ВЪ ВИХРѢ ВЕЛИКОЙ РЕВОЛЮЦІИ
ИСТОРИЧЕСКІЙ РОМАНЪ
АНДРЕ ТЕРЬЕ
ПЕРЕВОДЪ СЪ ФРАНЦУЗСКАГО А. М. БѢЛОВА.
Безплатное приложеніе къ "Историческому Вѣстнику".
Въ 1788 году вслѣдствіе засухи почти всюду былъ неурожай. Наступившая зима оказалась исключительно сурова. Съ ноября по декабрь термометръ показывалъ 18° ниже нуля, и всѣ октябрьскіе посѣвы померзли, такъ какъ, несмотря на чрезмѣрное пониженіе температуры, снѣгъ выпалъ очень поздно. Надежды на урожай 1789 года исчезли такимъ образомъ еще въ самомъ началѣ. Чувствовался недостатокъ съѣстныхъ припасовъ. Уже съ марта, истощенныя лица бѣдныхъ жителей свидѣтельствовали о наступающей голодовкѣ; земледѣльцы пугливо запирали на замокъ свои закормы. Въ восточныхъ провинціяхъ свирѣпствовалъ морозъ, и неурожай быстро сказался, особенно въ Баруа -- мѣстности, покрытой виноградниками и лѣсами, гдѣ земледѣліе не давало большого дохода. Главный городъ этого древняго герцогства Баръ-ле-Дюкъ, населенный большею частью мелкими торговцами, виноградарями и ткачами, жестоко страдалъ отъ голода.
Ко времени открытія генеральныхъ штатовъ муниципалитетъ подсчиталъ, что ему приходится кормить 10.000 голодныхъ ртовъ, и что въ магазинахъ и у частныхъ лицъ едва можно было набрать 30.000 четвериковъ пшеницы. Безотрадность такого положенія вещей еще болѣе усиливалась неблагопріятнымъ стеченіемъ обстоятельствъ. Все способствовало этому: частые постои войскъ уничтожили запасы хлѣба; посѣвы 1788 г. не дали почти ничего, и землевладѣльцы, лишившись своего главнаго дохода, положили зубы на полку. Торговля шла плохо, недовольное дворянство сокращало свои расходы и не выходило изъ своихъ замковъ. На бумагопрядильныхъ фабрикахъ работы остановились. Въ серединѣ лѣта въ предмѣстій Вееля можно было видѣть, какъ ходили безъ дѣла и разводили руками голодные ткачи, а ихъ жены въ лохмотьяхъ осаждали двери булочныхъ. Люди, едва добывавшіе себѣ пропитаніе трудомъ даже въ то время, когда хлѣбъ былъ дешевъ, были охвачены ужасомъ, видя, что къ голоду присоединялась еще и безработица. Нервы взвинчивались, головы распалялись, и всѣ теряли душевное равновѣсіе. Люди обыкновенно стараются какъ-нибудь объяснить себѣ постигшую ихъ нищету и яростно отыскиваютъ какого-нибудь таинственнаго козла отпущенія, на котораго можно бы было свалить всю вину. И вотъ, среди ткачей, которые собирались на перекресткахъ въ Баръ-ле-Дюкѣ или же заглушали свой голодъ въ кабакахъ, все чаще и чаще стало произноситься имя одного буржуа Андрея Пелиссье. Его-то и стали обвинять во всѣхъ бѣдствіяхъ, открыто называя ненавистнымъ барышникомъ. Пелиссье торговалъ хлѣбомъ. Ловкій, дѣятельный и стойкій, онъ скоро нажилъ большія средства отъ торговли хлѣбомъ и пріобрѣлъ въ Алансонѣ хорошо обставленный домъ съ дворомъ и садомъ, въ которомъ жилъ со своей семьей. Плохіе слухи, которые старались еще раздуть его земляки, дошли наконецъ и до него; но съ самоувѣренностью, которая развивается отъ житейскихъ успѣховъ, онъ не обращалъ на нихъ вниманія и продолжалъ попрежнему вести свои дѣла. Онъ былъ спокоенъ, зная, что его дѣловитость и торговая солидность пользуются общимъ признаніемъ. Развѣ съ наступленіемъ зимы и голода не являлась къ нему офиціальная депутація отъ муниципальнаго управленія благодарить его за быструю доставку провіанта для запасныхъ магазиновъ? Исполнивъ свои обязательства и обезпечивъ себѣ хорошій доходъ, онъ жилъ въ полной обезпеченности, презирая доносившіяся до него изъ предмѣстій угрозы, которыя сгущались, словно приближающаяся туча. На 27 іюля въ старинной церкви С.-Максъ должно было состояться собраніе почетныхъ гражданъ для составленія благодарственнаго адреса національному собранію, которое учредило комитетъ для помощи голодающимъ. Пелиссье, который считался однимъ изъ главныхъ торговцевъ города, не хотѣлъ пропустить этого собранія; часа въ четыре пополудни онъ вышелъ изъ своего дома на Лебединой улицѣ и направился къ церкви С.-Максъ. Ради такого торжества онъ особенно принарядился. Онъ надѣлъ парадный камзолъ изъ сѣраго сукна со стальными пуговицами, атласныя панталоны такого же цвѣта и бѣлые шелковые чулки. Побрившись и напудривъ волосы, онъ пошелъ не спѣша, какъ идетъ человѣкъ, страдающій природной тучностью. Онъ опирался на высокую палку съ серебрянымъ набалдашникомъ и старался держаться въ тѣни, такъ какъ сквозь легкія облака пробивались жгучіе лучи лѣтняго солнца. Этотъ ловкій, вліятельный, краснощекій буржуа время отъ времени обмѣнивался поклонами съ прохожими, сопровождая свой каждый поклонъ любезно-снисходительною улыбкой. Только что онъ вышелъ по переулку изъ улицы Лебедя на площадь Короны, какъ вдругъ къ нему приблизился человѣкъ, который шелъ къ нему навстрѣчу. Ему можно было дать 32--33 года. Высокій, хорошо сложенный, онъ отличался гибкостью и могучими плечами. Его манеры и вся его фигура представляли необычайную смѣсь важности, изящества и силы. Напудренные каштановые волосы обрамляли его четыреугольный задумчивый лобъ; подъ густыми темными бровями сверкали полные огня глаза. Его красиво очерченный улыбающійся ротъ скрывалъ великолѣпные зубы, которые дѣлали его лицо еще болѣе привлекательнымъ, когда онъ улыбался. Его строго выдержанный нарядъ носилъ на себѣ отпечатокъ той изысканной простоты, которая входила тогда въ моду въ подражаніе англичанамъ. На немъ была круглая шляпа и бѣлый галстукъ, а остальное одѣяніе и чулки были черные. Манера держать голову, умѣренныя движенія, сосредоточенное выраженіе лица -- изобличали въ немъ человѣка судейскаго міра. Франсуа Божаръ, занимавшій мѣсто генеральнаго лейтенанта въ Барѣ, нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ былъ избранъ депутатомъ отъ Тьера въ національномъ собраніи.
-- Здравствуйте, господинъ депутатъ,-- съ оттѣнкомъ почтительной фамильярности сказалъ Пелиссье.-- Какъ, вы не у С.-Максъ?
-- Нѣтъ; тамъ составляютъ адресъ національному собранію, и я не могу изъ скромности выражать благодарность самому себѣ. А вы развѣ намѣрены принять участіе въ этомъ обсужденіи?
-- Наоборотъ, я считаю своей обязанностью поддержать заявленія моихъ друзей.
Лицо депутата насупилось.
-- Напрасно!-- возразилъ онъ ему со свойственной ему прямотой:-- я только что проходилъ мимо церкви... тамъ толпы рабочихъ, которые васъ очень честятъ. Вы должны знать, что рабочіе не любятъ васъ.
-- Я знаю,-- сказалъ Пелиссье, пожимая плечами:-- меня считаютъ кулакомъ. Я кулакъ! А я еще ожидаю завтра обозъ изъ Вевръ, который привезетъ мнѣ тысячу мѣшковъ хлѣба для здѣшнихъ булочныхъ. Я исполняю свои обязательства и даже больше того, господинъ депутатъ,-- моя совѣсть не можетъ меня ни въ чемъ упрекнуть.
-- Я въ этомъ не сомнѣваюсь, но у васъ есть враги. Толпа невѣжественна и ее легко натравить. Повторяю, вы поступите благоразумно, если не пойдете туда. Я видѣлъ тамъ какія-то особенныя лица и слышалъ угрозы, не предвѣщающія вамъ ничего хорошаго.
-- Ба, жители Бара похожи на собакъ, которыя лаютъ, но не кусаютъ.
-- До тѣхъ поръ, пока они не взбѣсятся,-- отвѣтилъ Франсуа-Божаръ:-- а сегодня всего можно ожидать, и я боюсь. Возвращайтесь лучше обратно и сидите дома.
-- Господинъ депутатъ,-- отвѣтилъ Пелиссье смѣло:-- если я спрячусь, то эти крикуны вообразятъ, что я ихъ боюсь, и вотъ тогда-то для меня наступитъ опасность. Итакъ, я пойду туда. Будьте покойны!
Франсуа Божаръ понялъ, что ему не переубѣдить упрямаго торговца.
-- Я хотѣлъ дать вамъ хорошій совѣтъ,-- рѣзко сказалъ онъ: -- но вы не желаете ему слѣдовать, это ваше дѣло. Мое почтеніе!
Они холодно раскланялись. Депутатъ продолжалъ свой путь по направленію къ предмѣстью, а Пелиссье началъ подниматься на такъ называемый Поповскій холмъ.
Баръ-ле-Дюкъ раздѣляется на верхній и нижній городъ. Верхній городъ тянется по склону холмовъ, засаженныхъ виноградниками и у подошвы которыхъ течетъ рѣка Орненъ. Дома расположены по гребню и склону холма, который вдается мысомъ въ долину и образуетъ налѣво узкій проходъ, гдѣ между фруктовыми и виноградными садами лежитъ предмѣстье Веель. Холмъ или подъемъ, на который взбирался Андрей Пелиссье, примыкавшій съ одной стороны къ городской стѣнѣ, а съ другой къ постройкамъ коллежа, выходилъ на площадку къ старинному герцогскому замку, отъ которой теперь уцѣлѣла только сводчатая дверь, и къ церкви С.-Максъ, теперь уже не существующей. Съ этого мѣста открывался оригинальный видъ: дома верхняго города своими башнями и балконами дѣлали какъ бы сводъ, а сады спускались уступами покрытыми виноградниками, группами деревьевъ.
