Градовский Александр Дмитриевич - Государственный человек прежнего времени

Складчина. Литературный сборникъ составленный изъ трудовъ русскихъ литераторовъ въ пользу пострадавшихъ отъ голода въ Самарской губерніи

С.-Петербургъ, 1874

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЧЕЛОВѢКЪ ПРЕЖНЯГО ВРЕМЕНИ.
(Графъ Н. С. Мордвиновъ).

"Наканунѣ успеньева дня 1812 г., разсказываетъ Вигель въ своихъ запискахъ, мнѣ пришли сказать, что нѣкто Мордвиновъ желаетъ меня видѣть. {Свиданіе происходило въ Пензѣ, куда Мордвиновъ удалился послѣ паденія его друга, Сперанскаго.} Я одѣлся наскоро, чтобы къ нему выйти, и взглянувъ на него, изумился: я но имѣлъ понятія о той необыкновенной красотѣ, которую можетъ имѣть старость. Передо иною былъ человѣкъ не съ большимъ лѣтъ шестидесяти, невысокаго роста, одѣтый съ изысканною опрятностію, въ черномъ фракѣ, не новаго покроя, съ расчесанными на обѣ стороны распущенными бѣлыми волосами, съ чрезвычайною живостью во взорахъ, съ удивительною пріятностію въ голосѣ, что-то напоминающее собою векфильдскаго священника; передо мною былъ прославившійся въ государствѣ, Николай Семеновичъ Мордвиновъ".

Таковъ портретъ Мордвинова, нарисованный человѣкомъ, вообще нерасположеннымъ къ похвалѣ, а тѣмъ болѣе къ похвалѣ Мордвинову, принадлежавшему къ лагерю, нелюбезному автору "Записокъ". Таковы-же характеристики знаменитаго старика, оставленныя намъ С. Т. Аксаковымъ, Н. И. Тургеневымъ, Шишковымъ и другими. Въ теченіе сорока лѣтъ нынѣшняго столѣтія Мордвиновъ билъ предметомъ общаго уваженія и удивленія. "Онъ почитался нашимъ Сократомъ, Катономъ и Сенской". Рылѣевъ, въ своей одѣ "Гражданское Мужество", написалъ между прочимъ:

Лишь Римъ, вселенной властелинъ,

Сей край свободы и законовъ,

Возмогъ произвести одинъ

И Брутовъ двухъ и двухъ Катоновъ.

Но намъ-ли унывать душой,

Когда еще въ странѣ родной

Одинъ изъ дивныхъ исполиновъ

Екатерины славныхъ дней,

Средь сонма избранныхъ мужей,

Въ совѣтѣ бодрствуетъ Мордвиновъ?

Каждое мнѣніе "дивнаго исполина" было общественнымъ происшествіемъ. Среди всеобщаго политическаго и литературнаго затишья, они, такъ сказать, замѣняли политику и литературу. Ихъ переписывали въ сотняхъ экземпляровъ, читали съ жадностью, вытверживали чуть не на память. Одни удивлялись смѣлости и простодушію адмирала, другіе его высокогуманнымъ идеямъ, третьи -- обширной ученоcти, четвертые изумительному его трудолюбію. Можно сказать, что всѣ были правы. Рѣдко въ сферѣ русскихъ государственныхъ людей являлся человѣкъ съ такими глубокими, разнообразными свѣдѣніями. Подготовленный первоначально къ морокой службѣ, Мордвиновъ основательно былъ знакомъ съ теоріею и практикою морскаго дѣла, чего конечно нельзя было достигнуть безъ серьезнаго математическаго образованія. Частыя его путешествія за границу и пребываніе въ Англіи дали ему возможность познакомиться со строемъ и духомъ западныхъ учрежденій и сблизиться съ представителями науки и литературы. Онъ былъ проникнутъ идеями философіи ХѴШ ст. Но, вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ не остановился, подобно многимъ, на знакомствѣ съ представителями общихъ идей великаго вѣка. Его манили не одно философское и литературное движеніе; Мордвиновъ замѣчателенъ тѣмъ, что ему удалось вынести изъ запада и науку, въ самомъ серьезномъ ея видѣ. А. Смитъ нашелъ въ немъ одного изъ самихъ усердныхъ читателей и учениковъ. Знакомство съ политическою экономіею и теоріею финансовъ ясно обнаруживается во всѣхъ его мнѣніяхъ по вопросамъ государственнаго хозяйства. Если А. Смитъ быль его учителемъ по вопросамъ финансовымъ, Бентанъ имѣлъ большое вліяніе на его юридическія воззрѣнія. Онъ зналъ Бентама не только въ его сочиненіяхъ, но интимно, о чемъ свидѣтельствуетъ ихъ переписка.

Не одно обширное образованіе отличало Мордвинова. Эпоха Екатерины II основала въ Россіи, а начало царствованія Александра I создало довольно значительный кругъ просвѣщенныхъ людей. Дѣятели того времени любили говорить по Тациту и Плутарху, по Монтескьё, Вольтеру и Беккаріи. Нѣкоторые изъ нихъ явились по зову новаго императора изъ Англіи, другіе изъ Франціи, гдѣ ихъ воспитателями были иногда республиканцы и друзья Бабёфа. Но въ жизни и дѣятельности этихъ людей замѣчается одна рѣзвая и печальная черта -- именно раздвоеніе между ихъ теоретическими взглядами, образомъ мыслей, и направленіемъ воли, если только въ это время можно было говорить о волѣ, характерѣ. Это раздвоеніе имѣло своимъ послѣдствіемъ какой-то бездушный формализмъ, какое-то внѣшнее, безсердечное отношеніе къ дѣлу. Мордвиновъ отличался тѣмъ, что усвоенныя имъ теоріи становились его второй природой, проникали все его существо, что у него не было "мнѣній", а были твердыя убѣжденія. Этимъ объясняется его "прямодушіе и искренность", составлявшія предметъ всеобщаго удивленія. "Прямодушіе" Мордвинова не было результатомъ только его природной честности и пылкости; притомъ H. Н. Тургеневъ свидѣтельствуетъ, что рѣчь Мордвинова не отличалась рѣзкостью и горячими выходками: она характеризуется поговоркой -- suaviter in modo, fortiter in re. Но убѣжденіе твердое и непреклонное, убѣжденіе, составляющее часть нашей природы, не можетъ быть выражено въ видѣ общихъ фразъ, казенныхъ формулъ, дающихъ возможность знать о содержаніи рѣчи по имени ея автора. "Мнѣнія" Мордвинова стояли особнякомъ, потому что не подходили ни подъ одно изъ высказанныхъ мнѣній, не укладывались въ оффиціальныя рамки. Такія мнѣнія нужно читать сначала до конца -- иначе мы смѣшаемъ ихъ съ прочими "сужденіями", излагаемыми въ оффиціальныхъ меморіяхъ.

Идея, сдѣлавшаяся убѣжденіемъ, охватываетъ все существованіе человѣка; она не оставляетъ ему досуга, извлекаетъ изъ него всѣ силы, двигаетъ его впередъ, пока въ немъ есть силы. Мордвиновъ былъ однимъ изъ людей, не принадлежавшихъ себѣ. 91 годъ жилъ онъ на свѣтѣ; {Мордвиновъ род. въ 1754, умеръ въ 1846 г.} въ теченіе 44 лѣтъ онъ дѣйствовалъ въ высшихъ законодательныхъ сферахъ {1801--1845.} -- срокъ, способный утомить самаго усерднаго труженика. Мордвиновъ не былъ только труженикомъ, проявлявшимъ усердіе на государственной службѣ. Онъ былъ, въ своей сферѣ неистощимымъ источникомъ новыхъ идей, которыя онъ съ истиннымъ увлеченіемъ, отстаивалъ и проводилъ гдѣ можно. "Всевышній Создатель, писалъ онъ про себя, не сотворилъ меня равнодушнымъ къ общественному благу, онъ былъ ходатаемъ этого блага вездѣ и во всемъ. Его отзывчивая душа и энергическій характеръ побуждали его высказываться едва-ли не по каждому вопросу, имѣвшему какое-нибудь общественное значеніе. Вопросы политическіе и юридическіе, реформы финансовыя и экономическія, задачи народнаго образованія и народнаго здравія занимали его поперемѣнно и съ одинаковою силою. "Мнѣнія" Мордвинова составляютъ въ рукописи XIII тоновъ in-folio; ихъ смѣло можно назвать сводомъ всѣхъ вопросовъ, волновавшихъ наши общественныя и административныя сферы въ теченіе первой половины XIX вѣка. Мнѣнія эти замѣчательны еще тѣмъ, что авторъ ихъ разсматриваетъ каждый вопросъ съ высоты общей теоріи. Разсуждаетъ-ли онъ о важнѣйшихъ финансовыхъ реформахъ, разсматриваетъ-ли частный процессъ, переданный на уваженіе департамента дѣлъ гражданскихъ и духовныхъ {Мордвиновъ долгое время былъ предсѣдателемъ этого департамента.} -- онъ вездѣ умѣетъ возвести дѣло къ общимъ началамъ, высказать то или другое здравое политическое начало.

При другихъ общественныхъ условіяхъ имя Мордвинова было бы довольно извѣстно всѣмъ и каждому; его мѣсто въ ряду другихъ дѣятелей было-бы опредѣлено и значеніе уяснено. Но Мордвиновъ работалъ при самыхъ неблагопріятныхъ условіяхъ. Ни печать, ни исторія не могли популяризировать его имя. Русское общественное мнѣніе часто упрекаютъ въ забывчивости и непостоянствѣ. Оно всегда поклоняется людямъ своего времени, но не умѣетъ опредѣлить ихъ относительнаго значенія, ихъ связи съ идеями и людьми прошлаго. Стоитъ человѣку минуты сойти со сцены, какъ память объ немъ исчезаетъ въ безграничномъ пространствѣ Россіи; общество ищетъ новыхъ боговъ, чтобы послѣ и ихъ предать забвенію, этому ужасному наказанію, свойственному странамъ безъ преданія, безъ литературы и общественнаго мнѣнія. Но должно быть справедливымъ. Общество можетъ дать своимъ дѣятелямъ только то, что въ его силахъ. Оно не можетъ сохранять въ своей памяти прошлаго, безъ внѣшнихъ средствъ, воспитывающихъ и поддерживающихъ эту память. Какъ увѣковѣчивается память о замѣчательныхъ дѣятеляхъ -- мы говоримъ о дѣятеляхъ политическихъ -- на западѣ Европы? При жизни, сильная политическая печать распространяетъ и разбираетъ ихъ мнѣнія; общество встрѣчаетъ ихъ на гласной политической аренѣ, свыкается съ ними, смотритъ на нихъ какъ на свое достояніе. Послѣ смерти, безпристрастная исторія подводитъ итоги ихъ дѣятельности, отводитъ имъ опредѣленное мѣсто въ ряду ихъ современниковъ. Ни одного изъ этихъ условій не было въ то время, когда пришлось дѣйствовать Мордвинову. Не объ одномъ Мордвиновѣ, но и о прочихъ его современникахъ послѣдующія поколѣнія знали только "по наслышкѣ", т. е. должны были довольствоваться именемъ и самою общею характеристикою.

