Книговод

Переписка (1820-1834)

Гоголь Николай Васильевич


Переписка (1820-1834)

   Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений и писем: В 17 т. Т. 10: Переписка 1820-1834
   М.: Издательство Московской Патриархии, 2009.
  

Содержание

1820

   1. В. А. и М. И. Гоголям. Вторая половина -- конец июня. Полтава
   2. Т. С. Гоголь-Яновской. Июль. Полтава
   3. В. А. и М. И. Гоголям. 25 июля. Полтава

1821

   4. В. А. и М. И. Гоголям. 10 июня. Нежин
   5. В. А. и М. И. Гоголям. 13 августа. Нежин
   6. В. А. и М. И. Гоголям. 14 августа. Нежин
   7. В. А и М. И. Гоголям. 26 августа. Нежин
   8. В. А. и М. И. Гоголям. 6 сентября. Нежин
   9. В. А. и М. И. Гоголям. 6 октября. Нежин
   10. В. А. и М. И. Гоголям. 10 декабря. Нежин
   11. В. А и М. И. Гоголям. Декабрь. Нежин

1822

   12. В. А. и М. И. Гоголям. 7 января. Нежин
   13. В. А. и М. И. Гоголям. Август. Нежин
   14. В. А. и М. И. Гоголям. 10 октября. Нежин

1823

   15. В. А. и М. И. Гоголям. 23 марта. Нежин
   16. В. А. и М. И. Гоголям. 3 октября. Нежин
   17. В. А. и М. И. Гоголям. Ноябрь--декабрь. Нежин
   18. В. А. и М. И. Гоголям. 11 декабря. Нежин
   19. А С. Данилевскому значено всякому человеку, по крайней мере буду стараться сколько возможно быть таковым.
   Благодарю вас покорнейше, дражайшая маминька, за деньги, которые вы мне прислали и которые мне были нужны.
   В рассуждении каникул я вам писал, что за нами надо присылать так, чтобы 18 или 19 лошади были уже здесь, потому что мы 20 или 21-го июня непременно выедем. -- Также я вам писал, чтобы в Кибенцы не езжать, потому что у меня платья совсем нет, кроме того, в котором хожу повседневно. Также еще я просил вас, маминька, чтобы вы за нами, ежели можно, прислали маленькою желтинькою коляскою, которая тогда, как я был, поправлена была в Кибенцах. И которую, ежели можно, прислали бы с зонтиком. Еще просил бы у вас, дражайшая маминька, прислать на дорогу несколько книг каких-нибудь новых и хороших, оттого что дорогою будет нам ужаснейшая скука, не делавши ничего.
   С нетерпением ожидаем теперь каникул. Данилевский, как уже вы знаете, хотел было <ехать> теперь, но его удержали до экзаменов. Чему я весьма рад, оттого что мне бы ужасная скука была ехать одному.
   Прощайте, дражайшая маминька, до радостнейшего свидания.
   Ваш послушнейший сын

Н. Гоголь-Яновский.

  

33. M. И. Гоголь

1825-го года, августа 15-го. Нежин.

   Итак я уже на месте, то есть приехал как нельзя лучше в Нежин, и в самую пору, ни позд<н>о, ни рано, а так, как было должно. Иван Семенович Орлай еще и не собирался ехать в С. Петербург, оттого что, по его словам, не получил о сю пору разрешения от министра и не знает ничего, что еще его ожидает. Я не знаю, маминька, справедлива ли весть, что ему в С. Петербурге есть место генерал-штаб-доктора, и ежели точно справедлива, то вы напишите ко мне; здесь никто и сам он о сем ничего не знает.
   Рыбы, по Андрея Андреевича записке, не нашли. Каракатиц нет, а купец Стефанеев говорил, что ежели надо сколько, так он может выписать из Одессы в весьма скором времени. -- Сделайте милость, пришлите мне ту книгу, которую я забыл и которую мне весьма {весьма вписано.} надо, а особливо потому, что она казенная. Вы, я думаю, ее помните. Она не так толста, в голубой бумажке, под заглавием: Опыт о русском стихосложении, А. Востокова. -- Еще сделайте милость, пришлите мне адрес Данилевского как можно поскорее.
   После вам напишу за кисти и за краски, каким образом это сделать, а теперь я еще не распросился об этом да и не успел. Прощай<те>, дражайшая маминька. Дай Бог вас видеть здоровыми и счастливыми, чего вам желая и о чем моля Бога, остаюсь вашим послушнейшим сыном

Николаем Гоголь-Яновским.

  

34. А. С. Данилевскому

1825-го года, августа 17 числа, Гимназия. <Нежин>

   Ты не поверишь, как я был раздосадован, узнавши, как ты был в Гимназии и мне не удалось тебя видеть. А мне бы весьма хотелось тебе порассказать и пересказать много разных разностей, из коих некоторые для тебя были бы довольно важны и занимательны. Ты не знаешь, теперь я осветился новыми знаниями и новыми сведениями о нашем любезном С. Питере. Не знаю, придешь ли ты сегодня к нам, или лучше напиши, могу ли я теперь тебя застать дома -- то я сам к тебе приду. Прощай.

Н. Гоголь.

  

35. M. И. Гоголь

1825-го года, сентября 30-го дня. <Нежин>

   Извините меня, дражайшая маминька! виноват, право, виноват! не писавши столь долгое время. Не знаю, чем даже оправдаться, попросту сказать -- леностию. Однако надеюсь, что это последний раз.
   Я говорил с профессором живописи о моем предприятии, именно -- продолжать писание масляными красками. Он берется на себя доставить некоторые вещи, как-то: кисти и часть красок, остальные могу искупить здесь. Следовательно, деньги 50 рублей должно прислать в начале октября, чтобы не опоздать занятиями.
   Позвольте поздравить вас, дражайшая маминька, с приближающимися вашими именинами, с которыми желаю, чтобы для вас началось благополучие и счастие.
   Мне весьма жаль, что не отыскалась книга, о которой я говорил: у меня ее спрашивают. Я советывал бы еще посмотреть ее в угольном столике в столовой. Ее можно узнать по голубой обвертке; заглавие: Опыт о русском стихосложении.
   Не знаю, др<ажайшая> маминька, что бы вам сказать о наших происшествиях: нового у нас так мало, примечательного и того менее; притом мы живем теперь совершенно в глуши, никто не посещает наш бедный Нежин. Скажу вам только, что наш Иван Семенович едет (хотя не так скоро) в Одессу, в тамошний лицей.
   Вы видите теперь сами, что совсем почти нет ничего нового. Мы совершенно, так сказать, в другом мире, старом и забытом. Я только как-то и оживляюсь вашим письмом, которого я теперь ожидаю с нетерпением. Надеюсь, что вы меня известите о нашем крае хоть немного, но: родной и дым приятен.
   Прощайте, маминька, до следующего письма.

Н. Гоголь-Я<новский>.

   Деньги, которые вы мне присылаете, следуют таким образом.
   После каникул ----------- 15 получил
   Перед Покровом Б<ожьей> Матери,
   1-е октября ----------- 10 ""
   Перед Рождеством --------- 10 ""
   Перед масленой ---------- 10 ""
   Перед Воскресением Хри<стовым>-----------
   весьма жаль дражайшая маминька
   Перед Зеленою неделею ----------------------- 10 ""
   Перед каникулами --------- 10 ""
   Итого - - - 70 ""
  

36. М. И. Гоголь

1825-го года, 13 октября. <Нежин>

   Позвольте, дражайшая маминька, и вас немного попенять за молчание. Я уже два письма писал к вам, из коих одно чрез Егора Ильича г-на Бажанова, и не знаю, получили ли вы. -- Также позвольте мне просить вас о присылке за мною на Рождество, тем более, что я имею много кой-чего сказать вам, которое весьма интересно, как для вас, равным образом и для меня; но обстоятельства, пространство письма и другие особенные причины не позволяют мне объявить вам теперь. -- Надеюсь, дражайшая маминька, что вы не откажете в сем желании сильно вас любящего сына. Кроме того, я имею многие основательные причины, которые заставляют меня ехать домой; равным образом и обстоятельства такие, которые весьма будут полезны для меня по возвращении обратном в мою Гимназию. Но более всего побудит вас еще {Было начато: но всего боле побуждает меня еще то}, что профессор физики и химии, по прошению Димитрия Прокофьевича, обещался приехать к нему на Рождество. Итак вы сим сделаете удовольствие не только мне, но и Дим<итрию> Прокоф<ьевичу>. О присылке за мною вы можете сделать условие с родителями Данилевского и Баранова, которые также хотят прислать за ними. Следовательно, экипаж надо побольший для четырех.
   Прощайте, маминька! Изъявите почтение всем моим родным и не забудьте просьбы нежно вас любящего сына, который с нетерпением желает видеться скорее с вами!

Н. Гоголь-Яновский.

  

37. М. И. Гоголь

1825-го года октября 23-го дня. <Нежин>

   Письма ваши и деньги, присланные вместе с ними, получил и спешу писать к вам, тем более, что почтеннейший Егор Ильич, чрез которого я вам вручаю сие письмо, сей час едет; итак постараюсь сколько возможно скорее уведомить вас о вещах, на которые вы требовали скорейшего ответа. Во-первых, о книгах я потому не писал к вам так долго, что ожидал ответа от одного моего товарища, которые я ему, выезжая, вручил и который, уехавши, о сю пору не приезжал. В рассуждении же сочинения скажу вам, что я его не брал, но оно осталось между книгами в шкафу. Но это небольшая беда, ежели оно и точно пропало, я постараюсь вам вознаградить новым и гораздо лучшим.
   Деньги 50 рублей я также получил и употребил их с пользою.
   Прощайте, дражайшая маминька. Писать более не успеваю.
   Ваш послушный нежно-любящий вас сын

Н. Гоголь-Яновский.

   Прошу засвидетельствовать почтение бабушке и всем родным, поцеловать за меня сестриц.
   <На обороте:>
   Ее высокоблагородию милостивой государыне Марье Ивановне Гоголь-Яновской в Кибенцы.
  

38. М. И. Гоголь

Декабря 2-го дня, 1825-й. Нежин.

   Получивши почтеннейшее письмо сего 2-го декабря, спешу немедленно отвечать. Во-первых, благодарю вас покорнейше за исполнение моей просьбы прислать за мною на Рождество. Не зная теперь, можно ли ехать на колесах, я думаю, что к празднику зима гораздо увеличится и будет довольно постоянная; следовательно, не худо бы приискать экипаж санный гораздо поболее, чтобы можно было четырем удобно поместиться; ибо, как я вам прежде упоминал, и г-н профессор едет с нами. -- Прислать же за нами прошу 16-го числа декабря. Прощайте, дражайшая маминька, до радостного свидания, которое, надеюсь, скоро настанет.
   Нежно вас любящий послушнейший сын

Н. Гоголь-Яновский.

   P. S. Вы обещали мне для жилета голубой материи; пришлите теперь ее. Из тех денег, которые мне следуют пред Рождеством, я заплачу за пошитье.
  

1826

39. M. И. Гоголь

1826-го года января 17. Нежин.

   Поспел сюда вчера благополучно и спешу уведомить вас, дражайшая маминька. В замедлении моем ничего мне не стоило оправдаться; принят был, как самый добрый товарищ. Я теперь почти в совершенной радости, изредка только вспоминание об вас туманит светлое лицо мое, только что недавно видевшее вас. Извините, почтеннейшая маминька, что не могу более писать, теперь столько хлопот, что я спешу как можно скорее окончить письмо. До следующей почты.

Ваш сын Николай Гоголь-Яновский.

   <На обороте:>
   Милостивой государине Марьи Ивановне Гоголь-Яновской.
  

40. М. И. Гоголь

1826-го года 21 апреля. Воскресение Христово. <Нежин>

   Первым долгом поставляю себе поздравить с наступившим праздником и желать вам провесть оный гораздо лучше, нежели я, который на нем так соскучился, что с величайшим чистосердечием желает скорейшего окончания его. Вообразите, мы теперь живем в совершенном забытье: все разъехались, и я один почти как безумный бегаю по музеум<ам>, попеременно заглядывая в окно, нет ли от вас какой родимой весточки... Не знаю даже, что делается у нас. Тут ходят вести, будто его высокопревосходительство Димитрия Прокофьевича приглашают в Петербург. Не знаю, правда ли это.
   Теперь у нас уже конец апреля; почти через полтора месяца и каникулы, и я буду видеться с вами. Это немного развеселяет скучную мою угрюмость.
   Я вас буду просить, дражайшая маминька, еще об снабжении меня деньгами. Я был еще перед Рождеством немного болен, и так как у нас не всегда хорошее содержание для больных, то и занял у г-на профессора; после опять случилось мне занять на разные книги, и теперь набралось всего на сорок рублей, а как денег не имею ни копейки, то и надеюсь единственно на ваше пособие. Вы можете прислать хотя из тех, которые мне следуют: от Рождества я должен был получить два раза, и не получал ни разу; теперь же, я думаю, вы не откажете мне в сей просьбе.
   Напишите мне что-нибудь об хозяйственных делах. Я теперь сделался большим хозяином, умею различать хлеба и на каникулах покажу вам, где сено, овес, жито и прочее, и могу даже целый час спорить с житными панами о посеве озимой гречихи {Типографическая ошибка, самая непростительная при моем великом знании. -- Прим. Н. В. Гоголя.}. Кстати об хозяйстве: продолжается ли у нас теперь постройка дома? работают ли в саду? курится ли винокурня? Эти известия для меня весьма любопытны.
   Глубокое почтение Андрею Андреевичу, Ольге Дмитриевне, бабушке и всем родным. Сестре моей Анне Васильевне самое глубочайшее почтение и также всем маленьким.
   Ваш послушнейший сын

Николай Гоголь-Яновский.

   P. S. Сделайте милость, пришлите Симону на шинель сукна.
  

41. М. И. Гоголь

1826 года, мая 14-го дня. <Нежин>

   Странно и непонятно, каким образом не доходили мои письма к вам, дражайшая маминька! Мне было грустно, весьма грустно, слышавши, как вы обо мне беспокоились. Последнее письмо я отправил к вам на прошедшей неделе. Не знаю, каким образом оно так длило путь свой, хотя однако ж нельзя похвалить и исправность нашей почты: ваше письмо, писанное вами 14-го апреля, поспело сюда к 11-му маю, почти около месяца.
   Благодарю вас, маминька, чувствительно за поздравление меня с именинами, также за посылку, а более всего за ваше необыкновенное обо мне попечение (которого я не заслужил, однако ж не теряю надежды заслужить его). Касательно моего здоровья, смело могу вас уверить, что я еще никогда не был в таком хорошем состоянии, как теперь: весел, радостен, скучен только в те минуты, когда думаю об разлуке вашей со мною. Но мысль об скором свидании одна только теперь полнит мою душу. Близкие каникулы не выводятся из головы.
   Аврам приехал сюда 14-го мая, сего самого дня, в который я пишу к вам, привез мне добрую весть об вашем здоровьи, которая согнала недобрые думы с лица моего; привез несколько мелочных новостей домашних, между которыми были некоторые для меня весьма важные, как-то о работе, производимой около дому и т. п.
   Хорошая весна была у нас; думаю, теперь можно ожидать изобилия на фрукты. Я давно уже острю на них зубы, и эти каникулы увидят ужасное опустошение в нашем саду. Жаль только, что мне не достанется отведать клубники: отойдет к тому времени.
   Иван Семенович свидетельствует свое почтение и приказал мне немедленно писать к вам, приговаривая, что вы обо мне беспокоитесь, а я о том совсем не думаю...
   P. S. Честное слово писать к вам по два раза в месяц! пишите ж и вы ко мне чаще. Через полтора месяца каникулы. До радостного свидания!
  

42. М. И. Гоголь

1826-го года {1825-го года} июня 4-го дня. <Нежин>

   Вы, верно, на меня сердитесь маминька: что до сих пор не отвечаете на письма мои. Сделайте милость простите меня! Я вам уже сказал, что это было в последний раз, и с тех самых пор обещался писать к вам по два раза в месяц и твердо выполню обещание.
   Годичное испытание у нас давно началось и скоро кончится. Числа 18-го будет уже можно мне ехать. Полгода как не бывало! Я льщусь надеждою в этом месяце вас увидеть. Вы не поверите, маминька, с каким нетерпением я жду этого свидания. Не знаю, захотите ли вы мне сделать здесь платье, только в таком случае надо прислать за мною с деньгами гораздо ранее. Я спрашивал у Симона, можно ли у него теперь занять, но он божится, что у него нет и что его все деньги теперь на руках, которых он не надеется скоро получить, а у меня платья почти совсем нет.
   На это письмо я еще ожидаю вашего ответа. После его, может быть, я еще буду писать через Баранова, который, как скоро кончится у них экзамен, едет на почтовых.
   Не знаю, будете ли вы довольны, но только я намерен привезть вам кое-что, в засвидетельствование, что я не даром провел здесь протекшее полугодие. Ваше одобрение будет для меня лестною наградою.
   Думаю, мои сестрицы очень подросли, горю нетерпением их видеть, особливо Анинька, я думаю, она совсем забыла меня {про меня}. Сколько новых радостей ожидает меня при свидании. Поверите ли, маминька, считаю, что один день остался до каникул, и это сближение так радует меня (в мечтах), что я часто сижу по целым часам у окна, поджидая знакомого экипажа.
   Кланяйтесь Александре Федоровне, ежели она у нас. Мне всё так и представляется, что я застану ее с вами, вы не знаете, как я люблю всех тех, которые любят вас и к которым вы привязаны.
   Ежели угодно будет вам заказать {сд<елать>} мне здесь платье, то надо прежде 18-го прислать за мною,
   в ожидании чего остаюсь вашим послушнейшим и до беспамяти вас любящим сыном

Н. Гоголь-Янов<ским>.

  

43. М. И. Гоголь

1826-го года, июня 13-го дня. <Нежин>

   У нас, где нет ничего постоянного, вздумалось г-ну директору отложить экзамен, и об этом только сегодня нас уведомили. Пишу к вам, ежели только письмо застанет экипаж невысланным, чтобы присылать уже не к 18-му, а к 22-му. Ежели же выслан с тем, чтобы сделать мне платье, то он выслан как раз впору, потому что шить платье здесь будут по крайней мере дней пять.
   Ваш послушнейший сын

Н. Гоголь-Яновский.

  

44. М. И. Гоголь

<16 августа 1826. Нежин>

   Милостивая государыня
   маминька!
   Приехавши сюда, за первый долг почел вас уведомить о благополучном конце моего пути, в котором, благодаря вам, я не имел ни в чем нужды, и желая вам здоровья и счастия во всем остаюсь вашим
   покорнейшим и послуш<нейшим> сыном

Н. Гоголь-Яновский.

   1826 г. 16 августа.
  
   <На обороте:>
   Ее высокоблагородию милостивой государыне Марье Ивановне Гоголь-Яновской.
  

45. M. И. Гоголь

1826-го года, августа 20 дня <Нежин>

   В прошедшем письме моем я не мог ничего сказать вам кроме извещения о своем приезде, так я был озабочен встретившимися занятиями и другими обстоятельствами. Теперь же прошу вас (ежели только не будет вам в тягость), чтобы извещать меня о всем, что вы намерены предпринимать и что делаете касательно хозяйственного устройства. Это крайне будет занимать меня. Бывши в таком отдалении от мест, к которым я привязан, я жажду их видеть хотя в письме вашем и надеюсь, что вы, так много любя меня, не откажетесь доставить мне это удовольствие тем более, что мне хочется самому быть в этом случае вам полезным. Особливо извещайте меня касательно построек, новых заведений и проч., и ежели нужно будет фасад и план, то сделайте милость, известите меня немедленно, и уже фасад будет непременно хорош, а главное, издержки будут самые малые (не так, как дом приказчика я думал сначала), и фасад, и план будет тщательно нарисован и по первой же почте без замедления прислан.
   Приятно мне будет, ежели вы мне будете поверять свои планы, мысли, также разные прожекты, новые изобретения и проч. и проч. и ежели будете принимать благосклонно и мои толки -- похвалите за что-нибудь доброе и побраните за худое.
   Также об каких-нибудь посторонних делах, случающихся в нашем округе. Говорил бы вам о своих, но совершенно ничего нет, всё пусто, и Нежин наш заснул в бездействии. О переводе моем в 8-й класс вы уже прежде знали; что я не застал здесь Орлая, тоже, думаю, знаете. Вот и всё.
   Да, забыл вам сказать еще об одном деле и, думаю, весьма важном, а именно: когда окончится полевая работа, то не худо бы приняться отыскивать глины, годной для черепиц. Я не знаю, что может быть полезнее, как завесть этакой завод. Крыша, ими укрытая, издержками не превышает соломенной, зато какая выгода в прочности. Черепичная крыша лет пятьдесят и более не требует подчинки, притом как красивы под нею будут строения, не надо никогда деревянной. Да притом и деревянная далеко ей уступает {и деревянной не уступит} в прочности и крепости. Под этою крышею конюшни, амбары, всё приняло бы другой <вид> и вековую несломаемосгь. Для стен и щекотурки я знаю один дешевый способ, который со временем объявлю вам, не знаю, придется ли по мыслям, но за прочность ручаюсь.
   Когда окончатся полевые работы и что вы предпримете по окончании их, прошу убедительно уведомить. Может быть, я моими просьбами наскучаю вам, почтеннейшая маминька. Но, зная вашу снисходительность и великое обо мне попечение, я надеюсь, что вы согласитесь принять просьбу сына, любящего вас более всего, для которого вы одни веселье.

Н. Гоголь-Яновский.

  

46. М. И. Гоголь

Сентября 10-го 1826-го года. Нежин.

   Любопытны и занимательны были для меня ваши известия, я как бы участвовал во всех ваших заведениях и постройках, по крайней мере мысль моя была там. Читая письмо ваше, я был с вами, тронуло меня весьма ваше материнское наставление, и я поклялся в сердце всегда следить ему. -- Но только я не приметил в себе поступка {того поступка}, заслужившего упрёк ваш. Я всегда любил родственников своих, какого бы они ни были звания, никогда не чуждался. Быть может, неумышленное вы приняли за действительное.
   Между многими известиями, ценными для меня, я с радостью увидел, что вы некоторые мои предположения нашли полезными. Вы пишете, что строится птичий домик. Бывши дома, об этом я не слыхал. Ежели что надобно, фасад или план, пишите ко мне.
   Уведомите, когда его высо<ко>пре<восходительство> {его высо<ко>пре<восходительство> вписано.} Дмитрий Проковьевич будет у нас, что он там найдет хорошего, что ему понравится, мне с нетерпением хочется знать мнение великого человека, даже о самых маловажностях; сделайте милость, маминька, не пропустите ничего. Большое вы дадите мне удовольствие.
   Я отыскал план и фасад нового дома, который я еще рисовал при папиньке. Посылаю вам их, оне сниманы без ма<оштаба, без исправности, но ими можно пользоваться, когда нет другого, и особливо касательно наружных украшений. Один фасад представляет передний вид дома, другой задний, при них приложенный план показывает расположение пристроек, он, я думаю, вам будет нужен в это время.
   Извините, что теперь не могу прислать узора, он еще не кончен, по следующей почте вы получите. Мне совестно перед Ольгою Дмитриевною, что я так долго его задержал.
   Директор наш уже отправился в Одессу. Теперь мы одни. Однако ж теперь всё приняло другой порядок. Пансион наш приметно начал улучшаться: стол теперь сделался у нас прекрасный, и этим всем обязаны мы нынешнему нашему инспектору.
   Вы пишете, чтобы я вам к Рождеству привез что-нибудь из сочинений своих. Время еще далекое, однако ж постараюсь заготовить.
   Уведомите меня, когда у нас начнут курить водку и что по тогдашним ценам будет стоить ведро. Успешно ли у нас винокурение и приносит ли доход.
   Не знаю, ежели теперь тетинька {тетинька вписано.} Варвара Петровна у нас, то свидетельствуйте мое почтение. К Дмитрию Проковьевичу постараюсь написать; только не знаю, когда его высок<опрев.> именины {его именины}: вы не написали, 26-го ли сентября или октября.
   Прощайте, почтеннейшая, любезная маминька. Не забудьте отписать к любящему вас до беспамяти сыну

Н. Гоголь-Яновскому.

47. М. И. Гоголь

1826 года, сентября 30-го дня. <Нежин>

   Посылаю дорисованный мною узор. Сделайте милость, почтеннейшая маминька, извините меня перед тетинькою {тетинькою вписано.} Ольгою Дмитриевною, только не знаю, может ли что меня извинить. Хотя я не так виноват еще; видно, несчастие удел мой: приехавши сюда, я тот же час бросился доканчивать его, вы сами видели, что дома я не имел ни красок, ни кистей, но я хотел сдержать свое слово, теперь же вообразите мое несчастие: я рылся везде в своих бумагах и не нашел его, считал уже пропавшим, но после, незадолго до получения письма, нечаянным образом его отыскал и ту же минуту бросился его докончать, не спал ни ночей, ни дня, по неумению своему (по канве я в первый раз рисую) изорвал три рисунка, покуда {покудова} кончил один. Не причислите это к беспечности, почтеннейшая маминька; нет, я теперь постановил себе за правило, что должно сделать, делать тот же час, не откладывая. Я думаю, теперь тетинька сердится сильно на меня и поделом. Не знаю, чем испросить и где взять прощение. Трудно, весьма трудно поддержать об себе хорошее мнение, иногда самая малость, и оно потеряно.
   Не знаю, получили ли вы письмо мое и при нем план и фасад дома, только я не получал еще ответа, верно, и вы сердитесь на меня, маминька.
   У нас теперь великое смятение: ожидают графа со дня на день; всё убирают; но мне грустно -- или оттого, что я виноват перед вами и перед тетинькою Ольгою Дмитриевною, или, видно, осень сама располагает к этому. Как бы то ни было, но зима уже близко, стало быть, через два с половиною месяца и свидание с вами. Мне кажется, что я уже около полугода, как не виделся {как я не виделся с вами}: верно оттого, что не получаю {что долго не получаю} письма от вас.
   Вы не писали, маминька, как вам теперь, весело ли? Не вредит ли вам уединение, навещают ли вас, чем вы теперь занимаетесь? Верьте, маминька, все эти подробности дают жизнь сыну, любящему вас более всего, для которого вы только одне остались утешителем и счастием.
   Получаете ли вы письма от Машиньки? что она теперь делает, не скучно ли ей? напишите к ней, что я требую, прошу, чтобы она ко мне писала; скажите, что письма ее не будут оставлены без ответа, чтобы писала ко мне об нуждах своих. Ежели я могу быть только в них полезен, всё исполню, что только зависит от меня. Не знаю только, как адресовать к ней письма, писать ли к вам, или через почту к самому г-ну Старицкому. Известите, пожалуста, можно ли через почту и как адресовать, а то вам будет много забот и трудностей отсылать из дому чрез нарочного.
   Ожидая с нетерпением отрадного для меня письма вашего, остаюсь вашим послушнейшим
   и нежно вас любящим сыном

Н. Гоголь-Яновским.

   Свидетельствуйте мое почтение дедушке, бабушке Анне Матвеевне и тетиньке Варваре Петровне.
  

48. M. И. Гоголь

1826-го года октября 15-го дня. <Нежин>

   Бесценное письмо ваше получил сегодня и сего же дня спешу отвечать вам. С жадностью читал прелестный рассказ ваш, почт<еннейшая> маминька, о пребывании у нас почетного гостя. Все мелочи, всё совершенно вами сделанное, признаюсь, так было хорошо, что я никогда бы не мог сделать; расчитавшись, я с неудовольствием и жалостью увидел конец письма вашего (так я люблю говорить с вами). Но после образумился, увидел, что это письмо, а не длинное описание, и сообразив его с прежними вашими письмами, которые были не более как в поллист почтовой бумаги, я был полн к вам живейшей благодарности, что вы не скучаете говорить со мною. Только не знаю, к чему относится приписка после письма, где вы говорите, что я себя возвысил, а унизил вас.
   Сделайте милость, напишите мне, когда это было, в письме ли, которое вы получили вместе с планом, или в другом чем-либо я показал это. По крайней мере верьте, почтеннейшая маминька, что я никогда бы этого не сказал, и потому, сделайте милость, напишите, в чем это было.
   Писали вы, чтобы я прислал его высок<облагородию> какое-нибудь сочинение; думал и я было сперва то сделать, но после рассудил, что, поднесши какую-нибудь эфемерную мелочь, я мало принесу себе пользы и мало хорошего дам о себе мнения, решился, что лучше приуготовить себя к занятиям гораздо важнейшим и сделать что-нибудь, достойное внимания просвещенного вельможи, благодетеля Малороссии. Не хочу, ежели благодарность моя будет слаба и не покажет сердечных моих чувствований. Лучше пусть она будет сокрыта до времени и после выявит сердце, чувствующее благодеяния средством {Далее начато: более достойным}, хотя менее достойным сих благодеяний. Узор я давно уже дорисовал и послал к вам: вы, я думаю, уже получили письмо с посылкою.
   Позвольте еще спросить вас: Агафия Матвеевна не перебралась еще жить к нам? и ежели еще, то когда именно она переедет и как понравится ей новое место, также, что нужно будет сделать? она тогда еще хотела сделать для себя комору, которая должна была стоять в саду и составлять красивый фасад. Напишите ко мне тогда, когда будете строить. Я имею в уме очень хороший фасад для этого строения.
   Приказчиков дом окончан ли? хорошо ли он обделан и что стоил? Поставили ли вы ветряную мельницу, которую предполагали? Отыскана ли глина, годная для черепицы? Всего этого я еще не знаю. Извините, маминька, ежели утруждаю я вас. Я чувствую, что {что я} уже слишком любопытен, но это страсть моя.
   Варваре Петровне моя привязанность и почтение. Я знаю, что милая тетинька часто забывает меня, но я об ней помню.
   Позвольте мне напомнить вам, маминька, что мне деньги следовали еще к первому октябрю; но я до сих пор не получал. Извещаю не в укор вам, но потому, что мне в них случилась большая нужда.
   Напомните Машиньке, чтобы она писала ко мне, и доставьте ко мне адрес прямо к ней. Сегодня 15-е октября, через два месяца, то есть 15 декабря, мне можно уже ехать на Рождество. Странное дело! не более трех месяцев, как я из дому, и уже чувствую, будто год не виделся с вами. -- Итак прощайте, почтеннейшая маминька. Не более четырех писем вы еще получите от меня, а там увидите и самого, более всего на свете любящего вас сына

Н. Гоголь-Яновского.

   При сем картинка нынешних мод.
  

49. М. И. Гоголь

Ноября 16-го дня. Нежин. 1826-го года.

   Письмо ваше сегодня получил и сего же дня пишу к вам. Вы просите известить, кто теперь директор у нас; директора у нас нет, и желательно, чтобы совсем не было. Пансион наш теперь на самой лучшей степени образования, на степени такой, до какой Орлай никогда не мог достигнуть, и этому всему причина -- наш нынешний инспектор; ему обязаны мы своим счастием; стол, одеяние, внутреннее убранство комнат, заведенный порядок, этого всего вы теперь нигде не сыщете, как только в нашем заведении. Советуйте всем везть сюда детей своих: во всей России они не найдут лучшего. -- Должность директора исправляет профессор физики и химии Шапалинский.
   Досадно мне было, что не получал долго так денег, большую нужду терпел я в них, но теперь дело объяснилось: вы поручили его г. Тише<в>скому, так оно и теперь лежит в Полтаве.
   Вы пишете мне, что слишком скучаю, это я сказал вовсе без умыслу, скучаю, когда не имею от вас писем, а весел почти всегда, и особливо теперь, когда менее, нежели через месяц, приближается урочное время и радостно полечу обнять вас, милая, почтеннейшая маминька; обнять в вас -- мою жизнь. Так, маминька, вы составляете жизнь мою: до сих пор не имею ничего драгоценнее, священнее вас, судите вы об радости свидания. Сколько везу к вам теперь сочинений, картин; рад буду, сильно рад, когда сделаю вам ими удовольствие.
   Так как платье мне непременно нужно иметь к Рождеству, то прошу вас, ежели можно, прислать деньги вперед по почте, чтоб уже нечего было дожидаться здесь с экипажем. На фрак и панталоны суконные пойдет как раз до ста рублей, но зато уже они будут у меня навсегда. Зимнего же платья до сих пор я не имел. Ежели же вы хотите, чтобы деньги прислать вместе с экипажем, то присылайте, чтобы к 14-му числу декабря экипаж был уже здесь; а когда деньги прежде пришлете, то нужно, чтобы экипаж к 16-му числу декабря был {уже был} здесь; а пришлите за мною, ежели можно, тою самою бричкою, которую вы брали и тогда у дядиньки Андрея Андр<еевича>, она весьма легка и не трясет, и мало лошадей нужно, и выгодна.
   Не поверите, милая маминька, с каким великим нетерпением, с какою радостью я жду этого благодатного времени. Сколько любопытных новостей, сколько перемен во мне вы увидите. В ожидании от вас еще одного письма остаюсь вашим преданнейшим сыном

Н. Гоголь-Янов<ским>.

   Тулуп для меня, я думаю, уже сделали.
  

50. М. И. Гоголь

1826-го года ноября 23 дня. <Нежин>

   Не могу утерпеть, милая маминька! чтобы еще не писать к вам, как ни близко кажется наше свидание, но не могу выдержать, почти около месяца не поговоривши с вами, и чрез то будто ускорить самую радость -- видеть вас.
   Касательно присылки за мною, еще не знаю, как должно присылать; будет ли санная дорога, или на колесах. Мне кажется, что навряд ли выпадет большой снег и состоится хорошая зима, а посему за мною можно будет <прислать> лёгонькую бричку, в случае же снегу и зимы маленькую кибитку, только не ту тяжелую. Ежели платье мне будет здесь делаться, то в таком случае пришлите числа 16-го непременно уже чтобы был здесь экипаж, а ежели на платье вы пришлете деньги преж<д>е, тогда уже присылать за мною так, чтобы 18-го числа был {был уже} здесь экипаж. Также напишите письмо ко мне, что присылаете за мною. Это письмо нужно будет показать инспектору, без чего не отпустят. Советую для этого письмо составить особое, в котором извещайте меня просто, что посылаете экипаж с тем, чтобы я на праздник Р. X. приехал для свидания к вам.
   Думаю, удивитесь вы успехам моим, которых доказательства лично вручу вам. Сочинений моих вы не узнаете. Новый переворот настигнул их. Род их теперь совершенно особенный. Рад буду, весьма рад, когда принесу вам удовольствие.
   К нам приезжал граф, был у нас немалое время, много говорил, ничего не сделал и уехал во-свояси. Орлай наш успел везде так охулить нашу гимназию, что думаю и он оттого так мало о ней печется.
   Из Одессы получили на сих днях письмо от Орлая, он и тем заведением не доволен.
   Но прощайте, почтеннейшая, милая маминька! утешительная мысль, приближаемая праздником Рождества, останавливает письмо мое, да и зачем напрасно марать бесчувственным пером бумагу, когда на словах могу я выявить жаркое чувство сердца,
   вечно горящее к вам сыновнею любовью.
   Ваш покорнейший, послушнейший сын

Н. Гоголь-Яновский.

  

1827

51. Г. И. Высоцкому

1827 года, генваря 17-го. Нежин.

   Теперь только приехал я из дому, где был все праздники, и сегодня только получил твою записку от Шапалинского. Извини меня, бесценный друг, что я так неблагодарно отплатил за твое дружеское расположение: на письмо твое не отвечал ни слова. Я знаю, что ты, зная меня, не подумаешь, чтобы это произошло от какого-либо небрежения или холодности: нет, друг! По крайней мере, позволь сказать, что ни к кому сердце мое так не привязывалось, как к тебе. С первоначального нашего здесь пребывания, уже мы поняли друг друга, а глупости людские уже рано сроднили нас; вместе мы осмеивали их и вместе обдумывали план будущей нашей жизни. Половина наших дум сбылась: ты уж на месте, уже имеешь сладкую уверенность, что существование твое не ничтожно, что тебя заметят, оценят, а я... зачем нам так хочется скоро видеть наше счастие? зачем нам дано нетерпение? мысль о нем и днем и ночью мучит, тревожит мое сердце: душа моя хочет вырваться из тесной своей обители, и я весь -- нетерпенье. Ты живешь уже в Петербурге, уже веселишься жизнью, жадно торопишься пить наслаждения, а мне еще не ближе полутора года видеть тебя, и эти полтора года длятся для меня нескончаемым веком... Много принесло мне удовольствия письмо твое; жадно перечитывал я тобою писанное, ловил слова, и мне казалось, будто я слышу из уст твоих. И после всего этого, после всей радости, которую ты прислал ко мне с письмом, я ни слова не сказал тебе. Какая неблагодарность чернее этой? Но еще раз прошу тебя, не вини меня: ты знаешь мою оплошность, которую теперь уже оставил и принял твердое намерение писать нарочно побольше писем в разные места, чтобы тем приучить себя к исправности. Сделай милость, Г. Ив., для нашей старой привязанности, для нашей дружбы не забудь меня, -- пиши ко мне раз в месяц. С этой поры никогда письмо твое не будет оставлено без ответа.
   Пиши мне о своей жизни, о своих занятиях, удовольствиях, знакомствах, службе и обо всем, что только напоминает прелесть жизни петербургской. Это одно для меня развеет горечь моего заточения, сблизит урочное время и покажет мне тебя в твоем быту. Я знаю, что не оставишь меня, и уже с восхищением в мечтах читаю письмо, забывая и местопребывание свое, и весь мир, выключая тебя с Петербургом.
   Я здесь совершенно один: почти все оставили меня; не могу без сожаления и вспомнить о вашем классе. Много и из моих товарищей удалилось. Лукашевич поехал в Одессу, Данилевский тоже выбыл. Не знаю, куда понесет его. Здесь он весьма худо вел себя. Из старых никого нет. Нас теперь весьма мало, но мне до них дела нет: я совершенно позабыл всех. Изредка только здешние происшествия трогают меня, впрочем, я весь с тобою в столице. Об твоем аттестате я всегда надоедал Шапалинскому и теперь крепко настоял, чтоб отсылать к тебе. Он уже изготовлен, и ты скоро получишь. Каково теперь у вас? Как-то будете веселиться на масленице? Ты мне мало сказал про театр, как он устроен, как отделан. Я думаю, ты дня не пропускаешь, -- всякий вечер там. Чья музыка? Что тебе сказать об наших новостях? здесь их совершенно нет. Писать тебе про пансион? он у нас теперь в самом лучшем, самом благородном состоянии, и всем этим мы одолжены нашему инспектору Белоусову. К масленице затевают театр. Дураки всё так же глупы. Барончик, Доримончик, фон-Фонтик-Купидончик, Мишель Дюсенька, Хопцики здрав и невредим, и час от часу глупеет. Демиров-Мишковский, Батюшечка и Урсо кланяются по пояс. Мыгалыч чуть-чуть было не околел. Впрочем, всё благополучно. Бодян только просит у тебя на водку. Но прости: я болтаю пустяки и надоел уже, думаю, тебе до сна. По следующей почте я намерен еще тебе сказать кое об чем; а до того времени не забудь твоего верного, всегда и везде тебя любящего старинного друга

Н. Гоголя.

   Божко и Миллер благодарят, что ты не забыл их.
  

52. М. И. Гоголь

1827-го года, февраля 1-го. Нежин.

   Почтеннейшее письмо ваше, маминька, получил я третьего дни, и спешу известить вас. Благодарю вас за незабытие и за всегдашнюю вашу помощь и за всегдашнюю любовь вашу, которой цену один только я могу чувствовать; жалею и досадую только на заботы, удручающие вас, которые мешают вам в писании и отнимают драгоценные у меня минуты.
   Я не знаю, когда лучше я проводил время, как не теперь, даже досадую на скорый полет его. Масленицу мы надеемся провесть наилучшим образом. Театр наш готов совершенно, а с ним вместе сколько удовольствий! Не знаю, где теперь вы находитесь. Я думаю, на масленой будете в Кибинцах. Желаю вам также приятно провесть это время. Я думаю, теперь у нас в деревне Васильевке весьма уединенно. Бывает ли кто-нибудь? Рад буду весьма, когда вы живете теперь в полном удовольствии, когда изредка только мимолетящая тень забот цепляется, а трудные, обременительные вовсе вам неизвестны. Это занимает мысли мои, днем и ночью об этом только я думаю. -- Всеминутно желая вам безмятежной, счастливой жизни, достойной ваших добродетелей, я надеюсь, что вы приймете это нелицемерное всегдашнее желание сына, которого любви ничего нет священнее вас.

Николай Гоголь-Яновский.

  

53. M. И. Гоголь

1827-го года, февраля 26-го. Нежин.

   К числу мечтательностей своих иногда желаю быть ясновидцем, знать, что у вас делается, чем вы занимаетесь, и верите ли, почтеннейшая маминька, с каким удовольствием я занимаюсь отгадыванием всего того, что вас занимает... Как вы проводили масленую? весело ли? были ли у вас веселые собрания? Извините, что закидал вас кучею вопросов. Обыкновенно человеку, как говорят порядком повеселившемуся, всегда хочется сделать участником других, особливо ближайших к нему. Кто ж ближе к моему сердцу, как не вы, почтеннейшая маминька. Ваша радость, ваше удовольствие -- и я счастлив.
   Посмотрите же, как я повеселился! Вы знаете, какой я охотник всего радостного? Вы одни только видели, что под видом иногда для других холодным, угрюмым таилось кипучее желание веселости (разумеется, не буйной), и часто в часы задумчивости, когда другим казался я печальным, когда они видели или хотели видеть во мне признаки сентиментальной мечтательности, я разгадывал науку веселой, счастливой жизни, удивлялся, как люди, жадные счастья, немедленно убегают его, встретясь с ним.
   Ежели об чем я теперь думаю, так это всё о будущей жизни моей. Во сне и на яву мне грезится Петербург, с ним вместе и служба государству. До сих пор я был счастлив, но ежели счастие состоит в том, чтобы быть довольну своим состоянием, то не совсем. Не совсем до вступления в службу, до приобретения, можно сказать, собственного постоянного места. Масленицу всю неделю мы провели так, что желаю всякому ее провесть, как мы всю неделю веселились без устали. Четыре дня сряду был у нас театр, и к чести нашей признали единогласно, что из провинциальных театров ни один не годится против нашего. Правда, играли все прекрасно. Две французские пьесы соч. Мольера и Флорияна, одну немецкую соч. Коцебу. Русские: Недоросль, соч. Фонвизина, Неудачный примиритель Княжнина, Лукавин Писарева и Береговое право соч. Коцебу. Декорации были отличные, освещение великолепное, посетителей много, и всё приезжие, и все с отличным вкусом. Музыка тоже состояла из наших: восемнадцать увертюр Россини, Вебера и других были разыграны превосходно. Короче сказать, я не помню для себя никогда такого праздника, какой я провел теперь. Дай Бог, чтобы вы провели его еще веселее. Ожидают у нас директора, г-на Ясновского, со дня на день. Не знаем его характера. Говорят, что слишком добр, даже до слабости, чего мы боимся.
   Позвольте вас, почтеннейшая маминька, потрудить одною просьбою. Сделайте милость, пришлите мне холста самого толстого штуки две и, ежели можно, более; нам необходимо нужен. Вы этим много, много одолжите меня {мне}, а до того остаюсь с сыновним почтением и самою жаркою преданностью и любовью, остаюсь навсегда преданнейшим сыном

Н. Гоголем.

   Бабушке свидетельствую {свидетельствуйте} почтение. Дядиньке Андрею Андреевичу и тет<иньке> О<льге> Д<имитриевне> скажите, что я никогда не забываю их ко мне внимания и любви и досадую, что не знаю, чем доказать благодарность свою.
  

54. Г. И. Высоцкому

1827-й год март 19-е число. Нежин.

   Итак ты всё-таки любишь меня, добрый, бесценный друг. -- Ты оторвал часть времени тебе драгоценного, чтобы порадовать того, который кипит неизъяснимою, жаркою к тебе привязанностью. Твое письмо блеснуло для меня звездою радости. -- Из стороны, чуждой льдистого севера, но где так же, как и здесь, воображение греет нас (где уже осуществилась -- в мечте -- жизнь будущая для меня), мне казалось, я услышал родные звуки сердца, меня понимающего -- это было письмо твое.
   Много времени кануло со дня нашего разрознения; лета кипучего возраста охлаждались беспрерывно изменчивою неверностью счастия настоящего. Я холодал постепенно и разучался принимать жарко к себе всё сбывающееся. Без радости и без горя, в глубоком раздумьи стоял я над дорогою жизни, безмолвно обсматривая будущее. -- С минут твоего выбытия в душе моей залегла пустота, какое-то безжизненное чувство. И вот ты меня высвободил из моего мертвого усыпления. Я теперь всё тот же, как прежде, веселый, преданный тебе, с виду холодный, но в сердце пламенный к чувствам дружбы.
   Часто среди занятий удовольствие (они иногда посещают и не совсем забыли записного их поклонника), мысленно перескакиваю в Петербург: сижу с тобою в комнате, брожу с тобою по булеварам, любуюсь Невою, морем. Короче я делаюсь ты. -- Часто, говорю, среди самых удовольствий я впадаю в странное забытие, вспоминаю о тебе, и сокрытая горечь ярко проскакивает на лице и освещает его печальное движение, несмотря что в пансионе у нас теперь весело. Все возможные удовольствия, забавы, занятия доставлены нам, и этим всем мы одолжены нашему инспектору. Я не знаю, можно ли достойно выхвалить этого редкого человека. Он обходится со всеми нами совершенно как с друзьями своими, заступается за нас против притязаний конференции нашей и профессоров-школяров. И, признаюсь, ежели бы не он, то у меня недостало бы терпения здесь окончить курс -- теперь по крайней мере могу твердо выдержать эту жестокую пытку, эти 14 месяцев. Масленую мы провели прекрасно. -- Четыре дни сряду был у нас театр, играли превосходно все. -- Все бывшие из посетителей, людей бывалых, говорили, что ни на одном провинциальном театре не удавалось видеть такого прекрасного спектакля. -- Декорации (4 перемены) сделаны были мастерски и даже великолепно. Прекрасный ландшафт на занавеси довершал прелесть. Освещение залы было блистательное. Музыка также отличилась; наших было 10 человек, но они приятно заменили большой оркестр и были устроены в самом выгодном, в громком месте. Разыграли четыре увертюры Россини, 2 Моцарта, одну Вебера, одну сочинения Севрюгина и друг. Пьесы, представленные нами, были следующие: Недоросль, соч. Фонвизина, Неудачный примиритель, комедия Я. Княжнина, Береговое право, Коцебу, и в добавок еще одну французскую, соч. Флориана, и еще не насытились: к Светлому празднику заготовляем еще несколько пьес. Эти занятия однако ж много развлекли меня, и я почти позабыл было всё грустное. Но надолго ли? пришел пост, а с ним убийственная тоска. -- Никаких совершенно новостей, ничего любопытного вовсе не случалось. Скажу тебе только, что ожидаем со дня на день нового нашего директора Ясновского. Какой он? не знаем. -- Говорят: добренькой... -- Что барон фон-Фонтик, табачный таможенный пристав, иначе заводчик кунжутного масла, служивший только что перед этим всем драгунским юнкерам подрядчиком в торговле, пьяный подрался с Канчотихою, судились в земском суде. Но наконец батюшка фона, узнавши об его проказах, прислал за ним крытую кибитку, чтобы притащить свое чудо в Прилуку и поместить его в хозяйственные форпосты. Но Девинье объявил, что он "никогда не занимался таковою презренною наукою, какова политическая экономия", а непременно хочет ехать в Московский университет, и вот слова его присланному: "скажи дураку папиньке, что я лучше его знаю, что должно мне делать". Но наконец побивши Лауру и разнесши по всем Матеркам страх и опустошение, отправился во-свояси. Вообрази, что и это утешение отняли у нас. О Данилевском ничего не могу сказать, не знаю даже, где он. Спиридон, т. е. Федор Бороздин, точно в гусарах и отличный гусар из самого негодного попа. Кто бы думал? -- Сам генерал его уважает. -- Баранов находится в собственном благоприобретенном и родовом своем поместье; преосторожно, прехитро, преинтересно ловит мух, сажает в баночку, обшивает полотном, запечатывает фамильным потомственным гербом и рассматривает при лунном свете. -- Демиров-Мишковский здравствует, духом бодр (знает подкреплять его), всегда дежурит у нас и всегда иллюминован красными огнями, за которую однако же иллюминацию открывают ему обширный путь из гимназии во все закоулки многолюдного мира. -- В Нежине теперь беспрестанные движения между греками; шумят, спорят в магистрате, хотят нового образа правления, и прошедшую субботу мятежные сенаторы самовольно свергнули архонта Бафу, а на его место и в сенаторское достоинство возвели до того неизвестного Афендулю. -- Базиль уже заключил с ним мирный трактат и открыл греческую лавку. Впрочем, у нас всё идет своим чередом. Об себе скажу, что я пролежал целую неделю больным, и был болен весьма опасно, даже отчаивался об выздоровлении и теперь только начинаю учиться ходить, падаю от слабости. -- Но пред тобою виноват, что долго не писал, и сажусь за стол... Это меня порадовало, я разговорился с тобою и уже думаю, что сижу у тебя, что это вечером; мы пьем чай и не наговоримся о проведенном дне, богатом разнообразными событиями... мечта! Я в Нежине и еще в лазарете... Ты видел Герарда, сделай милость, напиши, где он теперь; он был когда-то из числа немногих друзей моих, не забыл ли он меня? так ли привязан, как прежде? и зачем он ко мне не напишет? Укори его, пожалуста, сделай ему самый строгой выговор, скажи, что стыдно, неблагодарно забывать тех, которые жарко его любят, которых связало товарищество дружбою. Ежели бы я знал, где он, я бы писал к нему, но... видно, так уже в свете... Из всех друзей моих один ты не изменил мне, это меня утешает более всего, я теперь счастлив. -- Об одном только молю я Бога, об одном думаю: чтобы скорее нам сблизиться. Кстати, ты еще о много чем не известил меня касательно жизни петербургской: каковы там цены, в чем именно дороговизна, всё это с нетерпением хочу я узнать и заранее сообразоваться с своими предположениями. Каковы там квартиры? что нужно платить в год за две или три хорошенькие комнаты, в какой части города дороже, где дешевле, что стоит в год протопление их и проч. и проч. Да, и позабыл было совсем: как значительны жалованья и сколько ты получаешь? Сколько часов ты бываешь в присутствии и когда возвращаешься домой? -- Извини, что я тебя забрасываю кучею вопросов, мне ужасно как хочется скорее узнать всё, а до того времени не забудь старого твоего друга, который всегда, во все времена, во всех местах, где бы ни был, везде живет духом с тобою и только возле тебя находит отдохновение. По крайней мере люби меня так, как я тебя. Этого для меня довольно!

Твой друг Н. Гоголь.

   P. S. Кланяется тебе Антон Васильевич Лопухайский, желает тебе, чтобы так ты распузател, как и он. Носятся слухи, что он хочет жениться. А батюшка почтеннейший объявил мне на ухо, что при всем почтении, с каковым он имеет честь пребыть к тебе, просил однако же напомнить, чтобы ты ему прислал давно обещанного столичного кованого кабанця. -- Видел я на сих днях Романовича Николая. Он теперь в Нарвском гусарском полку и смотреть на нас не хочет, гордо потряхивает саблею и беспрестанно посматривает на юнкерские позументы. -- Ваш кандидат Садовничий осрамился: приехавши сюда, подавал прошение о принятии его в писцы правления, ему отказали, и теперь он до сих пор шатается у Билевича. -- Теперь у нас происходят забавные истории и анекдоты с Иваном Григорьевичем Кулжинским. Он теперь напечатал свое сочинение под названием Малороссийская деревня. Этот литературный урод причиною всех его бедствий: когда он только проходит через класс, тотчас ему читают отрывки из Малороссийской деревни, и почтенный князь бесится, сколько есть духу; когда он бывает в театре, то кто-нибудь из наших объявляет громогласно о представлении новой пьесы; ее заглавие: Малороссийская деревня, или Закон дуракам не писан, комедия-водевиль. Несколько раз прибегая к покровительству и защите конференции и наконец видя, что его жалобы худо чествуют, решился унизительно и смиренно просить нашей милости не рушить стихотворное его спокойствие и не срамить печатный бред его, а особливо не запирать его в канцелярии с майором Шишкиным, как до сего делано.
   Григоров, Божко, Миллер, Кукольник, Николай Бороздин, Власенко, Базиль, Вановский и все наши совершенно кланяются тебе, благодарят, что не забываешь их.
   Кланяйся от меня Любичу, что-то, я думаю, его муза поделывает, то-то раздолье. Сколько в Петербурге домов, памятников, иллюминаций, пожаров, наводнений, тезоименитств, а виды с Васильевского острова!..
   Прощай, друг! сделай милость, порадуй письмом: я жду. -- Я знаю, что никогда не охладишься в своей дружбе, и радостно и весело отправляю письмо мое...
   Прощай! прощай!

Н. Г<оголь>.

  

55. М. И. Гоголь

1827-го года. Марта 24-го. Нежин.

   Письмо ваше, маминька, я вчера получил. Радуюсь весьма, что вам будет весело, что любезные наши родственники Петр Петрович и Павел Петрович скоро приедут к нам и долго проживут у нас; -- только чувствую, что я уже не застану их. -- Они всегда на зло приезжают перед тем временем, когда мне должно быть дома, а в то самое время уезжают назад и нам в удел оставляют скуку. Мое первое всегдашнее желание состоит в том, чтобы прожить весело в кругу всех близких моему сердцу, и предопределение никогда не давало сбыться моим планам, будто в насмешку над моим несбытодумием. -- Жалею весьма, что вам много забот и до пропасти дел. Когда бы скорее вы могли найти хорошего управителя -- это, чувствую, много бы вам помогло. К несчастию, эти люди редки... при всем моем уважении к Екименку мне что-то кажется, что он вряд ли хорошо выполнит свою должность; притом же сперва {Далее начато: каже<тся>} он соглашался за гораздо меньшее жалованье, когда вы писали о своей надобности в управителе. Но, впрочем, Бог с ним, лишь бы только он облегчил ваши заботы, лишь бы только вы больше имели времени свободного весело, радостно жить {пров<одить>} в кругу родных. С этим только радость может высветлиться на моем сердце, и оно заочно оживет вашим спокойствием, беззаботностью.
   Расписку за деньги я получил и берегу ее у себя. Письмо к сестрице Машиньке я написал и прилагаю его здесь. Сделайте милость, почтеннейшая маминька, отправьте ей поскорее: она еще в самом деле подумает, что я забыл ее. Я писал к вам об полотне, но ни слова не говорил об самом тонком, а, напротив, даже просил, нет ли еще толще десятки.
   Весна приближается. Время самое веселое, когда весело можем провесть его. Это напоминает мне времена детства, мою жаркую страсть к садоводству. Это-то время было обширный круг моего действия. Живо помню, как, бы<ва>ло, с лопатою в руке глубокомысленно раздумываю над изломанною дорожкою... Признаюсь, я бы желал когда-нибудь быть дома в это время. Я и теперь такой же, как и прежде, жаркий охотник к саду. Но мне не удастся, я думаю, долго побывать в это время. -- Несмотря на всё, я никогда не оставлю сего {этого} изящного занятия, хотя бы вовсе не любил его. Оно было любимым упражнением папиньки, моего друга, благодетеля, утешителя... не знаю, как назвать этого небесного ангела, это чистое, высокое существо, которое одушевляет {В подлиннике: отдушевляет} меня в моем трудном пути, живит, дает дар чувствовать самого себя и часто в минуты горя небесным пламенем входит в меня, рассветляет сгустившиеся думы. В сие время сладостно мне быть с ним, я заглядываю в него, т. е. в себя, как в сердце друга. Испытую свои силы для поднятия труда важного, благородного: на пользу отечества, для счастия граждан, для блага жизни подобных, и дотоле нерешительный, не уверенный (и справедливо) в себе, я вспыхиваю огнем гордого самосознания, и душа моя будто видит {Было начато: и вижу} этого неземного ангела, твердо и непреклонно всё указующего в мету жадного искания... Через год вступлю я в службу государственную.
   Но... позвольте, маминька! Свеча горит, и скоро уже полночь, -- боясь, чтобы вы не беспокоились обо мне касательно моего молчания, оканчиваю письмо до следующей почты.
   Тётиньке Варваре Петровне изъявите мое почтение и радость, что она гостит, дай Бог, чтобы я, приехавши на каникулы, мог застать ее у нас, как бы весело провели время вместе. Но и она так же как и жестокосердные ее братцы всегда уезжают перед моим прибытием, они верно не знают, как я привязан к ним, как люблю их, но, впрочем, нужна ли или нет им любовь моя, а я никогда не перестану любить их.
   Простите, маминька! Я думаю, не нужно вам выказывать той любви {той чув<ствительной?>}, благодарности, сыновнего почтения, признательности, с каковыми я всегда к вам пребываю
   ваш послушнейший и нежно вас любящий сын

Н. Гоголь.

  

56. M. И. Гоголь

1827 года, апреля 6 дня. Нежин.

   Позвольте во-первых, почтеннейшая маминька, поздравить вас с праздником воскресения Христова. Думаю, что вы провели первые дни {первые дни вписано.} его хорошо, желаю и окончить его весело. Благодарю вас за присылку денег, также и почтеннейшего дедушку. В это время они бывают мне очень нужны. Мой план жизни теперь удивительно строг и точен во всех отношениях, каждая копейка теперь имеет у меня место. Я отказываю себе даже в самых крайних нуждах с тем чтобы иметь хотя малейшую возможность поддержать себя в таком состоянии, в каком нахожусь, чтобы иметь возможность удовлетворить моей жажде видеть и чувствовать прекрасное. Для него-то я с трудом величайшим собираю всё годовое свое жалованье, откладывая малую часть на нужнейшие издержки. За Шиллера, которого я выписал из Лемберга, дал я 40 рублей -- деньги весьма немаловажные по моему состоянию; но я награжден с излишком и теперь несколько часов в день провожу с величайшею приятностью. Не забываю также и русских и выписываю что только выходит самого отличного. Разумеется, что я ограничиваюсь одним только чем-либо, в целые полгода я не приобретаю более одной книжки, и это меня крушит чрезвычайно. Удивительно, как сильно может быть влечение к хорошему. Иногда читаю объявление о выходе в свет творения прекрасного, сильно бьется сердце -- и с тяжким вздохом роняю из рук газетный {печатный} листок объявления, вспомня невозможность иметь его. Мечтание достать {иметь} его смущает сон мой, и в это время получению денег я радуюсь более самого жаркого корыстолюбца... Не знаю, что бы было со мною, ежели бы я еще не мог чувствовать от этого радости -- я бы умер от тоски и скуки. Это услаждает разлуку мою с вами. Вы рисуетесь в светлых мечтах моих, и душа моя разом обнимает всю свою жизнь {всю мою радость}. Пишете вы, что не получали от меня письма за март месяц; в марте я писал к вам, кажется последних чисел, может быть, вы до сих пор уже получили.
   Известите меня, маминька, приехали ли уже Петр Петрович и Павел Петрович к нам или еще <нет>. Сделайте милость, свидетельствуйте им мою привязанность, любовь, почтение и проч. и проч., {и проч. и проч. вписано.} и наконец сожаление, что не могу видеть их. Варваре Петровне от меня поклон и благодарность чувствительнейшую за непозабытие меня. Ежели будете видеть близких наших знакомых, особливо Александру Федоровну, сделайте милость, скажите, что я каждый час помню об ней, об времени, проведенном вместе.
   Давно ли я приехал с Рождества? а уже трех месяцев как не бывало, половина времени, до каникул утекла. Еще половина, и я опять с вами, опять увижу вас и снова развеселюсь во всю ивановскую. Не могу надивиться, как весела, как разнообразна жизнь наша. Одно имя каникул уже приводит меня в восхищение. Как бы то ни было, но целый год бывши будто в заключении, и в одно мгновение ока увидеть всех родных, всё близкое сердцу... очаровательно!
   До следующей почты!
   Любящий вас более всего в мире сын ваш

Н. Гоголь.

  

57. М. И. Гоголь

1827-го, апреля 17-го дня. Нежин.

   Хотя недавно писал к вам, маминька, но не хочу, однако ж, утерять случая еще поговорить с вами. Баранов крепко обещался доставить письмо. Думаю, что вы теперь находитесь в Васильевке и что с вами и любезные наши гости.
   Вы можете там с удовольствием провесть это приятное время. Подлинно я лучшей весны не помню, -- ни одного дождя. Но это к худу -- не будет ли засухи. Желательно теперь мне знать хозяйственные занятия. -- Не забывайте, маминька, саду. Там, где я говорил прошлый <год>, распространить его засаживанием деревьев молодых, также ежели бы не утерять времени для дернования и щепки. Какова у нас была ярмонка? Никогда ее у нас не видывали. Хотел бы знать ее положения место, где она выстанавливается, хорош ли на ней торг, выгоден ли для обеих сторон и насколько привозится товаров.
   Это время я провел немного скучновато. Книг со мною не было. -- Театр наш покуда остановлен, и я принужден был {Далее было: только} повеся голову сидеть недвижно на одном месте, перебирая старые свои уроки. Заманивала было меня прекрасная погода весны, сначала было весело, но веселье хорошо, когда делишь, и потом прискучилось. Только {Только изредка} мечта об моей радости: об вас -- высветливается иногда сквозь пасмурные думы {мои думы}.
   Человек странен касательно внутреннего своего пожелания. Он завидел что-то вдали, и мечта о нем ни на минуту не оставляет его. Она смущает покой его и заставляет употреблять все силы для доставки существенного. Иногда и меня самая, по-видимому, малость, но драгоценная для меня собственно, мучит меня тоскою и досадою за несостояние иметь ее.
   Уведомите меня об приезде ожидаемых гостей и когда они прибыли к нам. Извините меня перед ними, что не пишу к ним оттого что не знаю, у нас ли оне. Варваре Петровне хотя через письмо свидетельствую мою преданность.
   Что делается в Кибинцах? Ничего не знаю совершенно об них, кроме только слышал, что Сакен воротился из Петербурга и что Соничка, сестра Ольги Дмитриевны, больна опасно. Жаль это<го> дитяти!.. {По-видимому, исправлено из это дитя}
   Мое почтение бабушке Т<атьяне> С<еменовне>, поздравьте ее моим именем с праздником Хрисго<вым>. Ежели будете в Яресках -- Анне Матвеевне.
   С невыразимою любовью, с беспримерною привязанностью пребываю ваш сын:

Н. Гоголь.

