Четверть века назад

Маркевич Болеслав Михайлович


ЧЕТВЕРТЬ ВѢКА НАЗАДЪ.
ПРАВДИВАЯ ИСТОРІЯ.
соч. Б. М. Маркевича.

ИЗДАНІЕ ПЕРЕСМОТРѢННОЕ И ЗНАЧИТЕЛЬНО ДОПОЛНЕННОЕ АВТОРОМЪ.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

МОСКВА.
Типографія М. Н. Лаврова и Ко.,
Леонтьевскій переулокъ, д. No 14.
1879.

ПАМЯТИ
ГРАФА АЛЕКСѢЯ ТОЛСТАГО.

I

   Графъ уѣхалъ тотчасъ послѣ спектакля, отвѣтивъ на просьбы хозяйки остаться ночевать что у него на завтра въ Москвѣ назначенъ пріемъ просителей, и что онъ очень любитъ спать въ коляскѣ на чистомъ воздухѣ.
   -- Прощайте, милое дитя! говорилъ онъ, подойдя къ вошедшей Линѣ и похлопывая рукой по ея рукѣ;-- прекрасно играете! даже жалко было смотрѣть мнѣ, точно правда была..... А шалунью въ Москву, пѣть! тѣмъ же акаѳистомъ обратилъ онъ рѣчь къ Ольгѣ Акулиной, взирая очевидно не безъ удовольствія на всякія ея красы.
   -- Вы ужь такой милый, графъ, такой милый! расписывала въ свою очередь барышня, отпуская ему убійственнѣйшіе изъ своихъ глазенаповъ. Онѣ въ троемъ съ Аглаей Константиновной пошли проводить его и простились съ нимъ на лѣстницѣ. У нижней ступеньки ея, вытянувшись въ струнку, стоялъ въ дорожной формѣ исправникъ Акулинъ.
   -- Исправникъ! Успѣлъ переодѣться? И парикъ снялъ! воскликнулъ, увидѣвъ его, графъ, подымая вверхъ обѣ свои ладони.;-- Очень хорошо играешь, я много смѣялся!
   -- Радъ стараться, ваше сіятельство! вскликнулъ въ свою очередь исправникъ, отвѣшивая ему форменный поклонъ одною головой и не отрывая рукъ прижатыхъ ко швамъ панталонъ.
   -- Усталъ? милостиво спросилъ его сіятельство.
   -- Никакъ-нѣтъ, ваше -- ство, хоть сейчасъ снова начать прикажите.
   -- Нѣтъ! Зачѣмъ! протянулъ смѣясь графъ.-- А только ты усталъ. Животъ большой, въ перекладной растрясетъ. Оставайся! Дороги хороши, проѣду и безъ тебя.
   -- Этого не могу-съ! отпустилъ Акулинъ.
   -- Почему? еще разъ протянуло начальство, и еще разъ приподняло ладони.
   -- Какъ солдатъ отъ казеннаго ящика, такъ и я отъ вашего сіятельства въ границахъ ввѣреннаго мнѣ уѣзда отлучиться не могу и не дерзаю. А что до живота-съ, промолвилъ онъ уже съ Полоніевскою ужимкой на лицѣ,-- то онъ у меня казенный, ваше -- ство, какъ разъ въ мѣрку почтовой телѣги укладывается.
   -- Балагуръ! запѣлъ, предовольный такою остротой графъ, закутываясь въ поданную ему теплую шинель.-- Твоя граница гдѣ? спросилъ онъ подумавъ.
   -- Рѣка Нара, ваше -- ство.
   -- Да, гдѣ паромъ. Знаю!... Отсюда сколько?
   -- Двѣнадцать верстъ, ваше с.....
   -- Спать буду, не увижу тебя болѣе... Чтобъ не забыть,-- Шашковъ, запиши!-- чрезъ недѣлю въ Москву пріѣзжай! Ко мнѣ, лично! примолвилъ онъ особеннымъ тономъ.
   -- Слушаю, ваше -- ство! рявкнулъ въ восторгѣ сердечномъ толстый Елпидифоръ. Успѣхъ Полонія и "глазки" Ольги Елпидифоровны обезпечивали ему, очевидно, ближайшее повышеніе по службѣ.
   -- Ну, ѣдемъ! сказалъ графъ.-- Прощай, Ларіонъ! обратился онъ ко князю, спустившемуся съ нимъ внизъ, и трижды облобызавъ его шепнулъ на ухо: -- изъ Петербурга ничего не получалъ?
   -- Нѣтъ! коротко отвѣтилъ тотъ, слегка, сморщившись и видимо недовольный вопросомъ.
   Графъ вышелъ на крыльцо. Исправникова тройка уже гремѣла колокольчикомъ подо сводомъ льва.
   Графиня Воротынцева съ своей стороны объявила рѣшительно что остаться ночевать не можетъ, что ее ждутъ въ Дарьинѣ, но согласилась подождать пока засвѣтлѣетъ, въ виду какого-то не совсѣмъ надежнаго моста на дорогѣ, о которомъ напомнилъ ей князь Лоло, и по которому, увѣрялъ онъ, было бы не безопасно проѣзжать темною ночью.... По настоятельной просьбѣ Аглаи Константиновны "ouvrir le bal avec le jeune comte", она сдѣлала два тура вальса съ графомъ Анисьевымъ, съ тѣмъ, требовала она, чтобы "уже послѣ этого не обращали на нее никакого вниманія", что она устала и хочетъ до отъѣзда отдохнуть въ какомъ-нибудь уголкѣ. Она ушла подальше отъ грома бальной музыки въ маленькую, полуосвѣщенную гостиную, куда увела и Софью Ивановну Переверзину, и гдѣ онѣ усѣлись вдвоемъ на маленькомъ угловомъ диванѣ.
   Ее очень интересовалъ "романъ" Лины и Гундурова, и она просила Софью Ивановну сообщить ей о "положеніи вещей" въ настоящую минуту. Въ этой женщинѣ было такъ много обаятельнаго, захватывающаго, симпатичнаго, что Софья Ивановна, завоеванная ея прелестью съ первой минуты ихъ знакомства, забывъ всю обычную свою сдержанность, откровенно разговорилась съ нею какъ со старымъ, многолѣтнимъ другомъ.
   -- Elle est bête comme chou cette grosse fermière, вскликнула графиня, говоря про Аглаю Константиновну,-- и мнѣ кажется что въ этомъ случаѣ она рѣшающаго значенія имѣть не можетъ. L'oncle (то-есть князь Ларіонъ), вотъ отъ кого, сколько я понимаю, должно все зависѣть.
   Софья Ивановна закачала головой:
   -- Чѣмъ глупѣе люди, тѣмъ они несговорчивѣе и упрямѣе. Я опасаюсь, напротивъ, что если князь Ларіонъ вступится въ дѣло искренно, онъ своею рѣзкостью можетъ скорѣе напортить, чѣмъ помочь; если же онъ станетъ говорить для формы, безъ внутренняго убѣжденія....
   -- А вы этого боитесь, вы не увѣрены въ немъ? живо прервала ее собесѣдница.
   -- Онъ очень любитъ свою племянницу, сколько мнѣ извѣстно, сказала Софья Ивановна,-- и кажется обѣщалъ ей стоять за ея выборъ. Но самъ онъ въ то же время, превознося на словахъ моего племянника въ глаза и за глаза, въ сущности, я знаю, нисколько не находитъ его подходящимъ мужемъ для княжны.
   -- Почему это, почему? воскликнула графиня.
   -- Онъ находитъ его слишкомъ молодымъ, безъ положенія въ свѣтѣ....
   Графиня даже руками всплеснула:
   -- Молодой мужъ, чистый, вѣрующій въ любовь и въ женщину, не истрепавшійся avec toutes ces créatures съ которыми они тамъ всѣ проводятъ лучшіе свои годы, да вѣдь это счастіе -- самое рѣдкое и желанное счастіе! О, сколько бы женщинъ вышли иными изъ этой battle of life {Битва жизни.} еслибы выпалъ имъ на долю un vrai mariage, бракъ съ человѣкомъ такимъ же непорочнымъ въ своемъ прошедшемъ какъ и онѣ сами когда выходили замужъ.... А "положеніе"?... Боже мой! да неужели этотъ Milord Walpole, этотъ умный человѣкъ, который такъ независимъ въ своихъ мнѣніяхъ и такъ не нравился за это en certain lieu, неужели и ему нуженъ для такого прелестнаго существа какъ его племянница l'éternel aide de camp à carrière въ родѣ этого Анисьева? Вѣдь онъ же знаетъ чего стоятъ tous ces ignobles ambitieux d'antichaimbre которыми полонъ Петербургъ. Онъ долженъ цѣнить людей которые иного ищутъ, иное дѣлать хотятъ чѣмъ то что тамъ дѣлается! Il est véritablement Européen, lui, какъ же не противно ему все это наше татарство!... Послушайте, прерывая себя, молвила она быстро подымаясь съ мѣста,-- хотите, я сейчасъ переговорю съ нимъ, мы всегда были большіе друзья....
   Софья Ивановна удержала ее за обѣ руки:
   -- Нѣтъ, милая графиня; тысячу разъ благодарю васъ, но въ эту минуту это было бы во всякомъ случаѣ преждевременно. На мнѣ лежитъ обязанность поговорить и съ нею, и съ нимъ ранѣе всѣхъ, сказала она, и судорожное движеніе повело все ея лицо при этомъ.
   -- Вы правы, молвила графиня, садясь опять,-- и я вижу что вамъ это будетъ не легко, добавила она, пожимая ей руку.
   Онѣ на мигъ замолкли.
   -- Et le jeune homme, вашъ племянникъ, amoureux fou, да? начала опять графиня.
   Черты Софьи Ивановны омрачились:
   -- Да... но не такъ, кажется, какъ бы я желала, проговорила она какъ бы нехотя,-- не такъ какъ этого стоитъ эта удивительная дѣвушка.
   -- Что вы хотите сказать?
   -- Мнѣ трудно было бы это объяснить вамъ, я сама не могу еще вполнѣ дать себѣ въ этомъ отчетъ, но мнѣ показалось сейчасъ въ театрѣ...
   -- Онъ былъ удивительно хорошъ! вскликнула графиня Воротынцева:-- un vrai désespoir!
   -- Слишкомъ! отвѣтила сквозь зубы Софья Ивановна.-- Ахъ, вотъ онъ! вырвалось у нея въ это же время.
   Изъ-за портьеры выглянуло лицо Гундурова: онъ видимо искалъ тетку и не входилъ, видя ее занятою разговоромъ съ незнакомою ему дамой.
   -- Представьте мнѣ его пожалуста! съ живостью проговорила графиня.
   -- Сережа! кликнула Софья Ивановна.
   Графиня дружески пожала ему руку, едва названъ онъ былъ ей, и пригласила сѣсть подлѣ себя:
   -- Не ждите отъ меня комплиментовъ, говорила она,-- прежде всего потому что я никогда не умѣла ихъ дѣлать, а потомъ вы ихъ, я думаю, такъ много уже успѣли наслышаться что не говорить вамъ ихъ значитъ оказать вамъ услугу, неправда ли?
   -- Истинная правда, графиня, сказалъ Сергѣй,-- тѣмъ болѣе что ничего не можетъ быть глупѣе, какъ положеніе человѣка которому, заслуженно или незаслуженно воздаютъ хвалу въ глаза. Я только-что испыталъ это. Одинъ изъ вашихъ петербургскихъ львовъ сдѣлалъ мнѣ честь пожелать познакомиться со мною,-- бѣдный герой нашъ видимо старался говорить веселымъ и спокойнымъ тономъ, но Софья Ивановна видѣла что это стоило ему неимовѣрныхъ усилій,-- и насказалъ мнѣ такихъ любезностей что я не зналъ куда дѣться. Къ несчастію же моему, это случилось какъ разъ противъ какого-то большаго зеркала, въ которое я нечаянно взглянулъ въ эту минуту, и былъ до того пораженъ совершенно идіотскимъ выраженіемъ моей физіономіи что не дослушавъ диѳирамба убѣжалъ отъ него стремглавъ, будто пойманный въ преступленіи.
   Графиня громко засмѣялась:
   -- Это былъ графъ Анисьевъ, cet enthousiaste exagéré?
   -- Да. Онъ такъ назвался, представляя себя мнѣ, отвѣтилъ Гундуровъ съ худо скрытою ироніей.
   -- Eh bien, c'est très beau de sa part, я васъ увѣряю, сказала она съ тѣмъ же смѣхомъ, быстро обмѣнявшись взглядомъ съ Софьей Ивановной;-- вы должны быть ему не шутя благодарны: онъ можетъ быть гораздо болѣе рыцарь чѣмъ вы думаете, промолвила она совершенно другимъ тономъ, вспомнивъ вдругъ сказанное ей Анисьевымъ въ театральной залѣ за чаемъ.-- Ou beaucoup plus machiavélique encore чѣмъ какимъ я его знаю, высказала она тутъ же вслухъ пробѣжавшую у нея вслѣдъ за этимъ мысль, и ея сфинксовые глаза съ загадочнымъ выраженіемъ остановились на Гундуровѣ.
   Молодой человѣкъ съ недоумѣніемъ и нѣкоторою тревогой ожидалъ объясненія непонятныхъ ему словъ ея....
   Но онъ не получилъ этого объясненія.
   -- Разкажите мнѣ пожалуста, сказала нежданно графиня,-- что съ вами было въ Петербургѣ? Ваша тетушка мнѣ сказала что васъ не пустили за границу?
   Онъ не успѣлъ отвѣтить.
   -- Une taise de Gungl, n'est-ce pas? спросила она его вдругъ, прислушиваясь къ доносившимся къ нимъ изъ залы звукамъ.
   -- Не сумѣю, право, вамъ сказать, графиня, отвѣчалъ онъ небрежно,-- я не музыкантъ, а тѣмъ менѣе танцоръ.
   -- Нѣтъ, я это когда-то страстно любила, сказала она моргнувъ вѣками, съ невыразимымъ оттѣнкомъ въ голосѣ,-- и встала.-- Мнѣ хочется посмотрѣть на вашу Офелію; donnez moi votre bras! обратилась она къ Сергѣю съ обаятельною улыбкой, отъ которой повѣяло ему на мигъ какимъ-то внезапнымъ облегченіемъ.
   -- А я съ вами прощусь, милая графиня, сказала ей Софья Ивановна,-- для меня поздно, и этотъ день истомилъ меня; мнѣ надо протянуться. Спать я не буду, добавила она по адресу племянника. "Я ждать тебя буду", перевелъ онъ это мысленно.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, умоляю васъ, стала просить графиня Воротынцева,-- погодите немножко! Je ferai le tour du salon avec vôtre neveu и вернусь сейчасъ сюда, мы уйдемъ вмѣстѣ. Я скорѣе переодѣнусь и уѣду. J'ai une peur mortelle que cette grosse dondon de princesse не вздумала бы меня провожать со всякими церемоніями. Vite, vite, monsieur Goundourof, вашу руку!
   Прелестная женщина не безъ намѣренія дѣлала это. "Романъ" Гундурова серіозно занималъ ее въ эту минуту. Ей горячо хотѣлось помочь ему, хотѣлось показать этой "grosse dondon de princesse", всѣмъ этимъ московскимъ ея гостямъ, что она въ этомъ молодомъ человѣкѣ видѣла своего, quelqu'un, признавала за нимъ ту степень общественнаго положенія при которой онъ но всѣмъ правамъ могъ претендовать на руку княжны Шастуновой. И это, по ея мнѣнію, надо было сдѣлать сейчасъ, не упускать случая....
   Налегая какъ бы устало своею обнаженною, полною рукой на черный фрачный рукавъ Гундурова, она прошла съ нимъ въ сосѣднюю комнату, гдѣ разставлены были ломберные столы, и хозяйка дома, игравшая въ преферансъ съ княгиней Додо, Зяблинымъ и походившимъ на стерлядь Костей Подозеринымъ, только-что осталась безъ двухъ въ червяхъ, и недоумѣло спрашивала какъ могло это такъ случиться обремизившаго ее "бриганта".
   -- Ah, chère comtesse, отрываясь отъ картъ, заголосила тутъ же она, увидѣвъ входящихъ,-- vous revoilà! Надѣюсь не съ тѣмъ чтобъ уѣхать?...
   -- Нѣтъ, нѣтъ, говорила подходя графиня,-- мы съ monsieur Serge отправляемся смотрѣть на танцующихъ.
   -- И принять самимъ участіе въ танцахъ, j'espère? придавая невѣдомо къ чему своей улыбкѣ лукавое выраженіе, спросила "grosse dondon".
   -- Если онъ этого непремѣнно захочетъ, отвѣтила "петербургская царица", съ какимъ-то дружескимъ кокетствомъ взглядывая снизу вверхъ на своего кавалера,-- я готова съ нимъ сдѣлать туръ вальса.
   -- О, графиня, проговорилъ смущенно "monsieur Serge",-- я не посмѣю никогда, я такъ неловокъ
   -- Я въ этомъ не сомнѣваюсь, сказала она съ веселымъ смѣхомъ:-- вы не изъ тѣхъ которые ногами дѣлаютъ себѣ карьеру.... А когда пріѣдете вы ко мнѣ въ Дарьино? промолвила она, ударяя его слегка вѣеромъ по рукаву и какъбудто это давно было между ними условлено,-- j'y tiens beaucoup, je vous prie de croire.
   Онъ только могъ поклониться....
   -- Oh, si vous voulez monter un spectacle, chère comtesse, я вамъ рекомендую monsieur Гундурова, вы видѣли сами comme il est bon acteur! Я ужь его такъ за это благодарила! возгласила княгиня Аглая Константиновна, улыбаясь во весь ротъ и ворочая глазами съ такимъ выраженіемъ, что ты видишь молъ какъ я умѣю цѣнить твою спеціальность.
   Сергѣй вспыхнулъ до самыхъ ушей; глаза его блеснули пламенемъ....
   Графиня Воротынцева почувствовала еще живѣе чѣмъ онъ самъ, быть-можетъ, все что въ этой глупой фразѣ могло быть оскорбительнаго для ея protégé.
   -- Je quitte sous peu ce cher pays, проговорила она быстро и рѣзко, остановивъ на говорившей насмѣшливые до презрительности глаза,-- и устраивать спектаклей мнѣ некогда. Но еслибъ я была на вашемъ мѣстѣ, княгиня, я точно такъ же какъ вы не знала бы какъ достаточно благодарить monsieur Гундурова за честь -- она на мигъ остановилась за этимъ сильно подчеркнутымъ ею словомъ -- и удовольствіе которыя онъ доставилъ бы мнѣ своимъ участіемъ. Pour être aussi prince qu'il l'a été dans son rôle de Hamlet il faut être né comme il l'est, et se sentir en plus très gentilhomme. Это дано не всякому, а я, признаюсь, цѣню это прежде всего...
   Она обернулась, заставивъ при этомъ Гундурова описать кругомъ себя вольтъ, и быстро направилась съ нимъ къ дверямъ танцовальной залы.
   -- Elle est colossalle, vous savez! съ громкимъ смѣхомъ молвила она вслухъ, еще не доходя до этихъ дверей, совершенно равнодушная къ тому что слова ея могли быть услышаны всею гостиной.
   Растерянное лицо "колоссальной" Аглаи цвѣтомъ своимъ напоминало теперь тотъ толченый кирпичъ которымъ усыпались дорожки ея сада. Она на половину не поняла смысла нотаціи прочитанной ей петербургскою ея гостьей, но по интонаціи ея рѣчи, еще болѣе по этимъ прямо чрезъ столъ устремленнымъ на нее злымъ глазамъ княгини Додо,-- которая, дѣйствительно, тасуя въ эту минуту колоду кусала себѣ губы до боли чтобы не расхохотаться на всю комнату отъ пронимавшаго ее злаго смѣха,-- она не сомнѣвалась что ей сказано было нѣчто очень жестокое, нѣчто имѣющее опять отношеніе къ ея несчастному "Раскаталовскому" происхожденію.... И она механическимъ и тупымъ движеніемъ автомата подбирала одну за одной сдаваемыя ей карты, не смѣя ни на кого поднять глазъ, и тщетно стараясь объяснить себѣ за что вздумала ее обидѣть cette comtesse Vorotintzef-Dariine, которой она со своей стороны кромѣ des politesses ничего не сдѣлала
   Зяблинъ докончилъ сдачу и испустилъ глубокій вздохъ.
   -- Ça, c'est un vrai ami! поняла Аглая Константиновна и вздохнула тоже.
   -- Княгиня, вы въ рукѣ! сказалъ Костя Подозеринъ, метнувъ при этомъ взглядомъ искоса на распущенные вѣеромъ короли и дамы въ ея короткихъ и слегка дрожавшихъ пальцахъ.
  

II.

   Оттанцованы уже были три. кадрили, кромѣ полекъ и вальсовъ. Чижевскій, въ своемъ качествѣ обычнаго Vortänzer'а московскихъ баловъ, дирижировавшій и здѣсь, рѣшилъ, въ виду что было уже поздно, начать мазурку. Онъ танцовалъ въ первой парѣ съ Женни Карнауховой.
   Рядомъ съ ними сѣли Лина съ Духонинымъ...
   Въ самомъ началѣ вечера, танцуя съ княжной кадриль, блестящій флигель-адъютантъ спросилъ ее "дозволено ли ему будетъ пригласить ее на мазурку".
   -- А moins qu' Орhelіе ne la danse avec Hamlet, qui y а incontestablement droit aujourd 'hui, добавилъ онъ къ этому тономъ почтительной шутливости, проводя щегольски рукой по своимъ глянцовитымъ усамъ.
   -- Гамлетъ, кажется, совсѣмъ не танцуетъ, отвѣтила она съ полуулыбкой,-- но я дѣйствительно уже приглашена. Благодарю васъ!...
   Ее "дѣйствительно" никто еще не приглашалъ, въ предположеніи именно того что она вѣроятно танцуетъ съ Гундуровымъ; но она ни за что въ свѣтѣ не согласилась бы танцовать мазурку съ "этимъ"... Она оглянулась, едва успѣлъ онъ отойти отъ нея, ища глазами "кого-нибудь другаго".
   Она увидѣла Духонина, котораго знала искренно расположеннымъ къ ней, и подозвала его:
   -- У меня къ вамъ просьба.
   -- Говорите, княжна, я счастливъ если....
   -- Вы должны танцовать со мною мазурку, если у васъ нѣтъ другой дамы.
   -- Никакой, но развѣ вы....
   -- Нѣтъ, не дала она ему договорить,-- я не хочу танцовать съ незнакомымъ.
   -- Прелестно, сказалъ онъ понявъ,-- но вы знаете какой я мазуристъ.
   -- Такой точно какого мнѣ нужно,-- и она улыбнулась такою грустною улыбкой что у Духонина на мигъ сердце сжалось,-- я устала ужасно и насилу говорю.... Но пожалуста, никому объ этомъ, быстро промолвила она.
   Онъ съ упрекомъ поднялъ глаза на нее:
   -- Нужно ли вамъ это говорить мнѣ, княжна!...
   Флигель-адъютантъ своею красиво-небрежною походкой въ интервалѣ между двумя контрадансами подошелъ къ Женни Карнауховой.
   -- Васъ и спрашивать вѣроятно нечего, лѣниво усмѣхаясь проговорилъ онъ,-- приглашены ли вы на мазурку, и кѣмъ?
   -- Нечего, подтвердила она смѣясь и слегка краснѣя;-- а вы, avec la demoiselle de la maison?
   -- Нѣтъ, она уже съ кѣмъ-то танцуетъ, сказалъ Анисьевъ, поводя кругомъ прищуренно равнодушнымъ взглядомъ.
   Женни заволновалась:
   -- Ah, mon Dieu, съ кѣмъ же бы вамъ танцовать! Графиня Воротынцева уѣзжаетъ
   И она завертѣла головой во всѣ стороны, отыскивая глазами подходящую для него даму.
   -- Да развѣ это непремѣнно нужно? проронилъ онъ сквозь зубы, слегка откидывая кончиками обтянутыхъ свѣжѣйшею замшевою перчаткой пальцевъ свой свисшій на грудь эполетъ (этотъ небрежно изящный жестъ особенно удавался ему, вызывалъ множество подражателей, и почитался послѣднимъ словомъ военной граціи по всему тогдашнему гвардейскому корпусу).
   -- Еще бы! воскликнула Женни:-- хозяйка дома просто съ ума сойдетъ, если вы останетесь безъ дамы на ея вечерѣ... Ахъ, знаете что, тутъ никого другаго нѣтъ, вы же находите ее хорошенькою, пригласите ее!
   -- Кого это? спросилъ Анисьевъ, усмѣхнувшись невольно ея торопливому усердію.
   -- La fille de l'исправникъ,-- она кивнула головой на красивую, низко оголенную спину Ольги Акулиной, оживленно разговаривавшей въ это время у окна съ только-что представившимся ей проѣзжимъ дипломатомъ, котораго графиня Воротынцева прозвала "le perroquet malade",-- au fond она всѣхъ насъ красивѣе здѣсь. Faites lui cet honneur, она будетъ въ восхищеніи.
   -- L'honneur sera tout pour moi, princesse, молвилъ онъ на это съ галантностью куртизана временъ Lauzun и Richelieu,-- и отправился приглашать барышню.
   А у барышни голова заходила кругомъ.... Ей представляются дипломаты, ее проситъ на мазурку первый петербургскій кавалеръ... Хорошо что она "такъ умна и предвидчива", у нея было какое-то предчувствіе, она сказала этому "бѣлобрысому судейскому" Маусу, сейчасъ прибѣгавшему приглашать ее, что она не можетъ еще дать ему положительнаго отвѣта, что ее кто-то, кажется, уже ангажировалъ, но она не совсѣмъ помнитъ кто, и что она скажетъ ему потомъ, потомъ...
   -- Конечно, графъ, конечно, merci! говорила она теперь Анисьеву, глядя на него такимъ блаженно-млѣющимъ взглядомъ что у дипломата даже лицо повело отъ пронявшей его въ эту минуту зависти къ счастливому воину, а осторожный воинъ поспѣшно опустилъ глаза, чтобы невольно загорѣвшійся въ нихъ блескъ не былъ замѣченъ дипломатомъ.
   -- Мы начинать будемъ? спросила тутъ же Ольга.
   -- Это ужь никакъ! коротко отвѣтилъ совершенно овладѣвшій собою флигель-адъютантъ:-- я никогда баловъ не веду, пояснилъ онъ съ учтиво-холоднымъ, почти строгимъ выраженіемъ голоса и лица.
   "Да, для него это слишкомъ низко, сообразила тотчасъ же барышня;-- все это надо знать, эти ихъ нюансы..."
   Мазурка разсаживалась, когда графиня Воротыщева объ руку съ Гундуровымъ вошла въ залу.
   Всѣ глаза обернулись на нее, на всѣхъ устахъ заиграла оживленная улыбка. Все это давно знакомо было ей; давно привычно ея сознанію себя "царицей". Она улыбалась тоже, сочувственно и благосклонно улыбалась въ отвѣтъ на всѣ эти неотступно направленные на нее взгляды. Но въ легкомъ вздрагиваніи длинныхъ рѣсницъ, въ чуть-чуть опущенныхъ углахъ ея рта внимательный наблюдатель уловилъ бы, быть-можетъ, признаки того душевнаго состоянія что на живописномъ старомъ языкѣ Франціи выразилось словами,-- словами такой же какъ и она отходившей отъ обольщеній жизни женщины: {Валентина Миланская.} "plus ne m'est rien, rien ne m'est plus"....
   Знакомые ей мущины, танцовавшіе и не танцовавшіе, артиллерійскій полковникъ изъ гвардейцевъ, дипломатъ съ физіономіей "больнаго попугая", "Сенька" Водоводовъ, Толя Карнауховъ подбѣжали къ ней съ привѣтствіями, вопросами, приглашеніями на "extra-tour"....
   -- Non, hon, j'ai mon cavalier servant et j'y tiens, отвѣчала она смѣясь,-- и громко, въ двухъ шагахъ отъ Лины, сидѣвшей къ ней спиной:-- puisque vous n'en avez pas voulu, il paraоt, промолвила она, увидавъ что княжна обернулась на звукъ ея голоса,-- и подвела къ ней Сергѣя, пытливо и нѣжно глядя ей прямо въ глаза.
   -- Monsieur Гундуровъ меня и не приглашалъ вовсе, сказала на это Лина, тихо улыбаясь и чувствуя въ то же время что у нея опять закололо у сердца.
   -- Княжна, я не смѣлъ, отозвался онъ, перемогая дрожь въ голосѣ, и робко, виновато взглядывая на нее,-- я такъ дурно танцую....
   -- Все самолюбіе, чуть слышно промолвила она, не подымая глазъ.
   Да, онъ этого заслуживалъ,-- и еще виноватѣе, еще смущеннѣе стало его блѣдное лицо. А она... слова эти вырвались у нея противъ воли, подъ вліяніемъ всей муки испытанной ею въ этотъ день, его жестокости съ нею въ театрѣ, разговора ея съ дядей въ уборной, той физической боли сердца теперь отъ которой у нея двоилось въ глазахъ. Но она Богъ знаетъ что дала бы сейчасъ чтобы взять эти слова назадъ; онъ могъ быть виноватъ предъ нею,-- да и виноватъ ли онъ въ самомъ дѣлѣ?-- но она не имѣла права оскорблять, огорчать его...
   Двѣ руки захватили и дружески сжимали ея руки.
   -- Милая княжна, говорила ей вполголоса графиня Воротыпцева, усѣвшись на стулъ Духонина подлѣ нея,-- я сейчасъ уѣзжаю, и заранѣе прошу васъ не обращать на это никакого вниманія: я терпѣть не могу проводовъ и прощаній, и мнѣ, надѣюсь, дадутъ уѣхать безо всего этого. Но я непремѣнно хочу еще увидѣть васъ до моего отъѣзда за границу. Vôtre mère me doit une visite, и вы пріѣдете съ нею, не правда ли? или я сама еще разъ пріѣду сюда... Во всякомъ случаѣ знайте что я понимаю васъ и сочувствую вамъ; les sympathies de mon âme sont toutes à vous, повторила она подчеркивая.-- А теперь прощайте, не оборачивайтесь, не провожайте меня взглядомъ, а танцуйте спокойно -- и наклоняясь уже къ самому уху Лины,-- и не сердитесь на тѣхъ кто любитъ васъ болѣе жизни! заключила она.
   Она встала, разсѣянно и улыбаясь оглянула длинный овалъ готовящихся къ танцу паръ, и кивнула обернувшись безмолвно стоявшему за нею Гундурову подать ей руку.
   -- А вы не танцуете, chère comtesse! раздался нежданно подлѣ нея голосъ.
   Графиня изумленно повернула голову назадъ:
   Говорила Ольга Елпидифоровна только-что усѣвшаяся на стулъ подлѣ своего кавалера, и которая подъ обаяніемъ его приглашенія, своего "эффектнаго" наряда, "искорокъ", мгновенно зажигавшихся, она видѣла, въ глазахъ каждаго мущины мимо котораго она проходила шевеля своими атласными плечами, почитала себя теперь въ полномъ нравѣ не признавать ни лѣтъ, ни положеній, и относилась къ петербургской "grande dame", на которую едва смѣла поднять глаза утромъ, этимъ фамильярнымъ тономъ, съ тою вульгарно-пѣвучею интонаціей, отъ которой часто до конца дней своихъ не могутъ отучиться институтки, губернскія барышни и "артистки" отечественныхъ театровъ.
   "Петербургская grande dame" пристально взглянула на нее чуть-чуть иронически улыбнулась, и съ коротко учтивымъ отвѣтомъ "non, mademoiselle je ne danse pas", повела глазами чрезъ ея голову на графа Анисьева.
   Онъ еле замѣтно улыбался изъ-подъ прикрученныхъ усовъ, но эта сдержанная и какъ бы извинявшаяся улыбка, на мигъ приподнявшіяся брови и насмѣшливо моргнувшія вѣки говорили: "que voulez vous, en province, не изъ кого выбирать..."
   Барышня прижалась и опунцовѣла ярче своихъ розъ. Это былъ въ ея сознаніи первый стаканъ холодной воды пролитой на ея высокомѣрныя мечтанія нынѣшняго дня....
   -- Вы въ Петербургъ скоро? все такъ же чрезъ ея голову спросила графиня ея кавалера.
   Анисьевъ зналъ что она никогда его не долюбливала; она теперь явно протежировала "этого Гамлета изъ профессоровъ". Онъ навострилъ уши.
   -- Хоть сейчасъ же послѣ мазурки, сказалъ онъ громко, смѣясь,-- если это можетъ только быть вамъ на что-нибудь нужнымъ, графиня!
   Она поняла.
   -- Si je vous prenais au mot pourtant, засмѣялась она въ свою очередь,-- vous qui êtes si "paladin", промолвила она напоминая ему его выраженіе.
   "О, о! подумалъ Анисьевъ,-- какъ скоро понадобилось!"
   -- Попробуйте! сказалъ онъ вслухъ.
   -- Нѣтъ, шутки въ сторону, если бы вы ѣхали скоро, я бы вамъ прислала письмо къ моей belle-soeur Marie, которое я не хотѣла бы довѣрить aux indiscrets de la poste! Но я никакъ бы не желала чтобъ оно дошло къ ней позднѣе двухъ, трехъ дней.
   Онъ какъ бы сообразилъ:
   -- Присылайте, графиня!
   -- Въ самомъ дѣлѣ?
   -- Tout ce qui il y а de plus "въ самомъ дѣлѣ" шутливо, повторилъ онъ.
   -- Когда?
   Онъ опять пріостановился на мигъ раздумывая.
   -- Я буду въ Москвѣ, самое позднее, послѣзавтра къ обѣду, проговорилъ онъ особенно отчетливо, какъ бы съ намѣреніемъ чтобы слышала это не одна его собесѣдница.
   Духонинъ, разговаривавшій съ княжной, поднялъ на нее невольно глаза съ вопрошающимъ выраженіемъ. Она такимъ же невольнымъ движеніемъ чуть-чуть повела плечами въ отвѣтъ.
   Барышня въ свою очередь вскинула вопросительно глаза на флигель-адъютанта, и тутъ же опустила ихъ.
   -- Такъ я пришлю вамъ письмо завтра утромъ, сказала спокойно графиня Воротынцева.-- Сюда?
   -- Д-да, графиня, или прямо въ городъ, если вамъ ближе туда изъ Дарьина, къ господину исправнику. Я справлюсь тамъ проѣздомъ.
   -- Grazie!, сказала она, ласково кивнувъ ему. И подъ звуки загремѣвшей въ эту минуту мазурки и общей топотни "grand rond", которымъ Чижевскій имѣлъ обыкновеніе начинать ее, она направилась обратно въ гостиную объ руку съ нашимъ героемъ, болѣе мрачнымъ и болѣе страдающимъ чѣмъ когда-нибудь.
  

III.

Въ глазахъ какъ на небѣ свѣтло,
Въ душѣ ея темно какъ въ морѣ.
Лермонтовъ.

   Къ числу игравшихъ въ гостиной присоединились теперь князь Ларіонъ, супругъ княгини Додо, глухой бригадный генералъ и князь Хохолковъ; князь Ларіонъ водилъ ихъ предъ этимъ курить въ свои покой.
   Они сѣли вчетверомъ въ вистъ за столикъ ближайшій къ партіи хозяйки.
   Присутствіе ея beau-frère'а наложило бы узду на, всякую попытку отместки съ ея стороны за "непріятность" полученную ею отъ ея петербургской гостьи, еслибы даже наша княгиня и способна была на нѣчто въ этомъ родѣ. Но она по натурѣ своей принадлежала къ породѣ толстокожихъ: въ нее, какъ въ носорога, можно было стрѣлять и оцарапнуть по большей части только ея поверхность; въ глубь въ состояніи были пронять ее лишь рѣдкія, спеціально заостренныя стрѣлы. А потому первоначальное смущеніе вызванное въ ней словами графини Воротынцевой весьма скоро разсѣялось въ силу такого ея разсужденія что "les dames de Pétersbourg, какъ она всегда слышала, sont toujours trиs impertinentes avec les Moscovites, но что она съ своей стороны была всегда aimable avec tout le monde, о чемъ даже печатали dans les journaux de Paris когда она была посланницей въ Ганноверѣ, и что она будетъ все такая же aimable со всѣми malgré tout, потому что c'est la meilleure manière de se faire des amis." "Témoin monsieur Зяблинъ", примолвила она тутъ же мысленно, и поднявъ голову взглянула на "бриганта" превратившимися уже въ совершенное масло глазами.
   "Бригантъ" стыдливо поникъ очами и испустилъ глубокій вздохъ.
   Доказавъ себѣ разъ что ей слѣдовало быть "aimable со всѣми malgré tout", Аглая Константиновна, когда графиня Воротынцева съ своимъ кавалеромъ показались опять въ гостиной, обернулась къ ней все съ тою же своею стереотипною улыбкой на жирныхъ губахъ и пропѣла:
   -- Déjà, chère comtesse! Vous ne vous êtes pas laissé tenter?
   Но вмѣстѣ съ этимъ вопросомъ послѣдовалъ другой:
   -- Мазурку начали? спросила княгиня Додо.
   -- Да, вы слышите, сказала графиня, подходя ближе.
   -- Не замѣтили вы съ кѣмъ танцуетъ моя дочь?
   -- Съ молодымъ человѣкомъ который игралъ кажется брата Офеліи, un grand blond.
   -- Съ Чижевскимъ? вскликнула княгиня Додо, и все лицо ея задергало.
   -- Съ нимъ, княгиня, почелъ нужнымъ подтвердить Гундуровъ, на котораго она почему-то уставилась вопрошающимъ взглядомъ.
   -- Un charmant jeune homme, запѣла опять Аглая Константиновна,-- c'est si dommage qu'il n'ait rien!
   -- Кромѣ фатства и самонадѣянности! злобно прошипѣла княгиня Карнаухова.
   -- Ахъ, княгиня, какія вы строгія! проговорила укорительно покачивая головой Аглая;-- я совсѣмъ не нахожу.... Et puis le comte son chef l'aime beaucoup! примолвила она какъ доводъ который долженъ былъ окончательно обѣлить Чижевскаго отъ взводимаго на него обвиненія въ самонадѣянности и фатствѣ.
   -- Et Lina? И она съ новою жирною улыбкой и маслянозаискивающими глазами обратилась къ графинѣ;-- дна танцуетъ съ....
   -- Кто-то также изъ вашихъ актеровъ, я его не знаю...
   -- Духонинъ, назвалъ Гундуровъ.
   -- Comment, pas avec le... У нея даже дыханіе сперлось.
   "Она сейчасъ отпуститъ какую-нибудь невозможную штуку!" подумалъ князь Ларіонъ, до котораго доходило каждое слово этого разговора. И упершись въ спинку своего кресла, онъ. закинувъ назадъ голову, выговорилъ тѣмъ изысканно протяжнымъ тономъ котораго всегда почему-то побаивалась Аглая Константиновна:
   -- Что же васъ такъ удивляетъ, княгиня, что Hélène танцуетъ съ тѣмъ, а не съ другимъ изъ вашихъ гостей? Право приглашать ее у всѣхъ у нихъ одинаково, кажется!
   -- Non, c'est que je croyais qu'elle était engagée d'avance!.. пробормотала она, отчаянно ворочая своими круглыми глазами.
   -- Господинъ Духонинъ вѣроятно и пригласилъ ее заранѣе, съ обрывистымъ смѣхомъ вывелъ логическое заключеніе князь, побивая козыремъ карту глухаго генерала.
   Графиня Воротынцева слегка толкнула локтемъ локоть своего кавалера:
   -- Видъ мазурки очень красивъ, громко сказала она,-- совѣтую маменькамъ пойти на минуту admirer leurs filles.
   Аглая Константиновна томно и робко глянула на княгиню Додо:
   -- Si nous allions vraiment, princesse?...
   -- Пойдемте! коротко отвѣтила та, кидая свои карты на столъ.
   -- Вамъ будетъ сдавать, княгиня, торопливо проговорилъ, вставая за ними, Костя Подозеринъ, и распласталъ колоду линейкой предъ ея мѣстомъ.
   Княгини рядышкомъ, взволнованныя обѣ, отправились въ танцовальную залу.
   -- Et maintenant, monsieur Serge, filons! шепнула Гундурову его дама, увлекая его съ собою въ сосѣднюю комнату, гдѣ въ ожиданіи ихъ въ глубокомъ раздумьи сидѣла въ углу дивана Софья Ивановна.
   Графиня разразилась хохотомъ какъ только вошла туда:
   -- Ахъ, какая прелесть ces deux mamans, похожія, одна на тощую, другая на толстую корову Фараонова сна, одна ядовитая какъ скорпіонъ, другая глупая какъ бочка пива, бѣгающія обѣ за однимъ и тѣмъ же человѣкомъ для своихъ дочерей, не умѣющія скрыть чего имъ хочется, ненавидящія другъ друга, и теперь, обѣ обманутыя въ своемъ ожиданіи, отправляющіяся бокъ о бокъ, comme deux poules vont aux champs... Ah, tenez, rien de plus bête que le monde! заключила она смѣхъ свой внезапною серіозною нотой. И подойдя къ Софьѣ Ивановнѣ: -- Chère madame, я къ вашимъ услугамъ! Пойдемте! Вы ляжете, я уѣду. Куда пройти?
   -- Сюда, сказала Софья Ивановна, вставая и направляясь къ маленькой, затянутой, какъ и стѣны, стариннымъ штофомъ двери,-- наши комнаты рядомъ за этою.
   -- Да, да, и тутъ же въ корридорѣ маленькая лѣстница, по которой можно спуститься прямо во дворъ, я справлялась... Я чрезъ четверть часа буду готова. Monsieur Serge,-- ей почему-то казалось ловче называть его такъ, а не monsieur Гундуровъ,-- я давно дала приказаніе чтобы лошади мои были готовы; распорядитесь чтобъ они подъѣхали куда нужно.
   -- On dirait un enlèvement, говорила она смѣясь, минутъ двадцать послѣ этого, Гундурову, спускаясь съ нимъ, укутанная въ широкій, темный дорожный бурнусъ съ капюшономъ на головѣ, по маленькой лѣстницѣ, къ сѣнямъ которой приказалъ Сергѣй подъѣхать ея коляскѣ:-- les deux mamans, je suppose, cuvent leur désappointement jusqu'à ce moment, и я такимъ образомъ избавила себя отъ проводовъ и офиціальныхъ прощаній. Bien joué, n'est-ce pas?
   Сергѣй отвѣчалъ только улыбкой черезъ силу. Явное благоволеніе оказываемое ему нежданно этою блестящею женщиной, обаянія которой онъ не могъ не ощущать, содержало въ себѣ вмѣстѣ съ тѣмъ -- онъ это испытывалъ все время -- что-то отзывавшееся горечью въ его сознаніи. Не даромъ Ашанинъ называлъ его "гордецомъ". Онъ ни у кого никогда не искалъ покровительства, а оно теперь какъ будто навязывалось ему....
   -- Прощайте, говорила она между тѣмъ, садясь въ коляску и наклоняясь къ нему изъ нея, между тѣмъ какъ горничная ея, щелкнувъ ключемъ въ замкѣ задняго сундука, заключавшаго "туалеты" графини, перебѣгала, скрыпя ботинками по песку, садиться по другую ея сторону,-- и не забывайте меня! Я надѣюсь, мы еще увидимся. Я вашу тетушку видѣла сегодня, какъ и васъ, въ первый разъ въ жизни, но я ее знаю съ дѣтства по разказамъ одной моей тетки, которую я любила какъ мать. Прошу васъ обоихъ почитать меня другомъ, une véritable amie. Я бы хотѣла доказать вамъ это на дѣлѣ... Во всякомъ случаѣ courage et bon espoir, заключила она, выпрастывая руку изъ-подъ бурнуса и протягивая ему.
   -- Я глубоко благодаренъ вамъ, графиня, сказалъ онъ съ низкимъ поклономъ.
   -- А bientôt!...
   Она закинула полу плаща на колѣна и глаза ея съ приподнятыми углами блеснули какъ двѣ мгновенныя звѣздочки въ предразсвѣтной полутьмѣ, остановившись въ послѣдній разъ на молодомъ человѣкѣ.
   Ливрейный слуга ея вскочилъ на козлы. Лошади тронули.
   Она ѣхала, вся уйдя въ уголъ просторнаго экипажа, мягко и равномѣрно покачивавшагося на своихъ англійскихъ рессорахъ по гладкой, наѣзжанной лѣтней дорогѣ. Прямо предъ нею, еще низко надъ землей, еще словно стыдясь предъ изнывавшею ночью, алѣлъ далекій край неба. Вѣяло утромъ. Она на половину откинула свой капюшонъ, быстро и широко вдыхая лившуюся ей въ грудь живительную свѣжесть. Изъ придорожныхъ кустовъ не то испуганно, не то радостно вылетали птицы, и пронзительно, и высоко надъ ея коляской уже чувикали жаворонки свою звенящую, словно дѣтскую пѣснь.
   "Какъ хорошо утро! думала она; какъ хороша молодость, сказала она себѣ тутъ же, обращаясь мыслью къ "роману" занимавшему ее въ теченіе всего этого минувшаго дня,-- хороша и тогда когда страдаетъ и болѣе всего можетъ-быть именно тогда.... Какое кому дѣло до сердечныхъ мукъ зрѣлаго существа, до горькой неудовлетворенности вынесенной имъ изъ жизни, до его обманутыхъ надеждъ и угрызеній! Но молодое страданіе такъ красиво, такъ влечетъ къ себѣ, такъ вызываетъ желаніе подать ему руку, помочь. Хочется именно сдѣлать для него то, чего не сдѣлали для тебя другіе когда сама ты была въ этомъ положеніи, и нуждалась въ помощи... Они оба такъ симпатичны! Она -- прелесть, une poésie; Танюша С.... была въ этомъ родѣ, когда ей было осьмнадцать лѣтъ. А у него какіе хорошіе глаза -- строгіе, думающіе! Видно сейчасъ que c'est quelqu'un, совсѣмъ не tф что тѣ казенные и куклы Петербурга... Отчего у насъ такъ мало этихъ независимыхъ, самостоятельныхъ, которымъ тамъ ничего не нужно, которые не ищутъ, не кланяются?... Les Гундуровъ -- вѣдь это старая, хорошая фамилія, и онъ не бѣденъ, c'est un vrai gentilhomme. Еслибъ этотъ милый князь Michel Шастуновъ былъ живъ, онъ ужь конечно предпочелъ бы такого мужа для дочери à ce jésuite d'Анисьевъ... " Князь Michel, она помнитъ его съ того бала когда она, худенькая, черненькая дѣвочка, появилась въ первый разъ въ свѣтъ, и онъ одинъ изъ первыхъ замѣтилъ ее.... Какъ это давно, давно, цѣлая вѣчность?... О, сколько съ тѣхъ поръ блеска, успѣховъ, увлеченій.... А съ ними, Боже мой, что слезъ о которыхъ не знаетъ никто!...
   Длинная, спѣшная вереница образовъ и картинъ побѣжала внезапно предъ нею. Лина, Гундуровъ исчезли мгновенно изъ ея памяти. Она торопливо, лихорадочно переживала всѣ чары, весь соблазнъ -- и весь обманъ собственной жизни; ей было опять тяжко, и жутко, и больно,-- больно опять до слезъ за ложь тѣхъ дней очарованія которые такъ опостылѣли ей теперь.
   Да, это минувшее, весь этотъ блескъ, и чадъ, и обольщенія, все это вдругъ, разомъ разлетѣлось и стаяло, какъ пѣна и стекло упавшаго со стола бокала.... Она никогда, никогда не вернется къ той жизни; она извѣдала ее до оскомины, до тошноты. Молодость прошла, она устала, устала,-- ей ничего уже болѣе не нужно какъ забвенія и покоя....
   А алое зарево зари захватывало небо все выше и выше. Молочнымъ цвѣтомъ подергивались края сизыхъ ночныхъ тучекъ. Отчетливо и сѣро отдѣлялась уже пыльная даль дороги отъ зеленой щетины набѣгавшихъ на нее озимей. День наступалъ со своимъ тепломъ и горячими красками, со своимъ все воскрешающимъ свѣтомъ.....
   Графиня Воротынцева велѣла поднять верхъ коляски. Этотъ со всѣхъ сторонъ уже обливавшій ее свѣтъ какъ будто оскорблялъ ее. Она приткнулась головой къ валику висячей кожаной подушки, и закрыла глаза. Но загоравшійся свѣтъ дня билъ и сквозь ея прижмуренныя вѣки, раздражая ее и вызывая вмѣстѣ съ тѣмъ новыя представленія въ ея мозгу. Она думала о солнцѣ, о солнцѣ другихъ странъ, гдѣ и ее ждетъ иная, свободная жизнь, ждутъ иныя впечатлѣнія, иной смыслъ и содержаніе жизни.... Кончено ли въ самомъ дѣлѣ все? спрашивала она себя какъ бы противъ воли,-- или тамъ, подъ этимъ новымъ, чужимъ солнцемъ она нежданно должна найти то, чего напрасно такъ долго искала здѣсь, то настоящее слово, которымъ еще никто не умѣлъ откликнуться на немолчную жажду ея сердца?...
   Увы, ей не суждено было обрѣсти то желанное "слово". Подъ тѣмъ "новымъ солнцемъ" ожидала ее одна безвременная могила
  

IV.

   Гундуровъ медленными шагами поднялся опять по лѣстницѣ, и направился въ комнату тетки. Онъ зналъ что она будетъ ждать его, не уснетъ не повидавшись съ нимъ.
   Она еще не раздѣвалась, и въ своей robe feuille-morte de madame Cottin ходила по комнатѣ, часто и озабоченно понюхивая изъ своей маленькой золотой табатерки.
   -- А, вотъ ты! Ну, садись!... Не надолго, поспѣшила она примолвить,-- надо будетъ тебѣ пойти опять туда, ко всѣмъ...
   Онъ сѣлъ -- спустился въ большое готическое кресло, въ которомъ утромъ сидѣла Лина, и уронилъ руки на колѣни.
   Она внимательно поглядѣла на него сбоку. Ей показалось что онъ даже похудѣлъ съ этого утра.
   -- Усталъ?
   -- Да, немножко, отвѣтилъ онъ, стараясь улыбнуться.
   -- Да, послѣ такой роли. Ты прекрасно игралъ, я даже удивилась.... И она въ свою очередь насилованно улыбнулась.
   Сергѣй зналъ тетку, и эту ея привычку ходить по комнатѣ и торопливо нюхать когда она была чѣмъ-нибудь очень взволнована, и то что вслѣдъ за этими "посторонними словами" она разомъ приступитъ къ предмету озабочивавшему ее.
   Онъ не ошибался.
   -- Что у тебя вышло съ княжной? спросила она ex abrupto, оборачиваясь на ходу и глядя ему прямо въ лицо.
   Онъ ожидалъ почему-то этого вопроса, и все-таки смутился.
   -- Кто вамъ сказалъ что у насъ что-то вышло, и почему вы думаете....
   -- Никто мнѣ не говорилъ; но я знаю тебя съ пеленъ, и ее успѣла узнать достаточно въ это короткое время. Я поняла это изъ выраженія вашихъ лицъ тамъ, на сценѣ.... и поняла также что виноватымъ тутъ никакъ не можетъ быть она, строго промолвила Софья Ивановна.
   Ему тѣмъ чувствительнѣе былъ этотъ упрекъ чѣмъ громче слышался онъ ему въ его собственной совѣсти. Онъ, какъ говорится, повернулъ съ больной головы на здоровую.
   -- И поэтому, тетя, слегка раздраженнымъ тономъ сказалъ онъ,-- вы сочли нужнымъ сообщить о.... -- онъ не находилъ слова -- о обо всемъ этой свѣтской графинѣ, которую я сейчасъ проводилъ, и по словамъ которой я не могъ не понять что она знаетъ... Я не говорю, она прелестная, милая женщина, и была такъ внимательна ко мнѣ что я могу быть ей только чрезвычайно благодаренъ, тѣмъ болѣе что не знаю чѣмъ могъ я заслужить... Но, признаюсь вамъ, мнѣ нисколько не были пріятны намеки на то что, я думалъ, знаете только вы и и еще одна особа, договорилъ онъ черезъ силу.
   -- Ты думаешь? съ невеселымъ выраженіемъ шевельнувшихся губъ молвила она на это:-- ты думаешь что ни у кого глазъ нѣтъ, слуха, что никто не въ состояніи видѣть, сообразить и вывести заключеніе?... Эта Аглая развѣ со своею невозможною глупостью ничего не замѣтила, а кто же не видѣлъ что у васъ тамъ шли не роли, не заученный разговоръ актера съ актрисой, а разыгрывалось что-то настоящее, личное между вами!... Графиня,-- она дѣйствительно прелестная женщина, не даромъ весь Петербургъ былъ у ея ногъ,-- она съ первыхъ словъ поняла что въ тебѣ говорило настоящее отчаяніе, "un vrai désespoir", какъ она выразилась, а что она, княжна, насилу на ногахъ держалась. Какое заключеніе съ умомъ ея, со свѣтскимъ опытомъ, могла она изъ этого вывести? А мнѣ что же лгать ей было, клясться что ничего подобнаго нѣтъ? Повѣрила бы она мнѣ,-- да и къ чему было мнѣ лгать?... Или ты думаешь что этотъ петербургскій, выписанный Аглаей женихъ ничего не замѣтилъ? Такъ я углядѣла съ какимъ выраженіемъ лица слѣдилъ онъ за каждымъ словомъ васъ обоихъ.... Или князь Ларіонъ? Вотъ его фраза мнѣ: я его спросила нарочно, когда мы вернулись наверхъ послѣ театра, почему мы были лишены удовольствія слышать пѣніе княжны, и вообще цѣлая ея сцена пропущена; а онъ мнѣ своимъ этимъ дипломатическимъ тономъ, и явно со шпилькой по твоему адресу: "ей было де въ мочь, говоритъ, она слишкомъ серіозно, къ сожалѣнію, вошла въ свою роль Офеліи".
   -- Онъ это сказалъ? воскликнулъ Сергѣй.
   -- Да, сказалъ, и я....
   Онъ не далъ ей продолжать, вскочилъ:
   -- Отчаяніе, да, тетя, эта графиня была права, настоящее отчаяніе! вырвалось у него неудержимо изъ груди;-- что я перечувствовалъ, перестрадалъ съ утра вы не знаете!... Я воображать даже не могъ что изо всего этого такая мука выйдетъ!... И какіе-то враги, ненавистники, уколы -- униженія, тетя!... Я будто виноватъ предъ нею, будто оскорбилъ ее тѣмъ что осмѣлился.... и всякій нахалъ считаетъ себя въ правѣ вступаться за нее, спѣсь съ меня сбить. Вы бы послушали что говорили тамъ при мнѣ, нарочно... "Она цѣну должна себѣ знать", она "не про московскихъ соловьевъ".... Это я, вы понимаете, "соловей", то-есть я авантюристъ, прощалыга, ворона залетѣвшая въ высокія хоромы... Я едва.... я бы кажется растерзалъ его на мѣстѣ, восклицалъ Сергѣй со сверкающими отъ негодованія глазами,-- но то что говоритъ какой-нибудь Свищовъ, вѣдь это думаетъ и вашъ свѣтъ, то пресловутое общество которое вы называете "хорошимъ"..... а я кромѣ мерзости и гнуснаго разчета ничего, ничего въ немъ не вижу... Скажите, ради Бога, этотъ пріѣзжій женихъ, вѣдь онъ ея не знаетъ, онъ понять, оцѣнить ея не могъ.... Онъ ея не любитъ, не способенъ развѣ такіе люди могутъ!... Онъ прямо пріѣхалъ схватить кушъ.... Онъ возьметъ ея деньги, а съ ними ужь и ее въ придачу.... Я, тетя, вы знаете, думалъ ли я о ея деньг..... А выходитъ такъ что на его сторонѣ всѣ права.... сочувствіе къ нему, одобреніе.... а меня, меня, по ихъ мнѣнію, вытурить отсюда слѣдуетъ.... за мою продерзость.... Что же это, скажите, что так.....
   Страстный молодой гнѣвъ ожигалъ его губы; будто спаленныя на половину, не доканчиваясь, путаясь, обрываясь, падали изъ нихъ слова.... Онъ дрожавшею какъ въ лихорадкѣ рукой налилъ себѣ стаканъ воды изъ стоявшаго на столѣ графина, выпилъ его залпомъ, и упалъ снова въ кресло, порывисто дыша и судорожно моргая рѣсницами.
   Софья Ивановна не прерывая слушала эту горячую вспышку. Она почти радовалась ей. "Все равно что у дѣтей корь, думала она,-- высыпало, на половину сбыто". Но она сама была взволнована, не тѣмъ что заставляло негодовать племянника, а чѣмъ-то что она прозрѣвала въ немъ за этимъ негодованіемъ.
   -- Пошло, безобразно, отвѣчала она, садясь насупротивъ его,-- но въ отчаяніе приходить отъ этого все-таки безумно. Ты долженъ былъ это предвидѣть заранѣе. Какъ ты до сихъ поръ ни поглощенъ былъ твоими книгами, но не можешь же ты не знать въ какой строй сложилось, на какихъ понятіяхъ живетъ наше общество; тебѣ и по исторіи должна быть это наконецъ извѣстно..... Ну да, ты по происхожденію тотъ же Рюриковичъ, что и Шастуновы, а дѣдъ этого Анисьева -- выслужившійся Гатчинецъ, одной породы съ Аракчеевымъ; въ другой странѣ съ понятіями о "naissance", какъ это разумѣется тамъ, не могло бы и рѣчи быть, кто изъ васъ болѣе въ правѣ претендовать на руку княжны. Но у насъ, милый мой, этихъ взглядовъ нѣтъ, родовая наша знатность -- миражъ, и всѣ знаютъ что за нимъ пустота одна и туманъ. Отсюда и складъ понятій соотвѣтствующій. Хорошъ онъ или дуренъ, и почему не сумѣли мы выработать другаго,-- иной вопросъ, но онъ логиченъ, и его ты не перевернешь. Иллюзій себѣ нечего намъ съ тобою дѣлать: въ глазахъ свѣта нашего, его огромнаго большинства во всякомъ случаѣ, этотъ флигель-адъютантъ -- партія для княжны, а выходя за тебя она дѣлала бы "mésalliance", потому что ты -- ничего, кандидатъ, какихъ сотни, а онъ -- un personnage, въ милости, близокъ къ солнцу, предъ нимъ кар.....
   -- Вотъ видите, вы тоже, вспыльчиво прервалъ ее еще разъ Гундуровъ,-- вы тоже признаете за нимъ всѣ права, а за мной никакихъ!....
   -- Самое священное изъ нихъ, воскликнула его тетка:-- она платитъ тебѣ взаимностью.... Но самъ ты, говори по совѣсти, стоишь ли ты ея?.... Послушай, Сережа, ты мнѣ съ дѣтства никогда не лгалъ, говори,-- и отъ пронимавшаго ее волненія красныя пятна выступили на лицѣ Софьи Ивановны,-- что ты сказалъ княжнѣ? Я все время тамъ слѣдила за твоимъ лицомъ: у тебя были не хорошіе глаза когда ты говорилъ съ ней, они были злѣе чѣмъ того требовала даже твоя роль; она видимо такъ страдала что на нее смотрѣть, нельзя было безъ жалости. Не изъ-за одного же это утренняго разговора здѣсь? Было еще что-то потомъ, въ театрѣ? Что ты ей сказалъ?
   Лицо Сергѣя поблѣднѣло:
   -- Я былъ подъ вліяніемъ всѣхъ этихъ оскорбленій, того что сказано было -- и предъ самымъ, какъ нарочно, выходомъ моимъ на сцену... Я... передалъ объ этомъ, чуть слышно договорилъ онъ.
   -- Счелъ нужнымъ сообщить ей то что говорилъ какой-нибудь Свищовъ!... Отлично! Что же дальше?
   -- Что "дальше"? переспросилъ онъ безцѣльно, не зная куда дѣться отъ неотступнаго взгляда тетки, который онъ чувствовалъ и сквозь опустившіяся его вѣки.
   -- Отъ того что могъ говорить господинъ Свищовъ ей не могло быть ни тепло ни холодно, я въ этомъ увѣрена, рѣзко промолвила Софья Ивановна;-- ты къ этому долженъ былъ прибавить своего чтобы довести ее до того что она не могла даже доиграть до конца?...
   Въ душѣ Гундурова происходило въ эту минуту нѣчто подобное тому что испытываетъ человѣкъ стоящій на скалѣ надъ глубокою рѣкой и чувствующій что у него кружится голова, и онъ сейчасъ, сейчасъ упадетъ съ высоты въ эти темныя волны....
   -- Что могъ я сказать въ такомъ состояніи, проговорилъ онъ не своимъ, визгливымъ, чуть не плачущимъ голосомъ,-- когда я видѣлъ что все противъ этого.... когда она сама утромъ сказала что ея мать никогда.... Я сказалъ.....
   Онъ словно захлебнулся.
   -- Что? Что сказалъ? настаивала Софья Ивановна, не отрываясь отъ него взглядомъ.
   -- Я сказалъ что былъ сонъ..... Онъ остановился опять.
   -- "Сонъ", повторила она,-- то-есть, то что ты любилъ и надѣялся -- сонъ? Такъ?... Ну, а за этимъ что же?
   -- Что же послѣ сна? пылко, грубо воскликнулъ Сергѣй, понимая что скала обрушилась и онъ безнадежно летитъ въ воду:-- послѣ сна пробужденіе....
   Софья Ивановна перегнулась всею грудью черезъ столъ, какъ бы желая дотянуться глазами до самыхъ глазъ племянника, причемъ блонды ея чепчика чуть не вспыхнули отъ пламени одной изъ стоявшихъ тутъ свѣчъ. Гундуровъ только успѣлъ схватить ее и отставить.
   -- Ты это сказалъ княжнѣ? Ты, значитъ, отказался.... отказался отъ нея?....
   Она такимъ же порывистымъ движеніемъ, упершись руками о столъ, встала на ноги:
   -- Сергѣй Михайлычъ Гундуровъ наплевалъ на ангела, котораго слѣды онъ не достоинъ цѣловать!... Что же мы здѣсь дѣлаемъ? Для чего я не у себя, въ Сашинѣ, а маюсь здѣсь и участвую во всемъ этомъ уродствѣ?... Пошли мнѣ Машу! Я ни минуты не останусь здѣсь!... Я какъ предчувствовала, боялась увидать княжну послѣ этого театра.... Я ее болѣе и не увижу никогда, мнѣ слишкомъ стыдно и больно было бы взглянуть ей въ глаза. Пошли мнѣ горничную!...
   Гундуровъ всталъ весь блѣдный, съ посинѣвшими губами:
   -- Дѣлайте какъ знаете, проговорилъ онъ какъ въ бреду,-- но я этого не переживу...
   Все ея возбужденіе мигомъ соскочило съ нея: она упала снова въ кресло, испуганно воззрясь ему въ лице:
   -- Ты сумасшедшій! проговорила она дрожащимъ голосомъ и подымая плечи.-- А я тебя избаловала, это правда, примолвила она помолчавъ,-- ты эгоистъ сталъ, не деликатенъ....
   -- Тетя, пощадите, прошепталъ онъ,-- у меня и такъ въ душѣ адъ!...
   Ей вдругъ сдѣлалось неимовѣрно его жаль.
   -- Надо же однако рѣшить, Сережа. У насъ утромъ сегодня положено было что я завтра должна была говорить съ ея матерью, но если ты отка...
   -- Боже мой, прокричалъ онъ, отчаяннымъ жестомъ закидывая себѣ обѣ руки за затылокъ,-- да скажите же себѣ сами, могу ли, могу ли я отъ нея отказаться!...
   -- Хорошо, сказала Софья Ивановна послѣ новаго, довольно долгаго молчанія наступившаго за этимъ,-- я спрошу княжну, и если она все также согласна будетъ и теперь, я переговорю съ этою Аглаей.
   -- Она откажетъ! тоскливо выговорилъ Сергѣй.
   -- Кто?
   -- Княгиня.
   -- Лишь бы княжна не отказала... Я бы на ея мѣстѣ навѣрное это сдѣлала послѣ твоей безсмысленной, неделикатной выходки! съ новымъ пыломъ вскликнула Софья Ивановна.-- Какъ ты хоть чутьемъ не понялъ, ужь если сердца у тебя на это не хватило, какъ много обѣщала она тебѣ сегодня утромъ, и какъ безконечно счастливъ и благодаренъ долженъ бы ты ей быть за это?
   Гундуровъ недоумѣло воззрился на нее.
   -- Она сказала, тетя, что не пойдетъ противъ воли матери
   -- Да, но вмѣстѣ съ тѣмъ сказала что не пойдетъ за того... И не пойдетъ, не такая она дѣвушка! И этого тебѣ мало? И ты не понялъ до сихъ поръ сколько надеждъ подаетъ она тебѣ этимъ, и на какую муку обрекаетъ себя въ предстоящей ей за это борьбѣ съ матерью, совсѣмъ окружающимъ?... А ты про какія-то дурацкія свои "униженія" толкуешь и плачешься о томъ что княгиня откажетъ... Ну да, откажетъ, я въ этомъ не сомнѣваюсь... и отъ этихъ ягодокъ, торопливо промолвила Софья Ивановна, нервно развязывая ленты своего чепца,-- отвѣдывать придется мнѣ, а не тебѣ... И что же изъ того что откажетъ? Или ты въ самомъ дѣлѣ до того ужь набалованъ что вовсе не способенъ терпѣть и ждать? раздраженно добавила она, досадуя всею душой что онъ самъ "сердцемъ не понимаетъ" и она должна "разжевать все это и ему въ ротъ положить."
   -- Тетя... могъ только проговорить онъ.
   Словно какимъ-то небеснымъ лучомъ озарило его. Его такъ и подмывало кинуться ей на шею, задушить ее въ своихъ объятіяхъ... Но онъ воздержался: онъ и такъ уже достаточно сегодня "показалъ себя ребенкомъ, мальчишкой..." Чувство стыда и вмѣстѣ съ нимъ какой-то безмѣрной отрады нажимало ему грудь, туманило глаза его. Онъ сѣлъ опять за столъ и упершись о него локтями закрылъ себѣ лицо обѣими ладонями
   Софья Ивановна долго, молча и не улыбаясь глядѣла на него.
   -- Ну, а теперь ступай туда, покажись, сказала она наконецъ; -- да поди вотъ къ зеркалу, волосы пригладь и поправь галстукъ, онъ у тебя совсѣмъ на бокъ съѣхалъ...
  

V.

   -- Maman! тревожно вскликнула Женни Карнаухова въ одинъ изъ интереснѣйшихъ моментовъ своего flirtation съ Чижевскимъ;-- отвернитесь скорѣе отъ меня и не смѣйте оборачиваться пока она здѣсь будетъ!
   Княгиня Додо съ хозяйкой дома входили въ двери танцовальной залы съ конца ея прямо противоположнаго тому мѣсту которое, именно въ чаяніи этого, по указанію предвидчивой Женни, и было избрано дирижировавшимъ мазуркою кавалеромъ ея. Какъ ни увлекалась она своею полунѣжною, полунасмѣшливою болтовней съ нимъ, глаза опытной свѣтской дѣвицы то и дѣло поглядывали на эту дверь, изъ которой съ минуты на минуту могла выдти зубастая мамаша и "въ случаѣ еслибъ она, Боже сохрани, что-нибудь замѣтила," сдѣлать ей тутъ же "сцену," или даже прямо, до ужина, увезти домой, "если только папа партію кончилъ." А ей, какъ нарочно, такъ было весело, и никогда еще Чижевскій не былъ "si amusant", и не казался такъ влюбленъ въ нее какъ въ этотъ вечеръ. "Ухъ, какъ надо теперь ухо востро держать!" говорила она себѣ все время.
   -- Nos mamans! сочла она даже почему-то нужнымъ предварить княжну Лину, торопливо перегинаясь къ ней мимо золотыхъ очковъ маленькаго Духонина, давно давшаго ей за ея развязность прозваніе "Генечки Карнаухова."
   Чуть не испуганный тонъ ея голоса заставилъ Лину невольно оглянуться. Не замѣтивъ ничего необыкновеннаго въ этихъ входившихъ "mamans," она перевела вопросительно глаза на Женни.
   Но Женни быстро, судорожно обмахивая себя широко раскинутымъ вѣеромъ, глядѣла теперь невиннѣйшимъ образомъ вверхъ, въ потолокъ, середку котораго занимало прекрасно писанное, въ широкой золотой ранѣ полотно, изображавшее "торжество Амфитриты;" Чижевскій, съ своей стороны, казался весь поглощенъ разговоромъ съ сосѣдкой своей слѣва, "образованною окружной," танцовавшею съ Петей Толбухинымъ, всегда скучавшимъ за танцами, и который, съ легкимъ зѣвкомъ на крупныхъ, добродушныхъ губахъ, думалъ въ это время, глядя на кончикъ своего сапога: "еслибъ я у этого чорта Волжинскаго вчера, вмѣсто туза, поставилъ девятку, рутировавшую мнѣ весь вечеръ, я взялъ бы sept et le va и отыгрался бы! "...
   Лина съ тою же вопросительною усмѣшкой перевела глаза на своего кавалера.
   Онъ понялъ и засмѣялся:
   -- Она такъ напугана своею маменькой, сказалъ онъ, наклоняясь къ ней такъ чтобы Женни не могла слышать его словъ,-- что предполагаетъ такой же страхъ въ каждомъ женскомъ существѣ en pnissance de maman... Она и права отчасти: маменька ея на старыхъ и малыхъ наводитъ ужасъ.
   -- Почему такъ?
   -- Знаете ли вы, княжна, спросилъ вмѣсто отвѣта Духонинъ,-- стихотвореніе Лермонтова Тучки небесныя?
   -- Тучки небесныя, вѣчные странники, прочла Лина,-- конечно, знаю.
   -- Такъ позвольте мнѣ, въ видѣ объясненія, сообщить вамъ нѣкое подражаніе этому стихотворенію.
   -- Пожалуста!
   Духонинъ началъ медленно и отчетливо, видимо смакуя каждое произносимое имъ слово (онъ былъ авторъ "подражанія"):
  
   Дама московская, вѣчная сплетница,
   Въ пору ненастную, пору туманную
   Мчишься куда ты, поспѣшная вѣстница,
   Съ дальней Остоженки вверхъ на Басманную?
  
   Что тебя гонитъ? Души ли спасеніе,
   Помощь ли тайная, думушка ль думная,
   Или любви молодой увлеченіе,--
   Жажда свиданья, иль ревность безумная?
  
   Нѣтъ, ей слова надоѣли безплодныя:
   "Время-молъ, время сыграть мнѣ въ открытую!..."
   Злобно смѣются черты благородныя,
   Шепчутъ уста клевету ядовитую...
  
   -- О, какъ это зло! воскликнула Лина,-- и неужели...
   Она не успѣла договорить... За ея стуломъ очутилась въ эту минуту сама княгиня Додо.
   -- Poétique Ophélie, я просто молюсь на васъ, съ очаровательнѣйшею изъ своихъ улыбокъ кинула она, проходя, Линѣ, словно букетъ на сцену, и поплыла далѣе, къ дочери.
   Женни все такъ же невинно глядѣла въ потолокъ, широко опахиваясь вѣеромъ.
   -- Нечего любоваться тамъ всякими nudités, могли бы приличнѣе себя держать! прошипѣла маменька, наклоняясь къ ея уху.
   Дочка будто и не слыхала:
   -- Что maman, кончилъ папа свою партію? Мы могли бы уѣхать, громко выговорила она.
   -- Нѣтъ еще! отрѣзала княгиня. "И все лжетъ, все обманъ, говорила она себѣ удаляясь,-- и, только я уйду, начнется опять кокетство съ этимъ мерзкимъ фатишкой. Никогда замужъ не выйдетъ! А Лоло до ужина и не говори объ отъѣздѣ. Et mon mal de dos qui recommence... Нѣтъ, это не жизнь, а каторга!..."
   А другая маменька, хлопая глазами и улыбаясь заискивающею улыбкой, говорила въ это время графу Анисьеву:
   -- Вы не очень скучаете, mon cher comte?
   -- Можете ли вы предполагать, княгиня! живо возразилъ флигель-адъютантъ, любезно и почтительно наклоняя голову предъ своею дамой:-- развѣ возможно скучать въ такомъ обществѣ?
   -- Конечно, sans doute, пропѣла Аглая Константиновна,-- Olga а beaucoup d'esprit dans son genre: mais vous êtes habitué aux conversations du grand monde de la capitale...
   Она хотѣла что-то прибавить еще въ разъясненіе этого глубокомысленнаго размышленія, но почему-то воздержалась, уперлась круглыми глазами въ затылокъ не оборачивавшейся на ея голосъ Лины, и, въ очевидномъ чаяніи что дочь услышитъ ея слова, промолвила громко и съ разстановкой:
   -- Vons avez autant d'indulgence que d'esprit, mon cher comte!
   На счастіе Анисьева, гоготавшій какъ гусь на болотѣ "Сенька" Водоводовъ подлетѣлъ къ нему въ эту минуту съ двумя дамами, надрываясь со смѣху отъ провинціальной невинности избранныхъ ими "qualités":
   -- Тюльпанъ или гвоздика?
   -- Тюльпанъ.
   И флигель-адъютантъ, откинувъ свой эполетъ, торопливо вскочилъ со стула и полетѣлъ по залѣ съ выпавшею ему на долю "пуляркой" Eulampe.
   -- Ольга, ты не знаешь почему онъ не танцуетъ съ Линой? прошептала ей на ухо Аглая.
   -- Не знаю, коротко отвѣтила барышня; она сидѣла вся красная и разобиженная....
   Княгиня глянула еще разъ въ затылокъ дочери, вздохнула такъ что при этомъ лопнула одна изъ петлей ея шнуровки, и направила стопы свои въ гостинную.
  

VI.

   Только что успѣлъ вернуться на свое мѣсто графъ Анисьевъ какъ къ Ольгѣ подошелъ капитанъ Ранцевъ, держа за руку какую-то уже выбранную имъ блондинку. Онъ глянулъ избока на флигель-адъютанта, и протягивая съ поклономъ руку барышнѣ, проговорилъ скороговоркой:
   -- Пермете дангаже пур калите!
   Ольга скорчила ужасную гримасу, и съ видимою неохотой поднялась со стула:
   -- Ignorance! уронила она свысока, не глядя на него, и чуть притрогиваясь кончиками перчатки къ его раскрытой рукѣ.
   -- Connaissance! поспѣшила сказать за нею блондинка, невѣдомо почему хихикнувъ при этомъ.
   Бѣдный капитанъ побагровѣлъ какъ піонъ, и подавляя вздохъ повелъ ихъ къ Толѣ Карпаухову, танцовавшему съ прехорошенькою женой уѣзднаго судьи, которую онъ видимо увлекалъ плясаньемъ своимъ на канатѣ напыщеннѣйшихъ романтическихъ фразъ.
   -- Скажите, пожалуста, по возвращеніи Ольги на мѣсто, спросилъ ея кавалеръ,-- кто это васъ сейчасъ выбиралъ? Я его будто гдѣ-то уже видѣлъ. Онъ служилъ въ военной службѣ, не правда ли?
   -- Да, герой даже, говорятъ. Ранцевъ его фамилія, капитанъ отставной, тѣмъ же пренебрежительнымъ тономъ отвѣчала она,-- въ Венгріи отличился.
   -- Такъ, при Коморнѣ, я его тамъ видѣлъ; онъ съ ротой, перебитою на половину, первый вошелъ въ городъ. Владиміра съ бантомъ получилъ за это; очень храбрый офицеръ... И теперь во фракѣ! Какая же теперь его position sociale?
   Ольга широко засмѣялась:
   -- Главная его position быть безъ памяти и безъ надежды влюбленнымъ въ меня, объявила она напрямикъ.
   Анисьевъ наклонилъ голову и пустилъ въ ходъ свою многозначительную улыбку.
   -- Я полагаю что имѣющимъ то же положеніе имя легіонъ, сказалъ онъ, обнимая сдержанно-жаднымъ взглядомъ ея искрившіеся глаза, сверкавшіе зубы, ея матово-бѣлую, низко оголенную спину, и говоря себѣ мысленно: "Jour de Dieu, quel morceau de roi!" -- И другихъ занятій у него нѣтъ? продолжалъ онъ спрашивать.
   -- Нѣтъ. Да и что ему дѣлать: онъ богатъ!...
   -- Богатъ? повторилъ нѣсколько удивленно блестящій воинъ.
   -- Да. Ему съ неба просто свалилось огромное наслѣдство. Былъ у насъ въ уѣздѣ помѣщикъ одинъ, страшный скупердяй, холостой, бездѣтный; онъ сорокъ лѣтъ жилъ безвыѣздно въ деревнѣ, гроша на себя не тратилъ, а все скупалъ земли кругомъ и деньги копилъ. И вдругъ онъ умеръ отъ удара, не оставивъ никакого завѣщанія, и все это богатство досталось этому Ранцеву, который приходился ему какимъ-то двоюроднымъ племянникомъ, и даже въ глаза его никогда не видалъ.
   -- И много досталось? заинтересовался ея кавалеръ.
   -- Очень много, всѣ говорятъ. Онъ самъ какъ-то разъ сказалъ при мнѣ что въ нынѣшнемъ году надѣется получить тридцать и даже сорокъ тысячъ дохода. У него тамъ всякія винокурни есть, заводы
   -- И вы оставляете его "безъ на-деж-ды"? протянулъ, внимательно глядя ей въ глаза, Анисьевъ.
   Она повела плечомъ, и тутъ же взглянула на него въ свою очередь, какъ бы удивляясь его вопросу:
   -- Вѣдь онъ tout à-fait impossible! Вы слышали какъ онъ говоритъ по-французски?
   -- Нѣсколько фантастично, не спорю. Но....
   -- Что "но"?
   -- Сорокъ тысячъ дохода на полу не найдешь
   Въ богатой сообразительностью головѣ петербургскаго карьериста мелькалъ уже цѣлый планъ зданія, которое представлялся ему случай соорудить.....
   Пышныя губы барышни сложились еще разъ въ презрительную усмѣшку:
   -- Есть Жиды еще богаче, но вѣдь не выходятъ же за Жидовъ замужъ! Не однѣ деньги на свѣтѣ У меня совсѣмъ другія мечтанія....
   -- Можно, sans indiscrétion, спросить у васъ -- какія?
   Она чуть-чуть пріостановилась отвѣтомъ.
   -- Вамъ.... я скажу, одному вамъ; вѣдь мы съ вами союзники, прошептала она, подмигивая ему обоими глазами:-- вотъ видите ли, у меня очень хорошій голосъ.... Ахъ, Боже мой, вдругъ вспомнила барышня,-- неужели вы въ самомъ дѣлѣ думаете ѣхать завтра до спектакля, не услышите меня?
   -- Услышу въ Петербургѣ, надѣюсь, отвѣчалъ онъ такимъ же шепотомъ.
   -- Да, конечно; она вся загорѣлась отъ радужныхъ представленій, соединявшихся въ ея мысли со словомъ "Петербургъ",-- но развѣ надо такъ спѣшить?
   -- "Не откладывай на завтра то что можешь совершить сегодня", вѣщаетъ древняя мудрость. Это у васъ вѣроятно въ прописяхъ въ институтѣ даже было? промолвилъ весело графъ Анисьевъ.
   -- Ахъ, да, поторопилась сообщить Ольга,-- вамъ это, можетъ-быть, интересно будетъ знать. Я узнала, говорила она осторожно озираясь,-- узнала навѣрное что l'oncle отговариваетъ ее насчетъ вы знаете о комъ я говорю....
   -- А, а! вырвалось невольно у Анисьева.
   -- И она сама съ нимъ сегодня на спектаклѣ -- у нихъ что-то вышло.
   -- Querelle d'amoureux, ничего не значитъ! пропустилъ онъ сквозь зубы, откинулъ свой эполетъ и примолкъ.....
   -- Нѣтъ, заговорилъ онъ черезъ мигъ,-- я давно привыкъ вѣрить женскому инстинкту.... Какъ вы изволили приказывать, такъ мы и испол

ЧЕТВЕРТЬ ВѢКА НАЗАДЪ.
ПРАВДИВАЯ ИСТОРІЯ.
соч. Б. М. Маркевича.

ИЗДАНІЕ ПЕРЕСМОТРѢННОЕ И ЗНАЧИТЕЛЬНО ДОПОЛНЕННОЕ АВТОРОМЪ.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

МОСКВА.
Типографія М. Н. Лаврова и Ко.,
Леонтьевскій переулокъ, д. No 14.
1879.

ПАМЯТИ
ГРАФА АЛЕКСѢЯ ТОЛСТАГО.

Часть первая.

Увы, гдѣ розы тѣ, которыя такой
Веселой радостію и свѣжестью дышали?
Фетъ,

А тотъ, кому я въ дружной встрѣчѣ
Страницы первыя читалъ --
Того ужь нѣтъ.....

I.

   Свѣтлымъ вечеромъ, въ началѣ мая, 1850-го года, дорожная коляска катилась по шоссе, по направленію отъ Москвы къ одному изъ ближайшихъ къ ней губернскихъ городовъ. Въ коляскѣ, съ слугою на козлахъ, сидѣли два молодые человѣка 23--24-хъ лѣтъ, два пріятеля,-- и вели между собою оживленный разговоръ:
   -- Богъ знаетъ что ты со мною дѣлаешь, Ашанинъ, говорилъ полуозабоченно, полуусмѣхаясь, одинъ изъ нихъ, свѣтловолосый, съ нѣжнымъ цвѣтомъ кожи и большими сѣрыми, красиваго очерка глазами.
   Тотъ къ которому относились эти слова былъ то что называется писанный красавецъ, черноглазый и чернокудрый, съ какимъ-то побѣднымъ и вмѣстѣ съ тѣмъ лукавымъ, выраженіемъ лица, слывшій въ то время въ Москвѣ неотразимымъ донъ-Жуаномъ.
   -- А что я съ тобою, съ Казанскимъ сиротою, дѣлаю? передразнивая пріятеля, весело разсмѣялся онъ.
   -- Ну, съ какой стати ѣду жъ тобою въ Сицкое, къ людямъ о которыхъ я понятія не имѣю?
   -- Во первыхъ, ты ѣдешь не въ Сицкое, а куда тебѣ слѣдуетъ,-- то есть въ Сашино, къ себѣ домой, къ милѣйшей тетушкѣ твоей, Софьѣ Ивановнѣ,-- а въ Сицкое ты только заѣзжаешь изъ дружеской услуги,-- меня довезти. Во вторыхъ, самъ ты говоришь,-- ты князь Ларіона Васильевича Шастунова знаешь съ дѣтства.
   Бѣлокурый молодой человѣкъ -- звали его Гундуровымъ -- качнулъ головой:
   -- Знаю!.. Десять лѣтъ тому назадъ, когда я мальчишкою изъ дворянскаго института пріѣзжалъ на каникулы въ Сашино, я его два, три раза видѣлъ у тетушки. Важное знакомство!
   -- Все одно, онъ съ Софьей Ивановной давно и хорошо знакомъ, а тебя онъ теперь по твоей университетской репутаціи знаетъ... Да и я мало-ли про тебя всѣмъ имъ говорилъ зимою!.. Ручаюсь тебѣ, что приметъ онъ вашу милость наилюбезнѣйшимъ образомъ: онъ вообще благоволитъ къ молодымъ людямъ, а тебя, тѣмъ болѣе, оцѣнитъ по первому же разговору.
   -- Если бы мы еще къ нему собственно ѣхали, молвилъ Гундуровъ,-- такъ и быть!.. А то вѣдь онъ и самъ гоститъ въ Сицкомъ. Оно вѣдь не его?..
   -- А невѣстки его, княгини Аглаи Константиновны,-- знаю. А князь Ларіонъ -- братъ ея мужа и опекунъ ея дѣтей, слѣдовательно не гоститъ, а живетъ по праву въ Сицкомъ... А тамъ театръ, во всей формѣ театръ, съ ложами, говорятъ, съ помѣщеніемъ человѣкъ на четыреста, и княжна Лина, восхитительнѣйшая Офелія, какую себѣ можетъ только представить самое пламенное воображеніе! горячо расходился чернокудрый красавецъ.
   Пріятель его разсмѣялся.
   -- Ну, поскакалъ теперь на своемъ конькѣ! сказалъ онъ.
   -- И ни чуточки!.. ты знаешь, барышни не по моей части,-- это разъ; а затѣмъ, княжна Лина одно изъ тѣхъ созданій,-- есть такія! (какая-то серьозная, чуть не грустная нота зазвучала въ голосѣ Ашанина) -- къ которому ты съ нечистымъ помысломъ и подойти не рѣшишься... и нашъ братъ, отпѣтый ходокъ, чуетъ это вѣрнѣе чѣмъ всѣ вы, непорочные, взятые вмѣстѣ! Я на нее поэтому вовсе и не смотрю какъ на женщину, а говорю тебѣ, единственно какъ на Офелію...
   -- И съ талантомъ она, ты думаешь? спросилъ Гундуровъ, невольно увлекаясь.
   -- Не сомнѣваюсь, хотя она всего разъ, говорила мнѣ, играла за границей, въ какой-то французской пьэсѣ. Она, не можетъ не быть талантлива!
   Бѣлокурый молодой человѣкъ задумался.
   -- Воля твоя, любезный другъ, заговорилъ онъ нерѣшительно,-- а, согласись ты съ этимъ, очень неловко выходитъ, что я у совершенно незнакомыхъ мнѣ людей стану вдругъ ломаться на сценѣ?..
   -- Ломаться! негодующимъ кликомъ воскликнулъ Ашанинъ,-- играть Гамлета значитъ у тебя теперь ломаться!... Это что-же, ты изъ петербургской твоей жизни почерпнулъ?... Гдѣ-же эта горячая любовь къ искусству, о которой ты намъ постоянно проповѣдывалъ? Развѣ не помнишь какъ мы съ тобою читали Шекспира, какъ ты не разъ говорилъ мнѣ и Вальковскому что, если бы не твои занятія, не университетъ, не каѳедра къ которой ты готовился, ты бы почелъ себя счастливымъ сыграть роль Гамлета, что это было бы для тебя величайшимъ наслажденіемъ!
   -- Я и теперь такъ думаю! вырвалось у Гундурова.
   -- Такъ изъ за чего-же ты теперь ломаешься?... Да, засмѣялся Ашанинъ,-- ломанье-то выходитъ у тебя теперь, а не когда ты выйдешь на сцену!... И какой еще тебѣ можетъ лучшій случай представиться? Далеко отъ Москвы, никому невѣдомо, въ порядочномъ обществѣ... Каѳедра,-- ты самъ говорилъ что, послѣ того какъ тебѣ отказали въ заграничномъ паспортѣ, о ней пока думать нечего!.. Что-же, ты киснуть теперь станешь, болѣть, самоглодать себя будешь?... Вѣдь жить надо, Сережа, просто жить, жи -- ить! протянулъ онъ, схватывая пріятеля за руку, и наклонившись къ нему, ласково и заботливо глянулъ ему въ лице.
   Гундуровъ пожалъ его руку -- и замолчалъ: онъ не находилъ внутри себя отвѣта на доводы Ашанина.
   Онъ только наканунѣ вечеромъ вернулся изъ Петербурга, гдѣ провелъ всю зиму, и откуда наконецъ бѣжалъ подъ гнѣтущимъ впечатленіемъ испытанныхъ имъ тамъ недочетовъ. Вотъ что съ нимъ было:
   Окончивъ, за годъ предъ тѣмъ въ Москвѣ блистательнымъ образомъ курсъ по филологическому факультету, Гундуровъ, котораго университетъ имѣлъ въ виду для занятія должности адьюнкта по каѳедрѣ славянской филологіи, отправился на берега Невы добывать себѣ заграничный паспортъ "въ Австрію и Турцію, для изученія" -- такъ прописано было наивно въ поданной имъ о томъ просьбѣ -- "исторіи и быта славянскихъ племенъ". Объ этомъ путешествіи, на которое онъ полагалъ посвятить три года, онъ мечталъ вовсе время пребыванія своего въ университетѣ; безъ этого, безъ живаго изученія на мѣстѣ славянскихъ языковъ, безъ личнаго знакомства съ Ганкою, съ Шафарикомъ, съ апостолами славянскаго возрожденія, "какой я славистъ, какой я буду проффессоръ"! основательно разсуждалъ онъ... Къ ужасу его, послѣ нѣсколькихъ недѣль ожиданія, онъ былъ вызванъ въ паспортную экспедицію, гдѣ поданная имъ просьба была возвращена ему въ копіи, съ копіею же на ней слѣдующей резолюціи: "Славянскій бытъ" -- слово это было подчеркнуто -- "можно изучать отъ Петербурга и до Камчатки"... Гундуровъ ничего не понялъ, и страшно взволновался; онъ кинулся ко всѣмъ кого только мало-мальски зналъ въ Петербургѣ, жаловался, объяснялся, просилъ... У него былъ дядя, занимавшій довольно видное мѣсто въ тогдашней администраціи; этотъ достойный сановникъ пришелъ, въ свою очередь, въ ужасъ, частью отъ того что племянникъ его "губитъ себя въ конецъ", еще болѣе вслѣдствіе такого соображенія, что и самъ онъ, Петръ Ивановичъ Осмиградскій, тайный совѣтникъ и директоръ департамента, можетъ быть, пожалуй, компрометированъ, если узнаютъ что у него есть близкій родственникъ съ такимъ опаснымъ образомъ мыслей.-- "И въ чью голову ты гнешь, какую стѣну думаешь ты прошибить? укорялъ и наставлялъ онъ Гундурова,-- "самъ же себѣ дѣло напортилъ, а теперь думаешь крикомъ поправить! Въ просьбу, въ оффиціальную просьбу ввернулъ "бытъ" какой-то дурацкій! Какой тамъ бытъ въ Турціи, и кто въ Турцію ѣздитъ путешествовать? Понимаешь-ли ты какъ это могло быть понято?!" Бѣдный молодой человѣкъ совершенно растерялся,-- дядя мрачно намекнулъ ему даже на какую-то черную книгу, въ которую онъ "за невоздержность языка" будто уже успѣлъ попасть, благодаря чему ученая карьера навсегда-де для него закрыта. "И вѣдь нашелъ же время о какой-то своей славянской наукѣ говорить", разсуждалъ Петръ Ивановичъ,-- "когда еще недавно мятежники Венгерцы своего законнаго государя чуть съ престола не ссадили!"
   -- То Венгерцы, пробовалъ возражать Гундуровъ,-- а Славяне спасли и престолъ и династію Габсбурговъ...
   Но Петръ Ивановичъ только руками махалъ. "Поступай ты сюда на службу,-- это твое единственное спасеніе!..." Увы, все то что ни видѣлъ, ни слышалъ Гундуровъ въ Петербургѣ служило ему лишь роковымъ, неотразимымъ подтвержденіемъ доводовъ дяди. "Какая дѣйствительно, нужна имъ, а для насъ какая возможна наука теперь?" говорилъ онъ себѣ. Онъ вспоминалъ Москву, Грановскаго, лучшихъ тогдашнихъ людей:-- "развѣ они не въ опалѣ, не подъ надзоромъ, не заподозрены Богъ знаетъ въ чемъ?.."Что же однако было ему дѣлать съ собою? Съ отчаянія, и поддаваясь внушеніямъ дяди, онъ поступилъ на службу. Но онъ чуть не-задохся въ невыносимой для него, свѣжаго студента и Москвича, духотѣ Петербургской канцеляріи: и люди, и то что они дѣлали тамъ, было для него глубоко, болѣзненно ненавистно; его тошнило отъ одного вида синихъ обложекъ дѣлъ, изъ которыхъ поручалось ему составить справку; ему до злости противны были желтый ротъ и обглоданныя ногти поручавшаго ему составлять эти справки Владиміра Егоровича Красноглазова, его ближайшаго начальника... Не прошло шести мѣсяцевъ, и Гундуровъ, добывъ себѣ свидѣтельство о болѣзни, подалъ въ отставку и уѣхалъ въ Москву...
   Тетки его не было въ городѣ,-- она еще въ апрѣлѣ мѣсяцѣ уѣхала въ деревню. Ему нетерпѣливо хотѣлось увидать ее, и онъ тотъ часъ же собрался ѣхать въ Сашино, не повидавшись ни съ кѣмъ изъ московскихъ знакомыхъ. Только Ашанинъ, его пансіонскій товарищъ и большой пріятель, прискакалъ къ нему, узнавъ случайно о его пріѣздѣ.
   Ашанинъ, когда-то много обѣщавшій юноша, поступилъ въ университетъ изъ дворянскаго института одновременно съ Гундуровымъ, но на первомъ же курсѣ вышелъ изъ него, чтобы жениться на какой-то перезрѣлой дѣвѣ, которая влюбила его въ себя тѣмъ выраженіемъ съ какимъ пѣла она Варламовскіе романсы, а черезъ два года ревнивыхъ слезъ и супружескихъ бурь отошла въ вѣчность, оставивъ его двадцати лѣтнимъ вдовцемъ и коптителемъ неба. Добрѣйшій сердцемъ и вѣчно увлекающійся, онъ жилъ теперь въ Москвѣ ничего не дѣлая, или, вѣрнѣе, дѣлая много долговъ, въ ожиданіи какого-то никакъ не дававшагося ему наслѣдства, вѣчно томясь своимъ бездѣйствіемъ и вѣчно не находя для себя никакого занятія, и все время остававшееся ему отъ безчисленныхъ любовныхъ похожденій отдавалъ театру и любительскимъ спектаклямъ, въ которыхъ неизмѣнно держалъ амплуа перваго любовника.
   Эта страсть еще болѣе чѣмъ пансіонская дружба служила связью между имъ и Гундуровымъ. Не менѣе пылко любилъ и молодой славистъ драмматическое искусство, но разумѣя его и выше, и глубже, и строже, чѣмъ это дѣлалъ Ашанинъ, цѣнившій театральныя произведенія прежде всего со стороны изъ сценической удобоисполняемости. Серьезныя, поглощавшія почти все его время въ университетѣ занятія по его спеціальности, и боязнь повредить скоморошествомъ своей молодой ученой репутаціи заставляли его налагать строгую узду на свои собственныя театральныя хотѣнія; но онъ понималъ Ашанина, онъ не разъ завидовалъ ему, его "безалаберной свободѣ", при которой онъ, Гундуровъ, "еслибы былъ на его мѣстѣ непремѣнно поставилъ бы на сцену Шиллеровскаго Валленштейна, Шекспировскія драмы!.." Ашанинъ съ своей стороны находилъ въ этой любви Гундурова къ театру какъ бы оправданіе себѣ, и серьозяо иной разъ послѣ бесѣды съ нимъ возводилъ въ собственныхъ глазахъ свои упражненія перваго любовника на степень дѣйствительнаго дѣла.. Онъ при этомъ былъ самаго высокаго понятія о способностяхъ, объ образованности Гундурова, глубоко уважалъ его мнѣніе, и любилъ его отъ всей души.
   Онъ тотчасъ же со врожденною ему сообразительностью понялъ что этотъ отказъ Гундурову въ дозволеніи ѣхать за границу, неудавшаяся его попытка найти себѣ другое дѣло, что весь этотъ разгромъ его лучшихъ, чистыхъ, законныхъ желаній припиралъ пріятеля его къ стѣнѣ, оставлялъ его безъ выхода,-- но что теперь, сейчасъ, "ничего съ этимъ не подѣлаешь, никакой изводяшей звѣздочки на небѣ не высмотришь." Теперь представлялась одна задача: не дать объ этомъ пока думать Гундурову, вызвать его на время изъ подъ гнета впечатлѣній вынесенныхъ имъ изъ Петербурга,-- словомъ, говорилъ себѣ Ашанинъ, припоминая чью-то шутовскую выходку: "коли безъ хлѣба, такъ дать хоть маленечко пряничкомъ побаловаться." Пряничекъ этотъ тотъ часъ-же представился Ашанину во образѣ любительскаго спектакля,-- единственное "балованье себя" на которое могъ согласиться Гундуровъ,-- спектакль гдѣ бы пріятель его могъ сыграть "хорошую", любезную ему роль, въ которую онъ "ушелъ бы весь, ушелъ это всей этой петербургской мерзости." А тутъ и случай выходилъ такой великолѣпный: княгиня Шастунова, съ которою Ашанинъ познакомился зимою, и въ домѣ которой часто бывалъ, затѣвала у себя въ деревнѣ, спектакль, въ которомъ собирались участвовать всѣ почти состоявшіе тогда въ Москвѣ на лице актеры любители. Оказывалось при этомъ что имѣніе Гундурова, куда онъ уѣзжалъ въ тотъ же день, и Сицкое Шастуновыхъ находились въ томъ-же уѣздѣ, въ какихъ нибудь пятнадцати верстахъ разстоянія, что кромѣ того существовали даже старинныя добрыя отношенія между теткою его пріятеля, Софьею Ивановною Переверзиною, и владѣльцами Сицкаго.... "Да это сама благоволящая къ тебѣ судьба такъ удачно устроила, горячо доказывалъ Ашанинъ; вѣдь подумай, Сережа тамъ можно будетъ Гамлета поставить!..."
   Онъ попалъ, что говорится, въ самую жилку. Выйти, попробовать себя въ Гамлетѣ,-- какъ пламенно мечталъ объ этомъ Гундуровъ въ оны дни! Во всей человѣческой литературѣ онъ не признавалъ ничего выше Гамлета, ни одно великое произведеніе такъ глубоко не "забирало" его. Онъ зналъ наизусть всю роль датскаго принца и бывало, увлекаясь до слезъ, читалъ ее въ свободныя минуты Ашанину и общему ихъ пансіонскому товарищу, Вальковскому, бѣдному и малообразованному чиновнику какой-то палаты, но который опять таки былъ дорогъ Гундурову вслѣдствіе уже совершенно фанатической любви своей къ сценѣ...
   Къ тому же, поддавался молодой человѣкъ на доводы пріятеля, ему теперь дѣйствительно нужно разсѣяться: вѣдь "съума же можно сойти вертясь, какъ бѣлка въ колесѣ, все на той же мысли: что я съ собой буду дѣлать?..." Гундурову было двадцать два года:-- "не пропадать же въ самомъ дѣлѣ!" подсказывала ему его здоровая, склонная къ энтузіазму натура... Кончилось тѣмъ что онъ принялъ предложеніе Ашанина довести его къ Шастуновымъ въ Сицкое, по дорогѣ къ себѣ въ деревню, гдѣ ждала его тетка, воспитавшая его, и къ которой онъ былъ горячо привязанъ,-- "а тамъ увидимъ... смотря какъ... я не отказываюсь, но и..."
   Ашанину ничего болѣе не нужно было. Онъ мигомъ собрался,-- и друзья наши, пообѣдавъ въ Троицкомъ трактирѣ и выпивъ, по предложенію Ашанина, бутылку шампанскаго "во здравіе искусства," выѣхали, не теряя времени, изъ Москвы.
   Они теперь были отъ нея уже довольно далеко; солнце быстро склонялось на западъ...
   -- Эта твоя княгиня, заговорилъ опять Гундуровъ,-- вдова, должно быть, князя Михаила Васильевича Шастунова, что посланникомъ гдѣ-то былъ. Онъ вѣдь умеръ?...
   -- Два года тому назадъ. Онъ оставилъ дочь и сына мальчишку. Они всѣ, съ князь Ларіономъ, жили потомъ въ Италіи, а нынѣшнюю зиму провели въ Москвѣ. Княжнѣ Линѣ минетъ 19-ть лѣтъ; ее вывозили въ свѣтъ зимою, но она, говоритъ, на балахъ скучала. Я имъ и предложилъ "театрикъ," какъ выражается Вальковскій....
   -- Ахъ, что Вальковскій, гдѣ онъ? прервалъ Гундуровъ.
   -- У нихъ теперь, въ Сицкомъ,-- я его познакомилъ,-- съ недѣлю какъ туда уѣхалъ съ декораторомъ, полотномъ, красками, и цѣлою библіотекою театральныхъ пьесъ, которыя какъ-то умѣлъ добыть изъ Малаго театра.
   -- Онъ все тотъ-же?
   -- Неизмѣненъ! молвилъ, разсмѣявшись красавецъ;-- все также грубъ, таже рожа сорокалѣтняго верблюда и кабаній клыкъ со свистомъ, и таже страсть съ этою рожей играть молодыя роли!... Студента Фортункина мечтаетъ теперь изобразить въ Шилѣ въ мѣшкѣ не утаишь. Можешь себѣ представить какъ милъ будетъ въ этомъ!...
   -- И ты думаешь, началъ помолчавъ Гундуровъ,-- что Гамлета дѣйствительно можно будетъ поставить?...
   -- Еще бы! Какъ разъ по вкусу хозяйки! Она, видишь ты, непремѣнно хочетъ "что-нибудь классическое, du Molière ou du Shakespeare, говоритъ, все равно, только que ce soit sérieux." Она, сказать кстати, молвилъ разсмѣясь Ашанинъ,-- княгиня-то Аглая,-- глупа какъ курица, а къ тому съ большими претензіями. Ей смерть хочется чтобы принимали ее за прирожденную большую барыню, а, на ея бѣду, рождена она Раскаталова, дочь милліонера-откупщика, и рожденіе-то ея, несмотря что она всегда въ свѣтѣ жила, и даже посланницей была, нѣтъ, нѣтъ, да и скажется... Иной разъ вслѣдствіе этого у князь Ларіона вырываются жесткія слова по ея адресу.
   -- А что онъ за человѣкъ самъ? спросилъ Гундоровъ,-- въ дѣтствѣ онъ мнѣ представлялся всегда какимъ то очень важнымъ и суровымъ...
   -- Онъ настоящій баринъ, и рѣдко образованный человѣкъ! Онъ, вѣдь ты знаешь, занималъ большіе посты, за границей и здѣсь; долго въ большой силѣ былъ, говорятъ. Два года тому назадъ, въ 48-мъ году, онъ попалъ въ немилость, и вышелъ въ отставку. Въ тоже время умеръ его братъ; онъ уѣхалъ къ его семейству, въ Италію,-- и вотъ съ тѣхъ поръ живетъ съ ними Онъ, кажется, княжну очень любитъ, но любезную невѣстушку, видимо, въ душѣ не переноситъ!... И понятно: его барской брезгливости долженъ быть нестерпимъ этотъ -- какъ бы тебѣ сказать?-- этотъ душокъ Раскаталовскаго подвала, пробивающій сквозь ея англійскій ess bouquet... Къ тому-же... Они, надо тебѣ сказать, съ братомъ, въ молодости,-- тебѣ вѣрно разсказывала Софья Ивановна?-- очень сильно прожились... Шли они по службѣ очень быстро, состояли при графѣ Каподистріа, въ дипломатической канцеляріи самого Императора Александра, ѣздили съ нимъ въ путешествія, на конгрессы,-- и вездѣ жили барами, игру большую вели... А тутъ еще Байронъ со своею свободою Греціи;-- филеллинами они были, жертвовали, говорятъ, на это несмѣтными деньгами... Старикъ отецъ ихъ, Екатерининскій генералъ-аншефъ, другъ князя Потемкина, съ своей стороны счета деньгамъ не зналъ. Словомъ, распорядились они втроемъ такъ прекрасно, что все ихъ Шастуновское княжество съ молотка бы пошло, еслибы князь Михайло, по приказанію отца, не женился на распрекрасной Аглаѣ. Ея милліонами все было выкуплено; но и она, не будь глупа, хотя и была какъ кошка влюблена въ мужа, а это его и князь-Ларіона имѣніе -- старикъ князь тутъ-же кстати и померъ -- выкупила все на свое имя. Мужъ такимъ образомъ очутился по состоянію въ ея зависимости, а князь Ларіонъ остался бы, почитай, безъ гроша, если бы не наслѣдовалъ полуторы тысячи душъ отъ матери, которая не жила съ его отцемъ и умерла католичкой въ какомъ то монастырѣ въ Римѣ... Князь Михаилѣ жена его, говорятъ, внушала полное отвращеніе, тѣмъ болѣе что она всю жизнь преслѣдовала его своими нѣжностями.... Все одно что меня моя покойница, комически вздохнулъ красавецъ,-- съ тою разницею только что моя просто пѣла мнѣ: "люби меня, люби меня!", а Аглая своему мужу припѣвала еще къ этому: "я любовь твою купила", и никакъ не хотѣла помириться съ тѣмъ что этотъ купленный ею товаръ никакъ не давался ей въ руки... А князь Михайло былъ, говорятъ, человѣкъ прелестный, необычайно счастливый въ женщинахъ. Аглая бѣсилась, умирала отъ ревности, чуть не по начальству жаловалась, всячески компрометировала своего мужа. Долгое время, говорятъ, супружество ихъ было адъ сущій... Но года за два до смерти онъ вдругъ измѣнился, впалъ въ haute dévotion, какъ это было съ его матерью, и сблизился съ женой христіанскаго смиренія ради.... Ну, съ князь Ларіономъ -- другая пѣсня! засмѣялся Ашанинъ;-- передъ этимъ сама она должна смиряться...
   -- Они что-же, въ Москвѣ теперь станутъ жить по зимамъ? заинтересовался Гундуровъ.
   -- По неволѣ! Княгинѣ-то смерть хочется въ Петербургъ,-- да не рѣшается. Князь Ларіонъ ни за какія сокровища не поѣдетъ теперь въ этотъ "ефрейторскій городъ" -- какъ онъ однажды выразился при мнѣ; -- ну, а одной ей тамъ поселиться,-- не выходитъ! Личныхъ связей у ней никакихъ тамъ, разумѣется; къ тому же съ замужества все за границей жила; кто ее тамъ изъ Петербургскихъ въ Ганноверѣ помнитъ! Богата она очень, могла бы домъ открыть... Но, первое, денегъ она безъ особаго разсчета кидать не любитъ; а затѣмъ, деньгами Петербургъ не удивишь, надо тамъ еще чего-то,-- и она это хорошо понимаетъ. Что въ Петербургѣ за открытый домъ, куда Дворъ не ѣздитъ? Ну-съ, а этого она могла бы достигнуть единственно чрезъ князя Ларіона, если бы онъ былъ въ прежнемъ положеніи. Вотъ она и молится о немъ денно и нощно: "пошли ему Господи поменьше гордости, а свыше побольше къ нему милости," -- и въ ожиданіи исполненія желаній, возитъ скрѣпя сердце дочь въ Московскій свѣтъ, который почитаетъ нестоющимъ вниманія уже потому что "dans tout Moscou, говоритъ она, il n'y a pas l'ombre d'un женихъ pour ma fille..."
   -- Удивительный ты человѣкъ, Ашанинъ, замѣтилъ, улыбаясь его спутникъ,-- чтобы про каждаго, куда только вхожъ, всю подноготную разузнать!...
   Ашанинъ весело пожалъ плечами:
   -- И не стараюсь, само какъ-то въ уши лѣзетъ. У Шастуновыхъ живетъ одна немолодая особа дѣвическаго званія, Надеждой Ѳедоровной Травкиной прозывается, весьма не глупая и, знаешь, этотъ особый родъ старыхъ дѣвъ: иронія снаружи, и тщательно скрываемая, безконечная сентиментальность внутри... Она князю газеты читаетъ, и пользуется вообще извѣстнымъ значеніемъ въ домѣ... На первыхъ же порахъ моего знакомства съ ними сталъ я замѣчать что она по мнѣ втайнѣ млѣетъ,-- такое ужь у меня счастіе на этихъ особъ!-- и Ашанинъ поднялъ глаза къ небу... Что же однако, думаю, пусть себѣ млѣетъ, меня отъ того не убудетъ. Сталъ я ее, знаешь, поощрять. Она мнѣ всю закулисную про этотъ домъ и выложила... И вотъ эту самую Надежду Ѳедоровну, заключилъ онъ,-- я заставлю теперь королеву Гертруду сыграть; отлично сыграетъ, ручаюсь тебѣ!...
   -- А Клавдіо кто бы могъ? заволновался опять Гундуровъ.
   -- Разумѣется, Зяблинъ. Такъ и смотритъ театральнымъ злодѣемъ!
   -- Ты Лаерта?
   -- Или Гораціо, мнѣ все равно. Пусть Лаерта лучше сыграетъ Чижевскій,-- онъ съ жаркомъ актеръ. А мнѣ роли поменьше учить!...
   -- Вальковскій Полонія!
   -- Не выгоритъ у него, боюсь, закачалъ головою Ашанинъ;-- онъ его сейчасъ шаржемъ возьметъ... А тамъ у нихъ, слышно, есть мѣстный актеръ превосходнѣйшій,-- исправникъ, Акулинъ по фамиліи отставшій кавалеристъ; такъ вотъ его надо будетъ попробовать. Дочь у него также отличная актриса, говорятъ, институтка Петербургская,-- и съ прелестнымъ голосомъ, хоть оперу ставь, говорятъ...
   Друзья опять заговорили о Гамлетѣ, объ искусствѣ... Юный, бывалый восторгъ накипалъ постепенно въ душѣ Гундурова. "Что-же, не пропадать въ самомъ дѣлѣ," все громчѣе говорилось ему. Ему не дозволяютъ быть ученымъ,-- онъ не въ состояніи сдѣлаться чиновникомъ... Но вѣдь вся жизнь впереди, онъ не знаетъ что будетъ дѣлать, но онъ не сложитъ рукъ, не дастъ себя потопить этимъ мертвящимъ волнамъ, онъ найдетъ... А пока онъ уйдетъ, какъ говоритъ Ашанинъ, отъ всего этого гнета, отъ тревогъ жизненной заботы въ волшебный, свободный миръ искусства, онъ будетъ переживать сладостнѣйшія минуты какія дано испытать человѣку: его устами будетъ говорить величайшій поэтъ міра, и человѣчнѣйшій изо всѣхъ когда-либо созданныхъ искусствомъ человѣческихъ типовъ. Погрузиться еще разъ въ его безконечную глубину, стихъ за стихомъ прослѣдить геніальныя противорѣчія этой изумительно сотканной паутины, немощь, безуміе, скептицизмъ, высокій помыслъ, и каждой чертѣ дать соотвѣтствующее выраженіе, найти звукъ, оттѣнокъ, жестъ, и пережить все это въ себѣ, и воспроизвести въ стройномъ, поразительномъ, животрепещущемъ изображеніи,-- о, какой это великолѣпный трудъ, и какое наслажденіе!..."
   И Гундуровъ, надвинувъ покрѣпче отъ вѣтра мягкую шляпу на брови, уютно уткнувшись въ уголъ коляски, глядѣлъ разгорѣвшимися глазами на бѣжавшее въ даль сѣроватою лентой шоссе, съ подступавшими къ нему зелеными лугами, только что обрызганными какою-то одиноко пробѣжавшею тучкою... Все тѣ же неслись онѣ ему на встрѣчу, съ дѣтства знакомыя, съ дѣтства ему милыя картины и встрѣчи. По влажной тропкѣ, за канавкою, идетъ о босу ногу солдатикъ, съ фуражкою блиномъ на затылкѣ, съ закинутыми за спину казенными сапогами; кланяются проѣзжимъ въ поясъ прохожія богомолки въ черныхъ платкахъ подвязанныхъ подъ душку, съ высокими посошками въ загорѣлыхъ рукахъ; лѣниво позвякиваетъ колокольчикъ обратной тройки, со спящимъ на днѣ телѣги ямщикомъ, и осторожные вороны тяжелымъ взмахомъ крылъ слетаютъ съ острыхъ грудъ наваленнаго по краямъ дороги щебня... А солнце заходитъ за кудрявыя вершины недальняго лѣсочка, и синими полосами падаютъ отъ него косыя тѣни на пышные всходы молодой озими... И солнце и тѣни, и эта волнующаяся тихая даль родной стороны, и теплыя струи несущагося на встрѣчу вѣтра,-- все это какимъ-то торжествующимъ напоромъ врывалось въ наболѣвшую "въ Петербургской мерзости" душу молодаго человѣка, и претворялось въ одно невыразимо сладостное сознаніе бытія, въ безпричинное, но неодолимое чаяніе какого-то сіяющаго впереди, невѣдомаго -- но несомнѣннаго счастія...
   Онъ съ внезапнымъ порывомъ обернулся къ товарищу:
   -- Жить надо, а? Жить, просто жить, такъ Ашанинъ?
   -- И на-слаж-дать-ся! отвѣтилъ ему тотъ пятью звучными грудными нотами въ нисходящей гаммѣ,-- и тутъ-же сразу затянулъ во всю глотку старо студенческую пѣсню,
  
   Gaudeamus igitur,
   Juvenes dum su-umus.
  
   -- Что, хорошо? засмѣялся онъ въ отвѣтъ на смѣявшійся же взглядъ обернувшагося на эти звуки ямщика,-- это, братъ, по нашенски: валяй по всѣмъ, пока кровь ключомъ бьетъ!..
   -- Эхъ вы, соколики! тутъ-же мигомъ встрепенувшись на козлахъ, подобралъ разомъ четверку такой же какъ и Ашанинъ черноглазый и кудрявый ямщикъ,-- и коляска, взвизгнувъ широкими шинами по свѣже настланной щебенкѣ, понеслась стремглавъ подъ гору, и взлетѣла на пригорокъ словно на крыльяхъ разгулявшагося орла...
   На другой день, рано утромъ, пріятелей нашихъ, сладко заснувшихъ подъ полночь, разбудилъ старый слуга Гундурова. Они подъѣзжали къ Сицкому.
  

II.

   Большой, бѣлый, Александровскаго времени домъ въ три этажа, съ тяжелыми колоннами подъ широкимъ балкономъ и висячими галлереями, соединявшими его съ двумя, выходившими фасадами на дворъ, длинными флигелями, глядѣлъ, если не величественно, то массивно, съ довольно крутой возвышенности, подъ которою сверкала подъ первыми лучами утра довольно широкая, свѣтлая рѣчка, въ полуверстѣ отсюда впадавшая въ Оку. Темными кущами спускались отъ него по склону съ обѣихъ сторонъ густыя аллеи стариннаго сада, а передъ самымъ домомъ стлался ниспадающимъ ковромъ испещренный цвѣтами лугъ, съ высоко бившимъ фонтаномъ на полу-горѣ. Сквозь деревья нарядно мелькали трельяжи и вычурныя крыши Китайскихъ бесѣдокъ, и свѣжеокрашенныя скамейки бѣлѣли надъ тщательно усыпанными толченымъ кирпичемъ дорожками.
   -- А вѣдь красиво смотритъ! говорилъ Ашанинъ, любуясь видомъ, въ ожиданіи парома подтягивавшагося съ того берега.
   Гундуровъ еле замѣтно повелъ плечомъ.
   -- А тебѣ не нравится?
   -- Не приводитъ въ восторгъ, во всякомъ случаѣ, отвѣчалъ онъ не сейчасъ;-- мнѣ, засмѣялся онъ,-- какъ сказалъ древній поэтъ,-- "болѣе всего уголки улыбаются."
   -- Вѣрю, замѣтилъ Ашанинъ,-- только вотъ бѣда: въ уголкѣ-то "театрика" не устроишь.
   -- Дда,-- не будь этого...
   Ашанинъ глянулъ ему прямо въ глаза:
   -- А знаешь что, Сережа, я тебѣ скажу -- вѣдь ты ужасный гордецъ!
   Румянецъ внезапно вспыхнулъ на щекахъ Гундурова:
   -- Я гордецъ! Изъ чего ты взялъ?...
   -- А изъ того, голубчикъ, что я тебя лучше самого себя знаю... Только повѣрь, тебя здѣсь ничто не оскорбитъ!
   -- Да я и не думалъ...
   -- Ну, ладно!
   И Ашанинъ, не продолжая, побѣжалъ на паромъ.
   -- Колокольчикъ подвяжи! наставлялъ онъ ямщика,-- а то мы, пожалуй, тамъ всѣхъ перебудимъ. Бывалъ ты въ Сицкомъ?
   -- Какъ не бывать, батюшка! Возили!...
   -- Такъ какъ бы намъ такъ подъѣхать, чтобъ грохоту отъ насъ поменьше было?
   -- Да вамъ къ кому, къ самимъ господамъ, аль къ управителю? молвилъ на это уже нѣсколько свысока ямщикъ.
   -- Къ скотнику, милый мой, къ скотнику! расхохотался Ашанинъ.-- Трогай!...
   Они поднялись по шоссированной, отлогою спиралью огибавшей гору дорогѣ -- и очутились у ограды на каменныхъ столбахъ, съ желѣзными между ними копьями остріемъ вверхъ, и высокими по середкѣ воротами аркою, надъ которой словно зѣвала разинутая часть грубо вытесаннаго изъ мѣстнаго камня льва на заднихъ лапахъ, съ передними опиравшимися на большую позолоченную мѣдную доску, на которой изображенъ былъ рельефомъ княжескій гербъ Шастуновыхъ. Все это было ново и рѣзало глаза свѣжею бѣлою краской и рѣзкостью линій....
   -- Ишь ты, звѣрища-то какого подняли! проговорилъ ямщикъ, осаживая лошадей предъ полупримкнутыми половинками воротъ и заглядываясь на верхъ.
   -- Въѣзжать, чтоль? спросилъ онъ, оборачиваясь къ господамъ.
   -- Безвкусица таки порядочная!... Также поднявъ глаза на каменнаго звѣря, молвилъ Гундуровъ,-- и смутился....
   Передъ ними стоялъ только что вышедшій изъ воротъ высокій и сухой, въ широкополой сѣрой шляпѣ и длинномъ сюртукѣ à la propriétaire мужчина, которому по бодрому его виду, едва замѣтной просѣди и живости темныхъ глазъ, свѣтившихъ изъ подъ сѣдоватыхъ, какъ и его волосы, бровей, можно было дать на первый разъ никакъ не болѣе пятидесяти лѣтъ.
   Онъ стоялъ, глядя на Гундурова и мягко улыбаясь тонко сложенными губами, какъ бы говорившими: я совершенно съ тобою согласенъ.....
   -- Князь Ларіонъ Васильевичъ! воскликнулъ Ашанинъ, поспѣшно снимая шляпу и выскакивая изъ коляски..... Позвольте, заторопился онъ,-- представить вамъ спутника моего, и лучшаго друга.....
   -- Сергѣя Михайловича Гундурова, не такъ ли? досказалъ самъ князь, съ тою же мягкой улыбкой, и протянулъ этому руку;-- Софья Ивановна ждетъ васъ давно, прибавилъ онъ, какъ-то особенно внимательно и привѣтливо продолжая глядѣть въ лице Гундурову.
   -- Вы ее видѣли? даже нѣсколько удивился тотъ.
   -- Непремѣнно-съ! Какъ только узналъ о ея прибытіи въ Сашино, поспѣшилъ навѣстить... Я давно привыкъ любить и уважать вашу тетушку! какъ бы счелъ нужнымъ объяснить князь ту благосклонность, которую онъ теперь видимо оказывалъ незнакомому молодому человѣку.
   -- Княгиня Аглая Константиновна будетъ очень рада вашему пріѣзду, сказалъ онъ Ашанину,-- вы вѣдь, кажется, главный рычагъ въ ея театральной затѣѣ?...
   -- Позвольте отклонить не подобающую мнѣ честь, весело отвѣчалъ красавецъ,-- я только вчинатель, а главная пружина дѣятельности пріятель нашъ Вальковскій... Смѣю спросить ваше сіятельство: какъ онъ ведетъ себя здѣсь? Видите ли вы его иногда?
   Усмѣшка еще разъ скользнула по устамъ князя Ларіона.
   -- Является къ обѣду, и то не всегда; цѣлый день въ театрѣ,-- пилитъ, мажетъ и клеитъ.
   -- Онъ какъ есть -- фанатикъ! засмѣялся Ашанинъ.
   -- Да, сказалъ на это серьезнымъ тономъ князь,-- черта рѣдкая у насъ, и всегда говорящая въ пользу человѣка... Что же ты стоишь, милый мой, онъ глянулъ на ямщика;-- въѣзжай!...
   -- Куда прикажете подъѣхать? спросилъ Ашанинъ.
   -- Я вамъ укажу.
   Онъ вошелъ съ молодыми людьми на дворъ, и направился къ одному изъ флигелей.
   -- Мнѣ говорила почтенная Софья Ивановна, что вы изъ Петербурга бѣжали? обратился онъ снова къ Гундурову, очевидно вызывая молодаго человѣка на откровенный разсказъ.
   Гундурову нечего было скрывать; къ тому же этотъ, казавшійся ему въ дѣтствѣ "суровымъ", человѣкъ влекъ его къ себѣ теперь своею привѣтливостью и обаяніемъ какого-то особаго изящества всей своей особы. Онъ передалъ ему въ короткихъ словахъ все то, что уже извѣстно нашему читателю.
   Князь слушалъ внимательно, медленно подвигаясь впередъ и глядя не на него, а куда-то въ сторону, совершенно, казалось, безстрастными глазами; только по изгибу его губъ змѣилось какое-то едва уловимое выраженіе печали...
   Гундуровъ давно замолкъ когда онъ, остановившись посреди двора, проговорилъ вдругъ почти строго: .
   -- Главное -- душевная бодрость!... Мнѣ недавно показывали стихи... съ большимъ талантомъ и горечью написанные,-- вы ихъ вѣрно знаете?-- тамъ говорится: "Разбейтесь силы, вы не нужны". {Стихотвореніе Ив. С. Аксакова.}... Не вѣрьте, не отдавайтесь этому! Вы молоды!... Рано-ли, поздно-ль, силы эти -- онѣ пригодятся... И также внезапно перемѣняя тонъ:-- это кажется, у васъ въ водевилѣ въ какомъ-то поется,-- князь обернулся на Ашанина:-- "Не все-жь на небѣ будетъ дождь, авось и солнышко проглянетъ!..."
   -- Не помню-съ, а съ моралью согласенъ! отвѣчалъ смѣясь Ашанинъ,-- даже всю дорогу отъ Москвы сюда проповѣдывалъ ее Гундурову... И если ваше сіятельство не откажете въ вашемъ согласіи, мы ее тотчасъ же приложимъ къ дѣлу?
   -- Что такое? спросилъ, слегла нахмурясь, князь.
   -- Я уговариваю Сережу принять участіе въ нашихъ спектакляхъ здѣсь, и именно сыграть роль Гамлета, которую онъ наизусть знаетъ и страстно любитъ...
   Князь поднялъ вопросительно глаза на Гундурова, затѣмъ перевелъ ихъ на Ашанина, впившагося въ него, въ свою очередь, своими выразительными черными глазами, и тотчасъ же сообразилъ въ чемъ дѣло...
   -- Это прекрасная мысль, Сергѣй Михайловичъ, поощрилъ онъ его,-- и затѣя Аглаи Константиновны приметъ такимъ образомъ совсѣмъ иной, серьезный характеръ...
   -- А ужь какая Офелія будетъ у насъ княжна Елена Михайловна! вскликнулъ, торжествуя, Ашанинъ.
   Подъ нависшими вѣками князя Ларіона что-то мгновенно сверкнуло -- и погасло...
   -- Офелія... дда... она дѣйствительно... проговорилъ онъ какъ бы думая о чемъ-то другомъ, и не глядя на нашихъ друзей...
   Онъ опять остановился.
   -- Такъ вы хотите играть Гамлета, молодые люди?... Я видѣлъ Гамлета на всѣхъ сценахъ Европы, и между прочимъ въ Веймарѣ въ то еще время когда Гёте былъ тамъ директоромъ театра, заговорилъ князь послѣ минуты молчанія съ какимъ-то внезапнымъ оживленіемъ,-- и, признаюсь вамъ, выходилъ каждый разъ изъ театра неудовлетворенный... Вѣдь это удивительное произведеніе, господа, и невообразимо сложный типъ, и Гизо совершенно справедливо сказалъ, что два вѣка не успѣли еще исчерпать всю его глубину...
   -- Да, это вѣрно, воскликнулъ Гундуровъ,-- и потому, можетъ быть, онъ такъ и манитъ, такъ и влечетъ къ себѣ, что каждый подступающій къ нему находитъ въ немъ какъ бы личныя, родственныя ему черты..
   -- И можетъ быть именно вслѣдствіе этого, замѣтилъ въ свою очередь князь Ларіонъ,-- онъ въ исполненіи такъ рѣдко удовлетворяетъ всѣхъ... У васъ подходящая къ типу наружность, прервалъ онъ себя, оглядывая Гундурова,-- бѣлокурое, блѣдное лице, задумчивый обликъ,-- князь усмѣхнулся:-- тонки слишкомъ!... Замѣтьте, какъ глубоко и вѣрно схвачено это у Шекспира: Гамлетъ --натура вдумчивая, рефлективная,-- "мечтанью преданный безмѣрно," какъ сказалъ когда-то Пушкинъ про современнаго человѣка, къ которому Гамлетъ такъ удивительно, такъ невѣроятно близокъ, что самъ Гейне, его ближайшій представитель, не ближе къ нему; такіе люди мало подвижны, склонны къ раннему ожиренію, онъ тяжелъ на подъемъ, страдаетъ астмомъ,-- помните сцѣну поединка?-- "Онъ толстоватъ и дышетъ коротко," {He's fat and scant of breath. Act. V. Sc. II.} говоритъ прямо его мать о немъ... Попробуйте, попробуйте себя на этой роли! какъ-то вдругъ оборвалъ князь, словно уставъ или не желая продолжать.
   Гундуровымъ овладѣло смущеніе.
   -- Вы, я вижу, такой знатокъ, князь, проговорилъ онъ робко,-- что я, мнѣ кажется, никогда не осмѣлюсь выйти передъ вами...
   -- А вы какъ-же-съ,-- и князь съ тѣмъ же строгимъ, почти повелительнымъ выраженіемъ, съ какимъ онъ глядѣлъ внушая Гундурову бодрость духа, взглянулъ на него опять,-- вы бы хотѣли играть для тѣхъ, которые аза въ глаза не понимаютъ?... Такихъ у васъ будетъ полна зала,-- можете быть спокойны!...
   -- Не слушайте его, князь,-- Ашанинъ замахалъ руками,-- я слышалъ не разъ какъ онъ читаетъ роль, и заранѣе увѣряю васъ что онъ удовлетворитъ васъ болѣе чѣмъ всѣ слышанные вами въ Европѣ актеры!...
   -- Вѣрю! искреннимъ тономъ отвѣчалъ князь Ларіонъ на эту наивную пріятельскую похвальбу;-- вѣрю, какъ бы про себя повторилъ онъ,-- потому что одна изъ принципіальныхъ чертъ этого характера, его колебанія и неустой, никому, кажется, такъ не понятна какъ русскому человѣку...
   -- Который, подхватилъ на лету со смѣхомъ Ашанинъ,-- "на всѣ руки," какъ сказалъ Брюловъ, "но всѣ руки коротки"!...
   -- Да-съ, сухо отвѣтилъ князь,-- только объ этомъ, пожалуй, скорѣе въ пору плакать чѣмъ смѣяться...
   Коляска молодыхъ людей подъѣхала тѣмъ временемъ къ крыльцу флигеля, у котораго они сами съ княземъ теперь остановились, и слуга Сергѣя Михайловича принялся стаскивать съ козелъ привязанный тамъ чемоданъ Ашанина.
   -- Потрудись, любезный, сказалъ ему князь,-- зайти сюда къ дежурному, направо, и разбуди его, чтобъ онъ шелъ съ ключами скорѣе комнаты отворять. Какъ вамъ удобнѣе, господа, вмѣстѣ или порознь?
   -- Вы извините меня, князь, сказалъ Гундуровъ,-- но я никакъ не разсчитывалъ встрѣтиться съ вами, и потому у насъ положено было съ Ашанинымъ, что я его только довезу сюда, а самъ тотчасъ-же отправлюсь къ тетушкѣ, которую еще не видалъ...
   -- Вы всегда успѣете выпить здѣсь чашку чаю, прервалъ его князь Ларіонъ;-- вамъ до Сашина никакъ не болѣе часа ѣзды, а теперь -- онъ вынулъ часы -- половина седьмаго. Софья Ивановна, при всѣхъ ея качествахъ, примолвилъ онъ шутливо,-- не имѣетъ вѣроятно моей привычки вставать зимою и лѣтомъ въ пять часовъ утра...
   -- Зимою и лѣтомъ! даже вскрикнулъ Ашанинъ.
   -- Точно такъ-съ,-- и совѣтую всѣмъ дѣлать тоже. Самъ я веду этотъ образъ жизни съ двадцати-пяти лѣтняго возраста, по совѣту человѣка котораго я близко зналъ и высоко цѣнилъ,-- Лафатера, и до сихъ поръ благословляю его за это... А вотъ и дежурный!... Показать господамъ комнаты и подать имъ чаю и кофе куда они прикажутъ!... Вашъ пріятель, господа, живетъ тутъ-же, въ этомъ флигелѣ... Я не прощаюсь съ вами, Сергѣй Михайловичъ, примолвилъ князь,-- но вы мнѣ дозволите докончить мою ежедневную двухчасовую прогулку,-- это также составляетъ conditionem sine qua non моей гигіены.
   И кивнувъ молодымъ людямъ онъ удалился.
   -- Да, онъ дѣйствительно очень уменъ и образованъ! молвилъ Гундуровъ, подымаясь съ Ашанинымъ по лѣстницѣ, вслѣдъ за бѣжавшимъ впереди слугою.
   -- И ядовитъ! примолвилъ его пріятель;-- замѣтилъ ты какъ онъ кольнулъ меня моимъ ничего недѣланьемъ?... Что-жь, вдругъ глубоко вздохнулъ красавецъ,-- онъ правду сказалъ: плакать надъ этимъ надо, а не смѣяться!...
   Гундуровъ улыбнулся,-- ему не въ первые приходилось слышать эти ни къ чему не ведшія никогда самобичеванія Ашанина....
   Они вошли въ корридоръ, по обѣимъ сторонамъ котораго расположены были комнаты назначаемыя гостямъ...
   Не проспавшійся еще слуга ткнулся о первую попавшуюся ему дверь:
   -- Пожалуйте! приглашалъ онъ зѣвая.
   -- Мы бы прежде всего хотѣли увидать господина Вальковскаго, сказалъ Ашанинъ.
   -- Вальковскаго? Это, то есть, какіе они изъ себя будутъ? недоумѣвалъ сонный дежурный.
   -- А вотъ я тебѣ объясню: волчьи зубы, на головѣ боръ, и въ театрѣ цѣлый день съ рабочими бранится...
   -- Знаю-съ! широко осклабился понявшій слуга, и протеръ себѣ глаза,-- пожалуйте!...
  

III.

   Вальковскій спалъ спиною вверхъ, ухвативъ огромными ручищами подушку, едва выглядывавшую изъ подъ этихъ его рукъ и раскинувшихся по ней, словно ворохъ надерганной кудели, всклокоченныхъ и какъ лѣсъ густыхъ волосъ.
   -- Гляди, расхохотался Ашанинъ, входя въ комнату съ Гундуровымъ,-- фанатикъ-то! Вѣдь спитъ совсѣмъ одѣтый,-- только сюртукъ успѣлъ скинуть... Пришелъ, значитъ, изъ "театрика" безъ ногъ, и такъ и повалился... Экой шутъ гороховый!...
   -- Жаль будить его, бѣднягу! говорилъ Гундуровъ.
   Но Вальковскій, прослышавъ сквозь сонъ шаги и голоса, встрепенулся вдругъ, быстро перевернулся на постели, сѣлъ и, не открывая еще глазъ, закричалъ:
   -- Что, подмалевали подзоры?
   -- Чучело, чучело, помиралъ со смѣха Ашанинъ,-- какіе тебѣ подзоры! Гляди, кто передъ тобою!...
   -- Гундуровъ, Сережа, мамочка! визгливымъ фальцетомъ отъ преизбытка радости заголосилъ Вальковскій,-- разумница ты моя писанная!... Князь говорилъ мнѣ вчера что тебя ждутъ... Станешь играть доктора? такъ и огорошилъ онъ его съ перваго раза.
   -- Какого доктора? проговорилъ озадаченный Гундуровъ.
   -- Да въ Шилѣ.... Зяблинъ отказывается, дрянь эта салонная! Чижевскій еще, чортъ его знаетъ, пріѣдетъ ли...
   -- А я тебѣ говорю, такъ и напустился на него Ашанинъ,-- чтобъ ты мнѣ про свое шило и заикаться несмѣлъ, а то я тебѣ имъ брюхо пропорю... Станетъ Сережа объ эту твою мерзость мараться, когда мы вотъ сейчасъ порѣшили съ княземъ Гамлета ставить...
   -- Гамлета! Съ княземъ!... Вальковскій даже въ лицѣ измѣнился, и судорожно началъ ерошить свои сбитые волосы;-- какая-жъ мнѣ тамъ роль будетъ?... Гораціо развѣ сыграть мнѣ? неувѣренно, сквозь зубы проговорилъ онъ, изподлобья поглядывая съ постели на Ашанина.
   -- Ну, съ твоимъ ли мурломъ, крикнулъ на него тотъ опять,-- лѣзть на молодыя роли,-- да еще на резонеровъ! Или не помнишь какъ ты провалился въ Герцогѣ, въ Скупомъ рыцарѣ?
   Сконфуженный "фанатикъ" опустилъ голову, и принялся натягивать сапоги на ноги.
   -- Полоній, вотъ тебѣ роль! Да и то еще надобно тебя пощупать.
   -- Нечего меня щупать! огрызся на этотъ разъ Вальковскій,-- на репетиціяхъ я себя не покажу... Я актеръ нервный, играю какъ скажется...
   -- И лжешь, лжешь, отъ начала до конца лжешь, доказывалъ ему Ашанинъ:-- во первыхъ, у тебя не нервы, а канаты, которые топоромъ не перерубишь; во вторыхъ, только то у тебя и выходитъ что ты у себя въ комнатѣ передъ зеркаломъ продѣлалъ сто разъ, пока добился своего эффекта... А какъ ты только до цыганскаго пота надъ ролью не проработалъ,-- такъ и гони тебя вонъ со сцены!...
   -- И это тебѣ въ похвалу сказывается, Вальковскій, утѣшалъ его Гундуровъ:-- роль, что кладъ, дается въ руки лишь тому кто дороется до нея!...
   -- Ну вотъ! качнулъ головою "фанатикъ," направляясь къ умывальнику,-- а Мочаловъ?
   У Гундурова заморгали глаза, что всегда служило въ немъ признакомъ охватывавшаго его волненія;-- онъ опустился въ кресло:
   -- Мочаловъ, повторилъ онъ,-- это я постоянно слышу: Мочаловъ! А я вотъ тебѣ что скажу, Вальковскій -- и да проститъ это мнѣ его всѣмъ намъ дорогая память!-- Но эта Мочаловская манера игры "какъ скажется," какъ Богъ на душу положитъ, возведенная въ теорію, погубитъ русскую сцену! Вѣдь это опять все то-же наше варварское авоська, въ примѣненіи къ искусству,-- пойми ты это!...
   -- Погоди, погоди-ка Сережа! прервалъ его Ашанинъ.-- А помнишь,-- мы съ тобой вмѣстѣ были тогда, на первомъ это курсѣ было,-- какъ однажды въ Гамлетѣ, послѣ сцены въ театрѣ, онъ, поднявъ голову съ колѣнъ Орловой -- Офеліи, поползъ., помнишь?-- да, поползъ на четверенькахъ черезъ всю сцену къ рампѣ, и этимъ своимъ чуднымъ, на всю залу слышнымъ шопотомъ проговорилъ:
  
   "Оленя ранній стрѣлой*
  
   и засмѣялся... Господи!... Помню, ты даже привскочилъ!... У меня зубы застучали, и я три ночи послѣ этого не могъ заснуть, все слышался мнѣ этотъ шопотъ и смѣхъ.
   -- Да, но за то, признайтесь,-- Гундуровъ даже вздохнулъ,-- сколько приходилось намъ цѣлыми представленіями переносить у него нестерпимой вялости, фальши, непониманія роли?... Минуты у него были божественныя!-- но однѣ минуты! Полнаго образа, типа, цѣльнаго характера онъ тебѣ никогда не давалъ...
   -- Что -- о? такъ и заревѣлъ Вальковскій, отрываясь мокрымъ лицемъ отъ умывальника въ которомъ плескался онъ, и кидаясь на середку комнаты съ этимъ мокрымъ лицемъ и неотертыми руками,-- въ Миллерѣ, въ Коварствѣ и любви, онъ тебѣ не давалъ образа?...
   -- Въ Миллерѣ началъ было Гундуровъ.
   -- Что-же ты, въ Петербургѣ Каратыгинымъ объѣлся, видно! Каратыгинъ теперь, по твоему, великій актеръ? чуть чуть не съ пѣной у рта подступалъ къ нему тотъ.
   -- Позволь тебѣ сказать
   -- Фельдфебель, трескотня, рутина!... Барабанщикъ французскій,-- вотъ онъ что, твой Каратыгинъ! ревѣлъ Вальковскій, ничего не слушая
   -- Эко чучело! Эка безобразина! надрывался смѣхомъ Ашанинъ, глядя на него.
   -- А въ Заколдованномъ домѣ видѣлъ ты его? спросилъ Гундуровъ.
   -- Въ Заколдованномъ домѣ? повторилъ "фанатикъ," мгновенно стихая,-- видѣлъ!...
   -- Ну, и что-же?
   -- Хорошъ былъ, глухимъ баскомъ проговорилъ онъ, и, опустивъ голову, опять отошелъ къ своему умывальнику; -- король былъ, дѣйствительно, настоящій... страшенъ... правдою страшенъ! отрывисто пропускалъ уже Вальковскій, отфыркиваясь и плеща въ тазу.
   -- То-то и есть, заговорилъ опять Гундуровъ,-- что онъ образованный и думающій актеръ, и что ты это чувствуешь какъ только онъ выйдетъ предъ тобою въ подходящей роли. Онъ знаетъ кого, когда, что онъ играетъ!... А что ему Иголкиныхъ, да Деньщиковъ {Иголкинъ драмат. представленіе Полеваго, и 5-ти-актная драмма Кукольника, Деньщикъ весьма долго, какъ извѣстно, держались на репертуарѣ Александринскаго театра въ прошлое царствованіе.} приходится вѣчно изображать, такъ въ этомъ, братъ, не онъ виноватъ, а Петербургскія гниль и лакейство....
   -- Такъ что-же, по твоему, перервалъ его "фанатикъ", останавливаясь въ раздумьи передъ нимъ съ полотенцемъ въ рукахъ,-- вдохновенье актеру надо, значитъ, по боку?...
   -- Это еще что за вздоръ! горячо воскликнулъ Гундуровъ;-- развѣ мѣшали когда нибудь вдохновенью трудъ, подготовка, строгое отношеніе къ своему дарованію? Вспомни Пушкина,-- чего тебѣ лучше примѣръ?... Случайное вдохновенье есть и въ дикой калмыцкой пѣсни, и у безобразнаго Третьяковскаго вылились невзначай пять вдохновенныхъ стиховъ... {Вонми, о небо, и реку!
   Земля да слышитъ устъ глаголы!
   Какъ дождь я словомъ потеку,
   И снидутъ, какъ роса къ цвѣтку,
   Мои вѣщанія на долы!} Но развѣ объ этомъ рѣчь? Мы говоримъ объ искуствѣ, о святынѣ, къ которой нельзя подходить съ неумытыми руками!...
   -- Молодчина, Сережа! воскликнулъ увлеченный послѣдними словами Вальковскій; -- дай, влѣплю тебѣ безешку за это!... И онъ полѣзъ обнимать пріятеля, еще весь мокрый....
   -- А для меня изъ смысла басни сей, комически началъ вздыхать Ашанинъ,-- выходитъ то, что вы теперь потребуете отъ меня вызубрить вдолбяшку роль Лаерта.
   -- И вызубришь! засмѣялся Гундуровъ.
   -- Какже! Держи карманъ! хихикнулъ Вальковскій,-- выйдетъ, и, по обыковенію, ни въ зубъ толкануть!... Онъ у насъ, извѣстно, какъ толстые кучера у купечества, на "фэгурѣ" выѣзжаетъ!...
   Ашанинъ весело головою тряхнулъ, какъ бы не замѣтивъ недобраго взгляда сопровождавшаго эту выходку его пріятеля:
   -- Каждому свое, Ваня,-- я фигурою, а ты волчьимъ ртомъ...
   -- И лисьимъ хвостомъ! договорилъ самъ Вальковскій, принимаясь громко хохотать;-- а вѣдь точно, братцы, княгиню-то я совсѣмъ объѣхалъ!...
   -- Какъ такъ! изумился Гундуровъ.
   -- Да такъ что что я ни захочу, то она и дѣлаетъ.... Шесть перемѣнъ новыхъ у насъ въ театрѣ уже готово: двѣ комнаты, зало съ колоннами, улица, садъ, лѣсъ. Старыя декораціи, какія отъ временъ стараго князя остались, тѣ всѣ подновилъ. И какія декораціи, братцы! Старикъ-то, видно, человѣкъ со вкусомъ былъ, и страсть къ искусству имѣлъ, труппа своя постоянная была. Самъ Императоръ Александръ, разсказываютъ тутъ старые дворовые, пріѣзжалъ къ нему сюда гостить, и на спектаклѣ былъ. Баринъ былъ важный... Ну, а эта -- Вальковскій подмигнулъ и оскалилъ свой волчій клыкъ,-- какъ есть жидъ-баба, кулакъ; только очень уже чванна при этомъ, такъ этимъ ее какъ рыбицу на удѣ и водишь. Какъ начали мы здѣсь театръ устраивать, потребовала она отъ декоратора смѣты. Я ему и говорю: "ты, братъ, ее не жалѣй, валяй такъ чтобъ на славу театрикъ вышелъ." Онъ и вкаталъ ей смѣту въ полторы тысячи. Она такъ и взвизгнула: "ахъ, говоритъ, комъ се шеръ и неужто все это нужно?" И на меня такъ и уставилась. Я ничего, молчу. Начинаетъ она улыбаться: "и дешевле нельзя, спрашиваетъ, монъ шеръ Иванъ Ильичъ?" -- Отчего, говорю, можно; вотъ я въ Замоскворѣчьи у купца Телятникова театрикъ устраивалъ, всего расходу на полтораста цѣлкашей вышло. Такъ повѣрите, ее ажъ всю повело: "потрудитесь, говоритъ Александрову, представить это въ мою контору,-- сколько вамъ нужно будетъ денегъ тамъ получите"... Съ тѣхъ поръ, расхохотался "фанатикъ",-- что ни скажу, то свято!... Да что мы здѣсь дѣлаемъ, вскинулся онъ вдругъ,-- ходимъ въ театръ! Сами увидите что за прелесть!...
   -- Мнѣ ѣхать домой пора, сказалъ Гундуровъ,-- лошади ждутъ...
   -- Лошадей вашихъ князь велѣлъ отправить, доложилъ слуга, входившій въ ту минуту въ комнату съ чаемъ.
   -- Какъ отправить?
   -- Сказывать изволили, что, когда пожелаете, всегда наши лошади могутъ васъ отвезти.
   -- Молодецъ князь! воскликнулъ Вальковскій.-- Любезный, неси намъ чай на сцену; да булокъ побольше, я ѣсть хочу... Ну, Сережа, чего ты осовѣлъ? Напьемся чаю, театрикъ осмотришь, а тамъ уѣдешь себѣ съ Богомъ...
   -- Ладно, сказалъ за Гундурова Ашанинъ,-- только дай намъ себя нѣсколько въ порядокъ привести!
   Друзья умылись, перемѣнили бѣлье, причесались, и отправились вслѣдъ за Вальковскимъ въ "театрикъ".
  

IV.

Люблю тебя, люблю, мечты моей созданье,
Съ очами полными лазурнаго огня,
Съ улыбкой розовой, какъ молодаго дня
За рощей первое сіянье.
Лермонтовъ.

   Помѣщеніе театра занимало почти весь правый, двухъэтажный флигель дома. Гундуровъ такъ и ахнулъ войдя въ него. Онъ никакъ не воображалъ его себѣ такимъ объемистымъ, удобнымъ, красивымъ. Широкая и глубокая сцена, зала въ два свѣта амфитеатромъ, отставленныя временно къ стѣнамъ кресла, обитыя стариннымъ, еще мало выцтвѣтшимъ, малиновымъ тисненнымъ бархатомъ, пляшущія нимфы и толстопузые амуры расписанные по высокому своду плафона, сверкавшія подъ утренними лучами стеклышки спускавшейся съ него большой хрустальной люстры, проницающій запахъ свѣжаго дерева и краски,-- все это подымало въ душѣ молодаго любителя цѣлый строй блаженныхъ ощущеній, всю забирающую прелесть которыхъ пойметъ лишь тотъ кто самъ испытывалъ ихъ, кто самъ пьянѣлъ и замиралъ отъ восторговъ и тревоги подъ вліяніемъ того что Французы называютъ l'enivrante et âcre senteur de la rampe....
   И Гундуровъ съ безотчетною, счастливою улыбкою осторожно пробирался теперь, вслѣдъ за Вальковскимъ, промежь брусковъ, горшковъ съ краскою, гвоздей и всякаго хлама, мимо растянутаго на полу залы полотна, на которомъ сохла только что вчера написанная декорація. "Фанатикъ" трещалъ какъ канарейка, и отъ преизбытка всего того что хотѣлось ему сообщить друзьямъ путался и заикался, безпрестанно перебѣгая отъ одного предмета къ другому. Онъ говорилъ объ оркестрѣ набранномъ имъ изъ музыкантовъ Малаго театра, съ которыми, какъ и совсѣмъ Московскимъ театральнымъ міромъ состоялъ на ты, и тутъ-же поминалъ крѣпкимъ словомъ дворецкаго княгини, съ которымъ уже успѣлъ два раза выругаться; передавалъ о какой-то старой кладовой., открытой имъ, гдѣ онъ нашелъ "самую подходящую "-де къ Гамлету мебель, и о почему-то вздорожавшихъ кобальтѣ и охрѣ; сообщалъ что первый театрикъ имѣетъ быть 3-то іюня, въ день рожденія княжны, которой минетъ 19 лѣтъ, и что къ этому дню наѣдетъ въ Сицкое чуть не полъ-Москвы, и даже изъ Петербурга какіе-то генералы обѣщались быть....
   Но вся эта болтовня шла мимо ушей Гундурова. Онъ только видѣлъ предъ собою сцену, на которой онъ появится вотъ изъ за этой второй на лѣво кулисы, изображающей теперь дерево съ тѣми подъ нимъ невиданными желтыми цвѣтами какіе только пишутся на декораціяхъ, а которая тогда будетъ изображать колонну или пилястръ большой залы въ Эльсинорѣ,-- появится съ выраженіемъ "безконечной печали на челѣ", съ едва держащейся на плечахъ мантіи, и спущеннымъ на одной ногѣ чулкомъ, какъ выходилъ Кинъ, и скрестивъ на груди руки, безмолвно, не подымая глазъ, перейдетъ на право, подальше отъ Клавдіо....
   -- "Отбрось ночную тѣнь, мой добрый Гамлетъ", начнетъ Гертруда,--
  
   Зачѣмъ искать съ опущенной рѣсницей
   Во прахѣ благороднаго отца?
   Ты знаешь: все что живо, то умретъ...
  
   -- Да, отвѣтитъ онъ,--и какъ онъ это скажетъ!-- ...
  
   Да, все умретъ!-- "А если такъ
   То что-жъ тебѣ тутъ кажется такъ странно?"
  
   А онъ... И Гундуровъ, вбѣжавъ на сцену, уже стоялъ съ этими скрещенными на груди руками, на этомъ своемъ мѣстѣ на право, и пробовалъ резонансъ залы:
  
   Нѣтъ, мнѣ не кажется, а точно есть,
   И для меня все кажется ничтожно...
   Нѣтъ, матушка, ни траурный мой плащь,
   Ни грустный видъ унылаго лица,
   Ни слезъ текущій изъ очей потокъ,--
   Ничто, ничто изъ этихъ знаковъ скорби
   Не скажетъ истины...
  
   читалъ онъ, постепенно возвышая голосъ, давая самъ себѣ реплику и безсознательно увлекаясь самъ...
   -- Вѣрно, хорошо! одобрительно покачивалъ головою глядѣвшій на него снизу Ашанинъ.
   -- Э, братъ, крикнулъ въ свою очередь Вальковскій,-- да ты своего что-ли Гамлета читаешь?
   -- Какъ, такъ?
   -- Я выходъ-то Мочалова хорошо помню,-- совсѣмъ не тѣ слова были
   -- Ну да, объяснилъ Гундуровъ,-- въ театрѣ у насъ играютъ по передѣлкѣ Полеваго, а я читалъ по Кронеберговскому переводу.
   -- Для чего-же это? недовольнымъ голосомъ спросилъ Вальковскій.
   -- А потому что онъ и ближе и изящнѣе...
   -- А къ тому всѣ привыкли, знаютъ, вся Россія... торговцы въ городѣ его знаютъ, такъ нечего намъ мудровать съ тобою. Тутъ не въ вѣрности дѣло, а чтобы каждый сердцемъ понялъ... запнулся Вальковскій, не умѣя, какъ всегда, договорить свою мысль.
   -- Да къ тому же и Варламовская музыка, всѣмъ извѣстная, поддерживалъ его Ашанинъ.
   И онъ запѣлъ фальцетомъ на всю залу:
  
   Моего-ль вы знали друга?
   Онъ былъ бравый молодецъ...
  
   -- Въ бѣлыхъ перьяхъ, статный воинъ,
   Первый Даніи боецъ,
  
   неожиданно отвѣтилъ ему вблизи чей-то свѣжій, звучный женскій голосъ,-- и изъ за стремительно отворившихся на обѣ половинки ближайшихъ къ сценѣ дверей вылетѣла, остановилась на бѣгу, зардѣлась, и вдругъ залилась раскатистымъ не совсѣмъ естественнымъ смѣхомъ быстроглазая, свѣжая и пышная брюнетка, дѣвушка лѣтъ девятнадцати...
   -- Pardon, заговорила она сквозь смѣхъ пріятнымъ груднымъ голосомъ,-- слышу, поютъ знакомое... я думала... Она не договорила, приподняла длинныя рѣсницы, и метнула вызывающими глазами въ недоумѣвавшіе глаза Ашанина.-- Ахъ, здравствуйте Иванъ Ильичъ! И она кинулась съ протянутою рукою къ Вальковскому; -- это, вѣрно, monsieur Ашанинъ? спросила она его шопотомъ, слышнымъ, на всю залу.
   -- Самъ! нахмурившись пробурчалъ ей въ отвѣтъ "фанатикъ".
   -- Я такъ и знала! проговорила она, повела еще разъ на красавца своимъ возбудительнымъ взглядомъ, и побѣжала назадъ въ ту дверь откуда появилась.-- Лина, Лина, слышался ея звонкій смѣхъ въ корридорѣ въ который вела эта дверь,-- что же вы меня оставили одну, на съѣденіе?...
   -- Что за прелесть! Кто такая? съ загорѣвшимися зрачками обратился Ашанинъ къ Вальковскому.
   -- Стрекоза! отрѣзалъ тотъ, отворачиваясь.
   Гундуровъ глядѣлъ на все это со сцены, и ничего не понималъ....
   Но вотъ опять изъ тѣхъ же дверей вынеслась быстроглазая особа,-- и за нею ступила въ залу....
   Ашанинъ былъ правъ, говоря о ней Гундурову: болѣе соотвѣтствовавшей Офеліи наружности трудно было себѣ представить. Высокая и стройная, съ золотистымъ отливомъ густыхъ косъ, лежавшихъ вѣнцомъ, по модѣ того времени, кругомъ ея маленькой, словно выточенной головы, въ ней было что-то не выразимо-дѣвственное и свѣжее, что-то полевое, какъ васильки, цвѣта которыхъ были ея длинные, тихіе, никогда не улыбавшіеся глаза,-- какъ спѣлый колосъ, къ которому можно было приравнять ея тонкій, красиво и мягко, какъ бы отъ слабости, гнувшійся станъ -- Словно вся благоухала этою дѣвственною, полевою свѣжестью княжна Лина -- Елена Михайловна -- Шастунова.
   Она остановилась, съ любопытствомъ обводя вокругъ себя взглядомъ, и тихо, одною головой, съ какимъ то застѣнчивымъ достоинствомъ, поклонилась нашимъ друзьямъ...
   Самъ суровый "фанатикъ" размякъ отъ этого появленія.
   -- Пожалуйте, сіятельная, пожалуйте, гостья будете, привѣтствовалъ онъ ее,-- только осторожнѣе подбирайте ноженьки, чтобы башмачечковъ и платьица о красочку не замарать
   -- Да какая же вы ранняя пташка,-- княжна? молвилъ, подходя къ ней, Ашанинъ.
   -- Это я, я, monsieur Ашанинъ, не давъ той отворить рта, защебетала черноглазая ея спутница, относясь къ молодому человѣку будто всю жизнь была съ нимъ знакома,-- я подняла сегодня Лину съ позаранку.... Князь вчера дразнилъ насъ непробудными сонями,-- такъ вотъ мы ему и доказали!.. Ахъ, вотъ и Надежда Ѳедоровна! Несносная! кинула она въ полголоса не то княжнѣ, не то Ашанину,-- и темныя, красиво очерченныя ея брови сдвинулись надъ еще весело сверкавшими глазами барышни.
   Надежда Ѳедоровна Травкина,-- та, которую Ашанинъ такъ непочтительно называлъ "особою дѣвическаго званія," -- была дѣвушка далеко не молодая, съ довольно правильными, но не привлекательными, подъ натянутою на нихъ, словно полинялою, кожею, чертами лица, мягкимъ выраженіемъ большихъ, нѣсколько подслѣповатыхъ глазъ, и весьма замѣтною, не то презрительною, не то горькою усмѣшкою, постоянно игравшею въ уголку ея рта. Держала она себя чрезвычайно чинно и опрятно. Сухія очертанія ея тѣла скрывались подъ хорошо скроеннымъ, ловко сидѣвшимъ на ней темнымъ платьемъ. Вся она, въ этомъ скромномъ платьѣ, гладкихъ воротничкахъ и нарукавничкахъ ослѣпительной бѣлизны, напоминала собою почтенный, малоизвѣстный въ Россіи, типъ француженки-протестанки.
   Она холодно обмѣнялась поклономъ съ бойкой дѣвицей, и подошла къ княжнѣ.
   -- Я сейчасъ отъ васъ, Лина; мнѣ сказали... Владиміръ Петровичъ! съ мгновенно сдержаннымъ взрывомъ радости, не договоривъ, протянула она Ашанину свою руку.
   -- А вы не знали что monsieur Ашанинъ здѣсь? И лукаво воззрилась на нее быстроглазая барышня.
   -- Не знала, Ольга Елпидифоровна,-- и тѣмъ болѣе рада... А вы знали, видно? спокойно и нѣсколько ядовито промолвила та, между тѣмъ какъ вѣки ея нервно помаргивали.
   -- И тѣмъ болѣе будете рады, Надежда Ѳедоровна, поспѣшилъ заговорить Ашанинъ,-- что счастливая моя звѣзда позволила мнѣ привести сюда того, о комъ я такъ часто вамъ говорилъ... Гундуровъ, представляйся дамамъ! Онъ обернулся къ сценѣ, на которой по прежнему стоялъ его пріятель, не зная что съ собою дѣлать.
   -- Такъ позвольте мнѣ по крайней мѣрѣ съ подмостковъ сойти, отвѣчалъ онъ кланяясь и слегка конфузясь,-- а то я здѣсь точно звѣрь какой-то выведенный на показъ!...
   Ольга Елпидифоровна такъ и покатилась. Улыбнулась и княжна, улыбнулась широкою, молодою улыбкою, отъ которой словно все освѣтилось вокругъ нея, показалось Гундурову.
   Вальковскій замахалъ руками:
   -- Нѣтъ ужъ, нѣтъ, пожалуйста! Лучше всѣ вы на сцену переходите,-- благо и чай тамъ поданъ... А то вотъ вы мнѣ, накинулся онъ на продолжавшую хохотать барышню,-- цѣлую крышу съ декораціи смахнули юбками-то вашими!...
   -- Ахъ, какой вы дерзкій, какъ я посмотрю! отпарировала Ольга Елпидифоровна, быстро откидывая голову за спину, въ тревогѣ за слѣды этой крыши на ея юбкахъ
   За кулисами оказались три стула, складная лѣстница, какой-то табуретъ, и столъ съ чаемъ и огромнымъ количествомъ булокъ, принесенныя для Вальковскаго. Общество кое какъ разсѣлось на сценѣ.
   -- Прежде всего позвольте извѣстить васъ, княжна, полушутливымъ, полуторжественнымъ тономъ началъ Ашанинъ,-- что здѣсь, на этой сценѣ, мы собираемся священнодѣйствовать...
   -- Что такое? усмѣхнулась она.
   -- Мы Гамлета ставимъ, княжна! объяснилъ онъ.
   -- Гамлетъ, сочиненіе Вильяма Шекспира! проговорила скороговоркой Ольга Елпидифоровна,-- мнѣ есть тамъ роль?
   -- Совершенно справедливо изволили сказать: Гамлетъ, сочиненіе Вильяма Шекспира! повторилъ, низко ей кланяясь Ашанинъ; -- и роли для васъ, увы, тамъ не имѣется.
   -- А почему такъ? Барышня вспыхнула опять и отъ отказа, и отъ нѣжнаго взгляда, который по этому поводу счелъ нужнымъ препроводить ей красавецъ.
   -- Потому-съ что тамъ только двѣ роли: Офеліи, каковая непремѣнно должна быть блондинка,-- вы же очаровательная брюнетка,-- и Гертруды, матери Гамлета, которую мы попросимъ взять на себя милѣйшую Надежду Ѳедоровну.
   -- Меня! испугано вскрикнула та,-- помилуйте, я въ жизнь свою ни разу не играла!
   -- Это ничего не значитъ!
   -- Разумѣется, ничего! поспѣшно подтвердила, слегка заалѣвъ и пожимая ей руку, княжна: -- она видимо вся оживилась отъ удовольствія этой предстоявшей ей роли.
   -- Не радуйтесь заранѣе, Лина, закачала головою Надежда Ѳедоровна:-- эти господа рѣшили, но еще невѣдомо согласится-ли начальство....
   -- Отчего? живо возразила княжна: -- я прочла всего Шекспира, и самъ дядя мнѣ книгу подарилъ.
   -- Вашъ Шекспиръ съ пропусками,-- дѣтское изданіе! съ легкою гримаской замѣтила немолодая дѣвица.
   -- Что-же, можно и съ пропусками играть, лишь бы княжна могла участвовать! не далъ ей договорить Гундуровъ, самъ не понимая какъ могъ онъ сдѣлать такую уступку, и чувствуя какъ кровь выступала у него на щекахъ подъ благодарнымъ взглядомъ который повела на него за это княжна.
   -- Позвольте васъ всѣхъ успокоить, вмѣшался Ашанинъ: -- начальство, въ лицѣ по крайней мѣрѣ князь-Ларіона Васильевича, на пьэсу согласно: играть ее съ пропусками, или безъ нихъ -- вопросъ второстепенный. Намъ-же теперь слѣдуетъ порѣшить распредѣленіе главныхъ ролей. Итакъ: Офелія -- княжна; Гертруда -- Надежда Ѳедоровна...
   -- Что вы, что вы! Да я ни за что не буду!...
   -- Вы не бу-де -те? протянулъ Ашанинъ.
   -- Нѣтъ, я вамъ сказала, слабо улыбаясь и избѣгая его глазъ отвѣтила старая дѣла.
   -- Слушаю-съ! Онъ отвернулся отъ нея.-- Такъ не угодно-ли вамъ принять эту роль? обратился онъ къ бойкой барышнѣ.
   -- Что это, я -- старуху?-- Это было бы оригинально!... А впрочемъ,-- и она лукаво закусила губу -- сына моего будетъ играть кто,-- вы?
   -- Къ злополучію моему нѣтъ; Гамлета играетъ Гундуровъ.
   Но вѣрное чутье подсказывало, какъ видно, востроглазой дѣвицѣ что съ этой стороны взять было нечего. Она мелькомъ глянула на бѣлокураго молодаго человѣка и слегка нахмурилась:
   -- Вѣдь мнѣ главное чтобъ было пѣніе,-- а это драма; тамъ не поютъ?...
   -- Поетъ одна Офелія, сказалъ Ашанинъ.-- Ахъ, да, княжна, вѣдь у васъ, неправда-ли, голосъ есть?
   -- И премиленькій! отвѣчала за нее Ольга Елпидифоровна,-- не такой большой какъ у меня, но...
   -- Гдѣ-же кому противъ васъ! неожиданно фыркнулъ Вальковскій, все время молча, съ прижатыми между колѣнъ ладонями, поглядывавшій на нее.
   Всѣ разсмѣялись невольно; барышня разсердилась было, но вдругъ расхохоталась сама:
   -- Знаете что, на васъ и сердиться нельзя! Вы все равно что тотъ красный попугай у княгини, который, какъ только кто мимо пройдетъ, и начинаетъ самымъ глупымъ образомъ кричать: а-ра, а-ра!.. Что онъ кричитъ, что вы грубите -- совершенно все одно!...
   -- Браво, браво! зааплодировалъ ей Ашанинъ,-- такъ ему и нужно, пугалѣ огородному!...
   Вальковскій сконфуженно только покосился на нихъ...
  

V.

   Большая входная въ залу дверь, прямо противъ сцены, отворилась. На порогѣ ея показался князь Ларіонъ. Онъ успѣлъ кончить свою прогулку и переодѣться, и въ смѣнившемъ его длинный сюртукъ свѣтломъ, по лѣтнему, утреннемъ туалетѣ казался теперь еще моложе, чѣмъ въ первую минуту его встрѣчи съ нашими друзьями.
   -- Кня--азь! вскрикнула завидѣвъ его Ольга Елпидифоровна,-- къ намъ, къ намъ, милости просимъ!...
   -- Да къ вамъ какъ въ Царство Небесное пройти мудрено! смѣялся онъ, пріостановившись передъ растянутыми на полу декораціями.
   -- А я вашимъ ангеломъ хранителемъ буду, проведу! крикнула она ему, сбѣжала опрометью со сцены въ залу, къ великому ужасу Вальковскаго, и подобравъ на сей разъ осторожно свои юпки, стала пробираться на кончикахъ нѣсколько грубоватыхъ формою, но тщательно обутыхъ ногъ по еще не загрунтованнымъ краямъ полотна.
   Она добра нимъ,-- перемѣна декораціи, Петербургъ! домолвилъ онъ, шутливо сообщая ей этими словами о безповоротномъ по этому предмету рѣшеніи.
   -- И вы, спросила она съ нѣкоторою задержкой,-- такъ и уѣдете не не объяснившись ни съ кѣмъ?...
   Флигель-адъютантъ нахмурился:
   -- Позвольте оставить этотъ вопросъ безъ отвѣта.... И при этомъ осмѣлюсь просить васъ, добавилъ онъ почти строго, чуть слышно пропуская слова подъ громъ мазурки и глядя въ сторону,-- что бы вамъ обо мнѣ, послѣ моего отъѣзда, ни случилось услышать, отъ княгини ли, или отъ кого другаго, и виду не показывать что вамъ извѣстно что-либо еще помимо того что можетъ быть вамъ сказано.... Съ вашимъ умомъ вы, не сомнѣваюсь, поймете что это въ вашихъ же интересахъ.
   Ольга все это скорѣй угадала чѣмъ разслышала.
   -- Вы меня еще не знаете, сказала она:-- я могила pour les secrets!... Да еще когда отъ этого зависитъ такое счастіе... Я и не знаю, право, что я готова сдѣлать чтобы наши планы удались!...
   Этотъ горячій взрывъ молодаго желанія перенесъ нашего озабоченнаго Петербуржца къ строю помышленій болѣе игриваго свойства. Онъ устремилъ опять загорѣвшіеся глаза въ сіяющее лицо своей дамы:
   -- А скажите, пожалуста, заговорилъ онъ прежнимъ шутливымъ тономъ:-- что тянетъ васъ такъ страстно въ Петербургъ? Повеселиться хочется?...
   -- Веселье своимъ чередомъ.... Но у меня другое въ виду. Я вамъ начала говорить что у меня хорошій голосъ... Очень хорошій, всѣ даже говорятъ замѣчательный, поясняла Ольга;-- и я поэтому дѣйствительно страстно желала бы....
   -- Поступить на сцену? первою мыслью представилось ея собесѣднику.
   -- Quelle horreur, я, на сцену, Богъ знаетъ съ кѣмъ! вскрикнула барышня, вскинувъ на него полный упрековъ взглядъ,-- можете ли вы это обо мнѣ думать!... Я совсѣмъ о другомъ думала.
   -- Простите великодушно, засмѣялся онъ,-- я думалъ что вы стремитесь сдѣлаться второю Madame Malibran... Ce n'est déjà pas si mal!
   Барышня слегка надулась.
   -- Я вижу вы надо мной смѣетесь, и я конечно послѣ этого ничего уже не могу вамъ сказать.
   -- Напротивъ, все, бархатнымъ голосомъ, наклоняясь на мигъ почти къ самому ея плечу, пропустилъ Анисьевъ,-- я весь слухъ, и весь преданность вашимъ желаніямъ.
   Его быстрое, горячее дыханіе пробѣжало у нея по кожѣ. Она слегка вздрогнула, вспыхнула, и не глядя на него протянула руку за вѣеромъ своимъ, которымъ онъ небрежно игралъ все время.
   -- Я совсѣмъ не о сценѣ, начала она,-- я думала что съ моимъ пѣніемъ я могла бы попасть.... ко двору, домолвила она скороговоркой.
   -- Ко двору? повторилъ онъ.-- Вы желали бы чтобы васъ пригласили туда пѣть?
   -- Нѣтъ, совсѣмъ.... словно проглотила барышня.
   -- Какъ "совсѣмъ"?
   -- Д-да.... Вотъ какъ попала фрейлина Вер.....
   Она не договорила, и прежде чѣмъ онъ успѣлъ открыть ротъ, прежде чѣмъ увидала она выраженіе его лица, поняла какимъ-то внезапно сказавшимся въ ней теперь чутьемъ что то о чемъ она сейчасъ говорила, тотъ планъ, который она съ такою любовью лелѣяла и носила такъ долго въ головѣ своей, что все это представляло собою нѣчто совершенно несбыточное и невозможное.
   -- Или это глупость, вы думаете? торопливо промолвила она тутъ же, оборачиваясь на него смущенно вопрошающими глазами.
   Онъ старательно разглаживалъ свои прекрасные усы чтобы не дать ей замѣтить улыбки въ которую невольно складывались его губы.
   -- Я никогда не посмѣю назвать это такъ какъ вы, но смѣю думать что это принадлежитъ къ міру тѣхъ неожиданныхъ и мгновенныхъ фантазій, которыя часто загораются и проходятъ въ женскихъ головкахъ.... Вы позволите мнѣ говорить откровенно? спросилъ онъ уже болѣе серіознымъ тономъ.
   -- Je vous prie, сказала Ольга, опуская глаза и усиленно дыша высокою грудью.
   -- Примѣръ на который вы ссылаетесь -- de Phistoir ancienne, и именно потому что онъ былъ, всѣ шансы противъ того чтобъ онъ повторился. Къ тому же тамъ и условія были другія, примолвилъ какъ бы вскользь флигель-адъютантъ.
   Но она поняла.
   -- Да, тамъ все-таки извѣстная, свѣтская, а я -- уѣздная барышня, дочь исправника.... "Исправника", со злобнымъ отчаяніемъ повторяла мысленно Ольга, быстрымъ переходомъ, какъ это всегда случалось съ нею, чувствовавшая себя въ эту минуту настолько униженною и "презрѣнною", насколько возносилась она надъ остальными смертными тому полчаса.
   -- На свѣтѣ, конечно, нѣтъ ничего невозможнаго, продолжалъ ея кавалеръ,-- но, насколько я могу судить, для того чтобы вы могли достичь желаемаго нужна была бы цѣлая комбинація благопріятныхъ обстоятельствъ, на подготовку которыхъ,-- протянулъ онъ,-- требуется много такого что дается только многолѣтнимъ опытомъ и тонкимъ знаніемъ Петербурга.... И къ чему, заговорилъ онъ съ возрастающимъ оживленіемъ,-- стали бы вы тратить на это лучшіе дни вашей молодости, идти на непріятности, отказы, когда вамъ стоитъ только руку протянуть чтобы получить положеніе гораздо болѣе прочное и блестящее чѣмъ то которое только издали, и въ ваши лѣта можетъ казаться завиднымъ?
   -- Это про что же вы говорите? спросила недоумѣло Ольга.
   Анисьевъ глядѣлъ на нее какъ будто отмѣчая въ своей памяти каждую подробность ея соблазнительнаго облика.
   -- Вы такъ хороши, говорилъ онъ,-- въ васъ такъ много огня, вы чувствуете въ себѣ столько законныхъ правъ на наслажденіе жизнью, что вамъ душно, невыносимо въ захолустьи,-- я разумѣю подъ этимъ и Москву, вставилъ онъ смѣясь,-- васъ тянетъ туда, гдѣ представляется широкій просторъ для осуществленія вашихъ мечтаній, не такъ ли?
   -- О да, еслибы вы знали, воскликнула она неудержимо;-- мнѣ всего, всего хочется!
   -- Вотъ видите, я угадалъ! Но для того чтобы достать рукой до этого "всего" нуженъ пьедесталъ, лѣстница... Въ наше время пьедесталъ этотъ прежде всего средства, деньги.... А повидимому отъ васъ зависитъ.....
   -- Это все опять капиташка? забѣгая впередъ его рѣчи вскликнула еще разъ барышня.
   Воспитанный Петербуржецъ невольно поморщился отъ вульгарности этого выраженія. Ольга тотчасъ же замѣтила это, и слегка сконфузилась.
   -- Я такъ, шутя, называю..... monsieur Ранцева, быстро промолвила она.-- И вы бы мнѣ совѣтовали?...
   Анисьевъ только утвердительно головой повелъ.
   -- Но онъ, вы видѣли, жалобнымъ тономъ сказала она,-- онъ совсѣмъ ли простой..... И потомъ деньги не все; въ Петербургѣ опять-таки нужно une position. А изъ него что же можно было бы сдѣлать? Тридцать пять лѣтъ -- и отставной капитанъ! Куда меня съ нимъ примутъ?
   Флигель-адъютантъ засмѣялся:
   -- А черезъ годъ -- почетный членъ дѣтскихъ пріютовъ, на которые онъ пожертвуетъ пять-шесть тысячъ рублей, и камеръ-юнкеръ, а слѣдовательно для молодой красавицы жены право представиться ко двору и затмить на выходѣ въ Бѣлой Залѣ всѣхъ городскихъ дамъ магнифиценціей своего платья, а всѣхъ ихъ вообще свѣжестью и прелестью своей особы.
   У барышни огни въ глазахъ запрыгали. Она никогда объ этомъ не думала, не знала, и вдругъ цѣлый новый горизонтъ открывается предъ нею....
   -- И это въ самомъ дѣлѣ, сказала она съ воскресшимъ блескомъ въ глазахъ,-- это можно было бы такъ скоро?
   -- Еслибы вамъ въ такомъ случаѣ угодно было поручить мнѣ ваши интересы, отвѣтилъ онъ, проницательно глядя въ эти глаза,-- я могъ бы указать вамъ и, надѣюсь, апланировать всѣ надлежащіе къ тому пути.
   Ольга въ первую минуту и не подумала поблагодарить его за предложеніе. Она все еще не могла справиться внутренно съ такимъ неожиданнымъ для нея открытіемъ: то къ чему она стремилась и чего разчитывала достигнуть далекимъ и -- она никогда не скрывала отъ себя это -- труднымъ путемъ, это совершенно легко и просто могло быть ей доставлено тѣмъ самымъ, страстно влюбленнымъ въ нее человѣкомъ котораго она звала "капиташкой", отвергала самымъ рѣшительнымъ образомъ, всячески оскорбляла и огорчала... "Черезъ годъ она можетъ быть въ Бѣлой Залѣ en robe de cour.... Ранцевъ камеръ-юнкеръ и тогда ужь разумѣется, далѣе и далѣе,-- она ужь тамъ сумѣетъ подвигать его"....
   Мысли у барышни прыгали теперь что альпійскія козы, перескакивая невѣроятныя пространства.
   Она вдругъ засмѣялась и обернулась на Анисьева съ сіяющимъ лицомъ.
   -- У меня ужасное воображеніе, расходится, нѣтъ конца!... Я чувствую что могу сдѣлать много глупостей, если у меня не будетъ вѣрный совѣтчикъ, который бы мнѣ все говорилъ что надо дѣлать, а я бы его ужь такъ слушалась, такая была бы паинька.....
   -- И онъ могъ бы разчитывать дѣйствительно что вы были бы ему во всемъ послушны? быстро проговорилъ блестящій Петербуржецъ тѣмъ особымъ, вкрадчивымъ шептаніемъ которое Нѣмцы выражаютъ весьма удачнымъ звукоподражательнымъ "flüstern".
   Глаза его договорили ей что разумѣлъ онъ подъ этимъ "послушаніемъ"... Она засмѣялась опять, но не отвѣчала, и опустила вѣки.... Въ первый еще разъ въ этихъ "искоркахъ", которыя привыкла она вызывать въ глазахъ каждаго мущины, было, она чувствовала, что-то оскорбительное для нея. Это было не то что-то неудержимо страстное, захватывающее и сообщающееся что говорило во всемъ существѣ Ашанина, напримѣръ... "А гдѣ онъ однако скрывается? онъ не танцуетъ? какъ хорошъ онъ былъ въ своемъ костюмѣ! прыгали опять мысли Олыи... А у этого точно торгъ какой-то, даже гадко..."
   "И съ нимъ опасно, думала она далѣе; если только дать ему немножко взять себя въ руки, отъ него ужь не вывернешься.... И точно ли все такъ можно сдѣлать какъ онъ говоритъ, и только чрезъ него?... Главное, не надо спѣшить. Я уѣду съ княгиней въ Петербургъ, и все сама тамъ пойму. Капитанъ не уйдетъ, его только поманить, и онъ всегда будетъ тутъ, когда только я захочу....."
   Чижевскій начиналъ новую, очень сложную какую-то фигуру въ четыре пары разомъ. Каждый кавалеръ долженъ былъ выбрать даму, дама кавалера.
   Ольга медленнымъ шагомъ направилась въ конецъ залы, гдѣ скромно и уныло, рядомъ съ пуляркой Eulampe, сидѣлъ ея будущій камеръ-юнкеръ.
   Она не подошла къ нему, а остановилась въ трехъ шагахъ и, какъ намѣревалась мысленно, "поманила" его къ себѣ кончиками двухъ пальцевъ.
   Онъ всталъ и приблизился, темный какъ туча.
   Она подала ему руку, и глянула ему прямо въ глаза:
   -- Это что за лицо такое? Вы знаете что я этого не люблю! Я люблю когда оно у васъ хорошее, веселое, и я могу каждую минуту прочесть на немъ что вы думаете обо мнѣ.
   -- Для васъ, Ольга Елпидифоровна, особенное удовольствіе составляетъ конфузить меня при всякомъ случаѣ, пробормоталъ Ранцевъ черезъ силу, чувствуя теперь въ широкой ладони своей всю ея горячую и сквозь перчатку руку....
   -- А вы, отвѣчала она, тихо двигаясь съ нимъ по залѣ и глядя на него избока тѣмъ знакомымъ ему взглядомъ, отъ котораго всѣ волосы топорщились у него на головѣ,-- а вы и потерпѣть не можете?... А если я, положимъ, нарочно васъ мучаю, хочу испытать, вѣрно ли что вы меня такъ любите.... Что тогда?...
   -- Для васъ все шутки, а для меня каково? едва могъ онъ договорить отъ волненія.
   -- Кто знаетъ! Поживете, можетъ-быть и увидите.... Вы очень хорошо мазурку танцуете, я замѣтила; гдѣ вы это выучились, въ Польшѣ? заключила она, становясь съ нимъ въ кругъ фигуры.
   Еслибы нашъ храбрый капитанъ вмѣсто Владиміра получилъ за Коморнъ Георгія, даже изъ рукъ самого фельдмаршала, онъ конечно не былъ бы такъ безумно счастливъ какъ въ эту минуту
  

VII.

   -- Messieurs, grande promenade avec vos dames! подхватывая первый свою даму подъ руку, крикнулъ на всю залу дирижеръ Чижевскій, которому Костя Подозеринъ, по порученію хозяйки, только что передалъ что партіи окончены и пора ужинать.-- Польскій! далъ онъ знакъ оркестру.
   И до смерти усталыя, но все такъ же оживленно двигавшіяся молодыя пары съ громкимъ говоромъ и смѣхомъ потянулись за нимъ къ давно открытымъ для протока воздуха, но завѣшеннымъ отъ свѣта своими тяжелыми штофными портьерами дверямъ залы, выходившимъ на балконъ со стороны сада.
   -- День, день! словно при видѣ чего-то совершенно неожиданнаго, послышались возгласы въ веселомъ роѣ высыпавшемъ на балконъ.
   -- И смотрите, какъ высоко ужь солнце! Ужасъ! визжали пулярки.
   -- А вы думаете, который часъ? гаерничалъ Шигаревъ.
   -- А который?
   -- Часъ купаться идти. Пойдемте!
   Пулярки завизжали снова.
   -- Не смѣйте такъ моветонничать! крикнула обернувшись на него Eulampe, шедшая предъ нимъ подъ руку съ капитаномъ, и треснула его вѣеромъ по рукаву.
   -- Сломаете, я вамъ новаго не подарю! засмѣялся Шигаревъ.
   -- Очень мнѣ нужно! Я бы и не приняла! фыркнула она на это.
   -- А ты попробуй преподнести! хихикалъ сзади Свищовъ,-- примутъ навѣрное!...
   Чижевскій съ Женни и ближайше слѣдовавшія за ними пары уже сбѣгали по ступенямъ лѣстницы въ садъ.
   -- Останемся здѣсь, я не могу, устала, шепнула Лина своему кавалеру, роняя руки на перила балкона, и глядя вдаль мигавшими отъ свѣта глазами.-- Ахъ, какъ сладокъ этотъ чистый воздухъ!...
   -- Господа, mesdames, раздался голосъ выбѣжавшаго изъ залы Кости Подозерина,-- куда вы? Княгиня проситъ сейчасъ же въ столовую, ужинать!
   -- Мы сейчасъ, сейчасъ! крикнулъ снизу Чижевскій;-- мы пройдемъ туда садомъ кругомъ дома.
   -- Графъ Анисьевъ, графъ Анисьевъ!
   Подозеринъ поспѣшно сбѣжалъ къ нему.
   -- Васъ княгиня проситъ
   Флигель-адъютантъ сморщилъ брови.
   -- Что ей угодно?
   -- Она желаетъ чтобы вы повели ее къ столу.
   -- Но вы видите, я съ дамой
   -- Идите, идите, графъ, сказала вполголоса Ольга,-- а то мнѣ за это достанется
   -- Въ такомъ случаѣ mille pardons!
   И онъ, посылая мысленно нашу княгиню къ чорту, отправился за Подозеринымъ вверхъ.
   Ольга отошла въ сторону. Всѣ остальные пробѣжали мимо нея въ садъ... Она спустилась тоже...
   Въ головѣ у нея стояло прежнее: этотъ разговоръ съ Анисьевымъ, открывшій ей то о чемъ она и не догадывалась, собственный богатый домъ въ Петербургѣ, опера, рысаки, Бѣлая Зала, toilette de cour, мужъ,-- этотъ самый "капиташка," въ золотомъ мундирѣ... "И не будетъ онъ смѣшонъ? прыгали ея мысли... Онъ все же mauvais genre, говорить не умѣетъ... И эти усы щеткой, и онъ съ ними цѣловать меня полѣзетъ. Брр..."
   -- Какъ же это вы однѣ?
   Она вздрогнула... Предъ нею стоялъ Ашанинъ.
   -- Владиміръ Петровичъ! вскрикнула она; -- гдѣ это вы скрывались?
   -- Я никогда не танцую, холодно отвѣтилъ онъ;-- игралъ въ карты, потомъ вышелъ пройтись, утро, видите, какое... А гдѣ же вашъ кавалеръ?
   -- Его потребовала княгиня... Дайте мнѣ вашу руку, вы будете моимъ кавалеромъ за ужиномъ.
   Онъ съ раскрытыми широко глазами взглянулъ на нее... Она чуть-чуть вздрогнула...
   И въ то же мгновеніе какимъ-то неожиданно, разомъ закипѣвшимъ въ обоихъ ихъ ощущеніемъ поняли они оба: онъ -- что она опять въ его власти, она -- что человѣкъ этотъ безконечно ей нравился, и что никто не былъ въ состояніи внушить ей то что этотъ человѣкъ...
   Они были одни въ аллеѣ. Сквозь частую листву низкіе лучи солнца разбивались золотыми брызгами о розы ея вѣнка, о матовую гладь ея плечь и шеи...
   Онъ закинулъ обѣ руки за ея станъ и привлекъ къ себѣ. Она не противилась...
   -- Ольга, могъ только проговорить онъ, отрываясь отъ ея губъ,-- за что промучила ты меня сегодня такъ, за что?...
   -- Намъ пора... тамъ ужинаютъ... пойдемте, говорила она, едва въ свою очередь приходя въ себя... За что? повторила она, налегая на его руку и сдвигая его съ мѣста,-- знаю ли я? Я говорила вамъ, я такая капризная, безумная... Нѣтъ, знаю! воскликнула она вдругъ, какъ бы вспомнивъ, и остановилась.-- Я когда васъ вижу... вы видите, совсѣмъ... безсильная. Она нажала свободною рукой грудь ходившую горой подъ ея корсетомъ,-- но этого не нужно болѣе никогда, никогда...
   -- Опять то-же? Ольга, ради Бога! отчаянно вскрикнулъ Ашанинъ.-- Ну, хорошо, хорошо, зашепталъ онъ тутъ же, не давая ей времени возразить,-- я никогда ужь болѣе, никогда не стану просить... но сегодня, я тебѣ говорилъ, изъ твоей комнаты, по маленькой лѣстницѣ, прямо въ корридоръ, гдѣ уборная..... я буду ждать тебя...
   -- Теперь?... Глядите -- день, дрожащими устами пробормотала она,-- мало вамъ что было вчера.
   -- Лѣстница темная... въ уборныхъ... вездѣ занавѣсы спущены... послѣ этого бала все, и слуги, будетъ спать мертвымъ сномъ... Я буду ждать... да?...
   Она вся горѣла... О, этотъ человѣкъ съ его палящими глазами и этимъ голосомъ, проницающимъ, мягкимъ, неотразимымъ!... Тамъ, впереди, что еще будетъ? Тамъ -- торгаши Анисьевы, мужъ "съ усами щеткой," насильныя ласки, среди блеска неволя... А тутъ, сейчасъ... "Одинъ лишь мигъ! " пронесся у нея вдругъ какимъ-то страстнымъ откровеніемъ мотивъ Глинкинскаго романса...
   -- Послушайте... обѣщайтесь... Клянитесь мнѣ, промолвила она вдругъ на низкихъ нотахъ своего густаго контральтоваго голоса,-- клянитесь всѣмъ что вамъ дорого, что это -- въ послѣдній разъ, что послѣ этого вы никогда не будете стараться видѣться со мной, будете избѣгать меня даже... Да, я васъ прошу, умоляю, мнѣ это необходимо чтобы не встрѣчаться съ вами болѣе, не видѣть...
   -- Я уѣзжаю отсюда совсѣмъ завтра въ ночь, послѣ вашего спектакля, какая еще клятва нужна послѣ этого, шепталъ прерывающимся голосомъ красавецъ,-- но ты придешь, придешь?...
   Она не отвѣчала и только вся внезапнымъ движеніемъ прижалась къ нему
   -- Скорѣе, скорѣе, идемъ, тамъ могутъ замѣтить! вскинулась она разомъ за этимъ, увлекая его съ собою по дорогѣ въ дому...
   У дверей столовой, сверкавшей огнями зажженныхъ люстръ и канделябръ, на большихъ и малыхъ столахъ, за которые шумно размѣщалось теперь многочисленное и проголодавшееся общество Сицкаго, ждалъ Ольгу капитанъ Ранцевъ.... Онъ весь перемѣнился въ лицѣ, увидѣвъ ее подъ руку съ Ашанинымъ.
   Она досадливо и строго подняла на него глаза:
   -- Что это вы?...
   -- Вы остались безъ кавалера, Ольга Елпидифоровна; такъ я...
   -- А вы только теперь замѣтили? прервала она его смѣясь;-- и я такъ бы за ужинъ одна и сѣла еслибы вотъ сей часъ Владиміръ Петровичъ не встрѣтился... А ваша же дама гдѣ?
   -- Тамъ-съ, за особымъ столикомъ, ожидаетъ, указалъ капитанъ,-- тамъ свободно, я два стула даже пригнулъ къ столу для отмѣтки что занято.
   -- Пригните три!... Вамъ все равно гдѣ ужинать! обернулась она къ Ашанину.
   -- Гдѣ вамъ угодно! сказалъ тотъ, поводя плечами самымъ равнодушнымъ образомъ.
   -- Такъ пойдемте; я сяду между васъ двухъ, рѣшила барышня, взглянувъ еще разъ на капитана и при этомъ, замѣтно лишь для него одного, погрозила ему съ улыбкой пальцемъ.
   Ранцевъ снова просіялъ душой и побѣжалъ впередъ указывать имъ мѣста.
  

VIII.

   Бѣдный капитанъ, онъ былъ такъ счастливъ за этимъ ужиномъ! Ольга сидѣла подлѣ него, улыбалась... старалась улыбнуться каждый разъ когда онъ обращалъ къ, ней рѣчь, и отвѣчала ему ласково -- и разсѣянно... Она какъ-то механически сознавала что надо было обращаться съ нимъ съ этою ласковостью, надо было "не отталкивать его." Но она старалась не глядѣть на него, не видѣть этихъ "щетинистыхъ усовъ"... и этихъ честныхъ, добрыхъ глазъ, устремлявшихся на нее съ такою безпредѣльною, простодушною любовью. Въ головѣ ея стоялъ туманъ, сердце билось ускоренно и сладко, все существо ея млѣло неодолимо охватывавшимъ ее предвкушеніемъ нѣги, счастья... "Одинъ лишь мигъ," пѣлъ въ ней опять внутренній голосъ молодой, торжествующей страсти... Но этотъ "мигъ," она не въ силахъ отказаться отъ него, она извѣдаетъ до дня его сладость. Какъ говорила она наканунѣ Ашанину, она "свободная," она "понимаетъ что такое жизнь, и хочетъ все, все испробовать въ ней".... А онъ такъ хорошъ, и ни въ чьихъ уже болѣе другихъ мужскихъ глазахъ не прочтетъ она того что въ состояніи сказать ей эти глаза....
   Онъ, онъ думалъ объ одномъ: "какъ только дожить до той минуты!" Онъ уже теперь, заранѣе переживалъ ее: она придетъ -- вздумалось бы ей не придти, онъ на все готовъ, онъ ворвется къ ней, ухватитъ, унесетъ ее какъ левъ свою добычу, заглушая крикъ ея своими поцѣлуями,-- она придетъ.....
   И среди гула и смѣха трапезовавшей кругомъ толпы, въ этой залитой огнями столовой, ему слышался въ безмолвіи и тьмѣ робкій, сдержанный скрипъ женской обуви, скользящей внизъ по ступенямъ узенькой лѣстницы, чувствовалось прикосновеніе, и благоуханіе, и трепетъ всей этой женской прелести, идущей къ нему, замирающей въ его объятіяхъ... Онъ не глядѣлъ на нее, боялся обернуться въ ея сторону, чтобы глаза не измѣнили ему, не выдали того безумнаго чувства блаженнаго и нестерпимаго ожиданія которое владѣло имъ. Онъ не говорилъ съ ней -- только кончикъ его ботинки нажималъ слегка подъ столомъ ея бальной башмачекъ -- и кровь горячечно билась о его виски, и онъ съ трудомъ осиливалъ дрожь, отъ которой то и дѣло принимались отучать его зубы... Онъ почти ничего не ѣлъ, какъ и не ѣла Ольга, и только отъ времени до времени отпивалъ глотками изъ стакана холодную воду, въ которую вылилъ налитую ему рюмку шампанскаго.
   -- Давно ль въ водѣ ты горе сталъ топить? продекламировалъ ему но этому случаю сидѣвшій насупротивъ его Свищовъ.
   Ашанинъ поглядѣлъ на него и не отвѣчалъ.
   Свищовъ перегнулъ голову по направленію Ольги, между которою и имъ стояла большая японская ваза съ цвѣтами:
   -- Не скажете ли вы, Ольга Елпидифоровна, какое мрачное дѣло замышляетъ сосѣдъ вашъ съ лѣвой стороны?
   Ваза и цвѣты помѣщали ему замѣтить яркую краску покрывшую мгновенно все лицо барышни...
   Ашанинъ на сей разъ поспѣшилъ отвѣтить:
   -- Я замышляю освистать первый балетъ который ты поставишь на сцену.
   Кругомъ засмѣялись; засмѣялся даже капитанъ Ранцевъ, крѣпко недолюбливавшій Ашанина за его пассажъ съ Ольгой прошлою ночью, но которому Свищовъ еще болѣе претилъ своимъ нахальствомъ.
   -- Хорошо сдѣлаешь, отшучивался между тѣмъ со смѣхомъ тотъ,-- потому что я намѣренъ изобразить въ этомъ балетѣ всякое твое коварство и безобразіе.
   Дѣвица Eulampe, давно втайнѣ таявшая по московскомъ Донъ-Жуанѣ, почувствовала себя вдругъ ужасно обиженною за него такими словами.
   -- Можетъ-быть дѣйствительно и есть такіе, громогласно отпустила она,-- которые въ самомъ дѣлѣ и коварные, и безобразные, только ужь конечно не monsieur Ашанинъ!
   Новый дружный смѣхъ отвѣчалъ на выходку пламенной "пулярки". Свищову рѣшительно не везло...
   Ашанинъ откинулся въ свое кресло, и изъ-за спинъ Ольги и капитана послалъ своей неожиданной защитницѣ глубокій благодарственный поклонъ, приложивъ при этомъ руку къ сердцу. Она вспыхнула до бровей, поспѣшно схватила лежавшій подлѣ ея тарелки букетъ свой и погрузила въ него свое счастливое лицо....
   Княгиня Аглая Константиновна, державшаяся того правила что за ужиномъ не должно быть хозяйскаго мѣста, предоставила гостямъ своимъ разсаживаться по собственному ихъ усмотрѣнію, а сама со своимъ блестящимъ петербургскимъ кавалеромъ, котораго, къ немалой его злости, предварительно долго таскала съ собою, нѣжно налегая на его руку своимъ грузнымъ тѣломъ, по всѣмъ угламъ столовой, какъ бы на показъ присутствующимъ, направилась къ небольшому столу у окна, за который, не чая грозы, помѣстилась Лина съ Духонинымъ. Чижевскій сидѣлъ по другой рукѣ ея, рядомъ со своею дамой, Женни Карнауховой. Княгиня безцеремонно попросила ихъ передвинуться на два сосѣдніе свободные стула.....
   -- Et nous nous mettrons là, en famille, шепнула она игриво на ухо Анисьеву,-- vous serez entre ma fille et moi.
   Онъ дорого бы далъ въ эту минуту чтобъ имѣть право крикнуть ей на всю залу: "Дура, непроходимая, зловредная дура!..." До дѣлать было нечего,-- онъ отставилъ стулъ и скользнулъ чтобъ усѣсться, мимо Лины, нагибаясь предъ ней съ изысканною учтивостью и извиненіемъ...
   Она безмолвно и поспѣшно, не глядя на него, прижала рукой волны газа своей юпки, давая ему мѣсто пройти....
   "Я ей внушаю отвращеніе, просто!" заключилъ чуткій Петербуржецъ изъ одного этого торопливаго, нѣмаго, какъ бы гадливаго движенія; "je lui fais Peffet d'un cloporte," перевелъ онъ это себѣ по-французски, морщась и закусывая губу.
   Онъ не привыкъ внушать такія чувства, и серіозно озлился на ту которую почиталъ ихъ главнымъ источникомъ.
   -- Какія порученія дадите вы мнѣ въ Петербургъ, княгиня? проговорилъ онъ отчетливо и громко, развертывая свою салфетку.
   -- Почему въ Петербургъ? тревожно спросила она, держа вилку надъ глазурною поверхностью подносимаго ей въ эту минуту блюда майонеза.
   -- Потому что я ѣду завтра и буду тамъ черезъ три дня, спокойно отвѣчалъ онъ.
   Тяжелая серебрянная вилка выскользнула изъ рукъ Аглаи и, ударившись о край блюда, съ грохотомъ упала на ея тарелку, растрескавъ ее на три большіе куска.
   -- Это, говорятъ, къ счастію, княгиня! невозмутимо улыбнулся графъ Анисьевъ, учтиво спѣша обмѣнить своею обломки ея тарелки, и передавая ихъ вмѣстѣ съ виновною вилкой подбѣжавшему съ испуганнымъ лицомъ слугѣ.
   Тарелка была саксонская, дорогая, съ рѣдкимъ, вѣнчаннымъ королевскою короной вензелемъ А. R. {Augustus Rex, штемпель фарфора Мейсенской фабрики времени основателя ея, Августа 1-го.} на ея оборотѣ, но сломайся въ эту минуту и весь цѣнный сервизъ къ которому принадлежала она, наша разчетливая княгиня осталась бы къ этому равнодушною. Она была совершенно уничтожена.
   -- Comment, vous nous quittez, mon cher comte? могла она только вымолвить, растерянно воззрясь на него.
   -- Къ сожалѣнію моему, обязанъ! отвѣчалъ онъ съ соотвѣтствующимъ пожатіемъ плечъ.
   -- Mais ce n'est pas du tout ce que j'ai cru comprendre dans nôtre conversation d'hier? вскликнула она, переводя съ весьма недвусмысленнымъ для него и еще болѣе озлившимъ его намѣреніемъ круглые глаза свои съ него на затылокъ дочери, спокойно разговаривавшей въ это время со своимъ кавалеромъ.
   -- Я бы почелъ себя совершенно несчастливымъ, княгиня, отвѣчалъ ей опять по-русски Анисьевъ (въ досадѣ своей онъ какъ бы наказывалъ ее тѣмъ что не удостоивалъ ея французскую рѣчь отвѣтомъ на томъ же языкѣ),-- еслибы вамъ угодно было искать въ моихъ словахъ то чего въ нихъ нѣтъ. Я уже потому не могъ говорить вамъ о продолжительномъ пребываніи въ вашемъ прекрасномъ Сицкомъ что я, какъ вы знаете, принадлежу не себѣ.....
   Онъ не досказалъ, и легкимъ движеніемъ руки указалъ на свои эполеты.
   Она почтительно какъ бы испуганно взглянула на нихъ:
   -- Конечно, mon cher comte, если вы нужны à Sa Majesté l'Empereur....
   -- И къ тому же я жду изъ-за границы матушку на ближайшемъ пароходѣ, сказалъ онъ.
   -- La comtesse vôtre mère! вскликнула Аглая;-- но въ послѣднемъ письмѣ, которое я получила отъ нея три недѣли назадъ, она обѣщала мнѣ très catégoriquement что какъ только вернется въ Россію, то пріѣдетъ непремѣнно къ намъ сюда....
   -- Въ настоящую минуту, къ сожалѣнію, это будетъ для нея очень трудно сдѣлать, сухо возразилъ флигель-адъютантъ,-- у нея дѣла, которыя на довольно долгое время задержатъ ее въ Петербургѣ.
   "Да это отказъ! Lina l'a degouté avec ses grands airs, съ ужасомъ пронеслось въ головѣ нашей княгини;-- мать найдетъ ему другую невѣсту въ Петербургѣ!.."
   -- Послушайте, mon cher comte, заговорила она вся красная и рѣшительнымъ тономъ,-- я не довольствуюсь всѣмъ тѣмъ что вы мнѣ сказали; я желаю знать настоящее.... les vraies raisons, подчеркнула она,-- которыя заставляютъ васъ покидать насъ такъ скоро?
   И она при этомъ еще разъ, многозначительно и гнѣвно, повела взглядомъ въ сторону княжны.
   Лина все также, обернувшись къ нимъ своею увѣнчанною длинною гирляндой полевыхъ цвѣтовъ головкой, продолжала разговаривать съ Духонинымъ.... Разобиженной княгинѣ нашей рѣшительно было суждено въ этотъ вечеръ видѣть дочь только съ затылка...
   Но тотъ изъ-за котораго она такъ негодовала на эту, равнодушную къ нему, дочь взглянулъ на нее самую въ это время такимъ холоднымъ, чуть не враждебнымъ взглядомъ что она разомъ опѣшила и смутилась.
   -- Вы думаете ѣхать завтра.... непремѣнно? молвила она чуть не плача.
   Онъ наклонилъ утвердительно голову.
   -- Вы зайдете ко мнѣ проститься? уже совсѣмъ робко пролепетала Аглая.
   -- Помилуйте, княгиня, можете ли вы въ этомъ сомнѣваться,-- это мой долгъ! вскликнулъ онъ на это съ отмѣнною любезностью, кланяясь ей въ полоборота....
   -- Я васъ буду ждать... одна, потому что намъ непремѣнно нужно объясниться, добавила она съ новымъ взрывомъ рѣшительности.
   Онъ взглянулъ на нее загадочными глазами и чуть-чуть усмѣхаясь:
   -- Если вы этого непремѣнно желаете, промолвилъ онъ скороговоркой и понижая голосъ... И тотчасъ же перемѣняя тонъ:-- Матушка въ послѣднемъ письмѣ, началъ онъ,-- много говоритъ мнѣ о маркизѣ Кампанари, которую вы, кажется, часто видѣли у нея въ Римѣ...
   Онъ говорилъ уже ей объ этомъ наканунѣ,-- вспомнилъ, и отъ маркизы Кампанари перескочилъ поспѣшно къ какому-то приключенію случившемуся съ нимъ самимъ въ campagna di Roma четыре года тому назадъ. Онъ разказывалъ бойко и весело, и успѣлъ привлечь самую Лину къ разговору, обратившись къ ней съ какимъ-то вопросомъ объ Италіи, на который она не могла не отвѣтить, послѣ чего уже не представлялось для нея возможности уклониться отъ дальнѣйшей бесѣды. Она говорила мало, но слушала его съ учтивою внимательностью, тихо улыбаясь когда случалось ему сказать что-либо остроумное или оригинальное... Онъ былъ гость ея матери, и она была слишкомъ благовоспитана чтобы не оказать ему все то на что онъ въ этомъ качествѣ гостя имѣлъ право. Но это вниманіе и улыбки дочери лили цѣлебный бальзамъ въ растревоженную душу Аглаи Константиновны. Страхи ея стихали... "Je lai expliquerai tout demain!" говорила она себѣ, возвращаясь мало-по-малу ко врождённому ей оптимизму, хотя весьма затруднена была бы сказать даже себѣ самой что именно полагала она нужнымъ "expliquer" этому очаровательному, но мудреному "favori de la cour", который, вмѣсто ожидавшагося ею на завтра формальнаго предложеніе ея дочери, такъ неожиданно объявилъ ей сегодня о своемъ, отъѣздѣ.... "Онъ уѣдетъ, je le veux bien, но скоро вернется опять, et avec la comtesse sa mère!" осѣнило вдругъ ея многодумную голову, и она шумно и радостно вздохнула, найдя этотъ ключъ къ не дававшейся ей до этой минуты задачѣ
  

IX.

   Откровеніе это такъ подняло настроеніе нашей княгини что она восчувствовала какой-то внезапный приливъ необычайнаго благоволенія ко всему ея окружающему, и желаніе тутъ же выразить это на дѣлѣ... Гости ея доѣдали сладкое, ужинъ кончался. Трапезные обычаи видѣнные ею въ незабвенномъ Шипмоунткаслѣ пронеслись въ ея памяти... Она, встала и широко озираясь кругомъ громко проговорила:
   -- Messieurs les hommes, à l'anglaise, можете, когда уйдутъ дамы, оставаться здѣсь курить et boire du champagne кому угодно!...
   Среди грохота отодвигавшихся стульевъ послышались смѣхъ, и возгласы одобренія со стороны "господъ мущинъ." Сенька Водоводовъ кинулся съ другаго конца столовой цѣловать ея ручку.
   -- Вы, княгиня, мать утѣхъ, радостей и всякаго человѣческаго благополучія! вопилъ онъ, надрываясь своимъ дикимъ хриплымъ хохотомъ;-- позвольте жженку устроить!
   -- Je ne sais pas ce que c'est, но позволяю! величественно произнесла она;-- если что нужно, adressez vous à Vittorio.
   Дамы направлялись къ ней благодарить и прощаться.
   -- Merci, merci, princesse, за восхитительный день, который провели мы у васъ сегодня! чуть не съ умиленіемъ, закатывая глаза и любезно пожимая ей руку, говорила княгиня Додо. И обращаясь къ стоявшему подлѣ графу Анисьеву (въ первый разъ въ теченіе всего дня):-- Я понимаю что для этого можно, какъ вы, пріѣхать сюда нарочно съ края свѣта! отпустила она.-- Женни, мы сейчасъ ѣдемъ! И она, повелительно взглянула на дочь.
   -- Et vous, ma poétique enfant (это уже относилось къ Линѣ),-- вы ужасно устали, n'est-ce pas?
   -- Да, очень, сказала невольно княжна.
   -- Ахъ, Боже мой, что же вы тутъ стоите! Послѣ всего что вы должны были перечувствовать сегодня вамъ необходимъ покой. Mais renvoyez la donc, princesse, вы видите какъ она блѣдна!
   -- C'est vrai, vous êtes très pâle, Lina, проговорила Аглая, только теперь замѣчая изнеможенный видъ дочери.
   -- Affreusement pâle! жалостливо заголосила опять княгиня Додо,-- и при ея деликатномъ сложеніи.. Ступайте, ступайте, моя прелестная, не съ нами же вы будете faire des faèons...
   -- Пойдемъ, Лина, я отведу тебя, я тамъ у тебя оставила всякое мое добро! вскликнула Женни, кидаясь страстно обнимать ее; она вся еще была подъ обаяніемъ сладостныхъ вещей наговоренныхъ ей Чижевскимъ, и ей нуженъ былъ предметъ на который могла бы она теперь излить всю переполнявшую существо ея нѣжность.
   -- Вы, надѣюсь, не заставите насъ съ отцомъ дожидаться васъ? тутъ же выговорила ей княгиня Додо тѣмъ кислымъ тономъ съ которымъ неизмѣнно обращалась она къ дочери.
   Лина простилась съ нею, съ матерью, и двинулась къ двери столовой рядомъ съ обвившею ее за талію, крупною и блаженствовавшею Женни.
   Онѣ поднялись на лѣстницу... Надъ ними на площадкѣ, ярко озаренный бившимъ на него свѣтомъ люстры, показался Гундуровъ, выходившій со шляпой въ рукахъ изъ пустынныхъ теперь покоевъ бельэтажа.
   Онъ безсознательно остановился увидѣвъ княжну.
   Женни быстро наклонилась къ ея уху:
   -- Lina dear, вѣдь это онъ, твой, правда?...
   Лина не отвѣчала, и только рука ея тѣснѣе прижалась къ глади дубовыхъ перилъ, за которыя держалась она всходя на лѣстницу чтобы не упасть отъ усталости.
   -- Принцъ Гамлетъ, откуда вы, изъ Англіи? со смѣхомъ крикнула ему снизу Женни (Чижевскій успѣлъ представить его ей во время бала).
   -- Я искалъ свою шляпу, которую оставилъ здѣсь въ гостиной....
   Обѣ добрались до площадки.
   -- Вы не ужинали? спросила Лина.
   -- Д-да... Конечно... ужиналъ, нѣсколько растерянно отвѣтилъ онъ.
   -- Я васъ не видѣла, робко проговорила она.
   -- Нѣтъ, я былъ тамъ... Я сидѣлъ далеко отъ васъ... но я васъ видѣлъ, княжна... Слова видимо съ трудомъ выпадали изъ его устъ...
   "Ихъ надо оставить однихъ. Имъ уже вѣрно есть что сказать другъ другу," великодушно рѣшила вдругъ въ головѣ своей Женни:
   -- Лина, ты устала, отдохни здѣсь, а я сейчасъ добуду у тебя мой бурнусъ и перчатки, et je descends!
   Она разомъ прыгнула съ мѣста и понеслась вверхъ, въ третій этажъ.
   Наши влюбленные остались одни, другъ противъ друга, оба съ опущенными отъ смущенія глазами, оба съ невыносимо трепетавшимъ сердцемъ въ груди.
   -- Елена Михайловна, простите мнѣ! заговорилъ первый Гундуровъ. Онъ былъ полотна блѣднѣе...
   -- Я не сержусь на васъ, медленно промолвила она. И ея лазоревые глаза заискрились какъ двѣ загорающіяся звѣзды подъ ея поднявшимися на него рѣсницами.
   -- Вы не сердитесь? повторилъ онъ, погружаясь всѣмъ взглядомъ въ эти глаза, свѣтившіе ему теперь такимъ божественнымъ, всепрощающимъ пламенемъ;-- вы забыли тѣ безсмысленныя слова которыя грѣшный языкъ мой произнесъ предъ вами тамъ, на сценѣ?.... Какое-то безуміе охватило меня тамъ, княжна... Не даромъ видно дается близкое общеніе съ этимъ опаснымъ типомъ Гамлета, промолвилъ Гундуровъ, чуть-чуть усмѣхнувшись,-- невольно заражаешься его нездоровьемъ, его сомнѣніями, его ожесточеніемъ... Вы не сердитесь, а я въ моемъ явленіи съ вами такъ грубо, дерзко, такъ субъективно передавалъ его жестокія слова... а потомъ... И вы... вы не были въ силахъ продолжать послѣ этого, доиграть роли... Не такъ ли?...
   Она молча повела головой, продолжая глядѣть на него все съ тѣмъ же лучистымъ, всепрощающимъ пламенемъ глазъ.
   -- О, Елена Михайловна!...
   Шляпа выпала у него изъ рукъ, и онъ, горя неодолимою краской стыда закрылъ себѣ ими глаза.
   -- Вы были взволнованы... вамъ пришлось слышать такія вещи... Я понимаю что вы могли оскорбиться ими, сказала она какъ бы въ извиненіе его предъ нимъ самимъ.
   -- Да, слышалъ, вскликнулъ онъ горячо,-- слышалъ и непростительно принялъ ихъ къ сердцу. А теперь готовъ былъ бы кажется съ радостію выслушать ихъ опять и казниться ими. Въ этихъ оскорбительныхъ словахъ есть правда, Елена Михайловна, жестокая для меня правда,-- я недостоинъ васъ!...
   Вѣки ея безпокойно и болѣзненно заморгали...
   Онъ замѣтилъ это, и продолжалъ съ возрастающею горячностью:
   -- Недостоинъ вашего милосердія, вашего нравственнаго совершенства... Еслибы вы знали какъ гадокъ я кажусь себѣ предъ вами.
   Она улыбнулась... и какою улыбкой!...
   -- Это мнѣ знать, "гадки" ли вы, прошептала она вся зардѣвшись.
   -- Елена Михайловна, заговорилъ онъ задыхаясь,-- я не знаю что ожидаетъ насъ, какія испытанія суждены мнѣ.... и вамъ, но знайте что я сумѣю теперь перенести все, все, сумѣю "терпѣть и не роптать" (это были ея слова ему наканунѣ). Я вашъ, вашъ, вашъ...
   -- Навсегда? промолвила Лина,-- и все лицо ея озарилось выраженіемъ безмѣрнаго счастья.
   -- До послѣдняго моего вздоха!...
   Она протянула ему руку... Онъ страстно прижался къ ней губами...
   -- Вотъ и я, вотъ и я! на голосъ Гунглевой польки пѣла на возвратномъ пути Женни Карнаухова, спускаясь съ верхняго этажа.
   Гундуровъ поспѣшилъ поднять свою шляпу.
   "Онъ вѣрно стоялъ сейчасъ предъ нею на колѣнахъ, рѣшила тутъ же мысленно крупная княжна;-- ахъ, какъ жаль что я этого не видала!..."
   -- Ну, прощай, Лина, начала она цѣловаться съ нею,-- спи хорошо, золотые сны видь! Надѣюсь какъ-нибудь урваться опять къ тебѣ пріѣхать; I have so much interesting to tell you {Я имѣю такъ много интереснаго сказать тебѣ.}, прошептала она ей на ухо.-- Bon soir, prince Hamlet,-- она подала Сергѣю руку,-- и съ вами надѣюсь, до свиданія... Вы куда теперь, внизъ, въ столовую? Тамъ теперь идетъ, должно-быть, un léger кутежъ.
   -- Я до кутежей не охотникъ, сказалъ онъ.
   -- Фи, какъ стыдно! вскрикнула Женни; -- это очень не хорошо когда мущина скроменъ какъ дѣвушка! Еслибъ я не была женщина...
   -- Вы были бы не хорошій мущина? засмѣялся Гундуровъ.
   -- Именно, именно!... Да вы презлой,-- я это очень люблю... Ну, пойдемте, довольно вамъ любезничать! Good night, Lina dear! Я увожу твоего кавалера до границы нашихъ mamans, а тамъ отпущу его кутить въ мущинское царство. Прикажи ему непремѣнно de se donner une petite pointe въ честь твою и здравіе!..
   -- Прощайте, Сергѣй Михайловичъ, сказала Лина, счастливо улыбаясь всей этой болтовнѣ,-- до завтра!..
   Когда она вернулась въ свою комнату, ожидавшая ее Глаша вручила ей запечатанную записку:
   -- Генеральша приказали отдать вамъ предъ тѣмъ какъ изволите спать ложиться.
   Лина подошла къ столу и прочла:
   "Милая княжна,-- писала ей Софья Ивановна,-- не знаю какъ увижу васъ завтра утромъ, а нужно мнѣ знать непремѣнно. Ради Бога, отвѣчайте просто, да или нѣтъ: то ли же все ваше расположеніе какъ нынче утромъ? Короче, могу ли я говорить съ вашею матушкой о чемъ вы знаете? Отвѣтъ, прошу васъ, пришлите сейчасъ же какъ прочтете, горничная моя будетъ ждать.

"C. П."

   Лина схватила перо, и подъ этими "С. П." начертила крупными буквами "Да, да и да," и подписалась полнымъ именемъ: "Елена Шастунова".
   -- Отнеси сейчасъ горничной генеральши, она не спитъ, сказала она, запечатавъ, Глашѣ.
   Глаша не успѣла повернуться, какъ княжна внезапно опустилась на стулъ, нажимая что есть силы грудь рукой, и закусивъ губу чтобы не крикнуть отъ боли.
   "Опять, опять, Боже мой! проносилось у нея въ головѣ,-- этотъ докторъ въ Ниццѣ былъ правъ, у меня что-то въ сердцѣ: оно не въ состояніи переносить ни муки, ни счастія!.."
  

X.