Въ наше время приходится извлекать изъ "мрака забвенія" не одно нѣкогда славное и почетное имя. Мы зарылись въ архивы, общественные и семейные, неутомио печатаемъ воспоминанія, автобіографіи, письма, мнѣнія. Нѣсколько журналовъ и правительственныхъ изданій заняты печатаніемъ актовъ прошлаго. Теперь ни даже не въ состояній оцѣнить всей важности этой работы. Но чрезъ нѣсколько времени станетъ понятно, что сдѣлали "архивныя изданія": странѣ будетъ возвращено ея прошлое и притомъ прошлое, съ которымъ она связана непосредственно. Она получитъ возможность сознательно относиться въ своей исторіи, а слѣдовательно и къ настоящему и будущему.

Въ числѣ этихъ любопытныхъ документовъ, помѣщаемыхъ въ разныхъ изданіяхъ, имѣнія и письма Мордвинова занимаютъ видное мѣсто. Почти каждый журналъ этого рода заключаетъ въ себѣ много важнаго для характеристики адмирала. Наконецъ, профессоръ кіевскаго университета, т. Иконниковъ, на основаніи какъ изданныхъ, такъ и рукописныхъ матеріаловъ, состаимъ добросовѣстную и любопытную монографію. {Графъ Н. С. Мордвиновъ. Историческая монографія проф. Иконникова. С.П.Б. 1873.} Этотъ трудъ можетъ быть смѣло названъ полнымъ и систематическимъ сводомъ какъ мнѣній самого Мордвинова, такъ и отзывовъ его современниковъ. Обиліе матеріаловъ, которыми располагалъ почтенный авторъ, дало-бы ему полное право представить и общую характеристику своего героя. Но эта задача не входила въ его планы. За то онъ безмѣрно облегчилъ трудъ каждаго, кто желалъ-бы за нее взяться. Мы постараемся выполнить ее, основываясь на фактической сторонѣ прекраснаго труда г. Иконникова, на сколько это позволяетъ объемъ небольшой статьи.

II.

Характеристика каждаго государственнаго дѣятеля, особенно если онъ руководился извѣстными общими началами, должна быть .начата съ характеристики эпохи, среди которой выработались эти начала. Ключъ ко всѣмъ мнѣніямъ Мордвинова -- въ научныхъ и политическихъ идеяхъ XVIII ст., которые онъ воспринялъ въ теченіе первой половины своей жизни и настойчиво проводилъ въ теченіе второй.

Движеніе ХVIII ст. разсматриваемое съ внѣшней, политической точки зрѣнія, имѣло одну общую цѣлъ -- обезпеченіе человѣческой личности и ея свободы посредствомъ утвержденія законности въ государственномъ устройствѣ и управленіи. Такое стремленіе было вполнѣ понятно въ обществахъ, страдавшихъ отъ порядка, прямо противоположнаго началу законности. Правленіе Людовика XIV и XV во Франціи, мелкій и придирчивый деспотизмъ въ германскихъ государствахъ, ясно показали къ чему ведетъ право личнаго усмотрѣнія, поставленное на мѣсто общаго закона. Горькій, ежедневный опытъ убѣждалъ всѣхъ и каждаго, что нѣтъ права, безъ обезпеченія личности и нѣтъ обезпеченія, безъ точнаго опредѣленія границъ государственной власти и правильнаго соотношенія ея органовъ. Частныя распоряженія, занявшія мѣсто закона, административная расправа, заступившая мѣсто правосудія, приводили къ тому, что ни личная безопасность, ни частное имущество не знали никакаго обезпеченія. Система раздѣленія властей, свобода печати, вѣры, право петицій, судебныя гарантіи, домашняя неприкосновенность, воспрещеніе произвольныхъ арестовъ, гласность правительственныхъ дѣйствій -- все это не сходило съ языка лучшихъ представителей ХVIII вѣка и все должно было вести къ одной цѣля: воцаренію царства закона (règne de la loi), поставленнаго на мѣсто царства произвола. Понятно само собою, что Англія, страна наиболѣе сдѣлавшая для развитія личной свободы, теперь сдѣлалась образцомъ для всѣхъ политическихъ мыслителей. Въ "Духѣ Законовъ" Монтескьё находится слѣдующее замѣчательное мѣсто:

"Хотя всѣ государства имѣютъ вообще одну я ту-же цѣль, самосохраненія (qui est de ae maintenir), но каждое государство имѣетъ однако свою особенную цѣль. Увеличеніе владѣній было цѣлью Рима; война -- Спарты; религія -- еврейскихъ законовъ; торговля -- Марсели; общественное спокойствіе -- Китая; мореплаваніе -- законовъ Родійскихъ; естественная свобода -- цѣль дикарей; вообще удовольствіе государя -- державъ деспотическихъ; слава государя и государства -- монархій; независимость каждаго частнаго лица -- цѣль польскихъ законовъ, что ведетъ къ угнетенію всѣхъ. {Намекъ на liberum veto.}

"Но есть въ мірѣ нація, имѣющая прямой цѣлью своей конституціи политическую свободу. {Политическая свобода въ гражданинѣ, говоритъ Монтескьё, есть спокойствіе духа, истекающее изъ увѣренности каждаго въ своей безопасности; для доставленія этой безопасности нужно, чтобы правительство было таково, чтобы одинъ гражданинъ не боялся другаго (Esp. des lois, XI, 6). Это опредѣленіе вошло и въ Наказъ Екатерины II, которая его дополнила. Именно послѣ словъ, чтобы одинъ гражданинъ не боялся другаго, она говоритъ -- "но всѣ боялись-бы законовъ".} Мы разсмотримъ начала, на которыхъ она ее основываетъ. Если они хороши, свобода явится въ нихъ какъ въ зеркалѣ.

"Для того чтобы открыть политическую свободу въ конституціи не нужно большаго труда. Если ее можно видѣть, гдѣ она есть, если ее нашли, зачѣмъ ее искать!" {Esp. des lois, XI, 5.}

Въ этихъ словахъ очевидно скрывалась слѣдующая мысль: "хотите-ли политической свободы? Смотрите какъ она осуществлена въ Англіи!"

Не нужно напоминать какое вліяніе идеи Монтескьё и писателей его школы имѣли въ Россіи. Наказъ императрицы Екатерины содержитъ въ себѣ множество извлеченій изъ "Духа Законовъ". Въ 1766 г., созывая депутатовъ въ комиссію для сочиненія новаго уложенія, она ясно высказала свой взглядъ на необходимость законности, съ цѣлью обезпеченія личныхъ правъ. Великое законодательное движеніе во Франціи дало новый толчокъ этимъ идеямъ. Стройная, мастерская система французскаго кодекса должна была ослѣпить современниковъ; создать для своего отечества что нибудь подобное считалось, по справедливости, дѣломъ достойнымъ государственнаго человѣка.

Мы увидимъ ниже, что Мордвиновъ, особенно при его личномъ знакомствѣ съ началами англійской государственной жизни, сдѣлался горячимъ адвокатомъ законности, обезпечиваемой раздѣленіемъ властей, хорошимъ устройствомъ судовъ, отвѣтственностію органовъ администраціи, гласностью и т. д. Но этимъ не исчерпывается содержаніе его идей. Теорія законности, въ томъ видѣ, какъ она установилась на западѣ Европы, была выраженіемъ болѣе глубокаго общественнаго движенія, для котораго "законность" явилась только внѣшнимъ средствомъ. Она соотвѣтствовала коренному видоизмѣненію нравственныхъ, политическихъ и, главнымъ образомъ, экономическихъ понятій. Постараемся въ нѣсколькихъ словахъ опредѣлить эту перемѣну.

XVII и XVIII ст. выработали новыя исходныя точки всей политической философіи. Идея, представляемая государствомъ, осуществляемая его учрежденіями, подверглась строгому разбору. Организмъ правительственный, вслѣдствіе разныхъ историческихъ условій, обособившійся отъ остальнаго общества, разсматривалъ каждый общественный вопросъ съ точки зрѣнія увеличенія или уменьшенія его собственныхъ средствъ. Понятіе объ общественномъ благѣ, Salus publica, фактически отождествилось съ "интересомъ казны", которому можетъ быть принесенъ въ жертву интересъ не только частнаго лица, но и цѣлыхъ сословій. Система всесторонней и придирчивой государственной опеки, казалась единственнымъ надежнымъ средствомъ обезпечить процвѣтаніе государства. Казенныя монополіи, строгій надзоръ за торговлею и промышленностію, система поощреній, запрещеній, разрѣшеній я т. д. сдавливали правильное развитіе экономической и умственной жизни. Казенный интересъ, представляемый всемогущею бюрократіею считался критеріумомъ всего добраго, полезнаго, прогрессивнаго.

Настало время провѣрки всей существующей системы съ точки зрѣнія другаго критеріума, которымъ долгое время пренебрегали -- съ точки зрѣнія личнаго интереса, частной пользы. Государственный интересъ составляетъ-ли нѣчто особое отъ интереса частныхъ лицъ, его составляющихъ? Всемогущество государственной администраціи составляетъ-ли единственное условіе государственнаго благосостоянія? На оба вопроса наука дала отрицательный отвѣтъ. Общее благосостояніе зиждется на благосостояніи частномъ и послѣднее осуществляется личною и свободною предпріимчивостью лучше и полнѣе, чѣмъ при помощи государственной опеки.

Личный интересъ, говорили философы, есть безспорно естественный и правильный критеріумъ полезнаго и вреднаго; личная предпріимчивость есть неизсякаемый, созданный самою природою, источникъ общественнаго прогресса. Сдѣлайте такъ, чтобы личной предпріимчивости была обезпечена ея свобода и ни увидите какъ увеличатся умственныя и матеріальныя средства общества. Таково основное начало, проникающее знаменитую теорію А. Смита.

Какимъ-же образомъ государство можетъ достигнуть этой цѣли? Въ чемъ состоитъ роль государства?

