Книговод

В горских обществах Кабарды

Миллер Всеволод Федорович


ВЪ ГОРСКИХЪ ОБЩЕСТВАХЪ КАБАРДЫ

Изъ путешествія Всев. Миллера и Макс. Ковалевскаго.

I.-- Нальчикъ.

   На сѣверномъ салонѣ Кавказскихъ горъ, на пространствѣ между притономъ Терека, Урухомъ, населеннымъ осетинами дигорцами, и Эльбрусомъ, живетъ по верховьямъ рѣкъ Черека, Чеима и Баксана небольшое племя татарскаго происхожденія, называемое оффиціально -- "горскими обществами Кабарды". Всѣ эти общества -- Балкаръ, Бивенги, Хуламъ, Чегемъ и Урусбій -- по статистическимъ свѣденіямъ 1874 года, не превышаютъ численностью 15,000 душъ. Впрочемъ, на мѣстахъ мы убѣдились, что наличное число дворовъ въ нѣкоторыхъ аулахъ превышаетъ показанное въ спискѣ населенныхъ мѣстъ терской области. Языкъ татаръ-горцевъ до сихъ поръ не изслѣдованъ въ научномъ отношеніи. Онъ значительно отличается отъ языка казанскихъ татаръ и весьма близокъ въ карачаевскому и кумыцкому. Въ настоящее время одинъ изъ туземцевъ, Сафаръ-Али Урусбіевъ, занимается составленіемъ грамматики родного языка, примѣнивъ русскую азбуку въ выраженію его звуковъ... Въ этнографическомъ, археологическомъ и историческомъ отношеніи горцы Кабарды представляютъ значительный интересъ. Долины, ими нанимаемыя, покрыты древними могильниками, болѣе ранняго населенія, неимѣвшаго, судя по черепамъ я предметамъ домашней обстановки, ничего общаго съ нынѣшними поселенцами. Въ историческомъ отношеніи представляется интересный вопросъ, къ какому времени относится поселеніе татаръ въ этихъ мѣстахъ, кого застали они на новой родинѣ, въ какія отношенія стали къ туземцамъ и, наконецъ, откуда шла колонизація горныхъ ущелій? Не говоря о другихъ признакахъ, не-туземность горцевъ-татаръ явствуетъ уже изъ того, что они образуютъ какъ бы островокъ среди другихъ національностей, чуждыхъ имъ по языку и племени. На востокѣ они граничатъ съ осетинами-дигорцами, на сѣверѣ и западѣ окружены Кабардою, на югѣ главный хребетъ отдѣляетъ ихъ отъ сванетовъ. Можно отмѣтить также, что ближайшіе сосѣди дигорцевъ, балкарцы, повидимому болѣе ранніе татарскіе поселенцы, носятъ у осетинъ имя Аси, въ которомъ нетрудно узнать названіе Ясы нашихъ лѣтописей и Осей (Овси) грузинскихъ. Объяснить этотъ фактъ, конечно, нельзя предположеніемъ, что нынѣшніе горцы-татары потомки древнихъ ясовъ (осетинъ). Гораздо правдоподобнѣе, что они наслѣдовали имя вмѣстѣ съ страною, изъ которой частью вытѣснили болѣе древнее осетинское населеніе. По крайней мѣрѣ, на это указываетъ рядъ данныхъ, о которыхъ мы скажемъ ниже.
   Въ виду интереса, представляемаго изученіемъ быта и преданій горцевъ-татаръ, мы воспользовались представившейся намъ возможностью съ наибольшимъ удобствомъ съѣздить въ эти глухія мѣста, и предприняли туда экскурсію изъ Владикавказа въ іюнѣ 1883 года. Кто знаетъ характеръ горныхъ путешествій на Кавказѣ, тотъ, конечно, пойметъ выгоды нашего положенія, когда мы скажемъ, что нашимъ спутникомъ былъ Сафаръ-Али, сынъ мѣстнаго таубія (горскаго князя), урусбіевскаго аула. Имѣя по всѣмъ ауламъ родственниковъ, аталыковъ или кунаковъ, Сафаръ-Али могъ открыть намъ самый широкій доступъ къ горскому гостепріимству и помѣстить насъ въ наиболѣе богатыя кунацкія, что для человѣка даже доведшаго до minimum'а свои требованія по части комфорта, весьма не лишне, какъ будетъ ясно изъ дальнѣйшаго изображенія нашихъ похожденій.
   Вотъ при какихъ условіяхъ и съ какими надеждами мы къ первыхъ числахъ іюня пріѣхали изъ Владикавказа по желѣзной дорогѣ на станцію Котляревскую. Отсюда на лихихъ тройкахъ мы помчались по необозримой предгорной равнинѣ къ слободѣ Нальчику, откуда мы намѣревались проникнуть въ горы. На югѣ вырисовывались изъ синеватаго дымка очертанія перваго хребта зеленыхъ горъ; изрѣдка, когда расходились облака, на минуту обнажались снѣжныя вершины и въ отдаленьи массивное сѣдло Эльборуса; по равнинѣ безконечной вереницей тянутся курганы, иногда значительныхъ размѣровъ, покрывающіе могилы неизвѣстныхъ народовъ. При приближеніи къ Нальчику открылся видъ на чистенькую нѣмецкую колонію Александровскую, поселенную здѣсь уже лѣтъ пятьдесятъ тому назадъ. Нерѣдка попадались объемистыя фуры, изъ которыхъ выглядывали русыя нѣмецкія головы.
   Вотъ и Нальчикъ. Мы въѣзжаемъ по грязной улицѣ, усаженной по сторонамъ тополями. Справа и слѣва одноэтажные домики, крытые черепицей или соломой. Въ одномъ изъ нихъ у отставного русскаго солдата, мѣстнаго старожилы, была приготовлена для насъ довольно чистенькая комната.
   Утоляя голодъ жирнымъ борщемъ, мы вступили въ бесѣду съ нашимъ хозяиномъ, который все утро усердно украшалъ галерейку и двери зеленью въ виду наступающаго Троицына дня и жалѣлъ объ отсутствіи родной великорусской березы. Конечно, разговоръ свелся на туземцевъ или "азіатовъ", какъ ихъ называютъ русскіе культуртрегеры даже изъ простого класса. Не лестенъ былъ отзывъ о кабардинцахъ стараго солдата, который былъ здѣсь въ безпокойныя времена и видѣлъ всякіе виды. "Извѣстно -- варвары", говорилъ старикъ, "дѣлать-то имъ нечего; дай нашему брату, мужику, столько земли, не жизнь бы, а малина. А онъ -- азіатъ, сдаетъ землю нашему же брату, а самъ слоняется цѣлый день на лошади да гарцуетъ. Ужъ хоть бы лошадь-то пожалѣлъ, а то ужъ такой у него законъ положенъ: какъ сядетъ на лошадь, такъ ей сейчасъ, ни за што ни прошто, влѣпитъ три нагайки просто такъ -- здорово живешь. Инда лошадь-то вся дрожитъ, какъ на нее садится. А дома у себя въ аулѣ: сидитъ у сакли да кинжаломъ палочку стругаетъ: жена-де все сдѣлаетъ, что нужно по хозяйству. Что и говорить,-- самый ледащій народъ. Только и норовитъ, какъ бы стащить, что плохо лежитъ. Вѣрите ли, останавливались они у меня: такъ, бывало, какъ отъѣдутъ, глядишь, какой ни на есть вещи недостаетъ. Я прямо къ нимъ, осматривать сумки -- глядишь и засунулъ вещь куда-нибудь на самый низъ. Такое воровство развелось, что просто страсть. Недавно велѣно было имъ всѣмъ дать присягу, что не будутъ воровать и сами станутъ выдавать воровъ. Ну, правду сказать, недѣли двѣ о воровствѣ не было слышно, а теперь снова за прежнее принялись"...
   Въ Нальчикѣ намъ пришлось провести два дня. Мы ждали пріѣзда отца нашего спутника, Измаила Урусбіева, чтобы распроситъ его о горцахъ, которыхъ онъ зналъ вдоль и поперекъ, какъ наиболѣе уважаемое лицо во всѣхъ этихъ обществахъ. Къ сожалѣнію, дѣла задержали его, и мы не могли дождаться его пріѣзда. Обзоръ достопримѣчательностей Нальчика не занялъ много времени: мы посѣтили школу и съѣздили въ еврейскую колонію. Нашимъ любезнымъ чичероне былъ дядя Сафара, Хамзахъ Урусбіевъ, европейски развитой и начитанный членъ городского суда, постоянный житель Нальчика. Хамзатъ -- представитель новаго типа среди горцевъ, типа реформатора. Проведя нѣсколько лѣтъ въ военной службѣ, онъ уѣхалъ за границу и въ Швейцаріи изучилъ правильное сыровареніе. Запасшись этими свѣденіями и швейцарцемъ, онъ устроилъ на Баксанѣ сыроваренный заводъ. Сначала дѣло какъ-будто пошло на ладъ: сыръ, изготовляемый новымъ способомъ, оказался превосходенъ и находилъ сбытъ въ Владикавказъ. Но трудно было бороться съ мѣстными условіями; заводъ, стоящій на большой дорогѣ, былъ вѣчно осаждаемъ праздными посѣтителями, мѣшавшими рабочимъ, которые и такъ работали по-горски; всякіе родственники, аталыки и кунаки, не спросись хозяевъ, уводили въ себѣ лучшую скотину, что, по мѣстнымъ понятіямъ, не считается воровствомъ; ко всему этому присоединился падежъ скота, и въ концѣ концовъ дѣятельность завода должна была превратиться.
   Такъ-называемая "горская школа" помѣщается въ лучшемъ зданіи Нальчика, въ крѣпости, въ бывшемъ помѣщеніи штаба мѣстнаго гарнизона. Это 4-хъ классное училище содержится частью на средства горцевъ, частью на правительственныя средства. Въ настоящее время въ ней помѣщается до 50 учениковъ -- кабардинцевъ, горцевъ и осетинъ. Курсъ соотвѣтствуетъ приблизительно курсу нашихъ городскихъ училищъ, но почему-то сочли нужнымъ ввести преподаваніе французскаго языка, которое не приводитъ ни къ какимъ результатамъ. Въ одной изъ валъ школьный смотритель показалъ намъ найденную гдѣ-то на верховьяхъ Малки кость, повидимому, мамонта. Въ виду вопроса о существованіи мамонта на Кавказѣ (есть мнѣніе, что найденныя доселѣ кости принадлежатъ не мамонту, а какому-то другому виду допотопныхъ слоновъ) было бы интересно спеціалисту изслѣдовать эту отлично сохранившуюся ножную кость.
   Въ верстѣ отъ Нальчика раскинулась довольно обширная еврейская колонія. Интересуясь горскими евреями, сохранившими свой типъ въ несравненно большей чистотѣ нежели европейскіе, мы отравились туда. Мужское населеніе было на базарѣ въ Нальчикѣ, и изъ оконъ и дверей на насъ съ любопытствомъ смотрѣли смуглыя библейскія лица женщинъ и дѣтей. Намъ рѣдко случалось видѣть въ теченіе какого-нибудь получаса столько правильныхъ и прелестныхъ дѣтскихъ личекъ съ знойными глазами и курчавыми головами. Остановившись передъ чистенькимъ домикомъ рабби, мы вошли къ нему, чтобы собрать нѣкоторыя свѣденія. Большая часть горскихъ евреевъ живутъ въ восточномъ Кавказѣ, въ сѣверномъ и южномъ. Дагестанѣ, въ бакинской, елисаветпольской губерніяхъ, но отдѣльныя поселенія встрѣчаются и въ другихъ мѣстахъ. Въ первыя времена ихъ поселенія на Кавказѣ, куда они, въ отдаленныя времена, выселились изъ Мидіи, они сохраняли еще языкъ своихъ предковъ, какъ видно изъ біографіи святой Нины; когда она пришла въ Грузію изъ Іерусалима, то была весьма рада, что нашла своихъ соотечественниковъ въ Карталиніи, гдѣ она (въ городѣ Урбнисѣ) цѣлый мѣсяцъ бесѣдовала съ ними на еврейскомъ языкѣ. Но во время персидскаго владычества въ Закавказьи, евреи усвоили себѣ средневѣковой персидскій языкъ, который они называютъ фарсійскимъ и татскимъ, и, вѣроятно, у нихъ образовался жаргонъ, съ примѣсью библейскихъ словъ и множества словъ, заимствованныхъ изъ языковъ мѣстныхъ, сосѣднихъ племенъ. Письменность у нихъ на этомъ жаргонѣ производилась еврейскимъ квадратнымъ письмомъ.
   Евреи около Нальчика не занимаются земледѣліемъ, а мелочной торговлей и нѣкоторыми ремеслами. Живутъ они, повидимому, съ достаткомъ и не хуже европейскихъ умѣютъ ссужать деньги за солидные проценты. Антипатіи мѣстное населеніе не питаетъ къ нимъ никакой, и ростовское побоище еще не отразилось на ихъ спинахъ. Впрочемъ, мы были случайными свидѣтелями слѣдующей сцены. При нашемъ проѣздѣ мимо одного еврейскаго дома какой-то пьяненькій забулдыга изъ русскихъ бросился на колѣни передъ сопровождавшимъ насъ помощникомъ окружного начальника и громко возопилъ: "Ваше скородіе, дозвольте жидовъ бить!" Немедленно на спину жидоѣда опустилась начальническая ногайка, и онъ былъ для вытрезвленія убранъ въ каланчу. Такъ просто разрѣшился здѣсь еврейскій вопросъ.
   Прежде чѣмъ разстаться съ Нальчикомъ отмѣтимъ, что для юридическаго быта окружающаго мѣстнаго населенія эта слобода имѣетъ особое значеніе, какъ мѣстопребываніе горскаго словеснаго суда. Немалый процентъ шатающихся по улицамъ и площади горцевъ является сюда по тяжебнымъ дѣламъ и проживаетъ здѣсь по недѣлямъ. Обитъ остановиться на характеристикѣ этого любопытнаго учрежденія, которое въ жизни туземцевъ занимаетъ не послѣднее мѣсто.
   Во время нашего пребыванія въ горскихъ обществахъ намъ неоднократно приходилось слышать жалобы на разореніе, причиняемое жителямъ горскими судами. По мнѣнію самихъ даже членовъ этихъ судовъ, горцевъ по происхожденію, правительство не могло бы оказать большей услуги туземцамъ, какъ приступивши къ немедленному закрытію этихъ очаговъ сутяжничества, взяточничества и волокиты. Итакъ, вотъ что вышло на дѣлѣ изъ реформы, которая, по первоначальному своему плану, по намѣреніямъ лицъ ее затѣявшихъ, заслуживаетъ полнаго сочувствія. Въ самомъ дѣлѣ, въ странѣ, которая по разнообразію своего этнографическаго состава не допускаетъ и мысли о единомъ земскомъ правѣ, среди населенія, которое въ теченіе столѣтій не знало не только писаннаго закона, но и письменности, не есть ли обычай -- единственный руководитель судей, а его глашатаи -- природные присяжные, призванные постановлять, подобно англійскимъ, рѣшеніе одинаково по вопросамъ права и факта? Временныя правила для горскихъ словесныхъ судовъ, отъ 30 декабря 1869 года, вполнѣ сознаютъ необходимость всецѣлаго господства обычая и допускаютъ примѣненіе русскихъ законовъ лишь въ случаяхъ, относительно которыхъ обычай не сложился. Принимая во вниманіе разнохарактерность дѣйствующихъ въ округѣ обычаевъ, тѣ же правила требуютъ присутствія въ горскомъ судѣ по крайней мѣрѣ по одному депутату, отъ каждаго изъ племенъ, населяющихъ округъ. Смотря по тому, къ какой національности принадлежатъ стороны, предсѣдатель, всегда изъ русскихъ -- обращается за указаніемъ обычая къ депутату отъ кабардинцевъ, горцевъ, ингушей и т. д. Въ дѣдахъ, которыя, какъ тѣсно связанныя съ вѣроученіемъ корана, судятся по шаріату, указаніе на законъ дѣлается мѣстнымъ кадіемъ. Такими дѣлами, по положенію, считаются дѣла брачныя, дѣла о незаконнорожденныхъ, о разводахъ и наслѣдствѣ. Чтобы избавить стороны отъ издержекъ по письмоводству, горскому суду предписано разбирать дѣла изустно. Безпристрастность приговоровъ, повидимому, гарантирована публичностью и коллегіальностью; предсѣдательствующій имѣетъ рѣшающій голосъ только при раздѣленіи голосовъ поровну. Въ интересахъ тѣхъ же сторонъ допущено въ широкой мѣрѣ право апелляціи: въ дѣлахъ гражданскихъ,-- если цѣна иска превышаетъ 100 р., а въ уголовныхъ,-- если наказаніе состоитъ во взысканіи свыше 30 р. или арестѣ свыше 1-го мѣсяца. Наконецъ, каждый разъ, когда вѣдомство горскаго словеснаго суда выходитъ за предѣлы мировой юрисдикціи уложеніе о наказ., налаг. миров. судьями положено въ основу правилъ о горскомъ судѣ) требуется утвержденіе приговора начальникомъ области. Къ такимъ дѣламъ принадлежитъ нанесеніе ранъ, увѣчья или смерть въ ссорѣ или дракѣ, кражи со взломомъ, дѣла по предупрежденію и прекращенію кровосмѣшеніи, похищеніе женщинъ и т. п.