   -- А, Гундуровъ, гдѣ это вы скрываетесь, батюшка? вскликнулъ Духонинъ, завидѣвъ его въ дверяхъ столовой;-- къ намъ сюда, скорѣе!
   Онъ сидѣлъ верхомъ на стулѣ, уже слегка возбужденный выпитымъ имъ виномъ, и препирался о чемъ-то со стоявшимъ насупротивъ его съ сигарой въ зубахъ дипломатомъ прозваннымъ "больнымъ попугаемъ" (онъ былъ какая-то родня Духонину). Кругомъ нихъ въ волнахъ табачнаго дыма то показывались, то изчезали внимавшія лица Чижевскаго, Факирскаго, Толбухина и Ранцева, безъ фраковъ, со стаканами въ рукахъ...
   Дамы и пожилые люди всѣ уже разъѣхались или разошлись по своимъ комнатамъ, вслѣдъ за княгиней Аглаей Константиновной, за которою послѣдовали и Зяблинъ съ Шигаревымъ, хранившіе себя отъ излишествъ. Слуги кончали убирать со столовъ. На среднемъ, уже опростанномъ до-гола досокъ столѣ, уставленномъ стаканами и опорожненными бутылками шампанскаго, въ большой серебряной кострюлѣ варилась жженка. Толя Карнауховъ, взъерошенный и красный, рѣзалъ къ ней тонкими ломтями ананасъ, сопровождая свое занятіе какими-то нецензурными куплетами, которымъ подпѣвалъ вторымъ голосомъ сидѣвшій рядомъ съ нимъ Свищовъ. Кругомъ ихъ кучились молоденькіе офицеры артиллерійской батареи, которыхъ командиръ ихъ, красивый полковникъ Шнабельбергъ, представилъ наконецъ послѣ спектакля хозяйкѣ дома, и которые затѣмъ, отработавъ самымъ усерднымъ образомъ ногами въ танцахъ, чувствовали себя въ настоящую минуту, въ виду новой предстоящей имъ "сладости жизни", въ самомъ счастливомъ расположеніи духа... Огромный кусокъ сахара, уложенный на лезвіяхъ двухъ перекрещенныхъ сабель, ронялъ съ гулкимъ шипѣніемъ свои золотистыя капли въ пылавшій подъ нимъ ромъ, могильно-фантастическій пламень котораго страннымъ образомъ отсвѣчивался на весело взиравшихъ на него молодыхъ, оживленныхъ лицахъ. Одинъ Костя Подозеринъ со своею стерляжьею физіономіей, безмолвно и внушительно помѣшивавшій въ кострюлѣ большою суповою ложкой, походилъ на какую-то каррикатуру Изидина жреца, совершающаго свои заклинанія при таинственномъ мерцаніи сіяющаго ему съ небесъ божества...
   На противоположномъ мѣсту Духонина и друзей его концѣ стола помѣщалась другая группа, центромъ которой состоялъ блестящій петербургскій флигель-адъютантъ... Онъ попытался было послѣ ужина ускользнуть незримо изъ столовой, но его замѣтили. Неугомонный Водоводовъ кинулся за нимъ. "Mon cher, mon cher, куда ты? хрипѣлъ и гоготалъ онъ, цѣпляясь за его рукавъ,-- за компанію Жидъ удавился; тутъ, братъ, выпивка сейчасъ, и свои гвардейцы, Шнабельбергъ, Подозеринъ, я. Не чванься предъ старыми камрадами!.."
   Анисьевъ безпрекословно вернулся назадъ. Онъ съ глубокимъ пренебреженіемъ относился въ душѣ вообще къ "камрадству" и въ особенности къ этому "Сенькѣ пустой башкѣ," товарищу его по выпуску, но далеко отставшему отъ него теперь по службѣ, и "фамильярство" котораго давно уже коробило его. Но тутъ былъ намекъ на "чванство," -- а этому, по его понятіямъ, "никакъ не надо было дать распространиться"... Но выработанному Анисьевымъ ad usum suum кодексу житейской морали можно было утопить "тонкимъ путемъ" служебное или общественное положеніе лучшаго друга, еслибъ этотъ другъ какимъ-либо образомъ сталъ тебѣ поперегъ дороги, но слѣдовало, рядомъ съ этимъ, держаться строжайшимъ образомъ всѣхъ тѣхъ внѣшнихъ пріемовъ которыми обезпечивается званіе "добраго малаго" и "товарища," столь цѣнимое въ томъ свѣтско-военномъ кругу къ которому принадлежалъ Анисьевъ. Анисьевъ почиталъ себя вполнѣ въ правѣ смотрѣть на каждаго изъ сослуживцевъ своихъ какъ на пѣшку, годную лишь для комбинаціи того или другаго хода собственной его игры, но зазнаваться предъ ничтожнѣйшимъ изъ нихъ онъ не дозволилъ бы себѣ уже потому только, что въ этой чертѣ "ближе всего сказывается un parvenu," а быть почитаемымъ за parvenu онъ боялся пуще грома небеснаго...
   А потому, какъ ни мало расположенъ онъ былъ теперь пить въ этой компаніи людей, отъ которыхъ онъ не могъ ожидать для себя никакой выгоды, ниже удовольствія, онъ сидѣлъ тутъ со Шнабельбергомъ, Сенькой, и присоединившимися къ нимъ всякими московскими свѣтскими господами и, растегнувъ мундиръ, но сохраняя всё то же сдержанное и изящное выраженіе которымъ неизмѣнно отличалась его придворная; особа, попивалъ шампанское изъ большаго стакана стоявшаго предъ нимъ, и повѣствовалъ, къ величайшей потѣхѣ своихъ собесѣдниковъ, недавнюю пикантную исторію нѣкоей Florence, высланной изъ Петербурга за скандалъ учинённый ею въ одномъ изъ тамошнихъ театровъ.
   -- Гундуровъ, говорилъ въ то же время Чижевскій, зацѣпляя кончикомъ ботинки ножку сосѣдняго, не занятаго стула, и подвигая его къ подходившему къ нимъ герою нашему,-- интересный споръ у насъ идетъ...
   -- О чемъ?
   -- О Венгерской кампаніи, промолвилъ Петя Толбухинъ съ лѣниво-насмѣшливымъ пожатіемъ плечъ, говорившимъ: и чортъ ли въ ней!...
   -- Ну да, да, заговорилъ Духонинъ, Кивая на стоявшаго насупротивъ его дипломата,-- онъ вотъ доказываетъ... Повтори то что ты сейчасъ сказалъ: "Политика Россіи"...
   Дипломатъ опустился на стулъ, закинулъ ногу за ногу и глядя на кончикъ своего сапога снисходительно повторилъ:
   -- Я говорилъ что политика Россіи въ концѣ прошлаго вѣка, создала между раздѣлившими Польшу державами традиціонную солидарность, необходимымъ послѣдствіемъ которой является наше вмѣшательство въ дѣло возстанія Венгріи въ прошломъ году. C'est une nécessité historique.
   -- Мое почтеніе! Хороша историческая необходимость играть роль пугала, къ которому прибѣгаютъ чужеземныя правительства, когда оказываются сами не въ силахъ подавить исторически-законныя стремленія своихъ народовъ къ свободѣ, къ политической самостоятельности... За то и любятъ же насъ въ Европѣ, и возблагодарятъ насъ за нашу опеку при случаѣ!...
   -- Австріяковъ, дѣйствительно, не любятъ въ Венгріи, нѣсколько нежданно отозвался на это капитанъ Ранцевъ,-- а насъ по всей землѣ ихней, можно сказать, вездѣ отлично-съ принимали, даже съ угощеніемъ.
   Духонинъ не могъ не улыбнуться:
   -- Ну, а если бы вы пришли въ эту землю сражаться не за "Австріяковъ," а противъ нихъ, меньше или больше "угощали" бы васъ тамъ, какъ вы полагаете?
   Храбрый капитанъ нѣсколько опѣшилъ:
   -- Никаноръ Ильичъ, сказалъ ему смѣясь Гундуровъ,-- а спросите-ка его въ вашу очередь, какъ онъ полагаетъ: если бы вы помогли Венгерцамъ отстоять отъ "Австріяковъ ихъ "политическую самостоятельность," лучше или хуже стало бы жить тѣмъ не-Венгерскимъ народностямъ которыя очутились бы подъ ихъ властью?
   -- Ну, само собою, кто о чемъ, а вы о Славянахъ,-- и Духонинъ пожалъ плечами:-- vous êtes orfèvre, monsieur Josse!
   Гундуровъ взглянулъ на него ласково улыбающимися глазами:
   -- О Славянахъ, любезный другъ, все о тѣхъ же достойныхъ всякаго вашего презрѣнія Славянахъ, которые, въ силу, надо думать, своей исторической отсталости, отстояли своего государя-Нѣмца противъ возставшихъ на него Нѣмцевъ-подданныхъ.
   -- Съ чѣмъ ихъ и поздравляю! возгласилъ къ общему хохоту Духонинъ, комически разводя руками.
   Дипломатъ, страдавшій катарромъ желудка, воспользовался случаемъ подняться съ мѣста, и торопливо, съ позеленѣвшимъ и смущеннымъ лицомъ, выскользнулъ изъ залы...
   -- А и хоррошенькая женщина эта Florence, говорилъ между тѣмъ на другомъ концѣ стола красивый полковникъ Шнабельбергъ,-- я разъ съ ней ужиналъ, у Владзи Броницкаго.
   -- Съ Marcellin Любарскимъ? спросилъ съ улыбкой графъ Анисьевъ.
   -- Ну да, ну да, расхохотался, словно ужасно, обрадовавшись этому вопросу, Шнабельбергъ, очень дорожившій знакомствомъ съ людьми большаго свѣта,-- онъ ее безъ себя никуда не пускалъ, Marcellin, съ видимымъ удовольствіемъ повторилъ это имя полковникъ,-- влюбленъ былъ можно сказать до сумашествія...
   Анисьевъ небрежно качнулъ головой:
   -- Чего ужь, коли рѣшился удрать за нею за границу безъ позволенія.
   -- Нну-у! Можетъ ли это случиться? вскрикнулъ Шнабельбергъ съ выраженіемъ, совершеннѣйшаго ужаса на своемъ красивомъ и благочинномъ нѣмецкомъ лицѣ.
   -- Mon cher, mon cher, загоготалъ кидаясь къ нему "Сенька" Водоводовъ,-- неужели ты этого не зналъ?... А, Анисьевъ, до него не дошло, а!... Удралъ, mon cher, въ бочкѣ... именно, именно, въ бочкѣ! Когда Florence посадили въ часть, онъ сейчасъ же за паспортомъ. Ну, само-собою, не получилъ,-- заранѣе приказано было. Онъ прямо въ Кронштадтъ, на американскій корабль который тутъ стоялъ...
   -- На американскій корабль... эт-то ужасно! повторилъ разводя руками Шнабельбергъ.
   -- Его тамъ чтобы скрыть и посадили въ бочку... Я все это знаю подробно, хрипѣлъ, надрываясь хохотомъ, Водоводовъ,-- а тамъ прежде скипидаръ былъ, и онъ чуть не задохся отъ вони... А, какъ ты находишь, mon cher, а! Ламуръ-то куда ведетъ, а?...
   -- Этто... этто даже совсѣмъ вѣрить нельзя, говорилъ все съ тѣмъ же благочиннымъ недоумѣніемъ Нѣмецъ-полковникъ,-- чтобъ изъ такого государства какъ наше оттечество можно было удррать -- онъ сильно наперъ на это слово:-- безъ вида отъ начальства, и даже въ бочка, гдѣ былъ прежде терпентинъ. Пфуй!...
   -- Господа, готово! громко возгласилъ Подозеринъ, зачерпывая своею ложкой горячую влагу жженки и медленно выливая ее опять въ кострюлю, въ которой послѣдними струйками индѣ еще пробѣгали синеватые огоньки алкоголя.
   -- Наливай, наливай, я раздавать буду!... отозвался "Сенька," бросаясь къ нему съ мѣста,-- а вы подавайте сюда стаканы! крикнулъ онъ Толѣ и Свищову...
   Духонинъ не угомонился между тѣмъ. Въ обыкновенной время онъ былъ всегда весьма сдержанъ, но вино возбуждало его къ спору и приставанію... Онъ вызвалъ Гундурова на новое преніе. Какъ ни поглощенъ былъ нашъ герой своимъ личнымъ чувствомъ, но это самое чувство подымало всего его и несло на какихъ-то побѣдныхъ крылахъ. Въ противоположность тому что дано было ему прочувствовать предъ выступленіемъ его на сцену подъ траурнымъ плащомъ Гамлета, внутри его звучалъ теперь какой-то могучій мажорный аккордъ, возбуждавшій въ немъ никогда еще не испытанное имъ доселѣ въ такой степени сознаніе бодрости и силы.....
   Неотступно стоялъ предъ нимъ обаятельный образъ княжны, шепталъ въ глубинѣ его мозга ея тихій, проницающій голосъ,-- и все настойчивѣе просилась наружу, искала внѣшняго мотива эта тайная музыка счастія, переполнявшая его душу... Онъ до сихъ поръ уклонялся отъ серіознаго препирательства съ Духонинымъ, ограничиваясь, какъ мы видѣли, шутливыми и поверхностными возраженіями. Но антагонистъ его коснулся основныхъ положеній той школы къ которой принадлежалъ Гундуровъ, называя ихъ, "произвольными" и "не въ мѣру идеальными," и Гундурову сказалось внезапно что никогда еще эти положенія и этотъ самый "идеализмъ" въ которомъ упрекали ихъ не были такъ дороги и близки его душѣ... Онъ весь загорѣлся на защиту ихъ. Горячія слова полились красно и свободно изъ его устъ. Онъ заговорилъ о "призваніи," объ историческихъ и бытовыхъ особливостяхъ русской земли, о блестящемъ періодѣ до-татарской, Кіевской Руси, онъ доказывалъ что съ перваго момента нашей исторіи указанъ былъ Россіи путь совершенно иной чѣмъ государствамъ Запада...
   -- Вы съ этимъ не можете не согласиться, говорилъ Гундуровъ,-- не можете отвергать основательности нашихъ положеній...
   -- Это, то-есть, то что "Западъ гніетъ", а мы цвѣтемъ и благоухаемъ яко кринъ сельній? спросилъ насмѣшливо Духонинъ.
   -- То, продолжалъ не смущаясь Сергѣй,-- что въ основаніи западныхъ государствъ лежатъ -- завоеваніе, вѣковая рознь племенъ, побѣдившаго и побѣжденнаго, борьба церкви съ гражданскою властью; въ основаніи государства русскаго -- добровольно призванная народомъ власть, единство духа всей "земли", и надъ "землею" -- непричастная дѣламъ мірскимъ церковь какъ высшая любовь... Любовь, повторилъ онъ съ невольнымъ повышеніемъ голоса и усиленнымъ блескомъ въ глазахъ.
   -- И застой, и болото, и мертвечина! горячо возражалъ Западникъ Духонинъ;-- вся культура, вся цивилизація человѣческая вышли изъ этой борьбы, отсутствіемъ которой у насъ вы такъ кичитесь. Въ вашемъ "единствѣ", въ вашей "святости" нѣтъ мѣста человѣку, развитію человѣческой личности! Ваша "земля", ваша "община", ваша "любовь" засасывали или душили эту человѣческую личность въ продолженіе вѣковъ... *
  
   -- Мы говорили въ дни Батыя
   Какъ на поляхъ Бородина:
   Да возвеличится Россія
   И гибнутъ наши имена! *
   * Разговоръ въ Кремлѣ, стихотвореніе K. К. Павловой.
  
   отвѣчалъ на это Гундуровъ цитатой изъ стихотворенія только что написаннаго тогда, и пользовавшагося большимъ сочувствіемъ въ лагерѣ къ которому принадлежалъ онъ.-- Смиреніе -- сила, примолвилъ онъ, выражаясь словами сказанными ему Линой въ первые дни ихъ знакомства, и счастливая улыбка пробѣжала при этомъ по его губамъ;-- тотъ не пойметъ русской исторіи кто не разумѣетъ что сила эта легла въ основаніе жизни русскаго народа, что она составляетъ субстанцію его духа, его историческаго бытія...
   Его прервалъ гудящій голосъ "Сеньки" Водоводова, разносившаго стаканы со жженкой (слуги давно были всѣ отосланы):
   -- Mon cher, mon cher, господа, вкусите душеспасительнаго напитка!...
   Капитанъ Ранцевъ воспользовался этимъ перерывомъ чтобы подойти къ нашему герою:
   -- Позвольте пожать вашу руку, молвилъ онъ восторженно сверкая глазами (у него также, у бѣдняги, пѣли въ этотъ вечеръ райскія птицы на душѣ); -- никогда, могу сказать, не слышалъ-съ такихъ умныхъ словъ... а главное-съ, потому все правда... Смиреніе народа, любовь... "Святая Русь", дѣйствительно-съ! заключилъ онъ, быстро смахивая рукавомъ сорочки слезу, нежданно набѣжавшую ему на глаза.
   Гундуровъ пожалъ ему крѣпко руку, поднялъ со стола стаканъ жженки, и чокнулся съ нимъ, а затѣмъ съ Духонинымъ...
   И снова загорѣлся споръ... Предметомъ его теперь былъ Петръ и "петербургскій періодъ русской исторіи", безъ чего не могло обойтись въ ту пору никакое подобнаго рода преніе. Кружокъ слушателей тѣснѣе пододвинулся къ нашимъ пріятелямъ. Примолкъ самъ "Сенька", опустился на стулъ и сталъ слушать, но сидѣвшій въ немъ дьяволъ гама и суеты поднялъ его съ мѣста черезъ пять минутъ и перекинулъ на другой конецъ стола, гдѣ Шнабельбергъ, съ умиленіемъ въ чертахъ, доказывалъ отставному Подозерину что еслибъ онъ остался во второй гвардейской батареѣ, онъ еще въ прошломъ году произведенъ былъ бы по линіи въ штабсъ-капитаны, а въ нынѣшнемъ, вслѣдствіе открывшихся неожиданно трехъ полковничьихъ вакансій, "снялъ бы звѣздочки съ рогожки эполетъ", то-есть попалъ бы въ капитаны.
   -- Ну, mon cher, захрипѣлъ Водоводовъ, относясь къ Анисьеву.-- Такія ужь тамъ умныя рѣчи ведутъ!...
   -- Кто это?
   -- А вотъ тамъ этотъ Гамлетъ, и другой вотъ съ нимъ... Д-да,-- онъ вдругъ ни съ того ни съ сего, громчайшимъ образомъ вздохнулъ и принялся мрачно ерошить черные и лоснившіеся какъ смола волосы, росшіе густымъ лѣсомъ надъ его низколобымъ и узкоглазымъ татарскимъ лицомъ,-- это не то что наше лагерное воспитаніе!
   Анисьевъ поморщился:
   -- О чемъ же это они?
   -- О Петрѣ Великомъ, mon cher, и такъ это, знаешь, à fond, какъ по книгѣ... Когда вдругъ этакъ невзначай натолкнешься на этихъ... университетскихъ, ученыхъ, тутъ и поймешь всю нашу пустоту, ничтожество, невѣжество наше, mon cher... Вѣдь что мы всѣ, по правдѣ сказать?-- онъ повелъ руками кругомъ,-- de la chair à canon, больше ничего, mon cher...
   -- Parlez donc pour vous! досадливо тряхнувъ эполетомъ проговорилъ на это флигель-адъютантъ, подымаясь съ мѣста.-- А интересно послушать...
   И онъ направился въ сторону Гундурова.
   Всѣ такъ были заняты преніемъ что и не замѣтили какъ онъ присѣлъ на стулъ подлѣ Пети Толбухина, медленно, глотокъ за глоткомъ, опоражнивавшаго свой стаканъ жженки, и все шире и шире улыбавшагося блаженною улыбкой, по мѣрѣ того какъ сладостная влага переливалась изъ этого стакана въ его горло.
   Жженка производила свое дѣйствіе и не на одного его. Все звончѣе слышался въ столовой гулъ голосовъ и смѣха. Свищовъ и Толя пили брудершафтъ съ артиллеристами подъ громкій аккомпаниментъ пѣсня: "Наливай, братъ, наливай!" Шнабельбергъ зычно чмокался съ Подозеринымъ и перекинувъ ему руку за плечо хлопалъ его широкою ладонью по спинѣ, приговаривая плачущимъ голосомъ: "Старый камрадъ, старый камрадъ!" Вальковскій, съ самаго начала попойки забившійся въ уголъ съ пріятелемъ своимъ, режиссеромъ, декламировалъ ему стихи изъ Бориса Годунова, и Сенька Водоводовъ, очутившійся теперь подлѣ нихъ и успѣвшій уже откинуть въ сторону всякую заботу о своей дѣйствительной "пустотѣ и ничтожествѣ," надрывался оглушительнымъ хохотомъ глядя какъ "фанатикъ," страшно выпучивая налитые кровью глаза и неистово стуча кулачищемъ своимъ но груди, ревѣлъ какъ изъ бочки:
  
   Тѣнь Грознаго меня усыновила
   Димитріемъ изъ гроба нарекла...
  
   Самый споръ пріятелей нашихъ принималъ болѣе возбужденный, болѣе нетерпѣливый оттѣнокъ. Чаще слышались въ голосахъ ихъ крикливыя ноты, чаще перебивали они себя и не давали другъ другу договаривать...
   -- Ну да, извольте, восклицалъ Духонинъ,-- Кіевская Русь, я согласенъ... когда норманскіе конунги бились на моряхъ во славу русскихъ княженъ, когда Гаральды, Кануты... когда французскіе короли посылали за ними сватовъ въ городъ, гдѣ чуть ли не болѣе было школъ чѣмъ въ тогдашнемъ Парижѣ.... А не ваши собиратели-кулаки, не ваши московскіе ханы!...
   -- Безъ нихъ не было бы Россіи, возражалъ Гундуровъ,-- не было бы единственно свободнаго, самостоятельнаго славянскаго, государства! Вы объ этомъ какъ бы знать не хотите, для васъ русская исторія словно начинается съ минуты основанія русскимъ царемъ нѣмецкаго, города на болотахъ Ингріи.
   -- Именно, именно, вы не ошиблись, съ той минуты когда этотъ царь, эта вѣнчанная сила генія спаиваетъ опять звенья цѣпи нашего общенія съ Европой, порваннаго четырьмя вѣками настоящей и московской татарщины...
   -- Какою цѣной, пылко молвилъ Гундуровъ,-- какою цѣной? Измѣной землѣ, поруганіемъ народа, оторваннаго имъ отъ исконныхъ источниковъ его жизни... Онъ революціоннымъ путемъ коснулся самыхъ корней роднаго дерева...
   -- Выраженіе, быть-можетъ, нѣсколько рискованное! послышался голосъ графа Анисьева.
   -- Чего-съ?...
   И Духонинъ и Сергѣй одновременно обернулись на него, затѣмъ взглянули другъ на друга, и сочувственно усмѣхнулись... Этотъ голосъ разомъ мирилъ ихъ и прекращалъ ихъ разногласіе....
   Блестящій флигель-адъютантъ улыбаясь въ свою очередь самымъ кроткимъ и любезнымъ образомъ, и слегка помаргивая глядѣлъ на нашихъ молодыхъ людей, растягивая во всю его длину свой изящный гвардейскій усъ.
   -- Извините, сказалъ ему Гундуровъ,-- я не понялъ... Вамъ кажется, что-то изъ сказаннаго мною не понравилось... Что именно?
   -- Ахъ, помилуйте, не кликнулъ Анисьевъ,-- я былъ бы совершенно несчастливъ еслибы вы такъ приняли слова мои... Вашъ разговоръ касается предмета столь интереснаго для всѣхъ насъ... русскихъ людей, подчеркнулъ онъ,-- и я позволилъ себѣ вмѣшаться въ него....
   -- Да. Такъ что же вы именно замѣтили?
   -- Маленькую неточность, если вы мнѣ дозволите такъ выразиться... Говоря о Петрѣ Великомъ вы сейчасъ употребили слово "революція," не такъ ли? Не находите ли вы сами это выраженіе, вырвавшееся у васъ, безъ сомнѣнія, нехотя въ пылу разговора, не совсѣмъ идущимъ къ дѣлу?
   -- Почему такъ? вскликнулъ Духонинъ.
   -- Les Robespierre дѣлаютъ революціи, но геніальный императоръ, каковъ былъ нашъ Великій Петръ, извлекшій свой народъ изъ тьмы невѣжества и, какъ вы прекрасно изволили выразиться, связавшій звенья нашей цѣпи съ Европой... Онъ произвелъ благодѣтельнѣйшую реформу, можно сказать, а не... а не "ре-во-люцію".
   -- Реформа совершенная путемъ насилія называется "ре-во-люціей," отвѣчалъ на это, подчеркивая въ свою очередь, Гундуровъ.
   -- Сверху ли, или снизу совершается она, все равно, прибавилъ Духонинъ.
   Флигель адъютантъ сложилъ губы въ ту же кроткую, но уже съ оттѣнкомъ многозначительности улыбку:
   -- Все зависитъ отъ того что мы будемъ разумѣть подъ "насиліемъ," промолвилъ онъ, подымая глаза на Гундурова.
   Сергѣй взглянулъ въ эти моргавшіе, холодные и лживые глаза, и почувствовалъ вновь приливъ неодолимаго отвращенія къ этому человѣку:
   -- На это, проронилъ онъ,-- сторонники Софьи Алексѣевны, стрѣльцы, старовѣры и окончательно закрѣпощенный Петромъ народъ русскій могли бы дать вамъ самый лучшій отвѣтъ.
   -- Вы кажется большой поклонникъ русской старины, замѣтилъ на это съ изысканною учтивостью графъ Анисьевъ,-- позвольте вамъ замѣтить что Іоаннъ Грозный, напримѣръ, со своею опричиной гораздо болѣе жестокостей дѣлалъ чѣмъ Петръ Первый, не имѣя и половины его генія...
   -- Табель о рангахъ почище опричины!
   -- Браво! вырвалось у Факирскаго, жадно слѣдившаго за разговоромъ.
   -- Это точно-съ! захихикалъ за нимъ и капитанъ Ранцевъ.
   Анисьевъ поглядѣлъ на нихъ искоса съ тутъ же сдержанною досадой во взглядѣ:
   -- Позвольте, какое же отношеніе?...
   -- Есть-то, есть! И Духонинъ смѣясь утвердительно закачалъ головой.
   -- Такое отношеніе, счелъ нужнымъ пояснить Гундуровъ,-- что то что въ художнической {Извѣстное воззрѣніе К. Аксакова на Грознаго.} натурѣ Ивана было дѣломъ страсти, порывомъ страшнымъ, но временнымъ, исходитъ изъ холоднаго ума Петра въ формѣ совершенно ясно опредѣленной, безпощадной регламентаціи. Регламентація эта нараждаетъ касту, цѣлое сословіе людей оторванныхъ отъ земли, съ теченіемъ поколѣній все болѣе и болѣе становящихся чуждыми ей, до потери ими наконецъ уже всякаго пониманія, всякаго чутья народности. Создается положеніе безобразное, воскликнулъ Сергѣй (вся одіозность вынесенныхъ имъ изъ Петербурга впечатлѣній заговорила въ немъ въ этотъ мигъ съ новымъ, ноющимъ раздраженіемъ):-- сверху, эти оторванные отъ почвы, играющіе въ европейство высшіе классы, съ вашимъ петербургскимъ чиновничествомъ всякихъ наименованій во главѣ, правящіе землей какъ съ луны, презирающіе ее за вѣрность ея своимъ исконнымъ преданіямъ; внизу -- настоящій, крѣпкій отъ корня народъ, и за то самое подавленный, безгласный...
   -- Безправный, ввернулъ Духонинъ.
   -- Какіе же это "права" желали бы вы ему предоставить? язвительно вырвалось на это у флигель-адъютанта.
   -- А самое простое, человѣческое право,-- не состоять у насъ съ вами на положеніи вещи или скота, отвѣчалъ насмѣшливо московскій Западникъ:
   -- Д-да-съ, протянулъ петербургскій дѣлецъ,-- это, конечно, желаніе весьма... человѣколюбивое, и вы мнѣ можете сказать что въ Европѣ давно... Но, къ сожалѣнію (онъ вздохнулъ), мы не Европа, и...
   -- И русскій народъ долженъ вслѣдствіе этого остаться закрѣпощеннымъ на вѣки вѣковъ? вскрикнулъ весь покраснѣвъ отъ негодованія Гундуровъ.
   -- Я этого не говорю-съ; но позволяю себѣ думать что разсужденіе о такомъ серіозномъ предметѣ можно отложить до того времени когда мы будемъ... plus civilisés, договорилъ флигель-адъютантъ уже съ нѣсколько строгимъ выраженіемъ на лицѣ.
   -- Ну, конечно, горячо зазвучалъ голосъ Сергѣя,-- изъ-за чего намъ безпокоиться! Какое намъ дѣло до этихъ милліоновъ нашихъ братій по Христу и крови, какое дѣло что ихъ рабство позоритъ насъ еще болѣе чѣмъ ихъ, и что при этомъ рабствѣ ваше "просвѣщеніе" одинъ лишь звукъ ложный и пустой,-- было бы только намъ хорошо, лишь бы на насъ лилась всякая земная благодать...
   Онъ вдругъ сдержался, оборвалъ и отвернулся, "Не стоитъ!" сказалось въ его мысли...
   Графъ Анисьевъ обѣжалъ быстрымъ взглядомъ окружающія его лица... На всѣхъ ихъ онъ прочелъ полное одобреніе и сочувствіе къ прослушаннымъ имъ сейчасъ рѣчамъ.
   -- Да онъ въ самомъ дѣлѣ преопасный, этотъ Гамлетъ изъ профессоришекъ! сказалъ онъ себѣ, хмурясь и закусывая кончикъ уса.
   Онъ всталъ, выпрямляясь всѣмъ своимъ высокимъ, стройнымъ станомъ и глядя черезъ голову Гундурова:
   -- Вы мнѣ позволите уклониться отъ дальнѣйшаго разговора! выговорилъ онъ внушительнымъ тономъ.
   Духонинъ вскочилъ съ мѣста въ свою очередь, и отвѣсилъ ему учтиво ироническій поклонъ, причемъ не совсѣмъ удачно шаркнулъ слабо уже повиновавшимися ему ногами.
   -- Мы должны тѣмъ болѣе сожалѣть объ этомъ, сказалъ онъ,-- что сами мы вызывать васъ на разговоръ съ нами никогда бы не осмѣлились.
   Петя Толбухинъ, ничего уже не слышавшій, но видѣвшій предъ собою подгибающіяся поджарыя колѣнки шаркающаго Духонина, уронилъ голову на свои скрещенныя на спинкѣ стула руки, и залился добродушнѣйшимъ смѣхомъ...
   Блестящаго Петербуржца передернуло. Онъ повелъ кругомъ глазами съ невольнымъ смущеніемъ и какъ бы недоумѣвая какъ слѣдовало отнестись ему къ отвѣту этому, и къ этому смѣху...
   Выручилъ Сенька Водоводовъ:
   -- Mon cher, mou cher, хрипѣлъ онъ уже съ трудомъ шевеля языкомъ, несясь къ Анисьеву,-- умора!... Пойдемъ, я тебѣ... покажу.... Вотъ этотъ, вотъ (онъ тыкалъ рукой по направленію Вальковскаго, который, обнявъ пріятеля своего, режиссера, за шею, рыдалъ навзрыдъ, икалъ и причитывалъ: "Да, сорокъ тысячъ братьевъ тебя любить не могутъ такъ какъ я!") Готовъ, mon cher, совсѣмъ.... готовъ! Пойдемъ, я тебѣ...
   -- Пойдемъ спать, давно пора! громко вымолвилъ флигель-адъютантъ, отстраняя его рук лась до князя, просунула свою руку подъ его руку, слегка прижалась къ нему и, глядя на него снизу вверьхъ со своею вызывающею улыбкою, проговорила полушопотомъ:
   -- Милый, милый князь, какъ бы я хотѣла быть въ самомъ дѣлѣ вашимъ ангеломъ хранителемъ?.. Но вы сами ангелъ? Вы такой, добрый, умный, ну милый, совсѣмъ милый!
   -- Вы находите? разсѣянно отвѣтилъ онъ, глядя не на нее, а на сцену и прищуривъ для этого свои нѣсколько близорукіе глаза.
   -- Еге, вотъ она куда бьетъ! сказалъ себѣ Ашанинъ, отъ зоркаго взгляда котораго ничто не ускользало,-- и подошелъ къ Надеждѣ Ѳедоровнѣ, сидѣвшей у кулисы нѣсколько поодаль отъ стола, за которымъ княжна и Гундуровъ пили чай, а "фанатикъ" пожиралъ булки одну за другою.
   -- Такъ вы такъ таки рѣшительно отказываетесь отъ роли? сказалъ онъ.
   Она приподняла на него свои большіе, печальные глаза:
   -- Я вамъ сказала, я не играла никогда... И не хочу наконецъ!.. съ внезапной рѣшимостью промолвила она.
   -- Даже если бы я васъ очень, очень объ этомъ просилъ? вкрадчиво и мягко проговорилъ нашъ Донъ-Жуанъ, глядя на нее не отрываясь.
   Некрасивое лице бѣдной дѣвы слабо зарумянилось подъ этимъ неуступчивымъ взглядомъ.
   -- Боже мой, отвѣчала она не сразу и какъ бы перемогая пронимавшую ее дрожь,-- какой вы удивительный человѣкъ!.. Къ чему вамъ я!.. Заставьте...-- вы все можете! вырвалось у нея,-- заставьте играть эту безстыдную дѣвчонку, отъ которой вы уже безъ ума! И она презрительнымъ движеніемъ указала на востроглазую барышню, медленно подвигавшуюся къ-сценѣ объ руку съ княземъ Ларіономъ.
   -- Я безъ ума! невиннѣйшимъ тономъ воскликнулъ Ашанинъ;-- помилуйте, я въ первый разъ отъ роду вижу ее сегодня, и даже кто она,-- не знаю...
   -- Она дочь здѣшняго исправника Акулина, нехотя объявила Надежда Ѳедоровна.
   -- И, какъ кажется по части князь-Ларіонъ Васильевича... не договорилъ Ашанинъ.
   -- Какъ видите! Я и не воображала никогда, воскликнула перезрѣлая дѣвица,-- чтобы можно было быть такою дерзкою кокеткой въ ея годы!...
   -- Что-же, это не дурно, Надежда Ѳедоровна!
   -- Да, съ горечью возразила она,-- я знаю, вамъ такія нужны, только такія и нравятся!
   -- И такія нужны, и такія, это точно! поддакнулъ онъ, поддразнивая ее.
   -- Знаете, заговорила она послѣ минутнаго молчанія, страстно и въ тоже время злобно взглянувъ на него,-- я не понимаю какъ можетъ женщина рѣшиться полюбить васъ!
   -- Такъ никто-же изъ нихъ и не рѣшается, Надежда Ѳедоровна! смиренно вздохнулъ на это Ашанинъ,-- вы сами знаете, ну, кто меня любитъ?...
   -- Подите вы отъ меня! проговорила она, отворачиваясь -- и невольно усмѣхнулась.
   -- А все же вы Гертруду играть будете! заключилъ онъ, торжествуя...
   Она не отвѣчала.
   Тѣмъ временемъ княжна Лина и Гундуровъ вели слѣдующій разговоръ.
   -- Когда мнѣ Ольга сказала, что monsieur Ашанинъ пріѣхалъ съ какимъ-то еще молодымъ человѣкомъ, я тотчасъ же догадалась, что это непремѣнно вы, говорила она.
   Онъ изумился:
   -- Почему-же такъ, и какъ могли вы знать обо мнѣ, княжна?
   -- Я знаю чрезъ m-r Ашанина, который безпрестанно говорилъ намъ о васъ зимою,-- Лина усмѣхнулась,-- что вы его другъ, а ваша тетушка сказала намъ что вы должны на дняхъ пріѣхать изъ Петербурга.
   -- Вы знаете мою тетушку? еще болѣе удивленъ былъ Гундуровъ.
   -- Да. Мы были у нея съ maman. Дядя давно съ нею знакомъ и очень любитъ ее, а теперь повезъ и насъ. Она и папа покойнаго хорошо знала. Я очень рада, что съ нею познакомилась, промолвила княжна съ какимъ-то особымъ оттѣнкомъ серьезности.
   -- И я понимаю васъ, съ увлеченіемъ сказалъ Гундуровъ,-- тетушка моя чудесная женщина!...
   Она отвела голову отъ чашки, низко наклонясь къ которой прихлебывала чай своими свѣжими губами:
   -- Вы это очень хорошо сказали! съ ласковой улыбкой проговорила она.
   У нея были какіе-то лебединые, медленные -- какъ медленна была и ея рѣчь -- повороты шеи, которые приводили въ восторгъ Гундурова.-- Какая эта дивная вещь, женская грація! думалъ онъ.
   -- Я сказалъ что чувствую, произнесъ онъ громко; -- я не помню ни отца, ни матери; тетушка съ пеленъ возрастила меня, спасла мое наслѣдство отъ гибели... Я ей всѣмъ, обязанъ!...
   Княжна сочувственно покачивала своею осѣненною золотистыми косами головкою:
   -- Она именно на меня такое впѣчатленіе произвела, ваша тетушка, что она думаетъ и поступаетъ хорошо...
   -- Какъ это ужасно, начала она, помолчавъ, опять,-- что васъ за границу не пустили!..
   -- Да! и глаза Гундурова мгновенно заискрились,-- это ударъ для всего моего будущаго! И за что, за что? вскликнулъ онъ въ неудержимомъ порывѣ; -- оторвали человѣка отъ всего что было для него жизнью, связали по рукамъ и по ногамъ...
   Онъ не договорилъ. Княжна внимательно поглядѣла на него...
   -- Я, тихо промолвила она,-- все жила за границей, до сихъ поръ, сужу по тамошнимъ понятіямъ,-- тамъ даже никому въ голову не придетъ, чтобъ можно было такъ поступить съ невиноватымъ человѣкомъ... Знаете, я очень люблю мое отечество, и такъ рада что мы наконецъ въ Россіи! Но это ужасно когда
   Она вдругъ задумалась. Гундуровъ въ свою очередь, поднялъ на нее глаза съ какимъ-то благоговѣніемъ.
   -- Вы будете играть Гамлета? спросила она черезъ мигъ.
   Онъ помолчалъ, еще разъ глянулъ на ея опущенныя вѣки:
   -- Буду, княжна! произнесъ онъ, будто только теперь окончательно рѣшившись,-- и я какъ-то надѣюсь, что я вамъ отъ этого не покажусь смѣшнымъ... А посмѣетесь,-- грѣхъ вамъ будетъ! примолвилъ онъ, налаживаясь на шутливый тонъ и слегка краснѣя.-- Признаюсь вамъ, я бы не рѣшился въ другую минуту,-- но мнѣ надо уйти отъ тоски.... отъ того что чуть съ ума не свело меня тамъ... въ Петербургѣ... Вотъ тѣмъ оно и дорого, тѣмъ велико искусство, княжна, горячо зазвучалъ голосъ молодаго человѣка,-- что въ него какъ въ святую святыхъ можно уйти и позабыть тамъ все что гложетъ, мутитъ, снѣдаетъ здѣсь наше я...
   Онъ остановился вдругъ съ невольнымъ сомнѣніемъ: не покажется-ли ей это слишкомъ горячимъ, юношескимъ,-- ему вдругъ ужасно страшно стало что она не пойметъ, не пойметъ того что именно заставляетъ его рѣшиться выступить на сцену въ незнакомомъ домѣ, приняться за то что обыкновенно почитается дѣломъ однихъ "праздношатающихся, пустыхъ свѣтскихъ людей"....
   Но въ сосредоточенномъ вниманіи съ которымъ слушала она его ему какъ-то разомъ сказалось что никто въ эту минуту не былъ бы въ состояніи такъ понять его какъ эта свѣтская дѣвушка, съ ея спокойнымъ обликомъ и неулыбающимся взглядомъ.
   -- Постарайтесь сыграть хорошо! сказала она просто,-- мнѣ такъ хочется видѣть его на сценѣ. Я читала Гамлета... Настоящаго! подчеркнула Лина;-- у меня былъ въ Ганноверѣ учитель англійскаго языка,-- старикъ; онъ меня очень любилъ и подарилъ мнѣ всего Шекспира: "дурное къ вамъ не пристанетъ", говорилъ онъ. И, въ самомъ дѣлѣ, я всегда такъ думала, что дурное только къ дурнымъ пристаетъ... Вы однако не говорите объ этомъ всѣмъ... многіе не понимаютъ... Да вы и не скажете,-- я знаю! своимъ особымъ серьезнымъ тономъ заключила, не договоривъ, княжна,-- и пошла на встрѣчу подымавшагося на сцену дяди.
   Онъ взялъ ея руку:
   -- Bonjour Hélène (онъ никогда не называлъ ее уменьшительнымъ именемъ), такъ рано, и здѣсь?.. Я никакъ не ожидалъ... Ты здорова? И онъ заботливо, почти тревожно глянулъ ей въ лице...
   -- Совершенно здорова! не дала ей отвѣтить Ольга Елпидифоровна,-- это мы еще вчера съ Линой сговорились встать въ шесть часовъ,-- pour vous faire plaisir, mon prince! низко, по театральному, присѣла она передъ нимъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ, Hélène? Онъ блеснувшимъ на мигъ взоромъ обратился снова къ племянницѣ,-- ты... вы для меня это сдѣлали?..
   -- Еще бы! крикнула барышня.
   -- Для васъ, дядя, именно для васъ! И княжна закивала ему улыбаясь.
   Онъ сталъ какъ-то чрезвычайно веселъ и шутливъ:
   -- Сергѣй Михайловичъ, очень радъ видѣть васъ опять!.. Вы познакомились съ Еленой Михайловной?.. А этой птичкѣ пѣвчей были вы представлены? указалъ онъ на востроглазую дѣвицу, не перестававшую вертѣться около него,-- рекомендую,-- русскіе романсы поетъ восхитительно!...
   Черноглазая барышня сжала свои крупныя губы:
   -- Monsieur Гундуровъ не обратилъ на меня ни-какого вниманія.
   -- Онъ слишкомъ молодъ, улыбнулся князь Ларіонъ,-- чтобы умѣть оцѣнить всѣ ваши совершенства; только такіе старцы какъ я
   -- Вы старикъ, вы! перебила его барышня, воззрясь на него нѣжно-упрекающимъ взглядомъ,-- вы просто кокетничаете своимъ старчествомъ!
   Князь нахмурился и повелъ на нее холодными глазами,-- отъ чего она впрочемъ нисколько не смутилась:
   -- Да, да, кокетничаете! повторила она.
   -- Что-же, Сергѣй Михайловичъ, отходя отъ нея спросилъ князь Ларіонъ,-- вы порѣшили насчетъ Гамлета?
   -- Ахъ да, дядя, пожалуйста, молвила княжна Лина,-- мнѣ этого такъ хочется...
   Онъ глянулъ ей опять прямо въ лице, какъ-то задумчиво усмѣхаясь -- и не отводя отъ нея взгляда:
   -- Could beauty, my lord, have better commerce than with honesty? {Офелія: Для красоты, принцъ, не лучшая-ль подруга чистота? Актъ III. Сц. 1.} медленно проговорилъ онъ,-- и обернулся къ Гундурову:
   -- Удивительно говорила это и вела всю эту великолѣпную сцену съ принцемъ одна очень молоденькая тогда дѣвочка, дочь, кажется, знаменитой mistriss Siddons, сестры Кембля, которую я видѣлъ въ 1821 г. въ Лондонѣ. До сихъ поръ эти слова, выраженіе ея остались у меня въ памяти....
   -- Такъ можно будетъ, дядя? спросила его опять княжна.
   -- Можно, Hélène, можно,-- онъ пожалъ ей руку,-- и я даже готовъ не пропускать ни одну изъ вашихъ репетицій,-- если только присутствіе мое не будетъ въ тягость вашему молодому обществу, любезно примолвилъ князь, обращаясь къ нашимъ друзьямъ...
   -- Звонятъ! послышался внезапно голосъ Вальковскаго, который тѣмъ временемъ заснулъ "подъ тѣнію кулисъ" во всемъ безмятежіи непорочной души.
   -- Къ завтраку,-- это, кажется, по вашей части, Иванъ Ильичъ? досказалъ весело князь Ларіонъ.
   -- Боже мой, вскликнулъ Гундуровъ -- а я еще не уѣхалъ!...
   Всѣ разсмѣялись.
   -- И прекрасно сдѣлали,-- княгиня Аглая Константиновна. вамъ бы этого никогда не простила!... Mesdames, господа, пожалуйте! приглашалъ князь; -- Сергѣй Михайловичъ -- вашу руку княжнѣ!..
   Бойкая барышня шагнула къ нему:
   -- Ваше сіятельство не откажете мнѣ въ чести быть моимъ кавалеромъ? прощебетала она "птичкой пѣвчею"...
   Князь Ларіонъ поглядѣлъ на нее съ полуулыбкой:
   -- Позвольте вамъ предложить болѣе подходящаго для васъ спутника, подчеркнулъ онъ, указывая на Ашанина...-- Пойдемте, Иванъ Ильичъ!...
   Надежда Ѳедоровна прошла одна, за всѣми, съ поникшимъ челомъ и своею вѣчно-горькою усмѣшкой,-- и отправилась къ себѣ, въ третій этажъ.
  

VI.

   Хозяйка дома,-- расплывшаяся сороколѣтняя барыня съ крупнымъ, еще свѣжимъ лицемъ и сладкими, томно вращавшимися глазами, которымъ какъ-то странно противорѣчилъ весьма замѣтный пушокъ темнѣвшій надъ ея твердо очерченными, полными губами,-- уже кушала чай когда молодое общество съ княземъ вошло въ столовую. Она была не одна. У длиннаго стола, сверкавшаго лоснящимся блескомъ свѣжей узорчатой скатерти и уставленными на ней всякими серебрянными мисками, кастрюлями и приборами, занимали мѣста нѣсколько человѣкъ гостей, прибывшихъ въ Сицкое за нѣсколько дней ранѣе нашихъ пріятелей. Одесную княгини, съ понуреннымъ видомъ обмакивая длинно нарѣзанные ломтики хлѣба въ яйцо, сидѣлъ нѣкто Зяблинъ, разочарованный и раззоренный московскій левъ, господинъ съ большимъ грузинскимъ носомъ и отличными, цвѣта воронья крыла, бакенбардами,-- "неудавшійся Калабрскій бригантъ" говорилъ про него князь Ларіонъ.-- По другую ея руку попрыгивалъ на своемъ стулѣ что-то разсказывая ей и громко хохоча своему собственному разсказу, "шутъ Шигаревъ", какъ относился о немъ Ашанинъ,-- одинъ изъ тѣхъ счастливцевъ, которыхъ щедрая природа одѣлила способностью воспроизводить съ изумительнымъ сходствомъ жужжанье мухи подъ ловящими ея пальцами, визгъ отворяемой табакерки на деревянныхъ шалнерахъ, блеяніе овцы и мяуканье кота, доставать языкомъ кончикъ собственнаго носа, и тому подобными салонными талантами; комикъ на сценѣ онъ былъ превосходный, а наружностью своей напоминалъ болотную птицу вообще, и пигалицу въ особенности... На противоположномъ концѣ стола, рядомъ съ m-me Crébillon, эксъ-гувернанткою самой Аглаи Константиновны, живою старушкою съ густыми сѣдыми буклями подъ тюлевымъ чепцомъ, бѣлѣлась золотушная и чухонская физіономія Ивана Карлыча Мауса, молодаго малаго, выпущеннаго недавно изъ училища правовѣденія, въ которомъ отецъ его былъ докторомъ. Юный Иванъ Карлычъ сознавалъ, повидимому, вполнѣ это двойное преимущество: быть нѣмцемъ,-- разъ, и выпущенникомъ заведенія, имѣющаго поставлять на Россію государственныхъ мужей,-- два: а потому, хотя пока и занималъ лишь скромную должность губернскаго стряпчаго, держалъ себя такъ внушительно важно и разсѣянно дѣльно, какъ будто и въ самомъ дѣлѣ былъ уже министромъ юстиціи... Одиноко, межъ незанятыхъ еще стульевъ, ежился, словно боясь притронуться къ своему прибору, длинный, невзрачный уѣздный землемѣръ, вытребованный владѣлицею Сицкаго для какого-то размежеванія. Наслаждаясь его робкимъ видомъ, нагло ухмылялся стоявшій прямо противъ него monsieur Vittorio, не то Итальянецъ, не то Бельгіецъ, рослый и видный изъ себя, лѣтъ сорока, франтъ, бывшій курьеръ покойнаго князя, теперь factotum и мажордомъ княгини.
   -- Откуда вы? съ нѣкоторымъ удивленіемъ спросила она, увидавъ дочь объ руку съ незнакомымъ ей молодымъ человѣкомъ.
   -- Сергѣй Михайловичъ Гундуровъ, племянникъ Софьи Ивановны Переверзиной, громко и нѣсколько торжественно указывая на него рукою, представилъ его князь.
   Востроглазая барышня не дала княгинѣ отвѣтить; она съ разлета бухнулась на колѣни передъ ея кресломъ, схватила ея руку:
   -- Мимочка моя, княгинюшка, прелесть моя, хорошо ли вы провели ночь? проговорила она вкрадчивымъ, шутливо-ребяческимъ голосомъ.
   -- Merci, petite, merci, отвѣчала та жалобнымъ тономъ,-- я давно разучилась спать, ce qui s'appelle dormir, vous savez, но мнѣ лучше сегодня, merci!...-- Настоящая кошечка! поощрительно улыбнулась Аглая Константиновна, и ласково провела рукой по ея щекѣ,-- levez vous donc, petite!
   -- Enchantée de vous voir chez moi, monsieur, нашла она наконецъ время обратиться ко все еще стоявшему передъ ней въ выжидательной позѣ Гундурову.
   -- Извините, княгиня, заговорилъ онъ,-- что я осмѣливаюсь предстать предъ васъ въ такомъ неприличномъ видѣ,-- онъ указалъ на свое дорожное пальто,-- но я здѣсь совершенно сюрпризомъ, и на виноватаго въ этомъ я прямо вамъ указываю въ лицѣ князя Ларіона Васильевича, которому угодно было удержать меня на пути...
   -- Безъ извиненій и садитесь, любезно перебила она его: ей понравились и благообразная наружность молодаго человѣка, и это его извиненіе, которое она находила bien tourné, и даже то что онъ сказалъ "предстать предъ васъ", а не "передъ вами",-- оборотъ, который, въ ея понятіи, употребленъ былъ имъ для выраженія особой къ ней почтительности.
   -- А у меня и извиненія никакого нѣтъ! заговорилъ Ашанинъ, также не успѣвшій перемѣнить свой дорожный костюмъ,-- кладу на плаху повинную голову! Онъ низко наклонилъ ее къ рукѣ княгини.
   -- Toujours beau!-- И она прижала сама эту руку къ его губамъ: она питала слабость къ Ашанину, какъ вслѣдствіе "того что "онъ такъ хорошъ" былъ, такъ и потому что онъ неподражаемо умѣлъ сообщать ей на ухо разные скабрезные анекдотцы, до которыхъ она, какъ всякая нѣсколько пожившая женщина, была in petto большая охотница.
   Общество между тѣмъ разсаживалось за столъ.
   -- Позвольте вамъ предложить мое мѣсто, княжна, молвилъ Зяблинъ беззвучнымъ и мягкимъ, напоминавшимъ о сдобномъ тѣстѣ, голосомъ, странно противорѣчившимъ его наружности "калабрскаго бриганта."
   -- Благодарю васъ, улыбнулась ему, проходя мимо, Лина -- и, окинувъ столъ быстрымъ взглядомъ, пошла занять мѣсто рядомъ съ одиноко сидѣвшимъ землемѣромъ, съ которымъ тотчасъ-же завела какой-то разговоръ.
   Зяблинъ испустилъ глубокій вздохъ -- и налилъ себѣ рюмку портвейна.
   -- Садитесь подлѣ Лины, тамъ свободно!.. сказала княгиня Гундурову, искавшему глазами мѣста...
   Онъ поспѣшилъ повиноваться... Сердце у него внезапно забилось,-- самъ онъ не рѣшился бы пойти сѣсть подлѣ нея. Онъ чувствовалъ....
   -- Видѣли вы меня во снѣ, какъ обѣщались, monsieur Maus? спрашивала Ольга Елпидифоровна, опускаясь на стулъ между нимъ и Ашанинымъ и развертывая свою салфетку.
   Правовѣдъ повернулъ голову -- и подъ уголъ его зрѣнія лопало сразу нѣчто очень красивое, упругою волною ходившее подъ прозрачнымъ кисейнымъ лифомъ его сосѣдки. Онъ вспыхнулъ какъ лучина, и такъ и замеръ отъ этого зрѣлища.
   -- Давно ли вы онѣмѣли? нѣсколько насильственно засмѣялась, опустивъ глаза барышня, отъ которой никогда не ускользывали впечатлѣнія производимыя ея красотами.
   -- Я сегодня очень крѣпко спалъ, отшутился Маусъ, глядя на нее съ телячью страстностью, и внушительно уходя подбородкомъ въ неизмѣримо высокіе воротнички своей рубашки.
   -- Такъ постарайтесь не спать такъ крѣпко въ другой разъ! Il est bête donc! шепнула она, обернувшись къ Ашанину.
   -- Кого вы дуракомъ не сдѣлаете! отвѣчалъ онъ ей на это такимъ же шопотомъ.
   -- Ну, пожалуйста, только не васъ!
   -- Почемъ вы знаете?
   -- Точно я въ Москвѣ не бываю, не слыхала про васъ? Да мнѣ все про васъ извѣстно!
   -- А чти именно? усмѣхался Ашанинъ.
   -- А то что вы какъ есть -- прожига! объяснила барышня съ звонкимъ смѣхомъ; -- мнѣ еще надобно будетъ, вами спеціально заняться, примолвила она, грозя ему пальцемъ...
   Ашанинъ такъ и ожегъ ее горячимъ взглядомъ:
   -- А вы дадите мнѣ слово заняться мною спеціально? едва слышнымъ, проницающе-нѣжнымъ голосомъ подчеркнулъ онъ.
   Она взглянула на него... Въ глазахъ ея на мигъ блеснулъ тотъ-же пламень, которымъ пылали глаза красавца... Она быстро отвела ихъ отъ него и, вся заалѣвъ:
   -- Не знаю, какъ бы проронила она..-- Только вы мнѣ не мѣшайте! вырвалось у нея вдругъ,-- а то онъ, кажется, васъ ревнуетъ... И она еле замѣтно кивнула въ сторону князя Ларіона, безмолвно и ни на кого не глядя прихлебывавшаго въ эту минуту чай изъ большой чашки.
   -- А вы... надѣетесь?.. не договорилъ Ашанинъ, и закусилъ губу чтобы не разсмѣяться...
   -- Почему же нѣтъ!... Онъ старикъ: тѣмъ лучше! Вѣдь вы не женитесь на мнѣ! такъ и озадачила она его этою откровенностью.-- Не отговаривайтесь, пожалуйста, засмѣялась бойкая особа его невольному замѣшательству,-- я вѣдь умна,-- и вы тоже, кажется... Вамъ и не слѣдуетъ! Есть такіе мужчины, которымъ никогда не слѣдуетъ связывать себя...
   -- А женщины есть такія? спросилъ онъ, усмѣхаясь въ свою очередь.
   -- Женщина только тогда и свободна когда замужемъ, отвѣчала безъ улыбки она на это.
   -- Et où est donc le jeune prince? послышался въ это время громкій вопросъ княгини.
   Monsieur Vittorio, къ которому относились эти слова, кинулся было къ дверямъ... Но въ ту же минуту въ столовую вошелъ самъ le jeune prince, то есть сынъ княгини, мальчикъ лѣтъ одиннадцати, съ замѣчательно для его лѣтъ опредѣлившимися, холодными чертами лица, очень напоминавшаго лице матери, тщательно причесанный и разодѣтый. Его сопровождали два его наставника: молодой, здоровый Англичанинъ гувернеръ, и еще болѣе молодой студентъ, взятый княгинею изъ Москвы на лѣто "для русскаго языка.".
   -- Ты всегда опаздываешь, Basile, замѣтила княгиня сыну, цѣлуя его въ щеку.
   -- Я одѣвался, maman! отозвался онъ недовольнымъ тономъ, словно правый.
   -- Очень заботливъ всегда на счетъ своихъ туалетовъ! въ полголоса и улыбаясь сообщила княгиня сосѣду своему Шигарев).
   -- Мальчикъ, извѣстно, рано встающій, самъ себя умывающій! немедленно загаерничалъ тотъ; -- князенька, золота шапочка, шелкова кисточка, дайте свою ручку бральянтовую!
   Мальчикъ положилъ нехотя руку въ протянутые пальцы Шигарева; онъ ихъ тотчасъ-же стиснулъ и щелкнулъ языкомъ, изображая звукъ прихлопнувшагося замка.
   Князекъ спокойными глазами глянулъ ему въ лице, высвободилъ руку,-- и пошелъ садиться, въ сопровожденіи своихъ надзирателей.
   -- Лина, сказалъ онъ прямо противъ него сидѣвшей сестрѣ,-- ты въ театрѣ была?
   -- Почемъ ты знаешь? улыбнулась она.
   -- Семенъ Петровичъ мнѣ сказалъ,-- онъ кивнулъ на усаживавшагося подлѣ него студента,-- онъ все время глядѣлъ на тебя изъ за занавѣски, когда ты шла.
   Студентъ покраснѣлъ до самыхъ волосъ и пробормоталъ что-то, чего никто не разслышалъ...
   -- Да, я была въ театрѣ, сказала княжна -- и опять заговорила съ землемѣромъ.
   -- И она была! началъ снова мальчикъ, указывая кивкомъ на Ольгу Елпидифоровну;-- что вы тамъ всѣ дѣлаете?
   -- Мы тамъ театръ будемъ играть, душечка! отозвалась бойкая барышня.
   -- Вы актерками, стало быть будете?
   -- Актерками, ангелъ мой, актерками. Какая душка! И она расхохоталась на весь столъ.
   -- А я ни за что не хочу быть актеромъ! съ презрительной гримаской проговорилъ Basile.
   -- Не актеромъ, бретеромъ будешь, всѣхъ шпагой насквозь, заголосилъ опять Шигаревъ,-- князекъ-пѣтушокъ, золотой гребешокъ... длинъ, длинъ... И схвативъ два ножа, онъ принялся подражать сабельному лязгу.
   -- Я флигель-адъютантъ буду! твердо произнесъ князекъ.
   Безмолвный до сихъ поръ князь Ларіонъ поднялъ глаза на племянника:
   -- А чтобъ выбить это изъ твоей одинадцатилѣтней головы, протяжно проговорилъ онъ,-- я бы тебя сѣкъ по два раза въ недѣлю.
   Мальчикъ весь перемѣнился въ лицѣ. Слезы выступили у него на глазахъ и, обернувшись къ студенту:
   -- Когда я буду большой, прошепталъ онъ со злобою въ горлѣ,-- я дядю въ тюрьму посажу!...
   -- Nonsense! {Вздоръ.} отрѣзалъ ему на это съ другой его стороны сидѣвшій mister Knocks, и потянулъ къ себѣ кастрюльку съ картофелемъ.
   Княгиня Аглая Константиновна сочла нужнымъ вступиться за сына:
   -- Я не понимаю за что вы его разбранили, князь Ларіонъ, молвила она перегинаясь къ нему черезъ столъ,-- le pauvre enfant сказалъ только очень понятное въ его годы... и похвальное, je trouve, желаніе... Мнѣ кажется, bien au contraire,-- qu'il faut encourager dès le jeune âge les nobles ambitions.
   Князь Ларіонъ поглядѣлъ на нее сверху въ низъ:
   -- У васъ такія единственныя есть словечки, княгиня, проронилъ онъ, насмѣшливо склоняя голову,-- что остается только ахнуть, и смолкнуть...
   Аглая Константиновна растерянно заморгала глазами,-- она ничего не поняла!...
   -- Il est unique, Larion, n'est ce pas? попробовала она поискать сочувствія у сосѣда своего Зяблина.
   Зяблинъ взглянулъ на нее, опустилъ глаза, потомъ опять взглянулъ,-- уже нѣжно,-- и испустилъ глубокій вздохъ... Онъ тоже ничего не понялъ.
   Княжна до сей минуты еще ни единымъ словомъ не обмѣнялась съ Гундуровымъ. Вдругъ она обернулась къ нему... Лице ея было блѣдно, вѣки покраснѣли....
   -- Если бы папа былъ живъ, этого бы не было! проговорила она, и снова отвернулась.
   Чего этого, спрашивалъ себя Гундуровъ, хотѣла она сказать? Этого ли суетнаго направленія воспитанія ея брата, или этихъ оскорбительныхъ для ея матери словъ? И того и другаго, вѣроятно... Онъ уже настолько угадывалъ ее что, въ его понятіяхъ, она могла, должна была страдать и отъ того и отъ другаго. Но чѣмъ и какъ помочь ей? Что могъ сдѣлать для этого, онъ, Гундуровъ?... А между тѣмъ онъ уже ясно чувствовалъ онъ готовъ былъ на все... чтобы только никогда не дрожали слезы на этихъ глазахъ.
   -- Qu'est-ce que vous allez donc jouer à vôtre théâtre? обратилась черезъ столъ къ княжнѣ старушка m-me Crébillon, которая изо всего предшествовавшаго поняла только то что рѣчь идетъ о театрахъ и актерахъ.
   -- Hamlet, madame, получила она въ отвѣтъ.
   -- Ah bien! la tragédie de Ducis! закивала она, предовольная, сѣдою головой.
   -- Hoô, hoô! De Dioucis... Hamlet de Dioucis! заходилъ, вдругъ весь отъ смѣха мирно до сихъ поръ поѣдавшій картофель mister Knocks.
   -- Eh ben, qu'а t-il donc à rire comme cela, l'Anglais? закипятилась обиженная Француженка;-- je dois, pardié, bien le savoir, moi, puisque feu monsieur Crébillon, mon mari, était un descendant direct de Crébillon, le fameux auteur de Bhadamante, dont Ducis était le disciple, et que j'ai moi-même vu jouer la pièce à Paris en dix huit cent dix, -- l'omelette, comme disaient les rieurs du temps...
   -- Hamlet, de Dioucis, hoô, hoô... de Dioucis!! продолжалъ надрываться mister Knocks.
   -- Il y a deux tragédies, почелъ нужнымъ объяснить своей сосѣдкѣ господинъ Маусъ, и съ достоинствомъ поглядѣлъ на нее съ высоты своихъ воротничковъ,-- une franèaise, et une anglaise.
   -- Ah bien! on l'aura traduite en anglais alors! успокоилась старушка,-- mais il n'est pas poli toujours, le jaune boule (t. e. John Bull) проворчала она, поглядывая искоса на все еще покатывавшагося Англичанина.
   -- Maman, сказала подымаясь со своего стула княжна,-- сегодня воскресенье...
   -- Ахъ да-а! протянула княгиня,-- надо въ церковь!.. Vittorio, les voiturs! помолчавъ съ минуту, скомандовала она, словно на погребеніе.
   -- Я уже далъ приказъ, отвѣчалъ съ поклономъ распорядительный итальянецъ.
   Она одобрительно и грустно кивнула ему, обернулась къ Зяблину и вздохнула:
   -- Такъ это непріятно когда нѣтъ домовой церкви!...
   Зяблинъ приподнялъ свое разбойничье лице, поглядѣлъ на нее нѣжно, и тоже вздохнулъ.
   -- А ѣхать надо! томно проговорила княгиня, и поднялась съ мѣста.
   Послышался шумъ отодвигавшихся стульевъ... Гости подходили съ поклономъ къ хозяйкѣ... Княжна и Ольга Елпидифоровна пошли надѣвать шляпки... Проходя мимо князя Ларіона Лина пріостановилась на мигъ:
   -- Дядя, а я васъ такъ просила! тихо промолвила она, не подымая глазъ.
   Онъ понялъ -- и смутился:
   -- Ты сердишься на меня, Hélène!-- его голосъ дрогнулъ;-- ну, виноватъ, руби голову! добавилъ онъ какимъ-то невѣрно-шутливымъ тономъ.
   Она прошла не отвѣчая.
   Гундуровъ тѣмъ временемъ прощался съ княгинею.
   Она съ чрезвычайной любезностью благодарила его за посѣщеніе и изъявила желаніе увидѣть его опять какъ можно скорѣе.
   -- Кланяйтесь, je vous prie, очень, очень вашей тетушкѣ, говорила она,-- я весьма благодарна князь-Ларіону за знакомство съ нею. C'est une personne si comme il faut... Она еще не была у меня, слегка подчеркнула Аглая Константиновна,-- но я надѣюсь что вы намъ ее привезете, n'est ce pas?.. и что вы примете также участіе въ нашемъ театрѣ?.. Но, перебила она себя вдругъ,-- мы ѣдемъ въ церковь, и объ этомъ не слѣдуетъ говорить! Il ne faut pas mêler le profane au sacré, а dit, je crois, Boileau...
   И давъ такимъ образомъ молодому человѣку достаточное понятіе о своей образованности, она величаво наклонила голову, въ знакъ того что аудіенція его кончена.
   Гундуровъ вышелъ на крыльцо съ Ашанинымъ и Вальковскимъ.
  

VII.

Who ever lov'd who lov'd not at first sight!
Shakspeare.

   -- Я бы проводилъ, Сережа, тебя до деревни, сказалъ ему первый,-- да у васъ-чай съ Софьей Ивановной много есть кое-чего своего перетолковать на первыхъ то порахъ, такъ чтобъ не помѣшать вамъ?...
   -- Дда; пожалуй, отвѣчалъ Гундуровъ,-- да и тебѣ-то отсюда не хочется? Онъ засмѣялся.
   -- Ну вотъ! отнѣкивался тотъ.
   -- А удалая эта дѣвица, брюнетка, какъ ее звать-то?
   -- Акулина,-- не Акулина, а Ольга, и къ тому-же Елпидифоровна... Да, братъ,-- Ашанинъ повелъ губами,-- эта особа далеко пойдетъ!...
   -- Пролазъ дѣвка, коротко сказать! отрѣзалъ Вальковскій.
   -- А ты хаять-то ее погоди, чучело китайское! крикнулъ на него красавецъ.-- Какъ ты ее грубостями своими доведешь что она съ тобой играть на отрѣзъ откажется, что ты тогда скажешь, чурбанъ эдакой? А мало-ль у васъ съ нею водевилей съ хорошими для обоихъ ролями? Барская спѣсь. Хороша и дурна
   -- Ну, что въ этой? перебилъ Вальковскій: -- стряпчаго роль: "Здравствуй, кумъ ты мой любезный, здравствуй кумушка моя!" Вѣдь и вся тутъ....
   -- А Левъ Гурычъ Синичкинъ?
   -- Ну, да. Какъ разъ по тебѣ роль!
   -- Левъ Гурычъ! повторилъ, словно осѣненный свыше, "фанатикъ".... Да, братцы, это роль хорошая.... совсѣмъ она у меня изъ головы; вонъ! Давно слѣдовало бы мнѣ попробоваться въ ней! Это точно, хорошая роль, братики!...
   И расцвѣтшій думою Вальковскій заходилъ по крыльцу, соображая что онъ сдѣлаетъ изъ роли Синичкина
   -- Ну, а теперь, Сережа, сказалъ Ашанинъ, глянувъ пріятелю прямо въ лице,-- что ты мнѣ про княжну скажетъ?
   Гундурову стало вдругъ ужасно досадно на него за этотъ вопросъ.
   -- Ничего не скажу? отрѣзалъ онъ отворачиваясь.
   Брови Ашанина тревожно сжались; онъ хотѣлъ что-то сказать -- и не успѣлъ: сама княжна съ Надеждой Ѳедоровной и бойкой барышней выходили на крыльцо въ шляпкахъ и мантильяхъ, готовыя къ отъѣзду.
   -- Вы съ нами, или домой? спросила Лина, идя къ Гундурову, и застегивая на пути перчатку на своей длинной рукѣ.
   -- Мнѣ надо ѣхать, княжна! черезъ силу отвѣчалъ онъ.
   -- Да, вамъ надо... Поѣзжайте! сказала она, неотрывая глазъ отъ своей перчатки.-- А когда назадъ? спросила она, помолчавъ.
   -- Скоро, очень скоро! вырвалось у Гундурова.
   Отъ нея ускользнуло, или не хотѣла она понять, что именно сказывалось за этими вылившимися у него словами;-- безмятежно, по прежнему, подняла она на молодаго человѣка свои длинные синіе глаза -- и такъ же безмятежно улыбнулась.
   "Les voitures," какъ торжественно выражалась княгиня Аглая Константиновна, то есть, большая, открытая четверомѣстная коляска четверткой съ форейторомъ, и долгуша, обитая сѣроватымъ солдатскимъ сукномъ съ шерстяными басонами, въ которой могло усѣсться человѣкъ до двадцати, линейка, запряженная парою рослыхъ лошадей,-- подъѣхали къ крыльцу. За ними вели кровную англійскую кобылу рыжей масти подъ верхъ князю. Коляска Гундурова, со всѣмъ его багажемъ и слугою на козлахъ слѣдовала позади.
   -- Me voilà! послышался голосъ самой хозяйки, тяжеловато -- она, какъ говорилъ про нее Ашанинъ, была нѣсколько "тѣломъ обильна" -- спускавшейся съ лѣстницы. Разубрана она была точно сейчасъ съ модной картинки соскочила...
   Щегольски одѣтый грумомъ мальчикъ лѣтъ двѣнадцати бѣжалъ передъ нею съ перекинутымъ на одной рукѣ плэдомъ и богато переплетеннымъ въ бархатъ, съ золотымъ на немъ кованымъ вензелемъ ея подъ княжеской короной, молитвенникомъ въ другой.
   Она подошла къ коляскѣ. Стоявшій у дверецъ видный, высокій лакей въ новешенькой ливреѣ однихъ цвѣтовъ съ грумомъ, и monsieur Vittorio во фракѣ и бѣломъ галстукѣ, съ обнаженною головою, почтительно съ обѣихъ сторонъ подсадили ея сіятельство подъ локотки. Грумъ поспѣшно разослалъ на ея колѣни толстую ткань пестраго плэда и вскочилъ съ молитвенникомъ къ кучеру на козлы; дюжій лакей сановито полѣзъ на заднее сидѣнье...
   -- Вы за нами? съ любезною улыбкою обратилась княгиня изъ коляски къ вышедшему на крыльце съ Шигаревымъ и князькомъ Зяблину, пока подлѣ нея усаживалась Надежда Ѳедоровна и занимали напереди мѣста княжна и дѣвица Акулина.
   Зяблинъ нѣжно покосился на нее; уныло кивнулъ головою, и испустилъ глубокій вздохъ.
   -- Et vous, Larion? И Аглая Константиновна заискивающимъ взглядомъ глянула на деверя, садившагося въ это время на лошадь.
   -- Поручаю себя вашимъ молитвамъ! сухо отвѣтилъ онъ, осаживаясь на стременахъ.
   Коляска тронулась. Княжна медленнымъ движеніемъ головы поклонилась Гундурову.
   Мужская компанія съ князькомъ и его студентомъ отправились на долгушу.
   -- До свиданія, Сережа, пріѣзжай скорѣе! кричали ему друзья.
   Онъ глядѣлъ на удалявшуюся коляску... Онъ ждалъ еще разъ взгляда, "прощальнаго," взгляда княжны,-- точно они на вѣки разставались...
   Но коляска заворачивала подъ льва и, кромѣ головы лакея въ шляпѣ съ ливрейною кокардой, никого уже въ ней не было ему видно... Онъ отправился къ своему экипажу.
   Князь Ларіонъ поглядѣлъ ему вслѣдъ. Какая-то невеселая улыбка заиграла въ устахъ его тонкихъ, поблеклыхъ губъ. Словно что-то давно, давно погибшее, милое и печальное, промелькнуло предъ нимъ... Онъ далъ поводъ, и, проѣзжая мимо молодаго человѣка, ласково кивнулъ ему головою.
   Гундуровъ поспѣшилъ снять шляпу...
   Миновавъ пышно зеленѣвшія на трехверстномъ пространствѣ поля Сицкаго, экипажъ его въѣхалъ въ граничившій съ ними большой казенный лѣсъ, доходившій почти до самаго его Сашина, и о которомъ онъ съ дѣтства хранилъ какое-то жуткое и сладкое воспоминаніе... Лѣсъ весь звенѣлъ теперь весеннимъ гамомъ и птичьимъ свистомъ... Дорога пошла плохая, и коляска пробиралась по ней шашкомъ, хрустя по валежнику, накиданному на топкихъ мѣстахъ. Лошади весело фыркали и потряхивали гривами, потягивая широко раздутыми ноздрями влажный лѣсной воздухъ. Большія мухи, сверкая на солнцѣ изумрудными спинками, прилежно перебирали ножками на листьяхъ еще низкаго лопушника. Межъ корявыхъ сосновыхъ корней роились въ забиравшейся муравѣ бѣлые какъ снѣгъ колокольчики ландышей... Гундуровъ велѣлъ остановиться, выскочилъ, нарвалъ ихъ цѣлый пучекъ, и жадно погрузилъ въ нихъ лице. Ихъ раздражающе-свѣжій запахъ кинулся ему какъ вино въ голову... Онъ откинулся затылкомъ въ спинку коляски, и сталъ глядѣть вверхъ. Тамъ, надъ нимъ, узкою полоской синѣло небо, бѣжали жемчужныя тучки, и по верхушкамъ березъ, золотимые полднемъ, дрожали нѣжные молодые листы... Ему вдругъ вспомнилась арія слышанная имъ зимою въ Петербургѣ,-- ее вставлялъ Маріо въ какую-то оперу... И Гундуровъ, какъ наканунѣ Ашанинъ, нежданно запѣлъ во весь голосъ:
  
   Jo ti vidie t'adorai!...
  
   Старый Ѳедосей, не привыкшій къ такимъ пассажамъ со стороны барина, недоумѣло поглядѣлъ на него съ козелъ... А-і-і... отвѣтило гдѣ-то вдали, въ самой глубинѣ лѣса. Испуганный тетеревъ, словно свалясь съ вѣтки, зашуршалъ въ кустахъ торопливыми крыльями... А запахъ ландышей все такъ же невыносимо-сладко билъ въ голову Гундурова, и лѣсъ гудѣлъ вокругъ него всѣми весенними голосами своими...
   О молодость, о невозвратныя мгновенія!...
  

VIII.

   "Хорошая," дѣйствительно, была женщина Софья Ивановна Переверзина, тетка Гундурова. И наружность у нея была соотвѣтствующая,-- почтенная и привлекающая. Воспитанница Смольнаго монастыря лучшихъ временъ Императрицы Маріи Ѳедоровны, она, не смотря на долголѣтнюю жизнь въ деревнѣ, сохранила всѣ привычки, вкусы, весь складъ хорошаго воспитанія. Врожденная въ ней живость нрава умѣрялась постоянною привычкою сдержанности и обдуманности, пріобрѣтенною ею въ тяжелой жизненной битвѣ. Софья Ивановна съ молоду перенесла много горя. Дочь небогатыхъ потомковъ когда-то боярскаго рода Осмиградскихъ, вышла она, лѣтъ подъ тридцать, замужъ за пожилаго, изувѣченнаго генерала, стараго друга ея семейства, къ которому искренно привязалась она въ благодарность за глубокое, богомольное обожаніе, которое онъ съ самаго дѣтства ея питалъ къ ней. То что въ этомъ бракѣ замѣняло счастіе, спокойное, безбѣдное существованіе, продолжалось для нея не долго. Мужъ ея занималъ довольно важное мѣсто въ военной администраціи. Довѣрчивый и недалекій, онъ былъ опутанъ своимъ правителемъ канцеляріи, дѣльцемъ и мошенникомъ, и,-- что говорится, какъ куръ во шти -- попалъ въ одинъ прекрасный день подъ судъ за растрату въ его управленіи значительной казенной суммы, постепенное исчезновеніе которой виновный умѣлъ необыкновенно ловкими и дерзкими продѣлками, впродолженіе цѣлыхъ годовъ, скрывать отъ близорукаго своего начальства. Бѣдный старикъ не перенесъ павшаго на него удара, не перенесъ ужасныхъ для него словъ, сказанныхъ, ему по этому поводу однимъ очень высокопоставленнымъ лицомъ, покровительствомъ котораго онъ долго пользовался: "Ваше превосходительство, вы обманули личное къ вамъ довѣріе Государя императора;" -- онъ скончался скоропостижно, не успѣвъ принять никакихъ мѣръ къ обезпеченію судьбы своей жены. Все его состояніе пошло на удовлетвореніе наложеннаго на него начота... Послѣ трехъ лѣтъ замужества, Софья Ивановна осталась вдовою чуть не нищею. Родителей ея уже не было на свѣтѣ; братъ, человѣкъ семейный, служилъ въ Петербургѣ, и на извѣщеніе сестры о постигшемъ ее горѣ отвѣчалъ письмомъ на четырехъ страницахъ, исполненномъ чувствительныхъ фразъ, но въ которомъ ни о помощи, ни о пристанищѣ ни словомъ не упоминалось. Но въ то-же время она получила другое, сердечное письмо отъ младшей сестры своей, Гундуровой, горячо звавшей ее къ себѣ, "въ Сашино, въ свой рай земной," какъ выражалась она. Александра Ивановна Гундурова, почти одновременно съ Софьей Ивановной вышедшая замужъ по любви за молодаго, образованнаго сосѣда помѣщика, была красивое, восторженное и нѣжное созданіе, страстно любимое мужемъ, для которой, дѣйствительно, жизнь до тѣхъ поръ была земнымъ раемъ... Не успѣла поселиться у нихъ Софья Ивановна, какъ однажды осеннимъ утромъ Михаила Сергѣевича Гундурова принесли бездыханнаго съ охоты:-- онъ самъ застрѣлилъ себя, неосторожно перескакивая чрезъ канаву съ ружьемъ взведеннымъ на оба курка... Александра Ивановна увидала это безжизненное тѣло, кровь еще сочившуюся сквозь прострѣленную охотничью куртку,-- и, не крикнувъ, упала какъ снопъ на трупъ мужа... Черезъ три мѣсяца не стало и ея. Ей было двадцать лѣтъ, мужу двадцать семь. Какъ двѣ падучія звѣзды мелькнули на мигъ эти молодыя жизни -- и исчезли... На рукахъ Софьи Ивановны остался полутора годовый Сережа... Надъ имѣніемъ малолѣтняго назначена была опека. Въ опекуны напросился и назначенъ былъ двоюродный братъ покойнаго Михаила Сергѣевича, отставной гусаръ, игрокъ и кандидатъ предводителя. Въ три года достойный этотъ родственникъ чуть не разорилъ въ конецъ ввѣренное ему сиротское имѣніе. Неопытная Софья Ивановна нашла въ сознаніи своего долга, въ любви къ младенцу, котораго она осталась матерью, достаточно силы чтобы войти съ этимъ господиномъ въ открытую и упорную борьбу. Благодаря отчасти нѣкоторымъ связямъ имѣвшимся у нея въ Петербургѣ, отчасти старику князю Шастунову, отцу князя Ларіона, пользовавшемуся большимъ вліяніемъ въ губерніи, и котораго заинтересовало положеніе молодой вдовы, побѣда осталась за нею. Опекунъ былъ удаленъ, и смѣненъ другимъ, избраннымъ самою Софьей Ивановной, которая, на самомъ дѣлѣ сдѣлалась единственною управительницею наслѣдства племянника. Обязанностямъ возлежавшимъ теперь на ней она отдалась вся,-- а обязанности эти были нелегки. Въ послѣдніе мѣсяцы своего управленія опекунъ-гусаръ, отчаявшись сохранить долѣе власть въ рукахъ, запуталъ со злости дѣла такъ, чтобы самъ чортъ, говорилъ онъ, концовъ въ нихъ не доискался. Софья Ивановна послѣ него не нашла въ конторѣ ни гроша денегъ, ни книгъ, ни счетовъ, ни документовъ первой важности по процессу затѣянному еще дѣлу малолѣтняго однимъ крючкотворомъ сосѣдомъ, и который въ это время находился на разсмотрѣніи сената... Какими чудесами терпѣнія, смѣтливости, бережливости, какимъ неустаннымъ трудомъ, какою ежечасною заботою успѣла выпутаться изъ этого положенія молодая женщина -- мы читателю передавать не будемъ. Ему достаточно будетъ знать, что ко времени вступленія Сережи въ отрочество процессъ его былъ выигранъ, и тетка его располагала уже достаточными средствами для широкихъ расходовъ на его образованіе; къ его совершеннолѣтію имѣніе его было чисто отъ долговъ: онъ владѣлъ, по тогдашнему способу опредѣленія пятью стами незаложенныхъ душъ, и правильное устройство его хозяйства давало отъ восьми до десяти тысячъ серебромъ дохода. Какъ безконечно счастлива была, передавая ему въ этотъ день отчеты, Софья Ивановна!...
   Она любила племянника со всѣмъ пыломъ горячей, всю себя сосредоточившей на одномъ предметѣ души, она гордилась имъ, его здоровой головою, его чистымъ, гордымъ сердцемъ. Его успѣхи, карьера имъ избранная были ея дѣломъ,-- дѣломъ неуклонно веденнымъ съ самыхъ юныхъ его лѣтъ. Съ тѣхъ поръ еще, изъ деревенской глуши своей Софья Ивановна вѣрнымъ и зоркимъ взглядомъ слѣдила за событіями. 1825-й годъ былъ недалекъ и памятенъ ей, роковыя послѣдствія его для русскаго общества были для нея очевидны. Запуганная мысль пряталась по угламъ, на свѣтъ Божій выступало казарменное, тупое безмолвіе.... Не разъ просиживала по цѣлымъ часамъ Софья Ивановна надъ кроватью заснувшаго Сережи, задумавшись надъ вопросомъ: "какъ воспитать въ этомъ ребенкѣ человѣка, и тѣмъ самымъ въ тоже время не приготовить ему гибели въ будущемъ?" По мѣрѣ того какъ росъ Сережа -- мальчикъ оказывался даровитымъ и прилежнымъ,-- возрастала и тревога ея за него, за это его будущее... Случайный разговоръ разрѣшилъ ея недоумѣніе. Пріѣхавъ однажды навѣстить больнаго старика Шастунова,-- къ которому сохраняла она доброе чувство со временъ войны своей съ опекуномъ-гусаромъ,-- она застала у него сына его, князя Михайлу, прискакавшаго изъ-за границы по первому извѣщенію о болѣзни отца, съ тѣмъ чтобы отвезти его въ Карлсбадъ, куда старикъ ѣздилъ каждый годъ, и гдѣ вскорѣ за тѣмъ онъ и умеръ... Молодой еще тогда дипломатъ и Софья Ивановна, видѣвшая его въ тотъ день въ первый разъ, проговорили вдвоемъ цѣлый вечеръ. Онъ былъ недавно женатъ, занималъ уже видное мѣсто при посольствѣ въ Лондонѣ, но изъ-за его небрежно-насмѣшливыхъ рѣчей просвѣчивала какая-то глубокая внутренняя тоска и недовольство своимъ положеніемъ. "Еслибы мнѣ теперь приходилось начинать жизнь сначала, говорилъ онъ между прочимъ невесело смѣясь,-- я бы непременно сдѣлалъ изъ себя какого нибудь ученаго геолога и кристаллографа. Во первыхъ, это благонамѣреннѣйшая изо всѣхъ спеціальностей,-- и я еще не знаю ни одного примѣра чтобы такой господинъ попалъ въ Сибирь иначе какъ по собственной охотѣ, науки ради; а во вторыхъ,-- и это главное,-- человѣкъ поглощается весь интересами абстрактнаго содержанія, которые.... которые не даютъ ему времени додумываться до отчаянія," глухо, какъ бы про себя, примолвилъ князь Михайло... Софья Ивановна вернулась къ себѣ въ этотъ вечеръ какъ озаренная. "Помоги мнѣ Богъ, разсуждала она -- направить Сережу къ ученой карьерѣ; наука спасетъ его и отъ отчаянія, и отъ холопства!"... И съ этой минуты всѣ помыслы ея, всѣ силы были устремлены къ достиженію этой цѣли. Постоянно стараясь вызывать любознательность ребенка, она съ лихорадочнымъ вниманіемъ наблюдала за тѣмъ куда клонились его природные дары, къ какой области вѣдѣнія тянули они его. Скоро должна была она убѣдиться, и не безъ сожалѣнія, что къ точнымъ наукамъ у Сережи было мало расположенія, и что едва ли могла она надѣяться увидѣть его когда либо "благонамѣреннымъ кристаллографомъ," какъ выражался князь Михайло. Мальчикъ за то оказывалъ самыя рѣшительныя лингвистическія способности. "Что же, подумала Софья Ивановна,-- и это дѣло, и это можетъ сдѣлаться "интересною поглощающею спеціальностью!" Надежды ея съ этой стороны осуществовались вполнѣ,-- и новымъ счастливымъ днемъ въ ея жизни былъ тотъ день когда Сережа, съ горделивымъ румянцемъ на щекахъ, пришелъ объявить ей, что университетъ имѣетъ его въ виду для занятія каѳедры по славянской исторіи....
   Громовымъ ударомъ для этой сердечной и мыслившей женщины была вѣсть полученная ею изъ Петербурга отъ племянника объ отказѣ ему въ заграничномъ паспортѣ. Она огорчена и поражена была этимъ гораздо болѣе чѣмъ самъ Гундуровъ,-- она была испугана. Всѣ ея упованія, все это зданіе которое она съ такою любовью, съ такою заботою воздвигала впродолженіи столькихъ лѣтъ,-- все это разлеталось въ прахъ отъ одного почерка пера!... "Что онъ будетъ дѣлать теперь?" спрашивала она себя съ мучительною тревогою,-- "чѣмъ наполнитъ жизнь?..." Не знать "чѣмъ наполнить жизнь," чему "отдать душу," она, вѣчно дѣятельная и мыслящая,-- ничего ужаснѣе она себѣ представить не могла. Отсутствіе живыхъ интересовъ, серьезной задачи, и эта душевная пустота и уныніе, которыя замѣчала она въ лучшихъ людяхъ съ какими случалось ей встрѣчаться -- чтобы ни доводило ихъ до того,-- ничего, въ ея понятіяхъ, не существовала болѣе позорнаго и печальнаго... Боже мой, и неужели это же должно ждать Сережу, ея питомца, ея надежду, жизнь ея?...
   Извѣщеніе его о томъ, что онъ, по совѣту ея брата, вступилъ на службу въ Петербургѣ не успокоило ее,-- напротивъ! Она, лучше чѣмъ онъ самъ себя, знала его, знала что это для него не спасеніе, не исходъ, а еще ближе путь къ тому унынію, которому она, со своею энергическою натурой, придавала буквально весь тотъ ужасающій смыслъ смертнаго грѣха, въ какомъ его понимаетъ христіанская церковь... Но слѣдовало ли ей мѣшать ему искать этотъ исходъ, отзывать его изъ Петербурга? Нѣтъ!... У нея еще въ первый разъ въ жизни опускались руки,-- нѣтъ, "какъ Богу будетъ угодно," рѣшила она...
   И съ какимъ-то двойнымъ ощущеніемъ радости и тревоги ждала она его теперь, въ Сашинѣ, въ этомъ спасенномъ и возсозданномъ ею гнѣздѣ его, послѣ того какъ получила она отъ него наконецъ извѣстіе что чиновникомъ онъ рѣшительно быть не въ силахъ, что онъ возвращается къ ней, къ своимъ книгамъ, къ своимъ занятіямъ, что онъ "положилъ терпѣливо ожидать лучшихъ временъ..."
   Она сидѣла на своемъ обычномъ мѣстѣ, въ своей прохладной и просторной спальнѣ, у окна выходившаго въ старый, тѣнистый липовый садъ, и провѣряла какіе-то счеты. Ручная канарейка весело попрыгивала по ея столику, взлетала ей на плечо и, поглядывая избока ей въ лицо своими блестящими глазками, усиленно чирикала, будто спрашивала: отчего ты мною такъ мало занимаешься?... Былъ часъ двѣнадцатый. Въ цвѣтникѣ, подъ окномъ, на пышно распускавшіеся шары пунцовыхъ піоновъ падалъ отвѣсно горячій свѣтъ солнца....
   Софья Ивановна вдругъ приподняла голову, насторожила ухо... Какой-то далекій гулъ донесся до нея изъ за сада...
   Она не знала когда именно долженъ пріѣхать племянникъ, не знала даже о прибытіи его въ Москву. Но это былъ онъ,-- сердце ея такъ сильно не забилось бы, еслибы это былъ не онъ!...
   Она поднялась съ мѣста, перекрестилась широкимъ крестомъ, и пошла было къ дверямъ, но не могла. Дрожавшія ноги отказывались двигаться.... Она опустилась снова въ свое кресло, нажимая обѣими руками до боли трепетавшую грудь...
   Послышались въ домѣ крики, возгласы, возня.... Въ спальню ворвалась горничная Софьи Ивановны. "Баринъ, Сергѣй Михайловичъ!" визжала она какъ подъ ножемъ.... Подъ крыльцомъ уже грохотала подъѣзжавшая его коляска....
   Еще мгновеніе,-- и онъ стоялъ на колѣняхъ на скамеечкѣ у ея кресла, и горячо цѣловалъ ея руки....
  

IX.

   Ея точно что-то кольнуло, когда узнала она, что онъ прямо отъ Шастуновыхъ.
   -- Какъ ты попалъ туда? спрашивала она изумляясь.
   Онъ началъ разсказывать подробно,-- слишкомъ ужь подробно...
   Театръ, Ашанинъ, князь Ларіонъ,-- все это странно звучало въ ея ушахъ. Она никакъ неожидала, что первымъ предметомъ бесѣды ея съ Сережей будетъ это. Въ этомъ было на ея глаза что-то легкомысленное и необычное ему.
   -- Онъ знаетъ, что меня тревожитъ, и нарочно отдаляетъ разговоръ, чтобы не навести на меня тоску, на первыхъ же порахъ, объяснила она себѣ это.
   Но она никогда не отступала передъ тѣмъ отъ чего ей бывало тяжело и больно.
   -- Что же ты будешь теперь дѣлать, Сережа? поставила она прямо вопросъ, о которомъ она денно и нощно думала полгода сряду.
   -- Я вамъ писалъ, тетя... отвѣчалъ онъ какимъ-то разсѣяннымъ тономъ, очень удивившимъ ее.
   -- Что жъ что ты писалъ,-- я тебя спрашиваю теперь, сказала она, съ недоумѣніемъ глядя на него;-- неужели же для тебя всѣ надежды на профессорство кончены?
   -- Нѣтъ, молвилъ Гундуровъ, какъ бы цѣпляясь за убѣгавшую отъ него мысль,-- я познакомился съ однимъ.... Я встрѣтился въ послѣднее время случайно.... съ однимъ вліятельнымъ человѣкомъ въ министерствѣ
   -- Что же этотъ вліятельный человѣкъ? нетерпѣливо подгоняла его Софья Ивановна.
   -- Онъ говорилъ мнѣ, что если университетъ вступится.... то есть, если онъ войдетъ, съ рѣшительнымъ ходатайствомъ обо мнѣ, то тогда.....
   -- Фу, какъ ты нескладно разсказываешь! прервала его она;-- что-жъ, ты видѣлся теперь, въ Москвѣ, съ какимъ нибудь изъ университетскихъ?...
   -- Ни съ кѣмъ, тетя,-- я къ вамъ спѣшилъ....
   -- И просидѣлъ все утро у Шастуновыхъ! упрекнула она его съ полуулыбкой;-- а я видѣлась, говорила... Университетъ ходатайствовать о тебѣ едва ли рѣшится: каѳедра занята, безъ адъюнкта можно и обойтись, а, къ тому, мнѣ говорили навѣрное, есть какое-то предписаніе университетамъ, чтобъ за границу, впредь до новаго повелѣнія, никого изъ молодыхъ людей не посылать.....
   Гундуровъ пожалъ плечами.
   -- И ты такъ легко миришься съ этимъ? пылко воскликнула за этимъ движеніемъ Софья Ивановна.
   -- Что-же мнѣ дѣлать! усмѣхнулся онъ слегка,-- противъ рожна не прать! Все что отъ меня зависѣло я сдѣлалъ, спеціальности своей я не кину,-- я и въ Петербургѣ проводилъ полжизни въ Публичной библіотекѣ за разборомъ славянскихъ рукописей,-- къ тому что я знаю много, очень много еще могу я добавить и въ Москвѣ.... А тамъ "Не все-жь на небѣ будетъ дождь, тетя, вспомнилъ онъ слова князя Ларіона,-- авось и солнышко проглянетъ!..."
   Она глядѣла на него, ушамъ своимъ не вѣря... Такъ вотъ какъ философски относился онъ теперь къ этой несбывшейся поѣздкѣ въ славянскія земли, къ которой онъ готовился, о которой мечталъ съ такимъ восторгомъ, безъ которой, писалъ онъ ей еще изъ Петербурга, все что могъ бы еще пріобрѣсти "изъ книгъ" было бы только однимъ безполезнымъ "ученымъ хламомъ", безжизненнымъ матеріаломъ, лишеннымъ всякаго плодотворнаго и оплодотворяющаго духа." Откуда же вдругъ, это равнодушіе, это поверхностное отношеніе къ тому что было, что должно быть ему такъ дорого?... Неужели Петербургъ успѣлъ его такъ скоро испортить?...
   Но относительно самаго факта онъ былъ правъ и не заслуживалъ никакого упрека. Дѣйствительно, имъ было сдѣлано "все что отъ него зависѣло", и оставалось единственно ждать когда "на небѣ опять проглянетъ солнышко"... Тѣмъ не менѣе на душѣ у Софьи Ивановны не было покойно: она боялась унынія, а тутъ онъ вернулся вдругъ весь сіяющій, "сіяющій какою-то непонятною фривольностью," говорила себѣ она....
   Она внимательно слѣдила за нимъ изъ подъ опущенныхъ вѣкъ, между тѣмъ какъ онъ, поднявшись съ мѣста, принялся ходить по спальнѣ, останавливаясь передъ шкафами и этажерками, заглядываясь на ея саксонскія куколки, на фарфоровые горшки съ мѣсячными розами, разставленные по окнамъ, на обвитый вѣчной зеленью плюща портретъ Императрицы Маріи Ѳеодоровны въ золоченой рамкѣ подъ стекломъ,-- самый драгоцѣнный для Софьи Ивановны предметъ въ ея комнатѣ,-- и улыбался какою-то умиленною и радостною улыбкою....
   -- Онъ счастливъ что вернулся домой, и ни о чемъ другомъ не можетъ думать въ эту минуту! объяснила себѣ Софья Ивановна съ успокоеннымъ чувствомъ -- и улыбнулась тоже.
   -- Позвони, Сережа, сказала она,-- ты мнѣ пыли нанесъ въ комнату ужасъ!
   Вошедшему слугѣ она приказала отереть пыль съ сапоговъ Сергѣя Михайловича и подмести полъ.
   -- Вы не измѣнились, милая тетя, весело разсмѣялся Гундуровъ -- все та же у васъ мономанія чистоты!...
   -- Вотъ ты надо мною трунишь, такъ-же весело отвѣчала она,-- а я отъ твоей княгини Шастуновой апробацію за это получила, когда была она здѣсь... И все это охала она, громко разсмѣялась Софья Ивановна,-- и ахала, удивляясь какъ это я, не смотря на "провербіальную грязь" русской прислуги, какъ я успѣваю "obtenir ces effets lа," то есть, по просту, какъ достигаю держать домъ въ опрятности. Уморилъ меня князь Ларіонъ; "а это, пресерьезно объясняетъ онъ ей за меня эти мои "effets," это иначе не достигается, говоритъ, какъ посредствомъ геометріи; совѣтую говоритъ, вамъ учителя взять"... А она слушаетъ его, и ничего не понимаетъ...
   -- Онъ удивительно что иногда позволяетъ себѣ отпускать ей сказалъ Гундуровъ,-- образъ княжны какъ живой промелькнулъ передъ нимъ въ эту минуту, и онъ передалъ Софьѣ Ивановнѣ эпизодъ съ князькомъ за завтракомъ.
   -- Да, онъ умный человѣкъ, но... терпкій, молвила она, выслушавъ, своимъ обычнымъ, серьезнымъ тономъ и какъ бы отыскивая подходящее выраженіе....
   -- Князь-Михайлу онъ дѣтямъ его собою не замѣнитъ! примолвила Софья Ивановна помолчавъ, и вздохнула.
   -- И какъ это чувствительно для княжны Лины! вырвалось у Гундурова.
   Въ звукѣ его голоса было что-то что опять такъ и кольнуло Софью Ивановну. Она уставилась на него:
   -- А ты почему думаешь? спросила она, стараясь произнести эти слова какъ можно спокойнѣе.
   Но онъ стоялъ къ ней спиною и глядѣлъ въ садъ: она не могла видѣть его лица...
   -- Княжна въ разговорѣ, отвѣчалъ онъ не сейчасъ на вопросъ тетки,-- сказала нѣсколько словъ про отца, и изъ нихъ я могъ заключить...
   -- Что ей дорога его намять, договорила Софья Ивановна, не дождавшись конца фразы племянника,-- это ей приноситъ честь!... Онъ стоилъ этого!...
   -- Вы его любили, тетя? спросилъ Гундуровъ, оборачиваясь къ ней.
   Странное дѣло,-- эти слова какъ бы смутили Софью Ивановну. Она нѣсколько времени не находила отвѣта.... Кто извѣдаетъ изгибы женскаго сердца? Быть можетъ, въ эту минуту совсѣмъ въ иномъ значеніи представлялся для нея безхитростный вопросъ племянника, и въ душевной глубинѣ своей старалась разобрать она, какое въ дѣйствительности чувство внушалъ ей этотъ человѣкъ, съ которымъ она встрѣчалась на нѣсколько часовъ въ длинные интервалы трехъ, четырехъ лѣтъ, не разумѣя его никогда иначе какъ за умнаго и пріятнаго собесѣдника, но котораго каждое слово въ эти рѣдкія ихъ встрѣчи хранила ея память до сихъ поръ, а смерть глубоко и долго щемила ей сердце...
   -- Онъ такой же былъ какъ князь Ларіонъ, промолвила она наконецъ,-- образованный и блестящій,-- они оба очень хорошо учились, сначала въ Англіи, потомъ въ нѣмецкихъ университетахъ,-- но болѣе теплоты въ немъ было, сердца.... Счастіемъ въ жизни онъ похвалиться не могъ! Эта его женитьба... Они совсѣмъ было раззорились; у отца ихъ были счеты со старикомъ Раскаталовымъ,-- онъ въ одинъ прекрасный день выписалъ князь Михайлу изъ заграницы, и женилъ его безъ церемоніи... на этой Аглаѣ... Тяжела, говорятъ, была ему жизнь съ нею, очень тяжела... да и онъ, по правдѣ, мужъ-то былъ не образцовый... Въ службѣ тоже,-- началъ великолѣпно; а кончилъ ничѣмъ. Нѣмецкое начальство давило его всю жизнь, боялось его остраго ума и русской души... Подъ конецъ ужъ, года за три до смерти, попалъ онъ посланникомъ къ ничтожному нѣмецкому двору.-- "Я похороненный человѣкъ", говорилъ онъ мнѣ,-- мы тогда, передъ его отъѣздомъ туда, видѣлись съ нимъ... ты былъ тогда въ пансіонѣ,-- "я похороненный человѣкъ, и могу теперь говорить о себѣ какъ о мертвомъ и чужомъ. У меня были способности, а главное, горячее желаніе служить отечеству, служить настоящимъ, русскимъ пользамъ. Былъ случай -- во время войны Грековъ за независимость,-- я имѣлъ возможность сказать свое, положительное слово. На меня было обращено вниманіе. Но съ тѣхъ поръ за то я былъ, повидимому, записанъ въ число опасныхъ, и къ дѣлу уже меня больше не допускали.... Такихъ какъ я много у насъ, говорилъ онъ по этому случаю;-- такова, должно быть, судьба Россіи, что еще долго должны томиться подъ спудомъ и матеріальныя и духовныя ея силы!..." Никогда не видалъ я его такимъ печальнымъ какъ въ этотъ -- въ послѣдній -- разъ... домолвила Софья Ивановна, помолчавъ опять; -- "у меня, говорилъ онъ, осталась одна радость -- дочь! Дай Богъ мнѣ дожить"...
   -- Да, тетя, перебилъ ее неожиданно Гундуровъ,-- она необыкновенная дѣвушка!
   -- Необыкновенная... повторила безсознательно Софья Ивановна,-- и такъ и обмерла...
   Эти сверкавшіе глаза, зазвенѣвшій какъ натянутая струна голосъ,-- у нея не оставалось сомнѣній... Это былъ пожаръ, всего его разомъ охватившій въ эти два, три часа проведенные въ Сицкомъ, и съ которымъ -- она сейчасъ это почуяла -- приходилось серьезно считаться.
   Открытіе это застигало ее совершенно въ расплохъ. Умная женщина была Софья Ивановна, но, какъ это часто случается съ умными людьми, она въ своихъ соображеніяхъ позабывала о случайностяхъ, вѣчнымъ игралищемъ которыхъ бываетъ наша бѣдная человѣческая жизнь. Она въ неустанной заботѣ своей о судьбѣ племянника, казалось ей, все предвидѣла, все, кромѣ этого!...
   -- Сережа! испуганно вскликнула она подъ первымъ впечатлѣніемъ, но тутъ же сдержала себя,-- не даромъ была умна...-- Она тебѣ очень понравилась? примолвила улыбаясь ему черезъ силу Софья Ивановна.
   Но онъ былъ на сторожѣ. Онъ зналъ тетку такъ же какъ и она его знала. Вырвавшееся у нея восклицаніе, и теперь эта натянутая улыбка,-- онъ понялъ, и сжался какъ цвѣтокъ подъ холоднымъ вѣтромъ.
   -- Дда, проговорилъ онъ почти равнодушно,-- она дѣйствительно замѣчательная... я, по крайней мѣрѣ, такой еще не встрѣчалъ, съ такимъ здоровымъ, и благороднымъ образомъ мыслей... Мнѣ большое удовольствіе доставило бесѣдовать съ нею...
   -- Она мнѣ самой очень понравилась, тотчасъ же впадая въ его тонъ, молвила Софья Ивановна,-- такая красивая и порядочная!...
   -- И вы, тетя, почелъ не безполезнымъ сообщить ей Сергѣй,-- произвели на нее самое лучшее впечатлѣніе!...
   -- Да? Что же, я очень рада!... Она очень похожа на отца этимъ своимъ изящнымъ спокойствіемъ... Ты говоришь, она его поминаетъ?
   -- Да?...
   -- Она успѣла тебѣ говорить о немъ?
   -- Что-же "успѣла?" вдругъ заволновался Гундуровъ,-- у нея вырвалось невольно... И не мнѣ одному, она бы, вѣроятно, всякому сказала... только, я ближе къ ней сидѣлъ... Когда князь Ларіонъ отпустилъ эту колкость ея матери, она сказала что еслибъ отецъ ея былъ живъ, этого бы не было!..
   -- Она права!...
   Софья Ивановна одобрительно кивнула -- и тяжко задумалась. Чѣмъ достойнѣе ея сочувствій могла оказываться эта княжна, тѣмъ страшнѣе была она для нея!...
   Прошло довольно долгое молчаніе. Гундуровъ опять заходилъ по комнатѣ.
   -- Что-же, ты думаешь скоро опять въ Сицкое? спросила его наконецъ тетка.
   Онъ остановился:
   -- Мнѣ говорила княжна, что она ждетъ меня съ вами, тетя, проговорилъ онъ чуть не умоляющимъ голосомъ.
   -- А тебѣ скоро надо? подчеркнула она.
   -- Да, я тамъ играю... Гамлета, глухо добавилъ онъ;-- онъ себѣ почему-то показался въ эту минуту очень мелкимъ и смѣшнымъ.
   -- И она... княжна,-- тоже играетъ?
   -- Да, Офелію...
   -- И ты, улыбнулась Софья Ивановна,-- будешь просить ее... какъ бишь тамъ: "Сударыня," или "прекрасная дѣвица, помолитесь о моихъ грѣхахъ?"
   -- О, нимфа! Помяни
  
   Мои грѣхи въ твоихъ святыхъ молитвахъ! *).
   *) Nymph, in your orisons.
   Be all my sins remember'd!
  
   процитовалъ онъ.
   -- Странно какъ-то, и только у Шекспира можно встрѣтить, замѣтила она,-- святая молитва, и нимфа!...
   -- Да, но прелестно! воскликнулъ Гундуровъ.
   -- Не спорю, улыбнулась она опять.-- А не хочешь ли ты отдохнуть, спросила она его,-- послѣ дороги, и этого визита? Мы, какъ всегда, будемъ обѣдать въ три часа.
   -- Если позволите, тетя, поспѣшно отвѣтилъ онъ,-- я дѣйствительно немного усталъ...
   Она долго, сжавъ руки, глядѣла ему вслѣдъ. Глубокая морщина сложилась между ея бровями, и нижняя губа слегка шевелилась, будто шептала она что-то про себя... Да, она это не предвидѣла,-- и глубоко упрекала себя за то... Но чѣмъ могла бы отвести она отъ него это?... Она уберегла его до сихъ поръ отъ всѣхъ соблазновъ молодости. Чистая и строгая жизнь его не знала до сихъ поръ тѣхъ увлеченій, которымъ отдается обыкновенно юность въ его годы... Ужъ не ошибка ли была это съ ея стороны? спрашивала себя теперь въ тревогѣ Софья Ивановна; то что такъ долго удавалось ей сдерживать въ немъ прорвалось, и польется теперь кипящимъ, неудержимымъ потокомъ... Она предвидѣла: онъ весь теперь тамъ будетъ, онъ отдастся ей всѣмъ этимъ дѣвственнымъ сердцемъ своимъ!... И что сказать, какъ упрекнуть его за то? Онъ правъ, къ несчастію правъ,-- она, эта дѣвушка, она прелестна, она ее, старуху, очаровала съ перваго раза, она похожа на отца своего, который... Они стоятъ другъ друга съ Сережей... Но вѣдь это не возможно,-- достаточно только разъ взглянуть на эту Аглаю, на это дѣтище разбогатѣвшаго кабатчика, можно ли допустить чтобы она дочь свою, княжну, согласилась когда нибудь отдать за профессора! Она къ тому же уже порѣшила судьбу своей дочери,-- Софья Ивановна имѣла основаніе предполагать это... Горе, униженія, одно мучительное, горе принесетъ ему эта любовь... И нечѣмъ теперь оторвать, некуда увезти, услать его отъ неотразимаго соблазна! Какъ же спасти его, спасти отъ ожидающаго его отчаянія? Неужели нѣтъ средства?....
   Она судорожно хрустнула сжатыми пальцами, обернулась на образа подъ наплывомъ какой то смертельной тоски,-- и прошептала:
   -- Владычица небесная, осѣни его твоимъ покровомъ!...
  

X.

   Долѣе трехъ дней не въ силахъ была Софья Ивановна удержать племянника въ Сашинѣ. Онъ видимо томился, скучалъ, избѣгалъ разговоровъ, уходилъ съ утра въ дальнія поля, опаздывалъ къ обѣду... "Онъ весь тамъ, онъ уже весь ея, намъ съ тобою уже ничего не осталось отъ него, Биби," отвѣчала она, подавляя слезы, на вопросительное чириканье своей канарейки, сидя съ ней по цѣлымъ часамъ одна въ уютной свѣжей комнатѣ, въ которой онъ -- тутъ, рядомъ съ ея постелью, за этими старыми лаковыми китайскими ширмами,-- спалъ до девяти-лѣтняго возраста въ своей маленькой кроваткѣ, гдѣ каждый уголъ напоминалъ ей его дѣтство, его первый лепетъ и первыя ласки... Но не въ характерѣ Софьи Ивановны было тосковать и плакать. "Волку прямо въ глаза гляди!" любила говорить она въ трудныя минуты жизни,-- и прямо шла на него, на этого волка. И къ этотъ разъ поступила точно также: встрепенулась разомъ, отерла слезы, надѣла свое праздничное, шелковое, не то табачнаго, не то гороховаго цвѣта, платье, которое называлось у нея поэтому "la robe feuille morte de Madame Cottin," {Подъ этимъ заглавіемъ помѣщенъ въ книгѣ воспитательнаго характера, пользовавшейся въ 30-хъ годахъ огромною популярностью въ русскихъ семействахъ, Conseils àma fille, соч. Bouіlly, разсказъ одного эпизода изъ жизни творца знаменитаго Малекъ-Аделя (въ романѣ Mathilde ou les Croisades) и мн. др. сентиментальныхъ героевъ и героинь, г-жи Cottin, женщины весьма благотворительной. Г-жа Cottin носила постоянно одно и тоже темное, цвѣта опавшаго листа платье, по которому и узнаетъ ее въ этомъ разсказѣ тайно спасенная ею отъ гибели дѣвушка.} -- велѣла заложить фаэтонъ, и послала горничную сказать Сергѣю Михайловичу что она собирается въ Сицкое...
   Онъ тотчасъ же прибѣжалъ, и безъ словъ кинулся обнимать ее. Глядя на его молодое, радостно сіявшее лице, Софья Ивановна вдругъ упрекнула себя въ.эгоизмѣ. "Въ сущности, молвила она внутренно,-- я во всемъ этомъ болѣе о себѣ чѣмъ о немъ думала, и вслѣдствіе этого преувеличивала, можетъ быть, препятствія которыя ожидаютъ его тамъ... Неодолимы ли они въ самомъ дѣлѣ? Или это только мнѣ кажется такъ, потому, что тогда я лишусь его, лишусь совсѣмъ... Но развѣ эта минута не должна была придти для меня рано или поздно, развѣ я давно не готовилась къ ней?.. Нѣтъ, тутъ дѣло идетъ не о моемъ, а о его счастіи, надо дѣйствовать!... А тамъ -- посмотримъ!..."
   Черезъ часъ тетка и племянникъ выѣхали вдвоемъ въ новенькомъ, легкомъ фаетонѣ, запряженномъ четверкою молодыхъ, выхоленныхъ караковыхъ лошадокъ въ щегольской сбруѣ, и Гундуровъ съ какимъ-то еще не испытаннымъ имъ доселѣ чувствомъ ребяческаго тщеславія подумалъ что "вотъ они какъ парадно подкатятъ подъ широкое крыльцо Сицкаго," -- и тотчасъ же, слегка покраснѣвъ, сказалъ себѣ; "какъ мелко бываетъ однако на душѣ человѣка, даже въ лучшія его минуты." Онъ какъ-то очень ясно сознавалъ, что для него пришли эти "лучшія минуты."
   Добрыя лошадки домчали ихъ безъ передышки до самаго казеннаго лѣса, уже знакомаго нашему читателю, за которымъ начинались владѣнія Шастуновыхъ. Тамъ, по узкой и изрытой подсыхавшими колеями дорогѣ, приходилось по неволѣ плестись шажкомъ.
   Громкій крикъ понесся имъ на встрѣчу, едва въѣхали они въ лѣсъ. Чей-то надрывающійся голосъ лился перекатами по лѣсному пространству, еще не внятный, но несомнѣнно грозный... Кто-то гнѣвался противъ кого-то очень сильно.
   -- Что тамъ такое? привсталъ невольно Гундуровъ.
   -- Левизоръ, стало быть, дѣйствуетъ; на счетъ порубки, стало быть, объяснилъ съ козелъ Ѳедосей. Кучеръ дернулъ вожжами, четверня прибавила шагу...
   Послышались уже явственно слова:
   -- Не видишь, распротоканалья ты эдакая, не видишь? А вотъ я тебѣ покажу! звенѣлъ, словно надтреснутая труба, разъяренный начальственный баритонъ.
   -- Батюшка, ваше благородіе... помилуйте!... Кудажъ свернуть прикажете? раздался подначальный перепуганный фальцетъ,-- кладь свалишь!..
   -- ой, и твердою поступью, перекинувшись по пути нѣсколькими словами со Шнабельбергомъ и Подозеринымъ, вышелъ изъ столовой.
   Шнабельбергъ, за которымъ поднялись и всѣ его артиллеристы, потянулъ за нимъ... Московскіе господа исчезли тоже... Зала стала пустѣть...
   -- Да развѣ все, что ли? завылъ вдругъ Сенька, кидаясь къ кострюлѣ въ которой варилась жженка, и погружаясь въ нее глазами.
   -- Все, все, отвѣчалъ ему Подозеринъ, тыкаясь туда-же своимъ стерляжьимъ носомъ,-- все, до капли... вызюзили... А ты пріѣзжай обѣдать... къ Шна... къ Шнабельбергу..... въ городъ... Анисьева провожаютъ. Можно будетъ у... устроить опять... и бан... чишку...
   -- Mon cher, mon cher... что жь онъ мнѣ, Нѣмчура проклятая, ничего... не сказалъ? Ѣду... сейчасъ... сейчасъ... За нимъ...
   И цѣпляясь за стулья и столы онъ побѣжалъ къ дверямъ...
   -- И меня возьми, и меня! крикнулъ ему вслѣдъ Свищовъ, вскакивая изъ-за стола, у котораго сидѣли они съ Толей Карнауховымъ.
   -- И я, слабо пискнулъ за нимъ студентъ, у котораго голова совсѣмъ уже моталась на плечахъ.
   -- А ты спи, телецъ! захохоталъ Свищовъ, толкая его ладонью въ затылокъ.
   Толя упалъ носомъ на столъ, и тутъ же заснулъ сномъ младенца.
   -- "Любимцы гвардій, гвардейцы, гвардіонцы," читалъ на распѣвъ тѣмъ временемъ Духонинъ, подражая голосу актера Ольгина, игравшаго въ ту пору роль Скалозуба на Московской сценѣ.-- А вѣдь хорошъ, Гундуровъ, а? хорошъ? захихикалъ онъ, подмигивая по направленію двери за которою исчезъ флигель адъютантъ.
   Гундуровъ разсѣянно повелъ плечомъ: его мысли были уже далеко отъ предмета о которомъ онъ сейчасъ такъ горячо спорилъ...
   -- А скажите пожалуста, спросилъ онъ вспомнивъ вдругъ и озираясь,-- что это Ашанина не видно, куда онъ дѣлся?
   -- А у него страшно голова разболѣлась, отозвался капитанъ Ранцевъ,-- мы съ нимъ тутъ вмѣстѣ ужинали, ничего даже ѣсть не могъ: какъ встали, онъ спать ушелъ... Ольга Елпидифоровна Акулина, примолвилъ онъ съ засіявшимъ лицомъ,-- "суркомъ" его даже прозвали, потому онъ говорилъ что всѣ болѣзни у него сномъ проходятъ...
   -- Господа, заголосилъ вдругъ Духонинъ, подымаясь и тутъ же падая опять на стулъ,-- мнѣ душно здѣсь, я въ лѣсъ хочу...
   -- Погибъ на полѣ чести! расхохотался Чижевскій, помогая ему приподняться опять.-- Отведите его zu Haus, Гундуровъ, а мы съ капитаномъ остальныхъ убитыхъ приберемъ...
   -- Ничего-съ, отличнѣйшіе дебаты сегодня были! заключилъ Факирскій, подхватывая Духонина подъ другую руку...
  
   Былъ шестой часъ утра; все въ домѣ уже спало мертвымъ сномъ... Только во флигелѣ, гдѣ помѣщался театръ, въ полутемномъ корридорѣ, въ концѣ котораго подымалась узенькая лѣстница въ верхній этажъ, слышался шепотъ двухъ молодыхъ голосовъ:
   -- Еще одинъ... послѣдній... на прощанье...
   -- Милый, довольно, пусти... Боже мой, что ты сдѣлалъ со мной! И я, безумная...
   -- О, прости, прости! Ты такъ хороша, я... Ты сердиться?
   -- Нѣтъ, не знаю, я... я счастлива. Но ты помнишь, ты обѣщалъ... Ты сдержишь?.. Не ищи, не соблазняй опять!.. Милый, да? Никогда, никогда больше?..
   -- Обѣщалъ... сдержу!.. А ты, ты меня забудешь?..
   -- "Тебя ль забыть", {Извѣстный цыганскій романсъ.} изнемогающими отъ нѣги звуками прозвенѣли у самаго уха счастливца очаровательныя ноты труднаго контральто, и горячій, послѣдній поцѣлуй ожегъ его губы.
   -- Ольга, божество мое!..
   Онъ охватилъ ея упругій, трепетавшій сквозь легкія ткани подъ его рукою станъ... Но она вырвалась изъ его объятія,-- и легкій шумъ ея торопливыхъ шаговъ замолкъ чрезъ мигъ на поворотѣ лѣстницы...
  

XI.

   На цѣлый часъ позднѣе обыкновеннаго проснулась на другой день аккуратная княгиня Аглая Константиновна, и послѣ обычныхъ омовеній, облекшись въ широкій утренній пеньюаръ, усѣлась причесываться къ зеркалу, и потребовала къ себѣ Витторіо со счетами. Италіянецъ явился съ вытянутымъ и строгимъ лицомъ, заранѣе предчувствуя бурю и готовясь къ ней... Дѣйствительно, княгиня такъ и ахнула взглянувъ на цифру поданнаго имъ расхода за минувшій день: на одинъ столъ съ винами истрачено было болѣе полуторы тысячи рублей, одного шампанскаго выпито до ста бутылокъ...
   -- А la campagne! вскликнула Аглая, ужасаясь почему-то что въ деревнѣ можно было пить столько же сколько въ городѣ,-- il n'у а que les Russes capables de èa!
   Прибавляя къ этому издержки на театръ, освѣщеніе и иные второстепенные расходы вчерашній день обходился ей въ четыре тысячи рублей слишкомъ.
   -- Seize mille francs! перевела она себѣ громко по-французски, воззрясь укорительно на безмолвно стоявшаго предъ нею Витторіо,-- c'est, effrayant!
   -- Tout est cher dans ce pays, проговорилъ съ достоинствомъ мажордомъ приподнимая плечи.
   Началось слишкомъ знакомое ему, и надоѣвшее ему до смерти кропотливое, сопровождаемое всякими взвизгиваніями и придирками перебираніе княгинею каждой копѣйки его счетовъ, кончавшееся обыкновенно тѣмъ что выведенный изъ терпѣнія Италіянецъ объявлялъ ей что "если madame la princesse сомнѣвается въ его безкорыстіи и усердіи, онъ съ своей стороны готовъ сегодня же отойти отъ нея", а madame la princesse, испугавшись этой угрозы, принималась улыбаться и томно упрекать его за его "mauvais caractère", послѣ чего брала перо и, съ неизмѣннымъ вздохомъ, подписывала ордеръ о полученіи имъ уплаты по счетамъ изъ ея конторы.
   То же произошло и теперь, съ тою только разницей что въ виду значительности суммы княгиня вздохнула такъ какъ будто вздохъ этотъ исходилъ уже не изъ груди, а изъ самаго желудка ея, и молча, забывъ упрекнуть Витторіо въ его "дурномъ характерѣ", подписала его счеты и меню повара, и отпустила величественнымъ мановеніемъ руки.
   Затѣмъ, оставшись одна со своими горничными, Аглая Константиновна, поводя мелкимъ гребнемъ по своимъ густымъ, "en arc de Cupidon" бровямъ, стала разсуждать что день рожденія Липы обошелся ей такъ дорого, что она затѣяла этотъ театръ и танцы изъ-за того только чтобъ имѣть предлогъ пригласить въ Сицкое "се jeune comte", который такъ неожиданно вчера за ужиномъ объявилъ ей о своемъ отъѣздѣ... При этомъ воспоминаніи черепаховый гребешокъ тревожнѣе замахалъ по "arc de Cupidon" Аглаиныхъ бровей: ее ужасала вся та экстраобычная умственная работа которая ожидала ее въ этотъ день... Ей предстояло непремѣнно объясниться съ нимъ, "lui expliquer tout cela"... Но, къ несчастію, она до сихъ поръ никакъ не могла составить себѣ понятіе что именно это "cela", что должна она объяснить ему, а потому перешла къ соображенію о томъ, почему Лина не танцовала съ нимъ мазурки вчера, и что можетъ ли въ самомъ дѣлѣ быть чтобъ этотъ "jeune comte, un si beau parti", ей не нравился?... "il faut aller au fond des choses", съ нѣкоторою мрачностью говорила себѣ наша княгиня, предвидя что для этого надо поговорить серіозно съ дочерью,-- чего она изъ какой-то инстинктивной боязни избѣгала всегда когда могла это сдѣлать... Внезапная мысль осѣнила вдругъ многодумную голову ея:
   -- Прежде всего надо спросить Ольгу. C'est une fine mouche, она навѣрное все знаетъ!...
   И обратившись къ первой камеристкѣ своей "Lucrèce", закалывавшей ей косу шпильками:
   -- Сходи сейчасъ къ Ольгѣ Елпидифоровнѣ, и попроси ихъ ко мнѣ! сказала она.
   Горничная вернулась съ отвѣтомъ что "Ольга Елпидифоровна еще почиваютъ и не велѣли себя будить къ первому завтраку, потому очень устали отъ танцевъ и должны играть на театрѣ сегодня вечеромъ,-- а въ будуварѣ Надежда Ѳедоровна и спрашиваютъ, могутъ ли видѣть ваше сіятельство?"
   Княгиня слегка нахмурилась:
   -- Первый завтракъ я велѣла сервировать сегодня въ двѣнадцать часовъ; могла бы, кажется, подняться къ этому времени... А Надеждѣ Ѳедоровнѣ скажи чтобы подождала,-- я выйду, примолвила Аглая, допускавшая не всѣхъ къ тайнамъ своего туалета.-- А мои шлейфы и прочее что я давала имъ двумъ надѣвать вчера для театра получила ты въ цѣлости?
   -- Въ аккуратѣ, ваше сіятельство... И отъ Евгенія Владиміровича Зяблина брилліанты и все прочее сейчасъ все принесли по счету.
   -- Ну, у этого не пропадетъ ничего... И стоявшее предъ нею зеркало отразило не то счастливую, не то смущенную улыбку, заигравшую при этомъ имени на крупныхъ губахъ Аглаи.
   -- Первѣющій баринъ на счетъ всего-съ, прошептала на это, даже прижмурившись отъ избытка чувства, насквозь видѣвшая свою барыню, невысокая, съ плутовскимъ выраженіемъ курносаго, недурнаго лица и непомѣрно развитою грудью, прожженная, что говорится, "Lucrèce"...
   -- Что вамъ, ma chère? спросила затѣмъ, окончивъ свой туалетъ и входя въ будуаръ, княгиня ожидавшую ее тамъ Надежду Ѳедоровну.-- Ah, mon Dieu, что съ вами, вы больны? вскрикнула она даже, внезапно пораженная восковымъ цвѣтомъ губъ, желтизною лица и опухшими вѣками стоявшей предъ нею особы.
   -- Я двѣ ночи не спала и... извините, princesse... не могу стоять, разбитымъ голосомъ проговорила дѣвица Травкина, безсильно падая въ кресло, съ котораго только что встала поклониться княгинѣ.
   -- Ah, mon Dieu, вы совсѣмъ, совсѣмъ больны, испуганно возгласила та,-- надо скорѣй за докторомъ... Велите сейчасъ, je vous prie, запречь старую маленькую коляску, и послать за нимъ въ городъ. Ему надо непремѣнно посмотрѣть васъ. Vous avez peut-être quelque maladie contagieuse!... И она всѣмъ грузнымъ тѣломъ своимъ подалась назадъ, какъ бы собираясь бѣжать...
   -- Не тревожьтесь, княгиня, съ горько-ироническою улыбкой возразила Надежда Ѳедоровна,-- болѣзнь моя не заразитъ никого изъ счастливыхъ вашего дома... Я не тѣломъ, я душой больна, добавила она чуть слышно;-- за докторомъ посылать безполезно, но я была бы вамъ очень благодарна еслибы вы мнѣ дозволили велѣть запречь коляску... или какой вамъ угодно экипажъ, для меня собственно...
   -- Для васъ? Вы хотите ѣхать? Куда?
   -- До ближайшаго мѣста, гдѣ я могла бы взять почтовыхъ или нанять лошадей въ Москву...
   -- Въ Москву? Mon Dieu, mais pourquoi? ошеломленно спрашивала Аглая Константиновна.
   Компаніонка приложила руку къ груди, вздохнула, низко опустила голову, и вскинувъ ее чрезъ мигъ опять вверхъ, взглянула прямо въ глаза княгини, какъ бы желая не упустить ничего изъ того впечатлѣнія какое должны были произвести ея слова:
   -- Я пришла проститься съ вами, княгиня... проститься навсегда, повторила она подчеркивая.
   -- Проститься! Vous nous quittez!
   -- Да, я не: могу... я должна, я обязана! торопливо повторяла дѣвица Травкина, какъ бы заранѣе протестуя противу всякаго уговариванія ея остаться.
   -- Я не понимаю ce que vous entendez par là, ma chère Надежда Ѳедоровна, промолвила, надувъ губы княгиня -- j'ai toujours été très polie съ вами, жалованье ваше вы получали даже всегда впередъ, et deux fois Pan de très beaux cadeaux toujours...
   -- Я вамъ очень благодарна, очень благодарна вамъ и всѣмъ вашимъ, прервала ее та,-- и повѣрьте что рѣшеніе мое оставить васъ нисколько не происходитъ отъ того чтобы мнѣ было дурно здѣсь... Мнѣ многое здѣсь дорого было,-- искреннее чувство зазвучало рыданіемъ въ голосѣ бѣдной дѣвы,-- я любила Лину какъ сестру... и никогда, никогда ее не забуду... А ваши подарки, какъ бы припомнила она съ новымъ взрывомъ горечи, я ихъ оставлю, раздамъ въ вашемъ же домѣ... Тамъ, куда я иду, тамъ этого ничего не нужно...
   -- Не нужно? Княгиня даже вспыхнула вся.-- Вы надѣетесь что вамъ будутъ давать тамъ больше чѣмъ я, et que tous pouvez faire fi de mes cadeaux?
   Надежда Ѳедоровна не то печально, не то презрительно пожала плечами:
   -- Богъ даетъ то чего не въ состояніи дать никто изъ живущихъ, проговорила она, подымая съ нѣкоторою театральностью глаза въ потолокъ:-- онъ даетъ страждущей душѣ успокоеніе и миръ... Я иду въ монастырь, княгиня! заключила она какъ бы черезъ силу...
   Круглые зрачки Аглаи Константиновны непомѣрно расширились:
   -- Въ монастырь! повторила она;-- vous voulez entrer au couvent?..
   Надежда Ѳедоровна молча повела головой сверху внизъ.
   Та поглядѣла на нее, поглядѣла, и вдругъ сообразила:
   -- C'est encore се Hamlet, je suis sûre, который посылаетъ всѣхъ въ монастырь! вскликнула она всплеснувъ руками;-- Надежда Ѳедоровна, ma chère, я васъ считала всегда такою умною!.. Я даже не понимаю какъ слова d'un personnage какой-нибудь драмы,-- des conseils très bêtes qu'il donne, я нахожу, quoique la pièce soit de Shakespeare, какъ это можетъ сводить васъ съ ума и заставляетъ дѣлать une bêtise comme cela!..
   Какъ ни была мало расположена къ веселости Надежда Ѳедоровна, но эта комическая рѣчь вызвала невольно усмѣшку на ея поблеклыя губы.
   -- Гамлетъ никакого вліянія на меня не имѣлъ, княгиня, тихо промолвила она, тономъ горестной шутки,-- въ немъ нѣтъ той любви которая заставляетъ принимать тѣ или другія слова человѣка на вѣру.
   -- Ah, mon Dieu, пронеслось теперь, въ головѣ Аглаи новое умозаключеніе,-- elle est amoureuse de ce monsieur Goundourof!.. Она воззрилась участливыми глазами на сидѣвшую предъ ней перезрѣлую дѣвицу, и заговорила тѣмъ мягкимъ, увѣщевательнымъ голосомъ какимъ говорятъ съ больными или съ дѣтьми.
   -- Mais aussi ma chère Надежда Ѳедоровна, зачѣмъ же требовать невозможнаго!... Il faut être raisonnable! Вы хотите чтобы человѣкъ васъ любилъ. Mais songez donc, онъ гораздо моложе васъ, et puis malheureusement у васъ гроша нѣтъ, ma chère...
   Болѣзненнымъ, лихорадочнымъ румянцемъ покрылось все лицо бѣдной дѣвы. "Это объ Ашанинѣ; княгиня все знаетъ, Ольга передала ей все!" поняла она...
   Она поднялась на ноги:
   -- Пощадите меня, княгиня!... Упреки ваши безполезны... Я покидаю вашъ домъ!...
   -- Mais ma chère, я васъ ни въ чемъ не упрекаю! растерянно возразила Аглая,-- les sentiments sont permis à tout le monde... Если вы желаете впрочемъ непремѣнно оставить меня, перебила себя она, принимая снова обиженный видъ,-- я васъ не могу удерживать насильно. Я только надѣюсь что вы останетесь пока я найду кого-нибудь замѣнить васъ?
   -- Ни одного дня, ни одного часа долѣе!-- пылко вскрикнула Надежда Ѳедоровна;-- если вамъ не угодно будетъ приказать дать мнѣ сейчасъ лошадей, я пѣшкомъ убѣгу отсюда...
   И шатаясь, невѣрными, но быстрыми шагами она вышла изъ будуара... Добравшись до лѣстницы она отъ изнеможенія должна была присѣсть на ступеньку:
   -- Смиренія, Господи, о смиреніи молю Тебя, Отецъ небесный! прошептала она, сознавая что этого "смиренія", которое такъ красиво рисовалось предъ нею предъ входомъ въ будуаръ княгини, не хватило у нея на все теченіе предыдущаго разговора, и чувствуя вслѣдствіе того смертельную охоту заплакать... Но слезы не пришли на этотъ разъ:-- она словно всѣхъ ихъ выплакала за эти два дня... Она встала и тяжело опираясь рукой на перила поднялась въ верхній этажъ. Она шла къ Линѣ -- прощаться...
   -- L'amour lui а complètement tourné la cervelle! разсудила княгиня, проводивъ глазами бѣдное созданіе, уходившее во мракъ кельи отъ жизни отъ которой ждала она дѣйствительно только "невозможнаго" романа...-- Mais quelle indélicatesse! сказала себѣ затѣмъ Аглая,-- оставить меня такъ, вдругъ, когда у меня еще никого нѣтъ въ виду на ея мѣсто... Надо будетъ сказать Ольгѣ чтобъ она теперь разливала чай et tout le reste.. Но эта Ольга est une dormeuse et une étourdie, она никогда не будетъ такъ аккуратна... Только что встала я сегодня и уже двѣ такія непріятности: ce gros compte de Vittorio и вотъ это опять...
   И Аглая Константиновна раздумчиво сжавъ брови закачала своею жирною, лоснившеюся головой... Несчастная, она и не догадывалась что это все были одни цвѣточки въ сравненіи съ тѣми ягодками которыя ожидали ее въ этотъ день...
   На низенькомъ столѣ у низенькаго дивана, обычнаго мѣста ея сидѣнья, вошедшій съ подносомъ личный камердинеръ ея сіятельства, имѣвшій одинъ изъ слугъ право проникать въ святилище ея внутреннихъ аппартаментовъ, уставлялъ въ это время чайный приборъ со всѣми его принадлежностями. Княгиня машинально повела взглядомъ въ эту сторону -- и набѣжавшія морщины на половину сгладились съ ея чела. Этотъ объемистый, круглый, сверкающій своею серебряною гладью tea kettle {Чайный котелъ.} съ весело пылавшимъ подъ нимъ въ канфоркѣ спиртовымъ огнемъ вызвалъ въ ней мысль о Зяблинѣ съ которымъ неизмѣнно пила она чай въ эти часы.
   -- Il n'est pas encore là, подумала она, и только-что собралась приказать камердинеру "сходить за Евгеніемъ Владиміровичемъ" какъ дверь изъ будуара въ "ситцевый кабинетъ" полуотворилась, и кто-то выглянулъ изъ-за нея...
   -- Entrez, entrez! громко возгласила княгиня.
   -- Можно? спросилъ чей-то голосъ,-- но это не былъ голосъ Зяблина.
   Княгиня прищурилась -- и привстала...
  

XII.

   Вошла Софья Ивановна Переверзина.
   Легкая досада, а еще болѣе удивленіе сказались въ первую минуту на лицѣ Аглаи Константиновны. Но она тотчасъ же приняла радостно-любезный видъ и пошла на встрѣчу своей гостьѣ.
   -- Chère madame, какъ я рада васъ видѣть! Vous venez prendre le thé avec moi, n'est-ce pas?
   -- Я сейчасъ пила у себя, благодарю васъ, молвила въ отвѣтъ Софья Ивановна. Она была блѣдна и руки ея были холодны...
   -- J'espére que vous allez bien? замѣтивъ это подавая ей руку, спросила тономъ участія и безпокойства хозяйка.
   -- Я здорова, спасибо вамъ!... Извините что обезпокоила васъ такъ рано, но я... Мнѣ необходимо было видѣть васъ, выговорила съ видимымъ усиліемъ надъ собою госпожа Переверзина.
   -- Mais asseyez vous donc, chère madame, приглашала ee княгиня, усаживаясь сама за чайный столикъ;-- мы, кажется, съ вами только однѣ въ домѣ на ногахъ въ этотъ часъ. Уже девять скоро, а всѣ, les dames et les messieurs, послѣ нашихъ вчерашнихъ удовольствій всѣ еще въ постеляхъ. N'est-cc pas que cela а bien réussi hier?.. Les messieurs ont fait une жженка après souper.. Вы впрочемъ ушли къ себѣ сейчасъ послѣ спектакля,-- я такъ жалѣла! Le bal а été vraiment charmant. И графиня Воротынцева такъ рано уѣхала... Quelle femme charmante, n'est-ce pas?
   -- Очень мила, коротко подтвердила Софья Ивановна.
   -- La bonne femme а décidément oublié son franèais, сказала себѣ Аглая, видя что ея гостья настойчиво отвѣчала русскою рѣчью на ея французскую болтовню.
   Тѣмъ болѣе изумлена была она когда въ это же время гостья эта, взглянувъ на стоявшаго въ ожиданіи приказаній въ нѣкоторыхъ шагахъ отъ нихъ слуги, обратилась къ ней на чистѣйшемъ французскомъ діалектѣ со слѣдующими неожиданными словами:
   -- Я пришла, княгиня, переговорить съ вами объ одномъ очень важномъ обстоятельствѣ, а потому буду просить васъ подарить мнѣ полчаса бесѣды наединѣ, подчеркнула она.-- Я была бы вамъ очень благодарна еслибы на это время вы дали приказаніе чтобы намъ нѣкто не помѣшалъ.
   -- C'est donc bien sérieux? съ нѣкоторымъ испугомъ спросила Аглая.
   -- Въ противномъ случаѣ я бы васъ не безпокоила, отвѣтила гостья.
   Хозяйка со вздохомъ обратилась къ камердинеру:
   -- Ты можешь идти, Ѳиногенъ, и пока я не позвоню, никого сюда не принимать!...
   -- Слушаю-съ, почтительно склонивъ голову проговорилъ слуга, двинулся не-рѣшительнымъ шагомъ по направленію двери, и не доходя до нея обернулся, въ видимомъ намѣреніи сдѣлать какой-то вопросъ.
   Аглая поняла:
   -- Никого! повторила она, торопливо махнувъ ему рукой и слегка краснѣя... Ей показалось почему-то неудобнымъ чтобы предъ Софьею Ивановной произнесено было теперь имя Зяблина.
   Онѣ остались вдвоемъ.
   -- Eh bien, chère madame? начала первая хозяйка, прерывая наставшее молчаніе.
   Софьѣ Ивановнѣ очевидно было трудно приступить къ разговору... Она медленно вытащила табатерку изъ-подъ своей шведской перчатки, и дрожащими пальцами ущипнула въ ней щепоть...
   -- Я пришла переговорить съ вами о моемъ племянникѣ,-- выговорила она внезапно съ рѣшимостью человѣка кидающащагося въ студеную воду, выпуская табакъ изъ этихъ пальцевъ и судорожно захлопывая крышку табатерки.
   "Ah, mon Dieu, c'est pour ce sot amour de Надежда Ѳедоровна, sans doute!" тотчасъ же сообразила многодумная Аглая Константиновна. И принявъ игривый видъ:
   -- Она только что предъ вами ушла отъ меня, прошептала она, подмигивая и нагибаясь черезъ столъ къ Софьѣ Ивановнѣ.
   -- Кто, княжна? недоумѣло воскликнула та.
   -- Ma fille? не менѣе недоумѣло воскликнула и Аглая.
   -- Mais non, я говорю о Надеждѣ Ѳедоровнѣ, ma demoiselle de compagnie, вы ее знаете...
   -- Что же общаго между вашею компаніонкой и моимъ племянникомъ? недовольнымъ тономъ быстро проговорила госпожа Нереверзина.
   -- Vous ne savez pas? Она совсѣмъ съ ума сошла, cette pauvre Надежда Ѳедоровна... Сейчасъ пришла мнѣ сказать qu'elle me quitte и идетъ въ монастырь, и когда я ее спросила, что заставляетъ ее faire cette bêtise, она мнѣ отвѣчала что le prince Hamlet никогда ее не любилъ... Вы понимаете, c'etait monsieur Serge qui jouait le rôle?..
   -- Княгиня, прервала ее Софья Ивановна,-- все это похоже на дурную шутку, и если компаніонка ваша дѣйствительно говорила вамъ то что вы мнѣ передаете, она въ самомъ дѣлѣ сумашедшая... или ужь черезчуръ лукава, примолвила тетка Сергѣя, вспоминая разговоръ свой съ Ашанинымъ о его жертвѣ.-- Во всякомъ случаѣ вы не сомнѣваетесь, надѣюсь, что племянникъ мой здѣсь ни причемъ...
   -- Ah, mon Dieu, je sais bien что тутъ ничего не можетъ быть закивала Аглая,-- она его гораздо старше, et puis elle n'а pas le sou, la malheureuse.
   Какъ ни хотѣлось Софьѣ Ивановнѣ приступить скорѣе къ "дѣлу," она сочла нужнымъ возразить противъ этой послѣдней фразы.
   -- Я позволю себѣ замѣтить вамъ, княгиня, что соображеніе о деньгахъ не существуетъ для моего племянника; онъ въ нихъ, вопервыхъ, не нуждается, а во вторыхъ...
   Она оборвала вдругъ, поглядѣла на княгиню, погрузила еще разъ пальцы въ табатерку, и еще разъ выпустивъ изъ нихъ табакъ:
   -- Я пришла вамъ сказать, быстро проговорила она -- что онъ... что Сергѣй любитъ вашу дочь...
   -- Votre neveu? Il aime Lina, ma fille! съ ужасомъ пролепетала Аглая, отчаянно хлопая глазами.
   -- Да, и я имѣю честь просить у васъ руки ея для него, заключила Софья Ивановна торопливо и рѣшительно, какъ бы говоря себѣ: перчатка брошена, а теперь посмотримъ!...
   Аглая Константиновна поражена была до того что долго не могла собраться съ мыслями. Она уперлась глазами въ лицо своей собесѣдницы съ такимъ выраженіемъ будто старалась допытаться въ немъ, не въ шутку ли было сказано то что дано ей было сейчасъ услышать... И вдругъ, къ немалому изумленію Софьи Ивановны, поднесла платокъ къ собственному лицу, и громко всхлипнула:
   -- Madame Pereverzine, тономъ глубокой обиды промолвила она,-- j'ai été toujours si polie envers vous, что я вамъ сдѣлала pour que vons m'offensiez comme cela?
   Софья Ивановна такъ и привскочила:
   -- Я оскорбляю васъ? Предложеніе мое вы принимаете за оскорбленіе!... Не потрудитесь ли вы объяснить мнѣ что вы понимаете подъ этимъ, княгиня? добавила она спокойнѣе, сдерживаясь на сколько позволялъ ей только ея пылкій характеръ, между тѣмъ какъ багровыя пятна, обычные признаки внутренняго волненія въ ней, выступали на ея лицѣ.
   -- Вы должны сами знать, madame Pereverzine, отвѣчала Аглая тѣмъ же плачущимъ голосомъ,-- что дочь моя, une princesse Schastounof, которой я даю пятьсотъ тысячъ -- deux millions de francs, перевела она сквозь слезы,-- въ приданое, кромѣ ея законной части въ имѣніи отца, что такая невѣста peut faire un parti plus beau чѣмъ выходить за monsieur Гундурова.
   -- Этотъ "monsieur Гундуровъ," обидчиво въ свою очередь воскликнула теперь его тетка,-- ведетъ свой родъ отъ того же корня что и князья Шастуновы, и не уступаетъ слѣдовательно дочери вашей порожденію. Что же касается ея богатства, то я уже вамъ сказала что Сергѣй равнодушенъ къ деньгамъ, и повѣрьте что и онъ и я мы были бы счастливы еслибъ онъ могъ получить княжну Лину безо всякаго приданаго.
   Княгиня иронически усмѣхнулась на это заявленіе и многозначительно затѣмъ повела головой:
   -- Permettez, chиre madame Pereverzine, замѣтить вамъ что ma fille u monsieur Гундуровъ совсѣмъ не одно и тоже. Elle est chère et lui est un simple (она хотѣла сказать простой, то есть не титулованный дворянинъ; несмотря на свой неизмѣнный французскій языкъ у нашей княгини прорывались иной разъ такіе невѣроятные руссизмы)... Et puis у него никакого position dans le monde... Потому что вы понимаете, chère madame, фыркнула она уже совсѣмъ высокомѣрно,-- что я никогда не позволю чтобы дочь моя, la princesse Lina, сдѣлалась какою-нибудь Frau Professorin, comme on dit en Allemagne!...
   "Я всего этого ожидала, и потому сердиться было бы смѣшно, тѣмъ болѣе что ужь очень она забавна въ своей глупости," молвила себѣ между тѣмъ Софья Ивановна, глядя на окончательно расходившуюся Аглаю, и смиряя такимъ разсужденіемъ клокотавшее въ ней самой чувство негодованія противъ, этой агрессивной, оскорблявшей ее глупости.... И громко:
   -- Все это очень можетъ быть, Аглая Константиновна, выговорила она это имя и отчество съ такимъ оттѣнкомъ интонаціи что та ёрзнула на своемъ диванѣ, словно уколотая вылѣзшею оттуда булавкой,-- но мы съ вами дожили до того вѣка когда рѣшать судьбу дѣтей безъ ихъ спроса родителямъ уже не приходится... Увѣрены ли вы что княжна Елена Михайловна раздѣляетъ ваше презрительное мнѣніе о профессорскомъ званіи?
   -- О, съ этой стороны я совершенно спокойна, вскликнула раздувъ ноздри княгиня,-- Lina se sent trop bien née pour descendre à une mésalliance!...
   Софья Ивановна помолчала... То что приходилось ей сказать сейчасъ должно было, она знала, отозваться для княжны Лины, которая такъ дорога была ей, цѣлымъ рядомъ мучительныхъ дней борьбы, оскорбленій, слезъ... Ея губы внезапно побѣлѣли и дрогнули.
   -- Вы, повидимому, княгиня, не совсѣмъ точно знакомы съ понятіями и желаніями вашей дочери, сказала она съ невеселою усмѣшкой:-- я должна вамъ сказать что я съ дозволенія княжны Елены Михайловны прошу у васъ ея руки для племянника моего, Сергѣя Михайловича Гундурова.
   Аглая и перепугалась и разгнѣвалась въ одно и тоже время:
   -- Mais c'est affreux что вы мнѣ говорите!... Je n'aurais jamais crû cela de vous, madame Pereverzine! чуть не кричала она, вся красная...-- Потому что я позволила моей дочери играть на сценѣ съ вашимъ племянникомъ il s'est imaginé, и вы тоже, какъ я вижу, qu'il pouvait prétendre à sa main... Вы воспользовались неопытностью, de l'inexpérience et de la trop grande bonté de ma pauvre enfant, всплакнула она еще разъ при этомъ,-- чтобы выманить у нея какое-то согласіе...
   -- Княгиня, довольно! остановила ее Софья Ивановна, сама вся дрожа отъ сдержаннаго гнѣва;-- вы забываете что вы у себя и что я ваша гостья... Оправдываться я предъ вами не стану,-- вы бы не поняли меня, полагаю, проронила она съ вырвавшимся у нея помимо воли оттѣнкомъ презрѣнія,-- а способна ли я "выманивать" и пользоваться чьею-либо "неопытностью" можетъ вамъ сказать beau-frère вашъ, князь Ларіонъ Васильевичъ, къ которому я и пойду сейчасъ переговорить окончательно объ этомъ дѣлѣ, такъ какъ дальнѣйшій разговоръ съ вами, княгиня, былъ бы, я вижу, по меньшей мѣрѣ безполезенъ, докончила тетка Гундурова, вставая съ мѣста, и поклонившись хозяйкѣ направилась къ двери:
   Та вдругъ струхнула... Тонъ Софьи Ивановны, переписка ея "avec feu l'Impératrice mère", вчерашняя крайняя любезность съ нею графини Воротынцевой, и наконецъ перспектива "d'une scène affreuse avec Larion" изъ-за нея,-- все это разомъ нагрянуло въ многодумную голову нашей княгигини и поразило ее нѣкіимъ ужасомъ... Она кинулась за своею гостьей:
   -- Mais ma chère madame Pereverzine, pourquoi est ce que vous vous fâchez? Я ничего обиднаго для васъ и вашего племянника не думала сказать... Je vous respecte beaucoup tous les deux; но у меня для Лины совсѣмъ другая партія en vue...
   Софья Ивановна остановилась:
   -- Я это знала, сказала она,-- и если, несмотря на это, я пришла говорить съ вами сегодня, то это потому что мнѣ также извѣстно какъ смотритъ Елена Михайловна на эту "партію" которую вы "имѣете для нея въ виду".
   Аглая Константиновна надулась вдругъ опять:
   -- Я вижу что ma fille vous dit tout etаmoirjen! вскликнула она съ упрекомъ и досадой.
   -- А вы съ ней говорили объ этомъ? спросила просто Софья Ивановна.
   Княгиня наша опѣшила, и не найдя отвѣта захлопала растерянно глазами.
   Госпожа Переверзина еще разъ поклонилась ей, и вышла изъ комнаты.
   Княгиня тяжело и усиленно дыша опустилась снова на диванъ и, захвативъ съ близь стоявшаго столика въ одну руку вѣеръ, а въ другую колокольчикъ, принялась одновременно и съ равною долей энергіи опахиваться и звонить:
   -- Спроси у Lucrèce, приказала она вбѣжавшему камердинеру,-- мои капли для нервовъ, и попроси сейчасъ сюда Евгенія Владиміровича!...
  

XIII.

   Князь Ларіонъ только что вернулся со своей обычной утренней прогулки, когда Софья Ивановна вошла въ его кабинетъ.
   Онъ увидалъ ее изъ глубины покоя и пошелъ ей учтиво на встрѣчу.
   -- Вы вѣроятно удивляетесь моему визиту? сказала она ему съ насилованною улыбкой.
   -- Очень радъ ему во всякомъ случаѣ, съ холодною любезностью промолвилъ онъ, провожая ее къ креслу у своего письменнаго стола.
   Софья Ивановна опустилась въ него... Онъ сѣлъ насупротивъ.
   Она была "на полномъ ходу", какъ выражала она сама возбужденное состояніе своего духа въ рѣшительныя минуты жизни, и начала прямо:
   -- Я сейчасъ отъ Аглаи Константиновны
   -- Отъ умной женщины, протянулъ князь въ видѣ вводнаго предложенія, глядя на свои ногти.
   -- Умъ -- Богъ съ нимъ! А вотъ побольше сердца можно было бы, дѣйствительно, кажется, ей пожелать, не могла не сказать на это Софья Ивановна.
   Князь Ларіонъ чуть-чуть шевельнулъ плечьми, поднялъ на нее на мигъ свои словно какъ бы отяжелѣвшія вѣки, и снова сталъ глядѣть на свои пальцы.
   -- Я была у нея просить руки княжны Елены Михайловны для моего племянника, отчетливо выговорила вслѣдъ за тѣмъ его собесѣдница.
   -- А! пропустилъ онъ только на это сквозь зубы, не перемѣняя положенія,-- но все тѣло его, показалось ей, дрогнуло за этимъ восклицаніемъ.-- И она... началъ онъ вопросительно,-- и не договорилъ.
   -- Отказала мнѣ, досказала Софья Ивановна,-- и при этомъ разгнѣвалась до слезъ, и до того что позволила себѣ упрекнуть меня будто бы я "воспользовалась неопытностью и добрымъ сердцемъ" княжны чтобы "выманить" у нея согласіе на это предложеніе... Я сказала ей на это что попрошу васъ, человѣка знающаго меня издавна, объяснить ей, способна ли я на что-нибудь подобное.
   Князь откинулъ голову отъ спинки своего кресла и перегнулъ ее съ низкимъ поклономъ въ сторону Софьи Ивановны, какъ бы говоря: порученіе ваше будетъ въ точности исполнено.
   И ни слова при этомъ... Онъ продолжалъ все также не глядѣть на нее...
   Это показалось ей страннымъ:
   -- Я поэтому пришла переговорить съ вами, князь, чуть-чуть нетерпѣливо сказала она;-- вѣдь вы все знаете!...
   -- Что именно? И онъ нахмурился.
   -- Все! Княжна мнѣ говорила: вы обѣщали ей ваше содѣйствіе, рѣзко вымолвила тетка Гундурова.
   Онъ помолчалъ:
   -- Когда говорила она это вамъ, можно полюбопытствовать? спросилъ онъ затѣмъ.
   -- Вчера утромъ.
   -- Да, сказалъ князь,-- но со вчерашняго утра могли возникнуть обстоятельства за которыми сама Hélène быть-можетъ... одумалась?..
   -- Я знаю на что вы намекаете, торопливо воскликнула Софья Ивановна:-- то что было между ними въ театрѣ?.. Сергѣй былъ виноватъ, и я такъ хорошо понимала что его безумство могло измѣнить все расположеніе къ нему княжны что вчера же ночью послала ей вотъ эту записку, примолвила госпожа Переверзина, шаря въ карманѣ своей "robe feuille-morte"...-- Вотъ она! Прочтите! Вы увидите что я прямо ставила ей этотъ вопросъ о ея намѣреніяхъ на да или нѣтъ,-- и ея отвѣтъ. Мнѣ принесли его въ четвертомъ часу утра, послѣ бала.... Они успѣли объясниться тамъ, все осталось попрежнему...
   Князь Ларіонъ дрожавшею рукой взялъ протягиваемую ему записку, поднялся и отошелъ къ окну... "Да, да и да. Елена Шастунова", начертанное крупнымъ почеркомъ Линою словно молніей ослѣпило ему глаза. Потухалъ послѣдній лучъ надежды,-- онъ всю ночь напролетъ лелѣялъ себя ею,-- это было полное "примиреніе между ними"... Безмолвно опустилъ онъ руки...
   Онъ долго оставался такъ, недвижный и нѣмой, погруженный въ глубокое, мучительное размышленіе.
   -- Что же князь? спросила наконецъ Софья Ивановна.
   -- Иди, значитъ, и дѣйствуй! иронически проговорилъ онъ вдругъ, какъ будто пробужденный этимъ голосомъ и воззрясь на нее загорѣвшимися зрачками;-- вы этого хотите?
   -- А вы не хотите? живо возразила она,-- и лицо ея все покраснѣло опять.
   Онъ не отвѣчая прошелся мимо оконъ, разсѣянно глядя на дальнія вершины дубовой рощи за рѣкой, облитыя горячимъ золотомъ лѣтняго солнца
   -- Она простила, она хочетъ, началъ онъ наконецъ, возвращаясь къ Софьѣ Ивановнѣ;-- я бы не простилъ....
   -- Вы никогда, значитъ, молоды не были, вскликнула она,-- или забыли... Вы забыли какъ чутко молодое сердце, какъ способно оно воспринимать самыя разнообразныя впечатлѣнія, и страдать, и мучиться ими....
   -- Молодое сердце не умѣетъ любить! почти злобно прервалъ ее князь Ларіонъ,-- оно только ищетъ себя въ предметѣ любимомъ, ищетъ въ немъ только своего отраженія, и тупо, и жестоко-безжалостно угнетаетъ по капризу своихъ личныхъ ощущеній нравственную волю чужой души отдающейся ему...
   -- Вы правы, я не спорю, заволновалась Софья Ивановна,-- и не то еще я говорила Сережѣ... Но молодыя души понимаютъ лучше другъ друга и снисходительнѣе другъ къ другу чѣмъ мы съ вами къ нимъ.
   -- А чѣмъ платится за это снисхожденіе знаете ли вы? крикнулъ онъ;-- я бы вамъ показалъ ее тамъ вчера, въ уборной... Она изнемогала... Я не спрашивалъ,-- я знать не хочу, примолвилъ князь съ быстрымъ и презрительнымъ движеніемъ руки,-- чѣмъ довелъ онъ ее до такого состоянія, но позвольте же мнѣ думать послѣ этого что онъ не тотъ именно идеалъ... супруга -- и новая злобно-ироническая усмѣшка пробѣжала по губамъ князя,-- который можно было бы призывать въ мечтаніяхъ для такого существа какъ Hélène...-- Сергѣй... начала было Софья Ивановна... Но онъ не далъ ей продолжать. Глаза его засверкали, голосъ зазвучалъ неудержимою страстностью:
   -- Понимаетъ ли онъ что такое Hélène, чувствуетъ ли, какъ слѣдуетъ это чувствовать, каждымъ фибромъ своего существа что она одно изъ тѣхъ избранныхъ созданій, предъ душевнымъ совершенствомъ которыхъ преклоняться, благоговѣть надо!... Заслуживаетъ ли онъ любовь такого созданія, способенъ ли заслужить ее?
   Софья Ивановна разсердилась:
   -- Что же князь, если всего этого не понимаетъ и не заслуживаетъ мой племянникъ, то заслуживаетъ, какъ видно, этотъ флигель-адъютантъ выписанный вашею невѣсткой изъ Петербурга. Не онъ ли и по вашему тотъ "идеалъ супруга" о которомъ вы мечтаете для Елены Михайловны?
   Страстное возбужденіе князя Ларіона какъ бы сразу соскочило съ него отъ этихъ словъ:
   -- Я не Аглая Константиновна, вы знаете, сказалъ онъ, слегка поморщившись и поникая взглядомъ, и примолкнувъ на мигъ заговорилъ опять;
   -- Я всегда видѣлъ въ васъ умную женщину, Софья Ивановна, и потому дозволилъ себѣ говоритъ съ вами сейчасъ совершенно прямо и откровенно.... Я надѣялся что вы не разсердитесь, и поймете что руководитъ меня при этомъ..... Дѣло идетъ о всемъ будущемъ Hélène, моей племянницы. Вы знаете точно также какъ я на сколько въ этомъ отношеніи можно ожидать здраваго сужденія со стороны ея матери. Я поэтому стараюсь взвѣсить и обсудить все до этого касающееся такъ какъ сдѣлалъ бы это отецъ ея, покойный братъ мой, еслибъ онъ живъ былъ въ эту минуту.
   -- Я знала князя Михайлу, какимъ-то строгимъ тономъ сказала на это Софья Ивановна;-- онъ поступилъ бы не такъ какъ вы,-- онъ судилъ бы спокойнѣе и безпристрастнѣе.
   Угадала ли она почему не "безпристрастенъ" онъ князь сказать себѣ не могъ, но вся кровь прилила ему мгновенно въ голову. Онъ отвернулся и быстрыми шагами заходилъ снова по комнатѣ.
   Глаза Софьи Ивановны машинально слѣдили на нимъ.....
   -- Я прошу васъ не томить меня долѣе! вскликнула она наконецъ.-- Какъ думаете вы поступить, князь?
   -- Какъ поступить? повторилъ онъ на ходу, и вернувшись къ своему креслу сѣлъ, уперся локтями въ колѣни, и глянулъ ей прямо въ глаза:-- какъ поступили бы вы? Рѣшайте!
   Въ его голосѣ было теперь что-то такое страдальчески-недоумѣвающее что Софья Ивановна почувствовала себя глубоко тронутою: она дѣйствительно начинала догадываться...
   -- Если вы требуете моего мнѣнія, начала она тихимъ, ласковымъ голосомъ,-- такъ вотъ оно. Я на вашемъ мѣстѣ постаралась бы отрѣшиться отъ всякихъ личныхъ впечатлѣній, забыть о всякихъ "взвѣшиваніяхъ" и "обсужденіяхъ"... Вы говорите съ восторгомъ о вашей племянницѣ, о ея душевномъ совершенствѣ, и вы тысячу разъ правы, и никто не въ состояніи болѣе меня сочувствовать вамъ въ этомъ отношеніи. Повѣрьте же ей, этой душѣ, повѣрьте тому высшему чутью которое говоритъ ей что чувство ея право, что тотъ кого она любила заслуживаетъ ея любовь! Эти "избранныя созданія" -- вы это прекрасно сказали -- не ошибаются, они не въ состояніи любить дурное, божественный смыслъ говоритъ въ нихъ сильнѣе, проницательнѣе чѣмъ у обыкновенныхъ натуръ. Отдайтесь же не разсуждая ея инстинкту, поступите такъ какъ она желаетъ чтобы вы поступили!... И вы увидите, князь, примолвила какъ бы невольно Софья Ивановна, участливо остановившись на немъ взглядомъ,-- вы увидите какъ у самихъ у васъ станетъ легко на душѣ!...
   Все лицо его повело; онъ поспѣшно всталъ и отошелъ опять къ окну чтобъ она не замѣтила какъ покраснѣли его глаза отъ охватившаго его внезапно умиленія.....
   -- Аглая Константиновна, спросилъ онъ съ мѣста, осиливъ себя, своимъ обыкновеннымъ, ровнымъ голосомъ:-- говорила вамъ объ этомъ Анисьевѣ?
   -- Да, она мнѣ говорила что имѣетъ въ виду "партію" для княжны,-- разумѣется его, я поняла.
   -- Само собою... Одного поля ягодки, пропустилъ онъ, презрительно усмѣхнувшись.
   -- Но Елена Михайловна прямо сказала мнѣ что не пойдетъ за него.
   Князь Ларіонъ поглядѣлъ на нее, и повелъ одобрительно головой:
   -- Онъ это, кажется, чувствуетъ самъ, и отказывается отъ своихъ плановъ... или по крайней мѣрѣ откладываетъ ихъ на время. Я сейчасъ на прогулкѣ узналъ что онъ къ двумъ часамъ заказалъ себѣ лошадей.
   -- Онъ уѣзжаетъ! съ невольнымъ взрывомъ радости вскрикнула тетка Гундурова.
   -- Да... Но я или очень ошибаюсь, сказалъ раздумчиво князь,-- или съ этимъ отъѣздомъ послѣднее слово его еще не сказано. Я эту породу людей знаю!...
   -- Но какъ старый дипломатъ, возразила она со слабою улыбкой,-- знаете также, надѣюсь, какъ и вести съ ними борьбу?
   Онъ повелъ губами:
   -- Отобьемся отъ одного, развѣ она не найдетъ другаго, по той же мѣркѣ скроеннаго!... Она въ конецъ измучаетъ ими Hélène!
   -- Но этого нельзя допустить... Вы должны вмѣшаться, у васъ же все авторитетъ есть... Но вы, кажется, вовсе говорить съ нею не умѣете, Ларіонъ Васильевичъ, съ какимъ-то отчаяніемъ промолвила Софья Ивановна.
   -- А вы умѣете? живо возразилъ онъ съ безсознательно-комическимъ оттѣнкомъ;-- вѣдь надо быть господиномъ Зяблинымъ чтобы стать на уровень ея пониманія и находить соотвѣтствующія ему слова... И какой прокъ оттого что ей скажешь? Вѣдь у нея натура раба, натура той кабацкой расы изъ которой она вышла: -- струситъ и смолчитъ, и тутъ же солжетъ и обманетъ...
   Онъ прервалъ себя вдругъ, провелъ рукой по лицу,-- и, къ нѣкоторому удивленію Софьи Ивановны, взялъ подойдя ея руку и поцѣловалъ ее:
   -- Я вамъ даю честное слово, сказалъ онъ,-- что скажу все что только можетъ, по моимъ понятіямъ, содѣйствовать желаніямъ Hélène и вашимъ,-- и даже постараюсь "сумѣть говорить" такъ чтобы меня послушали. Не взыщите, если потерплю крушеніе... Во всякомъ случаѣ, налаживаясь на шутливый тонъ и какъ бы обрывая примолвилъ онъ,-- ваша маленькая сейчасъ проповѣдь безслѣдно не пройдетъ. Спасибо вамъ за нее!...
   -- Спасибо и вамъ за доброе обѣщаніе, сказала Софья Ивановна,-- я не сомнѣваюсь что вы его исполните. Но признаюсь вамъ, я болѣе надѣюсь на время и на самую Елену Михайловну чѣмъ на то что можетъ выйти изъ вашего разговора съ ея маменькой.
   Онъ какъ бы сообразилъ что-то о чемъ не думалъ до сихъ поръ,-- и наклонилъ утвердительно голову:
   -- Конечно... если только здоровье ея выдержитъ.
   -- Здоровье княжны?
   -- Да. У нея сердце нездорово... Я говорю въ буквальномъ, а не въ условномъ значеніи этого слова, пояснилъ онъ съ улыбкой, но въ этой улыбкѣ было столько муки и за нее, и своей собственной, что у Софьи Ивановны дыханіе сперлось. ..
   -- Что это? вскликнулъ вдругъ князь Ларіонъ устремляя глаза на отворившуюся дверь кабинета:-- Hélène и еще кто-то съ нею!
   Это были дѣйствительно Лина и тяжело опиравшаяся на ея руку, блѣдная, въ дорожной шляпѣ съ полуопущенною вуалью, Надежда Ѳедоровна.
  

XIV.

But who, alas, can love and then be wise?
Byron.

   Князь Ларіонъ поспѣшно подошелъ къ племянницѣ.
   -- Что случилось? Ты плакала, тревожно спросилъ онъ, замѣтивъ сразу влажные еще отъ слезъ глаза ея.
   -- Надежда Ѳедоровна насъ покидаетъ, отвѣтила она,-- она пришла съ вами проститься, дядя.
   Онъ съ удивленіемъ перевелъ глаза на компаніонку...
   -- Да, князь, проститься, глухо повторила та, откидывая вуаль свою на шляпку, какъ бы для того чтобъ онъ могъ свободно разсмотрѣть ея "страданіемъ измятыя черты".
   -- У васъ семейное несчастіе? было его первою мыслью.
   -- У меня нѣтъ семьи, нѣтъ близкихъ, я одна на землѣ, проговорила она пѣвучимъ голосомъ, поднося платокъ къ глазамъ.
   -- Но что же побуждаетъ васъ!...
   -- Не спрашивайте, князь, не спрашивайте! словно только и ждала этого вопроса, прервала его дѣвица Травкина, простирая руки впередъ,-- это мое личное, никому неизвѣстное горе... которое я унесу съ собою... въ пустыню, договорила она уже съ рыданіемъ.
   Князь недоумѣло повелъ глазами кругомъ; на лицѣ Софьи Ивановны, изъ глубины своего кресла пристально слѣдившей за этою сценой, онъ прочелъ какую-то странную смѣсь жалости и недовѣрія...
   -- Она идетъ въ монастырь, отвѣтила съ своей стороны шепотомъ на взглядъ его Лина.
   -- Но неужели,-- онъ сморщивъ лобъ внимательно поглядѣлъ на "страдалицу," -- все это необходимо такъ скоро?... Вы кажется совсѣмъ собрались?
   -- Да, да, князь, сейчасъ!... Тутъ одна дама (она назвала "образованную окружную") ѣдетъ въ городъ и беретъ меня съ собой Я тамъ найду лошадей въ Москву... Позвольте сказать вамъ прости... "ein ew'ges Lebewohl," невѣдомо къ чему примолвила она изъ Шиллера....
   Князь Ларіонъ еще разъ пристально поглядѣлъ на нее:
   -- У меня правило уважать личную волю каждаго и недопытываться причинъ чужихъ поступковъ, какъ бы они мнѣ собственно иной разъ и ни казались странными или не основательными. Вслѣдствіе того я въ настоящемъ случаѣ могу вамъ только выразить искреннее сожалѣніе что намъ приходится разстаться.
   Будто ушатомъ холодной воды окатилъ онъ ее; она ждала (какъ сейчасъ было у нея съ княжной) допрашиваній, "увѣщаній дружбы," возможности еще разъ порисоваться своимъ "неисходнымъ горемъ," -- а тутъ такъ просто, холодно, "безжалостно!"...
   -- Конечно, князь, я понимаю, еще разъ забывая о необходимомъ "смиреніи," колко проговорила она,-- сожалѣніе съ вашей стороны можетъ простираться лишь до той минуты когда вы найдете кого-нибудь вмѣсто меня читать вамъ газеты.
   Уколъ пропалъ даромъ: князь Ларіонъ слегка усмѣхнулся и отвѣчалъ съ учтивымъ наклономъ головы:
   -- Замѣнить васъ въ этомъ отношеніи такъ трудно что я и искать не буду.
   Лина между тѣмъ, замѣтивъ Софью Ивановну, побѣжала къ ея креслу. Онѣ нѣжно поцѣловались.
   -- Мнѣ такъ жаль ее, бѣдную, прошептала княжна,-- она идетъ съ отчаянія въ монастырь, отъ любви къ человѣку который ее не любитъ.
   -- Къ Сергѣю Михайловичу Гундурову, не такъ ли? досадливо договорила Софья Ивановна.
   -- Да совсѣмъ нѣтъ! Кто это могъ вамъ сказать? И живой румянецъ заалѣлъ мгновенно на изумленномъ лицѣ княжны.
   -- Она увѣрила въ этомъ вашу матушку, или та не такъ поняла, но я отъ нея слышала.
   -- Отъ maman? Вся краска такъ же мгновенно сбѣжала теперь съ ея щекъ. Вы уже были у нея?... Не говорите! тутъ же спѣшно промолвила Лина,-- я знаю... я вижу по вашимъ глазамъ какой данъ былъ вамъ отвѣтъ.... И вы для этого теперь у дяди?...
   -- Я говорила съ нимъ, предупреждая дальнѣйшіе вопросы, спѣшила въ свою очередь сообщить Софья Ивановна, крѣпко пожимая въ обѣихъ своихъ похолодѣвшую руку княжны и любовно глядя въ самую глубь ея отуманенныхъ васильковыхъ глазъ,-- онъ за насъ, я имъ довольна... Но, милая, я не скрываю отъ васъ, я боюсь... все это если должно быть, то не скоро... А до того терпѣть сколько?...
   Лина только головой качнула, но въ движеніи этомъ Софья Ивановна прочла непоколебимое рѣшеніе...
   -- А здоровье, милая? тревожно зазвучалъ ея голосъ.
   Черная тѣнь какъ бы легла на мигъ на черты дѣвушки...
   Она подавила вздохъ, подняла глаза на окно, въ которое горячею синью отливало высокое небо, и прошептала улыбаясь:
   -- Богъ его дастъ если нужно...
   -- Лина, прощайте, я ухожу! послышался голосъ Надежды Ѳедоровны, подходившей къ нимъ съ почтительнымъ издали поклономъ Софьѣ Ивановнѣ.
   -- Сейчасъ, Надежда Ѳедоровна, я васъ провожу, отозвалась княжна. И наклоняясь къ Софьѣ Ивановнѣ проговорила ей на ухо:-- мнѣ еще хочется поговорить съ вами; пожалуста зайдите въ первую гостиную, я ее сейчасъ провожу и приду туда.
   Проходя мимо дяди, вслѣдъ за Надеждой Ѳедоровной, она пріостановилась и подала ему руку:
   -- Merci, oncle, сказала она только, но князь Ларіонъ безсознательно прижмурилъ глаза, какъ бы не выдержавъ сіянія взгляда, сопровождавшаго эти два слова...
   На лѣстницѣ ждала Надежду Ѳедоровну готовая къ отъѣзду "образованная окружная" съ двумя сынишками своими изображавшими пажей во вчерашнемъ спектаклѣ (она отвозила ихъ въ городъ, съ тѣмъ чтобы возвратиться самой къ представленію Льва Гурыча Синичкина). Завидѣвъ свою спутницу, сопровождаемую княжной, она сочла своимъ долгомъ завздыхать и закачать головой самымъ трогательнымъ образомъ, протягивая ей съ мѣста руки, какъ бы готовясь поглотить ее въ своихъ обширныхъ объятіяхъ. Но дѣвица Травкина, какъ это часто случается, весьма склонная, какъ мы видѣли, къ утрировкѣ своихъ собственныхъ чувствъ, особенно чутко замѣчала и ненавидѣла ее въ другихъ, а потому на жестикуляцію образованной дамы отвѣчала лишь короткимъ "ѣдемте!" и первая спустилась съ лѣстницы.
   Не успѣла дойти она однако до послѣдней ступеньки какъ неожиданное обстоятельство наладило ее вдругъ опять на тотъ романическій строй понятій который составлялъ какъ бы субстрактъ всего ея существа. Къ ней кинулась толпа женскихъ прислужницъ Сицкаго, между которыми, какъ заявила она заранѣе княгинѣ, раздѣлила она на прощанье всякое свое добро, и принялась со всякими возгласами и причитаніями благодарности подходить къ ней къ ручкѣ... Въ воображеніи начитаной дѣвицы тотчасъ же зарисовалась сцена прощанья Маріи Стюартъ со своими женщинами. Рябая "Lucrèce" стоявшая впереди всѣхъ, должна была натурально изображать собою вѣрную Анну Кеннеди, и она съ новымъ водопадомъ слезъ упала шляпкой на ея двухбашенную грудь...
   Но это было еще не все. Покончивъ съ Кеннеди и К® и расцѣловавшись окончательно съ княжной она выходила на крыльцо, у котораго въ ожиданіи ея сидѣла уже въ своей бричкѣ "образованная" окружная, какъ вдругъ между этою бричкой и ею какъ изъ земли выросъ стройный, чернокудрый, слишкомъ хорошо знакомый ей мужской обликъ...
   Онъ стоялъ спиной къ ней и своимъ свѣжимъ, беззаботнымъ голосомъ громко спрашивалъ:
   -- Куда это вы собрались, Катерина Ивановна?
   Окружная быстро нагнулась къ нему изъ экипажа и что-то зашептала... Онъ такъ-же быстро обернулся на дверь.
   Надежда Ѳедоровна ухватилась за ея ручку чтобы не упасть... Они стояли въ двухъ шагахъ другъ отъ друга...
   Онъ сдѣлалъ еще шагъ къ ней, заслоняя ее высокимъ стадомъ своимъ отъ любопытныхъ глазъ сидѣвшей въ бричкѣ:
   -- Правда это? Вы хотите поступить въ мо... Онъ не договорилъ; голосъ его дрожалъ слегка.
   О, какъ заскребло на сердцѣ у нея въ эту минуту, какія жестокія слова запросились у нея на языкъ!.. Къ счастію, она на этотъ разъ вовремя вспомнила о "смиреніи"... Къ тому же за. ея спиной, тѣснясь, стояла цѣлая женская арава, норовившая какъ бы скорѣе вылиться вслѣдъ за нею на крыльцо... Она наклонила, предъ нимъ голову, какъ дѣлаютъ это инокини съ тарелочками на церковь, и разбитымъ голосомъ проговорила:
   -- Простите, какъ и я вамъ прощаю!...
   Онъ хотѣлъ сказать что-то, но она поспѣшнымъ движеніемъ, опустивъ со шляпки вуаль и нажавъ его рукой къ лицу, скользнула мимо него, и вскочила въ бричку. Арава горничныхъ повалила изъ дверей, чуть не сбивъ съ ногъ молодаго человѣка въ усердіи провожанія "милой барышни"... Экипажъ тронулъ...
   Ашанинъ прищурившись довольно долго глядѣлъ ему вслѣдъ:
   "Эхъ, вретъ! разсмѣялся онъ вдругъ, какъ бы выводя мораль этой басни -- искренняго тутъ ни фунта, а "хвантазія" одна, какъ разказываетъ Акулинъ про своихъ Хохловъ...
  

XV.

Alles Edle ist von stiller Natur und scheint zu
schlafen bis es durch Widerspruch heramgefordert ist.
Göthe.

   -- Милая моя, хорошая, говорила Софья Ивановна Переверзина въ пустой гостиной, держа обнявъ княжну Лину, склонившуюся къ ней головой на плечо,-- что же дѣлать! Намъ съ нимъ придется уѣхать сегодня же, если Ларіонъ Васильевичъ не успѣетъ склонить ее.
   -- А гдѣ онъ? тихо спросила Лина;-- спитъ еще послѣ вчерашняго?
   -- Спитъ? Онъ всю ночь не спалъ, и послѣ этой ихъ жженки проходилъ по полямъ. Не успѣла я одѣться какъ онъ уже сидѣлъ у меня и погонялъ къ княгинѣ... Ждетъ -- умираетъ тамъ, должно-быть... Удивляюсь какъ не вздумалось ему придти сюда, узнать отъ меня скорѣе...
   Въ послѣдней залѣ послышались приближавшіеся къ нимъ шаги.
   -- Вотъ онъ! вскликнула дѣвушка.
   Но это былъ не онъ, а Ѳиногенъ, камердинеръ Аглаи Константиновны.
   -- Я васъ повсюду ищу-съ, ваше сіятельство, обратился онъ со внушительнымъ видомъ къ княжнѣ:-- ихъ сіятельство княгиня проситъ васъ къ себѣ.
   Лина поблѣднѣла чуть-чуть.
   -- Хорошо, скажи -- я сейчасъ буду.
   Слуга вышелъ.
   Софья Ивановна потянула ее за обѣ руки:
   -- Голубка моя, дай перекрещу тебя!...
   Онѣ пали въ объятія другъ другу... Въ это же время портьера надъ дверью второй гостиной слегка колыхнулась, и изъ-за нея выглянуло блѣдное лицо Гундурова.
   -- Ну вотъ и хорошо что пришли, обратилась къ нему Лина съ насилованною веселостью,-- легче будетъ... Меня требуютъ къ допросу, Сергѣй Михайловичъ! И она протянула ему руку.
   Онъ схватилъ ее и жадно прильнулъ къ ней губами.
   -- Довольно! тихо сказала она, вся заалѣвъ и высвобождая пальцы свои изъ его рукъ.
   -- Елена Михайловна, что же значатъ ваши слова?
   -- Тетя вамъ все разкажетъ.... А я пойду! промолвила она вставая.
   -- Если найдете время до завтрака, торопливо сказала ей Софья Ивановна,-- приходите ко мнѣ.....
   Гундуровъ растерянно, сдѣлалъ за нею нѣсколько шаговъ... Дойдя до дверей залы она остановилась, обернулась къ нему и глядя на него глаза въ глаза, нѣжно и твердо проговорила серебрянымъ голосомъ своимъ и съ какою-то восторженною улыбкой на устахъ:
   -- Я вамъ вѣрю, вѣрьте и мнѣ.....
   У княгини была компанія: Зяблинъ, князекъ ея сынъ и Англичанинъ-гувернеръ его. Еще изъ ситцеваго кабинета услыхала Лина говоръ ихъ голосовъ... "Не сейчасъ, значитъ, начнется", промелькнуло въ головѣ ея... Она ошибалась.....
   Едва успѣла она войти въ будуаръ какъ на нее такъ и кинулся братишка ея. На странно уже опредѣлившихся для его лѣтъ чертахъ мальчика читалась настоящая злость,-- ноздри его раздувались, глазенки неестественно расширились и сверкали....
   -- О, naughty, naughty Lina, восклицалъ онъ топая ногою;-- I'll n't allow you to marry а rogue of teacher! You must n't forget you are а princess. For shame! {О, дурная, дурная Лина, я не позволю тебѣ выходить за дрянь учителишку, ты должна полнить что ты княжна! Стыдно тебѣ!} Онъ очевидно повторялъ по своему нѣчто сейчасъ имъ слышанное....
   Княжна съ измѣнившимся лицомъ взглянула на него, на мать....
   Аглая Константиновна сидѣла въ подушкахъ своего дивана развязавъ, въ знакъ скорби душевной, ленты своего утренняго чепца, и терла глаза кружевнымъ платкомъ.
   Англичанинъ, весь покраснѣвъ отъ досады, схватилъ воспитанника своего за локоть;
   -- Will you hold your tongue, bad fellow! {Замолчите ли вы, скверный мальчишка!} крикнулъ онъ на него.-- Order him not to touch me, {Прикажи ему не трогать меня!} онъ хочетъ бить меня, мама, заревѣлъ мальчикъ отбиваясь и руками и ногами отъ желѣзной руки гувернера.
   -- Monsieur Knox, laissez le, je vous prie! залопотала маменька, махая ему съ мѣста словно развинченною рукой.
   Но Англичанинъ не взирая на его визгъ и ляганья, потащилъ своего князька изъ комнаты.
   -- Ахъ, finissez, Basile, ne criez pas!... Я просто умру отъ всего этого сегодня! захныкала княгиня, покосившись на безмолвно стоявшую еще у дверей дочь, и какъ бы въ подтвержденіе такого рѣшенія скинула окончательно чепчикъ съ головы и схватила вѣеръ со столика.
   Зяблинъ, сидѣвшій противъ нея на низенькомъ креслѣ, взглянулъ на нее, потомъ на княжну, и испустилъ глубокій вздохъ.
   Лина подошла къ матери;
   -- Bonjour, maman, проговорила она еще дрожащимъ отъ волненія голосомъ, склоняясь надъ ея рукой.
   Та отдернула ее
   -- Asseyez vous! величественно промолвила она.
   Княжна сѣла неподалеку отъ Зяблина.
   "Бригантъ" еще разъ повелъ на нее своими воловьими глазами, откатилъ почему-то свое кресло нѣсколько назадъ, и еще разъ вздохнулъ.
   -- Même vôtre jeune frère, начала сразу княгиня нервно обмахиваясь своимъ вѣеромъ,-- и тотъ понимаетъ l'inconvenance вашего поведенія.
   Лина холодно и вопросительно подняла глава на нее.
   -- Вы знаете о чемъ я говорю, фыркнула Аглая:-- эта madame Pereverzine была у меня сейчасъ просить вашей руки pour monsieur son neveu, и сказала что это съ вашего согласія.... J'en ai été si saisie что до сихъ поръ не могу придти въ себя.
   Княжна молчала.
   -- C'est donc vrai? Что же вы не отвѣчаете?
   -- Мы не однѣ, maman, такъ же холодно и не поворачивая головы промолвила она.
   -- Ça, c'est un ami, un vrai, указывая кивкомъ на Зяблина возразила на это умная маменька,-- можете говорить при немъ, je ne lui cache rien.
   Но самъ "бригантъ" почувствовалъ какъ была глупа роль которую заставляла она его играть. Онъ поспѣшно всталъ, и проговорилъ съ достоинствомъ:
   -- Между матерью и дочерью третій всегда лишній; позвольте же мнѣ удалиться!
   Княгиня проводила его нѣсколько растеряннымъ взглядомъ и заерзала на своемъ диванѣ:-- въ присутствіи "vrai ami", отъ котораго она повидимому ждала поддержки въ данныя трудныя минуты предстоявшаго ея объясненія съ дочерью, она чувствовала себя какъ бы болѣе въ ударѣ чѣмъ наединѣ съ нею теперь.
   Лина сама теперь начала это объясненіе:
   -- Вы меня спрашивали, maman, съ моего ли согласія Софья Ивановна Нереверзина просила у васъ моей руки для своего племянника? Да, maman, я сказала ей да, и прошу васъ съ своей стороны позволить мнѣ выйти за него замужъ.
   -- Mais vous êtes folle, complиtement folle! завизжала Аглая Константиновна не хуже сынка своего сейчасъ,-- я этого не хочу, не хочу даже слышать! Si vous avez oublié ce que vous devez à vôtre nom, величественно возгласила она,-- я этого не забываю, я, ваша мать, vôtre mère qui vous а mis au monde; я знаю какая прилична для васъ партія... И когда вы сами знаете что тотъ кого я для васъ выбрала здѣсь, и ждетъ, vous m'arrivez avec ce galopin de professeur manqué!
   Княжна слабо усмѣхнулась:
   -- Я бы вамъ могла сказать, maman, что ничего этого мнѣ неизвѣстно, потому что вы мнѣ до этой минуты еще ни одного слова не сказали про этого... господина. Но я не лгу никогда и скажу вамъ что дѣйствительно знаю что вы его выписали сватать меня... Но онъ мнѣ не по сердцу и я не могу идти за него....
   Княгиня въ первую минуту опѣшила и отъ силы аргумента, и отъ того крайне спокойнаго тона съ которымъ говорила дочь. Она захлопала своими круглыми глазами, глядя на нее не то гнѣвно, не то недоумѣло.
   -- Я вамъ ничего не говорила, попробовала она вдругъ иронизировать,-- потому что не знала что у меня дочь -- une républicaine. Я думала что вы... que vous avez les goûts qui conviennent à une demoiselle de vôtre rang, и выбрала такого и жениха для васъ... Я вижу что ошиблась!.. Вамъ другое надобно, извините, mademoiselle la princesse, я этого не знала. Je vous offre ce jeune comte qui а tout pour lui... вы можетъ-быть не знаете что онъ un des plus brillants cavaliers et des plus en vue de Pétersbourg, u его дядя premier favori, и самъ онъ intime à la Cour, карьера, bientôt général, и непремѣнно долженъ быть министромъ un jour, какъ мнѣ говорила la comtesse за mère à Rome... Cette princesse Dodo qui est si méchante увѣряетъ что будто у него trois cent mille de dettes, но это неправда, elle ment, она это все изъ зависти, потому что сама она хочетъ rattraper для своей Женни, une fille évaporée et qui n'а pas le sou... И вы, une princesse Schastounof, такому jeune homme distingué предпочитаете un petit monsieur de rien, sans position u которому, вы слышали, даже не позволили за границу ѣхать, потому-что онъ, j'en suis sûre, un sans-culotte, хотя madame sa tante и увѣряетъ qu'il descend du même roi Rurik какъ и наша фамилія...
   Лина терпѣливо, не моргнувъ бровью, выслушала всю невѣроятную рацею.
   -- Что же дѣлать, тихо сказала она только, когда матъ кончила,-- когда я его люблю, maman, а того нѣтъ?
   Иронія не вывезла; Аглая принялась за драму:
   -- Вы любите! заголосила она уже рыдая,-- противъ желанія матери, contre son gré! Вамъ все равно de me rendre malheureuse! У васъ, я вижу теперь, такой же характеръ какъ у вашего отца qui m'а rendu malheureuse pendant quinze ans de ma vie... Я его любила, j'avais cette bêtise d'être amoureuse de lui когда выходила за него замужъ, et après, и даже всегда... Я его спасла de la misère, потому что все ихъ имѣніе продавалось съ аукціона, и я все выкупила на свое имя чтобъ онъ не могъ se ruiner во второй разъ... А онъ сейчасъ se après nôtre mariage началъ съ этой lady Blackdale à Londres... и она мнѣ разъ dans le monde кинула даже апельсинною коркой въ лицо,-- а онъ все-таки ее не оставилъ, а потомъ, когда она сама его кинула pour épouser son ténor, онъ нашелъ une actrice franèaise qui avait de fausses dents, а потомъ была Венгерка, et puis la marquise Ruffo, une Italienne, et puis...
   -- Maman, ради Бога!.. воскликнула, пытаясь остановить ее, княжна.
   Но та не слушала,-- плотина была прорвана, вода уже неудержимо падала на колесо мельницы...
   -- А я сама была молода, fraîche et bien portante... et de l'imagination... J'avais besoin d'amour!.. A онъ со мною ужасы дѣлалъ, il me dédaignait, онъ отъ меня запирался, не ночевалъ дома et d'autres horreurs comme cela... И это когда я ему принесла два милліона, huit millions, en assignats, de fortune... Bien des fois il m'a mis dans un tel désespoir что я даже два раза писала письмо à Sa Majesté l'Empereur -- j'en ai encore les brouillons,-- pour me plaindre de son aversion pour sa femme légitime, но мнѣ тогда сказали что онъ могъ чрезъ это мѣсто свое потерять, и я par noblesse de coeur ихъ не послала... Вотъ что ваша бѣдная мать вытерпѣла pendant quinze ans de sa vie!.. Il m'est revenu quand il ne valait plus rien, больной грудью, épuisé,-- и вы сами видѣли какъ я за нимъ ходила, le soignant точно какъ будто онъ всегда былъ хорошій мужъ...
   Все это лилось безъ остановки, сопровождаемое слезами, возгласами, драматическою икотой, сморканіемъ, утираніемъ глазъ и стукомъ вѣера по косточкѣ корсета, обнимавшаго дебелыя красы княгини... Лина закрыла ладонью глаза,-- эти упреки, эти грубыя разоблаченія рѣзали ее по самому нѣжному, самому чувствительному мѣсту ея нравственнаго существа. Грязью закидывала циническая рука тотъ идеальный, изящный и скорбящій образъ отца который она такъ любовно, такъ свято хранила въ сердцѣ своемъ,-- и рука эта была ея матери... Это ей было невыносимо больно!..
   А та продолжала стонать и причитывать:
   -- Я ему все простила, il s'est repenti, pauvre Michel, que le bon Dieu ait son âme!.. Умирая онъ просилъ у меня прощенія comme un vrai pénitent... И при этомъ вы забыли, вы, sa fille bienaimée,-- потому что онъ, не знаю почему, il n'а jamais aimé Basile, забыли что онъ говорилъ вамъ какъ вы не должны огорчать меня и... и... и должны ста-араться expier ses torts en-vers... envers... moi? договорила чувствительная вдова сквозь новое, истерическое рыданіе. Очень ужъ сильно завела она машину...
   Лина невольнымъ движеніемъ поднялась съ мѣста:
   -- Богъ видитъ, со внезапною восторженностью выраженія во всемъ ея обликѣ проговорила, она,-- что не прошло дня съ тѣхъ поръ какъ его не стало чтобъ я не вспоминала этихъ словъ его и не старалась сообразовать съ ними мои поступки! Я прошу сказать васъ, maman, подавала ли я вамъ когда-нибудь поводъ къ огорченію?
   -- Parceque je ne vous ai jamais rien demandé, оставляла васъ до сихъ поръ дѣлать что вы хотѣли, заголосила Аглая Константиновна;-- а теперь, quand il s'agit de vôtre bonheur, вы позволяете себѣ отвергать того котораго выбрала ваша мать, vôtre mère qui vous а mis au monde (фраза эта была особенно любима княгиней)... и даже вчера не танцовали съ нимъ мазурку (вдругъ вспомнила она), когда вы были къ этому обязаны уже изъ одной учтивости, comme fille de la maison.... Это вы называете исполнять волю de ce pauvre Michel, и не огорчать меня?
   -- Maman, сказала княжна, почти строго глядя ей въ глаза,-- я не ребенокъ болѣе, я понимаю что могъ требовать мой отецъ, и чего онъ никогда не потребовалъ бы отъ меня. Онъ вѣровалъ какъ и я.... Онъ не потребовалъ бы отъ меня грѣха.ю... Если -- голосъ ея задрожалъ -- вы не захотите согласиться на выборъ моего сердца, въ которомъ единственно я могу найти счастіе, какъ я его понимаю, я склоню голову и покорюсь, и вы никогда не услышите отъ меня упрека, не увидите слезъ моихъ.... Но я, maman, я поступила бы противъ Христа и совѣсти еслибы рѣшилась обмануть человѣка, выходя за него замужъ безъ любви.... и даже съ отвращеніемъ. ..
   Раскаталовская натура Аглаи -- она почувствовала себя вдругъ глубоко оскорбленною словами дочери -- вылилась тутъ же на полный просторъ:
   -- И склоняйтесь, и покоряйтесь, и плачьте, и убивайтесь, потому что я умру, а не соглашусь чтобы вы выходили за этого monsieur de rien du tout!.... И вы отъ меня ни гроша не получите если не пойдете за графа Анисьева, предваряю васъ.... Базилю больше достанется, cela sera un vrai prince lui!...
   -- Князь Ларіонъ Васильевичъ прислали сказать что желаютъ повидаться съ вашимъ сіятельствомъ, доложилъ у дверей Ѳиногенъ,-- такъ будете ли однѣ спрашиваютъ.
   Какъ ни возбуждена была наша княгиня, но имя ея деверя прозвучало для нея въ родѣ Нептуновскаго Quos ego! расходившимся не въ мѣру волнамъ. Она заметалась на своемъ диванѣ будто ища чего-то, потомъ вдругъ разомъ притихла и съежилась (искала она чепчикъ, который тутъ же и вздѣла себѣ на голову).
   -- Скажи что прошу, отвѣтила она слугѣ на свой уже обычный, пѣвучій ладъ, приведя себя такимъ образомъ во внѣшній и внутренній порядокъ.-- Сейчасъ будутъ звонить ко второму завтраку, сказала она въ полоборота блѣдной и недвижной Линѣ,-- я васъ прошу сойти et présider à ma place. Вы скажете всѣмъ что у меня голова болитъ, "и что я къ завтраку не буду.
   Княжна поняла: ея мать боялась чтобы дядя не засталъ ее тутъ, не угадалъ по ея лицу выдержанной ею бури... Она поклонилась и вышла.
  

XVI.

   Было ли то нервное возбужденіе, или сила воли возобладавшая надъ ея физическою слабостію, но Лина шла твердо, болѣе блѣдная чѣмъ обыкновенно, но съ тѣмъ же спокойно сосредоточеннымъ выраженіемъ лица, которое быть-можетъ болѣе всего остальнаго раздражало княгиню Аглаю Константиновну въ теченіи переданнаго нами сейчасъ разговора ея съ дочерью.... "Нести надо", какъ бы машинально шептала внутри себя Лина слово Писанія, давно обычное ея мысли. "И бороться", припом И вали, сто ершей тебѣ въ глотку, вали, сиволапый чортъ! слышалось все яснѣе и звончѣй.
   За ближнимъ уклономъ дороги открылось слѣдующее зрѣлище:
   Посередь самаго проѣзда, межъ тѣсно сходившимися здѣсь съ обѣихъ сторонъ стѣнами лѣса, стояли другъ противъ друга тройка въ тарантасѣ и застрявшая колесами въ глубокой колеѣ извощичья телѣга. Высоко нагроможденные на нее деревянные жбаны, миски и кадушки неуклюже торчали и кренили на бокъ изъ подъ дырявой рогожи и плохо увязанныхъ кругомъ веревокъ. Хозяинъ безъ шапки -- явно только что сброшенной съ его головы,-- прижавшись къ своей клади, стоялъ съ приподнятыми къ лицу, растопыренными ладонями, въ огражденіе его отъ чаемаго немедленно удара подступавшей къ нему руки въ красномъ обшлагѣ... Рука принадлежала господину въ форменномъ сюртукѣ и фуражкѣ, необыкновенно быстрому и зоркому въ своихъ движеніяхъ, хотя животъ начинался у него отъ самаго горла и коротенькія ножки съ трудомъ, казалось, могли поддерживать грузъ насѣдавшаго на нихъ объемистаго туловища. Онъ, видимо, только что выскочилъ, для кратчайшей расправы, изъ своего экипажа, въ которомъ сидѣлъ спутникъ его, плотный молодой человѣкъ въ сѣромъ плащѣ и бѣлой волосяной фуражкѣ.
   -- Исправникъ! доложилъ оборачиваясь къ барину Ѳедосѣй.
   -- Я его знаю! проговорила спѣшно Софья Ивановна, которую всю коробило отъ этой сцены.-- Господинъ Акулинъ, господинъ Акулинъ! крикнула она громко, между тѣмъ какъ экипажъ ихъ остановился за тарантасомъ исправника.
   Рука въ обшлагѣ машинально спустилась съ высоты лица извощика. Господинъ Акулинъ обернулся. Обернулся и молодой человѣкъ сидѣвшій въ тарантасѣ.
   -- А, Гундуровъ, здорово?
   Гнѣвъ, о поэтъ, ты воспой Елпидифора Павлова сына!-- крикнулъ онъ, закатываясь оглушительнымъ хихиканьемъ и кивая на исправника.
   -- Это кто? нахмурясь спросила племянника Софья Ивановна.
   -- Свищовъ, юристъ бывшій... Нахалъ! примолвилъ онъ сквозь зубы.
   -- Это видно...
   Господинъ Акулинъ тѣмъ временемъ ковылялъ къ фаэтону на своихъ коротенькихъ ножкахъ.
   -- Ваше Превосходительства, Софья Ивановна...
   Она не дала ему договорить.
   -- Драться, можетъ быть, и очень пріятно, отрѣзала она ему прямо,-- только это нисколько дѣлу не помогаетъ...
   -- Pardon, madame, нѣсколько обиженно и слегка сконфузясь отвѣчалъ онъ,-- я образованный человѣкъ... mais ces canailles, эти сиволапыя бестіи...
   Она прервала его еще разъ:
   -- Все это прекрасно, только вы видите что этотъ "сиволапый" засѣлъ въ колею, и пока онъ тамъ будетъ сидѣть, ни вашему, ни нашему экипажу проѣхать нѣтъ никакой возможности. Слѣдовательно прежде всего вытащить его телегу надо, а затѣмъ, можетъ быть, и бить его не окажется нужнымъ.
   -- Ѳедосей, пойдемъ, поможемъ! молвилъ Гундуровъ, выскакивая изъ фаэтона. Онъ едва сдерживался...
   Исправникъ, надувъ губы, быстро отковылялъ къ своему тарантасу. Спутникъ его присоединился къ Гундурову и его слугѣ. Они вчетверомъ съ кучеромъ Акулина долго бились, пытаясь сдвинуть заднія колеса тяжело нагруженной телѣги, между тѣмъ какъ извощикъ, усердно уськая и подхлестывая подъ брюхо свою скользившую въ вязкой глинѣ лошадь, то отчаянно тянулъ ее справа за узду, то, перебѣжавъ налѣво, наваливался всѣмъ тѣломъ на оглоблю... Кончилось тѣмъ что бѣдный конь, рванувшись въ бокъ послѣднимъ усиліемъ, вывезъ телѣгу,-- и тутъ же свалился съ него на край дороги, споткнувшись о какой то корень. Миски и кадушки покатились подъ ноги исправниковой тройки.
   -- Ну, теперь проѣдемъ; садитесь, Николай Игнатьевичъ, звалъ Акулинъ Свищова.-- За уронъ получи! величественно крикнулъ онъ.
   Смятая имъ въ комъ красненькая бумажка завертѣлась въ воздухѣ и опустилась къ ногамъ растеряннаго извощика.
   -- Алкантара -- Калатрава, грандъ Испанскій! расхохотался на весь лѣсъ Свищовъ, подсаживаясь къ Акулину въ тарантасъ, и подмигивая оттуда на него Гундурову.-- Ты также въ Сицкое? тутъ же спросилъ онъ его.
   Гундуровъ не безъ удивленія поднялъ глаза: онъ никогда не былъ на ты со Свищовымъ.
   -- Ну, такъ до свиданія? преспокойно кивнулъ ему тотъ, не дождавшись отвѣта.
   Тройка покатила, гремя бубенцами наборной сбруи...
   -- Извольте и ваша милость проѣзжать! обернулся къ нашему герою извощикъ, успѣвшій тѣмъ временемъ съ помощью Ѳедосея отпустить дугу и поднять свою лошадь.
   -- А какъ-же съ кладью-то твоею быть, свалилась вѣдь она вся?
   -- Ничего батюшка, ваше сіятельство, спасибо вашей милости, самъ управлюсь. Живо справлю... на радостяхъ-то, примолвилъ онъ, улыбнувшись во весь ротъ.
   -- Грозёнъ, небось, на вашего брата, неисправнаго, исправникъ-то? сострилъ въ свою очередь Ѳедосей.
   -- Бѣда! Извощикъ тряхнулъ головой;-- какъ сорветъ этто онъ съ меня шапку... Одначе, дай имъ Богъ здоровья, не обидѣли!...
  

XI.

   На балконѣ Сицкаго, охватывавшемъ весь фасадъ дома со стороны двора и соединявшемся съ боковыми висячими галлереями, которыми, въ свою очередь, соединялись съ главнымъ корпусомъ флигелѣ его, можно было отличить еще изъ далека присутствіе цѣлаго общества. У Гундурова такъ и заходило въ груди.-- Тутъ ли княжна? сгаралъ онъ мучительнымъ нетерпѣніемъ, также мучительно стараясь не дать это замѣтить сидѣвшей съ нимъ рядомъ теткѣ, и въ то же время съ глубокимъ смущеніемъ чувствуя, что тетка "видитъ его насквозь"...
   Ни княжны, ни матери ея и дяди тутъ не было, и общество разгуливавшее по балкону -- всякіе сосѣди обоего пола -- было едва знакомо Софьѣ Ивановнѣ и ея племяннику. Только Надежда Ѳедоровна, узнавъ ихъ, побѣжала на лѣстницу встрѣчать "генеральшу" (Софью Ивановну иначе не звали въ уѣздѣ), и тотчасъ же провела ихъ въ собственный апартаментъ хозяйки, куда допускались только "порядочные" гости (къ мелкой сошкѣ -- "le menu fretin," какъ выражалась она въ интимите,-- сіятельная Аглая выходила сама, большимъ выходомъ, передъ завтракомъ и обѣдомъ), и гдѣ она теперь сидѣла вдвоемъ съ "калабрскимъ бригантомъ."
   Разсыпавшись въ разныхъ любезностяхъ и изъявленіяхъ предъ Софьей Ивановной, импонировавшей ей своимъ спокойнымъ достоинствомъ, а главное тѣмъ что "она когда-то съ Императрицей Марьей Ѳедоровной въ перепискѣ была," княгиня усадила ее въ самое мягкое кресло своего щегольскаго съ иголочки ситцеваго кабинета, а "monsieur Serge'а" любезно отослала "къ молодымъ."
   -- Васъ давно ждутъ, обратилась она къ нему,-- репетиціи начались, и всѣ они теперь въ театрѣ avec Larion. Вамъ гораздо веселѣе тамъ будетъ qu'avec une vieille femme comme moi. Monsieur Зяблинъ, и вы... Ступайте, ступайте! Я васъ не удерживаю....
   Зяблинъ вздохнулъ, повелъ на нее телячьимъ взглядомъ, какъ бы говоря: "жестокая!" -- и не тронулся съ мѣста.
   -- Восхитительная женщина! думалъ Гундуровъ тѣмъ временемъ, чуть не со слезами умиленія чмокая жирную руку съ цѣлымъ арсеналомъ колецъ на короткихъ пальцахъ княгини, которую протянула она ему при семъ не безъ нѣкотораго покровительственнаго оттѣнка,-- и вышелъ изъ кабинета сдержанно и спокойно.
   За то съ лѣстницы онъ чуть не скатился кубаремъ....
   Въ театрѣ, дѣйствительно, шла та невообразимая неурядица, что у актеровъ-любителей называется "первая репетиція." Суетня была страшная, всякаго ненужнаго народу множество; на сценѣ бѣгали, толкались, искали чего-то; смѣхъ, пискъ, горячія слова спора неслись, звуча какимъ-то пронзающимъ звукомъ, подъ высокій сводъ залы. Успѣвшій уже охрипнуть режиссеръ вызывалъ то и дѣло, по кличкѣ роли, то одного, то другаго изъ дѣйствующихъ лицъ: Льва Гурыча Синичкина (шла проба этого водевиля).
   -- Раиса Минишна, Борзиковъ! Катя! Надя! Маша! Варя! перекликалъ онъ имѣвшихъ выходить въ эту минуту актеровъ.
   Слышались возгласы:
   -- Развѣ мнѣ выходить?
   -- Конечно вамъ!...
   -- Ахъ, виноватъ, я не дослышалъ
   -- Варя! Варя! Кто Варя, mesdames?...
   -- Нѣтъ ея!...
   -- Какъ нѣтъ? А ты?
   -- Я Надя.
   -- Неправда,-- я Надя....
   -- Ахъ, Боже мой, я твою роль захватила!... А гдѣ же моя?... Не видалъ ли кто моей роли?
   -- Шш, ради Бога, господи, ничего рѣшительно не слышно....
   -- Ни за что, ни за что я этого не скажу! звенѣлъ голосъ Ольги Елпидифоровны,-- надо это вычеркнуть!...
   -- А куда жъ я реплику-то мою дѣну? гудѣлъ Вальковскій.
   Всѣ были такъ заняты, что никто не замѣтилъ какъ вошелъ Гундуровъ.
   -- Четвертое дѣйствіе.... Сударыни, куплетъ! хрипѣлъ выписанный изъ Москвы режиссеръ Малаго театра -- ансамбль: графъ Зефировъ, и дѣвицы.... Пожалуйте!
   -- Я не знаю этой музыки....
   -- И я не знаю....
   -- Ха, ха, ха.... А вчера цѣлый вечеръ за фортепьяномъ повторяли!
   -- Позвольте, музыкантъ сейчасъ вамъ подыграетъ.
   Одинокая скрипка запиликала мотивъ вальса.
   -- Графъ Зефировъ, вамъ!...
   Шигаревъ, занимавшій сцену съ какими-то четырьмя барышнями, на которыхъ онъ каррикатурно выпучивалъ глаза, запѣлъ, подражая разбитому старческому голосу:
  
   "А! это вы, мои пулярки!..."
  
   Хохотъ отвѣчалъ ему изо всѣхъ угловъ.
  
   -- Извольте, вамъ-съ!-- Сейчасъ же за графомъ всѣ вмѣстѣ:
  
   -- "Спѣшила каждая изъ насъ...."
  
   кричалъ барышнямъ режиссеръ, хлопая себя въ тактъ по ладони рукописью пьэсы.
   Барышни сбились всѣ въ одну кучку и, выглядывая изъ изъ-за спины одна другой, открыли рты, собираясь пѣть....
   -- Позвольте, позвольте-съ! кинулся между нихъ несчастный распорядитель,-- такъ невозможно! Вы должны кружкомъ стоять около графа!...
   -- И даже "присѣдать съ граціозностью," сказано у Ленскаго! кричалъ имъ съ низу Свищовъ, бывшій тутъ же и что-то очень суетившійся.
   -- Хи, хи, какъ смѣшно, хи, хи! заголосили ему въ_ладъ барышни, которыхъ успѣли кое-какъ разстановить кругомъ Шигарева.
   -- Извольте же сначала!
  
   -- "А, это вы, мои пулярки!
   А это что у васъ? подарки?"
  
   запѣлъ опять Шигаревъ.
  
   -- "Спѣшила" каждая изъ насъ
   Съ днемъ ангела поздравить васъ..."
  
   немилосердно запищали хоромъ Катя, Маша, Варя и Надя.
  
   -- Ай, ай, ай, ай, какъ рѣжутъ насъ!
  
   запищалъ, въ подражаніе имъ, Свищовъ, затыкая себѣ пальцами уши.
   Хохотъ въ залѣ раздался пуще прежняго
   Одна изъ пулярокъ сильно разобидѣлась:
   -- Что же это? Просятъ, а потомъ смѣются!... Я не буду играть!...
   -- И я!... И я! О-охъ! О-о-охъ!...
   -- Ни... за что... не бу-у-демъ! принялись онѣ хныкать уже всѣ вчётверомъ.
   Режиссеръ растерянно поглядѣлъ на зрителей.
   Изъ перваго ряда креселъ отдѣлилась высокая, полная барыня, жена окружнаго начальника государственныхъ имуществъ, игравшая роль Раисы Минишны, самая "образованная дама" въ уѣздѣ,-- и побѣжала къ сценѣ:
   -- Ѳеничка, Eulampe, finissez, quelle honte! Je vous ai done amenées ici! (Двѣ изъ пулярокъ были ея племянницы).....
   Но Eulampe -- Евлампія то жъ -- и Ѳеничка оставались глухи на ея внушенія:
   -- Потому что мы не свѣтскія.... не графини!... всхлипывали онѣ.
   Вальковскій, стоявшій все время въ кулиссѣ, весь поглощенный, невидимому, чтеніемъ своей роли Синичкина, однимъ прыжкомъ очутился у рампы:
   -- Вонъ! Пошелъ вонъ! съ расширившимися не въ мѣру зрачками и дрожавшею губою вскинулся онъ на Свищова, главнаго виновника этихъ слезъ, который, со свойственнымъ ему нахальнымъ спокойствіемъ лица, глядѣлъ ухмыляясь на разобиженныхъ барышень.
   -- Ты съ ума сошолъ! вскликнулъ онъ, поднявъ блѣднѣя на Вальковскаго свою коротко, а la malcontent остриженную голову.
   -- Ты разстраивать, ты только разстраивать! бѣшено кричалъ на него тотъ.
   Все переполошилось въ залѣ
   -- Господинъ Вальковскій! раздался вдругъ рѣзкимъ и отчетливымъ звукомъ голосъ князя Ларіона Васильевича,-- вы въ домѣ княгини Шастуновой!...
   "Фанатика" точно чѣмъ-то приплюснуло; онъ покосился на уголъ откуда донесся до него этотъ голосъ, повернулся на длинныхъ ногахъ и, безъ словъ, опустивъ голову, какъ перепуганный волкъ, отправился назадъ въ свою кулиссу.
   Гундуровъ воспользовался смятеніемъ чтобы незамѣченно пододвинуться ближе къ диванчику у окна, на которомъ сидѣла княжна, рядомъ съ Ашанинымъ. Оба они, показалось нашему герою, такъ увлечены были своею бесѣдою, что ничего того что происходило во-кругъ не достигало ни до слуха ихъ, ни до зрѣнія. Подойти прямо къ Линѣ,-- "а это была его прямая обязанность, какъ къ хозяйкѣ, говорилъ онъ себѣ,-- мѣшало ему овладѣвшее имъ вдругъ чувство какой-то неодолимой робости. Ему было невыразимо досадно на Ашанина зато что онъ такъ всецѣло поглощаетъ ея вниманіе,-- и въ то же время онъ какимъ-то необъяснимымъ чутьемъ отгадывалъ, былъ увѣренъ, что Ашанинъ говорилъ о немъ, Сергѣѣ Гундуровѣ, и что у Ашанина съ нею никакого серьезнаго разговора и быть не можетъ кромѣ о немъ, Гундуровѣ....
   -- Да вотъ и онъ, легокъ на поминѣ! какъ бы въ явное подтвержденіе его догадокъ, обернувшись и увидавъ его, кивнулъ на него княжнѣ Ашанинъ.
   Она поклонилась ему съ мѣста своимъ милымъ долгимъ поклономъ сверху внизъ.
   Гундуровъ подошолъ.
   -- Здравствуйте! сказала она, улыбаясь, какъ всегда, однѣми губами, и не подавая ему руки (онъ замѣтилъ что она никому не подавала руки, и это ему очень нравилось въ ней: женщина, разсуждалъ онъ, "никогда ни съ кѣмъ не должна быть фамильярна").
   -- Ты только что пріѣхалъ? спросилъ, обнимаясь съ нимъ, его пріятель.
   -- Да, съ полчаса... съ тетушкою...
   -- А, и ваша тетушка здѣсь? молвила Лина съ какимъ-то оживленіемъ, и прибавила: вы теперь совсѣмъ сюда.. играть?...
   -- У насъ все устроилось, и еслибы ты самъ не явился, я сегодня долженъ былъ ѣхать за тобою, спѣшилъ, передать ему новости Ашанинъ.-- Въ воскресенье, послѣ того какъ ты уѣхалъ, прибыло сюда много народа: Чижевскій, Духонинъ изъ Москвы, сосѣди здѣшніе... Вотъ эта крупная дама -- онъ кивнулъ на жену окружнаго,-- очень хорошая актриса оказывается... Мы съ Вальковскимъ воспользовались этимъ, и съ разрѣшенія и при помощи княгини и княжны Елены Михайловны, набрали полную труппу и на драму, и на водевиль. Это все, что видишь, сидитъ въ креслахъ,-- родственницы и родственники, близкіе и дальніе, актеровъ нашихъ и актрисъ, съѣхались на репетицію посмотрѣть.
   -- И maman, вы знаете, согласилась на Гамлета, съ тѣми только пропусками, какіе нужными сочтетъ сдѣлать дядя, сообщила въ свою очередь княжна;-- я почти уже всю роль свою знаю.
   -- И Гертруда будетъ? спросилъ Гундуровъ Ашанина.
   -- Есть,-- Надежда Ѳедоровна... Но чего это мнѣ стоило! быстрымъ шопотомъ проговорилъ ему тотъ на ухо,-- только для пріятеля можно это сдѣлать!...
   Въ это время къ княжнѣ, расшаркиваясь и крутя усомъ съ ловкостью бывалаго и прожженаго гусара, прошмыгнулъ мимо толпившихся у сцены толстый исправникъ Елпидифоръ Акулинъ.
   -- Позвольте пожелать вамъ добраго утра, princesse, заговорилъ онъ сладкимъ, искательнымъ голосомъ, раздувая свои отвислыя щеки,-- и вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ человѣку прежде всего откровенному и страстному, засмѣялся онъ вдругъ,-- прямо обратиться къ вамъ съ просьбой: позвольте мнѣ посоперничать съ моею Ольгой, пользующейся, къ чести ея, а моему неизрѣченному счастію, благорасположеніемъ княгини-матушки вашей, и, осмѣливаюсь думать, и вашимъ собственнымъ....
   -- Что такое? слегка! смѣшавшись и не понимая, взглянула на него Лина.
   -- Рольки прошу-съ, самую крошечную ролечку! Что дѣлать, страсть-съ, съ дѣтства... неодолимая! Родился актеромъ.... а насмѣшница судьба вотъ чѣмъ повелѣла быть!...
   И господинъ Акулинъ негодующимъ движеніемъ вытянулъ впередъ красные обшлага своего полицейскаго мундира.
   -- Ваша артистическая слава здѣсь извѣстна, поспѣшилъ отвѣтить за княжну находчивый Ашанинъ, любезно улыбаясь исправнику, между тѣмъ какъ Гундуровъ морщилъ лобъ, вспоминая свѣжую сцену въ лѣсу,-- и вы съ самаго начала имѣлись у насъ въ виду на роль Полонія въ Гамлетѣ.... если только вы не предпочитаете водевильныя роли
   -- Да какъ же это можно-съ! съ искреннымъ увлеченіемъ воскликнулъ на это исправникъ; -- Шекспиръ!... Да это мой богъ, моя единственная религія!
   Брови у княжны какъ-то болѣзненно сжались вдругъ,-- она отвернулась....
   -- Искренно, душевно благодарю васъ! Осчастливили, можно сказать, вскликнулъ, схвативъ руку Ашанина, и принимаясь горячо мять ее въ толстыхъ пальцахъ своихъ, Акулинъ; -- а Полонія я вамъ выражу-съ, смѣю думать, въ настоящемъ видѣ....
   -- Я хочу вашу тетушку повидать, сказала, вставая съ мѣста, княжна Гундурову, и вышла изъ залы.
   Молодой человѣкъ чуть не съ ненавистью глянулъ на отдувшіяся ланиты господина Акулина. "Это онъ заставилъ ее уйти," не могъ онъ простить ему....
   Исправникъ самъ замѣтилъ непріятное впечатлѣніе произведенное имъ на дѣвушку, хотя еще менѣе чѣмъ Гундуровъ способенъ былъ объяснить себѣ чѣмъ именно.
   Онъ отошелъ отъ нашихъ друзей и проковылялъ прежнимъ путемъ на противоположный конецъ залы, гдѣ, рядомъ съ княземъ Ларіономъ, сидѣла его дочь и щебетала неумолкая, заглядывая ему въ самые зрачки своими вызывающими глазами.
   Остановившись отъ нихъ въ нѣсколькихъ шагахъ, господинъ Акулинъ принялся изподтишка слѣдить за всей этой продѣлкой съ наслажденіемъ настоящаго артиста,-- какимъ онъ на самомъ дѣлѣ и былъ.
   -- Лиза! Гдѣ Лиза? раздалось со сцены.
   -- Я? отозвалась, вскакивая съ мѣста Ольга Елпидифоровна,-- увидала отца, и направилась въ его сторону.
   -- Ну что, клюетъ? кинулъ онъ ей въ полголоса.
   -- Да вотъ, подите, попробуйте! И она прошла мимо, досадливо дернувъ плечемъ.
   -- А ты не плошай! наставлялъ ее достойный родитель.
   -- Намъ сейчасъ выходить будетъ! объявилъ, подбѣгая къ барышнѣ Маусъ,-- онъ игралъ въ Синичкинѣ роль Борзикова,-- слѣдившій со сцены ревнивыми глазами за нею во все продолженіе ея разговора съ княземъ.
   -- Иду!...
   Взбунтовавшихся пулярокъ успѣли тѣмъ временемъ укротить. Онѣ стояли опять на сценѣ въ позиціи, окружая Шигарева и хихикая въ перегонку фиглярничаньямъ которыя выдѣлывалъ онъ теперь съ сугубымъ усердіемъ, ради вящаго поощренія ихъ.
  
   -- Я вамъ связала ко-ше-лечекъ,
  
   шептала "говоркомъ" по совѣту Вальковскаго, и все-таки заикаясь отъ робости, Надя.
  
   -- Спасибо миленькій дружочекъ,
  
   пѣлъ въ отвѣтъ ей Шигаревъ, сѣменя ножками и подбѣгая къ ней пѣтушкомъ.
  
   -- Вамъ пецышко связала я,
  
   завизжала тономъ выше скрипки картавая Варя, приподымая чуть не къ самымъ волосамъ огромныя черныя брови.
  
   -- Спасибо, косецька моя!
  
   сюсюкнулъ ей въ отвѣтъ графъ Зефировъ, и обнялъ ее за талію.
   -- Ахъ, ахъ, что это, какъ вы смѣете! визгнула она уже совсѣмъ неестественно.
   -- Я по пьэсѣ, я долженъ васъ цѣловать; и васъ, и васъ, и васъ, всѣхъ долженъ перецѣловать!...
   -- Неправда, неправда, мы не позволимъ! заголосили онѣ опять всѣ.
   -- Это точно-съ, въ пьэсѣ! заявилъ, кидаясь къ нимъ съ тетрадью режиссеръ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, ни за что! Мы лучше совсѣмъ пѣть не будемъ.
   Новый, чреватый грозами, бунтъ цѣломудренныхъ пулярокъ усмиренъ былъ на этотъ разъ мудростью "образованной" окружной: она согласила ихъ на томъ что 3ефировъ-Шигаревъ "долженъ только faire semblant ихъ цѣловать", и что такимъ образомъ "и ситуація будетъ соблюдена, и конвенансы спасены."
   -- А на представленіи я все же васъ по настоящему чмокну, обѣщалъ имъ вполголоса Шигаревъ.
   -- А я васъ за это тогда тресну! обѣщала ему, въ свою очередь, Eulampe, самая рѣшительная изъ пулярокъ....
   -- Пойдемъ въ садъ покурить, сказалъ Гундурову Ашанинъ,-- князь здѣсь, при дамахъ, не позволяетъ. Они сейчасъ кончатъ Синичкина, а затѣмъ наша репетиція; хорошо что ты пріѣхалъ, а то мы хотѣли ужъ безъ тебя считку сдѣлать; время дорого
   -- Но княжна ушла.... съ нѣкоторымъ усиліемъ проговорилъ Гундуровъ.
   -- Придетъ! коротко отвѣтилъ красавецъ, направляясь къ дверямъ.
   Они вышли въ садъ.
  

XII.