Въ полуденномъ покоѣ, при блескѣ іюльскаго солнца, всѣ дома выглядѣли бѣлыми отъ слишкомъ яркаго свѣта, зелень виноградниковъ какъ будто свѣтилась; сотни стрекозъ шумѣли на каменистой почвѣ виноградниковъ, но по мѣрѣ того, какъ Пелиссье приближался къ церкви С.-Максъ, дремлющее спокойствіе холма смѣнялось глухимъ шумомъ, и мало-по-малу до его слуха доходили сиплые крики, рѣзкіе голоса, смѣхъ и ревъ дѣтей. Когда Андрей Пелиссье былъ въ нѣсколькихъ саженяхъ отъ переулка, онъ увидѣлъ, что вся площадь, находившаяся между башенными часами и улицей Бэля, чернѣла густой и бурной толпой: ткачи, размахивавшіе длинными худыми руками, съ всклоченными бородами, съ блѣдными лицами отъ долгаго пребыванія въ сырыхъ кабакахъ; виноградари въ синихъ выцвѣтшихъ курткахъ, сгорбившіеся отъ работъ, съ землистымъ отъ загара цвѣтомъ лица; женщины съ растрепанными волосами, въ дырявыхъ платьяхъ, съ растерзанными юбками и виднѣвшимися изъ-подъ нихъ голыми ногами. Многіе изъ тѣхъ, которые были здѣсь, предварительно сдѣлали привалъ въ кабакахъ верхняго города и напились. Глаза горѣли, лица складывались въ угрожающія гримасы. Вдругъ среди буйныхъ криковъ пронесся зловѣщій ропотъ:
-- Вотъ онъ!.. А!.. кровопійца!-- послышалось въ толпѣ.
Пелиссье почувствовалъ, какъ холодъ пробѣжалъ у него по тѣлу.
Тѣмъ не менѣе онъ остался спокоенъ и съ поднятой головой и твердымъ взглядомъ направился къ церковной паперти. На минуту наступило молчаніе; толпа, казалось, оробѣла или даже нѣсколько смутилась смѣлостью Пелиссье. Но едва онъ переступилъ паперть, какъ раздались голоса:
-- Долой Пелиссье! смерть кулаку!.. повѣсимъ его!
Одинъ изъ главныхъ вожаковъ, косоглазый парень, продавецъ требухи, съ голыми руками, похожій на бульдога, по имени Калунья, взмахнулъ дубиной, которую онъ держалъ въ рукѣ, и проревѣлъ:
-- Живѣе, вы, остальные! надо ему отплатить!
Впереди всѣхъ ринулся онъ въ церковь, а за нимъ человѣкъ 20 мужчинъ и женщинъ, которые вопили и грозили кулаками.
Пелиссье замѣтилъ въ глубинѣ церкви кое-кого изъ своихъ друзей и бросился было къ нимъ, но тѣ, напуганные бѣшено-раздраженной толпой, скрылись на хоры. Оставшись одинъ посреди главнаго прохода, торговецъ вздумалъ укрыться у каѳедры, съ которой произносились проповѣди, но едва онъ успѣлъ подняться на нѣсколько ступеней винтообразной лѣстницы, какъ кто-то изо всей силы ударилъ его по головѣ дубовой скамейкой. Онъ потерялъ равновѣсіе и почти безъ сознанія покатился на каменныя плиты. Видя, что онъ упалъ, убійцы съ дикими криками ринулись на свою жертву, но сознаніе вернулось къ нему и, закрывъ свое лицо обѣими руками, онъ простоналъ:
-- Ко мнѣ, мои друзья!
Но спрятавшіеся въ алтарѣ обыватели не двинулись съ мѣста, опасаясь насилія толпы. Отъ взрыва неистовыхъ народныхъ страстей они лишились способности размышлять и дѣйствовать, такъ что ни одинъ изъ нихъ не подумалъ скрыться, чтобы извѣстить муниципальныя власти, или обратиться за помощью къ капитану Траване, проходившему въ это время съ отрядомъ драгунъ полка Mestre-de-Camp. Всѣ жались одинъ къ другому, какъ напуганное грозой стадо барановъ, блѣдные, съ расширенными глазами и дрожа за собственную безопасность.
Въ отвѣтъ на стоны Пелиссье раздавались ужасные вопли. Калунья ударилъ его кулакомъ и поставилъ его на ноги.
-- Ты хотѣлъ, чтобы мы околѣвали съ голода,-- сказалъ онъ.-- Теперь твоя очередь... Теперь мы заставимъ тебя попробовать вкусъ хлѣба!
Онъ грубо толкнулъ его впередъ; десять или одиннадцать рукъ опустились на плечи торговца и его поволокли изъ церкви. Недалеко отъ входа въ нее находилась глубокая цистерна, наполненная водой.
-- Напойте его водой!-- кричали кругомъ. Но разъяренная толпа нашла, конечно, такое рѣшеніе слишкомъ скорымъ; имъ трудно было отказаться отъ своей побѣды, не вкусивъ сладости утонченной мести, и они остановились въ нерѣшительности, какъ вдругъ къ нимъ бросился въ ужасѣ какой-то священникъ. Это былъ аббатъ Ралле, каноникъ церкви С.-Максъ, энергичный и кроткій священникъ, хорошо извѣстный въ предмѣстьѣ Вееля, благодаря своему самоотверженію и состраданію.
-- Друзья мои,-- взмолился онъ:-- злоба помутила вашъ разумъ... Остановитесь! Будьте христіанами, а не дикими звѣрями.
Его слова была прерваны яростными проклятіями:
-- Довольно!.. Въ ризницу попа!.. довольно намъ читать проповѣди! мы здѣсь не у обѣдни!
Аббатъ понялъ, что звѣрство этихъ людей заглушило въ нихъ всякое чувство состраданія. Тѣмъ не менѣе онъ сдѣлалъ еще одно усиліе и смѣло сказалъ:
-- Несчастные; вы хорошо видите, что этотъ человѣкъ уже умираетъ. Допустите меня по крайней мѣрѣ приготовить его къ настоящей христіанской кончинѣ и дать ему причастіе. Вы, конечно, мнѣ не откажете въ этомъ?
Просьба священника, который крестилъ и причащалъ ихъ дѣтей, подѣйствовала на столпившихся на паперти въ довольно большомъ числѣ женщинъ.
-- Да,-- объявили они, тронутыя суевѣрнымъ страхомъ:-- дайте ему исповѣдать свои грѣхи аббату Ралле.
Мужчины уступили и, бросивъ свою жертву, словно какой-нибудь узелъ, на ступени церкви, отошли на нѣсколько шаговъ, въ то время какъ каноникъ, сдѣлавъ крестное знаменіе, опустился передъ умирающимъ на колѣни.
-- Приготовьте его къ смерти, господинъ аббатъ, но торопитесь!.. намъ некогда ждать!
Взрывъ хохота былъ грубымъ отвѣтомъ на эту шутку. Аббатъ однако не смутился; онъ началъ бормотать молитвы и сдѣлалъ видъ, что исповѣдуетъ Пелиссье, который отвѣчалъ ему слабыми жалобами. Каноникъ прилагалъ всѣ усилія, чтобы какъ можно дольше продлить церемонію, надѣясь, что своимъ авторитетомъ ему удастся какъ-нибудь разсѣять бунтовщиковъ; но они какъ будто начинали уже понимать его хитрость и обнаруживали нетерпѣніе. Слышался ропотъ:
-- Долго ли онъ будетъ мѣшкать? Онъ безумецъ!.. Если онъ не кончитъ сейчасъ же,-- клялся Калунья, размахивая своей дубиной,-- я его тоже прикончу... Спѣши, аббатъ, проваливай отсюда, или я тебѣ выпотрошу кишки.
Грозная толпа собралась около священника и кающагося.
, Друзья аббата Ралле, подошедшіе къ дверямъ и трепетавшіе за жизнь каноника, бросились къ нему и, несмотря на его сопротивленіе, увлекли его на средину церкви. Толпа ринулась на Пелиссье. Калунья сорвалъ съ него сѣрое платье, потомъ четверо схватили его за руки и за ноги и съ яростнымъ ревомъ понесли его до самаго низа паперти. Покачавъ его съ минуту, они бросили его на мостовую. Тѣло упало съ глухимъ шумомъ. Несчастный пронзительно вскрикнулъ, страхъ охватилъ мучителей при этомъ раздирающемъ крикѣ. Въ теченіе нѣсколькихъ минутъ длилось такое молчаніе, что можно было ясно услышать звенящее стрекотаніе стрекозъ въ залитыхъ солнцемъ виноградникахъ.
Толпа опять набросилась на свою жертву.. Разбитый и окровавленный, Пелиссье еще дышалъ.
Калунья ударилъ его ногой и потащилъ его къ подножію холма, сопровождаемый сотней мужчинъ и женщинъ, которые бѣжали внизъ, крича:
-- Смерть кулакамъ!
На площади Короны на пустой телѣгѣ ѣхалъ какой-то поселянинъ. Увидя валившую съ дикими криками разъяренную толпу, онъ бросилъ свою телѣгу и въ ужасѣ бросился бѣжать. Замѣтивъ брошенную телѣгу, бунтовщики испустили крики торжества. Калунья привязалъ умирающаго за ноги къ задней скамейкѣ, а самъ усѣлся на передней, размахивая, словно ужаснымъ знаменемъ, своей палкой, къ которой было прикрѣплено окровавленное платье Пелиссье.
-- Но-о!-- кричалъ онъ.
Онъ хлестнулъ испуганную лошадь кнутомъ, и мрачный кортежъ крупной рысью въѣхалъ въ предмѣстье, а все увеличивающаяся толпа продолжала ревѣть и кричать.
Предмѣстье города, раскинувшееся у подошвы холма, пересѣкается въ длину улицей, которая называется Долиной Священниковъ и примыкаетъ къ главнымъ улицамъ нижняго города, въ то время она называлась улицей св. Антонія. Старинные дома, построенные еще въ началѣ XVII вѣка въ стилѣ Возрожденія, придаютъ ей довольно красивый видъ. Одинъ изъ нихъ, выходившій фасадомъ противъ церкви св. Антонія, привлекалъ вниманіе своимъ крыльцомъ съ коваными желѣзными перилами, съ поперечными тонкой работы окнами. Въ верхнемъ его этажѣ, украшенномъ уродливыми изваяніями, жило въ то время семейство Ронъ. Въ тотъ моментъ, когда мятежъ сталъ разгораться около С.-Макса, m-me Ронъ, вдова совѣтника Баруа, сидѣла послѣ обѣда въ своей гостиной, выходившей окнами на улицу, и мирно бесѣдовала въ ней со своей племянницей Гіацинтой Эризель и своимъ старымъ другомъ, кавалеромъ Даніелемъ де-Вандіеръ.