  

58. М. В. Гоголь -- Н. В. Гоголю

Черновой набросок письма

<12 апреля 1827. Богдановка>

   Любезнейший и почтеннейший братец, как долго я не видалась с вами.
  
   <Надпись на конверте:>
   Любезнейшему братцу Николаю Васильевичу Гоголь-Яновскому. В Нежин, в Гимназии высших наук.
  

59. М. И. Гоголь

1827-й год. М. Май, 20-е число. <Нежин>

   Получил ваше письмо сегодня и к моей горести узнал, что вы больны. Я уже это заметил бы из одной краткости письма вашего, которому, видно, мешала много болезнь {болезнь ваша}. Всегда нужно проклятой судьбе на самом удовольствии покоя, в котором уже я находился, зачернить начаток светлых дней едкостью горя. Меня мучит ваша болезнь. Зачем вы, маминька, ездили в Полтаву? Это, я думаю, много вам повредило. -- Сделайте милость, берегите себя. -- В это время, когда вы нездоровы, я чувствую сам себя оттого нездоровым. Вы сами знаете, что я еще драгоценнее вас ничего не имею.
   Чем более близится мета свиданья, тем более я опасаюсь неверности счастия. Дай Бог, чтоб я застал вас в здоровьи совершенном, в счастии, в спокойствии, окруженными всеми возможными для вас радостями. Не более месяца только осталось нам жить в разрознении; тогда я опять с вами. Обнимите, поцелуйте за меня Аниньку, Лизаньку, Олиньку. Я не могу не нарадоваться, вспомнив сколько меня ожидает дома близких моему сердцу, желая, чтобы этот год, как во все будущие, Бог подарил нам изобилие, чтобы роскошь плодородия упитала счастливое наше жилище, чтобы все крестьяне наши были награждены с избытком за годичные труды свои. У нас здесь поговаривали об плодородии этого года; я думаю, что и у вас так же. -- Желательно мне бы узнать об этом {об этом вписано.} от вас, маминька, также и водится ли что в саду нашем. Здесь и на фрукты урожай.
   Что-то теперь делают пенаты мои? Я думаю, все ожидают меня с нетерпением.
   Позвольте поговорить с вами теперь касательно платья. Ежели посылать {посылать по п<очте?>} деньги, то не тогда, когда будете присылать за мною; нужно гораздо преж<д>е, а то экипаж всегда дожидается, и тогда нужно метаться по всем портным и то еще ежели сыщешь, несмотря на дорогую плату. Я советовал бы вам, милая маминька, деньги отправить тотчас по получении моего письма; оно как раз и выдет, что к времени моего отъезда платье поспеет, для чего нужно по крайней мере три недели, а то мне всегда за скоростью шьют на живую нитку.
   Денег пришлите мне 150 -- полтораста рублей, потому мне, кроме крупного платья, нужно еще до пропасти разных безделушек, как-то: халстухи, подтяжки, платочки; хотелось бы также сертучок летний, легинькой, простинькой, чтобы ходить дома. Казенных нам теперь не шили, и мы принуждены ходить в суконных.
   Дай Бог, маминька, чтоб я вас застал совершенно здоровыми, совершенно веселыми. Меня крушит ужасно как болезнь ваша. Сто раз целуя заочно ручки ваши, остаюсь вашим послушнейшим,
   любящим вас более жизни сыном

Н. Гоголь-Яновским.

  

60. М. И. Гоголь

<7 июня 1827. Нежин>
1826-го года, м<есяц> июнь число 7.

   Вы пишете маминька, что не получаете от меня письма за прошлый месяц; но я в конце мая писал к вам, извещая об заблаговременной присылке мне полтораста -- 150 руб., потому что я хотел сделать себе и шинель. Но теперь вижу, что она мне в лето не понадобится, а лучше сделать ее к зиме, и потому теперь мне нужно не более 80 рублей для сделки платья летнего, которого у меня совершенно нет. Жаль же мне весьма, что до сих пор не получил я денег, а теперь хорошо было: я бы успел заблаговременно всё себе сделать, и оттого бы было всё лучше сделано; в противном случае, я принужден буду вместе с экипажем оставаться лишние дни. -- Но нечего делать, когда уже так вышло. Теперь, сделайте милость, высылайте за мною как можно скорее; чуть только получите письмо, то сейчас же. Хорошо ежели бы 22-го и 23 был экипаж уже здесь, потому что мне 26-го числа уже можно ехать.
   Извините, милая, выше всего мною любимая маминька, что я так пишу наскоро и с такою поспешностью: теперь и у нас времени нет за этим скучным экзаменом; но он скоро кончится. Я здоров и, оживленный мыслью, скорым свиданием с вами, веселюсь, ожидая с нетерпением дня того, когда вы обнимете любящего вас невыразимою любовью, навек верного и послушного сына

Н. Гоголь-Яновского.

   Присылайте за мною экипажец уместительный, потому что я еду со всем богатством вещественных и умственных имуществ, и вы увидите труды мои.
   Обнимите за меня сестриц моих. Почтение мое Варваре Петровне, в высочайшей точке привязанности. Теперь я оканчиваю посылать за себя представителей, т. е. писем. Но чрез две недели явится творец их, никогда неизменчивый в своих чувствах, всё тот же пламенный, признательный, никогда не загасивший вечного огня привязанности к родине и родным.
  

61. Г. И. Высоцкому

1827 год, м. июнь, число 26. Нежин.

   Пишу к тебе таки из Нежина. Не думай, чтобы экзамен мог помешать мне писать к тебе. Письмами твоими я уже более сблизился с тобою, и потому буду беспрестанно надоедать. Мне представляется, что ты сидишь возле меня, что я имею право поминутно тебя расспрашивать. Милый Герас. Иван., знаю привязанность твою: она вылилась вся в письме твоем. Она, кажется, растет между нами более и более и утверждается нашею разлукою. Люблю тебя еще более, чем прежде, и спешу соединиться с тобою, хотя ты меня ужаснул чудовищами великих препятствий. Но они бессильны; или -- странное свойство человека! -- чем более трудностей, чем более преград, тем более он летит туда. Вместо того, чтобы остановить меня, они еще более разожгли во мне желание. Меня восхищает, когда я подумаю, что там есть кому ждать меня, есть кому встретить родным приветствием и облеснуть лицо светлою радостью. Означились мне на сердце также и друзья-приятели твои. Я не знаю их, никогда не видал, но они друзья тебе, и я их так же люблю, как и ты. Зачем ты не наименил ни одного из них? Хотя имя не определит человека, не ознакомит с ним, однако я всё бы мог из письма твоего узнать их характер, свойство, с кем ты более дружен, -- особливо, когда они будут действующими лицами в твоих письмах, чего мне непременно хочется. Уединясь совершенно от всех, не находя здесь ни одного, с кем бы мог слить долговременные думы свои, кому бы мог выверить мышления свои, я осиротел и сделался чужим в пустом Нежине. Я иноземец, забредший на чужбину искать того, что только находится в одной родине, и тайны сердца, вырывающиеся на лице, жадные откровения, печально опускаются вглубь его, где такое же мертвое безмолвие. В таком случае я желаю знать тебя в кругу твоих друзей, где не скрываешься и где ваши занятия всегда радостны; хочу даже, чтобы ты писал мне ваши разговоры и целые происшествия замечательного дня. Может быть, я требую многого, но ты не откажешь в этом тому, у которого, кроме тебя, почти ничего не осталось и который только этим и бывает весел. И точно: я ничего теперь так не ожидаю, как твоих писем. Они -- моя радость в скучном уединении. Несколько только и разгоняю его чтением новых книг, для которых берегу деньги, не составляющие для меня ничего, кроме их, и выписывание их составляет одно мое занятие и одну мою корреспонденцию. Никогда еще экзамен для меня не был так несносен, как теперь. Я совершенно весь истомлен, чуть движусь. Не знаю, что со мною будет далее. Только я и надеюсь, что поездкою домой обновлю немного свои силы. Как чувствительно приближение выпуска, а с ним и благодатной свободы! Не знаю, как-то на следующий год я перенесу это время!.. Как тяжко быть зарыту вместе с созданьями низкой неизвестности в безмолвие мертвое! Ты знаешь всех наших существователей, всех, населивших Нежин. Они задавили корою своей земности, ничтожного самодоволия высокое назначение человека. И между этими существователями я должен пресмыкаться... Из них не исключаются и дорогие наставники наши. Только между товарищами, и то немногими, нахожу иногда, кому бы сказать что-нибудь. Ты теперь в зеркале видишь меня. Пожалей обо мне! Может быть, слеза соучастия, отдавшаяся на твоих глазах, послышится и мне.
   Ты уже и успел дать за меня слово об моем согласии на ваше намерение отправиться за границу. Смотри только вперед не раскаяться! может быть, мне жизнь петербургская так понравится, что я поколеблюсь, и вспомню поговорку: не ищи того за морем, что сыщешь ближе. Но уже так и быть; ты дал слово -- нужно мне спустить твоей опрометчивости. Только когда это еще будет? Еще год мне нужно здесь да год, думаю, в Петербурге; но, впрочем, я без тебя не останусь в нем: куда ты, туда и я. Только будто ли меня ожидают? Меня это ужасть как приближает к Петербургу, -- тем более, что я внесен уже в ваш круг. Мое имя, я думаю, помнится между вами, и, может быть, по какому-то тайному сочувствию, кто-нибудь из друзей твоих наименит меня, как друга их друга, предугадывая, что он так же добр. На днях я получил письмо от Любича, не знаю по какой благодати. Чего только он в нем не наговорил! и каламбуров и стишков. Изо всего письма я только мог заметить, что, увидевши мое письмо к тебе, он загорелся воспоминанием и решился подкрепить его посланием. На четырех страницах он не сказал об себе ни слова, даже не объявил при конце письма, что он Любич-Романович, а в заключение просил меня известить об Кляроцьке Курдюмовой, об которой ты, я думаю, сам знаешь, какого я глубокого сведения: даже не видал ее ни разу. Жалею, однако ж, что мне нет времени писать, особливо теперь. Чтоб он еще, однако ж, не почел за пренебрежение. Извини меня как-нибудь перед ним... Нет ли там у вас Николаевича-Кобеляцкого? Мы уже год как его не видим. Сначала было наведывался к нам, а теперь пропал без вести. У нас теперь у Нежине завелось сообщение с Одессою посредством парохода, или брички Ваныкина. Этот пароход отправляется отсюда ежемесячно с огурцами и пикулями, и возвращается набитый маслинами, табаком и галькою. Семенович Орлай, который теперь обретается в Одессе, подманил отсюда Демирова-Мышковского, которому давно уже гимназия открыла свободный, без препятствий пропуск за пьянство, и по сему поводу пароход совершил седьмую экспедицию для взятия в пассажиры Мышковского, а на место его в гувернеры высадил директорскую ключницу, ростом в сажень с половиною, которая привела было в трепет всю челядь гимназии высших наук к. Безбородко, пока один Бодян не доказал, что русский солдат чорта не боится, и в славном сражении при Шурше оборотил передние ее челюсти на затылок. Кукольник наш ходит теперь с бритою головою (опасаясь, верно, плотоядных животных), но, чтобы не выказать срамоты, заказал красную шапочку и этим точно охарактеризовал себя. И действительно теперь он сделался таким, что всяк придет в недоумение, похож ли он на того человека, которому бреют голову, или на того, который ходит в красной шапочке и попеременно бесится, находясь то в степени (употреблю твое слово) амуристики, то в степени, обладавшей знаменитым изгнанником Демировым-Мышковским. Данилевский находится теперь в Москве -- не могу наверно сказать где, но кажется, в пансионе. Петр Александрович Баранов, наскуча недеятельною жизнью, захотел отведать трудностей воинских, и месяц назад я получил письмо, в котором объявляет он о своем определении в Северский конно-егерский полк. Адрес его: юнкеру Баранову, в Щигры, Курской губернии, отдать в квартиру полкового адъютанта.
   Теперь гимназия наша заселена всё семействами. Всем чиновникам пришла блажь жениться. Об женитьбе Шапалинского и Самойленка, я думаю, <ты> слышал; кроме того, Лаура (Персидский) совокупился законным браком с дочерью Капетихи. Вановский женится на Филибертисе (он овдовел при тебе), Иеропес -- на Базилевой сестрице, которая приехала из Одессы, Лопушевский -- на какой-то французской мамзели, которой имени, ей-Богу, я до сих пор не знаю, хотя три месяца уже прошло после их обручения; и даже козак Моисеев намеревается, вероятно, уничтожить одиночество своей жизни, хотя это и кроется во мраке баснословия, но доказательством сему служит его покупка земли, на которой уже начал дом строить.
   Мишель наш, барон Кунжут-фон-Фонтик -- радуйся -- снова у нас, а мы уже было думали, что он совсем нас оставит. Уже подал было прошение о принятии его в драгунский полк; но благоразумный отец, узнав об этом, отеческою рукою расписал ему задний фасад, в числе 150 ударов, и он, барончик Хопцики, обновленный явился у нас снова, празднуя свое перерождение. Но я, думаю, надоел тебе пустяками. Читая письмо мое, я думаю, ты почесываешь голову и частенько поглядываешь на часы, как на свидетелей теряемого времени. Но неужели мы должны век серьезничать, -- и отчего же изредка не быть творителями пустяков, когда ими пестрится жизнь наша? Признаюсь, мне наскучило горевать здесь, и, не могши ни с кем развеселиться, мысли мои изливаются на письме и, забывшись от радости, что есть с кем поговорить, прогнав горе, садятся нестройными толпами в виде букв на бумагу, и в это время -- вообрази -- я на какую мысль набрел. Уже ставлю мысленно себя в Петербурге, в той веселой комнатке окнами на Неву, так как я всегда думал найти себе такое место. Не знаю, сбудутся ли мои предположения, буду ли я точно живать в этаком райском месте, или неумолимое веретено судьбы зашвырнет меня с толпою самодовольной черни (мысль ужасная!) в самую глушь ничтожности, отведет мне черную квартиру неизвестности в мире. Но покуда еще неизвестно нам предопределение судьбы, ужели нельзя хотя помечтать о будущем? Этим богатством я всегда буду наделен. Оно не оставит меня во всё дление жизни. Но слушай: будто ты сидишь у меня, будто говорим мы долго, будто смеемся, и -- веришь ли? -- будто забывшись, перо выпадало раз двадцать на бумагу, разрушало мечтательные думы и с досады зачеркивало ничего ему не сделавшие слова. Ах, как в это время хотелось бы мне обнять тебя, увидеть тебя! Не знаю, может ли что удержать меня ехать в Петербург, хотя ты порядком пугнул и пристращал меня необыкновенною дороговизною, особливо съестных припасов. Более всего удивило меня, что самые пустяки так дороги, как-то: манишки, платки, косынки и другие безделушки. У нас, в доброй нашей Малороссии, ужаснулись таких цен и убоялись, сравнив суровый климат ваш, который еще нужно покупать необыкновенною дороговизною, и благословенный малороссийский, который достается почти даром, а потому многие из самых жарких желателей уже навостряют лыжи обратно в скромность своих недальних чувств и удовольнились ничтожностью, почти вечною. Хорошо, ежели они обратят свои дела для пользы человечества. Хотя в самой неизвестности пропадут их имена, но благодетельные намерения и дела освятятся благоговением потомков...
   Какое теперь ужасное у нас плодородие, ты не поверишь, -- особливо фруктов! Деревья гнутся, ломятся от тяжести. Не знаем, девать куда. Я воображаю об необыкновенной роскоши, которою я буду пресыщаться, приехавши домой. Уже два дни экипаж стоит за мною. С нетерпением лечу освежиться, ожить от мертвого усыпления годичного в Нежине, от ядовитого истомления, вследствие нетерпения и скуки. Возвратясь, начну живее и спокойнее носить иго школьного педантизма, пока уроченное время, со всеми своими мучительными ожиданиями и нетерпением, не предстанет снова истомленному. Какая у нас засуха! более полтора месяца не шли дожди. Не знаю, что будет далее. Лето вдруг у нас переменилось: сделалось вдруг так холодно, что даже принуждены мерзнуть, особливо по утрам. Весна была нестерпимо жарка.
   Позволь еще тебя, единственный друг Герас. Иван., попросить об одном деле... надеюсь, что ты не откажешь... а именно: нельзя ли заказать у вас в Петербурге портному самому лучшему фрак для меня? Мерку может снять с тебя, потому что мы одинакого росту и плотности с тобой. А ежели ты разжирел, то можешь сказать, чтобы немного уже. Но об этом после, а теперь -- главное -- узнай, что стоит пошитье самое отличное фрака по последней моде, и цену выставь в письме, чтобы я мог знать, сколько нужно посылать тебе денег. А сукно-то я думаю здесь купить, оттого, что ты говоришь -- в Петербурге дорого. Сделай милость, извести меня, как можно поскорее, и я уже приготовлю всё так, чтобы, по получении письма твоего, сейчас всё тебе и отправить, потому что мне хочется ужасно как, чтобы к последним числам или к первому ноября я уже получил фрак готовый. Напиши, пожалуста, какие модные материи у вас на жилеты, на панталоны, выставь их цены и цену за пошитье. Извини, драгоценный друг, что я тебя затрудняю так. Я знаю, что ты ни в чем не откажешь мне, и для того надеюсь получить самый скорый от тебя ответ и уведомление. Как ты обяжешь только меня этим! Какой-то у вас модный цвет на фраки? Мне очень бы хотелось сделать себе синий с металлическими пуговицами, а черных фраков у меня много, и они мне так надоели, что смотреть на них не хочется. С нетерпением жду от тебя ответа, милый, единственный, бесценный друг.
   Письмо мое начал укоризнами уныния и при конце развеселился. Тебе хочется знать причину? вот она: я начал его в Нежине, а кончаю дома, в своем владении, где окружен почти с утра до вечера веселием. Желаю тебе вполне им наслаждать<ся>, и чтобы никогда минута горести не отравляла часов твоей радости. А я до гроба твой
   неизменный, верный, всегда тебя любящий

Николай Гоголь.

   Из Нежина к тебе кланяются все, -- примечательнее: Лопушевский, буфетчик Марко (прежний фаворит твой, с своею красною женкою), барон фон-Фонтик, Давинье, Гусь Евлампий, Григоров, Божко, Миллер и проч. и проч., а отсюдова один только я приветствую тебя поклоном заочно.
  

62. М. И. Гоголь

<19 августа 1827. Нежин>

   Приехал я сюда в Нежин 18-го в вечеру поздно невредимо и благополучно. В последний только день верст за 30 от Нежина обдало меня холодным дождем, но с помощью моей пространной брыки я ускользнул-таки от него и теперь укоренился в свое местопребывание с новою твердостью, с новою силою, крепостью к своим занятиям, с осветившимся воспоминанием вашей любви, вашего нежного материнского обо мне попечения, которое в часы досуга услаждает утружденные мечты и порывает меня к достижению своей цели с неизменною непоколебимостью. Вместе с вами вспоминает благодарное мое сердце и радостное общество близких родных наших, моих дядей Петра Петровича, Павла Петровича и Варвару Петровну. Их образ навсегда врезался в душе моей. Как они любят меня! хотя я не был достоин любви их и не мог им выказать моей благодарности; меня нельзя было им узнать. Да и могли ли они думать, чтобы под внешним видом настойчивого упрямства, которое резко означило характер мой, могло биться сердце, отворотившееся всего, носящего название злого. Вы, почтеннейшая маминька, изведавшие хотя мало тайник души моей, вы простите меня в словах и поступках, которые никогда не выливались от сердца, но которые были невольные выскочки слов; когда в уме бродили другие мысли, вы знали, что я был часто болтливый и в одно время раздумчивый, если чего мой разговор не касался.
   Петру Петровичу изъявите мою глубокую преданность, любовь и почтительную дружбу. Я бы писал к нему, но боюсь наскучить письмом, которое вовсе не было бы занимательно, да и могут ли быть занимательны письма отшельника, простившегося на целый год с разнообразным светом. Павлу Петровичу и Варваре Петровне мой нижайший поклон и прошение не забывать так их любящего --

Н. Гоголя.

   Мне здесь очень весело, особливо когда оканчиваю на время свои занятия, которые также приносят мне удовольствие неизъяснимое. Антону я еще дал на дорогу из своих 4 р. 80 к.; у него не стало, а здесь овес чрезвычайно дорог.
  

63. Конференции Гимназии высших наук кн. Безбородко

<20 августа 1827. Нежин>
В Конференцию Гимназии высших наук
Князя Безбородко
От ученика 9-го класса
Николая Гоголя-Яновского.

Прошение.

   В журнале Конференции XXVIII § II прошлого 1826-го года определено позволить держать экзамен на высшие отделения ученикам последнего трехлетия не далее 1-го Октября месяца того 1826-го года, а потом в другой раз не далее месяца сентября сего 1827-го года, и буде кто из таковых окажется достойным, переместить в высшее отделение. Почему находясь в 9-м клас<с>е, покорнейше прошу Конференцию на основании вышепрописанного определения позволить мне держать экзамен с 3-го на 4-ое отделение по языкам.

Ученик 9-го класса
Николай Гоголь-Яновский.

   1827-го года, Августа 20 дня.
  

64. М. И. Гоголь

1827-го года, августа 30-го. <Нежин>

   Случай доставил мне удовольствие писать к вам через Василия Ивановича Черныша. Более двух недель, как я нахожусь здесь, всё так же здоров и весел, всегда думаю об вас и никогда не забываю всех сблизившихся с моим сердцем. Не знаю, где вы теперь находитесь, почт<еннейшая> и милая маминька. Я думаю, вы ездили, или, может быть, поедете в Кибенцы на свадьбу, и, может быть, письмо мое долго будет ждать вас в деревне Васильевке. С вами ли еще Пет<р> Петр<ович> и Пав<ел> Петр<ович>? Целую их сотеро раз и умоляю пробыть их у нас подолее, хоть я их не вижу, но мне всё приятно думать, что они у нас и, может быть, иногда вспоминают меня.
   Началось ли у нас винокурение? Вы, кажется, хотели иметь большой затёр. Мне говорил Василий Иванович, что этому пособить легко, что нужно только иметь деревянный прикубник и посредством сего можно затирать два раза в день, что так делает Александр Степ<анович> Баранов, у которого затёру только на тридцать пуд, а он всегда увеличивает до 60-ти.
   Не будете ли чего посылать сюда, ибо Симонова жена скоро будет сюда на ярмонку. Варваре Петровне мое признательное почтение и вместе желание провесть время как можно веселее.
   Елисавет Петровна, что вы безмолвствуете!
   Уведомите меня, маминька, отыскан ли прежде поминаемый для меня мальчик.
   С неизъяснимою любовью
   ваш сын

Николай Гоголь.

  

65. М. И. Гоголь

<12 сентября 1827. Нежин>
1826-го года сентября 12-го числа.

   Письмо ваше, бесценнейшая маминька, я получил неделю назад тому. Я писал к вам еще чрез Васил. Иван. Чарныша. Получили вы то письмо? Что сказать о себе? Я здоров, весел, а что еще всего лучше -- мне остается только восемь месяцев к выпуску, не знаю, удастся ли мне до того времени быть дома. Мне долго здесь казалось, будто чего-то всё недостает, и с получением только вашего письма, где была приписка и Павла Петровича, разгадал, что тоскую по вас. Мне почувствовалось, будто я выехал из дому, что-то позабывши, да и впрямь я даже не простился ни с кем. Бабушка, я думаю, порядком сердится, а еще более чувствую -- Елисавета Петровна. Экой я в самом деле разгильдяй! а она для меня как трудилась, изготовила мне всего на дорогу. Но что ж делать, таков свет, редко сыщется человек благодарный... Каковы у нас дела хозяйственные? Павел Петрович пишет, что отыскалась на том баштане, что за прудом (который весь высох), дыня с пупком (а не с хвостом). Удивляясь сему необыкновенному феномену, хотел бы я знать причину.
   Бывает ли у вас моя любезнейшая сестрица Александра Федоровна? Ежели увидите, то изъясните ей мою заочную к ней привязанность и всегдашнюю память ее доброго во мне участия. Не знаю я, когда от вас бывает оказия к Машиньке. Мне хотелось бы кое-что послать к ней, а не хочется, чтобы посылка долго залеживалась, так вы меня известите, поч<теннейшая> мам<инька>, когда будет случай -- то я пришлю на имя ваше, а вы отправите ее к ней.
   С неизменной преданностью и невыразимою любовью

ваш сын Н. Гоголь.

   Милая! добрая! злая! усердная! неумолимая! исполненная ядом злейших насмешек и ядовитейших колкостей! Милостивая государыня Елисавета Петровна! вы, я думаю, готовы съесть меня, хотя за целый прошедший месяц жар ваш должен бы остудиться. Не знаю, чем умилостивить вас, еще через целые восемь месяцев придет то время, когда брошусь на колени пред вами, а теперь скажу вам тайну: Карп Дементьевич Прохвацкий признался мне, что {признался мне что вписано.} влюблен у вас по уши и вам кланяется.
   Что вы буркалики пялите?
  
   <На обороте:>
   Маминьке Марье Ивановне Гоголь-Яновской
  

66. Павлу П. Косяровскому

Неж<ин>. 13 сентября 1827.

   Любезнейший дяд<юшка> Павел Петрович! Благодарю несчетно раз за вашу приписочку, вы меня перенесли к себе: мне показалось уже, что я опять с вами, что совершаем вместе прогулки; вижу даже пенатов наших, и глубокомысленный Дорогой, и остроумная Пупура, и наконец всезнающая Чцюцюшка -- всё так спестрилось в моем воображении, что я не знаю, к чему наперед обратиться: или к тому, что Дорогой поймал утку, или что княжна перерядилась в баронессу.
   Ах виноват, бесцен<ный> Пав<ел> Петр<ович>! и забыл перед выездом проститься с вами. Признаться, я не хотел будить вас... вы так сладко спали, что мне жаль было потревожить вас, а впрочем, не в пустом обряде заключается сила, и вы, я думаю, уверены, и я уверен, что мы друг друга не забудем никогда.
   Право, как подумаешь, как было весело нам, чего мы не делали. Помните ли, как мы бракованные арбузы отправляли на тот стол? Кушаете ли до сих пор дыни? а нижненький Елисей и Матрена Алекс<еевна> не причаливали?
   Кстати: вы не знаете дальнейших приключений с онучею Петра Борисовича? Ничего уже не вижу, что у вас делается, для меня всё прошло, по пословице: Всякая вологодская пивоварня имеет свою сметаняную тётку, и всякая изюмная попадья имеет свою гарусную коровницу.
   Сделайте милость, не оставьте меня ответом, любезн<ый> Пав<ел> Петр<ович>, ежели вы помните старую дружбу и нелицемерную привязанность.
   Чцюцюшка разов двадцать изъявляла мне свое негодование касательно того, что не пишу к ней. Сделайте милость вручить ей при сем приложенное письмецо. Сделайте милость извинить, что я так пишу, П<авел> П<етрович>: почта через час отходит, боюсь замедлить. По следующей ожидайте от меня предлинную рацию.

Н. Гоголь.

  

67. В. П. Косяровской

<13 сентября 1827. Нежин>

   Драгоценнейшая тетинька Варвара Петровна! Приветствую вас из-за 300 верст и желаю вам наисчастливейшего, найуспеш-нейшего окончания всех ваших дел, работ и занятий, и проч., и проч. Уделяю вам на всю жизнь две части веселости и здоровья, одну часть деньг и четвертую часть -- порядочный запас друзей и приятелей. Хорошо ли проводите время? Я думаю, Ксения Федоровна бывает у вас часто. -- Э, мини казав Чцючцюшка, э... каже э... мене, каже, нихто уже юбить, каже, Пупую юбять ючше, чим мене и Каяяюшку, э... отако э, каже, Чцюцюшка э, бачете, шо вона каже, э... э...
   А панич нежиньский мини письмо пише, э... А шо, чи вы бачили? -- Ось воно. Э... Э...
  

68. Петру П. Косяровскому

1827-го года, сентября 13. <Нежин>

   Почтеннейший дядинька Петр Петрович, пишу к вам, не зная, застанет ли вас письмо мое. Не помню, в какое время вы назначили день отбытия своего -- мне всё представляется, что вы пробудете долго еще в Васильевке. -- По крайней мере по какому-то странному сочувствию мне представляется, что я буду непременно горевать в тот день, когда вы уедете... Я слыхал, что хотели вы вступить в тот полк, который стоит в Миргороде, где служит и Чихмарев. Дай Бог, чтобы сыскали там счастие -- впрочем, я думаю, вы не преминете известить об своем вступлении того, который вас так любит, так интересуется знать об вас, и который ничем не мог доказать любви своей и даже огорчал вас частенько. -- Живо помню, как был когда-то я рассеян, чем-то оскорбил вас и даже забыл поздороваться с вами. И как через минуту вы обняли меня с улыбкою примирения и всё было забыто.
   Да, бесценнейший Петр Петрович, вы слишком добры, чтобы видеть во мне корень характера -- злое упрямство, и никогда не будете иметь обо мне худых мыслей...
   Весело ли вы проводите время? Когда-то судьба сблизит опять нас, или она уже положила руку разрознения и неумолимая грань будет надолго разделять нас. -- Но я буду всё тот же, никогда любовь не остудеет во мне. -- В часы и тоски и радости буду вспоминать то время, когда мы вместе составляли дружное семейство, как работали в саду, трудились и наконец собиралися к домашнему незатейливому обеду гораздо веселее и с большим аппетитом, нежели в Кибинцах к тамошнему -- разноблюдному и огромному.
   На днях я получил 5-ю часть Ручной математической энциклопедии, которая только что вышла. Не знаю, как воздать хвалу этому образцовому сочинению. Верите ли, что я, только читая ее, понял всё то, что мне казалось темным, неудовлетворительным, когда проходил математику. Как удивительно изъяснена теория диферинциального и интегрального исчисления... Мне нравится, что во всем этом курсе (который состоит из 13 томов) всякая часть, даже самая арифметика написана так, что ее никак нельзя учить буквально, так, как многие делают с другими учебными книгами, особливо с геометриею -- всё здесь изъяснено, выведено, всё основано на умственном созерцании, но так просто, так легко, ясно изложено, что дитя в состоянии понимать его. -- За пять доныне вышедших частей я дал 12 рублей; в Кибинцах она должна быть, первые части я видел.
   Теперь у нас проходят полевую фортификацию. Жаль, что мне нельзя с вами позадорить немного, а я б вам рассказал, какой план войны производил Тюрень, принц Евгений, Наполеон, Суворов, великий Конде, отчего проиграли имперцы, какую ошибку сделали французы в укреплениях в 1812 г., и проч., и пр., и пр.
   Не слыхали ли чего новинького в происшествиях по армиям, что делается в Грузии? Но я надоел вам моим письмом. Простите меня, милый, бесценный Петр Петрович, не забывайте
   любящего вас вечно

Н. Гоголя.

   <На обороте:>
   Петру Петровичу Косоревскому.
  

69. М. И. Гоголь

1827, месяц октябрь, 2-е число. <Нежин>

   Позвольте поздравить вас, маминька, с протекшим днем вашего Ангела. Желание мое вам известно: оно всегда одно и то же -- видеть <вас> в совершенном здоровьи и чтобы никогда легкое облако горести не отемняло вашего счастия, чтобы вы встречали всегда нас, ответивших вашим ожиданиям. -- Благодарю вас за присылку денег и посылки с фруктами. Ваши наставления касательно неупотребления напитков крепких могут быть даже излишни, потому что во всё время пребывания моего здесь и без того не буду употреблять их; притом же вам известно, что я не слишком-то и охоч до них. Чувствительнейше благодарю Петра Петровича за материю; пошить же его как, я еще не знаю, оттого что не знаю, сколько ее. Вы напишите, много ли аршин. -- Тулуп я отсылаю. Рад весьма, что таки и мне удалось чем-нибудь услужить ему. -- На днях получил я письмо из Петербурга, письмо касательно пошитья там фрака. Лучший портной с сукном своим (первого сорту) с подкладкою, с пуговицами и вообще со всем, требует 120 рублей. Не смея теперь (зная ваши не слишком благоприятные обстоятельства) просить вас об этом, я буду ждать, когда вам можно будет собрать такую сумму.
   Вы меня напугали немножко выговором об похищении какой-то бумаги. Я право не знаю, может быть, я их и дома взял; только здесь, рывшись в своей портфеле, я сыскал два листа и не заметил в ней никакого особенного достоинства, кроме того, что слишком тонка. На ней тот же час я написал письмо к вам. Впрочем, ежели вам нужна, то я могу купить: здесь продается почти такая же. -- Петр Петрович пишет, что за Артемом последовали на поселение его жена и дети. Скажите: они выкупились, или вам за них заплатили, особливо дети?
   К Машиньке посылочку, а в ней и письмо, посылаю.
   Сделайте милость, отправьте их к ней скорее: в ней я посылаю некоторые нужные ей книги.
   Простите, почтеннейшая маминька.
   Ваш сын, с неоцененною к вам любовью

Н. Гоголь.

  

70. Петру П. Косяровскому

Нежин. 3-го октября, 1827-й год.

   Бесценнейший ответ ваш на письмо мое я получил. Не знаю, чем возблагодарить вам, почтеннейший дядин<ька> Петр Петрович; между теперишними вашими заботами и недосугами вы таки находите время писать ко мне, это наполняет меня сладкою уверенностью, что вы меня любите (может быть, я сказал много), что по крайней мере приверженность моя к вам не несносна. И я сохраню ее всегда, хотя разрознение наше едва ли когда может соединиться; неизвестность вашей участи для вас может быть так темна, как и моей для меня. -- К тому времени, когда я возвращусь домой, может быть, ваш полк выступит Бог знает куда, а меня судьба загонит в Петербург, откуда навряд ли залучу когда-либо в Малороссию. Да, может быть, мне целый век достанется отжить в Петербурге, по крайней мере такую цель начертал я уже издавна. Еще с самых времен прошлых, с самых лет почти непонимания, я пламенел неугасимою ревностью сделать жизнь свою нужною для блага государства, я кипел принести хотя малейшую пользу. Тревожные мысли, что я не буду мочь, что мне преградят дорогу, что не дадут возможности принесть ему малейшую пользу бросали меня в глубокое уныние. Холодный пот проскакивал на лице моем при мысли, что, может быть, мне доведется погибнуть в пыли, не означив своего имени ни одним прекрасным делом -- быть в мире и не означить своего существования -- это было для меня ужасно. Я перебирал в уме все состояния, все должности в государстве и остановился на одном. На юстиции. -- Я видел, что здесь работы будет более всего, что здесь только я могу быть благодеянием, здесь только буду истинно полезен для человечества. Неправосудие, величайшее в свете несчастие, более всего разрывало мое сердце. Я поклялся ни одной минуты короткой жизни своей не утерять, не сделав блага. Два года занимался я постоянно изучением прав других народов и естественных, как основных для всех, законов, теперь занимаюсь отечественными. -- Исполнятся ли высокие мои начертания? или Неизвестность зароет их в мрачной туче своей? -- В эти годы, эти долговременные думы свои я затаил в себе. Недоверчивый ни к кому, скрытный, я никому не поверял своих тайных помышлений, не делал ничего, что бы могло выявить глубь души моей. -- Да и кому бы я поверил и для чего бы высказал себя, не для того ли, чтобы смеялись над моим сумасбродством, чтобы считали пылким мечтателем, пустым человеком?-- Никому, и даже из своих товарищей, я не открывался, хотя между ними было много истинно достойных. Я не знаю, почему я проговорился теперь перед вами, оттого ли, что вы, может быть, принимали во мне более других участия или по связи близкого родства, этого не скажу; что-то непонятное двигало пером моим, какая-то невидимая сила натолкнула меня, предчувствие вошло в грудь мою, что вы не почтете {не почтете меня} ничтожным мечтателем того, который около трех лет неуклонно держится одной цели и которого насмешки, намеки более заставят укрепнуть в предположенном начертании. -- Ежели же вы и не поучаствуете во мне, по крайней мере вы затаите мое письмо, так же, как я затаил в себе одном свои упрямые предначертания. Доказательством сему может <быть, что> во всё время бытия моего с вами я ни разу не давал себя узнать, занимался игрушками и никогда почти не заводил речь о выборе будущей своей службы, о моих планах и пр. Даже маминька, которая хотела узнать мой образ мыслей, еще не может сказать наверно, куда я хочу, причин еще некоторых я не могу сказать теперь. Впрочем, это только для одного меня может только быть занимательно. -- Прошу вас, бесценнейший Петр Петрович, не оставлять того, который к вам привязан более, нежели ко всем на свете, который вам выверил совершенно себя. Вы, думаю, будете иногда писать ко мне, я знаю, что вы не почтете этого в тягость, хотя редко, хотя через несколько месяцев раз. -- Но не досадно ли? я не могу больше писать к вам. Совершенно истомился весь. 12-ть часов проиграло, а я еще не написал к сестре. Прощайте! милый, бесценный дядинька Петр Петрович, может быть, до другой почты.

Н. Гоголь-Яновский.

   Бедный дядинька, вам будет холодно, а вы и не напомнили, когда я был с вами, про тулуп, а между тем еще и свое отдали. -- Ах, как вы добры! хорошо, что добрая маминька моя догадалась сказать вам об этом. Сделайте милость, закутывайтесь, он тепел, только слишком тяжел. Он мне был совсем не нужен, я даже его ни разу не надевал.
  

71. Павлу П. Косяровскому

Нежин. Октября 3-го 1827 года.

   Здравствуйте, душинька дядинька Пав<ел> Петрович. Как я обрадовался, увидя письмо ваше. Ежели бы вы да к листочкам своим еще прибавили хоть два, то я бы расцеловал вас; но я и теперь не знаю, чем возблагодарить вам. -- Новости ваши весьма интересны для меня, хотя, может быть, посторонний кто-либо смеялся бы над нами. Но вообразите себя в совершенном уединении, где редко улыбка заглядывает в лицо: не мила ли тогда будет нам забавная старина? В Полтаве у вас опять рыскает новость об войне. Она и сюда заехала; но по пословице Романа Иван<овича>: не всякому слуху верь, я стою над нею в раздумьи, верить или не верить. Что, как ваши дела? получили ли вы ответ от Рота? Когда бы он проклятый решил для вас повыгоднее! только сделайте милость, не забывайте тогда и нас, грешных, пишите ко мне. -- Так ли вы еще весело проводите время, как и прежде? -- Бывало (помните ли наши гулянья?), мы путешествуем даже до мельниц и приходим к вечеру, истомленные, на чай, или на богатую коллекцию дынь. Чаще всего я вспоминаю, когда после ужина отправляемся на ночлег по нашей шаткой лестнице в возвышенное наше обиталище. Я думаю, вы уже не спите там: октябрьские холода уже дают знать себя. -- Экое счастие прикатило мамзеле, пускай бы уже 6 тысяч да полторы т<ысячи> на дорогу; а то еще и окорок ветчины. Скажите пожалует, где она денет его? Нельзя ли как-нибудь ей посоветывать, по старой дружбе, удружить нам? Ну, а тем же дурищам кибинским чего так выть по нас, ведь мы же сказали им, что скоро будем.
   Вы спрашиваете меня: что это за Ручная математическая энциклопедия? Она заключает полное собрание физико-математических наук; по своему новейшему, прекрасному расположению, по вмещению в себе новых истин и новейших открытий, изысканий и исчислений, наконец по легкости, удобности, с какой изложена, она может быть первым математическим сочинением; вмещается в 13-ти маленьких томах, которые все можно разместить по карманам; заключает в себе всю чистую и высшую математику, динамику, статику, гидродинамику, гидравлику, гидростатику, физику, оптику и астрономию.
   Долго ли вы пробыли в Федоровке? Кто там? Одне ли девицы, или был кто-нибудь из братьев их? Не было ли Елисея с нижнесенькою его супружницею, Матроною Алексиовною? Сделайте милость, напишите, какой у нее теперь чепчик? верно, модный. А зятек-то их как поживает? Располагаете ли быть в Кибинцах? хотя, думаю, не скоро вас туда залучат. Там-то теперь содому! Я думаю, приезжие господа бушуют. Сделайте милость, уведомите, как принимают там Хилкова и что делает тот старый греховодник Иван Ефим<ович>.
   Верите ли, что у нас в Нежине так скучно стало, что не знаешь куда деться? сидишь целый день за книгой да зеваешь так жалко, что уши вянут. Хотя у нас и ярманка, хотя и графа ждут, а всё что-то будто не клеится. Теперь мне последний год, и тот уже ущербился; дела, однако ж, почти нет. Прошлый только год мне был самый крепкий, никогда его не забуду, было над чем трудиться! Теперь от занятий остается времени довольно: в это время я читаю Bibliothèque des dames. Очень хорошее издание; их всех 200 томов. Здесь найдете всё. Я читаю путешествие во все страны. На днях читал я Письма о Восточной Сибири Алексея Мартоса. Мне они очень понравились; желал бы я видеть выходящими побольше этаких книг в свет. -- Мне всё не выходит из ума проклятая мамзеля, да и Баранов не бестия ли! Знает, где раки зимуют. Посмотрите, ежели он не подхимистит у нее всё свиное сало, которое ей дали на дорогу! Видели ли вы Анну Борисовну? что же касается до Петра Борисовича, то я, дня два назад видел его во сне, только без кнута и пешего.
   Но я надоел вам своими приключениями, вы уже хотите чем-нибудь заняться и досадуете на неуместное письмо мое; но я знаю вашу доброту, знаю, что вы, хотя и посердитесь, что я докучаю вам, однако ж таки не оставите без ответа сиротку -- письмо мое.
   Всегда вас любящий, всегда вам приверженный слуга и племянник

Н. Гоголь.

   Роману Ивановичу, Пупуре, Бондаревскому, Прохвацкому, Дорогому, Чцюцчюшке, Петру Борисовичу и проч. мое нелицемерное уважение.
  

72. M. И. Гоголь

1827-го года, ноября 13-го дня. <Нежин>

   Разные стекшиеся мои обстоятельства, необходимость нужных занятий, последний год моего здесь пребывания, всё {всё это} соединилось, чтобы воспрепятствовать мне увидаться с вами, почтеннейшая маминька, на празднике Рождества. Вы знаете, как я всегда в это время рад быть с вами, а теперь принужден лишиться моего прекраснейшего удовольствия, которое я заменяю только утешением будущего свидания по выпуске моем, а до того времени в твердом, постоянном занятии и в глубоком обдумьи будущей должности и нового бытия в деятельном мире, для блага которого посвящена жизнь моя, может быть, незаметная, но по крайней мере все мои силы {все мои думы} будут порываться на то, чтобы означить ее одним благодеянием, одною пользою отечества.
   На Рождество, когда будут посылать за Данилевскими, тогда вы можете иметь хороший случай, если придется что-нибудь посылать мне.
   Я здоров и даже слишком весел.
   Я думаю, Павел Петрович уже уехал из Васильевки. Сделайте милость, напишите мне, где он: мне еще нужно отвечать ему. Петр Петрович, я думаю, уже давно на должности. Что Машинька еще не писала ко мне, я ожидаю от нее ответа.
   Прощайте, бесценная маминька; будьте уверены в моей неизъяснимой сыновней любви к вам, которою неугасимо пылаю к вам
   ваш сын

Н. Гоголь-Яновский.

   Варваре Петровне свидетельствую мой глубокой поклон и желанье побольше спать и веселиться, и извините перед нею неучтивого племяника, который не написал сам к ней: но Бог видит, как времени нет.
   Елисавете Петровне усердный поклон. Дедушке и бабушке мое глубочайшее почтение, и поцелуйте их от меня, который и за тридевять земель видит их перед своими глазами (вообразительно).
  

73. M. И. Гоголь

1827-го года, декабря 15. <Нежин>

   Письмо ваше, почтеннейшая маминька, я получил три дни тому назад. К великой радости знаю, что вы здоровы, что дела ваши по крайней мере идут не слишком худо. Я теперь совершенный затворник в своих занятиях. Целый день с утра до вечера ни одна праздная минута не перерывает моих глубоких занятий. Об потерянном времени жалеть нечего. Нужно стараться вознаградить его, и в короткие эти полгода я хочу произвесть и произведу (я всегда достигал своих намерений) вдвое более, нежели во всё время моего здесь пребывания, нежели в целые шесть лет. -- Мало я имею к тому пособий, особливо при большом недостатке в нашем состоянии. На первый только случай, к новому году только, мне нужно по крайней мере выслать 60 рублей на учебные для меня книги, при которых я еще буду терпеть недостаток, но при неусыпности, при моем железном терпении я надеюсь положить с ними начало по крайней мере, которого уже невозможно бы было сдвинуть, начало великого предначертанного мною здания. -- Всё это время я занимаюсь языками. Успех, слава Богу, венчает мои начинания. Но это еще ничто в сравнении с предполагаемым: в остальные полгода я положил себе за непременное -- окончить совершенно изучение трех языков. На успех я не могу пожаловаться. От него и от своего неколебимого намерения я много надеюсь. Мне жалко, мне горестно только, что я принужден вас расстроивать и беспокоить, зная наше слишком небогатое состояние, моими просьбами о деньгах {моими просьбами о деньгах вписано.}, и сердце мое разрывается, когда подумаю, что я буду иметь неприятную необходимость надоедать вам подобными просьбами чаще прежнего. Но, почтеннейшая маминька, вы, которая каждый час заставляет нас удивляться высокой своей добродетели, своему великодушному самоотвержению единственно для нашего счастия, не старайтесь сохранять для меня имения, к чему мне оно? Только разве на первые два или три года в Петербурге мне будет нужно вспоможение, а далее... разве я не умею трудиться. Разве я не имею твердого неколебимого намерения к достижению цели, с которым можно будет всё побеждать, и эти деньги, которые вы мне будете теперь посылать, не значит ли это отдача в рост с тем, чтоб после получить утроенный капитал с великими процентами. Продайте тот лес большой, который мне назначен. Деньгами, вырученными за него, можно не только сделать вспоможение мне, но и сестре моей Машиньке. Я как подумаю, что ей, бедной, слишком мало достается на часть, так не лучше ли будет, если разделюсь всем {всем вписано.} своим имением с нею {с нею вписано.}, особливо как буду в Петербурге. Я бы оставил только {Было начато: Я оставлю то<лько>} домик для своего приезду, об меньших сестрах после подумаем. А вы, маминька, осчастливите (чего я надеюсь без сомнения) меня своим пребыванием и спустя каких-нибудь года три после своего бытия в Петербурге, я приеду за вами, вы тогда не оставите меня никогда. Тогда вы будете в Петербурге моим Ангелом Хранителем, и советы ваши, свято мною исполняемые, загладят прошлое легкомыслие моей юности, и тогда-то я буду совершенно счастлив.
   Но несносный недосуг не дает мне более времени говорить с вами, и я опять спешу заняться грузом своих упражнений. Ежели приедут Черныша люди, тогда напишу вам обстоятельнее свои виды и поговорю об моей службе. Вместе буду писать и к Павлу Пет<ровичу>, Петр<у> Петр<овичу>, к Машиньке.
   Любящий вас более всего на свете сын

Н. Гоголь-Яновский.

   Сделайте милость, маминька, поспешите присылкою денег 60 рублей.
  

74. М. И. Гоголь

1827-го года, декабря 20 дня. Нежин.

   Вообразите, почтеннейшая маминька, я опять не могу за поспешностью написать, о чем я говорил в первом письме, которое вы, я думаю, получили. Так неожиданно и так скоро отправляется Данилевский, что я пишу к вам только для того, чтобы объявить вам, что я здравствую, что у меня бездна дел, ни капли времени, и что ожидаю с нетерпением пособия, о котором в прошлом письме упоминал.
   Вместе с вашим письмом посылаю и к Машиньке посылочку с книжкою, которую, сделайте милость, отправьте к ней скорее.
   Разве по которой-нибудь из следующих почт я буду писать к вам подробнее. Экая досада, я хотел было поговорить об моих намерениях касательно службы, но, видно, уже нужно после.
   Прощайте, бесценнейшая маминька, не забудьте любящего вас более всего на свете сына

Н. Гоголь-Яновского.

   Сделайте милость, почтеннейшая маминька, не замедлите упоминаемых мною в предыдущем письме денег.
  
   <На обороте:>
   Почтеннейшей маминьке Марье Ивановне Гоголь-Яновской в д<еревне> Васильевке.
  

1828

75. М. И. Гоголь

<Вторая половина января 1828. Нежин>

   Деньги д<ражайшая маминька -- {Дефисами обозначены несохранившиеся и не поддающиеся восстановлению части письма.} я получил> вчера. По все<й?> -- видно Полта<вская контора?> оадержала пущенное мною по>   

82. А. С. Данилевскому

<2 сентября 1828. Васильевка>

   Извини, друг мой, что я не сей час, по приезде моем, являюсь к тебе. Лошади наши все выморенны ужасно, колесивши из Полтавы по всем окрестностям. Теперь решаюсь просить тебя -- между нами нет светских обычаев, надеюсь, ты не рассердишься, что я, не сделавши контрвизита, решаюсь на такую смелость. Но, впрочем, я имею кое-что тебе порассказать. -- Приезжай, если тебе мила наша беседа, которая так радовала меня прошлый раз, если тебе мил старый друг и бутылка мадеры.

Твой Н. Гоголь.

  

83. Павлу П. Косяровскому

Сентября 2-го. <1828. Васильевка>

   Благодарю вас, милый Павел Петрович, благодарю вас, дядько, за письмо ваше, за вашу память обо мне. Ежели бы вы знали, как мне дуже не добре вас не видеть. Вообразите, что я один без всякого камрада скучаю в Васильевке. Я весь в каком-то бесчувствии, и только порою воспоминание о нашей благословенной веселой троице, обитавшей на верхнем жилье купно в здравии <и> благоденствии, шевелит мои думы. Но всё там угрюмо, пусто, ни стола, ни стула, и даже самый наш шаткий паркет разобран при расташовке ярмонки на ятки; один только Дорогой остался верен своему бывшему пристанищу и на зло за то, что его часто оттуда прежде гоняли, храпит там безотлучно. Я же с Сюськой перебрался в теплейшую комнату, в соседней к бабушке, отгородился от нее ширмами, потому что испарения бабы и косолапой девы, ее прислужниц, почивающих в сенях, разят убийственно в мои полуоткрытые двери. Впрочем, моя квартира не совсем дурна; не знаю, какова ваша. Да что вы в самом деле не сообщили нам своих разговоров с Императрицею? Здесь носятся слухи, что вы приняли ее очень милостиво и благоволите к ней. Но довольно уже. Новостей никаких не имею, чтобы рассказать вам, а разве вы не порасскажете ли чего-нибудь нам животрепящего. Когда-то вы окончите дела свои и Васильевка увидит вас на лоне своем, вдвое веселее, вчетверо беззаботнее, вшестеро счастливее и всё так же нас любящего.
   В надежде осуществления всего этого,
   остаюся до свидания ваш
   Сахарный племянничек

Н. Гоголь-Яновский.

  

84. Петру П. Косяровскому

Сентября 8-е <1828. Васильевка>

   Извините, почтеннейший Петр Петрович, что я не писал к вам, я не знал, что и мое письмо будет служить вам не лишним, я всегда думал: не нужно там тратить слов, где нужны дела -- что же, буду писать к вам. Если бы мое письмо хотя на миг заставило вас позабыть вашу скуку, тогда бы я был счастлив, я бы не потратил тогда слов даром. Теперь у нас ярмонка, и хотя его высокопревос<ходительство> не благоволил приехать, но мы провели время всё-таки недурно, беспрестанно разъезжали по ярмонке и разорялися в пух... я один промотал пару целковых. Но она выгоднее всего была нашим людям, потому что все покупки шли им. В Яресках я уже не помню, когда был. Недавно только воротился из Кременчуга, где также была ярмонка и где более всего я промотался на вина и на закуски. Но как теперь яресковских гостей не было, то весь этот запас остался нам на всё годовое продовольствие. В праздник храмовой нашей церкви мы пили-таки винцо доброе, вспоминали вас, сочтя неполное наше семейство. Зачем вы оторвались от нас, от тех, которые думали и привыкли с вами не расставаться? Раз застал я {Далее было: маминьку} нашу редкую маминьку в слезах над письмом вашим, в котором, по словам ее, заключался упрек на молчание, между тем как она давно уже отправила письмо к вам; целый тот вечер мы ни о чем больше не говорили, как только об вас. Воспоминания кучею теснились на ум; тогда только увидел я, сколько все наши любят вас, и мне пришла в голову счастливая мысль, но которая вскоре разрушилась, когда я услышал, что будто вы уже располагаете покинуть {покинуть уже} навсегда Малороссию. Неужели вы в состоянии оставить тех, которые так вас любят? Зачем же было нас всех так привязать к себе, чтобы удаление ваше потом навело нам горькую печаль? Я еду в Петербург непременно в начале зимы, а оттуда Бог знает, куда меня занесет, весьма может быть, что попаду в чужие края, что обо мне не будет ни слуху, ни духу несколько лет, и признаюсь, меня самого не берет охота ворочаться когда-либо домой, особливо бывши несколько раз свидетель, как эта необыкновенная мать наша бьется, мучится иногда даже об какой-нибудь копейке, как эти беспокойства убийственно разрушают ее здоровье, и всё для того, чтобы доставить нужное нам и удовлетворить даже прихотям нашим. Как разрывалося у меня сердце, глядя на такие труды и вспоминая, что я сам часто употреблял во зло. -- Кто же в это время моего отсутствия может заставить ее быть спокойною, когда прибавляется ей еще новая печаль, беспрестанные заботы и часто печальные мысли на счет отсутствующего? Я прошу вас, я умоляю, заклинаю и родством и приязнию и всем, что только может подвигнуть ваше доброе сердце, не оставьте нас, отмените свое грозное намерение и, совершивши свое достойное дело, приезжайте в Васильевку, будьте Ангел-утешитель нашей матери. Вы всегда были помощником ей и в хозяйстве и во всем добром, вы и теперь облегчите ее заботы. Я с своей стороны почти всё сделал, денег беру с собой немного, чтобы стало на проезд и на первое обзаведение; а для обеспечения ее состояния отказываюсь от своего наследия и теперь занимаюсь составлением дарственной записи, по которой часть имения, принадлежащего по завещанию мне, с домом, садом, лесом и прудами, оставляется матери моей в вечное владение. Не по легкомыслию, не по какому-либо безрассудительному хотению это сделаю, но самое благоразумие этого требует. Нужно всё предполагать. Может быть, и весьма вероятно, что в самом деле я отлучусь и слишком далеко (это и есть мое намерение), обо мне не будет и слуху, между тем уплывет десять лет, законная давность -- почему знать, каковы еще будут мои сестры, может быть, жадные наследники не дадут ей и места, где бы преклонить голову. Вы знаете этого алчного попа от<ца> Меркурия, который с такою жадностию следит наше имение, и который, пользуясь правом родства, уже зажилил порядочный кусок, чего они не сделают с женщиною, хотя благоразумною, но всё-таки не имеющею достаточной твердости для состязания с этими закоснелыми грабителями. Что касается до меня, ежели найду свое счастие, ежели приду в состояние помочь своим родственникам и сестрам -- приеду. Ежели нет -- потерплю нужду, а кого нужда не совершенствует и не делает богатым? притом же до слишком большой нужды не доеду. Ежели для постоянного приобретения знаний не буду иметь всех способов, могу прибегнуть покуда к другому, вы еще не знаете всех моих достоинств. Я знаю кой-какие ремесла. Хороший портной, недурно раскрашиваю стены алфрескою живописью, работаю на кухне и много кой-чего уже разумею из поваренного искусства; вы думаете, что я шучу, спросите нарочно у маминьки, а что еще более, за что я всегда благодарю Бога, это за свою настойчивость и терпение, которыми я прежде мало обладал, теперь ничего из начатого мною я не оставляю, пока совершенно не окончу. Не для того, чтобы хвалить себя, я говорю это, но чтобы обеспечить вас на счет моей будущей участи. Итак, хлеб у меня будет всегда. Дай только Бог, чтобы исполнили вы нашу просьбу, меня всё уверяет, что не оставите нас, что вы будете жить вместе с нами, что вы не оставите безутешную. Вы не забудете, извините, ежели смею сказать, свой долг (хотя мы вам одолжены всем) быть с теми, которые так любят и которые рады {рады будут} бы пожертвовать всем, чтобы возвратить к себе милого родственника {возвратить вас к себе.}. Дай Бог вам возможного счастия и иногда, хотя редко, легкой памяти обо мне.
   Прощайте, милый дядинька! Как бы мне хотелось еще раз обнять вас.

Н. Гоголь-Яновский.

   <На обороте:>
   Его благородию Петру Петровичу Косяровскому в Одессу.
  

85. Директору Гимназии высших наук кн. Безбородко Д. Е. Ясновскому

<10 октября 1828. Нежин>

Его высокоблагородию господину директору
Гимназии высших наук князя Безбородко
и кавалеру Даниилу Эмельяновичу Ясновскому.
От окончившего курс наук в этой гимназии
Николая Васильева сына Гоголя-Яновского

Прошение

   Желая определиться в государственную службу, прошу всепокорнейше вашего высокоблагородия до выдачи надлежащего аттестата снабдить меня свидетельством об учении и поведении моем.

Николай Гоголь-Яновский.

   1828 года октября 10 дня. г. Нежин.
  

86. Петру П. Косяровскому

Декабря 2-го 1828-го года. Васильевка.

   Приехавши в мирное убежище мое, с сердечным удовольствием принимаюсь за перо, чтобы хотя мысленно беседовать с вами. Как жаль, что первое ваше письмо от 27-го октября долго залежало на почте, несмотря на то, что каждую неделю два раза посылала справляться в Полтаву, не понимаю, отчего это случилось, верно, люди обманывали меня, когда забывали ходить на почту, а вы бы, верно, о сю пору получили мой ответ на него.
   Прошу вас усерднейше, добрый и милый мой братец Петр Петрович, нимало не беспокоиться на счет долгу, я уже всё сделала, что должно было, не нужно посылать процентов, вам деньги необходимы, покуда вы вступите в службу, а тогда, пожалуй, присылайте лишние ко мне, мне приятно будет вам быть обязанной, и, если Богу угодно будет, что мы увидимся, чрез то и вам могу быть полезной в случае нужды. При чтении этих строк вы, верно, будете довольны, мой голубчик, что соглашаюсь принимать от вас деньги, судя по себе, я так воображаю об вас. Будучи в Яресках, написала я вам записку, воображая, что то письмо прежде моего вы получите, но не удалось отправить оттуда на почту и я взяла сюда, чтобы вместе и с своим отправить. Сколько мне теперь затруднений, мой друг, выпроважая Николиньку, один Бог только видит, и Он один меня поддерживает. В Кибинцах мы провели время и приятно и грустно, приятно потому, что я имела комнатку, где могла свободно предаваться своим мыслям и обдумывать свои планы. Я просила, чтобы мне дали в гостином флигеле комнатку, вместе с моей Машей, для того, что с Ольгой Дмитриевной мне надобно бы помещаться и с Капнистами и другими женщинами и поздно слишком ложиться, потому что все молодые люди после ужина всегда во флигеле собираются, а для моей Машиньки не годится поздно ложиться, и мы от ужина тотчас уходили в свою квартиру, в которой чрез стену жила сама Софья Александровна; и для того я вам на такой дурной бумаге написала, что боялась задержать человека, покуда принесут мне лучшей бумаги, и Дмитрий Прокофьевич, отдав свои письма, тотчас велел отправлять на почту. Один Андрей Андреевич истинно как родной брат со мной обходился там, а более никто, мне казалось, что ужаснейшая зависть меня окружала, впрочем, может, я и ошибаюсь, Бог знает, кажется, совсем нечего мне завидовать. Я ожидаю единственной и самой большой помощи от благодетеля моего Дмитрия Прокофьевича, рекомендательных писем для моего сына к тем особам, которые будут ему нужны, а более никакой помощи я не надеюсь, потому что слишком уже стараются отдалять меня от его сердца. О люди, я теперь только их узнаю, прежде мне никогда в голову не приходило, чтобы можно говорить и писать не то, что чувствовать, но оставим их в покое, Бог с ними. В наших местах теперь падеж на скот, и я лишилась более сорока штук самых лучших и не знаю, останется ли что-нибудь мне на развод, но я нимало об этом не беспокоюсь, Богу так угодно было, а я во всем Ему повинуюсь. Никоша мой хочет непременно чрез четыре дня выехать, хотя еще не всё ему готово, но никак уж не могу его удержать более, надобно определиться ему до нового году. Пожалуста, мой милый друг, напишите мне, когда будете выезжать из Одессы, я между тем буду трепетать каждую минуту получить его, тогда настанет для меня новое беспокойство; ни в каких случаях не бываю я так малодушна, как тогда, как близкие сердцу моему находятся в опасности. Ради Бога пишите мне почаще, каждую почту, из того места, где вы будете стоять на квартирах. Прощайте, надеюсь на Бога, что Он пошлет вам Ангела Хранителя сберегать вашу жизнь и здоровье для нежно любящих вас родных. Навек преданная вам сестра и друг.
   Представьте себе, мой милый друг! что я, получа ваши письма, о сю пору не была еще у родителей моих, не могу никак уделить времени поехать к ним, столько имею хлопот. Маминька моя Тетьяна Семеновна вам усерднейше кланяется, дети мои малинькие цалуют вас и просят приезжать к ним скорее говорить сказки. Совет мой был брату Павлу Петровичу подан в самой крайности, когда меня потревожили неисполнением его желания вступить в военную службу, а штатской я знаю, что он не любит, что же тогда оставалось бы делать? Но слава Богу, что то была ложь.

Марья Гоголь-Яновская.

   Отъезжая уже в свою дорогу, почитаю обязанностью и долгом проститься с вами, почтеннейший Петр Петрович, благодарить вас за вашу приязнь, за ваше дружеское расположение, за вашу помощь всем нам, которую всегда готово было оказывать ваше редкое сердце, наконец пожелать вам возможного счастия, достойнейшей награды за добродетель. Неугасимо во мне пылает благодарность, и дай Бог, чтобы она выразилась со временем не в пустых словах, а до того будьте уверены, почтеннейший, любезнейший дядинька, что никогда не изглажу из сердца того должного почтения и преданности, с котор<ыми> имею честь быть
   неизменно вам преданным, вечно признательным

Н. Гоголь-Яновс<ким>.