   Гундуровъ втайнѣ надѣялся что пріятель его непремѣнно начнетъ съ того что перескажетъ ему свой разговоръ о немъ съ княжною. Но тотъ, къ его удивленію, не только не началъ съ этого, но какъ будто старался даже обходить все что касалось княжны въ томъ перечнѣ театральныхъ новостей, который онъ торопился теперь досказать ему. Нашему герою показалось даже что Ашанинъ какъ бы избѣгалъ смотрѣть ему въ лице, и что его обычный смѣхъ не звучалъ прежнею его искренностью. Что-то кольнуло въ сердце Гундурова. "Ужъ не самъ ли онъ?..." зашевелилось -- и не досказалось въ его встревоженной мысли. И онъ безпокойными глазами ловилъ эти, казалось ему, избѣгавшіе ихъ глаза Ашанина.
   А тотъ, дѣйствительно торопясь, какъ бы съ намѣреніемъ не давать Гундурову времени заговорить о чемъ-то другомъ, подробно передавалъ ему о костюмахъ для Гамлета, за которыми съ письмомъ отъ него и отъ Вальковскаго къ Петру Степанову {Извѣстный тогда весьма даровитый актеръ Малаго театра; онъ держалъ на Чистыхъ Прудахъ большой костюмерный магазинъ.} посланъ былъ наканунѣ нарочный отъ княгини въ Москву.
   -- Прошлой зимою, когда дворъ былъ въ Москвѣ, объяснялъ Ашанинъ,-- на ряженомъ балу у графа (тогдашняго главнаго начальника столицы), была Россія въ костюмахъ, и дворъ Елисаветы изъ Вальтеръ-Скоттовскаго Кенильворта. Я вспомнилъ что англійскіе костюмы почти всѣ теперь перешли къ Степанову; я ему такъ и написалъ чтобы прислалъ всѣ, какіе только у него есть. Онъ, по дружбѣ, дастъ ихъ на прокатъ намъ за самую сходную цѣну; какъ разъ что намъ нужно,-- костюмы Шекспировскаго времени, именно такіе въ какихъ, по всей вѣроятности, играли въ Гамлетѣ онъ и его товарищи,-- свѣжіе, всего два раза надѣванные. Тамъ какъ разъ для тебя костюмъ есть старика Суссекса {Count Sussex,-- Суссексъ, первый Министръ Елисаветы.}, весь черный, бархатъ и атласъ. А я возьму костюмъ Четвертинскаго,-- онъ Лейчестера {Dadley count of Leicester -- Лейчестеръ, извѣстный фаворитъ ея.} изображалъ,-- пунцовый съ бѣлымъ. Прелесть!.. У Чижевскаго его синій съ золотомъ остался отъ бала, онъ не продавалъ его... Одѣты всѣ мы будемъ великолѣпно! Только вотъ не знаю, туша эта исправникъ, которому я сейчасъ Полонія отдалъ, найдется ли для него что-нибудь по мѣркѣ? Въ трико-то онъ ужъ, навѣрно, ни въ чье не влѣзетъ...
   -- Да роли всѣ ли распредѣлены? спрашивалъ Гундуровъ, все продолжая ловить нырявшіе по сторонамъ глаза Ашанина.
   -- Всѣ, всѣ... придется, можетъ быть, какого нибудь Волтиманда или Франческо похѣрить, да и то найдутся и на нихъ. Вальковскій въ восторгѣ,-- я ему Розенкранца далъ, молодую роль!... Могильщики будутъ у насъ превосходные, одного играетъ Посниковъ,-- землемѣръ тутъ есть одинъ,-- онъ мнѣ вчера роль читалъ,-- талантъ, настоящій талантъ! Другаго -- студентъ при князькѣ, Факирскій по фамиліи, не глупый малый и рьяный Жоржъ-Сандистъ...
   -- Это тотъ, неловко улыбаясь промолвилъ Гундуровъ,-- что изъ за занавѣски княжну высматриваетъ?
   -- Можетъ быть... И кто же ему можетъ помѣшать! какъ то нетерпѣливо повелъ плечами его пріятель.-- Однако, словно спохватился онъ, кидая свою папироску,-- мнѣ надо въ контору за ролями, актерамъ роздать...
   -- И только? такъ и вырвалось у Гундурова.
   -- Что только? спросилъ тотъ, останавливаясь на ходу.
   -- Отзвонилъ, и съ колокольни долой!... Тебѣ... тебѣ нечего болѣе передать мнѣ? робко договорилъ онъ.
   -- Ахъ да! засмѣялся красавецъ, возвращаясь,-- я тебѣ говорилъ про Гертруду, чего мнѣ стоило...
   -- Ну?
   -- Я вѣдь опять вляпался, Сережа!...
   -- Какъ такъ?
   -- Да такъ что... Ну, же хочетъ женщина, ни за что не соглашается играть! А я чую, вижу, что лучшей Гертруды намъ не сыскать!... Я ей и посвятилъ два дня, два цѣлыхъ дня посвятилъ ей исключительно... Вотъ, вчера это вечеромъ случилось, вздохнулъ Ашанинъ,-- ночь была такая чудесная, вышелъ я послѣ ужина сюда, въ садъ погулять... Сѣлъ на скамью, соловьи такъ и заливаются, воздухъ нѣжитъ... Только слышу, чьи-то шаги скрипятъ по песку. Она, моя Надежда Ѳедоровна идетъ, прогуливаетъ свои обветшалыя красы... "Ахъ, ахъ, это вы?" -- Ахъ, ахъ, это я! отвѣчаю ей въ тонъ... Гляжу, она и дрожитъ и улыбается... Взялъ я ее подъ руку,-- пошли. Я опять про Гертруду, внушительныя рѣчи ей держу: "что за ночь, за луна, когда друга я жду," и такъ далѣе... А тутъ, на бѣду, бесѣдка,-- зашли, сѣли... Вотъ она слушала меня, слушала, да вдругъ голову мнѣ на плечо, и такъ и залилась... А я, ты знаешь, женскихъ слезъ видѣть не могу... Ну и...
   -- Господи! даже вскрикнулъ Гундуровъ.
   Московскій Донъ-Жуанъ комически вздохнулъ опять:
   -- Должно быть на роду ей уже такъ написано; любила она, говоритъ, впервой какого-то учителя; обѣщалъ онъ ей жениться,-- надулъ, подлецъ! Она возьми да и отравись!... Да, самымъ настоящимъ манеромъ отравилась,-- мышьяку хватила... "Пятнадцать лѣтъ, говоритъ, замаливала я этотъ грѣхъ.... А теперь, говоритъ, я не снесу! Если ты, говоритъ, меня обманешь, для меня все кончено!..." Помилуйте, скажите, вдругъ разгнѣванно вскрикнулъ Ашанинъ,-- да вѣдь я же ее непремѣнно обману, да вѣдь я же ни одной еще женщинѣ въ мірѣ не оставался вѣрнымъ! Помилуйте, да вѣдь это хуже чѣмъ съ моею покойницей!...
   -- Ты ее съ толку сбилъ, несчастную, и на нее же сердишься! строго и озабоченно говорилъ Гундуровъ;-- что ты будешь дѣлать теперь?
   -- Что буду дѣлать? повторилъ тотъ;-- ярмо надѣла она на меня пока не отбудемъ спектакль,-- вотъ бѣда! Такія натуры не шутятъ: пожалуй въ самомъ дѣлѣ, съ дуру въ воду кинется... Поневолѣ оглядываться приходиться!... А тутъ какъ на смѣхъ, эта черноокая Акулина... Замѣтилъ ты ея глаза, а? Вѣдь мертваго поднять способны!... И какъ подумаю что влѣзъ я въ эту штуку единственно изъ за того чтобы Гамлетъ нашъ не разстроился... между тѣмъ какъ...
   И Ашанинъ, съ такимъ только что легкомысліемъ относившійся къ судьбѣ бѣдной перезрѣлой дѣвы имѣвшей несчастіе полюбить его, воззрился вдругъ теперь на пріятеля съ выраженіемъ какой-то глубокой тревоги о немъ въ большихъ, говорившихъ глазахъ...
   А Гундуровъ, въ свою очередь, съ тою болѣзненною чуткостью что, рядомъ со слѣпотою, дана въ удѣлъ влюбленнымъ, тотчасъ же понялъ что говорили эти глаза, и также испугался теперь чтобы Ашанинъ не произнесъ имени княжны, какъ за минуту предъ тѣмъ страстно желалъ услышать изъ устъ его это имя;
   -- Что-же наша считка, поспѣшно заговорилъ онъ,-- ты говорилъ, надо роли роздать?...
   -- Господа, васъ просятъ на сцену! въ тоже время раздался за ними чей-то голосъ.
   Это былъ тотъ студентъ, "Жоржъ-Сандистъ," юноша лѣтъ двадцати, въ которомъ чуялъ себѣ соперника Гундуровъ. Скажемъ здѣсь кстати, что онъ смотрѣлъ прямымъ московскимъ студентомъ тѣхъ временъ: что-то заразъ открытое и вдумчивое, серьезное и мягкое въ пошибѣ, чертахъ, во взглядѣ большихъ карихъ глазъ, неряшливо падавшіе на лобъ волосы, и потертый уже на швахъ рукавовъ новый сюртукъ съ синимъ воротникомъ и форменными съ орлами пуговицами
   Онъ, со своей стороны, не чуялъ, видимо, ничего похожаго на нерасположеніе къ себѣ въ нашемъ героѣ:
   -- Позвольте вамъ себя представить,-- Факирскій, молвилъ онъ ему, подходя и кланяясь,-- кланяясь даже съ нѣкоторымъ оттѣнкомъ почтительности,-- я также былъ филологъ, теперь на юридическій перешелъ, но вы меня вѣроятно не помните; я былъ на первомъ курсѣ когда вы кончали.-- Только я васъ очень уважаю! скороговоркой добавилъ онъ, какъ то неловко отворачиваясь и въ тоже время протягивая свою руку Гундурову.
   -- Я вамъ очень благодаренъ сказалъ тотъ пожимая ее,-- но не знаю чѣмъ заслужилъ....
   -- Я вашу кандидатскую диссертацію имѣлъ случай прочесть, пояснилъ студентъ,-- превосходная вещь-съ! Хотя я и не славистъ, а истинное наслажденіе мнѣ доставила. Ученость ученостью, а пріемъ у васъ такой... теплый... Тамъ гдѣ вы это о братствѣ народовъ по поводу славянъ развиваете....
   -- То есть о племенной славянской связи, поправилъ улыбаясь Гундуровъ.
   -- Да-съ, да-съ, закивалъ головою Факирскій,-- только это у васъ гораздо шире понимать слѣдуетъ... Я, по крайней мѣрѣ, такъ понялъ: Тутъ между строкъ прямо выясняется вашъ идеалъ: чтобы "народы, распри позабывъ",-- всѣ народы-съ, не одни славянскіе,-- "въ великую семью соединились." Такъ говорилъ великій Пушкинъ со словъ великаго Мицкевича, такъ думаютъ въ наше время и всѣ великіе мыслители на Западѣ... И изъ вашей диссертаціи я понялъ что вы именно проводите мысль объ этомъ братствѣ народовъ на началахъ свободы и равен...
   -- Конечно, если угодно вамъ такъ понимать... перебилъ его нашъ герой, который въ эту минуту всѣ народы и всѣхъ мыслителей Запада отдалъ бы за то чтобъ отъ него поскорѣе отдѣлаться;-- но вы, кажется звали насъ на сцену?...
   -- Да-съ, тамъ князь и княжна просили всѣхъ участвующихъ въ Гамлетѣ... Да вотъ-съ уже прямо, искусство, ухватился опять студентъ за видимо любезную ему мысль,-- вотъ-съ уже первая и неразрывная международная связь! Шекспиръ, возьмемте, развѣ онъ исключительно англійскій, а не общечеловѣческій поэтъ? Вѣдь онъ для Нѣмцевъ еще дороже и выше чѣмъ для Англичанъ, а для насъ...
   Но Гундуровъ уже не слушалъ его болѣе и, вслѣдъ за Ашанинымъ, направился въ театральную залу.
  

XIII.

   Репетиція Синичкина отошла. На сценѣ не оставалось уже никого, кромѣ режиссера и Вальковскаго, отмѣчавшихъ по экземпляру Гамлета нужныя для драмы бутафорскія принадлежности. Участвовавшіе въ ней актеры разбирали свои роли, только что принесенныя изъ домовой конторы. Въ залу зрителей набралось еще болѣе прежняго, но смѣха и говора слышно уже не было; на всѣхъ лицахъ ясно читалось нетерпѣніе, съ примѣсью какой-то торжественности, словно, дѣйствительно, готовилось, по выраженію Ашанина, "священнодѣйствіе." Но, увы, долгъ правдиваго повѣствователя заставляетъ насъ признаться что великій Шекспиръ былъ тутъ не при чемъ: общее любопытство относилось не къ Гамлету, а къ княжнѣ Линѣ, которая должна была принять въ немъ участіе,-- о чемъ много было тогда рѣчей по окрестнымъ весямъ и селамъ. Мужчины, въ особенности пріѣзжіе Москвичи, готовы были заранѣе отвѣчать за ея талантъ; провинціальныя барыни и барышни, сжавъ губы сердечкомъ, ожидали, въ свою очередь, выхода, "заграничнаго чуда..."
   Въ переднихъ креслахъ возсѣдала сама хозяйка между неизбѣжнымъ Зяблинымъ и Софьей Ивановной. Княжна, стоя передъ ними со свернутою трубочкою ролью своею въ рукѣ, равнодушно улыбалась, отвѣчая на какія-то, очевидно любезныя рѣчи "бриганта..."
   При видѣ тетки, Гундурова передернуло; присутствіе ея его смущало. Для нея все это "скоморошество ",-- онъ зналъ.. Онъ чувствовалъ что она все это осуждаетъ; что ей "совѣстно" за него
   -- Сергѣй Михайловичъ, обратился къ нему тутъ же князь Ларіонъ, сидѣвшій у столика, спиною ко сценѣ, и перелистывавшій лежавшую передъ нимъ книгу,-- согласны ли вы будете на нѣкоторыя купюры?
   -- На что именно? спросилъ, подходя, молодой человѣкъ, на котораго тотчасъ же и обратились глаза всей залы.
   -- Это требуетъ нѣкотораго изъясненія, заговорилъ князь своимъ изысканно изящнымъ тономъ,-- и прежде всего прошу вѣрить въ глубокое мое уваженіе къ великому произведенію которое мы взялись теперь исполнить. Я бы не рѣшился выкинуть изъ него ни йоты, если бы, во первыхъ, это уже не было сдѣлано господиномъ Полевымъ -- князь, слегка скрививъ губы, кивнулъ на свою книгу,-- а главное, еслибъ я не могъ сослаться на другой, посильнѣе этого, авторитетъ...
   -- На Гёте? улыбнулся Гундуровъ.
   -- Вы сказали! улыбнулся и князь, слегка наклонивъ голову;-- благодаря вашей доброй затѣѣ, я въ эти два послѣдніе дни доставилъ себѣ наслажденіе перечесть самаго Гамлета, и всѣ мѣста въ Вильгельмѣ Мейстерѣ гдѣ о немъ идетъ рѣчь...
   -- Il est si savant, Larion, онъ все знаетъ! прислушавшись къ этимъ словамъ, сочла нужнымъ вздыхая сообщить княгиня Софьѣ Ивановнѣ.
   -- Très savant! бровью не моргнувъ отвѣчала ей та.
   -- Вы помните, продолжалъ тѣмъ временемъ князь Ларіонъ,-- что Гёте устами своего героя говоритъ о тѣхъ "внѣшнихъ, не истекающихъ изъ внутреннихъ отношеній лицъ и событій мотивахъ" въ Гамлетѣ, къ которымъ онъ относитъ всю эту скучную исторію Фортинбраса, посольство къ его дядѣ, походъ его въ Польшу и возвращеніе... Вильгельмъ Мейстеръ признаетъ все это "ошибками" Шекспира и предлагаетъ даже цѣлый планъ передѣлки драмы...
   -- Это совершенно такъ, возразилъ Гундуровъ. Но этотъ предлагаемый Гёте планъ никогда никѣмъ исполненъ не былъ, и мнѣ кажется...
   Онъ заикнулся, замѣтивъ какой-то, показалось ему, неодобрительный взглядъ княжны Лины: она незамѣтно подошла къ столику за которымъ сидѣлъ дядя, и внимательно слушала
   И князь Ларіонъ замѣтилъ этотъ взглядъ.
   -- Прекрасно-съ, отрывисто проговорилъ онъ,-- но надо сообразоваться со средствами нашего персонала, а главное, съ публикой, понизилъ голосъ князь: -- наскучитъ, зѣвать начнутъ... Я предлагаю исключить Фортинбраса и все что до него относится... Первую сцену съ Тѣнью можно также вонъ; non bis in idem: о ней подробно докладываютъ Гамлету Гораціо съ товарищами, и затѣмъ она повторяется при его участіи...
   Новое движеніе княжны остановило возраженіе на устахъ Гундурова.
   -- И отлично будетъ, молвилъ подходя Ашанинъ,-- начнемъ прямо съ выхода двора... Я воображаю заранѣе какъ вы будете величественно возсѣдать на тронѣ? Онъ обернулся смѣясь къ Зяблину.
   "Калабрскій бригантъ " уныло усмѣхнулся и скромно потупилъ очи.
   -- C'est vrai, vous serez très bien en costume! поощрила его княгиня Аглая, устремивъ на него свои круглые глаза.
   -- Mon Dien, шопотомъ проговорилъ онъ, осторожно наклоняясь къ ея плечу,-- если бы только вы...
   Онъ не досказалъ, но намѣреніе его дошло по адресу: княгиня подарила его снова поощрительно сладкимъ взглядомъ.
   -- А Тѣнь-то у насъ кто же играетъ? чуть не злобно обратился со сцены къ Ашанину Вальковскій, подходя къ рампѣ съ режиссеромъ.
   -- А то нѣтъ развѣ?
   -- Извѣстно нѣтъ, буркнулъ "фанатикъ," -- на то у тебя и дворянская голова, чтобы ею не думать никогда!
   -- А нѣту, такъ мы сейчасъ кличь кликнемъ, беззаботно засмѣялся красавецъ.-- Господа, обернулся онъ къ кресламъ:-- кому угодно взять на себя роль Тѣни отца Гамлета? Она, какъ извѣстно, должна походить на свой портретъ {Сцена Гамлета съ матерью. Дѣйствіе III.} и имѣть слѣдовательно:
  
   "И Марса взоръ и кудри Аполлона..."
  
   Ему отвѣчали дружнымъ хохотомъ.
   -- Какъ разъ по васъ роль! молвила въ униссонъ этому смѣху Ольга Елпидифоровна сидѣвшему подлѣ нея на кончикѣ стула здоровому молодцу въ новенькомъ фракѣ, гладко причесанные височки котораго, подфабренные усы и вздрагивавшія плечи свидѣтельствовали съ перваго взгляда о его недавней принадлежности къ доблестнымъ рядамъ россійской арміи.
   -- Чего-съ? переспросилъ онъ, не понявъ, и выпрямился на своемъ стулѣ.
   -- Я говорю, вамъ надо предложить себя на роль Тѣни отца Гамлета.
   -- Вы полагаете-съ?...
   -- Еще бы! Кудрей у васъ, правда, нѣтъ, за то настоящій "Марса взоръ." -- Марсъ былъ богъ войны, вы знаете?
   -- Какже съ, проходили еще въ корпусѣ!...
   -- Вотъ видите!... Ну, и наружность... и самая фамилія у васъ даже воинственная.....
   -- Это дѣйствительно-съ, весело разсмѣялся и онъ:-- Ранцовъ,-- у каждаго рядоваго, извѣстно, ранецъ бываетъ... Что-же-съ, если только прикажете, я всегда... съ покорностью, примолвилъ онъ внезапно дрогнувшимъ голосомъ, и робко поднялъ на нее такъ же мгновенно загорѣвшіеся глаза.
   Отставной капитанъ Ранцовъ,-- еще недавно изъ бѣднаго пѣхотнаго офицера неожиданно превратившійся, вслѣдствіе смерти дальняго, невѣдомаго ему, родственника, въ помѣщика одного изъ лучшихъ по устройству имѣній въ уѣздѣ, былъ уже годъ цѣлый страстно влюбленъ въ быстроглазую Ольгу Елпидифоровну, жилъ изъ за нея гораздо чаще въ городѣ чѣмъ въ наслѣдованномъ имъ прекрасномъ помѣстьи, и находилъ средство вѣчно какъ изъ подъ земли вырости вездѣ гдѣ бы она ни находилась. Такъ и теперь, къ немалому ея удивленію, очутился онъ въ Сицкомъ, куда, вздѣвъ съ утра новый фракъ, являлся "съ первымъ визитомъ" въ качествѣ "сосѣда..." Окончательнаго признанія бравый капитанъ "своему предмету" дѣлать до сихъ поръ не рѣшался: бойкая барышня обращалась съ нимъ свысока, въ лице глумилась надъ нимъ, дѣлала изъ него чуть не шута. Онъ сносилъ ея насмѣшки и фырканья со смиреніемъ лягавой собаки, ниспадалъ въ прахъ предъ ея "умомъ и образованіемъ, " и когда оставался "одинъ со своей мечтою" вздыхалъ такъ громко, что вдова -- купчиха, у которой онъ нанималъ квартиру въ городѣ, и до которой долетали его вздохи сквозь стѣну, каждый разъ вздрагивала и крестилась...
   -- Monsieur Ашанинъ, громко крикнула съ мѣста Ольга Елпидифоровна,-- Владиміръ Петровичъ!...
   Словно остріе шпаги сверкнули по направленію бойкой особы два глаза,-- глаза Надежды Ѳедоровны, одиноко сидѣвшей въ дальнемъ углу,-- и тревожно тутъ же перекинулись на красавца.
   -- Что прикажете? отозвался онъ на кликавшій его голосъ.
   -- Вотъ, извольте познакомиться: господинъ Ранцовъ, Никаноръ Ильичъ Ранцовъ! Онъ, по скромности своей, не рѣшается самъ сказать, но, какъ мнѣ извѣстно, сгараетъ желаніемъ изобразить собою тѣнь Гамлета... папеньки Гамлета то есть, поправилась барышня съ новымъ хохотомъ.
   Бѣдный капитанъ вскочилъ на ноги, и покраснѣлъ до самыхъ бровей:
   -- Помилуйте-съ, Ольга Елпидифоровна, залепеталъ онъ,-- какъ же это мнѣ сгарать-съ, когда я, можетъ быть, и вовсе не въ состояніи, а единственно изъ за вашего желанія.
   Барышня только покатывалась.
   -- Такъ роль прикажете считать за вами? офиціальнымъ тономъ спросилъ Ашанинъ.
   -- Ну, разумѣется! отвѣчала за капитана все та же барышня.
   Тотъ поклонился въ подтвержденіе.
   -- Значитъ, теперь, всѣ на лице! обернулся Ашанинъ къ сценѣ.
   Вальковскаго всего даже повело отъ злости. Онъ круто повернулъ на каблукахъ, и ушелъ въ кулису, чуть негромко фыркая:
   -- Этакихъ капраловъ въ труппу набирать... Тьфу!...
   -- Такъ можно бы теперь записать, Владиміръ Петровичъ? спросилъ режиссеръ,-- предварительную афишечку составили бы?...
   -- Сдѣлайте милость!... Господа участвующіе въ Гамлетѣ, позвольте легкую перекличку!
   Изъ креселъ поднялись, зашаркали...
   Режиссеръ сталъ читать наскоро набросанную имъ афишу. Актеры отвѣчали съ мѣста: "я," или "здѣсь."
   -- Тѣнь отца Гамлета... Господинъ, господинъ... запамятовалъ режиссеръ.
   -- Ранцовъ, Никаноръ Ильичъ, герой Венгерскій! визгнула съ мѣста опять бойкая барышня.
   -- Помилуйте-съ, за что конфузите! прошепталъ зардѣвшись еще разъ бѣдный капитанъ,-- дѣйствительно получившій свой чинъ за отличіе въ прошлогоднюю Венгерскую компанію.
   Толстый исправникъ, безмолвно погруженный все время въ чтеніе своей роли Полонія, поднялъ голову; и воззрился издали на дочь такъ будто побить ее собирался:
   -- Дура! пропустилъ онъ про себя по ея адресу,-- и снова погрузился въ Полонія.
   -- Господа, кто участвуетъ, въ первомъ выходѣ, неугодно ли на сцену! звалъ Ашанинъ;-- Клавдіо, руку вашу Надеждѣ Ѳедоровнѣ, Гамлетъ, Полоній, Лаертъ, дворъ,-- за ними. Пожалуйте!...
   Проба началась.
  

XIV.

   Съ перваго выступа Полонія на сцену вслѣдъ за королевскою четою, оказалось что толстый Елпидифоръ Акулинъ дѣйствительно "родился актеромъ." Онъ былъ изъ тѣхъ нервныхъ исполнителей, которые сказываются съ первой репетиціи, которыхъ съ первой же минуты охватываетъ и уноситъ горячая волна лицедѣйства. Онъ еще не зналъ слова изъ своей роли, и прищуренными глазами пробѣгалъ ее по высокоприподнятой къ лицу тетрадкѣ, но онъ игралъ уже каждымъ фибромъ этого лица, каждымъ движеніемъ своего громоздкаго, но удивительно поворотливаго туловища. Онъ былъ комиченъ съ головы до ногъ, но ни тѣни буфонства не было въ этомъ комизмѣ. Старый, преданный и убѣжденный царедворецъ, взросшій и искушенный въ дворскихъ обычаяхъ и передѣлкахъ,-- петербургскія воспоминанія очевидно помогали отставному гвардейцу,-- суетливый и осторожный, простодушно-лукавый и лукаво-простоватый, пустой болтунъ, глубоковѣрующій въ непогрѣшимость своей дюжинной морали и придворной своей тонкости, тонкій на столько чтобы всегда быть мнѣнія сильнаго и не замѣчать когда этотъ сильный дѣлаетъ изъ него шута, полу плутъ и полудобрякъ,-- такимъ уже ясно, понятно для каждаго, обрисовывался Полоній въ исполненіи Акулина. Онъ сразу завоевалъ себѣ "сочувствіе публики:" при каждомъ его появленіи, слышался смѣхъ, возгласы одобренія... Восторгу Вальковскаго не было конца: онъ замеръ за кулисою, прислушиваясь и хрустя пальцами до боли,-- и не выдержалъ наконецъ, кинулся къ исправнику (съ которымъ даже знакомъ не былъ), схватилъ его за плечи:
   -- Ну, и чортъ тебя возьми какъ хорошъ! прохрипѣлъ онъ задыхающимся голосомъ,-- и поцѣловалъ его въ самыя губы
   Какъ это всегда бываетъ въ подобныхъ случаяхъ, игра Акулина подняла всѣхъ остальныхъ актеровъ. Камертонъ былъ данъ. Самолюбіе каждаго изъ участвующихъ было возбуждено: въ чаяніи такого исполненія относиться къ своей роли спустя рукава становилось невозможнымъ. Оживленіе стало всеобщимъ; то что предполагалось быть простою, мертвою считкою вышло настоящею репетиціею; актеры становились въ позы, читали съ жестами, старались давать настоящій тонъ...
   -- Гляди-ко какъ ихъ всѣхъ поддуваетъ! говорилъ потирая себѣ руку "фанатикъ" исправнику, съ которымъ съ перваго разу сталъ на ты.
   Для такихъ опытныхъ театраловъ-любителей какими были онъ и Ашанинъ успѣхъ Гамлета въ Сицкомъ былъ съ этой первой репетиціи обезпеченъ.
   Одинъ, сначала, Гундуровъ не чувствовалъ "приближенія бога." Присутствіе Софьи Ивановны леденило его. Она это понимала, и старалась не глядѣть на него, поддерживая разговоръ съ словоохотливою сосѣдкой,-- но это еще болѣе его смущало. Онъ читалъ вяло, запинался,-- чувствовалъ это и безконечно досадовалъ на себя,-- но не былъ въ состояніи встряхнуться. Его сбивалъ къ тому же незнакомый ему текстъ Полеваго по которому онъ долженъ былъ говорить роль, между тѣмъ какъ вся она сидѣла у него въ памяти по Кронеберговскому переводу...
   Такъ продолжалось до перваго выхода Офеліи. Княжна въ этотъ день была въ свѣтломъ лѣтнемъ платьѣ, и когда она, объ руку съ Чижевскимъ -- Лаертомъ, выступивъ изъ темной глубины сцены подошла къ рампѣ, горячій свѣтъ солнца обвилъ какъ вѣнцемъ ея золотистые волосы. Обаятельная прелесть ея лебединой красоты какъ бы впервые открывалась всѣмъ въ это мгновеніе. Въ залѣ заахали; "какъ изящна!" громко вскликнула образованная окружная...
   Она успѣла уже выучить роль, и отвѣчала наизусть ни прощальныя наставленія Лаерта;
   -- А о Гамлетѣ и его любви
   Забудь,
   говорилъ ей братъ,
  
             "Повѣрь, что эта все мечта,
   Игрушка дѣтская, цвѣтокъ весенній,
   Который пропадетъ какъ тѣнь,
   Не болѣе
             -- Не болѣе?"
  
   повторила Офелія, поднявъ глаза, и такъ искренно сказалось это ею,-- сказалась тревога, и молодая грусть, и неизсякаемое упованіе въ эту "мечту," въ этотъ "цвѣтокъ весенній", что ей невольнымъ взрывомъ откликнулись со всѣхъ сторонъ рукоплесканія.... А полный той же грусти и тревоги взглядъ княжны, скользнувъ по Лаерту, пробѣжалъ далѣе, остановился на мигъ на внимавшемъ ей въ кулисѣ Гундуровѣ -- и потухъ.... Сердце ходуномъ заходило у молодаго человѣка. "Нѣтъ, не можетъ быть, этотъ взглядъ, это случайность, случайность одна!" спѣшилъ онъ отогнать отъ себя обольстительный помыселъ.... А въ то же время онъ весь замиралъ отъ неизъяснимаго блаженства, и слушалъ, слушалъ, упиваясь звуками ея тихаго голоса.
  
   -- "Онъ о любви мнѣ говорилъ,
  
   печально признавалась отцу Офелія,
  
   -- Но такъ былъ нѣженъ, такъ почтителенъ и робокъ!..."
  
   И неотразимо лились ему въ грудь эти слова... Онъ былъ Гамлетъ,-- о немъ говорила Офелія!...
   Не онъ одинъ внималъ ей съ этимъ трепетомъ, съ этимъ замираніемъ. Повернувшись бокомъ къ зрителямъ, опершись локтемъ о стоявшій подлѣ него столикъ, безмолвно и недвижно сидѣлъ князь Ларіонъ, прикрывъ лице свое рукою. Онъ видимо избѣгалъ докучныхъ взглядовъ, но зоркій глазъ исправника Акулина разглядѣлъ со сцены какъ слегка дрожали длинные пальцы этой руки, а сквозь нихъ пылали устремленные на княжну неотступные зрачки.....
   Все смущеніе теперь соскочило съ Гундурова; сильною, вѣрною, полною живыхъ драматическихъ оттѣнковъ, интонаціею повелъ онъ слѣдующую за тѣмъ сцену свою съ Тѣнью, не смотря на то, что эта бѣдная Тѣнь устами храбраго капитана Ранцова читала такимъ дубоватымъ и могильнымъ голосомъ будто не для того являлась она на землю чтобъ возбудить сына ко мщенію, а за тѣмъ, чтобы прочесть надъ нимъ отходную. Храбрый капитанъ ужасно старался, и чѣмъ болѣе старался, тѣмъ хуже выходило; онъ не дочитывалъ, пропускалъ цѣлые стихи, обрывалъ на полусловѣ, кашлялъ и сморкался,-- все это къ невыразимому негодованію Вальковскаго, и къ немалой потѣхѣ бойкой барышни, помиравшей на своемъ диванчикѣ, безо всякой жалости къ своему пламенному обожателю. Она смѣялась впрочемъ не столько потому что ей было смѣшно, сколько для того, чтобы приковывать вниманіе Ашанина, который, въ свою очередь, пожиралъ ее украдкою со сцены. Вся эта игра, какъ ни былъ остороженъ нашъ Донъ-Жуанъ, не ускользала отъ ревнивыхъ взоровъ Надежды Ѳедоровны. Цѣлый адъ кипѣлъ въ душѣ бѣдной дѣвы.... На минуту очутились они вдвоемъ за кулисами:
   -- Скажи мнѣ, вскинулась она вдругъ, схватывая его за руку,-- скажи хотя разъ въ жизни правду: любишь ли ты меня, или съ твоей стороны все это было обманъ, одинъ обманъ?...
  
   -- Прочь, мой другъ, слова,
   Къ чему клятвы, обѣщанья?
  
   пропѣлъ онъ ей на это въ отвѣтъ словами романса Глинки, глядя ей прямо въ лице и освобождая свою руку.
   -- Безъ шутовства, прошу васъ! блѣднѣя и дрожа заговорила она опять;-- отвѣчайте, вы меня затѣмъ лишь погубили чтобы кинуть меня къ ногамъ этой презрѣнной дѣвчонки?
   -- Прекрасный другъ мой, комически вздохнулъ красавецъ,-- послѣ пьянства запоемъ я не знаю порока хуже ревности!
   Слезы брызнули изъ глазъ перезрѣлой дѣвицы:
   -- О, это ужасно! всхлипнула она, едва сдерживая истерическое рыданіе
   -- Да, ужасно! повторилъ внутренно Ашанинъ,-- и чортъ меня дернулъ!...
   Репетиція шла своимъ чередомъ. Пройдены были два первые акта. Гундуровъ сознавалъ себя все болѣе и болѣе хозяиномъ своей роли. Монологи свои онъ читалъ наизусть, по заученному имъ тексту; его молодой, гибкій голосъ послушно передавалъ безконечные извивы, переходы и противорѣчія, по которымъ, какъ корабль межъ коралловыхъ острововъ, бѣжитъ Гамлетовская мысль. Ему уже жадно внимали слушатели; князь Ларіонъ покачивалъ одобрительно головою; сама Софья Ивановна пріосанилась и не отводила болѣе отъ него глазъ. Всѣми чувствовалось, что онъ давно освоился съ этою передаваемою имъ мыслью, съ этимъ своеобразнымъ языкомъ, что онъ вдумался въ эту скорбную иронію, прикрывающую какъ блестящимъ щитомъ глубокую язву внутренней немощи.... Но самъ онъ въ эту минуту исполненъ былъ ощущеній такъ далеко не ладившихъ съ безысходнымъ отчаяніемъ Датскаго принца!... Княжна была тутъ, онъ чувствовалъ на себѣ взглядъ ея, она внимала ему какъ другіе,-- болѣе чѣмъ другіе, сказывалось въ тайникѣ его души.... И, помимо его воли, прорывались у него въ голосѣ звенящія ноты, и не разъ не тоскою безмѣрной, а торжествующимъ чувствомъ звучала въ его устахъ иронія Гамлета...
   -- Не забудьте классическаго опредѣленія характера, который вы изображаете, замѣтилъ ему князь Ларіонъ послѣ монолога, слѣдующаго за сценой съ актерами: -- въ драгоцѣнный сосудъ, созданный быть вмѣстилищемъ однихъ лишь нѣжныхъ цвѣтовъ, посажено дубовое дерево; корни его раздаются,-- сосудъ разбитъ" {Wilhelm Meisters Lehrjahre. Dreizehntes Capitel.}. У васъ слишкомъ много силы; при такой энергіи, усмѣхнулся князь,-- вы бы незадумавшись тутъ же зарѣзали господина Зяблина, еслибы онъ имѣлъ несчастіе быть вашимъ отчимомъ; а вотъ на это-то именно Гамлетъ неспособенъ.
   Гундуровъ только склонилъ голову; князь былъ тысячу разъ правъ, и самъ онъ это зналъ точно такъ же хорошо какъ князь.... Но гдѣ же взять ему было безсилія, когда въ глазахъ его еще горѣло отраженіе того взгляда тѣхъ лазоревыхъ глазъ?...
   -- Ne vous offensez pas, успокоивала тѣмъ временемъ Зяблина княгиня Аглая Константиновна,-- il plaisante toujours comme cela, Larion!
   -- У васъ сейчасъ, кажется, будетъ сцена съ Офеліею, какъ бы вспомнилъ князь Ларіонъ;-- тамъ есть нѣкоторыя.... неудобныя мѣста.... Ее надо было бы предварительно почистить.....
   -- Я хотѣлъ только что напомнить вамъ объ этомъ, сказалъ Гундуровъ,-- и покраснѣлъ до самыхъ ушей.
   Лице князя словно передернуло.....
   -- Oui, oui, Larion, залопотала услышавъ княгиня Аглая,-- je vous prie qu'il n'у ait rien de scabreux!...
   -- Господа, обратился онъ къ сценѣ,-- я предлагаю отложить продолженіе вашей пробы до вечера. Во всякомъ случаѣ, до обѣда недалеко, кончить не успѣли бы.-- Пройдемъ, ко мнѣ, Сергѣй Михайловичъ!
   Нашъ герой послѣдовалъ за нимъ съ Ашанинымъ.
  

XV.

Was ist der langen Rede kurzer Sinn?

   Князь Ларіонъ Васильевичъ занималъ въ Сицкомъ бывшіе покои своего покойнаго отца. Это былъ цѣлый рядъ комнатъ, омеблированныхъ въ началѣ нынѣшняго вѣка, во вкусѣ того времени, и съ того времени остававшихся нетронутыми. Длинноватые размѣры и узкія очертанія столовъ, консолей и дивановъ на ножкахъ въ видѣ львиныхъ лапъ, золоченые сфинксы и орлы полукруглыхъ креселъ въ подражаніе консульскимъ сѣдалищамъ древняго Рима, вычурныя вырѣзки тяжелыхъ штофныхъ занавѣсей съ бахрамою изъ перебранныхъ золотымъ снуркомъ и синелью продолговатыхъ витушекъ, чернобронзовыя туловища, поддерживающія на головахъ изогнутые рукава свѣтлыхъ канделябръ,-- все это невольно приводило на память походъ Бонапарта въ Египетъ, нагихъ гладіаторовъ и Ахиллесовъ академиста Давида, Тальму въ Корнелевомъ Циннѣ, и паромъ Тильзитскаго свиданія въ описаніи Дениса Давыдова.... Ото всего этого вѣяло чѣмъ-то сухимъ, но важнымъ, поблеклымъ, но внушительнымъ. Кабинетомъ служила огромная библіотека въ два свѣта, въ которой собрана была цѣнная наслѣдственная движимость Шастуновыхъ, доставшаяся лично князю Ларіону, по раздѣлу съ братомъ. Тутъ, между старинными рѣзными баютами и шкапами чернаго дуба, полными рѣдкихъ, дорогихъ изданій, висѣлъ большой портретъ стараго князя на боевомъ конѣ, въ генералъ-аншефскомъ мундирѣ, со шпагою въ рукѣ и Андреевскою лентой, волнующеюся по бѣлому камзолу. Рядомъ съ нимъ, глядѣли изъ почернѣлыхъ рамъ товарищи его по Ларгѣ и Италіянской кампаніи: Румянцевъ, Суворовъ, Кутузовъ, Багратіонъ.... Мраморный Потемкинъ, красивый и надменный, стоялъ на высокомъ цоколѣ изъ чернаго дерева, на которомъ, въ вѣнкѣ изъ серебряныхъ лавровъ, читались, начертанные такими же серебряными буквами, два извѣстные стиха Державина!
  
   Се ты-ли счастья, славы сынъ,
   Великолѣпный князь Тавриды?
  
   -- а на противоположной стѣнѣ сама "Великая жена," въ фижмахъ, на высокихъ каблукахъ, съ брильянтовымъ орденомъ на лѣвомъ плечѣ, писанная Лампи, улыбалась съ полотна своею очаровательною улыбкой.... Нѣсколько картинъ миѳологическаго содержанія опускались надъ карнизами библіотеки. Копія съ Психеи Кановы дѣланная имъ самимъ, отражалась въ зеркалѣ на яшмовомъ каминѣ. На глянцовыхъ доскахъ столовъ тончайшей флорентійской мозаики разставлена была цѣлая коллекція фамильныхъ женскихъ портретовъ,-- прелестныя акварели на кости, работы Изабея и Петито, темноокія красавицы въ высокихъ пудренныхъ прическахъ à la jardinière, или съ разсыпанными, à la Récamier, кудрями по обнаженной груди и плечамъ
   Глаза Ашанина такъ и разбѣжались на роскошныхъ нимфъ и Кипридъ, словно возрадовавшихся ему со стѣнъ какъ своему человѣку, едва вошли они вслѣдъ за хозяиномъ въ его покои....
   -- Ваше сіятельство, засмѣялся онъ,-- это навѣрное вамъ писалъ Пушкинъ:
  
   "Книгохранилище, кумиры и картины"
  
   И прочее тутъ все, прибавилъ отъ себя Ашанинъ, обводя кругомъ рукою,--
  
   "Свидѣтельствуютъ мнѣ,
   Что благосклонствуешь ты музамъ въ тишинѣ!"
  
   -- Къ сожалѣнію, не мнѣ, улыбнулся и князь;-- а музамъ, не скрываю, служилъ и я когда-то.... Время наше было таково,:-- я старый Арзамасецъ!... Гдѣ бы намъ удобнѣе усѣсться, господа? спросилъ онъ, окидывая взглядомъ кругомъ.
   -- Да не прикажете ли вотъ тутъ? указалъ Ашанинъ на большой, покрытый до полу сукномъ рабочій столъ князя, приставленный къ одному изъ оконъ и уложенный портфелями и кипами всякаго печатнаго и писаннаго матеріала,-- тамъ, кажется, все что намъ нужно, карандаши, бумага....
   Онъ не договорилъ: и въ синей бархатной рамѣ большой, очевидно женскій, акварельный портретъ,-- на который ужасно манило его взглянуть поближе.
   -- Пожалуй! съ видимою неохотою согласился князь, направляясь къ столу.
   -- Княжна! вскликнулъ Ашанинъ, подойдя;-- какъ хорошъ, и какое удивительное сходство! Это вѣрно въ Римѣ дѣлано?
   Гундуровъ не смѣлъ поднять глазъ
   -- Въ Римѣ! отвѣчалъ князь Ларіонъ тономъ явно не допускавшемъ продолженія разговора объ этомъ.... Онъ усѣлся на свое плетеное кресло передъ столомъ.-- Итакъ, господа...
   Они принялись "очищать Гамлета -- adusum Delphini," съ не совсѣмъ искреннею насмѣшливостью говорилъ князь. Но Гундуровъ оказался здѣсь еще болѣе строгимъ чѣмъ онъ самъ: онъ урѣзалъ въ своей роли всѣ слова, всѣ намеки, которыми Гамлетъ въ уныломъ разочарованіи оскорбляетъ чистоту Офеліи. Въ первомъ разговорѣ его съ нею выкинуты были двусмысленныя его рѣчи о несовмѣстимости женской красоты съ "добродѣтелью" (слово неправильно передающее въ русскихъ переводахъ англійское honesty). Въ сценѣ театра герой нашъ безжалостно пожертвовалъ традиціонною, со временъ Гаррика, и эффектнѣйшею для актера, позою Гамлета, который слушаетъ представленіе откинувшись затылкомъ на колѣни Офеліи. Положено было что, вмѣсто словъ, "могу ли прикоснуться къ вашимъ колѣнямъ?" Гамлетъ скажетъ: "позволите ли мнѣ прилечь къ вашимъ ногамъ," и, вслѣдъ за ея согласіемъ, тотчасъ же перейдетъ къ репликѣ: "и какое наслажденіе покоиться у ногъ прелестной дѣвушки!" и усядется, какъ указано въ драмѣ, у ея ногъ, но непрямо передъ нею, а нѣсколько сбоку,-- такъ какъ онъ представленъ на соотвѣтствующемъ рисункѣ въ извѣстномъ Гамлетовскомъ альбомѣ Ретча. Такимъ порядкомъ, употребляя выраженіе образованной окружной, "и ситуація была соблюдена, и конвенансы спасены.... " Князь Ларіонъ, знакомый съ Гамлетомъ только по англійскому тексту, напомнилъ было о пѣсни про Валентиновъ день, которую поетъ въ безуміи своемъ Офелія,-- но выходило что въ передѣлкѣ Полеваго изъ пѣсни этой изъятъ былъ тотъ "скабрезный" смыслъ, какой она имѣетъ у Шекспира, и, благодаря хорошенькой музыкѣ Варламова, она пѣлась въ то время россійскими дѣвицами во всѣхъ углахъ государства:
  
   "Милый другъ, съ разсвѣтомъ яснымъ
   Я пришла къ тебѣ тайкомъ.
   Валентиномъ будь прекраснымъ,
   Выглянь,-- здѣсь я, подъ окномъ!
   Онъ поспѣшно одѣвался,
   Тихо двери растворилъ,
   Быть ей вѣрнымъ страшно клялся,
   Обманулъ и разлюбилъ!" и т. д.
  
   Покончивъ съ этимъ,-- Ашанинъ отмѣчалъ на режиссерскомъ экземплярѣ урѣзанныя ими мѣста,-- собесѣдники на мигъ замолкли. Князь слегка откатилъ свое плетеное кресло отъ стола, и повернулся всѣмъ лицемъ къ Гундурову:
   -- Къ дѣлу отъ бездѣлья, началъ онъ неожиданно, очевидно наладивъ свои уста на улыбку; -- что вы думаете изъ себя дѣлать теперь, Сергѣй Михайловичъ?
   Какъ потокомъ холодной воды обдало Гундурова. Изъ міра золотыхъ сновъ его сразу опрокидывало въ самую неприглядную дѣйствительность. Онъ остался безъ отвѣта.
   -- Смѣю надѣяться, продолжалъ князь Ларіонъ съ тою же дѣланною улыбкой,-- что вы не почтете мой вопросъ за нескромное любопытство. Я зналъ еще вашего покойнаго батюшку,-- и очень цѣнилъ его.... Старыя отношенія нашихъ семей.... наконецъ мои годы,-- я вамъ чуть не дѣдомъ могъ бы быть,-- все это, если не даетъ мнѣ правъ, то въ нѣкоторой мѣрѣ можетъ служить мнѣ извиненіемъ. Къ тому же сегодня, изъ нѣсколькихъ словъ, которыми я успѣлъ обмѣняться съ Софьей Ивановной, я могъ предположить, что она очень о васъ безпокоится.....
   Онъ приостановился. Гундуровъ сосредоточенно внималъ ему... Еще внимательнѣе слушалъ Ашанинъ.
   -- Я самъ не знаю, что мнѣ предпринять! сжавъ брови проговорилъ наконецъ нашъ герой.
   -- Я думалъ о васъ эти дни, заговорилъ снова князь.-- Когда я, въ тотъ разъ, имѣлъ удовольствіе бесѣдовать съ вами, я вамъ говорилъ: терпѣніе и душевная бодрость!... Сегодня повторяю вамъ тоже. Теперешнее -- онъ искалъ слово,-- теперешнее.... теченіе должно наконецъ измѣниться -- такъ или инако... Ненормальныя положенія долго не длятся, словно проглотилъ онъ.-- Но не въ этомъ дѣло. Прося о заграничномъ паспортѣ, въ той формѣ въ какой вы это сдѣлали, вы поступили какъ неопытный юноша, обратили на себя вниманіе, когда теперь у насъ только тому и жить можно, кто проходитъ незамѣченнымъ. Дѣло вашей профессуры можетъ отъ этого пострадать, я отъ васъ не скрою... Все это однако дѣло поправимое. Мнѣ не нужно вамъ говорить, что я и... отношенія мои въ Петербургѣ къ вашимъ услугамъ съ этой же минуты... Но я прямо вамъ говорю, что ранѣе года возобновить дѣло о вашей поѣздкѣ за границу и думать нельзя...
   -- Еслибы еще черезъ годъ! вскликнулъ Гундуровъ.
   -- Вы имѣете для этого, по моему, въ рукахъ вѣрное средство.
   -- Я? какое? съ изумленіемъ спросилъ тотъ.
   -- Отправляйтесь, немедля, путешествовать по Россіи!
   Ашанинъ закусилъ себѣ губы до боли. Пріятель его растерянно поглядѣлъ на князя:
   -- По Россіи? могъ только повторить онъ.
   -- Точно такъ-съ! Формально повинуясь резолюціи воспослѣдовавшей на вашей просьбѣ; тамъ какъ бишь было сказано: "изучать славянскій бытъ можно отъ Москвы и до Камчатки?..." До Камчатки доѣзжать вамъ, разумѣется, не для чего, усмѣхнулся князь Ларіонъ,-- а побывать на Уралѣ, въ Оренбургскомъ краѣ и на Кавказѣ, увѣряю васъ, принесло бы вамъ столько же удовольствія, сколько и пользы. А черезъ годъ,-- я берусь за это,-- о васъ будетъ сдѣлано представленіе, въ которомъ пропишется, что вотъ вы, въ покорностью пріемля сдѣланное вамъ указаніе, совершили этнографическую поѣздку по Россіи, а теперь проситесь, для той же цѣли, въ славянскія земли... И повѣрьте моей старой опытности,-- это будетъ очень хорошо принято, и васъ не только отпустятъ, но будутъ имѣть въ виду какъ молодаго человѣка благонадежнаго...
   -- Конечно, это можетъ быть, бормоталъ Гундуровъ, не успѣвъ еще собрать свои мысли,-- но ѣхать такъ, безъ опредѣленной цѣли... У меня есть спеціальность...
   -- Спеціальность ваша остается при васъ, возразилъ ему князь, и еще разъ дѣланная улыбка зазмѣилась вдоль его длинныхъ губъ;-- но позвольте одно замѣчаніе: вамъ двадцать-три года, вы носите старинную фамилію, у васъ хорошее состояніе;-- думаете ли вы отдать всю вашу жизнь этой вашей спеціальности?
   -- Почему же нѣтъ?
   -- Просто потому, что это, я полагаю, васъ удовлетворить не можетъ,-- да еще потому что не таковъ еще у насъ общій уровень просвѣщенія, чтобы вообще наука могла быть у насъ для человѣка тѣмъ, что называютъ карьерой. И въ Германіи Савеньи и Бунзены мѣняли свои каѳедры на министерскія кресла; а въ Россіи подавно для молодыхъ людей какъ вы каѳедра можетъ быть только ступенью...
   -- Я не честолюбивъ, сказалъ сухо Гундуровъ,-- и на министерское кресло не претендую.
   -- Прекрасно-съ,-- и губы князя словно судорожно повело,-- вы не честолюбивы, вы единственно желаете быть профессоромъ; но профессуры вамъ пока не даютъ, и вы можете получить ее лишь при извѣстной разстановкѣ шашекъ, которую я имѣлъ сейчасъ честь представить вамъ, но пользу которой, какъ кажется, вы не совсѣмъ признаете. Затѣмъ, любезнѣйшій Сергѣй Михайловичъ, примолвилъ онъ, видимо сдерживаясь,-- я позволю себя спросить васъ: что же предстоитъ вамъ теперь въ Москвѣ, какая дѣятельность, какіе живые интересы? Ваши книги, "спеціальность" ваша, какъ вы говорите;-- чудесно! Спеціальность эта, кстати замѣтить, имѣетъ, такъ сказать два фаса: съ одной стороны, то что у васъ называется "славянская наука", съ другой политическаго рода стремленія, которыя разумѣются теперь подъ именемъ славянскаго вопроса. Тамъ, гдѣ все это имѣетъ положительное, разумное значеніе,-- въ славянскихъ земляхъ, въ Прагѣ,-- на первомъ планѣ стоитъ, разумѣется, послѣднее, а не первое. Сама эта "славянская наука" послѣдствіе пробудившагося тамъ національнаго самосознанія, а не на оборотъ... Вы русскій, имѣющій корни въ русской землѣ, а не на берегахъ Валдавы. То что тамъ -- живая дѣйствительность, для васъ -- насилованная фантазія и дилеттантизмъ!... И мечтаете-то вы всѣ здѣсь по этому поводу вовсе не о томъ о чемъ они тамъ мечтаютъ!...
   Онъ говорилъ спѣшно, отрывисто, нѣсколько желчно и только изрѣдка взглядывая на своего собесѣдника:
   -- Стихи Алексѣя Степановича {Хомяковъ.} прелестны, и самъ онъ замѣчательно умный человѣкъ, съ которымъ я имѣлъ случай довольно часто бесѣдовать нынѣшнею зимой... Но вѣдь все это -- одна поэзія, къ несчастію!... Славянское единство! Кто его хочетъ въ дѣйствительности?... Какъ у насъ на это глядятъ сверьху, лучшимъ отвѣтомъ можетъ вамъ послужить резолюція на вашемъ прошеніи... А они тамъ, я полагаю, "на яркій свѣтъ" нашей "свободы" {О, вспомни ихъ, орелъ полночи,
   Пошли имъ звонкій свой привѣтъ,
   Да ихъ утѣшитъ въ мрачной ночи
   Твоей свободы яркій свѣтъ.
   Сѣверный орелъ. Стихотв. Хомякова.}, не согласятся промѣнять свои, даже австрійскіе, порядки! снова точно проглотилъ князь -- и нахмурясь отвернулся къ окну, какъ бы недовольный собою...
   -- Я не могу съ вами согласиться, началъ было возражать Гундуровъ,-- славянское единство, это все будущее наше!...
   -- Виноватъ-съ, прервалъ его князь,-- объ этомъ мы когда нибудь съ вами въ другой разъ... Я совершенно напрасно уклонился въ сторону... Мы говорили о васъ, о томъ, что васъ ожидаетъ. Я хотѣлъ только сказать, что для васъ, какъ для русскаго, отпадаетъ самая интересная, живая сторона вашей "спеціальности." Остаются вамъ, слѣдовательно,-- не совсѣмъ естественно засмѣялся князь Ларіонъ,-- Любушинъ Судъ и историческіе памятники Святаго Вячеслава... Воля ваша, этимъ нельзя наполнить жизнь въ ваши лѣта! Что же-съ затѣмъ, въ теперешнемъ положеніи вашемъ, дастъ вамъ Москва? Что вы будете дѣлать? Изнывать въ безполезныхъ сѣтованіяхъ въ тѣсномъ кружкѣ друзей, слушать каждый вечеръ все ту же болтовню московскихъ умницъ, играть въ дѣтской въ Англійскомъ клубѣ?... Не думаете же вы, я полагаю, съ новымъ смѣхомъ примолвилъ онъ -- обзавестись своимъ домкомъ отъ скуки, жениться, какъ женятся въ Москвѣ, въ 23 года отъ роду, не создавъ себѣ положенія, ничего еще не сдѣлавъ ни для общества, ни для себя самаго?...
   И старый дипломатъ временъ Вѣнскаго конгресса -- словно только и ждалъ онъ этой минуты -- остановилъ теперь на молодомъ человѣкѣ долгій, пристальный взглядъ.
   -- Вотъ онъ, "длинной рѣчи краткій смыслъ!" проговорилъ внутренно Ашанинъ, и, въ свою очередь, съ безпокойствомъ воззрился въ лице пріятелю.
   Но ни онъ, ни князь не прочли на немъ того чего ожидали. Гундуровъ не понялъ;-- пойми онъ, его молодое самолюбіе разразилось бы, вѣроятно, какимъ нибудь горячимъ, неосторожнымъ отвѣтомъ... Но развѣ онъ думалъ о "женитьбѣ," развѣ у него были какіе нибудь планы, какая нибудь опредѣленная мысль? "Ловкій подходъ" князя, какъ говорилъ себѣ въ эту минуту Ашанинъ, прошелъ мимо, даже незамѣченный нашимъ героемъ. Въ прослушанныхъ имъ рѣчахъ для Гундурова звучало лишь отраженіе мнѣній и доводовъ его тетки, съ которою, надо быть, объяснялъ онъ себѣ, князь говорилъ о немъ пока они съ Ашанинымъ курили въ саду... Ни какихъ личныхъ намѣреній онъ со стороны князя не предполагалъ,-- да и что онъ могъ предполагать? Князь говорилъ дѣло,-- кромѣ развѣ о "славянскомъ вопросѣ," который онъ "разумѣлъ по Меттерниховски," на что у Гундурова и были готовы возраженія "на будущій разъ." А затѣмъ то какъ предлагалъ князь "разставить шашки," чтобы устроить на будущій годъ его поѣздку за границу даже очень понравилось Гундурову... Только "не теперь, не теперь, и поскорѣе кончить съ этимъ разговоромъ!" внутренно восклицалъ онъ...
   -- Князь, сказалъ онъ громко,-- я поставленъ теперь въ такое положеніе, что мнѣ, дѣйствительно, кажется, ничего болѣе не остается какъ послѣдовать вашему совѣту. Я переговорю съ тетушкою и она, вѣроятно, ничего не будетъ имѣть противъ такого моего путешествія... А на будущій годъ позвольте ужъ мнѣ серьезно расчитывать на ваше содѣйствіе?...
   Мо инала они тутъ же отвѣтъ Сергѣя на это слово въ одну изъ первыхъ ихъ бесѣдъ.... Да, бороться,-- и она началась теперь, эта борьба...
   Она направлялась въ комнату Софьи Ивановны Переверзиной, разчитывая что успѣетъ до минуты когда позвонятъ къ завтраку передать ей и Гундурову о результатахъ объясненія съ матерью,-- откинула полуспущенный портьеръ надъ дверью отдѣлявшею первую гостиную отъ внутреннихъ комнатъ княгини.... и безсознательно остановилась.....
   Прямо на встрѣчу ей шолъ графъ Анисьевъ, изящный, расчесанный и продушенный отборно-тонкими духами, со своими свисшими à la grognard эполетами и приподнятыми крючкомъ усами, щеголевато скользя по паркету сапогами лоснившимися какъ зеркало на небольшихъ, съ высокимъ подъемомъ, "аристократическихъ" ногахъ.
   Онъ чуть-чуть прищурился, узналъ ее въ просвѣтѣ двери, и скользнулъ уже какъ по льду -- тѣмъ разбѣгомъ съ какимъ кидаются за стуломъ своей дамы иные усердные юноши на первыхъ порахъ своихъ дебютовъ въ свѣтѣ -- какъ бы съ тѣмъ чтобы не дать тяжелому штофному занавѣсу смять опускаясь легкія складки ея кисейнаго платья.
   Она въ свою очередь поспѣшила инстинктивно опустить за собою этотъ занавѣсъ чтобы не имѣть за что благодарить его.
   Они глянули въ лицо другъ другу Онъ низко поклонился. Она отвѣчала такимъ же учтивымъ и холоднымъ поклономъ, и хотѣла пройти мимо..... Онъ остановилъ ее вопросомъ:
   -- Pardon, mademoiselle, puis-je vous demander si madame la princesse vôtre mère est visible? J'allais chez elle.
   -- Она ждетъ сейчасъ дядю, князя Ларіона, отвѣтила княжна по-русски,-- и жалуется на головную боль. Она мнѣ даже поручила просить за нее извиненія у всѣхъ за то что не сойдетъ къ завтраку.
   Онъ тотчасъ же перешелъ на русскій языкъ:
   -- Надѣюсь однако что въ этомъ нездоровьѣ нѣтъ ничего серіознаго?
   -- Я не думаю, и она, по всей вѣроятности, приметъ васъ съ удовольствіемъ послѣ завтрака.
   Лина еще разъ поклонилась ему съ тѣмъ чтобъ уйти
   Онъ еще разъ остановилъ ее.
   -- Княжна, заговорилъ онъ голосомъ почтительнымъ до робости,-- дозволите ли вы мнѣ воспользоваться неожиданнымъ случаемъ который даетъ мнѣ въ эту минуту судьба чтобы попросить у васъ пять минутъ аудіенціи?
   "Боже мой, еще объясненіе съ нимъ"! подумала съ ужасомъ Лина.-- Я право не знаю, графъ, что вамъ можетъ быть угодно отъ меня, пробормотала она смущенно и досадливо.
   -- Пять минутъ, не болѣе! сказалъ онъ, простирая къ ней руку умоляющимъ жестомъ;-- и по истеченіи ихъ, я надѣюсь, добавилъ онъ какимъ-то нѣжно-меланхолическимъ тономъ,-- что вы не будете глядѣть на меня такъ враждебно какъ теперь!....
   -- Враждебно? повторила она невольно, съ невольнымъ пожатіемъ плечъ,-- я ни къ кому вражды не чувствую, а къ вамъ...
   -- Le mot est ambitieux, я знаю, живо возразилъ онъ и чуть-чуть вздохнулъ:-- внушать вамъ вражду была бы своего рода честь, на которую я никоимъ образомъ не имѣю права... Я долженъ былъ сказать "не благосклонно", и съ глубокою скорбью долженъ сознаться что вы имѣете поводы смотрѣть именно такъ на меня.
   -- Я васъ не понимаю! молвила Лина, дѣйствительно не понимая куда онъ велъ.....
   -- Еслибы вамъ угодно было присѣсть, княжна,-- разговаривать стоя такъ неудобно,-- я бы позволилъ себѣ вамъ это объяснить.....
   Онъ съ тѣмъ же почтительнымъ выраженіемъ въ лицѣ и движеніяхъ указалъ ей на диванъ у стѣны, подлѣ двери.....
   Она опустилась на него, рѣшившись выслушать его терпѣливо, такъ какъ другаго ничего не оставалось ей дѣлать.
   Онъ сѣлъ на стулъ, сбоку, живописно провелъ по лицу красивою бѣлою рукой, съ крупнымъ сафиромъ en cabochon на мизинцѣ, и началъ:
   -- Княгиня, матушка ваша, и моя мать, какъ вамъ это извѣстно, княжна, встрѣтившись въ позапрошломъ году въ Римѣ, сошлись и очень подружились другъ съ другомъ... и какъ это часто случается съ матерями взрослыхъ дѣтей.... de deux sexes différents, прибавилъ онъ, позволяя себѣ слегка усмѣхнуться,-- стали строить насчетъ ихъ будущности всякіе заманчивые планы.....
   -- О которыхъ мнѣ ничего не говорили, и къ которымъ я никакъ не причастна, холодно и рѣшительно прервала его этими словами Лина.
   Онъ вздохнулъ уже громче:
   -- Вамъ не надо было давать себѣ труда говорить мнѣ это, княжна:-- съ первой встрѣчи нашей въ Сицкомъ я въ глазахъ вашихъ прочелъ какъ эфемерны были эти планы и какъ (онъ искалъ и не находилъ слова по-русски) -- la réalité des choses, сказалъ онъ наконецъ,-- давала мало надеждъ на ихъ осуществленіе.... Я лично впрочемъ никогда и не давалъ имъ никакой цѣны!
   Она взглянула на него полуудивленно, полунедовѣрчиво... Онъ какъ бы не замѣтилъ этого взгляда, и продолжалъ склонивъ голову на грудь, съ выраженіемъ красивой печали на чертахъ:
   -- Но я былъ бы истинно несчастливъ, еслибъ, уѣзжая отсюда,-- я уѣзжаю сегодня же, княжна,-- я долженъ былъ увезти убѣжденіе что съ именемъ моимъ соединяется для васъ понятіе о чемъ-то (онъ опять искалъ слова и не находилъ его) -- que je vous fais l'effet d'un objet repoussant, досказалъ онъ, и заговорилъ затѣмъ уже сплошь по-французски, рѣшивъ мысленно что "отечественный языкъ est réalité": -- Я ни за что не хотѣлъ бы оставить въ васъ это впечатлѣніе, княжна,-- и это дало мнѣ смѣлость просить васъ выслушать меня.... Я не хотѣлъ бы чтобы вы могли хотя одну минуту думать что пріѣздъ мой сюда былъ послѣдствіемъ... уговора нашихъ матерей. Нѣтъ, княжна, я точно также какъ и вы "непричастенъ" тому что предположено было другими безъ моего вѣдома.... Я только улыбался всегда сладкимъ мечтаніямъ моей бѣдной матери (aux doux rêves de ma pauvre mère) въ тѣхъ ея письмахъ изъ Рима въ которыхъ съ такими восторгами говорила она мнѣ о васъ..... Но эти письма, я сознаюсь вамъ въ этомъ, возбудили во мнѣ горячее желаніе увидѣть васъ.... И я увидѣлъ, понялъ.... Это было прошлою зимой въ Москвѣ, если угодно вамъ будетъ вспомнить.... Я унесъ изъ этого перваго знакомства съ вами впечатлѣніе, о которомъ не стану вамъ говорить, поспѣшилъ прибавить флигель-адъютантъ, и голосъ его весьма эффектно задрожалъ произнося эти слова,-- но при которомъ уже трудно было мнѣ отвѣчать отказомъ на любезное приглашеніе княгини, матушки вашей, пріѣхать сюда ко дню вашего рожденія....
   Онъ передохнулъ тяжело, какъ бы подавленный избыткомъ нѣжныхъ чувствованій, и повелъ все такимъ же робкимъ взглядомъ на безмолвно-внимавшую ему княжну. Она сидѣла сложивъ руки, и глядѣла на него своими лазуревыми глазами съ невольнымъ, какъ могъ онъ замѣтить, любопытствомъ.
   -- Никакихъ предвзятыхъ намѣреній, никакихъ разчетовъ, заговорилъ онъ опять,-- не везъ я съ собою сюда, княжна. Я ѣхалъ съ мыслью.... Я претендовалъ никакъ не болѣе какъ на то чѣмъ вы дарите каждаго изъ окружающихъ васъ.... малѣйшаго изъ тѣхъ, напримѣръ, кто вчера участвовалъ съ вами въ представленіи Гамлета.... Никакого дальнѣйшаго притязанія у меня не было въ мысли, точно также какъ въ убѣжденіи моемъ не было за мною ни какихъ исключительныхъ правъ на ваше вниманіе.... Къ несчастію моему,-- голосъ его звучалъ теперь чуть уже не отчаяніемъ,-- я долженъ былъ убѣдиться что съ первой же минуты моего появленія въ Сицкомъ вы составили себѣ самое невыгодное..... самое оскорбительное для меня, смѣю сказать, понятіе обо мнѣ... Я вамъ представился, неправда ли, княжна,-- онъ какъ бы сквозь слезы улыбнулся,-- чѣмъ-то въ родѣ того невѣдомаго и ненавистнаго жениха котораго жестокій братъ навязываетъ Лучіи ди Ламмермуръ -- когда ея сердце занято совершенно другимъ человѣкомъ, вставилъ совершенно невиннымъ тономъ Анисьевъ,-- и который такъ слѣпо и самодовольно улыбается на сценѣ въ своемъ бѣломъ атласѣ и кружевахъ?...
   Она хотѣла отвѣтить какимъ-нибудь учтивымъ возраженіемъ -- и не нашла: она именно видѣла въ немъ до сей минуты этого щеголя-жениха Лучіи "невѣдомаго и навязываемаго" ей.....
   Онъ горячо заговорилъ опять, сопровождая слова свои движеніями рукъ соотвѣтственнаго, благороднаго характера:
   -- Я это понялъ, княжна, и уѣзжаю сегодня чтобы не оставить въ васъ и тѣни сомнѣнія насчетъ неосновательности того, что въ вашей мысли соединялось тяжелаго и непріятнаго съ моею личностью..... уѣзжаю чтобы вамъ опять было жить совершенно легко и свободно.... Я сейчасъ шелъ ко княгинѣ проститься, сказалъ онъ, помолчавъ и многозначительно отчеканивая каждое свое слово; -- позвольте просить васъ отвѣтить мнѣ совершенно откровенно: полагаете ли вы что, сообщивъ ей все то что я сейчасъ имѣлъ честь передать вамъ, я могу этимъ послужить тому полному душевному успокоенію вашему которое въ настоящую минуту составляетъ предметъ самаго горячаго моего желанія?
   Лина почувствовала себя тронутою этимъ "рыцарствомъ".
   -- "Послужите ли -- не знаю, отвѣчала она съ невеселою улыбкой,-- но скажите во всякомъ случаѣ, и примите мою искреннюю благодарность за доброе намѣреніе..... и за прямоту вашихъ словъ.... Но, графъ, промолвила она ласково,-- зачѣмъ же послѣ этого уѣзжать вамъ такъ скоро, если вамъ нуженъ отдыхъ и Сицкое кажется вамъ пригоднымъ для этого мѣстомъ?
   Блестящій Петербуржецъ глянулъ на нее страстнымъ взглядомъ и тотчасъ затѣмъ опустилъ глаза.
   -- Нѣтъ, княжна, проговорилъ онъ сдавленнымъ голосомъ,-- это было бы свыше силъ моихъ: уйти -- можно; видѣть и молчать нельзя!
   Лина заалѣла:
   -- На это я ничего сказать вамъ не могу, тихо промолвила она, и встала съ мѣста.
   Онъ поспѣшно всталъ тоже, и съ глубокимъ поклономъ и тѣмъ же какъ бы разбитымъ отъ сдержаннаго чувства голосомъ сказалъ:
   -- Мнѣ остается одно послѣднее слово, княжна: если приведетъ судьба встрѣтиться намъ опять, смѣю просить васъ видѣть во мнѣ человѣка для котораго ваше счастіе будетъ всегда дороже его собственнаго, и который ничего такъ не желаетъ какъ имѣть случай доказать это вамъ на дѣлѣ!...
   -- Вы уже многое доказали сегодня, чего я не въ правѣ забыть! сказала въ мгновенномъ порывѣ благодарности Лина.
   Онъ вздохнулъ уже теперь слышно, во всю грудь:
   -- Княжна, прошепталъ онъ,-- я уѣзжаю отсюда съ сокрушеннымъ сердцемъ, но уношу съ собою слова ваши какъ высшее утѣшеніе... и лучшую награду за все что я... Онъ не договорилъ, какъ бы уже безсильный побороть свое волненіе, низко наклонился еще разъ передъ нею, и быстрыми шагами вышелъ изъ гостиной по направленію лѣстницы... Онъ уходилъ довольный собою такъ какъ еще рѣдко случалось ему въ жизни...
   -- Неужели все это искренно? спрашивала себя въ свою очередь Лина,-- и тихо закачала головой...
  

XVII

   Сцена другаго рода шла въ это время въ будуарѣ княгини Аглаи Константиновны между ею и ея деверемъ.... Князь Ларіонъ начиналъ терять терпѣніе:
   -- Вотъ уже битыхъ полчаса, говорилъ онъ,-- какъ я вамъ объясняю что Hélène, что дочь ваша не безсловесное существо, не кукла, которую вы могли бы заставить садиться, пищать, ложиться или вѣнчаться съ такою же куклой, какъ дѣлаютъ это дѣти, по вашему произволу.
   Аглая сидѣла вся багровая и злая донельзя. Какъ ни рѣшительно намѣренъ былъ князь Ларіонъ, по обѣщанію своему Софьѣ Ивановнѣ, "постараться сумѣть" въ разговорѣ съ любезною невѣсткой говорить съ ней такъ чтобъ она "поняла" и послушала,-- но онъ былъ дѣйствительно не Зяблинъ: онъ не умѣлъ находить подходящихъ подъ ея пониманіе словъ, способныхъ произвести на нее впечатлѣніе и заставить ее уклониться отъ прямаго предмета ея хотѣнія, къ которому она, какъ рогатыя животныя, неслась неизмѣнно головой внизъ, не видя ничего по сторонамъ и топча подъ ногами съ безжалостною тупостью четвероногаго все что ни попадалось ей при этомъ на пути. Въ каждомъ его даже самомъ спокойномъ, самомъ миролюбивомъ словѣ она инстинктивно чуяла нерасположеніе его, его глубокое пренебреженіе къ ней, къ ея понятіямъ, къ ея "породѣ" -- и чувствовала себя глубоко оскорбленною имъ. Она его и боялась, и ненавидѣла въ одно и то же время во глубинѣ своей, какъ выражался онъ, "рабской" натуры, и цѣплялась тѣмъ упорнѣе за рѣшеніе свое выдать дочь за графа Анисьева что (какъ далъ это понять ей однажды "бригантъ") общественное положеніе этого предполагаемаго будущаго зятя ея должно было быть настолько же блестящимъ насколько и положеніе ея beau frère, и что это давало ей возможность не нуждаться въ немъ болѣе, уйти отъ его гнета, отъ того что, говоря о князѣ Ларіонѣ графинѣ Анисьевой въ Римѣ, она называла "l'insupportable tyrannie de son grand air"...
   -- Моя дочь упряма, отвѣчала она хныча на его слова,-- et volontaire comme l'était feu vôtre frère Michel, qui m'а rendu malheureuse pendant quinze ans de ma vie!...
   -- Ну, это еще неизвѣстно, кто былъ несчастнѣе, вы или мой братъ, такъ и вырвалось на это у князя Ларіона.
   -- Я, я, j'ai rendu Michel malheureux? возопила въ свою очередь Аглая, такъ и вспрыгнувъ на своихъ подушкахъ; -- докажите это, докажите!...
   -- Ничего я доказывать не стану, сказалъ онъ сдерживаясь,-- и готовъ даже признать что вы были несчастнѣйшею женщиной въ свѣтѣ и заслуживаете поэтому всякой жалости и слезъ, участія, если вамъ угодно... Но, признавъ это въ ваше удовольствіе, я осмѣлюсь спросить васъ далѣе: то именно что вы были несчастны сами не должно ли оно внушать вамъ самое горячее желаніе уберечь отъ такого же несчастія дочь вашу?
   Аглая не поняла, и захлопала глазами:
   -- Но о чемъ же я думаю какъ не о ея счастіи, Larion?
   -- По-вашему, счастіе для нея -- этотъ флигель-адъютантъ, а но ней -- это смерть и гибель; какъ не хотите вы это понять?
   -- Mais ce n'est qu'un caprice de sa part, Larion. Почему бы ей было не любить се charmant jeune homme qui а tout pour lui?
   -- "Tout", презрительно сказалъ онъ,-- кромѣ того что нужно чтобы заговорило сердце такого созданія какъ Hélène... Впрочемъ, дѣйствительно, вамъ этого не понять! проговорилъ онъ сквозь зубы, поспѣшно вставая съ мѣста и принимаясь шагать по комнатѣ, какъ дѣлалъ онъ это всегда когда одолѣвало его волненіе.
   -- И какъ она можетъ предпочитать ему ce petit monsieur de rien, du tout, продолжала не слушая Аглая,-- qui n'а aucune position pans le monde, и за котораго она теперь вздумала вдругъ выходить замужъ!... Развѣ можно позволить ей faire une mésalliance comme cela, Larion?
   Онъ быстро повернулъ на нее изъ противоположнаго конца комнаты съ какимъ-то внезапнымъ нервнымъ порывомъ:
   -- Ну да, ну да, отрывисто, черезъ силу пропускалъ онъ слово за словомъ на ходу,-- предпочитаетъ, любитъ, обожаетъ!.. И что же мы съ вами противъ этого сдѣлать можемъ!... Что про-тивъ э-то-то сдѣлать можно? съ какою-то злобой отчеканивалъ онъ.-- Никакого тутъ "mésalliance" нѣтъ, все это вздоръ и пустяки ваши,-- онъ и по рожденію своему, и по воспитанію развѣ только въ вашихъ понятіяхъ не пара Hélène. Онъ молодъ, не жилъ,-- вотъ единственное что можно развѣ сказать противъ него... Но будь онъ и не то что онъ есть, будь онъ негодяй, бездѣльникъ, отъявленный мерзавецъ, что же вы сдѣлаете, что сдѣлаете, повторялъ князь Ларіонъ неестественнымъ, крикливымъ голосомъ,-- когда она его любитъ... любитъ... понимаете ли вы, лю-битъ!
   -- Elle ne doit pas l'aimer, Larion! упершись какъ волъ въ стѣну, возглашала на это Аглая.
   -- "Ne doit pas"! повторилъ онъ ея интонаціей, совершенно выходя изъ себя;-- ну, подите, помѣшайте, упросите или заставьте ее не любить, не думать, не страдать по немъ!... Ну, какъ, какъ, хотѣлъ бы я посмотрѣть, взялись бы вы за это?... Я знаю, вы способны на многое... но что же изъ этого? Ну, вы ее убьете, въ гробъ положите, а все же она за вашего селадона-іезуита въ аксельбантахъ не выйдетъ, а умретъ, съ именемъ этого Гундурова на устахъ и въ сердцѣ... Господи, какъ бы вдругъ осиливъ себя, заговорилъ онъ другимъ, почти спокойнымъ и насмѣшливымъ тономъ,-- да неужели все это не дается понять собственному вашему разсудку?... Ну, вы бы хоть на себѣ когда-нибудь испытали, легко-ли сердце заставить отказаться отъ того что его влечетъ... Не велика сравнительно жертва, а попробуйте, напримѣръ, отказаться отъ удовольствія пить съ утра до вечера чай съ господиномъ Зяблинымъ вдвоемъ, какъ вы это дѣлаете каждый день!...
   Этого Аглая не ожидала, и не въ силахъ была вытерпѣть; слова деверя били ее по самому, чтобы не сказать единственному, чувствительному мѣсту ея толстокожаго существа: они задѣвали ея чувство къ "бриганту",-- а "бригантъ" не на шутку состоялъ уже теперь на положеніи кумира въ сердечномъ храмѣ нашей княгини. Князь Ларіонъ и не думалъ чтобы былъ такъ мѣтокъ нанесенный имъ ударъ... Она вся вдругъ облилась оцтомъ и желчью:
   Я не позволяю вамъ говорить со мною такъ, князь Ларіонъ! Michel умеръ, и никто не имѣетъ права говорить мнѣ des impertinences... Je suis veuve и я могу дѣлать что хочу, pour-vu qu'il n'y ait rien de scabreux... Я еще не старая женщина, и, если захочу, je puis me remarier à monsieur Ziabline et avoir d'autres enfants, и тогда дѣтямъ вашего брата достанется только половина моего состоянія. Но я этого не хочу, parceque je ne veux pas changer de nom... Monsieur Зяблинъ est un vrai ami, и это правда что онъ всегда пьетъ чай со мною, parce qu'il aime le чай comme moi, но между нами il n'y a pas du tout ce que vous croyez, и вы это нарочно говорите чтобъ обижать меня, потому что сами вы, я знаю, amoureux fou de vôtre nièce, и не хотите чтобъ она выходила замужъ...
   Она не успѣла договорить... и вдругъ вскрикнула и съ ужасомъ на лицѣ откинулась въ спинку своего дивана...
   Князь Ларіонъ стоялъ предъ нею, наклонившись до уровня ея глазъ, и, блѣдный какъ смерть, съ исковерканными отъ гнѣва чертами шипѣлъ сквозь стиснутые зубы обрывающимся, бѣшенымъ голосомъ:
   -- Какъ смѣете это вы говорить! Кто сказалъ вамъ?... Это не ваше... Кто вамъ сказалъ?...
   Она перепугана была такъ какъ никогда еще въ жизни:
   -- Au nom du ciel, Larion, забормотала она вся растерянная,-- не сердитесь!... Я ничего не хотѣла сказать вамъ... de désobligeant. Я только такъ, Larion...
   -- Кто вамъ сказалъ... Говорите! съ безумнымъ гнѣвомъ повторилъ онъ.
   -- Mon Dieu, Larion, за что вы такъ сердитесь!... Vous aimez beaucoup Lina, это всѣ знаютъ... и если я даже сказала что вы немножко... il n'у а pas de mal... потому что уже мущины не могутъ, ils font toujours du sentiment... Это Ольга мнѣ сказала, Larion, вдругъ такъ и выпустила она, сама не вѣдая какъ, подъ вліяніемъ неодолимаго страха который внушалъ онъ ей въ эту минуту.
   -- А! сказалъ онъ только выпрямляясь во весь ростъ,-- эта дѣвчонка!...
   Онъ нѣсколько минутъ затѣмъ, тяжело дыша и не спуская съ нея своихъ, полныхъ отвращенія и какой-то безконечной тоски, глазъ, оставался безмолвнымъ, какъ бы соображая что-то... Аглая подъ тяжестью этого взгляда не знала со своей стороны куда дѣвать глаза, и металась грузнымъ тѣломъ своимъ по мягкому дивану не находя себѣ на немъ мѣста.
   -- Послѣ того что вы сказали, молвилъ онъ наконецъ,-- мнѣ слѣдовало бы немедленно выѣхать изъ вашего дома и никогда болѣе въ жизни не видать васъ... Я этого не сдѣлаю, не могу сдѣлать, потому что я нуженъ Hélène, дочери брата моего, подчеркнулъ онъ:-- безъ меня вы ее дѣйствительно въ гробъ вгоните. А этого я вамъ не дозволю пока живъ!... Но оставаясь здѣсь вы понимаете что я не желаю встрѣчаться съ вашею... наушницей, съ этою презрѣнною дѣвчонкой... Вы попросите ее сегодня же выбраться отсюда,-- а не то я самъ ей скажу!...
   -- Mon Dieu, Larion, залопотала отчаяннымъ голосомъ Аглая,-- но какъ же это сдѣлать?... Vous savez что она сегодня вечеромъ должна играть на театрѣ... nôtre second spestacle... и у насъ гости...
   -- Чтобъ ея сегодня же здѣсь не было,-- дѣлайте какъ знаете, а не то я самъ объ этомъ постараюсь,-- хуже будетъ... А Hélène, разъ она этого не желаетъ, за вашего Анисьева не выйдетъ,-- знайте это разъ навсегда!
   Онъ выговорилъ это медленно, отчетливо, спокойно, тѣмъ рѣшительнымъ тономъ который какъ бы и не предполагаетъ возможности возраженія -- Аглаѣ и въ голову не пришло возражать,-- и не глядя на нее обернулся, и вышелъ изъ комнаты.
  

XVIII.

   Никогда еще такъ угрюмо не проходилъ завтракъ въ Сицкомъ какъ въ этотъ день. Отыгранный Гамлетъ словно унесъ съ собой и весь тотъ духъ оживленія и веселости которымъ дышало до сихъ поръ молодое общество нашихъ лицедѣевъ. Всѣ они какъ бы попріуныли, какъ бы поопустились. Слѣды вчерашней усталости читались на ихъ лицахъ, вмѣстѣ съ ощущеніемъ какой-то пустоты и того необъяснимаго, но неизбѣжнаго безпокойства которое овладѣваетъ каждымъ изъ постороннихъ лицъ въ домѣ гдѣ между хозяевами происходитъ что-то неладное, какъ бы ни скрыто оно было отъ чужихъ глазъ.... А этимъ чѣмъ-то неладнымъ такъ и пахло теперь въ Сицкомъ. Непонятный отъѣздъ Надежды Ѳедоровны, о конечной цѣли котораго стало тотчасъ же извѣстнымъ во всѣхъ углахъ дома, отсутствіе княгини за завтракомъ, тоскливое настроеніе княжны Лины и ея дяди, сквозившее сквозь ихъ обычную привѣтливость и спокойный видъ, пустыя наконецъ мѣста за столомъ (многія изъ пріѣзжихъ дамъ еще обрѣтались въ объятіяхъ сна, а московскіе жениремьеры, какъ оказывалось, уѣхали съ ранняго утра въ городъ, пировать къ Шнабельбергу, съ тѣмъ чтобы вернуться вечеромъ къ театру), все это вмѣстѣ взятое претворялось въ нѣчто тяжелое, гнетущее, впечатлѣніе чего каждый чувствовалъ на себѣ, и чего никто какъ бы не имѣлъ силы стряхнуть и сбросить съ, себя..... Разговоръ не клеился, начинаемыя рѣчи тутъ же обрывались и смолкали.... Одинъ, неизмѣнно все тотъ же, "фанатикъ", ничего никогда не видѣвшій и въ умѣ не державшій кромѣ "театрика" и участія своего въ немъ, жадно пожиралъ блюдо за блюдомъ, и мысленно улыбался чаемому успѣху своему въ роли Синичкина, да успѣвшій проспаться послѣ попойки Толя Карнауховъ усердно опохмѣлялся портвейномъ, тараторя въ интервалахъ съ полусоннымъ еще дипломатомъ, промаявшимся все утро со своимъ катарромъ желудка...
   Софья Ивановна Переверзина и Гундуровъ не сходили къ завтраку. Ашанинъ, явившійся къ нему ранѣе всѣхъ, въ надеждѣ поймать пріятеля и переговорить съ нимъ (онъ упрекалъ себя за то что какъ бы позабылъ со вчерашняго вечера о его сердечныхъ интересахъ), сидѣлъ теперь между Духонинымъ и Факирскимъ, внимательно наблюдая за всѣмъ что происходило кругомъ него. Онъ съ особымъ прилежаніемъ слѣдилъ за игрой физіономій княжны Лины и блестящаго флигель-адъютанта и, ничего не зная разумѣется о происшедшемъ у нихъ объясненіи, замѣчалъ не съ малымъ удивленіемъ что между ними какъ бы вдругъ перемѣнились отношенія: она глядѣла на Анисьева почти ласково каждый разъ когда онъ обращалъ къ ней рѣчь (ихъ отдѣляла тридцатилѣтняя московская княжна, занимавшая почетное мѣсто одесную хозяйки, представительницей которой была теперь Лина), сама нѣсколько разъ первая заговаривала съ нимъ.... "Что же это значитъ?" спрашивалъ себя Ашанинъ, съ невольною тревогой за Сергѣя, отсутствіе котораго здѣсь еще болѣе увеличивало его безпокойство.....
   Уже всѣ сидѣли за столомъ когда въ комнату влетѣла Ольга Акулина, громко извиняясь..... Капитанъ Ранцевъ, сидѣвшій какъ на иголкахъ въ ожиданіи ея, распустилъ все лицо свое въ широкую улыбку, повернувъ его къ ней будто подсолнечникъ къ дневному свѣтилу.... Ашанинъ поспѣшно опустилъ глаза въ тарелку.
   Проходя мимо князя Ларіона Ольга, по обыкновенію, почтительно присѣла предъ нимъ. Онъ отвѣтилъ ей такимъ холодно короткимъ поклономъ что у нея и у Ашанина одновременно захолонуло сердце... "Боже мой, неужели онъ какъ-нибудь узналъ!" пробѣжала у обоихъ та же мысль, и оба они мгновенно покраснѣли до ушей.
   Ранцевъ покраснѣлъ тоже отъ негодованія за даму своего сердца. Онъ повелъ злобнымъ взглядомъ по направленію князя, и перекинувъ его тотчасъ на барышню:
   -- Не прикажете ли, Ольга Елпидифоровна? промолвилъ онъ своимъ густымъ басомъ, двинувъ порожній подлѣ него стулъ.
   Предложеніе оказалось неудачнымъ: точно, показалось ей, хотѣлъ онъ заявить о своемъ покровительствѣ ей послѣ этого обиднаго отвѣта князя Ларіона на ея учтивость, и ей пуще отъ того стало обидно.
   -- Не каждый день праздникъ! проговорила она высокомѣрно скользнувъ по немъ сердитымъ взглядомъ, и пройдя мимо опустилась на свободный стулъ по другой сторонѣ графа Анисьева.
   -- Можно? спросила она его, сопровождая вопросъ соотвѣтствующимъ "глазенапомъ".
   -- Помилуйте!.. вскинулся онъ, учтиво кланяясь и улыбаясь.
   Бѣдный капитанъ такъ и захолодѣлъ отъ тоски и ревности....
   -- А гдѣ же maman, Лина? громкимъ голосомъ произнесла барышня обращаясь къ княжнѣ (у нея скребли кошки на душѣ, и тѣмъ болѣе старалась она скрыть это подъ своимъ самоувѣреннымъ тономъ).
   -- У нея голова болитъ, она не сойдетъ.
   -- Я такъ заспалась сегодня, послѣ бала, не успѣла зайти къ ней предъ завтракомъ.... А вы рѣшительно таки ѣдете сегодня, или перемѣнили? полушепотомъ спросила своего сосѣда Ольга, развертывая салфетку.
   -- Ѣду, въ два часа, сказалъ флигель-адъютантъ.
   -- Какъ вамъ писать, еслибъ это потребовалось? еще тише пропустила она.
   -- Потомъ! чуть слышно и торопливо отвѣтилъ онъ, приглашая ее взглядомъ къ молчанію.
   Она замолчала, прищурившись оглянула столъ кругомъ, и обратясь къ сидѣвшему по другой ея сторонѣ Шигареву:
   -- Что это насъ такъ мало сегодня? Куда вся вчерашняя компанія дѣвалась?
   -- Кто у Сопикова, а кто у Храповицкаго, а кто въ Отъѣзжій полкъ, въ Удиральскую роту записался, отвѣчалъ шутъ.
   -- Ахъ, какъ это старо! уронила свысока барышня поморщившись,-- вы бы что-нибудь новое выдумали!
   -- Нельзя, отвѣтилъ онъ, вытягивая неестественно-длинное лицо,-- постъ насталъ, послѣ кутежа -- кутья.
   Она засмѣялась:
   -- Вотъ это правда; такія у всѣхъ лица сегодня будто за поминальнымъ обѣдомъ.... Надѣюсь что не такія они будутъ сегодня вечеромъ, на нашемъ торжествѣ съ вами, а?... Иванъ Ильичъ, крикнула она черезъ столъ Вальковскому,-- будетъ у насъ утромъ репетиція?
   -- Непреложно сварганимъ! отпустилъ въ отвѣтъ тотъ, отваливая себѣ полную тарелку грибовъ.
   У самаго уха барышни зашепталъ въ эту минуту таинственно докладывавшій голосъ:
   -- Ихъ сіятельство княгиня Аглая Константиновна приказали просить васъ, какъ изволите откушать, немедленно пожаловать къ нимъ.
   Ольга невольно вздрогнула и отъ неожиданности, и отъ новой тревоги; та же мысль что о ея свиданіи съ Ашанинымъ могло быть кѣмъ-нибудь доведено до хозяевъ дома ходуномъ заходила теперь въ ея головѣ.... Но она никому не дала замѣтить своего смущенія, улыбнулась, сказала черезъ плечо слугѣ: "хорошо, сейчасъ буду",-- и повернувъ голову къ флигель адъютанту сказала ему шутливо:
   -- Княгиня рѣшительно безъ меня жить не можетъ,-- сейчасъ прислала просить къ себѣ.
   -- Ахъ, въ такомъ случаѣ, живо сказалъ тотъ,-- позвольте мнѣ просить васъ узнать отъ княгини когда дозволитъ она придти къ ней проститься.
   -- Непремѣнно, графъ, и приду съ отвѣтомъ.... Лина, pardon, я ухожу къ вашей maman, сказала она, подымаясь тутъ же.
   Ашанинъ, едва кончился завтракъ, побѣжалъ на верхъ къ Софьѣ Ивановнѣ.
  

XIX.

   -- Милочка моя, княгинюшка, прелесть моя, вбѣгая въ будуаръ княгини, щебетала Ольга Елпидифоровна обычные ей ласкательные эпитеты по адресу своей покровительницы, стараясь придать голосу своему и наружности выраженіе полной беззаботности и веселости,-- вы за мной посылали! Какъ вамъ не стыдно! Неужели вы думаете что я бы сама... Но я ужасно заспалась сегодня, не успѣла еще... Княгинюшка моя, голубушка!...
   И она съ разбѣга кинулась обнимать и лобызать ее.
   Цѣлованья эти приходились повидимому по вкусу Аглаѣ Константиновнѣ: она только подставляла подъ свѣжія губы барышни то одну щеку, то другую, прищуривая при этомъ одинъ за другимъ круглые глаза свои и отвѣчая на каждый получаемый ею звонкій поцѣлуй не менѣе звонкимъ вздохомъ.
   -- Голубушка моя, княгинюшка, вскликнула Ольга,-- вы рѣшительно нездоровы! У васъ голова болитъ,-- да?... Вы такъ вздыхаете... Что съ вами?...
   -- Ты меня спроси какъ я еще на ногахъ держусь послѣ всего что я вынесла! забывая даже сказать это по-французски,-- такъ глубоко сидѣло въ ней огорченіе,-- отвѣтила на это княгиня.
   -- Боже мой, что же такое случилось?
   -- Lina et mon cher beau-frère ont décidé de me faire mourir de chagrin!... И Аглая разразилась слезами....
   Послѣдовало объясненіе,-- объясненіе подробное, безтолковое, нестерпимое, со вставкой въ него всякихъ аховъ, возгласовъ и постороннихъ подробностей, въ которомъ на одномъ и томъ же планѣ стояли, какъ величины равномѣрныя, и "désobéissance" Лины, которую "эта madame Pereverzine et son neveu qui est un sans-culotte " совсѣмъ съ ума свели, и огромный счетъ въ douze mille francs за вчерашній день, и воспоминанія объ "infidélités" князя Михайлы, и "trois cent mille de dettes" (то-есть, trois cent mille roubles)", приписываемые "au jeune comte par cette princesse Dodo qui est si méchante", и "cette folle de Надежда Ѳедоровна", влюбившаяся на старости лѣтъ въ Гундурова, и на мѣсто которой Аглая теперь не знаетъ кого взять, и наконецъ "Larion", который наговорилъ ей такихъ "impertinences" за то что она любитъ "prendre le thé avec monsieur Зяблинъ" какихъ она въ жизнь свою никогда еще не слыхала, и даже "il у avait un moment" когда она "совсѣмъ думала что онъ прибьетъ ее" --
   Ольга слушала? старательно изображая на лицѣ своемъ вниманіе самаго сочувственнаго свойства, и говоря себѣ мысленно въ то же время что на мѣстѣ князя Ларіона она дѣйствительно "поколотила бы эту несносную дуру", отъ разказовъ и жалобъ которой у нея начинало уже нестерпимо ныть подъ ложечкой.... Но во всемъ этомъ было то хорошо что о ней и объ Ашанинѣ не было рѣчи, что опасенія ея такимъ образомъ оказывались неосновательными....
   Какъ же выразить изумленіе и ужасъ нашей барышни, когда въ заключеніе слезнаго повѣствованія Аглаи Константиновны о ея горестяхъ услыхала она слѣдующія слова:
   -- И онъ (то-есть князь Ларіонъ) прямо, en toutes lettres, объявилъ мнѣ уходя что онъ не хочетъ чтобы Лина épouse le jeune comte, что онъ этого мнѣ не позволитъ -- понимаешь ты это? не позволитъ à moi, sa mère, qui l'ai mise au monde!... и также то что ты должна уѣхать отсюда.
   Ольга въ первую минуту не повѣрила ушамъ своимъ:
   -- Что вы сказали? Я.... уѣхать?...
   -- Да, сегодня же, il l'éxige, ma chère! повторила утирая глаза княгиня.
   "Все знаютъ!" громовымъ ударомъ отозвалось у барышни въ самой глубинѣ ея существа
   Но она не склонила головы подъ этимъ ударомъ, она надменно подняла ее напротивъ, и глядя на хозяйку во всѣ глаза:
   -- За что же наносится мнѣ это оскорбленіе? твердо проговорила она,-- чѣмъ я провинилась, можно узнать?
   -- Это онъ за то возненавидѣлъ тебя, ma chère, захныкала та ей въ отвѣтъ,-- что ты говоришь про него что онъ amoureux fou de sa nièce......
   Ольга такъ и вскочила, всплескивая руками:
   -- Но кому же, кому же я когда-нибудь это говорила?... Вѣдь никому на свѣтѣ кромѣ васъ одной.... изъ моей преданности къ вамъ.... Кто же могъ сказать это ему?
   Аглая захлопала глазами, какъ бы удивляясь такому вопросу:
   -- Я, Ольга, c'est moi qui le lui ai dit; онъ требовалъ непремѣнно чтобъ я сказала ему кто мнѣ сказалъ про это, я и сказала....
   -- Вы! вы рѣшились!... Такъ вы забыли что я умоляла васъ не говорить.... что это можетъ повредить мнѣ, отцу моему и вы клялись, божились на образа что никто не узнаетъ.... И вы теперь....
   -- Mon Dieu, Olga, comme tu es drôle, перебила ее недовольнымъ тономъ Аглая Константиновна,-- конечно je t'ai juré что я ему не скажу, но я тебѣ говорю что онъ былъ такой злой что я думала un moment qu'il allait me battre; я ему и сказала.
   Ольгѣ стало вдругъ такъ гадко что потокъ упрековъ готовый сорваться съ ея языка мгновенно стихъ и замеръ на ея устахъ. Она пристально и враждебно взглянула еще разъ на эту тупую и безсердечную женщину, и засмѣялась язвительнымъ, недобрымъ смѣхомъ:
   -- Я, конечно, не останусь ни часу долѣе въ вашемъ домѣ, княгиня, но вы знаете что я должна была играть вечеромъ на театрѣ, что изъ-за этого у васъ до сихъ поръ здѣсь гости, публика. Какъ же вы велите мнѣ отвѣчать -- вѣдь всѣ спрашивать станутъ,-- почему этого спектакля не будетъ, и отчего я уѣзжаю? Можетъ-быть, такъ и говорить всѣмъ прикажете что князь Ларіонъ Васильевичъ выгоняетъ меня отсюда потому что онъ влюбленъ въ свою племянницу, и употребляетъ всѣ средства чтобъ она не выходила замужъ, что я это замѣтила и предварила васъ объ этомъ изъ дружбы, а вы поспѣшили выдать меня ему, испугавшись что онъ васъ прибьетъ за то что вы любите пить чай съ господиномъ Зяблинымъ? Вѣдь изъ того что вы мнѣ сказали такъ, кажется, выходитъ?...
   Не одинъ "калабрскій бригантъ" умѣлъ, какъ видно, говорить съ нашею княгиней: слова барышни доняли ее, что называется, до живья. Ей сразу представилось что изо всего этого можетъ выйти "une histoire affreuse", сплетня, говоръ, скандалъ, который можетъ дойти "jusqu'à Pétersbourg", что князь Ларіонъ, "qui n'est plus en faveur, mais qui а toujours une grande position dans le monde", захочетъ тогда оправдаться и отомстить ей, и можетъ въ такомъ случаѣ написать "une lettre confidentielle à Sa Majestй l'Empereur" про отношенія ея къ Зяблину,-- словомъ ужасы неописанные!......
   Она отчаянно замахала обѣими руками:
   -- Что ты, что ты, Ольга, mais tu es tout-à-fait folle!.. Ты, ты хочешь всѣмъ разсказывать! Развѣ ты не знаешь что dévoiler des secrets de famille -- c'est un crime, Olga!
   Злое чувство засверкало въ глазахъ барышни: ей любо было потѣшиться этимъ испугомъ который внушала она своей "предательницѣ"
   -- Это ваши тайны, а не мои, хихикнула она,-- мнѣ-то изъ-за чего ихъ хранить? Меня выгоняютъ отсюда; какъ же мнѣ отвѣчать когда спросятъ меня за что? Солгать что ли на себя самую, поклепъ какой-нибудь взвести, сказать что я въ вашемъ домѣ неприличное что-нибудь сдѣлала, не это ли еще прикажете? дерзко промолвила она, совершенно успокоенная теперь насчетъ собственной тайны, и почерпая въ этомъ необыкновенную смѣлость:-- ужь не пожертвовать ли вамъ, въ благодарность за поступокъ вашъ со мною, моею репутаціей de jeune personne comme il faut?
   Аглая захныкала въ десятый разъ съ утра:
   -- Mais, mon Dieu, Olga, ты очень хорошо знаешь что это не я, а Larion, что я тебя, au contraire, всегда любила, потому что ты une fille d'esprit et aimable..... И я ему говорила что ты сегодня должна играть et qu'on ne peut pas te renvoyer aujourd'hui, но онъ ничего слышать не хочетъ!
   -- Очень вамъ благодарна за такое предательство, отвѣтила тѣмъ же язвительнымъ тономъ барышня,-- и очень жалѣю что оно ни къ чему не повело; вы видите поэтому что мнѣ ничего не остается какъ разсказывать все какъ есть.
   -- Mais c'est impossible, Olga, tout-à-fait impossible! вскрикнула Аглая Константиновна;-- что будутъ говорить про меня..... и про всѣхъ.... et puis Larion мнѣ бы этого никогда не простилъ..... Послушай, Ольга, вдругъ осѣнилась она блестящею мыслью,-- я знаю что ты une pauvre fille, и что когда ты не будешь жить у меня ты много потеряешь..... pour la toilette et le reste что я тебѣ давала. Но я тебя не оставлю я готова даже сейчасъ j'irai jusqu'à mille roubles ma chère! съ внезапнымъ азартомъ выговорила Аглая,-- только найти средство d'éviter le scandale?...
   -- Деньги! вскрикнула Ольга, вся задрожавъ отъ негодованія,-- вы предлагаете мнѣ деньги, "mille roubles!..." Да скажите пожалуйста, княгиня, за кого же вы меня почитаете?... Я могла принимать отъ васъ все, когда я была у васъ въ домѣ своя, un enfant de la maison,-- я себя по крайнѣй мѣрѣ почитала такою. А вы меня предали и гоните теперь вонъ какъ собаченку какую-нибудь, и чтобъ я не говорила за что -- вы мнѣ сулите деньги..... Знаете, княгиня, это мнѣ просто смѣшно,-- и она дѣйствительно захохотала нервнымъ, пронзительнымъ смѣхомъ,-- у меня черезъ мѣсяцъ у самой будетъ сорокъ тысячъ дохода, такъ вотъ мнѣ что ваши "mille roubles"! Можете ихъ отдать кому угодно.... хоть тому самому съ кѣмъ вы пьете чай съ утра до вечера; ему, можетъ-быть, они нужны, а мнѣ не надо!...
   Аглая Константиновна была до того поражена этою нежданною выходкой что ничего даже сообразить не могла. Это было нѣчто совершенно невѣроятное для нея и по смыслу рѣчей, и по дерзости ихъ. "La fille de l'исправникъ!" неслышно бормоталъ только языкъ ея...
   А у нея, у этой "fille de l'исправникъ" были козыри въ рукѣ,-- и она это понимала. Изгнаніе ея изъ Сицкаго рѣшало ея судьбу... Она могла колебаться, откладывать до этой минуты; теперь же все было кончено и рѣшено въ ея живой и сообразительной головѣ, планъ начертанъ, исполненіе въ ея волѣ... Она заговорила коротко, рѣзко, чуть не повелительно:
   -- Вы, княгиня Шастунова, насплетничали на бѣдную дѣвушку, и теперь боитесь чтобъ она вамъ не надѣлала скандала... "mille roubles" готовы дать чтобъ его не было... Извольте, скандала не будетъ... и рубли ваши въ карманѣ у васъ останутся, презрительно примолвила Ольга.-- И не для васъ я это дѣлаю, прямо говорю, а для отца моего, на службѣ котораго это могло бы отозваться... Да и то!-- И она высокомѣрно качнула головой.-- Однимъ словомъ скандала не будетъ, потому что я не хочу. Но для этого вы должны сдѣлать то что я вамъ скажу.
   Аглая Константиновна продолжала глядѣть на нее непомѣрно расширивъ зрачки, и рѣшительно не чувствуя себя въ состояніи понять какъ эта "дѣвчонка", состоявшая у нея на побѣгушкахъ, "une autre Надежда Ѳедоровна comme position",-- какими чудесами преобразилась она вдругъ въ эту дерзкую, рѣшительную, "командующую ей" особу!.. И эти "сорокъ тысячъ дохода" о которыхъ она говоритъ... откуда это, что?.. "Во снѣ это или на яву я слышу?" проносилось въ головѣ Аглаи.
   А въ то же время она чувствовала себя въ полной власти этой особы... Ей бы слѣдовало окрыситься, протестовать противъ этой "insolence", смутно сказывалось въ ея сознаніи, слѣдовало "remettre cette donzelle à sa place..." А она, безпомощно ворочая зрачками и не отводя ихъ отъ барышни, могла только выговорить робко и покорно:
   -- Что же я должна сдѣлать, Ольга?...
   -- Скажитесь больной не на шутку, лягьте въ постель, "закомандовала" тотчасъ та,-- прикажите даже чтобы послали за докторомъ въ городъ,-- онъ самъ въ постели второй мѣсяцъ и не будетъ,-- все равно, всѣ будутъ знать... Вы скажете что вамъ очень хочется видѣть нашъ спектакль, но такъ какъ вы не можете на немъ быть, то вы просите отложить его на нѣсколько дней... Съ гостями вашими женироваться вамъ очень не для чего: изъ важныхъ ужь никого нѣтъ, нѣкоторые мущины только... вашъ молодой графъ уѣзжаетъ сегодня утромъ, я знаю... Я съ своей стороны скажу что охрипла, и что мнѣ нужно съ отцомъ въ городъ дня на два. А въ это время и остальные отсюда разъѣдутся... да и мнѣ самой будетъ уже не до спектакля, многозначительно протянула Ольга;-- такимъ образомъ никто ничего не будетъ знать, и мы разойдемся съ вами какъ порядочные люди.
   -- Mais, Olga, ma chère, жалобнымъ голосомъ пискнула вдругъ Аглая Константиновна,-- мнѣ очень скучно будетъ лежать въ постели, si je t'écoute!.!.
   -- Вы предпочитаете "скандалъ"? коротко отрѣзала на это барышня.
   Аглая испуганно заерзала на своемъ диванѣ.
   -- C'est vrai что я сегодня въ самомъ дѣлѣ совсѣмъ, совсѣмъ больна это всѣхъ этихъ сценъ, заговорила она какъ бы вспомнивъ вдругъ, и тутъ же взялась за платокъ -- утирать чаемыя слезы,-- le repos me fera du bien... Mais, Olga, ma chère, я не могу никого не принимать, мнѣ нужно... Le jeune comte, par exemple, долженъ быть ко мнѣ проститься.
   -- Да сказала Ольга,-- онъ меня даже просилъ сказать вамъ, и ждетъ когда я приду съ отвѣтомъ... Этому я сама скажу что нужно... А если monsieur Зяблинъ будетъ приходить къ вамъ чай пить,-- она взглянула на княгиню и свысока улыбнулась,-- такъ это тѣмъ лучше: онъ выходя отсюда будетъ такъ усердно испускать вздохи что напугаетъ каждаго насчетъ вашего здоровья.
   Аглая опустила глаза не то стыдливо, не то самодовольно. Страхъ "скандала" нисколько не мѣшалъ тому сюсюкающему чувству нѣжнаго томленія которое неукоснительно испытывала сорокалѣтняя барыня при одной мысли о страсти къ ней "бриганта"...
   -- А теперь прощайте, княгиня, молвила вставая Ольга,-- примите мою благодарность за всѣ ваши ко мнѣ милости, прошедшія и настоящія, подчеркнула она съ короткимъ, ироническимъ смѣхомъ.-- Лину поцѣлуйте, если я ее не увижу... ей теперь не до меня, я знаю!... А князю Ларіону Васильевичу посовѣтуйте поостыть немножко,-- въ его годы юношескій жаръ никуда не годится...
   -- Olga, ma chère, воскликнула на эти слова какъ бы внезапно проснувшись Аглая Константиновна,-- il doit t'être arrivé quelque chose de très heureux что ты вдругъ стала говорить теперь avec tant d'assurance?
   -- Можетъ-быть.... Не увидите, такъ услышите! громко засмѣялась на это барышня, поклонилась и вышла.
  

XX.

   Въ первой гостиной застала она графа Анисьева; онъ опустивъ голову и крутя усы въ раздумьи ходилъ, въ ожиданіи ея, по комнатѣ.
   -- Княгиня одна, можете идти къ ней, графъ, сказала Ольга съ порога.
   -- Какой сеансъ у васъ былъ продолжительный! молвилъ онъ, подходя и улыбаясь.
   -- Да, отвѣтила она, улыбаясь тоже,-- продолжительный... и рѣшительный, для меня по крайней мѣрѣ.
   -- А что?
   -- Я уѣзжаю отсюда.
   -- Уѣзжаете!...
   -- Съ тѣмъ чтобы никогда сюда не возвращаться.
   На лицѣ флигель-адъютанта изобразилось изумленіе и какое-то безпокойство.
   -- Что же это... ссора? проговорилъ онъ уже шепотомъ.
   Ольга помолчала чуть-чуть, глянула ему въ лицо
   -- Я вамъ скажу, потому что это вамъ, я думаю, пригодиться можетъ, начала она озираясь затѣмъ;-- моего отъѣзда требуетъ этотъ противный старикашка князь, дядя Лины... Онъ, надо вамъ сказать, препламенный... онъ и за мною одно время ухаживалъ... Только главная его страсть -- княжна... вы можете вообразить, родная племянница!... И онъ теперь рветъ и мечетъ, и всякія средства употребляетъ чтобъ она ни за кого не вышла замужъ, ни за васъ, ни за этого Гундурова... Я это давно замѣтила, и когда княгиня начала мнѣ говорить о васъ -- еще далеко до вашего пріѣзда сюда -- я ее предварила объ этомъ, и что онъ навѣрное будетъ отсовѣтывать и возбуждать Лину противъ васъ. Все это, разумѣется, я говорила ей подъ величайшимъ секретомъ, и она клялась и божилась не выдавать меня... И вдругъ по своей непроходимой глупости и трусости,-- вы, я думаю, сами поняли что это за женщина!-- она возьми да и бухни все это прямо въ лицо князю, который сказалъ ей что-то насчетъ этого ея protégé, Зяблина, лукаво подчеркнула барышня,-- и тутъ же испугалась, и выдала меня руками и ногами... Онъ само собою разсвирѣпѣлъ... И вотъ я какъ Агарь,-- кажется ее Агарью звали, эту, которую прогнали, вы знаете, въ Священномъ Писаніи?-- удаляюсь теперь въ пустыню...-- И Ольга Елпидифоровна весело засмѣялась.-- Да, вотъ еще: Гундуровъ этотъ чрезъ свою тетку просилъ сегодня руки княжны, но ему самымъ рѣшительнымъ образомъ отказали... Впрочемъ старуха вамъ это, навѣрное, все сама подробно разкажетъ... А я передаю вамъ главное для того чтобъ вы на всякій случай взяли къ свѣдѣнію...
   -- Возьмемъ-съ, возьмемъ-съ... какъ бы про себя проговорилъ петербургскій воинъ, прослушавшій весь этотъ разказъ то сжимая, то разжимая брови, согласно съ тѣми соображеніями какія вызывалъ онъ въ его хитродумной мысли; -- а теперь... началъ было онъ, подымая на барышню вопросительный и какъ бы вдругъ просвѣтлѣвшій взглядъ...
   -- А теперь, подхватила она налету,-- вашъ адресъ въ Петербургѣ?
   -- Моховая, домъ Слатвинскаго...
   -- Вы позволите мнѣ, когда я буду въ Петербургѣ, прислать вамъ сказать что я пріѣхала?
   -- Помилуйте, я буду счастливъ... Но развѣ выдумаете?...
   Она взглянула еще разъ ему въ глаза своимъ долгимъ, возбудительнымъ взглядомъ:
   -- Я думаю поступить по вашему совѣту, медленно выговорила она.
   Онъ въ первую минуту не вспомнилъ...
   -- Вчера, въ мазуркѣ...
   -- Въ самомъ дѣлѣ!...-- Глаза его внезапно загорѣлись.-- Что же, это прелестно, Ольга Елпидифоровна, умно...
   -- "Прелестно" -- не знаю... "умно" -- вѣроятно... когда другаго пути нѣтъ, проронила она, подавляя вздохъ.-- Во всякомъ случаѣ, за совѣтъ спасибо! И она ему протянула руку.
   Онъ, какъ вчера, быстро и осторожно оглянулся, схватилъ обѣими своими эту полную, свѣжую, красивую руку, и приникъ къ ней выше кисти горячими и жадными губами...
   -- Совѣтникъ всегда къ вашимъ услугамъ, прошепталъ онъ,-- можетъ ли разчитывать онъ и впередъ на подобныя награды?
   -- Какъ знать чего не знаешь! смѣясь отвѣтила Ольга довольно вульгарною фразой, отъ которой изящнаго флигель-адъютанта чуть-чуть покоробило опять.-- А вотъ что, графъ, сказала она, отымая у него свою руку и кивая головой черезъ плечо на аппартаментъ княгини,-- эта умная женщина ужасно боится чтобъ я не разсказала всѣмъ этихъ ея "secrets de famille"; такъ мы положили такъ что она скажется больною, ляжетъ даже въ постель, сегодняшній спектакль будетъ отмѣненъ, и я подъ этимъ предлогомъ уѣду домой безъ всякихъ лишнихъ разговоровъ... Вы поняли?
   -- Совершенно! многозначительно улыбнулся на это смѣтливый Петербуржецъ:-- вернувшись отъ княгини я скажу всѣмъ что нахожу ее весьма серіозно занемогшею и что не дурно было бы послать за докторомъ...
   -- Ахъ, какой вы умный, право, прелесть! воскликнула барышня,-- я только-что объ этомъ именно хотѣла просить васъ сейчасъ... Ну, прощайте, графъ, мы съ вами вѣроятно здѣсь болѣ не увидимся,-- я ранѣе васъ отсюда уѣду.
   -- Но въ Петербургѣ? спросилъ онъ тихо, не отрываясь глазами отъ ея соблазнительнаго облика.
   -- Тамъ непремѣнно.
   -- Скоро?
   -- Осенью, къ открытію италіянской оперы, сказала она, какъ вещь порѣшенную.
   -- Надо бы вамъ пораньше... устроиться... Напишите когда соберетесь,-- мы постараемся соорудить вамъ un petit coin de paradis terrestre...
   Онъ наклонился было еще разъ къ ея рукѣ, но она быстро откинула ее отъ него за спину, присѣла передъ нимъ большимъ, офиціальнымъ, институтскимъ реверансомъ,-- и со словами: "хорошенькаго понемножку!" выбѣжала, не оглядываясь на него, изъ гостиной.
   Она спускалась съ лѣстницы, когда снизу раздался грубый голосъ "фанатика".
   -- Что это вы тамъ балуетесь пусто, ждать васъ только приходится всегда! На репетиціи ужь всѣ!...
   -- Репетиція тю-тю! засмѣялась на это Ольга, дрыгнувъ чрезъ ступеньку.
   -- Что-б?!.
   -- И спектакль -- фюить! свистнула она, прыгая чрезъ другую.
   Вальковскій однимъ прыжкомъ очутился на ступени рядомъ съ барышней.
   -- Вы меня морочить, аль что! Говорите толкомъ! забормоталъ онъ шипящимъ голосомъ.
   -- Безъ шутокъ, княгиня заболѣла, въ постели, сойти не можетъ, спектакль отмѣняется.
   -- До коихъ поръ?
   -- А когда выздоровѣетъ, должно-быть.
   -- Такъ она, можетъ, въ постелило и Богъ знаетъ сколько проваландаться вздумаетъ! рявкнулъ "фанатикъ".
   -- А этого ужь я не знаю, равнодушно проговорила Ольга Елпидифоровна, сходя въ сѣни.
   Онъ очутился опять рядомъ съ нею.
   -- Такъ вѣдь до того разъѣдутся всѣ... Безъ публики играть что ли будемъ!...
   Она только плечами пожала, и вышла на крыльцо.
   Онъ звѣрски глянулъ кругомъ себя, какъ бы ища предмета на которомъ могъ бы сорвать свою злость, и не найдя ничего, повидимому, швырнулъ на полъ фуражку которую держалъ въ рукѣ, и бѣшено, съ какимъ-то дикимъ, волчьимъ рычаніемъ принялся топтать ее ногами...
   -- Бабы -- куриный народъ! можно было только разслышать.
   -- Что тамъ такое? быстро обернулись на этотъ вой Духанинъ и Факирскій, стоявшіе на крыльцѣ, любуясь только что въѣхавшею во дворъ лихою, подобранною стать ко стати тройкой гнѣдыхъ въ золоченыхъ и звенящихъ бляхахъ по-ямщицки, запряженною въ щегольской съ иголочки небольшой тарантасъ, съ молодымъ русобородымъ кучеромъ въ грешневикѣ набекрень, убранномъ павлиньими перьями, и черной плисовой безрукавкѣ на красной шелковой рубахѣ навыпускъ...
   -- А это Левъ Гурычь Синичкинъ собственною особой панихиду себѣ поетъ, отвѣтила на вопросъ расхохотавшись Ольга, между тѣмъ какъ Вальковскій, ни на кого не глядя, проносился мимо нихъ съ лихорадочно блуждавшими глазами, направляясь къ театральному флигелю...
   Барышня передала двумъ пріятелямъ о болѣзни княгини, объ отмѣнѣ спектакля.
   -- Я очень рада этому, что меня касается, промолвила она:-- вообразите, выходя отъ княгини сейчасъ я попробовала сдѣлать руладу, и ни-ни, совсѣмъ голоса нѣтъ... Это Чижевскій вчера, послѣ мазурки, вздумалъ въ садъ всѣхъ повести, въ сырость,-- нетрудно простудиться... Хорошо бы я пѣла сегодня вечеромъ!... Я хочу воспользоваться этимъ и къ себѣ въ городъ съѣздить... Что, отецъ мой здѣсь?
   -- Нѣтъ, не видать, сказалъ Духонинъ;-- вѣдь онъ графа провожать поѣхалъ.
   -- И говорилъ мнѣ что вернется сегодня къ завтраку, сказалъ въ свою очередь Факирскій;-- задержали, видно...
   -- А это чьи лошади? спросила Ольга, прищурившись на гремѣвшую бубенцами своими и бляхами тройку на дворѣ:-- пріѣхалъ кто или уѣзжаетъ?
   -- Это Ранцева тройка, отвѣтилъ студентъ, продолжая любоваться;-- прелесть запряжка, не правда ли, Ольга Елпидифоровна?
   -- Капитана? протянула она,-- куда же это онъ?
   -- Къ себѣ, въ Рай-Никольское.
   -- Для чего такъ?
   -- Не знаю. Послѣ завтрака разомъ собрался, и велѣлъ запрягать.
   Барышня громко разсмѣялась опять.
   -- Это онъ съ досады на меня за то что я не хотѣла сѣсть подлѣ него за столомъ. Уморительный!... А онъ мнѣ именно теперь нуженъ, сказала она тутъ же серіознымъ тономъ.-- Семенъ Петровичъ, будьте такъ добры, сходите за нимъ, и скажите ему чтобъ онъ сейчасъ же приходилъ въ садъ; я буду ждать его тамъ у фонтана.
   -- А если онъ спроситъ для чего, засмѣялся Факирскій,-- какъ отвѣтить: для головомойки, или для поощренія?
   Ольга засмѣялась тоже:
   -- Скажите только что раскаиваться не будетъ!
  

XXI.

Какъ будто чуетъ жизнь двойную,
И ей обвѣяна она.
Фетъ.

   Хорошо было въ саду, подъ развѣсистымъ кленомъ, на той каменной скамьѣ у фонтана на которой, глубоко задумавшись, сидѣла теперь наша барышня въ ожиданіи капитана... Капризными, перебѣгающими узорами ложились кругомъ нея свѣтъ и тѣни на красный песокъ дорожекъ, на густую зелень нескошенныхъ травъ; полуденные лучи, будто играя и радуясь, разбивались радужными брызгами въ пыли высоко бившаго предъ нею водомета. По горячей лазури неба бѣжали веселыя бѣлыя облачка, съ опаловыми отливами краевъ... Природа ласкала, нѣжила, убаюкивала, словно звала она все живущее уйти въ безбрежную ширь божественной красы своей и покоя....
   Ольга сидѣла охваченная неожиданно этою таинственною, обаяющею силой... Мысль какъ бы замерла въ ней. Она знала что ей надо было думать о чемъ-то очень для нея рѣшительномъ и важномъ,-- и не могла... Нервы ея, крайне возбужденные чрезмѣрнымъ расходомъ энергіи только что потраченной ею, какъ бы распускались теперь въ ощущеніи какого-то страннаго самоотчужденія. Предъ нею бѣжали картины, воспоминанія едва пережитой ею дѣйствительности, и это была для нея теперь будто чья-то посторонняя дѣйствительность, чей-то давно прочтенный, не интересный для нея романъ. Сцена съ княгиней, минувшая ночь съ извѣданными ею впервые безумными ласками, погромъ надеждъ которыми долго жила она, новая, возникающая предъ нею будущность,-- все это сливалось во что-то, чего значеніе было какъ бы чуждо и не нужно ей, и проносилось мимо нея какъ случайная пѣна струи уносимой теченіемъ... И ново, и жутко, и сладко было для нея это внезапное ощущеніе безучастія, оцѣпенѣнія личной жизни, и будто цѣлая вѣчность, казалось ей, уже успѣла пройти между этимъ и тѣмъ чѣмъ-то мимо-бѣгущимъ и "ненужнымъ"...
   Заскрипѣвшіе по песку шаги пробудили ее на половину... Она медленно, неохотно повернула голову...
   Капитанъ Ранцевъ робко приближался къ ней, облеченный въ свѣтлыя лѣтнія ткани и голубой галстукъ, и въ фуражкѣ съ краснымъ военнымъ околышемъ надъ гладко причесанными висками.
   Все разомъ вернулось въ голову Ольги... "Вотъ она опять, жизнь!.." Она глубоко вздохнула и провела по лицу рукой.
   Но помириться съ такимъ пробужденіемъ она въ первую минуту была не въ силахъ. Неблагосклоненъ былъ взглядъ которымъ взглянула она на своего пламеннаго обожателя.
   -- Вы опять въ этой фуражкѣ! встрѣтила она его этими словами;-- сколько разъ говорила я вамъ что одно изъ двухъ, или военное, или штатское, а что при партикулярномъ платьѣ носить эту штуку на головѣ -- въ высшей степени mauvais genre!
   -- И не ношу никогда-съ, окромя въ вояжъ, если ѣхать куда-нибудь, конфузливо и печально отвѣтилъ на это онъ, стоя предъ нею съ опущенными глазами.
   -- А вы хотите ѣхать?... Да, я слышала..... И это изъ-за меня? насмѣшливымъ голосомъ спросила она помолчавъ.
   Онъ помолчалъ тоже, и проговорилъ затѣмъ какъ бы со внезапною рѣшимостью:
   -- Такъ что жь, Ольга Елпидифоровна, ужь лучше совсѣмъ не видѣть чѣмъ такія муки терпѣть!
   Она засмѣялась:
   -- Это потому что я сказала вамъ что не каждый день, праздникъ?
   -- Это-съ и прочее, одно къ одному.... Потому съ вами, Ольга Елпидифоровна, не знаешь никакъ когда милость когда гнѣвъ, и угодить вамъ чѣмъ можно.... То-есть, просто подойти какъ къ вамъ не знаешь, ей Богу.... А ужь что бы далъ, кажется, дрогнувшимъ голосомъ промолвилъ капитанъ,-- чтобъ успокоить васъ, чтобы не гнѣвались вы и не рѣзали понапрасну! Каждое слово ваше для меня безцѣнно, малѣйшій то-есть капризъ вашъ былъ бы счастливъ исполнить, лишь бы настоящее съ вашей стороны поощреніе....
   Ольга взглянула на него опять, и какъ будто въ первый разъ увидѣла глаза его, темные, глубокіе, съ мужественнымъ очеркомъ бровей и выраженіемъ почти дѣтскаго простодушія и доброты....
   -- Вы меня очень любите, Никаноръ Ильичъ? проговорила она съ медленною улыбкой.
   Онъ весь вспыхнулъ:
   -- Отвѣчать даже на это безполезно, вскрикнулъ онъ,-- потому сами, кажется, довольно должны это видѣть! Въ воду сейчасъ по первому вашему знаку кинусь, и за счастье почту!
   -- Это такъ и слѣдуетъ когда любишь, одобрила Ольга.-- А помните ли что я сказала вчера вамъ въ мазуркѣ?
   -- Это, то-есть, что я выучился ее въ Польшѣ танцовать? спросилъ онъ наивно...
   -- Нѣтъ, а что я испытываю васъ, хочу знать навѣрное, насколько я могу разчитывать на вашу любовь?
   -- Какъ не помнить! И онъ вздохнулъ всею грудью.
   Она еще разъ примолкла на минуту:
   -- Испытаніе кончено, выговорила она затѣмъ,-- я вамъ вѣрю. Берите!... И она протянула ему руку.
   Онъ схватилъ ее, недоумѣло, испуганно глянулъ ей въ яйцо...
   -- Берите, повторила она слабо усмѣхаясь,-- совсѣмъ!...
   Онъ вскрикнулъ, зашатался, схватился за розовый кустъ, у котораго стоялъ, накололъ себѣ имъ пальцы, и упалъ на екамью подлѣ Ольги, зарыдавъ рыданіемъ безмѣрнаго, невыносимаго счастія...
   -- Совсѣмъ? Это навѣрное, не перемѣните? могъ только произнести онъ, судорожно прижимая руку ея къ своимъ губамъ.
   Ольга была тронута... И вдругъ все лицо ея запылало нежданною краской: ей вспомнились огненные глаза Ашанина, его жгучіе поцѣлуи...
   -- А вы держите крѣпко!... надо мною воля нужна! почти безсознательно вырвалось у нея... Но она тотчасъ же вернулась къ иному:-- Слушайте, Никаноръ Ильичъ, поспѣшно заговорила она,-- я не люблю ничего откладывать: свадьбу... Ахъ, я и забыла, въ этомъ мѣсяцѣ ужь нельзя,-- Петровскій постъ...
   -- Двадцать девятаго числа кончается... Чрезъ три недѣли ровно можно... Онъ глядѣлъ на нее между тѣмъ и говорилъ себѣ мысленно: "Господи, дай только чтобъ это не былъ сонъ!..."
   -- Я согласна, сказала Ольга;-- и на свадьбѣ никого, никакого парада, и прямо изъ церкви къ вамъ въ Рай-Никольское. У васъ вѣдь тамъ хорошо, вы говорили?
   -- Хоть сейчасъ вамъ въѣхать! Потому я, какъ по вашему обѣщанію, все ожидалъ что вы пріѣдете ко мнѣ съ Елпидифоръ Павлычемъ на денекъ, на два, такъ у меня все заново отдѣлано; кабинетъ для васъ даже особый и фортепіянъ новый, прямо изъ Петербурга, даже никто еще пальцемъ не притрогивался...
   -- И садъ, не правда ли, большой, тѣнистый? спросила она со внезапнымъ возвратомъ задумчивости.
   -- На десяти десятинахъ, старѣющій, дубы въ два обхвата человѣческіе; еще съ прошлаго года выпланировалъ я его вновь и въ порядокъ привелъ, потому у покойнаго владѣльца въ полномъ запущеніи оставленъ былъ...
   -- И я буду уходить туда когда мнѣ вздумается, и мнѣ никто мѣшать не будетъ, промолвила какъ бы про себя Ольга;-- я вотъ тутъ сидѣла сейчасъ совсѣмъ одна... и такъ хорошо было, точно уносило куда-то... Со мною это бывало иной разъ когда я пою... точно собою перестаешь быть... Только это опять еще другое чувство...
   Капитанъ глядѣлъ на нее, безконечно любуясь ею, и откликаясь всею душой на произнесенныя ею слова. Онъ не подозрѣвалъ въ нихъ тайнаго смысла; онъ съ радостнымъ біеніемъ сердца говорилъ себѣ что она, она будетъ ходить по этому его старому саду въ Никольскомъ, куда, бывало, уязвленный или осмѣянный ею, уѣзжалъ онъ отъ нея и тоже "переставалъ быть собою", лежа въ травѣ по цѣлымъ часамъ, вздыхая, плача и мечтая о ней до одурѣнія...
   Но инымъ опять вѣтромъ тянуло уже въ подвижномъ воображеніи его возлюбленной:
   -- А на зиму въ Петербургъ? выговорила она коротко и рѣшительно.
   -- Въ Петербургъ? изумленно повторилъ онъ.
   -- Да, непремѣнно! Нечего намъ съ вами гнить въ провинціи, ничего не дѣлая. Вы еще молодой человѣкъ, имѣете состояніе... Я хочу чтобы вы служили, придворнымъ сдѣлались...
   -- Я придворнымъ! даже перепугался капитанъ;-- гдѣ же мнѣ, помилуйте!
   -- Ничего не "гдѣ же мнѣ"! передразнила она его,-- будете какъ всѣ. Только слушайтесь меня всегда, во всемъ; я дурнаго вамъ не посовѣтую. Вѣдь у насъ теперь все общее должно быть, одни интересы... Какъ это говоритъ пословица: мужъ, жена -- одна сатана! Она расхохоталась и какъ бы обняла его всего при этомъ мгновеннымъ взглядомъ, ласковымъ чуть не до нѣжности...
   -- Ольга Елпидифоровна... Ольга! вскрикнулъ онъ загораясь весь,-- мы теперь перво-наперво женихъ и невѣста, такъ ужъ позвольте!...
   Онъ потянулся къ ней.
   Она отклонила голову на сторону и уперлась рукой въ его губы:
   -- Послѣ, послѣ, современемъ!... А теперь слушайте! Я ни часу больше не хочу оставаться здѣсь. Княгиня заболѣла, вы слышали; спектакль отложенъ... да и врядъ ли когда будетъ. Дѣлать здѣсь нечего, надоѣло!... Я хочу сейчасъ домой. Отца нѣтъ,-- да если онъ и пріѣдетъ, я съ нимъ въ его скверномъ тарантасѣ не поѣду. А у васъ лошади готовы... Это у васъ новая тройка? Вы все на сѣрыхъ ѣздили прежде!...
   Онъ не успѣлъ отвѣтить. Она вскочила съ мѣста:
   -- Погодите меня здѣсь десять минутъ! Я сбѣгаю къ себѣ въ комнату взять свое главное необходимое,-- за остальнымъ всѣмъ пришлю потомъ,-- и вернусь сейчасъ. Вы повезете меня на своихъ гнѣдыхъ въ городъ... Сами мы господа теперь, не уступимъ всякимъ князьямъ здѣшнимъ! вскликнула она во мгновенномъ порывѣ,-- такъ что ли, mon capitaine?
   -- Ни единой царицѣ не уступить вамъ, красавица моя неописанная! отвѣтилъ онъ на это, пожирая ее страстными глазами.
   Она вскинулась и побѣжала:
   -- "Прощай, прощай, прощай, и помни обо мнѣ!" зазвенѣла она на ходу громкимъ смѣхомъ, передразнивая похоронный голосъ которымъ Ранцевъ произносилъ эти слова въ тѣ первые дни когда навязана ему была ею роль Тѣни въ Гамлетѣ...
   Она давно уже исчезла за дверями дома, а капитанъ все еще улыбался ей какою-то словно пьяною отъ блаженства улыбкой... Онъ всталъ со скамьи, поднялъ глаза къ небу, повелъ ими затѣмъ кругомъ себя, улыбнулся еще разъ, уже съ видомъ человѣка которому цѣлый міръ теперь обязанъ завидовать и поклоняться, и разставивъ свои длинныя пѣхотныя ноги въ формѣ буквы А, а руки стремительно опустивъ въ карманы брюкъ, внезапно запѣлъ фальшивымъ, но внушительнымъ басомъ:
  
   Спаливъ бригантину султана,
   Я въ морѣ врага утопилъ,
   И къ милой съ турецкою раной
   Какъ съ лучшимъ подаркомъ приплылъ.
  
   Это былъ куплетъ изъ "Молодаго Грека", не то чувствительнаго, не то бравурнаго романса, пользовавшагося большою популярностью въ средѣ тогдашней арміи, и принадлежавшаго, какъ видитъ читателѣ, къ тому спеціальному репертуару повальной музыки, который, сохраняясь и понынѣ, можетъ до преимуществу быть названъ офицерскимъ
  
  

XXII.

Quibuscumque viis...

   -- Ah, cher comte! заметалась вскрикивая Аглая Константиновна на своемъ диванѣ, завидѣвъ входящаго Анисьева,-- неужели вы въ самомъ дѣлѣ пришли проститься?...
   -- Непремѣнно, княгиня...
   Онъ сѣлъ, поглядѣлъ на нее съ учтивою улыбкой и примѣсью къ ней извѣстной доли печали во взглядѣ, и промолвилъ:
   -- Я слышалъ что вы себя нехорошо чувствуете (разговоръ само собою шелъ теперь сплошь по-французски, и мы будемъ стараться передать его въ наиболѣе близкомъ къ оригиналу переводѣ).-- Позвольте мнѣ выразитъ вамъ глубокое соболѣзнованіе мое по этому поводу.
   Она растерянно воззрилась на него, вспомнила что ей нужно было "expliquer" что-то ему, не нашла что именно, и вмѣсто "explication" откинулась въ свои подушки, и всхлипнула закрывая глаза себѣ платкомъ:
   -- Дорогой графъ (cher comte), я ужасно несчастна!
   Онъ холодно поглядѣлъ на нее, не проговорилъ, къ нѣкоторому ея удивленію, ни единаго слова въ утѣшеніе ея, и какъ бы, напротивъ, не желая дать ей распространяться на тему ея "несчастья", поспѣшилъ заговорить самъ:
   -- Я имѣлъ честь видѣть княжну, дочь вашу, и разговаривать съ нею, добавилъ онъ, напирая на это слово.
   Тонъ рѣчи, выраженіе его лица словно хлестнули нашу княгиню. Она перекинулась изъ глубины дивана къ столу раздѣлявшему ихъ, и глядя на него какъ будто намѣревалась вскочить ему въ самые глаза:
   -- О чемъ же былъ разговоръ этотъ, графъ? спросила она встревоженно.
   Онъ передалъ его подробно, отчетливо, кругло, въ однихъ почти и тѣхъ же выраженіяхъ, съ тѣни же благородными жестами и оттѣнками голоса.
   Аглая не смѣла прерывать его, но всю-ее дергало и подмывало въ теченіе его разказа. Она этого никакъ не ожидала.
   "Рыцарство" его, произведшее въ нѣкоторой мѣрѣ впечатлѣніе на дочь, прошло для маменьки незамѣченнымъ. Она во всемъ этомъ видѣла предъ собою одинъ голый, ужасающій ее фактъ -- отказъ его отъ руки Лины....
   -- Но, Боже мой, испуганно вздрогнула она когда онъ кончилъ,-- для чего же сказали вы ей все это, дорогой графъ! Развѣ вы, въ самомъ дѣлѣ, не хотите съ вашей стороны того о чемъ мы такъ дружно и горячо мечтали и хлопотали съ графиней, матушкой вашею, въ Римѣ?
   -- Не хочу? вскрикнулъ онъ въ отвѣту, самымъ эффектнымъ образомъ вскидывая при этомъ глаза къ потолку; -т-да я почелъ бы себя избраннымъ между избранными (élu entre les élus) если бы могъ надѣяться... Но для этого, къ несчастію, перебилъ онъ себя съ легкимъ оттѣнкомъ ироніи,-- недостаточно моего желанія... ни даже вашего, княгиня... Я счелъ нужнымъ сказать княжнѣ то что я сказалъ ей, потому что всякое иное мое слово внушило бы ей окончательно отвращеніе ко мнѣ, оскорбивъ ее въ чувствѣ которое другой, болѣе счастливый чѣмъ я, умѣлъ внушить ей... Уѣзжая отсюда съ растерзаннымъ сердцемъ (голосъ его послушно задрожалъ на этомъ мѣстѣ), я хотѣлъ по крайней мѣрѣ увезти съ собою уваженіе княжны, вашей дочери....
   Аглая захныкала:
   -- Я вижу, графъ, что вы все узнали....
   -- Я понялъ это съ первой минуты моего пріѣзда въ Сицкое, сказалъ онъ, приподнявъ плечи.
   -- Нѣтъ, я, признаюсь вамъ, я ничего не знала объ этомъ, и не повѣрила бы этому никогда, еслибы госпожа Переверзина,-- эта ужасная женщина! добавила Аглая, вздымая въ свою очередь глаза въ потолокъ,-- не имѣла дерзости явиться ко мнѣ сегодня просить руки Лины для этого своего племянника... И вы повѣрьте, графъ, все эхо она надѣлала!... Моя дочь, княжна Шастунова, не можетъ серіозно любить этого ничтожнаго господинчика (ce petit monsieur de rien), и желать сдѣлаться какою-нибудь Frau Professorin! Ее сбили съ толку дурные совѣты, и когда она придетъ въ себя, разсудитъ, ей: станетъ стыдно за свое увлеченіе и глупость (son entrainement et за bêtise): она пойметъ что ея мать (sa mère qui l'a mise au monde) не могла согласиться на ея вздоры... Я разумѣется отказала этой барынѣ наотрѣзъ. Линѣ это теперь можетъ-быть непріятно, но повѣрьте, она очень скоро образумится, оцѣнитъ меня, и васъ оцѣнитъ, милый графъ, я вамъ ручаюсь...
   Онъ глубоко вздохнулъ и недовѣрчиво закачалъ головой.
   -- Легко сказать, трудно ожидать на самомъ дѣлѣ! Княжна полюбила...
   -- Она разлюбитъ, дорогой графъ, клянусь вамъ! перебила его Аглая слезнымъ голосомъ, и умоляющимъ жестомъ про рщины разомъ сгладились съ чела князя Ларіона. Онъ всталъ, и протянулъ руку Гундурову.
   -- Я вамъ отъ души добра желаю, Сергѣй Михайловичъ, знайте это! искренно, почти горячо, проговорилъ онъ.
   Молодой человѣкъ былъ тронутъ, и съ безмолвнымъ поклономъ пожалъ поданную ему руку...
   Въ это время по всему дому раздался трескучій звонъ китайскаго гонга.
   -- Одѣваться! весело и насмѣшливо объяснилъ князь;-- я долженъ предварить васъ, Сергѣй Михайловичъ, что княгиня Аглая Константиновна бывала въ англійскихъ замкахъ, и ихъ обычаи перенесла теперь въ Сицкое: къ обѣду у нея являются не иначе какъ во фракѣ и бѣломъ галстукѣ. Звонъ этого гонга обозначаетъ: къ туалету; черезъ часъ позвонятъ на дворѣ -- къ обѣду. Соображайтесь?...
   Пріятели наши поклонились и вышли.
   Князь Ларіонъ прошелъ за ними нѣсколько шаговъ, медленно оборотился и, когда они изчезли въ сосѣдней комнатѣ, вернулся къ своему рабочему столу, сѣлъ противъ портрета племянницы и, подперевъ голову обѣими руками, погрузился въ глубокую, сладкую и мучительную,-- старческую думу...
  

XVI.

   -- Каково ядовитъ старикъ-то этотъ? заговорилъ Ашанинъ, какъ только сошли они съ лѣстницы на дворъ, по пути къ своимъ комнатамъ.
   Гундуровъ съ изумленіемъ поднялъ голову...
   -- Да что ты, лицемѣръ, или простофиля? даже разсердился его пріятель.-- Ты въ самомъ дѣлѣ не разобралъ къ чему онъ велъ рѣчь?
   -- Къ чему? разсѣянно повторилъ нашъ герой:-- онъ совѣтовалъ мнѣ ѣхать по всей Россіи...
   -- Боже мой, какъ безтолковъ этотъ ученый народъ! воскликнулъ Ашанинъ,-- да вѣдь это-жъ онъ тебѣ въ ротъ положилъ! Весь этотъ разговоръ о его участіи къ тебѣ, о старыхъ связяхъ, о Славянофилахъ, о твоей карьерѣ, и чего онъ онъ тутъ не наплелъ?-- неужто-жь онъ даромъ сталъ бы кидать свои слова?... Вѣдь все-же это подведено было къ тому, чтобы какъ можно любезнѣе предварить тебя заранѣе, что княжну не выдадутъ за "23-хъ лѣтняго человѣка," который "не создалъ себѣ еще никакого положенія" -- и чтобъ ты, значитъ, отложивъ всякое о семъ попеченіе, отправился "немедля" путешествовать по Киргизскимъ степямъ!... Или ты пропустилъ мимо ушей его слова?...
   Гнѣвомъ, стыдомъ и страданіемъ, исказилось все лице Гундурова.
   -- Къ чему ты мнѣ это говоришь? обернулся онъ на пріятеля съ поблѣднѣвшими губами.
   -- Какъ, къ чему, Сережа?...
   -- Да, къ чему? Вѣдь ты знаешь... что я никакихъ намѣреній.... княженъ сватать не... имѣю, едва находилъ онъ силу выговаривать.
   -- Я знаю, Сережа, но...
   -- Ты... ты привезъ меня сюда играть... играть, а не... Ты... или этотъ князь... вы... Что вы хотите отъ меня на конецъ! почти взвизгнулъ Гундуровъ.
   -- Да ничего же отъ тебя не хотятъ... Сумасшедшій!
   -- А не хотите, такъ оставьте вы меня всѣ въ покоѣ!...
   И, махнувъ отчаянно рукою, онъ побѣжалъ ко флигелю, на крыльцѣ котораго давно его ждалъ Ѳедосей.
   Чернокудрый пріятель его остановился посреди двора, не зная итти-ли за нимъ, или дать простыть его первому пылу.
   -- Однако, говорилъ онъ себѣ мысленно,-- какъ онъ врѣзался, бѣдняга!... И это съ двухъ... чего,-- съ одного разу? Вотъ эти дѣвственные, загорятся сразу, какъ копна горятъ!... И отвести его теперь поздно... Станетъ онъ теперь мучиться, безумствовать,-- и я вѣдь знаю его, онъ на все способенъ; я помню какъ въ пансіонѣ онъ изъ втораго этажа выскочить хотѣлъ когда его вздумалъ высѣчь инспекторъ... Весь вопросъ теперь въ томъ что она, раздѣляетъ-ли?... Сегодня она меня что-то очень подробно распрашивала о немъ... Съ другой стороны эта нотація князя... Такъ или инако, Жаръ-птицу по моему добыть легче!.. Эхъ, Сережа мой бѣдный, надо-же... И это они называютъ жизнью? Нѣтъ! И въ подвижномъ воображеніи Ашанина закопошились тутъ-же обычныя представленія,-- нѣтъ; вотъ эту быстроглазую Акулину, напримѣръ, "къ груди прижать во тьмѣ ночной", дѣло будетъ другое!... А все-же такъ этого оставить нельзя! Разъ Сережа избѣгаетъ даже говорить со мной, надо предварить его тетушку.
   И Ашанинъ вернулся въ домъ,-- отыскивать г-жу Переверзину.

-------

   Въ это же время, въ одной изъ садовыхъ бесѣдокъ, куда, но выходѣ изъ театральной залы, исправникъ Акулинъ увелъ свою дочь, происходилъ между ними слѣдующій разговоръ:
   -- Потрудись объяснить мнѣ, сударыня, говорилъ родитель, отдуваясь отъ спѣшной ходьбы,-- на что тебѣ нужно Ранцова предъ всѣмъ обществомъ шутомъ выставлять,-- а?
   -- А вамъ то что до этого? отвѣчала на это дочка; -- и для этого только вы меня сюда и увели? Я даже понять не могла -- что за смѣхъ такой!...
   -- А что я тебѣ скажу, возразилъ исправникъ,-- что онъ, видя твое грубіянство, плюнетъ и откланяется тебѣ!...
   -- Во первыхъ, не говорите "плюнетъ," потому что это въ высшей степени mauvais genre, и вы, какъ сами служили въ гвардіи, должны знать это! Во вторыхъ, мой капитанша откажется отъ меня только когда я сама этого захочу. Въ третьихъ, ну, онъ откажется: что-жъ за бѣда такая?
   -- А такая, что послѣ кащея этого, Тарусова, что ему четвероюроднымъ какимъ то приходился, досталось ему нежданно негаданно богатѣйшее имѣніе, да тысячъ сто на старыя ассигнаціи денегъ, что онъ любую княжну въ Москвѣ за себя можетъ взять,-- вотъ что! А у насъ съ тобой жаворонки въ небѣ поютъ, да и вся тутъ!...
   Бойкая барышня вспыхнула какъ піонъ:
   -- Что-жъ, это вы мнѣ никого лучше найти не могли какъ армейскаго, необразованнаго Ваше Благородіе? Развѣ я на.то, воспитывалась въ Институтѣ чтобъ капитаншею быть? Развѣ...
   -- И, матушка! перебилъ ее, махая руками, толстый Елпидифоръ,-- васъ тамъ, что цыплятъ у ярославскаго курятника, штукъ шестьсотъ заразъ воспитывается; такъ на всѣхъ то на васъ, пожалуй, Вашихъ Свѣтлостей и не хватитъ.
   -- Да развѣ я была какъ всѣ, какъ всѣ шестьсотъ? Когда вы меня брали, вы не помните развѣ что вамъ сказала maman? назвала она институтскимъ языкомъ начальницу заведенія.-- "Notre cher rossignol," сказала она вамъ про меня; она чуть не плакала что вы меня взяли до выпуска... Я на виду бывала! Меня всѣ знали, баловали, всѣ изъ grand monde'а, кто не пріѣзжалъ... Сама Государыня сколько разъ заставляла пѣть!... Если бы вы не взяли меня тогда, я могла съ шифромъ выйти, я изъ первыхъ училась,-- могла бы ко двору попасть за голосъ, какъ фрейлина Бартенева; grande dame была бы теперь!... И послѣ этого я должна, до вашему, отставною капитаншею сдѣлаться.
   Она чуть не рыдала; но вдругъ вспомнила, оборвала -- и, подступая ближе къ отцу:
   -- Да что вамъ вздумалось мнѣ теперь про него говорить, спросила она,-- когда вы знаете кого я имѣю въ предметѣ?
   -- Вотъ то-то, матушка, вздохнулъ на это исправникъ,-- когда-бъ ты не такъ пылка была, да не закидывала меня твоими грандъ дамами, такъ у насъ, пожалуй, ладъ бы вышелъ иной.-- Ты съ чего взяла, во первыхъ, что онъ къ тебѣ склонность имѣетъ?
   -- Я же говорила вамъ:-- когда я сюда пріѣхала гостить, въ первый же день старуха (увы, что сказала бы княгиня Аглая Константиновна, если бы знала какъ ее обзывала барышня!) заставила меня пѣть, и я спѣла: "я помню чудное мгновенье." Онъ былъ внѣ себя отъ восторга, подошелъ, нѣсколько разъ жалъ мнѣ руку, даже поцѣловалъ одинъ разъ, кажется, и потомъ каждый вечеръ заставлялъ пѣть,-- все опять "я помню", шутилъ, любезенъ былъ... Ну, извѣстно, какъ когда человѣкъ занятъ женщиною... Вы тогда пріѣхали, и я вамъ разсказала... И вы тогда сами мнѣ сказали: "гляди, Оля, умна будешь, большаго осетра можно выловить!" Вѣдь говорили вы?
   -- Говорить говорилъ, не отказываюсь,-- Елпидифоръ Павлычъ почесалъ себѣ за ухомъ,-- говорилъ потому, что эту Шастуновскую породу знаю,-- слышалъ! Покойный князь Михайло Васильевичъ въ свое время пропадалъ изъ за женщинъ.... Этотъ опять, когда товарищемъ министра былъ,-- я въ Лейбъ-Уланскомъ полку еще служилъ,-- въ Петергофѣ по лѣтамъ жила его тогдашній предметъ, замужняя, одного доктора жена, красавица!... Я всю эту исторію зналъ... Мужъ низачто разводной ей дать не хотѣлъ, а то бы онъ на ней непремѣнно женился. Всѣмъ пренебрегъ, имя свое, мѣсто, въ фаворѣ какомъ былъ тогда,-- все это ему было нипочемъ! Всѣмъ жертвовать былъ готовъ ей... Только она въ скорости тутъ умерла; такъ его самъ Государь, говорятъ, послѣ этого за границу послалъ, а то мало съ ума не сошелъ отъ горя... Такъ вотъ, зная, разъ, какіе они люди страстные, во вторыхъ что подъ старость еще сильнѣй бываетъ эта слабость,-- чтожъ, думаю, попытка не пытка; авось и съ нашей удочки клюнетъ!... Ты-же у меня уродилась такая что у тебя на мужчину въ каждомъ глазу по семи чертей сидитъ...
   -- Я васъ и послушалась, молвила Ольга Елпидифоровна, невольно усмѣхнувшись такому неожиданному опредѣленію ея средствъ очарованія,-- и все повела какъ слѣдуетъ...
   -- Ну, и...? крякнулъ, подмигнувъ, исправникъ.
   -- Что "ну?"...
   -- Ни съ мѣста?...
   -- Да, дѣйствительно, сжавъ въ раздумьи брови, созналась барышня,-- я въ эти послѣднія дни стала замѣчать...
   -- То-то!... И, по твоему, какъ это понимать надо?
   -- Старъ... Выдохся! Она презрительно повела плечомъ.
   -- Анъ и ошиблась!... И я ошибся, повинился достойный родитель.
   -- Что-же, по вашему. Она остановила на немъ разширенные зрачки.
   -- И не выдохся, и даже очень пылаетъ... да только не про насъ!...
   -- Что-о? протянула Ольга Елпидифоровна,-- онъ влюбленъ... въ другую?..
   -- А сама-то и не замѣтила! Онъ закачалъ головою.-- Эхъ вы? Прозорливы только пока самолюбіемъ глаза вамъ не застелетъ!...
   -- Да въ кого, въ кого же, говорите? И она нетерпѣливо задергала отца за рукавъ.
   Толстый Елпидифоръ поднялся со скамьи, обошелъ кругомъ бесѣдки, заглянулъ въ сосѣдніе кусты, сѣлъ опять, привлекъ къ себѣ за руку дочь, и шепнулъ ей на ухо:
   -- Въ княжну!
   -- Въ племянницу? вскрикнула барышня.-- Не можетъ быть!
   Исправникъ зажмурилъ глаза и повелъ головою сверху внизъ:
   -- Есть! прошепталъ онъ:-- по полицейской части не даромъ двѣнадцатый годъ служу, съ меня одного взгляда довольно!...
   -- Ахъ онъ противный! еще разъ вскрикнула Ольга Елпидифоровна.
   -- Ссс!... Halt's Maul! говорятъ нѣмцы. И Боже тебя сохрани хотя видомъ показать что ты объ этомъ прочуяла!... Ты тамъ себѣ, матушка, грандамствуй сколько тебѣ угодно, только помни одно, что отецъ у тебя -- горшокъ глиняный; такъ чугунные-то ему, только притронься, всѣ бока протычутъ... А брюхо у меня объемное, сама видишь, ѣсть много проситъ...
   Барышня примолкла и опустила голову. И у нея теперь какъ у Лафонтеновской Перреты лежала въ ногахъ разбитая молочная кринка, на которой строила она свое воздушное княжество...
   -- Какъ же быть теперь? проговорила она озабоченно.
   -- Какъ быть? повторилъ толстякъ;-- очень просто! я тебѣ сейчасъ
   -- Нѣтъ! перебила она, и топнула ногою,-- вы мнѣ про Ранцева и говорить не смѣйте!... Хоть бы сами подумали: ну, что я изъ него могла бы сдѣлать?... Нѣтъ, я ужь лучше за Мауса пошла бы!...
   -- За стряпчаго-то? Исправникъ скорчилъ гримасу.
   -- Онъ не стряпчій просто,-- онъ правовѣдъ! На тридцать первомъ году онъ будетъ статскій совѣтникъ, онъ мнѣ самъ на бумажкѣ высчиталъ. Я всѣ чины знаю, и производство,-- выходило вѣрно!... И у отца его большая практика и онъ одинъ сынъ...
   -- Какъ знаешь! пожалъ плечами Акулинъ:-- только вотъ что, Оля, примолвилъ онъ какъ то странно помаргивая своими заплывшими глазками,-- ты ужъ Ранцева не срами!... Для меня хоть!...
   Она глянула ему прямо въ лице:
   -- Опять профершпилились?
   -- Такое чертовское несчастье! вскрикнулъ онъ ударяя себя что мочи по боку;-- третьяго дня у Волжинскаго пять талій сряду,-- въ лоскъ!... Послѣдніе десять цѣлкашей сюда ѣдучи отдалъ... То есть, à la lettre, ни гроша!...
   -- Вы капитану сколько ужъ должны? спросила барышня.
   -- Семьсотъ... кажется! неувѣренно пробормоталъ онъ.
   -- А теперь сколько вамъ надо?
   -- Да еслибъ... полтысячки далъ...
   -- Хорошо, я ему скажу.
   -- Ахъ ты мой министръ финансовъ! восторженно возгласилъ толстый Елпидифоръ, схватилъ обѣими руками дочь за голову, и звучно чмокнулъ ее въ лобъ,
   -- То-то министръ! досадливо промолвила она, поправляя прическу,-- а вы то... Она не договорила, и ушла изъ бесѣдки.
   -- А ты все-же погоди, старикашка противный, утѣшала она себя по пути,-- я тебѣ отомщу!...
   Какъ она ему отомститъ -- она, разумѣется, не знала...
  

XVII.

   Ашанинъ стоялъ передъ Софьей Ивановной въ комнатѣ, которую она занимала въ большомъ домѣ, со шляпою въ рукѣ, готовый уйти. Онъ только что успѣлъ передать ей разговоръ ихъ съ княземъ, "припадокъ" Сергѣя, и свои опасенія за него...
   На умномъ лицѣ Софьи Ивановны читалось заботливое раздумье;-- она обсуждала и соображала:
   -- Что онъ (то есть, князь Ларіонъ), говорила она,-- сказалъ это въ томъ намѣреніи, вы не ошибаетесь, и я даже не могу на него за это сердиться... Предварилъ заранѣе -- дѣло сдѣлалъ!... хотя я опять таки не пойму изъ-за чего онъ такъ заранѣе обезпокоился!... Вѣдь не могъ же Сережа дать ему повода... Я его знаю,-- чтобы ни происходило у него теперь на душѣ, онъ слишкомъ благовоспитанъ чтобы показать...
   -- Онъ ничѣмъ и не показывалъ, завѣрилъ Ашанинъ,-- и ни бровью не моргнулъ; мы же все вмѣстѣ на сценѣ были... а вы изъ залы видѣли...
   -- Такъ съ чего же вздумалъ этотъ старый мудрецъ?... размышляла Софья Ивановна.
   -- Я начинаю подозрѣвать... не замѣтилъ ли онъ чего нибудь... со стороны...
   -- Со стороны княжны! договорила они, быстро вскинувъ глазами на молодаго человѣка:-- едва ли!... Она такъ сдержанна!... Да и много ли они видались-то съ Сережей? А мила-то она, ужъ какъ мила! вздохнула, помолчавъ, тетка Гундурова;-- нѣтъ, это онъ такъ, съ большой хитрости... Капидистрію вспомнилъ! засмѣялась она привычнымъ своимъ, короткимъ, обрывистымъ смѣхомъ.
   Ашанинъ положилъ шляпу, пододвинулъ стулъ, и сѣлъ подлѣ нея:
   -- Софья Ивановна, началъ онъ шопоткомъ,-- а что же... еслибы княжна дѣйствительно... отчего же бы?...
   -- И, милый мой, махнула она рукой,-- развѣ объ этомъ возможно думать? Развѣ они такіе люди? Эта Аглая -- ну, само собою!... А то, вы видите, и онъ... бояринъ опальный,-- и онъ туда же!...
   -- Я все это очень хорошо знаю, и понялъ съ перваго раза, молвилъ красавецъ;-- но вѣдь, если посмотрѣть поближе, съ фанаберіею этой можно же и сладить. Вѣдь ничего же существеннаго они противъ Сережи сказать не могутъ. "Положеніе?" Да какое тамъ "положеніе" бываетъ въ наши годы?... А если только княжна захочетъ, чѣмъ же Сережа ей...
   -- А тѣмъ, не давъ ему договорить, съ сердцемъ возразила Софья Ивановна,-- что такая ужъ у насъ безобразная страна вышла, что Гундуровъ -- а Гундуровы-то, вы знаете, все одно, что Всеволожскіе, да Татищевы, только титла не носятъ, а тѣ же Рюриковичи,-- Гундуровъ не партія для княжны Шастуновой; а вотъ какой нибудь Фитюлькинъ въ аксельбантахъ -- тотъ женихъ, и аристократъ, потому что повезетъ жену на балъ въ Концертную залу!...
   -- На то онъ и Фитюлькинъ; засмѣялся Ашанинъ,-- у насъ, извѣстно, "чѣмъ новѣе, тѣмъ знатнѣй!"
   -- "Тѣмъ знатнѣй," машинально повторила Софья Ивановна;-- кто бишь это сказалъ?
   -- Пушкинъ.
   -- Да, да!... Прекрасно сказано... Очень ужъ ихъ любятъ тамъ, этихъ новыхъ!... Они надежнѣе, видите ли, вѣрнѣе, старыхъ родовъ... Мы, видите ли, революціонеры!...
   Софья Ивановна пожала плечами, и торопливо нюхнула табаку изъ крошечной золотой табатерки, которую носила подъ перчаткой; перчатки же, по старой привычкѣ,-- и не иныя какъ шведскія -- никогда не сымала когда была въ гостяхъ.
   -- И чутьемъ чую, продолжала она,-- да и вскользь слышала даже отъ кого-то въ Москвѣ, не помню, что какого-либо такого да непремѣнно ужъ имѣютъ они въ предметѣ для княжны... Эта Аглая, то есть! поправилась Софья Ивановна. Она, хоть и сердилась на князя Ларіона, и въ душѣ чувствовала себя очень оскорбленною имъ за племянника, но все-же онъ былъ для нея не "эта Аглая..."
   -- А мы съ Фитюлькинымъ прю заведемъ! сказалъ смѣясь Ашанинъ, почитывавшій иногда издававшійся въ тѣ годы покойнымъ Погодинымъ Москвитянинъ.
   Софья Ивановна не весело закачала головой:
   -- Бѣдный мой Сережа!... Вы говорите, онъ и не догадался?... Чистъ -- и простъ! коротко засмѣялась она,-- какъ голубь!... И совѣтъ о путешествіи принялъ съ благодарностью? Что же, это хорошо, очень хорошо! Только скорѣе бы, скорѣе его отправить!... Знаете, мой милый, я чѣмъ болѣе думаю... я даже очень рада, что князь Ларіонъ прочелъ ему эту, какъ вы говорите, "нотацію." И вы очень хорошо сдѣлали, что ему объяснили... Только ужъ теперь ни слова болѣе! На него насѣдать не надо! Онъ гордъ и самолюбивъ до крайности... вы ужъ оставьте его совсѣмъ съ этимъ, пусть онъ самъ... И я, сегодня же, сейчасъ послѣ обѣда, уѣзжаю къ себѣ въ Сашино,-- мнѣ къ тому же эта Аглая не посиламъ... Это важничанье, глупость!... Предоставимъ его себѣ, его собственному разсудку, вотъ какъ Mentor когда онъ оставилъ Телемака на островѣ Калипсо, улыбнулась милая женщина;-- я такъ думаю, что съ нимъ произойдетъ... какъ это говорится? une réaction. Ахъ, еслибъ этотъ не вашъ дурацкій спектакль, я бы его, кажется завтра же въ дорогу снарядила!...
   -- Однако мнѣ пора, Софья Ивановна, сказалъ, подымаясь, Ашанинъ,-- одѣваться; да и вамъ также... Здѣсь, вы знаете, къ обѣду какъ на балъ!...
   -- У меня моя robe feuille-morte, неизмѣнно, живо возразила она,-- другаго для beaux yeux Аглаи не надѣну!...
   Она встала проводить его...
   -- Сережа влюбленъ! начала она опять, останавливаясь у дверей;-- признаюсь вамъ, я до сихъ поръ помириться съ этой мыслью не могу. Съ каждымъ молодымъ человѣкомъ это бываетъ, но при его характерѣ... это можетъ быть опасно... очень опасно!... Мнѣ даже представляется теперь, что, кажется, лучше было бы еслибы онъ...
   -- На меня походилъ? договорилъ со смѣхомъ Ашанинъ;-- признайтесь, генеральша, что вы именно объ этомъ подумали въ эту минуту?
   -- Ну, нѣтъ, полушутливо, полусурьезно отвѣчала она,-- отъ этого Боже сохрани каждаго! Очень ужъ вы безнравственны, мой милый! Только Богъ васъ знаетъ, какъ это вы дѣлаете, что на васъ сердиться нельзя... Сердце-то у васъ золотое, вотъ что! И я вамъ отъ сердца благодарна за вашу дружбу къ Сережѣ...
   -- Нѣтъ, генеральша, комически вздохнулъ неисправимый шалунъ,-- я больше за добродѣтель мою погибаю! И тяжкія наказанія за это несу, очень тяжкія!...
   Софья Ивановна взглянула на него:
   -- Господи, да ужъ не напѣли ли вы чего гувернанткѣ здѣшней? внезапно пришла ей эта мысль.
   -- Вы почемъ знаете? съ удивленіемъ спросилъ онъ.
   -- Да она тутъ сейчасъ была: Аглая ее ко мнѣ приставила, и она меня устраивала въ этой комнатѣ... Гляжу, а на ней лица нѣтъ.-- Что съ вами, говорю, моя милая, вы, кажется, чѣмъ-то разстроены? А она -- въ слезы, и выбѣжала вонъ...
   -- Въ слезы, непременно-съ! закивалъ утвердительно Ашанинъ,-- слезъ у нея много! Вотъ еслибъ у меня столько же денегъ было!...
   -- Ахъ, вы, негодникъ! Да вѣдь она и не молода ужъ?
   -- Не молода, Софья Ивановна! повторилъ онъ съ новымъ вздохомъ.
   -- И даже не очень хороша?
   -- Даже очень не хороша, Софья Ивановна!
   -- Никому-то у него пощады нѣтъ, безсовѣстный человѣкъ! Ну, на что она вамъ, несчастная, нужна была?
   -- А у насъ, видите ли, матери Гамлета не было, и некому кромѣ нея играть. А она уперлась какъ коза: не хочу, да и все тутъ!... Я собою и пожертвовалъ!...
   Софья Ивановна не на шутку разсердилась:
   -- Подите вы отъ меня съ вашими гадостями! И хороша причина -- Гамлетъ! Да еслибы вы этого вздора здѣсь не затѣяли, Сережѣ поводу не было бъ безумствовать!...
   -- Чему быть тому не миновать, Софья Ивановна, смиренно замѣтилъ на это Ашанинъ,-- не здѣсь, такъ у васъ, въ Сашинѣ, встрѣтился бы онъ съ княжною.
   Она не нашла возраженія на этотъ доводъ.
   -- А все же вы безстыдникъ! проговорила она еще сердито. Шалунъ отвѣчалъ ей глубокимъ поклономъ, и побѣжалъ въ свою комнату. Гундурова онъ уже не засталъ; по словамъ Ѳедосѣя, онъ, одѣвшись, ушелъ въ садъ прогуляться до обѣда.
  

XVIII.

Vanitings' fair!

   Княгиня Аглая Константиновна съ жизнью англійскихъ замковъ была, дѣйствительно, какъ говорилъ князь Ларіонъ знакома; то есть, въ сущности, она была однажды въ Шипмоунткаслѣ, замкѣ лорда Динмора, въ Кемберлендѣ, куда приглашена была "на восемь дней" {Такія приглашенія въ Англіи бываютъ всегда на срокъ, по истеченіи котораго гостившіе уступаютъ мѣсто новымъ приглашеннымъ.} съ мужемъ состоявшимъ тогда при Лондонскомъ посольствѣ, года полтора послѣ своего замужества. Но эти восемь дней, проведенные въ обществѣ чистокровнѣйшихъ вискоунтовъ и элегантнѣйшихъ marchionesses (маркизъ), остались навсегда лучезарнѣйшимъ воспоминаніемъ ея жизни, и она гордилась имъ болѣе чѣмъ всѣми почестями довлѣвшими ей впослѣдствіи, при томъ маленькомъ германскомъ дворѣ, при которомъ князь Михайло Шастуновъ состоялъ представителемъ Россіи... Не на розовомъ ложѣ, сказать кстати, прошло для новобрачной Аглаи пребываніе ея въ Лондонѣ. Князь Михайло, самъ воспитанный въ Англіи, принятый тамъ въ обществѣ какъ свой, не измѣнилъ ни своего образа жизни, ни отношеній, женившись противъ воли на россійской дѣвицѣ Раскаталовой; онъ, на первыхъ же порахъ, предоставилъ ей проводить жизнь какъ ей заблагоразсудится, а самъ проводилъ ее у ногъ одной, тогда весьма извѣстной, обаятельной умомъ и красотою и эксцентричной лэди,-- которая, упомянемъ мимоходомъ, послѣ двухлѣтней съ нимъ связи, въ одинъ прекрасный Божій день улетѣла отъ него въ Италію, вышла тамъ отъ живаго мужа за немолодаго уже, на еще сладкозвучнаго тенора, кинула его черезъ полгода, вступила въ третій бракъ съ однимъ очень красивымъ, но очень глупымъ греческимъ офицеромъ, дала ему плюху на другой же день послѣ свадьбы за то что онъ ѣлъ оливки руками, бросила и его, и умерла наконецъ отъ побоевъ четвертаго супруга, шейха одного Бедуинскаго племени, заставшаго въ своемъ кочевомъ шатрѣ in criminal conversation съ какимъ то Французомъ, путешествовавшимъ по аравійской степи... Дерзость и насмѣшки этой сумасбродной, но блестящей женщины, съ которою ревнивая Аглая имѣла неосторожность гдѣ то сцѣпиться, оскорбленное самолюбіе, скука одиночества, неудовлетворенная страсть къ красавцу мужу, чуть было совсѣмъ съ ума не свели ее тогда. Но за то она провела "восемь дней" въ Шипмоунткаслѣ, и во всѣ эти восемь дней, въ своемъ качествѣ princess {Съ княжескимъ титуломъ въ Англіи, какъ и вообще на Запасѣ, всегда соединяется понятіе царственнаго происхожденія.} брала, по іерархическимъ обычаямъ англійскаго peerage, шагъ къ обѣду надо всѣми тутъ бывшими герцогинями и маркизами, и -- что въ ея Раскаталовскихъ понятіяхъ было гораздо для нея лестнѣе -- даже надъ женою одного изъ тогдашнихъ англійскихъ министровъ,-- "figurez Vous cela, ma chère!" долго еще потомъ удивлялась она, разсказывая объ этомъ пріятельницамъ своимъ на континентѣ... Политическая и культурная Англія ничего не прибавила къ умственному запасу нашей princess'ы; проживъ тамъ болѣе трехъ лѣтъ, она трехъ фразъ не могла сложить по англійски; для чего, "когда есть тамъ свой король", собираются еще люди въ какой то парламентъ, значеніе котораго, когда она еще дѣвочкой была, madame Crébillon, воспитательница ея и бонапартистка, объясняла ей такими словами: "un parlement, ma chère amie,-- ainsi nommé parcequ'on y parle et qu'on y ment," и какъ этотъ англійскій король позволяетъ этимъ людямъ "болтать и лгать" въ этомъ парламентѣ,-- она до конца уяснить себѣ не могла. Разница между вигами и торіям и, почему лордъ-мэръ "не настоящій лордъ, когда онъ называется лордомъ," что значитъ "Оранскій домъ," и "что такого хорошаго въ этомъ Байронѣ, dont parle toujours Michel," т. e. ея мужъ,-- всѣ эти хитроплетенныя мудрости такъ и остались для нея на всю жизнь не разобранными гіероглифами. Но за то въ эти незабвенные восемь дней проведенные ею въ Шипмоунткаслѣ Аглая Константиновна постигла высшимъ наитіемъ всѣ тайны внѣшняго облика англійской аристократической жизни, уразумѣла всѣ порядки богатаго англійскаго дома, отъ drawing room'а (гостинной) и до конюшни, отъ столовой сервировки и до покроя выѣздныхъ ливрей. Чинный, чопорный, важный складъ этихъ порядковъ, эта широкая, преемственная, величавая обстановка существованія, презрительно относящаяся ко всякой эффектности, но въ которой, отъ стараго слуги и до игорной щетки, все носитъ на себѣ характеръ какой-то незыблемости и почтенности (respectability), поразили ее своимъ глубокимъ противорѣчіемъ съ безалаберною, полутатарскою, шероховатою, всегда словно случайною и вчерашнею, русскою роскошью,-- тою дикою роскошью среди которой взросла она сама подъ раззолоченными карнизами своего отчаянно икавшаго послѣ обѣда "папаши... " Въ силу какихъ историческихъ и нравственныхъ условій все это сложилось, и могло держаться тамъ такъ величаво и почтенно, и такъ безтолково и распущенно въ родныхъ палестинахъ -- Аглая сообразить была не въ состояніи, да и не думала объ этомъ. Вся сумма ея впечатленій выразилась въ одной мысли: "вотъ какъ должны жить les gens comme nous!..." И съ этой минуты, съ этихъ блаженныхъ "восьми дней" въ Шипмоунткаслѣ, предъ нею выросъ идеалъ: "поставить домъ мой на англійскую ногу." Каждому свое, сказалъ древній мудрецъ. Кто знаетъ, какъ безъ этого идеала совладала бы Аглая съ муками своей ревности, съ тѣмъ "délaissement," какъ выражалась она, въ какомъ оставлялъ ее мужъ до того дня, когда почувствовавъ въ груди первые признаки унесшей его два года потомъ болѣзни, онъ воротился, усмиренный и кающійся, къ семейному очагу,-- къ очагу устроенному ею "на англійскую ногу?" Кто знаетъ, отъ какихъ соблазновъ спасали Аглаю глубокомысленныя соображенія о выборѣ вензеля на новый фарфоровый сервизъ къ столу, или цвѣта матеріи для заказаннаго въ Лондонѣ кэба? А сколько несказанныхъ утѣшеній доставляло ей изумленіе и тотъ даже нѣкоторый терроръ, которые, бывши уже посланницей внушала она пышнымъ устройствомъ своего дома расчетливымъ нѣмцамъ при которыхъ мужъ ея былъ акредитованъ, и корреспонденціи изъ обитаемаго ею города въ парижскія газеты, въ которыхъ говорилось: "La grande existence, le luxe intelligent de monsieur le prince de Szastounof, ministre! de Russie," или уже прямо о ней, о томъ что было ей такъ! близко: "La tenue toute anglaise de la maison de madame la princesse de Szastounof," и т. п....
   Въ Сицкомъ, еще до пріѣзда, приняты были ею мѣры для устройства жизни въ то-же подобіе незабвеннаго Шипмоунткасля. Заказаны были новая каменная ограда и левъ съ гербомъ на воротахъ, знакомые уже нашему читателю. Многочисленная, оплывшая отъ бездѣйствія въ продолженіе долгаго отсутствія господъ, дворня была заранѣе обмыта, выбрита, острижена, облечена въ безукоризненные черные и ливрейные фраки, обута въ сапоги безъ коблуковъ,-- "чтобъ на ходу не стучали," писала княгиня своему управляющему,-- и мягко выступала теперь по коврамъ и паркетамъ, внимательная, степенная и безмолвная... Изъ за-границы ожидались оставленные тамъ всякіе экипажи. Присланнымъ изъ Москвы живописцемъ изготовлена была для большой гостиной копія съ портрета старика князя Шастунова, такъ какъ князь Ларіонъ не соглашался на перенесеніе оригинала изъ своихъ покоевъ, а по понятію Аглаи Константиновны "dans un premier salon надо непремѣнно un portrait d'ancétre..." Monsieur Vittorio, главный исполнитель ея распоряженій и мажордомъ, велъ бдительный надзоръ за порученными наемнымъ и дворовымъ мастеровымъ всякими передѣлками и починками по дому, и ходилъ каждое утро со своими книгами и доносами къ княгинѣ, которая провѣряла первыя до малѣйшей копѣйки, а по вторымъ клала собственноручныя, большею частію строгія, резолюціи... Распредѣленіе времени "однажды навсегда" велось по хронометру покойнаго князя Михаила Васильевича, который Vittorio приказано было носить въ карманѣ жилета "въ особомъ кожаномъ мѣшечкѣ," и по которому повѣрились черезъ день всѣ часы дома. Трапезы имѣли чисто англійскій характеръ: утромъ въ 10 часовъ сервировался первый завтракъ, breakfast -- чай, масло, яйца, картофель и холодная говядина; въ 2 часа по-полудни подавали второй завтракъ, luncheon,-- вѣрнѣе, цѣлый обѣдъ изъ 4 блюдъ, только безъ суда и безъ сладкаго. Обѣдали въ шесть, "car ces estomacs russes ne pourraient jamais attendre plus longtemps," разсудила Аглая Константиновна. Между завтраками предоставлялось каждому дѣлать изъ себя что угодно; отъ 3-хъ часовъ до обѣда предполагались прогулки или поѣздки "en commun, любоваться на виды," -- время это теперь занято было репетиціями. "Для серьезныхъ людей" подлѣ столовой устроена была readingroom, читальня, гдѣ на большомъ кругломъ столѣ разложены были Indépendance belge и Journal de St. Petersbourg, какія-то выписываемыя по старой памяти, бывшею посланницею Hannovers-nachrichten, и изъ русскихъ Сѣверная Пчела и Современникъ, "pour être au courant de la littérature nationale", покровительственно говорила владѣлица Сицкаго...
   Но англійскіе порядки княгини Аглаи Константиновны приходились, видно, "не по зубамъ," какъ выражался исправникъ Акулинъ, большинству соотечественниковъ, подъ предлогомъ репетиціи наѣхавшихъ къ ней изъ окрестностей, въ разсчетѣ на безцеремонные обычаи стародавняго барскаго хлѣбосольства. Пораженные вѣстью о бѣлыхъ галстукахъ и платьяхъ декольте къ обѣду, отяжелѣвшіе помѣщики и распустившіяся въ деревенской лѣни сосѣдки поспѣшили убраться по домамъ и, трясясь въ своихъ доморощенныхъ бричкахъ, долго и злобно, съ высоты своего оскорбленнаго дворянскаго достоинства, обзывали бывшую посланницу "кабацкою павой" и "зазнавшимся Раскаталовскимъ отродьемъ," -- что впрочемъ нисколько не помѣшало тому, что въ тотъ же вечеръ, на двадцать пять верстъ кругомъ, вытаскивались изъ старыхъ сундуковъ залежалые фраки и отставные мундиры, и всякія Аришки и Палашки кроили при свѣтѣ сальной свѣчи разновиднѣйшихъ фасоновъ кисейныя и барежевыя платья, "на случай, приказывали имъ господа, соберемся какъ нибудь къ Шастуновымъ опять..." Въ Сицкомъ остались обѣдать почти исключительно участвовавшіе въ спектаклѣ. Пулярки, во избѣжаніе новой обиды ихъ, или новаго скандала съ ихъ стороны, заботливо поручены были отъѣзжавшими мамашами ближайшему надзору и покровительству образованной окружной.
  

XIX.

Люблю я часъ
Опредѣлять обѣдомъ, чаемъ...
Пушкинъ.

   Обѣдъ былъ отличный, а сервировка его еще лучше. Хозяйка, сидѣвшая между Чижевскимъ, генералъ-губернатора скимъ чиновникомъ и Зяблинымъ, съ самодовольною улыбкою поглядывала на свое великолѣпное серебро отъ Стора и Мортимера {Въ то время особенно славившіеся лондонскіе фабриканты серебряныхъ издѣлій.}, богемское стекло и саксонскіе тарелки, на безупречную tenue своихъ гостей, и переносилась мыслью къ далекому Шипмоунткаслю: "c'est presque aussi cossu chez moi que chez les Deanmore!" думала она свою ежедневную въ эту пору думу, въ то же время приклоняя ухо къ сладкимъ рѣчамъ, которыя нашептывалъ ей слѣва "калабрскій бригантъ..." Раззоренный московскій левъ, много денегъ и трудовъ положившій въ свое время, на успѣшное впрочемъ, Печоринство въ московскихъ салонахъ, велъ съ самой зимы правильную осаду милліонамъ княгини Аглаи Константиновны. Представленный ей вскорѣ послѣ возвращенія ея изъ-за границы, онъ направилъ было баттареи свои на княжну Лину, но, весьма скоро сообразивъ что изъ этого ничего не выйдетъ, началъ громить ими самую маменьку и, какъ имѣлъ онъ поводы думать, не безуспѣшно. Сорокалѣтней барынѣ нравились его разочарованные аллюры, его молчаливыя улыбки и сдержанные вздохи, сопровождаемые косыми взглядами направляемыхъ на нее, нѣсколько воловьихъ, глазъ. И когда князь Ларіонъ, который терпѣть его не могъ, спросилъ ее однажды: "что, вамъ очень весело бываетъ съ господиномъ Зяблинымъ?-- она покраснѣла, и недовольнымъ тономъ отвѣчала: "ne le touchez pas, Larion, je vous prie, c'est un être incompris!" Князь прикусилъ губу, покосился на нее съ тою сардоническою усмѣшкой, какую постоянно вызывали въ немъ ея трюизмы, и отрѣзалъ: "болванъ и тунеядецъ, ищущій приданаго! " Съ тѣхъ поръ онъ вовсе пересталъ замѣчать "бриганта"; Зяблинъ уже не отставалъ отъ княгини, и съ каждымъ днемъ почиталъ себя все ближе и ближе къ своей цѣли... Онъ былъ теперь, особенно въ ударѣ, послѣ того какъ она сказала ему въ театрѣ что онъ будетъ очень хорошъ въ костюмѣ Клавдіо, и отпускалъ ей нѣжность за нѣжностью.
   Чижевскій, высокій, рыжеватый, молодой человѣкъ лѣтъ 26-ти, со смѣлыми карими глазами и высоко приподнятою головою, вслѣдствіе чего почитался московскими львицами за непроходимаго фата, былъ на самомъ дѣлѣ душа-малый, веселый и въ то же время мечтательный, вѣчно влюбленный платонически въ какую нибудь женщину, и всегда готовый выпить бутылку шампанскаго съ хорошимъ пріятелемъ. Неистощимый разсказчикъ, онъ передавалъ сосѣдкѣ своей, Софьѣ Ивановнѣ, одинъ изъ удачнѣйшихъ своихъ анекдотовъ, и внутренно удивлялся что, вмѣсто ожидаемаго имъ громкаго смѣха, на лицѣ ея едва скользила снисходительная улыбка. Но Софьѣ Ивановнѣ было не до анекдотовъ. Она украдкою слѣдила взглядомъ за племянникомъ, сидѣвшимъ на концѣ длиннаго обѣденнаго стола, и тосковала всею той тоскою которую читала на его лицѣ. Онъ сидѣлъ между Духонинымъ и Факирскимъ, блѣдный и безмолвный, не подымая ни на кого глазъ и едва притрогиваясь къ своей тарелкѣ, и безучастно внималъ какому-то оживленному спору затѣявшемуся, казалось, между его сосѣдями.
   Болѣе счастливая, чѣмъ Чижевскому доля выпала Шигареву, котораго хозяйка, съ тайною мыслью обезпечить за собою любезность "калабрскаго бриганта" на все время обѣда, посадила по другую сторону одной московской тридцати-лѣтней княжны, своей пріятельницы, только что передъ самымъ столомъ пріѣхавшей въ Сицкое. Шигаревъ, слышавшій о ней какъ объ очень умной дѣвушкѣ, счелъ нужнымъ повести съ нею "серьезный" разговоръ. Темъ для такого "серьезнаго" разговора было у него исключительно двѣ: о томъ, во-первыхъ, что у, него "тысяча безъ одной," т. е. 999 душъ и конскій заводъ въ Харьковской губерніи, а, во-вторыхъ, о его родномъ братѣ, который также былъ харьковскій помѣщикъ, и то же имѣлъ тысячу душъ и заводъ, но не конскій, а мыловаренный. Шигаревъ былъ чрезвычайно братолюбивъ, и объ этомъ братѣ разсказывалъ съ такими подробностями и такъ нѣжно что слушателей его обыкновенно начинало въ это время тошнить. Но, вслѣдствіе ли того, что предварительно было имъ сообщено о числѣ владѣемыхъ имъ душъ, или просто потому что для тридцатилѣтней дѣвицы и Шигаревъ -- человѣкъ, только умная московская княжна внимательно глядѣла на него маленькими прищуренными глазками и поощрительно улыбалась. На этотъ разъ варіація на тему брата заключалась въ томъ что у этого брата необыкновенно развиты были мускулы правой руки, такъ что "когда онъ протянетъ ее крѣпко сейчасъ и выскочитъ у него на ней клубокъ величиною съ апельсинъ."
   -- Да, я слышала, подтвердила княжна,-- это бываетъ... у мущинъ, словно захлебнулась она.
   -- Не у всѣхъ! горячо возражалъ Шигаревъ,-- у брата моего, да! Но не у всѣхъ... Вотъ на моемъ заводѣ у двухъ моихъ лошадей сдѣлались такія же, какъ апельсинъ, гули у самыхъ ноздрей... Онъ не выдержалъ, и вдругъ загаерничалъ:-- гуля, вы не знаете, это у насъ такъ по хохлацки... а вы думали, голубей кличутъ? Гули, гули, гуленьки, гули, гули голубокъ... Онъ заходилъ носомъ, губами, изображая голубиное воркованье...
   И московская княжна, закрывъ уже совсѣмъ свои маленькіе глазки, смѣялась до упаду, восхищаясь этимъ милымъ "оригинальничаньемъ... "
   Въ сторонѣ молодежи велся инаго рода разговоръ:
   -- Да-съ, въ Одессѣ вышла, небольшая книжка, говорилъ Факирскому маленькій господинъ, котораго звали Духонинымъ, онъ принадлежалъ къ "соку московской умной молодежи," поправляя золотые очки на носу,-- имя совершенно неизвѣстное, какой-то Щербина... Общее заглавіе -- просто: Греческія стихотворенія.
   -- Знаю! крикнулъ ему черезъ столъ Свищовъ,-- со мною даже есть она, изъ Одессы получилъ... Хоррошо!
   -- Это, что мы съ вами вечеромъ вчера читали? спросилъ сидѣвшій подлѣ Свищова толстый Елпидифоръ,-- первый сортъ, скажу вамъ-съ! Наизусть даже помню...
   И онъ не громко сталъ декламировать:
  
   Я всему здѣсь повѣрить готовъ,
   Въ семъ чудесномъ жилищѣ боговъ,
   Подсмотрѣвъ какъ склонялись ціаны,
   Будто смятые ножкой Діаны,
   Пробѣжавшей незримо на ловъ.
   Я всему здѣсь повѣрить готовъ...
  
   -- Да, да, такъ! закивалъ Духонинъ, до котораго донеслись нѣкоторыя рифмы, не безъ нѣкотораго удивленія глядя на этого страстнаго къ искусству уѣзднаго капитанъ-исправника.
   -- Каковъ Эпикуреецъ? подмигнулъ, съ своей стороны, Свищовъ?
   -- Ну-съ, и что же эти стихотворенія? пожелалъ узнать Факирскій.
   -- А то "ну-съ," нѣсколько обидчиво отвѣтилъ благовоспитанный Духонинъ, -- что это прелесть!
   -- Антологія-съ? съ пренебреженіемъ сказалъ студентъ.
   -- Да-съ, новая мысль въ античной формѣ, то именно чего желалъ Шенье:
  
   Sur des pensers nouveaux faisons des vers antiques!
  
   -- Не знаю-съ, сказалъ студентъ,-- только нынѣшнему человѣку пѣть на античный ладъ не приходится.
   -- Это почему-съ?
   -- Да потому... Студентъ искалъ какъ бы ему яснѣе выразиться,-- потому что ему тогда сузить себя надо...
   -- Ахъ, сдѣлайте милость, засмѣялся Духонинъ,-- подите, сузьтесь до Гомера!...
   -- Современному человѣку Жоржъ-Санды нужны, а не Гомеры! со всѣмъ пыломъ и искренностью молодаго увлеченія возгласилъ Факирскій.
   -- Скриба ему нужно! громко хихикнулъ ему на это Свищовъ,-- и именно Скриба на музыку Обера!...
   Студентъ ужасно оскорбился за своего кумира:
   -- Это что же-съ! проговорилъ онъ подергивая плечами,-- вѣдь такъ, пожалуй, можно и роднаго отца на площади охаять!...
   -- Совсѣмъ нѣтъ-съ, это я, напротивъ, въ смыслѣ вашемъ же говорю, замигалъ ему Свищовъ и правымъ и лѣвымъ глазомъ;-- вамъ извѣстно, или нѣтъ, что въ Брюсселѣ, послѣ перваго представленія Фенеллы {La muette de Portici.}, толпа вышла изъ театра, поя хоромъ: "amour sacré de la patrie," дуэтъ втораго дѣйствія, и въ ту же ночь выгнала изъ города Голландцевъ?... Вотъ-съ они каковы, Скрибъ-то съ Оберомъ!...
   -- А вы, батенька, потише при мнѣ, шепнулъ, толкнувъ его слегка въ бокъ, исправникъ,-- я вѣдь здѣсь въ нѣкоторомъ родѣ правительственная власть!...
   -- Ну, какая вы власть! расхохотался Свищовъ, не безъ нѣкоторой тревоги, впрочемъ, заглядывая въ лице Акулину; -- вы у насъ жуиръ, а не власть!...
   -- Нельзя, услышитъ, пожалуй! объяснилъ толстый Елпидифоръ, кивнувъ на князя Ларіона.
   А князь Ларіонъ, сидѣвшій по другую сторону Софьи Ивановны, говорилъ ей тѣмъ временемъ:
   -- Не знаю, успѣлъ ли передать вамъ Сергѣй Михайловичъ о нашемъ сегодня съ нимъ разговорѣ и о моемъ совѣтѣ ему?
   -- Знаю;-- очень вамъ благодарна! отвѣтила она.
   Онъ взглянулъ на нее, нѣсколько удивленный сухостью, показалось ему, ея тона.
   -- Очень! повторила она кивая головой;-- вы правы, ему здѣсь нечего дѣлать! подчеркнула она... Особенно если вы устроите ему потомъ...
   -- Это непремѣнно! не далъ онъ ей кончить;-- и это мы въ Москвѣ-же устроимъ. Не понимаю даже для чего вашъ племянникъ ѣздилъ въ Петербургъ подавать свою просьбу: вашъ главноначальствующій, при дружбѣ своей съ...-- князь назвалъ, одного очень высокопоставленнаго въ то время сановника,-- все можетъ теперь... Я черезъ него обдѣлаю...
   Софья Ивановна наклонила голову въ знакъ признательности.
   -- Я очень интересуюсь вашимъ племянникомъ, заговорилъ опять князь Ларіонъ;-- мнѣ много говорили въ Москвѣ зимою о его блестящихъ способностяхъ и познаніяхъ, и, сколько я могъ самъ судить за это короткое время, онъ, дѣйствительно, далеко не дюжинный молодой человѣкъ. Еслибы я былъ еще во власти, я бы непремѣнно...
   -- Ничего для него бы не сдѣлали! быстро промолвила
   Софья Ивановна, которую уже давно подмывало сказать ему что нибудь непріятное.?
   -- Почему же вы такъ думаете? недовольнымъ тономъ спросилъ онъ.
   Она поспѣшила обратить слова свои въ шутку:
   -- Я Писанія держусь: не уповай ни на князя, ни на сына человѣческаго...
   -- Я не могу вамъ воспрепятствовать почитать меня за эгоиста, сказалъ, слегка усмѣхаясь, князь Ларіонъ,-- но прошу васъ вѣрить только въ то, что я по принципу, старался бы проложить Сергѣю Михайловичу дорогу. Мудрое правительство должно было бы всегда, по моему, имѣть такихъ намѣченныхъ имъ, такъ сказать, заранѣе, для занятія въ будущемъ высшихъ должностей въ государствѣ, молодыхъ людей, которые, какъ вашъ племянникъ, къ счастливой случайности рожденія и независимости по состоянію присоединяютъ еще пріобрѣтенное самими ими солидное высшее образованіе.
   -- Очень красно, только ты племянницы-то своей этому "намѣченному" дать не намѣренъ! подумала Софья Ивановна, и опять неудержимо захотѣлось ей кольнуть чѣмъ нибудь "стараго лукавца..."
   -- Я о правительствѣ не сужу, громко проговорила она,-- но у насъ, по Писанію то же, и своя своихъ не познаша!...
   Захотѣлъ ли, или нѣтъ, понять князь Ларіонъ этотъ намекъ, но онъ прекратилъ разговоръ справа, и обратился съ какимъ-то вопросомъ къ сидѣвшей у него по лѣвую руку образованной окружной.
   Глаза еще взволнованной Софьи Ивановны обѣжали кругомъ стола и съ какою-то безсознательною, но глубокою нѣжностью остановились на княжнѣ Линѣ, съ обѣихъ сторонъ которой двѣ изъ пулярокъ, чуть не повисши ей на плечи, ужасно торопясь и перерывая другъ друга, передавали ей какой-то вздоръ. Софьѣ Ивановнѣ самой себѣ не хотѣлось признаться въ томъ чувствѣ, которое неотразимо влекло ее къ этой дѣвушкѣ. Давно ли, когда Сергѣй пріѣхалъ изъ Сицкаго, и она его исповѣдывала, она не только ужасалась мысли предстоявшихъ ему недочетовъ, но и самый успѣхъ его, думала она, былъ бы, кажется, для нея тягостенъ? Тогда она обѣими руками, незадумавшись, подписалась бы подъ разумнымъ приговоромъ князя Ларіона: "не женятся въ 23 года, не создавъ себѣ никакого положенія, не сдѣлавъ ничего ни для общества, ни для себя... " Теперь всѣ соображенія ея перепутывала и смущала одна упорно, неотступно набѣгавшая ей въ голову мысль: "а что же если и она, это милое созданіе, полюбитъ Сережу, что же тогда?... "И она, сама себѣ въ этомъ не давая отчета, досадливо отгоняя этотъ "соблазнъ" каждый разъ когда представалъ онъ передъ нею, страстно, съ какимъ-то молодымъ біеніемъ сердца, жаждала теперь, чтобъ это случилось... чтобъ "это милое созданіе", эта синеокая, изящная, тихая дѣвушка... такъ напоминающая его, отца своего, чтобъ и она... да... И Софья Ивановна о туманенными глазами глядѣла любуясь на тонкій обликъ Лины, и въ головѣ ея проносилось что "еслибы ужъ на то была воля Божья," она и не знаетъ кого бы изъ "нихъ двухъ" она болѣе любила!...
   Княжна какъ бы почувствовала на себѣ проникающую струю этого взгляда: она подняла голову, встрѣтилась глазами съ Софьей Ивановной, и улыбнулась... "Да, люби меня, я хорошая!" такъ и говорила эта улыбка.
   У Софьи Ивановны забилось въ груди какъ въ двадцать лѣтъ...
   -- Господи, точно я сама влюблена въ нее! подумала она, дружески кивая ей черезъ столъ.
   Княжна тихо отвела отъ нея глаза, вскинула ихъ на мгновеніе въ сторону гдѣ сидѣлъ Гундуровъ, и опять, вопросительно будто, взглянула на нее:
   -- "О чемъ онъ тоскуетъ?" прочла въ нихъ ясно Обфья Ивановна...

-----

   Старый офиціантъ съ сѣдыми бакенбардами и строгою физіономіей, наклонясь тѣмъ временемъ къ уху исправнику, передавалъ ему на тарелкѣ продолговатый конвертъ подъ казенною печатью и шепталъ ему таинственно и внушительно:
   -- Сею минутою изъ города къ вамъ разсыльный; наказывалъ-съ, что очень нужное...
   Исправникъ торопливо вскрылъ на колѣняхъ конвертъ, вынулъ изъ него бумагу и какое-то вложенное въ нее письмо, прочелъ надписанный на немъ адресъ, и такъ же торопливо обернувшись къ слугѣ:
   -- Князю Ларіону Васильевичу сейчасъ! передалъ онъ ему письмо, и слегка дрожащими руками развернувъ подъ столомъ полученную имъ бумагу, принялся читать ее.
   Слуга съ тѣмъ же таинственнымъ видомъ и молча поднесъ письмо по назначенію.
   Князь съ нѣкоторымъ удивленіемъ взглянулъ на него, узналъ почеркъ на адресѣ, тотчасъ же взялъ его съ тарелки и спросилъ:
   -- Кѣмъ доставлено?
   -- Господинъ капитанъ-исправникъ приказали вашему сіятельству вручить-съ, отчетливо, пѣвуче и протяжно доложилъ старый дворовый, отъ преизбытка почтительности совсѣмъ ужь неестественно приподымая сѣдыя брови.
   -- Вамъ съ нарочнымъ прислано? громко обратился черезъ столъ князь къ Акулину.
   -- Точно такъ-съ, приподымаясь на половину со своего стула, отвѣчалъ толстый Елпидифоръ; -- получилъ сейчасъ въ пакетѣ, съ извѣщеніемъ что ихъ сіятельство изволятъ прослѣдовать чрезъ нашъ уѣздъ въ сосѣднюю губернію; -- въ имѣніе свое, въ Нарцесово, надо полагать, ѣхать изволятъ. Отъѣздъ изъ Москвы назначенъ по маршруту въ пятницу, 19-то числа, а въ субботу утромъ они намѣреваются быть здѣсь въ Сицкомъ-съ...
   -- Le comte? Къ намъ? вопросительно протянула княгиня Аглая Константиновна, скрывая причиняемое ей этой вѣстью удовольствіе подъ равнодушною улыбкой.
   -- Oui, ваше сіятельство! поспѣшилъ подтвердить исправникъ.
   -- Офиціальности, офиціальности-то на себя что напустилъ! хихикнулъ вполголоса Свищовъ, подмигивая черезъ столъ Духонину,-- эпикуреецъ, а?
   -- Отстаньте, служба! такимъ же, но сердитымъ, шопотомъ осадилъ его Акулинъ.
   -- Я его знаю -- графа! громко возгласила Ольга Елпидифоровна, которая сидѣла между двумя обожателями своими, Ранцовымъ и Маусомъ, и въ продолженіе всего обѣда занималась тѣмъ что дразнила и натравливала ихъ другъ на друга;-- когда я была на балѣ въ Благородномъ Собраніи съ генеральшей Дьябловой, она меня познакомила... Онъ очень добрый старикъ, и смѣшной такой, голова точно арбузъ, лысая вся кругомъ. Онъ мнѣ руку далъ, любезный очень былъ, и сказалъ мнѣ чтобы я чаще пріѣзжала въ Москву, домолвила самодовольно барышня,-- причемъ почтеннаго родителя ея такъ и повело, такъ какъ графъ -- (чего не сказала вслухъ Ольга) приглашая ее чаще бывать въ Москвѣ, прибавилъ къ этому: "а отцу скажите чтобы въ карты меньше игралъ!..."
   -- А мнѣ придется отсюда скрыться куда-нибудь на время, засмѣялся Чижевскій:-- я у него насилу выпросился на 28 дней, родныхъ повидать,-- и вдругъ онъ меня найдетъ здѣсь на сценѣ... Бѣда какого дастъ нагоняя!...
   -- Ne craignez pas, я ему скажу et il ne vous fera rien! обнадежила его съ высоты своего величія княгиня.
   Князь Ларіонъ читалъ тѣмъ временемъ письмо отъ графа. Оно писано было крупными растянутыми буквами, какъ пишутъ начинающія дѣти и грамотные лавочники, и занимало всѣ четыре страницы большаго почтоваго листа. Содержаніе его, повидимому, представляло значительный интересъ, потому что князь то хмурился, то разжималъ брови, и сосредоточенно вникалъ, казалось, въ смыслъ каждой строки. Онъ добрался до конца, сложилъ письмо.
   -- Извините за мою неучтивость, своимъ любезнымъ, и повеселѣвшимъ тономъ, проговорилъ онъ, обводя легкимъ поклономъ своимъ сосѣдокъ,-- я такъ безцеремонно занялся чтеніемъ... Вотъ и ближайшій случай обдѣлать дѣла Сергѣя Михайловича, шепнулъ онъ тутъ же Софьѣ Ивановнѣ. И поднявъ голову:
   -- Нарочный вашъ еще здѣсь? спросилъ онъ опять громко у исправника.
   -- Здѣсь еще, ваше сіятельство!...
   -- И можетъ подождать нѣсколько?
   -- Сколько прикажете-съ!
   -- Такъ я послѣ обѣда напишу, и попрошу васъ письмо мое распорядиться доставить скорѣе на почту...
   -- Я самъ, если дозволите, ваше сіятельство, доставлю его въ городъ сегодня же, отвѣчалъ Акулинъ,-- и для большей скорости не прикажете ли отправить его съ эстафетою?
   -- Очень хорошо-съ!...
   -- А Полонія что-жъ, по боку, значитъ? раздался вдругъ какъ изъ бочки, къ общему смѣху, встревоженный и раздраженный голосъ,-- голосъ "фанатика," безмолвно до сихъ поръ лишь отваливавшаго себѣ огромные куски съ блюдъ, которые пожиралъ съ алчностью достойною Гомеровскаго Полиѳема.
   -- Я вернусь завтра же къ полдню, сказалъ смѣючись исправникъ,-- а на сегодня ужъ извините; служба прежде всего-съ...
   -- Дороги не въ исправности? шутливо спросилъ князь Ларіонъ.
   -- На этотъ счетъ смѣю просить извиненія вашего сіятельства, возразилъ почтительно -- обиженнымъ тономъ толстый Едпидифоръ;-- по губерніи, смѣло могу сказать-съ, нѣтъ дорогъ исправнѣе моихъ! А паромъ на рѣкѣ Нарѣ осмотрѣть нужно. Съ торговъ отдается, изволите знать; возятъ, не жалуются... Только подъ проѣздъ ихъ сіятельства, чтобъ не задержали какъ-нибудь, заранѣе приказаніе отдать, чтобы къ 19-му числу народъ нагнать на рѣку на всякій случай...
   Князь Ларіонъ усмѣхнулся съ тѣмъ полупрезрительнымъ, полускучающимъ видомъ человѣка, которому изъ долголѣтней практики службы въ высшихъ чинахъ до тошноты вѣдома вся эта исторія начальническихъ поѣздокъ по только что закиданнымъ колеямъ отечественныхъ дорогъ, съ бѣшено скачущимъ впереди на тройкѣ исправникомъ и "нагнаннымъ" народомъ на переправахъ,-- но который изъ той же практики давно убѣдился, что ничего съ этимъ не подѣлаешь, и что этими порядками стояла и будетъ стоять Святая Русь до скончанія вѣковъ.
  

XX.

Любви всѣ возрасты покорны...
Пушкинъ.

   Тотчасъ же послѣ обѣда князь ушолъ къ себѣ, попросивъ прислать кофе къ нему на верхъ. Это значило что онъ не скоро намѣренъ вернуться къ обществу... То что имѣлъ онъ отвѣтить на полученное имъ письмо требовало размышленія. Графъ -- съ которымъ онъ былъ въ дружескихъ связяхъ еще со временъ отечественной войны, когда юношею, прямо со скамьи Лейпцигскаго университета, онъ поступилъ дипломатическимъ чиновникомъ въ походную канцелярію князя Кутузова,-- писалъ ему о предложеніяхъ имѣющихъ быть ему сдѣланными изъ Петербурга, и о которыхъ онъ, т. е. графъ передастъ ему подробнѣе при личномъ свиданіи въ Сицкомъ, но что его, графа, просятъ заранѣе узнать: согласенъ ли будетъ вообще князь снова вступить въ службу, "потому, говорилось въ письмѣ,-- если вобще переменить своего покоя не хочешь то нѣчево тебѣ и предлагать. А потому отпиши сейчасъ, штобъ и я могъ нѣмѣдля про тебя што просютъ отвѣчать..." Князь зналъ кто проситъ объ этомъ его отвѣтѣ его почтеннаго, хотя и не очень грамотнаго, стараго друга: онъ зналъ что оттуда могли идти лишь вѣскія по своему источнику предложенія... Онъ могъ опять попасть въ власть,-- и невольно проносились у него въ головѣ знакомыя имена облеченныхъ въ высшія должности государства... "Кого же думаютъ тамъ замѣнить мною?" спрашивалъ онъ себя съ безотчетнымъ любопытствомъ, медленными шагами подымаясь по лѣстницѣ въ свои покои... Онъ еще далеко не зналъ какого рода отвѣтъ онъ дастъ графу. Власть?... Онъ сознательно, потому что признавалъ долгомъ своей совѣсти, отказался отъ нея два года тому назадъ... Ему было тяжело тогда: этотъ міръ власти въ которомъ съ юныхъ лѣтъ было предназначено ему мѣсто, въ которомъ онъ такъ долго былъ своимъ,-- онъ былъ ему дорогъ... Но онъ отказался отъ нея, и уѣхалъ въ Италію... Въ воспоминаніи князя мелькали подробности этого отъѣзда: скверный октябрьскій петербургскій вечеръ съ пронзительнымъ вѣтромъ и дождемъ, полуосвѣщенное зало въ зданіи почтовыхъ каретъ въ Большой Морской, два исполненные гражданскаго мужества бывшіе его чиновника, пришедшіе проводить его, охрипшая труба кондуктора... Затѣмъ опять дождь, свинцовое небо, нескончаемый путь до Таурогена, безсонныя ночи въ тѣсномъ экипажѣ, упреки и сожалѣнія незасыпавшаго честолюбія, и на границѣ равнодушный голосъ таможеннаго чиновника провѣрявшаго паспортъ!,-- голосъ словно и теперь звенѣвшій въ его ухѣ, и показавшійся ему тогда такимъ дерзкимъ: "князь Шастуновъ, отставной тайный совѣтникъ, неугодно ли получить!..."
   Онъ проѣзжалъ черезъ Германію,-- Германію почти ему родную во времена Тугендбунда и пѣсней Кернера... Она вся теперь, отъ Одера до Майна и Дуная, горѣла огнемъ междоусобія. "Отъ нашихъ пергаменовъ священнаго союза вскорѣ, можетъ быть, не останется ни клочка," думалъ князь Ларіонъ... "Но что же до этого намъ? Развѣ мы свою, русскую, политику преслѣдовали тамъ, на Вѣнскомъ конгрессѣ, удивляя міръ нашимъ великодушіемъ?..." Родина необъятнымъ исполиномъ вставала передъ нимъ... "Colosse aux pieds d'argile?" вспоминалъ онъ слово Mauguin'а... "Нѣтъ, у насъ одна задача -- просвѣщеніе, одинъ опасный врагъ -- невѣжество, и мы его-же теперь призываемъ въ помощь себѣ на борьбу съ тѣмъ что, въ ребяческомъ перепугѣ мнимъ мы, грозитъ намъ отсюда!..." И снова закипали на душѣ его недавнія волненія, пробѣгали въ памяти живые образы его петербургскихъ враговъ, и точно слышались ему звуки пререканій ихъ съ нимъ въ совѣтахъ и гостинныхъ въ тѣ дни когда все темнѣе и темнѣй набѣгали тучи безсмысленнаго страха, и надъ бѣднымъ русскимъ образованіемъ висѣлъ неминуемый ударъ...
   Да, тяжело ему было тогда... И вотъ онъ достигъ цѣли своего пути,-- пріѣхалъ въ Ниццу, и велѣлъ вести себя въ Hôtel Victoria, гдѣ, онъ зналъ по письмамъ, стояла семья его недавно умершаго брата. Vittorio, котораго онъ помнилъ курьеромъ у князя Михайлы, встрѣтился съ нимъ на лѣстницѣ, узналъ, и побѣжалъ доложить... Дверь отворилась, онъ вошелъ... "Larion!" вскрикнула княгиня Аглая -- и за нею высокая дѣвушка, въ черномъ съ головы до ногъ, съ глухимъ рыданіемъ упала ему головой на плечо...
   Какъ живо теперь припоминалъ онъ это мгновеніе?... Онъ не видалъ ее лѣтъ шесть. Какъ мало походила на тогдашнюю впалогрудую, длинную дѣвочку это стройное созданіе, блѣдное и прекрасное въ своей нѣмой печали какъ мраморъ Ніобеи, съ тихимъ пламенемъ мысли въ васильковыхъ глазахъ!... Она его прежде всего поразила сходствомъ своимъ съ его братомъ, съ которымъ онъ всегда былъ очень друженъ, и который всегда съ глубокою любовью говорилъ о ней въ своихъ письмахъ къ нему. Тотъ же неулыбавшійся взглядъ, то же изящное спокойствіе внѣшняго облика, подъ которымъ у князя Михайлы скрывалась въ молодости неудержимая страстность... "А дальше? спрашивалъ себя въ первые дни налаженный на сомнѣнія князь Ларіонъ;-- на сколько тутъ къ той чистой крови примѣси отъ грубой натуры ея матери? "
   Не долго задавалъ онъ себѣ подобные вопросы... Ихъ сблизила прежде всего эта дорогая имъ обоимъ память о князѣ Михайлѣ. Они каждый день говорили о немъ... Онъ умиралъ, медленно угасая, въ полномъ сознаніи своего состоянія, переписывался съ пасторомъ Навилемъ въ Женевѣ, и въ тоже время съ однимъ старымъ италіанскимъ аббатомъ, бывшимъ духовникомъ его матери, о будущей жизни, читалъ каждый день Евангеліе, и молился по цѣлымъ часамъ. "Онъ былъ чрезвычайно ласковъ и покоренъ maman, но никогда ничего не говорилъ ей о себѣ чтобы не испугать ее, объясняла Лина,-- только когда мы оставались съ нимъ вдвоемъ онъ не таился, и будто легче бывало ему оттого..." Князь Ларіонъ договаривалъ себѣ то чего не поняла, или не хотѣла сказать ему Лина: "покоряясь," его бѣдный братъ до послѣдней минуты не могъ побѣдить того чувства которое въ продолженіе всей его жизни удаляло его отъ этой женщины, связанной съ нимъ невольными узами. Онъ томился ею до концами въ набожномъ настроеніи своемъ тѣмъ мучительнѣе тосковалъ и каялся въ винахъ своихъ передъ нею. Въ полубреду предсмертныхъ часовъ онъ, уцѣпившись костенѣвшими пальцами за поледенѣвшую отъ ужаса руку Лины, говорилъ ей: "мать... не огорчай... Искупи... искупи меня, грѣшнаго!..." Онъ не вѣдалъ, умирая, на что обрекалъ этимъ ея молодую жизнь!...
   А князь Ларіонъ былъ вскорѣ весь охваченъ благоуханіемъ этой разцвѣтающей жизни. Чѣмъ-то невыразимо-чистымъ, свѣтлымъ, примиряющимъ вѣяло отъ нея на его на болѣвшую и возмущенную душу. Онъ уже не разсуждалъ, онъ отдавался этому обаянію... Идти объ руку съ племянницей къ морскому берегу, куда нибудь по далѣе отъ promenade des Anglais {Главное мѣсто гулянья въ Ниццѣ.} и, усѣвшись на камнѣ у самаго прибоя, глядѣть по цѣлымъ часамъ на паруса скользившіе вдали по голубому простору средиземныхъ волнъ, читать съ нею по вечерамъ Уордсворда и Уланда, а по утрамъ учиться вмѣстѣ италіанскому языку у стараго, смѣтнаго учителя на длинныхъ, дрябленькихъ ножкахъ, который при каждомъ объясненіи лукаво моргалъ глазами и таинственно спрашивалъ ихъ: "sentiano, Eccelenze? {Понимаете, ваши сіятельства?},-- такова была идиллія, которую переживалъ теперь, на склонѣ лѣтъ, этотъ посѣдѣвшій въ тревогахъ и разочарованіяхъ дѣловой жизни человѣкъ. И то что теперь замѣняло, въ силу чего забывалъ онъ все свое прежнее, недавнее было, казалось ему, то тихое, святое отцовское чувство, котораго онъ, одинокій самолюбецъ, не знавалъ всю жизнь, и которое за то исполняло его теперь какою-то никогда имъ еще неиспытанною, безпредѣльно захватывавшею его нѣжностью... Да, говорилъ онъ себѣ, онъ любилъ ее какъ родную дочь, и не могъ бы желать, не могъ бы создать въ воображеніи лучшей себѣ дочери: ничего, ничего Аглаинаго, а вся грація, изящество, тонкость восприниманія и вдумчивая сдержанность избранныхъ натуръ... Какъ глубоко она чувствуетъ и какъ гордо-стыдливо хоронитъ отъ чужаго взгляда завѣтный кладъ чувствъ своихъ и мысли! "Счастливецъ тотъ кому..."
   Князь Ларіонъ не договаривалъ, и все чаще задумывался о ней... и о томъ "счастливцѣ..." И что-то еще темное, но уже мучительное все сильнѣй примѣшивалось къ этимъ помысламъ, вливало какую-то тайную горечь въ ту чашу чистаго счастья, къ которой въ первые дни приникалъ онъ неотступными устами...
   А время бѣжало, трауръ по его братѣ приходилъ уже къ концу; княгиня Аглая заговорила о "devoirs de société," о необходимыхъ выѣздахъ, о Россіи... На князя Ларіона это произвело впечатлѣніе нежданнаго и сокрушительнаго удара; въ уносившемъ его теченіи онъ какъ бы никогда не думалъ о томъ что эта блаженная, одинокая, почти вдвоемъ съ Линой, жизнь его въ Ниццѣ должна была измѣниться не сегодня такъ завтра; ему какъ бы въ голову не приходило, что ее могутъ отнять у него... А теперь -- завѣса падала съ его глазъ,-- а теперь отдать ее значило для него вырвать у себя сердце!...
   Въ первую минуту онъ не повѣрилъ себѣ, онъ хотѣлъ вѣрить въ право свое на то что жгучимъ огнемъ палило теперь его душу. Онъ спрашивалъ себя: не то ли же самое испыталъ бы князь Михайло на его мѣстѣ, не тою ли же тревогой исполнился бы онъ, еслибы его тѣснымъ, нѣжнымъ, счастливымъ отношеніямъ къ дочери грозило чье-либо мертвящее вмѣшательство?... Увы, внутренній голосъ отвѣчалъ ему, что отцовская нѣжность не вѣдала бы подобныхъ опасеній, что это чувство все даетъ и ничего не требуетъ, что ему не грозно никакое соперничество, потому что соперниковъ у этого чувства быть не можетъ... А онъ,-- онъ весь исполненъ былъ тоски и страданія, и подъ устремленными на нее горячечно пылавшими его глазами Лина однажды, вся заалѣвъ и опустивъ вѣки, почти испуганно спросила его: "что съ вами, дядя, зачѣмъ смотрите вы на меня такъ?..."
   Онъ ужаснулся, дрогнулъ... "Бѣжать, бѣжать скорѣе!" "было его первою мыслью...
   -- Намъ, вѣроятно, скоро придется разстаться, сказалъ онъ ей, перемогая себя и потухая взоромъ,-- твоя мать желаетъ ѣхать въ Россію, а мнѣ... мнѣ тамъ нечего дѣлать,-- я уѣду въ Римъ...
   Она съ новымъ испугомъ подняла теперь голову:
   -- Дядя, что-же мы безъ васъ дѣлать будемъ?...
   Онъ понялъ: что ей было бы дѣлать одной съ матерью, которой она съ такимъ смиреніемъ покорялась, и съ которой у нея было такъ мало общаго?...
   Князь Ларіонъ ожилъ... Онъ "былъ нуженъ ей, онъ былъ необходимый ингредіентъ въ ея жизни, онъ былъ для нея преемникомъ всего того высшаго, сочувственнаго, просвѣтительнаго что представлялось Линѣ въ ея покойномъ отцѣ, что связывало ее съ нимъ духовными неразрывными узами, и безъ чего ей жить нельзя..." Онъ жадно уцѣпился за эту мысль: да, онъ ей нуженъ и "не имѣетъ по этому права ее оставить; онъ будетъ, онъ долженъ оберегать это нѣжное растеніе отъ грубыхъ, невѣжественныхъ прикосновеній, будетъ ревниво охранять тотъ священный огонь возженный братомъ его въ душѣ дочери, онъ по праву, единственный ея покровитель; онъ же одинъ и въ состояніи понять чего стоитъ эта душа..." А ему,-- что ему нужно? Чего проситъ онъ отъ судьбы? Продолжить, по возможности, на нѣсколько мѣсяцевъ, на нѣсколько недѣль, эту блаженную, одинокую жизнь подъ италіанскимъ небомъ, на берегахъ сіяющаго моря, гдѣ заслушивался онъ ея тихихъ рѣчей объ отцѣ, о Богѣ, о дальней, холодной родинѣ, которую едва помнила Лина, и о которой не позволяла она никогда "говорить дурно" дядѣ,-- и забывать весь міръ внимая этимъ рѣчамъ, погружаясь украдкой въ эти глаза, глубокіе и лазурные какъ глубь и лазурь того моря, того неба..
   Онъ остался,-- и весь старый свой дипломатическій опытъ употребилъ онъ теперь въ дѣло чтобы отсрочить отъѣздъ ихъ изъ Италіи, чтобы не дать разыграться воскресавшимъ свѣтскимъ вожделѣніямъ своей невѣстки. Онъ пугалъ ее русскими холодами, петербургскою сыростью, опасными для ея дѣтей взросшихъ подъ умѣреннымъ небомъ Германіи; племянницѣ онъ говорилъ о тщетѣ свѣтской жизни, о безсмысленномъ тщеславіи Петербурга; индиферентъ, онъ поощрялъ замѣченную имъ въ ней религіозную восторженность; онъ растравливалъ горечь и безъ того живучихъ сожалѣній ея о страстно любимомъ отцѣ: на этой почвѣ, онъ зналъ, у него не могло быть соперниковъ.....
   Онъ достигъ своей цѣли: еще годъ оттянулъ онъ у Аглаи Константиновны. Вмѣсто Россіи онъ увезъ ее съ дѣтьми въ Римъ... Какъ наслаждался онъ тамъ сосредоточенными восторгами Лины предъ чудесами Святаго Петра и Ватикана! Какъ сама она своимъ чистымъ и задумчивымъ обликомъ подходила въ его глазахъ къ этому міру католическаго искусства, которое единственно было ей понятно и влекло ее въ Римѣ!... Но за то среди тѣхъ чудесъ ея красота была какъ бы еще замѣтнѣе, жадные молодые взоры чаще останавливались на ней чѣмъ среди больнаго населенія Ниццы.....
   "Ее отымутъ отъ меня!" все мучительнѣе отдавалось въ сердцѣ князя Ларіона...
   А свѣтская жизнь уже забирала свои права. Княгиня Аглая завела много знакомствъ, между прочимъ съ одною графинею Анисьевой, петербургскою дамой, жившею въ Римѣ для своего здоровья. Князь Ларіонъ очень не жаловалъ ее, и чуялъ въ ней "интригантку." Аглаѣ Константиновнѣ она, напротивъ, пришлась очень по вкусу: онѣ безпрестанно видались, и вѣчно о чемъ-то шушукались. Лину графиня не звала иначе какъ "mon idole," и томно вздыхала глядючи на нее, въ изъявленіе своего восхищенія ею. Все это коробило князя Ларіона... А княгиня въ тоже время все настоятельнѣе приставала къ нему вернуться въ Россію. "Ея дѣла... et puis Lina va avoir dixhuit ans, много значительно намекала она,-- и ея сынъ, Basile... онъ долженъ получить une éducation russe..." Подъ "éducation russe" она разумѣла Пажескій корпусъ, а подъ "Россіею" Петербургъ,-- и ужасно поражена была когда "Larion" на отрѣзъ объявилъ ей что въ Петербургъ онъ не поѣдетъ. Безъ него, она понимала, "се n'est plus du tout la même chose тамъ..." Много было поэтому поводу у нея интимныхъ совѣщаній съ графинею Анисьевой, результатомъ которыхъ было то что она тяжело при этомъ вздыхая, предложила князю ѣхать на зиму "s'établir а Moscou..." Онъ могъ бы еще на время отдалить, отсрочить, но сама она, Лина, всей душею рвалась въ Россію...
   Онъ согласился съ сокрушеннымъ сердцемъ...
   Они пріѣхали, стали принимать. Княжну повезли на первый балъ къ графу... О, какъ сказать что почувствовалъ князь Ларіонъ когда въ первый разъ рукавъ гвардейскаго офицера обвилъ дѣвственный станъ Лины, и самъ онъ съ казенною улыбкой подъ форменными усами помчалъ ее съ собою по залѣ!... Древній жрецъ съ такимъ мучительнымъ ужасомъ не глядѣлъ бы на поруганіе своего кумира!... "Да, вотъ оно, настоящее,-- вотъ ma via dolorosa, скорбный путь, по которому суждено было ему брести отъ нынѣ до той минуты -- вся внутренность переворачивалась у него думая объ этомъ -- когда ее, Héléne, совсѣмъ, совсѣмъ отымутъ... вырвутъ у него, кинутъ въ объятія... предадутъ поцѣлуямъ молодаго, заранѣе ненавистнаго ему, "счастливца..." Что же съ нимъ, съ нимъ что тогда будетъ!..." Сердечныхъ бурь не избѣжалъ въ свое время князь Ларіонъ: у него было нѣсколько связей, двѣ, три привязанности которымъ онъ тогда готовъ былъ пожертвовать всѣмъ дорогимъ въ жизни... Но теперь онъ спрашивалъ себя какъ Шекспировскій Ромео: "любило-ль сердце мое до сихъ поръ?" {Did my heart love till now? Act. 1. Sc. III.} и ничего въ своемъ прошедшемъ не находилъ онъ подобнаго пламени и мукамъ этой послѣдней, безумной, чуть не преступной страсти...
   Догадывалась ли о ней Лина? Онъ боялся этого пуще грома небеснаго. Одно необдуманное слово, невольный взглядъ могли замутить тотъ чистый міръ родственныхъ, довѣрчивыхъ отношеній, въ которомъ единственно возможно было для него близкое общеніе съ нею... Итакъ уже, стерла къ нему руки.
   -- Не вижу почему, княгиня! сказалъ флигель-адъютантъ съ новымъ ироническимъ оттѣнкомъ,-- особенно, примолвилъ онъ какъ бы про себя,-- при тѣхъ условіяхъ въ которыхъ она находится здѣсь.
   -- Вы хотите сказать, пока эта змѣя и ея племянникъ тутъ?... Но я надѣюсь что они выберутся отсюда (qu'ils déguerpiront d'ici) сегодня же!..
   -- Разлука такъ же мало можетъ помѣшать княжнѣ думать о нихъ.... о немъ, какъ не помѣшаетъ она мнѣ скорбѣть о ней и о моихъ потерянныхъ надеждахъ, театрально вздохнувъ еще разъ возразилъ на это Анисьевъ.
   -- Не теряйте ихъ, милый графъ, не теряйте, ради Бога! Я приму всѣ мѣры чтобы прекратить между ними какого бы ни было рода сношенія! заявляла княгиня, грозно насупливая брови.
   Но онъ словно задалъ себѣ задачей разбивать одну за другою иллюзіи чувствительной маменьки:
   -- Другими словами, княгиня, подвергнете дочь вашу надзору, контролю... шпіонству, наконецъ,-- извините меня за выраженіе! Но этимъ вы лишь достигнете результатовъ совершенно противоположныхъ вашему желанію, вы оскорбите княжну и, сколько я могъ понять ея характеръ, укрѣпите только этимъ преслѣдованіемъ тѣ чувства которыя влекутъ ее... къ этому молодому человѣку...
   -- Но какъ же быть, графъ! вскрикнула Аглая, багровѣя отъ досады;-- я не желаю, я не хочу дозволить ей выходить за этого господина!.. Я ей это сказала, и сдержу мое слово... Вы, милый графъ, избранникъ мой для нея (l'homme de mon choix pour elle), и еслибъ она продолжала не желать выйти за васъ, она отъ меня ничего не получитъ...
   Флигель-адъютантъ невозмутимо слушалъ, скрестивъ руки на груди и слегка моргая пристально направленными на нее глазами.
   -- Я столько же польщенъ сколько и тронутъ вашимъ милостивымъ расположеніемъ ко мнѣ, княгиня, сказалъ онъ, наклоняя голову въ знакъ благодарности,-- но смѣю продолжать думать что избранный вами путь не приведетъ къ желанной вами цѣли.... Въ какой мѣрѣ права княжна, сдѣлавъ выборъ не соотвѣтствующій видамъ вашимъ, насколько, съ другой стороны, вы, ея мать, правы, отказывая утвердить согласіемъ вашимъ этотъ выборъ ея сердца,-- объ этомъ я говорить не буду.... Въ этомъ случаѣ я въ нѣкоторой мѣрѣ сторона, примолвилъ онъ съ грустною улыбкой,-- и потому не могъ бы здѣсь быть вѣроятно вполнѣ безпристрастнымъ судьей. Я позволю себѣ поэтому указать вамъ только на положеніе вещей, каково оно есть въ настоящую минуту. Княжна желаетъ выйти замужъ -- за господина Гундурова; вы не согласны на это. Чѣмъ болѣе будете вы употреблять усилій чтобы заставить ее отказаться отъ своего намѣренія, тѣмъ упорнѣе, какъ всегда бываетъ въ подобныхъ случаяхъ, будетъ она, по всей вѣроятности, укрѣпляться въ немъ.... Такъ можетъ продолжаться до безконечности....
   -- Я не уступлю! взвизгнула Аглая,-- она будетъ вашею женой, или ничьею!...
   Лицо Анисьева приняло выраженіе оскорбленнаго достоинства:
   -- Позвольте замѣтить вамъ, княгиня, промолвилъ онъ холодно и строго,-- что несмотря на все то глубокое чувство которое внушаетъ мнѣ княжна, я не согласился бы никогда получить ея руку путемъ насилія!
   Княгиня перепуганно запрыгала въ своихъ подушкахъ:
   -- Боже мой, вы не понимаете меня, милый графъ!... Я говорю что она должна васъ полюбить, непремѣнно должна! И почему бы она не полюбила васъ? Вы соединяете въ себѣ все что должно нравиться порядочной дѣвушкѣ (à une jeune fille bien née)!
   Онъ скромно опустилъ глаза, и качнулъ головой.
   -- Я почелъ бы себя счастливымъ и тѣмъ, вздохнулъ онъ,-- еслибы княжна могла убѣдиться въ моей безкорыстной и безпредѣльной преданности ей, могла бы увидѣть ближе какимъ пламеннымъ чувствомъ можетъ исполнить она сердце даже отверженнаго ею... Но для этого, примолвилъ онъ опять какъ бы про себя,-- нужны были бы другія обстоятельства, другая обстановка... Онъ пріостановился вдругъ, какъ бы не желая договаривать.
   Аглая недоумѣло захлопала глазами.
   -- Что хотите вы сказать, графъ?
   -- Здѣсь, отвѣтилъ онъ будто нехотя,-- въ той рамкѣ жизни которая окружаетъ княжну, мысли ея трудно оторвать отъ предметовъ занимающихъ ее теперь, и мысль эта должна роковымъ образомъ (fatalement) обращаться все въ томъ же неизбѣжномъ кругу...
   Онъ взглянулъ на свою собесѣдницу, и какъ бы вдругъ вспомнивъ что никакой превыспренности рѣчи она одолѣть не въ состояніи, заключилъ просто:
   -- Пока вы въ Сицкомъ, княгиня, вамъ нечего надѣяться на перемѣну въ чувствахъ и намѣреніяхъ княжны.
   Она сразу поняла, завздыхала и таинственно замигала ему своими круглыми глазами:
   -- Повѣрьте, милый графъ, я бы завтра же въ Петербургъ переѣхала, еслибы не любезный мой деверь, который объ этомъ слышать не хочетъ...-- Она оглянулась невольнымъ движеніемъ и примолвила шепотомъ: -- я должна вамъ сказать что онъ же главнымъ образомъ и поддерживаетъ Лину въ ея упрямствѣ.
   Анисьевъ чуть-чуть повелъ углами губъ, какъ бы желая выразить что онъ объ этомъ знаетъ, и медленно проговорилъ въ отвѣтъ:
   -- Могутъ случиться обстоятельства которыя заставятъ князя перемѣнить образъ его мыслей.
   Аглая вопросительно уставилась на него.
   -- Какія же это обстоятельства, графъ? Ларіонъ ненавидитъ Петербургъ и согласился бы жить тамъ только по нуждѣ, если бы поступилъ опять на службу... Но онъ ужасно гордъ и ни за что не станетъ просить объ этомъ!
   -- Можетъ сдѣлаться и безъ его просьбы, словно уронилъ флигель-адъютантъ, пуская въ ходъ свою многозначительную улыбку.
   Фарфоръ, хрусталь и серебро стоявшаго еще на столѣ чайнаго сервиза внезапно затряслись и зазвенѣли отъ напора дебелыхъ прелестей княгини, нажавшейся всѣмъ тѣломъ на подносъ, въ избыткѣ охватившаго ее волненія. Она вся съѣхала съ дивана, и протягивая черезъ столъ руку къ своему собесѣднику, залопотала прерывающимся отъ радости и нетерпѣнія голосомъ.
   -- Ради Бога, дорогой графъ, не томите меня,-- вы вѣрно знаете что-нибудь! Его хотятъ опять пригласить на службу, да?...
   Улыбка мгновенно сбѣжала съ его губъ, лицо приняло обычное ему, холодное, сдержанное выраженіе.
   -- Я ровно ничего не знаю, княгиня, сказалъ онъ офиціальнымъ тономъ:-- я выразилъ одно мое, лично мнѣ принадлежащее предположеніе, основывающееся единственно на блестящей репутаціи князя, деверя вашего, какъ государственнаго человѣка, которую оставилъ онъ по себѣ въ Петербургѣ... и о которой не было бы ничего удивительнаго еслибы вдругъ вспомнили въ высшихъ сферахъ сегодня или завтра... Я осмѣлюсь покорнѣйше просить васъ ничего далѣе этого простаго соображенія не искать въ моихъ словахъ.
   Она закачала недовѣрчиво головой.
   -- О нѣтъ, милый графъ, я увѣрена что вы знаете что-нибудь болѣе положительное,-- вы такъ хорошо поставлены при дворѣ (vous êtes si bien en cour)!
   -- Повторяю вамъ, княгиня, что я ничего не знаю, досадливо, почти рѣзко отвѣчалъ онъ на это,-- и мнѣ приходится очень сожалѣть что вамъ угодно непремѣнно давать словамъ моимъ произвольное... и позвольте мнѣ прибавить -- непріятное для меня толкованіе.
   Но Аглая уже неслась головой внизъ и никакихъ отговорокъ принимать не хотѣла.
   -- Я вижу, милый графъ, что вы не хотите мнѣ сказать, потому что я женщина, и вы боитесь моего язычка. Но вы меня еще не знаете, я умѣю молчать какъ могила, когда нужно, и вотъ вамъ самое лучшее, кажется, доказательство: то о чемъ мы сговорились съ графиней, матушкой вашею, въ Римѣ, я съумѣла сохранить въ тайнѣ цѣлые полтора года и не сказала ни Линѣ, ни Ларіону, и онъ даже теперь узналъ объ этомъ не чрезъ меня, а чрезъ пріятеля своего, графа, которому писалъ вашъ дядя.
   Анисьевъ пристально глядѣлъ на нее все время... Осторожность его сдалась на убѣдительность этого аргумента:
   -- И все-таки я ничего не скажу вамъ, княгиня! засмѣялся онъ... По принципу, по принципу! добавилъ онъ такъ же весело,-- я никогда ничего не говорю ненужнаго. А это пока не нужно! Вамъ будетъ достаточно пока знать что "перемѣна жизни", какъ говорятъ гадальщицы (онъ сказалъ это, смѣясь, по-русски) -- вещь для васъ возможная въ болѣе или менѣе непродолжительномъ времени... Но знать это должны вы только про себя, молвилъ онъ, принимая опять видъ озабоченный и строгій;-- еслибы князь Ларіонъ провѣдалъ какъ-нибудь что вамъ что-либо извѣстно, онъ бы тотчасъ же заподозрилъ насъ съ вами въ заговорѣ, принялъ бы пожалуй съ своей стороны какое-нибудь неожиданное рѣшеніе..... а это могло бы скомпрометтировать и не меня одного! досказалъ флигель-адъютантъ, сопровождая эти слова такимъ мрачнозначительнымъ взглядомъ что Аглая Константиновна отъ испуга прижалась къ сидѣнью своему, какъ будто намѣревалась продавить его до самаго дна.
   Она уже не смѣла ничего дальше спрашивать, и глухо повторила только:
   -- Я могила для секретовъ, графъ, могила, могила.....
   Онъ учтиво наклонилъ голову и продолжалъ опять:
   -- Смѣю думать что, въ виду того что можетъ случиться, вамъ можно было бы, княгиня, принять по отношенію ко княжнѣ, дочери вашей, образъ дѣйствій выжидательный, такъ-сказать, и примирительный; другими словами, какъ бы забыть о ея..... забыть о причинахъ вашего недовольства ею, не напоминать ей о нихъ, и не вызывать ее такимъ образомъ на новыя... пренія съ вами. Княжна слишкомъ благовоспитана чтобы предпринять что-либо серіозное противъ вашей воли, и вамъ поэтому особенно безпокоиться ничего... Еслибы однако, поспѣшилъ онъ прибавить чуть-чуть сморщивъ брови,-- вы замѣтили какіе-нибудь угрожающіе симптомы (quelques symptomes alarmants), то вы всегда найдете хорошій совѣтъ у моей матушки... Вѣдь вы, надѣюсь, будете продолжать переписываться съ нею?
   -- О, непремѣнно!.. А что лучше было бы, милый графъ,-- это, разъ она уже въ Петербургѣ, еслибъ она могла сама пріѣхать теперь сюда?
   -- Я объ этомъ думалъ одну минуту, возразилъ онъ раздумчиво,-- но нахожу это положительно непрактичнымъ. Матушка, кажется, никогда не сходилась съ княземъ, деверемъ вашимъ, и пріѣздъ ея сюда тотчасъ же возбудилъ бы его подозрѣнія. А этого надо положительно избѣгать... Нѣтъ, княгиня, будемъ ждать лучшаго отъ времени и перемѣны мѣста... Быть-можетъ и ждать долго не придется! примолвилъ онъ со мгновенно блеснувшимъ взглядомъ.-- А затѣмъ позвольте проститься съ вами, сказалъ онъ вставая и обходя столъ чтобы поцѣловать ей руку.
   Она вскочила съ мѣста.
   -- Милый графъ, позвольте обнять васъ... какъ сына, шепнула она ему на ухо, закидывая ему руку за шею и припадая къ его плечу.
   Онъ приложился раздушенными усами къ жирной ея длани, изобразилъ на лицѣ своемъ нѣкое подобіе сердечнаго умиленія, и направился къ двери.
   -- Я провожу васъ до лѣстницы, объявила Аглая, идя за нимъ.
   -- Что вы, что вы, княгиня! вскликнулъ онъ оборачиваясь и вспоминая рекомендацію Ольги Елпидифоровны:-- вы забыли что вы больны; вамъ не на лѣстницу, а въ постель надо... Непремѣнно въ постель, я вамъ совѣтую
   И онъ исчезъ за портьерой.
   Она закивала головой ему вслѣдъ, вернулась къ своему дивану, и торопливо зазвонила. Явившемуся Финогену она отдала приказаніе принести новый чайникъ съ кипяткомъ, и "сейчасъ, сейчасъ отыскать и просить къ ней Евгенія Владиміровича"....
  