Въ обширной гостиной, которая была обита деревянными, выкрашенными сѣрой краской панелями и украшена изображеніями на верхнихъ частяхъ дверей и зеркалъ пастушковъ во вкусѣ Буше, было въ это время темно, благодаря внутреннимъ ставнямъ, закрывавшимся въ часы сильной полуденной жары. Однако лучи съ улицы все проникали настолько, что, несмотря на то, что комната была обита коврами, въ ней до самыхъ отдаленныхъ уголковъ царилъ голубоватый полусвѣтъ. Громадный букетъ королевскихъ розъ въ вазѣ выдавался ярко краснымъ пятномъ и распространялъ вокругъ себя запахъ умирающаго лѣта. Въ этомъ бархатистомъ полусвѣтѣ трое собесѣдниковъ; несмотря на разницу выраженій лицъ и цвѣтовъ одежды, составляли одно гармоническое цѣлое, напоминая очаровательныя и задушевныя картины Тербурга. Расположившись съ удобствомъ въ глубокомъ креслѣ около столика и углубившись въ вязанье косынки изъ розовой шерсти, г-жа де-Ронъ сидѣла прямо, не сгибая своего еще стройнаго стана. Ей было лѣтъ пятьдесятъ. Ея черное шелковое, съ короткими рукавами платье открывало еще довольно красивыя руки, а сквозь полотняный воротникъ просвѣчивали ея плечи. Черный бархатный воротникъ, застегнутый пряжкой кокетливо скрывалъ морщины на ея шеѣ. Приподнятые и напудренные на китайскій ладъ волосы придавали ея четыреугольному лбу характеръ своевольной мужественности. Ея голубые, очень живые глаза блестѣли подъ еще черными бровями. Тонкій и немного острый носъ, тонкія, съ приподнятыми уголками губы и выдающійся подбородокъ сообщали удлиненному овалу ея лица выраженіе нѣсколько насмѣшливое. Видно было, что этотъ тонко очерченный ротъ способенъ былъ пускать стрѣлы ироніи и что его владѣлицѣ не стоило труда при случаѣ дать язвительный отпоръ.
Тщедушный, исхудалый, сгорбленный, съ поблекшимъ лицомъ и съ красными вѣками, узкимъ лбомъ, тонкимъ носомъ, застѣнчивый кавалеръ де-Вандіеръ сидѣлъ въ креслѣ недалеко отъ вдовы, смотря на нее, не отрываясь. Онъ казался старше ея, несмотря на то, что они были однихъ лѣтъ. Его хилое тѣло тонуло въ просторномъ изъ сѣраго сукна камзолѣ и желтыхъ панталонахъ; шелковые чулки обтягивали его худыя икры. Его постоянно двигавшіеся пальцы вертѣли круглую плоскую табакерку. Табакъ былъ его единственной слабостью, и онъ нюхалъ его съ наслажденіемъ: но начиная съ масленицы вплоть до Пасхи, онъ изъ набожности при талъ свою табакерку въ ящикъ и не нюхалъ, устраивая такимъ образомъ себѣ постъ. Говорили, что въ ранней молодости онъ былъ платонически влюбленъ въ свою кузину, г-жу де-Ронъ. Онъ не хотѣлъ жениться и какъ только г-жа де-Ронъ овдовѣла, онъ не отходилъ отъ нея, словно пудель, и занимался ея дѣлами усерднѣе, чѣмъ своими собственными. Онъ аккуратно приходилъ къ ней каждый день играть въ трикъ-тракъ. Рыцарь въ душѣ, набожный Даніель де-Бандіеръ въ обыденной жизни былъ нервенъ и трусливъ, какъ заяцъ; но его преданность доходила до страсти и въ случаѣ надобности этотъ баранъ могъ стать смѣлымъ и стойкимъ до геройства.
Сидя у окна, гдѣ было достаточно свѣта, который проникалъ черезъ пріотворенныя ставни, Гіацинта Эризель вышивала въ пяльцахъ. На ней было ея бѣлое шерстяное одѣяніе, съ крестомъ канониссы на лѣвомъ плечѣ. Она состояла дѣйствительнымъ членомъ капитула аббатства Пуланже, куда допускались только тѣ, кто могъ насчитать уже десять поколѣній предковъ-дворянъ со стороны отца и четыре поколѣнія со стороны матери. Оставшись сиротой съ небольшимъ состояніемъ, она въ раннемъ дѣтствѣ вступила въ этотъ капитулъ, строгія правила котораго обезпечивали канониссамъ независимость и уваженіе, какими пользуются замужнія женщины, въ то же время избавляя ихъ отъ возможнаго несчастнаго супружества. Гіацинтѣ Эризель было 24 года. Ея густые рыжеватые волосы, вьющіеся и напудренные, мягко обрамляли овалъ ея веселаго личика. Лицомъ она была похожа на тетку, но знатность происхожденія и природная доброта въ немъ сказывались сильнѣе, и при томъ ея лицо носило отпечатокъ поэзіи, котораго мы напрасно стали бы искать на лицѣ положительной мадамъ де-Ронъ. Гибкая округленная талія, красивая линія ея бюста, великолѣпныя плечи, бѣлая, какъ мраморъ, шея -- придавали ей необыкновенную очаровательность. Ея обольстительная внѣшность довершалась большими зеленоватыми глазами, высокимъ, слегка покатымъ лбомъ, который намекалъ на способность увлекаться, тонко очерченнымъ носомъ и умнымъ и въ то же время мягкимъ ртомъ, которымъ она улыбалась какъ-то особенно, какъ будто только одной его стороной. Носъ съ горбинкой и выдающійся подбородокъ молодой женщины указывали на ея происхожденіе изъ Лотарингіи.
Гіацинта увѣряла, что съ материнской стороны она происходила изъ семьи Гизовъ, и, дѣйствительно, она отличалась тѣми же страстными порывами, гибкостью ума и очаровательной граціей, которые составляли отличительную черту этой фамиліи и которые самымъ нагляднымъ образомъ выразились у Маріи Стюартъ.
-- Кузина,-- сказалъ де-Вандіеръ, пряча въ карманъ жилета свою табакерку,-- не начать ли намъ партію въ трикъ-тракъ?
-- Нѣтъ, подождите еще, Даніель... я не люблю, чтобы меня безпокоили во время игры, а сейчасъ я жду визита Божара.
-- О-о! значитъ господинъ депутатъ въ Барѣ?
-- Онъ пріѣхалъ сюда на нѣсколько дней по случаю этого пресловутаго адреса нотаблей... А кстати, почему вы не поѣхали къ С.-Максъ?
-- Почему?.. Во-первыхъ, потому, что я не расположенъ говорить комплименты якобы народному собранію... и, кромѣ того, увѣряютъ, что тамъ непремѣнно произойдетъ споръ, и я не желаю впутываться въ драку.
-- Кто же будетъ драться, скажите пожалуйста?
-- Виноградари и ткачи, которые шумятъ изъ-за Нелиссье, торговца хлѣбомъ; вотъ уже нѣсколько дней, какъ они собираются передъ городской ратушей и грозятъ повѣсить его на фонарѣ.
-- Нужно сознаться, что власти не очень строги съ этими крикунами?
-- Я хотѣлъ бы посмотрѣть, какъ новый муниципалитетъ будетъ изнывать отъ хлопотъ... Если бы господа лавочники относились къ выборамъ въ муниципалитетъ болѣе осмотрительно, то муниципалитетъ сдѣлался бы умнѣе и пользовался бы большимъ уваженіемъ. Въ концѣ концовъ,-- прибавилъ иронически де-Вандіеръ, почерпая изъ своей табакерки,-- вашъ депутатъ Божаръ, состоя въ дружбѣ съ этими людьми, располагаетъ, конечно, достаточнымъ вліяніемъ, чтобы отвратить грозу... Чего ради онъ нанесетъ вамъ визитъ?
-- Я съ нимъ была- хорошо знакома еще въ то время, когда онъ служилъ при нашемъ судѣ и пользовался уваженіемъ покойнаго моего мужа... Несмотря на свои странности, онъ отличается галантностью. Въ наше время пріятно имѣть друзей даже среди революціонеровъ.
-- Этотъ господинъ Божаръ въ прежнее время пріѣзжалъ въ Шаладъ, къ моей теткѣ,-- сказала Гіацинта.
-- Ха, ха, ты помнишь его, крошка?
-- Конечно!.. Онъ прекрасно игралъ и пѣлъ... Онъ отличался умомъ и красивой наружностью... Досадно, что человѣкъ съ такими качествами перешелъ въ лагерь революціонеровъ.
-- Онъ къ намъ вернется,-- сказала г-жа де-Ронъ, отталкивая ногой клубокъ шерсти: -- онъ всегда вращался между благородными людьми и получилъ воспитаніе у бенедиктинцевъ монастыря С.-Ванъ.
-- А пока онъ льститъ подстрекателямъ,-- сказалъ кавалеръ де-Вандіеръ.-- Мы неисправимы, мы отогрѣваемъ на нашей груди змѣенышей, которые спѣшатъ насъ ужалить при первой возможности. То же самое произошло съ этимъ Ренаромъ, племянникомъ священника въ Шаладѣ, къ которому такъ привязалась ваша сестра. Развѣ онъ не сочинялъ нелѣпые стихи на взятіе Бастиліи?
-- Ренаръ?..-- повторила г-жа де-Ронъ.-- Я знала его мать, урожденную Дютертръ, которая вышла замужъ довольно неудачно. Со стороны мужа кто-то изъ родственниковъ достигъ довольно высокаго положенія; впрочемъ, послѣдствія этого теперь уже не чувствуются.
-- Напротивъ,-- насмѣшливо сказалъ Вандіеръ: -- висѣлица приноситъ счастье въ домъ повѣшеннаго.
-- Что касается Франсуа Божара, то онъ совершенно другого характера и его можно принимать безъ боязни себя скомпрометировать.
При этихъ словахъ открылась дверь, и старый слуга въ ливреѣ доложилъ:
-- Господинъ депутатъ Божаръ!
-- Легокъ на поминѣ!..-- пробормоталъ кавалеръ де-Вандіеръ, который любилъ поговорки.