Въ системѣ естественной свободы, говоритъ Смитъ, на правительствѣ лежитъ только три обязанности, правда чрезвычайно важныхъ, но ясныхъ, простыхъ и доступныхъ обыкновенному разумѣнію. Первая -- есть обязанность защищать общество отъ насилія и вторженія другихъ независимыхъ обществъ. Вторая -- обязанность защищать, на сколько это возможно, каждаго члена общества, противъ несправедливости или угнетенія всякаго другаго члена, или обязанность правильной администраціи правосудія. Третья -- обязанность учреждать и поддерживать общественныя установленія, недоступныя личной предпріимчивости, но необходимыя для общества. {О Богат. нар. Кн. IV, гл. IX.}

Другими словами: доставьте каждой личности безопасность, обезпечьте ея права, восполните ея средства, гдѣ они недостаточны, и вы скоро увидите, на что способна личность, пользующаяся свободой.

Тѣмъ-же индивидуализмомъ проникнута теорія Бентама. Конечно обширная система этого писателя представляетъ много разнообразныхъ сторонъ. Но мы разсматриваемъ ее только по отношенію къ занимающему насъ вопросу. Главныя указанія по данному предмету находятся въ знаменитыхъ "Началахъ Гражданскаго Уложенія". {Principles of the Civil Code. Нечего напоминать что Бентамъ принимаетъ слово "гражданскій" въ самомъ обширномъ смыслѣ.} Система Бентама носитъ названіе утилитарной, т. е. дѣлаетъ понятіе пользы основаніемъ и мѣриломъ предписаній нравственныхъ и юридическихъ. Но эта общая исходная точка не характеризуетъ всей его системы. Критеріумомъ пользы въ системѣ Бентама является чувство удовольствія или страданія, испытываемыя каждымъ человѣкомъ въ виду того или другаго явленія, дѣйствія, мѣры. Какъ можетъ государство осуществить великое начало пользы въ гражданскихъ отношеніяхъ? Главнымъ образомъ чрезъ обезпеченіе свободы, безопасности я собственности каждой отдѣльной личности. Напрасно государство будетъ стремиться осуществить всеобщее благосостояніе мѣрами своей принудительной администраціи, неизбѣжно связанными съ наложеніемъ разныхъ повинностей на гражданъ. Его предписанія ничего не прибавятъ къ естественнымъ стремленіямъ каждаго къ благополучію, врожденнымъ каждому человѣку; они могутъ стѣснятъ ихъ правильное развитіе. не надо забывать что обязанности суть невыгоды, налагаемыя на гражданъ, и эти невыгоды принимаются охотно только тогда, когда при помощи ихъ обезпечиваются выгоды болѣе цѣнныя. Каждый законъ имѣетъ цѣну на столько, на сколько имъ обезпечиваются естественныя условія благосостоянія, на сколько онъ ограждаетъ свободу и безопасность лица. "Законъ не говоритъ человѣку: работай и я вознагражу тебя, но онъ говоритъ: работай и я не допущу никого посягнуть на плоды твоего труда, которые безъ меня ты не могъ-бы сохранить, и такимъ образомъ обезпечу тебѣ эту естественную и достаточную награду за трудъ -- пользованіе его плодами. Трудъ производитъ, законъ сохраняетъ: производствомъ мы обязаны исключительно труду, но сохраненіемъ и всѣми благами производства мы обязаны исключительно закону. Не станемъ говорить здѣсь, что индивидуализмъ самъ былъ способенъ къ крайностямъ и преувеличеніямъ; что если прежде государство думало совершать все, новая теорія готова была ограничить это задачу простымъ охраненіемъ личныхъ силъ. {Крайности индивидуализма и ихъ послѣдствія разсмотрѣны мною въ книгѣ "Національный Вопросъ", въ отдѣлѣ: "Современныя воззрѣнія на государство и національность".} Но не подлежитъ сомнѣнію что индивидуализмъ былъ естественною и законною реакціею противъ всемогущества фискально-полицейскаго государства. Если указанныя имъ цѣли не составляютъ единственной задачи государства, то они несомнѣнно составляютъ его необходимыя и элементарныя цѣли, безъ осуществленія которыхъ не мыслима правильная государственная жизнь. Въ этомъ смыслѣ индивидуалистическая теорія, останется завсегда цѣннымъ достояніемъ политической философіи. Внѣшнее могущество и блескъ государства не имѣютъ цѣны, если они достигнуты насчетъ умаленія частнаго благосостоянія, личной свободы, достоинства и нравственной независимости его отдѣльныхъ членовъ. "Кая польза человѣку, аще весь міръ пріобрящетъ, душу-же свою отщетитъ?" Душа человѣка, т. е. его нравственные идеалы, его субъективное творчество, его личное достоинство и независимость, дороже цѣлаго міра. Потерю этихъ благъ не замѣнитъ ни "трепетъ" сосѣдей, ни громъ побѣдъ, ни внѣшній блескъ. Сказать-ли больше? Самое внѣшнее могущество построено на пескѣ, если оно не есть свободный результатъ всѣхъ творческихъ силъ народа, если въ основаніи силы государственной не лежитъ мощь гражданина, т. е. твердаго и независимаго характера человѣческой личности. Безъ этого условія политическое общество ничѣмъ не отличается отъ стада, и его стадность, не смотря на свою внѣшнюю силу, падетъ при первомъ серьезномъ столкновеніи съ дѣйствительнымъ гражданскимъ бытомъ.

Эти краткія замѣчанія были необходимы для того, чтобы освѣтить мнѣнія Мордвинова, дать ключъ къ ихъ разумѣнію и опредѣлить ихъ мѣсто въ исторіи нашего общественнаго развитія. Теперь мы обратимся съ самымъ мнѣніямъ и пусть Мордвиновъ говоритъ самъ за себя.

III.

Въ мнѣніяхъ и дѣятельности Мордвинова необходимо различать два элемента. Во первыхъ, онъ замѣчателенъ въ вашей исторія какъ горячій защитникъ законности и всѣхъ условій ея обезпеченія. Въ этомъ отношеніи онъ раздѣляетъ свою славу съ Сперанскимъ и нѣкоторыми другими лицами. Во вторыхъ, ему принадлежитъ иниціатива многихъ мѣръ, которыя должны были возвысить условія народнаго благосостоянія, огражденія личныхъ силъ человѣка, развитія частной предпріимчивости, возвышенія нравственнаго достоинства человѣка. Въ этомъ отношеніи онъ сходился съ такими людьми какъ братья Тургеневы. Но мы раздѣляемъ эти двѣ стороны дѣятельности Мордвинова только ради удобства изложенія. Каждое мнѣніе проникнуто однимъ и тѣмъ-же началомъ, которое коренится въ нравственномъ міросозерцаніи графа и одухотворяетъ каждое его слово. Онъ говорятъ и за силу закона и за необходимость образованія и за измѣненіе финансовой системы одинаково, въ виду большаго развитія и обезпеченія нравственнаго достоинства человѣка, для того чтобы вызвать въ жизни и къ дѣлу его творческой силы. Этимъ его юридическія теоріи отличаются отъ теоріи формальной законности, развиваемой Сперанскимъ, въ которомъ чиновникъ и семинаристъ проглядывалъ слишкомъ часто. Отъ этого зависятъ самый, такъ сказать, акцентъ рѣчей Мордвинова.

Первое, по времени, мнѣніе, обратившее на себя всеобщее вниманіе, было написано Мордвиновымъ по поводу Эмбенскихъ рыбныхъ ловель, въ 1802 г. На берегахъ Каспійскаго моря, близъ устья рѣки Эмбы, имѣются обширныя земли, съ рыбными морскими ловлями. При Екатеринѣ II эти земли достались графу Н. И. Салтыкову, не совершенно правильно. Екатерина дѣйствительно пожаловала графу земли въ тѣхъ мѣстахъ, но областное начальство надѣлило его въ гораздо большихъ, противъ указа размѣрахъ. Впослѣдствіи Павелъ I пожаловалъ эти земля съ ловлями (на которыя Салтыковъ имѣлъ весьма сомнительныя права) графу Кутайсову. Послѣ его кончины между Салтыковымъ и Кутайсовымъ возникла тяжба, дошедшая до непремѣннаго совѣта, собиравшагося подъ предсѣдательствомъ государя. Въ совѣтѣ, независимо отъ тяжбы, возникъ вопросъ о необходимости освободить рыбныя ловли отъ частнаго владѣнія, сдѣлавъ ихъ общимъ достояніемъ. Въ совѣтѣ предположено было вознаградить Салтыкова за безспорно принадлежавшую ему часть земли (786 дем.) землями въ другихъ мѣстахъ, а семейство Кутайсова деньгами въ количествѣ 150,000 р. Мордвиновъ увидѣлъ въ послѣднемъ актѣ нарушеніе права частной собственности и подалъ слѣдующее мнѣніе: "Если объ Эмбенскихъ рыбныхъ ловляхъ, пожалованныхъ графу Кутайсову, разсуждать по одному только отношенію ко власти самодержавной, конечно легко рѣшить все дѣло; неограниченною волею одного государя воды сія отданы частному человѣку; неограниченная воля другаго государя, ему равнаго, можетъ ихъ взять обратно. Опредѣлить за нихъ вознагражденіе большее или меньшее или не опредѣлять никакого -- зависитъ отъ его хотѣнія.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

"Но какъ я думаю и думать не перестану, что государь, предлагая сіе дѣло совѣту, вопрошаетъ его не о благовидности, но о справедливости, и слѣдовательно желаетъ, чтобы вопросъ сей былъ изслѣдованъ въ понятіяхъ правленія монархическаго, то и должно кажется мнѣ, согласиться въ слѣдующихъ началахъ:

"1-е. Владѣніе Эмбенскихъ водъ и всего, что въ указѣ 1799 г. означено, есть собственность графа Кутайсова. Совѣтъ призналъ сію истину въ первыхъ своихъ засѣданіяхъ.

"2-е. Законъ собственности признается въ Россіи вообще непоколебимымъ, слѣдовательно и собственность графа Кутайсова должна быть неотъемлема.

"3-е. Если-бы сія неотъемлемость ограничивалась только тѣмъ, чтобы частныя люди не могли на нее дѣлать притязаній, то былъ-бы законъ достаточный въ турецкихъ владѣніяхъ, но весьма несправедливый въ Россіи, гдѣ и правительство не можетъ отнять имѣнія ни у кого безъ суда и закона.

"4-е. Изъ сего слѣдуетъ: на собственность частныхъ лицъ въ Россіи правительство не больше имѣетъ права, какъ и всякій частный человѣкъ.