XXIII.

   Ольга Елпидифоровна объ руку съ блаженствовавшимъ капитаномъ выходила изъ сада въ большія сѣни дома, когда увидѣла предъ собою вваливавшееся изъ противоположныхъ дверей, со стороны двора, громоздкое туловище почтеннаго своего родителя. Елпидифоръ Павловичъ, покрытый пылью, съ загорѣвшимъ докрасна отъ солнца и вѣтра лицомъ, несъ впередъ свой огромный животъ съ какимъ-то необыкновенно торжественнымъ и радостнымъ видомъ... Завидѣвъ дочь онъ заковылялъ къ ней поспѣшно своими коротенькими ножками, махая ей еще издали руками....
   -- Что вы такъ поздно? крикнула она ему.
   -- Сто двадцать верстъ безъ малаго отмахалъ со вчерашняго вечера, отвѣтилъ онъ, отдуваясь все съ тѣмъ же торжествующимъ выраженіемъ на лицѣ, и подходя къ ней.
   -- Это для чего же сто двадцать верстъ? спросила съ изумленіемъ Ольга.
   -- Въ чужой уѣздъ заѣхалъ, до самаго Подольска проводилъ его сіятельство, пояснилъ онъ со смѣхомъ, вопросительнымъ и нѣсколько удивленнымъ взглядомъ обнимая дочь и ея кавалера, и протягивая послѣднему руку. Ранцевъ съ радости пожалъ ее такъ что Акулинъ чуть не крикнулъ отъ боли.
   -- Ну, дочурка, сказалъ онъ, тряхнувъ пальцами выдернутыми имъ изъ этой медвѣжьей лапы,-- въ Бѣлокаменную собирайся!
   -- Это какъ?
   -- Назначеніе получаю.
   -- Полицмейстеромъ въ Москву? вскрикнула Ольга.
   -- Пониже маленечко, да посытнѣе пожалуй! И жирная улыбка раздула еще разъ необъятныя ланиты Елпидифора.
   -- Что же это такое: "пониже"? спросила она хмурясь и надувая губы.
   -- А что пониже полицмейстера бываетъ, и не слыхивали, можетъ, никогда? спросилъ онъ въ свою очередь, передразнивая голосъ ея и мину.
   -- Частный приставъ есть, сердито отвѣчала она; -- такъ развѣ вы согласитесь пойти въ частные пристава?
   Онъ разсмѣялся во всю мочь, уткнувъ руки въ бока и насмѣшливо глядя ей въ лицо своими лукаво подмигивавшими глазками.
   -- Въ Городскую-то часть? Да какой же, съ позволенія вашего сказать, пентюхъ и оселъ не пойдетъ на этакое мѣсто!
   -- Частный приставъ, протянула брезгливо и свысока Ольга,-- какая гадость!
   -- А исправникъ не гадость? протянулъ и онъ, передразнивая ее еще разъ.-- Имѣлъ уже я честь, матушка моя, Ольга Елпидифоровна, докладывать вамъ не разъ что званіе -- звукъ пустой, и что ни къ чему человѣку честь, коли нечего ему ѣсть.... Спроси-ка вотъ Никанора Ильича, какъ онъ про это скажетъ?...
   -- Извѣстно, Ольга Елпидифоровна, поспѣшилъ подтвердить тотъ,-- званіе безъ средствъ тягость одна-съ...
   -- Колибъ я продолжалъ по военной лямку тянуть, заговорилъ опять Акулинъ,-- я, по товарищамъ судя, въ настоящую пору въ ролѣ превосходительнаго пѣтуха глотку бы дралъ предъ бригадой, а за усердіе мое получилъ бы содержанія столько что на одну вотъ на статью на эту (онъ треснулъ себя рукой по животу) доходовъ бы не хватало, не говоря о другомъ прочемъ... А тутъ и не казиста съ виду должность, а какъ ежели, бѣдно, бѣдно, пятнадцать тысячъ цѣлковенькихъ получать съ нея ежегодно, такъ пожалуй съ низостью-то званія помириться можно, какъ вы полагаете, Никаноръ Ильичъ?
   Капитанъ промычалъ что-то, не то сконфуженно, не то нѣжно поглядѣлъ на будущаго тестя, и слегка покраснѣвъ и ухмыльнувшись опустилъ глаза.
   -- Это, то-есть, съ купцовъ взятки брать? громко и откровенно хватила зато Ольга.
   Елпидифоръ Павловичъ и не подумалъ разсердиться; онъ только плечами пожалъ.
   -- И безо всякихъ взятокъ, и даже отцомъ-благодѣтелемъ всякій называть станетъ... потому матерію эту мы насквозь прошли, не сомнѣвайтесь, дочка моя достолюбезная... И какая вы тамъ ни на есть грандамъ, а какъ ежели захотите въ Благородное Собраніе, или къ самому графу на балъ туалетомъ блеснуть, такъ къ тому же отцу-частному приставу за презрѣннымъ металломъ отъявитесь, и мерси боку скажете что есть у него таковаго достаточно чтобы никогда вамъ въ немъ отказу не знать...
   -- Будьте покойны, возгласила на это Ольга,-- никогда я за деньгами къ вамъ приходить не буду, и не вы, а мужъ мой будетъ платить за мои туалеты... Неправда ли, mon capitaine? И она улыбнувшись подняла на Ранцева свои зажигательные глаза...
   Онъ не успѣлъ отвѣтить... Все огромное тѣло Елпидифора Павловича всколыхнуло вдругъ, словно двѣнадцативесельный барказъ подъ внезапнымъ набѣгомъ вала морскаго, маленькіе глазки запрыгали, отвислыя щеки раздулись мгновенно, и также мгновенно опали...
   -- Да что же это такое? едва былъ онъ въ состояніи произнести,-- что же вы не говорите?.. Кончено у васъ что ли?..
   -- Рѣшено и подписано! расхохоталась на это Ольга, между тѣмъ какъ капитанъ безъ словъ, но весь мокрый отъ слезъ, хлынувшихъ тутъ же у него изъ глазъ, кидался на шею дебелаго ея родителя.
   -- Голубчикъ... зятекъ ты мой любезный... Никанорушка! въ избыткѣ радости шепелявилъ тотъ, чмокая капитана влажными губами во всякое мѣсто воинственной его физіономіи.
   -- Вотъ видите, продолжала хохотать барышня,-- и спѣшить вамъ не къ чему было мѣсто принимать... И надѣюсь что вы не поступите раньше чѣмъ насъ обвѣнчаютъ... Мы уже порѣшили:-- тридцатаго, безо всякаго парада, и сейчасъ же къ нему, въ Рай-Никольское...
   Она оборвала вдругъ... Кто-то быстрыми шагами спускался съ лѣстницы... Она обернулась -- и увидала Анисьева.
   -- Ахъ, графъ, это вы... Совсѣмъ?
   -- Совсѣмъ, повторилъ, онъ смѣясь и сбѣгая къ ней,-- сейчасъ заходилъ къ князю проститься...
   Онъ еле замѣтно поморщился замѣтивъ ея собесѣдниковъ, но принялъ тотчасъ же любезный видъ, и учтиво поклонился имъ общимъ поклономъ.
   Ольга сочла нужнымъ представить ихъ ему, и при этомъ съ замѣтнымъ оттѣнкомъ, коротко, словно проглатывая слова, назвала Акулина: "Отецъ мой", и тутъ же отвернулась отъ него.
   -- А капитана, сказала она,-- вы мнѣ говорили вчера, графъ, что знаете его еще съ прошлаго года, въ Венгріи?.. Никаноръ Ильичъ Ранцевъ, отчетливо прибавила она.
   Флигель-адъютантъ протянулъ ему руку, изобразивъ на лицѣ любезнѣйшую изъ своихъ улыбокъ.
   -- Не знаю, помните ли вы меня, но мы съ вами встрѣтились въ Коморнѣ, куда я привозилъ награды за дѣло въ которомъ вы приняли такое блестящее участіе...
   -- Я что же-съ... исполнять долженъ, конфузливо пробормотала на это капитанъ,-- а рота у меня, дѣйствительно, отличная была-съ... Покорнѣйше благодарю за вниманіе! промолвилъ онъ коротко, какъ бы не желая продолжать разговора на эту тему.
   -- Скроменъ какъ всѣ герои! расхохоталась Ольга.
   -- Совершенно справедливо! поспѣшилъ примолвить Анисьевъ, наклоняя утвердительно голову,
   Никаноръ Ильичъ растерянно повелъ на нихъ глазами.
   -- Не смущайтесь cher capitaine, возгласила съ новымъ смѣхомъ барышня,-- а просите лучше графа не оставить васъ своимъ знакомствомъ, когда вы будете въ Петербургѣ!
   -- Помилуйте, очень радъ, если только позволите, поспѣшилъ сказать петербургскій воинъ, протягивая ему снова руку.
   Онъ при этомъ взглянулъ на Ольгу, какъ бы спрашивая ее глазами, слѣдуетъ ли ему поздравить ее съ предстоящимъ бракомъ.
   Она чуть-чуть приподняла плечи въ отвѣтъ, будто говоря "не стоитъ труда"! и обратилась къ нему съ вопросомъ:
   -- Когда же вы ѣдете? Сейчасъ?
   -- Сейчасъ, подтвердилъ онъ.
   -- И мы тоже... Ѣдемте, mon capitaine!..
   -- Куда это, куда? вскрикнулъ изумленный Акулинъ.
   -- Домой, въ городъ... Вѣдь и вы туда же, графъ? Вмѣстѣ и выѣдемъ...
   -- Такъ какъ же это? продолжалъ недоумѣвать родитель,-- а спектакль сегодняшній?
   Она разсмѣялась.
   -- Никакого спектакля нѣтъ, княгиня больна... Собирайтесь восвояси!
   -- Да у меня и лошадей нѣтъ, озадаченно молвилъ онъ,-- пріѣхалъ я на почтовыхъ, а своимъ велѣлъ только къ завтрашнему утру прибыть...
   -- Я могу, если прикажете, довезти васъ до города, обязательно предложилъ Анисьевъ, побуждаемый къ такой любезности тѣмъ все болѣе и болѣе возбуждающимъ впечатлѣніемъ которое производила на него Ольга.
   Исправникъ былъ чрезвычайно польщенъ предложеніемъ.
   -- Почту себя счастливымъ, пробормоталъ онъ,-- если только не обезпокою васъ, графъ...
   -- Нисколько, засмѣялся тотъ,-- коляска у меня просторная, мѣшать другъ другу не будемъ...
   Всѣ они вмѣстѣ вышли на крыльцо.
   Уже вся уложенная, запряженная почтовою четверкой коляска флигель-адъютанта, съ камердинеромъ его въ военной ливреѣ у дверцы, стояла въ нѣсколькихъ шагахъ отъ крыльца, готовая подать. За нею, на козлахъ капитанскаго тарантаса виднѣлось румяное лицо его молодаго кучера, сердито подергивавшаго вожжами отъ скуки ожиданія и самолюбія, оскорбленнаго надменнымъ тономъ съ которымъ слуга Анисьева приказалъ ему осадить чтобы дать проѣхать впередъ экипажу своего барина.
   Онъ крайне возликовалъ поэтому, когда самъ этотъ "чужой баринъ" отдалъ первымъ дѣломъ приказаніе коляскѣ своей отъѣхать назадъ и дать мѣсто тарантасу, въ которомъ должна была занять мѣсто хорошо знакомая капитанскому возницѣ "исправникова дочка". Онъ подобралъ разомъ вожжи, натянулъ, тряхнулъ головой такъ что гречневикъ съѣхалъ ему прямо на правый глазъ, и ухорски, будто едва сдерживая рвущихся коней, подкатилъ къ самымъ ступенькамъ крыльца.
   -- Образцовая упряжка! возгласилъ одобрительно флигель-адъютантъ, глядя на нее знатокомъ и цѣнителемъ.
   -- Ольга Елпидифоровна, что же это такое, вы въ самомъ дѣлѣ уѣзжаете, и никому не сказавъ! раздались голоса съ одной изъ висячихъ галлерей, огибавшихъ домъ съ обѣихъ сторонъ, и на которыхъ любила во всякое время собраться молодежь Сицкаго курить и болтать, лежа на расположенныхъ тамъ широкихъ турецкихъ диванахъ.
   Толя Карнауховъ мигомъ перекинулъ оттуда ноги за перила, ухватился за водосточную трубу и, спустившися по ней благополучно внизъ, кинулся къ тарантасу, въ который только что подсадилъ капитанъ Ольгу.
   -- Розалинда безумной мечты, зашепталъ онъ ей, подбѣгая со стороны противоположной крыльцу, пока она усаживалась, а капитанъ дрожащими отъ счастья руками подкладывалъ ей подъ ноги какую-то подушку,-- вы взаправду такъ и укатите въ тетатетѣ съ христолюбивымъ воинствомъ?
   -- Не правда ли какъ жалко что не съ вами! громко фыркнула она въ отвѣтъ повернувшись къ нему спиной, уткнулась въ уголъ экипажа, и подняла голову.
   Всѣ они были тамъ, и глядѣли на нее жадно и удивленно,-- и Чижевскій, и Шигаревъ, и Духонинъ съ Факирскимъ, и "стряпчій" Маусъ, и... и Ашанинъ, нѣсколько поблѣднѣвшій, показалось ей,-- Ашанинъ, съ его искристыми, насквозь прожигающими глазами и не то злою, не то насмѣшливою улыбкой на устахъ...
   Что-то въ родѣ сожалѣнія или раскаянія промелькнуло у нея въ душѣ... О чемъ, къ кому,-- она сказать бы себѣ не могла... да и не такова она была чтобъ останавливаться долго на разборѣ своихъ ощущеній... Она на мигъ прижмурилась, открыла опять глаза, остановила ихъ на капитанѣ, робко заносившемъ ногу на подножку экипажа, и проговорила нетерпѣливымъ тономъ:
   -- Да садитесь же скорѣе наконецъ!..
   Онъ заторопился, сѣлъ... Она еще разъ подняла голову, обвела взиравшихъ на нее съ галлереи какимъ-то вызывающимъ взглядомъ, и звонко, своимъ густымъ контральтовымъ голосомъ, крикнула имъ кивнувъ на Ранцева:
   -- Господа, честь имѣю представить вамъ моего жениха!... И тутъ же обернувшись къ кучеру, закомандовала уже полною госпожой и хозяйкой:-- А ты трогай, и пошибче!...
   Тройка дружно рванула, загремѣла, понеслась...
   Флигель-адъютантъ многозначительно улыбнулся изъ-подъ прикрученныхъ усовъ, степенно усѣлся съ исправникомъ Акулинымъ въ поданную ему коляску, и коротко отдалъ ямщику своему приказаніе "не отставать".
   -- О, капитане, капитане, загаерничалъ имъ вслѣдъ Шигаревъ,-- о герой Венгерскій, ходить тебѣ на четверенькахъ, быть тебѣ въ ярмѣ!...
   -- А я тебѣ вотъ что скажу, съ засверкавшими глазами обернулся на него Ашанинъ,-- это единственная женщина изо всѣхъ какихъ я знаю которая способна не надоѣсть тебѣ до конца жизни!
   -- Еще бы! засмѣялся Чижевскій,-- она тебя до этого десять разъ успѣетъ разжевать и выплюнуть...
   -- Въ этомъ-то и прелесть, живо возразилъ московскій Донъ-Жуанъ,-- въ этомъ-то и прелесть, какъ ты этого не понимаешь!...
   Бѣдный Маусъ ничего не сказалъ. Онъ съ высоты своихъ правовѣдскихъ правъ и нѣмецкой крови такъ долго привыкъ презирать своего русскаго и непривилегированнаго ривала что неожиданное объявленіе побѣды Ранцева надъ ними кинуло его въ жаръ и подкосило ноги... Онъ повалился на диванъ безпомощно и безсильно, и надменные его воротнички, смоченные выступившимъ у него лихорадочнымъ потомъ, повисли внезапно жалкою тряпкой кругомъ его длинной, худой, съ большимъ напереди желвакомъ, нѣмецкой шеи...
  

ХXIV.

   Черезъ нѣсколько минутъ Ашанинъ всталъ, и ушелъ съ галлереи.
   "Что дѣлать теперь здѣсь?" думалъ онъ. Для него лично все уже было кончено; съ отъѣздомъ Ольги и этою "забавною помолвкой" ея съ однимъ изъ "ея фофановъ" изсякалъ для него всякій интересъ, всякій поводъ дальнѣйшаго пребыванія въ Сицкомъ. Онъ сегодня же уѣхалъ бы въ Москву съ Чижевскимъ, который уже послалъ за лошадьми и предлагалъ ему мѣсто въ своемъ экипажѣ, еслибы не Гундуровъ... Нашъ Донъ-Жуанъ сердечно интересовался романомъ пріятеля, но, занятый самъ любовными похожденіями своими, не имѣлъ случая говорить съ нимъ со вчерашняго вечера, и послѣднія страницы этого романа были ему невѣдомы. Онъ, какъ мы видѣли, тотчасъ послѣ завтрака отправился къ Софьѣ Ивановнѣ, которую засталъ вдвоемъ съ Сергѣемъ, но немедленно вслѣдъ за нимъ вошла княжна Лина, и по первому взгляду кинутому ею на Гундурова, на его тетку, Ашанинъ понялъ что въ теченіе утра произошло для нихъ нѣчто важное и рѣшительное, о чемъ должно было идти между ними совѣщаніе, при которомъ онъ оказывался лишнимъ. Онъ поспѣшилъ уйти...
   Но съ тѣхъ поръ прошло болѣе часа. "Они вѣроятно успѣли ужъ теперь передать другъ другу все нужное", разсуждалъ Ашанинъ, направляясь опять къ покоямъ занимаемымъ госпожой Переверзиной. "Дѣло идетъ у нихъ очевидно о послѣднемъ шагѣ,-- просить руки княжны у ея матери... И почти несомнѣнно что она откажетъ, и тогда придется имъ сегодня же уѣхать въ Сашино... Сережа будетъ съ ума сходить, и Богъ знаетъ чѣмъ все это можетъ кончиться... Его оставить нельзя, бѣдной Софьѣ Ивановнѣ съ нимъ одной не справиться... Я уѣду съ ними во всякомъ случаѣ", рѣшилъ онъ.
   Проходя черезъ первую гостинную, онъ услышалъ шаги за собой, и машинально обернулъ голову.
   Это былъ князь Ларіонъ. Ашанинъ остановился.
   -- Вы не къ Софьѣ-ли Ивановнѣ Переверзиной? спросилъ его тотъ.
   -- Такъ точно-съ...
   Князь замедлилъ шаги, и на лицѣ его какъ бы пробѣжало легкое выраженіе досады.
   -- Не знаете, у себя она... и одна ли? примолвилъ онъ какъ бы нехотя.
   -- Теперь не знаю, а съ часъ тому назадъ, когда я былъ тамъ, у нея былъ Гундуровъ и...
   Онъ какъ-то безсознательно пріостановился.
   -- И кто же еще, развѣ это секретъ? нетерпѣливо вырвалось у князя, и онъ строгими глазами глянулъ на молодаго человѣка.
   -- Нисколько, отвѣтилъ нѣсколько смущенно улыбаясь Ашанинъ:-- была княжна Елена Михайловна...
   -- А!...
   Князь Ларіонъ остановился какъ бы въ раздумьи.
   -- Вы мнѣ можете оказать услугу, сказалъ онъ помолчавъ.
   -- Какую прикажете, князь?
   -- Я бы хотѣлъ поговорить съ пріятелемъ вашимъ... Сергѣемъ Михайловичемъ Гундуровымъ. Если увидите его, благоволите передать это ему, и сказать что я буду ждать его у себя въ кабинетѣ.
   -- Сію же минуту, князь!
   Они разошлись.
   Лина была еще у Софьи Ивановны...
   Гундуровъ сидѣлъ блѣдный какъ и она, и какъ она стараясь казаться спокойнымъ. Софья Ивановна ходила на комнатѣ, судорожно погружая то и дѣло пальцы свои въ табатерку, и каждый разъ просыпая табакъ прежде чѣмъ донести его до ноздрей...
   Они дѣйствительно давно уже успѣли передать другъ другу все что представляло для нихъ взаимный интересъ: княжна -- разговоръ свой съ матерью и встрѣчу съ графомъ Анисьевымъ, Софья Ивановна -- объясненіе съ княземъ Ларіономъ... На фактѣ подтвердилось то что заранѣе предвидѣлъ, предчувствовалъ каждый изъ нихъ: княгиня отказывала наотрѣзъ, впереди стояла разлука, неизбѣжная, непереносимая разлука... Правда, нельзя еще было назвать все потеряннымъ: князь Ларіонъ самымъ формальнымъ образомъ обѣщалъ вступиться, поговорить... Но никто изъ нихъ въ глубинѣ души не вѣрилъ въ успѣхъ этого предстательства .
   А между тѣмъ всѣ трое они, невольно прислушиваясь къ малѣйшему шороху въ сосѣднемъ корридорѣ, безмолвствовали въ тревожномъ ожиданіи вѣсти объ исходѣ этого обѣщаннаго княземъ рѣшительнаго разговора съ невѣсткой, и чѣмъ долѣе тянулось время, тѣмъ мучительнѣе становилось это ожиданіе...
   Въ эту минуту послышались спѣшные шаги въ корридорѣ и кто-то постучалъ въ дверь.
   -- Войдите! вскрикнула Софья Ивановна.
   Вошелъ Ашанинъ.
   -- Сережа, тебя князь Ларіонъ Васильевичъ желаетъ видѣть, сказалъ онъ.
   Гундуровъ вскочилъ съ мѣста. Тетка его и Лина съ измѣнившимися лицами глянули другъ на друга. У всѣхъ на минуту сперлось дыханіе.
   -- Не знаешь для чего? вырвалось безсознательно у Сергѣя.
   -- Не знаю.
   Ашанинъ передалъ разговоръ свой съ княземъ.
   -- Ступай скорѣе, Сергѣй! заторопила его Софья Ивановна.
   Лина подошла къ нему.
   -- И что бы ни было, прошептала она вся заалѣвъ,-- не теряйте спокойствія духа!
   Она протянула ему руку.
   -- Можно? спросилъ онъ, наклоняясь надъ ней насилованно улыбаясь:-- на счастіе!
   Она чуть-чуть кивнула печальною головкой. Онъ прикоснулся губами къ ея нѣжнымъ пальцамъ, и вышелъ сопровождаемый Ашанинымъ.
   -- Послушай, Сережа, молвилъ ему этотъ, шагая съ нимъ рядомъ по пустыннымъ параднымъ комнатамъ,-- ты понимаешь что не изъ пустаго любопытства спрашиваю я тебя; скажи, на чемъ стоитъ въ эту минуту дѣло у васъ съ княжной?
   -- Тетѣ княгиня отказала... Вся надежда теперь на то что могъ сдѣлать тамъ князь, проговорилъ отрывисто Гундуровъ.
   У Ашанина болѣзненно защемило на сердцѣ.
   -- Ну, Сережа, голубчикъ, вскликнулъ онъ,-- ты знаешь, денегъ у меня никогда не бываетъ, а только вотъ мое клятвенное обѣщаніе: если ты теперь отъ князя выйдешь женихомъ, я прямо же отсюда въ Москву, и хоть послѣднее пальто заложу, а за тебя пудовую свѣчу Спасу у Воротъ поставлю!
   Онъ довелъ пріятеля до покоевъ князя Ларіона, а самъ усѣлся на лавкѣ въ передней, въ ожиданіи его возвращенія.
  

XXV.

   Гундуровъ входилъ въ кабинетъ князя Ларіона въ первый разъ со дня того разговора съ нимъ, внутренній смыслъ котораго заключался въ желаніи князя удалить молодаго человѣка отъ княжны. Видъ покоя съ его величавыми свидѣтельствами минувшаго и чѣмъ-то внушительнымъ и строгимъ, вѣявшимъ отъ его поблекло-роскошнаго убранства, сразу напомнилъ этотъ разговоръ нашему герою, и вызвалъ въ немъ тяжелое ощущеніе. Въ этихъ стѣнахъ, сказалось ему, не суждено тебѣ услышать слова надежды и радости...
   Онъ былъ правъ... на половину.
   Князь разбиралъ какія-то бумаги за столомъ, и такъ погруженъ былъ, казалось, въ это занятіе что замѣтилъ Гундурова лишь когда тотъ стоялъ уже въ двухъ шагахъ отъ него.
   -- А, Сергѣй Михайловичъ, проговорилъ онъ поспѣшно, вставая и закрывая папку съ бумагами,-- милости просимъ!
   Онъ отошелъ отъ стола къ дивану у противоположной стѣны, сѣлъ, и указалъ молодому человѣку кресло подлѣ себя...
   Прошло долгое молчаніе.
   -- Вы знаете вѣроятно чрезъ тетушку вашу, началъ наконецъ съ видимымъ усиліемъ князь,-- что я долженъ былъ переговорить съ Аглаей Константиновной... относительно сдѣланнаго ей сегодня утромъ Софьей Ивановной... предложенія?
   -- Знаю, князь, глухо промолвилъ Сергѣй.
   -- Сломить я ее не могъ, заговорилъ тотъ опять послѣ новаго молчанія;-- есть стѣны которыхъ ничѣмъ, никакимъ тараномъ не прошибешь, добавилъ онъ съ презрительною усмѣшкой.
   Гундуровъ поблѣднѣлъ какъ полотно, не смотря на всю приготовленность его къ принятію такого удара.
   Князь внимательно поглядѣлъ ему въ лицо.
   -- Ничѣмъ, повторилъ онъ,-- кромѣ какъ терпѣніемъ... Способны ли вы на него?
   -- Князь, вскрикнулъ Гундуровъ,-- долженъ ли я понимать изъ этого что надежда еще для меня не потеряна?
   -- На это, сказалъ князь Ларіонъ со страннымъ движеніемъ губъ,-- можно было бы отвѣтить вамъ вопросомъ: насколько сами вы надѣетесь на себя... и на особу -- онъ какъ бы не находилъ соотвѣтствующаго выраженія,-- отвѣчающую вамъ взаимностью? досказалъ онъ наконецъ, хмурясь и глядя въ сторону.
   -- Не знаю, пылко выговорилъ на это молодой человѣкъ,-- насколько заслуживаю я вѣры въ вашихъ глазахъ, но знаю что княжна не сомнѣвается во мнѣ... А я, я какъ въ Богѣ увѣренъ въ ней!
   -- Да, какъ бы про себя, тихо и печально сказалъ дядя Лины,-- ей вѣрить можно, она не измѣнитъ... не измѣнится... Послушайте, Сергѣй Михайловичъ, началъ онъ вдругъ, откидываясь отъ стѣнки дивана и облокачиваясь о стоявшій передъ нимъ столъ,-- я буду говорить съ вами откровенно... Я не Аглая Константиновна, и вы должны понять что я не признаю ни одного изъ тѣхъ основаній въ силу которыхъ она отказываетъ вамъ... Напротивъ, то какъ вы были воспитаны и какъ смотрите на задачи жизни отвѣчаетъ вполнѣ моему понятію о томъ какой человѣкъ можетъ быть желателенъ для такой дѣвушки какъ... моя племянница... Князь пріостановился на мигъ, и продолжалъ:
   -- Но, признаюсь, мнѣ все же не хотѣлось этого брака... Я не довѣрялъ вамъ,-- не довѣрялъ вашей молодости... Вы увлечены Hélène, околдованы, влюблены... вы ее любите, не сомнѣваюсь, поспѣшилъ добавить онъ въ отвѣтъ на движеніе Гундурова, собиравшагося, показалось ему, протестовать противъ недостаточности первыхъ его выраженій,-- но въ ваши годы кто же не любитъ? Весь вопросъ въ томъ: кого и какъ любятъ!... Вы провели теперь три недѣли въ ея обществѣ, могли оцѣнить ея наружную и душевную прелесть. Но вы ея еще всю не знаете, не знаете всей цѣны этой чуткой, нѣжной, глубокой души... Полюбитъ она -- до могилы, отдастъ себя безъ остатка, for better and worse, какъ говорятъ Англичане... Такую душу -- я говорилъ это вашей тетушкѣ -- заслужить надо, всю жизнь заслуживать, Сергѣй Михайловичъ! протянулъ дрожавшимъ голосомъ князь Ларіонъ.-- Заслуживать -- и беречь, промолвилъ онъ, еще разъ, не давая нашему герою возможности вставить слова -- не такъ какъ поступили вы съ нею вчера...
   -- Князь, вскликнулъ Гундуровъ со мгновенно проступившими на глазахъ слезами,-- я отдалъ бы десять лѣтъ жизни чтобы вычеркнуть эти минуты безумія! Повѣрьте...
   Невольная горечь послышалась въ голосѣ его собесѣдника:
   -- Извиняться безполезно, она вамъ простила... и я напомнилъ вамъ это для очистки совѣсти, такъ-сказать... Ваша тетушка права, примолвилъ онъ, проводя рукой по лицу и какъ бы остановившись на окончательномъ рѣшеніи.-- такія существа какъ Hélène прозрѣваютъ внутреннимъ чутьемъ и дальше, и глубже чѣмъ наша старая мудрость и опытность... Она васъ избрала; мнѣ остается отложить въ сторону всякія мои личныя сужденія и... протянуть вамъ руку. Да будетъ ея воля!...
   Слова замирали въ горлѣ Гундурова; онъ схватилъ эту протягиваемую ему руку, и горячо пожалъ ее обѣими руками...
   -- И вамъ, и ей предстоитъ тяжелый и долгій быть можетъ искусъ, заговорилъ снова князь Ларіонъ,-- его надо будетъ имѣть силу выдержать. Съ княгиней Аглаей Константиновной справиться не легко... а безъ материнскаго согласія ни Hélène, ни вы, я полагаю, не допустите возможности брака?... Останется поэтому -- ждать. Годъ, два быть-можетъ, если не случится чего-нибудь непредвидѣннаго, которое все измѣнить можетъ... Въ настоящую минуту выиграно по крайней мѣрѣ то что этотъ графъ Анисьевъ отложилъ повидимому намѣренія свои на время, а въ настоящую минуту должно-быть уже и уѣхалъ отсюда...
   -- Онъ положительно отказывается отъ всякихъ притязаній, поспѣшно молвилъ Сергѣй,-- онъ это сказалъ княжнѣ.
   -- Вотъ какъ! Онъ объяснился съ нею?
   Гундуровъ передалъ сообщенное ему Линой.
   -- За этимъ цѣлый échafaudage интриги! внимательно прослушавъ, пропустилъ сквозь зубы его собесѣдникъ; -- Вы понимаете что еслибъ онъ дѣйствительно хотѣлъ отказаться, онъ этихъ чувствительныхъ словъ не далъ бы себѣ труда говорить, а уѣхалъ бы, какъ уѣзжаютъ въ подобныхъ случаяхъ, безъ разговоровъ и безъ рисовки... Все равно (глаза князя блеснули), что бы они тамъ ни затѣвали, пока я живъ,-- я это объявилъ Аглаѣ Константиновнѣ,-- Hélène насильно замужъ не выдадутъ!... А когда меня не будетъ, съ загадочною улыбкой договорилъ князь Ларіонъ,-- вы, я надѣюсь, будете уже ея мужемъ...
   Гундуромъ вскочилъ съ мѣста.
   -- Князь, у меня нѣтъ словъ сказать вамъ все что я чувствую, выразить вамъ мою благодарность, мое благоговѣніе къ вамъ... Я сознаю, вы имѣли право почитать меня недостойнымъ того счастія на которое указываете вы теперь мнѣ... Вы говорите вѣрно, счастіе это слѣдуетъ заслужить... заслужить годами терпѣнія, покорности, мукъ. И я вынесу, выдержу, заслужу, клянусь вамъ Богомъ... Что всѣ эти искусы и муки предъ тѣмъ что можетъ ждать меня!...
   "О, молодость!" слушая его безысходною тоской сжималось сердце князя Ларіона. Онъ опустилъ глаза чтобы не видѣть выраженія этихъ молодыхъ надеждъ на этомъ счастливомъ молодомъ лицѣ.
   Сергѣй оборвалъ вдругъ:
   -- А теперь, князь, что же, проговорилъ онъ прерывающимся голосомъ,-- намъ надо уѣзжать съ тетушкой;
   -- Я полагаю что самимъ вамъ въ настоящую минуту было бы неловко оставаться... послѣ отвѣта Аглаи Константиновны тетушкѣ вашей... Она все же хозяйка дома...
   -- И не видать болѣе княжны, не встрѣчаться съ нею... До какихъ же поръ? еле слышно прошепталъ молодой человѣкъ.
   -- Пока я въ Сицкомъ, не сразу отвѣчалъ князь,-- я буду очень радъ если вамъ отъ времени до времени вздумается навѣщать меня... Вы можете встрѣтится съ Hélène... "Чтобы гусей не раздразнить", добавилъ онъ усмѣхаясь черезъ силу,-- спѣшить не надо! Положимъ, напримѣръ, срокъ первому визиту въ концѣ этого мѣсяца.
   -- И за то великое спасибо, князь! вздохнулъ подумавъ Гундуровъ.
   Послѣдовало новое, продолжительное молчаніе.
   Сергѣй остановилъ глаза на князѣ. Его поразилъ его разстроенный, лихорадочный видъ.
   -- Вамъ какъ-будто нездоровится, князь?
   Тотъ поднялъ глаза будто съ просонковъ.
   -- Усталъ, сплю плохо... Года, что же дѣлать! примолвилъ онъ пытаясь еще разъ вызвать улыбку на лицо, но молодому человѣку стало вдругъ жутко отъ вида этой улыбки.
   -- Надо будетъ пойти проститься съ княгиней, сказалъ онъ, возвращаясь къ предмету личной своей заботы;-- не знаю, приметъ ли она насъ?
   -- Она сказывается больною, не выходила къ завтраку, отвѣтилъ князь Ларіонъ,-- вѣроятно не приметъ... и избавитъ васъ такимъ образомъ отъ личной непріятности.... Пошлите ее спросить во всякомъ случаѣ.
   -- А теперь, князь, молвилъ черезъ мигъ Гундуровъ,-- мнѣ остается только выразить вамъ еще разъ мое глубокое сердечное спасибо, и проститься съ вами... до послѣднихъ чиселъ іюня, не такъ ли?...
   Хозяинъ всталъ въ свою очередь.
   -- Да, да!... До свиданія, Сергѣй Михайловичъ!... А къ тетушкѣ вашей я самъ сейчасъ зайду пожелать ей добраго пути.
   Молодой человѣкъ поклонился и вышелъ.
   "Что же", оставшись одинъ, спросилъ себя князь Ларіонъ,-- "легче ли мнѣ стало теперь, какъ обѣщала эта добрая женщина?... Нѣтъ, все то-же!" глухо вырвалось у него изъ груди, и онъ откинулся опять въ глубь дивана нажимая глаза себѣ рукой.
  

XXV.

Les myrtes sont flйtris, les roses mortes.
Nadaud.

На небо взглянулъ я, и тучи
Увидѣлъ я черныя тамъ.
Плещеевъ.

   Читатель, если не даромъ прошла ваша молодость, и на разсвѣтѣ ея выпало вамъ на долю счастіе любви,-- первой, чистой, благословенной любви, съ ея волшебною дѣйствительностью и золотыми снами, если вы подъ сѣдинами сохранили намять о свѣтломъ существѣ въ которомъ въ тѣ дни соединялись для васъ вся прелесть, все добро, весь свѣтъ и красота человѣческой жизни,-- для васъ понятно будетъ все что происходило въ душѣ Гундурова въ минуту разставанія съ княжной... Онъ походилъ на человѣка ошеломленнаго ударомъ грозы, хотѣлъ говорить,-- и не могъ, искалъ собрать мысли,-- и пуще терялся..... Тутъ были Софья Ивановна, князь Ларіонъ, Ашанинъ,-- но онъ не видѣлъ никого, ни отвѣчалъ ни на чьи рѣчи, не слыхалъ ихъ. Онъ только растерянно глядѣлъ на Лину, и чувствовалъ въ груди, въ сердцѣ словно тысячу иголокъ разомъ коловшихъ его и не дозволявшихъ ему сознавать никакого иного ощущенія, кромѣ этой острой, нестерпимой боли. Онъ пробормоталъ что-то въ послѣднюю минуту, и ушелъ вслѣдъ за теткой, спотыкаясь на каждой ступенькѣ лѣстницы... Уже въ коляскѣ, у крыльца, вспомнилъ онъ что не сказалъ и сотой доли того что готовился сказать ей, внезапно, къ ужасу тетки, выскочилъ стремглавъ изъ экипажа, кинулся обратно въ домъ, догналъ княжну въ гостиной, куда она, проводивъ отъѣзжавшихъ да лѣстницы (Софья Ивановна упросила ее не идти далѣе), побѣжала взглянуть на нихъ въ послѣдній разъ изъ окна, схватилъ ея руку, попытался что-то выговорить... и не могъ, а судорожно приникъ губами къ этой рукѣ,-- и такъ и замеръ... Ашанинъ прибѣжалъ за нимъ весь въ тревогѣ.
   -- Сережа, что ты дѣлаешь! Увидятъ люди, узнаетъ весь домъ, княгиня....
   -- Что жъ такое, пусть знаютъ! неожиданно для него выговорила Лина, блѣдная какъ мраморное изваяніе, и сіяя такимъ блескомъ широко раскрытыхъ глазъ какого въ нихъ еще никогда не видывалъ никто.
   -- Ради Бога, уходите, княжна! вскликнулъ испуганно пріятель Гундурова,-- иначе его не уведешь, не избѣжишь скандала... И сами вы, глядите, едва на ногахъ стоите!...
   -- Сейчасъ уйду, погодите минуту! сказала она... И тихо отнявъ рѣку отъ прильнувшихъ къ ней устъ Сергѣя, она скинула съ шеи возвращенную имъ послѣ вчерашняго представленія старинную крупнокольчатую золотую цѣпочку съ портретомъ отца ея, отомкнула, сняла съ нея медальонъ и протянула ему ее.
   -- Возьмите, и носите на рукѣ, пусть всѣ знаютъ что это отъ меня, и что вы мой навсегда...
   Ашанинъ чуть не силой увелъ нашего героя.
   -- Ну, слава Богу! перекрестилась даже Софья Ивановна подъ своимъ бурнусомъ когда выѣхали они изъ Сицкаго.
   Ѣхали они втроемъ съ Ашанинымъ, на котораго тетка Гундурова глядѣла теперь глубоко признательными глазами; она безконечно рада была предложенію его ѣхать съ ними въ Сашино и "остаться тамъ пока его не прогонятъ". Его присутствіе крайне облегчало тяжесть предстоявшей ей задачи "возиться съ этимъ сумашедшимъ", говорила она себѣ, поглядывая искоса на сидѣвшаго противъ нея съ опущенною головой племянника: "изныла бы я совсѣмъ одна-то съ нимъ".... И тутъ же съ просящимися на глаза слезами вспоминалось Софьѣ Ивановнѣ какъ, въ минуту прощанія, нѣжно охвативъ ей шею рукой и крѣпко прижавшись золотистою головкой своею къ ея плечу, прошептала ей на ухо Лина: "тетя, берегите его!"
   Быстро мчали ихъ добрыя караковыя лошадки. Сицкое скрылось за пригоркомъ; потянули поля съ желтоватою зеленью ржи, словно легкимъ туманомъ подернутою золотистою пылью цвѣтенія..... Вотъ и лѣсъ за границей Шастуновскихъ владѣній... О, такимъ ли видѣлъ его Гундуровъ въ тотъ незабвенный полдень, послѣ первой встрѣчи съ княжной? Онъ не узнавалъ его; гдѣ тѣ краски, гдѣ тѣ волшебные переливы свѣта и тѣней? Погода съ утра успѣла измѣниться, надъ вершинами березъ низко проносились темнолиловыя тучи. Непривѣтно смотрѣла лѣсная чаща, птицы замолкли, весенніе ландыши отцвѣли давно... Безцвѣтно и уныло, какъ изъ его душѣ, было теперь подъ густою сѣтью нависавшихъ надъ ними вѣтвей, и лишь шумъ плюскавшихъ по листьямъ капель засѣявшаго дождя, да индѣ гулкій стукъ дрозда о стволъ древесный доносились до его слуха, вмѣсто тѣхъ неисчислимыхъ голосовъ что привѣтствовали его здѣсь на зарѣ его счастія.
   Счастія.... Да развѣ закрылось оно для него навсегда, развѣ не ждетъ оно его впереди, развѣ все это не временная мука, не "искусъ", о которомъ говорилъ ему князь Ларіонъ, и который самъ онъ такъ торжественно обѣщалъ "выдержать, вынести"... Гундуровъ внезапно поднялъ голову, оглянулъ своихъ спутниковъ, ощупалъ на лѣвой рукѣ обмотанную о кисть ея цѣпь Лины, и улыбнулся мгновенною безсознательною улыбкой.
   -- Дождь пошелъ, сказала ему Софья Ивановна, не покидавшая его взглядомъ,-- садись съ нами подъ верхъ, усядемся всѣ трое.
   -- Спасибо, тетя, отвѣчалъ онъ, скидывая шляпу,-- пусть капаетъ, головѣ свѣжѣе.
   -- Дождь -- къ счастію! проговорилъ на это Ашанинъ съ такою комическою серіозностью что Софья Ивановна засмѣялась.
   Но Сергѣй уже снова впалъ въ свою задумчивость...
   И много дней должно было пройти прежде чѣмъ сталъ онъ въ состояніи перемочь себя и внести извѣстную ровность въ душевный свой обиходъ, много дней, въ теченіе которыхъ онъ то проводилъ по цѣлымъ часамъ запершись въ своей комнатѣ, уткнувъ голову въ руки, недвижный и безмолвный, то пропадалъ до поздней ночи въ поляхъ и оврагахъ, возвращался истомленный домой, будилъ Ашанина, и заставлялъ его до зори выслушивать страстныя, рѣчи о княжнѣ, объ обѣщаніяхъ князя Ларіона, о "случайностяхъ" которыя могли бы заставить Аглаю Константиновну измѣнить свое рѣшеніе.... Ашанинъ терпѣливо выслушивалъ его, утѣшалъ, напоминалъ о терпѣніи, и не разъ при этомъ посылалъ внутренно къ чорту пріятеля, прерывавшаго сонъ въ которомъ онъ держалъ въ объятіяхъ своихъ Ольгу Акулину,-- Ольгу Акулину, надолго, если не навсегда, потерянную для него теперь, но о которой каждый день думалъ московскій Донъ-Жуанъ.
   -- Мнѣ просто не въ мочь ждать до конца этого мѣсяца, говорилъ ему съ отчаяніемъ Гундуровъ черезъ недѣлю послѣ отъѣзда ихъ изъ Сицкаго,-- хотя бы на мигъ, издалека взглянуть на нее!
   -- Только раздразнишь себя больше, возражалъ Ашанинъ;-- и гдѣ же это такъ взглянуть на нее чтобы не увидѣли другіе, не пошли толки, сплетни?
   -- Но какъ же жить такъ, безо всякихъ извѣстій! Она нездорова, можетъ-быть, заболѣла отъ непріятностей, отъ преслѣдованій матери....
   -- Объ этомъ узнать можно, сказалъ подумавъ красавецъ:-- я поѣду въ Сицкое.
   -- Ты?...
   -- А что же? Я -- сторона, никакой у меня размолвки съ княгиней не было, и благоволила она ко мнѣ всегда. Поѣду къ ней съ визитомъ, навезу ей скоромныхъ анекдотцевъ коробъ цѣлый. Она предовольная останется.
   -- Но она узнаетъ что ты отъ насъ, изъ Сашина...
   -- И не полюбопытствуетъ! А узнаетъ, такъ что же такое! Если она заговоритъ о тебѣ, я тебя ругать стану! засмѣялся Ашанинъ:-- скажу что ты ужасно гордишься и важничаешь своею Рюриковскою кровью, и почитаешь поэтому что чортъ тебѣ не братъ. Это на ея Раскаталовщину произведетъ самое внушительное впечатлѣніе... А княжну я тѣмъ временемъ увижу, переговорю, узнаю все...
   -- Володя, я напишу, передай ей! вскрикнулъ, блеснувъ взглядомъ Гундуровъ.
   -- Хорошо.... Нѣтъ пусть лучше напишетъ Софья Ивановна: и мнѣ передавать, и княжнѣ получать будетъ этакъ ловчѣе...
   Гундуровъ кинулся ему на шею.
  

XXVI.

Въ нѣжномъ взорѣ скорбь разлуки
И слѣды недавнихъ слезъ.
Жуковскій.

   А въ Сицкомъ... Какое безмолвіе, какая тоска свили себѣ въ немъ теперь гнѣздо послѣ недавняго гама, смѣха, праздничнаго сіянія! Какъ пустынно и угрюмо глядѣли эти пышныя хоромы, по лощенымъ паркетамъ которыхъ кое-когда лишь развѣ безшумно проходилъ теперь полусонный дежурный офиціантъ, посланный бдительнымъ Витторіо спустить занавѣсы отъ солнца или смести насѣвшую на мебель пылъ... Изъ гостей оставался одинъ лишь Зяблинъ, каждый день впрочемъ заявлявшій о своемъ ближайшемъ отъѣздѣ, но изо дня въ день продолжавшій все также пить чай съ очарованною имъ хозяйкой. Сама она выходила изъ своихъ внутреннихъ аппартаментовъ лишь въ часы завтрака и обѣда; въ одни лишь эти часы видѣлась она съ деверемъ и дочерью. Невеселы и тяжелы для всѣхъ были эти трапезы, за которыми каждый сидѣлъ глядя въ свою тарелку, часто ни единымъ словомъ во все продолженіе ихъ не обмѣнявшись со своими сосѣдями, и прислушивался отъ нечего дѣлать къ пустой болтовнѣ князька "Базиля" съ его невозмутимымъ Англичаниномъ. Аглая Константиновна не то дулась; не то конфузилась, не смѣя поднять главъ на князя Ларіона; и отворачивая ихъ отъ Лины. Изъ-за стола вставали всѣ поспѣшно, какъ бы отбывъ обременительный долгъ, и тотчасъ же расходились каждый въ свою сторону. Князь Ларіонъ усиленно ходилъ, читалъ, ѣздилъ верхомъ. Лина гуляла до устали и заигрывалась по вечерамъ Бахомъ и Марчелло; строгія вдохновенія которыхъ ладились съ невеселымъ настроеніемъ ея духа.... Между дядей и племянницей отношенія какъ бы вдругъ совершенно порвались: они не сходились, не видались, кромѣ какъ въ часы общихъ трапезъ, тяжелыхъ и безмолвныхъ. Какое-то взаимное недоразумѣніе лежало между ними. Онъ, послѣ того разговора съ ея матерью, наружно какъ бы столько же боялся возобновленія прежней интимности своей съ Линой, сколько внутренно жаждалъ и томился по ней. Онъ ждалъ что она "подойдетъ" сама, сама почувствуетъ потребность тѣхъ прежнихъ, близкихъ, дружескихъ отношеній, "заставитъ его" возобновить ихъ. "Не пожертвовалъ ли онъ себя весь", не подарилъ ли себя, не обѣщалъ ли "избранному ею" полное содѣйствіе и покровительство?... Княжна, въ свою очередь, чувствовала себя исполненною къ нему искреннѣйшей благодарности, и томилась желаніемъ выразить ее ему. Но какъ? Онъ казался ей мраченъ до суровости, онъ удалялся, не искалъ случая разговора съ нею. Она боялась сказать ему слишкомъ мало, или слишкомъ много,-- все то же внутреннее чутье подсказывало ей что горячее выраженіе этой благодарности ея способно было бы только растравить ту рану которую, она знала, носилъ онъ въ себѣ съ первой почти минуты появленія Гундурова въ Сицкомъ... Она не старалась углубиться въ разгадку двигавшихъ его побужденій, она останавливалась на тѣхъ объясненіяхъ которыя самъ онъ далъ ей по этому поводу: онъ одинокъ, привыкъ, привязанъ къ ней, онъ видѣлъ въ ней свой "bâton de vieillesse," ему тяжела мысль потерять ее, разстаться съ существомъ близкимъ ему по крови, по чувствамъ, по симпатіямъ.... "Онъ добръ, дядя, благороденъ, онъ это доказалъ намъ теперь, разсуждала Лина,-- но въ немъ, какъ во всѣхъ старыхъ людяхъ, есть своя доля эгоизма: онъ рѣшился теперь стать прямо на нашу сторону, но все же простить мнѣ это онъ сразу не можетъ"...
   И такъ шли дни, и какъ бы все далѣе и далѣе расходились они, "и какъ враги избѣгали свиданія и встрѣчи"...
   Не весело, но и не мятежно было на душѣ Лины. Она вѣрила,-- она умѣла вѣрить. Тяжко было для нея отсутствіе любимаго человѣка, и слезы невольно текли о немъ изъ ея глазъ, но она знала что онъ думалъ ежечасно о ней, какъ и она ежечасно думала и молилась о немъ, знала что она его увидитъ чрезъ извѣстный промежутокъ времени, и терпѣливо считала дни отдѣлявшіе ее отъ этой минуты. О болѣе дальнемъ будущемъ она загадывать не смѣла, но и не отчаивалась въ немъ,-- она была увѣрена и въ себѣ, и въ Сергѣѣ,-- "да и не грѣхъ ли отчаяніе?..." Забвеніе въ которомъ она была какъ бы оставлена окружавшими ее не тяготило ея; въ настоящую минуту оно было дорого ей, напротивъ: ей были дороги это царствовавшее кругомъ ея людское безмолвіе, и ничѣмъ не стѣсняемая свобода долгихъ, размышленій, и одинокія прогулки по межамъ засѣянныхъ полей, куда обыкновенно направляла она шаги, исчезая какъ птичка среди высокихъ хлѣбовъ, и эта тишь, и ширь, и простота волнующихся линій русской, еще новой для нея, природы, о которой съ дѣтства мечтала она на чужбинѣ и которая такъ близка, такъ родна была ея тихой душѣ. Ей слаще всего было среди этой природы, думать о Гундуровѣ, вспоминать его восторженныя рѣчи, его страстную любовь къ этой дорогой имъ обоимъ родинѣ, "безбрежной" какъ и то чувство которое соединяло ихъ "на вѣки" другъ съ другомъ...
   Она возвращалась какъ-то домой съ одной изъ такихъ своихъ прогулокъ (былъ третій часъ пополудни), какъ вдругъ увидѣла на дворѣ предъ крыльцомъ знакомую ей четверку караковыхъ. Сердце забилось у нея. "Неужели онъ"?...
   -- Кто это пріѣхалъ? спросила она насколько ей было возможно спокойнѣе, входя въ сѣни.
   -- Господинъ Ашанинъ, Владиміръ Петровичъ, отвѣчалъ слуга.
   -- Къ кому?
   -- Къ ея сіятельству княгинѣ.
   Лина поднялась въ первый этажъ....
   А Донъ-Жуанъ нашъ сидѣлъ тѣмъ временемъ въ ситцевомъ кабинетѣ княгини, и потѣшалъ ее, какъ обѣщался Гундурову, всякими разказами легкаго содержанія. "Il est vraiment charmant, ce monsieur Ашанинъ!" повторяла она, покатываясь и одобрительно относясь съ этими словами къ неизбѣжному Зяблину, сидѣвшему тутъ же, и на необычно оживленномъ лицѣ котораго изображалось не менѣе одобренія, а удовольствія вдвое, за то неожиданное развлеченіе которое пріѣздъ Ашанина вносилъ въ его безконечный tête-à-tête съ этою умною женщиной.
   Ашанинъ сообразилъ совершенно вѣрно. Аглая Константиновна даже не "полюбопытствовала" узнать -- кто тѣ "друзья въ ея сосѣдствѣ" у которыхъ, на ея вопросъ при его появленіи "откуда вы?", онъ отвѣчалъ что "поселился на время". Какое было ей до этого дѣло? Ее интересовало въ жизни единственно то что касалось ея лично, да и въ этомъ лично касающемся ея она никакими дальнозоркими вопросами не задавалась. Ей и въ голову не пришло что визитъ молодаго человѣка могъ имѣть какое-либо отношеніе къ тому что она на своемъ живописномъ французскомъ діалектѣ называла "се bète d'amour de ma fille pour un monsieur de rien du tout".
   -- А княжны я не увижу? самымъ невиннымъ тономъ спросилъ Ашанинъ, исчерпавъ до дна свой запасъ анекдотовъ.
   -- Она гуляетъ, должно-быть; это ея обыкновенный часъ, отвѣчалъ Зяблинъ.
   -- Вы увидите ее за обѣдомъ, промолвила хозяйка;-- вѣдь вы съ нами обѣдаете?
   -- Извините, княгиня, не могу!..
   -- Pourquoi donc? Вы можетъ-быть боитесь que le dоner sera mauvais, потому что мы одни, безъ гостей, полуигриво, полуобидчиво отпустила Аглая.
   -- Помилуйте! засмѣялся Ашанцнъ,-- я знаю что вы съ гостями и безъ гостей обѣдаете какъ обѣдалъ одинъ только покойный Лукуллъ.
   Она недоумѣло вперила въ него свои круглыя очи;
   -- Ah oui, Lucullus, de général de Rome qui avait un si bon cuisinier, вдругъ вспомнила она былые уроки madame Crébillon, и расхохоталась, несказанно обрадованная.-- Il а toujours le mot pour rire! примолвила она, подмигивая все тому же Зяблину.-- Такъ отчего же вы не хотите manger un bon dоner? допытывалась она опять у своего молодаго гостя.
   -- Мнѣ надобно еще въ городъ отъ васъ, объяснилъ онъ:-- мнѣ поручено привести оттуда ящикъ книгъ, присланный... моимъ друзьямъ...
   -- И ужь вѣрно не книги, съ новою игривостью закачала головою Аглая,-- а quelque affaire de femme?.. Ахъ, я знаю, вскрикнула она,-- вамъ хочется, je suis sûre, увидѣть Olga Akouline; вы, кажется, были немножко amoureux d'elle?.. Только опоздали, она выходитъ замужъ за monsieur Ранцева.
   -- Это не новость, княгиня. Она это намъ всѣмъ громогласно объявила, уѣзжая съ нимъ отсюда въ одинъ день что и всѣ мы, когда разстроился Левъ Гурычъ Синичкинъ.
   -- Нѣтъ, я это узнала недавно вотъ чрезъ него!-- И Аглая опять кивнула на "бриганта".-- C'est une jolie fille, et de l'esprit, mais très impertinente, n'est-ce pas? спросила она его.
   Зяблинъ, нѣжно покосился на нее, и испустилъ глубокій вздохъ.
   -- И какое ей счастіе! Il же trouve что этотъ monsieur Ранцевъ очень богатъ, говорятъ...
   Ашанинъ поспѣшно всталъ со своего кресла. Произнесенное имя Ольги внезапно пробудило въ немъ съ новою силой помыслъ о ней, желаніе увидѣться съ нею. Онъ, дѣйствительно, по просьбѣ Гундурова, взялся заѣхать въ городъ за ящикомъ книгъ высланныхъ по почтѣ изъ Москвы его пріятелю, и говорилъ себѣ теперь что вѣдь "Ольга тамъ, и что кто чего сильно хочетъ, того непремѣнно достигаетъ...
   -- Позвольте поцѣловать вамъ ручку, княгиня, проговорилъ онъ,-- мнѣ пора!
   -- Vous avez voulu voir Lina? молвила она, не безъ извѣстнаго внутренняго удовольствія касаясь жирными губами своими наклонившагося къ ней горячаго лба красавца.
   -- Я постараюсь найти ее на прогулкѣ...
   -- Надѣюсь, до свиданія, если вы останетесь въ нашихъ странахъ?
   -- Надоѣмъ еще вамъ моими посѣщеніями, княгиня, будьте покойны! смѣялся онъ прощаясь.
   Онъ вышелъ. Зяблинъ пошелъ проводить его.
   Внезапная мысль блеснула по пути въ сообразительной головѣ Ашанина.
   -- Евгеній Владиміровичъ, спросилъ онъ когда, очутились они вдвоемъ въ пустой и полутемной отъ спущенныхъ занавѣсъ гостиной, глядя во всѣ глаза на своего спутника:-- окажите пожалуста, долго ли будетъ упорствовать княгиня въ намѣреніи выдать дочь противъ ея воли за этого петербургскаго флигель адъютанта?
   "Бригантъ" никакъ не ожидалъ этого, и пришелъ въ первую минуту въ конфузъ.
   -- Я, право, не знаю... и почему вы это меня спрашиваете? пробормоталъ онъ своимъ глухимъ, сдобнымъ голосомъ.
   -- Ахъ, полноте, засмѣялся красавецъ,-- будто я не знаю какъ вы дружны со здѣшнею хозяйкой!
   -- Что же... друженъ... пролепеталъ еще болѣе смущаясь и хмуря брови Зяблинъ.
   -- Ну да, невиннѣйшимъ тономъ пояснилъ тотъ,-- у всѣхъ бываютъ друзья, и несомнѣнно что вы болѣе близки съ княгиней чѣмъ всѣ мы вотъ, жившіе здѣсь такъ долго... И я совершенно понимаю Васъ: она премилѣйшая женщина... Упряма немножко,-- что дѣлать, у всѣхъ свои недостатки..... Но вотъ я именно, и думаю что обязанность настоящихъ друзей употреблять свое вліяніе на тѣхъ кого они любятъ и кто вѣритъ имъ чтобы предотвращать ихъ отъ ложныхъ поступковъ, особенно же когда съ этимъ соединяется и ихъ собственная невыгода, подчеркнулъ Ашанинъ.
   Зяблинъ насторожилъ уши.
   -- Это, то-есть, чья же невыгода?....
   -- Невыгода друзей, поспѣшилъ объяснить Ашанинъ.
   -- Какъ же это вы понимаете?
   -- Очень просто! Согласись княжна выйти замужъ за того кого желаетъ мать, она уѣдетъ съ мужемъ въ Петербургъ, а за нею и сама княгиня, и мы такимъ образомъ лишимся дома въ которомъ, и въ Москвѣ, и здѣсь, всѣ мы, а вы первый, находили столько удовольствія бывать... Объ этомъ стоитъ подумать!
   -- Княгиня не обязана ѣхать за дочерью, промямлилъ Зяблинъ, искоса поглядывая на своего собесѣдника,-- она можетъ и въ Москвѣ остаться.
   -- Съ кѣмъ это, и для кого? вскликнулъ недовѣрчиво Ашанинъ;-- что ее здѣсь можетъ удержать?
   "Я", могъ бы себѣ, пожалуй, сказать "бригантъ"... Но онъ не сказалъ этого себѣ,-- много уже воды успѣло примѣшаться въ послѣднее время къ вину его первоначальныхъ иллюзій. Онъ въ глубинѣ души своей долженъ былъ сознаться что эта "тупая тетёха", которую онъ въ первую пору ихъ отношеній думалъ, въ силу своихъ прежнихъ Печоринскихъ успѣховъ, держать "подъ ногами", держала его въ дѣйствительности "при себѣ", и нисколько не расположена была пока отдать ему верховенство надъ собою. Онъ мирился скрѣпя сердце съ этимъ положеніемъ, надѣясь добиться все-таки своего со временемъ, но понималъ насколько положеніе это было до сей минуты шатко, и какъ невозможно было бы ему и вовсе сохранить его въ случаѣ переселенія княгини въ Петербургъ. Въ качествѣ чего послѣдовалъ бы онъ за нею туда? (Евгеній Владиміровичъ Зяблинъ дорожилъ наружнымъ своимъ гоноромъ.) Слова Ашанина заставили его призадуматься:
   -- Вы, конечно, таинственно пропустилъ онъ,-- все это на пользу пріятеля вашего, Сергѣя Михайловича Гундурова говорите?
   -- Непремѣнно, засмѣялся еще разъ Ашанинъ;-- прежде всего въ виду его, а потомъ "на пользу" и насъ съ вами.
   Зяблинъ помолчалъ.
   -- У этого Анисьева, все такъ же таинственно прошепталъ онъ затѣмъ,-- большое количество долговъ, говорятъ... Но княгиня до сихъ поръ не хочетъ этому вѣрить.
   -- А на то, вотъ я и говорю, друзья, живо молвилъ на это красавецъ,-- чтобъ умѣть убѣдить ее въ этомъ... а при томъ и намъ не мѣшать, примолвилъ онъ, многозначительно устремляя взглядъ на "бриганта".
   -- Это само собою, будьте увѣрены! отвѣтилъ, осторожно озираясь кругомъ, тотъ, и протянулъ ему руку.-- Ахъ да вотъ и княжна; я ретируюсь! поспѣшно выговорилъ онъ, исчезая тутъ же за портьерой двери отдѣлявшей парадные покои отъ интимныхъ аппартаментовъ княгини.
   Ашанинъ устремился на встрѣчу дѣйствительно показавшейся въ дверяхъ слѣдующей комнаты княжны.
   -- Здравствуйте, Владиміръ Петровичъ, какъ я рада васъ видѣть! молвила она;-- откуда вы, изъ Сашина?...
   -- Изъ Сашина, княжна... Я имѣю къ вамъ письмо, сказалъ онъ, засовывая руку въ боковой карманъ.
   -- Письмо? повторила она, невольно вся заалѣвъ.
   -- Отъ Софьи Ивановны Переверзиной...
   -- Ахъ, давайте, давайте!...
   Оно заключалось лишь въ нѣсколькихъ задушевныхъ строкахъ. Софья Ивановна поручала Ашанину передать княжнѣ все что могло бы интересовать ее въ "Сашинскомъ ихъ житьѣ-бытьѣ", а ее просила "писать о себѣ, о своемъ здоровьѣ какъ можно подробнѣе..." "Вы съ нами мысленно и душевно, и днемъ и ночью. Услышитъ ли Богъ наши молитвы, чтобы въ явѣ совершилось то что такъ пламенно призываемъ въ мечтаньяхъ?" говорилось въ концѣ записки.
   Лина усадила подателя ея около себя на диванъ, жадно и умиленно глядя ему въ глаза, засыпая его вопросами. Онъ отвѣчалъ горячо и пространно, съ нѣжнымъ, братскимъ какимъ-то чувствомъ любуясь на нее, любуясь сердечною прелестью сквозившею сквозь каждое слово, каждый взглядъ ея, вызывая не разъ смѣхъ на ея уста намѣреннымъ комизмомъ передачи иныхъ разговоровъ своихъ о ней съ Гундуровымъ и тѣхъ якобы пытокъ которыя заставляетъ его переносить пріятель, рѣшившій-де окончательно уморить его посредствомъ лишенія сна...
   -- А теперь все, княжна, хоть выжмите, ни капельки не осталось! закончилъ онъ.-- Мнѣ остается только дождаться теперь отвѣта вашего на это письмо, и затѣмъ ѣхать...
   -- Я дойду, напишу сейчасъ, сказала подымаясь Лина.
   -- Отлично, а когда кончите, пошлите за мною къ Факирскому. Я у него ждать буду.
   -- Его нѣтъ здѣсь, вскликнула княжна:-- у него въ Москвѣ заболѣла опасно мать, и онъ третьяго дня уѣхалъ къ ней.
   -- Жаль! сказалъ раздумчиво Ашанинъ.-- Я, признаюсь вамъ, княжна, думалъ было устроить чрезъ него постоянныя сношенія съ Сицкимъ. Намъ въ Сашинѣ всего мало, промолвилъ онъ смѣясь:-- мы бы желали имѣть тамъ о васъ ежедневныя, ежечасныя свѣдѣнія, и Факирскій съ этой стороны могъ служить для насъ живымъ дневникомъ... Нечего дѣлать, какъ-нибудь иначе устроимъ! договорилъ онъ какъ бы про себя.-- Пойду прогуляться въ садъ въ ожиданіи вашего отвѣта... Вы скоро пишете, княжна?
   -- Да! А что?
   -- Часа вамъ будетъ довольно на письмо? спросилъ онъ со смѣхомъ.
   -- Постараюсь, отвѣчала она тѣмъ же.
   -- Такъ я черезъ часъ приду сюда за нимъ.
   Онъ довелъ ее до лѣстницы. Она поднялась къ себѣ. Онъ собирался спуститься, когда услыхалъ шумъ шаговъ бѣжавшихъ за нимъ но параднымъ комнатамъ, и чей-то звавшій его голосъ:
   -- Господинъ... Мусью... Мусью Ашанинъ!...
   Онъ повернулъ назадъ.
   Къ нему неслась, вся запыхавшись, первая камеристка княгини, обильногрудая и неимовѣрно перетянутая въ таліи "Lucrèce", держа въ рукахъ плетеную корзиночку, укрытую широкими кленовыми листьями.
   -- Это вамъ-съ ихъ сіятельство, княгиня, изволили вишни прислать на дорогу, чтобы ѣхать вамъ было не скучно-съ, доложила она сюсюкая, и устремляя на него свои живые мышиные глазки.
   Ашанинъ воззрился на нее.
   "Какія монументальныя красы!" подумалъ онъ: -- "ничего подобнаго, кажется, и не было до сихъ поръ въ моей коллекціи." И новое соображеніе мелькнуло тутъ же въ головѣ его.
   -- Искреннѣйше поблагодарите отъ меня княгиню за вниманіе, сказалъ онъ громко, помаргивая владѣлицѣ этихъ "монументальныхъ красотъ" своимъ искусительнымъ донъ-жуанскимъ взглядомъ,-- только у меня такая привычка что я фруктовъ никакъ въ одиночествѣ ѣсть не могу, а чтобъ была у меня при этомъ пріятная компанія.
   -- Это, то-есть, какже-съ понимать надо-съ? принялась тотчасъ же поджиматься и скалить крупные бѣлые зубы опытная "Lucrèce".
   -- А я вотъ сейчасъ въ садъ иду, такъ мы можемъ съ вами тамъ въ укромномъ уголку опорожнить эту корзинку вдвоемъ.
   "Lucrèce" сочла нужнымъ на первый разъ выразить извѣстнаго рода оппозицію.
   -- Извините, мусью, я такой променажъ не слишкомъ предпочитаю. Потому далеко идтить. Можно и совсѣмъ свое спокойствіе духа потерять?
   -- Напрасно! сказалъ невозмутимо Ашанинъ, приподымая двумя пальцами покрывавшіе корзину листья:-- вишни преспѣлыя и превкусныя, надо быть.
   Онъ обернулся и пошелъ.
   -- Что же мнѣ съ ними дѣлать-то? молвила она ему вслѣдъ:-- взять ихъ не желаете?
   -- Въ саду, не иначе! отвѣтилъ онъ не оборачиваясь.
   -- Такъ гдѣ же васъ тамъ найтить? уже шепоткомъ промолвила на это дебелая красавица.
   -- Въ гротѣ, надъ рѣкой. Знаете мѣсто?
   -- Бывала-съ...
  

XXVII.

   Черезъ полчаса послѣ этого, подъ темнымъ и низкимъ сводомъ таинственно заросшаго кустами грота, въ корзинѣ стоявшей на широкой дерновой скамьѣ, между "монументальною Lucrèce" и московскимъ Донъ-Жуаномъ оставались отъ вишень однѣ косточки, а разговоръ отзывался характеромъ нѣкоей трогательной интимности.
   -- И ужь доподлинно можно сказать, говорила жирная Церлина,-- что на нашу сестру вы самый какъ ни на есть ловкій, самый жестокій господинъ.
   -- Да, я ужасно жестокъ на женщинъ! пресеріозно молвилъ шалунъ, чиркая спичкой о скамью, и закуривая папиросу.
   -- Потому главное,ужасный вы насмѣшникъ, продолжала она, примазывая рукой свои жесткіе, значительно растрепавшіеся волосы,-- а которая себя чувствуетъ очень для нея это обидно бываетъ, казалось ему иногда, она не прежнимъ, яснымъ взглядомъ глядѣла ему въ лице говоря съ нимъ, улыбалась еще сдержаннѣе на его ласковыя рѣчи... Нѣтъ, онъ былъ обреченъ на одинокое, безмолвное,-- нескончаемое страданіе...
   И вотъ неожиданно извѣщаютъ его о какихъ-то предложеніяхъ... зовутъ его опять къ дѣлу, къ власти отъ которой онъ ушелъ тому два года... Не спасеніе-ли это? Въ томъ омутѣ заботъ, интригъ и треволненій онъ можетъ отдохнуть, забыться отъ этой теперешней, неустанно гложущей его муки; подъ тяжестью дѣловаго труда уляжется поневолѣ его эта бунтующая не по лѣтамъ кровь, онъ найдетъ силу смириться передъ неизбѣжнымъ... Да, но какъ понимать этотъ призывъ его обратно. Перемѣнилось ли "теченіе," какъ онъ выражался, или думаютъ тамъ что онъ, получивъ урокъ, подчинится теперь безусловно тому что порицалъ онъ тогда?... "Въ этомъ случаѣ -- нѣтъ, онъ не пойдетъ, разсуждалъ съ собою князь Ларіонъ,-- онъ вѣрный слуга, а не рабъ нѣмой; въ саду хозяина онъ не станетъ косить тамъ гдѣ очевидно слѣдуетъ насаждать!..." Онъ невольно усмѣхнулся, вспомнивъ что эти именно слова, сказанныя имъ въ одной гостинной въ Петербургѣ, были главною причиной неудовольствія на него, и, вслѣдствіе того, выхода его въ отставку. "Какимъ былъ, такимъ онъ и умретъ,-- Шастуновы не податливы!... За то Биронъ и отсѣкъ имъ цѣлымъ троимъ головы," еще разъ усмѣхнулся онъ, вспомнивъ опять...
   Но, такъ или инако, отвѣта отъ него ждутъ,-- и надо дать его!...
   Что-же онъ напишетъ?
   Онъ снова сѣлъ за свой письменный столъ, передъ портретомъ племянницы, и, опершись головой объ руку, снова задумался крѣпкою и не веселою думою.
  

XXI.

   Общество послѣ обѣда перешло пить кофе на балконъ, обращенный въ садъ. Въ Шипмоунткаслѣ лэди Динморъ всегда готовила кофе сама послѣ обѣда, и готовила по арабски -- съ гущею, какъ научилъ ее это дѣлать мужъ, долго странствовавшій по востоку. По этому и у княгини Аглаи Константиновны кофе не подавался готовый, а готовился при всѣхъ и разливался въ великолѣпныя севрскія чашки съ гербомъ Шастуновыхъ на неизбѣжномъ голубомъ фонѣ, но только безъ гущи, въ уваженіе все тѣхъ-же "estomacs russes," не разумѣющихъ такихъ гастрономическихъ квинтэссенцій; готовить-же его, вслѣдствіе прирожденной лѣни и неуклюжести своей, княгиня предоставляла "а cette bonne Надежда Ѳедоровна," которая и вообще завѣдывала всѣмъ маленькимъ хозяйствомъ дома.
   Надежда Ѳедоровна принялась за свое дѣло съ особеннымъ оживленіемъ. Розы цвѣли у нея на душѣ: подлѣ нея за обѣдомъ сидѣлъ Ашанинъ, и, послѣ нѣсколькихъ успокоительныхъ увѣреній пролившихъ сладостный елей въ ея взволнованную грудь, все время затѣмъ, къ довершенію ея благополучія, нещадно глумился надъ бойкой барышней и сидѣвшими по бокамъ ея обожателями, сравнивалъ ее съ московскимъ гербомъ "на грудяхъ двуглаваго орла," съ господиномъ сидящемъ на двухъ стульяхъ, и тому подобнымъ вздоромъ. Смѣялся онъ такъ искренно и просто, что задней мысли бѣдная влюбленная въ него дѣва -- а "кто любитъ, хочетъ вѣрить," сказано давно,-- предположить въ немъ была не въ состояніи, и простодушно разсудила что она, дѣйствительно, должно быть, ошибалась, и что такая "пустая дѣвчонка какъ эта исправникова дочь" не можетъ серьезно нравиться такому умному человѣку какъ ея Владиміръ." А между тѣмъ ея Владиміръ руководился при этомъ двумя побужденіями: прежде всего, въ виду дальнѣйшихъ соображеній, надо было ему отдалить подозрѣнія и усыпить ея ревность; во вторыхъ, онъ дѣйствительно злобствовалъ на барышню за то что она такъ возбудительно глядѣла въ глаза своимъ сосѣдямъ, такъ весело сверкала своими блестящими зубами, такъ откровенно шевелила свои пышныя плечи... А злобствовалъ онъ потому, что никогда еще такъ, какъ въ эту минуту ни нравилась она ему,-- а нравилась она ему такъ вслѣдствіе того, что у самого его были въ эту минуту крылья связаны, и занималась она другими, а не имъ. Соперники и препятствія,-- это давало ей двойную цѣну въ его глазахъ.
   Онъ продолжалъ, усѣвшись за столомъ за которымъ готовили кофе, потѣшать на туже тему свою перезрѣлую жертву.
   -- Мнѣ очень хочется спросить эту дѣвицу, заговорилъ онъ ей,-- подъ какимъ вѣнкомъ желаетъ она чтобъ, ей воздвигло статую благодарное потомство: подъ лавровымъ или подъ оливковымъ?
   -- Она не пойметъ что это значитъ? съ высоты своей начитанности улыбнулась Надежда Ѳедоровна, раскладывая сахаръ въ чашки.
   -- Я ей объясню: Ранцовъ, воинъ,-- это лавръ; Маусъ, судейскій,-- олива! И затѣмъ спрошу: что вы сударыня, предпочитаете: оливковое масло, или лавровый листъ?
   Та разсмѣялась до того что уронила щипцы на подносъ...
   -- Подите, подите, спросите! попавшись въ ловушку, послала она его сама къ своей соперницѣ.
   Ашанину только того и нужно было.
   Онъ медленно привсталъ, отыскалъ глазами Ольгу Елпидифоровну,-- она стояла опершись о перила балкона и болтала съ Eulampe, самою рѣшительною изъ пулярокъ,-- подошелъ къ ней, и уставившись ей прямо въ глаза:
   -- Прошу васъ сейчасъ-же громко разсмѣяться! сказалъ онъ.
   -- Это что такое? чуть не привскочила барышня.
   -- Смѣйтесь, повторилъ онъ торжественно, отъ смѣха вашего зависитъ счастье мое и самая жизнь!
   Она, а за нею Eulampe, расхохотались не въ шутку.
   Онъ избока глянулъ на чайный столъ:-- Надежда Ѳедоровна довѣрчиво смѣялась тоже этому доносившемуся до нея смѣху.
   -- Жизнь мою вы спасли, продолжалъ Ашанинъ;-- теперь вопросъ о счастіи: который изъ двухъ?
   И онъ кивнулъ съ балкона внизъ, гдѣ на ступенькахъ спускавшейся съ него лѣстницы, въ числѣ другихъ молодыхъ людей, дымили папиросками, на благородномъ разстояній другъ отъ друга, Ранцовъ -- лавръ и Maусъ -- олива.
   Она тотчасъ-же поняла:
   -- Евлаша, душечка, обернулась она къ ней,-- мнѣ холодно въ кисейномъ; сбѣгай, ангелъ мой, въ столовую, тамъ бурнусъ мой лежитъ, ты знаешь...
   Пулярка слегка поморщилась,-- Ашанинъ казался ей очень "интересенъ," -- однако побѣжала за бурнусомъ, неуклюже перебирая ступнями, и съ развальцемъ на ходу.
   -- Къ чему вашъ вопросъ? спросила тогда Ольга Елпидифоровна.
   -- Къ тому, молвилъ Донъ-Жуанъ, сопровождая слова свои комическимъ жестомъ,-- чтобы убить того который...
   -- Что за вздоръ! засмѣялась она;-- я вамъ въ тотъ разъ еще говорила: вѣдь вы на мнѣ не женитесь?
   -- Не смѣю... Страшно! засмѣялся онъ.
   -- И не нужно! промолвила она съ невольной вспышкою досады.
   -- Вѣрно! подтвердилъ онъ.
   -- Что-о?
   -- И я говорю: не нужно! подчеркнулъ Ашанинъ.
   Она опять разсмѣялась:
   -- Вы съ ума сошли!...
   -- Совершенно такъ изволили сказать!
   И онъ принялся вполголоса пѣть изъ какого-то водевиля, подражая обрывистой манерѣ и хриплому голосу, бывшаго тогда на московской сценѣ на роляхъ комическихъ любовниковъ актера Востокова:
  
   Э-ти глаз-ки, какъ хо-ти-те,
   Хоть ко-го съ у-ма све-дутъ!...
  
   -- Знаете что, сказала она, помолчавъ,-- я такого какъ вы еще и не встрѣчала!
   -- И я такой какъ вы не встрѣчалъ! вздохнулъ Ашанинъ. Шутовство въ сторону -- онъ не могъ смотрѣть на нее равнодушно.
   -- Чего-же вы отъ меня хотите? спросила Ольга, закусывая алую губу.
   -- Это я вамъ предоставляю угадать!...
   Она повела глазами въ сторону Надежды Ѳедоровны:
   -- А тамъ-же что?...
   -- Тамъ -- неволя; здѣсь -- Магометовъ рай! отвѣтилъ онъ, не смущаясь.
   -- Какая неволя?
   -- Она все что дѣлается въ домѣ передаетъ княгинѣ, безсовѣстно сочинилъ Ашанинъ,-- я ее боюсь и потому задобриваю, и вамъ тоже, совѣтую дѣлать...
   -- Вы все лжете, я вижу! молвила со смѣхомъ быстроглазая дѣвица.
   -- Кромѣ того что вы внушаете мнѣ!...
   Eulampe запыхавшись бѣжала къ нимъ съ бурнусомъ.
   -- А теперь довольно! сказала Ашанину Ольга.
   -- Когда это вы мнѣ скажете: еще? отвѣчалъ онъ ей на это долгимъ, говорящимъ взглядомъ, и отправился назадъ къ Надеждѣ Ѳедоровнѣ.
   -- Ну что, сказали? спросила та, передавая ему чашку кофе.
   -- Сказалъ.
   -- Что-же она?
   -- А она говоритъ: "это, вѣрно, не вы сочинили,-- а эта злющая Травкина?"
   -- Какъ глупа! И она презрительно повела плечами.
   -- И я тоже замѣтилъ! подтвердилъ Ашанинъ, преспокойно пошевеливая ложечкой въ своемъ кофе;-- съ нею прескучно!...
   Только послѣ того какъ онъ отошелъ отъ нея сообразила ясно быстроглазая Ольга прямой смыслъ тѣхъ рѣчей, которыя онъ держалъ ей, и когда вернувшаяся Eulampe съ жаднымъ любопытствомъ въ глазахъ спросила ее:
   -- Скажи, душка, что онъ говорилъ тебѣ?
   -- Онъ дерзкій! отвѣчала она, и покраснѣла,
   -- Всѣ мужчины -- дерзкіе! замѣтила на это опытная, какъ видно, пулярка.
   Онѣ обѣ громко разсмѣялись...
   Посреди гостинной, выходившей на балконъ тремя большими, настежь открытыми дверями, ставили ломберный столъ. Княгиня, со времени пріѣзда своего въ Россію пристрастившаяся въ преферансу, собиралась играть. Софья Ивановна, которой она предложила карту, отказалась было, говоря что она до ночи хочетъ вернуться домой, но потомъ уступила. Княжна ее окончательно очаровывала и, словно сознавая это, не отходила отъ нея. Когда она сѣла за партію съ хозяйкой, московской княжной и неизбѣжнымъ "бригантомъ," Лина умѣстилась подлѣ нея, и глядя ей въ карты очень смѣшила ее, давая ей совѣты вкривь и вкось.
   Чрезъ нѣсколько минутъ она поднялась съ мѣста... Софья Ивановна безсознательно подняла глаза по направленію открытыхъ противъ нея дверей, и отгадала скорѣй чѣмъ различила унылую фигуру проходившаго мимо племянника. Княжна его также увидала, Софья Ивановна не сомнѣвалась...
   -- Господи, что изо всего этого выйдетъ! съ новымъ взрывомъ тревоги промолвила она мысленно, безпощадно покрывая тузомъ короля вистовавшаго вмѣстѣ съ нею противъ княгини Зяблина... Тотъ только очи къ небу воздѣлъ.
   Княжна прошла на балконъ.
   Тамъ было людно и шумно. Курившая молодежь вернулась изъ саду. Сидѣли кружками... Слышался звонкій голосъ анекдотиста Чижевскаго и провинціальные взвизги потѣшаемыхъ имъ барышень. Въ углу Факирскій и Духонинъ продолжали горячо препираться объ искусствѣ и о Жоржъ-Сандѣ. Исправникъ тихо совѣщался со Свищовымъ; оба они были записные игроки, и оба въ эту минуту безъ гроша: рѣчь между ними шла о томъ какъ бы имъ отыграться у Волжинскаго, постоянно обиравшаго ихъ въ пухъ, и котораго оба они знали за отъявленнаго шулера... Гундуровъ одинъ сидѣлъ ото всѣхъ поодаль и, обернувшись къ саду, разсѣянно глядѣлъ на виднѣвшуюся съ балкона рѣку, по которой, крадучись изъ-подъ тучи, бѣжалъ золотою полосой сверкавшій лучъ солнца... Онъ былъ угрюмъ до злости, и до сихъ поръ не могъ справиться съ тѣмъ подавляющимъ впечатлѣніемъ какое произвели на него слова Ашанина въ объясненіе рѣчей, князя Ларіона. И чувство его и самолюбіе были задѣты за живо. "Онъ разгорячился, наговорилъ вздору пріятелю открывшему ему глаза. Чѣмъ же тотъ виноватъ, что онъ ребенокъ до сихъ поръ, что самъ онъ не понялъ, далъ поводъ прочесть ему это наставленіе, не понялъ что..." Да развѣ я подавалъ въ самомъ дѣлѣ поводъ? вскипало у него снова на душѣ, требовалъ ли чего нибудь, просилъ, надѣялся? Развѣ и смотрѣть ужъ на нее нельзя?... Вѣдь вотъ это вѣчное солнце, оно свѣтитъ и мнѣ, и вотъ этой чайкѣ, что взвилась сейчасъ тамъ, надъ рѣкою, и послѣднему червяку въ лужѣ... И наконецъ, еслибы я даже... Скорѣе уѣхать изъ этихъ мѣстъ, сказывалось у него внезапными взрывами, и пріѣзжать совсѣмъ не нужно было! Я не хотѣлъ, все Ашанинъ... Привезъ, а теперь самъ... Бину я все это, скажу, что нездоровъ, Богъ съ нимъ и съ Гамлетомъ! Видно не судьба!... И нужно было тетушкѣ сѣсть за карты, такъ бы сейчасъ и уѣхали въ Сашино!..."
   Лина пошла прямо къ нему:
   -- Сергѣй Михайловичъ!
   Онъ вздрогнулъ отъ неосторожнаго звука этого голоса, обернулся, поднялся съ мѣста...
   Она сѣла... Онъ съ тревогой въ сердцѣ опустился снова на стулъ.
   -- Вы нездоровы! заговорила она, участливо глядя ему въ лице.
   -- Я?... Нѣтъ... Я здоровъ... совершенно здоровъ...
   -- Что съ вами, Сергѣй Михайловичъ, скажите! настойчиво начала она опять, продолжая смотрѣть ему въ лице.
   -- Ничего, княжна, увѣряю васъ; я не знаю...
   -- Вы на репетиціи... совсѣмъ другой были! Потомъ вы ушли, съ дядей, да?
   -- Точно такъ.
   -- Къ нему на верхъ?
   -- Къ нему.
   -- И что же вы дѣлали у него?
   -- Мы условливались на счетъ урѣзокъ...
   -- Да, я знаю... И больше ничего? спросила Лина.
   -- Нѣтъ, мы еще... бесѣдовали, черезъ силу проговорилъ Гундуровъ, у котораго при этомъ воспоминаніи вся кровь кинулась въ голову.
   Она примолкла.
   -- И вы такой сдѣлались послѣ этой... бесѣды? начала она послѣ довольно долгаго молчанія.
   Онъ не находилъ отвѣта...
   -- Онъ очень добрый, дядя Ларіонъ, заговорила опять княжна,-- только слова его могутъ иногда показаться...
   -- Нѣтъ, напротивъ, я ему долженъ быть очень благодаренъ за совѣтъ, промолвилъ съ невольною ироническою улыбкою Гундуровъ.
   -- Какой совѣтъ? Она съ необычною ей живостью подняла на него вопрошающіе глаза.
   -- Онъ обѣщалъ выхлопотать мнѣ паспортъ за границу на будущій годъ, а для этого, совѣтовалъ мнѣ теперь ѣхать путешествовать по Россіи.
   -- По Россіи, медленно повторила Лина,-- скоро?...
   -- Онъ говорилъ: "не медля..."
   -- И вы поѣдете? еще тише спросила она.
   -- Да, отвѣчалъ Гундуровъ твердымъ голосомъ, и избѣгая въ то же время ея глазъ,--поѣду!
   -- А нашъ Гамлетъ? промолвила она съ какимъ-то особымъ удареніемъ.
   -- Послѣ... Онъ не договорилъ.
   Она опять замолкла и опустила голову.
   -- Что же, подняла она ее опять, и тихо улыбнулась,-- по крайней мѣрѣ Гамлета отыграемъ!...
   -- Это мигъ одинъ! вырвалось у молодаго человѣка.
   -- Все въ жизни мигъ... И сама она -- мигъ одинъ! зазвенѣлъ какою-то еще неслыханною имъ нотою голосъ Лины.
   Онъ недоумѣло поглядѣлъ на нее:
   -- Да, но тогда жить не стоитъ?...
   -- Слѣдуетъ! тономъ глубокаго убѣжденія молвила она,-- нести надо!...
   -- Бороться надо! сказалось у него какъ-то невольно опять.
   -- Да, и бороться! раздумчиво закивала она золотистою головкой... И вдругъ перемѣнила разговоръ:
   -- Это должно быть очень интересно -- путешествіе по Россіи... Какъ бы я была рада еслибъ сама могла...
   -- Да, сквозь зубы промолвилъ Гундуровъ,-- въ этнографическомъ отношеніи, интересно...
   Она не поняла что онъ хотѣлъ сказать:
   -- Мнѣ кажется... кто только любитъ свое... отечество...
   Глаза Гундурова заморгали:
   -- Именно тотъ... Въ другихъ странахъ любовь къ родинѣ -- гордость; у насъ она -- мука, княжна! досказалъ онъ свою мысль.
   Она, въ свою очередь, удивленно остановила на немъ взглядъ, пораженная горечью его тона.
   Онъ понялъ что она требовала объясненія.
   -- Куда бы вы ни направили путь, заговорилъ онъ съ возрастающимъ оживленіемъ,-- все то же зрѣлище представитъ вамъ русская земля. Отъ моря до моря, отъ Нѣмана и до Урала, все тотъ же позоръ рабства и тягота неволи!...
   Головъ его теперь былъ почти грубъ, но онъ глубоко проникалъ въ душу дѣвушки; въ немъ звучали теперь, она чувствовала, лучшія струны этой молодой мужской души, и на нихъ откликалось все лучшее въ ея существѣ...
   -- Ахъ, какъ часто, почти вскрикнула она,-- какъ часто, съ тѣхъ поръ какъ я живу въ Россіи, приходили мнѣ эти мысли въ голову!... И скажите, неужели вотъ только вы... и я -- краска на мигъ вспыхнула въ ея лицѣ: въ другую минуту она не прибавила бы этого "я," -- думаемъ объ этомъ?... Мнѣ никогда не случалось слышать ни отъ кого... будто это совсѣмъ ненужно... Я разъ говорила объ этомъ съ дядей, онъ мнѣ отвѣтилъ что-то, что, я помню, меня не удовлетворило... Онъ какъ-то говорилъ, что "разомъ нельзя; что надо готовить ис... "исподволь," произнесла съ нѣкоторымъ усиліемъ Лина необычное ей слово.
   -- Желѣзная рука Петра, сказалъ на это Гундуровъ,-- оторвала насъ отъ народа. Мы, высшее, такъ называемое образованное, сословіе, мы давно перестали быть Русскими!... Мы давно стали нѣмы на его вѣковой стонъ, глухи къ его вѣковымъ страданіямъ... Мы сыты отъ голода его... Что же васъ удивляетъ это общее кругомъ васъ равнодушіе къ нему, княжна?...
   -- Но вѣдь тогда онъ самъ, сказала она,-- самъ можетъ потребовать наконецъ...
   -- Какъ на Западѣ? возразилъ молодой славистъ.-- Нѣтъ. Онъ закачалъ головою;-- нѣтъ народа въ мірѣ, который былъ бы такъ чутокъ къ своему историческому предопредѣленію. Въ немъ лежитъ инстинктъ своего великаго будущаго. Онъ вѣритъ въ него, вѣритъ въ исконную связь свою со своимъ законнымъ, земскимъ царемъ, подчеркнулъ Гундуровъ,-- и ждетъ... Онъ перетерпѣлъ удѣльную усобицу, татарскую неволю, перетерпѣлъ Петровскій разгромъ. Онъ перетерпитъ со своимъ святымъ смиреніемъ и нынѣшнее неразуміе, нынѣшнюю постыдную близорукость...
   -- Вотъ видите, смиреніе! произнесла неожиданно княжна;-- покойный папа всегда говорилъ: "смиреніе -- сила..."
   Она какъ бы уличала его въ противорѣчіи его личнаго, бунтующаго при первой неудачѣ, чувства съ этимъ вѣковымъ "святымъ смиреніемъ" народа... Гундуровъ такъ понялъ это по крайней мѣрѣ, и нѣсколько смутился.
   -- Да, сказалъ онъ, не совсѣмъ справясь съ собою,-- а между тѣмъ эта бѣдная... великая и бѣдная родина наша, повторилъ онъ,-- вся она изнемогла подъ гнетомъ крѣпостнаго права, вся она кругомъ изъязвлена неправдою, насиліемъ... до мозга костей ея уже проникла и пожираетъ ее эта проказа рабства... А годы летятъ, крылья связаны и знаешь, ничѣмъ, ничѣмъ не въ силахъ ты послужить ей, ничѣмъ, даже въ виду отдаленнаго, лучшаго будущаго. Вѣдь вотъ что ужасно, чего нѣтъ иногда силъ вынести, княжна!...
   -- Знаете,-- Лина тихо улыбнулась,-- я вѣрю въ предчуствія; мнѣ что-то говоритъ, что не всегда будутъ у васъ... у всѣхъ... крылья связаны, какъ вы говорите. Вы такъ молоды, вы еще можете увидѣть это "лучшее время..."
  
   -- Оковы рухнутъ, и свобода
   Васъ встрѣтитъ радостно у входа,
  
   пронеслась въ памяти Гундурова запрещенная Пушкинская строфа...
   -- О, еслибы вашими устами, да медъ пить, Елена Михайловна! вскликнулъ онъ съ мимолетной улыбкой.-- Вотъ дядюшка вашъ, онъ государственный все-таки человѣкъ, говоритъ также, что это "теченіе должно измѣниться..." О, еслибы суждено мнѣ было когда-нибудь послужить освобожденію моего народа!... Но когда, когда вздумается этому "теченію измѣниться?" Князь Ларіонъ Васильевичъ сегодня показался мнѣ удивленнымъ, когда я сказалъ ему, что я не честолюбивъ. Но, скажите сами, какое же честолюбіе достойно честнаго человѣка,-- а говорю о людяхъ моего поколѣнія и понятій,-- когда оно должно идти въ разрѣзъ съ тѣмъ что дороже, что должно быть дороже ему всего на свѣтѣ?... У меня было свое, скромное дѣло, но все жё, хотя побочнымъ, не близкимъ путемъ, оно могло служить... Я надѣялся, многое могло быть разъяснено, дойти, перейти въ общее сознаніе... И то вырвали изъ рукъ!... Поневолѣ теперь, закончилъ онъ, тяжело вздохнувъ,-- приходится стиснуть зубы и искать забвенія въ Гамлетѣ!
   -- Бѣдный Гамлетъ! робкимъ какъ бы упрекомъ послышалось ему въ голосѣ Лины...
   У Гундурова ёкнуло въ груди...
   Но княжна какъ будто не хотѣла дать ему случая къ отвѣту. Она заговорила о своей роли Офеліи. Роль эта ей очень нравилась.
   -- Во всемъ Шекспирѣ, кажется, нѣтъ болѣе поэтическаго женскаго характера... Да, Корделія! вспомнила она.
   -- А Джульета? сказалъ Гундуровъ.
   -- Нѣтъ,-- она покачала головой,-- они тамъ оба съ нимъ такіе...-- она искала слова, и не находила его,-- такіе безумные! И она засмѣялась;-- можно ли представить себѣ ихъ стариками? Оттого Шекспиръ, можетъ быть, и заставляетъ ихъ умереть такъ рано...
   -- Отчего же возразилъ онъ,-- и у стариковъ можетъ такъ же горячо биться кровь...
   Она вдругъ задумалась.
   -- Да, это правда!... Только все же мнѣ больше нравится Офелія... Какой поэтъ этотъ Шекспиръ! Какъ умираетъ она у него чудесно! молвила она, устремивъ безотчетно глаза впередъ, въ тотъ уголъ гдѣ препирались Духонинъ, Факирскій, и подсѣвшій къ нимъ Свищовъ.
   А изъ того угла, не прерывая разговора, жадными глазами слѣдилъ за каждымъ ея движеніемъ студентъ:
   -- Читали вы ея послѣдній романъ? спрашивалъ онъ у Духонина.
   -- Какой?
   -- Le compagnon du tour de France, проговорилъ онъ заглавіе коверканнымъ французскимъ произношеніемъ.
   -- Нѣтъ, не читалъ. Онъ, кажется, запрещенъ?
   -- У насъ, извѣстно, всѣ хорошія вещи запрещаютъ! Я его все-таки имѣю...
   -- Здѣсь?
   -- Да. Желаете прочесть?
   -- Одолжите, если можно.
   -- Съ моимъ удовольствіемъ... Эта вещь тѣмъ замѣчательна, пояснялъ Факирскій,-- что кромѣ обычныхъ качествъ этого великаго передоваго таланта, на значеніе котораго такъ горячо указывалъ незабвенный Виссаріонъ Бѣлинскій...
   -- Ну! скорчилъ гримасу Духонинъ.
   -- Что-съ? Вы не уважаете Бѣлинскаго? вскликнулъ студентъ.
   -- Уважаю-ль? повторилъ тотъ:-- ничего, человѣкъ былъ хорошій... горячій... Только въ сущности, одно-то у него и было -- горячность!... Остальное вѣдь все съ чужаго голоса: Станкевичъ разъ, Боткинъ два, Герценъ три!... Кто послѣднее сказалъ, съ трубы того и трубилъ! Вспомните что онъ писалъ въ Молвѣ и до чего договорился въ Петербургѣ?...
   -- Учи-тель-съ! внушительно протянулъ на это Факирскій,-- вѣдь только и есть у насъ, что онъ, да Тимоѳей Николаевичъ {Грановскій.}, и тому теперь ротъ зажали... Такъ вотъ-съ я началъ говорить про компаньонъ дю туръ де-Франсъ. Тѣмъ-съ эта вещь замѣчательна, что показываетъ намъ какъ далеко успѣло уйти образованное французское общество на пути новыхъ соціальныхъ идей.
   -- Разсказывайте! скорчилъ опять гримасу неугомонный Духонинъ, поправляя очки на носу.-- Но я по этому поводу не желаю спорить... Вы начали о романѣ. И такъ...
   -- И такъ, подхватилъ на лету студентъ, метнувъ новымъ взглядомъ по направленію княжны,-- два такіе компаньона, то есть, странствующіе ремесленники, Пьеръ и пріятель его, приглашаются работать, они мастерствомъ столяры, въ замокъ одного богатѣйшаго стараго графа... У этого стараго, вдоваго графа -- внучка, Изельта, произнесъ по своему Факирскій французское имя Изё (Iseult),-- и эта дѣвушка, героиня романа, влюбляется въ Пьера.
   -- Какъ, вскрикнулъ Свищовъ,-- такъ-таки графиня, въ простаго рабочаго, столяра?
   -- Да-съ, именно, и что же вы находите въ этомъ удивительнаго? закипятился вдругъ пылкій поклонникъ Жоржъ-Санда,-- этотъ столяръ, это французскій увріеръ, человѣкъ, можетъ быть, сто разъ образованнѣе какого нибудь нашего губернатора!...
   -- Ну, ужъ какъ вамъ угодно, а только онъ непремѣнно долженъ былъ клеемъ вонять, вашъ увріеръ, расхохотался вовсю мочь Свищовъ.
   Студентъ разсердился не на шутку:
   -- Съ вами говорить нельзя-съ! Вы все прекрасное и высокое готовы изъ легкомыслія закидать грязью... Такъ нельзя-съ!... нельзя такъ-съ! едва могъ онъ выговорить отъ волненія.
   Свищовъ принялся унимать его:
   -- Ну, полно, душечка, полно, ну, пошутилъ... А вы плюньте. Плюньте и продолжайте!
   Факирскій передохнулъ и еще не успокоеннымъ голосомъ:
   -- Изельта, заговорилъ онъ снова,-- выражаетъ собою тотъ идеалъ, до котораго додумываются теперь благороднѣйшіе умы Запада. Богатая, она презираетъ свое богатство; аристократка, она хочетъ равенства, да-съ!... Дѣвственная, она первая рѣшается сказать Пьеру что она его любитъ, и хочетъ за него идти замужъ, потому что онъ "изъ народа," и "я, говоритъ она ему, хочу быть народомъ," -- понимаете-съ?...
   -- А столяръ, поддразнилъ его Духонинъ,-- соглашается жениться на ней и, въ свою очередь, изъ "народа" дѣлается графомъ?
   -- Вы ошибаетесь, вы очень ошибаетесь! Тутъ-то и сказывается вся сила Жоржъ-Санда и вся мощь изображаемыхъ ею характеровъ! Пьеръ любитъ Изельту страстно, безконечно, всею душой и всею мыслію своей, но онъ отказывается отъ нея. "Пока мнѣ невѣдомо, говоритъ онъ,-- дѣйствительно ли богатство -- право, а бѣдность -- долгъ, я хочу оставаться бѣднымъ..." И онъ жертвуетъ всѣмъ, любовью своею, счастіемъ -- слезы слышались почти въ голосѣ студента,-- во имя своей бѣдности, своей святой бѣдности!
   -- Удивительное дѣло-съ, безпощадно возразилъ на это Духонинъ,-- какъ эти всѣ герои "изъ народа" алчущіе "равенства" не ищутъ себѣ героинь между своей сестрой -- швеями и корсетницами, а все облюбливаютъ графинь -- какихъ-то, да маркизъ!...
   -- Что же-съ, запнулся Факирскій,-- это несомнѣнно, что пока... аристократическое, такъ сказать, воспитаніе даетъ это... эту прелесть внѣшней формы... манеры,-- и глаза его невольно опять устремились на княжну,-- а это не можетъ не цѣнить всякій... всякій эстетически развитый человѣкъ...
   Свищовъ подмигнулъ Духонину, какъ бы приглашая его ко вниманію.
   -- "Несомнѣнно" во всякомъ случаѣ то, сказалъ онъ, что очень было бы пріятно быть -- какъ бишь вы называете столяра вашего? глянулъ онъ въ глаза Факирскому;-- да, Пьеръ,-- очень было бы пріятно быть Пьеромъ княжны здѣшней, напримѣръ, какъ вы полагаете?...
   Бѣдный юноша не выдержалъ: онъ сорвался съ мѣста, словно готовясь кинуться на зубоскала, но сдержался, и, красный какъ ракъ:
   -- Я съ вами говорить не хочу-съ! вскрикнулъ онъ, и побѣжалъ вонъ съ балкона.
   -- Эко молодо, зелено! расхохотался ему вслѣдъ Свищовъ.
   -- И охота же вамъ! недовольнымъ тономъ промолвилъ Духонинъ.
   -- Ничего-съ, осторожнѣе будетъ! Вѣдь туда же, о княжнахъ мечтаетъ!... Довольно съ нея и этого педанта! кивнулъ онъ въ сторону Гундурова.-- Эхъ, вотъ до кого бы добраться! неожиданно вырвалось у него...
   Духонинъ съ удивленіемъ глянулъ на него изъ-подъ очковъ:
   -- А что онъ вамъ сдѣлалъ? спросилъ онъ.
   -- Ничего, нагло оскалилъ зубы тотъ,-- а учинять пакость ближнему никогда не мѣшаетъ.
   -- Гм! промычалъ Духонинъ, всталъ и пошолъ къ кружку ликовавшихъ отъ анекдотовъ Чижевскаго пулярокъ.
   -- Ну, и убирайся! проговорилъ себѣ подъ носъ Свищовъ, продолжая наблюдать изъ своего угла за Гундуровымъ и княжной, и становясь все злѣе, по мѣрѣ того какъ все очевиднѣе дѣлалось ему что она находитъ удовольствіе въ бесѣдѣ съ нашимъ героемъ.
   Свищовъ его ненавидѣлъ. За что? Между ними не было ничего общаго, нечего имъ было дѣлить, не о чемъ соперничать. Но Свищовъ принадлежалъ къ числу тѣхъ безалаберныхъ Яго, которыхъ такъ много на Руси, онъ ненавидѣлъ людей здорово живешь, за то что есть у этихъ людей, и чего ему самому вовсе ненужно было, а слѣдовательно чему, казалось бы, онъ не имѣлъ никакой причины завидовать. Самъ онъ, напримѣръ, смахивалъ наружностью на короткошейнаго, грудастаго испанскаго быка, и очень гордился этимъ выраженіемъ силы въ своей наружности; но Гундуровъ былъ тонокъ, строенъ и нѣсколько щедушенъ съ виду, и Свищовъ его ненавидѣлъ за это. Гундуровъ готовился на каѳедру, а Свищовъ кромѣ картъ и московскаго балета ни о чемъ знать не хотѣлъ, и за это ненавидѣлъ Гундурова... Въ настоящую минуту онъ несказанно злился на него за то что вотъ онъ бесѣдуетъ съ княжной Шастуновой и она слушаетъ его съ видимымъ вниманіемъ, а ему Свищову, никогда въ голову не приходило вступить съ нею въ бесѣду, и въ Сицкое-то онъ пріѣхалъ, привезенный Акулинымъ въ качествѣ любителя-актера, единственно потому, что былъ въ эту минуту безъ гроша и не на что было ему вернуться въ Москву...
   Онъ отправился изливать свою жолчь предъ пріятелемъ своимъ Елпидифоромъ.
   -- Поглядите-ко, батенька, началъ было Свищовъ, какъ въ эту минуту подошла къ отцу бойкая барышня:
   -- Можете получить! коротко сказала она ему.
   -- Что? не понялъ сразу отяжелѣвшій послѣ обѣда исправникъ.
   -- Ступайте къ капитану!...
   -- Даетъ? Онъ радостно вскочилъ со стула.
   -- Еще бы смѣлъ не дать! отвѣчали приподнявшіяся плечи Ольги.
   -- Ахъ, ты моя разумница!... Сейчасъ?...
   -- Идите, говорю вамъ...
   Онъ поспѣшно заковылялъ на своихъ коротенькихъ ножкахъ. Она за нимъ...
   -- Ольга Елпидифоровна! остановилъ ее Свищовъ.
   -- Чего вамъ? спросила она его черезъ плечо: она его терпѣть не могла.
   -- Спектакль сей изволили видѣть? И онъ осторожно повелъ глазами но направленію княжны и Гундурова.
   -- Какой-же тутъ спектакль?
   -- Воркуютъ-то какъ! хихикнулъ онъ.
   -- А вамъ до этого что?
   -- А мнѣ ничего; какъ другимъ, а мнѣ даже пріятно, нагло посмѣивался Свищовъ,-- даже поучительно: вотъ оно, значитъ, иностранное воспитаніе...
   -- А у васъ языкъ слишкомъ, длиненъ, отрѣзала ему на это Ольга; -- Лина мой другъ, и вы не смѣйте!... А то я разскажу княгинѣ, что вы ея дочь браните, и васъ попросятъ отсюда вонъ... Можете къ вашему Волжинскому отправляться!...
   Она повернула ему спину и ушла.
   -- А чортъ бы ихъ побралъ всѣхъ! рѣшилъ послѣ такой неудачи Свищовъ;-- хоть бы съ кѣмъ-нибудь по маленькой въ пикетецъ сразиться...
   Но замѣчаніе его не прошло мимо ушей смышленой особы. Она пристально, на ходу, воззрилась на забывавшаго весь міръ въ эту минуту Гундурова, на "друга своего Лину", и довольная улыбка пробѣжала по ея губамъ:
   -- Вотъ оно чѣмъ тебя допечъ, противный старикашка! послала она мысленно по адрессу князя Ларіона.
  

XXII.

   А голосъ самого князя послышался въ это время въ дверяхъ гостиной.
   -- Господинъ Акулинъ? Елпидифоръ Павлычъ?
   -- Здѣсь! отвѣчалъ исправникъ, торопливо засовывая подъ мундиръ деньги, только что полученныя имъ отъ "капитанши."
   Князь Ларіонъ отдалъ ему написанное имъ къ графу письмо. Исправникъ тотчасъ же собрался ѣхать и, откланявшись княгинѣ, вышелъ изъ гостинной.
   Свищовъ побѣжалъ за нимъ:
   -- Что, батенька, не заѣдемъ ли по пути? подмигнулъ онъ ему, разумѣя усадьбу Волжинскаго, въ которой съ утра до вечера велась игра.
   -- Что вы, что вы! Толстый Елпидифоръ отмахнулся отъ него обѣими руками;-- и васъ съ собою не возьму... отъ соблазна подальше! Тысячу дѣловъ, графъ, Полонія учить надо, а онъ съ чѣмъ подъѣхалъ!... Сидите, сударикъ, здѣсь, да рольку проглядите, а я завтра сюда къ репетиціи... Ранѣе полудня, полагаю, не начнется...
   И онъ поспѣшно спустился съ лѣстницы.
   -- Вотъ поди-на! подумалъ Свищовъ,-- хапуга вѣдь завзятый, а тоже себя артистомъ мнитъ... И артистъ, дѣйствительно, чортъ его возьми! злобно хихикнулъ онъ въ заключеніе.
   За отъѣздомъ Акулина продолженіе репетиціи Гамлета, предполагавшееся въ тотъ же вечеръ, отложено было на завтра. Кромѣ Вальковскаго, который, услыхавъ о такомъ рѣшеніи, воспылалъ негодованіемъ, и ушелъ со злости пить чай въ пустой театръ, захвативъ съ собою туда пріятеля своего, режиссера, никто изъ молодежи на это не ропталъ...
   -- Не поѣхать ли намъ кататься? предложила Лина, прерывая бесѣду свою съ Гундуровымъ, и подымаясь съ мѣста.
   -- Поѣдемъ, поѣдемъ! вскинулись разомъ всѣ.
   -- Дождь сейчасъ пойдетъ! сказалъ кто-то.
   -- Что вы, откуда? запищали пулярки.
   -- Откуда онъ всегда идетъ, сверху! загаерничалъ Шигаревъ, принимаясь подражать языкомъ звуку барабанивпіихъ уже по ступенькамъ лѣстницы дождевыхъ капель...
   Черезъ минуту крупный весенній дождь полилъ какъ изъ ведра.
   -- Ай, ай, ай! Съ визгомъ и хохотомъ побѣжало молодое общество съ балкона въ гостинную.
   -- Mon управляющій sera très content, объявила своимъ партнерамъ княгиня Аглая Константиновна,-- онъ говоритъ что дождь c'est excellent pour les посѣвы.
   -- Et pour! исправникъ, котораго теперь мочитъ до костей, подшутилъ, бригантъ, которому ужасно везло въ преферансъ.
   -- Вы такой злой всегда, такой злой! такъ-же шутливо погрозила она ему толстымъ своимъ пальцемъ.
   Онъ нѣжно покосился на нее...
   -- Я очень радъ этому случаю заполонить васъ, молодая особа, весело молвилъ, подходя къ бойкой барышнѣ, князь Ларіонъ:-- вы противъ соловья имѣете то преимущество что можете пѣть и въ ненастье. А мы вотъ ужъ третій день какъ не слышали васъ...
   -- Ah, oui, Olga, faites nous delа musique! крикнула ей, въ свою очередь, княгиня.
   -- Слушаю-съ. Барышня присѣла передъ ней танцмейстерскимъ присѣданіемъ, и обернувшись къ князю:
   -- И пѣть все тоже опять? спросила она, лукаво глядя на него.
   -- Непремѣнно! засмѣялся онъ.
   -- "Я помню чудное мгновенье?"
   -- Само собою.
   -- Вы это очень любите, ваше сіятельство?
   -- Чрезвычайно!
   -- И что именно: музыку, или слова?
   -- И то и другое. Я нахожу что мысль поэта передается здѣсь музыкою въ такомъ совершенствѣ, что иной и нельзя написать на это стихотвореніе...
   -- А сами вы?...
   -- Что "самъ?"
   -- Сами вы при этомъ не вспоминаете какого нибудь "чуднаго мгновенья?"
   Онъ засмѣялся опять:
   -- Непремѣнно вспоминаю:-- то когда вы мнѣ это въ первый разъ пропѣли.
   -- Ни, ни, ни! Она. медленно закачала головой,-- меня провести не легко! Что вы вспоминаете -- это я знаю; что вспоминать вамъ сладко -- оттого вы такъ часто заставляете меня это пѣть... Но что не я, а кто-то другой тотъ "геній чистой красоты", о которомъ вы вспоминаете, подчеркнула Ольга,-- я тоже знаю...
   Она подняла на него глаза -- и обомлѣла... Онъ былъ блѣденъ какъ холстъ, судорога кривила его губы...
   -- Про кого это вы говорите? еле слышнымъ голосомъ промолвилъ онъ.
   Бойкая барышня страшно перепугалась: слова отца про глиняный горшокъ пришли ей на память: она полѣзла въ бой, не справившись со своими силами, и только теперь поняла какимъ разгромомъ могло это кончится для такихъ горшка и горшечка, каковы были отецъ ея и сама она сравнительно съ людьми какъ Шастуновы...
   Но она была находчива:
   -- Сказать? Она смѣло взглянула на него еще разъ.
   -- Говорите! пропустилъ онъ сквозь стиснутые зубы.
   -- Далеко отсюда это воспоминаніе, молвила она, сопровождая эти слова соотвѣтствующимъ движеніемъ руки,-- къ Сампсону, въ Петергофъ надо бѣжать...
   -- Въ Петергофъ? повторилъ онъ не доумѣло впился въ нее глазами.... вспомнилъ,-- и вздохнулъ, вздохнулъ всей грудью, какъ вздыхаетъ человѣкъ котораго только что миновала смертельная опасность...
   -- Отгадала? спрашивала его между тѣмъ смышленая особа.
   -- Вы что объ этомъ можете знать? сказалъ онъ, хмуря брови.
   -- Мало-ль что я знаю! уже свободно расхохоталась она.
   -- Это я вижу, съ язвительною усмѣшкою вымолвилъ ей на это князь Ларіонъ,-- и, къ сожалѣнію, не могу васъ никакъ къ этимъ поздравить!
   Онъ нагнулся въ знакъ поклона, и отошелъ отъ нея.
   Она нѣсколько растерянно глянула ему вслѣдъ: "глупость" ея совсѣмъ не такъ удачно сходила ей съ рукъ какъ она вообразила себѣ это въ первую минуту.
   -- Eh bien, Olga? раздался снова голосъ княгини.
   Она побѣжала къ фортепіано, на которомъ съ пріѣзда ея въ Сицкое лежала папка съ ея нотами.
   -- А Надежда Ѳедоровна гдѣ-же? спросила она обведя кругомъ глазами,-- я не могу сама себѣ акомпанировать...
   -- Если позволите, вызвался подбѣгая Чижевскій,-- я музицирую довольно порядочно...
   Онъ сѣлъ за фортепіано. Она запѣла "я помню чудное мгновенье."
   Пѣла она, дѣйствительно, такъ, что, какъ говорилъ про глаза ея Ашанинъ "мертваго могла бы воскресить." Неутихшее еще въ ней волненіе сказывалось въ ея слегка дрожавшемъ, но никогда еще, можетъ быть, такою проницательною силою не звучавшемъ, густомъ и яркомъ контръ-альтовомъ голосѣ. Онъ, казалось, звенѣлъ въ молодой шири своей, изо всѣхъ концевъ пространной гостинной, лился неотразимымъ обаяніемъ въ ухо каждаго изъ слушателей..... Пѣла она по своему, какъ поютъ иныя, чисто русскія пѣвицы, какъ пѣла знаменитая въ то время исполнительница Глинки и Даргомыжскаго, Марья Васильевна Ш-ая, съ тою сладко-томительною, неотступною, насквозь прожигающею страстностью, тѣмъ особымъ, капризнымъ, полуцыганскимъ пошибомъ, что прямо хватаетъ и бьетъ по всѣмъ живымъ струнамъ русской души...
  
   -- "И сердце бьется въ упоеньи,
   И для него настали вновь
   И божество-о... и вдохно-венье,
   И жизнь, и слезы, и -- и любовь!...
  
   Все примолкло, все слушало... У акомпанировавшаго ее Чижевскаго дрожали отъ волненья руки. Ашанина -- когда-то женившагося изъ за Варламовскаго романса -- била лихорадка...
   Онъ первый кинулся къ ней когда она кончила:
   -- Что хотите, то и дѣлайте со мною! бормоталъ онъ, самъ себя не помня... Никогда еще такъ всевластно не говорили въ немъ восторгъ -- и желаніе!...
   Но ее уже обступали всѣ... Образованная окружная душила ее въ своихъ жирныхъ объятіяхъ. Чижевскій безъ словъ жалъ ея руки
   -- Charmant, charmant! словно ходъ фагота въ визгѣ маленькихъ флейтъ слышался поощрительный голосъ княгини Аглаи въ хорѣ возгласовъ восхищенныхъ пулярокъ.
   -- Віардо нумеръ второй! подбѣжалъ къ ней Маусъ съ фразою, которую неукоснительно повторялъ онъ ей каждый разъ когда она при немъ пѣла.
   -- Не знаю-съ, не слыхалъ, отрѣзалъ ему на это тутъ-же очутившійся храбрый капитанъ Ранцовъ, у котораго отъ пробиравшаго его чувства всѣ усы, какъ у кота, взъерошены были кверху,-- а только что онъ лучше Ольги Елпидифоровны нѣтъ не въ состояніи, я за это готовъ прозакласть мою честь!..
   -- Она, а не "онъ" -- Віардо! презрительно отпустилъ ему правовѣдъ.
   -- Все равно "она"-съ, или онъ-съ, а только что не можетъ спѣть лучше-съ! И капитанъ поглядѣлъ на Мауса такъ, что "вотъ молъ я тебя, чухонца, сейчасъ и съ косточками проглочу!..."
   "Олива," какъ и слѣдуетъ, стушевалась передъ "лавромъ." Маусъ только плечами пожалъ, и величественно ушелъ въ глубину своихъ нескончаемыхъ воротничковъ.
   -- А вы, капитанъ, не бурлите! И барышня повела на него строгимъ взглядомъ;-- что это вы въ своихъ казармахъ выучились такъ неприлично выражать ваши восторги?
   -- И не живалъ въ нихъ никогда-съ, мы все по деревнямъ квартировали, сконфуженно и покорно объяснилъ влюбленный воинъ,-- только ужъ позвольте мнѣ, Ольга Елипдифоровна, всею моею душею и сердцемъ вѣрить, что такъ какъ вы никто не споетъ-съ, никто!..
   Но она не слушала его, и прищурившись отыскивала глазами князя Ларіона.
   Онъ сидѣлъ поодаль отъ всѣхъ, на угловомъ диванѣ, и разсѣянно игралъ большою кистью подушки положенной имъ себѣ подъ бокъ... "Магнетизмъ воли" ея не дѣйствовалъ: онъ не подымалъ головы....
   Досада и тревога опять завладѣли Ольгою. Она повела взглядомъ кругомъ...
   Ашанинъ опершись локтемъ о фортепіано, не сводилъ съ нея глазъ...
   Она шагнула къ нему:
   -- Мнѣ нужно будетъ вамъ сказать два слова!
   -- Развѣ вы еще не будете пѣть? воскликнулъ, словно обиженный Маусъ.
   -- Потомъ... потомъ... А теперь надо Лину попросить...
   Княжна опять сидѣла подлѣ Софьи Ивановны и глядѣла ей въ карты. Съ приходомъ князя Ларіона Гундуровъ все мучился желаніемъ подойти къ ней, и все не рѣшался...
   -- Лина, милая, за вами теперь очередь... всѣ просятъ! говорила, подбѣжавъ къ ней, Ольга.
   -- Oui, ma chère chantez nous quelque chose! предписала и княгиня.
   Чижевскій предложилъ опять свои услуги...
   Она запѣла очень извѣстный, тогда еще новый, романсъ Гордиджіани: "О Santissima Vergine Maria!" Тихою, несложною модуляціею словно журчитъ сквозь слезы молитва бѣдной поселянки къ Пречистой Дѣвѣ Маріи. Она проситъ о своемъ Дженнаро, объ исцѣленіи ея "poverino," ея опасно заболѣвшаго Дженнаро: "исцѣли его, Пресвятая,-- и за то, обѣщаетъ она, я отдамъ тебѣ ту ленту что мнѣ подарила мама, и каждую субботу передъ Твоимъ Пречистымъ Ликомъ будетъ горѣть зажженная мною свѣча..."
   Точно откуда-то сверху, изъ воздушныхъ пространствъ, несся нѣжный и трогательный какъ у ребенка, чистый какъ звонъ стекла голосъ Лины. Онъ не возбуждалъ восторговъ, не вызывалъ невольныхъ рукоплесканій... Но князь Ларіонъ, откинувшись головой въ спину своего дивана, едва переводилъ дыханье... Слезы туманили глаза Софьи Ивановны. Гундуровъ кусалъ себѣ губы до боли...
   -- Да, молитва, чистое... неземное... Это все ея!.... Другаго она не понимаетъ,-- и не пойметъ... говорилъ онъ себѣ съ какимъ-то смѣшаннымъ чувствомъ благоговѣнія и печали,-- нѣтъ, я не встрѣчалъ, да и есть-ли еще на свѣтѣ подобное созданье?... Она совсѣмъ особенная, непонятная... недосягаемая...
   А Лина, допѣвъ свой романсъ, и ласково проговоривъ "спасибо" Чижевскому, поспѣшно отошла отъ фортепіано.
   -- Княжна, больше и не будетъ? сказалъ ей съ улыбкою Гундуровъ, мимо котораго она проходила.
   -- Ахъ, нѣтъ, пожалуста!...
   Она слегка покраснѣла:
   -- А вы не любите пѣть?
   -- При другихъ -- нѣтъ, не люблю.... Для чего?...
   -- Для того... началъ было онъ -- и пріостановился...-- Знаете-ли, княжна, о чемъ я думалъ, слушая ваше пѣніе? заговорилъ онъ опять съ какою-то самого его удивившею смѣлостью.
   -- Что я плохо пою? усмѣхнулась она въ отвѣтъ.
   -- Нѣтъ, и вы сами знаете что я этого не могъ думать... Я думалъ послѣ нашего разговора... Мнѣ представлялось, что васъ влечетъ какъ будто къ себѣ одно печальное въ жизни, а всѣ ея радости, ея свѣтлую сторону вы какъ бы намѣренно желаете обойти...
   -- Я... обойти? повторила она, и тихо опустилась въ кресло подлѣ него,-- нѣтъ, я не святая... Но гдѣ онѣ, эти радости? задумчиво примолвила Лина.
   -- Въ осьмнадцать лѣтъ, и вы спрашиваете? воскликнулъ Гундуровъ.... Вы впрочемъ Джульеты не понимаете! замѣтилъ онъ съ нѣсколько натянутою улыбкою.
   -- Не понимаю? Она подняла и остановила на немъ свои никогда не улыбавшіеся глаза;-- я вамъ этого не говорила...
   Фортепіано зазвучало снова. Послышалась ритурнель извѣстнаго романса Глинки на слова Павлова:
  
   -- "Она безгрѣшныхъ сновидѣній
   Тебѣ на ложе не пошлетъ,
   И для небесъ, какъ добрый геній,
   Твоей души не сбережетъ,--
  
   пѣла Ольга своимъ страстнымъ, забористымъ голосомъ;
  
   Съ ней міръ иной, но міръ чудесный!
   Съ ней гибнетъ вѣра въ лучшій край...
   Не называй ее небесной,
   И отъ земли не отрывай!...
  
   Княжна, примолкнувъ, слушала...
   -- Вотъ этого я не понимаю, это правда! вся заалѣвъ сказала она Гундурову, по окончаніи куплета,-- и отошла къ карточному столу.
   -- Ты очень хорошо пѣла, Hélène, молвилъ подойдя къ ней князь Ларіонъ.
   -- Merci, oncle! Она шутливо, кивнула ему въ знакъ благодарности.
   -- Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ... И знаешь, пѣла даже съ какимъ-то особеннымъ выраженіемъ, котораго я и не подозрѣвалъ въ тебѣ, прибавилъ онъ, видимо налаживая себя также на шутливый тонъ.
   -- А именно? спросила Лина.
   -- Да ты будто дѣйствительно молилась о чьемъ-то исцѣленіи? Онъ засмѣялся дѣланнымъ смѣхомъ.
   Что-то неуловимое пробѣжало у нея по лицу.
   -- У меня, слава Богу, никого больнаго нѣтъ! сухо отвѣтила она.
   -- Elle aurait bien dû prier le bon Dieu de vous guérir de vôtre antipathie pour Petersbourg! отпустила неожиданно княгиня Аглая тоже въ видѣ шутки.
   Князь Ларіонъ закусилъ языкъ чтобы не отвѣтить ей грубостью. У него было нехорошо, очень не хорошо на сердцѣ....
   Ольга въ это время, пропѣвъ свой послѣдній куплетъ, и объявивъ кругомъ что "на сегодня баста, пѣть больше не буду,-- и не просите!" -- поманила рукою Ашанина:
   -- Владиміръ Петровичъ, пожалуйте!...
   У Мауса и у Ранцова запрыгали искры въ глазахъ!.. Они почти нѣжно глянули другъ на друга въ виду этого, новаго, для обоихъ ихъ грознаго соперника...
   Бойкая барышня взглянула на нихъ въ свою очередь, какъ бы спрашивая: ну, чего вамъ еще нужно?...
   Они послушно отошли. Она усѣлась съ Ашанинымъ около инструмента, на которомъ замечтавшійся Чижевскій переводилъ изъ тона въ тонъ мотивъ только что спѣтаго ею романса... Онъ никакъ не могъ рѣшить въ головѣ своей, кто ему больше нравится: княжна, или эта соблазнительная пѣвица?...
   -- Послушайте, быстро заговорила Ольга,-- вы, я знаю, очень тонкій человѣкъ; вы можете мнѣ дать совѣтъ. Я вотъ видите, совсѣмъ, кажется, поссорилась съ моимъ старикомъ...
   Ашанинъ не отвѣчалъ, и только жадно глядѣлъ на нее.
   -- Не смотрите на меня такъ" Она нетерпѣливо отвернула свое лице отъ него;-- я вамъ о дѣлѣ говорю...
   -- Не могу! прошепталъ онъ черезъ силу.
   -- Послѣ, послѣ! невольно засмѣялась барышня;-- а теперь вы мнѣ скажите, какъ мнѣ быть: я, кажется, оскорбила его...
   Она передала Ашанину разговоръ свой съ княземъ Ларіономъ, намекъ на его "петергофскую" привязанность, его ѣдкій отвѣтъ ей... О томъ что побудило ее къ этому намеку, кого она первоначально имѣла въ виду дѣлая его -- она не сообщила. Она боялась сдѣлать новую неосторожность... Въ сущности она сама не знала къ чему передавала все это Ашанину и какого "совѣта" могла ждать отъ него, но она тревожилась, и чувствовала потребность высказаться передъ кѣмъ-нибудь...
   -- Сердится, пересердится,-- и сердиться-то будетъ недолго, смѣясь отвѣчалъ на ея торопливыя рѣчи Ашанинъ;-- какой гнѣвъ устоитъ передъ этими глазами!...
   -- Нѣтъ, перебила его Ольга Елпидифоровна,-- онъ обо мнѣ не думаетъ... Я теперь знаю! утвердительно кивнула она, какъ бы желая сказать что это вопросъ внѣ спора...
   -- Если такъ, то вамъ еще менѣе причинъ безпокоиться, замѣтилъ молодой человѣкъ.
   -- Я не о себѣ... и какое мнѣ до него дѣло! съ горячимъ взрывомъ досады возразила она,-- но онъ можетъ повредить моему отцу...
   -- Полноте! Ашанинъ пожалъ плечами,-- онъ слишкомъ порядочный человѣкъ для этого.
   -- Да, вы думаете? быстро проговорила Ольга; -- я сама думаю... онъ не способенъ на гадость... Боже мой, какъ это все унизительно! вырвалось у нея вдругъ.
   Красавецъ въ свою очередь вопросительно на нее взглянулъ.
   -- Да, продолжала она, высказывая громко все что въ эту минуту неудержимо всплывало у нея со дна души,-- быть дочь исправника, отъ всѣхъ зависѣть, во всѣхъ искать... этого я переносить не могу!... Я не для этого рождена... Да, не для этого! Я рождена для блеска,-- она чуть не плакала,-- мнѣ надобно une position... О, дайте мнѣ только быть знатною!... Взгляните на эту Лину... она княжна, за нею полмилліона приданаго. Къ чему ей это все? Она тяготится своимъ богатствомъ; если бы не княгиня, она бы каждый день ходила въ одномъ и томъ-же платьѣ; посмотрите на ея комнату,-- точно келья въ монастырѣ!... А я!... Для чего-же ей все, а мнѣ ничего? Отчего эти несправедливости?... О если бы мнѣ только половину, половину только, я знаю что бы я сдѣлала, и чѣмъ была бы! восклицала Ольга, сверкая глазами...
   -- И я знаю, прервалъ ее страстнымъ взрывомъ Ашанинъ,-- знаю, что вы меня съ ума сведете!...
   -- Перестаньте, пожалуйста, вы мною увлечены,-- вѣрю..., всѣ мною увлекаются. Ольга засмѣялась вдругъ,-- но вы сейчасъ сами, на балконѣ, говорили мнѣ...
   -- Я говорилъ вздоръ! горячо вскликнулъ онъ,-- я не слыхалъ какъ вы поете... я не зналъ васъ!... А теперь,-- голосъ у него прерывался, теперь -- скажите слово, и я васъ... завтра же... поведу къ вѣнцу!...
   Она вскинула на него свои блестящіе глаза, и опустила ихъ опять подъ огнемъ его взгляда... Самодовольная, почти счастливая улыбка заиграла на ея губахъ. Ашанинъ видѣлъ какъ подъ прозрачною кисеею заходила волной ея молодая грудь... Онъ ждалъ...
   -- Нѣтъ, сказала она наконецъ,-- вы мнѣ не мужъ!...
   Онъ чуть не вскрикнулъ...
   -- Нѣтъ, повторила она, и, еще разъ поднявъ на него глаза, окутала его такимъ взглядомъ, что у него сердце запрыгало,-- я бы васъ слишкомъ любила... а вы бы меня измучили! Ваша любовь на одинъ часъ!...
   -- И часъ цѣлый рай! вскликнулъ Ашанинъ.
   Она закачала головой, и полувздохнувъ, полуулыбнувшись:
   -- Нѣтъ, и я для васъ не подходящая... слишкомъ дорогая была бы для васъ жена... Вы, кажется, не богаты?...
   Онъ, забывшись, схватилъ ее за руку:
   -- Но это невозможно! Такъ между нами не можетъ кончиться!
   Ольга тихо отдернула изъ руки его свою...
   -- Я и не говорю... чтобъ это кончилось, проговорила она какъ бы безсознательно, и горячею краскою покрылось все ея лице;-- но объ этомъ послѣ... послѣ!... Она насъ увидитъ! кивнула она по направленію двери, откуда выходила Надежда Ѳедоровна съ пачкою писемъ и газетъ, только что привезенныхъ изъ города
  
   Въ этотъ вечеръ Софья Ивановна уѣхала изъ Сицкаго въ такомъ состояніи духа въ какомъ себя еще никогда не помнила. Она не знала чего хотѣла, чего въ данномъ положеніи вещей слѣдовало ей желать, что должна она была теперь дѣлать, или не дѣлать... Нравъ у нея былъ не менѣе пылокъ чѣмъ у ея племянника. Одаренная силою для сопротивленія, она была безсильна противъ обольщенія чувства. Она была безсильна -- и сознавала это -- противъ обаянія Лины... "Она его любитъ, или близка къ тому!" говорила она себѣ, и съ ужасомъ спрашивала себя: "а потомъ что-же,-- что ждетъ ихъ?"... Но оторвать его отъ нея она была не въ состояніи... Нервы были у нея возбуждены до крайности; прощаясь въ передней съ Сергѣемъ, при всѣхъ, она призвала на помощь всю власть свою надъ собою чтобы не разразиться слезами, и только шепнула ему на ухо: "да хранитъ тебя Царица Небесная!"... Но едва отъѣхали отъ крыльца ея лошади, она прижалась къ углу приподнятаго фаетона, и зарыдала... Съ Ашанина передъ отъѣздомъ взято было ею слово внимательно наблюдать за пріятелемъ, и, "въ случаѣ малѣйшей важности", тотчасъ-же извѣстить ее въ Сашино, или, еще лучше, "урваться, и пріѣхать самому, хотя бы ночью"... Себѣ она обѣщала, "если Богъ благословитъ ихъ на добрый конецъ", сходить пѣшкомъ изъ Сашина къ Троицѣ,-- полтораста верстъ....
  

XXIV.

Die Engel, die nennen es Himmelsfreud,
Die Teufel, die nennen es Höllenleid,
Die Menschen, die nennen es Liebe!
Heine.

   Мучительные дни настали для князя Ларіона. Онъ угадывалъ, онъ чуялъ встревоженнымъ чутьемъ что племянница его, Лина, уходитъ отъ него. Между имъ и ею что-то внезапно встало невидимою, но неодолимою стѣною,-- и въ тоже время, говорило ему это чутье, между ею и тѣмъ молодымъ человѣкомъ, котораго онъ, въ виду грядущихъ случайностей, удалялъ изъ Сицкаго, что-то уже спѣлось, и пѣло на душѣ каждаго изъ нихъ несомнѣннымъ и, можетъ быть,-- онъ содрогался при этой мысли,-- уже неразрывнымъ созвучіемъ... И тѣмъ сильнѣе сказывалось ему это что-то, чѣмъ неуловимѣе, неосязательнѣе были его признаки... Лина казалась еще холоднѣе, еще сдержаннѣе чѣмъ прежде. Съ Гундуровымъ она говорила не болѣе,-- менѣе, быть можетъ, чѣмъ съ другими; спокойные глаза ея такъ-же безмятежно, казалось, останавливались на немъ какъ на Ольгѣ, на Ашанинѣ, на Шигаревѣ... Но князь Ларіонъ съ глубокой тоскою замѣчалъ что она избѣгала его глазъ... избѣгала разговоровъ съ нимъ. Давно уже, съ самого возвращенія въ Россію, перестали они быть неразлучными; давно долженъ онъ былъ отказаться отъ тѣхъ долгихъ, дружныхъ, блаженныхъ для него бесѣдъ, что вели они въ Ниццѣ, сидя вдвоемъ на камнѣ у морскаго берега... Но до сихъ поръ все-же урывались на дню хотя нѣсколько мгновеній когда они оставались наединѣ, когда свѣтлая душа ея раскрывалась передъ нимъ съ прежнимъ довѣріемъ и нѣжностью... Теперь она закрывалась для него,-- она уходила, уходила... И онъ уже не смѣлъ спросить, не смѣлъ болѣе допытываться. Онъ зналъ ее, эту чуткую и гордую душу; онъ тогда, тѣмъ намекомъ на выразительность ея пѣнія -- а тогда онъ не въ силахъ былъ сдержаться -- нанесъ себѣ самъ неисцѣлимый ударъ: въ отвѣтѣ ея онъ прочелъ на долго, навсегда, быть можетъ, конецъ всему прежнему. Теперь она укутывалась въ свою холодность и безмолвіе, какъ то растеніе что боязливо сжимаетъ лепестки свои при отдаленномъ шумѣ идущей непогоды. Ему не было уже тамъ мѣста, и другой... Другой.... Кто онъ, зачѣмъ, какими обольщеніями, въ силу какого права завладѣетъ онъ ею? Безпощадные змѣи немощной старческой ревности сосали сердце князя Ларіона... И онъ долженъ былъ молчать, таиться, не замѣчать... А онъ все видѣлъ, все угадывалъ!... Онъ видѣлъ, когда на сценѣ Гундуровъ читалъ свои монологи, какъ каждый разъ поникала взоромъ Лина, чтобы никто не могъ прочесть того что сказали бы, можетъ быть, ея глаза, какъ одному его неотступному взору замѣтнымъ трепетомъ вздрагивали ея плечи отъ горячаго взрыва, отъ инаго вырывавшагося у Гамлета слова... Онъ блѣднѣлъ каждый разъ отъ выраженія ихъ голосовъ когда въ первой сценѣ своей съ Офеліей Гундуровъ говорилъ ей: "я любилъ тебя когда-то",-- а она ему отвѣчала: "я вѣрила этому, принцъ!" -- Неправда! готовъ онъ былъ бѣшено крикнуть имъ,-- твой голосъ говоритъ ей: я люблю тебя, а ея: я тебѣ вѣрю; вы по своему передаете Шекспира... А онъ улыбался, и одобрялъ, и искалъ случая къ поправкѣ, къ замѣчанію, чтобы хоть этимъ привлечь на себя взглядъ Лины, чтобы хотя на мгновеніе остановились на немъ эти теперь нѣмые для него глаза...
   Онъ страдалъ невыносимо -- а все сидѣлъ тутъ, на репетиціяхъ, глотая каплю за каплей изъ этого отравленнаго кубка... "Онъ уѣдетъ, индѣ прорывались у него лучи надежды, черезъ двѣ недѣли отойдетъ это проклятое представленіе... а затѣмъ ему дадутъ понять... И сама Лина,-- она знаетъ что мать ея никогда не согласится,-- она пойметъ"... Но развѣ онъ князь Ларіонъ Шастуновъ, то-же что ея мать! подымалась у него на душѣ прежняя буря, развѣ у него съ нею тѣ-же побужденія, то-же чувство къ ней, къ Линѣ. Онъ уѣдетъ, этотъ молодой человѣкъ, все равно,-- нѣтъ, еще хуже,-- онъ унесетъ съ собою ея душу... Князь Ларіонъ зналъ ее: она не забудетъ его какъ не забыла отца, и, подчиняясь материнской волѣ, съ памятью о князѣ Михаилѣ будетъ хранить память о немъ до самого гроба!... Легче-ли отъ того будетъ ему, князю Ларіону?...
   "Театрикъ" между тѣмъ шелъ впередъ и впередъ. То что на языкѣ сцены называется ансамблемъ уже достаточно обрисовывалось -- и обрисовывалось удачно: исполненію драмы можно было заранѣе предсказать несомнѣнный успѣхъ. Роли уже всѣ были разучены; участвовавшіе относились къ дѣлу своему съ добросовѣстностью и прилежаніемъ рѣдко встрѣчаемыми между любителями... Но вѣдь къ чему они и приступали, за что брались! сказывалось невольно въ сознаніи каждаго изъ нихъ. Шекспиръ, Гамлетъ,-- "каждый торговецъ въ городѣ, какъ справедливо говорилъ Вальковскій, зналъ эти имена тогда, и валилъ за толпою въ театръ прочтя ихъ на афишѣ,-- это были въ тѣ дни такія вѣскія, обаятельныя, царственныя имена!... Самъ храбрый капитанъ Ранцовъ, впродолженіи всей своей жизни, кромѣ Устава о пѣхотной службѣ и Таинственнаго Монаха Рафаила Зотова, ничего не читавшій, бредилъ теперь съ утра до ночи своею ролью Тѣни, и обѣщалъ режиссеру золотую цѣпочку къ часамъ, если онъ его "на настоящую актерскую точку поставитъ". По счастливой случайности, роли приходились по вкусу и по способности почти каждаго изъ актеровъ. Княжна была идеальная Офелія. Въ игрѣ Гундурова съ каждымъ днемъ все шире и глубже выяснялся изображавшійся имъ характеръ, съ каждой пробой становился онъ все сдержаннѣе, нервнѣе,-- инситивнѣе, какъ выражался князь Ларіонъ... Полоній-Акулинъ былъ превосходенъ. Чижевскій былъ самъ Лаертъ, пылкій, ловкій, блестящій, и каждый разъ вызывалъ рукоплесканія товарищей когда, въ сценѣ возмущенія, вбѣгалъ, требуя "кровавой мести за смерть отца", и звенящимъ какъ натянутая струна голосомъ восклицалъ:
  
             "Оба мира
   Зову на бой,-- и будь со мной что будетъ!"...
  
   Надежда Ѳедоровна-Гертруда не портила, хотя нѣсколько мямлила и, съ непривычки, не знала куда дѣвать руки. Въ знаменитой сценѣ съ сыномъ она была холодна, и холодила Гундурова, что приводило его въ отчаянье.-- "Погоди, утѣшалъ его Ашанинъ,-- я вотъ ее въ самый день представленія самымъ жестокимъ образомъ разогорчу, и она будетъ тебѣ ныть отъ начала и до конца роли"... Онъ и не предчувствовалъ какъ пророчески должно было сбыться его обѣщаніе!...
   Зяблинъ въ роли Клавдіо былъ почти хорошъ. Его Печоринскіе взгляды изъ подъ низу, сдобный голосъ и изнѣженные пріемы при разбойничьемъ лицѣ довольно близко подходили подъ типъ того лицемѣрнаго сластолюбца, игрока и бражника, "благочестивымъ видомъ сумѣвшаго обсахарить скрытаго въ немъ дьявола", какимъ Шекспиръ изобразилъ Гамлетова отчима. Но, этого сахара перепускалъ онъ подчасъ уже столько что "фанатикъ" Вальковскій не выдержалъ однажды, и крикнулъ ему изъ кулисы: "да что вы, батюшка, злодѣя играете, или патоку сосете?" -- на что Зяблинъ только уныло плечами повелъ, и глянулъ на бывшую тутъ княгиню, а она, въ свою очередь, обиженно вздохнула, глянула на князя Ларіона и проговорила раздувъ ноздри: "ne remarquez vous pas, Larion, que ce monsieur est très mal élevé?... Самъ "фанатикъ" въ "молодой роли" Розенкранца былъ невыразимо смѣшонъ, и потѣшалъ Ашанина до истерики: онъ сжималъ губы сердечкомъ, щурилъ глаза, подбоченивался фертомъ, и напускалъ удали и молодечества тамъ гдѣ, ни по характеру лица которое онъ игралъ, ни по смыслу положенія, и тѣни не требовалось чего-либо подобнаго.-- "Эко чучело, эка безобразина!" хохоталъ Ашанинъ послѣ каждаго выхода его на сцену. Но Вальковскій не смущался: "погоди, братъ, отвѣчалъ онъ ему съ торжествующей улыбкой,-- пріѣдетъ Василій Тимофѣевъ, онъ меня не хуже тебя красавцемъ роспишетъ!" Василій Тимофѣевъ былъ театральный парикмахеръ, большой искусникъ своего ремесла, и закадычный другъ Вальковскаго, возлагавшаго на него на время своихъ отсутствій по театрикамъ "всѣ свои дѣла,-- а въ томъ числѣ и надзоръ за "Маргоренькой", ужасно рябою, и столь-же легковѣрною швеей, которую "фанатикъ" готовилъ на сцену, на роли свѣтскихъ кокетокъ...
   Извѣстно что ничто такъ скоро и коротко не сближаетъ молодежь какъ любительскіе спектакли. Короткости между нашими актерами содѣйствовало еще и это ихъ совмѣстное житье въ Сицкомъ, въ богатомъ, привольномъ домѣ, гдѣ каждому предоставлялось брать на свою долю настолько удовольствія, насколько хватало у него на это силъ и желанія. Княгиня Аглая, въ подражаніе своимъ англійскимъ образцамъ, предоставляла гостямъ своимъ полную свободу:-- они цѣлымъ обществомъ, дамы и мужчины, катались верхами, удили рыбу, ѣздили по вечерамъ въ дальнія прогулки, въ которыхъ не всегда принималъ участіе князь Ларіонъ, а сама хозяйка никогда. Лѣнивая и отяжелѣвшая, она почти не выходила изъ своего будуара, гдѣ съ утра до вечера пила чай въ компаніи неизбѣжнаго Зяблина, и куда, разумѣется, никому не приходила охота идти ее тревожить. Только по утрамъ Лина являлась съ "bonjour, maman", цѣловала ей ручку,-- и почти тотчасъ-же уходила. Мать почти никогда не говорила съ ней, не потому чтобы имѣла какія-нибудь причины недовольства ею, а просто потому что не находила предметовъ разговора съ дочерью.-- "Elle est trop sérieuse, повѣряла она "бриганту", вздыхая и томно улыбаясь,-- elle n'а pas d'enjouement dans le caractère comme moi!"... Потомъ приходилъ князекъ, сынъ ея, разодѣтый какъ на картинкѣ, съ mister Knocks'омъ, который ни на какомъ, кромѣ англійскаго, языкѣ не говорилъ, и котораго она, и съ воспитанникомъ его, отпускала также очень скоро, потому что никакъ не могла сказать ему того что хотѣла,-- да Ольга Елпидифоровна по нѣскольку разъ въ день забѣгала къ ней подъ разными предлогами, тѣша ее своими жантильесами. Смышленная барышня, отчаявшись вернуть себѣ расположеніе князя Ларіона,-- онъ вовсе пересталъ даже говорить съ нею,-- заискивала и юлила теперь передъ княгиней болѣе чѣмъ когда-нибудь... Въ тоже время она всячески набивалась въ наперсницы къ "другу своему, Линѣ", и хотя это ей очень мало удавалось,-- княжна, какъ она ни билась, не дѣлала ей никакихъ конфидансовъ,-- она сама отъ себя, изъ злости къ "противному старикашкѣ", употребляла всякія усилія и средства чтобы "сближать" Лину съ Гундуровымъ: старалась находить случаи когда бъ они могли быть подолѣе вмѣстѣ, искусно отводила тѣхъ которые могли бы помѣшать ихъ бесѣдѣ когда представлялись такіе случаи, распоряжалась такъ чтобъ нашему герою непремѣнно досталось мѣсто подлѣ княжны на линейкѣ, которая везла ихъ въ лѣсъ или на тоню, на Оку... Княжна, по видимому, не замѣчала этихъ услугъ, и даже большею частью не пользовалась тѣми "удобными" случаями, которые ловкая особа доставляла ей въ возможномъ изобиліи,-- но не всегда-же она отъ нихъ уходила, не всегда-же находила силу избѣгать ихъ... Иногда, на лету, глаза ея встрѣчались съ глазами Сергѣя, съ глазами полными безконечной мольбы,-- и безвластно шла она занять подлѣ него мѣсто въ экипажѣ, и долго потомъ ѣхали они молча, и не смѣя уже болѣе поднять глазъ другъ на друга. И что бы въ эти минуты могли они другъ другу сказать? За нихъ говорила вся эта молодая природа что цвѣла и пѣла вокругъ нихъ, окропленная живительною влагой, озаренная солнцемъ весны: широкая даль рѣчнаго разлива, сладкій шелестъ молодыхъ дубовъ, соловей урчавшій въ кустѣ дикой малины, мимо котораго, когда на померкавшемъ небѣ загоралась первая звѣздочка, проѣзжали они на возвратномъ пути въ усадьбу...
  

XXIV.

   Они ѣхали такимъ образомъ однажды рядомъ, въ большомъ обществѣ. Сидѣвшій спиною къ нимъ по другой сторонѣ линейки Духонинъ, вдохновленный красотою вечера, читалъ нѣмецкіе стихи сосѣдкѣ своей, Надеждѣ Ѳедоровнѣ.
   -- Ich hatte einst ein schönes Vaterland.
   Das Eichenbaum
   Wuchs dort so hoch, die Veilchen nickten sanft,--
   Das war ein Traum,--
   донеслось до слуха ихъ.
   -- Это изъ Гейне.... И прелестно! молвилъ Гундуровъ.
   Духонинъ продолжалъ:
   -- Es küsste mich auf deutsch, und sprach auf deutsch:
   (Man glaubt es kaum
   Wie schön es klang) "ich liebe dich"...
   Das war ein Traum!...
   -- Здѣсь... въ отечествѣ, лучше! проговорила вдругъ Лина какъ бы про себя, какъ бы отвѣчая на какой-то свой собственный, не выговоренный вопросъ.
   У Гундурова забилось сердце -- онъ вспомнилъ тотъ первый ихъ разговоръ,-- это былъ теперь для него отвѣтъ на то, до чего еще безсознательно допытывался онъ тогда...
   -- Лучше, Елена Михайловна? повторилъ онъ, стараясь заглянуть ей въ лице;-- лучше?...
   Но она не отвѣчала его взгляду. Ея синіе, задумчивые глаза глядѣли впередъ на бѣдное селеніе, на которое они держали путь; хилыя очертанія его почернѣвшихъ соломенныхъ крышъ вырисовывались уже отчетливо изъ за пригорка въ багровыхъ лучахъ заката....
   -- Да, сказала она, не оборачиваясь, и откидывая вуаль, которую вѣтеръ прижималъ къ ея лицу,-- тамъ въ Германіи, въ Европѣ,-- все такъ узко.... Покойный папа говорилъ: тамъ перегородки вездѣ поставлены... А здѣсь... Здѣсь какимъ-то безбрежьемъ пахнетъ...
   -- У васъ удивительныя свои выраженія, княжна? вскликнулъ Гундуровъ.
   Она опять улыбнулась, все также продолжая не глядѣть на него.
   -- Я знаю, я очень не хорошо говорю по русски; я совсѣмъ еще по писанному говорю... Но съ вами -- голосъ ея чуточку дрогнулъ -- я не могу говорить не по-русски...
   -- Вы удивительное существо, Елена Михайловна! съ юношескимъ восторгомъ заговорилъ Сергѣй;-- вы, воспитанная на Западѣ, въ чужеземныхъ обычаяхъ и понятіяхъ, вы какимъ-то чуднымъ внутреннимъ чутьемъ проникаете въ самую глубь, въ самую суть предмета... Да, въ Россію надо вѣрить! Тамъ все сказано, все отмѣряно, вездѣ столбы и "перегородки" поставлены, и народы доживаютъ, задыхаясь, въ путахъ бездушной, тѣсной, матеріальной, переживающей себя цивилизаціи... Наше будущее "безбрежно" -- какъ это вы прекрасно сказали!-- какъ и наша природа. Намъ, славянскому міру, суждено сказать то послѣднее слово вѣчной правды и любви, на какое уже не способенъ духъ гордыни и себялюбія западнаго человѣчества...
   -- А пока, засмѣялся вдругъ Духонинъ, прислушивавшійся со своего мѣста къ ихъ разговору,-- а пока, любезный другъ, соберемся мы сказать это слово, мы какъ оказывается, и самовара-то нашего выдумать не умѣли, и "народы" наши (онъ повелъ при этомъ рукою на жалкую деревушку мимо которой проѣзжали они) живутъ чуть-ли не безпомощнѣе и плачевнѣе чѣмъ это "западное человѣчество" въ пору каменнаго вѣка.
   Гундуровъ досадливо обернулся къ нему:
   -- Не среди мраморныхъ палатъ царственнаго Рима, молвилъ онъ съ сіяющими глазами,-- не мудрецами вѣровавшими въ его вѣчность найдена была та божественная истина что должна была спасти и обновить погибающій міръ: возглашена была она устами нищихъ рыбаковъ далекой страны, которую точно также за бѣдность ея и невѣжество презирали кичившіеся богатствомъ своимъ и культурою избранные счастливцы того вѣка!
   Духонинъ нѣсколько опѣшилъ передъ этимъ неожиданнымъ, горячимъ доводомъ.
   -- "Блаженъ кто вѣруетъ, тепло ему на свѣтѣ," молвилъ онъ съ натянутою усмѣшкою.
   Лина въ свою очередь обернулась къ нему.
   -- Въ этомъ, кажется, все и есть, промолвила она застѣнчиво.
   -- Въ чемъ это, княжна?
   -- Въ томъ... чтобъ вѣрить.
   Онъ засмѣялся и развелъ руками.
   -- Дѣйствительно, намъ только это и остается, потому что иначе я-бы могъ, въ pendant къ не очень смиренному, сказать кстати, пророчествованію друга моего Гундурова о нашемъ великомъ будущемъ, привести то, что говоря и даже иной разъ лучше совсѣмъ со свѣта сойтить... Вотъ, хошь бы сказать Надежда Ѳедоровна наша, въ монашенки теперича пошла, примолвила Lucrèce усмѣхаясь съ самымъ рѣшительнымъ лукавствомъ,-- чьихъ это рукъ дѣло, не знаете?
   -- Я чужими дѣлами не интересуюсь, хладнокровнѣйшимъ тономъ отвѣчалъ онъ.
   Она фыркнула во весь ротъ.
   -- Не интересуетесь? Безсовѣстный вы, прямо сказать!... А исправникова-то барышня, въ садъ сюда ночью на свиданье къ кому ходила, можетъ тоже не знаете?
   "О, всевидящее око переднихъ, кто уйдетъ отъ тебя!" съ нѣкоторымъ ужасомъ произнесъ мысленно Ашанинъ.
   -- И все это вы вздоръ несете, милая моя, воскликнулъ онъ подъ этимъ впечатлѣніемъ,-- ничего подобнаго не бывало никогда!
   -- Ска-а-жите по-о-жалуста! медленной гнусливо выговорила она, насмѣшливо закачавъ головой направо и налѣво.-- Ну, а если васъ спросить теперича для чего вы сегодня къ намъ пріѣхали? молвила она, чуточку помолчавъ предъ этимъ.
   -- Какъ для чего? Съ визитомъ пріѣхалъ къ княгинѣ...
   -- Та-акъ! И больше ничего?
   -- Чего же еще больше?
   -- Съ княжной нашею, съ Еленой Михайловной, не видались?
   -- Видѣлся...
   Lucrèce осторожно потянулась головой ко входу грота, и вполголоса спросила:
   -- Письмо ей привозили?
   Онъ тотчасъ же сообразилъ что отрицаніе было бы совершенно безполезно.
   -- Привозилъ, отъ генеральши Переверзевой.
   Lucrèce сочувственно повела головой сверху внизъ.
   -- Солидная, такъ надо сказать, барыня эта генеральша? внушительно произнесла она.
   -- Вы одобряете? не могъ не засмѣяться Ашанинъ.
   -- А вы такъ полагаете, нѣсколько обидчиво вскликнула на это его новая жертва,-- что мы, люди, всю эту коммерцію про господъ распознать не въ состояніи, кто настоящій есть, а кто только что, тяпъ-ляпъ, по-французскому обученъ, а самъ, или сама изъ того же хамства произошли? Оченно вы ошибаетесь, потому мы, можетъ, лучше васъ самихъ до тонкости насчетъ этого самаго понимаемъ.
   Ашанинъ поглядѣлъ на нее.
   -- Я вижу, красавица моя, проговорилъ онъ,-- что щедрая природа надѣлила васъ такимъ же умственнымъ какъ и тѣлеснымъ обиліемъ, а потому прямо васъ спрошу такъ: какъ вы насчетъ княжны полагаете?
   Она подняла, на него глаза.
   -- Что про княжну говорить? Святая барышня; всему дому, я даже кажному чужому извѣстно.
   -- Ну съ, а маменька ея, повелительница ваша?...
   Lucrèce такъ и прыснула (очень ужъ понравилось ей это выраженіе).,
   -- "Повелительница", повторила она,-- это ужь точно!... Ишь вѣдь вы бѣдовый какой, а еще меня спрашиваете! Что же это вамъ про нихъ знать нужно?
   Тонкій Ашанинъ сообразилъ тотчасъ же изъ этихъ отвѣтовъ что, могъ смѣло приступить къ дѣлу.
   -- А вотъ что, достопрекрасная...
   -- Лукерья...
   -- По батюшкѣ какъ!
   -- Ильинична-съ.
   -- Такъ вотъ что, восхитительная Лукерья Ильинична, вопервыхъ, я желалъ бы продолжать съ вами столь пріятно начатое знакомство....
   -- Что же, это можно-съ, прошептала она, признавъ при этомъ необходимымъ стыдливо опустить рѣсницы.
   -- А вовторыхъ, я очень любопытенъ, а потому весьма желательно было бы мнѣ знать всякую штуку какая у васъ здѣсь можетъ происходить.
   Церлина лукаво подмигнула ему.
   -- Сами-то вы, мусью Ашанинъ, штука, у, какая тонкая? Это вамъ, значитъ, нужно знать все и прочее?
   -- Вы сказали, моя прелесть! расхохотался онъ,-- именно такъ: "все и прочее"!
   -- И это можно, рѣшила она,-- потому я у Французинки въ Москвѣ шесть лѣтъ въ обученіи находилась, и все, даже до послѣдняго почти слова, понять могу, и даже съ мусью Витторіо всегда по-ихнему говорю, и кромѣ того, все знаю насчетъ этого петербургскаго графа, что за него княжна не хочетъ идтить, а онъ все надѣется, потому княгиня имъ очень протежеруетъ, и даже съ ихнею матушкой у нихъ переписка постоянно идетъ...
   -- Ну вотъ, ну вотъ, все это намъ звать и нужно! вскликнулъ радостно Ашанинъ: -- если какое-нибудь новое письмо получится, и что они затѣвать будутъ...
   -- Читать я сама по-французскому не обучена возразила Lucrиce,-- а что княгиня безпремѣнно станутъ объ этомъ съ мусью Зяблинымъ разговаривать, и я всегда это услышать могу.
   -- Прелестно! А вотъ еще что, моя красавица, еслибы нужно было, напримѣръ, княжнѣ опять письмо доставить, или отъ нея получить?
   Красавица подумала.
   -- Отчего же, вновь рѣшила она затѣмъ,-- и доставить и получить опять-таки въ нашихъ рукахъ.
   -- Только при этомъ такъ надо было бы устроить чтобы княжна не знала что это вы.
   -- И не будутъ знать. Глаша ихняя безграмотная, а я всегда вхожа въ ихъ комнаты, и могу имъ письмо на столъ положить, или взять ихнее, если напишутъ.
   -- Вы просто богъ Меркурій въ юпкѣ, очаровательная Лукерья! еще разъ вскликнулъ Ашанинъ,-- ну, а теперь какъ же намъ собственно съ вами-то сообщеніе устроить, если увидаться или послать что нужно?
   И на этотъ предметъ нашлось въ умственномъ запасѣ бывалой Lucrèce подходящее рѣшеніе:
   -- А у меня тутъ на селѣ родной братъ живетъ, Ѳедоръ Ильинъ прозывается, потому я сама здѣшняя, Сицковская; третья его изба справа, если изъ города примѣрно ѣхать. Такъ если что нужно, только къ нему пошлите, велите Ваську спросить: шустрый этто у него мальчикъ есть, племянникъ мой. Онъ это все сорудуетъ, если мнѣ что отъ васъ, или къ вамъ отъ меня послать... Къ вамъ въ Сашино, въ Гундуровское посылать?
   -- Да, я тамъ, у Гундурова...
   -- Ахъ, какъ этотъ самый вашъ господинъ Гундуровъ прекрасно Гамлета представляетъ! нежданно воскликнула она;-- очень даже, могу сказать, обожаю ихъ за это, скажите имъ! Когда онъ этто про мать свою говорилъ что она башмаковъ еще не износила, а за другаго вышла, а самъ въ слезы, я даже убѣжала, потому у самой-то такъ и текутъ у меня, такъ и текутъ, а лакеишки-дурачье смотрятъ и смѣются... Ужъ потомъ пришла смотрѣть опять когда это они съ нашей княжной: "въ монастырь, говоритъ, ступай, въ монастырь!" А пошла-то не она, а Надежда Ѳедоровна наша, безмозглая. Стоитъ! И Lucrèce, поведя насмѣшливо взглядомъ въ сторону нашего Донъ-Жуана, прыснула еще разъ со смѣху.-- А что они, пріятель-то вашъ, въ княжну нашу очень врѣзамшись? спросила она тутъ же,-- какъ вы скажете, мусью?
   -- Есть таки Лукерья Ильинична, есть!...
   -- И сейчасъ видать что настоящее это у нихъ, а не изъ-за приданаго, какъ у того, у петербургскаго-то. Хоть и холопка я, а понимать могу... Такъ вы имъ такъ и скажите, разсмѣялась она,-- что отъ сердца даже желаю чтобы высватали они себѣ нашу княжну, потому ужь оченно они чувствительно этого самаго Гамлета умѣютъ играть.
   "Господи, сказалъ себѣ мысленно Ашанинъ,-- даже любовью къ искусству пылаютъ "сіи огромные сфинксы!"
   -- Восхитительная Лукерья, возгласилъ онъ, обнимая ея колѣноподобныя плечи,-- добродѣтели ваши достойны всякихъ наградъ!...
   -- Баловникъ вы, баловникъ! залепетала она, зажмуривая отъ удовольствія свои плутоватые и сластолюбивые глазки....
  

XXVIII.

   Княжна встрѣтила Ашанина въ гостиной съ письмомъ въ рукѣ.
   -- Не поручите ли вы мнѣ передать имъ еще что-нибудь на словахъ? спросилъ онъ, принимая письмо и опуская его въ карманъ.
   -- Я написала, молвила она съ тихою улыбкой,-- но вы скажите имъ какою вы нашли меня сами... Я спокойна, здорова пока, какъ видите; думаю и не отчаиваюсь, примолвила она опуская вѣки.-- Да, скажите имъ что я получила вчера письмо отъ графини Воротынцевой... Мы должны были ѣхать къ ней съ maman, но она вдругъ очень скоро собралась за границу, и написала мнѣ очень милое, симпатичное письмо на прощанье, въ которомъ также проситъ меня передать много очень дружескаго Софьѣ Ивановнѣ, и Гамлету.... Она не знала что мы уже... не видимся... заключила Лина слегка дрогнувшимъ голосомъ.
   -- Княжна, сказалъ Ашанинъ,-- княгиня Аглая Константиновна весьма любезно пригласила меня посѣщать ее въ Сицкомъ, пока я "въ здѣшнихъ странахъ", какъ выразилась она (о томъ гдѣ эти "страны" она не справлялась, и едва ли, кажется, знаетъ что живу я именно въ Сашинѣ). Приглашеніемъ ея, я, само собою, не премину воспользоваться, и на будущей недѣлѣ пріѣду сюда опять. Но до этого, и вообще въ интервалахъ между моими пріѣздами сюда, могутъ случится какія-нибудь обстоятельства о которыхъ вы сочтете быть-можетъ нужнымъ извѣстить немедленно... Софью Ивановну. Какъ думаете вы это сдѣлать?
   -- Какъ сдѣлать? повторила нѣсколько удивляясь вопросу Лина: -- еслибы что-нибудь такое нужное случилось, я напишу и пришлю.
   -- Съ кѣмъ?
   -- Съ кѣмъ-нибудь изъ слугъ,
   -- Это можетъ быть доведено до свѣдѣнія княгини.
   -- Такъ что-жъ такое? съ гордою интонаціей въ голосѣ проговорила княжна,-- я не скрываю своихъ поступковъ; никто не можетъ находить дурнымъ что я пишу такой высокопочтенной женщинѣ какъ Софья Ивановна Переверзина.
   -- Да, молвилъ Ашанинъ,-- но увѣрены ли вы что не подвергнете гнѣву княгини того кого вы пошлете съ письмомъ?.. Увѣрены ли вы, примолвилъ онъ понижая голосъ,-- что не дано какого-нибудь приказанія по дому насчетъ такихъ возможныхъ писемъ вашихъ въ Сашино?...
   Лина не отвѣчала, и все лицо ея покрылось краской стыда отъ мысли что ея мать дѣйствительно была способна отдать "по дому" подобныя приказанія...
   -- Я нашелъ средство, княжна, продолжалъ между тѣмъ уже нѣсколько таинственно Ашанинъ,-- избавить васъ отъ всякой заботы относительно доставки вашихъ писемъ, если понадобится вамъ писать.
   -- Что такое? Она внимательно глянула на него.
   -- Очень просто: напишите, положите письмо въ конвертъ съ адресомъ и оставьте на вашемъ столѣ. Оно будетъ доставлено по назначенію въ тотъ же день.
   -- Какимъ-же образомъ? не доумѣло спросила княжна.
   Онъ засмѣялся:
   -- Это мой секретъ,-- секретъ романа, примолвилъ онъ весело.
   Она слегка нахмурилась и закачала головой.
   -- Я романовъ и всѣ эти таинственныя средства не люблю, сказала она,-- и надѣюсь что не буду въ необходимости прибѣгать къ нимъ.
   -- Но не забудьте ихъ въ случаѣ надобности, отвѣтилъ на это Ашанинъ, кланяясь и протягивая руку проститься съ нею.
   -- Прощайте, Владиміръ Петровичъ... Вы дядю не видали? спросила она вдругъ.
   -- Нѣтъ, мнѣ говорили, онъ уѣхалъ верхомъ...
   -- Я его совсѣмъ не вижу, кромѣ какъ за столомъ, словно вырвалось у нея. Она тутъ же умолкла и слабо улыбнулась...
   Ашанинъ поклонился еще разъ и вышелъ.
   -- А теперь въ городъ! сказалъ онъ кучеру, садясь въ Гундуровскую коляску, предовольный тѣмъ какъ успѣлъ онъ "устроить почту" между Сицкимъ и Сашинымъ и отвлечь "бриганта" отъ союза съ "противною стороной". Все это великолѣпно устроилось, говорилъ онъ себѣ, и мысли его обратились теперь опять къ предмету личной его заботы -- Ольгѣ Акулиной, и къ шансамъ увидаться съ нею въ городѣ.
   Доѣхавъ туда онъ прежде всего велѣлъ себя везти въ почтовую контору, гдѣ долженъ былъ получить по довѣренности посылку съ книгами на имя Гундурова, и первое лицо съ которымъ встрѣтился онъ тамъ на крыльцѣ былъ Вальковскій.
   -- Ты какъ сюда попалъ? вскрикнулъ онъ въ изумленіи.-- И что съ тобой? спросилъ онъ тутъ же, замѣтивъ блѣдное, сильно разстроенное лицо "фанатика".
   -- Маргоренька въ гусару ушла, сейчасъ отъ Васи Тимоѳеева письмо получилъ! могильнымъ голосомъ проговорилъ тотъ, звѣрски поводя глазами, и показывая грязно-исписанный листокъ почтовой бумаги который держалъ въ рукѣ.
   Ашанинъ померъ со смѣха (Маргоренька была та рябая швея которую Вальковскій готовилъ на сцену, на роли Селименъ).
   -- "Маргоренька къ гусару ушла!" повторилъ онъ передразнивая его,-- плачь русскій театръ, плачь!
   --Дуракъ! фыркнулъ ему на это "фанатикъ".
   -- Само собою! продолжалъ хохотать Ашанинъ; -- а ты все же объясни мнѣ какъ ты очутился здѣсь?
   -- А такъ очутился, сердито молвилъ Вальковскій,-- что уѣхали вы оттуда, изъ Сицкаго-то, съ Сережей, ничего мнѣ не сказавъ....
   -- Не до тебя было, братъ, не взыщи!
   -- Льва-то Гурыча къ тому же похоронили... Золъ я былъ какъ чортъ; въ виду ничего, а въ карманѣ ни гроша, въ Москву не съ чѣмъ вернуться... Ну и вспомнилъ я что туша эта, Елпидифоръ, звалъ меня къ себѣ сюда, говорилъ какъ-то что театрикъ можно будетъ здѣсь сварганить. А тутъ, вечеркомъ, подвода отъ него пришла за всякимъ тамъ скарбомъ что оставила Ольга Елпидифоровна. Ну, я не долго думавъ, въ телѣгу, и съ юпками ея и прикатилъ къ нимъ.
   -- Ты у нихъ и живешь? вскрикнулъ радостно московскій Донъ-Жуанъ.
   -- У нихъ... Славнымъ виномъ поитъ онъ меня, толстопузый этотъ,-- и Вальковскій облизнулся,-- только надулъ подлецъ, никакого театрика...
   -- Вотъ что, Ваня, прервалъ его Ашанинъ,-- я тутъ сейчасъ сбѣгаю въ контору посылку получить, а ты погоди минуточку, отсюда пойдемъ вмѣстѣ.
   -- Куда это?
   -- Къ нимъ, къ Акулинымъ.
   -- Да его нѣту. Съ утра уѣхалъ. Свадьба вѣдь эта у нихъ затѣялась...
   -- Такъ что же?
   -- Ну, вотъ тамъ всякіе у нихъ сборы. Къ зятю будущему уѣхалъ, въ Рай-Никольское.
   -- Съ дочерью?
   -- Нѣтъ, она дома.
   -- Одна?
   -- Стало-быть одна, коли ни отца, ни жениха нѣтъ.
   У Донъ-Жуана отъ радости въ глазахъ задвоилось.
   -- Сейчасъ, Ваня, сейчасъ!...
   Минутъ черезъ двадцать полученная имъ тяжелая посылка уложена была на козлахъ коляски, и Ашапинъ сидя въ ней съ "фанатикомъ" диктовалъ ему свои инструкціи.
   -- Ты, говоришь, застрялъ здѣсь потому что денегъ нѣтъ?
   -- Не было, хихикнулъ вдругъ Вальковскій,-- а теперь будутъ; ты дашь.
   -- У самого въ обрѣзъ, а у Сережи найдемъ.
   -- Я и то думалъ завтра у Елпидифора лошадей просить, къ нему ѣхать.
   -- Сегодня же поѣдемъ... Только ты слушай, Ваня: придемъ мы теперь къ Акулинымъ, ты сейчасъ же войди, и скажи ей что вотъ я нарочно за тобою сюда пріѣхалъ увезти къ Гундурову, и что ты сейчасъ же пойдешь укладываться, а когда войду я -- ты тутъ же убирайся къ себѣ и собирай свои пожитки, а меня оставь одного съ нею.
   -- На что это тебѣ? угрюмо отвѣтилъ, помолчавъ "фанатикъ",-- вѣдь она невѣста, чортъ ты этакой!
   -- А это не твоего ума дѣло? Не разсуждай, а дѣлай что тебѣ говорятъ! Есть тутъ гостиница какая-нибудь?
   -- Есть, на почтовой станціи, пропустилъ сквозь зубы тотъ.
   -- Ну вотъ и прекрасно! Уложишь ты свой чемоданъ, и тутъ же, къ намъ не заходя, смотри!-- велишь его вынести въ коляску, самъ въ нее сядешь и прикажешь ѣхать на станцію. Тамъ скажи кучеру отпречь и лошадямъ корму дать, а намъ на двухъ закажи обѣдъ. Далеко отъ Акулинскаго-то дома до станціи?
   -- Недалеко, черезъ улицу...
   -- Такъ я приду къ тебѣ туда пѣшкомъ,-- а ты меня жди тамъ!
   Вальковскій помолчалъ опять, глянулъ сбоку на товарища:
   -- Володька!...
   -- Чего тебѣ?
   -- Большой руки ты пакостникъ!
   -- Совершенно справедливое сужденіе имѣете вы въ мысляхъ, Иванъ Ильичъ! невозмутимо молвилъ на это красавецъ, смѣясь;-- а ты все-таки дѣлай то что тебѣ сказываютъ!
   Коляска ихъ между тѣмъ подъѣзжала къ одноэтажному, чистенькому, веселаго сѣраго цвѣта домику, съ необыкновенно свѣтлыми, широкими, и раскрытыми въ эту минуту окнами, выходившими по улицѣ въ палисадникъ обнесенный низенькою, свѣжеокрашенною зеленою рѣшеткой, и въ которомъ пышно распускавшіеся кусты лилей и столиственныхъ розъ несомнѣнно свидѣтельствовали о развитости вкуса къ изящному у обитавшихъ здѣсь лицъ. (Толстый Елпидифоръ называлъ себя не даромъ "артистомъ").
   -- Тутъ! притрогиваясь къ спинѣ кучера указалъ Вальковскій.
   Изъ оконъ домика лились волной звуки свѣжаго женскаго голоса...
   -- Стой! остановилъ Ашанинъ лошадей шагахъ въ десяти не доѣзжая до крыльца;-- стой и не трогайся!...
   Онъ выскочилъ изъ коляски, побѣжалъ къ калиткѣ замѣченной имъ въ углу палисадника, отворилъ ее, вошелъ, и подкравшись къ одному изъ оконъ, жадно погрузился въ него глазами.
   Вальковскій съ сумрачнымъ лицомъ прошелъ въ домъ въ ворота чернымъ ходомъ.
   Ольга была одна, и пѣла, аккомпанируя себѣ на "новомъ" выписанномъ Ранцевымъ фортепіано, о которомъ говорилъ онъ ей въ Сицкомъ, и которое теперь, до свадьбы ихъ, велѣлъ перевезти къ ней изъ Рай-Никольскаго.
  
   -- Я помню чудное мгновенье,
   Передо мной явилась ты,
   Какъ мимолетное видѣнье,
   Какъ геній чистой красоты!
  
   пѣла она опять волшебный Глинкинскій романсъ, поднявшій въ душѣ Ашанина все обаяніе первыхъ встрѣчъ его съ нею, и самую ее всю пронимало ея пѣніе, сама она словно вся выливалась въ тѣ горячіе звуки что излетали изъ ея груди. Въ сильныхъ мѣстахъ она приподымала свои великолѣпныя, сквозившія сквозь кисею платья плечи, длинныя рѣсницы прикрывали на половину блестящіе зрачки карихъ глазъ, губы пылали какъ тѣ алыя розы что цвѣли тутъ подъ ея окномъ,-- и вся она сама была и страсть, и нѣга, и вдохновенье...
   Она ничего не слышала, не видѣла,-- ни шума колесъ подъѣхавшей коляски, ни этой чернокудрой головы красавца подымавшейся надъ уровнемъ открытаго окна прямо насупротивъ табурета на которомъ сидѣла она, ни вошедшаго Вальковскаго, который, въ ожиданіи когда она кончитъ стоялъ теперь въ дверяхъ комнаты глядя себѣ подъ ноги съ видомъ звѣря которому непремѣнно хочется укусить кого-нибудь.
   Она кончила, и какъ бы устало уронила руки на колѣни. "Фанатикъ" передвинулъ ступнями. Она подняла глаза.
   -- А, Иванъ Ильичъ, лѣниво проговорила она,-- что скажете?
   -- А я пришелъ сказать вамъ, пропустилъ онъ въ отвѣтъ, своимъ грубымъ тономъ,-- что за мною Володька пріѣхалъ.
   -- Кто такой?
   -- Володька Ашанинъ, къ Гундурову съ нимъ ѣхать...
   -- Гдѣ онъ? громко вскрикнула Ольга.
   -- А во, въ окно глядитъ! И онъ ткнулъ пальцемъ по тому направленію.-- А я ужь пойду собираться. Прощайте, за хлѣбъ, за соль вашу спасибо, вамъ и батькѣ вашему! промычалъ онъ трогаясь съ мѣста и уходя, пока она съ поблѣднѣвшимъ лицомъ и засверкавшими глазами оборачивалась на то окно.
   -- Вы! Здѣсь? могла она только вымолвить отъ волненія.
   -- Я, Ольга, я! Можно войти? отвѣтилъ Ашанинъ торопливо и страстно...
   -- Къ чему? Чего вы хотите?...
   Онъ оторопѣлъ весь.
   -- Ольга, что съ тобою? Ольга! пробормоталъ онъ.
   -- Зовите меня Ольга Елпидифоровна, зовите какъ слѣдуетъ! Какъ вы смѣете! подбѣгая къ окну крикнула она на него такъ что онъ съ невольнымъ страхомъ обернулся на улицу, по которой къ счастію никто не проходилъ въ эту минуту.
   -- Я хотѣлъ... началъ было онъ.
   -- А я не хочу! взвизгнула она топая ногой,-- не хочу, не хочу васъ видѣть!
   -- Извольте, Ольга Елпидифоровна, извольте! молвилъ озадаченный Ловеласъ, тщетно стараясь прикрыть видомъ ироніи то неодолимое смущеніе которое овладѣло имъ въ эту минуту,-- благоволите только объяснить мнѣ за что вы такъ разгнѣвались?...
   -- Вы безчестный, скверный человѣкъ! говорила она понизивъ голосъ и свѣшиваясь къ нему слегка изъ окна,-- вы клялись не искать меня, избѣгать со мною встрѣчи... А вы теперь дерзко, нахально смѣете являться сюда!... Зачѣмъ? Вы знаете что я невѣста... Женихъ мой добрый, честный, благородный человѣкъ... Что же вы думаете про меня, на что надѣетесь?...
   Глаза ея, показалось ему, становились все злѣе, все безпощаднѣе.. И тѣмъ соблазнительнѣе, тѣмъ желаннѣе была она для него въ эту минуту.
   -- Ольга Елпидифоровна, позвольте... попытался онъ было уговорить ее,-- но она не дала ему на это времени.
   -- Вы мнѣ противны, отвратительны! Уходите, а не то я погублю себя и васъ, скандалъ надѣлаю, разкажу все капитану, отцу!... Этого ли вы хотите?...
   -- Я удаляюсь, сударыня, проговорилъ онъ послѣ нѣсколькихъ секундъ колебанія, съ желчною улыбкой на побѣлѣвшихъ губахъ,-- ни чьей гибели я не желаю. Успокойте ваши нервы, сдѣлайте милость!...
   И онъ быстрыми и невѣрными шагами вышелъ изъ палисадника.
   Она вскинулась съ мѣста, пробѣжала черезъ весь домъ въ свою комнату, и бросившись тамъ на постель разрыдалась въ подушки неудержимыми слезами:,
   -- Противный, мерзкій, говорила она себѣ сквозь эти слезы,-- хорошо что онъ стоялъ тамъ, за окномъ!... Будь онъ въ комнатѣ, я бы пожалуй, дура, подъ конецъ не выдержала, на шею ему кинулась...
   Ашанинъ прошолъ изъ палисадника во дворъ дома, встрѣтилъ тамъ какого-то мальчика-слугу въ куцомъ фрачкѣ, метавшаго камешками въ сосѣдній заборъ, прервалъ его полезное занятіе пославъ его сказать Вальковскому собираться скорѣе, а самъ, отдавъ кучеру приказаніе пріѣхать съ Иваномъ Ильичемъ на станцію, направился туда, или вѣрнѣе направился самъ не зная куда, по улицамъ незнакомаго ему города, пытаясь заглушить усиленнымъ движеніемъ клокотавшее въ душѣ его бѣшенство... О, что бы онъ далъ теперь чтобы сломить, смять, задушить это "своенравное, злое... и очаровательное созданіе", задушить эту злость безконечными, безумными поцѣлуями...
   "Фанатикъ" давнымъ давно уже поджидалъ его на каменномъ крыльцѣ большой двухъэтажной станціи, изучая тѣмъ временемъ "подходцы и складку" сидѣвшаго съ нимъ рядомъ какого-то ямщика-ухоря съ наглымъ и пьянымъ лицомъ ("типъ" этого ухоря онъ тутъ же порѣшилъ "воспроизвести" въ піесѣ Ямщики, или какъ гуляетъ староста Семенъ Ивановичъ, которую давно уже жаждалъ поставить на "благородномъ театрикѣ"), когда нашъ Донъ Жуанъ, все такъ же злой, на успѣвшій уже порядочно устать, появился предъ нимъ.
   -- Гдѣ это ты шатался? Обѣдъ давно готовъ, пробурчалъ онъ,-- у меня въ животѣ барабанщики съ часъ ужь времени зорю бьютъ.
   -- Тебѣ бы жрать все! злобно отрѣзалъ въ отвѣтъ Аріанинъ, подымаясь къ нему по ступенямъ крыльца.
   -- Ну, а что у тебя тамъ, подмигнулъ ему Вальковскій съ нескрываемымъ злорадствомъ въ тонѣ и усмѣшкѣ сопровождавшей эти слова,-- сорвалось, видно? И въ комнату то-есть не пустили даже?...
   -- Молчи, болванъ! прошипѣлъ на него красавецъ сверкая загорѣвшимися новымъ бѣшенствомъ глазами.
   -- Работа! крикнулъ въ то же время сидѣвшій подлѣ "фанатика" ямщикъ, кидаясь съ мѣста внизъ подъ шумъ колесъ подъѣзжавшей къ станціи дорожной кареты и, огибая крыльцо, побѣжалъ къ лошадямъ своимъ въ конюшню.
   Городъ стоялъ на большомъ московско-курскомъ шоссе; проѣздъ былъ огромный, къ станціи съ громомъ колокольчиковъ и гикомъ ямщиковъ, то и дѣло подъѣзжали и отъѣзжали отъ нея экипажи всякихъ родовъ и видовъ.
   Изъ подкатившей теперь къ ея крыльцу кареты вышла молодая, маленькая и худенькая барыня съ полу болѣзненнымъ, полупикантнымъ выраженіемъ блѣднаго и капризнаго лица. Она держала въ одной рукѣ дорожный мѣшокъ и, чуть-чуть приподнявъ другою спереди платье, брезгливо принялась всходить по пыльнымъ ступенямъ на самыхъ кончикахъ крохотныхъ ножекъ, обутыхъ въ ботинки бронзовой кожи.
   -- Зинаида Васильевна! выкликнулъ, уставясь глазами на эти ножки, отверженный искуситель Ольги Акулиной.
   -- Ахъ, Владиміръ Петровичъ! отвѣтила она такимъ же восклицаніемъ, моргнула съ видимо радостнымъ видомъ недурными, быстрыми, темными глазами,-- здравствуйте! Какъ вы здѣсь?
   -- Проѣздомъ. А вы куда, и откуда?
   -- Изъ Москвы, въ деревню къ maman, которая должна прислать сюда за мною лошадей. И вообразите (личико ея при этомъ все сморщилось какою-то очень милою жалобною гримаской), горничная моя, какъ нарочно, заболѣла вчера, горячкой, я должна была отправить ее въ больницу, а сама уѣхала fine seule и, если теперь лошади отъ maman не пришли, я принуждена буду ожидать одна здѣсь, въ этой отвратительной гостинницѣ,-- я ее давно знаю...
   -- Можно сейчасъ провѣдать, сказалъ Ашанинъ:-- Ваня, сходи тутъ, спроси, нѣтъ ли лошадей и посланнаго изъ деревни Маріи Николаевны Кошанской?
   Вальковскій глянулъ злобнымъ взглядомъ на него и на говорившую съ нимъ даму, поднялся однако послушно съ мѣста и отправился исполнять порученіе.
   -- А у матушки вашей имѣніе тутъ не подалеку? сказалъ Ашанинъ, продолжая стоять на крыльцѣ съ пріѣзжею.
   -- Ахъ нѣтъ, еще цѣлыхъ тридцать верстъ, и отвратительной дороги...
   -- Ну, мужъ вашъ что? не давъ ей продолжать спросилъ, онъ опять.
   Она искоса глянула на него, и слегка приподняла плечи:
   -- Все то же,-- въ клубѣ, въ Паркѣ, у Цыганъ, est-ce que je sais?
   Онъ все внимательнѣе глядѣлъ на нее.
   -- А вы все такъ же милы, другъ мой! тихо пропустилъ онъ на бархатныхъ нотахъ своего голосоваго регистра.
   Лицо молодой особы сложилось опять въ жалобно-забавную гримаску; маленькіе, бѣлые, ровные зубы сверкнули промежъ, раскрывшихся, заалѣвшихъ губъ.
   -- Стара стала, третій годъ замужемъ, не шутка! молвила, она улыбаясь.
   -- Опытъ пріобрѣли за то! проговорилъ онъ самымъ серіознымъ тономъ.
   Она еще разъ подняла на него глаза, и страннымъ упрекомъ зазвучалъ ея голосъ:
   -- Для этого не нужно было и замужъ выходить. Вы чему не научите!
   -- Ахъ, Зиночка, для чего вы такія жестокія слова говорите! расхохотался на это откровеннѣйшимъ образомъ московскій Донъ-Жуанъ.
   Она... она засмѣялась тоже...
   Вальковскій вернулся къ нимъ съ отвѣтомъ, что "никого и никакихъ лошадей нѣтъ, и не бывало".
   -- Боже мой, какая скука! вскликнула молодая женщина,-- каково мнѣ будетъ теперь ждать, быть-можетъ до ночи, въ этой saleté!...
   -- Нечего дѣлать, пойдемте, предложилъ ей тутъ же Ашанинъ,-- можетъ-быть найдемъ нумеръ почище!
   -- Юбошникъ проклятый, тьфу! чуть не громко крикнулъ имъ въ слѣдъ "фанатикъ", плюнулъ, и отчаянно махнулъ рукой.
   "Барабанщики" все неотразимѣе "били зорю въ его желудкѣ",-- а Ашанинъ, какъ ушелъ съ пріѣзжею дамой, такъ и пропалъ... Вальковскій отправился отыскивать его на верхъ, въ гостиницу, и не нашелъ. Онъ рѣшилъ наконецъ не ждать его, и велѣлъ подавать себѣ "обѣдъ", состоявшій изъ миски щей, какой-то котлеты, безпощадно посыпанной петрушкой, и двухъ бутылокъ пива, которыя "фанатикъ", съ досады на пріятеля, выпилъ одну за другою.
   Онъ кончалъ когда явился наконецъ улизнувшій красавецъ, неся на лицѣ свое обычное, не то насмѣшливое, не то побѣдное выраженіе, давно и хорошо знакомое Вальковскому.
   -- А ты, уродина, смѣялся онъ,-- такъ и не дождался меня?...
   -- А то какъ еще? буркнулъ тотъ: -- околѣвать изъ-за тебя?...
   -- Ну, и прекрасно сдѣлалъ..! Принеси, братецъ, что-нибудь поѣсть! обратился Ашанинъ къ слугѣ.
   Онъ торопливо принялся за поставленныя предъ нимъ все тѣ же щи.
   -- Съ кѣмъ это ты теперь въ прятки вздумалъ? все тѣмъ же звѣремъ прохрипѣлъ Вальковскій.
   -- А ты не знаешь?... Зиночка Кошанская бывшая, за Смарагдова вышла... не помнишь развѣ, три года назадъ, я тебѣ подробно разказывалъ...
   -- Не мало твоихъ такихъ сказовъ было, обо всѣхъ не вспомнишь... А ты вотъ скажи, когда лошадей-то запрягать? Давно выкормили, седьмой часъ въ исходѣ. До Гундурова-то, сказываютъ, цѣлыхъ двадцать пять верстъ отсюда, вѣдь засвѣтло не доѣдемъ,
   Ашанинъ доѣлъ, вскочилъ.
   -- А ты погоди маленько, Ваня, голубчикъ, заговорилъ онъ вдругъ нѣжненькимъ кошачьимъ, ласкательнымъ голосомъ,-- доѣдемъ, непремѣнно доѣдемъ, прелесть моя. Ты только потерпи немножко, потерпи, Ваня, я сейчасъ, сейчасъ!...
   Вальковскій не успѣлъ открыть рта какъ онъ уже исчезъ изъ комнаты.
   Часы летѣли, лошади за "Зиночкой" все не приходили. Ашанинъ все также продолжалъ играть съ нею "въ прятки"... Желчныя пятна успѣли за это время покрыть все угреватое лицо "фанатика"...
   Глубокая ночь стояла уже на дворѣ когда наконецъ, ругательски ругаясь, полѣзъ онъ въ поданную имъ коляску вслѣдъ за Ашанинымъ, хохотавшимъ до упаду отъ его гнѣва, и отъ веселаго воспоминанія только что пережитаго имъ новаго эпизода въ своей безконечной любовной эпопеѣ...
  

XXIX.

Es denkt der Mensch die freie That zu thun,--
Umsonst...
Schiller Wallensteins Tod.

   Недѣли три послѣ представленія Гамлета въ Сицкомъ, въ одно прекрасное утро доложили князю Ларіону что къ нему пріѣхалъ исправникъ "съ порученіемъ", и проситъ дозволеніе явиться.
   -- Проси, сказалъ князь нахмурясь, вспомнивъ невольно объ этомъ представленіи и о той "презрѣнной дѣвчонкѣ".
   Толстый Елпидифоръ вошелъ съ видомъ серіознымъ и холоднымъ (выходъ его дочери замужъ за богатаго человѣка и завоеванное имъ личное расположеніе къ нему его прямаго начальства чрезвычайно подняли въ немъ чувство собственнаго достоинства), отвѣсилъ хозяину офиціальный поклонъ и, вынувъ изъ кармана письмо запечатанное большою гербовою печатью, положилъ его на столъ предъ княземъ.
   -- Получилъ въ казенномъ пакетѣ, съ приказаніемъ лично доставить вашему сіятельству, проговорилъ онъ съ оттѣнкомъ намѣренной сухости въ интонаціи (безъ того-молъ ты, конечно, меня у себя бы не видалъ!).
   -- Очень вамъ благодаренъ! еще суше отрѣзалъ князь.
   Елпидифоръ поклонился еще разъ, обернулся со свойственною грузному тѣлу его прыткостью, и вышелъ тутъ же изъ комнаты.
   Письмо было отъ графа и поразило князя Ларіона неожиданостью своего содержанія:
   "Поздравляю тебя, любезный Ларивонъ (писалъ ему его старый пріятель), ѣсли только признаѣшь что есть съ чемъ поздравлять? Получилъ сейчасъ извещѣніе изъ Петербурха что назначаешься ты члѣномъ Государственнаго Совѣта о чомъ выйдетъ указъ 1 іюля. Не знаю будѣшь ли доволенъ потому конѣшно почотъ а власти никакой и только непріятности ѣсли противъ министра какова очень спорить. Я ожидалъ что тебѣ дадутъ постъ настоящій а тутъ съ твоими способностями только болтать безъ толку или подписывать сбольшинствомъ. Впрочѣмъ это можетъ-быть только первый шагъ кназначенію. Онъ (то-есть, сильный человѣкъ, дядя Анисьева) ничѣго далѣе не пишетъ а только пишетъ мне сказать тебѣ штобъ ты былъ въ Петербурхѣ 1-то іюля потому этово желаютъ (послѣднее слово было подчеркнуто въ подлинникѣ). Ѣхать тебѣ полагаю надо. Потому иначе не хорошо. Советую и надѣюсь когда чрезъ Москву проѣдишь увидаться съ тобою. Поклонись своимъ што милая дѣтя племянница твоя. Обнимаю тебя".
   Князь Ларіонъ прочелъ письмо разъ, и два, останавливаясь на каждой строчкѣ, но разбирая не ихъ, а то что-то что скрывалось за сообщаемою ему въ нихъ вѣстью. Лицо его становилось все раздраженнѣе и мрачнѣе, желчная усмѣшка кривила его тонкія губы, и огонь глубокаго внутренняго негодованія горѣлъ въ темной впадинѣ его глазъ.
   "Впрочемъ это можетъ-быть только первый шагъ къ назначенію", прочелъ онъ еще разъ, и швырнулъ письмо на столъ презрительнымъ жестомъ.
   "Утѣшить меня хочетъ, а и самъ не вѣритъ! Старикъ уменъ, чрезъ него шли ихъ предложенія, онъ долженъ понимать, какъ и я, что назначенію не бывать пока я... О безстыдные интриганы, какъ ловко подвели мину!... Не удалось въ первый разъ, такъ теперь новое: надѣть на меня погремушки почета, чтобъ вызвать меня насильственно въ Петербургъ, а со мною ихъ, и тамъ... тамъ она склонится, думаютъ они, а меня будутъ водить все тою же перспективой портфеля, пока окажется что и безъ меня обойтись можно... можно будетъ оставить меня навѣки въ моемъ государственномъ бездѣйствіи... Ловко, удивительно ловко!..."
   И князь Ларіонъ, какъ бы нежданно для себя самого, засмѣялся вдругъ короткимъ и злымъ смѣхомъ.
   -- Но они ея не знаютъ... И меня не знаютъ! примолвилъ онъ, вставая и принимаясь шагать по своему огромному кабинету. Волненіе его все росло, и слова гнѣвно и обрывисто вырывались уже слышно изъ его устъ.-- Я скажу... мнѣнія мои могутъ быть пріятны или непріятны, но не уважать... они не могутъ меня... Я служилъ Россіи, государямъ моимъ вѣрно... и съ пользою, а имя оставилъ! Они должны знать, понимать. Пусть тогда какъ прежде... дѣло... А такъ -- нѣтъ!... Дѣло, а не... а не "болтать безъ толку", повторилъ онъ выраженіе стараго своего друга.-- А ея не видать имъ тамъ... не видать! вырвалось у него съ новою силой,-- я оберегу ее. до конца... До конца! повторилъ онъ съ какимъ-то вдругъ страннымъ движеніемъ губъ, и съ не менѣе страннымъ выраженіемъ глазъ направилъ ихъ и остановилъ на одномъ изъ угловъ покоя. Тамъ стоялъ старинный шкафъ изъ чернаго дерева, драгоцѣнный обращикъ итальянской работы XVII-го вѣка, украшенный превосходными изображеніями плодовъ изъ pietra dura; князь хранилъ въ немъ свои деньги, семейные документы и бумаги.
   Но онъ черезъ мигъ отвелъ отъ него глаза, подошелъ къ висѣвшему у стѣны шнурку колокольчика и позвонилъ.
   -- Сходи къ княжнѣ, приказалъ онъ вошедшему камердинеру,-- и скажи что мнѣ нужно переговорить съ нею, такъ не сойдетъ ли она сюда сейчасъ, если не занята... А затѣмъ распорядись уложить мои чемоданы, и чтобъ лошади были подъ коляску часамъ къ восьми. Я ѣду сегодня въ Петербургъ.
   Лицо камердинера все заходило отъ удивленія и любопытства, но, встрѣтясь глазами со строгимъ взглядомъ князя, онъ немедленно же поникъ ими долу, и поспѣшно, вышелъ исполнить данное ему приказаніе.
   Не менѣе удивлена и нѣсколько встревожена была имъ Лина (она только что вернулась къ себѣ съ прогулки), когда о немъ сообщено было ей. Она немедленно сошла къ дядѣ.
   Онъ все такъ же ходилъ взадъ и впередъ мимо длиннаго ряда оконъ своего кабинета, отъ времени до времени подымая голову, какъ бы невольно заглядываясь на сіявшую сквозь эти окна горячую краску лѣтняго дня. Онъ обернулся на шумъ ея шаговъ, неторопливо пошелъ къ ней на встрѣчу, и указывая ей на кресло у стола:
   -- Садись, сказалъ онъ,-- и прочти! И онъ подкинулъ ей письмо графа.
   Княжна принялась читать, по временамъ чуть-чуть улыбаясь примитивному правописанію "дядинаго пріятеля", или сжимая слегка брови когда полнѣйшее отсутствіе запятыхъ въ его посланіи дѣлало на первый разъ читаемое не совсѣмъ понятнымъ. Но дойдя до конца его она внезапно поблѣднѣла: послѣдствія того что сообщалось здѣсь совершенно ясно выступали предъ ней.
   -- Это, значитъ, намъ надо въ Петербургъ переѣзжать, дядя? вскрикнула она.
   -- Значитъ! подтвердилъ онъ ироническимъ тономъ:-- они на это очевидно разчитываютъ, подчеркнулъ онъ.
   Она пристально воззрилась на него:
   -- Вы полагаете что это все... не договорила она.
   -- Все та же интрига, договорилъ за нее князь Ларіонъ;-- я тебѣ тогда не говорилъ: мнѣ уже были сдѣланы предложенія изъ которыхъ истекало что меня можетъ ждать высокое положеніе, но что за это я долженъ заплатить содѣйствіемъ моимъ браку твоему съ этимъ... Анисьевымъ. Ихъ комбинація, презрительно молвилъ князь,-- не увѣнчалась успѣхомъ; этотъ петербургскій Макіавель изъ кавалеристовъ имѣлъ возможность лично убѣдиться что ничѣмъ подобнымъ меня не возьмешь... Они это и придумали теперь (онъ кивнулъ на письмо), заставить меня жить въ Петербургѣ, зная что твоя мать только объ этомъ и мечтаетъ, что она тотчасъ же перетащится туда за мною... что ты будешь у нихъ подъ руками, разчитывая что имъ тамъ будетъ легче купить насъ съ тобою. Тамъ у нихъ готовые, неотразимые, въ ихъ понятіяхъ, соблазны: свѣтъ, дворъ, обаянія власти, тщеславія... Предъ этимъ, увѣрены они, не выдержитъ никто, измѣнитъ всякое убѣжденіе, склонится самая гордая голова.... Хочешь ли испробовать все это на себѣ, Hélène? спросилъ онъ съ легкою усмѣшкой, между тѣмъ какъ глаза его съ какою-то безконечною любовью и тоской останавливались на. мигъ на ея наклоненной золотистой головкѣ...
   Она подняла ее и отвѣчала его улыбкѣ такою же тихою, невеселою усмѣшкой:
   -- Нѣтъ, дядя, не нужно -- я въ себѣ увѣрена.
   -- Я это зналъ заранѣе, сказалъ онъ,-- и согласно съ этимъ и поступлю.
   -- Согласно съ моимъ желаніемъ? проговорила она съ замѣшательствомъ:-- но, дядя, мнѣ кажется, въ этомъ случаѣ вы должны спросить себя, а не меня, какъ вамъ лучше поступить. Если служба ваша еще нужна, если вы опять можете приносить ту пользу которую вы всегда приносили, основательно ли было бы вамъ отказываться... изъ-за меня? Меня бы это постоянно мучило, дядя!...
   Онъ улыбнулся еще разъ.
   -- Напрасно мучилась бы, другъ мой! Я въ этомъ случаѣ не могу похвалиться даже тѣмъ что приношу тебѣ жертву. Служба моя, какъ оказывается изъ этого (онъ опять указалъ кивкомъ на письмо), никому не нужна, меня просто намѣрены, въ виду личныхъ соображеній, посадить почетнымъ образомъ въ Hôtel des Invalides.
   -- А вы не на это годны, дядя, сказала княжна,-- съ вашимъ умомъ, образованіемъ и характеромъ...
   -- Ну, возразилъ онъ,-- на что я годенъ теперь право трудно сказать (и странное движеніе еще разъ передернуло его губы), но, какъ ты видишь, далеко не всѣ раздѣляютъ твое лестное мнѣніе обо мнѣ, примолвилъ онъ, насилуя себя на веселый тонъ.-- такъ или иначе, молвилъ князь Ларіонъ по минутномъ молчаніи,-- надо отправляться туда чтобъ остановить все это... если еще не поздно, или распорядиться en conséquence въ противномъ случаѣ. Я выѣду сегодня вечеромъ чтобы попасть въ Москву завтра утромъ.
   Онъ какъ бы вдругъ вспомнилъ:
   -- Что у насъ сегодня? 26-е число! Hélène, онъ долженъ былъ не сегодня, завтра быть у меня... Я лишаю тебя теперь моимъ отъѣздомъ случая увидѣть его. Прости меня, другъ мой!
   И голосъ его зазвенѣлъ нотой какой еще никогда не доводилось слышать въ немъ Линѣ. Она поднялась съ мѣста съ глазами полными слезъ.
   -- Дядя, вскликнула она,-- вы такъ добры, такъ благородны!... Я, вы знаете, не умѣю говорить, а вы, дядя, вы еще какъ будто сами отстраняли меня отъ себя въ послѣднее время... Я не смѣла подходить къ вамъ... Но теперь представляется случай, я хочу вамъ сказать... какъ я вамъ благодарна, какъ я чувствую все... Я узнаю въ васъ папа, моего милаго, незабвеннаго...
   Онъ не далъ ей продолжать, подошелъ, взялъ ее обѣими руками за голову, и прикоснулся губами къ ея матово-блѣдному лбу.
   -- Спасибо за это, Hélène! Научишься и отцомъ быть на краю гроба, примолвилъ онъ нежданно тономъ шутки.
   -- Это что же такое "на краю гроба"? промолвила она глядя на него тѣмъ не менѣе нѣсколько встревоженнымъ взглядомъ;-- до этого еще далеко, дядя!
   -- Я сейчасъ и не собираюсь... Не умру пока тебѣ нуженъ! отвѣтилъ онъ, и уже громко разсмѣялся.-- А о причинахъ моего отъѣзда,-- тутъ же перемѣнилъ онъ разговоръ,-- лучше чтобъ... Аглая Константиновна и этотъ перезрѣлый франтъ съ разбойничьею физіономіей (разумѣлся злополучный "бригантъ" Зяблинъ) ничего не знали.
   -- А если maman спроситъ? молвила Лина.
   -- Спроситъ меня, я скажу: нужно, и только... Она къ моимъ короткимъ отвѣтамъ привыкла, какъ бы уронилъ князь;-- а спроситъ тебя, ты скажешь: не знаю. Вѣдь и не знала бы еслибъ я тебѣ не сказалъ?
   -- Это долго не можетъ остаться отъ нея скрыто, замѣтила княжна:-- ей непремѣнно напишетъ про это графиня Анисьева, если какъ вы говорите все это ихъ "интрига".
   -- По всей вѣроятности (онъ повелъ утвердительно головой)! Пусть чрезъ нее и знаетъ, а намъ съ тобой не для чего давать заранѣе разыгрываться ея пылкому воображенію! домолвилъ князь Ларіонъ съ тою злою ироніей которая неизмѣнно прорывалась у него каждый разъ когда говорилъ онъ о своей невѣсткѣ, и которую не въ силахъ онъ былъ преодолѣть и теперь, несмотря на все его нежеланіе оскорблять дочернее чувство племянницы.
   Лина только вздохнула.
  

XXX.