Франсуа Божаръ, войдя съ улицы въ темную комнату, остановился на минуту на порогѣ гостиной.
-- Сюда, г-нъ лейтенантъ-генералъ,-- привѣтствовала его г-жа де-Ронъ, не поднимаясь съ кресла и нарочно употребляя такой титулъ, чтобы не называть его депутатомъ:-- очень рада васъ видѣть!
Депутатъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ впередъ, поклонился хозяйкѣ дома и почтительно поцѣловалъ ея руку.
-- Я нр хотѣлъ разстаться съ вами, не засвидѣтельствовавъ вамъ своего почтенія!
-- Благодарю васъ, любезный Божаръ, вы желанный гость и найдете здѣсь старыхъ знакомыхъ... вотъ кавалеръ де-Вандіеръ и канонисса д'Эривель, которую вы встрѣчали когда-то въ Шаладѣ.
Раскланявшись съ де-Вандіеромъ, Франсуа Божаръ поклонился Гіацинтѣ, которая привстала и сдѣлала ему реверансъ.
-- Вы, вѣроятно, не помните меня,-- проговорила она:-- я была тогда дѣвочкой и очень несносной.
-- Вы ошибаетесь, сударыня,-- возразилъ онъ своимъ низкимъ и звучнымъ голосомъ:-- я помню одну шалунью, которая обѣщала сдѣлаться очаровательной, и теперь я вижу, что вы сдержали обѣщаніе, данное въ дѣтствѣ.
По его убѣжденному тону видно было, что въ его устахъ это не было банальнымъ комплиментомъ, и что онъ выражалъ искреннее удивленіе. Гіацинта въ отвѣтъ вторично сдѣлала реверансъ и сѣла. Сдѣлавъ видъ, что она очень занята своей вышивкой, она снизу осматривала депутата. Сначала онъ ей не понравился. Ни въ манерахъ, ни въ обращеніи его нельзя было упрекнуть, по ее шокировалъ его доктринерскій тонъ, въ немъ какъ будто слишкомъ еще чувствовался судейскій крючокъ.
-- Вы прибыли отъ С.-Макса, сударь,-- спросилъ кавалеръ де-Вандіеръ слегка задорнымъ тономъ.-- Тамъ, кажется, сильно шумятъ и хотятъ повѣсить Пелиссье.
-- Въ предмѣстьѣ большая нищета, сударь, и когда бѣдные люди хотятъ ѣсть, тогда трудно помѣшать имъ кричать. Тѣмъ не менѣе, я надѣюсь, что если Пелиссье остороженъ, то намъ не придется скорбѣть о нарушеніи порядка.
-- Что посѣешь, то и пожнешь!... Да услышитъ васъ Господь!.. А какія извѣстія принесли вы намъ изъ Версаля?.. Не нашелъ ли вашъ господинъ еще какого-нибудь способа для поправленія нашихъ финансовъ, вытягивая изъ кармановъ дворянства.
-- Господинъ Вандіеръ, дворянство черезчуръ благоразумно, чтобы не принимать участія въ общихъ жертвахъ. Есть сила вещей, которая поднимаетъ его выше личныхъ соображеній; великая революція началась, ничто ее не остановитъ; отъ самого дворянства зависитъ поддержать ее и тѣмъ исполнить свой долгъ.
-- Революція,-- вскричалъ г-нъ де-Вандіеръ, воздымая руки:-- вотъ грубое слово! Но нѣтъ, сударь, нашъ долгъ сохранить монархію, которую хотятъ разрушить крамольники.
-- Собраніе питаетъ самое глубокое уваженіе къ монархіи и къ монарху,-- важно объявилъ Божаръ:-- но королю даютъ плохіе совѣты, и въ этомъ виноваты его вѣроломные совѣтники, которые могутъ разрушить спокойствіе государства.
-- Тѣмъ не менѣе, сударь,-- съ живостью возразила Гіацинта,-- король воодушевленъ самыми великодушными намѣреніями и онъ ихъ доказалъ, созвавъ генеральные штаты.
-- Король, сударыня,я думаю такъ же, какъ вы, дорожитъ общественнымъ благомъ; онъ надѣленъ превосходными качествами, только при его рожденіи вмѣшалась одна злая фея. "Ты будешь преисполненъ добрыхъ намѣреній,-- предсказала она:-- но ты будешь нерѣшителенъ и слабъ, и что даешь одной рукой, то будешь отбирать другой..." Я долженъ прибавить, что теперь роль злой феи, къ несчастью, играетъ королева Марія-Антуанетта.
-- Вы клевещете на королеву, сударь... Ея величество -- это ангелъ!
-- Да, ангелъ суетности и каприза... она относится къ революціи, которая должна рѣшить судьбу Франціи, какъ она относится къ какой-нибудь придворной интригѣ, имѣющей цѣлью смѣстить министра и сдѣлать фавориткой г-жу де-Полиньякъ.
-- Фи! сударь,-- съ негодованіемъ возразила Гіацинта:-- люди, принадлежащіе къ партіи герцога Орлеанскаго, и тѣ не позволили бы себѣ говорить такимъ злымъ языкомъ.
Сверкающіе, большіе глаза канониссы смутили на минуту депутата и ихъ очарованіе остановило рѣзкое возраженіе, которое готово было сорваться съ его губъ. Онъ улыбнулся и сѣлъ рядомъ съ Гіацинтой.
-- Вѣрьте мнѣ, сударыня,-- сказалъ онъ: -- оставимъ этотъ споръ, политика звучитъ диссонансомъ въ устахъ молодой женщины... Лучше объясните мнѣ, какому счастливому случаю я могу приписать нашу встрѣчу съ вами, въ то время, какъ, по моему расчету, вы должны были находиться въ аббатствѣ Пуланже?
Она взглянула на него сбоку и замѣтила, что, когда онъ улыбался, лицо его становилось мягче и моложавѣе. Сообразивъ, что она ничего не достигнетъ, нападая на него открыто, она весело отвѣчала:
-- Вы, вѣроятно, представляли себѣ, что мы совсѣмъ заперты въ монастырѣ? Мы имѣемъ право проводить каждый годъ по мѣсяцу у подругъ или три мѣсяца у нашихъ родныхъ... Я этимъ воспользовалась, чтобы навѣстить мою тетушку.
-- И вы не скучаете за вашими монастырскими рѣшетками?..
-- Во-первыхъ, въ монастырѣ нѣтъ рѣшетокъ... Каждая изъ насъ имѣетъ свои комнаты и мы по очереди принимаемъ другъ друга. Многія изъ насъ отлично играютъ; мы часто устраиваемъ у себя маленькіе концерты, которые проходятъ не безъ удовольствія. Поете ли вы, какъ прежде, сударь?
-- А что? Вы помните, что я пѣлъ!
-- Конечно,-- сказала она, кидая на него очаровательный взглядъ:-- я помню, однажды вы намъ прекрасно спѣли "Я потерялъ свою Евридику"... На васъ было въ тотъ день платье изъ сѣрой матеріи съ темно-сѣрыми полосами, которое вамъ очень шло... Ребенкомъ все помнишь, особенно когда живешь въ такой уединенной деревнѣ, какъ Шаладъ.
Онъ, видимо, съ удовольствіемъ слушалъ эту красивую дѣвушку. Ему было пріятно, что о немъ помнили, и самолюбіе его было польщено. Близость молодой, обворожительной патріотки съ большими зелено-синими глазами смягчала строгость его принциповъ. Замѣтивъ произведенное ею впечатлѣніе, канонисса рѣшила привлечь Божара на свою сторону и пустила въ ходъ всѣ способы, чтобы его плѣнить.
Пока г-жа де-Ронъ и г-нъ де-Вандіеръ устраивались около ихъ столика для партіи трикъ-трака, депутатъ и канонисса предавались воспоминаніямъ о своемъ совмѣстномъ пребываніи въ Шаладѣ. Благодаря Руссо и Бернардину де-С.-Пьеру, было въ модѣ бесѣдовать о природѣ. Оба собесѣдника по очереди восхищались огромными Аргонскими лѣсами, свѣтлыми прудами, окруженными тростниками, тишиной деревень, затерявшихся въ глубинѣ лѣсовъ. Оба собесѣдника были отлично образованы; ихъ разговоръ переходилъ на музыку, театры, философію извѣстныхъ писателей и ихъ сочиненій. Франсуа Божаръ старался снискать ея расположеніе, и это удавалось ему отчасти благодаря его одушевленію, которое доходило порою до краснорѣчія, отчасти благодаря звучному голосу, который придавалъ колоритность даже наиболѣе рѣзкимъ его словамъ. Польщенный вниманіемъ канониссы, онъ забылъ о своихъ тревогахъ по поводу Пелиссье на собраніи нотаблей. Онъ позабылъ и бурную толпу около церкви и угрожающія кучки людей, мимо которыхъ ему приходилось спуститься въ предмѣстье...
Вдругъ мирное спокойствіе этой укромной комнаты, гдѣ розы испускали ароматъ и гдѣ такъ любезно умѣли вести бесѣду, было нарушено страшнымъ шумомъ, доносившимся съ улицы. Можно было различить зловѣщіе крики сотни фальшивыхъ и пьяныхъ голосовъ, слышно было, какъ поспѣшно запирали вездѣ ставни и двери.
Канонисса и ея собесѣдникъ сразу прекратили разговоръ и насторожили уши. По мѣрѣ того, какъ крики приближались, черты лица депутата дѣлались все мрачнѣе и мрачнѣе.
-- Что значитъ этотъ шумъ?-- спросила г-жа де-Ронъ, роняя свой наперстокъ.
-- Хмъ!-- пробормоталъ обезпокоенный кавалеръ: -- я думаю, что, несмотря на увѣренія г-на депутата, у С.-Макса произошли безпорядки.
-- Божаръ,-- сказала г-жа де-Ронъ,-- взгляните, что происходитъ?
Франсуа Божаръ, не дожидаясь разрѣшенія, открылъ ставни и распахнулъ окно. Свѣсившись на перила подоконника посмотрѣть на улицу, онъ вдругъ вздрогнулъ съ головы до ногъ.
Съ высоты улицы св. Антонія, сплошь залитой лучами уже закатывающагося солнца, двигалась плотная, бурная толпа, испуская хриплые возгласы. По ея сторонамъ люди въ ярости колотили палками въ закрытые ставни домовъ, или отплясывали какой-то танецъ вокругъ мчавшейся крупной рысью повозки.
