Исторические условия интеллектуального развития в России

ИСТОРИЧЕСКІЯ УСЛОВІЯ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАГО РАЗВИТІЯ ВЪ РОССІИ.

(Статья вторая).

Между тѣмъ какъ рабочій народъ, отвлеченный и обремененный вѣковою страдомою работою, не имѣлъ возможности, досуга и средствъ быть умственно-развитымъ классомъ и, во имя насущныхъ работъ и промысловъ, частію самъ отчуждался, а частію, какъ увидимъ далѣе, и отдаляемъ былъ отъ интеллектуальнаго развитія, -- наше высшее сословіе, какимъ было въ древней Россіи боярство,-- сословіе, свободное отъ работы, обезпеченное вотчинами, помѣстьями и даровою работою народа, имѣвшее, слѣдовательно, досугъ и средства къ интеллектуальной дѣятельности, -- это сословіе было также погружено въ глубокое невѣжество и равнодушіе къ образованію. Дворянство, особенно высшее, сослужило въ Россія свою службу въ дѣлахъ государственнаго управленія: въ древней Россіи -- въ приказахъ и воеводствахъ, со времени Петра великаго -- въ сенатѣ, въ коллегіяхъ, въ министерствахъ, въ государственномъ совѣтѣ, въ должности начальниковъ губерній и попечителей учебныхъ округовъ, на поприщѣ военномъ и проч. Были между ними государственные люди замѣчательнаго ума и не безъ политическаго такта. Нѣкоторые вельможи Петровскаго времени, особенно такіе "мужи," какъ выражался Татищевъ, "изъ подлости происшедшіе", какъ князь Меньшиковъ, графъ Ягужинскій и т. п., многіе знаменитые вельможи екатерининскаго времени и, въ частности, такія лица, какъ графъ Шуваловъ, кн. Щербатовъ, Бецкій, адм. Мордвиновъ, Сперанскій, графъ Румянцевъ и др., нанимаютъ весьма почетное мѣсто въ умственной исторіи Россіи. Но при всемъ томъ, наше дворянство никогда не было представителемъ интеллектуальныхъ интересовъ своей страны, оно не разработывало наукъ и не распространяло въ народѣ научныхъ знаній, не составляло передовыхъ дѣятелей въ литературѣ и т. п. Тѣмъ болѣе до-петровское боярство не представляло передоваго, интеллектуальнаго класса. До Петра великаго, за небольшими и рѣдкими исключеніями, уровень умственнаго развитія во всемъ народѣ былъ ровный. Что знали и какого міросозерцанія держались бояре, то же знали и такъ же мыслили и разсуждали крестьяне. Изъ 142 болѣе или менѣе извѣстныхъ писателей древней Россіи, съ XI до конца XVII вѣка, только 4 или 5 писателей были изъ бояръ или князей: прочіе всѣ были изъ духовнаго чина и вообще изъ низшихъ чиновъ людей. И писатели княжескаго рода въ умственномъ отношеніи не только ничѣмъ не отличались, не обособлялись и не отдалялись отъ простыхъ рабочихъ людей, но еще иногда заимствовали отъ нихъ матеріалъ, пользовались ихъ знаніями для своихъ писаній. Такъ, наприм., сочинитель повѣсти о выдропускомъ образѣ Богородицы, принадлежавшій къ роду князей Звѣнигородскихъ, говоритъ: "азъ слвшахъ сіе отъ нѣкоего богобоязливаго и благоговѣйнаго мужа, именемъ Феодора Корчемника, и писанію предахъ, да никако безъ памяти пребудетъ" {Лѣтоп. рус. литер. т. IV, отд. III, стр. 27.}. Притомъ, достаточно прочитать нѣсколько крестьянскихъ челобитныхъ и помѣщичьихъ писемъ XVII вѣка, чтобы видѣть, била ли какай разница въ умственномъ развитіи крестьянъ и бояръ-помѣщиковъ: почти ровно не было никакой, а напротивъ даже смыслъ крестьянъ, въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ, едва ли былъ не выше и не развитѣе смысла бояръ. Напримѣръ, напечатанныя въ Чтен. Московск. Общ. Исторіи во второй книгѣ за 1859 годъ (отд. V, стр. 42--54) крестьянскія челобитныя къ помѣщикамъ отличаются рельефнымъ, яснымъ выраженіемъ здраваго смысла, практической логикой и разсудительностью, фактическою содержательностью, ясно, мѣтко и изобразительно рисуютъ экономическій бытъ тогдашнихъ помѣщичьихъ деревень, выражаютъ вѣрное пониманіе крестьянами причинъ своей бѣдности, указываютъ лучшее средство къ улучшенію своего экономическаго быта въ свободной работѣ на себя, безъ всякихъ помѣщичьихъ и приказно-чиновничьихъ притѣсненій, въ борьбѣ съ крайнею бѣдностью высказываютъ потребность грамотности, ученья, и все это высказываютъ такимъ чистымъ, выразительнымъ языкомъ, который представляетъ рѣдкій образецъ тогдашняго русскаго разговорнаго языка. Напротивъ, тутъ же помѣщенныя письма боярскія скудны не только содержаніемъ, но и смысломъ, состоятъ только изъ патріархально-генеалогическихъ величаній родственниковъ, изъ церковно-славянскихъ благожеланій здравія, да изъ извѣстій, кто у кого "обѣдалъ трожды", изъ выраженія особенной заботы "о собакахъ ловчихъ, борзыхъ, гончихъ и ищейныхъ, и т. п.;-- и вообще бояре-помѣщики сами сознаются въ своихъ письмахъ такимъ, напр., образомъ; "въ грамоткѣ ты, Петрунюшка, пишешь глухо, мы разсудку положить не умѣемъ." Помѣщенныя даже челобитныя помѣщичьи ничѣмъ не отличаются отъ челобитныхъ крестьянскихъ -- ни смысломъ, ни языкомъ. Вслѣдствіе умственной неразвитости, по отсутствію интеллектуальныхъ потребностей и интересовъ, бояре-помѣщики, пріобрѣтая крестьянскими руками богатства, расточали ихъ большею частію непроизводительно, не на развитіе интеллектуальныхъ способностей, не на умственныя потребности и занятія, не на развитіе и распространеніе научныхъ знаній, а на удовлетвореніе или своей роскоши и нѣги, или своихъ религіозныхъ желаній. Училищъ въ древней Россіи бояре не думали основывать, а только усердно основывали монастыри и не жалѣли для нихъ вкладовъ {См. напр, въ Чтен. Общ. Ист. 1863 г. кн. I; описи разныхъ монастырей основанныхъ князьями и боярами.}. Часто одинъ бояринъ или князь въ монастыри жертвовалъ такія суммы, на которыя можно бы было основать университетъ. Наприм. въ 1660--1701 г. князь Борятинскій пожертвовалъ въ Даниловъ монастырь до 20,399 рублей {Чтен. Общ. Ист. 1869 кн. 2, отд. V, стр. 37.}; а 20,000 такая сумма, какую послѣ искали, наприм., на основаніе университета въ Батуринѣ. Другіе бояре, насладившись въ мірской жизни плодами работъ крестьянскихъ, наприм. работами 57 помѣстныхъ дворовъ, приносившихъ доходу, при оброчныхъ деньгахъ, одного хлѣба до 2,500 четвертей въ годъ, кромѣ разныхъ другихъ произведеній и мѣстныхъ крестьянскихъ издѣлій -- холста, сукна, овчинъ, хмѣлю, льна и проч., удовольствовавшись всѣми этими заработками и приношеніями крестьянъ, -- поступали подъ конецъ жизни въ монастыри, оставляя все имущество на такое же производительное пользованіе своимъ внукамъ {Ibid. стр. 40.}. Вообще, боярство московское не представляло и не могло представлять собою высшую интеллигенцію народа. Вопервыхъ, самая умственная природа и организація большой части боярства неспособна была къ возрожденію въ европейскій интеллектуальный типъ, несклонна была къ могучей умственной работѣ за всѣ классы народа. Умственный складъ большой части боярства былъ восточно-азіятскій. Изъ родословной книги русскаго боярства, составленной въ концѣ XVII вѣка, видимъ, что тогда въ составѣ великокняжескаго дворянства было 133 княжескихъ и боярскихъ рода, происшедшихъ отъ выходцевъ изъ разныхъ татарскихъ ордъ -- изъ крымской, ногайской, синей, золотой, большой, касуйской и другихъ, которыя съ своей стороны также представляли самую сложную амальгаму азіатскихъ племенъ -- монгольскихъ, тюркскихъ, финскихъ и др., кромѣ того 78 родовъ княжескихъ и боярскихъ записаны происшедшими отъ Литвы -- племени тоже недалекаго и вялаго въ интеллектуальномъ отношеніи; наконецъ, 24 рода показаны выѣхавшими изъ полу-отуречившейся Греціи, изъ самой Турціи, Персіи, Грузіи, съ Кавказа и др. восточно-турецкихъ владѣній {Извѣст. антропологическ. отдѣлен. Общ. Любител. естествознанія т. 1, стр. 38.}. А сколько, кромѣ того, поступило въ составъ боярства или дворянства и кровно смѣшалось съ нимъ родовъ половецкихъ и печенѣжскихъ, черкасовъ, мурзъ татарскихъ, князцовъ мордовскихъ и т. п. Хотя много было въ составѣ боярства и европейскихъ генерацій или родовъ, но они почти всѣ давно перемѣшались и пришли въ полное физіологическое родство гъ восточно-азіатскими родами. При такомъ физіологическомъ составѣ большей части боярства, удивительно ли. что оно, и по самому восточно-азіатскому умственному складу, не только задолго до Петра неликаго не оказало самостоятельной иниціативы къ интеллектуальному возрожденію Россіи, не стало, безъ указовъ царскихъ, само собою во главѣ умственнаго движенія въ Россіи, не вводило и не разработывало наукъ, но и при Петрѣ великомъ "лѣнью и огурствомъ" уклонялось отъ европейскаго образованія, и отправку на Западъ, "заморе въ науку" считало для себя "первымъ несчастіемъ {Напримѣръ, бояринъ Bac. Вас. Головинъ писалъ въ своей "запискѣ о бѣдной и суетной жизни человѣческой": "въ маѣ (1712 г.) въ послѣднихъ числахъ и я грѣшникъ въ первое несчастіе опредѣленъ за море дли морской навигацкой науки: тогда же другіе и на смотру опредѣленія были. Пекарскаго I, 141--142.}. Вельможи восточно-азіятскаго происхожденія, кровь которыхъ еще не успѣла возродиться подъ вліяніемъ европейской крови, были наиболѣе враждебны европейскимъ понятіямъ, какія утверждалъ въ Россіи Петръ великій. Такъ, напримѣръ, князь Александръ Михайловичъ Черкасскій, внукъ азіатскаго князя Уруслана Мурзы (въ православ. Як. Куденетовича), по свидѣтельству англійскаго резидента Рондо (1730 г.), былъ противъ западныхъ нововведеній: "всѣ его свѣденія,-- замѣчаетъ Рондо,-- ограничиваются Россіею, иностранныя дѣла ему совершенно чужды, и онъ противникъ чужеземныхъ обычаевъ и послѣднихъ нововведеній въ Россіи" {"Характеры нѣкоторыхъ русскихъ вельможъ" по запискамъ Рондо и де-Лиріи въ Чтен. Общ. исторіи.}. Точно также кн. Мих. Алегуковичъ Черкасскій, такого же азіатскаго происхожденія, до такой степени извѣстенъ былъ даже простому народу своею преданностью восточно-азіатской старинѣ до-петровской Руси, что извѣстный вождь раскола, Талицкій, совѣтывалъ раскольникамъ выбрать этого князя во главу стрѣлецко-раскольничьяго возстанія противъ преобразователя Россіи {Соловьева, истор. Россіи т. XV, стр, 133.}. И вообще, многіе бояре петровскаго времени съ азіатскою враждебностью смотрѣли на европейскій образъ мыслей, водворившійся со времени Петра, великаго. Испанскій посолъ, герцогъ де-Лирія говорилъ, напр., о князѣ Д. М. Голицынѣ (1665--1738): "онъ былъ одинъ изъ тѣхъ стариковъ, которые, вмѣсти всякой системы, твердятъ одно: для чего намъ всѣ новые обычаи? развѣ не можемъ мы жить, какъ живали наши отцы, такъ, чтобы иностранцы не предписывали намъ новыхъ законовъ?" О графѣ Г. И. Головкинѣ (1660--1734) де-Лирія замѣчаетъ: "имѣлъ наклонность къ стариннымъ нравамъ"; о князѣ М. М. Голицынѣ: "не терпѣлъ иностранцевъ;" о князѣ И. Ю. Трубецкомъ (1667--1750), замѣчательномъ, какъ послѣднемъ русскомъ бояринѣ, пережившемъ боярство цѣлымъ полустолѣтіемъ: "невѣжда, какихъ можно встрѣчать не много" {Характ. нѣкот. русск. вельможъ въ Чтен. Общ.}. Вслѣдствіе преобладанія въ большой части дворянства восточно-азіятскаго умонастроенія надъ европейской интеллигенціей,-- оно большею частію въ восточной роскоши и нѣгѣ расточало и изживало не только умственныя силы, но и самыя матеріальныя средства. "На мирномъ полуазіятскомъ быту предковъ нашихъ -- дворянъ отразились преобразованія Петра великаго, -- писалъ дворянинъ А. А. Кононовъ въ 1849 г.,-- и внѣшность взяла верхъ надъ сущностью преобразованій. Многоэтажные напудренные парики замѣнили скромную прическу въ скобку нашихъ предковъ; бархатные кафтаны, богатые кушаки, переходящіе отъ отца къ сыну, замѣнились французскими одеждами и наконецъ смѣшными фраками. Явились мода и роскошь. И гдѣ теперь эти славные, блистательные вельможи екатерининскаго времени, съ ихъ блескомъ и великолѣпіемъ? Ужели они не оставили потомства? Я встрѣчаю тѣ же имена на визитныхъ карточкахъ, но тщетно ищу этого, почти баснословнаго великолѣпія предковъ. Зданія, принадлежавшія цѣлые вѣка родамъ извѣстнымъ, принадлежать теперь или казнѣ, или богатымъ купцамъ, или счастливымъ спекуляторамъ. Ужели нѣтъ тому причины? Есть, и она одна -- одна, губительница всѣхъ государствъ -- роскошь. Большія милости, изліянныя правительствомъ, разнаго рода льготы послужили еще болѣе къ усиленію роскоши. Вслѣдствіе роскоши, большая часть имѣній дворянъ нашихъ заложена, доходы не только не увеличиваются въ общности, но скудѣютъ непрерывно; между тѣмъ требованія условій общественныхъ безпрерывно возрастаютъ; воспитаніе дѣтей становится день ото дня затруднительнѣе и вмѣстѣ необходимѣе; словомъ, тотъ помѣщикъ, который повѣряя свои счеты въ концѣ года, не только но сдѣлалъ пріобрѣтенія, но избѣжалъ новыхъ долговъ, можетъ почитать себя счастливымъ. Но большая часть изъ нихъ въ итогѣ долговъ своихъ видитъ прибавленіе, также какъ уменьшеніе доходовъ противъ годовъ минувшихъ. Чѣмъ все это должно кончиться? Отвѣтъ ясенъ: раззореніемъ дворянства" {Записка о ходѣ дѣла въ Смоленской губ. по вопросу объ обязанныхъ крестьянахъ А. А. Кононова. Чтен. Общ. 1862 г. кн. 3, отд. V, стр. 217--258.}. Расточая и изживая такимъ образомъ въ роскоши и нѣгѣ свои умственныя силы и матеріальныя средства даже до раззоренья, дворянство, очевидно, не имѣло ни времени, ни интереса, заниматься развитіемъ просвѣщенія, разработкой наукъ, хотя бы практическихъ или соціально-экономическихъ. Во времена роскоши, парики и т. п. замѣняли для большей части дворянъ книги, и вся образованность ихъ была чисто-салонная, модная, форменная, и ограничивалась только французскимъ разговоромъ. Новиковъ въ предисловіи къ "Живописцу" 1775 г. говоритъ: "люди, разумы свои знаніемъ французскаго языка просвѣтившіе, полагая книги въ число головныхъ украшеній, довольствуются всѣми головными уборами, привозимыми изъ Франціи, какъ-то: пудрою, помадою проч. {Живописецъ 1772--1773 изд. 7, стр. XII.}. Далѣе, вслѣдствіе вѣковой отрѣшенности отъ народной школы промышленной работы, и самая интеллектуальная воспріимчивость большей части бояръ къ европейскимъ наукамъ была нисколько не болѣе развита, чѣмъ развита она была въ людяхъ рабочаго класса. Въ неразвитости своей и сами бояре сознавались, когда Петръ великій заставилъ изучать науки за-моремъ. Напримѣръ, князь Мих. Голицынъ, посланный изъ навигацкой школы учиться за-море, въ 1711 году писалъ въ своемъ письмѣ изъ-за границы: "о житіѣ моемъ извѣщаю; житіе мнѣ пришло самое бѣдственное, наука опредѣлена самая премудрая, хотя мнѣ всѣ дни живота своего на той наукѣ себя трудить, а но принять будетъ, для того не зпямо учиться языка, не знало науки. Видимъ то, которые наша братья пріѣхали для обученія къ той наукѣ, и тѣ въ три года ни единъ человѣкъ ни половины окончатъ но можетъ. А про меня вы сами можете звать, что кромѣ природнаго никакого языка не могу знать, да и лѣта уже мои ушли отъ науки. И я въ себѣ весьма вижу, что сего положеннаго дѣла (науки) не управить, и отъ того пришолъ въ великую печаль и сомнѣніе и не знаю, какъ и быть" {Пекарскаго, Наука и литер. при Петрѣ великомъ I, 143.}. На пониманіе солдатскаго артикула и объясненія танцевъ у обучавшихся за-границей дворянскихъ дѣтей хватало знанія языковъ, а на математику не хватало. И. Неплюевъ писалъ о своемъ собственномъ ученьи и объ ученьи своихъ товарищей въ Венеціи и въ Испаніи въ морской академіи; "учились солдатскому артикулу, на шпагахъ биться, танцовать, а къ математикѣ приходили, только безъ дѣла сидѣли, понеже учиться невозможно, для того что языку мы не знали" {Пекарскаго I, 444.}. И удивительно ли, что бояре эти возвращались изъ-за границы безъ всякой привычки къ умственному труду, не развивали въ себѣ даже привязанности къ научнымъ занятіямъ. "Посланные за-границу дворяне,-- писалъ Бецкій,-- но возвращеніи имѣя путь и право къ большимъ чинамъ и заслугамъ, не могли въ наукахъ упражняться". Вмѣсто того, чтобы по возвращеніи изъ-за границы заняться дальнѣйшимъ научнымъ самообразованіемъ и образованіемъ своихъ крестьянъ, дворяне-навигаторы, выучившіеся за-границей, поддерживали всѣ старые, до-петровскіе обряды. Довольно вспомнить, напр., любопытное сказаніе, какъ жилъ въ деревнѣ бывшій за, моремъ навигаторъ -- Головинъ {У Головина было заведено, чтобы ежедневно налились къ нему съ докладомъ всѣ деревенскія власти, которыхъ, по особой командъ, впускала и выпроваживала горничная. Каждый разъ этотъ импровизированный церемонимейстеръ произносилъ въ дверяхъ комнаты господина такую рѣчь довѣреннымъ вассаламъ: "Входите, смотрите тихо, смирно, бережно и опасно, съ чистотою и молитвою, съ докладами и за приказами къ барину нашему, къ государю, кланяйтесь низко его боярской милости и помните жъ -- смотрите накрѣпко"! Затѣмъ начинались донесенія дворецкаго, ключника, выборнаго и старосты. Невозможно,-- замѣчаетъ г. Пекарскій,-- читать все это серьезно, особенно если вспомнить, что рапорты произносились съ величайшею важностью, чинно и невозмутимо. Для образца, вотъ докладъ выборнаго: я во всю ночь, государь нашъ, вокругъ вашего боярскаго дому ходили, въ колотушки стучали, въ трещотки трещали, въ ясакъ звенѣли и въ доску гремѣли. Нощныя птицы не летали, страннымъ голосомъ не кричали, молодыхъ господъ не пугали и барской замазки не клевали, на крышѣ не садились и на чердакѣ не возились". Староста свой рапортъ оканчивалъ такъ: "во всѣхъ четырехъ деревняхъ, милостію Божіею, все состоитъ благополучно и здорово: крестьяне ваши господскіе богатѣютъ, скотина ихъ здоровѣетъ, четвероногія животныя пасутся, домашнія птицы несутся, на землѣ трясенія не слыхали и небеснаго явленія не видали. Котъ Ванька и баба Зажигалка въ Ртищевѣ проживаютъ и, о приказу вашему боярскому, невѣйку ежемѣсячно получаютъ, о преступленіи своемъ ежедневно воздыхаютъ и проч." Авторъ родословной Головкиныхъ объясняетъ, что Котъ Банька сосланъ былъ въ дер. Ртищеву за то, что съѣлъ однажды рыбу, приготовленную для господскаго стола, а баба Зажигалка -- за то, что по неосторожности ея произошелъ пожаръ, Пекарскаго, I, 142--143.}. Мало того: при неразвитости интеллектуальной, весьма многіе бояре русскіе и суевѣріями своими долго ничѣмъ не отличались отъ простого рабочаго народа. Если даже дворъ царицы Параскевы, но словамъ Татищева, "отъ набожности былъ госпиталь на уродовъ, юродовъ и ханжей, которыхъ почитали за святыхъ и пророковъ",-- то что сказать о боярахъ и боярскихъ дворахъ. Тотъ же Татищевъ говоритъ: "я не весьма давно отъ одного знатнаго, но неразсуднаго дворянина слышалъ, яко бы онъ самъ нѣсколько времени въ медвѣдя превращался, что слышавши довольно вѣрили" {Сводъ лѣтописей т. 1, къ XII гл. примѣч. 50.}. Изъ памятныхъ записокъ Храповицкаго видимъ, что и во времена Екатерины ГГ были между знатными лицами такія, которыя вѣрили въ вѣтры, въ узелки или древніе народные "паузы" и т. п. по поводу этого императрица Екатерина, узнавъ о подобномъ суевѣріи адмирала Чичагова, замѣтила: "есть люди, которые колдовство съ набожностью мѣшаютъ: mais il laut profiter des opinions populaires. По свидѣтельству Лопухина, нѣкоторыя знатныя дамы въ его время спрашивали, рыба ли визига и можно ли ее ѣсть въ постъ? {Записки Лопухина въ Чтен. Общ. Истор.} Не мало было дворянъ, которые отрицали медицину и вѣрили въ простонародные суевѣрные лечебники и травники. Лепехинъ въ 1768 году встрѣтилъ одного такого чиновнаго дворянина, въ г. Арзамасѣ, гдѣ былъ въ то время и ученый врачъ и вотъ что объ немъ говорилъ: "но утру 4 августа весьма рано посѣтилъ насъ одинъ изъ чиновныхъ отставныхъ офицеровъ, о котораго чинѣ и имени благопристойность упомянуть не дозволяетъ. Онъ была, человѣкъ пожилой и словоохотливъ. Разсказывая многія свои странныя похожденія, которыя намъ, какъ всякій легко понять можетъ, не весьма были пріятны, довелъ рѣчь до нашихъ врачей, при которой, если бы кто имѣлъ охоту, совершенно бы могъ научиться злословію. Сколько онъ унижалъ наше, трудами и порядочнымъ ученьемъ пріобрѣтенное искуство врачеванія, столь много выхвалялъ покойной бабушки своей лечебникъ и неудобопонятную его пользу. Оказывая желаніе быть соучастникомъ его премудрости, безъ дальняго прошенія Брамарбазъ обѣщалъ намъ открыть сокровенная своего наслѣдственнаго лечебника: и такъ пошли мы съ нимъ за-городъ но алаторской дорогѣ. Первою встрѣчею намъ была плакунъ-трава (Lythrum salicaria), которую нашъ Иппократъ, пошептавъ не знаю что, сорвалъ и остановись говорилъ: "плакуномъ ее называютъ для того, что она заставляетъ плакать нечистыхъ духовъ. Она одна въ состояніи выгнать домовыхъ дѣдушекъ, кикиморъ и проч., и открыть приступъ къ заклятому кладу, который нечистые стерегутъ духи, что послѣднее собственнымъ своимъ утверждалъ примѣромъ. Отъ чертей дошло до ворожей. Колюка (Carlino vulgaris), въ великомъ множествѣ по пригоркамъ растущая, подала къ тому поводъ. "Траву сію,-- продолжалъ онъ,-- должно знать всякому военному и проѣзжающему человѣку: дымомъ ея, когда окуришь ружье, то никакой колдунъ его заговорить не можетъ" и т. д. Подобнымъ образомъ "арзамазскій архіатеръ-дворянинъ объяснялъ Лепехину до 30 растеній, и многое въ его ученіи о травахъ было не только суевѣрно, но и вредно для здоровья и жизни тѣхъ людей, которые руководились его знахарскими совѣтами {Дневныя записки 1795 г., стр. 72--78.}. Далѣе, вѣковая исключительно военная служба дворянъ, за которую имъ и жаловались деревни и земли, "чтобы земля изъ службы не выходила", также испоконъ вѣка воспитывала въ боярствѣ и дворянствѣ не интеллектуальныя силы и стремленія, а главнымъ образомъ физическія военныя силы и наклонности. Слѣдовательно, эта вѣковая военно-служилая школа образовывала изъ дворянства не умственно-развитое, а физически-выправленное сословіе. Дальше мы увидимъ, что и дворянскій кадетскій корпусъ въ XVIII в. воспитывалъ вовсе не передовой интеллектуальный классъ, а спеціально военный, что сознавали Бецкій и сама императрица Екатерина II. Оттого, и военныя наклонности, въ XVIII вѣкѣ и послѣ, въ дворянствѣ преобладали надъ умственными наклонностями. Множество было дворянъ, которые даже, во имя военной силы, отрицали науки. Напримѣръ въ "Живописцѣ" Новикова "худовоспитанникъ" говоритъ: "науки никакой не могутъ мнѣ принести пользы: я опредѣлилъ себя къ военной службѣ, и я имѣю уже офицерскій чинъ. Науки сдѣлаютъ ли меня смѣлѣе? прибавятъ ли мнѣ храбрости? сдѣлаютъ ли исправнѣйшимъ въ моей должности? Нѣтъ: такъ онѣ для меня и негодятся. Моя наука вся въ томъ состоитъ, чтобъ умѣть кричать: пали! коли! руби! и быть строгу до чрезвычайности къ своимъ подчиненнымъ. Науки да книги умяччаютъ сердце; а отъ мягкосердечія до трусости одинъ только шагъ. И такъ пусть учатся и читаютъ книги люди праздные; а я храбростью одною найду себѣ счастіе... Худовоспитанникъ пріѣзжаетъ потомъ въ другую непріятельскую землю, а именно въ свое помѣстье. Служа въ полку, собиралъ онъ иногда съ непріятелей контрибуцію, а здѣсь съ крестьянъ своихъ собираетъ тяжкія подати. Тамъ рубилъ невѣрныхъ, а здѣсь сѣчетъ и мучитъ правовѣрныхъ. Тамъ не имѣлъ онъ никакой жалости; нѣтъ у него и здѣсь никому и никакой пощады; и если бы можно ему было съ крестьянами своими поступать въ силу военнаго устава, то не отказался бы онъ ихъ аркибузировать. Тамъ отнятіемъ непріятельскихъ земель служилъ онъ отечеству, а здѣсь отнятіемъ оныхъ у маломощныхъ своихъ сосѣдей -- дѣлается преступникомъ законовъ отечества. Правильно говорилъ худовоспитанникъ, что науки для него безполезны; не нужны онѣ ему были въ военной службѣ, а въ отставкѣ и совсѣмъ не годятся {Живописецъ 1772--1773 г., стр. 16--17.}. И когда учреждались университеты казанскій и харьковскій, -- дворяне требовали, чтобы въ нихъ преимущественно преподавались военныя науки. Образованнѣйшіе изъ дворянъ казанскаго учебнаго округа заявляли: "учрежденіе университетовъ должно наиболѣе клониться къ просвѣщенію юношей дворянскаго сословія, занимающаго важнѣйшія должности въ государствѣ; въ университетѣ необходимо преподаваніе наукъ воинскихъ". Харьковскіе дворяне тоже желали, чтобы въ университетахъ преподавались военные науки и дѣти ихъ выходили бы съ знаніемъ офицера. "Сообразуясь съ настроеніемъ мѣстнаго дворянства, одинъ изъ профессоровъ, при открытіи харьковскаго университета, говорилъ рѣчь, начинающуюся словами: честь и слава благороднымъ военнымъ занятіямъ, и доказывающую, что изученіе военныхъ наукъ въ высшей степени полезно для общества:, подаетъ войнѣ новую цѣну, возвышая и облагороживая какъ цѣль веденія войны, такъ и слѣдствія одержанныхъ побѣдъ" {Это въ 1805 г. Que l'on doit se preparer par l'etude des sciences au maniement des armes et allier la philosophie à l'art des combats. I. N. Bolin de Ballu. Жур., Мин. Н. Пр. 1865 г. N. X. стр. 65, 161.}. Въ проэктѣ университета, представленномъ въ Харьковѣ полному дворянскому собранію 29 августа 1802 г., предполагался особый факультетъ подъ названіемъ "отдѣленія военныхъ познаній" {Ibid.}. Но самое главное то, что московское боярство, неполонъ вѣка обезпечиваемое и обогащаемое крестьянскими работами, привыкши къ восточно-азіятской лѣни, нѣгѣ и бездѣятельности, не привыкло ни къ какому труду, а тѣмъ болѣе къ умственному. Поэтому оно неспособно было сдѣлаться дѣятельнымъ, научно-рабочимъ, труженическимъ интеллектуальнымъ классомъ. Привыкши къ лѣни и нѣгѣ, дворяне, по выраженію указовъ Петра великаго, "лѣнью и огурствомъ" уклонялись не только отъ ученья, но даже и отъ службы, за которую они пользовались помѣстьями и рабочими силами народа. "Колико послано указовъ, -- говоритъ крестьянинъ Посошковъ.-- во всѣ городы о недоросляхъ и молодыхъ дворянскихъ дѣтяхъ, но дворяне уже состарѣлись въ деревняхъ живучи, а на службѣ одной ногою не бывали... Въ Устрицкомъ стану есть дворянинъ Ѳедоръ Мокѣевъ сынъ Пустошкинъ, уже состарѣлся. а на службѣ ни на какой не бывалъ: и какія посылки жестокія по немъ не бывали, никто взять его не могъ: овыхъ дарами угобзитъ, а кого дарами угобзить не можетъ, то притворитъ себѣ тяжкую болѣзнь, или возложитъ на себя юродство и въ озерѣ по бородѣ поступитъ. И за такимъ его пронырствомъ иные и съ дороги отпущали; а егда изъ глазъ у посильщиковъ выѣдетъ, то юродство свое отложить, и домой пріѣхавъ яко левъ рыкаетъ. И еще никаковой службы государю не оказалъ, а сосѣди всѣ его боятся. Дѣтей у него 4 сына вырощени, а меньшому есть лѣтъ 17, а по 719 годъ никто и въ службу выслать не могъ. И не сей токмо Пустошкинъ, но и многое множество дворянъ такъ вѣки свои проживаютъ: дома сосѣдямъ своимъ страшны яко львы, а на службѣ хуже козы, на службу не ѣдутъ, а сами дома но деревнямъ шестерикомъ разъѣжаютъ и сосѣдей раззоряютъ" {Посошковъ, стр. 89--90.}. Способны ли были такіе дворяне къ серьезному умственному труду, когда они уклонялись даже отъ своей вѣковой обязанности -- отъ службы, за которую и получали земли и деревни? Могли ли эти дворяне считаться передовымъ интеллектуальнымъ классомъ? Они даже презирали умственный трудъ, считая его дѣломъ холопскимъ, дѣломъ "подлаго народа". Не даромъ K. Н. Зотовъ въ 1715 г. писалъ изъ-за границы Петру великому: "не худо бы было выбрать лучшихъ латинщиковъ, но не изъ породныхъ, для того что вездѣ породные презираютъ труды, хотя по препорціи ихъ породъ и имѣній должны бы быть и въ наукѣ отмѣнны передъ другими" {Пекарскій 1, 137.}. "Въ навигацкую школу, -- пишетъ г. Веселаго, -- велѣно было принимать дѣтей дворянскихъ, дьячихъ и подъячихъ, изъ домовъ боярскихъ и другихъ чиновъ, отъ 12 до 17 лѣтъ; но какъ въ эти лѣта изъ домовъ боярскихъ являлось малое число, то стали принимать и 20-лѣтнихъ. Но изъ многихъ званыхъ было мало избранныхъ. Но говоря уже о грубости прочихъ сословій, русскій баричъ петровскаго времени, 17 или 18 лѣтъ, считался неразумнымъ младенцемъ, и жилъ въ своемъ помѣстьѣ въ самомъ безсознательномъ невѣжествѣ. Капризамъ балованнаго дитяти нерѣдко повиновалось все окружающее, и ему, съ самыхъ пеленокъ, подобострастныя нянюшки и дядьки вбивали въ голову барскую спѣсь и презрѣніе къ труду и работѣ, какъ дѣлу холопскому... Нѣкоторые изъ этихъ юношей, еще бывши у себя въ деревнѣ, хаживали на медвѣдя, и естественно кулачный бой считали однимъ изъ пріятнѣйшихъ препровожденіи времени; другіе серьезно придерживались чарочки; и только сосѣди академіи знали, что заборы и замки мало охраняютъ ихъ съѣстные припасы, дрова и проч. {Очеркъ Истор. Морск. Корпус. стр. 8, 10--33. Пекарскаго 1, 138, 142--143.} Не пріобрѣтая такимъ образомъ навыка къ умственному труду ни въ жизни, ни въ школѣ, -- бояре, очевидно, несклонны или вовсе непривычны были къ усидчивой, труженической интеллектуальной работѣ, къ разработкѣ научныхъ знаній, и потому не могли считаться нередовымъ образованнымъ классомъ. Въ "Трутнѣ" (1769--1770), въ "рецептѣ для его превосходительства Недоума" сказано: "вельможа нашъ ненавидитъ и презираетъ всѣ науки и художества, почитая оныя безчестными для своей благородной головы; по его мнѣнію, всякій шляхтичъ можетъ все знать, ничему не учась; философія, математика, физика и прочія науки суть бездѣлицы, нестоящія вниманія дворянскаго; гербовники и патенты, едва, едва отъ пыли и моли спасшіеся, суть единственныя книги, кои онъ безпрестанно но складамъ разбираетъ". И не только въ прошломъ столѣтіи, но и въ началѣ нынѣшняго вѣка, -- большинство дворянъ, по выраженію попечителя харьковскаго университета графа Северина-Потоцкаго, "недолюбливало наукъ", и нерадѣло не только о собственной умственной дѣятельности, но и объ интеллектуальномъ развитіи своихъ дѣтей. "Стараясь узнать образъ мыслей здѣшнихъ дворянъ о воспитаніи своихъ дѣтей, -- писалъ попечитель харьковскаго университета въ 1806 г., -- я нахожу, что общее ихъ мнѣніе по этому предмету далеко отстоитъ отъ истинной цѣли. Не чувствуя благотворнаго вліянія наукъ, или имѣя о нихъ весьма темное понятіе, они и не думаютъ о воспитаніи дѣтей своихъ, будучи лишены всѣхъ нужныхъ къ тому средствъ; они лучше соглашаются записать ихъ въ службу, оставя навсегда необразованными, нежели продолжать науки и усовершать ихъ знанія; они не могутъ рѣшиться дозволить дѣтямъ своимъ выше четырнадцатилѣтняго возраста посѣщать гимназіи... Поэтому, если бы университетъ сохранилъ въ строгомъ смыслѣ всѣ правила, которыми долженъ руководствоваться въ пріемѣ студентовъ, то онъ не имѣлъ бы нынѣ ни одного студента, и цѣлому поколѣнію пришлось бы заградить путь къ образованію" {Матер. для истор. образ. въ Россія. Журн. Минист. Народи. Просвящ. 1865" г. окт. стр. 67.} Тотъ же Потоцкій въ рѣчи, при открытіи харьковскаго университета, долженъ былъ доказывать передъ дворянствомъ, что отсутствіе или остановка умственной дѣятельности невозможны въ разсужденіи наукъ, искуствъ, мореходства, ремеслъ, торговой промышленности, земледѣлія, однимъ словомъ -- всего того, что обезпечиваетъ за народомъ если не превосходство, то, по крайней мѣрѣ, равенство его со всѣми просвѣщенными народами. Посылая эту рѣчь свою министру, Потоцкій пишетъ, что говорилъ ее по просьбѣ профессоровъ и сообразуясь съ настроеніемъ мѣстныхъ дворянъ: "а съ ними, -- замѣчаетъ онъ,-- нужно быть крайне осторожными, чтобы не отвратить ихъ отъ наукъ, которыхъ они и безъ того недолюбливаютъ" {G. S. Pototsky: de nova per imperium Rossicum constitutione sclioiarum, undeque oriundo fruetn. Ж. М. Н. Пр. 1865 г. X, 114--160.}. При такомъ "недолюбливаньи наукъ" и умственнаго труда, дворяне-помѣщики, привыкшіе не къ самостоятельной работѣ, а только къ опекѣ надъ трудомъ народнымъ и къ пользованію народными работами, очевидно, но могли быть работниками въ сферѣ научной интеллектуальной дѣятельности, и, слѣдовательно, не представляли научнодѣловаго, труженическаго интеллектуальнаго класса. Къ интеллектуальному труженичеству, къ разработкѣ и распространенію научныхъ знаній должны были оказаться болѣе способными люди, закаленные въ трудовой, рабочей жизни, вполнѣ привыкшіе къ умственной работѣ, всецѣло преданные ей, -- неизбалованные беззаботными развлеченіями, праздностью, нѣгой и лѣнью, почестями, балами, пиршествами, роскошью и т. п. И дѣйствительно, не бояринъ, первый, и не сынъ боярскій, а крестьянинъ Посошковъ написалъ первое въ Россіи политико-экономическое сочиненіе "о скудости и богатствѣ". Не бояринъ, первый, и не сынъ боярскій, а сынъ крестьянскій -- Ломоносовъ, первый принялся за самостоятельныя работы и открытія по естественнымъ наукамъ -- физикѣ и химіи. Не бояринъ, первый, и не сынъ боярина, а мѣщанинъ Кулибинъ выступилъ съ первыми русскими изобрѣтеніями по части механики. Самые знаменитые въ исторіи русскаго просвѣщенія дворяне или вельможи не были сами тружениками, работниками науки и литературы, а являлись только или меценатами, покровителями наукъ и ученыхъ, какъ графъ Шуваловъ, или основателями, составителями музеевъ и библіотекъ, какъ наприм. графы Румянцевъ и Толстой. Работниками же науки и литературы были уже не дворяне помѣщики, не вельможи, а, Ломоносовы, Востоковы, Калайдовичи, Бередниковы, вообще большею частью дѣти низшихъ темныхъ классовъ народа.

Когда, такимъ образомъ, но выраженію книжнаго переводчика и моряка петровскаго времени Зотова, "ни породные бояре не были, по препорціи ихъ породъ и имѣнія, отмѣнными въ наукѣ предъ другими," слѣдовательно не представляли настоящаго, научно-рабочаго интеллектуальнаго класса въ Россіи, ни "подлые" т. е. рабочіе класы не имѣли досуга и возможности заботиться объ интеллектуальномъ саморазвитіи и умственной дѣятельности, а должны были думать главнымъ образомъ о кормовыхъ промыслахъ и работахъ, слѣдовательно еще болѣе не представляли интеллектуальнаго класса, -- то естественно вытекала необходимость образованія въ Россіи особаго, средняго класса, который бы былъ но преимуществу рабочимъ, умственно-развитымъ классомъ. Уже при Петрѣ великомъ, Зотовъ чувствовалъ эту необходимость средняго интеллектуальнаго класса, или, какъ онъ выражался, "лучшихъ ученыхъ средней статьи людей -- не изъ породныхъ, ниже изъ подлыхъ" {Пекарскаго, Наука и литер. 1, 157.}. При Екатеринѣ II, Бецкій еще живѣе чувствовалъ и яснѣе сознавалъ недостатокъ въ Россіи третьяго или средняго состоянія настоящаго дѣловаго интеллектуальнаго класса., Съ давняго уже времени, говорилъ онъ. имѣетъ Россія академію и равныя училища и много употреблено иждивенія на посылку россійскаго юношества для обученія наукамъ и художествамъ; но мало, буде совсѣмъ ничего, существительныхъ отъ того плодовъ собрано. Разбирая прямыя тому причины, не можемъ мы жаловаться на провидѣніе и малую въ россійскомъ народѣ къ наукамъ и художествамъ способность; но можно неоспоримо доказать, что къ достиженію того не прямые токмо пути избраны были, а чего совсѣмъ не доставало, о томъ совсѣмъ и помышляемо не было. Изъ посланныхъ еще при государѣ императорѣ Петрѣ великомъ, дворяне, съ хорошими возвратились успѣхами въ томъ, чему они обучаться назначены были; по по возвращеніи, имѣя путь и право къ большимъ чинамъ и заслугамъ, но могли они въ томъ упражняться. Другіе, изъ простаго народа къ наукамъ взятые, также весьма скоро успѣвали въ оныхъ, но скорѣе еще въ прежнее невѣжество и самое небытіе возвратились; отъ чего и людей такого состоянія, которое въ другихъ мѣстахъ третьимъ степенемъ или среднимъ называется, Россія до сего времени и произвести не могла... При такомъ недостаткѣ смѣло утверждать можно, что прямаго въ наукахъ и художествахъ успѣха и третьяго степени людей въ государствѣ ожидать -- всуе себя и ласкать" {Генеральн. Учрежд. о воспит. об. под. юношества стр. 3--10.}.