   Аглая Константиновна такъ и привскочила, когда по окончаніи обѣда, вставая изъ-за стола, князь Ларіонъ не глядя на нее, а какъ бы относясь ко всѣмъ тутъ бывшимъ, проговорилъ равнодушнымъ голосомъ и какъ о чемъ-то не имѣющемъ ни для него, ни для другихъ никакого особеннаго значенія:
   -- Я думаю сегодня вечеромъ въ Петербургъ ѣхать.
   -- Въ Петербургъ! вскрикнула она со мгновенно расширившимися зрачками своихъ круглыхъ глазъ, и даже губы ея вздрогнули отъ изумленія и любопытства;-- et pourquoi cela prince Larion? (Со времени знаменитаго объясненіи своего съ нимъ она просто "Larion" перестала его называть.)
   Онъ повелъ взглядомъ черезъ ея голову.
   -- А тамъ, вы можетъ слышали, Исакіевскій храмъ строится: такъ я взглянуть хочу.
   -- И какъ скоро думаете вы вернуться? спросила опять княгиня, несмотря на далеко не вызывавшій на новые вопросы сухой и насмѣшливый тонъ этого отвѣта.
   -- Не загощусь долго, не безпокойтесь! еще рѣзче отвѣтилъ онъ теперь, и тутъ же вышелъ изъ комнаты.
   Она поспѣшила въ свою очередь уйти къ себѣ на верхъ, пригласивъ взглядомъ Зяблина слѣдовать за ней.
   -- Oh, il у а quelque chose, il у а quelque chose! заголосила она всплескивая руками, какъ только очутились они вдвоемъ въ ея ситцевомъ кабинетѣ.
   -- Что такое? спросилъ "бригантъ".
   -- Ce départ Ларіона Васильевича; il ment говоря что онъ на какой-то храмъ тамъ хочетъ смотрѣть, il а assez vu de ces vieux temples en Italie! Онъ нарочно, pour me piquer такъ отвѣтилъ; тутъ я увѣрена, совсѣмъ другое. Мнѣ Vittorio говорилъ предъ обѣдомъ что у него былъ ce gros homme d'исправникъ, и я сейчасъ же подумала...
   -- Почта-съ! проговорилъ въ эту минуту Финогенъ, личный камердинеръ ея сіятельства, входя съ письмами и газетами на серебряномъ подносѣ.
   -- Une lettre de la comtesse! взвизгнула Аглая, узнавая знакомый почеркъ на одномъ изъ конвертовъ; -- а теперь nous allons savoir, je suis sûre!
   Она отослала слугу движеніемъ руки, торопливо сорвала обложку съ письма, и погрузилась въ него глазами.
   -- C'est cela, c'est cela! крикнула она черезъ мигъ, мечась отъ радости и подпрыгивая на своемъ диванѣ словно карась на сковородѣ,-- я вамъ говорила!... Онъ назначенъ... Larion получилъ мѣсто! Читайте, lisez vous-même! восклицала она, протягивая Зяблину листокъ исписанный крупною, почти мужскою рукой графини Анисьевой.
   "Une nouvelle que je Vous communique en toute hâ-teet très confidentiellement, chère princesse (прочелъ онъ громко). Vôtre beau-frère doit être nommé pour le 1 Juillet membre du Conseil de l'Empire. C'est magnifique, n'est ce pas, et tout-à-fait exceptionnel, car le prince est en retraite et n'a jusque là exercé des fonctions de ministre que temporaire ment, sans jamais en avoir porté le titre effectif; mais mon excellent frère a levé toutes les difficultés. Je lui en suis pour ma part chaleureusement reconnaissante, car nous allons grâce à cela Vous posséder enfin ici, chère amie. Je saute de joie d'avance à l'idée de reprendre avec Vous nos bonnes conversations de Rome...."
   -- Не правда ли, какъ она пишетъ délicieusement, cette chère comtesse? C'est un véritable génie pour la correspondance! голосила Аглая, взявъ обратно письмо изъ рукъ Зяблина и принимаясь снова за его чтеніе.-- Дальше она мнѣ говоритъ про своего сына, какъ онъ влюбленъ въ Лину. Pauvre jeune homme, онъ такой интересный!.. Et tant d'esprit! Какъ онъ это хорошо устроилъ cette nomination Ларіона, n'est-ce pas?.. Ну, я надѣюсь теперь, молвила она уже таинственно, подмигивая безстрастно слушавшему ее " бриганту",-- когда мы будемъ въ Петербургѣ, les choses iront tout-à-fait autrement, et Lina...
   -- Вы полагаете что въ Петербургѣ она непремѣнно должна перемѣниться и полюбить графа Анисьева? протянулъ Зяблинъ своимъ глухимъ и тягучимъ голосомъ.
   -- Конечно, должна! самымъ убѣжденнымъ тономъ подтвердила она;-- c'est un jeune homme qui а tont pour lui... И потомъ, главное, тамъ je serai soutenue, за меня будетъ la comtesse, и братъ ея qui est si puissant; у меня будетъ такимъ образомъ l'appui de la Cour, примолвила Аглая уже шепотомъ,-- а тутъ я одна et tout-à-fait impuissante противъ Ларіона... А онъ будетъ тамъ занятъ службой, и ему некогда будетъ даже знать et commenter mes actions... Да онъ и не посмѣетъ là-bas, не посмѣетъ me faire les scènes affreuses которыя онъ позволялъ себѣ дѣлать мнѣ здѣсь! воскликнула она, окончательно торжествуя.
   -- Сколько мнѣ извѣстно, заговорилъ опять "бригантъ", сопровождая, по привычкѣ, слова свои глубокимъ вздохомъ,-- въ Государственномъ Совѣтѣ служба болѣе почетная чѣмъ обременительная, и даже нѣкоторые его члены вовсе не засѣдаютъ, и живутъ даже не въ Петербургѣ.
   Аглая даже въ лицѣ перемѣнилась.
   -- Вы думаете что Larion можетъ такъ устроить чтобы не жить à Pétersbourg?..
   -- Ничего не могу думать, потому что не знаю, возразилъ онъ,-- а только полагаю что если другіе...
   Она не дала ему кончить, раздула ноздри и ёрзнула по своему сидѣнью съ видомъ внезапной, охватившей мысль ея рѣшимости:
   -- Cela m'est égal! Если онъ не согласится жить въ Петербургѣ, я туда переселюсь и безъ него. Avec mon nom, ma fortune, у меня тамъ не послѣдній домъ будетъ, и съ поддержкой графини и ея брата, всѣ ко мнѣ пріѣдутъ, всѣ, même la Cour!...
   -- Князь опекунъ и попечитель вашихъ дѣтей, замѣтилъ насупливаясь Зяблинъ.
   -- Братъ графини можетъ такъ устроить что Ларіона смѣнятъ! фыркнула совсѣмъ ужь расходившаяся барыня.
   "Бригантъ" молчалъ.
   -- Вы рѣшились? спросилъ онъ затѣмъ.
   -- Что?
   -- Переѣхать въ Петербургъ во всякомъ случаѣ?
   -- Конечно! воскликнула она.-- Я ни за чтф ужь другой зимы dans ce trou de Moscou не проведу.
   Онъ вздохнулъ еще разъ, уже съ особою значительностью.
   -- Мнѣ очень жаль! пропустилъ онъ точно изъ желудка.
   -- Почему вамъ жаль, mon ami? пожелала она узнать, сентиментально и съ нѣкоторою тревогой воззрясь на него.-- Развѣ вы также туда не переѣдете?
   -- Зачѣмъ? И онъ отвернулъ глаза къ окну.
   -- Зачѣмъ? повторила тономъ нѣжнаго упрека, впрягая въ него круглые зрачки свои, Аглая.-- Такъ я ужь... je ne suis plus rien pour vous... Eugène?...
   "Eugène" вздохнулъ въ третій разъ.
   -- Я давно привыкъ къ битвамъ и обманамъ жизни, заговорилъ онъ, разочарованно улыбаясь и воскрешая въ лицѣ своемъ и складѣ рѣчи весь пошибъ своего былаго Печоринства,-- давно знакомъ съ женскимъ сердцемъ, и знаю какъ ничего ему не стоитъ ставить въ вину другаго свою собственную измѣну... или прихоть, извините меня, княгиня?... Вы приглашаете меня слѣдовать за вами на берега Невы...
   -- Mais pourquoi n'у viendriez vous pas, mon ami!
   Онъ остановилъ ее рукой.
   -- Я знаю этотъ городъ! И я когда-то былъ на этой сценѣ, въ этомъ вихрѣ, который зовется петербургскимъ свѣтомъ... И я не прошелъ тамъ незамѣченнымъ, смѣю сказать, мои успѣхи... Но къ чему упоминать объ этомъ? Я всегда другаго искалъ... Мнѣ скоро опостылили эти "образы бездушные людей, приличьемъ стянутыя маски"... Я уѣхалъ въ страну гдѣ однѣ горы и жужжаніе вражьихъ пуль, уѣхалъ на Кавказъ... Судьба перенесла меня затѣмъ "dans ce trou de Moscou", какъ вы презрительно выражаетесь, хотя именно тутъ, въ этой ямѣ суждено было встрѣтиться нашимъ двумъ жизнямъ...
   Никогда еще такъ много -- но и внушительно же какъ за то!-- не говорилъ "бригантъ", и Аглая Константиновна глядѣла на него съ глубокимъ восхищеніемъ; она гордилась счастливымъ выборомъ своего сердца...
   -- Comme vous parlez bien, mon ami! вздохнула она, устремляя глаза въ потолокъ.-- Но вы можете tout aussi bien жить въ Петербургѣ какъ и въ Москвѣ! настаивала она на своемъ.
   Горечь человѣка познавшаго тщету земныхъ обольщеній изобразилась вторично на лицѣ "бриганта".
   -- Княгиня, началъ онъ опять, и уже нѣсколько въ носъ,-- я мечталъ о неразрывномъ союзѣ этихъ двухъ жизней нашихъ, о тихой пристани, гдѣ послѣ бурь сердце мое могло бы отогрѣться у сердца любящей женщины. А вы меня въ Петербургъ зовете, гдѣ одна суета тщеславія, гдѣ посреди вѣчнаго "шума мірскаго" такъ легко забыть преданное сердце друга...
   -- Забыть васъ, Eugène? визгнула въ отвѣтъ Аглая,-- oh, jamais, mon ami, jamais!
   -- Мнѣ не зачѣмъ въ вашъ Петербургъ, княгиня, язвительно заключилъ Зяблинъ,-- для меня нѣтъ тамъ роли, нѣтъ положенія! Я отсталъ отъ всякихъ служебныхъ отличій... и наконецъ, самыя средства мои... Онъ провелъ трагическимъ листомъ рукой по лицу: -- оставьте же меня одинокимъ въ моемъ углу допить до дна чашу страданій!...
   И съ этими словами "бригантъ" поднялся со своего кресла и направился къ двери.
   -- Куда же это вы, mon ami, куда? крикнула ему вслѣдъ Аглая.
   -- Нѣтъ, ужь позвольте, отвѣтилъ онъ въ полоборота,-- разговоръ этотъ слишкомъ взволновалъ меня!...
   И онъ исчезъ за портьерой.
   Аглая Константиновна озабоченно закачала головой и задумалась.
   -- Il faudra payer ses dettes, а иначе я рискую de le perdre pour toujours! заключила она вслѣдъ за этимъ размышленіемъ, и вздохнула уже такъ что что-то опять крякнуло въ ея корсетѣ.-- Только бы ужь не слишкомъ много было у него этихъ долговъ! тутъ же сказала себѣ разчетливая барыня, и съ новою озабоченностью на многодумномъ лицѣ принялась усиленно опахивать себя вѣеромъ.
   А княжна Лина, простившись съ дядей (онъ уѣхалъ въ назначенный имъ часъ), и вернувшись затѣмъ въ свою комнату, долго раздумывала какимъ способомъ извѣстить скорѣе "Сашинскихъ друзей" объ этомъ обстоятельствѣ. Послать кого-либо изъ людей съ письмомъ она, послѣ того что говорилъ ей Ашанинъ по этому поводу, не рѣшалась,-- а теперь менѣе чѣмъ когда-нибудь, имѣя въ виду что за отъѣздомъ князя Ларіона ничто уже не могло помѣшать ея матери принять мѣры къ недопущенію ея переписки съ Софьей Ивановной. Прибѣгать съ другой стороны къ тѣмъ "романическимъ" средствамъ сообщенія о которыхъ ей говорилъ другъ Гундурова ей очень не хотѣлось: въ этомъ, въ ея понятіяхъ, было что-то не совсѣмъ честное, "неправдивое", какъ выражалась она. Самого Ашанина она не ждала такъ скоро: онъ пріѣзжалъ уже третій разъ въ Сицкое, гдѣ княгиня принимала его все съ тою же любезностью, съ письмами изъ Сашина къ Линѣ, и былъ тутъ не далѣе какъ за два дня предъ этимъ; пройдетъ непремѣнно пять, шесть дней пока онъ пріѣдетъ опять.... А между тѣмъ ихъ надо было извѣстить какъ можно скорѣе объ отъѣздѣ князя Ларіона, чтобы Сергѣй не пріѣзжалъ понапрасну, и чтобы такой пріѣздъ его не подалъ повода ничего не знающей объ уговорѣ его съ княземъ Аглаѣ Константиновнѣ къ обвиненію его, пожалуй, въ дерзости или желаніи нанести ей непріятность... Но какъ же быть въ такомъ случаѣ?
   Лина колебалась очень долго... Боязнь подвергнуть гнѣву матери, державшей домъ свой на очень строгой ногѣ, того изъ слугъ кого она послала бы съ письмомъ въ Сашино взяла верхъ наконецъ надъ другими ея соображеніями. Предъ тѣмъ какъ отойти ко сну она написала Софьѣ Ивановнѣ о случившемся, сообщивъ при этомъ изъ разговора своего съ дядей все что могло успокоить ея друзей, запечатала конвертъ, надписала адресъ, и оставила письмо на своемъ письменномъ столѣ..
   -- Любопытно что изъ этого выйдетъ! невольно сказала она себѣ при этомъ.
   На другой день, проснувшись (она долго не смыкала глазъ въ эту ночь), первая ея мысль была объ этомъ. Еще не одѣтая, въ утреннемъ пеньюарѣ, она поспѣшила изъ спальни своей въ кабинетъ, подошла къ столу, устремила взглядъ на мѣсто на которомъ оставила наканунѣ письмо. Его тамъ уже не было.
   -- Что это вы изволите искать, княжна? спросила ее горничная ея Глаша идя за нею.
   -- Я тутъ, кажется, письмо одно оставила, отвѣтила Лина глядя ей въ глаза.
   Но Глаша такъ искренно и равнодушно проговорила на это: "Не знаю съ, не видала", глядя въ свою очередь съ нѣкоторымъ изумленіемъ на вопрошавшую ее "какъ-то странно" княжну, что та тотчасъ же должна была придти къ заключенію что молодая ея прислужница никоимъ образомъ не могла состоять на должности агента въ устроенной Ашанинымъ таинственной "почтѣ" между Сицкимъ и Сашинымъ.
   Въ ту же пору, черезъ сутки, княжна одѣвалась въ своей спальнѣ, когда Глаша, вышедшая за чѣмъ-то въ кабинетъ, вернулась оттуда съ запечатаннымъ конвертомъ въ рукѣ.
   -- Вотъ-съ вы вчера какое-то письмо искали, такъ не это ли!
   -- Гдѣ ты его нашла? вскрикнула Лина.
   -- Да на столѣ же-съ. Не запримѣтили, должно-быть, или сунули куда-нибудь предъ тѣмъ...
   Княжна тревожно кинула на него глаза... Но это было не ея письмо, а уже отвѣтъ на него Софьи Ивановны Переверзиной.
   -- Удивительно! невольно сказала она себѣ опять улыбаясь.
   Она вѣроятно удивилась бы еще болѣе еслибъ узнала что почталіономъ для этой корреспонденціи служила горничная ея матери, та самая "Lucrèce", Лукерья Ильинишна, которую Глаша называла "аспидомъ" и "ехидною", и весь домъ почиталъ "шпіонкой" княгини и клевретомъ ненавидимаго за его взыскательность "Тальянца Виторія", и которая, ревнуя пламенно о вящемъ "продолженіи знакомства" своего съ "жестокимъ" московскимъ Донъ-Жуаномъ (почитавшимъ съ своей стороны священнѣйшимъ своимъ долгомъ, каждый разъ когда бывалъ въ Сашинѣ, посвящать извѣстное время на ѣду съ нею вишенъ въ пустынномъ гротѣ надъ рѣкой), каждое утро, подымаясь съ зарей, когда Лина и сама Глаша еще спали, прокрадывалась о-босу ногу въ кабинетъ княжны "навѣдаться" и "исполнить, буде есть что"...
  

XXXI.

Setz einen Spiegel in's Herz mir hinein
Und der Spiegel wird weisen: es ist nichts darin
Als Liebe und Treue und ehrlicher Sinn.
Volkslied.

   Въ Сашинѣ полученное отъ княжны письмо произвело въ первую минуту очень тревожное впечатлѣніе. Гундуровъ, собиравшійся къ князю именно въ тотъ день когда получена было оно, пришелъ въ совершенное отчаяніе. Свиданіе съ Линой, по которому онъ томился съ каждымъ днемъ, съ каждымъ часомъ, все болѣе отлагалось такимъ образомъ вновь на неопредѣленное время, и къ этому присоединялся еще дамокловъ мечъ возможности переселенія всей семьи Шастуновыхъ въ Петербургъ, а "тамъ она пропала для меня навсегда!" говорилъ себѣ съ болѣзненнымъ замираніемъ сердца Сергѣй... Софья Ивановна старалась утѣшить его, успокоить, ссылаясь на сообщавшійся Линою разговоръ ея съ дядей, изъ котораго было очевидно что онъ не желаетъ поступать обратно на службу, не хочетъ жить въ Петербургѣ. Но въ душѣ тетка Гундурова была сама далеко не спокойна. "Онъ былъ всегда честолюбивъ, думала она о князѣ Ларіонѣ, всегда былъ въ дѣлахъ, привыкъ ко власти; онъ растался съ нею добровольно, но не можетъ не томиться теперь своимъ бездѣйствіемъ; онъ не доволенъ въ настоящую минуту что его посадили въ Совѣтъ, а не сдѣлали министромъ, но вѣдь, быть-можетъ, и сдѣлаютъ,-- ясно что о немъ вспомнили, что вернули ему милость, а самъ онъ пріѣдетъ въ Петербургъ, соблазнится, останется"... Софья Ивановна не менѣе племянника волновалась мыслью о томъ какой жестокій ударъ могъ быть нанесенъ его надеждамъ переѣздомъ Шастуновыхъ изъ Москвы. Какъ быть въ такомъ случаѣ? Ѣхать и ему въ Петербургъ, поступить на службу (какое положеніе для молодаго человѣка въ Петербургѣ внѣ службы?), пойти по извѣстной колеѣ свѣтскаго чиновничества, отъ котораго она всю жизнь свою мечтала уберечь его?... Софья Ивановна воспитана была, провела всю свою молодость на невскихъ берегахъ, ей вѣдомъ былъ тотъ "нравственный воздухъ которымъ живутъ тамъ люди", тотъ строй взглядовъ и понятій что царилъ тамъ неумолимымъ деспотомъ въ тѣ времена. Она знала что "съ московскою, да еще студентскою", какъ она выражалась, "независимостью Сергѣя" онъ такъ же мало былъ способенъ помириться съ "казенщиной" петербургской канцеляріи, какъ и съ "казенностью" петербургскаго большаго свѣта, что онъ или обратитъ тамъ "откровенностью своихъ сужденій" вниманіе на себя -- вещь весьма опасная въ ту пору,-- или раздражится, вовсе не станетъ ѣздить въ то общество гдѣ единственно представлялся бы ему шансъ встрѣчаться съ княжной Линой. Да и наконецъ, говорила, себѣ Софья Ивановна, еслибъ онъ и подчинился всему этому, рѣшился терпѣливо вынести все что такъ противно было тамъ и природѣ его, и воспитанію, еслибъ онъ и обратился въ приличнаго молодаго человѣка "съ хорошимъ служебнымъ будущимъ," -- насколько въ глазахъ этого свѣта прибавилось бы ему правъ отъ этого на руку одной изъ первыхъ по имени, богатству и красотѣ невѣстъ въ Россіи? Не такъ же ли все и вся завопило бы о неслыханной дерзости его "претензій" еслибы чувство его къ княжнѣ стало тамъ извѣстно?... А сама она, Елена Михайловна, не подверглась ли бы она пересудамъ и толкамъ самаго злобнаго свойства за "поощреніе этого чувства, за такой amour indigne d'elle," какъ сказали бы эти люди? "Не измаялась ли бы она въ конецъ, сердечная, не истаяла ли бы, милая, подъ гнетомъ неустанныхъ намековъ, уколовъ, упрековъ, среди этого неумолимаго безсердечія и пустоты?..." такъ разсуждала тетка Гундурова, и въ обнимавшей ее тревогѣ мысль о племянникѣ не отдѣлялась отъ мысли о княжнѣ; она сама не могла сказать себѣ теперь, кто изъ нихъ былъ дороже, былъ ближе ея душѣ... "Какъ она будетъ въ состояніи вынести все это", озабочивало Софью Ивановну даже гораздо болѣе чѣмъ то какія послѣдствія "все это" могло имѣть на жизнь, на всю судьбу Сергѣя.
   Но у Софьи Ивановны, какъ и у глубоко родственной ей по душѣ княжны Лины, была одна великая внутренняя сила: она вѣрила! "Не унывай и борись до конца, а тамъ да будетъ воля Мудрѣйшаго насъ!" Въ этихъ словахъ находила она неизмѣнно то "окрыляющее", по выраженію ея, чувство, при которомъ бодрѣлъ ея духъ и яснѣлъ помыселъ въ самыя трудныя минуты жизни, и которое невольною властью своей подчиняло себя и всѣхъ ее окружавшихъ. (И счастливъ въ этой жизни тотъ кому суждено испытать надъ собой "окрыляющее" вліяніе такой вѣрящей, любящей и не клонящей головы своей подъ грозою женщины!...)
   И теперь произошло то же самое. "Никто какъ Богъ!" сказала себѣ Софья Ивановна послѣ долгаго передумыванья всякихъ тяжелыхъ мыслей и ни къ чему неприведшихъ соображеній возбужденныхъ въ ней полученнымъ изъ Сицкаго извѣстіемъ. И она какъ-то вдругъ успокоилась и ободрилась, и вернувшуюся къ ней ясность духа сообщила и "ютившимся подъ ея материнскимъ крыломъ птенцамъ несмыслящимъ", какъ называлъ въ шутку себя съ пріятелями Ашанинъ. Всѣмъ имъ, включая сюда и Гундурова, какъ бы вдругъ стало очевиднымъ что не изъ чего приходить заранѣе въ отчаяніе, что тонъ письма княжны былъ гораздо болѣе успокоительнаго чѣмъ устрашающаго свойства, и что сама она наконецъ не принадлежала къ числу тѣхъ созданій чья зыбкая воля клонится по прихоти всякой перемѣны вѣтра: "ее не сломить никакому Петербургу!" подумалось всѣмъ имъ.
   Оба пріятеля Гундурова одинаково это всего сердца желали ему успѣха, хотя и руководились при этомъ не совсѣмъ одинаковыми побужденіями. Донельзя распущенный въ нравственномъ отношеніи, но искупавшій свои слабости дѣйствительно "золотымъ", какъ говорила Софья Ивановна, пылкимъ и великодушнымъ сердцемъ, Ашанинъ не имѣлъ ничего иного въ виду при этомъ какъ счастіе друга, котораго онъ любилъ какъ брата и глубоко уважалъ какъ человѣка. Искренній "фанатикъ" театральнаго искусства, Вальковскій таилъ вмѣстѣ съ тѣмъ подъ своею, весьма часто намѣренною, грубостью не мало что говорится "хитростцы" и практическаго разчета. Онъ любилъ Гундурова по своему, за "охоту и талантъ" его ко сценѣ, и въ бракѣ его съ дѣвушкой имѣвшею принести мужу въ приданое такое огромное состояніе какъ княжна видѣлъ прежде всего ту выгоду которую самъ онъ, Вальковскій, въ случаѣ такого приращенія земныхъ благъ у пріятеля, могъ извлечь для себя какъ по части устройства всякихъ будущихъ "театриковъ" такъ и относительно грядущаго размѣра тѣхъ вспоможеній всякаго рода которыми онъ искони привыкъ пользоваться со стороны обоихъ своихъ пансіонскихъ товарищей... На этомъ основаніи онъ гораздо болѣе Ашанина волновался заботой объ исполненіи желаній Гундурова, и очень часто, самъ не подозрѣвая того, оскорблялъ нашего героя въ его чистомъ и благоговѣйномъ чувствѣ ко княжнѣ Линѣ.
   -- Послушай, братъ, говорилъ онъ ему озабоченно на другой день послѣ полученія ея письма въ Сашинѣ,-- я всю ночь продумалъ о твоихъ обстоятельствахъ, и пришелъ къ тому что нечего намъ тутъ всѣмъ киснуть когда настоящее дѣло дѣлась треба!
   -- Какое это такое "настоящее дѣло"? спрашивалъ Сергѣй.
   -- А такое что колибъ эта лядащая фря, княгиня, захотѣла дочь силой въ Питеръ везти, такъ вѣдь и мы можемъ ей такой камуфлетъ подпустить... Я все сообразилъ подробно. На козлахъ ямщикомъ -- я. Весь этотъ аллюръ ихній знаю я теперь до тонкости, то-есть въ самомъ настоящемъ видѣ изображу, не отличить! Володька -- лакеемъ. Мы же и свидѣтели. Подкатываемъ ночью къ саду;-- она тамъ ждетъ. Живо, въ коляску, валяй въ Анцыферово,-- село тутъ есть, двадцать верстъ, все это разузналъ я до ниточки, а въ селѣ-то попъ Гаврило, пропойца и шельма изумительнѣйшая, за сто цѣлкашей козла съ козой обвѣнчать готовъ, говорятъ, а не то что...
   -- Ты самъ не знаешь что говоришь, Вальковскій! вскликнулъ весь вспыхнувъ Гундуровъ.
   -- Экая дубина, экая безобразйна! расхохотался тутъ же бывшій Ашанинъ;-- и вѣдь изъ того онъ это все изобрѣлъ въ дурацкой головѣ своей чтобъ ему ямщикомъ молодцомъ на козлахъ сидѣть, въ клыкъ свой кабаній соловьемъ свистать... А что, Ваня, "Маргоренька-то къ гусару ушла"? закончилъ онъ вопросомъ которымъ преслѣдовалъ его съ утра до вечера, съ самаго дня встрѣчи ихъ въ городѣ.
   Вальковскій, само собою, ругнулъ его, плюнулъ, и отошелъ.
   А вечеромъ сидѣли они опять всѣ трое за вечернимъ чаемъ у стола, за которымъ Софья Ивановна въ круглыхъ очкахъ на носу вязала какое-то одѣяло, и восторгались Ромео и Юліей, въ появившемся въ ту пору въ одномъ изъ повременныхъ изданій переводѣ этой драмы на русскій языкъ. Такія чтенія Шекспира, начатыя по мысли тетки Гундурова, видѣвшей въ этомъ лучшее средство развлекать Сергѣя отъ муки и тревогъ его личныхъ помысловъ, соединяли каждый вечеръ Сашинское общество, и часто заставляли засиживаться его далеко за полночь. Сама Софья Ивановна, сохранившая подъ сѣдыми волосами всю горячую впечатлительность молодости, увлекалась до слезъ геніальными красотами поэта и просила чтеца продолжать, забывая первая что обычный часъ ея отхода ко сну давно отзвонилъ во всѣхъ комнатахъ дома. Гундуровъ, душевное состояніе котораго такъ близко подходило къ тому страстному возбужденію которымъ исполнено все существо молодаго Веронца Шекспира, находилъ для передачи его рѣчей звуки глубоко потрясавшіе его слушателей, и отъ которыхъ самъ онъ иной разъ пьянѣлъ и замиралъ въ неизъяснимомъ восторгѣ, или растрогивался до рыданія въ горлѣ. Послѣ каждой нѣсколько значительной сцены начинались толки, комментаріи, споры. "Фанатикъ" сжималъ кулаки и зубы чтобы не ругнуться отъ избытка восхищенія въ присутствіи импонировавшей ему Софьи Ивановны. Ашанинъ, неустанно тѣшившійся имъ и преслѣдовавшій его все тѣми же незлобивыми насмѣшками, всячески поджигалъ и вызывалъ его энтузіазмъ на какую нибудь забавную выходку.
   -- Да говорилъ онъ однажды,-- Ромео несомнѣнно первая изъ первыхъ молодыхъ ролей какія только существуютъ на театрѣ!
   -- Первѣющая! подтвердилъ Вальковскій, сіяя непомѣрно раскрытыми глазами.
   -- Вотъ бы тебѣ попробовать себя когда-нибудь на ней Ваня? невиннѣйшимъ тономъ продолжалъ за этимъ красавецъ.
   -- Вѣдь ты не дашь, Володенька? возразилъ на это тотъ голосомъ исполненнымъ такого страстнаго внутренняго желанія, униженной мольбы и страха за отказъ что все кругомъ разразилось неудержимымъ хохотомъ.
   -- А вотъ вы, въ самомъ дѣлѣ, возьмите, прочтите намъ что-нибудь изъ роли Ромео, Иванъ Ильичъ, молвила Софья Ивановна, принимая тутъ же серіозный видъ и грозя пальцемъ Ашанину:-- Владиміръ Петровичъ не одинъ здѣсь судья!
   "Фанатикъ" жадно потянулъ къ себѣ книгу лежавшую предъ Гундуровымъ, остановившимся на первой сценѣ Ромео съ Лоренцо, и съ первыхъ же словъ загудѣлъ такимъ звѣремъ что Ашанинъ, ухватившись за бока, вскочилъ, выбѣжалъ въ гостиную и повалился тамъ на диванъ надрываясь новымъ истерическимъ смѣхомъ. Гундуровъ уронилъ голову на столъ и залился тоже.
   -- Да, рѣшила Софья Ивановна, укалывая себя до боли спицей въ подбородокъ чтобы не заразиться ихъ примѣромъ,-- мнѣ кажется, дѣйствительно, Иванъ Ильичъ, что для васъ годятся роли... менѣе пламеннаго характера...
   Вальковскій надулся, но только на этотъ вечеръ. Ему слишкомъ удобно жилось въ Сашинѣ, онъ слишкомъ хорошо тамъ ѣлъ, пилъ и спалъ чтобы расходиться съ его гостепріимными хозяевами изъ-за какой-нибудь "рольки", какъ выражался онъ своими обычными уменьшительными обозначеніями. Чтенія Шекспира продолжались попрежнему, и неудачная попытка "фанатика" передать эту молодую "рольку" не оставила малѣйшаго слѣда въ строѣ общаго добраго согласія царствовавшаго въ тихой сѣни стараго Сашинскаго дома.
   Такъ прошло болѣе недѣли. Съ каждымъ днемъ все нетерпѣливѣе ждали теперь наши друзья новыхъ извѣстій изъ Сицкаго, отъ княжны. Но извѣстій не приходило....
  

XXXII.

Готовься съ бодрою душой
На все угодное судьбинѣ!
Баратынскій

   Волшебный лѣтній вечеръ лежалъ надъ заснувшими липами Сашина. Нараждавшійся мѣсяцъ индѣ сверкалъ тонкимъ серебряннымъ очеркомъ сквозь темную сѣть ихъ многолиственныхъ вѣтвей, и нѣжный запахъ политыхъ къ вечеру цвѣтовъ несся проницающими струями на низенькій балконъ дома, двумя-тремя ступеньками спускавшійся въ садъ. Свѣтъ высокой лампы и свѣчей въ стеклянныхъ колпакахъ, стоявшихъ на столѣ на этомъ балконѣ, добѣгалъ до разбитой подъ нимъ клумбы, и какъ бы вынырнувшая изъ ближайшаго ея куста большая бѣлая роза чуть дрожала на невидимомъ стеблѣ своемъ, вся облитая и вся будто зачарованная этимъ нежд тъ про насъ на этомъ "погибающемъ и изживающемъ," по его мнѣнію, Западѣ; "fruit pourri avant d'être mûr. "
   -- Да, я это слышала, тихо сказала Лина, между тѣмъ какъ Сергѣй опускалъ глаза чтобъ не выдать того чувства восторга и счастія которыми исполняло его ея видимое единомысліе съ нимъ;-- но тѣ которые это про насъ говорятъ теперь, вѣдь у нихъ было тоже свое прошлое, и не всегда хорошо было въ этомъ прошломъ, были войны, и раззореніе, и невѣжество, и рабство какъ у насъ. Но, сколько я знаю, ни одинъ изъ этихъ народовъ не отчаявался въ своемъ будущемъ, а шелъ впередъ, надѣясь и вѣря что со временемъ станетъ все лучше и лучше...
   -- Конечно, быстро возразилъ Духонинъ,-- потому что каждый изъ нихъ чувствовалъ въ себѣ серіозные жизненные задатки для такого лучшаго будущаго.
   Она какъ бы съ невольнымъ упрекомъ покачала головой.
   -- А у насъ ихъ нѣтъ и мы въ самомъ дѣлѣ, "fruit pourri" прежде чѣмъ еще созрѣли? Но тогда намъ остается только отказаться отъ самихъ себя и отдаться въ руки первому кто захочетъ взять насъ и передѣлать на свой ладъ...
   -- Отлично, Елена Михайловна, отлично! вскликнулъ Гундуровъ.-- Ну-ка, Духонинъ, кому будетъ вамъ угодно поднести насъ: Нѣмцамъ, Шведамъ, католической Польшѣ, или всѣмъ ужь имъ разомъ, на дѣлежъ?
   -- Выводъ вашъ, однако, княжна, я прошу вывода! сказалъ на это засмѣявшись московскій западникъ.
   Лина заалѣла, замѣтивъ что всѣ на линейкѣ примолкли, прислушиваясь къ ея словамъ.
   -- Все тоже что я уже сказала, промолвила она, опуская глаза,-- Россія, мнѣ кажется, можетъ ждать великаго будущаго только отъ тѣхъ кто будетъ твердо вѣрить въ нее, а не отчаяваться въ ней.
   -- Кладу предъ вами оружіе, княжна, сказалъ Духонинъ полусерьезно, полушутя,-- противъ этого аргумента возраженія сейчасъ не придумаешь.
   Сергѣй ничего не сказалъ, но онъ едва удержался чтобы не соскочить съ линейки, и тутъ же на ходу припасть къ ея ногамъ...
   Долго еще потомъ звенѣло волшебнымъ звукомъ въ его ухѣ каждое изъ сказанныхъ ею словъ въ этомъ разговорѣ, и повторялъ онъ ихъ съ сладостнымъ замираніемъ сердца.
   "Она чувствуетъ по русски, а мыслитъ по европейски," опредѣлялъ онъ себѣ Лину въ тѣ рѣдкіе часы когда самъ онъ былъ въ состояніи думать о ней, а не чувствовать ее,-- "такихъ еще у насъ долго не будетъ женщинъ... да и не однѣхъ женщинъ"... Онъ былъ правъ: тщательное, подъ руководствомъ просвѣщеннаго отца, воспитаніе за границей, серьезное чтеніе, постоянное общеніе съ высокообразованными умами, находившимися въ близкихъ сношеніяхъ съ княземъ Михайлой,-- все это сказывалось въ ней чѣмъ-то не легко выражающемся словами, но проникавшемъ ее всю какъ запахъ иныхъ, отборныхъ духовъ, чѣмъ-то невыразимо тонкимъ, нѣжнымъ, идеальнымъ въ помыслахъ ея, въ рѣчи, въ каждомъ изъ ея движеній. Въ ней угадывалось -- именно угадывалось -- присутствіе той высшей культуры ума и сердца, что такъ мало походитъ на казовую русскую образованность, на русское воспитаніе спустя рукава, скользящія по поверхности предметовъ и явленій и не умѣющія сладить ни съ какимъ дѣломъ, и ни съ какимъ чувствомъ. И именно потому, можетъ быть, что въ ней такъ мало было русскаго воспитанія чувствовала себя такъ русскою Лина; потому именно что не скользила она по поверхности вещей, а привыкла съ молоду вдумываться въ нихъ ей было такъ "узко въ Германіи..." и полюбить могла она только сына этой ея бѣдной, темной -- и съ юныхъ лѣтъ неотразимо манившей ее къ себѣ своимъ "безбрежьемъ" -- родины...
  

XXV.

   Утромъ, 20-то числа, только что послѣ перваго завтрака, исправникъ Акулинъ, еще наканунѣ вечеромъ уѣхавшій встрѣчать графа, подскакалъ на взмыленной тройкѣ къ широкому крыльцу Сицкаго.-- "Ѣдутъ, ѣдутъ! прытко выкидывая изъ телѣги свое грузное тѣло, кричалъ онъ сдавленнымъ, будто только что сорвался съ веревки, голосомъ слугамъ выбѣжавшимъ въ сѣни на топотъ его лошадей,-- князю доложите, княгинѣ... сейчасъ прибудутъ... вотъ и коляска ихъ видна...
   Изъ подо льва, дѣйствительно, выѣзжала и мчалась къ дому четверня подъ коляскою графа.
   Предувѣдомленный князь Ларіонъ вышелъ ему на встрѣчу...
   Тотъ котораго въ то время коротко и многозначительно въ предѣлахъ Москвы бѣлокаменной и на всемъ пространствѣ кругомъ просто называли "графомъ" былъ лѣтъ шестидесяти съ чѣмъ-то генералъ, нѣсколько тучноватый, безусый -- по формѣ Александровскаго времени, которой онъ не хотѣлъ измѣнить и въ новое царствованіе,-- и лысый, по выраженію Ольги Елпидифоровны, какъ арбузъ. Эта совершенно голая голова съ тремя подвитыми вверхъ волосиками на самомъ затылкѣ, отвислыми какъ рыбьи жабры щеками, небольшими глазками и выступавшею добродушно впередъ нижнею губою, давала ему совершенно видъ стараго китайца; но въ общемъ выраженіи его облика было то что-то свое, самостоятельное и достойное, чѣмъ Александровскіе люди замѣтно отличались отъ удачливыхъ служакъ той эпохи къ которой относится нашъ разсказъ. Графъ былъ то, что называется сынъ своихъ дѣлъ: бѣдный армейскій офицеръ, воспитанный, какъ самъ онъ любилъ говорить, "на мѣдную полушку," онъ счастливою случайностью выдвинутъ былъ весьма рано впередъ, и еще въ пору отечественной войны считался дѣльцемъ. Сорока съ небольшимъ лѣтъ отъ роду онъ былъ уже большой человѣкъ въ служебной іерархіи, богато женатъ, получилъ графскій титулъ.... Но въ годы аракчеевской силы онъ одинъ изъ весьма немногихъ имѣлъ мужество не кланяться временщику, въ буквальномъ значеніи этого слова,-- а чрезъ нѣсколько лѣтъ затѣмъ съ министерскаго поста вышелъ въ чистую отставку вслѣдствіе того что одно изъ его представленій не получило чаемаго утвержденія. О мелкомъ своемъ происхожденіи и первоначальной бѣдности онъ говорилъ всегда съ какою-то особенною гордостью, а тому, первому своему, давно умершему, начальнику, который вывелъ его изъ темныхъ рядовъ арміи, онъ въ любимомъ своемъ имѣніи, подъ окнами своего кабинета, поставилъ въ саду бронзовый памятникъ съ надписью: "моему благодѣтелю."
   Таковъ былъ человѣкъ, который, пробывъ въ отставкѣ цѣлые 18 лѣтъ, призванъ былъ снова затѣмъ на высокую должность которую онъ правилъ теперь,-- и правилъ, какъ правили въ тѣ блаженныя времена,-- съ произволомъ трехбунчужнаго паши, и съ мудрою простотою Санхо-Пансы на островѣ Баратаріи.
   Онъ вылѣзъ изъ коляски вслѣдъ за выскочившимъ впередъ чиновникомъ, сопровождавшимъ его, и принялся лобызаться съ княземъ Ларіономъ.
   -- Здравствуй, очень радъ тебя видѣть;-- онъ говорилъ короткими, словно остриженными фразами, съ полнымъ отсутствіемъ всякихъ вводныхъ и придаточныхъ предложеній:-- нарочно заѣхалъ; потолковать надо! Мѣста всѣ знакомыя,-- онъ глянулъ кругомъ,-- въ одиннадцатомъ году, были у твоего старика; съ графомъ Барклаемъ; тогда онъ еще княземъ не былъ. Что княгиня? спрашивалъ онъ подымаясь на лѣстницу.
   Все это говорилось точно онъ акаѳистъ читалъ, подъ рядъ, безо всякаго повышенія или пониженія голоса, при чемъ его китайское лице сіяло добродушнѣйшею и самодовольнѣйшею улыбкою.
   -- Она васъ ждетъ, отвѣчалъ князь; -- но прежде всего вопросъ: не хотите-ли позавтракать?
   Тотъ пріостановился на ступенькѣ, и приподнялъ обѣ руки ладонями кверху.
   -- Не хочу. Никогда не завтракаю. Что племянница?
   -- Слава Богу!
   -- Милое дитя! тѣмъ-же акаѳистомъ пропѣлъ графъ.
   -- Cher comte, soyez le bienvenu chez moi, заголосила княгиня, встрѣчая его въ первой гостинной, гдѣ висѣлъ "portrait d'аncêtre," -- но вспомнивъ что "cher comte" ни слова не понималъ ни на какомъ иностранномъ языкѣ, предложила ему завтракать по русски.
   Онъ опять поднялъ обѣ ладони кверху, и опять повторилъ тоже.
   -- Не хочу, никогда не завтракаю! А, милое дитя! И онъ пошелъ на встрѣчу входившей въ гостинную княжны;-- какъ ваше здоровье?
   Лина присѣла; онъ пожалъ ея тонкія руки своими обѣими, пухлыми какъ у попа въ богатомъ приходѣ, руками.
   -- И шалунья тутъ-же? пропѣлъ онъ опять, узнавая Ольгу Елпидифоровну, вышедшую вслѣдъ за княжной;-- когда опять въ Москву? А отцу сказали что я поручилъ?
   -- Сказала, прошептала барышня, и тутъ-же глянула ему въ глаза своимъ забирающимъ взглядомъ.
   Онъ умильно улыбнулся, и погрозилъ ей пальцемъ.
   -- Шалунья! Шажковъ! кликнулъ онъ черезъ спину пріѣхавшаго съ нимъ чиновника,-- исправника!
   Толстый Елпидифоръ стоялъ, въ ожиданіи, въ передней, крестя себя по животу и шепча отъ времени до времени: "пронеси, Господи!..."
   Онъ какъ бомба влетѣлъ, по зову, въ гостинную, и вытянулся въ дверяхъ будто аршинъ проглотилъ.
   -- Исправникъ, запѣлъ графъ,-- говорила тебѣ дочь что я поручилъ?
   -- Точно такъ, ваше сіятельство! еле слышно прошепталъ онъ сквозь засохшее отъ страха горло.
   -- Помни! Будешь играть,-- прогоню вонъ! А шалунью въ Москву -- пѣть!... говорятъ, голосъ хорошъ! Онъ погрозилъ опять бойкой барышнѣ, стараясь какъ можно лукавѣе глянуть, въ свою очередь, въ ея искрившіеся глаза.
   -- Monsieur Акулинъ прекрасно на сценѣ играетъ! отрекомендовала его княгиня Аглая, на которую исправникъ глядѣлъ умоляющими глазами.
   -- Актеръ? Это хорошо! Графиня (онъ назвалъ по имени жену свою) очень любитъ театръ. Что играете?
   -- Гамлета, ваше сіятельство! прохрипѣлъ Елпидифоръ.
   -- Не знаю! И графъ приподнялъ свои ладони.
   -- C'est sérieux! объяснила Аглая,-- но они еще играютъ одно такое смѣшное...
   -- Льва Гурыча Синичкина, ваше сіятельство!
   -- А! вспомнилъ онъ и ткнулъ пальцемъ по направленію исправника,-- Живокини еще играетъ?
   -- Точно такъ, ваше-съ... чуть не заржалъ въ отвѣтъ на милостивый вопросъ осчастливленный Елпидифоръ.
   -- Хорошій актеръ! поощрительно отозвалось его сіятельство;-- смѣшитъ меня!...
   -- Не пройдемъ-ли мы ко мнѣ? предложилъ князь Ларіонъ, все время морщившійся отъ этого разговора.
   -- Пойдемъ; поговорить надо!... Шалунья! Онъ еще разъ погрозился пальцемъ барышнѣ, и отправился, сопровождаемый княземъ, въ его покои.
   Шажкова -- это былъ особый типъ московскаго чиновника, служащаго изъ за "крестишекъ," нѣчто среднее между Фамусовымъ и Молчалинымъ, крепышокъ на пѣтушьихъ ногахъ и при пѣтушьей надменности,-- Шажкова увели кормить....
  

ХXVI.

   -- Я твое письмо отослалъ какъ есть, говорилъ графъ въ библіотекѣ, усѣвшись въ самую спинку большаго вольтеровскаго кресла и уложивъ локти по его ручкамъ, а ножки свои сдвинувъ крестъ на крестъ; онъ очень походилъ въ этомъ положеніи на индійскаго бога Вишну.
   -- И апробуете? спросилъ князь Ларіонъ.
   -- Чтоже, написалъ по совѣсти,-- апробую!
   -- Я не приму никакого мѣста связаннаго съ какими-либо полицейскими обязанностями... Не потому что-бы я отрицалъ пользу полиціи; хорошая полиція при нашемъ невѣжествѣ -- все... или почти, и долго еще будетъ все, слегка вздохнулъ князь;-- только я на нее не способенъ... Слишкомъ хорошъ, или слишкомъ дуренъ, какъ хотите... Онъ усмѣхнулся.
   -- Безъ полиціи нельзя! пропѣлъ графъ.
   -- Да, но и она мертвое орудіе у нихъ въ рукахъ... Поглядите, что дѣлается кругомъ: воровство, неправосудіе, отсутствіе ума вездѣ... Вотъ зачѣмъ смотрѣть, что карать, о чемъ печалиться!... А они науки боятся, и образованныхъ людей преслѣдуютъ!... Припомните мое слово, съ какою-то невольною торжественностью возвысилъ голосъ князь Ларіонъ,-- здоровую мысль они теперь въ подземную трубу гонятъ; въ слѣдующемъ поколѣніи она у нихъ оттуда или взрывомъ, или гнильемъ выйдетъ!...
   -- Знаю! Не я! отмахнулся обѣими ладонями Вишну;-- у меня въ государственномъ совѣтѣ (на его языкѣ это означало московскій англійскій клубъ) каждый вечеръ дѣла рѣшаютъ, приговоры... Пусть! Онъ выставилъ впередъ нижнюю губу, и добродушно разсмѣялся; -- опять славянофилы какіе-то есть... Знаю; на Собачьей площадкѣ собираются, умные люди, государства дѣлятъ... Мнѣ пишутъ изъ Петербурга: наблюдай, чтобъ не смѣли! Я имъ пишу: вздоръ, я отвѣчаю, пусть болтаютъ! Преслѣдовать будешь,-- хуже! Я мошенниковъ и шулеровъ однихъ вонъ изъ Москвы гоню!...
   -- До чего это доходитъ, въ какой обманъ вводятъ Государя! заговорилъ опять князь:-- вотъ тутъ у насъ молодой человѣкъ есть; сосѣдъ, на профессорскую каѳедру готовился...
   -- Фамилія какъ?
   -- Гундуровъ.
   -- Гундуровъ? Въ Клястицкомъ гусарскомъ полку былъ одинъ Гундуровъ, маіоръ, весёлая голова. Не отецъ?
   -- Нѣтъ, отца я зналъ, никогда военнымъ не былъ... Князь Ларіонъ разсказалъ повѣсть нашего героя.
   -- Пустяки! засмѣялся графъ;-- зачѣмъ ѣздилъ въ Петербургъ? Мнѣ бы просьбу подалъ,-- отпустили-бы.
   -- Я на васъ и расчитывалъ, съ живостію заговорилъ князь опять;-- вы одни можете поправить это дѣло. А я, кашлянулъ онъ,-- имѣю причины желать... Желалъ бы ему услужить....
   Старикъ взглянулъ на пріятеля, и словно понялъ "причины"; губы его приняли насмѣшливое выраженіе:
   -- Сосѣдъ? Бываетъ у васъ часто?
   -- Театръ этотъ у насъ затѣялся! Князь Ларіонъ сморщилъ брови...
   -- Отчего? Могу! Зимою Дворъ пріѣдетъ:-- доложу!
   -- Очень вамъ благодаренъ за него, поспѣшилъ сказать князь;-- отказъ въ паспортѣ приводилъ молодаго человѣка въ отчаяніе... Я ему совѣтывалъ... пока... по Россіи проѣхаться...
   -- Хорошо, пусть поѣдетъ! Ему полезно! А тебѣ я хотѣлъ сказать на счетъ тебя... Все въ твоихъ рукахъ. И сила твоя будетъ! Потому онъ будетъ твой (разумѣлся сильный человѣкъ, отъ котораго шли предложенія князю-Ларіону, и съ которымъ самъ графъ находился въ давнишнихъ короткихъ отношеніяхъ); -- породниться съ тобой хочетъ!...
   -- Породниться? чуть не вскрикнулъ князь Ларіонъ.
   -- Да, чрезъ твою княжну!
   -- Чрезъ Hélène?... У него сперлось дыханіе.
   -- Племянникъ у него, Анисьевъ графъ! продолжалъ пѣть акаѳистомъ графъ.
   -- Сынъ этой?...
   -- Знаю! понялъ и подмигнулъ старикъ; -- шельма большая....
   -- И я не догадался объ этомъ въ Римѣ! съ отчаяніемъ восклицалъ внутренно князь Ларіонъ.-- Этотъ Анисьевъ... началъ онъ, и не могъ кончить.
   -- Тридцати нѣтъ, давно полковникъ, пороху не нюхалъ; очень цѣнятъ!... Исполнитель! Нижняя губа графа выставилась впередъ:-- при Александрѣ Павловичѣ не такихъ выбирали! объяснилъ онъ мысль свою.
   -- Онъ, кажется, зимою, былъ въ Москвѣ проѣздомъ, вспомнилъ князь, дрожащей рукою проводя себѣ по лбу;-- я его карточку видѣлъ какъ-то. Онъ былъ у Аглаи Константиновны.
   Графъ заговорилъ опять;
   -- Пишетъ мнѣ (все тотъ же сильный человѣкъ) что сестра его за границей съ твоей невѣсткой насчетъ этого сговорились ужъ!
   -- Отъ меня скрыто! Въ первый разъ слышу!
   -- Не знаю! Ладони откинулись назадъ;-- онъ пишетъ мнѣ... А все безъ тебя нельзя, ты родной дядя, опекунъ!
   -- А! Такъ вотъ они отчего, предложенія! Не служба моя нужна... государству... а роденьку къ богатой... невѣстѣ... пристроить! едва могъ говорить отъ пронимавшаго его бѣшенства князь;-- торгъ мнѣ предлагаютъ: вотъ тебѣ... портфель, а... а ее... Такъ напишите-же имъ... что... что я ни собой... ни племянницей моею, княжною Шастуновой, не торгую!... Мнѣ... отъ нихъ... ничего не нужно! Господина этого... Анисьева я не знаю, и согласія моего напередъ не даю... А тамъ, чуть не воплемъ вылилось у него изъ груди,-- я не отецъ, могутъ отдать ее и безъ моего согласія....
   Старый Вишну невозмутимо внималъ, глядя ему прямо въ лице и недвижнымъ истуканомъ сидя въ глубинѣ своего кресла; только пухлые его пальцы слегка приподнимались и опускались на оконечностяхъ ручекъ...
   -- Какъ былъ въ двадцать лѣтъ, горячка все также! запѣлъ онъ наконецъ снова своимъ однозвучнымъ голосомъ;-- сердиться зачѣмъ? Не хочешь? Сказалъ. Довольно! Я напишу ему... А теперь прощай! молвилъ онъ, разомъ подымаясь съ мѣста;-- завтра въ вечеръ въ Нарцесовѣ хочу быть: тамъ у меня винокурня сгорѣла...
   Князь Ларіонъ былъ такъ взволнованъ что и не думалъ удерживать его.
   -- Прощай, Ларіонъ! И выставляя заранѣе обѣ губы впередъ, старикъ, подошолъ къ нему, взялъ его за оба плеча и поцѣловалъ въ обѣ щеки.
   -- Прощайте, почтенный другъ мой, сказалъ князь,-- и благодарствуйте во всякомъ случаѣ!...
   -- Прощай!... Надо съ твоей княгиней проститься!...
   Онъ двинулся -- и вдругъ остановился:
   -- А что ты какъ былъ, такъ и есть,-- это хорошо! Такихъ теперь мало! почему то шепнулъ и подмигнулъ онъ князю Ларіону;-- мы настоящіе были, вѣрные слуги! Не то что нынѣшніе, исполнители! презрительно повелъ онъ губами, и, покачиваясь съ боку на бокъ, бодрыми шагами вышелъ изъ библіотеки.
  

XXVII.

   -- Cher comte, неужели вы ужъ насъ покидаете? томно заголосила княгиня Аглая когда зашолъ онъ къ ней проститься въ гостинную.
   -- Дѣло! Надо! У меня винокурня сгорѣла! говорилъ онъ ей въ отвѣтъ, подходя къ ручкѣ.
   -- По крайней мѣрѣ на возвратномъ пути, милый графъ, дайте мнѣ обѣщаніе пріѣхать опять;-- вамъ по дорогѣ. 3-го іюня ma fille aura dix-neuf ans,-- Лины рожденіе, спохватилась она,-- у насъ спектакль... вы любите... Обѣщайтесь!...
   -- Третьяго числа? Не помню... Шажковъ! Когда намъ по маршруту мимо Сицкаго проѣзжать?
   -- 6-го іюня предполагается возвращеніе въ Москву, доложилъ чиновникъ;-- только вы передъ тѣмъ желали провести день въ Ивановскомъ...
   -- Не поѣду, и днемъ раньше изъ Нарцесова уѣду! Милое дитя!-- онъ отправился жать руки Лины въ своихъ пухлыхъ рукахъ,-- хочу быть здѣсь на ваше рожденіе!... Ну, прощайте, княгиня!
   -- Vous êtes si gentil.... вы такъ милы! голосила она, цѣлуя его въ щеку, и подымаясь провожать его...
   -- Тутъ одна мѣщанка молоденькая изъ города, съ просьбою къ вашему сіятельству, доложилъ Шажковъ.
   Онъ выставилъ свою нижнюю губу впередъ:
   -- Просьба? Все просьбы! О чемъ она проситъ?
   -- Мужъ ея выдалъ своей прежней... одной женщинѣ, запнулся чиновникъ,-- два безденежныя заемныя письма на 800 рублей.
   -- Мошенники! протянулъ графъ.-- Ну, теперь не имѣю время! подумавъ отвѣтилъ онъ,-- скажи чтобъ пришла когда назадъ будемъ, третьяго числа. Я разберу!...
   -- Не прикажете-ли, ваше сіятельство, съ недоброю улыбочкой проговорилъ Шажковъ,-- заняться до пріѣзда вашего этимъ дѣломъ Чижевскому?...
   -- Чижевскому? повторилъ удивленно его сіятельство;-- я его отпустилъ,-- къ роднымъ; на 28 дней?
   -- Онъ здѣсь, съ той-же улыбочкой объяснилъ тотъ.
   -- Да, cher comte, это я виновата, вступилась княгиня,-- онъ на пути заѣхалъ къ намъ, и я его удержала... il est si bon acteur!...
   -- Гдѣ онъ? Графъ сморщилъ брови.
   Чижевскій, бывшій въ другой комнатѣ, вышелъ съ нѣсколько сконфуженнымъ видомъ.
   -- Знаетъ кошка чье мясо съѣла! запѣлъ графъ, полусурово, полуусмѣхаясь;-- зачѣмъ прячешься?...
   -- Я не прячусь, съ невольнымъ смѣхомъ отвѣчалъ молодой человѣкъ.
   -- Я тебя отпустилъ къ роднымъ, а ты здѣсь! Отецъ ждетъ. Не хорошо!
   -- Я получилъ письмо что отецъ уѣхалъ въ Крымъ купаться въ морѣ, поспѣшилъ объяснить Чижевскій.
   -- Купаться? Это хорошо для здоровья! одобрилъ графъ.-- А матушка?
   -- И она съ нимъ уѣхала, немилосердно солгалъ тотъ.
   -- Играешь здѣсь на театрѣ? уже совсѣмъ добродушно спросилъ старикъ;-- я посмотрю: не хорошо будешь играть,-- подъ арестъ!... Возьми тутъ, у Шажкова, просьбу; одна мѣщанка подала; разбери, кого нужно вызови; къ моему пріѣзду, третьяго числа!... Ну, прощайте! И онъ пошолъ опять жать руку дамамъ и лобызаться съ княземъ Ларіономъ.
   -- Мимо проѣхало! щелкнулъ пальцами за его спиною Чижевскій, показывая въ то-же время языкъ Шажкову, который ненавидѣлъ его также злобно, и такъ-же безпричинно, какъ Свищовъ ненавидѣлъ Гундурова...
   -- Шалунья! До свиданія! Пріѣду послушать какъ поете! отпускалъ тѣмъ временемъ старикъ Ольгѣ Елпидифоровнѣ, вызывающіе глаза которой производили на него, повидимому, нѣкоторое впечатлѣніе.
   Князь Ларіонъ, проводивъ его до коляски, прошолъ прямо на половину своей невѣстки.
   Она уже успѣла усѣсться въ мягкія подушки дивана своего ситцеваго кабинета, и собиралась пить чай въ компаніи Зяблина.
   -- Мнѣ надо переговорить съ вами! коротко и рѣзко проговорилъ князь, входя и останавливаясь посреди комнаты.
   -- Parlez, Larion! Она подняла на него свои круглые глава, изумленная и этимъ тономъ, и еще болѣе его посѣщеніемъ: онъ никогда еще до сихъ поръ не заходилъ въ ея покои.
   -- Я съ вами желаю говорить! подчеркнулъ онъ, ни на кого не глядя.
   Зяблинъ поспѣшно всталъ со своего низкаго кресла, и вышелъ.
   Княгиня почти испуганно глянула ему вслѣдъ.
   -- Я хотѣлъ васъ спросить, какъ только остались они вдвоемъ началъ князь Ларіонъ,-- братъ-ли я вашего покойнаго мужа, опекунъ-ли я его дѣтей, или нѣтъ!
   -- Mon Dieu, Larion, какіе странные вопросы? Она растерянно заерзала въ своихъ подушкахъ,-- qui en doute, что вы дядя и опекунъ Лины и Базиля?...
   -- Такъ какъ же это вы, едва сдерживаясь говорилъ онъ,-- какъ же вы, потайно отъ меня, не предваривъ, ни словомъ, прячась и лукавя какъ...-- онъ чуть не сказалъ "какъ горничная",-- порѣшили судьбу Hélène съ этой интриганткой... и я узнаю это только теперь, чрезъ другихъ?...
   Она ужасно перепугалась.
   -- Je vous prie, Larion, не сердитесь! Мы съ графиней Анисьевой, à Rome, говорили, c'est vrai... И я вамъ хотѣла тогда-же сказать... Но она меня просила si instamment!... я, говоритъ, боюсь, vôtre beau frère me déteste, не говорите ему теперь ничего... Она меня такъ просила, Larion, ne vous fâchez pas! Я ее послушала...
   -- А Hélène! вскрикнулъ князь;-- вы говорили съ ней?...
   -- Ничего не говорила, Larion, je vous jure! съ простодушнѣйшею увѣренностію въ томъ что такъ и слѣдовало ей поступить отвѣтила Аглая Константиновна.
   Онъ съ невыразимымъ презрѣніемъ вскинулъ на нее глаза.
   -- Вѣдь вы же мать! Чего другаго... но этото -- онъ ударилъ себя по груди -- можно-же отъ васъ требовать!... Не видавши человѣка въ глаза, не зная кто, что онъ, вы ее, вашу дочь... такое существо какъ Hélène,-- голосъ его отъ волненія зазвенѣлъ неестественнымъ звукомъ,-- вы распоряжаетесь ею какъ кулемъ муки по вашему капризу, какъ безсловеснымъ у котораго ни ума, ни воли своей нѣтъ...
   Аглая вдругъ ударилась въ слезы.
   -- Mon Dieu, Larion, развѣ я не о ея счастіи думаю? Какая еще можетъ быть для нея партія лучше?... Songez donc, кого онъ племянникъ! Et sibien en Cour. Une carrière... Онъ будетъ непремѣнно министромъ avec le temps, говорила мнѣ всегда la comtesse sa mère à Rome.
   -- Министромъ! злобно засмѣялся князь Ларіонъ;-- а если ей, Hélène, не министра нужно, а человѣка! Понимаете вы: че-ло-вѣка!...
   -- Il sera bientôt général, Larion! томно вращая своими круглыми глазами отвѣтила она на это ему.
   Точно въ грудь она его чѣмъ-нибудь ткнула....
   -- Она непроходимая!... Бѣдный князь Михайло! невольно вспомнилась ему судьба покойнаго брата.-- Несчастная...
   Онъ не договорилъ мысленно послѣдняго имени... О себѣ самомъ онъ уже и не думалъ
   -- Вы его видѣли зимою, этого господина? спросилъ онъ, на сколько могъ, хладнокровнѣе.
   -- Да, отвѣчала она, еще всхлипывая,-- онъ былъ у меня съ письмомъ отъ своей матери... Его послали въ Тамбовъ pour les recrues, vous savez, за наборомъ... Онъ уѣхалъ въ тотъ-же день тогда...
   -- И вы его теперь ждете? Князь Ларіонъ горящими глазами глянулъ пристально на нее.
   -- Я ему говорила что третьяго іюня рожденіе Лины.... и что мы будемъ въ Сицкомъ...
   -- И онъ будетъ? не далъ ей договорить онъ.
   -- Я, право, не знаю, Larion... vous êtes si singulier, принялась она опять плавать,-- я съ тѣхъ поръ не имѣю никакихъ nouvelles... ни, отъ него... ни отъ его матери, la comtesse....
   Она безбожно лгала: съ графиней Анисьевой она была въ непрерывной перепискѣ съ Рима, а отъ сына ея, не далѣе какъ за два дня, получила изъ Симбирска письмо, въ которомъ онъ отборнѣйшими французскими фразами извѣщалъ ее, что порученіе его приходитъ къ концу, и что онъ, пользуясь ея любезнымъ приглашеніемъ, льститъ себя радостной надеждою явиться въ Сицкое, для изъявленія ей своего глубокаго почтенія и преданности, никакъ не позднѣе 2-го іюня.
   Князь Ларіонъ и не сомнѣвался что она лгала. Но ему противно было говорить съ ней, противно смотрѣть на ея жирное, тупое лице... "И это мать ея!" пронеслось у него въ мысли...
   Онъ повелъ плечами, и вышелъ изъ комнаты.
   Вбѣжавшая въ нее почти вслѣдъ за нимъ Ольга Елпидифоровна застала свою покровительницу еще всю въ слезахъ.
   -- Мимочка моя, княгинюшка, голубушка, вскрикнула она, кидаясь къ ней на диванъ и принимаясь цѣловать ее,-- что съ вами, о чемъ вы плачете?
   Та почувствовала вдругъ неодолимую потребность разсказать ей какая она обиженная, разогорченная, несчастная женщина.
   -- Larion m'а fait une scène affreuse,-- et pourquoi? Потому что я хочу le bonheur de mon enfant! ныла она и терла себѣ глаза кружевнымъ платкомъ.
   -- За Лину! тотъ-часъ же догадалась барышня, и воспылала самымъ жаднымъ любопытствомъ узнать поводы "scène affreuse."
   -- Je vous dirai tout, petite, сказала ей Аглая Константиновна,-- только ты мнѣ должна дать слово что ты ни слова никому не скажешь!
   Ольга стала креститься на уголъ что никому, никому, пока жива, не выдастъ этой тайны.
   Княгиня передала ей все отъ начала,-- какъ она познакомилась съ графинею Анисьевой въ Римѣ, и та "влюбилась въ Лину," и потомъ говорила ей о сынѣ, и какъ онѣ обѣ нашли что этотъ сынъ "qui а tout pour lui и который непремѣнно долженъ быть министромъ avec le temps" и ея дочь "feront un couple assorti," -- и теперь вотъ Larion, "изъ злости къ этой бѣдной comtesse Anissief," наговорилъ ей ужасовъ, и что она видитъ что онъ противится "à un mariage aussi brillant" только потому что она, по просьбѣ графини, не сообщила ему до сихъ поръ о ихъ "projet d'alliance..."
   -- Вы думаете потому, княгинюшка? стремительно прервала ее на этомъ мѣстѣ бойкая барышня подъ новымъ внезапнымъ приливомъ той злости которую внушалъ ей теперь князь Ларіонъ; -- вы ошибаетесь: онъ и этому, и всякому другому projet de mariage Лины будетъ противиться!...
   Княгиня воззрилась на нее недоумѣвая.
   -- Повѣрьте мнѣ, я знаю! закивала ей та;-- онъ ни на кого не согласится, онъ не желаетъ чтобъ Лина вышла за мужъ!
   Аглая Константиновна недовѣрчиво качнула головой:
   -- Olga, зa-c'est une bêtise что ты говоришь: я вѣдь знаю, Larion любитъ Лину...
   -- Еще бы! хихикнула барышня,-- слишкомъ любитъ!..
   Круглые глаза княгини растерянно заморгали: она не понимала...
   -- Онъ влюбленъ въ нее! скороговоркой, наклоняясь къ ней, промолвила Ольга.
   -- Quelle horreur! Un oncle! такъ и взвизгнула Аглая.
   -- Княгинюшка, милая, вскинулась съ своей стороны, барышня, страшно перепугавшись вдругъ того что только что сказала и тѣхъ послѣдствій въ которыя могла вовлечь ее, по своей несомнѣнной глупости, ея покровительница,-- ради Бога, ради всего святаго, чтобъ никто кромѣ васъ этого не зналъ!... Вы понимаете, я бѣдная дѣвушка... мой отецъ исправникъ, онъ зависитъ отъ графа, а князь его другъ... А я только изъ преданности моей, изъ любви къ вамъ...
   Но безграничной глупости въ русской натурѣ какъ извѣстно не бываетъ;-- послѣ перваго взрыва цѣломудреннаго негодованія, княгиня Аглая смутно сообразила что въ чувствѣ такого человѣка какъ князь Ларіонъ къ такой дѣвушкѣ какъ Лина "il ne deutyavoir rien de scabreux," а если онъ, дѣйствительно, "un peu amoureux de за nièce," то это можетъ еще, пожалуй, какъ-нибудь послужить ей, Аглаѣ, въ пользу, если бы Larion вздумалъ и въ самомъ дѣлѣ упрямиться... Она поспѣшила успокоить барышню, и, въ свою очередь, крестилась на уголъ что никому не передастъ сообщеннаго ей, а Ольгу и отца ея никогда не оставитъ.
   -- Surtout si la chose réussit, многозначительно напирала она,-- онъ (то есть, графъ Анисьевъ) чрезъ своего дядю можетъ доставить твоему отцу гораздо лучшее мѣсто: il ne sera plus ispravnik, ma chère,-- on pourra le faire gouverneur dans une province élagnée!...
   Посреди этихъ изліяній послышался легкій кашель, которымъ Зяблинъ счелъ нужнымъ повѣстить о своемъ возвращеніи.
   -- Arrivez, arrivez! крикнула ему хозяйка, завидя его въ дверяхъ,-- мы однѣ съ Ольгою.
   -- Его сіятельство давича меня такъ безцеремонно выпроводилъ... съ нѣкоторою язвительностью усмѣхался "бригантъ," мягко пробираясь къ нимъ, мимо всякихъ name, dos à dos и низенькихъ causeuses, которыми усѣянъ былъ кабинетъ княгини.
   -- Oui, и послѣ васъ il m'а fait une scène affreuse! завздыхала она опять.
   Зяблинъ опустился въ кресло противъ нея, оперся подбородкомъ на обѣ руки, и погрузился своими воловьими глазами въ ея бараньи глаза.
   -- Бѣдная! проговорилъ онъ только,-- но вздохнулъ такъ, какъ могъ вздыхать развѣ одинъ Байроновскій Манфредъ на своей скалѣ.
   -- Ça, c'est, un vrai ami, Olga! томно проговорила княгиня, протягивая ему черезъ столикъ съ чаемъ свою жирную руку, которую Зяблинъ благоговѣйно принялъ обѣими своими руками, и принялся цѣловать палецъ за пальцемъ.
   -- Finissez, polisson! игриво промолвила она, и отдернула ее изъ подъ его губъ.-- Онъ все знаетъ давно quant à l'affaire de Rome, кивнула она на него Ольгѣ,-- mais il est discret!... И Larion объ этомъ узналъ теперь... Ему, вѣрно, сказалъ графъ, а тому, я теперь увѣрена, писалъ, vous savez... братъ графини, объясняла она Зяблину;-- et Larion est furieux почему я сама не пришла ему сказать тогда же, à Rome...
   -- Мнѣ кажется, началъ "бригантъ" своимъ, напоминавшемъ о сдобномъ тѣстѣ, голосомъ,-- что судьба княжны прежде всего зависитъ отъ ея матери...
   -- Je crois bien! воскликнула княгиня,-- sa mère, qui l'a mise au monde!
   -- А потому, продолжалъ онъ,-- я смѣю думать что князь... что онъ не можетъ требовать...
   -- Онъ ея дядя, возразила она глубокомысленно,-- son propre oncle, vous savez, и попечитель d'après la loi...
   -- Дядя не отецъ, еще мягче и опуская глаза проговорилъ Зяблинъ.
   Она уперлась въ него взглядомъ, какъ бы соображая чтj-то очень сложное.
   -- Вы знаете, Larion теперь въ отставкѣ, mais... il а toujours une grande position dans le monde! пришла она къ заключенію.
   Зяблинъ, проводившій дни свои въ обществѣ этой умной женщины, привыкъ къ необыкновеннымъ ходамъ ея мыслительнаго процесса.
   -- La position графа Анисьева, мнѣ кажется, не уступитъ княжьей, слегка усмѣхнулся онъ, и глянулъ на нее изъ подъ низу. Это значило: "при такомъ зятѣ нечего тебѣ будетъ бояться твоего beau-frére'а," -- и Аглая тотчасъ-же это поняла, и все лице ея словно озарилось сіяніемъ.
   -- Да воскликнула она,-- у него будетъ une position superbe! Я поставлю его домъ sur un pied anglais . Et la Cour viendra! даже задрожалъ ея голосъ...
   "Неудавшійся бригантъ" уныло поднялъ на нее очи: "а меня на кого же ты покинешь!" говорили они. А думалъ онъ въ тоже время слѣдующее: "главное, выдать скорѣе княжну замужъ, и спустить Ларіона, а тамъ увидимъ какъ я тебя изъ Москвы выпущу!"
   -- Вы также, mon ami, вы также въ Петербургъ переѣдете! Аглая протянула ему опять руку свою черезъ столъ;-- et Olga aussi! Je vous prends avec moi, petite; vous n'êtes pas faite pour pourrir en province....
   -- Княгинюшка, милая, я съ вами готова на край свѣта! кинулась къ ней та на шею; въ глазахъ бойкой барышни такъ и замелькали гвардейскіе мундиры, богатые холостяки, завистливыя институтскія подруги, и дворъ,-- дворъ, куда она "могла попасть за голосъ..."
   -- Но, княгиня,-- вдругъ, среди упоенія этими золотыми снами, припомнилась ей дѣйствительность,-- если Лина... если ей не понравится этотъ графъ и... можетъ быть, кто нибудь... другой ей нравится?...
   Аглая Конcтантиновна окинула ее свысока взглядомъ, усмѣхнулась, и внушительно проговорила:
   -- Этого я не боюсь. Lina est trop bien née pour cela!
   Барышня прикусила себѣ губу -- и осторожно замолчала...
  

XXVII.

Amantes--amentes. (*)
(*) Любящіе -- безумные.

   Князь Ларіонъ, выходя изъ апартаментовъ Аглаи Константиновны, встрѣтился съ проходившею къ себѣ на верхъ Надеждой Ѳедоровною.
   -- Не знаете ли вы гдѣ Hélène? спросилъ онъ ее.
   -- Она, кажется, въ свою комнату сейчасъ прошла...
   -- Сдѣлайте мнѣ одолженіе, сходите къ ней и спросите: можетъ-ли она принять меня? На десять минутъ! примолвилъ онъ, почему-то считая нужнымъ назначить срокъ... Но у него сердце билось какъ у юноши въ ожиданіи перваго свиданія... Онъ сложилъ на груди руки и прислонился къ периламъ лѣстницы...
   -- Княжна васъ проситъ! доложила, вернувшись отъ нея, Надежда Ѳедоровна.
   Князь Ларіонъ медленными шагами поднялся по ступенькамъ. Послѣ многихъ, многихъ дней онъ теперь опять будетъ говорить наединѣ съ Линой.... И тяжекъ для него будетъ этотъ разговоръ, онъ зналъ...
   Подойдя къ ея двери онъ, по заграничному обыкновенію, стукнулъ въ нее три раза пальцами.
   -- Войдите, дядя, послышался голосъ Лины.
   Онъ вошелъ.
   Ольга Елпидифоровна была права: комната Лины -- ея кабинетъ -- если не по удобству, то по строгости своего вида напоминалъ, дѣйствительно, монашескую келью. Полъ обтянутый верблюжьимъ сукномъ, ситцевыя занавѣси съ темнымъ узоромъ по бѣлому фону, простой дубовый столъ, съ большимъ на немъ портретомъ отца ея въ черной рамѣ, такой-же длинный шкафъ съ книгами, плетеные соломенные стулья приставленные къ стѣнамъ, а на стѣнахъ старинныя, пожелтѣвшія по краямъ, въ черныхъ же рамахъ, гравюры библейскаго содержанія,-- все это свидѣтельствовало о странномъ душевномъ настроеніи у дѣвушки съ милліоннымъ приданымъ... Единственно цѣнные, но того-же строгаго, религіознаго характера, предметы въ ея покоѣ представлялись въ виднѣвшихся изъ растворенныхъ дверей ея спальни старинномъ католическомъ, изящной венеціанской рѣзьбы, prie Dieu, на которому лежала объемистая, переплетенная въ бархатъ, съ золотыми застежками книга -- Евангеліе или Молитвословъ,-- и надъ нимъ драгоцѣнное по работѣ Распятіе изъ слоновой кости на крестѣ изъ чернаго дерева... Въ углу той-же спальни золоченая лампадка лила свой блѣдный пламень среди яркаго дневнаго свѣта предъ родовою, изукрашенною смарагдомъ и алмазомъ иконою Пречистой Матери Одигитріи, когда-то, послѣ казни Шастуновыхъ при Биронѣ, зарытой въ землю вѣрнымъ слугою, и возвращенною имъ при Елисаветѣ послѣднему представителю ихъ рода. Князь Ларіонъ, которому она перешла по наслѣдству отъ отца, подарилъ ее Линѣ...
   Она пошла къ нему на встрѣчу:
   -- Вамъ нужно говорить со мною, дядя?
   -- Да... я сейчасъ отъ твоей матери...
   -- Она не-здорова? вскрикнула княжна.
   -- Здоровехонька! отвѣчалъ онъ,-- рѣчь не о ней.... О тебѣ!...
   Онъ никакъ не могъ совладать со своимъ голосомъ: онъ ему измѣнялъ,-- онъ чувствовалъ.
   -- Гдѣ-бы у тебя сѣсть? сказалъ онъ, самъ въ эту минуту избѣгая ея глазъ,-- у тебя во всей комнатѣ одно кресло.
   -- И садитесь на него, мнѣ все равно гдѣ сѣсть.
   Онъ подошелъ къ креслу, окинулъ взглядомъ комнату,-- отыскивая мѣсто потемнѣе,-- и придвинулъ его къ стѣнѣ за оконную занавѣсь.
   Лина помѣстилась на стулъ у того-же окна, и ждала, сложивъ руки на колѣняхъ....
   -- Нынѣшней зимою, началъ князь,-- былъ у твоей... у Аглаи Константиновны, графъ Анисьевъ, сынъ этой...
   Она утвердительно кивнула.
   -- Ты его видѣла?
   -- Да.
   -- Говорила съ нимъ?
   -- Кажется... Да, конечно, говорила...
   -- Разговоръ этотъ, повидимому,-- князь Ларіонъ, старался усмѣхнуться,-- не произвелъ на тебя особеннаго впечатлѣнія?...
   Она чуть-чуть пожала плечами.
   -- Этотъ господинъ прибудетъ теперь сюда ко дню твоего рожденія.
   -- Да? проговорила она съ внезапнымъ замираніемъ....
   -- И объ этомъ... объ этомъ, невольно запинаясь повторилъ князь,-- я пришелъ поговорить съ тобою....
   Словно зарница промелькнула въ спокойныхъ до сей минуты глазахъ Лины. Она выпрямилась на своемъ стулѣ...
   -- Твоя... Этого господина, выговорилъ наконецъ князь,-- прочатъ тебѣ въ мужья!
   -- Ради Бога! Дядя! могла только выговорить Лина умоляющимъ языкомъ.
   Онъ схватилъ обѣими своими ея свободную руку...
   -- Hélène, другъ мой, я понимаю... я зналъ... я хотѣлъ сказать... Ради Бога, не отчаивайся!...
   -- Ничего дядя.... нѣтъ... я...
   Она будто сжалась вся, закрыла на мигъ глаза, открыла ихъ, тихо высвободила свою руку...
   -- Говорите! промолвили ея блѣдныя губы.
   Онъ собрался съ силами -- и тихо спросилъ:
   -- Онъ не по тебѣ, Hélène?
   -- Нѣтъ! твердо проговорила она, и головой закачала.
   -- И былъ не по тебѣ... и тогда,-- когда ты его увидѣла въ первый разъ?-- съ замирающимъ сердцемъ спросилъ опять князь Ларіонъ.
   Она какъ бы поняла разомъ и то, что хотѣлъ онъ сказать, и то чувство которое побуждало его къ этому вопросу. Еле замѣтный румянецъ проступилъ сквозь снѣговую блѣдность ея ланитъ.
   -- И тогда, дядя! какъ бы поспѣшила она успокоить его,-- и тогда!...
   Онъ замолкъ, судорожно, крѣпко сжавъ вѣки, какъ бы отъ солнца...
   -- Годъ тому назадъ, въ эту пору, помнишь, заговорилъ онъ послѣ долгаго молчанія,-- мы были въ Гмунденѣ, на возвратномъ пути изъ Италіи... Какой-то невѣдомый еще людямъ уголокъ! Ни одной души знакомой, цѣлыя три недѣли! Помнишь наши безконечныя прогулки въ лодкѣ по Траунзее?...
   -- Помню, беззвучно отвѣчала она.
   -- Вѣдь лучше было тогда, Hélène, лучше?...
   Она не отвѣтила.
   Онъ горько, горько улыбнулся. Безумецъ, онъ могъ хоть на мгновеніе вообразить себѣ что отъ этого воспоминанія зазвенитъ какая-нибудь струна въ ея душѣ! Прогулки по озеру въ лунныя ночи -- съ нимъ! Онъ такой юный, милый, интересный Шиллеровской герой...
   Онъ всталъ, прошелся по комнатѣ, опять сѣлъ...
   -- Это рѣшено, я вижу, еще въ Римѣ, заговорила между тѣмъ Лина,-- мнѣ тогда ничего не сказали, и теперь...
   -- Зачѣмъ тебѣ сказывать! злобно засмѣялся князь Ларіонъ;-- въ ея просвѣщенныхъ понятіяхъ ты -- вещь, или... какъ бишь это говоритъ въ Гамлетѣ господинъ Гундуровъ?-- "звѣрь безъ разума и чувства"...
   -- Дядя! прервала его Лина, не подымая головы,-- я васъ прошу не говорить мнѣ ничего про maman...
   -- Ни про...
   Онъ отрѣзалъ вдругъ, какимъ то сверхъ естественнымъ усиліемъ заставилъ разомъ смолкнуть все что въ этотъ мигъ рвалось, рѣзало и клокотало въ его груди, глядя на эту опущенную, печальную, божественную головку, и тихо заговорилъ опять:
   -- Hélène, мнѣ не нужно тебѣ говорить: твое счастіе во сто разъ дороже мнѣ... моей никому не нужной жизни! вырвалось у него опять съ невольною горечью; -- скажи мнѣ только: въ настоящемъ случаѣ расчитываешь-ли ты на мою поддержку?
   Она отвѣчала не сейчасъ:
   -- Да, дядя! И поднявъ на него глаза:-- все что отъ васъ зависитъ, сдѣлайте!
   Онъ опять замолкъ, опять страшнымъ усиліемъ овладѣлъ собою...
   -- Hélène, сказалъ онъ,-- я требую полной откровенности. Иначе я не буду знать какъ мнѣ дѣйствовать.
   Плечи ея дрогнули, она быстро отвернулась къ окну.
   -- Анисьевъ не по тебѣ, продолжалъ князь Ларіонъ,-- но... но есть... другой.
   Она не отвѣчала.
   -- Я это предвидѣлъ... я хотѣлъ удалить его...
   -- Я знаю! прошептала Лина.
   -- И это... это уже такъ сильно, Hélène?...
   -- Не спрашивайте! тоскливо сказали ея отуманившіеся глаза.
   О, какимъ терзаніемъ терзалось бѣдное сердце князя Ларіона!...
   Онъ имѣлъ еще силу усмѣхнуться, проговорить шутливымъ тономъ:
   -- Значитъ, мнѣ предстоятъ двѣ задачи: одного выпроводить, другаго выправить... Хорошо! Молись твоему Богу,-- а я сдѣлаю что могу!...
   Онъ подошолъ къ ней, подалъ ей руку... Она схватила ее, прижалась щекою къ рукаву его, и тихо заплакала...
   Онъ наклонился, поцѣловалъ ее въ лобъ, вышелъ... выбѣжалъ изъ ея комнаты и, дотащившись къ себѣ, повалился на диванъ какъ раздавленный...
  

XXIX.

Мы пьемъ въ любви отраву сладкую,--
Но все-жъ отраву пьемъ мы въ ней...
Баратынскій.

   Дни бѣжали за днями. Въ обычномъ теченіи жизни въ Сицкомъ ничто наружно не измѣнилось. Все тѣ-же были вкусные завтраки и обѣды, тѣ-же репетиціи между этими завтраками и обѣдами, и прогулки послѣ этихъ обѣдовъ, все тѣ-же по вечерамъ музыка, и громкій смѣхъ, и безконечные споры Духонина съ Факирскимъ о Жоржъ-Сандѣ и Louis Blanc, и брюжжавшій, къ великой потѣхѣ публики, "фанатикъ", и толстый Елпидифоръ, отбывшій грознаго начальника и съ легкою думой весь день теперь проводившій надъ своею ролью Полонія... О послѣдствіяхъ посѣщенія графа ничего не проникло въ публику. Бредившая Петербургомъ бойкая барышня хранила ввѣренную ей тайну даже отъ отца,-- даже отъ Ашанина. А Ашанинымъ она увлекалась съ каждымъ днемъ все болѣе... Онъ однажды поймалъ ее одну въ актерской уборной, куда побѣжала она на минуту со сцены приколоть передъ зеркаломъ сорванную имъ для нея розу къ волосамъ,-- и, не говоря ни слова, обнялъ ее, и страстнымъ поцѣлуемъ поцѣловалъ въ самыя губы. Она не крикнула и, какъ въ угарѣ, чуть не шатаясь, вернулась на репетицію съ неприколотою розою въ рукѣ... И съ той минуты все чувствовала она на губахъ своихъ сладость того горячаго, перваго поцѣлуя. Ночью въ кровати, среди долго не дававшихъ ей спать всякихъ честолюбивыхъ и тщеславныхъ помышленій, образъ чернокудраго красавца возставалъ вдругъ передъ нею какъ живой, и наклонялся къ ней, и цѣловалъ ее въ губы,-- и отъ этихъ воображаемыхъ поцѣлуевъ все млѣло и вздрагивало подъ легкимъ одѣяломъ ея роскошное молодое тѣло...
   А все-же она молчала и таила отъ Ашанина то что, она знала, должно было пасть сокрушающимъ ударомъ наголову его друга. И самую покровительственную свою руку отняла она теперь отъ этого его друга и княжны. Не въ выгодахъ бойкой барышни было болѣе "сближать" ихъ. Ненавистному ей князю Ларіону наносился ударъ почище чѣмъ то чего могла она ожидать отъ любви къ княжнѣ Гундурова. Передъ нею лично открывались новые, широкіе горизонты, и въ виду ихъ, разсуждала она, ей слѣдовало бы даже теперь всѣми зависѣвшими отъ нея средствами "мѣшать" этому сближенію. Но Ольга Елпидифоровна, въ душѣ своей относилась къ княжнѣ съ крайнимъ пренебреженіемъ. Въ ея понятіяхъ, Лина была ничто иное какъ "вялая рыба", безъ искорки того "огня жизни", которымъ внутренно гордилась сама барышня, и который, дѣйствительно, горѣлъ въ ней неугасаемо какою-то вѣчно брызжущею струею;-- "достаточно мнѣ, рѣшила она, только не помогать имъ, а безъ меня они ни до чего не дотолкуются!"... И она отошла отъ нихъ тѣмъ легче, что Лина не замѣчала ея измѣны, какъ незамѣчала передъ тѣмъ ея услугъ. Линѣ нечего было "дотолковываться" съ Гундуровымъ,-- они понимали другъ друга безъ словъ, она, дѣйствительно, ему вѣрила какъ "вѣрила" Офелія своему принцу, и чувствовала что ея Гамлетъ никогда не скажетъ ей: "я не любилъ тебя!"... Страннымъ чувствомъ -- ничего подобнаго не бывало съ нею до сихъ поръ -- исполнена она была теперь: она словно витала внѣ времени и пространства, какъ витаютъ безплотныя души, уносилась мимо бѣгущимъ мгновеніемъ, не задумываясь, не тревожась, не заботясь о будущемъ,-- объ этомъ грозномъ, исполненномъ тоски и муки будущемъ, которое надвигалось къ нимъ все ближе и ближе. Она будто забыла о немъ. Ей жадно, какъ Гундурову, хотѣлось теперь также "жить, просто жить",-- и она жила, зная что, какъ мотыльку, ей суждено было этой жизни лишь нѣсколько краткихъ часовъ,-- и не останавливаясь на этой мысли. Когда порою глаза ея встрѣчались съ глазами Гундурова, вся душа ея выливалась въ этомъ мимолетномъ взглядѣ и, мгновенно поникая взоромъ, она замирала какимъ-то неизъяснимымъ блаженствомъ, чувствуя что и сквозь опущенныя вѣки проникали ее лучи безконечной нѣжности лившіеся изъ его глазъ. Когда на сценѣ она говорила о "нектарѣ клятвъ" Гамлета, она знала что эти никогда не слышанные ею отъ него клятвы онъ повторялъ ихъ въ эту минуту въ своемъ сердцѣ, стоя за кулисой и безмолвно внимая ей,-- и дѣтски-лукавая улыбка каждый разъ скользила по ея губамъ когда выходившій тотчасъ вслѣдъ за нею Зяблинъ-Клавдіо начиналъ, говоря про того-же Гамлета:
   -- "Любовь? О нѣтъ! Онъ не любовью боленъ"...
   Однажды проходя мимо Факирскаго, разсуждавшаго на этотъ разъ съ Духонинымъ о какихъ-то университетскихъ преданіяхъ, она услышала какъ онъ говорилъ: "Гундуровъ, напримѣръ, Гундуровъ былъ изъ ряду вонъ студентъ!"... И съ этой минуту она полюбила Факирскаго, "растрепанный видъ" котораго ей долго ненравился, и находила предлоги каждый день заводить съ нимъ разговоръ... Съ Ашанинымъ, съ Вальковскимъ, она была необычайно привѣтлива... Она любила все что любило его, что онъ любилъ; она перечитывала по вечерамъ мѣста поэтовъ, о которыхъ въ продолженіи дня ему случалось упомянуть; каждый день горничная ея ставила ей на столъ большой букетъ бѣлыхъ лилій, отъ сильнаго запаха которыхъ нерѣдко болѣла у нея голова, потому что однажды, гуляя съ ней по цвѣтнику, онъ сказалъ ей что она "непремѣнно должна любить лиліи"... Она дѣвственнымъ чутьемъ своимъ чуяла что никто послѣ отца ея не любилъ, и "не могъ бы" полюбить ее такъ нѣжно и такъ свято. Дядя?... Тоже чутье всегда предваряло ее противъ его чувства къ ней, говорило ей что обѣщанная имъ теперь "поддержка" была съ его стороны жертва, которою томился и страдалъ онъ. Онъ послѣ того разговора съ нею словно избѣгалъ ее,-- избѣгалъ всѣхъ, и по цѣлымъ днямъ не выходилъ изъ своего покоя. Мать! Но она и теперь, рѣшивъ ея судьбу, не почитала нужнымъ сообщить ей объ этимъ... Самъ братъ, Вася, этотъ мальчикъ, которымъ она одна занималась въ семьѣ, при урокахъ котораго она неизмѣнно присутствовала, котораго она всѣмъ любящимъ сердцемъ своимъ старалась оградить отъ недружелюбныхъ отношеній къ нему князя Ларіона, отъ губительнаго на него вліянія материнскаго тщеславія,-- онъ не любилъ ее,-- она это теперь болѣе чѣмъ когда-нибудь чувствовала,-- не могъ любить, этотъ холодный не по лѣтамъ, уже испорченный сердцемъ мальчикъ... Нѣтъ, "они были теперь вдвоемъ на свѣтѣ" съ Гундуровымъ, съ этимъ случайнымъ Гамлетомъ, съ которымъ она познакомилась тому двѣ недѣли.... "Кто-же еще будетъ съ нами?" какъ у испуганной голубки проносилось въ душѣ Лины, когда иной разъ ѣдкое сознаніе неизбѣжной дѣйствительности внезапно пробуждало ее изъ міра "грезъ любви первоначальной".
   -- А гдѣ это наша милая тетушка (и какъ сказалось у нея эта "наша" она сама не знала) -- Софья Ивановна? спросила она разъ Гундурова.
   -- А вы бы желали ее видѣть? вскликнулъ онъ, блеснувъ радостнымъ взглядомъ.
   -- Да. За нею, знаете, какъ-то такъ спокойно себя чувствуешь! отвѣчала Лина не ему, а своей мысли...
   Онъ обожалъ ея "особенныя словечки"...
   -- Я за нею съѣзжу, если хотите?
   -- Съѣздите!
   Онъ отправился въ тотъ-же вечеръ, и вернулся съ нею на другое утро. День былъ воскресный; княгиня съ княжною уѣхала въ церковь...
   Софья Ивановна первымъ дѣломъ вытребовала къ себѣ въ комнату Ашанина.
   -- Ну что, каковы дѣла? Зачѣмъ онъ меня сюда привезъ? спросила она.
   -- Про то Аллахъ вѣдаетъ, засмѣялся красавецъ; -- онъ у меня совсѣмъ изъ рукъ отбился: ничего не говоритъ!
   -- Пріѣхалъ онъ ко мнѣ, съ невольною улыбкою молвила она,-- руки цѣлуетъ, самъ чуть не прыгаетъ... И лукавить началъ: давно не видѣлъ, говоритъ, соскучился... А я по глазамъ вижу,-- не то! Наконецъ объявилъ, что меня-де очень всѣ желаютъ видѣть въ Сицкомъ. Кто-же эти "всѣ?" Ужъ ни эта-ли Аглая воспылала ко мнѣ страстью? Нѣтъ, сказывается княжна просила... Милая!... Что она?... И Софья Ивановна какъ-то безотчетно потупилась.
   Ашанинъ понялъ:
   -- На нихъ занятно глядѣть, сказалъ онъ,-- точно старинный романъ читаешь, гдѣ перваго объясненія любовниковъ ищи въ десятой части!
   -- А вамъ бы его въ первой-же главѣ хотѣлось, а во второй -- раскланялись и разошлись! живо, почти сердясь, возразила Софья Ивановна, отчего онъ и пуще разсмѣялся.
   -- Безъ шутокъ однако, молвилъ онъ:-- по моимъ ближайшимъ наблюденіямъ, Сережа княжнѣ положительно нравится!
   -- Ахъ! глубоко вздохнула она,-- я это замѣтила еще въ тотъ разъ когда здѣсь была... И, признаюсь въ моей слабости, умилилася на нихъ!... А какъ пріѣхала въ Сашино, да размыслила, да соображать принялась... такъ вотъ уже осьмой день не сплю, истомилась и исплакалась до одури... Такая ужъ натура дурацкая, какъ бы извинялась она,-- все это равно у меня что когда гроза: ударитъ, не боюсь, а какъ изъ далека наступаетъ и пограмыхивать начнетъ,-- смерть моя!...
   -- Ничего, генеральша, съ бою возмемъ! утѣшалъ ее Ашанинъ.
   -- Ахъ, не говорите, не шутите такъ! прервала его Софья Ивановна,-- сердце мое говоритъ, а оно меня никогда не обманывало, что не добромъ это кончится... И близко это, близко! промолвила она подъ впечатлѣніемъ какого-то страннаго предвидѣнія....
   Но когда она опять свидѣлась съ Линой, услыхала этотъ тихій голосъ, глянула въ эти задумчивые лазоревые глаза, тревога ея снова затихла; она опять "умилилась" на нее... на нихъ... Ихъ тайна еще яснѣе, быть можетъ, чѣмъ на лицѣ Сергѣя, сказывалось для Софьи Ивановны, въ выраженіи этихъ глазъ въ проницающихъ звукахъ этого голоса. Въ нихъ, во всѣхъ движеніяхъ Лины было теперь что-то совсѣмъ новое для Софьи Ивановны,-- для нея самой!-- что-то разнѣженное, льнущее, молящее. Она словно ютилась, словно прижималась къ теткѣ Гундурова, словно говорила ей: "да, намъ нужна твоя любовь, твоя опора!... Втроемъ, съ тобою, какою блаженною жизнью зажили-бы мы!"...
   И пылкое воображеніе Софьи Ивановны принималось, съ своей стороны, бредить объ этой блаженной жизни втроемъ, и опять начинало ей казаться что соединенными силами они будутъ въ состояніи сломить всякое препятствіе, и что никакая "Аглаина дурь" не устоитъ передъ молящимъ взглядомъ ея дочери...
   Она прожила въ Сицкомъ цѣлыхъ два дня, и почти не разлучалась съ княжной. Такъ откровенно ни съ кѣмъ еще не говорила Лина, ни съ кѣмъ такъ хорошо себя не чувствовала. Она взяла съ Софьи Ивановны слово вернуться "за два дня до ея рожденія, никакъ не позже". Май былъ на исходѣ, "тотъ", она знала, долженъ былъ пріѣхать къ этому времени,-- она чувствовала, что, какъ у Офеліи, у нея подъ ногами уже обламывались вѣтви...
   А князь Ларіонъ все сидѣлъ у себя, и не выходилъ даже къ обѣду, и по цѣлымъ часамъ шли объ этомъ разговоры между Аглаей Константиновной и Зяблинымъ...
  

XXX.

   Утромъ, наканунѣ дня рожденія княжны, отошла послѣдняя репетиція Гамлета, представленіе котораго назначено было на завтра (Левъ Гурычъ Синичкинъ долженъ былъ идти днемъ позднѣе). На утро ожидалось много пріѣзжихъ изъ Москвы и подмосковныхъ, долженъ былъ прибыть графъ, наѣхать сосѣдство. Vittorio бѣгалъ какъ угорѣлый по всему дому, осматривая комнаты назначенныя для гостей, отдавая приказанія поварамъ, посылая гонцовъ за провизіей въ городъ. Сама хозяйка, въ заботѣ о завтрашнемъ днѣ, провела чуть не весь нынѣшній на ногахъ. Усталая, послѣ обѣда она вышла на большую, открытую, съ видомъ на дворъ, галлерею-балконъ, примыкавшую къ столовой, опустилась тамъ въ кресло, и объявила: "je ne bouge plus!" Она велѣла подать сюда кофе, разставить рядомъ съ гостиной ломберные столы для желающихъ, и общество прикочевало на это новое мѣсто.
   "Фанатикъ" былъ безъ ногъ и очень не въ духѣ: вопервыхъ, утренняя репетиція шла вяло, и притомъ, несмотря на всѣ его настоянія, товарищи его по спектаклю рѣшительно отказались чтобы шла она въ костюмахъ, доставленныхъ наканунѣ изъ Москвы и которые они еще наканунѣ разобрали между собой и успѣли примѣрить и уладить на себѣ; вовторыхъ, одна изъ декорацій была еще не готова и декораторъ едва надѣялся дописать ее къ слѣдующему полудню; втретьихъ, храбрый капитанъ Ранцевъ, котораго режиссеръ, несмотря на всѣ усилія, никакъ не добился "поставить на настоящую актерскую точку, "отказался наканунѣ отъ своей роли Тѣни, а вызвавшійся замѣнить ею землемѣръ Постниковъ не успѣлъ ее еще выучить и долженъ былъ играть ее съ одной репетиціи; и наконецъ,-- а это было главное,-- доставшійся "фанатику" костюмъ былъ какого-то абрикосоваго цвѣта, который, по его мнѣнію, не шелъ "красивому блондину," какимъ онъ надѣялся появиться въ роли Розенкранца. Эта бѣда была еще поправимая, такъ какъ Василій Тимоѳеевъ, прибывшій утромъ изъ Москвы съ огромнымъ ящикомъ всякихъ париковъ и волосъ для усовъ и бороды Элсинорскаго двора, объяснилъ ему что молъ "все равно, Иванъ Ильичъ, я васъ красивымъ брюнетомъ поставить могу", но костюмъ Вальковскаго былъ еще, кромѣ того, для него узокъ, такъ узокъ что того гляди могъ лопнуть по швамъ, а разставить его нельзя, запасу нѣтъ,-- онъ ужь пытался? Выйти въ такомъ костюмѣ "молодцомъ" нечего было думать, встать фертомъ, рукой за эфесъ шпаги взяться,-- "а ну, какъ подъ мышками крякнетъ!.." Оставалось одно средство,-- похудѣть, по возможности, до завтра. Любовь къ "театрику" восторжествовала въ этомъ случаѣ даже надъ его обжорствомъ: онъ за обѣдомъ почти ничего не ѣлъ, а на завтра положилъ и вовсе не обѣдать, ни завтракать, а питаться однимъ чаемъ, и даже безъ булки, "авось сойдетъ маленько жиру до вечера!.." Объ этихъ злоключеніяхъ своихъ теперь, за неимѣніемъ другаго доброхотнаго слушателя,-- онъ всѣмъ своимъ соучастникамъ въ Гамлетѣ успѣлъ надоѣсть этими жалобами какъ горькая рѣдька, онъ повѣствовалъ миѳическимъ французскимъ языкомъ старушкѣ madame Crébillon, вернувшейся наканунѣ изъ Москвы, куда она ѣздила недѣли на двѣ къ какой-то заболѣвшей пріятельницѣ, содержавшей нумера на Лубянкѣ.
   -- Eh bien, mon cher monsieur, говорила она ему на это,-- faites élargir les coutures, voilà tout!..
   -- На кутюръ! фыркалъ Валковскій,-- говорю же я вамъ что и нья па кутюръ, па!..
   -- Tâchez de maigrir alors, je ne vois que ce moyen-là, расхохоталась m-me Crébillon.
   -- Мегриръ, ce ca! Я и хочу къ завтраму мегриръ. Это вы правильно сказали!.. Умный народъ эти Французы! заключилъ онъ, отходя отъ нея и отправляясь гулять по саду "до цыганскаго поту", все въ тѣхъ же видахъ "мегриръ къ завтраму"...
   Шигаревъ, въ свою очередь, потѣшалъ московскую княжну, также наканунѣ вернувшуюся изъ своей подмосковной въ Сицкое. Онъ велъ съ ней опять "серіозный разговоръ", то-есть разказывалъ ей о братѣ. Новая варіація на эту тему состояла въ томъ что этотъ братъ, "служившій адъютантомъ въ Чугуевѣ", былъ необыкновенный по ловкости и неутомимости танцоръ, и однажды держалъ на одномъ вечерѣ пари что сдѣлаетъ за одинъ разъ сто туровъ вальса въ залѣ, въ которой было десять оконъ въ длину и шесть въ ширину,-- и выигралъ!..
   -- И все съ одною дамою вальсировалъ? хохотала московская княжна.
   -- Какъ можно! воскликнулъ Шигаревъ:-- онъ перемѣнилъ двадцать три дамы... и двѣ изъ нихъ слегли на другой день въ постель, примолвилъ онъ, значительно взглядывая на свою собесѣдницу.
   -- Отъ усталости? договорила она.
   Онъ только того и ждалъ:
   -- Нѣтъ! У одной свинка сдѣлалась, а у другой крапивная лихорадка...
   На этотъ разъ княжнѣ прискучило его "оригинальничаніе", и она ушла отъ него играть въ преферансъ съ Софьей Ивановной, которая пріѣхала "за два дня", какъ обѣщала Линѣ, образованною окружной и Свищевымъ, который по этому случаю взялъ 25 рублей взаймы у пріятеля своего Елпидифора.
   Солнце между тѣмъ сѣло, и тихая, безоблачная и безлунная, лѣтняя ночь опускалась полупрозрачными тѣнями на дальнюю окрестность. Въ окнахъ флигелей, занимаемыхъ гостями, вспыхивали зажигавшіяся слугами на случай пріѣзда господъ, свѣчи; пламень большаго фонаря надъ большимъ крыльцомъ дома, что приходилось подъ самымъ балкономъ, отсвѣчивалъ ярко блестѣвшею искрой на уголкѣ мѣдной гербовой доски между лапами едва уже виднаго льва, и бѣлѣли отъ того же свѣта зеленые листы розоваго куста въ клумбѣ разбитой среди двора...
   Царственная тишина ночи словно низошла, и на дѣйствующихъ лицъ нашего разсказа. Общій разговоръ смолкъ; молодежь ушла подальше, на висячія галлереи, дымить папиросами; оставшіеся разбились на мелкія группы, лѣниво перекидываясь несложными рѣчами...
   Зяблинъ, прильнувъ чуть не къ самому уху хозяйки, что-то горячо и настойчиво нашептывалъ ей; она внимала ему, то томно улыбаясь, то вздыхая, и опустивъ глаза съ какимъ-то стыдливо счастливымъ видомъ, перебирала кольцы на своихъ короткихъ и жирныхъ пальцахъ... О чемъ шла у нихъ рѣчь -- мы не знаемъ. Но до чуткаго еще слуха старушки Crébillon, дремавшей не по далеку отъ нихъ на диванѣ, донеслись вдругъ ясно слѣдующія слова:
   -- Non, говорила разнѣженнымъ голосомъ Аглая Константиновна,-- я могу полюбить мущину... je puis avoir une faiblesse pour un homme... mais changer de nom, jamais!...
   Зяблинъ такъ и отпрянулъ въ спинку своего кресла...
   -- Pas déjà si bête, mon Aglaé! прыснула себѣ подъ носъ старая Француженка, и совсѣмъ зажмурила глаза.
   -- Что же? говорилъ въ то же время шмыгнувшій съ галлеріи, гдѣ продолжали курить недальнозоркіе Маусъ съ Ранцевымъ, Ашанинъ, подходя къ одиноко, какъ бы въ ожиданіи его, умѣстившейся въ самомъ углу балкона бойкой барышнѣ.
   -- Что? повторила она, передразнивая его.
   -- Отвѣтъ?...
   -- Вы просите невозможнаго! отворачиваясь и краснѣя отвѣчала Ольга.
   Онъ сѣлъ близко, прямо противъ нея. Колѣни его касалися ея колѣнъ.
   -- Вы боитесь гулять ночью?
   -- Я ничего не боюсь! пожала она плечами.
   -- Кромѣ любви? протянулъ онъ.
   -- Развѣ вы меня такъ любите? вскинулась она вдругъ огненнымъ взглядомъ въ самую глубину его глазъ.
   -- Я вамъ предложилъ... не докончилъ онъ.
   -- Да, и я сама вамъ отказала! засмѣялась она короткимъ смѣхомъ;-- по, знаете, я даже сама себя не понимаю. Мнѣ всего мало и всего хочется!...
   -- Кромѣ любви!... повторилъ онъ.
   -- Нѣтъ,-- и любви, засмѣялась она опять;-- только вы такой обманщикъ!
   -- Кто это вамъ сказалъ?
   -- Да, это такъ трудно видѣть!... Можетъ-быть, отъ этого самаго вы и нравитесь такъ всѣмъ женщинамъ... и мнѣ!... Да, вы мнѣ нравитесь! сказала она, глядя ему опять прямо въ глаза.
   -- Придете ли вы? настаивалъ Ашанинъ, наклонясь къ ней... По лицу его пробѣжало вѣяніе ея горячаго дыханія.-- Отвѣчайте пока не вернулись ваши фофаны...
   Она уткнула локти свои въ колѣни, и всѣмъ лицомъ прижалась къ ладонямъ:
   -- Страшно! прошептала она.
   -- Гулять со мною страшно? проронилъ онъ какими-то бархатными звуками.
   Она примолкла на мгновеніе:
   -- Обѣщаете-ли вы мнѣ?...
   -- Что!...
   -- Вы... знаете... проговорила она едва слышно.
   -- Пощадите меня! почти вскрикнулъ онъ: -- я изнемогаю!...
   -- Вы ужасный человѣкъ! закачала головой Ольга, все не отымая ее отъ своихъ ладоней.
   -- Придете? спросилъ еще разъ донъ Жуанъ.
   -- Да! отгадалъ онъ скорѣй чѣмъ услышалъ.
   -- Въ два часа, помните, говорилъ онъ ей, едва сдерживая дрожь которая пронимала его всего:-- въ это время все въ домѣ, до послѣдней кошки, спитъ непробуднымъ сномъ и вамъ нечего бояться... Я буду ждать, помните, во второй бесѣдкѣ, влѣво отъ цвѣтника.
   Они такъ были поглощены другъ другомъ что не видали, не слыхали какъ мимо ихъ, блѣдная какъ полотно, скользнула по балкону Надежда Ѳедоровна Травкина, только-что отчитавшая послѣднюю почту князю Ларіону.
  

XXXI.

....Вся эта музыка любви....
Огаревъ.

   А на противоположномъ концѣ балкона Лина и Гундуровъ пѣли свою лебединую пѣсню...
   -- Какъ хороша ночь! говорила она.
   Она стояла, полузакрытая стоявшимъ тутъ-же большимъ лимоннымъ деревомъ, отъ темной зелени котораго отдѣлялось въ сумракѣ свѣтлымъ очеркомъ ея лѣтнее кисейное платье, стояла слегка откинувшись затылкомъ къ угловой колоннѣ балкона.
   -- Да, такою ночью... Гундуровъ не продолжалъ, заглядѣвшись на нее...
   Такъ прошло нѣсколько мгновеній.
   -- Что? спросила Лина, все не отдѣляя головы отъ колонны,-- что вы начали?
   -- Я началъ словами, сказалъ онъ смѣясь,-- которыя напомнили мнѣ совсѣмъ другое, и о своемъ я позабылъ.
   -- Что-же напомнили? спросила она опять какимъ-то усталымъ или разсѣяннымъ голосомъ.
   -- Одну сцену у Шекспира, въ Венеціанскомъ купцѣ. Она совсѣмъ коротенькая и даже для драмы не нужная вовсе, но въ ней есть какой-то, по крайней мѣрѣ для меня, какой-то всего тебя проницающій поэтическій запахъ. Іессика, дочь Шейлока, ушла изъ отцовскаго дома, перешла въ христіанство и вышла за Лоренцо. Они недавно женаты, безконечно счастливы... Ночь: они вдвоемъ, ждутъ друзей которые сейчасъ должны пріѣхать. Сидятъ они на скамьѣ, въ густой аллеѣ; италіянское небо глядитъ на нихъ сквозь деревья... Сидятъ они и перекликаются какъ соловьи. "Такою ночью", начинаетъ то тотъ, то другой, и каждый вспоминаетъ,-- онъ свѣтлыя, она темныя событія, происходившія "такою ночью",-- Крессиду и Дидону, Тизбу и Медею... "Такою ночью", говоритъ, наконецъ, Лоренцо, "Іессика ушла отъ богача-Еврея и бѣжала за своимъ безумнымъ влюбленнымъ изъ Венеціи сюда." -- "Такою ночью," отвѣчаетъ она ему, "безумный Лоренцо расточаетъ Іессикѣ тысячу обѣтовъ любви, изъ которыхъ ни одинъ не оказался вѣрнымъ." "Такою ночью", кончаетъ онъ, "прелестная и лукавая Іессика клеветала на своего друга, который ей это прощалъ".
   Гундуровъ остановился, замѣтивъ что княжна его не слушала. Она стояла все въ томъ же положеніи, откинувъ голову и поднявъ глаза къ загоравшемуся звѣздами небу. Лицо ея показалось ему блѣднѣе обыкновеннаго. Онъ вспомнилъ что въ продолженіе всего дня замѣчалъ въ ней признаки какой-то сдерживаемой тревоги.
   -- Что съ вами? спросилъ онъ ее съ безпокойствомъ.
   Лина словно проснулась, взглянула не него и тихо опустилась въ кресло, подъ темную листву дерева.
   -- Ничего, я задумалась... И все еще задумчивая улыбка пробѣжала по ея губамъ.
   -- Сергѣй Михайлычъ, заговорила она черезъ мигъ робкимъ, колеблющимся голосомъ,-- вы... вы на меня не разсердитесь?..
   -- На васъ? вскликнулъ онъ.-- Да еслибы вы...
   Она довѣрчиво кивнула ему головой не давъ договорить.
   -- Я знаю, промолвила, она,-- я не о томъ... Я хотѣла спросить васъ...
   -- Спрашивайте, княжна! горячо вырвалось у него.-- Нѣтъ ничего у меня на душѣ чего бы я не открылъ вамъ.
   -- Сергѣй Михайлычъ, почти прошептала она -- я хотѣла спросить васъ: вѣрите ли вы?
   Онъ смутился въ первую минуту...
   -- Елена Михайловна, я полагалъ... что мои убѣжденія вамъ извѣстны... Я Русскій: вѣрованія моего народа -- мои вѣрованія.
   Ее какъ бы не удовлетворилъ этотъ отвѣтъ: она обернулась на Гундурова взглядомъ полнымъ какой-то несказанной внутренней муки:
   -- Да, я это знаю... Но такъ ли вы вѣрите, Сергѣй Михайлычъ, чтобъ умѣть терпѣть и не роптать?
   Онъ не успѣлъ отвѣтить.
   Звонъ еще отдаленнаго колокольчика внезапно и отчетливо раздался въ эту минуту въ гулкомъ воздухѣ ночи,
   -- Quelqu'un nous arrive, Lina! крикнула ей со своего мѣста Аглая Константиновна съ какимъ-то особеннымъ выраженіемъ.
   Княжна судорожно схватилась за перила балкона.
   Гундуровъ, чуть не крикнувъ, кинулся къ ней...
   -- Слушайте... это... онъ ѣдетъ! проговорила она дрожащимъ шепотомъ.
   -- Кто "онъ"?... Ради Бога! чувствуя что у него подкашиваются ноги, спрашивалъ несчастный.
   Она не отвѣчала, она слушала, будто приросши къ периламъ этою своею судорожно схватившею ихъ рукою...
   Колокольчикъ звенѣлъ все ближе и ближе, уже ясно сливаясь съ вѣскимъ топотомъ конскихъ копытъ... И вотъ уже мѣрно и звучно звякнули они по каменной настилкѣ подъ сводомъ льва, колокольчикъ замеръ на мигъ, залился опять... Въ свѣтѣ бившемъ отъ фонаря мелькнула мѣдная бляха на шляпѣ сидѣвшаго бокомъ ямщика, красный воротникъ слуги на козлахъ, и крутые, лоснившіеся отъ пота крупы заворачивавшей кругомъ клумбы почтовой четверни.
   Дорожная, помѣстительная коляска -- изъ тѣхъ что тогда назывались флигель-адъютантскими,-- скрипя по песку, подкатила къ крыльцу подъ самый балконъ. Изъ нея, проворно выскочилъ молодой военный въ шинели и фуражкѣ съ краснымъ околышемъ, отороченнымъ бѣлыми кантами, ловко сбросилъ съ плечъ шинель на руки выбѣжавшаго слуги и съ громкимъ вопросомъ: "княгиня дома?" быстро пробѣжалъ въ сѣни.
   -- Онъ! отшатнувшись отъ перилъ, обернулась съ этимъ словомъ Лина къ Гундурову,-- тотъ за кого меня хотятъ отдать замужъ!...
   Онъ какъ былъ такъ и замеръ на мѣстѣ.
   Губы ея шевельнулись... Она взглянула на него влажными глазами, и подняла ихъ къ загоравшимся далекимъ звѣздамъ:
   -- Ни слезъ тамъ, ни разлуки! вырвалось у нея, и она быстрыми шагами пошла съ балкона.
   -- Où allez vous, Lina? встревоженно крикнула ей опять княгиня.
   -- Въ мою комнату! отвѣчала она не оборачиваясь, и исчезла.
   -- S'arranger les cheveux! объяснила съ лукавенькою усмѣшкой Зяблину Аглая Константиновна, не замѣчая и теперь того убитаго ви аннымъ и незнакомымъ ей свѣтомъ...
   Кругомъ стола сидѣлъ "Сашинскій квартетъ", какъ выражалась Софья Ивановна въ веселыя минуты. Они только-что отпили чай. Предъ Гундуровымъ лежалъ томъ Пушкина, открытый на Каменномъ Гостѣ, котораго собирался онъ читать вслухъ. Но онъ медлилъ приняться за книгу, и глядѣлъ прищуренными глазами въ садъ, охваченный тишью и красотой ночи.
   -- Какъ хорошо! проговорилъ онъ ни на кого не глядя.
   "Что за ночь, за луна, когда"... вспомнилось Ашанину тутъ же одно изъ любимѣйшихъ его стихотвореній.
   -- Нѣтъ, вы посмотрите на эту розу, молвила въ свою очередь Софья Ивановна,-- какъ она выдѣляется изъ темноты, и точно глядитъ на насъ!
   -- Я давно на нее любуюсь, сказалъ Ашанинъ,-- точно глядитъ, и стыдится, прелесть!... Сережа, не напоминаетъ она тебѣ...
   -- Офелію? И Гундуровъ съ засверкавшимъ взглядомъ обернулся на него.
   -- Именно, именно! Вотъ что называется симпатія душъ, засмѣялся красавецъ,-- мнѣ это сейчасъ пришло въ голову! Она такъ...
   Онъ не успѣлъ досказать свою мысль, прерванный восклицаніемъ Софьи Ивановны:
   -- Кого это Богъ даетъ!
   Всѣ разомъ примолкли. Изъ-за сада, мимо котораго шла дорога въ усадьбу, доносился звонъ колокольчика.
   Гундуровъ вздрогнулъ отъ невольнаго нервнаго ощущенія. Колокольчикъ такъ живо напоминалъ ему пріѣздъ Анисьева въ Сицкое, трепетъ Лины, всю пережитую ими тогда муку.
   -- Кто это, въ самомъ дѣлѣ? пробормоталъ онъ.
   -- Ужь не за мною ли начальство шлетъ? У меня вторая недѣля какъ отпускъ просроченъ, заявилъ со мгновеннымъ смущеніемъ Вальковскій.
   Ашанинъ расхохотался:
   -- Станетъ оно еще давать себѣ трудъ посылать за тобой! Просто выключитъ если къ сроку не явился.
   "Не изъ Сицкаго ли что?" подумалось одновременно и Сергѣю, и его теткѣ; они переглянулись.
   -- Нѣтъ, тогда бы безъ колокольчика! сказала она громко въ отвѣтъ угаданному обоими ими вопросу, и успокоенно улыбнулась ему.
   Топотъ лошадей между тѣмъ уже явственно слышался на дворѣ. Кто-то подъѣзжалъ ко крыльцу.
   -- Исправникъ! доложилъ, вслѣдъ за этимъ, выходя изъ комнатъ, старикъ Ѳедосей, камердинеръ Гундурова.
   -- Что ему нужно? невольно вскрикнула Софья Ивановна.
   -- За мною, вѣрно за мною!... радостно возгласилъ "фанатикъ",-- театрикъ должно-быть устраивается, такъ онъ за мною, толстопузъ, прикатилъ!...
   И онъ со всѣхъ ногъ кинулся съ балкона.
   -- Они Сергѣя Михайловича спрашиваютъ! угрюмо пѣвучимъ голосомъ промолвилъ Ѳедосей, не трогавшійся съ мѣста.
   -- Меня?... Проси! сказалѣ Сергѣй, взглянувъ на тетку.-- Не попался ли въ чемъ кто-нибудь изъ нашихъ крестьянъ? объяснилъ онъ.
   -- Сюда!... сюда проси! торопливо добавила Софья Ивановна...
   Въ гостиной уже раздавался скрипъ сапоговъ входившихъ, и на балконѣ черезъ мигъ, слегка споткнувшись о его порогъ, но сейчасъ же оправившись и молодцовато выставивъ грудь впередъ, появился Елпидифоръ Павловичъ Акулинъ во всей внушительности своей громоздкой фигуры и съ такою же внушительностью на неулыбавшемся и какъ бы чѣмъ-то чрезвычайно озабоченномъ лицѣ. Вальковскій шелъ за нимъ опустивъ голову и поводя изподлобья кругомъ какъ бы нѣсколько сконфуженными глазами. Пріѣздъ "толстопуза" очевидно не имѣлъ цѣлью театрикъ.
   -- Madame la générale! проговорилъ исправникъ, подходя къ хозяйкѣ, и шаркая съ ловкостью бывалаго гвардейца.
   -- Здравствуйте, monsieur Акулинъ, проговорила Софья Ивановна, внимательно глядя на него:-- не угодно ли присѣсть? примолвила она черезъ мигъ, указывая на кресло.
   Елпидифоръ отблагодарилъ поклономъ, тяжело опустился въ это кресло, протянулъ и перекинулъ одна на другую толстыя свои ноги и, уложивъ фуражку на колѣняхъ, а голову опустивъ на грудь, принялся съ намѣренною какъ бы неторопливостью стаскивать съ рукъ перчатки.
   Софья Ивановна съ невольнымъ волненіемъ слѣдила за всѣми его движеніями.
   -- Да неугодно ли вамъ чаю? спросила она вспоминая свою обязанность хозяйки, и поставила чайникъ на канфорку еще не потухшаго самовара.
   -- Если позволите... полстаканчика... Некогда больше! примолвилъ онъ, подымая глаза и останавливая ихъ на ней.
   -- А развѣ вамъ еще куда-нибудь отъ насъ нужно? проговорила она, скрывая подъ равнодушнымъ тономъ вопроса серіозное безпокойство которое начинало овладѣвать ею.
   -- Нѣтъ-съ, отвѣчалъ исправникъ, принимая видъ человѣка который обязанъ, но весьма неохотно исполняетъ это, объявить другому непріятную вѣсть:-- я имѣю дѣльце... къ Сергѣю Михайловичу...
   -- Какое такое? спросилъ Гундуровъ, хмуря брови.
   -- Вотъ, если позволите на минуточку... къ вамъ въ кабинетъ, медлительно выговорилъ исправникъ, протягивая руку къ налитому ему хозяйкой стакану чая,-- мы съ вами переговоримъ...
   -- Отчего же не здѣсь, не сейчасъ? сказала выпрямляясь въ своемъ креслѣ Софья Ивановна,-- у Сергѣя нѣтъ никакихъ тайнъ... и никакихъ дѣлъ, подчеркнула она,-- о которыхъ нельзя было бы говорить громко, при всѣхъ!...
   Елпидифоръ повелъ любезно головой внизъ.
   -- Отъ всей души готовъ вамъ вѣрить, madame la générale... тѣмъ болѣе что мнѣ лично ничего неизвѣстно... И даже повѣрьте (онъ счелъ нужнымъ вздохнуть), почитаю для себя возложенное на меня порученіе весьма тяжкимъ... Еще такъ недавно подвизались мы съ Сергѣемъ Михайловичемъ какъ собратья по искусству въ Гамлетѣ... котораго передалъ онъ намъ съ такимъ совершенствомъ... И вдругъ я такъ-сказать во всемъ аттрибутѣ моихъ полицейскихъ обязанностей...
   -- Да говорите, сдѣлайте милость, перебила его тетка Гундурова,-- какое у васъ порученіе?
   Акулинъ чуточку помолчалъ, затѣмъ развелъ руками, уперся въ нее взглядомъ, и выпустилъ словно изъ ружья:
   -- Извините меня, ваше превосходительство, я обязанъ доставить племянника вашего къ его сіятельству, графу, въ Москву.
   У Софьи Ивановны сверкнули глаза и побѣлѣли губы; Ашанинъ вскочилъ съ мѣста, гладя на исправника какъ будто не довѣрялъ ушамъ своимъ. Вальковскій какъ-то мгновенно исчезъ въ неосвѣщенной сторонѣ балкона.
   -- "Доставить"! повторилъ весь вспыхнувъ Сергѣй.-- Что ему отъ меня нужно?
   -- Это ужь имъ извѣстно, отвѣтилъ исправникъ съ легкою улыбочкой, потягивая чай изъ своего стакана,-- а я тутъ, какъ говорится, не что иное какъ слѣпой исполнитель. Получилъ предписаніе-съ!
   И онъ все такъ же медлительно, откинулся спиной въ кресло, отстегнулъ двѣ пуговицы своего форменнаго сюртука и полѣзъ рукой подъ бортъ его въ карманъ (онъ видимо наслаждался производимою имъ тревогой: онъ зналъ какъ не лестно было о немъ мнѣніе хозяевъ Сашина, и не могъ простить этого имъ).
   -- Самого меня, говорилъ онъ тѣмъ временемъ,-- чрезвычайно это какъ разстраиваетъ.-- Дочь мою единственную, какъ это можетъ вамъ извѣстно (онъ повелъ неопредѣленно глазами кругомъ), только что выдалъ за товарища же нашего по спектаклю, Никанора Ильича Ранцева. Третій день всего какъ свадьбу сыграли, и я, признаюсь, надѣялся поотдохнуть у нихъ недѣльки двѣ, порадоваться на нихъ... Любо, вѣдь, дорого смотрѣть, не натѣшатся другъ другомъ, не нанѣжатся....
   "Поздравляю ихъ обоихъ!" злобно подумалъ и чуть громко не отпустилъ Ашанинъ, на которомъ какъ бы невзначай остановились въ эту минуту глаза Акулина.
   -- И вдругъ это меня отрываютъ, продолжалъ расписывать тотъ,-- и даже для исполненія такихъ непріятныхъ обязанностей. Вотъ-съ, не угодно ли взглянуть? заключилъ онъ, дошарившись де нужнаго въ своемъ карманѣ, и протягивая Гундурову сложенный вчетверо по-казенному листъ бумаги.
   Сергѣй быстро пробѣжалъ его про себя и, передалъ теткѣ.
   -- Я кандидатъ университета, а не... какъ тамъ сказано, сказалъ онъ только съ презрительною улыбкой.
   Бумага гласила что, по приказанію его сіятельства, исправникъ такой-то "имѣетъ извѣстить проживающаго во ввѣренномъ ему уѣздѣ неслужащаго дворянина, бывшаго студента Московскаго университета, Гундурова явиться, для личнаго объясненія, къ его сіятельству, въ Москву, во вторникъ, 6-го іюля, въ 9 1/2 часовъ утра."
   Софья Ивановна прочла тихо, затѣмъ вслухъ, останавливаясь черезъ слово: она старалась добраться того непонятнаго для нея смысла который могъ заключаться въ словахъ: "для личнаго объясненія". Какія нужны ему объясненія съ Сережей, о чемъ?...
   Исправникъ привсталъ съ мѣста и потянулся къ ней черезъ столъ съ устремленнымъ впередъ указательнымъ пальцемъ:
   -- Собственноручную приписку извольте замѣтить... сбоку-съ, сбоку...
   Она прочла прибавленныя на полѣ бумаги крупною рукой московскаго владыки два слова: "привезти самому".
   Елпидифоръ Спустился опять къ кресло, и еще разъ вздохнулъ.
   -- "Самому", это то-есть мнѣ... везти!...
   -- Ахъ ты шельмецъ этакой, шельмецъ! сказалъ себѣ Ашанинъ, чувствуя въ эту минуту неодолимое желаніе помять отвислыя жабры бывшаго Полонія.
   -- Во вторникъ, 6-го іюля, перечла Софья Ивановна.-- Что у насъ сегодня? Понедѣльникъ, пятое... Это, значить, ему надо завтра утромъ быть въ Москвѣ?
   -- Такъ точно-съ, подтвердилъ Акулинъ, опираясь обѣими руками въ ручки кресла чтобы подняться окончательно на ноги;-- девяносто шесть верстъ, Сергѣй Михайловичъ, обратился онъ къ нашему герою, который молча, сжавъ неестественно губы, прислушивался къ этому чтенію и разговору, какъ бы рѣшившись не принимать въ немъ никакого участія,-- да проселкомъ до города, верстъ двѣнадцать: только къ утру доѣхать успѣемъ... Собираться бы вамъ надобно...
   Всѣ примолкли на мигъ.
   -- Что же, Сережа... какъ ты думаешь? заговорила первая его тетка, подымая на него глаза.
   Онъ пожала плечами.
   -- Собираться мнѣ не долго... Хоть сію минуту!...
   -- Ты когда думаешь... вернуться? не совсѣмъ твердо спросила она его опять.
   -- Да завтра же объ эту пору, я полагаю.
   -- Весьма бы желательно-съ, весьма! промолвилъ на это исправникъ съ интонаціей голоса злое намѣреніе которой не ускользнуло отъ Софьи Ивановны.
   Багровыя пятна выступили у нея на лицѣ. Она взглянула на него такимъ негодующимъ взглядомъ что Елпидифоръ смутился и кашлянулъ въ руку чтобы скрыть это смущеніе,-- и встала изъ-за стола.
   -- Вы мнѣ позволите васъ оставить одного пока племянникъ мой будетъ укладываться. Пойдемъ, Сережа!
   -- И я съ вами! поспѣшно сказалъ Ашанинъ.
   Они ушли втроемъ.
   Вальковскій внезапно выскользнулъ изъ своего темнаго угла, подошелъ озираясь къ исправнику, и шепотомъ проговорилъ:
   -- Не знаешь, братъ, для чего онъ требуется: дѣло въ самомъ дѣлѣ какое; или согрѣшилъ чѣмъ?
   Тотъ глянулъ на него черезъ плечо.
   -- Слышалъ, сказано: "привести самому",-- значитъ, чтобы не утекъ. Не по головкѣ гладить, стало-быть! фыркнулъ онъ доставая папироску изъ сигарочницы, и наклонясь съ нею въ одной изъ свѣчей стоявшихъ на столѣ.
   "Фанатикъ" опустилъ голову и словно съежился весь.
   -- Скажи мнѣ, ради Бога, Сережа, говорила тѣмъ временемъ Софья Ивановна, ведя молодыхъ людей къ кабинетъ племянника,-- не знаешь ли ты за собой чего-нибудь изъ-за чего могли бы тебѣ выйти непріятности?
   Онъ засмѣялся даже.
   -- Что же могу я знать такого за собою, тетя? Все что я дѣлалъ и дѣлаю вамъ точно такъ же извѣстно какъ и мнѣ самому.
   -- И почему вы думаете, заговорилъ съ живостью Ашанинъ,-- что Сережу должны ждать какія-нибудь, "непріятности" отъ нашего воеводы московскаго? Я такъ совсѣмъ напротивъ того думаю. Князь Ларіонъ Васильевичъ въ Сицкомъ, при насъ же всѣхъ, такъ лестно и горячо рекомендовалъ ему Сережу, и вѣроятно теперь проѣздомъ черезъ Москву, повторилъ это ему, что старцу, я увѣренъ, пришла въ голову блестящая мысль пригласить Сережу къ себѣ на службу. Онъ и вызываетъ его чрезъ исправника, какъ знающаго гдѣ его найти.
   -- Такъ такъ было бы и сказано, я полагаю, возразила Софья Ивановна,-- а то привезти, точно арестанта какого-то, преступника... Это просто оскорбительно!...
   -- А этого старецъ нашъ не понимаетъ, комическимъ тономъ объяснилъ Ашанинъ,-- онъ по простотѣ: нужно ему кого-нибудь, ну и подавай его такъ или иначе. Бы на него не обижайтесь, генеральша; у нашей турецкихъ, говорятъ, еще простѣе обычай бываетъ!...
   Софья Ивановна невольно усмѣхнулась, но глаза ея глядѣли все такъ же невесело и озабоченно.
   -- Этотъ исправникъ, сказала она,-- съ своими какими то грозящими намеками...
   -- Ну, вотъ эту толстую шельму я охотно бы поколотилъ! воскликнулъ пріятель Гундурова.-- Вѣдь вы понимаете, генеральша, что онъ ровно ничего не знаетъ для чего вызывается Сережа къ графу, и знать не можетъ. А строитъ онъ эти угрожающія хари въ отместку вамъ за то что вы его къ себѣ въ домъ какъ знакомаго не пускали, а Сережа, когда мы въ Сицкомъ играли, ему, кромѣ репликъ, слова не сказалъ никогда. Такъ не тревожится же вамъ въ самомъ дѣлѣ изъ-за его рожи воронья пугала!...
   Ашанинъ говорилъ тономъ такого глубокаго убѣжденія, и то что онъ говорилъ имѣло за собою притомъ такъ много правдоподобности что Софья Ивановна въ эту минуту какъ-то вдругъ успокоилась. Она все время слѣдила за выраженіемъ лица Гундурова, и осталась имъ довольна: ни малѣйшаго волненія, ниже суеты, а лишь та невольная брезгливость съ какою смотрѣлъ бы порядочный человѣкъ по ошибкѣ посаженный въ часть.
   Онъ сидѣлъ у своего письменнаго стола, и безсознательно перебиралъ пальцами по его сукну.
   -- Къ нему вѣдь во фракѣ явиться нужно, Сережа, сказала ему тетка,-- не забудь взять!
   -- Возьму... И бѣлый галстукъ тоже нужно? спросилъ онъ насмѣшливо и чуть-чуть надменно улыбаясь.
   -- Само собою... А что ты ему однако скажешь, Сережа? молвила черезъ мигъ Софья Ивановна,-- если онъ тебѣ въ самомъ дѣлѣ предложитъ служить у него?
   -- Поблагодарю за честь, и откажусь... "Пашамъ" я не слуга! промолвилъ онъ, повторяя выраженіе Ашанина.
   Она помолчала.
   -- Однако вотъ что, другъ мой, начала она затѣмъ:-- даю тебѣ два дня сроку; если но истеченіи ихъ ты не вернешься въ Сашино, я поѣду въ Москву.
   -- Къ чему это, тетя? вскрикнулъ онъ.
   -- Я буду безпокоиться... у насъ всего ожидать можно...
   -- А позвольте мнѣ, милѣйшая моя генеральша, заговорилъ опять Ашанинъ все тѣмъ же обычнымъ, ему, шутливымъ и веселымъ тономъ,-- позвольте сдѣлать вамъ слѣдующее предложеніе: я поѣду теперь съ Сережей въ Москву, и еслибы что-нибудь дѣйствительно задержало его тамъ, даю вамъ честное слово что черезъ два дня, то-есть послѣзавтра, буду у васъ здѣсь съ извѣстіемъ.
   -- Отлично, Володя, спасибо! воскликнулъ, вставая съ мѣста Гундуровъ.-- Мнѣ совѣстно было просить тебя, а я только что объ этомъ думалъ. Тетя будетъ спокойна, а меня ты избавишь отъ единственной непріятности во всемъ этомъ: ѣхать бокъ-о-бокъ цѣлую ночь съ этимъ господиномъ. Вы согласны, тетя?
   -- Хорошо, сказала она;-- спасибо вамъ, Владиміръ Петровичъ!... А вотъ и Ѳедосей! Собирай барина!..
   -- Слышалъ-съ, проговорилъ угрюмо старый слуга, дѣйствительно слышавшій весь разговоръ изъ сосѣдней съ кабинетомъ спальни Гундурова,-- у меня готово.
   -- Такъ вели въ старую коляску разгонныхъ четверку сейчасъ же! приказалъ Сергѣй.
   -- Да и его возми съ собою! молвила ему тетка.
   -- А то разѣ отпущу я ихъ однихъ! уже совсѣмъ сердито отрѣзалъ старикъ, и даже дверью хлопнулъ уходя.
   Всѣ невольно улыбнулись.
   -- А теперь я васъ оставлю, сказалъ Ашанинъ; -- пойду крошечку надъ Елпидифоромъ потѣшиться.
   Онъ вернулся на балконъ, на которомъ Акулинъ, развалившись по-хозяйски въ креслѣ, пускалъ кольца дыма въ недвижный воздухъ, а "фанатикъ", опустивъ голову и сложивъ руки крестомъ на груди, шагалъ отъ перилъ до перилъ съ видомъ трагика обдумывающаго свой монологъ пятаго дѣйствія.
   -- Что же вашъ пріятель! спросилъ исправникъ, оборачиваясь ко входившему;-- пора ѣхать!
   Ашанинъ развелъ широко руками, въ подражаніе тому какъ разводилъ своими исправникъ въ разговорѣ съ Софьей Ивановной, и проговорилъ глухимъ голосомъ:
   -- Ушелъ! Нѣту!
   -- Что-о? не понялъ въ первую минуту тотъ.
   -- Вы спрашиваете про Гундурова?
   -- Про него!
   -- Я вамъ и говорю, нѣтъ его, ушелъ! повторяя то же движеніе руками, подтверждалъ шалунъ.
   Вся прыткость, вся юркость Елпидифора вернулись къ нему въ одно мгновеніе. Онъ привскочилъ съ кресла съ легкостью резиннаго мячика, и кинулся къ молодому человѣку.
   -- Удралъ? прохрипѣлъ онъ, и безконечныя щеки его мгновенно поблѣднѣли и запрыгали,-- верхомъ?.. потому колесъ слышно не было..
   -- Нѣтъ, пѣшкомъ, отвѣчалъ Ашанинъ съ самою невозмутимою серіозностью.
   -- Такъ далеко еще не успѣлъ... Въ какую сторону?
   -- Недалеко, дѣйствительно:-- въ сторону конюшни.
   -- За лошадью?
   -- За лошадьми;-- приказалъ запрягать подъ коляску, ѣхать къ графу, въ Москву.
   -- Эхъ, чтобъ васъ! махнулъ со злостью рукой исправникъ,-- я вѣдь подумалъ и въ самомъ дѣлѣ!.. И нашли чѣмъ шутить!..
   -- Я и не шучу,-- вы спрашиваете, а даю отвѣты. Я не виноватъ что вы ихъ толкуете по-своему, по-полицейски.
   Акулинъ надулся.
   -- И къ чему это ему коляску еще свою! Я думалъ его въ своемъ тарантасѣ везти...
   -- Не имѣете права! возгласилъ Ашанинъ.
   -- Чего это?
   -- Можете подъ уголовную отвѣтственность попасть!
   -- Да что это вы мнѣ расписываете! фыркнулъ исправникъ, все сильнѣе гнѣваясь.
   -- Вамъ предписано "привезти" Гундурова къ графу для "личнаго объясненія", значитъ привезти живаго, такъ какъ съ мертвымъ объясненія бываютъ обыкновенно нѣсколько затруднительны. Если же онъ бы съ вами сѣлъ рядомъ въ экипажъ, вы бы его, надо полагать, при Богомъ вамъ данномъ преизобиліи тѣлесномъ на первой же колеѣ придавили до смерти. Во избѣжаніе чего мы и порѣшили съ нимъ оставить васъ ѣхать въ одиночествѣ, а самимъ ѣхать въ его коляскѣ.
   -- Однако позвольте вамъ сказать, милостивый государь... началъ и не договорилъ уже весь красный отъ злости исправникъ.
   -- Что сказать? съ неизмѣннымъ хладнокровіемъ спросилъ тотъ, укладывая локти на столъ, и глядя ему прямо въ глаза своими большими черными глазами.
   Взбѣшенный, но осторожный Елпидифоръ вспомнилъ во-время что этотъ черноглазый красавецъ, глядѣвшій на него такимъ вызывающимъ взглядомъ, былъ вхожъ "въ домъ его сіятельства" и даже, какъ слышалъ онъ, пользовался особымъ расположеніемъ къ нему этого "дома", и что потому размолвка съ нимъ была бы очевидно съ его стороны неразчетомъ.
   -- На васъ конечно сердится нельзя, Владиміръ Петровичъ, повернулъ онъ неожиданно на шутливый тонъ,-- вы привыкли съ дамами къ веселому разговору...
   -- А вамъ какого же угодно? протянулъ Ашанинъ, продолжая глядѣть ему въ глаза.
   Неизвѣстно что нашелъ бы отвѣтить исправникъ, но въ эту минуту "фанатикъ", сосредоточенно прислушивавшійся къ пренію, трагически шагнулъ къ пріятелю.
   -- Это какъ же ты съ Гундуровымъ въ Москву собрался? А я?
   -- Что ты?
   -- Мнѣ что же оставаться-то здѣсь безъ васъ?..
   -- Мы вернемся завтра или послѣзавтра утромъ.
   -- А если какъ не вернетесь? мрачно промычалъ Вальковскій.
   Ашанинъ уперся ему въ лицо проницательнымъ взглядомъ.
   -- Ты глупъ, Иванъ Непомнящій, подчеркнулъ онъ:-- еслибы то что ты предполагаешь должно было случиться, тѣмъ менѣе, кажется, слѣдовало бы тебѣ думать удирать теперь изъ этого дома!
   "Фанатикъ" понялъ и, покраснѣвъ до ушей, быстро отошелъ отъ него, и зашагалъ опять по балкону.
   На порогѣ его показались хозяева.
   -- Лошади готовы; если вамъ угодно, можемъ ѣхать, какъ бы уронилъ Сергѣй, глядя черезъ голову исправника.-- Ѳедосей твои вещи уложилъ, сказалъ онъ Ашанину.
   -- Спасибо!
   Красавецъ отвелъ Софью Ивановну въ сторону.
   -- Вы извѣстите княжну? спросилъ онъ ее шепотомъ.
   -- Къ чему? выразила она:-- это могло бы только ее встревожить, а вы надѣетесь, говорите, быть здѣсь послѣзавтра съ Сережей... или безъ него, примолвила она чуть-чуть дрогнувшимъ голосомъ,-- всегда успѣемъ.
   -- Вѣрно, генеральша, вѣрно! согласился Ашанинъ;-- позвольте ручку поцѣловать на прощанье.
   Со двора доносился грохотъ выѣхавшихъ экипажей.
   Всѣ прошли туда черезъ садъ.
   -- Какъ вамъ удобнѣе наблюдать чтобы мы отъ васъ какъ нибудь не "удрали", Елпидифоръ Павлычъ? громко и со смѣхомъ спросилъ исправника Ашанинъ, выходя на дворъ,-- намъ ли ѣхать впередъ, или вамъ?
   Въ толпѣ дворовыхъ собравшихся у крыльца смотрѣть на неожиданный отъѣздъ молодаго барина послышалось вызванное этими словами сочувственное и дружное хихиканье.
   -- Ахъ, сдѣлайте милость, какъ вамъ угодно! отвѣтилъ съ досадой, исправникъ (онъ чувствовалъ себя сильно не въ авантажѣ), направляясь къ поданному первымъ своему тарантасу.-- Вашему превосходительству честь имѣю кланяться! сухо промолвилъ онъ, снимая на ходу фуражку предъ госпожой Переверзиной, и заковылялъ далѣе.
   -- Ну, Богъ съ тобою, Сережа! говорила она тѣмъ временемъ, остановившись съ племянникомъ въ темномъ углу у забора,-- знаю что вздоръ, а сердце не на мѣстѣ, такое ужь глупое оно у меня...
   Она подняла руку и трижды осѣнила его крестнымъ знаменіемъ.
   Тройка исправника уже выѣзжала за ворота. Молодые люди поспѣшили къ своей коляскѣ.
   -- Ваня, будь умникъ, крикнулъ изъ нея Ашанинъ Вальковскому, безмолвно и угрюмо глядѣвшему на нихъ съ крыльца,-- и отучись подбирать съ тарелки горошекъ ножомъ, вилкой гораздо удобнѣе...
   Среди дворовыхъ пискнулъ чей-то новый сочувственный смѣхъ... "Фанатикъ" плюнулъ, и ушелъ въ домъ подъ топотъ тронувшихъ лошадей.
  

ХXXIII.

   Увѣшанная картинами угольная красная комната, предшествовавшая кабинету графа и выходившая четырьмя окнами на Тверскую площадь, въ бойкую пору года полная обыкновенно народа, была теперь, по случаю лѣтняго времени и еще ранняго часа дня, почти пуста. Пріемъ просителей -- для чего графъ пріѣхалъ наканунѣ вечеромъ въ городъ изъ своей подмосковной -- былъ назначенъ въ двѣнадцать часовъ. Въ красной комнатѣ поэтому въ ту минуту когда вошелъ въ нее Гундуровъ, за которымъ въ нѣкоторомъ разстояніи слѣдовалъ исправникъ Акулинъ, находились только дежурный чиновникъ канцеляріи, длинный и худой молодой человѣкъ, глядѣвшій въ окно съ видомъ смертельной скуки, и такой же дежурный военный чиновникъ особыхъ порученій, лысый майоръ Чесминъ {См. Типы Прошлаго.}, растянувшійся съ ногами на покрытомъ чехломъ, по-лѣтнему, какъ и вся мебель, диванѣ.
   Услыхавъ шумъ шаговъ майоръ полуоткрылъ сонные глаза, и спустилъ ноги съ дивана.
   -- А! Вы зачѣмъ къ намъ? лѣниво вымолвилъ онъ, узнавая нашего героя, съ которымъ встрѣчался въ одномъ знакомомъ имъ обоимъ домѣ въ Москвѣ.
   -- Вызвали! отвѣтилъ Гундуровъ съ невольнымъ пожатіемъ плечъ. (Онъ ѣхалъ всю ночь, только что успѣлъ обмыться и переодѣться, и лицо его носило видимые слѣды безсонницы и утомленія.)
   -- Вотъ какъ! зѣвнулъ Чесминъ, указывая ему мѣсто подлѣ себя на диванѣ;-- а на что вы ему нужны? (майоръ никогда иначе какъ этикъ мѣстоименіемъ не обозначалъ своего начальника, съ которымъ состоялъ въ самыхъ оригинальныхъ, брюзгливо-нѣжныхъ отношеніяхъ.)
   -- Это я у васъ хочу спросить, молвилъ хмурясь молодой человѣкъ:-- живу я преспокойно у себя въ деревнѣ, пріѣзжаетъ вдругъ ко мнѣ вчера вечеромъ исправникъ...
   -- Вотъ эта туша, перебилъ его майоръ, кивая на Акулина, подошедшаго въ эту минуту къ длинному чиновнику, стоявшему у окна и затѣявшему съ нимъ шепотомъ какой-то разговоръ.
   -- Онъ самый.
   -- Слышалъ! Дочь, говорятъ, красавица и голосъ чудный... Въ любимчики за то попалъ (майоръ мигнулъ теперь по направленію кабинета графа); переводитъ онъ его сюда частнымъ приставомъ въ Городскую часть... все равно что тысячу душъ подарилъ, примолвилъ онъ своимъ хрипящимъ и насмѣшливымъ голосомъ.-- И про васъ слышалъ. Вы тамъ съ нашимъ Чижевскимъ у Шастуновыхъ на сценѣ отличались!... И княжна играла, да?... Божественная особа! прохрипѣлъ опить Чесминъ, вздыхая, и сентиментально закатывая глаза подъ свой нескончаемый лобъ.
   Гундуровъ отвернулся чтобы не дать прочесть ему на своемъ лицѣ волненіе вызванное въ немъ упоминаніемъ о княжнѣ.
   -- Не долго сегодня Ѳедоръ Петровичъ... проговорилъ въ эту минуту длинный чиновникъ, оборачиваясь отъ окна къ щелкнувшей замкомъ двери кабинета.
   Дверь распахнулась, и изъ нея вышелъ довольно высокаго роста мущина съ крестомъ на шеѣ и чрезвычайно привѣтливымъ и открытымъ лицомъ, управляющій графскою канцеляріей. Онъ передалъ вынесенную имъ кипу только что доложенныхъ бумагъ поспѣшившему къ нему за ними чиновнику, и быстрыми шагами подошелъ къ окну, у котораго въ почтительной позѣ, переминаясь на толстыхъ ногахъ, стоялъ Елпидифоръ Павловичъ Акулинъ.
   -- Господинъ исправникъ*** уѣзда? съ учтивою улыбкой проговорилъ онъ.
   -- Точно такъ, ваше -- ство!
   -- Графъ васъ просятъ!
   Исправникъ, прижавъ шпагу въ колѣнкѣ, и вздрагивая всѣмъ своимъ грузнымъ тѣломъ, понесся на кончикахъ ногъ по направленію кабинета.
   -- Что онъ сегодня надолго пріѣхалъ, Ѳедоръ Петровичъ? спросилъ съ мѣста Чесминъ.
   -- Въ два часа, покончивъ съ просителями, уѣзжаетъ обратно въ Покровское, отвѣтилъ, подходя къ нему, правитель канцеляріи, повелъ, слегка поклонившись, на сидѣвшаго рядомъ Гундурова бѣглымъ и какъ бы сочувственнымъ взглядомъ, подалъ майору руку, и вышелъ обычнымъ ему, торопливымъ шагомъ.
   -- Такъ зачѣмъ же онъ васъ, думаете, вызвалъ? захрипѣлъ опять Чесминъ, оставшись вдвоемъ съ Гундуровымъ.
   -- Говорю вамъ, не знаю...
   -- И я не знаю, а догадываюсь.
   -- Скажите пожалуста, если такъ!
   -- Онъ вѣдь былъ у Шастуновыхъ, когда вы тамъ съ Чижевскимъ лицедѣйствовали?
   -- Былъ.
   -- Видѣлъ васъ на сценѣ?
   -- Да.
   -- Ну вотъ! У него тоже театръ въ его Покровскомъ. Прослышали его барыни про новый талантѣ -- мало у нихъ своихъ-то всякихъ ломакъ! промычалъ Чесминъ,-- и загорѣлось видно, подавай молъ намъ его, да и только!... А онъ у насъ все что хотятъ онѣ, то и...
   Онъ не успѣлъ договорятъ, какъ изъ кабинета бочкомъ выползъ пространный Акулинъ съ сіяющимъ отъ удовольствія лицомъ, скользнулъ черезъ всю комнату съ гвардейскою ловкостью, и какъ бы робѣя и смущаясь, между тѣмъ какъ на губахъ его играла самая плутоватая улыбка, подошелъ къ Чесмнну.
   -- Извините меня, началъ онъ,-- если такъ... не имѣя чести быть вамъ знакомымъ... но его сіятельство приказали мнѣ звать... а кого именно -- я не понялъ...
   -- Господина Гундурова? указалъ майоръ на молодаго человѣка,-- такъ вы вѣдь его знаете!
   -- Нѣтъ-съ, Сергѣй Михайловичъ не подходитъ къ тому слову, промямлилъ Елвидифоръ.
   -- Къ какому слову? Какъ онъ вамъ сказалъ?
   -- А они сказали: "Пошли ко мнѣ плешандаса!" объяснилъ исправишь, стыдливо опуская глаза и закусывая въ то же время губу чтобы не расхохотаться.
   -- Вѣдь вотъ -- на поди! буркнулъ майоръ, сердито подымаясь съ мѣста,-- самъ до пятокъ лысъ, а туда же насчетъ другихъ прохаживается!...
   И онъ лѣниво разваливаясь на ходу, какъ дѣлалъ это самъ графъ, съ которымъ Чесминъ имѣлъ и этотъ пунктъ сходства, отправился къ нему въ кабинетъ.
   -- Здравствуй, плешандасъ! тѣмъ же словомъ привѣтствовалъ его изъ самой глубины длинной и довольно темной комнаты голосъ начальства.
   Графъ сидѣлъ у своего письменнаго стола, въ большихъ серебряныхъ очкахъ на носу, и перебиралъ бумаги.
   -- А вамъ очень нужно, затворяя за собою дверь и дѣлая нѣсколько шаговъ впередъ, отгрызся Чесминъ,-- очень нужно обращать меня въ смѣшки предъ каждымъ встрѣчнымъ?
   -- Не сердись, майоръ! запѣлъ со смѣхомъ графъ, не оборачиваясь къ нему, и продолжая искать въ своихъ бумагахъ.
   -- И откуда вы этакого слона добыли? Насилу къ вамъ въ двери влѣзъ!
   -- Слонъ, а распорядительный! Я такихъ люблю!... И на театрѣ пресмѣшно играетъ!...
   -- На что я вамъ нуженъ? спросилъ Чесминъ за наставшимъ послѣ этихъ словъ молчаніемъ.
   -- Хотѣлъ спросить: у чьихъ ногъ лежишь теперь? (Это была стереотипная шутка которою старецъ допекалъ влюбчиваго майора чуть не каждый день.)
   -- Только за этимъ и звали! фыркнулъ тотъ.
   -- За этимъ! продолжалъ смѣяться графъ.-- Тамъ есть одинъ молодой человѣкъ?
   -- Есть... Гундуровъ?
   -- Да, Гундуровъ... Отца зналъ! Въ Клястицкомъ гусарскомъ полку служилъ. Какъ ты, майоръ былъ, веселая голова!...
   -- Ну, а его, сына-то, вы зачѣмъ теперь къ себѣ вызвали?
   -- Мое дѣло, а не твое! запѣлъ опять "московскій воевода".-- Зови его сюда!
   Чесминъ повернулся и вышелъ.
   Нашему герою было не по себѣ: и усталость, и чувство человѣческаго достоинства оскорбленнаго безцеремонностью вызова его и "доставленія" сюда, и перспектива объясняться съ этимъ московскимъ "пашой" въ качествѣ актера, какъ предсказывалъ ему Чесминъ,-- все это мутило его и раздражало... Съ угрюмымъ и сосредоточеннымъ выраженіемъ лица вошелъ онъ въ кабинетъ графа.
   -- Дверь за собой заприте! едва успѣвъ переступить порогъ его услыхалъ онъ голосъ хозяина.
   Сергѣй сдѣлалъ шагъ назадъ, потянулъ незатворенную имъ при входѣ дверь...
   -- Подойдите, продолжалъ голосъ.
   Онъ подошелъ къ самому столу.
   Графъ засыпалъ пескомъ только-что подписанную имъ бумагу, излишекъ песку ссыпалъ обратно въ песочницу, снялъ очки, вложилъ ихъ аккуратно въ футляръ, и только теперь взглянувъ на молодаго человѣка, указалъ ему кивкомъ на стоявшій противъ него у стола стулъ:
   -- Садитесь!
   Гундуровъ молча опустился на него.
   -- Ну, что же вы теперь дѣлаете? началъ "паша", помолчавъ и уставившись на него.
   "Какъ же я это ему объясню?" сказалъ себѣ нѣсколько озадаченный этимъ вопросомъ Сергѣй.
   -- Я жилъ теперь у себя въ деревнѣ отвѣчалъ онъ вслухъ.
   -- Хозяйствомъ занимаетесь?
   "На что это все ему?" продолжалъ думать молодой человѣкъ.
   -- Нѣтъ... я въ хозяйствѣ мало смыслю. У меня... тетушка, воспитавшая меня... и которая продолжаетъ управлять моимъ имѣніемъ.
   -- Какъ зовутъ?
   -- Меня... или тетушку? нѣсколько оторопѣло спросилъ Сергѣй.
   -- Вашу тетушку!
   -- Софья Ивановна Переверзина.
   -- Переверзина! Мужъ служилъ по интендантской части? Генералъ-майоръ? Онуфрій Петровичъ звали?
   -- Да-съ.
   -- Знаю! И ладони графа поднялись вверхъ:-- добрый человѣкъ былъ, только слабый! Мошенники окрутили, подъ судъ попалъ. Хорошо что умеръ, въ солдаты бы разжаловали!
   "Къ чему это все, къ чему?" спрашивалъ себя, ничего не понимая, Гундуровъ.
   -- Зачѣмъ не служите? услышалъ онъ новый ex abrupto вопросъ.
   -- Я готовилъ себя къ ученой карьерѣ, отвѣчалъ онъ,-- имѣлъ въ виду занять каѳедру въ здѣшнемъ университетѣ, и для этой цѣли думалъ съѣздить въ славянскія земли...
   -- Не пустили, знаю! прервалъ его голосъ,-- все знаю! Сами виноваты! Зачѣмъ ѣздили въ Петербургъ? Должны были явиться ко мнѣ, какъ главному здѣшнему начальнику! Я бы отпустилъ.
   -- Я... очень жалѣю... въ такомъ случаѣ, пробормоталъ Сергѣй.
   -- Жалѣть поздно! А тамъ неосторожно себя вели, кричали, обратили на себя вниманіе!
   -- Я не кричалъ, сказалъ Гундуровъ,-- а удивлялся и старался узнать тѣ поводы которыми я могъ бы себѣ самому объяснить этотъ отказъ мнѣ въ паспортѣ за границу, когда цѣль моей поѣздки была прямо и ясно прописана въ моемъ прошеніи...
   -- Нечего было удивляться, и прописывать нечего было! прервалъ его опять голосъ,-- сами виноваты!... И до сихъ поръ не унялись, всякій вздоръ мелете!..
   Герой нашъ вспыхнулъ весь, и отъ рѣзкости выраженія, и отъ неожиданности самаго обвиненія.
   -- Позвольте узнать.... ваше сіятельство, неловко какъ-то примолвилъ онъ, вспомнивъ что надо было хоть разъ употребить этотъ титулъ въ разговорѣ съ "воеводой",-- что же я говорилъ такого вздорнаго?
   Ладони поднялись.
   -- Императора Петра Перваго браните! Пьяницѣ мужику, говорите, надо волю дать! О Славянахъ какихъ-то болтаете!
   Сергѣя покоробило опять, но глядя на добродушное лицо сидѣвшаго противъ него старца онъ не могъ не сознавать внутреннимъ чувствомъ что въ словахъ его не было никакого обиднаго намѣренія, и что все очевидно это говорилось имъ такъ, потому что онъ иначе говорить не умѣлъ. Гундурову и досадно было, и смѣяться хотѣлось... "Но какъ же объяснить ему цѣлую теорію, цѣлую историческую школу?" думалъ онъ.
   -- Мы, сказалъ онъ безсознательно, разумѣя именно всю ту "школу" къ которой принадлежалъ онъ (и противъ которой, объяснялъ онъ себѣ, московскій правитель почиталъ почему-то нужнымъ ратовать въ его лицѣ) -- Петра Перваго не бранимъ, а упрекаемъ его въ томъ что онъ все русское незаслуженно подавилъ, а все иностранное не въ мѣру возвысилъ.
   -- И иностранцы есть хорошіе и полезные слуги! пропѣлъ графъ;-- князь Барклай-де-Толли Нѣмецъ былъ, и его дураки у насъ измѣнникомъ считали, и я самъ видѣлъ что почтенный человѣкъ плакалъ отъ этого! А онъ лучше каждаго Русскаго служилъ государству, и съ нашими войсками въ Парижъ вошелъ!
   Сергѣй могъ только смолкнуть на этотъ неожиданный аргументъ.
   -- И опять вы про мужиковъ, продолжалъ не останавливаясь пѣть свой акаѳистъ графъ,-- что ихъ надо отпустить на волю. Вы хотите разбойниковъ наплодить, Россію вверхъ дномъ поставить!.
   -- Не разбойниковъ, а вѣрныхъ и преданныхъ сыновъ Россіи и ея государя чаемъ мы видѣть въ освобожденномъ русскомъ народѣ, отвѣтилъ нѣсколько рѣзко задѣтый за живое Гундуровъ,-- и, какъ извѣстно, примолвилъ онъ, приводя доводъ который по его мнѣнію долженъ былъ имѣть наиболѣе вѣса въ глазахъ его собесѣдника,-- мысль эта существуетъ у самого правительства, и оно уже два раза пыталось...
   -- Знаю! перебилъ его графъ, вознося горѣ свои ладони;-- и что было бы хорошаго? Одинъ вредъ! Потому распустить легко, а потомъ и остановить нельзя.
   -- Мы полагаемъ напротивъ, графъ...
   -- Что вы мнѣ говорите "мы"! вскрикнулъ вдругъ тотъ, раздосадованный недостаточною почтительностью тона съ которымъ объяснялся съ нимъ молодой человѣкъ,-- я про васъ говорю, а не про другихъ! Все отъ того что нечего вамъ дѣлать! Отъ того и болтаете пустяки!... Я получилъ изъ Петербурга... сказать вамъ чтобъ вы опредѣлились на службу! неожиданно заключилъ онъ.
   "Насильно заставляютъ, значитъ!" воскликнулъ мысленно Гундуровъ, и все лицо его вспыхнуло вновь.
   -- О васъ уже писано оренбургскому генералъ-губернатору! запѣлъ опять старецъ, не давъ ему времени произнести слова,-- вы, я знаю, хорошо учились, можете быть тамъ полѣзны!
   -- Въ Оренбургъ! Что же это, ссылка!..
   Гундуровъ вскочилъ съ мѣста. Громовой ударъ павшій у его ногъ не поразилъ бы его такъ какъ эта "невозможная" вѣсть.
   -- За что же это, графъ? Что я сдѣлалъ!.. Вѣдь это насиліе! Я никогда не готовилъ себя къ административной службѣ, я посвятилъ себя ученымъ занятіямъ...
   -- Можете заниматься и тамъ! возразилъ невозмутимо старецъ;-- а вы дворянинъ, должны служить!
   -- Противъ воли, противъ призванія? Кто имѣетъ право дѣлить это съ неповиннымъ ни въ чемъ человѣкомъ!... Это гибель всѣхъ надеждъ моихъ, всего моего будущаго!..
   Ладони вознеслись еще разъ.
   -- Неправда! Будущее все отъ васъ зависитъ! Василій Алексѣичъ {Перовскій, тогдашній генералъ-губернаторъ Оренбургскаго края.} умный человѣкъ, любитъ образованныхъ! Можете у него карьеру сдѣлать!
   -- Но я не хочу карьеры, я ѣхать не согласенъ! вскрикнулъ Гундуровъ, безсильный сдержать негодованіе свое и волненіе.
   -- О согласіи вашемъ не спрашиваютъ! Я васъ отправлю съ жандармомъ!
   Сергѣй глянулъ на него во всѣ глаза, глянулъ на этого "пашу", сидѣвшаго передъ нимъ въ на глухо застегнутомъ военномъ сюртукѣ безъ эполетъ, съ мясистыми подбородкомъ и щеками, подпертыми высокимъ чернымъ галстукомъ, и все такъ же добродушно выпяченною впередъ нижнею губой, словно смѣявшеюся надъ строгостью напущенною ея владѣльцемъ на всѣ остальныя черты его широкаго, оголеннаго лица, и понялъ что протестовать, что возражать было бы безполезно, что цѣлый міръ лежалъ между его понятіями и тѣмъ строемъ воззрѣній среди которыхъ взросъ, дѣйствовалъ и благодушествовалъ этотъ старецъ такъ жестоко располагавшій теперь его судьбой, и что поступая съ нимъ такъ, старецъ этотъ поступалъ безъ малѣйшей злобы, какъ и безо всякой тѣни сомнѣнія въ законности своего права и правильности своего рѣшенія.
   "Что же съ этимъ подѣлаешь!" подумалъ несчастный. Онъ стиснулъ зубы и смолкъ.
   Графъ остался видимо очень доволенъ впечатлѣніемъ произведеннымъ грозою его словъ. Онъ уже почти ласково взглянулъ на молодаго человѣка.
   -- Вы не должны огорчаться на то что для вашей же пользы дѣлается! Послужите, вернетесь назадъ -- все будетъ позабыто! Я первый готовъ буду тогда оказать вамъ содѣйствіе!
   "Что позабыто, что я сдѣлалъ!" говорилъ себѣ Сергѣй, все такъ же не понимая какъ могъ пасть на него этотъ ударъ.
   -- Гдѣ вы остановились здѣсь? спрашивалъ его между тѣмъ "московскій воевода".
   -- Въ собственномъ домѣ, въ Денежномъ переулкѣ.
   Графъ взялъ со стола карандашъ, и записалъ на бумажкѣ.
   -- Даю вамъ три дня на сборы. А потомъ отправляйтесь съ Богомъ! пропѣлъ онъ,-- о васъ въ Оренбургъ уже писано, я вамъ сказалъ. Я велю полиціи наблюсти чтобы вы черезъ три дня выѣхали!
   Гундуровъ поднялъ глаза.
   -- Я говорилъ вамъ, графъ, что у меня тетушка; она меня воспитала замѣсто матери... Я не могу не повидаться съ нею; она осталась въ деревнѣ... позвольте мнѣ (какъ странно, обидно Зазвучало въ его ушахъ это произнесенное имъ сейчасъ слово "позвольте") съѣздить къ ней!
   -- Совсѣмъ не нужно вамъ самимъ! Тетушка ваша можетъ сюда пріѣхать; напишите ей!
   -- Но на это пройдетъ двое сутокъ, пока она получитъ извѣщеніе, пока пріѣдетъ! Я не успѣю переговорить...
   -- Въ сутки можно обо всемъ переговорить, пропѣлъ графъ, не допускавшій чтобы могло найтись какое-либо возраженіе тому что въ головѣ его было уже разъ рѣшено и подписано.
   Гундуровъ хотѣлъ что-то сказать, но старецъ не далъ ему на это времени. Онъ всталъ и поклонился.
   -- Я вамъ все сказалъ, Прощайте!.. Поѣзжайте на Нижній! Тамъ теперь по Волгѣ пароходы внизъ ходятъ! уже совсѣмъ добродушно говорилъ онъ черезъ мигъ, идя къ двери вслѣдъ за уходившимъ героемъ нашимъ.
   -- Акулинъ! крикнулъ онъ, высовывая лысину свою въ красную гостиную.
   Исправникъ, стоявшій тамъ въ ожиданіи у окна, понесся стремглавъ на этотъ зовъ.
   -- О какихъ это государственныхъ тайнахъ толковали вы съ нимъ такъ долго? прохрипѣлъ Чесминъ, подымаясь съ дивана на встрѣчу Гундурову.
   Тотъ остановился, взглянулъ растерянно на вопрошавшаго, и проговорилъ мгновенно блеснувъ глазами:
   -- Меня ссылаютъ!..
   -- Куда? И брови майора отъ удивленія приподнялись чуть не поверхъ лба.
   -- Въ Оренбургъ на службу...
   -- За что!
   Гундуровъ руками развелъ.
   -- Ничего не понялъ!.. Про мои славянофильскія мнѣнія говорилъ... про то что я будто "кричалъ" когда мнѣ отказали въ Петербургѣ въ заграничномъ паспортѣ... Но послѣ этого отказа я цѣлые полгода прожилъ тамъ, и никто ко мнѣ не придирался, а мнѣнія мои тѣ же самыя которыя съ дозволенія цензуры печатаются въ Москвитянинѣ въ Бесѣдѣ... Словомъ, придрались чтобы сдѣлать со мною нѣчто совершенно невозможное, не слыханное!
   -- И не то совсѣмъ! промычалъ майоръ, внимательно выслушавъ и глядя на него изподлобья,-- онъ у насъ въ этомъ отношеніи либералъ, за такой вздоръ не преслѣдуетъ... Не отсюда это вышло! пояснилъ Чесминъ, кивая на кабинетъ.
   -- Онъ мнѣ говорилъ что получилъ что-то изъ Петербурга, вспомнилъ Сергѣй.
   -- Ну вотъ!.. Тамъ и ищите! произнесъ многозначительно "плешандасъ".
   -- Но отчего же, разсуждалъ Гундуровъ,-- меня тамъ не думали преслѣдовать, а теперь здѣсь...
   -- А зачѣмъ вы Гамлета такъ хорошо играете! помолчавъ и подымая на него еще разъ глаза, пропустилъ вполголоса тотъ.-- А впрочемъ знаете что, примолвилъ онъ, подумавъ,-- разчетъ плохой: долго васъ тамъ держать нельзя, а вернетесь вы -- герой!
   -- А пока -- изгнанникъ! выговорилъ съ неудержимою горечью Сергѣй.
   -- Счастливецъ, и теперь болѣе чѣмъ когда-нибудь... Повѣрьте, я понимаю! отвѣтилъ Чесминъ съ глубокимъ вздохомъ, и повалившись снова на диванъ воздѣлъ нѣжно очи свои къ потолку.
   "Изгнанникъ" поглядѣлъ на него съ невольнымъ изумленіемъ, но охваченный вновь сознаніемъ "павшаго на него удара", поспѣшно вышелъ изъ комнаты, забывъ и проститься съ чувствительнымъ и милѣйшимъ майоромъ.
  

XXXIV.

Будетъ буря,-- мы поспоримъ
И помужествуемъ съ ней.
Языковъ.

Nunc animia opus, nunc pectore firmо!
Virg.

   Ашанинъ, пріѣхавшій съ Гундуровымъ въ домъ московскаго правителя и ожидавшій въ швейцарской окончанія его "объясненія", выскочилъ оттуда въ сѣни, увидавъ быстро проходившаго по нимъ ко крыльцу пріятеля.
   -- Ну, что? съ жаднымъ любопытствомъ спросилъ онъ... И самъ весь перемѣнился въ лицѣ, взглядѣвшись въ лицо его...
   -- Потомъ, потомъ! глухо только проговорилъ тотъ,-- поѣдемъ скорѣе!
   Они садились на извощика, какъ изъ дверей дома выбѣжалъ весь запыхавшись толстый Елпидифоръ, и кинулся къ нимъ.
   -- Позвольте узнать, Сергѣй Михайлычъ, куда вы намѣреваетесь ѣхать въ настоящую минуту?
   -- А вамъ это очень любопытно? иронически вскрикнулъ въ отвѣтъ Ашанинъ.
   -- Я не изъ любопытства, а по долгу-съ, позвольте вамъ замѣтить! отрѣзалъ ему на это въ свою очередь Акулинъ.
   -- Я въ себѣ домой, сказалъ насколько могъ хладнокровнѣе Гундуровъ,-- а гдѣ, это вы знаете, такъ какъ доѣзжали туда сегодня утромъ вслѣдъ за нами. Трогай, любезный! молвилъ онъ извощику.
   Онъ молчалъ во все время пути. Молчалъ и его пріятель, какъ ни ныли въ немъ безпокойство и любопытство; онъ понималъ что вышло что-то очень серіозное, о чемъ не объясняться же тутъ, за спиной извощика.
   Они пріѣхали, вошли въ гостиную. Гундуровъ какъ бы безсильно опустился въ большое кресло у окна, и оставался такъ съ минуту недвижимъ, но поднялъ затѣмъ вдругъ голову, и сказавъ: "а теперь слушай!" передалъ все Ашанину.
   Тотъ слушалъ, поперемѣнно то блѣднѣя, то краснѣя, сверкая своими большими черными глазами и прерывая разказъ восклицаніями глубокаго негодованія, вырывавшимися у него противъ воли изъ горла:
   -- Вѣдь это чортъ знаетъ что такое, вѣдь этому повѣрить нельзя! Нашъ старецъ совсѣмъ съ ума спятилъ!
   Гундуровъ закончилъ разговоромъ своимъ съ Чесминымъ.
   -- Ну вотъ, это такъ! вскликнулъ тутъ же красавецъ,-- это изъ Петербурга идетъ, несомнѣнно! А паша нашъ только... Послушай, Сережа, перебилъ онъ себя,-- вѣдь это отпарировать можно, передѣлать! Надъ нимъ барыни его всевластны; я сейчасъ поскачу къ нимъ въ Покровское, подыму ихъ, возмущу, разкажу какой ты актеръ превосходный, а тебя ссылать хотятъ... Какъ подымутся онѣ на него ополченіемъ...
   -- Нѣтъ, голубчикъ, остановилъ его Сергѣй,-- къ барынямъ его ѣхать я тебя не уполномочиваю, а коли ты не усталъ, поѣзжай не теряя времени въ Сашино извѣстить обо всемъ и привезти сюда тетушку. Самому мнѣ туда ѣхать, какъ видишь, не позволяютъ... а черезъ три дня мнѣ надо выѣхать... въ Оренбургъ...
   -- Да, да, ты правъ, Софью Ивановну прежде всего надо! Я сейчасъ въ путь!... Сережа, а княжна!.. вырвалось у Ашанина.
   Гундуровъ безъ словъ закрылъ себѣ лицо руками...
   -- Ахъ ты мой бѣдный, бѣдный! воскликнулъ Ашанинъ съ полными, слезъ глазами.-- Да это не можетъ быть, я не вѣрю, все это устроится! прервалъ онъ себя еще разъ.-- Вѣдь вотъ, какъ нарочно, князя Ларіона нѣтъ! Онъ бы ужь конечно нашелъ средство помѣшать этому. Отсутствіемъ его видимо и воспользовались... Но теперь нѣкогда объ этомъ говорить... И онъ выбѣжалъ въ переднюю.
   Черезъ часъ времени онъ скакалъ въ коляскѣ Гундурова по Московско-Курскому шоссе, давая по рублю на водку ямщикамъ, которые и мчали его "по-курьерски" въ волнахъ удушающей пыли палящаго лѣтняго дня.
   Онъ въ осьмомъ часу вечера былъ уже въ Сашинѣ.
   -- Вы одни! Что случилось? было первымъ словомъ Софьи. Ивановны, вышедшей на крыльцо при первомъ донесшемся до нея звукѣ его колокольчика.
   -- Пойдемте къ вамъ, я вамъ все разкажу, отвѣтилъ онъ.
   Она увела его къ себѣ въ комнату, заперла дверь и спокойно промолвила, сдерживая нервную дрожь которая всю пронимала ее:
   -- Говорите! Что съ Сережей?
   -- Нѣчто противъ чего надо скорѣе дѣйствовать
   Она выслушала его разказъ все такъ же спокойно, вперивъ въ него неподвижно глаза, и ни единымъ мускуломъ лица своего не изобличая того что происходило въ душѣ ея. Особенность характера Софьи Ивановны сказывалась здѣсь еще разъ: она волновалась пока неслышная еще гроза только чуялась ею въ воздухѣ,-- но "громъ ударилъ", и она снова обрѣтала всю свою твердость, всю силу духа для борьбы съ "несчастіемъ"...
   -- Какъ онъ это принялъ? спросила она когда Ашанинъ кончилъ.
   -- Онъ бодръ... пока... Раненые, говорятъ, въ первую минуту никогда не чувствуютъ всей боли своей раны, примолвилъ печально пріятель Гундурова.
   -- Не даромъ говорило мнѣ предчувствіе, проговорила тихо Софья Ивановна,-- какъ только пріѣхалъ этотъ исправникъ... Вы казались мнѣ тогда правы объясняя это просто и въ добромъ смыслѣ, и я все время старалась себя успокоить... Но я тогда же говорила, я знала -- у насъ все возможно... Ссылка Сережи -- это басня Волка и Ягненка. Привязались теперь къ тому что онъ въ Петербургѣ, послѣ отказа ему въ паспортѣ, могъ сказать неосторожнаго... рѣзкаго, пожалуй; онъ горячъ, не спорю, но принимать противъ него такія мѣры.
   Она встала вдругъ съ кресла.
   -- Но все это пустыя слова! Надо ѣхать!
   -- Я предложилъ Сережѣ.... началъ и не кончилъ Ашанинъ.
   -- Что предлагали?
   Онъ передалъ о намѣреніи своемъ ѣхать въ подмосковную графа, "ополчить" на него его "барынь" и добиться чрезъ, нихъ отмѣны его распоряженія относительно Гуцдурова.
   Софья Ивановна вся покраснѣла даже.
   -- Сережа не согласился, надѣюсь?
   -- Нѣтъ!
   -- И вамъ, конечно, сказала она,-- могла придти эта мысль, лишь сгоряча, въ первую минуту, въ добромъ желаніи помочь. Сережѣ... Но не этими путями, Владиміръ Петровичъ, но этими! Сергѣй виноватъ, или не виноватъ. Въ первомъ случаѣ, пусть несетъ онъ наказаніе, во второмъ, съ нимъ поступать такъ нельзя! Ему не протекція, а оправданіе нужно!.. Я его воспитала, знаю съ пеленъ,-- онъ не рабъ, но и не революціонеръ; онъ вѣрноподданный своего государя и сынъ родины своей!.. Не въ его подмосковную, а въ Петербургъ надо ѣхать... И я поѣду; меня тамъ еще помнятъ, я найду доступъ... еслибы нужно было я кинусь къ ногамъ самого государя!...
   Ашанинъ схватилъ ея руку и крѣпко поцѣловалъ ее.
   -- Вы всегда и тысячу разъ правы, милая генеральша! Само собою что этотъ путь безо всякаго сравненія достойнѣе и васъ, и Сережи... Но это потребуетъ времени; вы, надѣюсь, выхлопочете что его вернутъ оттуда, а ѣхать ему туда все-таки надо. У меня же, дѣйствительно, въ первую минуту одна только мысль была: добиться чтобы нашъ старецъ тутъ же отмѣнилъ свое рѣшеніе, чтобы Сережа не уѣзжалъ, вовсе... Потому что ссылка его произведетъ потрясающее дѣйствіе на княжну, на Елену Михайловну... А я, признаюсь вамъ, столько же о ней, сколько о немъ думалъ въ ту минуту!
   Софья Ивановна, въ свою очередь, схватила руку молодаго человѣка.
   -- А я теперь болѣе еще о ней думаю чѣмъ о немъ!... Еслибы не она, я бы такъ же негодовала на поступокъ съ Сергѣемъ, но помирилась бы легко съ самимъ фактомъ отъѣзда его на службу въ Оренбургъ. Разъ каѳедра для него вещь невозможная въ настоящее время, пусть онъ ужь лучше постарается принести посильную помощь тамъ, на окраинѣ Россіи, гдѣ образованные люди нужными гдѣ онъ самъ, можетъ многому научиться среди живой и новой дѣйствительности... Но она, милая моя, дорогая, для нея этотъ отъѣздъ его -- гибель! Она изноетъ, исчахнетъ по немъ, мучась еще при томъ мыслью что онъ страдаетъ изъ-за нея, потому что ей... точно такъ же какъ мнѣ, невольно должна придти въ голову мысль что ссылка Сережи -- дѣло людей имѣющихъ интересъ удалить его отъ нея многими тысячами верстъ...
   -- И она будетъ права такъ же какъ и вы! вскликнулъ Ашанинъ:-- Чесминъ, котораго вы знаете, прямо говорилъ Сережѣ что все это затѣяно не въ кабинетѣ графа, а въ Петербургѣ!
   Софья Ивановна помолчала.
   -- Гадко объ этомъ думать, сказала она затѣмъ съ брезгливымъ движеніемъ губъ,-- да и не для чего пока!.. Теперь надо прежде всего написать Еленѣ Михайловнѣ, предварить ее и успокоить, а затѣмъ спѣшить въ Москву... и далѣе. Пошлите мнѣ мою горничную Машу, Владиміръ Петровичъ!...
   Ашанинъ вышелъ исполнить порученіе. Въ гостиной онъ наткнулся на "фанатика", который со скрещенными на груди руками и страшно взъерошивъ ворохъ волосъ своихъ на головѣ прохаживался по комнатѣ съ совершенно растерзанною физіономіей. Увидавъ пріятеля, онъ остановился на ходу, обернулся и пропустилъ какъ изъ подземелья:
   -- Ну что, по моему вышло?
   -- Что это "по-твоему"?
   -- Сережу-то въ узилище ввергли?
   Ашанинъ, невольно засмѣявшись этому библейскому выраженію, прошелъ мимо него не отвѣчая, отыскалъ горничную Софьи Ивановны и, отправивъ ее къ барынѣ, вернулся въ гостиную, по которой Вальковскій продолжалъ расхаживать со своимъ растерзаннымъ видомъ провинціальнаго трагика.
   -- Пойдемъ-ка въ садъ, сказалъ онъ ему,-- коли хочешь, узнать обо всемъ.
   Они усѣлись тамъ на скамьѣ.
   "Фанатикъ" слушалъ, и все мрачнѣе становилась его физіономія. Его недавнія розовыя мечты разлетались какъ дымъ уносились какъ "тѣнь бѣгущая отъ дыма". Гундуровъ, этотъ пріятель, котораго онъ и любилъ по-своему, и на блестящую женитьбу котораго онъ такъ разчитывалъ для устройства будущихъ "театриковъ" и своихъ собственныхъ благъ, этотъ пріятель оказывался теперь опальнымъ лицомъ, ссыльнымъ, не только не имѣющимъ уже болѣе возможности "поддержать товарища при случаѣ", но и уносящимъ съ собою лучшія упованія Вальковскаго на эти чаявшіеся имъ въ будущемъ театрики, "потому теперь тю-тю, съ отчаніемъ говорилъ онъ себѣ, на первыя драматическія роли некого рѣшительно поставить! "
   -- Оренбургъ, вѣдь это къ Азіи ближе, а, чортъ ихъ возьми! вопросительно промычалъ онъ когда договорилъ Ашанинъ.
   -- Къ Азіи, точно! подтвердилъ тотъ съ новою невольною усмѣшкой.
   -- Это, значитъ, то самое мѣсто откуда "въ три года, ни до какого государства не доѣдешь", куда "воронъ костей, не заноситъ"?...
   -- Да въ этомъ родѣ...
   -- Это въ тартарары, значитъ, упрячутъ бѣднягу? продолжалъ живописать Вальковскій.
   Красавецъ не отвѣчалъ.
   -- Ну, а съ княжной-то что же? началъ опять тотъ послѣ довольно продолжительнаго молчанія.
   -- А съ княжной, молвилъ Ашанинъ, быстро поднявъ свою опустившуюся было подъ вліяніемъ невеселаго разговора кудрявую голову,-- то что ты ей завтра отвезешь письмо отъ Софьи Ивановны.
   -- Я!... А ты же самъ.что?
   -- Я не успѣю; мы съ Софьей Ивановной сейчасъ въ Москву ѣдемъ.
   -- А я-то когда же туда уѣду? вскликнулъ Вальковскій.
   -- Когда исполнишь порученіе въ Сицкомъ... Я пріѣду за тобой сюда опять, какъ только съ Сережей простимся. Мнѣ необходимо повидать княжну, узнать какъ это все будетъ ею принято, какъ она рѣшитъ... Но я могу пріѣхать никакъ не раньше какъ черезъ три дня, а ее надо извѣстить по возможности скорѣе, чтобъ объ отъѣздѣ Гундурова не дошло ранѣе изъ Москвы въ Сицкое въ такомъ видѣ что она страшно перепугаться можетъ. Ты поэтому долженъ непремѣнно ѣхать туда завтра утромъ.
   -- Да, вѣдь, у тебя же, ты говорилъ, "почта" устроена...
   -- Есть, только вѣрнѣе будетъ если ты лично передашь письмо княжнѣ, и при томъ для меня важно то что когда я пріѣду сюда я буду имѣть возможность узнать сейчасъ черезъ тебя какое впечатлѣніе произвела на нее эта вѣсть и, что затѣмъ слѣдовало... Но слушай, Ваня, добавилъ Ашанинъ:-- ты долженъ вести себя тамъ крайне умно. Вопервыхъ, какъ пріѣдешь, не спрашивай сразу о княжнѣ, а вели о себѣ доложить княгинѣ. Она тебя, по всей вѣроятности, приметъ, но долго не продержитъ,-- разговоровъ у тебя для нея интересныхъ нѣту: она тебя, надо полагать, сама скоро отошлетъ къ дочери, а нѣтъ, такъ ты ее спроси, можно ли тебѣ засвидѣтельствовать почтеніе княжнѣ, простись и уходи. Еслибъ она тебя спросила: откуда вы къ намъ пріѣхали? ты отвѣчай какъ я ей всегда отвѣчалъ на это: живу-молъ, въ окрестностяхъ, у знакомыхъ. Понялъ?
   -- Да ужь не расписывай, самъ знаю какъ говорить! промычалъ "фанатикъ" недовольнымъ тономъ.
   Ашанинъ тѣмъ не менѣе счелъ нужнымъ продолжать:
   -- Когда же ты будешь съ княжной наединѣ, сдѣлай ты мнѣ милость, никакихъ твоихъ собственныхъ заключеній о происшедшемъ ей не передавай, и перепуганныхъ твоихъ рожъ предъ нею не строй, а просто-на-просто вытащи письмо изъ кармана и отдай ей, сказавъ что велѣно передать, и ни полслова болѣе! Если же она тебя начнетъ спрашивать о какихъ-нибудь подробностяхъ, говори что я буду въ Сицкомъ черезъ два дня, и все объясню ей лично, а что ты ничего не знаешь, кромѣ того что Софья Ивановна и я уѣхали въ Москву, и что оба мы нисколько не теряемъ духа и надѣемся на добрый конецъ...
   -- Ну, извѣстно, что же мнѣ больше-то говорить ей! пробурчалъ еще разъ Вальковскій, ободрительно качнувъ головой,
   -- Еще вотъ, послѣднее,-- надо все предвидѣть! Въ случаѣ еслибы какъ-нибудь ты не добился увидаться съ княжной наединѣ и не могъ ей такимъ образомъ передать письма, надо тебѣ будетъ прибѣгнуть съ содѣйствію моей "почты"... Живя въ Сицкомъ, молвилъ красавецъ, чуточку помолчавъ,-- ты вѣрно видалъ и знаешь съ лица старшую горничную княгини Аглаи Константиновны!
   -- Лукерьюшку... Лукерью Ильинишну, поправился "фанатикъ", и угреватое лицо его осклабилось широкою и самодовольною улыбкой,-- знаю!
   -- А-а! протянулъ Ашанинъ, пристально глядя ему въ глаза, и покатился со смѣху.-- Ваня, ты удивительно хорошъ бываешь когда заходитъ рѣчь о твоихъ побѣдахъ! Точно самооблизывающійся кабанъ какой-то!.. Такъ ты "Лукерьюшку" знаешь!.. Гдѣ же позналъ ты ее, Ловеласъ ты этакой непроходимый? Въ гротѣ надъ рѣкой, что ли?
   -- Нѣтъ, въ театрикъ она ко мнѣ хаживала, вечеркомъ, на сцену... когда я тамъ устраивалъ, отвѣчалъ Вальковскій, пофыркивая отъ пріятнаго воспоминанія.
   -- Вишни ѣсть съ дружкомъ?
   -- Гдѣ же вишни тогда, еще не поспѣли! Малину носила она мнѣ... Очень я эту ягоду люблю!... пресеріозно объяснилъ "фанатикъ".
   Ашанинъ долго не могъ придти въ себя отъ пронявшаго его новаго хохота.
   -- Ну, такъ вотъ, сказалъ наконецъ онъ,-- постарайся, еслибы не удалось тебѣ лично передать княжнѣ письмо, пригласить опять "Лукерьюшку" на малину въ укромное мѣстечко, и передай его ей отъ меня,-- она доставитъ...
   -- Владиміръ Петровичъ! раздался съ балкона голосъ Софьи Ивановны.
   Онъ поспѣшилъ къ ней.
   Она увела его опять въ свою комнату.
   -- Вотъ что я пишу княжнѣ, сказала она; -- какъ вы находите? "Вслѣдствіе недоразумѣнія которое, я надѣюсь, скоро разъяснится, племянникъ мой обязанъ уѣхать изъ Москвы на нѣкоторое время. Я сама уѣзжаю изъ деревни въ Москву и вѣроятно въ Петербургъ. Полагаю вернуться дней черезъ десять и тогда напишу вамъ подробно, дорогая моя Елена Михайловна. Не повѣрите какъ хотѣлось бы увидать самую васъ, обнять и обо многомъ, многомъ переговорить. Во всякомъ случаѣ, какъ бы ни повернули обстоятельства, я молюсь о васъ ежедневно и нахожу душевное успокоеніе въ томъ что если Отецъ нашъ небесный посылаетъ намъ испытанія, то Онъ же во благости своей даетъ намъ и силу переносить ихъ, и часто уготовляетъ намъ неожиданный и счастливый послѣдствіями своими исходъ изъ такихъ даже обстоятельствъ которыя по слѣпотѣ нашей принимаются нами за конечную гибель. Знаю что и вы такъ же чувствуете и вѣрите. Потерпимъ же, милая княжна, храня себя паче всего отъ унынія и ропота, и надѣясь на Него, всевѣчнаго Покровителя, Утѣшителя и Устроителя нашего. Прижимаю васъ мысленно къ сердцу и остаюсь до могилы горячо васъ любящая С. Переверзина".
   -- Прекрасно, милая генеральша! сказалъ прочтя Ашанинъ,-- только прибавьте къ этому что я черезъ три дня буду въ Сицкомъ, и сообщу ей устно все что вы не почитаете нужнымъ или возможнымъ передать ей въ настоящую минуту письменно?
   -- Это хорошая мысль, спасибо вамъ, Владиміръ Петровичъ!
   Софья Ивановна приписала, запечатала письмо и протянула ему.
   -- Какъ вы его отправите, какъ въ первый разъ?
   -- Нѣтъ, его отвезетъ завтра Вальковскій и вручитъ самой княжнѣ.
   Она чуть-чуть нахмурилась и закачала головой.
   -- Боюсь чтобъ онъ бѣдную Елену Михайловну не напугалъ своимъ похороннымъ выраженіемъ, сказала она осторожно озираясь;-- онъ н.а меня этимъ съ утра самаго тоску нагналъ...
   -- Нѣтъ, нѣтъ, возразилъ усмѣхнувшись Ашанинъ,-- ему на этотъ, счетъ даны мною строжайшія инструкція: просто отдать ей письмо въ руки, и при этомъ никакихъ объясненій и никакихъ рожъ.
   Черезъ часъ послѣ этого сборы Софьи Ивановны были кончены, чемоданы ея уложены, и сама она въ дорожныхъ плащѣ и шляпѣ выходила на балконъ, по пути къ садовой калиткѣ, у которой стояла запряженная четверкой коляска.
   Она повела кругомъ себя послѣднимъ хозяйскимъ взглядомъ, и глаза ея остановились на пышной бѣлой розѣ въ клумбѣ подъ балкономъ, которая словно млѣла вся и трепетала подъ обливавшимъ ее багрянымъ лучемъ заходившаго солнца.
   -- Поглядите, сказала Ашанину тетка Гундурова.-- Это та самая которою такъ любовался онъ въ ту минуту когда пріѣхалъ... за нимъ... этотъ исправникъ... Я ее отвезу ему,-- ему ужь не видать въ этомъ году Сашинскихъ розъ...
   Она потребовала ножницы, срѣзала цвѣтокъ, осторожно опустила его стебель въ какой-то флаконъ съ водой, и увязавъ кругомъ всего листъ газетной бумаги колпакомъ, отправилась съ его розой въ экипажъ, въ сопровожденія Ашанина.
  

ХXXV.

   Hа другой день утромъ они втроемъ съ Гундуровымъ пили чай въ его хорошенькомъ домикѣ, въ Денежномъ переулкѣ, въ Москвѣ.
   Сергѣй почти не смыкалъ глазъ въ теченіе предшедствовавшей ночи, но бодрился и всячески старался не обнаружить предъ теткой снѣдавшей душу его муки.
   Онъ и жаждалъ, и боялся свиданія съ нею, боялся увидать ее испуганною, встревоженною, больною это "всего этого", пожалуй.
   Онъ ошибся. Софья Ивановна была спокойна, спокойнѣе чѣмъ онъ на видъ, говорила ровно, отчетливо, не торопясь... Только глаза ея какъ будто расширились и горѣли не совсѣмъ обычнымъ въ нихъ блескомъ, и рука чаще опускалась въ карманъ за табатеркой, чаще просыпала захваченную изъ нея щепоть табаку не донося ее до назначенія.
   -- Что же, спрашивала она, помѣшивая ложечкой сахаръ въ своей чашкѣ,-- онъ тебя такъ и отправитъ "съ жандармомъ", какъ грозилъ тебѣ?
   -- Нѣтъ, отвѣтилъ Гундуровъ, насильно улыбаясь:-- одумался, или уговорили, не знаю, только вчера, часу въ третьемъ, пріѣзжалъ ко мнѣ отъ него добрякъ этотъ Чесминъ сказать что если я готовъ дать честное слово выѣхать въ положенный срокъ, а до того времени, замѣтьте, не ѣздить мнѣ къ себѣ въ деревню, то онъ мнѣ дозволитъ отправиться одному, безъ казеннаго провожатаго.
   -- И ты далъ слово?
   -- Далъ.
   -- Хорошо сдѣлалъ!...
   -- Чесминъ сказалъ мнѣ даже, продолжалъ Сергѣй,-- что я могу "не торопиться пріѣздомъ къ мѣсту назначенія", какъ выражался онъ смѣясь... И при этомъ передалъ мнѣ странную фразу, примолвилъ, замолкнувъ предъ тѣмъ на мигъ, молодой человѣкъ.
   -- Какую? Софья Ивановна живо отвела глаза свои отъ чашки и устремила ихъ на племянника.
   -- "Скажи ему", приказалъ онъ Чесмину сообщить мнѣ, "что попутешествовать по Россіи будетъ ему полезно".
   -- To-есть, то самое что говорилъ тебѣ тогда въ первое наше время въ Сицкомъ князь Ларіонъ Васильевичъ? воскликнулъ Ашанинъ.
   -- Да... Оттого это и поразило меня, молвилъ раздумчиво, какъ бы про себя, его пріятель.
   Всѣ какъ-то разомъ замолчали.
   "Неужели это его штуки?" сказалось мысленно Софьѣ Ивановнѣ, но она тутъ же отогнала эту "нехорошую" мысль, и громко отвѣтила на нее себѣ самой:
   -- Не можетъ быть!...
   -- Что "не можетъ быть"? повторилъ съ удивленіемъ Сергѣй.
   Она слегка покраснѣла.
   -- Нѣтъ, я думала.... Развѣ князь Ларіонъ видѣлся съ нимъ проѣздомъ въ Петербургъ? поспѣшила она спросить тутъ же.
   -- Нѣтъ; я нарочно узнавалъ у Чесмина: онъ говоритъ что они не видѣлись, что графъ былъ у себя въ подмосковной когда проѣхалъ князь черезъ Москву, а въ подмосковную онъ къ нему не заѣзжалъ. Чесминъ это навѣрное знаетъ, потому что самъ тамъ былъ въ это время.
   -- Онъ долженъ вернуться на дняхъ, мнѣ надо застать его въ Петербургѣ, не разъѣхаться съ нимъ, проговорила вдругъ Софья Ивановна, вся выпрямляясь въ своемъ креслѣ:-- я сегодня же уѣду!
   -- Сегодня, тетя? невольно вырвалось у Гундурова.
   -- Да, молвила она рѣшительнымъ тономъ.-- Липшія сутки намъ утѣшенія не принесутъ; только пуще размаешься, а время дорого!... Я уѣду сегодня, а ты отправляйся завтра же, совѣтую, не ожидая даннаго тебѣ срока... Разлука наша долго не продолжится: я добьюсь чтобы тебя вернули, добьюсь справедливости!.. Если-жъ нѣтъ, какъ продамъ хлѣбъ, пріѣду къ тебѣ осенью въ Оренбургъ. А пока, благо соизволили разрѣшить тебѣ "не спѣшить", остановись по пути во Владимірѣ у родныхъ нашихъ Паншиныхъ, и жди отъ меня письма изъ Петербурга. А какъ осмотрюсь тамъ, повидаюсь съ кѣмъ нужно, сейчасъ же напишу тебѣ.
   На этомъ было порѣшено. Изъ сарая выкатили на дворъ старый, объемистый дормезъ Софьи Ивановны, сохранявшійся у нея еще отъ временъ мужа и оказавшійся прочнымъ и годнымъ для проѣзда въ Петербургъ и обратно. Племянника она отправила съ Ашанинымъ за подорожной, а сама принялась съ горничной перекладывать въ важи дормеза привезенныя въ чемоданахъ изъ Сашина бѣлье и платья. Ей, видимо, хотѣлось отвлечь себя этою внѣшнею возней отъ глодавшихъ ее внутренно тяжелыхъ и возмущенныхъ мыслей,-- ей хотѣлось скорѣе уѣхать, скорѣе вступиться за нарушенныя права безвиннаго племянника, а до тѣхъ поръ ей было невыносимо больно видѣть его, оставаться съ нимъ, потому что она за себя не ручалась, потому что "не выдержу какъ-нибудь", говорила она себѣ "разольюсь слезами, доведу его до отчаянія, Боже сохрани!..."
   Покончивъ со своими дорожными сборами, она перешла въ кабинетъ Сергѣя, пересмотрѣла весь его гардеробъ, составила съ помощью Ѳедосея реестръ вещамъ предназначавшимся ему въ дорогу, передала старику, постоянному приходо-расходчику своего молодаго барина, деньги привезенныя ею на этотъ предметъ, и, не чувствуя наконецъ ногъ подъ собою отъ усталости, присѣла на минуту на диванъ, и тутъ же мгновенно заснула послѣ сорока восьми часовъ мучительной безсонницы.
   Отдыхъ этотъ,-- ее разбудилъ часамъ къ четыремъ звонъ колокольчика вернувшихся молодыхъ людей,-- подкрѣпивъ ее тѣлесно придалъ новую бодрость ея духу. Лошади, по ея инструкціи Ашанину, были заказаны въ шесть часовъ, и въ ожиданіи ихъ сѣли за обѣдъ, принесенный изъ какого-то ближайшаго трактира, и оказавшійся очень плохимъ. Но никому и такъ ѣсть не хотѣлось, и Софья Ивановна была очень рада случаю взвалить вину за это насчетъ "поварихи, изъ-за красотъ которой, увѣряла она, по всей вѣроятности Владиміръ Петровичъ Ашанинъ счелъ нужнымъ заказать ей, а не въ порядочномъ ресторанѣ эти невозможныя брашна ". Она все время старалась поддерживать этотъ шутливый тонъ, далеко не обычный ей, и отклонять всякіе зачатки разговора о томъ что единственно стояло теперь въ головѣ у нея и сердцѣ.". На Сергѣѣ она старалась вовсе не останавливать взгляда, боясь прочесть въ его глазахъ то что нестерпимо ныло на днѣ ея собственной души. Тѣмъ прилежнѣе занималась она его. пріятелемъ и "приставала" къ нему. Прозорливый Ашанинъ угадывалъ до тонкости двигавшія ее побужденія, и помогалъ ей вызывая все новыя шутки съ ея стороны всякими подходящими разсказами, признаніями и намеками... Гундуровъ въ свою очередь, чтобъ не отстать отъ нихъ, наладилъ себя на притворное оживленіе. Этотъ прощальный обѣдъ близкихъ другъ къ другу лицъ, разлучавшихся Богъ вѣсть на какое время, прошелъ почти весело.
   Въ условленный часъ пришли лошади. Почтовая шестерка подкатила старый дормезъ подъ крыльцо дома. Софья Ивановна поспѣшила облечься въ дорожный плащъ свой и шляпу, затѣмъ сѣла. За нею сѣли остальные: Гундуровъ, Ашанинъ, горничная Маша, старикъ Ѳедосей. Посидѣли молча и сосредоточенно минуты съ три, встали, обернулись къ иконѣ въ углу, набожно крестясь и склоняя голову.
   -- Ну, прощай, Сережа! прервала всеобщее молчаніе Софья Ивановна, простирая руки къ нему.
   Онъ кинулся къ ней.
   -- Мы васъ проводимъ до Тріумфальныхъ воротъ, сказалъ Ашанинъ.
   -- А и то! молвила она на это, прикасаясь вскользь губами ко лбу племянника, и торопливымъ шагомъ направилась къ сѣнямъ.
   -- Не сѣсть ли мнѣ съ вами, тетя, до заставы, а Маша доѣха да съ которымъ слушалъ ее злополучный "бригантъ" съ самой той минуты когда ему стало извѣстно до какого предѣла онъ могъ разчитывать на ея "слабость къ мущинѣ"... Но она ничего теперь и замѣтить не была бы въ состояніи: ее такъ и подмывало, такъ и уносило... "Le jeune comte, le neveu de"... далѣе этого она уже ни о чемъ думать не могла... И тяжело поднявшись съ кресла, она собственною особой пошла на встрѣчу пріѣзжему.
   -- Графъ Анисьевъ! громко возгласилъ бѣжавшій доложить о немъ офиціантъ!
   -- Кто такой? быстро отрываясь взглядомъ отъ сыграннаго хода, спросила Софья Ивановна окружную.
   Та повторила фамилію.
   Софья Ивановна увидѣла входившаго незнакомаго ей военнаго, услышала ликующее привѣтствіе Аглаи: "cher comte! "...
   -- Вотъ онъ, Фитюлькинъ! кольнуло ее какъ ножомъ въ сердце, и карты запрыгали предъ ея глазами будто камешки въ калейдоскопѣ...
   Княжна между тѣмъ прошла прямо въ покой дяди.
   Комнаты его были не освѣщены; только въ концѣ ихъ, сквозь открытый настежъ рядъ дверей, свѣтили зажженныя свѣчи подъ зеленымъ абажуромъ на большомъ столѣ библіотеки, и князь Ларіонъ, опершись щекой объ руку, читалъ у этого стола.
   Онъ поднялъ глаза, услыхавъ шаги....
   -- Héléne! вскрикнулъ онъ, безсознательно скидывая съ головы бархатную шапочку, которой онъ прикрывалъ, по заграничной привычкѣ, свои индѣ уже рѣдѣвшіе волосы.
   -- Я, дядя! отвѣчала она, останавливаясь у стола противъ него съ опущенными взглядомъ и руками.
   Онъ тотчасъ же догадался:
   -- Онъ пріѣхалъ?
   -- Да, сейчасъ! отвѣчала Лина.
   Съ жаднымъ восхищеніемъ, съ ноющею болью въ груди глядѣлъ на нее князь Ларіонъ:
   -- Ты иначе бы и не вздумала навѣстить меня, узнать живъ ли я еще!
   -- Вы отъ всѣхъ удалялись, печально проговорила она,-- я думала, вы... не хотите меня видѣть...
   Глаза его загорѣлись мгновенно какъ два пылающіе угля:
   -- Я не хочу тебя видѣть?
   Она дрогнула подъ этимъ огненнымъ взглядомъ и невольно отшатнулась отъ стола...
   Онъ это замѣтилъ, поникъ головою и тяжко, тяжко вздохнулъ:
   -- Скажи: не могу... не въ силахъ!... Да, мнѣ тяжело, признаюсь...
   -- Дядя, неужели я чѣмъ-нибудь могла?... Она не договорила.
   Онъ не смѣлъ поднять снова глазъ:
   -- Нѣтъ, но ты знаешь... въ мои годы привычка -- жизнь... Вспомни, мы не разставались два года... Я былъ для тебя... я думалъ... я надѣялся... послѣ отца единственный! говорилъ онъ прерывавшимся голосомъ.
   -- Да, дядя, тихо отвѣтила Лина,-- я васъ такъ и почитала; послѣ бѣднаго папа вы одинъ были у меня...
   -- А теперь, теперь, прервалъ онъ неудержимымъ возгласомъ,-- развѣ я одинъ?...
   -- Это... совсѣмъ другое!... чуть слышно промолвила она, и вся зардѣлась...
   -- Да, конечно, это... "совсѣмъ другое!" повторилъ онъ какъ бы про себя, язвительно и горько усмѣхаясь;-- да увѣрена ли ты по крайней мѣрѣ что онъ тебя любитъ? кинулъ онъ ей почти злобно.
   Она гордо подняла голову:
   -- А вы какъ же полагали? говорилъ ея не улыбавшійся взглядъ.
   Онъ смущенно глянулъ на сторону и замолкъ.
   -- Такъ этотъ... господинъ изволилъ прибыть, говоришь ты? началъ онъ спокойнѣе,-- что же мнѣ теперь дѣлать, по твоему?...
   Вся краска мигомъ сбѣжала съ лица княжны:
   -- Этого я не знаю! также гордо и печально отвѣтила она;-- вы мнѣ обѣщали... а тамъ какъ вамъ угодно будетъ!... Она повернулась и пошла...
   -- Héléne! Онъ кинулся за нею;-- милая моя, я тебя огорчилъ!.. Прости меня,-- я боленъ, нервенъ... нервенъ сталъ какъ старая баба, примолвилъ онъ съ натянутымъ смѣхомъ;-- не уходи такъ! Дай руку въ знакъ прощанья!... Я сейчасъ сойду внизъ....
   Она протянула ему на ходу руку -- и скрылась въ темени неосвѣщенныхъ покоевъ.
   Князь Ларіонъ прошелся раза три по комнатѣ, хрустя пальцами и щурясь съ какимъ-то мучительнымъ выраженіемъ, позвонилъ своего камердинера, и принялся одѣваться.
   Черезъ часъ времени Vittorio постучался въ двери комнаты княжны, и на ея спросъ отвѣчалъ что "madame la princesse mère" послала его доложить ей что чай поданъ.
   Она сошла въ гостинную. Князь Ларіонъ уже былъ тамъ, одѣтый по-вечернему, во фракѣ, и велъ спокойно, нѣсколько свысока бесѣду съ графомъ Анисьевымъ...
  

XXXI.

   -- Ma fille! Вы съ ней знакомы? проговорила княгиня при входѣ Лины, сладко улыбаясь пріѣзжему и въ то же время кидая искоса на дочь недовольный взглядъ за то что она такъ медлила явиться.
   Молодой человѣкъ поспѣшно всталъ и отвѣсилъ княжнѣ безмолвный и низкій поклонъ.
   Она, въ свою очередь, учтиво отвѣтила ему наклономъ головы, повела взглядомъ кругомъ, какъ бы ища кого-то, и отошла къ игорному столу за которымъ сидѣла Софья Ивановна.
   Аглая Константиновна вспыхнула какъ піонъ... Анисьевъ не моргнулъ бровью.
   Онъ былъ мастеръ владѣть собою. Это и его тактъ, его необыкновенная смѣтливость выдвинули его по службѣ еще болѣе чѣмъ покровительство сильнаго дяди... Анисьевъ родился честолюбцемъ. Внукъ выслужившагося гатчинскаго офицера, въ одинъ счастливый для него день необычайной милости пожалованнаго заразъ генералъ-адъютантомъ, графомъ и помѣстьемъ въ двѣ тысячи душъ въ Могилевской губерніи, и затѣмъ забытаго въ какомъ-то совѣтѣ во все продолженіе слѣдующаго царствованія,-- Анисьевъ лишился отца своего еще въ малолѣтствѣ. Отецъ этотъ, отставной гусаръ "ёра и забіяка" временъ Бурцевыхъ, во всю свою жизнь сдѣлалъ одно умное дѣло,-- а именно женился изъ-за пари, въ пьяномъ видѣ, на старой, но энергичной и умной дѣвѣ, матери нашего полковника,-- и весьма скоро затѣмъ, допившись до чортиковъ, умеръ, не успѣвъ домотать до конца своихъ могилевскихъ крестьянъ. Вдова его, при помощи своего брата, уже тогда состоявшаго въ большой милости, успѣла уплатить большую часть мужниныхъ долговъ. Сына на тринадцатомъ году отдала она въ пажескій корпусъ, отлично выучивъ его предъ тѣмъ французскому и нѣмецкому языкамъ и "хорошимъ манерамъ," -- что и положило прочное основаніе для всѣхъ ожидавшихъ его въ послѣдствіи успѣховъ въ петербургскомъ свѣтѣ. Въ корпусѣ товарищи, между которыми онъ никогда не былъ популяренъ, но изъ которыхъ всегда дѣлалъ что хотѣлъ, предсказывали ему блестящую карьеру, а начальство постоянно отличало его какъ "будущаго образцоваго гвардейскаго офицера." И онъ вышелъ имъ дѣйствительно,-- вышелъ именно въ томъ смыслѣ въ какомъ разумѣли это военныя требованія того времени. Завистники -- а у него было ихъ не мало -- увѣряли что первое чѣмъ обратилъ онъ на себя вниманіе высшаго начальства было будто бы нѣкое соображеніе о ленчикѣ," {Ленчикъ -- дерево сѣдла.} изложенное-де имъ на двѣнадцати кругомъ исписанныхъ листахъ, которое по разсмотрѣніи онаго въ особомъ комитетѣ было-де одобрено и принято къ руководству, авторъ же его награжденъ за отличіе чиномъ внѣ правилъ. Это была, разумѣется, чистѣйшая выдумка, но въ которой Анисьевъ, со свойственною ему сообразительностью, не видѣлъ ничего для себя вреднаго,-- напротивъ и самъ, смѣясь разсказывалъ о ней во вліятельныхъ кружкахъ... На двадцать седьмомъ году отъ роду онъ взятъ былъ изъ полка въ свиту, и сразу попалъ въ "дѣльные." Скоро стали давать ему особенно важныя, то есть, щекотливыя по существу своему порученія. Молодой дѣлецъ каждый разъ выходилъ съ торжествомъ изъ затрудненій представлявшихся ему въ этихъ случаяхъ. Никогда донесенія его не оказывались противными тому чего ожидалось отъ нихъ, никогда сужденіе о разслѣдованномъ имъ дѣлѣ не подымалось выше пониманія тѣхъ кѣмъ оно было ему поручаемо, никогда то что предоставлялось ему лично "уладить" и "утушить" не оставалось горючимъ и разлаженнымъ. У него было что-то въ родѣ верхняго чутья, которымъ угадывалъ онъ безо всякихъ постороннихъ указаній, по какому-нибудь лишь оброненному слову, нечаянно подсмотрѣнному взгляду, часто даже просто но какому-то наитію, то именно что требовалось въ данномъ случаѣ и чего можно было ожидать въ другомъ, что должно было взять верхъ надъ чѣмъ въ данное время, кто могъ "выскочить" или "провалиться" въ болѣе или менѣе близкомъ будущемъ,-- и необыкновенно вѣрно сообразовался съ этимъ для своихъ личныхъ честолюбивыхъ разчетовъ. Этому чутью соотвѣтствовала въ лицѣ его особая, частью природная, частью выработанная имъ усмѣшка, въ которой наблюдатель могъ бы разгадать смыслъ всего его характера. Улыбка эта имѣла цѣлью прежде всего дать понять тому съ кѣмъ онъ говорилъ что онъ имѣетъ совершенно ясное и полное понятіе о предметѣ о которомъ заводилась рѣчь, хотя бы то было объ ассирійскихъ древностяхъ или о дендрологіи; затѣмъ что объ этомъ самомъ предметѣ онъ имѣетъ свое личное оригинальное мнѣніе, которое онъ не почитаетъ нужнымъ высказывать, и, наконецъ, что онъ не почитаетъ нужнымъ высказывать это мнѣніе вслѣдствіе высшихъ и одному ему вѣдомыхъ соображеній. Анисьевъ достигалъ своей цѣли: изъ дѣловыхъ сношеній съ нимъ нужные ему люди выносили то впечатлѣніе что онъ весьма солидный, способный и ловкій молодой человѣкъ, которому несомнѣнно суждено "далеко пойти. " Въ петербургскомъ офиціальномъ и свѣтскомъ мірѣ никто и не сомнѣвался въ этомъ, и графиня Анисьева была лишь эхомъ этого міра, когда въ интимныхъ бесѣдахъ съ княгинею Аглаей говорила о сынѣ какъ о "будущемъ министрѣ."
   Успѣхи его не ограничивались службой: онъ былъ однимъ изъ самыхъ видныхъ, изъ самыхъ отличаемыхъ кавалеровъ придворныхъ и великосвѣтскихъ баловъ, и козеровъ, "избранныхъ" гостиныхъ, танцовалъ отлично и не со всѣми, сыпалъ кстати фразами изъ Revue des deux mondes, которую читалъ неукоснительно предъ каждымъ своимъ вечернимъ выѣздомъ, рисовалъ весьма удачно благонамѣренно остроумныя каррикатуры, и, по общему признанію своихъ гвардейскихъ сверстниковъ, умѣлъ "какъ никто" носить военный мундиръ, при самомъ строгомъ соблюденіи стѣснительной формы того времени,-- тайна и понынѣ, говорятъ спеціалисты, не каждому дающаяся. Ни у кого такъ ловко не пропускался мимо локтя толстый аксельбантъ изъ-подъ свисавшаго "à la grognard" эполета, такъ не пригнаны были "въ разъ" суженные книзу рейтузы къ лакированному сапогу, такъ щегольски мягко не ложились складки просторнаго сюртука кругомъ высокаго и тонкаго стана. "L'extrafin de nos officiers!" говорилъ про него самъ военный министръ, князь Чернышевъ, любуясь имъ на балѣ сквозь одноглазый золотой лорнетъ, и улыбаясь по этому случаю подъ завитымъ парикомъ блестящимъ воспоминаніемъ собственнаго своего былаго...
   Побѣды свои Анисьевъ считалъ дюжинами... Еще будучи камерпажомъ, говорили злые языки, онъ былъ замѣченъ
  
   "Блестящей Ниной Боровскою,
   "Сей Клеопатрою Невы." *
   * Евгеній Онѣгинъ. Гл. VIII.
  
   бывшею тогда уже сильно sur le retour, но удивительно сохранившаяся "мраморная краса" которой могла плѣнить и не семнадцатилѣтняго юношу, и пріобрѣлъ отъ нея послѣдній лоскъ, "le dernier coup de pinceau", той лѣниво-холодной небрежности пріемовъ, того полунасмѣшливаго, полускучающаго тона рѣчи что почитались тогда высшимъ выраженіемъ свѣтской элегантности, и предъ которыми клали оружіе самыя неприступныя тогдашнія львицы...
   Но, увы, не однѣ розы цвѣли въ существованіи этого "баловня петербургской фортуны", какъ выражались еще старички въ тѣ времена; были въ немъ и тернія, и очень колючія для него тернія. Прежде всего, онъ былъ раззоренъ. Доходовъ съ дѣдовскаго имѣнія, кое-какъ сохраненнаго ему матерью, оказалось съ перваго же года поступленія его въ гвардію недостаточно для того широкаго пошиба жизни которымъ онъ счелъ нужнымъ зажить. Молодой честолюбецъ не наслѣдовалъ ни однаго изъ забубенныхъ свойствъ своего покойнаго родителя, но въ его раннихъ разчетахъ этотъ широкій train былъ необходимъ ему для того чтобы не только сразу поставить себя на одну ногу съ крупнѣйшими представителями тогдашней богатой гвардейской молодежи, но и попасть въ число тѣхъ избранныхъ изъ нихъ счастливцевъ блистательное будущее которыхъ, благодаря высокому іерархическому положенію ихъ отцовъ, намѣчено было, такъ-сказать, заранѣе. "Qui ose tout, а tout, доказывалъ онъ матери, пугавшейся его расточительности:-- кто съ самаго начала заявляетъ что онъ бьетъ на большое, тотъ его на половину уже получилъ; чтобы и мнѣ быть тѣмъ же чѣмъ будутъ Привислянскій и Воротынцевъ я теперь же не долженъ уступать имъ ни на шагъ!" И онъ не уступалъ, но не прошло пяти лѣтъ какъ долги его уже превышали цѣнность всего его имѣнія, и онъ могъ еще держаться на желаемой высотѣ лишь благодаря большой игрѣ, которая пока везла ему довольно постоянно. Но счастье могло со дня на день измѣнить ему, и тогда... Анисьевъ не допускалъ этого "тогда", онъ слишкомъ вѣрилъ въ себя и свою звѣзду, не допускалъ чтобъ онъ когда-либо могъ быть вынужденъ "скатиться на салазкахъ внизъ", какъ выражался онъ въ тайныхъ бесѣдахъ съ самимъ собою, но ему часто приходилось очень трудно... Къ тому подходило и время, ему минуло тридцать лѣтъ, пора было ему окончательно устроиться, укорениться тѣмъ что называется un beau parti въ этомъ петербургскомъ свѣтѣ въ которомъ и онъ и его сильный дядя все какъ бы еще почитались пришлыми, не имѣвшими тамъ ни преданій, ни связей родства... Но задача эта была не легка при тѣхъ условіяхъ въ какихъ онъ задумывалъ ее: на половинѣ помириться онъ не могъ, ему нужно было и звонкое въ свѣтѣ имя, и большое состояніе. А онъ,-- Анисьевъ зеленѣлъ отъ злости когда думалъ объ этомъ,-- онъ, какъ ни бился, все же былъ ни Привислянскій, ни Воротынцевъ; онъ говорилъ себѣ, кусая губы, что ему нельзя было какъ они "кинуть платокъ любой русской невѣстѣ, въ увѣренности что она бросится подымать его"; онъ зналъ два-три дома въ Петербургѣ гдѣ, несмотря на дворскую къ нему милость, на завидное его служебное положеніе, успѣхъ для него былъ бы болѣе чѣмъ сомнителенъ... И онъ часто не безъ глубокой внутренней тревоги выглядывалъ, перекидывалъ, въ умѣ, соображалъ... И вотъ однажды его мать, поселившаяся за границей экономіи ради, пишетъ ему изъ Рима что она нашла ему "la perle des partis comme nom, fortune et distinction", что эту перлу никто, къ счастью, въ Петербургѣ не знаетъ, и что она повела дѣло такъ что заручалась заранѣе согласіемъ матери дѣвушки,-- "unepersonne tout-à-fait impossible", говорилось при этомъ въ скобкахъ о злополучной Аглаѣ, почитавшей графиню Анисьеву своимъ лучшимъ другомъ, которую (то-есть Аглаю) она совѣтуетъ сыну, когда онъ женится на дочери, какъ можно менѣе пускать къ себѣ въ домъ, "parce qu'elle est d'une bêtise tout-à-fait compromettante". О князѣ Ларіонѣ упоминалось въ письмѣ какъ о человѣкѣ предъ "деспотизмомъ" котораго, повидимому, преклоняется безропотно вся семья его брата, но съ которымъ графиня, какъ ни старалась, не могла сойтись: "c'est un homme fort rébarbatif", писала она, "et souffrant évidemment d'une ambition rentrée." NB поставлено было вслѣдъ за послѣдними строками.
   "Молодецъ maman, сказалъ себѣ Анисьевъ, дойдя до этого NB,-- сейчасъ догадается гдѣ дверь скрипитъ!... Эта скрипучая дверь, сообразилъ онъ тотчасъ въ свою очередь, должна быть по возможности скорѣе "смазана." Этотъ неудобный дядя, "cet original à opinions avancées, котораго спустили тому два года," надо было "бросить скорѣе кость его голодному честолюбію." Весь вопросъ для Анисьева состоялъ единственно въ этомъ; несмотря на свои еще молодые годы, онъ въ теченіе своей служебной и свѣтской жизни такъ мало привыкъ встрѣчаться съ человѣческимъ безкорыстіемъ что ему и въ голову не пришло чтобъ этотъ "оригиналъ" въ вопросѣ о будущемъ племянницы могъ руководствоваться какими-либо не истекающими изъ его личнаго интереса соображеніями... Анисьевъ кинулся къ дядѣ. На его счастіе, "la combinaison Шастуновъ," предложенная имъ, имѣла, какъ оказалось, даже болѣе шансовъ на успѣхъ чѣмъ могъ онъ надѣяться въ первую минуту.-- "О немъ недавно вспоминали какъ объ очень умномъ человѣкѣ," сообщилъ племяннику сановный царедворецъ, "лично онъ былъ всегда пріятенъ. Дай срокъ, я напомню при случаѣ."
   И онъ напомнилъ. Ко времени пріѣзда Шастуновыхъ въ Россію поступленіе обратно князя Ларіона на службу было въ принципѣ благосклонно допущено въ высшихъ сферахъ. Въ теченіе зимы Анисьевъ успѣлъ увидать Лину въ Москвѣ, околдовать ея матушку. Къ этому же времени дядѣ его стало видно на какой постъ могъ бы быть предложенъ его новый protégé. Но въ виду разсчетовъ племянника опытный, сановникъ представилъ дѣло такъ чтобы "сначала пустить пробный шаръ," то-есть узнать чрезъ третье лицо на сколько вообще готовъ принять князь Ларіонъ то что имѣютъ предложить ему, а то молъ онъ "пожалуй откажется, скажетъ что усталъ, старъ, такъ чтобы какъ-нибудь не компрометироваться..." Рѣшено было послать письмо къ графу, въ Москву, въ которомъ бы не заключалось ничего положительнаго. Положительное, въ планахъ дяди и племянника, должно было быть выговорено лишь тогда когда Анисьевъ увѣрится лично что ему со стороны князя не грозитъ никакимъ затрудненіемъ; въ противномъ случаѣ дядя бралъ на себя "похоронить" свыше одобренную "комбинацію..." Все было разчитано такъ чтобы нашъ полковникъ, посланный въ концѣ зимы съ разными порученіями въ восточную Россію, могъ на возвратномъ пути быть въ Сицкомъ къ тому времени когда письмо дяди его къ графу станетъ уже извѣстнымъ князю Ларіону.
  

XXXII.