Божаръ прикрылъ рукой глаза; когда яростный потокъ приблизился къ площади, онъ увидалъ какого-то человѣка, привязаннаго къ сидѣнью, и Калунью, размахивающаго чѣмъ-то вродѣ тряпки, привязанной къ концу палки. Скоро депутатъ узналъ въ этомъ залитомъ солнцемъ отрепьѣ сѣрое, запачканное кровью платье и, еще не видя Пелиссье, котораго влачили позади повозки, догадался о страшной трагедіи.
-- Они его убили!-- прошепталъ онъ, поворачиваясь, весь блѣдный, къ дамамъ и къ кавалеру.-- Не смотрите, прошу васъ, сударыни!
Толпа мятежниковъ остановилась какъ разъ противъ Ихъ оконъ, на площади св. Антуана, гдѣ бѣжалъ тогда ручей. Двое мужчинъ схватили тѣло Пелиссье и бросили его въ воду; одна женщина присѣла на корточкахъ на краю и повернула лицо несчастнаго торговца къ безоблачному небу, которое виднѣлось между крышъ.
-- Смотри на небо,-- сказала ему она,-- и проси у него прощенія!
Пьяная отъ жестокости толпа, этотъ звѣрь въ человѣческомъ
образѣ, вполнѣ обнаружила свою порочную природу. Мегеры, еще болѣе неукротимыя, набили навозомъ открытый ротъ убитаго.
-- Вотъ тебѣ! ѣшь сдобный хлѣбъ!-- рычали они съ отвратительными усмѣшками.
Возбужденный крикомъ толпы, Калунья спрыгнулъ съ повозки и началъ танцовать на трупѣ.
-- Чудовища!-- зарычалъ изъ окна возмущенный Божаръ:-- вы не французы, вы ведете себя, какъ дикіе звѣри!
Въ отвѣтъ на это раздались брань и угрозы:
-- Хе! Видите наверху... Не желаешь ли, чтобы и съ тобой сдѣлали то же самое?
-- Отойдите!.. Вы хотите, чтобы насъ убили!-- пролепеталъ дрожащій кавалеръ, хватая Божара за камзолъ.
Онъ потащилъ его въ гостиную и быстро закрылъ ставни. А съ площади все еще несся страшный крикъ: "Смерть барышникамъ!" Всѣ четверо смотрѣли въ ужасѣ и остолбенѣніи. Слышно было, какъ роковая повозка тронулась въ путь, а толпа оборванцевъ шумно бросилась въ другой конецъ предмѣстья.
-- Какой ужасъ!-- сказала г-жа де-Ронъ, складывая руки: -- чѣмъ все это кончится?
-- Здѣсь нѣтъ ни полиціи, ни арміи, чтобы образумить этихъ разбойниковъ!-- воскликнула канонисса.
-- Боюсь, что власти потеряли голову,-- сказалъ депутатъ.-- Прежде, чѣмъ успѣютъ собрать драгунъ Траване, событія могутъ принять еще болѣе серьезный оборотъ. Сударыни,-- прибавилъ онъ, обращаясь къ г-жѣ де-Ронъ и кидая почти умоляющій взглядъ на канониссу: -- я вамъ совѣтую бѣжать изъ города не далѣе, какъ сегодняшней ночью, и уѣзжать въ деревню... Эти несчастные опьянѣли отъ крови и безпорядка; безнаказанность дѣлаетъ ихъ дерзкими. Сегодня они накинулись на Пелиссье; завтра, можетъ быть, попробуютъ разграблять дома дворянъ!.. Нужно уѣхать!
-- Вы правы, Божаръ,-- отвѣчала г-жа Ронъ:-- пребываніе въ этомъ жестокомъ городѣ людоѣдовъ становится опаснымъ для насъ... Мы могли бы отправиться въ Шаладъ, къ моей сестрѣ С.-Андре... но какъ уѣхать? У меня есть только экипажъ, но нѣтъ лошадей.
-- Я вамъ ихъ добуду,-- отвѣчалъ депутатъ.-- Я бѣгу сейчасъ въ городскую ратушу и попрошу муниципальныя власти организовать оборону и потребовать присылки драгунъ... Вмѣстѣ съ тѣмъ я похлопочу, чтобы устроить вашъ отъѣздъ... Ждите меня въ полночь и будьте готовы къ отъѣзду...
Онъ подошелъ къ Гіацинтѣ д'Эризель:
-- Я сожалѣю, что долженъ такъ неожиданно васъ оставить, но надѣюсь, что мы увидимся при обстоятельствахъ, болѣе спокойныхъ.
-- До свиданья, сударь,-- отвѣчала канонисса, протягивая ему руку.
Онъ поцѣловалъ ее и, выйдя на опустѣвшую уже улицу, направился къ верхнему городу.
Благодаря энергіи Франсуа Божара, муниципальныя власти рѣшились наконецъ дѣйствовать. Нѣсколько дворянъ сѣли на своихъ лошадей; былъ организованъ родъ гражданской стражи, драгуны получили приказаніе дѣйствовать, и за мятежниками была наряжена погоня. Къ несчастью, прибыли слишкомъ поздно, и не могли уже помѣшать разграбленію дома Пелиссье. Только въ восемь часовъ вечера можно было арестовать главныхъ зачинщиковъ. Когда явилась увѣренность, что безпорядки будутъ скоро подавлены, депутатъ Божаръ вернулся къ себѣ и, наскоро поужинавъ, снова спустился съ лѣстницы, имѣвшей 80 ступеней, и направился къ дому почтмейстера съ цѣлью заказать пару хорошихъ лошадей для г-жи де-Ронъ.
Уходя съ почты, онъ взглянулъ на часы. Стрѣлки показывали 9 1/2 часовъ. Божаръ ускорилъ шаги и скоро дошелъ до улицы Дубильщиковъ, въ концѣ которой находился монастырь августинцевъ. Несмотря на то, что часъ былъ еще не поздній, этотъ кварталъ былъ уже безлюденъ. Испуганные безпорядками обыватели сидѣли взаперти у себя, и отъ воротъ Св. Николая до угла монастырскихъ зданій Божаръ не встрѣтилъ ни одной души. Впрочемъ, онъ, повидимому,-и не желалъ съ кѣмъ-либо встрѣтиться и быть узнаннымъ. Наоборотъ, онъ старательно скрывался, держась около стѣнъ, и для большей предосторожности, несмотря на то, что ночь была очень теплая, поднялъ воротникъ длиннаго плаща, который онъ надѣлъ поверхъ своего камзола.
Напротивъ августинцевъ, недалеко отъ моста, переброшеннаго черезъ отводный каналъ и служившаго для переправы дубильщиковъ, поднимался рядъ узкихъ, и низкихъ зданій, построенныхъ изъ глины, перемѣшанной съ соломою. Нижній этажъ ихъ былъ занятъ подъ лавки. Въ одномъ изъ этихъ домовъ жили въ то время извѣстныя въ городѣ Брикетъ и Жилотъ, тетка съ племянницей, которыя содержали кабинетъ для чтенія. Въ то время, какъ Франсуа Божаръ бѣжалъ по улицѣ Дубильщиковъ, тетка Манонъ Брикетъ ушла уже въ свою комнату, которая находилась во второмъ этажѣ; племянница же, которую звали Жилотъ сидѣла за прилавкомъ въ магазинѣ, стѣны котораго были уставлены рядами книгъ, отъ тяжести которыхъ гнулись еловыя полки. Облокотившись на прилавокъ, она, при свѣтѣ коптящей свѣчи, въ задумчивости разсѣянно перелистывала книгу съ краснымъ обрѣзомъ. Время отъ времени она поднимала голову и прислушивалась. Безпокойное движеніе ногъ въ розовыхъ башмакахъ съ высокими бѣлыми каблуками выдавало ея нервное нетерпѣніе. Нанинѣ Ж'илотъ было лѣтъ тридцать. Маленькая, толстенькая, живая, съ мальчишескими манерами, она была не лишена нѣкоторой привлекательности. Въ двадцать лѣтъ она отличалась красотой и теперь сохранила еще остатки красоты, скорѣе чувственной, чѣмъ благородной: свѣжій цвѣтъ лица, превосходные зубы, сочный ротъ, вздернутый, съ расширенными ноздрями, носъ, темные, насмѣшливые и вызывающіе глаза. Ея каштановые, отъ природы вьющіеся волосы нисцадали роскошными локонами изъ-подъ кружевного чепчика. Ея бѣлое ситцевое домашнее платье съ розовыми полосками, съ очень большимъ вырѣзомъ, открывало полную шею и обрисовывало хорошо сложенный станъ, гибкую талію и полныя бедра; круглый лобъ, блестящіе глаза, расширявшіяся ноздри и влажный ротъ,-- все Въ ней свидѣтельствовало о натурѣ чувственной и страстной. Ея тетка, Манонъ Брикетъ, дѣвица сомнительной репутаціи, предоставила ей полную свободу съ шестнадцатилѣтняго возраста. Отданная во власть своего пылкаго темперамента, Нанина все свое воспитаніе получила только въ магазинѣ, гдѣ опасныхъ книгъ было въ обиліи. На изъѣденныхъ червями полкахъ лавки пышно распустилась опьяняющая флора модныхъ романовъ вперемежку съ смѣлыми разрушительными твореніями энциклопедистовъ: "Les bijoux indiscrets" рядомъ съ произведеніями Дюкло, "Candide, Jacques le fataliste" -- рядомъ съ "Contrat Social"; "Paysanne pervertie" въ двухъ шагахъ отъ "Эмиля" Руссо и только что появившаяся новинка "Aventures du chevalier de Eaublas" около "Histoire philosophique des Indes".
Изъ всѣхъ этихъ книгъ, въ которыхъ сосредоточился распущенный и отрицательный умъ XVIII вѣка, исходило особенное испареніе утонченнаго сластолюбія, нѣчто вродѣ сладострастнаго запаха душистыхъ туберозъ въ закрытой комнатѣ. Эта жгучая атмосфера рано распалила воображеніе и смутила чувства Нанины. Не сдерживаемая ничѣмъ въ своемъ поведеніи и повинуясь только "естественному закону", она не знала ни стыдливости, которую она считала предразсудкомъ, ни религіи, которую она называла суевѣрною слабостью. Сознавая свою красоту, она рано кинулась въ водоворотъ любовныхъ похожденій и неоднократно имѣла связи. Ея любимыя книги сводили всю мораль къ одному удовольствію.
