Изъ Лондона въ Австралію.
Путешествіе на кораблѣ съ ссыльно-переселенцами.
С. Ворисгофера,
автора книгъ: "Среди морскихъ разбойниковъ", "Алмазы Перуанца" и др.
Изданіе Б. Н. Звонарева.
1902
Переводъ съ нѣмецкаго. Е. Свѣтловскаго.
ГЛАВА I.-- Отецъ и сынъ.-- Коварный родственникъ -- Арестъ невиннаго.-- Въ тюрьмѣ среди убійцъ и воровъ.-- Напрасныя ожиданія
ГЛАВА II.-- Отчаяніе сына.-- Во дворцѣ лорда. Ужасное открытіе.-- Оскорбленная гордость и стойкость честнаго убѣжденія.-- Обманутыя надежды.-- Голландецъ.-- Мнимое счастье.-- Въ мастерской фальшивыхъ монетчиковъ.
ГЛАВА III.-- Напрасное предостереженіе.-- Богатый баронъ и его слуга -- Преступники у себя дома.-- Рѣшительная выходка голландца.-- Чиновникъ тайной полиціи.-- Билетъ въ тысячу фунтовъ.-- Сигналъ къ задержанію.-- Счастливый побѣгъ.-- Страшная ночь.-- Покинутый и отверженный
ГЛАВА IV.-- Въ рукахъ смерти:-- Человѣколюбивый лордъ -- Пробужденіе новыхъ надеждъ.-- Арестантскія суда.-- Вербовка.-- Торговля документами.-- Завербованные
ГЛАВА V.-- На кораблѣ "Король Эдуардъ".-- Тристамъ.-- Посадка на корабль преступниковъ.-- Поднятіе якоря.-- Лодка въ открытомъ морѣ.-- Сынъ лорда.-- Антонъ и Аскотъ.-- Вода на кораблѣ.-- Ключъ для бунтовщиковъ
ГЛАВА VI.-- Въ жаркомъ поясѣ.-- Медузы.-- Мюнхгаузенъ на кораблѣ.-- Антонъ и Тристамъ.-- Мошенникъ узнанъ.-- Въ ожиданіи шторма.-- Отчаяніе заключенныхъ.-- Буря,-- "Летучій голландецъ".-- Возстаніе матросовъ.-- Судъ Божій
ГЛАВА VII.-- Въ ожиданіи смерти.-- Освобожденіе арестантовъ.-- Побѣда бунтовщиковъ.-- Разнузданныя страсти.-- Тристамъ побитъ.-- Ужасающая трапеза-акулъ.-- Голландецъ и Тристамъ.-- Переговоры съ заключенными офицерами -- Бунтовщики безумствуютъ
ГЛАВА VIII.-- Голодъ на кораблѣ.-- Новые переговоры съ офицерами.-- Голландецъ въ отчаяніи.-- Бунтъ въ средѣ бунтовщиковъ.-- Сдача офицерамъ.-- Земля въ виду.-- Острова Южнаго океана
ГЛАВА IX.-- Охота.-- Роскошный пиръ послѣ долгаго воздержанія.-- Покинутая деревня островитянъ.-- Охота на свиней.-- Заблудились.-- Война между туземцами.-- Бѣлые открыты
ГЛАВА X.-- Мнимый родственникъ короля.-- Подъ карауломъ дикарей.-- Въ селеніи островитянъ.-- Погребеніе мертвыхъ и человѣческое жертвоприношеніе.-- Колонія бѣлыхъ
ГЛАВА XI. Нравы и обычаи дикарей.-- Эмиграція.-- На горной возвышенности.-- Подъ мнимой охраной боговъ.-- Охотники за невольниками.-- Отчаянный бой за свободу.-- Извѣстіе отъ "Короля Эдуарда".-- Конецъ островитянъ
ГЛАВА XII.-- Выступленіе охотниковъ за невольниками. Погребеніе короля островитянъ.-- Въ горахъ.-- У отшельника горы.-- На пути къ кратеру.-- Буря.-- Огненное море.-- Возвращеніе подъ дождемъ.-- Смертельная усталость -- Сбились съ пути
ГЛАВА XIII.-- Посланные отшельника.-- Борьба съ "ночными духами".-- Ловля теленка и матки.-- Давно неизвѣданная пища.-- Подъ гостепріимнымъ кровомъ отшельника.-- Въ долину.-- На палубѣ "Короля Эдуарда"
ГЛАВА XIV.-- Колонія на берегу моря.-- Недовольство туземцевъ. Періодъ дождей.-- Туила, другъ бѣлыхъ.-- Борьба. съ муравьями.-- Подозрительные признаки.-- "Очарованное" дитя островитянъ.-- Землетрясеніе
ГЛАВА XV.-- Броженіе среди туземцевъ.-- Прибытіе дикарей съ сосѣдняго острова.-- За баррикадами.-- Нападеніе. Спасительный залпъ.-- Осаждены среди гніющихъ труповъ.-- Пожаръ въ домѣ бѣлыхъ.-- Неожиданная помощь съ родины
ГЛАВА XVI.-- Освобожденіе Туилы.-- Экспедиція на островъ Ша-Рана.-- Рыбная ловля у дикарей.-- Встрѣча съ островитянами.-- Умерщвленіе англійскаго офицера.-- Наказаніе дикарей и водвореніе арестантовъ.-- Казнь Ша-Рана
ГЛАВА XVII.-- Похороны на палубѣ корабля.-- Въ гротѣ среди буруновъ и скалъ.-- Шлюпки "Короля Эдуарда".-- Бой съ акулою.-- Акула на палубѣ корабля.-- Новые анекдоты Мюнхгаузена.-- Исторія голландца
ГЛАВА XVIII.-- Переѣздъ въ Австралію.-- Встрѣча съ дикарями съ Соломоновыхъ острововъ.-- Угрызенія совѣсти голландца и безсильная злоба Тристама.-- Земля!-- Въ Ботанибеѣ
ГЛАВА XIX.-- На берегу Австраліи.-- Отставшій колонистъ.-- Печальныя извѣстія.-- Лучъ надежды.-- Лагерь на берегу.-- Бѣгство арестантовъ.-- Выступленіе вглубь страны.-- Недостатокъ провіанта
ГЛАВА XX.-- Въ пустынѣ.-- Охота на кенгуру.-- Динго.-- Ночое происшествіе.-- Нападеніе муравьевъ-львовъ.-- Туземцы.-- Судъ Божій у австралійскихъ негровъ
ГЛАВА XXI.-- Въ становищѣ дикарей.-- Извѣстія, сообщенныя охотникомъ за чертями.--Продолженіе похода въ сопровожденіи дикарей.-- Встрѣча съ другимъ племенемъ.-- Лагерь на берегу рѣки и постройка понтоновъ.-- Нравы, обычаи и религіозныя воззрѣнія австралійскихъ дикарей
ГЛАВА XXII.-- Распря между племенами двуутробки и пчелы.-- Чары колдуна.-- Прогулка съ охотникомъ за чертями.-- Гибельный выстрѣлъ.-- Сынъ лорда въ смертельной опасности.-- Сонъ "Прыгуна"
ГЛАВА XXIII.-- Жертва колдовства.-- Взрывъ племенной ненависти.-- Дикари обмануты.-- Переходъ черезъ плоты.-- Нападеніе.-- Бумеранги.-- Погребеніе убитыхъ.-- На пути къ порту Джаксонъ.-- Недобрыя вѣсти изъ осажденной колоніи
ГЛАВА XXIV.-- Въ виду осажденной колоніи.-- Атака.-- Встрѣча въ пылу битвы съ туземцами.-- Взятіе въ плѣнъ Тристана и разоблаченіе обманщика.-- Искупленіе и смерть голландца.-- Укрѣпленіе колоніи.-- Конецъ всѣмъ бѣдамъ
ГЛАВА I.
Отецъ и сынъ,-- Коварный родственникъ.-- Арестъ невиннаго.-- Въ тюрьмѣ среди убійцъ и воровъ -- Напрасныя ожиданія.
Это было больше, чѣмъ сто лѣтъ назадъ. Въ одной маленькой грязной матросской харчевнѣ, въ Лондонѣ, за отдѣльнымъ столикомъ сидѣли два человѣка и вполголоса разговаривали между собою. Они были вполнѣ поглощены предметомъ своей бесѣды и не обращали никакого вниманія на остальную публику. Съ перваго же взгляда можно было догадаться, что это были отецъ и сынъ. Старшему было лѣтъ 45, младшему еще не было полныхъ семнадцати. Оба были высокаго роста, хорошо сложены, съ темными волосами и темными же глазами, которые смѣло и открыто смотрѣли на. міръ Божій, хотя и не съ одинаковымъ выраженіемъ. Отцу, очевидно, пришлось уже не мало потерпѣть и пострадать; подъ тяжелой рукой судьбы; сынъ же съ отвагой юности вѣрилъ, что шутя можетъ побороть всякія препятствія это тоже было, очевидно.-- Старикъ тихонько барабанилъ пальцами по столу, взглядъ его неопредѣленно блуждалъ въ пространствѣ и глубокій вздохъ временами подымалъ его грудь.