   И вотъ онъ сидѣлъ теперь предъ княгиней Аглаей во всей своей красѣ, со своимъ аксельбантомъ черезъ локоть и слегка свисшими на грудь эполетами, со своею лоснившеюся какъ воронье крыло, коротко остриженною головой и форменными, приподнятыми крючкомъ вверхъ усами, въ лакированныхъ сапогахъ, и съ запахомъ свѣжаго, продушеннаго бѣлья,-- онъ совершилъ туалетъ свой на станціи предъ Сицкимъ,-- сидѣлъ съ чашкою чая въ рукѣ, и слегка картавя, и какъ бы вовсе не замѣтивъ холоднаго пріема сдѣланнаго ему Линой, сообщалъ ея матери какой-то парижскій анекдотъ, вычитанный имъ наканунѣ въ московскомъ англійскомъ клубѣ въ фельетонѣ виконта де-Лоне {Viconte de-Launay; подъ этимъ псевдонимомъ писала въ то время еженедѣльные фельетоны въ газетѣ La Presse, издававшейся Эмиль де-Жирарденомъ, жена его, извѣстная Delphine de-Girardin.}.
   Соль этого анекдота была для княгини Аглаи недоступна, но она смѣялась на вѣру, и глядѣла на разкащика совершенно посоловѣлыми отъ восхищенія глазами, гнѣваясь въ душѣ на дочь за ея "manque d'epressement" къ этому обворожителю, и въ то же время искренно сожалѣя о томъ что она сама себя лишаетъ удовольствія его слушать
   "Успѣетъ впрочемъ! утѣшала себя мысленно наша княгиня, и принималась снова сладко улыбаться и глядѣть на Анисьева такъ, какъ будто онъ былъ Zuckerpüppchen, сахарная кукла, которую она вотъ-вотъ и проглотитъ сейчасъ...
   Князь Ларіонъ, въ свою очередь, слушалъ Анисьева не сводя съ него глазъ, и тайная недоброжелательность ихъ выраженія не ускользнула отъ зоркаго вниманія петербургскаго карьериста. Она удивила его: "неужели же графъ еще ничего не успѣлъ ему сообщить?" думалъ онъ, но его изысканная любезность, повидимому, отъ этого только удвоилась.
   Князь заговорилъ о Симбирской губерніи, изъ которой возвращался молодой дѣлецъ.
   -- Каковъ тамъ губернаторъ? спросилъ онъ между прочимъ.
   -- Про то старшіе знаютъ, отвѣчалъ тотъ, заслоняя уклончивость отвѣта его шутливымъ тономъ; -- лично я могу только быть ему очень благодарнымъ за содѣйствіе его всякій разъ когда оно мнѣ было нужно.
   -- Вы были посланы по рекрутскому набору?
   Анисьевъ молча наклонивъ голову.
   -- Но онъ давно конченъ...
   -- Я имѣлъ еще другое порученіе, коротко отвѣчалъ флигель-адъютантъ; -- но объ этомъ я подъ страхомъ, смертной казни говорить не дерзаю, словно договорило его лицо, которому онъ мгновенно придалъ сумрачно-строгое выраженіе.
   -- А губернія какъ съ нимъ ладитъ?... Онъ, кажется, еще недавно туда назначенъ?
   Петербургскій воинъ склонилъ слегка голову на бокъ, потянулъ усъ во всю его длину, и не то небрежно, не то значительно:
   -- Вамъ, вѣроятно, не безызвѣстно, князь, пропустилъ онъ сквозь сверкавшіе зубы,-- что эта прапорщичья губернія самая неудобоуправляемая губернія во всей имперіи, и что всякому губернатору было и будетъ всегда трудно съ нею ладить.
   -- Отчего прапорщичья? спросилъ будто удивясь князь Ларіонъ, хотя онъ очень хорошо зналъ что значило это прозвище и кѣмъ оно было дано.
   -- Les mauvais plaisants называютъ ее даже безчинною, засмѣялся графъ Анисьевъ:-- дворянство тамъ все не служащее... и какъ бы пренебрегающее службой... У нихъ даже губернскіе предводители все подъ рядъ какіе-то поручики или титулярные совѣтники въ отставкѣ; люди они всѣ тамъ очень состоятельные... и стремятся быть самостоятельными, продолжалъ онъ все тѣмъ же шутливымъ тономъ.
   -- Что же, это еще не преступленіе, молвилъ безъ улыбки князь,-- если они на мѣстѣ пользу приносятъ?...
   -- Очень образованные люди, впрочемъ, большею частью бывшіе въ университетѣ; заграницу безпрестанно ѣздятъ... Мѣстной власти тѣмъ болѣе ухо надо востро держать! промолвилъ графъ Алисьевъ съ легкимъ пожатіемъ бровей.
   -- Что же, подтянуть ихъ? И старый дипломатъ насмѣшливо посмотрѣлъ ему въ лицо.
   Петербургскій воинъ будто и не замѣтилъ укола. Онъ весело тряхнулъ эполетомъ:
   -- Это ужь до меня не касается!.. Но противъ этихъ вѣчныхъ жалобъ дворянства на самовластіе губернаторовъ у меня есть одинъ аргументъ: voyez le cercle d'attributions des préfets en France, даже въ нынѣшней, республиканской, Франціи! Онъ значительно подчеркнулъ слово республиканской.
   -- Франція намъ не указъ и все что ни шло къ намъ оттуда было и будетъ для насъ гибелью! горячо прервалъ его князь Ларіонъ. Воспитанный въ Англіи, онъ какою-то англійскою ненавистью не любилъ Францію.-- Я бы попросилъ васъ объяснить мнѣ, много ли мы выиграли отъ наполеоновскихъ порядковь привитыхъ къ намъ Сперанскимъ?
   Блестящій полковникъ никогда объ этомъ не думалъ, да и не имѣлъ никакого яснаго представленія о томъ какіе такіе порядки привилъ къ намъ Сперанскій. Но онъ тотчасъ же пустилъ входъ свою особую улыбку, которая должна была говорить его собесѣднику что онъ многое имѣлъ бы представить по этому поводу, но находитъ это по нѣкоторымъ соображеніямъ неудобнымъ въ эту минуту.
   -- Я плохой діалектикъ, князь, со скромнымъ наклономъ головы проговорилъ онъ,-- а съ вами и подавно. Я позволю себѣ замѣтить только то что сдѣланное Сперанскимъ -- совершившійся фактъ и его не передѣлаешь... Анисьевъ даже вздохнулъ, какъ бы очень сожалѣлъ что Сперанскій именно сдѣлалъ это.-- А затѣмъ остается одно, по моему, признать то что есть avec une obéissance passive... И онъ вздохнулъ еще разъ.
   -- Et vous faites très bien, cher comte, воскликнула неожиданно Аглая Константиновна, съ тревогою слѣдившая за этимъ разговоромъ,-- продолжайте такъ хорошо думать et vous ferez une belle carrière!
   Точно кочергою по лбу хватила она его... "Господи!" чуть не вскрикнулъ онъ громко, и покраснѣлъ по самую маковку.
   "Хороши оба!" сказалъ себѣ князь Ларіонъ, вставая съ мѣста и отправляясь къ столу, за которымъ Надежда Ѳедоровна, безъ кровинки въ лицѣ, разливала чай по чашкамъ, едва не выпуская каждый разъ чайника изъ своихъ дрожавшихъ рукъ.
   -- Вы, кажется, нездоровы? сказалъ онъ, замѣтивъ ея разстроенный видъ.
   -- Ничего-съ!... Она вдругъ засмѣялась судорожнымъ смѣхомъ:-- я когда-нибудь такъ за самоваромъ и умру...
   Онъ поглядѣлъ на нее съ изумленіемъ...
   Она долила послѣднюю чашку, и выбѣжала вонъ.
   Князь хотѣлъ что-то сказать, дать приказаніе... но опустился въ кресло, задумался и забылъ.
   А Аглая Константиновна, едва онъ отошелъ, наклонилась къ Анисьеву моргая бровями, и таинственнымъ шепотомъ проговорила:
   -- Надѣюсь что мы васъ теперь удержимъ... на нѣкоторое время?
   Онъ опустилъ глаза и поклонился.
   -- Завтра, вы знаете, у насъ spectacle de société... Du sérieux: Hamlet... Вы знаете піесу?
   -- Hamlet de Shakspeare, кто же ея не знаетъ? И онъ снисходительно приподнялъ плечи... Онъ, впрочемъ, никогда не читалъ эту "піесу"...
   -- Attendez! игриво подмигнула княгиня.-- Lina!
   Княжна подошла.
   -- Графу, ma chère, будетъ, я увѣрена, очень пріятно, объявила ей совсѣмъ уже расходившаяся Аглая,-- еслибы ты прочла ему что-нибудь изъ твоей роли?... Le comte est un homme de goût, il jugera, хорошо ли ты говоришь?
   Лина вся вспыхнула... Смѣтливый воинъ рыцарски пришелъ къ ней тотчасъ же на помощь:
   -- Ни за что, княгиня! Я хочу сохранить въ цѣлости всю горячку моего восторга, toute l'incandescence d'enthousiasme dont je suis capable, вычурно выразился онъ,-- къ минутѣ появленія завтра княжны на сценѣ.
   Бѣдная дѣвушка повела на него невольно благодарнымъ взглядомъ.
   -- А кто играетъ у васъ главную мужскую роль? поспѣшилъ онъ спросить ее чтобы не дать "невозможной" ея матушкѣ возможности настаивать.
   -- Un monsieur Goundourof, un voisin de compagne, отвѣчала все-таки за нее невозможная матушка будто извинявшимся за что то голосомъ.
   Лина воспользовалась этимъ,-- она насилу удержала прилившія къ глазамъ ея слезы,-- и отошла опять къ Софьѣ Ивановнѣ. Хозяйка и ея гость остались вдвоемъ въ углу гостинной... Разочарованный "бригантъ" какъ сквозь землю провалился. Ашанинъ и Гундуровъ исчезли уже давно. Присутствіе новаго лица, "петербуржца", "придворнаго", разогнало и остальную московскую молодежь. Сама Ольга Елпидифоровна не сочла нужнымъ соваться съ перваго разу на глаза пріѣзжему, и не прерывала его пріятнаго tête-à-tête съ "будущею belle maman"; бойкая особа гдѣ-то хохотала на другомъ балконѣ съ пріятельницами своими, пулярками, и наускивала, по обыкновенію, другъ на друга своихъ двухъ "фофановъ", какъ называлъ Ашанинъ Мауса и Ранцева.
   Послѣ чая въ гостиной, кромѣ князя Ларіона, остались лишь Свищовъ, обыгравшій въ пухъ Софью Ивановну, да пріятель его Елпидифоръ, усѣвшійся съ нимъ на шесть королей "въ пикетецъ по маленькой"... Игравшія дамы разошлись по своимъ комнатамъ. Лина пошла проводить Софью Ивановну.
   -- Вы давно знаете этого... графа, милая моя? спрашивала ее та по пути.
   -- Я его совсѣмъ не знаю, поспѣшила она отвѣтить.
   -- Гм... Я хотѣла сказать: ваша maman... Давно она съ нимъ знакома?
   -- И она его не больше знаетъ чѣмъ я. Онъ всего разъ зимою былъ у насъ съ визитомъ... Но maman, примолвила какъ бы объясняя что-то Лина,-- очень хорошо знакома была съ его матерью въ Римѣ...
   -- Въ Римѣ... съ матерью! повторила Софья Ивановна; -- вотъ оно... я предчувствовала! подумала она. И дойдя до своихъ дверей:-- я не знаю куда мой Сережа дѣвался? промолвила она съ безпокойствомъ въ голосѣ.
   Княжна вдругъ прижалась къ ней, обвела ея шею рукой:
   -- Пошлите за нимъ! дрожалъ и прерывался ея голосъ,-- я боюсь... Мы съ нимъ разговаривали когда пріѣхалъ... этотъ полковникъ... И я потомъ ушла, а когда вернулась къ чаю, его уже не было... Пошлите за нимъ! едва сдерживая слезы повторила она.
   Софья Ивановна схватила ее обѣими руками за голову и крѣпко, крѣпко поцѣловала:
   -- Я его сейчасъ добуду! сказала она,-- а вы, моя милая, ступайте теперь назадъ!... Чтобы насъ съ вами за двухъ заговорщицъ не приняли!
   Громъ уже не "погромыхивалъ",-- онъ ударилъ. Софья Ивановна владѣла опять всею силой воли, всею энергіей своею.
   Она тотчасъ же послала горничную "добывать Владиміра Петровича". Та нашла его въ ихъ общей съ Гундуровымъ комнатѣ, и привела обоихъ.
   Ашанинъ, точно также какъ Софья Ивановна, съ первыхъ словъ княгини графу Анисьеву, догадался о "Фитюлькинѣ"; онъ увелъ пріятеля своего изъ гостиной, и цѣлый часъ не могъ добиться отъ него ни слова. Сергѣй проронилъ только то что "пріѣзжаго прочатъ въ женихи княжнѣ". Онъ все время, стиснувъ зубы и ероша волосы, проходилъ изъ угла въ уголъ своей комнаты, натыкаясь на стулья и столы .
   Когда они вошли къ Софьѣ Ивановнѣ, она взглянула въ его измѣнившееся лицо, и не вымолвивъ ни слова обняла его за голову и крѣпко поцѣловала въ лобъ какъ княжну... Потомъ усадила и сказала:
   -- А теперь довольно! Приди въ себя!... Авось-либо, Богъ милостивъ, устроится!... А нѣтъ,-- терпи, ты мущина!... Она сумѣетъ терпѣть, отвѣчаю тебѣ!...
   Эти слова подѣйствовали на него болѣе чѣмъ всѣ увѣщанія Ашанина. Онъ молча подошелъ къ теткѣ и обнялъ ее.
   -- Вотъ такъ-то лучше! засмѣялся его чернокудрый пріятель, обнимая его въ свою очередь,-- посиди-ка съ Софьей Ивановной. А то я ужь такъ и думалъ что мнѣ завтра придется выдти на сцену и объявить публикѣ что "обѣщанное молъ вамъ представленіе Гамлета отмѣняется, такъ какъ Гамлетъ у насъ необманно съ ума сошелъ!".
   -- Вы-то ужь отъ этого никогда не сойдете! досадливо отпустила ему на это вполголоса Софья Ивановна.
   Онъ пожалъ, улыбаясь, плечами, поклонился и вышелъ.
   Тетка и племянникъ просидѣли вдвоемъ далеко за полночь. Когда Гундуровъ вернулся въ свою комнату, Ашанина онъ въ ней не нашелъ, и постель его стояла не смятая.
   Княжна воротилась въ гостинную въ ту минуту когда Анисьевъ подымался съ мѣста и прощался съ хозяйкой. Трехчасовая бесѣда съ нею произвела на нашего полковника то же впечатлѣніе какъ еслибъ его, завязавъ въ мѣшокъ, спустили катиться по крутой и каменистой горѣ: онъ чувствовалъ себя буквально разбитымъ...
   А она все такъ-же томно и сладко улыбалась ему:
   -- Да, я понимаю, вы устали съ дороги, cher comte, allez tous reposer!... Vittorio васъ проводитъ! указывала она на Италіянца, почтительно ожидавшаго у дверей.
   -- Прежде чѣмъ проститься съ вами, княгиня, молвилъ ей блестящій воинъ,-- позвольте спросить васъ, дозволено ли мнѣ будетъ поднести завтра вашей прелестной новорожденной ящикъ конфетъ?
   -- Certainement, certainement, cher comte! Наша Аглая такъ и запрыгала, моргая ему и лукаво улыбаясь:-- donnez toujours, она будетъ въ восхищеніи!...
   Онъ тѣмъ же молчаливымъ и глубокимъ поклономъ какъ при первой встрѣчѣ склонилъ предъ встрѣтившеюся съ нимъ Линой свою гладко остриженную голову, метнулъ на ходу привычнымъ взглядомъ на исписанный пикетнымъ счетомъ столъ, за которымъ Свищовъ съ исправникомъ доигрывали шестаго короля, и улыбнувшись нѣсколько презрительно громоздкому облику и полицейскому мундиру не замѣтившаго ухода его Елпидифора, исчезъ вслѣдъ за Vittorio.
   Лина подошла къ матери:
   -- Прощайте, maman!
   -- Я желаю вамъ сказать два слова! многозначительно раздувъ ноздри, сказала ей та на это, и прошла на неосвѣщенный балконъ.
   Лина послѣдовала за нею...
   -- Vous avez été singulièrement peu aimable avec ce charmant jeune homme! сказала Аглая Константиновна, опускаясь въ кресло.
   -- Я была съ нимъ учтива какъ со всѣми, maman, тихо молвила княжна,-- онъ ничего болѣе не имѣлъ права требовать отъ меня!
   Аглая Константиновна нѣсколько опѣшила: -- ей всегда импонировало то въ чемъ мерещилась ей аристократическая гордость, "l'orgueil du sang,", какъ выражалась она. "Изъ самомъ дѣлѣ, разсудила она,-- Лина не знаетъ еще ничего, она не можетъ показать ему первая, elle est trop bien née pour cela!..."
   -- Я впрочемъ, попробовала она съ другой стороны,-- говорю это жалѣя тебя: ты не слышала comme il cause... Онъ такъ уменъ, et si gentlemanlike!..
   -- Онъ мнѣ не нравится! сказала просто Лина.
   Та такъ и ахнула:
   -- Что? Ce jeune comte, le neveu de... тебѣ не нравится?
   -- Нѣтъ! Княжна закачала головою.
   -- Не... нравится! едва могла говорить Аглая Константиновна;-- такъ кого же послѣ этого вамъ нужно? Un prince du sang?...
   -- Она сама Рюриковна, ее этимъ не удивишь? язвительно засмѣялся кто-то въ темномъ углу балкона.
   Это былъ князь Ларіонъ, присутствія котораго здѣсь она не подозрѣвала, и который язвилъ ее теперь въ самое ея больное, въ самое чувствительное ея мѣсто, намекалъ на это ея собственное Раскаталовское происхожденіе, воспоминаніе о которомъ, какъ неотступный призракъ, преслѣдовало ее цѣлую жизнь, цѣлую жизнь отравляло ей всю прелесть ея милліоновъ...
   -- Cette "Рюриковна," c'est moi qui suis за mère, mon prince! глубоко обиженнымъ тономъ дослала она ему въ отвѣтъ.
   -- По акту рожденія, дѣйствительно! послышался новый смѣхъ его.
   Она не поняла, но почуяла что это было опять что-то оскорбительное для нея, но на что у нея не было отвѣта. Она замолкла, моргая въ темнотѣ своими круглыми глазами, словно выжимала изъ нихъ непослушныя на этотъ разъ слезы.
   Лина стояла предъ нею ни жива, ни мертва, съ тяжелою головой, съ ноющею тоской въ груди:
   -- Неужели онъ думаетъ мнѣ этимъ помочь? допрашивали печальные глаза ея темный уголъ дяди.
   Такъ прошло довольно много времени.
   -- Пора спать! сказала наконецъ княгиня, вставая и поднося руку свою къ губамъ дочери.-- Nous en reparlerons! примолвила она ей шепотомъ, и удалилась.
   -- Вы меня губите, дядя! подходя къ нему сказала княжна.
   Онъ не отвѣчалъ,-- онъ зналъ что она была права, но весь онъ теперь былъ желчь и злоба, и чувствовалъ что не могъ совладать уже съ собою...
   Добравшись до своей комнаты, Лина, какъ была, упала на колѣна предъ своимъ prie-Dieu, уложила голову на сложенныя руки, и тихо, тихо заплакала...
   А рядомъ, за стѣной ея спальни, стояла у раствореннаго окна своей комнаты Надежда Ѳедоровна Травкина, и воспаленными отъ слезъ глазами жадно глядѣла куда-то въ синюю темень сада.
  

XXXIV.

Эта чудная ночь и темна, и свѣтла,
И огонь разливаетъ въ крови...
Щербина.

   Въ домѣ все, повидимому, давно уже спало. Два глухой долго звенѣвшіе удара пронеслись надъ садомъ съ высоты фронтона, подъ которымъ, со стороны обращенной на дворъ, какимъ-то таинственно мѣрнымъ ходомъ двигались по освѣщенному изнутри циферблату длинныя золоченыя стрѣлки большихъ часовъ, выписанныхъ княгиней изъ Англіи, "le beffroi du château", какъ романически выражалась она. На звѣздномъ полотнѣ уже блѣднѣвшаго къ утру іюньскаго неба вырисовывались замѣтными очертаніями кудрявыя купы древесныхъ вершинъ. Но подъ густыми ихъ вѣтвями, въ глубинѣ аллей, словно чернильная волна катился и зіялъ мракъ настоящей ночи... Запахомъ жасмина и бузины пропитанъ былъ недвижный воздухъ, и только, казалось, соловей надъ рѣкою, да неугомонный кузнечикъ въ пахучей травѣ не дремали въ безмолвіи и безлюдьи заснувшаго сада.
   Нѣтъ, не одни соловей да кузнечикъ.... Чуть слышно скрипнула одна изъ дверей выходившихъ изъ нижняго этажа въ садъ, и кто-то съ укутанною темнымъ платкомъ головой выскользнулъ изъ нихъ, оглянулся кругомъ, и исчезъ чрезъ мигъ въ темени ближайшей аллеи.
   Изъ окна Надежды Ѳедоровны вылетѣлъ слабый, мгновенно удержанный стонъ.... И снова замолкло все, и заливался и щелкалъ надъ рѣкой одинъ влюбленный соловей.....
   Но вотъ опять новые звуки, заскрипѣли шаги по песку...
  
   Мы здѣсь поемъ въ тиши весенней ночи,
   Лишь для того чтобъ слушала насъ ты....
  
   напѣвалъ чей-то молодой голосъ старинную дерптскую студенческую пѣсню Языковскихъ временъ.
   -- А вы потише! говорилъ другой густымъ басомъ,-- а не то, пожалуй, и впрямь услышатъ, да спасибо не скажутъ!... Буяны, скажутъ, спать не даютъ!...
   -- Она не спитъ! возразилъ первый голосъ.
   -- А "она" кто это?
   -- Княжна.
   -- Во! засмѣялся басъ;-- вы почемъ знаете?
   -- А вотъ видите, наверху изъ-за деревьевъ свѣтитъ огонекъ: это въ ея окнахъ.
   -- А отличная, видать, она дѣвушка! какъ бы въ заключеніе мысленныхъ посылокъ проговорилъ басъ послѣ нѣкотораго молчанія.
   -- Прямо Жоржъ-Сандовская героиня! восторженно возгласилъ его спутникъ.
   Шаги все ближе подходили къ дому....
   -- Кто-й-идетъ! крикнулъ вдругъ басъ, кидаясь къ кому то шмыгнувшему мимо его на перекресткѣ аллеи.
   -- Оставьте меня! послышался испуганный отвѣтъ.
   -- Кто вы?
   -- Это Надежда Ѳедоровна!... Извините, мы васъ испугали.
   -- А я васъ не узнаю.... Такъ темно! отозвалась она.
   -- Это я, Факирскій! А со мною Никаноръ Ильичъ Ранцевъ.
   -- Зачѣмъ вы здѣсь? быстро проговорила Надежда Ѳедоровна.
   -- А мы съ Семеномъ Петровичемъ ко мнѣ, въ Никольское ѣздили и вернулись, отвѣчалъ капитанъ,-- да чтобы подъ окнами не гремѣть ночью, лошадей внизу оставили, а сами поднялись садомъ....
   -- Никаноръ Ильичъ, не давъ ему договорить молвила Надежда Ѳедоровна голосомъ поразившимъ студента своимъ необычнымъ выраженіемъ,-- пойдемте со мною!
   -- Куда это-съ? изумленно воскликнулъ капитанъ.
   -- Я вамъ скажу потомъ.... пойдемте!...
   Она уцѣпилась за его руку.
   -- А меня не нужно? спросилъ Факирскій.
   -- Нѣтъ, не нужно!
   -- И за то спасибо! усмѣхнулся онъ про себя, и пошелъ своею дорогой.
   Онъ остановился у цвѣтника разбитаго предъ большимъ балкономъ дома, отыскалъ знакомую скамейку, и опустился на нее. Съ тѣхъ поръ какъ Лина стала говорить съ нимъ, студентъ каждую ночь приходилъ садиться на эту скамейку, и, опрокинувъ голову на ея деревянную спинку, неотступно глядѣлъ въ окна княжны до тѣхъ поръ пока не исчезалъ въ нихъ свѣтъ. И благодарный богъ мечтательной любви посылалъ ему за это каждую ночь одинъ и тотъ же сонъ: княжна стояла предъ нимъ на колѣнахъ и говорила ему: "возьми меня, потому что ты народъ, и я хочу быть народомъ, а онъ плакалъ и отказывался отъ нея во имя своей бѣдности, своей святой бѣдности"!...
   -- Никаноръ Ильичъ, скажите, пройдя съ капитаномъ нѣсколько шаговъ, залепетала вдругъ Надежда Ѳедоровна,-- вы любите Ольгу Акулину?
   -- Ольгу Елпидифоровну? воскликнулъ озадаченный капитанъ....-- Люблю-съ, не совру! рѣшительно отвѣтилъ онъ подумавъ.
   -- Очень? Сильно?...
   -- Даже, могу сказать, больше-съ чѣмъ собственно жизнь свою!...
   -- И я, истерически зарыдала вдругъ перезрѣлая дѣва,-- и я больше жизни люблю -- одного человѣка!...
   -- Та-ак-съ! протянулъ капитанъ, не различая ея лица въ темнотѣ и размышляя: что ему дѣлать въ случаѣ она, "съ большой этой любви своей, возьметъ да и шарахнется?"-- Ужь позвольте лучше я васъ домой отведу, предложилъ онъ ей,-- въ постелькѣ своей вамъ, мнительно, поспокойнѣе будетъ!...
   -- И этотъ человѣкъ... Она еще крѣпче уцѣпилась за его рукавъ,-- въ объятьяхъ этого человѣка теперь ваша Ольга!...
   -- Что-о-съ? Ольга Елпидифоровна.... въ объятіяхъ!... чуть не "шарахнулся" самъ навзничь злополучный воинъ.
   -- Я слышала... я знаю... они здѣсь!... Я видѣла какъ она... Пойдемте, пойдемте! восклицала безумнымъ голосомъ дѣвица Травкина, увлекая его за собой...
  
   -- О, какъ я бѣжала... и эта темнота!... Я боялась заблудиться... и все казалось за мною гонятся!... Я не думала чтобы все это было такъ страшно, говорила во второй бесѣдкѣ, влѣво отъ цвѣтника, порывисто дыша и дрожа отъ волненія и ночнаго холода Ольга, прижимаясь къ плечу счастливца Ашанина.
   -- Чего бояться? шепталъ онъ въ отвѣтъ, отыскивая подъ ея плащемъ и обнимая ея упругій, трепетавшій подъ его горячею рукой станъ,-- мы одни... и нѣтъ въ мірѣ человѣка блаженнѣе меня въ эту минуту!...
   Она накрыла рукой его жадно льнувшія къ ней губы:
   -- Сколькимъ женщинамъ вы это говорили? И сколькихъ обманули?...
   -- Всѣмъ, кромѣ тебя! страстно восклицалъ онъ, перецѣловывая одинъ за другимъ нажимавшіе ротъ его пальцы.
   -- О, я и не изъ тѣхъ кого обманываютъ? Я кину первая! засмѣялась она вдругъ какимъ-то побѣднымъ молодымъ смѣхомъ...-- Скажите отчего я вамъ такъ нравлюсь? молвила она, ухватывая своими его обѣ руки и дотягиваясь глазами до высоты его сверкавшихъ во мракѣ глазъ.
   -- Отъ того что лучше тебя я еще не встрѣчалъ! И онъ въ свою очередь схватилъ и потянулъ къ себѣ руки ея.
   -- Неправда, есть много лучше, я сама знаю! Лина меня лучше!... Но такихъ какъ я нѣтъ,-- вотъ что! Потому я свободная!... Да, я додумалась, я свободная.... Развѣ другая рѣшилась бы придти сюда, къ вамъ,-- къ извѣстному, опасному?... Но я пришла... И страшно въ первый разъ, а я все же пришла! Потому, я поняла что такое жизнь... И мнѣ ее подавай, всю подавай!-- Она засмѣялась груднымъ, горячимъ смѣхомъ,-- и я всего хочу, все хочу испытать.... И все возьму, я свою силу знаю! Мнѣ все, все возможно пока только у васъ, у мущинъ, искорки будутъ прыгать въ глазахъ говоря со мной, я знаю!... А не будетъ ихъ, мнѣ все равно, я въ монастырь пойду, или яду приму, какъ ваша Травкина. Я такая, рѣшительная! Courte, mais bonne!... Но до этого еще долга пѣсня...
   Ольга нагнулась вдругъ къ самому уху Ашанина, и млѣющимъ голосомъ пропѣла:
  
   Зачѣмъ грустить, зачѣмъ страдать?
   Намъ жизнь для радости дана....
  
   -- Прелесть ты моя! вскликнулъ онъ, покрывая неудержимыми поцѣлуями ея наклонившееся къ нему лицо...
   Они мгновенно оба отпрянули другъ отъ друга... Чьи-то слышные, спѣшные шаги скрипѣли почти подъ самою бесѣдкой...
   Ашанинъ кинулся ко входу, загораживая его собою...
   Ревнивые глаза старой дѣвы тотчасъ же признали его во мракѣ:
   -- Вотъ онъ! кинулась она съ крикомъ къ бесѣдкѣ.-- Пустите меня, пустите!...
   -- Куда вамъ? спросилъ онъ, ухватываясь обѣими руками за косяки входныхъ дверей.
   -- Пустите! Я знаю кто съ вами здѣсь... Пустите! визжала она и цѣплялась за его платье...
   -- Со мною никого нѣтъ, и я прошу васъ успокоиться! говорилъ Ашанинъ, стараясь сохранить все свое хладнокровіе.
   -- Вы лжете... безсовѣстный, она здѣсь! Ольга!... Берите ее! отчаяннымъ крикомъ крикнула она своему спутнику.
   -- Кто еще тутъ съ вами? вскликнулъ дрогнувъ невольно Ашанинъ, только теперь различая недвижно стоявшую за ней темную фигуру.
   -- Я, капитанъ Ранцевъ! отчетливо пробасилъ капитанъ свой чинъ и фамилію,-- къ вашимъ услугамъ!
   -- И я къ вашимъ, когда угодно! пылко воскликнулъ московскій донъ-Жуанъ,-- только теперь, желалъ бы я знать, что вамъ отъ меня нужно?
   -- Я-съ... я-съ.... пробормоталъ тотъ... Несмотря на всю боль и злость причиненныя ему тѣмъ что узналъ онъ отъ Надежды Ѳедоровны, храбрый капитанъ сознавалъ что роль которую онъ игралъ теперь была не изъ самыхъ завидныхъ. Вопервыхъ, онъ впутывался въ чужую исторію, въ чужомъ домѣ... Затѣмъ, "а если тутъ не Ольга Елпидифоровна, а какая другая барышня?" проносилось у него блаженное сомнѣніе... А если даже, долженъ онъ былъ сказать себѣ въ заключеніе,-- и сама она тутъ, такъ вѣдь онъ ей ни отецъ, ни братъ, и вступаться за нее, "или что другое" онъ никакого права не имѣлъ.
   -- Я-съ, громко вымолвилъ онъ наконецъ,-- я, конечно, ничего отъ васъ требовать не могу-съ... и только вотъ по ихъ просьбѣ... Онъ разумѣлъ Надежду Ѳедоровну, которая какъ бы отъ этихъ словъ истерически зарыдала опять.
   -- Я не понимаю что съ вами! попробовалъ успокоить ее Ашанинъ,-- здѣсь никого нѣтъ, вы можете сами въ этомъ удостовѣриться...
   Онъ искалъ выиграть время: въ бесѣдкѣ былъ другой выходъ, онъ надѣялся что Ольга успѣетъ... успѣла уже имъ воспользоваться...
   -- Э, пустяки! я здѣсь! къ ужасу своему, услышалъ онъ вдругъ за собою громкій смѣхъ ея:-- на что я вамъ, Надежда Ѳедоровна?
   -- Безстыдница! могла только выговорить ревнивая дѣва.
   -- Что-о? вскрикнула бойкая особа, показываясь въ дверяхъ бесѣдки, освѣщенная брежжущимъ свѣтомъ только-что занимавшейся зари:-- потому что я вышла погулять въ садъ... и встрѣтилась съ Владиміромъ Петровичемъ!... А вы кто? Какое вамъ дѣло до него, съ кѣмъ онъ, и гдѣ?... Кто тутъ сейчасъ кричалъ и скандалилъ?... Кто безстыдница?... Подите, похвалитесь-ка завтра тамъ, у княгини, вашимъ сегодняшнимъ поведеніемъ!...
   -- Ахъ! застонала несчастная дѣва и, какъ предвидѣлъ это храбрый капитанъ Ранцевъ, "шарахнулась" безъ чувствъ на траву.
   -- Господи, первою мыслью пронеслось въ головѣ Ашанина,-- а завтра у насъ Гамлетъ идетъ!...
   -- Подымите ее! съ невыразимымъ презрѣніемъ кивнула ему на бѣдную дѣву Ольга Елпидифоровна.-- Капитанъ, извольте меня домой провести!...
   -- Эка генеральша! невольнымъ взрывомъ восхищенія ея "молодечеству" отозвалось на душѣ капитана среди ревниваго мученія которое бушевало въ то же самое время въ этой воинственной душѣ.
   Онъ послушно подошелъ къ ней; она взяла его подъ руку:
   -- Пойдемте! и быстро зашагала впередъ.
   Слова упрека, состраданія и все также,-- еще болѣе, можетъ-быть,-- горячаго къ ней чувства просились одно за другимъ на честныя уста Ранцева. Но каждое изъ нихъ казалось ему то недостаточно вѣскимъ, то слишкомъ оскорбительнымъ для нея. И онъ шелъ безмолвно рядомъ съ нею, и чувствовалъ, и говорилъ себѣ это съ какою-то злобой, что изъ ихъ переплетенныхъ рукъ не ея, а его рука дрожала теперь какъ въ лихорадкѣ...
   -- Конечно, Ольга Елпидифоровна, началъ онъ наконецъ въ истомѣ волновавшихъ его ощущеній,-- на все то есть единственно ваша воля, и я не смѣю съ моими замѣчаніями... только очень это, если дозволите мнѣ сказать, очень мнѣ сожалительно и обидно... и я бы, кажется, этого господина Ашанина въ порошокъ смололъ!...
   -- Что вамъ "сожалительно", передразнила его пріостанавливаясь Ольга,-- и за что бы вы его стали въ порошокъ молоть?
   -- Помилуйте-съ, смущенно отвѣчалъ онъ,-- какъ я васъ такъ уважалъ... и какъ вы есть... барышня, и вдругъ меня зовутъ въ свидѣтели... и вы съ нимъ ночью однѣ... въ бесѣдкѣ...
   -- А вы къ чему шли, послушались этой змѣи... безъ жала? Какъ-вы смѣли? Она топнула на него ногой.
   Онъ вздохнулъ такъ какъ будто намѣренъ былъ взобрать въ себя воздуха до самыхъ пятокъ:
   -- Вамъ-съ это, можетъ-быть, дерзко съ моей стороны показалось... и я, точно, безо всякаго права... это точно, Ольга Елпидифоровна! Только если вы возьмете во вниманіе что... что человѣкъ за васъ готовъ былъ всю жизнь свою... всю душу... все свое сердце...
   -- Ну, еще на копѣечку! расхохоталась она.
   -- И все что имѣю, до послѣдней, дѣйствительно, копѣечки, за васъ положить, продолжалъ капитанъ.
   -- Словомъ, весь ранецъ? Она прыснула новымъ смѣхомъ.
   Онъ разсердился, насколько былъ лишь въ силахъ разсердиться на нее:
   -- Если вы на счетъ фамиліи, такъ вѣдь этого перемѣнить нельзя-съ! Не чужую ношу, свою-съ, дворянскую, отъ предковъ...
   -- Ничего фамилія, прервала она его;-- у меня у самой фамилія отъ акулы происходитъ... и весь вашъ ранецъ, примолвила она безъ улыбки,-- я бы за одинъ ужинъ проглотила... Про Клеопатру слышали?
   -- Какъ же-съ: царица была такая.
   -- Да! И она за ужиномъ жемчужину въ милліонъ цѣной велѣла растолочь и съ виномъ выпила... И я такая же Клеопатра Акуловна!... Такъ вы это сообразите, и вашу жизнь, душу, сердце и прочее приберегите для другой. А мнѣ не нужно!...
   Чуть не разрыдался бѣдный капитанъ: до этой самой минуты онъ смутно на что-то надѣялся, простодушно великодушничалъ и "прощалъ ей" въ сердцѣ своемъ... А она сама такъ рѣшительно, такъ безжалостно отвергала его теперь... теперь, когда въ его понятіяхъ она такъ нуждалась въ другѣ, въ покровителѣ...
   -- Насильно милъ не будешь, Ольга Елпидифоровна... и, конечно,-- съ горечью прибавилъ онъ,-- другой на моемъ мѣстѣ... послѣ того что сейчасъ... другой, можетъ и самъ бы первый... отошелъ бы... Только я, Ольга Елпидифоровна, какъ знаю что вы пылкая и молоды, и притомъ безъ матери... безъ примѣра... Дай Богъ чтобы вамъ господинъ этотъ Ашанинъ настоящій мужъ былъ!... Но, какъ и его вижу, не изъ чего иного, смѣю сказать, какъ изъ моихъ настоящихъ чувствъ къ вамъ, не надѣюсь я чтобъ и въ половину онъ васъ такъ любилъ... какъ... я... васъ люб...
   Онъ не былъ въ силахъ договорить... Они доходили къ дому, на открытое мѣсто. Она глянула ему въ лицо, и какимъ-то внезапно-стыдливымъ движеніемъ поднесла руку къ прическѣ, смятой страстною рукой Ашанина... "Безъ матери, безъ примѣра!" зазвучали еще разъ голосомъ Ранцева его слова въ ея ушахъ.
   -- Я его женой никогда не буду! проговорила Ольга, глядя недвижно впередъ. Двѣ крупныя слезы выкатились изъ-подъ ея длинныхъ рѣсницъ...
   -- То есть, это какъ же-съ? недоумѣло проговорилъ капитанъ:-- коли-бъ онъ вздумалъ отказаться отъ своего счастья... такъ вѣдь завсегда... заставить его можно, Ольга Елпидифоровна... Завсегда можно! грозно повторилъ онъ.
   -- Я сама не хочу! медленно проронила она, не перемѣняя положенія.
   -- Какъ же вы не хотите-съ? озадаченно глянувъ на нее, пробормоталъ капитанъ.
   -- Такъ, просто, не хочу! Она обернулась на него, сверкнувъ какъ прежде блестящими, уже высохшими глазами: -- Ни за васъ, ни за него, чтобы никому обидно не было! Сказала жь я вамъ что я Клеопатра Акуловна!... Только вы этого не поймете, милый капиташка, опять разсмѣялась она,-- и не нужно! А слушать моего приказа: первое,-- молчать, понимаете? Второе,-- слушаться меня всегда, во всемъ попрежнему, а не то я съ вами говорить перестану. Слышали? И она повела на него тѣмъ знакомымъ ему соблазнительнымъ взглядомъ отъ котораго у него замиралъ духъ и подымались щеткой всѣ волосы на головѣ.
   -- Слышалъ! пробормоталъ онъ, окончательно сдаваясь.
   -- И отлично! Вотъ вамъ въ награду! И она протянула ему свою руку:-- можете облобызать!...
   Злосчастный капитанъ приложился къ ней какъ къ святынѣ...
   Она кивнула ему и исчезла.
   Онъ долго глядѣлъ ей вслѣдъ...
   "Эхъ ты судьба-мачиха!" рѣшилъ онъ, махнувъ отчаянно рукой, и повернулъ опять къ бесѣдкѣ, гдѣ Ашанинъ тѣмъ временемъ приводилъ въ чувство чуть не уморенную имъ своею измѣной, не по лѣтамъ страстную дѣвицу Травкину.
  

XXXIV.

Mich höhnt der Himmel, der bläulich and mailich --
O schöne Welt, du hist abscheulich!
Heine.

О ночь, ночь, гдѣ твои покровы,
Твой тихій сумракъ и роса?
Тютчевъ.

   Князь Ларіонъ, почти вовсе лишившійся сна за послѣдніе дни, съ восходомъ солнца былъ уже на ногахъ. Онъ тотчасъ же одѣлся, по своему обыкновенію, и растворилъ окно въ садъ... Утро стояло великолѣпное... Слезинки росы сверкали алмазною пылью на стебелькахъ уже высокихъ травъ; жаворонки звенѣли въ голубомъ пространствѣ неба, и сизый туманъ шатался и бѣжалъ по заводямъ и извилинамъ дремавшей рѣки, а къ ней съ поросшаго лѣсомъ противоположнаго берегу, съ вершинъ и по вѣтвямъ молодой дубовой рощи все ниже и ниже, медленно и побѣдно, спускался, словно занавѣсъ литаго золота, горячій свѣтъ восходящаго дня...
   Но не было уже отклика ликовавшей природѣ въ наболѣвшемъ сердцѣ князя Ларіона.
   -- Еще день! вздохнулъ онъ,-- еще днемъ ближе къ концу!... Когда же?... "Умереть -- уснуть"! сказалось ему словами ненавистнаго ему теперь Гамлета;-- а жить тяжело!... Этотъ блескъ и свѣтъ... къ чему? Они ничего, ничего мнѣ не воротятъ!...
   Такое же сіяющее утро блеснуло въ его воспоминаніи. Точно вчера!... А этому тридцать слишкомъ, лѣтъ... Это было въ Веронѣ. Конгрессъ кончился.... Онъ ѣхалъ съ собственноручнымъ письмомъ государя къ императрицѣ Маріи Ѳеодоровнѣ. "Я нарочно избралъ тебя, зная твои способности и что тебѣ хорошо извѣстно все что здѣсь происходило", говорилъ ему императоръ Александръ съ тою неотразимо обаятельною улыбкой которую видѣвшій ее разъ не забывалъ уже никогда,-- "vous servirez de vivant commentaire à ma lettre. Поѣзжай съ Богомъ, а службу твою здѣсь я не забуду!..." И вотъ почтовый штулвагенъ стоитъ у крыльца занимаемаго имъ дома противъ самаго San-Zenone -- одно изъ чудъ италіанскаго зодчества Изъ-за растворенныхъ дверей храма глухо гудитъ органъ: "а noctis phantasmatis libera nos, Domine!" {Отъ призраковъ ночи помилуй насъ, Господи!} доносятся до него слова католической литіи.... Пока укладываютъ его чемоданы, онъ забѣгаетъ туда взглянуть въ послѣдній разъ на эти размѣры, на эти линіи, на эти дива искусства.... Австрійскій почтарь, въ высокихъ ботфортахъ и малиновой курткѣ, уже трубитъ къ отъѣзду, и жгучее италіянское солнце выкатывается изъ-за Аппенинъ и восходитъ надъ тихою Вероной. И въ блескѣ ослѣпительнаго дня мчится онъ, бодрый и радостный, по вѣчно зеленымъ равнинамъ Ломбардіи.... Неудержимо кипитъ молодая кровь, горитъ голова въ избыткѣ впечатлѣній.... Искусство, государь, честолюбивыя грезы, и это солнце, эти зеленыя равнины,-- а впереди, тамъ куда мчится онъ, подъ холоднымъ сѣвернымъ небомъ, блаженство нежданнаго свиданія, восторгъ, и слезы, и палящіе поцѣлуи любимой женщины.... бѣлокурой и синеокой какъ она, какъ Hélène!...
   И еще опять воспоминаніе, еще одно какъ она синеокое и стройное созданіе... Miss Flora, дочь одного изъ учителей Итонской школы, въ которой онъ воспитывается съ братомъ. И ей и ему шестнадцать лѣтъ. Но она не замѣчаетъ его, не видитъ.... И вотъ онъ въ воскресенье, такимъ же раннимъ іюньскимъ утромъ, пробирается къ скамейкѣ пансіонскаго сада, куда она ходитъ гулять съ отцомъ, и вырѣзываетъ на ней перочиннымъ ножомъ стихъ изъ нечитаемыхъ въ классѣ Amores Овидія: "Nec sine te, nec tecum vivere possum" {Ни безъ тебя, ни съ тобою жить не могу.},-- и узнаютъ объ этомъ товарищи, и долго, неотвязчиво пристаютъ къ нему и дразнятъ этимъ несчастнымъ Овидіевымъ стихомъ.... а miss Flora, встрѣтясь съ нимъ послѣ того, опускаетъ глаза и алѣетъ, но не такъ зло какъ его собственныя, шестнадцатилѣтнія ланиты.... О волшебные молодые дни!...
   -- А теперь,-- и болѣзненно сжалъ брови князь Ларіонъ -- теперь впереди одна темная могила, и до нея мука безъ перерыва и конца!...
   Онъ судорожно надвинулъ на лобъ широкую круглую шляпу, взялъ трость, и вышелъ совершать свою обычную утреннюю прогулку.
   Онъ шелъ, опустивъ голову, мимо полей, равнодушный къ ихъ пышной красѣ, не замѣчая какъ волнистою зыбью подъ набѣгами утренняго вѣтра переливалось предъ нимъ безбрежное море колосившейся ржи, какъ рѣяли надъ нею бѣлогрудыя ласточки, какъ перекликались перепела въ зеленыхъ овсахъ.... Нѣтъ, онъ не глядѣлъ, не слушалъ, не хотѣлъ видѣть.... Лучше ночь съ ея мракомъ и могильною тишью чѣмъ эта безпощадно смѣющаяся надъ нимъ радость молодой жизни!...
   Онъ досадливо приподнялъ плечами и вышелъ на пыльную дорогу, шедшую отъ Сицкаго къ пробѣгавшему отъ него верстахъ въ пяти шоссе.
   Очевидно замѣтивъ его, ямщикъ мчавшейся на встрѣчу ему тройки осадилъ на всемъ скаку своихъ хрипѣвшихъ лошадей; изъ телеги приподнялась толстая фигура исправника Акулина, замахала рукой, и до князя еще издалека донесся его офиціальный, подавленно храпящій крикъ:
   -- Графъ, ваше сіятельство, графъ ѣдутъ!
   -- Русское человѣчество! сказалъ себѣ почему-то князь Ларіонъ, продолжая идти по дорогѣ, не отвѣчая и неглядя на него....
   Тройка поравнялась съ нимъ,
   -- А мнѣ ужь позвольте, ваше сіятельство, молвилъ изъ телеги Елпидифоръ, прикладывая руку къ козырьку,-- доскакать до дома. Ростиславъ Михайловичъ Чижевскій очень просили тотчасъ же предувѣдомить ихъ чтобъ они могли встрѣтить графа....
   -- Сдѣлайте одолженіе, скачите, слегка усмѣхнулся князь,-- вы мнѣ нисколько не нужны.
   -- Да и ты мнѣ не нуженъ, сказалъ себѣ подъ носъ Акулинъ, почтительно подымая еще разъ руку къ фуражкѣ, и помчался далѣе.
   Еще черезъ полверсты нагнала князя Ларіона графская коляска. Старикъ не спалъ и бодро, съ видомъ знатока и любителя, поглядывалъ съ высоты своего сидѣнья и форменнаго галстука подпиравшаго его широкій подбородокъ на зеленя мимо которыхъ бѣжала дорога.... Стой! крикнулъ онъ, завидѣвъ пріятеля, захватилъ свою камышевую толстую палку подъ широкою слоновою ручкой, и вышелъ изъ экипажа.
   -- Здорово, Ларіонъ! Онъ трижды прикоснулся къ его лицу своими пухлыми щеками. И обернувшись къ ѣхавшему съ нимъ чиновнику, не знавшему выходить ли и ему, или оставаться въ коляскѣ:
   -- Шашкомъ поѣзжай впередъ! Портфель разбери!... Я съ Ларіономъ пѣшкомъ приду... Овсы у васъ хороши! не измѣняя тона пропѣлъ онъ князю,-- а рожь мелка будетъ! Скажи управляющему: сѣмена чаще мѣнять надобно!...
   -- А у васъ какъ? спросилъ князь Ларіонъ, чтобы сказать что-нибудь.
   -- Винокурня сгорѣла! На двадцать тысячъ убытка! Управителя въ острогъ посадилъ; пусть судятъ! Мошенникъ! не доглядѣлъ!... Что княгиня?
   -- Ничего.... Все та же!-- Губы князя презрительно сжались.
   -- А именинница?... Милое дитя!... И не дождавшись отвѣта:-- изъ Петербурга ничего не получалъ?
   -- Ничего!... Анисьевъ этотъ здѣсь, добавилъ помолчавъ князь Ларіонъ.
   -- Пріѣхалъ? Давно?
   -- Вчера вечеромъ.
   -- Ну, и что?
   Князь помолчалъ опять....
   -- Княжнѣ онъ не нравится, промолвилъ онъ наконецъ.
   -- Ну, и не надо! пропѣлъ тотъ:-- милое дитя!... Ты ему и скажи: не хочетъ!...
   -- За то мать... разлюбезная невѣстушка моя, безъ ума отъ него!
   -- Пусть сама и выходитъ! засмѣялся графъ, приподнимая кверху свои ладони и съ палкою, которая, какъ видно, на эти случаи задѣта у него была ремешкомъ за большой палецъ правой руки.-- Она не умная! подмигнулъ онъ князю,-- а отецъ ея, я его зналъ, плутъ былъ, а умный! Покойный Канкринъ, Егоръ Францычъ, говорилъ мнѣ: "когда, патушка, умру, на мѣсто мое сажайте мошенника этого, Раскаталова! Онъ и себя, патушка, не забудетъ, и Россію поміру не пуститъ"!...
   Разговоръ, какъ всегда у нихъ, перешелъ на старое, общее имъ время; вспомянуты были Двѣнадцатый годъ, Тарутино, князь Михайло Илларіоновичъ, и въ заключеніе "благодѣтель", молодой герой, графъ Николай Михайловичъ Каменскій, при которомъ графъ былъ адъютантомъ, и который умеръ на его рукахъ, отравленный чашкою чая изъ рукъ жены французскаго консула въ Букурештѣ....
   Такъ дошли они до дому.
   -- Хорошо! Весь вспотѣлъ! улыбался счастливою улыбкой графъ, входя въ отведенный ему покой.... -- Игнатъ! кликнулъ онъ своего камердинера,-- оботри и причеши!... Онъ сѣлъ предъ зеркаломъ...-- Я больше не завиваюсь! почелъ онъ почему-то интереснымъ знать князю Ларіону, и ткнулъ пальцемъ на три сѣдые волосика торчавшіе у него на затылкѣ.
   -- Я васъ оставлю, почтенный другъ, сказалъ князь,-- вы, можетъ-быть, отдохнуть захотите?
   -- Нѣтъ, не хочу! Въ коляскѣ выспался! пропѣлъ тотъ,-- а ты ступай по своимъ дѣламъ! Я своими займусь!
   Чижевскій показался въ дверяхъ комнаты.
   -- Ростиславъ, здравствуй! Какъ играешь на театрѣ?
   -- Увидите сами вечеромъ, ваше сіятельство, отвѣтилъ весело молодой человѣкъ,-- въ грязь лицомъ не хлопнемся, Москвы не посрамимъ!... А вы какъ съѣздили?
   -- Винокурня сгорѣла! Мошенникъ управляющій! Подъ судъ отдалъ!... А просьбу мѣщанки здѣшней разобралъ? вспомнилъ онъ.
   -- Какъ же-съ! И всѣхъ кого нужно вызвалъ.
   -- И гдѣ они?
   -- Здѣсь, ваше сіятельство, еще со вчерашняго вечера, я такъ и назначилъ на случай,-- какъ и вышло теперь,-- вы рано сюда пріѣдете.
   -- Распорядительный! мигнулъ на него графъ входившему Шажкову.
   Шажковъ только губами повелъ.
   Цѣлый рядъ слугъ, подъ предсѣдательствомъ Vittorio, вносили въ это время въ комнату на тяжелыхъ серебрянныхъ подносахъ чай, кофе, со всевозможными къ нимъ печеньями и снадобьями, и полный завтракъ изъ холодныхъ блюдъ.
   -- Завтракать хочете? спросилъ старикъ своихъ чиновниковъ.
   -- Нѣтъ-съ, для меня рано, отвѣчалъ Чижевскій,-- а чаю я выпью.
   -- И я ничего утромъ не ѣмъ, кромѣ чай пью!-- ладони торжественно приподнялись,-- будемъ пить чай, а ты мнѣ про мѣщанку доложи!
   -- Слушаю-съ.
   Они усѣлись за столъ.
  

XXXVI.

   -- Просительница, началъ Чижевскій,-- Ирина Михайлова, жена серебрянныхъ дѣлъ подмастерья, Степана Ѳирсова, бабенка, какъ изволите увидѣть, лѣтъ двадцати, и собою весьма не дурна, усмѣхнулся молодой чиновникъ.
   -- Замѣтилъ! подмигнулъ на него Шажкову графъ, находившійся въ отличнѣйшемъ расположеніи духа.
   Шажковъ счелъ нужнымъ цѣломудренно опустить глаза.
   Чижевскій продолжалъ:
   -- Отецъ ея покойный торговалъ въ Москвѣ, въ рядахъ, и оставилъ кой-какія деньги. Послѣ его смерти вдова его переѣхала на житье на родину свою, въ здѣшній городъ, гдѣ у нея домъ свой. Тутъ Ирина въ прошломъ году познакомилась съ теперешнимъ супругомъ своимъ и, нѣсколько противъ воли матери, вышла за него замужъ, получивъ въ приданое тысячу рублей. Мужъ же ея до этого своего брака служилъ въ подмастерьяхъ у единственнаго здѣсь въ городѣ серебренника, Осипа Власьева, по прозвищу Зарѣза, съ женою котораго онъ въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ находился -- въ нѣжныхъ отношеніяхъ.
   -- Старая она? повелъ нижнею губой графъ.
   -- Не молода-съ!
   -- Дуракъ! засмѣялся онъ.-- А векселя кому даны?
   -- Этой, вотъ самой, Аннѣ Прохоровой Власьевой, и дѣйствительно, по всей вѣроятности, должно-быть безденежные, такъ какъ по свѣдѣніямъ которыя я затребовалъ отъ городничаго, Ѳирсовъ въ деньгахъ не нуждался, имѣетъ тутъ же въ городѣ отца, человѣка довольно зажиточнаго, и самъ скромный, трезвый и, по всему видно, очень глуповатый малый, котораго эта madame Зарѣзъ, что называется объѣхала со всѣхъ сторонъ. А Власьевы сами, по недостатку работы въ уѣздномъ городѣ, едва концы съ концами сводятъ.
   -- Сколько и на какую сумму векселя? запѣлъ графъ.
   -- To-есть заемныя письма? пояснилъ Чижевскій:-- коммерческихъ векселей Ѳирсовъ, какъ подмастерье, выдавать не въ правѣ.
   -- Все равно, обязательства далъ! На сколько?
   -- Одно заемное письмо въ триста, а другое въ пятьсотъ рублей. Даны въ одинъ и тотъ же день, срокомъ на девять мѣсяцевъ, и, какъ оказывается изъ сближенія цифръ, время выдачи ихъ совпадаетъ со временемъ перваго знакомства Ѳирсова съ Ириной Михайловой.
   -- Понимаю! Мошенники! не далъ кончить графъ,-- обирали его! Женился, а они ко взысканію! А полиція съ него требуетъ!...
   -- Точно такъ. Бѣдняга страшно перепугался,-- къ отцу. Отецъ кулакъ: "я за тебя, говоритъ, неплательщикъ, самъ съ деньгами, за женою взялъ". А женѣ и подавно не охота жертвовать своимъ приданымъ въ пользу старой любезной своего супруга.
   -- За что жертвовать?
   И графскія ладони приподнялись.
   -- Старикъ городничій здѣшній, изволите знать, человѣкъ хорошій. Бабенка къ нему....
   -- А онъ же по этой части слабъ, язвительно ввернулъ на это Шажковъ.
   -- Въ Малоархангельскомъ полку служилъ; подъ Денневицемъ въ Тринадцатомъ году ногу оторвало. Почтенный воинъ! строго пропѣлъ ему наставленіе графъ.
   -- Онъ ей и говоритъ, началъ опять Чижевскій:-- и самъ я вижу каково дѣло, только ничего въ этомъ не могу,-- формальное обязательство, я по закону обязанъ взыскать.
   -- Законъ! Старикъ презрительно засмѣялся: -- законъ у насъ для мерзавцевъ писанъ! А какъ ихъ звать, этихъ мошенниковъ?..
   -- Власьевы.
   -- Да, Власьевы... Ты ихъ вызвалъ?
   -- Всѣ четверо здѣсь.
   -- Позови всѣхъ сюда!... Разберу!...
   Чижевскій вышелъ, и въ ту же дверь вошелъ графъ Анисъевъ въ полной формѣ и съ цѣлымъ иконостасомъ русскихъ и иностранныхъ крестовъ выпущенныхъ изъ-за каждой пуговицы его блестящаго мундира. Шажковъ при такомъ зрѣлищѣ даже позеленѣлъ отъ зависти.
   -- Честь имѣю къ вашему сіятельству явиться, офиціально проговорилъ флигель-адъютантъ, и также офиціально, въ пяти шагахъ отъ кресла графа, склонился предъ нимъ поклономъ.
   -- А, полковникъ, здравствуй! запѣлъ тотъ;-- знаю что пріѣхавъ! Вчера? Рано встаешь! Это хорошо! Чай пилъ?
   -- Нѣтъ еще-съ, спѣшилъ къ вамъ... И съ удовольствіемъ выпью у васъ чашку, если позволите, тотчасъ же смѣняя служебный тонъ на свѣтскій и пріятно улыбаясь промолвилъ флигель-адъютантъ.
   -- Садись! Будемъ говорить! Что дядя?
   -- Слава Богу, здоровъ, сколько мнѣ извѣстно... Я самъ теперь изъ Симбирска...
   -- Знаю!... Все знаю! Старикъ многозначительно взглянулъ на него.-- Письмо отъ него получилъ... О тебѣ...
   Блестящій полковникъ поспѣшно потупился и осторожно, но замѣтно покосился на Шажкова.
   -- Андрей Ѳедорычъ, обернулся на того графъ,-- потрудись сказать Чижевскому чтобы съ просителями погодилъ! Я позову когда нужно!...
   -- Я, началъ онъ тотчасъ же по уходѣ чиновника,-- какъ было написано въ его письмѣ, такъ я и сказалъ!
   Анисьевъ слегка пододвинулся къ нему со своимъ кресломъ:
   -- И, смѣю спросить, какъ это было принято?
   -- To-есть, это ты на счетъ Ларіона хочешь знать?
   -- Такъ точно!... Сколько мнѣ извѣстно, въ письмѣ этомъ князю Ларіону Васильевичу должно стало-быть сказано...
   -- Было! Я ему передалъ.
   -- И онъ?... не договорилъ флигель-адъютантъ, и нѣсколько тревожно воззрился на своего собесѣдника.
   -- А онъ говоритъ, невозмутимо отвѣчалъ графъ,-- что онъ самъ по себѣ, а племянница его, княжна, сама по себѣ, потому ей выходить, не ему!...
   Петербургскій воинъ задумчиво потянулъ во всю его длину свой шелковистый усъ.
   -- Какъ же вы полагаете, послѣ довольно долгаго молчанія заговорилъ онъ,-- какъ долженъ я понимать эти слова?
   -- Ничего не полагаю! Твое дѣло! Я ему сказалъ, и отвѣтъ его говорю! А больше ничего не знаю!
   Анисьевъ подвинулся еще ближе.
   -- Позвольте мнѣ, графъ, быть съ вами совершенно откровеннымъ?-- Ваша старая дружба съ моимъ дядей...
   -- Старая, правда! запѣлъ голосъ:-- въ Десятомъ году на Дунаѣ въ одной палаткѣ спали!...
  ла бы съ Ашанинымъ? спросилъ Гундуровъ.
   -- Нѣтъ, что тамъ опять пересаживаться! Поѣзжай съ Владиміромъ Петровичемъ! поспѣшила отвѣтить она, занося ногу на первую ступеньку своего безконечно высокаго экипажа.
   Она избѣгала оставаться съ нимъ глазъ на глазъ, она попрежнему отводила взглядъ свой отъ него.
   Только у Тріумфальныхъ воротъ, когда онъ въ свою очередь полѣзъ къ ней прощаться по безконечнымъ ступенькамъ стараго дормеза, она охватила его шею рукой, припала головой къ его плечу -- и такъ и замерла...
   Она отпустила его всего облитаго ея слезами, и наклоняясь къ нему въ открытыя дверцы трижды перекрестила его сверху, шепча:
   -- Надѣйся на Бога и не унывай, а думай о насъ съ нею!
   Это было первое и единственное слово относившееся ко княжнѣ, произнесенное ею съ минуты пріѣзда ея изъ Сашина.
  

XXXVI.

Mais elle était da monde où les plue belles choses
Ont le pire destin...
Malherbe.

   Вальковскій, оставшись одинъ въ Сашинѣ на положеніи хозяина, заказалъ себѣ прежде всего въ тотъ же вечеръ ужинъ съ поросенкомъ и варениками, которые онъ, вѣрный своему хохлацкому происхожденію, предпочиталъ всѣмъ тончайшимъ яствамъ на свѣтѣ, наѣлся по горло, залегъ спать, и проснулся на слѣдующій день чуть свѣтъ въ самомъ счастливомъ расположеніи духа. Совершивъ свои омовенія, онъ вздѣлъ на плечи оставленный Гундуровымъ старый бухарскій халатъ, и въ этомъ костюмѣ, въ туфляхъ обутыхъ на босую ногу, вышелъ во дворъ, къ немалому скандалу попавшейся ему на встрѣчу старой экономки Софьи Ивановны, привыкшей къ чинности домашняго обихода своихъ господъ, и которой онъ весьма величественно отдалъ приказаніе принести ему крынку молока.
   -- На то, батюшка, есть среди мужскаго пола кому приносить вамъ... въ этомъ видѣ, а меня ужь, старуху, увольте! фыркнула она ему въ отвѣтъ, съ цѣломудреннымъ негодованіемъ отворачивая взоръ отъ зрѣлища нижняго бѣлья, откровенно выступавшаго наружу изъ-подъ развевавшихся полъ его халата, и поспѣшно отходя отъ него.
   Вальковскій все такъ же величественно запахнулъ халатъ, и прошелъ въ конюшню, которую нашелъ запертою, а оттуда въ кучерскую избу, гдѣ засталъ всѣхъ спящими, за что, разбудивъ виновныхъ, прочелъ имъ строгую нотацію, и повелѣлъ чтобы къ девяти часамъ "была у него готова, смотри! четверка караковыхъ подъ новую коляску, ѣхать въ*Сицкое. ",
   Вернувшись затѣмъ въ комнаты "фанатикъ", чтобъ убить какъ-нибудь время до отъѣзда, закусилъ остатками вчерашняго поросенка, запилъ его огромнымъ кувшиномъ молока, и перечелъ цѣлыя двѣ драмы изъ коллекціи театральныхъ піесъ которую неизмѣнно возилъ съ собою въ чемоданѣ, куда бы онъ съ нимъ ни отправлялся.
   Въ девять часовъ невступно сѣлъ онъ въ щегольскую "выѣздную" коляску Гундурова, развалился въ углу ея и сказавъ себѣ мысленно: "а славно, чортъ его возьми, пропріетеромъ быть, въ собственномъ экипажѣ разъѣзжать!" велѣлъ "катить къ Шастуновымъ". Онъ разчитывалъ попасть туда прямо къ часу перваго завтрака.
   Но застоявшаяся въ конюшнѣ за послѣднее время добрая молодая четверка караковыхъ помчала его такъ рѣзво по гладко наѣзженной лѣтней дорогѣ что большіе часы высившіеся подъ угломъ фронтона Сицковскаго дома только что отзвонили половину десятаго когда Вальковскій подъѣзжалъ подъ ворота.
   По случаю отъѣзда князя Ларіона, офиціальный breakfast въ столовой былъ вовсе отмѣненъ распоряженіемъ Аглаи Константиновны: его замѣнилъ русскій, попросту, "чай", сервировавшійся въ ситцевомъ кабинетѣ ея внутреннихъ аппартаментовъ, и на который сходились утромъ, въ десятомъ часу, дѣти княгини и неизбѣжный другъ, наперсникъ и совѣтникъ ея, Зяблинъ.
   Чай этотъ теперь только что былъ отпитъ, князекъ со своимъ Англичаниномъ уже поднялись и ушли совершать свою обычную гигіеническую прогулку, а Лина собиралась послѣдовать ихъ примѣру, когда вошедшій Финогенъ громко возгласилъ у дверей:
   -- Иванъ Ильичъ Вальковскій!
   -- Кто такой? переспросила княгиня, въ числѣ другихъ прирожденныхъ ей духовныхъ даровъ имѣвшая необыкновенную способность перезабывать всѣ имена и фамиліи.
   -- Monsieur Вальковскій, maman, который устраивалъ у насъ театръ, молвила княжна Лина съ невольнымъ волненіемъ въ голосѣ: она знала по разказамъ Ашанина что "фанатикъ" гостилъ въ Сашинѣ, и объяснила себѣ тотчасъ же его пріѣздъ въ Сицкое тѣмъ что онъ привезъ къ ней оттуда извѣстія.
   -- Ah oui! возглавила Аглая Константиновна, глядя на Зяблина,-- ce monsieur qui est si mal élevé et si glouton, aux repas!.. Проси! обернулась она, подумавъ и слегка нахмурясь, къ ожидавшему у дверей камердинеру.
   "Фанатикъ" вошелъ самоувѣренно и развязно ("откатавъ" въ полчаса времени пятнадцать верстъ на "своихъ" лошадяхъ, въ щегольскомъ экипажѣ, высаживать его изъ котораго кинулось изъ сѣней этого "княжескаго дома" съ полдюжины слугъ, Вальковскій чувствовалъ себя болѣе чѣмъ когда-нибудь независимымъ пропріетеромъ, которому что говорится "чортъ, не братъ").
   -- Добраго утра, княгиня! сказалъ онъ, кланяясь ей и Линѣ, пожалъ руку Зяблину, и не ожидая приглашенія хозяйки, которая на его привѣтствіе отвѣчала довольно сухимъ, поклономъ, опустился въ стоявшее противъ нея кресло, улыбаясь и оглядывая съ видомъ знатока отянутыя стѣны ея кабинета, въ который входилъ онъ въ первый разъ въ жизни, такъ какъ въ пору пребыванія его въ Сицкомъ она его въ святилище внутреннихъ своихъ аппартаментовъ не допускала.
   -- Прекрасный ситецъ у васъ, княгиня! проговорилъ онъ баскомъ и тономъ любезной снисходительности.
   Аглая Константиновна съ нѣкоторымъ удивленіемъ повела, взглядомъ на Зяблина, потомъ на дочь, какъ бы спрашивая ихъ "что это за жанръ?" и проговорила въ свою очередь, тономъ высокомѣрной насмѣшливости:
   -- Vous trouvez?
   -- Чего-съ? спросилъ Вальковскій.
   "Il ne comprend pas même le franèais!" съ глубокимъ презрѣніемъ сказала себѣ мысленно княгиня. И громко:
   -- Вамъ нравится мой ситецъ?
   -- Д-да, произнесъ все такъ же снисходительно онъ,-- со вкусомъ выбранъ... Вы гдѣ его покупали?
   -- Изъ Парижа выписала, коротко и раздувъ ноздри отвѣтила она.
   -- Только даромъ деньги кидать, отрѣзалъ на это пропріетеръ,-- потому у насъ теперь ситцы ничѣмъ не хуже чѣмъ у Французовъ дѣлаютъ...
   И онъ тутъ же, вспомнивъ о письмѣ имѣвшемся у него въ карманѣ, обернулся въ сторону княжны поднявъ неестественно брови ко лбу, и глядя на нее такъ какъ глядитъ актеръ на публику готовясь сказать "въ сторону" тайну, которая въ дѣйствительности должна быть услышана всѣми находящимися съ нимъ въ эту минуту на сценѣ.
   Лина съ своей стороны тревожно глядѣла на него, чувствуя что онъ непремѣнно, вотъ-вотъ, скажетъ что-нибудь неподходящее, вызоветъ ея мать на неприличную выходку, или скомпрометтируетъ "друзей" какимъ-нибудь неосторожнымъ словомъ. "Онъ привезъ мнѣ письмо, навѣрно, говорила она себѣ,-- но отчего онъ, а не Владиміръ Петровичъ? не случилось ли чего-нибудь особеннаго?.." И она чувствовала что сердце ея начинаетъ биться учащеннымъ болѣзненнымъ біеніемъ... "Его надо скорѣе увести отсюда, думала она,-- но какъ?.."
   Она опустила глаза чтобы заставить его, по крайней мѣрѣ, отвести отъ нея эти "такъ неловко и безполезно" выпученные глаза его.
   Онъ ихъ отвелъ дѣйствительно, и перевелъ на княгиню.
   -- А вы ужь чай отпили? спросилъ онъ ее.
   -- Да... А вы еще нѣтъ? небрежно промолвила она, подставляя нехотя остывшій чайникъ подъ кранъ стоявшаго предъ нею серебрянаго англійскаго "чайнаго котла".
   -- Я, признаться вамъ, молвилъ на это игриво Вальвовскій,-- поросеночкомъ сегодня хоть уже и закусилъ, только давно этому, а теперь, послѣ дороги, чашечку съ бутербродцемъ (онъ кивнулъ на стоявшую на столѣ тарелку съ сандвичами) пропустить невреднымъ считаю.
   -- А гдѣ же это ужь вы успѣли поросеночка "пропустить"? спросилъ подсмѣиваясь Зяблинъ.
   -- Да у себя, въ Сашинѣ, сорвалось съ устъ "фанатика".
   -- Сашино, attendez donc! возгласила, неожиданно вспомнивъ вдругъ княгиня!-- je crois savoir ce que c'est!.. Это имѣніе этой генеральши... de cette madame Pereverzine, n'est ce pas?...
   -- Д-да, Гундуровское, то-есть, племянника... пробормоталъ онъ, почувствовавъ вдругъ что "лѣзетъ въ болото",
   -- А вы тамъ теперь, у нихъ, живете? протянула Аглая Константиновна, такъ и уставившись на него круглыми и грозными, показалось ему, глазами.
   Вальковскій обозвалъ себя мысленно "дурнемъ", пришелъ, въ конфузъ, и разчитывая "поправиться", поспѣшилъ возразить:
   -- Я тамъ совершенно одинъ теперь. А Левъ Гурычъ Синичкинъ такъ у насъ и провалился, княгиня? заговорилъ онъ тутъ же, въ надеждѣ "покончить съ тѣмъ разговоромъ"
   Зяблинъ, угадывая его смущеніе, и боясь съ своей стороны продолженія бесѣды на тему Сашина въ виду находившейся тутъ княжны, тотчасъ же отозвался на этотъ вопросъ:
   -- Да, очень жаль что тогда болѣзнь княгини помѣшала: вы были превосходны въ этой роли... А ваша водевильная дочка, засмѣялся онъ слегка,-- Ольга Елпидифоровна Акулина, замужъ успѣла выйти съ тѣхъ поръ?
   -- Какъ же, какъ же, окрутили! хихикнулъ Банковскій.
   -- Une personne bien impertinente! фыркнула, услыхавъ непріятное для нея имя барышни, хозяйка.
   -- Это, то-есть, вы насчетъ ея бойкости? продолжалъ смѣяться онъ, предовольный тѣмъ что рѣчь перешла на этотъ предметъ;-- что говорить, юнкеръ въ юпкѣ! Только ужь и умна, бестія!...
   Аглая Константиновна изобразила на лицѣ призрительную гримасу, продолжая все такъ же глядѣть на него недовольными и подозрительными глазами. Она, обыкновенно ничего не замѣчавшая и не предвидѣвшая, озарилась теперь вдругъ какимъ-то неожиданнымъ свѣтомъ: неосторожно выпущенное Вальковскимъ слово о его пребываніи въ Сашинѣ приводило ее къ убѣжденію что его пріѣздъ теперь былъ подсылъ со стороны этой "ужасной madame Pereverzine" и ея племянника, что они задумали, "qu'ils fomentent quelque affreuse intrigue" противъ нея, съ цѣлью поддержать Лину въ ея непослушаніи матери "de sa mère qui l'a mise au monde"... Аглая Константиновна была настроена на подозрѣніе во вражескомъ умыслѣ всѣхъ и каждаго противъ задушевныхъ плановъ своихъ и разчетовъ. Не далѣе какъ наканунѣ получила она изъ Петербурга письмо отъ друга cdjtujo, графини Анисьевой, въ которомъ сообщались "des choses incroyables" насчетъ деверя ея, князя Ларіона. "Mon excellent frère, говорилось въ этомъ письмѣ, n'y comprend rien. Le prince a été reèu ici avec une grâce, une attention, dirais je, toute particulière, mais il y semble plus qu'indifférent et sous: prétexte de maladie prétend tout haut se voir obligé de décliner l'hunneur de siéger au Conseil"... Quant à nos projets,, говорилось въ заключеніе, il s'y déclare tout-à-fait hostile,, ainsi qu'il l'annonce très péremptoirement à mon frère. Je ne Vous en dis pas davantage"... Съ другой стороны "бригантъ", которому она "дала понять" что если онъ согласится переѣхать за нею въ Петербургъ, "une main amie pourra racheter tous ses векселя", принялъ этотъ великодушный намекъ очень холодно, и отвѣтилъ что "это не дастъ ему въ Петербургѣ того общественнаго положенія которымъ онъ всегда пользовался въ Москвѣ, и надѣется пользоваться пока душевныя страданія не сократятъ его дней"... А теперь этотъ "подсылъ" изъ Сашина "de ce monsieur si mal élevé!" О, надо отъ него все вывѣдать, все!...
   -- Вы говорите что вы тамъ одни, въ этой деревнѣ? огорошила она вновь "фанатика", возвращаясь этимъ вопросомъ къ предмету бесѣды отъ котораго онъ думалъ было счастливо "улизнуть".
   -- Одинъ совершенно! повторилъ онъ, стараясь не глядѣть на "допрощицу".
   -- А гдѣ же сами они, les maitres de la maison?
   -- To-есть, это кто-съ?
   -- Эта madame Pereverzine и ея племянникъ? фыркнула презрительно Аглая.
   -- Въ Москву уѣхали.
   -- Въ Москву? C'est très drôle! промолвила недовѣрчивымъ тономъ княгиня;-- даже невѣроятно!...
   -- Да что-жь, я вамъ лгать что ли буду, княгиня? огрызся Вальковскій.
   Она свысока усмѣхнулась:
   -- Je ne dis pas cela, а только удивляюсь: кто же посреди лѣта изъ деревни въ городъ уѣзжаетъ?
   -- Поѣдешь и лѣтомъ коли надобность! сказалъ онъ, не находя другаго возраженія.
   -- Какая же "надобность"!
   "Ишь допекаетъ-то какъ!" подумалъ Вальковскій, и вдругъ озлился, какъ всегда это бывало съ нимъ когда чувствовалъ онъ себя припертымъ къ стѣнѣ.
   -- Вызвали, ну и поѣхали! крикнулъ онъ почти.
   Но она продолжала "допекать" его: къ ея подозрѣніямъ примѣшивалась теперь еще большая доля женскаго, назойливаго, неотступнаго любопытства.
   -- Вызвали? повторила она:-- что же такое? Какія-нибудь дѣла?
   Онъ помялся на мѣстѣ, не отвѣчая и сердито изподлобья озираясь.
   Но она хотѣла знать непремѣнно, во что бы ни стало.
   -- Un procès, или что-нибудь другое?
   -- Не "просе",-- графъ! буркнулъ онъ со злости -- "на вотъ, молъ, отвяжись!" и невольно покосился въ сторону Лины.
   Она сидѣла, ни жива, ни мертва, съ широко раскрытыми вѣками недвижныхъ, словно застывшихъ, глазъ.
   -- C'est très drôle! вскликнула еще разъ Аглая Константиновна,-- графъ "вызвалъ" къ себѣ madame Pereverzine?
   -- Да не ее же, его! визгнулъ, уже весь красный отъ досады, "фанатикъ".
   -- Его?... Вы, то-есть, говорите про ея племянника... de ce monsieur Hamlet? пояснила она съ злорадною усмѣшкой:-- для чего же его вызвали?
   Вальковскій не выдержалъ и, окончательно выходя изъ себя, ляпнулъ, что говорится, во всю:
   -- Ну, исторія тамъ какая-то вышла, неосторожность, чортъ ихъ тамъ знаетъ!... а только его, бѣднягу, въ Оренбургъ ссылаютъ, коли желаете знать! прохрипѣлъ онъ словно давясь, и глядя на нее глазами озлобленнаго волка.
   -- Княжна, что съ вами? крикнулъ вдругъ Зяблинъ, съ перепуганнымъ лицомъ вскакивая съ мѣста.
   Лина, ухватившись рукой за сердце, безъ вопля, безъ слова, валилась съ кресла своего на полъ.
  

ХXXVII.

   Въ Москвѣ, въ тотъ же день раннимъ утромъ, Ашанинъ съ дрожащими на рѣсницахъ слезами прощался въ Гуядуровымъ на крыльцѣ его дома, къ которому уже подана была его совсѣмъ снаряженная въ путь коляска.
   -- Ты сейчасъ же, сейчасъ отсюда въ Сицкое? говорилъ ему герой нашъ.
   -- Будь покоенъ, ни минуты не помедлю. Лошади мои сейчасъ придутъ сюда... Еслибъ я могъ предвидѣть что ты цѣлыми сутками ранѣе уѣдешь, я бы не поручилъ Вальковскому отвезти письмо Софьи Ивановны княжнѣ, а самъ успѣлъ бы это сдѣлать прежде чѣмъ какіе-либо слухи могли дойти къ нимъ отсюда.
   -- Ты ее увидишь, вырвалось чуть не стономъ изъ груди Сергѣя,-- скажи ей что я все выдержу, все вынесу, безъ ропота, безъ... какъ сказалъ ей... Она пойм... Дыханіе его сперлось, онъ былъ не въ силахъ продолжать.
   -- Знаю, голубчикъ, знаю что ей сказать!.. А ты живи себѣ спокойно во Владимірѣ, и жди дня черезъ два-три письма отъ меня. Еслибы что-нибудь особенное приключилось, я самъ къ тебѣ туда буду.
   -- Смотри же! вскрикнулъ Гуидуровъ,-- а иначе, ссылай они меня потомъ хоть въ Камчатку, я прискачу оттуда въ Сицкое... О, Боже мой, хоть бы издали, мелькомъ, взглянуть мнѣ на нее!..
   -- Увидишь, скоро, я увѣренъ въ этомъ! твердилъ успокоивая его Ашанинъ...
   Они еще разъ обнялись, поцѣловались... Гундуровъ сѣлъ въ коляску рядомъ со старикомъ Ѳедосеемъ. Экипажъ тронулъ.
   -- Стой, стой! раздался крикъ съ дрожекъ въѣзжавшихъ въ эту минуту на встрѣчу имъ во дворъ. Ямщикъ откинувшись всѣмъ тѣломъ назадъ осадилъ свою четверку.
   -- Позвольте узнать, куда это вы изволите отправляться? прохрипѣлъ, юрко соскакивая съ дрожекъ и подбѣгая къ коляскѣ, слонообразный исправникъ Акулинъ.
   Гундуровъ отвернулся.
   -- Покажи ему подорожную, Ѳедосей! сказалъ онъ.
   Елпидифоръ, разобиженный этимъ пренебрежительнымъ отношеніемъ къ нему, вырвалъ изъ рукъ старика слуги свѣже бѣлый еще казенный листъ, и полугромко принялся читать;
   ... Въ городъ Оренбургъ, съ будущимъ, подъ собственный экипажъ...-- Но его сіятельству графу угодно было дать вамъ дозволеніе пробыть три дня въ Москвѣ? смущенно проговорилъ онъ.
   -- А если мнѣ не угодно воспользоваться этимъ дозволеніемъ, сказалъ Сергѣй,-- а угодно не завтра выѣхать, а сегодня?.. Или вы можетъ-быть почитаете себя въ правѣ заставить меня оставаться здѣсь лишнія сутки?..
   Исправника передернуло; онъ не отвѣчая отвелъ глаза отъ молодаго человѣка.
   -- Такъ ужь позвольте мнѣ отправляться съ Богомъ, сказалъ тотъ тѣмъ же презрительнымъ тономъ.-- Трогай ямщикъ!.. Прощай Ашанинъ! обернулся онъ къ нему послѣднимъ кивкомъ уже выѣзжая за ворота дома.
   -- Прощай, Сережа, до свиданія, до скораго! крикнулъ въ отвѣтъ, подчеркивая, красавецъ.
   Онъ стоялъ на крыльцѣ въ трехъ шагахъ отъ Акулина, и глядѣлъ на него своимъ лукаво-невиннымъ взглядомъ, какъ бы спрашивая: "ну, что взялъ, старый шельмецъ?.. "
   Тотъ, какъ бы мгновенно сообразивъ что-то, шагнулъ къ нему.
   -- Такъ, повѣрите, непріятны подобныя порученія, заговорилъ онъ вдругъ.-- и даже совсѣмъ къ прямымъ обязанностямъ моимъ не относящіяся... Сами понимаете, что я могу имѣть противъ Сергѣя Михайлыча, а между тѣмъ и онъ и вы, Владиміръ Петровичъ, какъ мнѣ кажется, почитаете что тутъ съ моей стороны какъ будто что-нибудь...
   -- А, вотъ и лошади мои пришли! вскрикнулъ вмѣсто отвѣта Ашанинъ.
   На дворъ въѣзжала тройка подъ почтовою телѣгой.
   -- Заворачивай, братъ, заворачивай, да сѣна спроси тутъ у дворника побольше. А я сейчасъ готовъ!
   Онъ побѣжалъ въ домъ, и тутъ же вернулся со своимъ дорожнымъ чемоданомъ и кожаною подушкой.
   Акулинъ не трогался съ мѣста: ему видимо хотѣлось довести свое объясненіе до конца.
   Но пріятель Гундурова въ свою очередь никакъ не хотѣлъ доставить ему этого удовольствія. Онъ принялся возиться съ убивкой сѣна подъ сидѣнье, потребовалъ веревку для устройства себѣ переплета, уложилъ подушку, сунулъ чемоданъ подъ мѣсто ямщика, и когда все это было кончено живо вскочилъ въ телѣгу и, усѣвшись, огорошилъ Елпидифора слѣдующимъ нежданнымъ вопросомъ:
   -- Такъ такъ и прикажете сказать графу? Я къ нему въ Покровское ѣду.
   -- Что это "сказать"? вскрикнулъ растерянно исправникъ.
   -- Что вы находите очень "непріятными" порученія которыя онъ возлагаетъ на васъ?
   Акулинъ, мгновенно поблѣднѣвъ, подбѣжалъ къ его телѣгѣ.
   -- Да что вы это, Владиміръ Петровичъ, Богъ съ вами! Да развѣ это можно говорить! перепуганнымъ шепотомъ пробормоталъ онъ.
   -- Почему же? засмѣялся Ашанинъ:
  
   Съ кѣмъ подружился, вѣрнымъ другомъ будь,
   Но всякому не довѣряйся въ дружбѣ!
   Не ссорься, а поссорившись будь твердъ!...
  
   -- Да что это вы мнѣ говорите? Къ чему? прервалъ его съ отчаяніемъ въ голосѣ Елпидифоръ.
   -- А вы ужь и забыли? Да это изъ вашей же роли Полонія,-- напутственная его рѣчь Лаерту. Вы еще такъ прелестны были въ этомъ мѣстѣ... Вотъ увижу Чижевскаго въ Покровскомъ, вѣроятно... припомнимъ вмѣстѣ... Прощайте, Елпидифоръ Павлычъ!..
   -- Но, Владиміръ Петровичъ, позвольте вамъ сказать...
   -- Некогда, Полоній Павлычъ, некогда, спѣшу!
   И, несказанно тѣшась перепугомъ изображавшимся на всѣхъ чертахъ толстаго представителя благочинія, красавецъ съ громкимъ смѣхомъ выѣхалъ за ворота.
   Къ обѣду, то-есть часу въ пятомъ въ началѣ, онъ былъ въ городѣ знакомомъ уже нашему читателю, черезъ который лежала ему прямая дорога въ Сицкое, гдѣ онъ разчитываль застать еще Вальковскаго ("не уѣдетъ же онъ отъ хорошаго обѣда", говорилъ себѣ Ашанинъ), и переговоривъ съ княжной Линой, уѣхать къ вечеру съ "фанатикомъ" на Гундуровскихъ лошадяхъ въ Сашино.
   Но едва успѣлъ онъ подъѣхать ко крыльцу станціи, какъ со скамьи у этого крыльца поднялся съ поклономъ по его адресу степеннаго вида мущина въ лѣтнемъ армякѣ и поярковой шляпѣ, въ которомъ онъ узналъ хорошо ему знакомаго кучера Гундурова.
   -- Ты какъ здѣсь, Павелъ? вскрикнулъ онъ изумившись, выскакивая изъ телѣги.
   -- Съ лошадьми, отвѣчалъ пѣвучимъ и какъ бы недовольнымъ тономъ тотъ.
   -- Съ какими лошадьми?
   -- Да съ молодыми, съ нашими... Господина Вальковскаго привезъ, примолвилъ онъ уже видимо хмурясь.
   -- Онъ здѣсь?
   -- Нѣтути... Уѣхали! Почтовыхъ взяли.
   -- Куда?
   -- А тутъ верстъ за двадцать, Шатилово село есть...
   -- Ничего не понимаю! вскрикнулъ еще разъ Ашанинъ;-- откуда вы сюда пріѣхали!
   -- А мы, значитъ, перво-наперво въ княжое, въ Сицкое выѣхали...
   -- Ну?..
   -- А оттелева -- и съ полчаса тамъ не пробыли -- выскочили они опять, сѣли, велѣли сюда въ городъ гнать... во всю, тоись, мочь, не жалѣючи... Лошади, сами знаете, молодыя, по пятому году, долголь испортить? Не годится такъ дѣлать господину! Я имъ, хоша и гнѣваться, знамо, стали на меня за это, не хорошо, говорю, баринъ, не ваши лошади, а я въ отвѣтѣ завсегда должонъ быть, потому господа мои уѣхали, а я завсегда тутъ... Такъ и не согласенъ я сталъ съ ними дальше ѣхать, въ село въ это самое, потому зарѣзать лошадей надо...
   -- Да зачѣмъ ему въ это село? нетерпѣливо прервалъ красавецъ резонера возницу.
   -- За дохтуромъ, стало-быть, поскакали, потому онъ туда, слышно, съ вечера еще уѣхалъ...
   -- За докторомъ? повторилъ Ашанинъ. У него похолодѣли руки. Онъ какъ-то разомъ, чутьемъ угадалъ что докторъ понадобился для Лины, и что въ этомъ виноватъ "фанатикъ", а болѣе всего онъ самъ, отправившій въ Сицкое этого "волка безобразнаго".
   -- Это тамъ въ княжемъ... заболѣлъ кто-нибудь? проговорилъ онъ невѣрнымъ, словно соскакивавшимъ съ мѣста языкомъ, и не рѣшаясь поднять глазъ.
   Павелъ принялъ тотъ дипломатическій видъ на который были такъ падки пожилые дворовые старыхъ временъ.
   -- Я опять вамъ, баринъ, про этотъ самый предметъ въ точности объяснить не могу, потому, сами знаете, наше дѣло -- на козлахъ сиди, да вожжами орудуй... А только такъ понять что барышня... княжна тоись тамошная, договорилъ онъ уже шепотомъ.
   -- И доктора нѣтъ... Онъ поѣхалъ за нимъ? растерянно спрашивалъ Ашанинъ, проклиная мысленно и себя, и Вальковскаго, и замирая отъ тревоги.
   По площади, на углу которой стояла станція, шелъ въ это время сѣдой, но бодро выступавшій старичокъ въ форменной съ синимъ бархатнымъ околышемъ фуражкѣ и съ суковатою палкой въ рукѣ. Онъ направлялся къ сосѣдней улицѣ, но проходя мимо станціи поднялъ глаза и, замѣтивъ разговаривавшихъ, остановился вдругъ, приподнялъ свободную руку къ глазамъ отъ солнца чтобы лучше разсмотрѣть ихъ, и пошелъ прямо на Ашанина.
   -- Извините меня, имѣлъ несчастіе позабыть фамилію вашу, вы изволили участвовать въ представленіи Гамлета на домашнемъ спектаклѣ у княгини Шастуновой... и даже именно исполняли роль Гораціо?
   -- Такъ точно, молвилъ тотъ въ недоумѣніи.
   -- Тутъ сейчасъ былъ одинъ изъ вашихъ товарищей по спектаклю...
   -- Вальковскій? Ради Бога, скажите, не видѣли ли вы его?
   -- Я потому именно осмѣлился подойти къ вамъ не имѣя чести быть вамъ знакомымъ, заговорилъ торопливо старичокъ:-- товарищъ вашъ заѣзжалъ ко мнѣ, такъ какъ мы имѣли случай встрѣчаться съ нимъ въ пору его кратковременнаго пребыванія въ нашемъ городѣ, заѣзжалъ справляться насчетъ доктора Ферапонтова...
   -- Княжна заболѣла! не далъ ему договорить Ашанинъ.
   Старичокъ поднялъ глаза къ небу.
   -- Вамъ это, быть-можетъ, покажется удивительнымъ и, такъ сказать, даже невѣроятнымъ, только повѣрьте что я, совершенно незнакомый въ вашемъ обществѣ индивидуй, пораженъ былъ этою вѣстью такъ что съ той минуты просто, что говорится, мѣста себѣ не нахожу... Я имѣлъ счастіе видѣть княжну въ роли Офеліи и послѣ того обмѣняться съ нею нѣсколькими словами...
   -- Вы господинъ Юшковъ, смотритель здѣшняго училища? вскликнулъ красавецъ,-- мнѣ о васъ недавно говорила княжна, она васъ помнитъ, интересуется вами...
   -- Небесное созданіе эта дѣвушка! перебилъ его въ свою очередь Юшковъ;-- отъ того такъ и страшно за нее, физическая оболочка-то у этихъ созданій очень не надежна всегда бываетъ...
   -- Да что случилось съ нею? разкажите мнѣ ради Бога!
   -- Ничего обстоятельнаго отъ вашего товарища добиться я не могъ; самъ онъ очень былъ разстроенъ и напуганъ. Прибѣжалъ онъ ко мнѣ спросить куда уѣхалъ Ферапонтовъ, такъ какъ у того на квартирѣ ни до какого отвѣта добиться онъ не могъ, а только указали на меня, потому что докторъ у меня, дѣйствительно, засидѣвшись вчера вечеромъ поздно, остался ночевать, а утромъ за нимъ прислали изъ Шатилова лошадей къ больному ѣхать. Я это господину Вальковскому такъ и передалъ, а онъ успѣлъ мнѣ только сообщить что Офелія наша безподобная вдругъ, посреди разговора, лишилась чувствъ, и въ теченіе того времени пока былъ тамъ вашъ товарищъ никакими средствами въ сознаніе приведена быть не могла. Матушка ея и всѣ домашніе потеряли голову, суетня пошла, стонъ по всему дому, а пользы никакой... Наконецъ надоумило ужь кого-то за докторомъ послать. Онъ и поскакалъ, и вотъ когда-то еще найдетъ...
   -- Вѣдь пожалуй до ночи не успѣетъ привезти... И никого другаго здѣсь нѣтъ? спрашивалъ съ отчаяніемъ Ашанинъ.
   -- Одинъ врачъ на весь городъ! молвилъ пожимая плечами смотритель.-- Не знаю, догадались ли они, примолвилъ онъ въ раздумьи,-- руки и ноги ей въ теплую воду поставить? Такой продолжительный обморокъ очевидно анемію сердца или мозга обозначаетъ... Компрессы холодной воды на сердце были бы также полезны, полагаю...
   -- А вы разумѣете нѣсколько по части медицины?
   -- Три года медицинскимъ студентомъ былъ, отвѣтилъ Юшковъ,-- только запаху кадаверовъ, признаюсь, никогда переносить не могъ, такъ перешелъ на филологію.
   -- Послушайте, вскрикнулъ молодой человѣкъ, схватывая его за руку,-- поѣдемте сейчасъ въ Сицкое! Вы можете принести ей хоть какую-нибудь помощь...
   У старичка блеснули глаза.
   -- Сказать вамъ поистинѣ, самъ я объ этомъ думалъ что все же могу, вспомнивъ старую науку, кое-какими указаніями послужить до пріѣзда доктора... да не рѣшался. Съ барами съ этими, знаете, не ровенъ часъ, какъ это еще ими принято быть можетъ!..
   -- Я беру все на себя, скажу что привезъ васъ, уговорилъ... ѣдемте!.. Павелъ, обратился Ашанинъ къ молча стоявшему тутъ же и внимавшему кучеру Гундурова,-- лошади у тебя отдохнули, кормлены? Можешь сейчасъ же запречь и ѣхать? А за Вальковскимъ и докторомъ сейчасъ же вышлемъ экипажъ изъ Сицкаго.
   -- Сею минутой готово будетъ, Владиміръ Петровичъ, отвѣтилъ тотъ съ видимымъ сочувствіемъ и разумѣніемъ правильности принятаго теперь "господами" рѣшенія, и побѣжалъ къ своимъ лошадямъ.
   -- А вы захватите съ собою бѣлья, сказалъ старику смотрителю предвидчивый Ашанинъ,-- придется намъ, можетъ-быть, ночевать тамъ...
   -- Вы полагаете? молвилъ Юшковъ, какъ бы нѣсколько испугавшись этой перспективѣ ночевать въ "барскихъ хоромахъ", какъ выражался онъ мысленно.
   -- Конечно, если докторъ, задержанный своимъ больнымъ, не пріѣдетъ ранѣе чѣмъ завтра утромъ.
   -- Это точно... Такъ я сейчасъ, живу тутъ по близости, заберу узелокъ и сюда... Офелія-то наша, Офелія божественная, не дай Господи! бормоталъ про себя старикъ громко вздыхая, и сбѣгая со ступенекъ съ торопливостью двадцатилѣтняго юноши.
  

ХХXVIII.

   Два дня спустя послѣ того что сейчасъ передано нами читателю, въ кабинетъ къ графу, пріѣхавшему въ Москву изъ своего Покровскаго по случаю какого-то празднества, въ девятомъ часу утра входилъ только что вернувшійся изъ Петербурга князь Ларіонъ Шастуновъ.
   -- Здравствуй, здравствуй, Ларивонъ, очень радъ тебя видѣть! заголосилъ старецъ, быстро идя ему на встрѣчу изъ глубины комнаты;-- давно ли пріѣхалъ?
   -- Сейчасъ, и...
   Графъ не далъ ему продолжать.
   -- Ну, садись, разказывай! Когда проѣзжалъ не заѣхалъ ко мнѣ, ничего про тебя не знаю! Что жь, какъ ты тамъ былъ принятъ?
   -- Очень милостиво и...
   Графъ поднявъ свои ладони прервалъ его опять:
   -- Знаю, писалъ мнѣ (все тотъ же петербургскій сильный другъ графа) что даже обрадовались искренно видѣть тебя, но что ты все отпрашивался, "въ лѣсъ глядишь", не хочешь въ Петербургѣ жить, отъ нездоровья будто бы?
   -- Все это совершенно справедливо, молвилъ поспѣшно князь Ларіонъ съ видомъ человѣка которому хочется скорѣе отдѣлаться отъ непріятнаго и скучнаго для него разговора,-- приняли прекрасно, но серіознаго дѣла очевидно дать мнѣ намѣрены не были, а "болтать безъ толку", какъ вы совершенно основательно выразились въ письмѣ вашемъ ко мнѣ, не представляетъ для меня заманчивой перспективы.
   -- Способныхъ людей надо на дѣло настоящее употреблять! пропѣлъ на это акаѳистомъ старецъ;-- какъ же ты устроилъ? Будешь ѣздить въ Совѣтъ?
   -- Тамъ вакантъ теперь, что же ѣздить, молвилъ на это его собесѣдникъ съ оттѣнкомъ нетерпѣнія въ интонаціи.
   -- Осенью начнется опять.
   -- До осени еще долга пѣсня! проговорилъ сквозь зубы князь Ларіонъ,-- но Петербургъ меня болѣе не увидитъ... если только вы, подчеркнулъ онъ, пристально и съ какимъ-то укоромъ въ глазахъ воззрившись въ лицо стараго своего пріятеля,-- если вы не заставите меня сегодня же уѣхать туда обратно.
   -- Я? воскликнулъ въ величайшемъ изумленіи графъ,-- что это ты говоришь?
   -- Вотъ что...
   Князь вдругъ примолкъ, провелъ рукой по глазамъ, какъ бы съ тѣмъ чтобъ удобнѣе сосредоточиться внутренно, и началъ затѣмъ, медленно и вѣско роняя слова свои одно за другимъ:
   -- На полдорогѣ изъ Петербурга встрѣтился я на станціи съ хорошею знакомой моею, теткой того молодаго человѣка, Гундурова, котораго я вамъ представилъ когда вы у насъ были въ Сицкомъ...
   -- Знаю, запѣлъ графъ,-- вдова покойнаго Онуфрія Петровича Переверзина, который подъ судомъ умеръ въ тысяча восемьсотъ...
   Князь продолжалъ не слушая его:
   -- Она ѣхала въ Петербургъ для того чтобы кинуться къ ногамъ государя просить за "безвинно", говоритъ она, сосланнаго вами въ Оренбургъ племянника ея. Я не повѣрилъ чтобы вы могли это сдѣлать безъ настоящихъ, уважительныхъ на то причинъ, и просилъ, ее не подымать дѣла прежде чѣмъ я не повидаюсь съ вами. Мы порѣшили что она доѣдетъ да Петербурга, но ни къ чему не приступитъ прежде чѣмъ получитъ отъ меня обстоятельное объ этомъ письмо. Я съ своей стороны далъ ей слово вернуться тотчасъ же на содѣйствіе ей въ Петербургъ, если ссылка Гундурова рѣшена тамъ, а не здѣсь, въ вашемъ кабинетѣ. Я едва успѣлъ пріѣхать, переодѣться, и, какъ видите, прямо къ вамъ... Предваряю васъ что имѣю самыя серіозныя причины интересоваться этимъ молодымъ человѣкомъ, и прошу васъ именемъ нашей почти сорокалѣтней пріязни сказать мнѣ всю истину. За что онъ сосланъ?
   -- Онъ всякій вздоръ болталъ, возгласилъ старецъ.
   -- Да кто вамъ сказалъ, откуда вы это знаете?
   -- Я тебѣ покажу, на бумагѣ?...
   И графъ, отомкнувъ ключемъ одинъ изъ ящиковъ своего письменнаго стола, въ которомъ хранились "конфиденціальныя" бумаги и письма, отыскалъ въ кипѣ одно изъ нихъ, и передалъ его сидѣвшему противъ него князю Ларіону.
   -- Вотъ что онъ (все тотъ же сильный человѣкъ) пишетъ мнѣ за нумеромь!
   Въ письмѣ сообщались всѣ тѣ пункты виновности Гундурова которые въ разговорѣ съ нимъ пересчиталъ ему "московскій воевода"; напиралось въ особенности на "высказываемыя Гундуровымъ мнѣнія о необходимости будто бы освобожденія крестьянъ отъ помѣщичьей надъ ними власти",-- мнѣнія "распространеніе которыхъ могло бы повлечь за собою весьма опасныя послѣдствія". Въ заключеніе письма говорилось слѣдующее: "Признавая необходимымъ о такомъ вредномъ направленіи неслужащаго дворянина Сергѣя Гундурова поставить ваше сіятельство въ извѣстность, а съ другой стороны принимая во вниманіе что его неосторожныя и запальчивыя рѣчи могутъ быть отнесены столько же къ его еще очень молодымъ лѣтамъ, сколько къ праздности въ которой онъ проводитъ жизнь со времени его выхода изъ мѣста ученія, полагаю на ваше усмотрѣніе: не признаетъ ли ваше сіятельство полезнымъ склонить кандидата Гундурова на поступленіе на службу въ Оренбургскомъ краѣ, гдѣ онъ, при полученномъ имъ въ Московскомъ университетѣ прекрасномъ образованіи, о чемъ правительству извѣстно, могъ бы принести несомнѣнную пользу, а вмѣстѣ съ тѣмъ, находясь въ отдаленіи отъ центровъ опасныхъ умственныхъ увлеченій, нашелъ бы возможность достичь большей зрѣлости въ образѣ мыслей и приготовить изъ себя въ послѣдствіи вполнѣ способнаго, благонадежнаго и опытнаго чиновника? На случай еслибы мѣра сія признана была вашимъ сіятельствомъ сообразною необходимости, при семъ препровождается надлежащее для сего письмо къ Оренбургскому и Самарскому генералъ-губернатору"
   Князь Ларіонъ, съ избороздившими весь лобъ его морщинами, недвижно и сосредоточенно дочелъ это письмо до конца. "
   -- Любезный графъ, сказалъ онъ затѣмъ, подымая на него невольно сверкнувшіе глаза,-- что же вы дѣйствительно убѣдили, "склонили" этого молодаго человѣка ѣхать въ Оренбургъ?
   -- Да, самымъ наивнымъ образомъ подтвердилъ тотъ,-- я ему сказалъ чтобъ онъ ѣхалъ; онъ и отправился.
   -- Вы поняли что этого именно требовало отъ васъ это письмо? молвилъ князь съ едва скрываемою желчною ироніей, передавая ему черезъ столъ "конфиденціальный" документъ;-- а знаете что изъ этого выйдетъ? Тетка Гундурова далеко не дюжинная женщина, это натура энергическая и настойчивая. Ее притомъ въ Петербургѣ знаютъ, помнятъ: она была одна изъ любимыхъ воспитанницъ покойной императрицы Маріи Ѳеодоровны въ Смольномъ Монастырѣ, у нея много въ свѣтѣ старыхъ подругъ и связей... Она своего добьется, дойдетъ, будетъ жаловаться...
   Ладони графа вознеслись горѣ.
   -- Пусть жалуется!
   -- Да, но вслѣдствіе этой жалобы пожелаютъ узнать сущность дѣла. Писавшій вамъ это сообщеніе откажется отъ всякой личной отвѣтственности за послѣдовавшее, скажетъ что онъ все передалъ на ваше усмотрѣніе, что вы распоряжались какъ знали, и говоря съ полною откровенностью, какъ я тридцать съ чѣмъ-то лѣтъ привыкъ говорить съ вами, вы, человѣкъ и добрый, и умный, окажетесь тутъ разомъ и жестокимъ,-- и обойденнымъ...
   -- Что такое? Объясни, говори откровенно! запѣлъ старецъ, видимо пораженный и смущенный внутренно этими словами.
   -- Объясненіе не долго, сказалъ князь:-- услать Гундурова подальше потребовалось въ надеждѣ облегчить этому Анисьеву, котораго вы знаете, путь къ рукѣ, или вѣрнѣе къ приданому моей племянницы. А обдѣлали это такъ что въ случаѣ чего отвѣтчикомъ за это являетесь вы и "произволъ" вашъ, и никто больше.
   Графъ внимательно выслушалъ и затѣмъ, слегка перегнувшись черезъ столъ, зорко глянулъ въ глаза пріятелю.
   -- Да вѣдь и тебѣ же это "требовалось" молвилъ онъ,-- и признаюсь, для тебя я это больше и сдѣлалъ: когда я былъ у васъ въ деревнѣ ты меня просилъ чтобъ ему выхлопотать паспортъ за границу, а что пока ты ему совѣтовалъ проѣхаться по Россіи? Я его и отправилъ, пусть поѣздитъ... Думалъ, ты будешь радъ!
   Князь Ларіонъ смутился въ свою очередь теперь.
   -- Да, проговорилъ онъ не совсѣмъ твердымъ голосомъ,-- я дѣйствительно думалъ тогда... тогда это еще не было слишкомъ поздно... и не этимъ насильственнымъ путемъ во всякомъ случаѣ... А теперь... Я прямо долженъ сказать вамъ, любезный графъ: племянница моя любитъ этого молодаго человѣка, и если вѣсть о случившемся дойдетъ... или дошла уже, можетъ-быть, до нея, произведетъ на нее самое потрясающее впечатлѣніе. Съ ея не сильнымъ здоровьемъ всего можно бояться въ этихъ случаяхъ... Вы не хотѣли бы быть ея палачомъ, не правда ли? вскрикнулъ князь со свойственною ему страстностью, и глаза его загорѣлись мгновеннымъ, лихорадочнымъ пламенемъ.
   -- Зачѣмъ? Милое дитя? Я не зналъ! протянулъ, раскидывая длани свои вѣеромъ, его старый пріятель, сочувственно глядя на него.
   -- Вы его сослали въ силу этого письма... Но вы могли и не дѣлать этого, могли ограничиться наставленіемъ, если ужь въ самомъ дѣлѣ "мнѣнія" этого молодаго человѣка кажутся имъ тамъ такими "опасными", примолвилъ князь съ новою ироническою усмѣшкой,-- а мнѣнія эти, долженъ я вамъ сказать между прочимъ, составляютъ ученіе цѣлой у насъ школы такъ-называемыхъ "славянофиловъ"...
   -- Знаю! возгласилъ графъ.
   -- Совершенно благонадежной въ политическомъ отношеніи, продолжалъ князь Ларіонъ,-- которая съ дозволеніемъ цензуры печатаетъ эти мнѣнія, и имѣетъ даже для этого здѣсь, въ Москвѣ, два весьма почтенные журнала...
   -- Я всѣхъ этихъ глупостей не читаю! объявилъ старецъ.
   -- Да, съ невольною усмѣшкой возразилъ князь,-- но вы согласитесь что совершенно неосновательно было бы подвергать человѣка наказанію за то что онъ выражаетъ устно то самое что безнаказанно и съ согласія правительства говорится печатно?
   -- Я противъ него ничего не имѣю, объяснилъ графъ, при чемъ его нижняя губа съ самымъ добродушнымъ выраженіемъ выпятилась впередъ,-- я для его же пользы думалъ сдѣлать, я не зналъ что у васъ дѣло такъ стоитъ!... И что же невѣстка твоя, согласна она?
   -- Разумѣется, нѣтъ! Князь дернулъ плечомъ.
   -- Она неумная! засмѣялся старецъ.
   -- Скажите: непроходимая! вскрикнулъ князь Ларіонъ;-- не будь тутъ я, она давно вогнала бы въ гробъ несчастную дочь моего брата!... Послушайте, почтенный другъ мой, вамъ нужно поправить эту... ошибку, поправить какъ можно скорѣе! примолвилъ онъ настоятельно, замѣтивъ какъ бы какое-то колебаніе въ выраженіи лица графа.
   -- Надо подождать! сказалъ тотъ,-- я уже написалъ въ Петербургъ что онъ выѣхалъ къ мѣсту назначенія.
   -- Такъ что же такое, развѣ это можетъ васъ стѣснять? Онъ выѣхалъ, а вы его вернули. Вамъ предоставлено поступить "по вашему усмотрѣнію"; я полагаю что вы такъ и поступили, а не по командѣ изъ Петербурга, добавилъ старый дипломатъ, давно и хорошо разумѣвшій слабыя струнки пріятеля.
   Графъ гордо поднялъ вверхъ голову и руки.
   -- Никто не можетъ мнѣ командовать, окромя моего государя!... Хорошо, я пошлю чтобъ онъ вернулся! рѣшилъ онъ тутъ же.
   Онъ быстро всталъ съ мѣста, направляясь къ двери своею раскачивавшеюся походкой, и просунувъ въ нее голову кликнулъ дежурнаго чиновника:
   -- Ѳедоръ Петровичъ здѣсь?
   -- Здѣсь, съ бумагами, ваше -- ство! доложилъ тотъ.
   -- Просить ко мнѣ!
   Управляющій канцеляріей вошелъ съ портфелемъ и учтивымъ поклономъ по адресу князя.
   -- Скажите, когда отправлено письмо объ этомъ Гундуровѣ, вы знаете? спросилъ его "московскій воевода".
   -- Оно не отправлено, ваше сіятельство, отвѣчалъ Ѳедоръ Петровичъ съ нѣкоторымъ недоумѣніемъ:-- вы его изволили удержать у себя, желали послать вмѣстѣ съ собственноручнымъ письмомъ къ...
   -- Точно! забылъ! пропѣлъ графъ:-- началъ писать къ нему и не успѣлъ! Осталось, вмѣстѣ съ тѣмъ, у меня, въ Покровскомъ... Ну, твое счастіе! обратился онъ, смѣясь и подмигивая, къ князю Ларіону.-- А вы, Ѳедоръ Петровичъ, пошлите сейчасъ казака за этимъ толстякомъ котораго я назначилъ въ Городскую часть частнымъ приставомъ... Исправникъ вашъ бывшій, еще у васъ на театрѣ такъ хорошо игралъ, и дочь хорошенькая! пояснилъ онъ обернувшись еще разъ къ князю.
   -- Онъ у меня въ канцеляріи теперь, доложилъ Ѳедоръ Петровичъ,-- ему какая-то справка тамъ оказалась нужна.
   -- Пошлите скорѣй ко мнѣ!
   Черезъ пять минутъ еле дышавшій отъ усердія съ которымъ несся онъ на коротенькихъ ножкахъ своихъ изъ канцеляріи черезъ дворъ и по лѣстницѣ Елпидифоръ Акулинъ предсталъ предъ очи начальства, почтительно остановившись у дверей.
   -- Здравствуй, толстякъ! Въ должность вступилъ?
   -- Нѣтъ еще, ваше -- ство, завтра, надѣюсь, совсѣмъ.
   -- Нѣтъ, пропѣлъ графъ,-- и не завтра! Пузо свое порастрясти еще тебѣ надо! Сейчасъ поѣзжай!...
   -- Куда прикажете, ваше -- ство?
   -- Догнать Гундурова, ты знаешь, котораго ты привозилъ ко мнѣ. Когда онъ, бишь, уѣхалъ?
   -- Третій день, ваше -- ство.
   -- Ну, еще не очень далеко, стало-быть! Я ему позволилъ не спѣшить... Догони и скажи что я его простилъ, что онъ можетъ ѣхать себѣ домой, въ деревню!
   -- Слушаю, ваше -- ство.
   -- Сейчасъ отправляйся!... А что дочь?
   -- Замужъ вышла, ваше -- ство...
   -- Вотъ какъ! За кого?
   Князь Ларіонъ поднялся съ мѣста.
   -- Позвольте мнѣ проститься съ вами, любезный графъ, и поблагодарить васъ, промолвилъ онъ тише и какъ бы нехотя, и взялся за шляпу.
   -- Зачѣмъ спѣшить? молвилъ графъ;-- мнѣ еще время! А въ одиннадцать часовъ ѣду въ Воспитательный Домъ; князь Сергій Михайлычъ Голицынъ пригласилъ туда на молебствіе.
   -- Нѣтъ, я спѣшу, домой скорѣе хочется... Я вамъ говорю что имѣю основанія безпокоиться... не договорилъ князь.
   -- Да, да, знаю! Ничего, пустяки! Милое дитя! голосилъ старецъ, обнимая пріятеля и провожая его до дверей.-- Когда ко мнѣ въ Покровское будешь?
   -- Постараюсь быть непремѣнно, непремѣнно, машинально повторилъ князь Ларіонъ, нисколько не думая исполнить обѣщаніе, и отвѣчая разсѣяннымъ, головнымъ кивкомъ на низкіе поклоны прижавшагося къ окну чтобы дать ему свободно пройти въ дверь, и какъ-то непріятно дышавшаго при этомъ всею громоздкою фигурой своею, Елпидифора.
  

XXXIX.

   Князь Ларіонъ остановился въ гостиницѣ Дрезденъ, въ двухъ шагахъ отъ казеннаго дома въ которомъ жилъ графъ. Переходя отъ него черезъ площадь, онъ замѣтилъ что къ крыльцу гостиницы подъѣхали дрожки съ какимъ-то сидѣвшимъ въ нихъ молодымъ человѣкомъ въ сѣрой шляпѣ на кудрявыхъ черныхъ волосахъ, обликъ котораго показался ему знакомымъ. Обмѣнявшись какими-то словами со стоявшимъ на крыльцѣ швейцаромъ, молодой человѣкъ быстро обернулъ голову, увидалъ князя и, спрыгнувъ съ дрожекъ, побѣжалъ къ нему на встрѣчу.
   Князь узналъ Ашанина.
   -- Я къ вамъ, ваше сіятельство, началъ тотъ какимъ-то смущеннымъ, показалось князю, голосомъ,-- я сейчасъ былъ у васъ на дому и засталъ вашего камердинера; онъ сказалъ мнѣ что вы остановились здѣсь... Я изъ Сицкаго...
   -- Что тамъ? поспѣшно спросилъ князь Ларіонъ, глядя на него тревожнымъ взглядомъ.
   -- Вы теперь къ себѣ? молвилъ вмѣсто отвѣта Ашанинъ
   -- Да.
   -- Такъ позвольте зайти къ вамъ; я вамъ все раскажу...
   -- Пойдемте!...
   -- Недобрыя вѣсти, а? съ судорожнымъ подергиваніемъ губъ проговорилъ князь, едва вошли они въ его нумеръ.
   -- Богъ дастъ ничего не будетъ, молвилъ молодой человѣкъ,-- она пришла въ себя...
   -- Она, Hélène? прервалъ его князь Ларіонъ, воззрясь ему прямо въ лицо.
   -- Да...
   -- Она узнала что... вашего пріятеля отправили въ Оренбургъ?
   -- Именно!...
   -- Я сейчасъ отъ графа. Гундурова послано вернуть обратно. Все это кончилось ничѣмъ... Но что случилось, разказывайте! Я встрѣтился на дорогѣ съ Софьей Ивановной Переверзиной. Она передала мнѣ что писала къ и письмо вы послали съ пріятелемъ вашимъ господиномъ Вальковскимъ?
   -- И этого я простить себѣ не могу, князь! вскликнулъ Ашанинъ, съ отчаяніемъ схватывая себя за голову:-- я полагалъ лучше сдѣлать, вышло не въ примѣръ хуже. Его княгиня Аглая Константиновна принялась допрашивать, онъ не сумѣлъ найтись, сконфузился, и бухнулъ объ этомъ прямо при княжнѣ...
   -- Какъ это было и что произошло затѣмъ? обрывисто спрашивалъ князь Ларіонъ.
   Ашанинъ передалъ ему все что онъ зналъ объ этомъ по разказу очевидца происшествія, Зяблина. Княжна упала въ обморокъ, изъ котораго ни одно изъ употребленныхъ затѣмъ домашнихъ средствъ не могло ее вывести. Она лежала съ судорожно сжатыми конечностями, полуоткрытые глаза глядѣли недвижно какъ у восковыхъ фигуръ, и только учащенное, но чрезвычайно слабое біеніе сердца свидѣтельствовало что жизнь еще не совсѣмъ ее покинула. Въ этомъ каталептическомъ состояніи застали ее Ашанинъ и привезенный имъ съ собою старикъ смотритель, прискакавшіе въ Сицкое въ седьмомъ часу вечера, то-есть восемь часовъ послѣ перваго момента обморока. Въ домѣ всѣ потеряли голову. Вальковскій ускакалъ за докторомъ. Княгиня, въ ожиданіи его, лежала пластомъ у себя на диванѣ и голосила во все горло: "ma fille est morte, je n'ai plus de fille" не умѣя ничего придумать лучшаго и приличнѣйшаго въ эту минуту. Въ ладъ барынѣ шелъ вой и стонъ женской дворни съ верху до низу дома... Юшковъ, импровизованный докторъ, велѣлъ принести теплой воды и льду: въ воду погрузили руки и ноги княжны, а ледъ приложили въ пузырѣ къ темени. Минутъ черезъ двадцать конечности отошли, а вскорѣ затѣмъ княжна пришла въ себя. Она открыла глаза, но весьма долго какъ бы никого не узнавала и глядѣла на всѣхъ недоумѣвающимъ взглядомъ. На вопросы матери она не отвѣчала и повидимому не понимала ихъ... Ее до того времени успѣли только, поднявъ съ полу, перенести на ближайшій диванъ ситцеваго кабинета княгини, подложивъ ей подушку подъ голову и распустивъ шнуровку ея корсета. Ей было видимо неловко на этомъ короткомъ и узкомъ диванѣ. Княгиня отдала приказаніе принести сверху ея кровать съ постелью, говоря при этомъ что желаетъ "чтобы дочь ея осталась тутъ, поближе къ ней"... Больная вдругъ застонала, и на лицѣ ея изобразилось страданіе, но говорить была она еще не въ состояніи. Когда же принесена была кровать и ее уложили на нее она черезъ силу прошептала: "домой, до..." "Тебѣ будетъ лучше здѣсь, chère enfant", старалась ее увѣрить мать,-- "я за тобой ходить буду". Она чуть-чуть задвигала головой и слезы закапали изъ ея глазъ. Старикъ смотритель замѣтилъ шепотомъ Аглаѣ Константиновнѣ что "желанія и даже прихоти больныхъ должны быть вообще исполняемы", и что въ настоящемъ случаѣ было бы даже и весьма опасно противорѣчить имъ. Онъ подошелъ къ княжнѣ и наклонившись къ ней спросилъ, желаетъ ли она чтобы перенесли ее въ ея спальню. Она чуть-чуть улыбнулась приподнявъ на него глаза съ удивленнымъ и довольнымъ видомъ, и поспѣшно проговорила: "да, да!" Княгиня замѣтно поморщилась, но должна была согласиться. Княжну, какъ была она, въ кровати, перенесли въ ея спальню. Тамъ горничная ея Глаша съ помощью "Lucrèce" переодѣли ее и уложили "на ночь"... Но она спать не хотѣла или не могла, и долго металась съ боку на бокъ. Затѣмъ притихла, и укладываясь щекой на руку тихо, но внятно проговорила: "Гдѣ ста-ри-чокъ?" Ее сначала не поняли, но Аглая Константиновна догадалась наконецъ, и выйдя изъ' ея спальни обратилась съ досадливо-высокомѣрною улыбкой къ Юшкову, усѣвшемуся съ Ашанинымъ въ кабинетѣ княжны, сказавъ ему: "Она васъ кажется требуетъ!" послѣ чего, не возвращаясь уже къ дочери, сошла въ свои апартаменты, приказавъ чтобы, "въ случаѣ она будетъ нужна, прислать ей сказать". Она очевидно, забывъ какъ за часъ предъ этимъ ревѣла что "ma fille est morte", дулась теперь на больную и на этого "старичка", котораго потребовала дочь "когда она тутъ, sa mère qui l'a mise au monde", и на Ашанина, привезшаго его, и заставъ въ своемъ ситцевомъ кабинетѣ ожидавшаго ее тамъ Зяблина фыркнула: "Je ne sais pas vraiment ce que c'est que ce vieux drôle que monsieur Ашанинъ nous а colloqué!..."
   А княжна видимо обрадовалась "старичку". Она указала ему взглядомъ стулъ противъ нея. Онъ подвинулъ его и сѣлъ. Она, не перемѣняя положенія, долго глядѣла на него съ легкою улыбкой на блѣдныхъ губахъ, и наконецъ проговорила: "я васъ... узнала... вы... добрый!" -- "Постарайтесь заснуть, милая княжна!" сказалъ онъ въ отвѣтъ. Она послушно закрыла глаза и принялась дремать. Но вѣки ея то и дѣло раскрывались, и она каждый разъ устремляла на него взоръ полный какой-то тревоги, какъ бы боясь чтобъ онъ не ушелъ, не пересталъ охранять ее... Онъ такъ и просидѣлъ всю ночь у ея изголовья. Посылать за княгиней не оказалось нужнымъ, а сама она сочла безполезнымъ приходить навѣдываться: "не присылаютъ, значитъ я ненадобна!" разсуждала она весьма логично, и весьма гнѣвно... На зарѣ княжна наконецъ уснула спокойнымъ и крѣпкимъ сномъ.
   На другой день только, часу въ десятомъ утра, пріѣхали Вальковскій съ докторомъ Ферапонтовымъ.
   Длинный, несуразный, изъ бурсаковъ, похожій на Донъ-Базиліо, уѣздный врачъ произвелъ на княжну своимъ фатальнымъ видомъ и не совсѣмъ чисто вымытыми руками которыми ощупывалъ онъ ей пульсъ довольно отталкивающее впечатлѣніе (она послѣ подкрѣпившаго ее сна находилась въ полномъ сознаніи и говорила безъ труда), къ великому горю старика-смотрителя, котораго потребовала опять къ себѣ какъ только покончила съ утреннимъ умываньемъ и туалетомъ. Она страдалъ и за нее и за пріятеля своего Ферапонтова, извѣстнаго ему за недурнаго практиканта и добраго, хотя неотесаннаго человѣка. Тотъ съ своей стороны, произведя діагностъ княжны по всѣмъ правиламъ тогдашнихъ медицинскихъ пріемовъ и способовъ опредѣленія, какъ бы смутился вдругъ, и долго безмолвно глядѣлъ на нее насупившись и сопя сквозь не въ мѣру расширившіяся ноздря. Юшковъ въ свою очередь глядѣлъ на него во всѣ глаза, въ страхѣ за возможность какого-нибудь "неловкаго" слова. Но докторъ никакого слова не произнесъ. Заговорила сама больная:
   -- Мнѣ сегодня хорошо, усталость одна, но я бы хотѣла встать, сѣсть въ кресло... Можно, докторъ?
   -- Если чувствуете себя въ силахъ, почему же?...
   -- Такъ я встану? (Ей хотѣлось чтобъ онъ скорѣе ушелъ отъ нея).
   -- Какъ угодно!
   Онъ вышелъ въ кабинетъ съ Юшковымъ, и все также, молча, закачалъ головой. У старика задвоилось въ глазахъ... Въ то же время явилась сюда княгиня со всякими вопросами, вздохами и неестественнымъ ворочаньемъ круглыхъ глазъ, нисколько впрочемъ не точившихъ тѣхъ слезъ которыя она, повидимому, ожидала отъ нихъ теперь. Докторъ отвѣчалъ неопредѣленными и немногосложными фразами... Онъ сказалъ что вчерашнее каталептическое состояніе княжны свидѣтельствуетъ очевидно объ анеміи мозга (княгиня услыхавъ этотъ невѣдомый ей научный терминъ захлопала глазами пуще прежняго, но ей и въ голову не пришло спросить что именно долженъ былъ означать онъ), и что вмѣстѣ съ тѣмъ по общимъ указаніямъ организма слѣдуетъ предполагать извѣстное пораженіе въ полости сердца.
   -- Ah, mon Dieu, вскрикнула на это княгиня,-- мнѣ уже объ этомъ говорилъ докторъ Чипріяни въ Ниццѣ qu'elle а un défaut au coeur, но я думала что это у нея совсѣмъ прошло..... И это очень опасно, докторъ? возгласила она такъ громко что Юшковъ кинулся притворять дверь спальни, испугавшись что больная могла услышать эти слова.
   -- Конечно-съ, отвѣтилъ помолчавъ Ферапонтовъ,-- еслибы такіе припадки возобновились... Тутъ необходимо постоянное наблюденіе врача... притомъ главное условіе -- полное душевное спокойствіе больной; въ этихъ случаяхъ психія играетъ весьма существенную роль...
   Княгиня еще разъ не поняла, и спросила:
   -- А лѣкарство вы ей дадите?
   -- Успокоительную микстурку прописать можно-съ.
   Онъ подошелъ къ письменному столу Лины прописать рецептъ.
   -- А впрочемъ, молвилъ онъ, расчеркиваясь,-- осмѣлился бы предложить вашему сіятельству адресоваться въ Москву съ приглашеніемъ къ себѣ спеціальнаго врача для пользованія княжны, такъ какъ я уже выразилъ вамъ о необходимости постояннаго наблюденія; я же его принять на себя не могу, въ виду обязанностей моихъ по больницѣ въ городѣ...
   -- Ah, mon Dieu, я сегодня же пошлю, сегодня же! заголосила Аглая Константиновна, и поплыла сообщать объ этомъ дочери.
   -- А... Василій Григорьевичъ, поспѣшно проговорила на это, вспоминая вдругъ имя и отчество старика-смотрителя, Лина,-- онъ останется?
   -- На что онъ тебѣ, chère enfant? нѣжнымъ голосомъ молвила ей маменька,-- вѣдь онъ не докторъ!
   -- Мнѣ... лучше когда онъ тутъ, тихо сказала княжна.
   Аглая Константиновна повела плечомъ.
   -- Caprice de malade!... И вернулась опять въ кабинетъ, гдѣ Ферапонтовъ съ фуражкой въ рукѣ, готовясь уѣхать, переговаривался вполголоса съ Юшковымъ.
   -- Она вотъ ихъ все проситъ! сказала она доктору, кивая на смотрителя.
   -- Василія Григорьевича? улыбнулся тотъ;-- что же, это хорошо-съ! Онъ наше дѣло маракуетъ не хуже другаго иного, только что степени надлежащей не имѣетъ... Честь имѣю кланяться вашему сіятельству.
   Вальковскій, все время поджидавшій его выхода въ аппартаментѣ Зяблина (куда забился онъ тотчасъ по пріѣздѣ, во избѣжаніе Ашанина, съ которымъ страшно боялся встрѣчи, предвидя всѣ тѣ упреки которыми тотъ не преминулъ бы осыпать его), выскочилъ на дворъ едва заслышалъ скрипъ колесъ подаваемаго тарантаса доктора.
   Онъ кинулся къ сидѣвшему уже въ немъ Ферапонтову.
   -- И я съ вами, погодите!
   Въ то же время изъ сѣней выскочила полногрудая Lucrиce, и быстро сбѣжавъ по ступенькамъ крыльца передала доктору незапечатанный бумажный конвертецъ.
   -- Отъ ея сіятельства княгини.
   -- Здравствуйте, Лукерья Ильинишна! молвилъ, скаля зубы по ея адресу, "фанатикъ", влѣзавшій къ своему попутчику въ тарантасъ.
   Она даже не взглянула на него и, проговоривъ сухо: "здравствуйте-съ!" обернулась и побѣжала въ домъ.
   Лошади тронули. Докторъ, державшій въ опущенной на колѣни рукѣ переданный ему пакетецъ, полюбопытствовалъ, какъ только выѣхали они за ограду, узнать о количествѣ содержимаго въ немъ, и опустивъ надъ нимъ глаза осторожно вытащилъ изъ него на половину двѣ красныя бумажки, которыя тотчасъ же и сунулъ обратно.
   -- Мзда приличная, а? тутъ же полюбопытствовалъ узнать "фанатикъ" подмѣтившій это движеніе, и успѣвшій уже сойтись съ Ферапонтовымъ на самую короткую дружескую ногу.
   -- Извѣстно, люди богатые, могутъ! промычалъ тотъ,-- а только я все же предпочелъ отклонить дальнѣйшее полученіе таковой, добавилъ онъ съ выраженіемъ грубоватой бурсацкой ироніи.
   -- Что такъ?
   Докторъ помолчалъ.
   -- Баре большіе! Съ ними и говорить-то какъ не знаешь... Да и субъектъ очень ужь нѣжный, принимать на свою отвѣтственность тоже штука опасная можетъ быть! какъ бы неохотно пояснилъ онъ наконецъ.
   Вальковскій глубоко вздохнулъ. Онъ по-своему искренно любилъ княжну и желалъ ей всякаго блага, что не мѣшало ему уѣзжать теперь въ Москву изъ боязни отвѣтственности предъ Ашанинымъ за то что чуть не уморилъ ее на мѣстѣ, и изъ желанія поскорѣе отдѣлаться отъ самой мысли о ней въ затѣяхъ какого-либо новаго "театрика", хоть бы въ Замоскворѣчьи, у того же знакомаго ему купца Телятникова у котораго устраивалъ таковые "за полтораста цѣлкашей". Таковы люди!...
   А Лину между тѣмъ, чувствовавшую себя еще слишкомъ слабою чтобы подняться на ноги, перекатили въ большомъ креслѣ изъ спальни въ кабинетъ, къ отрытому въ садъ окну, куда она просила подвезти ее, и гдѣ вскорѣ очутилась одна со старикомъ-смотрителемъ (Аглая Константиновна, никогда, а теперь тѣмъ менѣе не умѣвшая находить предметы разговора съ дочерью, и которую къ тому же давно ждали и чай и Зяблинъ въ ея ситцевомъ кабинетѣ, отправилась туда почти тотчасъ вслѣдъ за отъѣздомъ доктора.)
   -- Вамъ не тяжело оставаться со мной, скажите? начала дѣвушка;-- а я, примолвила она, не ожидая отвѣта,-- мнѣ бы хотѣлось чтобы вы всегда оставались тутъ, со мною...
   Онъ поднялъ на нее свои большіе голубые глаза... Они мгновенно подернулись влажнымъ туманомъ, и онъ, въ перепугѣ чтобы не испугалась она, отвернулся смущенный и безмолвный,
   Лина провела рукой по лицу.
   -- Какъ удивительно Богъ все устраиваетъ... Мы съ вами разъ только видѣлись и говорили, а между тѣмъ еслибы меня вчера, когда я совсѣмъ пришла въ себя послѣ этого обморока, еслибы меня спросили чье лицо было бы мнѣ всего пріятнѣе видѣть подлѣ себя, я бы, кажется, прямо указала на васъ... И вдругъ именно вы! Скажите, какимъ чудомъ вы здѣсь?
   Онъ ей разсказалъ свою встрѣчу въ городѣ сначала съ Вальковскимъ, отъ котораго узналъ о случившемся съ нею, потомъ съ Ашанинымъ, предложившимъ ему ѣхать съ нимъ въ Сицкое, на что онъ согласился, зная что Ферапонтовъ можетъ пріѣхать не скоро, и полагая что онъ, имѣя кое-какія медицинскія свѣдѣнія, могъ на первыхъ порахъ оказать ей нѣкоторую помощь.
   -- Да, сказала она, тихо улыбаясь,-- и привели меня въ чувство... Помните, когда мы съ вами познакомились, вы мнѣ сказали что, если вы мнѣ будете нужны, вы всегда явитесь... И вотъ явились! И больше никого не надобно, промолвила она страннымъ тономъ.
   Ющковъ недоумѣло поглядѣлъ на нее.
   -- Maman хочетъ посылать въ Москву за докторомъ? продолжала она черезъ мигъ.
   -- Да.
   -- Онъ мнѣ не поможетъ.
   -- Почему вы думаете, княжна?
   Она поглядѣла вдаль, въ садъ съ его зелеными вершинами, по которымъ играли золотые лучи солнца, обернулась затѣмъ къ нему какъ бы для отвѣта... но не отвѣтила, а спросила:
   -- Владиміръ Петровичъ... Ашанинъ здѣсь? Или я во снѣ видѣла вчера?
   -- Здѣсь, подтвердилъ старикъ,-- онъ тутъ рядомъ въ комнатѣ до утра пробылъ, пока вы не заснули и я отъ васъ не ушелъ.
   -- И онъ добрый... очень добрый, прошептала Лина, и примолкла... Какая-то глубокая, внутренняя тоска выразилась вдругъ въ чертахъ ея лица.
   -- Василій Григорьевичъ, неожиданно проговорила она,-- знаете что, я дурная! Мнѣ надобно, я хочу его видѣть... и вмѣстѣ съ тѣмъ боюсь...
   Онъ понялъ (наканунѣ, ѣдучи въ Сицкое, Ашанинъ счелъ нужнымъ объяснить ему причину обморока княжны), и поспѣшилъ возразить:
   -- Напрасно вы боитесь, Елена Михайловна; я полагаю что онъ васъ скорѣе успокоить можетъ чѣмъ причинить лишнюю тревогу.
   Легкій румянецъ заалѣлъ на ея блѣдныхъ щекахъ.
   -- Да?... Скажите, вы знаете? протянула она, многозначительно глядя ему въ глаза.
   -- О... Объ Офеліи и Гамлетѣ? сказалъ онъ съ улыбкой послѣ легкаго колебанія.
   -- Да!... Я не скрываю... ни отъ кого! молвила она медленно закачавъ головой, и все также не отрываясь отъ него взглядомъ.
   -- Вы божественное существо, Елена Михайловна! восторженно вскликнулъ старый идеалистъ, изъ глазъ котораго на этотъ разъ уже прямо брызнули слезы.
   -- Не надобно этого говорить, грѣхъ! усмѣхнулась и она теперь.-- Такъ вы думаете я могу повидаться съ нимъ... съ Владиміромъ Петровичемъ?...
   -- Я полагаю, княжна, если только вы не станете волноваться; для васъ это вредно!...
   -- Нѣтъ, нѣтъ! Я вѣдь знаю что мнѣ нужны силы... чтобы дождаться его, добавила она съ какимъ-то опять загадочнымъ выраженіемъ.
   Юшковъ ушелъ за Ашанинымъ, который, уснувъ на зарѣ весь одѣтый на диванѣ въ бывшей комнатѣ Надежды Ѳедоровны, только-что проснулся въ эту минуту и приводилъ кое-какъ въ порядокъ свое измятое платье и спутавшіеся во время сна волосы.
   Входя ко княжнѣ онъ наладилъ черты свои на такое спокойное, чуть не веселое выраженіе что одинъ видъ его произвелъ на нее благотворное впечатлѣніе. Она протянула ему съ кресла свою тонкую, прозрачно бѣлую руку.
   -- Спасибо вамъ! Вы оба такіе хорошіе, она повела глазами на старика Юшкова;-- я васъ измучила обоихъ...
   -- Мы отъ этого не растаемъ, княжна, возразилъ Ашанинъ, широко улыбаясь,-- и я за тревожно проведенную изъ-за васъ ночь вознагражу себя съ избыткомъ удовольствіемъ оттрепать самымъ наиположительнымъ образомъ этого болвана Вальковскаго, напугавшаго васъ такъ дурацки, а затѣмъ и самого себя, за то что возымѣлъ несчастную мысль послать его сюда.
   И, не давъ ей времени сказать слова, онъ поспѣшно принялся передавать ей о письмѣ къ ней Софіи Ивановны, съ которымъ посланъ былъ въ Сицкое "фанатикъ" (смотритель было всталъ, съ намѣреніемъ отойти въ другую сторону комнаты, оставя ихъ говорить вдвоемъ, но княжна удержала его на мѣстѣ сказавъ "у меня нѣтъ секретовъ, я вамъ говорила!"), о томъ что Гундуровъ отправленъ графомъ въ Оренбургъ вовсе не "въ ссылку", а на службу, и то вслѣдствіе очевиднаго какого-то недоразумѣнія, для разъясненія котораго Софья Ивановна поѣхала въ Петербургъ, гдѣ она увидится съ княземъ Ларіономъ, и что нѣтъ сомнѣнія что въ самомъ скоромъ, скоромъ времени Сережа будетъ возвращенъ къ себѣ, въ деревню, и пріѣдетъ въ Сицкое, ко князю.
   Лина слушала его молча, опершись щекой объ руку, и пристально глядя ему въ лицо своими, какимъ-то таинственнымъ пламенемъ вдругъ загорѣвшимися, васильковыми глазами.
   -- Да, медленно вымолвила она,-- я знаю что я его еще увижу...
   Ашанинъ вздрогнулъ отъ этихъ словъ, отъ выраженія этого взгляда...
   Она все такъ же тихо продолжала:
   -- Дядя долженъ пріѣхать завтра или послѣзавтра въ Москву; я отъ него третьяго дня письмо получила.
   -- Боже мой, неужели они разъѣхались съ Софьей Ивановной? вскликнулъ вскакивая съ мѣста Ашанинъ.-- Я сейчасъ же поскачу въ Москву: надо предварить князя чтобъ онъ по крайней мѣрѣ повидался съ графомъ прежде чѣмъ сюда вернуться...
   -- Поѣзжайте, это хорошо, сказала княжна,-- и зайдите къ maman. Она хочетъ выписать мнѣ оттуда доктора, такъ выберите мнѣ, пожалуста, такого чтобы былъ добрый и не мучилъ меня лѣкарствами...
   -- Непремѣнно, княжна!..
   Онъ подошелъ проститься съ нею.
   Она подала ему руку, которую Ашанинъ наклонился поцѣловать.
   Она не дала ему коснуться ее губами и сжимая его руку, проговорила дрожащимъ голосомъ подымая на него глаза:
   -- А онъ, что онъ, скажите мнѣ?
   -- Онъ бодръ, онъ вѣритъ въ васъ, княжна, и онъ ни въ чемъ не виновенъ, отвѣчалъ другъ Гундурова;-- онъ уѣхалъ съ убѣжденіемъ что это лишь временное испытаніе...
   Она удержала вздохъ просившійся у нея изъ груди, и улыбнулась черезъ силу...
   Ашанинъ побѣжалъ ко княгинѣ, засталъ ее за чаемъ, въ компаніи неизбѣжнаго "бриганта". Предложенію его привезти изъ Москвы доктора она очень обрадовалась.
   -- Sans cela ce bon monsieur Зяблинъ voulait, en vrai ami, y aller lui même, объяснила она съ нѣжнымъ взглядомъ по адресу "vrai ami".-- Привезите monsieur Овера! прибавила она величественно къ этому.
   -- Это будетъ довольно трудно, княгиня: Оверъ такъ занятъ, и такой большой баринъ.
   -- Je veux absolument que ce soit lui! Je le payerai ce qu'il voudra. Я конечно ничего не пожалѣю quand il s'agit de sauver ma fille. Поѣзжайте, cher monsieur Ашанинъ, и скажите Vittorio чтобы вамъ заложили коляску...
  

XL.

   -- Когда вы пріѣхали? спросилъ князь Ларіонъ когда Ашанинъ передалъ ему въ общихъ чертахъ все что могло быть ему лично извѣстно изъ того что мы, по нашему праву повѣствователя, имѣли возможность представить читателю въ подробномъ изложеніи.
   -- Вчера вечеромъ.
   -- У Овера были?
   -- Былъ. Онъ уже легъ спать, но я настоялъ чтобы ему было передано о моемъ порученіи. Онъ велѣлъ мнѣ отвѣтить что сегодня у него какая-то серіозная операція, и что онъ рѣшительно ѣхать не можетъ.
   Князь поднялся съ мѣста.
   -- Я его уговорю. Застану ли я его теперь дома, какъ вы думаете?
   -- Нѣтъ, вспомнилъ Ашанинъ: -- мнѣ сказали у него что операцію онъ дѣлаетъ въ десятомъ часу въ Екатерининской больницѣ. Онъ долженъ быть тамъ теперь.
   -- Хотите вы поѣхать со мною?
   -- Я весь къ вашимъ услугамъ, князь!
   Операція была благополучна окончена, и Александръ Ивановичъ Оверъ, московская знаменитость тѣхъ временъ, въ вицмундирѣ застегнутомъ на двѣ пуговицы, въ темномъ паричкѣ съ хохолкомъ на правомъ боку, и съ высоко и тѣсно повязаннымъ чернымъ галстукомъ, на который твердо опиралось его еще замѣчательно красивое, оголенное, съ живыми, проницательными черными глазами лицо, стоялъ въ сѣняхъ Екатерининской больницы, торопливо передавая своему ассистенту послѣднія инструкціи относительно оперированнаго субъекта, въ ожиданіи своей выѣжавшей со двора кареты, когда въ эти сѣни вошли князь Ларіонъ Шастуновъ и его молодой спутникъ.
   -- Какъ я радъ что застаю еще васъ здѣсь, Александръ Ивановичъ! молвилъ князь, поспѣшно подходя къ нему и подавая ему руку (они были лично знакомы, и знаменитый практикантъ пользовалъ князя зимой отъ какого-то подагрическаго припадка).
   -- И я радъ видѣть васъ, князь, отвѣтилъ тотъ,-- хотя заранѣе могу сказать, примолвилъ онъ съ улыбкой глядя на Ашанина,-- что вы намѣрены потребовать отъ меня того что я въ настоящую минуту не нахожу никакой возможности исполнить.
   -- И все-таки исполните, быстро возразилъ князь Ларіонъ,-- когда я вамъ скажу что я твердо рѣшился не отставать отъ васъ, обратиться въ вашу тѣнь, ждать васъ у всѣхъ дверей, мѣшать вамъ ѣсть, пить, спать, пока вы не поѣдете со мною!
   Несмотря на полу-шуточную форму этихъ словъ, Оверъ былъ пораженъ глубокою страстностью настоянія сквозившаго сквозь нихъ. Онъ понялъ что дѣйствительно этотъ человѣкъ отъ него не отстанетъ. Онъ провелъ машинально рукой по хохолку своего парика и пристально взглянулъ на князя.
   -- Развѣ ваша невѣстка такъ больна? спросилъ онъ.
   -- Кто вамъ говоритъ про мою невѣстку! вскрикнулъ весь даже покраснѣвъ князь Ларіонъ,-- дѣло идетъ о моей племянницѣ, которую вы видѣли, о которой я говорилъ вамъ зимой...
   -- Oh, pardon, cher prince, pardon!-- Я не понялъ! Я ужь совсѣмъ засыпалъ вчера когда мнѣ пришли сказать что они (онъ указалъ на Ашанина, котораго зналъ, какъ знала его вся Москва) пріѣхали приглашать меня. Не разслышалъ я, или мнѣ перевралъ человѣкъ, но понялъ я такъ что зоветъ княгиня Шастунова, то-есть, для себя. Что съ ней можетъ случиться -- грибковъ развѣ обкушалась... Изъ-за этого скакать, оставляя сер   -- Я еще вчера могъ замѣтить, началъ тотъ медленно и осторожно,-- замѣтить что я князю Ларіону Васильевичу не имѣю счастье нравиться... Мнѣ это очень прискорбно, конечно, но у каждаго свой вкусъ... насильно милъ не будешь!... Тѣмъ не менѣе я смѣю полагать что князь противъ меня ничего серіознаго не имѣетъ, и имѣть не можетъ, подчеркнулъ Анисьевъ;-- вы меня знаете чуть не съ самаго дѣтства, ваше сіятельство, знаете какъ я поставленъ въ Петербургѣ, о службѣ моей слышали...
   -- При дворѣ любятъ, знаю!
   -- Я полагаю поэтому что никакіе родные не могутъ видѣть въ...-- онъ искалъ слова и думалъ: "какъ это трудно все выразить по-русски!" -- въ искательствѣ мною руки ихъ дочери что-либо... неумѣстное и слишкомъ смѣлое съ моей стороны, домолвилъ чуть-чуть надменно блестящій полковникъ.-- А между тѣмъ княжна Елена Михайловна, съ самой первой минуты когда я увидалъ ее, успѣла внушить мнѣ такое... преданное... чувство...
   -- Пятьсотъ тысячъ даетъ за нею мать теперь и столькоже послѣ смерти, окромя четырнадцатой части въ родовомъ имуществѣ! перебилъ его неожиданно графъ.
   Флигель-адъютанта даже въ краску бросило. Ноздри его раздулись, онъ поднялъ на старика свои засверкавшіе глаза...
   Но тотъ безмятежно и невинно сидѣлъ въ своей позѣ индійскаго Вишну, скрестивъ ножки и мѣрно подымая и опуская свои ладони на оконечностяхъ ручекъ своего кресла. Никакого лукаваго намѣренія не прочелъ, или неумѣлъ прочесть, прозорливый придворный воинъ на этомъ мягкомъ, одутломъ и невозмутимомъ лицѣ... "Старое чучело! " проговорилъ онъ про себя, и счелъ за лучшее беззаботно усмѣхнуться..
   -- Состояніе никогда не вредно, конечно... Но княжна такая -- онъ опять подыскивалъ какъ бы перевести "une si аdmorable créature," и перевелъ: такое безподобное существо,-- что, смѣю увѣрить васъ, графъ, еслибъ она была и совершенная безприданница, чувства мои къ ней были бы совершенно тѣ же...
   -- Это хорошо! одобрилъ Вишну,-- она милое дитя!...
   -- Мнѣ поэтому очень было бы больно, переходя уже въ минорный тонъ, началъ опять графъ Анисьевъ,-- еслибъ я дѣйствительно долженъ былъ встрѣтить на моемъ, такъ-сказать, пути такое лицо какъ князь Ларіонъ Васильевичъ.... къ которому я, съ своей стороны, исполненъ величайшаго уваженія... Хотя, конечно, пропустилъ онъ вдругъ тонко, тонко, словно остріемъ иголки,-- хотя у князя нѣтъ отцовскихъ правъ...
   Ладони приподнялись снова:
   -- Замѣсто отца -- дядя, опекунъ его дѣтей!
   -- Да-съ... но у княжны родная мать есть, пропустило опять такъ-же тонко остріе.
   -- Есть! Глупая женщина! такъ-же однозвучно пропѣлъ опять голосъ.
   Нашего полковника нѣсколько какъ будто огорошила такая откровенность....
   -- Можетъ быть, промямлилъ онъ, невольно усмѣхаясь однако воспоминанію той "невозможной" глупости,-- умственныя способности княгини, и точно, не отличаются особеннымъ блескомъ... Но она мать, ваше сіятельство, и уже поэтому не можетъ не желать счастія своей дочери.
   -- И дядя племянницѣ того же желаетъ! А она сама разсудительная, сама рѣшить можетъ!
   Глаза молодаго честолюбца еще разъ тревожно поднялись и погрузились въ лицо его собесѣдника.
   -- Вы думаете что... что препятствія могутъ быть со стороны княжны... лично? подчеркнулъ онъ не совсѣмъ твердымъ языкомъ.
   --Я ничего не думаю,-- я только говорю!...
   Анисьеву вспомнилось вчерашнее холодное обращеніе съ нимъ Лины, которое онъ тогда приписалъ застѣнчивости...
   Онъ сосредоточенно уткнулся взглядомъ въ одну изъ пуговицъ графскаго сюртука:
   -- Ужъ нѣтъ ли у этого стараго шута съ его "Ларіономъ" своего какого-нибудь на примѣтѣ? допытывался онъ мысленно....
   Вишну все также безмятежно покоился въ своемъ креслѣ и слегка помаргивалъ вѣками,-- его клонило ко сну...
   -- А "Ларіонъ" тонкая бестія, рѣшилъ прозорливый флигель-адъютантъ,-- на мушку не клюетъ; съ нимъ, видно, надо cartes sur table... А впрочемъ... Надо вообще ближе изучить ситуацію!...-- Позвольте оставить васъ, графъ, сказалъ онъ громко, вставая съ мѣста,-- у васъ кажется просители?...
   -- Ничего, я при тебѣ приму!
   Старикъ поднялся въ свою очередь и, переваливаясь на ходу, пошелъ къ дверямъ звать Чижевскаго.
  

XXXVII.

   Въ комнату, вслѣдъ за молодымъ чиновникомъ, вошли четыре вызванныя имъ лица, "къ личному разбирательству его сіятельствомъ," какъ значилось на языкѣ тогдашнихъ порядковъ.
   Первое изъ нихъ была просительница, молодка лѣтъ двадцати, одна изъ тѣхъ русскихъ побѣдныхъ головокъ, про которыхъ сложилась пѣсня:
  
   Моя русая коса
   Всему городу краса,
  
   свѣжая, румяная, съ карими, заплаканными отъ волненія глазами, и сквозь эти слезы улыбавшаяся полу смущенною, полуудивленною улыбкой при видѣ этого лысаго какъ колѣно, со своею добродушно выпяченною впередъ губой и офиціально приподнятыми вверхъ бровями, генерала, вершителя ея судебъ, въ которомъ она почему-то съ перваго же раза почуяла себѣ защитника и покровителя.
   За нею шелъ мужъ; это былъ, какъ опредѣляла его сваха, когда высватывала ему жену, "мущина въ самомъ соку, брунетъ, и глаза на выкатѣ". Еще весьма молодой, но уже одутлый отъ непомѣрнаго чаепитія, брунетъ этотъ имѣлъ необыкновенно дураковатый и перепуганный видъ, и жался за спиной жены, словно весь, всѣмъ неуклюжимъ тѣломъ своимъ, хотѣлъ уйти за ея невысокую, тонкую и юркую особу, подъ тѣнь этой ея великолѣпной русой косы, оттягивавшей своею тяжестью назадъ ея миловидную маленькую голову...
   "Madame Зарѣзъ", заимодавица, была женщина лѣтъ тридцати пяти, съ утиными носомъ и походкой, чувственно отвислыми губами и жирною бѣлою спиной и шеей, сквозившими сквозь какую-то накинутую на нихъ вязаную косынку.... Глядѣла она неподвижно впередъ маленькими, оплывшими отъ вѣчнаго лежанья глазами, равнодушная, повидимому, ко всему окружающему, и прежде всего къ исходу того за что представала теперь предъ очи грознаго московскаго владыки.
   Замыкавшій шествіе мужъ ея, Осипъ Власьевъ "серебряныхъ и иныхъ дѣлъ мастеръ", какъ значилось на его вывѣскѣ, всклоченная, темная и желтая фигура, съ небритымъ подбородкомъ и табакомъ подъ носомъ, въ порыжѣломъ фракѣ и засаленныхъ клѣтчатыхъ панталонахъ надъ стоптанными сапогами, выглядывалъ изподлобья травленымъ волкомъ, бывавшимъ на своемъ вѣку и не въ такихъ передѣлкахъ. По одному виду его можно было безъ ошибки заключить что не даромъ было дано ему прозвище "зарѣза", и что онъ единственно замыслилъ и соорудовалъ все это дѣло векселей выданныхъ Ѳирсовымъ его жирной супругѣ.
   Всѣ они, войдя въ комнату, остановились у дверей въ выжидательномъ положеніи.
   -- Подойдите! крикнулъ имъ начальственный голосъ. И съ этими словами графъ всталъ въ свою офиціальную позу, то-есть, опершись лѣвою рукой о письменный столъ, заложилъ большой палецъ правой за послѣднюю пуговицу своего форменнаго сюртука и правую ногу молодцевато закинулъ за лѣвую.
   Красивая Ирина бойко зашагала первая, за нею остальные... Чижевскій уставилъ ихъ рядкомъ, попарно, въ пяти шагахъ отъ его сіятельства.
   Графъ зорко оглядѣлъ всю компанію:
   -- Зачѣмъ безденежные векселя давалъ? началъ онъ съ оника, останавливаясь грознымъ взглядомъ на пучеглазомъ "брунетѣ".
   Злополучный подмастерье пришелъ въ неописанное смущеніе: онъ засѣменилъ на мѣстѣ неуклюжими ступнями, завертѣлъ носомъ, зачесалъ въ затылкѣ...
   -- Отвѣчай! возгласилъ графъ, не дождавшись отъ него отвѣта.
   -- Отвѣчай, что молчишь! толкнувъ его сзади въ бокъ и оборачиваясь на него сверкавшими какъ звѣзды глазами понуждала его молодая жена.
   Онъ еще разъ помялся, поежился, заерзалъ рукою въ курчавыхъ волосахъ:
   -- Больше по любве, ваше сіятельство! провозгласилъ онъ наконецъ, растерянно улыбаясь...
   Власьевъ презрительно дернулъ небритымъ подбородкомъ. Супруга его безмятежно перекрестила свой неожиданно зѣвнувшій ротъ.
   Ладони поднялись:
   -- По какой любве? Говори!
   -- Потому Осипъ Власьичъ, началъ, переминаясь съ ноги на ногу и продолжая идіотически улыбаться, злосчастный Ловеласъ,-- потому они сулились мнѣ... что за ихъ безсчестіе они завсегда могутъ меня въ острогъ засадить...
   -- Дуракъ! пропѣлъ графъ.
   -- Вѣстимо дуракъ! И слезы брызнули разомъ изъ глазъ молодой женщины,-- онъ у меня что ребенокъ малый простъ, ваше сіятельство!
   -- Дуракъ! промолвила за нею, еще разъ зѣвнувъ и еще разъ перекрестивъ ротъ "madame Зарѣзъ".
   -- Дуракъ какъ есть! октавой ниже подтвердилъ и ея достойный сожитель.
   -- А ты какъ смѣлъ брать безденежные векселя? накинулся тутъ же на этого графъ.
   -- Я не бралъ-съ! уходя весь въ высокій воротникъ своего засаленнаго фрака захрипѣлъ Власьевъ,-- я даже ничего объ эвтомъ, ваше высоко-сіятельство, не знаю, опричь только что собственно я какъ свидѣтель, потому это дѣйствительно что онъ, какъ желательно ему было вступить въ первый законный, и что отецъ его въ деньгахъ ему отказывалъ, такъ онъ приходилъ къ моей, значитъ, женѣ просить, даже въ ноги ей кланялся несчетные разы, потому не съ чѣмъ ему было свадьбы сыграть, а какъ онъ служимши у меня, значитъ, въ подмастерьяхъ...
   ~ И кто же вамъ въ эвтомъ можетъ повѣрить! зазвенѣвъ какъ колокольчикъ, полнымъ неудержимаго негодованія голосомъ прервала его Ирина,-- когда не только чтобъ онъ просилъ на свадьбу у вашей жены, а сами вы постоянно, по нуждѣ своей, жалованье его заслуженное задерживали, и по сейчасъ двадцать шесть съ полтиной ему вами не додано! Бога вы не боитесь, Осипъ Власьичъ!...
   -- Чижевскій, запѣлъ голосъ,-- написать городничему чтобъ его на мѣсяцъ за рѣшетку посадилъ! Мошенникъ!... Гдѣ векселя?
   -- При дѣлѣ, ваше сіятельство!
   -- Ты, добродѣтельная супруга!-- графъ ткнулъ пальцемъ по направленію"madame Зарѣзъ",-- слушай! Ты грамотная?
   -- Грамотная! протянула она, сдерживая третій зѣвокъ.
   -- По векселямъ получи по копѣйкѣ за рубль! Ступай, распишись въ уплатѣ сполна!
   -- Батюшка, ваше сіятельство, спаситель вы нашъ! такъ и бухнулась ему въ ноги красавица Ирина, судорожно всхлипывая и покрывая поцѣлуями его пухлыя руки.
   -- Ну, ну, хорошо... не нужно! усмѣхался старецъ, наклоняясь подымать ее,-- ты я вижу умная! Смотри, болвана отъ себя не отпускай! Чтобы не дурилъ безъ тебя!...
   -- Не отпущу никуда, ваше сіятельство! уже смѣялась она сквозь непросохшія слезы,-- на привязи стану держать... Дай вамъ Царица небесная много лѣтъ здравствовать!...
   -- Спасибо!... Очень радъ! Ступай себѣ съ Богомъ!... Чижевскій, съ добродѣтельной супруги расписку получи! А вексель отдай... Какъ тебя, востроглазая, зовутъ бишь?
   -- Ирина Михайлова, ваше сіятельство!
   -- Иринѣ Михайловой отдай! А мужъ дуракъ! "По любве", говоритъ, мошенникамъ ограбить себя далъ! покатывался и заливался добродушнымъ смѣхомъ своимъ графъ.
   -- И вы такъ, ваше сіятельство, молвилъ ему, когда они остались одни, блестящій петербургскій дѣлецъ, внимательно и съ какимъ-то двусмысленнымъ подергиваніемъ губъ слѣдившій за всею этою сценой,-- вы такъ даете себѣ трудъ сами разбирать всякую вздорную просьбу?
   Ладони откинулись:
   -- Для нея не вздорная! Все ея состояніе!...
   -- Конечно... но я полагаю что судъ... наконецъ полиція...
   -- Ничего не сдѣлаютъ! запѣлъ графъ.-- Тамъ законъ! А по закону, она плати!... Бѣдному народу главное чтобы не волокли по всѣмъ мытарствамъ... Онъ идетъ ко мнѣ! Потому знаетъ, я сейчасъ рѣшу...
   Флигель-адъютантъ все такъ-же двусмысленно и осторожно усмѣхнулся.
   -- Нужно только чтобы тутъ было и тутъ, указывая себѣ на грудь и на голову, закончилъ московскій правитель,-- больше ничего не надобно!...
   Съ такимъ несложнымъ разумѣніемъ юстиціи никакъ не могъ бы согласиться "серебряныхъ и иныхъ дѣлъ мастеръ" Осипъ Власьевъ, по прозванію "Зарѣзъ", который въ эту минуту, стоя въ другой комнатѣ у стола, за которымъ Чижевскій диктовалъ его супругѣ форму расписки на заемныхъ письмахъ, язвительно бормоталъ, косясь на стоявшую рядомъ красивую Ирину:
   -- Вовсе ограбили, значитъ!... И стыда въ людяхъ нѣту!...
   -- Точно что нѣту, Осипъ Власьичъ! пылко вскликнула молодая женщина;-- что онъ у васъ почитай шесть годовъ за крѣпостнаго былъ, всю работу у васъ одинъ справлялъ, пока вы на боку лежали, да по трактирамъ проклажались, такъ вы за то насъ по міру пустить хотѣли. Это у васъ совѣсть называется! На экую сумму на себя подписать его заставили!
   -- Зналъ что писалъ, не мальчикъ! фыркнулъ Власьевъ.
   -- Зналъ? Мой-отъ теленокъ! кивнула она на стоявшаго о бокъ ея и все такъ-же глупо продолжавшаго улыбаться мужа;-- вы изъ него съ супружницей-то вашей Анной Прохоровной веревки плели. Онъ вамъ не то на восемьсотъ, на восемь тысячъ подмахнулъ бы зря съ простоты своей!...
   -- Означенную въ семъ заемномъ письмѣ сумму деньгами сполна получила, продолжалъ диктовать Чижевскій, въ то же время прислушиваясь и любуясь огненнымъ взглядомъ и бойкою рѣчью уѣздной красавицы.
   -- Сполна! злобно повторилъ себѣ подъ носъ Власьевъ.
   -- Такъ точно-съ, извольте получить! вскинулась Ирина, торопливо доставая изъ кармана платокъ и развязывая въ немъ узелокъ съ деньгами,-- восемъ рублевъ... "Сполна!" примолвила она, выкладывая деньги на столъ... Ея подвижныя, прозрачныя ноздри расширились и дрожали отъ пронимавшаго ее смѣха...-- А теперь все, ваше благородіе? спросила она Чижевскаго, принимая у него изъ рукъ заемныя письма мужа.
   -- Все! улыбнулся онъ ей.
   -- И домой, значитъ, теперича можно?
   -- Можете, красавица моя, съ Богомъ!
   Она подняла на него свои блестящіе каріе глаза и вся зарумянилась:
   -- Спасибо на ласкѣ вашей, миленькій баринъ, вѣкъ не забуду вашей съ его графскимъ сіятельствомъ милости... Ну, кланяйся, дурачокъ! И она воззрилась на мужа съ безмѣрно нѣжною и безконечно счастливою улыбкой:-- слышалъ графскій приказъ чтобы не отпущать тебя отъ себя? И такъ ты у меня съ нонешня дня и будешь ходить на бичевочкѣ, не выдержала молодая женщина и расхохоталась на радостяхъ звонкимъ, ребяческимъ смѣхомъ...
   -- А ты больно-то некуражься! нѣсколько обидчиво проговорилъ на это "брунетъ," тряхнувъ своею какъ у барана волнистою головой.
   -- Ну, ну, пойдемъ... богатырь! Она подхватила его подъ руку...-- Счастливо оставаться, ваше высокородіе!...
   -- Оченно уже вы смѣшливы стали, Арина Михайловна! презрительно поджавъ свои отвислыя губы отпустила ей вслѣдъ "madame Зарѣзъ."
   Ирина сверкнувъ глазами, обернулась на нее:
   -- Довольно отъ васъ наплакамшись, Анна Прохоровна, будетъ! Можетъ теперича и взаправду надъ вами смѣяться начнемъ!...
   -- Отстань! Чего вяжешься? прохрипѣлъ, толкнувъ жену въ спину Власьевъ,-- аль прежняго восхотѣла? Шлюха!...
   Они изчезли.
  

XXXVIII.

   Тревожный сонъ поздно заснувшей наканунѣ Лины прерванъ былъ рано утромъ какими-то странными, раздававшимися по сосѣдству ея спальни звуками. Она открыла глаза, насторожила ухо.... Изъ-за стѣны, отдѣлявшей ея покой отъ комнаты Надежды Ѳедоровны Травкиной, дѣйствительно слышались стоны....
   Княжна быстро вскочила съ постели, окуталась въ свой утренній пенюаръ, и въ туфляхъ, въ спальномъ чепцѣ, кинулась въ эту комнату, въ которую вела дверь изъ ея спальни.
   Надежда Ѳедоровна, вся одѣтая, лежала у себя поперекъ постели, низко закинувъ голову къ самой стѣнѣ, и рыдала, какъ умѣютъ рыдать только однѣ женщины, раздирающимъ, неудержимымъ... и невыносимымъ рыданіемъ...
   Лина страшно перепугалась, но не потеряла присутствія духа, налила воды въ стаканъ, приподняла, не безъ нѣкотораго труда, ея завалившуюся голову и, придерживая ее одною рукой, успѣла другою влить нѣсколько капель сквозь ея судорожно сжатые зубы.
   Бѣдная дѣва пришла въ себя, узнала княжну и, первымъ движеніемъ, закрыла обѣими руками свое истрепанное, посинѣвшее отъ слезъ лицо...
   -- Вы!... Лина!... О, какой стыдъ! новымъ стономъ вырвалось у нея изъ груди.
   -- Надежда Ѳедоровна, милая, что съ вами? допрашивала ее княжна, сжимая ей руки и заботливо вглядываясь ей въ лицо...
   -- Нѣтъ, ради Бога!... Не спрашивайте!... Вы ангелъ!... Я не достойна вашего участія... вашего присутствія здѣсь!... порывисто, вздрагивая всѣмъ тѣломъ и покрывая поцѣлуями эти захватившія ея руки Лины, говорила дѣвица Травкина.-- Я... я своими безумными слезами разбудила васъ?... Ради Бога, простите!... Простите напослѣдокъ! домолвила она черезъ силу.
   -- Что это значитъ? Что вы хотите сказать?... Maman?... не договорила, въ свою очередь, встревоженная княжна, искренно любившая бѣдную компаньйонку, и которой представилось что это отчаяніе ея и слезы были послѣдствіемъ какой-либо сцены съ ея матерью наканунѣ вечеромъ, послѣ того какъ Лина ушла изъ гостиной...
   -- Нѣтъ! поняла, и закачала головой Надежда Ѳедоровна,-- я княгинѣ... всему вашему дому вѣчно благодарна останусь!... Я сама... не могу... Я недостойная!... Я погибшее... опозоренное существо!
   Лина съ ужасомъ глядѣла на нее,-- глядѣла какъ на помѣшанную...
   Надежда Ѳедоровна скользнула съ постели и неожиданно очутилась у ея ногъ:
   -- Вы, чистая, святая, вы не поймете!... воскликнула она, обнимая ея колѣни и прижимаясь къ нимъ своимъ истерзаннымъ лицомъ; -- я не достойна дышать съ вами однимъ воздухомъ... мнѣ мѣста нѣтъ болѣе здѣсь... я уйду... уйду!...
   -- Вы больны, милая, у васъ горячка начинается, я пошлю сейчасъ за докторомъ! молвила княжна, пробуя поднять ее съ пола.
   -- Нѣтъ, умоляю васъ, никакой докторъ мнѣ помочь не можетъ!... Она сама вскочила на ноги, но отъ слабости чуть не упала опять... Княжна довела ее къ креслу у окна; она опустилась въ него, безсильная и безмолвная, уронила голову на грудь, и долго оставалась такъ, безъ словъ, безъ движенія...
   Она мучительно переживала мучительную ночь, измѣну любимаго человѣка, торжество и глумленіе своей соперницы, все это "безуміе свое и позоръ"... Но въ то же время перезрѣлая дѣва испытывала какую-то ѣдкую сладость въ чувствѣ этой муки, она словно любовалась этимъ "позоромъ" своимъ. Воспитанная на нездоровомъ чтеніи французскихъ книжекъ той эпохи, исполненная воспоминаній всякихъ трескучихъ фразъ и обрывковъ болѣзненныхъ мыслей, которыя заносила она изъ этихъ книгъ въ завѣтныя тетрадки, она теперь съ какою-то гордостью думала о томъ что и у ней свой романъ,-- она двадцать лѣту сряду мечтала о немъ,-- что и на ея долю выпало "роковое, трагическое горе"... Какъ отнестись къ этому горю -- вотъ въ чемъ состоялъ для нея вопросъ въ эту минуту. Очутившись послѣ обморока одна въ саду съ Ашанинымъ, она разыграла роль раненой львицы, призывая небесные громы на голову своего "коварнаго искусителя", обѣщая ему мщеніе на этомъ свѣтѣ и вѣчную кару на томъ, но убѣдившись что ни единая изъ ея угрозъ не пронимала его и что "коварный искуситель", смиренно опустивъ голову, поглядывалъ на нее такъ что вотъ вотъ сейчасъ и фыркнетъ ей въ носъ неудержимымъ смѣхомъ, она кинулась отъ него со всѣхъ ногъ въ свою комнату, и разрыдалась со злости до истерики... Придя въ себя во второй разъ въ объятіяхъ Лины, она забыла о раненой львицѣ и почувствовала себя Магдалиной, самобичующеюся у ногъ "чистаго, святаго существа"... Теперь наступало третье воплощеніе "трагическаго горя" дѣвицы Травкиной. Оберманъ, Лелія {Романъ Ж. Санда.}, мрачные образы литературы разочарованія возставали въ ея головѣ... "Да, гордость въ страданьи!" рѣшила она, и словно вся озарилась этою мыслью: подняла голову и, улыбаясь своею обычною, презрительною улыбкой,-- она, считала необходимымъ презирать самую себя въ эту минуту,-- обернулась на княжну:
   -- Скажите, заговорила она,-- я вамъ кажусь очень безумною?
   -- Мнѣ кажется, у васъ... былъ лихорадочный припадокъ, отвѣчала Лина, нѣсколько удивленная этою перемѣной тона,-- и вамъ бы нужно было...
   -- О, я перенесу, я перенесу! не дала ей договорить та,-- я буду сильна, я останусь.... Я въ безпощадной битвѣ жизни!...
   И. словно эта отпущенная ею фраза придала ей, дѣйствительно, силъ, она бодро поднялась съ мѣста:
   -- Я васъ прошу, Лина, забыть все... что происходило сейчасъ! Все это не стоитъ вашего вниманія!.... Это, какъ говоритъ Гамлетъ, примолвила она съ дѣланною шутливостью,-- одни лишь "сны мои, мои злые сны!"...
   Княжна взглянула на нее, и поблѣднѣла.
   Ей вспомнилось вдругъ что сегодня вечеромъ "они отыграютъ Гамлета",-- и затѣмъ "все кончено!"...
   -- Сегодня наше представленіе! вырвалось у нея съ глубокимъ вздохомъ.;
   -- Да!... Мое прощанье со свѣтомъ! театрально произнесла, въ свою очередь, Надежда Ѳедоровна, и закрыла глаза себѣ рукою.
   Но слова эти прошли мимо ушей Лины; она думала въ эту минуту: "а завтра, что же завтра будетъ?"...
   -- И какое ей до меня дѣло! желчно сказала себѣ компаньйонка, не дождавшись того восклицанія ужаса и печали, которымъ, по ея мнѣнію, должна была непремѣнно отвѣтить Лина на извѣщеніе о томъ что она, Надежда Ѳедоровна Травкина, собирается "сегодняшнимъ вечеромъ прощаться со свѣтомъ".-- Извините меня, княжна подчеркнула она,-- я сегодня какая-то растерянная... забыла принести вамъ мое поздравленіе со днемъ вашего рожденія!...
   -- Ахъ, да!... Благодарю васъ, милая! выходя изъ своей задумчивости проговорила Лина и опять участливо глянула ей въ лицо;-- вамъ легче теперь стало?
   -- Легче, гораздо легче! Не заботьтесь обо мнѣ, прошу васъ! Я право не стою того чтобы вы изъ-за меня лишали себя сна. Не довольно интересный субъектъ для этого, домолвила дѣвица Травкина все съ тою же презрительною улыбкой по собственному адресу; -- отправляйтесь въ свою постельку и постарайтесь заснуть покрѣпче! Вамъ предстоитъ сегодня тяжелый день!...
   -- Не позвать ли вамъ горничную? спросила княжна.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, не нужно, ничего не нужно! Я васъ сама провожу въ вашу спальню. Я вамъ сказала,-- я сильна... Envers et contre tout! примолвила она почему-то по французски, моргнувъ своими подслѣповатыми глазами.
   Она, дѣйствительно, отвела и уложила въ постель Лину и, поцѣловавъ ее въ щеку, проговорила, натянуто смѣясь:
  
   За все, за все тебя благодарю Я!...
  
   Княжна тихо улыбнулась ей со своей подушки...
   Надежда Ѳедоровна вернулась къ себѣ, заперла за собою дверь спальни, и мрачно договоривъ себѣ, сама не вѣдая къ чему:
  
   Устрой лишь такъ чтобы тебя отнынѣ
   Не долго мнѣ еще благодарить!--
  
   повалилась опять на свою кровать, и залилась новыми, нескончаемыми слезами... Увы, дѣйствительно, какъ говорилъ Ашанинъ, "слезъ у нея было много". Но на этотъ разъ это были искреннія,-- горькія и тихія слезы. Объ Оберманѣ и Леліи она уже не думала...
  

XXXIX.

   Княжна начинала засыпать когда кто-то, послышалось ей, осторожно подавивъ замокъ двери изъ корридора, вошелъ въ ея кабинетъ.
   -- Кто тамъ? Она приподняла голову.
   -- Я, ваше сіятельство, отвѣчалъ голосъ ея горничной.
   -- Что такъ рано, Глаша?
   -- Извините, княжна, отвѣчала та, входя въ спальню,-- я полагала, вы еще почивать изволите... Хотѣла къ вамъ на столикъ поставить...
   -- Что такое?
   Глаша подошла къ постели, держа обѣими руками большую плетеную, крытую корзинку, обвязанную голубыми лентами:
   -- Супризъ-съ!... Честь имѣю поздравить со днемъ вашего рожденія!...
   -- Это ты меня даришь, Глаша? вскликнула удивленная Лина.
   -- Помилуйте-съ! ухмыльнулась дѣвушка,-- всѣмъ сердцемъ желала бы, да не при моихъ достаткахъ... Это отъ молодаго графа, что вчера пріѣхали, поспѣшила объяснить она, опуская глаза, но изъ-подъ опущенныхъ рѣсницъ лукаво метнула взглядомъ на княжну.
   -- Отъ молодаго графа? повторила сжавъ брови Лина,-- что это значитъ?... Какъ ты это получила?..
   -- Мнѣ-съ еще съ вечера мусью Витторіо приказали поставить къ вамъ на столикъ, пока еще вы не проснулись. Сказали, на случай вы спросить изволите, что отъ молодаго графа проздравленіе вамъ со днемъ рожденія... Это изъ Москвы, отъ Файе конфеты, я знаю-съ, добавила Глаша съ самодовольнымъ видомъ;-- въ плетушкѣ бобоньйерка богатѣйшая, а въ ней конфетъ фунтовъ десять, больше будетъ-съ, насилу держу!..
   Ни словечкомъ не отозвалась на это княжна и отвернулась отъ нея головой къ стѣнкѣ.
   Глаша только ротъ открыла.
   Наканунѣ, за ужиномъ въ л'офисѣ, камердинеръ флигель-адъютанта, съ которымъ она успѣла познакомиться, подмигивая и нашептывая ей всякія лакейскія любезности, отпустилъ ей между прочимъ что "они съ бариномъ надѣются въ Сицкомъ свое счастіе получить". Глаша тотчасъ же смекнула,-- а когда всемогущій въ домѣ Витторіо передалъ ей бонбоньйерку, съ приказаніемъ поставить ее на столъ княжны сюрпризомъ, уже не сомнѣвалась -- что молодой "красавецъ графъ пріѣхалъ сватать ея барышню". Въ головѣ ея, не хуже чѣмъ у Ольги Елпидифоровны, успѣло построиться на этой основѣ цѣлое зданіе честолюбивыхъ надеждъ, отъ которыхъ она всю ночь не спала... И вдругъ "ея княжна и глядѣть-то на его супризъ не хочетъ"!..
   Глаша уныло поглядѣла ей въ затылокъ, вздохнула, и направилась въ кабинетъ со своею "плетушкой".
   -- Еще сейчасъ приходила ко мнѣ горничная генеральши, проговорила она, не доходя до дверей,-- принесла отъ нихъ записку и пакетъ къ вамъ-съ...
   -- Гдѣ они? Что же ты не даешь ихъ мнѣ? быстро отозвалась на этотъ разъ Лина, приподымаясь съ подушекъ.
   -- Извольте получить-съ!
   Дѣвушка поставила корзинку на туалетный столъ и, вынувъ изъ кармана письмо и небольшое что-то завернутое въ бѣлую бумагу и запечатанное большою гербовою печатью, передала ихъ княжнѣ.
   -- Хорошо, молвила Лина,-- а теперь оставь меня, я спать хочу!..
   Оставшись одна, она поспѣшила развернуть записку.
   Софья Ивановна писала ей слѣдующее:
   "Милая Елена Михайловна! Желаю поздравить васъ первая съ наступающимъ вашимъ двадцатымъ годомъ и чтобы подарокъ мой былъ первый въ этотъ день. Посылаю вамъ предметъ для меня дорогой и завѣтный, и разстаться съ нимъ могу только для васъ. Принадлежалъ онъ покойной моей матери, женщинѣ высокаго духа и много испытанной въ своей судьбѣ. Звали ее, какъ и васъ, Еленой. Примите въ душевное себѣ укрѣпленіе и утѣшеніе, а также въ память отъ старухи искренно васъ любящей."

"Софья Переверзина".

   Запечатанный пакетъ заключалъ въ себѣ уложенный въ коробочку образокъ съ изображеніемъ Воздвиженія Честнаго Креста Святою Царицей Еленой. На задней, гладкой доскѣ его золотой оправы вырѣзаны были слова: Симъ побѣдиши!
   Лучшаго подарка и болѣе кстати не могла получить Лина. Онъ являлся какъ бы дѣйствительно "во укрѣпленіе и утѣшеніе" ея послѣ этихъ конфетъ, присылка которыхъ глубоко взволновала ее и оскорбила. Она понимала что это не имѣло значенія простой любезности. Изъ одного тона голоса ея горничной не оставалось для нея сомнѣнія что весь домъ уже почитаетъ ее за невѣсту этого "петербургскаго адъютанта", а самъ онъ очевидно признаетъ за собою право дарить ее какъ женихъ, "и всѣ они въ заговорѣ съ нимъ, говорила себѣ бѣдная дѣвушка, и maman, и Витторіо, и Глаша,-- весь домъ"!..
   "Симъ побѣдиши"! прочла она еще разъ теперь. Свѣтлая улыбка скользнула по ея блѣднымъ устамъ... Она вытянула изъ-за сорочки золотую цѣпочку, на которой навѣшены были ея крестъ и медальонъ съ портретомъ и волосами покойнаго отца, пристегнула къ нимъ образокъ Софьи Ивановны, поцѣловала его, перекрестилась, и, уложившись щекою на руку, заснула мгновеннымъ, младенческимъ сномъ...
   Но ей не суждено было досыта выспаться въ это утро. Въ началѣ восьмаго чьи-то шаги и смѣхъ въ кабинетѣ разбудили ее опять.
   -- Что она, еще спитъ? спрашивалъ громко кто-то.
   -- Почиваютъ-съ! послышался шепотъ Глаши.
   -- Я не сплю! сказала княжна, недоумѣвая съ кѣмъ это разговаривала ея горничная.
   -- Ah! Lina! Chère!..
   И съ этими словами въ спальню ворвалась дѣвушка въ широкой соломенной шляпѣ и сѣромъ бурнусѣ на плечахъ, вся запыхавшаяся и хохочущая...
   -- C'est moi! Не ожидала? Не узнаешь даже, кажется? и она кинулась прямо цѣловать Лину въ постели.
   Это была одна изъ ея московскихъ бальныхъ знакомыхъ, княжна Женни Карнаухова, высокая и крупная особа, съ характернымъ и веселымъ выраженіемъ лица и весьма рѣшительными, почти мужскими пріемами рѣчи и движеній. Московская молодежь звала ее "добрымъ малымъ въ юпкѣ" и "Геничкой Карнауховымъ". Она это знала, и не только не оскорблялась, но очень гордилась этими прозвищами, и вмѣняла себѣ въ какую-то обязанность быть на пріятельской ногѣ со всѣмъ міромъ. Ее вообще всѣ любили, и она всѣхъ любила... Она была, дѣйствительно, очень добра сердцемъ, откровенна до глупости, легкомысленна и эгоистична какъ всѣ добрые малые, и совершенно наивно убѣждена была что не было въ мірѣ существа болѣе нужнаго для счастья ближнихъ какъ она.
   -- Какая ты хорошенькая въ постели! А croquer! хохотала она, обнимая и тормоша Лину:-- вотъ еслибы тебя кто-нибудь изъ нашихъ кавалеровъ увидалъ теперь, вотъ бы влюбился!.. А ты и не спрашиваешь какъ я къ тебѣ попала такъ рано?
   Бѣдная княжна съ просонковъ только глядѣла на нее недоумѣвая.
   -- Надо тебѣ сказать что мы только вчера пріѣхали къ себѣ, въ Высокое. Жара, пыль, духота, а мы въ городѣ сидимъ! У maman ея вѣчный mal de dos, переѣзжать не хочетъ: -- безъ Озера, говоритъ, умру! Несчастному папа каждый день сцены дѣлаетъ, ко мнѣ придирается за каждый вздоръ... Un enfer, однимъ словомъ!.. Наконецъ ужь Толя -- она только его и слушаетъ -- уговорилъ ее! Вчера къ обѣду пріѣхали; папа и вспомнилъ что мы приглашены 8-то числа къ вамъ. Вотъ и собрались пріѣхать сюда къ обѣду. А сегодня Толя велѣлъ разбудить меня чуть свѣтъ. Хочешь, говоритъ, прокатиться со мною на бѣговыхъ дрожкахъ? Поѣдемъ, говорю. Вотъ мы и поѣхали, ѣдемъ, а лошадь у насъ молодая, Толя правитъ отвратительно, чуть въ канаву не свалилъ меня... Ужь не знаю, нарочно онъ или невзначай, только проѣхали мы верстъ, я думаю, пятнадцать, и очутились наконецъ въ совершенно незнакомомъ мѣстѣ. Идетъ мужикъ; Толя его спрашиваетъ: куда ведетъ эта дорога?-- Въ Сицкое, говоритъ, въ княжое.-- Въ какое княжое -- Шастуновское, отвѣчаетъ.-- А далеко отсюда?-- Съ версту будетъ... Толя хлестнулъ лошадь, она вскачь, а онъ ее ужь и удержать не можетъ... Я уцѣпилась за него, едва держусь... И мы, какъ два сумашедшіе, прискакали къ вашему крыльцу... Et me voilа!
   -- Очень рада! проговорила учтиво Лина.
   -- Рада, не рада, а я ужь отсюда не уѣду! Я не красавица какъ ты, но и я берегу свою, шкуру, comme on dit. Хоть и придется мамашину руготню за это выдержать, все равно! Пусть себѣ Толя ломаетъ шею если ему угодно, а я за новое путешествіе на его бѣговыхъ дрожкахъ merci! Сегодня у васъ празднество... Сколько тебѣ минуло,-- девятнадцать?... Поздравляю, chиre! Позволь дать тебѣ это на память:
   Она сняла съ пальца бюрюзовое колечко, и протянула его Линѣ.
   -- Не стоитъ благодарности! не дала она ей выговорить слова,-- c'est une petite horreur, но я умоляю тебя носить его! Она принялась опять обнимать княжну;-- ни къ кому я еще не чувствовала того что къ тебѣ. Ты такая милая! Я воображаю, примолвила она не останавливаясь,-- какіе подарки ты получишь сегодня; мать твоя такъ богата!... А, да вотъ ужь! Отъ кого? И она бросилась къ знакомой намъ плетушкѣ, стоявшей на туалетномъ столикѣ Лины, и безцеремонно распутавъ связывавшія ее ленты вытащила оттуда великолѣпный китайскаго лака ящикъ полный конфетами.
   Глаша, стоявшая тутъ же, замигала ей обоими глазами.
   -- Что такое? Секретъ? громко вскрикнула княжна Карнаухова, и ухвативъ двумя пальцами за щеку улыбнувшуюся Глашу:-- говори, воструха, говори сейчасъ, отъ кого это, отъ кого?...
   -- Прикажете сказать, ваше сіятельство? хихикая, вполголоса спросила та свою барышню.
   -- Говори, что за секретъ! послышался изъ-за спущенныхъ ею занавѣсокъ постели голосъ одѣвавшейся Лины.
   -- Отъ молодаго графа, отъ петербургскаго получили! объяснила тогда Глаша, продолжая лукаво улыбаться.
   Такъ и привскочила пріѣзжая княжна:
   -- Молодой графъ? Петербургскій? Какой графъ? Изъ Петербурга прислалъ?...
   -- Нѣтъ-съ, они сами здѣсь, отвѣчала горничная.
   -- Кто здѣсь? топоча отъ нетерпѣнія вскрикнула Женни Карнаухова.-- Какъ зовутъ его?
   -- Анисьевъ по фамиліи, графъ, полковникъ-съ...
   -- Жоржъ Анисьевъ? C'est vrai ce qu'elle dit lа, Lina? Женни даже перемѣнилась въ лицѣ.
   -- Помилуйте-съ, смѣю ли я лгать! молвила понявшая Глаша обиженнымъ тономъ.
   Княжна нервно отпихнула отъ себя конфетный ящикъ, опустилась быстрымъ движеніемъ на кресло подлѣ туалета и разомъ примолкла....
   -- Au fond, какое мнѣ дѣло! вскрикнула она вдругъ, какъ бы сообразивъ,-- но я воображаю maman! громко и весело уже захохотала она, и вскочила опять на ноги.
   -- Скоро ты будешь готова? крикнула она опять Линѣ, и примолвила по англійски: send your maid off, I have to tell you something { Отощди свою горничную, а имѣю сказать тебѣ кое-что.}.
   -- Онъ сватается къ тебѣ? начала она сразу, едва остались онѣ вдвоемъ.
   -- Я его совсѣмъ не знаю! Лина досадливо повела плечами.
   -- Пожалуста, не увѣряй, живо перебила ее княжна Карнаухова,-- и не воображай себѣ что я твоя ривалка!... Это maman себѣ вообразила и твердила мнѣ съ утра до ночи.... А я всегда очень хорошо понимала что онъ обо мнѣ не думаетъ, и думать не можетъ. Ему нужно большое состояніе!... Потому что онъ со мною въ прошломъ году въ Петербургѣ два раза мазурку танцовалъ.... Еще бы онъ не танцовалъ!... Вѣдь, ты знаешь, у насъ домъ въ Москвѣ -- подворье. Всѣ эти петербургскіе аксельбанты, только въ Москву ввалятся, прямо къ намъ: ѣдятъ и пьютъ, чуть не ночуютъ, пока не уѣдутъ куда имъ надо.... И все это у насъ дѣлается pour avoir, какъ говоритъ maman, des aboutissants въ Петербургѣ И вотъ меня повезли туда, и повсюду насъ тамъ приглашали, и я на тридцати двухъ балахъ танцовала, и для этого удовольствія сдѣлали мы шестнадцать тысячъ долгу, и всѣ эти господа ужасъ какъ со мною любезны были,-- а въ Москву мы вернулись ни съ чѣмъ, замужъ меня все-таки никто не взялъ, и я умру старою дѣвкой, я знаю, и maman злится на меня за это и пилитъ, несчастную, каждый день, а когда увидитъ сегодня у васъ Жоржа Анисьева просто со свѣта меня сгонитъ!... И такая я poor soul! неожиданно всплакнула княжна,-- за кого бы я хотѣла, за того меня ни за что не отдадутъ, а за кого меня мечтаютъ отдать, тѣ меня не хотятъ!...
   -- А тебѣ нравится... ты любишь кого-нибудь, Женни? И невольно тронутая этими словами Лина пододвинулась къ ней.
   -- Люблю ли?-- крупная княжна на мигъ задумалась:-- правду сказать, и сама я не знаю... Нравится онъ мнѣ, нравится, и даже очень; можетъ-быть, потому именно, примолвила хмурясь она,-- что maman имени его слышать не можетъ и вѣчно пилитъ меня имъ... Правда, онъ за всѣми волочится, и ничего у него за душой нѣтъ. Выходить за него замужъ я и не думаю... но еслибъ я была femme mariée, признаюсь, я не отвѣчу за себя... И она разразилась новымъ смѣхомъ.-- Онъ за тобой не ухаживаетъ?
   -- Кто такой? спросила не понимая Лина.
   -- Ахъ, какая я сумашедшая! Болтаю, болтаю и даже не говорю кто!... Онъ у васъ, играетъ съ тобою на театрѣ... И признаюсь,-- княжна понизила голосъ,-- я не уѣхала теперь съ Толей домой, главнымъ образомъ для того чтобы, пока не пріѣдетъ maman, успѣть flirter un peu avec lui, договорила она, придѣлывая французское окончаніе къ непереводимому англійскому to flirt {То flirt, flirtation, нѣчто въ родѣ польскаго романсованья, кокетливо нѣжныя отношенія, преимущественно между дѣвушкой и молодымъ человѣкомъ.}.
   Кто былъ этотъ счастливецъ съ которымъ она намѣревалась flirter въ отсутствіи зубастой мамаши -- она такъ-таки опять забыла назвать. Но Лина уже не интересовалась узнать это имя: она не понимала любви такого рода...
   А Женни Карнаухова продолжала лепетать между тѣмъ:
   -- Скажи, душка, а у васъ съ Жоржемъ Анисьевымъ все уже кончено?
   -- Ничего не начиналось и кончаться нечему! спѣшила отвѣтить бѣдная дѣвушка.
   -- А это что-же? указала ея пріятельница на ящикъ съ конфетами,-- ужь если это не похоже на жениховъ подарокъ!...
   -- Ахъ, сдѣлай милость, избавь меня отъ этого, Женни! Возьми себѣ!...
   Княжна Карнаухова подбѣжала къ ней, схватила за оба плеча, и погружаясь ей глазами въ глаза:
   -- Такъ это ты въ самомъ дѣлѣ? Онъ тебѣ не нравится?
   -- Нѣтъ! такъ-же рѣшительно отвѣчала ей на это Лина какъ наканунѣ матери.
   -- Не нравится? повторила та,-- онъ однако очень хорошъ, George Анисьевъ... Et comme il valse, chère!... Ты вѣрно слышала что онъ много играетъ? вдругъ осѣнила ее мысль.
   -- Ничего я не слышала!...
   -- Ужасно! Въ прошломъ году у насъ онъ одному дядѣ Сергѣю тринадцать тысячъ проигралъ... Онъ съ Сухозанетомъ играетъ по десяти рублей point во что-то... Maman увѣряетъ что его такъ любятъ à la Cour что это ничего не значитъ, и что всѣ его долги заплатятъ... Но ты, можетъ-быть, очень хорошо дѣлаешь что не хочешь идти за него: онъ можетъ разорить тебя, какъ ты ни будь богата... А твоя maman какъ? За него?... Я увѣрена!... Бѣдныя мы, вѣдь воли намъ не дано,-- прикажутъ, и...
   Она не договорила:-- Лина, вся блѣдная, опускала голову...
   -- А! вскрикнула княжна,-- ужь приказали!... И ты не хочешь?... Погоди же, я все обдѣлаю,-- я тебя спасу!...
   -- Нѣтъ, ради Бога, Женни, не нужно! въ свою очередь съ ужасомъ заговорила Лина,-- ничего нѣтъ, и нечего спасать меня!...
   Но та чувствовала себя уже совершенно необходимою для спасенія пріятельницы:
   -- Нѣтъ, нѣтъ, повѣрь мнѣ, я опытна въ этихъ дѣлахъ, не бойся! Мери Ребницъ и Варю Тростинину кто выдалъ замужъ?-- Я! Сумѣла устроить, сумѣю и развести!... Ты тутъ совершенно ни при чемъ будешь... Я ему дамъ почувствовать что не совсѣмъ деликатно мущинѣ искать руки дѣвушки которая... Одно только, вдругъ перебила она себя:-- чтобъ онъ не вообразилъ что это я изъ ревности!... Лучше всего еслибы можно было намекнуть ему что ты другимъ человѣкомъ занята... Но кѣмъ? Никто тебѣ не нравится, ты такая холодная и равнодушная...
   Отъ этихъ словъ блѣдная княжна наша внезапно вся зардѣлась, и быстро отвела лицо отъ зеркала предъ которымъ зачесывала свои золотистые волосы. Но то-же зеркало выдало все это любопытствовавшему взгляду ея услужливой пріятельницы:
   -- Ага, есть кто-то, есть! такъ и вскинулась она,-- кто? Лина, душенька, говори скорѣй, кто, кто онъ?... И она бросилась душить ее въ своихъ объятіяхъ.
   Лина не выдержала,-- со вчерашняго вечера это былъ цѣлый рядъ мученій,-- и чего требуетъ теперь отъ нея эта непрошеная, назойливая услужница?-- она заплакала...
   Женни Карнаухова нежданно опустилась предъ ней на колѣни:
   -- Лина, душка, ну хорошо, не говори! Я понимаю ces délicatesses du coeur... Я сама отгадаю,-- это даже гораздо интереснѣе!... Только знай что я для тебя на все готова, и довѣрься моей опытности! Я только собственную судьбу не умѣю устроить, а для другихъ у меня самая легкая, самая счастливая рука... All's well, all's well, Лина! {Все хорошо, все хорошо!...} утѣшала она ее, похлопывая и цѣлуя въ перерывъ ея тонкія нѣжныя руки...
  

XL.

   Княгиня Аглая Константиновна еще причесывалась въ своей уборной, когда имѣвшая лестное право входить къ ней во всякое время Ольга Акулина, веселая и свѣжая какъ роза, вбѣжала поздравить ее съ "дорогою именинницей" и донести что кое-кто изъ "уѣзднаго звѣринца" уже пріѣхали и расхаживаютъ по дому во фракахъ и бѣлыхъ галстукахъ, въ ожиданіи выхода хозяйки дома.
   -- De vrais sauvages! презрительно вымолвила на это Княгиня.-- Надѣюсь, они не воображаютъ что я измѣню для нихъ заведенный въ моемъ домѣ порядокъ? Пусть ждутъ, ils sont faits pour cela! произнесла дщерь бывшаго цѣловальника съ величественностью, которой могъ бы позавидовать "великій король", Louis Quatorzième du nom.
   -- А Надежда Ѳедоровна не тамъ? спросила она, разумѣя гостиную.
   При звукѣ этого имени лицо барышни нѣсколько повело...
   -- Старикъ графъ также пріѣхалъ! поспѣшила сказать она, пропуская вопросъ безъ отвѣта.
   -- Да, мнѣ докладывали; -- j'éspère que le cher prince mon beau-frère его встрѣтилъ, промолвила, Аглая, раздувъ ноздри: она до сихъ поръ не могла переварить вчерашнюю "Рюриковну" князя Ларіона.
   -- Онъ пріѣхалъ очень рано и уже принималъ какихъ-то просителей, сообщила барышня,-- завтракалъ у себя, а теперь, сказалъ мнѣ monsieur Шажковъ, отдыхать легъ...
   Хозяйка успокоилась и мысли ея перенеслись къ другому, любезному ей предмету:
   -- Et le jeune comte, ты не знаешь, что онъ?... N'estce pas qu'il est charmant, petite?... Я не понимаю, какъ это mademoiselle la princesse ma fille...
   Она пріостановилась, вспомнивъ о горничной, которая вся красная отъ натуги затягивала въ эту минуту послѣднюю петлю корсета обнимавшаго обильныя красы княгини, и тяжело вздохнула, не то отъ нажима этого корсета, не то отъ досады на "mademoiselle la princesse ma fille"...
   -- Я его видѣла, поспѣшила объявить Ольга (она тотчасъ же догадалась что Лина успѣла наканунѣ дать понять матери что Анисьевъ ей не нравится), я съ нимъ встрѣтилась... нечаянно... въ корридорѣ... Онъ выходилъ отъ графа... И такой magnifique, княгинюшка, въ своемъ чудесномъ мундирѣ, серебряное шитье, въ ботфортахъ... Сколько у него крестовъ, princesse,-- я просто ахнула! Такой молодой et si bien décoré. Это просто прелесть такой -- она хотѣла сказать "такой женихъ", но по примѣру своей покровительницы, тоже въ виду горничной, пріостановилась и сказала:-- такой молодой человѣкъ!
   -- Je crois bien! И княгиня качнула вверхъ головой, смотрясь въ трюмо, предъ которымъ облекали ее теперь въ блѣднозеленое съ синими лентами платье, сочетаніе цвѣтовъ начинавшее уже въ то время почитаться возможнымъ.
   -- Ah, oui, chère petite, сказала она, расправляя въ то же время тонкимъ маленькимъ гребешкомъ свои густыя черныя брови, очеркомъ которыхъ "en arc de Cupidon", какъ она выражалась, очень гордилась въ свое время наша Аглая; -- спроси у моей Lucrèce (въ это классически-цѣломудренное имя перекрещена была ею первая ея горничная, распрорусская Лукерья, незамужняя мать троихъ дѣтей) картонъ съ платьемъ изъ Парижа, и вели отнести княжнѣ, чтобъ она надѣла его сегодня вечеромъ: послѣ театра будутъ танцовать probablement. Скажи что это мой подарокъ къ ея рожденію... Allez у vous-même, petite, уже сплошь пофранцузски и шепотомъ поручала она Ольгѣ,-- и такъ отъ себя шепни ей что ея мать, конечно, не ограничилась бы такимъ мизернымъ подаркомъ, что ты навѣрное знаешь что у меня готова была для нея къ сегодняшнему дню une parure en turquoises et diamants, un cadeau de six mille roubles argent! проговорила княгиня, почему-то даже надменно и строго взглянувъ при этомъ на неповинную барышню,-- но что я его сегодня не дамъ ей... Она знаетъ почему!.. Я положила qu'elle ne l'aura que le jour de ses fianèailles!... Sinon, я его отдамъ вотъ его будущей женѣ! сказала она, увидавъ входящаго къ ней съ утреннимъ "bonjour" сына.
   -- Что ты моей женѣ отдашь, мама? полюбопытствовалъ узнать одинадцатилѣтній Basile.
   -- Un cadeau de six mille roubles, mon eher, если ты будешь умникъ и сдѣлаешь une belle carrière, какъ графъ Анисьевъ.
   -- Который вчера пріѣхалъ? Я знаю, мама. Онъ флигель адъютантъ?
   -- Да, suis son exemple!...
   -- А я, мама, я буду очень богатъ, very, very rich?
   -- Да, Basile! Vous êtes un grand nom de Russie; ты долженъ быть богатъ pour le soutenir.
   -- А вотъ, возразилъ мальчикъ,-- Лина и Семенъ Петровичъ говорятъ что богатство это ничего, а надо самому...
   -- Что "самому"?
   -- I can't say't properly, mam' {Я не умѣю сказать это ясно, мама.}, но это они говорятъ что надо все самому, умнымъ быть и учиться...
   -- Monsieur Факирскій, это натурально,-- княгиня сжала губы,-- il n'а rien... Онъ долженъ самъ. Конечно, Basile, надо быть умнымъ и учиться... mais la fortune pour un grand nom... Quant à Lina, vous savez, таинственно прошептала она, нагибаясь къ барышнѣ,-- у нея есть эти идеи! И глубокомысленная Аглая перебрала многозначительно пальцами предъ лбомъ:-- она sous се rapport совершенно въ отца... ce pauvre Michel! вздохнула чувствительная дама.-- А ты радъ что будешь богатъ, Basile? обратилась она опять къ сыну.
   -- Ужь конечно, твердо отвѣчалъ онъ,-- потому я все могу себѣ купить и всѣмъ приказывать!...
   -- Только надобно хорошо умѣть свои счеты вести, прервала его наставительно маменька,-- потому что все можно потерять... Comme cela est déjà arrivé avec la fortune des Шастуновыхъ, que j'ai sauvée! обернулась она опять къ Ольгѣ.
   -- Мама, вскрикнулъ Basile, Vittorio должно быть а pickpocket {Воръ.}! Я ему приказалъ на мои деньги купить а great box {Большой ящикъ.} для чаю, for Lina, для ея рожденія, и онъ взялъ у меня пятьдесятъ рублей, а купилъ такую гадость что я кинулъ ему въ носъ...
   -- Въ носъ? засмѣялась княгиня...-- Ты не долженъ этого дѣлать Basile: Vittorio est un bon serviteur... Et puis il est Italien, pas Russe! заключила она.
   И, за такимъ заключеніемъ, Аглая Константиновна оглянула еще разъ въ трюмо свое новешенькое платье, съ нахмурившимся челомъ показала горничной на какую-то складку, затѣмъ обернулась, поцѣловала сына въ лобъ и потребовала свои кольца и браслеты.
   -- Мама, сказалъ ей Basile,-- дай мнѣ что-нибудь подарить Линѣ; я Vittorio скверный box сломалъ...
   -- Зачѣмъ сломалъ! А ты теперь пойди къ садовнику и вели ему сдѣлать un beau bouquet, и отнесешь сестрѣ... Un garèon de vôtre nom долженъ смолоду пріучаться savoir être galant avec les dames, пріятно улыбаясь проучала Аглая сынка.
   -- Petite, окликнула она тутъ же уходившую Ольгу,-- ты не видѣла monsieur Зяблина сегодня?
   -- Нѣтъ, не видала, княгинюшка...
   -- Онъ вчера такъ рано исчезъ... И сегодня не прислалъ узнать о моемъ здоровьѣ... Il envoie tous les jours, vous savez... Je ne sais vraiment pas ce qu'il а? уже томно промолвила она, и даже глаза опустила.
   Бойкая дѣвица, добывъ картонъ у "Lucrèce", приказала нести его за собою, и отправилась къ Линѣ.
   Она не все сказала княгинѣ: она не только видѣла "le jeune comte", она говорила съ нимъ; она не "нечаянно",-- она въ предвидѣнномъ чаяніи встрѣтиться съ нимъ очутилась въ этомъ "корридорѣ" въ нижнемъ этажѣ, соединявшемъ сѣни съ покоями отведенными графу, и вдоль котораго расположены были комнаты назначавшіяся для дамъ,-- удобное въ ея разчетахъ объясненіе, "въ случаѣ чего", ея присутствія тутъ... Какъ ни храбрилась въ минувшую ночь Ольга, какъ даже силою воли ни заставила себя заснуть она по возвращеніи изъ сада, но сонъ ея отозвался пережитой ею тамъ тревогой. Стукъ графской коляски поднялъ ее въ седьмомъ часу утра. Окна ея выходили на дворъ. Она присѣла къ одному изъ нихъ, за занавѣсъ. Черезъ нѣсколько времени она увидала старика, направляющагося къ дому съ княземъ Ларіономъ; вскорѣ за тѣмъ Анисьевъ, въ каскѣ съ развѣвающимся плюмажемъ и въ шинели накинутой на плечи, прошелъ черезъ дворъ въ сѣни главнаго корпуса... Ольга не вытерпѣла; она всегда дѣйствовала по какому-то вдохновенію, и теперь что-то будто шепнуло ей что ей надо дать себя узрѣть и оцѣнить Анисьеву глазъ на глазъ прежде чѣмъ "наѣдетъ толпа, и станутъ его рвать на всѣ стороны"... Она тотчасъ же приступила къ своему туалету безъ пособія горничной, и черезъ полчаса скользнула въ сѣни, гдѣ не встрѣтила никого кого бы могло изумить ея раннее появленіе. На ея счастіе, блестящій флигель-адъютантъ выходилъ почти въ ту же минуту отъ графа... Все вышло чрезвычайно удачно: еще на пути по довольно темному и не широкому корридору онъ увидалъ передъ собою въ падавшей изъ сѣнныхъ оконъ широкой полосѣ утренняго свѣта женское молодое, красивое существо, съ блестящими карими глазами, съ обнаженными до локтя полными руками подъ развѣвающимися, по тогдашней модѣ, рукавами. Ольга остановилась, какъ бы изумившись, и какъ бы съ намѣреніемъ дать ему пройти. Онъ поспѣшилъ снять каску, и сдѣлалъ быстро нѣсколько шаговъ впередъ, лѣпясь нѣсколько бокомъ къ стѣнѣ... У самаго входа въ сѣни они очутились другъ предъ другомъ...
   -- Pardon! низко наклоняя голову проговорилъ Анисьевъ.
   -- Pardon! промолвила Ольга Елпидифоровна.-- Вы кого-нибудь искали? невинно спросила она, пуская въ то же время въ ходъ свой возбудительный взглядъ изъ-подъ слегка прижмуренныхъ рѣсницъ.
   -- Нѣтъ, я возвращался отъ старика графа, пріятно улыбаясь на этотъ взглядъ, отвѣтилъ онъ,-- и не знаю, право, тѣмъ ли ходомъ?...
   -- Да, и этимъ можно; другой главный входъ прямо со двора. Я сама шла, хотѣла узнать s'il а tout ce qui lui faut прибавила нарочно по-французски и нѣсколько небрежнымъ тономъ Ольга;-- княгиня еще спитъ, разумѣется...
   -- А вы такъ рано?.. Флигель-адъютантъ еще разъ пріятно улыбнулся, глядя уже во всѣ глаза на ея алыя губы, на пышныя очертанія ея плечъ, на ея матово-бѣлыя, обнаженныя до локтя руки...
   "Вотъ онѣ у него искорки!" мелькнуло радостнымъ сознаніемъ своей неизмѣнной "силы" въ головѣ Ольги...
   -- Я въ Петербургѣ, въ институтѣ, поневолѣ должна была вставать рано, громко объяснила она, подчеркивая и Петербургъ и институтъ,-- привычка осталась. Я кажется, видѣла васъ какъ-то тамъ у насъ? Когда государь пріѣзжалъ?...
   -- Очень можетъ быть! Мнѣ очень лестно что воспоминаніе объ этомъ сохранилось въ вашей памяти, изящно пропустилъ нашъ полковникъ.
   Она разсмѣялась во всю ширину своего рта: ты еще молъ настоящимъ образомъ моихъ бѣлыхъ зубовъ не видалъ!..
   -- А вы теперь къ намъ сюда надолго? уже совсѣмъ фамиліярно обратилась она теперь къ нему;-- не на сегодняшній только день?...
   Лице Анисьева приняло тотчасъ же холодное и сдержанное выраженіе.
   -- Не знаю, смотря по обстоятельствамъ, сухо отвѣтилъ онъ.
   Но Ольгу Елпидифорову трудно было приводить въ смущеніе сухими отвѣтами.
   -- А если обстоятельства будутъ благопріятны? протянула она, лукаво воззрясь на него.
   -- Для насъ-бѣдныхъ это будетъ значить что вы будете къ намъ благосклонны, отшутился онъ осторожно, и со словами: "не смѣю болѣе васъ задерживать" и новымъ учтивымъ поклономъ, проскользнулъ опять бочкомъ мимо нея въ сѣни...
   "Изъ провинціальныхъ амишекъ; по штату фаворитка и чиновникъ особыхъ порученій хозяйки дома!" опредѣлилъ себѣ точно и вѣрно положеніе нашей барышни въ Сицкомъ блестящій петербургскій воинъ, выходя на дворъ и надѣвая каску.-- "Mais quel morceau de roi!" подумалъ онъ тутъ же, и медленно провелъ языкомъ по своимъ глянцовитымъ усамъ.-- "Ее надо будетъ приручить", рѣшилъ онъ за новымъ размышленіемъ,-- "она, кажется, можетъ быть полезна "...
   "У, какой же онъ долженъ быть фейнеръ-кондитеръ", рѣшила въ свою очередь Ольга Елпидифоровна, оставшись одна. "А мнѣ такіе всегда нравились!" И она на мигъ задумалась.-- "А какъ глупа Лина предпочитать такому своего этого профессора!"...
   Таковъ былъ итогъ размышленій бойкой дѣвицы, послѣ чего она опять, никѣмъ незамѣченная, вернулась въ свою комнату, раздѣлась, и на этотъ разъ проспала какъ убитая до девяти часовъ.
  

XLI.

   А теперь она шла съ "Lucrèce" и ея картономъ къ Линѣ, сама держа въ рукѣ завернутый въ тонкую бумагу черепаховый бюваръ, недавній подарокъ ей самой Ранцева, но который она жертвовала именинницѣ, заказавъ на него предварительно въ Москвѣ золотой шифръ Лины подъ княжескою короной.
   -- А, la barischnia! услыхала она веселый смѣхъ, едва успѣла отворить дверь въ кабинетъ княжны;-- кому ты здѣсь глазенапы пускаешь, говори скорѣй?.
   Она узнала Женни Карнаухову, съ которою была довольно близка, такъ какъ до пріѣзда Шастуновыхъ въ Россію гостила разъ лѣтомъ у родителей ея въ подмосковной.
   -- Некому, душка, некому,-- ты всѣхъ отбила! И она со смѣхомъ кинулась обнимать крупную княжну.-- Lina, cher ange, вотъ вамъ отъ вашей maman,-- она указала на картонъ,-- а это мое скромное приношеніе... Она развернула свой бюваръ.
   -- Quelle magnificence! снова расхохоталась княжна Карнаухова, кидаясь разглядывать его.-- Признайся, не сама купила? Кто далъ тебѣ, говори, кто?
   Барышня наша не сконфузилась:
   -- И не купила, и дали, и тебѣ завидно что изъ твоихъ никто тебѣ такихъ подарковъ не подноситъ! отшутилась она, смѣясь еще громчее той.-- Что взяла?
   -- Мы люди маленькіе, насъ обидѣть легко; гдѣ намъ противъ вашихъ глазенаповъ! возразила на это Женни, уже слегка обиженнымъ тономъ.-- И, главное, вѣдь я очень хорошо знаю кто! Вѣдь все тотъ же, "le capitan?"... Это у Толи Французъ, monsieur Lamy, ихъ такъ называетъ: "le capitan et la barischnia", объяснила она Линѣ, которая между тѣмъ, взявъ бюваръ изъ рукъ Ольги, благодарила ее, цѣлуя;-- и вообрази, эта дура до сихъ поръ не сумѣла окрутиться съ нимъ!...
   -- Не хотѣла, а не "не сумѣла!" презрительно сжавъ губы, отпарировала бойкая особа.
   -- И дура, дура, дура, тысячу разъ говорю что дура!... Ab, ravissant, ravissant, ravissant!...
   И съ этимъ крикомъ Женни бросилась со всѣхъ ногъ къ парижскому платью которое опытная "Lucrèce" приподымала осторожно въ эту минуту изъ картона. Она такъ и погрузилась жадными глазами въ разсматриваніе его рюшей и волановъ...
   -- Лина, шепотомъ сказала Ольга, воспользовавшись этимъ,-- у меня есть къ вамъ секретъ... И она передала ей буквально порученіе княгини...
   Печальная улыбка бродила по лицу Лины въ продолженіе этого разсказа.
   -- И все? спросила она, когда та кончила.
   -- Все...
   Княжна тихо приподняла плечи:
   -- Maman, я удивляюсь, до сихъ поръ не можетъ понять что это все не имѣетъ для меня никакой цѣны.
   -- Ну, признаюсь, заговорила было Ольга,-- я бы на вашемъ мѣстѣ, кажется...
   Она остановилась предъ холоднымъ, почти строгимъ, взглядомъ, который подняла теперь на нее Лина:
   -- А я васъ прошу, милая, если maman еще разъ заговоритъ вамъ объ этомъ, повторите ей мои слова: мнѣ не нужно никакихъ парюръ... а эту -- она подчеркнула -- я надѣюсь никогда не получить... Вы моихъ другихъ подарковъ еще не видѣли? перемѣнила она тутъ же разговоръ, и подошла къ большому столу стоявшему посреди комнаты.
   Рядомъ съ портретомъ покойнаго князя Михайлы помѣщалась теперь въ стоячей, тонкой работы золотой рамкѣ небольшая картина Месонье, въ одно, какъ въ большинствѣ его картинъ, лицо. Это былъ старикъ воинъ, въ одеждѣ временъ Тридцатилѣтней войны, остановившійся предъ образомъ Мадонны, вставленнымъ надъ низкимъ входомъ готической башни. Чувство мастерства исполненія почти невозможныхъ для масляной кисти деталей, отличающаго спеціально этого художника, исчезало почти здѣсь чтобы дать всецѣло мѣсто впечатлѣнію, производимому выраженіемъ умиленія разлитаго по всему облику стараго рейтара. Картина была прелестна...
   -- Это князя Ларіона даръ, я увѣрена? равнодушно сказала Ольга, (она ничего не понимала въ живописи).-- Это онъ самого себя ей поднесъ, молится ей же, въ видѣ Мадонны, и ботфорты для этого на себя натянулъ, мысленно договорила себѣ барышня, и закусила губу чтобъ удержать смѣхъ пронимавшій ее при этой мысли.
   -- Да, дяди! подтвердила княжна, не отводя глазъ отъ холста.
   -- А это отъ кого? воскликнула Ольга, указывая на шесть богато переплетенныхъ въ синій муаръ томовъ съ надписью Пушкинъ и вензелемъ Лины на корешкѣ. "Офеліи отъ Эльсинорскаго двора", прочла она вытисненное золотыми буквами на верхней обложкѣ перваго изъ этихъ томовъ.
   Княжна съ блестящими глазами обернулась къ ней:
   -- Это мнѣ наши актеры прислали; такъ мило съ ихъ стороны!... Лучшаго подарка они мнѣ сдѣлать не могли.
   Ольга развернула книгу и на первой бѣлой страницѣ прочла слѣдующее:
  
   Отъ мрачныхъ грезъ души Гамлета
   Зоветъ къ себѣ васъ міръ иной,
   Онъ близокъ вамъ, онъ вамъ родной:
   Княжна, вы "свѣтлаго" поэта
   Поймете свѣтлою душой!
  
   -- Ахъ, я помню, воскликнула она,-- какъ вы какъ-то за кулисами разъ говорили что у васъ въ переѣздахъ изъ-за границы пропалъ какъ-то Пушкинъ и что теперь изданіе все вышло, и вы не можете себѣ опять достать... И monsieur Духонинъ еще восхищался вашему выраженію что "Пушкинъ такой свѣтлый"... Это потому въ стихахъ у нихъ сказано... Профессоръ, должно быть сочинилъ, оттого она такъ и счастлива! подумала тутъ же барышня.
   Она ошибалась: Гундуровъ былъ тутъ ни при чемъ. Мысль поднести Пушкина княжнѣ обществомъ всѣхъ актеровъ Гамлета принадлежала Духонину, который, не менѣе самого нашего героя, оцѣнивалъ "особенныя словечки" княжны, и взялся достать и велѣть переплести въ Москвѣ экземпляръ въ ту пору уже дѣйствительно почти ненаходимыхъ сочиненій поэта {Перваго изданія.}. По его же мысли, каждый изъ участвовавшихъ въ подаркѣ приписалъ своею рукой къ печатному тексту кто стихъ, кто строфу, кто цѣлое стихотвореніе Пушкина, не пропущенные тогдашнею цензурой въ печати, но которые тогда хранились въ памяти чуть не у каждаго. Молодые люди посвятили этой работѣ двѣ ночи сряду... Рукой Гундурова прибавлены были къ стихотворенію Деревня извѣстныя, опальныя тогда, строки:
  
   Увижу ль наконецъ народъ освобожденный
   И рабство падшее по манію царя, и проч.
  
   Ему же поручено было написать "посвященіе" княжнѣ, но онъ не сладилъ съ нимъ: субъективное его чувство къ ней такъ и пробивалось наружу сквозь каждую накиданную имъ строку. Онъ это понималъ -- и отказался рѣшительно... Попробовали было и Ашанинъ, и Свищовъ, но у обоихъ у нихъ все выходило водевильнымъ куплетомъ; ихъ забраковали. "Посвященіе" скропалъ наконецъ землемѣръ Постниковъ, скромный молодой человѣкъ, благоговѣвшій предъ Линой, съ тѣмъ оттѣнкомъ противъ Факирскаго что онъ видѣлъ въ ней не "Жоржъ-Сандовскую героиню", а "святую изъ Чети-Миней". Его стихи, несмотря на довольно плохія ихъ рифмы, были единогласно аппробованы, какъ выражающіе общее всѣмъ впечатлѣніе производимое Линой, и затѣмъ на вклеенномъ нарочито для этого въ книгу листѣ бристольской бумаги переписаны имъ великолѣпнымъ писарскимъ почеркомъ, со всевозможными росчерками и украшеніями перомъ...
   -- И въ какой тайнѣ, смѣялась Ольга,-- держали это они всѣ!...
   Ей вспомнился при этомъ Ашанинъ... и тутъ же, невѣдомо какимъ процессомъ, пронеслось у нея въ головѣ и сказалось мысленно: "противный!" Она сжала брови...
   -- Къ завтраку уже второй разъ звонили! доложила въ это время "Lucrèce", бережно укладывавшая на стульяхъ, за отсутствіемъ дивана въ кабинетѣ княжны, ея новое платье.
   -- Надобно идти, тамъ ужь пріѣхали гости, сказала Лина.
   На лѣстницѣ Женни Карнаухова пропустила ее впередъ и, задержавъ Ольгу за руку, прошептала ей на ухо:
   -- Говори, ты знаешь кѣмъ она занята?
   Барышня усмѣхнулась, подумала...
   -- Знаю! сказала она.
   -- Кто же, кто, говори!...
   -- Не могу. Угадай сама!
   -- И угадаю! воскликнула княжна,-- а ты, дрянь, отъ меня секретничаешь!... Ну а твой, "le capitan", расхохоталась она опять,-- здѣсь, разумѣется?
   -- Здѣсь! не могла не засмѣяться и Ольга.
   -- Послушай, "la barischnia", это я тебѣ серіозно теперь говорю, вспомни мое слово: tu est trop ambitieuse,-- жалѣть будешь!
   -- Мое дѣло! отрѣзала на это дѣвица Акулина, и побѣжала отъ нея въ догонку Линѣ.
  

XLII.

   Въ столовой -- Аглая Константиновна была уже тамъ -- никто еще не принимался за ѣду, ожидая новорожденную. "Эльсинорскій дворъ" въ полномъ составѣ своемъ, съ королемъ-Зяблинымъ во главѣ, пошелъ ей на встрѣчу едва показалась она въ дверяхъ. "Бригантъ" шагнулъ торжественно впередъ, склонилъ голову, изящно, по-балетному изогнулъ руки, и поднесъ ей въ богатомъ портбуке большой букетъ, кайму котораго составлялъ двойной рядъ бѣлыхъ розъ и лилій, а средина была набрана изо всѣхъ тѣхъ полевыхъ цвѣтовъ и травъ которые называетъ и раздаетъ окружающимъ Офелія въ сценѣ своего безумія: васильки, павилика, ноготки, маргаритки, дикій тминъ
   -- Bravo, monsieur Зяблинъ, charmant le bouquet, charmant! крикнула ему со своего мѣста княгиня.
   Но, къ удивленію ея, онъ отвѣчалъ ей на это далеко не обычнымъ ему, холоднымъ, почти недовольнымъ взглядомъ, обвелъ затѣмъ глазами кругомъ, какъ бы приглашая всѣхъ ко вниманію и, обращаясь къ Линѣ, he успѣвшей еще выговорить слова, началъ вдругъ на распѣвъ своимъ сладкимъ, напоминавшимъ о сдобномъ тѣстѣ голосомъ:
  
   -- О роза майская, Офелія! О ты....
  