   Из Петербурга буду писать к вам, теперь я приготовляюсь и укладываюсь.
   Не знаю, буду ли я иметь удовольствие писать к вам еще, пользуюсь сим случаем, чтоб пожелать вам совершенного здоровья и успеха во всех Ваших желаниях и благополучно возвратиться к нам, любезный и добрый дядинька Петр Петрович! чего желает от всей души Ваша усерднейшая племянница

Марья Гоголь.

  

87. А. С. Данилевскому

<12 декабря 1828. Васильевка>

   Как только от тебя приехал, то уже всё было готово. В ту же ночь Симон приехал с подорожнею и кибиткой, и если бы не проклятая невзгода, то я вчера совсем бы выехал. Теперь же снег посыпал. Приезжай сей час, позавтракаем у нас, у вас пообедаем, а на ночь в Кибенцы.

Н<иколай>.

  

1829

88. M. И. Гоголь

С.-Петербург. Янв<арь>. 1829, 3 число.

   Я много виноват пред вами, почтеннейшая маминька, что не писал вам тотчас по моем прибытии в столицу. На меня напала хандра или другое подобное, и я уже около недели сижу, поджавши руки и ничего не делаю. Не от неудач ли это, которые меня совершенно обравнодушили ко всему. Из числа их первая, что Лог<гин> Иван<ович> Кутузов был во всё это время опасно болен, и я до сих пор не являлся. Теперь узнал я, что ему легче и послезавтра предстану. Из прочих же, к кому письма имел, нашел одного только Ив<ана> Косяровского, от которого думал выведать несколько сведений насчет житья в Петербурге. Но он хотя живет здесь долго, но столько же знает толку, сколько и всякой провинциал, не понимаю, как они живут здесь, ничего не видя и не слыша.
   Скажу еще, что Петербург мне показался вовсе не таким, как я думал, я его воображал гораздо красивее, великолепнее, и слухи, которые распускали другие о нем, также лживы. Жить здесь не совсем по-свински, т. е. иметь раз в день щи да кашу, несравненно дороже, нежели думали. За квартиру мы плотим восемьдесят рублей в месяц, за одни стены, дрова и воду. Она состоит из двух небольших комнат и права пользоваться на хозяйской кухне. Съестные припасы также не дешевы, выключая одной только дичи (которая, разумеется, лакомство не для нашего брата). Картофель продается десятками, десяток луковиц репы стоит 30 коп.... Это всё заставляет меня жить, как в пустыне, я принужден отказаться от лучшего своего удовольствия видеть театр. Если я пойду раз, то уже буду ходить часто, а это для меня накладно, т. е. для моего неплотного кармана. В одной дороге издержано мною триста с лишком, да здесь покупка фрака и панталон стоила мне двух сот, да сотня уехала на шляпу {Далее было: на карету}, на сапоги, перчатки, извозчиков и на прочие дрянные, но необходимые мелочи, да на переделку шинели и на покупку к ней воротника до 80 рублей. К этому прибавить нужно, что начиная от Чернигова до самого Петербурга и в самом Петербурге рубль серебром ходит без двадцати пяти копеек, следовательно, и тут я потерпел убыток. Комиссия мне была с письмами -- ни на одном не написано адреса, и я принужден был нанимать мошенников здешних комиссионеров для отыскания их квартир, которые дерут предорого и ни на грош не приносят пользы.
   Извините... Не могу более писать. На первый раз довольно. Ваш покорнейший, навек вам преданный сын

Н. Гоголь.

   Адрес мой III-й Адмиральтейской части на Гороховой улице подле Семеновского моста в доме купца Галыбина {В подлиннике: Галибына} ь побывать в ней и в следующем письме представлю вам подробное описание ее. Места, окружающие Любек, недурны, но не годятся против наших псельских. Домики, разбросанные за городом, увитые и усаженные деревьями, кустарниками и цветами, прелестны и очень похожи на петербургские дачи; воздух довольно здоров, а климат немного подходит к нашему, т. е. полтавскому, хотя фрукты, кажется, здесь зреют позже, однако ж всё не так, как в Петербурге, где до сих пор еще едят малину и клубнику. Здесь видны по крайней мере вишни уже. Учтивость и какая-то прелесть обращения здешних жителей мне нравится. Простая крестьянка, у которой вы купите на рынке за какой-нибудь шиллинг фруктов или зелени, отвесит вам с такою приятностью кникс, которому позавидовала бы и наша горожанка. Находясь несколько дней на пароходе и будучи окружен англичанами, которых ухватки и образованность не слишком тонки и исполнены приличий (что вообще бывает и у всех моряков), я был немного утешен в Любеке. Но, признаюсь, всё это еще как будто скользит по мне и пролетает мимо, не приковывая ни к чему моего безжизненного внимания. Сначала, за год пред сим, думал я: каковы-то будут первые впечатления при взгляде на совершенно новое, совершенно бывшее чуждым доселе для меня, на другие нравы, других людей; как любопытство мое будет разгораться постепенно; ничего не бывало. Я въехал так, как бы в давно знакомую деревню, которую привык видеть часто. Никакого особенного волнения не испытал я. Как бы мне теперь хотелось видеть вас, хотя одно мгновенье. Здоровы ли вы? О, будьте здоровы! будьте утешены наконец нами и да ниспошлет нам Бог всевозможное счастие, каким только можно пользоваться в здешнем мире. Прощайте, бесценная, великодушная маминька, единственное мое счастие.

Николай Гоголь.

   Обнимаю и целую несколько раз сестрицу Марью Васильевну; усердный поклон Александре Федоровне; целую Аничку и Лизу, и Олиньку, и кланяюсь всем родным и знакомым моим. Если будете писать ко мне письма, адресуйте всё еще в Петербург, на имя Николая Яковлевича Прокоповича, в дом Иохима. От него я уже всегда буду исправно получать их.
  

98. М. И. Гоголь

Травемунд. 1829, августа 25 по европейскому стилю.

   Получили ли вы первое мое письмо, бесценная маминька, пущенное мною из Любека? Ради Бога, не беспокойтесь обо мне: я чувствую себя несравненно лучше и здоровее, климат здешний ощутительно поправил меня; короче сказать, тело мое совершенно здорово; одна только бедная душа моя страдает. Я не могу представить себе, сколько я вам причинил беспокойств и огорчений, и ни одного до сих пор истинного утешения! Изредка только, как будто от самого Бога, посещает меня мысль, что, может быть, всё это делается с намереньем; может быть, сеются между нами огорчения для того только, чтобы мы могли потом безмятежно и радостно пользоваться жизнью. Несмотря на мое желание, я не должен пробыть долго в Любеке; я не могу, я не в силах приучить себя к мысли, что вы {что может быть вы} беспрестанно печалитесь, полагая меня на таком далеком расстоянии. Лето в Петербурге уже прошло, и тамошний климат теперь уже не может быть так для меня вреден. Об одном только я прошу Бога, чтоб ниспослал вам драгоценное спокойствие, которое не может обитать в груди моей. По крайней мере я теперь в силах занять в Петербурге предлагаемую должность и надеюсь, что новые занятия дадут силу душе моей быть равнодушнее и {Далее начато: хотя немного уже} невнимательнее к мирским горечам. Как бы то ни было, это сильно подействовало на мой характер, и я с ужасом теперь помышляю о том, как бы я мог бы доставлять вам ежеминутное утешение, и как я не выполнил этого первого священного долга. Но я знаю, вы простите меня... вы простите. Меня изменили и переделали горя.
   В первом письме я сделал вам небольшое описание города Любека; теперь прибавлю, что успел после того заметить. Я был в огромной здешней кафедральной церкве. Это здание решительно превосходит всё, что я до сих пор видел, своим древним готическим великолепием. Здешние церкви не оканчиваются, подобно нашим, круглым или неправильным куполом, но имеют потолок ровной высоты во всех местах, изредка только пересекаемый изломленными готическими сводами. Высота ровная во всех местах и, вообразите, несравненно выше, нежели у нас в Петербурге Казанская церковь, с шпицем и крестом. Всё здание оканчивается по углам длинным и угловатым, необыкновенной толщины, каменным шпицем, теряющимся в небе... Живопись внутри церкви удивительная. Много есть таких картин, которым около 700 лет, но которые всё еще пленяют необыкновенною свежестью красок и осенены печатью необыкновенного искусства. Знаменитое произведение Альбрехта Дюрера, изваяние Квелино, всё было мною рассмотрено с жадностью. На одной стене церкви находятся необыкновенной величины часы, с означением разных метеорологических наблюдений, с календарем на несколько сот лет и проч. Когда настанет 12 часов, большая мраморная фигура вверху бьет в колокол 12 раз. Двери с шумом отворяются вверху; из них выходят стройно один за одним 12 апостолов, в обыкновенный человеческий рост, поют и наклоняются каждый, когда проходят мимо изваяния Иисуса Христа, и таким же самым порядком уходят в противоположные двери; привратник их встречает поклоном, и двери с шумом за ними затворяются. Апостолы так искусно сделаны, что можно принять их за живых. Я видел здесь комнату, принадлежащую собранию чинов города. Она великолепна своею давностью и вся в антиках.
   Здешние жители не имеют никаких собраний и живут почти в трактирах. Эти трактиры мне очень нравятся: вообразите себе какого-нибудь богатого помещика хлебосола, как прежде, например, бывало в Кибенцах, у которого множество гостей тут и живут и сходят вместе только обедать или ужинать. Хозяин трактира занимает здесь точно такую же роль и первое место за столом, возле него его супруга, которой это не мешает несколько раз сбегать во время стола на кухню; прочие места занимаются гражданами всех наций. Со мною вместе находились два швейцара, англичанин, индейский набоб, гражданин из Амер<иканских> Штатов и множество разноземельных немцев, и все мы были совершенно как лет 10 друг с другом знакомы. (Этого уже в Петербурге не водится.) Ужин всегда оканчивается пением и всегда довольно поздно. Короче, время, здесь проведенное, было бы для меня очень приятно, если бы я только так же был здоров душою, как теперь телом. В Травемунде я нахожусь два дни и завтра снова отправляюсь в Любек. Дорога от Травемунда до Любека и особливо от Любека до Гамбурга представляет большой и разнообразный сад. Поля здешние разделены на небольшие участки, которые все обсажены в два ряда кустарниками. Снопы на полях не в копнах, как у нас, но обсгавливаются один к одному, как у нас конопли. Желаю возможнейшего блага, молю Всевышнего, чтобы Он облегчил труды ваши и старания о нас, и чтобы дал силы мне быть истинно достойну вашего материнского благословения.

Н. Гоголь.

  

99. М. И. Гоголь

1829-го сентября 24. <Санкт-Петербург>

   С ужасом читал я письмо ваше, пущенное 6-го сентября. Я всего ожидал от вас: заслуженных упреков, которые еще для меня слишком милостивы, справедливого негодования и всего, что только мог вызвать на меня безрассудный поступок мой... Но этого я никогда не мог ожидать: как! вы могли, маминька, подумать даже, что я добыча гнусного разврата, что нахожусь на последней степени унижения человечества! Наконец решились приписать мне болезнь, при мысли о которой всегда трепетали от ужаса даже {даже вписано.} самые мысли мои! В первый раз в жизни, и дай Бог, чтобы в последний, получил я такое страшное письмо. Мне казалось всё равно, как будто я слышу проклятие. Как вы могли подумать, чтобы сын таких ангелов-родителей мог быть чудовищем, в котором не осталось ни одной черты добродетели! Нет, этого не может быть в природе. Вот вам мое признание: одни только гордые помыслы юности, проистекавшие, однако ж, из чистого источника, из одного только пламенного желания быть полезным, не будучи умеряемы благоразумием, завлекли меня слишком далеко. Но я готов дать ответ пред лицом Бога, если я учинил хоть один развратный подвиг, и нравственность моя здесь была несравненно чище, нежели в бытность мою {в бытность мою вписано.} в заведении и дома. Что же касается до пьянства, я никогда не имел этой привычки. Дома я пил еще вино; здесь же не помню, чтобы употреблял его когда-либо. Но я не могу никаким образом понять, из чего вы заключили, что я должен болен быть непременно этою болезнию. В письме моем я ничего, кажется, не сказал такого, что бы могло именно означить эту самую болезнь. Мне кажется {Я думаю}, я вам писал про мою грудную болезнь, от которой я насилу мог дышать, которая, к счастию, теперь меня оставила.
   Ах, если бы вы знали ужасное мое положение! Ни одной ночи я не спал покойно, ни один сон мой не наполнен был сладкими мечтами. Везде носились предо мною бедствия и печали, и беспокойства, в которые я ввергнул вас... Простите, простите несчастную причину вашего несчастия!..
   Два дни только, как я приехал из Гамбурга в С.-Петербург. Бог унизил мою гордость -- Его святая воля! Но я здоров, и если мои ничтожные {ничтожные вписано.} знания не могут доставить мне места, я имею руки, следовательно, не могу впасть в отчаяние -- оно удел безумца.
   Одно только мое моление к Богу, одно желание: пусть Он изгладит из сердца вашего сына неблагодарного, вместе с несчастиями, им вам нанесенными, и да осчастливит вас счастием моих добрых и бесценных сестер; пусть они будут вам утешением, пусть ни одна из них не напомнит собою недостойного {несча<стного>} брата!
   Если же Всевышнему угодно будет дать мне возможность и состояние хотя со временем поправить расстройство и разорение, мною вам причиненное, тогда только почту я, что надо мною произнесено Богом прощение {прощение Божие}.
   Не тревожьтесь, ради Бога, ради счастия ваших детей, мыслью обо мне. Но об одном только прошу я вас со слезами: не считайте меня способным на разврат, не принимайте безумия за него {Далее начато: Верьте}, хотя бы вы услышали, что нахожусь между развратнейшими из развратнейших, верьте, что никогда не отступлю от священных правил добродетели, которые неизгладимым резцом врезались мне в сердце.
   Пошли вам, Боже, облегчение в ваших несчастиях!
   Я не в силах теперь известить вас о главных причинах, скопившихся, которые бы, может быть, оправдали меня хотя в некотором отношении. Чувства мои переполнены; я не могу перевести дыхание. Ваше письмо... Простите, простите меня, великодушная маминька!

Николай Гоголь-Яновский.

  

100. М. И. Гоголь

1829 октября 27. <Санкт-Петербург>

   Неполучение писем от вас, почтеннейшая маминька, я не смею приписывать молчанию, зная нынешнюю переменчивую и дурную погоду для почт. Что же касается до меня, то ради Бога не беспокойтесь об моей участи. Я познаю теперь невидимую руку Всевышнего, меня охраняющую: Он послал мне Ангела-спасителя в лице нашего благодетеля, его превосходительства Андрея Андреевича, который сделал для меня всё то, что может только один отец для своего сына; его благодеяние и драгоценные советы навеки запечатлеются в моем сердце.
   В скором времени я надеюсь определиться в службу. Тогда с обновленными силами примусь за труд и посвящу ему всю жизнь свою. Может быть, Богу будет угодно даровать мне возможность загладить со временем мой безрассудный поступок и хотя несколько приблизиться к высоким качествам души нашего благодетеля, ангела между людей. Тогда только я буду достоин любви вашей, тогда только вы будете справедливо гордиться вашим сыном.

Николай Гоголь-Яновский.

   P. S. Я вас побеспокою одною просьбою: здесь очень дорого стоит пошитье манишек, и потому прошу вас покорнейше приказать сделать мне на первый случай шесть. Для образчика прилагаю в посылке одну манишку. Милая сестрица моя, я думаю, не откажется в этом также помочь мне.
  

101. Министру внутренних дел А. А. Закревскому

<27--31 октября 1829. Санкт-Петербург>

Его высокопревосходительству
господину министру внутренних дел
генерал-адъютанту и кавалеру
Арсению Андреевичу Закревскому
От студента 14-го класса
Николая Гоголь-Яновского

Прошение

   Окончив курс наук, в Гимназии высших наук князя Безбородко, получил я аттестат, с правом на чин 14-го класса, который при сем имею честь представить. Ныне же имея желание вступить в гражданскую Его Императорского Величества службу, покорнейше прошу Ваше Высокопревосходительство повелеть определить меня в оную по управляемому вами Министерству внутренних дел.

Студент 14-го класса
Николай Гоголь-Яновский.

   1829 года октября дня
  

102. М. И. Гоголь

Санкт-Петербург. Ноября 12. 1829.

   Письмо ваше, пущенное 14-го октября, я получил, но не отвечал так долго потому, что вручил незадолго пред сим одно письмо Андрею Андреевичу по его требованию, в собственные его руки незапечатанное; следовательно, вы не подивитесь, если я в нем немного польстил ему; впрочем, он, точно, для меня много сделал: по его милости я теперь имею теплое на зиму платье, также заплатил должные мною за квартиру.
   Чем отплачу я вам, почтеннейшая маминька, за ваше материнское обо мне попечение? В каждом письме вашем я вижу доказательства тому вместе с драгоценными наставлениями вашими. Одна моя молитва, одно мое прошение у Бога, чтобы даровал мне средства и силы доставить вам утешение после толиких испытанных вами горестей. Я надеюсь получить довольно порядочное место в Министерстве внутренних дел, но жалованья не могу получить раньше, как через два месяца. Нечего делать, нужно будет прибегнуть снова к Андрею Андреевичу, хотя он и слишком много издержался в Петербурге. Однако ж всё-таки где-нибудь достану 300 рублей, а перед вами сдержу свое слово. Боже сохрани, чтобы я осмелился просить у вас, а особливо еще в нынешнее время...
   Вы пишете, что довольно нерасчетно живу или по крайней мере жил прежде, но, ради Бога, не верьте Светличному, в жизнь мою я не видал такого жестокого лгуна: когда он видел, чтобы у меня пировало множество гостей на мой счет? когда я нанимал квартиру, состоящую из 3-х комнат, один? И теперь нанимаем мы 3 комнаты, но нас три человека вместе стоят, и комнатки очень небольшие. Еще прошу вас, маминька, не думайте найти во мне хотя искру гордости. Если я прежде казался таковым, то теперь не покажусь, верно, им; ваши мысли на этот счет совершенно согласны с моими, они стоят быть написаны золотыми буквами, жаль только, что редкие следуют им.
   Вы просите, чтобы я написал еще что-нибудь о пути своем. Занимательного, впрочем, мало. Терпел только порядочную бурю на корабле, во время которой, к собственному удивлению моему, и мысль о страхе не закрадывалась в мою душу; чувствовал только дурноту -- неминуемое следствие качки; после двухдневного плавания, не видя ничего, кроме моря и неба, прибыли мы к берегам Швеции, где увидел я несколько странного вида разбросанных хижин. Народ вообще хорош, особливо женщины стройны и недурны собою. Вид острова Борнгольма с его дикими, обнаженными скалами и вместе цветущею зеленью долин и красивыми домиками восхитителен. Из острова Борнгольма мы прямо пристали чрез четыре дни и вышли на берег Дании. Я вам писал о пребывании своем в Травемунде и Любеке. В Гамбурге я пробыл очень мало. Но пределы письма заставляют меня отложить до следующего подробности.
   Чувствительно сожалею о неудачах Петра Петровича и желаю ему от души поправления здоровья и обстоятельств. Прошу вас, маминька, если только у вас будет свободное время, доставлять мне сведения о поверьях, обычаях малороссиан, сказках, преданьях, находящихся в простонародьи. Надеюсь, что и ты, милая сестрица, не откажешься по-прежнему участвовать. Прошу вас приказать {приказать вписано.} вымерять длину, ширину, вышину дома и каждой комнаты порознь, или лучше приказать кому-либо знающему написать план и фасад в нынешнем его состоянии с масштабом. Я нашел способ расположить его чрезвычайно удобно, при самой небольшой переделке, на манер некоторых домов, виденных мною в Германии. Если же не понравится, то пришлю еще другим образом.

Николай Гоголь-Яновский.

   Мой адрес: у Кукушкина мосту, в доме Зверькова, комната под No 16.
  

1830

103. М. И. Гоголь

1830, января 1. С.-Петербург.

   Во-первых, позвольте поздравить вас с новым годом, почтеннейшая маминька, и пожелать счастливого провождения его. Пора бы, кажется, счастью обратиться к нам; но провидение, верно, с намерением так долго медлит, и мы должны благословлять Его святую волю. Ни один день так не шумен в Петербурге, как первый нового года: всё утро экипажи, лошади, люди то и дело что разъезжают вдоль и поперек по всем улицам; все спешат, как бы не опоздать поздравить, или хотя завезть карточку, и только в четыре часа пополудни переводят немного дух. От Андрея Андреевича узнал я, что вы недавно гостили у Политики; этому я рад несказанно, тем более, что это хотя минутным послужило развлечением ваших беспрерывных забот. Новостей в Петербурге никаких: проговорили было об уничтожении чинов, но до сих пор еще ничего не последовало. На Дворцовой площади воздвигается великолепный памятник Александру, состоящий из колоссальной колонны, высеченной из одного куска цельного гранита. Что-то скажет нам новый 30-й год? Какое-то шумное волнение заметно в начале его; но холодно и безжизненно встретил я его. Наступление нового года всегда было торжественною минутою для меня. Каков-то будет для меня этот год? Чувства мои не переменятся, с такою же сыновней любовью и благодарною признательностью останусь вечно вашим послушным сыном.

Николай Гоголь.

  

104. M. И. Гоголь

1830. Генваря 5. СПб.

   Письмо ваше получил я только сегодня, писанное вами еще с 12 декабря. При письме приложен план, снятый с нового дома плотником. Он не только не разрешил моих сомнений, но даже еще бы больше запутал меня, если бы я не так твердо знал его внутреннее и наружное состояние. Всё мое сомнение заключалось в одном только аршине. Я помню вот как теперь, когда я смеривал его в длину, оказалось 26 аршин; у плотника же выходит ровно 9 сажней, вся разница в одном аршине, но через это я не могу прислать вам верного совершенно масштаба. Впрочем это ничего, и я постараюсь изложить, сколько возможно, ясное предписание, из которого человеку сметливому, даже и не имеющему глубокого знания в архитектуре, удобно можно понять, в чем состоит дело, тем более, что переправок будет очень немного.
   Сначала было думал я увеличить дом пристройками, но теперь вижу я, что это дело несбыточное для вас, потому что издержки значительно бы увеличились и дом остался бы опять нескончаемым на многие века. Теперешние же ваши обстоятельства требуют сколько возможно большей экономии и потому нужно, чтобы дом сколько возможно менее стал вам и через то чтобы скорее был к услугам вашим. Из приложенного при сем мною плана вы увидите, что я, сколько возможно, выгоднейшее старался дать ему расположение, и как можно менее переделок. Чтобы показать, как неверен план, сделанный плотником, я прилагаю и нынешнее его расположение. Оно послужит также и вам к лучшему уразумению. Зная, почтеннейшая маминька, ваше редкое благоразумие, я уверен, что вы одобрите мой план. Что же касается до фасада, то я старался дать ему сколько возможно лучший вид, и также чтобы переделок было очень мало. Я хотел было также сначала дать ему фасад совершенно в новом вкусе, на манер виденных мною в образованной Европе; но поразмыслив, что это стоило бы многих переделок, притом {а гл<авное>} еще не поймут, переиначут, и выйдет Бог знает что, -- решился оставить лишние затеи и приложить фасад, осуществление которого ничего почти не будет стоить.
   По снятии мезонима, редкое размещение четырех колон на широком крыльце будет уродливо и безобразно, и потому я решился поставить восемь колон, по две вместе. Чрез это крыльцо еще расширится, но вид уже будет прекрасный, как вы можете усмотреть из прилагаемого при сем фасада. Колоны эти дорического ордена, с дорожками, или выемками по всему продолжению их, что служит также немалым украшением. Для этого прежние колоны можно перепилить надвое и из четырех будет восемь; коротки оне не будут; если же это и случится, то можно употребить незаметные подмостки под верхними капителями. Касательно же поднятия комнат выше, то я нахожу это лишним: ныне большею частию даже в столицах делают комнаты невысокими, и я той веры, что в деревне лучше, если они высоты посредственной {Было начато: если они ниже.}. Оне очень милы и притом всегда будут теплы; а через это дерево с мезонима, который бы, верно, пошел весь на повышение {подн<ятие?>} дома, может быть употребление на кладовые и амбары. -- Небольшая пристройка будет со стороны, прилегающей к старому дому. Она заключает в себе маленькую кладовую, сени и нужные места. В гостинной и спальне окна и стеклянные двери в сад будут иметь готической вид: это нынче всеобщий вкус, и в деревне я нахожу, что это будет прелестно. Рисунок их прилагаю особенно, а при нем также и пояснение. Место, где теперь находится лестница, обращено в моем плане в комнату для Машиньки; буфет также переменен, потому что из него в прежнем плане выход не в столовую, а в гостинную. (Задний фасад дому очень мил будет в натуре.) Зато {Зато прибавлены} вместо буфета прежнего -- теперь комнаты для ночлега приезжающих гостей, или если я приеду, то мне несравненно приятнее быть в одном доме с вами. Если же в девичей будет тесно рабочим, то могут переходить туда во время свободное от постою. Там и постоянно может производиться ткание ковра, или тому подобное.
   Посылаю вам манишку для образца, которая тогда, по неблагоразумию Екима, Бог знает где пролежала, вместо почты. Прошу вас покорнейше, маминька, сделать их мне около дюжины. Оне необходимо мне нужны более всего белья. Через день почти всегда я переменяю манишку: ужасно как скоро мараются. Прошу вас также, чтобы в ней всё было сделано совершенно так, как в образце {чтобы не были так мелки, как в прилагаемой вам для образца, чтобы они были не более}. Простите меня великодушно, маминька, что я так много вас утруждаю.
   Я просил бы вас еще заготовить мне полдюжины рубашек и полдюжины исподнего белья, которого у меня ни одной штуки: но это может еще потерпеть до другого времени, а теперь прошу вас поспешить манишками, тем более, что, кроме посланной к вам манишки, у меня две только, из коих одна еще домашняя.
  

<Пояснительные подписи к рисунку,
приложенному Н. В. Гоголем к письму к матери
от 5 января 1830 г.>

   Оглавие и отбор Дорический
   Окна в большом размере в Гостинной и Спальне
   На окошках цветные стекла. Это необыкновенно красиво. Я еще не помню, чтобы мода когда-нибудь могла изобресть что-нибудь лучше этого. Не думайте, чтобы стало дорого, стоит только послать на фабрику, что находится в шести верстах от Нежина (в лавках не советую покупать и простого стекла, в них {в них вписано.} очень дорого). На фабрике нужно заказать простого бутылочного зелено-желтого да синего, употребляемого обыкновенно на сулеях стекла несколько шибок или листов. Если же не будет оказии ехать на фабрику, то покаместь вставлять одни белые.
   Перекладинки, переплетающие и разделяющие шибки, должны быть {Далее было: тонень<кие>} не слишком толсты и выкрашены черною краскою.
  

105. М. И. Гоголь

С.-Петербург. Февраль 2 <1830>

   Я получил письмо ваше, почтеннейшая маминька, пущенное вами 12 генваря. Слава Богу! вы вне опасности. Я так был напуган, узнав от Андрея Андреевича, что вы вместе со всем нашим семейством очень больны, что отдохнул тогда только, когда прочел собственные ваши строки. Недели три назад, как я отправил к вам письмо с фасадом и планом дома, а я старался приспособить их так, чтобы сколько можно менее было издержек. Месяц назад я сам был нездоров, но теперь поправился, слава Богу. Снова хожу каждый день в должность и в силу, в силу перебиваюсь. Еще недавно взял у Андрея Андреевича 150 р. на обмундировку. Думал, что останется что-нибудь в присоединение к моему содержанию; напротив, еще должен прибавить. Жалованья получаю сущую безделицу. Весь мой доход состоит в том, что иногда напишу или переведу какую-нибудь статейку для г. журналистов, и потому вы не сердитесь, моя великодушная маминька, если я вас часто беспокою просьбою доставлять мне сведения о Малороссии, или что-либо подобное {или что-либо подобное вписано.}. Это составляет мой хлеб. Я и теперь попрошу вас собрать несколько таковых сведений, если где-либо услышите забавный анекдот между мужиками в нашем селе, или в другом каком, или между помещиками. Сделайте милость, вписуйте для меня также нравы, обычаи, поверья. Да расспросите про старину хоть у Анны Матвеевны или Агафию Матв<еевну>: какие платья были в их время у сотников, их жен, у тысячников, у них самих; какие материи были известны в их время, и всё с подробнейшею подробностью; какие анекдоты и истории случались в их время смешные, забавные, печальные, ужасные. Не пренебрегайте ничем, всё имеет для меня цену. В столице нельзя пропасть с голоду имеющему хотя скудный от Бога талант. Одного только нужно опасаться здесь бедняку -- заболеть. Тогда-то уже ему почти нет спасенья: источники его доходов прекращаются, издержки на лекарства и лекарей для него совершенно невозможны, и ему остается одно средство -- умереть. Но этого со мною никогда не может случиться: здесь есть Арендт, которого искусство и благородная душа чужды всякого интереса.
   Часто наводит на меня тоску мысль, что, может быть, долго еще не удастся мне увидеться с вами. Как бы хотелось мне хотя на мгновение оторваться от душных стен столицы и подышать хотя на мгновение воздухом деревни! но неумолимая судьба истребляет даже надежду на то. Как подумаю о будущем лете, теперь даже томительная грусть залегает в душу. Вы помните, я думаю, как я всегда рвался в это время на вольный воздух, как для меня убийственны были стены даже маленького Нежина. Что же теперь должно происходить в это время, когда столица пуста и мертва, как могила, когда почти живой души не остается в обширных улицах, когда громады домов с вечно {вечно вписано.} раскаленными крышами одни только кидаются в глаза, и ни деревца, ни зелени, ни одного прохладного местечка {ни одного деревца}, где бы можно было освежиться! Не мудрено, когда прошлый год со мною произошло такое странное, безрассудное явление; я был утопающий, хватившийся за первую попавшуюся ему ветку. Хотя бы на это время я был в состоянии нанять комнатку где-нибудь на даче, за городом; но там квартиры несравненно дороже, а при бедности моего состояния это почти невозможно.
   Еще осмеливаюсь побеспокоить одною просьбою: ради Бога, если будете иметь случай, собирайте все попадающиеся вам древние монеты и редкости, какие отыщутся в наших местах, стародавние старопечатные книги, другие какие-нибудь вещи, антики, а особливо стрелы, которые во множестве находимы были в Пеле. Я помню, их целыми горстями доставали. Сделайте милость, пришлите их. Я хочу прислужиться этим одному вельможе, страстному любителю отечественных древностей, от которого зависит улучшение моей участи. Нет ли в наших местах каких {каких-нибудь} записок, веденных предками какой-нибудь старинной фамилии, рукописей стародавних про времена гетманщины и прочего подобного? Простите меня великодушно, маминька, что я вас забрасываю просьбами и причиняю великое беспокойство. Чтобы не было вам тягости, вы разделите свои поручения людям, на которых можете положиться в этом случае.
   Дай Бог, чтобы вы наконец пользовались благополучием, достойным вас, при каком желании и остаюсь
   ваш покорнейший и послушнейший сын

Николай Гоголь-Яновский.

   P. S. Глубокое почтение и поклон дедушке Ивану Матвеевичу, бабушкам Марье Илиничне и Анне Матвеевне.
   Целую заочно ручки милой тетиньки {ручки тет<иньки>} Катерины Ивановны и милую сестрицу, также и маленьких.
   Я слышал про ужасные холода и морозы, свирепствующие в наших местах. Тем более это для меня странно, что здесь в С.-Петербурге всё это время довольно тепло. Турецкие посланники прибыли сюда благополучно и не нахвалятся учтивостью и ловкостью нашего садовника -- форрейтора Павла.
  

106. Директору государственного хозяйства и публичных зданий И. У. Пейкеру

<25 февраля 1830. Санкт-Петербург>

Его превосходительству
господину директору государственного
хозяйства и публичных зданий
действительному статскому советнику и кавалеру
Ивану Устиновичу Пейкеру
От студента Николая Гоголь-Яновского

Прошение

   Не имея возможности служить в вверенном Вами департаменте по причине воспоследующей в скором времени долговременной моей отлучки прошу покорнейше Ваше превосходительство приказать выдать мне аттестат выданный из заведения в засвидетельствование моих успехов и поведения, представленный мною Вашему превосходительству.

Студент Николай Гоголь-Яновский,

   февраля 25 дня
   1830 года
  

107. Вице-президенту Департамента уделов Л. А. Перовскому

<27 марта 1830. Санкт-Петербург>

Его превосходительству
господину вице-президенту Департамента уделов
Льву Алексеевичу Перовскому
Двора Его Императорского Величества гофмейстеру и кавалеру
От студента Николая Гоголь-Яновского

Прошение

   Имея желание служить под лестным начальством Вашего Превосходительства, приемлю смелость всепокорнейше просить об определении меня в Департамент уделов в число канцелярских чиновников по II-му отделению оного.
   Выданный мене из Гимназии высших наук князя Безбородко аттестат у сего имею честь представить.

Студент Николай Гоголь-Яновский.

   27 марта дня
   1830 года.
  

108. M. И. Гоголь

1830, апреля 2-го дня. С.-Петербург.

   Извините меня великодушно, почтеннейшая маминька, что я так долго не писал к вам. Заботы и вечные беспокойства тягчат меня всеми неразлучными с ними неприятностями. Я не понимаю, как я до сих пор с ума не сошел. После бесконечных исканий мне удалось наконец сыскать место, очень однако ж незавидное. Но что ж делать, важной протекции я не имел никакой, а мои покровители водили меня до тех пор, пока не заставили меня усумниться в сбыточности их обещаний. Теперь моим местом я, можно сказать, обязан своим собственным трудам. И теперь, признаюсь, я в ужасном недоумении; сам не знаю, что начать, к чему обратиться, что делать мне. Часто приходит мне на мысль всё бросить и ехать из Петербурга; но в то же время вдруг представятся мне все выгоды по службе и по всему, чего я лишусь, удалившись отсюда. Взявши в сравнение свое место с местами, которые занимают другие, я тотчас вижу, что занимаемое мною есть еще не самое худшее, что многие, весьма даже многие захотели бы иметь его, что мне только стоит удвоить количество терпения, и я могу надеяться получить повышение. Но зато эти многие получают достаточное количество для своего содержания из дому, а мне должно жить одним жалованьем. Теперь посудите сами: сокративши все возможные издержки, выключая только самых необходимейших для продолжения жизни, никого никогда у себя не принимая, не выходя никогда почти ни на какие увеселения и спектакли, отказавшись от любимого моего развлечения -- от театра, и за всем тем я никаким образом не могу издерживать менее 100 рублей в месяц: сумма, с которою бы никто из молодых людей не решился жить в Петербурге (в удостоверение чего прилагаю я расход моих денег за прошедший месяц, из него вы можете увидеть истину моих слов, увидеть, что умереннее меня вряд ли кто живет в Петербурге). Сюда я не включаю денег, следующих на платье, на сапоги, на шляпу, перчатки, шейные платки и тому подобное, чего наберется не менее, как на 500 рублей. Теперь вообразите: жалованья я не получаю и 500 рублей {жалованья я получаю только до 500 рублей}. Если присовокупить к сему и получаемое мною иногда от журналистов, то всего выйдет 600; шутка ли? Это мне выходит, и стает всё на одно только платье, сапоги, шляпу и вообще касающееся до одеяния. Где же теперь мне взять 100 рублей в месяц каждый на свое содержание? Занявшись же службой так как следует, я не в состоянии буду заниматься посторонними делами. Хорошо, что я еще имел всё это время такого редкого благодетеля, как Андрей Андреевич. До сих пор я жил одним его вспомоществованием. Доказательством моей бережливости служит то, что я еще до сих пор хожу в том самом платье, которое я сделал по приезде своем в Петербург из дому, и потому вы можете судить, что фрак мой, в котором я хожу повседневно, должен быть довольно ветх и истерся также не мало, между тем как до сих пор я не в состоянии был сделать нового, не только фрака, но даже теплого плаща, необходимого для зимы. Хорошо еще, я немного привык к морозу и отхватал всю зиму в летней шинели. Деньги, которые я выпрашивал у Андрея Андреевича, никогда не мог употребить на платье, потому что они все выходили на содержание, а много я просить не осмеливался, потому что заметил, что я становлюсь уже ему в тягость. Он мне несколько <раз> уже говорил, что помогает мне до того времени только, пока вы поправитесь немного состоянием, что у него есть семейство, что его дела также не всегда в хорошем состоянии. И вы не поверите, чего мне стоит теперь заикаться ему о своих нуждах. Теперь, в добавку, он располагает ехать в мае месяце совсем из Петербурга. Что мне делать в таком случае {делать теперь}? Вы бы не худо однако же сделали, почтеннейшая маминька, если бы написали к нему письмо, в котором бы выразили ему в самых живейших и трогательнейших словах свою благодарность и вместе сказали бы ему, что я в своих письмах к вам не могу нахвалиться его ласками и его благодеяниями, беспрестанно мне оказываемыми. Пусть по крайней мере не думает обо мне, что я неблагодарен. Теперь остается мне спросить вас, маминька: в состоянии ли вы выдавать мне {Далее начато: в вспоможение к моим} в месяц каждый по 100 рублей? Но, сделайте милость, говорите точную правду; если это будет не по состоянию вашему, если чрез это вы принуждены будете отказывать себе в необходимом, о! в таком случае я решусь пожертвовать всеми выгодами службы, решусь бросить Петербург, где, может быть, я бы составил себе счастие, удалюсь куда-нибудь в провинцию {в глушь}, где бы содержание мне не стоило так дорого, короче -- всё сделаю, на что только возможно решиться, лишь бы не навесть новых огорчений {горестей} и забот вам! Но Боже вас сохрани, великодушная моя маминька, если вы скажете мне, что в состоянии, и между тем необыкновенных усилий и отказов во всех необходимых потребностях это будет стоить вам {вам вписано.}: в таком случае ваше вспомоществование обратится мне в едкое мучение; я буду почитать себя преступником, который тучею беспокойств помрачает и сокращает драгоценные дни ваши.
   Все посылки ваши получил и не могу возблагодарить достойно за них вас {Далее начато: Из них}. В них я видел новые знаки ваших нежнейших забот обо мне и живейшее старание снабдить меня всем нужным. Приношу благодарность тетиньке Катерине Ивановне, которая решилась пожертвовать временем -- собрать для меня несколько любопытных песен; но драгоценнейшие из них есть, однако ж, списанные вами две запорожские. Благодарю также Лукерью Фед<оровну> и Марью Бор<исовну> за их участие, жаль только, что в <не>которых местах рука так неразборчива, что я до сих пор многого не разобрал.
   Вы писали мне, что не совсем довольны моим планом дому, а именно, что я не выставил пристроек, и чрез то девичью комнату по моему плану вы находите слишком малою. На это я могу отвечать, что в нынешнем вашем доме, в котором вы живете, и девичья, и детская, всё вмещается в одной комнате, которая часто служит сверх того туалетом для сестры и для вас, и потому я полагал, что небольшой особой комнаты довольно будет для девичьей, -- тем более, некоторые из них должны сидеть и в детской комнате и в Машинькиной, через это предполагал и сбережение лесу <и> издержек за работу, которые, по словам вашим, немаловажны: 500 р. за одну только приделку небольших, маловажных пристроек -- за одну плотническую работу. Эта цена даже здесь в Петербурге не назвалась бы дешевою. Впрочем, может быть, теперь у нас работники вздорожали, я этого не знаю, мне бы казалось только, что гораздо лучше своими снять мезонин и укрыть крышу, а особливо, если случится у вас архитектор. Пристройка же небольшая с мудростью одного десятка мужиков {одного мужика} может уладиться {Фраза вписана.}. Во многих местах Европы, а теперь и в России, в тех странах, где мало лесов, употребляют для постройки домов особенный состав, которого главную часть составляет глина. Видевши собственными глазами производство таких строений, я не мог надивить<ся> красивости и прочности их; пожары, бывающие гибельными для каменных строений, ничего не могут сделать над построенным из этого состава, потому что глина от огня не разрушается, а делается крепче еще. С радостию сообщил бы я описание производства, но знаю, что наши мужики не поймут и, напроказивши, назовут еще негодным это изобретение; притом его нужно видеть самому. Теперь везде стараются распространять засевание картофеля, польза которого так очевидна, что я бы советовал попробовать вам в небольшом количестве. В других странах прекратили засевание хлеба и сеют только картофель. Вы хотите знать пользу его? она многочисленна: во-первых, картофель в миллион раз родится более всякого хлеба, во-вторых, на картофель никогда не бывает неурожая {неурожаю}: он не боится ни засухи, ни граду, ничего. Употребление же его тоже многоразлично. Из муки делаются недурные хлебы, особливо с примесью четвертой доли другого хлеба, из картофеля делается отличный крахмал, несравненно лучше пшеничного, но самое главное, что из картофеля выходит горелка, не уступающая делаемой из жита, и доходит до 22 градусов. Муки, по расчислению практиков, картофельной выходит с одной десятины столько, сколько из двадцати десятин другого хлеба; доход с одной десятины полагают простирающимся до 500 рублей. Это статья, кажется, такая, которою бы стоило позаняться. С картофеля делают вино таким образом: сваривши картофель, растирают его и наливают на него теплой воды вдвое больше количеством против картофеля, дать сему затору притти в брожение, для ускорения коего прибавить немного солоду и пивных дрожжей. Когда всё это придет в совершенное брожение, то перелить сию брагу в куб, из которого и получится вино от 20 до 22 градусов. Сделайте из него хоть одно ведро на пробу и напишите, будет ли что-нибудь у вас из него.
   В самое это время, когда я хотел окончивать письмо мое к вам, посетил меня начальник мой по службе, с не совсем дурною новостью {с приятною новостью}, что жалованья мне прибавляют еще двадцать рублей в месяц. Итак я снова спрашиваю вас, маминька, можете ли вы мне высылать по 80 рублей в месяц (исключая мая, за который мне необходимо нужно 100 {за который я не получу еще прибавки}). Уменьшение, правда, маловажное, но по крайней <мере> утешительно тем, что меня замечают; это дает мне право надеяться, что не будет ли еще прибавки к новому году. Но впрочем, если не в состоянии высылать мне по такой сумме, то, сделайте милость, не затрудняйте себя. Я повторяю снова, что буду почитать себя причиною всех горестей и беспокойств. Я уже совещался здесь и насчет моего намерения переместиться в провинцию, но признаюсь, Боже сохрани если доведется ехать в Россию. По-моему, ежели ехать, так уже ехать в одну Малороссию. Но признаюсь, если рассудить, как нужно, то, несмотря на мою охоту и желание ехать в Малороссию, я совершенно потеряю всё, если удалюсь из Петербурга. Здесь только человеку достигнуть можно чего-нибудь; тут тысяча путей для него; нужно только употребить терпение, с которым можно-таки дождаться своего.
   Вы теперь, кажется, не получаете никакого журнала. Посылаю вам один, который, по важности своих статей, почитается здесь лучшим и который достается мне даром, по причине небольшого моего участья в издании его. Каждый месяц выходит книжка, которую я буду немедленно препровождать к вам. Посылаю вам также нововышедший роман, подаренный мне самим автором.
   Простите, добрейшая {Простите меня [достойнейшая] привязаннейшая} из матерей и попечительнейшая, за мои вечно наносимые неприятности вам. Чего бы я не дал, чего бы не сделал, чтобы избавить вас от них! Извините, что так дурно и неразборчиво пишу. Рука у меня обовязанна {Далее начато: по прич<ине>} и разрезана разбитым стеклом, боль мешает мне более писать. До следующего письма. Простите. Очень жалею, что не в силах более написать вам о нужных предметах, которые я хотел было сообщить в вашем письме, теперь откладываю.
   Ваш до гроба послушный и нежно вас любящий сын

Н. Г<оголь> Я<новский>.

  

Приход и расход за декабрь 1829 и январь 1830.

Декабрь.

Приход.

   Получено от его превосходительства Андрея Андреевича -- 150 р.
   Итого -- 150 р.
   Жалования в этот месяц не получил, по причине вычету за переименование в чин, на инвалидов, на госпиталь и проч. чтения
   Прежних оставалось -- 20 р.
  

Расход.

   За квартиру -- 25 р.
   На стол -- 25 р.
   На дрова -- 7 р.
   На свечи -- 3 р.
   Водовозу -- 2 р.
   На чай, сахар и хлеб -- 20 р.
   В библиотеку для чтения -- 5 р.
   На сапоги -- 10 р.
   Прачке -- 5 р.
   На содержание человека -- 10 р.
   Куплено ваксы на 1 р. 50 к.
   Итого -- 113 р. 50 к.
   Кроме того за мытье полов заплачено -- 1 р. 50 к.
   На лекарство -- 3 р. 70 к.
   На цирульника -- 1 р. 50 к.
   Итого -- 6 р. 70 к.

Январь.

Приход.

   Получено жалованья за м. январь -- 30 р.
   От Андрея Андреевича полученных осталось -- 50 р.
   Выручил за статью, переведенную с французского: О торговле русских в конце XVI и начале XVII века, для Северного Архива -- 20 р.
   Итого -- 100 р.
  

Расход.

   За квартиру -- 25 р.
   На стол -- 25 р.
   На дрова -- 7 р.
   На сахар, чай и хлеб -- 20 р.
   На свечи -- 3 р.
   Водовозу -- 2 р.
   За перчатки заплачено -- 3 р.
   Прачке -- 5 р.
   На содержание человека -- 10 р.
   За два носовых платка -- 2 р. 50 к.
   На мелкие издержки, как-то: извозчикам, цирульникам и проч. потреблено -- 5 р.
   На подтяжки -- 4 р.
   Итого -- 111 р. 50 к.
   В баню -- 1 р. 50 к.
  

109. М. И. Гоголь

1830, июня 3. С.-Петербург.

   До сих пор не могу притти в себя после прочтения письма вашего, великодушная маминька; в изумлении перевертываю его в руках и не умею назвать того странного впечатления, которое произвело оно во мне. Как! столько пожертвований, с таким самоотвержением, и для кого? для того, который до сих пор не доставил вам ни одного еще утешения, не только помощи... Столько беспокойств, столько душевных тревог; столько печалей, и всё об ком?.. Безумец! как я мог в часы, когда неудачи и несчастия подавляли меня, как я мог в эти часы отчаиваться и изливать желчь на весь мир, когда есть одно существо, ангел со всеми ангельскими совершенствами, который любит меня со всеми моими слабостями, которому одному только моя жизнь дороже всего на свете -- и я мог, в полном избытке счастия, почитать себя несчастливейшим! Но как назвать того, который за всю эту безграничную любовь платит черною неблагодарностью, причиняет беспрестанно новые заботы и наводит целые тучи огорчений? Я не в состоянии выдумать ему приличного названия, но положения этого несчастливца я не пожелал бы и злейшему врагу: состояние души его ужасно. Одно только заставляет меня терпеть и покорствовать, что, верно, Бог, пославший мне такое редкое благо в этом мире, имеет обо мне особенное Свое попечение...
   Чтобы не оставлять вас в недоумении обо мне насчет службы и прочего, я буду отвечать на письмо ваше по пунктам. Служу я еще только третий месяц в департаменте уделов, находящемся в ведении министерства Двора. Главный начальник мой -- вице-президент Департамента, гофмейстер Л. А. Перовский. Начальник отделения мой, от которого я непосредственно завишу (я нахожусь во 2-м отделении), В. И. Панаев, человек очень хороший, которого в душе я истинно уважаю; если же вы хотите знать и столоначальника, которого должность не велика, однако ж, и который мало надо мною влияния имеет, то фамилия его Д. И. Ермолов, человек, впрочем, недурной и не без воспитания. Теперь позвольте мне сказать несколько слов вообще о службе. Вы говорите, почтеннейшая маминька, что многие приехавшие в Петербург, сначала не имевшие ничего, жившие одним жалованием, приобрели себе впоследствии довольно значительное состояние единственно стараниями и прилежанием по службе и приводите в пример Гежелинского. Я вам сотню сам приведу примеров таких людей, которые точно, не имея ни гроша, приобрели впоследствии многое; но вспомните, к какому времени это относится, когда протекало их поприще службы. Зачем вы не приведете в пример хотя одного такого, который бы в нынешнее время, то есть, в последнюю половину царствования Александра и в продолжение царствования Николая приобрел богатство по службе? В этом-то и дело, что не те времена. Это вам скажет всякий служащий в столице. Тогда, особливо в царствование блаженной памяти Екатерины и Павла, сенат, губернские правления, казенные палаты были самые наживные места. Теперь взятки господ служащих в них гораздо ограничены; если же и случаются какие-нибудь, то слишком незначительны и едва могут служить только небольшою помощью к поддержанию скудного их существования. В департаментах же министерств служба несколько более еще облагорожена. Прежде человеку, прослужившему несколько лет верою и правдою, в награждение давали целые поместья, душ тысячу и более крестьян; теперь же вы сами знаете, этого ничего не дают уже. Стало быть, вы спросите, теперь никаких нет выгод служить? Напротив, они есть, особливо для того, кто имеет ум, знающий извлечь из этого пользу, предположивший впереди себе мету, ставши на которую, он в состоянии дать обширный простор своим действиям, сделаться необходимым огромной массе государственной; этот ум должен иметь железную волю и терпение, покамест не достигнет своего предназначения, должен не содрогнуться крутой, длинной -- почти до бесконечности и скользкой лестницы, должен не упускать из виду малейшего обстоятельства, кажущегося посторонним, но способствующего сколько-нибудь к повышению его, должен отвергнуть желание раннего блеска, даже пренебречь часто восклицанием света: "Какой прекрасный молодой человек! как он мил, как занимателен в обществе!" Никакое желание {Никакое постороннее желание} рассеяния, забав и развлечений всякого рода не должно останавливать его; он может казаться занимающимся ими, но не на самом деле.
   Те, которым не дан в удел этот многосторонний, деятельный ум, ограничиваются тем, что, выслужив узаконенные 35 лет, выходят в отставку и получают полный пансион, равный получаемому ими в последний год жалованию; этот пансион достаточен для прокормления их до смерти; впрочем, участь этих людей мне не завидна. Служить, не имея другой цели, как только той, чтобы получить пансион, небольшое благо {небольшая карьера}. Я и доныне того мнения {Я и доныне той цели}, что человеку стоит только захотеть, чтобы получить, если то, что он захочет, возможное; разумеется, что здесь подразумевается терпение и неколебимость.
   Через год, а может быть, и ранее, надеюсь я получить штатное место. Это составляет покаместь единственное мое желание, и получение его будет для меня неизъяснимою радостью, потому что освободит от тягостной обязанности получать от вас вспоможения, когда оно вам более всего нужно.
   Не думайте, почтеннейшая маминька, что я нерадиво занимаюсь своею должностью. Вы это заключаете из того, что мне прибавки произошло всего только 20 рублей в месяц; но не думайте, чтобы 240 рублей в год приращения было маловажно для меня. По месту, мною занимаемому, я не могу, хотя бы и из кожи лез, получить более. Литературные мои занятия и участие в журналах я давно оставил, хотя {Далее начато: из одной} одна из статей моих доставила мне место, ныне мною занимаемое. Теперь я собираю материалы только и в тишине обдумываю свой обширный труд. Надеюсь, что вы по-прежнему, почтеннейшая маминька, не оставите иногда в часы досуга присылать все любопытные для меня известия, которые только удастся собрать. Не могу изъяснить моей благодарности любезной моей сестрице Машиньке, которая так много трудилась для меня в этом деле и которой прекрасные качества узнаю я с каждым разом более. Пусть однако ж она не думает, что я до такой степени неблагодарен, что забываю о ней. В письме моем, принося благодарность даже Лукер<ье> Фед<оровне> и Мар<ье> Бор<исовне> я не помянул о ней ни слова, потому, что хотел писать к ней особо. И для этого-то самого я и теперь в письме вашем не пишу ничего, относящегося к ней.
   Несмотря на все старания свои, я {я до сих пор} не мог, однако ж, иметь никакой возможности переехать на дачу. Судьба никаким образом не захотела свесть меня с высоты моего пятого этажа в низменный домик на каком-нибудь из островов. Необходимости должно повиноваться, но я всячески стараюсь услаждать свое заключение. Мне советуют делать сколько можно больше движения, и я каждый почти день прогуливаюсь по дачам и прекрасным окрестностям. Нельзя надивиться, как здесь приучаешься ходить: прошлый год, я помню, сделать верст 5 в день была для меня большая трудность, теперь же я делаю свободно верст 20 и более и не чувствую никакой усталости. И это здесь вовсе не удивительно, всякой этим может похвалиться. В 9 часов утра отправляюсь я каждый день в свою должность и пробываю там до 3-х часов, в половине четвертого я обедаю, после обеда в 5 часов отправляюсь я в класс, в Академию художеств, где занимаюсь живописью, которую я никак не в состоянии оставить, -- тем более, что здесь есть все средства совершенствоваться в ней, и все они кроме труда и старания ничего не требуют. По знакомству своему с художниками, и со многими даже знаменитыми, я имею возможность пользоваться средствами и выгодами, для многих недоступными. Не говоря уже об их таланте, я не могу не восхищаться их характером и обращением; что это за люди! Узнавши их, нельзя отвязаться от них навеки, какая скромность при величайшем таланте! Об чинах и в помине нет, хотя некоторые из них статские и даже действительные советники. В классе, который посещаю я три раза в неделю, просиживаю два часа; в семь часов прихожу домой, иду к кому-нибудь из своих знакомых на вечер, -- которых у меня таки не мало. Верите ли, что одних однокорытников моих из Нежина до 25 человек. Вы, может быть, думаете, что такое знакомство должно быть в тягость -- ничуть, это не в деревне, где обязаны угощать своих гостей столом или чаем. Каждый у нас ест у себя, приятелей же и товарищей угощают беседою, которою всякой из нас бывает вполне доволен. Люди различных характеров, разного темпераменту всегда найдут об чем поговорить, поспорить и образнообразить свой разговор. Три раза в течение недели отправляюсь я к людям семейным, у которых пью чай и провожу вечер. С 9 часов вечера я начинаю свою прогулку, или бываю на общем гуляньи, или сам отправляюсь на разные дачи; в 11 часов вечера гулянье прекращается, и я возвращаюсь домой, пью чай, если нигде не пил (вам не должно показаться это поздним: я не ужинаю), иногда прихожу домой часов в 12 и в 1 час, и в это время еще можно видеть толпу гуляющих. Ночей, как вам известно, здесь нет; всё светло и ясно, как днем, только что нет солнца. Вот вам описание моего летнего дня; всячески стараюсь я лучше провесть его, но всё почти вспоминаю за каждым разом деревню. Воздуху здесь нет настояще деревенского; весны совсем нельзя заметить; самые растения утратили здесь свой запах, как пересаженные насильственною рукою на неродную им почву; всё лето и весна продолжаются здесь только три месяца; остальными девятью месяцами управляют деспотически зима и осень. Удовольствия, которые имею я здесь, все почти состоят из упомянутых, и потому не стоят мне ничего. Всякая копейка у меня пристроена, и малейшее исключение уже причиняет расстройство всему моему регулярному ходу издержек.
   Но я, кажется, еще не на все пункты ваши ответил. Все распоряжения, сделанные вами касательно построек, очень хороши и отличаются всегдашнею вашею предусмотрительностью и благоразумием, касательно же моего мнения разводить картофель, если она у нас мало родит, то об этом нечего думать; не советую даже и водки из него делать, потому что это в таком только случае, когда картофлю несравненно большее множество, нежели хлеба.
   Еще едва было не позабыл отвечать на один ваш запрос {на один ваш пункт}, который повергнул меня еще в большее удивление, нежели вас: до сих пор не могу постичь, отчего произошло ваше недоумение и беспокойство, услышавши, что я обрезал стеклом себе руку (еще бы ничего, если бы кинжалом, ножом или другим каким орудием). Не представлялось ли вам, почтеннейшая маминька, что я где-нибудь на вакхической пирушке, в припадке излишней веселости, вздумал колотить рюмки и бутылки, или, чего доброго, не пожелалось ли мне пролезть куды-нибудь в окошко? Ничего не бывало; я стал ломать стекло в намерении выгладить им палочку для кисти своей и обрезал большой палец, который чрез то помешал моей приятной обязанности продолжать письмо далее -- вот и всё.
   Посылаю вам следующий No журнала, разрезавши который, найдете вы в листах его письмо это, хитрость, которую я сделал, во избежание двойного платежа и за письмо, и за посылку, между прочим, как мне то и другое стало столько же, сколько одно письмо.
   Предуведомляю вас, что в этой книжке, равно и во всех последующих, вы не встретите уже ни одной статьи моей. Занятий моих литературных хотя я и не прекратил, однако ж как они готовятся не для журнала, то и появятся не прежде, как по истечении довольно продолжительного времени. Рекомендую вам прочесть описание Полтавы господина Свиньина, в котором я, хотя и природный жилец Полтавы, много однако ж нашел для меня нового и доселе неизвестного.
   Целуя ваши ручки, остаюсь вечно благодарным и послушнейшим сыном

Николай Гоголь.

   Бабушкам, дедушке поклон; всех домашних обнимаю. Если Катерина Ивановна тетинька у нас, целую несколько раз ее ручки.
  

110. М. И. Гоголь и М. В. Гоголь

СПб. Сентября 1-го д<ня>. 1830.

   Никаким образом не могу постигнуть причины вашего молчания, почтеннейшая маминька. Вот уже скоро будет два месяца, как я не получаю от вас никакого известия. Ради Бога, если вы имеете жалость к вашему сыну, которого всё счастие, всё благополучие заключается в вас, в доставлении вам утешения и минутного забвения ваших непрерывных забот, хотя одним словом, одной строчкой напишите, что вы здоровы, и я счастлив.
   Два письма мои не имели никакого успеха совершенно. Из них вы знаете подробно уже о моей службе и ежедневных занятиях. Андрей Андреевич был так милостив {Далее начато: что}, видя нужду мою, что оказал мне помощь, какой только можно было ожидать от добрейшего родственника. С июня месяца, т. е. с тех пор, когда я не получал ничего уже от вас, я пользовался его благоде<янием> на три месяца он мне выдал сумму, какую следовало бы мне получить от вас. Следовательно за прошедшие месяцы июнь, июль и август {июнь, июль и август вписано.} вам нечего беспокоиться. Завтра, или послезавтра Андрей Андреевич уезжает отсюдова, и потому вчера дал еще мне и на первую половину сентября.
   Служба моя идет очень хорошо; начальники мои все прекрасные люди. Всего только четыре месяца, как я служу {Далее начато: и имею}, а получил на днях уже штатное место, до которого многие по пяти лет дослуживаются, иные даже по десяти, а всё не получают. С нового года надеюсь получать 1000 рублей жалованья, а до того времени должен буду еще беспокоить вас, великодушная маминька. Всего в этом году следует вам выслать мне 300 рублей, которые можно разделить на два куша.
   Часто большие неудобства встречаются иногда от замедления присылки, и тогда принужден я бываю продавать за бесценок самонужнейшие вещи, которых приобретение становится впоследствии мне несравненно дороже.
   Но нужнее всего теперь для меня письмо ваше. Оно одно доставит мне удовольствие, и заставит забыть и крайность, и нужду, и голод, и все неприятности в свете. Ради Бога, не мучьте меня более, несравненная маменька. Одна строчка ваша -- и я благополучнейший человек.

Н. Гоголь-Янов<ский>.

   Я пишу так несвязно и мало {и неразб<орчиво>}, и неудовлетворительно, что вы, без сомнения, не будете довольны; но теперешнее письмо мое есть выражение душевных беспокойств.
   Тебя прошу, моя бесценная сестрица Машенька, если маминьке недосуг или, может быть, за хлопотами недостает времени, написать мне поскорее слова два, что я бы знал по крайней мере, что вы здоровы. Прощай, бесценный друг мой!

Твой брат Н. Г<оголь> Яновский.

  

111. М. И. Гоголь

1830 года. Сентября 29-го дня. С.-Пбург.

   Письмо ваше, бесценнейшая маминька, пущенное вами от 11-го сентября, я сегодня получил и спешу сегодня же отвечать вам. Ни с чем не могу сравнить того чувства, которое наполнило меня, когда увидел вашу собственную руку. Слава Богу, вы здоровы; к полному моему удовольствию недостает, чтобы сестрица, милая моя Машенька, освободилась совершенно от своей болезни. Мне кажется, что ей причиняет часто болезнь и то, что она иногда горюет. Ради Бога, отгоняйте от себя всякое горе. Мне верится, что Бог особенное имеет над нами попечение: в будущем я ничего не предвижу для себя, кроме хорошего. Деньги, присланные вами, я принимаю за сентябрь, октябрь и ноябрь; прежние же месяцы, благодаря редкому, добрейшему нашему благодетелю Андрею Андреевичу, прожил я его деньгами. Я вам уже писал (если вы получили письмо мое, писанное в сем месяце), что получил штатное место, что составляет довольно редкий случай получить так скоро. Жалованья мне хотя и не прибавили, однако ж обнадеживают, что с нового года дадут, и потому в следующем году я надеюсь получить от вас половину назначенной мною суммы, и это, с надеждою на Бога, полагаю, будет последний год, в который получу от вас {в который я попрошу у вас} вспоможение, а там надеюсь быть полезным и вам. Всё мне идет хорошо. Ваше благословение, кажется, неотлучно со мною. Прошу только вас не давать поселяться в сердце вашем беспокойству насчет меня. В письме вашем между прочим беспокоитесь, что квартира моя на пятом этаже. Это здесь не значит ничего, и, верьте, во мне не производит ни малейшей усталости. Сам Государь занимает комнаты не ниже моих; напротив, вверху гораздо чище и здоровее воздух. Начальники мои действительно хорошие люди, и я ими весьма доволен. Не будете ли видеться с Шамшевыми? Они хорошо знакомы с Панаевым и ведут с ним переписку. В таком случае не мешало бы, если бы они упомянули и обо мне. Это, я думаю, ускорило бы мне прибавку жалованья. Словца два-три от хороших людей всегда не помешают.
   Новостей у нас в столице нет почти никаких. Погода испортилась, дождлива и сыра. Лейб-гвардии Измайловский и Конный полк праздновали на днях столетнее свое существованье. Праздник был блистательный; все офицеры, которые когда бы то ни было служили в этих полках, в полных мундирах присутствовали при нем, и солдаты, в первый раз, может быть, от роду, пили шампанское. С 23-го сентября Академия художеств открыла выставку произведений своих за три прошедшие года. Это для жителей столицы другое гулянье: около тридцати огромных зал наполнены были каждый день до 27 числа толкающимися взад и вперед мужчинами и дамами, и здесь встречались такие, которые года по два не видались между собою. С 27 числа Академия открыта и для простого народа.
   Свидетельствуя заочно мое почтение и мою признательную любовь дедушке, бабушкам и обнимая милую мою сестрицу, с желанием ей совершенного здоровья, остаюсь вечно вас любящим

и послушнейшим сыном Н. Гоголь-Я<новским>.