-- Антонъ,-- сказалъ онъ, почти шепотомъ,-- знаешь, какой сегодня день?
Сынъ съ недоумѣніемъ пожалъ плечами.-- Двадцатое октября,-- сказалъ онъ.--А въ чемъ дѣло, отецъ?
-- Не о томъ я тебя спрашиваю! Съ этимъ днемъ для насъ связаны печальныя воспоминанія. Ты уже забылъ объ этомъ, мой мальчикъ?
Юноша опустилъ глаза.-- Два года назадъ, умерла мать! Да, да, помню, это было 20 октября.
Старикъ потрепалъ сына по рукѣ.-- Ты не думалъ объ этомъ, Антонъ, но я охотно тебѣ это прощаю. Твои лѣта и мои -- большая разница! Господи! Если бы мы никогда не были молоды и безпечны,-- откуда взяли бы мы силу переносить всѣ жизненныя невзгоды? То, что сидитъ у меня самого въ головѣ, можетъ быть, и безразсудно, и глупо, но эти все больше, все крѣпче охватываетъ мою душу и лишаетъ меня всякаго мужества. Антонъ, я хочу разсказать тебѣ все. Сегодня я получилъ письмо отъ двоюроднаго брата.
-- Отецъ!-- и мальчикъ, какъ отъ электрическаго удара вскочилъ со стула.-- Что же онъ пишетъ? Онъ зоветъ насъ къ себѣ? Мы пойдемъ сегодня къ нему?
-- Тише, тише,-- садись и сиди спокойно, Антонъ. Письмо совсѣмъ коротенькое и, на мой взглядъ, написано странно. Сегодня я долженъ пойти къ нему.
-- Одинъ,-- вскричалъ Антонъ.-- Безъ меня?
-- Безъ тебя... Вотъ, послушай, что онъ пишетъ.-- И старикъ прочелъ юношѣ вполголоса нѣсколько строкъ:-- "Приходи сегодня вечеромъ, во дворецъ, въ 9 часовъ, черезъ заднюю дверь. Тамъ ты встрѣтишь меня, и все будетъ хорошо. Если же, по непредвидѣнной случайности, ты встрѣтишься въ сѣняхъ съ лордомъ, или лэди Кроуфордъ, то спрячься въ первой же ближайшей комнатѣ. Господа не любятъ, чтобы слуги ихъ принимали гостей. Твой двоюродный братъ Томасъ".
Старикъ поднялъ глаза: -- Какъ тебѣ это нравится, Антонъ?
-- Что же тутъ такого, отецъ? Вѣдь это люди богатые и знатные, они могутъ распоряжаться въ своемъ домѣ, какъ хотятъ.
Старикъ покачалъ головой.-- А у меня такое дурное предчувствіе,--сказалъ онъ.-- Письмо пришло какъ разъ сегодня, въ такой день, который однажды уже принесъ намъ тяжелое горе. Это не къ добру, потому что...
Онъ остановился, какъ будто сказалъ уже слишкомъ много. Сынъ съ любопытствомъ посмотрѣлъ на него.-- Потому что?-- повторилъ онъ.
-- Ну, я вообще не довѣряю Томасу. Нѣтъ, я не вѣрю ему. Ты уже не маленькій и можешь понять меня.
-- Но почему же, отецъ? Письма его были всегда такъ дружелюбны и откровенны. Вѣдь съ этимъ ты не можешь не согласиться?
-- Именно потому, именно потому, мой мальчикъ. Пока у меня въ Голштиніи была усадьба, пока мнѣ вообще везло, Томасъ писалъ только, если ему нужны были деньги; теперь же, когда на меня посыпались ударъ за ударомъ, когда я совсѣмъ разорился, онъ вдругъ является съ предложеніемъ вмѣстѣ ѣхать искать счастья въ Америкѣ. Онъ собирается наживать капиталы, обѣщаетъ всѣмъ дѣлиться со мною по-братски Что все это значитъ,-- не понимаю.
Сынъ разсмѣялся.-- Какъ ты подозрителенъ, отецъ! Наше незаслуженное несчастіе тронуло его, внушило ему состраданіе.
-- Можетъ быть, только мнѣ что-то не вѣрится. Когда ты поживешь съ мое, мой добрый мальчикъ, тогда и ты перестанешь видѣть все въ розовомъ свѣтѣ; и ты будешь прежде требовать доказательствъ, а потомъ уже вѣрить людямъ; не будешь носить свою душу на ладони и показывать ее первому встрѣчному, кто захочетъ въ ней хозяйничать. Однако, мнѣ пора ужъ итти,-- замѣтилъ онъ.-- До дворца лорда Кроуфорда добрый часъ ходьбы, такъ времени терять нельзя. Прощай, Антонъ. Ложись пораньше спать, мой мальчикъ, и ни въ какомъ случаѣ не жди меня. Я вернусь развѣ часамъ къ двѣнадцати: вѣдь Томасъ захочетъ, конечно, узнать подробно обо всемъ, о чемъ въ письмахъ сообщалось кратко; а потомъ навѣрное пожелаетъ хорошенько обсудить сообща свои новые планы. На это таки требуется время.
-- Позволь мнѣ проводить тебя, отецъ,-- попросилъ Антонъ, но старикъ замоталъ головой.-- Нѣтъ, нѣтъ, ни въ какомъ случаѣ; я не могу выносить мысли, что ты, въ такую темень, будешь одинъ на улицѣ. Такая давка, такая сумятица. Хозяинъ говоритъ, что здѣсь и обкрадутъ, и убьютъ изъ-за нѣсколькихъ пфенинговъ. Обѣщай же мнѣ, Антонъ, что ты не выйдешь изъ дома.
Мальчикъ приподнялъ занавѣсъ и посмотрѣлъ въ окно.-- Ну, хоть нѣсколько шаговъ тутъ, поблизости, отецъ? Тутъ кукольный театръ и ученый медвѣдь,-- мнѣ хоть однимъ глазкомъ взглянуть!
-- Завтра, дитя мое, завтра, мы пойдемъ вмѣстѣ. И слушай еще, мой мальчикъ, сейчасъ же иди въ нашу комнату. Спрячься, Антонъ, а то тутъ ты можешь попасть въ руки вербовщиковъ, тебя могутъ завербовать насильно.
Мальчикъ весело разсмѣялся.-- Ну, отецъ,-- вскричалъ онъ,-- ты оставляешь меня въ первый разъ одного на нѣсколько часовъ, и тебѣ ужъ представляется, что земля сорвется съ петель и погребетъ меня подъ своими развалинами. Вѣдь я ужъ и въ самомъ дѣлѣ больше не ребенокъ.
Старикъ вздохнулъ.-- Я предчувствую что-то недоброе, Антонъ.
-- Это ужъ твое обыкновеніе, отецъ. Когда это было, чтобъ ты ожидалъ чего-нибудь добраго впереди?
-- Потому что я дѣйствительно это крайне рѣдко бываетъ, дитя. Ну, такъ ты будешь сидѣть въ нашей комнатѣ,-- не правда-ли? Сдѣлай это ради меня.
Антонъ протянулъ ему руку.-- Иди спокойно, отецъ. Я тебѣ обѣщаю не выходить изъ дома.
-- Ну, такъ до свиданія, дитя, прощай! Черезъ нѣсколько часовъ мы увидимся. Странно, что я долженъ самъ себѣ повторять это, чтобы вѣрить, а камень все-таки остается на сердцѣ.
Антонъ проводилъ его до двери дома. Сквозь туманъ осенняго вечера невдалекѣ мерцалъ свѣтъ нѣсколькихъ громадныхъ смоляныхъ факеловъ, окруженныхъ облаками дыма. Тугъ показывались разныя чудеса, и жадная до зрѣлищъ публика любовалась, какъ ученый медвѣдь, на цѣпи, выдѣлывалъ свои неуклюжія штуки. Люди стояла вокругъ плотной стѣной и бросали Мишкѣ хлѣбъ, плоды, мѣдныя монеты и лакомства; слышался хохотъ, хлопанье въ ладоши; всеобщее веселье соединяло всѣхъ этихъ людей вмѣстѣ. Антонъ съ завистью смотрѣлъ въ эту сторону, и ему очень хотѣлось принять участіе въ этомъ удовольствіи. Но отецъ, какъ бы противъ воли, оттолкнулъ его отъ двери вглубь комнаты.-- Ты обѣщалъ мнѣ, мой мальчикъ.-- "Да, да, и конечно я сдержу обѣщаніе".
