налогомъ лошадку, оплаченной налогомъ уздой, на оплаченной налогомъ улицѣ. Умирающій англичанинъ наливаетъ свое лекарство, оплаченное семью процентами, въ ложку, оплаченную 15%, ложится на постель, оплаченную 22%, пишетъ духовное завѣщаніе на гербовой бумагѣ въ 8 фунтовъ и умираетъ на рукахъ врача, который за право отправить его на тотъ свѣтъ заплатилъ 100 фунтовъ. Немедленно за тѣмъ все имущество покойника облагается налогомъ отъ 2 до 10 процентовъ, берется высокая пошлина за гробъ, добродѣтели умершаго оповѣщаютъ міру на обложенномъ налогомъ мраморѣ и, наконецъ, покойникъ успокоивается только въ обществѣ тѣней, чтобы не знать больше никакихъ налоговъ".
   Конечно, эта картина Англіи былыхъ годовъ, можетъ быть, и непримѣнима къ современнымъ европейскимъ государствамъ. Тѣмъ не менѣе она совершенно вѣрна въ своей основной идеѣ, ибо весьма рельефно обрисовываетъ систему, которою создали финансисты и преслѣдуютъ ея цѣль.
   Финансовая паука -- знаніе еще слишкомъ молодое, и потому тѣ, кто бралъ на себя заботы покрывать государственные расходы разными искусно-измышленными доходами, тѣ неособенно затруднялись выборомъ раціональныхъ средствъ. Всѣ средства казались хороши, если они достигали своей цѣли. Надъ принципами никто не задумывался, и измышлялись всякія новыя средства, чтобы переводить деньги изъ кармана народа въ руки финансоваго управленія.
   Чтобы оправдать этотъ образъ дѣйствій, финансисты придумывали софизмы, противъ которыхъ, правда, не было оффиціальныхъ возраженій, но съ которыми тѣмъ не менѣе никто изъ плательщиковъ не соглашался. Такъ, напр., финансисты утверждали, что если деньги, взятыя отъ народа, расходуются въ самой странѣ, то никто бѣднѣе не становится. Этотъ софизмъ опровергается легко экономическимъ закономъ о расходахъ на выгодное и убыточное потребленіе. Законъ, о которомъ я говорю, указываетъ, что если трудъ и капиталъ употреблены на производство полезностей, способныхъ создать новыя полезности, то они употреблены выгодно, въ противномъ же случаѣ убыточно. Если финансовое управленіе, взявъ деньги, употребитъ ихъ на устройство школъ, мостовъ, каналовъ, дорогъ, вообще на устройство и созданіе того, что усиливаетъ экономическую дѣятельность и ведетъ или къ возвышенію человѣческихъ способностей, или къ созданію новыхъ полезныхъ предметовъ, то подобныя дѣйствія для страны выгодны. Школы, дороги, каналы возбуждаютъ въ народѣ энергію производительности, облегчаютъ сношенія, облегчаютъ трудъ, слѣдовательно увеличиваютъ размѣръ его результатовъ. Конечно, каждый, кто внесъ деньги, сталъ бѣднѣе; но онъ внесъ свои деньги какъ бы въ банкъ на проценты и началъ получать на нихъ такія выгоды и удобства, которыхъ безъ этого взноса получить бы не могъ.
   Совсѣмъ иное, если расходъ производится на потребленіе убыточное, т. е. на такое потребленіе, которое не принесетъ плательщику никакой выгоды. Возьму избитый примѣръ, слишкомъ часто приводимый современными экономическими писателями -- расходъ на войско. Безъ сомнѣнія деньги, употребленныя на ихъ содержаніе, остались въ странѣ. Но вопросъ не въ томъ, гдѣ остались эти деньги, а въ томъ, какая полезная матеріальная выгода явилась результатомъ этого расхода. Прибавилось ли для бѣдныхъ говядины, сталь ли дешевле хлѣбъ и квартиры, увеличилось ли въ странѣ число сапоговъ и удобнаго теплаго платья? Нѣтъ. Деньги, взятыя на содержаніе неэкономическихъ производителей, ушли только на нихъ лично и, взамѣнъ ихъ, не получилось ни одного полезнаго предмета, способнаго улучшить матеріальное положеніе страны. Съ общей государственно-экономической точки зрѣнія расходъ на излишнихъ чиновниковъ и солдатъ признается необходимымъ и полезнымъ потому, что для экономическаго процвѣтанія страны необходимо полное матеріальное огражденіе противъ внутреннихъ и внѣшнихъ помѣхъ. Не держать достаточное количество войска -- значитъ дать честолюбивому сосѣду возможность взять надъ собою перевѣсъ. А какъ подобное отношеніе грозитъ политической независимости каждаго народа, то понятно., почему современныя европейскія государства довели теорію вооруженнаго мира до чудовищнаго размѣра, испугавшаго даже остроумныхъ финансистовъ.
   Тѣмъ не менѣе, съ точки зрѣнія тѣхъ же экономистовъ, расходъ на содержаніе армій есть дѣло все-таки убыточное, ибо для сохраненія спокойствія внутри и извнѣ можно придумать военную систему болѣе выгодную, которой, къ сожалѣнію, континентальная Европа слѣдовать не желаетъ, хотя примѣръ Швейцаріи и Сѣверо-Американскаго союза у всѣхъ передъ глазами.
   Самое сильное, возраженіе финансистамъ, высказывающимъ мысль о томъ, что страна не становится бѣднѣе, если деньги остаются въ ней, служитъ сравненіе народа съ купцомъ, у котораго воръ укралъ сто рублей и затѣмъ купилъ у него же товару на туже сумму. Конечно, у купца куплено на сто руб., но тѣмъ не менѣе у купца сто руб. все-таки украдены, и выгода его заключается только въ тѣхъ процентахъ, которые онъ взялъ на проданномъ товарѣ.
   Такъ какъ налоги берутся съ народа при полномъ отсутствія съ его стороны сознанія тѣхъ полезныхъ цѣлей, къ достиженію которыхъ они должны вести, то народъ и смотритъ повсюду на налоги не такъ сочувственно, какъ бы того хотѣлось финансистамъ. Но въ этомъ, конечно, плательщики виноваты менѣе всего. Если бы они были убѣждены, что всякая уплаченная ими копѣйка принесетъ имъ извѣстную выгоду, что отъ этой копѣйки станетъ имъ житься дешевле и удобнѣе, и что капиталъ, затраченный ими въ видѣ налоговъ, принесетъ имъ проценты, въ какомъ бы то ни было видѣ, то, конечно, не представлялось бы никакихъ затрудненій въ платежахъ налоговъ, и операція эта совершалась-бы къ обоюдному согласію плательщиковъ и финансистовъ. Но какъ въ дѣйствительной жизни мы встрѣчаемъ нѣчто иное, то и нечего удивляться, что научные софизмы финансистовъ не находятъ себѣ оправданія въ здравомъ разсудкѣ платящаго простонародья. Въ этомъ разнорѣчіи того, что буквоѣды зовутъ наукой, а здравомысліе чепухой, заключается причина, почему налоги постоянно стремились къ тому многообразію и усложненію, надъ которымъ издѣвался Сидней Смитъ. Финансисты, видя отвращеніе народа отъ убыточныхъ платежей, старались придумать такой способъ извлеченія изъ народнаго кармана денегъ, чтобы народъ не замѣтилъ, какъ онъ становится бѣднѣе, и насколько на свои чистыя денежки онъ, да пожалуй и не онъ, получаетъ красивыхъ безполезностей.-- Эта организованная финансово-научная система привела, наконецъ, къ тому, что сами финансисты сбились съ толку въ построенномъ ими лабиринтѣ.
   Запутанность замысловатаго архитектурнаго произведенія финансистовъ обнаружилась въ своей поражающей полнотѣ только тогда, когда потребовалось найти выходъ изъ лабиринта, или яснѣе, когда оказалось необходимымъ подумать о томъ, чѣмъ, все это кончится, если продолжать прежнее скучиваніе налоговъ на налоги.
   Распутать всю эту путаницу оказалось гораздо труднѣе, чѣмъ было ее напутать. Финансисты, придумывая налоги, не заботились о какой либо опредѣленной системѣ, не имѣли предъ глазами никакого принципа, никакого идеала. Дѣло дѣлалось всегда очень просто. Потребуются государству деньги, на народъ накладывался налогъ. Понадобятся снова деньги, къ старому налогу прибавляется новый и т. д. до безконечности. Если изобрѣтательность оффиціальныхъ финансистовъ оказывалась недостаточной, вызывалось содѣйствіе другихъ, болѣе изобрѣтательныхъ умовъ и, такимъ образомъ, въ придумываніи новыхъ налоговъ не встрѣчалось затрудненій. Такъ въ началѣ XVII столѣтія генеральные штаты Голландіи назначили премію тому, кто придумаетъ новый налогъ, способный дать государственному казначейству чувствительную поддержку. Какой-то голландецъ придумалъ штемпельный налогъ, который въ самое короткое время и быть принятъ во всей Европѣ.
   Налоги бывали просты и немногосложны только у народовъ первобытной культуры. Но чѣмъ народъ становился экономически развитѣе, чѣмъ возрастало больше его матеріальное благосостояніе, тѣмъ дѣлались выше и разнообразнѣе налоги. Когда, наконецъ, экономическое развитіе, какъ напр. въ Англіи, дошло дѣйствительно до замѣчательной высоты, до соотвѣтственной же высоты дошло многообразіе и тягость налоговъ, такъ что только одна гробовая доска спасала англичанина отъ безконечныхъ и вѣчныхъ платежей.
   Но чѣмъ многообразнѣе становились платежи, тѣмъ приближалась болѣе поворотная точка. Не говоря уже про платильщиковъ, но и самимъ финансистамъ становилось очевидной необходимостью выяснить финансовые принципы, долженствующіе служить руководящимъ началомъ, и организовать правильную, сознательно-разумную систему. Среди путаницы, сложившейся подъ вліяніемъ случайностей, было вовсе не такъ легко найти свѣтъ, котораго искали. Справедливость требовала, чтобы налоги ложились на всѣхъ относительно одинаковымъ бременемъ. Но при первомъ же, болѣе глубокомъ взглядѣ на сущность вопроса, оказалось, что существуетъ одно особенное обстоятельство, котораго не предвидѣли первоначальные изобрѣтатели налоговъ. Это маленькое обстоятельство, сбившее всѣхъ съ толку, есть такъ называемое переложеніе налоговъ, т. е. возможность вывернуться изъ платежа, переложивъ его на другого. Когда финансисты усмотрѣли это новое непредвидѣнное ими обстоятельство, они подумали, что сущность вопроса выяснится въ ея полной очевидности, если привести налоги въ систему, соотвѣтственно ихъ переложимости. Нельзя отрицать того что въ извѣстной степени финансисты были правы, и что приду, манное ими дѣленіе налоговъ на прямые и косвенные бросало на вопросъ больше свѣту, чѣмъ его имѣлось до тѣхъ поръ. Тѣмъ не менѣе все-таки ошибочно полагать, будто бы приведеніе налоговъ въ систему можетъ привести къ тѣмъ полезнымъ результатамъ, къ какимъ стремятся люди прогрессивные.
   Невозможность однимъ дѣленіемъ налоговъ на извѣстныя категоріи установить уравнительность и справедливость выказалась не медленно. Не упоминая о другихъ дѣленіяхъ, предложенныхъ финансистами, я обращу вниманіе читателя на дѣленіе налоговъ на прямые и косвенные. IT въ учебникахъ, и въ разговорѣ съ чиновникомъ-прогрессистомъ, и въ обществѣ, претендующемъ на пониманіе финансовыхъ вопросовъ, вы услышите толки о налогахъ прямыхъ и косвенныхъ, какъ о вещи, ясной до очевидности для всякаго говорящаго. При ближайшемъ же разсмотрѣніи вопроса оказывается, что очевидная ясность вовсе не такъ очевидна. Вамъ скажутъ, что прямой налогъ есть тотъ, который платится тѣмъ, на кого онъ. наложенъ, а всѣ остальные налоги косвенные. Такое дѣленіе было бы вполнѣ справедливо, если бы не существовало возможности переложенія, которое и спутываетъ весь вопросъ. Опредѣленіе того, можетъ ли быть налогъ переложенъ, на кого именно и въ дѣйствительности ли онъ перекладывается -- составляетъ одну изъ труднѣйшихъ теоретическихъ задачъ. Поэтому нѣкоторые изъ финансистовъ предложили называть прямыми налогами тѣ, при назначеніи которыхъ правительство задается впередъ мыслью, что налогъ долженъ пасть прямо на плательщиковъ. Но и тутъ переложеніе является помѣхой, ибо одного намѣренія правительства еще недостаточно, чтобы не происходило переложенія. Такъ, напр., купецъ, привозящій иностранные товары, платитъ на таможнѣ за нихъ пошлину, которая и считается налогомъ косвеннымъ. Но вотъ ѣдетъ путешественникъ, везущій подобные же товары для себя: пошлина, взятая съ него, является налогомъ прямымъ. Вообще въ тѣхъ случаяхъ, когда существуетъ налогъ на потребленіе, налогъ на него, взятый съ купца, будетъ налогомъ косвеннымъ, а взятый съ лица, везущаго на собственное потребленіе, будетъ налогомъ прямымъ. Очевидно, что и это дѣленіе не достигаетъ своей цѣли. Еще нѣкоторые предлагали называть прямыми налогами тѣ, которые берутся съ капитала или дохода, а косвенными, которые берутся съ расхода. Но этой классификаціи для штемпельнаго налога не найдется мѣсто, потому что очень часто онъ берется на съ дохода, ни съ капитала, ни съ расхода, а просто за какое нибудь гражданское дѣйствіе вовсе неэкономическаго характера. Наконецъ, явилось и еще одно дѣленіе, по которому къ прямымъ налогамъ причисляются тѣ, которые берутся съ собственности, а къ косвеннымъ тѣ, которые берутся за извѣстное дѣйствіе. По этому дѣленію налогъ, напр., на дома, на землю, на промыслы или на какіе бы то ни было другіе источники доходовъ будетъ налогомъ прямымъ, а налогъ на вино, сахаръ, налогъ таможенный и т. д. будутъ налогами косвенными, ибо они берутся не собственно за вппо или сахаръ, а за процессъ ихъ изготовленія или за ввозъ произведеній и издѣлій изъ одной страны въ другую.
   Нельзя отрицать того, что дѣленіе налоговъ на прямые и косвенные, если бы его возможно было провести послѣдовательно до конца, принесло бы несомнѣнную пользу, потому что избавило бы плательщиковъ отъ двойныхъ платежей, неизбѣжныхъ при возможности переложенія. Но какъ выслѣдить процессъ до конца совершенно невозможно, то и польза подобнаго дѣленіи является лишь относительной. Оно хорошо только отчасти, ибо все-таки даетъ финансистамъ кое-какое руководящее начало. Но какъ въ запутанной области финансовъ требуется не кое-какое руководящее начало, а радикальный переворотъ, то и дѣленіе налоговъ на прямые и косвенные должно потерять свою обаятельность, какъ не дающее отвѣтовъ на всѣ вопросы. Изъ дальнѣйшаго и болѣе спеціальнаго изложенія сущности и дѣйствія налоговъ читатель увидитъ, насколько систематизація ихъ приноситъ мало дѣйствительной пользы, и какой непочатый край составляетъ финансовая область не только для обыкновенныхъ людей, но даже и для финансистовъ. Дѣйствительно, любопытная вещь, какъ мало распространены въ публикѣ финансовыя знанія и какъ велико общее невѣжество въ этомъ вопросѣ. Что бы вы сказали о человѣкѣ, который дѣлаетъ зря на право и на лѣво расходы для своего домашняго хозяйства, рѣшительно не понимая, что онъ дѣлаетъ? А развѣ не ту же самую голубиную невинность заявляетъ все, платящее налоги, европейское населеніе при выплачиваніи своихъ налоговъ? Гдѣ люди, знакомые съ этимъ дѣломъ? Платитъ себѣ человѣкъ, платитъ, сердится на сборщика податей, тревожащаго его своимъ посѣщеніемъ, отдаетъ массу денегъ косвеннымъ налогомъ на предметы потребленія, плачется на подавляющую его дороговизну всего, и, подчиняясь гнетущему его факту бѣдности, никакъ не умѣетъ понять, что большинство подавляющихъ его экономическихъ бѣдствій исходятъ именно изъ его финансоваго невѣденія. Знаете ли вы, читатель, что повсюдная европейская дороговизна происходитъ почти исключительно отъ существующей въ Европѣ системы налоговъ и возможности ихъ переложенія? Впрочемъ, объ этомъ вопросѣ я буду говорить подробнѣе дальше. Теперь же я приглашу читателя познакомился съ сущностью налоговъ. Изъ этого знакомства читателю будетъ вполнѣ очевидна справедливость всего до сихъ поръ сказаннаго, а затѣмъ онъ и самъ не затруднится спасительными для него выводами. Чтобы не слишкомъ затруднять читателя, я не стану излагать ему всѣ рѣшительно спеціальные виды налоговъ, а коснусь только главнѣйшихъ изъ нихъ, существующихъ въ томъ или другомъ видѣ у васъ. Я буду говорить, конечно, о томъ, что дѣлается за границей, во-первыхъ потому, что вопросъ этотъ разработанъ иностранными учеными, а не русскими финансистами, которыхъ у насъ еще и до сихъ поръ нѣтъ, а во-вторыхъ что мы и не придумали своихъ системъ налоговъ, а пользовались тѣми, которыя были придуманы на Западѣ.
   

II.