   Почему же, спрашивается, горскій судъ на практикѣ, если вѣрить единогласнымъ отзывамъ подсудныхъ ему лицъ, ведетъ не болѣе какъ въ сутяжничеству, нескончаемой волокитѣ и неизбѣжному разоренію сторонъ? Въ томъ же уставѣ мы находимъ отчасти отвѣтъ на этотъ вопросъ. Пробѣгая 84 параграфъ этихъ положеній, мы, не безъ удивленія, узнаемъ, что это учрежденіе, легальный составъ котораго опредѣляется въ 3 человѣка, вѣдаетъ, на-ряду съ судебными дѣлами, дѣла нотаріальныя и дѣла бывшихъ опекунскихъ совѣтовъ и вашихъ дворянскихъ опекъ. Мало того, по желанію сторонъ, возможно обращеніе къ горскому суду, какъ къ третейскому, съ обязательствомъ, въ послѣднемъ случаѣ, считать дѣло поконченнымъ его рѣшеніемъ. Сколько дѣлъ для такого слабаго состава? Неудивительно, если, засѣдая ежедневно съ 9 часовъ до 4-хъ, нальчикскій судъ, напримѣръ, накопилъ болѣе 2000 нерѣшенныхъ дѣлъ! Прибавимъ къ этому, что, при рѣшеніи всѣхъ дѣлъ соприсяжниками и свидѣтелями, неявка одного изъ вызванныхъ лицъ служитъ постояннымъ поводомъ въ отсрочкѣ дѣлъ. Удивительно ли послѣ этого слышать жалобы на проволочки, замедленія и напрасныя затраты на путешествіе и пребываніе въ Нальчикѣ нерѣдко съ цѣлой ватагой набранныхъ отовсюду свидѣтелей, содержаніе которыхъ ставится затѣмъ на счетъ проигравшаго процессъ.
   Съ другой стороны, сама наша администрація, какъ бы опасаясь того, что судъ останется безъ дѣлъ, позаботилась о томъ, чтобы еще болѣе развить въ горцахъ присущую имъ по природѣ склонность въ сутяжничеству. По горскимъ обычаямъ, или адатамъ, женщины вовсе устранялись отъ наслѣдованія. Совершенно произвольно мы признала дѣла о наслѣдствѣ и между горцами -- подсудными правиламъ шаріата. Такимъ образомъ, открылась возможность доказывать право наслѣдованія отъ прабабушекъ я бабушекъ. Пробѣгая рѣшенія горскаго суда за послѣдніе года, на каждомъ шагу встрѣчаешь иски о правѣ собственности на тотъ или другой участокъ земли, нерѣдко стоимостью въ 20 руб., на основаніи болѣе или менѣе сомнительной генеалогія отъ бабушки или прабабушки, доказываемой свидѣтельскими показаніями. Замѣтьте, что всѣ иски о недвижимой собственности, какъ бы ничтожна ни была сумма иска, почему-то изъяты изъ вѣдомства общинныхъ (аульныхъ) судовъ и всецѣло возложены на плечи горскихъ судей. А самый еще порядокъ производства, требующій ежечасной, постоянной передачи вопросовъ предсѣдателя истцу или отвѣтчику на кабардинскій, татарскій, осетинскій или иной языкъ, и затѣмъ обратно отвѣтовъ сторонъ съ туземныхъ ленковъ на русскій! И обязательство все это записать въ книгу на случай возможнаго обжалованія дѣла передъ начальникомъ области или апелляціоннымъ путемъ! Какъ тутъ не имѣть за собою въ прошломъ 2000 нерѣшенныхъ дѣлъ?
  

II.-- Отъ Нальчика до Чегема.

   Нанявъ въ Нальчикѣ трехъ верховыхъ лошадей и горца-проводника, который долженъ былъ сопровождать насъ въ теченіе всего путешествія въ горахъ, мы часовъ въ 10 утра выѣхали по направленію въ Хуламу, ближайшему обществу горскихъ татаръ. Дорога идетъ на югъ по правому берегу рѣчки Нальчика, и мало по малу начинается подъемъ въ горы. Въ продолженіе нѣсколькихъ часовъ нашъ путь шелъ чрезъ сплошной густой лѣсъ чинаровъ, кленовъ, карагачей, орѣшника, простирающійся на нѣсколько десятковъ верстъ на горныхъ отрогахъ. Безпрестанно приходилось переѣзжать въ бродъ извилины Нальчика и его многочисленныхъ притоковъ. Кое-гдѣ по вязкой тропѣ виднѣлись свѣжіе слѣды Медвѣдевъ, а на одной полянкѣ неуклюжій медвѣжонокъ во всю прыть перебѣжалъ намъ дорогу. Мы двигались крайне медленно: на крутыхъ спускахъ лошади скользили, и приходилось идти пѣшкомъ, безпрестанно нужно было наклоняться сидя на лошади, потому что немного зазѣвавшись не трудно было получить въ лицо удары наклоненныхъ вѣтвей; нерѣдко мы должны были объѣзжать топкія мѣста. Вслѣдствіе этихъ затрудненій, мы потеряли надежду засвѣтло пріѣхать въ Хуламъ и, спустившись къ берегамъ прелестной рѣчки Карасу, впадающей въ Терекъ, рѣшились ночевать подъ открытымъ небомъ. Сама природа приглашала къ отдыху: передъ нами чудесная поляна замыкается со всѣхъ сторонъ, какъ бы амфитеатромъ, горными хребтами, Но полянѣ быстро я шумно катитъ свои воды прозрачный Карасу. На берегу его маленькая мельница, которая на случай дождя можетъ служить защитой. Понятно, что утомленные девятичасовой верховой ѣздою, мы не особенно торопились доѣхать въ тотъ же день до Хулама, тѣмъ болѣе, что намъ предстоялъ съ береговъ Карасу немедленно трудный подъемъ.
   Расположившись близъ мельницы, мы утоляли голодъ европейскими консервами съ либихскимъ бульономъ, и какъ только стемнѣлось (а ночь въ горахъ наступаетъ чрезвычайно быстро), устроились, какъ могли, на ночлегъ на убитой землѣ въ мельницѣ. Нашему непривыкшему слуху вѣчный шумъ горной рѣчки представлялся какъ бы шумомъ проливного дождя, и, просыпаясь по временамъ ночью, мы выглядывали изъ шалаша, со страхомъ ожидая ливня. Мы проснулись на зарѣ и не нашли нашего проводника. Часа черезъ полтора онъ явился съ пріятной ношей, пятью только-что пойманными имъ форелями. Конечно, мы приступили немедленно къ изготовленію завтрака, и можемъ смѣло сказать, что нашему пиру на берегахъ Карасу позавидовали бы европейскіе гастрономы.
   Переѣхавъ Карасу, мы очутились въ роскошной долинѣ Терека. По обѣимъ сторонамъ массивныя скалы, опушенныя до половины лѣсомъ; прямо передъ нами надъ горами высоко выдвинули свои снѣжныя вершины горы Дыхъ-Тау и Боштанъ-Тау, превышающія вышиною Казбекъ. По дорогѣ насъ нагоняютъ хуламци и цѣлыя партіи ишаковъ, нагруженныхъ дровами. На вопросъ нашего проводника, одинъ изъ хуламцевъ сказалъ, что у него есть кефиръ, и мы не упустили случая утолить жажду этой нынѣ модной панацеей. Свернувъ немного въ сторону, мы чрезъ кустарникъ пробрались къ небольшому гротту въ скалѣ и, разлегшись на буркахъ, нѣсколько разъ прикладывались къ бурдючку съ живительной влагой. Здѣсь же пришлось намъ впервые столкнуться съ горными понятіями о гостепріимствѣ. Хотя мы сами назывались на угощеніе, вполнѣ увѣренные, что беремъ кефиръ на деньги, однако горецъ, пожертвовавшій намъ большую часть содержанія своего бурдючка, упорно отказался отъ денегъ и, осыпавъ насъ пожеланіями счастливаго пути, отъѣхалъ во-свояси.
   Черезъ нѣсколько часовъ мы подъѣхали къ первому горскому аулу -- Хуламу. Подъѣзжая къ нему, мы долго ѣхали по каменистой узкой дорогѣ, по обѣимъ сторонамъ которой тянулись маленькіе, разгороженные камнями, участки пахоты. Каждый удобный клочекъ земли тщательно унавоженъ, воздѣланъ и орошенъ канавой. Земля здѣсь цѣнится даже дороже, чѣмъ въ горной Осетіи, гдѣ клочекъ земли, на которомъ можетъ стоять быкъ, стоитъ быка. Намъ показывали участки не болѣе десятины, проданные за 2.000 рублей.
   Аулы, извѣстные подъ общимъ именемъ Хуламъ, расположены чрезвычайно живописно въ долинѣ Терека и его небольшихъ притоковъ; въ центрѣ площадки, окруженной горами, возвышается почти коническая гора, увѣнчанная развалинами башни. Кто построилъ нѣкогда эту крѣпость, въ свое время недоступную, сложенную весьма правильно изъ мѣстнаго камня на цементѣ, объ этомъ не сохранилось даже преданія. Во всякомъ случаѣ -- не предки нынѣшняго татарскаго населенія. Сакли хуламцевъ и вообще горскихъ татаръ, не представляютъ никакихъ отличій отъ осетинскихъ, и также издали имѣютъ видъ груды камней и развалинъ. Вокругъ небольшого дворика тянется рядъ низенькихъ построекъ, сложенныхъ изъ камня безъ цемента. Плоскія крыши покрыты землей, и еслибъ не плетеныя и вымазанныя глиной широкія круглыя трубы, вы не догадывались бы, что ходите по крышѣ, а не по зеленой лужайкѣ. Передъ четырехугольными жилыми помѣщеніями идутъ навѣсы на массивныхъ столбахъ. Отдѣльно отъ другихъ построекъ при каждой саклѣ -- помѣщенія для всякаго пріѣзжаго -- кунацкая. Привязавъ коня къ рогатой коновязи, вы входите нагнувшись въ низенькую дверь кунацкой. На земляномъ полу у одной стѣны стоитъ широкая двуспальная деревянная кровать, у другой стѣны прямо на землѣ очагъ, надъ нимъ пасть широкой трубы. По стѣнамъ полки для вещей. Все помѣщеніе, иногда сажени 3 длиною, освѣщается скудно маленькимъ окошкомъ, конечно, безъ рамъ и стеколъ.
   Опишу нѣсколько болѣе подробно нашъ ночлегъ въ Хуламѣ, такъ какъ тѣ же пріемы горскаго гостепріимства стереотипно повторялись въ другихъ аулахъ. Пробравшись по узкимъ улицамъ, безпрестанно пересѣкаемымъ канавами, въ кунацкой мѣстнаго старшины, таубія Джарахмата Шакманова, мы сошли съ коней и сѣли на кровать. Немедленно вся кунацкая наполнилась мѣстными жителями, собравшимися посмотрѣть на пріѣзжихъ. Уваженіе къ гостю требуетъ, чтобы всѣ стояли передъ нимъ, и даже лица почтеннаго возраста не рѣшались отступить отъ этикета. Здѣсь впервые въ большомъ количествѣ мы могли наблюдать типы горцевъ. Кромѣ, такъ сказать, случайныхъ лицъ, (напр., кабардинскихъ), можно рѣзко выдѣлить два господствующіе типа: одинъ, напоминающій монгольскій, хотя и съ значительно сглаженными чертами этого типа: торчащія уши, узкіе глаза, выдающіяся скулы, безбородые подбородки; другой -- типъ арійскій, напоминающій всего болѣе осетинскій: правильныя черты лица, кавказскіе носы, густыя бороды, каріе и часто голубые, веселые и интеллигентные глаза. Горцы отличаются быстротой въ движеніи, они высоки ростомъ и стройны. Въ манерахъ много природной граціи и свободы. Рѣчь у нихъ льется неудержимымъ и быстрымъ потокомъ; ихъ словоохотливость нерѣдко переходитъ въ дѣтскую болтливость. Остроты, bon mots, обыкновенно безобидныя, такъ и сыплются, когда сойдутся трое, четверо молодыхъ людей. Но на этотъ разъ группа молодежи, собравшаяся на насъ поглазѣть, отличалась строгимъ молчаніемъ въ присутствіи стариковъ и гостей, и ограничивалась самымъ внимательнымъ наблюденіемъ надъ каждымъ нашимъ дѣйствіемъ и движеніемъ. Скоро явился хозяинъ и привѣтствовалъ гостей по-русски, владѣя довольно свободно нашимъ языкомъ. Начались обычные распросы о цѣли пріѣзда, о дорогѣ, о новостяхъ. Трудно представить себѣ, съ какимъ напряженнымъ интересомъ въ этихъ, удаленныхъ отъ центровъ, горныхъ трущобахъ принимается всякая новость и какъ быстро извѣстіе разлетается по всему аулу. Послѣ полутора-часовой бесѣды, въ теченіе которой мы собирали свѣденія объ общинномъ бытѣ хуламцевъ, ихъ обычномъ правѣ, сословіяхъ и т. п., въ кунацкой появились первые признаки угощенія. Одинъ изъ молодыхъ людей внесъ на кругленькомъ, низенькомъ трехногомъ столикѣ, стаканы для чая, сахаръ и пшеничные чуреки. Другой выступалъ за нимъ, держа подъмышки россійскій самоваръ. Началось чаепитіе, причемъ хозяинъ только по нашей просьбѣ рѣшился пить вмѣстѣ съ нами. За чаемъ послѣдовала деревянная чаша съ вкуснымъ айраномъ (кислое молоко). Болѣе солидное угощеніе готовилось въ ночи, какъ мы убѣдились въ томъ, выйдя изъ кунацкой погулять по аулу: у самыхъ дверей кухни намъ встрѣтился юноша съ чернымъ барашкомъ на рукахъ, который долженъ былъ быть принесенъ намъ въ жертву.
   Мы взобрались къ развалинамъ башни, чтобъ оттуда полюбоваться видомъ. На противоположной сторонѣ долины виднѣются развалины другой башни, которая должна была одновременно съ первой защищать ущелье, такъ что непріятель подвергался перекрестнымъ выстрѣламъ (конечно, изъ луковъ). Башня, по кладкѣ камней и по типической четырехугольной формѣ напоминаетъ совершенно башни, видѣнныя вами въ горной Осетіи. Вѣроятно, строителями ихъ были предки нынѣшнихъ осетинъ. По крайней мѣрѣ цѣлый рядъ топографическихъ названій и мѣстныхъ преданій указываетъ на то, что татары-горцы застали въ этихъ мѣстахъ осетинское населеніе, исповѣдывавшее христіанскую религію. Смѣшеніемъ съ этимъ населеніемъ и объясняется осетинскій типъ, часто попадающійся въ лицахъ горцевъ. Осетинскія мѣстныя названія тянутся по всѣмъ горамъ сѣверо-западнаго Кавказа отъ Дигоріи до Эльбруса. Множество рѣчекъ у горскихъ татаръ содержатъ осет. слово "донъ" (вода), въ видѣ данъ и донъ (Кара-данъ, Шауданъ, Куронъ-данъ, Гаръ-донъ, Шакъ-донъ; осетинское названіе для ущелья комъ повторяется у нихъ въ видѣ комъ (Шаукамъ, Кырекамъ); гроты въ скалахъ называютъ они, какъ и осетины, дор-бунъ (подъ камнемъ); перевалы называются вчикъ, изъ осетинскаго авцэгъ; часто горы красноватаго цвѣта носятъ названіе сурхъ (по осетински -- красный); въ татарскихъ названіяхъ для мѣсяцевъ слышатся, какъ и у осетинъ, искаженныя имена христіанскихъ святыхъ: Нікколай (май), Тотуръ (Ѳеодоръ) Эліа-ай (мѣсяцъ Иліи), Башилай (мѣсяцъ Василія), и т. п. Горцы знаютъ осетинскихъ духовъ-покровителей, которыми сдѣлались у осетинъ нѣкоторые христіанскіе святые: Бій-Ашкирги соотвѣтствуетъ осетинскому Уаскерги (св. Георгію); Авсаты -- духъ охоты -- осетинскому Авсаты. Горцы-татары, рядомъ со своимъ счетомъ, сохранили осетинскую систему счета парами: дууэ (2), чуппаръ (4), ахсазъ (6), астъ (8) дасъ (10) и т. п., лишь слегка измѣнивъ осетинскія слова. О культурномъ вліяніи осетинъ на татаръ, бывшихъ, вѣроятно, еще кочевниковъ, можно судить по проникнувшимъ въ татарскій языкъ осетинскимъ терминамъ для земледѣлія и болѣе разумнаго скотоводства. Татары имѣютъ осетинскія названія для копны (галасъ), для скота кормящагося на сѣнѣ (хуасхарга), для вилообразнаго чурбана, на которомъ двигаютъ камни для построекъ (доръ-ласынъ), для печенаго хлѣба (гыржинъ -- осет. карзынъ), для пирога съ сыромъ или мясомъ (хычынъ -- осет. ахцынь) и т. п. Можно думать, что пришельцы-татары не дѣлали запасовъ сѣна для стадъ, не занимались земледѣліемъ и не знали каменныхъ построекъ. Дѣйствительно, преданіе о построеніи башни въ Чегемѣ, которое мы приведемъ ниже, говоритъ, что для ея сооруженія обратились въ сванетамъ.
   Разговаривая съ толпой, сопровождавшей насъ молодежи, изъ которыхъ двое, трое свободно говорили по-русски, мы узнали, что посреди аула есть камень, называемый Байремъ. Къ нему, несмотря на столѣтнее господство мусульманства, обращаются женщины съ молитвой о ниспосланіи дѣтей и приносятъ въ жертву пироги. Такіе камни -- байреми -- оказались, какъ мы убѣдились потомъ, въ каждомъ аулѣ, и, конечно, ихъ имя и значеніе объясняется отъ осетинскихъ святынь Мади-Майрамъ (матеріи-Маріи), которыя также представляютъ не что иное какъ большіе камни близъ аула и пользуются спеціальнымъ поклоненіемъ женщинъ. Отмѣтимъ также, что неподалеку отъ Хулама небольшой аульчикъ, дворовъ въ 50, носитъ названіе Тотуръ, конечно, въ честь нѣкогда бывшаго здѣсь дзуаря (святилища), одного изъ любимыхъ въ Осетіи святыхъ, Тотура, Ѳеодора Тирона. Отъ нашихъ спутниковъ мы узнали также, что при выходѣ изъ аула на скатѣ горы есть древнее" немусульманское кладбище" и, пользуясь остававшимся намъ до ужина временемъ" рѣшили сдѣлать пробную раскопку. Это предпріятіе было цѣлымъ праздникомъ для толпы мальчишекъ, сопровождавшей взрослыхъ, и они съ крикомъ побѣжали за ломомъ и заступомъ, привезенными нами съ собой. Скоро, на глубинѣ не болѣе аршина, нашли костякъ, желѣзный клинокъ отъ ножа и нѣсколько бронзовыхъ пуговокъ. Черепъ не представлялъ ни малѣйшихъ признаковъ монгольства, и, захвативъ его съ собою, мы, въ виду наступающей ночи, умѣрили свой археологическій пылъ.