-- Я вѣрю, дитя, ты всегда это дѣлалъ. Прощай, мой мальчикъ, черезъ четыре часа мы опять будемъ вмѣстѣ.
И онъ ушелъ, не подозрѣвая, что ему придется вновь увидать своего любимца только послѣ долгой, мучительной разлуки, на другомъ концѣ свѣта.
Въ то время, какъ Антонъ послушно взбирался на чердакъ, въ свое помѣщеніе, Кроммеръ, его удрученный заботами отецъ, потупившись, задумчиво пробирался сквозь шумную толщу лондонскихъ улицъ. По обѣимъ сторонамъ улицы трещали задуваемые вѣтромъ фонари на высокихъ столбахъ, которые въ то же время служили и для рекламъ какому-нибудь торговцу, лѣкарю-шарлатану, или калѣкѣ. Одинъ разносчикъ громко выхвалялъ универсальныя капли, другой универсальное мыло; этотъ сиплымъ голосомъ въ безобразныхъ стихахъ воспѣвалъ исторію недавно совершеннаго шестерного убійства; а тоть завывающимъ тономъ сколько разъ повторялъ свою просьбу объ одномъ пенни, что судорожный кашель заставилъ, наконецъ, его отдохнуть поневолѣ. Всѣ эти звуки сливались въ одинъ сплошной хаосъ, въ которомъ только привычное ухо могло различать отдѣльныя слова. Дядя Кроммеръ шелъ среди всего окружавшаго его шума съ тѣмъ чувствомъ, тайнаго страха, которое овладѣваетъ деревенскимъ жителемъ, если онъ внезапно попадаетъ въ самое сердце большого города, съ его непонятной, суетливой дѣловой жизнью. Онъ зналъ, что по этой улицѣ ему надо итти прямо еще около получаса, потому медленно пробирался въ тѣснотѣ, между тѣмъ какъ всѣ мысли его, съ глубокой тоской, стремились на далекую родину, въ Голштинію.
На Келлерскомъ озерѣ, въ Голштиніи, стоитъ старый, крытый соломою домъ, подъ крышей котораго онъ родился, съ которымъ связаны всѣ его воспоминанія и изъ котораго онъ изгнанъ, благодаря превратностямъ судьбы. Онъ мысленно видѣлъ этотъ домъ, соломенное гнѣздо подъ крышей, стѣну изъ плитняка вдоль улицы и зеленую, поросшую елями, гору на заднемъ планѣ. Теперь другой, болѣе счастливый, называетъ это мѣсто своей собственностью, а ему уже нѣтъ больше возврата туда; никогда не увидитъ онъ своего единственнаго сына хозяиномъ и собственникомъ тамъ, гдѣ семья Кроммеровъ, болѣе столѣтія, съ честью и въ довольствѣ жила на собственномъ, изъ рода въ родъ переходившемъ, клочкѣ земли. Бѣдный Антонъ! ему пришлось покинуть родину, и теперь, въ далекой Америкѣ, ему придется собственными руками съ трудомъ воздѣлывать землю, на которой, быть можетъ, когда-нибудь у него и будетъ свои домъ, гдѣ послѣ тяжкаго труда онъ будетъ отдыхать и разсказывать своимъ дѣтямъ о нѣмецкой отчизнѣ, о любимой, незабвенной Голштиніи.
Глубокій вздохъ вырвался изъ груди старика.-- И это должно было случиться! И все изъ-за презрѣнныхъ денегъ!
Затѣмъ онъ опять мысленно перешелъ къ двоюродному брату.
Томасъ Шварцъ всегда былъ легкомысленный малый, нежеланный членъ достойной семьи Кроммеровъ. Дома онъ навлекъ на себя обвиненія во всевозможныхъ неблаговидныхъ продѣлкахъ и, на этомъ основаніи, его услали набираться въ свѣтѣ ума-разума. Долгое время онъ скитался то тамъ, то сямъ, побывалъ въ нѣсколькихъ тюрьмахъ, выпрашивая у родственниковъ денежнаго вспомоществованія; наконецъ, пропалъ на нѣкоторое время безъ вѣсти, а потомъ опять объявился въ Лондонѣ, въ качествѣ слуги при домѣ Кроуфорда. Это случилось какъ разъ въ то время, когда Петеръ Кроммеръ лишился своей усадьбы, и вотъ его вѣтренный братецъ началъ писать ему, что онъ скопилъ денегъ и хочетъ на нихъ купить въ Америкѣ ферму. Онъ просилъ своего старшаго родственника помочь ему своей опытностью, приглашая его пріѣхать въ Лондонъ и обѣщая принять на себя всѣ дорожныя издержки, при переѣздѣ въ Америку. Когда все это еще разъ припоминалось Кроммеру, онъ на минуту остановился, чтобы обсудить хорошенько то, что наводило его на сомнѣнія. Откуда у Томаса могли быть деньги? Честнымъ трудомъ онъ, во всякомъ случаѣ, не могъ нажить много. И старикъ храбро подавилъ вздохъ. Что во всей, этой исторіи было что-то темное,-- въ этомъ онъ не сомнѣвался. И потомъ, зачѣмъ такая таинственность, это настойчивое требованіе не показываться во дворецъ Кроуфорда, пока не получится отъ него письма; зачѣмъ нужно было такъ точно обозначать часъ для свиданія? Кроммеръ шелъ и покачивалъ головой.
Неужели въ самомъ дѣлѣ есть люди, которые запрещаютъ своимъ слугамъ принимать родственниковъ? Самъ онъ, конечно никогда ничего подобнаго не дѣлалъ. Напротивъ, когда старыя матери изъ бѣдныхъ семей приходили къ нимъ навѣстять своихъ дѣтей, то въ теплой, опрятной кухнѣ Кроммера имъ предлагали обѣдъ, оказывали имъ ласковый пріемъ и отпускали съ добрымъ напутствіемъ; да развѣ возможно иначе? Однако-жъ не время было рѣшать разныя "но" и "если". Въ вечернемъ туманѣ уже виднѣлся передъ нимъ ярко освѣщенный дворецъ Кроуфорда.-- Ему нужно было пройти мимо главнаго входа и, съ переулка, отъискать входъ для прислуги. Съ перваго раза, можетъ быть, это сдѣлать было и не легко, но Кроммеръ съ чисто германской обстоятельностью уже за нѣсколько дней ходилъ вокругъ, изучая всѣ подробности дома. Теперь ему оставалось только открыть боковую калитку, перейти обширный дворъ, и онъ былъ у цѣли. И здѣсь, внутри большого огороженнаго пространства, тоже горѣло нѣсколько фонарей, которые хорошо освѣщали мощеный дворъ. Въ конюшняхъ еще работали слуги, но больше не было видно никого.
Съ спокойствіемъ чистой совѣсти Кроммеръ вошелъ во дворецъ, гдѣ Томасъ ждалъ его къ девяти часамъ. Теперь было уже нѣсколькими минутами больше, и онъ вѣрно уже стоитъ на лѣстницѣ и сторожитъ; вѣдь онъ, конечно, съ нетерпѣніемъ ждетъ извѣстій изъ Германіи и, послѣ такой долгой разлуки, горитъ желаніемъ поговорить съ родственникомъ. Шумный, грязный, окутанный туманомъ Лондонъ, конечно, не можетъ замѣнить ему его залитой солнцемъ родины.-- И дѣйствительно, Томасъ уже стоялъ на крыльцѣ. Фу, ты, чортъ! Что онъ увидѣлъ! Синяго цвѣта одежда блестѣла на немъ серебромъ, на головѣ большой напудренный парикъ, на ногахъ башмаки съ застежками по талеру величиной, на рукахъ сіяли бѣлизной манжеты, напомаженные усы, закрученные въ ниточку, торчали по обѣ стороны лица.
На взглядъ Петера Кроммера его двоюродный братъ-имѣлъ видъ герцога; онъ едва рѣшился поздороваться съ нимъ.
-- Господи Іисусе!-- сказалъ онъ, снимая шапку,-- да неужели это ты, Томасъ?
-- Иди въ мою комнату. Скорѣе, скорѣе.