И, дѣйствительно, въ Россіи не только "рѣдки были отличные таланты", какъ говорилъ извѣстный нашъ математикъ Осиповскій, но и посредственный умственно-рабочій классъ съ трудомъ развивался. несмотря на многочисленность наличныхъ силъ народонаселенія. Самъ народъ, какъ мы видѣли, не могъ начать своей умственной дѣятельности: потому что онъ, во-первыхъ, весь занятъ былъ безпрерывной страдной работой изъ-за насущнаго куска хлѣба; а во-вторыхъ, вслѣдствіе вѣковаго колонизаціоннаго движенія и суровой борьбы съ окружавшими его физическими препятствіями, вслѣдствіе торгово-промышленныхъ отношенія, онъ устремленъ былъ больше на востокъ, чѣмъ на западъ, и потому не имѣлъ возможности постепенно сблизиться съ передовыми націями западными, и заимствовать отъ нихъ средства интеллектуальнаго саморазвитія. Напротивъ, московское правительство, не отвлеченное, не занятое мускульною работою народа, съ XVI вѣка историческими обстоятельствами и дипломатическими сношеніями вынуждено было сближаться съ Европой и узнавать ея интеллектуальныя средства и силы, дававшія умственное превосходство западнымъ націямъ. Европейцы и, въ частности, нѣмцы и поляки возбудили въ правительствѣ потребность умственной дѣятельности, умственнаго образованія, потребность наукъ, училищъ и книгъ. Около правительства, около двора московскихъ царей XVII в., расширялся первоначально умственный кругозоръ и всѣхъ тѣхъ русскихъ людей, которые имѣли случай сближаться съ иностранцами. "Съ тѣхъ поръ, какъ царь московскій былъ въ Польшѣ,-- говоритъ Коллинсъ,-- видѣлъ тамошній образъ жизни и сталъ подражать польскому королю, кругъ его понятій расширился... И тѣ, которые расширили понятія свои разговорами съ иностранцами, были образованнѣе, а также и тѣ, которые видѣли польскій бытъ, потому что поляки образованнѣе русскихъ, такъ какъ у нихъ есть средства просвѣщать умы свои науками" {Коллинсъ 20, 28.}. Вслѣдствіе этого, московскіе цари мало по малу стали заботиться о возбужденіи умственной дѣятельности и въ Россіи, стали приказывать переводить иностранныя книги. Посламъ русскимъ при европейскихъ дворахъ они заказывали пріобрѣтать такія книги. Такъ наприм, въ 1653 г. князь Репнинъ-Ободенскій, будучи посломъ въ Польшѣ, по государеву указу, купилъ тамъ 7 книгъ свѣтскаго содержанія, всего на 25 злотыхъ {Лѣтоп. рус. литер. III, кн. 5, отд. III, стр. 34.}. Вслѣдствіе учрежденія посольскаго приказа и выписки европейскихъ книгъ царями, народнымъ грамотникамъ, хотя весьма немногимъ, мало по малу представлялась возможность и давались правительствомъ средства заниматься такими европейскими книгами, какія народу были недоступны. Такимъ образомъ, въ XVII в. сталъ зарождаться умственно-рабочій классъ, хотя самый неразвитый и несовершенный, состоявшій первоначально изъ труженниковъ -- переводчиковъ европейскихъ книгъ -- космографій, географій, арифметикъ и геометрій, астрономій, лечебниковъ, исторій и т. п. Кошихинъ говоритъ, что въ его время при посольскомъ приказѣ, гдѣ нужно было знаніе европейскихъ языковъ, для переводовъ было около 50 переводчиковъ и 70 толмачей. Большая часть изъ этихъ переводчиковъ были обрусѣвшіе иностранцы, и преимущественно обрусѣвшіе нѣмцы, какъ видно изъ именъ ихъ, каковы наприм. Касперъ Ивановъ, Юшка Вичентовъ, Лукашъ сынъ Магнусовъ, Анца Андреевъ, Вестерманъ, Романъ Болдвинъ, Романъ Бекманъ, Иванъ Гельмсъ и мн. др. {Пекарскаго I, 267.}. Такимъ образомъ, въ зародышѣ рабочаго интеллектуальнаго класса въ Россіи былъ западно-европейскій элементъ, и преимущественно нѣмецкій. Но были между ними и русскіе переводчики. Къ числу ихъ принадлежалъ и Кошихинъ. Начали появляться между русскими и другіе любители знанія и умственнаго труда. Олеарій, въ своемъ описаніи Россіи, сохранилъ извѣстіе объ одномъ русскомъ замѣчательномъ по тому времени математикѣ Романчиковѣ, который, отличаясь хорошими дарованіями, наперекоръ обычаямъ своихъ соотечественниковъ, чувствовалъ особую склонность къ умственнымъ занятіямъ, особенно любилъ математику и, чтобы пріобрѣсти познаніе въ ней, искалъ случая познакомиться съ голштинскими послами; во время путешествія съ ними изъ Москвы въ Персію, онъ въ 5 мѣсяцевъ научился отъ нихъ говорить по-латыни, и узнавъ отъ нихъ употребленіе астролябіи тотчасъ же заказалъ часовщику голштинскаго посольства сдѣлать ему подобный инструментъ, и когда заказъ былъ исполненъ, Романчиковъ, въ каждомъ попадавшемся на дорогѣ городѣ или селеніи, снималъ высоту домовъ и занимался математическими выкладками. Къ сожалѣнію, не вытерпѣвъ царскаго недовольства его дѣйствіями въ Персіи, Романичковъ отравился {Пекар. 267.}. Появленіе такихъ любителей и труженниковъ знанія тотчасъ обнаружилось въ довольно обширной, по тогдашнему времени, переводческой дѣятельности, какой до XVII в. въ Россіи вовсе не было. Но и эти первые шаги къ просвѣщенію были робки и невѣрны, потому что недремлющая старая рутина, вооруженная подозрительнымъ суевѣріемъ и ревнивой ненавистью ко всему новому и свободному, всѣми своими темными силами противодѣйствовала всходу этихъ слабыхъ весеннихъ ростковъ нашего образованія. Только немногіе народные грамотники, удостоенные быть переводчиками въ Посольскомъ приказѣ, или получившіе отъ царя подлинники европейскихъ книгъ и средства для ихъ переводовъ, или вращавшіеся около царскаго двора и переводчиковъ посольскаго приказа и т. п.,-- только такіе грамотники и могли изучать элементарныя начала европейской образованности. А масса народныхъ грамотниковъ по прежнему коснѣла въ непроглядномъ невѣжествѣ; потому что переведенныя книги, въ родѣ космографій, астрономій и энциклопедическихъ лечебниковъ, не распространялись между народомъ, а печатались большею частію только для царя и царевичей. Какъ только переведены были какія либо новыя книги, такъ, по словамъ актовъ, "взнесены были въ Верхъ, а другія указалъ царь держать въ посольскомъ приказѣ". Такъ въ дѣлѣ 1672--1675 г. о разныхъ книгахъ, именно: о "государственной большой книгѣ всѣхъ окрестныхъ государствъ", о "Хрисмологіонѣ", "о книгѣ описанія россійскаго государства и всѣхъ окрестныхъ государствъ," "о седьми свободныхъ ученіяхъ" и другихъ, сказано: "книги тѣ взнесены къ великому государю въ Верхъ, а прочимъ книгамъ указалъ великій государь быть въ посольскомъ приказѣ". А "о книгѣ описанія всѣхъ россійскихъ князей и царей и всѣхъ иностранныхъ государей -- французскаго, англійскаго, гишпанскаго, датскаго, свѣйскаго, флоренскаго, венецѣйскаго и проч., съ которыми россійское государство было въ ссылкѣ", замѣчено: "и какъ та книга взнесена была къ великому государю въ Верхъ, и онъ указалъ той книгѣ быть въ посольскомъ приказѣ, а себѣ великому государю и сыну своему Ѳеодору Алексѣевичу указалъ сдѣлать двѣ книги таковыя жъ". Такимъ образомъ, и тѣ новыя, умственно-преобразовательныя идеи, какія начинали зарождаться въ XVII в. подъ вліяніемъ политическихъ географій, космографій, астрономій и другихъ подобныхъ европейскихъ книгъ, -- и эти зачаточныя идеи зарождались и скрывались только "въ Верху", да въ посольскомъ приказѣ. Подъ вліяніемъ ихъ развивался только, къ концу XVIГ столѣтія, умъ царевичей, въ родѣ Петра, да немногихъ переводчиковъ посольскаго приказа, а масса нисколько не подготовлялась къ пріему и усвоенію этихъ идей; масса пробавлялась своимъ изстариннымъ доморощенымъ міросозерцаніемъ. Подъ вліяніемъ новыхъ идей, занесенныхъ къ намъ съ запада этими переводными книгами, подготовлялся и воспитывался въ тономъ Петрѣ тотъ преобразовательный умъ, который объявилъ открытую и неутомимую войну старой и упорной рутинѣ, И вотъ, когда вдругъ занавѣсъ отъ древней къ новой Россіи открылся "съ Верху", -- народъ не могъ опознаться въ свѣтѣ новыхъ понятій и реформъ, не понялъ ихъ, ошеломленъ былъ ими, -- и отпалъ, отшатнулся отъ новыхъ книгъ и идей -- къ старымъ книгамъ и понятіямъ, или, если не отшатнулся отъ нихъ въ расколъ, то рѣзко отдѣлился, обособился отъ этого зародившагося "на Верху" и въ посольскомъ приказѣ новаго, умственно-рабочаго меньшинства, какое тогда совершеннымъ особнякомъ представляли люди, подобные Ордыну-Нащокину, Матвѣеву, Кошихину. Юрію Крижаничу, Романчикову, царевичу Петру и лучшимъ переводчикамъ посольскаго приказа. Съ тѣхъ поръ рабочій народъ пошелъ путемъ своей умственной жизни, а интеллектуальный классъ сталъ развиваться своимъ путемъ. При Петрѣ великомъ народъ уже не могъ понимать тогдашняго книжнаго языка, который онъ съ трудомъ понималъ уже и въ XVII вѣкѣ: "иностраннымъ языкомъ нарицаху тогдашнія писанія" {Опис. рукоп. Румянц. Муз. стр. 632.}. Между тѣмъ и интеллектуальный классъ, даже при Петрѣ великомъ, не смотря на двойной умственно-возбудительный импульсъ -- и со стороны генія Петра I и со стороны интеллектуальнаго вліянія запада, -- тоже, обособленный, вдали отъ народа, развивался туго и медленно. И въ это время дѣятелями умственнаго нашего развитія были главнымъ образомъ переводчики европейскихъ книгъ, переводчики "государственной коллегіи иностранныхъ дѣлъ" {Пекарскаго, наука и литер. при Петрѣ вел. I, 225.}. Переводчики эти частію были русскіе, обучавшіеся уже большею частію за-границей, частію иноземцы, кои, однакожъ, по словамъ Петра, или здѣсь родились, "или зѣло малы пріѣхали и нашъ языкъ какъ природный знали" {П. С. З. VII, No 4438.}. Чтобы образовать способныхъ переводчиковъ. Петръ десятками посылалъ молодыхъ русскихъ людей за-границу учиться языкамъ и наукамъ. Всѣхъ извѣстныхъ русскихъ переводчиковъ, учившихся за-границей, при Петрѣ вел. было не менѣе 60, кромѣ того до 5 переводчиковъ были изъ шведовъ {Пекарскаго, наука при Петрѣ I, 220--242.}. А всѣхъ, учившихся за-границей по волѣ Петра, извѣстно болѣе 150 лицъ. За-границей, кромѣ языковъ и другихъ наукъ, они изучали, по словамъ Петра, необходимыя для правильныхъ переводовъ художества -- математическое, хотя нѣкоторые только до сферическихъ тріангуловъ, механическое, хирургическое, архитектуръ-цивилисъ, анатомическое, ботаническое, милитарисъ и прочія тому подобныя" {П. С. З. XII, No 4438.}. И, не вдаваясь здѣсь въ библіографическія подробности, замѣтимъ, что переводческая дѣятельность петровскаго времени была уже настолько выше переводческой дѣятельности XVII в., насколько эта послѣдняя была выше книжной дѣятельности XVI вѣка. Въ началѣ XVIII в., сверхъ многихъ сочиненій по части механики, архитектуры, артиллеріи, исторіи и проч.. переведено было до одинадцати книгъ по отдѣлу одной математики, астрономіи и географіи {Пекарскаго, "Наука и литер. при Петрѣ, т. II. Таковы наприм. слѣд. книги, изданныя при Петрѣ, по описанію г. Пекарскаго: No 14 уготованіе и толкованіе ясное образнаго поверстанія круговъ небесныхъ -- астрономія, съ каргой или глобусомъ небеснымъ; NoNo 63 и 328 таблицы логариѳмовъ, и синусовъ, и тангенсовъ и секансовъ -- въ употребленіе и знаніе маѳематико-навигацкимъ ученикамъ (1703 и 1716 гл; No 132 -- геометрія 1708 г.; No 153 -- избраннѣйшее начало въ математическихъ искуствахъ 1709 г.; NoNo 182, 317 и 324 -- географія или земнаго круга описаніе 1710 и 1716 г., No No 342 и 572 -- книги мірозрѣнія или мнѣніе о небесно-земныхъ глобусахъ 1717 и 1724 г.; NoNo 390 -- географія генеральная -- небесный и земноводный круги купно -- Бернгарда Варенія 1718 г.; No 410 -- земноводнаго круга краткое описаніе -- Гибнера, 1719 г.; No 543 -- таблицы склоненія солнца по амстердам. меридіану 1723; тригонометрія плоская и сферическая Фарварсона, 1730 г.; наука статическая или механика 1722 г.}, тогда какъ въ XVII вѣкѣ, кромѣ арифметикъ, космографій и т. п., спеціальныхъ сочиненій по математическимъ и естественнымъ наукамъ еще не было переводимо. Притомъ, при разсмотрѣніи рукописей петровской литературы не безъ удивленія замѣчаешь внезапное появленіе переводовъ такихъ произведеній, которыя въ Европѣ XVII столѣтія были предвозвѣстниками послѣдовавшихъ потомъ преобразованій и въ наукѣ, и въ жизни. Если разсматривать въ совокупности рукописные переводы подобныхъ сочиненій, то нетрудно убѣдиться, что они дѣлались съ цѣлію познакомиться съ тѣми результатами, которыхъ достигли науки на западѣ. Такъ, сверхъ извлеченій изъ 12 Ньютоновыхъ книгъ, космотеороса (ко Гюйгенса и другихъ сочиненій по части астрономіи, механики, географіи, архитектуры, сельскаго хозяйства и проч., -- переведены были между прочимъ: философія естественнаго права -- Пуффендорфа, (le jure belli ne pacis libri III -- Гуго Гроція, геологическое сочиненіе Бурнета -- "теорія земли" (Teiluris theoria) и проч. {Пекарскаго I, 255.}. Но несмотря на всю эту дѣйствительно-труженическую дѣятельность умственно-рабочаго меньшинства при Петрѣ великомъ, -- интеллигенція его все-таки далеко была не развита до самостоятельной научной работы, и численность его была еще крайне-ограниченная. Всѣхъ лучшихъ, передовыхъ и дѣятельныхъ труженниковъ знанія при Петрѣ было не болѣе 30--40 человѣкъ. "Знакомство русскихъ съ европейскими науками изъ первыхъ рукъ, -- говоритъ г. Пекарскій, началось при Петрѣ и чрезъ посредство русскихъ, учившихся за-границей; по краткость времени, новость дѣла и сила прежнихъ обычаевъ и мнѣній сдѣлали то, что плоды личныхъ заботъ и усилій царя стали обнаруживаться только въ позднѣйшія времена. Въ началѣ XVIII в. лица, успѣвшія побывать за-границей и узнать на-скоро кое-что, употреблялись по большой части для переводовъ разныхъ сочиненій, преимущественно касавшихся математики, мореходства, языкознанія. Но ни одинъ изъ этихъ переводчиковъ неизвѣстенъ самостоятельнымъ какимъ-нибудь трудомъ и не оставилъ но себѣ памяти въ исторіи ни одной науки". {Ibid. I, 5.} До какой степени еще слаба, незрѣла была интеллигенція и рабочая сила юной русской мысли, въ лицѣ петровскихъ переводчиковъ, можно отчасти судить и но тому факту, что, наприм., одинъ добросовѣстный переводчикъ, Волковъ, человѣкъ очень способный, не могъ одолѣть и перевести порученнаго ему для перевода сочиненія Le jardinage de Quintiny -- о садоводствѣ и вообще о сельскомъ хозяйствѣ, не мотъ понять многихъ техническихъ выраженій, вовсе неизвѣстныхъ на русскомъ языкѣ: отчаяніе овладѣло имъ и онъ, перерѣзавъ себѣ артерію, прекратилъ такимъ образомъ жизнь. {По этому случаю Веберъ,-- намѣчаетъ г. Пекарскій,-- глубокомысленно разсуждаетъ, что Волковъ отъ того посягнулъ на жизнь, что не владѣлъ въ достаточной степени стоическимъ хладнокровіемъ. Само собою разумѣется, что легко такъ разсуждать посланнику, занятому пирами и визитами, а бѣдный русскій переводчикъ рѣшился лучше умереть, нежели не исполнить приказанія. Пекар. I, 226.} Вообще, до основанія университетовъ, несмотря на энергическія мѣры Петра великаго, самыя учебныя заведенія были крайне недостаточны для развитія дѣловаго, серьезнаго и интеллектуальнаго класса въ Россіи. Дѣльвыхъ, мыслящихъ людей изъ нихъ выходило мало, а больше выходили полуученые невѣжды, верхогляды и т. к. Манштейнъ, въ запискахъ своихъ, такимъ образомъ описывалъ состояніе и вліяніе нашихъ учебныхъ заведеній въ періодъ времени съ 1727 до 1744 годъ: "Когда Петръ I вступилъ на престолъ, нашелъ весь свой народъ непросвѣщеннымъ, и только священники и лучшіе изъ дворянъ съ трудомъ писать умѣли. Чтобы просвѣтить своихъ подданныхъ, Петръ поручилъ рязанскому архіепископу Стефану Яворскому учредить училища въ московскихъ монастыряхъ и въ другихъ удобныхъ мѣстахъ. Вызваны были изъ Кіева и Чернигова преподаватели ученія, и начали обучать юношество; но, какъ можно себѣ представить, не съ большими плодами. Потомъ Петръ I поручилъ Ѳеофану Прокоповичу учредить въ Россіи хорошія училища и академіи. Прокоповичъ началъ обучать многихъ молодыхъ людей въ заведенномъ при собственномъ своемъ домѣ училищѣ, и когда они оказали нѣкоторые успѣхи, послалъ ихъ въ чужестранные университеты для пріобрѣтенія новыхъ познаній, и чтобы сдѣлать ихъ способными, по возвращеніи, быть преподавателями наукъ или учителями въ училищахъ и академіяхъ, учреждаемыхъ уже въ Россіи. Но и Прокоповичъ посредственно только успѣлъ въ этомъ дѣлѣ; ибо большая часть отправленныхъ въ иностранныя государства образованныхъ учениковъ тамъ остались, а возвратившіеся въ Россію не пріобрѣли нужныхъ талантовъ для употребленія къ наставленію другихъ; такимъ образомъ дѣло осталось но прежнему. Петръ 1, для образованія русскаго дворянства, сначала считалъ достаточнымъ посылать его въ путешествіе, а по возвращеніи своемъ изъ великаго своего путешествія послалъ всѣхъ молодыхъ людей изъ первыхъ домовъ своего государства во Францію, въ Англію, въ Италію и въ Германію, для наученія тамошнимъ обращеніямъ и познаніямъ; однако какъ большая часть изъ нихъ были весьма худо воспитаны, то и возвратились не только необразованными въ обращеніи и безъ знанія наукъ, но еще больше смѣшными и порочными, нежели туда поѣхали. Это подало государю мысль, что надобно начать съ хорошаго воспитанія прежде посылки въ путешествіе. Поэтому онъ поручилъ ливонскому пастору Глюку устроить воспитательное училище. Но все это учрежденіе было столь смѣшно, и успѣхъ отъ ученья столь худъ, что Петръ I скоро уничтожилъ и это училище, и предоставилъ новое воспитаніе дѣтей самимъ родителямъ. Въ то время въ Россіи находилось множество шведскихъ военныхъ чиновниковъ, взятыхъ въ плѣнъ подъ Полтавою; эти военнослужители, будучи весьма хорошо воспитаны, и не имѣя пропитанія, обязывались у знатныхъ господъ и богатыхъ людей обучать ихъ дѣтей; и отъ этого произошли гораздо лучшіе успѣхи, нежели отъ всѣхъ училищъ, заведенныхъ учеными невѣждами. Наконецъ, но идеѣ Петра великаго, въ Россіи учреждена была академія наукъ. Но и донынѣ Россія не можетъ еще хвалиться ни малѣйшею существенною пользою и отъ этого великаго учрежденія. Весь плодъ, какой эта Академія принесла въ 28 лѣтъ, состоитъ только въ томъ, что русскіе имѣютъ календарь, или мѣсяцесловъ по петербургскому полуденнику, что могутъ читать на своемъ языкѣ вѣдомости, и что нѣсколько нѣмецкихъ пріобщниковъ Академіи сдѣлались нарочито искусными въ математикѣ и философіи, чтобы заслужить жалованье отъ 600 до 800 рублей. Что касается до русскихъ, то между ними еще очень мало находится такихъ ученыхъ, которые бы могли занимать профессорскія званія. Наконецъ, эта академія совсѣмъ еще не на такой ногѣ, чтобъ россійская имперія когда либо могла ласкаться великою отъ нея пользою. Ибо преподаваемыя въ ней науки нимало не касаются русскаго языка, нравственнаго ученія, гражданскаго права, народной исторіи и практической математики -- единственныхъ наукъ полезныхъ для Россіи, или особенно нужныхъ ей. Но самое главное упражненіе состоитъ въ алгебрѣ, въ трудныхъ математическихъ задачахъ, въ критикѣ древностей и языковъ нѣкоторыхъ древнихъ народовъ, или въ анатомическихъ наблюденіяхъ надъ составомъ человѣка и животныхъ, въ чемъ наиболѣе трудятся. А какъ русскіе всѣ эти науки считаютъ пустыми и весьма безполезными, то и неудивительно, что они не имѣютъ никакого желанія обучать имъ своихъ дѣтей,-- хотя и всѣ уроки преподаются безмездно. И это до того доходитъ, что Академія весьма часто больше имѣетъ учителей, нежели учениковъ и принуждена бываетъ брать молодыхъ людей изъ Москвы. и, опредѣляя жалованье или содержаніе, побуждать ихъ въ ученью, чтобы преподавателямъ наукъ имѣть наличныхъ слушателей -- въ преподаваніи уроковъ. Изъ всѣхъ этихъ примѣчаній можно вывести заключеніе, что многія хорошія училища, заведенныя въ Москвѣ, въ Петербургѣ и въ другихъ русскихъ городахъ, въ коихъ обучаютъ обыкновеннымъ наукамъ, для Россіи были бы гораздо лучше и полезнѣе, нежели Академія наукъ, которая ежегодно стоитъ ей большихъ суммъ денегъ, и не производитъ никакого плода" {Mannstein, Nachrichten von Russland 1727--1744. s. 544--551.} Прибавимъ къ этому, что и въ высшемъ дворянскомъ училищѣ -- въ с.-петербургскомъ кадетскомъ корпусѣ,-- изъ передоваго сословія -- дворянства тоже но развивался и не выходилъ вполнѣ развитой, просвѣщенно-мыслящій и научнорабочій интеллектуальный классъ, тѣмъ болѣе, что, но словамъ Бецкаго, и вся цѣль учрежденія итого училища состояла въ томъ, чтобы только приготовлять для арміи исправныхъ офицеровъ. Поэтому и въ дворянскомъ кадетскомъ корпусѣ воспитанники не получали высшаго научнаго развитія, а учились больше военной дисциплинѣ. теологіи, танцамъ и т. п., и притомъ число ихъ было небольшое, всего только-247 учениковъ. Эта капля въ морѣ незамѣтно изчезала въ общей массѣ невѣжества, которое еще до сихъ поръ считалось спасительнымъ средствомъ противъ "злоплодящихъ" нововведеній.

Наконецъ, и въ университетскій періодъ, какъ степень развитія, такъ и численность воспитанниковъ возростала далеко непропорціонально съ умноженіемъ народонаселенія и съ общею суммою умственныхъ силъ народныхъ. Въ слѣдующей статьѣ мы займемся подробною характеристикою интеллектуальнаго класса въ этотъ университетскій періодъ: а здѣсь укажемъ только на непропорціональность численнаго возрастанія его съ числомъ народонаселенія, или на численную незначительность его въ сравненіи съ численностью рабочаго народа. Для этого достаточно будетъ и немногихъ цифръ. Въ 1762 г. графъ Шуваловъ давалъ такой отчетъ о числѣ и степени умственнаго развитія поколѣнія, образовавшагося въ московскомъ университетѣ съ 1755 года: "всего полезнѣйше университету, писалъ онъ,-- что съ начала онаго вышло учениковъ 1800, изъ которыхъ токмо 800 разночинцевъ, прочіе же всѣ дворяне, и великая часть съ хорошими о успѣхахъ въ ученіи аттестатами, въ томъ числѣ довольно студентовъ было, изъ которыхъ и нынѣ 9 человѣкъ въ кадетскомъ корпусѣ достойными учителями въ математикѣ. въ латинскомъ, французскомъ и нѣмецкомъ языкахъ, также и обрѣтающіеся въ чужихъ краяхъ студенты обнадеживаютъ своимъ знаніемъ и прилежностію быть полезными своему отечеству, къ тому же еще недавно заведенная въ Казани гимназія довольный плодъ начинаетъ оказывать, и въ университетѣ довольно своихъ учителей" {Оправд. Шувалова на обвиненіе Ададурова: Чт. Общ. 1859, кн. I, отд. V, стр. 75.}. Во вспомнимъ при этомъ и слѣдующій отзывъ фонъ-Визина -- ученика московскаго университета: "Остается мнѣ теперь сказать, -- говоритъ онъ въ своемъ "Чистосердечномъ признаніи," объ образѣ нашего университетскаго ученія; но самая справедливость велитъ мнѣ признаться, что нынѣшній университетъ не тотъ, какой при мнѣ былъ. Учители и ученики совсѣмъ нынѣ другихъ свойствъ, и сколько тогдашнее положеніе сего училища подвергалось осужденію, столь нынѣшнее похвалы заслуживаетъ. Арифметическій нашъ учитель пилъ смертную чашу. Латинскаго языка учитель былъ примѣръ злонравія, пьянства и всѣхъ подлыхъ пороковъ, но голову имѣлъ преострую, и какъ латинскій, такъ и россійскій языкъ зналъ очень хорошо. Учитель латинскаго языка пятью пуговицами кафтана обозначалъ условно съ учениками пять латинскихъ склоненій, а четырьмя пуговицами на камзолѣ 4 спряженія. Ученики должны были отвѣчать на его вопросы: какого склоненія имя? Какого спряженія глаголъ? смотря потому, за какую пуговицу онъ хваталъ пальцами. Ученики не знали еще самыхъ простыхъ истинъ науки. Напримѣръ, на вопросъ: куда Волга впадаетъ? одинъ ученикъ отвѣчалъ: въ Черное море, другой: въ Бѣлое, фонъ-Визинъ простодушно отвѣчалъ: не знаю" {Сочин. фонъ-Визина,, изд. 1853 г. "Чистосердечное признаніе", стр. 511-527.}. Изъ этого, быть можетъ, отчасти комически-преувеличеннаго отзыва, видно однакожъ, какъ еще не развитъ былъ тотъ классъ ученыхъ, который представлялъ тогда высшую интеллигенцію общества, и какъ въ студентахъ московскаго университета умственная потребность вещественной. чувственно-образной наглядности еще преобладала надъ силою логической сообразительности. Вообще, какъ видно изъ исторіи московскаго университета, написанной г. Шевыревымъ, и университетскій персоналъ въ XVIII столѣтіи еще далеко не представлялъ серьезнаго интеллектуальнаго класса; какъ ученики, такъ и учителя еще большею частію характеризовались слабою умственною дѣятельностью и неутѣшительными умственными чертами {Истор. Московскаго университета, стр. 60--65 и др.}. Но все-таки, къ концу XVIII в. московскій университетъ видимо измѣнялся къ лучшему и былъ первымъ. Въ тоже время, и внѣ университетскаго интеллектуальнаго класса, являются замѣчательными представителями юной русской мысли такіе дѣятели знанія, какъ Ломоносовъ, Крашенинниковъ, Лепехинъ, Рычковъ. Озерецковскій, Полѣновъ, Румовскій, Осиповскій и другіе. Но. къ сожалѣнію, и число такихъ мыслящихъ людей и труженниковъ науки умножалось не слишкомъ большими прогрессивными числами. Такъ напримѣръ, съ 1762 по 1771 годъ изъ московскаго университета вышло только 24 полезныхъ дѣятеля на поприщѣ науки и гражданскаго просвѣщенія, и изъ нихъ только 3 человѣка извѣстны ученою дѣятельностью. Съ 1771 по 1778 годъ университетъ образовалъ только 11 человѣкъ, впослѣдствіи болѣе или менѣе извѣстныхъ своею умственною дѣятельностію. Съ 1770 по 1797 годъ изъ всѣхъ воспитанниковъ московскаго университета, оправдали свое университетское ученіе полезною умственною дѣятельностью только до 45 человѣкъ, а съ 1797 по 1812 годъ до 50. Съ 1813 по 1826 годъ въ московскомъ университетѣ получили образованіе 4625 человѣкъ, но въ различной степени интеллектуальнаго развитія; да въ гимназіяхъ при университетѣ въ 1787 г. было 1010 воспитанниковъ, а въ началѣ XIX столѣтія до 3300. Съ 1836 по 1854 годъ московскій университетъ произвелъ докторовъ 114, магистровъ 58. кандидатовъ 881, дѣйствительныхъ студентовъ 1670, лекарей 1442; число всѣхъ, получившихъ ученое образованіе въ университетѣ, за 29 лѣтъ, простиралось за 4000 {Шевырева, истор. моск. универс. стр. 169, 208, 575.}. Въ кіевскомъ университетѣ, умственная дѣятельность и численность молодыхъ людей, добросовѣстно занимавшихся науками, въ первый періодъ существованія университета (1834--1839), возрастала въ такой послѣдовательности:

Въ высшій курсъ

Въ тѣхъ же курсахъ

Въ 1835/36 переведено 45 студент.

Съ отличіемъ 9

Осталось 5

-- 1836/37 -- 93 --

-- 23

-- 20

-- 1837/38 -- 171 --

-- 51

-- 52

-- 1838/39 -- 184 --

-- 60

-- 32

-- 1839/40 -- 102 --

-- 22

-- 8 1).

1) Шульгина, Истор. Университ. св. Владиміра стр. 104.

Въ первый выпускъ 1837--1838 г. кіевскій университетъ выпустилъ 16 студентовъ со степенью кандидата, въ томъ числѣ: въ первомъ, историко-филологическомъ отдѣленіи философскаго факультета 4 кандидата, во второмъ -- естественно-математическомъ отдѣленіи филос. факульт. 2 кандидата, въ юридическ. факультетѣ 10; съ званіемъ дѣйствительныхъ студентовъ 12, въ томъ числѣ: по историко-филологическому отдѣленію 2, по физико-математическому 1, по юридическому факультету 9. Второй выпускъ состоялъ изъ 19 кандидатовъ, въ томъ числѣ изъ историко-филологич. отдѣленія вышло 5 кандитатовъ, изъ физико-математическаго 9. Ненаучныя, постороннія стремленія студентовъ, сопровождавшіяся въ 1839 году закрытіемъ университета, помѣшали возрастанію числа молодыхъ людей, добросовѣстно изучавшихъ науки. Что касается до представителей высшей интеллигенціи, занимавшихся разработкой науки, то въ Россіи еще такъ мало было людей основательно-ученыхъ, что въ кіевскомъ университетѣ, въ первый періодъ его существованія (1834--1839), трудно было набрать профессоровъ съ высшими учеными степенями, и они набирались отовсюду и изъ людей безъ всякой ученой степени. Притомъ, не мало было профессоровъ, получившихъ ограниченное научное образованіе, и не въ университетахъ, а въ другихъ, низшихъ учебныхъ заведеніяхъ, и, наконецъ, старое, даже дряхлое поколѣніе сначала преобладало надъ поколѣніемъ молодымъ, полнымъ свѣжихъ интеллектуальныхъ силъ и наиболѣе способнымъ къ научнымъ работамъ.

"Застой въ учебной и ученой дѣятельности университета,-- замѣчаетъ г. Шульгинъ,-- выразился апатіей и упадкомъ научныхъ стремленій. Въ университетѣ учили и учились не науки, а службы ради. Къ концу итого періода "Wissenschaftliche Tendenz" дѣлается нерѣдко предметомъ насмѣшки въ устахъ слушателей, а иногда преподавателей" {Ibid. стр. 62.}. Въ частности, многіе профессора, представители высшей интеллигенціи общества, были оригинальными типами умственной недоразвитости и чудачества, почти нисколько не знали преподаваемыхъ ими наукъ и отличались странными умственными и нравственными чертами. Таковы, наприм., были: профессоръ физики и физической географіи Абламовичь. по словамъ г. Шульгина, болтунъ съ извощиками, невѣжда въ своей наукѣ, сильный тѣломъ и слабый ріомъ; профессоръ химіи Зѣновичь -- "средневѣковой алхимикъ-чародѣй, извѣстный своей странной химической теоріей, въ которой, между прочимъ, душу признавалъ шестымъ химическимъ началомъ и проч.; профессоръ зоологіи Авдржеіовскій, почти нисколько незнающій зоологіи и вообще неполучившій правильнаго ученаго образованія въ естественныхъ наукахъ; професс. сельскаго хозяйства Мерць, диктовавшій лекціи по какой либо русской книгѣ, по складамъ и съ удивительными, равномѣрными и монотонными удареніями и прерывавшій лекціи, послѣ класснаго звонка, на половинѣ слова, напр

ИСТОРИЧЕСКІЯ УСЛОВІЯ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАГО РАЗВИТІЯ ВЪ РОССІИ.

Чтобы понять историческій ходъ, направленіе и современныя потребности умственнаго развитія русскаго народа и, въ частности, его интеллектуально-развитаго меньшинства, нужно прежде всего обратить вниманіе на многія историческія условія умственной жизни и дѣятельности въ Россіи, какъ физическія, такъ и не физическія. Въ ряду настоящихъ очерковъ мы и займемся указаніемъ этихъ историческихъ условій, насколько позволяютъ находящіяся подъ руками средства. Мы разсмотримъ: 1) историческую роль, въ умственной жизни русскаго народа, численнаго преобладанія темнаго рабочаго класса надъ образованнымъ меньшинствомъ; 2) вліяніе на интеллектуальное развитіе въ Россіи преобладающаго сельскаго, земледѣльческаго населенія надъ населеніемъ городскимъ, мануфактурно-промышленнымъ; 3) экономическія условія интеллектуальнаго развитія въ Россіи; 4) значеніе пространства русской земли и путей сообщенія въ распространеніи способовъ интеллектуальнаго развитія; 5) интеллектуальное значеніе вѣковаго отсутствія заграничныхъ путешествій и географическихъ открытій, подобныхъ океаническимъ открытіямъ Запада; 6) вліяніе государственныхъ началъ -- централизаціи, системы опеки, регламентаціи и крѣпостнаго права на умственное развитіе русскаго общества; 7) вліяніе различныхъ патологическихъ явленій нервной сферы русскаго народа на характера, движеніе и направленіе его умственной жизни и дѣятельности, или краткій очеркъ физіологіи русской народной мысли, и наконецъ 8) значеніе въ интеллектуальномъ развитіи русскаго народа вѣковой умственной эксплоатаціи или исключенія женщины изъ сферы общественной и умственной жизни и дѣятельности. Безъ анализа и объясненія всѣхъ этихъ историческихъ явленій, вносившихъ ту или другую долю своего медленнаго, но постоянно дѣйствовавшаго вліянія въ умственную жизнь народа, непонятнымъ дѣлается современное состояніе нашего интеллектуальнаго развитія. Ни его застой, ни его безсиліе необъяснимы для насъ, безъ разъясненія тѣхъ причинъ, которыя задерживали или отвлекали русскую мысль отъ ея правильной и энергической работы; цѣлые вѣка она коснѣла въ неподвижности, скованная страхомъ -- подъ вліяніемъ суевѣріи, и суевѣріемъ -- подъ вліяніемъ борьбы съ окружающимъ міромъ и страха за существованіе человѣка.

Вліяніе имѣло на интеллектуальное развитіе и умонастроеніе русскаго народа. во-первыхъ, то обстоятельство, что дикая, невоздѣланная природа европейской Россіи и Сибири, холодный климатъ и вообще физическія особенности русской земли издревле обусловили въ русской исторіи долговременное, исключительное развитіе рабочаго народа и отсутствіе мыслящаго класса. Суровый климатъ и первоначальная совершенная пустынность, невоздѣланность русской земли, съ сплошными "черными, дикими лѣсами, мхами и болотами," въ связи съ скупой производительностью природы, съ самого начала требовали отъ населенія больше механической работы для обезпеченія животной жизни, чѣмъ дѣятельности умственной. Всѣ западные путешественники, посѣщавшіе, Россію въ XVI и даже XVII вѣкѣ, единогласно свидѣтельствуютъ, что климатъ русской земли чрезвычайно холоденъ, а земля почти сплошь требовала населенія и обработки, потому что на огромныхъ пространствахъ была пустынна и не воздѣлана (vasta et inculla) {Не говоря о древней Россіи, о многочисленныхъ свидѣтельствахъ древнерусскихъ жизнеописательныхъ сказаній о сѣверо-восточныхъ пустыняхъ русской земли, о столь же многочисленныхъ извѣстіяхъ иностранныхъ путешественниковъ, которыхъ было въ Россіи, до конца XVII вѣка, около 271, -- даже въ XVIII вѣкѣ русская земля европейцамъ представлялась почти пустынною и невоздѣланною. Наприм. Манштейнъ, говоря о пространствѣ. Россіи, замѣчаетъ: однако еще много не достаетъ для того, чтобы это обширное государство относительно обработки почвы и заселенности могло стать наравнѣ со многими другими странами Европы. Тамъ пролегаютъ обширныя пустынна пространства на 10, 30 и даже до 50 нѣмецкихъ миль, гдѣ не встрѣтишь ни одной живой души, не смотря на то, что эти степи лежалъ между очень благопріятными широтами и имѣютъ самую загадочную почву, какой только можно желать... Другія мѣста хотя и снабжены всѣмъ необходимымъ для человѣческой жизни, однако остаются совершенно безлюдными по недостатку жителей, а между тѣмъ это государство можетъ совершенно удойно прокормить втрое болѣе людей, сравнительно съ числомъ жителей его населяющихъ.}. "Русская земля,-- говоритъ Олеарій, -- почти. на всемъ пространствѣ своемъ пустынна, болотиста и покрыта дремучими лѣсами. Множество прекрасной, плодоносной земли остается безъ обработки. Климатъ -- суровый. Зимой въ Россіи стоятъ такіе сильные морозы, что отъ нихъ едва можно укрыться. У русскихъ не считается за рѣдкость, если кто нибудь изъ нихъ отморозитъ себѣ носъ, уши, руки или ноги. Бываютъ столь жестокія зимы, что на площади въ Москвѣ, передъ Кремлемъ, земля трескалась на 20 сажень въ длину и на 1/4 аршина въ ширину. Въ 1634 году никто изъ насъ не осмѣливался пройти но улицѣ и 30-ти шаговъ съ открытымъ лицомъ, изъ опасеніи отморозить себѣ носъ и уши. Вполнѣ справедливы слова тѣхъ писателей, которые говорили, что капля воды или слюна, выплюнутая изо рта, замерзаетъ, прежде чѣмъ успѣетъ упасть на землю. Какъ сильны бываютъ морозы зимою, такъ же велики бываютъ и жары въ лѣтнее время: будучи днемъ несносны для путешественника, они порождаютъ безчисленное множество комаровъ, надоѣдающихъ до крайности и днемъ и ночью". {Voyages de s. Ad. Olearius, traduits pur de Wicquofort. Amsterdam 1727. Отрывокъ въ "Архивѣ" Калачова, 1859 г., кн. 3, отд. III, стр. 11--18.} Зима, по словамъ Коллинса, продолжалась 5 мѣсяцевъ. Переходы отъ теплой погоды къ морозамъ были такъ рѣзки, и морозы, внезапно наступавшіе тотчасъ послѣ оттепелей, были столь сильны, что наприм. въ 1660 г. вологод. архіеп. Маркеллъ, въ челобитной царю Алексѣю Михайловичу, писалъ: "въ нынѣшнемъ, въ 168 году, ноября въ 3 день, палъ снѣгъ и погода была теплая, а противъ 4 числа, въ ночи, былъ морозъ великъ, и мѵро великаго чудотворца Николы въ соборной церкви замерзло и скляницу морозомъ испортило" {Чтон. Моск. Общ. Истор. 1839 г., кн. 3, отд. V, стр. 102.}. Въ числѣ самыхъ обыкновенныхъ причинъ смертности, особенно между крестьянами, было замерзаніе: по выраженію актовъ, "съ студени умирали,", и "многіе по лѣсомъ позябли" {А. И, т. II, NoNo 77 и 86 и 137. Физическая лѣтопись Сибири въ особенности исполнена случаями замерзаніи. Но говоря о множествѣ замерзшихъ казаковъ и служилыхъ людей въ XVII в., и вообще о тогдашнихъ жестокихъ страданіяхъ отъ холода служилыхъ, торговыхъ и промышленныхъ людей, о чемъ часто драматично разсказываютъ ихъ "отписки", -- даже въ настоящее время въ иркутской наприм. губерніи, въ памятной книжкѣ на 1865 г. означено 9 замерзшихъ. А исчислимы ли случаи замерзанія и вообще жестокія страданія отъ суроваго климата въ такихъ, наприм., сѣверныхъ украйнахъ, какъ туруханскій край? Подробныя свѣденія объ этомъ читатели найдутъ въ моей, отданной въ печать, книгѣ: "Народная жизнь на Сѣверѣ Енисея" или "Очерки Туруханскаго Края".}. Въ сѣверо-восточныхъ областяхъ жаловались на такой холодъ, что и лѣтомъ нельзя было обойтись безъ отопленія жилищъ. Наприм. въ 1649 г. бѣлозерцы, посадскіе люди, били челомъ царю: "на Бѣлоозерѣ, въ городѣ и на посадѣ, въ лѣтнее время, во все лѣто не даютъ имъ, посадскимъ людямъ, избъ и бань топить ни одного дня на недѣлѣ, и отъ того многіе люди отъ стужи расходятся отъ своихъ домовъ и живутъ по волостямъ и по деревнямъ, потому что пришло мѣсто ихъ въ зимней сторонѣ, подлѣ озера, и отъ озера приходятъ сиверы и вѣтры по многія времена, и бываетъ стужа въ лѣтнее время великая, и отъ той стужи мало и людей остается въ городѣ и на посадѣ {А. А. Э. т. IV, No 38. Не имѣя мѣста и возможности раскрывать здѣсь и вліяніе климата на физическую жизнь русскаго народа,-- мы приведемъ только одинъ фактъ, показывающій. какъ климатъ русской земли былъ губителенъ для многочисленнаго вновь нарождавшагося поколѣнія въ Россіи. Въ "Исторіи воспитат. домовъ въ Петербургѣ и Москвѣ", наприм., читаемъ: "одно изъ самыхъ важныхъ обстоятельствъ, усугубляющихъ вредное вліяніе пріема младенцевъ въ москов. воспитат. домъ и перевоза ихъ въ деревни для дальнѣйшаго вскормленія и воспитаніи, заключается въ русскомъ климатѣ, противъ суровости котораго въ настоящемъ случаѣ безсильны всякія мѣры правительства. Это обстоятельство чрезвычайно важно, и ему (по изслѣдованію медиковъ) въ особенности приписана была чрезвычайная смертность, преобладавшая въ русскихъ воспитательныхъ домахъ въ началѣ ихъ учрежденія. Въ С.-Петербургѣ, наприм. принято было съ 1770 до 1708 г 23,436 младенцевъ, изъ коихъ умерло 24,272. Множество дѣтей замерзло. (Истор. воспитат. домовъ Чтен. Общ. Истор. 1860 г. кн. 2, отд. V, стр. 143 и 105).}. При такихъ климатическихъ условіяхъ и при невоздѣланности русской земли, очевидно, весь народъ долженъ былъ исключительно заниматься обезпеченіемъ физической силы. Если въ жаркихъ странахъ, по выраженію одного писателя: "Солнце работаетъ больше за человѣка и ослабляетъ рабочую силу самихъ людей," -- то въ такихъ холодныхъ странахъ, какъ русская и сибирская земля, гдѣ солнце мало работаетъ за людей, -- естественно, люди сами всегда должны были больше работать, и укрѣпляться больше въ физической силѣ, чѣмъ въ интеллектуальной.-- Въ холодной полосѣ.-- говоритъ Либихъ, -- воздухъ, который безпрестанно стремится разрушать тѣло, побуждаетъ къ работѣ и напряженію, которыя въ этомъ случаѣ становятся средствами для противодѣйствія вліянію этого воздуха" {Письма о Химіи II, стр. 11--13.}. И дѣйствительно, народъ русскій, побуждаемый холоднымъ воздухомъ, всецѣло занятъ былъ напряженной, страдной {Въ старину говорили: "страдомая земля, страдомыя деревни, страдомый лѣсъ, и людей -- крестьянъ называли страдомыми или страдными людьми. О работѣ земледѣльческой говорили: "нивы страдати на гобзованіе хлѣбное". Пам. стар. р. литер. IV, стр. 76.} работой земскаго строенья для физическаго самообезпеченія. До XVI вѣка, а на крайнемъ сѣверовостокѣ и юговостокѣ и въ XVII, и даже XVIII столѣтіи, почти весь народъ занятъ былъ, по выраженію актовъ, "росчистью и роздѣлью лѣсовъ, распашкой пашенъ, посаженьемъ и поставленьемъ починковъ и деревень на лѣсѣхъ". По словамъ актовъ, вездѣ, "въ черныхъ дикихъ лѣсахъ и въ полѣхъ. куда ходилъ топоръ, ходила коса и соха и бортная кжень, или гдѣ топоры ея ссѣкли, лѣсъ ронили и чистили, дворы ставили, починки и деревни посажали ни, лѣсѣхъ, и людей называли, сельца и деревни наряжали и жильцовъ садили, погосты полнили, города рубили, и въ нихъ людей набирали, на посады садили; писцы давали земли на льготу, землевладѣльцы ослобожали слободы заводить на льготѣ, слободчики строили слободы и людей собирали; крестьяне и всякихъ чиновъ люди и сами лѣсъ рубили и чистили, пашни распахивали, дворы ставили и садились на новѣ, на новоросчисныхъ земляхъ, или занимали новыя, никѣмъ незанятыя мѣста, и отовсюду слали къ князьямъ и царямъ челобитныя о дозволеніи лѣсъ ронить, пашни распахивать и дворы ставить" {Богатый матеріалъ для исторіи древне-русской колонизаціи представляютъ Акты, изд. Археогр. Коммисіей и Дополненія къ нимъ, Лѣтописи, Жизнеописанія древне-русскихъ основателей, сѣворовосточныхъ монастырей и пустыней, писцовыя книги, мѣстные изданные акты и проч. Часть своихъ изслѣдованій о древне-русской колонизаціи и культурѣ, начатыхъ въ Казани, я намѣренъ со временемъ издать.}. Такимъ образомъ, но свидѣтельству тѣхъ же актовъ, гдѣ были лѣса, селились крестьяне, и тѣ лѣса на свои хоромы и на всякое строенье высѣкали, и гдѣ были лѣса -- стали поля и устроены пашни" {А. А. Э. IV, No 34.}. Едва расчищена была изъ-подъ лѣсовъ и обстроена великорусская земля,-- какъ открыта и завоевана была новая громадная земля Сибирская. Тамъ понадобились новые милліоны рабочихъ людей.-- и тысячи служилыхъ, торговыхъ и промышленныхъ людей устремились туда: по словамъ одной грамоты 1670 года, изъ многихъ уѣздовъ многіе пахотные крестьяне, покинули свои деревенскіе жеребьи впустѣ, поѣхали сибирскихъ городовъ въ уѣзды и нынѣ ѣдутъ, и учинилась во многихъ уѣздахъ великая пустота; во 178 г., въ разныхъ мѣсяцахъ и числахъ, ѣхало мимо Верхотурья изъ русскихъ розныхъ городовъ, съ Тотьмы, съ Устюга великаго, съ Ваги, съ Мезени, и отъ Соли-Вычегодской, и съ Яренскаго городка съ Сысолы, и съ Кай городка, по тобольскимъ и по тюменскимъ проѣзжимъ, тяглыхъ людей съ женами и дѣтьми 2051 человѣкъ". {Дополн. къ Акт. истор. т. VI. No 19.} И тамъ, въ безпредѣльныхъ лѣсахъ сибирскихъ, застучалъ топоръ рабочій, пошла коса и соха, и стала совершаться работа богатырская: Хабаровы, Поярковы, служилые, торговые и промышленные люди, по собственнымъ словамъ ихъ, своею силою дошли до Восточнаго океана, извѣдали всѣ украйвы Сибири до Мангазеи и Ледовитаго моря, до Амура и Дауріи, до земли Чукчей, Камчатки и Сѣверной Америки. И началось опять строенье слободъ, рубленое и поставленье городовъ и остроговъ, водвореніе нашейныхъ крестьянъ, распространеніе земледѣлія отъ Урала до Лены и Киреньги, и, сверхъ того, по мѣстнымъ климатическимъ условіямъ зимы и лѣта, ставились особыя зимовья и лѣтовъя. Одно плаванье служилыхъ, торговыхъ и промышленныхъ людей по сибирскимъ рѣкамъ, одно безстрашное и неутомимое отшельническое странствованіе ихъ но дремучимъ, ненроторнымъ, непроѣзжимъ и глухимъ дикимъ тайгамъ сибирскимъ, для поиманья языковъ, для развѣдыванья и покоренья "немирныхъ землицъ и народовъ", по эпическимъ разсказамъ казачьихъ, служилыхъ и воеводскихъ отписокъ, составляло страшную народную работу, исполненную драматической борьбы съ суровымъ климатомъ, съ суровой природой и со всевозможными препятствіями окружающаго міра. А тутъ еще цѣлое столѣтіе и болѣе нужно было выдерживать имъ на своихъ плечахъ почти непрерывную борьбу съ немирными и дикими народами Сибири, -- и это тоже была богатырская работа, какъ служилыхъ, такъ и торговыхъ и промышленныхъ людей. И въ тоже время они неутомимо развѣдывали руды -- мѣдную, серебряную и золотую, добывали слюду, сѣяли хлѣбъ для опытовъ на Ленѣ и въ дальнихъ сѣверныхъ широтахъ, дознавали и собирали ревень и лекарственныя травы и коренья, составляли сибирскіе травники, составляли чертежи сибирскихъ земель и проч. Словомъ, повсюду у народа работы было множество. И вообще, почти вплоть до Петра Великаго, то былъ періодъ всеобщаго, созидательнаго земскаго строенья, починочной обработки, росчисти и роздѣди земли изъ-подъ лѣсовъ и колонизаціонной обстройки ея займищами, починками, сѣдѣньями, деревнями, сельцами, селами, слободами, погостами и городами. И потому, естественно, тогда главнымъ образомъ развивался и выработывался земско-устроительный, рабочій народъ. А классу интеллектуальному, умственно-образовательному вовсе и некогда было развиваться. Потому что не только народъ, но и князья, бояре и даже монастыри, для которыхъ всего возможнѣе была умственная дѣятельность, тоже заняты были главнымъ образомъ колонизаціей и земскимъ устроеньемъ, особенно до XVI вѣка. Ккязья и бояре руками народа ставили на своихъ земляхъ и лѣсахъ дворы и деревни, и въ нихъ "отовсюду называли людей". Игумены тоже руками народа дѣлали росчисти, роздѣли и посажали починки и деревни на лѣсѣхъ. Вообще, физико-экономическія условія русской земли были таковы, что даже иноки въ древней Россіи преданы были житейскимъ, земскимъ работамъ, а, вовсе не занимались разработкой научныхъ знаній, классической литературой -- и т. п., какъ занимались ими средневѣковые монахи западной Европы. Западные монахи преданы были ученымъ работамъ, диспутамъ, даже трудились надъ открытіями путемъ положительнаго знанія, и наполняли монастырскія библіотеки, тысячами классическихъ книгъ -- произведеніями Аристотеля, Платона, Гораціч, Виргинія и т. п. Русскіе же средневѣковые иноки разработывали не науки -- физическія или классическія, а поля: по словамъ одного жизнеописателя: "овіи землю копающе, овіи лѣсъ сѣкуще, ивіи же нивы чистяху". {Повѣсть объ Антоніи Ошскомъ.} "Монахи русскіе, -- говоритъ Коллинсъ, -- не такъ строго слѣдуютъ своему званію, какъ римско-католическіе: они торгуютъ солодомъ, хмѣлемъ, разнаго рода хлѣбомъ, лошадьми, рогатымъ скотомъ и всѣмъ, что приноситъ имъ выгоды". {Коллинсъ, 9.} Въ XVI в. князь инокъ Вассіянъ, разсуждая "о неприличіи монастырямъ владѣть вотчинами", требовалъ даже усиленія иноческой матеріальной работы, требовалъ, чтобы монахи, отрекшись отъ пользованія крестьянскими работами, такъ же жили своими трудами, какъ и міряне: "особные инокомъ отъ мірянъ промышляти улусы, чтобы имъ быть сытыми своими трудами праведными, а не пропитываться во юфтями съ крестьянами, ниже питатися мірскими трудами, слезами и воздыханіями". {Соч. о неприличіи владѣть монастырямъ вотчинами. Чтен. Общ. 1839, кн. 3, отд. III, стр. 9--20.} Поэтому и Петръ Великій, особенно нуждавшійся въ рабочихъ рукахъ, говорилъ въ одномъ указѣ, что излишнее распространеніе въ Россіи монашества вовсе даже не по климату, что сѣверный климатъ всегда требовалъ и требуетъ какъ можно больше рабочихъ людей, а не праздныхъ "забобоновъ", какъ онъ выражался {П. С. 3. т. VII, No 4450, указъ данный св. Синоду въ 1724 г.}. Потому же, и само духовенство въ древней Россіи принуждено было заботиться о развитіи въ народѣ трудоваго, рабочаго умонастроенія, о поощреніи его къ труду, къ работамъ. Въ древнихъ рукописяхъ мы нерѣдко находили обличительныя поученія противъ тѣхъ, кто отъ работъ мірскихъ уклонялся въ монастыри и, кромѣ того, особыя "поученія лѣнивымъ, иже не дѣлаютъ, и похвалы дѣлателямъ". Въ этихъ поученіяхъ духовные учители, указывая на то, что "былье само не производитъ жита, а лѣсъ овощей", и противопоставляя похвальный образецъ рабочаго земледѣльца лѣнивому, нерабочему, высказывали такія, наприм., наставленія: "земледѣлецъ, сонъ отрясъ, идетъ на воздѣлыванье земли, въ зной и зиму плоды трудовъ своихъ собираетъ; всякой, дѣлаяй землю, насытится хлѣба, ибо стогъ возвыситъ и гумно; трудолюбиваго руки обогатятъ. Но работникъ же пьяница не можетъ быть богатъ, лѣность бо злымъ мать есть. Если и богатъ будешь, а лѣнивъ, то оскудѣешь. Если бы Богъ пекся о лѣнивыхъ, то повелѣлъ бы былью жито ростити, а лѣсу овощь всякій. Всякой лѣнивый облечется въ скудныя и раздранныя портища. Работные же люди всяко тружаются, дѣлаютъ своими руками: иные скоты и кони пасутъ, иные сѣно сѣкутъ и агнцы кормятъ, иные по морю плавающе, гостьбы (торговлю) дѣлаютъ, иные рукодѣльницы. И жены, утвердите локти своя на дѣла и руцѣ свои на веретено". {Рукоп. Солов. библ., находящ. въ Казан. дух. академіи, подъ заглавіемъ "Измарагдъ" No 270.} И какъ было не требовать въ древней Россіи всенародной, усиленной работы, когда сама природа всѣми грозными силами своими требовала работы. Тѣмъ болѣе народъ долженъ былъ почти исключительно работать для обезпеченія животной жизни, что климатъ и другія физическія условія народной работы часто по, врывали всѣ его жизненные расчеты, все его хозяйственное обезпеченіе, и вообще требовали огромнаго расхода рабочихъ силъ. Во многихъ областяхъ, особенно въ сѣверовосточныхъ, крестьяне постоянно жаловались, что "мѣсто у нихъ пришло подкаленное, студеное, кругомъ мхи и болота, и хлѣбъ не родится, побиваетъ морозъ по вся годы," {А. А. Э. III, No 293, стр. 435.} или -- что "земля ихъ пришла подсѣверная, близь моря, прилегли тамъ многія озера и щерья, и зыбучія, непроходимыя болота, и что всѣмъ въ ихъ краю скудно". {А. И. V, No 138.} Такія физическія условія неродной работы, при отсутствіи раціональныхъ средствъ для преодолѣю" ихъ. часто обусловливали огромную трату рабочихъ силъ и требовали много рабочихъ людей для исполненія тѣхъ или другихъ работъ. Такъ, наприм., въ отправленіи самой важной до Петра Вел. судоходной торговли архангельской, рѣки требовали лишней траты рабочихъ силъ, далеко непропорціональной съ общею численностью мѣстнаго рабочаго населеніи. "Когда лодки идутъ изъ Холмогоръ.-- говоритъ наприм. одинъ западный путешественникъ (Jean Sauvage 1586 г.),-- то нужно бываетъ, во крайней мѣръ. 1 но человѣкъ, чтобы ихъ тащить и вести противъ воды: а иногда требуется и до 200, въ случаѣ прибавки воды отъ дождей и другихъ причинъ, идти противъ теченія до Вологды, а отъ Холмогоръ до Вологды 200 лье. {Древн. путешеств. иностранцевъ по Россіи въ. Чтен. Общ. 331.} Климатъ часто производилъ повсемѣстные неурожаи и. вслѣдствіе того, голодъ, -- и опять нужно было напрягать рабочія силы, чтобы находить средства спасенія отъ голодной смерти. До XVII вѣка въ лѣтописяхъ насчитывается до 7-ми неурожаевъ, происшедшихъ вслѣдствіе однихъ необыкновенныхъ засухъ. {Новгород. I, 13. Засухи или "сухмени", были такія сильныя, что, по словамъ лѣтописей, "ведро бяше вельми, яко изгараше земля во многихъ областяхъ и мнози борове изгарахуся сами и болота, и дымове сильны бяху".} Несвоевременныхъ морозовъ, производившихъ неурожаи, до конца XVI в. въ лѣтописяхъ упоминается до 13-ти. А въ сѣверныхъ и сѣверо-восточныхъ областяхъ, по общимъ и постояннымъ жалобамъ крестьянъ: "хлѣбъ и по вся годы побивало морозомъ". Лѣтомъ, если не засухи, то, на оборотъ, необыкновенные проливные дожди часто губили урожаи, такъ что нерѣдко крестьяне "ржей вовсе не сѣяли", а въ поляхъ отъ проливныхъ дождей хлѣба много погнивало, а траву водой заливало и отнимало: къ тому же, прибавляетъ лѣтопись, иногда во "все лѣто непогожее были бури великія, и хоромы рвало, и деревья изъ коренья, и дожди шли великіе, отъ чего и хлѣбу былъ недородъ". {Историч. и статист. обозрѣніе неурожаевъ въ Россіи: Труды русск. географической. Общ., кн. III, стр, 474--476.} О градобитіяхъ, посѣщавшихъ древнюю Россію, можно судить по тѣмъ, какія были и въ наше время {Паприм. въ 1843 г. начиная съ мая по августъ, было 326 градобитій въ 250 уѣздахъ разныхъ губерній; въ 1844 г. 215 градобитій уничтожили посѣвы, всходы и самую солому хлѣбовъ на пространствѣ 181,035 десятинъ; въ 1845 г. градобитіе въ 34 губерніяхъ истребило всѣ злаки и растенія на пространствѣ 118,222 десятинъ; въ 1851 г. въ 16 губерніяхъ градобитія обратили въ безплодную пустыню пространство въ 40,000 десятинъ, засѣянныхъ хлѣбомъ и проч. Историч. Обозр. неурож. 476.}. Вообще, климатъ русской земли часто подрывалъ земледѣльческія работы и расчеты народа неурожаями. Однихъ отмѣченныхъ лѣтописями и другими записями неурожаевъ было въ XII и XIII столѣтіяхъ по 8, въ XIV до 7, въ XV до 16, въ XVI до 11, въ XVII до 12, въ XVIII до 34, а въ первой половинѣ XIX столѣтія до 39. {Обозр. неурож. 494.} Вслѣдствіе неурожаевъ и голода были часты. До XVI столѣтія въ лѣтописяхъ упоминается до 39 голодовъ, такъ что на каждое столѣтіе приходится по 8 голодовъ, и повторяются они почти чрезъ каждыя 13 лѣтъ {Лешкова, русскій народъ и государство, стр. 473--485.}. При такихъ физико-экономическихъ условіяхъ до умственной ли работы было народу? Онъ часто подвергался страшному горю, весь занятъ былъ спасеніемъ и поддержаніемъ физической жизни и гибъ отъ голодовъ тысячами. Лѣтописцы такими, напримѣръ, чертами описываютъ состояніе народа во время неурожаевъ и голодовъ: "побилъ морозъ обилье по волости, и въ Новгородѣ было зло большое: кадь ржи купили но 10 гривенъ (около 15 серебр. рублей или четверть около 4 р. сер.), а овса по 3 гривны, а рѣпы возъ по 2 гривни; ѣли люди сосновую кору, листъ липовъ и мохъ. О горе тогда, братья, было! Дѣтей своихъ отдавали въ кабалу, и поставили скудѣльницу и наметали полную умершими съ голода. О горе было! По торгу трупы, по улицамъ трупы, по полю трупы, псы не могли изъѣдать людей, а останокъ народа разошелся, и такъ разошлась волость наша и городъ нашъ." {Новгор. II, 128 и 4, 33. Во время другихъ голодовъ было еще хуже. Наприм. въ 1230 и 1231 годахъ, говоритъ лѣтописецъ, морозъ избилъ обилье но волости пятой, и оттолѣ горе стало большое: почали купить хлѣбъ -- ржи кадь по 30 гривенъ, а пшеницу ко 40 гривенъ, а пшена по 50, а овса по 13 гривенъ, и разошелся городъ нашъ и волость наша, а остальной народъ началъ умирать. И кто не прослезится, видя, какъ мертвецы лежали по улицамъ, и псы ѣли младенцевъ. Иные -- простую чадь -- живыхъ людей рѣзали и ѣли, а иные брали мертвые трупы и мясо ихъ ѣли, а другіе ѣли конину, псину, кошекъ, иные -- мохъ, сосну, кору липову и проч. (Новг. I, 46).} При такой борьбѣ съ голодомъ, при такомъ горѣ, очевидно, народу было вовсе не до умственной дѣятельности. Онъ долженъ былъ главнымъ образомъ заниматься обезпеченіемъ физической жизни, и потому по преимуществу быть рабочимъ народомъ. Тѣмъ болѣе онъ долженъ былъ устремлять всѣ свои наличныя рабочія силы на насущную, промышленную работу, что неурожаи и другія физическія бѣдствія часто губили тысячи народа, слѣдовательно сильно уменьшали численность рабочихъ рукъ. По одному недостатку рабочихъ рукъ, въ лѣтописяхъ насчитываютъ до 6 неурожаевъ {Историческое и статистич. обозрѣніе неурожаевъ, и въ Трудахъ Географ. Общ. кн. III, стр. 477.}. Отъ голода, вслѣдствіе неурожаевъ, пустѣли цѣлые края, какъ отъ заразы. Далѣе, моровыя повѣтрія опустошали цѣлые посады и волости: "съ лихого повѣтрія, съ мору,-- какъ сказано въ актахъ,-- многія деревни и починки и займища запустѣли и лѣсомъ поросли" {О моров. повѣтріи въ Костром. сторонѣ въ 1654 и 1771--1772 г. Чтен. общ. истор. 1859, кн. 3, отд. V, 81--87. Въ частности, въ городѣ Юрьевѣ, въ моровое повѣтріе 1654 года, умерло 1148 челов., а въ живыхъ осталось только 409, въ Переяславлѣ Залѣсскомъ умерло 3,027 чел., а уцѣлѣло только 938, въ Угличѣ умерло 319, осталось 376, въ Костромѣ изъ 5,356 жителей въ живыхъ уцѣлѣло только 1.896 челов., 1,276 дворовъ стояли пустыми, а съ жителями осталось только 1,122 двора.} Отъ мороваго повѣтрія въ 1654 году въ приволжскихъ городахъ умерло 9,732 человѣка, а въ живыхъ осталось только 4,709 человѣкъ {А. А. Э. II, No 220, стр. 374.}. Интеллектуальная неразвитость народа и отсутствіе раціональныхъ средствъ физическаго самосохраненія были главными причинами умственнаго безсилія народа въ борьбѣ съ гибельными дѣйствіями климата и природы. Тогда какъ во второй половинѣ XVIII вѣка, когда съ развитіемъ интеллектуальнаго класса въ Россіи, больше было раціональныхъ способовъ физическаго самосохраненія народа, въ моровое повѣтріе 1771--1772 г. во всей костромской губерніи умерло не больше 300 человѣкъ,-- въ XVII вѣкѣ, въ 1654 году, въ одномъ городѣ Костромѣ отъ моровой язвы умерло 3,461 человѣкъ, не считая еще женскаго пола и младенцевъ {Чтен. Общ. истор. 1859 кн. 3, отд. V, стр. 81--87.}. Пожары губили тоже тысячи народа. Наприм. въ пожарѣ 1547 г. въ Москвѣ сгорѣло народу болѣе 2,000 человѣкъ; въ Новгородѣ въ пожарѣ въ 1508 г. сгорѣло 3315 человѣкъ {Новгор. II, 147. Лешковъ, 527--541.}. И какъ часто посѣщали народа всѣ эти физическія бѣдствія,-- можно судить даже по неполнымъ лѣтописнымъ отмѣткамъ. Вспомнимъ, что до XVI вѣка, по свидѣтельству лѣтописей, неурожаи посѣщали русскую землю по 8 разъ въ столѣтіе, слѣдов. черезъ каждыя 13 лѣтъ, да моровыя повѣтрія по 6 разъ если не болѣе, слѣд. черезъ каждыя 17 лѣтъ, да, наконецъ, пожары, являвшіеся по 7 разъ во 100 лѣтъ, черезъ каждыя 14 лѣтъ: отсюда выходить, что одни физическія бѣдствія на Руси составляли сумму 20 событій въ столѣтіе, и возобновлялись черезъ каждыя 5 лѣтъ, то одно, то другое {Лешковъ, 451--542.}. Къ этимъ физическимъ бѣдствіямъ присоединялись еще постоянныя и многоразличныя тягости государственныя, политическія -- раззорительныя войны, опустошительные набѣги крымцовъ и другихъ ордъ и народовъ, вопіющее неправосудіе, тяжкіе налоги и повинности, притѣсненія приказныхъ людей, развитіе крѣпостнаго права и помѣщичьяго деспотизма надъ работой народной, для остальнаго населенія уходъ большой части народа въ Сибирь и т. п. Всѣ эти обстоятельства, очевидно, отнимали у народа всякую возможность заниматься умственною дѣятельностью, и побуждали его заботиться лишь только о физическомъ самосохраненіи и самообезпеченіи. Чѣмъ больше было обстоятельствъ раззорительныхъ, тѣмъ больше народъ долженъ былъ работать, чтобы "въ конецъ не раззориться." Такимъ образомъ, у народа много было своей работы. А тутъ еще, чѣмъ дальше, тѣмъ больше открывалось ему работы посторонней. Послѣ вѣковой колонизаціонной работы народа, когда, въ основныхъ частяхъ, окончена была колонизаціонная обстройка и обработка русской земли, и свободный переходъ поселенцевъ сталъ ненуженъ, и особенно послѣ открытія Сибири, когда туда устремилась большая часть народа и московское правительство и землевладѣльцы испугались, что слишкомъ много рабочаго народа устремилось въ Сибирь,-- признана была необходимою сдержка рабочаго народа, совершилось прикрѣпленіе его сначала къ землѣ, потомъ къ землевладѣльцамъ,-- и отсюда произошла новая, тяжелая работа для народа -- крѣпостная. Уже въ XVII в. крестьяне не только должны были производить всѣ полевыя работы помѣщиковъ и вотчинниковъ, обстраивать и починивать ихъ разныя хозяйственныя заведенія, дѣлать на нихъ всякое посилье, "работать всякую черную работу," но еще должны были приходить изъ вотчинъ и помѣстій въ загородные дворы своихъ владѣльцевъ "для ремесленныхъ дѣлъ" на нихъ и т. п. {А. А. Э. IV, No 36. См. подробн. и. соч. г. Бѣляева "Крестьяне на Руси" стр. 247 --249 и мн. др.}. Въ XVIII вѣкѣ, съ окончательнымъ развитіемъ крѣпостнаго права и съ развитіемъ роскоши и расточительности помѣщиковъ, крѣпостная работа крестьянъ стала еще тяжелѣе. "Многіе помѣщики,-- говоритъ наприм. П. И. Рычковъ въ своемъ Наказѣ для деревенскихъ управителей -- были такіе строгіе, что своимъ крестьянамъ не давали ни одного дня работать на себя, напротивъ заставляли ихъ безъ изъятія отправлять господскія работы повседневно" {Мулова. Заботы объ улучш. быта крестьянъ въ XVIII в. Казань 1839, стр. 50.}. Далѣе, кромѣ помѣщичьихъ работъ, на народъ постоянно возлагалось еще бремя разныхъ казенныхъ работъ, или, по выраженію актовъ: "всякія накладныя дѣла." На народъ возложено было наприм. "городское дѣло" -- строенье городовъ и остроговъ, строенье казенныхъ слободъ и проч. Въ частности, въ степныхъ украйнахъ рабочій народъ обремененъ былъ такъ называемымъ "валовымъ и засѣчнымъ дѣломъ" {А. И. III, No 268.}. Постоянно велѣно было высылать "подымовныхъ людей и дѣлонцевъ изъ ближнихъ селъ и деревень съ 3-хъ дворовъ, а съ дальнихъ съ 5 дворовъ но человѣку, съ топорами, съ заступами, съ лопатами, съ кирками, съ лошадьми и телѣгами и проч. Работниковъ на это тяжелое дѣло требовалось много. Наприм. по росписи 1678 года, однихъ засѣкъ въ 10 городахъ, находившихся въ вѣдомствѣ пушкарскаго стола рейтарскаго приказа, было длиною на 532 верстахъ, съ 32 воротами на нихъ: все это было сдѣлано "дѣловцами" крестьянами. Въ нихъ работниковъ было:

2,905 челов. подымовныхъ людей

833 сторожа

30 челов. засѣчныхъ головъ {Дополн. VIII, No 30. V11, No 37. Недаромъ народъ уклонялся отъ этихъ работъ. А. А. Э. III, No 269.}.

Кромѣ того, въ XVII в. постоянно требовались въ Москву разные рабочіе и мастеровые люди "для разныхъ государевыхъ дѣлъ." Такъ въ 1646 г. отовсюду вызывались каменщики и кирпичники "для церковнаго, дворцоваго и городоваго дѣла" {А. А. Э. IV, No 4.}; въ 1057 г. изо всей Россіи вызывались кузнецы "для кузнечныхъ скорыхъ дѣлъ" {А. Э. IV, No 62, No 85.}. далѣе точно также вызывались въ Москву въ 1655 г. мастера мушкетные, станочные, замочные, заварщики, портные, скорняки {Ibid. NoNo -- 85, 102 и 42.}. Сверхъ того, много рабочихъ людей требовалось въ другіе города на казенныя же работы. Наприм. въ Архангельскъ, на постройку каменнаго гостиннаго двора въ 1671--1674 г. требовалось 116 каменщиковъ, но прислано было изъ городовъ только 97 каменщиковъ, да работныхъ людей къ тому каменному дѣлу "наймовали по 200, по 300 и по 400 человѣкъ на день" {Дополн. VI, No 21.}. Запросъ на такихъ рабочихъ людей, какъ наприм. каменщики, былъ столь большой, что по городамъ ихъ было недостаточно. Наприм. бѣлозерцы, посадскіе люди, въ 1649 г. писали въ челобитной своей: "а каменщики и кирпичники, по царскому указу, ежегодь сходятъ къ Москвѣ, къ каменному и кирпичному дѣлу, и печей у нихъ класть некому" {А. А. Э. IV,-- No 38.}. Вслѣдствіе такого запроса на работу, жители се л. и особенно городовъ по неволѣ должны были учиться не наукамъ, а прежде всего промысламъ и ремесламъ, наприм. "ученью каменнаго дѣла," "учебу серебрянаго дѣла" и т. п. Въ Архангельскѣ въ 1671--1674 г.-- выбраны были "въ ученье каменному дѣлу" 100 человѣкъ охотниковъ, да сверхъ того вольныхъ гулящихъ людей записалось 9 человѣкъ {Доп. VI, стр. 122--123.}. Другіе отдавали дѣтей своихъ" въ учебъ посадскимъ серебреникамъ, лѣтъ на 8, съ платой 20 руб. за учебъ {А. Юр. No 203.}. Третьи отдавали своихъ дѣтей иноземнымъ мастерамъ -- учиться наприм. "первому ученью, какъ дѣлать указные часики" {А. И. I, NoNo-- 242, 244.}. О нѣкоторыхъ въ древнихъ памятникахъ говорится: "вданъ бысть учитиси земледѣльству" {Повѣсть объ Антоніисійскомъ.}. Въ тоже время потребность казенныхъ работъ такъ возростала и усложнялась, что устраивались различныя спеціальныя рабочія и мастерскія слободы, наприм. слободы колесныя, слободы хамовниковъ, кадашевцевъ, скорняковъ и разныхъ другихъ ремесленниковъ, и, кромѣ того, слободы рыбныя ловецкія, ямскія и т. п. И на мастеровыхъ, рабочихъ жителей этихъ слободъ тоже возлагалось множество работы. Такъ наприм. въ 1677 г. мастера "колесной слободы" мусецкаго погоста въ шелонской пятинѣ въ челобитной своей говорили: "всѣхъ ихъ въ колесной слободѣ по переписнымъ книгамъ 67 дворовъ, а по указу государя дѣлаютъ они пушечные колеса, и станочныя доски, и волоки, и оси. и пыжи, и оглобли, и то сдѣлавъ привозятъ въ великій Новгородъ собою; а въ прошлыхъ годахъ дѣлали они такіе же припасы къ Москвѣ и въ Казань, и въ Астрахань, и въ Псковъ, и нынѣ, по указу царскому, дѣлаютъ туда же, и отвозятъ тѣ припасы на ямскихъ подводахъ, оприче того, что они дѣлаютъ такіе же припасы въ великій Новгородъ; да сверхъ того, наложено на нихъ работы въ великій Новгородъ, на пушечный дворъ, на годъ: по 100 саней, по 100 дровень, но 100 же телѣгь, по 200 слишкомъ корытъ, по 200 же начевь, по 200 лопатъ, по 200 веревокъ, а въ веревкѣ по 13 саженъ, по 200 малыхъ топорищъ, по 20 ушатовъ, по 20 ведеръ, по 200 связкою. лыкъ, да сверхъ того, въ годъ дѣлали 1000 топорищъ къ бердышамъ, да 1000 ратовищъ къ протазанамъ, 1500 ложъ къ мушкетамъ, по 200 веселъ, по 200 водолейныхъ плицъ, и еще сверхъ всего того, были на нихъ всякія другія накладныя дѣла, и отъ того накладнаго дѣла они обѣдняли" {Дополн. VII, No 36, стр. 198.}. Уже въ подобныхъ государственныхъ работахъ, какія требовались отъ народа въ ХМИ вѣкѣ, предуготовлялась для народа новая работа. Послѣ починочной, устроительной колонизаціонной обстройки русской земли въ московское государство,-- началась громадная государственно-преобразовательная работа Петра Великаго, перестройка византійски-восточнаго, полутатарскаго московскаго государства въ европейскую имперію, съ европейской столицей, съ европейскимъ флотомъ, съ европейскими крѣпостями, съ европейскими фабриками и проч. И тутъ тысячи народа потребовались на работу. И ему уже совершенно недосугъ было принять участіе въ начатой въ тоже время Петромъ Великимъ умственной работѣ -- въ усвоеніи европейскихъ наукъ и открытій. Вспомнимъ, сколько требовали рабочаго народа одни громадныя постройки при Петрѣ I; для постройки Петербурга приходили ежегодно, въ теченіи многихъ лѣтъ сряду, изъ самыхъ дальнихъ мѣстъ, 40,000 работниковъ, изъ коихъ многіе погибали отъ трудовъ и болѣзней {П. С.: 38. т. IV, No 2488.}. Для постройки крѣпости ни островѣ Котлинѣ также вызывались тысячи рабочаго народа изъ разныхъ отдаленныхъ губерній: напримѣръ, указомъ 10 января 1712 г. требовались 3000 работниковъ для строенія фортиціи и жилья {П. С. З. No 2467 л. 13; No 2479.}. Въ 1711 г. требовались въ Петербургъ и на островъ Котлинъ "къ городовымъ дѣламъ" 34,000 работниковъ {П. С. З. V, No 2744.}. Изъ одной с.-петербургской губерніи вытребовано было въ Петербургъ "къ городовому строенью на кирпишное дѣло" 6805 рабочихъ {П. С. 3. IV, стр. 701.}. Часто издалека и далеко сзывались рабочіе. Наприм.. въ Азовъ требовалось каменщиковъ: изъ архангелогородской губерніи 38, изъ московской губ. 90, изъ с.-петербургской 65, изъ казанской 42, изъ симбирской 19 {П. С. З. No 2380.}. Далѣе множество рабочихъ требовалось на 200 или около тоги казенныхъ фабрикъ и заводовъ. Тысячи рабочихъ нужны были на срубку, приготовленіе и доставку корабельныхъ лѣсовъ. часто издалека, по водѣ, съ тяжкими муками и большею тратою рабочихъ силъ и времени на меляхъ. Тысячи рабочаго народа требовались на работы по устройству флота -- 32 линейныхъ кораблей и 800 мелкихъ военныхъ судовъ, не считая галернаго флота. Работы при корабельной гавани разложены были на губерніи и дѣлились по губерніямъ, наприм. была особая сибирская работа, особая московская работа, нижегородская работа, казанская работа, архангелогородская работа и проч., и говорилось: губерніями сдѣлано {Матеріалы для истор. морскаго дѣла: Чтен. Общ. истор.}. Въ 1719 г. вышелъ указъ о начатіи прорытія ладожскаго канала на 104 версты, и собраны были работники со всего государства, даже съ своимъ провіантомъ и съ своими орудіями). Однимъ словомъ Петръ Великій потребовалъ отъ русскаго народа такой громадной работы, что рабочій народъ по необходимости долженъ былъ отстать отъ его умственно-образовательной реформы, которая почти вовсе и не касалась массы народной. "Вся Россія представлялась тогда, -- говоритъ одинъ иностранецъ, -- какъ бы однимъ заводомъ: повсюду извлекались изъ нѣдръ земли сокрытыя дотолѣ сокровища; повсюду слышны были стуки молотовъ и сѣкиръ, ковавшихъ мечи, якори и всякія орудія, и сооружались корабли военные и всякаго рода морскія и рѣчныя, суда; повсюду лились пушки, мортиры, бомбы, ядра, повсюду ткались сукна, всякаго рода полотна, и при всѣхъ такихъ работахъ видѣнъ былъ самъ Петръ, какъ мастеръ и указатель". И самъ великій мастеръ этого великаго "Завода" Реформы отпечатлѣлъ на себѣ типъ рабочаго народа, самъ Петръ Великій былъ рабочій -- плелъ лапти. И народъ въ этомъ великомъ заводѣ реформы былъ только чернорабочимъ, а не былъ и не имѣла, вовсе досуга быть ученикомъ великаго училища реформы -- Запада. Въ то время, когда досужіе люди -- бояре, князья, вообще дворяне, а также дьяки, подьячіе, ученики школъ навигаторскихъ, цифирныхъ, греко-латинскихъ десятками отправлялись "въ науку за море" -- изучать математику, физику и другія науки, въ то время рабочій народъ тысячами, милліонами отвлекался отъ петровскаго ученья, отъ познанія нововводимыхъ западныхъ наукъ, отвлекался на черныя, строительныя работы государственной реформы, Такимъ образомъ, по неволѣ, имъ отчужденъ былъ отъ участія въ умственныхъ, интеллектуальныхъ благахъ реформы Петра Великаго, по неволѣ отвлеченъ быль отъ интеллектуальной работы: отъ математико-навигацкихъ школъ оторвалъ былъ на работы галерныя, на работы корабельной гавани и проч..-- и но неволѣ отсталъ отъ зарождавшагося тогда, по волѣ Петра великаго, нашего образованнаго меньшинства, и что еще хуже того -- въ большомъ числѣ отнялъ, отшатнулся отъ интеллектуальнаго меньшинства въ расколъ. Къ тому же, работы на народъ возложено было такъ много, что онъ ропталъ уже на чрезмѣрную обременительность ея {И послѣ Петра I не прекращались казенныя работы. Наприм., въ 1754 г. требовалось къ строеньямъ въ Петербургѣ, Петергофѣ и Стрѣльнѣ до 5,000 рабочихъ. См. вѣдомость работъ въ Чтен. Общ. истор. 1860 г. кн. 3, отд V, стр. 61.}. Изъ среды народа подброшено было подметное письмо Петру великому, въ которомъ высказанъ былъ такой ропотъ: "уже де тому 15 лѣтъ, а и по нынѣ себѣ невидимъ покою, чтобъ отдохнуть годъ или другой; какъ нарочно мучатъ насъ, круговъ обводятъ Москву, что чрезъ Москву ближе было итьтить въ Питербурхъ, нежели черезъ Псковъ; уже де пришолъ изъ компаніи, изъ лѣсу дрова на себѣ носи, и день и ночь упокою намъ нѣтъ... Уже чрезъ мѣру лѣто и осень ходимъ но морю, чего неслыхано въ свѣтѣ, а зиму также упокою нѣтъ на корабельной работѣ, а иные на камняхъ зимуютъ, съ голоду и съ холоду помираютъ. А государство свое все разорилъ, что уже въ иныхъ мѣстахъ не сыщешь у мужика овцы... Какъ такъ, что уже 15 лѣтъ, и отдыху нѣтъ! Вѣдь мы не постриглись въ монастырь, вѣдь мы не ангелы! Что говорятъ: "умная голова, умная голова!" Коли умная голова, могъ бы такую человѣческую нужду разсудить, какъ такъ долго служить. Только полюбился Питербурхъ! Уже де въ Питербурхѣ поморилъ всякихъ чиновъ людей напрасною смертію человѣкъ больше милліону. А ужь намъ Котлинъ адъ злой!... Несносна служба, работа великая, и невидимъ домовъ, и боимся житья Котлина острова и Питербурха" {Чтен. Общ. истор 1860 кн. 2, отд. V, стр 27--30.}. Вслѣдствіе такого отягощенія работой, тысячи народа стали уклоняться отъ тягостей работы и убѣгать въ лѣса, въ скиты и въ монастыри раскольничьи. Въ 1710 г. іеромои. Симеона, Кохановскій говорилъ въ одномъ слонѣ: "мнозіи съ цѣлыми домами, женами и дѣтьми, оставивши честное гражданское сожительство, бѣгутъ изъ градовъ въ пустыни и тамъ скотское и звѣрское житіе проводятъ. Другіе бѣгаютъ отъ тяжкихъ трудовъ, ищутъ себѣ отдышки и прохлады въ скитахъ и монастыряхъ" {Пекарскаго, наука и литер. при Петрѣ Великомъ, I, стр. 392.}. Не менѣе страдалъ и потому бѣжалъ рабочій народъ и отъ работы вотчинниковъ, отъ работы монастырской и т. н. Въ 1706 году,-- сказано въ одномъ донесеніи,-- въ генварѣ и февралѣ, въ шуйскомъ уѣздѣ, въ вотчинѣ покровскаго женскаго монастыря села Ярлыкова въ разныхъ числахъ, въ ночахъ, крестьяне съ женами и дѣтьми 26 семей со всѣми своими животы бѣжали не знамо куда" { Соловьева, Истор. Росс. т. XV, стр. 230.}. Вслѣдствіе всѣхъ этихъ причинъ, и бенъ того малолюдный рабочій народъ еще болѣе убывалъ, и слѣдов. еще болѣе чувствовалась нужда въ рабочихъ рукахъ, какъ въ XVII. такъ и въ XVIII столѣтіяхъ. Въ 1681 г. въ 108 городахъ и уѣздахъ посадскихъ и уѣздныхъ жителей всего было только 90, 212 дворовъ, съ окладомъ на нихъ во 122. 281 рубля; въ 18 дворцовыхъ городахъ и слободахъ было только 11.992 двора, съ окладомъ въ 15,353 рубля {А. А. Э. IV. No 360.}. Въ городахъ, наприм. въ Муромѣ 626 дворовъ стояли пусты и даже были не достроены, а жилыхъ дворовъ было только 111 {А. Ю. 257.}. Цѣлыя села исчезали, оставляя послѣ себя названіе пустыхъ селищь {Доп. I. 370. Акт. ворон. края, 34. О пятинахъ и погостяхъ Новгород. Неволина.}. Какъ быстро заселялись и прибывали новыя деревни, такъ же быстро и опустѣвали и убывали {Наприм. къ вятскомъ уѣздѣ въ одномъ станѣ въ 1628 г. было 44 деревни и 23 починка, въ которыхъ "живущихъ дворовъ было 100, а людей въ нихъ 106: въ 1645 г. тамъ оказалось 103 деревни, дворовъ живущихъ 209 и людей въ нихъ 1,055 человѣкъ а въ 1657 г. черезъ какіе нибудь 12 лѣтъ, тамъ опять стадо только 53 деревни и 44 починка, живущихъ дворовъ 133. Доп. IV 76.}. Много убывало рабочаго народа и вслѣдствіе увеличивавшихся солдатскихъ наборовъ. Въ XVII в. часто набирали даточныхъ людей съ 25, 20 и даже 10 дворовъ по человѣку. Въ теченіе 12 или 13 лѣтъ (1659--1671 г.) было 3 набора, и изъ однихъ помѣщичьихъ и вотчинныхъ селъ взято было до 51,191 человѣка въ войско {Доп. VIII. No 40.}, которое уже до Петра Великаго отнимало отъ земскихъ работъ до 100,000 человѣкъ, и потомъ постоянно увеличивалось въ численности. Такъ наприм. въ 1712 г. оно простиралось до 108,000, въ 1725 г. до 196.000 въ 1785 г. 860.000 и т. д. Вообще, убыль и недостаточность рабочаго народа съ XV'И и. была такъ ощутительна, что пототъ невольно однимъ изъ самыхъ первыхъ и важныхъ вопросовъ, и задачи государства, стала забота объ умноженіи рабочаго народа. При царѣ Алексѣѣ Михайловичѣ Коллинсъ писалъ: "Государство русское малолюдно. Семь лѣтъ тому назадъ погибло отъ чумы, 7 или 8 тысячъ человѣкъ, а три года тому назадъ крымцы увели съ границъ 400,000 человѣкъ въ вѣчный плѣнъ. Сверхъ того еще 300,000 человѣкъ погибло въ различнымъ войнахъ. Лучшая часть земли опустошена, остальная же не обработана за недостаткомъ людей. На пространствѣ 500 верстъ (проѣзжая вверхъ по рѣкѣ) вы увидите 10 женщинъ и дѣтей на 1 мужчину {Коллинсъ, 13}. Послѣ смерти Петра Великаго, дефицитъ въ рабочемъ народѣ оказался еще болѣе. Дошло до того, что цѣлыя села и деревни исчезали съ лица земли, огромныя мѣстности обезлюдѣли. Отъ неурожая и голода, отъ тяжкихъ налоговъ и работъ, отъ жестокаго правежа недоимокъ, народъ цѣлыми сотнями, цѣлыми тысячами бѣжать въ Сибирь, на Уралъ, къ казакамъ, къ башкирцамъ, бѣжала, въ Турцію, Австрію и Польшу. въ продолженіи 17 лѣтъ, съ 1710 по 1736 годъ, убыло 2.100,469 душъ; изъ нихъ умерло, большею частію отъ неурожая и голода, почти 1.558,000, въ рекруты взято было около 202,000. да бѣжало, приблизительно, до 442,000: "а понеже уповательно и больше того оной убыли имѣется", -- какъ сознавался самъ Сенатъ въ докладѣ 17 сент. 1 742 года {П. С. 3. т. XI.-- No 8619.}. Отъ одного мучительства Биронова, какъ полагаетъ Болтинъ, бѣжало за-границу не менѣе 250,000 душъ муж. пола. При такой убыли рабочаго народа, тамъ, гдѣ на пространствѣ 500 верстъ приходился только 1 рабочій мужчина, на 10 женщинъ и дѣтей, и гдѣ въ продолженіи 1 7 лѣтъ убывало больше 2.100,000 душъ, -- тамъ, очевидно, первымъ долгомъ нужно было заботиться о физическомъ сохраненіи и умноженіи народа, а не объ интеллектуальномъ развитіи его. Такъ дѣйствительно и было. Съ конца XVII в. и до начала XIX столѣтія въ Россіи не умолкалъ вопросъ и часто высказывалась забота объ умноженіи рабочаго народа. Въ до-петровскія времена, и самъ народъ объ этомъ отчасти заботился. "Русскіе,-- замѣчаетъ Коллинсъ,-- очень поощряютъ браки отчасти для того, чтобы населить свои земли" {Коллинсъ, 88.}. Юрій Крыжаничь, этотъ замѣчательный публицистъ и политико-экономъ московскаго государства XVII вѣка, въ своемъ большомъ сочиненіи о Россіи, въ главѣ "о людности или умноженіи людей" -- такъ писалъ объ этомъ предметѣ: "тамъ люди плодятся и умножаются, гдѣ имѣютъ пищу и одежду и все остальное, что годно къ человѣческому житью, и миръ и добро -- уряженное владеніе. Настолько всегда умножаются люди, на сколько ихъ земля можетъ понесть и прокормить.... Русь же есть рѣдко обсолена, и не такъ людна, какъ бы могло быть; а это по такимъ причинамъ: 1) крымцы безпрестанными наѣздами землю пустошатъ: 2) причины нелюдности есть и жестокое владаніе, въ коемъ держатся жители сего государства; 3) третья причина нелюдности есть скудость каменія, изъ коего бы дѣлалось прочное домостроеніе, а деревянное строеніе и не такъ долго терпитъ и отъ частыхъ пожаровъ погибаетъ; 4) причина нелюдности есть и многое высыланье людей на посады въ Сибирь и на Украйну.... Ремеслами множится земля и наполняются грады: если бы всѣ товары, которые мы отъ нѣмцевъ покупаемъ, русскіе дома дѣлали сами, многими тысячами людей больше жило бы на русской землѣ, нежели ихъ нынѣ живетъ, и города были бы населеннѣе, многолюднѣе, и все царство сильнѣе было бы" {О москов. госуд. XVII в. раздѣлъ 49, "объ людности или объ умноженіи стр. 87--88, и раздѣлъ 2, стр. 40.}. Потомъ поддерживали вопросъ объ умноженіи народа Ломоносовъ, профессора московскаго университета -- Керштенсъ. Зыбелинъ и Рихтеръ, сама императрица Екатерина въ наказѣ, гр. А. Р. Воронцовъ и адм. Мордвиновъ. Профессора московскаго университета раскрывали физическія условія умноженіи народа. Такъ наприм.. проф. Керштенсъ въ 1769 г. говорилъ публичную рѣчь, содержащую Наставленія и правила врачебныя для деревенскихъ жителей, служащія къ умноженію недовольнаго числа людей въ Россіи." Проф. Зыбелинъ въ 1780 г. говорилъ рѣчь о способѣ, какъ предупредить можно немаловажную между прочимъ причину медленнаго умноженія народа, состоящую въ неприличной пищѣ, даваемой младенцамъ въ первые мѣсяцы ихъ жизни." Въ 1797 г. проф. Рихтеръ говорилъ замѣчательную рѣчь "о врачебныхъ пособіяхъ, служащихъ къ приращенію многолюдства въ обществѣ {Истор. москов. университ. Шевырева 154, 199, 244, 299.} въ 1801 г. гр. А. Р. Воронцовъ въ своихъ "Примѣчаніяхъ о Россіи" писалъ: "въ Россіи ничто такъ не нужно, какъ умноженіе людей, но пространности земель весьма недостаточное" {Чтек. общ. истор. 1859, кн. 1, отд. V, стр. 101.}. Мордвиновъ въ своемъ разсужденіи "О причинахъ разстройства финансовъ въ Россіи", въ главѣ "о народоумноженіи", говоритъ: у насъ изъ каждой семьи едва одна муж. пола душа достигать можетъ зрѣлаго возраста, вступать въ бракъ и составлять тягло: естественно ли, чтобы безъ особаго стеченія вмѣстѣ многихъ причинъ, губящихъ ребятъ еще въ младенчествѣ ихъ, могло приходить въ возрастъ менѣе и 1 сына изъ числа родящихся дѣтей отъ каждаго мужчины. способнаго производить оныхъ. Къ числу сихъ причинъ, конечно. относить должно и качества пищи и одежды, воздухъ въ жилищахъ народа нашего, и качество воды по отдаленнымъ отъ рѣкъ селеніямъ, и неимѣніе нигдѣ почти, не только по деревнямъ и селамъ, но и по городамъ нашимъ больницъ и проч." Поэтому Мордвиновъ, считая умноженіе рабочаго народа однимъ изъ важнѣйшихъ источниковъ и условій народнаго богатства, предлагаетъ дальше мѣры къ умноженію народа, какъ наприм. улучшеніе народной пищи и питья, улучшеніе жилищъ рабочаго народа, устройство больницъ, распространеніе оспопрививанія и проч. {Чтен. общ. истор. 1860, кн. 1, отд. V, стр. 50--51.}. Такимъ образомъ, въ борьбѣ съ суровымъ климатомъ, съ суровой природой русской земли и съ разными историко-политическими тягостями, по необходимости приходилось заботиться объ умноженіи рабочаго, промышленнаго народа, а не интеллектуальнаго класса. И дѣйствительно. чуть благопріятствовали физическія и политическія обстоятельства, рабочій народъ умножался гораздо болѣе, чѣмъ интеллектуальный классъ, умножался иногда даже и несмотря на всѣ физическія и не физическія препятствія. Такъ наприм., при Петрѣ вел. въ переписныя книги записано было одного податнаго рабочаго народа до 6.000,000 душъ муж. пола, тогда какъ дворянства, по преимуществу предназначавшагося быть интеллектуальнымъ классомъ, насчитано было только до 500,000 душъ. По переписи 174-4 и 1745 г. податнаго рабочаго народа умножилось до 7.000,000 душъ муж. и, слѣдов. прибавился цѣлый милліонъ, тогда какъ класса, имѣвшаго наиболѣе средствъ, досуга и всякой возможности къ интеллектуальнымъ занятіямъ -- именно дворянства,-- насчитано было столько же, сколько и при Петрѣ, до 500,000 душъ обоего пола и всякаго возраста. Требовалась больше всего механическая, мускулярная, промышленная работа, а не умственный трудъ,-- и потому не только въ селахъ, по и въ городахъ больше умножался рабочій классъ, а не интеллектуальный {Вездѣ, гдѣ народъ находилъ просторъ для своей работы, а вмѣстѣ съ тѣмъ средства жизни,-- онъ быстро умножался. Наприм. въ Москвѣ, въ 50 лѣтъ, въ XVII в. вновь заселились цѣлыя слободы разныхъ торговыхъ, ремесленныхъ и промышленныхъ людей, какія прежде (въ XVI в. не бывали (А. А. Э. VI, NoNo 32 и 47 Въ Нижнемъ Новгородѣ, въ одной Благовѣщенской слободѣ, въ нѣсколько лѣтъ, умножилось торговыхъ и ремесленныхъ людей, сверхъ писцовыхъ книгъ,-- больше 600 человѣкъ (ibid, IV, No 32). Въ одной новгородской колесной слободѣ, гдѣ жители занимались весьма выгоднымъ колеснымъ и столярнымъ промысломъ, въ теченіи 140 лѣтъ, путемъ одного нарожденія, прибыло до 27 дворовъ (Доп. VII, No 30). А въ другихъ селахъ въ теченіи 60 лѣтъ прибывало до 150 дворовъ, душъ до 660, (Доп. VI, No 71). По вятскимъ переписнымъ книгамъ 1678 г., въ Вяткѣ и въ пригородахъ, на посадахъ и уѣздныхъ написано было 13,134 двора, и въ томъ числѣ передъ прежними переписными книгами прибыло 2.073 дворовъ. (Доп. VIII, стр. 106, также Доп. VI, No 14).}. Тогда какъ интеллектуальный классъ въ XVIII вѣкѣ, какъ увидимъ дальше, умножался весьма мало и медленно, даже въ столицахъ,-- ремесленный и промышленный классъ, даже въ ограниченныхъ предѣлахъ тогдашнихъ рутинныхъ промышленныхъ понятій и знаній, умножался быстро и въ большомъ числѣ, особенно въ столицахъ и съ развитіемъ роскоши дворянства. Извѣстный русскій историкъ, статистикъ и публицистъ XVIII вѣка, кн. Щербатовъ, по случаю повсемѣстнаго голода въ Россіи въ 1787 году писалъ: крѣпость народная, чинящая россіянъ весьма удобными къ дѣтородію, не взирая на войны и язвы, весьма умножила народъ, такъ что въ 50 лѣтъ оный въ полтора прибылъ. По мѣрѣ размноженія сластолюбія, пріумножилися и всѣ мастерства, рукодѣлья и промыслы, и самыя нужныя государственныя строенія въ губернскихъ и другихъ городахъ, представляя великое обильство для промысловъ, отвлекли и отъ земледѣлія многія тысячи человѣкъ. Если мы возмемъ въ примѣръ одну Москву, и разсмотримъ разныхъ мастеровыхъ, живущихъ я приходящихъ въ оную, то ясно увидимъ, коль число ихъ пріумножилось. Двадцати лѣтъ тому не прошло, весь каретный рядъ вмѣщался за петровскими воротами по земляной городъ, по большой улицѣ; а нынѣ, не токмо уже многія лавки распростерлись внутрь бѣлаго города и въ заворотъ, по обѣ стороны по земляному городу, но и въ другихъ улицахъ множество есть такихъ сараевъ для продажи каретъ, не считая, сколько нѣмцемъ каретниковъ въ Москвѣ, въ разныхъ мѣстахъ, кареты дѣлаютъ и продаютъ. Хлѣбники были весьма рѣдки, нынѣ же почти на всякой улицѣ вывѣски хлѣбниковъ видны. Кирпичу до 5 милліоновъ дѣлалось, нынѣ дѣлается до 10 милліоновъ; строенія были рѣдки, и много какъ въ Москвѣ прежде когда 20 домовъ строилось, а нынѣ нѣтъ почта улицы, гдѣ бы строенія не производились. Всѣ такіе промыслы требуютъ людей, какъ-то: кирпичниковъ, каменщиковъ, штукатуровъ, плотниковъ, столяровъ" и проч. И вотъ они, по словамъ Щербатова, размножались {Чтен. Общ. истор., 1800. кн 1, отд. II, стр. 83.}.

Такимъ образомъ, климатъ и вообще природа, русской земли, а потомъ и государственныя требованія изстари обусловливали главнымъ образомъ развитіе и умноженіе рабочаго, промышленнаго народа. а не интеллектуальнаго класса. Слѣдствіемъ итого вѣнскаго. исторически-развивавшагося преобладанія рабочаго народа и отсутствія интеллектуальнаго класса было: 1) вѣковое преобладаніе рабочей, мускулярной силы надъ силой умственной; 2) самоотчужденіе рабочаго народа отъ интеллектуальныхъ потребностей и интересовъ. во имя рабочихъ, промышленныхъ интересовъ и потребностей, вслѣдствіе постояннаго гнета бѣдности и борьбы за матеріальное существованіе; 3) Развитіи крѣпостнаго права и раскола, отодвинувшаго еще дальше невѣжественную массу отъ умственнаго развитія, на долго лишило рабочій людъ всякой возможности къ самообразованію и даже убило всякое стремленіе къ нему; 4) невольное развитіе въ рабочемъ народѣ, вслѣдствіе вѣковой страдной физической работы, натурально-реалистическаго умонастроенія; 5) вѣковое преобладаніе внѣшнихъ и чувственныхъ познавательныхъ способностей народа надъ высшею, теоретическою мыслительностью, надъ силою разума.-- преобладаніе памяти зрительной, слуховой, осязательной, и, вслѣдствіе того, особенная умственная способность рабочаго народа къ сенсуальной воспріимчивости, къ легкому и быстрому схватыванію и усвоенью наглядныхъ образцовъ; при неразвитое! и самостоятельной умственной изобрѣтательности, особенная наклонность къ механическимъ, химико-физическимъ и т. п. занятіямъ, выразившаяся въ появленіи многихъ такъ называемыхъ самородковъ или самоучекъ-механиковъ, химиковъ, техниковъ и т. п.; 6) полнѣйшее физіологическое и интеллектуальное подчиненіе рабочихъ силъ народа непосредственнымъ физическимъ условіямъ работы, какія представляла природа русской земли и, вслѣдствіе того, вѣковая умственная закоснѣлость его въ наслѣдственной рутинѣ старыхъ промышленныхъ понятій и привычекъ, обусловленныхъ мѣстными физическими особенностями.