   Всем нашим знакомым свидетельствую мое почтение и посылаю поклон; маленьких сестриц целую мысленно.
   Позвольте при сем поздравить вас, бесценнейшая маминька, с наступающим днем Ангела вашего и пожелать всегдашнего здоровья, спокойствия душевного и счастия. Я же прошу у Бога дать мне силы и возможность доставить вам утешение, которого так долго вы от меня не имели еще.
  

112. М. И. Гоголь и М. В. Гоголь

Октября 10. <1830. Санкт-Петербург>

   Посылаю вам, бесценнейшая маминька, три следующие книжки Отечественных Записок, в них однако ж, выключая разве некоторых, мало занимательных статей. Предупреждаю {Предупреждаю однако же} вас, чтобы и не искали там чего-нибудь моего, потому что я уже с давнего времени не участвую в сем журнале, как потому, во-первых, что занятия мои по службе увеличились, так и потому, что мной в остающееся мне свободное время овладевает общая всем почти малороссианам проклятая лень, с которой доселе я был в непримиримой вражде и которая, кажется, ныне смеется над моим усилием преодолеть ее. Наконец наш добрый благодетель Андрей Андреевич выехал к крайнему моему сожалению из Петербурга в прошлую середу, 8-го числа сего месяца. Теперь никого близкого мне не осталось: здешних знакомых как-то всё почитаешь чужими, и потому-то мне вдвое грустнее показалось после их отъезда. Прибегнуть в случае нужды не к кому, узнать об вас в случае вашего по какому-нибудь случаю молчания не от кого; это одно опечаливает меня.
   Без сомнения вам известно, что Андрей Андреевич поехал не на Москву, как прежде думал, но на Киев и намерен зимовать в Кагорлыке. Печалит меня еще слишком болезнь моей доброй сестрицы Машеньки.
   Ради Бога, милая сестрица моя, береги свое здоровье, старайся сколько можно отдалять от себя печальные мысли и воображай себе беспрестанно так, как я, что они таки придут, те благословенные времена, когда мы будем снова все вместе и уже в полном довольстве, когда ты увидишь не того причудливого и своенравного брата, который так часто оскорблял тебя, но кроткого, признательного {брата вписано.}, которого нужды и опыт переродили совершенно и сделали другим человеком, и мы тогда станем вместе служить нашей несравненной, единственной маминьке, предупреждая малейшие желания; и, может быть, Бог милостив, Он верно нам поможет в том -- доставим утешения и истребим у нее из памяти те годы печалей, которые наносил я чувствительному ее сердцу. Ты, верно, бесценная моя сестрица, напише шь мне несколько слов о себе, чтобы я удостоверился в твоем здоровье. Давно уже я не получал от тебя писем.
  

113. М. И. Гоголь

Декабря 19 дня, 1830. <Санкт-Петербург>

   Чувствительно благодарю вас, почтеннейшая маминька, за присланные вами деньги сто рублей. Верьте, что я знаю им цену: могу ли я что-либо из них употребить на ненужное, когда на каждой из сих ассигнаций читаю я те величайшие труды, с которыми оне достаются вам. Давно уже меня занимает одна и та же мысль -- доставить вам в этом отношении облегчение. Мои удвоившиеся труды, мои успешные занятия и лестное внимание ко мне,-- всё заставляет меня думать, что участь моя к моему и вашему удовольствию переменится, и в наступающем 1831 году, с которым заблаговременно поздравляю вас, желая счастия и всегдашнего здоровья, предвижу я для себя много хорошего. Будьте спокойны на мой счет и не слушайте никаких глупостей, разносимых ничтожными людьми. Прежде нежели вы решитесь верить человеку, рассмотрите наперед его внимательнее, достоин ли он того, чтобы верить ему. Человека, о котором вы говорите, я довольно хорошо знаю, хотя никогда не бывал коротко знаком с ним. О моих великих дарованиях, о добром сердце он не имеет никакого права говорить: о первых он не имеет понятия, второго не имел случая узнать. Если же он называет меня чудаком, потому что я избегал короткого обхождения с ним, то этакого чудака он должен встретить во всяком порядочном человеке. Занятий же у меня так много, что мне редко достается переговорить даже с теми людьми, которых я истинно уважаю, и потому мне некогда было уделять времени собакам. Но чтобы решиться сделать подобный глупый поступок с Кутузовым, для этого нужно быть человеком, просто сумасшедшим, или не получившим совершенно никакого образования. Если бы я даже не был знаком с Кутузовым, я бы и тогда не отказал ему в уважении, зная его достоинство и услуги, оказанные им своему отечеству. Если бы вовсе незнакомый человек поклонился мне, хотя бы даже это был простой ремесленник или слуга, я бы отплатил ему тем же, потому что этого требуют правила учтивости и вежливости. Мне очень больно, что я принужден вам говорить об этом человеке, потому что я не люблю расславлять худого про кого бы то ни было, но вы сами заставили меня. Я отвечал сначала молчанием на расспросы о нем {о нем вписано.} сестрицы моей и вовсе не хотел говорить о нем. Когда он у меня просил письма к вам {Далее начато: я ждал}, при отъезде своем отсюда (где он так славно окончил карьер свой) я не дал ему, потому что в письме должен бы был рекомендовать вам его с хорошей стороны и впоследствии вы бы, может быть, пеняли на меня, что я доставил вам такое знакомство. Теперь вы имеете случай узнать его сами и увидеть, что он за цаца.
   Все эти сплетни от таких людей {от таких людей вписано.} мне столько же приносят неудовольствия, сколько может принесть его неважное {ничтожное} ни для кого происшествие. Но мне больно то, что вы сами, маминька, обо мне говорите худое. Я здесь разумею письмо ваше, писанное вами пред этим. Вы мне приписываете те сочинения, которых бы я никогда не признал своими ни за какие деньги. Зачем марать мое доброе, еще не запятнанное ничем имя? Если вы так мало знаете меня, что нашли в этих сочинениях мой дух, мой образ мыслей, то вы слишком худого мнения обо мне. Неужели я заслужил его от вас? Вы бы по крайней мере обратились к какому-нибудь человеку, которому известен ход нашей литературы; тот бы вам сказал, что отрывки из комедии Светский Быт были помещаемы три года назад тому, когда я был еще в Нежине, в журналах и альманахах, с полною подписью автора: Павел Свиньин, от которого я получил и роман Якуб Скупалов. Сфера действия этого романа во глубине России, где до сих пор еще и нога моя не была. Если бы я писал что-нибудь в этом роде, то верно бы я избрал для этого Малороссию, которую я знаю, нежели страны и людей, которых я не знаю ни нравов, ни обычаев, ни занятий. Но главное скажите: встретили ли вы хотя одну мысль, хотя одно чувство, принадлежащее мне? Третью же, самую глупейшую статью я принужден был теперь только прочитать нарочно. Что вы нашли моего в этом Лоскутке бумаги? и я, посвятивший себя всего пользе, обработывающий себя в тишине для благородных подвигов, пушусь писать подобные глупости, унижусь до того, чтобы описывать презренную жизнь каких-то низких тварей, и таким площадным, вялым слогом, буду способен на такое низкое дело, буду столько неблагодарен, черен душою, чтобы позабыть мою редкую мать, моих сестер {мою сестру}, моих родственников, жертвовавших для меня последним, для какой-нибудь девчонки. Даже имя, подписанное под этой статьею, не похоже на мое -- там, если не ошибаюсь, написано: В. Б-в. Зная, что вы мне не поверите без доказательства (я не знаю, чем я утратил ваше ко мне доверие; я вам говорил, что вы не встретите в посылаемом вам журнале ничего моего, вы мне не поверили), я старался всеми силами узнать имя автора этой пьесы, и наконец узнал, что с моей стороны и не хорошо, потому что автор сам, может быть, чувствовал глупость этой статьи и не выставил полного своего имени, а я принужден объявить: это некто Владимир Бурнашев, служащий здесь, говорят, даже хороший молодой человек.
   Но чувствую, что я заговорился много об пустяках и мое оправданье походит даже несколько на выговор. Простите, великодушная моя маминька, оскорбленному некоторого рода самолюбию, которое таится у всякого человека и заставляет его защищать себя от часто несправедливо возводимых худых качеств. Верьте, бесценная маминька, единственный правдивый друг мой (я думаю, что я должен называть вас {извините, что называю вас} другом; я думаю, никто в мире не счастливее меня, имея такое {Было начато: имея такого} неоцененное благо), что все мои желания, все мои мысли ограничиваются доставлением вам утешения и забвения всех угнетавших вас горестей.
   С каковыми чувствами и пребуду {пребываю} век вашим послушнейшим и нежно вас любящим сыном

Н. Гоголь.

   Милая сестрица!
   Благодарю тебя, друг мой, за твою приписочку и за воспоминание частое обо мне. Я не знаю только, почему ты думаешь, как о несбыточной вещи, о нашем свидании. Верь, милый друг мой, что мы непременно увидимся с тобою и раньше нежели ты думаешь. Если только я буду иметь возможность приехать домой к вам на свой счет, не доставя вам никаких издержек, то это будет мое первое дело и долг поблагодарить вас лично за ваши великодушные пожертвования для меня. Не могу тебе объяснить, как я рад счастью милой и доброй сестрицы нашей Александры Федоровны. От всей души желаю ей продолжение его на всю жизнь. Она его достойна по своей доброй, кроткой и прекрасной душе. Подарок мой, милая моя сестрица, носили ли бы его или нет, я всегда буду носить на себе, если тебе только вздумается прислать его.
   Целую несчетно моих прелестных сестриц и горю нетерпением видеть их. Бабушкам, дедушке, всем родственникам, знакомым и всем, кто только помнит обо мне, поклон.
  

1831

114. М. И. Гоголь

Февраля 10 дни, 1831. СПб.

   Письмо ваше, пущенное вами от 15-го генваря, я получил третьего дня; во всем, даже в требовании вашем уведомить о г. Шостаке, видна нежная ваша материнская заботливость обо мне, но, к величайшему сожалению, ваших приказаний в точности я не в состоянии теперь выполнить. Случай свел меня еще в начале прошлого 1830 года (в генваре или в феврале месяце, не помню) с одним из племянников Григория Ильича. От него узнавши о местопребывании его, я не замедлил навестить его. Он еще в то время был один из числа 7-ми откупщиков, взявших на себя город Петербург. Откупщики эти не получили никаких совершенно выгод; в разговоре, однако ж, со мною он старался не давать этого заметить. Мне странно только было найти в этом человеке, можно сказать, изжившем всю жизнь свою прожектами, черты юношеской неосновательности и то, что с своим, по-видимому, добрым сердцем успел наделать столько неприятностей другим. После я узнал уже стороною, что он находился всё это время под арестом и ему запрещен был вовсе из дому выезд; бывшие с ним в коротких связях говорят, что он никогда даже не был в хороших обстоятельствах и при редком счастии всегда бывал почти сам причиною его утраты. Впрочем, один поступок тот, посредством которого он помог родным своим, извиняет его много. Удастся ли ему уберечь что-нибудь для детей? Долг у него в несколько раз превышает имение. Теперь я его не видал, потому что не мог отыскать: несколько месяцев, как он съехал с своей квартиры, -- куда, зачем и как, никто не знает. Петербург взят на откуп в сем году какою-<то> Ост-Зейдскою компаниею.
   Насчет дела г-жи Клименковой удовлетворительного ничего не могу сказать. Одна только сильная протекция могла бы сделать что-нибудь в ее пользу, но и то не в таких обстоятельствах, как ее нынешние. Вам, я думаю, известно, что комиссия построения храма в Москве уничтожена по причине страшных сумм, истраченных ее чиновниками. Все они находятся едва ли до сих пор не под следствием; следовательно, не только не вправе требовать себе пенсии, но даже могут ожидать неприятностей. Впрочем, государь милостив. Если бы она нашла себе другой какой предлог требовать, может быть, тогда было бы это успешнее. В том или в другом случае не советуйте ей слишком надеяться и ожидать многого. Если и получит успех, пусть лучше успех этот будет для нее неожиданный. Ничего нет хуже и горестнее для человека несбывшихся надежд.
   О себе скажу, что мои обстоятельства идут, чем далее, лучше и лучше: всё поселяет в меня надежду, что если не в этом, то в следующем году, я буду уже <иметь> возможность содержать себя собственными трудами; по крайней мере {Далее начато: тверд<ое>} основание положено из самого крепкого камня. Только я вас теперь сильно потревожу убедительной просьбой о присылке двух сот пятидесяти рублей. Это составит половину следуемой мне {требуемой мною} суммы в нынешнем году (в теперешнем году мне нужно от вас получить только 500). В июне месяце попрошу у вас остальную половину, и это требование, надеюсь, <бу>дет последнее. Если вам можно будет теперь собрать такую сумму, то я вас прошу усерднейше, почтеннейшая маминька, прислать мне их немедленно.
   Письмо ваше меня обрадовало тем, что из него увидел я, что места наши, славу Богу, благополучны. Верьте, что Бог ничего нам не готовит в будущем, кроме благополучия и счастия. Источник их находится в собственном нашем сердце. Чем оно добрее, тем более имеет притязаний и прав на счастие. Как благодарю я вышнюю десницу за те неприятности и неудачи, которые довелось испытать мне. Ни на какие драгоценности в мире не променял бы их. Чего не изведал я в то короткое время? Иному во всю жизнь не случалось иметь такого разнообразия. Время это было для меня наилучшим воспитанием, какого я думаю, редкой царь мог иметь. Зато какая теперь тишина в моем сердце! Какая неуклонная твердость и мужество в душе моей! Неугасимо горит во мне стремление, но это стремление -- польза. Мне любо, когда не я ищу, но моего ищут знакомства. Весь этот год будет более ничего, как только утвержение мое, укрепление на месте, обеспечение от всех нужд; и потому весь этот год я не могу и не должен даже на время оставлять поста своего, следовательно, должен даже отложить надежду на радостное свидание с вами; но в следующем году вы прижмете к нежной материнской груди вашей жарко любящего вас сына

Н. Гоголя.

   Мою бесценную сестрицу не знаю, как благодарить за ее подарок. Если со временем представится мне случай принесть благодарность существенную, то этот случай будет уже для меня неизъяснимая радость, а до того, целуя ее несколько раз, желаю ей всего хорошего и главное -- не изменяться в своих чувствах к вечно любящему ее брату.
   Живите как можно веселее, прогоняйте от себя неприятности, по крайней мере не смущайтесь ими: всё пройдет, всё будет хорошо. Неужели вы не замечаете чудной воли высшей -- всё это делается единственно для того, чтобы мы более поняли {более почувствовали} после свое счастие. Мысль моя всегда с вами. За чайным столиком, за обедом, я невидимкой сижу между вами {с вами}, и если вам весело слишком бывает, это значит, что я втерся в круг ваш; и потому, если вы хотите побольше беседовать и быть со мною, вы должны непременно побольше веселиться.
   Расцелуйте моими устами {Целую} всех трех моих красавиц сестриц, и попросите у них великодушного извинения за мою недогадливость до сих пор не прислать им даже к новому году подарка, за которую мстят {платят} они до сих пор упорным молчанием.
  

115. Вице-президенту Департамента уделов Л. А. Перовскому

<23 февраля 1831. Санкт-Петербург>

Его превосходительству
господину вице-президенту Департамента уделов
Двора Его Императорского Величества
гофмейстеру и кавалеру
Льву Алексеевичу Перовскому
чиновника оного Департамента
Николая Гоголь-Яновского

Прошение

   Не имея возможности по домашним обстоятельствам продолжать службу под начальством Вашего Превосходительства всепокорнейше прошу уволить меня из Департамента уделов и снабдить надлежащим аттестатом.

Студент 14 класса
Николай Гоголь-Яновский.

  

116. М. И. Гоголь

С.-Петербург. 16 апреля <1831>.

   Благодарю вас, добрая и почтеннейшая маминька, за присланные вами деньги. Чувствую, скольких трудов стоило вам собрать их, и заране радуюсь, предвидя впереди возможность несколько вознаградить вас. Я вам обещал в этом году потребовать от вас 500 рублей, как последние, после чего я уже не буду иметь права просить у вас. И это обещание выполнил бы непременно, хотя бы обстоятельства мои и не приняли теперешнего оборота. В июле месяце я ожидаю снова от вас двух сот пятидесяти рублей, после чего будьте совершенно спокойны. В 1832-м году буду иметь возможность приехать к вам, не принесши вам никаких издержек, а в 33-м, в свою очередь, помочь вам. Правда, долго, но нечего делать -- нужно иметь твердость и терпенье всегда при себе.
   Я было вздумал захворать геморроидами и почел ее Бог знает какою опасною {опасною вписано.} болезнию. Но после узнал, что нет в Петербурге ни одного человека, который бы не имел её. Доктора советовали мне меньше сидеть на одном месте. Этому случаю я душевно был рад: оставить через то ничтожную мою службу, ничтожную, я полагаю, для меня, потому что иной, Бог знает, за какое благополучие почел бы занять оставленное мною место. Но путь у меня другой, дорога прямее, и в душе более силы итти твердым шагом. Я мог бы остаться теперь без места, если бы не показал уже несколько себя. Государиня приказала читать мне в находящемся в ее ведении институте благородных девиц {Далее начато: занят я теперь}. Впрочем, вы не думайте, чтобы это много значило. Вся выгода в том, что я теперь немного больше известен, что лекции мои мало по малу заставляют говорить обо мне, и главное, что имею гораздо более свободного времени: вместо мучительного сидения по целым утрам, вместо 42-х часов в неделю, я занимаю теперь 6, между тем как жалованье даже немного более {между тем - более вписано.}; вместо глупой, бестолковой работы, которой ничтожность я всегда ненавидел, занятия мои теперь составляют неизъяснимые для души удовольствия. Осенью поступит ко мне Екатерининский институт и еще два заведения; тогда я буду занимать 20 часов и жалованья буду получать вчетверо более теперешнего {Далее начато: Чины идут}. Но между тем занятия мои, которые еще большую принесут мне известность, совершаются мною в тиши, в моей уединенной комнатке: для них теперь времени много.
   Но я наскучил вам рассказами об себе. Человек, как, кажется, с виду ни исполнен самоотвержения, а всегда на деле эгоист, всегда охотнее заговаривается о себе самом... Всегда ли вы бываете здоровы? Ради Бога, веселитесь побольше, это одно и самое верное лекарство против всех болезней. А мне кажется, в деревне, в домашнем кругу, столько можно найти удовольствий и веселости, каких не представит ни одна столица; нужно только уметь находить их. Труд, но только спокойный, полезный, без хлопот, суетливости и поспешности, всегда имеет неразлучную себе спутницу -- веселость. Я не знаю, как могут люди жаловаться на скуку! Эти люди всегда недостойны названия людей. Я теперь, более нежели когда-либо, тружусь, и более нежели когда-либо, весел. Спокойствие в моей груди величайшее... Но я опять заговорил о себе. Опасайтесь как можно более людей, которые набиваются {берутся} сами помогать в хозяйстве, особливо если они успели запятнать себя дурными поступками, мотовством и совершенным незнанием хозяйства, несмотря на свою всегдашнюю хвастливость. Если у вас есть кому заняться на досуге, я бы очень желал иметь план нынешнего двора нашего, конюшен. Как приеду, ничего {ничего этого} не узнаю: всё новое для меня. План этот можно сделать просто карандашом, не наблюдая слишком точной верности {никакой верности}; также теперешний фасад дома. Какова-то, думаю часто {часто сам про себя}, комната для моего приезда? Вы ничего не сказали о внутреннем убранстве дома, достоинство которого должна быть наивозможнейшая простота и дешевизна. Наши помещики большею частию заражены все каким-то восточным великолепием: держут кучу прислужников, покупают продукты, которые весьма можно заменить домашними, и дивятся, что не удаются им прожекты и новые предприятия, когда они между тем не умеют даже завести порядка в своем дворе и доме, не умеют сделать так, чтобы расход не превышал прихода. Это всё равно, если бы кто, сложив на живую нитку кое-как фундамент, начал бы на оном выводить огромные стены здания и после стал бы сердиться, что оно валится. О, домоводство великое дело! Я бы непременно послал многих помещиков учиться в Петербург. Они бы увидели, как всем огромным двором и домом управляет один человек, и всё в величайшем порядке; как знатные люди знают совершенно всё, что делается в имениях их, издерживают менее многих незнатных и в кругу своего семейства гораздо более находят удовольствия, нежели в клубах и балах. Не удивительно, что богатства их возрастают беспрестанно. Более всего удивлялся я уму здешних знатных дам (лестным для меня дружеством некоторых мне удалось пользоваться {Дружеством некоторых из них я пользуюсь}). Они, можно сказать, еще вдвое образованнее мужей своих. Никогда не думал я, чтобы {Далее начато: а) у женщин высо<ко стоящих?> б) у женщин све<тских>} женщина (исключение я прежде делал для одних вас только), чтобы женщина могла иметь столько самоотвержения, столько любви к своим детям, чтобы, отказываясь от всех посещений и даже зазывов во дворец, посвящать и проводить с ними всё время. И это здесь делает большая часть из них. Я часто думаю, что, если бы одна из них решилась на время приехать в Малороссию пожить {Далее начато: все бы}, она бы тотчас прослыла гордою, недоступною, и никто бы не понял, какой драгоценный бриллиант переселился к ним. Нигде столько не скупы на знакомство, как здесь. Круг знакомых всегда бывает тесен; но зато знакомые все соединены между собою неразрывно, зато знакомые выбираются с величайшею разборчивостью, так чтобы ни один из них не был в тягость и каждый мог доставить приятное <и> полезное общество. Кстати, о знакомых. Здоровы ли наши добрые соседи? Моя бесценная сестрица Мария, а также и сестрица Александра Федоровна {Мои бесценные сестрицы Марья Васильевна и Александра Федоровна}, мои красавицы Лиза и Анна? Кажется, я когда-то писал вам известить меня о делах Пет. Фед. Цуревского. Пошел ли его завод в прок? Я чрезвычайно любопытен знать состояние земляков наших, которых беспрестанные разорения имений чрезвычайно трогают меня. Часто на досуге раздумываю о средствах {раздумываю и выдумываю средства}, какие могут найтиться для того, чтобы вывесть их на прямую дорогу, и если со временем удастся что-нибудь сделать для нашей общей пользы, то почту себя наисчастливейшим человеком...

Ваш верный и послушный {и послушный вписано.} сын Н. Гоголь.

   Всем родным и знакомым поклон. Извините, что не присылаю книг теперь. При следующем письме надеюсь поправить этот пропуск. Сестрице Марии не пишу потому, [что должен бы был говорить о часто поминаемом ею в письме поляке, а они теперь люди подозрительные. Адрес мой <3-4 нрзб> Институт благородных девиц <нрзб>].
  

117. А. С. Данилевскому

<1831. Санкт-Петербург>

   То место еще не вакантное, как говорит Плетнев. Правда, инженер этот сначала отказывался по причине уменьшения ему жалованья, но после взялся снова. Впрочем, он ничего не знает про происшествие, случившееся с ним на днях; с своей же стороны рад всеми силами действовать в мою пользу. Но я не решился сегодня явиться по его совету к вашему генералу, потому что и неприятно и конфузно будет для меня, если объявит он мне о невозможности выполнить по этой причине моего желания. И потому я прошу тебя узнать, сколько можно пообстоятельнее, про это дело и если нельзя сегодня, то, по крайней мере, завтра уведомить меня.

Твой Гоголь.

   <На обороте:>
   Александру Семеновичу Данилевскому.
  

118. А. С. Данилевскому

<1831?> <Санкт-Петербург>

   Заходи, пожалуста, ко мне, когда выйдешь из дому; мне хочется поговорить с тобою об одном деле, а между прочим и о том, о чем ты намекнул мне вчера, что меня очень интересует.

Гоголь.

   <На обороте:>
   Данилевскому от Гоголя.
  

119. А. С. Данилевскому

<1831?> <Санкт-Петербург>

   Зная, что ты охотник до институток, посылаю тебе билет на сегоднишний и на завтрешний день. Подъезд с Екатерининского канала, подле дома Шереметьева, с 10 часов. Для шинели лучше возьми Афанасия.

Гоголь.

   <На обороте:>
   Александру Семеновичу -- душечке бесстыднику. В доме Зверкова.
  

120. М. И. Гоголь

28 апреля <1831. Санкт-Петербург>.

   Примите радушно нашего Александра Семеновича. Это вестник о моем прибытии на следующий год.

Ваш сын Н. Гоголь.

   <На обороте:>
   Ее Высокоблагородию Марьи Ивановне Гоголь-Яновской.
  

121. А. С. Данилевскому

Мая 2-го <1831. Санкт-Петербург>

   Вышла моя правда: Арендт совершенно забыл и об тебе и о твоей болезни, несмотря на то, что я был у него на другой день после твоего отъезда; и когда я сказал несколько слов о болезни твоей, он советовал написать к тебе, чтобы ехал скорее на Кавказ и следовал в точности предписаниям тамошнего доктора, который даст тебе все предуготовительные к тому средства. Пилюли же не почитает он нужным теперь по благорастворенности малороссийского воздуха и потому что -- время для них прошло. Я до сих пор сижу еще на прежней квартире, и никакая новость и внезапность не потревожила мирной и однообразной моей жизни. Красненькой (эта вещь принадлежит тоже к внезапным явлениям) не показывался со дня отъезда твоего. С друзьями твоими, Беранжером и Близнецовым, случились несчастия. Первый долго скитался без приюта и уголка, изгнанный из ученого сообщества Смирдина неумолимым хозяином дома, вздумавшим переделывать его квартиру. Три дня и три ночи не было вести о Беранжере; наконец, на четвертый день увидели на окошках дому графини Ланской (где были звери) Хозревов на белых лошадях, а бедный Близнецов сошел с ума. Вот что наши знания! На первый день мая по обыкновению шел снег, и даже твой Сом не показывался на улицу. Моя книга вряд ли выйдет летом: наборщик пьет запоем. Ну, как то принимают воина, приехавшего отдыхать на лаврах?
   Не забудь <рассказать> подробно и обстоятельно, не выключая ни Савы Кириловича, ни Катерины Григорьевны, ни Марины Федоровны! Я думаю, нами обеими не слишком довольны дома -- мною, что вместо министра сделался учителем, тобою, что из фельдмаршалов попал в юнкера. Счастливец, ты пьешь теперь весну! а у нас что-то сырое, что-то холодное, вроде осени. Упомяни хоть слова два про нее в письме своем, чтобы я мог {чтобы вспомнить ость, напишите мне обстоятельно: какие именно вещи вы получили и в надлежащей ли исправности. Затем, желая вам успехов во всем, остаюсь тот же ваш

сын Николай.

   Старшей сестре скажите, что она напрасно думает, будто вы не так рады теперь, имея прежде желание выдать ее за богатого. Богатство всегда в руках человека. Он всегда может нажить его. Нужны только труды. Но доброй души и прекрасных качеств человек никогда не наживет, если их не имеет. Маленькие сестрицы найдут в этой посылке и себе конфекты, только за это они должны не забывать писать. Да нельзя ли их как-нибудь заставить, чтобы в письме говорили они побольше о том, что {Далее было: они} делают дома и что с ними случается. Например, если бы Лиза сама описала происшествие с курицей, ведь это, верно, было бы не дурно.
   Дайте один из кушаков Варваре Семеновне. Мне казалось, что сестре более всего шел розовый цвет, и потому я почти всего набрал розового. Впрочем, здесь теперь он самый употребительнейший {Далее было: цвет}.
  

139. M. И. Гоголь

1832 г., февраля 26-го. С.-Петербург.

   Я вас не узнаю, маминька! Вы, кажется, совершенно потеряли ту твердость души, которая всегда отличала вас прежде. Большая диковинка, что от меня месяц нет письма! Вспомните то время, когда я месяца по четыре не писал к вам. Право, я начинаю уже жалеть, что завел обыкновение писать к вам часто: теперь малейшая нерегулярность вас расстраивает. Но думаю, вы теперь уже успокоились, получивши письмо мое от 7-го, кажется, февраля вместе с посылкою. Хотя я полагал, что вы его гораздо раньше получите, но из письма вашего от 15 февраля вижу, что оно еще не дошло к вам. Еще слово о вашем письме: ради Бога, не будьте так мнительны. Если бы вы хорошенько вникнули в мое письмо, вы бы увидели, что это было сказано совершенно не в том смысле и вовсе не сурьезно о том, что вы имеете причину скрывать от меня. Мне, просто, было досадно на вашу забывчивость, и, чтобы отметить вам и рассердить вас, я написал это.
   Всё то, что вы вздумаете, вы можете смело делать, не давая мне вовсе о том знать, будучи твердо уверены, что мои мысли и мнения никогда не будут разногласны с вашими, или, в противном случае, вы совершенно меня не знаете. Любезная сестра моя не должна тоже иметь о мне никакого сомнения, всё то, что служит к ее счастию, меня радует; мне только хочется знать, скоро ли окончится это дело. Напишите, что знаете об Андрее Андреевиче, и отдайте поклон всем близким нашим.

Ваш сын Николай.

   Очень жалею, что сестра Аничка пишет не своими словами. Этих оборотов и этих обыкновенных выражений, приличных взрослому, она никогда не может сделать от себя. Если же она точно писала сама (чего совершенно не может быть в натуре), то она будет жалкое создание. В письме ее правильность и ни одного чувства, которое бы обличало прелесть детской души и что-то похожее на талант. В прежнем маленьком ее письме, которое она сама писала, одно только слово уже уверило меня в том, что она имеет талант большой и богатство будущее души. Этого слова ни вы, ни сестра не заметили, верно. Пусть они пишут пустяки, весь вздор, который говорят своей няне. Чем, по-видимому, будет глупее письмо, тем лучше: тут будут видны они совершенно.
  

140. M. И. Гоголь

1832 г. Марта 10. С.-Петербург.

   Мне очень странно, маминька, что вы столько хлопочете о Багрееве. Я верю, что он хороший человек и достоин всякого уважения; но, несмотря на то, не поеду к нему ни с сего, ни с другого в дом. Вы очень мало знаете приличия, маминька, или, лучше сказать, вы, может быть, и знаете приличия, но не знаете моих отношений в свете. Странно! Вдруг бы я приехал к нему потому, что вы были один раз у него и были приняты хорошо. Другое дело, если я встречусь с ним у Кочубея, или где-нибудь в другом обществе, я не премину с ним познакомиться и тогда пожалуй, как к человеку знакомому, я могу к нему приехать, но не потому, чтобы он мог быть для меня чем-нибудь полезным, а потому, что он доставил вам несколько, как вы говорите, приятных минут своею любезностью. Касательно же состояния его быть мне полезным, скажу вам вот что. Вы всё еще, кажется, привыкли почитать меня за нищего, для которого всякой человек с небольшим именем и знакомством может наделать кучу добра. Но прошу вас не беспокоиться об этом. Путь я имею гораздо прямее и, признаюсь, не знаю такого добра, которое бы мог мне сделать человек. Добра я желаю от Бога, и именно -- быть всегда здоровым и видеть вас всегда здоровыми. Верьте моему слову, маминька, что всё, кроме этого, гниль и суета; однако я всё-таки благодарю вас за желание, чтобы я познакомился с Багреевым, особенно если он хороший человек. Зеленецкую вы можете успокоить насчет ее опасения: она слышала, что звонят, только не знает, на которой колокольне. В Патриотический институт благородных девиц, в котором я служу {В копии очевидная описка: в котором я не служу}, не принимают ни из купцов, ни из мещан. Уже самое его название показывает это. Не мешает вам знать, что Патриотическое общество из дам под председательством Государыни нынешней основало несколько заведений в пользу бедных, в том числе несколько школ, где учат только рукоделию и русскому языку, но меж ними благородных совершенно не бывает. Кроме этих заведений, Патриотическое общество уже гораздо после завело институт для благородных девиц, состоящий теперь под непосредственным ведением Государыни, в который пансионерки поступают часто из лучших фамилий, а казенные -- дети раненых и убитых на войне. Стало быть, родственница Зеленецкой должна радоваться и посылать своих детей: они попадутся в хорошие руки, тем более, что прием давно уже начался.
   Будьте здоровы, сытно едите, спите спокойно и не беспокойтесь ни о чем.

Ваш сын Николай.

   Посылаю на помощь вашим приуготовлениям к сестриной свадьбе 500 рублей, не рассердитесь, что так мало. Сколько мог собрать, столько и посылаю. Когда буду побогаче, тогда пришлю больше.
  

141. А. С. Данилевскому

СПб., 1832. Марта 10-го.

   Мне бы следовало просто на тебя рассердиться и начхать, как говаривал Ландражен, за твои эдакие пакости. Вот уже скоро три месяца, как от тебя ни двоеточия, ни точки. Даже не известил меня, получил ли в исправности посланные мною альманахи. Видно, тебе теперь ничего не нужно из Петербурга, потому что ты тогда только писал ко мне, когда имел во мне надобность. Эй, не плюй в колодез, увидишь, если не доведется из него же после напиться! Может быть, ты находишься уже в седьмом небе и оттого не пишешь. Чорт меня возьми, если я сам теперь не близко седьмого неба и с таким же сарказмом, как ты, гляжу на славу и на всё, хотя моя владычица куды суровее твоей. Если б я был, как ты, военный человек, я бы с оружием в руках доказал бы тебе, что северная {северная вписано.} повелительница моего южного сердца томительнее и блистательнее твоей кавказской. Ни в небе, ни в земле, нигде ты не встретишь, хотя порознь, тех неуловимо божественных черт и роскошных вдохновений, которые ensemble дышут и уместились в ее, Боже, как гармоническом лице. Но довольно. Посылаю тебе вторую книжку Вечеров и наудачу Онегина. Может быть, у вас в глуши его еще не читали. В таком случае, ты обомлеешь от радости и, верно, не найдешь слов, чем выразить мне свою благодарность.
   Прощай, если тебе что нужно прислать, то пиши смело, хотя и не случится у тебя денег. Всё тебе будет выслано. Мы люди свои, после сочтемся.

Твой Гоголь.

   <На обороте:>
   Александру Семеновичу Данилевскому.
  

142. M. И. Гоголь

Марта 25 <1832>. С.-Петербург.

   Письмо ваше от 7 марта я получил. Посылаю вам башмаки, какие только удалось сыскать на скорую руку. Ботинков на вашу ногу не было. Я заказал их -- как будут готовы, то пришлю {Далее начато: Очень рад, что вы затеваете свадьбу без всякого шума, я всегда был тех мыслей а, который ведут мои ученицы, я не посылаю, потому что они очень обезображены посторонними и чужими прибавлениями, которые они присоединяют {прибавляют} иногда от себя из дрянных печатных книжонок, какие попадутся им в руки. Притом же я только такое подносил им, что можно понять женским мелким умом. Лучше обождите несколько времени: я вам пришлю, или привезу чисто свое, которое подготовляю к печати. Это будет всеобщая история и всеобщая география в трех, если не в двух томах, под названием Земля и Люди. Из этого гораздо лучше вы узнаете некоторые мои мысли об этих науках.
   Да. Я только теперь прочел изданного Вами Беттигера. Это, точно, одна из удобнейших и лучших для нас история. Некоторые мысли я нашел у ней совершенно сходными с моими, и потому тотчас выбросил их у себя. Это несколько глупо с моей стороны, потому что в истории приобретение делается для пользы всех и владение им законно. -- Но что делать, проклятое желание быть оригинальным! Я нахожу только в ней тот недостаток, что во многих местах не так развернуто и охарактеризовано время. Так Александрийский век слишком бледно и быстро {слабо} промелькнул у него. Греки, в эпоху национального образованного величия, у него -- звезда не больше других, а не солнце {звезда, а не солнце} древнего мира. Римляне, кажется, уже слишком много, внутренними и внешними разбоями, заняли места против других. Но это замечания собственно для нас, а для Руси, для преподавания, это са<мая> золотая книга.
   Вы спрашиваете об Вечерах Диканских. Чорт с ними! Я не издаю их. И хотя денежные приобретения были бы не лишние для меня, но писать для этого, прибавлять сказки не могу. Никак не имею таланта заняться спекуляционными оборотами. Я даже позабыл, что я творец этих Вечеров, и вы только напомнили мне об этом. Впрочем, Смирдин отпечатал полтораста экземпляров 1-й части, потому что второй у него не покупали без первой. Я и рад, что не больше. Да обрекутся они неизвестности! покамест что-нибудь увесистое, великое, художническое не изыдет из меня.
   Но я стою в бездействии, в неподвижности. Мелкого не хочется! великое не выдумывается! Одним словом, умственный запор. Пожалейте обо мне и пожелайте мне! Пусть ваше слово будет действительнее клистира.
   Видите ли, какой я сделался прозаист, и как гадко выражаюсь. Всё от бездействия.
   Обнимая и целуя вас, остаюсь ваш

Гоголь.

  

175. М. И. Гоголь

Февраля 8, 1833. СПб.

   Я получил ваше письмо от 6 генваря. Очень жалею, что плут Лукашевич ввел вас в такие беспокойства и не плотит денег. Если еще можно, то лучше возвратите ему его задаток; а я напечатаю в газетах объявление о продаже имения, и тут же у меня его купят. Здесь теперь много охотников покупать имения, и многие взяли свои деньги из ломбарда по поводу разнесшихся слухов, что один процент казна сбавляет. Досадно, если вам придется вести с ним тяжбу, потому что, мне кажется, очень сомнительно, чтобы он где достал 4000 руб<лей>. Посылаю вам моего изобретения еще один узор. Всё поле должно состоять из осьмиугольников, один голубой, другой оранжевый. В голубом, как видите, оранжевая розетка, а в оранжевом голубая. Между осьмиугольниками черные четыреугольники. Кайма: вьющаяся лента по белому полю. Ковер будет прелестен. Жаль очень, что гамана вы не достали, а теперь очень удобный случай всё переслать ко мне, потому что Данилевский <едет> сюды. Приготовьте к отъезду его шапку смушевую с суконным верхом, шаровары и кунтуш, хотя тот самый, который тогда приносили ко мне. С нетерпением ожидаю сказок и присказок. Только вам самим не советую этим заниматься. Это несколько тягостная работа. Пусть лучше сестрица моя этим займется, призвавши на помощь Катерину Ивановну.
   Дети, слава Богу, здоровы, и, кажется, никакого влияния не произвел над ними климат. Смотрение за ними как нельзя лучшее. Начальница их редкая женщина. При сем препровождаю их письма к вам. Имеете ли вы какие-нибудь известия об Андрее Андр<еевиче>? Мне сказывал Леонтьев (который только что уехал из Петербурга, по его просьбе к нему), что он бедняк очень запутал сам себя и теперь не знает, что делать. Что Косяровские, не пишут? Каково здоровье Анны Матвеевны?
   Посылаю вам башмаки, две пары на вашу ногу, а две на сестрину, и конф<ект>.
   Часто ли бывает у вас Ал<ександр> Данилевский? Каково вы провели масленицу? Уж, верно, не так, как здесь ее проводят. Теперь только Матрена с супругом возвратилась из балаганов и, крестясь от страха, рассказывает, как при ее глазах разрезали человека на несколько частей, даже кровь лилась, и он, как ни в чем не бывало, ожил и начал ходить, кривляться и паяцничать, как прежде; из маленькой девчонки вдруг сделалась огромная кухня с посудою, горшками и пр.
   Сию минуту только мне принесли письмо ваше, в котором вы изъявляете сожаление о неполучении мною ваших. Письма ваши все мною получены; через магазин Смирдина скорее всех, но другое немного залежало. Очень благодарю вас за то, что приказали Антошке списывать сказки. Когда бы только он не умничал и не выбрасывал многого. Вы пишете, чтобы я об себе писал вам. Что же такое писать? Ну, я, слава Богу, жив и здоров, чего и вам желаю. Когда проснусь, то одеваюсь; потом завтракаю; часа через четыре или пять обедаю; когда же наступит ночь, то ложусь спать; и так каждый день проходит. Не делаю совершенно ничего; может быть, я из дому вывез с собою лень. И досадно, а ничего не хочется делать. Вообразите мою неприятность. Приготовился теперь же послать бритвы Павлу Осиповичу, и теперь же у меня их украли, как будто в наказание, что я позабыл сделать это раньше. Я хотел было купить, но настоящих аглицких теперь и в Петербурге нет, привоз запрещен, мне же достались они по случаю.
   Много свадьб! Поздравьте от меня Марью Алексеевну и скажите, что я ей от всей души желаю счастья в новом ее состоянии.
  

176. А. С. Данилевскому

1833, февраля 8. СПб.

   Я получил оба письма твои почти в одно время и изумился страшным переворотам в нашей стороне. Кто бы мог подумать, чтобы Соф<ья> В<асильевна> и М<арья> Ал<ексеевна> выйдут в одно время замуж, что мыши съедят живописный потолок Юрьева и что Голтвянские балки узрят на берегах своих черниговского форшмейсгера? Насмешил ты меня Лангом! Чтоб его чорт побрал с его клистирами! Один Гаврюшка в барышах. Однако я от всей души рад, что Марья Алексеевна вышла замуж. Жаль только, что ты не написал за кого. Что ты ленишься или скучаешь? Мне уже кажется, что время то, когда мы были вместе в Василевке и в Толстом, чорт знает, как отдалилось, как будто ему минуло лет пять. Оно получило уже для меня прелесть воспоминания. Я вывез, однако ж, из дому, всю роскошь лени и ничего решительно не делаю. Ум в странном бездействии. Мысли так растеряны, что никак не могут собраться в одно целое, и не один я, всё, кажется, дремлет. Литература не двигается: пара только вздорных альманахов вышло -- Альциона и Комета Белы. Но в них может быть чайная ложка меду, и прочее всё деготь. Пушкина нигде не встретишь, как только на балах. Там он протранжирит всю жизнь свою, если только какой-нибудь случай и более необходимость не заташут его в деревню. Один только князь Одоевский деятельнее. На днях печатает он фантастические сцены под заглавием Пестрые сказки. Рекомендую: очень будет затейливое издание, потому что производится под моим присмотром. Читаешь ли ты Илиаду? Бедный Гнедич уже не существует. Как мухи мрут люди и поэты. Один Хвостов и Шишков на зло и посмеяние векам остаются тверды и переживают всех, <......> свои исподние платья.
   Поздравляю тебя с новым земляком-- приобретением нашей родине. Это Фадей Бенедиктович Булгарин. Вообрази себе, уже печатает малороссийский роман под названием Мазепа. Пришлось и нам терпеть! В альманахе Комета Белы был помещен его отрывок под титулом Поход Палеевой вольницы, где лица говорят даже малороссийским языком. Попотчивать ли тебя чем-нибудь из Языкова, чтобы закусить <...> конфектами. Но я похвастал, а ничего и не вспомню. Несколько строчек, однако ж, приведу:
  
   . . . . . . . . . . . .
   Как вино вольнолюбива,
   Как вино она игрива
   И блистательно светла.
   Как вино ее люблю я,
   Прославляемое мной.
   Умиляя и волнуя
   Душу полную тоской.
   Всю тоску она отгонит
   И меня на ложе склонит
   Беззаботной головой.
   Сладки песни распевает
   О былых веселых днях
   И стихи мои читает
   И блестит в моих очах.
  
   Красненькой еще не женился, да что-то и не столько уже поговаривает об этом. Байт, что ему не хотелось бы, но непременно должно. Не знаю, вряд ли тебе будет хорошо ехать теперь. Дорога, говорят, мерзкая. Снег то вдруг нападает, то вдруг исчезнет, но как бы то ни было я очень рад, что ты это вздумал и хоть ты и пострадаешь в дороге, зато я выиграю, тебя прежде увидевши. А Тиссон как? Поедет ли он с тобою или нет? Мне Аким надоел (он состоит в должности поверенного Афанасия и ходит здесь по делам его), беспрестанно просит позволения итти к Тушинскому, который употребляет Фабиевские увертки к промедлению уплаты 15 руб. с копейками. Это ты можешь передать Афанасию. Ты меня ужасно как ошеломил известием, что у вас снег тает и пахнет весною. Что это такое весна? Я ее не знаю, я ее не помню, я позабыл совершенно, видел ли ее когда-нибудь. Это должно быть что-то такое девственное, неизъяснимо упоительное, Элизиум. Счастливец! повторил я несколько раз, когда прочел твое письмо. Чего бы я не дал, чтобы встретить, обнять, поглотить в себя весну. Весну! как странно для меня звучит это имя. Я его точно так же повторяю, как Кукольник (NB который находится опять здесь и успел уже написать 7 трагедий) повторял, помнишь, -- Поза, Поза, Поза. Кстати о Возвышенном: он нестерпимо скучен сделался. Тогда было соберет около себя толпу и толкует, или о Моцарте и интеграле, или движет эту толпу за собою испанскими звуками гитары. Теперь совсем не то. Не терпит людности и выберет такое время притти, когда я один и тогда, или душит трагедией, или говорит так странно, так вяло, так непонятно, что я решительно не могу понять, какой он секты, и не могу заметить никакого направления в нем. Зато приятель твой, Василий Игнатьевич, о котором ты заботишься, ни на волос не переменился с того времени, как ты его оставил. Та же ловкость, та же охота забегать по дороге к приятелям за две версты в сторону. Кажется, он чем далее делается легче на подъем, так что в глубокой старости улетит, я думаю, с телом в поднебесные страны, отчизну поэтов.
   Прощай! Пиши, если успеешь. Видишь ли ты Федора Акимовича с новобрачною супругою или хотя мужественного Грыця? Да что Баранов, в наших еще краях? Поклонись ему от меня, если увидишь, и скажи ему, что я, именем политики, прошу его написать строк несколько. Что в Василь<евк>е делается? Я думаю, Катерина Ивановна напела тебе уши песнями про бойрендом, духтером. Свидетельствуй мое почтение папиньке и маминьке и поцелуй за меня ручки сестриц, Анны и Варвары Семеновны.
  

177. М. П. Погодину

Февраль 20 <1833. Санкт-Петербург>

   Я получил письмо твое еще февраля 12-го и почти неделю промедлил ответом. Винюсь, прости меня! Журнала девиц я потому не посылал, что приводил его в порядок, и его-то, совершенно преобразивши, хотел я издать под именем Земля и Люди. Но я не знаю, отчего на меня нашла тоска... корректурный листок выпал из рук моих, и я остановил печатание {Начато было: и я перестал}. Как-то не так теперь работается! {трудится} Не с тем вдохновенно-полным наслаждением царапает перо {ленивое перо} бумагу. Едва начинаю, и что-нибудь совершу из Ист<ории>, уже вижу собственные недостатки: то жалею, что не взял шире, огромнее объему, то вдруг зиждется совершенно новая система и рушит старую. Напрасно я уверяю себя, что это только начало, эскиз, что оно не нанесет пятна мне, что судья у меня один только будет, и тот один -- друг. Но не могу, не в силах. Чорт побери пока труд мой, набросанный на бумаге, до другого, спокойнейшего времени. Я не знаю, отчего я теперь так жажду современной славы. Вся глубина души так и рвется внаружу. Но я до сих пор не написал ровно ничего. Я не писал тебе: я помешался на комедии. Она, когда я был в Москве, в дороге, и когда я приехал сюда, не выходила из головы моей, но до сих пор я ничего не написал. Уже и сюжет было на днях начал составляться, уже и заглавие написалось на белой толстой тетради: Владимир 3-ей степени, и сколько злости! смеху! соли!.. Но вдруг остановился, увидевши, что перо так и толкается об такие места, которые цензура ни за что не пропустит. А что из того, когда пиеса не будет играться? Драма живет только на сцене. Без нее она как душа без тела. Какой же мастер понесет на показ народу неконченное произведение? -- Мне больше ничего не остается, как выдумать сюжет самый невинный, которым даже квартальный не мог бы обидеться. Но что комедия без правды и злости! Итак за комедию не могу приняться. Примусь за Историю -- передо мною движется сцена {комедия}, шумит апплодисмент, рожи высовываются из лож, из райка, из кресел и оскаливают зубы, и -- история к чорту. -- И вот почему я сижу при лени мыслей.
   Беттиг<ера> я не читал на немецком. Прочел в переводе. Имеется ли у него и Новая история? или только одна древняя? Мне нравится в ней то, что есть по крайней мере хоть несколько верный анатомический скелет. У нас и этого нигде не найдешь. -- Не будет ли еще чего-нибудь у вас историч<еского>, переведенного университетскими. А что Европейская история?
   Пушкин недавно говорил о тебе с Государем насчет Петра и желания твоего трудиться вместе с ним. Государь наперед желал узнать о трудах твоих, и когда ему вычислили длинный ранг твоих изданий, то он тот же час изъявил согласие, и Пушкин говорит, что ты можешь, живя здесь или в Москве, издавать всё выкапываемое в Архивах и брать за это деньги. Как же велико будет твое жалованье, это ему еще неизвестно.
   Крылова нигде не попал, чтобы напомнить ему за портрет. Этот блюдолиз, несмотря на то, что породою слон, летает как муха по обедам. Смирдину напоминал. {Далее начато: за} Читал ли ты Смирдинское Новоселье? Книжища ужасная; человека можно уколотить. Для меня она замечательна тем, что здесь в первый раз показались в печати такие гадости, что читать мерзко. Прочти Брамбеуса: сколько тут и подлости, и вони, и всего. Я слышал, у вас в Москве альманах составляется и участвуют люди такие, которых статьи непременно будут значительны. Будешь ли там? Мне очень нравится Комета Галлея. Есть что-то чертовски утешительное в минуты некоторых мыслей...
   У меня теперь голова страшно забита кучей хлопот вчера и сегодня, так что я... я думаю, пишу довольно бестолково и спешу отправить.
   От всей души обнимая, остаюсь

Твой Гоголь.

   Хотел было предложить два историч<еские> вопроса, сильно меня занимавшие. Не разрешишь ли? -- но после. Они требуют много бумаги. Видишь, я, несмотря на всё, всё-таки не могу совершенно освобод<иться> от Истории.
  

178. М. И. Гоголь

26 {Было: 23} марта <1833. Санкт-Петербург>.

   Письма ваши, одно почтою, другое чрез Данилевского, получил. Очень благодарен вам за присылку шапки, пояса и прочего. Жаль, что не застала вас во время просьба о кунтуше. Но впрочем это можно исполнить при другом удобном случае. Может быть, Леонтьев будет в наших местах, и тогда можно будет чрез него. Рад очень, что вы немного успокоились насчет хозяйственных хлопот. Дети, слава Богу, здоровы. Так как природных способностей у них не много, то я не нахожу, чтобы им нужно было непременно упреждать их. Лучше пусть этот год они почти ничего не делают и остаются в том же классе еще на два года! притом же зачем им выходить слишком молодыми?
   С 1-го февраля и до сих почти пор здесь стоит {Далее было: весна} прекрасная зима. Как у вас? Я думаю, весна уже давно началась, по крайней мере в поле зеленеет. Я всегда очень сожалею, что мне никогда почти не доводилось встретить весну в нашем крае. Может быть, на следующий год Бог поможет исполниться этому моему желанию. Однако прощайте, желаю вам окончить пост и провесть праздники весело; впрочем до того времени, может быть, успею еще написать к вам.

Ваш сын Н.

  

179. М. И. Гоголь

<5 апреля 1833. Санкт-Петербург>

   Поздравляю вас с праздником. Очень бы был рад, если б узнал, что вы провели его как нельзя лучше. Но так как мне еще ничего не известно про то, что происходило в продолжение их у вас, то остается пожелать, чтобы вы все дни грядущие были так веселы и спокойны, как добрые люди в праздник. Анет и Лиза поздравляют вас с праздником, хотя, впрочем, несколько поздно. Получили ли вы какое-нибудь сведение от отца Емельяна? пришлет ли он ноты? Очень бы меня обрадовал он, если бы прислал. Я думаю, что Ольга Д<митриевна> позабыла отдать письмо ему. С 3-го дня праздников опять восстановилась здесь хорошая погода, но первый и второй день были дождливы. Целую сестру и Павла Осиповича, а также и Катерину Ивановну. Обнимаю Василя Ивановича, и да снидет мир на дом наш!

Ваш Николай.

   1833, апреля 5. С. Петербург.
  

180. М. И. Гоголь

<Апрель 1833. Санкт-Петербург>

   <Жаль?> что Омельян не присылает ноты, и, как видно из ваших слов, совершенно нет никакой надежды получить их. Нельзя ли каким-нибудь образом послать вам кого-нибудь в Кибенцы расторопного и хитрого человека. Не осталось ли сколько-нибудь их там. -- Какой бы для меня был это подарок!
   Прощайте до следующего письма. Будьте здоровы! Да пошлет вам Бог успех во всем!
   вечно признательный ваш сын

Николай.

   Вы извещаете, что к вам приезжали Ларион Тро<щинский> с сестрами. Сделайте милость, не покажите им виду, что вам в тягость их посещение. -- Не хорошо, если нами будут недовольны. Лучше поступать так, чтобы нас все любили. Такими поступками можно даже исправить людей, в которых остается хотя немного добрых наклонностей.
   Благодарю вас, тетинька Катерина Ивановна, за приписку вашу. А много ли вы собрали для меня песень, любопытен бы я знать? А часто ли вы распеваете их?-- Глядите, припасайте новых и не забывайте старых, особенно советую вам почаще протверживать Байрендом эппером. Не мешает также иногда напевать Прохалася Катруся. -- Желая вам от всей души быть всегда здоровой, побольше веселиться и спать долго по-прежнему, остаюсь вашим племянником,
   всегда любившим Вас.

Ник<олай> Гог<оль>.

   Получаете ли вы письма от моей кузины? Дедушке и бабушкам Марии Илиничне и Агафий Матвеевне особенное свидетельствую почтение.
  

181. М. И. Гоголь

Мая 2 <1833>. С.-Петербург.

   Жаль мне чрезвычайно, что вы так поздно получили письмо мое и долго беспокоились. Мы все в продолжение этого времени были здоровы как нельзя лучше. Жаль также мне очень, что вас слишком огорчило известие, что дети не имеют слишком больших способностей. Как будто я вам этого не говорил прежде! Что ж делать! Тем более им необходимо лучшее воспитание. Притом же, сколько есть на свете, куда ни повернись, девушек, которых ум до 14 лет в состоянии заниматься только куклами, а от 14 лет нарядами, впрочем, они, кажется, будут добры. Лиза уже совсем перестала упрямиться. Анет тоже расположена учиться. Я совсем однако ж не писал вам, что они еще молоды для того, чтобы учиться в институте. Я напротив того писал, что они должны остаться на следующий год в этом классе, и не потому, что молоды летами (напротив, они старше всех в своем классе), но потому, что молоды умом и мало приготовлены. От них в этот год ничего и требовать не будут, потому что им {им вписано.} невозможно узнать то в один год, что другие узнали в три года. Но в следующие шесть лет они пройдут весь курс и, верно, тогда ни в чем не будут отставать от других.
   Теперь поговорим о ваших делах. Я очень рад, что вы хвалитесь хорошею выделкою кож. Но не много ли будет четырех тысяч, которыми вы жертвуете для него? Не лишите ли вы через это себя опять всего необходимого? Я нарочно здесь расспрашивал искусных фабрикантов в выделывании кож, с которыми именно для этого познакомился. Некоторые из них заводили в Малороссии и жалуются особенным неуспехом, жалуются на то, что Москва всегда подрывает. Там выделываются кожи довольно дурно, и оттого чрезвычайно дешево; а народ мало смотрит на доброту, но более на дешевизну. Из Москвы же развозят их по всей России. Особенно не советуют делать из нее сапог, седел и других вещей, а лучше продавать ее тотчас по выделке, потому что эти вещи московской работы делаются как попало, продаются так дешево, как грибы, и потому здешние фабриканты ни одной кожи, ниже сделанной из нее вещи, не отпускают в провинцию, а продают всё это здесь, потому что здесь только могут им выгодно заплатить. Главное, еще советуют смотреть в оба за фабрикантом, не отпускать его в дальние места, не взяв у него пашпорта, и не вверять ему никогда слишком большой суммы. Насчет детей Егора Льво<вича> Лапп<ы>-Данилевского я еще не разведывал ничего, но постараюсь на днях узнать и тогда напишу к вам. Только сколько мне помнится, то в медико-хирургическую академию не принимают так молодых, впрочем, я узнаю.
   Целую сестру и очень благодарен ей за племянника. То-то, я думаю, она теперь нянчится с ним! Не знает, воображаю, куды деть его. Ему бедному, верно, достается! Обнимаю кума Пав<ла> Осип<овича> и от души поздравляю его.
   Время здесь весь март было прекрасное, дни ясные и совершенно летние. На Невском проспекте было 16 градусов тепла в тени. Это вдруг после зимы! Апрель, особливо начало его, было хуже немного. Зелень только что начинает показываться. Деревья еще без листьев.
   Желаю вам поменьше забот, побольше спокойных и веселых минут. Мне, признаюсь, часто приходит на ум, что вы скучаете, задумываетесь, и оттого я иногда бываю целый день невесел.
   Прощайте. Ваш

Николай Гоголь.

   Целую Катерину Ивановну и кланяюсь всем домашним, Василю Ивановичу, Варваре Семеновне и проч.
  

182. M. П. Погодину

Мая 8 <1833>. СПб.

   Теперь только что получил я твою записку чрез Краевского. Хорош комиссионер попался! В ней я прочел странный упрек, который я втайне было делал тебе. Странно: я писал к тебе письмо не так давно. Неужели ты не получал его! Еще страннее, что я не видел и не читал того письма, о котором пишешь, что я, верно, удивился, когда прочел его. Не приложу ума, какому сатаненку достались наши письма.
   Ну, очень рад, что уже Самозванец пишется. Может быть, он и кончен! Когда-то мне достанется читать! Хотелось бы.
   Я не иначе надеюсь отсюда вырваться, как только тогда, когда зашибу деньгу большую. А это не иначе может сделаться, как по написании увесистой вещи. А начало к этому уже сделано. Не знаю, как пойдет дальше.
   Скоро ли у вас выйдет хоть один том Европейской истории? Кстати, случалось ли когда-нибудь тебе слышать про Историю Римской импер<ии> и славянских народов? Это чудо, а не книга, типографическая редкость! 1503 года и вся в опечатках, а главное, что во введении {во введении вписано.} прежде всего говорится о истреблении вшей и привезенных в Германию индейских клопов. Издана в Оснабрике.
   Пушкин уже почти кончил Историю Пугачева. Это будет единственное у нас в этом роде сочинение. Замечательна очень вся {вся вписано.} жизнь Пугачева. Интересу пропасть! Совершенный роман! Что делают наши москвичи? Что Максимович печатает точно Наума и песни, или только нас надувает? А Киреевский, неужели он до сих пор на ложе лени. Не делает ли чего Баратынский? и не будет ли кто из вас этого лета в Петербурге?
   Адресуй мне пока на имя Смирдина, потому что я думаю переменить на этой или на той неделе квартиру непременно.
   Ты, кажется, желал иметь Вечера на хуторе. Теперь только я достал их и посылаю. Где будешь лето проводить, в городе или в деревне?
   Нельзя ли напечатать скорее Афоризмы, у меня горло пересохло от жажды. С генваря месяца и до сих пор я не встретил нигде ни одной новой исторической истины. Набору слов пропасть, выражения усилены, сколько можно усилить, и фигурно чрезвычайно, а мысль, разглядишь, давно знакомая.
   Прощай! Целую тебя несколько раз, и да не отлучается от тебя вдохновенье и творческая сила!

Твой Гоголь.

  

183. М. И. Гоголь

С.-Петербург. 1833, июня 8.

   Я получил почти вдруг три письма ваших. Из последнего я увидел, что вы находитесь в величайшем беспокойстве. Ради Бога, не принимайте близко к сердцу всякую безделицу. Велика важность, что Кочубей мерял нашу землю! Пусть он хоть всю ее поместит у себя на плане! Мы можем поместить его Диканьку у себя на плане. Это всё вздор, когда {когда вписано.} он не имеет на нее никаких актов. Итак всё и кончено. Я думаю, что это измерение произошло просто из любопытства знать соседние земли. Может быть, он имеет намерение прикупить к себе что-нибудь, и потому измерил заранее для своей сметы. Жаль, что в Яворивщине живут у нас такие олухи, которым ни до чего нет нужды, у которых, если бы собственный язык их стали мерять аршинами, так они не спросили бы. За это я бы хорошенько высек их и держал бы вперед поаккуратнее там стражу. Если бы тогда какой-нибудь уполномоченный от вас, положим, Василий Иванович, подъехавши к князю, спросил его: "Помещица приказала мне узнать от ваш.<его> сия<тельства>, с каким намерением меряете вы принадлежащую ей землю?", то тогда же бы всякое сомнение и разрешилось.
   Жаль мне, очень жаль, <что> около вас, как неугомонные мухи, вьются вечные заботы. Сколько раз я проклинал мысленно эту сапожную фабрику за то, что она прибавила вам новый вьюк хлопот. {Далее начато: зачем нам} Часто думал я, зачем нам новые заведения, и особливо теперь, когда еще имение не совсем устроилось. Будьте уверены, что дети ваши не жадны! Зачем нам деньги, когда они ценою вашего спокойствия? На эти деньги (если только они будут) мне всё кажется, что мы будем глядеть такими глазами, как Иуда на сребреники: за них проданы ваша тишина и, может быть, часть самой жизни, потому что заботы коротают век. Для меня удивительно одно в вашей фабрике: как фабрикант готов подрядиться на 10 000 пар сапогов и решается их сделать в один год? Кто за него будет работать, неужели невидимая сила? Вопрос: где он наберет работников (один человек в три дни может сделать только пару). Положим, он работников ученых наберет немного, остальных составит из неучей, но ведь их нужно же обучить. Для этого время! Когда же предположить, что они все знающие, то где наберется средства для содержания их, выдачи им жалованья? а чтобы сшить в год 10 000 сапогов, нужно работников не меньше, как 100 или 80 человек. Шутка ли? целая деревня!
   Вы, кажется, говорили мне, что имеете намерение заложить те души, которые переведены из Лукашевки; в таком случае я бы советовал вам сделать это, скорее удовлетворить фабриканта, так чтобы он вас больше не беспокоил, и построек флигелей не производить в этот год. Отдохните немного. А там уже общими силами, на следующий год приеду я, и мы начнем...
   Дети здоровы как нельзя лучше, подросли, даже похорошели. Только если вам угодно заставить вашу старшую дочку писать к вам, то приказывайте и изъясняйтесь с нею сами. Я отложил всякие об этом с своей стороны попечения. Я ее просил, умолял, приказывал, -- всё тщетно. "Что ж я буду писать? я не умею писать и об чем?" Вот весь ответ. Я нигде не видывал такого чувства мужицкого, деревенского, я не умею назвать его. Это не упрямство! По крайней мере не то упрямство, которое изобличает великий характер. Это что-то мелкое, закоснелое, дикое. Впрочем, они учатся теперь хорошо и, взглянувши на них, нельзя теперь узнать, что они деревенщина, по крайней мере до тех пор, покаместь не заговоришь с ними. Впрочем, всё проходит, всё изменяется с летами, и потому будем надеяться, что и это пройдет! Здесь при мне привозили почти таких же -- и через год нельзя их было узнать.
   Благодарю вас очень за кунтуш, но только комиссионер ваш чрезвычайно неисправен: он и не подумал явиться ко мне, живя здесь, как я узнал, почти месяц. И если бы Данилевский не послал к нему за письмами, которые были к нему, то он и не догадался бы прислать, и то прислал уже к Данилевскому. Как справедлива пословица: с Хама не будет пана.
   Прощайте! поклон мой бабушкам, дедушке и Катерине Ивановне. Желаю в пору дождя, солнца, да заставят они наши нивы обильно произвесть хлеб.
   Несколько раз целую ваши ручки

сын ваш Николай.