Это была нѣсколько странная встрѣча, плохо подходившая къ неторопливой, обстоятельной манерѣ нѣмца, однакоже Кроммеръ послѣдовалъ приглашенію, и оба родственника чуть не бѣгомъ поспѣшили въ маленькую комнатку, куда вели три ступеньки.
И только тутъ Томасъ, наконецъ, протянулъ своему родственнику руку.;
-- Добрый вечеръ, братъ, добрый вечеръ! Отъ души привѣтствую тебя въ Лондонѣ.
-- Спасибо,-- сказалъ Кроммеръ.-- Ты сталъ тутъ настоящимъ дворецкимъ, и такую-то прекрасную службу ты собираешься покинуть?
Томасъ состроилъ гримасу.-- Чужой хлѣбъ всегда горекъ,-- недовольно сказалъ онъ.-- Несмотря на эту пеструю ливрею и большой парикъ, я рабъ, котораго можно швырять куда угодно, какъ какую-нибудь вещь. Билль сюда! Билль туда! А если не бѣжишь на первый звонокъ въ припрыжку, какъ заяцъ, такъ тотчасъ и выговоръ.
Кроммеръ сдѣлалъ большіе глаза. "Билль?-- повторилъ онъ,-- Билль?"
Томасъ засмѣялся.-- А ты думаешь можно этимъ англичанамъ такъ и сказать свое настоящее имя? Будьте мудры, какъ змѣи,-- вотъ золотая слова, и я сдѣлалъ ихъ своимъ девизомъ. А впрочемъ, вотъ тутъ стаканъ вина,-- продолжалъ онъ,-- а вотъ хлѣбъ и мясо. У меня какъ разъ сегодня ни минуты свободной, чтобъ поболтать.-- "Ни минуты свободной? Но вѣдь ты самъ писалъ мнѣ, чтобъ"...
-- А потомъ мнѣ пришлось измѣнить свои планы. Въ самомъ дѣлѣ, намъ остается всего какихъ-нибудь десять минутъ.
Кроммеръ вздохнулъ.-- Ахъ, Боже мой!-- сказалъ онъ,-- а намъ надо бы обо многомъ поговорить; тебѣ хотѣлось бы, конечно, узнать, какъ живутъ твои домашніе, а мнѣ поразспросить о твоихъ намѣреніяхъ...
Томасъ сдѣлалъ знакъ рукой.-- Обо всемъ поговоримъ, какъ-нибудь въ трактирѣ, добрый Петеръ. Я на дняхъ зайду къ тебѣ. И можетъ быть, черезъ какіе-нибудь пять-шесть дней мы будемъ уже въ открытомъ морѣ, и Европа останется у насъ за спиной.
Кроммеръ испугался.-- Такъ скоро?-- спросилъ онъ.-- Развѣ у тебя есть столько денегъ?
Слуга искалъ въ это время что-то на сосѣднемъ столикѣ.-- Мнѣ посчастливилось, и я получилъ даже изрядную сумму. Вотъ поэтому-то поводу я и просилъ тебя придти сегодня ко мнѣ, Петеръ.
-- Такъ, такъ; но что же ты хотѣлъ сказать мнѣ?
-- И много, и въ то же время мало; это, смотря по тому, какъ ты отнесешься. Видишь ли, я сплю въ одной комнатѣ съ двумя другими слугами, и потому, мнѣ кажется, не совсѣмъ безопасно держать деньги при себѣ. Людей никогда не знаешь вполнѣ; иной разъ вѣришь ему отъ души, а глядишь, онъ же тебя и подвелъ. Небойсь, ты и на себѣ испыталъ кое-что, мой добрый Петеръ?
Нѣмецъ вздохнулъ и сдѣлалъ утвердительный знакъ головой.
-- Развѣ я не далъ поручительства дома, въ Голштиніи, за моего лучшаго, стараго друга, а это поручительство и разорило меня. Развѣ не считалъ я своей обязанностью вѣрить ему вполнѣ,-- и былъ обманутъ.
Томасъ поднялъ руку.-- Вотъ видишь? Никогда нельзя уберечься и быть достаточно предусмотрительнымъ. Потому-то я и хотѣлъ сдѣлать тебѣ одно предложеніе, Петеръ.
-- Какое же?
-- Ты возьмешь всѣ деньги къ себѣ и будешь хранить ихъ до нашего отъѣзда для насъ обоихъ, или, лучше сказать, для насъ и для твоего сына. Согласенъ?
Кроммеръ кивнулъ головой.-- Если ты довѣряешь мнѣ, Томасъ. Я буду беречь твое добро пуще глаза.
-- О, конечно, конечно, объ этомъ не стоитъ и говорить. Вѣдь мы съ тобой близкіе родственники и не можемъ обмануть другъ друга. Я сейчасъ достану шкатулку.
Кроммеръ остановилъ его.-- Одну минуту,-- попросилъ онъ.-- Видишь, Томасъ, ты на меня не сердись, помни, что я старъ и гожусь тебѣ въ отцы, только,-- право языкъ не поворачивается,-- добрый мой Томасъ, честнымъ ли путемъ ты добылъ эти деньги?
-- Братъ Кроммеръ!
-- Ну, ну,-- успокоивалъ его старикъ.-- Вѣдь я не хотѣлъ оскорбить тебя. Но у такихъ молодыхъ парней, какъ ты...
Слуга принужденно засмѣялся.-- Мнѣ однажды пришлось спасти жизнь одному знатному господину,-- пробормоталъ онъ.-- За это я и получилъ подарокъ, котораго хватитъ на насъ обоихъ. Теперь ты знаешь все.
-- Ахъ! а товарищамъ ты объ этомъ не говорилъ?
-- Ни слова. Одному тебѣ извѣстна теперь моя тайна.
Старикъ кивнулъ головой.-- Такъ и надо. Никогда не слѣдуетъ о своихъ дѣлахъ звонить во всѣ колокола.
-- Однакоже люди ужъ пронюхали кое-что объ этомъ. По крайней мѣрѣ мои товарищи знаютъ, что у меня денегъ больше, чѣмъ то, что я могу сберечь изъ жалованья. Вотъ потому-то я и думаю, что ихъ оставлять здѣсь небезопасно. Согласенъ ты взять ихъ къ себѣ, братъ?
-- Конечно. Я тебѣ вполнѣ за нихъ отвѣчаю.
Томасъ вынулъ изъ выдвижного ящика шкатулку. Лицо его было блѣдно, глаза смотрѣли растерянно, онъ оглядывался по сторонамъ, какъ будто уже за нимъ стоялъ предатель.
-- А теперь, мнѣ уже давно пора,-- сказалъ онъ ему на ухо. Мнѣ надо спѣшить внизъ, къ своимъ обязанностямъ. Уходи, братъ, уходи, завтра я зайду къ тебѣ.
-- Навѣрно?-- спросилъ Кроммеръ.
-- Навѣрно. Прощай, прощай. И еще разъ повторяю, если лордъ или лэди встрѣтятъ тебя въ сѣняхъ, скройся въ ближайшую комнату и сиди тамъ, пока я начну тихонько кашлять на улицѣ. Да спрячь шкатулку подъ платье.
-- Ахъ, провалъ тебя возьми!-- сказалъ тихонько нѣмецъ, принимая шкатулку,-- это тяжеленько.
-- Наличныя денежки,-- шепнулъ Томасъ.-- Чистое золото.
-- Этакъ, пожалуй, и убили бы, если бы кто узналъ.
-- Конечно! Такъ застегнись же хорошенько. Ну, иди.
Томасъ взялъ своего брата за плечи, легонько вытолкнулъ его изъ комнаты и самъ, вмѣстѣ съ нимъ, сталъ спускаться съ лѣстницы.-- Тутъ ни души,-- сказалъ онъ, переводя духъ.-- Если тебѣ удастся благополучно пройти черезъ дворъ, то наше дѣло въ шляпѣ.
-- Неужели господа твои такъ суровы, что не позволяютъ даже повидаться съ родными?
-- Они надменны, высокомѣрны, гордятся своимъ богатствомъ. Иди, Петеръ, иди!
Передъ ними была ярко освѣщенная лѣстница, потомъ корридоръ и потомъ опять лѣстница. Томасъ все время шелъ по пятамъ старика, но передъ входомъ въ бель-этажъ онъ вдругъ поспѣшно простился съ нимъ.-- Все идетъ хорошо, братъ. До свиданія.
-- Господь съ тобою, Томасъ.