   Первоначальной формой налога была личная подать. При неразвитости экономической производительности, оно и не могло быть иначе. Все, что требовалось для надобности государства, исполнялось обыкновенно лицомъ или натурой. Начинается ли война, люди необходимые берутся прямо изъ народа; требуется ли для надобностей государства построить дорогу, мостъ, берутся точно также люди натурой. Только по мѣрѣ развитія культуры и образованія служба натурой начинаетъ уменьшаться. Но мѣрѣ выдѣленія изъ народа высшихъ или болѣе образованныхъ слоевъ, служба натурою отстранялась отъ себя людьми или сословіями, болѣе счастливо поставленными, и сваливалась на плечи болѣе мускульнаго простонародья.
   Недостатки этой системы или переложеніе труда на плечи простонародья обнаруживались по мѣрѣ развитія. Тѣ, кому приходилось исполнять натурой всѣ работы, понявъ невыгоду подобнаго порядка, начинали исполнять свое дѣло такъ плохо, что убыточность для государства личной повинности дѣлалась вполнѣ очевидной. Напр. народъ, сгоняемый на исправленіе или на устройство дорогъ, работалъ до того лѣниво и дурно, что оказывалось вполнѣ необходимымъ поискать взамѣнъ обязательнаго труда что нибудь болѣе выгодное. И вотъ работы натурой стали замѣняться повсюду вольнонаемнымъ трудомъ, а, для возможности его оплаты, натуральныя повинности замѣнялись денежными сборами. Этимъ путемъ натуральныя повинности вышли, наконецъ, въ западной Европѣ совершенно изъ употребленія, и только еще у насъ можно встрѣтить послѣднихъ могикановъ, упорно отстаивающихъ необходимость натуральныхъ повинностей. Въ Европѣ же сохранился только одинъ видъ натуральной повинности -- повинность военная.
   Военная повинность во всѣ времена считалась дѣломъ чести, ибо съ нею связывалось обязательство защиты отечества. Противъ такого взгляда возражать, конечно, нечего. Если отечество въ опасности, то, конечно, обязанность каждаго гражданина спѣшить на его спасеніе. Но въ другомъ видѣ представляется вопросъ, если мы возьмемъ страну экономически-развитую, гдѣ, для каждыхъ рукъ найдется множество дѣла. Въ такихъ странахъ, въ моментъ отсутствія опасности, военная служба не можетъ представлять никакихъ привлекательностей, ибо она предполагаетъ мирное прозябаніе въ казармахъ и военныя упражненія. Въ этихъ случаяхъ каждый экономическій производитель, которому пришлось бы оторваться отъ своего дѣла для безмятежнаго препровожденія времени въ казарменномъ досугѣ, понимаетъ очень хорошо, что такое занятіе ему убыточно. По мѣрѣ экономическаго развитія и по мѣрѣ увеличивающагося отвлеченія рукъ отъ экономической дѣятельности къ военному дѣлу, сознаніе невыгодности подобнаго порядка дѣлалось все больше и больше, и въ настоящее время, благодаря военному напряженію, возбужденному Наполеономъ III, вопросъ этотъ уже очень недалекъ отъ своей поворотной точки. Насколько новый, болѣе правильный взглядъ справедливъ, читатель увидитъ изъ слѣдующаго сравненія. Въ 1600 г. Генрихъ IV считалъ въ своемъ войскѣ всего 10,000 человѣкъ. Великій курфирстъ бранденбургскій оставилъ послѣ своей смерти (1688 г.) колоссальную армію въ 28,000 человѣкъ. При Фридрихѣ Вильгельмѣ I Пруссія владѣла еще болѣе колоссальной арміей въ 80,000 человѣкъ. Фридрихъ II довелъ ее уже до 180,000 человѣкъ. Совершенно въ такой же прогрессивности шло увеличеніе армій и въ другихъ государствахъ. Такъ у насъ при Петрѣ I (въ 1712 г.) въ арміи было 180,000 человѣкъ; въ годъ смерти Петра считалось 196,000 человѣкъ. Въ 1785 г.-- 360,000 человѣкъ; въ 1794 г.-- 442,000; въ 1803 г.-- 506,000; а въ 1812 г. 1,490,000. Правда, въ томъ числѣ народнаго ополченія 850,000. Въ настоящее время во всей Европѣ комплектъ арміи на мирномъ положеніи составляетъ 2,646,756 человѣкъ, на военномъ же положеніи -- 5,972,000.
   Чтобы опредѣлить размѣръ экономической невыгодности такого громаднаго войска, недостаточно навести справки только въ военныхъ бюджетахъ государствъ. Гораздо важнѣе и значительнѣе тѣ экономическія утраты, о которыхъ въ бюджетахъ не говорится ни слова. Если мы предположимъ, что каждый изъ такихъ молодыхъ и сильныхъ работниковъ, какъ тѣ, кто берется въ солдаты, можетъ заработать въ день только 50 к. сер., то окажется, что современная европейская армія могла бы произвести разныхъ экономическихъ полезностей на 2,858,496,480 р. въ годъ. А если къ этому присоединить тѣ почти 800 миньоновъ руб., которые тратятся на содержаніе армій, то общая потеря составитъ болѣе 3% милліардовъ въ годъ.
   Непроизводительное ежегодное употребленіе подобной суммы, конечно, не избѣгло отъ вниманія европейскихъ государственныхъ людей, и хотя они очень хорошо знаютъ, что швейцарская или американская система гораздо выгоднѣе, по тѣмъ не менѣе, по разнымъ соображеніямъ, не находятъ возможнымъ ввести эту систему во всѣ европейскія государства. Поэтому уничтоженіе постояннаго войска считается въ настоящее время смѣлою мечтой, осуществимой еще въ очень отдаленномъ будущемъ. И дѣйствительно, если мы предположимъ, что военная повинность натурой замѣнится повсюду вольнонаемнымъ трудомъ, то потребуются такіе сборы денегъ, разсчитывать на которые нынче совершенно еще невозможно.
   Но если замѣну службы натурой денежнымъ взносомъ слѣдуетъ отнести къ области мечтаній, тѣмъ не менѣе все-таки желательно, чтобы тягость военной натуральной повинности ложилась на народъ болѣе равномѣрно, и чтобы каждый былъ привлеченъ къ ея исполненію. Въ Пруссіи, напр., подобная система уже принята правительствомъ, и каждый пруссакъ долженъ по закону быть въ военной службѣ. Въ дѣйствительности этого, однако, не существуетъ, и обыкновенно изъ 40 человѣкъ, способныхъ къ военной службѣ, поступаетъ въ нее только 26 человѣкъ, потому что въ остальныхъ по размѣру арміи нѣтъ и необходимости. Такимъ образомъ, даже и лучшая система, прусская, не можетъ считаться справедливой, и ложится всею своею тягостью только на нѣкоторыхъ. Неизмѣримо неравномѣрнѣе та система, по которой отъ военной службы освобождаются извѣстныя привилегированныя сословія. Несправедливость прусской системы -- не въ теоретическомъ ея основаніи, а только въ практикѣ; здѣсь же справедливости не хочетъ допустить даже и теорія.
   Несправедливость поголовнаго налога уже признана въ настоящее время всѣми европейскими государствами, и хотя онъ существуетъ еще кое-гдѣ и до сихъ поръ, то вовсе не по принципу, а какъ переходная мѣра къ болѣе раціональному налогу. Слѣдовательно, очевидно, что убѣждать, особенно читателя, въ несправедливости поголовнаго налога нѣтъ никакой необходимости.
   Вопросъ о поземельномъ налогѣ считается однимъ изъ труднѣйшихъ и запутаннѣйшихъ финансовыхъ вопросовъ. Трудность его заключается вовсе не въ томъ, чтобы у людей не достало ума понять его во всѣхъ его подробностяхъ. Затрудненія заключаются не въ теоріи вопроса, а въ побочныхъ обстоятельствахъ, чисто юридическихъ. Когда поборники справедливости и равноправности высказываютъ мысль о томъ, что поземельный налогъ долженъ подчиняться тѣмъ же основаніямъ, какъ и всѣ остальные налоги, то землевладѣльцы, основываясь на своихъ правахъ и привилегіяхъ, унаслѣдованныхъ отъ дѣдовъ и прадѣдовъ, а то и еще дальше, ссылаются на свое юридическое право и увѣряютъ, что законъ равноправности ихъ нисколько не касается. А если обратить вниманіе на то, что теоретическая разработка вопроса о поземельномъ налогѣ производится лишь въ западной Европѣ, гдѣ существовало рыцарство, гдѣ сложились разные виды ленныхъ отношеній, гдѣ сервитуты существуютъ еще и до сихъ поръ,-- то будетъ понятно, почему теорія поземельнаго налога является и къ намъ въ своемъ неразработанномъ видѣ, а русскіе финансисты, за неимѣніемъ своей собственной теоріи, стараются увѣрить кого слѣдуетъ, что и для насъ въ этомъ вопросѣ существуютъ такія же трудности, какъ и на западѣ. Изъ дальнѣйшаго изложенія читатель увидитъ, насколько неправы русскіе финансисты и насколько вопросъ этотъ представляетъ дѣйствительныя практическія трудности.
   Первоначально, т. е. при первомъ основаніи государствъ, земля являлась наиболѣе удобнымъ и, можно сказать, единственнымъ источникомъ государственныхъ доходовъ. Во-первыхъ, потому, что по неразвитости экономической и неоткуда было получать доходовъ; а во-вторыхъ, потому, что земля вовсе не такая вещь, которую можно спрятать въ карманъ и скрыть отъ сборщика податей. И вотъ мы видимъ, что у евреевъ, римлянъ, китайцевъ и другихъ народовъ древности земля облагается извѣстнымъ, точно опредѣленнымъ налогомъ. Тоже самое повторилось и въ Европѣ. Въ Германіи, напр., поземельный налогъ явился уже въ XI столѣтіи.
   Въ своей первоначальной формѣ поземельной налогъ брался или съ валового дохода, или съ площади. Знаменитая десятина, которую платили еще евреи, былъ одинъ изъ видовъ поземельнаго налога съ валового дохода. Десятина имѣла почти повсюду религіозное значеніе. Это былъ налогъ въ пользу церкви, который плательщики переносили легко, потому что имъ какъ бы покупали благословеніе на свои поля и на свои хозяйственные промыслы. По мѣрѣ ослабленія религіознаго чувства, десятина утрачивала свое значеніе, и плательщикамъ показалась, наконецъ, обременительной. Неуравнительность десятины и, слѣдовательно, ея несправедливость заключается въ томъ, что десятое зерно, взятое съ одного землевладѣльца, по отношенію къ другому можетъ быть двадцатымъ, ибо одно и тоже количество хлѣба, полученное съ земли, одному далось съ меньшей потратой силъ и капитала, а другому, можетъ быть, съ потратами вдвое большими.
   Въ такой же мѣрѣ несправедливъ и налогъ по площади, потому что при немъ не обращается вниманіе на размѣръ дохода. Налогъ этотъ возможенъ лишь въ томъ случаѣ, когда населенія мало, земли много, земледѣліе находится на низкой степени развитія и земли высшаго качества достаетъ на всѣхъ. Но какъ только обстоятельства сельскаго хозяйства измѣняются, налогъ на площадь теряетъ свою уравнительность. Налогъ этого рода былъ введенъ въ Англіи въ XI столѣтіи и въ Германіи около того же времени. При. теперешнемъ состояніи европейской культуры, обѣ эти первоначальныя формы поземельнаго налога не могутъ быть признаны источниками государственныхъ доходовъ.
   Не въ меньшей степени несправедливъ и налогъ ленный.
   Въ средніе вѣка сложилась въ Европѣ чрезвычайно запутанная система отношеній подданныхъ къ государству, отношеній, вытекавшихъ изъ землевладѣнія. Тотъ, кому давалась земля, вмѣстѣ съ нею принималъ на себя и разныя обязательства. Если землю давало государство, то землевладѣлецъ долженъ былъ нести извѣстную государственную повинность, а если землю давало частное лицо частному лицу, то между ними возникали частныя обязательства. Эти отношенія повели впослѣдствіи частію къ привилегіямъ, а частію къ путаницѣ и нескончаемымъ процессамъ. Напр., рыцари, за отводимую имъ землю, обязаны были выставлять извѣстное число вооруженныхъ людей. Впослѣдствіи, когда образовалось постоянное войско, обязательства рыцарей кончились и они позаботились о томъ, чтобы правительство позабыло объ этомъ обязательствѣ. Такимъ образомъ дворянство вышло незамѣтно привилегированнымъ сословіемъ, и переставъ нести подати натурой, какъ это было прежде, освободилось вмѣстѣ съ тѣмъ и отъ всякихъ другихъ платежей. И до сихъ поръ потомки рыцарей настаиваютъ на своей привилегіи, будто бы избавляющей ихъ отъ всякихъ налоговъ, и увѣряютъ, что эта привилегія -- ихъ законное право, увѣковѣченное давностью. Но у нѣмцевъ есть поговорка, что сто лѣтъ безправія не могутъ быть правомъ и одинъ часъ. Поэтому понятно, что какими бы юридическими софизмами ни прикрывались потомки рыцарей, они должны нести налогъ также, какъ и всѣ остальные смертные.
   Защитники рыцарей утверждаютъ, что облагать рыцарскія имущества налогомъ по ихъ стоимости и доходу было бы несправедливо. Имущества эти, переходя изъ рукъ въ руки, покупались по цѣнамъ высшимъ, потому что всякій покупщикъ имѣлъ въ виду, что пріобрѣтаемая имъ земля освобождена отъ всякихъ повинностей. Поэтому защитники рыцарскихъ привилегій утверждаютъ, что налогъ на подобныя земли, введенный теперь, упалъ бы слишкомъ тяжело на теперешнихъ владѣльцевъ. Онъ служилъ бы преміей тѣмъ, кто владѣлъ землями прежде и взялъ за нихъ при продажѣ дороже, именно потому, что они были свободны отъ налога. Въ безотносительномъ смыслѣ такое разсужденіе, конечно, правильно. Но неужели изъ этого слѣдуетъ, что неуравнительность не должна быть никогда окончена, а рыцарскія привилегіи должны существовать и въ XX столѣтіи только потому, что они существовали въ XV?
   Лукавая софистика защитниковъ всякимъ привилегій виднѣе всего въ другомъ случаѣ, подобнаго же рода, гдѣ, однако, потери можно было свалите на плечи народа. Кромѣ отношеній рыцарей къ государству, сложились еще отношенія рыцарей къ крестьянамъ, поселившимся на ихъ земляхъ. За эти отношенія рыцари держались съ истинно-рыцарскою энергіею, и несмотря на то, что эти отношенія были первоначально чисто военнаго характера, рыцари съумѣли придать имъ характеръ гражданскій, и превратили крестьянъ въ своихъ крѣпостныхъ. Когда, наконецъ, несправедливость барщины и другихъ натуральныхъ повинностей сдѣлалась очевидной даже для рыцарей, было порѣшено, что крестьяне имѣютъ право выкупить свои обязательства. Простонародье, съ свойственной ему кротостью, подчинилось этому рѣшенію, и выкупъ свершился въ пользу теперешнихъ владѣтелей рыцарскихъ имѣній и въ убытокъ народу. Но если тѣже самыя обстоятельства, лежавшія въ основѣ отношеній рыцарей къ крестьянамъ, повели къ выгодѣ рыцарей, почему къ выгодѣ рыцарей должны были вести отношенія ихъ къ государству? Если рыцарь, переставъ быть рыцаремъ, считалъ себя освобожденнымъ уже отъ всѣхъ обязательствъ, то и крестьянинъ, переставъ быть вооруженнымъ воиномъ, точно также освобождался отъ своихъ обязательствъ къ рыцарю. Но логика рыцарей и ихъ привилегированныхъ потомковъ есть логика юридическаго права, по не логика правды и справедливости. Поэтому рыцарь разсуждаетъ такъ: что твое, то мое; а что мое, то не твое,-- и полагаетъ, что онъ разсуждаетъ остроумно и по-человѣчески.
   Кромѣ этихъ двухъ видовъ поземельнаго налога, явился за-границей налогъ на доходъ съ земли. Нѣмцы говорятъ, что если налогъ на доходъ получаетъ всеобщее приложеніе, то нѣтъ никакого основанія освобождать отъ него и доходъ съ земли. При тѣхъ двухъ видахъ налоговъ на земли, о которыхъ мы говорили, берется въ основаніе или площадь, или общая производительность земли; но при налогѣ на доходъ, этихъ круглыхъ основаній недостаточно. Налогъ берется настолько, насколько имущество приноситъ дѣйствительнаго чистаго дохода. Въ то же время финансисты, не вникнувъ достаточно въ сущность вопроса, рядомъ съ налогомъ на доходъ отъ земли, придумали еще налогъ на доходъ съ капитала и налогъ промысловый или, яснѣе, налогъ на доходъ отъ труда. Отъ этого вышла путаница и несправедливость, ибо налогъ падалъ на доходъ безъ предварительныхъ справокъ о томъ, какимъ образомъ этотъ доходъ явился. Возьмемъ двѣ совершенно равнокачественныхъ имѣнія: одно въ долгахъ, другое безъ долговъ. Доходъ съ нихъ будетъ, конечно, неодинаковъ, ибо задолжавшій владѣлецъ долженъ выплачивать долгъ и проценты, а другой этого расхода не песетъ. Или тоже два имѣнія, совершенно одинаковыхъ, но въ одномъ на сельско-хозяйственныя улучшенія владѣлецъ затратилъ свои 10 тысячъ, а владѣлецъ другого на подобныя же улучшенія 10 тысячъ занялъ. Здѣсь случится вотъ что: владѣлецъ чистаго имѣнія весь доходъ съ него запрячетъ къ себѣ въ карманъ, а владѣлецъ имѣнія задолжавшаго долженъ будетъ выплатить не только долгъ, но и съ тѣхъ процентовъ, которые онъ отдастъ своему кредитору, кредиторъ долженъ будетъ заплатить извѣстный налогъ на свой доходъ съ капитала. Слѣдовательно, очевидно, что налогъ на доходъ съ земли, если рядомъ съ нимъ существуютъ еще аналогичные налоги, не можетъ быть признанъ налогомъ уравнительнымъ, ибо одни будутъ платить вдвое, а другіе ничего.
   Когда въ концѣ прошедшаго и въ началѣ нынѣшняго столѣтія Англія создала теорію небывалой до того экономической науки, вопросъ о налогахъ потерпѣлъ тоже революцію. Конечно, революція эта была не такого размѣра, какого бы заслуживала темная область финансовыхъ софизмовъ. Тѣмъ не менѣе, нѣсколько лучей свѣта проникли въ геологическій мракъ, въ ней господствовавшій, и, къ прежде существовавшимъ видамъ налоговъ западная Европа присоединила еще новый налогъ на ренту.
   Такъ какъ я убѣжденъ въ томъ, что для русскаго читателя вопросъ о рентѣ представляется чѣмъ-то въ родѣ геологическаго тумана, то я постараюсь изложить ему возможно проще сущность теоріи ренты.
   Пока населеніе какой либо страны еще рѣдко, а потребности его скудны и неразвиты, достаточно еще сравнительно очень небольшой площади земли для произведенія всего того сырья, которое нужно людямъ. Земли много, людей мало, слѣдовательно, очевидно, что каждый забираетъ то, что ему нужно, и на дары природы люди смотрятъ также, какъ на воздухъ и воду. Понятно, что тѣ, кто сдѣлалъ изъ земли свою личную собственность, не извлекаютъ изъ своего права владѣнія ровно никакой выгоды. Вы владѣете землею, а я не владѣю; но такъ какъ я въ вашей землѣ не нуждаюсь, и могу самъ, также какъ и вы, сдѣлаться землевладѣльцемъ путемъ завладѣнія, то, конечно, ваше юридическое право не приноситъ вамъ ровно ни гроша дохода.
   Но иначе складываются экономическія отношенія, когда разъ занятая земля уже не въ состояніи удовлетворить потребности увеличивающагося населенія. Когда потребностей стало больше, а количество продуктовъ остается все прежнее, то, очевидно, что слѣдуетъ увеличить или количество обработываемой земли, или же въ прежнюю землю вложить болѣе энергическій трудъ или капиталъ.
   При производствѣ фабричныхъ произведеній, вопросъ объ ихъ удешевленіи зависитъ прямо отъ количества и качества труда. Если вамъ удастся придумать средство производить какой либо предметъ въ половину дешевле, чѣмъ онъ производился прежде, то очевидно, что вы понизите на половину и продажную цѣну предмета. Ваша экономическая судьба заключается поэтому исключительно въ вашихъ личныхъ талантахъ Придетъ вамъ счастливая мысль, которая поможетъ вамъ производить предметы дешевле -- вамъ и выгода. Другой выгоды для васъ нѣтъ. И ваше званіе фабриканта или ремесленника не дастъ вамъ, какъ званіе, лишняго ни одного фунта хлѣба.
   Совсѣмъ иначе становится вопросъ при земельномъ владѣніи. Здѣсь, при тѣхъ же условіяхъ производства, вы не можете ни поднять, ни понизить цѣпъ на свои продукты. Въ этомъ случаѣ являются совершенно новыя обстоятельства, результатомъ которыхъ будетъ то, что называется рентой. Возьмемъ, напр., извѣстное количество земли, занятой уже владѣльцами. Земля эта, при извѣстномъ количествѣ труда, дастъ только извѣстное количество продуктовъ. Но вотъ народонаселеніе увеличилось, прежняго количества продуктовъ не достаетъ, и необходимость, заставляетъ занять подъ земледѣліе новыя земли. Такъ какъ хорошіе сорты земли были уже заняты, то очевидно, что приходится занимать сорты менѣе сильные, это значитъ такіе сорты, съ которыхъ полученіе продукта въ равномъ количествѣ съ землями хорошими возможно только при болѣе энергическомъ трудѣ и съ болѣе сильнымъ капиталомъ. Очевидно, что если одинаковое количество продуктовъ можно получить въ этихъ двухъ случаяхъ съ разными затратами силъ, то владѣлецъ лучшей земли имѣетъ на своей сторонѣ всю выгоду въ экономіи труда. Иначе сказать, владѣлецъ хорошей земли выигрываетъ въ повышеніи цѣны своихъ продуктовъ. Но вѣдь это повышеніе не было создано имъ самимъ: владѣлецъ не трудился болѣе энергично и не сдѣлалъ ровно никакихъ улучшеній въ своемъ хозяйствѣ. Слѣдовательно, ясно, что весь выигрышъ его пропсходитъ только отъ того, что онъ владѣлецъ болѣе хорошей земли; этотъ выигрышъ или, правильнѣе, выгода права владѣнія землею называется рентой.
   Второй сортъ земли, доставившей владѣльцамъ перваго сорта ренту, самъ своимъ владѣльцамъ приноситъ пока только такое количество произведеній, которое окупитъ лишь ихъ трудъ. Посѣявъ десять четвериковъ и получивъ 30, владѣлецъ второго сорта окупаетъ этимъ не больше, какъ свой трудъ, но ренты еще не имѣетъ. Но вотъ народонаселеніе снова увеличивается, прежнихъ продуктовъ опять не хватаетъ, и занимаются земли третьяго качества. Въ цѣнахъ на земледѣльческіе продукты является немедленно перемѣна. Цѣна устанавливается по третьему сорту земли, и именно въ такомъ размѣрѣ, чтобы ею окупались труды земледѣльца, А какъ на полученіе такого же количества продуктовъ со второго сорта земли требуется меньшій трудъ, то очевидно, что владѣлецъ ея начинаетъ немедленно пріобрѣтать новую выгоду, которой не имѣлъ, и которая-создалась ему владѣльцемъ третьяго сорта. Съ этого момента и владѣлецъ земли второго сорта начинаетъ получать ренту, т. е. выгоду только за то, что онъ владѣлецъ. Такой порядокъ продолжается безконечно, пока не будетъ занята вся земля. Постоянно владѣльцы низшаго сорта получаютъ самое жалостное вознагражденіе за свой трудъ; постоянно только размѣромъ ихъ труда устанавливается цѣна сельскихъ продуктовъ, и постоянно владѣльцамъ высшихъ сортовъ земель достаются негаданныя выгоды, которыхъ они не имѣли, когда эти высшіе сорты были низшими.
   Чтобы сдѣлать вопросъ о рентѣ болѣе попятнымъ, я взялъ примѣръ въ самой простѣйшей формѣ. Въ практикѣ, однако, вовсе не такъ легко разсмотрѣть съ одинаковаго ясностью дѣйствіе закона ренты, подчиняющейся еще и разнымъ другимъ вліяніямъ. Это и было причиной того, что теорія ренты, установленная Рикардо, встрѣчала между экономистами противниковъ, силившихся оспорить ея истинность.
   Въ нашемъ примѣрѣ играла роль разнокачественная почва въ своемъ естественномъ видѣ; но тоже самое случается, если на обработку почвы низшаго качества будетъ употребленъ капиталъ. Напр., если на удовлетвореніе усилившихся потребностей, вмѣсто разработки почвы низшаго качества, будетъ употребленъ на усиленіе производительности прежней почвы усиленный денежный расходъ) то повторится тоже самое явленіе. Но вложенный въ землю капиталъ, по разсчету высшаго размѣра улучшенія, дастъ результаты все-таки меньше, чѣмъ прежняя почва. Или, иначе сказать, двойное увеличеніе производительныхъ средствъ не дастъ двойной выгоды. Такимъ образомъ, достигнутый результатъ будетъ совершенно такой, какъ еслибы была разработана почва второго сорта, ибо вложенный капиталъ принесетъ лишь небольше того, что далъ бы этотъ второй сортъ, а рентой будетъ только то, что дастъ сама но себѣ почва высшаго сорта. напр., вы получаете съ извѣстнаго пространства земли 1000 четвертей пшеницы. Для увеличившагося населенія этого количества недостаточно. Вы употребляете для усиленія производительности своей земли 1000 рублей, которые однако дадутъ вамъ не 1000, а только 800 четвертей хлѣба. Слѣдовательно вашъ капиталъ, принесшій вамъ только проценты, разыгралъ не больше, какъ роль вочвы второго сорта, ибо вы получили не 2000 четвертей, а только 1800, и 200 четвертей, составляющія разницу, будутъ рентой съ вашей земли; капиталъ же вамъ ренты никакой не дастъ.
   Кромѣ фактора, о которомъ мы говорили, важную роль играетъ положеніе земли и всѣ тѣ обстоятельства, которыя вліяютъ на возвышеніе и пониженіе цѣны земледѣльческихъ продуктовъ. Предположите огромную площадь земли, совершенно одинаковаго качества. Въ срединѣ этой земли созидается большой городъ или обширный рынокъ для сбыта сельскихъ произведеній. Обработка этой земли начнется, конечно, прежде всего съ участковъ, ближайшихъ къ городу или къ рынку, потому что расходы доставки произведеній гораздо меньше, чѣмъ съ участковъ болѣе отдаленныхъ. Но вотъ населеніе города усиливается, потребности его увеличиваются и количество сельскихъ произведеній оказывается уже недостаточнымъ Чтобы удовлетворить новой потребности, приступаютъ къ обработкѣ участковъ болѣе отдаленныхъ. Если прежде воздѣлывались земли, лежавшіе въ двухъ верстовомъ радіусѣ отъ города, теперь начнется обработка участковъ трехъ-верстоваго разстоянія, и обработка только этихъ участковъ опредѣлитъ размѣръ рыночной цѣны сельскихъ произведеній. Рыночныя цѣны, конечно, должны быть такого размѣра, чтобы окупить издержки болѣе отдаленныхъ участковъ. А какъ производительность ближайшихъ участковъ усилена быть не можетъ, то возвысившаяся цѣпа продуктовъ явится для владѣльцевъ ближайшихъ участковъ рентой. Съ этого момента владѣльцы ближайшихъ участковъ будутъ получать новую выгоду, благодаря исключительно болѣе счастливому положенію своихъ земель. Если и вторыхъ участковъ будетъ недостаточно для удовлетворенія потребностей города, то обработываются третьи, четвертые и т. д.. Во всѣхъ этихъ случаяхъ самый отдаленный участокъ будетъ окупать издержки производства, принося ничтожную прибыль, а рента будетъ получаться только съ участковъ болѣе близкихъ.
   Теперь предположимъ, что почва мѣстности неоднокачественная. Въ этомъ случаѣ можетъ повториться явленіе мѣстами и въ обратномъ порядкѣ. Напр., ближе къ городу лежитъ земля худшаго качества, а за нею земля лучшая. Такъ какъ для послѣдней издержки производства усиливаются болѣе дальней перевозкой, то, несмотря на свои лучшія качества, она дастъ доходъ низшій и по отношенію къ своему владѣльцу разыграетъ такую же роль, какъ если бы онъ владѣлъ худшей почвой, но только ближе къ городу.
   Издержки перевозки являются весьма могучимъ факторомъ, вліяющимъ на измѣненіе цѣнъ и на размѣръ ренты. Если въ какой нибудь глухой мѣстности явятся новые болѣе удобные пути сообщенія, пророется каналъ или придумается какой нибудь новый выгодный способъ доставки, то доходность разныхъ земель можетъ подвергнуться полнѣйшей революціи. Улучшенные пути сообщенія подѣйствуютъ также, какъ если бы почва стала внезапно плодороднѣе. Цѣны поднимутся, и земли, неприносившія прежде ренты, начнутъ ее приносить. И здѣсь основаніемъ ренты послужитъ размѣрь затратъ на обработку участковъ, наименѣе выгодныхъ по своему положенію. Всѣ остальныя подчинятся этому минимуму и, по отношенію къ нему, образуютъ максимумы разныхъ размѣровъ. Конечно, худшіе участки, по лежащіе ближе къ отдаленному рынку, соединенному съ каналомъ, могутъ дать больше, чѣмъ лучшіе участки, но лежащіе дальше. Разнокачественность почвы и всѣ издержки, устанавливающія цѣны на рынкѣ, будутъ вліять на размѣръ доходности того или другого участка, но сущность и законъ ренты останется тотъ же.
   Еще поразительнѣе явленія ренты на земляхъ, служащихъ для построекъ. Цѣна ихъ обусловливается исключительно ихъ положеніемъ. Чѣмъ ближе мѣста къ центру города, тѣмъ выше цѣна земли. А какъ подобныхъ, выгодно лежащихъ участковъ бываетъ немного, то владѣніе ими является совершеннымъ монополемъ. Домъ, выстроенный на выгодно-лежащемъ участкѣ, даетъ огромныя выгоды, благодаря исключительно своему положенію. До какого размѣра можетъ доходить рента подобныхъ участковъ, читатель увидитъ изъ слѣдующихъ цѣнъ. Въ Парижѣ, напр., квадратный метръ земли на оживленной улицѣ стоитъ 250 франковъ. Въ Лондонѣ, въ Сити, квадратный футъ цѣнится въ 28 фунтовъ стерлинговъ. По расчету десятины это составитъ 22,349,600 рублей. Маркизъ Вестминстеръ, на землѣ котораго построена значительная часть Лондона, благодаря постепенному расширенію города, получаетъ до 2 1/2 милліоновъ руб. въ годъ доходу за землю подъ постройками.
   Изложенныхъ выше фактовъ совершенно достаточно, чтобы убѣдить читателя въ чудовищной сущности экономическаго явленія, называемаго рентой. Какой талантъ, какой трудъ собственниковъ участковъ, лежащихъ въ Сити въ Лондонѣ, возвысилъ достоинство ихъ земель до цѣны въ 22 милліона руб. за десятину? Какимъ умственнымъ напряженіемъ или энергіею труда маркизъ Вестминстеръ достигъ того, что получаетъ въ годъ 2уз милліона дохода? Читатель видитъ, что никто изъ нихъ не израсходовалъ ни золотника энергіи и ума, и всѣ выгодныя обстоятельства создались для владѣльцевъ земель, пользующихся рентой, благодаря исключительно увеличившемуся населенію и увеличившейся потребности. Первоначальные владѣльцы этихъ участковъ и ихъ потомки, не шевеля палецъ о палецъ, получали постоянно большій и большій доходъ уваливавшійся на нихъ внезапно, какъ бы съ неба. Поэтому понятно, насколько налогъ на ренту является мѣрой общественно-справедливой, и какъ несправедливъ опять тотъ порядокъ вещей, при которомъ праздные владѣльцы рентъ, благодарю своему общественному положенію и вліянію, выговариваютъ въ свою пользу или полное освобожденіе отъ налога, или же несутъ самую ничтожную его часть, а всѣ тягости платежей сваливаютъ на дѣйствительныхъ тружениковъ.
   Къ сожалѣнію, правильное опредѣленіе размѣра ренты въ каждомъ данномъ случаѣ не всегда такъ легко, какъ это кажется, въ особенности если владѣлецъ есть въ тоже время и хозяинъ. Во многихъ случаяхъ бываетъ даже совершенно невозможно опредѣлить, какая доля даннаго дохода принадлежитъ труду, какая капиталу и что составляетъ собственно ренту. Конечно, подобная трудность не можетъ служить поводомъ къ освобожденію ренты отъ налога, даже и въ такомъ случаѣ, если бы невѣрнымъ исчисленіемъ ренты причинялась маленькая несправедливость владѣльцу. Лучше быть несправедливымъ относительно имущаго, чѣмъ неимущаго.
   Необходимость введенія поземельнаго налога на болѣе правильныхъ основаніяхъ, чѣмъ какъ это существовало до сихъ поръ, и желаніе привести разнообразные виды разнообразнаго налога къ болѣе уравнительному единству, привело западную Европу къ мысли объ оцѣнкѣ земель, или къ такъ называемому кадастру. По теоретической сущности своей кадастръ, конечно, вещь хорошая. Опредѣляется точно доходъ съ земли во всѣхъ его мелочныхъ подробностяхъ, и затѣмъ съ каждаго владѣльца берется въ налогъ собственная доля. Какъ ни плѣнительно все это въ теоріи, но на практикѣ выходитъ все это иначе. Прежде всего требуется произвести подробное измѣреніе земель и угодій, опредѣлить точно площадь каждаго отдѣльнаго участка, дающаго тотъ или другой доходъ; вычислить доходъ по урожаю; вычислить доходъ отъ разныхъ побочныхъ статей сельскаго хозяйства. Не говоря про огромный расходъ на подобную работу и про ея громадность, составляющіе довольно важное препятствіе, главное заключается все-таки въ невозможности совершенной точности выводовъ. Во Франціи кадастръ продолжался 50 лѣтъ и стоилъ правительству 200 милліоновъ франковъ, и несмотря на то, результаты получились, во-первыхъ, весьма приблизительные и, вмѣстѣ съ тѣмъ, обнаружилась такая неуравнительность выводовъ по департаментамъ, что вся работа потеряла свое значеніе. Если къ этому присоединить подвижность дохода, являющуюся вслѣдствіе улучшеній въ сельскомъ хозяйствѣ, то теоретически правильный кадастръ окажется на практикѣ вещью невозможной. Напр., во время производства кадастра какой нибудь участокъ вычисляется положимъ какъ лѣсная площадь; во въ слѣдующемъ году владѣлецъ превращаетъ его въ пашню, или, перемѣнивъ систему сѣвооборота, или сдѣлавъ какія либо улучшенія, измѣнить совершенно доходъ своего имѣнія. А между тѣмъ кадастръ уже конченъ, размѣръ налога уже опредѣленъ. Какая является возможность слѣдить за всѣми измѣненіями сельскаго хозяйства въ такой огромной странѣ, какъ Франція? Кадастръ долженъ являться постоянно финансовой мѣрой; онъ долженъ слѣдить за всѣми измѣненіями въ доходности земель" провѣрять старые результаты новыми и измѣнять цифру налога. Не говоря уже про то, что расходы на содержаніе арміи землемѣровъ и кадастраторовъ лягутъ новымъ весьма чувствительнымъ налогомъ на плательщиковъ; но изъ-за чего, спрашивается, держать всю страну подъ постояннымъ надзоромъ кадастраторовъ и землемѣровъ, тревожить народъ вѣчными провѣрками и перевѣрками, чтобы достигнуть результатовъ весьма сомнительной точности и возбуждать неудовольствіе плательщиковъ неуравнительностью налагаемыхъ на нихъ налоговъ? Ужь конечно проще замѣнить эту дорого стоющую и несправедливую мѣру чѣмъ либо другимъ, болѣе простымъ и дешевымъ. Чтобы не оставлять читателя въ невѣденіи относительно такой спасительной мѣры, я скажу ему теперь, что подобная мѣра заключается въ показаніи на совѣсть самого владѣльца при сосѣдяхъ.
   Поземельный налогъ въ Россіи до сихъ поръ не былъ приведенъ въ стройную систему, и въ послѣднее время явились только попытки построить его на раціональныхъ основаніяхъ, выработанныхъ Западомъ. Первыя кадастровыя описанія начались у насъ еще въ XIII столѣтіи. Переписчиками описывались земли, и основаніемъ платежей служила доходность земель или, какъ говорилось въ грамотахъ,-- народу платить по мірскому разрубу, по животамъ и промысламъ. Со временемъ русскія кадастровыя описанія выработались довольно подробно и систематически. При Иванѣ IV земли измѣрялись количествомъ получаемыхъ съ нихъ произведеній, пашни -- четвертями, луга -- копнами, лѣса -- верстами. Если какія либо внѣшнія обстоятельства создавали перемѣны въ распредѣленіи населенія и въ доходности земель, то предпринимались новыя описи. Такимъ образомъ, почти въ каждое царствованіе разсылались писцы и дозорщики, обязанностью которыхъ было привести въ извѣстность земли и доходы съ нихъ. Описанія эти обыкновенно бывали далеки до истины и не удовлетворяли цѣлямъ правительства, потому что за всякимъ описаніемъ слѣдовали милліоны жалобъ на несправедливость писцовъ и на неуравнительность назначенныхъ ими платежей.
   Съ Петра великаго описаніе земель прекращается. И хотя въ началѣ своего царствованія Петръ было думалъ возобновить попытку описаній, по потомъ прежняя раскладка податей по землямъ и по дворамъ была замѣнена подушной податью (1718 г.). Главнымъ поводомъ къ введенію подушной подати было желаніе получить точнѣе и проще суммы, необходимыя на содержаніе войска. Ревизія и подушная подать положили сразу, конецъ прежней возможности отдѣлаться отъ платежей. Первоначальный подушный окладъ былъ 80 копѣекъ съ души. Налогъ падалъ лишь на тѣхъ, кто пахалъ землю и производилъ промыслы и торговлю. Свободные люди, неимѣвшіе земель или торговыхъ и промышленныхъ заведеній, обязаны были приписаться къ селеніямъ или городамъ. Дворяне въ окладъ не вносились; но за то они обязаны были нести службу натурой. Если же дворянинъ въ полкъ не являлся, то записывался въ окладъ на своихъ помѣстныхъ земляхъ. Безпомѣстные дворяне должны были приписаться или къ городу или къ селенію. Изъ духовенства освобождались отъ подати только лица, состоящія на штатныхъ мѣстахъ. Вообще Петръ обладалъ вѣрнымъ практическимъ взглядомъ на экономическую роль своихъ подданныхъ и не допускалъ ни исключеній, ни привилегій. У него всякій долженъ былъ платить или деньгами, или служить государству натурой. Кто не былъ приписанъ нигдѣ, или, иначе сказать, не объявлялъ своего занятія и, такимъ образомъ, являлся безполезной податной единицей, тотъ назывался гулящимъ человѣкомъ и за свою безполезность ссылался на галеры.
   Такимъ образомъ, подушная подать Петра великаго, возбудившая противъ себя въ свое время такъ много толковъ, да и нынче кажущаяся многимъ финансистамъ чудовищемъ несправедливости, была въ сущности поземельной и промысловой податью.
   Въ одно время съ подушной податью былъ введенъ дополнительный сборъ, уже исключительно душевой. Эти оба сбора подвергались постояннымъ повышеніямъ и сохранились до настоящаго времени.
   Возможное уравненіе платежей согласно податной способности предпринималось нашимъ правительствомъ постоянно. Уже въ 1727 году была учреждена комиссія изъ разныхъ знатныхъ лицъ, для приведенія въ систему податей. Комиссіи поручалось разсмотрѣть, какъ удобнѣе наложить сборъ: съ душъ ли, съ работниковъ ли, съ двороваго числа, съ тяголъ или съ земли. Комиссія не сдѣлала ничего. При Екатеринѣ II вопросъ этотъ билъ поднятъ снова, но и опять не сдѣлали ничего. Въ настоящее время учреждена комиссія для коренного пересмотра податей, но результаты, ею добытые, и принципы, ею установленные, еще неизвѣстны.
   Нападки на нашу подушную подать нѣсколько преувеличены, въ томъ отношеніи, что платящая душа у насъ не больше, какъ финансовая единица, а вовсе не такая безтѣлесность, какъ думалъ Посошковъ, который увѣрялъ, что "въ счисленіи душевномъ не будетъ проку, понеже душа вещь неосязаемая и умомъ непостижимая и цѣны неимущая, а надлежитъ цѣнить вещи грунтованныя"Хотя у насъ и берется въ основаніе душа, но эта душа всегда представляетъ собою хозяйственную личность, болѣе или менѣе связанную съ землею. Платежъ, неречисляемый на души, производился въ сущности за земли. Крестьянинъ, непользующійся участкомъ, не платилъ ничего. Тотъ, кто бралъ два тягла, и платилъ за два. Правительство, можетъ быть, и не выясняло этого вопроса удовлетворяясь удобствомъ подушнаго разсчета; но народъ понималъ дѣло правильно и, дѣлая раскладку между собою, не обязывалъ платить за землю того, кто ею не пользовался.
   То, что народъ организовалъ въ извѣстную систему и подвелъ подъ свою экономическую теорію, министерство графа Киселева хотѣло выразить въ предпринятомъ имъ кадастрѣ. То, что народъ дѣлалъ по селеніямъ, уравнивая платежи между односельцами, освобождая отъ нихъ бѣдныхъ и налагая усиленныя платежи на болѣе богатыхъ, того самого хотѣлъ достигнуть кадастръ по селеніямъ цѣлой губерніи. Крестьяне дѣлали у себя раскладку по душамъ, не выходя изъ общаго сбора, падавшаго на селеніе; кадастръ же пытался дѣлать раскладку по селеніямъ, не выходя изъ общаго сбора, наложеннаго на всю губернію. Такимъ образомъ, уравненіе денежныхъ сборовъ, введенное гр. Киселевымъ, было не больше какъ обобщеніе кадастра, существовавшаго всегда въ каждой деревнѣ. Разница между этими двумя кадастрами лишь въ томъ, что одинъ былъ шире и производился съ большими расходами, но въ тоже время и помогалъ кадастру крестьянскому, когда крестьянамъ было невозможно собственными способами, облегчить тягость своихъ налоговъ. Одинъ кадастръ былъ генеральный, другой частный.
   Русскій кадастръ потерпѣлъ такую же неудачу, какъ и кадастръ французскій. Когда но полученіи кадастровыхъ оцѣнокъ оказалось, что податная способность губерній опредѣляется ими невѣрно и что губерніи необходимо уравнять между собою, то сдѣлалось очевиднымъ, что результаты, достигнутые цѣною огромныхъ усилій и затратъ, совсѣмъ не такъ блистательны, какъ предполагались первоначально. Но русское казенное управленіе оказалось отважнѣе французскаго. Французы отказались отъ всякой попытки уравнять налоги между департаментами, русскіе же кадастраторы надѣются, что имъ удастся то, что не удалось французамъ. Работы по уравненію сборовъ по губерніямъ произведены уже въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, но насколько результаты ихъ удовлетворяютъ предположенной цѣли, пока еще неизвѣстно.
   Со вступленіемъ въ управленіе министерствомъ государственныхъ имуществъ гр. Муравьева, прежнему кадастру былъ нанесенъ существенный ударъ, и инструкціею 1859 года установлены новыя основанія. По прежней инструкціи производилась только раскладка въ каждой губерніи заранѣе опредѣленнаго оклада; по новой жe дѣлалось не уравненіе сборовъ, а оцѣнка земель и опредѣлялся размѣръ оброчной платы на основаніи дѣйствительной стоимости и доходности угодій. По инструкціи 1859 года оброчная плата за землю принимается равной четверти оцѣночнаго дохода. Чтобы не вышло ошибки, сумма вычисленнаго оброчнаго платежа повѣряется съ платою за маемъ поземельныхъ угодій въ той же мѣстности. Если окажется, что четверть оцѣночнаго дохода выше оброчныхъ цѣнъ, то она понижается; если же ниже, то повышается. Такимъ образомъ, мысль гр. Муравьева заключается въ томъ, чтобы государственные крестьяне считались какъ бы арендаторами казенныхъ земель и платили за нихъ въ казну арендную плату, существующую въ ихъ мѣстности на земли, отдаваемыя въ наемъ. Вводя это новое основаніе, гр. Муравьевъ узаконилъ и уяснялъ юридически то, что прежде являлось или вопросомъ неяснымъ, или даже и вовсе не представлялось вопросомъ. Гр. Муравьевъ хотѣлъ сказать, что если освобожденные помѣщичьи крестьяне должны платить за право пользованія землею помѣщичьей и если въ одномъ случаѣ является хозяиномъ помѣщикъ, то совершенно въ томъ же положеніи по отношенію къ государственнымъ имуществамъ находятся крестьяне государственные. Они не хозяева той земли, на которой живутъ, а ея арендаторы; а слѣдовательно и должны платить въ казну арендную плату, которая по вычисленію кадастраторовъ равняется четверти чистаго крестьянскаго дохода.
   Въ тоже время начато производство кадастра на новыхъ основаніяхъ и приступлено въ видѣ опыта къ продажѣ крестьянамъ ихъ оброка за земли, Выкупная сумма опредѣлялась капитализаціей оброчной подати изъ 5%. Въ ноябрѣ 1866 года право выкупа распространено на всѣ губерніи. Сельскимъ обществамъ предоставляется право освобождаться отъ оброчной подати взносомъ процентныхъ бумагъ на такую сумму, проценты къ которой равняются суммѣ оброчной подати.
   Этимъ способомъ параллельно съ освобожденіемъ крестьянъ помѣщичьихъ, положено начало личной собственности у крестьянъ государственныхъ. Въ какой степени будетъ успѣхъ этого дѣла, и какъ великъ долженъ быть капиталъ, потраченный крестьянами, чтобы превратить свое общинное владѣніе въ личное, попытаюсь опредѣлить хотя приблизительно.
   Государственныхъ крестьянъ считается у насъ болѣе 10 милліоновъ. Четверть оцѣночнаго дохода, капитализація которой составляетъ выкупную сумму, можно принять, безъ большой ошибки, равной средней оброчной подати, которую бывшіе помѣщичьи крестьяне платятъ нынче помѣщикамъ, т. е. нѣсколько болѣе 8 рублей. Эти 8 рублей, помноженные на 10 милліоновъ или на число душъ крестьянъ, дадутъ 80 милліоновъ, а капитализованные изъ 5% образуютъ почтенную цифру 1,600,000,000. Разсчетъ этотъ уже потому вѣренъ, что онъ ниже дѣйствительнаго и при всемъ томъ цифра такъ велика, что едва ли есть основаніе предполагать, что при нынѣшнемъ размѣрѣ своей податной способности нашъ государственный крестьянинъ былъ бы въ состояніи отвѣтить призывно въ близкомъ будущемъ на мысль гр. Муравьева. По нѣкоторымъ уже имѣющимся основаніямъ мы можемъ даже опредѣлить приблизительно, какъ велико вѣроятіе скораго выкупа. Съ 1861 по 1866 г. выкуплено на этомъ основаніи въ 8 губерніяхъ 181,193 десятины на сумму 1,526,184 руб. На этомъ основаніи выкупъ всей земли, или 53,128,654 десятины, можетъ свершиться только въ теченіи 175 лѣтъ. Очень можетъ быть, что если крестьяне сдѣлаются богаче или проникнутся энергичнѣе мыслью сдѣлаться личными собственникам мысламъ въ рудокопныхъ горахъ, то боясь, что крестьяне, послѣ своего освобожденія, не будутъ наниматься на работы, саксонское правительство надѣлило ихъ ровно такимъ количествомъ земли, чтобы они могли жить впроголодь. Это дѣлалось въ томъ предположеніи, что крестьяне станутъ смотрѣть на казенную работу, какъ на необходимое подспорье и государственные рудники не запустѣютъ. Такое противорѣчіе могло произойти лишь отъ того, что государство, но ошибочному взгляду на значеніе доменъ, хотѣло непремѣнно удержать ихъ за собою, тогда какъ ему было выгоднѣе или продать рудники въ частныя руки, или отдать ихъ за извѣстный оброкъ, или на какихъ нибудь другихъ условіяхъ, тѣмъ же самымъ крестьянамъ.
   Все это приводитъ насъ къ тому безусловно-справедливому заключенію, что домены, въ своемъ настоящемъ видѣ, идутъ не только въ убытокъ государству, но и находятся въ прямомъ противорѣчіи съ самою сущностію государства. Единственный выходъ изъ этого -- отчужденіе.
   Въ западной Европѣ продажа казенныхъ имуществъ производилась въ послѣднее время весьма усиленно. Особенно отличалась въ этомъ отношеніи Италія, продавшая въ теченіи 1862--65 годовъ на 253,717,000 франковъ. У насъ же превосходнымъ распорядителемъ могло бы быть земство, если бы управленіе казенными имуществами было передано ему. Если земство признано закономъ хозяйственно-экономическою силою и представителемъ экономическихъ нуждъ страны, то ужь, конечно, ближе всего завѣдываніе казенными лѣсами и землями поручить ему.
   