  

184. M. И. Гоголь

Июня 24, СПб. 1833.

   Пишу к вам в самый жаркой день. Такая ли жара и у вас, как у нас? Термометр показывает 24 и даже 25 градусов в тени. Я очень редко теперь живу в городе, в котором душно, как в бане. Солнце тиранствует, а не греет.
   Пользуясь тем {тем временем}, что многие оставили город, я ищу теперь себе другую квартиру, потому что старая надоела мне до смерти. Она меня заморозила зимою так, что одно только лето, подобное нынешнему, отогрело меня. А потому я прошу вас до времени, покамест не извещу о новом адресе, писать письма или в Институт, или в магазин А. Смирдина. Уведомьте Лаппу-Данилевского, что прием в Медико-хирургическую школу не имеет большой трудности; только, если кто хочет поместить на казенный счет, должен подать просьбу заблаговременно еще к сроку. Вот и всё! Только его детям, кажется, еще очень рано. Они должны быть слишком молоды; а здесь не принимают раньше шестнадцатилетнего возраста. Прилагаю вам письма Ан<ет> и Лизы. Анет была довольно умна почти весь этот месяц, только всё письмо написала к вам коротенькое.
   Где теперь живет бабушка Агафия Матв<еевна>? Прошу вас, маминька, передать ей поклон; также если будете у Анны Матвеевны, то и ей. Освободилась ли она от боли своей в ногах? Жаль мне очень, что у вас теперь груз забот. Летом особенно нужно вести жизнь как можно спокойнее. Чем бы я не пожертвовал, чтобы доставить вам такую жизнь, -- но, к великому горю, до сих пор не в состоянии. Прощайте, несравненная моя маминька! Целую сестру, Павла Осип<овича>, дедушку, Катер<ину> Ивановну {Катер<ину> Ивановну вписано.} и всех домашних.

Ваш сын Николай.

  

185. М. А. Максимовичу

СПб. июля 2 <1833>.

   Чувствительно благодарю вас, земляче, за Наума и Размышления, а также и за приложенное к ним письмо ваше. Всё я прочел с большим аппетитом, хотя и получил, к сожалению, поздно, потому что теперь только приехал из Петергофа, где прожил около месяца, и застал их у Смирдина лежавшими около месяца. Жаль мне очень, что вы хвораете. Бросьте в самом деле кацапию, да поезжайте в гетьманщину. Я сам думаю то же сделать и на следующий год махнуть отсюда. Дурни мы, право, как рассудишь хорошенько. Для чего и кому мы жертвуем всем. Едем! Сколько мы там насобираем всякой всячины! Всё выкопаем. Если вы будете в Киеве, то отыщите экс-профессора Белоусова. Этот человек будет вам очень полезен во многом, и я желаю, чтоб вы с ним сошлись. Итак, вы поймаете еще в Малороссии осень. Благоухающую, славную осень, с своим свежим, неподдельным букетом. Счастливы вы. А я живу здесь середи лета и не чувствую лета. Душно, а нет его. Совершенная баня; воздух хочет уничтожить, а не оживить. Не знаю, напишу ли я что-нибудь для вас! Я так теперь остыл, очерствел, сделался такою прозой, что не узнаю себя. Вот скоро будет год, как я ни строчки. Как ни принуждаю себя, нет да и только. Но, однако ж, для Денницы вашей употреблю все силы разбудить мозг свой и разворушить воображение. А до того, поручая вас деятельности {деятельности и здоровью}, молю Бога, да ниспошлет вам здоровье и силы, что лучше всего на этом грешном мире. Уведомите, пожалуйста, какую пользу принесет вам московский водопой и каким образом вы проводите на нем день свой. Я слышал, что Дядьковский отправился на Кавказ. Он еще не возвратился? Если возвратился, то что говорит о Кавказе, о употреблении вод, о степени их целительности, и в каких особенно болезнях? Из моих тщательных вопросов вы можете догадаться, что и мне пришло в думку потащиться на Кавказ, зане скудельный состав мой часто одолеваем недугом и крайне дряхлеет. Хотелось бы мне очень, вместо пера, покалякать с вами языком, да этот год мне никак нельзя отлучиться из Петербурга. Итак, будьте здоровы и не забывайте земляка, которому будет подарком ваша строка. Прощайте.

Ваш Н. Гоголь.

  

186. М. И. Гоголь

Июля 4. <1833. Санкт-Петербург>

   Я еще не получал от вас ни одного письма, писанного вами в июне месяце. Приписывая это ничему другому, как только беспрестанным заботам, я спокоен. Не знаю только, получили вы мои письма, тоже недавно мною писанные. Теперь я принялся за перо для того только, чтобы известить вас о перемене моей квартиры. Когда будете писать, то адресуйте: В Малую Морскую, в доме Лепеня под No 97.
   Будьте здоровы, бесценная маминька. Целую бессчетно ваши руки, и да пошлет вам Бог много хорошего.

Ваш сын Николай.

  

187. М. И. Гоголь

1833 г. Августа 9. <Санкт-Петербург>

   Письма ваши все я получил исправно, и даже адресованное на старую квартиру. Очень рад, что вы здоровы, а также и сестра с моим племянником. Более трех дней, как я нахожусь в городе. До сего же времени жил за городом в Стрельне и около Петергофа. Время было довольно дурно: весь июль месяц был дождлив, дни походили на осенние. Напишите, каков у вас был этот месяц, в какой степени велик неурожай и что стоит четверть хлеба. Сделайте милость, не приписывайте мне всякого вздору; я в первый раз слышу, и то от вас, что существует книга под названием Кулябка. Верьте, что если бы я что-нибудь выпустил свое, то, верно бы, прислал вам. Впрочем, вряд ли будет что-нибудь у меня в этом или даже в следующем году. Пошлет ли Всемогущий Бог мне вдохновенье -- не знаю. Не могу вам также сказать совершенно верно, буду ли я у вас будущею весною, или нет. Мое желание самое ревностное приехать, и я всеми силами буду стараться это исполнить; но всё зависит от обстоятельств. Я позабыл название инструментов, употребляемых в кожевенном деле, а письма вашего, в котором вы писали о них, никак не отыскал, и потому не осведомлялся о них. Но если вы возьмете труд опять написать названия их, то я не премину уведомить. Прощайте! Желаю вам всегдашнего здоровья и успехов во всем. Целую руки ваши и остаюсь ваш Николай.
   Посылаю поклон мой Катерине Ивановне, Павлу Осиповичу и всем нашим.
  

188. М. И. Гоголь

СПб. Авг<уста> 30 <1833. Стрельна>.

   И я от вас что-то давно уже <не> получал письма, почтеннейшая маминька! Э, э, э! не завелся ли и за вами тот грешок, в котором я погряз {давно погряз} и телом и душою, то есть лень. Но я уверен, что вы никогда не были знакомы с этим грехом, или лучше добродетелью. Скорее можно подумать, что вас полюбили лиходейки-заботы и не дают вам ни покою, ни времени. Посмотрите, как расписалась наша Анна, какое она наплела к вам длинное письмо! Тут же найдете и Лизыно царапанье. Какое прекрасное время настало у нас в конце августа! дни ясные, солнечные, совершенно летние, а до того времени сделалась было настоящая осень. Я до сих пор еще не переехал в город, и хотя надписываю на письме к вам Петербург и выставляю виньетку старого Театра Большого, но, однако ж, всё живу еще в Стрельне. Я любопытен очень знать, каков у нас в Малороссии неурожай, в какой цене хлеб, и проч. и проч. Я, кажется, писал <об> этом к вам в прошедшем письме, которое, не знаю, получили ли вы.
   Здоровы ли все наши? Дедушка Иван Мат<веевич>, бабушка Мария Илин<ична>, Анна Матвеевна, Агафия Матвеевна и проч. Получаете ли какие-нибудь известия об Андрее Андреевиче, что он поделывает, бедный, в Кагорлыке? Пишут ли Косяровские? Кланяюсь всем, кому только вы можете передать поклон мой. Обнимаю сестру, Павла Осиповича, Катерину Ивановну и маленького Николиньку

Ваш сын Николай.

  

189. М. И. Гоголь

Сентябрь 26. <1833. Санкт-Петербург>

   Поздравляю вас, бесценная маминька, с наступающим днем Ангела вашего. Молю Бога, да пошлет он вам радость, здоровье и да избавит от неприятных забот и огорчений. Сестры посылают вам конфект и присоединяют свои молитвы к моим.
   Мы все здоровы и веселы, и желаем здоровья и счастия всем нашим родным и знакомым, которым искренно кланяемся. Вечно признательный сын ваш

Николай.

  

190. М. П. Погодину

Сентябрь 28 <1833. Санкт-Петербург>

   Очень благодарен тебе за то, что еще не позабыл меня. Я писал к тебе назад тому месяца два. И мне очень странно, что оно не дошло до тебя, тем более, что в нем не было ни о цензуре, ни о квартальных. Я, однако ж, извинял твое молчание женитьбою твоею, зная, что тебе не до того. Кстати: если ты не получал моего поздравления, так позволь теперь поздравить. Я давно, еще тогда, замечал, что у тебя в кабинете как-то пусто и чего-то недостает. Рекомендуй меня жене своей как человека, который, один только Бог знает, как тебя любит. Я ее несколько знаю, потому что составил о ней идею: она должна быть так же добра, с такою светлою душою, как ты. Ох братец! зачем ты спрашиваешь, что я пишу, что я затеваю, что у меня написано? Знаешь ли ты, какой мне делаешь вопрос, и что мне твой вопрос? Ты похож на хирурга, который запускает адской свой щупал в пылающую рану и доставляет больному самую приятную забаву: муку.
   Какой ужасный для меня этот 1833-й год! Боже, сколько кризисов! настанет ли для меня благодетельная реставрация после этих разрушительных революций? -- Сколько я поначинал, сколько пережег, сколько бросил! Понимаешь ли ты ужасное чувство: быть недовольну самим собою. О не знай его! будь счастлив и не знай его -- это одно и то же, это нераздельно. -- Человек, в которого вселилось это ад-чувство, весь превращается в злость, он один составляет опозицию против всего, он ужасно издевается над собственным бессилием. Боже, да будет всё это к добру! Произнеси и ты за меня такую молитву. Я знаю, ты любишь меня, как люблю тебя я, и, верно, твоя душа почует мое горе. Извини меня перед Максимовичем, что я не могу ничего дать ему, у меня ничего нет, ничего совершенно для альманаха, исключая разве двух начал двух огромных творений, на которых лежит печать отвержения и которых я не смею развернуть. Мне жаль, очень жаль {Мне будет досадно}, что я не имею ничего дать ему. Еще более будет жаль, если он подумает, что я не хочу дать ему. -- Где-то Смирдин выкопал одну повесть мою и то в чужих руках, писанную за Царя гороха. Я даже не глядел на нее, впрочем она не годится для альманаха на 1834-й год, я отдал ее ему.
   Напиши мне, как ты теперь проводишь день твой, что и каким образом происходит у тебя в доме. Это меня займет, я воображу, что живу у тебя и вижу тебя. Кланяйся особенно Киреевскому, вспоминает ли он обо мне? Скажи ему, -- что я очень часто об нем думаю, и эти мысли мне почти так же приятны, как о тебе и о родине. Любезному земляку Максимовичу поклон.
   Затем умоляя да будешь ты здоров и также вечно деятелен, целую тебя и остаюсь

Твой вечно Гоголь.

   Адрес мой: в Малой Морской в доме под No 97 Лепена.
  

191. В. В. Тарновскому

1833, октября 2-го. С.-Петербург.

   Фу ты пропасть, какая скорая почта! Письмо твое, писанное в апреле, я получил в октябре. Рудановский весною не нашел меня, в продолжении же лета не мог найти, потому что я лето и часть осени живу на даче, весьма не близко от города. Как бы то ни было, только я обрадовался письму, чертовски запоздалому. Я был очень сердит на тебя, что ты вдруг заглох и не дал никакой об себе вести. Потом сердце мое прошло. Я хотел писать к тебе, несмотря на два года антракта. Осведомлялся о твоем жительстве у дядюшки твоего, что с сладкою миною <и> у настоящего; но ни один из них не дал мне никакого удовлетворительного ответа. Дядюшка объявил, что совершил-де какой-то странный карьер и находится, несмотря на древность фамилии, учителем в Волынской, или Литовской или Гродненской губернии. Я, зная сам, что русское землеописание есть самая неблагопристойная вещь, не утруждал его вопросом, что значит именно Волынская, и что Литовская, и что Гродненская и в которой из них должен обретаться ты, и решился было писать к твоей маменьке в славную губернию Антоновку. Но Рудановский с письмом твоим весьма вовремя упредил меня. Итак, ты находишься в Житомире! Житомир! Клянусь Иисусом, если мне не во второй раз только приходится произносить это имя {произносить его}. Один раз, когда Моисеев спрашивал урок, а другой -- ныне. Житомир! у тебя, должно быть, много слушателей жидов. Тебе должно удовлетворить меня подробным описанием этого города в отношении к тебе, только чтоб это описание не пахло кафедрой! Как у тебя бежит день твой? Домосед ли ты, или гость? Какова твоя даже квартира и проч. и проч.? -- О себе совершенно не имею ничего сказать: я давно не видался с тобою, должно думать, что всё таков, как прежде, хотя ленив, нестерпимо ленив.
   Наши одноборщники все, слава Богу, здоровы. Прокопович Николай женился на молоденькой, едва только выпущенной актрисе. Прокопович Василий получил <......>, Кукольник навалял дюжину дюжинных трагедий. Романович не добыл ума ни на копейку после того и часто, идя в должность из Литейной на Гагаринскую, забегает по дороге ко мне в Малую Морскую. Данилевский опять здесь, только служит не в военной, а в Министерстве внутренних дел. Благопристойный, иначе Николай Бороздин, кланяется тебе (его костыль получил такую гибкость, что он отваживается с ним даже плясать мазурку). Кобеляцкий так же мастерски умеет плевать, как и прежде.
   Прочие лица так же бесцветны, как и прежде. Не видал ли ты, или не слыхал ли чего-нибудь о Лукашевиче; особенно о Высоцком, и что Редкин?
   Прощай! Если ты мне напишешь поподробнее, то, может быть, и я распишусь. Твой Гоголь.
   Адрес мой: в Малой Морской, в доме под No 97, артиста Лепена; прямо Гоголю, Яновского не называть.
  

192. М. И. Гоголь

1833 г. Октября 2. С.-Петербург.

   Я получил письма ваши. Одно, в котором вы уведомляете меня о смерти Анны Матвеевны, очень меня тронуло. О ней я не сожалею, потому что она была уже в довольно преклонных летах и после примерной жизни умерла оплакиваемая истинно привязанными к ней. Но я более сожалел о вас, что лишились этой почтенной женщины, которая всегда принимала в вас, а стало быть, и в нас всех, самое жаркое участие. Мир ее праху. Она, верно, там счастлива.
   Жаль мне, что вы останетесь заключены теперь в Васильевке. Прежде вы, бывало, ездили в Ярески. Вам нужно более проезживаться.
   В другом письме вы сожалеете, что дети не учатся музыке. Не беспокойтесь об этом, моя бесценная маминька! Будьте уверены, что я не пощажу ничего, чтобы доставить им всё нужное. Все приятные искусства, необходимые для девиц, будут им внушены. Одно только меня смущает, это характер Лизы. За нею не водится больших шалостей, капризов, это всё из нее вывели. На нее не жалуются, ею бывают даже иногда довольны. Но это хуже, я бы хотел, чтобы она шалостями выводила всех из терпения, чтобы на нее жаловались, были ею недовольны; но чтобы она имела доброе сердце. У ней же -- у ней нет никакого сердца, ни доброго, ни злого; никаких признаков сильных чувств. Никого она не любит. Никакой сильной привязанности! Вид несчастия, печали {Вид несчастия и беды} ее не тронет; за пустую игрушку она забывает всё на свете.
   Сделайте милость, моя бесценная маминька, не воспитывайте таким образом Олю, как воспиталась Лиза. Отдалите от нее девичью, чтобы она никогда туда не заходила. Велите ей быть неотлучно при вас. Лучше нет для девицы воспитания, как в глазах матери, а особливо такой, как вы. Пусть она спит в вашей комнате. Ввечеру нельзя ли вам так завесть, чтобы {Ввечеру старайтесь быть} все вместе за одним столом: вы {вы вписано.}, сестра, Павел Осип<ович> и она, и каждый занимался бы своим. Давайте ей побольше занятий, пусть она занимается теми же делами, что и большие, давайте ей шить не лоскутки, а нужные домашние вещи. Поручите ей разливать чай. Ради Бога не пренебрегайте этими мелочами. Знаете ли вы, как важны впечатления детских лет? то, что в детстве только хорошая привычка и наклонность, превратится в зрелых летах в добродетель.
   Внушите ей правила религии. Это фундамент всего. Если бы над Лизой имела власть религия {Далее начато: она бы}, тогда с нею бы всё можно было сделать. Не учите ее какому-нибудь катехизису, который тарабарская грамота для дитяти. И это немного тоже сделает добра, если она будет беспрестанно ходить в церковь. Там для дитяти тоже всё непонятно: ни язык, ни обряды. Она привыкнет на это глядеть, как на комедию. Но вместо всего этого говорите, что Бог всё видит, всё знает, {Далее начато: Представьте} что она ни делает. Говорите ей поболее о будущей жизни, опишите всеми возможными и нравящимися для детей красками те радости и наслаждения, которые ожидают праведных, и какие ужасные, жестокие муки ждут грешных. Ради Бога, говорите ей почаще об этом, при всяком ее поступке худом или хорошем. Вы увидите, какие благодетельные это произведет следствия. Нужно сильно потрясти детские чувства, и тогда они надолго сохранят всё прекрасное. Я испытал это {Я знаю это} на себе. Я очень хорошо помню, как меня воспитывали.
   Детство мое доныне часто представляется мне. Вы употребляли всё усилие воспитать меня как можно лучше. Но, к несчастью, родители редко бывают хорошими воспитателями детей своих. Вы были тогда еще молоды, в первый раз имели детей; в первый раз имели с ними обращение, и так могли ли вы знать {Было начато: могли ли вы дать}, как именно должно приступить, что именно нужно? Я помню: я ничего сильно не чувствовал, я глядел на всё, как на вещи, созданные для того, чтобы угождать мне. Никого особенно не любил, выключая только вас, и то только потому, что сама натура вдохнула это чувство. На всё я глядел бесстрастными глазами; я ходил в церковь потому, что мне приказывали или носили меня; но стоя в ней, я ничего не видел, кроме риз, попа и противного ревения дьячков. Я крестился потому, что видел, что все крестятся. Но один раз -- я живо, как теперь, помню этот случай. Я просил вас рассказать мне о Страшном суде, и вы мне, ребенку, так хорошо, так понятно, так трогательно рассказали о тех благах, которые ожидают людей за добродетельную жизнь, и так разительно, так страшно описали вечные муки грешных, что это потрясло и разбудило во мне всю чувствительность. Это заронило и произвело впоследствии во мне самые высокие мысли. -- Но довольно о религии; обратимся теперь к науке жизни. Даже играть с своими игрушками она должна при вас в гостинной, или где вы будете сидеть. -- Если приедут гости, заставляйте ее быть неотлучно при гостях. Пусть она говорит и вмешивается даже в общий разговор, если разговор понятен для нее. Не то пусть она приносит свои игрушки, или занимается делом: шьет или работает {или работает вписано.} тут же при гостях. Это одно истребит ту дикость, которую получают дети, находясь в девичьей. -- Этим одним она приобретет ту непринужденность, которая так мила и всегда восхищает нас. Этим одним она приобретет и заранее приучится приятно рассказывать и занимать других своими разговорами. Найдете ли вы хоть одну девицу в окружности у нас, которая умела бы занять, с которой бы не было скучно. А сколько есть таких, которые не умеют совсем слова связать! А отчего? От этих девичей, от нерассудительности матерей, которые тогда только берут дочерей под свое покровительство и удаляют из девичей, когда они уже делаются совершеннолетними, и берегут их, когда уже нечего беречь, когда глупости и предрассудки пустили слишком глубоко свои корни. -- Я вижу яснее и лучше многое, нежели другие. В немногие годы я много узнал особливо по этой части, я исследовал человека от его колыбели до конца и от этого ничуть не счастливее. У меня болит сердце, когда я вижу, как заблуждаются люди. Толкуют о добродетели, о Боге {о религии}, и между тем не делают ничего. Хотел бы, кажется, помочь им, но редкие, редкие из них имеют светлый природный ум, чтобы увидеть истину моих слов. Вы -- другое дело, бесценнейшая маминька, вы понимаете меня в этом отношении. Вы увидите истину моих слов, которые, может быть, даже сходны с собственными вашими и, верно, поступите по моему предложению. Тем более, что исполнить это нет ни малейшей трудности и нисколько не обременит вас, стоит только раз завесть, а там всё пойдет так, как начато.
   Вы спрашиваете у меня насчет ревизии. Сделайте милость, делайте так, <как> вы увидите нужным. Имение гораздо лучше, если будет всегда записываемо на одно ваше имя.
   Жаль мне, чрезвычайно жаль, что {На этом письмо обрывается.}
  

193. М. А. Максимовичу

Ноября 9 <1833>. СПб.

   Я получил ваше письмо, любезнейший земляк, чрез Смирдина. Я чертовски досадую на себя за то, что ничего не имею, чтобы прислать вам в вашу Денницу. У меня есть сто разных начал и ни одной повести, и ни одного даже отрывка полного, годного для альманаха. Смирдин {Далее начато: где-то} из других уже рук достал одну мою старинную повесть, о которой я совсем было позабыл и которую я стыжусь назвать своею; впрочем, она так велика и неуклюжа, что никак не годится в ваш альманах. Не гневайтесь на меня, мой милый и от всей души и сердца любимый мною земляк. Я вам в другой раз непременно приготовлю, что вы хотите. Но не теперь. Если б вы знали, какие со мною происходили страшные перевороты, как сильно растерзано всё внутри меня. Боже, сколько я пережег, сколько перестрадал! Но теперь я надеюсь, что всё успокоится, и я буду снова деятельный, движущийся. Теперь я принялся за историю нашей единственной, бедной Украины. Ничто так не успокоивает, как история. Мои мысли начинают литься тише и стройнее. Мне кажется, что я напишу ее, что я скажу много того, чего до меня не говорили.
   Я очень порадовался, услышав от вас о богатом присовокуплении песень и собрании Ходаковского. Как бы я желал теперь быть с вами и пересмотреть их вместе, при трепетной свече, между стенами, убитыми книгами и книжною пылью, с жадностью жида, считающего червонцы. Моя радость, жизнь моя! песни! как я вас люблю! Что все черствые летописи, в которых я теперь роюсь, пред этими звонкими, живыми летописями!
   Я сам теперь получил много новых, и какие есть между ними прелести. Я вам их спишу. Не так скоро, потому что их очень много. Да, я вас прошу, сделайте милость, дайте списать все находящиеся у вас песни, выключая печатных и сообщенных вам мною. Сделайте милость и пришлите этот экземпляр мне. Я не могу жить без песень. Вы не понимаете, какая это мука. Я знаю, что есть столько песень, и вместе с тем не знаю. Это всё равно, если б кто перед женщиной сказал, что он знает секрет, и не объявил бы ей. Велите переписать четкому, красивому писцу в тетрадь in quarto на мой счет. Я не имею терпения дождаться печатного; притом я тогда буду знать, какие присылать вам песни, чтобы у вас не было двух сходных дублетов. Вы не можете представить, как мне помогают в истории песни. Даже не исторические, даже похабные: они все дают по новой черте в мою историю, все разоблачают яснее и яснее, увы, прошедшую жизнь и, увы, прошедших людей... Велите сделать это скорее. Я вам за то пришлю находящиеся у меня, которых будет до двух сот, и что замечательно -- что многие из них похожи совершенно на антики {есть совершенно как антики}, на которых лежит печать древности, но которые совершенно не были в обращении и лежали зарытые.
   Прощайте, милый, дышущий прежним временем земляк, не забывайте меня, как я не забываю вас. {Далее начато: шлите мне [2 строки нрзб]. К этому вычерку относится, очевидно, следующая фраза.}
   Лучше вычеркнуть.
   Пишите ко мне.

Вечно ваш Н. Гоголь.

  

194. М. И. Гоголь

1833 г. Ноября 22. С.-Петербург.

   Во-первых, прежде всего я должен благодарить вас за посылку, сестру за песни, из которых особенно та, что: Що се братця як барятця, очень характерна и хороша. Но более всего одолжили вы меня присылкою старинной тетради с песнями, между ними есть многие очень замечательны. Сделаете большое одолжение, если отыщете подобные той тетради с песнями, которые, я думаю, более всего водятся в старинных сундуках между старинными бумагами у старинных панов или у потомков старинных панов. Жаль очень, что почтмейстер был так нагл, что распечатал письма, тогда как по новому, недавно вышедшему постановлению, посылка не должна вскрываться до тех пор, пока не дойдет до места. Мою посылку он имеет право вскрыть, но вашу только здесь в Петербурге должны распечатывать. И потому стороною предостерегите его; если он еще это сделает, то я буду жаловаться директору Почтового департамента Булгакову, с которым я знаком.
   Сапоги теплые хороши и недурно сделаны. Одно только дурно: где сыщете вы покупщиков? Вряд ли хорошие вещи найдут сбыт. Нужны хорошие, но самые грубые, в которых бы нуждался окружающий народ. Впрочем, вы, я думаю, лучше это знаете.
   Бобов я не советую вам присылать. Это будет только затруднение. За фунт вам нужно платить на почту весовых до 70-ти копеек. Между тем их этот год был урожай и здесь, и они продаются не дороже рубля за фунт. Песни я советую вам, если будете присылать, то давайте им вид тетради или книги. Для этого непременно нужно какую-нибудь пришить к ним обвертку из цветной бумаги. Потому что чиновники, служащие в почтамтах, очень глупы и никак не могут отличить песень или другого чего-нибудь от деловой казенной бумаги. Также писем не кладите во внутрь посылки, чтобы не давать им поводу к привязкам. Если какие-нибудь попадутся вам старые рукописи, вы тотчас велите им сделать обвертку. Теперь, я думаю, у вас в вине большая нужда по случаю неурожая. Как бы я желал чем-нибудь помочь вам! Но теперь как на беду для меня весь этот год прошел совершенно без всякой пользы. Ничего я не мог приобресть. На следующий, если Бог поможет, то я буду иметь кое-что и буду, может быть, так счастлив, что уменьшу хоть сколько-нибудь заботы ваши.
   Вы очень хорошо делаете, что отдаете Олиньку в пансион. В теперешних обстоятельствах ничего лучше не можно сделать. Хорошо также, что вы не даете с нею девки. Это совершенно не нужно. Особенно подтвердите и мадаме, чтобы она держала ее при себе, или с другими детьми, но чтобы отнюдь не обращалась она с девками. Больше всего заставлять заниматься ее рукоделием и практикою языков, музыки, особенно танцами: это укрепляет члены.
   Прощайте, бесценная маминька! Желаю вам удач и успехов и молю Бога скорее вам дать возможность наживать.

Ваш сын Николай.

   Обнимаю и целую всех: сестру, Катерину Ивановну, дедушку, бабушек.
  

195. M. И. Гоголь

Декабря 20. СПб. 1833.

   Поздравляю вас с наступающими праздниками и желаю вам провесть их как только можно веселее. Надеюсь, что вы не преминете известить меня, каким образом и где встретите и проведете их.
   Снегу валит везде множество. Зима, как слышу, везде стоит ровно. Такая ли и у вас, и каковы всходы? Это меня тем более интересует, что везде я слышу неблагоприятные вести о новых посевах. Каково идет Ваш завод кожевенный? Имеется ли сбыт?
   Кстати, если можно будет, прикажите мне сделать колоши в таком роде, как присланные вами теплые сапоги, которые, несмотря на то, что недурно сделаны и как раз по ноге, лежат у меня совершенно без употребления. Ходить в них на улице хорошо, но с улицы нужно же войти в комнату, где нельзя сидеть, по причине их теплоты; а носить с собою сапоги для перемены другие -- тоже не слишком ловко. Но колоши мне бы очень теперь были нужны; когда бы только они были сделаны впору и могли бы удобно находить на сапоги.
   Кого вы видаете чаще из знакомых, имеете ли вести об Андрее Андреевиче, и что поделывает управитель в Кагорлыке вместе с отцом Емельяном?
   Павел Осипович писал ко мне в письме, что собирается ехать в Петербург. Жаль мне очень, если он это выполнит, потому что меня, я думаю, не застанет. У нас теперь свободное время, и я думаю ехать на два или три месяца в Ревель, куда призывают меня разные необходимые для моего труда разыскания; итак, мы не будем видеться с ним. Не лучше ли дождать лета, когда, может быть, я каким-нибудь случаем заверну к вам, и тогда можно вместе приехать в Петербург. Однако ж вы письма все пишите по тому же адресу: хоть меня не будет и я даже переменю, может быть, квартиру, однако всё же мне доставят очень аккуратно в самый Ревель ваше письмо.
   Прощайте, бесценнейшая маминька. Желаю вам побольше веселиться и быть спокойными при виде ваших вседневных хлопот, и да утешает вас мысль, что всё переменится, что мы когда-нибудь заживем лучше. Обнимаю сестру, племянника и Павла Осиповича.

Ваш Н<иколай>.

  

196. M. A. Максимовичу

<Декабрь (после 20-го числа) 1833. Санкт-Петербург>

   Благодарю тебя за всё: за письмо, за мысли в нем, за новости и проч. Представь, я тоже думал. Туда, туда! в Киев! в древний, в прекрасный Киев! Он наш, он не их, не правда? Там или вокруг него деялись дела старины нашей.
   Я работаю. Я всеми силами стараюсь; но на меня находит страх: может быть, я не успею. Мне надоел Петербург, или, лучше, не он, но проклятый климат его: он меня допекает. Да, это славно будет, если мы займем с тобой киевские кафедры. Много можно будет наделать добра.
   А новая жизнь среди такого хорошего края! Там можно обновиться всеми силами. Разве это малость? Но меня смущает, если это не исполнится... Если же исполнится, да ты надуешь -- тогда одному приехать в этот край, хоть и желанный, но быть одному совершенно, не иметь с кем заговорить языком души -- это страшно! Говорят, уже очень много назначено туда каких-то немцев, это тоже не так приятно. Хотя бы для святого Владимира побольше славян. Нужно будет стараться кого-нибудь из известных людей туда впихнуть, истинно просвещенных и так же чистых и добрых душою, как мы с тобою. Я говорил Пушкину о стихах. Он написал, путешествуя, две большие пиесы {Далее начато: постар<аюсь>}, но отрывков из них не хочет давать, а обещается написать несколько маленьких {несколько маленьких стихотворений.}. Я с своей стороны употреблю старание его подгонять.
   Прощай до следующего письма. Жду с нетерпением от тебя обещанной тетради песен, тем более, что беспрестанно получаю новые, из которых много есть исторических, еще больше -- прекрасных. Впрочем, я нетерпеливее тебя и никак не могу утерпеть, чтобы не выписать здесь одну из самых интересных, которой, верно, у тебя нет:
  
   Наварыла сечевыци
   Поставыла на полыци
   Сечевыця сходыть, сходыть
   Сам до мене козак ходыть.
   Наварыла гороху
   Да послала Явдоху.
   Що се с биса, нема с лиса?
   Що се братця, як барятця?
   Наварыла каши з лоем
   Налыгалась з упокоем.
   Що се с биса, нема с лиса,
   Що се братця, як барятця.
   <А> я с того поговору
   Пишла <......> за комору.
   Що се с биса, нема с лиса,
   Що се братця, як барятця.
   Сила дивка тай заснула1
   Свынья бигла тай зопхнула.
   Що се с биса, нема с лиса,
   Що се братця, як барятця.
   Бижыть свынья кованая:
   "Чого сыдыш, поганая?
   Чого сыдыш надулася?
   Чому в кожух не вдяглася?" --
   Бодай в тебе стильки дух,
   Як у мене есть кожух.
   Що се с биса, нема с лиса,
   Що се братця, як барятця.
   Ведуть свынью перед пана
   Крычыть свынья: я не пхала
   Бона сама в <......> впала.
   Крычыть свынья репетуе
   Нихто ей не ратуе.
   Що се с биса, нема с лиса,
   Що се братця, як барятця.
   1 Черта совершенно малороссийская. -- Примеч. Н. В. Гоголя.
  

197. А. С. Пушкину

23 декабря 1833. <Санкт-Петербург>

   Если бы вы знали, как я жалел, что застал вместо вас одну записку вашу на моем столе. Минутой мне бы возвратиться раньше, и я бы увидел вас еще у себя. На другой же день я хотел непременно побывать у вас; но как будто нарочно всё сговорилось итти мне наперекор: к моим геморроидальным добродетелям вздумала еще присоединиться простуда, и у меня теперь на шее целый хомут платков. По всему видно, что эта болезнь запрет меня на неделю. Я решился, однако ж, не зевать и вместо словесных представлений набросать мои мысли и план преподавания на бумагу. Если бы Уваров был из тех, каких не мало у нас на первых местах, я бы не решился просить и представлять ему мои мысли. Как и поступил я назад тому три года, когда мог бы занять место в Московском университете, которое мне предлагали, но тогда был Ливен, человек ума недального. Грустно, когда некому оценить нашей работы. Но Уваров собаку съел. Я понял его еще более по тем беглым, исполненным ума замечаниям и глубоким мыслям во взгляде на жизнь Гетте. Не говорю уже о мыслях его по случаю экзаметров, где столько философического познания языка и ума быстрого. -- Я уверен, что у нас он более сделает, нежели Гизо во Франции. {Далее начато: Если только он прочтет план мой} Во мне живет уверенность, {Далее начато: что он поймет меня} что если я дождусь прочитать план мой, то в глазах Уварова он меня отличит от толпы вялых профессоров, которыми набиты университеты.
   Я восхищаюсь заранее, когда воображу, как закипят труды мои в Киеве. Там я выгружу из-под спуда многие вещи, из которых я не все еще читал вам. Там кончу я историю Украины и юга России {и юга России вписано.} и напишу Всеобщую историю, которой, в настоящем виде ее, до сих пор, к сожалению, не только на Руси, но даже и в Европе, нет. А сколько соберу там преданий, поверьев, песен и проч.! Кстати, ко мне пишет Максимович, что он хочет оставить Московский университет и ехать в Киевский. Ему вреден климат. {Фраза вписана.} Это хорошо. Я его люблю. У него в Естественной истории есть много хорошего, по крайней мере ничего похожего на галиматью {на бестолковую галиматью} Надеждина. Если бы Погодин не обзавелся домом, я бы уговорил его проситься в Киев. Как занимательными можно сделать университетские записки; сколько можно поместить подробностей, совершенно новых о самом крае! Порадуйтесь находке: я достал летопись без конца, без начала об Украине, писанную, по всем признакам, в конце XVII-го века. Теперь покамест до свиданья! как только мне будет лучше, я явлюсь к вам.

Вечно ваш Гоголь.

   <На обороте:>
   Его высокоблагородию Александру Сергеевичу Пушкину. Против Пантилемона, в доме Оливио.
  

1834

198. M. A. Максимовичу

Генварь 7. <1834. Санкт-Петербург>

   Поздравляю тебя с 1834 и от души благодарю тебя за Денницу, которой, впрочем, я до сих пор не получал, потому что Одоевский заблагорассудил кому-то отдать мой экземпляр. Слышу, однако ж, что в ней есть много хорошего; по крайней мере, мне так говорил Жуковский.
   Что ж ты не пишешь ни о чем? Ох, эти земляки мне! Что мы, братец, за лентяи с тобою! Однако наперед положить условие: как только в Киев -- лень к чорту, чтоб и дух ее не пах. Да превратится он в русские Афины, богоспасаемый наш город! Да, отчего до сих пор не выходит ни один из московских журналов? Скажи Надеждину, что это нехорошо, если он вздумает, по-прошлогоднему, до тех пор не выпускать новых, покаместь не додаст старых. Что за рыцарская честность? теперь она в наши времена так же смешна, как и ханжество. Подписчики и читатели и прошлый год на него сердились все. Притом же для него хуже: он не нагонит и будет отставать вечно, как Полевой. Знаешь ли ты собрание галицких песень, вышедших в прошлом году (довольно толстая книга in-8)? Очень замечательная вещь! Между ними есть множество настоящих малороссийских, так хороших, с такими свежими красками и мыслями, что весьма не мешает их включить в гадаемое собрание.
   Как проводишь время и что делаешь в Москве? И что другие делают? Верно, есть что-нибудь новое? Когда же погляжу я на песни?
   Прощай.

Твой Гоголь.

  

199. М. П. Погодину

Генварь 11. <1834. Санкт-Петербург>

   Эге, ге, ге ге!.. Уже 1834-го захлебнуло полмесяца! Да, давненько! Много всякой дряни уплыло {перебыло} на свете с тех пор, как мы в последний раз перекинулись жиденькими письмами, а еще больше с тех пор, как показали друг другу свои фигуры!
   Поздравил бы тебя с новым годом и пожелал бы... да не хочу: во 1-х потому, что поздно, а во 2-х потому, что желания наши гроша не стоят. Мне кажется, что судьба больше ничего не делает с ними, как только подтирается, когда ходит в нужник.
   До сих пор мне все желания не доставили алтына.
   Счастлив ты, златой кузнечик, что сидишь в новоустроенном своем доме, без сомнения, холодном. (NB: Но у кого на душе тепло, тому не холодно снаружи.) Рука твоя летит {бе<жит>} по бумаге; фельдмаршал твой бодрствует над ней; под ногами у тебя валяется толстый дурак, т. е. первый No смирдинской Библиотеки... Кстати о Библиотеке. Это довольно смешная история. Сенковский очень похож на старого пьяницу и забулдыжника, которого долго не решался впускать в кабак даже сам целовальник. Но который, однако ж, ворвался и бьет, очертя голову спьяна, сулеи, штофы, чарки и весь благородный препарат.
   Сословие, стоящее выше Брамбеусины, негодует на бесстыдство и наглость кабачного гуляки; сословие, любящее приличие, гнушается и читает. Начальники отделений и директоры департаментов читают и надрывают бока от смеху. Офицеры читают и говорят: "Сукин сын, как хорошо пишет!" Помещики покупают и подписываются и, верно, будут читать. -- Одни мы, грешные, откладываем на запас для домашнего хозяйства. Смирдина капитал растет. Но это еще всё ничего. А вот что хорошо. Сенковский уполномочил сам себя властью решить, вязать: марает, переделывает, отрезывает концы и пришивает другие к поступающим пьесам. Натурально, что если все так будут кротки, как почтеннейший Фадей Бенедиктович (которого лицо очень похоже на лорда Байрона, как изъяснялся не шутя один лейб-гвардии Кирасирского полка офицер), который объявил, что он всегда за большую честь для себя почтет, если его статьи будут исправлены таким высоким корректором, которого Фантастические путешествия даже лучше его собственных. Но сомнительно, чтобы все были так робки, как этот почтенный государственный муж.
   Но вот что плохо, что мы все в дураках! В этом и спохватились наши {Начато было: настоящие} тузы литературные, да позд<н>о. Почтенные редакторы зазвонили нашими именами, набрали подписчиков, заставили народ разинуть рот и на наших же спинах и разъезжают теперь. Они поставили новый краеугольный камень своей власти. Это другая Пчела! И вот литература наша без голоса! А между тем наездники эти действуют на всю Русь. Ведь в столице нашей чухонство, в вашей купечество, а Русь только среди Руси. Но прощай. Скоро ли тебя поздравить отцом, и каким? Умного дитища, т. е. книжного? или такого, которое будет со временем умно, т. е. того, которое не пером работается?

Твой Гоголь.

   Я весь теперь погружен в Историю Малороссийскую и Всемирную; и та и другая у меня начинает двигаться. Это сообщает мне какой-то спокойный и равнодушный к житейскому характер, а без того я бы был страх сердит на все эти обстоятельства.
   Ух, брат! Сколько приходит ко мне мыслей теперь! Да каких крупных! полных, свежих! мне кажется, что сделаю кое-что необщее во всеобщей истории. Малороссийская история моя чрезвычайно бешена, да иначе, впрочем, и быть ей нельзя. Мне попрекают, что слог в ней слишком уже горит, не исторически жгуч и жив; но что за история, если она скучна! Кстати: я прочел только изо всего No 1-го Брамбеуса твои Афоризмы. Мне с тобою хотелось бы поговорить о них. Я люблю всегда у тебя читать их, потому что или найду в них такие мысли, которые верны и {и не только новы, но даже верны} новы, или же найду такие, с которыми хоть и не соглашусь иногда, но они зато всегда наведут меня на другую новую мысль. Да печатай их скорей!
   Поцелуй за меня Киреевского! Правда ли, что он печатает русские песни?
   Поклон всем нашим.
  

200. К. С. Сербиновичу

<Конец января -- начало февраля 1834. Санкт-Петербург>

   Все ваши и Сергея Семеновича замечания я нахожу очень справедливыми и, как видите, воспользовался ими. В одном месте я только оставил связь и связывают. Я нарочно так выразился {Далее начато: и убежд<ен>}, потому что это составляет фигуру в слоге, а не ошибку, так мне кажется; при том, этот оборот именно тот, который более всего выражает мою мысль. Я очень вам благодарен за ваше присовокупление о истинной религии. Оно очень хорошо, и я бы не выдумал так. Я к вам заеду в 12 часов. Авось не застану ли вас? Теперь же сей час никаким образом не могу.
   Много обязанный вам и чувствующий ваше благорасположение

Н. Гоголь.

  

201. М. И. Гоголь

СПб. 1834. Февраля 10.

   Сегодня я получил письмо ваше от 24 генваря, вместе с посылкою. Очень благодарю вас за присланные сапоги и калоши. Они как раз пришлись мне впору. Изъявите также от меня благодарность фабриканту за его труды для меня, Вы очень меня радуете известием, что проводите время иногда весело. Да посоветуйте Ивану Данилевскому не ехать сюда, он навсегда здесь может расстроить свое здоровье, а особливо, когда даже дома бывает часто болен. Скажите ему, что я сам, года через два, думаю навострить отсюда лыжи, хотя и не чувствую себя нездоровым слишком. Всё предосторожность вещь не лишняя.
   Прощайте! Бога ради, будьте веселы и не скучайте за нами. Дети здоровы как нельзя лучше.
   Целую сестру и ее Количку, который, как она говорит, очень проворный мальчишка. Передайте поклон мой Татьяне Ивановне и Василю Ивановичу Чернышам и скажите им, что я всегда помню их приязнь ко мне.
   Вечно признательный ваш сын

Николай.

  

202. К. С. Сербиновичу

<11 февраля 1834. Санкт-Петербург>

   Милостивый государь
   Константин Степанович.
   Извините меня великодушно, что продержал корректуру. Как нарочно у меня под это время накопилась бездна дел, а в добавку к тому посетила меня опять болезнь: вчера в вечеру было вышел и еще хуже сделал, вперед буду исправнее и постараюсь возвратить скорее следующие листки. Я читаю теперь журнал ваш. В нем очень много интересного, даже в самых официальных статьях, которые изложены так занимательно, как я не мог предполагать! Желая от всей души и сердца не быть вам никогда больным, как я грешный.
   Остаюсь с чувствами совершенного почтения и вечной признательности.
   Ваш покорный слуга

Н. Гоголь.

   11 февраля.
   <На обороте:>
   Его высокоблагородию милостивому государю Константину Степанов<ич>у Сербиновичу в Садовой, в доме д-та просвещения.
  

203. М. А. Максимовичу

СПб. Февраля 12. <1834>

   Я получил только сегодня два твоих письма: одно от 26 генваря, другое от 8 февраля, всё это по милости Одоевского, который изволит их чорт знает сколько удерживать у себя. В одном письме ты пишешь за Киев. Я думаю ехать. Дела, кажется, мои идут на лад. Но вот что скверно: министр не соглашается на твое желание: как, дискать, тебя сделать профессором словесности в Киеве, когда ты недавно сделан ординарным ботаником. Такой перелом чрезвычайно кажется странен, и он и слышать не хочет. А между тем Брадке очень нуждается в профессоре словесности. Я думаю вот что: не мешает тебе написать обстоятельно к Брадке, что ты, дискать, недомогаешь страшно в московском климате, что тебе потребно и проч. Бери кафедру ботаники или зоологии. А так как профессора словесности нет, то ты можешь занять на время и его кафедру. А там, по праву давности, ее отжилить, а от ботаники отказаться. А?
   Ты говоришь, что, если заленишься, то тогда, набравши силы, в Москву. А на что человеку дается характер и железная сила души? К чорту лень да и концы в воду! Ты рассмотри хорошенько характер земляков {земляков наших}: они ленятся, но зато, если что задолбят в свою голову, то навеки. Ведь тут только решимость: раз начать, и всё... Типография будет под боком. Чего ж больше? А воздух! а гливы! а рогиз! а соняшники! а паслин! а цыбуля! а вино хлебное, как говорит приятель наш Ушаков. Тополи, груши, яблони, сливы, морели, дерен, вареники, борщ, лопух!.. Это просто роскошь! Это один только город у нас, в котором как-то пристало быть келье ученого. Запорожской Старины я до сих пор нигде не могу достать. Этот Срезневский должен быть большой руки дурак. Как не прислать ни к одному книгопродавцу! Кой же чорт будет у него покупать? А еще и жалуются, что у них никто не раскупает. Историю Малороссии я пишу всю от начала до конца. Она будет или в шести малых, или в четырех больших томах. Экземпляра песень галицких здесь нигде нет; мой же собственный у меня замотал один задушевный приятель.
   Песень я тебе с большою охотою прислал <бы>, но у меня их ужасная путаница. Незнакомых тебе, может быть, будет не более ста {будет более ста}, зато известных верно около тысячи, из которых большую часть мне теперь нельзя посылать. Если бы ты прислал свой список с находящихся у тебя, тогда бы я знал, какие тебе нужны, и прочие бы выправил с моими списками и послал бы тебе.
   Ну, покаместь прощай, а там придет время, что будем всё это говорить, что теперь заставляем царапать наши руки, в богоспасаемом нашем граде.

Твой Гоголь.

  

204. И. И. Срезневский -- Н. В. Гоголю

Харьков, 1834 г., февр<аля> 16-го дня.

   Милостивый Государь, Николай Васильевич! И я, в числе, вероятно, многого множества других, читавших No <34> Северной Пчелы, был сердечно обрадован известием, что тот самый Писатель, который столь мило, столь искусно забавлял многочисленных читателей поэтическими рассказами об Украине под именем Рудаго Панка, хочет подарить Украинцев и трудом важным,-- трудом, в котором, действительно, передается наша историческая литература -- Историей Козаков войска Запорожского. Дай Бог, чтобы эта История появилась как можно скорее, и как можно более оправдала надежды любителей, -- иными словами: чтобы сочинитель оной был награжден за свое благородное предприятие от всех, имеющих какие-нибудь материалы касательно ее Истории, доверенностью и радушием. -- Я с своей стороны, как любитель народностей Запорожско-Украинских, первым долгом почел представить Вам услуги свои, свою готовность делиться материалами, но... я осмеливаюсь надеяться, Вы согласитесь, что это но для меня почти необходимо.
   Может быть, Вам уже известно, что я предпринял издание Запорожской Старины, -- издание, посредством которого намерен представить: 1) важность народной словесности Запорожской в смысле историческом и этнографическом, 2) отношение, какое имеют произведения сей словесности к летописям и народным преданиям. Под именем Запорожской старины я разумею, как можно видеть из двух первых книжек моего издания, старину не одних только отребий войска Запорожского, известных, вообще, под именем разбойн<ик>ов или гайдомак Запорожских, а старину всего войска Запорожского, которое Вам угодно было, следуя общепринятому мнению, <назвать> Малороссийскими Козаками. Из этого видно, что материалы для Вашей Истории и моей Старины -- одни и те же, с тою разницею, что сии материалы в моем издании останутся по-прежнему материалами или сводом материалов, а в Вашей Истории преобразуются в стройное целое. Хотя одинаковость материалов для многих становится двухсторонним щитом соперничества, однако, этого соперничества с моей стороны быть не может-- по причине и разности направления труда Вашего и моего и моего образа мыслей. Можете быть вполне уверены, что, со всею возможною полнотою и усердием, буду исполнять все Ваши требования, отвечать на все Ваши запросы и пр. Одного только не могу обещать -- пересылать целиком, а разве в выписках и сводах, материалы так назыв<аемой> длинной руки, ибо сам имею в них нужду почти ежедневно. Вот первая причина моего но.
   Легко может быть, что иные и даже многие из материалов, составляющ<их> мою Запорожско-Украинскую скрыню, находятся и у Вас. Пересылка их была бы излишнею. Не зная же, что есть уже у Вас и в чем нуждаетесь, не могу попасть на нужное для Вас. Вот и вторая причина моего но.
   Теперь к делу.
   Повторяя свое обещание служить Вам по мере сил моих и возможности, прошу Вас всепокорнейше, если Вам только не неприятно мое усердное желание служить Вам, объяснить мне, что именно нужно Вам, и чем именно могу Вам служить. По получении от Вас известия и объяснения требований, я немедленно начну приводить их в исполнение со всею горячностию человека, который осмеливается неизменно питать признательность к предприятию Вашему и надежду увидеть его, сколь возможно, более совершен<ным>.
   Поверяя себя Вашей благосклонности, имею честь быть Вашим покорнейшим слугою,

Измаил Срезневский.

  

205. И. И. Срезневскому

СПб. Марта 6. 1834.

   Ваше приятное для меня письмо я получил 2 марта. От всей души благодарю вас за вашу готовность помогать мне в труде моем и крепко пожимаю вашу руку. Вы правы: нам одинаково нужны материалы; но хотя бы ваша книга превратилась в Историю, мы и тогда бы не были соперниками. Я рад всему, что ни появляется о нашем крае. И если бы я узнал, что в эту минуту кто-нибудь готовит тоже Историю Украины, я бы приостановил свое издание до тех пор, покаместь ему нужно для сбыта своей книги. Чем больше попыток и опытов, тем для меня лучше, тем моя История будет совершеннее. Я уверен, что в образе мыслей не встречусь с другими, денежной прибыли от нее не ищу -- стало быть, у меня нет соперников! Вы уже сделали мне важную услугу изданием Запорожской Старины. -- Где выкопали вы столько сокровищ? Все думы, и особенно повести бандуристов ослепительно хороши. Из них только пять были мне известны прежде, прочие были для меня все -- новость! Я к нашим летописям охладел, напрасно силясь в них отыскать то, что хотел бы отыскать. Нигде ничего о том времени, которое должно бы быть богаче всех событиями. Народ, которого вся жизнь состояла из движений, которого невольно (если бы он даже был совершенно недеятелен от природы) соседи, положение земли, опасность бытия выводили на дела и подвиги, этот народ... Я недоволен польскими историками, они очень мало говорят об этих подвигах; впрочем, они могли знать хорошо только со времени унии, но и там ни одного летописца с нечерствою душою, мыслями. Если бы крымцы и турки имели литературу, я бы был уверен, что ни одного самостоятельного тогда народа в Европе не была бы так интересна история, как Козаков. И потому-то каждый звук песни мне говорит живее о протекшем, нежели наши вялые и короткие летописи, если можно назвать летописями не современные записки, но поздние выписки, начавшиеся уже тогда, когда память уступила место забвению. Эти летописи похожи на хозяина, прибившего замок к своей конюшне, когда лошади уже были украдены. Хорошо еще, если между ними попадались с резкою физиономией, с характером: как, например, Кониский, который выхватил хоть горсть преданий и знал, о чем он пишет. Но все другие так пусты, так бесцветны! и вместо того, чтобы дослушиваться к умирающему голосу последних воспоминаний, они обезьянски переписывали друг у друга вырванные листки не происшествий, а разве оглавления происшествий. Если бы наш край не имел такого богатства песень -- я бы никогда не писал Истории его, потому что я не постигнул бы и не имел понятия о прошедшем, или История моя была бы совершенно не то, что я думаю с нею сделать теперь. Эти-то песни заставили меня с жадностью читать все летописи и лоскутки какого бы то ни было вздору. Я имел случай многие перечесть и, к сожалению, пропустил случай многие переписать. Из означенных вами в Запорожской Старине мне неизвестны две: Пространная повесть об Украине до смерти Хмельницкого. Заглавие этой рукописи мне показалось незнакомым. Уведомите меня, имеется ли в ней что-нибудь новое против летописей Кониского, Шафонского, Ригельмана? {Далее было: и других} если на мое счастье в ней окажется новое, то я буду надеяться на снисхождение ваше и попрошу вас отдать ее теперь же понемногу переписывать. Мне {Мне в таком случае} хочется иметь ее всю, тогда я могу в ней отыскать, может быть, другими незамеченное или не казавшееся важным, что случалось со мною довольно часто. Я очень знаю, что наши списки летописей {наши летописи под теми же именами} иногда между собою разнят: у одних выпущено что-нибудь и у других прибавлено. Иногда одна прибавка стоит всей летописи. Потому-то я имею и стараюсь иметь по нескольку списков. Для этого-то я и не означал, какие находятся у меня материалы, зная, что тогда я не получу многих списков. {Далее начато: с находящихся} Печатные есть у меня почти все те, которыми пользовался Бандыш-Каменский. Песен я знаю и имею много. Около 150 песен я отдал прошлый год Максимовичу, совершенно ему неизвестных. После того я приобрел еще около 150. У Максимовича теперь уже 1 200. Но я бьюсь об чем угодно, что теперь же еще можно сыскать в каждом хуторе, подальше от большой дороги и разврата, десятка два неизвестных другому хутору. Если я управлюсь с моими делами, то, может быть, летом буду в Малороссию и буду благодарить вас, может быть, лично за ваше радушие и готовность. А между тем ожидаю с нетерпением страшным выхода в свет вашей Старины 3 и 4 книжки. Я уверен, что там будет много для меня пищи. Но -- до следующего письма! Я хотел вам еще о чем-то писать, но небольшой случай перебил {перебил сейчас} мои мысли.
   Чувствуя вполне ваше благорасположение, остаюсь всегда Вашим покорнейшим и благодарным слугою

Н. Гоголь.

  

206. M. И. Гоголь

9 марта 1834. СПб.

   Я получил письмо ваше, моя бесценная маминька, писанное вами 18 февраля. Очень рад, что вы надеетесь получить выгоду от фабрики. Дай Бог, чтобы всё пошло хорошо, в чем я и не сумневаюсь. А между тем я с своей стороны имею в виду доставить фабриканту самую выгодную работу. Я вам после напишу об этом подробнее. Теперь я вам советую обращать наиболее внимание на то, чтобы работников как можно более было из своих людей, нежели из нанятых, чтобы исподволь приучать и занимать всех мальчишек, даже девочек, и всё, что ни есть из мелкого народа. Работа и сбыт будут. Я нарочно сделал для этого сношения и знакомства со многими нужными людьми.
   В Ревель я уже не еду. Но, впрочем, чрез четыре месяца всё-таки надеюсь с вами видеться. Ну, развеселитесь же! Благодарю очень вас и сестру за песни и желаю с нетерпением вас видеть всех. Есть ли у вас теперь снег, или нет? У нас до сих пор еще зима. Впрочем, дни ясные и солнечные. Правили ли вы молебен об успешном ходе фабрики? Если нет, то поручите отцу Ивану отправить молебен, чтобы все дела ваши шли хорошо, а равным образом, чтоб и мои пошли таким чередом, как я думаю! Прощайте; будьте здоровы и да хранит вас Бог от всяких неприятностей! Обнимаю сестру и Павла Осиповича, а также и племянника Николу.
   Ваш всегда любящий вас сын

Николай.

   Да отчего это так долго шло письмо ваше? Оно писано вами 18 февраля, а между <тем> я его получил только сегодня, т. е. 9 марта. Целые три недели шло. Верно, дороги очень дурны.
  

207. М. А. Максимовичу

Марта 12. СПб. 1834.

   Да это, впрочем, не слишком хорошо, что ты не изволишь писать ко мне. Молодец! меня подбил ехать в Киев, а сам сидит и ни гадки о том. А между тем я почти что не на выезде уже. Что ж, едешь или нет? влюбился же в эту старую толстую бабу Москву, от которой, кроме щей да матерщины, ничего не услышишь. Слушай: ведь ты посуди сам по чистой совести, каково мне одному быть в Киеве. Земля и край вещь хорошая, но люди чуть ли еще не лучше, хотя не полезнее ЬВ для нездорового человека, каков ты да я.
   Песни нам нужно издать непременно в Киеве. Соединившись вместе, мы такое удерем издание, какого еще никогда ни у кого не было. Весну и лето мы бы там славно отдохнули, набрали материалов, а к осени бы и засели работать. Послушай, не бросай сего дела! Подумай хорошенько. Здоровье -- вещь первая на свете. Предлог к перемещению ты имеешь самый уважительный -- вред климата. Исчисляй свои труды по словесной части; доказывай, что ты можешь занять с честью означенную кафедру, грози отставкою. Должны будут согласиться. Что ж, получу ли обещанные песни?

Твой Гоголь.

  

208. М. П. Погодину

Марта 13, СПб. 1834.

   Письмо ваше, in 94 долю листа, имел счастие получить, в котором вы меня укоряете за короткость моих писем. При этом почтеннейшем вашем письме я получил маленькое прибавление, впрочем, гораздо больше письма вашего, о венчании меня, недостойного, в члены Общества любителей слова, труды которого, без сомнения, слышны в Лондоне, Париже и во всех городах древнего и нового мира. Приношу вам чувствительную благодарность, почтеннейший секретарь общества, Михаил Петрович, и прошу также изъявить ее благородному сословию. Но, увы! вы избрали самого негодного члена, который даже не может ничего прислать вам по своей лености и во сне времяпрепровождению. Я хотел было, однако ж, прислать вам кое-что, но болезнь, которая приколотила меня было к кровати ровно на две недели, отняла всякую к тому возможность. Скажи Надеждину, что эта же самая причина помешала мне прислать обещанный ему отрывок из истории. Она у меня в таком забытии и такою облечена пылью, что я боюсь подступить к <ней>, и чтобы вырвать из нее отрывок для печати, нужно его хорошенько перечистить. Выговоры ваши за объявление имел тоже честь получить. Это правда, я писал его, совершенно не раздумавши {не раздумавши хорошенько.}. Впрочем, охота тебе вступаться за Бандыша! ведь он <......> и замотал у многих честных людей многие материалы и рукописи. Где ты летом будешь жить? Могу ли я тебя застать в Москве? А что дела твои? всё ли ты живешь еще на небе, или уже начинаешь обращать внимание и на мирские дела? Популярная история твоя скоро выйдет?

Н. Гоголь.

  

209. M. И. Гоголь

Марта 17. 1834. СПб.