Слуга исчезъ, а дядя Кроммеръ спокойнымъ шагомъ продолжалъ спускаться внизъ по лѣстницѣ, устланной толстыми коврами, заглушавшими шаги. Итакъ, Томасъ нашелъ покровителя, знатнаго друга, который ему помогаетъ,-- кто бы могъ это думать! И ему пришла на память нѣмецкая поговорка "чѣмъ туже веревка, тѣмъ слаще счастье". Безъ сомнѣнія, Томасъ хотѣлъ придти на помощь ему и его сыну, хотѣлъ подѣлиться своими деньгами съ родственниками. Какъ это прекрасно съ его стороны? Быть можетъ, онъ измѣнился къ лучшему, сталъ степеннѣе. Вотъ, никогда не слѣдуетъ думать о людяхъ дурно, пока не имѣешь неопровержимыхъ доказательствъ. Съ каждымъ шагомъ дядя Кроммеръ такъ пристукивалъ своей палкой по персидскому ковру, словно шагалъ по вновь вспаханному полю. Его незлобивая душа вся поглощена была задачей очистить отъ всѣхъ пятенъ своего нѣкогда легкомысленнаго брата.
Вдругъ на лѣстницѣ раздались шаги и, прежде, чѣмъ онъ успѣлъ опомниться, Кроммеръ увидалъ двухъ господъ, которые шли прямо ему навстрѣчу, оживленно разговаривая.
.-- "Это лордъ",-- со страхомъ подумалъ Кроммеръ,-- "безсердечный, самовластный, лордъ! Что мнѣ дѣлать, чтобы не навлечь бѣды на Томаса?" Вдругъ онъ вспомнилъ совѣтъ Томаса и быстро проскользнулъ въ ближайшую комнату; тамъ онъ спрятался за высокой ширмой, загораживавшей каминъ, "Тутъ меня никто не увидитъ",-- подумалъ онъ, вздохнувъ свободнѣе. Но радость эта была непродолжительна. Едва успѣлъ онъ почувствовать пріятную теплоту освѣщенной матовымъ свѣтомъ комнаты, какъ дверь опять отворилась, и въ комнату вошли оба только что встрѣченные имъ господина. Кроммеръ страшно испугался, и въ головѣ у него, какъ молнія, пронеслась мысль, что, въ случаѣ, если его откроютъ, его примутъ за вора. Онъ крѣпко сжалъ зубы, чтобы не выдать себя даже вздохомъ. Оба господина разговаривали по-англійски; потомъ раздался звонокъ, и черезъ нѣсколько секундъ явился слуга, которому, очевидно, дали нѣсколько приказаній. Онъ принесъ освѣжительные напитки, придвинулъ стулья къ столу, поднялъ занавѣси на окнахъ и вдругъ зашелъ за ширму, чтобы растопить каминъ. Его возгласъ и движеніе отъ испуга заставили обоихъ господъ обратить вниманіе. Послѣдовало нѣсколько вопросовъ и отвѣтовъ, и затѣмъ всѣ трое зашли за ширму и вывели дядю Кроммера изъ его убѣжища. Ему что-то говорили, но онъ, конечно, ничего не понималъ, и только, когда вопросы повторили нѣсколько разъ, къ несчастному вернулась способность рѣчи.
-- Я не воръ, отпустите меня! .
Одинъ изъ господъ быстро обернулся къ другому и произнесъ нѣсколько словъ, на которыя тотъ, улыбаясь, отвѣчалъ наклоненіемъ головы и затѣмъ смѣрилъ старика взглядомъ съ нагъ до головы.
-- Вы нѣмецъ?-- спросилъ онъ Кроммера на его родномъ языкѣ.
-- Да, сударь, да,., и къ тому же честный человѣкъ. Я только на полчаса зашелъ къ одному изъ здѣшнихъ слугъ.... вотъ и все.
-- Но какъ же вы попали въ эту комнату?
-- Мой двоюродный братъ сказалъ мнѣ, что благородному лорду не угодно, чтобы родственники его служителей приходили въ домъ. Потому я хотѣлъ скрыться на минуту.
Господинъ, говорившій по-нѣмецки, перевелъ его отвѣтъ другому. Снова раздались слова, которыхъ дядя Кроммеръ опятъ не понялъ, но смыслъ которыхъ съ ужасающей отчетливостью вонзился въ его сознаніе.
-- Уловки,-- сказалъ одинъ. Мошенникъ; -- подтвердилъ другой.
-- Право, я честный человѣкъ,-- твердилъ нѣмецъ.-- Вы можете повѣрить мнѣ на слово.
-- А что у васъ тамъ, подъ платьемъ?-- спросилъ господинъ.
-- Это вещи моего родственника.
-- Покажите.
-- Я не имѣю права,-- вскричалъ Кроммеръ.-- Позовите Томаса Шварца, потому что шкатулка принадлежитъ ему.
Но словъ его никто не слушалъ. Его, безъ дальнихъ разговоровъ, задержали и отняли у него шкатулку.
-- Смотрите, смотрите, онъ говоритъ, что это собственность слуги!
И господинъ, со смѣхомъ, указалъ на корону, вырѣзанную на стальной пластинкѣ. Онъ протянулъ шкатулку своему товарищу.
Тутъ начались восклицанія, точно мухи залетали въ солнечный день. Раздавались звонки, слуги начали бѣгать взадъ и впередъ. Наконецъ, кто-то доложилъ, что идетъ лэди, и въ дверяхъ показалась высокаго роста дама, которая съ удивленіемъ оглядѣла всѣхъ присутствующихъ, а когда замѣтила шкатулку, то обнаружила особенный интересъ.-- Что это значитъ?
Ей объяснили, и милэди, съ видимымъ безпокойствомъ, открыла сокровищницу, на которой всѣ сосредоточили вниманіе, не исключая и нѣмца. Въ шкатулкѣ оказались драгоцѣнности, золото и жемчугъ. Все это переливало разными цвѣтами, какъ капли росы при солнечномъ сіяніи, и блестѣло такъ, что Петеръ Кроммеръ, совсѣмъ уничтоженный, прижался къ стѣнѣ.
Шкатулка съ украшеніями лэди, ея брилліанты! Очевидно, Томасъ Шварцъ укралъ ихъ.
Холодный потъ выступилъ по всему тѣлу несчастнаго нѣмца.
-- Пусть бы кто-нибудь позвалъ сюда моего родственника!-- сказалъ онъ умоляющимъ, тономъ.
Но никто не слушалъ его. Украшенія были пересмотрѣны и пересчитаны, а между тѣмъ одинъ изъ слугъ сбѣгалъ и привелъ полицейскаго. Кроммеру показалось, что земля у него подъ ногами заколебалась. Теперь его арестуютъ, какъ вора.
-- Господинъ!-- обратился онъ къ тому, который говорилъ по-нѣмецки,-- господинъ! Не позволите-ли вы мнѣ, по крайней мѣрѣ, датъ мои объясненія? Достаточно одного слова моего родственника, чтобы разъяснить все дѣло.
Тотъ, къ кому были обращены эти слова, пожалъ плечами.-- Оно и такъ слишкомъ ясно,-- сказалъ онъ,-- потому что у васъ нашли украденныя вещи.
-- Но я не зналъ, что онѣ краденыя. Томасъ Шварцъ далъ мнѣ шкатулку на сохраненіе.
-- О комъ это вы говорите?
-- Ахъ, да, да! Здѣсь его зовутъ Виллемъ,
-- Значитъ, онъ носитъ фальшивое имя? Это еще того лучше!
-- Пусть позовутъ сюда Билля,-- приказалъ лордъ.
Прошло нѣсколько минутъ въ ожиданіи. Обыскали весь домъ и весь дворъ, но о Биллѣ ни слуху, ни духу. Онъ исчезъ безслѣдно.
-- Лучшія свои вещи и деньги онъ захватилъ съ собой,-- сообщилъ одинъ изъ слугъ.
-- А что касается этого человѣка,-- прибавилъ другой,-- то я видѣлъ, какъ онъ уже нѣсколько дней бродилъ вокругъ дома.
-- Значитъ, онъ высматривалъ, и онъ съ Биллемъ дѣйствовали за-одно.
-- И этотъ глупый гусь одинъ будетъ расхлебывать кашу; другой птицы и слѣдъ простылъ.
-- Ведите!-- распорядился полицейскій, вынимая изъ кармана пеньковую веревку.-- Остальное разберетъ судъ.-- При этомъ онъ схватилъ Кроммера за руки и хотѣлъ скрутить ихъ, но нѣмецъ быстро отскочилъ, сжимая кулаки, глаза его метали искры.