   Когда мы вернулись въ кунацкую и возсѣли на ложѣ, намъ поднесли тазы и кувчаны (кувшины) для омовенія рукъ. Затѣмъ появился столикъ съ шашлыкомъ, изготовленнымъ исключительно изъ реберъ ягненка. Конечно ѣда производилась по восточному безъ посредства вилокъ и ножей. Оставшіеся отъ нашего ужина кости, со скудными признаками мяса, перешли къ нашему проводнику и другимъ гостямъ, которые, присѣвши на корточкахъ вокругъ столика, покончили съ остатками нашей трапезы. Снова омовеніе рукъ и поднесеніе новаго столика съ нагроможденными на немъ кусками варенаго барашка, по срединѣ чаша съ апраномъ, въ которую любителямъ предоставлялось макать чуреки и мясо. Третье блюдо было представлено деревянными ковшиками съ бараньимъ бульономъ, разведеннымъ молокомъ. Эти три перемѣны въ описанномъ порядкѣ составляютъ, вмѣстѣ съ утреннимъ и вечернимъ чаемъ и завтракомъ изъ начиненнаго творогомъ пирога (хычинъ), обыкновенное угощеніе, на которое можно смѣло разсчитывать въ состоятельныхъ кунацкихъ. При нѣкоторой привычкѣ все это кажется довольно, вкусно, и можно было бы скоро привыкнуть къ азіатскому порядку блюдъ, совершенно противоположному нашему европейскому, еслибъ въ составъ всего обѣда не входилъ неизмѣнный барашекъ въ разныхъ видахъ.
   Мы уже думали, что намъ придется расположиться на ночь въ тѣсной кунацкой, когда хозяинъ пригласилъ насъ перейти въ другое помѣщеніе съ чистыми деревянными полами, мягкой постелью, двумя стульями и даже съ стеклянными рамами, выстроенное уже русскими плотниками въ недавнее время. Какъ представитель мѣстной администраціи, старшина уже перенялъ кое-что отъ русскихъ и, очевидно, жертвовалъ своимъ помѣщеніемъ почетнымъ гостямъ.
   Въ то время, когда намъ готовили постели, пріѣхалъ разставшійся съ нами Сафаръ-Али, который дождался отца и, какъ горецъ, въ одинъ день сдѣлалъ путь до Хулама, на который вамъ понадобилось два дня. Рѣшились на другой день выѣхать въ Чегемъ и остановиться у мѣстнаго старшины таубія Балкарукова, двоюроднаго брата Сафаръ-Али.
   Считаемъ нужнымъ въ видѣ отступленія сказать нѣсколько словъ о мѣстныхъ преданіяхъ горскихъ татаръ. При отсутствіи письменныхъ источниковъ, фамильныя преданія замѣняютъ мѣстную исторію. Изъ нихъ мы добываемъ рядъ интересныхъ указаній на послѣдовательное занятіе татарами горныхъ ущелій, на столкновеніе ихъ съ туземцами и сосѣдями, на образованіе феодальнаго строя жизни и т. п. Поэтому всюду, гдѣ намъ встрѣчались знатоки мѣстныхъ преданій, мы старались заносить въ дневникъ все, что они намъ сообщали. Къ сожалѣнію погода, значительно измѣнившаяся въ худшему, помѣшала намъ посѣтить самое раннее поселеніе татаръ -- Балкарское общество. Всѣ преданія указываютъ на то, что эта мѣстность, нѣкогда заселенная осетинами-дигорцами, раньше другихъ приняла татарское поселеніе, и что изъ нея уже пошло дальнѣйшее движеніе въ ближайшія долины на сѣверо-западъ. Въ Нальчикѣ мы встрѣтили одного изъ балкарскихъ таубіевъ -- пургу Абаева, и записали отъ него слѣдующее преданіе происхожденія балкарскихъ феодаловъ (таубіевъ).
   Къ какой народности принадлежало туземное населеніе нынѣшней Балкаріи, этого разсказчикъ не могъ сказать. Но цѣлый рядъ топографическихъ названій указываетъ въ туземцахъ осетинъ {Вотъ нѣсколько примѣровъ: названіе ауловъ Иската (осет. іскăттă -- сараи), Фардугь (по осет. Фăрдуг-буси -- аульчикъ выстроенъ кругомъ); Сауты (по осет. саутă -- черные, въ этихъ мѣстахъ черный песокъ); Зилгă (по осет. крушеніе; здѣсь было озеро съ водоворотомъ); рѣки: Саудонъ (по осет. родниковая вода), Курондонъ (по осет. мельничная вода); дороги: Ныхатъ (по осет. зарубъ на скалѣ); мѣстности: Арвидори-Нихышъ (собственно сборное мѣсто небеснаго камня); Масугъ -- укрѣпленное пастбищное мѣсто отъ осет. Мăсугъ -- башня Шари-афцакъ (т.-е. Сванетскій перевалъ; Шарі -- осетин. названіе Сванетовъ) и мн. друг.}. Общее названіе для потомковъ туземныхъ фамилій, подчинившихся таубіямъ -- Сауту (по осет. саутă -- черные). Одни изъ туземныхъ родовъ -- Мисаковы -- имѣли на берегу Терека башню, отъ которой и получили фамилію (по-осетински башня называется Масугъ). Когда башня была снесена рѣкою, родъ Мисаковыхъ разсѣялся по разнымъ ауламъ. Говорятъ, башня была такъ крѣпка, что, обрушившись въ воду, цѣлой массой, долго не разбиваясь на части, неслась по теченію.
   Въ отдаленныя времена пришли въ эти мѣста предки нынѣшнихъ балкарцевъ, по народному преданію, изъ Маджаръ. Разсказчикъ отождествлялъ маджаръ съ венграми, но, конечно, подъ ними слѣдуетъ разумѣть прежнее населеніе хазарскаго города Маджаръ, котораго развалины находятся на берегу рѣки Кумы въ новогригорьевсвомъ уѣздѣ ставропольской губерніи близъ села Прасковея. Пришельцы стали тѣснить туземцевъ и приняли имя Балкаръ будто бы отъ словъ бар-кая (иди, оставайся). Конечно, здѣсь нужно видѣть дѣтскую народную этимологію. Можетъ быть, названіе балкаръ одинъ изъ видовъ имени болгаръ, которое, какъ видно изъ географіи, приписываемой Моисею Хоренскому, было въ разныхъ формахъ извѣстно на сѣверномъ Кавказѣ; въ формѣ Болхары приводится это имя русскими послами Никифоромъ Толочановымъ и дьякомъ Алексѣемъ Іевлевымъ, которые въ 1650 году ѣздили отъ царя Алексѣя Михаиловича въ имеретинскому царю Александру и проѣзжали чрезъ балкарскія земли {См. Броневскій. Извѣстія о Кавказѣ и т. д. II, 221.}.
   Во время войны пришельцевъ съ туземцами изъ Маджаръ явился въ тѣ же мѣста нѣкто Мысавб, ставшій впослѣдствіи родоначальникомъ нѣкоторыхъ балкарскихъ фамилій. Сначала онъ со своими поселился отдѣльно отъ балкарцевъ и только находился съ ними въ дружественныхъ сношеніяхъ. Преданіе говоритъ, что балкарцы изъявили согласіе признать его своимъ таубіемъ, если онъ покоритъ туземцевъ. Ему съ дружиной удалось это сдѣлать, и онъ сталъ пользоваться среди балкарцевъ значительнымъ вліяніемъ. Затѣмъ МысакА снова отправился въ маджарамъ и привелъ оттуда съ собою своего леннаго властителя Басіата, при которомъ Мысавѣ въ Маджаріи состоялъ узденемъ.
   О происхожденіи и переселеніи Басіата преданіе разсказываетъ слѣдующее: Басіатъ и Бадинатъ были братья. Отецъ ихъ, жившій при Джамбевъ-ханѣ маджарскомъ, былъ во враждебныхъ отношеніяхъ съ своими родственниками. Послѣ его смерти братьямъ пришлось выселиться, и они отправились съ дружиною въ Дигорію. Басіатъ, разсказываетъ преданіе, какъ старшій ѣхалъ на конѣ, а Бадинатъ на катерѣ. Подъѣзжая въ дигорскому аулу, младшій братъ уговорилъ старшаго уступить ему коня и переплыть на катерѣ. Вслѣдствіе этого дигорцы, принявъ Бадината за старшаго, такъ какъ онъ ѣхалъ на конѣ, оказали ему больше почету, и это послужило поводомъ въ раздору между братьями. Бадинатъ (дигорцы называютъ его Бадила, а его потомковъ бадилатами) остался въ Дигоріи и получилъ тамъ за охраненіе ущелья при Доннфарсѣ нѣкоторыя права; Басіатъ же вернулся обратно къ маджарамъ. Въ это именно время туда же пришелъ Мысака изъ Балкаріи и, увидя стѣсненное положеніе своего леннаго господина, предложилъ ему переселиться на новыя мѣста. Тотъ согласился на это предложеніе. Однако Мысака, конечно, уже не хотѣлъ оставаться на новой родинѣ узденемъ при Басіатѣ, а потому при въѣздѣ въ Балкаръ, въ тѣснинѣ Джилги-Таръ взялъ съ Басіата клятву, что оба они будутъ впредь пользоваться одинакими правами.
   Мисака не прямо водворился въ горной Балкаріи, а поселился сначала на равнинѣ при Терекѣ въ мѣстности, которая называется нынѣ урочищемъ Кошка-Тау. О существованіи поселенія на верхнемъ Терекѣ онъ узналъ по щепкамъ, которыя по временамъ неслись внизъ по теченію рѣки. Тогда онъ рѣшился перейти выше и, двигаясь по Тереку, занялъ нынѣшній горній Балкаръ. При сліяніи двухъ Терековъ покоится на трехъ камняхъ огромная плита. Преданіе говоритъ, что ее положилъ Мысака въ память о себѣ потомству. Туземцы, сауту, стали ясакчами (данниками) у Мисаковыхъ и платили имъ подать скотомъ и хлѣбомъ. Басіатъ, поселившись въ Балкарѣ, сталъ родоначальникомъ фамилій таубіевъ: Абаевыхъ, Шакмановыхъ, Джанхотовыхъ и Айдебуловыхъ.
   Съ дигорцами, у которыхъ пользовались вліяніемъ родственники басіатовъ, бадинаты,-- балкарцы были обыкновенно въ дружественныхъ сношеніяхъ. Между тѣми и другими заключались браки, и нѣкоторыя дигорскія семьи даже переселялись въ Балкарію. Главными врагами, съ которыми балкарцамъ приходилось часто сталкиваться, были осетины - куртатинцы и сванеты. Во время поселенія балкарцевъ на новой родинѣ, кабардинцы еще не имѣли вліянія на плоскости. Какое значеніе кабардинцы впослѣдствіи получили у горцевъ, объ этомъ показанія того и другого народа расходятся. Кабардинцы утверждаютъ, что они господствовали въ горахъ такъ же, какъ и на плоскости. Горцы отрицаютъ этотъ фактъ, но сознаются, что за пользованіе лугами у предгорій они платили кабардинскимъ князьямъ скотомъ {Въ запискѣ о кабардинскихъ сословіяхъ, представляющей отрывокъ изъ трудовъ Коммиссіи по разбору личныхъ и поземельныхъ правъ туземцевъ, мы находимъ слѣдующее указаніе на зависимость горскихъ обществъ отъ кабардинцевъ. "Вліяніе ихъ, хотя и въ неравной степени, распространялось на всѣ окружающія Кабарду племена. Такимъ образомъ, племена болѣе отдаленныя, напр. ингуши, карабулаки, кистницы, тагаурцы и дигорцы были только данниками кабардинскихъ князей, а ближайшія, какъ-то: карачаевцы, чегемцы, хуламцы и безенгіевцы (балкарцы, благодаря своей численности и труднымъ доступамъ жъ ихъ жилищамъ, съумѣли сохранить свою относительную независимость) находились у нихъ почти въ состояніи рабства. Степень зависимости послѣднихъ четырехъ племенъ отъ кабардинскихъ князей легко усматривается изъ слѣдующаго факта: если княжескимъ холопомъ положенъ былъ камень у дверей сакли горца, или на его пахатномъ или покосномъ мѣстѣ, то этого дѣйствія вполнѣ достаточно было для воспрещенія владѣльцамъ, входа въ нее и выхода изъ нея, а владѣльцамъ пахоты и покоса пользованія ими". См. Сбор. Свѣд. о Кавказск. горцахъ, вып. III.}.
   Мы передали эти преданія какъ слышали, оставляя точность редакціи на совѣсти разсказчика. Считаемъ не лишнимъ привести еще одну фамильную легенду Абаевыхъ, характеризующую горскія и осетинскія вѣрованія еще недавнихъ временъ.
   Въ отдаленныя времена одинъ изъ куртатинскихъ осетинъ, Элеу, проѣзжая въ Балкаріи, вздумалъ запастись палкою въ тѣснинѣ Хызны. Онъ высмотрѣлъ орѣховый кустъ съ тремя очень прямыми вѣтвями и сталъ ихъ рубить. Когда онъ началъ срѣзать первую вѣтвь, изъ нея раздался голосъ: не "бери меня! Тотъ же голосъ повторился изъ другой вѣтви. Изъ третьяго же отростка послышался голосъ: возьми меня; покуда ты будешь владѣть мною, я принесу тебѣ счастье! Элеу срубилъ его однимъ взмахомъ и обдѣлалъ въ палку. Съ этой палкой онъ не разставался и дѣйствительно былъ счастливъ и дома, и въ многочисленныхъ стычкахъ съ непріятелемъ. Однако, подъ конецъ ему пришлось лишиться чудесной палки, причемъ впрочемъ она оказала ему послѣднюю услугу, возвративъ ему свободу. Однажды куртатинцы подъ предводительствомъ Элеу угнали у балкарцевъ скотъ, именно у Беппи, одного таубія изъ рода Абаевыхъ. Беппи бросился съ дружиной въ погоню за похитителями, нагналъ ихъ у Чохола (на Урухѣ) и разбилъ на голову. Видя, что ему приходится плохо, Элеу бросилъ незамѣтнымъ образомъ свою палку въ кусты, чтобы она не досталась балкарцамъ. Самъ же онъ съ частью своей шайки попался въ плѣнъ и былъ отведенъ въ Балкаръ. Находись въ плѣну, онъ разсказалъ Абаеву о чудесныхъ свойствахъ своей палки, и тотъ обѣщалъ отпуститъ его на волю безъ выкупа, если онъ отыщетъ палку и передастъ ее ему. Элеу посовѣтовалъ зажечь траву на мѣстѣ, гдѣ происходила стычка, и это было сдѣлано. Тогда выгорѣла вся трава кромѣ небольшого кружка, гдѣ лежала чудесная палка. Такимъ образомъ она перешла въ родъ Абаевыхъ, который и до сихъ поръ хранитъ ее какъ святыню въ особомъ сундукѣ, а Элеу получилъ свободу. Впослѣдствіи потомки Элеу не разъ старались вернуть свою родовую святыню, но ихъ попытки остались безуспѣшны. Еще до сихъ поръ время отъ времени они пріѣзжаютъ въ Абаевымъ, чтобъ взглянуть на палку.
   Эта легенда о палкѣ свидѣтельствуетъ о томъ, что вѣрованія въ фетиши такъ же хорошо примиряются у кавказскихъ горцевъ съ христіанствомъ, какъ и съ магометанствомъ. Совершенно сходное съ этимъ преданіе намъ случилось слышать въ Камунтѣ о чудесномъ кускѣ дерева, сохранявшемся въ осетинской (христіанской) семьѣ Атаевыхъ до 1865 года, когда семейный фетишъ, которому приписывали благосостояніе предковъ, былъ сожженъ благочиннымъ отцемъ Гатуевымъ. Впрочемъ ранѣе водворенія мусульманства вѣрованія балкарцевъ и осетинъ были, вѣроятно, одни и тѣ же. И тѣ и другіе были оязычившимися христіанами. Замѣтимъ, что въ Балкаріи также много слѣдовъ древняго христіанства. Есть и камень Баірамъ (осет. Маірамъ), нѣкогда святилище Богородицы, которому женщины до сихъ поръ приносятъ жертвы. Есть, по словамъ г. Цигулѣева {Къ сожалѣнію, погода помѣшала вамъ видѣть это мѣсто, и мы упоминаемъ объ этомъ для будущихъ путешественниковъ.}, при впаденіи рѣки Зилги въ Терекъ курганъ, въ которомъ, повидимому, была нѣкогда церковь. Дверь ведетъ въ небольшое, сложенное изъ камня, помѣщеніе въ серединѣ кургана. Здѣсь, будто бы, очень мною каменныхъ статуй, причемъ одна представляетъ женщину съ младенцемъ на рукахъ. Мимо этого кургана, называемаго осетинскимъ именемъ Хусан-уатъ (т.-е. спальня) не носатъ покойниковъ и не пропускаютъ свадебные поѣзда. Всѣ проходящіе должны оставить тамъ какое-нибудь приношеніе.
   Послѣ этого отступленія о Балкарѣ, возвратимся къ нашей поѣздкѣ въ Чегемъ.