   Письмо ваше от 26 февраля я получил чрез Ивана Данилевского. О здоровье моем не беспокойтесь: я еще не так нездоров, чтобы мне не можно было жить здесь. В прошлом месяце я чувствовал себя немного нездоровым, но в это время весь город был почти болен кашлем и прочими принадлежностями простуды. Теперь же я опять здоров. Я беспокоюсь только о вашем положении: мне кажется, не слишком ли вы предаетесь надеждам насчет хозяйственных будущих прибылей, которые надеетесь получить от фабрики, потому что вся уже округа ваша знает, что вы намерены получить скоро большие деньги. Мне кажется, что не лучше ли об этом еще не говорить никому, потому что всё, что ни есть впереди, всё неверно. Мы не можем поручиться за один час вперед. Может быть, фабрикант и его работники, несмотря на все усилия, не будут в состоянии поставить к назначенному времени. А разве этого не может случиться, что фабрикант, взявши деньги, вдруг вздумает улизнуть, что тогда? Искать его -- напрасный труд, потому что сама полиция за 500 рублей укажет ему дорогу, куда бежать. -- Натурально, этого не может случиться. Но кто знает людей? Как многие из них долго могут носить личину и казаться совершенно не тем, чем они есть на самом деле. Но что тогда будет, если это случится? Вы должны будете отвечать всем имением вашим: казна в этом случае никакой не может иметь отсрочки. Я, впрочем, это пишу не для того, чтобы напрасно смущать, но для того, чтобы вы, на всякой случай, были очень осторожны и не предавались заранее надеждам. Не лучше ли вам держать деньги у себя и не все вдруг выдавать фабриканту, но по мере надобности. Ведь ему не все же восемь тысяч возить с собою на каждую ярманку. Для этого можно брать и по тысяче, так чтобы вы видели, что действительно куплено то, для чего были браты деньги. Но всё это нужно делать осторожно и не давать ему заметить, что вы следуете по пятам его, но что вы именно делаете с тем, чтоб облегчить ему труды. -- Я тоже почитаю излишним говорить об этом много соседям. Это, несмотря на всё доброжелательство видимое, всегда возбуждает зависть; а зависть нечувствительно ведет за собою ненависть, и вы вдруг приобретете себе недоброжелателей. Кроме того, это возбудит в других жадность и желание подражать и себе; они будут стараться всячески сманивать фабриканта, предлагать ему выгоднее условия, которых хотя они и не в состоянии будут выполнить, но которые вскружат ему голову Он будет самонадеяннее, приобретет самоуверенность и наглость, беспрестанно увеличивающиеся требования и будет манкировать своим делом, зная, что не вы ему, а он вам нужен. Вы скажете: он совершенно не такой человек; он истинно добрый и совестный, и привязанный. Так! покаместь беден, покаместь успех не сделал его дерзким! Сколько есть людей, которые, покамест были малы и незначительны, были добродетельнее ангелов, но как только приобретали богатство и имя, вдруг становились совершенно другими. Истинно мудрый заводчик держит в тайне первоначальные успехи своей фабрики и никогда не хвалится выгодами. Но когда фабрика утвердится, усилится и укрепится, тогда другое дело; тогда можно объявлять о ее успехах и встречному и поперечному; тогда уже ее не могут подорвать. Теперь же вспомните, что вся ваша фабрика держится на одном человеке. Умри он, и фабрика ваша лопнула: работники у вас нанятые, своих мастеров еще нет; стало быть, без него невольно она должна расстроиться. Вот почему я советовал вам, чтобы сначала не давать большого размера фабрике, но стараться понемногу прежде обучить собственных несколько человек: тогда основание ее, фундамент, будет тверже, прочнее. Нанятые сегодня здесь, завтра Бог знает где; свои же всегда остаются дома. Я уже не говорю о том, что нанятые мастеровые всегда приносят с собою разврат, часто разные заразительные болезни в деревню.
   Не оставьте совершенно без внимания этих слов моих. Старайтесь исполнить, если невозможно всех, по крайней мере некоторые из предосторожностей, о которых я вам говорил. Помните старую правдивую пословицу: Береженого и Бог бережет.
   Но да хранит вас Бог от всех могущих встретиться неприятностей! Да увенчает все ваши предприятия успехом!
   Вечно любящий вас сын

Николай.

  

210. М. А. Максимовичу

Марта 26 <1834>. СПб.

   Во-первых, твое дело не клеится как следует, несмотря на то, что и князь Петр, и Жуковский хлопотал об тебе. И их мнение, и мое вместе с ними есть то, что тебе непременно нужно ехать самому. За глаза эти дела не делаются, да и Мекка (NB) любит поклонение. Теперь поется, что ты де нужен московскому университету, что в Киеве место почти занято уже, и прочее. Но если ты сам прибудешь лично и объявишь свои резоны, что ты бы и рад, дискать, но твое здоровье и прочее, тогда будет другое дело; князь же с своей стороны и Жуковский не преминут подкрепить, да и Пушкин тоже. Приезжай! я тебя ожидаю. Квартира же у тебя готова. Садись в дилижанс и валяй! потому что зевать не надобно: как раз какой-нибудь олух влезет на твою кафедру.
   Ты, нечего сказать, мастер надувать. Пишет: посылаю песни, а между тем о них ни слуху, ни духу; заставил разинуть рот, а вареника и не всунул. А я справлялся около недели в почтамте и у Смирдина, нет ли посылки ко мне. Вацлав, я тебе говорил, что отжилен у меня совершенно безбожно одним молодцом, взявшим на два часа и улизнувшим, как я узнал, совершенно из города. Поговорим об объявлении твоем: зачем ты делишь свое собрание на гулливые, козацкие и любовные? Разве козацкие не гулливые и гулливые не все ли козацкие {не бывают козацкие}. Впрочем, я не знаю настоящего значения твоего слова: козацкие.
   Разве нет таких песней, у которых одна половина любовная, а другая гулливая. {Далее начато: Что к<асается>} По мне, разделения не нужно в песнях. Чем больше разнообразия, тем лучше. Я люблю вдруг {тотчас} возле одной песни встретить другую, совершенно противного содержания. Мне кажется, что песни должно разделить на два разряда: в первом должны поместиться все твои три первые отделения, во втором -- обрядные. Много же, если на три разряда: 1-й -- исторические, 2-й -- все, выражающие различные оттенки народного духа, и 3<-й> -- обрядные. Впрочем, как бы то ни было, разделение вещь последняя.
   Я рад, что ты уже начал печатать {писать}. Если бы я имел у себя списки твоих песень, я бы прислужился тебе и, может быть, даже несколько помог. Но в теперешнем состоянии не знаешь, за что взяться. Да и несносно ужасно делать комментарии, не зная на что, а если и зная, то не будучи уверен, кстати ли они будут и не окажутся ли лишними. Если не пришлешь песень, то хоть привези с собою да приезжай поскорей. Мы бы так славно всё обстроили здесь, как нельзя лучше. Я очень многое хотел писать к тебе, но теперь у меня бездна хлопот, и всё совершенно вышло из головы. Прощай, до следующей почты. Мысленно целую тебя и молюсь о тебе, чтобы скорей тебя выпхнули в Украину.

Твой Гоголь.

  

211. M. A. Максимовичу

1834. Марта 29. СПб.

   Песню твою про Нечая получил вчера. Вот всё, что получил от тебя вместо обещанных каких-то книг.
   Что ты пишешь про Цыха? разве есть какое-нибудь официальное об этом известие? Министр мне обещал непременно это место и требовал даже, чтоб я сейчас подавал просьбу, но я останавливаюсь затем, что мне дают только адъюнкта, уверяя, впрочем, что через год непременно сделают ординарным; и признаюсь, я сижу затем только еще здесь, чтобы как-нибудь выработать себе на подъем и разделаться кое с какими здешними обстоятельствами. Эй, не зевай! садись скорее в дилижанс! Без твоего присутствия ничего не будет.
   Посылаю тебе за Нечая другой список Нечая, который списан из галичского собрания. Видно, как много она терпела изменений. Каневский переменен на Потоцкого; даже самые обстоятельства в описании другие, исключая главного.

Твой Гоголь.

  

212. М. П. Погодину

Апреля 4 <1834>. СПб.

   Пожалуста, не сердись так сильно, как ты объясняешь в письме. Во-первых, это потому не хорошо, что кровь портится; а во-вторых, если я приеду в Москву и расскажу тебе кое о чем, то ты увидишь сам, что на меня не должно сердиться. Ты спрашиваешь о моем здоровьи. Здоровье так же, как и финансы мои, не в весьма завидном положении. Здоровье потому, что я не бык и не русской мужик, финансы потому, что я не Брамбеус и не Греч. В Москве надеюсь быть не раньше июня, или мая последних чисел. Когда ты будешь в деревне: весною, или летом? Пожалуста, не сердись, что мало пишу. Натурально, если хорошенько подумать, то, конечно, нельзя сказать, чтобы, как говорят, не набралось предметов для письма. Но чорт меня возьми, если я уважаю хоть сколько-нибудь письменное искусство. Такая лень находит, что мочи нет. То ли дело язык! куда лучше пера! В чернильницу его не нужно обмокать, разве только слегка в бокал шампанского, после чего он так исправно ворочается, что никакое перо за ним не угонится. {Далее начато: и потому} Может быть, оттого, что я как-то всё это время неспокоен, и леность приходит. Как бы то ни было, только жажду видеть тебя и побраниться с тобою лицом к лицу.

Твой Гоголь.

  

213. А. С. Пушкин -- Н. В. Гоголю

<Март -- первые числа (не позднее 7) апреля 1834 г. Санкт-Петербург>

   Вы правы -- я постараюсь. До свидания.

А. П<ушкин>.

  

214. М. И. Гоголь

<Апрель 1834. Санкт-Петербург>

   Посылаю вам семена для огорода. Только прошу вас посадить их как можно скорее, если -- можно, то даже в тот день, когда получите их; намачивать их вовсе не нужно, но просто прямо посадить в землю. Только непременно нужно поливать несколько раз на день после посадки {после посадки вписано.}. Место выбрать для них лучше поближе к пруду; особенно позаботьтесь, чтобы было получше для цветной капусты, артишоков и брокулей, которые я очень люблю. Не забывайте особенно {особенно вписано вместо: только} приказывать хоть кому-нибудь из комнатных девушек поливать их {Далее было: почаще}. Хотя они садятся несколько поздно, но садовник здешний уверяет меня, что при аккуратном поливании они весьма могут поспеть в июне.
   Со всех сторон доходят слухи и стращают о неурожае. Обратите на это внимание и велите, по крайней мере, насеять побольше картофелю, если хлеба немного. Да нельзя ли не строить в этот год фабрики и других построек? Неужели в винокурне нельзя покаместь выделывать кож; она же теперь совершенно гуляет. Приладьте как-нибудь. Ведь не в наружном виде, не в строении сила, а в том, что делается внутри. Фабрикант большой фантазер. Ему, конечно, приятно видеть огромное строение с пышным названием "фабрика", но уговорите его, скажите, что вы на следующий год выстроите ему золотую фабрику с бриллиантовою крышею, но что теперь нельзя ли как-нибудь пристроить в винокурне все препараты, что нет {нет вписано.} никакой возможности поступить иначе.
  

215. M. A. Максимовичу

Апреля 7 <1834>. СПб.

   Не беспокойся! дело твое, кажется, пойдет на лад. Третьего дня я был у министра; он говорил мне такими словами: кажется, я Максимовича переведу в Киев, потому что для русской словесности не находится более достойный его человек. Хотя предмет для него нов, но он имеет дар слова, и ему можно успеть легко в нем, хотя, впрочем, он теоретического никакого не выпустил еще сочинения. На что я сказал, что ты мне показывал многие свои сочинения, обнаруживающие верное познание литературы и долгое занятие ею. Также при этом напомнил ему о твоих трудах в этом роде, помещаемых в разных периодических изданиях. Из слов его, сказанных на это, я увидел только, что препятствий, слава Богу, никаких нет. Итак, поздравляю тебя. Я тоже, с своей стороны, присовокупил, как на тебя действует тамошний климат и как расстраивается твое здоровье. Видно было, что старания князя Вяземского и Жуковского не были тщетны. Он, по крайней мере, не представлял уже никаких невозможностей и совершенно соглашался {кажется соглашался} с тем, что состоянье здоровья твоего должно быть уважено. Для окончательного дела тебе бы весьма не мешало бы предстать самому, потому что, сколько я мог заметить, личное присутствие ему нравится. Но, впрочем, если тебе нельзя и состояние твоего здоровья не дозволяет, то я в таком случае перестаю о том просить тебя, несмотря на то, что мне очень бы хотелось видеться с тобою. Мне, впрочем, кажется, что если бы был в состоянии, то весьма бы было не худо. Но, как бы то ни было, прощай до следующего письма. Я очень рад, что письмо мое тебя успокоит, и потому не хочу ничего постороннего писать, чтобы не задержать его, чтобы ты получил его как раз впору.
   О получении его уведоми меня немедленно. Прощай, будь здоров! Целую тебя и поручаю тебя охранению невидимых благих сил.

Твой Гоголь.

  

216. М. А. Максимовичу

20 апреля <1834>, СПб.

   Письмо твое от 16 я получил сегодня. Ну, я рад от души и от сердца, что дело твое подтвердилось уже официально. Теперь тебе точно незачем уже ехать в Петербург. Тебя только беспокоят дела московские. Смелее с ними: одно по боку, другому киселя дай, и всё кончено. Из необходимого нужно выбирать необходимейшее, и ты выкрутишься скоро. Я сужу по себе. Да кстати о мне: знаешь ли, что представления Брадке чуть ли не больше значат, нежели наших здешних ходатаев. Это я узнал верно. Слушай, сослужи службу. Когда будешь писать к Брадке, намекни ему о мне вот каким образом: что вы бы, дискать, хорошо сделали, если бы залучили в университет Гоголя, что ты не знаешь никого, кто бы имел такие глубокие исторические сведения и так бы владел языком преподавания, и тому подобные скромные похвалы, как будто вскользь. Для примера ты можешь прочесть предисловие к грамматике Греча или Греча к романам Булгарина. Он, сколько я заметил, основывается на видимом {видимом вписано.} авторитете и на занимаемом месте. Ты, будучи ординарным профессором московского университета, во мнении его много значишь. Я же бедный почти нуль для него; грешных сочинений моих он не читывал, имени не слыхивал, стало быть, ему нечего и беспокоиться обо мне. Тем более мне это нужно, что министр, кажется, {совершенно енным здоровьем. Я думаю, виною всему заботы, беспрестанно вас смущающие. Может быть, мне скоро удастся прожить у вас несколько времени, и тогда, может быть, соединивши силы, нам удастся лучше привести всё в порядок. Когда я начал было писать это письмо {Когда я хотел было отослать . коммент. к письму No 9.) Во время пребывания на родине в 1806--1814 гг. Д. П. Трощинский был избран губернским маршалом полтавского дворянства, и отец Гоголя, будучи секретарем Трощинского, принимал в 1807 и 1812 гг. "участие в заботах о всеобщем земском ополчении и... как дворянин, известный честностью, заведовал собранными для ополчения суммами. Некоторое время он исправлял даже должность маршала" (Щеголев П. Е. Отец Гоголя // Исторический Вестник. 1902. No 2. С. 660). "...Он состоял на службе у Д. П. Трощинского, заведуя всей хозяйственной частью по его имениям, а также всеми денежными средствами дворянской кассы и канцелярии Трощинского, бывшего в то время (по 1814 г.) губернским Полтавским маршалом" (Чаговец В. Л. Семейная хроника Гоголей (по бумагам семейного архива) // Памяти Гоголя. Киев, 1902. Отд. 3. С. 29-30).
   Василий Афанасьевич был также литературно одарен, писал стихи и комедии, ставившиеся в домашнем театре Трощинского в Кибинцах; задавал и своим сыновьям -- Николаю и Ивану -- темы для стихотворных импровизаций (см.: Данилевский Г. П. Знакомство с Гоголем // Соч. СПб., 1901. Т. 14. С. 121). 3 апреля 1829 г. Гоголь обращался к матери: "Еще прошу вас выслать мне две папинькины малороссийские комедии: Овца-Собака и Романа с Параскою. Здесь так занимает всех всё малороссийское, что я постараюсь попробовать, нельзя ли одну из их поставить на здешний театр". В 1856 г. П. А. Кулиш пересказал содержание одной из этих комедий -- "Овца-Собака", или "Собака-Вивця" (см.: <Кулиш П. А.> Николай М. Записки о жизни Н. В. Гоголя, составленные из воспоминаний его друзей и знакомых и из его собственных писем. Т. 1.С. 11). Позднее П. А. Кулиш опубликовал и вторую комедию Гоголя-отца: Гоголь В. А. Простак, или Хитрость женщины, перехитренная солдатом // Основа. 1862. No 2. Содержание пьесы В. А. Гоголя-Яновского перекликается с "малороссийской оперой" И. П. Котляревского "Москаль-Чаривник". При этом, в отличие от комедии Котляревского, произведение Василия Афанасьевича изобилует церковной лексикой. 10 октября 1839 г. Гоголь обещал И. И. Срезневскому "держать корректуру" второй книги "Украинского Сборника" (вышел в 1841 г.), где была опубликована онера Котляревского (см.: Живая Старина. 1892. Вып. 1.С. 71). Об общем западном источнике комедии Гоголя-отца и "Москаля-Чаривника" Котляревского см.: Дашкевич Н. П. Вопрос о литературном источнике украинской оперы И. П. Котляревского "Москаль-Чаривник" // Киевская Старина. 1893. No 10-12. С. 451-481. Сохранился также отрывок еще одной не дошедшей до нас комедии Гоголя-отца (см: Назаревский А. А. Из архива Головни // Н. В. Гоголь. Материалы и исследования. М.; Л., 1936. Т. 1. С. 324). Кроме того, известны фрагменты нескольких стихотворений Гоголя-отца. Сохранился также черновик официального обращения В. А. Гоголя-Яновского к Д. П. Трощинскому, относящийся, по-видимому, к 1814--1818 гг. Из послания явствует, что проблема "мертвых душ", то есть отсутствующих, но числящихся в имении по ревизским сказкам крепостных крестьян, занимала и Василия Афанасьевича. Впоследствии его черновое письмо к Трощинскому, сохраненное матерью Гоголя Марией Ивановной, могло быть прочитано Гоголем (хранится: РГБ. Ф. 74. К. 8. Ед. хр. 87. Л. 16 об. -- 16; опубликовано, с ошибками и пропусками: Шенрок В. И. Родители Гоголя // Исторический Вестник. 1889. Февраль. С. 393; см. также: Шенрок В. И. Материалы для биографии Гоголя. М., 1892. Т. 1. С. 379). Смерть отца, последовавшая спустя четыре года после поступления Гоголя в Нежинскую гимназию, была большой для него утратой.
   Маминька -- Гоголь-Яновская (рожд. Косяровская, 1791 -- 31 марта 1868) Мария Ивановна, мать Н. В. Гоголя. Родилась в семье И. М. Косяровского и М. И. Косяровской (рожд. Шостак). С полуторамесячного возраста воспитывалась в доме тетки А. М. Трощинской (рожд. Косяровской) в с. Ярески Полтавской губернии. В 1805 г. вышла замуж за В. А. Гоголя-Яновского и переехала в имение Гоголей Васильевку. Родила двенадцать детей. "Сообщаем их имена: Николай, Андрей, Дмитрий, Иван (из них последние трое умерли в раннем детстве), и дочери -- Мария, Анна, еще Анна, Елизавета, Татьяна и Ольга. Двое же <сыновей> родились мертвыми" (Чаговец В. А. Примечания // Из семейной хроники Гоголей. (Мемуары О. В. Гоголь-Головни). Киев, 1909. С. 63). Первые роды, оказавшиеся неудачными, относятся к осени -- концу 1806 г.; вторые, тоже неудачные,-- к периоду после осени 1807 до осени 1808 г. Гоголь Николай Васильевич (19 марта 1809 -- 21 февраля 1852) стал первым ребенком, оставшимся в живых; за ним родились: Гоголь Иван Васильевич (1810 -- июль--август 1819); Гоголь Мария Васильевна (в замужестве Трушковская, 1811--1844); Гоголь Димитрий Васильевич (1812--1813); Гоголь Анна Васильевна (1817--1820); Гоголь Андрей Васильевич (ок. 1818--1819 -- умер на втором году жизни); Гоголь Анна Васильевна (другая) (27 апреля 1821 -- 1893); Гоголь Елисавета Васильевна (в замужестве Быкова, начало 1824 -- 1864); Гоголь Татьяна Васильевна (конец 1824 -- после 1 июля 1825); Гоголь Ольга Васильевна (в замужестве Головня, 19 марта 1825 -- 5 декабря 1907).
   Ваканции быстро приближаются. -- Ваканции (укр.; от лат. vacatio -- освобождение) -- каникулы. Речь может идти только о летних каникулах 1820 г., так как перед каникулами 1819 г. Гоголь учился в Полтавском поветовом училище вместе с братом, а перед каникулами 1821 г. Гоголь уже числился во втором отделении Гимназии высших наук в Нежине и потому никак не мог писать о том, что стремится "поспеть с честью во второй клас<с>" (во втором классе он был оставлен на второй год после экзаменов 21-28 июня 1821 г.). Вряд ли можно стремиться "с честью" остаться в том же классе на второй год. Если считать письмо Гоголя написанным "ближе к весне 1821 г." (как ошибочно полагает Ю. В. Манн; см. выше), то в таком случае Гоголь должен был стремиться "поспеть" не во второй, а в третий класс. Если же предположить, что письмо написано незадолго до условного зачисления Гоголя 1 мая 1821 г. во второй класс Нежинской гимназии, то в таком случае до каникул оставалось бы еще более двух месяцев, и в таком случае говорить об их "приближении" было бы преждевременно.
  

2. Т. С. Гоголь-Яновской

   О датировке письма см. коммент. к письму No 1.
   Бабушка -- Татьяна Семеновна Гоголь-Яновская (рожд. Лизогуб, после 1750 -- ок. 1827), дочь бунчукового товарища Семена Семеновича Лизогуба, который был родным внуком гетмана Ивана Ильича Скоропадского, родственником Павла Леонтьевича Полуботка, потомком генерального обозного Якова Лизогуба и зятем (с 1742) переяславского полковника "войска Запорожского" (с 1726--1728) Василия Михайловича Танского (ок. 1678--1763).
   В семейном архиве Гоголей хранились жалованная грамота Петра I "полковнику над волохами" (над румынами) В. М. Тайскому на с. Озеряны 1718 г. (награда за воинские доблести в Шведскую кампанию), а также универсал гетмана Скоропадского ему же и на то же имение 1715 г. (опубл.: Чаговец В. Л. Семейная хроника Гоголей (по бумагам семейного архива) // Памяти Гоголя. Киев, 1902. Отд. 3. С. 41-42; см. также: Лазаревский А. М. Очерки малороссийских фамилий // Русский Архив. 1875. No 3. С. 452). В 1722 г. В. М. Танский получил также во владение большое поместье Мурафа. В 1731 г. за притеснения казаков он был арестован и в 1734 г. сослан в Сибирь, где находился до 1742 г. Помимо прочего, выяснилось, что с. Озеряны, на которое Танский получил жалованную грамоту, принадлежало ранее М. В. Забеле, о чем Танский, добиваясь в 1715 г. этого поместья, намеренно умолчал. В 1741 г. сын М. В. Забелы Захария подал прошение на Высочайшее имя, по которому в 1749 г. вернул имение обратно. В декабре 1741 г. В. М. Танский был прощен и в июле 1742 г., после кратковременного пребывания в Петербурге, вернулся в Малороссию; переяславское полковничество ему было возвращено; позднее, взамен Озерян, по ходатайству С. С. Лизогуба, графом К. Г. Разумовским ему были выделены новые земли -- в местечках Яготин и Бубнов, в деревне Решётках и селе Калаберда (Колиберда). Документы о полковнике Ганском хранились в фамильном гоголевском архиве и должны были быть известны Гоголю. "Можно быть уверену, что при составлении истории Малороссии этот материал не был обойден поэтом..." (Чаговец В. А. Семейная хроника Гоголей (по бумагам семейного архива). С. 7).
   История женитьбы А. Д. Гоголя-Яновского (в ту пору войскового канцеляриста, домашнего учителя в доме С. С. Лизогуба) и Т. С. Лизогуб около 1768--1769 гг. нашла отражение в повести Гоголя "Старосветские помещики": "...он даже увез довольно ловко Пульхерию Ивановну, которую родственники не хотели отдать за него...". Бегство Татьяны Семеновны из родного дома объяснялось отчасти тяжелым характером матери. По словам ее отца С. С. Лизогуба, она "росла при матери в горе, як при мачухе". ("Мать ее, -- пояснял В. А. Чаговец, -- урожд<енная> Танская, отличалась тяжелым, своевольным и вздорным характером") (Из семейной хроники Гоголей. Мемуары О. В. Гоголь-Головни. Киев, 1909. С. 69). Эти черты Анна Васильевна Лизогуб, очевидно, унаследовала от своей матери "полковницы" Анны Танской, которая заведовала "преимущественно" делами по управлению имениями своего мужа. "...После ссылки мужа... она не изменила своей системы и так же энергично отстаивала свои интересы без мужа, как и при нем. Как и раньше, она безучастно относилась к народу, не позволяла выгонять скот на пастбище или высылала в поле целую команду "волох и другого звания людей", которые с дубьем и ружьями прогоняли работавших крестьян с их дедовских земель, якобы принадлежавших ныне Танским... Из дел видно, что в этих схватках вооруженных волохов с крестьянами, из последних некоторые бывали убиты... Караулы, расставленные на границах полей и в степи "по разным могилам", сообщали мирным полям какой-то чуждый характер и внушали страх и трепет среди крестьян..." (Чаговец В. А. Семейная хроника Гоголей (по бумагам семейного архива) // Памяти Гоголя. Киев, 1902. Отд. 3. С. 15). В отличие от жены, отец Татьяны Семеновны, С. С. Лизогуб, отличался глубокой религиозностью, которую унаследовала его дочь.
   После бегства Татьяны Семеновны "гнев отца быстро прошел, и молодые беглецы получили в приданое сельцо Купчик, впоследствии переименованное в Васильевку, Яновщину тож" (Чаговец В. А. Примечания // Из семейной хроники Гоголей. (Мемуары О. В. Гоголь-Головни). Киев, 1909. С. 69). (Село Купчик, или хутор Купчин, на реке Голтве, называвшийся позднее от фамилии А. Д. Гоголя-Яновского -- Яновщиной, и от имени отца Гоголя Василия -- Васильевкой, входил в состав имения Мурафа, но был получен В. М. Танским не в 1722 г., а ранее, в качестве приданого жены.) По другим сведениям, С. С. Лизогуб передал "хутор Татьяне Яновской и внуку Василию" в 1781 г. (название хутора не указано) (см.: Щеголев П. Е. Отец Гоголя // Исторический Вестник. 1902. No 2. С. 657). Ср.: "По другому варианту, записанному сестрою поэта <О. В. Головней>, они... долгое время жили в нужде, пока не получили прощения родителей" (Чаговец В. А. Семейная хроника Гоголей (по бумагам семейного архива). С. 25); "...родители рассердились: ничего ей не дали, а где они жили и как -- не расспрашивали. Потом братья ее подарили ей Васильевку..." (Из семейной хроники Гоголей. (Мемуары О. В. Гоголь-Головни). Киев, 1909. С. 36). "По ведомости о населении Малороссии в 1780 г., составленной при разделении последней на три наместничества, в сотне Шишацкой, Миргородского полка показан "Хутор Купчинский бунч<укового> товар<ища> Лизогуба", а в нем 16 двор, с 16-ю хатами. Отсюда видно, что женин "посаг" Афанасий Г<оголь> получил гораздо позже женитьбы" (Лазаревский А. М. Сведения о предках Гоголя. С. 12).
   20 июня 1825 г. Татьяна Семеновна, будучи владелицей Васильевки (стоимость которой составляла тогда 60 тысяч рублей), в присутствии Д. П. Трощинского, завещала своему шестнадцатилетнему внуку Н. В. Гоголю, "преимущественно" пред его сестрами -- Марией, Анной, Елисаветой, Татьяной и Ольгой -- половину всего имения и "сверх того новый дом, к нему принадлежащий сад и лес, называемый Яворивщина". Мать Гоголя по этому завещанию пожизненно назначалась "единственною и безотчетною" опекуншею над имением своих детей. 1 июля 1825 г. это завещание было заверено в Миргородском уездном суде (опубл.: Чаговец В. А. Семейная хроника Гоголей (по бумагам семейного архива) // Памяти Гоголя. Киев, 1902. Отд. 3. С. 43-44). 15 декабря 1827 г. Гоголь, в частности, писал матери из Нежина: "Продайте тот лес большой, который мне назначен. Деньгами, вырученными за него, можно не только сделать вспоможение мне, но и сестре моей Машиньке". В начале января 1828 г. он вновь обращался к матери: "Приспели гораздо большие трудности... Необходимо нуж<ные пособия к> уразумению языков достать теперь <край письма оторван> Я просил... 60 рублей... Я умолял вас несчет<ное число раз>... <К чему со>хранять... <м>не такое имение... <Нужно ста>раться сбыть некоторые... <нену>жные земли и даже продать". Перед отъездом в Петербург Гоголь 8 сентября 1828 г. писал двоюродному дяде Петру П. Косяровскому: "...приезжайте в Васильевку, будьте Ангел-утешитель нашей матери... Я с своей стороны... для обеспечения ее состояния отказываюсь от своего наследия и теперь занимаюсь составлением дарственной записи, по которой часть имения, принадлежащего по завещанию мне, с домом, садом, лесом и прудами, оставляется матери моей в вечное владение". В 1829 г. Гоголь отказался от своей части имения в пользу матери, выслав ей 24 июля соответствующую доверенность, подписанную в Санкт-Петербургской палате гражданского суда (опубл.: Щеголев П. Е. К биографии Н. В. Гоголя // Литературный Вестник. 1902. Т. 3. Кн. 1. С. 60).
   Учитель мною доволен. -- Речь в данном случае идет либо о М. И. Спасском, либо о Г. М. Сорочинском (см. коммент. к письму No 1).
   Гапа -- Агафья Семеновна Власенкова, крепостная крестьянка из Васильевки, няня Гоголя и его сестер.
   ...и сестриц моих. -- Под сестрицами в данном письме Гоголь подразумевает девятилетнюю Марию и трехлетнюю Анну (первую) (умерла в том же 1820 г.) (см. коммент. к письму No 1).
  

3. В. А. и М. И. Гоголям

   О датировке письма см. коммент. к письму No 1.
   Иван Алексеевич -- полтавский прокурор Горбовский, приятель отца Гоголя, который помогал Горбовскому в покупке земель. В имении Горбовского в Переяславском уезде, в двухстах верстах от Васильевки, жила во второй половине 1830-х гг. сестра Гоголя, Ольга Васильевна, обучаясь в течение двух лет с его дочерьми французскому языку и музыке.
   Иван Дмитриевич -- Тишевский, знакомый родителей Гоголя.
   Гаврила Максимович -- лицо неустановленное.
  

4. В. А. и М. И. Гоголям

   Написано в период подготовки Гоголя к экзаменам для поступления в Гимназию высших наук кн. Безбородко, проходившим с 20 по 28 июня 1821 г. После экзаменов Гоголь был оставлен во 2-м отделении, куда ранее был условно зачислен с 1 мая 1821 г.
   Егор Иванович -- Зельднер, надзиратель и преподаватель немецкого языка в Гимназии высших наук (см. о нем коммент. к <Эпиграмме на Е. И. Зельднера> в т. 7 наст. изд.).
   Федор Иванович Чекиев -- инспектор, надзиратель, преподаватель русского языка в Гимназии высших наук в 1820--1822 гг. После смерти директора Кукольника (6 февраля 1821 г.) и до вступления в должность нового директора И. С. Орлая (1 ноября 1821 г.) был первым лицом в управлении гимназией.
  

5. В. А. и М. И. Гоголям

   Письмо написано под наблюдением надзирателя Гимназии высших наук Е. И. Зельднера и не вполне отражает тогдашнего душевного состояния Гоголя (см. коммент. к письму No 6).
  

6. В. А. и М. И. Гоголям

   1 мая 1821 г. Гоголь поступил в нежинскую Гимназию высших наук, учился здесь до конца июня и после небольших каникул был вторично привезен в Нежин в начале августа этого года. Гоголь отправил родителям одновременно два письма. Одно -- составленное под наблюдением надзирателя гимназии Е. И. Зельднера (письмо No 5), другое (настоящее) -- написанное самостоятельно. Письмо произвело в Васильевке переполох, Василий Афанасьевич даже занемог (см.: Щеголев П. Е. Исторические этюды. СПб., 1913. С. 86-91). Поняв, какую тревогу вызвал у родителей, Гоголь больше не писал таких писем, хотя "припадки" ему самому необъяснимой тоски, как писал он позднее в "Авторской исповеди" (1847), он, очевидно, испытывал и позднее. Ср., в частности, его письмо к матери от 1 марта 1828 г.
   Симон (Семен) Стокоза (1775 -- ?) -- крепостной старик, повар, которого отец Гоголя определил в дядьки к своему сыну. Жил вместе с Гоголем в Нежине в 1821--1828 гг.
  

7. В. А. и М. И. Гоголям

   Впервые напечатано в "Вестнике Европы". 1896. No 6. С. 728. Фотокопию письма см. в изд.: Из семейной хроники Гоголей. (Мемуары О. В. Гоголь-Головни) / Ред. и примеч. В. А. Чаговца. Киев, 1909. <Паг. 2>. Л. <2>. Печатается по автографу: Отдел письменных источников Государственного Исторического музея (далее -- ГИМ). Ф. 446. Ед. хр. 41.
  

8. В. А. и М. И. Гоголям

   3 сентября 1821 г. М. И. Гоголь писала О. Д. Трощинской: "...возвратившийся из Нежина посланный несколько успокоил меня на счет моего Николеньки; он затосковал было, а теперь начал привыкать и сделался веселее..." (<Ореус И. И.> Дмитрий Прокофьевич Трощинский. 1754--1829 // Русская Старина. 1882. No 6. С. 673).
  

9. В. А. и М. И. Гоголям

   Доктор Орлай -- директор нежинской Гимназии высших наук князя Безбородко в 1821--1826 гг., бывший лечащий врач Императора Александра I, ученый с мировым именем Иван Семенович Орлай де Карва (1771--1829). Подробнее о нем см.: Виноградов И. "Необыкновенный наставник": И. С. Орлай как прототип одного из героев второго тома "Мертвых душ" // Новые гоголеведческие студии. Вып. 2. Симферополь; Киев, 2005; Виноградов И. А. Поэма "Мертвые души": проблемы истолкования // Гоголевский вестник. М., 2007. Вып. 1.
   Кибенцы (Кибинцы) -- село Миргородского уезда Полтавской губ., в одиннадцати километрах от уездного города. Главное имение Д. П. Трощинского, с домашним театром, с большой библиотекой (см.: Каталог антикварной библиотеки книгопродавца Е. Я. Федорова, приобретенной после бывшего министра Д. П. Трощинского. Киев, 1874), картинной галереей и т. д. Дмитрий Прокофьевич Трощинский (1754--1829), выпускник Киевской духовной академии, известный государственный деятель. Прадед Трощинского, Матвей Трощинский, "в царствование Петра Великого атаманствовал на Запорожье и погиб, благодаря своему близкому родству с Мазепой; заподозренный в сообщничестве с изменившим царю гетманом, он был схвачен и умер в заключении, а имение его конфисковано" (<Ореус И. И> Дмитрий Прокофьевич Трощинский. 1754--1829 // Русская Старина. 1882. No 6. С. 641). Внук М. Трощинского (отец Д. П. Трощинского), Прокофий Иванович, готовил всех своих четверых сыновей -- Андрея, Ефима, Демьяна и Дмитрия (впоследствии министра) -- на Запорожье, но к тому времени Сечь доживала свои последние дни (перед ее упразднением Екатериной II в 1775 г.), так что побывать на Запорожской Сечи довелось только старшему Андрею (Там же. С. 642). Поступлением в Киевскую академию Д. П. Трощинский был обязан своему дяде, архимандриту Киевского Пустынно-Николаевского монастыря Амфилохию (Леонтовичу, ум. 1799), с 1795 г. епископу Переяславскому и Бориспольскому ("пребывание имеет в Переяславском Вознесенском монастыре"; Роспись чиновных особ в государстве. При начале сего 1796 года // Месяцеслов с росписью чиновных особ в государстве на лето от Рождества Христова 1796. СПб., <1796.> С. 40). Д. П. Трощинский был дальним родственником Гоголей и их соседом по имению (старший брат Д. П. Трощинского Андрей Прокофьевич был женат на тетке матери Гоголя Анне Матвеевне (рожд. Косяровской, ум. 1833); у нее М. И. Гоголь воспитывалась). Выходил в отставку, по состоянию здоровья, дважды. Первая отставка -- с поста министра уделов -- последовала 9 июня 1806 г., вторая -- с поста министра юстиции -- 25 августа 1817 г. В своем поместье Кибинцах Миргородского уезда проживал с лета 1806 г. но лето 1814 г. (в то время был избран губернским маршалом полтавского дворянства) и с июня 1821 г. до кончины 26 февраля 1829 г. (см. письмо Д. П. Трощинского к Л. И. Голенищеву-Кутузову из Кибинец от 15 июня 1821 г.: РНБ. Ф. 791. Ед. хр. 24. Л. 81; после второй отставки он "...не тотчас... уехал к себе в имение, а оставался в Петербурге еще около пяти лет"; <Ореус И. И.> Дмитрий Прокофьевич Трощинский. 1754--1829 // Русская Старина. 1882. No 6. С. 649-650, 655-656).
   Латинская граматика -- Грамматика латинская с российским перекладом в пользу российского юношества, изданная Н. Бантышом-Каменским (М, 1779; впоследствии многократно переиздавалась).
   Латинский Лексикон -- Латинско-российский лексикон с полным объяснением всех свойств и значений каждого латинского слова... составленный Иваном Кронебергом. Ч. 1-2. СПб., 1819--1820.
   Катихизис -- вероятнее, одно из изданий "Краткого катехизиса ради обучения малолетних детей христианскому закону" митрополита Московского Платона; впервые издан в 1766 г.
   Маф<е>матика Фусса в трех частях -- Начальные основания чистой Математики Николая Фусса. Ч. 1-3. СПб., 1810--1812.
  

10. В. А. и М. И. Гоголям

   Французские разговоры -- Новые разговоры французские и российские, разделенные на 130 уроков, для употребления юношества и всем желающим учиться сим языкам, изданы Иоан. Фил. Вегелином. М., 1788 (последние изд. -- М., 1819; СПб., 1821).
   Немецкие разговоры -- Новые разговоры немецкие и российские, разделенные на 130 уроков, для употребления юношества и всем начинающим учиться сим языкам, изданные Иоан. Фил. Вегелином. М., 1789 (6-е изд. -- М., 1819).
   Мармонтелъ, Жан Франсуа (1723--1799) -- французский писатель, сотрудник "Энциклопедии". Гоголь просит прислать ему "Сказки нравоучительные г. Мармонтеля; перевел с франц. Павел фон-Визин" (Ч. 1-2. М., 1764; 2-е изд. -- М., 1788. Ч. 1-3).
  

11. В. А. и М. И. Гоголям

   Иван Семенович -- Орлай.
  

12. В. А. и М. И. Гоголям

   ...нравственные примеры... -- Вероятно, имеется в виду книга: "Примеры мудрости и добродетели, с наставлениями для детей". (Соч. Я. Феддерсена. 2 ч., перев. с нем. М., 1787)
  

13. В. А. и М. И. Гоголям

   Ландражень (Ландражин) Иван Яковлевич (1794 -- после 1855) -- преподаватель французского языка и словесности в Гимназии высших наук в 1822--1830 гг. Согласно материалам следствия "дела о вольнодумстве", начатого в Нежине в 1826 г. (и завершенного в 1830-м), Ландражин был карточным игроком, и вместе с другим "прогрессивным" профессором, Ф. И. Зингером, они нередко "водили с собой по трактирам учеников, сколько-нибудь склонных к их образу мыслей" (Машинский С. И. Гоголь и "дело о вольнодумстве". М., 1959. С. 163).
   ...учиться греческому языку, которого профессор уже приехал. -- Речь идет о младшем профессоре греческого языка Христофоре Николаевиче Иеропесе (1795--1855).
  

14. В. А. и М. И. Гоголям

   ...я опасно был болен. -- Это сообщение вызвало тревогу в Васильевке. Был сделан запрос к Е. И. Зельднеру, на который тот 8 ноября 1822 г. отвечал В. А. Гоголю, что сын его был болен скарлатиной, но совершенно выздоровел.
   Учитель танцования и музыки будет к нам в последних числах сего месяца... -- Севрюгин Федор Емельянович (1784 -- ?), учитель музыки, пения и танцев в Гимназии высших наук в 1822--1838 гг.
  

16. В. А. и М. И. Гоголям

   Федька -- сапожник Федор, крепостной родителей Гоголя.
   Живописец -- вероятно, художник Капитон Степанович Павлов (1792--1852), учитель рисования в нежинской Гимназии высших наук в 1820--1835 гг., воспитанник петербургской Академии художеств, где провел 17 лет (с 1798 по 1815) и где был соучеником К. П. Брюллова.
   Дедушка -- Иван Матвеевич Косяровский, отец матери Гоголя. Служил в г. Орле и в Лохвице; выйдя в отставку, поселился на хуторе Яресках близ Васильевки.
   Бабушка -- Марья Ильинична Косяровская (рожд. Шостак), вторая жена И. М. Косяровского.
  

19. А. С. Данилевскому -- Вот вам, любезнейший друг, краткое описание двух моих Антиков, желаю, чтоб оное вам понравилось" (РНБ. Ф. 791. Ед. хр. 29. Л. 32-32 об.).

   ...новость об войне. -- Речь идет о русско-турецкой войне, начавшейся в следующем 1828 г.
   Рот -- Логгин Осипович (1780--1857).
   Федоровка -- имение помещиков Тимченко в 30 верстах от Васильевки.
   Хилков -- князь Иван Михайлович, муж дочери Д. П. Трощинского, Надежды Дмитриевны (ум. 1817).
   Иван Ефим<ович> -- Трощинский, племянник Д. П. Трощинского (сын его брата Ефима Прокофьевича), генерал-лейтенант. В 1818--1827 гг. занимался устройством Новомиргородских военных поселений.
   ...читаю Bibliothèque des dames... путешествие во все страны. -- Имеется в виду восемнадцатитомная "Всеобщая дамская библиотека. Путешествия", с двумя дополнительными томами географических атласов, использовавшаяся в качестве учебного пособия в Нежинской гимназии: Bibliothèque universelle des dames. Voyages. Vol. I-XVIII. Atlas. Vol. I--II. Paris, 1785--1790 (см.: Гоголевский Сборник. Киев, 1902. С. 279).
   Письма о Восточной Сибири Алексея Мартоса... -- "Письма о Восточной Сибири" Алексея Ивановича Мартоса, историка Малороссии, вышли в свет в Москве в 1827 г.
   Прохвацкий -- Карп Дементьевич -- упоминается в письме No65.
   ...Анну Борисовну... Петра Борисовича... -- Брат и сестра, приживальщики в доме М. И. Гоголь.
  

72. М. И. Гоголь

   ...я... в глубоком обдумьи будущей должности... в деятельном мире, для блага которого посвященна жизнь моя... веемой силы будут порываться на то, чтобы означить ее одним благодеянием, одною пользою отечества. -- По словам Марии Ивановны, Гоголь впервые серьезно задумался об этом после смерти отца в 1825 г.: "Печаль эта сделала впечатление на всю его жизнь, и тогда он сказал, что он не будет жить для себя, а для страждущих ближних, и если Бог удостоит быть полезным своему отечеству -- России, то почтет себя счастливым, но если вообразит, что может быть его не допустят обстоятельства его, то чувствует, что холодный пот показывается на его лбу" (Виноградов И. А. Неопубликованные воспоминания о Н. В. Гоголе его матери. С. 351. Ср.: <Кулиш П. А.> Николай М. Записки о жизни Н. В. Гоголя. Т. 1. С. 338).
   Данилевские -- братья А. С. и И. С. Данилевские.
  

73. М. И. Гоголь

   ...не старайтесь сохранять для меня имения... -- По завещанию Т. С. Гоголь-Яновской половина имения и "лес, называемый Яворивщина" были собственностью Н. В. Гоголя (см. коммент. к письму No 2).
  

75. М. И. Гоголь

   Автограф письма хранится: ГИМ. Ф. 446. Ед. хр. 41. Л. 4-5.
   Датировка письма уточнена. В прошедшем времени Гоголь пишет здесь о Рождественских каникулах, которые провел в Нежине, а не в Васильевке: "Вы не можете вообразить тогдашнего моего бешенства, я был точно сумасшедший, заперся в своей комнате, грыз от досады стол, плакал, бегал от всех; и в уединении от всех разрывался в досадах и медленно начал успокоиваться только с прошествием праздников, но воспоминание о них режет мое сердце". Очевидно, эти слова предполагают определенную дистанцию, отделяющую время создания письма от припоминаемых в нем событий.
  

78. M. И. Гоголь

   ... в половине июня должно уже всё быть приведенну к концу... -- Выпускные публичные экзамены в Нежинской гимназии состоялись 28 июня 1828 г.
  

79. М. И. Гоголь

   ...чертежи и планы г-на Кафторова... -- См. коммент. к письму No 68.
  

81. М. И. Гоголь

   Сестру благодарю и поздравляю с новосельем... -- М. В. Гоголь вернулась в Васильевку, окончив курс в пансионе г-жи Арендт.
  

82. А. С. Данилевскому

   Письмо, возможно, написано после поездки Гоголя в Кременчуг на ярмарку (с 27 августа по 2 сентября).
  

83. Павлу П. Косяровскому

   Ятка -- род палатки или шатра.
  

84. Петру П. Косяровскому

   ...его высокопревос<ходителъство> не благоволил приехать... -- Имеется в виду Д. П. Трощинский.
   ...яресковских гостей не было... запас остался нам на... годовое продовольствие. -- "При многочисленности свиты, с которой разъезжал Трощинский, заботы о размещении ее заставляли нередко Марью Ивановну отказывать себе в привычном покое и даже переселяться на время к соседям, а сына посылать за покупками и припасами из Васильевки в Полтаву, Кременчуг и дальше. Иногда приходилось приносить немаловажные жертвы: так однажды она должна была отказать себе в удовольствии оказать помощь одному из наиболее любимых родственников, находившемуся в бедственном положении, и сделать много трат в ожидании несостоявшегося приезда Трощинского, при чем приходилось располагать собой, своим временем и помещением, применяясь к вкусам и привычкам высокого гостя. "К Петру и Павлу ожидаем Дмитрия Прокофьевича со всем его семейством. К тому дню и мы должны ехать с Варенькой <В. П. Косяровской> в Ярески. Она здорова; только скучает, воображая, что приедут сюда кибинцкие, и надобно будет больше с ними жить в продолжение лета". Особенно тяжело было Марье Ивановне переламывать себя и жить среди веселого общества в Яресках, тогда как после смерти мужа ей было вовсе не до того. "Мне очень мучительно, -- пишет она, -- имея горесть в сердце, быть в веселой компании, но я стараюсь как можно реже там бывать и оставаться больше в уединенной и спокойной моей Васильевке". Вот еще несколько выписок <из писем к Петру П. Косяровскому>, характеризующих отношения Марьи Ивановны к Д. П. Трощинскому. "Я вам писала, что жду Дмитрия Прокофьевича; он у нас был, и чрезвычайно был доволен угощением; княжна <П. И. Хилкова> не была по причине приезда к ней отца ее, которого Дмитрий Прокофьевич просил и они оставались в Яресках. Выпроводя их, ездила я с Варенькой к Катеньке <Е. И. Ходаревской>, а там должна была ехать на именины к благодетелю моему (тем более, что он был у меня), где провела время очень скучно" и проч. "О Дмитрии Прокофьевиче я, кажется, писала вам, как он у нас был, и старалась доставить ему все те удовольствия, которые он любил". "Никоша мой возвратился из Кременчуга и навез всего для угощения Дмитрия Прокофьевича, и он не будет, потому что нет возможности приехать по причине тесноты. Теперь приехали Шамшевы, Софья Алексеевна и Ростислав; Иван Ефимович возвратился в Кибинец. Я вообразила, что тогда еще будут в Кибинцах, и Родзянки приехали, и мне никак невозможно их поместить всех, и, признаюсь, я и рада сему случаю; жаль только, что употреблено много денег: лучше бы послала вам". "В Кибинцах мы провели время и приятно и грустно, -- приятно потому, что я имела особую комнатку, где могла свободно предаваться своим мыслям и обдумывать свои планы (я просила, чтобы мне дали в гостином флигеле особую комнатку вместе с моей Машей, для того, что с Ольгой Дмитриевной мне надобно было помещаться с Капнистами и с другими женщинами и поздно слишком ложиться, потому что после ужина все молодые люди всегда во флигеле собираются, а для моей Машеньки не годится поздно ложиться, и мы от ужина тотчас уходили в свою квартиру). Один Андрей Андреевич <Трощинский>, истинно как родной брат, со мной обходился, а больше никто. Мне казалось, что ужаснейшая зависть меня окружает, а впрочем, может быть, я ошибаюсь, -- Бог знает!.. Кажется, совсем нечего мне завидовать: я ожидаю единственной и самой большой помощи от благодетеля моего Дмитрия Прокофьевича -- рекомендательных писем для моего сына к тем особам, которые ему будут нужны, а более никакой помощи я не надеюсь, потому что слишком уж стараются отдалять его от моего сердца. О люди! Я теперь только их узнаю; прежде мне и в голову не приходило, чтобы можно было говорить и писать не так, как чувствуешь". "Ангел мой, благодетель Дмитрий Прокофьевич, платил за меня в казну и редко от меня принимал и, видно, для памяти писал у себя, сколько я ему должна, и вышло 4060 р<ублей>, и сия записка нашлась; и мне платить сии деньги; но так как никакого средства их нет мне уплатить, то я предложила Андрею Андреевичу принять Яресковское мое имение, состоящее из десяти десятин. Он согласился, но только не дает по 30 р<ублей> десятину, и выходит, что имения лишусь и долгу не уплачу; но да будет воля Божия: мы располагаем, а Бог определяет". Наконец вот известие о смерти Трощин-ского (1829): "Из Кибинец я возвратилась с разбитым горестью сердцем, поклонилась гробу благодетеля моего, который так поставлен, что можно туда ходить и видеть гроб"..." (Шенрок В. И. Ученические годы Гоголя. Биографический очерк. 2-е изд., испр. и доп. М., 1898. С. 73-75).
   В праздник храмовой нашей церкви... -- Рождества Пресвятой Богородицы 8 сентября ст. ст. Церковь в Васильевке строилась по обету, данному матерью при рождении Гоголя. "Говорят, что обет построить церковь в Васильевке был дан Марьей Ивановной перед рождением Н. В. Гоголя после двух неудачных родов" (Шенрок В. И. Материалы для биографии Гоголя. Т. 1. С. 52). Мария Ивановна позднее вспоминала: "В деревне нашей не было церкви. Свекор наш хотел было купить старую и перевезти в Васильевку, но скоро после того <в 1800--1801 гг.> запретили строить деревянные, и намеренье то гораздо прежде моего замужества было оставлено". Строительство деревянных храмов было запрещено на Украине во избежание пожаров указом российского правительства от 25 декабря 1800 г. (см.: Поли, собр. законов Российской империи, с 1649 года. СПб., 1830. Т. 26. С. 482), а также указом Святейшего Правительствующего Синода от 26 мая 1801 г. Свадьба родителей Гоголя состоялась 12 ноября 1805 г.; запрещение строить деревянную церковь и разрешение на строительство вместо нее каменной церкви Рождества Пресвятой Богородицы получено А. Д. Гоголем-Яновским в 1802 г., после обращения, по его просьбе, в Святейший Правительствующий Синод преосвященного Сильвестра (Лебединского), епископа Малороссийского и Переяславского (Российский государственный исторический архив (далее -- РГИА). Ф. 796. Оп. 83. Ед. хр. 30) (право воздвижения новых церквей еще в 1726 г. было передано на усмотрение Святейшего Синода). 21 сентября 1821 г. с новой просьбой о постройке в Васильевке церкви обратился к епископу Полтавскому и Переяславскому Мефодию (Пишнячевскому) В. А. Гоголь-Яновский (см.: Жаркевич H. M, Кирилюк 3. В., Якубина Ю. В. Летопись жизни и творчества Николая Гоголя. Нежинский период (1820--1828) // Гоголеведческие студии. Нежин, 2002. Вып. 8. С. 26-27). Каменная церковь в Васильевке была построена в первой половине 1820-х гг., но еще в 1834 г. ее устройство не было завершено, и Гоголь по просьбе матери занимался тогда составлением "плана" для иконостаса (см. его письмо к матери от 15 декабря 1834 г.).
   ...алчного попа от<ца> Меркурия... -- Иерей Меркурий Кириллович Яновский, священник Успенской церкви в с. Кононовка Лу-бенского уезда, двоюродный дядя Н. В. Гоголя по отцу.
  

85. Директору Гимназии высших наук кн. Безбородко Д. Е. Ясновскому

   Впервые напечатано В. В. Гиппиусом в изд.: Н. В. Гоголь. Материалы и исследования. М.; Л., 1936. Т. 1. С. 286. Печатается по первой публикации.
   На прошении имеется помета о поступлении прошения: "Октября 10"; и резолюция директора гимназии Д. Е. Ясновского: "Изготовить к моему подпису просимое свидетельство. Директор Ясновский" (Н. В. Гоголь. Материалы и исследования. Т. 1. С. 287). Неизвестно, получил ли тогда Гоголь "надлежащий аттестат", хотя бы временный. Позднее, 20 ноября 1828 г., библиотекарь Нежинской гимназии Авг. И. Аман обратился к Д. Е. Ясновскому с письменным прошением не выдавать аттестата "воспитаннику Яновскому" до тех пор, пока тот не возвратит в библиотеку "книги "Записки и труды Московского общества древностей русских", две части, и первую часть "Русских достопамятностей"" (Стогнут Л. С., Кононенко И. К. Новые страницы к "Делу о вольнодумстве" в нежинской Гимназии высших наук // Уч. зап. Нежинского гос. пед. ин-та им. Н. В. Гоголя. Киев, 1954. Т. 4-5. С. 168). ("Русские достопамятности" -- издание Общества Истории и Древностей Российских, выходившее с 1815 г.) 30 ноября 1829 г. на основании этого рапорта Д. Е. Ясновский предлагает "сделать в Конференции заключение как о невыдаче аттестата, так и о том, что оных книг в течение более двух лет и даже при выпуске и выезде Яновского из Гимназии отобраны не были, и ему, г-ну директору, о том не донесено" (Жаркевич H. M., Кирилюк З. В., Якубина Ю. В. Летопись жизни и творчества Николая Гоголя. Нежинский период (1820--1828) // Гоголеведческие студии. Вып. 8. Нежин, 2002. С. 171-172). Аттестаты об окончании гимназии были выписаны Гоголю и его соученикам 25 января 1829 г. К тому времени Гоголь был уже в Петербурге (выехал туда 13 декабря, на пути в Петербург останавливался, 14-15 декабря, в Нежине).
  

86. Петру П. Косяровскому

   Письмо Н. В. Гоголя (как и сестры его, Марьи Васильевны) является припиской к письму М. И. Гоголь.
   В Кибинцах мы провели время... -- Имеется в виду празднование 26 октября дня памяти св. великомученика Димитрия Солунского -- именин Д. П. Трощинского.
   Софья Александровна-- Кудрявцева, мать О. Д. Трощинской.
  

87. А. С. Данилевскому

   Речь в записке, вероятно, идет о поездке Гоголя и Данилевского, по пути в Петербург, в Кибинцы за рекомендательными письмами Д. П. Трощинского. 14 декабря 1828 г. О. Д. Трощинская сообщала в письме к мужу А. А. Трощинскому из Кибинец: "Третьего дни вечером приехала сюда Белянка <М. И. Гоголь>, и вчера после обеда выпроводили отсюда с рекомендательными письмами Никошу в Петербург, вместе с молодым Данилевским, который <т. е. Гоголь> был здесь на праздниках" (на именинах Д. П. Трощинского в Кибинцах 26 октября 1828 г. Гоголь был вместе с матерью) (Н. В. Гоголь. Материалы и исследования. М.; Л., 1936. Т. 1. С. 287). 16 декабря 1828 г. M. И. Гоголь сообщала своему двоюродному брату Петру П. Косяровскому из Васильевки: "Вчера я возвратилась из Кибинец, проводя моего Николиньку в С.-Петербург, и грущу, что в такой холод он едет в дороге, но да будет воля Божия. Благодетель наш приметно ослабевает, насилу мог написать письмо к своему другу Кутузову <Голенищев-Кутузов Логгин Иванович (1765--1845), председатель ученого комитета Морского министерства> о моем сыне, в котором назвал его своим родственником и просил принять в свое покровительство. Будучи в Кибинцах 26-го, я просила благотворителя моего написать об Николиньке, полагая, что он вслед за письмом уедет, но по разным обстоятельствам ему надобно было остаться, да и дороги совсем не было; и при мне получил Дми<трий> Про<кофьевич> ответ на первое свое письмо по выезде уже Николиньки, дал мне прочесть; и я в жизнь свою не читала такого милого и простого слова, прямо от сердца истекающего, между прочим благодарит его за доставление случая сделать ему угодное, и заключает письмо тем, что он с нетерпением ожидает Николая моего, которому он хочет быть другом и путеводителем в его жизни; представьте себе, мой друг, что я тогда чувствовала, я не находила слов, как благодарить великого благодетеля моего, по милости его мой сын приедет в столицу не как бесприютный сирота, но как родственник будет принят в доме немаловажного человека. -- По приезде моем Ольга Дмитриевна <Трощинская Ольга Дмитриевна (рожд. Кудрявцева) (1804--1839) -- жена А. А. Трощинского> спросила меня, есть ли деньги у Николиньки на дорогу. Я сказала, что будет на первый случай, не пояснила, что мне стоило достать те деньги, хотя и небольшие, без закладу не могла никак получить и принуждена заложить кое-что из своих вещей. Она, видно, сказала Дми<трию> Про<кофьевичу>, так, как мне и хотелось, и он не дал ничего Николеньке денег и чрез то избавил меня, слава Богу, от зависти, которая бы преследовала меня до гроба" (цит. по автографу: РНБ. Ф. 199. Ед. хр. 15. Л. 40-41; фрагменты письма впервые опубликованы: Шенрок В. Указатель к письмам Гоголя, заключающий в себе объяснение инициалов и других сокращений в издании Кулиша. С приложением неизданных отрывков из писем матери Н<иколая> В<асильевича> и его собственных. М., 1886. С. 44, 80; см. также: Белозерская Н. Л. Мария Ивановна Гоголь. Биографический очерк // Русская Старина. 1887. No 3. С. 685; Сажин В. На пороге. Из архивных разысканий о Н. В. Гоголе // Звезда. 1984. No 4. С. 178).
  

88. М. И. Гоголь

   Первое письмо Гоголя к матери из Петербурга.
   Кутузов -- Голенищев-Кутузов Логгин Иванович, председатель ученого комитета Морского министерства. Гоголь имел к нему рекомендательные письма от Д. П. Трощинского.
   Косяровский -- Иван Петрович, двоюродный дядя Гоголя. См. о нем в наст. изд. в коммент. к идиллии "Ганц Кюхельгартен" в т. 7 и в сопроводит. статье к т. 5.
   ...мы... -- Т. е. Гоголь и А. С. Данилевский.
  

89. М. И. Гоголь

   Полностью письмо до нас не дошло. Настоящий отрывок приводит М. И. Гоголь в своем письме к И. М. Косяровскому от 18 апреля 1829 г.: "Николенька мой о сю пору не определен еще на службу. Покойный благодетель наш Дмитрий Прокофьевич (Д. П. Трощинский скончался 26 февраля 1829 г. -- И. В., В. В.) говорил мне, чтобы я не скучала нескорым его определением, потому что Кутузов выискивает для него хорошую и выгодную должность, что чрезвычайно трудно теперь по штатской службе, где совершенно набито людей. Я о сем писала Николе своему, чтобы он не наскучил Кутузову и положился с терпением на его старание, а он мне отвечает: "Вы мне советуете не беспокоить Логгина Ивановича..."" (далее см. по тексту письма Гоголя). Приведя первый отрывок из письма сына, Мария Ивановна прибавляет: "И я должна была опять занять и послать ему денег. Видно, что он был в самом тревожном положении, что прибавил: "Недаром я..."" (далее следует вторая, краткая выдержка из письма сына). Дальнейшее содержание письма М. И. Гоголь передает в следующих выражениях: "А в конце письма несколько потешил меня, что надежда мелькнула ему, но что он не смеет еще предаваться ей и жалеет, что не взялся за сие прежде, и через то много потерял, и я не знаю, что он под этим разумеет" (Шенрок В. И. Указатель к письмам Гоголя, заключающий в себе объяснение инициалов и других сокращений в издании Кулиша. М., 1886. С. 45). Судя по следующему письму Гоголя к матери (No 12), речь шла о вступлении на литературное поприще.
  

90. М. И. Гоголь

   Окончание письма (со слов: "...нашего повета") печатается по автографу: ГИМ. Ф. 446. Ед. хр. 41. Л. 43.
   С этого письма начинаются просьбы Гоголя к матери, родственникам и друзьям о присылке украинских этнографических и фольклорных материалов, необходимых ему для работы над "Вечерами на хуторе близ Диканьки". Эти сведения Гоголь собирал в "Книгу всякой всячины, или подручную Энциклопедию".
   Присланными матерью комедиями отца Гоголь также воспользовался в работе над своими произведениями -- "Сорочинской ярмаркой", "Майской ночью". Содержание комедии "Простак, или Хитрость женщины, перехитренная солдатом", опубликованной впервые П. А. Кулишом в журнале "Основа" (1862. No 2), где выведен образ бесхозяйственного и ленивого, но при этом очень набожного казака-"простака" Романа, отзывается у Гоголя во второй редакции "Тараса Бульбы" (1842) -- в воззваниях есаулов к "валяющимся по запечьям" казакам; в отрывке "Рим" -- в словах автора о близорукости "политиков, упрекающих народ в беспечности и лени"; а также в образе столь же набожного и бесхозяйственного, как и герой "Простака", помещика Хлобуева во втором томе "Мертвых душ".
   Другая комедия -- "Овца-Собака", или "Собака-Вивця" -- до нас не дошла. Содержание ее пересказывает П. А. Кулиш в "Записках о жизни Н. В. Гоголя" (СПб., 1856. Т. 1): "Солдат, квартируя у мужика, видел, как тот повел на ярмарку продавать овцу. Он условился с товарищем овладеть ею, и товарищ явился навстречу мужику. "Ба, мужичок! -- сказал он. -- Где ты ее нашел?" -- "Кого? -- отвечает мужик, -- вивцю?" -- "Нет, собаку". -- "Яку собаку?" -- "Нашего капитана. Сегодня сбежала у капитана собака, и вот она где! Где ты ее взял? Вот уж обрадуется капитан!" -- "Та се, москалю, вивця", -- говорит мужик. "Бог с тобою! какая вивца?" -- "Та що бо ты кажешь! А клычь же: чы пиде вона до тобе?" Солдат, показывая сено из-под полы, говорит: "Цуцу, цуцу!". Овца начала рваться от хозяина к солдату. Мужик колеблется. А солдат начал представлять ему такие доводы, что разуверил его окончательно. Мало того: он обвинил его в воровстве, и тот, чтоб только отвязаться, отдал солдату овцу и еще копу грошей. "Будь ласков, служба, -- просил он солдата, -- не кажы, що вона була у мене. Мабуть, злодий, укравшы іи, укынув миний в загороду. Я пиду додому та визьму з загороды спражню вже вивцю, та й поведу на торг". Примечательно, как Гоголь дважды пытался "разыграть" эту комедию в жизни: один раз в Нежинской гимназии, когда с помощью "всевозможных доказательств" уверил своего школьного приятеля М. А. Риттера, что у него "не человечьи, а бычачьи глаза"" (Пащенко Т. Г. Черты из жизни Гоголя // Гоголь в воспоминаниях современников. С. 42-43), в другой -- когда "с самым простодушным видом и серьезным голосом" уверял в 1839 г. продавца пряников, что тот "ошибся и захватил как-нибудь куски мыла вместо пряников" (см. коммент. к строкам первой главы первого тома "Мертвых душ" -- ...пряниками, похожими намыло... -- в т. 5 наст. изд.). Комедия отца приводила Гоголя и к серьезным размышлениям. В черновой редакции статьи "О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году" он замечал, в частности, о сочинениях О. И. Сенковского: "Неужели уж в самом деле русская публика топором сделанный человек, которому даже можно вместо красной ассигнации дать синюю и уверить, что она красная".
   Сохранился также отрывок еще одной не дошедшей до нас комедии Гоголя-отца (см.: Назаревский Л. Л. Из архива Головни // Н. В. Гоголь. Материалы и исследования. М.: Л., 1936. Т. 1. С. 324).
  