Къ тому же, и самый климатъ русской земли обусловливалъ преимущественное развитіе физической, мускулярной силы, требуя усиленнаго мускулярнаго напряженіи и работы. И дѣйствительно, въ Россіи, какъ странѣ сѣверной и холодной, физическая, мускулярная сила народа съ особеннымъ успѣхомъ укрѣплялась {Въ Сибири могучіе служилые люди говорили, доходя до Восточнаго океана: а шли мы и дни и ночи своею силою волокомъ, и индѣ водою.) Доп. III, No 87.} и всегда преобладала надъ силой интеллектуальной. Потому-то у насъ не являлись геніи -- силачи науки, мысли и открытій, Коперники,-- Кеплеры, Ньютоны. Декарты. Беконы и т. п. Вмѣсто силачей интеллигенціи, разума,-- у насъ но множествѣ являлись силачи мускуловъ, силачи-богатыри, Ильи-муромцы. Добрыми Никитичи, Алеши Поповичи и т. п.. силачи-покорители земель и народовъ -- Ермаки Тимофѣевичи, Поярковы, Хабаровы и проч.. силачи-бунтовщики, демагоги -- Стеньки Разины. Булавины, Пугачевы и проч. У насъ не было умственной борьбы, борьбы мыслей и теорій, не было этой безпрерывно-поочередной,вѣковой борьбы западной, наприм. борьбы мистики и схоластики, борьбы номиналистовъ и реалистовъ, имѣвшей, какъ говорить Гумбольдтъ, "существенное вліяніе на окончательное утвержденіе опытныхъ наукъ, эмпирическаго знанія" {Космосъ, ч. II. стр. 264.}; не было борьбы такъ называемыхъ гуманистовъ -- Рейхлиновъ, Эраэмиву роттердамскихъ и такъ называемыхъ обскурантовъ, не было борьбы, какъ выражался Гизо, de la révolution inlelleclueli, qui l'onne une école des libres penseurs, борьбы, которая породила, по выраженію того же Гизо, grande tentative d'affranchissement de la pensée humaine; не было борьбы ученій Коперника и Тихо-Браге, пентунистовъ и вулканистовъ, флогистонистовъ и оксигонистовъ и т. п. А была у насъ только вѣковая чисто-физическая, мускулярная борьба -- борьба междуусобно-княжеская, или удѣльновѣчевая. борьба. Москвы, Пскова и Новгорода, борьба съ печенѣгами. половцами, татарами, крымцами и другими азіатскими ордами. борьба съ нѣмцами и польскими и литовскими людьми, да былъ длинный рядъ бунтовъ народныхъ -- стрѣлецко-раскольничьихъ, разинскихъ, булавинскихъ, пугачевщины, бунтовъ крестьянскихъ, фабрично-заводскихъ и проч. Достаточно прочитать первые 5 или 6 томовъ "Исторіи Россіи" Соловьева, чтобы убѣдиться въ постоянномъ преобладаніи въ нашей исторіи физической борьбы, внутренней и внѣшней, и въ отсутствіи борьбы интеллектуальной. Мускулярное упражненіе юношества въ кулачныхъ бояхъ преобладало надъ интеллектуальнымъ развитіемъ молодыхъ поколѣній;- кулачное право въ расправѣ и судѣ преобладало надъ юридическимъ разсужденьемъ, надъ судомъ разсудка. О развитіи органа интеллектуальной силы русскіе и но думали, тогда какъ о развитіи мускулярной, физической силы заботились. "Русскіе,-- говоритъ англійскій медикъ-анатомъ Коллинсъ,-- любятъ низкіе лбы и узкіе глаза; а для укрѣпленія физической силы нарочно перепоясываются ниже пупа, потому что поясъ, по ихъ мнѣнію, придаетъ силы" {Коллинсъ. 20--21.}. Холодный климатъ, вѣковая борьба съ суровой физической средой рабочей жизни, постоянная, вѣчная необходимость работать- изъ-за-корма и работать много "накладныхъ" работъ, не на себя, и, вдобавокъ, разныя историческія тягости рабочей жизни,-- все это невольно развивало въ народѣ раздражительность, озлобленность, нравственное ожесточеніе, вспыльчивость,-- черты, господствующія въ народномъ характерѣ {Что между прочимъ холодный климатъ возбуждаетъ раздражительность, -- это замѣчательно испыталъ, наприм., знаменитый Парри въ своемъ экипажѣ, во время полярной экспедиціи. См. отрывокъ изъ его путешествія въ "Сѣверн. Архивѣ".)}. И вотъ онъ изливалъ эту раздражительность и нравственную ожесточенность свою на всемъ окружающемъ -- и на людяхъ и на животныхъ, въ обращеніи начальниковъ съ подчиненными, мужей съ женами, отцовъ съ дѣтьми, учителей съ учениками и т. п. Отцы наприм. учили, вразумляли своихъ дѣтей силой, и отъ ученья этого нерѣдко изъ силы выбивались: при одинаковой силѣ, ожесточенности и упорствѣ дѣтей, у отцовъ нерѣдко мочи нехватало битьемъ научить ихъ. Наприм. въ 1685 г. одинъ непашенный крестьянинъ шуйскаго посада (Гришка Хорошевъ) подалъ царямъ Іоанну и Петру Алексѣевичамъ на сына своего Ивашку явочную челобитную въ томъ, что онъ, Ивашко, не сталъ его, отца своего, Гришки, ни въ чемъ слушать, сталъ де чинить по своей волѣ, учаль пить и бражничать, и отходя де отъ него, Гришки, многія ночи ночуетъ въ людяхъ, невѣдомо гдѣ, а ему де Гришкѣ, ево сына своего, Ивашка, бить и учишь мочи не стало" {Акты посада Шуи въ XVII в. Чтен. Общ. истор. 1860, кн. 3, отд. V, стр 25--26 , актъ 28.}. Вслѣдствіе преобладанія физической, мускулярной силы надъ силою интеллектуальною, мыслительною,-- чуть не хватало въ древней Россіи умственныхъ силъ, наприм. даже самыхъ поверхностныхъ и ограниченныхъ раціональныхъ доводовъ и убѣжденій,-- а ихъ нехватало весьма часто,-- предки наши, въ такихъ случаяхъ, тотчасъ всякій разъ прибѣгали къ физической силѣ, къ "битвѣ въ полѣ". При неразвитости разума, интеллектуальной способности убѣжденія, тяжущіеся, наприм., часто не могли доказать на судѣ свою истину или свое право, наприм. на ту или другую землю, не могли доказать не только разумными, логическими доводами, но и показаніями органонъ зрѣнія, слуха, осязанія и памятью "старожильцевъ -- добрыхъ памятуховъ" и свидѣтельствомъ "послуховъ",-- и вотъ шли "въ поле биться", говоря обыкновенно судьѣ: "дай намъ, господине, божью правду, да лѣземъ въ поле биться" {См. въ Акт. Юрид. "правыя грамоты".}. Во время извѣстнаго всенароднаго спора московскихъ посадскихъ, стрѣльцевъ и чернослободцевъ, въ 1682 году, на лобномъ мѣстѣ, о старыхъ книгахъ и о старой вѣрѣ,-- народъ, вызывавшій церковныхъ учителей собственно на словесный споръ и освидѣтельствованіе, или сличеніе старыхъ и новыхъ книгъ, думалъ, однакожь, доказать правоту древле-церковнаго ученія не умственными доводами, а чисто физической силой -- заушеніями и побоями. "Заутра въ субботу,-- говоритъ очевидецъ и описатель событія Сава Романовъ,-- выслалъ патріархъ попа Саву, иже ученъ бѣ школьному ученію, той нача учити народъ по книгѣ Кирилла Транквилліона: народи убо, не терпяще сего, побита его довольно. Въ тоже время посланъ былъ другой попъ, и, ставъ противъ угла Грановитой палаты, сталъ читать обличительныя тетради на ученье Никиты пустосвята, -- и нѣцыи отъ стрѣльцовъ тетради хотяху прервати и учителя заушити" {Три челобитные. С.-Петербургъ 1862 г. стр. 109--115.}. Отъ подобнаго обычая доказательствъ произошли народныя пословицы: "не все горломъ, ино и руками; языкомъ играй, а руками не разсуждай; давно оплеухъ не ѣдалъ,-- такъ уши заложило, не понимаешь и т. п. Какъ самый рабочій народъ въ древней Россіи вразумляли на путь послушанія, на казенную работу и т. п. "битьемъ нещаднымъ по вся дни съ утра до ночи плетьми и батожьемь, и онъ, по своимъ крѣпкимъ нервамъ, закаленнымъ притомъ и сурово-физической средой, и суровой страдомой работой, привыкъ переносить всѣ эти педагогическія заушенія, такъ и дѣти его учились въ такой же школѣ физической силы. Въ школахъ главнымъ умственно-образовательнымъ средствомъ для интеллектуальнаго развитія и для возбужденія умственныхъ способностей дѣтей признавалась не сила убѣжденія и слова, не вразумительность, ясность и убѣдительность толкованія преподаваемыхъ знаній, или истинъ, не интеллектуальное воздѣйствіе на юные умы дѣтей, а физическая сила и механическія средства -- "учителевъ ремень плетный, жезлъ, плеть, лоза, школьный козелъ и розга черемховая, березовая и т. п.. Въ азбуковникахъ XVII в. высказывались такіе взгляды на умственно-образовательное значеніе главнаго педагогическаго орудія физической силы -- розги:

Розга разумъ во главу дѣтямъ вгоняетъ.

И что говорить много о XVII вѣкѣ. Даже въ началѣ XIX столѣтія, нѣкоторые "учители гимназій любили чрезвычайно хвастаться силою, были предпріимчивы на руку".

Кромѣ того, вѣковое преобладаніе рабочаго народа надъ интеллектуальнымъ классомъ, породило въ народѣ преобладаніе рабочаго и промышленнаго умонастроенія надъ высшими интеллектуальными интересами и потребностями, и въ тоже время, какъ увидимъ дальше, сопровождалось отчужденіемъ рабочаго народа отъ участія въ высшемъ интеллектуальномъ развитіи. Вслѣдствіе вѣковаго исключительнаго развитія рабочаго, промышленнаго умонастроенія, развившагося вслѣдствіе исключительной заботы объ обезпеченіи физической, животной жизни,-- потребности животной и рабочей жизни преобладали надъ потребностями умственными, промыслы "кормовые" преобладали надъ мастерствами и занятіями интеллектуальными. Напримѣръ, въ Москвѣ, въ мѣщанской слободѣ въ 167 7 году, ученьемъ дѣтей къ школѣ занимался и кормился одинъ посадскій человѣкъ,-- между тѣмъ какъ разными харчевыми или пищевыми припасами, кромѣ муки, промышляли и кормились до 154 человѣкъ. Запросы животной- жизни или запросы желудочные требовали "животовъ" или "корма, чѣмъ сытымъ быть", требовали удовлетворенія "выти", и поэтому вызывали народъ на промыслы, на работу, заставляли его быть вытчиками или полувытчиками, и такимъ образомъ неизбѣжно отвлекали его отъ всякихъ умственныхъ занятій. Хотѣлъ, напримѣръ, древне-русскій грамотникъ заняться умственной работой, составить изъ всѣхъ древнихъ и новыхъ бытейскихъ или историческихъ писаній поучительный энциклопедическій сборника, для себя и для поученія другихъ,-- но его отвлекала отъ этого умственнаго занятія потребность животной жизни, требовав

ИСТОРИЧЕСКІЯ УСЛОВІЯ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАГО РАЗВИТІЯ ВЪ РОССІИ.

II.

Изъ предъидущихъ вашихъ статей читатель могъ видѣть, что въ умственномъ развитіи русскаго народа главную историческую роль играло численное преобладаніе рабочаго класса надъ интеллектуальнымъ и непосредственно-натуральное развитіе надъ теоретическимъ. Взвѣсимъ силу самыхъ фактовъ, подтверждающихъ наше мнѣніе.

Вѣковая физическая работа народа въ непосредственной сферѣ природы, вслѣдствіе естественной реальности и физическаго значенія своего, не только естественно вела и ведетъ рабочій народъ къ реально-умственному развитію, но и развивала и развиваетъ въ немъ преимущественно такіе интеллектуальные органы, которые являются существенными рабочими силами въ опытномъ естествознаніи. Эта вѣковая работа преимущественно развивала въ народѣ органы внѣшнихъ чувствъ, въ особенности реально-познавательную дѣятельность зрѣнія, слуха и осязанія и память зрительную, слуховую и осязательную. Вслѣдствіе этого рабочій народъ, ну, темъ своей вѣковой физической работы -- колонизаціонной, земско-строительной и естественно-промышленной, копилъ отдѣльныя, элементарно-конкретныя впечатлѣнія, представленія и знанія, какія выработывались и пріобрѣтались чувствами изъ непосредственно-натуральныхъ наблюденій. И этотъ первоначальный, элементарно-конкретный матеріалъ непосредственно-эмпирическаго міросозерцанія-выразился, въ высшей степени, въ реальномъ или природо-изобразительномъ содержаніи и составѣ народнаго языка и особенно словаря великорусскихъ областныхъ нарѣчій, въ цѣломъ кодексѣ народныхъ физическихъ примѣть, большею частію суевѣрныхъ, но частію и разумныхъ, въ своеобразныхъ сенсуально-эмпирическихъ представленіяхъ и понятіяхъ народной физики, метеорологіи, астрономіи, ботаники, зоологій, географіи и проч., и, наконецъ, частію въ немногихъ простонародныхъ описаніяхъ -- зоологическихъ, географическихъ и т. п.

Вслѣдствіе этого исключительнаго воспитанія и умственнаго развитія народа въ практической школѣ природы, вслѣдствіе постоянной дѣятельности внѣшнихъ чувствъ, теоретическому мышленію были обведены самыя тѣсныя границы. Сенсуальная логика народной мысли была преобладающимъ элементомъ въ нашемъ умственномъ міросозерцаніи. Какъ физическія, мускулярныя силы народа природа вызывала на работу земскаго строенья, на физико-географическое, колонизаціонное движеніе и разработку русской земли изъ подъ черныхъ дикихъ лѣсовъ, такъ и эти интеллектуально-рабочія силы народа -- внѣшнія чувства и сенсуальную память -- природа вызывала на такую-же умственно-рабочую дѣятельность, на непосредственно-чувственное познаніе всѣхъ встрѣчавшихся на пути колонизаціи и земскаго строенія физико-топографическихъ, зоологическихъ и другихъ реальныхъ подробностей и особенностей,-- на познаніе чувствами и памятью всѣхъ путей и ухожаевъ колонизаціи, всѣхъ межевыхъ знаковъ, куда ходилъ топоръ, ходила коса и соха, вообще -- на выработку непосредственно-натуральнаго опыта и знанія. Органы чувствъ, во время физической работы и непосредственно-физическаго, чувственно-рабочаго опыта и наблюденія въ сферѣ природы, копили первоначальныя, элементарно предметныя, непосредственно-реальныя впечатлѣнія и рождавшіяся изъ нихъ представленія и понятія, а память сохраняла ихъ; зрѣніе, слухъ, осязаніе и память зрительная, слуховая и осязательная были такимъ образомъ главными умственно-рабочими факторами этой примитивно-познавательной дѣятельности народа и его эмпирическаго мышленія. При господствѣ внѣшнихъ чувствъ надъ мыслящимъ и познающимъ разумомъ, вмѣсто идей и теорій чистаго разума, вмѣсто научно-философскаго мышленія, развивался по преимуществу грубый физическій эмпиризмъ. Природу, за темными, дремучими лѣсами и водами, народъ познавалъ, на пути своего колонизаціоннаго распространенія, только въ тѣхъ предѣлахъ, "куда ходилъ топоръ, ходилъ плугъ, ходила коса или бортная кжень" или на водахъ "идѣже обычай имѣли приставити",-- слѣдовательно, въ предѣлахъ чувственной видимости, наглядности и осязаемости. При неразвитости теоретическаго мышленія и при господствѣ познавательной воспріимчивости чувствъ, умъ народный обогащался только непосредственно-чувственными, предметными впечатлѣніями, но неспособенъ былъ развивать никакихъ сложныхъ обобщеній, отвлеченныхъ понятій, теорій, идей. На пути вѣковой сѣверо-восточной колонизаціи, на пути непосредственно-очныхъ досмотровъ и дозоровъ земель и лѣсовъ, гдѣ, по характеристическому выраженію актовъ, былъ только назнаменанъ топоръ,-- "ему бросались въ глаза и шли на умъ только такія непосредственно-чувственныя физическія примѣты, какъ межи и межевые знаки -- троевиловистые дубы, пни, березы суковатыя, "ямы, да овраги" и т. л. Полнымъ выраженіемъ такого чувственно-эмпирическаго мышленія и проявленія зрѣнія, слуха и памяти зрительной, слуховой и осязательной служатъ, между прочимъ, такъ называемыя, въ актахъ юридическихъ, межевыя записи, дозорныя книги, досмотрѣныя записки. А въ нихъ вотъ, какія, напримѣръ, примѣты и представленія сообщали уму органы зрѣнія и осязанія и память зрительная, слуховая и осязательная: "Отъ Осиновскія пустыни Баева,-- читаемъ, напримѣръ, въ межевой записи 1631 года,-- въ оврагѣ стоитъ дубъ, отъ земли голенастъ, въ верху суковатъ, а на немъ грань; а отъ того дуба на столбъ дубовой, а на немъ двѣ грани, а у столба двѣ ямы, а столбъ стоитъ противъ горѣлаго пня, на которомъ были старые грани, а отъ того столба долинною водотечью внизъ на столбъ дубовой, а на немъ двѣ грани; а отъ того столба внизъ же вражкомъ суходоломъ на столбъ дубовой, а на немъ двѣ грани, а столбъ стоитъ на водотечи, а отъ того столба прямо къ болоту на березовый пень, а на немъ двѣ грани старыя; а отъ того столба. въ болото жь на иву, вверху суковата, безъ верху, поклепа на всходъ, а на ней двѣ грани; а отъ тоя ивы черезъ болото на березу кудревату, а отъ тое березы въ путь тѣмъ же вражкомъ суходоломъ водотечью на березу, отъ земли голенаста, вверхъ кудревата, поклепа на полдень, а отъ того столба черезъ болото къ полю на березу, отъ земли голенаста, виловата, а отъ того столба къ черному лѣсу на дубъ, отъ земли голенастъ, съ дѣлью, вверхъ кудреватъ, а отъ того столба береза стоитъ у ивова куста, а на немъ новые грани по обѣ стороны, а по сказкѣ старожильцовъ, была-де въ ивовомъ кустѣ осина, а на ней были старые грани, и ту-де осину, вырубилъ деревни Юрьевки крестьянинъ Борко". Точно также географію, и вообще природу руской земли не умѣли иначе описывать, какъ только по самымъ виднымъ и осязательнымъ физико-географическимъ признакамъ~по рѣкамъ, волокамъ, озерамъ, лѣсамъ и т. п. урочищамъ, -- до мѣрѣ того, какъ плыли, такъ сказать, ощупью отъ устья одной рѣки до устья другой, и видѣли, гдѣ какая рѣка и послѣ какой пала въ другую рѣку и т. д. Кромѣ устьевъ рѣкъ, луковъ или прилукъ, волоковъ и т., п. ничего другого не видѣли и не замѣчали. О высшихъ теоретическихъ соображеніяхъ и выводахъ не. догадывались и не мыслили. И всѣ эти топографическія или географическія описанія, какъ опыты первоначальнаго, непосредственно-чувственнаго познанія земли, вызывавшіяся исключительно практическими, рабоче-промышленными и колонизаціонными цѣлями, производившіяся ощупью или, по выраженію актовъ, дозорами и досмотрами, и по слухамъ или пойманью языковъ, напримѣръ въ Сибири,-- были ничто иное, какъ толькц чувственно-наглядныя копіи или чертежи каждаго шага по волокамъ, каждаго пути и ухожая, или каждаго плаванья отъ устья одной рѣки до устья другой, съ обозначеніемъ иногда самыхъ дней пути и проч. Такъ составлены были, въ концѣ XVII вѣка: "Книга большаго чертежа", въ 1667 г. "Чертежъ сибирской земли" "Чертежная книга Ремезова -- боярскаго сына Тобольскаго города" {Книга большаго чертежа, изд. 1838 г. Времен. 1849 г. Ч. III: списокъ съ Чертежа сибирской земли.}. Также составлялись и всѣ мѣстные чертежи и росписи сибирскихъ земель и рѣкъ, а также всѣ дозорныя и писцовыя книги, досмотрѣныя Записки и т. п. Органъ зрѣнія былъ главнымъ органомъ народнаго міросозерцанія. И здѣсь, въ сферѣ зрѣнія, что при работахъ и промыслахъ народныхъ наиболѣе доступно было непосредственному зрѣнію и зрительному наблюденію народа, то онъ и познавалъ лучше, подробнѣе и. точнѣе. Непосредственно-натуральвыя, зрительныя наблюденія промышленныхъ людей, въ наиболѣе подлежащей чувствамъ сферѣ природы, напр. зоологической, растительной,.топографической и, т. п., по реально-эмпирической точности и фактичности своей, иногда возвышались даже до степени естественно-научнаго достоинства {Болѣе подробныя доказательства этого читатель найдетъ въ дальнѣйшей главѣ о физико-географическихъ и этнологическихъ условіяхъ интеллектуальнаго развитія русскаго народа.}. Таковъ, наприм., напечатанный въ путешествіи академика Лепехина естественно-историческій опятъ описанія морскихъ рябъ и звѣрей -- архангелогородскаго купца Фомина. При господствѣ познавательной наблюдательности органа зрѣнія и вообще внѣшнихъ чувствъ, простонародные писатели, самоучки-натуралисты, въ родѣ Фомина, описывая природу, больше обращали вниманіе на такія явленія которыя преимущественно дѣйствуютъ на чувства и, въ частности, на органъ зрѣй я и слуха, и самую мѣру естествознанія опредѣляли пространственнымъ кругозоромъ или, по выраженію Фомина, театромъ органа зрѣнія. Тотъ же Фоминъ, о своихъ соотечественникахъ поморскихъ промышленникахъ,-- замѣчаетъ, что мыслительныя способности ихъ не развиты настолько, чтобы анализировать идеи; и что они однимъ органомъ зрѣнія перенимаютъ то или другое; "открываюсь беззазорно, -- говоритъ онъ, -- что понятія изъ не приважены еще ни малымъ просвѣщеніемъ къ отдѣленію идей, и что они одними глазами пріобрѣтаютъ переимчивость" {Путешеств. Лепехина. Спб. Изд. 1805 г. Ч. IV, стр. 362.}. И взглядъ самого самоучки-натуралиста Фомина не превышалъ непосредственной сферы чувствъ, и характеризуется чувственно-образнымъ воззрѣніемъ. Напримѣръ, во введеніи къ своему зоологическому опыту, онъ такъ очерчиваетъ естественно-историческій кругозоръ, насколько онъ могъ его обнимать: "Нѣтъ еще толь изобилующаго понятіями разума, ниже толь изощреннаго, ученіемъ и опытами пера, которыя бы могли познать и описать всѣхъ, подверженныхъ человѣческимъ чувствамъ животныхъ. Если не могли еще быть обозрѣны всѣ неземныя и воздушныя удобновидимыя животныя, закрываемыя то пустотою пространныхъ степей, то непроницаемостью отдаленныхъ лѣсовъ, то дикостью населяющихъ поверхность земли народовъ; такъ что же скажемъ о насѣкомыхъ, малозримыхъ и почти невидимыхъ тварехъ, стройными тѣлами одаренныхъ... Море, занимающее двѣ трети поверхности земнаго шара, и населенное безчисленными родами животныхъ, болѣе всего не допускаетъ испытливыхъ очесъ къ открытію своей бездны, наполненной удивительною оныхъ недовѣдомостію... Возьмемъ въ примѣръ сей необъятности безчисленнаго множества морскихъ животныхъ слѣдующее начертаніе, которое разказываютъ очевитцы и дополняютъ описатели. Походъ сельдей представляетъ человѣческому взору огромное, величественное и преузорочное зрѣлище, лицами тмочисленныхъ разнородныхъ животныхъ дѣйствующаго Естества. Зрители, съ высочайшихъ корабельныхъ мачтъ, не могутъ, вооруженнымъ оптическими пособіями окомъ, достигнуть предѣловъ сребровиднымъ сельдянымъ блескомъ покрытой поверхности моря". Наглядно, реально-изобразительно описавши дальше послѣдовательный ходъ сельдей и массы различныхъ морскихъ животныхъ, какъ онѣ представлялись непосредственно-чувственному созерцанію, Фоминъ, и за тѣмъ, также преимущественно непосредствено-чувственнымъ представленіемъ, схватываетъ и обрисовываетъ такія впечатлѣнія морской природы, которыя болѣе всего дѣйствовали на зрѣніе и слухъ., "При такомъ смятенія водной стихія, -- продолжаетъ онъ, -- увеличиваютъ представленіе сего зрѣлища, со стороны атмосферы, тучи морскихъ птицъ, весь сельдяной походъ покрывающихъ. Онѣ, плавая по воздуху и на водѣ, или ходя по густотѣ, сихъ рыбъ, безпрестанно ихъ пожираютъ, и между тѣмъ, разногласнымъ своимъ крикомъ, провозглашаютъ торжественность сего похода. Сверхъ сего множества въ воздухѣ птицъ, сгущается оный водяными столпами, кои киты, изъ отдушинъ своихъ безпрестанно выприсвиваютъ до знатной высоты, дѣлаютъ сей воздухъ, по" причинѣ раздробленія сихъ огромныхъ водометовъ и преломленія въ нихъ солнечныхъ лучей, радужно-блестящимъ и дымящимся, а совокупно отъ усильнаго шипѣнія и обратнаго сихъ водоизверженій на поверхность моря паденія буйно-шумящимъ. Стенаніе китовъ, нестерпимымъ терзаніемъ отъ ихъ мучителей имъ причиняемое, подобное подземному томному, но весьма слышному реву, также звуки ударенія хвостовъ о поверхность моря, сими животными отъ остервенѣнія производимые, представляютъ сіи шумы страшными и воздухъ въ колебаніе приводящими. Сей величественный, сельдяной походъ, каковымъ его вообразить возможно, представляетъ напротивъ того страшный театръ поглощенія, пожренія и мученія, на которомъ несмѣтнымъ множествомъ и болѣе всѣхъ сельди истребляются" и проч. {Путеш. Лепехина, ч. IV, стр. 304--308.} Далѣе Фоминъ, подъ руководствомъ, Линнея и другихъ натуралистовъ, весьма обстоятельно изображаетъ анатомическое строеніе морскихъ рыбъ и звѣрей, и опять настолько, насколько дали ему, для этого фактическаго матеріала, наглядно-опытныя наблюденія и свѣденія поморскихъ промышленниковъ. Такъ, въ сферѣ непосредственно-зрительнаго наблюденія, въ той области природы, гдѣ было наиболѣе доступа естественному зрѣнію, и простые рабочіе промышленные люди могли вырабатывать простымъ, невооруженнымъ органомъ зрѣнія довольно подробныя и весьма точныя естественно-научныя знанія. Но какъ только что нибудь превышало естественную силу зрѣнія, выходило за предѣлы зрительнаго кругозора,-- все то было уже неприступно и для умосозерцанія народнаго, покрыто было для него совершеннымъ мракомъ неизвѣстности, и потому крайне скудно выразилось въ самомъ языкѣ народномъ. Такъ, звѣздное небо неизмѣримо превышало кругозоръ народнаго зрѣнія; потому-то изъ 20,374,000 звѣздъ на цѣломъ небѣ, исчисленныхъ телескопическимъ зрѣніемъ Струве, изъ 18 милліоновъ звѣздъ, видимыхъ въ 40-футовый зеркальный телескопъ въ одномъ только Млечномъ пути,-- видимыхъ простыми глазами звѣздъ, на цѣломъ небѣ, насчитываютъ отъ 500--580 {Космосъ Гумбольдта, ч. III, стр. 125, 133.}. Но и изъ этого числа видимыхъ простымъ глазомъ звѣздъ глазъ русскаго народа усмотрѣлъ и обозначилъ въ своемъ убогомъ звѣздномъ каталогѣ только звѣздъ 5 или 6, и то безъ всякой астрономической точности и опредѣлительности, даже не различая не только кучъ или группъ звѣздныхъ отъ вставляющихъ ихъ звѣздъ но и такъ называемыхъ двойныхъ звѣздъ, или же принимая цѣлую группу звѣздъ за одну звѣзду. Въ частности, въ группѣ Плеядъ, представляющей, между прочимъ, доказательство того, что и для русскаго народа, такъ же какъ для древнихъ грековъ и римлянъ, звѣзды, причисляемыя астрономами къ 7-й величинѣ, оставались невидимыми для простаго глаза средней силы зрѣнія, -- въ этой группѣ Плеядъ 6 звѣздъ древними народами видимы были простымъ глазомъ безъ труда, и въ. томъ числѣ три звѣзды 5-й величины {Именно, древними видимы были безъ труда простымъ глазомъ: одна звѣзда 3 и величины Альціона, двѣ звѣзды 4-й величины -- Электра я Атласъ и три звѣзды 5-й величины -- Меропа, Маіа и Тайгета, Космосъ, III, 55.}. Но глазъ русскаго народа не подмѣтилъ и не обозначилъ и этихъ видимыхъ простымъ глазомъ отдѣльныхъ звѣздъ изъ многочисленной группы Плеядъ, состоящей изъ 9 извѣстныхъ звѣздъ отъ 3-й до 8-й, величины и многихъ весьма малыхъ телескопическихъ звѣздъ: онъ всѣ ихъ изстари назвалъ и доселѣ называетъ однимъ неопредѣленнымъ словомъ: въ одномъ мѣстѣ -- кучками или стожаромъ, въ другомъ -- утичъимъ гнѣздомъ, въ третьемъ -- ключами петровыми, да составилъ о созвѣздіи плеядъ примѣту: "коли звѣздисто и стожаръ (плеяды), или на медвѣдей" {Сборникъ примѣтъ и пословицъ рус. народа -- Даля.}. "Тамъ, говоритъ Гумбольдъ, гдѣ степи, травяные луга или песчаныя пустыни представляютъ обширный горизонтъ, перемѣняющійся съ временами года, или съ потребностями пастушеской жизни и земледѣлія, восхожденіе и захожденіе созвѣздій становится предметомъ старательнаго наблюденія и мало по малу даже символическаго соединенія понятій. Созерцательная, неизмѣряющая астрономія начинаетъ тогда болѣе развиваться" {Космосъ, ч. III, стр. 135.}. Такъ было у арабовъ въ аравійской пустынѣ. Но народъ русскій, не смотря на ярко-звѣздное сѣверное небо, раскинувшееся надъ широкой равниной русской земли, не смотря на воспѣваемыя имъ въ пѣсняхъ степи камышинскія, астраханскія, царицынскія, новороссійскія и т. п., не смотря, наконецъ, на равнинный просторъ такихъ открытыхъ степей, какъ степь киргизская, барабинская или колыванская и т. п. народъ русскій, работая въ древнія времена больше всего въ чернымъ дикихъ лѣсахъ, не имѣлъ досуга и привычки заглядываться на небо, какъ арабы, имѣвшіе даже обыкновеніе въ созерцаніи отдаленныхъ звѣздъ испытывать зрѣніе. Въ пустыняхъ полярныхъ, въ тундрахъ, наприм., туруханскихъ, гдѣ русскіе поселенцы или путешественники нерѣдко подвергаются галлюцинаціямъ такъ называемой "снѣжной слѣпоты" или "галлюцинаціи пустыни",-- только тамъ русскіе пользуются или руководствуются звѣздами, какъ путеуказателями въ тундряныхъ пустыняхъ, примѣчая, напримѣръ, такъ называемую ими неподвижную колъ-звѣзду и т. п. Да отъ пастушескихъ временъ или отъ пастушескихъ народовъ, народъ русскій наслѣдовалъ безсмысленное чувственно-образное представленіе звѣзднаго неба подъ образомъ "поля колыбанскаго, карагайскаго или сіянскаго, полнаго скота астраханскаго, монастырскаго или ивановскаго" и т. п. {Таковы, наприм., въ сборникѣ Даля символическія изображенія небеснаго свода: велико поле колыбанское, много на немъ скота астраханскаго, одинъ пастухъ, какъ ягодка 1[небо, звѣзды, мѣсяцъ). Широко поле карагайское, на немъ много скота тараканскаго, одинъ пастухъ, ровно ягодка (тоже). Поле поливанское, много скота ивановскаго, одинъ пастырь и два яхонта (небо звѣзды, Богъ, луна съ солнцемъ). Есть поле сіянское, въ немъ много скота монастырскаго, одинъ пастухъ, словно ягодка (небо, звѣзды, мѣсяцъ). Сборн. послов. Даля, подъ словомъ вселенная, въ Чтен. общ. истор., стр. 1060.} За то появленіе на небесномъ сводѣ, невиданныхъ прежде, новыхъ звѣздъ и кометъ всегда сильно дѣйствовало на зрѣніе народное, и въ старину всякій разъ обыкновенно записывалось въ лѣтописяхъ и хронографахъ. Въ особенности внезапное появленіе сильно мерцающихъ звѣздъ 1-й величины всегда возбуждало въ предкахъ нашихъ изумленіе, какъ необычайное, знаменательное событіе, совершающееся въ міровыхъ пространствахъ. Это изумленіе тѣмъ сильнѣе было, что новыя и необычайныя звѣзда являлись не часто. Въ 5-ть съ половиною столѣтій, съ эпохи окончанія Альфонсовыхъ таблицъ, столь важной въ исторіи астрономіи, до временъ Вильяма Гершеля, отъ 1252 до 1800 года, насчитываютъ около 63 кометъ, а новыхъ звѣздъ только 9 {Въ XIII столѣтіи, въ теченіе 61 года, были видимы 3 новыя звѣзды, въ концѣ XVI и въ нач. XVII столѣтія, въ періодъ Тихо-де-Браге и Кеплера, 6 звѣздъ въ 37 лѣтъ. Космосъ III, 197.}. На Западѣ, при высокомъ развитіи естество-испытательнаго разума и математико-астрономическаго міросозерцанія, такое міровое событіе, какъ появленіе новой звѣзды, возбуждало не страхъ суевѣрный, а смѣлый пытливый духъ изслѣдованія, возбуждало энергическіе европейскіе умы въ новымъ обширнымъ астрономическимъ наблюденіямъ и соображеніямъ. Такъ, появленіе новой звѣзды въ 1572--1573 году, въ столь блистательную для астрономіи эпоху, въ вѣкъ Кеплера, де-Браге и Галилея, возбудило, по словамъ Гумбольдта, важнѣйшіе вопросы астрономіи. Тогда болѣе и болѣе начали признавать важность звѣздныхъ каталоговъ для удостовѣренія въ дѣйствительной новости вспыхнувшей звѣзды; начались изслѣдованія о періодичности, (т. е. новомъ появленіи въ теченіе многихъ столѣтій: даже де-Браге создалъ смѣлую теорію процессовъ образованія, и происхожденія звѣздъ изъ міроваго тумана, которая много имѣетъ сходства съ теоріею великаго Вильяма Гершеля {Космосъ III. 186.}. У насъ же подобныя необычайныя для глаза явленія на звѣздномъ небѣ не только не возбуждали зрѣніе къ возможному для него точнѣйшему и подробнѣйшему разсматриванію звѣзднаго неба, но, при совершенной неразвитости теоретической, раціональной умозрительности или силы мышленія, и при естественной, органической узкости зрѣнія, порождали еще разные чувственные обманы и суевѣрныя гаданья {Астрономію, превышавшую чувственный кругозоръ народа, предки наши относили даже къ отреченнымъ и еретическимъ или волшебнымъ книгамъ: "а се мудрованія, ими же отводятъ отъ Бога и приводятъ бѣсамъ въ пагубу: первая книга Марголой, рекше. Острологъ, вторая -- острономія... еще книги суть еретическія Звѣздочтецъ" (Сборн. Солов. библ. No 860, л. 98) Олеарій говоритъ: "астрономію русскіе считаютъ волшебною наукою" (Архивъ 25). Астрономія вообще превышала естественный кругозоръ зрѣнія и потому въ древней Россіи поучали: "высочайшаго себѣ -- небеснаго измѣренія не ищи" (Сборн. Сол. библ. No 925, л. 66--68, также л. 25--26). "Звѣздочтетецъ и планетникъ и любяй геометрію" причислялись къ еретикамъ. (ibid. No 25--26).}. Неясное зрѣніе (vue indi stincte, по выраженію Араго), имѣющее многостороннія органическія причины, зависящія отъ сферической аберраціи, глаза, отъ диффракціи при краямъ зрачка или при рѣсницахъ и отъ раздражительности нервовъ, распространяющейся болѣе или менѣе значительно отъ возбужденнаго пункта сѣтчатой оболочки, -- неясное зрѣніе еще болѣе увеличивало чувственный обманъ и ложныя воззрѣнія на новыя звѣзды. Отсюда проистекало въ древней Россіи частое Видѣніе звѣздъ съ хвостомъ или звѣздныхъ хвостовъ. Лѣтописцы и хронографы часто повѣствуютъ о явленіи звѣздъ хвостатыхъ или съ хвостомъ, или аки копіе и т. п. {См. полн. собр. лѣтоп. хроногр; Солов. библ. No 864.} И доселѣ простой народъ вѣритъ въ звѣзды съ хвостомъ, какъ въ предзнаменованія. Родоначальникъ скопческой секты Селивановъ говорилъ о себѣ: "когда народится сынъ Божій и приметъ крещеніе чистоты, въ то время явится звѣзда съ хвостомъ... И когда онъ облекся въ чистоту сына Божія, то дѣйствительно тогда же явилась на небѣ звѣзда съ хвостомъ, міръ тому не мало дивился" {Посланіе Селиванова въ Чтен. общ. истор. стр. 89.}. Наконецъ, полагаясь на одно зрѣніе, при неразвитости умственной, логической способности различенія, народъ въ своемъ міросозерцаніи и представленіи, астрономическія явленія смѣшивалъ съ метеорологическими или атмосферными, я потому даже одинаково называлъ и тѣ и другія, заимствуя образы отъ непосредственныхъ субъективныхъ ощущеній и впечатлѣній органа зрѣнія {Наприм., въ языкѣ народномъ выражаются смѣшанно и отъ одного корни происходятъ слова: зарница -- планета Венера (нижег., оренб.), заряница -- утренняя или вечерняя звѣзда (псков., твер., осташ.) и зарница -- отдаленная молнія и т. п.}. Точно также созерцаніе метеоровъ, при умозрительной неразвитости народа, не возбуждало въ немъ никакихъ научныхъ вопросовъ и соображеній, а Только производило въ зрѣніи народа оптическій чувственный обманъ, субъективныя и галлюцинаціонныя представленія и фантазмы органа зрѣнія, и, путемъ рефлексовъ, общее органическое ощущеніе страха, удивленія и т. п. Знакомыя, непосредственно-переДглазныя впечатлѣнія, зрѣніе народное переносило и въ сферу непонятныхъ для ума народнаго, необычайныхъ метеорическихъ явленій: въ нихъ народъ видѣлъ, наприм., человѣческія очи, голову, руки и т. п., и описывались они наглядно, глазомѣрно и чувственно-образными сравненіями, заимствованными отъ давно знакомыхъ чувствамъ предметовъ. Вотъ, напримѣръ, описаніе метеора, появившагося въ бѣлозерскомъ уѣздѣ въ XVII вѣкѣ: "1662 года ноября въ 22 день было тихо, и небо все чисто, и морозъ лютый. Въ селѣ Новой Ерги и въ деревняхъ, по захожденіи солнца, явилось на небѣ многимъ людямъ страшное знаменіе, о какомъ никогда не слыхивали. Отъ солнечнаго запада явилась будто звѣзда великая и, какъ молнія, быстро покатилась по небу, раздвоивъ его и протянулась по небу, какъ змѣй, голова въ огнѣ и хоботъ: такъ стояла съ полчаса. И былъ оттуда свѣтъ необычный, и въ томъ свѣтѣ, вверху, прямо въ темя человѣку, показалась будто голова, и очи, и руки, и перси, и ноги разогнуты, точно человѣкъ, и весь огненный. И потомъ облакъ сталъ мутенъ, и небо затворилось; а, по дворамъ, и по хоромамъ, и по полямъ на землю палъ огонь, будто кужли горѣли; люди отъ огня бѣгали, а онъ, будто гоняясь за ними, по землѣ катался, а никого не жогъ, и потомъ поднялся въ тотъ же облакъ. Тогда въ облакѣ стало шумѣть, и пошелъ дымъ, и загремѣло, какъ громъ, или какъ великій и страшный голосъ, и долго гремѣло, такъ что земля и хоромы тряслись, и люди отъ ужаса падали. А всякій скотъ къ тому огню сбѣгался въ груду и рты свои съ кормомъ зажимая и смотря на тотъ огонь, подымая за нимъ свои головы кверху, рычали каждый своимъ голосомъ. Лотомъ съ великою яростію пало. на землю малое и великое каменье горячее, а иное въ жару рвало, а людей Богъ помиловалъ, и скота не било, пало на порожнія мѣста, и снѣгъ около таялъ, а которое большое каменье пало, и то уходило въ мерзлую землю" {А. И. IV, 330--332.}.