Она имѣла многочисленныхъ любовниковъ между благородными и богатыми жителями верхняго города. Говорили, что въ молодости Франсуа Божаръ занималъ первое мѣсто въ спискѣ ея обожателей. Правда, съ того времени, какъ онъ сдѣлался вліятельнымъ членомъ магистрата, онъ, повидимому, отказался отъ своей старой привязанности, тѣмъ не менѣе злые языки увѣряли, что между ними отношенія не были совсѣмъ порваны и что лейтенантъ-генералъ хранилъ къ Жилотъ особенную благодарность за прежнія удовольствія.
Злые языки были недалеки отъ истины; ночью 27 іюля 1789 года Франсуа Божаръ шелъ украдкою прямо къ книжному магазину. Два осторожные удара въ ставни магазина заставили спрыгнуть Нанину Жилотъ. Она быстро встала и побѣжала отворять дверь, которая пріотворилась, чтобы впустить депутата.
-- Наконецъ-то вы здѣсь!-- прошептала молодая женщина, осторожно поворачивая ключъ въ замкѣ: я начинала уже думать, что вы не сдержали своего слова или, можетъ быть, вамъ не доставили моего письма...
-- Я получилъ его,-- отвѣтилъ Божаръ, снимая съ себя свой длинный рединготъ,-- и, вы видите, я исполнилъ ваше желаніе... но сегодняшнія событія меня сильно задержали въ муниципалитетѣ... Вы знаете, что убили Пелиссье?
-- Да, народъ отомстилъ за себя тому, кто заставлялъ его умирать съ голоду... Его убили и совершенно справедливо.
-- Мнѣ некогда спорить съ вами объ этомъ,-- саркастически возразилъ Божаръ.-- Къ сожалѣнію, я вижу, что вы теперь еще болѣе экзальтированы, чѣмъ раньше?
-- Что прикажете?-- возразила Нанина, кидая вызывающіе взгляды темныхъ глазъ на своего собесѣдника:-- я не перемѣнилась... У меня всегда горячее сердце и голова... Садитесь и побесѣдуемъ... А вы, Франсуа Божаръ, осталось ли у васъ немного прежней дружбы ко мнѣ?
-- Вы увидите, Нанина, что я всегда готовъ быть вамъ полезнымъ, конечно, въ предѣлѣ возможнаго.
-- Увы!-- сказала задумчиво Жилотъ.-- Отлично, я сдѣлаю вамъ испытаніе. Я особенно интересуюсь однимъ талантливымъ человѣкомъ, однимъ умнымъ, но бѣднымъ малымъ, который хочетъ пробиться въ свѣтъ. Я разсчитывала, что вы могли бы прійти къ нему на помощь.
-- Сколько лѣтъ этому талантливому человѣку?
-- Девятнадцать лѣтъ!... Онъ блестяще окончилъ курсъ коллежа.
-- О, о,-- прервалъ ее иронически Божоръ:-- вы предаетесь теперь воспитанію молодежи?
-- Шутка неудачна,-- отвѣчала безъ всякаго раздраженія Нанина:-- дайте мнѣ сначала договорить... Молодой человѣкъ честолюбивъ, и его честолюбіе имѣетъ оправданіе въ его качествахъ... У меня къ вамъ двѣ просьбы за него: во-первыхъ, ввести его въ салонъ г-жи де-Шавань, которая собираетъ около себя умныхъ людей со всего Бара. Тамъ онъ могъ бы свести знакомство съ нужными людьми... И еще...
-- И еще?
-- Такъ какъ онъ бѣденъ, то дать ему случай воспользоваться вашимъ вліяніемъ; найдите ему доходное мѣсто, все равно гдѣ, въ муниципалитетѣ, или въ счетной палатѣ.
-- Какъ зовутъ вашего протеже?
-- Жанъ-Жозефъ Ренаръ... Его отецъ былъ адвокатомъ, а его дядя со стороны матери -- священникъ въ Шаладѣ.
-- Ренаръ?-- повторилъ депутатъ, насупливая свои густыя брови,-- это, вѣроятно, онъ написалъ оду на взятіе Бастиліи?
-- Онъ самый.
-- Мнѣ показывали его стихи,-- отвѣтилъ холодно Божаръ:-- они безвкусны, напыщенны и полны глупыхъ, высокопарныхъ выраженій.
-- Съ вами трудно имѣть дѣло!-- съ досадой сказала Нанина.-- Но не будемъ говорить объ этомъ... Можемъ мы разсчитывать на васъ?
-- Извините меня... во-первыхъ, я завтра ѣду въ Парижъ и не успѣю повидаться съ г-жой Шавань... Что касается мѣста, то теперь моментъ неблагопріятенъ для этого. Національное собраніе работаетъ надъ реформой провинціальнаго управленія и мнѣ поручено составить докладъ о раздѣленіи королевства на департаменты.
-- Ренаръ охотно подождетъ нѣсколько мѣсяцевъ; такъ какъ вамъ теперь поручено преобразовать администрацію, то для васъ нетрудно будетъ дать ему какую-нибудь вновь открываемую должность.
-- Я весьма сожалѣю, что долженъ снова отказать вамъ. Ставъ докладчикомъ, я положилъ себѣ за правило никогда не пользоваться своимъ положеніемъ для того, чтобы раздавать мѣста своимъ роднымъ или друзьямъ. Я не могу дѣлать исключенія и для г-на Ренара.
-- А!-- воскликнула съ раздраженіемъ. Нанина:-- вы, знаете, не очень любезны!
-- Вѣрьте, что я очень сожалѣю объ этомъ,-- пробормоталъ Божаръ, надѣвая пальто.
-- Ради Бога безъ извиненій,-- горячо отвѣчала Жилотъ: -- это безполезный трудъ. У васъ нѣтъ памяти сердца, Франсуа Божаръ, надо отдать вамъ справедливость. А! когда вы были молоды и вертѣлись около моихъ юбокъ, мнѣ слѣдовало бы вамъ отвѣчать такъ же: "Тысяча сожалѣній, моментъ неудачно выбранъ!" Но я была слишкомъ добра и наткнулась на человѣка неблагодарнаго... Но, мой другъ, похлопочите же для вашей Нанины... Окажите услугу... Вѣдь вы еще не сказали послѣдняго слова?
Въ то время, какъ она стояла передъ нимъ, вызивающе выпятивъ губу и сверкая глазами, депутату вспомнилась умная и аристократическая фигура канониссы; онъ снова видѣлъ ея зеленые, притягательные глаза, ея умный ротъ съ прелестной улыбкой. Это неожиданное видѣніе сдѣлало его равнодушнымъ къ намекамъ на его прошлое и къ ласкающимъ взглядамъ Нанины. Онъ вспомнилъ, что онъ обѣщалъ быть у г-жи де-Ронъ еще до наступленія полуночи, и быстро поднялъ воротникъ своего редингота.
-- Не настаивайте,-- сказалъ онъ, повернувшись къ своей бывшей любовницѣ:-- уже поздно, и я долженъ еще кое съ кѣмъ повидаться прежде, чѣмъ вернусь домой; до свиданья, Нанина, будьте любезны открыть мнѣ дверь.
Обманувшись въ расчетѣ, она, кусая губы, исполнила его просьбу и пропустила депутата, не промолвивъ ни слова. Но, закрывъ съ шумомъ дверь и повернувъ ключъ въ замочной скважинѣ, она протянула руку по направленію къ улицѣ и погрозила пальцемъ:
-- Ты мнѣ за это заплатишь,-- процѣдила она сквозь стиснутые зубы.
Затѣмъ она взяла подсвѣчникъ и открыла въ глубинѣ комнаты стеклянную дверь, которая вела въ заднюю половину лавки. Эта узкая комната, съ круглымъ столомъ, тростниковымъ диваномъ и соломенными стульями, служила столовой. Поставивъ огарокъ на столъ, Нанина стукнула метлой три раза въ потолокъ. Почти тотчасъ же послышались легкіе шаги и ступени внутренней лѣстницы, соединявшей верхній этажъ съ нижнимъ, заскрипѣли. Изъ темноты выступилъ молодой человѣкъ средняго роста.
Въ черномъ поношенномъ платьѣ, украшенномъ батистовымъ галстукомъ, и въ башмакахъ съ мѣдными пряжками, онъ походилъ на семинариста. Его слишкомъ приподнятыя плечи сдавливали худую шею, длинное желтое лицо и живые сѣрые глаза, посаженные близко къ тонкому носу, составляли его отличительные признаки. Тонкія и слегка сжатыя губы дополняли это безбородое лицо, придавая ему безпокойное выраженіе
-- Ну?-- нетерпѣливо спросилъ онъ.
-- Ну, мой милый,-- отвѣчала разочарованная Нанина:-- не удалось. Если бы я обратилась къ камню, и тотъ сдѣлалъ бы больше, чѣмъ онъ.
-- Онъ не желаетъ принять участіе во мнѣ?-- спросилъ Жанъ-Жозефъ Ренаръ взволнованнымъ голосомъ.
-- Не желаетъ.
-- Почему же?
-- О! пустыя отговорки!.. Онъ ѣдетъ завтра и поэтому не можетъ тебя представить г-жѣ Шавань... Что касается мѣста, то онъ сказалъ, что изъ принципа онъ никогда не оказываетъ покровительства ни роднымъ, ни друзьямъ, а тѣмъ болѣе незнакомому человѣку... Онъ даже не потрудился мнѣ позолотить пилюлю, и я, конечно, догадалась, что онъ неохотно и говорилъ о тебѣ.
-- Тебѣ нужно бы было показать ему мою оду на взятіе Бастиліи.
-- Безполезно,-- отвѣтила, пожимая плечами, Нанинъ:-- онъ ее знаетъ... Онъ имѣлъ смѣлость сказать, что твои стихи никуда не годятся... Между нами, я думаю, что онъ завидуетъ тебѣ.
На губахъ Ренара пробѣжала злая усмѣшка, и въ его сѣрыхъ глазахъ отразилась жестокая злоба, которая бываетъ у обманутыхъ честолюбцевъ или освистанныхъ авторовъ.
-- А!-- проворчалъ онъ,-- моя ода не имѣла чести ему понравиться... Завидуетъ!.. Это весьма возможно... Мой поэтическій талантъ отодвигаетъ назадъ этого презрѣннаго выскочку, и если онъ отказывается ввести меня въ салонъ г-жи Шавань, то изъ боязни, какъ бы я не занялъ тамъ прочно своего мѣста. Но это его дѣло, а я хочу проникнуть и проникну, несмотря на зависть и интриги.