IX.

   Если домены, допускающіе частную конкуренцію, являются учрежденіемъ враждебнымъ частному и государственному интересу и потому отвергаются экономической наукой и теоріей государственнаго права, то еще менѣе можно сказать въ защиту монополій и регалій, недопускающихъ рѣшительно никакой конкуренціи.
   Послѣднее обстоятельство служитъ лучшимъ доказательствомъ противъ монополій. Не зачѣмъ было бы обращать извѣстныя производства въ предметъ монополій, если бы они могли соперничать съ производствами частными; если же производства эти монополизируются, то, очевидно, только потому, чтобы произвольно назначенной цѣной взять съ потребителей липшее. Въ этомъ случаѣ монополь дѣйствуетъ какъ налогъ на потребленіе, но только сильнѣе и, слѣдовательно, болѣе несправедливо, ибо съ потребителей берется гораздо больше того, что поступаетъ въ государственное казначейство.
   Особенно дурная сторона монополій заключается въ томъ, что они падаютъ на предметы общаго потребленія и, слѣдовательно, поражаютъ наиболѣе бѣдныхъ людей.
   Если бы монополіи ограничивались предметами роскоши, то противъ нихъ нельзя было бы дѣлать никакихъ возраженій.-- Предположите, что государство беретъ на себя торговлю жемчугомъ и алмазами и налагаетъ на нихъ баснословно высокую цѣну. И прекрасно -- бальные наряды тщеславныхъ барынь потеряютъ нѣсколько въ своемъ блескѣ, а другой бѣды не предвидится. Но дѣло въ томъ, что жемчугъ и алмазы -- вещи рѣдкія и даже безъ всякой монополіи доступны немногимъ. Брать за нихъ весьма высокую цѣну, значитъ уменьшить на нихъ потребленіе, не доставивъ въ тоже время государству замѣтной прибыли.
   Поэтому монополь падаетъ не на рѣдкіе предметы, а напротивъ на тѣ, которые потребляются въ большомъ количествѣ и удовлетворяютъ наиболѣе настоятельнымъ нуждамъ народонаселенія. Вотъ почему предметами монополіи бываютъ соль, вино, табакъ и тому подобные продукты, и вотъ почему обложеніе ихъ непомѣрно высокимъ налогомъ отражается весьма чувствительно на наиболѣе нуждающемся населеніи.
   Подобная система противоречитъ основному принципу теоріи налоговъ, ибо монополіи падаютъ на потребителей одномѣрной денежной суммой, но не составляютъ одинаковой для нихъ жертвы, Предположите, что торговля мясомъ дѣлается монополіей государства. Вамъ, человѣку богатому, и мнѣ, человѣку бѣдному, нужно совершенно одно и тоже количество мяса, чтобы быть сытымъ и здоровымъ; а между тѣмъ вы, по отношенію ко своимъ средствамъ, заплатите за монополь, можетъ быть, во сто разъ меньше меня. За что же такое обидное предпочтеніе васъ передо мною?
   Оттого, что монополь исключаетъ всякое соревнованіе и процвѣтаетъ подъ кровомъ глубочайшей тайны, руководимой бюрократическимъ усердіемъ, она грозитъ полнѣйшимъ упадкомъ оберегаемой ею промышленности. Въ самомъ дѣлѣ, какое основаніе монопольнымъ производствамъ совершенствоваться? Будетъ оно хорошо или дурно -- вы все-таки неизбѣжный покупщикъ, которому, кромѣ того, закрыты всѣ пути пріобрѣтать предметы болѣе совершеннаго приготовленія, ибо монополь закрываетъ путь соперничеству не только внутреннему, но и иностранному.
   Кромѣ того, опасность соперничества, контрабанды, поддѣлки вызываютъ необходимость цѣлой арміи надсмотрщиковъ, ревизоровъ, сторожей, спеціально назначенныхъ для того, чтобы не сводить глазъ съ населенія страны и предупреждать его всякое преступное покушеніе пріобрѣсти себѣ, за тѣже деньги, что нибудь лучшее и болѣе выгодное.
   Наконецъ, монополь, лишая частную предпріимчивость возможности свободнаго развитія, заставляетъ ее обращать капиталы на менѣе выгодную промышленную дѣятельность. Въ заключеніе всего контрольныя мѣры правительства создаютъ цѣлую систему стѣсненій, обнаруживающихъ болѣе или менѣе задерживающее вліяніе на весь экономическій бытъ страны.
   Все вышеизложенное о невыгодахъ монополій примѣняется въ частности и къ каждому отдѣльному ихъ виду. А потому, приступая теперь къ перечисленію главнѣйшихъ монополій, я, для избѣжанія повтореній, обрату вниманіе читателя только на то, что не нашло себѣ мѣста въ предъидущемъ перечисленіи.
   Въ хронологическомъ порядкѣ первое мѣсто ванимаеть монополь горнаго промысла.
   Еще въ глубокой древности разработка минеральныхъ богатствъ принадлежала правительствамъ.
   Что народъ, находящійся на низкой степени развитія, не владѣетъ достаточными средствами для частной разработки рудниковъ, и потому это многосложное дѣло должно брать на себя правительство -- это не требуетъ доказательства; такъ оно и должно быть. Но если народъ уже переступилъ черту дѣтства, если онъ владѣетъ и капиталами и знающими людьми, то вмѣшательство государства становится совершенно излишнимъ,-- и вся его роль должна ограничиться лишь наблюденіемъ за исполненіемъ горными промышленниками всѣхъ мѣръ безопасности и предосторожности противъ несчастныхъ случаевъ.
   По мѣрѣ экономическаго развитія страны, разработка минеральныхъ богатствъ самимъ государствомъ становится все убыточнѣе, ибо если она была выгодна при отсталости народа, то обратно, она пойдетъ въ чистую потерю, когда частныя лица сдѣлаются способнѣе правительственныхъ агентовъ для промышленныхъ иредпріятій.
   Наконецъ, присвоеніе себѣ государствомъ единственнаго права разработки минераловъ и металловъ дѣйствуетъ вредно на горнозаводскую промышленность тѣмъ, что государство не въ состояніи открыть всѣхъ минеральныхъ источниковъ, имѣющихся въ странѣ и, потому, многіе изъ нихъ могутъ остаться неразработанными.
   Всѣ эти обстоятельства привели къ тому, что передовыя государства начали отказываться отъ монополіи на горные промыслы, и разработку минеральныхъ богатствъ предоставили частной предпріимчивости.
   Соляная монополія получила въ европейскихъ государствахъ совершенно не то значеніе, какое она имѣла первоначально. Прежде, государства разработывали соляные источники совсѣмъ не для того, чтобы доставить выгоды казнѣ; напротивъ того, правительства хотѣли дать пародамъ возможность покупать соль какъ можно дешевле. Впослѣдствіи, забравъ въ свои руки все соляное производство, правительства сообразили, что оно можетъ служить источникомъ порядочнаго дохода, и такъ неумѣренно пользовались этимъ открытіемъ, что въ нѣкоторыхъ государствахъ налогъ на соль превосходилъ въ сорокъ разъ дѣну ея разработки.
   Такимъ образомъ монополь на соль превратилась въ настоящій налогъ на потребленіе,-- налогъ тѣмъ болѣе неуравнительный, что всею своей тяжестью онъ падаетъ на бѣдныхъ.
   Вообще ошибка всѣхъ современныхъ и существовавшихъ до сихъ поръ финансистовъ заключается въ томъ, что они упускали изъ виду разницу, которая должна существовать между разсчетами купца и разсчетами человѣка, управляющаго государственными финансами.
   Купецъ заботится о своей личной выгодѣ; а выгода его заключается въ барышѣ. Купцу сообразить легко -- выгодно ли ему его дѣло. Не напрягая особенно своихъ способностей, онъ по одному итогу своихъ счетовъ увидитъ, что ему нужно. Найдетъ онъ хорошій плюсъ -- выгодно; найдетъ минусъ -- невыгодно. Но задача финансиста сложнѣе. И онъ долженъ искать выгодъ; по разница между купцомъ и финансистомъ въ томъ, что итогъ купца формируется изъ очень малаго числа элементовъ, тогда какъ итогъ финансиста требуетъ такихъ соображеній, которыя рѣдко подъ силу одному человѣку, потому что эти соображенія должны обнимать всю соціально-экономическую жизнь даннаго народа, въ данный моментъ.
   Правильность этого замѣчанія читатель оцѣнитъ изъ болѣе короткаго знакомства съ регаліями, къ которымъ я перехожу теперь.
   Важнѣйшая изъ нихъ -- почтовая.
   Первоначально почты устраивались исключительно съ правительственными цѣлями; а потомъ случилось съ почтами тоже, что и съ солью.
   Пока сообщенія были дурны, а экономическія отношенія развиты слабо, особенно энергической корреспонденціи взяться было не откуда; слѣдовательно и разсчитывать на выгоды отъ почты оказывалось невозможнымъ.
   По вотъ общественныя отношенія развиваются и усложняются, необходимость корреспонденціи становится все настоятельнѣе. Европейскіе финансисты соображаютъ тогда, что если назначить выше цѣну за пересылку писемъ, то это будетъ очень выгодно государству. Они несообразили только того, что если, съ одной стороны, стремиться, чтобы развивающееся благосостояніе усиливало сношенія гражданъ между собою, и чтобы въ то же время оно способствовало развитію еще большаго благосостоянія; а съ другой -- обложить налогомъ то самое внутреннее сношеніе, объ усиленіи котораго заботится правительство, то вѣдь это значитъ разрушить одной рукой то, что созидаешь другой.
   Когда финансисты утвердились въ справедливости своего умозаключенія, то всѣ ихъ мысли направились къ тому, чтобы увеличивать какъ можно больше почтовый доходъ. Уже не почта стала служить публикѣ, а публика почтѣ. Это несчастное время ознаменовалось повсюду чрезвычайно высокой почтовой платой и крайнимъ пренебреженіемъ почтовыхъ управленій къ нуждамъ общества.
   Однако къ чести цивилизованнаго человѣчества нашелся въ западной Европѣ человѣкъ, постигшій несвоевременность подобнаго порядка. То былъ англійскій государственный почтмейстеръ Рауландъ-Гилль. Онъ обратилъ вниманіе на то, что почтовый доходъ, составлявшій въ 1807 г. 1,278,008 фунтовъ, въ періодъ отъ 1816 до 1837 г. не превышалъ среднимъ числомъ 1,412,000. Съ проницательностію геніальнаго человѣка, онъ разгадалъ истинную причину этого непонятнаго большинству обстоятельства и предложилъ правительству мѣру, произведшую полнѣйшій переворотъ въ существовавшей до него почтовой системѣ. Прежде плата за письма взималасыю разстояніямъ и составляла среднимъ числомъ по семи съ половиною пейсовъ за письмо; по его же проэкту предлагалось брать по одному пенни за письмо при всякомъ разстояніи, а за письма, посылаемыя въ колоніи, по два пенса.
   Всѣ, привыкшіе къ старому порядку, возстали, разумѣется, противъ смѣлаго реформатора, но блистательный практическій результатъ доказалъ правильность соображеній Рауландъ-Гилля: до реформы число отправляемыхъ писемъ составляло 75 милліоновъ, а въ 1863 году ихъ было отправлено 612 милліона.
   Очевидно, что высокій почтовый тарифъ дѣйствовалъ, какъ налогъ на корреспонденцію и подавлялъ внутреннее сношеніе гражданъ, мѣшая его живости и энергіи.
   Блистательный успѣхъ англійской почтовой реформы возбудилъ во всѣхъ остальныхъ европейскихъ государствахъ желаніе ввести и у себя подобныя же преобразованія. Но ни одно изъ нихъ не нашло возможнымъ примѣнить вполнѣ такую радикальную реформу. Отъ этого почтовые тарифы, хотя и много пониженные, почти во всѣхъ государствахъ вдвое, втрое и даже вчетверо выше великобританскаго. У насъ, напр., отправка простыхъ писемъ стоитъ въ 3% раза дороже, чѣмъ въ Англіи. Только въ очень маленькихъ германскихъ государствахъ, какъ: Саксонія, Виртсмбергъ, Баденъ, Гессенъ-Дармштадтъ, принята англійская такса.
   Многіе оправдываютъ почтовый налогъ незначительностью его величины. Но, во-первыхъ, это вопроса^ относительный, ибо незначительное для васъ можетъ быть значительно для меня; а вовторыхъ, несправедливость или ошибку нельзя оправдывать тѣмъ, что она мала.
   Съ точки зрѣнія общенароднаго интереса, налогъ, мѣшающій свободному сношенію гражданъ, оправданъ быть никакъ не можетъ. Но если бы и нашлись финансисты, которымъ удалось бы доказать справедливость почтоваго налога, то я бы попросилъ ихъ отвѣтить мнѣ еще и на слѣдующіе вопросы: падаетъ ли почтовый налогъ на всѣхъ равномѣрно и всѣ ли несутъ одинаковую жертву? Чѣмъ виноватъ тотъ, родные и знакомые котораго не живутъ съ нимъ вмѣстѣ, и дѣла котораго заставляютъ вести обширную корреспонденцію? Развѣ его податная способность усиливается тѣмъ, что обстоятельства заставляютъ его писать много? Развѣ оттого, что онъ въ годъ посылаетъ 100 писемъ, а другой только одно, онъ во сто разъ способнѣе платить налогъ? Ясно, что почтовое управленіе должно быть устроено такъ, чтобы оно возвращало лишь свои расходы.
   Когда почтовый механизмъ устроится по этой покой системѣ, всѣ постановленія, существующія теперь ради фискальныхъ цѣлей, должны будутъ выдти изъ употребленія. Теперь, напр., нельзя посылать корреспонденцію черезъ частныхъ лицъ, черезъ почтальоновъ и почтарей, нельзя вкладывать письма и записки въ посылки и т. д. Но если почтовая монополь будетъ устранена, каждый будетъ имѣть полную свободу устраивать свою корреспонденцію такъ, какъ онъ находитъ удобнѣе и дешевле.
   Рядомъ съ почтой стоитъ аналогичное съ нею телеграфное учрежденіе; поэтому и къ нему слѣдуетъ примѣнить все то, что говорилось выше.
   Настоящая высокая плата за телеграммы дѣлаетъ рѣшительно невозможной всеобщую доступность телеграфа.
   Если правительства руководствуются тою мыслью, что человѣку въ трудную минуту жизни ничего не значитъ сдѣлать усиленный расходъ, и что кому дѣйствительно нужна телеграфная быстрота, тотъ ею воспользуется непремѣнно, то вѣдь это значитъ облагать налогомъ человѣческое несчастіе и сдѣлать пользованіе телеграфомъ привиллегіей (штатахъ.
   И здѣсь, какъ въ почтѣ, всѣ неудобства учрежденія проистекаютъ только изъ того, что на телеграфъ смотрятъ, какъ на финансовое учрежденіе, и что, въ настоящее время, не найдется въ Европѣ новаго Рауландъ-Гилля.
   Съ той точки зрѣнія, на которую я ставлю вопросъ, нужно желать, чтобы рубли телеграфныхъ тарифовъ скорѣе превратились въ копѣйки. Конечно при этомъ исчезнетъ всякая возможность частной конкурренціи, ибо телеграфы перестанутъ давать выгоду. Но такъ какъ въ этомъ не будетъ ничего иного, кромѣ выигрыша для европейскаго населенія, то немногимъ отдѣльнымъ личностямъ сдѣлавшимъ телеграфъ предметомъ спекуляціи, придется пожалѣть о томъ, что они дали капиталамъ нерасчетливое движеніе.
   Къ одной категоріи съ почтами и телеграфами слѣдуетъ причислить и правительственныя желѣзныя дороги.
   Изъ казенныхъ желѣзныхъ дорогъ правительства дѣлаютъ постоянно источникъ государственныхъ доходовъ. Они не ограничиваются тѣмъ, что съ лицъ, пользующихся желѣзными дорогами, получаютъ то, что стоить ихъ содержаніе и извѣстный процентъ на затраченый капиталъ, но они хотятъ заставить платить деньги и на другія государственныя нужды. Съ правильностью такого заключенія согласиться рѣшительно невозможно, ибо если сдѣлать желѣзныя дороги источникомъ государственныхъ доходовъ на монопольномъ основаніи, то это значитъ наложить налогъ за право перемѣщенія изъ одного мѣста въ другое. Если справедливо брать налогъ за право ѣзды по желѣзнымъ дорогамъ, почему же будетъ менѣе справедливо брать пошлину за ходьбу но улицамъ? Поэтому управленія желѣзныхъ дорогъ, возвѣщающія съ гордостью міру, что дороги даютъ 6 или болѣе процентовъ, доказываютъ вовсе не то, что имъ хочется доказать.
   Удобныя и быстрыя сообщенія вовсе не роскошь; они составляютъ одинъ изъ основныхъ элементовъ экономическаго развитія и благосостоянія страны. Хорошія дороги строятся не только для богатыхъ и знатныхъ путешественниковъ, а также и для трудящейся массы населенія, для основныхъ экономическихъ производителей, для земледѣльцевъ и бѣдняковъ. Поэтому высокая перевозочная плата, какъ для пассажировъ, такъ и-на товары, дѣйствуетъ задерживающимъ образомъ на все экономическое развитіе страны и, слѣдовательно, чѣмъ выше процентъ, приносимый монополизированными желѣзными дорогами, тѣмъ дѣйствуютъ онѣ вреднѣе на экономическіе народные интересы.
   Изъ этого очевидно, что государство, желающее имѣть свои собственныя дороги, уже но одному тому, что оно государство, т. е. олицетвореніе коллективнаго стремленія народа къ своему собственному благополучію, не можетъ дѣлать изъ желѣзныхъ дорогъ налога и источника государственныхъ доходовъ.
   Эта мысль какъ бы противорѣчить тому, уже выработанному опытомъ положенію, что желѣзныя дороги, принадлежащія казнѣ, страдаютъ всегда дурнымъ управленіемъ. Но противорѣчія тутъ нѣтъ.
   Повидимому, государству удобнѣе всего быть владѣльцемъ желѣзныхъ дорогъ, и только при этомъ условіи казалось бы возможнымъ пониженіе тарифа до общедоступнаго минимума. Но, къ сожалѣнію, казенное управленіе промышленными предпріятіями сопряжено обыкновенно съ такой дороговизной, что убыточность казенныхъ желѣзныхъ дорогъ признана уже повсюду несомнѣннымъ фактомъ.
   Съ другой стороны, казенное управленіе нерѣдко сопровождается грубостью и неуваженіемъ къ публикѣ. Напр., въ Германіи и во Франціи замѣчено, что любезность и предупредительность существуетъ только на частныхъ желѣзныхъ дорогахъ, на казенныхъ же путешественникъ встрѣчаетъ лишь суровость и олимпійское величіе. На частныхъ дорогахъ оказывается публикѣ множество мелочныхъ услугъ: выдаются, напр., обратные билеты, назначаются поѣзди въ мѣста загородныхъ гуляній, соображаютъ часы отправленія съ потребностями и желаніями отправляющихся пассажировъ, прислушиваются къ общественному мнѣнію и вообще стараются предупредить всякія рекламы или заявленія неудовольствій публики. Казенное же управленіе, считающее себя частичкою правительства, старается держать себя выше этихъ уступокъ и смотритъ на нихъ какъ на мелочи, недостойныя вниманія.
   Хотя и утверждаютъ, что государство, стремящееся къ водворенію общаго благополучія, принесетъ скорѣе жертву, чѣмъ частная коммисія, заботящаяся исключительно о своихъ денежныхъ выгодахъ; но нужно замѣтить, что это мнѣніе до сихъ поръ рѣдко было подтверждено на практикѣ и, сколько извѣстно, почти ни одна правительственная дорога не управлялась еще по этому принципу.
   Но главное обстоятельство, говорящее противъ казенныхъ желѣзныхъ дорогъ, заключается въ томъ, что если иниціатива постройки желѣзныхъ дорогъ принадлежала бы только правительствамъ, то, конечно, Европа имѣла бы еще очень нескоро такую обширную сѣть желѣзныхъ дорогъ, какою она владѣетъ теперь.
   Говорятъ еще, что частныя желѣзныя дороги стоятъ внѣ возможности конкуренціи и что, поэтому, тарифъ ихъ совершенно произволенъ. Такая мысль ошибочна. На малыхъ, одиночно лежащихъ, линіяхъ конкуренція дѣйствительно невозможна, по на большихъ, и въ странѣ съ развитой сѣтью она не только возможна, но и существуетъ въ дѣйствительности. При развитой сѣти дорогъ, когда къ одному и тому же пункту можно слѣдовать разными путями наибольшее движеніе, разумѣется, устроится по самому дешевому и удобному пути и рядъ такихъ линій, выработавшихъ всѣ частности, которыми создается дешевизна и удобство сообщенія, дадутъ тонъ, котораго, по необходимости, должны будутъ держаться и всѣ остальныя линіи. Наконецъ не нужно забывать и того, что надъ частными желѣзными дорогами существуетъ высшій надзоръ правительства и что, слѣдовательно, частныя компаніи вовсе не могутъ явиться самовластными и верховными распорядителями жизни и имущества тѣхъ, кто будетъ пользоваться ихъ дорогами.
   Въ заключеніе я попрошу читателя обратить вниманіе еще и на то, что совсѣмъ не все равно, находятся ли 100.000 человѣкъ, состоящихъ нынѣ въ Европѣ при желѣзныхъ дорогахъ, на службѣ правительствъ или на службѣ частныхъ компаніи.
   Говоря о томъ, что желѣзныя дороги не должны служить источникомъ государственныхъ доходовъ, предполагается, конечно, что правительство не только не станетъ эксплуатировать своихъ собственныхъ съ этою цѣлью, но не сдѣлаетъ источникомъ государственныхъ доходовъ и дорогъ частныхъ. А между тѣмъ нетолько Франція, Пруссія и другія государства Германіи, но даже и разсудительная Англія, обложили частныя желѣзныя дороги налогами. Любопытно, что налогъ падаетъ не на чистый доходъ, а на валовой. Во Франціи онъ составляетъ 10% и вслѣдствіе того съ 1855 года, когда налогъ дошелъ до этого размѣра, проѣзжающіе стали платить за свои билеты одинадцатью процентами дороже, потому что, какъ догадывается читатель, компаніи желѣзныхъ дорогъ не имѣютъ ровно никакого желанія взять этотъ налогъ на себя и перелагаютъ его на проѣзжающихъ.
   Поэтому нужно желать, чтобы подобная нераціональная система изчезла бы поскорѣе, чтобы право свободнаго передвиженія людей не облагалось налогомъ, и чтобы плата за перевозку пассажировъ и товаровъ не возвышалась бы, какъ это дѣлается нынче, а напротивъ, понижалась и была бы доведена скорѣе до своего минимума. Пониженіе тарифа желѣзныхъ дорогъ не должно пугать компаній и правительство, ибо, по мѣрѣ пониженія тарифа, усилятся сношенія, и доходъ, принимая нормой 5% на капиталъ, останется тѣмъ же, въ то время, какъ плата за проѣздъ будетъ значительно понижена. Однимъ словомъ, къ желѣзнымъ дорогамъ слѣдуетъ примѣнить почтовую теорію Рауландъ-Гилля и компаніямъ желѣзныхъ дорогъ разсчитывать не на слабое передвиженіе при высокомъ тарифѣ, а, напротивъ, на сильное при маломъ.
   Я говорилъ только о главнѣйшихъ государственныхъ монополіяхъ и регаліяхъ, имѣющихъ современную важность и представляющихъ наибольшій интересъ для насъ. Но есть еще цѣлый рядъ источниковъ того же рода, снабжающихъ европейскія государства доходами.
   Объ этихъ, менѣе важныхъ, источникахъ слѣдуетъ сказать тоже, что говорилось выше объ источникахъ важныхъ.
   Монополіи этого рода существуютъ по преимуществу въ западноевропейскихъ государствахъ и сложились историческимъ путемъ изъ тѣхъ уродливыхъ общественныхъ отношеній, которыми началась и продолжалась до нынѣшняго столѣтія политическая жизнь Европы.
   Такъ, въ Германіи существуетъ монополь на охоту. Тамъ же существуетъ монополь на право рыбной ловли, монополь банковая, монополь на лото и азартныя игры. Послѣднюю монополь слѣдуетъ причислить къ тѣмъ безнравственностямъ, которыми государству заниматься бы не слѣдовало. Любопытно, что въ Ганноверѣ монополь этого рода даетъ всего 78,000 талеровъ, т. е. такую ничтожную сумму, что дѣйствительно непонятенъ расчетъ правительства, рѣшающагося, ради бездѣлицы, на спекуляцію, недѣлающую чести изобрѣтательности его финансистовъ.
   Факты подобнаго рода слѣдуетъ отнести къ остаткамъ старыхъ государственныхъ заблужденій, когда правительства, ради своихъ личныхъ выгодъ, старались монополизировать такія занятія, что не будь это историческіе факты, ихъ можно бы принять за остроумную выдумку праздныхъ насмѣшниковъ. Въ Неаполѣ, напримѣръ, монополь короля составляло сгребаніе снѣга. Какой-то хитроумный итальянскій правитель обложилъ налогомъ право собиранія вѣтоніи и тряпья. Въ Римѣ монополь этого рода была пожалована одному изъ знатнѣйшихъ родовъ -- князьямъ Торлони. Въ бюджетѣ Нассау и нынче значится 41 флоринъ доходу за право собиранія вѣтошекъ. Бывали даже такія правительства, которыя облагали налогомъ право починки старыхъ котловъ, холощеніе лошадей, ремесло точильщиковъ, цирюльниковъ и парикмахеровъ.
   Общее заключеніе о монополіяхъ, которое можетъ сдѣлать читатель и самъ, будетъ такое: такъ какъ непремѣннымъ условіемъ прогресса есть устраненіе всего того, что мѣшаетъ свободному развитію личности, и такъ какъ сущность государственнаго союза заключается именно въ коллективномъ устраненіи того, что неустранимо усиліями отдѣльнаго лица, то очевидно, что источники доходовъ, обнаруживающіе вредное вліяніе, нельзя считать средствами, содѣйствующими прогрессу.
   Если бы монополіи были единственными неизбѣжными источниками государственныхъ доходовъ, то, конечно, имъ слѣдовало бы подчиниться безропотно. Но дѣло въ томъ, что монополіи существуютъ, какъ остатокъ той почтенной старины, съ которой новѣйшее европейское государство имѣетъ уже очень мало общаго. Монополіи существуютъ не потому, чтобы имъ слѣдовало существовать, а потому, что теорія налоговъ недостаточно распространена частью, какъ знаніе, а частью потому, что государственная практика не выработала еще пріемовъ для осуществленія теоретическихъ положеній.
   