   ...я переменил... квартиру. -- В апреле 1829 г. Гоголь переехал из дома Трута на Екатерининском канале на Большую Мещанскую, в дом каретника Иохима.
   Маршанд de мод -- модистка (фр.).
   Анна Матвеевна -- Трощинская (рожд. Косяровская).
   Агафия Матв<еевна> -- Лукашевич (рожд. Косяровская).
   Александра Федоровна -- Тимченко.
   Дедушка -- Иван Матвеевич Косяровский.
   Бабушка -- Марья Ильинична Косяровская.
  

91. М. И. Гоголь

   ...сколько Елисею Васильевичу Надержинскому в сухом дереве, на котором нет ни хорошего листу, ни рясных ветвей. -- Е. В. Надержинский -- сосед Гоголей по имению. Вероятно, Гоголь вспоминает его суждение, о котором замечал позднее в статье "Несколько слов о Пушкине" (1832; опубл. 1835): "Меня много занимал писанный мною пейзаж, на первом плане которого раскидывалось сухое дерево. Я жил тогда в деревне; знатоки и судьи мои были окружные соседи. Один из них, взглянувши на картину, покачал головою и сказал: "Хороший живописец выбирает дерево рослое, хорошее, на котором бы и листья были свежие, хорошо растущее, а не сухое". В детстве мне казалось досадно слышать такой суд, но после я из него извлек мудрость: знать, что нравится и что не нравится толпе".
  

92. М. И. Гоголь -- Н. В. Гоголю

   Первые две выписки из письма к Гоголю его матери Марии Ивановны Гоголь-Яновской (рожд. Косяровской; 1791--1868) от 4 июня 1829 г. ("Головной убор у девки... куньим мехом" и "Свадебные обряды... род комедии") находятся в составленной Гоголем рукописной "Книге всякой всячины, или подручной Энциклопедии". Первое описание этой книги (неполное и неточное) было дано П. А. Кулишом в "Записках о жизни Н. В. Гоголя" (СПб., 1856. Т. 1. С. 54-57). Описание рукописи с обширными цитатами было сделано также В. И. Шенроком в т. 7 10-го изд. Сочинений Н. В. Гоголя (СПб., 1896. С. 873-891). Более полная публикация книги была подготовлена Г. М. Фридлендером в изд.: Гоголь Н. В. Полн. собр. соч.: В 14 т. Т. 9. <Л.>: Изд-во АН СССР, 1952. Оставшиеся неизданными материалы частично опубликованы: Неизданный Гоголь / Изд. подгот. И. А. Виноградов. М.: ИМЛИ РАН: Наследие, 2001. С. 124-161. Печатается по копии Гоголя в "Книге всякой всячины...": РГБ. Ф. 74. К. 5. Ед. хр. 1.Л. 173,230-231.
   Последний отрывок ("Еще один обряд... целой год не были") вклеен Гоголем в его записную книгу 1830--1834 гг., содержащую черновой автограф повести "Ночь перед Рождеством", черновые автографы повестей и статей сборника "Арабески", пять заметок хозяйственного содержания и др. Отрывок впервые опубликован: Соч. Н. В. Гоголя / Текст сверен с собственноручными рукописями автора и первоначальными изданиями его произведений Н. Тихонравовым и В. Шенроком. СПб., 1896. Т. 7. С. 903. Печатается по автографу: РГБ. Ф. 74. К. 6. Ед. хр. 1. Между л. 38 об. -- 39, вклейка.
   Отрывок "Головной убор... куньим мехом" сопровожден Гоголем пометой: "(Из письма ко мне от 4 июня 1829 г.). М. Г<оголь>" и внесен в раздел "Одеяния малороссиян" "Книги всякой всячины, или подручной Энциклопедии". Отрывок "Свадебные обряды... выходит у них род комедии" составил в книге целый раздел "О свадьбах малороссиян (извлечение из Письма 4 мая)". Последнее указание ("4 мая" -- переправленное в рукописи из "4 июня"), вероятно, ошибочно. Обе выписки, очевидно, сделаны Гоголем из одного письма к нему матери от 4 июня 1829 г. С просьбой о присылке сведений о Малороссии Гоголь обращался к матери в письме от 30 апреля 1829 г. (здесь, в частности, Гоголь просил прислать "название платья, носимого нашими крестьянскими девками, до последней ленты, также нынешнеми замужними и мужиками" и "обстоятельное описание свадьбы") и в письме от 22 мая 1829 г. -- и получил от нее последовательно два письма с такими сведениями: от 4 июня и от 2 июля 1829 г. (см. также ниже коммент. к письму М. И. Гоголь-Яновской к Гоголю от 2 июля 1829 г. и коммент. к письму иерея Саввы Яновского к Гоголю от того же числа).
   Выписки из письма матери от 4 июня 1829 г. были использованы Гоголем при создании повести "Бисаврюк, или Вечер накануне Ивана Купала", написанной в 1829 г. (см. коммент. в изд.: Гоголь Н. В. Собр. соч.: В 9 т. М., 1994. Т. 1-2. С. 433). Позднее описания свадебного обряда, а также "еще одного обряда у малороссиян" из письма матери нашло отражение в повести Гоголя "Вий" (см.: Виноградов И. А. Повесть Н. В. Гоголя "Вий": К истории замысла и его интерпретации // Гоголезнавчі студіи. Вып. 5. Ніжин, 2000. С. 84-108). (Это, в частности, дает дополнительные основания отнести два последних отрывка их к одному и тому же письму.)
   ...куньим мехом. -- Далее в "Книге всякой всячины..." пояснение Гоголя: "(Из письма ко мне от 4 июня 1829 г.). М. Г<оголь>".
   Свадебные обряды... -- Этим словам в "Книге всякой всячины..." предшествует заглавие: "О свадьбах малороссиян (извлечение из Письма 4 мая)".
   ...небыли. -- Т. е. не били.
  

94. М. И. Гоголь -- Н. В. Гоголю

   Выписка из письма к Гоголю его матери от 2 июля 1829 г. находится в гоголевской "Книге всякой всячины, или подручной Энциклопедии" (см. выше коммент. к письму М. И. Гоголь-Яновской к сыну от 4 июня 1829 г.). Печатается но копии Гоголя в "Книге всякой всячины...": РГБ. Ф. 74. К. 5. Ед. хр. 1. Л. 98 об. -- 99.
   Выписка из письма М. И. Гоголь-Яновской завершает в "Книге всякой всячины..." раздел "Игры, увеселения малороссиян". Начальные записи этого раздела "У Пахвиля", "Пашок", "Хрещик", "У журавля" предшествуют письму Гоголя к матери от 22 мая 1829 г., где он просит ее "узнать" об этих играх (здесь же Гоголь просит узнать об игре "семь листов"). Полученные от матери сведения он и занес затем в "Книгу...", с пометой: "Из письма 2 июня". Указание на дату оказалось, очевидно, ошибочным. Вероятнее всего, письмо было получено Гоголем 2 июля, так как в письме к матери от 24 июля 1829 г. он благодарит ее за "драгоценные известия о малороссиянах". См. также выше коммент. к письму М. И. Гоголь-Яновской к сыну от 4 июня 1829 г. и коммент. к письму иерея Саввы Яновского к Гоголю от 2 июля 1829 г.
   Описанием игры "у ворона" Гоголь воспользовался при создании повести "Майская ночь, или Утопленница" (""Давайте в ворона, давайте играть в ворона!" зашумели все..."). Игру "в свиньи", производившуюся с мячом, Гоголь, по-видимому, имеет в виду, упоминая в "Тарасе Бульбе" об игре "в мячик" (см. коммент. в изд.: Гоголь Н. В. Миргород. С приложением. М., 1996. С. 502). Описание игры в "крагли" нашло прямое отражение в повести "Вий" (см. коммент. в изд.: Гоголь Н. В. Собр. соч.: В 9 т. М., 1994. Т. 1-2. С. 487).
  

95. Иерей Савва Яновский -- Н. В. Гоголю

   Выписка из письма к Гоголю иерея Саввы Яновского от 2 июля 1829 г. находится в гоголевской "Книге всякой всячины..." (см. выше коммент. к письму М. И. Гоголь-Яновской к сыну от 4 июня 1829 г.). Печатается по копии Гоголя в "Книге всякой всячины...": РГБ. Ф. 74. К. 5. Ед. хр. 1. Л. 173.
   Яновский Савва Кириллович, священник церкви с. Олиферовка Миргородского уезда, близ Сорочинец, двоюродный дядя Гоголя по отцу. Письмо отца Саввы было, по-видимому, приложено к письму М. И. Гоголь-Яновской к сыну от 2 июля 1829 г. Гоголь 30 апреля 1829 г., в частности, обращался к матери: "В следующем письме я ожидаю от вас описания полного наряда сельского дьячка, от верхнего платья до самых сапогов с поименованием, как это всё называлось у самых закоренелых, самых древних, самых наименее переменившихся малороссиан..." В письме от 24 июля 1829 г. он благодарил мать: "Принося чувствительнейшую и невыразимую благодарность за ваши драгоценные известия о малороссиянах, прошу вас убедительно не оставлять и впредь таковыми письмами. <...> Благодарю также чувствительно почтеннейшего Савву Кирилловича. Прошу его также присылать приписочки в ваше письмо". См. также выше коммент. к письмам М. И. Гоголь-Яновской к сыну от 4 июня и 2 июля 1829 г.
   Содержание письма нашло отражение в упоминании в "Ночи перед Рождеством" о том, что "канцелярист и дьяк третьего года взяли [синего сукна] синей китайки на [8] 6 рублей аршин" (черновая редакция) (в окончательной редакции: "Канцелярист и волостной писарь третьего году взяли синей китайки по шести гривен аршин"), а также о "приехавшем из архиерейской певческой родиче дьяка, в синем сюртуке".
   ...доложу вам... -- Далее в "Книге всякой всячины..." пояснение Гоголя: "пишет ко мне иерей от<ец> Савва".
   ...туркому затылка. -- Далее в "Книге всякой всячины..." пояснение Гоголя: "(Из письма иерея отц<а> Саввы)".
  

96. М. И. Гоголь

   Текст доверенности печатается по первой публикации: Щеголев П. Е. К биографии Н. В. Гоголя. Заметки и материалы. I-VII / IV. Доверенность, выданная Н. В. Гоголем матери перед первой поездкой за границу // Литературный Вестник. 1902. Т. 3. Кн. 1. С. 60.
   В заключение доверенности следует свидетельство: "1829 года июля 23 дня сие письмо С.-Петербургской Палаты Гражданского Суда в 1 Департаменте чиновник 14 класса Николай Гоголь-Яновский явил и лично на основании указа 1765 года сентября 5 дня объявил, что оное собственноручно им подписано и дано родительнице его Коллежской Ассесорше Марье Ивановне Гоголь-Яновской. Подлинную подписали: Заседатели Меняйлов и Секретарь Деркач".
   "Для своей первой поездки за границу в 1829 году Н. В. Гоголь воспользовался теми деньгами, которые прислала ему М<ария> Ив<ановна> для внесения в Опекунский Совет. Гоголь решился взять их на поездку; он очень мучился этим присвоением чужих денег и, не зная, как оправдаться перед матерью, прислал ей доверенность на распоряжение его долей наследства после отца" (Щеголев П. Е. К биографии Н. В. Гоголя. С. 59).
   Переживания, описанные Гоголем в настоящем послании, впоследствии легли в основу статьи "Женщина" (1831).
   Еким (Яким) -- Нимченко, крепостной человек Гоголя, бывший при нем камердинером и поваром в Петербурге в 1829--1836 гг
   Савва Кириллович -- Яновский, священник церкви с. Олиферовка Миргородского уезда (см. письмо No 95).
  

97. М. И. Гоголь

   ...кафедральная церковь... -- Marienkirche (церковь Св. Марии), начатая в 1163 и перестроенная в 1276 и 1310 гг.
  

98. М. И. Гоголь

   ...в огромной здешней кафедральной церкве. -- См. коммент. к письму No 97.
   Много есть таких картин, которым около 700 лет... -- Наиболее примечательные произведения живописи Marienkirche относятся к XV--XVI вв. Произведений Альбрехта Дюрера среди них нет.
   ...необыкновенной величины часы... -- Сделаны в начале XV в. Впечатлительной Марии Ивановне описание этих часов запомнилось, так что спустя более чем шесть лет они привиделись ей во сне за полгода до нового отъезда Гоголя за границу. 10 ноября 1835 г. он писал матери: "...Вам с идеею о мне вспомнились и те часы, о которых я писал вам из Любека, что когда бьет на них 12 часов, показываются 12 человеческих фигур. При этом, может быть, вы часто думали о моем будущем путешествии по Европе и вот вместе с этим что-нибудь взбрело вам на ум и о моем прежнем пребывании за границей".
  

99. М. И. Гоголь

   Потрясение, пережитое Гоголем от письма матери и отразившееся в настоящем послании, легло позднее в основу сюжета петербургских повестей "Невский проспект" (1835) и "Нос" (1836). См. сопроводит. статью к т. 3 наст. изд.
  

100. М. И. Гоголь

   Андрей Андреевич -- Трощинский. Ср. письмо No 102.
   В скором времени я надеюсь определиться на службу. -- См. письмо No 101.
  

101. Министру внутренних дел А. А. Закревскому

   Прошение находится в "Деле No 1786 по прошению 14-го класса Гоголь-Яновского об определении его в департамент. Началось 18 ноября 1829 года; решено 25 февраля 1830 г. Входящий No по 3 отделению 4011".
   На прошении имеются две канцелярские пометы: первая -- "1 ноября 1829", вторая, карандашом, -- "No 14.716. Получен 1-го ноября 1829 г.". Далее надпись неизвестной рукой, тоже карандашом: "Справиться, есть ли ваканция". Позднее последовала резолюция, также написанная карандашом и принадлежащая, по-видимому, А. А. Закревскому (вступившему в должность министра внутренних дел в апреле 1828 г.; с 1830 г. -- граф): "Употребить на испытание в деп<артамент> госуд<арственного> хозяйст<ва> и публичных зданий, и при первом докладе лично г-ну директору со мною объясниться. 15-го ноября 1829" (Н. В. Гоголь. Материалы и исследования. М.; Л., 1936. Т. 1. С. 288). Заключительная канцелярская помета на прошении: "18 ноября 1829". См. также письмо No 106.
  

102. М. И. Гоголь

   ...Андрею Андреевичу... -- Трощинскому.
   ...не верьте Светличному... -- Лицо неустановленное.
   Милая сестрица -- М. В. Гоголь.
  

103. M. И. Гоголь

   ...Вы недавно гостили у Политики...-- Александр Иванович Полетика, помещик Роменского уезда Полтавской губернии, был знаком с М. И. Гоголь по своей второй жене Екатерине Васильевне (рожд. Капнист), дочери В. В. Капниста. М. И. Гоголь гостила у Полетики в его имении Аксютинцы, Роменского уезда.
   ...памятник Александру... -- Александровская колонна, воздвигнутая по проекту Монферрана в 1834 г.
  

104. М. И. Гоголь

   Пояснительные надписи к рисунку, приложенному Гоголем к письму, впервые опубликованы (вместе с рисунком): Чаговец В. На родине Гоголя // Памяти Гоголя. Научно-литературный сборник, изданный Историческим Обществом Нестора-летописца под ред. Н. П. Дашкевича. Киев, 1902 (сборник вышел в 1903). Отд. 5. С. 34, вклейка. Печатаются по автографу: ГИМ. Ф. 446. Ед. хр. 41. Л. 2. Рисунок воспроизведен также в изд.: "В лета моей юности". Н. В. Гоголь на Полтавщине. Фотоальбом. М., 1991. С. 101.
   Дом в Васильевке был построен, как желал Гоголь, с лицевым фронтоном, поддерживаемым восемью дорическими колоннами по две вместе. См., в частности, рис. Н. А. Ярошенко "Дом в имении семьи Гоголя" (карандаш, 1876) в изд.: Николай Васильевич Гоголь в изобразительном искусстве и театре. М., 1953. С. 15. "В новом доме, как память о поэте, сохранилась дверь с цветными стеклами в венецианском стиле, сделанная по рисунку самого Гоголя (один из таких рисунков приложен к настоящей книге. -- Примеч. В. А. Чаговца. -- И. В., В. В.); там же находится конторка, на которой писал он 2-ой том "Мертвых душ"" (Чаговец В. На родине Гоголя // Памяти Гоголя. Научно-литературный сборник, изданный Историческим Обществом Нестора-летописца под ред. Н. П. Дашкевича. Киев, 1902. Отд. 5. С. 34).
  
   Сулея -- шляга для вина или масла с широким горлом.
   Шибка -- плат, оконное стекло.
  

105. М. И. Гоголь

   ...должность... -- служба в Департаменте государственного хозяйства и публичных зданий, где Гоголь служил с 15 ноября 1829 г. по 25 февраля 1830 г.
   Арендт -- Николай Федорович (1785--1859), доктор медицины и хирургии, тайный советник, лейб-медик Николая I. См. также коммент. к письму No 58.
   ...стрелы, которые во множестве были находимы в Пеле. -- На реке Пеле стояли Ярески, где у Гоголей был хутор.
   ...одному вельможе, страстному любителю отечественных древностей...-- "Любителем отечественных древностей" в тогдашнем окружении Гоголя был представитель "первой славянофильской школы" русских литераторов (по словам Д. Н. Свербеева), издатель "Отечественных Записок" и основатель "Русского Музеума" П. П. Свиньин.
   Катерина Ивановна -- Ходаревская, сестра М. И. Гоголь.
   Турецкие посланники не нахвалятся учтивостью и ловкостью нашего садовника -- форрейтора Павла. -- Речь идет о турецком посольстве, отправленном султаном к Николаю I после заключения Адрианопольского мира (1829). В начале января 1830 г. турецкие послы проезжали Кременчуг и Полтаву, и крепостному Гоголей "выпала честь" исполнять роль форейтора при лошадях из Васильевки, потребовавшихся для карет посольства. Шутка о "похвалах" турецких посланников "форрейтору Павлу" нашла, по-видимому, отражение в повести Гоголя "Майская ночь, или Утопленница", в образе головы Евтуха Макогоненка, удостоенного однажды "высокой чести" сидеть во время проезда Екатерины II в Крым на козлах с царицыным кучером.
  

106. Директору государственного хозяйства и публичных зданий И. У. Пейкеру

   Прошение находится в "Деле No 1786 по прошению 14 класса Гоголь-Яновского об определении его в департамент. Началось 18 ноября 1829 года; решено 25 февраля 1830 г. Входящий No по 3 отделению 4011". См. также письмо No 101.
   На прошении имеется канцелярская помета: "25 февраля 1830 г."; а также резолюция, принадлежащая, очевидно, директору департамента: "Возвратить. 26 февраля 1830" (Н. В. Гоголь. Материалы и исследования. М.; Л., 1936. Т. 1. С. 288-289).
  

107. Вице-президенту Департамента уделов Л. А. Перовскому

   Прошение находится в деле No 969 1-го отделения Департамента уделов "об определении и увольнении чиновников по 2-му отделению", началось 23 февраля, кончилось 21 октября 1830 г. На прошении имеются две канцелярские пометы: "По общ. вход. No 6253. По I отдел. No 2681"; "27 марта 1830" (Ямполъский И. Г. Документы о службе Гоголя в департаменте уделов // Н. В. Гоголь. Материалы и исследования. М.; Л., 1936. Т. 1. С. 295).
   Перовский Лев Алексеевич (1792--1856; с 3 апреля 1849 г. -- граф), вице-президент Департамента уделов в 1828--1840 гг., с 1841 г. -- товарищ министра уделов, с 1852 г. -- министр уделов, управляющий кабинетом и Академией художеств, генерал-адъютант.
   В Департаменте уделов Гоголь прослужил с апреля 1830 г. по февраль 1831-го, сначала в должности "старшего писца", а затем (с 10 июля 1830 г.) -- помощником столоначальника. Именно здесь, в конце июня 1830 г., он был утвержден в чине "коллежского регистратора" и приведен на этот чин к присяге (см.: Н. В. Гоголь. Материалы и исследования. М.; Л., 1936. Т. 1. С. 297-298). Именно Департамент уделов был в Петербурге первым по части внешнего европейского "облагороживания" присутственных мест. Эти преобразования были сделаны здесь в 1827 г. министром Императорского Двора и уделов князем П. М. Волконским, после чего в следующем, 1828 г., 21 января, департамент посетил, с целью осмотра, Император Николай Павлович. Позднее непосредственный начальник Гоголя в Департаменте уделов В. И. Панаев (крайне неодобрительно отзывавшийся позднее о гоголевском "Ревизоре": "...вдруг какой-то коллежский регистраторишка дерзает осмеивать... даже самих губернаторов"; Панаева (Головачева) А. Я. Воспоминания. М., 1956. С. 159) вспоминал: "Столы, стулья, конторки, шкафы, все явилось новое, просто, но изящно сделанное. Для хранения дел придуманы форменные картонки; на столах однообразные чернильницы; пол парке, ковровые дорожки через анфиладу комнат. Это был первый пример благоприличного устройства присутственных мест, поданный князем Волконским" (Воспоминания В. И. Панаева // Вестник Европы. 1867. No 12. С. 143). Об отражении впечатлений Гоголя от службы в Департаменте уделов см. в сопроводит, статьях к т. 4 и 5 наст. изд. См. также письмо No 115.
  

108. М. И. Гоголь

   ...мне удалось наконец сыскать место... -- 10 апреля 1830 г. Гоголь был принят в число канцелярских чиновников 2-го отделения Департамента уделов.
   Андрей Андреевич -- Трощинский.
   Тетинька Катерина Ивановна -- Ходаревская.
   Лукерья Фед<оровна> -- вероятно, сестра А. Ф. Тимченко.
   Марья Бори<совна> -- одна из приживалок М. И. Гоголь.
   ...для постройки домов особенный состав, которого главную часть составляет глина. -- Здесь и далее Гоголь передает матери практические рекомендации, содержащиеся в рукописной книге, которая досталась ему от одного из школьных приятелей, В. В. Тарновского: "О построении зданий деревенских из мокрой глины. Сочинение Карла Штифера"; "Дешевый способ покрывать кровли сельских строений (его же)"; "Способ производить картофельные семена разных сортов"; "Вино из картофеля производится следующим образом..." (см. в т. 8 наст. изд. раздел <"Департамен<т> Сельского Хозяйства под управлен<ием> Голтвянского Помещика Николая Васильева сына Гоголь-[Яновского]" (статьи хозяйственного содержания в записной книге 1830--1834 гг.)>).
   ...начальник мой по службе... -- Панаев Владимир Иванович. Крайне неодобрительно относился к "Ревизору": "Вдруг какой-то коллежский регистраторишка дерзает осмеивать... даже самих губернаторов" (Панаева (Головачева) А. Я. Воспоминания. М., 1956. С. 159).
   Журнал -- "Отечественные Записки", во втором и третьем номерах которого за 1830 г. напечатан "Бисаврюк, или Вечер накануне Ивана Купала. Малороссийская повесть (из народного предания), рассказанная дьячком Покровской церкви".
   ...роман, подаренный мне самим автором. -- Подразумевается "Ягуб Скупалов, или Исправленный муж. Нравственно-сатирический роман" (печатался анонимно в "Отечественных Записках" в 1821--1822 гг., в 1830 г. вышел отдельным изданием за подписью П. П. Свиньина, в том же году переиздан анонимно). Наиболее вероятный автор романа Александр Карлович Бошняк; возможно, однако, соавторство П. П. Свиньина, от которого Гоголь получил книгу.
   ...за статью, переведенную с французского... -- Статья не была напечатана и до нас не дошла.
  

109. М. И. Гоголь

   ...описание Полтавы господина Свиньина...-- Полтава. (Из живописного путешествия по России Издателя О<течественных> З<аписок>) // Отечественные Записки, издаваемые Павлом Свиньиным. СПб., 1830. Ч. 42. Апрель. No 120. См. раздел "Приложение" в т. 7 наст. изд.
  

111. М. И. Гоголь

   ...что квартира моя на пятом этаже. -- Гоголь жил в это время в доме Зверкова, на Екатерининском канале, у Кокушкина моста. Этот дом, законченный в 1817 г., был первым в Петербурге домом в пять этажей. Пятиэтажный "дом Зверкова" упоминается в "Записках сумасшедшего".
   Шамшевы -- знакомые М. И. Гоголь в Полтаве.
  

112. М. И. Гоголь и М. В. Гоголь

   Кагорлык -- местечко Киевской губернии и уезда, принадлежавшее Трощинским.
  

113. М. И. Гоголь

   ...отрывки из комедии Светский Быт...-- Отрывки из комедии в стихах П. П. Свиньина "Светский Быт" (славянофильского характера) печатались, без подписи автора, в "Отечественных Записках" 1830 г. No 117 (январь), No 119 (март), No 121 (май). Несколько сцен той же комедии появились в том же 1830 г. в альманахе "Радуга"; сцены, помещенные в альманахе, подписаны "П. Свиньин".
   ...роман Якуб Скупалов. -- Сочинение А. К. Бошняка и П. П. Свиньина "Ягуб Скупалов, или Исправленный муж. Нравственно-сатирический роман. 4 части. Москва. 1830 года" вышло без имени авторов.
   Что вы нашли моего в этом Лоскутке бумаги? и я... буду столько неблагодарен... чтобы позабыть мою редкую мать... для какой-нибудь девчонки. Даже имя, подписанное под этой статьею, не похоже на мое... В. Б--в. -- Имеется в виду очерк "Лоскуток бумаги", напечатанный в No 122 "Отечественных Записок" (июнь 1830 г.), с подписью: "Вл. Б--в". Автор -- писатель Владимир Павлович Бурнашев (1812--1888). Герой рассказа В. П. Бурнашева повергает к ногам "девчонки" Анеты денежное вознаграждение по службе.
   Милая сестрица!-- Начиная с этих слов, следует приписка, обращенная к М. В. Гоголь.
  

114. М. И. Гоголь

   ...уведомить о г. Шостаке... -- Григорий Ильич Шостак (ум.после 1837), двоюродный дядя М. И. Гоголь по матери.
   ...насчет дела г-жи Клименковой... -- "Дело" Марьи Васильевны Клименко, помещицы, знакомой М. И. Гоголь, касалось мужа Клименко, который будучи членом комиссии по построению Храма Христа Спасителя в Москве, был отрешен от должности за хищения, из-за которых была уничтожена и отдана под суд и самая комиссия. Еще в 1825 г. Клименко, через посредство В. А. Гоголя добившись протекции Д. П. Трощинского и Л. И. Голенищева-Кутузова, безрезультатно хлопотал в Петербурге о своей реабилитации. История эта нашла отражение в первом томе "Мертвых душ" (см. коммент. к строкам одиннадцатой главы поэмы -- ...комиссия для построения какого-то казенного весьма капитального строения -- в т. 5 наст. изд.).
   ...мои обстоятельства идут чем далее, тем лучше и лучше. -- В течение января 1831 г. в "Литературной Газете" появились три статьи Гоголя, причем под статьей "Женщина" (письмо В. А. и М. И. Гоголям от 10 июня 1821 г. [не вошло в собрание Шенрока]) впервые была подписана его фамилия. В это же время (декабрь 1830 -- январь 1831) Гоголь познакомился с В. А. Жуковским и П. А. Плетневым ("Записки", I, с. 84). Плетнев предложил Гоголю место учителя истории в Патриотическом институте.
   ...места наши, слава Богу, благополучны. -- Замечание связано с эпидемией холеры, свирепствовавшей в России 1831 г.
  

115. Н. В. Гоголь -- вице-президенту Департамента уделов Л. А. Перовскому

   Впервые напечатано: Ямпольский И. Г. Документы о службе Гоголя в департаменте уделов // Н. В. Гоголь. Материалы и исследования. М.; Л., 1936. Т. 1. С. 300. Печатается по первой публикации.
   Находится в деле No 1068 1-го отделения Департамента уделов "об определении и увольнении чиновников по 2-му отделению", началось 23 февраля, кончилось 24 декабря 1831 г. На прошении имеются пометы канцелярии: "23 февр<аля> 1831"; "24 февр<аля> 1831" (очевидно -- дата прошения и дата резолюции). См. также письмо No 107.
  

116. M. И. Гоголь

   Государыня приказала читать мне в находящемся в ее ведении институте... -- В Патриотический институт на должность преподавателя истории Гоголь был назначен 9 февраля 1831 г. по рекомендации П. А. Плетнева. Назначение было произведено обычным порядком через статс-секретаря H. M. Лонгинова.
   Осенью поступит ко мне Екатерининский институт... -- Преподавание Гоголя в Екатерининском институте и еще в "двух заведениях" не осуществилось.
   ...здешних знатных дам... -- Давая частные уроки, Гоголь сделался коротким знакомым княгини А. И. Васильчиковой, В. О. Балабиной и Лонгиновой (жены H. M. Лонгинова).
   Петр Федорович Цуревский -- помещик, сосед Гоголей по имению, родственник А. С. Данилевского; пытался завести селитряный завод.
   ...о... поляке... они теперь люди подозрительные. -- Речь идет о Павле Осиповиче Трушковском, впоследствии муже М. В. Гоголь. Гоголь намекает на польское восстание 1831 г.
  

119. А. С. Данилевскому

   В доме Зверкова. -- См. коммент. к письму No 111.
  

120. М. И. Гоголь

   Печатается по автографу: ГИМ. Ф. 446. Ед. хр. 41. Л. 22-23.
  

121. А. С. Данилевскому

   Красненькой -- Н. Я. Прокопович; прозвище было дано ему Гоголем за румяный цвет лица.
   ...Беранжером и Близнецовым... -- Лица неустановленные.
   Сом -- возможно, писатель и критик Орест Михайлович Сомов (1793--1833).
   Смирдин -- книгопродавец и книгоиздатель А. Ф. Смирдин (1795--1857).
   Моя книга вряд ли выйдет летом... -- Цензурное разрешение первой части "Вечеров на хуторе близ Диканьки" было подписано 26 мая 1831 г.
   ...воин... -- А. С. Данилевский, окончивший школу подпрапорщиков.
  

122. М. И. Гоголь

   Нынешние всеобщие несчастия... -- Имеется в виду эпидемия холеры.
   Письма адресуйте ко мне на имя Пушкина, в Царское Село... -- Гоголь познакомился с А. С. Пушкиным 20 мая 1831 г. на литературном вечере у П. А. Плетнева. В Павловске Гоголь жил в доме княгини А. И. Васильчиковой в качестве домашнего учителя.
  

123. М. И. Гоголь

   ...мне скоро не удастся читать его.-- Царское Село и Павловск были отделены от Петербурга противохолерными карантинами, на которых все письма задерживались для дезинфекции.
   Данилевский -- Александр Семенович, уехав из Петербурга на Кавказ, останавливался в своем имении Семереньках, возле Васильевки.
  

124. А. С. Пушкину

   Гоголь прожил лето 1831 г. в Павловске в качестве домашнего учителя в доме княгини А. М. Васильчиковой, Пушкин -- в Царском Селе. Письмо связано с невыполненным обещанием, данным Пушкину, заехать к нему из Павловска в Царское Село, чтобы взять посылку с рукописью "Повестей Белкина" для передачи в Петербурге П. А. Плетневу.
   ...большую глупость моего корреспондента... -- Лицо неустановленное.
  

125. А. С. Пушкину

   Настоящее послание написано по приезде Гоголя в Петербург из Павловска (см. коммент. к письму No 124). Оно обнаруживает знакомство Гоголя с только что написанной, но еще не опубликованной в то время статьей А. С. Пушкина "Торжество дружбы, или Оправданный Александр Анфимович Орлов" (1831).
  
   ...посылку и письмо. -- Рукопись "Повестей Белкина" и письмо А. С. Пушкина к П. А. Плетневу были, вероятно, привезены в Петербург княгиней А. И. Васильчиковой.
   ...свидание с типографией.-- В типографии Департамента народного просвещения печаталась первая часть "Вечеров на хуторе близ Диканьки". Рассказ Гоголя был использован Пушкиным в письме-отзыве о "Вечерах...", помещенном в "Литературных Прибавлениях к Русскому Инвалиду" (1831. No 79. 3 октября).
   Фактор -- "главный приказчик" ("Коммерческий словарь" гоголевской "Книги всякой всячины").
   Александр Анфимович Орлов -- писатель. См. коммент. к строкам повести "Невский проспект" -- ...хвалят Булгарина... Греча и говорят с презрением и остроумными колкостями об А. А. Орлове... -- в т. 3 наст. изд.
   Фадей (Фаддей) Бенедик<тович> (Венедиктович) Булгарин -- издатель, писатель и журналист. См. также коммент. к строкам "Невского проспекта" в т. 3 наст. изд. (см. выше).
   ...романтизм решительно восторжествовал над классицизмом... -- Позднее, в статье "Петербургская сцена в 1835--36 г.", Гоголь писал: "...что такое романтизм?., это больше ничего, как стремление подвинуться ближе к нашему обществу, от которого мы были совершенно отдалены подражанием обществу и людям, являвшимся в созданиях писателей древних... Но как только... выказывался талант великий, он... обращал это романтическое, с великим вдохновенным спокойством художника, в классическое, или, лучше сказать, в отчетливое, ясное, величественное создание. Так совершил это Вальтер Скотт и, имея столько же размышляющего, спокойного ума, совершил бы Байрон..." Однако Байрон не только не "подвинулся ближе к нашему обществу", но, как замечает Гоголь в статье "О поэзии Козлова" (1831--1832), напротив, -- "от бессилия передать... светлость и величие" жизни создал себе "в замену отвергнутого собственный... нестройный и чудный мир". "Он слишком жарок, слишком много говорит о любви и почти всегда с исступлением. Это что-то подозрительно" (из письма к А. С. Данилевскому от 20 декабря 1832 г.). Еще менее Байрона, согласно статье "Петербургская сцена...", оказались способными к созданию нового "классического" произведения французские романтики во главе с В. Гюго. "Их имя, -- пишет Гоголь, -- не остается в числе чистых воспоминаний". Далее он замечает о драме "Венецианская актриса" В. Гюго: "В этой драме, как во всех других, показал Гюго в полной мере молодость и незрелость своего таланта..." В "напряженных произведениях необузданной французской музы" (повесть "Рим") обнаруживается, на взгляд Гоголя, отрыв от жизни едва ли не больший, чем в удаленных от современности созданиях "писателей древних". "Когда весь мир ладил под лиру Байрона...-- размышляет он в "Петербургских записках 1836 года", -- в этом стремлении было даже что-то утешительное. Но Дюма, Дюканж и другие стали всемирными законодателями!.. О Мольер, великий Мольер!.. Где... жизнь наша? где мы со всеми современными страстями?., лжет самым бессовестным образом наша мелодрама..." (примечательно, что патетическим обращением к "классицисту" Мольеру Гоголь был обязан Пушкину; см. коммент. к строкам статьи "Петербургские записки 1836 года" -- О Мольер, великий Мольер! ты, который так обширно и в такой полноте развивал свои характеры... -- в т. 7 наст. изд.). В статье "Петербургская сцена в 1835--36 г." Гоголь также писал: "Стремление к странному произвело... в такой степени отступление в драме, какого не производили прежние классические писатели педантическою аккуратностью и отчетливостью... Мольер... явившись в нынешнее время, изгнал бы нынешнюю... беззаконную драму".
   Очевидно, таким образом, что замечание в настоящем письме о "торжестве" романтизма над классицизмом, будто "в Англии Байрон, во Франции необъятный великостью своею Виктор Гюго, Дюканж и другие, в каком-нибудь проявлении объективной жизни, воспроизвели новый мир ее нераздельно-индивидуальных явлений", проникнуто, как и все письмо, глубокой иронией. Не случайно оба явления -- романтизм и называемый здесь "кораном на ходульных ножках" классицизм -- в своем равном отвлечении от реальной жизни одинаково подходят у Гоголя под определение (в статье "Об архитектуре нынешнего времени", 1835) "восточного воображения" -- источника арабских "волшебных сказок" и "азиатской роскоши" -- "воображения... горячего, чудесного, облекшегося в <г>иперболу и аллегорию, пролетевшего мимо жизни и прозаических нужд ее". Ср. замечание Гоголя о создателе Корана в лекции "Первобытная жизнь арабов. Переворот в образовании нации, произведенный Магометом...": "Желая сильнее действовать на пламенную, чувственную природу арабов, обещал рай, облеченный всею роскошью восточных красок..." И слова Гоголя в "Авторской исповеди": "Жизнь я преследовал в ее действительности, а не в мечтах воображения, и пришел к Тому, Кто есть источник жизни". Размышления о "раздоре мечты с существенностью" -- об отвлеченности от жизни "романтизма" -- нашли также отражение в повести Гоголя "Невский проспект". По наблюдению В. В. Гиппиуса, художник Пискарев, "отрицая действительность во имя воображения... питает свое воображение наркотиками и этим предсказывает дальнейшие пути и перепутья эстетического иллюзионизма в Европе, является первым в нашей литературе декадентом" (Гиппиус В. Гоголь // Гиппиус В. Гоголь; Зеньковский А., <прот., проф.>. Н. В. Гоголь. СПб., 1994. С. 47). См. также сопроводит, статьи к т. 3 и 4 наст. изд.; коммент. к строкам шестой главы первого тома "Мертвых душ" -- ...какого-нибудь замечтавшегося двадцатилетнего юношу, когда, возвращаясь из театра, несет он в голове испанскую улицу, ночь, чудный женский образ с гитарой... он в небесах и к Шиллеру заехал в гости... -- в т. 5; коммент. к строкам шестого раздела статьи "О преподавании всеобщей истории" -- ...вся Европа... валится в Азию... это великое событие порождает рыцарство... -- в т. 6; и коммент. к статье "Шлецер, Миллер и Гердер" в т. 7.
   Надеждин Николай Иванович -- критик и журналист, профессор Московского университета; резко критиковал романтические произведения Байрона, В. Гюго, раннего Пушкина, говорил о создании новой поэзии, которая бы соединяла в себе романтизм и классицизм.
   Надежда Николаевна -- Гоголь так ошибочно назвал Наталью Николаевну Пушкину, жену А. С. Пушкина.
  

126. М. И. Гоголь

   О болезни совсем и не слышно... -- О холере.
   Книжка вам будет приятна... -- В отправленном Гоголем матери альманахе А. А. Дельвига "Северные Цветы на 1831 год" (цензурное разрешение 18 декабря 1830 г.) была напечатана "Глава из исторического романа", с подписью "0000" и датой "1830". П. А. Кулиш со слов В. П. Гаевского объяснял подпись тем, что "О" встречается четыре раза в имени и фамилии автора: Николай Гоголь-Яновский (см.: <Кулиш П. А.> Николай М. Опыт биографии Н. В. Гоголя... СПб., 1854. С. 43).
  

127. А. С. Пушкин -- Н. В. Гоголю

   Впервые напечатано П. А. Кулишом в изд.: Библиографические Записки. 1858. Т. 1. No 3. Стб. 75. Печатается по изд.: Пушкин <А. С.> Полн. собр. соч.: В 16 т. М.; Л.: АН СССР, 1937--1950. Т. 14. No 663.
  

128. В. А. Жуковскому

   ...с своею книгою... -- первым томом "Вечеров на хуторе близ Диканьки".
   Розетты -- Александра Осиповна Россет.
   Карантины -- были образованы в связи с эпидемией холеры.
   Окна мелом... -- цитата из "Евгения Онегина" (гл. 6, строфа XXXII).
   Сказка ваша... окончена... -- "Сказка о царе Берендее, о сыне его Иване Царевиче, о хитростях Кощея бессмертного и о премудрости Марьи Царевны, Кощеевой дочери". Позднее, в письме к княгине В. Ф. Вяземской из Франкфурта-на-Майне от 6/18 мая 1845 г., А. И. Тургенев сообщал, что приехавший накануне из Гомбурга Гоголь читал вслух стихотворную сказку Жуковского "Иван-царевич" (см.: Остафьевский архив князей Вяземских. СПб., 1899. Т. 4. С. 310). Запись об этом чтении сохранилась также в дневнике А. И. Тургенева: "17мая <1845>... Читали Одиссею, Ивана-царевича" (ИРЛИ. Ф. 309. Ед. хр. 300. Л. 36 об.; опубл.: Гиллельсон M. H. В. Гоголь в дневниках А. И. Тургенева // Русская литература. 1963. No 2. С. 193).
   ...начата другая... -- "Сказка о спящей царевне".
   И Пушкин окончил свою сказку. -- "Сказку о царе Салтане".
   ...воздвигается огромное здание чисто русской поэзии, страшные граниты положены в фундамент, и те же самые зодчие выведут и стены, и купол... да покланяются потомки и да имут место, где возносить умиленные молитвы свои. -- Образ несет в себе скрытые новозаветные реминисценции. Ср. в Послании св. апостола Павла к Ефесянам: "Итак, вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу, быв утверждены на основании апостолов и пророков, имея Самого Иисуса Христа краеугольным камнем, на котором все здание, слагаясь стройно, возрастает в святой храм в Господе..." (гл. 2, ст. 19-21). В Первом Соборном послании св. апостола Петра: "Приступая к Нему, камню живому, человеками отверженному, но Богом избранному, драгоценному, и сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу Иисусом Христом" (гл. 2, ст. 4-5). Примечательно, что в конце жизни Гоголь называл А. С. Пушкина "нашим первоапостолом" (см.: Гоголь в воспоминаниях современников. С. 446). См. также коммент. к строкам письма Гоголя к М. П. Погодину от 1 декабря (н. ст.) 1838 г. -- Но мы можем, как первые христиане в катакомбах и затворах совершать наши творения! и к строкам письма Гоголя к А. О. Смирновой от 28 декабря (н. ст.) 1844 г. -- К этому примешалась мысль о единстве Церкви в каком-то безотчетному не объяснившемся для него самого соединении с литературой...
  

129. М. И. Гоголь и М. В. Гоголь

   ...с радостным днем вашего Ангела... -- 1 октября ст. ст., празднование Покрова Пресвятой Богородицы.
   ...эту небольшую книжку. -- Первая часть "Вечеров на хуторе близ Диканьки" (СПб., 1831).
  

130. М. И. Гоголь

   Директор Опекунского совета мне знаком... -- Управляющим петербургской ссудной казны был почетный опекун, князь Николай Леонтьевич Шаховской, директорами ссудной казны были А. П. Энгельсов и Г. И. Кузьминский. С кем из них был знаком Гоголь, -- неизвестно.
  

133. А. С. Данилевскому

   ...если бы Купидо сердца не подогнало лозою... -- из комедии Я. Б. Княжнина "Неудачный примиритель, или Без обеда домой поеду" (д. III, явл. I) (1790).
   Я обращался к здешним артисткам указать мне лучшее... -- Гоголь называет фрейлин С. А. Урусову и А. О. Россет "артистками" как любительниц музыки.
   Сильфида Урусова -- фрейлина Софья Александровна Урусова (1804--1889).
   Ласто чка Розетты -- Александра Осиповна Россет (в замужестве Смирнова, 1809--1882). Гоголь называет А. О. Россет "ласточкой", имея в виду посвященное ей четверостишие князя П. А. Вяземского ("К А. О. Россетти"), напечатанное в альманахе "Северные Цветы на 1831 год" (см. коммент. к письму No 126): "Красою смуглого румянца, / Смотрите, как она южна; / Она желтее померанца; / Живее ласточки она" (Вяземский П. А., кн. Полн. собр. соч. СПб., 1880. Т. 4. С. 122).
   Великодушная Смертная -- Эмилия Александровна Кливгенберг, позднее жена А. П. Шан-Гирея, двоюродного брата Лермонтова.
   Титов Николай Александрович (1800--1875) -- популярный композитор-дилетант, прозванный "дедушкой русского романса", сочинявший также танцы, марши и т. п. Гоголь имеет в виду французскую кадриль (a mol) "Vieux pèches", сочиненную в 1824 г.
   Порося мое давно уже вышло в свет. -- "Вечера на хуторе близ Диканьки" появились в сентябре 1831 г. (см. письмо No 128).
   Василий Ивановичу совокупно с любезным зятем, Егором Львовичем... -- отчим Данилевского и Е. Л. Лаппо-Данилевский, женатый на сестре А. С. Данилевского, Марье Семеновне.
   ...славы дань, кривые толки, шум и брань. -- Цитата из "Евгения Онегина" А. С. Пушкина (гл. I, строфа LX).
   Ольдекопов словарь -- Ольдекоп Евстафий Иванович (1787--1845), цензор, переводчик, издатель карманных немецко-русских и французско-русских словарей.
   ...я... не был свидетелем времен терроризма, бывших в столице. -- Имеется в виду вспыхнувший в июне 1831 г. в Петербурге холерный бунт.
   У Пушкина повесть, октавами писанная: Кухарка. -- Гоголь имеет в виду "Домик в Коломне", оконченный 10 октября 1830 г. в Болдине.
   Одна (сказка) писана даже без размера, только с рифмами. -- "Сказка о попе и работнике его Балде".
  

134. М. И. Гоголь

   Домна Матвеевна -- Косяровская, тетка М. И. Гоголь.
   Олимпиада Федоровна -- Тимченко, сестра А. Ф. Тимченко.
   ...дедушке нанесена такая неприятность... -- Речь шла о долге, которого несколько лет не мог взыскать с должника И. М. Косяровский, получив в конце концов взамен лишь небольшое имение Лукашевку в Хорольском уезде. По-видимому, об этой "неприятности" и упоминает Гоголь в письме. 30 апреля 1829 г. он писал матери: "Свидетельствую мое почтение дедушке. (Скажите пожалуста, что его тяжба? имеет ли конец)...". Через год, в апреле 1830 г., Мария Ивановна сообщала Петру П. Косяровскому: "Дело папиньки моего все в том же положении, как вы его оставили, зрение его притупляется с каждым днем, и сие несчастное его положение разрывает мою душу" (РНБ. Ф. 199. Ед. хр. 15. Л. 56 об.). Позднее Мария Ивановна вспоминала: "Один из братьев маменьки моей, меньшой <Шостак>, будучи небольшим, всегда задумывался, и когда его спрашивали, -- о чем думает, то он отвечал: "Я ищу места вырыть колодезь такой, чтобы можно было черпать деньги", -- ив продолжение своей жизни точно имел большие деньги от прожектов своих, но окружен был всегда неблагонамеренными людьми, которые, получая от него по нескольку тысяч жалованья, обирали его. Он, по себе судя, не подозревал их. Он брал на откупа города, и случалось у него по миллиону, и потом ровно ничего, и опять наоборот. В одно время, имея деньги, он разослал в подарок сестрам своим по 10 тысяч, братьям по 25, а старшему брату, любящему жить хорошо, 50 тысяч, покуда еще не успели распорядиться его деньгами. Получа от него деньги, мои родители не успели еще рассудить, как полезнее их употребить для детей, как один услужливый человек предложил отдать ему на процент, который будет платить с большой аккуратностью до востребования капитала. Но мои родители не только не получили проценту, но и капитала не могли вытребовать; и бедный отец мой должен был завесть иск, и весь свой век хлопотал по тому делу, всегда сам писал бумаги и при конце уже жизни получил именийце в Хорольском уезде в число тех денег" (Виноградов И. А. Новые мемуарные источники о Гоголе // Гоголевский вестник. Вып. 1. М, 2007. С. 249-250).
  

136. А. С. Данилевскому

   Тут ты найдешь Языкова... -- Н. М. Языков напечатал в "Северных Цветах" на 1832 г. следующие стихотворения: "Песня" ("Он был поэт: беспечными глазами..."), "Им", "Бессонница", "К<аролин>е К<арловн>е Я<ниш>ъ" ("Вы, чьей душе во цвете лучших лет..."), "И. В. К<иреевскому>" ("Щеки нежно пурпуровы..."), "А. А. Дельвигу" ("Там, где картинно обгибая...").
   Кроме указанных Гоголем произведений Пушкина ("Моцарт и Сальери" и "Делибаш"), в "Северных Цветах" были помещены его "Анфологические эпиграммы" ("Царскосельская статуя", "Отрок", "Рифма", "Труд"), затем "Эхо", "Анчар", "Бесы", "Дорожные жалобы".
   Жуковского Змия -- "Сражение со змеем".
   Я читал и рекомендацию ей от Булгарина в Северной Пчеле... -- В "Северной Пчеле" (1831. No 219, 220) была помещена рецензия на "Вечера на хуторе близ Диканьки", подписанная инициалом В. и принадлежавшая, вероятно, В. А. Ушакову.
  

137. М. И. Гоголь

   Булгаков Константин Яковлевич (1782--1835) -- был в 1832 г. петербургским почт-директором и директором Почтового департамента. Гоголь встречался с Булгаковым у В. А. Жуковского.
   Очень рад, что сестре открывается такая хорошая партия. -- Речь идет о замужестве М. В. Гоголь, вышедшей в начале 1832 г. за П. О. Трушковского.
  

138. М. И. Гоголь

   Фрагмент письма, начиная со слов: "Маленькие сестрицы найдут в этой посылке...",-- печатается по автографу: ГИМ. Ф. 446. Ед. хр. 41. Л. 51.
   ...кончик моей фамилии, я не знаю, где делся. -- См. коммент. к разделу <"Департамен<т> Сельского Хозяйства под управлен<ием> Голтвянского Помещика Николая Васильева сына Гоголь-[Яновского]" (статьи хозяйственного содержания в записной книге 1830--1834 гг.)> в т. 8 наст. изд.
   Варвара Семеновна -- няня младших сестер Гоголя.
  

139. M. И. Гоголь

   ...письмо мое от 7-го, кажется, февраля... -- От 6 февраля. См. письмо No 138.
  

140. М. И. Гоголь

   Мне очень странно... что вы столько хлопочете о Багрееве. -- Александр Алексеевич Фролов-Багреев (1785--1845), муж дочери М. М. Сперанского, Е. М. Фроловой-Багреевой (рожд. Сперанской; 1799--1857), служил гражданским губернатором в Чернигове; с 1824 г. стал членом совета Министерства финансов, с 1834-го -- сенатором. Фролов-Багреев был полтавским помещиком, в 1832 г. с ним познакомилась мать Гоголя.
   Зеленецкая -- Варвара Степановна, соседка Гоголей по имению.
  

141. А. С. Данилевскому

   ...северная повелительница моего южного сердца...-- О ком идет речь -- неизвестно.
  

143. А. С. Данилевскому

   Руч -- модный петербургский портной. См. коммент. к строкам первого издания "Ревизора" -- ...приеду домой в петербургском костюме... -- в т. 7 наст. изд. и к слову -- Руч -- в статье неизвестного автора о положении крепостных крестьян в Малороссии в т. 8.
   Ensemble -- всецело (фр.).
   Хрия -- риторические правила построения рассуждения. Возвышенный -- прозвище Н. В. Кукольника, данное ему Гоголем, вероятно, еще в Нежине за увлечение Ф. Шиллером. (Н. В. Кукольник выведен в образе "замечтавшегося двадцатилетнего юноши" в заключении шестой главы первого тома "Мертвых душ"; см. коммент. к строкам шестой главы первого тома "Мертвых душ" -- ...какого-нибудь замечтавшегося двадцатилетнего юношу, когда, возвращаясь из театра, несет он в голове испанскую улицу, ночь, чудный женский образ с гитарой... он в небесах и к Шиллеру заехал в гости... -- в т. 5 наст. изд.). Нестор Кукольник был одним из ближайших учеников профессора немецкой словесности Нежинской гимназии Ф. И. Зингера, который прививал своим ученикам вкус к Шиллеру (впоследствии Кукольник написал о Зингере свои воспоминания). Цена "возвышенности" Кукольника была, однако, хорошо известна Гоголю. Соученики Гоголя и Кукольника братья А. Ю. и П. Ю. Артыновы вспоминали: "Пред Кукольником мы благоговели. Он когда еще приехал из Петербурга с отцом своим... то уже знал отлично языки французский, немецкий, итальянский... Словом, он стоял выше всех нас целою головою. И представьте себе, один Гоголь, эта, можно сказать, пешка, не хотел признавать достоинства Кукольника и называл его просто шарлатаном... Оно, правду сказать, и Кукольник был порядочный гуляка. Особенно любил он игру на билиарде. Бывало целые ночи просиживал для этого в трактирах и только к 6-ти часам утра возвращался в корпус. При этом он отлично умел надувать надзирателей..." (Мацеевич Л. Гоголь и Кукольник в Нежинской гимназии // Русский Архив. 1878. Кн. 3. С. 192; воспоминания А. Ю. и П. Ю. Артыновых были переданы их братом Н. Ю. Артыновым). Примечательно при этом, что Кукольник, подобно своему наставнику Зингеру, отличался и изрядным "свободомыслием". В материалах "дела о вольнодумстве", расследовавшегося в стенах Нежинской гимназии, на этот счет говорится: "На... допросе, производившемся 17-29 мая <1828 г.>, ученики (Колышкевич и двое Котляревских) показали <...> что, до приезда нового директора, Кукольник и другие из меньшего возраста в саду и в классе, до прихода Зингера, говорили свои наставления с кафедры, подобно лекциям, о метафизике, эстетике и магнетизме, причем вольно и непристойно говорили о религии; что Кукольник давал ученикам своего сочинения трагедию "Марию", дерзко и непристойно написанную, и читал ее в классе большею частию перед лекциями Белоусова..." (Лавровский Н. А. Гимназия высших наук кн. Безбородко в Нежине. (1820--1832 гг.). Киев, 1879. С. 112-113). Александр Котляревский, сообщая на следствии 19 марта 1828 г. высказывания Зингера о мощах, добавлял, что Кукольник, вместе с некоторыми другими учениками, "говорил ему, Александру Котляревскому, в саду в августе месяце прошлого 1827го года о Религии Христианской мнения свои весьма дерзкие; в прочем Александр Котляревский подтвердил показание Колышкевича о сочинениях Кукольника и прибавил, что сам Кукольник давал своего сочинения трагедию "Марию" ему, Александру Котляревскому, читать. На спрос же, какие точно слова говорил Кукольник насчет религии, то Александр Котляревский показал, что Кукольник именно говорил: что Христос был только великий философ, юрист; политик и великий человек; и что Лазарь, которого Христос воскресил, не умирал, а находился только в летаргическом сне от напитка, Петром апостолом ему умышленно данного, что апостолы были люди простые и что они не по нашествию Святаго Духа говорили разными языками, но были прежде уже научены тем языкам от Христа и прочее тому подобное" (Дело по обвинению Белоусова в нелепых словах, сказанных им в классе // Российский государственный исторический архив (далее -- РГИА). Ф. 733. Оп. 69. Ед. хр. 61. Л. 1 об.; опубл.: Савва В. И. К истории о вольнодумстве в Гимназии высших наук кн. Безбородко. Харьков, 1908. С. 13). Следствие не без оснований усмотрело источник этих высказываний во взглядах "прогрессивных" профессоров, в том числе Ф. И. Зингера.
   Пан Платон -- Кукольник Платон Васильевич, брат Н. В. Кукольника.
   Тасс -- драма Н. В. Кукольника "Торквато Тассо" (СПб., 1833).
   Красненькой -- Н. Я. Прокопович (см. коммент. к письму No 121).
  

144. M. И. Гоголь

   ...об ответе Андрея Андреевича. -- Трощинского.
   Я очень одобряю на этот раз суеверие бабушек и желаю... чтобы этот брак... был заключен... в апреле. -- Гоголь имеет в виду примету "кто женится в мае, тот весь век будет маяться", но "одобряет" эту примету лишь в шутку -- чтобы ускорить брак сестры.
   ...вы уверили меня, что Александра Федоровна Тимченкова вышла замуж за Нежинцева... -- Слух об этом не оправдался.
   Николай Осипович -- лицо неустановленное.
  

145. А. С. Данилевскому

   Руч -- см. коммент. к письму No 143.
  

146. М. И. Гоголь

   Алексей Васильевич -- Капнист (1796--1869), сын В. В. Капниста и наследник имения Обуховка, с 1829 г. -- миргородский уездный предводитель дворянства.
  

149. Статс-секретарю у принятия прошений, на Высочайшее имя подаваемых, H. M. Лонгинову

   Впервые напечатано: Белозерская H. A. H. В. Гоголь. Служба его в Патриотическом Институте, 1831--1835 // Русская Старина. 1887. No 12. С. 750. Печатается по первой публикации с уточнением по изд.: Бардовский А. Ф. Патриотический Институт. Исторический очерк за 100 лет. 1813--1913 г. СПб., 1913. С. 271-277.
   Лонгинов Николай Михайлович (1775--1853) -- статс-секретарь по учреждениям ведомства Императрицы Марии, тайный советник; главный начальник Гоголя как учителя Патриотического института благородных девиц; впоследствии -- член Государственного совета и сенатор. В 1831 г. Гоголь был домашним учителем детей Лонгинова.
   10 июня 1832 г. начальница Патриотического института Л. К. Вистингаузен сопроводила прошение Гоголя запиской на имя H. M. Лонгинова: "Учитель истории в Патриотическом Институте 14 класса, Николай-Гоголь-Яновский, желая воспользоваться наступающим вакантным от учения временем, просит об увольнении на сие время в отпуск Полтавской губернии в Миргородский повет, с выдачею надлежащего паспорта. О такой просьбе учителя Яновского честь имею представить на благорассмотрение Вашего Превосходительства". На это последовала резолюция: "Высочайше уволен. 13-го июня 1832 г." (Белозерская H. A. H. В. Гоголь. Служба его в Патриотическом Институте, 1831--1835 // Русская Старина. 1887. No 12. С. 751; см. также: Бардовский А. Ф. Патриотический Институт. Исторический очерк за 100 лет. 1813--1913 г. СПб., 1913. С. 271-277).
   По прошению Гоголя ему был выдан паспорт: "По указу Его Величества Государя Императора Николая Павловича, Самодержца Всероссийского и проч., и проч., и проч. Предъявитель сего, служащий при состоящем под Высочайшим покровительством Государыни Императрицы Патриотическом Институте учителем 14-го класса Николай Васильевич сын Гоголь-Яновский, вследствие Высочайшего Ее Императорского Величества соизволения, уволен в Полтавскую губернию от сего числа на двадцать восемь дней, в уверение чего дан сей паспорт за подписанием моим и приложением герба моей печати.
   С.-Петербург. Июня 1832 г.
   Его Императорского Величества Всемилостивейшего Государя моего тайный советник, статс-секретарь у принятия прошений, на Высочайшее имя подаваемых, член комиссии прошений и комитета заслуженных гражданских чиновников и разных орденов кавалер Ник<олай> Лонгинов" (Белозерская H. A. H. В. Гоголь. Служба его в Патриотическом Институте, 1831--1835 // Русская Старина. 1887. No 12. С. 751; см. также: Бардовский А. Ф. Патриотический Институт. Исторический очерк за 100 лет. 1813--1913 г. СПб., 1913. С. 271-277).
  

150. А. С. Данилевскому

   Печатается по автографу: ГИМ. Ф. 281. Оп. 2. Ед. хр. 23. Л. 1.
   Счастлив ты в прелестных... Ты Сенпри в карикатурах. -- Гоголь цитирует первую строфу эпиграммы Пушкина (на неизвестное лицо): "Счастлив ты в прелестных дурах, / В службе, в картах и в пирах; / Ты St. Priest в карикатурах, / Ты Нелединский в стихах". Эпиграмма впервые напечатана в "Северных Цветах на 1830 г.". Сенпри (St. Priest) -- граф Эммануил Карлович (1803--1828), сын французского эмигранта, был известен своими карикатурами, до нас не дошедшими.
  

151. М. И. Гоголь

   ...товарищ мой... -- А. А. Божко.
  

152. Н. Я. Прокоповичу

   ...приехать с братом...-- Речь идет о В. Я. Прокоповиче, младшем брате Н. Я. Прокоповича.
  

153. М. П. Погодину

   М. П. Погодин о знакомстве с Гоголем записал в своем дневнике под 11 июня -- 7 июля 1832 г.: "Познакомился с рудым пасичником Гогелем Яновским <так в автографо и имел случай сделать ему много одолжения. Гов<орили> с ним о Малорос<сийской> Истории, и проч. -- Большая надежда, если восстановится его здоровье. -- Он [большая над<ежда>] рассказал много чудес о своем Курсе Истории в Педаг<огическом> инстит<уте> женском в Петерб<урге>. (Из его воспитанниц нет ни одной неуспевшей.)" (Погодин М. П. Дневник. 1829--1840; РГБ. Ф. 231. Разд. I. К. 32. Ед. хр. 1. Л. 83; опубл., с неточностями: Барсуков Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина. СПб., 1891. Т. 4. С. 113).
   ...за Ричардсоновой Клариссою... -- Роман в письмах английского писателя С. Ричардсона "Клариса" ("Clarissa, or the History of a young lady", 1748; рус. пер. 1791--1792).
  

154. M. П. Погодину

   M. П. Погодин, получив настоящее письмо Гоголя, записал в дневнике: "1832... Август... 5... Письмо от Гоголя пр<нрзб.>тное. -- К Дядьк<овскому> об его здоровье... Шир<яев> не хочет покупать сказки Гог<оля>... Пис<ал> письмо к Гог<олю>" (Погодин М. П. Дневник. 1829--1840; РГБ. Ф. 231. Разд. I. К. 32. Ед. хр. 1. Л. 86 об.).
  