-- Въ добрый часъ, мой милый!-- воскликнула Жилотъ, ласково кладя ему на плечо свою руку:-- такой умный юноша, какъ ты, не долженъ падать духомъ... Ты можешь втереться и съ другой стороны.
-- Съ какой же?-- грубо спросилъ молодой человѣкъ, которымъ вдругъ овладѣло сильное уныніе.-- Отъ старыхъ друзей моего отца я, кромѣ безучастія и нежеланія мнѣ помочь, ничего не вижу. Тѣ, которые наиболѣе расположены ко мнѣ, находятъ, что я еще слишкомъ молодъ, и совѣтуютъ мнѣ подождать... Ждать? Какъ будто бы для этого есть время... Я бѣденъ и, конечно, однимъ терпѣніемъ я не наполню моего кошелька!.. А! если когда-нибудь я достигну положенія, я заставлю ихъ дорого заплатить за ихъ пренебреженіе.
-- Ты этого достигнешь, мой другъ, вѣрь твоей Нанинѣ, которая тебя обожаетъ и рада бы по возможности тебѣ помочь!.. Но, можетъ быть, стараясь сблизиться съ вліятельными людьми, ты выбралъ не самый короткій къ этому путь?
-- Объясни мнѣ!.. Я не понимаю.
-- Иди сюда и поговоримъ спокойно,-- нѣжно продолжала Нанина, усаживая его рядомъ съ собой на диванѣ.-- Ты спрашиваешь, съ какой стороны тебѣ втереться?.. Вѣрь мнѣ, тебѣ не нужно стучаться въ двери знатныхъ и богатыхъ домовъ; а гораздо ниже, въ предмѣстьяхъ, у простыхъ людей, которые такъ же бѣдны, какъ и ты, и такъ же, какъ и ты, хотятъ улучшить свое положеніе.
-- Народъ?-- повторилъ Жозефъ Ренаръ съ пренебрежительной гримасой.
-- Да, народъ, который голодаетъ и который ропщетъ у дверей булочныхъ. Я отлично понимаю и съ открытія генеральныхъ штатовъ ясно вижу, какой оборотъ принимаютъ дѣла... Взятіе Бастиліи нанесло ударъ королевской власти и дворянству... Пошли уже слухи, что вслѣдъ за обитателями Тіера началъ волноваться рабочій народъ, которому приходится стонать... Если уже начали пріобрѣтать вліяніе тѣ, кто убилъ Пелиссье, недалеко то время, когда очередь распоряжаться дойдетъ и до меньшей братіи... Тогда тѣ, кто держали ихъ сторону, будутъ на вершинѣ. Вотъ къ кому тебѣ нужно пристроиться.
Удивленный ея пророчествомъ Ренаръ смотрѣлъ ей въ лицо своими холодными пронизывающими глазами.
-- Эге!-- пробормоталъ онъ, оживляясь надеждой:-- въ томъ, что ты говоришь,-- правда. Можетъ быть, дѣйствительно нужно держаться этой партіи?
-- Навѣрно!-- подтвердила Нанина.-- Только не нужно колебаться... Народъ такъ же, какъ и женщины, хочетъ, чтобы ему предались вполнѣ... Въ одѣ о взятіи Бастиліи ты старался, чтобы и овцы были цѣлы, и волки сыты, и не удовлетворилъ никого... Дворяне разсердились, а толпа не признала тебя за своего... Нужно дѣйствовать храбро и открыто стать революціонеромъ.
-- Но если я примкну къ ихъ партіи, я рискую поссориться съ моимъ дядей-священникомъ, а вѣдь только у него я и могу найти себѣ пріютъ и столъ.
-- Оттого-то и не слѣдуетъ вооружать пока противъ себя. Оперись сначала въ Шаладѣ, пользуйся тамъ своимъ досугомъ, чтобы попробовать написать этюдъ о правахъ и страданіяхъ народа... Я знаю здѣсь одного книгопродавца, который напечатаетъ это сочиненіе... Мнѣ, конечно, тяжело разлучаться съ тобой, я вооружусь терпѣніемъ и буду тебя извѣщать обо всемъ, что здѣсь происходитъ... Въ удобную минуту и ты пріѣдешь!.. Я хочу, чтобы въ этомъ же году ты поднялъ на бунтъ нашихъ ткачей и винодѣловъ такъ же, какъ Камиллъ Демуленъ поднимаетъ парижанъ въ Пале-Роялѣ.
-- Нанина,-- воскликнулъ ободренный и полный удивленія Ренаръ:-- ты моя добрая фея!.. Какъ мнѣ отплатить тебѣ за твою дружбу?
-- Люби меня, милый мой,-- отвѣтила Жилотъ, которая, какъ кошка, ласкалась къ юношѣ.
-- Это-то само собою разумѣется,-- пробормоталъ онъ заискивающимъ голосомъ. Стремленіе выбиться въ люди заставило безчувственнаго Ренара быть нѣжнымъ. Онъ поцѣловалъ темные глаза Нанины, которая вся такъ и задрожала отъ этой ласки.
-- О!-- отвѣчала она, цѣлуя его, въ свою очередь:-- какъ ты умѣешь меня ласкать!.. Ты мой обольститель, ты сдѣлаешься такимъ же увлекательнымъ ораторомъ, какъ и Мирабо, и въ одинъ прекрасный день я увижу тебя депутатомъ вмѣсто этого интригана Божара!
-- Нанина,-- сказалъ, сверкнувъ глазами, Ренаръ:-- всѣмъ этимъ я буду обязанъ тебѣ!
-- Да, и ты поступишь со мною такъ же, какъ и другіе, ты меня забудешь,-- сказала она со вздохомъ.
-- Никогда!
-- И ты говоришь правду?
-- Я клянусь тебѣ въ этомъ...
-- Ба!-- прошептала она, бросаясь въ его объятія:-- а пока отдадимся любви... Это единственное, что осталось вѣрнаго и лучшаго въ свѣтѣ!..
Около полуночи, по спящимъ улицамъ быстро двигалась пара сильныхъ, запряженныхъ въ просторную берлину лошадей. Онѣ неслись по направленію къ улицѣ Клермонъ, увозя въ обитой зеленымъ бархатомъ каретѣ г-жу де-Ронъ, канониссу и кавалера де-Вандіеръ. Для большей безопасности Франсуа Божаръ помѣстился на козлахъ рядомъ съ кучеромъ и сопровождалъ съ эскадрономъ драгунъ путниковъ до предмѣстья Морбо. Тамъ имъ нужно было разстаться. Поцѣловавъ руку тетки и откланявшись Гіацинтѣ, закутанной въ кружевной капюшонъ, депутатъ возвратился въ городъ, мечтая о блестящихъ глазахъ и тонкомъ профилѣ молодой женщины, которая при слабомъ свѣтѣ фонарей мелькнула какъ во снѣ.
Пока берлина неслась по дорогѣ, между двумя рядами низкихъ холмовъ, засаженныхъ виноградниками, путники старались устроиться по возможности комфортабельнѣе, чтобы спокойно провести остатокъ ночи. Обѣ дамы усѣлись въ глубинѣ кареты, а кавалеръ, сидѣвшій спиной къ лошадямъ на скамейкѣ, заваленной множествомъ узловъ, повѣсилъ свою шляпу и безъ церемоніи накрылъ голову черной шелковой шапочкой, безуспѣшно стараясь принять удобное положеніе, въ которомъ можно было бы соснуть. Но при малѣйшемъ толчкѣ чемоданы и саквояжи падали ему на колѣни и сильно безпокоили его, такъ какъ ему приходилось снова искать покоя чуть не каждую минуту.
-- О Боже мой!-- воскликнула съ раздраженіемъ г-жа де-Ронъ:-- не можете ли вы, Даніель, быть поспокойнѣе?
-- Это было бы лучше всего и для меня; виноваты эти проклятые свертки, которые не хотятъ оставаться въ покоѣ.
Онъ вздыхалъ, черпалъ изъ своей табакерки утѣшеніе и снова начиналъ сражаться съ чемоданами. Въ концѣ концовъ онъ положилъ дна чемодана подъ ноги, два другіе подъ плечи и ухитрился задремать на этомъ шаткомъ ложѣ.
Отъ Баръ-де-Дюка до Клермона 13 лье. Когда путники добрались до этого маленькаго городка, солнце уже взошло. Пока мѣняли лошадей, обѣ дамы и кавалеръ выпили по чашкѣ кофе, затѣмъ берлина тронулась дальше по дорогѣ къ Излетту, которая, подобно длинной одноцвѣтной лентѣ, вилась между двумя рядами запыленныхъ вязовъ. Канонисса спустила стекла въ окнѣ и разсѣянно смотрѣла на виднѣвшійся на горизонтѣ кудрявый лѣсъ, верхушки котораго начинали золотиться солнцемъ. Оба ея спутника снова заснули. Мало-по-малу утренній воздухъ, равномѣрное покачиваніе кареты, жужжаніе мошекъ и монотонная дорога подѣйствовали и на молодую женщину; ея глаза сомкнулись, и она забылась тяжелымъ утреннимъ сномъ, который дѣлается непреодолимымъ послѣ безпокойно проведенной ночи.
Въ Излеттѣ кучеръ свернулъ съ большой Верденской дороги, ведшей къ С.-Менехулю, и поѣхалъ по долинѣ Біэмъ, гдѣ проѣзжая дорога, идущая вдоль канала Біэмъ, направляется изъ Буле въ Віеннъ-ле-Шато. Они проѣзжали самой серединой могучаго Аргонскаго лѣса, который поднимается, какъ зеленѣющая стѣна, между полями Вердена и мѣловыми равнинами Шампани. Біэмъ, бѣгущій по холмистымъ лугамъ, дѣлитъ на двѣ неравныя половины эту лѣсистую мѣстность, которая рѣзко отличается своей разнообразной почвой и нравами жителей отъ окрестностей. Въ то время по ней проходила только одна проѣзжая дорога, и ея деревушки, гнѣздившіяся въ самой чащѣ лѣса, имѣли мало сношеній съ городами Баруа или Шампани. Невѣжественные и на половину одичавшіе крестьяне жили тамъ, отрѣзанные отъ остальныхъ провинцій, торгуя только лѣсомъ и не видя другой аристократіи, кромѣ захудалыхъ дворянъ, имѣвшихъ стеклянные заводы и сплошь да рядомъ такихъ же нищихъ и безграмотныхъ, какъ и они сами.