"5-е. Посему, сколько бы исключительное владѣніе какимъ либо мнѣніемъ не оказывалось противнымъ общему благу, не можно для сего взять его въ общее употребленіе, да я и не знаю, чтобы гдѣ нибудь былъ такой законъ терпимъ или полезенъ, ибо никогда общее благо не держится на частномъ разореніи". {Здѣсь Мордвиновъ впадаетъ въ крайность. Государство имѣетъ на частную собственность больше правъ, чѣмъ "другое частное лицо", ибо оно, по началамъ всѣхъ европейскихъ законодательствъ, вооружено правомъ экспропріаціи. Оставаясь на точкѣ зрѣнія Мордвинова, государство не сочло бы себя въ правѣ надѣлить крестьянъ землею. Каспійскія рыбныя ловли необходимо было обратить въ общее пользованіе. Мордвиновъ былъ правъ только относительно формъ, въ которыхъ велось дѣло.}

Затѣмъ Мордвиновъ доказываетъ, что нельзя взять Эмбенскія ловли безъ согласія Кутайсова и опредѣленія, по взаимному соглашенію, приличнаго за нихъ вознагражденія (п. 6 -- 8).

"Скажутъ, продолжаетъ онъ, что сіе согласіе получить отъ него невозможно; но предлагали-ли ему о семъ? Почему необходимо должно изъяснять намѣренія людей въ худую сторону, и для чего въ дѣлѣ закона принимать вѣроятныя предположенія за достовѣрные опыты? Полагая однакожъ, что и дѣйствительно требованія его будутъ неумѣренны, что онъ пожелаетъ, напримѣръ, тотъ-же самый доходъ деньгами, который теперь получаетъ отъ своего промысла, и вмѣстѣ съ симъ спрашиваю: справедливо-ли поступитъ правительство удовлетворивъ его требованіямъ? Если справедливо, то вмѣстѣ съ тѣмъ и для общаго блага выгодно, ибо нѣтъ въ свѣтѣ безполезной справедливости, и та самая ложная государственная экономія, которая на счетъ твердости закона думаешь сберечь нѣсколько тысячъ рублей. Твердость закона, и особливо закона столь существеннаго, какъ собственность, ни какими милліонами оцѣнить не можно. Экономія есть часть государственнаго блага, а законъ его основаніе; часть развалившуюся можно поправить, но потрясенное основаніе рушитъ все зданіе. Если нужно, чтобы законъ былъ врѣзанъ въ сердцахъ народныхъ (а въ Россіи это нужно, ибо еле есть единый способъ бъ лучшему), то надобно начать съ того, чтобы правительство не дѣлало ни малѣйшаго отступленія ни для кого и ни для чего. Дабы истребить пренія о несправедливости, надобно начать съ того, чтобы ихъ вновь не дѣлать; иначе силы произволенія будутъ поправляться силою. Вѣчно будетъ сила и никогда не будетъ закона." {См. Иконникова: Графъ Мордвиновъ, стр. 37 и слѣд. Почтенный авторъ напечаталъ этотъ документъ въ первый разъ.}

Мнѣніе объ Эмбенскихъ ловляхъ надолго упрочило славу Мордвинова. Оно не было результатомъ временной вспышки, желанія стать въ извѣстную позу. Въ теченіе его долгой общественной дѣятельности, ему часто приходилось отстаивать твердость законовъ и права частныхъ лицъ.

Въ 1811 г., когда Мордвиновъ былъ уже предсѣдателемъ департамента экономіи, ему пришлось горячо защищать право подрядчиковъ противъ казны. Извѣстно въ какомъ печальномъ положеніи находились наши финансы и какъ пало достоинство ассигнацій. Курсъ ассигнаціоннаго рубля понизился до 25 коп. Въ 1810 г. правительство оффиціально признало этотъ фактъ. Само собою разумѣется, что подрядчики, заключившіе контракты съ казною на прежнемъ основаніи, просили освободить ихъ отъ обязательствъ. Но казенныя вѣдомства не соглашались. Мордвиновъ подалъ мнѣніе, въ которомъ, между прочимъ, говоритъ слѣдующее:

"Всѣмъ очевидно, что вещи возвышаются въ цѣнѣ, отъ уничтоженія въ своемъ достоинствѣ ассигнаціоннаго рубля.

"Правительство въ манифестахъ своихъ торжественно признало, что уничтоженіе сіе произошло отъ выпуска имъ чрезмѣрнаго числа ассигнацій.

"Послѣ такаго признанія, можетъ-ли оно, безъ нарушенія справедливости, отказывать кому либо изъ частныхъ людей, вошедшихъ съ нимъ въ обязательства, въ освобожденія его отъ продолженія оныхъ? Ибо, кто изъ нихъ ногъ предполагать, чтобы правительство не удержало въ надлежащей цѣнѣ денегъ своихъ, а я того болѣе чтобы оное само тому содѣйствовало?

"Отказывать въ столь справедливомъ требованія, значило-бы изъявлять желаніе получать вещи на счетъ подрыва и разоренія частныхъ лицъ, не за истинныя, какъ обходятся въ дѣйствительной покупкѣ, цѣны, но за половинныя, и менѣе, да еще и тогда, какъ происшедшему возвышенію цѣнъ само же оно сдѣлалось причиною. Отказъ таковой не только не былъ-бы согласенъ съ правдою, которую паче всего уважать должно, но и было-бы противно тѣмъ высокимъ понятіямъ, какія всякъ долженъ имѣть о чести и достоинствѣ правительства.

"Ежели и для всякаго частнаго человѣка предосудительно основывать выигрыши свои на развалинахъ благосостоянія ближнихъ своихъ, то тѣмъ болѣе неумѣстно было бы это въ отношеній высочайшей особи государя императора, не иначе всѣми понимаемой, какъ за образецъ совершеннаго безкорыстія, честности, правды и всякихъ добродѣтелей.

"Святость контракта, обязуя одну сторону выставлять какой либо товаръ въ томъ качествѣ и количествѣ, какъ назначено въ условіяхъ, налагаетъ вмѣстѣ съ тѣмъ и на другую непреложный долгъ платить за оный деньги въ положенное время и въ истинной неизмѣняемой ихъ цѣнѣ, а не 25 копѣечниками".

По другому подобному поводу, Мордвиновъ высказалъ замѣчательную для его времени мысль, что "казенная копѣйка должна, какъ и всѣ прочія, по естественному закону, тонуть я горѣть".

Понятно само собою, какъ Мордвиновъ долженъ былъ отнестись къ тѣмъ реформанъ, которыя, по его мнѣнію, должны были обезпечить господство закона -- къ раздѣленію властей и улучшенію судебной власти. Въ 1802 г. въ оффиціальныхъ сферахъ возникъ вопросъ о реформѣ сената, пришедшаго въ крайній упадокъ въ царствованіе императора Павла I. Здѣсь не мѣсто входить въ разборъ различныхъ предположеній, высказанныхъ по этому случаю. Мордвиновъ высказался не только за возвращеніе сенату его прежняго значенія, но и за усиленіе его. "Права въ отношеніяхъ къ государственному благу, для твердости ихъ должны имѣть опору, un grade, а не должны быть основаны на нѣкоторыхъ малочисленныхъ лицахъ; ибо таковое основаніе легко можетъ быть отмѣнено, уничтожено, ибо какую опору можетъ доставлять малое число лицъ? Доколѣ сенатъ не будетъ избраннымъ, то въ настоящемъ положеніи онъ не имѣетъ достаточной власти и силы. Но желательно чтобы сенатъ сдѣлался тѣломъ политическимъ... Права политическія должны быть основаны на знатномъ сословіи, весьма уважаемомъ, дабы и самыя права воспріяли такое-же уваженіе". {Выраженіе "знатное сословіе", не должно, сколько мнѣ кажется, понимать въ смыслѣ "аристократіи". На языкѣ александровскаго времени, "сословіе" означало "коллегію". Въ такомъ смыслѣ государственный совѣтъ названъ "сословіемъ лицъ".} По плану Мордвинова сенатъ долженъ былъ состоять изъ лицъ назначаемыхъ государемъ и избираемыхъ отъ губерній (по 2) губернскими собраніями на 3 года.

Мордвиновъ горячо привѣтствовалъ учрежденіе министерствъ, въ которомъ онъ видѣлъ зародишь дальнѣйшихъ преобразованій. Министерства и государственный совѣтъ были, какъ извѣстно, только отрывками обширнаго плана преобразованій, задуманнаго Сперанскимъ. Но они и остались такими отрывками. Самъ Сперанскій въ 1811 г. увидѣлъ, что учрежденію министерства не достаетъ многаго, и что, главнымъ образомъ, недостаточны постановленія объ отвѣтственности министровъ. Въ томъ-же смыслѣ высказался и Мордвиновъ. Но въ Россіи послѣ небольшаго періода преобразовательныхъ стремленій, подготовлялось уже время господства иныхъ началъ, характеризуемыхъ именемъ Аракчеева. Ссылка Сперанскаго, удаленіе Мордвинова, торжество Балашовыхъ, Армфельдовъ и другихъ лицъ, предвѣщало суровую перемѣну. Симптомы ея обнаружились рано. Это видно изъ письма одного изъ лучшихъ людей того времени, графа С. С. Уварова, къ одному изъ лучшихъ людей Германіи, барону Штейну. Оно помѣчено 18 ноября 1813 г. Вотъ что писалъ, между прочимъ, графъ:

"Путешествіе за границу есть тайная надежда, давно лелѣянная мною. Все привязываетъ меня къ этой мысли, и, между прочимъ, дѣйствительныя непріятности, сопряженныя съ моими здѣшними занятіями (какъ попечителя С.-Петербургскаго учебнаго округа). Нѣтъ ничего неблагодарнѣе, или точнѣе, невозможнѣе ихъ. Я не мечтатель, какъ ни знаете: я люблю дѣла и находился при нихъ, такъ сказать, съ самаго моего дѣтства. Вамъ извѣстны мои убѣжденія, мои воззрѣнія; не смотря на все это, я дошелъ до того, что теряю надежду не только принести пользу, но и удержаться на пути, который я себѣ начерталъ, и отъ коего никогда не отступлю, не жертвуя тѣмъ, что мнѣ всего дороже на свѣтѣ; честью, здоровьемъ, убѣжденіемъ, вещественнымъ благосостояніемъ. Не думайте, чтобы въ словахъ моихъ было хотя малѣйшее преувеличеніе. Я спокоенъ до того, что изумляю всѣхъ меня окружающихъ, но въ душѣ у меня отчаяніе. Состояніе умовъ теперь таково, что путаница мыслей не имѣетъ предѣловъ. Одни хотятъ просвѣщенія безопаснаго, т. е. огня, который-бы не жегъ; другіе (а ихъ всего больше) кидаютъ въ одну кучу Наполеона и Монтескьё, французскія арміи и французскія книги, Моро и Робеспьера, бредни Ш.... и открытія Лейбница; еловомъ это такой хаосъ криковъ, страстей, партій, ожесточенныхъ одна противъ другой, всякихъ преувеличеній, что долго присутствовать при "томъ зрѣлищѣ невыносимо. Кидаютъ другъ другу въ лицо выраженіями: религія въ опасности, потрясеніе нравственности, поборникъ иностранныхъ идей, иллюминатъ, философъ, франъ-масонъ, фанатикъ и т. п. Словомъ, полное безуміе".