-- Вы хотите связать меня!-- вскричалъ онъ.-- Хо-хо! Это не такъ-то легко!-- И онъ началъ отбиваться, во всѣ стороны размахивая руками и отступая къ двери. По это продолжалось недолго: черезъ полминуты, послѣ жестокаго сопротивленія, онъ лежалъ уже связанный, на полу. Одинъ изъ слугъ уперся колѣномъ ему въ грудь, другой крѣпко держалъ его за ноги, и такимъ образомъ имъ удалось опутать ему руки по всѣмъ суставамъ довольно длинной веревкой. Кроммеръ кричалъ отъ бѣшенства и отчаянія: "Клянусь истиннымъ Богомъ, я не виновенъ!"
-- Ведите, ведите!-- приказалъ полицейскій.
-- Такъ пусть же падетъ на васъ Божіе проклятіе! Чтобъ вамъ...
Они продолжали тащить его впередъ, заглушая его слова, такъ что слышно было только невнятное бормотаніе и прерывистыя всхлипыванія подъ ударами ихъ кулаковъ. Его толкали и волокли, какъ какую-нибудь скотину на бойню, пока, наконецъ, за нимъ не закрылись ворота тюрьмы.
Лязгъ желѣзныхъ засововъ, звонъ ключей, все достигало его слуха, словно издалека. Его впихнули въ темное помѣщеніе съ рѣшетчатой дверью и затѣмъ предоставили самому себѣ,-- больше никто имъ не интересовался.
У Кроммера дрожали руки и ноги.-- Есть ли тутъ кто-нибудь?-- спросилъ онъ шепотомъ, съ чувствомъ тайнаго ужаса.
-- Новый,-- сказалъ сиплый голосъ.
-- Зеленый! Этотъ попался еще въ первый разъ.-- По-нѣмецки, что-то, онъ говоритъ, ребята?
И на Кроммера полились цѣлые потоки вопросовъ на англійскомъ языкѣ, которыхъ онъ, конечно, не понималъ. Въ темнотѣ никого не было видно, но онъ зналъ и чувствовалъ себя предметомъ общаго вниманія, и это пугало его еще больше.
Запертъ съ ворами и убійцами, съ самыми послѣдними преступниками.-- Боже правый!-- если бы это знали его близкіе въ Голштиніи! И вотъ уже второй изъ друзей довелъ его до такого положенія,-- Томасъ Шварцъ, блудный сынъ, негодяй. Кроммеръ застоналъ. Что станется теперь съ его сыномъ въ этомъ чужомъ, городѣ? И ему представились самыя яркія картины горя и безпомощности.
-- Кажись, "Новый"-то воетъ,-- снова сказалъ одинъ голосъ.
-- Можетъ быть, у него тоска по родинѣ, по какимъ-нибудь египетскимъ горшкамъ изъ-подъ щей.
И со всѣхъ сторонъ раздался громкій хохотъ.
-- Парень смотритъ совсѣмъ дуракомъ,-- вскричалъ кто-то.-- Такая добродѣтельная фигура.... что твой филистеръ, который, припрятавъ оброчныя квитанціи, обѣдаетъ по воскресеньямъ въ пріютѣ для бѣдныхъ.
-- Горбатый писарь!-- вскричалъ кто-то,-- не умѣешь-ли ты ломать языкъ на нѣмецкомъ разговорѣ? Кажется, я какъ-то слышалъ.
-- Конечно. Только даромъ не стану.
Это было сказано на родномъ языкѣ Кроммера, и онъ насторожился, какъ боевой конь при трубномъ звукѣ.
-- О,-- промолвилъ онъ,-- нѣмецъ!
-- Нѣмецъ-то я не нѣмецъ, а говорить по-твоему умѣю. Каковъ ты, собственно говоря, изъ себя пріятель? Покажись-ка.
И горбунъ потащилъ нѣмца къ окну, куда столпились и всѣ остальные. Мало-по-малу глаза Кроммера привыкли къ темнотѣ, и онъ могъ отчетливо различать фигуры, а у нѣкоторыхъ даже черты лица. Писарь имѣлъ блѣдное, безбородое лицо съ хитрымъ выраженіемъ и маленькими лукавыми глазками; онъ постоянно держалъ руки въ карманахъ и перебиралъ тамъ какіе-то невидимые предметы.
-- Есть у тебя деньги, дружище?-- спросилъ онъ нѣмца.
Кроммеръ невольно поднялъ вверхъ крѣпко связанныя веревкой руки, какъ бы желая защитить свое достояніе.
-- Нѣтъ-ли у васъ карманнаго ножа, сударь?-- спросилъ онъ нерѣшительно.-- Веревки причиняютъ мнѣ нестерпимую боль.
Горбунъ захохоталъ. "Вы?" повторялъ онъ, "Вы?" Нѣтъ, пріятель, здѣсь мы всѣ на ты. Раскошеливайся-ка лучше.
-- Но я не могу пошевелить пальцемъ.
Горбунъ поискалъ глазами въ толпѣ.-- Волкъ!-- сказалъ онъ по-англійски.-- Пойди-ка сюда; тутъ есть тебѣ работа.
Изъ кучки выдѣлилась длинная, тощая фигура, съ темными, ввалившимися глазами и черными волосами.
Изъ-за полуоткрытыхъ губъ виднѣлись бѣлые блестящіе зубы, онъ щелкалъ ими, какъ голодный.
-- Волку пожива?-- сказалъ онъ самымъ низкимъ тономъ своего богатаго звуками голоса.
-- Грызи, грызи!-- кричали заразъ десять голосовъ.--Поточи свои зубы. Кусь, кусь!
Всѣ они хохотали. Тотъ, кого называли волкомъ, взялъ руки нѣмца въ свои, поднялъ ихъ и началъ грызть конопляную пряжу. Онъ перегрызалъ, перетиралъ, перемалывалъ зубами нитку за ниткой до тѣхъ поръ, пока, наконецъ, веревка истончилась такъ, что, дернувъ, ее удалось перервать пополамъ.
-- Еще одна,-- сказалъ Волкъ, весело похлопывая разгрызенной веревкой,-- девяносто восьмая.
-- Большое тебѣ спасибо, добрый другъ,-- простоналъ Кроммеръ, вертя во всѣ стороны онемѣвшія, затёкшія руки.
-- Ты занимаешься грызеніемъ изъ любви къ искусству?
Писарь перевелъ вопросъ, а затѣмъ и отвѣтъ.-- Они напрасно стараются,-- проворчалъ Волкъ.
Отвѣтъ звучалъ нѣсколько таинственно, и горбунъ нашелъ нужнымъ дать нѣкоторыя поясненія.-- Полицейскіе всегда приводятъ арестантовъ съ связанными руками,-- сказалъ онъ,-- и хотѣли бы, чтобъ они такъ и оставались, но это не удается, потому что Волкъ перегрызаетъ веревки.
-- Но вѣдь черезъ нѣсколько дней они могутъ опять связать?
-- А Волкъ ихъ опять перегрызетъ.
-- Неужели у него такое сострадательное сердце?-- спросилъ растроганный старикъ.
Громогласный хохотъ огласилъ камеру.
-- Ну, нѣтъ!-- возразилъ писарь,-- онъ просто ненавидитъ начальство и дѣлаетъ ему наперекоръ. Это радуетъ его душу. И вотъ, если не въ мѣру усердный надзиратель, въ видѣ особаго наказанія за нарушеніе тюремныхъ правилъ, навяжетъ веревки, то ужъ Волкъ нашъ начинаетъ точить зубы. Тотъ это знаетъ, и они такъ изъ года въ годъ воюютъ, не уступая другъ другу ни на волосъ. Однажды чиновникъ попробовалъ надѣть на одного арестанта желѣзные кандалы и какъ замѣтилъ на губахъ Волка улыбку,-- тутъ же раскаялся въ своей неосторожности. Когда онъ зашелъ въ другой разъ, нашъ добрый пріятель ужъ успѣлъ всѣ звенья цѣпи расплевать по всему полу и молча уставился тому въ глаза. Этотъ взглядъ леденитъ душу.
Нѣмецъ почувствовалъ нѣчто вродѣ головокруженія. Куда, въ какое общество онъ попалъ?
-- Неужели Волкъ уже цѣлый годъ здѣсь?-- спросилъ онъ съ разстановкой.
-- О, ужъ больше. Ему ужъ скоро выйдетъ рѣшеніе.-- И калѣка провелъ по шеѣ указательнымъ пальцемъ.-- Эту веревку ужъ трудненько будетъ перегрызть бѣдному Волку,-- прибавилъ онъ.
Кроммеръ вскочилъ, какъ ужаленный.-- Вѣдь не о висилицѣ же вы говорите?-- вскричалъ онъ,-- не о смертномъ приговорѣ? О, нѣтъ, нѣтъ, это было бы слишкомъ ужасно.