   Простившись съ любезнымъ хозяиномъ, старшиною Шакмановымъ, мы въ числѣ уже пяти всадниковъ (такъ какъ СафаръАли сопровождалъ изъ Нальчике его аталыкъ {Аталихами называются члены семьи, въ которой былъ на воспитаніи мальчикъ изъ высшаго сословія.}, молодой человѣкъ) выѣхали изъ Хулама. Погода была довольно холодная, и время отъ времени накрапывалъ дождь. Путь намъ лежалъ сначала у подножья высокаго кряжа Ахъ-Кая, который тянется съ юга на сѣверъ, выгибаясь полукружіемъ на западъ и въ теченіе цѣлаго дня ѣзды провожаетъ путешественника своими мрачными очертаніями. Говорятъ, что на вершинѣ и склонахъ этой горы до сихъ поръ бродитъ множество турокъ. Чегемъ лежитъ значительно выше Хулама и намъ предстоялъ высокій перевалъ. Дорога трудная и нѣсколько скучная. При спускѣ нѣкоторымъ изъ насъ пришлось идти пѣшкомъ, что при дождѣ и вѣтрѣ не особенно содѣйствовало улучшенію настроенія духа. Пейзажъ оживлялся при приближеніи въ Чегему. Опять отлично обработанные куски пашни у подножья горъ и сѣть проведенныхъ канавъ; при проѣздѣ лошади, безпрестанно разбѣгаются по норамъ суслики. Вотъ и Чегемъ. Первое, что бросается въ глаза при въѣздѣ въ аулъ, новая, довольно обширная деревянная мечеть, русской постройки, окруженная врытой галереей. Когда мы въѣзжали, муезинъ приглашалъ съ минарета правовѣрныхъ къ вечерней молитвѣ; впрочемъ мы не замѣтили, чтобы нашлось много желающихъ въ ней участвовать. Около сакли старшины Балкарукова, у котораго мы должны были остановиться, стояла группа обывателей и горячо обсуждала какой-то вопросъ. Оказалось, что за нѣсколько часовъ до нашего пріѣзда произошла кровавая драма, въ нѣсколькихъ верстахъ отъ Чегема. Двое чегемцевъ сильно поспорили о межѣ и нанесли другъ другу словесныя оскорбленія. Одинъ, разгорячившись, ударилъ другого палкою по головѣ, такъ что разсѣвъ ему черепъ. Тогда сынъ потерпѣвшаго, мальчикъ лѣтъ 15, заступившись за отца, пырнулъ оскорбителя кинанакомъ въ животъ, такъ что кишки вышли наружу. Оба раненые опасны. Ихъ перевезли въ аулъ и сдали на леченье. Если оба выздоровѣютъ и помирятся, дѣло тѣмъ и кончится. Если кто-нибудь умретъ, дѣлу долженъ быть данъ дальнѣйшій ходъ. Мальчикъ, заступившійся за отца, потомъ стоялъ въ числѣ другой молодежи въ нашей комнатѣ. По понятіямъ туземцевъ, онъ только исполнилъ свой долгъ и, конечно, ходитъ на свободѣ.
   Въ Чегемѣ насъ принялъ и устроилъ очень комфортабельно, въ помѣщеніи, оснащенномъ на русскій ладъ, молодой старшина Али мурза Балкаруковъ, одинъ изъ самыхъ состоятельныхъ и уважаемыхъ, несмотря на молодость, людей въ аулѣ. Бараны его считаются тысячами, а по землѣ его мы ѣхали нѣсколько часовъ. Въ виду дурной погоды съ одной стороны и значительныхъ удобствъ по части помѣщенія я продовольствія съ другой,-- мы рѣшили пробыть дня три въ Чегемѣ, распросить мѣстныя преданія, въ которыхъ нашъ хозяинъ оказался отличнымъ знатокомъ, и валяться раскопками древнихъ могильниковъ. Мы стояли, такъ сказать, въ центрѣ чегемской старины, наше помѣщеніе примыкало въ старой башнѣ съ амбразурами, построенной однимъ изъ предковъ Балкарукова. Въ разныхъ направленіяхъ, по долинамъ, сходящимъ въ Чегемѣ, виднѣлись остатки древнихъ построекъ и могильники. Чтобъ оріентироваться во всей этой монументальной и эпической старинѣ, начнемъ съ топографіи Чегема и указаній на монументальные остатки; затѣмъ приведемъ мѣстный преданія о происхожденіи чегемскихъ феодаловъ и окончимъ изображеніемъ феодальнаго строя жизни чегемцевъ и горцевъ вообще, о которомъ намъ въ Чегемѣ удалось собрать болѣе обстоятельныя свѣденія.
   Аулъ расположенъ ври впаденіи рѣки Джихги въ Чегемъ; немного далѣе на югъ, въ Чегемъ впадаетъ рѣчка Бараданъ, такъ что при аулѣ сходятся подъ угломъ три горныя долины. Изъ нихъ особенно интересно по остаткамъ древнихъ построекъ узкая тѣснина, по которой протекаетъ рѣка Джилги, до сихъ поръ носящая осетинское имя (Зилга -- кружащаяся). Въ скалѣ, на правомъ берегу рѣки, есть нѣсколько пещеръ и замѣтны слѣды дороги, искусственно сдѣланной и карнизомъ огибающей гору. Въ верстѣ отъ аула на одной площадкѣ этой скалы остатки башни, построенной изъ мѣстнаго камня на крѣпкомъ цементѣ. Поднимаясь зигзагами вверхъ къ башнѣ, укрѣпленная каменными перильцами, тропа ведетъ далѣе по краю горы карнизомъ на востокъ въ горной пещерѣ, вѣроятно, служившей караульней. Внизу, у подножія той же горы, замѣтны слѣды другихъ построекъ. къ одному естественному гроту саженей въ 5 вышины, съ правой стороны была прилѣплена какая-то постройка въ видѣ каменнаго домика, котораго заднюю стѣну образовала одна сторона грота. Это мѣсто до сихъ поръ зовется папасовымь жильемъ (т.-е. поповымъ). Недалеко отъ него другой, меньшій гротъ, повидимому, былъ утилизованъ, какъ часовня. Въ немъ видѣнъ каменный уступъ, на которомъ когда-нибудь стояла икона; къ уступу ведутъ съ правой стороны нѣсколько высѣченныхъ въ камнѣ ступеней. Еще ниже близъ рѣки виднѣются могильные камни, съ изображеніями крестовъ. Стороны гротовъ, входившія внутрь часовни и папасова жилья, до сихъ поръ носятъ слѣды штукатурки. Ходитъ преданіе, что въ одной изъ пещеръ когда-то была найдена груда старинныхъ книгъ, писанныхъ на пергаментѣ. Но подобное же преданіе намъ случалось слышать и въ другихъ мѣстахъ.
   Въ разныхъ мѣстахъ близъ аула есть старые могильники, которые мѣстное населеніе называетъ вообще шлаки. Пользуясь выдавшимся хорошимъ днемъ, мы произвели въ двухъ изъ нихъ раскопки. Одинъ могильникъ тянется по правой сторонѣ рѣчки Кардана на нагорномъ берегу. Могилы обозначены нѣсколькими большими и малыми камнями, лежащими на поверхности. Впрочемъ, такъ какъ весь склонъ горы усѣянъ камнями, то опредѣлить могилу на всегда легко. Весь могильникъ изрытъ въ равныхъ мѣстахъ мѣстными жителями, которые ищутъ въ шіаки золотыхъ и бронзовыхъ вещей. Бронзовые предметы ломаются и переливаются затѣмъ въ пояса, золотыя вещи продаютъ странствующимъ мелочнымъ торговцамъ или въ городѣ. Покойники въ этомъ могильникѣ хоронились не глубоко, не болѣе 1/2 и 1 аршина вглубь. На трупъ, повидимому, наваливали камни, вслѣдствіе чего нерѣдко кости представляютъ крайній безпорядокъ. Въ одной, раньше разрытой могилѣ мы замѣтили перегнившіе куски древесныхъ стволовъ, которыми, можетъ быть, обкладывали трупы. По формѣ эти куски никакъ не могутъ быть остатками гробовъ. Раньше всего при нашей раскопкѣ мы наткнулись на кости животныхъ и на голову козла; далѣе показались въ безпорядкѣ человѣческія кости. Близъ головы мы нашли череповъ отъ глинянаго горшка, недалеко желѣзную кирку.
   Гораздо сложнѣе способъ погребенія выше въ могильникѣ на горѣ Донгатъ, въ 1/2 верстѣ отъ нижняго могильника. Здѣсь мертвецы въ довольно глубокой ямѣ (2 и 1 1/2 арш.) обставлялись поставленными на ребро плитовидными камнями, которые, такимъ образомъ, представляли каменный ящикъ въ формѣ гроба. Такой гробъ сверху прикрытъ плотно пригнанными одна въ другой тремя плитами. Разрытыя вами 3 могилы оказались крайне бѣдны вещами: намъ попалось лишь нѣсколько пуговокъ отъ пояса и бронзовыхъ бляшекъ. Нѣтъ никакихъ признаковъ оружія. Мѣстность, близъ которой расположенъ верхній могильникъ, носитъ слѣды христіанства. Нѣкоторыя могилы были обозначены поставленными стоймя плитами съ высѣченными въ нихъ крестами. Много такихъ плитъ было перенесено въ одно мѣсто и послужило для ограды вагона для скота. Намъ удалось розыскать 6 такихъ могильныхъ плитъ. Неподалеку отъ могильника есть довольно обширная пещера въ скалѣ, которая, судя по находящимся въ корридорѣ человѣческимъ костямъ, служила катакомбою. Изъ этихъ признаковъ и изъ крайней бѣдности могилъ верхняго могильника, можно предположить, что наверху горы была нѣкогда монастырская обитель, и что костяки, погребенные въ каменныхъ гробахъ, принадлежатъ монастырской братіи. Большое множество всякихъ бусъ, бронзовыхъ фибулъ, шилъ, зеркалъ, пряжекъ, стрѣлъ, и даже золотыхъ вещей было находимо въ нижнемъ, сильно испорченномъ могильникѣ. Чегемцы принесли къ намъ довольно много вещей изъ прежнихъ раскопокъ, такъ что мы могли составить порядочную коллекцію. Большинство вещей совершенно того же типа, какъ вещи изъ камунтскихъ могильниковъ въ горной Осетіи. Конечно, большинство предметовъ украшенія не мѣстнаго происхожденія, а получались путемъ торговли или набѣговъ: здѣсь вы находите въ изобиліи бусы изъ египетской пасты, египетскіе скарабеи, рѣзные камни съ іероглифами, бусы изъ золоченаго стекла, опала, сердолика, стеклянныя головки негритянскаго типа и т. п. Все это могло заходить на Кавказъ во времена римскаго владычества въ Закавказьѣ, и, разъ попавъ въ руки тогдашнихъ красавицъ, переходить изъ поколѣнья въ поколѣнья. Тамъ, гдѣ вещей мало, ихъ, конечно, всячески берегутъ. Что касается череповъ, то опять видѣнные нами не имѣютъ никакихъ признаковъ монгольскаго типа и, конечно, принадлежатъ не предкамъ нынѣшнихъ чегемцевъ.
   Рядомъ съ раннимъ христіанствомъ, у чегемцевъ, какъ и у осетинъ, еще долго существовали слившіеся съ христіанствомъ языческіе обряды. Такъ, на правой сторонѣ рѣки Джилги еще не такъ, давно существовалъ каменный домикъ, называвшійся навтцгогъ. При немъ держали быка, который назывался хычауагогюзъ {Хычауагъ искаженное осет. слово хуцауагъ -- посвященный Богу; огюзъ по-татарски быкъ.} и кормился на счетъ всего аула въ теченіе года до мѣсяца хычауманъ (пасха -- божій день). Когда приближался этотъ срокъ, быка выводили въ поле и гадали объ урожаѣ: если быкъ мычалъ, обративши голову вверхъ, то лучшій урожай будетъ на верхнихъ пахотныхъ участкахъ; если -- внизъ, то на нижнихъ. Замѣтимъ, что употреблявшійся при этомъ терминъ для генія урожая -- Хардаръ -- есть искаженное осетинское слово (хордаръ) и значитъ хлѣбодержецъ. Затѣмъ быка убивали и начинался жертвенный пиръ. Каждая сакля къ этому дню должна была приготовить ватрушки (хычинъ) и принести къ домику. Жертвенныя ватрушки были больше обыкновенныхъ и отмѣчены углубленіями, сдѣланными большимъ пальцемъ; имъ давали особое названіе хычауагъ-хынынъ, т.-е. достойная Бога лепешка. Противъ этого святилища на правой сторонѣ Чегема была ровная площадка, на которую собирались пѣть священную пѣсню съ припѣвомъ чоппа, употребительную доселѣ у осетинъ, которые въ честь святыхъ поютъ: цоппай. Эту пѣснь пѣли, напримѣръ, вокругъ человѣка, пораженнаго громовымъ ударомъ, и около сумасшедшихъ.
   Отъ языческихъ преданій древняго осетинскаго населенія Чегема естественно перейти къ преданіямъ о водвореніи среди чегемцевъ феодальныхъ властителей, такъ-называемыхъ таубіевъ (горскихъ князей). Здѣсь исторія аула сводится къ исторіи самой выдающейся фамиліи -- Балкаруковыхъ. Вотъ, что сообщилъ намъ изъ фамильныхъ преданій нашъ хозяинъ Али-мурза.
   Родоначальникъ Балкаруковыхъ, Анфако, былъ родомъ изъ фамиліи Болатуко, которая до сихъ поръ живетъ въ Абадзехіи. Не уживаясь съ братьями, абадзехъ Анфако рѣшился выселиться съ родины и первоначально пришелъ въ Баксанское ущелье, къ верховьямъ Баксана, гдѣ въ то время жили сванеты. Въ стычкѣ съ ними онъ погибъ, оставивъ двухъ сыновей Баймурзу и Джаммурэу. Это было, по разсчету, десять поколѣній тому назадъ. Несмотря на смерть Анфако, сванеты были оттѣснены назадъ. Могила Анфако, каменный памятникъ въ видѣ пирамидки, называемой кэшэнэ, находилась возлѣ верхняго Наурузавскаго аула и лишь недавно разрушена. Оба сына его, отославъ домой бывшую съ ними дружину въ 160 человѣкъ, отправились только съ двумя аталыками (Андрухаемъ и Гемишты) въ чегемскую долину и прибыли въ мѣстность, называемую Актоправъ (Бѣлая глина). Они увидѣли несшіяся внизъ по рѣкѣ щепки и заключили о существованіи аула на верховьяхъ. Дѣйствительно, отправившись вверхъ, они пришли въ нынѣшнему аулу Чегему, населенному какимъ-то новымъ для нихъ племенемъ. Княземъ у туземцевъ былъ въ это время Берды-бій (его имя носитъ доселѣ одинъ громадный камень близъ аула). Прибывшіе, какъ умные люди (выраженіе разсказчика), были радушно приняты въ аулъ мѣстнымъ княземъ. Въ то время аулъ дѣлился на два поселка. Самъ Берды-бій жилъ на лѣвой сторонѣ Чегема, у подножья скалы, въ башнѣ, отъ которой сохранились доселѣ развалины въ мѣстности Битиклэръ. На правой же сторонѣ Чегема, въ мѣстности также носящей названіе Берды-бій и гдѣ также виднѣются развалины, былъ поселокъ, принадлежавшій князю. Туземное населеніе уже въ тѣ времена занималось земледѣліемъ по обѣимъ сторонамъ рѣки и орошало пашни канавами. Признавая Берды-бія таубіемъ, оно приносило ему во время покоса по барану отъ двора. При князѣ были уздени, сопровождавшіе его въ походѣ, были и рабы -- плѣнники или купленные, но дальнѣйшихъ сословныхъ подраздѣленій еще не было. Въ то время жизнь была привольнѣе, такъ какъ на правомъ берегу, гдѣ нынѣ покосъ, былъ еще густой лѣсъ. Въ настоящее время чегемцы добываютъ лѣсъ издалека и съ большимъ трудомъ.
   По смерти Берды-бія у него остался малолѣтній сынъ кау. Во время его малолѣтства братья-пришельцы успѣли понравиться аулу и подучить въ немъ большое вліяніе. Мало-по-малу потомки братьевъ пріобрѣли большую власть и значеніе, нежели потомки Берды-бія, отличавшіеся неспособностью. У Рачикау былъ сынъ Акмурза, а у него 12 сыновей. Эти двѣнадцать братьевъ, надѣясь на свою многочисленность, не хотѣли терпѣть вліянія потомковъ пришельцевъ въ аулѣ и стали обращаться деспотически съ ихъ приверженцами. Преданіе помнитъ нѣкоторые изъ ихъ деспотическихъ поступковъ: напримѣръ, когда хлѣбѣ поспѣвали, братья выбирали самую лучшую ниву и, согнавъ на нее женщинъ, заставляли ихъ жать колосья въ свою пользу. Когда кто-нибудь варилъ пиво, братья, собравъ буйную молодежь, отправлялись съ нею распивать сваренное пиво. Напившись до пьяну, они дѣлали мѣтку на котлѣ и, обращаясь къ хозяину, говорили: "если ты выпьешь хоть каплю, мы срубимъ тебѣ голову!" Съ женщинами они позволяли себѣ всякія насилія. Однако, сколько ни храбрились братья и ни глумились надъ народомъ, всѣхъ ихъ постигла страшная кара отъ представителя фамиліи пришельцевъ -- Келемета. Но прежде, чѣмъ разсказать объ этомъ кровавомъ эпизодѣ исторической хроники Балкаруковыхъ, нужно сообщить нѣсколько словъ о непосредственныхъ предкахъ Келемета.
   У младшаго изъ братьевъ -- Абадзеховъ Джаммурду былъ сынъ Балкаруко, отъ котораго ведется фамилія. У Балкаруко сынъ Ахтуганъ, который достигъ особенной власти родствомъ съ Шамхадами Тарковскими и постройкой крѣпкой башни, существующей и доселѣ.