Преобразовательныя стремленія остановились надолго. Новообразованные органы государственнаго управленія продолжали дѣйствовать безъ измѣненій. Чрезъ много лѣтъ, именно въ 1827 году, 73-лѣтній Мордвиновъ представилъ новому государю свое "мнѣніе о коллегіальномъ и министерскомъ управленіи въ Россіи. Здѣсь онъ оцѣниваетъ результаты учрежденій, которыя онъ самъ нѣкогда привѣтствовалъ. Это мнѣніе на столько замѣчательно, что это полезно будетъ привести въ обширныхъ выпискахъ.

"Россія, говоритъ Мордвиновъ, со времени образованія ея Петромъ Великимъ, около столѣтія управлялась коллегіями. Но когда предѣлы сего царства получили обширнѣйшее пространство, и когда народъ россійскій вошелъ въ новыя нужды и достигъ той степени просвѣщенія, при которыхъ коллегіальное управленіе признано было останавливающимъ дальнѣйшіе успѣхи его усовершенствованій, необходимо нужные, какъ для общаго благосостоянія, такъ и для частныхъ соотношеній и пользъ, то блаженной памяти императоръ Александръ I уничтожилъ коллегіи и учредилъ министерства, дозволивъ имъ отступать отъ законовъ, но только отвѣчать за послѣдствія. {Мордвиновъ говорятъ здѣсь о той доли дискреціонной власти, какая принадлежитъ, для исключительныхъ случаевъ, исполнительной власти, подъ условіемъ отвѣтственности. Ср. Св. 3. Т. I, учр. Минист. ст. 195.} Съ тѣхъ поръ въ правленіи Россіи не всегда слѣдовали законамъ, а большею частью оно стало производиться по министерскимъ мнѣніямъ, кои государь императоръ утверждаетъ, и мнѣнія часто замѣняли законы.

"Сколь ни уважительна была для такой перемѣны причина и сколь, по видимому, ни полезнымъ казалось учрежденіе министерствъ, но уничтоженіе власти, исполняющей свято законы, и замѣщеніе оной другою, ничѣмъ не ограниченною и свободною, по умозаключеніямъ своимъ дѣйствующею, могло сдѣлать управленіе Россіи не твердымъ, часто измѣняемымъ, часто произвольнымъ, всегда зависящимъ отъ умственныхъ способностей и душевыхъ качествъ правителей. Но Сюлли, Кольберты и Питты рѣдко являются, а потому не всегда можно одному лицу, безъ нѣкоего опасенія предоставлять право отклоняться отъ законовъ и измѣнять оные.

"Отъ ослабленія-же силы законовъ и постояннаго ихъ дѣйствія послѣдовали въ государственномъ благоустройствѣ многія неудобства"

"Неудобства еще болѣе начали возникать, когда министры успѣли отклонить отъ себя возложенную на нихъ учрежденіемъ отвѣтственность. Она единая могла воздержать самовластіе, остеречь въ предпріятіяхъ, остановить самонадѣянность, оградить права личныя и относящіяся въ собственности подвластныхъ имъ людей, увеличить ихъ заботливость о доставленіи каждому и всѣмъ вообще высшей степени благосостоянія.

"Но министры, дабы выйти изъ такой отвѣтственности, которая могла быть для нихъ тягостною, открыли легчайшій къ тому способъ въ самомъ учрежденіи комитета министровъ: Они приняли правиломъ вносить въ оный на утвержденіе всѣ дѣла, до управленія ихъ касающіяся, сперва по важнѣйшимъ дѣламъ, а потомъ и всѣ безъ изъятія, и самыя желочныя, дабы никогда и ни за что не отвѣчать, какія-бы послѣдствія отъ ихъ предположеній я представленій ни оказались; ибо каждое ихъ дѣйствіе, будучи разрѣшено общимъ сословіемъ министровъ и утверждено высочайшею властью, до нихъ лично коснуться не можетъ.

"Сему самому начали слѣдовать и всѣ подчиненныя имъ лица и мѣста, такимъ образомъ, что ни одинъ чиновникъ и никакое присутственное мѣсто не могутъ бить закономъ преслѣдуемы.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

"Въ такомъ положеніи правительства, не только не могъ ускориться ходъ дѣлъ, но каждое дѣйствіе встрѣтило новое препинаніе и предполагаемая поспѣшность въ исполненіи замѣнилась сочиненіемъ бумагъ. Онѣ размножились до безконечности, и дѣло, которое могло бы, при твердомъ соблюденіи законовъ, разрѣшиться капитанъ исправникомъ или городничимъ, проходитъ по разнымъ высшимъ инстанціямъ и оставляется безъ исполненія продолжительное время, а когда получается разрѣшеніе, то нерѣдко бываетъ, что оно не согласно съ случаемъ и неудобоисполнимо по мѣстнымъ обстоятельствамъ".

Затѣмъ Мордвиновъ разсматриваетъ невыгодныя послѣдствія такаго порядка вещей для судебной власти, которая терпитъ, по его заявленію, отъ вмѣшательства въ ея область комитета министровъ.

"Всегда и вездѣ, продолжаетъ онъ, признаваемо было за непреложную истину, что раздѣленіе властей составляетъ совершенство правительствъ: законодательная, судебная и исполнительная власти должны въ упражненіяхъ и дѣяніяхъ своихъ быть раздѣлены. Одна не должна входить въ предѣлы обязанностей другой.

. . . . . . . . . . . . . .

..."Нераздѣленіе властей въ турецкомъ правительствѣ сдѣлало то, что на поляхъ древней Греціи исчезло изобиліе урожаевъ и померкла красота земли. Въ великолѣпныхъ ея городахъ не осталось и слѣдовъ прежнихъ художествъ и наукъ, повсемѣстно-же водворилась дикость, уныніе и нищета. Нынѣ въ Аѳинахъ живутъ пастухи и гдѣ поучали Платоны и Сократы, тамъ кружатся съ крикомъ дервиши и бѣснуются юродивые умомъ, коихъ почитаютъ святыми. Столь пагубно смѣшеніе властей, поставленныхъ для созиданія общественнаго и частнаго благоденствія и для удержанія въ здоровьи и силѣ царствъ земныхъ".

Самъ Мордвиновъ предлагалъ соединить начала управленія министерскаго съ коллегіальнымъ, въ которомъ онъ, опираясь на мнѣніе Петра Великаго, видѣлъ главное основаніе законности въ монархіи.

Особенное вниманіе его обращалъ вопросъ объ усовершенствованіи судебной части и исправленіи нашихъ уголовныхъ законовъ. Его рѣчи противъ смертной казни и кнута и въ настоящее время не потеряли своего значенія. Рѣчь противъ смертной казни представляетъ, кромѣ глубокихъ теоретическихъ соображеній, еще замѣчательное изъясненіе духа и смысла знаменитаго указа 1754 года, которымъ отмѣнялась смертная казнь. {Замѣчательно, что Мордвиновъ родился именно въ этомъ году.} "О исправленіи преступника, говоритъ онъ между прочимъ, никогда сомнѣваться не должно; не должно лишать себя надежди возвратить нѣкогда государству полезнаго гражданина, оставившаго прежнія заблужденія". Затѣмъ Мордвиновъ доказывалъ, что указъ 1754 г. дѣйствительно отмѣнилъ смертную казнь въ принципѣ. Говоря противъ кнута и клеймъ, онъ взывалъ, главнымъ образомъ, къ уваженію, къ достоинству человѣка и достоинству самого государства.

"Съ того знаменитаго для человѣчества и правосудія времени, такъ начинается имѣніе Мордвинова, когда европейскіе народы отмѣнили пытки, они истребили и орудія, которыми производимы были мученія. Одна Россія сохраняла у себя кнутъ, орудіе, бившее въ употребленіи при пыткахъ, одно названіе котораго поражаетъ ужасомъ русскій народъ и даетъ поводъ народамъ иностраннымъ заключать, что Россія находится еще въ дикомъ состояніи, безъ просвѣщенія и нравственныхъ понятій о человѣкѣ, существѣ въ высшей степени чувствительномъ.

Описавъ ужасъ и неравномѣрность тѣлеснаго наказанія, Мордвиновъ продолжаетъ: "доколѣ кнутъ будетъ существовать въ Россіи, втунѣ мы будемъ заниматься уголовнымъ уставомъ. Съ употребленіемъ кнута напрасны будутъ уголовные законы, судейскіе приговоры и точность въ опредѣленіи мѣры наказанія. Дѣйствіе законовъ, исполненіе приговора и мѣра наказанія останутся всегда въ рукахъ и волѣ палача, который ста ударами сдѣлаетъ наказаніе легкимъ, десятью жестокимъ и увѣчнымъ, если не смертельнымъ........

"Законъ христіанскій, исповѣдуемый нами, возбраняетъ мученія, научаетъ кротости и милосердію, и началомъ всѣхъ добродѣтелей ставитъ любовь въ ближнему, въ человѣкѣ, который носитъ на себѣ печать величія и благости Творца".

Та-же мысль проникаетъ и возраженіе противъ наложенія клеймъ на лицѣ преступника.

"Лицо человѣка, говоритъ Мордвиновъ, Творецъ оживотворилъ чувствами души и знаменіями ума. Эта одушевленная часть тѣла не долженствовала бы бить мѣстомъ поруганія, тѣмъ болѣе, когда однажды положенное пребываетъ неизгладимымъ".

Жалкое состояніе судебныхъ мѣстъ часто вызывало "мнѣнія" удивительнаго старца. Онъ ясно видѣлъ, что одними пальятивными мѣрами нельзя достигнуть великой цѣли обезпеченія правосудія. Въ 1827 г. онъ высказалъ слѣдующія замѣчательныя слова: "Доколѣ будетъ существовать у насъ тайное производство дѣлъ, судьи не будутъ излагать мнѣній и заключеній своихъ при открытыхъ дверяхъ, и доколѣ честолюбіе, свойственное каждому человѣку и сильнѣе всѣхъ другихъ страстей на него дѣйствующее, не будетъ подвержено сужденію народнаго мнѣнія съ похвалами, или укоризнами, лихоимство трудно искоренять, ибо тайный судъ влечетъ за собою удобно и тайныя злоупотребленія, а тяжущіеся, по самой необходимости, вынуждаются быть лиходателями".