X.

   Есть еще источникъ государственныхъ доходовъ, противъ основнаго принципа которыхъ сказать нечего, но практическое примѣненіе которыхъ приводитъ къ совершенно ненужному обремененію гражданъ. Этотъ источникъ называется налогомъ за личныя услуги государству или, проще, то, что мы называемъ пошлинами.
   Въ строгомъ смыслѣ этотъ источникъ государственныхъ доходовъ нельзя считать налогомъ. Это случайный доходъ государства, зависящій оттого, что одинъ пользуется больше другого государственными учрежденіями и услугами органовъ правительства. Отличительная черта платежей этого рода заключается въ томъ, что учрежденія, которыми пользуется гражданинъ, существуютъ въ государствѣ не какъ источникъ собственно доходовъ, но какъ неизбѣжная необходимость для прочности самого государственнаго союза. Такія учрежденія государство будетъ и должно поддерживать, еслибъ они не давали даже ни копѣйки доходовъ. Мысль, лежащая въ основаніи платы за услугу, заключается въ томъ, что гражданинъ, пользующійся существующими государственными учрежденіями и извлекающій изъ нихъ особенную выгоду, долженъ взносить за то и особенную пошлину. Поэтому на пошлины можно смотрѣть, какъ на вознагражденіе частью расходовъ государства, въ которые оно входитъ, оказывая эти услуги.
   Противъ такого опредѣленія пошлинъ сказать рѣшительно нечего. Если государство оказываетъ кому нибудь исключительную услугу, почему бы ему и не взять вознагражденія за свои излишніе расходы? Но дѣло въ томъ, что не всегда выгоду пріобрѣтаетъ только тотъ, кто непосредственно пользуется государственными учрежденіями. Случается очень часто, что выгода тѣхъ, кто не приходитъ съ ними въ непосредственное соприкосновеніе, бываетъ еще больше. Такъ тотъ, кто выигрываетъ судебный процессъ, не есть единственное лицо, пріобрѣтающее выгоду отъ существованія суда; гораздо больше выигрываютъ тѣ, кому совсѣмъ не приходится обращаться къ помощи судебной власти. Иногда судебныя рѣшенія по постороннему дѣлу возстановляютъ право многихъ, неимѣющихъ къ этому дѣлу никакого прямого отношенія и возстановляютъ только потому, что люди, способные на неправду, приходятъ къ положительному убѣжденію, что правый и гласный судъ недопуститъ восторжествовать насилію и правонарушенію. Если, такимъ образомъ, посредственная услуга суда еще больше услуги непосредственной, то почему судебную пошлину долженъ уплачивать только тотъ, кто обращается къ судебному разбирательству; а всѣ тѣ, которые пріобрѣтаютъ подобную же пользу, но безъ всякихъ хлопотъ и потери времени, отъ этой пошлины освобождаются?
   Допуская даже, что судебная пошлина сама по себѣ вполнѣ раціональна, какимъ нужно руководствоваться основаніемъ для опредѣленія ея размѣра въ каждомъ данномъ случаѣ? Какъ вычислить расходъ государства по каждому отдѣльному дѣлу? Расчитать трудъ по времени или по числу написанныхъ строчекъ? Или какимъ образомъ вычислить расходы, которые причинилъ школьникъ посѣщеніемъ общественной школы? Предполагать, что каждый ученикъ стоитъ однихъ и тѣхъ же расходовъ нельзя. Способному мальчику нужна помощь учителей меньше, чѣмъ неспособному. Или, какимъ образомъ вычислить порчу дороги, производимую каждой проѣхавшей телѣгой и размѣръ пользы, оказанной шоссе, каждому возу или проѣзжающему? А между тѣмъ, по сущности пошлинъ, только эта польза и должна опредѣлять ихъ размѣръ.
   Наконецъ, если пошлины падаютъ только на нѣкоторыхъ и какъ бы только для нихъ и существуютъ учрежденія, то такой порядокъ будетъ противорѣчить идеѣ государства, учрежденія котораго существуютъ для всѣхъ. При слишкомъ высокой пошлинѣ учрежденія эти превратятся въ привиллегію для всѣхъ тѣхъ, кто въ состояніи внести пошлину, а всѣ несостоятельные будутъ исключены изъ пользованія благодѣяніями государства.
   Разнообразіе пошлинъ, существующихъ въ европейскихъ государствахъ, такъ велико -- напр. въ Англіи въ 1841 году существовало ихъ 616 видовъ,-- что привести ихъ въ полную систему недоступно силамъ одного человѣка. Поэтому нисколько неудивительно, что европейскіе финансисты чувствуютъ себя не совсѣмъ ловко въ этомъ хаосѣ разнообразія и очень часто ошибаются относительно того, куда слѣдуетъ причислить извѣстные платежи -- къ пошлинамъ или къ налогамъ.
   Это же обстоятельство послужитъ оправданіемъ и мнѣ въ томъ, что я не буду говорить о пошлинахъ съ строгой послѣдовательностью, которой читатель имѣлъ бы право требовать.
   Наибольшею извѣстностью пользуются пошлины судебныя.
   Первоначально въ Европѣ былъ судъ даровой, и существовалъ обычай дѣлать судьямъ подарки. Обычай этотъ получилъ скоро право гражданства и даже узаконенъ, а размѣръ приношенія опредѣленъ правительственной таксой. Такъ какъ размѣръ приношенія зависѣлъ отъ размѣра дѣла, то понятно, какъ усиливались судьи, чтобы всякое, маленькое дѣло сдѣлалось большимъ. Вотъ историческое происхожденіе судебныхъ проволочекъ. Въ новѣйшее время Европа оставила систему личнаго вознагражденія судьи самими тяжущимися, и пошлины вносятся въ государственное казначейство. Этотъ шагъ впередъ, при всей своей важности, далеко еще не послѣдній.
   Читателю извѣстно, что если тяжущійся переноситъ дѣло на аппеляцію, то онъ долженъ заплатить аппеляціонныя пошлины. Пошлина эта установлена на томъ основаніи, что обжалывающій извлекаетъ изъ судебнаго приговора личную пользу. Но спрашивается, почему долженъ платить пошлину именно тотъ, кто проситъ судебной защиты? Къ аппеляціонному суду обращаются именно потому, что судъ первой инстанціи не удовлетворилъ тяжущагося т. е. что судебное учрежденіе не достигло своей цѣли. И потому, что оно не достигаетъ своей цѣли и заставляетъ искать высшаго безпристрастнаго правосудія, жалующійся долженъ платить государству! Или -- почему именно обращаются къ суду вообще? Только потому, что законы и учрежденія страны не въ состояніи устранить и предупредить несправедливости и утѣсненія. За что же въ такомъ случаѣ пошлина? Не раціональнѣе ли подвергать платежу пошлины не тѣхъ, кто обращается къ суду, а тѣхъ, кто къ нему не обращается? Или, не было ли бы лучше, чтобы обязательство платежа падало на сторону обвиненную? Но и это будетъ справедливо только въ томъ случаѣ, когда было сдѣлано дѣйствительное нарушеніе права. Между тѣмъ случается очень часто, что обвиненный не только не думалъ дѣлать никакого нарушенія, а, напротивъ, поступалъ по своему искреннему убѣжденію, съ полнымъ желаніемъ сдѣлать хорошо. Какъ въ такомъ случаѣ подвергать его пошлинѣ?
   А между тѣмъ судебныя пошлины имѣютъ и несомнѣнно хорошую сторону, потому что спасаютъ суды отъ пустыхъ дѣлъ и служатъ уздой для кляузниковъ и сутягъ.
   Поэтому остается только желать двухъ вещей, вполнѣ осуществимыхъ въ настоящее время: во-первыхъ, чтобы европейскія государства ввели у себя наивозможно низкую судебную пошлину, такъ чтобы она не служила ни обремененіемъ платящихъ, ни привеллегіей богатыхъ; а во-вторыхъ, чтобы утвержденіе гражданскихъ актовъ судебнымъ порядкомъ перестало быть налогомъ.
   Если судебныя пошлины, въ ихъ настоящемъ видѣ, нельзя признать мѣрой вполнѣ раціональной и пользующейся благосклоннымъ вниманіемъ плательщиковъ, то тѣмъ меньше можно сказать въ пользу пошлинъ полицейскихъ.
   При неусыпности полиціи, проникающей даже въ жизнь частную, полицейское вмѣшательство пользуется не во всѣхъ случаяхъ вниманіемъ публики и еще болѣе неохотно смотрятъ плательщики на полицейскія пошлины.
   Особенность полицейскихъ пошлинъ заключается въ томъ, что онѣ платятся не свободно и не людьми, ищущими полицейской помощи, а тѣми, со стороны которыхъ правительство предполагаетъ возможнымъ какую нибудь неправильность дѣйствій. Къ полицейскимъ пошлинамъ принадлежатъ: плата за свидѣтельство мертвыхъ, за осмотръ мяса и другихъ припасовъ, за изслѣдованіе напитковъ, за ревизію аптекъ, провѣрку мѣръ и вѣсовъ, выдачу паспортовъ, наложеніе пробъ на драгоцѣнные металлы и т. д.
   Очень понятно, что освидѣтельствованіе припасовъ, аптекъ, и т. п. должны производить очень непріятное впечатлѣніе на плательщиковъ; потому что объ этомъ освидѣтельствованіи они сами не просятъ. Конечно, въ защиту свидѣтельствованія можно сказать, что оно производится въ видахъ общественнаго интереса. Тѣмъ не менѣе, если, напр., аптекарь не далъ повода подозрѣвать себя ни въ чемъ, то онъ имѣетъ полное право считать нарушеніемъ справедливости, если его подвергаютъ не только обыску, но еще и заставляютъ платить за обыскъ деньги.
   Тоже самое можно сказать и про другія свидѣтельства этого рода. Положимъ, что провѣрка мѣры и вѣсовъ и наложеніе на нихъ штемпеля очень полезны для огражденія публики отъ обмана. Но, съ другой стороны, не менѣе справедливо и то, что сами хозяева мѣры и вѣсовъ объ этой провѣркѣ не просятъ.
   Любопытно, что во Франціи проба золота и серебра приноситъ государственному казначейству болѣе трехъ милліоновъ франковъ, и штемпелеваніе считается мѣрой безусловно необходимой. Между тѣмъ въ Женевѣ, славящейся своими золотыми издѣліями, штемпелеванія не существуетъ и обманутыхъ нѣтъ.
   Подобное же противоположное мнѣніе существуетъ и относительно паспортовъ. За-границей, особенно же въ Германіи, существуютъ весьма разнообразные виды паспортовъ: одни для переѣздовъ и путешественниковъ; другіе для постояннаго жительства на одномъ мѣстѣ; третьи для временнаго и т. д. Все это дѣлается для защиты общества отъ людей подозрительныхъ. Но въ Англіи разсуждаютъ, что кто имѣетъ дурной умыселъ или желаетъ скрыться, тотъ всегда съумѣетъ обойти паспортныя формальности, и они всею своею тяжестью падаютъ лишь на людей невинныхъ и на скромныхъ путешественниковъ.
   Если смотрѣть на паспортную пошлину, какъ на плату за услугу, ибо лицо, пользующееся внутреннимъ паспортомъ, пользуется въ тоже время и выгодами полицейской защиты своей страны, то спрашивается, какую пользу получаетъ отъ полиціи, своей страны путешественникъ, уѣзжающій въ другое государство?
   Есть еще пошлины, имѣющія нѣкоторое сходство съ полицейскими,-- пошлины за справки, удостовѣренія и т. д., выдаваемые изъ разныхъ присутственныхъ мѣстъ.
   Пока пошлины эти не высоки, ихъ можно еще допустить, ибо они берутся дѣйствительно за личную услугу. Но какъ, только пошлины подобнаго рода достигаютъ высокаго размѣра, они тотчасъ же дѣлаются привиллегіей богатыхъ, и, при крайнемъ своемъ, развитіи, могутъ быть доведены до абсурда, ибо за что же чиновникамъ платится, какъ не за исполненіе порученнаго имъ дѣла?
   Къ этому же роду платежей слѣдуетъ отнести пошлины за свидѣтельство о рожденіи, бракѣ. смерти. Для вѣрной оцѣнки справедливости подобныхъ пошлинъ пусть читатель задастся вопросомъ, дѣйствительно ли частное лицо извлекаетъ во всѣхъ этихъ случаяхъ спеціальную пользу? Еслибы какое нибудь правительство вздумало обложить пошлиною бракъ, то оправдать подобную пошлину оказалось бы совершенно невозможнымъ. Облагать бракъ, пошлиной значило бы дать премію внѣ брачнымъ отношеніямъ. Если, такимъ образомъ, бракъ есть безусловная непремѣнная неизбѣжность, покровительствуемая правительствами, то такой же неизбѣжностью являются всѣ внѣшнія формальности брака и всѣ его послѣдствія. а потому ни бракъ, ни эти формальности облагать пошлиной невозможно, и всѣ документы, служившіе его юридическимъ доказательствомъ должны выдаваться также безъ всякой пошлины. Однимъ словомъ, вмѣшательства финансовой власти оправдать нельзя.
   Еще меньше можно оправдать пошлины на патенты, на отличія, а тѣмъ болѣе пошлины за ученыя званія. Во Франціи, чтобы сдѣлаться докторомъ медицины, нужно заплатить 1,460 франковъ разныхъ пошлинъ. А чтобы получить дипломъ на доктора правъ -- 1,660 франковъ. Очевидно, что не способнымъ, а богатымъ открыта дорога къ ученому поприщу. Ту же ошибку повторяете и Германія. И вышло изъ этого то, что экзаменъ и знанія превратились въ вещь, постороннюю, а главное мѣсто принадлежитъ финансовымъ соображеніямъ.

Н. Шелгуновъ.