-- Вещь самая обыкновенная,-- сказалъ писарь.-- Нашъ пріятель въ недобрый часъ отправилъ на тотъ свѣтъ человѣка, котораго ненавидѣлъ, вотъ...
-- Неправда!-- заревѣлъ Волкъ.-- Ты не смѣешь говорить этого, горбунъ, или я раздавлю тебя, какъ пустую яичную скорлупу.
Писарь потеръ свои худыя руки.-- Вѣчно ты со своими неуклюжими манерами, медвѣдь ты этакій,-- сказалъ онъ со смѣхомъ.-- Я-то, конечно, вполнѣ увѣренъ въ твоей невинности, да другіе не такъ думаютъ: вотъ о нихъ я и говорю.
-- Чортъ бы ихъ подралъ! Въ этомъ проклятомъ домѣ честный малый не успѣетъ и оглянуться, какъ ему затянутъ пеньковый галстухъ. А ты-то что сдѣлалъ?-- обратился онъ къ нѣмцу.
-- Я? О, ничего, ничего. Я также невиненъ, какъ...
-- Какъ новорожденный бѣлый ягненокъ,-- это само собой понятно. Въ этомъ почтенномъ обществѣ все только самые настоящіе джентльмены.
И по камерѣ вновь прокатился всеобщій хохотъ.-- Можетъ быть, несмотря на это, тебя обвиняютъ въ воровствѣ? Ужъ и это довольно скверно. Вы съ Волкомъ будете висѣть рядомъ, на одной висилицѣ.
Кроммеръ почувствовалъ, что волосы на головѣ у него становятся дыбомъ,-- Они думаютъ, что я укралъ брилліанты у лэди Кроуфордъ,-- со вздохомъ сказалъ онъ -- Это была продѣлка моего двоюроднаго брата, который и меня тутъ запуталъ.
Нѣкоторые изъ арестантовъ тихонько засвистали. "Брилліанты лэди Кроуфордъ! Не мелко ты, братецъ, плаваешь. Ну, не миновать тебѣ свадьбы съ дочкой веревочника".
-- Вы думаете?-- вскричалъ нѣмецъ.-- Но кто же вѣшаетъ воровъ. Если бы даже допустить, что я воръ? На моей родинѣ только закоренѣлыхъ злодѣевъ наказываютъ смертной казнью.
-- Ну, такъ тамъ я непремѣнно бы сталъ воровать,-- прошу прощенія! Даже постаралея бы, чтобъ меня напрасно заподозрели въ воровствѣ. Только, видишь ли, пріятель, сказалъ писарь, крѣпко стискивая руку нѣмца,-- мы въ Англіи, и тебѣ такъ же не миновать висѣлицы, какъ жизни не уйти отъ смерти! Тебѣ бы придумать что-нибудь поумнѣе, а не раздражать высокопоставленныхъ господъ. А любишь кататься,-- любя и саночки возить! Давай-ка деньги, мертвый человѣкъ, живые-то лучше съ ними распорядятся.
Кроммеръ съ силой отдернулъ свою руку,-- Не хочу!-- закричалъ онъ.-- Пустите! Все, что у меня есть, это -- сущіе пустяки, но, если я дѣйствительно долженъ умереть, все это -- единственное наслѣдство для моего сына.
-- До твоего малыша намъ дѣла нѣтъ, пріятель. Давай-ка деньги.
-- Дайте дубинѣ работу, такъ и та найдетъ, что поѣстъ. Господи! Этотъ счастливецъ на свободѣ, чего еще ему надо?
Вся толпа скучилась вмѣстѣ и напала на нѣмца, притиснувъ его къ стѣнѣ, гдѣ онъ не могъ уже отбиваться. Въ это время сквозь туманъ проглянулъ блѣдный мѣсяцъ, и въ мутной полосѣ свѣта, прорѣзавшей тюремную тьму, можно было разглядѣть всѣ эти искаженныя лица, съ жадно горящими глазами, которыя старались отнять у нѣмца его ничтожныя сбереженія.
Въ продолженіе нѣсколькихъ секундъ всѣ- они толпились, жали и мяли другъ друга, и Кроммеръ почувствовалъ, что его со всѣхъ сторонъ обшариваютъ нѣсколько привыкшихъ къ воровству рукъ.
-- Тебѣ ужъ денегъ больше не надо,-- давай ихъ сюда!
-- И часы! Часы!
-- У него еще и часы? Ого! Это ужъ моя добыча!
-- Нѣтъ, моя! Такая находка въ рѣдкость!
Голову Кроммера загнули назадъ, кто-то крѣпко держалъ его за руки, а колѣни прищемили, какъ въ тискахъ, и со всѣхъ сторонъ давили такъ, что онъ едва дышалъ. Рылись во всѣхъ карманахъ и тащили оттуда все,-- деньги, часы, карманный ножъ, трубку, даже носовой платокъ и галстухъ. Когда больше взять уже было нечего, его бросили, и онъ, совершенно изнеможенный, упалъ въ уголъ, а арестанты, присѣвъ на корточки, старались отнять другъ у друга награбленное. Слышались брань, ругательства и, время отъ времени, подавленный стонъ физической боли. Кроммеръ чувствовалъ какое-то оглушеніе и притупленіе всѣхъ чувствъ; онъ ощупывалъ пустые карманы, задавая себѣ безцѣльные вопросы,-- неужели всѣ его трудовыя деньги пропали для него безвозвратно?
Вдругъ загремѣли ключи и засовы, тяжелая желѣзная дверь распахнулась, и въ камерѣ появился тюремный сторожъ, держа въ лѣвой рукѣ фонарь, а въ правой ременную плеть, которою онъ размахивалъ въ воздухѣ.
-- Бездѣльники!-- кричалъ этотъ маленькій широкоплечій человѣкъ съ пьянымъ лицомъ.-- Негодяи! Хотите, чтобъ я разогналъ васъ?
И плеть, хлопая, пошла гулять по спинамъ, головамъ, рукамъ и плечамъ, даже по блѣднымъ, испитымъ лицамъ и въ безсильной злобѣ сжатымъ кулакамъ. Поднялись кроки, жалобы, проклятія, угрозы, которые леденили кровь въ жилахъ нѣмца. Арестанты всѣ столпились въ кучу, но никто не оказывалъ сопротивленія расходившемуся надзирателю; они изгибались, подъ ударами, стараясь какъ-нибудь защитить отъ плети хоть лицо, но ни одна рука не поднялась, чтобъ выхватить это орудіе пытки. Лишь одинъ отдѣлился отъ толпы, но не для открытаго нападенія: онъ втихомолку, медленными, но увѣренными шагами отошелъ прочь. Это былъ Волкъ. Онъ улыбался, скрестивъ руки, какъ бы сознавая, что его не можетъ коснуться ни одинъ ударъ; онъ щелкалъ острыми, бѣлыми, сверкавшими при свѣтѣ фонаря зубами. Глаза надзирателя слѣдили за нимъ съ дикой ненавистью. Оба съ секунду стояли неподвижно другъ противъ друга, словно настоящіе волкъ и охотникъ въ борьбѣ на жизнь и на смерть. Наконецъ, надзиратель опустилъ плеть и пошелъ къ двери, сопровождаемый шипѣніемъ и вытьемъ своихъ жертвъ.
Сотни разъ надѣвалъ онъ арестантамъ наручники, въ надеждѣ устрашить ихъ, и каждый разъ его противникъ разрушалъ его надежды. Онъ ненавидѣлъ его, способенъ былъ хладнокровно задушить его. Уходя, онъ еще разъ обернулся, посмотрѣлъ на Волка и, когда взгляды ихъ встрѣтились, провелъ пальцемъ но шеѣ. "Повѣсятъ!" означалъ этотъ жестъ. Волкъ оскалилъ зубы, но не произнесъ ни слова.
И тюрьма опять погрузилась въ тьму. Кроммеръ почувствовалъ подъ ногами что-то жидкое, липкое, машинально онъ дотронулся до этого дрожащими пальцами, и запачкалъ ихъ въ теплой красной человѣческой крови. Это уже было слишкомъ. Нервы Кроммера не выдержали, и онъ безсильно опустился на землю.
Пока все это происходило. Антонъ напрасно ждалъ возвращенія домой отца. Сначала онъ открылъ у себя на чердакѣ окно и смотрѣлъ на факелы кукольнаго театра, который его сильно интересовалъ. Но всѣхъ прелестей его онъ не могъ разсмотрѣть на такомъ разстояніи и успокоивалъ себя надеждой, что пойдетъ завтра и увидитъ представленіе. Тутъ были и чортъ, и архангелъ, и трубочистъ, и мельникъ и наконецъ сверхестественной величины котъ. Какъ хотѣлось Антону увидать все это поближе!