IV.

Всѣ формальныя обезпеченія личныхъ правъ, вся твердость закона не достигаетъ своей цѣля, если самое содержаніе закона неудовлетворительно и если общественныя условія не вызываютъ того, для чего нужны личныя гарантіи -- личной предпріимчивости и творчества.

Мы обратимся теперь къ этой сторонѣ дѣятельности Мордвинова. Обширное поле представлялось его критическому уму и преобразовательнымъ стремленіямъ. Его "мнѣнія" столько-же обширны и разнообразны, какъ вопросы, ихъ вызвавшіе. Содержаніе ихъ вообще можетъ быть очерчено однимъ знаменитымъ изреченіемъ адмирала:

"Дайте свободу мысли, рукамъ, всѣмъ душевнымъ и тѣлеснымъ качествамъ человѣка; предоставьте всякому быть тѣмъ, чѣмъ его Богъ сотворилъ, и не отнимайте, что кому природа особенно даровала. Мѣра свободы есть мѣра пріобрѣтаемаго богатства. Учредите общественную пользу на частной".

Приступая въ частностямъ, необходимо прежде всего остановиться на вопросѣ, какъ Мордвиновъ относился къ тому явленію, которое было главнѣйшимъ препятствіемъ правильнаго развитія Россіи -- къ крѣпостному праву. Извѣстно съ какою силою былъ поднятъ этотъ вопросъ вначалѣ царствованія Александра I и какъ рѣзко опредѣлилось положеніе двухъ различныхъ партій, изъ которыхъ одна (Ростопчинъ, Державинъ и др.) столько противодѣйствовала всѣмъ попыткамъ преобразованія, а другая (главнымъ образомъ братья Тургеневы) полагала, что отмѣною крѣпостнаго права должны быть начаты всѣ другія реформы. Мордвиновъ не принадлежалъ ни къ той, ни въ другой партіи. Но изъ этого ни какъ не слѣдуетъ, чтобы онъ былъ противникомъ эмансипаціи. Сколько можно понять изъ отзывовъ Н. И. Тургенева (La Russie et les Russes), человѣка наиболѣе компетентнаго въ этомъ дѣлѣ, споръ между нимъ и Мордвиновымъ шелъ только о мѣстѣ предполагаемой реформы въ ряду другихъ и о способѣ ея осуществленія. Тургеневъ полагалъ что расширенію политическихъ правъ высшихъ сословій должно предшествовать освобожденіе крестьянъ отъ частной зависимости, что "грѣшно думать о свободѣ политической" тамъ, гдѣ милльоны не имѣютъ еще свободы естественной, и что эмансипація должна совершиться разомъ, актомъ верховной власти. Мордвиновъ думалъ прежде всего о расширенія политическихъ правъ. Онъ не вѣрилъ въ возможность быстраго освобожденія крестьянъ -- разомъ пріобрѣтенная свобода казалась ему непрочною. Притомъ освобожденіе крестьянъ отъ частной зависимости казалось ему "одною изъ мѣръ освобожденія крестьянъ отъ зависимости и возбужденія народной дѣятельности". Онъ понималъ (что немногіе видѣли въ его время), что кромѣ частнаго крѣпостнаго права, есть еще государственное закрѣпощеніе крестьянъ, вытекающее изъ неправильной финансовой системы, и стѣсняющее правильное развитіе народнаго хозяйства.

Какъ онъ вообще смотрѣлъ на крестьянскій вопросъ, видно изъ слѣдующихъ словъ его: "болѣе сорока мильоновъ душъ народа составляютъ рабовъ казны и дворянскому сословію въ собственность принадлежащихъ. Умъ и руки рабовъ не способны къ порожденію богатства. Свобода, собственность, просвѣщеніе и правосудіе суть единственные источники онаго".

Мордвиновъ не останавливался на однихъ общихъ взглядахъ и благопожеланіяхъ. Въ 1818 г. онъ подалъ проектъ постепеннаго освобожденія крестьянъ на слѣдующихъ началахъ.

"Въ природѣ, говоритъ онъ, мы видимъ что всѣ явленія ея суть слѣдствія постоянныхъ причинъ. Тихое и постепенное теченіе времени даетъ жизнь, ростъ и зрѣлость всему; крутыя-же и быстрыя событія въ естествѣ производятъ вѣчно вихри и бури, наводненія, землетрясенія и разрушенія.... Народу, пребывшему вѣка безъ сознанія гражданской свободы, даровать ее изреченіемъ на то воли властителя -- возможно, но знанія пользоваться ею во благо себѣ и обществу даровать законоположеніемъ -- не возможно. Въ семъ соображеніи, дарованіе свободы тогда только не сопровождается ни какими ощутительными неудобствами, ни вредными послѣдствіями, когда располагаемо бываетъ съ нѣкоторою постепенностію, когда свободными дѣлаются не всѣ вмѣстѣ и единовременно, безъ воззрѣнія на степень просвѣщенія и спѣлости всего, что въ гражданскомъ состоянія относится къ человѣку, но когда благо это представляется въ видѣ награды трудолюбія и пріобрѣтаемому умомъ достатку, ибо этимъ только ознаменовывается всегда зрѣлость гражданскаго состоянія. И такъ, одно споспѣшествованіе, какое предержащей властью можетъ оказано быть народу въ достиженій независимаго состоянія безопасно, заключается въ томъ, если мѣра освобожденія отъ зависимости учреждена будетъ закономъ".

Подъ именемъ "мѣры освобохденія" Мордвиновъ разумѣлъ разм23;ръ выкупной цѣны, которая должна быть (для разныхъ возрастовъ различно) опредѣлена закономъ. Внося ее, крестьянинъ ipso jure становился свободнымъ.

Идея, содержащаяся въ мнѣніи Мордвинова, очень ясна. Крестьяне, при содѣйствіи закона, должны, такъ сказать, завоевать себѣ свободу своимъ трудомъ. Тогда только она будетъ прочнымъ ихъ достояніемъ, тогда только они будутъ умѣть пользоваться этимъ благомъ. Онъ постоянно настаивалъ на необходимости приступить къ реформѣ; въ 1833 г. онъ горько жаловался: "со временъ Петра великаго скорбимъ о судьбѣ рабовъ нашихъ, крестьянъ, и за всѣмъ тѣмъ, оставляя въ полной силѣ рабство, не испытываемъ-ли одну суету заботъ? Всякое предпріятіе безъ начала никогда не поведетъ къ назидательному успѣху. Кто не вступаетъ на прямую стезю, тотъ на пути заблуждается и не достигнетъ своего мѣста".

Если Мордвиновъ и заслуживаетъ, въ данномъ случаѣ, упрековъ, то во первыхъ они относятся въ равной мѣрѣ ко всѣмъ эмансипаторамъ александровской эпохи, не исключая Тургеневыхъ. У нихъ не было мыслей объ освобожденіи крестьянъ съ землею, потому что важный экономическій вопросъ о пролетаріатѣ не( представлялся еще умамъ тогдашняго общества. Далѣе, совершенно ложною представляется мысль, что личная свобода подлежитъ выкупу. Смѣло можно сказать, что еслибы планъ Мордвинова былъ принятъ, вопросъ объ эмансипаціи затянулся-бы на безконечное число лѣтъ. Но не должно забывать, что Мордвиновъ твердо стоялъ на почвѣ тогдашнихъ юридическихъ и экономическихъ воззрѣній и что планъ выкупа былъ результатомъ не своекорыстныхъ реакціонныхъ соображеній, какъ у Ростопчина, а глубоко-продуманныхъ соображеній, отъ которыхъ онъ не отступалъ. Что касается теоріи постепенности то мы, то задумавшись отвергли-бы ее въ царствованіе императора Александра II. Зло было уже слишкомъ чувствительно, крѣпостное право во второй половинѣ XIX ст. было черезъ чуръ большимъ анахронизмомъ, чтобы думать о "постепенномъ" его уничтоженіи. Но въ царствованіе Александра I въ пользу постепенности можно било привести иного доводовъ, хотя-бы тотъ, что тогдашнее правительство рѣшилось бы, на такихъ основаніяхъ, приступить къ разрѣшенію крестьянскаго вопроса и тѣмъ облегчить задачу будущихъ поколѣній.

Наибольшую извѣстность Мордвиновъ пріобрѣлъ себѣ своими мнѣніями о финансовыхъ и экономическихъ вопросахъ. Не обозрѣвая ихъ во всей подробности, остановимся на тѣхъ частяхъ, въ которыхъ болѣе всего выражается основное стремленіе Мордвинова "учредить общественную пользу на частной", и вызвать къ полезной дѣятельности народныя силы.

Адмиралъ, съ самаго учрежденія государственнаго совѣта, напалъ на плохое управленіе государственнымъ казначействомъ и безмѣрный выпускъ ассигнацій, породившій упадокъ курса и общее разстройство.

"Исторія всѣхъ народовъ, писалъ онъ, повѣствуетъ грозно и доказываетъ убѣдительно, что возвышеніе и упадокъ, богатство и скудность, сила и слабость царствъ, зависятъ непосредственно отъ мѣръ, принимаемыхъ по управленію государственнымъ казначействомъ. Съ этимъ благоденствіе частное и всѣхъ вообще соединено неразрывно.

"Никакая мѣра, разстроивающая государственное казначейство, не можетъ истощить надъ нимъ единымъ пагубнаго вреда своего, но выходитъ въ наружу и дѣйствуетъ на всѣ частныя имущества, въ ущербъ и часто въ самое потребленіе ихъ...

"Но изъ всѣхъ наиболѣе государственное казначейство разстроивающихъ мѣръ, признано уже вреднѣйшею излишество бумажной монеты противъ должнаго количества, удерживающаго единство монеты.

"Съ этимъ тѣсно соединены: достоинство имуществъ, успѣхъ промышленноcти, надежный ходъ торговли, взаимное довѣріе, внутренняя тишина, благость нравовъ, довольство частное и богатство общественное. При немъ только силенъ царь, силенъ и народъ. Безъ него весь государственный составъ разрушается, или приближается въ неминуемому и скорому паденію....

"Ни какая несправедливость личная, ни какое оскорбленіе права общественнаго, какъ бы они извѣстны ни были, не могутъ имѣть столь разительнаго дѣйствія на умы и сердца подданныхъ, какъ прискорбіе потеряннаго монетою достоинства. Рубль есть достояніе каждаго, богатаго и бѣднаго, и малѣйшая часть его, отнятая у него, преобразуется въ похищеніе великое, простирающееся на все количество стяжаемаго, наслѣдуемаго, или работою рукъ пріобрѣтаемаго....