Вслѣдствіе вѣковаго господства непосредственно-натуральной дѣятельности внѣшнихъ чувствъ, реальная изобразительность составляетъ характеристическую, преобладающую черту въ самой организаціи народнаго языка {Здѣсь мы утрудимъ читатели, опуская многія другія подробности, все-таки довольно подробнымъ разсмотрѣніемъ реализмовъ народнаго языка. Языкъ, по сознанію не только такихъ знаменитыхъ современныхъ филологовъ, какъ Максъ Мюллеръ, признающій языкознаніе естественной наукой, но и такихъ знаменитыхъ натуралистовъ, какъ Ляйелль, Джонъ Гершель, Брока и многіе другіе,-- подставляетъ самое лучшее выраженіе естественнаго народнаго умонастроенія и интеллектуальнаго, развитія. Ляйелль въ своей, книгѣ "О древности человѣка" заимствуетъ доказательства азъ исторіи народныхъ языковъ и посвящаетъ имъ даже почти цѣлую главу. Знаменитый астрономъ Джонъ Гершель, участвовавшій въ редакціи "Руководства къученымъ изысканіямъ для моряковъ и путешественниковъ", къ главѣ объ этнографіи, присовокупилъ отъ себя довольно подробную программу лингвистическаго изученія различнаго видоизмѣненія и произношенія звуковъ въ языкахъ разныхъ народовъ (См. Руководство къ ученымъ изысканіямъ для моряковъ и путешественниковъ. Спб. 1861 г.). См. также мнѣніе Брсьй объ отношеніи лингвистики къ антропологіи въ "Извѣстіяхъ антропологическаго отдѣленія общества любителей естествознанія" т. I, стр. 28--28. Для нашей цѣли достаточно, однакоже, самаго краткаго разсмотрѣнія народнаго словаря.}. Особенно словарь великорусскихъ областныхъ нарѣчій характеризуется въ высшей степени реальнымъ содержаніемъ и составомъ, природо-подражательною и чувственно-образною тропичностью, изобразительностью и, если можно такъ выразиться, веществословностью. Органы внѣшнихъ чувствъ являются главными факторами этого реальнаго склада народнаго слова. Прежде всего, они непосредственно сами по себѣ, по своимъ индивидуальнымъ, субъективнымъ ощущеніямъ, породили цѣлый циклъ чувственно-образныхъ народныхъ понятій и словъ. Такъ, наприм., одинъ органъ зрѣнія даже непосредственно самъ по себѣ создалъ множество своебразныхъ представленій и выраженій. Возбуждало, напримѣръ, солнце зрительную способность глаза, дѣятельность органа зрѣнія,-- и вотъ отъ субъективнаго дѣйствія и ощущенія солнечнаго свѣта родилось, наприм., представленіе древне-русскихъ грамотниковъ и азбуковниковъ, что и самыя очи человѣческія создались отъ солнца -- суть, такъ сказать, отсвѣтъ или изображеніе солнца. Зрѣніе созерцало различныя комбинаціи свѣта въ природѣ, на небѣ,-- и вотъ, отъ одного корня слова "зрѣніе" произошла цѣлая группа народныхъ названій различныхъ физическихъ формъ, комбинацій и проявленій свѣта. "Отъ того, -- замѣчаетъ г. Афанасьевъ,-- стихія свѣта и глаза, какъ орудіе зрѣнія въ первоначальномъ народномъ языкѣ обозначались тождественными названіями, какъ, наприм., видно изъ словъ: зрѣть, взоръ, зоркій и поръ -- свѣтъ, зоря, зарница -- отдаленная молнія, зарница -- утренняя звѣзда, предвѣстница зари, глаголъ зорить -- прочищать, прояснять, просвѣтлять и т. п. {Мифическ. связь понятій: свѣта, зрѣнія, огня, металла и проч.-- статьи г. Афанасьева въ Архивѣ Калачева кн. 2 отд. V, стр. 3--15.} Такимъ же образомъ произошли понятія и слова топографическія, пространственныя, напримѣръ: озористый -- огромный, пространный, глядень -- высокое мѣсто, гора, съ которой можно далеко видѣть и. многое оглядѣть, визирку -- глазомѣрно, или оглядывая и измѣряя пространство зрѣніемъ и т. п. Множество словъ въ народномъ языкѣ произошло отъ впечатлѣнія на глазъ свѣта или тьмы и отъ дѣйствія различныхъ комбинацій свѣта и цвѣтовъ на зрѣніе. Точно также впечатлѣнія или ощущенія другихъ органовъ чувствъ также сами по себѣ породили особый разрядъ народныхъ физическихъ понятій, представленій и выраженій. Такъ, наприм., отъ дѣйствія звука на слухъ и вообще отъ впечатлѣній или ощущеній слуха произошли слѣдующія слова: слухъ -- вѣсть, молва, пдслухъ -- свидѣтель и слушатель, глухо -- неясно, невразумительно, ботъ -- стукъ, тенъ-тенъ и гой-гой -- колоколъ, рыкъ (тверск) -- мычанье, въ значеніи мѣры разстоянія, наприм. говорятъ: "далеко ли отсюда? на коровій рыкъ, или на 3 коровьихъ рыка"; каркунъ -- воронъ; погудало -- смычекъ; озыкъ -- окрикъ, сглаживанье или оговоръ; ворѣчъе -- заговориванье, тептунъ -- колдунъ (новг.), шумиха -- волостная изба, въ которой обыкновенно, при сходкахъ, безъ шума необходится и т. п. Отъ чувства обонянія: душный -- пахучій дурно или хорошо, душки и душица -- растеніе Origanum Vulgare (псков. опочк.), душки -- растеніе базилика (Ocymum basilicum), душмянка -- растеніе кошечья мята (Repeta catavia арханг.) и проч. Отъ чувства вкуса: медвянка и медвяница -- полевая трава съ желтыми цвѣтками, у которыхъ запахъ и вкусъ медовый, и въ которыхъ въ особенности собирается пчелами лучшій медѣ (псков., твер., остащ.), сладісоѣжка -- растеніе кашка; кислица -- 1) щавель (вологод., костром., новгор., пермск. псков., томск.), 2) красная смородина (иркут., камъ, перм., уф.), 3) сѣрая кислая капуста (яросл.); сладимый -- пріятный, благорастворенный и т. п. Отъ осязанія: разщупыватъ -- различать то, что представляется разсудкомъ, расчупатъ -- понять, сяжокъ -- тонкое осязаніе, ощупь, Свербигузъ -- гарлупа (primula veris, орл.), жегало -- крапива (твер., кашин.) и проч. Далѣе, вслѣдствіе преобладанія непосредственно-реальной познавательной дѣятельности или воспріимчивости внѣшнихъ чувствъ, надъ отвлеченно-теоретическою Мыслитёльностью,-- все, что превышало сферу внѣшнихъ чувствъ, все то и въ языкѣ народномъ нашло самое ограниченное мѣсто и выраженіе. Въ немъ не развивались слова для обозначенія понятій отвлеченныхъ, теоретическихъ, умозрительныхъ. Леклеркъ поэтому справедливо замѣтилъ въ своей древней и новѣйшей исторіи Россіи: "почти для всего, что не имѣетъ тѣла и образа, для выраженія вещей, неподпадающихъ чувствамъ, недостаетъ въ русскомъ языкѣ рѣченій" {См. у Болтина замѣч. на Леклерка, II, стр. 29.}. Такъ, языкъ народный крайне бѣденъ отвлеченными, математическими и физическими понятіями и словами, да и эти немногія свои понятія онъ выражаетъ грубыми реально-метонимическими образами, заимствуя ихъ изъ непосредственно рабочей реально-познавательной сферы чувствъ. Таковы, наприм., понятія и слова: клинъ -- острый уголъ (кур., орлов.), квадратный (казан., тетюш.), колесо -- круговоротное движеніе, жироватъ -- выводить тѣло изъ равновѣсія (тверск., осташк.); временить -- измѣнять видъ свой вдали, отъ преломленія лучей въ воздухѣ: "острова временятъ" -- говорятъ архангельцы, то есть, измѣняютъ видъ свой отъ дѣйствія рефракціи; времениться -- на морѣ изъ дальняго разстоянія показываться вблизи (арханг.), {Когда плывутъ по морю въ виду земли, и въ это время случится туманъ, то берегъ кажется какъ-бы близь судна, иногда весь, иногда частями изъ-за тумана: "смотри-ка, земля-то завременилась! кажись, земля-то временится!" (арханг.).} мельзить -- казаться туманнымъ, неяснымъ представляться вдали какъ-бы дрожащимъ отъ дѣйствія рефракціи (арханг.) и т. п. При господствѣ реально-познавательной способности внѣшнихъ чувствъ надъ мышленіемъ, народъ особенно не могъ выработать отвлеченныхъ, математическихъ понятій о пространствѣ и времени, и выражалъ ихъ реально-предметно, метонимически. Онъ оріентировался или -- лучше -- обозрѣвался и опознавался въ пространствѣ по солнцу,-- и отсюда первое дѣленіе пространства, по отношенію къ солнцу, на лѣвое или сѣверное и правое или южное, и о солнцѣ говорили встарину: "солнце деснуетъ." Дальнѣйшія измѣренія пространства выражались не отвлеченными, математическими или геометрическими единицами, а тоже наглядно-предметно, непосредственно-чувственными образами, по преобладающимъ въ томъ или другомъ пространствѣ видимымъ и осязаемымъ предметамъ или урочищамъ. Напримѣръ, въ Сибири и въ Камчаткѣ, казаки говорили, плывя по рѣкамъ: "столько-то песковъ проѣхали или осталось до острожка"; ѣдучи по зимней дорогѣ, говорили: "до острожка еще осталось тундрочка, березникъ, хребтикъ, сопочка, падь, да рѣчка". {Москвит. 1843 No 3. } Въ туру ха искомъ краѣ, гдѣ на однообразныхъ берегахъ Енисея, на такъ называемой "каменной сторонѣ", постоянно торчатъ и выпукло выдаются передъ глазами такъ называемыя корги -- большія груды или кучи камней-валуновъ, частію обрушенныя отъ размытыхъ Енисеемъ скалъ, частію нанесенныя въ огромныхъ льдинахъ,-- въ туруханскомъ краѣ, на Енисеѣ, измѣряютъ пространство этими каргами; говорятъ, напримѣръ: "4 корги проѣхали или проплыли, еще осталось 3 корги". Таковы же пространственно-измѣрительныя понятія и слова, заимствованныя отъ непосредственно-реальныхъ или предметныхъ чувственныхъ впечатлѣній: рыкъ (тверск.) -- слышимое мычанье, въ значеніи мѣры разстоянія: "далеко ли отсюда?-- на коровій рыкъ или на три коровьихъ рыка": стрѣленіе лука -- глазомѣрная мѣра разстоянія по выстрѣлу изъ лука. Въ старину говорили, напримѣръ: "бысть разстояніемъ новое жилище отъ перваго жилища, яко бы единою или дважды возможно есть стрѣлити стрѣлою вверхъ по рѣкѣ (Хозюгѣ)" и проч. {Сборн. Солов. библ. No 182. повѣсть о Никодимѣ Кожеезерскомъ. Или: лукъ -- мѣра земли, содержащая 252 сажени долины и 64 сажени поперечника (ирк.); гоны -- 1) мѣра пространства съ полверсты или съ версту (костр., кинеш.), 2) мѣра пространства въ нѣкоторыхъ мѣстахъ отъ 7 до 10, а въ другихъ отъ 30 до 40 саженъ (вятск.) и проч.}. Еще труднѣе было языку, безъ посредства чувствъ, безъ помощи чувственно-образной реальности и предметности, дойти до отвлеченнаго понятія о времени и до раздѣленія времени на извѣстное число математическихъ единицъ. Эту общую форму воззрѣнія чувства народныя наполняютъ разными реальными образами -- разными предметами, дѣйствіями и событіями; и языкъ, охватывая только наглядныя представленія реально-изобразительнымъ, чувственно-образнымъ описаніемъ предмета, дѣйствія или событія, или только называя физическія явленія и предметы или людскія, рабочія дѣйствія, характеризующія то или другое время, -- такимъ образомъ давалъ знать объ общемъ отвлеченномъ понятіи, о времени. Смотря по мѣсту жительства, или по образу рабочей жизни, вообще смотря по физической или рабочей сферѣ непосредстренно-чувственной наблюдательности, рабочій народъ опредѣлялъ время различно. Напримѣръ: 1) трава (камъ) -- въ значеніи года: "по которой травѣ, или который годъ? быкъ по пятой травѣ; теленокъ -- однотравокъ (арханг.) -- теленокъ по второму году, пережившій одно лѣто или одну траву; 2) вода (арханг.) -- продолженіе времени около 12 часовъ или промежутокъ времени между каждыми двумя полными приливами или отлив'ами: сутки поморцы раздѣляютъ на двѣ воды, и замѣчая притомъ состояніе моря во время разсказываемаго событія, тѣмъ самымъ означаютъ время; наліримѣръ: "мы выѣхали на оленяхъ на палой водѣ, пріѣхали къ мѣсту на другой сухой",-- значитъ поѣздка продолжалась около 15 часовъ; 3) упряжки (новгор., твер.) -- треть лѣтняго дня,-- слово, употребляемое крестьянами, которые раздѣляютъ лѣтомъ работы свои на 3, а иногда и на 2 пріема: паханіе дб отдыха, когда лошадь надобно выпрячь, называется "упряжкою"; 4) выть -- охота ѣсть, отсюда время отъ ѣды до ѣды (арханг.), отъ "выти до выти"; 5) пряжа (псков.) -- мѣра времени, опредѣляемая женщинами по пряжѣ. Точно также, въ высшей степени реально, наглядно изображаетъ языкъ рабочаго народа всѣ какъ малые, такъ и большіе періоды времени, начиная отъ минуты и даже мгновенія до цѣлой части года, и реальные образы для выраженія ихъ заимствуетъ частію отъ актовъ и явленій физіологическихъ, частію отъ явленій физическихъ, частію отъ процессовъ растительности, частію отъ событій и работъ земледѣльческихъ, вообще отъ такихъ предметовъ, событій и явленій, какія всего большё дѣйствовали на чувства рабочаго народа. Таковы, наприм., слѣдующія слова: духовинка -- небольшое продолженіе времени: давно ли пришелъ? есть духовинка, съ духовинку, или съ душокъ (псков., опочк.); въ кочета -- въ пѣтухи -- въ полночь; въ свинъ голосъ -- весьма рано; до вставайни (волог.) -- раннимъ утромъ; до лягова -- до вечера (владимір.). Народныя названія годовщинъ и дней заимствованы непосредственно-натуральною наблюдательностью чувствъ изъ жизни птицъ, отъ хозяйственныхъ растеній, домашнихъ животныхъ и т. п. Таковы наприм., наименованія годовщинъ и дней: грачевники, соловьиный день (22 мая), капустницы, луковъ день -- 3 сентября (иркут.), кривые огурцы 13 іюня -- день поздняго посѣва огурцовъ (пск., твер., осташ.); одна лошадь, одна корова, три овцы или двѣ свиньи -- день пастушескій (орлов., малоарханг.). Названія мѣсяцевъ и другихъ большихъ періодовъ или частей года заимствованы преимущественно отъ процессовъ полевой и лѣсной растительности, а также отъ другихъ физическихъ явленій и работъ народныхъ. Таковы, наприм., названія; колосница, колосовица и колосьба время колошенья ржи (псков., твер., осташ., кур., обоян.); косовица -- время покоса и уборки сѣна (тамб., борисоглѣб.); льдина (арханг.) -- осеннее время замерзанія рѣкъ; "у насъ у перевощиковъ служба отъ радоницы до льдины"; въ туруханскомъ краѣ говорятъ: "отъ льда до льда" нанялся въ работники, т. е. отъ вскрытія, до замерзанія Енисея. Вообще, изъ области природы внѣшнія чувства рабочаго народа въ необыкновенномъ изобиліи заимствовали образы, для выраженія различныхъ понятій, особенно отвлеченныхъ. Въ этомъ отношеніи, Словарь областныхъ великорусскихъ нарѣчій отличается особенно обильною и изобразительною реальностью. Реализмъ народнаго міровоззрѣнія простирается до того, что самыя психологическія понятія у него получили реальное значеніе. Таковы, наприм., слова: духовенъ (псков.) -- болѣнъ, душевередно (сибир.) -- смертельно, опасно; наприм., о звѣряхъ говорятъ: "попалъ, да не душевередно"; малодушный -- сухощавый (псков., новорж., порх.); бездушный -- имѣющій мало тепла: "дрова эти вовсе бездушны"; грубый -- крутой, обрывистый, высокій, наприм., берегъ, и т. п. Съ другой стороны, психическіе акты и нравственныя понятія народъ выражаетъ словами самыми реальными, предметными. Напримѣръ: грунтъ -- толкъ: "съ грунту сбился", т. е. съ толку (псков.); развытъ -- разсудокъ, отъ слова выть -- порція, часть, наприм., пищи; грудно -- мило, сердечно; мозговать -- думать, соображать; достремиться -- додуматься, догадаться, достремливый -- смышленый, сообразительный; разщупать -- понять; отскокъ -- неустойка въ словѣ или увѣреніи; береза -- знакъ согласія (псков., новорж.); болотный -- глупый, безсмысленный; загибъ -- недостатокъ нравственный, какая нибудь худая черта (псков., осташ., твер.) и т. п. Постоянно вращаясь въ сферѣ физическихъ предметовъ природы, рабочій народъ словно будто не умѣлъ и неумѣетъ иначе говорить и выражаться, какъ наглядно, предметно, реально. Онъ говоритъ, такъ сказать, самыми вещами, предметами, или реальнымъ, вещественнымъ языкомъ самой природы, насколько только могъ уловить и выразить его въ своемъ представленіи и словѣ. Почти изъ всѣхъ сферъ природы, непосредственно подлежащихъ внѣшнимъ чувствамъ, у него заимствованы образы для выраженія различныхъ его понятій и представленій. Точно также множество словъ заимствовано отъ звѣрей и птицъ, отъ почвы, отъ воды, отъ разныхъ природныхъ формъ и типовъ или отъ разныхъ физико-географическихъ урочищъ -- отъ горъ, моря, лѣсовъ, степей и т. п., а также отъ метеорологическихъ явленіи, наприм., вѣтровъ. Земледѣльческія работы народа обусловили въ народномъ словарѣ особенное изобиліе словъ, относящихся къ метеорологическимъ явленіямъ, съ подробнымъ обозначеніемъ разнообразныхъ дѣйствій тепла, оттепели, мороза и изморози и проч., проявляющихся, наприм., въ воздухѣ, въ водѣ, въ парахъ, въ почвѣ и т. п. А въ сѣверномъ поморьи мореходные промыслы обусловили особенное развитіе словъ, относящихся, въ частности, къ морской метеорологіи. Вообще, словъ о Погодѣ, о различныхъ метеорологическихъ перемѣнахъ и явленіяхъ въ разныя времена года, особенно о дождѣ, о разныхъ жизненныхъ физическихъ дѣйствіяхъ мороза и т. п. въ словарѣ великорусскихъ областныхъ нарѣчій почти безчисленное множество: одно понятіе, наприм., о дождѣ или о дождливой погодѣ выражается на разные лады цѣлыми десятками словъ {Въ частности особенно изобиленъ словарь народный реально-техническими словами, относящимися къ разнымъ работамъ народнымъ. Таковы, наприм., слова, относящіяся къ смолокуренію въ арханг. губ, въ шенкурскомъ уѣздѣ: Щапъ -- такъ называется въ шенкурск. уѣздѣ, котораго жители особенно занимаются смолокуреніемъ, засѣчка наискось топоромъ въ сосновое дерево, для добыванія смолы (Шренка, въ Географ. Вѣсти. 157. Лепех. Путеіи. IV, 435); засочка, засачиванье дерева, когда съ сосноваго дерева соскабливается кора съ цѣлью, чтобы изъ обнаженнаго ствола высачивались на поверхность смолистыя вещества его (ibid.); смелъе -- разщепленныя почти въ лучинную толщину полѣнья сосноваго дерева, для выкуриванья изъ нихъ смолы (ibid.); майданъ -- яма, выкапываемая въ землѣ для смолокуренія; пѣкъ -- смола или родъ канифоли, получаемая черезъ перегонку сосновой смолы; летучія частицы этой послѣдней удаляются въ видѣ паровъ, а остающееся стекаетъ изъ мѣднаго котла въ бочки и называется пѣкъ. Такъ изъ скипидара выгоняется скипидарное масло, и остающееся смолистое вещество есть канифоль (ibid.).}. Наконецъ, вслѣдствіе непосредственно-чувственнаго физическаго міросозерцанія и физико-географическаго, колонизаціоннаго распространенія народа, реально-познавательная дѣятельность его внѣшнихъ чувствъ съ особенною подробностью и реальною изобразительностью выработала физико-топографическія представленія и слова. Реальность, наглядность и тутъ господствуетъ въ высшей степени. Устроившись и укоренившись, путемъ колонизаціоннаго самораспространенія, въ различныхъ мѣстностяхъ, рабочій народъ пришелъ въ такое физіологическое соотвѣтствіе съ различными мѣстными физико-топографическими условіями, съ разными мѣстными природными формами и типами, что и всѣ областныя нарѣчія его суть живой, типическій отпечатокъ мѣстныхъ, областныхъ природныхъ формъ и типовъ, или мѣстныхъ физико-географическихъ особенностей. Такъ, наприм., въ сѣверномъ поморьи, въ области моря, сѣверной тундры, сѣвернаго оленя, лопарей, самоѣдовъ и зырянъ,-- и русскіе жители, потомки древнихъ новгородцевъ, пришедши въ физіологическое соотвѣтствіе со всѣми этими физико-географическими и этнографическими условіями поморья, съ особенною подробностью выработали слова, относящіяся къ морю, къ морской феноменологіи и метеорологіи, къ гидрографической топографіи моря, къ топографіи тундры, къ оленямъ и оленеводству и т. п. Въ поморскомъ, архангельскомъ нарѣчіи, можно сказать, преобладаютъ типическія мѣстныя слова, выражающія: 1) метеорологію моря и особенно различныя явленія и направленія морскихъ вѣтровъ; 2) феноменологію моря, какъ, наприм., различныя явленія морскихъ приливовъ и отливовъ, различныя движенія, формы и направленія морскихъ льдовъ или торосовъ, различныя свѣтовыя или оптическія явленія на морѣ, въ родѣ дѣйствій рефракціи и т. п.; 3) топографію и орографію моря и морскихъ береговъ -- различное строеніе береговъ, различныя топографическія формы и особенности острововъ, береговыхъ и морскихъ скалъ, заливовъ, коргъ, лайдъ, шаровъ, курей и проч.; 4) топографію тундры и поморскихъ рѣкъ и ихъ береговъ; 5) естественную исторію сѣверныхъ оленей и оленеводство; 6) особенности сѣверо поморскаго климата и т. п. Таковы, наприм., слова: отдоридя погода -- буря на морѣ, отгоняющая (отдирающая) судно отъ берега; морянка -- вѣтеръ съ моря; глубникъ -- сѣверозападный вѣтеръ; шелоникъ -- югозападный вѣтеръ; межникъ -- всякій вѣтеръ, лежащій между 8-ю главными направленіями; повѣтеръ, повѣтерня -- попутный вѣтеръ; противна -- противный вѣтеръ; поводъ -- попутное теченіе рѣки или моря; заводь -- загражденное скалою или выдавшимся мысомъ мѣсто у берега, гдѣ вода не имѣетъ теченія; мяту ха -- мелкій ледъ; ропакъ -- льдина небольшаго объема, стамуха -- или стануха -- большая льдина омелѣвшаяся и потому неподвижная между вокругъ несущимися льдинами; несякъ -- омелѣвшая во время морскаго отлива большая льдина, которую приливы заносятъ взгромозжденными одна на другую льдинами меньшаго размѣра, образуя такимъ образомъ мало по малу цѣлую гору льдовъ, нерѣдко гибельную для промышленныхъ лодокъ; голомя -- открытое море; настрикъ -- мореходный терминъ архангелогородцевъ, находящійся въ ихъ пэстаринныхъ "мореходныхъ книгахъ": "судно идетъ настрикъ"; взводень -- высокая сильная волна; меженная вода -- всякая по временамъ измѣняющаяся водная поверхность на средней ея высотѣ; маниха и большица -- "въ устьяхъ Двины, -- какъ говорить знаменитый изслѣдователь водъ нашего сѣвернаго океана, Литке, и далѣе отъ оныхъ къ морю, до Зимнихъ горъ съ одной и до Унской губы съ другой стороны, періодическое теченіе показываетъ весьма замѣчательныя явленія: три часа послѣ начала прилива останавливается на одномъ горизонтѣ и потомъ падаетъ на 1 1/2 или на 2 дюйма, причемъ иногда замѣчается вглубь направленное теченіе; такое замедленіе прилива продолжается отъ 30 до 45 минутъ и называется манихою; послѣ того приливъ возобновляется, и говорятъ: "идетъ большица", которая въ 2 или 2 1/2 часа, или ровно черезъ 6 часовъ по начатіи прилива, приводитъ полный приливъ" и проч. {См. Литке, путеш. къ Новой Землѣ.} Далѣе, въ поморскомъ нарѣчіи съ такою же подробностью и реальною изобразительностью выработаны слова, относящіяся къ морской и береговой топографіи, такъ что одинъ физическій типъ или одна природная форма, наприм., гора имѣетъ въ языкѣ поморцевъ до 7 выраженій. И тутъ поморцы не ограничились реально-познавательною наблюдательностью собственныхъ чувствъ, но еще заимствовали множество такихъ же чувственно-образныхъ физико-топографичеекихъ словъ финскихъ, лопарскихъ и особенно самоѣдскихъ и зырянскихъ. Таковы, наприм., слова корга -- подводная скала, отъ финскаго прилагательнаго korgia, означающаго свали, стую высоту, возвышающуюся надъ морскимъ дномъ, какъ, наприм., на островѣ Гохландѣ Louna kol-gia, Pohia -- korgi и т. д.; пахта -- скала, возвышающаяся надъ поверхностью моря: такъ въ Кольской губѣ: Абрамова пахта, Пиногорева, пахта и др., -- взято отъ лопарскаго пахькъ, означающаго гору; луда -- скала въ морѣ, низкій скалистый берегъ и скалистое дно,-- происходитъ отъ финскаго слова луото -- островъ, скала морская и мель; сальма -- самоѣдское слово, означающее приливъ морской; лахта -- незначительный, неглубоко врѣзанный въ землю заливъ моря -- отъ финскаго слова lachti, означающаго залинъ морской; лайда -- прибрежная равнина, понимаемая весеннимъ полноводьемъ, или высокими приливами морскими,-- происходитъ отъ финскаго лайто -- отмѣлый, низменный; щелья -- высокій обрывъ берега, скалистый или земляной; угоръ -- высокій берегъ моря; поливуха -- низкая скала въ морѣ, которая покрывается, поливается приливомъ, а отливомъ снова обнажается; стамикъ -- высокая скала, возвышающаяся крутымъ обрывомъ надъ моремъ ими. др. Вообще, физико-топографическій словарь поморскій, относящійся особенно къ морю, а также къ топографіи тундры, такъ изобиленъ мѣстными реально-изобразительными топографическими словами, что мы затрудняемся обременять читателя дальнѣйшими выписками и затрудняемся даже въ выборѣ самыхъ словъ: такое ихъ множество {См. Богатый словарь архангельск. нарѣчія въ Записк. географич. общ. 1850, кн. IV, стр, 121--162: областныя выраженія русскаго языка въ арханг. губерніи.}. Какъ въ поморьи непосредственно-натуральная, реально-познавательная дѣятельность или наблюдательность внѣшнихъ чувствъ мѣстныхъ жителей преимущественно выработала слова, изображающія гидрографическую топографію и феноменологію моря, такъ въ континентальныхъ лѣсныхъ и земледѣльческихъ полосахъ внѣшнія чувства рабочаго народа съ особенною, даже мелочною подробностью и реальною типичностью выработали выраженія, относящіяся къ топографіи почвы, горъ, холмовъ, лѣсовъ, долинъ, овраговъ, и т. п. Тутъ подмѣчена и выражена каждая форма или особенность холмика, ямины, оврага, каждое наружное или осязательное физическое свойство или состояніе пахатной земли, каждый видъ или каждая чѣмъ нибудь выдающаяся фигура кочки, ямины, извилины въ долинѣ и проч.

Такъ выразилась въ языкѣ рабочаго народа вѣковая реально-познавательная дѣятельность его органовъ чувствъ. Если языкъ есть естественно-реальное, логически-соотвѣтственное выраженіе мысли, думы, умонастроенія, то по языку нашего рабочаго народа можно положительно заключить, что мысль, дума его по преимуществу имѣетъ естественное реальное настроеніе. Все природное, непосредственно-натуральное умонастроеніе его, въ самомъ реальнозвуковомъ выраженіи своемъ, въ языкѣ, въ словарѣ, такъ сказать, естественно стремится, естественно наклонно къ реализму. Если же въ народѣ пашемъ развилась и проявлялась также наклонность къ мистицизму или идеализму, то причиной тому были другія, независѣвшія отъ него историческія условія, о которыхъ мы и будемъ говорить дальше. Здѣсь же скажемъ только то, что непосредственно-чувственныя или сенсуально-эмпирическія наблюденія рабочаго народа, въ сферѣ природы, особенно наблюденія физико-топографическія, выразившіяся въ его реально-изобразительномъ языкѣ, нерѣдко до такой степени реально-точны и подробны, что признаются важными даже для науки. Такъ г. Шренкъ въ статьѣ своей: "Областныя выраженія русскаго языка въ архангельской губерніи" говоритъ: "быть можетъ, нѣкоторые сдѣлаютъ мнѣ вопросъ, въ какой связи находятся провинціализмы русскаго языка, предметъ розысканій чисто-лингвистическихъ, съ занятіями Географическаго общества? На этотъ вопросъ я отвѣчу, во-первыхъ, что языкъ есть живой отголосокъ думы человѣка; въ языкѣ познается, какъ онъ мыслитъ и понимаетъ; къ Познанію же человѣка, составляющему -одну изъ ближайшихъ цѣлей нашихъ, относятся конечно и познаніе его образа мыслей, ибо безъ мысли человѣкъ не есть человѣкъ. Во-вторыхъ, была уже рѣчь въ нашемъ (Географич.) обществѣ о составленіи русскаго географическо-терминологическаго лексикона, въ которомъ должны заключаться и особенное вниманіе заслуживать областныя географическія выраженія всѣхъ странъ Россіи, ихъ объясненіе и производство... Изданіе подобнаго сборника безъ всякаго сомнѣнія будетъ весьма полезно, и не для однихъ русскихъ, а и для иностранцевъ, занимающихся географическимъ, или даже историческимъ изслѣдованіемъ какого-либо отдѣльнаго края Россіи... Такой словарь не только поведетъ къ тому, что въ карты могутъ быть правильнѣе вносимы названія урочищъ, нерѣдко до невѣроятности искаженныя; но и болѣе того: въ странѣ, обитаемой чуждымъ народомъ, названія отдѣльныхъ урочищъ, пестрѣющія на картѣ, составляютъ нынѣ мертвое скопище буквъ часто варварскаго звука, не имѣющее для насъ ни малѣйшаго значенія, не возбуждающее никакой, мысли; если же мы будемъ понимать знаменованіе географическихъ терминовъ народа той страны, то карта передъ взоромъ нашимъ оживится, "и понятныя названія породятъ въ умѣ идеи, которыя поведутъ къ розысканіямъ. Не только чисто русскія, но даже и инородческія, географическія названія нерѣдко заключаютъ въ себѣ весьма важныя для науки, непосредственнымъ народнымъ опытомъ, и наблюденіемъ дознанныя идеи. Возьмемъ одинъ примѣръ изъ архангельскаго поморскаго сѣвера. Здѣсь; въ отдаленныхъ кочевьяхъ Больше-земельскихъ самоѣдовъ, протекаетъ довольно значительная, въ сравненіи съ другими, рѣка, которую самоѣды назовутъ вамъ хаіодѣпыдыраяга. Что подумаете вы при этомъ варварскомъ названіи? Ничего, рѣшительно ничего, кромѣ того, что подивитесь длинному слову и полудикимъ его звукамъ, которые едва будете въ состояніи удержать въ памяти; и посмотрите, какъ оно нанесено на карты: хампура, хайпудара, хайпудырка и т. д., которое изъ этихъ названій правильно? Для этого розысканія вы открываете географическій лексиконъ и находите: яга на самоѣдскомъ языкѣ "рѣка", пыдыра -- "лѣсъ", теперь вы знаете, по крайней мѣрѣ, что имѣете дѣло съ рѣкой, по которой ростетъ лѣсъ, и, быть можетъ, подивитесь, что лѣса въ той сторонѣ тундры поднимаются столь высоко на сѣверъ, до 68-го градуса широты, между тѣмъ какъ обыкновенная граница ихъ на всемъ пространствѣ архангельскихъ тундръ лежитъ на цѣлый градусъ широты ниже. Вотъ однимъ названіемъ порожденная въ васъ мысль, которая завлекаетъ повести розысканіе далѣе. Остальная часть самоѣдскаго названія рѣки -- слово хаіодѣ означаетъ "хребетъ святаго, неприкосновеннаго лѣса" и показываетъ, что Шомоховскія горы на полуостровѣ Канинѣ подъ 67 1/4 градус. широты не суть крайній къ сѣверу оазисъ лѣсовъ. Такимъ образомъ географическій лексиконъ (народный) доставилъ вамъ не только средство исправить названіе мѣстности, но и побудилъ васъ къ изслѣдованіямъ, которыя довели до любопытнаго результата: означенія вѣроятной сѣверной границы лѣсовъ въ этой части архангельской тундры, которое позднѣйшему путешественнику по этой странѣ останется только утвердить" {Записки Географ. Общ. 1850. кн. IV, стр. 122--124.}.

Наконецъ, и въ народной литературѣ и во всей исторической земской жизни русскаго народа выразилось вѣковое господство познавательной дѣятельности нисшихъ, интеллектуально-рабочихъ способностей -- органовъ чувствъ и памяти зрительной, слуховой и осязательной. Какъ въ жизни, въ исторіи, въ дѣлѣ колонизаціи и культуры русской земли, преимущественно и даже исключительно дѣйствовалъ и работалъ народъ рабочій,-- такъ и въ литературѣ и вообще во всемъ выраженіи умственной жизни народа, преимущественно дѣйствовали и работали способности умственно-рабочія, сенсуальныя. Въ особенности зрѣніе, слухъ и память, зрительная и слуховая, и въ литературѣ преобладали надъ разумомъ и мыслью и признавались главными, единственными интеллектуальными источниками и проводниками знанія. Древне-русскіе писатели, согласно съ общимъ чувственно-образнымъ умонастроеніемъ народа, обыкновенно весь матеріалъ для своихъ писаній почерпали исключительно изъ непосредственныхъ впечатлѣній слуха, зрѣнія и памяти, слуховой и зрительной, безъ всякого разсудочнаго, критическаго анализа этого матеріала. Память, слухъ и зрѣніе они признавали единственными источниками сообщаемыхъ ими свѣденій и заботились о томъ только, чтобы свѣденіями, полученными слухомъ и зрѣніемъ, доставить какъ можно больше пищи памяти и слуху, и, вслѣдствіе этого, сами невольно сознавались, что "разумъ ихъ былъ скуденъ и худъ", и что способность теоретическаго мышленія у нцхъ нисколько не была развита. Такъ, наприм., сочинитель повѣсти о Стефанѣ пермскомъ начинаетъ свое твореніе такимъ сознаніемъ: "житіе доброе слушати иди и преписати памяти ради -- отъ сего приносится успѣхъ не худъ и польза не мала послушателямъ и сказателямъ. Ибо видѣніе есть вѣрнѣйшее слышанія. Но увѣрятъ же много и слухъ слышащихъ, если воистину будетъ глаголемое. Если же не написано будетъ памяти радито изыдетъ изъ памяти, и впредь и слѣдующимъ родамъ забвенно будетъ. А если безъ писанія забываемо бываетъ, то не полезно въ забыть положити видѣнное и слышанное. А когда же изъ не достигъ въ ту мѣру, не пришелъ въ то прясло, дабы невидимо на разумныхъ скрижаляхъ писати, то на чувственныхъ хартіяхъ изволилъ, писати {Въ старину, однакожъ, различали сердечные и разумные, или умные, мысленные очи, т. е. мысль, умосозерцательную, теоретическую способность мышленія, и тѣлесные или чувственные очи. Памятн. стар. р. литер. IV, 104 и др.}. Иное слухомъ слышахъ, иное и своима очима видѣхъ, а прочее вопрошахъ отъ старыхъ мужъ (слѣд., при помощи слуха и памяти слуховой). Но молю вы, простите меня, изъ бо есьмъ умомъ грубъ и словомъ невѣжа, и худъ имѣя разумъ и промыслъ предоуменъ, ибо не бывалъ я въ Афинахъ отъ юности, и не учился у философовъ, ни Платоновыхъ, ни Аристотелевыхъ бесѣдъ не слыхалъ, ни философіи, ни хитрорѣчія не навыкъ, и спроста -- весь, недоумѣнія наполнихся" {Памят. стар. рус. литерат. Вып. IV, стр. 119--120.}. Изъ этихъ словъ очевидно, какъ у древне-русскихъ писателей познавательная способность и дѣятельность внѣшнихъ чувствъ и, въ частности, зрѣнія, слуха и памяти слуховой почти всецѣло преобладала надъ развитіемъ разума и совершенно чужда была высшей, философскотеоретической мыслительности. Въ частности, органъ зрѣнія, служилъ и считался господствующимъ надъ разумомъ и даже надъ всѣми другими внѣшними чувствами, и самымъ достовѣрнымъ органомъ познанія истины, главнымъ доказательствомъ и критеріумомъ всякой достовѣрности и очевидности. "Видѣніе есть достовѣрнѣйшее слышанія", -- говорили старинные наши писатели. Отсюда произошли и народныя пословицы: "паче слуха видѣніе; не вѣрь ушамъ, вѣрь очамъ; не вѣрь рѣчамъ, вѣрь своимъ глазамъ" и т. п. {Сборн. русск. пословицъ -- Даля, подъ словомъ: "человѣкъ". Таковы же пословицы: "свой глазъ -- алмазъ, смотрокъ; глазъ же видитъ,-- и ухо не слышитъ; не видишь,-- и не говоришь; по-за-очью -- что ночью" и т. п.} Въ старину, чтобы удостовѣриться въ справедливости какого нибудь свидѣтельства, обыкновенно употребляли усиленныя выраженія: "въ видѣніи очи вѣсть видѣлъ я", или "дозрили и досмотрѣли" {Сборн. Солов. библіот. No 182. Акты, относ. къ юридич. быту т. 1, досмотры.}. Когда кто нибудь хотѣлъ имѣть о чемъ-либо болѣе точное, ясное и подробное познаніе, то въ такомъ случаѣ, по словамъ одного древняго памятника, паче слуха видѣніемъ хотяше вмѣстити {Памят. стар. рус. литерат. IV, 77.}. Безъ непосредственнаго созерцанія предметовъ не могли ихъ и описать, выразить на словахъ съ надлежащею отчетливостью. Вещественная наглядность была существеннымъ условіемъ познанія и мышленія, такъ что, по словамъ одного стариннаго русскаго писателя, "предметы и зданія не гласомъ, но вещьми говорили и внушали разныя мысли и представленія". По преобладанію непосредственно-вещественной, конкретно предметной воспріимчивости органа зрѣнія надъ чисто-умозрительною, разсудочною выработкою понятій я представленій, по заочнымъ, отвлеченнымъ описаніямъ не могли понимать описываемыхъ предметовъ, безъ непосредственнаго созерцанія ихъ не могли и описать ихъ ясно, изобразительно. Напримѣръ, говоря о зданіяхъ "хитрыхъ художниковъ", не могли не только выразить письменно плана или "замышленія зданія", но и описать его внѣшнихъ формъ или частей, и для этого признавали необходимымъ только непосредственное созерцаніе зданія. Такъ,напримѣръ, въ повѣсти о Евфиміи новгородскомъ, о палатѣ каменной въ Новгородѣ, созданной "замышленіемъ хитраго художника" (Федора), сказано: "палаты пречюдны, но убо сія писаніемъ сказати не мощно, аще не самъ искусъ научивъ, еже своима очима видѣвши" {Пам. IV, 20.}. Слышанное видѣть -- считалось какимъ-то высшимѣ благожеланіемъ, высшею, искомою умственною потребностью. Напримѣръ, у донскихъ казаковъ однимъ поздравительнымъ благожеланіемъ было, между прочимъ, присловье: "опредѣли, Господи, слышанное видѣть" {О курмоярск. стан. въ Чтеніи общ. истор. 1863 г. кн. 3, отд. V, стр. 15.}. Видѣніе или зрѣніе отождествлялось, представлялось однозначительнымъ съ уразумѣніемъ или познаніемъ; или логическій актъ познанія представлялся подъ образомъ чисто органическаго, чувственнаго акта видѣнія, напримѣръ, жизнеописанія составляли или "писали въ вѣчныя памяти на увидѣніе послѣдующимъ родамъ, т. е. на узнаніе {Памят. стар. р. литер. VI, 31.}. Зрѣніе замѣняло интеллектъ въ ученьи: грамотѣ учились "навыкая зрѣніемъ" {О русскихъ школьныхъ книгахъ XVII и.-- статья г. Мордовцова въ Чтен. общ. ист. 1861 г. кн. 4, отд. I, стр. 53.}. Умственная способность представленія, пониманія и изученія книгъ отождествлялась съ зрѣніемъ. Напримѣръ, говорили: "окромѣ буквы, часослова и псалтири ничтоже учихъ, и то не совершенно, граматикіи же ниже слышахъ, како ея навыкаютъ, а зря ея, ино иноязычна мы зрится, а философію ниже очима видѣхъ" {Опис. рукоп. Румянц. Муз. No 411, л. 39--40. Ученые записки II отд., академіи наукъ кн. I, стр. 257.}. Вслѣдствіе преобладанія познавательной дѣятельности органа зрѣнія надъ теоретическою мыслительностью, уклоненіе отъ зрительнаго ученія и познанія къ отвлеченно-умозрительному, философскому мудрствованію, считалось предосудительнымъ и укоризненнымъ. Такъ, напримѣръ, въ старинныхъ надписяхъ на письмахъ, "другу гордому и спесивому" писалась такая укорительная надпись: "любозрительнаго ученія уклонителю и неначальнымъ своимъ ученіемъ философствующему и мудрствующему, другу моему" (имя рекъ) и проч. Отвлеченныя идеи, теоріи, понимались какъ зрительныя представленія, такъ что слово "теоретическій" переводили словомъ "зрительный", говорили, напримѣръ, "новый способъ ариѳметики ееорики или зрительныя" {Пекарскаго, наука и литерат. при Петрѣ I, т. I, стр. 272.}. Вслѣдствіе господства познавательной дѣятельности зрѣнія,-- и писатели древне-русскіе, чтобы подѣйствовать на русскую мысль, возбудить въ читателяхъ умственное самосознаніе или убѣжденіе,-- возбуждали въ нихъ зрительное вниманіе. Обращая вниманіе читателя на какіе нибудь важные факты или вопросы, не говорили: вникни мыслью, вдумайся, сообрази, знай и т. п., а говорили: зри. По рабочему умонастроенію народа, зрѣніе иногда отождествлялось даже съ пріобрѣтательною смышленностью, съ промышленнымъ умомъ и находчивостью. Напримѣръ, говорилось: "работникъ отъ труда узрѣвъ ястъ", вмѣсто: "трудомъ пріобрѣтши" {Измарагдъ -- рукоп. Солов. библіот.}. При неразвитости теоретической интеллигенціи и мыслительности и при преобладаніи непосредственно-предметной, реально-познавательной воспріимчивости органа зрѣнія, народъ русскій самъ своимъ чисто теоретическимъ мышленіемъ ничего не могъ выдумать, а ему необходимо было видѣть наглядные образцы, чтобы научиться дѣлать что нибудь новое. "Разумы, наши,-- говоритъ Юрій Крыжаничъ,-- суть тупы и медлительны, ничего не можемъ сами лѣпо и мудро выдумать. И тако ко всякому мудрому дѣлу должны имѣть наглядный узоръ, видъ и образецъ отъ иныхъ народовъ" {О московск. государствѣ XVII в. раздѣлъ II, стр. 89.}. Какъ въ физическомъ міросозерцаніи., такъ и въ сферѣ земскаго строенья рабочаго народа, органъ зрѣнія былъ главнымъ познавательнымъ органомъ и установителемъ многихъ земскихъ понятій -- топографическихъ, юридическихъ и т. п. Въ сферѣ земскаго строенія, въ области топографіи, геодезіи и геогнозіи, всѣ познавательные акты ограничивались дознаніями посредствомъ органа зрѣнія и Назывались дозорами и досмотрами. На основаніи этихъ непосредственно-зрительныхъ дознаній составлялись такъ называемыя "дозорныя книги" или "дозоры" и "досмотрѣнныя записки" или "досмотры". При господствѣ непосред

ИСТОРИЧЕСКІЯ УСЛОВІЯ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАГО РАЗВИТІЯ ВЪ РОССІИ.

(Окончаніе).

Въ предъидущей статьѣ мы доказали, что вслѣдствіе вѣковаго преобладанія физической работы народа надъ дѣятельностью интеллектуальной, познавательная дѣятельность низшихъ способностей -- внѣшнихъ чувствъ и памяти -- господствовала надъ логическою, раціональною силою высшаго, теоретическаго интеллекта, надъ силою чистаго разума или мышленія. Въ слѣдующей главѣ мы подробно разсмотримъ весьма важныя и ощутительныя послѣдствія этого вѣковаго господства чувствъ надъ разумомъ и вѣковаго отсутствія въ умственной исторіи русскаго народа предварительнаго, генеративно-послѣдовательнаго историческаго развитія мыслительныхъ способностей народа и раціонально-мыслящаго класса. Тамъ же раскроемъ, въ частности, и причины этого многозначительнаго факта. А здѣсь скажемъ еще, во-первыхъ, о вліяніи на умственныя направленія народа патологическихъ проявленій внѣшнихъ чувствъ, и во-вторыхъ -- объ отношеніи непосредственно-натуральнаго, народнаго сенсуализма къ естественно-научному реализму.

Во времена вѣковаго господства внѣшнихъ чувствъ надъ разумомъ, при отсутствіи всеобщей, теоретической самодѣятельности мышленія и при распространеніи и укорененіи въ народѣ византійскаго супранатуральнаго умонастроенія и міросозерцанія, -- въ народѣ русскомъ не только не развивалось раціональное мышленіе, раціональное разъясненіе вещей или явленій физическаго и нравственнаго міра, но развивалось и господствовало сенсуально-галлюцинаціонное умонастроеніе и міросозерцаніе. При отсутствіи раціональной, разсудочной мыслительности, субъективныя ощущенія, фантазмы и галлюцинаціи чувствъ были неизсякаемымъ источникомъ не только всякаго волшебства и чародѣйства, но и всякихъ мистическихъ видѣній, ощущеній и суевѣрныхъ представленій. Ненормальность, ложность такого патологическаго, сенсуально-галлюцинаціоннаго умонастроенія невѣжественнаго народа признавали и нѣкоторые лучшіе духовные учители древней Россіи. Патологическія проявленія органовъ внѣшнихъ чувствъ, и въ особенности галлюцинаціи зрѣнія и слуха въ древней Россіи были такъ часты и многими столь безразсудно выдавались за сверхъестественныя обаянія и видѣнія, что благоразумные духовные учители, какъ наприм. Кириллъ Бѣлозерскій, поучали распознавать и различать эти патологическія и субъективныя ощущенія, фантазмы и галлюцинаціи чувствъ и, въ частности, зрѣнія, "яко смотрительныя, а не обдержанныя". Въ сборникѣ рукописей Кирилла Бѣлозерскаго съ этою цѣлью выписано, наприм., объясненіе "о суетныхъ откровеніяхъ и бѣсовскихъ мечтаньяхъ и знаменьяхъ и чудотвореніяхъ сатанинскихъ", и замѣчено: "таковыхъ бо и паки подобныхъ бываемыхъ, яко Юродство, И прочіе подобные образы, еже нѣцыи отъ отецъ сдѣяша, нынѣ возбраниша та отцы, яко смотрительныя, а не обдержанная, да добываютъ" {Обозр. рукопис. Кирилла Бѣлозер. Чтен. Общ. 1862 кн. 2, отд. V, стр. 49.}. Темный народъ, усвоивъ мистическія идеи восточно-византійскаго міросозерцанія, ими старался объяснять все, что въ сферѣ реальнаго міра превышало естественныя границы или реально-познавательную сферу чувствъ. Патологическія проявленія нервной системы, субъективныя ощущенія, фантазмы и галлюцинаціи чувствъ онъ принималъ за "чудесныя видѣнія", за боговдохновенныя ощущенія, за сверхъ-естественныя явленія и представленія. При сильномъ развитіи въ древней Россіи пустынножительства, особенно часто страдали такъ называемыми "галлюцинаціями пустыни" {См. у Будена въ "Медицинск. Географія" о "Галлюцинаціи пустыни".}. Въ пустыняхъ видѣли разныя "модныя видѣнія", наприм. "Женъ въ багряной ризѣ одѣянныхъ, неизрѣченнымъ свѣтомъ сіящихъ, на сосновой колодѣ сидящихъ въ пустынѣ {Сборн. Солов. библ. No 857, л. 97--98.}. Въ галлюцинаціяхъ зрѣнія, въ пустынѣ видѣли необычайныя физическія и сверхъестественныя явленія и слышали чудесные голоса: "нѣкогда видѣхъ,-- говоритъ одинъ пустынножитель,-- изъ грѣшный умными очные облакъ теменъ, и начатъ быти красенъ, и спаде, и начатъ гремѣти, и обхожаше околи то мѣсто попаляя и очищая островъ. Нѣкогда видѣхъ знаменіе стоящу мы на Полѣ чистѣмъ и видѣхъ показующе мы нѣкто незнаемъ перстомъ на небо: зри, -- и видѣхъ чрезъ небо свѣтлу лучу свѣтовидну, яко радуга, и мало помедливъ паки глаголаше: воззри на небо,-- и видѣхъ образъ Христа Бога нашего и Пречистую Богородицу и св. пророка Ивана. Мнѣ же чудящему о семъ, и паки рече: зри на небо, и видѣхъ нерукотворенный образъ великъ зѣло, во все небо" и проч. {Сборн. Солов. бібл. No 925, л. 148, 152.} Въ лѣсахъ видѣли "демоновъ лѣсныхъ" и слышали ихъ "колоколецъ". Галлюцинаціямъ слуха придавали такое же сверхъественное значеніе, какъ и галлюцинаціямъ зрѣнія. Въ лѣсахъ часто слышали звонъ колокольный и пѣніе сладкогласное, тогда какъ ни колоколовъ, ни пѣвцовъ не видали. "Человѣкъ нѣкто именемъ Селиша, старь сый, Изборсккго града, повѣда сицеву вѣсть,-- читаемъ въ одной древней повѣсти:-- нѣкогда мы рече, ходящу съ отцемъ моимъ на ловы звѣрины въ пустыню, бѣ та пустыня велика и лѣсъ прилежаше въ томъ мѣстѣ, и лучися намъ пріити на край горы, и слышахомъ гласы прекрасны поющихъ и благочинны, гласы ибо слышахомъ, а поющихъ же не видѣхомъ" {Повѣсть о Печерск. монастырѣ въ Псковской землѣ. Сборн. Солов. Бібл. No 857, л. 120-121.}. Точно также мистически объяснялись и галлюцинаціи или субъективныя ощущенія обонянія. Наприм. въ одной древней повѣсти сказано: "изобрѣтите мѣсто, Вежища зовойо, лѣсъ точію имуще и болота и ино ничтоже, и якоже пріидоша до мѣста того, слышаху благоуханіе нѣкое въ мѣстѣ томъ и помыслиша не просту быти вещь" {Памятн. Стар. Рус. Литер. IV, 17.}. Показаніямъ чувствъ, хотя бы то галлюцинаціоннымъ, приписывалась достовѣрность свидѣтельства, особенно если они подтверждались аналогическими свидѣтельствами византійскихъ источниковъ или лѣтописей. Органы чувствъ признавались достовѣрными свидѣтелями даже въ дѣлахъ сверхчувственныхъ или сверхъестественныхъ. Наприм., въ 1624 году, въ сѣверномъ Поморьѣ, въ двинской области, по указамъ царя Мих. Федоровича, московск. патр. Филарета и новгородскаго митропол. Макарія, производился всеобщій земскій розыскъ о принесенныхъ на морской берегъ мощахъ яренгскихъ чудотворцевъ Іоанна и Логгина. Допрашивали всѣхъ мѣстныхъ земскихъ людей, и всѣ единогласно свидѣтельствовали, полагаясь только на память, слухъ я зрѣніе. Одни говорили: "слышали мы отъ отцовъ своихъ, слышали отъ старыхъ людей, что мощи чудотворцевъ Ивана и Логгина принесены съ моря, Иванъ чудотворецъ взятъ съ Сярты рѣки, а Логгинъ взятъ съ морскаго сосноваго берега, а лѣтъ мы не упомнимъ, въ которое время принесены "а про чудеса отъ многихъ людей слышимъ: то наши рѣчи". Другіе говорили: "сколь давно яренгскіе чудотворцы Иванъ и Логгинъ проявились, и откуду ихъ мощи съ морскаго берегу въ Яренгу принесены,-- памятуховъ у насъ тому нѣтъ; а про чудеса, сколь давно отъ нихъ учала проща и чудеса быть, и они отъ старыхъ людей слышали, что лѣтъ съ 60 и больше чудеса и проща учали быть: то наши рѣчи". Третьи, полагаясь за свое зрѣніе, свидѣтельствовали: "въ привидѣніи очи вѣсть видѣли мы ихъ явленіе, видѣли Ивана чудотворца, изъ часовни смотритъ онъ государь чудотворецъ Иванъ сквозь окончину, и не единожды видѣли, а видѣніе то видѣли во 122 (1614 году)". Наконецъ, старики столѣтніе, старые памятухи, полагаясь исключительно на свою память, свидѣтельствовали, что они помнили лѣтъ за 70 и 80, какъ начали быть проща и чудеса" {Сборн. Солов. библ. No 182.}. Такъ какъ византійское ученіе не имѣло своей задачей (что увидимъ дальше) -- развивать въ народѣ раціональное мышленіе,-- то темный народъ всяко перетолковывалъ его по своему и выводилъ изъ него всякія своеобразныя понятія. Внѣшне-обрядовое, чувственно-образное восточно-византійское міросозерцаніе, въ этомъ отношеніи, особенно гармонировало съ восточнымъ чувственно-образнымъ умонастроеніемъ русскаго народа. При господствѣ чувствъ надъ разумомъ, самое созерцаніе церковно-обрядовой внѣшности, иконъ и т. п., въ противность ученію православной церкви, возбуждало въ грубомъ и суевѣрномъ народѣ разныя суевѣрныя и ложныя представленія. Наприм., народъ видѣлъ въ церквахъ писавшійся по византійскимъ, иконописнымъ подлинникамъ "образъ огненнаго восхожденія св. пророка Иліи", о которомъ въ иконописныхъ подлинникахъ замѣчено: "образъ огненнаго восхожденія св. пророка Иліи -- чудотворный, на праздникъ его огонь сходилъ съ небеси, и окрестъ образа пламень видимъ былъ человѣкамъ". Въ тоже время народъ слышалъ въ церквахъ пѣснь: "Илія возгремѣвый на огненной колесницѣ", и слышалъ поученіе, въ которомъ пророкъ Илія назывался "огненоснымъ и тученоснымъ облакомъ, небопарнымъ орломъ, огненоснымъ пророкомъ, шествующимъ на огненныхъ коняхъ" и т. п. {Сборн. Солов. библ. No 804, л. 219--223. Буслаева II, 377.} И вотъ, не понявши всего этого восточно тропическаго изображенія или оборота рѣчи, темный народъ составилъ представленіе, что Илья пророкъ производитъ громъ и молнію, разъѣзжая по небу на огненной колесницѣ, не смотря на то, что церковные учители, подобные Кириллу Бѣлозерскому, не раздѣляли подобнаго представленія народа, а знали ученіе о громѣ Галена. Точно также, подъ вліяніемъ византійскихъ иконописныхъ подлинниковъ, въ народѣ развилась и укоренилась религіозная санкція бороды и древней одежды. Народъ постоянно созерцалъ, наприм., такія древнія священныя изображенія, писавшіяся съ строгимъ соблюденіемъ правилъ византійскихъ иконописныхъ лицевыхъ подлинниковъ: "Авксентій русъ, какъ Козьма, борода не велика, риза верхняя багоръ, средняя празелень, исподняя вохра; великій князь муромскій Константинъ -- надсѣдъ, кудреватъ, брада поуже Власіевы, и подолѣ, на двое, шапка на главѣ, шуба на немъ багоръ, омахи куньи"; или: "благовѣрный князь Михаилъ тверской -- брада по Власіеву, шапка на главѣ, шуба на немъ лазорь, исподъ багоръ, отворотъ куней" и т. п. Иконописныя лицевые подлинники, подробно описывая такимъ образомъ волосы, и особенно бороду и одежду какъ восточныхъ, такъ и русскихъ святыхъ, въ тоже время строго предписывали соблюдать эти изображенія бороды и одежды. {Буслаева, Истор. Очер. Рус. народ. Словесн. и Искусства II, 345, 347, 851, 352, 424 др.} Кромѣ того, народъ постоянно созерцалъ на иконѣ страшнаго суда сонмы праведниковъ -- "вси имущи брады", и слышалъ такое поученіе, повторявшееся и въ подлинникахъ: "взирайте часто на икону страшнаго втораго Христова пришествія, и видите праведныя -- вси имущи брады, на, шуей же стоящій бесермени, и еретики, люторы и поляки и иные подобные -- брадобритвенники, точію имущій едины усы, яко имутъ кошки и псы" и проч. {Буслаева II, 235.}. И вотъ постоянно созерцая такіе лики святыхъ съ брадами, въ древнихъ и священныхъ образцахъ одѣянья, и слыша строгую заповѣдь -- во всемъ подражать имъ,-- народъ до того усвоилъ эту религіозную санкцію бороды и древней одежды, что послѣ поднялъ изъ-за этого расколъ и бунты. Вообще, вслѣдствіе вѣковаго преобладанія внѣшнихъ чувствъ надъ разумомъ, отъ смѣшенія византійскаго и народнаго чувственно-образнаго міросозерцанія, въ народѣ до того развилось и укоренилось чувственно-образное умонастроеніе, что въ концѣ XVII и въ XVIII столѣтіи онъ хотѣлъ видѣть даже самого Христа, Саваофа, Богородицу и всѣ таинственныя церковныя изображенія въ непосредственно-чувственной наглядности и осязаемости, въ живыхъ лицахъ и образахъ. Напримѣръ, когда расколъ, раздробившись на сотни разноголосныхъ толковъ, растерялся и не зналъ, чему и какъ вѣровать и поклоняться,-- многіе суевѣры, "собираясь на одно мѣсто", стали молиться: "Господи, Господи, явися намъ, Господи, въ крестѣ или въ образѣ, чтобъ было чему молитися или вѣровати". И вотъ, пользуясь чувственно-образнымъ умонастроеніемъ суевѣрной толпы, явились самозванцы-саваофы и христы, я возникла секта людей божіихъ и скопцовъ, которая стала созерцать Саваофа, Христа и Богородицу въ живыхъ лицахъ простыхъ мужиковъ и бабъ, и все невидимое, сверхчувственное стала воплощать въ видимыя, осязательныя, чувственныя формы, или, какъ сектанты сами выражаются, показывать въ натурѣ. Такъ, люди Божіи говорятъ, что образецъ круговаго радѣнья взятъ ими съ какого-то древняго лицеваго, нагляднаго изображенія, на которомъ представлены стоящіе въ кругу ангелы и посреди ихъ Христосъ съ овцой въ рукахъ; по краямъ картины изображены евангелисты и апостолы съ разными музыкальными инструментами; падпись на картинѣ: "ликовствованіе". Люди божіи говорятъ, что "какъ на небеси ангелы, такожде и человѣцы да творятъ на земли, и что все оное изображеніе должно показать въ натурѣ". И они показываютъ его въ натурѣ, въ своихъ ликованьяхъ и радѣньяхъ, во время которыхъ экзальтируются до галлюцинаціонныхъ видѣній разныхъ образовъ и явленій и до галлюцинаціонныхъ слышаній разныхъ сверхъестественныхъ голосовъ, на основаніи которыхъ пророки и пророчицы, въ галлюцинаціонномъ экстазѣ, пророчествуютъ до умоизступленія.