Съ Темзы дулъ холодный вѣтеръ, шумъ и гулъ тысячи голосовъ однообразнымъ глухимъ звукомъ доносился до одинокаго мальчика. Это наводило на него истому, заставляло душу и тѣло дрожать, какъ въ ознобѣ и обезсиливало духъ, угнетая нервы. Куда же дѣлся отецъ? Онъ долженъ вернуться съ минуты на минуту.
Слышно было, какъ внизу, въ харчевнѣ, распѣвали матросы, кто-то скверно игралъ на арфѣ, выла собака и время отъ времени долеталъ безпутный смѣхъ. Между прочимъ произошла драка, стучали кулаками по столамъ, стулья и стаканы летѣли на полъ, весь домъ дрожалъ отъ ударовъ, которыми пьяные люди награждали другъ друга.
Антонъ тихонько вздохнулъ. Какая разница,-- здѣсь и тамъ, на далекой родинѣ, гдѣ шумѣли германскіе буки, и гдѣ жили простые, мирные люди, которымъ такъ чужды были сцены, подобныя этой. Онъ сѣлъ на кровать и закрылъ лицо руками. Теперь онъ уже не мечталъ ни о кукольномъ театрѣ, ни о танцующемъ медвѣдѣ. Одиночество произвело на него свое пагубное дѣйствіе,-- онъ думалъ безпокойныя думы. Что-то ждетъ ихъ тамъ, въ невѣдомой Америкѣ?
Прошелъ еще часъ. Глухой бой церковныхъ часовъ отзвонилъ полночь. Антонъ опять опустилъ голову на подушку,-- вѣдь и правда, что за бѣда, если онъ соснетъ минутку до прихода отца? Не прошло и нѣсколькихъ минутъ, какъ сонъ окуталъ его своимъ легкимъ, пестрымъ покровомъ.
Вотъ онъ идетъ по родной деревнѣ и смотритъ на игры счастливаго дѣтства; вотъ онъ дома и видитъ мать,-- свою умершую мать. Она гладитъ его по лицу, цѣлуетъ и какъ прежде, когда онъ былъ ребенкомъ, называетъ своимъ единственнымъ, обоимъ любимцемъ. Но къ счастливымъ грезамъ мало-по-малу примѣшалось кое-что и изъ дѣйствительной жизни. Вотъ театръ маріонетокъ,-- видано ли что-нибудь подобное въ деревнѣ! Онъ покажетъ всѣ эти прелести своимъ товарищамъ,-- только бы вернулся скорѣе отецъ. Онъ недавно еще говорилъ о счетѣ квартирнаго хозяина, вздыхалъ и ломалъ голову, откуда взять денегъ, чтобъ честно съ нимъ расплатиться.
Антонъ что-то говорилъ во снѣ и ворочалъ голову изъ стороны въ сторону. Да, сколько же времени они уже въ чужомъ городѣ? Недѣлю? Можетъ быть, мѣсяцъ? Онъ чувствовалъ, что жаръ и холодъ поперемѣнно пробѣгали по его жиламъ. Какой ужасный счетъ! Сотни, тысячи,-- Боже, защити ихъ! Такой кучи денегъ никогда и не бывало въ томъ кожаномъ мѣшкѣ, который отецъ носилъ на себѣ. Потомъ опять шумъ въ харчевнѣ. Онъ хотѣлъ заговорить и проснулся отъ звука собственнаго голоса.
Въ домѣ царствовала полнѣйшая тишина. Черная, непроглядная тьма наполняла чердакъ. Сердце Антона начало колотиться сильнѣе.
-- Отецъ!-- позвалъ онъ тихимъ голосомъ. Никакого отвѣта. Ни малѣйшаго движенія!
Мальчикъ вскочилъ и ощупью подошелъ къ кровати старика. Онъ ощупалъ руками подушки. Никого. Тогда его взяло безпокойство. Онъ чувствовалъ, всѣмъ существомъ своимъ чувствовалъ, что ото уже не поздній вечеръ, что прошла уже половина ночи. Такая тишина, такое отсутствіе всякихъ жизненныхъ звуковъ въ большихъ городахъ бываетъ только передъ раннимъ утромъ.
Въ потьмахъ Антонъ сжималъ свои руки, онъ чуть не плакалъ. "Боже, о Боже!" -- шепталъ онъ,-- "что случилось?" И снова началъ прислушиваться,-- нигдѣ ни звука. Если бъ горѣла хоть лампа, а то эта темнота въ окружающей его мертвой тишинѣ была ужасна, она жгла его мозгъ и вызывала огненныя искры передъ глазами.
Быстро рѣшившись, Антонъ ощупью открылъ дверь и спустился на три ступеньки. Изъ нижняго этажа былъ виденъ слабый свѣтъ; тамъ терли пескомъ полы, мыли посуду и приводили въ порядокъ столы и стулья. Антонъ увидѣлъ хозяина харчевни, нѣмца, съ честнымъ лицомъ и такимъ же честнымъ сердцемъ.
Нѣмецъ поставилъ на столъ кружку, которую мылъ и вопросительно глядя на Антона, съ удивленіемъ покачивалъ головой.
-- Ну,-- сказалъ онъ,-- что это съ тобой случилось?
Антонъ съ трудомъ овладѣлъ собой.-- Куда могъ дѣться мой отецъ, господинъ Романнъ? Вѣдь его нѣтъ у васъ въ харчевнѣ?
Хозяйка и служанка оставили работу и переглянулись. Наступило то тяжелое молчаніе, которое всегда предшествуетъ печальнымъ догадкамъ.
-- Господь его знаетъ!-- сказалъ, наконецъ, хозяинъ,-- Такой серьезный, степенный человѣкъ,-- какъ это можно, чтобъ онъ загулялъ гдѣ-нибудь до утра.
Антонъ и самъ отлично зналъ это. Если бы отецъ его вернулся, онъ, конечно, прошелъ бы въ свою комнату, а не въ харчевню, гдѣ шумѣла пьяная компанія.
Невыразимый ужасъ наполнилъ сердце юноши. Ему вспомнились разсказы о разбойникахъ, которые нападаютъ по ночами на путешественниковъ, и о всевозможныхъ несчастныхъ случаяхъ. Окружающая тишина, какъ кошмаръ, давила его мозгъ.-- Вѣдь входныя двери открыты,-- не правда ли?-- спросилъ онъ наконецъ.-- Надо, чтобъ отецъ могъ попасть домой, когда вернется.
-- Никто не стучался, молодой баринъ, я бы услыхала во всякомъ случаѣ.
Антонъ чувствовалъ себя, какъ парализованный.-- Можно мнѣ побыть въ харчевнѣ? спросилъ онъ упавшимъ голосомъ.
-- Конечно, сколько угодно, только не снимай засововъ и не стучи желѣзными запорами, а то съ улицы могутъ замѣтить.
-- И тогда нагрянутъ?
-- Понятно. Отъ этого народа только запоры и спасаютъ.-- Садись вотъ тамъ, въ уголъ,-- прибавилъ онъ,-- я принесу тебѣ чего-нибудь согрѣться, мой мальчикъ. Не вѣшай голову; не надо сразу ужъ считать все потеряннымъ. Можетъ быть, старикъ сидитъ себѣ со своимъ родственникомъ и судитъ да рядитъ о томъ, да о другомъ.
Антонъ печально покачалъ головой.-- Не можетъ быть, господинъ Романнъ. Отецъ никогда, по доброй волѣ, не заставилъ бы меня переживать такую тревогу.
Хозяинъ вздохнулъ.-- Ну, мнѣ надо все-таки соснуть часокъ-другой,-- объявилъ онъ.-- Безъ этого нельзя. Такъ ты ни подъ какимъ видомъ не откроешь двери, юноша?
-- Только, если постучится отецъ.
-- Да, да, конечно.
А самъ про себя добрый человѣкъ подумалъ: "этого не скоро дождемся". Но во всякомъ случаѣ онъ не произнесъ этихъ безотрадныхъ словъ и вышелъ, оставивъ нашего юнаго друга въ неописуемомъ состояніи духа.
Отецъ его умеръ, онъ это зналъ навѣрное, убитъ на улицѣ; Что же будетъ дальше? Куда идти, чтобъ узнать всѣ подробности?
И потрясенный до глубины души, онъ заплакалъ, какъ ребенокъ.