"Тогда и самые законы теряютъ свою силу, добродѣтель лишается твердости, и порокъ извинять и отчасти оправдывать себя можетъ. Самое наказаніе преступниковъ, по строгости законовъ опредѣляемое дѣлается несправедливымъ, какъ противное уставу природы; ибо сила и дѣйствіе закона тогда только праведны, когда согласуются съ природою и ею могутъ быть оправданы. Какъ судьѣ не лихоимствовать, когда исторженіе у подсудимаго мзды остается ему, можетъ быть, единымъ средствомъ спасенія отъ глада и нищеты драгоцѣннѣйшихъ сердцу его лицъ: жены, дѣтей, престарѣлыхъ родителей, и когда монета, которою вознаграждается его служба, болѣе его лихоимствуетъ? ибо не отъ одного, но отъ всѣхъ безпощадно похищаетъ".

Изложивъ, затѣмъ, исторію ассигнацій въ Россіи, средства исправленія государственнаго хозяйства, Мордвиновъ указываетъ на что можетъ и должна обратиться послѣ того дѣятельность правительства.

"Тогда, говоритъ онъ, благословенный нынѣ за великіе военные подвиги Александръ I, возможетъ покрыть себя дѣйствительно неувядаемою во вѣки славою отечества; ибо будетъ въ состояніи произвесть слѣдующіе великодушные виды и предположенія:

"1-е. Уплатить всѣ долги и утвердить довѣріе къ правительству.

"2-е. Возвысить оклады жалованья по всѣмъ частямъ государственной службы.

"3-е. Исключитъ изъ доходовъ государственныхъ всѣ статьи, соединенныя съ развращеніемъ народной нравственности (откупная система) и слѣдовательно подающія поводъ къ безчисленнымъ злодѣяніямъ, пагубнымъ для лицъ и для общества.

"4-е. Снять налоги съ капиталовъ, служащихъ источниками доходовъ и уничтожить подати, воспрещающія распространенію полезнаго труда (уничтоженіе гильдій).

"5-е. Устроить повсемѣстно дороги съ гостинницами и прочими удобствами, такъ нужными въ государствѣ, когда правительство заботится о развитія промышленности и торговли.

"6-е. Размножить водяныя сообщенія соединеніемъ между собою рѣкъ, протекающихъ на всемъ пространствѣ имперіи, и усовершенствовать морскія и рѣчныя пристани.

"7-е. Устроить до городамъ гостинницы, для избавленія жителей отъ постоевъ, препятствующихъ приходить имъ въ цвѣтущее состояніе, и въ каждомъ городѣ соорудить все, что для него необходимо и полезно.

"8-е. Осушить болота, и тѣмъ какъ-бы воскресить великія пространства земли, покрытой нынѣ кочками, безплоднымъ мхомъ и стоячею водою, очистивъ вмѣстѣ съ тѣмъ воздухъ отъ гнилыхъ вредныхъ испареній.

"9-е. Завесть въ разныхъ мѣстахъ общества, могущія споспѣшествовать развитію знаній по части сельскаго хозяйства, съ обращеніемъ вниманія на сельскія орудія, зерна и домашнія животныя, по каждому роду ихъ.

"10-е. Усилить повсѣмѣстное распространеніе народнаго просвѣщенія размноженіемъ числа училищъ, заведеніемъ народныхъ книгохранилищъ, преподаваніемъ публичныхъ лекцій земледѣлія, механики, физики, химія, минералогія я металлургіи, какъ наукъ, способствующемъ существенному просвѣщенію; я вообще говоря, чтобы составить капиталы для многихъ полезныхъ установленій, не существующихъ нынѣ, но для усовершенствованія благосостоянія народнаго необходимыхъ".

Въ этой программѣ Мордвиновъ часто возвращался, пополняя ее и развивая въ подробностяхъ. Насколько позволяли личныя средства одного человѣка, онъ содѣйствовалъ и осуществленію ея. Въ этомъ краткомъ очеркѣ, каковъ настоящій, невозможно даже исчислять всего, что сдѣлано или проектировано неутомимымъ адмираломъ.

Укажемъ только на основныя стремленія, проникающія всѣ его труды. Поднять производительность страны путемъ поощренія, освобожденія я просвѣщенія народнаго труда; охранить трудовую личность отъ неправды финансовой, отъ извращенія, зависящаго отъ ложной системы обложенія -- таковы цѣли воодушевлявшія Мордвинова.

Еще въ 1801 г.онъ созналъ великое значеніе кредита, въ смыслѣ силы, вызывающей къ дѣлу народную предпріимчивость. Въ этомъ году онъ представилъ государю проектъ "трудо-поощрительнаго банка". По мысли автора, цѣль банка заключалась въ томъ, чтобы всѣми образами вспомоществовать, поощрять и возбуждать охоту бъ трудолюбію, какъ источнику, изъ котораго проистекаетъ богатство, изобиліе, сила и благоденствіе народное, а потому всякій, искусный въ хозяйственныхъ заведеніяхъ, но не имѣющій довольнаго достатка къ произведенію своихъ умозрѣній въ дѣйство, прибѣгаютъ съ просьбою къ главному правленію и получаютъ отъ него руку помощи".

Проектъ этотъ остался безъ движенія. Но Мордвиновъ неутомимо проповѣдывалъ о необходимости дать кредитнымъ установленіямъ болѣе широкое развитіе. Въ 1811 г. онъ написалъ проектъ объ учрежденіи частныхъ банковъ по городамъ; въ 1816 всѣ его идеи по этому предмету были изложены въ сочиненіи: "Разсужденіе о могущихъ послѣдовать пользахъ отъ учрежденія частныхъ по губерніямъ банковъ". Оно выдержало три изданія въ Россіи, не смотря на полное равнодушіе къ нему сферъ оффиціальныхъ и литературы. Но за границею, гдѣ сочиненіе Мордвинова стало извѣстно по французскому переводу, оно вызвало сочувственные отзывы въ журналахъ и ученой литературѣ.

Трудъ необходимо было не только поощрять, но и освободить. Трудъ, закованный въ рамки крѣпостнаго права (для крестьянъ), цеховыя и гильдейскія формы (для купцовъ и ремесленниковъ), не представлялъ ручательства для экономическаго прогресса страны. Въ 1826 г. Мордвиновъ подалъ новому государю много проектовъ, между которыми первое мѣсто занимаетъ: "начертаніе мѣръ, коими постепенно возможно было бы улучшить народное благосостояніе и государственные доходы". Здѣсь, какъ я въ другомъ спеціальномъ мнѣніи, Мордвиновъ настаиваетъ на уничтоженіи гильдій, сковывающихъ торговлю и промышленность, на освобожденіи крестьянъ отъ личныхъ повинностей, съ замѣною ихъ вольнымъ наймомъ, на облегченіи перехода крестьянъ въ торговые и городскіе классы; на опредѣленіи закономъ цѣны для выкупа крестьянъ отъ помѣщковъ и т. д.

Въ слѣдующемъ году, по поводу обозрѣнія росписи государственныхъ доходовъ и расходовъ, Мордвиновъ имѣлъ случай высказать снова свои взгляды на экономическую политику. Онъ настаивалъ на необходимости сокращенія арміи, по крайней мѣрѣ до 400.000 и расходовъ на 50 мильоновъ. На эти сбереженія правительство могло-бы сдѣлать много для улучшенія хозяйственнаго бита страны, именно устроить желѣзныя дороги, снять подати съ капиталовъ, объявить свободу внутренней торговли, отмѣнить личную повинность крестьянъ, учредить сельскіе вспомогательные банки, увеличить бюджетъ министерства народнаго просвѣщенія и судебнаго вѣдомства и т. п.

Не менѣе важны мнѣнія Мордвинова о просвѣщеніи и должномъ направленіи народнаго труда. Въ этомъ отношенія его дѣятельность разнообразна. Во первыхъ, онъ при каждомъ удобномъ случаѣ настаивалъ на необходимости общаго образованія и притомъ образованія въ массѣ. "Просвѣщеніе, говаривалъ онъ, есть начало народнаго богатства". Не руки человѣка даютъ плодородіе землѣ; не ими процвѣтаютъ художества, торговля, промышленность; не ими умножаются и возростаютъ денежные капиталы: умъ и наука суть орудія богатства". Вслѣдствіе этого, онъ постоянно предлагалъ увеличить средства министерства народнаго просвѣщенія, расширить кругъ его задачъ" не жалѣть денегъ на учрежденіе сельскихъ школъ, народныхъ читаленъ, публичныхъ библіотекъ, устроивать публичныя лекція по предметамъ общеполезнымъ.

Во вторыхъ, адмиралъ спеціально нападалъ на отсталость Россіи въ отношеніи экономическаго образованія. Его поражало отсутствіе у васъ техническихъ свѣдѣній, отъ котораго зависитъ отсталость системъ сельскаго хозяйства. Онъ горько жаловался и на самое направленіе промышленности. Его поражалъ тотъ знаменательный фактъ, что промышленность направлена на производство ненужныхъ предметовъ роскоши больше, чѣмъ на производство предметовъ первой и ежедневной необходимости.