ѣло", No 11, 1868

   
и, то разсчетъ этотъ измѣнится. Но я бралъ въ основаніе тотъ размѣръ успѣха, который сопровождалъ мысль гр. Муравьева до сихъ поръ.
   Чтобы проводимая мною мысль напечатлѣлась полнѣе въ представленіи читателя, я повторяю подобный же разсчетъ по отношенію къ помѣщьимъ крестьянамъ. Ихъ считается тоже съ небольшимъ 10 милліоновъ, и если мы допустимъ, что успѣхъ выкупа будетъ у нихъ такой же, какъ у крестьянъ государственныхъ, то въ тотъ же срокъ они внесутъ такую же сумму, какъ и эти, и затѣмъ русское крестьянство, выплативъ въ теченіи 175 лѣтъ 3,200,000,000, превратится въ полныхъ собственниковъ занимаемой ими земли.
   Наши финансисты справедливо замѣчаютъ, что въ Россіи не существуетъ правильнаго поземельнаго налога, и въ выкупѣ крестьянами земли видятъ тотъ моментъ, когда назначеніе подобнаго налога сдѣлается возможнымъ. Но нельзя отрицать справедливость и другой мысли, можетъ быть, болѣе практичной. Три миліарда выкупа -- сумма слишкомъ большая, а 175 лѣтъ почти два вѣка, и гадать о такомъ отдаленномъ времени, и свои нынѣшнія теоретическія умозаключенія выдавать, какъ конечный научный предѣлъ и какъ истину для людей, которые народятся чрезъ два столѣтія,-- едва ли практично: чтобы не вышла ужь слишкомъ большая финансовая и экономическая чепухаЭту параллель между нашимъ земельнымъ вопросомъ и вопросомъ о землѣ за-границей я привелъ нарочно для того, чтобы показать, насколько еще вопросъ этотъ у васъ не выяснился, не разработался самимъ ходомъ исторической жизни, и какъ мало еще основаній руководствоваться намъ въ своей внутренней экономической жизни юридическими теоріями западныхъ финансистовъ, которымъ мы усиливаемся слѣдовать черезъ чуръ упорно.
   Перехожу къ другимъ видамъ налоговъ, имѣющимъ большую или меньшую связь съ нашей податной системой.
   Я уже говорилъ, что система налоговъ въ западной Европѣ сложилась совершенно случайно. Требовались ли деньги на какую нибудь чрезвычайную надобность, а денегъ въ казначействѣ не доставало, и вотъ финансисты измышляли какой нибудь новый налогъ, рѣдко задумываясь о томъ, какую онъ имѣетъ связь съ налогами, уже существующими. Такимъ образомъ, одни налоги входили въ другіе, и получилась, наконецъ, та путаница, которую приходится распугивать нашему времени. Однимъ изъ подобныхъ налоговъ есть налогъ на промыслы.
   Налогъ на промыслы явился въ Европѣ довольно поздно, потому что иначе онъ бы противорѣчилъ постоянно выражавшемуся стремленію Европы развивать свою собственную промышленность. Конечно, если финансовое управленіе имѣетъ задачей облагать налогомъ всякій доходъ, то нельзя исключить изъ него и промышленность. Но какъ только мы покончимъ съ теоретической стороной вопроса и обратимся къ практикѣ, то немедленно наталкиваемся на непреодолимыя трудности.
   Чтобы опредѣлить размѣръ промысловаго налога, нужно знать размѣръ промысловаго дохода. Какимъ образомъ узнать этотъ доходъ, когда его не знаютъ часто и сами производители? Судить по внѣшнимъ признакамъ совершенно невозможно, ибо этихъ внѣшнихъ признаковъ совсѣмъ не существуетъ. Какимъ образомъ вы узнаете со стороны: въ убытокъ или въ выгоду себѣ дѣйствуетъ какой нибудь богатый купецъ или фабрикантъ? Если бы это было возможно, то предвидѣлось бы всякое банкротство, и никто бы не ввѣрялъ своихъ денегъ людямъ, дѣла которыхъ пошли въ убытокъ.
   Но у большихъ торговцевъ и производителей ведутся, по крайней мѣрѣ, книги, и такъ или иначе, но съ нѣкоторой приблизительностью можно все-таки опредѣлить размѣръ и выгоду ихъ дѣла. Ничего подобнаго не узнаешь у мелкаго ремесленника, потому что онъ и самъ не знаетъ, насколько онъ производитъ въ годъ. Скапливаются въ его шкатулкѣ деньги, значитъ дѣло идетъ ладно; денегъ нѣтъ -- значитъ дѣло идетъ плохо. А сколько такихъ денегъ соберется, сколько ихъ уйдетъ на жизнь, ни одинъ мелкій производитель не можетъ опредѣлить съ точностью. Слѣдовательно, не допуская даже возможности обмана, трудность заключается въ собственномъ невѣденіи производителей.
   Чтобы отстранить это затрудненіе, финансисты предлагали опредѣлить размѣръ промысловаго дохода по размѣру платы за наемъ помѣщенія. Но это основаніе уже слишкомъ шатко. Напр., трактирщикъ или содержатель харчевни, по сущности своего дѣла, долженъ имѣть большое помѣщеніе, ограничиваясь, можетъ быть, въ тоже самое время самымъ ничтожнымъ доходомъ, тогда какъ ювелиръ или часовой мастеръ можетъ вести большое дѣло въ маленькомъ помѣщеніи. Размѣръ основного капитала помогаетъ точно также мало. Есть занятія невозможныя безъ сравнительно большаго основнаго капитала, какъ напр. тѣ производства, гдѣ обрабатывается большая или меньшая масса желѣза. Въ тоже время банкиръ можетъ производить милліонныя операціи безъ всякаго основного капитала.
   И по числу рабочихъ можно судить съ такою же достовѣрностью о доходности промысловъ. У столяра, занятаго изготовленіемъ ящиковъ для какихъ нибудь пряниковъ или сластей, можетъ работать много рабочихъ, а доходъ будетъ малъ; а краснодеревецъ получитъ большой доходъ съ однимъ или двумя рабочими.
   Но самое главное затрудненіе заключается въ томъ, что неизвѣстно, работаетъ ли промышленникъ на свой собственный капиталъ или въ кредитъ. Работая въ кредитъ, онъ изъ своего дохода долженъ выплатить, можетъ быть, большую часть въ видѣ процентовъ, а между тѣмъ его обложатъ такимъ же налогомъ, какъ и того, который ничего не платитъ.
   Очевиднѣе всего нераціональность промысловой подати изъ ея практическаго примѣненія, доведеннаго въ нѣкоторыхъ странахъ до совершеннаго абсурда. Напр., въ Виртенбергѣ промысловая подать раздѣлена на 659 классовъ. Каждое ремесло, каждый промыселъ подраздѣленъ на множество категорій; а для каждой категоріи и въ каждой отдѣльной мѣстности назначенъ особенный налогъ. По истинѣ жаль тѣхъ бѣдняковъ чиновниковъ, которымъ приходится знать и распутывать всю эту чепуху, придуманную виртенбергскими учеными финансистами.
   Есть еще одинъ налогъ, можетъ быть, лучшій изъ всего, что было до сихъ поръ придумано -- налогъ на доходы. Мысль этого налога принадлежитъ Вилльяму Питу. Когда во время наполеоновскихъ войнъ, военные расходы Англіи потребовали чрезвычайныхъ источниковъ, явился въ Англіи подоходный налогъ (income-tax). Каждый доходъ свыше 60 фунтовъ объявленъ подлежащимъ прогрессивному налогу 0,825 до 5%. Налогъ этотъ, возраставшій по мѣрѣ усиленія военныхъ расходовъ Англіи, не пользовался популярностью у мѣстнаго населенія, и потому, когда Наполеонъ былъ увезенъ на о -- въ Елены, подоходный налогъ былъ отмѣненъ. А чтобы онъ не могъ быть введенъ снова, всѣ документы по распоряженію парламента были уничтожены. Несмотря, однако, на это, спустя 25 лѣтъ налогъ этотъ былъ введенъ снова при отмѣнѣ прежнихъ хлѣбныхъ налоговъ.
   Англійскій подоходный налогъ дѣлятся на 5 категорій и падаетъ на всѣ виды недвижимой собственности, на доходы съ движимостей, на дивиденды, проценты съ капиталовъ, промышленный и коммерческій доходъ, наконецъ, на жалованье и пенсіи чиновниковъ.
   Примѣръ Англіи нашелъ себѣ подражаніе между континентальными государствами, и съ тѣхъ поръ налогъ этотъ находитъ себѣ все больше и больше всеобщее примѣненіе. Несмотря, однако, на это и на кажущуюся справедливость основного принципа, подоходный налогъ, хотя и лучшій изъ остальныхъ, имѣетъ много недостатковъ.
   Хотя въ основаніи этого налога лежитъ та мысль, что размѣръ дохода каждаго долженъ служить масштабомъ его податной способности, но несмотря на то большая разница въ томъ, какими путями пріобрѣтаются людьми одинаковые доходы. Возьмемъ, напр., мелкаго ремесленника, добывающаго упорнымъ трудомъ и среди всякихъ крайнихъ лишеній 500 руб. дохода, и такіе же 500 руб. дохода, добываемые другимъ процентами на свой капиталъ. Съ того момента, какъ ремесленникъ перестанетъ трудиться, прекращается его доходъ. Человѣкъ же, живущій процентами съ своего капитала, будетъ имѣть ихъ до самой смерти, не шевеля палецъ о палецъ. Если бѣдному труженнику позволительно думать объ обезпеченіи своей старости, то, конечно, этимъ самымъ дается ему право дѣлать изъ своего дохода сбереженіе на черный день. А между тѣмъ и доходъ бѣднаго ремесленника, и доходъ капиталиста облагаются однимъ налогомъ.
   Еще рѣзче видна несправедливость подоходнаго налога изъ того, что онъ падаетъ на самый трудъ, на дѣятельность и обходитъ покровительственно праздность и мертвый капиталъ. Человѣкъ, живущій дѣятельнымъ трудомъ, долженъ платить за то, что онъ трудится, и премія дается праздности. Этимъ путемъ преграждается всякое экономическое движеніе впередъ и поощряется ничего недѣланіе, ибо платитъ только производительная дѣятельность, а непроизводительная отъ платежа освобождена. Предположите богача, проживающаго свой капиталъ. Онъ будетъ избавленъ отъ подоходнаго налога въ ущербъ трудолюбивому человѣку, увеличивающему народный капиталъ. Такимъ образомъ, налогъ на доходъ явится поощреніемъ праздности и роскоши и стѣсненіемъ полезной дѣятельности.
   Подобное же возраженіе можно сдѣлать и противъ налога на доходъ.
   Въ отдаленныя времена было совершенно справедливо высказывать мысль, что каждый долженъ платить государству по своимъ средствамъ По въ настоящее время такая мысль страдаетъ неясностью, ибо явилась разница между денежнымъ капиталомъ и собственностью другихъ видовъ.
   Налогъ на капиталъ больше, чѣмъ какіе либо другіе виды налога вызвалъ разсужденія, споры и толки. Противники этого налога доказывали, что имъ уменьшается размѣръ народнаго имущества и уменьшается производительный капиталъ страны. Но противъ этого можно возразить тѣмъ, что налогъ на капиталъ, выплачиваемый кѣмъ либо, вовсе неопредѣляетъ способа платежа. Онъ можетъ быть выплачиваемъ изъ дохода, и весь вопросъ сводится лишь къ тому, чтобы налогъ не поглощалъ всего дохода. Въ этомъ смыслѣ каждый налогъ составляетъ покушеніе на народный капиталъ.
   Второе замѣчаніе, дѣлаемое противниками этого налога, заключается въ томъ, что онъ ложится на капиталъ, неприносящій дохода, и потому падаетъ не уравнительно. И прекрасно, этого-то именно и нужно. Если вамъ вздумается положить милліонъ въ алмазы и брильянты, то спрашивается, почему только по этой причинѣ васъ слѣдуетъ освободить отъ платежа налога. Въ этомъ отношеніи налогъ на капиталъ представляетъ даже очевидную выгоду. Если, располагая большимъ капиталомъ, вы заведете у себя картинную галлерею, охотничьи парки и зимніе сады, а другой свой маленькій капиталецъ употребитъ на выгодное производство, то, конечно, васъ необходимо подвергнуть платежу, ибо этимъ самымъ поощрится полезная дѣятельность бѣдняка и наложится узда на ваше безуміе. Въ этомъ отношеніи налогъ на капиталъ справедливѣе налога на доходъ. Налогъ на доходъ стѣсняетъ полезную дѣятельность, налогъ на капиталъ ее поощряетъ, ибо если каждый извѣстный капиталъ будетъ обложенъ извѣстнымъ налогомъ, то тотъ, кто своею энергическою дѣятельностью значительно увеличитъ доходъ съ него, конечно получитъ премію за свою дѣятельность. При налогѣ съ капитала увеличенный доходъ остается въ вашемъ распоряженіи; при налогѣ же съ дохода на каждую увеличившуюся его часть финансовое управленіе немедленно налагаетъ свою руку.
   Не смотря на эти выгоды налога съ капитала, онъ не заслуживаетъ особенной похвалы, ибо исключаетъ изъ платежа многихъ получающихъ большія средства, но въ тоже время неимѣющихъ капитала. Напр., какой нибудь маршалъ или министръ, получающій въ годъ тысячъ 50 содержанія, будетъ стоять внѣ этого налога, а ремесленникъ или чиновникъ, скопившій на старость капиталецъ, небольше, какъ спасающій его отъ голоду, о бязанъ будетъ платить налогъ.
   Другая невыгода заключается въ томъ, что размѣръ налога не опредѣляется производительной силой капитала. Два одинаковыхъ капитала могутъ давать разныя выгоды, благодаря исключительно разной энергіи ихъ владѣльцевъ. Наконецъ, наиболѣе важное неудобство налога на капиталъ заключается въ томъ, что онъ поощряетъ небережливость и мотовство. Люди будутъ стремиться по къ тому, чтобы увеличивать свое состояніе и употреблять его на прочное улучшеніе и украшеніе своей жизни, а, напротивъ, постараются растратить его возможно неразсудительнымъ и предосудительнымъ способомъ.
   Этимъ кончаю обзоръ тѣхъ налоговъ, которые зовутся обыкновенно прямыми, и перехожу теперь къ важнѣйшимъ и наиболѣе развитымъ и разнообразнымъ налогамъ, падающимъ на потребленіе. Налоги эти зовутъ косвенными.
   

III.