Развитіе такого сенсуально-галлюцинаціоннаго и сверхчувственнаго умонастроенія народа при господствѣ чувствъ надъ разумомъ, было особенно вредно для народнаго умственнаго развитія и-направленія при тѣхъ патологическихъ особенностяхъ и явленіяхъ народнаго умонастроенія, которыя столь обычны были въ древней Россіи и также неизбѣжно отзывались на умственной жизни русскаго народа, неизбѣжно парализировали и ослабляли его интеллектуальныя силы. Замѣчено, что сѣверныя, холодныя страны вообще способствуютъ развитію нервныхъ страданій. Такъ, въ 1841--1842 г. въ сельскихъ мѣстностяхъ центральной Швеціи замѣчена была болѣзнь, обнаруживающаяся въ корчахъ, спазмахъ и въ экстазѣ. Одержимые ею воображали и разсказывали, что они будто бы видѣли разныя божественныя, сверхъестественныя явленія, получали свыше разныя откровенія, и чувствовали экстатическій, болѣзненный позывъ къ проповѣдничеству и пророчеству. Не даромъ и вообще на сѣверѣ Европы больше являлось такихъ людей, какъ Сведенборгъ и т. п. Точно также въ Россіи и Сибири всѣ сѣверные народы отличаются особенною, болѣзненною нервно-сенсуальною раздражительностью. Георги, наприм., говоритъ о самоѣдахъ и другихъ сѣверныхъ племенахъ: "многіе, а особливо изъ женщинъ, чрезвычайно пугливы. Когда такіе люди испугаются, или нечаянно увидятъ нѣчто страшное, и такъ далѣе, то бываютъ такъ, какъ и лопарскія женщины, внѣ себя, и приходятъ опять въ чувство не скоро и при большой слабости. Иные не могутъ терпѣть свисту, нечаяннаго къ нимъ прикосновенія, да и самаго малаго шуму и стуку, и отъ того становятся бѣшены. Это свойственно имъ обще съ остяками, тунгусами, якутами и всѣми въ ближайшихъ къ сѣверу мѣстахъ живущими народами; почему и надобно искать тому причины въ мѣстоположеніи и суевѣрныхъ страшилищахъ, которыми пугаютъ ихъ съ самаго младенчества". {См. Георги, описан. народовъ. Спб. 1799 г. ч. III, стр. 5--6} Точно также, и въ народѣ русскомъ, особенно въ сѣверно-поморскихъ областяхъ, искони замѣчалось особенное развитіе нѣкоторыхъ нервныхъ страданій и припадковъ. Послѣ эпидемическихъ и столь свойственныхъ нашему климату гемороидальныхъ болѣзней,-- въ древней Россіи весьма обыкновенны были болѣзни нервныя, припадки эпилептическіе, каталептическіе и истерическіе {Костомарова, 191.} Болѣзни эти имѣли разныя народныя наименованія, какъ напримѣръ: камчугъ, френьчугъ, бѣснованіе, головная болѣзнь, разслабленіе, забытье ума, болѣзнь умомъ, лишеніе ума, трясеніе, икота и проч. Особенно много было въ древней Россіи "бѣсноватыхъ а больныхъ умомъ". Наприм., по одному сказанію, изъ 92 болѣзненныхъ случаевъ, было 13 человѣкъ бѣсноватыхъ, 22 "больныхъ умомъ", тогда какъ прочими болѣзнями страдали только ютъ 1 до 6 человѣкъ. По другому сказанію, изъ 20 разныхъ больныхъ, 4 человѣка были "больны умомъ" или "смятены умомъ" "въ забытіи и разслабленіи ума", тогда какъ на другія болѣзни приходится только по 1 человѣку. {Повѣсть о Прокопіѣ Устюжскомъ. Сборн. солов. библіот. No 826.} Или изъ 17 больныхъ, упоминаемыхъ въ повѣсти объ Евфросинѣ псковскомъ, 4 человѣка были сумасшедшіе. Припадки сумасшествія были страшные {Кстати считаемъ не лишнимъ замѣтить здѣсь, что для исторіи народныхъ понятій, особенно медицинскихъ, не лишнее было бы собрать изъ древнихъ источниковъ всѣ свѣденія о народныхъ болѣзняхъ, а также и о способахъ ихъ леченья. Относительно болѣзней немаловажный источникъ свѣденій представляютъ древнія народныя сказанія и повѣсти о чудесахъ русскихъ святыхъ, сопровождающія обыкновенно жизнеописаніе каждаго русскаго святого. Здѣсь упоминаются, напримѣръ, такого рода болѣзни: болѣнъ умомъ или боля умомъ, смятенъ умомъ, одержимъ лихою болѣзнію щепотою, имѣя у правы руки три персты въ длинъ отъ роженья, очная болѣзнь, слѣпота очная, дѣвица больна главою и очима лѣто едино, падучая болѣзнь, огненная болѣзнь, огница, студеная болѣзнь, ползая на колѣняхъ 12 лѣтъ, 12 лѣтъ глуха жена, забытіе ума, безъ очей полтора года, разслабленіе, росла утроба, имѣлъ сухую руку, ноги скорчены, больна бѣ сердечною болѣзнію, болѣнъ бѣ гортанью и языкъ отнялся, зубная болѣзнь (часто), болѣзнь огневая и ума изступленіе 9 недѣль; небреженіемъ своимъ въ постъ рождества христова за недѣлю до праздника нихъ вино и отъ сего весьма изнемогъ тяжцѣ очною болѣзнію и всею главою, врачевахся отъ нѣкоего человѣка быліемъ и ничтоже успѣ, но наипаче въ горшая впадохъ, потече изъ гортани моея кровь, не уставная, яко вода во всю ночь ону: азъ же призывахъ убо и иныхъ врачевъ, но и отъ тѣхъ также ни единыя пользы обрѣтахъ. (Сборн. Сол. библ. No 182)}. Весьма часты были припадки эпилепсіи, особенно между женщинами. А если вѣрны наблюденія и Выводъ Эскироля, что изъ 339 эпилептическихъ женщинъ 289 были умалишенные, т. е. 4/5 то не удивительно, что при сильномъ проявленіи въ древней Россіи припадковъ эпилептическихъ, особенно между женщинами, такъ часты были и разныя проявленія сумасшествія. Особенно часто являлись болѣзненно-эцзальтированныя дѣвицы и женщины. Страдая разстройствомъ нервовъ и галлюцинаціями чувствъ, онѣ ходили по улицамъ городовъ и разсказывали про разныя видѣнія. Наприм., въ лѣто 1499-е ходила дѣвица въ Ростовѣ изъ-за озера именемъ Гликерія, и сказывала, что явился ей Илья пророкъ да св. мученица Параскева пятница, и потомъ восхищена бысть невидимою силою и мнящися быти ей на небеси, и видѣла пречистую Богородицу, и по двою дни паки явилась ей и говорила, чтобы люди молилися Богу, а матерно бы не бранились и страшными бы клятвами не клялися, церкви бы украшали и милостыню бы творили невозбранно {Лѣтописецъ вкратцѣ русск. земли. рукоп. проф. В. Н. Григоровича No 36-37.}. Въ XVI вѣкѣ сумасшедшихъ или галлюцинирующихъ пророковъ и особенно пророчицъ являлось такое множество, что стоглавый соборъ просилъ царя, чтобы онъ велѣлъ жителямъ гонять ихъ отъ себя. То были преимущественно старыя дѣвки: онѣ бѣгали босыя, тряслись, падали, коверкались, бились, и такимъ образомъ приходили въ экстазъ и экзальтировались до галлюцинацій и предсказывали будущее, возвѣщая народу разныя заповѣди, въ родѣ слѣдующихъ: "бабы не прядите и печей не топите по средамъ и по пятницамъ: святые апостолы и святая пятница намъ являлись и не велѣли". Въ 1641 году, въ сѣверномъ поморьи, вдругъ въ нѣсколькихъ волостяхъ, многія женщины помѣшались на мысли "о богомерзкомъ табакѣ"; имъ стали мерещиться галлюцинаціонныя видѣнія Спаса, Богородицы и "Каменія огненнаго, спадающаго съ неба", и въ галлюцинаціяхъ слуха имъ слышался голосъ свыше, повелѣвавшій "росписи росписывать и разсылать по всѣмъ городамъ и по погостамъ и по волостямъ, чтобы православные христіане отнюдь табаки не пили, а будетъ станутъ пить табаку, за ихъ непослушанье будетъ на землю каменія много испущено" {Сборн. солов. библ. No 925 л. 35-45.}. Очень часто въ разныхъ мѣстахъ появлялись бѣснующіяся и кликуши. Особенно иного ихъ было, на поморскомъ сѣверѣ: въ бѣшенствѣ онѣ, по словамъ одного сказанія, "поревахуся въ огонь и въ воду, ихъ связывали, затворяли въ особыхъ храминахъ, у которыхъ двери изину заклепывали", и онѣ все-таки вырывались оттуда; когда вели ихъ въ церкви на молебны, онѣ на молебнахъ боролись съ державшими ихъ людьми, пять человѣкъ едва сдерживали одну изъ нихъ; во время чтенія евангелія "начнутъ усты своими нелѣпая глаголати и дивьячитися къ окружающимъ ихъ, какъ невозможно сказати; и начнутъ трепетати и на плечи держащихъ вскакати и невозможно плевати въ людей" {Сборн. Сол. библ. No 182. Вообще о бѣснующихся женщинахъ "ходили изустныя и письменныя повѣсти самыя мрачныя и самыя фантастическія. Особенно замѣчательна повѣсть о Соломоніи священнической дочери. См. пам. стар. рус. литер. 1, 150--167.}. При вѣковомъ господствѣ внѣшнихъ чувствъ надъ разумомъ и мышленіемъ, и при сильномъ укорененіи и своеобразномъ пониманіи народомъ восточно-византійскаго, чувственно-образнаго и сверхчувственнаго міросозерцанія, -- особеннорѣзко и часто выдавались патологическія явленія въ нервной сферѣ чувствъ -- галлюцинаціи зрѣнія, слуха, осязанія и обонянія, и всегда обыкновенно съ оттѣнкомъ мистическаго направленія. Вслѣдствіе галлюцинацій зрѣнія и слуха, подъ вліяніемъ супранатуралѣнаго міросозерцанія, -- видѣли, какъ мы сказали уже, всякія сверхчувственныя видѣнія, слышали всякія сверхчувственные голоса. Разсказами объ этихъ галлюцинаціонныхъ видѣніяхъ и слышаніяхъ наполнены древне-русскія легенды о чудесахъ, особенно легенды сѣверно-поморскія. Особенно часто бывали, какъ мы видѣли, "галлюцинаціи пустыни", случавшіяся особенно въ сѣверо-восточныхъ лѣсныхъ пустыняхъ. Вотъ идетъ, наприм., въ пустынѣ сѣверно-поморской отшельникъ, простолюдинъ, почерпнуть воды въ рѣкѣ Хозюгѣ,-- и вдругъ видитъ "на берегу лежитъ женщина въ чериленной ризѣ, аки мертва", и думаетъ откуда бы она могла явиться сюда, ни откуда нѣтъ дороги въ пустыню,-- а оказывается въ дѣйствительности, что то колода, -- "дерево гнило" Въ той же пустынѣ, пастухъ видитъ "аки древо слонящееся нѣкое" -- страшнаго человѣка, слышитъ "колоколецъ" и видитъ "демона лѣснаго", борющагося съ Никодимомъ Кожеезерскимъ {Сборн. No 182.}. Въ 1594 году одинъ поморскій крестьянинъ съ Подвинья, изъ мѣстечка Конецъ-Горье, разсказывалъ про себя: "во время страдное, шолъ я въ лугъ на пожню сѣно косить, и пришелъ къ озерку, и отъ солнечнаго зноя хотѣлъ купатися, и влѣзъ купатися въ озерко, и былъ въ изступленіи ума, и началъ бѣгать по лугамъ и по лѣсу, и нѣкоторые отъ сосѣдъ нашихъ видѣли и поймали меня, связали и привели домой, и стеклись родители и ближніе мои, и не было отъ меня отвѣта къ нимъ, такъ они то сказали мнѣ послѣди,-- и я увидѣлъ около себя человѣка какъ древіе велико слонящееся, и посреди ихъ увидѣлъ страшнаго нѣкоего и не лѣпаго образомъ, грозящаго на меня и хотѣвшаго меня поглотить, и внезапно пришелъ свѣтъ и освѣтилъ меня, и явился мнѣ человѣкъ свѣтозарный, взоромъ и доброзрачный лицомъ, и саномъ украшенный, съ черной бородой и сказалъ мнѣ: Яковъ, не бойся мрачнаго и темнообразнаго демона! И послѣ того видѣнья пришелъ я въ умъ, и родители мои и бывшіе тутъ люди спрашивали меня, съ кѣмъ я говорилъ, и я сказалъ имъ бывшее, что видѣлъ и слышалъ." {Сборн. сол. библ. No 172.} Галлюцинаціи зрѣнія и слуха особенно часты и сильны были въ болѣзняхъ. Наприм., одна поморская женщина изъ Ненокоцкаго усолья говорила: "была я въ Лямецкомъ погостѣ въ 99 (1591) году въ черномъ недугѣ три года, и въ привидѣніи очи вѣсть пришелъ ко мнѣ человѣкъ незнаемъ и далъ мнѣ просфору съѣсти, и сказалъ: "завѣчайся итти въ яренгу!" {Ibid.} Изъ того же" Ненокоцкаго усолья одинъ крестьянинъ говорилъ: "лежалъ я въ болѣзни огневой и ума изступился во 128 (1620) году на девять недѣль, и лежачи въ видѣніи видѣлъ я: въ вечеру при огнѣ пришолъ ко мнѣ человѣкъ незнакомый и говорилъ мнѣ: для чего ты лежишь, а не молишься" и проч. Вообще, больные въ изступленіи ума, видѣли разныхъ "необыкновенныхъ и незнаемыхъ" людей и слышали отъ нихъ разныя "завѣчанія", клонившіяся большею частію къ ихь выздоровленію. При чрезмѣрномъ распространеніи болѣзни пьянства,-- весьма часто сходили съ ума вслѣдствіе припадковъ alcogolismus chronicus или delirium tremens. Наприм., изъ 17 больныхъ, упоминаемыхъ въ повѣсти о чудесахъ Евфросина псковскаго, 4 человѣка были больны сумасшествіемъ, и двое изъ нихъ сошли съ ума отъ пьянства. Наприм., объ одномъ сумасшедшемъ сказано: "Случися ему пьянственнымъ недугомъ объяту бывшу безъ воздержанія, и вниде въ него нечистый духъ, ума ему изступившу, и не подобныя глаголющу не токмо человѣкамъ, но и Богу и святымъ: не онъ бо глаголюще, но живый въ немъ бѣсъ глаголаше". О другомъ сумасшедшемъ замѣчено: "нача пити, и ума изступилъ, и нача бѣсноватися и нелѣпѣ глаголы странны глаголаніе". Вообще, подобными патологическими фактами преисполнены древне русскія повѣсти о чудесахъ и видѣніяхъ {Пам. стар. р. лит. IV, 106--117.}. Иногда въ селахъ и на посадахъ являлось вдругъ по нѣсколько человѣкъ, страдавшихъ нервнымъ разстройствомъ и галлюцинаціями. Предки наши не могли понимать различныхъ психіатрическихъ и патологическихъ явленій нервной системы, и объявляли ихъ порчей, называли неопредѣленно "различными всякими совѣстьми" и т. п. Наприм., въ одной челобитной XVII в. (1665 или 1671 года) читаемъ: "бьютъ челомъ и являютъ сироты твои, государевы, Шуи посаду земскій староста, и во всѣхъ посадскихъ людей мѣсто: волею Божіею и за умноженіе грѣховъ ради нашихъ, въ Шуѣ на посадѣ объявляются грѣшные люди, порченые мужеска и женска полу, различными всякими совѣстьми мучимы бываютъ, иные на свадьбахъ, а иные невѣдомою статьею, и мучатся многое время, и отъ чего какія вражія совѣсти чинятся, и того намъ, сиротамъ, недовѣдомо" {Акты Шуи. Чтен. Общ. Ист. 1860 кн. 3 отд. V, стр. 21, актъ 17.}.

При столь частыхъ въ древней Россіи нервныхъ болѣзняхъ и вообще патологическихъ проявленіяхъ народнаго умонастроенія,-- могло ли быть вполнѣ здорово интеллектуальное развитіе русскаго народа. Не даромъ умственная исторія его исполнена самыми патологическими проявленіями и галлюцинаціями органовъ чувствъ, воображенія и мысли, самыми мрачными умственными заблужденіями, которыя сильно задерживали и доселѣ задерживаютъ интеллектуальное развитіе русскаго народа, парализируя и разстраивая его умственныя силы. Чтобы объяснить многія мрачныя явленія въ умственной жизни русскаго народа, какъ, наприм., необыкновенное развитіе галлюцинацій волшебства и кудесничества, а также нѣкоторыя сумасбродныя секты раскола, равно какъ экзальтированныя проявленія масонства и т. п., намъ кажется, надобно обратить вниманіе на физіологію и патологію умственной исторіи русскаго народа. Можно положительно сказать, что многія, самыя мрачныя умственныя направленія и заблужденія нашего народа, особенно простонародья, имѣютъ источники свои въ нервномъ патологизмѣ, ведутъ начало свое отъ галлюцинаторовъ и сумасшедшихъ, являвшихся въ видѣ волхвовъ, чародѣевъ и кудесниковъ, въ видѣ расколоучителей и т. п. Темный народъ, не понимая истинныхъ причинъ этихъ болѣзненныхъ явленій человѣческаго организма, принималъ ихъ за необыкновенныхъ, боговдохновенныхъ людей, за пророковъ и учителей, даже за христовъ, Саваофовъ и богородицъ, -- и такимъ образомъ галлюцинаціи ихъ и сумасшедшія заблужденія и бредни распространялись и укоренялись въ непонимающемъ и суевѣрномъ народѣ, какъ новыя ученія, какъ истица, вдохновенная свыше. Вотъ, напримѣръ, въ XVII вѣкѣ, въ эпоху сильнаго нервно-экзальтированнаго возбужденія и напряженія раскольничьяго умонастроенія въ народѣ, возникла, и въ первой половинѣ XVIII столѣтія особенно свирѣпствовала секта самосожигальщиковъ и морельщиковъ. Фанатическая горячность и экзальтація расколоученія и потомъ страхъ жестокихъ гоненій разстраивали нервы расколоучителей-энтузіастовъ,-- и они, въ умственномъ разстройствѣ и сумасшествіи, дошли до сумазбродной идеи самосожженія и самоумерщвленія. Сѣверный, холодный климатъ, кажется, еще болѣе способствовалъ развитію такого нервнаго разстройства. Въ западной Сибири, въ тобольскомъ уѣздѣ, нѣкоторыя монахини, послѣдовательницы секты самосожигальщиковъ, бились о землю, тряслись и экзальтировались до галлюцинаціоннаго видѣнія отверстыхъ небесъ и т. п.: "въ тобольскомъ уѣздѣ,-- читаемъ въ актахъ,-- въ пустыни у старца Данила, проповѣдывавшаго самосожигательство, наученіемъ сатанинскимъ старицы и дѣвки бились о землю, и говорили онѣ въ то время какъ бились, что видѣли пресвятую Богородицу и небо отверсто, ангелы вѣнцы держатъ тѣмъ людямъ, которые въ той пустынѣ постригались". Слыша о такихъ галлюцинаціонныхъ видѣньяхъ въ пустынѣ старца Данилы, народъ тысячами сходился въ пустыню, и потомъ тысячами подвергался самосожженію {Дополн. къ А. И. VIII, л. 50.}. Вообще, секта самосожигальщиковъ и морельщиковъ, въ своемъ умственномъ изступленіи, множество народа сводила съ ума, не только сумазброднымъ ученіемъ, но и всякимъ обманомъ чувствъ, колдовствомъ, всякими волшебными порошками, ягодами и т. п.,-- и потомъ тысячами его сожигала. Одинъ, нѣкто Андрей, поморянинъ,-- говоритъ Димитрій Ростовскій,-- сожегъ людей болѣе 3000; другой, вологодскій старецъ, сожегъ болѣе 2000, третій сожегъ болѣе 1,900 человѣкъ; сожигатели устраивали по лѣсамъ особыя большія хоромы, сажали туда по 200 и по 300 человѣкъ, обкладывали домъ соломой, хворостомъ, берестой, смолой, сѣрой, селитрой, и сожигали. Кромѣ того, по словамъ Димитрія Ростовскаго, была особая секта самосожигальщиковъ, которые сами, собираясь въ большія хоромины, поджигали ихъ и сгарали. Очевидно, что подобныя заблужденія и самоубійства совершались въ припадкѣ сумасшествія. Точно также, и вслѣдствіе такого же умственнаго, нервно-мозговаго разстройства, такъ называемые "Морельщики" измыслили сумазбродное ученіе о самоубійствѣ и самоумерщвленіи плоти голодомъ, потопленіемъ, удавленіемъ и т. п., и не одну тысячу простыхъ людей, мужчинъ и женщинъ, поморили голодомъ въ затворахъ, въ подземельныхъ ямахъ и пещерахъ, утопили въ водахъ, задушили въ петляхъ и т. п. Изъ какого Источника проистекали всѣ эти дикія, мрачныя заблужденія? Очевидно, это были слѣдствія органическаго разстройства мозга или нервной системы, сумасшествія. Димитрій Ростовскій, говоря о современныхъ ему сожигальщикахъ, самосожженцахъ и морельщикахъ, о нѣкоторыхъ изъ нихъ прямо замѣчаетъ: "абіе сотворися внѣ ума, и измѣнися лицемъ и очима, и вси тому внезапному измѣненію удивишася и ужасни быша". "Самосожигальщики и морельщики, -- говоритъ онъ вкусивши ягодъ волшебныхъ, наприм., порошка изъ высушеннаго и истолченнаго сердца младенческаго и т. п., абіе желаютъ себѣ смерти, аки бы за Христа, или сожещися, или утопитися въ водѣ или удавитися, аки изступящіи отъ ума" {Розыскъ изд. 1753 г. ч. III гл. X, XIV и вообще см. главы VII--XIX.}. Точно также чисто патологическое умонастроеніе, сумасшествіе, создало нелѣпую секту скопцовъ. Основатель ея, Селивановъ, безспорно психіатрическая личность. Онъ страдалъ умственнымъ разстройствомъ или сумасшествіемъ. Не даромъ, по возвращеніи изъ ссылки изъ Иркутска въ Петербургъ въ 1797 году, онъ, до 8 марта 1808 года, содержался въ сумасшедшемъ домѣ {См. статью г. Крыжика о скопцахъ Симбир. губер. въ Запискахъ Географія. Общ. по отдѣлу этнографіи 1867 т. I, стр. 492.}. И достаточно прочитать его безсвязно-сумазбродное "Посланіе къ скопцамъ", чтобы убѣдиться въ разстройствѣ его ума {Посланіе Селиванова въ Чтен. Общ. Истор.}. Да и всѣ экстатическія, экзальтированныя видѣнья, пляски, сумазбродныя, изступленно-восторженныя пророчества и забалтыванья съ лѣнящейся во рту слюной, умоизступленныя и бѣшеныя самобичеванья, конвульсивныя трясенья и разныя сверхчувственныя видѣнья и слышанья скопческихъ пророковъ и пророчицъ суть ничто иное, какъ проявленіе патологическаго умонастроенія, галлюцинацій внѣшнихъ чувствъ, и въ особенности -- зрѣнія и слуха, и вообще разстройства нервной системы {Подробности см. въ ст. г. Крыжина и въ Запискахъ о скопцахъ свящ. Георгіевскаго въ Зап. Геогр. Общ. По отд. этнограф. 1867 т. I, стр. 485--539. Также -- въ Правосл. Собес. 1858 г. "объ обществѣ людей Божіихъ скопцовъ".}. Наконецъ, вспомнимъ печальный патологическій фактъ или переломъ въ исторіи русской мысли, совершившійся въ концѣ XVIII столѣтія. Вслѣдствіе вѣковаго господства чувствъ надъ разумомъ и вѣковаго отсутствія предварительнаго, генеративно-послѣдовательнаго, историческаго развитія теоретической мыслительности,-- юная русская мысль, по своей неразвитости и малосилію, не могла, такъ сказать, переварить и здравымъ разсудкомъ ассимилировать, усвоить себѣ великихъ критическихъ идей философіи и естествознанія XVIII вѣка. И вотъ, старая мономанія чувственнаго созерцанія природы и патологическое, сенсуально-галлюцинаціонное умонастроеніе во многихъ членахъ Новиковскаго масонскаго общества повторились со всѣми своими припадками и пароксизмами, только въ видоизмѣненной формѣ, развившейся подъ вліяніемъ мистико-идеалистическаго умственнаго патологизма тогдашнихъ духовидцевъ, спиритистовъ, иллюминатовъ, мартинистовъ и т. п. Вѣковое, допетровское господство непосредственно натуральнаго сенсуализма, господства чувствъ надъ разумомъ и теоретическимъ мышленіемъ сказалось и въ этомъ патологическомъ умонастроеніи мистиковъ-масоновъ. Наприм., Невзоровъ, не смотря на то, что изучалъ медицинскія науки за границей, потомъ проповѣдовалъ какую-то мистическую, нравственную медицину, защищая достаточность поверхностной естествопознавательной наблюдательности внѣшнихъ чувствъ, особенно зрѣнія, и бтрицалъ высшую, основательную экспериментальную разработку положительныхъ, естественныхъ наукъ, подробныя и тщательныя изслѣдованія, опыты и наблюденія въ области естествознанія, особенно отрицалъ высшія, наиболѣе сложныя изслѣдованія и опыты физико-химическіе, вѣря въ какую-то Нарацельсову или мистико-спиритуалистическую алхимію и химическую псалтирь. "Въ публичныхъ школахъ и университетахъ,-- писалъ Невзоровъ,-- натуру болѣе гораздо стараются знать, нежели то нужно для общежительнаго состоянія. Прежде всего знать и непрестанно памятовать должно, что въ злохудожную душу не входитъ премудрость, что въ такомъ случаѣ неоспоримое правило и законъ, Богомъ установленный, есть тотъ, чтобы познать себя, исправить себя въ духѣ и очистить отъ страстей; иначе плавая въ морѣ таинствъ, мы будемъ слѣпы! Чтобы созерцать славу Божію и видѣть таинства его творенія,-- для сего не нужны великихъ издержекъ стоящія лабораторіи и пышные химическіе снаряды. Иди безъ всего смотрѣть, какъ сѣмя, брошенное въ землю, гніетъ, возрождается, растетъ и дѣлается новымъ сѣменемъ; поди всякій бѣдный съ пастушьимъ посохомъ къ муравью, пчелѣ, бобру и другимъ животнымъ, и смотри, какъ всеобщій промыслительный отецъ всякой твари далъ свой смыслъ и способность свойственнымъ себѣ образомъ пещись о своемъ благосостояніи и пропитаніи: поди ко всякому насѣкомому и смотри, какъ оно родится въ яйцѣ, дѣлается червякомъ и проч. Исправь себя, откинь всѣ злыя склонности и грубую чувственность, изъ злохудожной души сдѣлай добрую: тогда вся природа явится тебѣ въ новомъ видѣ, и милліоны откроются таинствъ ея" {Галахова, Исторія рус. литературы ч. I.}. Издавая журналъ "Другъ юношества" (1810 г.), Невзоровъ въ "Предисловіи къ разговору Натуры, Меркурія и алхимиста" изложилъ свой мистическій взглядъ на всеобщую медицину и химію. Медицина и химія, по его понятію, это ничто иное, какъ аллегорія морали. Что касается до авторовъ, писавшихъ о химіи,-- говоритъ онъ,-- то лучшіе между ними, для извѣстныхъ имъ причинъ, въ сочиненіяхъ своихъ скрыли аллегорію нравственности человѣческой и подъ видомъ химическихъ операцій разумѣли ходъ и обороты исправленія и усовершенствованія человѣческаго духа" {Ibid.}. Такой странный мистическій взглядъ на естественныя науки и особенно на химію, еще рельефнѣе высказанный другими мистиками-масонами, былъ вреденъ особенно тѣмъ, что преподавался съ университетскихъ кафедръ даже еще въ 30-тыхъ годахъ нынѣшняго столѣтія, какъ напр., кіевскимъ профессоромъ химіи Зѣновичемъ, что увидимъ далѣе. При господствѣ чувствъ надъ разумомъ и по слабосилію Мышленія, многіе русскіе умы, не смогши совладать съ великими, міровыми идеями и теоріями Ньютона, Лапласа, Лавуазье, Канта и т. д., вдругъ отшатнулись отъ естественно-научнаго раціонализма и философскихъ идей XVIII вѣка, пошатнулись въ самомъ умонастроеніи и образѣ мыслей, -- и погрузились въ самый мрачный, въ самый странный, психіатрическій спиритуализмъ и мистицизмъ. "Вначалѣ, -- говоритъ Лопухинъ, -- я больше старался утвердить себя въ вольнодумствѣ и охотно читалъ Вольтеровы насмѣшки надъ религіей, Руссовы опроверженія и прочія подобныя сочиненія. Весьма замѣчательный со мною случай перемѣнилъ вкусъ моего чтенія и рѣшительно отвратилъ меня отъ вольнодумства. Читая извѣстную книгу Systeme de la Nature, съ восхищеніемъ читалъ я въ концѣ ея извлеченіе всей книги, подъ именемъ устава натуры (Code de la Nature). Я перевелъ уставъ этотъ, любовался своимъ переводомъ, но напечатать его было нельзя. Я расположился разсѣевать его въ рукописяхъ. Но только что дописали первую самымъ красивымъ письмомъ, какъ вдругъ почувствовалъ я неописанное раскаяніе. Не могъ заснуть ночью, прежде нежели сжегъ я и красивую мою тетрадку и черную. Но все я не былъ спокоенъ, пока не написалъ въ очищеніе себя разсужденія о злоупотребленіи разума нѣкоторыми новыми писателями и проч. Сіе происходило года за два до вступленія моего въ общество (мартинистовъ, масоновъ). Первыя же книги, родившія во мнѣ охоту къ чтенію духовныхъ книгъ, была извѣстная "о заблужденіяхъ и истинѣ" (С. Мартена) и Арндта "о истинномъ христіанствѣ" {Записки Лопухина въ Чтен. Общ. Ист. 1860 кн. 2, стр. 14--15.}. Такой же переломъ мысли совершился и во многихъ другихъ. Мистическое и болѣзненное умонастроеніе ихъ дошло, наконецъ, какъ извѣстно, до странныхъ заблужденій. Они стали изучать не chimie philosophique Лавуазье, а "химическую псалтырь" Парацельса, Бэма или Сведенборга вмѣсто Галилея, Ньютона и Лапласа. Вмѣсто изученія положительной, естественно-научной медицины и химіи, они, какъ наприм. Невзоровъ, учившійся медицинѣ за-границей, предлагали какую-то свою всеобщую нравственную медицину и химію и герметическія науки". Въ умственномъ натологизмѣ или разстройствѣ, они, вдругъ, по галлюцинаціонному вдохновенію и экзальтаціи, измышляли свои мистическія науки. "Вдругъ за обѣдомъ,-- писалъ Лопухинъ, -- пришла мнѣ мысль о "духовномъ рыцарѣ". Отобѣдавши, тотчасъ пошолъ я прогуляться, въ прогулкѣ составился весь планъ, и я скорыми шагами воротился домой, принялся писать, почти не вставая съ мѣста, писалъ часовъ 6, и кончилъ сіе сочиненіе. Въ этой піесѣ краткими чертами представлены главные пункты герметической науки, образъ ея святилища, ходъ внутренняго обновленія человѣка и начала самопознанія и глубокой морали" {Зап. Лопух. 30.}. Этотъ патологическій фактъ или переломъ въ исторіи юной русской мысли печаленъ особенно тѣмъ, что онъ совершился въ умонастроеніи почти самыхъ лучшихъ друзей и пропагандистовъ народнаго просвѣщенія, каковы были, наприм. Новиковъ и все его "Дружеское общество". Онъ совратилъ, такимъ образомъ, съ пути прямаго и здороваго интеллектуальнаго развитія и движенія въ Россіи самыхъ лучшихъ, передовыхъ его двигателей и руководителей, или многихъ изъ нихъ. А это печальное обстоятельство отозвалось, въ свою очередь, и на общемъ интеллектуальномъ развитіи и направленіи русскаго общества. Многіе, какъ увидимъ далѣе, стали думать и утверждать, что разумъ, естествознаніе и философія опасны и даже вредны для русскихъ умовъ. Отсюда развилась эта іезуитски-мистическая реакція, фанатическими ревнителями которой явились потомъ Руничи, Магницкіе и т. п. Что же было источникомъ и причиною этого умственнаго уклоненія и заблужденія передовыхъ возбудителей интеллектуальной дѣятельности въ Россіи? По нашему мнѣнію, патологическое настроеніе мозга или разстройство умственныхъ способностей было тутъ едва ли не самой главной причиной. Недаромъ многіе изъ новиковскаго общества дѣйствительно были люди съ разстроеннымъ, поврежденнымъ умомъ. Тотъ же Лопухинъ оставилъ намъ такое свидѣтельство: "въ вечеру 3 декабря 1796 года государь, призвавъ меня къ себѣ, приказалъ мнѣ объявить въ сенатѣ генералъ-прокурору волю его объ освобожденіи всѣхъ безъ изъятія заточенныхъ по тайной экспедиціи, кромѣ повредившихся въ умѣ. О повредившихся въ умѣ приказалъ государь усугубить попеченіе къ возможному излеченію, для освобожденія также по выздоровленіи, а между тѣмъ, сколько можно, ихъ покоить" {Зап. Лопухина, стр. 61.}. Наконецъ, замѣтимъ, что вообще психіатричность, особенно передовыхъ мыслящихъ людей, въ разныхъ видахъ и размѣрахъ, столь неизбѣжная въ нашемъ обществѣ, при нашихъ соціально-политическихъ и экономическихъ условіяхъ,-- психіатричность эта, вообще, не можетъ, кажется намъ, не отражаться въ цѣломъ, на нашей умственной жизни, на движеніи и проявленіи нашего интеллектуальнаго развитія. Явись, напримѣръ, въ тяжелыя времена, нѣсколько кающихся Радищевыхъ, съ ядомъ въ рукахъ или въ коверкающемъ мозгъ страхѣ полиціи отказывающихся отъ своихъ идей, которыя они дотолѣ развивали и возвѣщали, явись нѣсколько патологическихъ Гоголей съ перепиской съ друзьями и т. п.,-- вотъ вамъ и въ умственномъ-движеніи общества, въ развитіи идей нѣсколько попятныхъ шаговъ или, по крайней мѣрѣ, остановокъ: ибо, во-первыхъ, съ паденіемъ или умственнымъ разстройствомъ подобныхъ талантовъ, возвѣщенныя ими вначалѣ истинныя, прогрессивныя идеи не развиваются ими дальше, слѣдовательно задерживаются, лишаясь наиболѣе могучихъ интеллектуальныхъ силъ для своего развитія, а во-вторыхъ -- противоположныя, реактивныя, или болѣзненныя и покаянныя идеи подобныхъ патологическихъ талантовъ, при общей слабости русскихъ мозговъ, при незрѣлости и несамостоятельности юной русской мысли, на большинство русскаго общества могутъ дѣйствовать и дѣйствуютъ убѣдительно, воспитательно. Въ суммѣ же или въ цѣломъ такія, повидимому, ничтожныя, индивидуальныя остановки или уклоненія въ направленіи и движеніи мысли что нибудь да составляютъ. Одна пружина повредится въ машинѣ или въ колесѣ цѣлаго движенія, можетъ быть парализовано, вслѣдствіе того, или замедлено или же ложно направлено и цѣлое движеніе. Въ русскомъ обществѣ, въ которомъ еще далеко не развита самостоятельная критическая мыслительность, подобное подчиненіе умовъ интеллектуально-патологическимъ уклоненіямъ передовыхъ мыслителей, очень возможно и дѣйствительно бывало. Такъ, послѣ интеллектуально-патологичечской реакціи новиковскаго общества, -- многіе изъ прежнихъ поклонниковъ разума и философіи, многіе изъ такъ называвшихся "вольтерьянцевъ" стали по образу мыслей Жозефами де-Местрами, Руничами и Магницкими, каръ увидимъ дальше, дико завопили противъ "лжеименнаго разума" и накликали гоненія на юную русскую мысль. Точно также, какая нибудь одна "Переписка съ друзьями" Гоголя,-- плодъ патологическаго умонастроенія этого знаменитаго писателя подъ конецъ его жизни, -- одна эта "переписка" много умовъ поколебала утвердила и воспитала въ мистицизмѣ. Многіе юноши съ увлеченіемъ назидались этой книгой. Многіе съ какимъ-то экзальтированнымъ восторгомъ указывали на нее, какъ на торжественную и побѣдоносную защиту идеализма и мистицизма, высказанную такимъ полновѣснымъ авторитетомъ русской мысли, какъ авторъ "Мертвыхъ душъ" и "Ревизора".

Такимъ образомъ, при вѣковомъ господствѣ чувствъ надъ разумомъ и при распространеніи мистическаго міросозерцанія, вслѣдствіе смѣшенія сенсуализма съ мистицизмомъ,-- развивалось сенсуально-галлюцинаціонное умонастроеніе и сильно препятствовало здоровому, реалистическому, умственному развитію народа. Но если патологическій, галлюцинаціонный сенсуализмъ и мѣшалъ развитію здороваго, реальнаго умонастроенія, -- то, съ другой стороны, все-таки въ сферѣ физическаго, реальнаго рабочаго опыта и наблюденія народнаго, при болѣе благопріятныхъ условіяхъ, развивался и здоровый, реалистическій сенсуализмъ. И этотъ сенсуализмъ, эта здоровая умственно-рабочая дѣятельность внѣшнихъ чувствъ, на нашъ взглядъ, составляетъ характеристическій фактъ и знаменательный признакъ въ судьбахъ умственной исторіи русскаго рабочаго народа. Въ вѣковомъ историческомъ преобладаніи и господствѣ реально познавательной дѣятельности чувствъ народа рукой самой природы и исторіи начертана и, такъ сказать, въ органахъ внѣшнихъ чувствъ рабочаго народа напечатлѣна великая идея и положенъ естественно-историческій завѣтъ и историко-физіологическій залогъ реальнаго, естественно-научнаго просвѣщенія будущихъ поколѣній. Мало того: въ самомъ направленіи и характерѣ реальнопознавательной воспріимчивости внѣшнихъ чувствъ нашего рабочаго народа указанъ, можно сказать, и самый путь, по которому масса должна быть вводима въ область естествознанія, и по которому должна подходить къ народу съ ученіемъ естественныхъ наукъ будущая пропаганда народнаго естественно-научнаго просвѣщенія.