"Лесть, писалъ онъ, громко твердитъ, что Россія во всемъ преуспѣваетъ и ходъ ея просвѣщенія гораздо быстрѣе, въ сравненіи съ другими народами. Не говоря уже о противномъ тому, куда мы ни обратимся по внутреннимъ ея дорогахъ, стоитъ только выѣхать изъ воротъ Петербурга и Москвы, то должны будемъ убѣдиться, что Россія находится и нынѣ въ дикомъ, и неблагообразномъ древнемъ ея видѣ. Первая, процвѣтавшая въ Россіи фабрика, была парчевая. За пятьдесятъ лѣтъ назадъ мы выливали зеркала такой величины, какой ни одна роскошнѣйшая въ Европѣ страна не имѣла; дѣлали фарфоровыя вазы, огромностію, живописью и позолотою удивлявшія иностранцевъ, но не было у насъ ни хорошихъ для оконъ стеколъ, ни глиняной посуды, необходимо нужныхъ для каждаго дому; гранили хрусталь на подобіе драгоцѣнныхъ камней, но не имѣли бутылокъ; имѣли столы съ преузорочною на нихъ наклейкою изъ разноцвѣтныхъ деревъ, но топорами въ лѣсахъ обдѣлывали доски и домашнюю утварь; построили въ Ямбургѣ огромнѣйшія зданія для суконной фабрики, а на овцахъ нашихъ росла простая, грубая шерсть, и обширныя степи наши лежали впустѣ, безъ овечьихъ сталъ; кареты наши не уступали англійскимъ, но на торговыхъ площадяхъ нашихъ видѣть чухонскія двухколесныя тележки; носимъ московскаго произведенія тафту, гродетуръ и атласъ, а полотна на рубашки наши покупаемъ у голландцевъ и англичанъ; вышиваемъ золотыми нитками блестящіе уборы, льняныя-же нитки сучимъ на веретенахъ, намачивая оныя слюною, при лучинѣ, на верстакѣ свѣтящей; украшаемъ дома наши бронзою собственнаго рукодѣлія, а мѣдь очищаемъ не иначе, какъ очищали ее въ другихъ странахъ за 80 лѣтъ назадъ; дѣлаемъ отличные ланцеты и хирургическіе инструменты, а серпы, косы, ножи и вилки выписываемъ изъ чужихъ краевъ; имѣемъ великолѣпный С.-Петербургскій ботаническій садъ, со всѣми рѣдкими произрастеніями отдаленнѣйшихъ странъ міра, а на поляхъ нашихъ повсемѣстно существуетъ паренина, изнуряющая скотъ; имѣемъ огромныя и многочисленныя зданія, но нѣтъ у насъ ни одного малаго дома для школы взаимнаго обученія; С.-Петербургъ, великолѣпнѣйшій въ мірѣ городъ, окруженъ болотами какъ драгоцѣнный брилліянтъ, въ свинецъ обложенный; всѣ мы почти говоримъ и пишемъ по французски, а своего природнаго русскаго языка не знаемъ".....

Какое обширное поле для каждаго, кто захотѣлъ бы дать силамъ своего отечества новое и лучшее направленіе! Въ сожалѣнію, людей подобныхъ Мордвинову вездѣ немного. Но за то эти "немногіе" надѣляются способностію къ неутомимой и разнообразной дѣятельности: Кромѣ "мнѣній", подаваемыхъ въ государственный совѣтъ и лично государю, Мордвиновъ вліялъ на улучшеніе экономическаго быта другимъ путемъ, болѣе практическимъ. Именно, онъ воспользовался своимъ положеніемъ президента вольнаг о экономическаго общества для того, чтобы осуществить по возможности многіе изъ своихъ плановъ. Таковы его заботы о распространеніи и организаціи оспопрививанія, улучшеніи гигіеническихъ условій, системъ и орудій сельскаго хозяйства, учрежденіи публичныхъ библіотекъ, публичныхъ лекцій по предметахъ сельскаго хозяйства, изданіи полезныхъ книгъ, причемъ онъ самъ былъ авторомъ нѣкоторыхъ изъ нихъ.

Настаивая на поощреніи и свободѣ народнаго труда, Мордвиновъ старался привести въ связь коренныя начала свободнаго производства съ началами государственнаго хозяйства, отсталость котораго въ Россіи онъ смѣло обличалъ. Основныя воззрѣнія на соотношеніе частнаго и государственнаго хозяйствъ высказаны имъ въ его трудѣ о банкахъ. Сравнивая экономическое положеніе Англіи и Франціи, онъ говоритъ между прочимъ:

"При всѣхъ естественныхъ неудобствахъ Англіи, ея сельское хозяйство, скотоводство, города, флотъ, порты, внутреннія сообщенія достигли совершенства... Но что произвело такое преуспѣяніе Англіи? Во первыхъ, благоуваженіе къ частной собственности, справедливѣе сказать умѣренность прикосновенія къ оной, взимая общественные доходы не отъ капиталовъ частныхъ, но отъ доходовъ получаемыхъ съ капиталовъ; во вторыхъ, полезная древняя перемѣна личныхъ повинностей въ денежныя, уравненныя по всѣхъ состояніямъ; наконецъ, утвержденіе народнаго довѣрія на неизмѣнной правотѣ, постоянныхъ правилахъ и строгости законовъ, охраняющихъ всякую собственность".

Съ этой точки зрѣнія Мордвиновъ разбиралъ систему налоговъ какъ существовавшихъ, такъ и вновь предлагавшихся на разсмотрѣніе государственному совѣту. Въ 1821 г. графъ Гурьевъ представилъ проектъ нѣсколькихъ новыхъ пошлинъ, поражавшихъ разныя имущества и гражданскіе акты, именно пошлинъ съ наслѣдствъ, съ духовныхъ завѣщаній и т. п. Возражая противъ проекта, Мордвиновъ высказалъ слѣдующее общее положеніе:

"Учреждаемые вновь министромъ финансовъ налоги лежатъ на капиталахъ. Сколь невыгодно и опасно къ нимъ прикасаться, ближайшимъ примѣромъ служитъ Франція. Она взимала государственные доходы болѣе изъ капиталовъ, нежели изъ доходовъ частныхъ людей и, слѣдуя этому порочному управленію финансовъ, менѣе получала доходовъ съ двойнаго числа народа, нежели Англія съ половиннаго...

"Налоги всегда порочны и не хозяйственны, когда бываютъ взимаемы не изъ доходовъ, получаемыхъ частными людьми, но изъ капиталовъ, приносящихъ имъ доходы; ибо цѣлость частныхъ капиталовъ увеличиваетъ и общее богатство народа, а съ оскудѣніемъ ихъ, естественно, что и государственное казначейство не можетъ почерпать впредь своихъ доходовъ въ изобильномъ количествѣ. Подобные налоги и самую цвѣтущую и богатыми жатвами покрытую землю превращаютъ въ дикую и безплодную пустыню; поля и города древней Греціи преобразуютъ въ удѣлы, принадлежащія теперь турецкому владычеству".

Такъ за пятьдесятъ лѣтъ до нашего времени Мордвиновъ защищалъ систему подоходнаго налога, доказывалъ необходимость перемѣны личныхъ повинностей, лежащихъ исключительно на низшихъ классахъ, въ денежныя, притомъ "уравненныя по всѣмъ состояніямъ".

Нечего объяснять, какъ относился онъ къ такимъ формамъ налоговъ, успѣхъ которыхъ свидѣтельствуетъ объ упадкѣ народной нравственности и обыкновенно не мыслимъ безъ разстройства существенныхъ экономическихъ силъ. Мы говоримъ объ откупной системѣ, всегда имѣвшей въ немъ непримиримаго врага. Въ 1838 г., по поводу возобновленія питейнаго откупа на новое четырехлѣтіе, Мордвиновъ представилъ въ государственный совѣтъ слѣдующее мнѣніе:

"Во всю мою жизнь я пламенѣлъ желаніемъ зрѣть въ полномъ счастіи отечество мое и въ немерцающей славѣ всеавгустѣйшихъ монарховъ моихъ. Если бы пламень сихъ чувствованій, когда уже стою я при дверяхъ гроба, и ногъ угаснуть и оставалась-бы одна искра прежней моей горячности, то и тогда я не умолчалъ-бы высказать правду предъ тѣмъ, коего твердой волѣ предвѣчныя судьбы предоставили, на пространнѣйшей площади земнаго шара, устроить благоденствіе многочисленнѣйшаго народа.

"Сколь торжественно для каждаго благомыслящаго человѣка видѣть во всякомъ цѣловальникѣ, стоящемъ за винною стойкою, невольное покушеніе на обманъ и злоухищреніе; ибо само правительство побуждаетъ его на сіи пороки, предоставивъ ему право пользоваться только каплями, падающими изъ чарки, держимой дрожащею рукою пьяницы;-- видѣть въ цѣловальникѣ представителя власти... предавшей ему за деньги такое право;видѣть въ каждомъ человѣкѣ, выходящемъ изъ кабака, упоеннаго огненнымъ напиткомъ, съ тѣломъ разслабленнымъ и съ духомъ, уготованнымъ на всякое злодѣяніе; видѣть умирающаго человѣка отъ излишняго упоенія симъ гибельнымъ напиткомъ; видѣть погрязшими въ семъ развратѣ не одну тысячу, но сотни тысячъ людей, уставомъ виннымъ побуждаемыхъ къ тому; видѣть тощіе доходы, государственнымъ казначействомъ получаемые; и знать, что главною причиною сего существеннаго недостатка для блага имперіи, есть винный уставъ, поощряющій ежегодно распространеніе пьянства въ народѣ, -- все сіе возбраняетъ мнѣ утвердить подписью моею то, что я нахожу совершенно вреднымъ и для мильоновъ народа и для всего государства".

-----

Таковъ былъ этотъ государственный человѣкъ дней минувшихъ. Послѣ всего сказаннаго врядъ-ли необходимо еще разъ обращаться къ оцѣнкѣ того, что каждымъ можетъ и должно быть оцѣнено по достоинству. Нельзя не обратить вниманія только на одно обстоятельство, важное для нашего времени. Перечитывая мнѣнія Мордвинова и труды лучшихъ изъ его современниковъ, нельзя не замѣтить, что ихъ волновали тѣ же стремленія и цѣли, какія находятъ себѣ выраженіе въ преобразованіяхъ нашего времени. Не одна отмѣна крѣпостнаго права занимала всѣ умы. Реформы въ области государственнаго хозяйства, въ судѣ, въ администрація, въ хозяйственной политикѣ, въ народномъ образованіи, въ систекѣ повинностей, волновали лучшіе умы нашего общества съ начала нынѣшняго столѣтія. Какой урокъ для тѣхъ, чья своекорыстные возгласы набрасываютъ тѣнь на все совершившееся съ 1861 г., чьи мнѣнія клонятся къ доказательству преждевременности и поспѣшности совершившагося. Давайте намъ больше матерьяловъ нашей современной исторіи, выводите на свѣтъ лежащія еще подъ спудомъ души и желанія людей прошлаго и всѣмъ будетъ ясно, что все совершившееся нынѣ не есть прихоть минуты, плодъ увлеченія полною идеею, а священный завѣтъ лучшихъ изъ предковъ нашихъ, выносившихъ его въ своемъ умѣ и сердцѣ. Если бы наше время не приняло эти послѣднія мысли за священный залогъ, они превратились-бы въ осужденіе ему. Если въ доказательство "несвоевременности и поспѣшности" любятъ приводить отдѣльные факты неудачнаго примѣненія новыхъ законовъ -- факты, извѣстность которыхъ зависитъ также отъ одного изъ лучшихъ достояній нашего времени, гласности, тогда какъ многочисленныя злоупотребленія прошлаго прикрывались безмолвіемъ, -- то лучшимъ отвѣтомъ на эти вопросы могутъ послужить слѣдующія слова того же Мордвинова: "частные случая никогда не должны служитъ поводомъ къ уничтоженію, или потрясенію общихъ правъ и коренныхъ законовъ".

А. Градовскій.