   Характеристическая особенность налога на потребленіе заключается въ томъ, что онъ соотвѣтствуетъ не размѣру податной способности каждаго платящаго, а соразмѣряется исключительно съ потребленіемъ имъ извѣстныхъ предметовъ.
   Въ бюджетахъ современныхъ государствъ налогъ на потребленіе играетъ первую роль и составляетъ нерѣдко болѣе 60% всѣхъ государственныхъ доходовъ.
   Такая значительная цифра не служитъ однако ни теоретической, ни практической рекомендаціей налога на потребленіе.
   Конечно, если бы налогъ на потребленіе могъ быть проведенъ Послѣдовательно такъ, что, падая на все и на всѣхъ, въ соотвѣтственной равномѣрности, производилъ бы на всѣхъ одинаковое давленіе, то возраженій противъ этого налога дѣлать было бы невозможно. Если бы можно было сказать, что такой-то потребляетъ того-то въ 10 разъ больше, чѣмъ его сосѣдъ, слѣдовательно и его податная способность въ 10 разъ больше, то неоспоримо, что налогъ на потребленіе былъ бы налогомъ справедливымъ. Но этого нѣтъ и этого сказать нельзя. А сказать этого нельзя потому, что размѣрь потребленія не опредѣляетъ размѣра средствъ, а размѣръ средствъ не опредѣляетъ размѣра потребленія. Предположимте, что мы съ вами одинаково богатые люди, и что тратимъ на жизнь одинаковое количество денегъ; слѣдуетъ ли изъ этого, что мы употребимъ одинаковое количество предметовъ, обложенныхъ налогомъ? Слѣдуетъ ли изъ этого, что вы и я съѣдимъ одинаковое количество мяса, хлѣба, выпьемъ и выкуримъ одинаковое количество вина и табаку. Поэтому понятно, что налогъ на потребленіе, приведенный къ своей основной сущности, является налогомъ поголовнымъ, и поголовнымъ налогомъ въ самомъ несправедливомъ и худшемъ его видѣ.
   Защитники налога на потребленіе говорятъ, что хорошая сторона его заключается въ его многообразіи. Что этимъ многообразіемъ достигается будто бы уравнительность и справедливость, ибо сама собой устанавливается та равномѣрность тягости, по которой излишній платежъ на одинъ предметъ потребленія уравновѣшивается меньшимъ платежемъ на другой. Но разсуждать такимъ образомъ значитъ прямо заявлять свою неспособность устроить сознательную, толковую систему налоговъ и предоставлять случаю то, что должно быть рѣшено самими.
   Другая выгода, изображаемая защитниками, заключается, по ихъ увѣренію, въ томъ, что отъ самихъ плательщиковъ зависитъ платить или не платить извѣстный налогъ. Но я васъ попрошу, читатель, переселиться въ Парижъ и затѣмъ сказать, насколько въ дѣйствительности вы пользуетесь правомъ подобнаго свободнаго выбора. Въ Парижѣ обложено налогомъ рѣшительно все, кромѣ воздуха. Какимъ же образомъ вы можете устраниться отъ платежа, когда хлѣбъ, мясо, масло, чай, сахаръ; кофе и рѣшительно все съѣстное, привозимое въ городъ, обложено налогомъ? Очевидно, что подобная выгода существуетъ въ одномъ воображеніи защитниковъ.
   Говорятъ еще, что выгоды налога на потребленіе заключаются въ томъ, что онъ выплачивается незамѣтно для плательщика. Это совершенно справедливо, и потому-то особенно и прискорбно. Для человѣка недостаточно знакомаго съ сущностью налога на потребленіе совершенно темно, сколько онъ уплатитъ. Но вѣдь въ этомъ заключается не достоинство, а напротивъ, недостатокъ косвенныхъ налоговъ. Почему именно требуется мракъ въ этой области и почему финансистамъ нравится, когда всѣ, не исключая и ихъ самихъ, будутъ толкаться въ потемкахъ?
   Говорятъ еще, что выгоды налога на потребленіе заключаются въ томъ, что каждый, иностранецъ привлекается тоже къ платежу. Но почему, спрашивается, они должны платить косвеннымъ, а не прямымъ образомъ?
   Всѣ эти выгоды въ сущности небольше какъ невыгоды. Конечно справедливо, что уплата налога мелочными дробями легче для народа, чѣмъ сразу крупными цифрами. Но и эта выгода слишкомъ Ничтожна, ибо кто же мѣшаетъ большую сумму раздѣлить на мелкіе платежи? А между тѣмъ именно этотъ мелочной платежъ падаетъ особенной тягостью на народъ, ибо для надзора за правильностью поступленія косвенныхъ налоговъ требуется усиленная дѣятельность и, слѣдовательно, усиленный комплектъ надсмотрщиковъ, для которыхъ собирается жалованье съ тѣхъ же самыхъ плательщиковъ.
   Наконецъ пусть читатель обратитъ вниманіе на нравственное вліяніе этого налога. Если налогъ на потребленіе слишкомъ высокъ, то онъ вызываетъ немедленно контрабанду, поддѣлку и всякихъ видовъ обманъ, вредно дѣйствующій на нравственность и на здоровье потребителей.
   Я разсмотрю теперь главные виды налога на потребленіе, придуманные финансистами западной Европы, и читатель убѣдится самъ, насколько все, сказанное выше, справедливо.
   На Западѣ существуетъ еще и до сихъ поръ налогъ на хлѣбъ въ зернѣ, привозимый для размола. За мельниками смотрится строго, чтобы никто изъ нихъ не посмѣлъ принять ни одного зернушка, неоплаченнаго налогомъ. Понятно, что такой строгій надзоръ связываетъ всю хлѣбную торговлю. Еще вреднѣе дѣйствуетъ онъ на оплачивающую налогъ публику, ибо понятно, что ни одинъ мельникъ не захочетъ принять этого налога на себя, а постарается переложить его на покупателей. Булочники и мучные торговцы поступятъ точно также какъ мельникъ и къ потребителямъ печенаго хлѣба налогъ этотъ перейдетъ въ видѣ хлѣбнаго налога. Ясно, что налогъ на зерно является настоящимъ поголовнымъ налогомъ,-- налогомъ тѣмъ болѣе несправедливымъ, что онъ ложится всею своею тягостью на бѣдныхъ. Въ хозяйствѣ бѣдняковъ хлѣбъ играетъ главную роль. Въ хозяйствѣ богачей послѣднюю. Понятно, что бѣдный по отношенію къ богатому выплатитъ несоразмѣрно большую часть налога именно на такой предметъ, лишеніе котораго для него равносильно голоду. Напр., богатый, проживающій по отношенію къ бѣдному въ 1,000 разъ больше, не съѣдаетъ еще. оттого въ 1,000 разъ больше хлѣба, слѣдовательно и налогъ на хлѣбъ для богача является совершенно ничтожной тягостью, а на бѣдняка или на нищаго, питающагося исключительно хлѣбомъ, онъ ложится тягостно вполнѣ несоразмѣрной.
   Если притомъ, обратить еще вниманіе на необходимость строгого надзора за точнымъ соблюденіемъ торгующими и промышленниками установленныхъ правилъ, и что для этого каждая мѣстность должна быть оцѣплена стражей, то тягость подобнаго налога является зломъ вполнѣ грандіознымъ. Приведу въ примѣръ хотя Парижъ. Городъ обнесенъ стѣной; ворота только мѣстами: у воротъ досмотрщики. Не будь стѣны, каждый бы въѣзжалъ прямо въ ту улицу, какая ему нужна, теперь же необходимо дѣлать кругъ и въѣзжать непремѣнно въ извѣстныя ворота. Въ этихъ воротахъ васъ останавливаютъ; обшариваютъ вашъ экипажъ; осматриваютъ всѣ ваши вещи и будь вы даже просто путешественникъ съ небольшимъ дорожнымъ мѣшкомъ, вашего мѣшка въ покоѣ не оставятъ, а съ назойливымъ усердіемъ разсмотрятъ все его содержимое, чтобы опредѣлять, не скрывается ли въ немъ мясо, мука, или что нибудь подобное. Не знаю, какъ нынче, но нѣсколько лѣтъ назадъ путешественниковъ, пріѣзжающихъ въ Пирижъ по желѣзной дорогѣ, подвергали самому тщательному надзору, осматривали всѣ ихъ мѣшки и чемоданы, точно какъ будто бы было какое нибудь разумное основаніе подозрѣвать, что путешественникъ, ѣдущій изъ Германіи во Францію, везетъ съ собою говядину или колбасу. Чего стоитъ содержаніе подобнаго надзора и чего стоитъ безполезное задерживаніе и безпокойство проѣзжающихъ!
   Другой предметъ потребленіи, подлежащій налогу и, можетъ быть, не менѣе важный, чѣмъ хлѣбъ, есть говядина. Налогъ на мясо есть средневѣковое изобрѣтеніе. Но что находило себѣ оправданіе въ XVI или XVII столѣтіяхъ, совершенно неумѣстно въ XIX. Нынче, при развитіи промышленности и торговли, всякіе барьеры и заставы являются мѣрами черезъ чуръ убыточными чтобы можно было ихъ защищать. Въ наше время сношенія не только между отдѣльными государствами, по даже между отдѣльными частями свѣта гораздо сильнѣе, чѣмъ были въ средніе вѣка сношенія между двумя рядомъ лежащими городами.
   Но кромѣ этого общаго зла, налогъ на говядину имѣетъ свои частныя невыгоды. Въ сельскихъ мѣстностяхъ его нѣтъ, а существуетъ онъ лишь въ городахъ. Почему же спрашивается городскіе жители должны платить за говядину гораздо дороже, чѣмъ сельскіе? Далѣе, налогъ на мясо ложится всею своею тягостью лишь на дешевые сортименты. Отъ него освобождаются свинина и дичь четвероногая и пернатая. Слѣдовательно, налогъ этотъ несутъ не тѣ господа, которые услаждаютъ свой вкусъ разными рагу и сыромъ изъ дичи, а тѣ, кто ѣстъ простое воловье мясо, т, е. какъ разъ промышленно-рабочее населеніе, нуждающееся по преимуществу въ сытной питательной пищѣ.
   Что же касается до трудности надзора и издержекъ собиранія налога, то они виднѣе всего изъ слѣдующихъ цифръ. Въ Саксоніи налогъ на бойни даетъ 420,000 талеровъ валоваго доходу, расходъ же взиманія -- 120,000 талеровъ. Слѣдовательно въ государственное казначейство поступаетъ лишь 294,000 талер. и потребители должны заплатить совершенно даромъ 126,000 или 43%.
   Налогъ на соль такое же старинное изобрѣтеніе, какъ и налогъ на говядину. Но разница между ними та, что безъ говядины прожить можно, а безъ соли нельзя. Отъ говядины можно еще отказаться въ извѣстной степени: хлѣбъ, обложенный налогомъ, можно замѣнить пожалуй картофелемъ; но соль замѣнить ничѣмъ нельзя: человѣкъ ее ѣсть долженъ. Поэтому налогъ на соль есть истинный поголовный налогъ.
   Сравнивая богатаго съ бѣднымъ, мы видимъ, что въ кухнѣ первого соль вовсе не играетъ такой важной роли, ибо замѣняется частью, а иногда даже и въ значительной степени разными пряностями, раздражающими вкусъ и способствующими выдѣленію слюны. Въ кухнѣ же простолюдина, гдѣ кромѣ хлѣба и картофеля нѣтъ иногда ничего, соль составляетъ существенную незамѣнимую принадлежность. Поэтому налегъ на соль, заставляющій уменьшать потребленіе, является прямымъ источникомъ бѣдности.
   Кромѣ домашней жизни соль есть необходимый предметъ во многихъ производствахъ, напр. при изготовленіи соляной кислоты и соды и въ такой же степени необходима она въ сельскомъ хозяйствѣ. Если налогъ на соль возвышаетъ ея цѣну, то очевидно, что вмѣстѣ съ тѣмъ онъ уменьшаетъ и ея потребленіе и это подтверждается вполнѣ слѣдующими цифрами. Въ Англіи на каждаго человѣка приходится 40 фунтовъ, во Франціи, отъ 22 до 30 ф., въ Германіи же отъ 14 до 20 фунтовъ. И еслибы налогъ на соль поступалъ въ своемъ полномъ количествѣ въ государственное казначейство, то при всей его тягости его бы можно было если и не оправдывать, то, по крайней мѣрѣ, терпѣть съ грѣхомъ пополамъ. Но спрашивается, за что народъ долженъ платить вдвое на расходы взиманія. Напр. во Франціи, изъ 40 милліоновъ валоваго дохода, 10 милліоновъ франковъ составляютъ расходъ взиманія; въ Пруссіи изъ 10 милліоновъ талеровъ -- 3 1/2 расходъ взиманія, въ другихъ государствахъ отношеніе еще хуже.
   Я уже упоминалъ, что количество потребленія соли зависитъ прямо отъ размѣра налога и чѣмъ меньше налогъ, тѣмъ больше потребленіе, поэтому наибольшее количество соли потребляется въ Англіи, гдѣ нѣтъ налога; а наименьшее въ нѣмецкихъ государствахъ, гдѣ существуетъ самый большой налогъ.
   Послѣ того, что было говорено о зловредности налога на предметы такой существенной необходимости, какъ хлѣбъ, мясо и соль" налогъ на вино и табакъ можетъ казаться зломъ меньшимъ; но меньшее зло оттого, что оно мало, не становится еще добромъ.
   Конечно, если вино потребляется въ огромномъ количествѣ и безъ мѣры, то оно перестаетъ бытъ предметомъ необходимости, а дѣлается предметомъ роскоши. Но это замѣчаніе не можетъ никакъ относиться къ простонародью. Для рабочаго человѣка, особенно питающагося недостаточно питательной и здоровой пищей, вино составляетъ прямую необходимость. И вообще замѣчено, что тѣ пьютъ больше вина, кто занятъ болѣе тяжелой работой. Поэтому главными потребителями вина является бѣдное рабочее населеніе.
   Что же мы замѣчаемъ въ налогѣ? А замѣчаемъ мы то, что онъ падаетъ равномѣрно на всѣ сорты винъ не по ихъ качеству, а по объему сосудовъ и такимъ образомъ, чѣмъ вино дороже, тѣмъ оплачиваетъ оно меньшую подать, а чѣмъ дешевле, тѣмъ платитъ больше.
   Дороговизна вина, являющаяся слѣдствіемъ налога, ведетъ къ тому, что винные торговцы придумываютъ всякія плутни и подмѣси, и потребителямъ, вмѣсто чистаго вина, даются искуственные винообразные напитки. Кромѣ того необходимость надзора ведетъ къ постоянному вѣчному вмѣшательству полицейскихъ и другихъ досмотрщиковъ и ни трактирщикамъ, ни виноторговцамъ, ни изготовителямъ вина не только не даютъ покою, но напротивъ держатъ ихъ въ вѣчномъ страхѣ внезапнаго осмотра.
   Все, что я говорилъ о налогѣ на. вино, примѣняется вполнѣ и къ налогу на водку. Налогъ на водку считается однимъ изъ наиболѣе удобныхъ и выгодныхъ налоговъ, во-первыхъ, по размѣру потребленія, а во-вторыхъ, какъ выражаются финансисты, потому, что ни одинъ предметъ не можетъ такъ легко нести налога, какъ водка. Говоря понятнѣе это значитъ, что наложи налогъ на водку въ 10 разъ больше того, что она сама стоитъ, ее все-таки пить будутъ. И надобно согласиться, что финансисты, затрудняющіеся въ отысканіи источниковъ государственныхъ доходовъ, правы, если кромѣ водки у нихъ нѣтъ въ виду другого источника.
   Тѣмъ не менѣе налогъ на водку, хотя и въ меньшей степени, но не лишенъ тѣхъ невыгодныхъ сторонъ, о которыхъ говорилось ранѣе. Во-первыхъ размѣръ потребленія вина каждымъ отдѣльнымъ человѣкомъ зависитъ отъ его сложенія, образа жизни, занятій, даже отъ качества одежды. Поэтому очевидно, что если я пью больше водки, чѣмъ вы, по условіямъ тѣхъ обстоятельствъ, въ которыхъ живу и дѣйствую, то изъ этого вовсе не слѣдуетъ, чтобы моя податная способность была больше вашей. За чтоже я плачу больше, чѣмъ вы? Очевидно только за то, что, по обстоятельствамъ отъ меня нисколько независящимъ, я нуждаюсь больше въ напиткѣ, дѣйствующимъ возбудительно на мои нервы. Это будетъ также справедливо, какъ заставить меня платить больше за хлѣбъ и за говядину, чѣмъ васъ, потому только, что я больше и сильнѣе васъ и больше васъ работаю."
   Но защитники налога на спиртуозные напитки, которымъ очень хорошо извѣстно, что налогъ на нихъ имѣетъ совершенно тѣ же недостатки, какъ и вообще всѣ налоги на потребленіе, увѣряютъ, что онъ имѣетъ нравственно-воспитательное значеніе. Замѣчаніе это было бы конечно справедливо, если бы не отличалось двумя существенными недостатками: дѣтской наивностью и невѣденіемъ исторіи. Пусть защитники заглянутъ въ самихъ себя и скажутъ съ полной откровенностью, что имѣло вліяніе на направленіе ихъ склонностей и привычекъ и возможно ли измѣнять то и другое внѣшними вліяніями и съ такою быстротой, какъ они думаютъ, перевоспитывать пьющихъ людей? Если защитникамъ не захочется заглядывать въ самихъ себя, то пусть они обратятъ вниманіе на факты исторіи. Они увидятъ, что характеръ и наклонности народа нельзя измѣнять мгновенно внѣшними принудительными мѣрами, а тѣмъ болѣе системою налоговъ. Прочныя вліянія достигаются прочными перемѣнами въ бытѣ народа и измѣненіемъ обстоятельствъ, заставляющихъ поступать его именно такъ, а не иначе.
   Кромѣ того высокій налогъ на водку нельзя признать достигающимъ цѣли еще и потому, что цѣпа водки опредѣляется не налогомъ, а расходами производства. Налогъ можетъ повышать цѣну только временно. Если вздорожавшій напитокъ найдетъ меньше потребителей, то это прежде всего невыгодно самимъ производителямъ. Они, конечно, постараются придумать средство для удешевленія производства и для пониженія поэтому цѣны на вино. Вслѣдъ за пониженіемъ цѣны увеличится потребленіе, и пьянство, которое хотѣли обуздать финансисты, достигнетъ снова своего уровня.
   Никто конечно не станетъ утверждать, чтобы пьянство вообще не существовало въ простонародьи. Но это пьянство нисколько не меньше того, которому предаются люди другихъ сословій. Здѣсь зло, если оно дѣйствительно зло, -- общее. Но нельзя также отрицать и того, что злоупотребленіе спиртуозными напитками не есть болѣзнь поголовная. Пьянство будетъ и въ томъ случаѣ, если водка станетъ продаваться изъ аптекъ и никакой налогъ не научитъ пьяницъ трезвости. Но если налогъ безсиленъ противъ пьяницъ, то зачѣмъ обременять имъ не пьяницъ, т. е, людей, для которыхъ употребленіе вина составляетъ существенно-необходимую потребность.
   Наконецъ нельзя не обратить вниманіе еще и на то, что винокуренное производство есть отрасль сельскаго хозяйства, что оно открываетъ сбытъ зерну въ болѣе выгодной его обработкѣ, что, наконецъ, барда служитъ чрезвычайно выгоднымъ сурогатомъ при откармливаніи скота.
   Всѣхъ этихъ обстоятельствъ совершенно достаточно для уясненія той основной идеи, что налогъ на вино не соотвѣтствуетъ вполнѣ ни одной изъ тѣхъ цѣлей, для достиженія которыхъ его устанавливаютъ. Впрочемъ это общее свойство всѣхъ налоговъ на потребленіе. Правда, денежные результаты, ими достигаемые, блистательны, но вовсе не такъ блистательны умозаключенія финансистовъ, и нравственныя и экономическія вліянія этихъ налоговъ на потребителей вообще, а на простонародье въ особенности.
   Налоги на потребленіе имѣютъ еще и другую вредную сторону потому что даютъ промышленности извѣстнаго народа искуственное тепличное направленіе. Лучшимъ примѣромъ этого служитъ созданное Наполеономъ I свеклосахарное производство. Во Франціи до Наполеона приготовлепіе сахара изъ свекловицы было не больше, какъ лабораторнымъ дѣломъ, въ родѣ нынѣшняго приготовленія аллюминія. Когда Наполеонъ континентальной системой заперъ доставку во Францію колоніальныхъ товаровъ, пришлось но необходимости обратить вниманіе на приготовленіе сахара въ большихъ размѣрахъ. Послѣ сверженія Наполеона, во Франціи считалось 200 сахарныхъ фабрикъ, производившихъ 7 милліоновъ фунтовъ сахару. Не смотря на такое, повидимому, сильное развитіе сахарнаго производства, оно не было въ состояніи существовать безъ покровительственной системы. А система эта была до того энергична и послѣдовательна, что въ 1831 году Франція приготовляла уже 24 милліона фунтовъ сахара. Когда производство достигло этого размѣра, финансисты сообразили, что было бы нехудо обложить его налогомъ. Сначала налогъ былъ довольно умѣренный, небольше 5 франковъ на центнеръ; въ настоящее же. время онъ достигъ уже 17% франковъ. Не смотря однако на это, не смотря и на пошлину на колоніональный сахаръ, послѣдняго ввозилось (0 150 милліоновъ фунтовъ; а въ 1858 году, когда была понижена ввозная пошлина, колоніальнаго и иностраннаго сахару было доставлено во францію 384 милліона фунтовъ.
   Тоже самое приходится сказать объ остальныхъ континентальныхъ государствахъ. Вездѣ свеклосахарное производство есть искуственное созданіе и вездѣ оно идетъ въ убытокъ народуВъ Германіи, напр., налогъ на колоніальный сахаръ на 50% выше налога на сахаръ внутренняго приготовленія. Только одна Англія не держалась примѣра континентальныхъ государствъ и не создавала у себя искуственнаго сахарнаго производства. Оттого въ Англіи нѣтъ ни одного свеклосахарнаго завода и сахаръ достается англичанамъ дешевле, чѣмъ какому-либо другому европейскому народу.
   Въ искуственности, ведущей къ возвышенію цѣны предмета, именно и заключается все зло этой системы. Для того, чтобы поддержать производство, созданное изъ побужденій такого свойства, какъ наполеоновская континентальная система, или же изъ побужденій аристократическаго характера, которымъ слѣдуетъ приписать введеніе свекловичнаго сахарнаго производства въ другихъ государствахъ, народамъ приходится покупать необычайно дорогой цѣной сахаръ и ограничивать себя въ его потребленіи. Что такое сахаръ? Предметъ роскоши или необходимости? Если онъ даже и предметъ роскоши, то налогъ на него все-таки недостигаетъ своей цѣли: а если онъ предметъ необходимости, то налогъ на него оказывается еще болѣе нераціональнымъ. Сахаръ необходимъ для человѣческаго организма и не можетъ быть замѣнимъ сурогатами. Сахаръ важенъ еще и потому, что онъ служитъ необходимымъ, неизбѣжнымъ предметомъ при употребленіи чая и кофе. Наконецъ, чтобы быть послѣдовательными, финансистамъ, такъ нѣжно заботящимся о народной нравственности, нужно было бы обратить вниманіе еще и на то, что если они желаютъ отучить народъ отъ употребленія спиртуозныхъ напитковъ, то имъ нужно поощрять употребленіе чая, которое безъ сахара невозможно. Филантропы такъ и поступали. Отклоняя народъ отъ водки, они взамѣнъ ея предлагали чай. Финансисты же какъ нарочно хотятъ ограничить всѣ рѣшительно потребности народа и, ограничивая ихъ, дѣйствуютъ въ ущербъ своей собственной системѣ. Поощреніе сахара внутренняго приготовленія даетъ капиталамъ страны невѣрное направленіе. Въ то же время необходимо налагать высокую пошлину на сахаръ колоніальный и поднимать цѣну на него лишь для того, чтобы на счетъ всей страны наживались домашніе производители. Дороговизна сахара отражается немедленно на потребленіи и ведетъ къ уменьшенію доходовъ. Въ германскомъ таможенномъ союзѣ налогъ на свекловичный сахаръ составляетъ 28%, а пошлина на привозный 45%. А это значитъ, что потребитель вмѣсто 7 копѣекъ за фунтъ платитъ 15.
   Конечно налогъ на сахаръ не такъ вреденъ, какъ налогъ на мясо и хлѣбъ. Сахаръ не служитъ предметомъ безусловной необходимости и если государству не представляется другого источника, болѣе выгоднаго, какъ налогъ на сахаръ, то при нынѣшней финансовой системѣ налогъ этотъ составляетъ еще явленіе довольно терпимое. Тѣмъ не менѣе государства европейскія терпятъ отъ ошибки геніальнаго Наполеона, создавшаго искуственную свеклосахарную промышленность и возбудившаго обезьянство другихъ государствъ. Прямая экономическая выгода каждой страны въ томъ, чтобы въ ней не существовало искуственныхъ, тепличныхъ производствъ. Умѣренный, исключительно съ финансовой цѣлью, налогъ на ввозный сахаръ такъ разширитъ его употребленіе и доставитъ такой доходъ государству, какого никогда не доставитъ налогъ на свой собственный свекловичный сахаръ и высокая пошлина на колоніальный.
   Въ ближайшей связи съ налогомъ на сахаръ находятся пошлины таможенныя. Также, какъ въ сахарномъ производствѣ, онѣ преслѣдуютъ двѣ цѣли: покровительство внутреннихъ фабрикантовъ и полученіе доходовъ. Въ послѣднемъ случаѣ таможенныя пошлины составляютъ небольше, какъ налогъ на потребленіе. Разница ихъ отъ налога на вино, мясо, муку, табакъ въ томъ, что эти налога падаютъ на предметы потребленія внутренняго производства, а таможенные на предметы потребленія производства иностраннаго. Налогъ на ввозимые предметы, возвышая ихъ цѣну, немедленно подавляетъ ихъ потребленіе и цѣна этихъ предметовъ возвышается на величину налога.