   Это было совершенно неожиданно: въ программѣ нашихъ молодыхъ людей Зяблинъ долженъ былъ поднести княжнѣ этотъ букетъ отъ имени ихъ всѣхъ, и только; никакой рѣчи при этомъ не предполагалось. То что онъ былъ намѣренъ, повидимому, проговорить ей теперь, шло, значитъ, единственно отъ него лично, а между тѣмъ могло быть понято "остальною публикой", какъ нѣчто сочиненное сообща, иди по крайней мѣрѣ аппробованное ими.... Безпокойно, съ недовѣрчивою или насмѣшливою улыбкой на лицахъ переглянулись актеры....
  
   -- О роза майская, Офелія! О ты,
   Прелестнѣйшій цвѣтокъ во всей подлунной,
   Ты что тоску, и грусть, и самый адъ....
  
   -- Помилуйте, чуть не вскрикнулъ Чижевскій,-- да это онъ прямо изъ моей роли валяетъ!
   "Шш, шш!" раздалось со стороны "публики".
   "Бригантъ" будто и не слышалъ; онъ откашлянулся и невозмутимо повторилъ:
  
   -- Ты что тоску, и грусть, и самый адъ....
  
   Онъ при этомъ показалъ рукою на грудь и пустилъ мрачнымъ взглядомъ по направленію Аглаи Константиновны.
  
   -- Все въ красоту одну преобразила,
   Прими отъ насъ, прими сіи цвѣты,
   Благоуханные,
  
   и онъ провелъ рукою по лиліямъ и розамъ букета,
  
   и свѣжіе какъ ты!
  
   закончилъ Зяблинъ, ткнувъ уже пальцемъ въ средину полевыхъ цвѣтовъ, и нѣжно остановилъ свои воловьи глаза на княжнѣ.
   Успѣхъ привѣтствія превзошелъ всякія ожиданія его счастливаго автора. Крики "браво" и рукоплесканія "публики" слились съ громкимъ смѣхомъ молодежи,-- но это уже былъ одобрительный, лестный для Зяблина смѣхъ....
   -- Очень, очень недурно-съ, говорилъ ему поощрительно Духонинъ,-- и проговорено такъ щеголевато, съ этою свойственною вамъ круглотой манеръ, cette rondeur....
   Зяблинъ скромно только раскланивался направо и налѣво.
   -- Вы меня извините, съ легкою ядовитостью отнесся онъ къ Чижевскому,-- если я позволилъ себѣ позаимствовать, дѣйствительно, нѣсколько выраженій изъ вашей роли Лаерта, почитая ихъ.... подходящими къ сюжету. Но вы замѣтили, надѣюсь, что.... не все же изъ вашей роли.... Я, конечно, не Лермонтовъ....
   -- Помилуйте, я никогда васъ въ этомъ и не обвинялъ, хохоталъ въ отвѣтъ молодой чиновникъ, добродушно пожимая ему при этомъ руки....
   -- Il a vraiment beaucoup de talent, monsieur Зяблинъ! глубокомысленно отпустила, въ свою очередь, княгиня Аглая стоявшему подлѣ нея графу Анисьеву.
   -- Beaucoup, beaucoup! подтвердилъ флигель-адъютантъ, знатокомъ покачивая голову,-- des images, de la pointe.... de la pointe surtout! А у насъ вообще.... мы какъ-то этого не умѣемъ.... говорилъ онъ, внимательно слѣдя между тѣмъ взоромъ за Линой.
   Она направлялась къ матери, не успѣвая отвѣчать по пути на привѣтствія и поздравленія сыпавшіеся ей со всѣхъ сторонъ. Какъ въ туманѣ мелькнулъ предъ ней нѣсколько блѣдный, но спокойный, показалось ей, обликъ Гундурова,-- она не смѣла поднять на него глазъ.... Онъ также, поняла она, не пойдетъ къ ней, не станетъ привлекать на себя вниманіе въ эту минуту....
   -- Merci, maman, за вашъ подарокъ! Она нагнулась къ ея рукѣ....
   -- C'est une bagatelle, начала было Аглая Константиновна, съ намѣреніемъ по этому случаю сдѣлать дочери нѣкоторое внушеніе, но присутствіе Анисьева ее остановило:
   -- А графа ты не благодаришь? указала она на него съ умиленною улыбкой по его направленію,-- онъ тебѣ, кажется, прислалъ....
   -- Очень вамъ благодарна! сказала ему Лина, и медленно повела точеною своею головкой внизъ.
   -- А что же ты намъ его не покажешь, le cadeau du comte? уже игриво проговорила княгиня, перекидываясь отъ дочери къ молодому полковнику лукавымъ, въ намѣреніяхъ ея, взглядомъ,-- voulez vous garder ses bonbons pour vous seule?
   -- О, безтолковая бабища! воскликнулъ мысленно флигель-адъютантъ, между тѣмъ какъ бѣдная Лина вся измѣнилась въ лицѣ
   -- Княгиня, громко, почти рѣзко заговорилъ онъ,-- я сгорѣлъ бы со стыда еслибы княжнѣ вздумалось обратить серіозное вниманіе на нѣсколько фунтовъ конфетъ, которыя я счелъ себѣ дозволеннымъ поднести ей, какъ дозволено это, кажется, сегодня каждому изъ вашихъ гостей? домолвилъ онъ съ большимъ тактомъ.-- Ты видишь, я не навязываюсь! говорили прямо эти слова Линѣ.
   Онъ второй разъ со вчерашняго дня выводилъ ее изъ труднаго, глупаго положенія въ которое ставила ее маменька, и еще разъ должна она была заплатить ему за это благодарнымъ взглядом іозно больныхъ паціентовъ... А вы говорите княжна, племянница ваша?... Une adorable créature! вырвалось при этомъ изъ устъ Овера, принадлежавшаго къ числу горячихъ поклонниковъ женской красоты.-- Да, я помню, вы мнѣ говорили: она страдаетъ сердцемъ? Что же было съ нею теперь?
   -- Я вамъ все это разскажу подробно дорогой, а до тѣхъ поръ примите мое честное слово что случай серіозный... вопросъ о жизни и смерти быть-можетъ... Голосъ князя Ларіона болѣзненно задрожалъ.
   Оверъ сочувственно повелъ на него своими живыми темными глазами.
   -- Далеко это ѣхать къ вамъ? молвилъ онъ помолчавъ.
   -- Къ ночи вы будете дома въ Москвѣ.
   -- Я живу на дачѣ въ Кунцовѣ; думалъ, признаюсь вамъ, поотдохнуть сегодня in's Grüne... Но дѣлать нечего: для такого прелестнаго созданія какъ ваша племянница готовъ пожертвовать этимъ днемъ... Когда жь ѣхать?
   -- Сейчасъ же, если можете!
   -- Нѣтъ! Мнѣ еще надо отсюда къ одному тяжелому больному... Черезъ часъ если хотите, сказалъ онъ, взглянувъ на часы:-- надо же и домой заѣхать... Я пріѣду къ вамъ. Все тамъ же, на Покровкѣ?
   -- Нѣтъ, я только что изъ Петербурга, и остановился въ Дрезденѣ, разчитывая сейчасъ же ѣхать въ деревню.
   -- Тѣмъ лучше, мнѣ туда ближе.
   -- Такъ я буду ждать васъ навѣрное?
   -- Навѣрно!
   Они подали руки другъ другу, и разъѣхались.
   -- А теперь вотъ что, сказалъ князь Ашанину, садясь въ коляску:-- я сейчасъ напишу Софьѣ Ивановнѣ Переверзиной въ Петербургъ, а вы потрудитесь свезти это письмо на почту и немедленно отправить его туда эстафетой. Она ждетъ его и несомнѣнно тотчасъ же вернется когда получитъ... За вашимъ пріятелемъ Гундуровымъ графъ уже распорядился послать этого толстяка, исправника нашего бывшаго. Онъ въ настоящую минуту ускакалъ даже, вѣроятно. Но весьма было бы важно знать гдѣ онъ его можетъ нагнать, и когда, слѣдовательно, можно разчитывать что Сергѣй Михайловичъ будетъ въ своемъ Сашинѣ... Разъ уже вы принимаете такое живое участіе... во всемъ этомъ дѣлѣ, вамъ необходимо было бы слѣдить за минутой его возвращенія и...
   -- Я лучше сдѣлаю, князь, перервалъ его Ашанинъ,-- я самъ поскачу къ нему. Онъ во Владимірѣ, и ждетъ письма отъ меня именно объ этомъ... о княжнѣ... Я передамъ ему все, и привезу... Черезъ два дня мы будемъ съ нимъ въ Сашинѣ. Мнѣ теперь фельдъегерская служба ни по чемъ! добавилъ онъ съ невольною вспышкой обычной своей-веселости.
   Князь кивнулъ одобрительно головой.
   -- Это хорошо, но вы должны дать мнѣ честное слово что вы не допустите пріятеля вашего пріѣхать въ Сицкое ранѣе чѣмъ вы, или онъ, извѣстите меня о возвращеніи его въ Сашино, и не получите отъ меня разрѣшенія пріѣзжать... Вы понимаете что... для Hélène каждое волненіе, каждая неожиданность могутъ имѣть...
   Голосъ его оборвался.
   -- Даю вамъ въ этомъ за него честное слово, князь! молвилъ глубоко тронутый молодой человѣкъ; -- моего вамъ не нужно.
   Они вернулись въ гостинницу.
   Князь Ларіонъ потребовалъ свой портфель, и усѣлся за письмо къ Софьѣ Ивановнѣ. Онъ запечаталъ его и передалъ Ашанину вмѣстѣ съ деньгами на эстафету.
   -- До свиданія, сказалъ онъ, и какъ бы черезъ силу примолвилъ:-- дай Богъ при лучшихъ обстоятельствахъ!...
   Ашанинъ поспѣшилъ уйти.
   -- Извощикъ! крикнулъ онъ, выбѣгая на крыльцо, и вытаскивая на ходу изъ кармана бумажникъ, чтобъ уложить въ него письмо и деньги князя.-- А у самого-то сколько у меня осталось! пришло ему въ эту минуту въ голову.
   Онъ развернулъ бумажникъ: въ немъ оказывались одна трехрублевая и двѣ рублевыя бумажки.
   "Съ этимъ до Владиміра не доскачешь!" сказалъ онъ себѣ вытягивая губы кружечкомъ.
   Онъ на мигъ задумался, и тутъ же разсмѣялся этому думанью:
   -- На Кузнецкій Мостъ! закомандовалъ онъ, садясь на извощика.
   На Кузнецкомъ Мосту онъ велѣлъ остановиться у входа въ знакомый ему магазинъ золотыхъ издѣлій. Онъ дошелъ въ него и направился къ конторкѣ, за которою хозяинъ записывалъ что-то въ свою книгу.
   -- Можете ли вы дать мнѣ двадцать пять рублей на два дня подъ залогъ вотъ этого? сказалъ онъ ему, отстегивая отъ жилетной пуговицы часовую цѣпочку и передавая ее съ часами черезъ рѣшетку.
   Ювелиръ, у котораго нашъ Донъ-Жуанъ пріобрѣталъ не разъ всякіе колечки и браслетцы для своихъ Эльвиръ и Церлинъ, повелъ на него глазами, улыбнулся, и приподнявъ доску своей конторки вынулъ оттуда сѣренькую, и протянулъ ему.
   -- Извольте-съ, а часики ужь при себѣ оставьте, пригодятся.
   -- Ну и спасибо вамъ! расхохотался красавецъ, пожалъ ему руку, и выбѣжавъ изъ магазина вскочилъ на своего извощика.
   -- Въ почтамтъ, и полтинникъ на водку, если хорошо поѣдешь!
   Черезъ часъ онъ скакалъ въ перекладной по дорогѣ къ Троицѣ. Фельдъегерская служба дѣйствительно была для него теперь обычнымъ дѣломъ...
  

XLI.

   Аглая Константиновна выскочила даже самолично на лѣстницу когда въ началѣ восьмаго послѣ обѣда пришли ей сказать что пріѣхалъ ея деверь, а съ нимъ и "господинъ докторъ Оверъ". Она была польщена тѣмъ что эта первая "célébrité médicale de Moscou" поспѣшила прискакать къ ней въ деревню по первому ея зову, и положила по этому "être très aimable pour lui..." Но болѣе всего подмывало ее любопытство поскорѣе взглянуть на князя Ларіона и, если не изъ его устъ, то "à l'expression de sa figure" надѣялась она узнать "съ чѣмъ" пріѣхалъ онъ изъ Петербурга, какое окончательное рѣшеніе принялъ онъ "relativement à sa position là-bas." Ничего, разумѣется, не прочла она относительно всего этого на его строгомъ, блѣдномъ и страшно осунувшемся, показалось только ей, лицѣ. Князь сухо поклонился ей, и даже не спросилъ о здоровьѣ Лины (онъ почиталъ совершенно безполезнымъ обращаться къ ней съ такимъ вопросомъ), а указывая на своего спутника сказалъ первымъ словомъ:
   -- Мы съ Москвы ничего не ѣли, и Александръ Ивановичъ, я увѣренъ, умираетъ съ голода. Дадите ли вы ему скорѣе пообѣдать?
   Vittorio, выбѣжавшій въ сѣни встрѣчать пріѣхавшихъ, поспѣшилъ отвѣтить что князя ждутъ второй день и обѣдъ будетъ "servi à la minute".
   Княгиня повела сама пожелавшаго привести себя нѣсколько въ порядокъ послѣ дороги Озера въ одну изъ комнатъ для гостей въ бельэтажѣ, разсказывая ему по пути о "fâcheux accident" случившемся съ ея дочерью, но болѣе всего о томъ какую "secousse" произвелъ этотъ "accident" на ея собственную персону, на ея "système nerveux", причемъ объявила что она была всегда "d'une nature de sensitive", которую вѣроятно и "имѣла несчастіе передать дочери".
   Умные глаза доктора такъ и запрыгали отъ пронявшаго его внутренняго смѣха. Онъ глянулъ искоса на эту расплывшуюся бабищу, сентиментально ворочавшую своими глупыми круглыми зрачками, и обдернувъ парикъ проговорилъ насколько могъ серіозно:
   -- Я бы этого никогда не подумалъ, въ виду вашей цвѣтущей наружности, княгиня... А впрочемъ les apparences sont trompeuses,-- même pour un médecin, примолвилъ онъ тутъ же съ любезностью бывалаго свѣтскаго практиканта.
   Князь Ларіонъ между тѣмъ прямо поднялся въ верхній этажъ.
   Лина, которую Глаша прибѣжала извѣстить о его пріѣздѣ, выслала ее просить скорѣе къ себѣ старика смотрителя, котораго все также продолжала не отпускать отъ себя, и который съ своей стороны съ чувствомъ какого-то болѣзненнаго блаженства въ душѣ исправлялъ при ней должность сидѣлки. Онъ все утро сегодня провелъ за чтеніемъ ей Ундины, къ великому обоихъ ихъ наслажденію.
   Князь не видалъ его никогда до этой минуты, но взглянувъ въ лицо стараго романтика, въ это доброе, открытое лицо съ ворохомъ сѣдыхъ волосъ разлетавшихся во всѣ стороны и большими юношескими глазами, въ которыхъ говорила какая-то совершенно дѣтства чистота и впечатлительность, онъ сразу понялъ то внутреннее душевное родство которое должно было сказаться этому простому старику и этой дѣвушкѣ, такъ далеко поставленнымъ другъ отъ друга на общественной лѣстницѣ, съ первой же минуты знакомства ихъ другъ съ другомъ. То что для Аглаи Константиновны могло само собою быть объясняемымъ единственно какъ "caprice de malade", принимало совсѣмъ иное значеніе въ глазахъ князя Ларіона: онъ прозрѣвалъ за этимъ ту тоскливую потребность страждущаго существа въ другомъ, близкомъ ему по духу существѣ, въ которомъ увѣрено было бы оно найти необходимыя ему въ эту минуту нѣжность, опору, покровительство... Больная Лина, говорилъ себѣ князь, инстинктивно ограждала себя опорой и нѣжностью этого старика "съ улицы" отъ тупаго и назойливаго безсердечія родной матери...
   -- Племянница моя очень полюбила васъ, я слышалъ, связалъ онъ, пожимая Юшкову руку.-- Я очень радъ этому... Не говорю благодарю; потому что за такія вещи не благодарятъ...
   -- За что благодарность, ваше сіятельство! возразилъ тотъ восторженнымъ и дрожащимъ голосомъ,-- за то что допустили послужить ангелу небесному!...
   -- Такъ можно къ ней теперь? спросилъ князь.
   -- Пожалуйте, проситъ васъ.
   Она встала со своего кресла, и пошла на встрѣчу дядѣ какъ только его увидѣла. Онъ поспѣшилъ къ ней, обнялъ ея голову обѣими руками, прильнулъ губами въ ея золотистымъ волосамъ...
   -- Садись, садись! поспѣшно заговорилъ онъ, отводя ее опять на мѣсто,-- ты еще слаба...
   -- Нѣтъ, дядя, нѣтъ, я гораздо лучше себя чувствую сегодня.
   Онъ сѣлъ противъ нея, уткнувшись руками въ колѣни, съ невыразимымъ восхищеніемъ и мучительною тоской воззрясь въ черты ея лица. Никогда еще такою красотой не исполнены были эти черты... но это была какая-то никогда еще имъ невиданная, пугавшая его красота.
   Онъ чрезмѣрнымъ усиліемъ заставилъ себя улыбнуться, заставилъ голосъ свой зазвучать ровнымъ, обычнымъ ему звукомъ:
   -- И болѣть совсѣмъ не нужно было, началъ онъ:-- я тебѣ привезъ очень хорошія вѣсти.
   -- Да, дядя?... Я была увѣрена! промолвила она тутъ же.
   -- Ты была увѣрена что я не допущу несправедливости, что это могло случиться только въ моемъ отсутствіи? спросилъ онъ въ объясненіе себя ея восклицанія.
   -- Да... и такъ, отвѣчала она, слегка сжимая брови, и какъ бы спрашивая теперь себя сама, откуда могло явиться у нея это убѣжденіе.
   -- "И такъ"? повторилъ онъ, вызывая новую улыбку на свои уста; -- такъ отчего же ты такъ испугалась, лишилась чувствъ?
   -- Нѣтъ, это послѣ... со мною сдѣлалось, молвила Лина.
   -- Что "послѣ"?
   -- Я право не умѣю вамъ это объяснить, дядя (она въ свою очередь теперь старалась улыбнуться): -- будто что-то раскрывается предо мною, говоритъ впередъ... Такъ странно!... И она провела себѣ рукой по лицу.
   -- А если такъ, поспѣшилъ заговорить опять князь Ларіонъ,-- заговорить свою тревогу,-- то подсказываетъ ли тебѣ это что-то что испытанія твои близятся къ концу?...
   Внезапной румянецъ заигралъ на ея щекахъ.
   -- Что хотите вы сказать, дядя?
   -- А то что послѣ того что было съ тобою теперь, Аглая Константиновна сама пойметъ, надѣюсь, что вещи не могутъ оставаться въ томъ положеніи въ какомъ онѣ стояли до сихъ поръ, что дальнѣйшее ея упорство было бы преступленіемъ... Это скажетъ ей и Оверъ, котораго она выписала для тебя; я всю дорогу стилировалъ его въ этомъ смыслѣ... Повторяю, испытанія твои кончены! Все оказалось фальшивою тревогой. За Сергѣемъ Михайловичемъ послано въ догонку; никакой ссылки нѣтъ, и не будетъ; онъ во Владимірѣ, и господинъ Ашанинъ, поскакавшій съ своей стороны за нимъ, обѣщалъ привезти его домой въ Сашино послѣзавтра. Софьѣ Ивановнѣ Переверзиной я сегодня же отправилъ въ Петербургъ эстафету; мы встрѣтились съ нею на дорогѣ и условились: она тотчасъ же выѣдетъ, получивъ мое письмо. Черезъ нѣсколько дней ты ихъ увидишь здѣсь... увидишь его на правахъ жениха твоего, Hélène, промолвилъ князь невольно дрогнувшимъ голосомъ.
   Она откинулась вдругъ въ спинку своего кресла, и поднесла руку къ глазамъ.
   -- О, если бы это раньше, раньше! вырвалось у нея мучительнымъ стономъ.
   -- Hélène, другъ мой, что съ тобою? вскрикнулъ онъ помертвѣвъ.
   Она не отвѣчала, но изъ-подъ этой тонкой, прозрачной руки прикрывавшей глаза ея потокъ слезъ двойнымъ ручьемъ покатался, и закапалъ на легкія сборки корсажа ея лѣтняго платья.
   Князь Ларіонъ стоялъ предъ нею безсильный сказать слово.
   А Лина какъ-то вдругъ собралась, совладала съ собою, отерла глаза платкомъ и, глядя на него уже съ улыбкой на блѣдныхъ губахъ, схватила его руку:
   -- Дядя, милый, простите!... Я еще слаба, нервна... я печалю васъ когда мнѣ слѣдуетъ такъ благодарить васъ... Вы говорите, вы привезли доктора, поспѣшно промолвила она,-- я очень рада, дядя, пусть онъ вылѣчитъ меня скорѣе, скорѣе, если можетъ...
  

LII.

   Пообѣдавъ наскоро въ обществѣ князя Ларіона, который отъ обнимавшаго его внутренняго волненія едва прикасался къ подаваемымъ имъ блюдамъ, знаменитый московскій врачъ просилъ провести его во княжнѣ.
   -- Я желалъ бы чтобы вы мнѣ позволили остаться наединѣ съ больною, сказалъ онъ Аглаѣ Константиновнѣ, которая почитала теперь нужнымъ не отставать отъ него, и свидѣтельствовать ему своими охами и сентиментальнымъ ворочаньемъ глазъ о своей нѣжности къ дочери и тревогѣ за нее:-- присутствіе домашнихъ всегда невольно отвлекаетъ и врача, и паціента, и мѣшаетъ имъ сосредоточиться настолько насколько это требуется въ данномъ случаѣ.
   -- Vous êtes un prince de la science, comme on dit, mona sieur Auvert, отпустила Аглая любезно усмѣхаясь,--et pui-vous êtes un homme si comme il faut; il ne peutyavoir rien de mauvais que vous restiez seul avec ma fille.
   Оверъ слегка закусилъ губу, и обмѣнялся съ княземъ Ларіономъ быстрымъ, говорящимъ взглядомъ.
   -- Пойдемте, Александръ Ивановичъ, сказалъ ему тотъ вставая.
   -- Вотъ, Hélène, кто поможетъ тебѣ обрадовать всѣхъ кто тебя любитъ скорѣйшимъ исцѣленіемъ, молвилъ онъ, вводя его въ комнату племянницы:-- ты Александра Ивановича не разъ видѣла у меня зимой, и страшнымъ онъ тебѣ вѣроятно не покажется.
   -- Non, non, воскликнулъ Оверъ смѣясь,-- je me flatte de n'avoir jamais fait l'effet d'un Croquemitaine à mes belles malades... Что это съ вами случилось, милая княжна? заговорилъ онъ, садясь противъ нея и беря ее за руку,-- не надо себя такъ дурно вести!... Онъ какъ бы беззаботно улыбался зорко въ то же время глядя на нее и собирая въ мысли всѣ болѣзненныя подробности улавливаемыя имъ въ ея наружности.
   Она тоже чуть не весело улыбнулась, и все между тѣмъ угадывала, все понимала.
   -- Я дурная, я знаю, говорила она,-- и совсѣмъ не такъ веду себя какъ слѣдуетъ...
   -- Александръ Ивановичъ хорошенько побранитъ тебя за это, и чтобы не мѣшать ему я ухожу, въ свою очередь тономъ шутки сказалъ князь, выходя за двери кабинета съ какимъ-то невыносимо ноющимъ чувствомъ тоски и чуть не злости на ту никого не обманывавшую комедію которую разыгрывали они сейчасъ всѣ трое.
   Онъ прошелъ въ бывшую комнату Надежды Ѳедоровны, куда ранѣе его удалился старикъ смотритель, и сидѣлъ теперь у окна, воззрясь въ даль, въ садъ, залитый въ эту минуту багрянцемъ вечерней зари, и такъ всецѣло погруженный въ это зрѣлище что и не замѣтилъ, не слыхалъ шаговъ входившаго князя. Онъ вполголоса бормоталъ что-то про себя.
   Князь Ларіонъ опустился на стулъ въ глубинѣ комнаты, машинально прислушиваясь. Старикъ читалъ старинные стихи Жуковскаго:
  
   -- Есть, намъ обѣщаютъ,
   Гдѣ-то лучшій край.
   Вѣчно молодая
   Тамъ весна цвѣтетъ;
   Для тебя иная,
   Тамъ, въ долинѣ рая,
   Снова жизнь блеснетъ..
  
   -- "Тамъ!" громко повторилъ князь Ларіонъ въ порывѣ неудержимаго раздраженія;-- что мы знаемъ объ этомъ! Мы знаемъ только что здѣсь отъ насъ уходитъ безвозвратно неповинная жизнь....
   Старикъ быстро обернулся на звукъ этого голоса... Юношескіе глаза его загорѣлись какимъ-то вдохновеннымъ пламенемъ. Онъ вытянулъ руку, указывая на пламенѣвшее въ огняхъ заката небо:
   -- Какъ это вѣчное солнце угасаетъ здѣсь чтобы загорѣться лучезарно надъ другимъ міромъ... И не какимъ нибудь отцомъ церкви сдѣлано это превосходное сравненіе: "великій язычникъ" Гёте {Подлинная слова Гёте передаются въ извѣстныхъ разговорахъ въ Эккерманомъ такъ:
   "Unser Geist ist ein Wesen ganz nnstörbarer Natur; es ist ein fortwirkendes von Ewigkeit zti Ewigkeit. Es ist der Sonne ähnlich, die blos unsern irdischen Augen unterzugehen scheint, die aber nie untergeht, sondern unaufhörlich vorleuchtet."} нашелъ его, ваше сіятельство!...
   Онъ вдругъ разомъ смутился и замолкъ, отвернувшись лицомъ къ раскрытому окну... Смутился словно за нимъ и князь, нахмурился и опустилъ голову... Оба они, безсознательно, противъ воли, вымолвили громко то чего внутренно допустить никто еще изъ нихъ не хотѣлъ, противъ чего возмущались они оба душой какъ бы противъ какого-то неслыханнаго, невозможнаго, недопустимаго насилія... Обоимъ имъ словно страшно стало отъ этихъ Богъ вѣсть какъ вырвавшихся у нихъ словъ.
   Такъ просидѣли они долго молча и не глядя другъ на друга, пока не раздались въ корридорѣ шаги выходившаго отъ княжны Овера.
   Князь поспѣшно всталъ, и пошелъ ему на встрѣчу.
   -- Зайдемте сюда, Александръ Ивановичъ, сказалъ онъ, вводя его въ ту же комнату Надежды Ѳедоровны.-- Ну что? примолвилъ онъ съ усиліемъ.
   Тотъ вскинулъ на него на мигъ свои проницательные глаза.
   -- Прямой опасности въ настоящую минуту я не вижу, началъ онъ помолчавъ,-- въ особенности если никакого повода къ новой коммоціи не будетъ ей дано извнѣ, моральными опять-таки причинами..... Но въ полости сердца неладно, неладно! повторилъ онъ хмурясь,-- скрывать отъ себя этого нельзя....
   -- И ваша медицина не имѣетъ противъ этого средствъ? невольнымъ упрекомъ зазвучалъ голосъ князя Ларіона.
   Опытный и умный московскій практикантъ только плечомъ дернулъ:
   -- Eh, mon cher price, la chirurgie c'est quelque chose,-- la médecine ce n'est rien!... {Слова слышанныя лично отъ покойнаго Овера пишущимъ эти строки.} Надежды въ настоящемъ случаѣ надо возлагать не на насъ, эскулаповъ, а на молодость паціентки... Молодость -- необыкновенный врачъ и производитъ иногда совершенно невѣроятныя цѣленія. Молодость, и счастіе, добавилъ онъ,-- отсутствіе душевныхъ заботъ, страданій...
   -- Вы, надѣюсь, не забудете это сказать моей невѣсткѣ? молвилъ князь Ларіонъ.
   -- Непремѣнно, непремѣнно, и сейчасъ же!.. Онъ направился къ двери.
   -- А насчетъ гигіены княжны не будетъ никакихъ предписаній? вскинувшись съ мѣста за уходившимъ спросилъ смотритель, жадно прислушивавшійся все время къ разговору.
   Оверъ съ нѣкоторымъ недоумѣніемъ посмотрѣлъ на него.
   -- Господинъ Юшковъ, поспѣшилъ назвать его князь Ларіонъ,-- о которомъ я уже имѣлъ случай говорить вамъ.
   -- Ахъ да, и княжна сейчасъ тоже говорила мнѣ... Вы привели ее въ чувство, и внушаете ей большое довѣріе. Это очень хорошо, и всегда полезно больному...
   Онъ взялъ старика подъ руку и повелъ его по корридору, сообщая ему о томъ что предписано было имъ Линѣ.
   Отпустивъ его съ этимъ къ ней, Оверъ обратился ко князю.
   -- У нея какая-то удивительная, необыкновенная красота, у вашей племянницы... La beauté d'une inspirée, сказалъ онъ въ объясненіе своей мысли.
   -- Это меня пугаетъ, глухо проговорилъ князь Ларіонъ,-- у нея какія-то прозрѣнія, что-то въ родѣ галлюцинацій...
   -- Въ этихъ болѣзняхъ явленіе это довольно обычно, сказалъ Оверъ:-- нервная система дѣлается особенно воспріимчивою, чуткою, и...
   -- Да, это я такъ и понялъ, перебилъ его князь, видимо обрадованный этимъ объясненіемъ.-- Я еще одного боюсь, Александръ Иванычъ, заговорилъ онъ черезъ мигъ опять:-- перваго свиданія ея съ молодымъ человѣкомъ Не произведетъ ли это опять на нее коммоціи, какъ выговорите?
   -- Вы предварили ее что она его увидитъ?
   -- Да, я ей сказалъ.
   -- Хорошо сдѣлали... А когда онъ пріѣдетъ надо будетъ опять приготовить ее къ этому, дать ей время освоиться съ мыслью что она его увидитъ сейчасъ. Я надѣюсь что сойдетъ совершенно благополучно... Сколько мнѣ извѣстно по крайней мѣрѣ, счастіе никого не убивало! засмѣялся онъ въ заключеніе, спускаясь по лѣстницѣ съ княземъ въ бельэтажъ.
   Аглая Константиновна ждала ихъ въ своихъ внутреннихъ аппартаментахъ. Зяблинъ, увидѣвъ входившихъ, тотчасъ же исчезъ (онъ постоянно, когда только могъ, избѣгалъ находиться въ обществѣ князя Ларіона).
   -- Eh bieu, cher docteur? заголосила она, идя на встрѣчу Озера.
   -- Eh bien, princesse, началъ онъ съ оника,-- ваша дочь страдаетъ серіозно сердцемъ, а чтобъ избѣжать могущихъ произойти отъ этого... весьма печальныхъ послѣдствій, надо прежде всего устранить тѣ моральныя причины которыя вызвали, напримѣръ, ея третьягодняшній припадокъ... Я не имѣю права вмѣшиваться въ семейныя дѣла и тайны, но почитаю своимъ долгомъ медика предупредить васъ что исцѣленія княжны можно ожидать единственно тогда quand elle se sentira moralement satisfaite et heureuse, примолвилъ онъ для большаго эффекта на нее по-французски.
   Аглая растерянно захлопала глазами.
   -- Mais mon Dien, cher docteur, je ne pense qu'а son bonheur! слезливо пролепетала она, испуганно косясь въ то же время на князя Ларіона, безмолвно стоявшаго противъ нея, и глядѣвшаго на нее неотступнымъ, прожигавшимъ ее взглядомъ.
   -- Я не сомнѣваюсь въ этомъ, княгиня, возразилъ Оверъ со всею свойственною ему свѣтскою любезностью,-- какъ и не сомнѣваюсь въ томъ что вы для счастія вашей дочери, желаете того же самого чего и она желаетъ... Въ противномъ случаѣ, повторяю, ни за что поручиться нельзя!
   -- Mais il faut la traiter contre son mal, cher monsieur Auvert! испуганно вскрикнула на это умная маменька;-- я знаю что вы сами не можете а cette distance, mais je vous supplie прислать намъ изъ Москвы хорошаго доктора, который все время былъ бы при ней... Je ne me fie pas du tout à ce vieux monsieur, котораго Богъ знаетъ откуда взяли, et dont ma file s'est engouée.
   Глупость этой женщины начинала раздражать Озера.
   -- Объ этомъ мы уже уговорились съ княземъ, beau-frère'омъ вашимъ, перебилъ онъ ее:-- завтра же я вамъ вышлю изъ Москвы одного изъ моихъ ассистентовъ, даровитаго и уже опытнаго молодаго человѣка... Но я долженъ вамъ сказать еще разъ, княгиня, что ни онъ, ни я, никакой врачъ въ мірѣ не въ силахъ принести ей пользы, если прежде всего не будутъ отстранены тѣ моральные поводы которые привели дочь вашу къ настоящему ея состоянію... Еще такой обморокъ -- и ничто уже пожалуй не будетъ въ состояніи вернуть ее къ жизни, предваряю васъ! Если ея домашнимъ угодно принять на себя отвѣтственность за такой исходъ дѣла -- воля ихъ, но медицина во всякомъ случаѣ умываетъ себѣ въ этомъ руки!...
   Онъ сухо поклонился ей, и обратился ко князю Ларіону:
   -- А за симъ позвольте, любезный князь, напомнить вамъ ваше обѣщаніе отпустить меня какъ только минуетъ во мнѣ надобность... Я бы хотѣлъ хоть къ раннему утру завтра вернуться въ Москву, чтобы не опоздать къ пріему больныхъ...
   -- Я велѣлъ уже запрягать, отвѣтилъ тотъ,-- пойдемте ко мнѣ пока.
   Оверъ еще разъ поклонился княгинѣ, которая была до того поражена тѣмъ что выслушала отъ него что не въ состояніи была вымолвить слова, и только руку протянула ему съ мѣста на прощанье, между тѣмъ какъ отъ испытаннаго ею ужаса крупныя капли испарины выступили изо всѣхъ поръ ея жирнаго и тупаго лица,-- и вышелъ съ княземъ Ларіономъ.
   Аглая долго не могла придти въ себя. Въ первый разъ сознавала она себя притиснутою къ стѣнѣ, лишенною всѣхъ тѣхъ средствъ обойти, солгать, обмануть которыми орудовала она до сихъ поръ въ борьбѣ ея съ чувствомъ дочери и авторитетомъ ненавистнаго ей деверя, и надѣялась въ будущемъ достигнуть "полнаго исполненія желаній"... Этотъ московскій "prince de la science", котораго "всѣ тамъ знаютъ" и который "будетъ всѣмъ тамъ объ этомъ разсказывать",-- онъ прямо сказалъ ей теперь что за всякія "печальныя послѣдствія" которыя могутъ быть съ Линой "отвѣтственность должна лежать на ея домашнихъ..." "Домашніе -- c'est moi, разсуждала Аглая,-- pаrceque Larion et Lina ne font qu'un!..." Она конечно жалѣла о болѣзни дочери, и боялась за нее, но слово "отвѣтственность" болѣе всего пугало ее. "On dira des horreurs de moi en cas d'accident, que Dieu nous en préserve!" съ ужасомъ повторяла она мысленно. Да, но тогда "la comtesse, le jeune comte qui а tout pour lui, l'oncle premier favori, la Cour où Lina ferait si bien," -- всѣ эти завѣтные планы ея и лучшія мечты, все это надо было забыть, вычеркнуть, признать поконченнымъ, погибшимъ навсегда. Вмѣсто Петербурга, съ его дворомъ и гранмондомъ, "се trou de Moscou;" вмѣсто "jeune comte," -- un petit monsieur de rien du tout;" вмѣсто того чтобы попасть въ министерши un jour, дочери ея предстоитъ сдѣлаться "Frau Professorin, comme on dit en Allemagne!" О позоръ, о горе неисходное!... Сердце благородной дочери цѣловальника Раскаталова обливалось кровью думая объ этомъ.
   "Que faire, mon Dieu, que faire?" повторяла она себѣ, мечась по дивану своего ситцеваго кабинета и не находя себѣ на немъ мѣста. Еслибы только она могла надѣяться что Лина скоро выздоровѣетъ... Но нѣтъ, "prince de la science" ей прямо сказалъ что выздоровленіе Лины зависитъ отъ удовлетворенія ея желаній, "c'est à dire de son mariage avec ce petit monsieur," перевела это на реальный языкъ свой Аглая. А впрочемъ, осѣнила ее вдругъ одна изъ тѣхъ счастливыхъ мыслей съ обращиками которыхъ не разъ уже встрѣчался читатель въ теченіе этого длиннаго повѣствованія,-- "si ce monsieur Auvert exagérait... et mentait même, pour faire plaisir à mon cher beau-frère?"...
   И вслѣдъ за счастливою мыслью уже цѣлый планъ дѣйствій начиналъ созидаться въ многодумной головѣ ея. Она прежде всего "привлечетъ на свою сторону" того доктора котораго Оверъ долженъ прислать имъ изъ Москвы; она "обѣщаетъ ему mille roubles" чтобъ онъ сказалъ ей только "la Vraie vérité" насчетъ здоровья Лины, дастъ ему "еще другія mille" если онъ обѣщаетъ вылѣчить ее независимо отъ всѣхъ тѣхъ "causes morales dont parle ce monsieur Auvert въ угоду князю Ларіону"... Что касается этого "petit monsieur" въ котораго Лина "а eu malheur влюбиться", то она про него ни слова не будетъ говорить "pour ne pas aggraver l'état de la malade". Но вѣдь онъ сосланъ въ дальнія страны, "откуда его скоро не выпустятъ", и потому бояться его въ настоящую минуту нечего, а пока онъ еще вернется Лина успѣетъ выздоровѣть "et deviendra plus raisonnable, надо надѣяться"...
   Остановившись на такомъ мудромъ соображеніи Аглая облегчила себя вздохомъ полною грудью, и отложивъ вѣеръ которымъ все время лихорадочно обмахивала свое вспотѣвшее лицо, схватила со стола колокольчикъ и зазвонила.
   -- Попросить сейчасъ ко мнѣ Евгенія Вла... обратилась она было къ показавшемуся въ дверяхъ камердинеру, и не договорила.
   -- А я васъ осмѣлюсь попросить отложить это на полчаса! молвилъ входя на эти слова князь Ларіонъ.
   Финогенъ тотчасъ же исчезъ. Аглая Константиновна ёрзнула пугливо на своемъ диванѣ, предчувствуя "une scиne affreuse"...
   Князь остановился предъ нею.
   -- Вы слышали что сказалъ докторъ, тихо и медленно проговорилъ онъ.
   -- Да, Larion, certainement, я слышала...
   -- И что же полагаете вы теперь дѣлать?
   -- Mon Dieu, Larion, залепетала она,-- я право не знаю... но я думаю qu'il exagère beaucoup, и особенно quant aux causes du mal. Вы помните что у Лины были такіе же припадки въ Ниццѣ...
   -- Вызванные совершенно однородными причинами, досказалъ князь Ларіонъ:-- то-есть такими же "моральными" страданіями, тоской по умершемъ отцѣ... Впрочемъ, если вамъ недостаточно авторитета Овера, никто вамъ не мѣшаетъ выписать сюда на консультацію хоть цѣлый медицинскій факультетъ изъ Москвы. Я же вполнѣ довѣряю его словамъ, и стоитъ только взглянуть на Hélène чтобъ убѣдиться насколько они вѣрны. А такъ какъ вы слышали какими средствами можно способствовать ея исцѣленію, то, предваряю васъ, я и сообщилъ Hélène что она черезъ нѣсколько дней увидится съ молодымъ человѣкомъ... котораго она любитъ, какъ бы съ нѣкоторымъ усиліемъ договорилъ онъ.
   Аглая такъ и вспрыгнула.
   -- Mais il est exilé, ce jeûne homme! визгнула она расширивъ вопросительно и растерянно зрачки устремленные на деверя.
   Онъ усмѣхнулся презрительной желчно.
   -- Да, вы на это надѣялись, кажется, и ваши петербургскіе друзья устроили эту штуку такъ что невиннаго человѣка чуть было въ самомъ дѣлѣ не отправили въ Азію... Но мы все же не Турція, слава Богу, и произволу есть мѣра! Гундурова послали воротить, и онъ будетъ у себя завтра или послѣзавтра... И благо что этимъ кончилось! вскрикнулъ раздраженнымъ голосомъ князь Ларіонъ:-- потому иначе я твердо положилъ вернуться тотчасъ же въ Петербургъ, и поднять тамъ такую исторію отъ которой имъ не сдобровать бы, какъ они ни почитаютъ себя сильными!...
   Аглая, усиленно и трепетно дыша, такъ и прижалась въ уголъ своего дивана.
   "Il est revenu plus fort que jamais en Cour, Larion!" объяснила она себѣ тотчасъ же мысленно владычный и рѣшительный тонъ этой выходки.
   Князь прошелся раза два по комнатѣ, и подходя опять къ ней заговорилъ уже болѣе спокойно, но съ тою же рѣшительностью выраженія:
   -- Вы видите изъ этого что вамъ предстоитъ теперь одно изъ двухъ: или согласиться на желанія вашей дочери, или принять на себя окончательно отвѣтственность за... за ея смерть. Выбирайте!
   Нѣжная маменька замахала неистово руками, кинулась лицомъ внизъ въ свои подушки, и зарыдала во всю глотку:
   -- Дѣлайте что хотите! Je suis la plus malheureuse des mères!..
   Князь Ларіонъ глянулъ на нее съ невыразимою ненавистью:
   -- Вотъ какъ разъ для васъ время теперь посылать за вашимъ утѣшителемъ! словно выронилъ онъ изъ устъ, повернулся и вышелъ.
  

XLIII.

   Прошло двое сутокъ. Князь Ларіонъ только что вернулся со своей утренней прогулки когда ему доложили о пріѣздѣ Ашанина.
   -- Здравствуйте! сказалъ онъ идя ему на встрѣчу;-- вы изъ Владиміра? Когда пріѣхали?
   -- Сегодня въ ночь.
   -- Въ Сашино?
   -- Да!
   -- Что... вашъ пріятель?...
   Молодой человѣкъ съ нѣсколько смущеннымъ лицомъ поднялъ глаза на вопрошавшаго:
   -- Онъ здѣсь, князь, проговорилъ онъ вполголоса.
   -- Какъ здѣсь?... Вы дали мнѣ честное слово за него что онъ не явится сюда прежде чѣмъ не получитъ на то моего дозволенія?
   -- Онъ и не явился, живо возразилъ Ашанинъ:-- но вы сами поймете какъ невыносимо было бы для него, зная что было съ княжной, ожидать въ Сашинѣ пока я привезу ему извѣстіе о ней отсюда. Онъ пріѣхалъ со мною чтобъ узнать скорѣе...
   -- Гдѣ же онъ? перебилъ его князь.
   -- Я его выпустилъ на селѣ, откуда онъ долженъ былъ пройти въ садъ, и тамъ ждать меня въ гротѣ надъ рѣкою, гдѣ его никто не увидитъ.
   Князь Ларіонъ чуть-чуть усмѣхнулся,
   -- Въ надеждѣ что я положу гнѣвъ на милость, сказалъ онъ,-- и найду возможнымъ дозволить ему сегодня же увидаться съ Hélène?
   -- О, князь, вскликнулъ пріятель Гундурова,-- какъ, онъ счастливъ былъ бы!... На него смотрѣть больно: онъ не спитъ, не ѣстъ вотъ уже пятый день
   Князь Ларіонъ повелъ на него мелькомъ своими впалыми глазами; губы его сложились въ какую-то болѣзненную, горькую улыбку. "Меня этимъ не удивишь!" словно говорила юна.
   -- А что княжна, какъ? участливо спрашивалъ между тѣмъ Ашанинъ.
   -- Ей какъ будто лучше... По наружности и совсѣмъ лучше; она ходитъ, даже выходитъ... Вчера она довольно долго гуляла по саду...
   -- А духомъ какъ? спросилъ Апіанинъ, понижая безсознательно голосъ.
   -- Бодра... или силится казаться такою,-- князь Ларіонъ вздохнулъ;-- ждетъ! примолвилъ онъ черезъ мигъ.
   -- Его... Гундурова?
   Князь не отвѣчалъ на этотъ вопросъ, и сжавъ брови глянулъ въ сторону.
   -- Препятствія со стороны Аглаи Константиновны, кажется, отстранены, сказалъ онъ послѣ довольно продолжительнаго молчанія.
   -- Какое счастіе! радостно вырвалось изъ устъ Ашанина, и онъ сіяя благороднымъ взглядомъ глянулъ на своего собесѣдника.
   Тотъ еще разъ не отвѣтилъ ему, и принялся, все такъ же щурясь на сторону, за обычное ему хожденіе вдоль оконъ своего обширнаго кабинета.
   Молодой человѣкъ машинально слѣдилъ за нимъ глазами, нетерпѣливо ожидая продолженія разговора.
   Князь остановился посреди комнаты и поднялъ глаза къ потолку, какъ бы разглядывая на немъ что-то или прислушиваясь.
   -- Она встала и одѣта, молвилъ онъ,-- у нея заходили (кабинетъ и спальня княжны приходились какъ разъ надъ библіотекой служившею ему кабинетомъ). Я схожу къ ней, а вы погодите меня здѣсь! обрывисто прибавилъ онъ, направляясь къ дверямъ маленькой лѣстницы, которая изъ его покоевъ вела прямо въ ту часть верхняго этажа гдѣ находились комнаты княжны.
   Выйдя на эту лѣстницу онъ услышалъ шумъ шаговъ кого-то спускавшагося по ней съ верхняго этажа. Князь Ларіонъ прищурившись поднялъ глаза.
   Крѣпко прильнувъ къ желѣзнымъ периламъ одною рукой, а другою придерживая на груди полы своей рясы, сходилъ тщедушнаго вида, маленькій, съ рѣденькими волосами на головѣ и такою же жидкою бородой, священникъ... За нимъ шелъ старикъ-смотритель, очевидно провожая его.
   Князь былъ такъ пораженъ что не въ силахъ былъ произнести слова. Онъ остановился на ступенькѣ съ широко, испуганно открытыми глазами.
   Священникъ, низко кланяясь и косясь на него такими же испуганными отъ робости глазами, торопливо проскользнулъ мимо него внизъ.
   -- Что это? остановилъ этимъ вырвавшимся у него восклицаніемъ князь Ларіонъ сходившаго вслѣдъ Юшкова.
   -- Отецъ Іоаннъ... прихода здѣшняго, пробормоталъ тотъ нетвердо.
   -- Для чего онъ?..
   -- Княжна пожелала, молвилъ онъ еще тише.
   Князь Ларіонъ схватилъ его за руку.
   -- Пойдемте! безсознательно проговорилъ онъ, увлекая его съ собою по ступенькамъ.-- Что съ ней, дурно? молвилъ онъ, останавливаясь на верхней площадкѣ и осиливая первый порывъ тревоги.
   -- Нѣтъ, князь, не замѣтно.... не видать... А только пожелала, объяснялъ старикъ:-- рано утромъ сегодня, шестаго въ началѣ, послала ко мнѣ горничную разбудить меня что княжнѣ молъ очень нужно видѣть... Я, само собою, поспѣшилъ... Она, совсѣмъ одѣтая, ожидаетъ меня, извиняется,-- просто даже больно слушать такія извиненія, ваше сіятельство, потому что для нея, кажется, готовъ бы всю душу... Только говоритъ она мнѣ что вотъ Успенскій постъ насталъ, что она говѣть собиралась, а тутъ съ ней этотъ припадокъ случился, и слаба стала, въ церковь не въ силахъ ѣздить, а только что очень хотѣлось бы ей Святыхъ Таинъ пріобщиться. И проситъ меня сейчасъ же за отцомъ Іоанномъ сходить,-- но только, говоритъ, чтобы никто этого не зналъ, потому что если дойдетъ до дяди и maman, они перепугаются, пойдутъ разспросы... А мнѣ, говоритъ, хуже отъ этого будетъ!.. И даже прибавила: "а хнѣ силъ нужно сегодня и чтобы спокойна я была духомъ..."
   Онъ оборвалъ вдругъ, и со внезапнымъ смущеніемъ поднялъ глаза на князя, какъ бы только теперь сообразивъ все что было тревожнаго въ переданномъ имъ.
   Князь Ларіонъ съ подрагивавшими судорожно губами уставился на него въ свою очередь.
   Прошло довольно долгое молчаніе.
   -- Что же теперь къ ней можно? спросилъ наконецъ князь.
   -- Можно, ваше сіятельство. Мы какъ уходили отъ княжны съ отцомъ Іоанномъ, такъ къ ней, я видѣлъ, по корридору докторъ шелъ...
   -- Такъ пойдемте...
   -- Князь Ларіонъ Васильевичъ, только ужь позвольте просить васъ, говорилъ, запинаясь и двигаясь за нимъ, смотритель,-- не показывать княжнѣ виду что вы объ этомъ узнали. Она меня такъ объ этомъ просила, и съ горничной своей взяла слово никому не говорить, и отца Іоанна провелъ я изъ сада по этой лѣстницѣ, такъ что никто не видалъ его...
   -- Будьте покойны!...
   Лина сидѣла за чайнымъ столомъ съ докторомъ Рудневымъ, бѣлокурымъ, еще молодымъ человѣкомъ, съ открытымъ, симпатичнымъ лицомъ (онъ только наканунѣ утромъ пріѣхалъ изъ Москвы), и разказывала ему что-то.
   -- А вотъ и дядя! вскликнула она, увидавъ входящаго князя;-- здраствуйте, oncle; вы, кажется, у меня еще никогда чаю не пили? Позвольте предложить вамъ какъ хозяйка...
   На лицѣ ея игралъ румянецъ, лазоревые глаза горѣли какими-то искристыми брызгами.
   -- Ты очень оживлена, Hélène. Какъ вы находите ее сегодня? обратился къ доктору князь Ларіонъ, стараясь придать голосу своему самую ровную, спокойную интонацію.
   -- Ничего, улыбнулся тотъ,-- княжна очень крѣпко, хотя и не долго спала, говоритъ. Пульсъ -- позвольте ручку, княжна!-- нѣсколько сильнѣе противъ вчерашняго, но вчера онъ былъ слабѣе противъ нормальнаго, такъ что въ этомъ надо видѣть хорошій признакъ...
   -- Да, мнѣ сегодня хорошо, очень хорошо! молвила поспѣшно Лина, глядя на дядю неотступнымъ и проницающимъ взглядомъ, производившимъ на него жуткое, тяжелое впечатлѣніе.
   Разговоръ какъ бы оборвался на этомъ словѣ. Смотритель и Рудневъ поспѣшили допить свои чашки, поклонились молодой хозяйкѣ и вышли.
   Она ихъ не удерживала.
   -- Дядя, прошептала Лина, какъ только остались они вдвоемъ, перегибаясь къ нему черезъ столъ,-- онъ пріѣхалъ, онъ здѣсь?...
   -- Почему ты думаешь? спросилъ князь невольно вздрогнувъ.
   -- Я чувствую... я вижу... Это у васъ на лицѣ написано, дядя! быстро промолвила она какъ бы въ объясненіе.
   -- Да, онъ пріѣхалъ, сказалъ онъ не сейчасъ.
   -- И здѣсь! настоятельно повторила Лина.
   -- Да... Но я его еще не видѣлъ, счелъ нужнымъ прибавить князь.
   -- Дядя!... проговорила она только.
   Его что-то словно рѣзажуло по сердцу, но онъ тотчасъ же осилилъ въ себѣ мгновенный отзвукъ чувства, представлявшагося ему теперь чѣмъ-то чуть не святотатственнымъ.
   -- Ты желаешь видѣть его, Hélène? съ тихою улыбкой сказалъ онъ.
   Она только головой повела.
   -- Но довольно ли ты сильна для этого, не произведетъ ли это на тебя слишкомъ сильнаго впечатлѣнія?
   -- Я каждый день молила Бога объ этомъ, отвѣтила она съ какимъ-то сосредоточеннымъ движеніемъ бровей,-- вы видите, я дожила... Я готова...
   -- Да, вспомнились князю Ларіону слова сказанныя ему Оверомъ: "счастье еще никогда никого не убивало".-- Погоди же, молвилъ онъ громко,-- господинъ Ашанинъ сидитъ у меня въ кабинетѣ, ты позволишь мнѣ послать за нимъ?
   -- Я буду очень рада, oncle, я его очень люблю!
   -- Гдѣ звонокъ къ твоей горничной?
   Появившейся на этотъ звонокъ Глашѣ князь приказалъ сбѣгать къ нему въ покои, пригласить находившагося тамъ молодаго человѣка во княжнѣ.
   Ашанинъ вошелъ въ комнату весь раскраснѣвшійся и запыхавшійся отъ спѣха съ которымъ несся снизу по лѣстницѣ.
   Она привѣтствовала его дружескою улыбкой.
   -- Ну, вотъ и вы, молвила она,-- и все хорошо, неправда ли?
   -- Все хорошо, Елена Михайловна, если только вамъ хорошо! отвѣчалъ онъ весело, подавая ей знакъ глазами что онъ понялъ ее, понялъ все, и что "ихъ Сережа" тутъ, и только ждетъ минуты войти въ эту самую дверь въ которую онъ только что вошелъ.
   Она его поняла тоже, и на мигъ, показалось ему, въ глазахъ ея сказалось опять то загадочное, зловѣщее выраженіе которое такъ пугало его въ нихъ на другой день послѣ ея обморока.
   Но она тутъ, же улыбнулась еще разъ, и обернула голову въ сторону дяди, какъ бы ожидая теперь его слова.
   Онъ обернулся въ свою очередь:
   -- Гдѣ же вашъ пріятель таится? спросилъ онъ молодаго человѣка, налаживая себя на шутливый тонъ.
   -- Въ гротѣ, надъ самой рѣкой, засмѣялся широко тотъ,-- чтобъ отправиться въ нее головой внизъ, если вы не смилуетесь надъ нимъ, ваше сіятельство!
   Князь Ларіонъ чуть-чуть повелъ бровями, и взглянулъ на племянницу.
   -- Такъ пригласить его сюда, Hélène?
   -- Пригласите, дядя! пролепетала она съ загорѣвшимся взглядомъ.
  

XLIV.

Comme up dernier rayon, comme on dernier zéphyre Anime la fin d'un beau jour...
A. Chénier.

   Гундуровъ, шагая объ руку съ Ашанинымъ по пути отъ рѣки къ дому, испытывалъ ощущенія существа у котораго въ одно и тоже время выросли бы крылья за плечаи и очутились бы пудовыя гири на ногахъ. Онъ хотѣлъ летѣть и не могъ. Сердце рвалось къ безумной, безконечной радости, и тутъ же замирало... "Препятствія со стороны княгини устранены", сообщилъ ему сейчасъ Ашашинъ, но что-то колющее, язвительное, мертвящее словно винтило внутри его, словно шептало въ какомъ-то израненномъ углу его мозга что отстранены они лишь потому что "все равно", что "счастія ему все таки не видать", что она... Дрожь пронимала его, въ глазахъ двоилось при этой страшной мысли, ноги подкашивались подъ его изнуреннымъ идти дневного безсонницей туловищемъ. Онъ алчно, судорожно, ждалъ минуты свиданія съ него, и боялся, и вздрагивалъ, и замедлялъ безсознательно шаги.
   -- Что же ты, Сережа, говорилъ ему Аланинъ, прижимая крѣпче локтемъ его локоть,-- усталъ что ли такъ, или испугался предъ входомъ въ рай?
   -- Очень она перемѣнилась, скажи? въ десятый разъ спрашивалъ онъ вмѣсто отвѣта.
   -- Да нѣтъ же, говорятъ тебѣ, нѣтъ!. Сегодня ей даже значительно, замѣтно лучше. И совсѣмъ то лицо, тотъ художественный обливъ какой былъ у нея, помнилъ, въ третьемъ дѣйствіи Гамлета, въ сценѣ съ тобою, гдѣ была она такъ прелестна, примолвилъ Ашанинъ.
   О, какой зудящей, до сихъ поръ не зажитой раны коснулся неосторожно красавецъ этимъ напоминаніемъ! Гундуровъ весь перемѣнился въ лицѣ, на которомъ мгновенно набѣжали, и также мгновенно исчезли краски.
   -- Нѣтъ, не можетъ быть, неужели все оттуда идетъ?... Пойдемъ, пойдемъ скорѣе! глухимъ и прерывающимся голосомъ вскрикнулъ онъ, увлекая теперь за собою пріятеля, который, занятый въ ту пору собственною эпопеей съ Ольгой Елпидифоровной, не владѣлъ достаточно вниманіемъ чтобы вникнуть въ интимную драму разыгрывавшуюся между Гундуровымъ и княжной въ упомянутой имъ сейчасъ сценѣ, и приписывалъ поэтому теперь вырвавшіяся у Сергѣя слова какому-то горячечному припадку.
   -- Не напугай ты княжну, ради Бога! говорилъ онъ ему, взбѣгая за нимъ на лѣстницу, и пугаясь теперь въ свою очередь.
   Гундуровъ остановился передохнуть въ корридорѣ, въ нѣсколькихъ шагахъ отъ комнаты Лины, и прислонился къ стѣнѣ, боясь упасть отъ усталости и волненія.
   Дверь этой комнаты отворилась; изъ нея вышелъ князь Ларіонъ.
   -- Здравствуйте, Сергѣй Михайловичъ, очень радъ васъ видѣть, промолвилъ онъ, протягивая ему руку;-- войдите, Hélène васъ ждетъ!
   Онъ пропустилъ его мимо себя, затворилъ за нимъ дверь, и обращаясь къ Ашанину стоявшему тутъ же:
   -- Пойдемте покурить по сосѣдству, какъ бы уронилъ онъ, направляясь къ бывiей комнатѣ Надежды Ѳедоровны.
   Гундуровъ переступилъ черезъ порогъ, усиленно сдерживая треgетъ пронимавшій всѣ его члены, приказывая себѣ смотрѣть твердо и спокойно.
   Его точно ослѣпило солнечнымъ лучомъ въ первую минуту. Онъ на мигъ прижмурилъ глаза, открылъ ихъ опять. Прямо предъ нимъ, привставъ съ кресла, словно готовясь летѣть къ нему, стояла Лина, озаряя его всего блескомъ своихъ лазоревыхъ, жадно устремленныхъ на него глазъ, съ невыразимо счастливою улыбкой на заалѣвшихъ устахъ.
   Всю жизнь свою потомъ не могъ онъ забыть этотъ взглядъ, эту улыбку.
   -- Вы... вы, наконецъ!... пролепетала она, опускаясь снова въ кресло.
   Онъ кинулся въ ней....
   Лицо ея сіяло... Она протянула ему руку.
   Вся тревога, страхъ, все что наполняло душу его суевѣрною, невыносимою мукой за мгновеніе предъ этимъ, все это разомъ исчезло, стаяло теперь какъ пѣна "горныхъ рѣкъ вытекающихъ въ степь", по выраженію поэта... {Полонскій.} Вериги спали; какъ птица небесная несся онъ теперь на вольныхъ крыльяхъ въ самую глубь лазури, въ голубыя поля надежды счастья, довѣрья.
   Онъ схватилъ эту протянутую ему руку, нагнулся глядя ей всѣми глазами въ глаза... и очутился у ногъ ея.
   Что происходило у нея на душѣ? Кто это скажетъ? Но и она отдавалась, хотѣла отдаваться вся блаженству этой минуты. И она забыла въ эту минуту все что тамъ, глубоко внутри ея, рокотало глухимъ, роковымъ звукомъ объ иномъ, близкомъ, ожидающемъ ее... Онъ смолкъ теперь, она заставила его смолкнуть, этотъ роковой, могильный голосъ. Она опять какъ въ тѣ дни, предъ пріѣздомъ Анисьева, хотѣла жить, жить хотя бы только этотъ краткій мигъ, но исчерпавъ въ немъ все блаженство какое лишь способна давать земная жизнь.
   Она въ свою очередь не сводила съ него глазъ.
   -- Какъ вы блѣдны, худы!... Вы изстрадались изъ-за меня, бѣдный? тихо говорила она.
   -- А вы сами развѣ не.... Онъ не осмѣлился договорить.
   -- Да, изъ-за васъ... и я! молвила она, какъ бы радуясь этому страданію изъ-за него.
   Его охватила и понесла неотразимая волна.
   -- Вы моя... навсегда? прошепталъ онъ, прижимаясь горячими губами въ ея тонкимъ, блѣднымъ пальцамъ.
   -- Да, ваша... Въ этой жизни, и въ вѣчной, такъ же тихо произнесла она, торопливо надъ его наклоненною головой отирая свободною рукой выступившія у нея внезапно слезы.-- А что наша милая тетя? поспѣшила она тутъ же спросить, улыбаясь опять, заставляя опять смолкнуть зловѣщій голосъ прорывавшійся изъ тайника ея души.
   Онъ поднялся, сѣлъ подлѣ нея, не выпуская руки ея изъ своей, не отрывая отъ нея восхищенныхъ глазъ. Они заговорили... То были тѣ слова, тѣ рѣчи которыхъ "значенье темно иль ничтожно", но выше и слаще которыхъ нѣтъ на человѣческомъ языкѣ.
   Такъ прошло болѣе часа.
   -- Не довольно ли на сегодня? молвилъ имъ князь Ларіонъ, входя въ комнату съ Ашанинымъ, съ которымъ они тѣмъ временемъ успѣли раза два обойти кругомъ сада.-- Не правда ли, Hélène? Ты рано встала сегодня, утомиться можешь...
   Она и Гундуровъ взглянули на него какъ съ просонья... Этотъ голосъ дѣйствительно будилъ ихъ это сна, отъ того лучезарнаго сна молодой любви который лишь разъ въ жизни снится на землѣ человѣку, и проносится предъ нимъ какъ мимолетный отблескъ, быть-можетъ, его первоначальной, небесной родины.
   Ни Гундуровъ, ни Лина не отвѣчали на слова князя.
   -- И Сергѣю Михайловичу надо отдохнуть, настаивалъ князь между тѣмъ:-- онъ нѣсколько ночей сряду не спалъ. Уѣзжайте къ себѣ, Сергѣй Михайловичъ, отдохните хорошенько, и возвращайтесь завтра. Я предварю о вашемъ пріѣздѣ Аглаю Константиновну, значительнымъ тономъ добавилъ онъ.
   Гундуровъ понялъ что оставалось еще окончательно уломать княгиню, а что онъ пока допущенъ лишь контрабандой въ Сицкомъ. Онъ вздохнулъ, уныло взглянулъ на Лину, и поникъ головой.
   Лица страшно поблѣднѣла вдругъ. Она словно вся приковалась неподвижными зрачками къ лицу Сергѣя. Мучительная борьба изображалась на ея собственномъ лицѣ. Мгновенная буря словно смела съ него разомъ теперь весь цвѣтъ, все обаяющее оживленіе жизни; выраженіе какой-то леденящей тоски и страха пробѣгало теперь въ этихъ тонкихъ, въ этихъ нѣжныхъ чертахъ... "За что, за что?" словно вырывалось изъ глубины души ея наружу.
   Но она превозмогла себя еще разъ. Вѣки ея опустились; она протянула руку, и уронила ее опять.
   -- Да, такъ лучше, прошептала она чуть слышно:-- уѣзжайте, отдохните... вамъ силы нужны...
   Онъ безмолвно, растерянно глядѣлъ на нее... повелъ глазами въ сторону князя, встрѣтился съ его глазами, настойчиво требовавшими чтобъ онъ уходилъ, уходилъ скорѣе.
   -- Прощайте, Елена Михайловна, до свиданія! пробормоталъ онъ, наклоняясь поцѣловать ей руку.
   Она какимъ-то стыдливо-любовнымъ жестомъ занесла ему другую руку на плечо, прильнула блѣдными губами къ его лбу и, оторвавшись отъ него, проговорила надъ самымъ его ухомъ:
   -- Молитесь за меня... Я за васъ не перестану молиться...
   Онъ испуганно, со страшнымъ біеніемъ сердца поднялъ на нее глаза.
   Но она уже улыбалась своею обычною, тихою улыбкой.
   -- Да, вы измучились, вамъ отдохнуть надо. Уѣзжайте!
   -- Я привезу его вамъ завтра свѣжимъ какъ роза, княжна, вмѣшался Ашанинъ, подходя и продѣвая руку подъ руку Гундурова.
   -- Завтра, да... завтра! повторила она черезъ силу. Губы ея дрожали.
   -- Ну, и довольно, Сережа, пойдемъ!
   И Ашанинъ почти силой увлекъ пріятеля изъ комнаты.
   Лина откинулась въ спинку своего кресла, и съ глухимъ рыданіемъ закрыла глаза себѣ платкомъ.
   Князь Ларіонъ кинулся къ двери за которою только что вышли наши друзья, притворилъ ее, и поспѣшно вернулся къ ней.
   -- Тебѣ дурно, Hélène? Я говорилъ... мнѣ не нужно было, не нужно пускать его сюда!
   -- Нѣтъ, дядя, ничего, пройдетъ.
   Она скоро успокоилась, отняла платокъ, повела на него мутными, какъ бы слипавшимися глазами.
   -- Тебѣ нехорошо... и сейчасъ доктора позову! вскликнуль онъ.
   -- Не надо, мнѣ ничего... напротивъ... мнѣ только очень спать захотѣлось, дяди.
   -- Ступай, я пошлю тебѣ горничную...
   -- Нѣтъ, здѣсь хорошо, въ креслѣ, совсѣмъ уже соннымъ голосомъ говорила она.
   -- Такъ положить тебѣ, покрайней мѣрѣ, подушку подъ голову?
   -- Да, спасибо, oncle!
   Она уложила руку на приставленную имъ къ углу кресла подушку, прижалась къ ней щекой,-- и тутъ же уснула.
   Онъ опустился на близь стоявшій стулъ, уперся локтями въ колѣни, и погрузился въ это спящее, прелестное лицо неотступными и помертвѣлыми отъ внутренней муки глазами.
  

XLV.

   А Аглая Константиновна въ это время переживала свое послѣднее разочарованіе. Надежды которыя она возлагала на прибывшаго изъ Москвы доктора окончательно рушились. Пригласивъ его въ себѣ во внутренніе аппартаменты, она весьма пространно и весьма запутанно начала объяснять ему что, по ея мнѣнію, болѣзнь дочери, которая страдала сердцемъ когда онѣ еще жили въ Ниццѣ, нисколько не зависитъ отъ тѣхъ какихъ-то "моральныхъ причинъ* которыми этотъ "monsieur Aurert veut bien объяснять ихъ теперь, и что, ей кажется, каждая болѣзнь должна быть лѣчима какъ это слѣдуетъ, то-есть лѣкарствами и другими средствами, между тѣмъ какъ се monsieur Auvert никакихъ лѣкарствъ не предписалъ, а только говорилъ объ этихъ causes morales, которыя совсѣмъ не дѣло доктора, а принадлежатъ къ secrets de famille, въ которые постороннимъ не слѣдуетъ вмѣшиваться", а потому она проситъ его, Руднева, "сказать ей настоящую правду, можетъ ли онъ взять на себя лѣчить Лину просто, безо всякихъ этихъ хитростей, которымъ она не вѣритъ, потому что знаетъ откуда онѣ идутъ" (тутъ разумѣлся, само собою, князь Ларіонъ, подговорившій или подкупившій, но ея понятіямъ, Овера изъ злости въ ней, Аглаѣ, съ цѣлью противодѣйствія ея планамъ относительно замужства `ея дочери), и что за эту "правду" она "съ большимъ удовольствіемъ готова ему дать mille roubles хоть сейчасъ же." На это молодой врачъ, весь вспыхнувъ, весьма рѣшительно и рѣзво объявилъ ей что то чѣмъ страдаетъ княжна -- не нарывъ на пальцѣ или жировая шишка, которые можно вылѣчить мазью или надрѣзомъ, что всякая внутренняя болѣзнь тѣсно связана съ условіями жизни больного, съ тѣми именно "моральными причинами" о которыхъ говорилъ докторъ Оверъ, а тѣмъ болѣе такія страданія какъ страданія сердца, чувствительнѣйшаго изъ нашихъ органовъ, находящіяся въ прямой зависимости отъ этихъ условій и причинъ. "Это извѣстно каждому профану, заключилъ разгорячившись онъ,-- а потому я въ вашемъ предложеніи, княгиня, вижу не только обиду для себя, но и какое-то намѣреніе съ вашей стороны, въ обсужденіе котораго я не вхожу, но участвовать въ которомъ я не намѣренъ, и предпочту лучше сегодня же покинуть вашъ домъ!" Аглая страшно перепугалась, и облившись мгновенно слезами принялась клясться и божиться что она ничего другаго не имѣла въ виду кромѣ "le bonheur de ma fille", и готова все сдѣлать для этого, а потому умоляетъ доктора остаться и "лѣчить больную какъ онъ знаетъ." По его уходѣ она тотчасъ же послала за Евгеніемъ Владиміровичемъ для обычнаго совѣщанія. Но "бригантъ" напугалъ ее еще болѣе, сказавъ ей что докторъ весьма основательно могъ заключить изъ ея предложенія и разговора съ нимъ что она довела свою дочь до серіозной болѣзни, и теперь хочетъ скрыть это, подкупая его деньгами, и что это можетъ вдѣлаться тотчасъ же извѣстнымъ всей Москвѣ.
   -- Mais c'est affreux, affreux! завопила Аглая, такъ и вспрыгнувъ на своемъ диванѣ.-- Que faire, mon ami, que faire?...
   -- Доказать на дѣлѣ ему и всѣмъ что это неправда, протянулъ Зяблинъ своимъ сдобнымъ голосомъ,-- и воспользоваться представляющимся вамъ для этого случаемъ!
   -- Какимъ случаемъ, que roulez vous dire?
   -- Гундуровъ здѣсь, молвилъ "бригантъ" съ нѣкоторою торжественностью.
   Она привскочила другой разъ.
   -- Гунду... Déjà! Гдѣ онъ?...
   -- У княжны, къ которой привелъ его князь Ларіонъ Васильевичъ...
   -- Il l'a mené chez ma fille!...
   -- Вы дали ему на это полное право: вы сказали ему чтобъ онъ дѣлалъ "какъ хочетъ".
   -- C'est doue fini, fini! заголосила Аглая, роняя отчаянно руки и разражаясь новыми слезами.
   -- Да xnj же это наконецъ, княгиня, вскликнулъ Зяблинъ, теряя всякое терпѣніе (а сколько его было у него съ этою умною женщиной про то могло бы сказать одно небо!),-- неужели вы еще надѣялись послѣ, всего что было навязать вашей дочери этого петербургскаго... молодца! Пора, кажется, понять что она умретъ скорѣе чѣмъ выйти за него!
   -- Je dois done accepter ce petit monsieur poor mon beaг-fils! злобно вскрикнула Аглая.-- Если вы не хотите чтобы съ вашеюдочерью...
   -- Знаю, знаю! перебила она его съ желчнымъ хихиканьемъ,-- и вы съ ними говорите заодно! Je n'ai personne poor me défendre!...
   Зяблинъ съ выраженіемъ оскорбленнаго достоинства на разбойничьемъ лицѣ поднялся съ мѣста.
   -- Если вы такъ принимаете мои слова, мнѣ ничего болѣе не остается какъ удалиться....
   Она отчаянно замахала руками.
   -- Ну bien, ну bien, зовите его сюда, зовите, et que cela finisse!...
   "Бригантъ" медленными шагами вышелъ изъ кабинета,-- и черезъ пять минутъ вернулся. За нимъ шла Lucrèce, съ которою онъ встрѣтился на лѣстницѣ.
   -- Она говоритъ что онъ уѣхалъ, промолвилъ онъ, кивая на полногрудую Церлину, и опускаясь въ любимое свое кресло подлѣ дивана хозяйки.
   -- Господинъ Гундуровъ? Такъ точно, ваше сіятельство, залопотала немедля та,-- уѣхали сейчасъ, я сама видѣла. Съ господиномъ Ашанинымъ изволили уѣхать....
   -- Что же это значитъ? вскликнула княгиня, изумленно разводя руками.
   -- Ничего этого я не могу знать, ваше сіятельство, возразила горничная,-- потому что они... ни даже господинъ Ашанинъ, недовольнымъ голосомъ примолвила она,-- ни съ кѣмъ въ домѣ кромѣ князя и княжны не говорили...
   Аглая, вся покраснѣвъ, обернулась къ "бриганту".
   -- On vient chez moi, dans ma maison, къ моей дочери отправляются, et l'on ne se donne même pas la peine de se présenter chez moi!... J'éspère que la princesse Lina voudra bien m'expliquer ce que cela veut dire!...
   И она гнѣвно поднялась съ дивана, намѣреваясь тотчасъ же идти къ дочери съ требованіемъ этой "экспликаціи"...
   -- Княжна уснула, поспѣшила сказать понимавшая по-французски Lucrèce:-- сейчасъ отъ нихъ вышли князь Ларіонъ Васильевичъ, и наказывали Глашѣ чтобы къ нимъ кромѣ доктора никого не пускать.
   Княгиня опустилась снова на мѣсто.
   -- Весь домъ теперь у меня вверхъ дномъ поставили! фыркнула она, сердито махнувъ рукой, и принимаясь тутъ же усиленно обмахивать себя вѣеромъ.
  

XLVI.

Дохнула буря, цвѣтъ прекрасный
Увялъ на утренней зарѣ,--
Потухъ огонь на алтарѣ!...
Пушкинъ.

   Часу въ шестомъ въ комнату которую занималъ Василій Григорьевичъ Юшковъ въ верхнемъ этажѣ дома постучала горничная княжны, Глаша. Онъ поспѣшилъ отворить дверь и вышелъ къ ней въ корридоръ.
   -- Я опять за вами, сказала она ему:-- проснулись, просятъ васъ къ себѣ опять.
   -- Что, какъ ей?
   -- Ничего-съ... Сидятъ у окна, задумались очень, добавила со вздохомъ Глаша.
   Лина такъ задумалась дѣйствительно что не слышала какъ онъ вошелъ къ ней, какъ приблизился къ самому ея креслу. Она глядѣла въ садъ пристальнымъ, сосредоточеннымъ взглядомъ, словно уйдя всѣмъ существомъ своимъ въ эту тишь, и ширь, и свѣтъ сіявшей предъ нею подъ лучами солнца природы.
   "Будто никогда не видѣла ея, или прощается съ нею навсегда", пронеслось въ мысли старика, тревожно глядѣвшаго на нее. Ему стало жутко... Онъ сдѣлалъ еще шагъ и присѣлъ къ окну рядомъ съ нею.
   -- Вы почивали до сихъ поръ, Елена Михайловна? тихо спросилъ онъ.
   Она вздохнула всею грудью, медленно повернула къ нему голову, по верху которой словно золотистымъ вѣнчикомъ бѣжала горячая полоска свѣта, и остановила на немъ глаза.
   Еще никогда не сіяли они такимъ глубокимъ... "уже не земнымъ", показалось ему, блескомъ.
   Она повела утвердительно головой внизъ.
   -- Я его опять видѣла, сказала она послѣ долгаго, томительнаго для него молчанія.
   -- Кого, княжна? вскликнулъ дрожащимъ голосомъ старикъ.
   -- Папа... Отца моего покойнаго, пояснила она.-- Онъ мнѣ и ночью сегодня являлся... Онъ меня ждетъ.
   -- Ждетъ? повторилъ безсознательно Юшковъ.
   -- Да!... Я умру сегодня, промолвила она твердымъ голосомъ.
   У него зазеленѣло въ глазахъ.
   -- Что вы, Елена Михайловна, что вы, Богъ съ вами!..
   Все лицо ея озарилось улыбкой...
   -- Не страшно, нѣтъ!.. Тамъ хорошо... гдѣ онъ... Не страшно, Василій Григорьевичъ, право!
   -- Княжна, придите въ себя, вы разстроены... Я позову сейчасъ доктора! бормоталъ вскакивая бѣдный Юшковъ, чувствуя какъ ужасъ охватывалъ всѣ его члены и силясь вырваться изъ-подъ его гнета...
   Она протянула къ нему руку:
   -- На что? Только мучить меня!... Вы добрый, вы не захотите...
   Онъ безсильно опустился снова въ кресло; большіе, зеленые круги забѣгали у него опять предъ глазами...
   -- Все равно, счастья бы не было, заговорила она, опять опуская голову и, какъ бы отвѣчая на какой-то не сдѣланный имъ вопросъ:-- maman никогда бы не простила... дядя Ларіонъ, онъ не пережилъ бы... я знаю!.. Я бы все, за всѣхъ ихъ... мучилась.... Счастья здѣсь нѣтъ! Его всѣ ищутъ.... вотъ и графиня Воротынцева говорила мнѣ... и не найдутъ никогда... никогда! повторила она трепетнымъ и прерывистымъ шепотомъ;-- здѣсь счастья нѣтъ... правда, Василій Григорьевичъ?
   Онъ сложилъ руки, едва сдерживая стоявшее у него у горла рыданіе.
   -- Елена Михайловна, родимая, голубушка моя, не говорите такъ!..
   Она улыбнулась ему опять нѣжною, ласкающею улыбкой.
   -- Вы добрый... Но вы сами знаете... Въ Богѣ въ одномъ...
   Она не договорила и повернула опять голову къ саду, пламенѣвшему подъ лучами вечерняго солнца. Цѣлая гамма птичьихъ голосовъ неслась изъ-подъ его зеленыхъ кущей, разлеталась въ воздухѣ пѣвучими струями...
   Она долго, чутко прислушивалась къ нимъ... Старикъ глядѣлъ на нее едва дыша.
   "Офелія, Офелія!" повторялъ онъ мысленно, охваченной внезапно какимъ-то мучительнымъ восторгомъ.
   -- Василій Григорьевичъ, сказала она вдругъ, и на длинныхъ рѣсницахъ ея росинки слезъ сверкнули подъ косымъ лучомъ солнца,-- скажите мнѣ, прошу васъ, эти стихи, вы знаете: Ich habe geliebt und gelebt, вы говорили ихъ мнѣ по-русски...
   -- Въ превосходнѣйшемъ переводѣ Жуковскаго, княжна! добавилъ невольно старый романтикъ.
   -- Да! Повторите ихъ мнѣ, прошу васъ.
   Онъ опустилъ голову и началъ читать, медленно, благоговѣйно, со слезами въ горлѣ, со слезами въ глазахъ:
  
   -- Не узнавай куда я путь склонила,
   Въ какой предѣлъ отъ міра перешла,
   Мой другъ, я все земное совершила,--
   Я на землѣ любила и жила...
  
   -- "Любила и жила", повторила она чуть слышно, подымая руки и нажимая глаза обѣими ладонями... И не отнимая ихъ:-- Василій Григорьевичъ, когда... когда все будетъ кончено... скажите ему, я не хотѣла чтобъ онъ былъ тутъ... Онъ такъ измученъ былъ, я не хотѣла чтобъ онъ видѣлъ... Ему жить надо! Онъ не забудетъ меня, я знаю... память моя убережетъ его отъ... Онъ вѣрить будетъ, вѣрить... до конца...
   Она не докончила, и откинулась въ спинку кресла...
   Въ широко раскрывшуюся дверь входилъ князь Ларіонъ, въ сопровожденіи доктора Руднева.
   Увидавъ его старикъ смотритель быстро поднялся съ мѣста, и устремилъ на него многозначительно глаза, указывая ими на Лину.
   Князь Ларіонъ съ исковерканнымъ лицомъ бросился къ ея креслу.
   -- Что же это? былъ онъ только въ силахъ прошептать.
   Рудневъ съ своей стороны ухватилъ ея руку, ища пульса.
   -- Докторъ, не мучьте... напрасно... проговорила она, болѣзненно сжимая брови.-- Дядя, вы пришли... я рада... я...
   Голосъ ея внезапно дрогнулъ и оборвался.
   -- Лина, другъ мой, тебѣ хуже! въ безумномъ отчаяніи лепеталъ князь Ларіонъ.-- Я виноватъ, я дозволилъ... Онъ своимъ пріѣздомъ...
   Она тоскливо закачала головой.
   -- Нѣтъ, вы знаете... зачѣмъ говорить?... Какъ онъ страдать будетъ, бѣдный!..
   Онъ слушалъ, содрогаясь, не смѣя дышать.
   Она смолкла, и схватилась вдругъ за сердце. Ея помутившіеся зрачки неестественно расширились, судорожно подкатываясь подъ трепетно бившіяся вѣки.
   Рудневъ быстрымъ движеніемъ наклонился къ самому лицу ея.
   Онъ внезапно отшатнулся съ блѣднымъ, испуганнымъ лицомъ.
   -- Я... умираю... пронесся слабый, какъ сонный и счастливый вздохъ ребенка,-- и тутъ же замеръ послѣдній звукъ ея голоса.
   Князь Ларіонъ глухо вскрикнулъ, схватилъ ея холодѣющіе пальцы...
   Старикъ смотритель какимъ-то экстатическимъ движеніемъ вскинулъ глаза свои и руки вверхъ:
   -- Отлетѣла! вырвалось у него стономъ изъ груди.
   Дверь широко распахнулась еще разъ, и съ раскинутымъ вѣеромъ въ одной рукѣ, съ распущеннымъ платкомъ въ другой, вплыла въ комнату Аглая Константиновна.
   -- Eh bien, Lina, le sommeil vous а-t-il fait du bien? Et moi je meurs de chaud et d'avoir monté cet escalier si raide! заголосила она еще съ порога, тяжело отдуваясь и никого не видя изъ-за прыгавшаго предъ лицомъ ея огромнаго опахала.
   Молчаніе въ отвѣтъ. Эти три темныя мужскія фигуры какою-то зловѣщею группой обступившія кресло ея дочери и застилавшія ее собою.... Аглаѣ стало вдругъ страшно.
   -- Qu'est ce qu'il у а-donc? крикнула она, подбѣгая и отталкивая наклонившагося еще разъ къ лицу Лины доктора.
   Она глянула, увидала эти закатившіеся, уже недвижные глаза...
   -- Ils m'ont tué ma fille, ils m'ont tué ma fille! визгнула она во всю силу своихъ легкихъ, и повалилась навзничь въ истерическомъ припадкѣ.
  

XLVII.

   Настала ночь.... Она лежала на столѣ, озаренная свѣчами въ высокихъ церковныхъ шандалахъ, вся бѣлая, въ бѣлой кисеѣ, усыпанная свѣжими цвѣтами, въ вѣнкѣ изъ бѣлыхъ розъ на распущенныхъ волосахъ, со сложенными на груди крестомъ руками.... Такими на полотнахъ старыхъ мастеровъ пишутся непорочныя съ летящими встрѣчать ихъ съ неба дѣтскими головками ангеловъ на трепещущихъ свѣтлыхъ крылахъ.... Она уснула -- и небесныя видѣнія, казалось, видѣлись ей теперь; что-то безбрежное, глубокое, божественно-счастливое лежало на этомъ обликѣ, говорило въ складкѣ строго, таинственно улыбавшихся устъ. Такой улыбки, такого выраженія нѣтъ у живыхъ,-- ихъ даетъ на грани земнаго бытія какъ бы мгновенное прозрѣніе иной, вѣчно сущей, безпредѣльной жизни....
   Къ открытыя настежъ окна покоя глядѣли съ темнаго неба сверкающія звѣзды; изъ сада лился волною ночной воздухъ, примѣшивая свою живительную свѣжесть къ проницающему запаху раскиданныхъ по ней цвѣтовъ.... Она уснула и улыбалась небеснымъ видѣніямъ....
   Старикъ смотритель стоялъ у нея въ ногахъ, разбитый, съ подгибавшимися то и дѣло колѣнями, и глядѣлъ на нее неотступно сквозь влажную пелену застилавшую ему глаза. Подлѣ него, на выдвинутомъ теперь изъ ея спальни prie-Dieu княжны лежала между двумя свѣчами книга въ бархатномъ переплетѣ съ золотыми застежками, Псалтирь ея, по которому онъ собирался теперь читать надъ нею... Но старый романтикъ медлилъ приступить къ этому чтенію, и дрожавшія уста его шептали строки, неустанно, неотразимо звенѣвшія теперь въ его ухѣ:
  
   Мой другъ, я все земное совершила,--
   Я на землѣ любила и жила....
  
   Онъ былъ одинъ. Княгиня Аглая Константиновна, въ преизобиліи горя удалившаяся вслѣдъ за обморокомъ подъ сѣни своего ситцеваго кабинета, гдѣ долго лежала пластомъ на диванѣ зарывшись головой въ подушкахъ, заснула теперь на немъ какъ сурокъ. Всѣ обитатели дома, приходившіе поклониться усопшей, перебывали уже тутъ Глаша, горничная ея, только что вышла изъ комнаты,-- и изъ-за стѣны отдѣлявшей спальню княжны отъ бывшей комнаты Надежды Ѳедоровны глухимъ и надрывающимъ стономъ доносилось до слуха старика ея нескончаемое, отчаянное рыданіе....
   Онъ отеръ еще разъ глаза, подошелъ къ налою, и раскрывъ книгу началъ медленнымъ, прерывающимся голосомъ: "Блажени непорочніи, въ пути ходящій въ ъ.....
   -- Mais.... j'ai dit cela pour plaisanter, mon cher comte! съ нѣсколько сконфуженнымъ смѣхомъ промолвила Аглая.-- Mettons nous à table...
   -- Mam, I'm very angry! {Я очень сердитъ, мама.} проговорилъ, подходя въ это время къ ней съ надутыми губами, князекъ, ея сынъ.
   -- Qu'avez vous, Basile?
   -- Зачѣмъ онъ -- Basile ткнулъ пальцемъ на усаживавшагося теперь за столъ Зяблина,-- зачѣмъ онъ Линѣ подарилъ букетъ, когда я хотѣлъ?
   -- Что жь такое; его твоему не мѣшаетъ? И княгиня подмигнула Анисьеву съ такимъ выраженіемъ что " n'est ce pas comme il est gentil?"...
   -- У меня просто, а у него съ золотомъ! указалъ Basile на портбуке который держала Лина въ рукѣ;-- я не хочу чтобы мой былъ хуже, я его бросилъ!
   И онъ чуть не плача отправился на свое мѣсто....
   -- Здравствуйте, княгиня, поздравляю съ новорожденной!
   -- Ахъ, chère Jenny! громко удивилась хозяйка;-- откуда вы?...
   -- Я сейчасъ вошла....
   -- А maman гдѣ?
   -- Она будетъ позднѣе. Меня привезъ братъ и уѣхалъ опять. Я уже давно здѣсь, разбудила pauvre Lina чуть не съ зарею, болтала и смѣялась княжна Карнаухова, посылая въ то же время дружескіе кивки знакомой молодежи по всему протяженію стола.-- Они всѣ пріѣдутъ вмѣстѣ, и съ графиней Воротынцевой....
   -- La comtesse Tatiana Yorotintzef-Dariine? вся покраснѣвъ отъ радости протянула Аглая во всю его длину имя этой звѣзды тогдашняго петербургскаго свѣта.-- Она будетъ сюда? Изъ своего Дарьина? сегодня?
   -- Да! Она обожаетъ театръ. Maman ей говорила въ Москвѣ что у васъ сегодня будетъ spectacle de société; ей ужасно захотѣлось, и maman сказала ей что вы навѣрно будете очень рады если она привезетъ ее къ вамъ...
   -- Votre mère fest charmante comme toujours!... Да садитесь, Женни, chère... Гдѣ бы вамъ лучше?... Она уже и не знала чѣмъ угодить, куда усадить эту дорогую вѣстницу.
   -- Я вотъ сюда сяду, merci! возгласила княжна, и бухнулась на стулъ подлѣ Анисьева,-- мѣсто предназначавшееся въ мысли княгини ея дочери.
   -- Здравствуйте, графъ! заговорила тотчасъ же съ нимъ она;-- не ожидали меня встрѣтить здѣсь?
   -- Тѣмъ для меня счастливѣе! отвѣчалъ онъ, учтиво наклонясь.
   -- А для меня тѣмъ удивительнѣе! возразила она со смѣхомъ.-- Что вы здѣсь дѣлаете?
   -- Какъ что? Онъ, улыбаясь тоже, но холодными глазами, поглядѣлъ на нее сбоку.-- Какъ видите, собираюсь чай пить, и любуюсь вашею вѣчною веселостью. Откуда вы ее берете?
   -- А вы воображали, можетъ-быть, что, увидавъ васъ здѣсь, я такъ и упаду въ обморокъ? Ошиблись! Вы не можете себѣ представить, напротивъ, какъ это мнѣ весело!....
   Въ ея тонѣ было что-то что заставило его насторожить уши.
   -- Что же васъ именно такъ веселитъ? спросилъ онъ.
   -- А то... Женни не договорила и опять принялась смѣяться.
   -- Давно вы знакомы въ этомъ домѣ? спросила она.
   -- Матушка моя очень дружна была съ княгиней за границей, счелъ нужнымъ объяснить онъ.
   -- И вы тоже?
   -- Что я?
   -- Очень были дружны съ княгиней заграницей? передразнила она его сдержанный тонъ.
   -- Я былъ представленъ ей нынѣшнею зимой
   -- Гдѣ это?
   -- Въ Москвѣ.
   -- А! Это когда вы у насъ такъ часто бывали?... И мнѣ объ этомъ тогда ни слова не сказали?...
   -- Я не смѣлъ воображать себѣ, отвѣчалъ блестящій полковникъ, пуская въ ходъ свою многозначительную улыбку,-- что васъ можетъ такъ интересовать малѣйшій изъ моихъ faits et gestes...
   -- Ахъ, пожалуста, вскрикнула Женни,-- pas do ces airs de fat avec moi! Я нисколько въ васъ не влюблена!
   -- Я такою несбыточною надеждой и не льстилъ себя никогда!
   -- Ни я, отпустила она, взбѣшенная его хладнокровною улыбкой,-- ни я... ни еще кто-то!...
   -- Кто же это еще могло бы быть? И онъ уже строго остановилъ на ней глаза.
   -- Не оно, а она! Та для которой вы сюда пріѣхали! выложила ему на чистоту, смѣло выдерживая его взглядъ, крупная княжна.
   "Ah, ah, cela devient sérieux!" подумалъ флигель-адъютантъ, поводя кругомъ себя въ тоже время не измѣнившимся взглядомъ, между тѣмъ какъ Женни, отвернувшись отъ него, посылала, теперь уже слегка краснѣя, поклонъ головой и глазами Чижевскому, давно не отрывавшему отъ нея взгляда съ противоположнаго конца стола....
   -- Какъ хороша ваша картина, дядя, какъ я вамъ благодарна за нее! говорила, усѣвшись подлѣ князя Ларіона Лина. Она давно у васъ? спросила она,-- и въ груди у нея болѣзненно заныло вдругъ: она только теперь, въ этомъ близкомъ разстояніи отъ него, при утреннемъ свѣтѣ, замѣтила какъ страшно перемѣнился онъ въ эти немного дней... Кожа отвисла на впавшихъ щекахъ, угрюмо выступали посѣдѣвшія брови надъ будто убѣгавшими куда-то глазами, губы словно измѣнили своему прежнему тонкому рисунку, и старчески опускались на углахъ....
   -- Мнѣ уступилъ ее Смирновъ зимой, отвѣтилъ онъ;-- я до Мессонье небольшой охотникъ самъ... Но сюжетъ, выраженіе... Я себѣ тогда же сказалъ что она тебѣ должна понравиться....
   -- Вы добрый, дядя! сказала тихо Лина, опуская глаза въ свою тарелку; ей было больно глядѣть на него...
   -- Ты мнѣ простила? спросилъ онъ ее черезъ мигъ еще тише и дрожащимъ голосомъ.
   -- За что?
   -- За вчерашнее?...
   -- Ахъ, дядя! могла только проговорить она.
   -- Будь снисходительна!... Тебѣ не понять... И слава Богу! точно спохватился онъ... Но сразу, вдругъ, это... это тяжело...
   Онъ старался улыбнуться, но рука его, державшая щипцы для сахару, никакъ не попадала въ сахарницу, словно не видѣлъ онъ ее, или пальцы его переставали уже повиноваться его хотѣнію.
   Княжна взяла у него щипцы и наложила сахару въ его большую чашку.
   -- Спасибо!... Mon bâton de vieillesse! И онъ засмѣялся, будто просыпаясь...-- Я, кажется, вздоръ тебѣ какой-то несъ сейчасъ?... Дай срокъ,-- выростемъ, поправимся какъ-нибудь! договорилъ онъ уже совсѣмъ овладѣвъ собою.
   Графъ въ эту минуту показался въ дверяхъ столовой.
   -- Cher comte! возгласила хозяйка, вставая съ мѣста,-- мы только что сѣли.
   Всѣ поднялись за нею...
   -- Садитесь, садитесь! выпятивъ впередъ губы и отмахиваясь ладонями любезно приглашалъ всѣхъ московскій правитель не прерывать для него завтрака.-- Никогда не завтракаю! Зашелъ только поздравить новорожденную!... Милое дитя!...
   И онъ своею быстрою, переваливавшеюся походкой пошелъ на встрѣчу спѣшившей къ нему Линѣ.
   -- Видите, какъ сказалъ, пріѣхалъ поздравить васъ! добродушно смѣялся онъ, пожимая и похлопывая своими пухлыми руками ея нѣжныя руки,-- нарочно днемъ ранѣе изъ Нарцесова выѣхалъ!
   -- Я не знаю какъ васъ за это и благодарить, графъ!
   Онъ откинулъ ладони назадъ:
   -- Нѣтъ! Я очень радъ! Милое дитя!... А, шалунья! возгласилъ онъ, замѣтивъ быстроглазую Ольгу Акулину въ многочисленной группѣ "пулярокъ",-- Ольгу которая до сей минуты, не отрывая взора, слѣдила издали за каждымъ движеніемъ изящнаго флигель-адъютанта.
   Она вскинулась съ мѣста и побѣжала на голосъ старика. Она и въ немъ, повидимому, вызывала "искорки": его китайское лицо размякло пуще прежняго; ладони принялись уже съ особеннымъ чувствомъ трепать и гладить ея всегда горячія руки...
   -- Очень радъ! Сегодня играть будете?
   -- Завтра, ваше сіятельство! отвѣчала она, поджимаясь и выпуская ему изъ-подъ рѣсницъ убійственнѣйшій глазенапъ, какъ выражалась Женни Карнаухова,-- къ несчастію, только завтра!...
   -- Завтра? Не знаю!... Надо въ Москву!... Актеры все! засмѣялся онъ опять, обводя кругомъ стола своими узенькими глазами изъ-подъ словно напухшихъ вѣкъ...-- Ашанинъ! крикнулъ онъ, узнавая его,-- пустомеля! Все шалберничаешь?
   -- Вашими молитвами, ваше сіятельство! комически отпустилъ ему въ отвѣтъ красавецъ, пользовавшійся почему-то особеннымъ расположеніемъ старика.
   -- Добрый малый! расхохотался тотъ, подмигнувъ невѣдомо къ чему при этомъ Ольгѣ Акулиной.
   -- Любезный графъ, обратился къ нему князь Ларіонъ громкимъ голосомъ, со свойственною ему въ иныхъ случаяхъ нѣкоторою торжественностью,-- позвольте воспользоваться вашимъ присутствіемъ въ Сицкомъ чтобы представить вамъ одного изъ даровитѣйшихъ вашихъ московскихъ молодыхъ людей, о которомъ я впрочемъ уже имѣлъ случай говорить вамъ... Сергѣй Михайлычъ! обратился онъ къ изумившемуся Гундурову...
   Онъ назвалъ его по фамиліи графу.
   Молодой человѣкъ подошелъ съ нѣсколько нахмуреннымъ лицомъ. Ему крайне не нравилась эта неожиданная "выставка его на удивленіе публики"...
   -- Очень радъ! запѣлъ голосъ,-- Ларіонъ мнѣ говорилъ. Профессоромъ хочете быть. Это хорошо! Отца зналъ! Майоръ, въ Клястицкомъ гусарскомъ полку служилъ. Веселая голова!
   -- Отецъ мой никогда въ военной службѣ не былъ, сказалъ Сергѣй.
   -- Не былъ? повторилъ графъ и тѣмъ же акаѳистомъ, какъ бы нисколько не принявъ это обстоятельство во вниманіе, продолжалъ о майорѣ-веселой головѣ:-- подъ Фершампенуазомъ, вкатилъ себѣ лишняго,-- и при этомъ графъ щелкнулъ себя пальцемъ по воротнику,-- полѣзъ самъ-третей на Французовъ. Такъ его тутъ и положили... Хорошій малый былъ!... Очень радъ! сказалъ онъ еще разъ, и подалъ Гундурову руку,-- когда что нужно, приходи ко мнѣ! Что могу -- сдѣлаю! Моя графиня будетъ очень рада. Актеръ!...
   -- Сергѣй Михайлычъ, я вполнѣ убѣжденъ, заговорилъ опять громко и какъ-то особенно отчетливо князь Ларіонъ, съ видимымъ намѣреніемъ чтобъ его слышали,-- принесетъ современемъ честь и заведенію гдѣ онъ получилъ образованіе, и городу въ которомъ онъ родился. А потому, любезный графъ, нашъ стариковскій долгъ прокладывать такимъ молодымъ людямъ дорогу, насколько это въ нашихъ средствахъ.
   -- Всегда готовъ, пропѣлъ старецъ.-- Ну, а теперь прощайте, словно осѣняя присутствующихъ своими поповскими ладонями, повелъ онъ ими кругомъ,-- гулять иду... Знакомыя мѣста! Съ графомъ Барклаемъ (онъ тогда еще княземъ не былъ) въ Одинадцатомъ году были здѣсь у твоего старика, продолжалъ онъ пѣть знакомую пѣсню князю Ларіону, провожавшему его до дверей...
   Князь вернулся на свое мѣсто, подлѣ племянницы.
   -- Ну что, "поправились?" спросилъ онъ ее съ почти веселою усмѣшкой.
   -- Онъ этого стоитъ, дядя, проговорила чуть слышно Лина.
   Онъ не отвѣчалъ, онъ съ большимъ усиліемъ подавилъ вздохъ вырывавшійся у него изъ груди...
   А слова его между тѣмъ обратили на Гундурова общее вниманіе.
   -- Скажите, княжна, зашепталъ сосѣдкѣ своей графъ Анисьевъ,-- кто этотъ фениксъ отъ котораго, повидимому, Россія должна ждать себѣ спасенія?
   -- А вамъ ужь и досадно что не отъ васъ однихъ? отрѣзала ему Женни оборачиваясь.
   Онъ помолчалъ.
   -- Не объясните ли вы мнѣ, спросилъ онъ затѣмъ,-- за что на меня ваши гнѣвы?
   -- Я вамъ сказала: я самонадѣянности не сношу.
   Флигель-адъютантъ тонко улыбнулся.
   -- А господинъ Чижевскій не самонадѣянъ? Онъ едва замѣтно мигнулъ въ сторону молодаго человѣка, продолжавшаго переглядываться съ княжною; онъ нѣсколько знакомъ былъ съ нимъ по Москвѣ.
   Женни вспыхнула. Онъ не далъ ей время отвѣтить:
   -- Или это, можетъ-быть, проронилъ онъ лукаво-невиннымъ тономъ,-- съ одобренія княгини, матушки вашей?
   -- Я васъ терпѣть не могу! чуть не взвизгнула пылкая княжна.
   -- Вотъ ужь до чего! протянулъ онъ тѣмъ же тономъ.
   -- Да, да, я не шучу... и...
   -- Что "и"?... Онъ глянулъ на нее изподлобья.
   -- Я вамъ это докажу, храбрилась Женни.
   Анисьевъ улыбнулся опять:
   -- Благодарю. Я это запишу себѣ въ книжку.
   -- Что вы запишете?
   -- Я вотъ, изволите видѣть, княжна, очень аккуратенъ: кто что мнѣ, и я что кому долженъ веду счетъ до малѣйшей подробности... и никогда не забываю, добавилъ онъ уже безъ смѣха.
   Женни покосилась на него:
   -- Вы мстить мнѣ собираетесь?
   -- Fi donc! И онъ красивымъ движеніемъ провелъ рукой по усамъ;-- кто же "мститъ?" Раз-чи-ти-ваются, объяснилъ придворный воинъ.
   Образъ грозной мамаши мелькнулъ въ головѣ расходившейся дѣвицы. Анисьевъ, она знала, могъ быть опаснымъ врагомъ для каждаго. "У нихъ въ домѣ съ нимъ возились какъ съ дорогимъ сокровищемъ какимъ-то... И у папа съ нимъ какіе-то счеты... Maman никогда бы не простила, еслибы"...
   Княжна вдругъ ужасно перепугалась...
   -- Зачѣмъ вы со мною не откровенны? уже дружески ему улыбаясь сказала она:
   -- А вамъ откровенность требуется и съ моей стороны?
   Она поняла:
   -- Съ той -- никакой нѣтъ, живо проговорила она.
   -- Будто?
   -- Она такая! подтвердила Женни кивая.
   -- Почему же вы... знаете что...? не досказалъ онъ.
   -- Догадываюсь...
   -- И... и кто же? не сейчасъ спросилъ онъ опять.
   -- Не знаю рѣшительно.
   -- Не фениксъ ли ужь этотъ по ученой части? мелькнуло въ головѣ флигель-адъютанта;-- чего добраго! У нихъ въ Москвѣ и этотъ людъ туда же, на равной ногѣ со всѣми. И брови его на мигъ презрительно сжались.-- И никто не знаетъ? вымолвилъ онъ какъ бы вскользь, но все тѣмъ-же шепотомъ.
   -- Вотъ эта, кажется, знаетъ, отвѣчала также княжна,-- противъ насъ, наискось... въ волосахъ пунцовая роза, выдала она Ольгу Елпидифоровну. Смѣтливая барышня поймала на лету обращенный на нее взглядъ и многозначительно улыбнулась: она давно угадывала о чемъ у нихъ идетъ рѣчь...
   -- А, эта хорошенькая?
   -- Quel homme vous faites! вскликнула Женни,-- съ вашими теперешними намѣреніями, а "хорошенькія" все также у васъ на умѣ...
   -- Эхъ, княжна, языкъ мой -- врагъ мой, наставительно замѣтилъ ей на это осторожный полковникъ, озираясь...
   -- Ничего, никто не слышитъ... Я предваряю васъ, сочла нужнымъ сообщить ему Женни,-- она пребольшая кокетка. Отецъ ея исправникъ въ нашемъ уѣздѣ...
   -- Il me semble что вы будто ссоритесь avec le comte, Jenny? крикнула ей со своего мѣста хозяйка дома съ искусственнымъ смѣхомъ: ее безпокоила эта продолжительная и, какъ ей казалось, слишкомъ "интимная" бесѣда Женни съ блестящимъ Петербуржцемъ. Она сѣтовала на то что онъ, "par politesse exagérée," уступилъ мѣсто подлѣ нея, хозяйки, одному старику изъ "menu fretin," а самъ усѣлся подалѣе и. теперь болтаетъ съ этою княжной "qui n'а pas le sou de dot", нисколько не стараясь быть "assidu près de Lina, ma fille..."
   -- Мы толкуемъ съ нимъ о разведеніи цыплятъ, бойко отвѣтила ей на это княжна Карнаухова,-- это мое спеціальное занятіе у насъ, въ Высокомъ.
   -- Toujours le mot pour rire, снисходительно ухмыльнулась княгиня Аглая, и поднялась изъ-за стола.
  

XLIII.

   Анисьевъ чувствовалъ что "невозможная маменька" такъ и ждетъ случая "аккапарировать его какъ вчера," а этого онъ боялся теперь пуще всего. Кромѣ раздирающей душу скуки, "отъ которой," какъ выражался онъ мысленно, "можно изъ окна выскочить, а если останешься живъ, первому на улицѣ встрѣчному закатить въ рожу со злости," -- онъ ясно понималъ теперь что ея назойливое покровительство портило его дѣла хуже всякаго чаемаго имъ соперничества
   А что соперникъ ему былъ -- въ томъ онъ уже не сомнѣвался. Вопросъ состоялъ теперь только "насколько серіозенъ этотъ еще невѣдомый ему ривалъ." Насколько могло быть серіозно чувство самой княжны -- его пока мало заботило: "съ этимъ справиться всегда успѣешь," говорила ему его ранняя житейская опытность...
   -- А пока уйти скорѣе и подалѣе отъ этой дуры, рѣшилъ онъ.
   И, едва успѣла она встать, онъ, какъ за ширмы, скользнулъ за широкую спину старика сосѣда, и исчезъ изъ вида Аглаи прежде чѣмъ успѣла она объ этомъ догадаться.
   -- Гдѣ здѣсь курятъ? спросилъ онъ съ учтивою улыбкой незнакомаго ему молодаго человѣка, вышедшаго за нимъ изъ столовой.
   Это былъ Свищовъ.
   -- Гдѣ прикажете, поспѣшилъ отвѣтить онъ, съ польщеннымъ чувствомъ:-- тутъ, въ домѣ внизу хозяйка намъ fumoir устроила, но мы больше въ саду куримъ, "подъ сводомъ неба голубымъ..."
   -- Что же, и прекрасно въ саду, погода чудесная!
   Анисьевъ направился къ лѣстницѣ.
   -- Прикажете папироску?
   -- Благодарю васъ, у меня свои, сказалъ флигель-адъютантъ не оборачиваясь.
   Свищовъ тѣмъ не менѣе побѣжалъ за нимъ...
   -- Ну, ma chère, шептала между тѣмъ на ухо Лины, подбѣжавъ къ ней, княжна Карнаухова,-- онъ кажется догадывается.
   Брови Лины сдвинулись:
   -- Кто? О чемъ?
   -- Жоржъ Анисьевъ о о твоемъ,-- ну, ты знаешь о комъ... Ты вѣдь не назвала мнѣ его?...
   -- Женни, сказала княжна,-- разъ навсегда я прошу тебя мнѣ ни о чемъ подобномъ не говорить никогда!...
   -- Ахъ, ma chère, если это тебѣ непріятно, вскликнула обиженнымъ голосомъ та,-- сдѣлай милость! Для меня же лучше, одною заботой меньше!
   И быстро обернувшись, она тутъ же вскрикнула и расхохоталась, чуть не стукнувшусь лбомъ съ Чижевскимъ, который давно, не менѣе чѣмъ она сама, сгаралъ желаніемъ "flirter un pen" съ нею, и подкрадывался къ ней для этой цѣли...
   Въ дверяхъ столовой Лина, въ свою очередь, очутилась подлѣ Гундурова. У обоихъ у нихъ забилось при этомъ радостно сердце, какъ бы при встрѣчѣ послѣ долгой разлуки. Оба они, будто по командѣ, одновременно опустили глаза...
   -- Я Софью Ивановну за завтракомъ не видала; вы не знаете что съ нею? торопливо проговорила она.
   -- Поздно встала и жалуется что голова тяжела, сказалъ онъ.
   -- Я пойду ее навѣстить.
   -- Вы пойдете?... Надежда Ѳедоровна сидитъ у нея...
   -- Такъ что же?
   Онъ не отвѣчалъ, Онъ не могъ себѣ дать отчета для чего онъ это сказалъ. Ему только смутно казалось что въ эту минуту, когда будетъ у тетки Лина, лучше если бы не было тамъ Надежды Ѳедоровны.....
   Лина мелькомъ скользнула взоромъ по его лицу, и прошла мимо.
   Онъ пошелъ за остальными на балконъ, въ садъ... Дальковскій гудѣлъ уже тамъ, отфыркиваясь и отплевываясь отъ только что сдѣланнаго Ашанинымъ предложенія "идти сейчасъ на сцену и прорепетовать кое-какія слабыя сцены." Старый театральный мудрецъ и суевѣръ, онъ прежде всего почиталъ что репетиція въ день спектакля "приноситъ несчастіе," а затѣмъ утверждалъ уже весьма основательно что, хорошо или дурно пойдетъ эта репетиція, она уже тѣмъ вредна спектаклю что утомитъ заранѣе актеровъ Ашанинъ зналъ это также хорошо какъ Вальковскій, но проповѣдывалъ теперь совсѣмъ иное. Онъ говорилъ что вчерашняя репетиція Гамлета была нестерпимо вяла, что нужна непремѣнно еще одна, хотя бы не полная проба въ костюмахъ чтобы не чувствовать себя въ нихъ "не собою" вечеромъ, на спектаклѣ, и т. п. Дѣло въ томъ что ему нужна была лично эта репетиція потому что на нее придетъ Ольга Акулина, потому что онъ найдетъ тамъ минуту для объясненія съ этимъ "своенравнымъ созданіемъ," -- Ольга Акулина, съ которою произошло что-то необъяснимое, которая, видимо, съ неотразимымъ упорствомъ отводила отъ него глаза въ продолженіе цѣлаго завтрака,-- Ольга Акулина, которая сейчасъ вотъ вскинулась и стремглавъ убѣжала отъ него прочь когда онъ подошелъ къ ней, почти дрожа отъ волненія, онъ, Владиміръ Ашанинъ!... Какъ, думалъ онъ, едва коснувшись этой сладостной чаши, оторваться отъ нея навсегда! Не допить до дна того блаженства когда на губахъ у него де сихъ поръ еще горитъ опьянѣющій жаръ ея поцѣлуевъ?... И что это, что движетъ ее теперь: стыдъ, испугъ, досада... или, просто, одно изъ тѣхъ мгновенныхъ, капризныхъ, безсмысленныхъ противорѣчій на которыя такъ падки женскія сердца, и съ которыми такъ легко и побѣдно справлялся до сихъ поръ московскій донъ-Жуанъ? Ашанинъ не узнавалъ самого себя, онъ былъ весь полонъ какой-то, давно ему ужъ невѣдомой, сердечной тревоги... "Да не влюбленъ ли я ужь и въ самомъ дѣлѣ?" спрашивалъ онъ себя, вызывая на уста обычную ему насмѣшливую улыбку, но не находя въ то же время прежней насмѣшки въ глубинѣ своего существа
   Онъ горячо доказывалъ необходимость репетиціи и имѣлъ за себя большинство актеровъ: театральная зала въ Сицкомъ въ эти три недѣли успѣла сдѣлаться для нашей молодежи какимъ-то отечествомъ, которому служили они вѣрой и правдой, провести все утро безъ этой службы представлялось уже имъ какъ будто страннымъ....
   "Фанатикъ" отбивался и руками и ногами, и ругалъ пріятеля "Володькой-безобразникомъ" и "бревномъ несмыслящимъ", къ великой потѣхѣ окружающихъ.
   -- По моему, вмѣшался въ споръ Духонинъ,-- Гамлета и точно надо оставить въ покоѣ до спектакля. Но вотъ на счетъ Синичкина (онъ игралъ въ немъ князя Вѣтринскаго) я ужь не знаю.... Неужели мы его еще разъ до завтра не прорепетуемъ?
   -- Это значитъ, желчно отпустилъ на это "фанатикъ," -- изморись какъ собака утромъ на Львѣ Гурычѣ, а вечеромъ выходи вамъ бравымъ молодцомъ въ Розенкранцѣ?
   -- Такъ для тебя же выгоднѣе! Спустишь жиру съ костей, красивѣе станешь! поспѣшилъ замѣтить ему Ашанинъ, тотчасъ же сообразившій что Ольга, игравшая главную женскую роль въ Синичкинѣ, обязана будетъ непремѣнно придти на репетицію.
   -- А и то, подумалъ "фанатикъ, " мегриръ фунтика еще на два не мѣшаетъ!...-- Пожалуй, сказалъ онъ, какъ бы снисходя къ общему желанію,-- Льва Гурыча репетичку сварганить можно черезъ часокъ времени.
   Гундуровъ не слушалъ эти пренія. Закинувъ руки за спину, опустивъ голову, онъ кружилъ медленно и безшумно, какъ кружатъ звѣри въ клѣткѣ, все по одному направленію, кругомъ высокобившаго по случаю праздника фонтана въ саду, близь котораго держали совѣщаніе его товарищи по театру. Въ немъ зрѣло какое-то намѣреніе, какое-то, видимо, не легкое для него рѣшеніе. Движеніе не вызывало крови къ его лицу; она, напротивъ, вся будто приливала теперь къ его сердцу, и молодой человѣкъ безсознательно уже нѣсколько разъ подносилъ къ нему руку какъ бы желая остановить его нестерпимое біеніе....
   Онъ вдругъ остановился, поднялъ голову, сверкнулъ загорѣвшимися глазами и быстрымъ шагомъ направился по аллеѣ къ дому.
   -- Куда ты, Сережа? крикнулъ ему вслѣдъ Ашанинъ.
   -- Надо! коротко отвѣтилъ онъ, взбѣгая на мраморныя ступени балкона...
   Все это видѣлъ и слышалъ курившій тутъ же въ аллеѣ на скамьѣ "Жоржъ" Анисьевъ, между тѣмъ какъ Свищовъ, стоя предъ нимъ и пуская дымъ своей сигары вверхъ, какъ бы не смѣя примѣшивать ея плебейскаго запаха къ аристократическому благовонію флигель-адъютантской папироски, передавалъ ему съ грубымъ хохотаньемъ и подергиваньемъ плечъ о прелестяхъ нѣкоей "Марьи Ивановны", танцовщицы, сводившей съ ума всѣхъ тогдашнихъ московскихъ балетомановъ...
  
   -- Ахъ, за тебя, Марія,
  
   читалъ онъ нараспѣвъ посвященные этой очаровательницѣ однимъ изъ ея поклонниковъ стихи:
  
   Ахъ, за тебя, Марія,
   Пойду въ пономари я,
   И гряну съ колокольни
   Во всѣ страны околь...
  
   -- Это господинъ Гундуровъ, если не ошибаюсь? безцеремонно прервалъ его на полусловѣ петербургскій воинъ.
   Свищовъ небрежно закинулъ голову за плечо:
   -- Онъ самый!...
   -- Готовитъ себя въ профессоры, кажется?...
   -- Да... изъ педантовъ!... Les femmes savantes Мольера помните? припуталъ невѣдомо къ чему Свищовъ.
   Анисьевъ помолчалъ, закурилъ новую папироску:
   -- Гундуровы, вѣдь это, кажется, старая дворянская фамилія? какъ бы проронилъ онъ за тѣмъ.
   -- Отъ Михаила будто Черниговскаго родъ ведутъ... А я, по рожѣ его судя, такъ полагаю что развѣ отъ Чухны какого-нибудь! хихикнулъ нахалъ.
   Брюзгливая усмѣшка скользнула ему въ отвѣтъ по лицу флигель-адъютанта:
   -- И состояніе есть?
   -- Прекрасное; въ нашемъ уѣздѣ душъ пятьсотъ незаложенныхъ... Въ рубашкѣ родился, болванъ! ругнулъ по этому случаю Гундурова Свищовъ, вспоминая что назначавшіяся на уплату процентовъ за его собственное имѣніе въ опекунскій совѣтъ деньги проиграны имъ были недавно Волжинскому, и сердито швырнулъ въ цвѣты свою еще недокуренную сигару.
   -- Въ здѣшнемъ домѣ его, повидимому, очень цѣнятъ? тонко ухмыляясь и взглянувъ на него вскользь, пропустилъ полковникъ.
   -- To-есть, это вы полагаете по тому что сказалъ о немъ графу князь Ларіонъ Васильичъ? Такъ мало ли что онъ говоритъ! На то "онъ дипломатъ и языкомъ владѣетъ чтобъ мысль свою таить", пропѣлъ Свищовъ изъ какого-то водевиля; -- а сунься-ко вотъ тотъ къ нему съ чѣмъ-нибудь серіознымъ...
   -- Съ чѣмъ же, напримѣръ? небрежнымъ тономъ спросилъ его собесѣдникъ.
   Свищовъ осторожно оглянулся...
   -- Да хоть бы насчетъ сегодняшней новорожденной, сказалъ онъ, подмигивая.
   -- А! А развѣ...?
   -- Какъ же! Чортъ ему не братъ! Млѣетъ! Млѣемъ-то, по правдѣ сказать, всѣ мы соборнѣ, прервалъ себя Свищовъ,-- поводъ пріѣзда Анисьева въ Сицкое былъ ему вѣдомъ какъ и всему дому, и онъ считалъ нужнымъ отозваться какъ можно лестнѣе о княжнѣ предъ такимъ "претендателемъ",-- потому она дѣйствительно дѣвушка...
   -- Безподобная, сколько я понимаю! поощрительно подсказалъ придворный воинъ.
   -- Да-съ! Первый сортъ женъ персонъ, и въ нѣкоторомъ родѣ Жуковскаго Ундина! разразился своимъ грубымъ смѣхомъ тотъ...-- И мы всѣ, говорю, соборнѣ, предъ нею головами во прахъ, млѣемъ, знаете на благородномъ, такъ-сказать, разстояніи... Ну, а онъ, губа-то, не дура, въ серіозъ лѣзетъ!...
   -- Вотъ какъ! добродушно уже смѣялся Петербуржецъ.-- И ему благосклонно внимаютъ? разсѣянно проговорилъ онъ, сощелкивая пальцемъ съ рукава упавшую на него табачную золу.
   Свищовъ пріостановился отвѣтомъ; онъ соображалъ что могло быть для него выгоднѣе,-- успокоить, или настращать этого блистательнаго "петербургскаго преторіанца", съ которымъ ему страхъ какъ хотѣлось свести ближайшую дружбу...
   -- Это впрочемъ насъ не касается, нежданно для него заключилъ этотъ "преторіанецъ", быстро подымаясь со скамьи; -- дамскія тайны надо уважать, досказалъ онъ съ легкимъ смѣхомъ.
   Онъ слегка потянулся, зѣвнулъ; его бѣлые зубы какъ-то весело при этомъ блеснули на солнцѣ изъ-подъ приподнятыхъ усовъ:
   -- Надо еще у себя кое-чѣмъ заняться!...
   И небрежно приподнявъ фуражку онъ съ мѣста легкою и мѣрною походкой зашагалъ по аллеѣ, скрипя по песку лакированными сапогами.
   Свищовъ только ротъ разинулъ.
  

XLIV.

   Подъ нетерпѣливою, горячею рукой Гундурова дверь къ его теткѣ широко растворилась.
   Надежды Ѳедоровны въ комнатѣ не было. На диванѣ предъ большимъ круглымъ столомъ сидѣла Софья Ивановна въ чепцѣ, съ невеселымъ лицомъ. Противъ нея, спиною къ двери, опираясь рукой о край стола, стояла Лина, собиравшаяся повидимому уходить.
   Она обернулась на шумъ, увидѣла входящаго,-- и поблѣднѣла какъ листъ почтовой бумаги.
   Онѣ еще не выговорилъ слова, а она знала зачѣмъ онъ вошелъ, чего онъ хочетъ, что значило это еще невиданное ею на лицѣ его выраженіе.
   И Софья Ивановна поняла тоже.
   -- Что тебѣ нужно, Сережа? спросила она вся выпрямляясь и хмуря брови, въ надеждѣ скрыть свое смущеніе.
   Онъ какъ бы не слышалъ.
   -- Елена Михайловна, проговорилъ онъ едва дыша (онъ бѣгомъ, не останавливаясь, вбѣжалъ въ третій этажъ), между тѣмъ какъ она безсознательно ухватилась за рѣзную ручку стоявшаго подлѣ нея старомоднаго готическаго кресла, опускалась въ него трепетная и безмолвная,-- Елена Михайловна, повторилъ онъ,-- то что я рѣшаюсь вамъ сказать... спросить васъ... Я нарочно при тетушкѣ... Она знаетъ... Въ этомъ недоумѣніи можно... можно съ ума сойти!
   Онъ остановился передохнуть. Софья Ивановна подвинулась къ столу, судорожно прижимаясь грудью къ его краю и глядя на племянника широко раскрытыми глазами въ глаза.
   -- Тетушку все знаетъ, повторилъ онъ,-- а я не могу... Эта пытка выше силъ моихъ. Я...
   -- Чего же ты хочешь, Сережа? лихорадочно волнуясь не дала ему досказать Софья Ивановна.
   Лина повернула къ ней голову какъ бы приглашая ее не прерывать его. Эта минута -- она была неизбѣжна. Рано или поздно, она знала, ей надо было пережить ея муку.
   -- До вчерашняго дня, началъ снова Сергѣй, дѣлая непомѣрныя усилія чтобы совладать со своимъ то и дѣло обрывавшимся отъ волненія голосомъ,-- между нами не было сказано ни одного слова, Елена Михайловна. Но вы, вы не могли не знать... Съ первой встрѣчи, съ перваго, кажется, услышаннаго мною звука вашего голоса я... я былъ унесенъ... Я понялъ что вы, и уже никто никогда болѣе въ жизни... Я не говорилъ... не смѣлъ, я не знаю что сильнѣе говоритъ во мнѣ, обожаніе или благоговѣніе мое къ вамъ! вырвалось у него съ неудержимою силой.
   -- Къ чему это, Сережа! съ мучительною тоской въ голосѣ попыталась прервать его опять Софья Ивановна, между тѣмъ какъ Лина, недвижная въ креслѣ своемъ, неотступно и жадно глядѣла на него.
   -- Оставьте... чуть слышно промолвила она.
   -- Но то что вы сказали мнѣ вчера, княжна, когда пріѣхалъ... этотъ... петербургскій... даетъ мнѣ право... Я понялъ, ваши родные выбрали, вызвали сюда этого человѣка... Но вы? ради Бога, говорите, вы сами?...
   -- Я не пойду за него, твердо произнесла Лина, не отводя отъ Гундурова своихъ глубокихъ, васильковыхъ глазъ.
   -- Не пойдете! вскрикнула Софья Ивановна, и тутъ же испуганно воззрилась на племянника.
   Онъ зашатался какъ бы ошеломленный блескомъ молніи, мгновеннымъ блескомъ провидѣннаго сквозь тьму безконечнаго, лучезарнаго счастія.
   Софья Ивановна вскочила съ мѣста. Лина откинулась въ спинку своего высокаго кресла и закрыла лице обѣими руками.
   Онъ совладалъ съ собою и безшумно опустился на стулъ противъ нея, высоко дыша и съ судорожнымъ помаргиваніемъ вѣкъ, отъ котораго все предъ нимъ двоилось и какъ бы застилалось туманомъ; но голосъ его зазвучалъ ровнѣе, мысли цѣплялись послѣдовательнѣе одна за другую.
   -- Мы знакомы три недѣли, княжна, а для меня будто прошли года съ тѣхъ поръ, будто ни одного дня въ жизни не было у меня безъ васъ.... Въ нашихъ разговорахъ съ вами, или случалось мнѣ при васъ разсуждать съ другими, я чувствовалъ у васъ неизмѣнный откликъ на мои слова, на мои вѣрованія... Все въ васъ говорило мнѣ о сочувствіи, о довѣріи... А довѣріе, а любовь, Елена Михайловна, не это ли называется счастіемъ на этой землѣ?
   -- Да перестанешь ли ты! сама едва сдерживая слезы, топнула на него тетка,-- погляди-на нее!
   Блѣдныя руки Лины недвижимо теперь лежали на ея колѣняхъ; она глядѣла на Гундурова съ выраженіемъ безмѣрной печали.
   "Счастіе..." Онъ смѣлъ говорить о счастіи!... Вся тщета его увлеченія говорила ему теперь въ этихъ помертвѣлыхъ рукахъ, въ этой безотрадности взгляда. Разговоръ его съ княземъ Ларіономъ припомнился ему разомъ отъ слова до слова.
   Онъ кинулся къ ней.
   -- Елена Михайловна, ради Бога, неужели надежды нѣтъ?
   -- Попробуйте! проговорила она, все глядя, и какъ бы не имѣя уже силы не глядѣть на него.
   -- Ваша матушка?...
   Она тоскливо опустила голову внизъ.
   -- Послушайте милые мои, вмѣшалась Софья Ивановна,-- дѣло у васъ зашло такъ далеко... Господи, могла ли я этого ожидать... такъ внезапно! Зашло такъ далеко.... Пора объ этомъ поговорить толкомъ... Ахъ, ты моя дорогая, бѣдная,-- не совладавъ съ собою, кинулась вдругъ Софья Ивановна на шею Лины и залилась слезами.
   -- Ну, довольно, довольно! Она также быстро откинулась отъ княжны, опустилась на свой диванъ, торопливо нюхнула изъ своей золотой табакерки, и съ полными еще слезъ глазами заговорила опять:-- такія сцены никуда не годны; и очень нужно было тебѣ! погрозила она пальцемъ Сергѣю.-- А я вотъ что, моя дорогая, сдѣлаю, обратилась она опять къ княжнѣ,-- я завтра же поговорю съ вашею матушкой. У нея могутъ быть, конечно, свои виды... Но скажемъ и такъ: Гундуровы вѣдь не съ улицы, не первые встрѣчные. Сережа родомъ Шастуновымъ не уступитъ. А богатства вашего, милая, ему не нужно, да и вамъ также, сколько я могла замѣтить. Вамъ на бѣдныхъ развѣ деньги нужны,-- такъ? Такъ у насъ съ нимъ всегда на это найдется..... А я всегда даже боялась большаго богатства для Сережи: совѣстно какъ-то, да и человѣкъ будто при немъ глупый становится, уже смѣялась Софья Ивановна.-- Такъ я все это такъ завтра вашей maman и скажу!... Ну, а если она слишкомъ заартачится, я за князя Ларіона примусь; что бы онъ тамъ ни думалъ, а все же онъ пойметъ скорѣе, я такъ полагаю... Вы какъ думаете, милая?
   -- Дядя? сказала Лина, и слабый румянецъ зардѣлся на ея блѣдныхъ щекахъ,-- онъ... да... онъ даже сегодня...
   -- Онъ васъ такъ любитъ!
   -- Да.... любитъ, повторила она съ какою-то странною въ эту минуту задумчивостью.
   -- И если онъ будетъ знать... что это ваше желаніе?
   -- Онъ знаетъ.
   -- И что же?
   -- Онъ... Я надѣюсь... да, молвила княжна,-- онъ будетъ говорить maman.
   -- И прекрасно! начала было Софья Ивановна.
   Гундуровъ перебилъ ее,-- въ душѣ его все сильнѣе теперь росла тревога:
   -- Елена Михайловна, ради Бога, скажите прямо: надѣетесь ли вы на заступничество князя Ларіона Васильевича?
   Она приподняла голову:
   -- Да, онъ заступится!...
   -- И вы надѣетесь -- съ успѣхомъ?
   -- Нѣтъ! сказала она.
   -- Нѣтъ?... У него сердце упало...-- А... а тогда же что? пробормоталъ онъ, заикаясь...
   "Вотъ оно когда пришло!" мучительно сказалось въ душѣ Лины.
   -- Я противъ воли maman не пойду! услышалъ приговоръ свой Гундуровъ...
   Въ глазахъ у него помутилось...
   -- Княжна! воскликнулъ онъ съ неудержимою страстью,-- но какъ же жить тогда? Вѣдь плаха, вѣдь дыба, все легче этого!...-- Лина, Лина!...
   Дверь распахнулась. На порогѣ ея показалась запыхавшаяся Ольга Елпидифоровна.
   -- Pardon, madame! извинилась она, присѣдая предъ хозяйкою покоя, и, быстро обѣжавъ взглядомъ присутствующихъ, угадывая въ общихъ чертахъ смыслъ произошедшей здѣсь сцены;-- Lina, chère, васъ ищутъ по всему дому, княгиня сердитой: пріѣхали Карнауховы, и съ ними эта петербургская графиня. Вотъ очаровательная женщина!... Пойдемте скорѣе, пойдемъ!...
   И съ новыми "pardon madame" и присѣданіемъ она ухватила изнемогшую отъ волненія и тоски Лину подъ талію, подняла ее почти силой изъ ея готическаго кресла, и потащила съ собой изъ комнаты.
  

XLV.

   Бывало, бывало,
   Какъ все расцвѣтало,
  
   слышалось изъ гостиной...
   За роялемъ сидѣлъ Толя Карнауховъ, студентъ лѣтъ восемнадцати, и пѣлъ романсъ. "Музыкальность" составляла одну изъ спеціальностей его семейства, вслѣдствіе чего даже эта вѣтвь Карнауховыхъ прозывалась въ Москвѣ "придворными фаготами", въ отличіе отъ другой, захудалой ихъ вѣтви, члены которой носили плебейское прозвище "пучеглазыхъ", "возковъ съ фонарями" тожь... Толя пѣлъ съ необыкновеннымъ выраженіемъ; онъ то закатывалъ до бѣлка глаза свои въ потолокъ, то поводилъ ими кругомъ съ такимъ жалостнымъ видомъ будто просилъ у слушателей милостыни; въ соотвѣтствіе съ этимъ и голосъ его, наусканно-страстный и хриплый не по лѣтамъ, то неистово дребезжалъ на недосягаемыхъ нотахъ, то изнывалъ до такого morendo что можно было думать пѣвецъ и впрямь вотъ-вотъ сейчасъ свалится, бездыханный, со стула...
   Матушка его, извѣстная тогда princesse Dodo, домъ которой въ Москвѣ былъ, какъ называла она его сама, "un petit coin de Petersbourg transporté à Moscou", а какъ звала его дочь ея Женни (представлявшая собою вообще въ семьѣ элементъ протеста и мятежа) "подворье для петербургскихъ аксельбантовъ",-- princesse Dodo, маленькая и сморщенная, подперевъ рукой острый подбородокъ и опустивъ еще красивые глаза въ колѣни, покачивала въ тактъ пѣнію сына исхудалою головой, повязанною кружевною косынкой à la Fanchon.
   "Trop de coeur, ce garèon"! вздохнула она когда онъ кончилъ, оборачиваясь съ грустною улыбкой на давно изсохшихъ губахъ къ сидѣвшей подлѣ нея "петербургской графинѣ"...
   "Весь въ меня; потому и я -- trop de coeur!" словно говорили этотъ вздохъ, эта улыбка.
   Она въ свое время славилась пикантною красотой и остроуміемъ. Петербургская уроженка, по смерти сановнаго отца переселившаяся оттуда а contre-coeur съ матерью въ Москву, она оставила на берегахъ Невы довольно большое число родства и связей, "поддерживаніе" которыхъ составляло главную цѣль ея жизни... За мужа своего, богатенькаго отставнаго весельчака и картежника, вышла она по любви. Она принесла ему въ приданое свои "aboutissants à Pétersbourg" и свои вѣчныя болѣсти, страшно ревновала его и употребляла всякія усилія и разчеты устраивать ему по вечерамъ "выгодную партію", чтобъ удержать его дома при себѣ. Но легковѣрный "Лоло", князь Алексѣй, супругъ ея, находилъ средство измѣнять ей и въ теченіе дня, а по вечерамъ болѣе проигрывалъ чѣмъ выигрывалъ; крупная и бунтующая Женни, несмотря на маменькины "aboutissants", уже четвертой годъ не находила себѣ мужа ни въ Петербургѣ, ни въ Москвѣ, а съ ея собственнымъ mal de dos самъ "прелестный Александръ Иванычъ Оверъ" ничего подѣлать не могъ... Princesse Dodo чувствовала себя глубоко несчастною... Одинъ Толя, старшій изъ ея сыновей, и нравственно, и наружно созданный ею во образъ свой и подобіе, котораго готовила она на службу "по дипломатической части", представлялся ей въ видѣ спасательнаго маяка, загоравшійся пламень котораго обѣщалъ ея вѣчно больному тщеславію заблистать на всю Россію никогда еще невиданными огнями...
   -- Trop de coeur, ce garèon! сказала она еще разъ, не дождавшись на первый отвѣтъ отъ своей сосѣдки.
   -- Gare l'anévrisme, ma chère! умѣряя мягкостью улыбки то что по сущности должно было придтись не по вкусу ея собесѣдницѣ, отвѣтила ей теперь графиня.
   Это была въ самомъ дѣлѣ "очаровательная" женщина.... Въ продолженіи нѣсколькихъ лѣтъ она была идоломъ Петербурга въ полномъ значеніи этого слова. Въ ту эпоху замкнутости и нѣмоты ее всѣ знали, она была на языкѣ у всѣхъ, ее воспѣвали поэты, грезы молодежи полны были ею. Она была царицею, неоспоримою царицей граціи, изящества, моды. Отъ дворцовыхъ вершинъ и до бородача купца, мимо котораго морознымъ яснымъ днемъ мчались ея сани по Невскому Проспекту, все какъ бы чувствовало на себѣ обаяніе ея прелести, ея власти. "Графиня Воротынцева", произносилось съ особенною улыбкой какъ бы всѣмъ близкій, всѣмъ любезный лозунгъ... Разсказы о ней, ея меткія слова доносились до самыхъ глухихъ угловъ города, до далекихъ провинціальныхъ весей и селъ... Ея входа въ ложу ждали бывало въ театрѣ какъ "букета" въ фейерверкѣ, какъ нѣчто безъ чего ни Bressant съ Louise Mayer въ "Le démon de la nuit", ни эта сіяющая Михайловская зала съ ея дипломатами и министрами, съ ея свѣтскими и иными красавицами, не имѣли ни для кого ни смысла, ни цѣны, и слышно проносились сверху до нижнихъ ярусовъ, когда появлялась наконецъ она, шуршанье задвигавшихся рукъ и глухой лязгъ колецъ о бинокли, изо всѣхъ концовъ подымавшіеся на ту ложу... "Графиня Воротынцева"!...
   А между тѣмъ ее даже нельзя было назвать красавицей, эту не высокую, смугловатую женщину, съ ея приподнятыми какъ у сфинкса на углахъ полустрастными, полунедовѣрчивыми темными глазами и неправильными чертами Капризнаго лица... но прошло и пройдетъ еще много лѣтъ пока другой женщинѣ достанутся въ удѣлъ тотъ успѣхъ, тѣ дани восторженнаго поклоненія, то торжество очарованія, какія дано было испытать этой блистательной и быстро минувшей жизни... "Сердца неслись къ ея престолу" недаромъ: она была живое существо среди окружавшихъ ее призраковъ и куколъ, и далеко отстоявшая отъ нея толпа угадывала въ этой уносимой свѣтскимъ вихремъ женщинѣ, и откликалась ей, гордую независимость ея мысли, чувства и дѣлъ...
   Годовой трауръ ея по мужѣ недавно истекъ. Она все время его провела въ своемъ Дарьинѣ, въ ста верстахъ отъ Москвы, и въ первый разъ сегодня появлялась въ обществѣ. Она была одѣта очень просто, по-утреннему: въ лѣтнемъ, небѣленаго холста платьѣ, убранномъ лентами моднаго тогда цвѣта mauve, и съ такими же лентами на маленькомъ кружевномъ чепцѣ, приколотомъ надъ самою косой.
   -- Еще разъ, милый князь, говорила она сидѣвшему по другую ея сторону князю Ларіону,-- какъ я рада васъ видѣть! Когда это вы оставили Петербургъ? Два года тому назадъ?... Два года! повторила она и неуловимое что-то пробѣжало по ея лицу.-- И встрѣчаемся сегодня здѣсь, въ тихой пристани, comme deux ermites, ayant rononcé à Satan, à ses pompes et à ses oeuvres? промолвила она съ невеселымъ смѣхомъ.
   -- Мнѣ давно пора, улыбнулся также невесело и князь, но вы...
   -- Я? Мнѣ тридцать шесть! F, і, fi, c'est fini! Къ тому же тамъ... Я никогда туда не вернусь! поспѣшила она досказать, какъ бы считая лишнимъ распространяться.
   -- Не шутя?
   Она закачала головой:
   -- Никогда!
   И странно зазвучало въ устахъ ея это восклицаніе. Въ немъ сказывалось какъ будто безповоротное и мучительное "прости" этой исчезающей молодости, и горькая насмѣшка ея былымъ очарованіямъ, и не изсякнувшая жажда чего-то новаго, иного, еще неизвѣданнаго ею...
   -- А все же изъ "тихой пристани" куда-нибудь да сбираетесь искать новыхъ бурь? спросилъ ее участливо и шутливо князь Ларіонъ;-- въ какія же страны?
   Она повела плечомъ:
   -- Chi lo sa!.. {Кто это знаетъ.} Во всякомъ случаѣ туда, гдѣ солнце дольше грѣетъ, и гдѣ дышать легче, примолвила она, освѣтивъ его горячимъ свѣтомъ своихъ умныхъ, говорившихъ глазъ.-- Et vous milord Walpole? спросила она въ свою очередь, давая ему кличку подъ которой онъ значился въ иныхъ петербургскихъ салонахъ.
   Появленіе Лины избавило его отъ скучнаго, чтобы не сказать тяжелаго, для него, отвѣта... Бѣдная дѣвушка едва успѣла оправиться. Благодаря Ольгѣ Елпидифоровнѣ, быстро увлекавшей ее за собою по лѣстницамъ и корридорамъ, легкій румянецъ вернулся на ея щеки, исчезли слѣды слезъ...
   -- Madame la comtesse, voici ma fille que je me fais un honneur de vous présenter! съ паѳосомъ возгласила княгиня Аглая, которую князь "Лоло", счастливый супругъ княгини Додо, потѣшалъ до сего какою-то нескончаемою московскою сплетней.
   Все поднялось въ гостинной....
   Графиня Воротынцева живо обернулась на своемъ креслѣ, увидала Лину, и также быстро протянула ей обѣ руки.
   Лина поспѣшила къ ней...
   -- Знаете ли что я васъ уже люблю! говорила ей гостья своимъ обаятельнымъ голосомъ, ласково, почти нѣжно, глядя ей въ лицо и не выпуская ея рукъ.
   -- А васъ, графиня, вы знаете, васъ "не любить невозможно*! отвѣчала благодарно княжна двумя словами изъ извѣстнаго стихотворенія, вдохновленнаго этою прелестною женщиной,-- одного изъ любимыхъ стихотвореній Гундурова.
   Графиня весела замигала, продолжая любоваться ею:
   -- Non vraiment, vous êtes charmante!.. Садитесь подлѣ меня,-- она со свойственною ей живостью откатила свое кресло назадъ и указала ей стулъ подлѣ себя,-- поговоримъ!.. И прощу намъ не мѣшать! замахала она Карнауховымъ, отцу и сыну, направлявшимся къ Линѣ съ цѣлью поздравленія со днемъ рожденія, между; тѣмъ какъ Додо съ мѣста посылала ей ручкой въ тѣхъ же цѣляхъ привѣтственно-сердечные по намѣренію, но кисло-печальные по исполненію поцѣлуи.-- Она знаетъ что вы имѣете ей сказать, и благодаритъ васъ de confiance.....
   Папаша съ сыномъ расшаркались издали, смѣясь и отошли: папаша -- къ кому-то изъ сосѣдей, сынокъ -- къ Ольгѣ Елпидифоровнѣ, усѣвшейся за роялемъ, откуда она могла свободно и незамѣтно изучать, каждое движеніе и каждую складку "неподражаемой петербургской grande dame", какъ выражалась она о ней мысленно.
   -- Розалинда мечты моей, мой вамъ привѣтъ и поклоненіе! произнесъ, обращаясь къ Ольгѣ Елпидифоровнѣ нараспѣвъ маленькій и тощій Толя, топырясь на высокихъ каблукахъ, которыми онъ молодцовато прихлопнулъ одинъ о другой, раскланиваясь предъ барышней.
   -- Ахъ, Боже мой, засмѣялась она,-- съ какихъ это поръ я ваша Розалинда какая-то?
   -- Нынѣ, присно и во вѣки волковъ! отвѣтилъ Толя.
   -- Что такое?
   -- Не обращайте вниманія! Это легкая побѣжка въ цвѣтникъ Шекспировскаго остроумія. Я теперь брежу Шекспиромъ! Я утопаю въ спиртѣ -- разумѣй: духѣ -- безсмертнаго Шекспира. Читали вы его Love's labours lost, о Розалинда?
   -- Какое это вы старье сейчасъ пѣли! перебила его Ольга;-- могли бы подновить репертуаръ.... И она принялась снова изучать "петербургскую графиню".-- Вотъ ужь прелесть женщина можно сказать, восхищалась она громко.-- Надѣюсь что вы отъ нея безъ ума, какъ и я?
   Толя приложилъ правую руку къ лѣвому боку и отпустилъ стихами:
  
   На небѣ много звѣздъ прелестныхъ,
   -- Альдебаранъ и Вега есть,--
   Кого-то межь сестеръ небесныхъ
   Укажетъ сердце предпочесть?
  
   -- Это вы, кажется, у Пушкина украли? спросила его барышня черезъ плечо.
   -- У геніальнаго, въ нѣкоторомъ родѣ, буржуа, Александра Сергѣева? Могимъ-съ! Прикажете у самой туманной Діаны носъ откусить? Тоже всегда, конечно, съ моимъ удовольствіемъ....
   -- Послушайте, Анатолій Алексѣичъ, вы мнѣ надоѣли, сказала Ольга;-- je n'aime pas ce ton! примолвила она такъ какъ въ ея воображеніи должна была бы сказать это на ея мѣстѣ "она, эта петербургская царица". Вы скажите лучше: знаете ли вы графа Анисьева?
   -- Жоржа?
   -- Да, кажется, его Жоржемъ зовутъ.
   -- Онъ мой другъ! возгласилъ безбородый студентъ,-- А вы къ чему спросили, убійственноокая Розалинда?
   -- Я съ нимъ познакомилась.
   -- Гдѣ?
   -- Здѣсь.
   -- Какъ здѣсь? вскрикнулъ онъ.
   -- Да, онъ вчера пріѣхалъ. И смышленая особа лукаво воззрилась на юношу. Она изъ прошлогоднихъ откровенностей ей Женни очень хорошо понимала что пріѣздъ теперь Анисьева въ Сицкое "ножъ вострый" для Карнауховыхъ, которыхъ она въ душѣ терпѣть не могла, и ликовала про себя.
   Толя вытянулъ длинное лицо, просунувъ даже между губъ кончикъ своего языка, и повелъ глазами въ сторону гдѣ сидѣла его мать. Она, ничего, видимо, еще не зная объ Анисьевѣ, расточала свои любезности и, очевидно, насчетъ ея дочери, хозяйкѣ дома, подлѣ которой усѣлась она. Женни, бывшая тутъ же въ гостинной, степенно разговаривала со старичкомъ, армейскимъ генераломъ, бригада котораго расположена была въ окрестностяхъ Сицкаго.
   -- А гдѣ же онъ скрывается, коварный мой, но сердцу милый другъ? обратился студентъ къ барышнѣ, уже успѣвъ наладить себя на прежній шутовскій пошибъ.
   -- Не знаю. Онъ завтракалъ съ нами, потомъ изчезъ. Я сама удивляюсь....
   -- Позвольте же мнѣ, о Розалинда безумной мечты, направить къ нему крылья воздружества и подошвы нетерпѣнія!
   -- Ахъ, сдѣлайте милость! Ступайте, ступайте и приводите его скорѣй сюда!
   Онъ прошелъ мимо сестры, кинулъ ей многозначительный взглядъ, на что она, понявъ, отвѣчала ему движеніемъ губъ: "что мнѣ молъ дѣлать," и вышелъ незамѣченный изъ комнаты.

-----

   -- Et vous n'êtes pas heureuse, vous savez? неожиданно для Лины сказалось у петербургской гостьи послѣ четверти часа бесѣды, въ продолженіе которой она, не отводя внимательнаго взора отъ дѣвушки, изучала каждую черту ея лица.-- Я васъ не спрашиваю что, какъ, почему, поспѣшила она прибавить,-- но счастливые такъ не смотрятъ, je m'y connais.
   -- Счастіе -- призракъ, говорятъ, отвѣчала нѣсколько смущенно улыбаясь, но вся уже обвороженная своею собесѣдницей, Лина.
   -- Я знаю что я его часто принималась искать и никогда не находила... Но оно есть же гдѣ-нибудь! усмѣхнулась и графиня; -- и если только справедливость существуетъ на этой землѣ, оно должно сыскать васъ... Послушайте, я надѣюсь, мы будемъ теперь часто видаться; обѣщайте мнѣ, еслибъ я вамъ когда-нибудь могла пригодиться.... Но нѣтъ, прервала себя она вдругъ,-- вы не изъ тѣхъ которымъ нуженъ чужой совѣтъ: вы въ себѣ самой каждый разъ найдете... А знаете, какъ вы похожи на вашего отца! вскликнула прелестная женщина, не договоривъ: -- я его знала когда мнѣ были ваши теперешніе годы, и онъ, я помню, оставилъ глубокое впечатлѣніе въ моей молодой душѣ... Вы любили его?
   -- Я вся до сихъ поръ еще полна имъ! вылилось у Лины въ отвѣтъ.-- И теперь приношу памяти его въ жертву счастіе всей моей жизни! невѣдомо, быть-можетъ, для нея самой сказалось въ ея отуманившемся взглядѣ.
   Графиня не успѣла отвѣтить.
   -- Ah, notre cher comte! раздалось на всю гостиную ликующее восклицаніе Аглаи Константиновны;-- мнѣ не нужно, конечно, представлять его вамъ, графиня? молвила она гостьѣ, указывая на входившаго въ сопровожденіи Толи флигель-адъютанта.
  

XLVI.

   Это былъ настоящій coup de théâtre. Княгиня Додо чуть не откинулась навзничь. Князь Лоло какъ стоялъ такъ и замеръ. Какъ это не рѣдко бываетъ въ свѣтѣ, почтенные супруги, безо всякихъ основательныхъ причинъ, возводя свое горячее желаніе на степень чего-то положительнаго и несомнѣннаго, убѣждены были что Анисьевъ давно занятъ ихъ Женни, и рано или поздно долженъ жениться на ней. Анисьевъ, какъ ни былъ онъ тонокъ и прозорливъ, не догадывался объ этомъ, въ самонадежномъ убѣжденіи что Карнауховымъ изъ голову не можетъ придти разчитывать для дочери-безприданницы на такую звѣзду первой величины какою онъ почиталъ себя, и, не остерегаясь, держалъ себя на пріятельской ногѣ съ "добрымъ малымъ" Женни которая забавляла его своимъ "московскимъ laisser-aller. "
   Утренній разговоръ съ нею за завтракомъ, и этотъ тотчасъ же имъ замѣченный переполохъ ея родителей при его появленіи поставили предъ нимъ положеніе въ совершенно ясномъ свѣтѣ. Онъ внутренно весь обозлился....
   -- Нужна была еще эта дурацкая компликація! пропустилъ онъ себѣ сквозь зубы, и, дружески по пути кивнувъ князю Лоло, также дружески, но съ оттѣнкомъ почтительности должной женщинѣ и сожалѣнія къ извѣстному mal de dos, склоняясь головой издали по адресу княгини Карнауховой, Анисьевъ, не моргнувъ на убійственный взглядъ полученный имъ отъ нея въ отвѣтъ, прошелъ, свѣтелъ и улыбаясь, прямо къ креслу графини:
   -- Adorable comtesse, выговорилъ онъ громко, нагибаясь и цѣлуя ей руку,-- еслибы милосердые боги обѣщали мнѣ въ эту минуту безсмертіе, я бы, конечно, такъ не обрадовался какъ встрѣчая васъ столь неожиданно здѣсь!
   -- Je le veux bien, засмѣялась она,-- что бы вы съ нимъ сдѣлали, съ вашимъ безсмертіемъ?
   -- Я бы употребилъ его на сооруженіе храмовъ, гдѣ бы курились вамъ ѳиміамы de fleurs d'Italie до скончанія вѣковъ
   -- Какая гадость! вскликнула графиня, un encené de coifteur?
   -- Il est charmant ce jeune homme, n'est ce pas? Et tant d'esprit! уже вся расплываясь въ блаженствѣ, томно заворочала круглыми глазами Аглая Константиновна, обращаясь къ сосѣдкѣ въ невинности души своей.
   Еслибъ еще хоть нѣсколько минуточекъ, и злополучная Додо успѣла бы можетъ-быть совладѣть со своимъ "trop de coeur... " Но теперь, теперь... Нѣтъ, это было свыше силъ ея!
   -- Charmant! повторила она шипя; -- жаль только что у него триста тысячъ долгу! пустила она какъ стрѣлу въ сердце врага.
   -- Tant que èa! громко вскрикнула огорошенная на первыхъ порахъ Аглая.. -- "Elle ment! Она сама хочетъ выдать за него свою дочь," осѣнило ее какъ откровеніемъ тотчасъ же вслѣдъ за этимъ. И Аглая внезапно почувствовала себя глубоко оскорбленною: -- конечно, c'est beaucoup trois cent mille de dettes, избѣгая глядѣть на обидчицу и надменно приподымая губы, заговорила она,-- si le comte вздумалъ бы взять pour femme fille fille qui n'а rien... Но онъ всегда можетъ разчитывать что богатые родители...
   Додо не дала ей кончить:
   -- Есть богатства, княгиня, отъ крѣпкаго духа которыхъ, отчеканила ей она,-- долженъ отвернуться человѣкъ, s'il а seulement des nerfs tant soit peu délicats!
   Бывшая посланница этого не ожидала. "Chez moi!.." И въ эту минуту, когда сама "la comtesse Tatiana Vorotintzef-Dariine...." Вся багровая, растерянная, какъ безпомощная птица подъ неотразимымъ вліяніемъ змѣинаго взгляда, она повернула голову къ своей злодѣйкѣ....
   Но змѣя выпустила свой ядъ и съ дрожащими еще отъ волненія побѣды ноздрями, забывъ свой mal de dos, бодрыми и быстрыми шагами направлялась теперь къ столу, за которымъ дочь ея занимала разговоромъ стараго и нѣсколько глухаго бригаднаго генерала.
   -- Какъ ваше здоровье? вызывая любезную улыбку на уста и возвышая голосъ, обратилась къ нему Додо. И тутъ же:-- что, дождалась! шепотомъ отпустила она Женни.
   Скромный генералъ привсталъ и сталъ кланяться.
   -- Что супруга ваша, Марья Никтополіоновна? И воззрясь опять ястребомъ на дочь: -- je suis morte, а ты -- pas plus de coeur qu'un marbre!
   -- Все печенью жалуется! вздохнулъ генералъ.
   -- Вы бы ей Маріенбадъ посовѣтовали; мнѣ долго помогало...-- Я должна была высказать все ce que j'ai sur le coeur этой дурищѣ скверной,-- а ты...
   -- Господи что же это за мученье! подумала Женни.-- Вы бы мнѣ хоть у чужихъ дали вздохнуть свободно! не выдержавъ прошептала она маменькѣ въ свою очередь, и съ громкимъ вопросомъ: "Ольга, будетъ у васъ репетиція утромъ?" устремилась къ барышнѣ, предоставивъ maman Додо занимательной бесѣдѣ скромнаго, но глухаго генерала.
   -- Меня звали, но я отказалась, отвѣчала на ея вопросъ Ольга.
   -- Почему?
   -- Я въ себѣ увѣрена, а остальные какъ себѣ тамъ хотятъ!
   -- И они всѣ на репетиціи?
   -- Полагаю.
   -- La barischnia, душка, поведи меня туда! вскликнула Женни.
   -- Ничего нѣтъ интереснаго. Завтра увидишь настоящее представленіе
   -- Нѣтъ, нѣтъ, приставала къ ней крупная княжна,-- мнѣ именно теперь хочется.... Завтра мы навѣрное здѣсь не останемся; хорошо если она меня еще сегодня не увезетъ!-- она кивнула на мать. Пойдемъ, Ольга, прошу тебя, поведи меня!
   -- Да для чего это тебѣ? спросила барышня, которой чрезвычайно не хотѣлось уходить теперь изъ гостиной, гдѣ она надѣялась ее пригласятъ пѣть,-- а пѣніемъ ея, разчитывала она, должны были быть завоеваны ей разомъ два сердца: Анисьева и "очаровательной графини".
   -- Я тебѣ прямо скажу, отвѣчала стремительно Женни:-- я хочу кокетничать сегодня, кокетничать à mort. Je veux faire des bêtises, на зло, на зло ей!... Семь бѣдъ одинъ отвѣтъ!... Мнѣ хочется видѣть Чижевскаго, шепнула она ей на ухо,-- пойдемъ, la barischnia!...
   -- Послушай, сказала, подумавъ Ольга Елпидифоровна,-- я пойду съ тобою, но только съ двумя условіями.
   -- Что такое, говори скорѣй!
   -- Вопервыхъ, не надолго...
   -- Хорошо, хорошо! Дальше?
   -- Вовторыхъ, ты отъ меня не отойдешь; мы все время будемъ подъ руку.
   -- Это къ чему? вскрикнула Женни.
   -- Потому, сказала та, хмуря брови,-- потому что я не хочу чтобъ одинъ человѣкъ говорилъ со мной вдвоемъ...
   -- Кто такой? Княжна такъ и заходила вся.-- Кто такой, говори!
   -- Ты его не знаешь... Ашанинъ тамъ одинъ... нехотя промямлила Ольга.
   -- Какъ не знаю! Онъ только у насъ не бываетъ... Ашанинъ,-- il est si beau, ma chère!...
   -- Да... но я... я не хочу...
   -- Что онъ тебѣ сдѣлалъ?... Ты вѣрно...
   -- Ничего не "вѣрно"! Ольга Елпидифоровна вспыхнула вдругъ:-- не хочу просто... ну, надоѣлъ...
   Женни расхохоталась:
   -- Богъ тебя знаетъ, какая ты сумасбродица! вскликнула она и, просунувъ руку подъ руку барышни, направилась съ нею къ двери, скользя одною ногой по паркету впередъ, какъ, бы собиралась танцовать.
  
   Анисьевъ такъ и сыпалъ блестками своей изысканной французской рѣчи, быстро, легко и искусно переходя отъ предмета на предметъ, отъ свѣжаго петербургскаго анекдота къ лорду Пальмерстону, отъ "интригъ" президента тогдашней французской республики къ "impressions poétiques", вынесеннымъ имъ изъ прошлогодней венгерской компаніи... Его оживленіе и веселость вызывали не разъ улыбку на устахъ графини Воротынцевой. Сама Лина индѣ безсознательно усмѣхалась... Графиня незамѣтно откатила еще немного свое кресло назадъ:-- блестящій флигель-адъютантъ и княжна сидѣли теперь другъ противъ друга подъ ея наблюдательнымъ взоромъ... Но Анисьевъ самъ все видѣлъ, все наблюдалъ; чѣмъ "комплицированнѣе" казалось ему теперь его положеніе, чѣмъ болѣе опасался онъ -- съ одной стороны, какой-нибудь "компроментантной глупости" отъ "невозможной маменьки",-- съ другой, неожиданной выходки отъ княгини Додо, "ругань" которой съ хозяйкою дома онъ отгадывалъ теперь издали по возбужденному выраженію ихъ лицъ,-- чѣмъ, наконецъ, затруднительнѣе для него, послѣ всего что онъ успѣлъ узнать утромъ, представлялся ему "подходъ" къ главной цѣли его стремленій, къ этой нѣмой и равнодушно глядѣвшей на него дѣвушкѣ съ ея такими же нѣмыми для него глазами,-- тѣмъ беззаботнѣе будто и ровнѣй звучалъ его голосъ, тѣмъ сдержаннѣе и покойнѣе глядѣлъ онъ на нее, на свою петербургскую собесѣдницу.
   Онъ разсказывалъ теперь о цыганскихъ оркестрахъ въ Венгріи, яркими красками описывалъ ихъ костюмъ, ихъ бронзовыя лица, ихъ "extérieur osseux et blême comme celui d'un fakir de l'Inde"... Онъ былъ въ восторгѣ отъ ихъ чардашей...
   Графиня Воротынцева поводила молча своими умными глазами на него, на Лину, на ея мать, къ которой какъ бы на выручку подходилъ въ эту минуту словно изъ земли выросшій, мрачный и въ голубомъ галстукѣ "калабрскій брингантъ", на княгиню Додо, нервно позѣвывавшую отъ неоостывшей злости и отъ пріятности бесѣды съ глухимъ генераломъ, потомъ опять на этого блестящаго офицера съ его гладко выстриженною головой, съ его приторно книжною французскою рѣчью изъ-подъ лоснившихся усовъ... Ей было уже все понятно... Что-то невеселое, какъ бы отъ близкаго и тяжелаго воспоминанія, змѣилось по угламъ ея губъ...
   -- Вы еще не знаете Петербурга? неожиданно спросила она Лину, останавливая на ней взглядъ полный какого-то болѣзненнаго участія:
   Лину почему-то будто холодомъ обдало...
   -- Нѣтъ, сказала она.
   -- Такъ вотъ онъ предъ вами! разсмѣялась графиня, кивнувъ на Анисьева,-- dans toute за séduisante horreur!
   Блестящій воинъ... Онъ засмѣялся тоже...
   -- Это по поводу чардаша въ Дебречинѣ пришла вамъ эта мысль, графиня? сказалъ онъ только сквозь этотъ смѣхъ.
   -- Oh, à propos de bottes! отвѣчала она пожимая плечами.
   -- И какъ же должна понять княжна этотъ загадочный отзывъ вашъ о Петербургѣ и о насъ грѣшныхъ, все также небрежно улыбаясь спросилъ онъ: -- во хвалу или въ порицаніе?
   -- Разумѣется въ похвалу, насмѣшливо отвѣтила графиня,-- иначе она и обо мнѣ должна была бы составить себѣ дурное мнѣніе: я такъ долго сама возилась со всѣми вами!...
   Линѣ не нужно было этого указанія, она свѣжимъ чутьемъ своимъ чуяла изъ какого міра былъ этотъ благоухавшій предъ нею цвѣтокъ, и бѣдное сердце ея ныло до измоги....
  

XLVII.

   Въ театрѣ шла не репетиція, а какое-то вавилонское столпотвореніе. Звонъ, гамъ, трескотня, визгъ и гулъ какъ изъ трубы. Въ оркестрѣ прибывшіе еще за два дня до этого изъ Москвы музыканты строили свои инструменты; сжавшись кучкой по своему обыкновенію, стрекотали подлѣ него "пулярки" съ дебелою "окружной", игравшею Раису Савишну во главѣ, готовясь пройти свои куплеты во Львѣ Гурычѣ Синичкинѣ. Около нихъ вертѣлся пѣтушкомъ Шигаревъ, напѣвая имъ подъ шумокъ всякія галантерейности, за что то и дѣло получалъ колотушки по пальцамъ отъ руки рѣшительной Eulampe. Въ креслахъ слышался наглый смѣхъ Свищова, который громко повѣствовалъ тутъ же о томъ какъ Шигаревъ за каждую изъ такихъ колотушекъ получалъ будто отъ той же Eulampe по пяти счетомъ поцѣлуевъ въ ламповомъ чуланѣ за сценой,. куда они будто бы убѣгали послѣ каждой репетиціи... Но его никто не слушалъ; сидѣвшіе съ нимъ рядомъ и кругомъ актеры орали каждый за себя, не понимая другъ друга. Надъ ними, подъ плафономъ, какъ тысяча колокольчиковъ, звенѣли хрустальныя стеклышки большой люстры, въ которую, взобравшись на высокія лѣстницы, слуги вставляли свѣчи. На сценѣ шлепали толстые сапоги рабочихъ, слышались крики "берегись!" стукъ и скрипъ опускаемыхъ и уставляемыхъ деревянныхъ рамъ: ставили декораціи для Гамлета. Вальковскій, лютый какъ звѣрь, ругался съ бутафоромъ, не озаботившимся доставить ему шпоры на сапоги для его роли Розенкранца.
   -- Позвольте, успокоивалъ его, подбѣгая, другъ его режиссеръ,-- на что вамъ шпоры? Сапоги со шпорами у однихъ Марцелло и Бернардо, потому что они на караулѣ внѣ дворца,-- а во дворцѣ всѣ въ башмакахъ.
   -- А меня король въ Англію съ письмомъ посылаетъ, Гамлета казнить, забылъ ты, а? Такъ я въ Англію по бальному поѣду, въ башмакахъ, а?..
   Онъ такъ ревѣлъ, что на время все смолкло кругомъ -- музыканты, рабочіе, "пулярки", самая люстра со своими звенящими стеклышками....
   -- Такъ все же-съ шпоры-то вамъ на что? доказывалъ режиссеръ.
   -- Какъ на что? На чемъ ѣздили-то тогда? Не въ мальпостѣ, чай? На лошадяхъ ѣздили, а?
   -- Въ Англію-то? Изъ приморскаго города?
   Все что было тутъ разразилось бѣшенымъ хохотомъ.
   "Фанатикъ" плюнулъ, выбранилъ себя "дурнемъ", и ушелъ въ кулису.
   -- Господа, позвольте, свѣженькое, сейчасъ курочка снесла! закричалъ Шигаревъ, вскакивая ногами на парапетъ, отдѣлявшій оркестръ отъ креселъ и обращаясь лицомъ къ залѣ:-- сидѣлъ я за завтракомъ рядомъ съ однимъ здѣшнимъ помѣщикомъ, фамилія ему Мудрецовъ. Вы, говорю я ему, происхожденія, надо полагать, греческаго?-- Какъ же, говоритъ онъ мнѣ на это съ оника -- я, происхожу, говоритъ, отъ двухъ греческихъ мудрецовъ Кирилла и Меѳеодія!
   -- Браво, браво! раздался новый неистовый смѣхъ.
   Шигаревъ соскочилъ на полъ, раскланялся, замяукалъ покошачьи, и вернулся за новыми колотушками къ Eulampe.
   Гулъ загудѣлъ съ новою силой.
   Женни и Ольга входя заткнули себѣ инстинктивно уши.
   Ихъ тотчасъ же увидѣли, подбѣжали... Чижевскій, суетившійся въ это время какъ-то особенно усердно подлѣ Глаши, смазливой горничной Лины, подъ предлогомъ пропуска ея въ кулисы съ картонами костюма Офеліи, которые она несла въ уборную своей барышни за сцену, отпрянулъ отъ нея какъ отъ чудовища едва завидѣлъ крупную княжну, и состроивъ невинное лицо пошелъ ей навстрѣчу.
   Но она уже успѣла все замѣтить, и тотчасъ же принялась его за это, что говорится, шнынять и жучить. Она была на это большая мастерица. Чижевскій отшучивался, краснѣлъ, начиналъ сердиться, наконецъ, обернувъ противъ нея оружіе, принялся въ свою очередь дразнить ее Анисьевымъ.
   Ольгѣ Елпидифоровнѣ чужія "нѣжности" были очень мало забавны. Но она не отымала руки своей изъ-подъ руки Женни; она давно видѣла какъ, не глядя на нее и будто горяча о чемъ-то препираясь съ Факирскимъ, подвигался не торопясь къ проходу между креселъ лукавый Ашанинъ... "Вотъ-вотъ сейчасъ подойдетъ онъ ко мнѣ, какъ ни въ чемъ не бывало, а самъ золъ какъ чортъ, думала она, и начнетъ со смѣшковъ"...
   Донъ Жуанъ дѣйствительно былъ "золъ какъ чортъ ", золъ на себя, на то что у него теперь ныло и клокотало въ душѣ "изъ-за этой дѣвчонки", за то что не имѣлъ силы переломить себя, не имѣлъ силы "сѣсть опять верхомъ и поѣхать"... "Я буду глупъ съ нею, я чувствую!" повторялъ онъ себѣ съ невыразимою досадой, съ злобнымъ наслажденіемъ помышляя въ тоже время какъ онъ все-таки "свое возьметъ, накинетъ ей арканъ на шею и затянетъ, затянетъ узломъ -- непорвешь! "...
   "Олива" и "лавръ", Маусъ и Ранцевъ, были уже тутъ, подлѣ нея, съ обычными фразами, со знакомыми вздохами. Никогда еще не казались они ей такъ мелки, такъ ничтожны. "Уѣздъ!" проговорила она мысленно, и ей становилось противно. Ей вдругъ представлялось что она, Ольга, mademoiselle Olga d'Akouline, воспитанная въ перворазрядномъ институтѣ, прирожденная Petersbourgeoise et demoiselle du grand monde, въ первый разъ въ жизни попала въ эту глухую провинцію, въ первый разъ видитъ эти уѣздныя лада, эти смѣшные, взъерошенные усы надо ртомъ армейскаго "капиташки", этотъ черепъ Сократа на булавкѣ воткнутой въ истрепанный атласный шарфъ этого бѣлесоватаго "стряпчаго".... "Стряпчій!" -- и презрительно сжимались ея губы.... "А вонъ тамъ еще лисицей, бочкомъ, крадется этотъ московскій Ловеласъ... И радъ что у него на головѣ цѣлый ворохъ волосъ торчитъ... Такой mauvais genre, и жилетъ не по модѣ"...
   -- Не довольно ли, Женни? промолвила она громко и пофранцузски,-- насъ ждутъ въ гостинной.
   Обожатели ея вскрикнули оба разокъ:
   -- Только васъ, значитъ, и видѣли мы! завздыхалъ ероша волосы свои капитанъ.
   -- Какія вы однако сегодня жестокія! промычалъ уходя въ свои воротнички "стряпчій".
   Ашанинъ былъ уже отъ нихъ въ двухъ шагахъ.
   Olga d'Acouline медленно приподняла глаза къ плафону, какъ бы въ первый разъ замѣтивъ изображенныхъ тамъ вакханокъ и нимфъ, и небрежно, но отчетливо произнесла пофранцузски же:
   -- Не всякій день праздникъ!....
   -- А "праздникомъ" называется у насъ репетиція? услышала она несносный для нея теперь, насмѣшливо-вкрадчивый голосъ "московскаго Ловеласа".
   Онъ стоялъ передъ ней, и смѣялся... смѣялся, какъ бы не признавая то чѣмъ она себя теперь чувствовала, смѣлъ смѣяться съ этимъ кудрявымъ ворохомъ на головѣ и въ старомодномъ жилетѣ... Ее взорвало...
   -- Не хочу, и не будетъ! сверкнувъ зрачками, отрѣзала она, не глядя на него.
   -- Но мнѣ и лучше! хладнокровно сказалъ на это Ашанинъ, жадно въ то же время обнимая ее всю короткимъ взглядомъ.
   -- Это почему? спросила вдругъ, оборачиваясь Женни.-- Présentez moi monsieur! сказала она Чижевскому.... Тотъ офиціально произнесъ его имя...
   Донъ-Жуанъ почтительно склонилъ голову...
   -- Почему вы думаете лучше чтобы репетиціи не было?
   -- Ольгѣ Елпидифоровнѣ главное въ ней -- пѣніе, а я, промолвилъ Ашанинъ смиреннымъ тономъ,-- у меня слухъ очень нѣженъ, я бы боялся сегодня фальшивыхъ нотъ.
   Женни расхохоталась во всю мочь.
   -- Я никогда въ жизни не фальшивила! мгновенно вскипятившись воскликнула барышня.
   -- Та, та, та! И Маріо фальшивитъ, не то что ты!
   -- Я! я! едва могла говорить Ольга;-- а я вотъ тебѣ покажу!
   И вырвавъ стремительно отъ нея руку свою, она кинулась со всѣхъ ногъ къ оркестру:
   -- Monsieur Erlanger, mohsieur Erlanger!
   Тонкая, сухая, съ ироническою улыбкой и узенькими, длинными усиками надъ едва намѣченною линіей губъ, голова извѣстнаго тогда дирижера Малаго московскаго театра обернулась на нее:
   -- Mademoiselle, à vos ordres?
   -- Пожалуста, мою арію! (Она вставляла въ третье дѣйствіе Синичкина арію Вани изъ Жизни за Царя: "бѣдный конь въ полѣ палъ)".-- Allegro, и начинайте съ reprise: "къ намъ пришли Поляки"... Я хочу только показать...
   -- Зейчасъ, зейчасъ, mademoiselle! улыбнулся онъ ей въ отвѣтъ. Музыканты съ видимымъ удовольствіемъ отыскивали свои ноты,-- они уже аккомпанировали Ольгѣ наканунѣ.-- О, езлибъ у насъ въ театръ былъ такой головъ et des yeux comme èa! говорилъ онъ самъ, прищуривая на нее свои лукавосластолюбивые глазеньки, и вооружаясь своею палочкой.
   -- Начинайте, начинайте! нетерпѣливо постукивая ногой, торопила его Ольга уже со сцены.
   Смычки поднялись...
   Что говорится, съ мѣста все унесъ съ собою ея неотразимый, волшебно-страстный голосъ. Можно было все ей простить, все стерпѣть отъ нея за эти всю душу захватывавшіе и необузданные звуки... такъ пѣть могъ только голосъ на зарѣ своей силы,-- царственный богачъ, надменно расточающій свои сокровища изъ-за мгновенной прихоти... Резонансъ залы былъ великолѣпный. Словно на пылающихъ крыльяхъ разносилъ онъ этотъ голосъ въ безпредѣльную ширь... Музыканты, блестящими глазами слѣдя за пѣвицей, забыли о своихъ партіяхъ; все сильнѣе, все бойчѣй становился темпъ,-- палочка Эрлангера, какъ бы помимо его воли, била неудержимо по воздуху... Ашанинъ упалъ въ кресло въ какомъ то опьяненіи...
  
   -- Я какъ Бо-жій по-солъ,
  
   прозвенѣли, будто мѣдные колокола, одна за другой, шесть невообразимо ровно и вѣрно отчеканенныхъ нотъ,
  
   Впереди, впере...
  
   и, не давъ себѣ труда кончить, Ольга оборвала на полутактѣ,-- и съ горящимъ лицомъ и высокоподымавшеюся грудью:
   -- Что, фальшивлю! крикнула она со сцены княжнѣ Карнауховой.
   -- Ахъ, ты судьба прокля... замеръ взрывъ восторга и отчаянія бѣднаго капитана Ранцева среди кликовъ и плеска всей залы...
   Ольга сбѣжала внизъ, и подхватила опять подъ руку Женни:
   -- А теперь пойдемъ, ты все теперь видѣла и слышала; сейчасъ будутъ звонить ко второму завтраку,-- пора, пора!...
   -- Mesdames и господа позвольте!
   Къ нимъ подбѣжалъ Духонинъ:
   -- Извѣстно ли вамъ насчетъ сегодняшняго обѣда?
   -- Что такое?
   -- Для актеровъ сегодня особенный столъ, къ пяти часамъ, такъ какъ, если обѣдать въ шесть со всѣми, къ восьми, когда начнется спектакль, не успѣешь ни отдохнуть, ни спокойно одѣться...
   -- Тѣмъ болѣе что сегодня будутъ безъ отдыха обѣдать! сострилъ при семъ удобномъ случаѣ Шигаревъ.
   -- Я буду обѣдать со всѣми, объявила Ольга,-- я не участвую въ Гамлетѣ.
   -- Какъ же такъ? вскликнула обиженно Eulampe,-- вѣдь ты хотѣла, для эффекта, выйти съ нами вмѣстѣ въ свитѣ королевы. Вѣдь такъ условлено было, господа?
   -- Да, да, конечно! Ольга Елпидифоровна, что же это вы?
   -- Нѣтъ, я не хочу,-- и такъ васъ много! Будетъ съ нея! примолвила барышня, съ невольною гримасой по адресу отсутствующей Гертруды.
   -- А гдѣ она сама? спросилъ кто-то; -- гдѣ Надежда Ѳедоровна? Ея не видно сегодня все утро?
   -- Она у себя на верху, я была у ней, отвѣчала одна изъ "пулярокъ",-- она, говоритъ, была ночью очень больна и отдыхала чтобы къ вечеру можно было ей играть...
   -- Пойдемъ, Женни! заторопила ее опять Ольга Елпидифоровна, топая на мѣстѣ и подталкивая ее локтемъ. Но Чижевскій снова успѣлъ завладѣть крупною княжной, у которой онъ теперь выпрашивалъ мазурку на балѣ, послѣ спектакля.
   -- Вѣдь вы знаете что мнѣ за это достанется? говорила она въ отвѣтъ съ твердымъ внутренно рѣшеніемъ танцовать эту мазурку съ нимъ во что бы ни стало.
   -- Да что же я такой за пугало, жалобнымъ голосомъ возражалъ онъ,-- Минотавръ, людоѣдъ, Баба-Яга, чтобы меня такъ опасались?
   -- Хуже, хуже! хохотала Женни:-- fat et suffisant! Подъ этою вывѣской всѣмъ извѣстны.
   -- Знаете что, княжна?
   -- Что?
   -- Мнѣ ничего не остается какъ въ одинъ прекрасный день взять и увезти васъ!
   Она разсмѣялась пуще прежняго, къ немалой досадѣ Ольги Елпидифоровны, которая не предвидѣла конца этому разговору.
   -- Какъ же не такъ! Увозите Линину Глашу, она, пожалуй, согласится.
   -- Хорошо, я увезу Глашу, а вы мнѣ дайте сегодня мазурку! предложилъ на все готовый Чижевскій.
   -- Ну, Богъ съ вами, возьмите! Только вотъ что: вовсе время какъ будемъ сидѣть, не смѣйте смотрѣть на меня! Глаза держите все прямо предъ собой и оборачиваться ни, ни, потому что это главное -- за глазами наблюдаютъ. А ротъ немножко въ сторону, ко мнѣ, и говорите! Говорить можно, кто подслушаетъ?... Ахъ, какъ петербургскіе хорошо это умѣютъ дѣлать! вспомнила княжна съ новымъ смѣхомъ,-- вотъ у Анисьева поучитесь, напримѣръ!...
   -- А это вы по собственному опыту знаете? спросилъ Москвичъ, прикусывая губу.
   -- Quel impertinent vous faites! Не хочу больше съ вами говорить!... Пойдемъ, Ольга!...
   -- Слава Богу! вскликнула барышня. "Въ самый разъ!" подумала она, замѣтивъ что Ашанинъ, оправившійся отъ нервнаго возбужденія произведеннаго на него ея пѣніемъ, съ прежнею "противною своею улыбкой вылѣзъ откуда-то", и направлялся опять къ ней, "сѣменя по-пѣтушьи ножками", даже замѣтила она почему-то въ эту, очень дурную для него, минуту!
   Она крѣпко прижала къ своему боку локоть Женни чтобы "не вздумалось ей опять къ своему предмету",-- и обѣ бойкія особы выбѣжали въ корридоръ, соединявшій театръ съ главнымъ корпусомъ дома.
  

XLVIII.

   Часы бѣжали. Отсервированъ былъ luncheon, второй завтракъ, за которымъ графъ, послѣ двухчасовой прогулки, цзволилъ кушать съ большимъ аппетитомъ, и чувствовалъ себя въ необыкновенно бойкомъ и галантерейномъ расположеніи духа. Онъ все время за столомъ посылалъ умильныя улыбки Ольгѣ Елпидифоровнѣ, грозилъ ей издали пальцемъ и называлъ "шалунья", отчего она вдругъ сдѣлалась предметомъ такихъ же улыбокъ со стороны всего остальнаго мужскаго общества и кисло-сладкихъ взглядовъ со стороны большинства прекраснаго пола. Но смышленая особа держала себя на этотъ разъ безукоризненно, не замѣчала будто ни взглядовъ этихъ, ни улыбокъ, и, опустивъ невинно очи, подымала ихъ лишь для скромно благодарной улыбки по направленію благоволившаго къ ней начальства.
   -- Премилая особа! выразилъ по этому случаю графъ сидѣвшей о правую его руку графинѣ Воротынцевой;-- поетъ прекрасно!
   -- Et vous savez, comtesse, de зa beaucoup! перегинаясь мимо него къ гостьѣ, многозначительно и таинственно сообщила объ Ольгѣ съ своей стороны хозяйка дома, указывая пальцемъ на свой выпуклый лобъ.
   -- Да? сказала графиня, вглядываясь съ мѣста въ барышню и привѣтливо улыбаясь ей какъ только встрѣтились онѣ глазами.
   -- Très bien! одобрительно кивнула она затѣмъ въ отвѣтъ Аглаѣ Константиновнѣ.
   Послѣ завтрака она просила представить ей Ольгу.
   Барышня ногъ подъ собою отъ счастія нечувствовала; она млѣла и присѣдала, присѣдала и, млѣла...
   -- У васъ, говорятъ, прелестный голосъ... Услышимъ мы васъ сегодня вечеромъ?
   -- Къ несчастію моему, non, comtesse! Я въ Гамлетѣ не играю... Но завтра я буду, буду много пѣть... А еслибы вы знали, madame la comtesse,-- и барышня внезапно скрестила себѣ на груди съ умоляющимъ видомъ руки,-- какъ бы я была счастлива еслибы вы слышали какъ я пою!
   Въ невинныхъ грезахъ своего пылкаго честолюбія, въ этой "петербургской царицѣ" барышня наша прозрѣвала уже лучшій для себя путь "попасть ко двору за пѣніе".
   "Петербургская царица" словно угадала что происходило у нея въ душѣ, она засмѣялась: -- Если вы воображаете что я что-нибудь понимаю въ музыкѣ, вы очень ошибаетесь! Je m'entends en beaux yeux beaucoup plus qu'en musique, любезно примолвила она, глянувъ въ эти beaux yeux очарованной дѣвицы, и поклонившись ей съ новою улыбкой, ушла въ назначенный для нея покой, въ сопровожденіи княгини Додо все еще злобной какъ сычъ и мрачной какъ воронъ.
   Графъ кушавшій кофе въ гостиной подозвалъ и посадилъ барышню около себя, зрѣлище отъ коего сидѣвшая тутъ не по далеку "образованная окружная" сочла почему-то нужнымъ закрыть лицо себѣ вѣеромъ .
   -- А гдѣ отецъ? невиннѣйше спрашивалъ между тѣмъ Ольгу его сіятельство.
   -- Онъ здѣсь, графъ! Прикажете позвать къ вамъ?
   -- Позовите!
   Толстый Елпидифоръ, державшійся все время въ сторонкѣ, но постоянно на чеку, выросъ какъ изъ-подъ земли.
   -- Дороги у тебя хороши! Распорядительный! милостиво запѣлъ свой акаѳистъ графъ вытянувшемуся и какъ маятникъ опускавшему и подымавшему предъ нимъ свою круглую голову исправнику, приглашая въ тоже время его дочь занять прежнее свое мѣсто рядомъ съ нимъ на диванѣ:-- въ одномъ только мѣстѣ тамъ, мостикъ, помнишь?
   -- Изволите повѣрить, ваше сіятельство, вскрикнулъ Акунинъ,-- хоть изъ собственнаго кармана чини! Земля тутъ, смѣю донести, спорная, двухъ помѣщиковъ: одинъ говоритъ, "за мной не утверждено," а тотъ опять: "пусть, говоритъ, кто отымаетъ, тотъ и платитъ "!... А все то мѣсто гроша не стоитъ, одно болото... Такъ-съ, изъ гонора изъ пустаго тяжбу ведутъ.... Что денегъ имъ стоитъ!...
   -- А деньги кому? нежданно заключилъ графъ: -- судьѣ!
   -- Это совершенно такъ изволите говорить, ваше сіятельство, захлебнулся счастливымъ смѣхомъ Елпидифоръ...-- Напоминаетъ это мнѣ-съ, заговорилъ онъ вдругъ, окидывая начальство зоркимъ взглядомъ и уже совершенно понявъ какъ и чѣмъ его взять можно,-- напоминаетъ мнѣ-съ когда я еще въ полку служилъ....
   -- Въ гусарахъ былъ? прервалъ графъ, ткнувъ впередъ пальцемъ.
   -- Въ герцога Нассаускаго уланскомъ полку въ ту пору штабъ-ротмистромъ состоялъ, ваше сіятельство!
   -- Да.
   -- Такъ что же?
   -- Стояли мы тогда въ благословенной Малороссіи...
   Графъ засмѣялся, откинулъ ладони, и подмигивая сбоку Ольгѣ Елпидифоровнѣ:
   -- Хохлы! проговорилъ онъ.
   -- Такъ точно, ваше сіятельство, задребезжалъ за нимъ Елпидифоръ;-- презабавный, изволите знать, народецъ. Такъ вотъ о нихъ съ осмѣлюсь разказать... Лежатъ это два такіе хохла въ лѣсочкѣ,-- слышатъ, кукушка закуковала. Одинъ изъ нихъ и говоритъ другому: Грицко, а Грицко!-- А ну?-- Отто мини зозуля закуковала!-- А отже сбрехавъ! говоритъ другой,-- не тоби, а мини закуковала!-- Кажу-жъ, мини, а не тоби.... И вышелъ у нихъ изъ-за этого споръ, и оттаскали себя Хохлы за чубы такъ что у каждаго хохолъ другаго остался въ рукѣ...
   -- Дураки!... какъ ребенокъ уже хохоталъ графъ. Толстый Елпидифоръ, дѣйствительно, въ числѣ другихъ своихъ талантовъ, воспроизводилъ Хохловъ неподражаемо.
   -- Вотъ-съ, ваше сіятельство, продолжалъ онъ,-- и пошли они оба къ судьѣ чтобъ онъ ихъ разсудилъ. Пришли, поклонились, разказали.-- Добре, говоритъ судья; клади кажный на столъ по карбованцю. Вытащили они по рублю, положили.-- А ну-те-ка, каже, теперича почеломкайтеся! (это поихнему "поцѣлуйтесь" значитъ, ваше сіятельство.) Почеломкались.-- Ну, каже, а теперичка идыть соби до дому! Поглядѣли Хохлы на него, другъ на друга поглядѣли, въ затылкѣ себѣ почесали:-- А бильше, кажутъ, ничого и не буде, панъ судія?-- А чого жъ, говоритъ, вамъ бильше! Сами видѣли: ни тоби, а и ни тоби куковала зозуля,-- мини она куковала! Взялъ онъ карбованцы со стола -- и положилъ себѣ въ карманъ
   -- "Ни тоби," "ни мини!" повторялъ графъ сквозь громкій смѣхъ,-- потому все судьѣ пошло. Хорошо разказываетъ! подмигнулъ онъ снова нашей барышнѣ. И тутъ же, заложивъ большой палецъ за пуговицу сюртука:
   -- А что тебя губернское правленіе милуетъ? спросилъ онъ исправника офиціально шутливымъ тономъ.
   Толстый Елпидифоръ игралъ уже на немъ какъ по струнамъ:
   -- Эхъ, ваше сіятельство, вотъ ужь у насъ гдѣ оно сидитъ, губернское правленіе! Онъ похлопалъ себя рукой по затылку;-- не смѣю только утруждать...
   -- Ничего! Пойдемъ ко мнѣ! Я теперь свободенъ! Ты хорошо разказываешь!... Шалунья, до свиданія! обернулся подымаясь старикъ къ Ольгѣ.
   Она поднялась за нимъ, и словно въѣзжая своими забирающими глазами въ его китайскіе глаза:
   -- Я васъ обожаю, графъ! прошептала она ему.
   -- Шш, при отцѣ! Что подумаетъ! погрозилъ онъ ей лукаво пальцемъ на прощанье, и ушелъ съ Елпидифоромъ, довольный какъ мѣдный грошъ.
   Ольга поглядѣла ему вслѣдъ:
   -- А за это ты мнѣ папашу-полицеймейстеромъ въ Москву! рѣшила она мысленно. Она была сила:-- въ этомъ она уже не сомнѣвалась теперь...
   Не успѣлъ отойти графъ какъ къ ней подошелъ Анисьевъ.
   -- Позвольте возобновить сегодняшнее нечаянное знакомство, сказалъ онъ, садясь на кресло подлѣ ея дивана.
   Гостиная уже опустѣла; сама хозяйка ушла въ свой ситцевый кабинетъ, упросивъ Зяблина придти туда пить съ нею чай, "comme d'habitude" -- она чувствовала себя очень деморализованною послѣ схватки своей съ зубатою княгиней Карнауховой, и внезапная холодность "бриганта, " этого "vrai ami," которому она собиралась теперь "confier toutes ses peines," -- холодность которую она въ простодушіи своемъ никакъ себѣ объяснить не могла,-- была для нея очень чувствительна. "Намъ надо объясниться!" объявила она ему, на что Зяблинъ въ отвѣтъ мрачно опустилъ голову, уныло проговорилъ: "вы желаете повернуть кинжалъ въ ранѣ? Извольте, я готовъ!" и отправился вслѣдъ за нею....
   -- Вы совсѣмъ околдовали нашего почтеннаго старца, говорилъ Ольгѣ блестящій Петербуржецъ потягивая во всю ихъ длину свои прекрасные усы, и глядя на нее съ улыбкой изподлобья.
   -- Я его очень люблю! съ нѣкоторою уже величественностью отвѣчала по-французски барышня. Она старалась какъ можно ближе примѣниться къ пріемамъ, къ тону рѣчи "петербургской царицы." -- И къ тому онъ такой смѣшной, правда? примолвила она уже со всѣмъ по-уѣздному.
   -- Я его очень уважаю! сказалъ сдержанно флигель-адъютантъ.
   -- О, разумѣется,-- и я!... Успѣли вы приглядѣться здѣсь? спросила она его вдругъ.
   -- Къ чему?
   Ольга лукаво улыбнулась:
   -- Къ тому что можетъ васъ здѣсь интересовать...
   -- Приглядываюсь, протянулъ Анисьевъ съ легкимъ наклоненіемъ головы и любезнымъ взглядомъ въ ея сторону.
   Она совсѣмъ уже позабыла про величественность...
   -- Разказывайте это другимъ! расхохоталась она на всю гостинную;-- я, надо вамъ сказать, умна!...
   -- И потому что вы умны, вы думаете что я не могу...
   Онъ не договорилъ, остановленный выраженіемъ ея пристально остановившихся на немъ глазъ.
   -- Только не въ эту минуту! быстро промолвила она.
   Анисьевъ опустилъ на мигъ вѣки -- и принимаясь улыбаться опять:
   -- Вы не только умны, началъ онъ,-- вы, говорятъ, всевѣдущи и всемогущи.
   -- А кто это "говорятъ?"
   -- Слухами земля полнится...
   -- А слухи -- съ языка Женни Карнауховой?
   -- Помилуйте, я никого не называю! почти испуганно вскликнулъ полковникъ.
   -- И не нужно! съ новымъ смѣхомъ возразила барышня;-- вы сами говорите что я всевѣдущая... Всемогущая -- нѣтъ, далеко нѣтъ! вздохнула,-- но... но совѣтъ, договорила она послѣ минутнаго перерыва,-- всегда могу дать... и хорошій...
   Брови Анисьева сдвинулись, онъ недовѣрчиво поднялъ на нее глаза.
   -- Напримѣръ? проронилъ онъ.
   Она какъ бы на мигъ заколебалась...
   -- Сказать?
   -- Прошу!
   -- И... и не разсердитесь?
   -- Смѣю ли? проговорилъ онъ учтиво.
   -- А если скажу,-- послушаетесь?
   -- Смотря по тому уклончиво сказалъ онъ.
   Ольга Елпидифоровна окинула кругомъ себя бѣглымъ взглядомъ, наклонилась къ нему, и прошептала:
   -- Здѣсь вы ничего не сдѣлаете!...
   Анисьевъ не ожидалъ этого такъ прямо, такъ рѣшительно... "За кого она?" пронесся у него въ головѣ вопросъ...
   Она будто тотчасъ же сообразила говорившее въ немъ сомнѣніе:
   -- Надо чтобъ онѣ въ Петербургъ переѣхали, поспѣшила она досказать...-- Но какъ это сдѣлать?...
   -- Въ Петербургъ? повторилъ безотчетно Анисьевъ, пристально глядя ей въ лицо.
   -- Ахъ, Боже мой, воскликнула она,-- вы, можетъ-быть думаете что я нарочно... Ну, какъ же это васъ увѣрить!... Повѣрьте хоть тому что сама я такъ и рвусь въ Петербургъ!
   -- А! А развѣ и вы?...
   -- Да, меня беретъ княгиня...
   -- Вы очень дружны... съ княжной... Еленой Михайловной? съ разстановкой вымолвилъ флигель-адъютантъ.
   -- Д-да, съ такою же разстановкой отвѣчала барышня,-- дружна... Настолько, по крайней мѣрѣ....
   -- Чтобы... подговорилъ онъ.
   -- Насколько это будетъ для васъ нужно! заключила она съ нѣсколько насилованнымъ на этотъ разъ смѣхомъ.
   Онъ замолкъ, погруженный въ размышленіе, и все продолжая избока глядѣть на нее...
   -- Такъ вы полагаете -- въ Петербургъ? сказалъ онъ черезъ мигъ подымая голову и съ прояснившимся взглядомъ.
   -- Непремѣнно! сказала барышня.
   -- Потому что?... онъ ждалъ отвѣта.
   -- Потому что тамъ не будетъ
   -- Господина Гундурова? спокойно договорилъ онъ за нее.
   -- Вы знаете?
   Онъ утвердительно повелъ головою.
   Ольга всплеснула руками:
   -- Ахъ, какъ пріятно когда человѣкъ съ которымъ имѣешь дѣло такой умный!...
   -- Не трудно, сказалъ онъ съ легкимъ поклономъ и почти презрительною усмѣшкой:-- это кажется, le secret de la comédie...
   -- А теперь будьте еще умнѣе, вскликнула барышня,-- устройте такъ чтобы мы уѣхали въ Петербургъ!
   Она въ пылу интереснаго для нея разговора присаживалась все ближе и ближе къ нему; ея круглое полное плеча почти касалось молодаго человѣка.
   -- А вы, проговорилъ онъ вдругъ сдержаннымъ, еле слышнымъ шепотомъ,-- а вы мнѣ будете очень благодарны если я вамъ это устрою?
   -- Ужасно! вырвалось у нея при этой радостной мысли.
   -- Помните же! сказалъ онъ на это такъ что барышня нежданно смутилась и рѣсницы ея опустились какъ бы сами собою.
   Когда она подняла ихъ опять, Анисьевъ стоялъ предъ нею, стройный и изящный, и со своею спокойною улыбкой спрашивалъ ее:
   -- Вы не изволите знать какой лучшій способъ отправить отсюда письмо на почту?
   -- Если что-нибудь нужное, живо отвѣтила Ольга,-- лучше отдайте папа: онъ отошлетъ его съ нарочнымъ.
   -- Я бы не хотѣлъ его безпокоить, учтиво отговаривался нашъ полковникъ.
   -- Почему же? Она протянула ему руку:-- вѣдь мы теперь союзники?...
   Онъ оглянулся, быстро прижалъ выше кисти эту обнаженную руку къ горячимъ губамъ, и еще быстрѣе вышелъ изъ пустой гостиной...
   Вернувшись въ свою комнату онъ сѣлъ за столъ, и писалъ вплоть до самаго обѣда.
  

XLIX.

   Къ обѣду наѣхала въ Сицкое новая компанія гостей, преимущественно изъ тогдашнихъ московскихъ свѣтскихъ жёнь премьеровъ. Пріѣхали два друга, князь Хохолковъ и Мишель Луповъ, веселые и любезные завсегдатели гостиныхъ и будуаровъ; пріѣхали двоюродные братцы, Костя Подозеринъ, ужасно похожій на стерлядь, соревнователь Толи Карнаухова по части пѣнія чувствительныхъ и иныхъ романсовъ, и Савва Роллеръ, побѣдитель сердецъ и умникъ, котораго прозывали "l'illustre йtranger", на томъ основаніи, что родомъ былъ онъ изъ Волоколамскаго уѣзда и ни на какомъ иностранномъ нарѣчіи не объяснялся. За ними небрежною походкой, ласково улыбаясь большими сѣрыми глазами и такими же большими, мягкими губами, плелся Петя Толбухинъ, милѣйшій лѣнтяй и англоманъ, про котораго въ то время пѣлся куплетъ:
  
   Вотъ, какъ будто съ парохода,
   Master Piter Tolboukine,
   Отпустила ему мода
   Бакенбарды въ поларшинъ, и т. п.
  
   Явился какой-то куда-то проѣзжавшій дипломатъ, служившій одно время подъ начальствомъ князя Михаила Шастунова, господинъ съ крючковатымъ носомъ и испитымъ лицомъ, вслѣдствіе чего графиня Воротынцева тутъ же прозвала его "un perroquet malade",-- а за нимъ весьма смахивавшій на Татарченка, маленькій, черненькій артиллеристъ, состоявшій вѣчно въ отпуску, немолчный болтунъ, хрипунъ и хохотунъ, извѣстный во всѣхъ углахъ Россіи подъ кличкою "Сеньки", лестнаго уменьшительнаго которое суждено ему было нести отъ дѣтства и до старости лѣтъ.....
   Онъ и Костя Подозеринъ тотчасъ же присосѣдились жъ Толѣ Карнаухову, съ которымъ и сѣли на концѣ стола, по далѣе отъ взоровъ "начальственнаго синклита" какъ выражались они...
   Пили они много, еще болѣе врали. "Mon cher, mon cher!" то и дѣло среди пчелинаго жужжанія трапезовавшей толпы, взрывался неудержимо хриплый голосъ артиллериста, и графъ, знавшій всхъ и каждаго, взглядывалъ въ ихъ сторону и, поднявъ ладони, произносилъ своимъ акаѳистомъ: "вѣчно Сенька шумитъ, пустая башка"...
   Многолюдный и безконечный обѣдъ, несмотря на это, прошелъ довольно скучно; ему не доставало того общаго, дружнаго оживленія какое вносило обыкновенно въ будничныя трапезы Сицкаго молодое общество нашихъ лицедѣевъ. Для нихъ часомъ ранѣе сервированъ былъ особый столъ въ одномъ изъ флигелей дома. Французъ поваръ княгини превзошелъ себя за то въ этотъ день. "Menu fretin" уѣздныхъ сосѣдей никогда еще въ жизни не чувствовали на языкѣ своемъ вкуса такихъ соусовъ, не глатывали такихъ соте "въ которые чортъ его знаетъ что положено, рыба, или бекасъ, никогда такъ много не приходилось имъ поглощать и жевать такъ мало... За то князь Лоло, тонкій гастрономъ, послѣ каждаго блюда прикладывалъ пальцы ко рту и посылалъ ими знаки лестнаго одобренія по адресу хозяйки, самодовольно улыбавшейся ему въ отвѣтъ со своего предсѣдательскаго мѣста. Наша княгиня чувствовала себя опять въ вожделѣнномъ расположеніи духа. Экспликація съ "vrai ami" покончилась, надо полагать, къ обоюдному ихъ удовольствію, такъ какъ вслѣдъ за нею "бригантъ", отправившись за актерскій столъ, сѣлъ на свое мѣсто съ особеннымъ, не то таинственнымъ, не то сосредоточеннымъ видомъ, и замѣтивъ что предъ его приборомъ стоитъ бутылка какого-то сотерна строго взглянулъ на офиціанта, и коротко отрѣзалъ: "подать мнѣ моего рейнвейна!", а княгиня Аглая по пути изъ своего ситцеваго кабинета въ столовую все время, не то томно, не то стыдливо улыбалась стѣнамъ... Въ столовой змѣя Додо какъ ни въ чемъ не бывало подошла къ ней съ восторженными комплиментами на счетъ ея великолѣпной argenterie.-- "Elle vient de Storr et Mortimer!" тотчасъ же объявила ей Аглая Константиновна забывая свои обиды, и мгновенно переносясь мыслью съ незабвенному Шиптоунткасслю... И опять теперь, сидя на своемъ хозяйскомъ мѣстѣ, насыщала она зрѣніе ослѣпительнымъ видомъ этого своего серебра, стекла и nappes damassées, мрачно почтительными физіономіями своихъ офиціантовъ, перемѣнявшихъ тарелки и разливавшихъ вина въ стаканы со внушительностью жрецовъ совершающихъ священнодѣйствіе, золотымъ и серебрянымъ шитьемъ "de la maison de l'Empereur" на воротникахъ обоихъ "comtes", стараго и молодаго, восхитительнымъ "toilette parée" своей петербургской гостьи, "la comtesse Tatiana", и проч., и въ сладкомъ торжествѣ повторяла мысленно: "non, cela n'était pas plus cossu chez les Deanmore!" прислушиваясь въ то же время съ достодолжнымъ вниманіемъ къ интересному разказу сидѣвшаго одесную ея графа о томъ какъ "его графиня" любитъ собакъ.
   По другую его руку сидѣла по прежнему графиня Воротынцева, посадившая подлѣ себя съ другой стороны, вмѣсто имѣвшаго занять это мѣсто князя Лоло, Софью Ивановну Переверзину. Лина познакомила ихъ предъ обѣдомъ. Оказалось что графиня много слышала про нее отъ одной своей тетки, которую она очень любила и которая была одного выпуска изъ Смольнаго и очень дружна съ Софьей Ивановной. Онѣ съ перваго взгляда очень понравились другъ другу; свѣтская петербургская женщина оцѣнила сразу оригинальность и прямоту этой пожилой, образованной провинціалки, отъ которой такъ и вѣяло тономъ и привычками, складомъ ума старинной "bonne société"... Онѣ не переставали разговаривать между собой въ продолженіе всего обѣда, вслѣдствіе чего, едва успѣли встать изъ-за стола, вся семья Карнауховыхъ съ Толи въ томъ числѣ, сочла нужнымъ представиться Софьѣ Ивановнѣ "en qualité de voisins", и княгиня До до, вызвавъ на уста очаровательнѣйшую изъ улыбокъ своихъ минувшихъ временъ, просила дозволенія посѣтить ее въ Сашинѣ. Графъ Анисьевъ, съ своей стороны, узнавъ отъ Женни что она тетка Гундурова, не переставалъ изучать ее украдкой во все продолженіе стола, и изъ этого изученія вынесъ такого рода понятіе что это "старуха съ которою, пожалуй, придется считаться"...
   Самъ онъ сидѣлъ, по назначенію хозяйки, между обѣими княжнами, Линой и Женни, и на этомъ жгучемъ пунктѣ велъ себя съ искусствомъ опытнѣйшаго стратега. Онъ такъ равномѣрно поворачивалъ свою глянцовитую голову то направо, то налѣво, такъ аккуратно распредѣлялъ свои улыбки между обѣими своими сосѣдками, такъ безпристрастно дѣлилъ между ними цвѣты своего остроумія, что все это могло бы быть взвѣвѣшено на аптекарскихъ вѣсахъ, и самый зоркій взглядъ не въ состояніи былъ бы подмѣтить на какую сторону склонялись эти вѣсы. Но стороны за то относились къ своему центру далеко не равномѣрно: добродушная Женни весело смѣялась и болтала въ запуски за нимъ; его блестящія рѣчи шли мимо ушей все такъ же нѣмой и глухой теперь ко всему Лины. Она ничего не ѣла... Какой-то туманъ разстилался предъ ея глазами... Участіе петербургской гостьи, бесѣда съ нею, не успокоили,-- они какъ бы еще усилили ея грусть и тревогу... "Какъ онъ долженъ страдать!" проносилась въ сотый разъ у нея въ головѣ все та же мысль. И тутъ же приходилъ ей на память какой то стихъ изъ ея роли Офеліи... "А затѣмъ какъ?... Забыла!... Боже мой, если я вдругъ на сценѣ не вспомню реплики!..." Она глядѣла прямо предъ собой: все въ томъ же туманѣ мелькали предъ ней озабоченное лицо Софьи Ивановны, и рядомъ съ нимъ приподнятые на углахъ, живые, темные глаза....
   "Она знала папа... ей были тогда мои годы..." Дрожь пробѣгала по спинѣ Лины. Предъ нею рисовалась большая высокая комната съ уходящими въ темь углами, мраморная доска стола съкарселемъ подъ зеленымъ абажуромъ, уставленная стоянками, и рядомъ, на подушкахъ, подъ приподнятымъ пологомъ, исхудалый, тонкій, незабвенный профиль... "Искупи меня, искупи меня, грѣшнаго!" сквозь надрывающій кашель, вся замирая, разслушивала она его слова...
   -- Давно никто не внушалъ мнѣ къ себѣ такого сердечнаго чувства какъ эта дѣвушка! говорила въ то же время про нее графиня Воротынцева своей сосѣдкѣ; -- et pauvre enfant, я пари держу,-- elle doit avoir une grosse épine à travers le coeur... Вы знаете что? спросила она поспѣшно, пораженная выраженіемъ лица съ которымъ слушала ее Софья Ивановна.
   -- Знаю, отвѣчала та,-- и съ радостью, примолвила она съ обычною своею живостью,-- сейчасъ отдала бы все что остается мнѣ жить чтобы вытащить эту занозу изъ ея... и еще другаго сердца!...
  
  

L.

   Актерскій обѣдъ былъ также не веселъ. Одинъ неизмѣнный шутъ Шигаревъ потѣшалъ "пулярокъ" своимъ гаерничаньемъ и анекдотами, которымъ онъ впрочемъ самъ хохоталъ гораздо болѣе чѣмъ его слушательницы. Зяблинъ, вообще не говорливый, пилъ теперь свой рейнвейнъ съ такимъ глубокомысліемъ будто рѣшалъ въ головѣ задачу изъ дифференціальнаго исчисленія. Вальковскій отстранялъ нетерпѣливою рукою каждое изъ подаваемыхъ ему блюдъ, жадно вбирая въ то же время широко открывавшимися ноздрями ихъ соблазнительный запахъ, злобно вздыхая и волкомъ глядя кругомъ себя: онъ уже два раза, предъ обѣдомъ примѣрялъ свой костюмъ Розенкранца,-- "въ таліи ничего, сходится, а вотъ подъ мышками, того и гляди..." -- нѣтъ онъ не имѣлъ права обжираться!... Между Духонинымъ и Факирскимъ начались было обычныя имъ пренія, на сей разъ на тему о "пресысыщеніи въ любви," по поводу одного пользовавшагося тогда большою извѣстностью французскаго романа Marianne, но разговоръ не клеился, и послѣ какого-то циническаго замѣчанія вмѣшавшагося тутъ Свищова объ отношеніяхъ къ автору его, Jules Sandeau, "госпожи George Sand, позаимствовавшей половину фамиліи любезнаго для сочиненія себѣ псевдонима," смолкъ и вовсе. Студентъ даже не вспылилъ, какъ то обыкновенно случалось; онъ былъ озабоченъ съ самаго утра, съ той минуты когда поводъ пріѣзда "петербургскаго преторіанца" былъ ему повѣданъ тѣмъ же Свищовымъ... Черныя тучи заволакивали теперь радужное небо соціально-романическихъ мечтаній, въ которыхъ вѣчно витало воображеніе юноши. Въ этихъ золотыхъ мечтаніяхъ онъ давно, какъ мы уже знаемъ, "отказался отъ княжны, во имя своей бѣдности, своей святой бѣдности," -- отказался "для другаго, болѣе совершеннаго, болѣе достойнаго ея"... Онъ не сомнѣвался что Гундуровъ любитъ ее; онъ угадывалъ "растерзанною душой" что и она любитъ Гундурова,-- и всего себя предавалъ имъ на жертву, ничего, ничего не требуя для себя, лишь бы когда нибудь она узнала, и сказала бы что онъ умѣлъ быть ей преданъ какъ Ральфъ Индіанѣ, какъ Мазаччіо любовницѣ Гораса {Indiana, Horace, романы Ж. Санда.}. "И онъ ненавидѣлъ теперь" всѣмъ естествомъ своимъ "этого" раздушеннаго военнаго царедворца изъ Петербурга, "этого" представителя офиціальной лжи и свѣтской безнравственности, пріѣхавшаго смутить свѣтлый міръ ихъ человѣческихъ отношеній. " "Да, ты человѣкъ, тебѣ по праву участіе братьевъ твоихъ по духу говорилъ себѣ Факирскій, участливымъ и безпокойнымъ взглядомъ слѣдя за Гундуровымъ и стараясь вычитать на его лицѣ "настоящія ощущенія его внутренняго я..." Герой нашъ упорно молчалъ, отъ него не ускользали ни эти пытливые взгляды студента, ни едва сдерживаемая, злонасмѣшливая улыбка на нахальныхъ устахъ Свищова, каждый разъ какъ глаза ихъ встрѣчались. И участіе это, и недоброжелательность равно злили его, равно оскорбляли; въ немъ пробудилась какая-то особенная чуткость, какая-то нервная угадчивость, которой онъ не зналъ за собой до сихъ поръ. Онъ до вчерашняго дня жилъ въ какомъ-то сіяющемъ пространствѣ надъ облаками, между своею ролью Гамлета и любовью къ княжнѣ, слѣпой и глухой на все что внѣ этого происходило кругомъ его. Сегодня внутреннія очи его открывались будто въ первый разъ:-- непрошенные и безсильные друзья, презрѣнные, но жестокіе завистники, неодолимые предразсудки, настоящее положеніе его въ этомъ домѣ, вся эта "дѣйствительность какъ она есть" представала теперь предъ нимъ въ неумолимо ясныхъ чертахъ. "Онъ попалъ сюда не какъ равный къ равнымъ, а въ качествѣ скомороха, имѣющаго позабавить на мгновеніе толпу праздныхъ свѣтскихъ людей, съ которыми у него нѣтъ ничего общаго, да и которые сами не признаютъ его своимъ... Онъ долженъ былъ это понять съ самаго начала,-- князь Ларіонъ далъ это ему почувствовать тогда же, въ томъ разговорѣ послѣ первой репетиціи,-- но онъ безумно увлекся тогда"... "Сама она во глубинѣ души своей, спрашивалъ онъ себя въ мучительномъ сомнѣніи, признаетъ ли она законность чувства своего къ нему? Въ собственномъ сознаніи ея не есть-ли это слабость, увлеченіе, отъ котораго она заранѣе готова отказаться изъ послушанія къ матери..." "Попробуйте!" сказала она ему... она на него возлагала эту обязанность; сама она не надѣялась, не думала, не бралась за такую попытку. Она и не допускала для себя возможность борьбы за это чувство... Борьбы? "Съ кѣмъ, противъ чего?" И новое смущеніе западало въ душу молодаго человѣка. "Съ матерью, противъ родительскаго авторитета!" отвѣчалъ онъ себѣ съ новою мукой... Въ правѣ ли онъ былъ требовать, гоже ли ему было желать даже чтобъ она "пошла на это?" Куда же дѣвалось то что было ему самому донынѣ такъ дорого, чему онъ такъ безусловно вѣрилъ до сихъ поръ? Гдѣ же эти его идеалы старорусской, христіанской, по-божески живущей и мыслящей семьи? Не говорилъ ли онъ самъ ей наканунѣ что вѣрованія его -- вѣрованія его народа? А теперь что же,-- бездна между словомъ и дѣломъ? Онъ самъ предложитъ ей идти съ нимъ подъ вѣнецъ безъ материнскаго благословенія...
   "Ну, а нѣтъ, тогда что же? Стиснуть зубы смириться -- "смиреніе сила", приводила она ему слова покойнаго отца,-- уѣхать скитаться по Россіи, попробовать, въ самомъ дѣлѣ, не размыкаетъ ли его личную печаль общее, народное горе?!.. Да, "но какъ же жить?" вскипало у него новымъ взрывомъ, какъ же жить безъ нея? Гдѣ та пустыня и гдѣ то горе, казалось ему, что могли бы заставить его забыть ее и это горе? Покинуть, бѣжать, потому что въ ихъ дикихъ, въ ихъ рабскихъ понятіяхъ ему нѣтъ здѣсь мѣста по табели о рангахъ! Но она его любитъ, любитъ!.. Развѣ онъ при этомъ не побѣдитъ, не осилитъ!.. И губы его слагались въ презрительную улыбку, онъ пронзительнымъ, чуть не вызывающимъ взглядомъ обводилъ кругомъ стола, словно искалъ повода вымѣстить на комъ-нибудь сознаваемое имъ оскорбленіе...
   -- Да что ты все молчишь сегодня? придрался онъ наконецъ къ сидѣвшему подлѣ него Ашанину, нѣмому, какъ и онъ, съ самаго начала обѣда.-- О чемъ ты думаешь?
   Красавецъ поднялъ на него глаза, встряхнулъ, какъ бы просыпаясь, шапкой своихъ черныхъ густыхъ волосъ и засмѣялся:
   -- А думалъ я вотъ сейчасъ о томъ, отвѣтилъ онъ пристально взглянувъ на пріятеля,-- что мы какъ разъ съ тобою находимся сегодня въ томъ настроеніи духа чтобы тебѣ играть Гамлета, а мнѣ, Гораціо, давать тебѣ реплику.
   -- Ничего ты о моемъ "настроеніи" не знаешь! досадливо отрѣзалъ ему на это Гундуровъ.
   -- Слушаю-съ, ваше королевское высочество, смиренно отвѣтилъ Гораціо.
  

LI.