   Въ феодальномъ строѣ кавказцевъ семья жены должна быть равна по значенію семьѣ мужа: никакія mésaillances не дозволяются. Исходя изъ этихъ понятій и желая породниться съ болѣе знатнымъ родомъ, Ахтуганъ, конечно, долженъ былъ прибѣгнуть въ умычкѣ жены, такъ какъ задумалъ породниться съ Шамхалами, такими тузами, которые добромъ не выдали бы дочь замужъ за горскаго таубія. И вотъ Ахтуганъ ѣдетъ въ кумыкамъ, высматриваетъ на пляскѣ Шамхалову дочку Керима-ханъ, врывается, какъ соколъ, въ кругъ, сажаетъ дѣвушку на коня и, удачно ускользнувъ отъ погони, привозитъ ее къ себѣ. Дѣло было обдѣлано такъ ловко, что въ теченіе двухъ лѣтъ никто изъ Шамхаловъ не догадывался о мѣстопребываніи похищенной. Однако, чтобъ извлечь пользу изъ своего родства, Ахтугану необходимо было такъ или иначе примириться съ своими вліятельными родственниками. Для этой цѣли онъ, самъ-другъ, отправился въ Шамхаловъ аулъ и остановился у одного кузнеца, Шамхалова аталыка, по имени Абдулъ-Лэнсъ. Ахтуганъ признался во всемъ своему хозяину и просилъ его сходить переговорить съ Шамхаломъ, чтобъ узнать, на какихъ условіяхъ между ними возможно соглашеніе. Узнавъ, кто увезъ его дочь, Шамхалъ сначала сильно разгнѣвался, потомъ пошелъ на условія, но такія тяжкія для Ахтугана, что тотъ не могъ ихъ принять. По требованію Шамхала, Ахтугавъ долженъ былъ быть посаженъ на время въ тюрьму и за свое освобожденіе внести огромный выкупъ джесирахи (рабами) и драгоцѣнными вещами. Вмѣстѣ съ тѣмъ Шамхалъ напустился на своего аталыка, за то, что онъ далъ убѣжище лицу, оскорбившему князя, и требовалъ, чтобъ Абдулъ-Азисъ выдалъ ему своего гостя. Аталыкъ передалъ Ахмугану слова Шамхала и прибавилъ, что не смѣетъ не выдать его въ извѣстный срокъ, хотя этимъ нарушаетъ обычай гостепріимства. Гость отвѣчалъ, чтобъ хозяинъ велъ его въ Шамхалу, но устроилъ бы такъ, чтобы они оба вошли въ домъ одновременно, но съ разныхъ сторонъ. Затѣмъ въ присутствіи Шамхала аталыкъ долженъ былъ показать ему на гостя и сказать: "вотъ я привелъ тебѣ моего гостя!" Послѣ этихъ словъ всякая отвѣтственность за голову гостя слагается съ хозяина.
   Отравившись въ Шамхалу въ условленное время, Ахіуганъ оставилъ своего товарища въ ста шагахъ отъ кунацкой, приказавъ ему держать лошадей на готовѣ, а самъ одновременно съ кузнецомъ вошелъ въ Шамхалу. Кузнецъ сказалъ Шамхалу условныя слова, и указавъ на Ахтугана, вышелъ. Тогда Ахтуганъ началъ-было говорить Шамхалу, о своемъ дѣлѣ, но тотъ прервалъ его и поставилъ вооруженныхъ людей у дверей. Видя такой поступокъ, Ахтуганъ сказалъ: "Я искалъ не врага, а родственника, я не изъ тѣхъ людей, которые переходятъ изъ рукъ въ руки съ веревкой на шеѣ" (т.-е. не рабъ). Съ этими словами онъ обнажилъ мечъ, бросился на стражу и, уложивъ на мѣстѣ нѣсколькихъ приближенныхъ Шамхала, вырвался изъ кунацкой. Затѣмъ онъ мигомъ добѣжалъ до приготовленныхъ коней и ускакалъ во всю прыть. За нимъ пустились въ погоню. Въ одной тѣснинѣ, чрезъ которую долженъ былъ проѣзжать Ахтуганъ, Шамхалъ распорядился устроить ему засаду. Но и здѣсь Ахтуганъ, отлично владѣя стрѣлой и мечемъ, съумѣлъ пробраться благополучно и доскакать до дому. Хотя аулъ Ахтугана, расположенный высоко въ горахъ, и былъ трудно доступенъ для враговъ, однако, все же онъ опасался Шамхала, зная, что его не оставятъ въ покоѣ. Поэтому онъ рѣшилъ наскоро выстроить башню и вызвалъ изъ Сванета искусныхъ каменщиковъ. Чтобъ облегчать доставку камня съ ближайшей горы и подъемъ его вверхъ, придумали слѣдующій остроумный способъ. Отъ основанія башни до ближайшей горы были построены узкіе мостки, по которымъ пріучили ходить быка съ привязанными къ рогамъ камнями. Быку привязывали камни на горѣ, затѣмъ онъ шелъ по мосткамъ до возводимой стѣны и, сдавъ свой грузъ, возвращался за новымъ, пятясь все время назадъ, такъ какъ не могъ повернуться на узкомъ мосту. По мѣрѣ возвышенія стѣнъ, поднимались и мостки, и такимъ образомъ башня была доведена до 3-хъ этажей. Вокругъ башни соорудили высокую стѣну, въ которую вели ворота, укрѣпленныя бойницей.
   Вскорѣ по сооруженіи этого замка, въ ущелье Чегема вступилъ Шамкалъ съ значительнымъ войскомъ. Ахтуганъ размѣстилъ своихъ бойцовъ по обѣимъ сторонамъ узкаго ущелья, на скалахъ и приказалъ имъ стрѣлять въ лошадей, но не трогать Шамхановыхъ людей. Онъ полагалъ, что родство между нимъ и Шамханомъ приведетъ, наконецъ, къ примиренію. Такимъ образомъ войско Шамхала въ ущельѣ было осыпано градомъ стрѣлъ отъ врага, скрывавшагося за утесами, и потеряло множество лошадей, У самого Шамхала, выступавшаго гордо въ пышной красной одеждѣ и высокой персидской шапкѣ, по приказанію Ахтугава, шапка была сорвана мѣткимъ выстрѣломъ. Когда Шамхалъ убѣдился, что силой ничего не возьмешь, онъ пошелъ на переговоры, которые кончились полнымъ примиреніемъ. Съ тѣхъ поръ тѣснима, гдѣ происходила стычка, получила названіе скалистый мѣшокъ -- канругъ-кая, перенесенное на нее отъ одной подобной же кумыцкой тѣснины потерпѣвшими воинами Шамхала.
   Родство съ Шамхалами возвысило Ахтугана въ общемъ мнѣніи. Съ этого времени начинается и вліяніе мусульманства на Чегемѣ. Преданіе говоритъ, что языческіе обряды стали исчезать съ прибытіемъ Шамхаловой дочери. Ея внуки носили уже вполнѣ мусульманскія имена; Али и Омаръ. Али ѣздилъ учиться у Шамхаловъ арабскому языку и изучилъ коранъ. Вернувшись домой, онъ привезъ съ собой старый коранъ и сталъ ревностно утверждать мусульманство.
   Изъ разсказа о женитьбѣ Ахтугана видно, какой энергіей и предпріимчивостью отличалось поколѣніе Балкаруховыхъ. Понятно, что симпатіи аула лежали на ихъ сторонѣ, и что неспособные потомки мѣстнаго князя Берды-бія все болѣе теряли значеніе, которымъ пользовался ихъ предокъ. Не меньшей энергіей отличался и сынъ Ахтугана Келеметъ, которому пришлось навсегда покончить съ потомками Берды-бія. Глухая вражда между нимъ и двѣнадцатью сыновьями Акмурзы привела, наконецъ, къ кровавой развязкѣ. Поводомъ къ кризису былъ слѣдующій случай: Келеметъ распоряжался всѣми пахотными и покосными мѣстами и отводилъ ихъ ежегодно каждому двору, получая по барану отъ сакли. Братья начали возстановлять аулъ противъ этой подати и подѣйствовали на нѣкоторыя семьи. Однажды, когда одинъ аталыкъ Келемета, Тичиновъ, собирался отнести ему барана, къ нему нагрянули братья и уговаривали не нести подати. Тотъ не послушался ихъ и былъ избитъ. Потерпѣвшій явился съ жалобой въ Келемету, и тотъ, встрѣтивъ братьевъ, спросилъ ихъ, какъ они смѣли такъ поступить. Вмѣсто отвѣта они промычали подобно быкамъ, что считается сильнѣйшимъ оскорбленіемъ. Разгнѣванный Келеметъ крикнулъ имъ: "До слѣдующаго понедѣльника вы узнаете, человѣкъ ли я или скотъ!" {По поводу этого существуетъ и Чегемѣ отлитой риѳмованныя пѣсни.} Между братьями и свитой Келемета завязалась драка на палкахъ, но была скоро прекращена.
   Не прощая оскорбленія, Келеметъ задумалъ страшную месть. Воспользовавшись отсутствіемъ братьевъ, онъ собралъ аулъ возлѣ часовни Баірамъ, гдѣ обыкновенно приводились въ присягѣ, и потребовалъ, чтобъ ему присягнули всѣ, кто былъ на его сторонѣ. Затѣмъ съ своими сторонниками онъ обдумалъ тайный планъ избіенія всѣхъ братьевъ въ одну ночь. Заговорщики раздѣлились на партіи, и каждая должна была справиться съ назначенными ей лицами изъ числа сыновей Акмурзы. Въ аулѣ въ назначенную для избіенія ночь были дома только старикъ отецъ Ахмурза и двое братьевъ, старшій и младшій. Семеро находились на покосѣ въ мѣстечкѣ Гестепты въ 4-хъ часахъ ѣзды отъ аула, трое остальныхъ на кошу. Келеметъ съ товарищами отправился туда, гдѣ было большинство братьевъ. Работникомъ у братьевъ въ Гестепты былъ одинъ балкарецъ, который находился въ заговорѣ съ Келеметомъ. Было условлено, что, уложивъ своихъ господъ спать въ саклѣ, работникъ вынесетъ вонъ все ихъ оружіе и, выйдя на нѣкоторое разстояніе, станетъ наигрывать на свирѣли. По этому знаку Келеметъ съ товарищами проврался въ саклю и уложилъ всѣхъ семерыхъ во время ихъ сна. Въ ту же ночь другая партія заговорщиковъ отправилась на кошъ, гдѣ были другіе три Акмурзовича. Было условлено, что заговорщики, не обнаруживая своихъ намѣреній, станутъ, какъ бы случайно, по двое около каждаго изъ братьевъ и въ одинъ моментъ схватятъ ихъ за руки. Другіе должны было въ тотъ же моментъ ихъ зарѣзать. Такъ и было сдѣлано. Когда обѣ партіи заговорщиковъ, покончивъ съ десятью братьями, подъ утро вернулись въ аулъ, оказалось, что отецъ и двое братьевъ еще не были убиты, такъ какъ родственникъ Келемета Джонъ, которому было поручено это дѣло, не рѣшился по трусости. Тогда приближенный Келемета, его тезка Келеметъ Чотановъ, взялъ на себя покончить съ младшимъ саномъ Акмурзы, а убійство старшаго было поручено холопу Келеметову Джаммурзѣ Эндругову. Прежде всего склонилъ свою голову младшій Акмурзовичъ, который, между всѣми братьями, отличался особенной безнравственностью. Онъ отправился на зарѣ на чужой овесъ, чтобы накормить своего коня. Вслѣдъ за нимъ, спрятавъ мечъ подъ буркой, поѣхалъ Келеметъ-Чотановъ. Подъѣхавъ къ Акмурзовичу, Чотановъ говоритъ ему шутливымъ тономъ: "теперь ты уничтожаешь чужой овесъ, а если тебѣ зимой захочется бузы, гдѣ ты ее найдешь?" "Найдется,-- отвѣчалъ тотъ,-- развѣ нѣтъ другого овса въ Чегемѣ?" -- Говоря это, онъ, нагнувшись, втыкалъ въ землю колъ, чтобъ привязать своего коня. Въ эту минуту Чотановъ, замахнувшись сзади однимъ ударомъ снесъ ему голову. Совершивъ это убійство, Келеметь-Чотановъ успѣлъ еще присоединиться въ партіи, которая должна была покончить со старшимъ Акмурзовичемъ Кучюкомь. Въ это утро, также на зарѣ, Кучюкъ, забравъ силою женщинъ, поѣхалъ на чужую пашню. Вслѣдъ за нимъ отравились оба Келемета (князь и Келенеть-Чопановъ) и холопъ Джаммурза Эндруговъ. Чопановъ, какъ извѣстный шутникъ, долженъ былъ завести разговоръ съ Кучюкомъ и въ шутку схватить его за шею и нагнутъ въ сторону. Такъ к было сдѣлано. Въ этотъ моментъ Эндруговъ подскакиваетъ на конѣ и ударомъ меча отрубаетъ Кучюку ногу и затѣмъ поканчиваетъ съ раненымъ.
   Одновременно съ старшимъ самомъ былъ убитъ старикъ отецъ, остававшійся въ саклѣ. Покончить съ нимъ было поручено одному холопу, старику Сванету, который прибѣгнулъ въ слѣдующему обману. Собравъ холопей, онъ сталъ говорить имъ, что Балкаруковы ихъ слишкомъ обременяютъ работою, и вызвался, отъ яйца холопей, идти просить стараго Акмурзу защитить ихъ отъ Балкаруковыхъ. Подойдя къ саклѣ, Сванетъ почтительно просить старика выглянуть изъ окна, чтобъ выслушать просьбу всѣхъ холопей. Эти слова польстили самолюбію Акмурзи и онъ высунулся изъ окошка. Тогда Сванетъ сильнымъ ударомъ палки размозжалъ ему голову.
   Этимъ истребленіемъ 13 человѣкъ не кончилась еще чегемская Варѳоломеевская ночь. У старшаго брата Кучюка, уже женатаго, былъ ребенокъ, воспитывавшійся въ семьѣ Калибеговыхъ. Нужно было покончить и съ ребенкомъ, чтобы впослѣдствіи не было мстителей за кровь родственниковъ. Заговорщики подошли въ саклѣ и крикнули мамкѣ, что князь Келеметъ желаетъ посмотрѣть на ребенка. Та, не зная объ участи Акмурзовичей, не подозрѣвая ничего дурного, выноситъ малютку на рукахъ и передаетъ одному изъ заговорщиковъ. Какъ бы любуясь мальчикомъ, они начали передавать его изъ рукъ въ руки и вдругъ одинъ изъ нихъ ударилъ его головкой о камень. Мамка въ изступленіи грозитъ поднять на убійцъ весь родъ Акмурзы, бѣжитъ въ аулъ и узнаетъ о поголовномъ истребленіи всѣхъ братьевъ. Вдова Кучюка была въ это время уже беременна другимъ ребенкомъ. Но, не подозрѣвая этого, ее отпустили въ родной аулъ въ Дигорію, такъ какъ она была родомъ Каребугаева. Дома она родила мальчика. Когда вѣсть объ этомъ дошла до Чегема, здѣсь стали говорить: опять у нихъ одинъ родился! (тууду) -- и мальчика прозвали Тууду. Мальчикъ выросъ и отъ него произошелъ родъ Туудуевыхъ, существующій и теперь, но уже потерявшій всякія права въ Чегемѣ.
   Въ награду за преданность Келеметъ роздалъ въ полную и безусловную собственность земли Акмурзовичей всѣмъ участвовавшимъ въ ихъ истребленіи. На свою долю онъ не взялъ ничего.
   Потомство Келемета, до освобожденія холопей, пользовалось княжескою властью въ аулѣ. Его сынъ Али былъ прапрадѣдъ нынѣшняго молодого старшины Алимурзы Балкарукова, который въ теченіе цѣлаго вечера чрезвычайно связно и послѣдовательно разсказывалъ намъ вышеприведенную исторію своего рода. До счету поколѣній поселеніе двухъ братьевъ абадуховъ въ Чегемѣ произошло, вѣроятно, лѣтъ 300 тому назадъ. Въ теченіе этого періода семья эта ни разу не утрачивала своего значенія, и какъ послѣдній отголосокъ всеобщаго къ ней уваженія въ аулѣ можно привести фактъ, что нашъ хозяинъ наслѣдовалъ отъ недавно умершаго отца званіе выборнаго старшины, не смотря на свою молодость.
   Семейныя преданія Балкаруковыхъ могутъ служить къ разъясненію общественнаго строя, въ которомъ до послѣдняго времени жили горцы-татары. Поэтому здѣсь всего удобнѣе остановиться и посвятить нѣсколько словъ разъясненію этого строя. Общественный строй горскихъ татаръ всего ближе подходитъ подъ понятіе феодальнаго. Странной можетъ показаться на первыхъ разъ мысль проводить параллель между желѣзными баронами среднихъ вѣковъ и горскими таубіями, которые ни внѣшнимъ своимъ видомъ, ни повседневнымъ домашнимъ обиходомъ, ничѣмъ существенно не отличаются, по крайней мѣрѣ въ наше время, отъ односельчанъ -- ихъ прежнихъ холопей. Когда въ 1853 году эти горскіе князья заявили русскому правительству о своемъ желаніи быть занесенными въ ряды потомственнаго дворянства -- эта претензія безграмотныхъ и въ большинствѣ случаевъ неимущихъ "мужиковъ" съ перваго взгляда не могла не показаться спѣшной. Несомнѣнно, однако, что историческое право было ихъ сторонѣ. Если древность рода, завоеваніе и вѣковое угнетеніе слабыхъ сильными могутъ быть признаны основою политическихъ правъ сословій (а кто станетъ сомнѣваться въ томъ, что эти три фактора и вызвали къ жизни средневѣковыя сословія), то не представится ни малѣйшаго основанія отказать Черскимъ князьямъ въ ихъ аристократическихъ притязаніяхъ. Изустныя преданія, единственный источникъ нашихъ свѣденій о прошломъ этого татарскаго племени, въ одно слово свидѣтельствуютъ о первоначальномъ заселеніи горныхъ долинъ Кавказа -- отъ Эльборуса до Штулу народомъ, имѣвшимъ болѣе или менѣе демократическое родовое устройство.
   По именамъ горъ и рѣкъ, по наименованіямъ мѣсяцевъ, по уцѣлѣвшимъ слѣдамъ древняго культа, какъ мы уже видѣли, можно придти къ тому заключенію, что этимъ народомъ были осетины -- христіане. Старшина чегемскаго аула, Али-Мурза-Балкаруковъ, относитъ первоначальное поселеніе своихъ предковъ до долинѣ Чегема въ періоду времени, отдѣленному отъ насъ ІО-ю поколѣніями. Сыновья Анфако, родоначальника Балкаруновыхъ, застаютъ уже готовое поселеніе на берегахъ рѣки Чегіема, и этимъ поселеніемъ правитъ, повидимому, татарскаго происхожденія князь, какъ показываетъ его имя Берды-бій (бій -- князь).