Эти дворяне, водворившіеся въ Аргонѣ въ XVI вѣкѣ на основаніи патента Генриха III, пользовались привилегіей выдѣлывать стекло, не утрачивая при этомъ своихъ дворянскихъ нравъ. Ихъ стеклянные заводы были разсѣяны повсюду въ глубинѣ лѣса, и они чувствовали себя настоящими владѣтельными особами. Ихъ дѣло давало имъ хорошую прибыль, но такъ какъ ихъ семьи были многочисленны, да и сами они любили жить въ свое удовольствіе, то многіе изъ нихъ совершенно разорились и ни языкомъ, ни платьемъ не отличались отъ сосѣднихъ съ ними крестьянъ, Благодаря плохимъ обстоятельствамъ и безденежью, имъ приходилось охотиться на чужой землѣ или же работать въ качествѣ простыхъ рабочихъ на стеклянныхъ заводахъ своихъ болѣе счастливыхъ родственниковъ. Но, несмотря на свою бѣдность или богатство, всѣ они гордились своимъ дворянствомъ; ихъ дѣти носили титулъ "шевалье" и женились не иначе, какъ на дворянкахъ.
Ихъ свободные нравы, необычайный для дворянъ образъ жизни смущали горожанъ, которые относились съ презрѣніемъ къ этимъ страннымъ дворянамъ, называя ихъ "жареными", такъ какъ имъ приходилось работать полуголыми передъ ихъ раскаленными печами; стекольщики, въ свою очередь, отплачивали еще большимъ презрѣніемъ разночинцамъ, которыхъ они называли "проклятыми дворняжками". Однако нѣкоторые изъ нихъ въ родѣ Гранрю, Вроссаровъ и C.-Андре умѣли снискать къ себѣ уваженіе. Они владѣли наиболѣе нужными для округа заводами и были приняты въ семействахъ провинціальной знати, сохраняя однако свою самостоятельность и своеобразныя манеры.
Карета г-жи де-Ронъ проѣхала деревню Нейфуръ и приближалась уже къ деревушкѣ Класонъ, расположенной на самой опушкѣ лѣса, какъ вдругъ ужасные крики разбудили путниковъ. Карета внезапно остановилась. Дамы вскочили со своихъ мѣстъ, кавалеръ теръ себѣ глаза и, не совсѣмъ еще проснувшись, опустилъ одно изъ стеколъ кареты. Лошади становились на дыбы. Кучеръ бранился, а кругомъ кареты кричали крестьяне, вооруженные серпами и топорами.
Де-Вандіеръ, еще не вполнѣ очнувшись отъ сна, подумалъ, что онъ еще въ Барѣ, и прошепталъ, блѣднѣя;
-- Боже мой!.. Убійцы Пелиссье!
-- Вы спите, Даніель!.. Мы уже далеко отъ Бара!-- сказала г-жа де-Ронъ; несмотря на свое самообладаніе, она тоже начала безпокоиться.
Канонисса нагнулась къ дверцѣ кареты и крикнула:
-- Кучеръ, чего хотятъ отъ насъ эти люди и что здѣсь происходитъ?
-- Съ вашего позволенія, сударыня,-- отвѣчалъ одинъ крестьянинъ,-- намъ нужны ваши лошади, чтобы отвезти лѣсъ, который мы будемъ рубить.
Если люди, столпившіеся вокругъ кареты и не имѣли ничего общаго съ убійцами Пелиссье, то они возставали противъ власти такъ же, какъ и тѣ. Они одинаково обезумѣли отъ надвигавшейся революціи. Съ быстротой электрическаго тока распространился по деревнямъ слухъ, что національное собраніе хочетъ уничтожить дворянскія права, и крестьяне, ограниченные и увѣренные въ своей правотѣ, пришли къ заключенію, что помѣщичьи земли отнынѣ должны принадлежать имъ. Жители Ардонны, еще болѣе бѣдные и невѣжественные, чѣмъ ихъ сосѣди, рѣшили тотчасъ же осуществить эту новую и удобную теорію. Клермонскіе лѣса, собственность принцевъ Конде, всегда влекли къ себѣ ихъ алчныя желанія. Съ того времени, какъ принцы перестали тамъ жить, княжескій лѣсъ дѣлался достояніемъ каждаго, и каждый мужикъ безпрепятственно пользовался въ немъ правомъ собственности. Обитатели деревни Флоранъ, расположенной противъ Клонъ, были убѣждены въ этомъ. Подъ предводительствомъ одного стараго стеклозаводчика, который считался оракуломъ, они отправились на зарѣ съ твердымъ рѣшеніемъ вернуться въ свои жилища съ хорошимъ запасомъ дровъ и бревенъ.
Подходя къ Клонъ, аррьергардъ этихъ нарушителей закона замѣтилъ берлину г-жи де-Ронъ. Почтовая карета, мчавшаяся по этой глухой дорогѣ, была для нихъ цѣлымъ событіемъ. Прежде, чѣмъ углубиться въ лѣсъ на соединеніе съ главной шайкой, аррьергардъ остановилъ карету съ цѣлью осмотрѣть подозрительный экипажъ. Тѣ, которые были подогадливѣе, предполагали, что это кто-нибудь изъ дворни изъ Вьеннь лешато, куда, по всей вѣроятности, направлялись и путешественники, и что, пріѣхавъ туда, они донесутъ на нихъ стражникамъ. Другіе, болѣе практичные, стали говорить, что почтовыя лошади пріѣхали весьма кстати и на нихъ можно увезти срубленныя деревья. Въ концѣ концовъ всѣ пришли къ единодушному рѣшенію остановить карету и везти ее за собой въ лѣсъ вмѣстѣ съ кучеромъ. Это неожиданное рѣшеніе захватило врасплохъ обѣихъ дамъ и кавалера, которые еще не успѣли очнуться отъ сладкаго утренняго сна.
-- Сударыни!-- сказалъ одинъ крестьянинъ, отворяя дверцы и приподнимая свою шапку,-- потрудитесь сойти.
Въ то же время пять или шесть нахаловъ распрягли лошадей и овладѣли сопротивлявшимся кучеромъ.
Г-жа де-Ронъ, которой были извѣстны нравы этой мѣстности поняла, что передъ нею лѣсные дикари, и рѣшила оказать имъ сопротивленіе.
-- Это слишкомъ,-- воскликнула она:-- мало того, что вы вырубаете княжескій лѣсъ, вы еще хотите взять нашихъ лошадей!
-- Сойдите, дорогая моя,-- пробормоталъ осторожный кавалеръ, и не вступайте въ пререканія съ этими дикарями!
Онъ первымъ вышелъ изъ кареты и подалъ руку обѣимъ дамамъ, умоляя ихъ быть осторожными. Гіацинта презрительно окинула взглядомъ дровосѣковъ и крикнула:
-- Вы очень дерзки... Какъ смѣете вы останавливать путешественниковъ на королевской дорогѣ?
-- Извините, сударыня,-- отвѣчалъ человѣкъ въ шапкѣ:-- мы васъ не останавливаемъ и вы свободны продолжать вашъ путь пѣшкомъ.
-- Это лучшее, что намъ остается дѣлать,-- тихонько сказалъ кавалеръ:-- Шаладъ, должно быть, не далеко.
-- По какому праву вы отнимаете нашихъ лошадей?-- надменно продолжала канонисса.
-- Если вы такъ любознательны,-- возразилъ одинъ рослый, бородатый, съ лукавой физіономіей парень,-- то спросите объ этомъ у нашего начальника!
-- Гдѣ же онъ? тотъ, кто вами начальствуетъ?
-- Въ Клонъ... Мы васъ туда отведемъ, если вы только этого желаете, прекрасная дама!
-- Покажите мнѣ дорогу!-- рѣшительно отвѣтила она.
-- Подумай, Гіацинта, что ты дѣлаешь!-- пробормотала остолбенѣвшая г-жа де-Ронъ.
-- Это безуміе,-- возражалъ де-Вандіеръ.-- Вы, очевидно, не сознаете, какимъ непріятностямъ вы можете подвергнуться въ подобной компаніи.
-- Я отлично это знаю... Но я не прочь встрѣтиться лицомъ къ лицу съ человѣкомъ, который дозволяетъ себѣ подобное разбойничество!
-- Эй! товарищи, захвати мъ ихъ, и въ дорогу!..
-- Намъ некогда тутъ шутить.
Въ одно мгновеніе ока путешественники были окружены толпой. Два дровосѣка схватили лошадей за поводья, и всѣ направились въ оврагъ, ведущій въ Клонъ.
Въ нѣсколькихъ шагахъ отъ дороги начинался высокій лѣсъ. Дубовыя и буковыя деревья наклонялись надъ песчаными откосами дороги, гдѣ цвѣтущій верескъ краснѣлъ среди мха. Въ этотъ ранній часъ отъ большихъ деревьевъ ложились на тропинки свѣжія тѣни. Тамъ и сямъ въ чащѣ слышались удары топоровъ, а затѣмъ глухой шумъ падающихъ деревьевъ. Сильный запахъ грибовъ шелъ изъ влажной лѣсной чащи; солнечные лучи пробивались сквозь шелестящіе отъ легкаго вѣтерка листья и кропили землю золотымъ свѣтомъ. Но ни дровосѣки, ни ихъ плѣнники не замѣчали чарующей прелести лѣса. Кавалеръ, въ своей черной, шелковой шапочкѣ, предложилъ руку г-жѣ де-Гонъ, которая на каждомъ шагу спотыкалась о камни. Оба они слегка дрожали и не рѣшались повѣдать другъ другу о своихъ непріятныхъ думахъ. Гіацинта д'Эризель шла съ высоко поднятой головой, съ раздутыми отъ досады и нетерпѣнія ноздрями; она съ любопытствомъ осматривала чащу лѣса и отрывисто спрашивала, скоро ли они придутъ...
Минутъ черезъ двадцать спустились они по откосу въ оврагъ, потомъ поднялись на возвышенность, гдѣ начинался лѣсокъ. Одинъ изъ дровосѣковъ испустилъ громкій крикъ. Невдалекѣ ему отвѣчали голосовъ двадцать. Толпа направилась по протоптанной узкой дорожкѣ, итти приходилось гуськомъ. Упругія вѣтки каждую минуту били по лицу неловкаго кавалера. Пока онъ ворчалъ, чаща становилась рѣже, и передъ путниками изъ-за вѣтвей выглянулъ воронкообразный оврагъ. Оттуда неслись крики и удары топоровъ.
-- Bon. мы и пришли,-- сказалъ мужикъ, у котораго борода походила на кустъ.-- Мошафе, проводи этихъ людей къ г-ну Данлупъ.