   Не успѣвъ допить послѣ обѣда своей чашки кофе или, вѣрнѣе, успѣвъ только отъ поспѣшности обжечь имъ себѣ губы, Вальковскій, сосредоточенный, нервный и злой, какъ бывало съ нимъ предъ каждымъ представленіемъ, сидѣлъ уже въ большой мужской уборной театра за сценой, гдѣ парикмахеръ, другъ и наперсникъ его, Василій Тимоѳеевъ, съ двумя помощниками разбирали на столахъ привезенные ими изъ Москвы парики и волоса для спектакля.
   -- Ну, Вася, орудуй! говорилъ онъ, опускаясь въ кресло предъ однимъ изъ зеркалъ развѣшанныхъ по стѣнамъ комнаты.
   -- Слушаю-съ, Иванъ Ильичъ, отвѣчалъ подбѣгая Василій Тимоѳеевъ не безъ нѣкотораго подобострастія,-- онъ его ужасно боялся.
   -- А какъ изволили порѣшить насчетъ себя, торопливо примолвилъ онъ, суетясь около своихъ картоновъ,-- блондиномъ или брюнетомъ прикажете васъ поставить?
   Вальковскій глубокомысленно уперся взглядомъ въ зеркало.
   -- А ты меня среднимъ колеромъ пусти,-- шантре потемнѣе, да чтобъ и не совсѣмъ черно. Но костюму соображай; цвѣтъ видѣлъ, чортъ его душу знаетъ какой, не то апельсинъ, не то крымское яблоко!
   -- Слушаю-съ, Иванъ Ильичъ! И тѣмъ же подобострастнымъ шепотомъ:-- прикажете въ такомъ родѣ какъ у Ивана Васильевича Самарина, къ примѣру, въ Серафимѣ де-Лафайль? предложилъ "Вася".
   -- Пожалуй! Да гляди, малюй такъ чтобы мнѣ не хуже Володьки Ашанина быть, настоящимъ придворнымъ красавцемъ, только въ глаза маленечко злодѣя пусти! Понялъ, а?
   Уборная тѣмъ временемъ наполнялась народомъ. Слуги вносили костюмы, бѣлье, туалетныя и умывальныя принадлежности актеровъ. Эрлангеръ съ режиссеромъ пришли послѣ обѣда прикурнуть на полчасика на имѣвшемся тутъ широкомъ и мягкомъ диванѣ. Въ углу, за ширмами, скрываясь отъ насмѣшливыхъ взоровъ. Уже пыхтѣлъ толстый Елпидифоръ-Полоній, натягивая на себя трико и чулки, нарочно заказанные имъ въ Москвѣ на свои слоновыя ноги, и въ которые онъ спѣшилъ облечься, подмываемый тою же театральною лихорадкой какою страдалъ поклонникъ его, Вальковскій. Въ другомъ углу старикъ Ѳедосѣй Гундурова уставлялъ другія ширмы кругомъ пространства занятаго имъ для одѣванія барина, радѣя объ этомъ не столько для удобства, сколько въ видахъ приличія. Землемѣръ Посниковъ, за отказомъ Ранцева, имѣвшій исполнять Тѣнь, шагалъ озабоченно вдоль комнаты, полугромко повторяя роль, которую едва только успѣлъ выучить. Самъ храбрый капитанъ взялся играть теперь Рейнолда, слугу Полонія, вся роль котораго состоитъ изъ дюжины кратчайшихъ репликъ въ единственной сценѣ данной ему съ его господиномъ, но такъ тревожился за нее, такъ боялся забыть подать эти реплики во время что и теперь пришелъ еще разочекъ до спектакля "провѣрить себя", и репетовалъ свою сцену, стоя передъ ширмами, съ невидимымъ за ними Акулинымъ.
   Въ началѣ осьмаго нагрянули и остальные актеры, а съ ними Толя Карнауховъ, вмѣнявшій себѣ, разумѣется, въ обязанность быть "страстнымъ театраломъ". Онъ былъ на ты съ Чижевскимъ, нѣсколько знакомъ съ Духонинымъ и Ашанинымъ, а чрезъ нихъ перезнакомился тутъ же со всею труппой, начавъ съ главнаго дѣйствующаго лица, Гундурова, которому просилъ онъ Чижевскаго представить его какъ "своему сеніору по aima mater, университету, и собрату по старушкѣ Мельпоменѣ". Гундуровъ ничего не отвѣтилъ ему на это, холодно пожалъ протянутую имъ руку и ушелъ за ширмы, говоря про себя; "все та же порода Анисьевыхъ"!... Злость и тоска все сильнѣе накипали на душѣ Сергѣя. " И на что имъ Гамлетъ? Что имъ Гекуба и что они Гекубѣ?"... говорилъ онъ себѣ съ нервною, подергивавшею губы его улыбкой. "За то же какъ и скверно сыграю я имъ сегодня". Такая же нервная дрожь пробѣгала у него по тѣлу. Во рту было невыносимо сухо.
   -- Не хотите ли вы къ намъ придворнымъ "безъ рѣчей" въ королевскую свиту; -- у насъ тутъ лишніе костюмы есть? предложилъ Свищевъ Карнаухову.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? Толя такъ и вскинулся.
   -- Впору имъ будетъ одинъ, точно! сказалъ портной, присланный съ костюмами отъ Петра Степанова, мѣряя его глазомъ.
   Студентскій сюртукъ и галстукъ Толи уже летѣли на полъ...
   -- Николай Игнатьичъ, заговорилъ изъ-за своихъ ширмъ Акулинъ,-- не знаете, старичокъ нашъ, Василій Григорьичъ здѣсь? Я нарочно просилъ княгиню дозволить ему пріѣхать. Потому для него прослушать Гамлета,-- пенсіи ненужно!
   -- Здѣсь, здѣсь, отвѣтилъ Свищовъ,-- сидитъ, старый трубадуръ, одинъ-одинехонекъ въ пустомъ театрѣ, сіяетъ своей лысиной въ ожиданіи когда люстру зажгутъ.
   -- Это Юшковъ, Василій Григорьичъ, смотритель училища? спросилъ капитанъ Ранцевъ,-- первый нумеръ старина, скажу вамъ-съ!
   -- Идеалистъ! засмѣялся Елпидифоръ;-- Жуковскаго Эолову арфу читаетъ, обливается! "Владыка Морвены"... Очень это для него чувствительно...
   Актеры спѣшили одѣваться. Словно полотно подъ быстрою рукой живописца, сѣроватый фонъ уборной убирался съ каждою минутой все богаче и пестрѣе яркими цвѣтами атласныхъ колетовъ и бархатныхъ мантій, бликами золота по шитью, кистямъ, эфесамъ шпагъ, мельканіемъ вѣющихъ перьевъ на высокихъ беретахъ. Самыя лица, наружности какъ бы красивѣли и облагораживались подъ необычнымъ покроемъ иныхъ, болѣе живописныхъ временъ. Одинъ злополучный Розенкранцъ-Вальковскій, размалеванный по его указанію "придворнымъ красавцемъ" и вмѣстѣ съ тѣмъ "злодѣемъ", выходилъ, по выраженію Ашанина, "не то полишинель, не то лубочный чортъ". Самъ Ашанинъ, въ бѣломъ пополамъ съ пунцовымъ атласномъ колетѣ и такихъ же haut de chausses, въ пунцовой бархатной мантіи и беретѣ подъ панашемъ изъ бѣлыхъ марабу, былъ невыразимо красивъ.
   -- Послушайте, голубчикъ, говорилъ ему торопливо Духонинъ, помѣшанный на "сценической правдѣ",-- что вы въ этомъ уборѣ заполоните на смерть сердца всѣхъ нашихъ зрительницъ -- о томъ спора нѣтъ; но подумайте, годится ли такое великолѣпіе "бѣдному, незнатному другу Гамлета?"-- Вѣдь это прямо въ текстѣ сказано.
   -- А вы объясните имъ, зрительницамъ: принцъ Гамлетъ въ траурѣ по отцѣ; такъ онъ-молъ съ плеча своего старое платье все отдалъ донашивать другу своему Гораціо, отвѣчалъ со смѣхомъ красавецъ, откровенно любуясь на себя въ зеркало.
   -- Ваня, крикнулъ онъ съ мѣста Вальковскому,-- вспомни, сдѣлай милость, въ сценѣ твоей и Гильденштерна съ Гамлетомъ опять въ дурацкомъ азартѣ твоемъ не наступать на Сережу такъ что ему хоть въ кулису отъ тебя уходить приходится!
   -- А ты бы, отгрызся Вальковскій,-- лучше за Свищовымъ глядѣлъ, когда онъ въ вашей сценѣ съ Тѣнью говоритъ Гамлету:
  
   Я бѣдствія отечества предвижу, принцъ,
  
   и въ порывѣ чувства хлопъ наотмашъ принца по животу!
   -- А чти жь это "бѣдствіямъ отечества" мѣшаетъ? нагло захихикалъ тутъ же Свищовъ.
   -- А то что я буду покорнѣйше просить васъ умѣрять необузданность вашихъ движеній, когда вы на сценѣ со мной! неожиданно для него выговорилъ ему Гундуровъ, выступая изъ-за ширмъ за которыми одѣвался.
   -- Что же это такое, наставленіе? попробовалъ было захрабриться онъ.
   -- Принимайте какъ хотите! отрѣзалъ въ отвѣтъ Сергѣй, блеснувъ глазами и безсознательно дѣлая шагъ впередъ.
   Изо всѣхъ концовъ уборной испуганно обернулись на него взгляды товарищей: они такъ мало ожидали отъ него этого рѣзкаго, вызывающаго тона...
   Онъ былъ уже одѣтъ въ своемъ траурномъ костюмѣ Гамлета, съ неподвязаннымъ, по традиціи, спускавшимся съ одной ноги чулкомъ и длинными концами подвязки на другой, въ вырѣзномъ, низко лежавшемъ подъ свободно двигавшеюся высокою бѣлою шеей шитомъ воротничкѣ, и съ чернымъ по колѣна плащемъ, небрежно падавшемъ съ лѣваго плеча. Опущенные свѣтлые усы и легкая бородка клиномъ, удлинняя лицо, придавали ему какую-то сурово-болѣзненную вдумчивость; темный, слегка проведенный тушью, очеркъ по бровямъ и подъ нижними вѣками усугублялъ блескъ и игру зрачковъ: сѣрые глаза Гундурова казались совсѣмъ черными... Весь обликъ его въ этомъ видѣ выражалъ какое-то скорбное величіе, смѣсь прирожденной, законной горделивости и удрученія безконечною, неисходною тоской...
   Съ перваго взгляда на него подъ этимъ обликомъ всѣмъ будто сказалось что онъ имѣетъ право на эту поразившую ихъ, надменную и раздраженную рѣчь...
   Свищовъ не нашелъ слова отвѣтить, да и не успѣлъ бы... Вальковскій сорвался съ кресла, на которое уже одѣтаго посадилъ его опять подъ щетку Василій Тимоѳеевъ, и съ недофабренною бровью кинулся къ пріятелю:
   -- Сережа, гляди же, если ты теперь съ этою божественною рожей да не сыграешь мнѣ такъ чтобы всѣхъ Гарриковъ за поясъ заткнуть, я тебя задушу!...
   -- А цѣпь же ваша гдѣ, Гундуровъ? подбѣжалъ къ нему съ другой стороны съ этимъ вопросомъ Духонинъ.
   -- Цѣпь? У меня никакой цѣпи нѣтъ, отвѣтилъ онъ, недоумѣвая.
   -- Помилуйте, да вѣдь это классическая необходимость для Гамлета,-- цѣпь съ портретомъ на ней отца въ медальйонѣ, какъ же это вы забыли? Надо бѣжать сейчасъ достать гдѣ-нибудь!...
   -- Не это ли вотъ самое что требуется? спросилъ убиравшій за ширмами Ѳедосѣй,-- сейчасъ генеральша прислала, и съ записочкой.
   Онъ подалъ ее барину. Софья Ивановна писала:
   "Тебѣ нуженъ къ костюму медальйонъ на цѣпи. Княжна вспомнила и посылаетъ. Береги особенно, въ немъ портретъ отца ея въ молодости".
   -- Ну, вотъ и чудесно! говорилъ Духонинъ, между тѣмъ какъ Сергѣй вынималъ требуемое изъ коробки сопровождавшей записку.-- Это принадлежитъ тетушкѣ вашей?
   Гундуровъ судорожно, почти грубо вырвалъ цѣпь изъ рукъ Духонина, накинулъ ее себѣ на шею, и засунулъ медальйонъ между пуговицъ колета, въ боязни чтобы тому не вздумалось открыть его...
   Благовоспитанный Москвичъ недоумѣвая поднялъ на него глаза:
   -- Что съ вами, Гундуровъ?
   Сергѣй схватилъ его за обѣ руки:
   -- Ради Бога, не сердитесь!... Я... я самъ не знаю что со мною дѣлается!...
   Злоба душила Свищова. Ему надо было отомстить, "взять свое" за претерпѣнное имъ сейчасъ униженіе... Онъ нашелъ:
   -- Ну, батенька, обратился онъ къ Карнаухову,-- вотъ посмотрите на нашу Офелію! Предваряю заранѣе: сердечко на привязи держите!
   Толя, которому въ это время подклеивали бороду, рванулъ головой вверхъ такъ что вся борода осталась въ рукѣ парикмахера, и возгласилъ на распѣвъ:
  
   Благоговѣю богомольно
   Передъ святыней красоты!
  
   -- Да-съ, захихикалъ на это Свищовъ,-- счастливъ этотъ преторіанецъ петербургскій,
  
   Святыни сей ближайшій обладатель!
  
   -- Развѣ это рѣшено? тревожно воскликнулъ Толя; онъ раздѣлялъ всѣ иллюзіи своихъ родителей относительно возможности брака сестры его съ Анисьевымъ.
   -- И вѣчно этотъ вашъ вздоръ и выдумки! заволновался Факирскій, одѣвавшійся въ углу рядомъ съ Шигаревымъ.-- Откуда вы это взяли?
  
   -- Есть много на землѣ, мой другъ Факирскій,
   Что и не снилось мудрости твоей!
  
   задекламировалъ, продолжая хохатать, нахалъ.-- Я полагаю во всякомъ случаѣ что для княжны эта "выдумка" нисколько не обидна.
   -- Почему вы такъ полагаете-съ? воскликнулъ студентъ, кипятясь и избѣгая въ то же время встрѣтиться глазами съ Гундуровымъ.
   -- А потому полагаю-съ что она цѣну должна себѣ знать... Да и вамъ бы, кажется, знать надлежало, юноша прекрасный, что такія золотыя пташки не про нашихъ московскихъ соловьевъ!...
   -- А про петербургское воронье, по вашему? пылко вскликнулъ изъ другаго угла Духонинъ.
   Свищовъ торжествовалъ:
   -- Э, батенька, лаяться-то всѣ мы мастера! А вы взгляните-ка на него: тридцати безъ малаго лѣтъ,-- полковникъ, царскій адъютантъ, съ тверди небесной всѣ созвѣздія себѣ на грудь перевелъ... А мы съ вами ну-ка-съ?...
   -- Такъ вы бы... началъ было студентъ...
   -- Бросьте, не стоитъ! громко и презрительно остановилъ его Духонинъ.
   -- А будь я испанскимъ королемъ, господа, неожиданно заговорилъ Шигаревъ, въ ожиданіи свободнаго мѣста у зеркала, сидѣвшій, весь уже одѣтый, на диванѣ, съ поджатыми ногами и какимъ-то полотенцемъ, скрученнымъ чалмой кругомъ головы,-- я бы непремѣнно для Свищова орденъ сочинилъ!
   -- Не американскаго ли попугая? спросилъ тотъ, насмѣшливо оглядывая его свѣтлозеленый костюмъ.
   -- Жирно будетъ, не по чину тебѣ! возразилъ шутъ;.-- нѣтъ братъ, сочинилъ бы я для тебя паука большаго креста,-- да паутина у тебя дрянь: комаренокъ, и тотъ насквозь ее прорветъ...
   Онъ ошибался,-- крылья Гундурова завязли въ этой паутинѣ. Слова Свищова, что называется, добивали его. Громко, циническими устами выговорено было о немъ теперь то о чемъ онъ думалъ съ самаго утра,-- то сужденіе какое произнесетъ "весь свѣтъ" когда "претензіи" Гундурова станутъ вѣдомы этому свѣту. "Такія пташки не про московскихъ соловьевъ" каковъ онъ, повторитъ этотъ безсмысленный свѣтъ, скажутъ всѣ эти "жалкіе", эти "пустые люди"... А она?... Она прислала ему сейчасъ этотъ медальйонъ... Но она "должна знать себѣ цѣну!"... О, какъ это все тяжело, унизительно, обидно!...
   Молодыя, чуткія сердца еще сильнѣе способны ощущать страданіе чѣмъ радость. Чувство жгучей, невыносимой боли охватило все существо Гундурова... О, куда уйти, куда уйти отъ него!... Онъ поводилъ кругомъ моргавшими глазами, спрашивая себя, не кинуть ли все сейчасъ, вмѣсто сцены велѣть заложить коляску, и съ мѣста отправиться въ путь подальше, подальше, гдѣ бы онъ могъ все забыть, гдѣ бы имени ея никто не произносилъ предъ нимъ.
   -- Господа, доложилъ входя режиссеръ,-- княгиня прислала спросить: пора ли гостямъ въ залу театра? Безъ четверти восемь!
   Суета поднялась въ уборной:
   -- Мы сейчасъ готовы!...
   -- Я нѣтъ, я нѣтъ, испуганно восклицалъ Маусъ, игравшій Гильденштерна,-- не могу до сихъ поръ усовъ добиться!
   -- Сею минутой, сею минутой! чирикалъ, мечась какъ угорѣлый по комнатѣ, Василій Тимоѳеевъ.
   -- "Прощай, прощай, прощай, и помни обо мнѣ!" договаривалъ себѣ мелкою дробью изъ своей роли землемѣръ-Тѣнь облеченный въ панцырь и шлемъ, украшенный двумя по бокамъ его крылами, согласно рисункамъ Ретча, и съ пристегнутымъ къ задней сторонѣ этого шлема сѣроватымъ плащемъ окутывавшимъ его всего.
   -- А король-то нашъ, лорды и господа, король нашъ какъ, великолѣпенъ!
   Зяблинъ въ малиновомъ бархатѣ и горнастаѣ, съ брилліантами, ушитыми въ формѣ короны кругомъ шляпы подъ страусовыми перьями, въ цѣпи изъ изумрудныхъ кабошоновъ, на которой висѣла огромная алмазная съ изумрудами же звѣзда ордена Льва и Солнца, полученная когда-то княземъ Михайломъ Шастуновымъ въ Персіи (княгиня Аглая щедро снабдила всѣми этими драгоцѣнностями "vrai ami" на спектакль, сказавъ ему только "vous en aurez soin, n'est ce pas?") Зяблинъ, сіяющій, важный и молчаливый, выступалъ какъ на. пружинахъ въ своихъ королевскихъ башмакахъ.
   -- Браво, браво, superbe!...
   -- Va--а-а-а superba, va superba! заоралъ тутъ-же Шигаревъ изъ Семирамиды.
   -- Сыны волшебнаго искусства, возгласилъ Толя, подбѣгая къ столу, на которомъ стояло вино въ серебряныхъ холодильникахъ,-- легкую выпивку предъ Гамлетомъ не учинить ли?
   -- Можно, можно...
   -- Для куражу-съ не мѣшаетъ, примолвилъ храбрый капитанъ Ранцевъ, котораго отъ волненія начинала бить лихорадка.-- Не прикажете ли вамъ? наливая себѣ бокалъ шампанскаго обратился онъ къ Вальковскому.
   Но "фанатикъ" не слушалъ; онъ весь поглощенъ былъ въ созерцаніе физіономіи Полонія, которую домалевывалъ Василій Тимоѳеевъ.
   -- Экая вѣдь придворная шельма, дѣйствительно, вышелъ! восклицалъ онъ восторженно.
   -- Елпидифоръ Павлычъ, просилъ подбѣгая Чижевскій, которому очень шелъ его синій съ золотомъ костюмъ,-- ради Бога, не забудьте реплики въ нашей сценѣ: "тебя вѣдь ждутъ, что медлить"... А то вы приметесь каждый разъ обнимать меня...
   -- Разчувствуюсь -- и забуду? Ужь не говорите! И толстякъ отчаянно махнулъ рукой;-- ражъ ужь у меня такой! Повѣрите, такое со мной дѣлается, будто въ самомъ дѣлѣ съ роднымъ сыномъ разстаюсь,-- плачу!... А вы, Ростиславъ Михайлычъ, сдѣлайте божескую милость, ущипните меня тутъ хорошенько за локоть!...
   -- Ущипну непремѣнно! хохоталъ тотъ...
   -- Господа, донесъ вбѣгая опять режиссеръ,-- публика отправилась въ залу!....
   -- Идемъ, идемъ!...
   Все двинулось изъ уборной.
   -- Гамлетъ, крикнулъ Гундурову въ дверяхъ Толя Карнауховъ, мрачно насупивъ брови и ударяя рукой по своему, фіолетоваго цвѣта колету,-- Гамлетъ, я вамъ глубоко завидую!
   -- Христе Боже, благослови! бормоталъ на ходу Полоній-исправникъ, несчетно крестя себя по животу...
  

LII.

   Красивая, высокая, веселая, съ ея блестящею люстрой и расписнымъ плафономъ, зала театра сверху до низу горѣла огнями и была уже на половину полна. Городъ отстоялъ отъ Сицкаго не далѣе какъ верстъ на десять и, пользуясь дозволеніемъ Аглаи Константиновны, склонившейся на настоятельныя доказательства нашихъ актеровъ, "что чѣмъ болѣе зрителей, тѣмъ веселѣе играть," все что имѣло только средства къ передвиженію прибыло оттуда на "представленіе" въ Сицкое. Уѣздное чиновничество съ женами и дочерьми,-- иные съ десятилѣтними ребятами,-- занимали всѣ задніе ряды креселъ, перешептываясь межь собой и то и дѣло оглядываясь на большую дверь противъ сцены, откуда съ боязливымъ нетерпѣніемъ ждался ими выходъ хозяйки и "всѣхъ этихъ ея аристократовъ." Въ углу три учителя уѣзднаго училища жадно вычитывали афишу спектакля, усердно отирая платками свои страшно вспотѣвшіе лбы; они пришли пѣшкомъ изъ города со своимъ смотрителемъ. Это былъ невысокаго роста человѣкъ лѣтъ пятидесяти, казавшійся старѣе своихъ лѣтъ по глубокимъ морщинистымъ складкамъ бороздившимъ его круглое широкое лицо подъ ворохомъ густыхъ и всклоченныхъ сѣдыхъ волосъ, и гораздо моложе ихъ по совершенно юношескому блеску большихъ, открытыхъ, необычайно свѣтлыхъ, и благодушныхъ какихъ-то глазъ. Онъ стоялъ самъ посреди небольшой группы молоденькихъ офицеровъ артиллерійской бригады, штабъ которой находился въ городѣ, и толковалъ имъ, сіяя этими своими большими юношескими глазами, "означеніи Гамлета въ исторіи человѣческаго творчества." Самъ онъ уже двѣ недѣли готовился "къ торжеству," перечтя раза три сряду строку за строкой имѣвшагося у него въ переводѣ Вронченко Гамлета и все что могъ онъ найти о немъ въ пыльномъ хламѣ давно забытыхъ студенческихъ тетрадокъ и старыхъ журналовъ, что громоздились по окнамъ и угламъ его холостой, безпорядочной, насквозь прокуренной Жукова табакомъ квартиры...
   -- Вѣдь это событіе, господа, событіе, говорилъ онъ, потирая себѣ весело руки, и громко смѣясь отъ предвкушавшагося имъ наслажденія,-- Гамлетъ исполняемый образованными людьми,-- образованными, господа, не забудьте, которымъ слѣдовательно каждое слово его должно быть понятно и дорого. Дорого, да-съ, это именно соотвѣтствующее здѣсь выраженіе, ибо въ Шекспирѣ, какъ въ Гомерѣ, какъ въ Библіи, каждое слово лучъ солнца, въ каждомъ море свѣта и міръ мысли господа!...
   Артиллеристы сосредоточенно, съ опущенными головами, внимали ему, занятые впрочемъ не столько моремъ свѣта Шекспира, сколько тѣмъ что ихъ батарейный командиръ, находившійся въ числѣ гостей и обѣдавшій въ Сицкомъ, долженъ былъ представить ихъ тутъ, въ залѣ театра, хозяевамъ дома, и какъ бы поэтому "держать имъ себя такъ чтобы показаться не хуже какого-нибудь пустаго графа или князя".
   Музыканты сидѣли уже всѣ въ оркестрѣ у пульпетовъ, съ разложенными на нихъ нотами своихъ партій. Эрлангеръ, позѣвывая и усмѣхаясь тонкими губами, лѣниво переговаривался съ первою скрипкой, обернувшись къ ней въ полъоборота со своего дирижерскаго мѣста.
   Въ воздухѣ струился крѣпкій запахъ только-что прокуренныхъ слугами духовъ.
   -- Пш, пш... донеслось изъ глубины залы...
   Все разомъ въ ней обернулось на входныя двери
   Витторіо махалъ оттуда дирижеру бѣлымъ платкомъ.
   Музыканты ухватились за свои инструменты. Эрлангеръ поднялся, окинулъ глазами оркестръ, медленно приподнялъ палочку надъ своею чистенькою, гладко подчесанною головой...
   Раздались первые такты полонеза Жизни за царя, и подъ его звуки, подъ руку съ графомъ въ звѣздахъ на гвардейскомъ мундирѣ Финскихъ стрѣлковъ, милостиво помавая головой направо и налѣво въ отвѣтъ оробѣлымъ улыбкамъ и поклонамъ вскочившей на ноги при появленіи ихъ публики, вошла княгиня Аглая Константиновна, величественная и счастливая какъ царица,-- вѣрнѣе же какъ жирный котъ, любимецъ барыни, жмурящійся круглыми глазами на солнце, между тѣмъ какъ босоногая Палашка раболѣпно чешетъ ему пальцами за ухомъ... За нею, попарно, шла толпа гостей: графиня Воротынцева подъ руку съ княземъ Ларіономъ, Софья Ивановна съ бригаднымъ генераломъ, тридцатилѣтняя московская княжна съ княземъ Лоло, княгиня Додо съ командиромъ артиллерійской батареи, еще молодымъ и красивымъ полковникомъ, недавно назначеннымъ изъ гвардіи, къ которому тотчасъ же и обратились съ полуиспуганнымъ, полувопросительнымъ выраженіемъ глаза его юныхъ подчиненныхъ, но который съ свой стороны, чуть замѣтно сморщившись и тутъ же низко наклонясь къ лицу своей дамы, прошелъ какъ бы не видя ихъ. Московскіе жень-премьеры отыскали себѣ также дамъ въ числѣ московскихъ помѣщицъ-сосѣдокъ, попавшихъ въ почетный легіонъ гостей ея сіятельства, и хохотъ "Сеньки," шедшаго рядомъ съ какою-то хорошенькою блондинкой, уже гремѣлъ на всю залу... Графъ Анисьевъ, со своимъ иконостасомъ крестовъ изъ-за каждой пуговицы флигель-адъютантскаго мундира, велъ хохочущую Женни не то небрежно, не то внимательно слушая ея торопливыя рѣчи, и угадывая въ то же время по выраженію особаго любопытства въ обращавшихся на него со всѣхъ сторонъ взглядахъ что поводъ пріѣзда его въ Сицкое не былъ тайною даже для этого мелкаго, невѣдомаго ему уѣзднаго общества....
   Гости размѣстились въ первыхъ рядахъ креселъ. Въ одной изъ двухъ ложъ театра, расположенныхъ по обѣимъ сторонамъ пространства занимаемаго оркестромъ, усѣлись князекъ и mister Ноксъ съ англійскимъ томикомъ Шекспира въ рукѣ, по которому готовился слѣдить за представленіемъ. Въ другую ложу ушла madame Crébillon, съ тайнымъ намѣреніемъ "faire un petit bout de sieste" въ темномъ углу ея...
   -- Прекрасный театръ,-- лучше чѣмъ у меня! Еще старикъ князь строилъ, знаю! Вкуса много имѣлъ! пѣлъ акаѳистомъ графъ подъ тактъ заливавшагося полонеза, не садясь еще и одобрительно озираясь кругомъ.
   Княгиня Аглая блаженно улыбалась.
   -- И какъ это удачно cette vraie draperie du portail, говорила ей въ свою очередь графиня Воротынцева, занимая мѣсто рядомъ съ графомъ и усаживая подлѣ себя Софью Ивановну,-- мягко, элегантно и богато на взглядъ...
   Вмѣсто писанной по полотну драпировки, какъ это обыкновенно водится въ театрахъ, порталъ сцены задрапированъ былъ, по мысли Ашанина, отъ самаго потолка настоящею пунцовою шерстяною матеріей, отороченною длинною бахрамой и перехваченною въ подлежащихъ мѣстахъ толстымъ, витымъ пополамъ съ золотомъ, пунцовымъ же снуромъ съ огромными на концахъ его кистями. Передній занавѣсъ былъ сдѣланъ изъ той же матеріи на сборкахъ и подбирался какъ стора на снуркахъ. За нимъ былъ уже другой, писанный занавѣсъ (изображавшій домъ въ Сицкомъ со стороны сада), который предназначенъ былъ къ опусканію послѣ сценъ Гамлета за которыми слѣдуетъ перемѣна декорацій. Матерчатый занавѣсъ долженъ былъ опускаться по окончаніи каждаго акта.
   -- Лишняя роскошь! откидывая вѣеромъ ладони отозвался графъ на похвальный отзывъ графини Воротынцевой.
   Княгиня Аглая съ самодовольно лукавою улыбкой подмигнула ему глазкомъ.
   -- Это у меня потомъ все на мебель во флигеля пойдетъ, сообщила она ему какъ бы по секрету, наклоняясь къ уху его.
   -- Разчетъ, это хорошо! И щеки старца запрыгали отъ веселаго смѣха.-- Отца зналъ! Разчетомъ милліоны нажилъ!... И дочь такая же! промолвилъ онъ уже съ тѣмъ особымъ оттѣнкомъ добродушія, благодаря которому не было возможности на него сердиться, и онъ съ своей стороны имѣлъ возможность говорить людямъ всегда все что ему хотѣлось....
   Словно гранату взорвало предъ нашей княгиней... Опять, опять,-- третій разъ со вчерашняго вечера,-- объ этихъ несчастныхъ Раскаталовскихъ милліонахъ!..." И дочь такая же... Она, княгиня Шастунова, она -- "такая же?..." О это ужасно, этого перенести нельзя!. "А этотъ старый шутъ какъ ни въ чемъ не бывало "
   И злополучная хозяйка, злобно кусая себѣ губы, словно вся ушла въ свое кресло, безмолвная и глухая на все что двигалось кругомъ ея.....
  

LIII.

   А по той сторонѣ занавѣса, на сценѣ, лихорадочно волнуясь, режиссеръ, уже съ крупными каплями пота на лбу и пересохшими губами, то быстро перебѣгая отъ одного лица къ другому, то внезапно пятясь ступнями назадъ чтобы лучше судить объ общей картинѣ, устанавливалъ актеровъ участвовавшихъ въ первомъ явленіи Гамлета. Какъ уже извѣстно нашему читателю, открывающая драму Шекспира сцена появленія Тѣни на террасѣ Эльсинорскаго дворца попала въ число урѣзокъ предложенныхъ княземъ Ларіономъ, и представленіе начиналось прямо со сцены во дворцѣ. На двухъ поставленныхъ на возвышеніе съ высокими вырѣзными спинками готическихъ креслахъ, по лѣвую руку отъ зрителя, возсѣдали теперь рядомъ король-Зяблинъ, и королева-Надежда Ѳедоровна въ брилліантовой діадемѣ на головѣ и шитой золотомъ бѣлой атласной юпкѣ подъ такою же расшитою по зеленому бархату traine, въ которой представала на куртаги въ нѣмецкой резиденціи русская посланница Fürstin Aglaia von Schastunof. Глаза перезрѣлой дѣвы горѣли необычнымъ имъ блескомъ надъ подрумяненными щеками; "все кончено, и мнѣ все равно", казалось, говорило не то презрительное, не то смиренное выраженіе ея поджатыхъ губъ. (Предъ нею только что мелькнула въ дальней кулисѣ высокая фигура Ашанина, тщательно, съ своей стороны, избѣгавшаго попасть ей на глаза)... Четыре хорошенькіе мальчики-пажи (сыновья и племянники "образованной окружной") въ голубыхъ колетахъ, поставленные попарно по обѣимъ сторонамъ королевской четы, держали на рукахъ ихъ длинныя, тяжелыя бархатныя мантіи. За ними, растянутыя полукругомъ къ глубинѣ сцены, стояли, съ "образованною окружной" во главѣ, Eulampe и остальныя пулярки въ вырѣзныхъ лифахъ и длиннохвостыхъ, разноцвѣтныхъ платьяхъ, изображая собою придворныхъ дамъ. Полукругъ замыкали Полоній съ сыномъ, а за дамами какъ бы фонъ картины составляла кучка "придворныхъ", состоявшая изъ Вальковскаго, Мауса, Шигарева, Духонина съ Факирскимъ и случайнаго новобранца, Толи Карнаухова.... Вся правая сторона сцены оставлена была свободною для Гамлета, одиноко погруженнаго въ свою печаль во все продолженіе вступительной рѣчи короля и послѣдующаго разговора его съ Лаэртомъ.
   -- Позвольте, сударыня, попросить васъ сомкнуться немножко, суетился режиссеръ,-- чтобы просвѣтовъ поменьше было: не эффектно!.. А вы, господа, напротивъ, пошире маленечко.... Да посвободнѣе, посвободнѣе позы-съ!... Тутъ бы-съ на первомъ планѣ, у кресла королевы....
   -- Чего тамъ тебѣ еще? рявкнулъ изъ кучки Вальковскій, подмываемый нетерпѣніемъ начать скорѣе.
   -- Да кого-нибудь изъ дамъ нужно бы...
   -- Ольгу поставьте, Ольгу Акулину, закричала Eulampe,-- у нея настоящій, отъ княгини, придворный, шитый хвостъ...
   -- Да гдѣ же онѣ-съ, я ихъ не вижу? спрашивалъ торопливо режиссеръ, обѣгая кругомъ глазами...
   -- Она съ нами одѣвалась... Она вышла съ нами... Ольга, Ольга! заголосили разомъ всѣ пулярки...
   -- Стрекоза! фыркнулъ опять Вальковскій, не смущаясь сосѣдствомъ Акулина, отца этой "стрекозы".
   Режиссеръ прянулъ за кулису...
   Несмотря на рѣшительный отказъ ея утромъ участвовать въ свитѣ королевы, Ольга Елпидифоровна послѣ разговора своего съ графомъ Анисьевымъ возгорѣла вдругъ самымъ пылкимъ желаніемъ, не дожидаясь завтрашняго торжества своего "какъ пѣвицы", показать себя ему сегодня же со стороны красоты, и притомъ "въ придворномъ шлейфѣ",-- такъ, мечтала она, "какая я буду когда меня за голосъ ко двору"... Костюмъ же былъ давно готовъ, перешитъ и прилаженъ на нее изъ другой бывшей traоne de cour княгини Аглаи Константиновны, щедро отворившей на этотъ случай домочадицамъ своимъ тяжелые кованые сундуки хранившіе безчисленные ея уборы.... Ольга облеклась въ это темнолиловое съ золотомъ, обшитое кружевами, бархатное платье, изъ котораго свободно и высоко выступали ея круглыя плечи, приколола къ темнымъ волосамъ брилліантовую бабочку взятую ею у княжны Лины, и съ глубокимъ внутреннимъ восхищеніемъ улыбнувшись себѣ въ этомъ пышномъ нарядѣ въ зеркало, вышла изъ уборной вслѣдъ за пулярками.
   Тяжесть бархатнаго шлейфа, который вмѣсто того чтобы взять его на руку она тянула за собою по корридору, безпрестанно оборачиваясь на него съ ребяческимъ наслажденіемъ, замедляля ея шаги. Ея подруги строились уже на сценѣ когда она еще подходила къ обитой ковромъ лѣсенкѣ, которая вела за кулисы.
   Она подобрала свой хвостъ, и обремененная имъ, медленно и неловко ворочаясь, стала взбираться по довольно крутымъ ступенькамъ...
   Кто-то сверху протянулъ ей руку въ бѣлой перчаткѣ.
   Она не глядя уцѣпилась за нее, и поднялась.
   -- Merci! сказала она машинально, машинально подняла вѣки
   Предъ нею стоялъ Ашанинъ, сіяя страстнымъ огнемъ устремленныхъ на нее глазъ, и красивый какъ молодый богъ.
   Такимъ показался онъ ей въ этихъ яркихъ цвѣтахъ, подъ этою мантіей, этими складками необычной, фантастической одежды... Это было что-то внезапное, непредвидѣнное и волшебное, чему она противустоять была не въ силахъ.
   -- Ахъ, какъ вы хороши! воскликнула она, всплеснувъ руками, и восторженно глядя ему въ лицо.
   -- Что ты со мной дѣлаешь! едва могъ его языкъ проговорить въ свою очередь,-- его била лихорадка...-- Что ты со мной дѣлаешь! сказалъ онъ еще разъ, наклоняясь къ самому ея лицу, и жаднымъ движеніемъ ухватывая ея руку...
   -- Ольга Елпидифоровна, пожалуйте скорѣе, пожалуйте летѣлъ къ ней съ этимъ крикомъ на встрѣчу режиссеръ, чуть не сбивъ съ ногъ ламповщика попавшагося ему на встрѣчу.
   Она вырвалась, и побѣжала на сцену...
   Гундуровъ тѣмъ временемъ, все съ тѣмъ же нервнымъ помаргиваніемъ вѣкъ и сосредоточеннымъ выраженіемъ лица, разгуливалъ по оставленному для него, свободному пространству сцены. Такъ же тоскливо было у него на душѣ, но эта тоска какъ бы все выше и выше подымалась теперь, выливаясь изъ рамокъ его личныхъ ощущеній. Она какъ бы владѣла имъ теперь безо всякой субъективной причины, безо всякаго положительнаго довода, а какъ бы произвольно избравъ его сосудомъ изъ котораго должна была изливаться она. Онъ испытывалъ ея муку, и словно припомнить не могъ откуда налетѣла она въ его душу, какъ не помнитъ расходившаяся волна того вѣтра что наканунѣ поднялъ ее изъ глуби моря... То что предстояло ему теперь, сейчасъ, эта безконечная, безнадежная скорбь человѣка-Гамлета, это была его скорбь, онъ уже не могъ отдѣлить ея отъ того чего-то особеннаго, лично ему принадлежавшаго, изъ котораго изошла она... Тотъ, болѣе дѣйствительный, чувствовалъ онъ, чѣмъ сама дѣйствительность, міръ правды искусства захватывалъ и уносилъ его... Сквозь занавѣсъ, отдѣлявшій его отъ этихъ "людей собравшихся глазѣть на него", доносились сквозь звуки музыки назойливое жужжаніе ихъ "пустыхъ рѣчей", ихъ "безсмысленный смѣхъ".... и все выше, выше подымалось въ немъ надъ этою "людскою толпой" чувство той "чело законѣ Господни"...
   Кто-то притронулся до его локтя. Онъ вздрогнулъ, и обернулся.
   Подлѣ него стоялъ князь Ларіонъ, и старикъ вздрогнулъ еще разъ взглянувъ ему въ лицо.... Оно было страшно, страшно своимъ ледянымъ, мертвящимъ спокойствіемъ. Глаза словно ушли въ какую-то пещеру и горѣли оттуда ровнымъ, но прожигающимъ пламенемъ. "Я не жилецъ уже земной", сказали съ перваго раза глаза эти Юшкову.
   -- Можете оставить меня одного здѣсь? сказалъ ему шепотомъ вошедшій;-- не надолго, успѣете всегда начать.... не договорилъ онъ.
   Старикъ повелъ чуть-чуть головой, и отошелъ отъ налоя.
   -- И еще, промолвилъ еле слышно князь, прикасаясь еще разъ рукой къ его рукѣ,-- если можно, чтобы никто не входилъ сюда....
   Юшковъ молча кивнулъ, и вышелъ.
   Князь Ларіонъ неслышно подошелъ къ изголовью покойницы. Онъ низко наклонилъ надъ ней голову, и жадно впился глазами въ недвижныя черты ея. Судороги поводили все лицо его.
   Онъ долго, долго стоялъ такъ, съ наклоненною головой, не отрываясь отъ этого прелестнаго, отъ этого говорившаго теперь о какой-то чудной тайнѣ лица... Онъ стоялъ въ какомъ-то священномъ ужасѣ, пораженный его выраженіемъ, силясь проникнуть мыслью въ эту страшную загадку смерти.
   -- Вотъ ты какая теперь, произносилъ онъ какъ въ бреду, несвязно и не раскрывая губъ,-- вотъ какая!... Что ты видишь, что узнала? Вся твоя жизнь... да, теперь такъ ясно,-- была только преддверіе... предлогъ къ этому... Для тебя земное, человѣческая любовь... ты сама обманывала себя здѣсь... къ иному неслась ты... тебя звало вотъ это... невѣдомое, чудное... и страшное... Hélène, гдѣ же ты?... Что говоритъ этотъ счастливый и строгій ликъ твой... что обѣщаешь ты мнѣ оттуда?... Или это все то же одно: реакція мускуловъ, покой безчувствія... все то же,-- тлѣнъ, прахъ, уничтоженіе!... Hélène -- прахъ... О, еслибы на мигъ только, на мигъ одинъ взглянуть опять въ твои синіе глаза!.. О, какіе глаза это были! повторилъ онъ со страстнымъ, охватившимъ его мгновенно, порывомъ.
   Онъ выпрямился вдругъ всѣмъ своимъ высокимъ станомъ: изъ-за стѣны долетѣло до него глухое стенаніе Глаши.
   -- Кто тамъ рыдаетъ? Не онъ ли успѣлъ узнать, и тутъ теперь... Онъ улыбнулся вдругъ, улыбнулся словно торжествующею, злою улыбкой:-- Да, ты не возьмешь ее себѣ, не возьмешь!... Вы умѣли всѣ, и любовью вашей, и тупостью довести ее до могилы... а сойду туда, лягу рядомъ съ нею -- я!... А вы живите, живите!...
   Онъ повелъ блуждающимъ взоромъ кругомъ себя... опустилъ его снова.
   -- Hélène, красота моя! вырвалось у него неудержимо изъ груди... И припавъ головою къ головѣ усопшей, онъ приникъ горячечно пылавшими устами къ ея сомкнутымъ на вѣки глазамъ,-- и такъ и замеръ...
   -- Князь, вамъ дурно? пробудилъ его чей-то дрожавшій голосъ и прикосновеніе чьей-то руки.
   Это были голосъ и рука старика смотрителя, поспѣшившаго войти въ комнату на вопль донесшійся до него въ корридоръ.
   -- Я ухожу... довольно!... Можете начинать свое, пробормоталъ князь Ларіонъ, глядя за него растеряннымъ и какъ бы внезапно потухшимъ взглядомъ.
   Но онъ тутъ же оправился, наклонился въ послѣдній разъ надъ покойницей и, захвативъ изъ покрывавшихъ ее цвѣтовъ бѣлую на тонкомъ стеблѣ лилію, быстро направился къ дверямъ.
   -- Докторъ еще не спитъ, князь, говорилъ выходя за нимъ въ корридоръ Юшковъ,-- позволите ли вы мнѣ послать его къ вамъ?...
   -- Очень прошу васъ этого не дѣлать, очень прошу, мнѣ никого не нужно! вскрикнулъ на это почти запальчиво князь Ларіонъ -- Благодарю васъ за доброе намѣреніе, примолвилъ онъ черезъ мигъ ласковымъ тономъ и стараясь улыбнуться,-- но мнѣ, право, никого не нужно, а всего менѣе доктора; я всю жизнь проходилъ мимо этихъ господъ, говоря: nescio vos!... {Я васъ не знаю.}
   Онъ кивнулъ ему, пошелъ.... и вернулся.
   -- Благодарю васъ за нее; она одолжена была вамъ многими добрыми часами предъ смертью...
   Старикъ схватился руками за голову, и залился слезами.
   Вернувшись къ себѣ въ кабинетъ, князь Ларіонъ опустился въ кресло у своего письменнаго стола, сжалъ виски обѣими ладонями, и долго оставался такъ, недвижимъ, закрывъ глаза, и какъ бы уйдя весь въ какую-то неизмѣримую глубь тоски и муки... Онъ вскинулъ затѣмъ голову, протянулъ руку къ колокольчику, и позвонилъ.
   Вошелъ его камердинеръ.
   -- Раздѣваться!... сказалъ онъ ему, направляясь въ свою спальню.
   Совершивъ свой обычный туалетъ предъ сномъ, князь какъ бы вспомнилъ.
   -- Рязанскій мой управитель долженъ былъ пріѣхать сегодня... началъ онъ.
   -- Такъ точно, ваше сіятельство, онъ тутъ... Только я не смѣлъ доложить, пробормоталъ слуга,-- по тому случаю что какъ княжна....
   -- Да, да... Такъ ты скажи ему что я приму его завтра, послѣ моей прогулки, въ восемь часовъ, чтобъ приходилъ со счетами...
   -- Слушаю-съ... Свѣчи въ библіотекѣ прикажете погасить? спросилъ помолчавъ слуга, видя что баринъ его собирается спать ложиться въ тотъ же обычный ему часъ, и говоря себѣ не безъ нѣкотораго удивленія что смерть племянницы нисколько, повидимому, не должна внести измѣненій въ его "аккуратный" образъ жизни.
   -- Нѣтъ, сказалъ какъ бы еще разъ вспомнивъ князь Ларіонъ,-- мнѣ написать нужно будетъ... Подай шлафрокъ и туфли!.. Да принеси мнѣ туда графинъ воды холодной,-- жарко!..
   Онъ облекся въ длинный сюртукъ служившій ему шлафрокомъ, перешелъ опять въ кабинетъ, и отпустилъ камердинера...
   Князь Ларіонъ долго прислушивался къ его удалявшимся шагамъ,-- затѣмъ взялъ со стола связку ключей и свѣчу, и направился съ ними въ уголъ библіотеки, къ стоявшему тамъ старинному флорентинскому шкафу изъ чернаго дерева, уже знакомому нашему читателю. Внутренность его представляла видъ портика, съ колонетками, оконными капителями и ступеньками изъ разноцвѣтнаго штучнаго дерева и слоновой кости, скрывавшими за собою многое множество всякихъ выдвигавшихся ящиковъ и ящичковъ. Растворивъ дверцы шкафа, князь прежде всего вынулъ изъ одного изъ нихъ хранившіяся тамъ бумаги, выбралъ какой-то, повидимому, денежный документъ,-- и кинулъ остальное въ прежнее мѣсто. Задвинувъ ящикъ, онъ на мигъ задумался, какъ бы вспоминая, нагнулся ища чего-то глазами, нашелъ, и подавилъ невидимую пружину. Одно изъ оконцевъ портика откинулось въ сторону, открывая потайное, темное углубленіе. Онъ опустилъ въ него пальцы, и вытащилъ небольшой, гладкій хрустальный флаконъ, головка котораго тщательно обвязана была лоскуткомъ бѣлой лайки. Онъ какъ бы машинально поднесъ его къ свѣчѣ поставленной имъ на откинутую доску шкафа, и сквозь толстыя стѣнки его отличилъ переливавшуюся въ немъ влагу.
   Князь Ларіонъ закрылъ шкафъ, вернулся къ письменному столу, присѣлъ къ нему, и доставъ листъ почтовой бумаги написалъ слѣдующія строки:
   "Прошу Василія Григорьевича Юшкова принять, въ память ея, заключающееся въ семъ пакетѣ, для вспомоществованія бѣднымъ по своему полному усмотрѣнію, но имѣя преимущественно въ виду дѣтей недостаточныхъ родителей, желающихъ получить образованіе; имя же жертвователя сохранить навсегда въ тайнѣ."
   Онъ подписался, сложилъ листъ, бѣгло взглянулъ на вынутый имъ изъ шкафа документъ (это былъ билетъ Опекунскаго Совѣта въ 25,000 рублей), и вложивъ то и другое въ конвертъ, запечаталъ его, надписалъ имя старика смотрителя и, выдвинувъ передній ящикъ стола, сунулъ пакетъ въ кипу сложенныхъ тамъ бумагъ.
   Глаза его, поднявшись отъ задвинутаго имъ опять ящика, остановились внезапно на стоявшемъ на столѣ портретѣ... То была живая Лина, та Лина которая упала ему головой на плечо въ Ниццѣ при первой встрѣчѣ его съ нею послѣ смерти князя Михайлы, когда онъ пріѣхалъ туда разбитый, истомленный трудами и разочарованіями своей петербургской дѣловой жизни... Она стояла въ ростъ, вдумчиво смотря впередъ своими лазоревыми глазами изъ-подъ темнаго капишона накинутаго на золотистые волосы, съ букетомъ бѣлыхъ фіалокъ въ рукѣ... О, съ какою невыносимою болью воскресало теперь предъ нимъ то волшебное время!... Вся его была она въ тѣ дни,-- не было у него совмѣстниковъ въ душѣ ея, предъ нимъ однимъ раскрывала сокровища свои эта свѣтлая душа, для него одного благоухала ея нѣжная, ея дѣвственная прелесть... А самъ онъ... Какъ примятая трава въ полѣ, расправляющая свои больные стебельки подъ врачующимъ вліяніемъ весеннихъ лучей, расцвѣтало подъ ея обаяніемъ усталое его существо въ тѣ блаженные дни. Покинутая имъ власть, Россія, враги, чаянія и недочеты его честолюбія, все чѣмъ до тѣхъ поръ жила его мысль, полонъ былъ его умъ,-- все это теперь какъ снѣгъ таяло подъ ея лучами, все это такъ скоро на его глаза не стало стоить этого букета бѣлыхъ фіалокъ, который тогда, въ Ниццѣ, ходилъ онъ каждое утро заказывать для нея у садовника... И вотъ... "Изъ праха твоего теперь выростутъ фіалки, " вспомнилось ему вдругъ смутно изъ словъ Лаерта надъ гробомъ Офеліи...
   "Она для меня его сдѣлала, сюрпризомъ, ко дню моего рожденія,-- я нашелъ его у себя въ комнатѣ, на столѣ, вернувшись съ прогулки", вспоминалъ князь Ларіонъ, захвативъ себѣ голову обѣими руками, и потухшими глазами глядя на портретъ... "Пусть же и исчезнетъ онъ вмѣстѣ со мною! вскликнулъ онъ, срываясь съ мѣста, и простирая къ нему руку...." Нѣтъ,-- и онъ упалъ опять въ кресло,-- подозрѣніе... его не нужно... Пусть же хоть не этому тупому палачу -- матери ея съ ея сынкомъ достанется онъ!..."
   Онъ взялъ новый листъ бумаги:
   "Въ случаѣ моей смерти, имѣющійся у меня акварельный, дѣланный въ Ниццѣ, въ 1849 году, портретъ племянницы моей, княжны Елены Михайловны Шастуновой, прошу передать, въ память обо мнѣ и какъ свидѣтельство искренняго моего уваженія, вдовѣ генералъ-майора, Софіи Ивановнѣ Переверзиной",-- написалъ онъ, помѣтилъ днемъ 4 іюня (днемъ объясненія своего съ Софьею Ивановной) и, вложивъ это въ обложку съ надписью "Моимъ наслѣдникамъ", запечаталъ гербовою своей печатью, и заперъ въ тотъ же ящикъ письменнаго своего стола.
   Онъ всталъ.... "Пора кончить!" вымолвилъ онъ про себя, прищурился, и пошелъ къ камину. Онъ взялъ съ него небольшой, изящной формы, на стройной, тонкой ножкѣ, венеціанскаго стекла бокалъ, вдоль краевъ котораго бѣжала легкая гирлянда зеленыхъ листьевъ и розъ, и перенесъ осторожно хрупкую вещицу на столикъ стоявшій у открытаго окна, и на который поставленъ былъ его камердинеромъ принесенный по его приказанію графинъ съ водой и стаканъ на подносѣ.... Князь Ларіонъ налилъ въ стаканъ, жадно отпилъ изъ него -- во рту у него было невыносимо сухо,-- и небольшое количество оставшейся въ немъ воды перелилъ въ бокалъ....
   Онъ вздрогнулъ вдругъ, насторожилъ ухо... Сверху, сквозь открытыя окна, долетали до него изъ кабинета покойницы дрожавшіе, обрывавшіеся звуки голоса читавшаго надъ нею старика смотрителя... "Единымъ мгновеніемъ и сія вся смерть пріемлетъ", явственно разслышалъ князь Ларіонъ...
   Онъ машинально кивнулъ, какъ бы въ подтвержденіе этихъ донесшихся до него словъ, вынулъ изъ кармана шлафрока добытый имъ изъ тайника шкафа флаконъ и, развязавъ обматывавшій его лоскутъ лайки (онъ тутъ же кинулъ его въ стоявшую подъ столомъ корзину съ рваной бумагой), осторожно вытащилъ стеклянную пробку,-- и вылилъ въ бокалъ до капли содержавшееся въ стклянкѣ....
   "Теперь уничтожить это!" молвилъ онъ, отвѣчая мысленно послѣдовательному ходу своего заранѣе, и давно, обдуманнаго плана. Онъ направился къ одному изъ баютовъ библіотеки, вынулъ изъ стоявшаго тамъ ящика съ англійскими ручными инструментами молотокъ и, подойдя затѣмъ къ камину, отставилъ стоявшій предъ нимъ экранъ, нагнулся, положилъ стоянку на плиты камина, и принялся дробить ее молоткомъ. Онъ дѣлалъ это спокойно, не спѣша, съ тою "аккуратностью" которая дѣйствительно входила въ привычки его западнаго воспитанія..... и какъ бы находя теперь какое-то удовольствіе въ этой механической работѣ, оттягивавшей на нѣсколько мгновеній то, рѣшенное, послѣднее....
   Обративъ флаконъ въ порошокъ, князь Ларіонъ выпрямился, раскидалъ его ногой по плитамъ, смѣшавъ съ разсѣяннымъ по нимъ пепломъ, поставилъ экранъ на прежнее мѣсто, а молотокъ положилъ въ тотъ же ящикъ съ инструментами -- и, заперевъ шкафъ на ключъ, вернулся къ столику у окна.
   "Видимыхъ слѣдовъ нѣтъ, по наружнымъ признакамъ окажется -- апоплексія.... а добираться глубже ни для кого не будетъ интереса"... Онъ повелъ усталымъ взглядомъ по обширному покою, въ которомъ все говорило ему о его прошломъ, о завѣтахъ и преданіяхъ его рода, и горькая усмѣшка, какъ бы прощальнымъ привѣтомъ этимъ преданіямъ и идеаламъ прошлаго, скользнула по его губамъ.
   "Со мною кончится... Не Шастуновы... Раскаталовы пойдутъ", несвязно прошепталъ онъ, болѣзненно прижмуривая вѣки. Онъ взялъ со стола принесенную имъ отъ усопшей лилию; и жадно наклонилъ къ ней лицо, какъ бы желая вычерпать изъ нея весь ея обаяющій запахъ.....
   "Какъ ты.... цвѣла..." не договорилъ онъ, выронилъ цвѣтокъ изъ руки и, протянувъ ее къ бокалу, поднялъ его -- и подошелъ съ нимъ къ самому окну.
   Луна зашла... Сверкавшія звѣзды... словно миріады вопрошавшихъ глазъ, представилось ему на мигъ, глядѣли на него съ недостижимой высоты неба. Вѣковыя липы прадѣдовскаго сада склоняли надъ землею свои неподвижныя вѣтви, будто задумавшись о немъ, и ожидая...
   Онъ еще разъ болѣзненно моргнулъ вѣками.
   "Какъ любила она эти звѣздныя ночи!" пронеслось у него въ памяти.
   "Живый въ помощи Вышняго въ кровѣ Бога небеснаго водворится!" донеслось до него сверху.
   "Сейчасъ узнаемъ!" проговорилъ онъ, быстро поднося бокалъ къ губамъ -- и, опорожнивъ разомъ, выкинулъ его разчитаннымъ послѣднимъ движеніемъ далеко за окно.
   Слабый звонъ тонкаго стекла, разлетѣвшагося въ мельчайшія дребезги на пескѣ аллеи, не успѣлъ еще замереть въ сонномъ воздухѣ, какъ бездыханное тѣло князя Ларіона, ударившись вискомъ о косякъ стѣны, опрокидывалось всею тяжестью своею на паркетъ...
  
вѣческой", безконечной скорби въ правдѣ искусства. И ничего кромѣ этого чувства будто и не существовало никогда въ его душѣ...
  
   "Кто снесъ бы бичъ и посмѣянье вѣка,
   Безсилье правъ, тирановъ притѣсненье,
   Обиды гордаго, забытую любовь,
   Презрѣнныхъ душъ презрѣніе къ заслугамъ,
   Когда бы могъ насъ подарить покоемъ
   Одинъ ударъ?"
  
   читалъ онъ безсознательно громко изъ своего знаменитаго монолога, самъ какъ бы летя на крыльяхъ этихъ выговариваемыхъ имъ словъ.
   -- Полнехонько-съ! съ веселою улыбочкой и тѣмъ особымъ шепотомъ которымъ говорятъ за кулисами, обратился къ нему декораторъ, стоявшій рядомъ съ занавѣщикомъ у перваго плана, откуда сквозь узкій просвѣтъ между занавѣсомъ и порталомъ видна ему была зала.
   Гундуровъ почти злобно взглянулъ на него. "Къ чему эти нелѣпыя слова?" какъ бы сказало что-то внутри его...
   -- Гамлетъ, на ваше мѣсто, пожалуйте! сказалъ подбѣгая къ нему режиссеръ, покончившій съ установкой Ольги Елпидифоровны съ ея "придворнымъ хвостомъ" у кресла королевы.
   Сергѣй занялъ свое мѣсто, скрестилъ руки, все также безсознательно, высокомѣрно и горько улыбаясь...
   Режиссеръ торопливо попятился опять назадъ ступнями, окидывая теперь взглядомъ весь ансамбль скомпонованной имъ картины, и одобрительно качнулъ головой подъ заключительный тактъ тутъ же смолкнувшаго полонеза...
   -- Готовомъ? спросилъ онъ.
   На всѣхъ лицахъ пробѣжало нервное движеніе,-- то невольное и неизбѣжное движеніе страха, испытываемаго даже ветеранами сцены предъ торжественною минутой поднятія занавѣса. Никто не отвѣтилъ...
   Отвѣта и не ожидалось. Режиссеръ подбѣжалъ къ занавѣсу, опущенному предъ самой будкой суфлера:
   -- Тутъ? прошепталъ онъ, нагинаясь къ самому полу, зная напередъ, что суфлеръ на мѣстѣ, но исполняя все по обычаю.
   Занавѣсъ чуть-чуть заволновался, и изъ-подъ него выдвинулась на половину суфлерская книжка.
   Режиссеръ еще разъ обернулся, къ актерамъ, медленно поднялъ и опустилъ затѣмъ голову и руки, какъ дѣлаютъ это запѣвалы военныхъ пѣсенниковъ, и на цыпочкахъ выбѣжалъ въ кулису...
   Перья на беретахъ "придворныхъ" дрогнули какъ-то разомъ. Исправникъ-Полоній съ растеряннымъ лицомъ воззрился вдругъ на Зяблина-Клавдіо. Вальковскій схватился за эфесъ шпаги. Ольга Елпидифоровна поднесла руку къ брилліантовой бабочкѣ воткнутой въ ея косу, какъ бы справляясь тутъ ли она...
   Три удара сапога о полъ раздались слѣва въ кулисѣ. Медленно и безшумно взвился на своихъ кольцахъ матерчатый занавѣсъ, и съ легкимъ колебаньемъ длинной бахромы подобрался красиво густыми фестонами подъ складки портала....
  

LIV.

Ta douleur est nôtre douleur à tous, Hamlet...
G. Sand.

Міръ иной,
Свободный, свѣтлый, безграничный,
Какъ рай лежитъ передо мной.
Языковъ.

   Съ поднятіемъ занавѣса вся зала словно колыхнулась головами впередъ. За мгновенно наступившею тишиной пронеслось на мигъ нѣчто похожее на шелестъ вѣтра въ листьяхъ; постановка картины произвела надлежащее впечатлѣніе...
   За тѣмъ всѣ глаза устремились на Гамлета.
   Прежде всего такъ поразителенъ былъ этотъ одинокій траурный костюмъ противу той роскошной пестроты и блеска... Затѣмъ онъ самъ...
   -- C'est vôtre neveu? торопливымъ шепотомъ и не оборачиваясь спросила Софью Ивановну графиня Воротынцева, какъ бы боясь потерять его изъ глазъ.
   Софья Ивановна чуть-чуть кивнула головой. Она сама глядѣла не переводя дыханія...
   Онъ стоялъ въ полоборота, скрестивъ руки, съ полуопущенными вѣками, ничего не видя -- и видя все: тѣсную кучку слугъ, жадно толпившуюся въ глубинѣ залы у растворенныхъ дверей, ряды головъ неестественно тянувшихся впередъ, и чѣмъ ближе тѣмъ ярче алчный блескъ направленныхъ на него зрачковъ, и выпяченную, какъ бы вопрошающую, губу лысаго старца въ серебряныхъ густыхъ эполетахъ, и приподнятые углы глазъ незнакомой ему, прекрасно и вдумчиво вглядывавшейся въ него женщины, а за нею другіе глаза, серіозные и внимательные, не отрывавшіеся отъ него, глаза Анисьева... Онъ видѣлъ все -- и ничего не видѣлъ: то что отсвѣчивалось въ его зрачкахъ не вызывало никакого сознательнаго представленія въ его мозгу; это были какія-то точки, линіи, какія-то формы существъ до которыхъ ему не было никакого дѣла, и которые вмѣстѣ съ тѣмъ сливались въ въ одно что-то цѣлое, вѣское -- и подчиненное ему, что-то надъ чѣмъ онъ долженъ былъ властвовать, и уже властвовалъ: онъ это чувствовалъ. Это что-то безличное, сливающееся въ его сознаніи, оно напередъ было уже подкуплено имъ, и боялось за него теперь какъ мать за сына, боялось тѣхъ недочетовъ которые могли ожидать это напередъ, на вѣру даруемое ему сочувствіе; онъ это понималъ какимъ-то особымъ, новымъ для него ощущеніемъ, какимъ-то тѣснымъ родствомъ его съ ощущеніями этой же, въ тоже время безличной для него толпы... А между тѣмъ что было у нея общаго съ тѣмъ неопредѣлимымъ состояніемъ гнетущей и блаженной тоски, съ тѣмъ небывалымъ подъемомъ всего его существа, которые таились теперь подъ его еще безмолвнымъ и понурымъ обликомъ?... "И чего они боятся?" думалъ онъ какъ-то вскользь,-- и еще презрительнѣе, еще высокомѣрнѣе сжимались его блѣдныя, его нѣмыя губы...
  
   -- Сколь намъ ни драгоцѣнна память брата
   Похищеннаго смертью,
  
   началъ король-Зяблинъ своимъ увѣреннымъ, тягучимъ, сдобнымъ голосомъ. Онъ исполненъ былъ важности и самодовольства...
   -- Исправникъ! пропѣлъ вдругъ шепотомъ графъ, узнавая Акулина подъ стариковскимъ парикомъ Полонія, и съ засіявшимъ лицомъ наклонился сообщить эту радость сосѣдкѣ своей, княгинѣ; для него какъ бы вся соль дѣла заключалась въ томъ что вотъ молъ какъ хитро перерядился, а я его все-таки узналъ.
   Взбѣшенная на него Аглая, не оборачиваясь, промычала себѣ что-то подъ носъ.
   Клавдіо, договоривъ свое вступленіе, перешелъ прямо (о посольствѣ Корнелія и Волтиманда къ Фортинбрасу было выкинуто) къ Лаерту:
  
   -- Мы слышали что у тебя есть просьба къ намъ.
   Скажи чего желаешь ты? Мы поспѣшимъ
   Исполнить...
  
   Чижевскій, отдѣлясь отъ группы "придворныхъ," бодримъ, статнымъ шагомъ своихъ длинныхъ ногъ подошелъ на близкое разстояніе отъ кресла короля, красивымъ движеніемъ сдернулъ беретъ съ головы и, почтительно склонивъ ее, заявилъ о своемъ желаніи ѣхать во Францію.
   -- Мой! Хорошо играетъ? запѣлъ все тѣмъ же шепоткомъ графъ, наклонясь на этотъ разъ къ сосѣдкѣ своей съ лѣвой стороны.
   Графиня Воротынцева не отвѣчала.
   Старецъ сложилъ ладони на животъ и, добродушно выпятивъ опять свою нижнюю губу, воззрился снова на исправника-Полонія.
  
   -- Къ тебѣ теперь я обращаю рѣчь,
   Мой братъ и мой любезный сынъ, Гамлетъ!
  
   молвилъ король.
   У Софьи Ивановны ёкнуло сердце. Все что было въ залѣ невольно притаило духъ...
   Первыя слова Гамлета: "Немного больше брата; меньше сына," говоримыя имъ въ сторону, сказаны были нѣсколько тихо,-- ихъ не дослышали въ послѣднихъ рядахъ. Смотритель училища приставилъ обѣ свои ладони за уши: у него билось сердце не хуже чѣмъ у Софьи Ивановны...
   Но когда, въ отвѣтъ на слова дяди,
  
   "Зачѣмъ такія облака печали на лицѣ?"
  
   принцъ, повернувъ къ нему это свое печальное лицо, проговорилъ:
  
   -- Такъ близко къ солнцу радости -- могу ли
   Одѣть себя печали облаками, государь?
  
   по всему театру пробѣжалъ тотъ едва слышный, вырывающійся невольно, шепотъ одобренія, по которому вѣрнѣе всего опредѣляется мѣра правды въ тонѣ и намѣреніи актера.
   -- Такъ, такъ! Сквозь скорбь иронія, а сквозь иронію затаенная ненависть къ кровосмѣсителю дядѣ,-- такъ, вѣрно! шепталъ, сіяя глазами, старикъ смотритель, оборачиваясь къ учителямъ сидѣвшимъ за нимъ въ креслахъ.
   Очередь была теперь за Гертрудой. Она тоже увѣщевала сына "оставить печаль" и перестать "искать во прахѣ благороднаго отца."
   Никто изъ слышавшихъ ее на репетиціяхъ не узнавалъ Надежды Ѳедоровны. Откуда бралась у нея теперь эта натуральность и вѣрность интонаціи, откуда это что-то неожиданно-проницающее въ ея глухомъ, однозвучномъ голосѣ, какимъ всѣ его знали до сихъ поръ? Слова: "Таковъ нашъ жребій, всѣхъ живущихъ, умирать," проговорила она такъ что Ашанинъ, стоявшій въ кулисѣ за нею и пожиравшій оттуда глазами восхитительную спину Ольги Елпидифоровны, поблѣднѣлъ подъ своими румянами. "А ну, какъ если она и въ самомъ дѣлѣ помереть вздумаетъ!..." пронеслось въ головѣ московскаго Донъ-Жуана...
   Гамлетъ покорно склонился предъ волей короля-дяди, не согласнаго на новый отъѣздъ его въ Виттенбергъ; король за это обѣщалъ что "въ честь ему раздастся громъ орудій", а самъ "онъ къ облакамъ взнесетъ заздравный кубокъ", и поднялся за этими словами съ кресла вмѣстѣ съ королевой.
   Тутъ произошло маленькое смятеніе. Зяблинъ, исполненный величественностью своего королевскаго званія, счелъ нужнымъ воздѣть на себя мантію, чтобъ уйти со сцены съ достодолжною помпой. Но пажики державшіе ее, не бывъ заранѣе предварены объ этомъ, сконфузились, и при томъ были слишкомъ малы чтобы приподнять ее до плечъ его величества. Выручилъ Толя Карнауховъ: съ находчивостью и ловкостью совершенно придворными онъ выбѣжалъ изъ кучки товарищей, выхватилъ мантію изъ пажескихъ рученокъ, и съ глубокимъ поклономъ возложилъ ее на датскаго владыку.
   -- Да это мой сынъ! раздался въ первомъ ряду креселъ радостно удивленный смѣхъ княгини Додо, между тѣмъ какъ на сценѣ королева-Надежда Ѳедоровна сконфуженно оглядывалась, не зная надѣвать ли и ей мантію, или нѣтъ.
   Ольга Елпидифоровна, стоявшая подлѣ ея кресла, исполнялась вдругъ, въ виду глядѣвшей на нее публики,-- она была убѣждена что главнымъ образомъ на нее смотрятъ,-- неслыханнаго великодушія: она по примѣру Толи взяла мантію изъ рукъ пажей и, живописно округливъ локти, надѣла ее на плечи перезрѣлой дѣвы.
   И затѣмъ дворъ, безъ дальнѣйшихъ приключеній и въ должномъ порядкѣ, вѣя перьями и шурша длинными платьями дамъ, удалился за кулисы при громѣ рукоплесканій,-- имъ же подали знакъ пухлыя ладони совершенно довольнаго тѣмъ что онъ узналъ исправника подъ старческимъ парикомъ графа.
   Гамлетъ остался одинъ...
   Онъ сдѣлалъ два стремительные шага впередъ, остановился, сжалъ до боли пальцы опущенныхъ рукъ, поднялъ глаза:
  
   -- О, еслибъ вы, души моей оковы,
   Испарились въ туманъ, росою пали!
   Иль еслибъ ты, Судья земли и неба,
   Не запретилъ грѣха самоубійства!...
  
   Голосъ Гундурова не плакалъ, какъ заставлялъ его плакать Гаррикъ въ этомъ первомъ, удивительномъ монологѣ, который по разнообразію оттѣнковъ и силѣ драматической экспрессіи стоитъ гораздо выше болѣе всѣмъ извѣстнаго, высоко художественнаго, но резонерскаго по характеру: "Быть иль не быть"... Онъ не плакалъ этотъ молодой, звенѣвшій какъ натянутая струна и полный неожиданныхъ изгибовъ голосъ, онъ весь дрожалъ гнѣвомъ еще свѣжихъ впечатлѣній, безумнымъ отчаяніемъ свѣтлой души, на зарѣ дней пораженной первымъ и уже нестерпимымъ ударомъ...
  
   -- Два мѣсяца! Нѣтъ, даже и не два
   Какъ умеръ онъ, монархъ столь благородный!
   Такъ пламенно мою любившій мать,
   Что и небесъ неукротимымъ вѣтрамъ
   Не дозволялъ лица ея касаться!...
   Покинь меня, воспоминаній сила!
   Ничтожность *) -- женщина твое названье!
   *) Frailty, thy name is woman. Frailty, французское, отъ того же корня, fragilité, передается въ нѣмецкихъ переводахъ Гамлета не совсѣмъ близкимъ словомъ Schwachheit (слабость), а русскими переводчиками, уже совсѣмъ невѣрно, словами ничтожество, ничтожность, между тѣмъ какъ кажется въ нашемъ языкѣ имѣется довольно близкій переводъ этого слова: -- хрупкость.
  
   Такого горячаго, быстраго темпа какимъ лились эти строки изъ этихъ молодыхъ устъ князь Ларіонъ, "видѣвшій Гамлета на всѣхъ театрахъ Европы", не слыхалъ никогда, и этотъ юный русскій дилеттантъ, какъ предсказывалъ князю Ашанинъ въ первый день ихъ пріѣзда въ Сицкое, "удовлетворялъ" его теперь дѣйствительно болѣе чѣмъ Мекриди и Кемблъ, или тотъ Нѣмецъ которому внималъ онъ на Веймарскомъ театрѣ изъ ложи директора Гёте. Его самого словно захватывало, словно уносило отъ личныхъ терзаній къ той общей, безконечной человѣческой скорби,-- уносила эта геніальная художественная правда въ этой искренней, лишенной всякаго эмфаза, чисто русской передачѣ.
  
   -- Одинъ короткій, быстротечный мѣсяцъ!
  
   говорилъ Гундуровъ, все сильнѣе и сильнѣе увлекаясь:
  
   И башмаковъ еще не износила,
   Въ которыхъ шла, въ слезахъ какъ Ніобея,
   За бѣднымъ прахомъ моего отца!
   О небо! Звѣрь безъ разума, безъ слова,
   Грустилъ бы долѣе!...
  
   Онъ не совладалъ съ одолѣвавшею его силой ощущенія; рыданье, неудержимое дѣтское рыданье вырвалось изъ груди Сергѣя... Онъ только успѣлъ выхватить платокъ изъ кармана и погрузить въ него свое облитое потокомъ слезъ лицо.
   Опытнѣйшій актеръ не сумѣлъ бы произвести такого впечатлѣнія. Зала словно застонала вся ему въ отвѣтъ... Въ заднихъ рядахъ вскочили. "Божественно, божественно!" всхлипывая, громко восклицалъ всклоченный сѣдой смотритель...
   -- Онъ никогда не будетъ въ состояніи продолжать такъ! промолвила, оборачиваясь къ Софьѣ Ивановнѣ, графиня.-- Я понимаю какъ вы должны его любить! воскликнула она тутъ же, съ улыбкой заглядывая ей въ лицо.
   -- Я этого ожидала... Это со вчерашняго вечера готовилось! прошептала вся блѣдная Софья Ивановна.
   О, еслибы могъ видѣть Гундуровъ,-- не видѣвшій ничего теперь, кромѣ того предъ собою чего-то оплошнаго и безличнаго, надъ чѣмъ властвовалъ онъ этимъ блаженно пронимавшимъ всего его чувствомъ Гамлетовской безконечной печали,-- еслибы видѣлъ онъ выраженіе тѣхъ лазоревыхъ, отуманенныхъ глазъ что глядѣли на него изъ-за второй на право кулисы, за которою съ падавшими на грудь длинными локонами золотистыхъ волосъ кругомъ прелестнаго лица, съ подобраннымъ на руку шлейфомъ своего придворнаго, голубаго шелковаго платья, стояла въ ожиданіи своего выхода Офелія!... Она тоже знала чѣмъ вызвано было это внезапное, прервавшееся у "ея принца" рыданіе... Она стояла, ухватившись за раму холста, боясь упасть и не замѣчая, не слыша какъ предлагалъ ей стоявшій подлѣ нея декораторъ сѣсть на подвинутый имъ стулъ, и не "салить" свѣжихъ перчатокъ объ эту раму...
   Онъ не видѣлъ ея,-- онъ успѣлъ оправиться подъ шумъ не прерывавшихся аплодисментовъ и, уже сдерживаясь, вспомнивъ что ему еще предстояли въ этомъ актѣ двѣ сильныя сцены, дочелъ свой монологъ до конца. Заключительныя, извѣстныя слова его:
  
   "Скорби душа моя. Уста должны молчать!" *)
   *) But break, my heart, for I must hold my tongue. Буквально: Но, сердце, разорвись, языкъ сдержать я долженъ!
  
   Гундуровъ проговорилъ по традиціи Кина, приложивъ палецъ къ губамъ, значительно понизивъ голосъ и подозрительно оглянувшись кругомъ,-- что вышло очень эффектно, и вызвало новыя рукоплесканія.
   Рукоплесканіями же встрѣченъ былъ выходъ Ашанина-Гораціо, въ сопровожденіи Свищова, игравшаго Марцелло. Не одни женскіе глаза съ живымъ удовольствіемъ привѣтствовали появленіе чернокудраго красавца подъ его блистательнымъ костюмомъ, сіявшаго какимъ-то добродушнымъ самодовольствомъ и счастіемъ жизни, нисколько не соотвѣтствовавшими теперь смыслу того характера который имѣлъ онъ изображать, но которыя, онъ зналъ, неизмѣнно вызывали къ нему симпатіи публики каждый разъ какъ появлялся онъ на сценѣ. Ничего другаго ему и не нужно было никогда; за то такъ и презиралъ его какъ актера грубый, но дѣйствительно страстный фанатикъ искусства, Вальковскій.
   -- Добрый малый! Хорошо играетъ! обратился съ новою счастливою улыбкой графъ къ своей сосѣдкѣ слѣва;-- собою очень хорошъ!
   -- Д-да, отвѣтила графиня,-- похожъ немножко на Италіянца съ шарманкой... но хорошъ!
   Ашанинъ на этотъ разъ -- что рѣдко съ нимъ бывало -- зналъ свою роль безукоризненно и велъ ее, со внѣшней стороны глядя, безупречно, то есть, подавалъ реплики безъ запинки, игралъ все время, то-есть изображалъ глазами, лицомъ, движеніями вниманіе и участіе къ тому что говорилъ онъ и что говорили бывшіе съ нимъ на сценѣ, очень вѣрнымъ тономъ передалъ Гамлету о появленіи тѣни отца его на террасѣ замка... Но это былъ "не Гораціо", коротко замѣтилъ старикъ-смотритель, обернувшись къ товарищамъ-учителямъ, которые съ такимъ же неотступнымъ вниманіемъ какъ и онъ самъ прислушивались къ каждому слову актеровъ. Когда же на первый вопросъ Гамлета, зачѣмъ онъ оставилъ ученіе въ Виттенбергѣ, онъ отвѣчалъ ему:
  
   "Изъ лѣности, мой добрый принцъ,"
  
   съ такимъ естественно веселымъ и беззаботнымъ видомъ что игноранты драмы принялись въ валѣ апплодировать, подкупленные этою естественностью, Вальковскій, стоявшій за кулисами рядомъ съ исправникомъ, плюнулъ и сказалъ: " свинья! "...
   Свищовъ тоже старался какъ можно больше играть и, хотя ему во всей сценѣ приходилось сказать ровно три слова, предавался отчаяннѣйшимъ тѣлодвиженіямъ, и такъ нажимался при этомъ на Гораціо, какъ бы желая отнять у него слово и заговорить самъ, что Ашанинъ, всегда бывшій на сценѣ какъ дома, безцеремонно отпихнулъ его наконецъ отъ себя локтемъ, вслѣдствіе чего въ залѣ черненькій артиллеристъ, прозывавшійся "Сенькой", рявкнулъ вдругъ громкимъ хохотомъ, тутъ же впрочемъ остановленнымъ энергическими шт! его сосѣдей.
   По окончаніи явленія Гундуровъ и Ашанинъ побѣжали въ уборную надѣвать сапоги, въ которыхъ они должны были явиться въ сценѣ съ Тѣнью.
   -- Княжна вышла! сказалъ по пути красавецъ;-- слышишь какъ отбиваютъ себѣ тамъ руки?...
   Вся эта "отбивавшая себѣ руки" толпа зрителей глядѣла теперь на появившуюся Офелію какъ будто каждый изъ нихъ былъ страстно въ эту минуту влюбленъ въ нее. Ея тихая, безплотная какая-то прелесть неотразимо чаровала все и всѣхъ...
   -- Ангелъ съ гробницы самого Шекспира! не успѣла она еще отворить ротъ, вскликнулъ восторженно смотритель, опредѣляя этимъ то ощущеніе какой-то скорбной нѣжности которая вызывала она въ немъ.
   "Très distinguée!" думалъ въ тоже время графъ Анисьевъ, внимательно въ свою очередь смотря на княжну, и представляя себѣ тотчасъ же какое она будетъ производить лестное для него впечатлѣніе на маленькомъ балѣ въ Эрмитажѣ...
   Княгиня Аглая недовольными глазами глядѣла на туалетъ дочери:
   "Le corsage trop plat, pas de jeu d'épaules! Безъ меня никогда одѣться не сумѣетъ!..."
   -- Какъ мила! шептали въ то же время во всѣхъ углахъ залы.
   Замѣтная для зрителя въ минуту выхода ея изъ кулисы подъ руку Лаерта нѣкоторая робость въ ней не исчезла съ первыми выговоренными словами, какъ это часто случается на театрѣ, но какъ бы опредѣлила свой характеръ: то былъ не страхъ дебютантки, а природная робость той идеальной, болѣзненно-чуткой и нѣжной натуры, той "sweet Ophelia" какою изобразилъ ея Шекспиръ. Сотни не отрывавшихся отъ нея глазъ не смущали ея,-- она ихъ не видѣла...
   Ей и не изъ-за чего было смущаться: она не играла роли, она чувствовала такъ себя самою въ томъ что вложено Шекспиромъ въ уста дочери Полонія. Съ перваго дня репетиціи, со своею крайнею добросовѣстностью, она у всѣхъ кого считала компетентнымъ спрашивала совѣта, указаній, поправки того что казалось ей иной разъ неточно или неудачно выражаемымъ ею,-- и никто ни разу не нашелъ случая ее поправить... Да, она была сама Офелія; тѣ едва тронутыя геніальною кистью черты, которыми намѣчено ея чувство и отношенія къ Гамлету, дорисовывались ея наружностью, выраженіемъ глазъ ея и устъ, тѣми неуловимо нѣжными оттѣнками задержекъ и прерываній голоса, съ какими давала она свои короткіе отвѣты на торопливыя, безпокойныя допытыванія отца...
  
   "Онъ о любви мнѣ говорилъ, но такъ
   Былъ нѣженъ, такъ почтителенъ и робокъ.."
  
   Да, этотъ онъ, "почтительный и робкій," онъ говорилъ ей о любви, а она ему всѣмъ сердцемъ внимала,-- вотъ что сказалось разомъ въ душѣ каждаго изъ зрителей. Графиня Воротынцева, не отрывая отъ нея глазъ, поймала руку Софьи Ивановны и крѣпко сжала ее,-- она знала все теперь... Анисьевъ закусилъ губу... Аглаю Константиновну словно кольнуло что-то. "Est ce bien convenable ce que dit là Lina, что ей дѣлали des déclarations d'amour?" тревожно вдругъ пронеслось въ ея многодумной головѣ, изъ недоумѣніи она стала торопливо отыскивать глазами князя Ларіонз, сидѣвшаго одиноко въ крайнемъ креслѣ перваго ряда, у ложи гдѣ безмятежно почивала madame Crébillon. Но выраженіе его лица показалось ей въ эту минуту такимъ страдальческимъ и растеряннымъ что она совсѣмъ перепугалась и, заворочавъ своими круглыми глазами, уперла ихъ въ толстые эполеты графа, словно просила у нихъ теперь совѣта и помощи. Но блаженный владѣлецъ этикъ эполетъ весь поглощенъ былъ въ созерцаніе комической, переряженной фигуры исправника-Полонія, который, юрко переступая на своихъ толстыхъ ногахъ, подмигивая, пришепетывая и покряхтывая, читалъ свои практическія сентенціи отъѣзжающему сыну и допрашивалъ дочь, причемъ его подвижное, плутовато-наивное лицо удивительно передавало малѣйшій оттѣнокъ, намекъ, каждое намѣреніе произносимыхъ имъ словъ. По всей залѣ пробѣжалъ неудержимый смѣхъ когда онъ, остерегая Офелію отъ "свѣтящейся, но не грѣющей страсти" Гамлета, склонилъ неожиданно голову на бокъ, поднялъ обѣ руки, и полушепотомъ, какъ бы весь сомлѣвъ отъ почтительности, произнесъ:
  
   Принцъ молодъ, и ему, какъ принцу,
   Простительно,
  
   и тотчасъ затѣмъ, обернувшись на дочь, задвигалъ грозно пальцемъ по воздуху, и примолвилъ:
  
   Тебѣ жь, Офелія, никакъ!
  
   -- Смѣшной! пропѣлъ графъ съ расплывшеюся отъ удовольствія физіономіей повертываясь къ княгинѣ, и ничего ему не сказали ея вопросительные, глупо ворочавшіеся глаза...
  

LV.

   Гундуровъ между тѣмъ сидѣлъ въ уборной одинъ, въ ожиданіи перемѣны декораціи (всѣ остальные актеры толпились за кулисами, любуясь Офеліей и Полоніемъ)... Странное дѣло, онъ, самъ себѣ не отдавая отчета въ этомъ, какъ бы избѣгалъ княжну. Онъ какъ бы боялся вернуться къ своему я, къ своимъ субъективнымъ ощущеніемъ, спуститься съ высоты того душевнаго настроенія которое владѣло имъ теперь... Все что проговорено было имъ сейчасъ тамъ, на тѣхъ доскахъ, предъ тѣми людьми жадно глядѣвшими на него, все это онъ переживалъ, перечувствовывалъ опять, вспоминая каждое слово, жестъ свой, голосовой оттѣнокъ, и какъ на такомъ-то мѣстѣ онъ заранѣе зналъ что ему заапплодируютъ, и каждый разъ именно на этомъ мѣстѣ ему апплодировали... и какъ вырвались у него неожиданно эти слезы, и онъ не смутился, и боялся только какъ бы, утирая ихъ платкомъ, не размазать себѣ лицо, и это вдругъ такъ чудесно вышло... А впереди сколько еще такихъ мѣстъ ему предстоитъ, гдѣ непремѣнно, непремѣнно...
   Звонъ колокольчика къ перемѣнѣ донесся до него со сцены.
   Занавѣсъ съ изображеніемъ дома и сада въ Сицкомъ упалъ предъ зрителями; на сценѣ на мѣсто пилястровъ залы выдвинулись кулисы съ вырѣзными вѣтвями деревьевъ, опустилось въ глубинѣ прекрасно написанное полотно освѣщеннаго Эльсинорскаго замка съ дальнимъ видомъ моря, пратикабль рѣшетки мигомъ окружилъ террасу... Гундуровъ побѣжалъ на сцену... Предъ нимъ на пути успѣли только мелькнуть голубое платье, и чьи-то глаза какъ бы недоумѣло глядѣвшіе на него изъ кулисы...
   Явленіе съ Тѣнью прошло весьма удачно. Постниковъ не тянулъ,-- чего было испугался Гундуровъ,-- и произвелъ требуемое впечатлѣніе ужаса. Всѣ вѣскія мѣста и переходы Гамлета "вытанцовались", по выраженію Вальковскаго, у нашего героя отлично. Публика уже всецѣло завоевана была имъ, и въ наступившемъ затѣмъ антрактѣ старикъ смотритель, сіяя своими юношескими, влажными отъ волненія глазами, доказывалъ окружавшей его публикѣ изъ города что Мочаловъ былъ "чудный, крупный, но неотесанный алмазъ, а этотъ высокодаровитый и всесторонне развитый образованіемъ юноша -- граненый брилліантъ, блескъ котораго далъ ему, Василію Григорьеву Юшкову, возможность заглянуть въ остававшіяся для него невѣдомыми до сихъ поръ душевныя глуби Гамлета-Датчанина"...
   По окончаніи акта Сергѣй напрасно искалъ глазами за кулисами мелькнувшее предъ нимъ голубое платье; его уже тамъ не было... Онъ ушелъ опять въ уборную,-- ему было ужасно жарко, хотѣлось пить, перемѣнить бѣлье...
   Тамъ ждали его непритворные восторги Вальковскаго, и надутыя какъ мыльный пузырь, безсодержательныя и неотступныя фразы Толи, и рукожатія, и поздравленія, и протянутые отовсюду бокалы,-- весь этотъ гамъ и пѣна молодаго увлеченія, радости, удачи... И здѣсь, чувствовалъ онъ опять, онъ былъ центръ всего этого возбужденія; какъ тамъ надъ толпой онъ властвовалъ,-- властвовалъ "во имя благороднѣйшихъ и возвышеннѣйшихъ задачъ человѣческаго духа", думалъ онъ, выражаясь мысленно привычнымъ ему языкомъ профессорской лекціи,-- властвовалъ, въ дѣйствительности, въ силу успѣха, предъ которымъ все клонитъ голову, и котораго не переноситъ никто...
   Свищовъ былъ не въ силахъ перенести успѣхъ нашего героя.
   Онъ морщился, дергалъ плечомъ, фыркалъ, сообщая въ углу всякія критическія замѣчанія объ игрѣ Гундурова пріятелю своему исправнику, который, въ своемъ качествѣ "актера въ душѣ", выслушивалъ, разумѣется, съ удовольствіемъ колкости и брань по адресу собрата по искусству. Гундуровъ отгадывалъ что говорилось о немъ по сдержаннымъ улыбочкамъ Акулина, по ядовитымъ взглядамъ которые кидалъ на него Свищовъ. Громко произнесенное Свищовымъ имя, ненавистное имя графа Анисьева, донеслось до его слуха... Ему опять стало гадко до тошноты. О, какъ вся эта "мерзость и ложь дѣйствительности" была далека отъ только-что испытанныхъ имъ блаженныхъ ощущеній "правды искусства! "...
   Онъ вышелъ изъ уборной въ корридоръ, изъ котораго одна дверь выходила въ садъ, отворилъ ее, и очутился на воздухѣ.
   По небу бѣжали темныя тучи, собирался дождь Гундуровъ въ своемъ костюмѣ Гамлета опустился на каменное крылечко, вбирая въ грудь уже полный влажности ночной воздухъ...
   За кулисами между тѣмъ, въ глубинѣ сцены, на которой оставались одинъ только декораторъ съ рабочими, и ставилась новая перемѣна для втораго дѣйствія, Ашанинъ прерывающимся отъ волненія голосомъ и съ низко наклоненною къ ней головой велъ торопливую бесѣду съ Ольгой Акулиной. Онъ маневрировалъ предъ тѣмъ такъ ловко что она, по уходѣ изъ кулисъ всѣхъ остальныхъ актеровъ, очутилась въ полутемномъ углу у послѣдней занавѣси, а онъ стоялъ предъ ней, застилая ее отъ взглядовъ ламповщиковъ и рабочихъ, и не давая ей возможности уйти иначе какъ когда самъ онъ посторонится и дастъ ей дорогу.
   -- Вы знаете, говорилъ онъ,-- что я безумно, безумно, да... Я... никогда еще такъ сильно... безумно люблю тебя. И вы тоже, казалось... Я не виноватъ что вчера эта дура... А ты сегодня... За что? Я чуть съ ума не сошелъ... Оля, Олечка, прелесть моя!...
   Она держала предъ собою руку, какъ бы готовясь оттолкнуть все ближе и ближе надвигавшееся къ ней лицо его. Но полная грудь ея высоко приподымала шитый золотомъ лифъ ея придворнаго платья, и будто такимъ же золотомъ свергавшія искры пробѣгали въ ея карихъ, широко раскрытыхъ и влажныхъ глазахъ... Она вся еще была подъ обаяніемъ того волшебнаго міра, въ который чувствовала себя вовлеченною съ той минуты встрѣчи съ Ашавинымъ у лѣсенки на сцену... Этотъ міръ, сказывалось и ей, былъ лучше, выше дѣйствительности; это былъ міръ ея первыхъ институтскихъ мечтаній, ея романсовъ и любимыхъ французскихъ романовъ, съ ихъ замаскированными женщинами, шелковыми лѣстницами, блескомъ скрещенныхъ шпагъ и "роковыми" страстями подъ бархатомъ и атласомъ. Онъ будто воочію теперь осуществлялся для нея этотъ міръ, вѣялъ изъ-за этого раскрашеннаго полотна, изъ-за этихъ задернутыхъ голубоватою кисеей таинственно мерцающихъ лампъ. Предъ нею стоялъ и жегъ ее пламеннымъ взглядомъ "безумно" любившій ее красавецъ, ловкій, пылкій и отважный, точь въ точь тотъ герой въ La Dame de Monsorreau {Романъ А. Дюма.} которымъ она еще недавно восхищалась...
   -- Ахъ, какъ вы хороши въ этомъ костюмѣ! говорила она ему опять, какъ бы не умѣя теперь ничего болѣе сказать и дѣлать какъ говорить это и любоваться имъ...
   -- Ты хороша какъ сама красота, Оля, божество мое! восклицалъ онъ;-- ты опять моя, ты меня любишь... Ты придешь опять, да?... Сегодня ночью, сюда, въ театръ.... Я все изучилъ: тебѣ сверху изъ твоей комнаты прямо только спуститься по лѣстницѣ въ корридоръ, я буду тамъ ждать тебя... Во всей этой части флигеля ни сторожа, ни живой души нѣтъ... Да, ты придешь, придешь?...
   Онъ изъ-подъ мантіи обнялъ своимъ атласнымъ рукавомъ ея упругую талію, притянулъ къ себѣ...
   Она безмолвно, все шибче и шибче дыша высокою грудью, потупила свои влажные глаза...
   -- А теперь только разъ, разъ! шепталъ онъ, чувствуя какъ у его груди билось ея сердце...
   Губы ея прижались къ его губамъ...
   -- А теперь довольно, пустите... пусти! вскликнула она вдругъ,-- могутъ замѣтить!...
   Она отпихнула его, выпростала шлейфъ изъ угла, подобрала его на руку, и побѣжала прямо, вдоль кулисъ, еще не отдавая себѣ ясно отчета въ томъ что дѣлала. Она остановилась у передней занавѣси, и приникла пылавшимъ лицомъ къ просвѣту, сквозь который видна была зала.
   Прежде всего кинулся ей въ глаза блестящій флигель-адъютантъ. Онъ стоялъ въ первомъ ряду, спиной къ сценѣ, и разговаривалъ съ "петербургскою царицей". Онъ нѣсколько разъ повертывалъ голову, и усмѣхаясь какъ бы ожидалъ, показалось ей, не увидитъ ли онъ ее именно тутъ, на томъ мѣстѣ откуда она глядѣла на него...
   Она долго такъ, нѣсколько сгорбившись и осторожно выдвигая чуть-чуть голову въ просвѣтъ, стояла у этой занавѣси. За нею, наклонясь надъ ея спиной, какъ бы для того чтобы видѣть тоже, стоялъ Ашанинъ и пьянѣлъ отъ близости ея роскошнаго, съ запахомъ свѣжести и ириса молодаго тѣла...
   Ольга какъ-то внезапно выпрямилась, обернулась,-- Ашанинъ посторонился... Она прошла на пустую сцену, остановилась...
   -- Послушайте, сказала она тихо и оглядываясь,-- я васъ обманывать не хочу, я не приду... Я не могу! быстро примолвила она, глянувъ на его оторопѣвшія черты, на его побѣлѣвшія губы,-- не могу! сказала она еще разъ,-- я вамъ ужь говорила, я такая... капризная. Вы красивый, да, вы мнѣ нравитесь... но у меня другое, совсѣмъ другое, вы мнѣ только мѣшать будете!... Я васъ прошу, пожалуста, не сердитесь, но я не могу, не могу!... И вы больше мнѣ никогда, никогда не говорите!...
   И какъ птица съ мѣста, она разомъ вскинулась, повернулась, и, подобравъ шлейфъ, со всѣхъ ногъ побѣжала со сцены.
   -- Ольга, гдѣ ты была? Я шла искать тебя, вскликнула бѣжавшая ей на встрѣчу по корридору Eulampe.
   -- Ахъ, тамъ все этотъ Ашанинъ со своими глупостями! засмѣялась ей въ отвѣтъ барышня.
   -- Нѣтъ, душка, расхохоталась въ свою очередь, рѣшительная "пулярка",-- онъ такой восхитительный сегодня, ему сегодня все можно!...
   Ольга перебила ее:
   -- А прочія гдѣ?
   -- Въ уборной, тамъ чай поданъ...
   Онѣ пошли туда. Но въ то же время раздался колокольчикъ, призывавшій актеровъ на сцену ко второму дѣйствію. Изъ уборной вышла Офелія, участвующая въ первомъ его явленіи, и прошла молча мимо Ольги.
   -- Какъ вы блѣдны, Лина! вскрикнула барышня, воззрясь на нее,-- вы не румянились?
   -- Нѣтъ, коротко проговорила княжна,-- мнѣ и надо быть блѣдной...
   "Да, подумала, поглядѣвъ ей вслѣдъ, Ольга,-- она тутъ говоритъ отцу что ее перепугалъ сумашедшій Гамлетъ... Но она и сама по себѣ разстроена... И этотъ тоже! добавила она мысленно, замѣтивъ входившаго изъ сада въ корридоръ Гундурова,-- видно, плохо приходится!..."
   И она безсердечно усмѣхнулась
  

LVI.

   Второе дѣйствіе прошло почти до конца еще удачнѣе перваго; лицедѣи наши стояли теперь твердо на ногахъ и между ними и зрителями чувствовалась уже та незримая, но живая связь при которой все выходитъ у актера какъ бы само собою, ладится и говорится ловко, естественно и эффектно, а зритель какъ бы самъ дѣлается участникомъ въ томъ оживленіи какое видитъ онъ предъ собою на сценѣ. Полоній не сходитъ съ подмостковъ въ продолженіе всего этого втораго дѣйствія, и Елпидифоръ Павловичъ Акулинъ имѣлъ тутъ полную возможность разыграться на просторѣ, окончательно очаровать начальство, и показать себя во всемъ разнобразіи оттѣнковъ его роли въ этомъ дѣйствіи, начиная со сцены со слугой, котораго Полоній отправляетъ въ Парижъ "съ хитрымъ наставленіемъ" какъ "сторонкой, да обходомъ, да уловкой, всю истину провѣдать о Лаертѣ" (причемъ храбрый капитанъ Ранцевъ два раза сбился съ реплики), и кончая забавными разглагольствіями его о сумашествіи Гамлета изъ-за любви къ его дочери, сначала въ сценѣ съ нею (гдѣ княжна была прелестна) и потомъ въ разговорѣ съ королемъ и королевой. Его неподдѣльное оживленіе, искренность его комизма сообщались зрителямъ и возбуждали въ нихъ какое-то ликованіе. Зала отвѣчала смѣхомъ чуть не на каждое его слово; графъ веселился какъ ребенокъ, а старикъ смотритель съ блаженною улыбкой на лицѣ то и дѣло оборачивался на своихъ учителей, одобрительно кивая и подмигивая.
   Сцена съ актерами и слѣдующій за нею монологъ Гамлета ("что онъ Гекубѣ, и что ему Гекуба") принадлежали къ тѣмъ мѣстамъ роли надъ которыми Гундуровъ наиболѣе работалъ, и которыя казались ему настолько имъ "осиленными" что онъ монологъ часто и вовсе пропускалъ на репетиціяхъ, какъ вещь совсѣмъ готовую и которую-молъ не стоитъ повторять. Вальковскій, особенно любившій это мѣсто и знавшій издавна, еще съ Москвы, какъ читалъ его Сергѣй, съ особеннымъ наслажденіемъ готовился прослушать его теперь "въ настоящемъ видѣ"... Но ожиданія его сбылись не совсѣмъ. Весь предыдущій разговоръ съ отцомъ Офеліи и актерами герой нашъ велъ очень хорошо, съ требуемою ироніей и сдерживаемымъ чувствомъ глубокой внутренней горечи. На слова Полонія что онъ актеровъ "угоститъ по достоинству" отвѣтъ Гамлета: "Нѣтъ, прими ихъ лучше, ибо если каждаго принимать по достоинству, много ли останется кто не стоилъ бы оплеухи?" вылился у него съ такимъ ѣдкимъ презрѣніемъ что нашего исправника, на котораго въ эту минуту вольно или невольно Гундуровъ прямо уставился глазами, всего даже покоробило, тѣмъ болѣе что въ заднихъ рядахъ креселъ, гдѣ сидѣли городскіе жители, раздался смѣхъ и громкіе апплодисменты, въ которыхъ толстый исправникъ имѣлъ основаніе видѣть какъ бы нѣкоторую гражданскую демонстрацію противъ него. Но съ перваго стиха монолога Гундуровъ не попалъ въ тонъ, взялъ миноромъ и слишкомъ высоко. Нужнаго crescendo не вытанцовалось. Чтобы поправиться ему нужно было передохнуть, дать паузу послѣ словъ "А я", за которыми идетъ самоосужденіе и самобичеваніе Гамлета ("Ничтожный я, презрѣнный человѣкъ"), но онъ сконфузился, сознавая что предыдущее говорено было все не вѣрно, и продолжалъ безъ передышки, какъ бы уже съ тѣмъ только чтобы договорить скорѣе до конца. Вышло крикливо и вмѣстѣ съ тѣмъ вяло. Когда онъ кончилъ послышались рукоплесканія, но ему было совершенно понятно что эта была учтивость одна, а не заслуженное одобреніе. Онъ, злобно кусая себѣ губы, выскочилъ въ кулису, едва упала предъ нимъ занавѣсъ, и прямо наткнулся на стоявшаго тамъ Вальковскаго, который глядѣлъ на него съ такимъ видомъ будто сейчасъ готовился побить его.
   -- Что, братъ, скажешь, скверно? невольно вырвалось у Сергѣя.
   -- Не Гамлетъ, а губошлепъ какой-то вышелъ у тебя, вотъ и весь тебѣ сказъ! свирѣпо отпустилъ ему въ отвѣтъ "фанатикъ", отворачиваясь отъ него и уходя.
   У Гундурова зарябило въ глазахъ. Онъ схватился рукой за кулису... Ему въ эту минуту совершенно ясно представилось что "теперь все, все пропало!..." Онъ "обезчещенъ, опозоренъ" въ глазахъ всѣхъ, всей этой толпы... Какъ онъ смѣется теперь надъ нимъ этотъ.... этотъ "петербургскій преторіанецъ!" безсознательно повторялъ онъ внутренно прозвище которымъ Свищовъ обозначилъ графа Анисьева.... О, трижды проклятъ будь тотъ день когда онъ послушался Ашанина, пріѣхалъ сюда, отдалъ себя на всѣ эти муки,-- муки эти представлялись ему чѣмъ-то большимъ, страшнымъ, съ какими-то чудовищными клещами, захватившими каждый закоулокъ его существа,-- но что вмѣстѣ съ тѣмъ въ тысячу разъ легче было, казалось ему, переносить чѣмъ это вотъ сейчасъ самому себѣ нанесенное имъ "поруганіе"
   -- Сережа, поди сюда! сказалъ ему чей-то голосъ.
   -- Что тебѣ нужно? вспыльчиво огрызся онъ, узнавая Ашаяина, котораго только-что внутренно предавалъ проклятію.
   Но тотъ такъ настойчиво повторилъ "пойдемъ!" глядя на него всѣмъ горячимъ блескомъ своихъ черныхъ глазъ что Гундуровъ молча, какъ бы подъ магнетическимъ вліяніемъ, послѣдовалъ за нимъ.
   Они дошли до лѣсенки спускавшейся со сцены.
   -- Куда же это, ко всѣмъ имъ? спросилъ останавливаясь Сергѣй, разумѣя уборную.
   -- Нѣтъ, пойдемъ въ садъ.
   -- Я ужь тамъ былъ, безсознательно пробормоталъ Гундуровъ.
   -- Погоди меня тутъ минуточку, промолвилъ Ашанинъ, выводя его на знакомое уже Сергѣю крылечко:-- я сейчасъ!...
   Онъ исчезъ и чрезъ мигъ вернулся съ бутылкой шампанскаго въ одной рукѣ и стаканомъ въ другой.
   -- Выпей! сказалъ онъ наливая.
   Тотъ отстранилъ рукой стаканъ:
   -- Не хочу!
   -- Выпей, тебѣ нужно! настаивалъ красавецъ.
   -- Какая нужда? Съ горя что ли пьянствовать! закричалъ. Гундуровъ.
   -- Ничего не пьянствовать! Я бутылку цѣлую сейчасъ выпилъ залпомъ, и хоть бы въ одномъ глазу. А нервы подвинтить тебѣ надо. Пей, говорю! Вальковскій -- дуракъ, ты на слова его плюнь, а подвинтиться тебѣ все-таки надо. Пей!...
   Гундуровъ глянулъ на него, протянулъ руку и осушилъ стаканъ до дна.
   -- Ну, вотъ и хорошо! сказалъ Ашанинъ.-- Больше тебѣ не нужно... А теперь слушай!
   Свѣжій ли воздухъ ночи, или это сейчасъ выпитое имъ вино, но Гундурову дѣйствительно словно полегчало. Онъ оперся головой объ обѣ ладони, приготовясь слушать.
   -- Не повезло намъ здѣсь съ тобою, Сережа, заговорилъ нежданно его пріятель, и спьяна ли, или отъ глубоко прохватившаго его чувства -- Гундуровъ не былъ въ состояніи разобрать въ эту минуту -- слезы слышались въ его голосѣ;-- не повезло намъ, повторилъ онъ,-- я это вижу и готовъ бы теперь кажется руку себѣ отрубить дать чтобы ни ты, ни я никогда не пріѣзжали сюда...
   -- Отвратительно!... И все ты! вскакивая съ мѣста и схватываясь за голову вскликнулъ взрывомъ Гундуровъ, котораго отъ этого живаго эхо только-что пережитыхъ имъ ощущеній съ новою силой подняло всего опять.
   -- Ну да, я, одинъ я! Виноватъ, каюсь!... Только ты погоди, дай мнѣ сказать..... Мнѣ можетъ-быть, твоего не легче... А ты только выслушай!
   -- Что тамъ еще слушать!
   -- А вотъ! Ты мнѣ что вотъ въ третьемъ дѣйствіи говоришь:
  
             "Я за то тебя люблю
   Что ты терпѣть умѣешь. Въ счастьи,
   Въ несчастьи равенъ ты, Гораціо!"
  
   Хорошія эти слова, или нѣтъ, по-твоему?
   -- Ну, хорошо, знаю, довольно! крикнулъ на это Сергѣй.
   -- А если знаешь, такъ этого только и нужно.... Честь нашу соблюсти намъ нужно! пояснилъ Ашанинъ, махнувъ какъ-то неестественно рукой.
   -- Это какъ-же ты разумѣешь "честь соблюсти?" спросилъ Гундуровъ, хмурясь и внезапно краснѣя.
   -- Очень просто -- по... покончить надо! сказалъ красавецъ, какъ бы съ нѣкоторымъ затрудненіемъ шевеля языкомъ,-- отрѣ... Фу, ты, Боже мой, прервалъ себя онъ, вскакивая съ мѣста въ свою очередь,-- неужели я пьянѣть начинаю!... Такъ нѣтъ же, этого не будетъ, не хочу ей и этого удовольствія доставить чтобы нарѣзался я изъ-за нея!... Не думай этого, Сережа, я въ полномъ разсудкѣ говорю тебѣ: да, покончить, отрѣзать... нож... ножницами, понимаешь, все разомъ... нож-ни-цами, ты знаешь что... Ни тебѣ, ни мнѣ надежды нѣтъ... порѣшили насъ, понимаешь?... Она сказала: "Не могу".... Не могу! подчеркнулъ онъ со злобнымъ хихиканьемъ,-- ну и чортъ съ ней! Гордость нужна, Сережа, мы съ тобой не хуже какихъ-нибудь...
   Дверь изъ корридора поспѣшно отворилась вдругъ и въ ней показался режиссеръ.
   -- Сергѣй Михайлычъ, пожалуйте! Сейчасъ занавѣсъ, третій актъ. Всѣ ужь на сценѣ; вашъ выходъ во второмъ явленіи.
   Ашанинъ мигомъ встрепенулся:
   -- Ступай, ступай, Сережа, а за меня не бойся, не сконфужусь! Только ты себя подвинти...
   Гундуровъ поспѣшилъ за режиссеромъ. Онъ вдругъ опять почувствовалъ себя всецѣло Гамлетомъ, "порѣшеннымъ", ледянымъ, закаменѣлымъ Гамлетомъ...
  

LVII.

   Онъ сталъ въ кулисѣ направо, въ ожиданіи своего выхода. На сценѣ уже занимали свои мѣста готовые начинать король и королева, Полоній съ дочерью и Розенкранцъ съ Гильденштерномъ. Княжна въ своемъ голубомъ платьѣ стояла къ нему спиной. При этомъ видѣ сердце ёкнуло у Гундурова, онъ тутъ-же нахмурился и опустилъ глаза... Она въ свою очередь, какъ бы отличивъ легкіе шаги его въ шумѣ двигавшихся за кулисами всякихъ тяжелыхъ ступней, быстро повернула голову въ его сторону. Но въ то же время режиссеръ ударилъ въ ладони, взвился занавѣсъ,-- и Офелія съ опущенными руками и рѣсницами замерла на своемъ мѣстѣ.
   Подозрительный Клавдіо, смущенный признаками умопомѣшательства племянника, пригласилъ ее по совѣту Полонія, съ цѣлью дать ей свиданіе съ принцемъ, при которомъ король съ ея отцомъ -- "законные шпіоны" -- будутъ незримо присутствовать,
  
   "Чтобъ разсудить потомъ по разговору --
   Любовь-ли къ ней свела съ ума Гамлета,
   Иль что другое".
  
   Безмолвно выслушиваетъ она двойную волю владычныхъ надъ нею лицъ, государя ея, и отца, какъ бы только покорствуя ей, какъ бы безучастная сама къ тому что имѣется въ виду этою волей, равнодушная съ виду къ тѣмъ причинамъ Гамлетова безумія изъ которыхъ всѣ, кромѣ одной, должны на самомъ дѣлѣ растерзать ей сердце... Только подъ конецъ сцены, когда предъ уходомъ своимъ, королева обращается къ ней со словами ("Убитая горемъ" Надежда Ѳедоровна произнесла ихъ съ большимъ чувствомъ):
   -- Офелія, дай Богъ Чтобъ красота твоя была причиной Безумства сына моего! Надѣюсь Что качества души твоей прекрасной Его на путь обычный возвратятъ,
  
   Для счастья васъ обоихъ,--
  
   у Офеліи вырывается одна коротенькая фраза, освѣщающая мгновеннымъ свѣтомъ все что происходитъ въ эту минуту въ душѣ ея:
  
                       "Королева,
   Я бы хотѣла чтобъ случилось такъ!" *)
   *) Madam, I wish it may. У Полеваго совершенно не точно: "Еслибъ могла"...
  
   Лина произнесла эту фразу почти шепотомъ, внезапно для нея самой дрогнувшимъ голосомъ, но выраженіе его было такъ трогательно, но то чего искала эта бѣдная, любящая душа Офеліи сказалось въ немъ такъ неотразимо что графиня Воротынцева еще разъ молча пожала руку своей сосѣдкѣ, Софьѣ Ивановнѣ, Анисьевъ впился глазами въ княжну, а князь Ларіонъ закрылъ глаза рукой и принялся слегка тереть ихъ, какъ бы давая отдохнуть зрѣнію, утомленному яркимъ освѣщеніемъ сцены.
   Гундуровъ не слушалъ... или нехотѣлъ слушать. Онъ весь поглощенъ былъ своею ролью; ему сейчасъ приходилось выходить со знаменитымъ "Быть или не быть"...
   Онъ вышелъ, закинувъ лѣвую руку за спину и прижимая большой палецъ правой къ губамъ; обнаженная голова его была низко опущена, небрежно подвязанная мантія, чуть держась на плечѣ, падала до самой земли, длинные волосы спускались на грудь. Жадно глянула на него изъ-за своей книги Офелія, сидѣвшая у третьей кулисы на противоположной мѣсту его выхода сторонѣ сцены, и невыразимою тоской захолонуло ей сердце. "Боже мой!" проговорила она про себя невольно прижмуривая вѣки.
   -- Великолѣпенъ! послышалось въ заднихъ креслахъ чье-то вырвавшееся неудержимо восклицаніе, и тутъ же за нимъ вслѣдъ послѣдовавшее энергическое "шт" со стороны учительской компаніи, пока Гамлетъ медленными шагами подвигался къ рампѣ... Мертвая тишина объяла разомъ залу.
   Прочелъ Гундуровъ монологъ дѣйствительно "великолѣпно." Онъ опять -- онъ это понималъ -- парилъ надъ толпой и держалъ ее въ своей власти всѣмъ этимъ высокимъ подъемомъ мысли которой онъ былъ выразителемъ. Онъ былъ теперь хозяинъ каждаго оттѣнка своего голоса, каждаго движенія своего. Онъ торопилъ или сдерживалъ падавшія изъ устъ его слова, замолкалъ и начиналъ снова, не заботясь о томъ какое впечатлѣніе произведетъ это на зрителей, и зная въ то же время напередъ что онъ именно скажетъ такъ какъ нужно для наибольшаго на нихъ впечатлѣнія. Божественная сила вдохновенія уносила его снова на своихъ безплотныхъ крылахъ
  
   -- Умереть -- уснуть...
   Уснуть?
  
   повторилъ онъ, оборвалъ, и, послѣ длинной паузы, уронивъ усталымъ жестомъ скрещенныя руки, самъ поднялъ голову и глядя впередъ недвижными, какъ бы потухшими, глазами, заговорилъ опять:
  
   -- Но если сонъ видѣнья посѣтятъ?
   Что за мечты на смертный сонъ слетятъ
   Когда стряхнемъ мы суету земную?...
  
   Вышло это необыкновенно эффектно. Мурашки побѣжали по спинамъ зрителей. Даже блестящій петербургскій флигель-адъютантъ не могъ удержаться отъ возгласа одобренія и, наклонившись къ уху сидѣвшей подлѣ него Женни Карнауховой, прошепталъ: "Безподобный въ самомъ дѣлѣ актеръ этотъ господинъ профессоръ!" Впечатлительная Женни не отвѣчала: она не отрываясь глядѣла на Гундурова, и говорила себѣ что "конечно, Чижевскій est beaucoup plus beau въ своемъ синемъ костюмѣ, но что она понимаетъ что можно влюбиться и въ этого."
   Лина ничего себѣ не говорила, но чѣмъ глубже входилъ Сергѣй въ свою роль Гамлета, чѣмъ сильнѣе увлекало ее самую его исполненіе, тѣмъ больнѣе и больнѣй захватывала грудь ея невыразимая тоска.
   Но вотъ онъ кончилъ, и взглянувъ мелькомъ на нее, проговорилъ въ сторону:
  
             -- Прелестная
   Офелія!... О Нимфа, помяни
   Мои грѣхи въ твоихъ святыхъ молитвахъ!...
  
   Взрывъ аплодисментовъ, вызванный монологомъ, замеръ разомъ вслѣдъ за этими словами Гамлета. Всѣ, знакомые и незнакомые съ драмой, почуяли что насталъ самый интересный, самый "занимательный" моментъ ея.
   Офелія тихо поднялась съ мѣста и подошла къ нему, къ рампѣ...
  
             -- Мой добрый принцъ,
   Какъ провели вы эти дни? Здоровы ль вы?
  
   Онъ глядѣлъ на нее... но она не узнавала этихъ глазъ...
  
   -- Благодарю покорно, я здоровъ,
  
   отвѣчалъ ей Гамлетъ,-- настоящій, не то безумный, не то безсердечный, безпощадный Гамлетъ...
   Руки у нея дрожали. Она занесла ихъ за затылокъ, отомкнула фермуаръ, закрѣплявшій концы жемчужнаго ожерелья тремя длинными нитями спускавшагося ей на грудь, и перекинувъ ихъ черезъ голову, протянула Гамлету:
  
   -- Уже давно желала я отдать
   Вамъ то, мой принцъ, что вы на память мнѣ
   Когда-то дали. Я прошу васъ взять
   Это теперь обратно.
  
   Онъ отвернулся, хмурясь:
  
             -- Я не возьму.
   Я никогда и ничего вамъ не дарилъ.
  
   "Точно все это въ правду, въ правду!" проносилось все тревожнѣе въ головѣ Лины.
   Она печально закачала головой:
  
   -- Нѣтъ, ваша свѣтлость знаетъ хорошо
   Что вы меня дарили -- и съ словами,
   Которыхъ сладкій запахъ придавалъ
   Вещамъ двойную цѣну. Запахъ тотъ
   Теперь изчезъ *). Возьмите же назадъ!
   Для сердца благороднаго не дорогъ
   Подарокъ отъ того кто насъ не любитъ.
   {*) And, with them, words of so sweet breath compos`d
   As made the things more rich: their perfume lost,
   Take these again.
  
   Этотъ поэтическій оборотъ Офеліиной рѣчи или вовсе не передается въ русскихъ переводахъ, или передается слабо и неточно, какъ у Кронеберга:
  
             Дарили вы съ словами,
   Которыхъ смыслъ цѣну вещей удвоилъ.
   Букетъ изчезъ,-- возьмите-жъ ихъ назадъ.}
  
   Но все такъ же сурово, все такъ же безпощадно глядѣлъ на Офелію Гамлетъ.
   -- А, а, заговорилъ онъ, согласно съ тѣми пропусками и замѣнами которые, какъ извѣстно читателю, слажены были въ кабинетѣ князя Ларіона въ первые дни постановки Гамлета въ Сицкомъ: "Ты безкорыстная красавица?"
   -- "Что хотите вы сказать, принцъ?"
   -- "А то, что красота и безкорыстіе несовмѣстны. Я любилъ тебя когда-то."
   О, какъ знакомъ былъ ей тотъ оттѣнокъ его голоса съ которымъ онъ произносилъ это до нынѣшняго дня! Какъ часто ночью, просыпаясь внезапно, казалось ей что этотъ голосъ стоялъ надъ ней, шепталъ надъ самымъ ея ухомъ эти знакомыя ей слова: "я любилъ тебя," и она засыпала опять, счастливая и улыбающаяся, повторяя: "да, любилъ... любитъ" ...
   А теперь ни тѣни тѣхъ прежнихъ, сокровенныхъ звуковъ... Боже мой, что же это такое, что такое?...
   Она всею глубиной своихъ глазъ глянула ему прямо въ лицо и проговорила, едва сдерживая пронимавшую ее дрожь:
   -- "Ваша свѣтлость, дѣйствительно, заставили меня вѣрить этому."
   Онъ понялъ (и у него были руки холодны какъ ледъ, но въ ушахъ его, словно звонъ погребальнаго колокола, стояли слова полупьянаго Ашанина: "надо отрѣзать ножницами... надежды нѣтъ!")... И онъ въ отвѣтъ ей все такъ же глядѣлъ на нее безцвѣтными, свинцовыми глазами:
   -- "А не надо было вѣрить... Я не любилъ тебя!"
   Она безсознательно поднесла руку къ груди, закинула назадъ голову и замирающимъ голосомъ произнесла:
   -- "Тѣмъ болѣе z была обманута!"...
   Шепотъ одобренія пробѣжалъ по залѣ изъ конца въ конецъ ея, но никто не заплескалъ: лихорадочное любопытство оковывало зрителей. "Совсѣмъ даже на театръ не похоже, а точно правда," какъ бы сказывалось въ сознаніи каждаго.
   Княгиня Аглая, красная какъ кумачъ, глядѣла на дочь растерянно моргая круглыми глазами.-- "Mais c'est tout à fait iri-convenable ce rôle de Lina, une demoiselle qu'on a trompée"! разсуждала она мысленно,-- "que va penser le jeune comte et puis cette princesse Dodo qui est si mйchante!"... Ей страшно было пошевелиться: она такъ и ждала удара не съ той стороны, такъ съ другой...
   А блѣдный Гамлетъ въ растрепанной одеждѣ, съ падавшими на лобъ волосами и выраженіемъ холоднаго отчаянія на лицѣ, говорилъ въ это время на сценѣ:
   -- "Ступай въ монастырь! Зачѣмъ создавать на свѣтъ грѣшниковъ? Я самъ пополамъ съ грѣхомъ человѣкъ добродѣтельный, однако могу обвинять себя въ такихъ вещахъ что лучше бы мнѣ на свѣтъ не родиться. Я гордъ, мстителенъ, честолюбивъ, готовъ на зло, и только воли у меня не достаетъ сдѣлать все дурное что могу придумать дурнаго... Къ чему такимъ тварямъ какъ я ползать между небомъ и землею? Мы обманщики всѣ до одного; не вѣрь никому изъ насъ! Иди въ монастырь! Прощай!"
   Онъ быстрыми шагами отошелъ отъ нея къ выходу.
   "Гордъ, золъ, мстителенъ!" словно ударами молота отзывалось въ потрясенномъ существѣ Лины:-- да, онъ съ утра избѣгалъ меня. Онъ не можетъ простить что я ему сказала утромъ... Но, Боже мой, неужели онъ не понимаетъ, не понимаетъ?...
   И всплеснувъ руками, она тѣсно, крѣпко прижала ихъ къ труди и воскликнула по тексту роли:
   -- О, исцѣлите его власти небесныя!
   Но Гамлетъ еще не кончилъ, ему надо было добить ее двоими жестокими уколами...
   -- Когда ты выйдешь замужъ, вотъ тебѣ въ приданое мое проклятіе, заговорилъ, онъ опять, такъ же быстро возвращаясь на нее и заглядывая ей прямо въ лицо растерянно тусклыми глазами:-- будь чиста какъ ледъ, бѣла какъ снѣгъ, ты не уйдешь отъ клеветы. Ступай въ монастырь! Прощай! Или, если ты непремѣнно хочешь выйти замужъ, выбери пошляка; умные люди знаютъ какихъ чудовищъ вы изъ нихъ дѣлаете... Поди! Ни слова!... Это свело меня съ ума... Въ монастырь! И скорѣе! Прощай!
   Онъ кинулся со сцены не помня себя, съ чувствомъ чего-то ужаснаго, нечеловѣческаго, будто только-что совершеннаго имъ...
   -- Splendid indeed! раздался на всю залу горловый голосъ мистера Нокса, все время сидѣвшаго уткнувшись носомъ въ своего карманнаго Шекспира, рядомъ съ воспитанникомъ своимъ, зѣвавшимъ во всю мочь.
   -- Сережа, Гаррикъ, богъ, очарованіе! хрипѣлъ Вальковскій, бросаясь къ пріятелю съ раскинутыми руками. Тотъ его толкнулъ въ грудь такъ что "фанатикъ" чуть не свалился -- и побѣжалъ, самъ не зная куда несли его ноги.
   -- Да онъ просто удивительный актеръ вашъ племянникъ! вскликнула подъ гулъ поднявшихся рукоплесканій княгиня Додо, сидѣвшая по другой рукѣ Софьи Ивановны Переверзиной.
   -- Онъ мнѣ противенъ? нежданно для нея самой, съ сердцемъ отрѣзала на это та, не отрывавшаяся глазами отъ Офеліи.
   Княгиня Додо разсмѣялась. Она не поняла...
   А Аглая Константиновна, все такая же красная и растерянная, шептала въ то же время своему сосѣду:
   -- Я нахожу очень глупо совѣтовать дѣвушкѣ идти въ монастырь, и я, certainement, никогда не позволила бы моей дочери. Une jeune personne comme il faut должна выйти замужъ, и не за "пошляка," comme dit ce monsieur, а за умнаго et un homme bien né.
   -- Это театръ, а не настоящее! пропѣлъ ей на это въ утѣшеніе графъ какъ съ амвона.
   Лина стояла одна на сценѣ, держась рукой за высокую спинку готическаго кресла. У нея двоилось въ глазахъ... Она начала:
  
   -- О, что за благородный омрачился духъ!
   Утѣха, цвѣтъ.и упованье царства,
   Ума и нравовъ образецъ,-- все, все погибло!...
   А мнѣ, ничтожнѣйшей, мнѣ суждено,
   Весь нектаръ клятвъ его вкусивши, видѣть
   Какъ свѣжей юности краса исчезла,
   Цвѣтокъ весны, подъ бурею увядшій!
   О, горе мнѣ! Что видѣла я прежде --
   И что теперь!
  
   У нея едва хватило силы договорить до конца... Занавѣсъ упалъ. Она добралась до кулисы, опустилась на стулъ случившійся тутъ и, улыбаясь чрезъ силу, чуть слышно проговорила кинувшимся къ ней изо всѣхъ угловъ съ испуганными лицами актерамъ:
   -- Ничего, ничего, устала немножко... но, ради Бога, стаканъ воды!...
   Зала тѣмъ временемъ стонала отъ восторженныхъ кликовъ и плесковъ.
  

LVIII.

   Что думалъ, что чувствовалъ въ это время князь Ларіонъ? Каждое слово, каждый жестъ племянницы рѣзали ему какъ ножомъ сердце. Предъ нимъ за этимъ разыгрывавшимся на сценѣ разрывомъ Шекспировскаго Гамлета съ Офеліей проходила новая перипетія той интимной любовной повѣсти, отъ которой онъ вотъ уже сколько времени проводилъ. безсонныя, мучительныя ночи. Онъ это угадывалъ въ каждомъ этомъ словѣ, въ каждомъ взглядѣ Лины, въ оттѣнкахъ голоса Гундурова, которые и князь Ларіонъ, какъ Лина не узнавалъ теперь. Онъ не зналъ, какъ могла знать это Софья Ивановна, что приключилось между ними, но для него было очевидно что то глубокое внутреннее страданіе, которое прозрѣвалъ онъ за игрой Лины, она испытывала его въ эту минуту не изъ-за Гундурова, а чрезъ него... И въ возмущенномъ сердцѣ своемъ князь Ларіонъ не умѣлъ бы сказать себѣ теперь, за что онъ болѣе ненавидѣлъ этого стоявшаго предъ нимъ мрачнаго, "увядшаго подъ бурею" Гамлета: за то ли что такъ беззавѣтно любила его Офелія, или за то что его безпощадное отреченіе отъ нея находило у него такіе искренніе, такіе настоящіе звуки?...
   Онъ одинъ съ Софьей Ивановной среди всей этой залы понималъ какой смыслъ давало словамъ Офеліи личное чувство Лины; понималъ что она изнемогала, договаривая ихъ,-- и онъ, едва дождавшись окончанія слѣдовавшаго за этимъ монологомъ разговора Клавдія съ Полоніемъ, послѣ котораго падалъ занавѣсъ и слѣдовалъ довольно продолжительный перерывъ предъ сценой театра, поднялся съ мѣста и исчезъ за дверью, которая мимо ложи гдѣ безцеремонно продолжала похрапывать старушка Crébillon, вела въ корридоръ, а изъ него на сцену.
   Наступившій перерывъ былъ назначенъ заранѣе временемъ подавать чай, и процессія слугъ выступала въ это время въ залу изъ глубины большихъ входныхъ дверей, неся чай со всѣми принадлежностями на великолѣпныхъ серебряныхъ подносахъ, и двигаясь впередъ стройными рядами по тремъ проходамъ между креслами, среднимъ и боковыми вдоль стѣнъ, у которыхъ оставалось еще настолько пространства что къ нимъ могли быть приставлены напередъ столики и стулья для тѣхъ кто желалъ пить чай съ наибольшимъ удобствомъ.
   Театральная зала чрезъ мигъ обратилась въ салонъ. Составились кружки, группы.
   -- Albo dies notanda lapillo, какъ говоритъ Горацій, день, который слѣдуетъ отмѣтить бѣлымъ камнемъ! горячо объяснялъ старикъ смотритель собравшимся кругомъ него учителямъ;-- да, нынѣшній вечеръ я почитаю лучшимъ днемъ моей жизни; эта Офелія, господа, цѣлое откровеніе!...
   Его манишка и длинные концы высоко повязаннаго бѣлаго галстука были еще влажны отъ слезъ, капавшихъ на нихъ изъ его глазъ въ продолженіе всей предыдущей сцены. Нѣжный голосъ княжны, ея Перуджиніевская головка вызывали изъ глубины его души всѣ лучшія воспоминанія, всѣ заоблачные идеалы той романтической поры которой принадлежалъ онъ еще всѣмъ существомъ своимъ, обливаясь и понынѣ слезами, какъ въ дни молодости, надъ "Минваною" Жуковскаго, по разказамъ о немъ исправника Акулина...
   -- Mon cher; mon cher... Louise Mayer... Rachel! слышались въ другомъ концѣ залы гоготъ, хрипъ и неизбѣжный смѣхъ черненькаго артиллериста, носившаго прозваніе "Сеньки. "
   Къ усѣвшейся съ чашкой за столикъ у самаго оркестра графинѣ Воротынцевой, съ непроницаемымъ выраженіемъ на красивомъ лицѣ, съ загадочною улыбкой подъ прикрученными, лоснящимися усами, подошелъ графъ Анисьевъ. Княгиня Додо, завидѣвъ его приближеніе, быстро отвернулась отъ графини, съ которою только-что бесѣдовала, и обратилась съ какимъ-то разговоромъ къ Софьѣ Ивановнѣ, безмолвной, сосредоточенной и не двигавшейся со своего кресла.
   -- Признаюсь, началъ флигель-адъютантъ,-- я никакъ себѣ представить не могъ чтобы спектакль любителей могъ дойти до такого совершенства. On у goûte les émotions d'une véritable scène et...
   Графиня не дала ему кончить. Прелестная женщина еще вся была подъ дѣйствительнымъ впечатлѣніемъ тѣхъ "émotions,"о которыхъ онъ говорилъ, но свойство которыхъ у него, она понимала, далеко не походило на то что чувствовала она сама. Она прямо глянула въ лицо [Анисьева и быстрымъ шепотомъ проговорила ему въ отвѣтъ:
   -- C'est qu'il s'y joue un véritable drame, mais vous n'en êtes pas le héros, je suis bien fâchée de vous le dire.
   Онъ даже не моргнулъ, какъ ни досадливо въ первую минуту кольнула его тщеславіе это неожиданная откровенность, глянулъ ей, въ свою очередь, прямо въ глаза и, учтиво наклоняясь, проговорилъ отчетливо и съ нѣкоторымъ какъ бы бравурнымъ оттѣнкомъ въ выраженіи:
   -- J'en serai le paladin, madame la comtesse!
   -- Въ самомъ дѣлѣ? вскликнула она, проницательно уставясь на него: -- въ такомъ случаѣ я возвращаю вамъ мое уваженіе.
   И она, засмѣявшись, протянула ему руку. Онъ галантно прикоснулся къ ея перчаткѣ своими раздушенными усами и улыбаясь съ весело-беззаботнымъ видомъ:
   -- Повѣрьте, графиня, сказалъ онъ громко, какъ бы съ намѣреніемъ чтобы разговаривавшія подлѣ нихъ княгиня Додо и Софья Ивановна Переверзина могли его слышать,-- повѣрьте что чортъ не такъ черенъ какъ рисуютъ его вообще.
   -- Ah, mon Dieu, кто это рисуетъ здѣсь un si affreux personnage? игриво воскликнула, направляясь въ это время къ своей почетной гостьѣ, княгиня Аглая Константиновна.
   -- Вы слышали, милый графъ, о комъ онъ сейчасъ говорилъ?... продолжала она жантильничать, обращаясь къ сопровождавшему ее графу.
   -- Слышалъ! тотчасъ же нашелся отвѣтить тотъ:-- пустяки, никакого чорта нѣтъ, однихъ дѣтей пугаютъ!
   И онъ осклабился во всю ширину своего добродушнаго, оголеннаго лица.
   Графиня Воротынцева расхохоталась какъ ребенокъ.
   -- Браво, графъ, вы сдѣлали удивительное открытіе! Я тоже всегда была того мнѣнія что чорта нѣтъ, и даже въ дѣтствѣ никакихъ его когтей ни роговъ не боялась....
   Ея подвижное лицо вдругъ перемѣнило выраженіе:
   -- Оттого, можетъ-быть, домолвила она, слегка сжимая брови,-- я такъ и не нравилась тѣмъ кто думалъ меня пугать ими.
   Старикъ лукаво подмигнулъ ей:
   -- Потому всегда была умная и язычокъ ни предъ кѣмъ не уступалъ!
   Онъ ее ужасно потѣшалъ всегда.
   -- Вотъ мы съ вами всегда были друзья, снова засмѣялась она,-- а вы на меня клевещете. Я только никогда не терпѣла ни чтобы прижимали, ни чтобы кланялись, и всегда откровенно говорила это.
   -- Знаю! Все знаю! Милая женщина! протянулъ онъ, взявъ ее руку и принимаясь похлопывать по ней своими пухлыми ладонями.
   Онъ также тѣшился какъ ребенокъ отъ сознанія что онъ такъ любезенъ, и находчивъ, и остеръ, и ведетъ такой свѣтскій разговоръ съ этою "милою женщиной..."
   А княгиня Аглая сондировала тѣмъ временемъ блестящаго петербургскаго воина.
   -- Я увѣрена, cher comte, qu'en parlant du diable вы думали о дурныхъ совѣтахъ que ce prince Hamlet donne à la jeune personne dont ma fille joue le rôle? спрашивала она его, стараясь улыбаться какъ можно тоньше и глядѣть на него какъ можно глубже.
   -- "Дурные совѣты"? повторилъ онъ, не понимая или притворяясь что не понимаетъ:-- какіе же это совѣты, княгиня?
   -- Вы слышали: чтобъ она шла въ монастырь et toutes sortes de bêtises semblables!
   Анисьевъ весело засмѣялся:
   -- Смѣю думать, княгиня, что въ числѣ дурныхъ совѣтовъ которые можетъ подавать monseigneur le diable ему еще никогда не приходило въ голову направить кого-либо именно въ монастырь.
   Она нѣсколько опѣшила, но приняла тутъ же таинственно глубокомысленный видъ и заговорила, значительно понижая голосъ:
   -- Нѣтъ, cher comte, я говорю вамъ это потому что entre nous, Лина.... она и такъ.... Elle а sans cela le goût delàvie dévote.
   Эти слова заставили его на мгновеніе призадуматься. "Еще клинъ!" промелькнуло у него въ головѣ. Но онъ, все такъ же невозмутимо улыбаясь, слегка нагнулъ голову и примолвилъ:
   -- Что же, княгиня, это такой вкусъ предъ которымъ можно только преклониться.
   -- Ну да, certainement, поспѣшила она сказать на это,-- я сама, je tiens beaucoup moi même à ma religion, но вы знаете, не надобно, comme on dit, черезъ край.
   Анисьевъ беззаботно повелъ плечами:
   -- Не буду съ вами спорить, княгиня, но я въ жизни держался всегда золотаго правила: "vivons et laissons vivre", и никогда не раскаивался въ этомъ.
  

LIX.

Still better and worse.
Ophelia.

   Лины за кулисами князь Ларіонъ уже не засталъ. Тамъ толпилось много народа, шла большая суетня, слышались громкіе разговоры, крики, смѣхъ. Весь Элсинорскій дворъ былъ тутъ въ сборѣ, въ ожиданіи общаго выхода его въ сценѣ театра. У первой кулисы одиноко и задумчиво стоялъ Гундуровъ, скрестивъ руки и безцѣльно глядя на сцену.... Князь Ларіонъ, невольно сжавъ брови, быстро прошелъ мимо него: ему менѣе всего было желательно въ эту минуту быть поставленнымъ въ необходимость говорить съ нимъ, "подносить ему комплименты на счетъ его игры." Но Гундуровъ не замѣтилъ его, не обернулся. Замѣтилъ Ашанинъ, стоявшій неподалеку и двинулся прямо къ князю.
   -- Вы бы желали видѣть княжну, ваше сіятельство? спросилъ онъ, тотчасъ же сообразивъ все. (Лицо у него еще была красно, хотя онъ только-что цѣлое ведро воды велѣлъ себѣ вылить на голову, но пьяное возбужденіе успѣло уже совершенно соскочить съ него).
   -- Да. Ея здѣсь нѣтъ?
   -- Она прошла къ себѣ въ уборную. И предупреждая вопросъ который князь Ларіонъ какъ бы медлилъ выговоритъ:-- У нея, кажется, голова немножко закружилась, промолвилъ Ашанинъ съ успокоивающею улыбкой.
   -- Какъ бы пройти къ ней? сказалъ на это торопливо князь, кивнувъ на загромождавшую проходъ толпу актеровъ не замѣчавшихъ его.
   -- А вотъ тутъ чрезъ сцену. Позвольте я васъ проведу.
   Онъ вывелъ князя въ актерскій корридоръ, и указалъ въ глубинѣ его отдѣльную уборную Лины.
   "Я опять, кажется, маху далъ, думалъ онъ тѣмъ временемъ:-- и бѣдовый же этотъ Сережа, право! У него сейчасъ, трагедія выходитъ. Какъ бы имъ только теперь обоимъ хватило силы дотянуть до конца представленія.... А какъ божественны были они оба сейчасъ!..."
   Князь стукнулъ пальцами въ дверь уборной.
   -- Кто тамъ? послышался голосъ. Но это былъ не голосъ. Лины, и вслѣдъ за вопросомъ въ полуотомкнувшейся двери показалась соблазнительная фигура дѣвицы Акулиной.
   -- Ахъ, князь! Сейчасъ, сейчасъ! вскрикнула она и исчезла опять за прихлопнутою ею дверью.
   Цѣлая вѣчность прошла за тѣмъ, казалось князю Ларіону...
   Наконецъ въ корридоръ вышла опять барышня, старательно затворяя за собою дверь.
   -- Къ Линѣ нельзя теперь, объяснила Ольга Елпидифоровна, не совсѣмъ смѣло глядя на князя, который вотъ уже третья недѣля какъ "не хотѣлъ ее знать:" -- она... поправляетъ свой туалетъ и проситъ васъ зайти къ ней потомъ...
   -- Что значитъ "потомъ?" прервалъ ее князь.
   -- Послѣ сцены которая сейчасъ пойдетъ, когда она вернется опять сюда; но она васъ проситъ при этомъ
   Князь опять не далъ ей докончить:
   -- Она нездорова? воскликн улъ онъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, князь, не бойтесь ничего! Она только немножко устала, ей надо совершенно успокоиться, торопливо объяснила барышня и какимъ-то загадочнымъ тономъ, который и бѣсилъ и безпокоилъ въ то же время князя Ларіона.
   -- При ней никого нѣтъ! вскликнулъ онъ еще разъ.
   -- Ея горничная и я, князь, проговорила съ достоинствомъ барышня; -- ей и не нужно никого: она, я вамъ говорю, сейчасъ выйдетъ на сцену; ее только безпокоитъ одно, чтобы вы, а особенно княгиня, не подумали что съ нею что-нибудь случилось; она такъ и просила вамъ сказать, чтобы вы зашли къ ней послѣ этой сцены, потому что, говоритъ, ей можетъ-быть нужно будетъ попросить у васъ одного совѣта.
   Князь воззрился на нее пристально и тревожно. Но Ольга Елпидифоровна глядѣла такою невинностью что онъ тотчасъ же понялъ что продолжать съ нею разговоръ безполезно.
   -- Хорошо, скажите ей, я приду, коротко отрѣзалъ онъ, сухо поклонившись и уходя.
   Въ концѣ корридора ждалъ его Ашанинъ и провелъ прежнимъ путемъ черезъ сцену до дверей залы. Но князь не вернулся на свое мѣсто въ креслахъ, а зашелъ въ ложу m-me Crébillon, проснувшейся къ чаю, и усѣлся рядомъ съ нею.
   Эрлангеръ между тѣмъ подалъ оркестру знакъ своею палочкой. Заиграли какой-то маршъ, въ продолженіе котораго гости успѣли допить свои чашки, а слуги отобрать и унести ихъ обратно тѣмъ же торжественнымъ шествіемъ. Зрители разсѣлись по своимъ мѣстамъ. Красная занавѣсь подобралась еще разъ на своихъ фарфоровыхъ кольцахъ. Гамлетъ вышелъ на сцену, читая наставленіе актерамъ, которыхъ изображали Постниковъ, Духонинъ и Факирскій. За этимъ слѣдовала сцена съ Гораціо, а за нею, при звукахъ снова раздавшагося марша, вышла торжественнымъ шествіемъ къ представленію королевская чета, въ сопровожденіи всего своего двора.
   Полоній велъ подъ руку дочь... Князь Ларіонъ весь обратился въ зрѣніе.
   Княжна шла бодро, со спокойнымъ лицомъ и легкою краской на этомъ лицѣ (Ольга Елпидифоровна убѣдила ее подрумяниться предъ выходомъ); выраженіе глазъ ея было настолько печально, насколько это требовалось для Офеліи въ эту минуту. Все обстояло какъ слѣдуетъ, и княгиня Аглая, благосклонно взглянувъ на дочь, подумала даже: "elle fera très bien à la Cour" и самодовольно улыбнулась.
   Клавдіо и Гертруда заняли свои королевскія кресла налѣво отъ зрителей. По сторонамъ ихъ стала толпа "пулярокъ" и ближе всѣхъ къ авансценѣ Ольга Елпидифоровна, которую капитанъ Ранцевъ, преобразившійся въ придворнаго безъ рѣчей и стоявшій тутъ же рядомъ съ Толей Карнауховымъ, пожиралъ совершенно осоловѣдыми отъ страсти глазами. Гораціо-Ашанинъ, вмѣстѣ съ Розенкранцомъ и Гильденштерномъ, перешли на другую сторону сцены, у кресла занятаго Офеліей.
   Гамлетъ направился къ ней. Какъ болѣзненно забилось у нея опять сердце!...
   -- Сядь подлѣ меня, любезный сынъ! крикнула ему Гертруда съ своего мѣста.
   -- Нѣтъ, матушка, отвѣтилъ онъ ей въ полъоборота,-- тутъ есть магнитъ, который тянетъ меня къ себѣ.
   И пока Полоній съ комическимъ подмигиваніемъ кивая на него шепталъ королю: "Ого, слышали?" онъ, съ опущенными глазами и насилованною улыбкой проговорилъ, остановившись предъ Офеліей:
   -- Позволено ли мнѣ будетъ присѣсть у вашихъ ногъ?
   -- Если вамъ угодно, ваша свѣтлость, проговорила она, такъ же какъ онъ, не подымая глазъ.
   Онъ сѣлъ на полъ, рядомъ съ ея кресломъ, въ классической позѣ, приподнявъ угломъ правое колѣно и ухватившись за него обѣими руками.
   -- А какое наслажденіе, продолжалъ иронически Гамлетъ,-- покоиться у ногъ прелестной дѣвушки!
   -- Что вы хотите сказать этимъ? спросила Офелія.
   -- Ничего, коротко отрѣзалъ онъ въ отвѣтъ.
   -- Вы веселы, принцъ? И глубокій вздохъ вырвался у нея безсознательно при этомъ.
   -- Кто? Я?
   -- Да, вы, ваша свѣтлость.
   -- О, само собою, я вашъ единственный шутъ!...
   "Нѣтъ, это невозможно, невозможно! говорила себѣ мысленно Лина, трепетно прислушивась къ его голосу:-- что же думаетъ онъ обо мнѣ, Боже мой!"...
   Изъ-за занавѣси, отдѣлявшей театръ отъ сцены, выскользнулъ Факирскій въ костюмѣ актера.
   -- А, вотъ и прологъ, молвилъ Гамлетъ.
  
   -- Для нашего представленія
   Просимъ вашего снисхожденія.
   Не потеряйте терпѣнія!
  
   прочелъ актеръ.
   -- Что же это такое? засмѣялся принцъ: -- прологъ или надпись кольца?
   -- Да, оно кратко, молвила Офелія.
   -- Какъ женская любовь, злорадно подчеркнулъ Гамлетъ.
   "Какъ мужская развѣ, какъ твоя любовь!" протестовала вся душа Лины...
   -- Что съ вами, ради Бога? прошептала она, какъ только раздернулась занавѣсъ театра и Духонинъ -- театральный король,-- громко и съ напыщенностью, нѣжно устремивъ глаза на подругу свою, "образованную окружную", заговорилъ:
  
   -- Ужъ тридцать разъ звѣзда ночей средь облаковъ
   Собой означила двѣнадцать мѣсяцевъ,
   Съ тѣхъ поръ какъ насъ союзъ любви и Гименея
   Сердцами съединилъ и т. д.
  
   Она все время ждала этой минуты; она пересилила лихорадку пронявшую ее вслѣдъ за первою ея сценой съ Гамлетомъ чтобы подъ шумъ разговора на театрѣ имѣть возможность обмѣняться нѣсколькими словами съ Гундуровымъ; она не хотѣла видѣть дядю прежде этого; отъ этого казалось ей зависитъ все ея будущее...
   Сергѣй это предчувствовалъ; онъ зналъ напередъ что именно теперь, когда онъ будетъ сидѣть у ея ногъ во время представленія, она будетъ просить его объясниться, и что ему надо будетъ отвѣтить.... Что отвѣтить? Зналъ ли онъ самъ что происходило въ немъ, способенъ ли онъ былъ разобраться среди хаоса ощущеній, бурею ходившихъ въ его душѣ? Онъ, казалось ему, умеръ бы сейчасъ съ наслажденіемъ у этихъ ногъ, лобызая слѣды этого нѣжнаго, чистаго и страдающаго за него созданія,-- онъ понималъ, онъ видѣлъ что она безконечно страдала,-- но въ то же время вся желчь и отчаяніе, неотразимо влекущія Гамлета наносить неповинной Офеліи ударъ за ударомъ, кипѣли въ его груди. Никогда такъ не благоухали для него поэтическій обликъ и душевная прелесть этой Офеліи, и чѣмъ нестерпимѣе была для него мука мысли о разрывѣ съ нею, тѣмъ злѣе и безпощаднѣе готовъ онъ былъ терзать ее вмѣстѣ съ самимъ собою новыми муками....,
   Онъ перемѣнилъ позу, какъ подобало, чтобы слѣдить за представленіемъ. Онъ полулежалъ теперь спиной къ публикѣ и опираясь на ладонь правой руки. Онъ въ этомъ положеніи могъ видѣть только сбоку лицо княжны, но могъ удобно и неслышимо для другихъ говорить съ нею.
   -- Со мною то, княжна, промолвилъ онъ на ея вопросъ,-- что я будто самъ себѣ читаю отходную теперь.
   -- Зачѣмъ вы это говорите! быстро возразила она.-- Ничего еще не кончено....
   -- Да, желчно сказалъ онъ на это,-- пока я для здѣшнихъ хозяевъ только актеръ на сценѣ, случайный скоморохъ, меня отсюда не выгонятъ, не такъ ли?
   -- Зачѣмъ вы это говорите! повторила она съ безмѣрною тоской:-- развѣ я тоже...
   Она не договорила и вся вспыхнула подъ своими румянами.
   Въ другую минуту онъ прыгнулъ бы съ пятаго этажа за это слово. Теперь оно показалось ему лишнею каплей яда въ кубкѣ и такъ уже отравленныхъ надеждъ его.
   -- Вы, княжна, горько и торопливо прошепталъ онъ,-- вы "должны знать себѣ цѣну", вы "не про такихъ соловьевъ" какъ какой-нибудь несчастный магистрантъ, "безъ положенія въ обществѣ", какъ я.
   -- Кто это вамъ сказалъ? Глаза ея блеснули. Она тутъ же отвернула ихъ по направленію театра, встрѣтившись взглядомъ съ глазами Анисьева, усѣвшагося теперь за спиной ея матери и неотступно глядѣвшаго на нее.
   -- Все равно кто! Вы сами сегодня утромъ предрекли мнѣ чего я въ правѣ ожидать.
   -- Что поняли вы изъ моихъ словъ, что? замирая прошептала она въ свою очередь, все также продолжая глядѣть на представленіе.
   -- Понялъ что былъ сонъ, а теперь настало пробужденіе, язвительно подчеркнулъ Гундуровъ.-- Виноватъ, они кончаютъ, сейчасъ моя реплика, промолвилъ онъ тутъ же, останавливая этими словами всякое возраженіе съ ея стороны.
   Она и не возражала....
   Злодѣй Луціано, изображаемый Факирскимъ, подкрался тѣмъ временемъ къ спящему театральному королю и проговоривъ діаконскимъ басомъ:
  
   Волшебный ядъ, спѣши докучну жизнь пресѣчь,
   И порази его, какъ будто вражій мечъ!
  
   наклонился къ нему, представляя что вливаетъ ему въ ухо отраву... Клавдіо-Зяблинъ, въ избыткѣ усердія, не дождался слѣдующихъ за этимъ объяснительныхъ словъ Гамлета, и вскочилъ съ мѣста съ растеряннымъ выраженіемъ на лицѣ. Но это придало только болѣе оживленія сценѣ. Княжна, боясь пропустить свою реплику, крикнула совсѣмъ уже испуганнымъ голосомъ: "Король встаетъ!" Полоній въ свою очередь, позабывъ о двухъ слѣдующихъ за этимъ фразахъ Гамлета и королевы кинулся впередъ, отчаянно махая руками: "Прекратите представленіе! Огня, огня, огня!" И все бывшее на сценѣ, за исключеніемъ Гамлета и Гораціо, въ настоящемъ безпорядкѣ, тѣснясь и набѣгая другъ на друга, исчезло разомъ за кулисами
   Гундуровъ приподнялся на колѣнахъ съ пола и, еще не вставая на ноги:
  
   -- А! раненый олень лежитъ,
   А лань здоровая смѣется,
  
   началъ онъ и, не докончивъ, залился истерическимъ нескончаемымъ хохотомъ... Онъ не былъ въ силахъ сдержать себя, свои до нельзя возбужденныя нервы..... Ашанинъ испугался не на шутку:
   -- Что съ тобою? довольно, Сережа, успокойся! шепталъ онъ по театральному, подходя къ нему и не зная что дѣлать...
   Эффектъ для зрителей вышелъ поразительный. Загремѣвшимъ "браво!" не предвидѣлось конца, какъ и этому надрывающему смѣху Гамлета.
   -- Даже страшно! проговорила графиня Воротынцева.
   Софья Ивановна сидѣла сжавшись, вся заледенѣлая отъ страха.
  
   -- Одинъ заснулъ, другой не спитъ,
   И такъ на свѣтѣ все ведется,
  
   договорилъ справившись наконецъ съ собою Гундуровъ, поднялся на ноги и, самъ не отдавая себѣ въ этомъ отчета, мгновенно съ высоты сцены обвелъ всю залу изъ-подъ сжатыхъ бровей какимъ-то надменнымъ, повелительнымъ взглядомъ, какъ бы приглашая ее ко вниманію.
   Все смолкло разомъ. Только графъ Анисьевъ, чуть-чуть улыбнувшись, промолвилъ мысленно:
   -- Mâtin! Quel air de matamore!
   Представленіе пошло своимъ чередомъ. Въ ложѣ Mme Crèbillon князя Ларіона уже не было.
  

LX.

О ты, послѣдняя любовь,
Ты и блаженство, и безнадежность!
Тютчевъ.

   -- Лина, Лина! кричала, бѣжа за нею въ до гонку по корридору съ распущеннымъ хвостомъ шлейфа, Ольга Акулина.
   Княжна не отвѣчала, добралась до своей уборной, и опустилась на стоявшую тамъ кушетку прижмуривъ глаза и безсильно уронивъ руки на колѣни.
   Ольга вбѣжала за нею:
   -- Вамъ опять дурно, Лина?
   -- Нѣтъ, нѣтъ... сейчасъ пройдетъ... Это у меня съ утра, я вамъ говорила... Мнѣ не дали выспаться сегодня... Я опять немножко устала, вотъ и все, говорила черезъ силу княжна, стараясь объяснить свое изнеможеніе самою обыкновенною причиной.
   Настоящую причину тонкая барышня знала очень хорошо, съ той минуты когда застала утромъ Лину съ Гундуровымъ въ комнатѣ его тетки, но не почитала нужнымъ давать это понимать княжнѣ. Она хлопотала теперь только о томъ чтобы показать ей какъ можно болѣе дружбы и заботы, и какъ выражалась она мысленно, "не насиловать, а вызывать" этимъ ея довѣріе.
   -- Ну, конечно, это ничего и сейчасъ пройдетъ! поддакивала она ей;-- вы бы еще выпили fleur d'orange, оно вамъ помогло предъ этимъ.
   -- Не прикажете ли, я сейчасъ къ княгининой Лукерьѣ Ильинишнѣ сбѣгаю, предложила горничная Лины, Глаша, находившаяся тутъ:-- у нихъ есть капли, лавровыя прозываются, гораздо пользительнѣе супротивъ флердаранжа; княгиня завсегда употребляютъ противъ невровъ.
   -- Laurier cerise, сказала Ольга,-- да, да, это очень хорошо! Сбѣгай, Глаша!
   Глаша выбѣжала и тутъ же вернулась:
   -- Князь Ларіонъ Васильевичъ къ вашему сіятельству, спрашиваютъ, могутъ ли васъ видѣть!
   -- Дядя! молвила прибодряясь Лина:-- проси, проси!... Мнѣ надо будетъ поговорить съ нимъ, Ольга, примолвила она.
   -- Это значитъ, мнѣ удалиться надо? тотчасъ же перевела нахмуриваясь барышня.
   -- Не сердитесь, прошу васъ, милая! поспѣшила сказать княжна.
   -- Сердиться! Я! вскликнула Ольга Елпидифоровна, тотчасъ же принимаясь улыбаться;-- развѣ я не своя у васъ въ домѣ? Можете не стѣсняться!
   Она подобрала свой хвостъ и направилась къ двери. Пропустивъ въ нее входившаго князя Ларіона она вышла въ корридоръ, и тутъ же шмыгнула въ сосѣднюю большую общую дамскую уборную, въ которой она предъ этимъ одѣвалась съ "пулярками," и гдѣ въ эту минуту не было никого. Изъ маленькой уборной Лины вела туда прямо дверь, запертая теперь на замокъ, но сквозь которую она надѣялась услышать весьма удобно разговоръ дяди съ племянницей.
   -- А это не мѣшаетъ на всякій случай! рѣшила въ головѣ своей барышня.
   -- Hélène, ты больна? первымъ словомъ сказалось входя у князя Ларіона. И онъ быстрыми шагами подошелъ къ ней.
   -- Нѣтъ, дядя, нѣтъ, совсѣмъ не больна, спѣшно заговорила она,-- а сердце немножко жметъ, какія-то ноги слабыя... Вы знаете, у меня и въ Ниццѣ это бывало, когда...
   -- Когда ты чѣмъ-нибудь душевно была разстроена! досказалъ князь.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, просто отъ движенія, или когда не высплюсь... И я теперь хотѣла просить васъ объ одномъ...
   -- Что такое, говори скорѣе?
   Онъ придвинулъ къ кушеткѣ стулъ, и сѣлъ тревожно глядя ей въ глаза.
   -- Вотъ видите, у меня тамъ, въ слѣдующемъ актѣ, сцена сумашествія и пѣть надо...
   -- Ну да, знаю!
   -- Но я боюсь... Я чувствую, у меня силъ нѣтъ, я могу остаться совсѣмъ безъ голоса... Что же тогда?
   -- Не пѣть, не выходить, выкинуть вонъ совсѣмъ! пылко вскликнулъ на это князь Ларіонъ.
   -- Но какъ же сдѣлать, дядя? Вѣдь это всѣ знаютъ, ждутъ, это испортитъ спектакль...
   -- Да что же дороже, прерывая ее, почти кричалъ онъ:-- твое здоровье, или этотъ безсмысленный спектакль, за который... за то только что я его дозволилъ, слѣдовало бы меня, слѣпаго безумца, повѣсить!...
   -- Дядя, за что же вы себя браните, пролепетала Лина, болѣзненно моргая вѣками,-- чѣмъ представленіе наше виновато что у меня здоровье такое дрянное?
   -- Здоровье! повторилъ онъ. И мгновенно стихая, заговорилъ тихо и печально:-- Hйlиne, что мнѣ нестерпимо больно, это то что я лишился всякаго твоего довѣрія, всей твоей прежней дружбы ко мнѣ!...
   Она глядѣла на него вся смущенная... Онъ продолжалъ:
   -- Зачѣмъ таишься ты отъ меня, для чего скрываешь?... Неужели я тебя не знаю, неужели ты могла думать что я не понялъ, не отгадалъ все... Здоровье, сказала ты. О, моя бѣдная, развѣ я не вижу что не физическая оболочка, а вся бѣдная душа твоя измучилась въ продолженіе этого проклятаго спектакля... Я не знаю что у васъ предъ этимъ происходило съ нимъ,-- князь какимъ-то судорожнымъ движеніемъ махнулъ рукой;-- но вѣдь онъ все время тамъ кололъ, мучилъ, терзалъ тебя, не такъ ли?
   Она не выдержала:
   -- Мучилъ, терзалъ! чуть слышно повторила она, и прижавъ обѣ руки къ лицу, съ глухимъ рыданіемъ откинулась головой въ спинку кушетки.
   Князь Ларіонъ скользнулъ со своего стула внизъ, припалъ къ ея колѣнамъ и, оторвавъ эти блѣдныя руки ея отъ лица, сталъ покрывать ихъ жадными, безумными поцѣлуями...
   -- Дядя, что вы, что вы дѣлаете! вскликнула въ ужасѣ Лина, порывисто вставая съ мѣста и падая снова въ полномъ безсиліи.
   Онъ всталъ, провелъ безотчетно рукой по растрепавшимся волосамъ, и лихорадочнымъ голосомъ промолвилъ:
   -- Я склонился къ твоимъ ногамъ, какъ сдѣлалъ бы это предъ древней, мученицей, идущею на смерть... съ тѣмъ, примолвилъ онъ въ неудержимомъ порывѣ своей страстной натуры,-- чтобы растерзать потомъ ея палача!...
   -- О, ради Бога, дядя, прошептала Лина, сжимая руки,-- не говорите такъ!
   -- Да скажи ты мнѣ, вскрикнулъ онъ, сверкая глазами,-- за что ты его любишь?... За что, Hélène? повторилъ онъ мягче, сдерживая себя и снова садясь подлѣ нея.-- Вѣдь онъ гордый, холодный человѣкъ, несмотря на кажущуюся способность къ увлеченію. Недаромъ онъ такъ хорошо играетъ Гамлета, добавилъ князь Ларіонъ съ улыбкой, скривившею его губы на сторону:-- они всѣ такіе, эти здѣшніе ультра-Руссы и Славяне, насмотрѣлся я на нихъ; у нихъ прежде всего голова, уставъ, доктрина, они страсти не вѣдаютъ и не допускаютъ...
   -- Я и не хочу "страсти!" какъ бы вырвалось у княжны.
   -- Не хочешь! повторилъ онъ,-- да, ты ее боишься.-- Онъ еще разъ горько улыбнулся.-- Ты хочешь страдать и переносить безропотно и безмолвно, и чтобы тотъ кого ты любишь, точно такъ же любилъ тебя, страдалъ и переносилъ, и молчалъ... Только Гамлетъ твой, на бѣду, не рыцарь нѣмецкой баллады, а Москвичъ въ до-Петровской мурмолкѣ новѣйшихъ ученій... Мнѣ невѣдомо, повторяю, что, какое объясненіе происходило между вами, но очевидно онъ знаетъ что твоя мать имѣетъ для тебя избраннаго ею жениха и не склонна промѣнять его на господина Сергѣя Михайловича Гундурова, и онъ дѣлаетъ тебя отвѣтчицей за это оскорбленіе его безграничнаго московскаго самолюбія... Хорошъ влюбленный! закончилъ, вставая, князь Ларіонъ со злобнымъ, перерывистымъ хохотомъ;-- нѣтъ, Елена Михайловна, такъ не любятъ!...
   Его рѣчи жгли ее, ей нечѣмъ было опровергнуть ихъ...
   -- Какъ же любятъ, какъ, скажите! проговорила она съ безмѣрною тоской.
   -- Какъ? повторилъ онъ, быстро оборачиваясь на нее и окутывая ее такимъ огненнымъ взглядомъ что Лина почувствовала его сквозь опущенныя вѣки, и невольно дрогнула.-- Я не знаю какъ въ состояніи любить эти умники вашего поколѣнія. Но знаю что, будь я на его мѣстѣ, я сумѣлъ бы добыть тебя, хотя бы для этого нужно было моря плавмя переплывать и взрывать горы на воздухъ! Ты была бы моею женой, имѣй я противъ себя сто тысячъ матерей и всѣ силы земныя имъ въ придачу!
   -- И принудили бы меня, вымолвила Лина, подымая на него съ мучительно вопрошающимъ выраженіемъ свои лазоревые глаза,-- принудили бы нарушить завѣтъ, мольбу умирающаго отца, вашего брата...
   -- Нѣтъ отца, нѣтъ матери, нѣтъ постороннихъ чувствъ для того кто любитъ! тѣмъ же страстнымъ тономъ рѣчи продолжалъ князь Ларіонъ:-- есть кумиръ, которому безъ возврата отдается все что до этого могло быть свято и дорого, долгъ, спокойствіе, вѣрованія, жизнь...
   -- Это не любовь, а грѣхъ и преступленіе! прервалъ его трепетный голосъ Лины.
   -- Хотя бы такъ, хотя бы преступленіе...
   Онъ не договорилъ. Его возбужденіе какъ бы вдругъ смирили безпорочные звуки этого голоса, но желчь еще не улеглась въ немъ.
   -- Все зависитъ, какъ смотрѣть на вещи... Въ данномъ случаѣ вы кажется можете быть спокойны оба, промолвилъ онъ тономъ шутки, плохо скрывавшимъ злое намѣреніе его словъ;-- твой Гамлетъ, очевидно, никакого преступнаго дѣйствія отъ тебя не потребуетъ... Но за то, повидимому, и отъ него особыхъ жертвъ ты ожидать не полагаешь... Все это впрочемъ безполезные разговоры, оборвалъ князь,-- отъ нихъ никакого прока, кромѣ того что ты, кажется, еще болѣе разстроилась... Появляться тебѣ на сцену въ этомъ состояніи совершенно невозможно. Надо объ этомъ сейчасъ сказать режиссеру...
   Лина тревожно задвигалась.
   -- О, еслибъ я чувствовала хоть немножко больше силы... Что подумаютъ? Сочтутъ капризомъ, или хуже, что я въ самомъ дѣлѣ больна; maman испугается, не будетъ знать что дѣлать. Всѣ эти гости... Я для всѣхъ буду un trouble fête.
   -- Вздоръ! сказалъ князь Ларіонъ:-- девять десятыхъ этихъ гостей и не догадаются что изъ драмы выкинута сцена. Твоя мать, если не сказать ей что ты больна, никогда объ этомъ не подумаетъ. Что касается до твоихъ "капризовъ", то ces messieurs et dames, играющіе съ тобою, надѣюсь, настолько должны были тебя узнать чтобы быть увѣренными что, т м на безсмысленные капризы не способна, подчеркнулъ онъ.-- А чтобы вообще никакимъ толкамъ повода не подавать, совѣтую тебѣ, когда ты совершенно отдохнешь, переодѣться въ твою toilette de soirée и придти въ залу къ концу представленія.
   -- Ко всѣмъ туда? воскликнула испуганно Лина.
   -- Нѣтъ; войди въ ложу къ M-me Crébillon, чтобы тебя видѣли только. Этого достаточно... Что это такое? прерывая себя спросилъ князь, указывая на пузырекъ который вернувшаяся Глаша протягивала въ эту минуту своей барышнѣ.
   -- Для невровъ капли, ваше сіятельство, отвѣтила горничная.
   -- Ну, вотъ и хорошо... для "невровъ", повторилъ съ невольною усмѣшкой князь.-- Успокойся, Hélène, а я сейчасъ переговорю съ режиссеромъ..
   И онъ, холодно кивнувъ племянницѣ, вышелъ изъ уборной.
   По его уходѣ Лина еще долго лежала недвижимо на своей кушеткѣ. На нее нашла какая-то апатія, временный застой всякаго чувства и помысла. Глаза ея были закрыты и Глаша подумала, она спитъ. А въ головѣ ея княжны проносились въ это время механическимъ процессомъ мозга Какіе-то туманные очерки лицъ и картинъ, обрывки какихъ-то фразъ, смыслъ которыхъ она уловить не могла... "Seule au monde", прошепталъ вдругъ безсознательно ея языкъ... Она силилась понять, связать это съ чѣмъ-то, что опять уходило отъ нея въ какую-то неуловимую даль... "Seule au monde"... Да, у maman на столѣ желтая книжка... "Seule au monde"... {Романъ того времени, г-жи де-Бавръ или Сувестра подъ этимъ заглавіемъ }.
  

LXI.

   Ольга Елпидифоровна изъ-за тонкой двери, за которою прижалась она, не проронила ни единаго слова изъ разговора дяди съ племянницей... Онъ взволновалъ ее и какъ бы даже тронулъ отчасти. Въ ея подвижномъ воображеніи, не способномъ останавливаться долго ни на одномъ изъ испытываемыхъ ею впечатлѣній, пронесся цѣлый рядъ торопливыхъ помысловъ самаго разнорѣчиваго свойства. На мигъ что-то въ родѣ жалости къ княжнѣ сказалось въ ней. "Несчастная эта Лина однако, подумала она,-- три у нея воздыхателя, и ничего изъ этого не выходитъ: одинъ -- дядя родной, другой желаетъ получить ее только изъ-за денегъ, а третій и любитъ, да взяться не умѣетъ... Впрочемъ сама она ничего не умѣетъ, рѣшила тутъ же барышня, только терпѣть и страдать понѣмецки; онъ (то-есть князь Ларіонъ) совершенную правду сказалъ ей: кто чего сильно хочетъ, для того нѣтъ препятствія... Онъ бы ее, дѣйствительно, со дна морскаго добылъ... А, право, этого старика можно серіозно полюбить за его страстность"... И при этомъ на такое же краткое мгновеніе пронеслось въ головѣ Ольги что вѣдь могла же она быть на мѣстѣ Лины, что ей могъ говорить все то что она сейчасъ слышала этотъ князь, этотъ "важный человѣкъ". Но все это предъ нею впереди,-- Ольга не сомнѣвалась въ этомъ: она сказала себѣ что ей надо une position dans le monde, и она добьется ея. Ей бы только попасть въ Петербургъ. Она теперь видѣла вблизи настоящую grande dame, и поняла какую именно tenue надо имѣть въ этомъ большомъ свѣтѣ. Нѣтъ,-- барышня всѣмъ тѣломъ обернулась на большое трюмо стоявшее въ уборной, и съ широкою улыбкой оглянула себя тамъ съ ногъ до головы,-- не съ такими глазами и плечами (въ неотразимости побѣды этихъ плечъ надъ каждымъ даннымъ мущиной барышня вѣрила такъ же твердо, какъ въ то что солнце каждый день выходитъ съ одной стороны и уходитъ съ другой) и при ея умѣ (въ умѣ своемъ Ольга Елпидифоровна была такъ же непоколебимо увѣрена, какъ въ томъ что лѣтомъ растетъ трава, а зимой выпадаетъ снѣгъ) можно "остаться на бобахъ" (дѣвица Акулина мысленно далеко не всегда выражалась элегантно). Чѣмъ лучше ея Сашенька Василинина и Ольга Чубейко, ея институтскія подруги? А одна за генерала -- и не простаго, а гвардейскаго,-- другая даже за графа, молодаго и богатаго, вышли... А теперь когда она "умѣла такъ умно сдѣлать" что этотъ вліятельный петербургскій "favori de la cour", этотъ "neveude son oncle", какъ говоритъ княгиня, ея союзникъ, чего не въ правѣ она ожидать для себя!... И подъ напоромъ новаго охватившаго ее ощущенія, она, блистая глазами, вскинула головой по направленію Лининой уборной и проговорила чуть не въ слухъ: "А вотъ мы еще посмотримъ, mademoiselle la princesse, кому изъ насъ двухъ болѣе повезетъ въ жизни!... Понавѣдаться однако, что она тамъ дѣлаетъ?"
   Выбравшись на цыпочкахъ изъ уборной, барышня наша направилась къ комнатѣ Лины.
   -- Шт! зашукала, идя ей поспѣшно на встрѣчу, Глаша, едва успѣла Ольга отворить дверь,-- започивали, кажется!...
   Княжна не спала, но она нисколько не жаждала въ эту минуту присутствія Ольги; она не откликнулась.
   -- Ну, и прекрасно, и не буди, пусть себѣ спитъ! молвила барышня, отступая въ корридоръ.
   Глаша вышла за нею:
   -- Не знаю только когда имъ переодѣться потребуется, это когда они сумашедшую изъ себя представлять будутъ, пояснила она смѣясь,-- чтобъ успѣли. Главное насчетъ цвѣтовъ. Потому все болѣе настоящіе. Нашъ учитель (она разумѣла Факирскаго) съ землемѣромъ однихъ этихъ васильковъ да маргаритокъ нанесли съ поля копну цѣлую, такъ это же каждый цвѣтокъ особо ужь на княжнѣ прикалывать понадобиться...
   -- Авось и не понадобится! прервала барышня словоохотливую горничную, и безъ дальнѣйшихъ объясненій побѣжала, за кулисы.
  

LXII.

   Тамъ опять тѣсно толпилась вся труппа нашихъ любителей, безмолвно и внимательно прислушиваясь къ раздававшимся со сцены голосамъ Гундурова и Надежды Ѳедоровны.
   -- Что идетъ? спросила Ольга, подходя къ одной изъ группъ.
   -- Идетъ божественнѣйшій перлъ человѣческаго творчества, о Розалинда! пустилъ ей напыщенно въ отвѣтъ стоявшій тутъ Толя Карнауховъ,-- идетъ сцена Гамлета съ матерью, и оба они великолѣпны!...
   -- Позвольте, господа, позвольте! послышался въ то же время шепотъ торопливо пробиравшагося въ тѣснотѣ режиссера,-- выходъ Тѣни сейчасъ; позвольте пройти! Тѣнь! Гдѣ Тѣнь?
   -- Здѣсь я, здѣсь! отвѣчалъ голосъ землемѣра Постникова, только-что успѣвшаго опять преобразиться въ свой костюмъ призрака, съ его крылатымъ шишакомъ и длинною сѣрою мантіей.
   -- Пожалуйте, пожалуйте поближе! Господа, mesdames, ради Бога, не высовывайтесь такъ, васъ видно зрителямъ, и пройти вѣдь нельзя! охрипшимъ и растеряннымъ голосомъ молилъ несчастный режиссеръ, обливаясь потомъ.
   А со сцены все рѣзче и суровѣе доносились упреки Гамлета матери:
  
   -- Гдѣ былъ твой умъ? Гдѣ былъ разсудокъ?
   Или слѣпая ты была, когда
   Въ болото смрадное разврата пала?...
   Не говори мнѣ о любви: въ твои лѣта
   Любовь уму послушною бываетъ...
   Когда и старость падаетъ такъ страшно,
   Что жь юности осталось? Страшно,
   За человѣка страшно мнѣ!...
  
   -- Вотъ ужь правда! чуть не громко фыркнула Ольга Елпидифоровна подъ ухо храбраго капитана Ранцева, благодаря которому удалось ей найти удобное мѣсто впереди, между второю и третьею кулисами.
   -- Чего-съ? оторопѣло спросилъ капитанъ.
   -- Что въ ея годы объ амурахъ давно пора забыть! пояснила боярышня, смѣло воззрившись при этомъ въ лицо своему обожателю, и тутъ же пустила избока "глазкомъ" на Ашанина, стоявшаго отъ нея въ двухъ шагахъ и неотступно глядѣвшаго на сцену.
   Бѣдный капитанъ весь покраснѣлъ отъ воспоминанія, и опустилъ глаза. Ни одинъ мускулъ не дрогнулъ на лицѣ красавца: онъ будто и не слыхалъ задорныхъ словъ барышни, не замѣтилъ даже ея сосѣдства....
   "А какъ золъ-то внутренно, какъ золъ!" промолвила она мысленно, и слегка закусила себѣ губу, не то чтобы не разсмѣяться этой внутренней его "злости", не то отъ досады что онъ ее наружно не показывалъ.
  
   -- О Гамлетъ,
   Ты очи обратилъ мнѣ внутрь души,
  
   говорила между тѣмъ Надежда Ѳедоровна -- Гертруда, и съ такимъ задушевнымъ, захватывающимъ выраженіемъ что сама барышня вдругъ вся обратилась во вниманіе:
  
   -- И я увидѣла себя въ такихъ кровавыхъ,
   Въ такихъ смертельныхъ язвахъ... Нѣтъ спасенья!...
  
   Она и Гундуровъ неслись какъ на тучахъ, на мрачныхъ тучахъ проникавшаго ихъ обоихъ чувства безнадежной скорби и отреченія
  
   -- Убійца,
   Злодѣй, рабъ, шутъ вѣнчанный, воръ,
   Укравшій жизнь у брата и его ворону
   Тихонько утащившій подъ полой,
   Бродяга... И этому злодѣю,
   Стыдъ женщины, супруги, матери забывъ,
   Могла отдаться ты!...
  
   говорилъ онъ ей, задыхаясь отъ внутренняго волненія:
  
   -- Ахъ, замолчи! Какъ острые ножи
   Слова твои мнѣ сердце растерзали!
   Умолкни, ради Бога, сынъ мой!
  
   проговорила она въ отвѣтъ, простирая къ нему руки поразительно вѣрнымъ движеніемъ тоски и отчаянія, и упала въ кресло, закрывъ себѣ лицо этими руками.
   "Господи! пронеслось въ головѣ Ашанина,-- да изъ нашего представленія дѣйствительно какая-то трагедія для всѣхъ насъ вышла!"
   И въ первый разъ со вчерашней ночи что-то жуткое, ѣдкое, уколъ совѣсти по отношенію къ этому бѣдному, оскорбленному имъ созданію, такъ неожиданно трогательно передающему теперь свою роль Гертруды, примѣшалось къ поглощавшей его всего до сихъ поръ мысли объ Ольгѣ Акулиной.
   Онъ мотнулъ головой и ушелъ изъ кулисы подальше и отъ нея, и отъ этой "растерзанной" матери Гамлета.....
   А "трагедія" въ это время грозила принять весьма комическій оборотъ. Изъ кулисы вышла Тѣнь, сдѣлала медленно шагъ впередъ, другой... остановилась...
   Гамлетъ въ неописанномъ ужасѣ схватилъ себя за голову:
  
   -- Спаси меня, закрой меня крылами
   Сонмъ небожителей святыхъ!...
   Чего ты хочешь, образъ благородный?
   Ты не съ укоромъ ли явился къ сыну
   За медленность его въ отмщеньи? Говори!
  
   -- Не позабудь!...
  
   заговорила Тѣнь, попыталась двинуться еще на шагъ -- и не могла. Что-то тамъ, въ кулисѣ, держало ее за край мантіи; мантія эта теперь представляла видъ натянутой острымъ угломъ полы садовой палатки... Режиссеръ, замѣтивъ, кинулся на земь отрывать ее отъ гвоздя въ деревѣ кулисы, за который зацѣпилась она. Но было поздно: неопытный землемѣръ испуганно обернулся назадъ -- взглянуть что его тамъ держитъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ рванулъ тѣломъ впередъ. Дешевая матерія плаща не выдержала, и добрая половина его осталась на жертву гвоздю... Черненькій артиллеристъ такъ и покатился со смѣху въ своемъ креслѣ. "Шт! шт!" отвѣчали ему изо всѣхъ угловъ залы Окончательно растерявшійся Постниковъ замеръ какъ рыба, не слыша суфлера и забывъ все что слѣдовало ему сказать далѣе... Такіе эпизоды убійственны для настроенія и актеровъ, и публики... Къ счастію, Гундуровъ былъ такъ возбужденъ ролью что внезапное отупѣніе Тѣни смутило его лишь на нѣсколько секундъ, и перескочивъ чрезъ нѣсколько фразъ и слѣдующую за ними реплику королевы, онъ воскликнулъ весьма находчиво измѣняя слова два въ текстѣ:
  
   -- О, не гляди безмолвно такъ и странно!
   Поколебать мою рѣшимость можешь ты...
  
   Надежда Ѳедоровна, въ свою очередь, не сбилась отъ этого, и горячая сцена между сыномъ и матерью пошла тѣмъ же нервнымъ, лихорадочнымъ, захватывавшимъ зрителей ходомъ... Только злополучная Тѣнь никакъ не рѣшалась теперь тронуться съ мѣста, будто все еще пришпиленная къ своему гвоздю, и только послѣ троекратнаго отчаяннаго въ своемъ шепотѣ взыванія режиссера изъ кулисы: "Да уходите же, уходите, ради Бога!" двинулась къ выходной двери скорымъ маршемъ, не совсѣмъ пригожимъ для призрака....
   -- Онъ совсѣмъ оконфузился, бѣдняга, пробормоталъ скороговоркой режиссеръ стоявшему теперь подлѣ него Вальковскому, тревожно слѣдя за уходившимъ: -- того гляди еще споткнется на ходу о ноги Полонія!
   Вальковскій ничего не отвѣтилъ. Онъ глядѣлъ чернѣе тучи и вслѣдствіе этого "безобразія" порваннаго плаща Тѣни, и потому, какъ узналъ онъ сейчасъ, что Офелія охрипла, а сцена сумашествія "похерена"... "Уложили, значитъ, совсѣмъ спектакль", повторилъ онъ себѣ подъ носъ въ мрачномъ отчаяніи
   Землемѣръ-Тѣнь, благополучно миновавъ ноги Полонія, вышелъ въ двери задней декораціи, а оттуда пустился опрометью въ мужскую уборную, гдѣ, сорвавъ шлемъ свой съ головы, кинулся лицомъ внизъ на диванъ и залился горчайшими слезами. Въ ушахъ бѣднаго молодаго человѣка невыносимо гудѣли этотъ чей-то хриплый, раздавшійся между зрителями хохотъ и послѣдовавшіе вслѣдъ за нимъ со всѣхъ сторонъ шт, которыя онъ въ тревогѣ своей объяснялъ не какъ протестъ противъ такого неумѣстнаго смѣха, а какъ настоящее шиканье по его адресу... "О, Боже мой, стояло коломъ въ его головѣ,-- попасть въ такой знатный домъ, выйти на сцену предъ такими аристократами, и показать себя имъ такимъ пошлякомъ!..."
   Полоній между тѣмъ, огромное туловище котораго смогъ только на половину вытащить изъ-за ковра пронзившій его шпагою Гамлетъ, лежалъ, видимый по поясъ зрителямъ, и съ головой за этимъ ковромъ,-- и чувствовалъ себя очень неловко. Его одолѣвала пыль, отъ которой ему мочи нѣтъ какъ чихнуть хотѣлось, и онъ дѣлалъ неимовѣрныя усилія чтобъ удержаться отъ этого'. "Кабы не пузо проклятое, ничего бы, разсуждалъ онъ самъ съ собою,-- а то, вѣдь, всего его какъ гору встряхнетъ, на всю залу хохотъ подымешь... Насчетъ графа это даже и въ линію вышло бы, потому для него что Шекспиръ, что балаганъ,-- одинъ толкъ; потѣшился бы, лишній бы разъ спасибо сказалъ... да предъ прочими совѣстно, предъ искусствомъ..."
  
   -- О мать моя, прости мнѣ,
  
   говорилъ въ это время Гундуровъ, и звенѣвшій какъ мѣдная струна въ безпощадныхъ упрекахъ матери, голосъ его зазвучалъ вдругъ теперь безконечно нѣжными, болѣзненно проницающими нотами. Онъ подошелъ къ ней, схватилъ ея руку и прижался къ ней блѣднымъ лицомъ своимъ:
  
             -- Прости!
   Я былъ къ тебѣ жестокъ, безчеловѣченъ,
   Но это отъ любви. Такъ надо было!...
  
   -- О, какъ это хорошо, какъ хорошо! раздалось въ заднихъ рядахъ громкое восклицаніе совершенно обезумѣвшаго отъ восторга старика смотрителя...
   Но вотъ и конецъ сцены.
  
   -- Спокойной ночи!
  
   проговорилъ Гамлетъ матери, и отошелъ къ трупу Полонія:
  
   -- А этого я спрячу дурака...
   Что молчаливъ такъ сталъ,
  
   молвилъ онъ, склоняя слегка надъ нимъ голову и усмѣхаясь скорбно ироническою усмѣшкой,--
  
   Такъ скроменъ, такъ угрюмъ, скажи пріятель,
   Ты цѣлый вѣкъ болтавшій безъ умолку?
  
   Онъ наклонился, схватилъ Полонія за ноги и нервнымъ движеніемъ, самъ себѣ не отдавая въ томъ отчета, дернулъ его впередъ съ такою силой что у исправника въ глазахъ позеленѣло и парикъ слетѣлъ съ его головы.
  
   -- Пойдемъ! Съ тобой что много толковать!...
   Спокойной ночи, матушка!
  
   договорилъ Гамлетъ, не выпуская изъ рукъ эти высоко приподнятыя имъ ноги Полонія, которыя сжималъ онъ что есть мочи всѣми мускулами своихъ пальцевъ, и кивая въ полъоборота изнемогшей отъ словъ его королевѣ...
   -- Занавѣсъ, занавѣсъ! отчаянно крикнулъ махая руками режиссеръ, увидавъ со своего мѣста что еще немножко -- и Полоній предстанетъ безъ парика и весь истерзанный на лицезрѣніе публики.
   -- Сергѣй Михайлычъ, да отпустите, ради Бога! раздался вмѣстѣ съ шумомъ падающаго занавѣса судорожный хрипъ толстаго Елпидифора, тщетно пытавшагося приподняться на рукахъ и высвободить свою голову изъ-подъ мотавшагося по лицу его края ковра, подъ которымъ оно какъ разъ очутилось.
   Гундуровъ разжалъ руки, и пятки исправника шлепнулись объ полъ...
   -- Браво, браво! Гамлета, Гамлета! неистово кричали тѣмъ временемъ въ залѣ.
   -- Одолжили! жалобно завылъ Полоній, тяжело приподымаясь съ земли съ помощью приспѣвшаго къ нему режиссера. Онъ выхватилъ платокъ изъ кармана и принялся, мотая и головой и руками, отчаянно чихать и сморкаться.
   -- Ради Бога, извините меня! бормоталъ сконфуженно Сергѣй.
   -- Да вы никакъ ссориться вздумали! крикнулъ кидаясь къ нимъ Вальковскій.-- Сережа, да понимаешь ли ты что это такой актеръ, такой что ему всѣ пальчики перецѣловать можно!... А ты, братъ, я тебѣ скажу, это послѣднее "Спокойной, ночи, матушка", сказалъ такъ что тебѣ Мочаловъ въ подметки не годился бы! такъ прошла сцена, такъ прошла!... И Надежда Ѳедоровна... Кабы только не этотъ чортъ землемѣръ!... А знаешь ли ты, перемѣняя вдругъ тонъ, могильнымъ голосомъ заговорилъ онъ,-- знаешь ли что Офелія тю-тю?
   -- Что такое? Гундуровъ весь поледенѣлъ....
   -- Говорятъ, охрипла, пѣть не можетъ; не выйдетъ болѣе! Понимаешь ли ты, все сумашествіе вонъ! Половину драмы и такъ ужь выкинули, а наконецъ и совсѣмъ доканали!
   И онъ даже плюнулъ отъ избытка негодованія.
   -- Она сама не хочетъ? черезъ силу выговорилъ Сергѣй.
   -- Онѣ у себя въ уборной, не выходили.... не совсѣмъ себя хорошо чувствуютъ, кажется, шепотомъ объяснилъ ему режиссеръ, отирая рукавомъ градомъ струившіяся со лба его капли.
   -- За..... занемогла?
   -- Не должно быть чтобы настоящимъ образомъ больны, а такъ, можетъ, разстроились какъ-нибудь. Извѣстно, существо нѣжное, цвѣточекъ настоящій... Я впрочемъ ничего не знаю, поспѣшилъ осторожно добавить закулисный дипломатъ,-- а только князь Ларіонъ Васильевичъ сами приходили за кулисы въ началѣ этого дѣйствія и сказали мнѣ что княжна охрипла, и что ея двѣ сцены въ четвертомъ актѣ придется выкинуть...
   -- Гамлета, Гамлета! продолжали стонать въ залѣ.-- Гертруду, Гертруду! присоединился къ этому новый вызовъ.
   -- Сергѣй Михайлычъ, я прикажу сейчасъ занавѣсъ; просятъ-съ... Господа, mesdames, позвольте со сцены! засуетился опять режиссеръ, относясь къ толпѣ актеровъ, хлынувшей тѣмъ временемъ изъ-за кулисъ.
   -- Не надо! вскликнулъ нетерпѣливо и озираясь Гундуровъ:-- Надежда Ѳедоровна ушла, я безъ нея не выйду!
   -- Онѣ тутъ, сейчасъ были... Королева, Надежда Ѳедоровна! За кулисами, должно быть, уйти далеко не успѣли...
   Онъ кинулся за нею.
   Она дѣйствительно, съ дрожащими отъ усталости ногами, пробиралась за кулисы, слабо улыбаясь на сочувственные ей возгласы и плески "пулярокъ", визжавшихъ и прыгавшихъ по пути ея. Въ узкомъ проходѣ за сценой она прямо натолкнулась на Ольгу Акулину.
   -- Извините! учтиво промолвила Надежда Ѳедоровна.
   Ольга небрежно кивнула головой въ отвѣтъ, и прижала къ колѣнамъ свою бархатную юпку чтобы дать ей пройти.
   Она прошла... и остановилась.
   -- Простите мнѣ, Ольга Елпидифоровна! нежданно проговорила она, низко склоняя предъ нею голову.
   Ольга вспыхнула вся:
   -- Что это значитъ?
   -- Я прошу васъ простить мнѣ, повторила та,-- если вы почитаете меня въ чемъ-нибудь виноватою предъ вами.
   -- Къ чему вдругъ эти объясненія? фыркнула свысока барышня.
   -- Къ тому, Ольга Елпидифоровна, что мы, вѣроятно, никогда уже болѣе не встрѣтимся съ вами..... на сценѣ -- на сценѣ жизни, договорила Надежда Ѳедоровна такимъ разбитымъ и смиреннымъ голосомъ что наша дѣвица уставилась на нее растерянными глазами.
   "Что она, проносилось у нея въ головѣ:-- рисуется, или въ самомъ дѣлѣ?..."
   -- Надежда Ѳедоровна, пожалуйте, пожалуйте, публика проситъ! кричалъ, несясь къ ней со всѣхъ ногъ, режиссеръ:-- васъ и Гамлета... Пожалуйте!...
   -- Нѣтъ, нѣтъ, не нужно! я не хочу... не пойду! испуганно отмахивалась она.
   -- Нельзя-съ, никакъ нельзя, неучтиво противъ публики, пожалуйте! настаивалъ онъ.
   -- Ступайте, ступайте, Надежда Ѳедоровна, васъ зовутъ, хлопаютъ ужасъ какъ: Гертруду, Гертруду! Гундуровъ безъ васъ выходить не хочетъ... Ступайте! оглушалъ ее съ другой строны крикъ налетѣвшихъ со всѣхъ сторонъ "пулярокъ"...
   Къ рампѣ, рука-объ-руку подошли блѣдный какъ полотно Гамлетъ и зелено-желтая подъ своими румянами его мать...
  

LXIII.

   Представленіе съ этой минуты быстро пошло къ концу. Вѣсть что княжна болѣе не появится, что она настолько не хорошо себя чувствуетъ (никому, какъ предвидѣлъ это князь Ларіонъ, въ голову не пришло чтобъ это было съ ея стороны капризомъ), что сцены безумія Офеліи, которыми такъ восхищались наши актеры на репетиціяхъ, должны быть выкинуты, вылила какъ бы цѣлый ушатъ холодной воды на сценическое возбужденіе ихъ. Всѣ какъ бы вдругъ почувствовали что интересъ спектакля теперь изсякъ весь и что его надо поскорѣе кончить.
   Положено было вслѣдствіе этого изо всего четвертаго дѣйствія оставить сцену возмущенія, въ которой Лаертъ, во главѣ народа, является требовать мести за смерть отца, и слѣдующее затѣмъ объясненіе съ королемъ. О судьбѣ Офеліи зрители должны были узнать изъ коротенькаго сообщенія Гораціо королевѣ въ началѣ акта о постигшемъ ея безуміи и изъ разказа самой королевы о ея смерти, въ концѣ дѣйствія. Такъ какъ изъ послѣдняго дѣйствія изъята была еще ранѣе сцена на кладбищѣ, составляющая болѣе половины его, то изъ него также уцѣлѣла въ сущности лишь большая сцена поединка, съ предшествующимъ ей разговоромъ Гамлета съ Гораціо и Озрикомъ. Осталось такимъ образомъ спектакля всего на какія-нибудь сорокъ минутъ, включая сюда и перемѣну декораціи между актами.
   Чижевскій своею статною наружностью и горячею рѣчью произвелъ въ своей роли Лаерта -- одной изъ благодарнѣйшихъ для сколько-нибудь даровитаго женпремьера -- надлежащее впечатлѣніе на зрителей и получилъ не мало апплодисментовъ. Пылкая Женни окончательно влюбилась въ него на этотъ вечеръ, и все время, глядя на его оживленное лицо и быстрые каріе глаза, особенно ярко сверкавшіе изъ-подъ надвинутаго на лобъ темносиняго берета съ обматывавшимся кругомъ большимъ бѣлымъ перомъ, говорила себѣ что еслибъ онъ тутъ же послѣ спектакля, въ этомъ костюмѣ, подвелъ ее къ дорожной каретѣ, и сказалъ: "хотите сейчасъ въ Америку?" она бы крошечку прижмурилась, сказала бы "au petit bonheur!" вскочила -- и поѣхала бы съ нимъ...
   Девять десятыхъ аристократическихъ гостей княгини Аглаи Константиновны, какъ предвидѣлъ это князь Ларіонъ, и не догадались о сдѣланныхъ въ драмѣ урѣзкахъ, но непоявленіе Офеліи въ данную, лихорадочно ожидавшуюся имъ минуту повергло старика смотрителя, а за нимъ всю его учительскую компанію, въ настоящее отчаяніе.
   -- Милосердые боги, шепталъ старикъ, нещадно теребя дрожащими отъ волненія пальцами свои всклоченные волосы,-- кто же имѣлъ жестокость лишить насъ этой божественной сцены, и какъ она сама, эта фея, эта эльфа, этотъ поэтическій сонъ на яву, какъ она рѣшилась отнять у насъ это наслажденіе!... Господи, да ужь не дай Богъ, не случилось ли чего съ нею? волновался онъ все болѣе и болѣе.
   -- Вотъ она, вотъ! прошепталъ за нимъ одинъ изъ учителей.
   Онъ привскочилъ съ живостью осьмнадцатилѣтняго юноши:
   -- Гдѣ она? Что вы?
   -- Въ ложѣ налѣво, вотъ... въ обыкновенномъ платьѣ...
   Въ ложу madame Crébillon вошла, дѣйствительно, Лина...
   "Дядя правъ, рѣшила она, прійдя въ сознательное состояніе послѣ долгаго забытья, въ которомъ оставили мы ее,-- надо имъ показаться, а то подумаютъ, я и Богъ знаетъ какъ нездорова." И поднявшись съ кушетки она, къ немалому удивленію Глаши, приказала ей собрать всѣ нужныя принадлежности туалета и идти за нею наверхъ въ ея комнату, переодѣваться.
   -- Готово, все здѣсь, ваше сіятельство, молвила поспѣшно Глаша, указывая на газъ, кисею и живые цвѣты къ ея костюму безумной Офеліи.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, я на сцену ужь болѣе не выйду, оставь платье здѣсь, только цвѣты захвати, отвѣчала она, подавляя вздохъ,-- я надѣну то платье которое подарила мнѣ сегодня maman къ вечеру: оно вѣдь у меня тамъ, въ комнатѣ.... Скорѣе, пожалуста, Глаша!
   Ей хотѣлось уйти скорѣе, пока всѣ актеры еще на сценѣ; ее мучила мысль что надо было бы съ ними объясниться, просить извиненія за слабость свою, усталость...
   Ольга Елпидифорорна, первая, разумѣется, кинувшаяся въ ея уборную по окончаніи 3-го дѣйствія, не застала ея уже тамъ.
   Къ слѣдующему антракту княжна была готова, и спустилась въ театръ по большой лѣстницѣ, все такъ же избѣгая встрѣчи съ товарищами своими по представленію.
   Князь Ларіонъ, давно и тревожно ожидавшій ее, поспѣшно встала при ея появленіи, предлагая ей знакомъ занять его мѣсто напереди ложи.
   -- Ахъ нѣтъ, дядя, пожалуста!... смущенно прошептала она, отступая...
   Но ее уже всѣ успѣли замѣтить, всѣ глаза устремились на нее. Княгиня До до, вызвавъ на лицо свое сладчайшую изъ своихъ древнихъ улыбокъ, приподняла высоко руки и усиленно кивая острымъ подбородкомъ заапплодировала ей кончиками пальцевъ. "Офелія, браво!" рявкнулъ напрямикъ, увидавъ это, Сенька Водоводовъ. За нимъ грянула вся остальная публика...
   -- Это шипы успѣха; нечего дѣлать, подойди Hélène! проговорилъ съ насилованною усмѣшкой князь Ларіонъ, взялъ ее легонько за локоть и подвелъ къ рампѣ ложи.
   Она хотѣла остаться еще Офеліей и въ своемъ toilette de soirée. Золотистые волосы ея обвивала, падая сзади длинными концами своими до самаго пояса, та же гирлянда изъ полевыхъ цвѣтовъ, что предназначалась для ея сцены безумія; васильки и маргаритки, нарванные для нея въ полѣ Факирскимъ и Постниковымъ, обильно раскидывали свои синіе и бѣлые лепестки по серебристо-легкой ткани ея парижскаго платья изъ шелковаго газа; она держала въ слегка дрожавшей рукѣ букетъ поднесенный ей утромъ нашими актерами и сохранившійся свѣжимъ подъ мокрымъ платкомъ, которымъ велѣла она тщательно покрыть его Глашѣ тогда же.... Въ этой четыреугольной вызолоченной рамкѣ ложи, отдѣляясь отъ ея темномалиноваго фона свѣтлымъ пятномъ своего воздушнаго облика, со своею тонкою, полу склонившеюся головкой и робкою улыбкой на сомкнутыхъ устахъ, она на всѣхъ произвела впечатлѣніе какого-то очаровательнаго изображенія весны, молодости, поэзіи,-- задумчивой и неотразимой поэзіи....
   Сама Аглая Константиновна возчувствовала это обаяніе, и обернувшись къ флигель-адъютанту, сидѣвшему за ея кресломъ, самодовольно прошептала ему:
   -- N'est ce pas qu'elle est fort bien ma fille?
   -- Adorable! отвѣтилъ онъ съ искреннимъ увлеченіемъ.
   Она многозначительно и лукаво скользнула взглядомъ по его лицу и ухмыльнулась, довольная какъ школьникъ пряникомъ.
   Онъ чуть-чуть улыбнулся тоже:
   "Ты, милая моя, думалъ онъ, хуже медвѣдя басни; десять враговъ лучше чѣмъ твое усердство... Я воображаю поэтому какъ тебѣ понравится штука которую я намѣренъ выкинуть тебѣ завтра!"...
   И онъ погрузился въ глубокое размышленіе.
   По той сторонѣ занавѣса появленіе Лины -- о чемъ мигомъ распространилось между нашими актерами,-- произвело настоящее ликованіе. Княжна была общею любимицей, кумиромъ всѣхъ и каждаго. Вѣсть о томъ что она занемогла, не можетъ болѣе играть, возбудила къ тому же между "пулярками" ужасную боязнь за предстоявшій балъ, который могъ несостояться вслѣдствіе этого нездоровья "de la fille de lа maison". Какъ запрыгали онѣ за то теперь, какъ завизжали, какъ кинулись неизбѣжнымъ гуртомъ къ просвѣту между занавѣсомъ и порталомъ съ противоположной ея ложѣ стороны кулисъ, откуда явственно могли видѣть Лину, какими радостными кивками, какими широкими улыбками на свѣжихъ деревенскихъ лицахъ привѣтствовали онѣ ее оттуда, насѣдая другъ на друга и рукоплеща изо всей силы рукъ!...
   Ольга Елпидифоровна глядѣла тоже на княжну, но съ инымъ чувствомъ. Она любовалась ея нарядомъ и злилась на нее за него. Это было именно "une toilette de saison", пригодное для лѣта, не слишкомъ нарядное и не слишкомъ "простенькое" платье. Ольга же должна была надѣть на этотъ самый вечеръ настоящій бальный туалетъ,-- платье той же Лины, надѣванное ею разъ въ Москвѣ прошлою зимой, и перешедшее отъ нея къ барышнѣ въ числѣ многихъ другихъ "dйfroques Лины", какъ выражалась свысока Аглая Константиновна о каждомъ разъ надѣванномъ туалетѣ дочери. "И это сейчасъ замѣтятъ, и онъ (все тотъ же графъ Анисьевъ), и эта петербургская grande dame, и догадаются что я только и могу порядочно одѣваться съ плеча этой княжны aux grands sentiments. Господи, когда же я буду въ состояніи одѣваться сама какъ я хочу!"... Впрочемъ, тутъ же утѣшила себя барышня: "мой туалетъ все таки гораздо эффектнѣе этого, и я буду въ немъ такая gentille что всѣ мущины съ ума сойдутъ по мнѣ!".... И объявивъ кругомъ что она въ послѣдней сценѣ участвовать не намѣрена и что "могутъ тамъ убивать другъ друга безъ нея", она торопливо побѣжала къ себѣ наверхъ облекаться въ это, дѣйствительно черезчуръ "эффектное", изъ бѣлаго тюля, отдѣланное пунцовымъ бархатомъ, платье и въ вѣнокъ изъ большихъ пунцовыхъ розъ, которыя чрезвычайно шли къ характеру ея вызывающей красоты.
   -- Подвиньтесь, Сережа, шепнулъ Ашанинъ Гундурову въ минуту когда занавѣсъ поднялся еще разъ, и они вдвоемъ должны были выйти на сцену;-- ты слышишь, княжна въ залѣ, все обстоитъ благополучно.
   Но это пріятельское ободреніе не было въ состояніи поднять настроеніе Сергѣя на тотъ уровень всецѣлаго самообладанія, или горячаго сценическаго увлеченія, при которыхъ равно, хотя разными путями, актеръ овладѣваетъ своимъ зрителемъ. Словно пудовыя вериги оттягивали ему плечи, глаза его заволакивалъ какой-то туманъ, языкъ съ трудомъ ворочался въ гортани, руки не слушали его и какъ бы сами собою падали устало внизъ послѣ каждаго усилія его поднять ихъ. Сцена съ Гораціо, въ которой Гамлетъ вернувшійся изъ Англіи является особенно возбужденнымъ и какъ бы совершенно готовымъ "казнить злодѣя, замышлявшаго погубить его", и слѣдующій за этимъ разговоръ съ Озрикомъ, гдѣ онъ ѣдко преслѣдуетъ своими насмѣшками эту придворную "стрекозу" и "сороку", прошли крайне неудовлетворительно; въ двухъ мѣстахъ онъ даже спуталъ реплику и чуть не сбилъ съ толку Шигарева, актера бывалаго и никогда не терявшагося на подмосткахъ. Шигаревъ-Озрикъ вывезъ всю сцену на своихъ плечахъ. Онъ представлялъ собою совершенную противоположность исправника-Полонія. Настолько тотъ былъ кругловато-грузенъ, широко-смѣшонъ, "фальстафенъ" по наружности, какъ выразился про него старикъ смотритель, настолько птичье, худое и узкое лицо Шигарева, его короткое туловище и длинныя, поджарыя какъ спицы ноги напоминали забавно тощій обликъ изможденнаго танцмейстера; насколько въ исполненіи Акулина за льстивою и суетною болтовней Полонія можно было распознавать прирожденную ему плутоватость и смѣтливость, развитую долгимъ навыкомъ придворной жизни, настолько Шигаревъ умѣлъ изобразить въ Озрикѣ типъ чистокровнаго царедворца, лишеннаго всякой способности самобытнаго сужденія, сознательно убѣжденнаго что мнѣніе владычнаго надъ нимъ лица, каково бы оно ни было, должно быть непререкаемо и его мнѣніемъ, и что вся его задача въ жизни состоитъ лишь въ томъ чтобъ эти мнѣнія сильныхъ міра повторять и поддакивать имъ какъ можно почтительнѣе, глубокомысленнѣе и щеголеватѣе... Пустѣйшій шутъ въ дѣйствительной жизни, Шигаревъ на сценѣ превращался въ серіознаго, тщательно отдѣлывающаго каждое мѣсто своей роли комика, которымъ нельзя было не любоваться. Любовался имъ особенно петербургскій флигель-адъютантъ, изо всего числа предстоявшихъ зрителей имѣвшій, въ своемъ качествѣ homme du métier, наиболѣе возможности судить насколько царедворецъ Озрикъ былъ вѣренъ дѣйствительности...
   Нервное изнеможеніе Гундурова, которое не могло не быть замѣченнымъ публикой и приписывалось большинствомъ ея простой физической усталости, нашло какъ бы себѣ объясненіе въ словахъ Гамлета предъ сценой поединка, въ которыхъ, помимо ея воли, выливается у этой чуткой натуры сознаніе предсмертной тоски, охватившей ее: "Ты не можешь себѣ представить какъ мнѣ тяжело на сердцѣ; это вздоръ, а между тѣмъ какое-то грустное предчувствіе,-- женщину оно могло бы; испугать"... Слова эти у Сергѣя сказались отъ души: ему, дѣйствительно, было невыносимо тяжело... И вслѣдъ за ними глаза его совершенно безсознательнымъ движеніемъ направились на мигъ въ сторону ложи въ которой княжна, смущенная сдѣланною ей оваціей, усѣлась теперь въ полутьму за объемистымъ туловищемъ Mme Crébillon, упросивъ дядю занять свое прежнее мѣсто. Она въ свою очередь съ напряженнымъ вниманіемъ глядѣла на Гамлета. Взгляды ихъ встрѣтились... Трудно сказать какимъ новымъ ощущеніемъ отозвалось это во внутреннемъ сознаніи нашего героя, но онъ какимъ-то мгновеннымъ усиліемъ скинулъ съ себя свинцовую тяжесть лежавшую до этой минуты неодолимымъ гнетомъ на всемъ его существѣ... Словно послѣднимъ сіяніемъ освѣтило эти предсмертныя минуты Гамлета. Глаза его блеснули; пробужденная внезапно энергія и спокойная рѣшимость сказались въ отчетливыхъ звукахъ его голоса, когда, въ отвѣтъ на предложеніе Гораціо пойти сказать королю что Гамлетъ не расположенъ въ эту минуту фехтовать съ Лаертомъ, онъ произнесъ: "Нѣтъ! Я смѣюсь надъ предчувствіями; и воробей не погибнетъ безъ воли Провидѣнія... Никто не знаетъ что теряетъ онъ, такъ что за важность потерять рано? Будь что будетъ! "
   "Будь что будетъ!" мысленно повторила Лина, болѣзненно прижмуривая вѣки отъ острой боли которая вдругъ заколола у нея въ полости сердца, и осторожно чтобъ не замѣтили этого сосѣди ея въ ложѣ, поднесла къ этому мѣсту руку, нажимая ею сколько было у нея силы.
  

LXIV.

Конченъ пиръ, умолкли хоры,
Опорожнены амфоры,
На главахъ вѣнки измяты...
Тютчевъ.

The rest is silence.

   "Все остальное молчаніе", проговорилъ Гамлетъ свои удивительныя послѣднія слова...
  
   -- Покойной ночи милый принцъ! Спи мирно
   Подъ хоры ангеловъ святыхъ!
  
   прочелъ надъ опрокинувшимся навзничь тѣломъ его Гораціо-Ашанинъ. Занавѣсъ упалъ. Драма была отыграна.
   Послѣдовало все то что неизмѣнно слѣдуетъ за этимъ въ любительскихъ спектакляхъ: вызовы "всѣхъ, всѣхъ", суетня на сценѣ, выходъ труппы стадомъ предъ рампу, крики "браво" и "charmant", женскіе покровительственные кивки и воздушные поцѣлуи снизу, неестественно почтительные поклоны поощряемыхъ сверху, топотня мужскихъ ногъ, оглушительный говоръ и неизбѣжный хохотъ безъ смысла и конца.
   Лина скользнула къ двери ложи, едва упалъ занавѣсъ.
   -- Ты куда, на сцену? спросилъ въ догонку ей князь Ларіонъ.
   -- Нѣтъ, пройтись, мнѣ жарко...
   И она убѣжала въ корридоръ отъ этихъ криковъ и вызововъ.
   Не поклонами и благодарными улыбками,-- проклятіями готовъ былъ отвѣчать Гундуровъ со своей стороны на шумные восторги рукоплескавшей ему толпы. Съ этими, сейчасъ выговоренными имъ, послѣдними словами Гамлета отыграна была и его роль въ Сицкомъ: "молчаніе" дѣйствительно должно было наступить для него послѣ этихъ трехъ недѣль испытанныхъ имъ здѣсь блаженства и муки; -- одна только эта мысль стояла у него въ головѣ теперь.
   А онъ кланялся тѣмъ временемъ вмѣстѣ съ товарищами своими по спектаклю, глядя прямо предъ собою, ни на комъ не останавливая взгляда, и ясно различая въ то же время необычно разстроенное лицо тетки, упиравшейся на руку все той же, незнакомой ему, привлекательной женщины съ приподнятыми какъ у сфинкса углами глазъ, пристально устремленныхъ на него. Софья Ивановна дѣлала ему какіе-то знаки головой, которые онъ понялъ тотчасъ же какъ приглашеніе придти переговорить съ нею какъ можно скорѣе.
   Но менѣе всего чувствовалъ онъ въ этомъ потребность. Не "говорить съ людьми",-- уйти какъ можно дальше отъ нихъ "въ пустыню", "во мракъ" тянуло его теперь опять...
   Вызовы наконецъ смолкли; занавѣсъ упалъ въ послѣдній разъ. Все побѣжало со сцены. Гундуровъ не торопился; онъ опустился въ кресло, на которомъ только-что пронзенъ былъ имъ шпагой Клавдіо-Зяблинъ, опустилъ голову и забылся.
   -- Сережа, что же ты? молвилъ Ашанинъ, внимательно наблюдавшій за нимъ все время,-- переодѣваться пойдемъ!
   -- Куда? отвѣтилъ онъ какъ съ просонья.
   -- Въ уборную. Куда же?
   -- Нѣтъ, я не пойду. Ступай переодѣнься, а когда кончишь, пошли Ѳедосея къ намъ въ комнату; я тамъ...
   -- А пока-то что же ты?
   -- Мнѣ воздуху хочется; я выйду въ садъ.
   Но онъ не вышелъ, и опустивъ снова голову, забылся еще разъ въ своемъ креслѣ.
   Рабочіе начинали гасить лампы. Длинныя тѣни побѣжали отъ кулисъ. Запахло чадомъ, копотью и ламповымъ масломъ. Какое-то надрывающее запустѣніе охватывало этотъ міръ писаннаго полотна, полный сейчасъ жизни, звуковъ, опьяненія... Вотъ мѣсто гдѣ онъ сидѣлъ у ея ногъ во время представленія, гдѣ онъ былъ съ нею "такъ жестокъ, безчеловѣченъ"... Вотъ и тотъ, уже потонувшій въ темени уголъ за первою кулисой, откуда онъ глядѣлъ на нее въ день считки Гамлета, и въ первый разъ глаза ея остановились на немъ...
   Все это "пережито" -- и нѣтъ, нѣтъ уже всему этому возврата...
   -- Пойдемъ, Сережа, говорилъ возвращаясь Ашанинъ:-- Ѳедосѣя я отправилъ къ намъ въ комнату съ твоимъ платьемъ, а я ужь заодно съ тобою...
   Гундуровъ поднялся молча. Они спустились въ корридоръ, а оттуда въ садъ.
   Небо расчистилось. Миріады звѣздъ глядѣли сквозь прогалины тихо шатавшихся надъ головами ихъ листьевъ...
   На поворотѣ къ ихъ флигелю Гундуровъ повернулъ вправо.
   -- Куда же ты? крикнулъ ему пріятель.
   -- Ашанинъ, сдѣлай милость, оставь меня хоть на минуту одного, отвѣтилъ онъ, останавливаясь съ едва сдерживаемымъ нетерпѣніемъ.
   -- Я нисколько не намѣренъ навязывать тебѣ свое общество, Сережа, возразилъ тотъ,-- но ты знаешь что насъ всѣхъ ждутъ тамъ, наверху, что исчезать намъ въ эту минуту неудобно и неучтиво, что наконецъ, главное, ты подашь этимъ поводъ Софьѣ Ивановнѣ серіозно безпокоиться...
   -- Я все это знаю, тоскливо перебилъ его Гундуровъ,-- и успѣю явиться туда вовремя и никому безпокойства не причиню. Но дай ты мнѣ, ради Бога, передохнуть на свободѣ одному, дай придти въ себя, собраться съ мыслями...
   -- Какъ знаешь, Сережа, вздохнулъ Ашанинъ,-- только если ты чрезъ полчаса не вернешься переодѣться, я, воля твоя, пойду искать тебя съ фонаремъ.
   Но Гундуровъ, не дослушавъ его, ушелъ въ темень боковой аллеи.
  

LXV.

   Толпа гостей княгини исчезала за большою входною дверью театральной залы. Здѣсь оставались еще кое-кто изъ городской публики, ожидавшей когда пройдутъ "всѣ эти аристократы", чтобы выдти на свободѣ въ большія сѣни дома, гдѣ ожидали ее въ свою очередь, дремля и сопя на лавкахъ въ темномъ углу за лѣстницей, невзрачные слуги и кухарки съ барскими шинелями и бурнусами на колѣняхъ. Смотритель Юшковъ со своими учителями держался у самаго выхода, почтительно и со счастливою улыбкой на устахъ отвѣшивая старомодные поклоны каждой изъ проходившихъ мимо него парѣ избраннаго общества Сицкаго: онъ считалъ долгомъ учтивости выразить этимъ благодарность хозяевамъ дома "за высокое эстетическое наслажденіе которое дозволено ему было вкусить"...
   -- Погодимъ, шепталъ онъ своимъ молодымъ сослуживцамъ, державшимся вообще гораздо болѣе сдержанно чѣмъ онъ, и наровившимъ теперь уйти скорѣе,-- авось-либо удастся и кого-нибудь изъ превосходнѣйшихъ исполнителей увидать вблизи: Гамлета, божественную Офелію... Душа такъ и проситъ излиться предъ ними...
   Судьба, какъ видно, не хотѣла отказать ему въ этомъ удовольствіи. Божественная Офелія вышла въ эту минуту въ залу изъ боковой двери подлѣ ложи въ которой предстала она въ послѣдній разъ его "очарованнымъ взорамъ",-- вышла, остановилась на мигъ, замѣтивъ эту еще неуспѣвшую разойтись публику, и робко, замедляя шаги, двинулась наконецъ мимо креселъ.
   Старый энтузіастъ обдернулъ жилетъ, провелъ торопливо рукой по вороху сѣдыхъ своихъ кудрей и, отдѣлясь шага на два отъ своей компаніи, браво сталъ на пути княжны, глядя на нее во всѣ свои большіе, голубые, восторженные глаза.
   Она поняла что этотъ незнакомый ей старичокъ съ добродушнымъ и чрезвычайно симпатичнымъ лицомъ хочетъ непремѣнно lui faire son petit bout de compliment, и что этого избѣгнуть нельзя, и со своею тихою улыбкой подошла къ нему, привѣтливо кланяясь увѣнчанною полевыми цвѣтами головкой.
   Онъ торопливо и низко склонилъ голову въ свою очередь, шаркнувъ при этомъ ножкой, и заговорилъ:
   -- Княжна Елена Михайловна, не осудите невѣдомаго вамъ индивидуя за несоблюденіе, быть-можетъ принятыхъ въ высшемъ свѣтѣ приличій, а примите во вниманіе лишь то неодолимое побужденіе которое даетъ ему смѣлость навязаться вамъ, такъ-сказать, со своимъ разговоромъ... Смотритель ***скаго уѣзднаго училища Василій Григорьевичъ Юшковъ, поспѣшилъ онъ объявить ей свое званіе, и еще разъ шарнулъ ножкой.
   -- Я очень рада, пролепетала княжна.
   Онъ глядѣлъ на нее восхищенными глазами... Ему такъ много, много хотѣлось бы сказать ей.... Но онъ боялся ей наскучить, да и при томъ волненіи которое одолѣвало его онъ чувствовалъ что не найдетъ надлежащихъ словъ.
   -- Не смѣю утруждать васъ долгою рѣчью, княжна Елена Михайловна, торопливо проговорилъ онъ:-- объемлющее меня чувство вылью, такъ-сказать, въ двухъ краткихъ словахъ: я видѣлъ Шекспировскую Офелію, видѣлъ васъ,-- могу теперь умереть спокойно!
   Въ этой преувеличенности, въ этомъ необычномъ для ея уха эмфазѣ выраженія слышалась такая внутренняя искренность что Лина почувствовала себя глубоко тронутою. Она протянула ему руку.
   -- Благодарю васъ за ваши добрыя слова! Я ихъ конечно принять на свой счетъ не смѣю; я почти въ первый разъ играла на сценѣ, и если вышло хорошо, то просто потому кажется что такая ужь роль... Каждая, я увѣрена, на моемъ мѣстѣ сыграла бы точно такъ же какъ я....
   Старикъ почтительно приподнялъ ея руку, чуть-чуть прикоснулся вытянутыми губами къ облегавшей ее перчаткѣ и такъ же почтительно опустилъ ее.
   -- Каждая? повторилъ онъ, и закачалъ головой.-- Нѣтъ-съ! осмѣлюсь возразить вамъ. Типъ, наружный, такъ-сказать, смыслъ Офеліи извѣстенъ дѣйствительно, и его, пожалуй, передать въ состояніи каждая образованная и даже просто смышленая театральная актриса. Но вы-съ, вы дали намъ душу Офеліи прозрѣть, княжна Елена Михайловна, а за нею и собственную вашу душу.. Тутъ-съ не искусство одно, тутъ нѣчто еще высшее говоритъ въ человѣкѣ и человѣку...
   Лина вся зардѣлась вдругъ и сжала на мигъ болѣзненно брови.
   Онъ замѣтилъ и очень смутился.... Но она замѣтила это въ свою очередь и поспѣшно проговорила:
   -- Я рада что вы на меня не сердитесь.
   -- За что это, помилуйте! Онъ руками всплеснулъ.
   -- За то что я не доиграла Офеліи, лишила васъ удовольствія дослушать ея роль до конца... Но я не могла, право; я осталась безъ голоса, говорила Лина, подымая на него свои смущенные и печальные глаза,-- мое здоровье не особенно крѣпко.
   -- Не дай Богъ! Да хранитъ васъ весь сонмъ ангеловъ небесныхъ! вырвалось испуганно изъ груди старика-смотрителя... И со смерти князя Михайлы, никакой еще человѣческій голосъ не звучалъ для Лины такъ безкорыстно, такъ отечески нѣжно....
   -- Какой вы добрый! воскликнула она въ свою очередь, въ невольномъ порывѣ... Они были теперь одни въ опустѣвшей окончательно залѣ. Онъ совершенно растерялся, заморгалъ вѣками, подъ которыми уже проступали крупныя капли слезъ....
   Дверь подлѣ ложи изъ которой вышла Лина, отворилась опять широко и шумно, и изъ нея вылетѣла во всей пунцовости своихъ розъ, бархата и торжествующаго вида неизбѣжная Ольга Акулина.
   -- Лина, вы еще здѣсь? Какъ я рада, мы войдемъ туда вмѣстѣ! крикнула она ей черезъ всю залу.-- И никого, кромѣ васъ, продолжала она, оглянувшись и застегивая на ходу длинную бальную перчатку (она, разчитывала застать еще хвостъ знакомой ей уѣздной публики, которой была далеко не прочь пустить лишній разъ пыль въ глаза своимъ трескучимъ туалетомъ).... Ахъ, Василій Григорьичъ, здравствуйте! проговорила она свысока, подходя къ разговаривавшимъ и не отрываясь взглядомъ отъ своей перчатки,-- я не знала что вы попали, также въ число нашихъ зрителей. Какъ вы находите, не правда ли, очень удалось?
   -- Чрезвычайно, сударыня, отвѣтилъ старикъ, знавшій ее давно по городу и далеко не питавшій сочувствія къ ея самонадѣянности и претензіямъ;-- ваше участіе въ драмѣ было въ особенности замѣтно, насмѣшливо промолвилъ онъ въ видѣ шутки.
   Она громко разсмѣялась:
   -- Мое участіе... Меня вѣдь только для виду пригласили выйти на сцену сегодня. А вотъ къ завтрему я сама приглашаю васъ сюда, на мой бенефисъ. Я играю въ Львѣ Гурычѣ Синичкинѣ и много пою. Услышите, не раскаетесь!..
   Старикъ поклонился холодно и молча.
   Барышня покосилась на него:
   -- Или, можетъ-быть, колко отпустила она,-- послѣ княжны вы почитаете меня уже совершенно не стоящею вниманія.
   Этотъ намекъ на его какую-то будто бы искательность задѣлъ старика за живое; онъ даже покраснѣлъ весь:
   -- Напрасно, милостивая государыня, вы такъ полагаете: вниманія заслуживаете вы вполнѣ и отъ каждаго, а въ древнемъ мірѣ могли бы, смѣю думать, даже большую извѣстность пріобрѣсти.
   -- Это что же такое "въ древнемъ мірѣ"? Вы всегда какими-то притчами выражаетесь! молвила пренебрежительно Ольга.
   -- А то это значитъ, сударыня, что въ мірѣ языческомъ, въ противность тому чему научило насъ христіанство, женская личность превозносима была почти исключительно за ту внѣшнюю, такъ-сказать тѣлесную, прелесть коею могла она отличаться отъ другихъ, а не за тѣ высшіе, духовные дары, которые для насъ составляютъ ея лучшее украшеніе.
   Отвѣчать на этотъ урокъ грубостью барышня наша въ присутствіи Лины не посмѣла. Она почла за лучшее разсмѣяться еще разъ:
   -- Ну да, да, извѣстно, вамъ все "крылья нужны, въ лазурь неба уноситься", какъ говоритъ мой отецъ... Пойдемте, Лина, насъ давно наверху ждутъ! не ожидая отвѣта воскликнула она, продѣвая руку подъ руку княжны.
   Лина тихо высвободила свою.
   -- Я надѣюсь, Василій Григорьичъ, сказала она,-- что наше знакомство такъ не кончится. Если не завтра, то вы быть-можетъ найдете въ другой день время посѣтить насъ? Я была бы очень рада.
   Онъ глянулъ на нее вдругъ снова увлажившимися глазами.
   -- Княжна Елена Михайловна, проговорилъ онъ,-- позвольте мнѣ отклонить такое лестное для меня ваше предложеніе.
   -- Почему такъ? удивилась Лина.
   -- Человѣкъ я темный, забытый въ своемъ углу, княжна, да и самъ, почитай, забывшій въ немъ и то малое что зналъ (онъ печально махнулъ рукой); для барскихъ палатъ, а тѣмъ паче для высокообразованныхъ лицъ интереснаго собою ничего представить не могу... Но повѣрьте что мнѣ до послѣдняго вздоха хватитъ воспоминанія о томъ что дали вы мнѣ перечувствовать и прозрѣть въ нынѣшній божественный вечеръ...
   -- Я съ вами не могу спорить, сказала Лина,-- но мнѣ очень будетъ жаль если я васъ болѣе не увижу...
   Юный восторгъ засіялъ опять въ его большихъ голубыхъ глазахъ.
   -- Княжна, еслибы когда-нибудь и чѣмъ-нибудь я могъ вамъ послужить, завѣряю васъ всемогущимъ Создателемъ что во всякое время дня или ночи стану у вашего порога ждать вашихъ приказаній.
   -- Не приказаній, нѣтъ... Но ваши слова я буду помнить. Спасибо вамъ! промолвила вдумчиво Лина, протягивая ему руку еще разъ, и не давъ ему поцѣловать ее, дружески сжала его твердые старческіе пальцы.
   -- Странная какая вы, Лина, говорила ей Ольга Елпидифоровна вслѣдъ за этимъ разговоромъ, подымаясь рядомъ су нею по лѣстницѣ,-- на что вамъ нуженъ этотъ старый трубадуръ?
   -- Кто такой? спросила сжимая брови княжна.
   -- Да этотъ блаженный философъ нашъ, Юшковъ. Его всѣ такъ въ городѣ называютъ: "трубадуръ", а не то еще "Эолова арфа"... Вы такія ужъ были съ нимъ любезныя!...
   -- Это вамъ не нравится? молвила сухо Лина.
   -- Ахъ, Боже мой, вскрикнула обиженно барышня,-- мнѣ совершенно все равно! Только я нахожу что онъ совсѣмъ не вашего общества и ужасно скучный со своими "такъ-сказать" и нескончаемыми фразами. Конечно, у васъ свои особенныя понятія, но у него вѣдь другаго разговора нѣтъ какъ, "идеалъ", "искусство", "Пушкинъ", "долгъ челов."...
   Она оборвала на полусловѣ, сообразивъ что все это подходило именно къ тѣмъ "понятіямъ" которыя значились у нея въ головѣ подъ общимъ заглавіемъ: "grands sentiments" княжны Лины Шастуновой.
   Княжна молчала. Она никогда не входила ни въ какія разсужденія съ Ольгой Елпидифоровной
   А "старый трубадуръ" тѣмъ временемъ, скрыпя широкими сапогами по крупному песку краснаго двора Сицкаго, въ компаніи своихъ учиниковъ, говорилъ имъ растроганнымъ и дрожащимъ шепотомъ:
   -- Не отъ міра сего эта Офелія, господа, не отъ міра сего!..

КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.