   Преданія балкарскаго общества позволяютъ намъ отодвинуть время заселенія края татарами еще на нѣсколько столѣтій. Они говорятъ о прибытіи Басіата и Мисака изъ Маджаръ за долго до начала вліянія кабардинцевъ на предгорной плоскости, т.-е. не позже XIII столѣтія. По преданію, пришельцы изъ Маджара долгое время воевали съ мѣстнымъ населеніемъ, которое не сразу подчинилось. Подчинить ихъ балкарцамъ удалось маджарскому выходцу Мысакѣ, за что онъ и былъ признанъ балкарцами правителемъ. Балкарскія преданія ни словомъ не упоминаютъ о Томъ, какъ жили первоначальные насельники края. Но нѣкоторыя свѣденія объ этомъ мы находимъ въ преданіяхъ чегемскихъ. Они говорятъ, что Берды-бій, княжившій водъ ауломъ въ эпоху прибытія въ него абадзехскаго рода Анфако, жилъ не въ сякомъ аулѣ, а въ это окрестностяхъ, владѣя укрѣпленной башней и прилегающими въ ней землями и довольствуясь собираніемъ одной только дани съ сосѣдняго населенія. Каждый дворъ въ Чегемѣ долженъ былъ доставлять Берды-бій одного барана въ годъ. За поклоненіемъ этого обязательства населеніе Чегема повидимому не знало другихъ. Ни о холопяхъ, ни о томъ полусвободномъ классѣ, который мы встрѣчаемъ въ послѣдующее время подъ названіемъ "загаръ", въ это время не было и помину. Все населеніе въ равной мѣрѣ участвовало не владѣніи землею, которая была передѣляема между дворами въ опредѣленные сроки. Отягощеніе жителей произвольными службами и платежами возникаетъ только со времени тираническаго правленія преемника Берды-Бія. Объясняя причины, приведшія къ возстанію противъ нихъ, преданіе говоритъ о захватѣ имъ жатвъ, о принужденіи къ сельскимъ работамъ въ свою пользу и т. п. Черемскія преданія говорятъ такимъ образомъ о феодальномъ гнетѣ, какъ о чемъ-то принесенномъ извнѣ и чу ядомъ туземному населенію. Еще опредѣленнѣе выступаетъ тотъ же фактъ изъ балкарскихъ преданій. Мы видѣли, что Мысака самъ является узденемъ или, что то же, вассаломъ Басіата въ Маджарахъ; прежде чѣмъ вывести его съ собою, онъ отбираетъ отъ него присягу въ томъ, что Басіатъ не будетъ впредь считать его своимъ узденемъ и признаетъ его липомъ, равнымъ съ собою по власти, Итакъ, феодальная система отношеній и въ частности сословныя различія не извѣстны были туземцамъ до поселенія въ ихъ средѣ чужеродцевъ, Послѣднимъ слѣдуетъ пригасятъ поэтому" какъ установлена частной собственности на землю, такъ и организацію сословій. Чегемскія сказанія заключаютъ въ себѣ на этотъ счетъ цѣлый рядъ намековъ. Они связываютъ фактъ созданія частной собственности съ политическимъ переворотомъ, захватомъ власти со стороны рода Балкаруковыхъ и избіеніемъ потомства Берды-Бія. Чтобы упрочить свою власть, Балкаруковы раздаютъ землю въ собственность лицамъ, участвовавшимъ въ заговорѣ противъ династіи Берды-Бія. Къ тому же приблизительно, времени относится и установленіе сословій. Ближайшіе помощники Келемета, главы заговорщиковъ была поставлены въ особенно привилегированное положеніе. Оми одни получили право сидѣть за столомъ съ княземъ и вмѣстѣ съ тѣмъ обязанность сопровождать его повсюду и прежде всего въ его набѣгахъ на сосѣдніе аулы. Тѣ изъ простонародья, которые стали на сторону заговорщиковъ, также надѣлены били рядомъ льготъ и преимуществъ. Прежняя неопредѣленность службъ перестала существовать. Отъ каждаго двора стали требовать въ лѣто одного косаря, одного жнеца и одного пахаря. Такимъ образомъ возникли въ Чегемѣ тѣ два сословія, которыя впослѣдствіи становятся извѣстными, подъ наименованіями "каракешей" и "чагаръ". Первые владѣютъ землею на правахъ собственно подъ условіемъ военной и придворной службы. Вторые только пользуются ею на зависимыхъ отношеніяхъ отъ горскаго князя и "каракешей".
   Вышеописанныя сословныя отношенія осложняются со временемъ, благодаря широкому развитію между горскими татарами, такъ называемаго "молочнаго родства". Отдавая своихъ дѣтей на вскормленіе и воспитаніе "каракешамъ и чигарамъ", горскіе князья принимали въ то же время обязательства по отношенію въ той семьѣ, изъ которой вышла кормилица. Эти обязательства не погашались со времени возвращенія въ родительскій домъ княжескаго сына и полученія воспитателемъ напередъ условленныхъ подарковъ. Молодой князь считалъ своею обязанностью надѣлить семью своихъ молочныхъ братьевъ землею въ пожизненное владѣніе, въ замѣнъ чего послѣдніе принимали обязательства производить въ его пользу ежегодные платежи, которые отъ самаго ихъ наименованія "эмчиками", стали называться "эмчекской податью". (Слово "эмчекъ" производное отъ глагола "эмчекъ -- сосать").
   Молочное родство и вытекающія изъ него отношенія не рѣдко возникали и помимо отдачи ребенка на вскормленіе. Рядомъ съ реальнымъ мы встрѣчаемъ у горцевъ Кавказа и фиктивное молочное братство. Родовыя усобицы обыкновенно оканчиваются тѣмъ, что обидчикъ, согласившись на уплату "виры", усыновляется родомъ обиженнаго. Актъ усыновленія состоитъ въ прикосновеніи въ грудямъ старѣйшей изъ женщинъ усыновляющаго рода. Послѣ такого прикосновенія обидчикъ становится "эмчекомъ", другими словами, молочнымъ братомъ членовъ враждебнаго ему рода и получаетъ отъ старѣйшинъ его участокъ земли, подъ условіемъ платежа той же "эмчекской подаю", какую несутъ настоящіе молочные братья.
   Ко всѣмъ вышеназваннымъ причинамъ образованія сословій присоединимъ еще одну.
   Враждебныя столкновенія съ сосѣдними племенами и аулами и смѣнявшая ихъ впослѣдствіи вѣковая война съ русскими -- вызвали въ жизни сословіе военно-плѣнныхъ рабовъ. Любопытно, что это сословіе носатъ у горскихъ татаръ одно названіе съ тѣмъ, которое принадлежитъ ихъ вѣковымъ противникамъ черкесамъ въ осетинскомъ языкѣ. У горскихъ татаръ рабъ назывался касокъ, а это имя, повидимому, тождественно съ осетинскимъ названіемъ черкесовъ косахъ, извѣстнымъ въ нашей лѣтописи въ формѣ касогъ. Въ этомъ мы имѣемъ прямое указаніе на то, что основаніе рабству положила война, и что первоначальными рабами были военно-плѣнные изъ черкесъ.
   Близость съ Кабардою, постоянные набѣги горцевъ на сосѣдніе кабардинскіе аулы и неоднократные походы кабардинцевъ въ горы съ цѣлью положить конецъ этимъ набѣгамъ и поставить въ зависимость отъ себя самихъ горцевъ -- также наложили печать на характеръ сословныхъ отношеній у горцевъ. По словамъ князя Асламбека Атажухина, его предки, завоевавши Чегемъ и сосѣдніе къ нимъ аулы, обложили горцевъ данью, для взиманія которой поселены были въ ихъ средѣ наслѣдственные сборщики изъ рода Ахматовыхъ. Дань платилась рабами, крупнымъ и мелкимъ скотомъ. Горцы сплошь и рядомъ отрицаютъ въ наше время обязательный характеръ этой дани и говорятъ о добровольныхъ платежахъ, произведенныхъ ими въ разное время въ по льву кабардинскихъ князей, какъ бы въ признательность за дозволеніе пасти стада на плоскости въ весенніе и осенніе мѣсяцы, когда въ горахъ нѣтъ достаточнаго для нихъ корму. Просмотрѣнныя нами старыя дѣла нальчикскаго народнаго суда не даютъ, однако, правъ отрицать существованіе болѣе чѣмъ номинальной зависимости горскихъ таубіевъ отъ кабардинскихъ князей, и въ частности отъ рода Атажухиныхъ и Науруковыхъ. Сплошь и рядомъ эти князья обнаруживаютъ притязанія на подчиненіе имъ, какъ сюзеренамъ, таубіевъ отдѣльныхъ ауловъ, въ томъ числѣ урусбіевскаго. Мало того нерѣдко въ этихъ же дѣлахъ идетъ рѣчь о принужденіи ими тѣхъ или другихъ родовъ, поселенныхъ у верховья Баксана, т.-е. въ районѣ горскихъ владѣній, къ уплатѣ разъ навсегда положенной дани. Отказъ ведетъ къ военной реквизиціи и совершенному погрому. Тѣ же князья нерѣдко отправляютъ къ горскимъ таубіямъ новыхъ поселенцевъ, прося о надѣленіи ихъ землею, если не въ собственность, то въ пожизненное и наслѣдственное владѣніе, каждый разъ подъ условіемъ платежа извѣстной ренты въ пользу таубія. Всѣ эти частности вмѣстѣ взятыя даютъ право утверждать, что въ извѣстный періодъ ихъ исторіи горскіе таубіи принуждены были признать надъ собою власть сосѣднихъ кабардинскихъ князей,-- сдѣлались ихъ узденями, обязались оказывать имъ покорность и платить дань. Защищенные самою неприступностью занятой ими мѣстности, они со временемъ фактически освободили себя отъ прежней зависимости, которая, такимъ образомъ постепенно сдѣлалась поминальной.
   Мы разсмотрѣли одинъ за другимъ важнѣйшіе факторы горскаго феодализма и обусловленной имъ сословной системы. Въ существеннѣйшихъ чертахъ эти факторы не отличаются ничѣмъ отъ тѣхъ, которые довели въ возникновенію феодальныхъ отношеній на западѣ Европы. Если не говорить объ "иммунитетахъ" и "коммендаціяхъ" -- причинахъ второстепенныхъ и позднѣйшихъ -- нельзя будетъ не согласиться съ тѣмъ, что основу феодальныхъ отношеній всюду положило завоеваніе, покореніе одного племени другимъ, обезземеленіе побѣжденныхъ и надѣленіе недвижимой собственностью ближайшихъ сподвижниковъ побѣдоноснаго вождя, принимающихъ по отношенію къ нему обязанность военной и придворной службы. А эти именно причины мы и встрѣчаемъ въ исторіи татаръ, насколько эта исторія извѣстна намъ изъ уцѣлѣвшихъ преданій.
   Бросимъ теперь бѣглый взглядъ на самую организацію сословныхъ отношеній въ томъ видѣ, въ какомъ она продержалась до 1867 года -- эпохи отмѣны крѣпостного права на Кавказѣ.
   Въ главѣ соціальной лѣстницы стояли такъ-называемые "таубіи", что въ буквальномъ переводѣ значитъ "горскіе князья".
   Число ихъ весьма ограничено; всѣхъ княжескихъ династій мы насчитываемъ 13. Онѣ распредѣлены неравномѣрно между равными аулами. Въ древнѣйшемъ изъ нихъ, въ Балкарѣ, ихъ всего болѣе: четыре; въ новѣйшемъ урусбіевскомъ -- всего одна. Подобно тому, какъ въ германскихъ "правдахъ" высшее состояніе выражается прежде всего въ высшемъ размѣрѣ "виръ" или "композицій", такъ точно въ средѣ горцевъ убійство и всякое другое правонарушеніе, направленное противъ членовъ княжескаго рода, ведетъ за собою уплату обидчикомъ пени въ три и четыре раза большихъ противъ обыкновенныхъ. При удержавшемся обычаѣ покупать невѣстъ, принадлежность къ высшему сословію сказывается также въ увеличенномъ размѣръ "калыма", или платы за невѣсту. Замѣчательно при этомъ совпаденіе между размѣромъ "калыма" и размѣромъ "виры". Въ случаѣ убійства "таубія", какъ и въ случаѣ покупки жены изъ этого сословія, "вира" и "калымъ" одинаково полагаются въ 15 головъ крупнаго скота. Каракеши платятъ "виру" и "калымъ" въ пять разъ меньшіе противъ того, какой обязаны вносить таубіи.
   Принадлежность въ княжескому роду исключаетъ возможность брака съ женщиной низшаго состояніи. Таубій можетъ взять въ жены только дочь таубія же, кабардинскаго уэденя или члена высшаго сословія, какимъ бы именемъ ни обозначали его горскія племена: "дигорцевъ", "кумыковъ" или "сванетовъ". Отмѣтимъ при этомъ слѣдующую оригинальную черту: неравный бракъ запрещается только мужчинамъ -- подобнаго запрета не существуетъ для женщинъ. Мы полагаемъ, что причина такой аномаліи лежитъ въ невозможности найти для бѣдной горской дѣвушки, хотя бы и княжескаго рода, жениха одного съ нею сословія.
   До послѣдняго времени, до введенія русскимъ правительствомъ въ горскіе суды правила о рѣшеніи дѣлъ по наслѣдству, на основаніи "шаріата" женщины не были наслѣдницами, а это обстоятельство, очевидно, затрудняло возможность вступленія въ бракъ съ лицами, равными имъ по состоянію.
   Привилегированное положеніе "таубіевъ" находитъ выраженіе себѣ, какъ въ сферѣ администраціи, такъ и суда. Если въ наши дни, со времени введенія въ дѣйствіе русскихъ законовъ о сельскихъ обществахъ или аулахъ, старшиною является обыкновенно выборное и утвержденное правительствомъ лицо, то изъ этого не слѣдуетъ еще, что подобный порядокъ вещей можетъ быть признанъ самобытнымъ и исконнымъ. Въ эпоху своей независимости горскіе татары не знали другихъ старшинъ, кромѣ старѣйшихъ представителей княжескихъ династій. Они предводительствовали на войнѣ и начальствовали во время мира. Власти ихъ, однако, не была неограниченной: важнѣйшія дѣла рѣшались ими не единолично, а при участіи и съ совѣта старѣйшія Этихъ послѣднихъ посылали, впрочемъ, только каракеши по одному отъ каждаго двора. Въ сборникѣ балкарскихъ "адатовъ", другими словами, обычаевъ горскихъ татаръ, составленномъ и 1844 году подъ руководствомъ князя Голицына, начали" центра Кавказской линіи, мы находимъ слѣдующія подробное на счетъ характера судебнаго устройства. Подобно осетинамъ, чеченцамъ и черкесамъ, горскіе татары не знаютъ постоянныхъ судовъ и разбираются въ своихъ тяжбахъ частными посредниками. Эти послѣдніе выбираются изъ всѣхъ сословій одинаково, смотря потому, каково общественное положенія сторонъ. Избранные судьи въ каждомъ аулѣ сходятся въ разъ навсегда опредѣленномъ мѣстѣ, извѣстномъ подъ наименованіемъ "хахкимэ". Въ этомъ мѣстѣ доселѣ можно видѣть нѣсколько камней, слегка видоизмѣненныхъ рукою человѣка, на которыхъ и засѣдали посредники. Отмѣтимъ при этомъ слѣдующую характерную черту: подобно другимъ народомъ сѣвернаго Кавказа, въ частности осетинамъ и чеченцамъ, горскіе татары придавали особенное значенie приговорамъ тѣхъ посредниковъ, которые по рожденію своему принадлежали къ старѣйшему аулу, къ "Балкарамъ". Имъ принадлежало въ частности, право пересмотра постановленныхъ рѣшеній, каждый разъ, когда та или другая сторона высказывала свое недовольство послѣдними.
   Если судоговореніе и не составляло, какъ слѣдуетъ изъ сказаннаго, исключительнаго занятія горскихъ князей, какъ ошибочно называетъ "коммиссія по изслѣдованію сословныхъ правъ туземцевъ", то надзоръ за выполненіемъ приговоровъ, самое приведеніе ихъ въ дѣйствіе, всецѣло входитъ въ кругъ обязанностей старѣйшаго представителя княжеской династіи въ аулѣ. Да иначе и быть не могло въ обществѣ, въ которомъ, благодаря исключительному господству посредничества, приговоръ самъ по себѣ имѣлъ лишь одно условное значеніе. Въ распоряженіи посредниковъ не могло бытъ, конечно, никакихъ средствъ въ его вынужденію. Вынуждаемость приговоровъ достигалась не иначе, какъ путемъ непосредственнаго вмѣшательства самого князя, признанія имъ за нарушителей мира всѣхъ противящихся выполненію разъ постановленнаго рѣшенія. Санкція приговора содержится, такимъ образомъ, не въ немъ самомъ, а въ тѣхъ адмнистративно-полицейскихъ функціяхъ, какія съ самаго начала сосредоточиваема въ рукахъ народны" старѣйшинъ,-- этихъ верховныхъ охранителей спокойствія и порядка. Сказанное подтверждается исторіей древнѣйшаго процесса у любого народа. У древнихъ славянъ, какъ и у древнихъ германцевъ, невыполненіе приговора одной изъ сторонъ ведетъ къ тому, что сторона эта признается народными старѣйшинами стоящею внѣ загона, какъ бы граждански умершею. Убійство ея перестаетъ вчитаться преступленіемъ; ея собственность не признается болѣе и поступаетъ на "потокъ и разграбленіе", другими словами, подлежитъ конфискаціи въ пользу князя.
   Резюмируя все сказанное, мы не ошибемся говоря, что въ рукахъ княжескихъ династій, въ лицѣ ихъ старѣйшихъ представителей, сосредоточиваются приблизительно тѣ самыя права, какими располагала въ первой половинѣ среднихъ вѣковъ германскіе "кунинги" и славянскіе князья. Подобно имъ, они -- верховные предводители на войнѣ и стражи общаго спокойствія въ мирѣ, "Zwing und Bann" {Право принуждать къ исполненію своихъ повелѣній и приказывать совершеніе или несовершеніе извѣстныхъ дѣйствій.}, выражаясь языкомъ германистовъ, всецѣло сосредоточивался въ ихъ рукахъ. Спрашивается, однако, какъ примирить все сказанное съ упомянутомъ уже нами сожительствомъ въ одномъ аулѣ нѣсколькихъ княжескихъ династій? Кому въ этомъ случаѣ принадлежитъ та сумма политическихъ правъ, которая обнимается понятіемъ княжескаго "суверенитета"?-- Безразлично всѣмъ и каждому изъ старѣйшихъ представителей отдѣльныхъ княжескихъ династій. Аулъ въ этомъ случаѣ не представляетъ собою цѣльнаго политическаго организма, а является скорѣе конгломератомъ нѣсколькихъ маленькихъ государствъ, совершенно независимыхъ другъ отъ друга. Не есть ли это лучшее доказательство тому, что балкарское общество въ своемъ развитіи отправилось отъ той же точки отправленія, съ какой начался политическій ростъ любого народа? Я разумѣю господство независимыхъ другъ отъ друга суверенитетахъ родовъ, долгое время сохраняющихъ свое обособленное существованіе и послѣ соединенія ихъ въ одно сельское общество, въ одинъ аулъ.