   Главная невыгода подобнаго возвышенія заключается въ томъ, что вздорожавшій предметъ беретъ отъ народа неизмѣримо большую сумму, чѣмъ какая достается государству. Предположимъ, что пошлина падаетъ на ввозный хлѣбъ, что этого хлѣба привозится одинъ милліонъ четвертей и что, кромѣ того, страна производитъ своего собственнаго хлѣба 50 милліоновъ. Въ казну поступитъ лишь пошлина за милліонъ четвертей ввезеннаго хлѣба, положимъ по 10 копѣекъ съ четверти. А между тѣмъ и весь остальной хлѣбъ, потребляемый въ странѣ, поднимется въ каждой четверти тоже на 10 коц. Слѣдовательно финансовое управленіе получитъ доходу только 100,000, а народъ заплатитъ за хлѣбъ лишняго 5 милліоновъ руб., которые всѣ разойдутся по рукамъ торговцевъ, а правительству изъ нихъ не достанется ни копѣйки.
   Подобнымъ образомъ таможенный налогъ дѣйствуетъ на цѣны всѣхъ предметовъ, которые производятся частью въ странѣ. Всѣ они дорожаютъ въ несоразмѣрной пропорціи съ тѣмъ ничтожнымъ доходомъ, который доставляютъ таможенному фиску.
   Если таможенная пошлина надаетъ на предметъ вовсе не производимый страной, то являются другія неудобства. Большая или меньшая недоступность предмета ведетъ къ подмѣсямъ и обманамъ, къ торговому плутовству и къ контрабандѣ. Вредъ подобныхъ пошлинъ замѣтнѣе всего на винѣ и на колоніальныхъ товарахъ. Современная Европа рѣдко имѣетъ чистое вино. Повсюду явились фабрикаціи и читатель конечно слыхалъ о знаменитой подземной фабрикѣ винъ Соболева, снабжающаго всю Россію всевозможными иностранными винами своего издѣлія.
   Раціональная финансовая политика требуетъ, чтобы таможенныя пошлины падали только на такіе предметы, которые поступаютъ на немедленное потребленіе. Пошлина на сырье, требуя продолжительной затраты капитала, выплаченнаго впередъ, дѣйствуетъ подавляющимъ образомъ на дальнѣйшую ихъ обработку. Но и въ предметахъ немедленнаго потребленія пошлины должны быть настолько умѣренны, чтобы онѣ не вели ни къ контрабандѣ, ни къ поддѣлкамъ, и чтобы онѣ не заставляли народъ, за невозможностью удовлетворенія своихъ потребностей предметомъ настоящимъ, набрасываться на его сурогатъ. Все это конечно только въ томъ случаѣ, если финансисты считаютъ невозможнымъ отказаться отъ таможенныхъ доходовъ. Если же смотрѣть на таможенный доходъ съ современнаго уровня экономическихъ знаній, то нельзя не признать его началомъ для всякой страны убыточнымъ.
   Даже и остальные финансисты приходятъ къ тому убѣжденію, что покровительственная система идетъ каждому народу въ убытокъ. Число защитниковъ національной экономической независимости становится теперь все менѣе и менѣе, и едва ли изъ нихъ найдется такой, у котораго бы достало рѣшимости утверждать, что для Пруссіи необходимо разводить свой собственный чай и кофе, и что слѣдуетъ освободиться вполнѣ отъ Китая. Всякая страна, ограждающая себя покровительственной системой, наноситъ вредъ прежде всего сама себѣ. Зачѣмъ намъ покупать по дорогой цѣнѣ свое собственное, когда намъ выгодно покупать чужое, привозное? Зачѣмъ, если къ намъ могутъ придти дешевыя вещи, мы силой изгонимъ отъ себя дешевыхъ продавцевъ, чтобы покупать свое собственное дорогое? Самопожертвованіе непостижимое, существующее только потому, что люди недостаточно понимаютъ то, что они дѣлаютъ. И если бы мѣра эта вела къ тому, чтобы собственныя издѣлія становились лучше и дешевле, но и этого быть не можетъ. Зачѣмъ я стану изготовлять лучше и дешевле, если продамъ и худое? Очевидно, что покровительственныя пошлины даютъ всей внутренней промышленности монопольный характеръ; даютъ выгоду мнимымъ производителямъ насчетъ всего народа, обязаннаго платить имъ дорого за худое.
   Изъ спеціальнаго изложенія отдѣльныхъ видовъ налоговъ на потребленіе, читатель видѣлъ, что они падаютъ тяжестью несоразмѣрной на людей бѣдныхъ. Эта неуравнительность будетъ виднѣе изъ слѣдующаго сопоставленія расходовъ людей богатыхъ и бѣдныхъ. Пфейферъ, для болѣе убѣдительнаго указанія разницы этихъ расходовъ, составилъ довольно подробную таблицу того, что прожигаютъ богатые и бѣдные. Въ основаніе сравненія онъ беретъ домашній расходъ одного высокопоставленнаго сановника, проживающаго въ годъ 25,000 талеровъ, банкира, проживающаго 17,000 талеровъ, держащаго своихъ лошадей и ведущаго жизнь вообще роскошную; состоятельнаго купца, живущаго хотя и умѣренно, но расходующаго на домъ 2,000 талеровъ; чиновника, проживающаго 900 талеровъ, наконецъ, рабочаго, добывающаго 300 талеровъ. Вотъ что оказывается изъ сравненія. Сановникъ расходуетъ на квартиру 2,000 талеровъ, что составляетъ 8% всего его расхода. Всѣ остальные лица платятъ за квартиру въ уменьшающейся прогрессіи, но въ пропорціи увеличивающейся къ ихъ общему расходу. Такъ что рабочій изъ своихъ 300 талеровъ платитъ за квартиру 57 талеровъ, составляющихъ 19% или относительно въ 2 1/2 раза дороже сановника. На муку и хлѣбъ сановникъ тратитъ въ годъ 325 тал. или 1 1/3% всего своего расхода. Такой же процентъ составляетъ расходъ на хлѣбъ и въ хозяйствѣ банкира. Затѣмъ процентъ этотъ постепенно возрастаетъ и расходъ рабочаго составляетъ 52 тал. или 17 1/3%. Такимъ образомъ рабочій тратитъ на хлѣбъ больше чѣмъ въ 13 разъ болѣе сановника. Чтобы расходъ сановника привести въ равновѣсіе съ расходомъ работника нужно, чтобы сановникъ, вмѣсто 325 тал., тратилъ на хлѣбъ 4,355 тал. На говядину сановникъ тратитъ 1,175 тал. или 4,7%; банкиръ 4,9%; остальные постепенно больше; а рабочій расходуетъ на нее 45 тал. или 25%. На дичь и рыбу сановникъ расходуетъ 3,6%; банкиръ 2,2%; купецъ только 0,7%; а чиновникъ и рабочій ни копѣйки. На сахаръ сановникъ тратитъ 90 тал. или 0,4%; рабочій только 5 тал., составляющихъ 1,8%, На чай, кофе, шоколадъ расходъ сановника 124 тал. или 0,5%, расходъ же рабочаго 5% тал. или 1,7%. 760 тал, расходуемые сановникомъ на вино, пиво водку составляютъ только 3,4% всего его расхода, а жалостные 48 тал., расходуемые на тотъ же предметъ рабочимъ, составляютъ 16%. Пфейферъ замѣчаетъ, что; асходъ на вино рабочаго кажется преувеличенъ. Любопытно, что 120 тал., расходуемые сановникомъ на табакъ и сигары составляютъ лишь 0,5%; и 6 тал., на тотъ же предметъ рабочаго 2%. Сравненіе это относилось только до предметовъ первой необходимости. Что же касается до удовольствій, напр. театры, концерты, то сановникъ тратитъ на нихъ въ годъ 1000 тал., чиновникъ 5 тал., а рабочій ничего. На поѣздки и путешествія сановникъ расходуетъ 6,500 тал., а чиновникъ и рабочій опять ничего. На одежду сановникъ тратитъ 4000 тал., составляющихъ 16%, а рабочій 28 тал., составляющихъ 9,3%.
   Разсчетъ этотъ, сдѣланный для Германіи или правильнѣе въ Берлинѣ, оказался совершенно вѣрнымъ и для Франціи; т. е. для Парижа. Слѣдовательно, не дѣлая никакой ошибки и основываясь на очевидности, можно сказать, что онъ оправдается повсюду и окажется вполнѣ вѣрнымъ и для насъ. Можетъ быть, у насъ пропорція получится еще болѣе рѣзкая, ибо говядина въ быту русскаго рабочаго играетъ роль далеко меньшую, чѣмъ въ быту рабочаго нѣмецкаго.
   Несоразмѣрно относительно большіе платежи простонародья за предметы первой необходимости вызвали уже давно мнѣніе о необходимости налога прогрессивнаго. Стороннники этой системы думали постепеннымъ возвышеніемъ налоговъ отъ бѣдныхъ къ богатымъ возстановить несуществующее равновѣсіе въ платежахъ. Эта мысль встрѣтила однако сильный протестъ и противникамъ ея, ненаходившимъ страннымъ, что налоги возвышаются прогрессивно сверху внизъ, т. е. отъ богатыхъ къ бѣднымъ, показалось возмутительнымъ желаніе дать имъ обратную прогрессію. Хотя и нелогично, но понятно, ибо за прогрессивнымъ налогомъ рисовались противникамъ его необычайные личные расходы, благодаря отсутствію которыхъ они могутъ ѣсть нынче рагу изъ рябчиковъ и тратить на увеселенія и путешествія, подобно нѣмецкому сановнику, 7500 талеровъ, а тогда имъ пришлось бы рагу не ѣсть и сидѣть дома. Впрочемъ къ чести финансистовъ западной Европы нужно прибавить, что если они и возмутились противъ прогрессивнаго налога, то тѣмъ не менѣе у нихъ нашлось настолько разсудительности, чтобы ввести налогъ пропорціональный. Такой налогъ ввели у себя Англія, Пруссія и другія нѣмецкія государства. Въ Германіи налогъ этотъ называется класснымъ налогомъ.
   Но самая дурная сторона налоговъ на потребленіе обнаруживается въ томъ процессѣ, который на языкѣ финансистовъ называется переложеніемъ. Сущность переложенія заключается въ томъ, что налогъ платится не тѣмъ, на кого онъ налагается, а другимъ. Бываютъ случаи, когда финансовое управленіе именно и имѣетъ въ виду, чтобы налогъ былъ переложенъ на другого, напр. при таможенной пошлинѣ и при налогѣ на потребленіе. Въ другихъ же случаяхъ, хотя финансовое управленіе въ виду этого не имѣетъ, тѣмъ не менѣе переложеніе совершается.
   Опредѣлить съ полною точностію во всякомъ данномъ случаѣ: совершается или несовершается переложеніе, составляетъ одинъ изъ труднѣйшихъ теоретическихъ вопросовъ. Часто вполнѣ очевидно, на кого долженъ пасть окончательно перелагаемый налогъ; но также часто переложеніе совершенно не уловимо. Если, напр., прусское правительство наложило бы на сановника, о которомъ мы говорили выше, особенную подать за то, что сановникъ одѣваетъ свою жену въ бархатъ и кружева и держитъ у себя выѣздныхъ лакеевъ, то совершенно неоспоримо, что налогъ этотъ палъ бы только на кошелекъ сановника и ни на кого бы не переложился. Также ясно и то, что если пошлина будетъ наложена на иностранные товары или на предметы первой необходимости внутренняго изготовленія, напр. мука, хлѣбъ, водка, говядина, то продавцы не возьмутъ этого налога на себя, а переложатъ его на покупателей въ видѣ надбавки на цѣны на эти предметы. Точно также очевидно, что если, напр., пошлину платитъ положимъ скотопромышленникъ, то онъ переложитъ ее на мясника, мясникъ разложитъ ее на своихъ покупателей, а покупатели, если они промышленные люди, постараются точно также переложить ее на своихъ покупателей. Товары, оплачиваемые таможенной пошлиной, точно также помогаютъ переложенію и налогъ переводится однимъ продавцомъ на другого, пока не дойдетъ до того предѣла, гдѣ переложеніе уже невозможно. Напр. хозяйка, покупающая говядину, обложенную акцизомъ, платитъ цѣну говядины, выплачиваетъ акцизъ, внесенный продавцемъ и, наконецъ, платитъ ему же еще и проценты на этотъ сложный капиталъ. Госпожа, покупающая иностранную матерію, или хотя и туземную, но изъ привознаго сырья, обложеннаго пошлиной, уплачиваетъ точно также не только за сырье, за его переработку, но и таможенную пошлину; платитъ за всѣ хлопоты промышленниковъ, купцовъ и перекупщиковъ, наконецъ платитъ и проценты на затраты, сдѣланныя каждымъ изъ нихъ. Если эта барыня занимается чѣмъ нибудь и получаетъ за свой трудъ деньги, то и она постарается возмѣстить свои расходы съ тѣхъ, съ кѣмъ она находится въ экономическихъ или промышленныхъ отношеніяхъ. Если подобное переложеніе своихъ излишнихъ платежей предпринимаетъ всякій; если всякій усиливается свалить собственную тяжесть на плечи другого, и если въ томъ сложномъ процессѣ, который зовется экономическою жизнью народа, каждому изъ насъ представляется большая или меньшая возможность переложить на другого свои расходы, то и образуется такая сложная и многообразная сѣть переложеній, въ которой дѣйствительно мудрено усмотрѣть послѣдній предѣлъ,
   Пока возможность переложенія существуетъ, лица перелагающія могутъ жить, не ощущая особенной тягости отъ налога; но за то тѣмъ тижелѣе жить людямъ, для которыхъ переложеніе невозможно. Для нихъ налогъ является прямымъ лишеніемъ. Если говядина и хлѣбъ поднялись въ цѣнѣ вслѣдствіе акциза, и если эту возвышенную цѣну вы не можете переложить на другого, то очевидно, что вамъ предстоитъ только такой выборъ: или, оставшись при прежнемъ размѣрѣ потребленія говядины и хлѣба, сократить свои другіе расходы, а если вы этого сдѣлать не желаете или не можете, то ѣсть менѣе хлѣба и говядины.
   Въ этомъ положеніи находятся всѣ тѣ, кто получаетъ постоянное жалованье и такъ называемые рантье, т. е. люди, живущіе процентомъ съ капитала. Этимъ людямъ переложеніе налога совершенно невозможно и онъ погребается въ ихъ собственныхъ желудкахъ, вмѣстѣ съ вздорожавшей говядиной или съ другими предметами потребленія.
   Относительно возможности переложенія налога рабочимъ народомъ, въ мнѣніи экономистовъ явилось разнорѣчіе. Одни изъ нихъ доказывали, что если налогъ возвыситъ цѣну предметовъ первой необходимости, то и рабочій немедленно потребуетъ возвышенія платы. Такимъ образомъ, если рабочій получалъ 180 руб. въ годъ и платилъ налога 18 руб., а затѣмъ налогъ возвысился до 20 руб., то рабочій потребуетъ 200 руб. и возстановитъ равновѣсіе въ своемъ бюджетѣ. Противъ этого возражали, что капиталисту нѣтъ ровно никакого основанія возвышать задѣльную плату, и что, слѣдовательно, капиталистъ не допуститъ рабочаго переложитъ на него свой налогъ. Мнѣніе послѣднихъ справедливѣе, и вотъ почему. Рабочая плата опредѣляется размѣромъ спроса и предложенія и величиною капитала. Если капиталъ не увеличился и не убавился, если не увеличилось и не убавилось число рабочихъ, ищущихъ занятія, то очевидно, что и задѣльная плата останется такою, какою была прежде. Она можетъ измѣниться только въ томъ случаѣ, если измѣнится одинъ изъ этихъ основныхъ факторовъ. А какъ возвышеніе налога не влечетъ за собою перемѣны въ отношеніяхъ факторовъ, то очевидно, что переложеніе для рабочаго сдѣлается невозможнымъ и увеличенный налогъ заставитъ рабочаго ограничить размѣръ своего потребленія.
   Если увеличеніе налога заставитъ рабочаго сократить свои издержки до такого размѣра, что неминуемымъ послѣдствіемъ лишенія явятся болѣзни и усилившаяся смертность, въ такомъ случаѣ нарушится равновѣсіе въ тѣхъ факторахъ, о которыхъ упоминалось, и уменьшившееся предложеніе рабочихъ рукъ заставитъ капиталистовъ поднять рабочую плату. Только при этомъ одномъ условіи капиталисты согласятся принять на себя уплату возвысившагося налога. Очевидно, что если вздорожаніе предметовъ первой необходимости и ведетъ къ повышенію задѣльной платы, то вовсе не немедленно, а лишь на томъ условіи, чтобы какія бы то ни было обстоятельства -- въ нашемъ примѣрѣ голодъ и болѣзни -- уменьшили число рабочихъ. Такимъ образомъ, налогъ на потребленіе представляетъ для рабочаго возможность къ переложенію лишь на очень тягостныхъ условіяхъ, и если допустить, что, при нормальномъ состояніи общества, подобное явленіе терпимо быть не можетъ, то ясно, что переложеніе для рабочаго немыслимо. Томасъ Туке, въ своей "исторіи цѣнъ" съ 1793 по 1857 годъ, приводитъ цѣлый рядъ поразительныхъ фактовъ, подтверждающихъ справедливость изложенной мною теоріи. Изъ его цифръ оказывается, что рабочая плата послѣ всѣхъ подчиняется вліянію дороговизны и обыкновенно сопровождается самыми тягостными послѣдствіями для рабочаго сословія. Изъ цифръ, приводимыхъ Туке, видно, что возвышеніе цѣнъ на хлѣбъ въ три раза способствовало возвышенію рабочей платы лишь на нѣсколько пенсовъ, и только послѣ длиннаго промежутка времени. Факты, констатируемые Туке, заслуживаютъ еще и потому особеннаго довѣрія, что авторъ былъ вовсе не мечтатель, а очень богатый купецъ, буржуа по тенденціямъ, и другъ Роберта Пиля, котораго тоже никто не отважится обвинять въ энтузіазмѣ.
   И во всѣхъ случаяхъ, какъ между прочимъ видѣлъ читатель изъ сравненія расходовъ нѣмецкаго сановника съ нѣмецкимъ рабочимъ, цѣны, возвышающіяся на предметы потребленія, падаютъ, благодаря возможности переложенія преимущественно на тѣхъ, кто бѣднѣе. Возьмемъ ли, напр., квартиры. Предположимъ, что государство вводитъ у себя налогъ на окна и на двери. Въ этомъ случаѣ послѣдуетъ то, что если богатый не считаетъ возможнымъ платить за квартиру въ 15 оконъ, то онъ или найметъ квартиру въ 10 оконъ или же домовладѣлецъ, не желая лишиться выгоднаго для него квартиранта, понизитъ цѣну квартиры, т. е. возьметъ налогъ на себя. Большихъ квартиръ мало, потому что немного людей, имѣющихъ возможность ихъ нанимать. Понятно, что домовладѣльцы очень дорожатъ подобными квартирантами и также мало дорожатъ квартирантами бѣдными, которыхъ ужь черезчуръ много. Поэтому налогъ на окна явится средствомъ принудительнымъ, чтобы люди жили въ маленькихъ квартирахъ и, слѣдовательно, тотъ, кто не сжался до предѣла послѣдней возможности, постарается или сжаться, или же задѣлаетъ у себя окна. Такъ и было въ Англіи, гдѣ бѣдные люди должны были превращать свои, и безъ того уже нездоровыя квартиры въ нѣчто подобное тюрьмамъ, и, чтобы избавиться отъ налога, лишали себя свѣта и воздуха и подвергались болѣзнямъ. И въ этомъ случаѣ налогъ соглашались брать на себя домовладѣльцы только въ томъ случаѣ, когда смертность уменьшала число квартирантовъ, и когда домовладѣльцы находили болѣе для себя выгоднымъ получать немного, чѣмъ ничего, вслѣдствіе простоя квартиръ.
   Выше я говорилъ, что переложеніе образуетъ чрезвычайно сложную, запутанную сѣть, обхватывающую общество во всей его экономической дѣятельности въ такой степени, что, наконецъ, является полнѣйшая невозможность усмотрѣть въ этой путаницѣ хотя малѣйшій лучъ свѣта. Если обратить вниманіе на то, что многообразныя потребности общества удовлетворяются безконечнымъ многообразіемъ предметовъ, если обратить вниманіе на то, что какой нибудь, повидимому, простой предметъ промышленности, напримѣръ сукно, создается безконечнымъ рядомъ промышленныхъ манипуляцій; если, наконецъ, прослѣдить весь рядъ переложеній, хотя бы того же самого сукна, то станетъ совершенно яснымъ, почему повсюду такъ кричатъ на дороговизну и на трудность жизни, Возьмемъ для примѣра хоть тоже самое сукно. Сырье для сукна создается сельскимъ хозяйствомъ. Баранъ, выросшій въ ловѣ природы, звѣрь не дорогой. Но если этого барана приходится кормить на арендуемой землѣ, то помимо труда ухода за нимъ, нужно заплатить ренту землевладѣльцу. Вотъ ужь, баранъ и вздорожалъ. Далѣе, этого барана нужно привести въ городъ и заплатить шоссейныя деньги. Новая надбавка. Въ городѣ мясникъ за право быть мясникомъ долженъ заплатить акцизъ, и за убой барана возьметъ гораздо дороже, чѣмъ это дѣло стоитъ въ дѣйствительности. Баранъ все становится дороже. Шерсть, снятая съ барана, должна быть промыта въ зданіи, которое тоже платитъ ренту. Промываютъ ее рабочіе, платящіе промысловый налогъ. Затѣмъ шерсть черезъ руки нѣсколькихъ перекупщиковъ, платящихъ торговыя пошлины, поступаетъ на фабрику, несущую разныя повинности: городскія, гильдейскія и т. д. Обработываютъ шерсть на фабрикѣ рабочіе, платящіе тоже промысловый налогъ, пользуясь тепломъ, обложеннымъ налогомъ въ его первоначальномъ видѣ, какъ дрова; пользуясь свѣтомъ, тоже обложеннымъ налогомъ въ его первоначальномъ видѣ каменнаго угля; питаясь хлѣбомъ и мясомъ, оплатившемъ ввозную пошлину. Для окраски сукна идетъ краска, оплатившая таможенную пошлину; а для всѣхъ изготовительныхъ процессовъ употребляются машины, оплатившія тоже ихъ ввозную пошлину, или промысловый налогъ, наложенный на мѣстныхъ заводчиковъ. Каждое изъ лицъ, связанныхъ солидарностью интересовъ сукнодѣлія, оказываетъ другъ другу услуги только за извѣстный процентъ на свой трудъ или капиталъ. Какъ бы ни были малы эти проценты, но какъ число лицъ, связанныхъ солидарностью общаго производства, довольно велико, то понятно, что общій итогъ этихъ процентовъ образуетъ наконецъ такую сумму, которая неизбѣжно подниметъ цѣну сукна до весьма чувствительной величины. Наконецъ сукно на фабрикѣ готово. Оно продается оптовому торговцу, а отъ него, переходя изъ рукъ одного купца къ другому, достигаетъ наконецъ до какого нибудь медвѣжьяго угла, гдѣ и продается чуть не на вѣсъ Золота. Совершенно тотъ же самый процессъ совершается со всѣми остальными предметами потребленія. Такъ какъ косвенные налоги падаютъ рѣшительно на все, что люди пьютъ, ѣдятъ и носятъ; такъ какъ каждый производитель перелагаетъ свой налогъ на другого; такъ какъ каждый, кромѣ переложенія налога, беретъ еще и извѣстный процентъ на перелагаемую сумму, то въ концѣ концовъ является та общая дороговизна всѣхъ предметовъ потребленія, которая приводитъ въ отчаяніе современнаго цивилизованнаго человѣка. Старые люди вспоминаютъ съ наслажденіемъ свою молодость, и любятъ толковать о временахъ баснословной дешевизны. Старые люди правы. Еще бы не быть дешевизнѣ, когда въ ихъ времена государственные расходы были почти совершенно ничтожны и такъ же ничтожны были налоги. Возьмемъ въ примѣръ хотя Англію. Въ 1702 г. ея государственный долгъ составлялъ 37 милліоновъ фунтовъ стерлинговъ, а проценты долга 2 милліона фунт. Но окончаніи же наполеоновскихъ войнъ, въ 1817 г., долгъ равнялся 848 мил. фунт., а проценты 32 милліон. фунт. Присоедините къ этимъ 32 милліон. еще 30 мил. ежегоднаго расхода, и тогда будетъ вамъ совершенно ясно, почему сборъ съ народа подобной суммы, преимущественно въ видѣ косвеннаго налога, допускающаго переложеніе, долженъ поднять цѣны на всѣ предметы жизни. Недостатокъ звонкой монеты и будто бы малая добыча драгоцѣнныхъ металловъ, приводимая финансистами, какъ причина дороговизны, есть причина только воображаемая. Главная причина -- въ несоразмѣрно увеличившихся повсюду государственныхъ расходахъ, требующихъ усиленныхъ доходовъ. Такъ какъ доходы эти доставляются населеніемъ страны; такъ какъ косвенные налоги составляютъ главный источникъ полученія; такъ какъ налоги каждый годъ увеличиваются въ размѣрѣ и въ разнообразіи; такъ какъ переложеніе, сопровождающее каждый косвенный налогъ, увеличивается вмѣстѣ съ платежами на предметы потребленія; такъ какъ каждое переложеніе не ограничивается простымъ возвратомъ, а сопровождается процентами, то очевидно, что совершенно безполезно ломать себѣ голову надъ измышленіемъ причинъ непонятной дороговизны, а гораздо проще понять ее такъ, какъ указываютъ простые факты жизни, а не теоретическія измышленія финансистовъ. Еще бы не быть дороговизнѣ, когда за все надо платить дорого, когда повсюду надо платить проценты, когда всякій наровитъ переложить на васъ свои убытки и свой налогъ.
   Теперь спрашивается, неужели изъ этого печальнаго положенія нѣтъ выхода? Неужели западная Европа, выставившая по всѣмъ отраслямъ знаній столько умныхъ людей, не придумала ничего въ области финансовой науки?
   