Вслѣдствіе вѣкового преимущественнаго развитія непосредственно-чувственной воспріимчивости, наблюдательности и примѣтливости,-- въ народѣ русскомъ развилась особенная умственная потребность чувственной ощутительности, наглядности и осязательности всякихъ превышающихъ его интеллигенцію идей или изобрѣтеній. По причинѣ особеннаго, преобладающаго развитія реально-познавательной воспріимчивости чувствъ и памяти, -- онъ развилъ въ себѣ особенную умственную способность легко высматривать и быстро перенимать всякое новое промышленное изобрѣтеніе или мастерство, какое только могъ видѣть и разсматривать своими глазами. Но по неразвитости собственной силы мышленія, изобрѣтательной интеллигенціи, самъ онъ, собственнымъ умомъ, своей головой не могъ ничего новаго измыслить или изобрѣсти. Юрій Крыжаничъ, сравнивая въ этомъ отношеніи русскихъ съ западными европейцами, замѣчалъ: "разумы наши суть тупы и косны -- не остроумны, и мы не сильны быстротою и ловкостью ума. Всѣ именитые народы превосходятъ насъ разумомъ. Ничего не можемъ мы сами искусно и мудро удумать, измыслить. И такъ ко всякому мудрому дѣлу мы должны бракѣ у другихъ народовъ обличье и узоръ, наглядный видъ и образецъ... Ибо нашего народа люди суть коснаго "разума, и сами неудобно что нибудь выдумаютъ, если имъ не покажутъ" {О москов. государ. XVII в., Разд. 3, стр. 42 и разд. 11, стр. 33.}. Вообще, по преобладанію въ интеллектѣ русскаго рабочаго народа непосредственно-чувственной, наглядной воспріимчивости, -- ему нужны были наглядные европейскіе образцы. Когда онъ ихъ собственными глазами видѣлъ и разсматривалъ, -- тогда уже легко и быстро и самъ научался по нимъ дѣлать ту или другую вещь. "Всѣ вообще русскіе ремесленники",-- говоритъ Олеарій, -- "скоро перенимаютъ все то, что увидятъ у нѣмецкихъ ремесленниковъ: такъ, въ нѣсколько лѣтъ они переняли отъ нихъ много такого, чего раньше совсѣмъ не знали и о чемъ вовсе не слыхали. Не могу надивиться я въ особенности золотыхъ дѣлъ мастерамъ, которые въ состояніи дѣлать теперь серебряную и золотую посуду съ такимъ же совершенствомъ и искусствомъ и даже изяществомъ, какъ и нѣмцы. По этой самой причинѣ, если кто-либо изъ нѣмцевъ желаетъ удержать въ секретѣ свое знаніе въ какой либо отрасли промышленности, то не допускаетъ къ себѣ ни одною русскаго, опасаясь, чтобы онъ не перенялъ у нею ею искусства. Такимъ образомъ поступалъ сначала знаменитый литейщикъ Іоаннъ Фалькъ (Hans Falk), такъ требовалъ онъ, чтобъ русскіе ремесленники уходили отъ нею прочь, когда онъ приступалъ къ отлитію и отдѣлкѣ пушекъ и другихъ особенно замѣчательныхъ вещей. Теперь русскіе сами въ состояніи отливать пушки и колокола; такъ, въ прошедшемъ году ученики помянутаго Фалька вылили въ Кремлѣ большой колоколъ, который вѣсилъ, какъ сказывали мнѣ нѣмцы, живущіе въ Москвѣ, и сами русскіе -- 7,700 пудовъ, т. е. 308,000 фунтовъ или 208 центнеровъ" {Олеарій. Архивъ г. Калачева 1859 г., кн. III, стр. 53.}. Самъ рабочій народъ нашъ объ себѣ составилъ пословицу: русскій что увидитъ, то и сдѣлаетъ" {Сборн. пословицъ р. народа -- Даля: Русь.}. Вслѣдствіе этого понятно, почему въ древней Россіи, пока глазамъ русскихъ ремесленниковъ не представлялись наглядные образцы европейскихъ искусствъ или изобрѣтеній,-- среди ихъ вовсе не являлись даже и тѣ такъ называемые самородки или самоучки-изобрѣтатели, какіе стали появляться съ XVIII столѣтія. Западные путешественники, до Петра Великаго, считали единственнымъ, для нихъ удивительнымъ русскимъ изобрѣтеніемъ, лыжи, да и то это было вовсе не русское изобрѣтеніе, а извѣковѣчное орудіе всѣхъ азіятскихъ, сибирскихъ звѣролововъ. Съ XVIII же вѣка, со времени призванія интеллектуально-развитыхъ европейцевъ-мастеровъ и ученыхъ, со времени основанія въ столицахъ и по провинціямъ. разныхъ фабрикъ и заводовъ, со времени распространенія европейскихъ ремеслъ и искусствъ, европейскаго машиннаго производства и проч.,-- рабочій народъ болѣе или менѣе повсюду могъ видѣть и видѣлъ наглядные образцы, оперативные пріемы и практическія приложенія европейскихъ реальныхъ искусствъ, знаній и производствъ. И вотъ, изстари-развитая въ немъ, вслѣдствіе вѣкового, почти исключительнаго, непосредственно-реальнаго воспитанія и развитія реально-познавательной наблюдательности и пріемлемости внѣшнихъ чувствъ и памяти, особенная умственная воспріимчивость къ нагляднымъ и осязательнымъ видамъ, образцамъ или реальнымъ приложеніямъ раціональныхъ знаній и производствъ, особенная зрительная, слуховая и осязательная воспріимчивость и смѣтливость, -- вотъ эта исторически-развившаяся, преобладающая интеллектуальная способность русскаго народа съ XVIII столѣтія стала все болѣе и болѣе проявляться и нравиться рабочему народу. По мѣрѣ того, какъ все больше и больше распространялись по Россіи наглядные образцы европейской индустріальной изобрѣтательности, устраивались фабрики и заводы, распространялось машинное производство, и въ тоже время мало по малу и изъ учебныхъ заведеній разносились по Россіи хотя крупицами европейскія реальныя знанія, по мѣрѣ того, какъ Европа показала русскому народу уже много наглядныхъ видовъ и образцовъ своей могучей интеллектуальной изобрѣтательности, и рабочій народъ могъ уже видѣть, и дома и отчасти за-границей, европейскія машины, химическіе снаряды, лабораторіи и т. п.,-- по мѣрѣ того все чаще и чаще стали являться и русскіе самоучки-механики, техники, химики и т. п. Послѣ того, какъ и дѣти рабочаго народа, по великой идеѣ Петра Великаго, хоть изрѣдка да стали имѣть возможность учиться естественнымъ наукамъ за границей, -- видѣть тамъ физическіе и химическіе опыты и вообще видѣть образцы, пріемы, методы и наглядные примѣры естественно-научныхъ работъ, -- послѣ того возможно стало появленіе естествоиспытателей, натуралистовъ и изъ среды рабочаго народа. Вспомнимъ знаменитаго сына холмогорскаго крестьянина-рыбака {См. подробрости о родѣ Ломоносова, между прочимъ, въ Путеіи. Лепехина, IV, стр. 298--305. Здѣсь помѣщены и ревизскія сказки о родѣ Ломоносова. Наприм., въ одной изъ нихъ, именно "во второй ревизіи 744 года" въ сказкѣ показаны деревни Мишанянской, по генеральному свидѣтельству 722 года, 11 дворовъ, въ тѣхъ дворахъ муж. пола душъ:

}, за границей онъ выслушалъ курсъ наукъ, увидѣлъ, разсмотрѣлъ и изучилъ наглядно, практически методы или способы химическихъ работъ и физическихъ опытовъ. И вотъ явился въ Россіи первымъ замѣчательнымъ химикомъ и физикомъ. Возбужденная образцами европейской науки и мысли, -- мысль Ломоносова потомъ проявилась уже со всею самостоятельною творческою мощью. Потомъ онъ уже и самъ выработалъ нѣсколько новыхъ физико химическихъ теорій или идей. Такъ, напримѣръ, онъ первый объяснилъ, раньше даже Франклина, явленія воздушнаго электричества и грома {Слово о явленіяхъ воздушнаго электричества. Полн. Собр. Сочин. Ломоносова. Спб. 1803 г., ч. III.}. За долго до развитія идеи единства физическихъ силъ, высказанной потомъ ясно Дэви и Берцелліусомъ, Мелони, Карно, наиболѣе развитой затѣмъ Грове, Фарадэемъ, Майеромъ, Кольдингомъ, Джоулемъ, Томсономъ, Клазіусомъ, Либихомъ и, наконецъ, Тиндаллемъ и Гельмгольцомъ,-- идея эта совершенно самостоятельно выработывалась уже и Ломоносовымъ въ его системѣ "физической химіи". Напримѣръ, въ словѣ "о происхожденіи свѣта" онъ положительно отрицалъ всѣ прежнія теоріи "теплотворныхъ и всякихъ чудотворныхъ матерій" (какъ онъ выражался), какія придуманы были для объясненія разнообразныхъ явленій свѣта, теплоты, движенія, электричества и проч., и положительно признавалъ, по собственнымъ словамъ его, разныя формы движенія нечувствительныхъ (молекулярныхъ) частицъ, самыя тѣла составляющихъ, какъ причины теплоты, свѣта и проч. {Собран. сочинен. Ломоносова изд. 1803 г., ч. III. стр. 160--163 и друг. "Доказано мною въ разсужденіи о причинѣ теплоты и стужи", -- говоритъ напр. Ломоносовъ, -- "что теплота происходитъ отъ коловратнаго движенія нечувствительныхъ частицъ молекуловъ), самыя тѣла составляющихъ. Теплотворная матерія принята произвольно... Всѣ затрудненія или, лучше сказать, невозможности уничтожатся, когда положимъ, что теплота состоитъ въ коловратномъ движеніи нечувствительныхъ частицъ, тѣла составляющихъ. Не нужно будетъ странное и непонятное перехожденіе какой-либо теплотворной матеріи изъ тѣла въ тѣло, которое не только не можетъ быть утверждено доказательствами, но и ясно истолковано. Коловратное движеніе частицъ на изъясненіе и доказательство всѣхъ свойствъ теплоты достаточно. Для большаго въ немъ увѣренія отсылаю охотниковъ къ разсужденію моему о причинахъ теплоты и стужи и къ отвѣтамъ на критическія противъ оной разсужденія". Точно также Ломоносовъ объяснялъ силу или явленіе свѣта особенной формой "зыблящагося" частичнаго или молекулярнаго движенія.}. И послѣ Ломоносова, немало было въ средѣ простыхъ рабочихъ людей порывовъ и наклонностей къ естественно-научному реализму, къ реальнымъ изобрѣтеніямъ, вслѣдствіе невольнаго воздѣйствія разныхъ наглядныхъ видовъ и образцовъ европейскихъ научныхъ приложеній и изобрѣтеній на эту исторически-развившуюся особенную зрительно-слуховую интеллектуальную чуткость и воспріимчивость русскихъ народныхъ умовъ. Вспомнимъ, напримѣръ, самоучку-натуралиста, зоолога, химика и технолога -- архангелогородскаго купца Фомина, доставившаго въ своихъ сочиненіяхъ о морскихъ рыбахъ и звѣряхъ и о терпентинномъ промыслѣ весьма цѣнный въ свое время научный матеріалъ, сообщенный въ "Путешествіи" академика Лепехина {Путеш. Лепех. IV, 305--370 и 432--457. Самъ Фоминъ разсказываетъ, какъ въ 1780 г. поморскіе промышленники, и въ томъ числѣ "мужики" и самъ Фоминъ, научились производству терпентиннаго промысла по наглядному указанію и примѣру одной англійской компаніи, стр. 438.}. Вспомнимъ, далѣе, механическую изобрѣтательность Кулибина -- сына небогатаго нижегородскаго посадскаго или мѣщанина, торговавшаго мукой {См. Жизнь механика Кулибина и его изобрѣтенія въ "Отеч. Записк." 1819 г. ч. 2, стр. 225. Также извѣстіе о Кулибинѣ въ Чт. Общ. Ист.}; физическія и химическія открытія русскаго химика Власова -- сына крѣпостного крестьянина ярославской губерніи, который, явившись въ Петербургъ для работъ по найму, сталъ заниматься здѣсь физикой и химіей, потомъ поступилъ къ одному фабриканту, гдѣ сдѣлалъ многія открытія и наконецъ занимался въ лабораторіи медико-хирургической академіи {Отеч. Зап. 1818 г. ч. 1, стр. 59. Здѣсь сообщенъ біографическій очеркъ и подробный разсказъ о физическихъ и химическихъ открытіяхъ Власова. Во 2-й части Отеч. Запис. (1819 г.) напечатаны: 1) лекція Власова объ электричествѣ или новый практическій способъ дѣлать простые и вѣрные громовые отводы на домахъ (стр. 146); 2) въ статьѣ "Прогулка на Васильевск. островъ" -- извѣстіе объ изобрѣтенной Власовымъ краскѣ и новомъ способѣ, имъ придуманномъ, красить крыши, 3) извѣстіе объ опытахъ несгараемости Власова (стр. 317).}; механическія изобрѣтенія ярославскаго господскаго человѣка -- механика Калашникова {Отеч. Зап. 1818 г. ч. I, стр. 123.}; техническія усовершенствованія въ кожевенномъ производствѣ петербургскаго мѣщанина Кукина, который для изученія кожевенныхъ операцій осматривалъ заводы въ Петербургѣ, Казани и даже Иркутскѣ, и, оставшись недоволенъ отдѣлкою кожъ русскими мастерами, послѣ долгихъ и разныхъ опытовъ самъ усовершенствовалъ русское кожевенное производство, описавъ секретъ своего усовершенствованія въ пяти книгахъ {Отеч. Зап. 1. стр. 220.}; механическія изобрѣтенія -- машины молотильная, вѣяльная и др. костромича -- господскаго человѣка Соболева, учившагося ранѣе столярному мастерству и рисованью чертежей {Отеч. Зап. ч. I, 1818 г., а также 1822 г. ч. X, No 26, стр. 379, и 1827 года, ч. XXX, No 68, стр. 500, гдѣ помѣщено извѣстіе о новыхъ изобрѣтеніяхъ механика Соболева.}; замѣчательныя мраморныя и каменныя работы простонароднаго русскаго каменьщика-ваятеля -- сына вологодскаго крестьянина, Суханова, который, перепробовавши много занятій, побывавши на Бѣломъ морѣ и Шпитцбергенѣ за звѣриными промыслами, гдѣ одинъ-на-одинъ боролся съ медвѣдемъ, послуживши въ работникахъ у судовъ при дедюхинской пристани, потрудившись на якорномъ заводѣ, наконецъ, участвуя въ построеніи михайловскаго дворца, изощрился въ мраморныхъ и каменныхъ работахъ и сдѣлался извѣстнымъ въ С.-Петербургѣ каменьщикомъ-ваятелемъ {Приключенія Суханова въ Отеч. Зап. 1818 г. ч. 1, стр. 188, 1819 г. ч. II, стр. 333.}. Напомнимъ также: физико-механическія изобрѣтенія -- физическіе инструменты, хронометръ и строительное искусство провинціальнаго оптика, механика и архитектора -- костромскаго купца Красильникова {Отеч. Зап. 1820 г. II, No 1, стр. 45 ч. III, No 6, стр. 301.}; изобрѣтенія гранильщика Шубина, механика и живописца на мѣди Казаманова и Немилова -- изобрѣтателя шлюза для уничтоженія вреда отъ мелей и пороговъ на судоходныхъ рѣкахъ и составителя проекта постояннаго на Невѣ моста {Отеч. Зап. 1820 г. ч. III, No 8, стр. 82.}; изобрѣтенія московскаго купца Гребенщикова, занимавшагося устройствомъ водопроводовъ, органовъ, пивоваренъ и изобрѣвшаго цилиндръ для печатанья ситцевъ и выбойки {Отеч. Зап. 1821 г. ч. VII, No 16, стр. 153, No 17, стр. 243.}. Занятія самоучкой физикою, химіею, механикою и астрономіею курскаго мясника -- астронома Семенова {Отеч. Зап. 1822 г. ч. IX, No 21, стр. 98; 1824 г. ч. XVIII. No 46.}; изобрѣтенія пермскаго механика изъ крестьянъ Чистякова, самоучкой выучившагося грамотѣ, рисованью, токарному и часовому искусствамъ, приготовленію калейдоскоповъ, изобрѣвшаго механизмъ для перемѣны декорацій и проч. {Ibid. ч. XXIV (1825 г.), No 67, стр. 229.}. И въ настоящее время, чуть только способный мальчикъ изъ рабочаго народа присмотрится гдѣ нибудь къ устройству, наприм., машинъ,-- сейчасъ въ немъ проявляется наклонность самому заниматься устройствомъ подобныхъ машинъ по видѣннымъ, нагляднымъ образцамъ. Такъ, напримѣръ, по извѣстію "Волынскихъ Вѣдомостей", въ ровенскомъ уѣздѣ (волынской губерніи), въ с. Стыдини, принадлежащемъ помѣщицѣ графинѣ Езерской, живетъ замѣчательный крестьянинъ-механикъ Варфол. Павл. Демьянчукъ изъ дворовыхъ. Находясь сиротой-горемыкой при панскомъ дворѣ, онъ съ малыхъ лѣтъ имѣлъ случай присмотрѣться къ устройству разныхъ машинъ -- молотильной, вѣяльной, къ устройству винокуренныхъ аппаратовъ, и такимъ образомъ научился дѣлать и поправлять ихъ. Въ настоящее время онъ живетъ безбѣдно и пользуется уваженіемъ не только крестьянъ с. Стыдинъ и сосѣднихъ селеній, но и живущихъ въ окрестности помѣщиковъ. Испортилась ли молотильная или вѣяльная машина, вѣтряная мельница, карманные или стѣнные часы -- всѣ посылаютъ къ нему даже и за 100 верстъ. Лѣтъ 7 или 8 тому назадъ, этотъ самоучка-механикъ самъ, безъ помощи науки, устроилъ стѣнные деревянные часы безъ употребленія металлическихъ частей,-- и часы эти не уступали въ вѣрности хода часамъ работы ученаго мастера. Теперь Демьянчукъ выливаетъ колокольчики безъ всякой машины, вѣсящіе отъ 1 до 6 фунтовъ, которые несравненно лучше колокольчиковъ, выливаемыхъ на ближайшемъ заводѣ, находящемся въ с. Любатѣ, въ 30 верстахъ отъ с. Стыдинъ. Демьянчукъ въ настоящее время отличный бондарь, столяръ, механикъ, литейщикъ, кузнецъ, телѣжникъ, токарь и даже музыкантъ-самоучка: онъ играетъ на скрипкѣ, флейтѣ, кларнетѣ и віолончели" {С.-Петерб. Вѣдом. 1867 г. 1 авг. No 210.}. Всѣ эти и подобные примѣры болѣе или менѣе ясно обнаруживаютъ въ нашемъ рабочемъ народѣ исторически-развившуюся особенную умственную наклонность къ эмпирическимъ, реальнымъ знаніямъ и занятіямъ -- къ механикѣ, химіи, физикѣ, технологіи, архитектурѣ и проч. Грубы, односторонни и часто ложны и непроизводительны проявленія этой народной способности, часто она злоупотребляется; но надо помнить, что для надлежащаго реальнаго или естественно-научнаго развитія и проявленія ея у рабочаго народа до сихъ поръ не было и нѣтъ средствъ..

Такимъ образомъ, вѣковое, историческое развитіе въ Россіи преобладанія рабочаго народа надъ классомъ интеллектуальнымъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ и вѣковое историческое преобладаніе реально-познавательной дѣятельности органовъ внѣшнихъ чувствъ и памяти зрительной, слуховой и осязательной -- этихъ, такъ сказать, рабочихъ органовъ высшаго, теоретическаго интеллекта и мышленія, само по себѣ, независимо отъ другихъ историческихъ вліяній, еще не представляетъ явленія безотраднаго, печальнаго, невыгоднаго для интеллектуальнаго прогресса Россіи. Скорѣе -- напротивъ. Въ одной изъ предъидущихъ своихъ статей мы сказали: "при вѣковомъ господствѣ внѣшнихъ чувствъ надъ познающимъ, чистымъ разумомъ (reine Vernunft), вмѣсто идей и теорій чистаго разума, вмѣсто научно-философскаго мышленія, развивался по преимуществу грубый физическій, непосредственно-чувственный реализмъ, или непосредственно-натуральный, элементарно-конкретный эмпиризмъ. Такое естественное реалистическое умонастроеніе русскаго рабочаго народа, намъ кажется, какъ нельзя болѣе благопріятствуетъ и даже-невольно ведетъ народъ къ естественно-научному, реалистическому развитію, потому что какъ то основывалось главнымъ образомъ и даже исключительно на непосредственно-натуральной, только крайне-поверхностной наблюдательности внѣшнихъ чувствъ, такъ и это, естественно-научное реалистическое развитіе основывается, главнымъ образомъ, на экспериментальной наблюдательности внѣшнихъ чувствъ, только раціонализируемой или управляемой разумомъ, научно-развитымъ теоретическимъ мышленіемъ {Замѣтимъ здѣсь, между прочимъ, что даже по способности развитіе органовъ чувствъ, наприм. органа зрѣнія, простые рабочіе, въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ, сходятся съ глубокомысленнѣйшими естествоиспытателями. Напримѣръ, знаменитый географъ К. Риттеръ, описывая наши алтайскобарнаульскія металлургическія работы, между прочимъ, говоритъ: "въ 1826 году, Ледебурь писалъ, что одинъ изъ рабочихъ долженъ постоянно наблюдать за планкою серебра, смотря сквозь небольшое отверзтіе, чтобы не пропустить того мгновенія, когда серебро, еще не начиная улетучиваться, уже совершенно расплавится. Въ теченіи 40 лѣтъ, эту трудную должность занималъ одинъ и тотъ же работникъ; по кромѣ ослѣпительнаго серебрянаго блеска старикъ не видѣлъ уже ничего... Удивительна я необъяснима способность, развитія глаза, благороднѣйшаго изъ органовъ чувствъ, болѣе другихъ отдѣленныхъ отъ человѣческаго организма, такъ что онъ живетъ почти особенною, имъ пріобрѣтенною, внутреннею жизнью и сохраняетъ ее даже при самыхъ противоположныхъ крайностяхъ, смотря ли, подобно тому, какъ здѣсь, на эти серебряные блики, или созерцая солнце. Я обращался съ вопросомъ объ этомъ загадочномъ явленія къ Самуилу Земерниг), величайшему и ученѣйшему астроному прошлаго вѣка, которому посвящено было первое изданіе этой географіи Азіи въ 1818 году. Въ продолженіи многихъ лѣтъ дѣлалъ онъ ежедневно самыя тщательныя и безпрерывныя наблюденія надъ солнечными пятнами, для изслѣдованія формы и вращенія центра нашей планетной системы. Осенью 1829 года (ему было тогда 74 года) я выразилъ ему удивленіе, какъ можетъ глазъ его (Земерингъ писалъ объ отправленіяхъ и свойствахъ глаза) смотрѣть ежедневно и безнаказанно въ фрауенгофировскій гелескопъ на яркій, свѣтлый солнечный міръ. Онъ, съ незабвеннымъ для меня спокойствіемъ и хладнокровіемъ изслѣдователя истины, отвѣчалъ мнѣ: "глаза мои упиваются солнечнымъ свѣтомъ". (Mein Auge trinkt das Sonnenlicht) (Землевѣд. Азіи. т. III, стр. 256--257).}. Одинъ изъ нашихъ медиковъ, именно г. В. Стадіонъ въ одномъ заграничномъ отчетѣ своемъ справедливо замѣтилъ: "прежняя наука была схоластической и діалектической, новѣйшая, напротивъ, исключительно демонстративна и наблюдательна. Прежде учащихся заставляли jurare in verba magistri. Теперь ихъ учатъ наблюдать и удостовѣряться самихъ, собственнымъ глазомъ, собственнымъ ухомъ, собственнымъ осяз им. лекцію "о горохѣ" оканчивавшій звукомъ гор, а слѣдующую начинавшій глубокимъ вздохомъ охъ!; или профессоръ классич. филологіи Якубовичъ, полагавшій верхомъ умственнаго развитія 12-лѣтнихъ дѣтей знаніе наизусть двухъ книгъ Энеиды; професс. русской исторіи Домбровскій, памятный только перечисленіемъ днѣпровскихъ пороговъ и громкимъ, торжественнымъ и размѣреннымъ произношеніемъ фразъ изъ книги Устрялова и т. п. {Журн. Мин. Народ. Просвѣщ. 1863 г. ч. СXVIIІ, отд. II, стр. 174--177. Вообще, и но всѣмъ приблизительнымъ къ истинѣ соображеніямъ, не великою оказывается и въ настоящее время численность нашего интеллектуальнаго класса, наприм. въ 1858 году, изъ 65,500,000 жителей, и изъ 528,494 всѣхъ учащихся въ высшихъ и низшихъ учебныхъ заведеніяхъ,-- только около 5,630 человѣкъ получили образованіе въ университетахъ и другихъ высшихъ неспеціальныхъ учебныхъ заведеніяхъ. Если даже отнести къ интеллектуальному классу всѣхъ, получающихъ образованіе не только въ университетахъ, въ медико-хирургической Академіи, въ корпусахъ, но и въ такихъ учебныхъ заведеніяхъ, какъ фельдшерскія школы, школа топографовъ, аудиторіатское училище артиллерійскія школы, -- то и тогда будетъ общее число интеллектуальнаго класса всего только до 15,428 человѣкъ. Что значитъ въ массѣ 65,500,000 народа не только эта горсть университетски-развитыхъ людей 5,286 человѣкъ, и притомъ стоящихъ на различномъ, нерѣдко весьма сомнительномъ уровнѣ интеллектуальнаго развитія, но и всѣ эти 15,428 образованныхъ и полуобразованныхъ человѣкъ. (Кольбъ, 258--259). Множество у насъ такихъ городовъ, гдѣ при 15 или 20,000 жителей, людей съ высшимъ образованіемъ не болѣе 400 человѣкъ, а во многихъ городахъ, какъ наприм. во всѣхъ 6 городахъ вологодской губерніи, даже не болѣе 170 человѣкъ. Что значатъ 170 человѣкъ, принадлежащихъ къ интеллектуальному классу, въ массѣ 951,593 жителей, какъ наприм. въ вологодской губерніи. Наконецъ, что значатъ даже въ средѣ самого такъ называемаго образованнаго городскаго общества, имѣющаго претензію считаться интеллигенціей общества, что значатъ и тутъ эти найденные г. Шелгуновымъ 14% научно-мыслящаго интеллектуальнаго класса, характеризующагося высшимъ образованіемъ, при 86% класса вовсе не интеллектуальнаго, даже большею частію совершенно невѣжественнаго, хоть и считающагося въ провинціальныхъ городахъ образованнымъ классомъ, или провинціальнымъ умственнымъ представительствомъ.}.

Въ послѣднее время, когда потребность основательнаго научнаго образованія и въ обществѣ стала чувствоваться живѣе, и притомъ отмѣнено прежнее ограниченіе числа студентовъ въ университетахъ,-- и численность университетски-образованнаго поколѣнія стала увеличиваться быстрѣе. Въ теченіе 10 лѣтъ съ 1853 по 1862 годъ получили высшее научное образованіе во всѣхъ университетахъ:

Процентное отношеніе.

ВСЕГО.

всего окончивш. курсъ.

кандидатовъ.

дѣйствительныхъ студен.

кандидатовъ,

студентонъ.

1853

220

112

108

51

49

1854

274

175

99

64

36

1855

328

191

137

58

42

1856

357

201

156

50

44

1857

318

174

144

55

45

1858

336

204

132

61

39

1859

307

182

125

59

41

1860

411

305

106

74

26

1861

508

313

195

62

38

1862

621

424

197

68

32

Итого.

3,680

2,281

1,399

62

38

Но и въ этомъ, университетски-образованномъ классѣ съ большимъ ли успѣхомъ развилась та могучая рабочая сила критической и, въ частности, естествоиспытательной мысли, которая съ неистощимой энергіей и съ быстрыми успѣхами самостоятельно разрабатываетъ и разрѣшаетъ самые трудные научные вопросы, выработываетъ могучую литературу, характеризуется неистощимымъ творчествомъ и великими міровыми открытіями въ области науки и жизни, и создаетъ даже новыя вещи и новыя, науки? Къ сожалѣнію. въ нашей умственной исторіи давно слышится жалоба на крайній недостатокъ такой творческой, могучей силы мышленія въ нашемъ интеллектуальномъ классѣ. Давно слышится жалоба, что въ Россіи вообще мало было научныхъ и литературныхъ талантовъ. Еще Карамзинъ задавался вопросомъ: "отчего въ Россіи мало авторскихъ талантовъ!" И при всей ограниченности своихъ требованій отъ таланта, Карамзинъ не удовлетворялся скуднымъ числомъ русскихъ талантовъ въ свое время и дивился ихъ рѣдкости. Онъ требовалъ отъ писателя только дарованія, логическаго ума, историческихъ свѣдѣній, тонкаго вкуса и знанія свѣта. Но и такихъ писателей насчитывалъ мало въ русской литературѣ. "Хорошихъ писателей у насъ такъ мало,-- писалъ имъ, -- что въ ихъ произведеніяхъ нечего искать даже образцовъ языка. Ученые большею частію изъ средняго состоянія и не имѣютъ случая узнать даже свѣтъ"." Въ Россіи,-- прибавляетъ Карамзинъ,-- тогда будетъ больше хорошихъ писателей, когда между свѣтскими людьми будетъ больше ученыхъ" {Вѣстникъ Европы 1802 г. ч. 4, No 14.}. Извѣстный профессоръ математики Осиповскій тоже жаловался на малочисленность и рѣдкость развитыхъ талантовъ даже въ университетскомъ молодомъ поколѣніи: "отличные таланты,-- замѣчалъ онъ,-- рѣдки, а пролазовъ было множество" {Матер. дли истор. образов. въ Россіи: жур. м. н. пр. 1862 окт. стр. 163.}.

(Продолженіе будетъ).

А. Щаповъ.

"Дѣло", No 3, 1868

шая занятія рукодѣльемъ, еже стужами, чѣмъ животъ кормити. Такъ одинъ грамотникъ XVII вѣка говоритъ: "желающіе нѣчто разумѣли, мы во многи и долговременны труды внидохомъ, еже избрали отъ многихъ лѣтъ писанныхъ бытейскихъ книгъ нужнѣйшее и добрѣйшее и совокупили во едино: занеже тѣ всѣ книги о единомъ пишутъ, а во всѣхъ многая рознь, тотъ то оставилъ, а имъ иное, все же количество тѣхъ книгъ не удобно стяжали: и сего ради помышляхъ сіе дѣло начали, но возбраняемъ семь отъ рукодѣлья, еже стужати чѣмъ животъ кормити" {Руков. Сборн. Соловец. библіот. въ библіот. Казанск. дух. академ. No 864, л. 10 и 11.}. Ремесленность и хозяйственность отвлекала народъ
   отъ умственныхъ занятій, такъ что многіе предки наши, не имѣя вовсе времени для чтенія книгъ, обремененные домашнимъ хозяйствомъ и промыслами, и особенно постоянной постройкой дворовъ и избъ своихъ и землевладѣльческихъ,-- чтеніе книгъ считали обязанностью одного монашества, а своимъ дѣломъ считали одно домоустройство и ремесло. Даже смутнаго пониманія связи между знаніемъ и механическимъ трудомъ не проглядывало въ рабочемъ классѣ, задавленномъ обыденными нуждами и заботами объ удовлетвореніи своего желудка. Въ одномъ древне-русскомъ поученіи сказано: "міряне глаголютъ, яко жену имамъ, или дѣти, или домъ строю, или ремесло имѣю: не наше есть дѣло, но чернеческое, еже книги чести" {О чтеніи книгъ или "книжномъ почитаніи" въ древн, Россіи, Правосл. Собес. 1858 г. іюнь стр. 175--176.}. Учительство въ древней Россіи считалось промысломъ, мастерствомъ, ремесломъ, и потому учители назывались мастерами и работтчишками. Они промышляли и кормились тѣмъ, что ученики "приношаху имъ брашна и питія отъ домовъ своихъ". Въ поименномъ спискѣ 1677 года, кто чѣмъ въ Москвѣ промышлялъ и кормился въ XVII вѣкѣ, учитель ставится на одну доску съ мясниками, сапожниками, дегтерями и всякими другими ремесленниками, учительство считается "кормовымъ промысломъ" {Чтен. Общ. ист. 1860 г. кн. 2, отд. V, стр. 16.}. Въ азбуковникахъ XVII вѣка находятся характеристическія въ этомъ отношеніи письма древне-русскихъ учителей -- работничишковъ. Въ одномъ изъ нихъ говорится, напримѣръ: "государю такому-то (имя рекъ) бьетъ челомъ и плачется работничишко твой такой-то учитель: помяни благоутробіе свое ко мнѣ, рабниничишку, Господа ради благоцвѣтущія отрасли благонасажденнаго древа единороднаго своего и любезнѣйшаго сына, и пресладкаго ради ученія, благоцвѣтущія ради, отрасли твоей наученія, пожалуй мнѣ, работничешку твоему, на школьное строеніе, мнѣ же съ домашними на пропитаніе." Одинъ учитель-работникъ говоритъ такими словами:

   Прикажи, государь, намъ отъ классорастенныхъ плодовъ запасцу дати,
   И отъ пресвѣтлыя твоя трапезы говядъ и тинолюбящія свиніи преподати,
   Со всѣми же сими желаемъ и птахъ водоплавныхъ, иже обрѣтаются въ домѣхъ вашихъ преславныхъ,
   Отъ млекъ сгущеннаго и отъ сѣменъ изгнетеннаго масла,
   Возъодари и высокорасленнымъ огорченнаго пива добрѣйшаго,
   Пчелодѣльнаго меда сладчайшаго" и проч. 2).
   1) О школьныхъ книгахъ XVII в. Чтен. Общ. Ист. 1861 кн. 4, отд. I, стр. 25.

   Потребности рабочія, промышленныя до такой степени преобладали надъ стремленіями умственными, что даже люди самые книжные, "философы дострочные" -- учители народные и священники оставляли всю философію и самое священство, и принимались за промышленныя занятія, "за гостебное житіе" или торговые промыслы и т. п. Такъ въ повѣсти о Евфросинѣ псковскомъ читаемъ: "былъ нѣкто священникъ, Іовъ Столпъ по прозванію, жилъ въ Псковѣ, той священникъ буй образомъ смотряшеся и смысломъ мняйся имѣти разумъ и мудръ зѣло, извыче много повѣствовати отъ писанія и много протолкуя силу книжную, и бяху вси людіе прихождахъ къ нему и вопрошаху его о всякомъ писаніи неразрѣшенномъ, купно же и о законныхъ вещахъ; онъ же убо протолкуя и оказываніе имъ вся поряду, о чемъ кто вопрошаше его, да того ради отъ всѣхъ честенъ бысть и знаемъ всѣми, и слывяше отъ нихъ достроченъ философъ. По семъ же, абіе ничтоже разсудивъ и умысливъ, яко философъ, возлюби гостебное житіе -- торговый промыселъ, и остави священство" {Памятн. стар. руск. литерат. вып. IV, стр. 81--82. Тамъ же разсказывается и о другихъ подобныхъ книжныхъ людяхъ, оставившихъ книжное ученіе ради житейскихъ промысловъ.}. И въ ХVII вѣкѣ, когда, по идеѣ и указу Петра великаго, энергически устраивались школы навигацкія, цифирныя, хирургическія и проч., и неутомимо переводились европейскія книги для народнаго чтенія и просвѣщенія,-- запросы животной жизни, запросы желудочные подавляли въ рабочей массѣ всякіе интеллектуальные запросы. Поэтому уже первые ученики Петра великаго и Запада стали приходить къ тому убѣжденію, что ни "породные'* дворяне, ни простой или, какъ тогда выражались, "подлый народъ," "подлые люди", неспособны къ интеллектуальнымъ занятіямъ, первые -- по барской спѣси и презрѣнію къ труду, а простой народъ потому, что по необходимости весь поглощенъ быль заботой объ обезпеченіи запросовъ желудка. Такъ K. Н. Зотовъ, переводчикъ разныхъ книгъ и морякъ, въ 1715 году писалъ Петру великому изъ-за границы: "не худо бы было выбрать двухъ или трехъ человѣкъ лучшихъ латинщиковъ изъ средней статьи людей, то есть не изъ породныхъ, ниже изъ подлыхъ, для того что вездѣ породные презираютъ труды, хотя но пропорціи ихъ породъ и имѣнія должны бы также быть и въ наукѣ отмѣнны передъ другими; а подлый не думаетъ болѣе, какъ бы чрево свое наполнить" {Пекарскаго, Наука и Литер. при Петрѣ вел, I, 157.}. Григ. Скорнякову-Писареву поручено было Петромъ великимъ завѣдыванье цифирными школами во Псковѣ, Новгородѣ, Ярославлѣ, Москвѣ и Вологдѣ, -- и въ 1720 г. онъ доносилъ, что въ цифирной школѣ въ Москвѣ 70 учениковъ, а въ провинціяхъ ихъ мало, потому что родители, нуждаясь въ промыслахъ, отбирали дѣтей своихъ изъ школъ для необходимыхъ домашнихъ работъ и помощи въ промыслахъ. Въ тоже время посадскіе люди вошли въ Сенатъ съ просьбою, что дѣти тѣ занимаются торговлею и иные находятся въ дальнихъ мѣстахъ, а ихъ принуждаютъ поступать въ школы, и чрезъ то, отнимая отъ промысловъ, лишаютъ ихъ способовъ пропитанія. Сенатъ уволилъ дѣтей посадскихъ отъ обязательнаго ученья въ цифирныхъ школахъ {П. С. З. VI, NoNo 3705 и 3575. Пекарскаго, I, 125.}. Вѣковое преобладаніе промышленнаго умонастроенія до того укоренило въ народѣ промышленно-пріобрѣтательныя наклонности и предпочтеніе умственнымъ занятіямъ промышленнаго стяжанія богатствъ, что и богатые люди, имѣвшіе полное обезпеченіе въ средствахъ жизни и самообразованія, уже не чувствовали потребности знаній и развитія. Въ предисловія къ одному букварю, изданному въ 1704: и 1708 годахъ, выражена такая жалоба: "горе нынѣшнимъ временамъ развращеннымъ, въ няже обрѣтаются мнози, иже уповающе на свое богатство, о снисканіи сокровища мудрости не радятъ ничтоже; и еже есть паче тысящь злата и сребра дражайшее,-- сіе у буіихъ, тмою невѣжества помраченныхъ, есть въ презрѣніи, а у нѣкоторыхъ въ поруганіи и ненависти, а другіе, хотя и хвалятъ, говоря: ученіе свѣтъ, а неученіе -- тьма: но исполняютъ мѣру отецъ своихъ, хвалимаго ученія удаляются" {Пекарскаго, I, 177.}. И послѣ, когда устроены были университеты, гимназіи и народныя училища, насущная потребность обезпеченія физической жизни и промышленныхъ потребностей сильно отвлекали рабочіе классы отъ, ученья. Родители изъ рабочаго народа спѣшили отбирать своихъ дѣтей изъ училищъ, чтобы скорѣе имѣть подмогу въ промыслахъ и въ пріобрѣтеніи пропитанія. Когда на университеты возложено было устройство училищъ въ ихъ учебныхъ округахъ, то посланы были визитаторы изъ профессоровъ университетскихъ для собранія свѣденій о состояніи училищъ, о ихъ мѣстныхъ условіяхъ и нуждахъ. Почти отовсюду были печальныя донесенія. Напримѣръ, изъ Перми доносили: "бѣдные и матери сиротъ отнимаютъ часто безвременно дѣтей своихъ отъ ученья, съ тѣмъ, чтобы снискать себѣ пособіе въ хозяйствѣ, а иногда и самое пропитаніе Директоры гимназій, жалуясь на малое число учениковъ, доносили, что непросвѣщенные родители, отдавъ дѣтей своихъ въ училища, желаютъ, чтобы ихъ научили только писать и читать по русски, послѣ чего оставляютъ ихъ при себѣ для пособія въ производимой ими промышленности" {Матеріалы для исторіи образованія въ Россіи -- ст. г. Сухомлинова, Журн. Мни. Нар. Просв. 1865 г. окт., стр. 126--127.}. А многіе, съ другой стороны, только съ тою цѣлію и отдавали дѣтей своихъ въ училища, чтобы впослѣдствіи въ знаніяхъ ихъ найти средства жизни. Профессоръ московскаго университета Барсовъ въ 1760 году въ одной рѣчи своей замѣчалъ: "бѣдные люди ищутъ чрезъ науки средствъ жизни: объ нихъ, какъ о покойныхъ, надобно говорить хорошо, или ничего говорить не слѣдуетъ" {Ист. Московск. университ. г. Шевырева, стр. 67.}. И въ настоящее время вопросъ о хлѣбѣ насущномъ въ рабочемъ народѣ преобладаетъ надъ потребностями интеллектуальными. Напримѣръ, черниговскіе крестьяне въ 1864 г. отъ ученья отговаривались тѣмъ, что оно "хлібомъ негодуе" {Училища и народ. образов. въ Черниг. губ. Журн. Минист. Народи. Пр. 1864 г. ч. СХХІ, отд. III, стр. 75.}. Михалевичъ въ статистико-географическомъ описаніи воронежской губерніи, говоря о народномъ образованіи, замѣчаетъ: "къ сожалѣнію, по настоящее время крестьяне вообще, а въ особенности великороссіяне неохотно отдаютъ дѣтей своихъ въ школы, говоря: ученьемъ не прокормишься" {Матер. для стат. и геогр. Россіи, Воронеж. губ., стр. 298.}. И пусть бы въ наше время, только бѣдные крестьяне и ремесленники такъ открещивались отъ ученья, во имя кормовыхъ работъ и промысловъ. А то и богачи, купцы русскіе, богатые фабриканты и заводчики сплошь, и рядомъ умствуютъ такъ: "къ чему науки, знанія, онѣ съ ума сводятъ, а надо наживать деньги, богатство", -- и выше и полезнѣе своихъ торговыхъ и промышленныхъ занятій, хотя бы то самымъ рутинныхъ и невѣжественныхъ, ничего не признаютъ, не хотятъ знать никакихъ высокихъ научныхъ работъ и открытій, хотя благами ихъ иногда и пользуются дармоѣднымъ образомъ, за деньги (наприм. знаніями механиковъ, математиковъ, химиковъ и т. п.). Между тѣмъ какъ, если бы эти богачи, русскіе купцы-милліонщики, богатые фабриканты и заводчики всѣ сознали высокую важность умственныхъ, научныхъ работъ и, сложившись на дѣло распространенія въ народѣ научныхъ знаній, на матеріальное, экономическое обезпеченіе научныхъ занятій и изысканій, составили Общество матеріальнаго споспѣшествованія научнымъ работамъ и изысканіямъ и образованію бѣдныхъ классовъ, -- то скоро разрѣшился бы въ Россіи громадно-важный вопроса, объ интеллектуальномъ развитіи массы рабочаго народа. Если бъ эти люди понимали свои дѣйствительные интересы, то они старались бы всѣми силами поднять уровень умственнаго образованія массы, потому что это образованіе было бы столько же полезно имъ, сколько и обогащающему ихъ рабочему классу. Тогда произошелъ бы огромный выигрышъ въ умственномъ прогрессѣ Россіи; рабочая, промышленная практика скоро помирилась бы и вступила въ тѣснѣйшій союзъ съ научною теоріей и знаніемъ, работа и мысль, трудъ и знаніе, индустрія и интеллигенція составили бы одно органическое цѣлое, пошли бы дружно, рука объ руку въ дальнѣйшей исторіи русскаго народа, другъ другу споспѣшествуя и содѣйствуя. Къ сожалѣнію, не то было у насъ, не то видимъ и теперь. Вѣковое умственные отчужденіе рабочаго народа отъ интеллектуальныхъ интересовъ и потребностей и вообще вѣковое преобладаніе рабочаго класса при отсутствіи класса интеллектуальнаго,-- со времени Петра великаго, когда, подъ вліяніемъ европейской науки, началъ въ Россіи развиваться, хотя въ слабыхъ зачаткахъ, и классъ интеллектуальный.-- произвело печальное разъединеніе, раздѣленіе и даже умственный антагонизмъ между классомъ рабочимъ и образованнымъ. Съ появленіемъ табели о рангахъ и съ развитіемъ крѣпостнаго нрава, въ силу котораго дворянство брало на себя роль россійской интеллигенціи, а масса народа представлялась одною механическою, рабочею силою, -- возникло даже, какъ увидимъ дальше, отрицаніе правъ рабочаго класса на высшее умственное развитіе.

А. Щаповъ.