   Та характерная особенность феодальныхъ отношеній, которая состоитъ въ соединеніи въ одномъ лицѣ правъ собственника и государя, находитъ выраженіе себѣ и въ горскихъ обществахъ, въ томъ смыслѣ, что княжескіе роды не только правятъ всѣми остальными семьями, но и являются по отношенію къ нимъ верховными собственниками занятой ими земли. Какъ въ феодальной Англіи или во Франціи, никто не владѣетъ землею иначе, какъ въ зависимости отъ небольшого числа сеньаровь, такъ точно въ средѣ балкарцевъ всѣ остальныя сословія: "каракеши", "чагары", "казаки", и отпущенные на волю рабы, или "азаты" безразлично сидятъ на земляхъ "таубіевъ", неся въ ихъ пользу напередъ опредѣленныя повинности и платежи.
   По свѣденіямъ, собраннымъ нами въ "Хуламѣ и Чегемѣ" каждый каракешъ, за исключеніемъ старшаго во дворѣ, обязавъ одинъ день въ году пахать княжеское поле и одинъ день косить на княжескомъ лугу. Въ горячее время жатвы женщины "каракешскихъ дворовъ" поголовно выходятъ на княжескія нивы для уборки хлѣба. Въ своей совокупности дворы каракешей обязаны сверхъ того поставить князю, выбраннаго изъ ихъ среды, табунщика и пастуха.
   Рядомъ съ этими повинностями каракеши производятъ въ пользу князя слѣдующіе платежи: постояннымъ сборомъ съ нихъ является такъ-называемый "эмчекъ". Первоначальное его происхожденіе было указано нами выше. Изъ видового понятія, какихъ онъ билъ на первыхъ порахъ, "эмчекъ" сдѣлался съ теченіемъ времени родовымъ; изъ ренты, уплачиваемой молочными братьями -- общимъ видомъ земельной ренты, размѣръ которой зависѣлъ отъ первоначальнаго уговора "таубія" съ "каракешомъ". Не любопытно ли встрѣтить: на отдаленнѣйшемъ концѣ Европы то самое половничество, которое доселѣ является условіемъ процвѣтанія крестьянъ Тосканы, и которое въ средніе вѣка было наиболѣе распространенной системой земледѣльческаго хозяйства!
   За этимъ періодическимъ платежомъ слѣдуетъ назвать еще цѣлый рядъ временныхъ и случайныхъ. Хорошо извѣстенъ средневѣковой обычай взиманія такъ называемыхъ "auxilia", въ буквальномъ переводѣ "пособій", между прочимъ при отдачѣ сеньоромъ въ замужество старшей его дочери. Нѣчто подобное ему представляетъ въ средѣ горскихъ татаръ такъ-называемый "бомбайлаганъ", другими словами -- платежъ, дѣлаемый "каракешами" по случаю замужества не только старшей, но и прочихъ дочерей "таубія".
   Особенность этого платежа, отличіе его отъ средневѣковыхъ "пособій" составляетъ то обстоятельство, что платежъ этотъ идетъ въ пользу самой дочери и производится не въ день ея замужества, а по случаю ея пріѣзда уже послѣ заключенія брака въ отцовскій домъ. У балкарцевъ, какъ и другихъ горцевъ, существуетъ обычай, въ силу котораго жена однажды въ теченіе всей своей жизни отпускается мужемъ въ гости къ отцу. Она проводитъ въ родительскомъ домѣ обыкновенно нѣсколько мѣсяцевъ, нерѣдко однако годъ и болѣе. Передъ отъѣздомъ ея къ мужу со всѣхъ дворовъ "каракешей", принадлежащихъ ея отцу, отбирается по одной коровѣ, возрастомъ не моложе двухъ съ половиной лѣтъ. Любопытно при этомъ, что вмѣстѣ съ молодой одаряется и ея спутница, ея "дзига", принадлежащая по происхожденію къ роду ея мужа. Въ пользу ея дворъ даетъ также по одной коровѣ, но уже не болѣе, какъ двухгодовалой. Этотъ сборъ, по имени того лица, въ пользу котораго онъ производится, носитъ названіе "дзета".
   Не только бракъ княжеской дочери ведетъ къ обложенію "каракешей" извѣстными сборами, но то же послѣдствіе имѣетъ и выдача ими самими замужъ своихъ дочерей. Тождественный съ французскимъ "tor mariage" и англійскимъ "maritagium" горскій обычай уплаты "таубію" части получаемой въ плату за дочь "калыма" интересенъ для насъ въ томъ отношеніи, что указываетъ на сходство даже въ частостяхъ между феодальные* правомъ въ средневѣковой Европѣ и тѣмъ, которое еще такъ недавно было въ полномъ дѣйствія среди горцевъ сѣвернаго Кавказа. Размѣръ плата, производимой въ этомъ случаѣ "каракешемъ" въ пользу "таубія" рѣдко превышаетъ цѣнность одного бака и корова, вмѣстѣ взятыхъ.
   Опять-таки въ поразительной аналогія съ средневѣковыми порядками, кончина "каракета", какъ и бракъ его дочери, являются для "таубія" условіемъ полученія извѣстныхъ имущественныхъ выгодъ, впрочемъ только въ томъ случаѣ, когда за этой конченой слѣдуетъ раздѣлъ оставленнаго имъ состояніи между братьями. При такомъ дѣлежѣ на долю "таубія" приходится обыкновенно большее или меньшее число холопей и головъ рогатаго скота, стоимостью 100, 200 и 300 рублей, смотря по величинѣ поступившаго въ раздѣлъ имущества.
   Мы видѣли, что "каракешъ" платитъ одинаково, какъ при замужествѣ, такъ и при вступленія въ брань дочери "таубія". Тоже можетъ быть сказано и о кончинѣ. Не только смерть "каракеша", но и смерть "таубія", имѣетъ своимъ послѣдствіемъ довольно значительныя затраты въ пользу оставшейся въ живыхъ княжеской семьи.
   "Каракешъ" обязательно участвуетъ въ поминкахъ, "ашъ", устраиваемыхъ роднею. Сверхъ этой случайной затраты "каракешъ" несетъ еще ежегодную на угощеніе господина, по крайней мѣрѣ одинъ разъ въ теченіе поста, такъ-называемый "уразъ", откуда я самое угощеніе получаетъ свое наименованіе "ураза-жохло". Онъ зарѣзываетъ для этой цѣли обязательно цѣлаго барана и поставляетъ отъ себя сверхъ того котелъ пива и столько же браги или "бузы". Премиціи или такъ-называемые первые плоды, другими словами, обязанность вассала дѣлиться съ господиномъ частью употребляемыхъ имъ въ пищу продуктовъ силенъ и рядомъ встрѣчается, какъ извѣстно въ средневѣковой Европѣ. Нѣчто подобное имъ представляетъ балкарская "уча". Въ буквальномъ переводѣ этотъ терминъ означаетъ собою часть туловища животнаго отъ двухъ послѣднихъ реберъ до паховъ. Эту часть убитаго звѣря ("оленя", "воза", "тура" и другихъ) или зарѣзаннаго бака, коровы и овцы, "каракишъ" обязанъ отдать своему "таубію" вмѣстѣ съ мѣхомъ или кожею.
   Изъ изготовленныхъ ими сыровъ "каракеши" отдаютъ въ пользу господина по меньшей мѣрѣ 5. Таковы обязанности "каракишей" въ мирное время. Въ военное же къ нимъ присоединялась еще и поголовная служба въ войскѣ. Начальство надъ послѣднимъ принималъ избираемый "таубіемъ" военачальникъ. Вооруженіе и содержаніе лошади во время похода падали на "каракешей". Не есть ли сказанное буквальное повтореніе того, что можно найти въ любомъ трактатѣ леннаго права, касательно службы, отправляемой вассалами въ войскѣ сюзерена.
   Этотъ очеркъ различныхъ обязанностей, падавшихъ на плечи "каракешей", мы закончимъ указаніемъ на тотъ фактъ, что переходы отъ одного "таубія" въ другому не были имъ дозволены, и что "каракеши", подобно прочему имуществу, поступали въ раздѣлъ между оставленными "таубіемъ" наслѣдниками.
   Еще большія обязанности несутъ по отношенію не только къ князю, но и въ "каракешамъ" поселенные на ихъ земляхъ "чагары". Подобно ближайшимъ вассаламъ горскаго князя, члены этого сословія считались лично свободными. Производимыя ими сельскія работы и натуральные платежи были не болѣе какъ эквивалентъ полученной ими въ надѣлъ земли. Пользуясь этой землею не только пожизненно, но и наслѣдственно, "чагары" несли въ пользу ея собственниковъ слѣдующіе виды личныхъ повинностей и натуральныхъ сборовъ. Изъ каждаго двора одинъ мужчина и одна женщина круглый годъ работаютъ на собственника. Сверхъ того разъ въ годъ все мужское и женское населеніе двора выходитъ на хозяйское поле. Первые косятъ, вторыя жнутъ.
   Дрова для топлива доставляются "чагарами" по очереди на собственныхъ ослахъ, какъ на княжескій дворъ, такъ и въ жилище "каракешей", въ зависимости отъ которыхъ "чагары" держатъ свои земли.
   Подобно "каравешамъ" они поставляютъ табунщиковъ и пастуховъ. Сверхъ общаго съ "каракешами" обязательства угощать хозяевъ однажды во время поста, участвовать въ поминкахъ по нимъ, отдавать въ его пользу часть "калыма" и большую или меньшую долю поступающаго въ раздѣлъ наслѣдства, "чагары" несутъ еще слѣдующую крайне разорительную для нихъ повинность: при пріѣздѣ гостей "кунаковъ" къ "таубію" или къ "каракешу", "чагары" обязаны на собственныя средства доставлять содержаніе ихъ лошадямъ.
   При широкомъ гостепріимствѣ, характеризующемъ горцевъ, такая обязанность сопряжена съ значительными имущественными затратами.
   Вступленіе въ бракъ княжескаго сына или самого старшины имѣетъ для "чагара" слѣдующія отяготительныя послѣдствія. Онъ обязанъ доставить, въ случаѣ требованія, по меньшей мѣрѣ одну голову скота или принять въ себѣ въ временное содержаніе княжескую жену, за что подчасъ вознаграждается подарками. Жены "чагаровъ" не въ правѣ также отказаться отъ исполненія обязанностей кормилицъ, каждый разъ, когда того потребуютъ отъ нихъ "таубій". Дѣти послѣдняго младенцами поступаютъ въ семью "чагары" и остаются въ ней нерѣдко до совершеннолѣтія. Оставленіе господина запрещается "чагарамъ" подъ угрозой потери ими всего имущества.
   Подобно "каракешамъ", "чагари" обязаны также производить въ пользу господина ежегодные подарки сырами и частью убитыхъ ими животныхъ, причемъ по обычаю отдаютъ обыкновенно въ ихъ пользу одну треть, вмѣстѣ съ кожею и мѣхомъ.
   Всякій, мало-мальски знакомый съ средневѣковымъ сословнымъ устройствомъ, согласится съ нами, что вышеописанный бытъ "чагаръ" довольно близко подходитъ къ тому, въ какою въ Англіи, напр., жили "custumory tenants", во Франціи владѣльцы "censive", а въ западномъ краѣ такъ-называемые "чиншевики". Подобно имъ, "чагары" сидятъ на чужой землѣ, не только пожизненно но и наслѣдственно, платя собственнику ея поземельную ренту, спеціальные платежи по случаю бракосочетаній или перемѣны въ лицѣ самихъ владѣльцевъ, слѣдующей за раздѣломъ имущества между наслѣдниками. Подобно ню также "чагары" не вольны оставить своихъ хозяевъ или по меньшей мѣрѣ теряютъ при переходѣ къ другому собственнику въ пользу прежняго все принадлежавшее имъ имущество.
   Низшій слой населенія составляетъ, какъ мы видѣли, у горскихъ татаръ такъ-называемые "касаки", т.-е. крѣпостные, но и въ ихъ средѣ замѣчается то самое различіе, какое извѣстно было средневѣковому праву, и которое нѣкогда существовало и у насъ между крѣпостными, въ собственномъ смыслѣ, и дворовыми. Для послѣднихъ мы встрѣчаемъ у балкарцевъ даже особое наименованіе "каравашъ". Тогда какъ "уасаки" состоятъ въ постоянною отношеніи къ землѣ и отчуждаются вмѣстѣ съ нею, "караваши" продаются и покупаются на ряду со скотомъ. Запрещеніе разровнять семьи при продажѣ касается однихъ только "касаковъ",-- отнюдь не "каравашей".
   Семейныя отношенія, возможныя для "касаковъ", не существуютъ для "каравашей". "Каравашь, служанка или горничная", читаемъ мы въ сборникѣ адатовъ 1844 года, "законнаго мужа не имѣетъ; ежели господинъ позволитъ холостому мужчинѣ жить съ нею, то онъ же въ правѣ запретить ей такое сожительство, когда вздумаетъ. Послѣдствіемъ его ни въ какомъ случаѣ не является установленіе какихъ-либо прочныхъ отношеній ни въ женщинѣ, ни въ рожденнымъ отъ нея дѣтямъ. Они навсегда остаются при господинѣ, который въ правѣ продавать ихъ врозь. Обязанности "казаковъ" и "каравашей" состоятъ въ исполненіи частью полевыхъ, частью дворовыхъ работъ въ пользу господина. Они -- его рабочая сила, потеря которой вознаграждается большимъ или меньшимъ числомъ головъ крупнаго и мелкаго скота. Отсюда то послѣдствіе, что при убійствѣ ихъ "вира" платится не кому другому, какъ господину. Точно также при отдачѣ въ замужество "калымъ" поступаетъ всецѣло къ нему одному. Права господина по отношенію въ его крѣпостнымъ ни чѣмъ не отличаются отъ тѣхъ, какими онъ располагаетъ по отношенію ко всякому другому виду движимой собственности. Мы уже видѣли, что онъ по желанію продаетъ ихъ на сторону; прибавимъ теперь, что самая жизнь ихъ ничѣмъ не защищена отъ произвола господина. Хозяинъ такъ же мало отвѣчаетъ за убійство "касака" или "караваша", какъ за убійство собственнаго быка или коровы. Отъ того же хозяина зависитъ впрочемъ и радикальная перемѣна въ участи подвластныхъ ему холопей. Сплошь и рядомъ, по соображеніямъ религіознаго характера, "таубіи" и "каракеши" отпускаютъ на волю своихъ "касаковъ" и "каравашей" безвозмездно или подъ условіемъ выкупа. Любопытно при этомъ то обстоятельство, что вольноотпущенники не превращаютъ сразу всѣхъ отношеній съ прежними ихъ господами и продолжаютъ владѣть землею въ личной зависимости отъ нихъ. Не тѣ же ли эти отношенія, какія въ древней Германіи существовали между "либертами" и "свободными", а въ Римѣ между "кліентами" и "патронами"?
   Этимъ мы оканчиваемъ очеркъ сословныхъ отношеній у горскихъ татаръ и переходимъ къ ихъ земельному устройству.
   Уже изъ сказаннаго видно, что право собственности на землю исключительно сосредоточивается въ рукахъ "таубіевъ" и небольшого числа "каракешей"; остальныя сословія владѣютъ ею не иначе, какъ въ зависимости отъ князей я ихъ вассаловъ. Это вѣрно, впрочемъ, лишь по отношенію къ пашнямъ и сѣнокосамъ. Земли же, удобныя для пастбища, какъ расположенныя обыкновенно по горнымъ сватамъ и вершинамъ, и потому негодныя для воздѣлыванія, остаются въ общемъ пользованіи всего аула. Число участковъ, способныхъ къ обработкѣ, весьма незначительно. Цѣнность ихъ, по этой причинѣ,-- высока. Мы слышали неоднократно о случаяхъ продажи участка величиною съ десятину за 1,000 и болѣе рублей серебромъ, или, что тоже, за 50 быковъ или воровъ. Крупной собственности въ нашемъ смыслѣ слова горды не знаютъ. Низшій размѣръ помѣстья не превышаетъ 600 вв. cas. Высшій -- нѣсколько сотъ десятинъ. По даннымъ, собраннымъ русскимъ правительствомъ, число всѣхъ владѣющихъ землею дворовъ не превышаетъ 720. Болѣе 400 дворовъ, въ составъ которыхъ входятъ частью обѣднѣвшіе "таубіи", частью члены другихъ сословій, вовсе не надѣлены землею.
   Говоря о частой собственности, мы разумѣли не личную, а дворовую. Дворъ является совокупностью нѣсколькихъ родственныхъ семей, владѣющихъ сообща какъ движимымъ, такъ и недвижимымъ имуществомъ. Это своего рода "задруга" или, еще точнѣе, русская большая семья съ наслѣдственнымъ и невыбираемымъ старшиной.
   Всѣ заработки, дѣлаемые даже на сторонѣ отдѣльными членами ея, поступаютъ въ общую казну на покрытіе общихъ издержекъ.
   Процессъ индивидуализаціи коснулся, впрочемъ, въ послѣднее время и этихъ архаическихъ союзовъ. Причиной къ тому служитъ нежеланіе частыхъ лицъ поступиться своими личными заработками. Поводомъ въ большинствѣ случаевъ -- ссоры и несогласія между женщинами. Пройдетъ еще нѣсколько десятилѣтій, и отъ этихъ семейныхъ общинъ уцѣлѣютъ лишь немногія подобно тому, какъ это имѣли уже мѣсто въ большинствѣ великорусскихъ губерній.