IV.

   Въ предъидущихъ главахъ я сказалъ читателю еще не все. Разнообразіе налоговъ дошло въ западной Европѣ до того, что человѣкъ избавлялся отъ нихъ только съ переселеніемъ въ царство тѣней. Налоги были на хлѣбъ, на говядину, масло, яйца, сыръ, вино, водку, квартиры, прислугу, экипажи, собакъ, кошекъ; однимъ словомъ, нѣтъ ни одного предмета человѣческаго потребленія, который не подлежалъ бы налогу.
   Понятно, что это поразительное многообразіе должно было испугать даже и финансистовъ. Еще въ прошедшемъ столѣтіи физіократы хлопотали о приведеніи налоговъ къ одной единицѣ. Спасительной единицей казался имъ налогъ на землю. Спасительность этого налога призналъ даже и Прудонъ, который въ. своей теоріи налоговъ говоритъ, что есть на свѣтѣ только одинъ предметъ, самый способный къ обложенію налогомъ, который между тѣмъ не былъ никогда облагаемъ раціонально: предметъ, обложеніе котораго, доходящее даже до совершеннаго поглощенія вещества, нисколько не можетъ повредить ни труду, ни капиталу, ни земледѣлію, ни промышленности, ни торговлѣ, ни кредиту, ни потребленію, ни богатству. Такой налогъ, не обременяя народъ, никому не помѣшаетъ жить сообразно съ своими средствами въ довольствѣ, въ роскоши и всецѣло наслаждаться произведеніями своего таланта и знанія.
   Мнѣніе Прудона встрѣчаетъ рѣзкихъ противниковъ въ Макъ-Куллохѣ и Максѣ Виртѣ. Они говорятъ, что нѣтъ никакой возможности разложить ренту на ея составныя части, что нѣтъ никакой возможности опредѣлить, сколько доходу приноситъ земля, сколько капиталъ и сколько трудъ.
   Тѣмъ не менѣе вполнѣ справедливо, что теперь существующее разнообразіе налоговъ, въ своемъ настоящемъ видѣ, становится невыносимымъ. Ихъ необходимо замѣнить чѣмъ нибудь однообразнымъ и всепоглощающимъ.
   Такимъ всепоглощающимъ налогомъ предлагаютъ не налогъ на потребленіе, не налогъ на доходъ или капиталъ, а налогъ на прожитокъ.
   Тѣ, кто предлагаетъ эту новую систему, исходятъ изъ того основанія, что она болѣе, чѣмъ какія либо другія системы, способна устранить неудобства нынче существующихъ налоговъ.
   Система, предлагаемая этими финансистами, конечно, не изъ радикальныхъ. Крутые перевороты имъ понравятся; прогрессивнаго налога они не одобряютъ, и, думая достигнуть гавани спокойнымъ плаваньемъ, предлагаютъ устроить такой налогъ, при которомъ, за отчисленіемъ суммы, необходимой на предметы первой надобности, остальное за тѣмъ облагалось бы налогомъ.
   Въ основаніи своего вычисленія они принимаютъ не доходъ и капиталъ, а только то, что плательщикъ проживаетъ.
   Они полагаютъ, что этимъ путемъ отнимется всякая премія отъ праздности, и не произойдетъ никакихъ утѣсненій для людей, живущихъ честнымъ трудомъ.
   Расточитель, живущій на счетъ своего личнаго раззоренія, заплатитъ долю соотвѣтственную своей неразсудительности, а человѣкъ бережливый будетъ имѣть возможность сдѣлать сбереженіе на черный день.
   Этимъ способомъ и бѣдный и богатый внесетъ равномѣрную лепту, и тягость налоговъ ляжетъ одинаково на всѣхъ платящихъ.
   Противъ этой мысли говорить нечего, но также нельзя на нее смотрѣть иначе, какъ на мысль утопическую, ибо число людей, смотрящихъ назадъ, и по своему тупоумію или своекорыстію возстающихъ противъ всякой прогрессивной мысли -- есть легіонъ.
   Вотъ почему вопросъ объ однообразномъ, уравнительномъ налогѣ, является такой утопическою мыслью. Задача не въ томъ, что бы выдумать средство помочь людямъ. Задача въ томъ, чтобы растолковать людямъ, что они страдаютъ и помочь ихъ бѣдности.

Н. Шелгуновъ.

ѣло", No 12, 1868