"Дѣло", No 1, 1868

ственно натуральной познавательной дѣятельности органа зрѣнія, -- общимъ, всенароднымъ зрѣніемъ дозирали и досматривали разныя физическія явленія на русской землѣ, но по неразвитости мышленія и логической силы индукціи и обобщенія, никакихъ раціонально-теоретическихъ, научныхъ идей и понятій не могли выродить изъ этихъ безпрерывныхъ и повсемѣстныхъ досмотровъ и дозоровъ. Такъ, наприм., громадныя рѣки русской земли замѣтно для всѣхъ совершали свою геологическую работу, постепенно и разнообразно измѣняя топографическое и геогностическое строеніе береговъ и окрестныхъ земель. Это геологическое дѣйствіе рѣкъ, то разрушительное, то новообразовательное, неизбѣжно оказывало вліяніе на территоріальныя или поземельныя отношенія жителей, на ихъ хозяйство и проч. {См. напр. актъ "о присадной и отмойной землѣ." А. И. I, 248.}. И вотъ, по свидѣтельству актовъ, цѣлыми волостями, съ понятыми, "большимъ повальнымъ обыскомъ дозирали и досматривали тѣ новоприсадныя мѣста или пески, что присадило вновь рѣкою послѣ писцовъ къ старымъ землямъ". Надосмотрѣ, при сборѣ народа, составлялись "досмотрѣныя записки", въ которыхъ досмотрщики подробно и наглядно, какъ представлялъ органъ зрѣнія, описывали "мѣру и досмотръ новоприсадныхъ мѣстъ". Никого эти "новоприсадныя" образованія или измѣненія земли не наводили ни на какія геологическія размышленія и изслѣдованія, на разработку геологическихъ знаній, или на изслѣдованіе геологіи всей русской земли, подобно тому, какъ въ Италіи вулканическія явленія и земляныя раскопки въ Веронѣ (въ нач. XVI в.) навели мыслителей, подобныхъ Леонардо да Винчи и Фракасторо, на иниціативу обширныхъ геологическихъ изслѣдованій. Точно также при отсутствіи медиковъ, вмѣсто медицинскаго свидѣтельства, служилъ такой же повальный досмотръ или осмотръ {Наприм. въ 1677 г. одинъ новгородецъ Григорій Пустошкинъ въ челобитной своей докладывалъ, что онъ "отъ литовскихъ людей на бою раненъ изъ пушки дробовымъ жеребьемъ въ лѣвую щеку, кость и зубы коренные нижніе выломаны, и языкъ перерванъ, и отъ тѣхъ ранъ онъ болѣнъ и увѣченъ, глухъ и нѣмъ, и находитъ на негу оморокъ, и въ умѣ забывается". И вся діагностика его болѣзни ограничивалась тѣмъ, что воевода и многіе окольные люди осматривали наружныя раны и поврежденія больного, и этимъ наружнымъ досмотромъ правительство довольствовалось А. Юр. No 55, стр. 305.}. Потому же практическихъ, сельско-хозяйственныхъ естествоиспытателей или изслѣдователей физической производительности русской земли называли углядниками. Юрій Крыжаничъ писалъ: "добро бы было послать углядниковъ по всему царству, да бѣху обыскивали, испытывали и раскрывали, гдѣ изобильно родится или родиться можетъ какое жито, зелье, деревья, или былье, какъ-то: ленъ, конопля, хмѣль, медъ, главатица, лукъ, и другое, или гдѣ изобильно плодятся овцы, кони, волы, свиньи, рыбы" и проч. {О моск. госуд. разд. 3, стр. 44.}. Однимъ изъ высшихъ качествъ учителей и управителей народныхъ признавалась смотрѣливость: отъ нихъ требовали, чтобы они были смотрѣливы {Ак. отн. къ юрид. б. I, No 47,}. О хорошемъ приказчикѣ или вотчинникѣ говорили: "тихима очима на своя владомая смотряя". Такіе акты практическаго разума и мышленія, какъ обсужденіе, разумѣніе и т. п. назывались "разсмотрѣньемъ, осмотрѣньемъ". Точно также называлась административная умственная прозорливость и сообразительность. Воеводамъ дальнихъ областей обыкновенно наказывалось распоряжаться, смотря по тамошнему мѣсту и по своему высмотру и разсмотрѣнью" {Доп. III, No 4. Доп. VIII, No 69 и мн. др.}. Глазъ былъ, такъ сказать, особеннымъ служилымъ органомъ въ московскомъ государствѣ, особенно на сторожевыхъ линіяхъ по украйнамъ. По украйнамъ, "у засѣкъ, по свидѣтельству актовъ, въ дозорѣ были засѣчные дозорщики; и воеводы посылались на засѣки для дозору, чтобы противъ прежнихъ дозорныхъ книгъ ихъ дозрить и описать вся поименно" {Доп. VIII, стр. 89--90, 93.}. Въ городахъ, въ кремляхъ, на башняхъ возвышались караульныя смотрилѣни, такъ же какъ надъ свѣтлицами и теремами -- теремныя смотрильни. Наконецъ, и въ сферѣ нравственно-юридическихъ вопросовъ, зрѣніе считалось вполнѣ достаточнымъ и достовѣрнымъ критеріумомъ той или другой юридической истины. На судѣ, при клятвахъ и присягахъ, зрѣніе на образъ считалось высшимъ, несомнѣннымъ доказательствомъ правоты. Даже при всеобщихъ религіозныхъ земскихъ "обыскахъ", наприм., о новоявленныхъ мощахъ и чудесахъ, ссылались на свои "видѣнія очи -- вѣсть" {Сборн. соловец. библіот. No 128.}. Вообще, при господствѣ чувства зрѣнія надъ разумомъ, народъ, безъ всякой критики, безъ всякаго размышленія, полагался на свое зрѣніе, на-обумъ, неразсуждая судилъ по своему о томъ, что какъ видѣлъ. "Мужикъ простой -- что видитъ, то и бредитъ",-- такъ съ похвалой говорилъ въ 1705 г. въ Астрахани одинъ ярославскій гость первой статьи, Яковъ Носовъ -- извѣстный заводчикъ астраханскаго бунта. Вслѣдствіе неразвитости разума и господства органа зрѣнія надъ мышленіемъ, субъективныя ощущенія и галлюцинаціи зрѣнія породили въ народѣ тьму особыхъ зрительныхъ суевѣрныхъ умопредставленій. Отсюда произошла, наприм., вѣра въ окомигъ, въ сглаживанье {Въ Румянцевскомъ Сборникѣ 1751 и упоминаются наприм. такія зрительныя суевѣрія: "зори смотрятъ, очи свербятъ -- плакать будетъ; на руки даютъ смотрѣть волхву" и т. п.}. Къ числу отреченныхъ книгъ относился сборникъ суевѣрныхъ зрительныхъ примѣтъ, подъ заглавіемъ: окомигъ {Русскій расколъ. Казань 1859 г., стр. 449.}. Въ сборникѣ народныхъ пословицъ, составленномъ Далемъ, находимъ много такихъ зрительныхъ примѣтъ народа: "черный глазъ -- опасный; бойся чернаго, да каряго глаза; лѣвый глазъ къ слезамъ свербитъ, а правый -- на любаго человѣка смотрѣть; недобрый глазъ наглядѣлъ на насъ; человѣкъ изглаженъ или сглаженъ, приводами испорченъ; глазъ нечистъ, не хорошъ, черенъ; кто нечаянно загадитъ свѣтъ въ своемъ домѣ -- жди счастья; до утренней зори не гляди въ окно" и т. п. Вообще объ органѣ зрѣнія, какъ главномъ познавательномъ органѣ и источникѣ народнаго міросозерцанія, у народа нашего доселѣ сохранилось множество примѣтъ и пословицъ {Сборникъ пословицъ русскаго народа -- Даля въ Чтен. Общ. истор. подъ словами: суевѣрія -- примѣты и человѣкъ.}.
   Точно также органъ слуха былъ господствующимъ органомъ и критеріемъ несомнѣннаго познанія, вѣры и убѣжденія. "Увѣритъ же много и слухъ слышащихъ"говорили древне-русскіе грамотники и писатели, сплошь и-рядомъ основывавшіеся на одномъ свидѣтельствѣ слуха въ своихъ писаніяхъ. Способность слуха также смѣшивалась, отождествлялась съ умственною способностью вниманія, представленія, сообразительности и пониманія. Напримѣръ, говорили: "такую вещь сдѣлалъ еси, ея же и слухъ нашъ не вмѣститъ", т. е. и умъ не пойметъ, не сообразитъ, не представитъ {Пам. стар. р. литер. IV, 141.}. Или, одинъ повѣствователь, боясь обременить вниманіе и мысль читателей слишкомъ подробною и длинною повѣстью, заключаетъ свое сказаніе: "оставимъ большія сказанія, вѣмъ бо, грубыхъ утеса долгими бесѣдами отягчеваются" {Пам. IV, 51.}. Какъ чуткость слуха представлялась синонимичною съ ясностью, понятностью мысли или слова, такъ, наоборотъ, глухота представлялась однозначительною съ непонятностью, неясностью изложенія или сообщенія мыслей. Такъ, одинъ помѣщикъ XVII вѣка, въ семейномъ письмѣ своемъ, пишетъ: "въ грамоткѣ ты, Петрунюшка, пишешь глухо, мы разсудку положить не умѣемъ" {Чтен. Общ. Истор. 1859 г. кн. 2, отд. V: помѣщичьи письма, стр. 49.}. Дѣятельность слуха признавалась также равнозначительною и отождествлялась или смѣшивалась съ дѣятельностью умственнаго самоуглубленія и мышленія. Напримѣръ, писали: "неслушай себя -- будетъ добро; аще же станешь помышлять -- будетъ погибель". Послушать слова ученія -- значило воспринять умственное назиданіе. И родители и учители духовные особенно возбуждали дѣятельность слуха къ усвоенію своихъ назиданій и словесъ. Первые, напримѣръ, говорили дѣтямъ: "милое ты наше чадо, послушай ученія родительскаго, ты послушай пословицы добрыя... еще не давай очамъ вали". Вслѣдствіе особенныхъ условій воспитанія чувства слуха, предки наши всего больше воспитывались, умственно развивались и обогащались знаніемъ старой и современной жизни посредствомъ чувства слуха. Всякая старина разсказывалась молодымъ людямъ на послушанье. Многіе сказанія поэтому кончались стихомъ: "то старина-то и дѣянье, какъ бы добрымъ людямъ на послушанье" {Буслаева, Очерки литерат. 11, 18, 41, III.}. Учители духовные тоже постоянно внушали: "приклоните, послу си или слушателіе, слухи ваши со вниманіемъ". Какъ на юридическомъ языкѣ нашихъ предковъ судебные свидѣтели назывались послухами {Въ "правыхъ грамотахъ" постоянно говорится: "а се на то послуси", или: "у грамоты были послухи" и т. п. См. А. Юр. I и А. отн. къ Юр. б. I: "правыя грамоты".}, такъ и на церковно-славянскомъ языкѣ слушатели всякаго книжнаго ученья назывались тоже послухами {Пам. IV, 2: "разумни вси душеполезнаго житія послуси" и проч.}. Вслѣдствіе такого воспитанія и воспитательнаго значенія органа слуха, однимъ изъ высшихъ умственныхъ качествъ признавалась пассивная слуховая переимчивость, послушанье старины, старыхъ сказаній и суевѣрій, и послушаніе родителямъ, властямъ, помѣщикамъ и т. п. Противъ ослушниковъ давались особыя царскія грамоты, такъ называемыя послушныя {А. Юр. б. I, No 58: послушныя грамоты, стр. 417--440.}. Чтобы сильнѣе выразить важность познавательной дѣятельности органа слуха и достовѣрность слуховаго свѣденія или свидѣтельства, употребляли усиленныя выраженія, напр.: "вси со ушію слушали, услышали слухъ, или возушали во уши всѣмъ людямъ тяжкія словеса" {Пам. IV, 82.}. Самые важные вопросы жизни и даже вѣры рѣшались народнымъ слухомъ. При всеобщихъ земскихъ розыскахъ однимъ изъ самыхъ обыкновенныхъ и убѣдительныхъ доводовъ были такія рѣчи земскихъ людей и послуховъ: "слышали мы отъ старыхъ людей,-- слышали мы отъ отцовъ своихъ". Когда на площади московской, въ 1682 году, рѣшался всенародный споръ о старыхъ книгахъ, и читали во всеуслышаніе челобитную "на двадесяти столбцахъ писаныхъ",-- тогда, по словамъ очевидца и описателя событія Савы Романова, "посадскіе люди, стрѣльцы, чернослободцы, народи вси со ушіи ту прилежно слушаху". Всенароднымъ выслушаньемъ со ушіи и освидѣтельствованіемъ старыхъ книгъ хотѣли рѣшить спорный вопросъ. Когда же это оказалось недостаточнымъ, при отсутствіи раціональной убѣдительности, прибѣгли къ самому ощутительному дѣйствію на органъ слуха: къ заушенію -- "хотяху заушити" школьныхъ учителей-поповъ, и была на площади молва и голка велія -- шумъ и крикъ {Три челобитныя справщика Савватія, Саввы Романова и проч. Спб. 1862, стр. 77, 115.}. Органъ слуха, также какъ и органъ зрѣнія, былъ важнымъ служилымъ органомъ въ дѣлахъ правительства. Онъ замѣнялъ нынѣшнія газеты и телеграфы. Само правительство руководилось слуховыми вѣдомостями, и досылало для провѣдыванья "всякихъ подлинныхъ вѣстей" особыхъ "посыльщиковъ", чтобы они "пересмотря провѣдали накрѣпко" про то или другое нужное дѣло или событіе, и по вѣрному и подлинному свидѣтельству и провѣдыванью взяли самую прямую вѣдомость, смотря по тамошнему и по своему разсмотрѣнью". {Доп. VII, No 50, No 72, стр. 343.} Трудность корреспонденціи, особенно до учрежденія внутренней почты, появившейся не ранѣе 1687 года, отсутствіе печатной публичности, всенародныхъ вѣдомостей -- курантовъ или газетъ, разрозненность, разбросанность поселеній на громадныхъ, черезполосныхъ пространствахъ, неустройство путей сообщенія, пустынность и баснословная, мифологическая мрачность и загадочность многихъ мѣстъ, особенно въ захолустьяхъ, по украйнамъ, за черными дикими лѣсами и т. п.,-- все это благопріятствовало особенному значенію дѣятельности слуха, молвы. Такъ, одинъ крестьянинъ въ челобитной своему помѣщику, между прочимъ, пишетъ: "а про разбой свой я не слыхалъ, только я отъ слуху слышалъ, перехватили-де на Синбирскомъ; а у меня здѣсь мѣсто скудна (глухо), а путь дальній, провѣдать допряма некѣмъ" {Крестьянскія челобитныя въ Чтен. общ. ист., 1859 кн. 2 отд, V, 46.}. Правительство, основываясь на слухахъ, особенно въ дѣлахъ сторожевой службы по украйнамъ, различало "большія вѣсти или слухи и малыя вѣсти или слухи". Вѣдомостями назывались непосредственно слуховыя вѣсти или извѣстія. Стрѣльцы на московской площади и передъ грановитою палатою говорили, напримѣръ: "сверху (изъ царскихъ палатъ) вѣдомость пришла, царица трикраты посылала вѣдомость" -- словесныя объявленія {3 челобитн. III.}. Или на низу Волги говорили: "слышали на Царицынѣ про воровскихъ казаковъ, что взбунтовались, а вѣдомости никакой царицынскіе жители не сказали, гдѣ, въ какихъ мѣстахъ тѣ воровскіе казаки, объ томъ вѣдомости никакой не слыхали, и сами не видали" {Доп. VII No 48.}. И надобно сказать, что слухъ много способствовалъ географическому и этнографическому развѣдыванью русской земли, и особенно Сибири. Слухомъ земля прлнилась, и языкъ довелъ славяно-русское племя отъ Кіева до Амура и Восточнаго океана. Открытіе, дознаніе и покореніе глухихъ сѣверо-восточныхъ украйнъ великорусскихъ и земель и народовъ сибирскихъ, и особенно географическія и этнографическія развѣдки и открытія въ отдаленныхъ и глухихъ украйнахъ Сибири, совершались главнымъ образомъ и даже исключительно на основаніи слуха, на основаніи такъ называемаго въ актахъ пойманья языковъ, на основаніи слуховъ и разспросовъ инородческихъ, особенно аманатскихъ. По слухамъ же разузнавали и открывали въ Сибири разныя минеральныя богатства -- слюду, желѣзную, мѣдную, серебряную и золотую руду, а также лекарственныя травы и коренья и многое другое {См. дополн. къ А. Ист. т. I--VIII.}. Точному, научному изслѣдованію и позванію русской и сибирской земли предшествовали познанія слуховыя. Книгѣ Чертежа сибирской земли, а также изслѣдованіямъ Мессершмидтовъ, Палласовъ и Георги предшествовали слуховыя дознанія и отписки Поярковыхъ, Хабаровыхъ и проч. Точно также и во внутреннихъ гражданскихъ или земскихъ дѣлахъ слухъ во многихъ отношеніяхъ замѣнялъ мыслительную, умственную самодѣятельность. Способъ распространенія извѣстій или свѣденій, способъ познанія, былъ не интеллектуальный, умственно самодѣятельный, печатный и т. и, а слуховой. При крайней малораспространенности въ народѣ грамотности, при отсутствіи печатныхъ органовъ публичности или гласности,-- органъ слуха замѣнялъ все въ этомъ отношеніи. Смыслъ царскихъ указовъ усвояли не собственномъ чтеніемъ и изученіемъ, а слухомъ: "бирючи" обыкновенно "по многи дни кликали по улицамъ и по торгамъ, во всѣхъ волостяхъ и деревняхъ, трубя во всеуслышаніе о томъ или другомъ царскомъ указѣ, и если кто не слыхалъ или неисполнялъ указа, тотъ назывался ослушнымъ" {Наприм. А. Юрид. б. I. 423 и мн. др.}. Счетныя книги, наприм., по таможенному, питейному и другимъ сборамъ, также обыкновенно всенароднымъ слухомъ провѣрялись и закрѣплялись: ихъ велѣно было "вычесть всякихъ чиновъ людямъ вслухъ не по одно время". {Доп. VII. 317.} По областямъ разсылались особые трубники для громогласнаго объявленія вслухъ всему народу, наприм., царскаго "осуда" воеводамъ, въ случаѣ ихъ ослушанья или неисправности {Доп. VIII. No 45.}. Какъ въ сферѣ наблюдательности зрѣнія необходимы были "смотрильни",-- такъ въ сферѣ слуховыхъ общественныхъ или земскихъ сношеній и оповѣщеній необходимы были вѣчевые и вѣстовые или сполошные колокола, бои и боевые часы {Костомаровъ, очеркъ нрав. великор. нар. 16.}. Русскіе особенно любили слушать звонъ большихъ "доброслушныхъ камбановъ, еже есть колоколовъ", такъ, что чрезмѣрную склонность къ слушанью церковнаго колокольнаго звона въ XVI в. обличало даже само духовенство. Вообще, слухъ имѣлъ такое полновѣсное значеніе, что служилъ часто безконтрольнымъ доказательствомъ, наприм., на судѣ свидѣтельство слуховое принималось безъ всякаго разсужденія и критики. На судахъ много дѣлъ рѣшалось по одному, "разслушанью", по язычной молкѣ, покленнымъ искамъ, по сказкѣ послуховъ. Слухъ не малую службу сослужилъ и въ политическомъ отношеніи, когда господствовало роковое, страшное слово и дѣло. Отсюда произошло наушничество, ябедничество. Въ XVI или XVII в. образовалась пословица народная: "Богъ любитъ праведниковъ, а царь любитъ ябедниковъ". Съ другой стороны, при неразвитости разума и мышленія, слухъ народный былъ особенно наклоненъ и воспріимчивъ ко всякимъ баснословнымъ и суевѣрнымъ слухамъ, мифамъ и рказкамъ. "Въ небылицѣ русскихъ увѣрить легко, -- замѣчаетъ Коллписъ, -- но трудно убѣдить ихъ въ истинномъ, и вѣроятномъ". Ложные слухи производили бунты, создавали самозванщину, создавали мифическія страны и явленія. Разнесся, напримѣръ, въ 1705 г. слухъ, и пошла молва по торгамъ, внизъ по Волгѣ, будто запрещено будетъ играть свадьбы 7 лѣтъ, а дочерей и сестеръ велѣно будетъ выдавать замужъ за нѣмцевъ, -- и въ Астрахани 29 іюля въ воскресенье сыграно было 100 свадебъ, чтобы потомъ не выдавать двоихъ дѣвицъ за нѣмцевъ, а ночью вспыхнулъ большой извѣстный астраханскій бунтъ {Соловьевъ, Истор. Россія XV, стр. 143.}. Разнесся слухъ, что Петръ III явился въ Заволжья, -- и разыгралась пугачевщина, и явился не одинъ самозванецъ Петръ III. Обыкновенно отдаленныя страны русской земли слухъ народный наполнялъ разными мифическими существами и сценами чудесныхъ событій. Такъ, слухъ народный разгласилъ молву, будто на сѣверѣ Россіи, мрачномъ, лѣсистомъ, суровомъ, въ отдаленныхъ печорскихъ горахъ, живетъ въ пещерѣ змѣя-аспида, змѣя крылатая съ птичьимъ носомъ и съ двумя хоботами,-- и про змѣю эту ходили разные баснословные и страпг ные слухи. Пустынные берега широкой Волги слухъ народный также оглашалъ разными чудесными, мифическими баснями. Ходилъ слухъ, что выше Саратова есть гора Зміева, гдѣ обитаетъ шестиглавый драконъ, налетавшій на Русь и причинявшій опустошенія. Ходилъ слухъ, будто въ низовьяхъ Волги растетъ животно-растеніе "баранецъ", приносящее плодъ, похожій на ягненка, съ мохнатыми ногами, и проч. и проч. {Костомарова, Очеркъ нр. вел. нар. 184} Наконецъ, при господствѣ органа слуха надъ разумомъ и мышленіемъ, галлюцинаціи слуха народнаго были источникомъ многихъ суевѣрій. Отсюда проистекали, наприм., такъ называемые святочные подслухи или подслушиванья. Въ Румянцевскомъ сборникѣ 1754 года записаны, наприм., такіе древніе "подслухи": "на ростанехъ слушаютъ, громъ слушаютъ и валяются, пса слушаютъ, слушаютъ, какъ кошка мяукаетъ, или гусь кокочетъ, утка крякаетъ", и т. п. Къ отреченнымъ книгамъ относились сборники слуховыхъ галлюцинаціонныхъ примѣтъ и суевѣрій: "ухозвонъ, стѣнотрескъ, вранограй, трава шумитъ, съ древу листъ шумитъ" и проч. {Буслаевъ, Очерки литер. 482--486.} При "подслухахъ" всякія слуховыя, галлюцинаціи принимались, и доселѣ принимаются за истину. Даль, въ своемъ сборникѣ народныхъ примѣтъ и пословицъ, приводитъ, наприы, такіе подслухи: "слушаютъ дѣвки на гумнѣ: если дружный стукотокъ -- итти за-мужъ въ большую семью, одинъ молотитъ -- за одинокаго; слушаютъ подъ окнами, и по разговору заключаютъ о замужествѣ и о судьбѣ своей; подслушиваютъ у церковныхъ дверей ночью: если слышатъ колокольчикъ -- замужество, глухой стукъ -- могила. И твердо, несомнѣнно вѣрятъ въ эти подслухи: и что скажутъ подслухи, того и жди", -- говоритъ одна народная пословица. Самый органъ слуха, по различнымъ субъективнымъ ощущеніямъ его, такъ называемымъ въ физіологіи "звучнымъ слѣдамъ", слуховымъ галлюцинаціямъ, шумамъ въ народномъ слуховомъ проходѣ или въ барабанной полости, треску отъ сокращенія мышцы, натягивающей барабанъ и т. п., -- самый органъ слуха, такимъ образомъ, служилъ источникомъ множества суевѣрныхъ примѣтъ и понятій въ народномъ міросозерцаніи. Напримѣръ, у Даля читаемъ: "что-то у меня въ ушахъ звенитъ -- кто-то поминаетъ; въ правомъ ухѣ звенитъ -- къ добрымъ вѣстямъ или добрый поминъ, въ лѣвомъ ухѣ звонъ -- худой поминъ, у кого ухо горитъ, про того говорятъ: правое ухо -- правду, лѣвое -- ложь; уши чешутся -- къ вѣстямъ; уши свербятъ -- по новорожденномъ у знакомыхъ людей; уши слышатъ гудъ въ трубѣ -- душа покойника пришла" и проч. {Сборн. пословицъ въ Чтен. общ. истор. И какъ вообще сильна была въ народѣ дѣятельность органа слуха -- можно судить по многочисленнымъ народнымъ пословицамъ и примѣтамъ, относящимся къ слуху, каковы Наприм: "слухомъ земля полнится; пусти уши въ люди, всего наслушаешься; чужихъ слуховъ не оберешься; скажешь съ уха на ухо, узнаютъ съ угла на уголъ"; "слышишь колоколъ льютъ";-- говорится о всѣхъ несбыточныхъ, выдуманныхъ слухахъ, потому что къ отливкѣ колокола, по суевѣрью пускаютъ какой-нибудь ложный слухъ, небылицу, колоколъ отливаютъ, такъ вѣсти распускаютъ (суевѣріе); стояли люди подъ колоколами, т. е. слышали; въ Москвѣ въ заутренѣ звонили, а на Вологдѣ звонъ слышали и т. п. Въ простонародьи, особенно въ Сибири, преобладаніе слуха надъ разумомъ создало страсть къ сплетничеству.}.
   Наконецъ память -- этотъ нервный резервуаръ, сохраняющій въ скрытомъ состояніи въ нервныхъ аппаратахъ всѣ данные органами чувствъ звуки, образы, слѣды и вообще всякія ощущенія, память зрительная, слуховая и осязательная, какъ тоже низшая познавательная способность, необусловливала высшаго, научно-мысленниго интеллектуальнаго развитія. Она только сохраняла и упрочивала тотъ скудный запасъ умственныхъ представленій и ощущеній, какой вырабатывался органами чувствъ. Въ силу того, что у большинства людей, вслѣдствіе условій воспитанія ихъ чувствъ, слуховыя ощущенія несравненно сильнѣе зрительныхъ,-- дѣятельность слуха находилась въ особенно-тѣсной связи съ дѣятельностью памяти, увеличивая въ ней запасъ скрытыхъ слѣдовъ, звуковъ и образовъ. Отъ этого преобладанія памяти и слуха происходило то, что изъ рода въ родъ, испоконъ вѣка, отцы и дѣды разсказывали дѣтямъ и внукамъ одни и тѣ же старыя сказанія, мифы и сказки, передавали одни и тѣже изстаринныя, рутинныя промышленныя понятія и обычаи. Отсюда проистекало это, можно сказать, всемогущее господство въ умственной жизни русскаго народа старины, стараго преданья, старыхъ суевѣрій, сказаній, пословицъ и примѣтъ. Всякое старое сказанье и преданье, всякая "старина и старое дѣянье" разсказывались "старымъ людямъ на послушанье, а молодымъ людямъ для памяти" {Буслаева, Очерки литер. II, 18. 44. III.}. При господствѣ памяти надъ разумомъ,-- память замѣняла разумѣніе, знаніе, такъ что вмѣсто: "знаю или не знаю" говорили: "помню или не помню". Высшимъ умственнымъ дарованіемъ или талантомъ считалась хорошая память, или, какъ выражаются народные, старообрядческіе писатели, "память важная, добрая, твердая" и, въ особенности, память старины. Такъ, извѣстный библіографъ или историкъ старообрядческій, Павелъ Любопытный, составившій "библіотеку старовѣрческой церкви" или библіографію 936 сочиненій 43 старообрядческихъ писателей и "историческій словарь старовѣрческой церкви" (1828 г.) съ характеристикой авторскихъ достоинствъ 86 писателей,-- о большой части старовѣрческихъ писателей отзывается такъ: "памяти важной, памяти твердой, памяти хорошей, памяти рѣдкой, великій любитель благочестивыхъ предметовъ древности и оныхъ рѣдкій соискатель," или: "рѣдкій снискатель и отличный любитель и собиратель священныхъ предметовъ древности и предковъ своихъ преданій, соборовъ, мышленій и твореній, рѣдкій и отличный собиратель священныхъ предметовъ древности и предковъ своихъ догматовъ и церковныхъ ихъ мышленій и обычаевъ" и т. п. {Чтен. Общ. Истор. 1864 кн. 3, отд. II, стр. 1--177.} Встарину различныя книги писали не для развитія мысли, не для расширенія знаній, а памяти дѣля или памяти ради {Наприм. одинъ списатель книгъ говоритъ: "азъ рабъ Божій недостойный, худый списахъ памяти дѣля царю нашему и людемъ о скончаніи евангелія". Дополн. свѣд. къ ист. Мстисл. Еванг. Чт. Общ. 1839 кн. 3, стр. 181. См. также Памят. Стар. Рус. Лит. IV, стр.}. Память замѣняла даже и самыя книги, а тѣмъ болѣе географическія карты и т. п. Напримѣръ Лепехинъ замѣчаетъ о поморскихъ промышленникахъ-мореходахъ: "вмѣсто меркаторской карты служитъ имъ собственная ихъ память и сохраняемыя ихъ воображеніемъ виды морскихъ береговъ, приморскихъ горъ и мысовъ" {Путеш. Лепехина IV, 123--192.}. Какимъ высшимъ умственнымъ качествомъ считалась хорошая память, такъ, наоборотъ, самымъ важнымъ умственнымъ недостаткомъ считался забвенный умъ {Буслаева 11, 564.}. И доселѣ народъ считаетъ память высшимъ дарованіемъ. Наприм., въ пословицахъ своихъ онъ говоритъ: "пошли тебѣ Богъ твердую память; когда сядешь ѣсть, закрывай книгу, чтобы не заѣсть память; на себѣ шить не надо,-- память прошьешь" и т. п. Вслѣдствіе преобладанія памяти надъ разумомъ, народъ русскій испоконъ вѣка мыслилъ и жилъ "но старинѣ и пошлинѣ" или такъ, какъ "пошло изъ старины". Память старины была верховнымъ критеріумомъ и извѣковѣчнымъ хранилищемъ всѣхъ умственныхъ и экономическихъ понятій и убѣжденій. Она замѣняла всякія раціональныя, научныя основы земскихъ вопросовъ и дѣлъ. Напр., въ дѣлѣ земскаго строенья, не раціональное, геометрическое измѣреніе и межеванье земель, не геодезисты и математики-землемѣры, а такъ называемыя въ актахъ "старые добрые памятухи", по свидѣтельству юридическихъ актовъ, рѣшали споры о землѣ, о межахъ, о раздѣлахъ, промѣнахъ и передѣлахъ земли и т. п. Въ случаѣ споровъ о землѣ, о межахъ, памятухи-старожильцы, на основаніи своей старческой памяти, рѣшали дѣло. Судья обыкновенно спрашивалъ ихъ на судѣ: "какая та земля изъ старины, чья та земля"? И вотъ памятухи-старожилъцы выступали на сцену и отвѣчали старчески-диктаторски: одинъ, памятухъ говорилъ: "изъ, господине, помню за 70 лѣтъ, чья то земля", и разсказывалъ -- чья; другой памятухъ вторилъ: "мнѣ, господине, девяносто (90) лѣтъ, и я помню, какая та земля изъ старины"; а третій памятухъ сознавался: "а изъ, господине, тѣхъ мѣстъ и не помню" и т. д. Не разумъ, а память управляла всѣми народными понятіями и дѣлами -- административными, юридическими, семейными, техническими и торгово-промышленными. Въ Приказахъ Дѣла назывались памятями, напр. памяти большаго приказа, памяти хлѣбнаго стола, памяти ямскаго стола. Для памяти писались и памятями назывались и разныя воеводскія и вообще оффиціальныя сношенія, увѣдомленія, маканы, отписки, предписанія и т. п. Памятями назывались грамоты или акты о раздѣлѣ, промѣнѣ, передѣлѣ и измѣреній земель. Точно также памятями назывались и разныя описанія дозоровъ и досмотровъ. Такъ какъ отцы и дѣды развивали въ дѣтяхъ и внукахъ исключительно память старины и оставляли имъ "духовныя памяти въ вѣчный поминокъ своей души", то само собою разумѣется, что семейныя понятія особенно проникнуты были памятью старины. Поэтому и всякое семейное письмо, наприм. отца къ сыну, называлось также памятью или памяткой. Наконецъ, такъ какъ и всѣ техническія и промышленныя понятія нашихъ предковъ шли, путемъ памяти и преданья, изъ старины и усвоились главнымъ образомъ, памятью, то и всѣ техническія письменныя правила или руководства также назывались памятьми. Напримѣръ; "память, какъ составлять разныя краски для иконописи и живописи" и т. д. {Сборн. солов. библіот. No 925 No 82--86.}. Наконецъ, памятью называлось и статистическое или торгово-промышленное описаніе. Напримѣръ: "память нѣмецкимъ всякимъ товарамъ и ефимкамъ и золотымъ, и сукнамъ и жемчугамъ, и всякой рухляди, и почему на Москвѣ и почему на мурманскомъ и въ нѣмцахъ купятъ и продаютъ" {Пекарскаго I, 265. Доп. VII, No 35.}. При таковомъ значеніи памяти народной, и въ московскомъ государствѣ господствующею, руководительною интеллектуальною силою была память, и именно память старины, а не разумъ. Не даромъ и сами московскіе цари любили поддерживать въ себѣ память старины, питая ее памятью столѣтнихъ стариковъ. Англійскій врачъ Коллинсъ, прожившій въ Россіи 10 лѣтъ, говоритъ: "царь содержитъ во дворцѣ стариковъ, имѣющихъ по 100 лѣтъ отъ роду, и очень любитъ слушать ихъ разсказы о старинѣ". Эта любовь московскихъ царей къ старинѣ и память старины была главною причиною вѣковой прочности и неподвижности старинныхъ основъ и обычаевъ московскаго государства, а также -- экономическаго и умственнаго малосилія его. Управляясь не разумомъ, а памятью старины, старинными понятіями и обычаями, да поверхностными дозорами, досмотрами и слуховыми вѣдомостями, московское государство неизбѣжно было интеллектуально малосильно и, вслѣдствіе того, бѣдно матеріальными средствами для самостоятельнаго интеллектуальнаго и экономическаго развитія. При этомъ замѣчаніи, намъ невольно припоминаются слѣдующія слова Либиха: "если", говоритъ онъ, сравнивая государство съ организмомъ,-- "если движеніями и силами государственнаго организма управляютъ, вмѣсто предусмотрительности и обдуманности, старинныя привычки въ противорѣчіи съ законами природы, то сами собою проявляются слабость и недостатокъ, а вмѣстѣ съ ними бѣдность и нужда" {Письма о химіи II: 162,}. Такъ точно и было въ московскомъ государствѣ. Какъ въ государственномъ, такъ и во всемъ домашнемъ быту русскаго народа память старины была главнымъ вождемъ жизни. "Всему тому есть обычай испоконъ вѣка", -- говоритъ "Вождь по жизни", -- "да и дѣло то не писаное, а улажено старыми людьми недаромъ, и должно вершиться безъ всякой порухи, чтобы не было на смѣхъ и позоръ" {Буслаев. II, 509.}. Наконецъ, и въ сферѣ работы, вслѣдствіе вѣковаго преобладанія памяти надъ разумомъ, надъ теоретической интеллигенціей, -- народъ всегда помнилъ, и доселѣ твердо помнитъ старыя рутинныя промышленныя понятія и пріемы, завѣщанные по наслѣдству старою памятью, "отчиной и дѣдиной," передаваемые "по старинѣ и пошлинѣ", сохраняемые и заучиваемые по старой памяти изъ рода въ родъ. Такъ, отцовская и дѣдовская память изъ рода въ родъ передавала и доселѣ передаетъ и сохраняетъ во многихъ провинціяхъ самыя изстаринныя ремесла и промыслы, во всей ихъ извѣковѣчной, первобытной стереотипности. Еще въ прошломъ столѣтіи извѣстный русскій историкъ Болтинъ, опровергая замѣчаніе Леклерка, что въ Россіи почти нѣтъ своихъ русскихъ мастеровъ и ремесленниковъ, писалъ: "причиною тому, что въ Россіи многіе провинціи искони упражняются въ одномъ промыслѣ, частію привычка съ малолѣтства къ промыслу или ремеслу, которымъ отцы и дѣды кормились" {Замѣч. на ист. Леклерка.}. Въ частности, напримѣръ, жители села Дунилова (1,500 д. об. п.), владимірск. губ. шуйскаго уѣзда, еще въ XVII вѣкѣ занимались скорняжествомъ и въ отдаленныя времена извѣстны были своей торговлей мѣхами и шкурами не только въ Россіи, но и въ Польшѣ и въ Бѣлоруссіи, и до нынѣ они занимаются также преимущественно скорняжничествомъ, и торговля шкурками у нихъ тоже до сихъ поръ не. упала: они ежегодно выдѣлываютъ до 70,000 шкуръ на 150,000 р. {Географич. Словарь г. Семенова II, 144.}. Во Владимірской же губерніи, во многихъ селахъ, жители еще въ XII вѣкѣ были каменщики и кирпичники, и въ XIX столѣтіи они остаются, по старой памяти, каменщиками и кирпичниками: изъ нихъ однихъ каменщиковъ въ настоящее время считается до 10,000 {Геогр. Слов. I, 484.}. Такимъ образомъ старина и неподвижность мысли изъ вѣка въ вѣкъ держали русскаго человѣка на одномъ уровнѣ экономическаго труда и величайшей бѣдности. Прошли цѣлыя столѣтія, вымерли сотни поколѣній, а народъ, жившій одними внѣшними впечатлѣніями, въ тѣсной сферѣ чисто-внѣшняго опыта, не двинулся впередъ ни на одинъ шагъ, и въ XIX вѣкѣ также, бѣденъ и малосмысленъ, какъ былъ бѣденъ и малосмысленъ въ XII-мъ.

А. Щаповъ.

(Продолженіе будетъ).

"Дѣло", No 8, 1868


аніемъ въ томъ, что говоритъ профессоръ. Теперь дѣломъ преподавателей наукъ стало -- опытами, демонстраціями, химическимъ анализомъ или наблюденіемъ упражнять, по крайней мѣрѣ, четыре изъ пяти чувствъ своихъ, и, дѣйствительно, какъ говорится, "demonstrare ad oculos" -- сдѣлать вполнѣ наглядными истины и положительность своихъ изрѣченій. Внѣшнія чувства, руководимыя разумомъ или научно-раціональнымъ мышленіемъ, отправляютъ важнѣйшую дѣятельность въ естествоиспытаніи. Гумбольдтъ въ своемъ "Космосѣ", въ главѣ "о естественномъ и телескопическомъ зрѣніи, такъ говоритъ, наприм., о заслугахъ органа зрѣнія для астрономіи: "только со времени двухъ съ половиной столѣтій глазъ, органъ міросозерцанія, въ искусственномъ телескопическомъ возвышеніи своей силы, получилъ величайшее вспомогательное средство къ познанію содержанія міровыхъ пространствъ, къ изслѣдованію вида, физическихъ свойствъ и массъ планетъ вмѣстѣ съ ихъ спутниками. Первая труба была построена въ 1608 году, семь лѣтъ спустя послѣ смерти великаго наблюдателя Тихо-Браге. Уже съ помощію трубы были открыты юпитеровы спутники, солнечныя пятна, сѣрнообразный видъ Венеры, тройственность Сатурна, телескопическія звѣздныя группы и туманное пятно Андромеды, когда въ 1634 г. французскому астроному Мореню (Morin), оказавшему важные заслуги своими наблюденіями долготъ, въ первый разъ явилась мысль утвердить зрительную трубу на алидадѣ угломѣрнаго инструмента и отыскать Арктура во время дня. Усовершенствованіе дѣленія дуги вполнѣ, или по крайней мѣрѣ большею частію, не достигало бы главной своей цѣли, т. е. большей точности наблюденія, еслибы оптическіе приборы не были приведены въ соединеніе съ астрономическими инструментами и острота зрѣнія не соотвѣтствовала точности измѣренія. Микроскопическій приборъ изъ тонкихъ нитей, натянутыхъ въ фокусѣ трубы, который придалъ употребленію телескоповъ свойственное только имъ неоцѣненное достоинство, былъ изобрѣтенъ еще 6 лѣтъ спустя, только въ 1640 году, молодымъ, талантливымъ Гасконьемъ. Телескопическое зрѣніе, изслѣдованія и измѣренія, какъ я сейчасъ упомянулъ, обнимаютъ только 240 лѣтъ нашего астрономическаго знанія; напротивъ того, не говоря уже о халдеяхъ, египтянахъ и китайцахъ, а начиная только отъ Тимохареса и Аристилла, до открытій Галилея мы насчитываемъ болѣе 19-ти столѣтій, въ продолженіе которыхъ положеніе и теченіе звѣздъ было наблюдаемо невооруженнымъ глазомъ. Принимая въ соображеніе многія препятствія, которыя въ этотъ длинный періодъ времени встрѣчали успѣхи образованія и распространеніе круга идей между народами, обитавшими около бассейна Средиземнаго моря, должно удивляться тому, что еще раньше изобрѣтенія телескопическаго зрѣнія, Гиппархъ и Птоломей узнали отступленіе равноденственныхъ точекъ, запутанное движеніе планетъ, два главнѣйшія неравенства луны, опредѣлили положеніе многихъ звѣздъ; Коперникъ открылъ истинную систему міра, Тихо-Браге усовершенствовалъ практическую астрономію и ея методы. Длинныя трубы, которыя, какъ весьма вѣроятно, служили уже древнимъ и, безъ сомнѣнія, арабскимъ астрономамъ, могли конечно увеличить нѣсколько точность наблюденій... Задолго до великой эпохи изобрѣтенія телескопическаго зрѣнія и приложенія его къ наблюденію неба, слѣдовательно прежде достопамятныхъ 1608 и 1610 годовъ, было уже положено основаніе чрезвычайно важной части астрономіи нашей планетной системы. Георгъ Пурбахъ, Регіомонтанъ (Іоаннъ Мюллеръ) и Бернгардъ Вальтеръ въ Нюренбергѣ многотрудными и рачительными работами умножили сокровище знаній, наслѣдованное отъ грековъ и арабовъ. За ихъ стремленіемъ послѣдовало смѣлое и величественное развитіе идей, система Коперника; за нею -- богатство точныхъ наблюденій Тихо, проницательное остроуміе и упорное влеченіе къ вычисленіямъ Кеплера. Два великіе мужа, Кеплеръ и Галилей, стоятъ на важномъ поворотномъ пунктѣ, какой представляетъ исторія практической астрономіи; оба опредѣляютъ эпоху, когда наблюденіе безоружнымъ глазомъ, однакоже съ помощію весьма усовершенствованныхъ измѣряющихъ инструментовъ, отдѣляется отъ телескопическаго зрѣнія... Три кеплеровы закона, навѣки прославившіе его имя, открытые чисто-эмпирическимъ путемъ, но для цѣлой системы науки имѣвшіе болѣе обильныя послѣдствія, нежели отдѣльное открытіе новыхъ небесныхъ тѣлъ,-- вполнѣ принадлежатъ времени естественнаго зрѣнія, времени Тихо-Браге, даже собственно наблюденіямъ Тихо... Переходъ отъ естественнаго зрѣнія къ телескопическому, который отличаетъ первый десятокъ XVII столѣтія и который для астрономіи (познанія небеснаго пространства) сдѣлался еще важнѣе, нежели 1492 годъ для познанія земныхъ пространствъ, -- не только безпредѣльно распространилъ взглядъ на созданное, но также, вмѣстѣ съ обогащеніемъ человѣческаго круга идей, чрезъ возбужденіе, новыхъ и сложныхъ задачъ, возвысилъ математическое знаніе до недостижимаго прежде никогда блеска. Такъ дѣйствуетъ усиленіе чувственнаго органа на міръ мысли, на укрѣпленіе умственной силы, на облагороженіе человѣчества" {Космосъ Гумбольдта т. III, отд. I, стр. 51--53, 63--64.}. И не только чувство зрѣнія, но и чувство слуха служитъ источникомъ точныхъ знаній. Такъ, безсмертный Laennec впервые примѣнивъ наприм.: слухъ къ изслѣдованію измѣненій грудныхъ органовъ, и довелъ распознаваніе болѣзней легкихъ, сердца и большихъ сосудистыхъ стволовъ, посредствомъ слуха, до такой точности, какой до него даже и не подозрѣвали въ медицинѣ {Не говоримъ уже о томъ, что органы чувствъ сами по себѣ ведутъ къ важнѣйшимъ физическимъ наукамъ. "Законы звука и зрѣнія",-- замѣчаетъ одинъ ученый, -- "акустика и оптика съ такимъ же нравомъ могутъ быть отнесены къ области физіологіи, какъ и къ области физики". Руковод. физіологич. химіи. Дерптъ. 1862 г., стр. 11.}. Вслѣдствіе такого высокаго научно-эмпирическаго или экспериментальнаго значенія органовъ внѣшнихъ чувствъ, намъ кажется, преобладающій сенсуально реалистическій умственный складъ русскаго народа, обусловленный его вѣковымъ физико-географическимъ воспитаніемъ, вѣковымъ преобладаніемъ рабочей непосредственно-сенсуальной, практической дѣятельности народа надъ дѣятельностью интеллектуально-теоретическою, мыслительною, -- могъ бы, намъ кажется, прямо вести его къ раціональному, естественно-научному, реалистическому развитію. Это тѣмъ болѣе вѣроятно и возможно, что простой, рабочій народъ, вращаясь въ непосредственной сферѣ физической реальности, въ области самой природы, вслѣдствіе вѣкового естественнаго сенсуально-реалистическаго умонастроенія и воспитанія, какъ мы видѣли, издавна самъ сталъ-обнаруживать особенную наклонность и способность къ реальнымъ знаніямъ и изобрѣтеніямъ, какъ-то къ механикѣ, химіи, физикѣ и т. п. И мы вѣримъ, что въ Россіи тогда только начнется самое живое, умственно-рабочее, всестороннее и плодотворное интеллектуальное развитіе, когда естественно-научное просвѣщеніе озаритъ всю темную массу рабочаго народа и естественныя науки, въ возможной степени, сравняютъ всенародный умственный уровень, когда всѣ умственныя силы народа будутъ работать, съ свѣточемъ индуктивно-научнаго, раціонально-теоретическаго естествознанія, и въ непосредственной области природы и въ области рабочаго, практическаго естествоиспытанія, и такимъ образовъ всѣ физическія работы народа будутъ въ одно и тоже время и разумно-сознательнымъ продуктомъ или результатомъ и практическимъ приложеніемъ естественно-научныхъ, физическихъ работъ или изслѣдованій и, въ тоже время, практическимъ разумно-сознательнымъ, раціональнымъ рабочимъ опытомъ, направленнымъ къ дальнѣйшей разработкѣ естественно-научныхъ знаній. Исторія русская недаромъ обусловила, во-первыхъ, преимущественное развитіе и численное преобладаніе рабочаго народа, во-вторыхъ -- вѣковое преимущественное развитіе естественнаго, сенсуально-реалистическаго умонастроенія народнаго. Въ этомъ исторически-развившемся преобладаніи рабочаго народа и въ этомъ вѣковомъ преобладаніи и укрѣпленіи сенсуально-реалистическаго народнаго умственнаго склада, въ вѣковомъ господствѣ и укорененіи реально-познавательной дѣятельности эмпирическихъ или экспериментальныхъ умственныхъ способностей -- внѣшнихъ чувствъ, -- во всѣхъ этихъ историко-физіологическихъ условіяхъ, можно сказать, рукой самой природы начертанъ историческій завѣтъ и физіологическій законъ реальнаго, естественнонаучнаго развитія русскаго народа. Въ органахъ внѣшнихъ чувствъ рабочаго народа самой природой начертанъ всеобщій физіологическій законъ всенароднаго реальнаго, естественно-научнаго интеллектуальнаго развитія, и напечатлѣнъ и указанъ сенсуально-индуктивный, реальный методъ всеобщаго, всенароднаго мышленія, познаванія и міросозерцанія. Это, вообще, такой всеобщій физіологическій законъ органовъ чувствъ человѣческихъ, за нарушеніе котораго исторія наказываетъ соціальный организмъ народовъ такими вопіющими соціальными аномаліями и болѣзнями, какъ, наприм., анти-гигіеничность и патологичность образа воспитанія и жизни народа, страшная, вопіющая язва глубокаго и самаго темнаго суевѣрія массъ рабочихъ, господство надъ общественнымъ и народнымъ разумомъ мистицизма и идеализма, духа буржуазіи и т. п., непроходимая пропасть контраста и неестественнаго, анти-антропологическаго дуализма между милліонами темныхъ массъ рабочихъ и какими нибудь сотнями или немногими тысячами образованныхъ мыслящихъ людей среди одной и той же націи, между мозгомъ и міросозерцаніемъ массъ народныхъ и мозгомъ и міросозерцаніемъ Ньютоновъ. Гумбольдтовъ, Дарвиновъ и т. п., между физическими работами и физическими науками, между практикой и теоріей, между трудомъ и знаніемъ, между умственнымъ ротшильдствомъ и умственнымъ пролетаріатомъ, между умственной пищей и умственнымъ голодомъ, между умственной жизнью и умственной смертью и проч. Еще въ прошломъ столѣтіи, англійскій философъ Д. Стюартъ говорилъ: "практическое значеніе физическихъ законовъ начертано рукой самой природы въ органахъ внѣшнихъ чувствъ... Въ операціяхъ мануфактуръ и искусствъ лежитъ изумительное количество научныхъ началъ, какихъ даже и не подозрѣваютъ, и Бойль провозгласилъ громко, что онъ гораздо больше узналъ въ лавкахъ торгашей, чѣмъ изъ всѣхъ читанныхъ имъ сочиненій. Не видимъ ли мы ежедневно самыя высокія истины механики въ приложеніяхъ у самаго невѣжественнаго класса народа? Грубые ремесленники не отличаются ли по временамъ быстротою и ловкостью даже въ такихъ случаяхъ, гдѣ и самый глубокомысленный механикъ напрасно пытался бы найтись съ своею наукою?" {Соч. Д. Стюарта -- объ индуктивной философіи человѣческаго духа.}. Тоже самое недавно сказалъ въ одной лекціи Тиндалль. "Что касается до нашего рабочаго народа",-- говоритъ онъ,-- "рабочаго въ обыкновенномъ смыслѣ этого слова, то изученіе физики было бы ему полезно не только какъ средство интеллектуальнаго развитія, но также и какъ нравственное вліяніе, способное предохранить этихъ людей отъ привычекъ, унижающихъ человѣческое достоинство... Придавая предметамъ, окружающимъ постоянно рабочаго человѣка, такую занимательность, которая будетъ вызывать его на размышленіе, вы откроете ему новыя наслажденія, и каждое изъ этихъ наслажденій сдѣлается для него точкою опоры въ борьбѣ съ искушеніемъ (наприм., склонностью къ пьянству и т. п.). Кромѣ того, наши мануфактуры и" заводы представляютъ обширное поле для наблюденій, и если бы тѣ, которые въ нихъ работаютъ, сдѣлались способными, при содѣйствіи предварительнаго образованія, оцѣнивать то, что они видятъ, то наука обогатилась бы неисчислимыми пріобрѣтеніями. Кто можетъ сказать, какіе Самсоны умственнаго міра работаютъ въ настоящую минуту съ закрытыми Глазами въ нашихъ манчестерскихъ и бирмингемскихъ кузницахъ и заводахъ? Дайте этимъ Самсонамъ зрѣніе, надѣлите ихъ кое-какими знаніями по части физики, и вы умножите шансы открытій, и тѣмъ самымъ расширите поприще будущаго національнаго процвѣтанія. Въ нашихъ многоразличныхъ техническихъ операціяхъ, мы часто играемъ такими силами, которыя, въ случаѣ нашего незнанія, становятся причинами нашей погибели. Въ локомотивѣ дѣйствуютъ такіе двигатели, о которыхъ, по всей вѣроятности, никогда не мечталъ строитель, и которыя однако достаточно сильны, чтобы превратить машину въ истребительное орудіе. Далѣе, когда мы подумаемъ объ умственномъ развитіи того народа, который трудится въ нашихъ угольныхъ копяхъ, тогда мы перестанемъ изумляться тѣмъ ужаснымъ взрывамъ, которые случаются тамъ отъ времени до времени. Если бы эти люди обладали достаточными физическими свѣденіями, то, безъ сомнѣнія, изъ среды самихъ работниковъ вышла бы такая система предосторожностей, вслѣдствіе которой эти потрясающія событія перестали бы повторяться. Если бы они обладали знаніемъ, то ихъ личные интересы доставили бы имъ необходимый стимулъ для его практическаго приложенія и, такимъ образомъ, двѣ цѣли оказались бы достигнутыми въ одно и тоже время -- возвышеніе людей и уменьшеніе бѣдствій" {Лекціи Тиндалля объ изученіи физики. Книга Юманса: "Новѣйшая культура, ея настоящія стремленія и потребности".}. Если же практическое знаніе физическихъ законовъ начертано рукой самой природы въ органахъ внѣшнихъ чувствъ народа, -- то естественно, по всеобщему физіологическому закону органовъ внѣшнихъ чувствъ, и теоретическое, раціональное, естественно-научное знаніе физическихъ законовъ должно быть, соотвѣтственно тому, начертано и въ интеллектѣ, въ сознаніи или разумѣ всего народа. Рано или поздно должны, раскрыться и въ сознаніи рабочаго народа тѣ общія теоремы, которыя заключаются въ частныхъ приложеніяхъ физическихъ работъ народа и въ ощущеніяхъ его физическихъ чувствъ. Что самой природой предначертано въ органахъ внѣшнихъ чувствъ, то должно пройти и въ интеллектъ: ибо nihil est in mtellectu, quod non sit prius in sensu. И по всеобщей естественно-исторической логикѣ интеллектуальнаго развитія человѣческаго рода въ сферѣ природы, по общему закону развитія физическаго міросозерцанія, -- вслѣдъ за вѣковымъ простымъ созерцаніемъ природы рабочему народу рано или поздно необходимо должно выступить и на путь раціональнаго, умозрительнаго познанія природы. И какъ но закону органовъ чувствъ естественно весь народъ принималъ живѣйшее непосредственное участіе въ простомъ созерцаніи природы, во времена господства физической работы надъ дѣятельностью интеллектуальной, -- такъ точно, по тому же всеобщему закону органовъ внѣшнихъ чувствъ, естественно весь же рабочій народъ имѣетъ естественное право и естественно долженъ принимать живѣйшее участіе въ разумно-сознательномъ, раціонально-теоретическомъ, естественно-научномъ созерцаніи и познаніи природы: такъ слѣдуетъ быть по естественной логикѣ умственной исторіи народа, или по общему естественно историческому закону. Ибо "вслѣдъ за простымъ созерцаніемъ народа, "говоритъ Гумбольдтъ въ исторіи развитія космическихъ идей, -- "вслѣдъ за наблюденіемъ явленій, случайно представляющихся взорамъ въ земныхъ и небесныхъ пространствахъ, начинается изслѣдованіе, познаніе силъ и законовъ природы посредствомъ производства опытовъ" {Космосъ ч. II, стр. 222.}. И на эту вторую, высшую ступень раціональнаго, сенсуально-реалистическаго развитія рано или поздно долженъ выступить и нашъ рабочій народъ, и рабочія, непосредственно-натуральныя физическія изысканія и опыты его должны сдѣлаться въ тоже время и разумно-сознательными, научнофизическими изслѣдованіями и опытами. За вѣковой практикой рабочаго естествознанія, начертаннаго самой природой въ органахъ внѣшнихъ чувствъ, логически необходимо должно слѣдовать и раскрытіе общей теоремы раціональнаго, теоретическаго, физико-математическаго естествознанія въ интеллектѣ, въ сознаніи рабочаго народа. И, наконецъ, если въ органахъ внѣшнихъ чувствъ рукой самой природы начертано практическое знаніе физическихъ законовъ, и если физическія работы народа, по самой реальной природѣ своей, суть естественно научны, суть практическіе, естественные опыты или практическія, реальныя проявленія и указанія физическихъ силъ и законовъ,-- то естественно, что и самая пропаганда естественно-научнаго просвѣщенія рабочихъ массъ должна проводить въ нихъ свѣтъ естественнаго ученія, такъ сказать, черезъ органы же внѣшнихъ чувствъ и посредствомъ естественныхъ, практическихъ лабораторій или сферъ физическихъ работъ народа; то есть: она должна раскрывать, уяснять народу силы и законы природы наглядно, въ естествено-научномъ, практическомъ производствѣ всѣхъ физическихъ работъ народа, наприм., въ естественно-научныхъ операціяхъ, изслѣдованіяхъ и практическихъ опытахъ агрономіи или земледѣлія и скотоводства, въ естественно-научныхъ практическихъ началахъ и опытахъ или приложеніяхъ и операціяхъ мануфактуръ, фабрикъ и заводовъ, и т. д. Вообще, методъ или способъ естественно-научной народо-образовательной пропаганды долженъ быть индуктивно реальный, практическій. Каждый естественно-научно-развитый дѣятель практической экономіи въ сферѣ природы долженъ нести съ собою и вносить въ среду окружающей его рабочей массы, въ физическую сферу вращенія рабочихъ силъ, свѣтъ естественно-научныхъ теорій, знаній, идей и открытій, разумъ математики и естественныхъ наукъ. Каждый фабрикантъ, каждый заводчикъ, мануфактуристъ, сельскій хозяинъ, рудопріискатель, металлургъ, скотоводъ, садоводъ и проч.,-- словомъ всѣ экономическіе, хозяйственные дѣятели должны итти въ массу рабочаго народа съ основательнымъ знаніемъ естественныхъ наукъ, и каждый, въ сферѣ своей экономической дѣятельности, въ лабораторіи своихъ хозяйственныхъ работъ, долженъ быть естественно-научнымъ учителемъ и просвѣтителемъ окружающихъ его рабочихъ людей. При каждой фабрикѣ, при каждомъ заводѣ, при каждомъ сельскомъ хозяйствѣ и т. д. должны быть рабочія естественно-научныя училища, фермы и проч. И въ то же время, каждая фабрика, каждое сельское хозяйство, каждый садъ, или огородъ, поле, каждый скотный дворъ и проч.; должны быть практическими рабочими училищами естествоиспытанія, рабочими лабораторіями и обсерваторіями физическихъ, естественно-научныхъ опытовъ и наблюденій. Масса русскаго рабочаго народа, по самому историко-физіологическому складу своихъ умственно-рабочихъ сенсуальныхъ способностей, по своей естественной, исторически развившейся, особенной умственной наклонности и воспріимчивости къ нагляднымъ образцамъ, къ реальной очевидности и осязательности естественно-научныхъ истинъ и ихъ доказательствъ, къ реальной, практической приложимости естествознанія,-- по всему этому масса рабочаго народа ждетъ наглядныхъ образцовъ, наглядныхъ практическихъ опытовъ и уроковъ естествознанія, ждетъ вещественнаго, реально-эмпирическаго ученія и убѣжденія. Рабочій народъ ждетъ и рабочаго естествознанія. Ему необходимо, чтобы естественныя науки для него были вмѣстѣ и науками, и работами, и теоріей, и практикой, или опытомъ естественно-научно-жизненнымъ,-- и въ тоже время -- и свѣтомъ, и жизнью, и просвѣщеніемъ ума, и благомъ жизни, или источникомъ умственнаго просвѣщенія и матеріальнаго благосостоянія.

А. Щаповъ.

"Дѣло", No 9, 1868