   Изложивъ въ главныхъ чертахъ сословныя отношенія, существовавшія у горскихъ татаръ еще до недавняго времени, а также ихъ земельное устройство, возвращаемся въ дальнѣйшему очерку нашего путешествія. Читатель припомнитъ, что онъ оставилъ насъ въ гостепріимной семьѣ старшины чегемскаго аула Али мурзы Балкарукова.
  

III.-- Отъ Чигема до Атежукина-аула.

   Въ теченіе трехъ сутокъ, проведенныхъ нами въ Чегемѣ, мы освоились съ мѣстными жителями, и они попривыкли къ намъ. Каждый день намъ приносили показывать и продавать равные предметы изъ шгаки (мочалъ), многія женщины лишились своихъ бусъ, проданныхъ намъ ихъ родственниками. Съ утра въ наше помѣщеніе входили все новыя лица, и мы полагаемъ, что большинство наличнаго мужского населенія въ теченіе этихъ дней перебывало у насъ. Одинъ изъ туземцевъ очень бойко заговорилъ съ нами по-русски: оказалось, что это русскій, живущій уже лѣтъ 8 въ Чегемѣ въ качествѣ писаря. Онъ года черезъ два сталъ уже хорошо говорить по-татарски и, повидимому, вполнѣ освоился въ аулѣ. Живетъ онъ при аульномъ правленіи, получая въ годъ 300 рублей. Всего болѣе привязался къ пріѣзжимъ хорошенькій, блѣдный мальчикъ, двоюродный братъ Caфара. Не понимая ни слова по-русски, онъ замѣчательно угадывалъ наши движенія и старался всячески намъ услужить. Мальчикъ страдаетъ падучею болѣзнью и потому до сихъ поръ его не учили грамотѣ, хотя онъ выказываетъ живѣйшее желаніе учиться въ горской школѣ. Когда Сафаръ подарилъ ему на прощаніе перо, онъ былъ въ полномъ восторгѣ и, позабывъ запастись стальными перьями, 1/2 часа бѣжалъ въ догонку за нами, чтобы попросить два перышка. Замѣтивъ это, мы остановили лошадей, и онъ получилъ желаемое.
   На правахъ почетныхъ гостей, а главнымъ образомъ иностранцевъ, намъ дозволили, войти въ женское помѣщеніе, куда доступъ постороннимъ строго воспрещенъ. Вокругъ одной стѣны длиннаго и довольно темнаго помѣщенія тянутся сундуки московской работы (красные), а на нихъ сложенные рядами подушки, матрацы, одѣяла въ огромномъ количествѣ чуть не до потолка. къ намъ вышли двѣ женщины и двѣ дѣвушки съ красивыми, но блѣдными лицами, лѣтъ 15 и 10. Сафаръ Али, какъ братъ, обнявъ дѣвушекъ за талью, служилъ толмачемъ въ нашемъ, конечно, не продолжительномъ разговорѣ съ горскими красавицами, которыя оказались менѣе застѣнчивы, нежели мы предполагали. На шутливый вопросъ одного изъ васъ, возможенъ ли фактъ, разсказанный поэтомъ въ "Кавказскомъ плѣнникѣ, дѣвушки отвѣчали, что никогда горская дѣвушка не увивалась бы до любви въ русскому плѣнному.
   Конечно, красавицы были правы. Чѣмъ выше общественное положеніе человѣка, тѣмъ въ большей замкнутости живутъ у него женщины. Дѣвушки вообще не выходятъ никуда однѣ, и часто по цѣлымъ мѣсяцамъ сидятъ взаперти въ саклѣ. Этимъ объясняется рѣзкое отличіе въ цвѣтѣ лица у дѣвушекъ отъ женщинъ. Но и замужнія отличаются нерѣдко крайнимъ равнодушіемъ ко всему, что за предѣлами не только ихъ сакли, но даже комната. Сафаръ въ одинъ изъ пріѣздовъ съ трудомъ уговорилъ свою, уже престарелую, тетку выйти изъ воротъ. Она дожила до старости, не виданъ даже своего аула.
   Не малымъ развлеченіемъ въ однообразной жизни двоюродныхъ сестеръ и брата Сафарова служилъ маленькій, недѣль двухъ, туренокъ, недавно пойманный въ скалахъ и принесенный старшинѣ. Забавное животное стало вполнѣ ручнымъ и откалываетъ удивительные саженные скачки вверхъ и внизъ но сложеннымъ на дворѣ бревнамъ. Его поятъ молокомъ, и оно растетъ хорошо. Впрочемъ, туземцы не знали примѣровъ, чтобы туръ могъ вырости въ неволѣ. Обыкновенно, не смотря ни на какой уходъ, турята околѣваютъ.
   Женщинъ, гораздо болѣе чѣмъ мужчинъ, огорчалъ европейскій костюмъ Сафара и его отпущенные волоса. Въ оправданіе себя онъ долженъ былъ прибѣгать въ довольно неправдоподобному объясненію, что въ Москвѣ такъ холодно, что нельзя ходить бритымъ. Одна изъ кузинъ даже замѣтила о немъ съ ироніей: "вѣдь вотъ русскій,-- а не дурно говоритъ по-горски!"
   Погода не обѣщала перемѣны въ лучшему; каждый день нѣсколько разъ шелъ дождь, такъ что мы должны были отказаться отъ прежняго намѣренія ѣхать въ урусбіевское общество близъ Эльбруса, и рѣшили предпринять обратный путь на Баксанскій постъ, а оттуда на станцію Солдатскую. Распростившись съ любезнымъ хозяиномъ, мы, въ Сопровожденія цѣлой толпы, сѣли на лошадей и пустились въ путь по лѣвому берегу Чегема. Долина здѣсь съуживается настолько, что небо иногда кажется голубой лентой. Внизу по утесамъ густой кустарникъ и ковры отличной травы. Нѣсколько верстъ ущелье чрезвычайно живописно, далѣе оно расширяется и уже не представляетъ прежней суровости. Въ мѣстечкѣ Актоправъ, въ саду Балкарукова, мы сдѣлали небольшой привалъ на мягкой травѣ и выпили въ послѣдній разъ вкуснаго айрана. Небо, разъяснившееся къ полудню, легкій вѣтерокъ, колыхавшій надъ нами вѣтви грушевыхъ деревьевъ, неумолкаемое журчанье воды, причудливые контуры горъ -- все это располагало къ нѣгѣ и наводило на душу пріятную истому.
   Понятно, что привалъ продолжался дольше, чѣмъ слѣдовало, и намъ къ вечеру пришлось пожалѣть объ этомъ. Намъ предстояло сдѣлать значительный подъемъ, чтобы спуститься въ долину Баксана, почти параллельную съ Чегемской. Нѣсколько часовъ ѣхали мы по превосходнымъ альпійскимъ лугамъ, до высшаго пункта подъема, гдѣ поставленъ каменный столбъ, служащій межою балкаруковскихъ земель. Спускъ внизъ быль далеко не такъ пріятенъ. Мы убѣдились, что не придется засвѣтло доѣхать до Озрокова-аула и рѣшили заночевать въ часахъ трехъ пути до него. Мимо насъ время отъ времени проходили многочисленныя стада барановъ, бродящія въ этихъ привольныхъ лугахъ все лѣто. Подумывая объ ужинѣ, мы купили барашка, и проводникъ нашъ на сѣдлѣ привезъ его въ облюбованному мѣсту для ночлега, на берегу небольшое горной рѣчки. Такой бивуакъ подъ открытымъ небомъ для насъ европейцевъ казался очень привлекателенъ. Къ намъ пристало двое проѣзжавшихъ мимо горцевъ и одинъ молодой софта (или по здѣшнему сохта), ходившій учиться по-арабски на плоскость и теперь возвращавшійся домой. Мы расположились на буркахъ и вынули принадлежности походной кухни. Одинъ изъ спутниковъ сбѣгалъ до ближайшей рощи за хворостомъ. Скоро барашекъ подвергся своей участи и явился передъ нами въ видѣ вкуснаго шашлыка, въ уничтоженіи котораго съ равнымъ рвеніемъ участвовали и мы, и приставшіе къ намъ добровольцы, и мусульманскій студентъ. Ночь наступала быстро, и мы устроили себѣ постели на покатомъ берегу рѣчки: бурки внизу, сѣдла въ головахъ, бурки сверху. Казалось бы, ничто не могло нарушить нашъ покой. Не тутъ-то было. Едва мы начали засыпать, какъ сталъ накрапывать дождикъ. Сначала мы не удостоили его особеннымъ вниманіемъ. Но онъ оказался упоренъ, усиливался съ минуты на минуту, и вдругъ мы почувствовали, что съ вершины ската подъ нами начали течь ручейки. Скоро нижнія бурки вымокли, и сонъ не могъ уже продолжаться съ прежнимъ удобствомъ. Струйки воды стали скользить по тѣлу, и мы вскочили, вполнѣ излеченные отъ дремоты холодной ванной. Едва начало свѣтать, какъ мы пустились въ весьма жалкомъ видѣ въ дальнѣйшій путь, лошади скользили въ грязи, дождь шелъ хотя не сильно, но упорно, наши костюмы мокры -- хоть выжать, утро холодное, горы до ниву окутаны туманомъ. Часа три ѣхали мы, проклиная нашъ поэтическій бивуакъ въ Актоправѣ, имѣвшій послѣдствіемъ сквернѣйшую ночь. Желаніе обсушиться и обогрѣться было такъ настойчиво, что дорога до Озракова казалась нескончаемой. Наконецъ дождь утихъ, выглянуло солнце, и мы прибыли къ впаденію Кесанта въ Баксанъ, откуда до аула не болѣе часа пути. Туманъ поднялся съ горъ и обнаружилъ фантастическую гору Лаху, представляющую видъ громадной крѣпости съ башнями, бастіонами и зубчатыми стѣнами. Пространный лугъ на берегу Бахсана покрытъ сотнями кургановъ, то цѣлыхъ, то уже раскопанныхъ. Въ послѣднихъ, проѣзжая мимо, мы замѣтили сложенные изъ камней склепы, опустошенные искателями золотыхъ вещей. Вотъ появился аульчикъ, а за нимъ широкая долина и неуклюжая гора Ахмали-кая.
   Пріютъ въ Озроковѣ не представлялъ ничего привлекательнаго. Мы остановились у одного изъ знакомцевъ Сафара, человѣка небогатаго. Грязная, темная кунацкая, загроможденная притомъ всякимъ хламомъ, представлялась скорѣе погребомь, чѣмъ человѣческимъ жильемъ. На очагѣ развели огонь, набравъ немного хворосту, не малой роскоши въ этихъ безлѣсныхъ мѣстахъ, и мы кое-какъ обсушили свои платья. Дождь на время утихъ, и мы рѣшили сдѣлать двѣ-три раскопки съ цѣлью описать способъ погребенія и устройство могилъ. Мы видѣли, что нужно торопиться, какъ какъ населеніе, отличаясь непомѣрной археологической ревностью, скоро разроетъ всѣ могилы, а найденныя вещи и черепа исчезнуть безъ слѣда.
   Населеніе выказало необыкновенную готовность участвовать въ археологической экскурсіи. Не болѣе какъ послѣ получаса непрерывной болтовни семи человѣкъ, вооруженныхъ всѣми наличными въ аулѣ кирками, тронулись на шіаны, вверхъ по горѣ Калаколъ, лежащей насупротивъ Ахмалы. По всему склону горы, называемой Калаколъ по развалинамъ крѣпости (кала) тянется обширный могильникъ, въ которомъ нѣкогда хоронились жители этого горнаго замка. Наружными признаками могилъ служатъ камни, болѣе или менѣе пpaвильные, расположенные въ видѣ ступеней по откосу горы. По снятіи дерна мы натолкнулись на слой, связанныхъ цементомъ, небольшихъ камней, шириною не болѣе квадратнаго аршина. Выбирая эти камни мы увидѣли, что они наполняли узкій колодезь, идущій аршина на 1 1/2 въ землю. Когда колодезь былъ очищенъ, на его днѣ въ боковой стѣнкѣ оказалась почти квадратная плите, представлявшая дверцу, ведущую въ склепъ. Расширивъ колодецъ снятіемъ земли, покрывавшей верхъ склепа, мы отвалили дверцу и впустили солнечный лучъ въ могилу, стоявшую закрытой вь теченіе нѣсколькихъ столѣтій.
   Передъ нами склепъ длиною въ сажень и вышиною аршина къ 1 1/2, сдѣланный изъ огромныхъ камней, связанныхъ цементомъ. Въ одной изъ стѣнъ небольшая ниша, а въ ней высохшая какъ листъ деревянная тарелка съ остатками какой-то пищи. На полу шестъ костяковъ съ ужасно обезображенными грушевидными черепами {Форма черепа, напоминающая острую половину яйца, достигалась тѣмъ, что дѣтямъ надѣвали на лобъ обручи, вслѣдствіе чего черепъ росъ вверхъ.}, которые были нѣкогда въ большой модѣ у нѣкоторыхъ тюркскихъ народовъ (гунновъ). Пять костяковъ лежали параллельно головами на западъ, ногами на востокъ, одинъ костякъ у нихъ къ ногахъ. Въ головахъ у каждаго небольшой глиняный горшечекъ, a возлѣ нихъ мы насчитали 7 деревянныхъ отлично выточенныхъ тарелокъ, съ деревянными же ложками. Вся эта посуда разсыпалась при первомъ прикосновеніи. При третьемъ костякѣ, принадлежащему, повидимому, главѣ семьи, желѣзный печь въ сафьянныхъ, вышитыхъ толкомъ, ножнахъ,-- конечно, и желѣзо, и сафьянъ перегорѣли донельзя. У скелета -- рядомъ, повидимому, женскаго, небольшое бронзовое зеркальце, 2 браслета и нѣсколько бронзовыхъ колецъ. Въ ногахъ у двухъ костяковъ стаканы изъ коровьяго рога съ деревянными днищами. Бронзовая фабула, нѣсколько бляхъ отъ пояса я стеклянныхъ бусъ разсѣяно среди истлѣвшихъ костей. Совершенно одинаковое состояніе всѣхъ костяковъ говоритъ въ пользу предположенія, что покойники были положены въ склепъ одновременно. Вѣроятно главу семьи должны были сопровождать на тотъ свѣтъ жена и холопы къ извѣстномъ числѣ. По словамъ мѣстныхъ жителей въ склепахъ очень часто оказывается по шести человѣкъ.
   Кто были властители крѣпости на Баксанѣ съ этими ужасными коническими черепами -- это мы едва ли когда-нибудь будемъ знать достовѣрно. Нѣкоторый намекъ на ихъ время дала золотая брошка, отличной, повидимому, византійской работы, найденная старшиной Озрокова, раскопавшимъ одинъ склепъ рядомъ съ нашимъ. Боимся, что купивъ его находку, мы еще болѣе пріохотили озроковцевъ къ раскопкамъ, до которыхъ они и такъ слишкомъ падки. По крайней мѣрѣ, проѣзжая на другое утро у подножья горы Калакалъ, мы замѣтили не мало людей, спѣшившихъ съ кирками на верхній могильникъ.
   Принеся трофеи нашей раскопки въ кунацкую, мы отправились копать нижній могильникъ, расположеный по берегу Баксана. Здѣсь раскопки были менѣе удачны. Кромѣ костяковъ, съ чертами нееформировашшми, въ склепахъ не было ничего найдено.
   Любопытно было наблюдать въ работѣ племя горскихъ татаръ. Мы никогда не воображали, что люди способны гакъ неумолкаемо и быстро говорить въ теченіе нѣсколькихъ часовъ. Наши копатели, при всемъ рвеніи къ работѣ, которое они желчи обнаружитъ въ нашихъ глазахъ, щебетали все время какъ птицы и непрерываемымъ смѣхомъ и шутками мѣшали другъ другу работать. Но вотъ одинъ замѣтилъ гдѣ-то въ 30 саженяхъ пробѣжавшаго зайченка: онъ съ дѣтской радостью заявилъ это другимъ, и всѣ семь рабочихъ, побросавъ кирки, съ веселыми криками пустилось гоняться за испуганнымъ звѣркомъ. Наконецъ, зайченка изловили, погладили и снова выпустили на свободу. Это дѣтское увлеченіе гоньбою за зайцемъ невольно напомнило намъ сцену у скиѳовъ, разсказанную Геродотомъ. Въ виду грозныхъ полчищъ Дарія, передъ началомъ битвы, скиѳы не удержались отъ страсти погоняться за пробѣжавшимъ зайцемъ и этимъ привели Дарія въ слишкомъ скороспѣлому замѣчанію, что они презираютъ персидское войско.
   Проведя прескверно ночь на сыромъ земляномъ полу грязной кунацкой, мы не безъ удовольствія покинули на другое утро жалкую деревушку. Мы ѣхали по отличной, колесной дорогѣ, проведенной Друсбіевыми по берегу Баксана къ ихъ сыроваренному взводу. Въ верстѣ отъ Озрокова мы разстались съ нашимъ молодымъ спутникомъ студентомъ Сафаръ-Али, которому мы были обязаны немалыми удобствами нашего путешествія въ горахъ. Сафаръ отправился въ свой аулъ, въ которомъ не былъ уже два года.
   Долина Баксана далеко не такъ живописна, какъ Чегемская. Она значительно шире, горы ниже и представляютъ мало разнообразія въ очертаніяхъ. Гори съ правой стороны кое-гдѣ покрыты довольно густымъ лѣсомъ на продолженіи нѣсколькихъ верстъ. На лѣвой сторонѣ -- голыя скалы, до половины покрытыя скудной травою. Мелкій дождь преслѣдовалъ насъ цѣлый день. Долина становилась все шире, горы удалялись отъ насъ все болѣе и болѣе. Въ вечеру мы подъѣхали къ кабардинскому аулу князя Атажукина, гдѣ насъ ожидали уже почти европейскія удобства. Единственнымъ представителемъ горнаго народца, среди котораго мы прожили съ десятокъ дней, оставался при насъ нашъ вѣрный проводникъ Уравай, вѣчно веселый и неизмѣнно заботливый,-- типическій представитель своихъ бодрыхъ, привѣтливыхъ и даже добродушныхъ соотечественниковъ. Двудневный путъ по Кабардѣ, среди новыхъ лицъ и нравовъ, уже не входитъ въ предѣлы нашего дневника.

"Вѣстникъ Европы", No 4, 1884

  
  
Ко всем произведениям автора К списку авторов