155. И. И. Дмитриеву

   Гоголь познакомился с И. И. Дмитриевым, будучи проездом в Москве летом 1832 г.
   Для понимания настоящего письма важно иметь в виду, что Гоголь приехал в Васильевку после почти трех с половиной лет пребывания в Петербурге, а потому поневоле был поражен представшим ему контрастом между столичной и провинциальной жизнью. При изобилии хлеба и "всего растительного" он увидел недоимки, расстроенные имения, бедность народа. Тревога о судьбе Малороссии и патриархальной России в целом вплотную поставила перед Гоголем вопрос о средствах, которые при невоздержности помещиков все-таки приостановили бы начавшееся истощение. Он начинает размышлять о невольной надобности заведения помещиками в своих имениях "мануфактур и фабрик", о "недостатке сообщения" -- обо всем том, что, по его мнению, могло бы "возвысить доходы" (так же, как размышляет он в то время о применении "физической железной силы" в эпоху Крестовых походов перед угрозой арабо-мусульманского нашествия. В статье "Взгляд на составление Малороссии", начатой в 1832 г., он пишет о казаках: "Они поворотили против татар их же образ войны..."). Однако нравственная оценка этих средств остается прежней. Стоило Марии Ивановне, поддавшись на уговоры своего зятя П. О. Трушковского, приступить к заведению в Васильевке кожевенной фабрики, как Гоголь пишет ей: "Сколько раз я проклинал мысленно эту сапожную фабрику... Зачем нам деньги, когда они ценою вашего спокойствия? На эти деньги... мне все кажется, что мы будем глядеть такими глазами, как Иуда на сребреники..." (письмо от 8 июня 1833 г.).
   Соответствующие высказывания можно встретить в гоголевских письмах 1830-х гг. и о "недостатке сообщения". 6 марта 1834 г. он пишет И. И. Срезневскому: "Песен я знаю и имею много... Но... бьюсь об чем угодно, что теперь же еще можно сыскать в каждом хуторе, подальше от большой дороги и разврата, десятка два неизвестных друг ому хутору"; 17 марта матери: "Я уже не говорю о том, что нанятые мастеровые всегда приносят с собою разврат, часто разные заразительные болезни в деревню". Не случайно и в "Мертвых душах" первое, что встречается на пути Чичикова, выезжающего из захолустья Коробочки на "столбовую дорогу", -- трактир, и здесь, словно мимоходом замечает автор, содержательница трактира запрашивает с Ноздрева "вчетверо против того, что стоила водка".
   Подробнее о содержании настоящего письма в контексте размышлений Гоголя над судьбой патриархальной Малороссии и России в целом см. в сопроводит, статье к т. 2 наст. изд.
   ...в деревне... какая описана... Карамзиным.-- Имеется в виду очерк Николая Михайловича Карамзина "Деревня" (1792).
  

157. Петру П. Косяровскому

   Приписка в конце письма сделана Марьей Ивановной Гоголь.
  

158. И. И. Дмитриеву

   Раду что вам понравились мои несовершенные начатки... -- Речь идет о "Вечерах на хуторе близ Диканьки".
  

159. П. А. Плетневу

   В Курске Гоголь был проездом на обратном пути из Васильевки в Петербург.
   ...сестры мои, которых везу с собою в Патр<иотический> инст<итут>...-- В конце февраля 1813 г. Императорским Женским Патриотическим Обществом был основан пансион, или институт, для дочерей раненых и погибших в войне офицеров. Назывался этот институт сначала Сиротским училищем 1812 года, затем -- Училищем женских сирот 1812 года, Домом воспитания сирот 1812 года, Сиротским отделением 1812 года, Училищем Женского Патриотического Общества, Институтом Женского Патриотического Общества и даже просто Патриотическим Институтом. "... В 1817 году по повелению Государя Императора Николая Павловича это Училище было но особому указу официально названо "институтом"" (Бардовский Л. Ф. Патриотический Институт. Исторический очерк за 100 лет. 1813--1913 г. СПб., 1913. С. 7). С начала 1820 г. институт помещался в новом здании на Васильевском Острове, 10 линия, двухэтажный дом купца Бопре, достроенный третьим этажом к 1820 г. (по соседству с Морским корпусом). Об обучении сестер Гоголя Анны и Елисаветы в Патриотическом институте см. коммент. к <Списку вещей, назначенных Н. В. Гоголем для покупки сестрам в 1839 г.> в т. 9 наст. изд.; коммент. к письму No 163 в наст. томе, а также статью: Виноградов И. Л. Н. В. Гоголь в Патриотическом институте // Елизаветинские чтения. Памяти Императриц Елизаветы Алексеевны и Марии Феодоровны: сб. науч. тр. М., 2006. С. 58-63).
  

160. М. И. Гоголь

   Печатается по автографу: Отдел рукописей Государственного литературного музея (далее-- ГЛМ). Ф. 67. Оп. 1. No 4 (сложенный вдвое лист почтовой, сильно пожелтевшей бумаги, размер 205 х 125; на обороте дарственная надпись племянника Гоголя Н. В. Быкова, сына Е. В. Быковой (рожд. Гоголь): "Дмитрию Александровичу Иванс<нрзб.> на память о его... родстве Гоголя от племянника Н. В. Гоголя Н. В. Быкова. 1908. 23 сентября. С. Васильевка").
  

161. М. И. Гоголь

   Москва так же радушно меня приняла, как и прежде... -- Впервые Гоголь побывал в Москве летом 1832 г. Он останавливался здесь проездом на родину в Малороссию. Настоящее письмо написано во время второго посещения Москвы, при возвращении осенью в Петербург. Несмотря на недолгие, всего по нескольку дней, остановки в Москве, Гоголь успел тогда познакомиться с целым кругом лиц, с которыми надолго сохранил тесные дружеские связи, -- М. П. Погодиным, Аксаковыми, И. И. Дмитриевым, M. H. Загоскиным, М. С. Щепкиным, Киреевскими, О. М. Бодянским, М. А. Максимовичем, Д. Н. Свербеевым и др. 8 декабря 1832 г. П. А. Плетнев сообщал В. А. Жуковскому из Петербурга: "Гоголь нынешним летом ездил на родину... В Москве он виделся с И. И. Дмитриевым, который принял его со всей любезностию своею. Вообще тамошние литераторы, кажется, порадовали его особенным вниманием к его таланту. Он не может нахвалиться Погодиным, Киреевским и прочими" (Плетнев П. А. Соч. и переписка. СПб., 1885. Т. 3. С. 552).
  

162. М. И. Гоголь

   Катерина Ивановна -- Ходаревская.
  

163. М. И. Гоголь

   ...в институте произошли небольшие переделки, и помещения совсем нет. -- Вопрос о принятии сестер Гоголя в Патриотический институт в то время еще не был решен. 13 ноября 1832 г. начальница института Л. К. Вистингаузен писала статс-секретарю H. M. Лонгинову: "Учитель Патриотического института 14 класса Гоголь-Яновский, возвратясь из домового отпуска, привез с собою двух сестер в том предположении, чтобы определить их в Патриотический институт для воспитания. Девицы сии не могут поступить ни на правах штатных воспитанниц, ни пансионерок (В правилах Патриотического института заключается статья, по которой "принимаются в сие заведение только дочери военных чинов". Н. Б. -- Примеч. Н. А. Белозерской. -- И. В., В. В.), но г. Гоголь просит, чтобы их поместить взамен его жалованья, коего производится ему от института 1200 р. в год. Принять сих девиц сверхкомплектными воспитанницами на таком положении, чтобы содержание их, как на платье, белье, так и на стол, производилось из экономии, без всяких для института особых издержек, я нахожу возможным и выгодным для института. Выгода сия дает еще новый способ составить особый капитал, если Вашему Превосходительству благоугодно будет исходатайствовать Высочайшее соизволение Ее Императорского Величества на обращение означенных остающихся в экономии 1200 р. для пенсионов служащих при заведении, тем более, что институт не имеет в виду особых сумм для такого назначения, но, считая обязанностию объяснить в сем случае мнение мое, я все сие предоставляю благоусмотрению Вашего Превосходительства". В ответ на эту записку последовала резолюция: "Ее Императорское Величество соизволила утвердить сие представление, с тем, чтобы милость сия не служила примером впредь для других, единственно по уважению к ходатайству г-жи начальницы института, повелев также и в списках воспитанниц и пансионерок девиц Гоголь-Яновских не считать, за неимением ими права на поступление в Патриотический Институт. 5-го декабря 1832 г. Н. Лонгинов" (Белозерская H. A. Н. В. Гоголь. Служба его в Патриотическом Институте, 1831--1835 // Русская Старина. 1887. No 12. С. 752-753; см. также: Бардовский А. Ф. Патриотический Институт. Исторический очерк за 100 лет. 1813--1913 г. СПб., 1913. С. 271-277). См. также коммент. к письму No 159.
   ...Борисовича... Борисовны... -- См. коммент. к письмам No 66, 71.
  

164. М. П. Погодину

   ...завяз в хлопотах... -- Речь идет об устройстве сестер в Патриотический институт благородных девиц (см. коммент. к письмам No 159, 163).
   ...сам как будто на земли, // А пред тобою небо открывалось. -- Цитата из "Фауста" Гете в переводе Д. В. Веневитинова: "Недаром иногда пороешься в пыли, / И, право, отрывать случалось / Такой столбец, что сам ты на земли, / А будто небо открывалось" (впервые опубл.: Соч. Д. В. Веневитинова. Ч. 1: Стихотворения. М., 1829. С. 121). Цитата также использована Гоголем в статье "Шлецер, Миллер и Гердер" при характеристике взглядов швейцарского историка Иоганна Миллера (Мюллера; 1752--1809): "...они так высоки и глубоки, что открывшему их открывается, по выражению Вагнера в "Фаусте", на земле небо".
   Гаевский -- Семен Федорович, петербургский врач.
  

166. M. И. Гоголь

   Строки на обороте письма печатаются впервые по автографу: ГИМ. Ф. 446. Ед. хр. 41. Л. 6-7.
   Я был в Опекунском совете. -- По просьбе матери Гоголь выяснял в Опекунском совете дело об уплате процентов за заложенную Васильевку.
   Губернатор -- полтавский губернатор П. И. Могилевский.
  

167. М. А. Максимовичу

   ...виршу, говоренную запорожцами... -- См. коммент. к гоголевской "Книге всякой всячины..." в т. 9 наст. изд. В бумагах М. А. Максимовича оказалось несколько списков этой вирши, причем один из них, переданный в редакцию "Киевской Старины" С. И. Пономаревым, "писал собственной рукой Н. В. Гоголь" (Киевская Старина. 1882. No 4. С. 168; Жите i Слово. Львов, 1894. No 3. С. 444-449).
   ...поклон также земляку, живущему с вами... -- К этим строкам М. А. Максимович на подлиннике письма приписал: "Бодянскому, который, будучи тогда студентом, жил у меня в Ботаническом саду".
  

168. М. И. Гоголь

   ...хотите продать одну землю, а людей оставить... Ведь вам нужно, маминъка, денег и в приказ отдать, и в Опекунский совет, и еще несколько тысяч на предполагаемый вами кожевенный завод. -- Речь идет о продаже имения Лукашевки в Хорольском уезде, полученного отцом М. И. Гоголь И. М. Косяровским в счет долга (см. коммент. к письму No 134). Это имение И. М. Косяровский отдал дочери. Мария Ивановна позднее вспоминала: "Он отдал его мне. Я землю продала, так как она была вся в лоскутках, а людей перевела в Васильевку <очевидно, после 1832 г.>. За вырученные деньги послушала неопытных людей и завела кожевенную фабрику, на которую после еще занимала деньги, по просьбе моего зятя <П. О. Трушковского>. Он был очень солиден, хотя и молод. Попавшийся нам шарлатан, австрийский подданный, уверил его, что мы будем получать по 8000 годового доходу на первый случай, а дальше и еще больше, и такие резоны представлял, что можно было поверить. Из теляч<ь>ей кожи, стоющей с выделкой 1 р<убль> ассигнациями, сшивши сапоги, получается по крайней мере 8 р<ублей>. В тот год приехал сын мой (имеется в виду пребывание Гоголя в Васильевке с конца июля по конец сентября 1832 г. -- И. В., В. В) и советовал нам начать с маленького масштабу. Фабрикант сказал: "Зачем терять время даром! почему не получать вместо пяти тысяч сто?" Мой сын велел ему из отлично выделанных им кож сшить на пробу сапоги и прислать ему в С.-Петербург. Он сшил сам также отличные сапоги с золотыми гвоздиками на подошве и калоши зимние -- шерстью в средину, на лице незаметно, что они теплые, что для военных людей было бы очень нужно. Получа те вещи, сын мой, увидя такую изящную работу, познакомился нарочно для этого с фабрикантами тамошними, чтоб доставить нам выгоду. Они сказали, чтобы доставить на фабрику такую работу и разных ремешков в промежутки той работы, что могут и малолетние дети работать. Нанято было сапожников 25 человек, как подскочил страшный голод, покупали хлеб по 3 р<убля> пуд, а между тем фабрикант наш намочил кожи и сдал на руки ученикам, которые ничего не знали, а сам, набравши несколько сотен сапогов, поехал продавать. Люди, с ним поехавшие, не знали, почем он продавал, а только возили, куда он продал. Он, как мы после узнали, продавал даже по 2 рубля и, получа деньги, на шампанском со своими знакомыми пропил. Мы не знали, что он имел слабость пить. Когда начал управитель, тогда бывший у нас, спрашивать отчета, то он сказал, что ездил для больших для фабрики дел, а о такой безделице он не намерен отдавать отчета, что он договорился с полковником на ранцы. Тогда я его позвала и объявила, что больше на словах не верю ничего, когда не покажется на деле. Итак, как он долго не возвращался, то кожи, оставленные им, все испортились и он бежал, и мы не знали, что с теми кожами делать. Он обманул еще пять помещиков очень аккуратных и умных. Наконец умер, и столько наделал долгов, занимая в разных руках, что должны были заложить Васильевку, чтоб с ними расплатиться, на 26 лет и платить по 500 рублей серебром проценту. И винокурня уничтожена, земляная мельница уничтожена для толчения дубовой коры на выделку кож, -- и совершенно осталось нам расстроенное имение" (Виноградов И. Л. Новые мемуарные источники о Гоголе // Гоголевский вестник. Вып. 1. М., 2007. С. 250-251). Сохранилось свидетельство о займе денег сроком на 26 лет в сумме 18450 рублей, сделанном Гоголем и его сестрой М. В. Трушковской 31 января 1836 г. в Полтавском приказе общественного призрения.
   Гаман -- "род бумажника, где хранится огниво, кремень, трут, табак, иногда и деньги" (гоголевский словарь "Малороссийских слов, встречающихся в первом и втором томах").
  

169. А. С. Данилевскому

   Звегинцов -- лицо неустановленное.
   Гудим -- возможно, Гудима Егор (Георгий) Васильевич (1812--1870), поступил в Нежинскую гимназию в августе 1825 г., окончил в 1832 г. (см.: Супронюк О. К. Н. В. Гоголь и его окружение в Нежинской гимназии. Библиографический словарь. Киев, 2009).
  

170. А. С. Данилевскому

   ...жениться на какой-то актрисе...-- Брак Н. Я. Прокоповича и актрисы M. H. Трохневой состоялся в апреле 1833 г. (см.: Супронюк О. К. Новые материалы о Н. Я. Прокоповиче (к изучению литературного окружения молодого Гоголя) // Гоголь. Материалы и исследования. М., 1995. С. 249). См. также "Дружеское шутливое пари" в т. 9 наст. изд.
   Драгун -- Василий Яковлевич Прокопович, младший брат Н. Я. Прокоповича.
   Великий князь -- Михаил Павлович.
  

171. В. И. Григоровичу

   Григорович Василий Иванович (1786--1865) -- историк и критик искусства, конференц-секретарь Академии художеств (с 1829), издатель "Журнала изящных искусств" (1823--1825).
  

174. М. П. Погодину

   ...уже готова драма... -- Имеется в виду драма М. П. Погодина "История в лицах о царе Борисе Федоровиче Годунове" (отрывок из драмы впервые опубл.: Современник. 1837. Т. V; отд. изд. -- 1835 г., 2-е изд. -- 1868 г.).
   ...в Петре вашем драматическое искусство... совершеннее, нежели в Марфе. -- Речь идет о трагедиях М. П. Погодина "Петр I" (закончена 24 июня 1831 г.; запрещена для отдельного издания личным распоряжением Императора Николая I в декабре 1831 г.; отрывки напечатаны: Новоселье. 1833. Ч. 1; Московский Наблюдатель. 1835. Ч. 1. Октябрь. Кн. 2; полное изд. -- М., 1873) и "Марфа, посадница новгородская" (М., 1830; напечатана без имени автора).
   ...ваших Афоризмов... целая книга. -- Книга была издана позднее: Исторические афоризмы Михаила Погодина. М., 1836. См. в т. 7 наст. изд. коммент. к разделу <Рецензии, помещенные в "Современнике)".
   ...прибавьте боярам несколько глупой физиогномии.-- Еще в 1828 г., в письме к матери из Нежина (от 1 марта), Гоголь писал: "Видел я здесь и тех, которые находились под особым покровительством. Им только лучше ставили классные шары, а, впрочем, они были глупее прочих, потому что они совершенно ничем не занимались". Ср., напротив, характеристику бурсаков в "Тарасе Бульбе", "плохое содержание" и "частые наказания" которых "голодом" рождали "в них ту предприимчивость, которая после развивалась на Запорожье". "Это было, точно, необыкновенное явленье русской силы, -- писал Гоголь в "Тарасе Бульбе" о возникновении запорожского казачества, -- его вышибло из народной груди огниво бед". Эту же мысль Гоголь повторял позднее в "Выбранных местах из переписки с друзьями" (1847), размышляя о судьбе всей патриархальной России в эпоху петровских преобразований: "...европейское просвещение было огниво <"огниво бед>", которым следовало ударить по всей начинавшей дремать нашей массе". См. также: Виноградов И. А. Гоголь -- художник и мыслитель: Христианские основы миросозерцания. М., 2000. С. 121-122.
   Журнальца, который ведут мои ученицы... -- Н. П. Барсуков писал: "Погодин так заинтересовался педагогической деятельностью Гоголя, что тотчас написал Плетневу просьбу прислать ему для просмотра тетради Гоголевых учениц в Патриотическом Институте. На эту просьбу Плетнев отвечал Погодину: "Не думаю, чтобы тетради учениц Гоголя могли вам на что-нибудь пригодиться. Их рассказ уроков его очень приятен, потому что Гоголь останавливает внимание учениц больше на подробностях предметов, нежели на их связи и порядке. Я после вашего письма нарочно пересматривал эти тетради и уверился, что ученические записки все равны, т. е. с ошибками грамматическими, логическими и пр., и пр. Что касается до порядка в Истории или какого-нибудь придуманного Гоголем облегчения -- этого ничего нет. Он тем же превосходит товарищей своих как учитель, чем он выше стал многих как писатель, т. е. силою воображения, которое под его пером всему сообщает чуждую <чудную? -- И. В., В. В.> жизнь и увлекательное правдоподобие"" (Барсуков Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина. СПб., 1891. Кн. 4. С. 113-114).
   Я только теперь прочел... Беттигера. -- Гоголь прочел переведенный с немецкого под руководством М. П. Погодина учебник "Всеобщая история. Гимназический курс. Сочинение эрлангенского профессора Беттигера" (М., 1832). Этой книгой Гоголь широко пользовался при составлении своих лекций (см. коммент. в 8 т. наст. изд.).
   ... спрашиваете об Вечерах Диканских... Я не издаю их. -- См. письмо No 154.
  

175. М. И. Гоголь

   ...плут Лукашевич ввел вас в такие беспокойства и не плотит денег. -- Речь идет о продаже Марией Ивановной имения Лукашевки в Хорольском уезде. См. коммент. к письму No 168.
   ...один процент казна сбавляет.-- Правила 1 января 1830 г. о вкладах и ссудах в государственных банковских установлениях понизили выдаваемый по вкладам процент с 5 до 4.
   Леонтьев Владимир Юрьевич -- генерал, сводный брат А. А. Трощинского.
   ...Матрена с супругом возвратились из балаганов... -- Матрена и ее супруг Яким Нимченко, крепостные слуги Гоголя в Петербурге. Балаганные представления, начиная с 1827 г., устраивались в Петербурге на народных гуляньях "под горами" (то есть вокруг ледяных катальных гор) на Дворцовой и Адмиралтейской площадях. Неизменный интерес у зрителей вызывала среди этих представлений французская пантомима-арлекинада (с участием Коломбины, Пьеро и Арлекина), составлявшая "гвоздь программы" масленичного балагана И. А. Лемана. Подробнее см.: Виноградов И. А. Пьеро, Коломбина и Арлекин: К истории создания "Тараса Бульбы" и "Ревизора" Н. В. Гоголя // Русская литература. 1999. No 1. С. 36-44).
   Марья Алексеевна -- Данилевская, родственница А. С. Данилевского.
  

176. А. С. Данилевскому

   Соф<ъя> В<асилъевна> Капнист -- вышла замуж за Василия Антоновича Скалона (1805--1882), армейского офицера, преподавателя Полтавского кадетского корпуса.
   М<арья> Ал<ексеевна> -- Данилевская. См. письмо No 175.
   Ланг -- лесничий придворного ведомства.
   Гаврюшка -- слуга В. И. Черныша, отчима Данилевского.
   Пушкина нигде не встретишь, как только на балах. -- Об этом же сообщал, в частности, П. А. Плетнев в письме к В. А. Жуковскому от 17 февраля 1833 г.: "...Пушкин... ничего не делает, как только утром перебирает... старые к себе письма, а вечером возит жену свою по балам, не столько для ее потехи, сколько для собственной" (Плетнев П. А. Соч. и переписка. Т. 3. С. 524).
   Пестрые сказки -- Пестрые сказки с красным словцом, собранные Иринеем Модестовичем Гомозейкою... (СПб., 1833)
   Бедный Гнедич уже не существует. -- Н. И. Гнедич умер 3 февраля 1833 г.
   Хвостов Дмитрий Иванович (1757--1835) -- поэт.
   Шишков Александр Семенович (1754--1841) -- адмирал, министр народного просвещения в 1824--1828 гг.; председатель "Беседы Любителей Русского Слова".
   Мазепа -- второй после "Дмитрия Самозванца" (1830) исторический роман Ф. Б. Булгарина (СПб., 1833--1834. Ч. 1-2).
   ...из Языкова... Несколько строчек, однако ж, приведу... -- Гоголь цитирует стихотворение H. M. Языкова "Вино", пропуская три первые строки и делая ошибку в шестой строке (нужно: "И блистательно чиста").
   Тиссон -- лицо неустановленное.
   Тушинский -- лицо неустановленное.
   Афанасий -- слуга А. С. Данилевского.
   ...7 трагедий... -- К этому времени Н. В. Кукольником были закончены лишь трагедии "Торквато Тассо", "Рука Всевышнего отечество спасла" и, возможно, "Джулио Мости".
   Поза, Поза, Поза. -- Маркиз Поза, герой драмы Ф. Шиллера "Дон Карлос" (1785), испанец, возвышенный мечтатель.
   Возвышенный -- прозвище Н. В. Кукольника. См. коммент. к письму No 143.
   ...душит трагедией... -- Выражение из "Евгения Онегина" (гл. IV, строфа XXXV).
   Грыцъ -- лицо неустановленное.
   ...бойрендом, духтером -- припев к народной песне: "Ой у поля долина, / А в долиш калина... / Бойрендом, янтером, / Духрейдом, духтером".
  

177. M. П. Погодину

   Журнал девиц -- тетради учениц Гоголя по Патриотическому институту.
   Беттиг<ер> (Bottiger) Карл Август -- немецкий историк. См. коммент. к письму No 174.
   Пушкин недавно говорил о тебе с Государем насчет Петра... -- Речь идет о привлечении Погодина к совместной с Пушкиным работе над "Историей Петра". Согласие царя было получено, но сотрудничество не состоялось.
   Новоселье -- первая книга альманаха Александра Филипповича Смирдина (1795--1857) "Новоселье", изданная в 1833 г.
   Брамбеус -- псевдоним О. И. Сенковского. В альманахе "Новоселье" за подписью Брамбеуса были опубликованы его повести "Антар", "Незнакомка" и фельетон "Большой выход у сатаны".
   Альманах -- инициатором издания альманаха, которому предполагалось дать название "Шехерезада", был Николай Александрович Мельгунов, московский литератор, знакомый Гоголя. Предполагалось участие в нем Е. А. Баратынского, И. В. Киреевского, Н. М. Языкова, П. Я. Чаадаева, И. И. Козлова, князя П. А. Вяземского, а также А. С. Пушкина и Гоголя (см.: Лит. наследство. Т. 58. М, 1952. С. 545).
   Комета Галлея -- повесть М. П. Погодина "Галеева комета", опубликованная в альманахе "Комета Белы" (СПб., 1833).
  

178. М. И. Гоголь

   Печатается по автографу: ГИМ. Ф. 446. Ед. хр. 41. Л. 8.
  

179. М. И. Гоголь

   Отец Емельян -- священник в имениях Трощинского, сперва в Кибинцах, потом в Кагорлыке. Он был в хороших отношениях с В. А. Гоголем. О. Д. Трощинская должна была передать ему в Кагорлык письмо с просьбой Гоголя о записывании напевов народных песен. Письмо это нам неизвестно.
  

180. М. И. Гоголь

   Ларион Тро<щинский> -- Илларион (Ларион) Иванович Трощинский, внучатый племянник Д. П. Трощинского. В 1820-х гг. был студентом Харьковского университета (см. коммент. к письму No 1); позднее служил в Петербурге; в 1845 г. занимал место старшего столоначальника в Провиантском департаменте Военного министерства. См. также письмо No 236.
   Благодарю вас, тетинька Катерина Ивановна... -- Приписка, обращенная к К. И. Ходаревской.
  

181. M. И. Гоголь

   Целую сестру и очень благодарен ей за племянника. -- В апреле 1833 г. у М. В. Трушковской родился сын Николай, названный так в честь дяди.
  

182. М. П. Погодину

   Краевский Андрей Александрович (1810--1889) -- журналист; начинал свою литературную карьеру как сотрудник С. С. Уварова, министра народного просвещения; был помощником редактора "Журнала Министерства Народного Просвещения". В конце 1830-х -- начале 1840-х гг. занял откровенно прозападническую позицию. В. А. Жуковский в письме к Гоголю от 1 августа (н. ст.) 1844 г. назвал редактируемые А. А. Краевским "Отечественные Записки" "бесовским чтением".
   ...рад, что уже Самозванец пишется. -- Имеется в виду "История в лицах о Димитрии Самозванце", напечатанная в Москве в 1835 г. (отзыв Гоголя см. в его письме к М. П. Погодину от 18 января 1836 г.).
   Пушкин уже почти кончил Историю Пугачева. -- К 22 мая 1883 г. А. С. Пушкиным было написано шесть глав "Истории Пугачева"; сочинение было полностью завершено лишь 2 ноября 1834 г.
   ...Максимович печатает... Наума... -- Имеется в виду "Книга Наума о великом Божием мире" (М., 1833).
   Киреевский -- Имеется в виду один из братьев Киреевских Петр или Иван.
   Афоризмы -- см. коммент. к письму No 174.
  

183. М. И. Гоголь

   Кочубей -- князь Виктор Павлович Кочубей (1768--1834).
   Диканька -- родовое имение Кочубеев, в Миргородском уезде, Полтавской губ., в 25 верстах от гоголевской Васильевки.
   Яворивщина --яворовый лес с небольшим хутором, принадлежавший Гоголям и граничивший с владениями князя Кочубея.
   Лукашевка -- владение М. И. Гоголь в Хорольском уезде (см. коммент. к письмам No 134, 168, 175).
  

184. М. И. Гоголь

   ...ищу... квартиру, потому что старая... меня заморозила... -- Зиму 1832/33 г. Гоголь прожил в доме Демута-Малиновского, в Новом переулке.
  

185. М. А. Максимовичу

   ...за Наума и Размышления... -- "Книга Наума о великом Божием мире" (М., 1833) и "Размышления о природе" (М., 1833). См. коммент. к <Предисловию к сборнику "Арабески>" в т. 7 наст. изд. и к письму No 193.
   Бросьте... кацапию... -- Это и некоторые подобные шутливые выражения не отражают, конечно, подлинного отношения Гоголя к России и русскому народу.
   ...для Денницы вашей употреблю все силы... -- Обещание написать что-нибудь для третьей книги издаваемого М. А. Максимовичем альманаха "Денница" (первые две книги вышли в 1830 и 1831 гг.) осталось неосуществленным.
   ...московский водопой...-- Летом 1833 г. М. А. Максимович пользовался московскими искусственными водами.
  

187. М. И. Гоголь

   Старая квартира -- в Новом переулке, в доме Демута-Малиновского.
   Сделайте милость, не приписывайте мне всякого вздору... -- Ср. письмо Гоголя к матери от 19 декабря 1830 г. (No 108).
   ...я в первый раз слышу... что существует книга под названием Кулябка. -- "Гоголь прав: ни книги с таким заглавием, ни такого автора в действительности не было. Но в 1833 г. в Петербурге вышли "Рассказы прадеда". Картины нравов, обычаев и домашнего быта малороссов. Кн. I. Один из рассказов этой книжки и носил заглавие "Семейство Кулябки". Н. Полевой в "Московском телеграфе" дал резкий отзыв о "Рассказах прадеда": "Неужели сочинитель думает быть народным, представляя своим читателям разные грубые, комические описания, напр<имер>, как отец бил прекрасную Оксану плетью... как щенок вскарабкался в окно, уронил ендову с пирогами, выпачкался в сметану, и уплетал, разбойник, пироги, без зазрения совести" и т. д. Но свой суровый отзыв Н. Полевой заканчивал указанием "смягчающих обстоятельств" для автора: "Кажется, грех на душе Рудого Панъка: он соблазнил сочинителя "Рассказов прадеда" ("Московский телеграф" 1833 г. 51, стр. 466-468). Весьма сомнительно, чтобы Гоголь, ревниво относившийся к суждениям критики об его произведениях, не натолкнулся на этот отзыв, притом напечатанный в виднейшем журнале эпохи" (Десницкий В. А. "Мертвые души" Гоголя как поэма дворянского возрождения // Десницкий В. А. На литературные темы. М.; Л., 1933. С. 227).
  

190. М. П. Погодину

   ...женитьбою твоею... -- М. П. Погодин 9 июля 1833 г. женился на Елизавете Васильевне Вагнер.
   ...для альманаха... -- Для третьей книги альманаха М. А. Максимовича "Денница".
   ...двух начал двух огромных творений... -- "Истории Малороссии" и "Всеобщей истории" (см. коммент. к статье "Взгляд на составление Малороссии" в т. 7 наст. изд.).
   ...повесть мою... -- "Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем", напечатанную во второй книге альманаха А. Ф. Смирдина "Новоселье" (СПб., 1834).
  

191. В. В. Тарновскому

   Рудановский Леонид Платонович (1814--1877) -- выпускник Нежинской гимназии.
   Антоновка имение Тарновских в Пирятинском уезде Полтавской губернии.
   ...какой-то странный карьер... -- Уход В. В. Тарновского из департамента (контрольное ведомство) и работа учителем в Житомирской гимназии.
   Моисеев Кирилл Абрамович (1790--1853) -- профессор истории и статистики в нежинской Гимназии высших наук.
  

192. М. И. Гоголь

   Вы спрашиваете у меня насчет ревизии. -- Речь идет об ожидавшейся восьмой ревизии. "Ревизские сказки" были поданы М. И. Гоголь в ревизскую комиссию Миргородского уезда 26 апреля 1835 г.
  

193. М. А. Максимовичу

   ...от всей души и сердца любимый мною земляк. -- Особо доверительный тон в письмах Гоголя к М. А. Максимовичу появляется после прочтения им летом 1833 г. изданных Максимовичем "Книги Наума о великом Божием мире" (М., 1833) и "Размышлений о природе" (М., 1833). В предисловии к последней книге Максимович, в частности, писал: "В природе... каждый предмет есть и мысль Творца, и вместе явление оной..." (см. также коммент. к "Предисловию к сборнику "Арабески" в т. 7 наст. изд.). 2 июля 1833 г. Гоголь, благодаря Максимовича за присылку этих книг, прибавлял: "...поручая вас деятельности, молю Бога, да ниспошлет вам здоровье и силы, что лучше всего на этом грешном мире" (ср. также письмо Гоголя к А. С. Пушкину от 23 декабря 1833 г.). Письма к Максимовичу 1834 г. он также неизменно заключает: "...Поручаю тебя охранению невидимых благих сил" (от 7 апреля); "Поручаю тебя Ангелу Хранителю твоему" (от 20 апреля); "Да хранят тебя небеса..." (от 8 июня); "...Да почиет над тобою благословение Божие!" (от 27 июня). Именно Максимович -- в роду которого был святой -- святитель Иоанн (Максимович), митрополит Сибирский и Тобольский (ум. 1715) (позднее из этого же рода вышел владыка Иоанн (Максимович), архиепископ Шанхайский и Сан-Францисский, 1896--1966), был одним из тех, с кем Гоголь в 1830-х гг. мог "соутешаться общею верою" (Рим. 1, 12). Максимовичу Гоголь, не таивший от него своего внутреннего мира, неожиданно раскрылся летом 1835 г. самой сокровенной стороной при посещении святых мест Киева. "Нельзя было мне не заметить перемены в его речах и настроении духа, -- вспоминал позднее Максимович о прогулках Гоголя по Киеву в августе этого года, -- он каждый раз возвращался неожиданно степенным и даже задумчивым... Я думаю, что именно в то лето начался в нем крутой переворот в мыслях -- под впечатлением древнерусской святыни Киева, который у малороссиян XVII века назывался "Русским Иерусалимом"" (Максимович М. А. Письма о Киеве и воспоминания о Тавриде. СПб., 1871. С. 55-56). Максимович был близок также к известному духовному писателю и проповеднику святителю Иннокентию (Борисову), епископу Харьковскому (с 1841 г., с 1845 г. -- архиепископу), с 1848 г. архиепископу Херсонскому и Таврическому; он оставил о владыке свои воспоминания. 22 мая 1842 г. Гоголь, посылая письмо к святителю Иннокентию, писал: "Обнимите за меня Максимовича..."
   Ходаковский -- Зориан Доленга-Ходаковский, псевдоним польского историка и этнографа Адама Чарноцкого. Рукописный сборник "Украинские песни, собранные Ходаковским", принадлежавший Максимовичу, находится в настоящее время в ОР ЦНБ АН Украины в г. Киеве. Сборник был предоставлен Максимовичем на некоторое время в распоряжение Гоголя. См. об этом: Красильников С. А. Источники собрания украинских песен Н. В. Гоголя // Н. В. Гоголь. Материалы и исследования. М.; Л., 1936. Т. 2.
   In quarto -- в четвертую долю листа (лат).
  

194. М. И. Гоголь

   Автограф хранится: ГИМ. Ф. 446. Ед. хр. 41. Л. 13-14.
   Що се братця як барятця!-- См. письмо No 196.
   Почтмейстер -- полтавский почтмейстер, коллежский советник Иван Александрович Ротмистров.
   Вы очень хорошо делаете, что отдаете Олиньку в пансион. -- Намерение М. И. Гоголь не осуществилось.
  

195. М. И. Гоголь

   Павел Осипович -- Трушковский.
   ...я думаю ехать на два или три месяца в Ревель. -- По-видимому, отъезд в Ревель был Гоголем вымышлен, чтобы отклонить поездку Трушковского в Петербург.
  

196. М. А. Максимовичу

   Представь, я тоже думал... в Киев!.. -- М. А. Максимович, повидимому, предлагал Гоголю добиваться кафедры всеобщей истории во вновь открываемом университете Св. Владимира в Киеве, куда сам собирался переехать из-за расстроенного здоровья (см. коммент. к письму No 213).
   ...да ты надуешь...-- На подлиннике Максимович приписал к этим словам: "А вышло наоборот! И я изведал то, чего он так боялся".
   ...каких-то немцев...-- Профессорами нового университета были, по преимуществу, поляки -- преподаватели незадолго перед тем закрытого Волынского (Кременецкого) лицея. См. коммент. к письму No 227.
   ...говорил Пушкину о стихах.-- Гоголь просил А. С. Пушкина дать какие-либо стихотворения в третий выпуск альманаха М. А. Максимовича "Денница".
   ...две большие пиесы... -- "Анджело" и "Медный всадник".
   ...жду... обещанной тетради песен... -- Возможно, речь идет о собрании народных песен З. Доленги-Ходаковского, которые Гоголь через некоторое время получил от М. А. Максимовича.
  

197. А. С. Пушкину

   ...план преподавания... -- См. коммент. к статье "О преподавании всеобщей истории" в т. 6 наст. изд.
   ... о взгляде на жизнь Гётте. -- "Взгляд на жизнь Гете" был напечатан по-французски и в русском переводе И. И. Давыдова в 1833 г.
   ...о мыслях его по случаю экзаметров... -- Статьи в защиту русского гекзаметра, опубликованные графом С. С. Уваровым в 1813--1815 гг. в "Чтениях в Беседе Любителей Русского Слова".
   Гизо Франсуа Пьер Гийом -- французский историк; в 1833 г. был назначен министром народного просвещения Франции.
   ...в Естественной истории... -- Имеется в виду книга М. А. Максимовича "Размышления о природе" (М., 1833). См. коммент. к письму No 193.
   ...на галиматью Надеждина. -- Вероятно, подразумеваются натурфилософские статьи Н. И. Надеждина в "Телескопе".
  

198. М. А. Максимовичу

   ...благодарю тебя за Денницу. -- Имеется в виду третья книжка альманаха "Денница" (цензурное разрешение 24 октября 1833 г.).
   ...собрание галицких песень... -- Piésni polskie i ruskie ludu Galicyjskiego. Z muzyka, instrumentowaną, przez Karola Sipinskiego / Zebrał i wydał Wacław z Oleską. We Lwowie, 1833.
   ...гадаемое собрание. -- Предполагаемое, задуманное собрание.
  

199. M. П. Погодину

   Счастлив ты, златой кузнечик... -- Реминисценция из стихотворения Г. Р. Державина "Кузнечик" сборника "Анакреонтические песни" (1804).
   ...первый No смирдинской "Библиотеки"... -- "Библиотека для Чтения" -- ежемесячный журнал "словесности, наук, художеств, промышленности, новостей и мод", выходивший в Петербурге с 1834 г. Редактором журнала был О. И. Сенковский (до 1836 г. совместно с Н. И. Гречем), издателем -- А. Ф. Смирдин. В числе сотрудников "Библиотеки для Чтения" в первой книжке было названо имя Рудого Панька (Гоголь готовил для февральского номера журнала главу "Кровавый бандурист" из романа "Гетьман").
   ...которого "Фантастические путешествия" даже лучше его собственных. -- Имеются в виду "Фантастические путешествия барона Брамбеуса" О. И. Сенковского (СПб., 1833) и очерки Ф. В. Булгарина "Правдоподобные небылицы" (1824) и "Невероятные небылицы" (1825).
   Пчела -- "Северная Пчела" -- первая крупная частная газета в России, издававшаяся в Петербурге Ф. В. Булгариным (с 1825 по 1830 г. единолично, с 1831 по 1859 г. совместно с Н. И. Гречем).
   ...твои Афоризмы. -- В первом томе "Библиотеки для Чтения" была опубликована часть "Исторических афоризмов" М. П. Погодина, изданных позднее отдельно (М., 1836).
   Правда ли, что он печатает русские песни?-- Первая часть собрания русских народных песен П. В. Киреевского вышла в свет только в 1848 г.
  

200. К. С. Сербиновичу

   Все ваши и Сергея Семеновича замечания... -- Замечания министра народного просвещения С. С. Уварова и редактора "Журнала Министерства Народного Просвещения" К. С. Сербиновича, относящиеся к статье Гоголя "План преподавания всеобщей истории", представленной для публикации и вскоре напечатанной во втором номере министерского журнала за 1834 г.
   ...присовокупление о истинной религии. -- Имеется в виду замечание о Ветхозаветной Церкви в шестом разделе статьи: "Я должен изобразить Восток с его древними патриархальными царствами, с религиями, облеченными в глубокую таинственность, так непонятную для простого народа, кроме религии евреев, между коими сохранилось чистое, первобытное ведение истинного Бога" (см. коммент. к этой фразе в т. 6 наст. изд.).
  

201. М. И. Гоголь

   Иван Данилевский -- Иван Семенович Данилевский, брат А. С. Данилевского.
  

202. К. С. Сербиновичу

   ...журнал ваш. -- Речь идет о первом номере основанного в 1834 г. С. С. Уваровым "Журнала Министерства Народного Просвещения". О значении статьей, вошедших в этот номера журнала, для формирования замысла "Мертвых душ" см. в сопроводит, статье к т. 5 наст. изд.
  

203. M. A. Максимовичу

   ...пишешь за Киев. -- Пишешь о Киеве (укр.).
   Брадке Егор Федорович (1796--1861) -- попечитель Киевского учебного округа с 1833 по 1839 г.
   ...а гливы! а рогиз! а соняшники! а паслин! а цибуля! а вино хлебное, как говорит приятель наш Ушаков. Тополи, груши, яблони, сливы, морели, дерен... -- Глива -- сорт груши; рогиз -- болотное растение; соняшник -- подсолнух; паслин -- паслён; цибуля -- лук; морели-- абрикосы; дерен -- кизил. Ушаков Василий Аполлонович -- литератор, автор рецензии на "Вечера на хуторе близ Диканьки" (Северная Пчела. 1831. No 219-220), а также посвященной "пасичнику Рудому Паньку" книги "Досуги Инвалида" (М., 1832) (см.: Каллаш В. Гоголь и В. А. Ушаков // Литературный Вестник. 1902. Кн. I. С. 5-9).
   Запорожская Старина -- Срезневский И. И. Запорожская Старина. Харьков, 1833. Ч. 1. <Кн. 1-2>; 1834. Ч. 1. Кн. 3; Ч. 2. <Кн. 1>; 1835. Ч. 2. Кн. 2; 1838. Ч. 2. Кн. 3.
   Экземпляра песень галицких... -- См. коммент. к письму No 198. Имеется в виду изд.: Piésni polskie i ruskie ludu Galicyjskiego. Z muzyka, instrumentowaną, przez Karola Sipinskiego / Zebrał i wydał Wacław z Oleską. We Lwowie, 1833.
   ...мой же собственный у меня замотал один задушевный приятель. -- Как указал Я. И. Ясинский, принадлежавшим Гоголю экземпляром собрания "Piésni polskie i ruskie ludu Galicyjskiego" пользовался в мае--июне 1834 г. А. С. Пушкин (Ясинский Я. И. Работа Пушкина над лексикой "Слова о полку Игореве" // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. Вып. 6. М., 1941. С. 343-344). См. также письмо No 210.
  

204. И. И. Срезневский -- Н. В. Гоголю

   Впервые напечатано: Срезневский Вс. Изм. Н. В. Гоголь в переписке с И. И. Срезневским в 1834--1835 гг. // Русская Старина. 1892. No 3. С. 754-755. Печатается по первой публикации.
   Заочное знакомство Гоголя с И. И. Срезневским началось с настоящего письма. Спустя несколько месяцев, в ноябре 1834 г., незадолго до выхода в свет "Миргорода" и "Арабесок", в газете "Северная Пчела" было опубликовано извещение И. И. Срезневского о том, что читатели, подписавшиеся на первую часть "Запорожской Старины" "в непродолжительном времени получат в добавок к трем книжкам этой части издания... книжку первую литературных прибавлений". В числе произведений других авторов здесь были обещаны повести "Рудаго Панька" (издание не состоялось) (см.: Новые книги // Северная Пчела. 1834. 15 ноября. No 260 (цензурное разрешение 14 ноября; цензор А. В. Никитенко). С. 1037). Очное знакомство Гоголя и Срезневского состоялось в 1839 г., когда Срезневский, отправляясь в путешествие по славянским землям, несколько дней провел в Москве. 7 октября 1839 г., в письме к матери, он сообщал о визите к М. П. Погодину и давал следующую характеристику Гоголя: "Очень молодой человек, хорошенький собою, умненький, любящий всё славянское, всё малороссийское, но с первого виду мало обещающий" (Путевые письма Измаила Ивановича Срезневского из славянских земель, 1839--1842. СПб., 1895. С. 15). 10 октября 1839 г. Гоголь посетил Срезневского вместе с актером М. С. Щепкиным. По словам Срезневского (в письме к матери от 15 октября), на вечере говорили "всё о Малороссии", читали украинские песни, баллады и думы (см.: Живая Старина. 1892. Вып. 1. С. 71) (см. также коммент. к письму No 1). Почти в то же время Срезневский, по свидетельству В. Г. Белинского в письме к В. П. Боткину из Петербурга от 22 ноября 1839 г., вдруг неожиданно критически отзывался о "Тарасе Бульбе" Гоголя: "...Говорит, что... "Старосветские помещики" -- превосходное, гениальное создание, а "Тарас Бульба" -- дрянь и прочее в этом роде" (Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. М., 1953--1959. Т. 11. С. 419). Позднее сын Срезневского, Всеволод Измаилович, публикуя переписку Гоголя с его отцом, писал: "Знакомые с личностью И. И. Срезневского, знакомые с его несочувственными взглядами, как на самого Гоголя, так и на его литературную деятельность, вероятно, удивятся, прочитав печатаемые здесь их дружеские, радушные письма" (Срезневский В. И. Н. В. Гоголь в переписке с И. И. Срезневским в 1834--1835 гг. // Русская Старина. 1892. No 3. С. 751).
   ...читавших No <34>... -- Пропуск в оригинале (письмо печатается с черновика); здесь подразумевается No 34, в котором было напечатано известное объявление Гоголя "Об издании Истории малороссийских казаков". -- Примеч. В. И. Срезневского.
  

205. И. И. Срезневскому

   ...польскими историками...-- В "Истории государства Российского" H. M. Карамзина Гоголь, в частности, обратил особое внимание на отрывки из "Хроники Польской, Литовской, Жмудской и всей Руси" М. Стрыйковского (см. коммент. к статье "Взгляд на составление Малороссии" и к <Наброскам к статье "Взгляд на составление Малороссии"> в т. 7 наст. изд.).
   Кониский -- имеется в виду "История русов, или Малой России", приписывавшаяся святителю Георгию (Конисскому), архиепископу Могилевскому и Белорусскому. Составленная в конце XVIII или начале XIX в., она была впервые опубликована в 1846 г., однако задолго до этого получила широкую известность благодаря многочисленным спискам. Гоголь, вероятно, познакомился с "Историей русов" в 1831 г. через А. С. Пушкина или через М. А. Максимовича. "Историей русов" Гоголь пользовался при создании "Тараса Бульбы" (см. коммент. в т. 2 наст. изд.).
   ...летописей... Шафонского, Ригельмана. -- Имеется в виду краткое географическое и историческое описание Малой России А. Ф. Шафонского (опубл. 1851), "Летописное повествование о Малой России и ее народе и казаках вообще..." А. И. Ригельмана (опубл. 1847).
   Пространная повесть об Украине до смерти Хмельницкого. -- Об этом источнике упоминает Срезневский в предисловии ко второй книге "Запорожской Старины".
   Бандыш-Каменский (Бантыш-Каменский) -- имеется в виду "История Малой России со времен присоединения оной к Российскому Государству при царе Алексее Михайловиче, с кратким обозрением первобытного состояния сего края" Д. Н. Бантыша-Каменского (М., 1822. Т. 1-4; 2-е изд. СПб., 1830. Т. 1-3).
  

206. М. И. Гоголь

   В Ревель я уже не еду. -- См. коммент. к письму No 195.
   Отец Иван -- священник церкви в Васильевке.
  

207. М. А. Максимовичу

   ...ни гадки... -- Ни помышления.
  

208. М. П. Погодину

   Скажи Надеждину, что эта же самая причина помешала мне прислать обещанный ему отрывок из истории. -- Гоголь, по-видимому, обещал для помещения в "Телескопе" Н. И. Надеждина отрывок из задуманной "Истории Малороссии". Опубликовать этот отрывок он предпочел в "Журнале Министерства Народного Просвещения" С. С. Уварова.
   Выговоры ваши за объявление... -- Имеется в виду "Объявление об издании Истории Малороссии", или "Об издании истории малороссийских казаков" (см. коммент. в т. 7 наст. изд.) ("Северная Пчела" 1834, No 24, от 30 января; перепечатано в "Московском Телеграфе" 1834 г., кн. 3, с. 523, и в "Молве" 1834 г., No 8, с. 118-119).
   ...охота тебе вступаться за Бандыша! ведь он... замотал у многих честных людей многие материалы и рукописи. -- Речь, возможно, идет о "материалах и рукописях" директора Нежинской гимназии И. С. Орлая (см. коммент. к "Объявлению об издании Истории Малороссии" в т. 7 наст. изд.).
   Популярная история твоя скоро выйдет?-- Вероятно, имеется в виду книга М. П. Погодина "Начертание русской истории для училищ" (М., 1835). Отзыв Гоголя об этой книге содержится в письме к М. П. Погодину от 18 января 1836 г.
  

209. М. И. Гоголь

   ...фабрикант, взявши деньги, вдруг вздумает улизнуть. -- См. коммент. к письму No 168.
   ...я советовал вам... и т. д.-- См. письмо М. И. Гоголь 9 марта 1834 г.
  

210. М. А. Максимовичу

   Князь Петр Андреевич Вяземский (1792--1878).
   Вацлав... отжилен у меня... одним молодцом... -- Речь идет о сборнике песен Вацлава з Олеска: Piésni polskie i ruskie ludu Galicyjskiego. Z muzyka, instrumentowaną, przez Karola Sipinskiego / Zebrał i wydał Wacław z Oleską. We Lwowie, 1833. См. коммент. к письму No 203.
   Поговорим об объявлении твоем... -- Судя из дальнейших слов Гоголя, "объявлением" он называет присланный ему М. А. Максимовичем отдельный лист (типографский, включающий в себя несколько страниц) с "Предисловием" к сборнику "Украинские народные песни" (М., 1834; цензурное разрешение 23 марта), в котором содержится классификация народных песен (с. III-VII). См. также коммент. к письмам No 216, 224, 225.
  

211. М. А. Максимовичу

   Цых -- см. коммент. к письму No 224.
   Посылаю тебе за Нечая другой список Нечая... Каневский переменен на Потоцкого... -- Посланный Гоголем список песни про Нечая был включен М. А. Максимовичем в его издание "Украинских народных песен" (М., 1834). Песня была приведена здесь в двух вариантах (с. 97-100), а во вводной заметке издатель упоминал о Потоцком вместо Каневского в одном из имеющихся у него списков.
  

212. М. П. Погодину

   Греч Николай Иванович (1787--1867) -- редактор "Сына Отечества" (1812--1839) и издатель (совместно с Ф. В. Булгариным) "Северной Пчелы".
  

213. А. С. Пушкин -- Н. В. Гоголю

   Впервые напечатано: Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук. Т. 18. 1788. No 3. С. 2. Печатается по изд.: Пушкин <А. С> Полн. собр. соч.: В 16 т. М.; Л.: АН СССР, 1937--1950. Т. 15. No 909.
   Записка представляет собой ответ на несохранившееся письмо Гоголя, в котором тот, вероятно, просил Пушкина ходатайствовать за него перед министром народного просвещения С. С. Уваровым о назначении на кафедру истории в только что основанном Киевском университете (см. письмо Пушкина к Гоголю от 13 мая 1834 г.). Указ "Об учреждении в городе Киеве Императорского Университета Св. Владимира" был издан 8 ноября 1833 г. Этот указ, а также указ "О приведении в действие Проекта Устава и Штата Университета Св. Владимира" от 25 декабря 1833 г. были опубликованы в том же номере "Журнала Министерства Народного Просвещения", где появился гоголевский "План преподавания Всеобщей Истории" (см.: Журнал Министерства Народного Просвещения. 1834. No 2. С. LXXXIX-LCV). Устав и штат университета Св. Владимира был также утвержден 25 декабря 1833 г. В тот же день был издан и указ "О мерах к открытию Университета Св. Владимира". В число таких мер входил "выбор и назначение Ординарных и Экстраординарных Профессоров и Адъюнктов"; Сборник постановлений Министерства Народного Просвещения. СПб., 1864. Т. 2. Отд. 1. С. 499).
   Поверх текста записки Гоголь написал письмо к Максимовичу от 7 апреля 1834 г. (письмо No 215).
  

214. М. И. Гоголь

   Печатается по автографу: ГИМ. Ф. 446. Ед. хр. 41. Л. 36.
  

215. М. А. Максимовичу

   См. коммент. к письму No 213.
   ...у министра. -- Имеется в виду С. С. Уваров.
  

216. М. А. Максимовичу

   ...дело твое подтвердилось... официально. -- Назначение Максимовича профессором русской словесности Киевского университета состоялось 4 мая 1834 г.
   Министр -- С. С. Уваров.
   ...читаю твои толстые книги... -- Речь идет о двух томах собрания народных песен З. Доленги-Ходаковского.
   Отпечатанные листки... -- Отдельные листы (типографские) сборника "Украинских народных песен, изданных Михаилом Максимовичем" (М., 1834) сам Максимович высылал Гоголю по мере печатания. Первый лист, не считая высланного ранее "Предисловия", с отдельной пагинацией (см. письмо No 210), состоял из с. 1-16; второй -- с. 17-32; третий -- с. 33-48 (далее см. коммент. к письмам No 224, 225).
   Федора Безродного... -- Пример взят из "Думы о Федоре Безродном", открывавшей издание Максимовича (с. 5-8).
   Вот всё, что отстоялось от прежних дум, от прежних лет!-- Неточная цитата из стихотворения Дельвига "К П.***" (П. А. Плетневу), напечатанного в No 55 "Литературной Газеты" за 1830 г.: "Броженье юности унялось, / Остепенился твой поэт: / И вот ему что отстоялось / От прежних дел, от прошлых лет..."
   ...в последний... отдел твоего первого тома. -- Последний отдел первой части в сборнике Максимовича составляют "Песни казацкие бытовые".
   За Песнями Люду Галичского я послал в Варшаву... -- См. коммент. к письму No 198. Затруднения с приобретением книг на польском языке были следствием польского восстания 1830--1831 гг.
   ...чтобы он скорее пристроил твоего Наума. -- Речь, возможно, идет о новом предполагаемом издании "Книги Наума о великом Божием мире" (М., 1833) (переиздавалась неоднократно).
   ...на праздниках... они все как шальные... мечутся шитые мундиры... -- Письмо написано за несколько дней до Светлого Христова Воскресения, которое праздновалось в 1834 г. 22 апреля. Гоголь выражает недовольство тем, что чиновничьи поздравления на Пасху становятся главным содержанием праздника. Одна из "Пестрых сказок" князя В. Ф. Одоевского (1833), в издании которых Гоголь принимал участие, кстати, так и называлась: "Сказка о том, по какому случаю Коллежскому Советнику Ивану Богдановичу Отношению не удалось в Светлое Воскресение поздравить своих начальников с праздником".
  

217. М. И. Гоголь

   Печатается по автографу: ГИМ. Ф. 446. Ед. хр. 41. Л. 9-10.
   Поручение... к Князю Кочубею... -- Могло быть в связи с размежеванием владений кн. В. П. Кочубея в Диканьке и Гоголей в Яворивщине (см. письмо No 183).
   ...автор Барона Брамбеуса... -- О. И. Сенковский.
  

218. М. И. Гоголь

   Автограф хранится: ГИМ. Ф. 446. Ед. хр. 41. Л. 11-12.
  

219. М. И. Гоголь

   Получили вы семена... -- См. письмо No 214.
   Кордон испанский -- испанский артишок.
  

220. А. С. Пушкину

   Левашев Василий Васильевич, граф (1783--1848) -- в 1832--1835 гг. киевский генерал-губернатор.
  

221. А. С. Пушкин -- Н. В. Гоголю

   Впервые напечатано П. А. Кулишом в изд.: Библиографические Записки. 1858. Т. 1. No 3. Стб. 76. Печатается по изд.: Пушкин <А. С.> Полн. собр. соч.: В 16 т. М.; Л.: АН СССР, 1937--1950. Т. 15. No 938.
  

222. А. С. Пушкину

   Автограф хранится: ГЛМ. Ф. 255. Оп. 1. No 12. Из собрания автографов, принадлежавших О. М. Бодянскому. На обороте рукою А. С. Пушкина записан отрывок украинской песни: "Черна роля заорана / Гей, гей" и т. д.
  

223. К. С. Сербиновичу

   ... отпечатаные для меня листки моих статей... -- Речь идет о статьях "Отрывок из Истории Малороссии" и "О малороссийских песнях", впервые напечатанных в No 4 "Журнала Министерства Народного Просвещения" за 1834 г. См. коммент. к письму No 225. Подробнее о сотрудничестве Гоголя с министром народного просвещения С. С. Уваровым см. в сопроводит, статье к т. 8 наст. изд.
   Он дал мне тему для статьи в журнал... -- По-видимому, речь идет о статье, напечтанной позднее в No 9 "Журнала Министерства Народного Просвещения" за 1834 г. -- "О Средних веках. Вступительная лекция, читанная в С.-Петербургском университете адъюнкт-профессором Н. Гоголем" (см. коммент. к этой статье в т. 7 наст. изд.).
   ...о моей участи. -- Гоголь имеет в виду свое намерение занять кафедру в университете Св. Владимира в Киеве (см. коммент. к письму No 213).
   ...на Кавказ с одним моим приятелем... -- Лицо неустановленное. Предполагаемая поездка на Кавказ не состоялась.
  

224. М. А. Максимовичу

   Благодарю тебя за лист песенъ... по моему счету, 4-й.-- На четвертом листе (с. 49-64) из сборника "Украинских народных песен, изданных Михаилом Максимовичем" (М., 1834), присланном Гоголю, находится малороссийская дума XVII в. о казаке Иване (Ивасе) Коновченко, а также толкование слова "оковитая", встречающегося в этой думе. Об отражении содержания этой думы в "Тарасе Бульбе" см. сопроводит, статью ко 2 т. наст. изд. (О других полученных Гоголем от Максимовича листах "Украинских народных песен..." см. коммент. к письмам No 210, 216, 225.)
   О Введении твоем ничего не могу сказать, потому что я не имею его и не знаю, отпечатано ли оно у тебя. -- В сборнике Максимовича есть "Предисловие" (с. III-VII), содержащее предложенную М. А. Максимовичем классификацию песен, о которой Гоголь уже высказывал свое мнение (см. письмо No 210). Однако по сути и по содержанию это "Предисловие" никак не может претендовать на роль действительного введения к книге -- и потому Гоголь принял его ранее за "объявление", а позднее (при написании настоящего послания) "естественно" предположил, что введение к сборнику он еще не получал.
   ...кто это Цых? кажется, Погодин его знает.-- Владимир Францевич Цых (Цих, 1805--1837, по происхождению из Венгрии или Чехии, уроженец Харьковской губернии), воспитанник Екатеринославской гимназии и Харьковского университета, впоследствии профессор всеобщей истории и ректор университета Св. Владимира в Киеве. О знакомстве с В. Ф. Цыхом М. П. Погодин 26 октября 1833 г. записал в дневнике: "Цых" (Погодин М. П. Дневник. 1829--1840 // РГБ. Ф. 231. Разд. I. К. 32. Ед. хр. 1).
  

225. М. А. Максимовичу

   Благодарю... за листки песень. -- Речь, по-видимому, идет о пятом (с. 65-80) и шестом (с. 81-82) листах "Украинских народных песен, изданных Михаилом Максимовичем" (см. коммент. к письмам No 210, 216, 224).
   ...изданиях -- твоем и Цертелева. -- Имеются в виду "Малороссийские песни, изданные М. Максимовичем" (М., 1827) и "Опыт собрания старинных малороссийских песней" князя Н. А. Цертелева (СПб., 1819). В журнальном тексте статьи о собраниях Максимовича и Срезневского только упомянуто в сноске; кроме того, в тексте статьи приведена цитата из Максимовича; в "Арабесках" о собрании Максимовича в той же сноске сказано несколько больше, а указание на Срезневского исключено; о Цертелеве вообще не было упоминания.
   ...особый отпечатанный листокУ также и листок из истории Малороссии... -- Печатные оттиски из "Журнала Министерства Народного Просвещения" (см. письмо No 223).
  

226. И. И. Срезневскому

   Я... был в отсутствии. -- В марте--мае 1834 г. Гоголь, по-видимому, из Петербурга не выезжал.
   Поблагодарите также земляка нашего... -- Лицо неустановленное.
  

227. М. А. Максимовичу

   Дашков Дмитрий Васильевич (1788--1839).
   Блудов Дмитрий Николаевич, граф (1785--1864).
   Кременецкий Лицей (1806--1831) -- закрыт вскоре после ликвидации польского восстания 1830--1831 гг.; часть преподавательского состава лицея была переведена в университет Св. Владимира в Киеве.
  

228. М. А. Максимовичу

   На обороте последней страницы письма помета М. А. Максимовича: "Ответ 23 июня".
   ... почула... -- Услышала, почуяла.
  

229. М. И. Гоголь

   ...новым племянником...-- Имеется в виду второй сын М. В. Трушковской -- Иван (умер в раннем детстве).
   Здесь теперь большой съезд. -- Имеется в виду предстоящее открытие Александровской колонны 30 августа 1834 г.
  

230. М. П. Погодину

   ...предложение твое об адъюнктстве... -- По-видимому, М. П. Погодин предлагал Гоголю просить места адъюнкта в Московском университете. Еще осенью 1832 г. Гоголь, вероятно, договаривался с Погодиным о своем скором переезде в Москву. Вернувшись тогда в Петербург, он писал ему: "...до весны надеюсь быть у вас в Москве... Досада только, что творческая сила меня не посещает до сих пор. Может быть, она ожидает меня в Москве" (письмо от 25 ноября 1832 г.). "Вся Москва, кажется, забыла меня, -- сетовал он в письме к нему же в январе 1833 г. -- Тогда как ее беспрестанно вижу в мыслях..."
   ...раду что тебе понравились мои статьи... -- Три статьи, напечатанные во втором и четвертом номерах "Журнала Министерства Народного Просвещения": "План преподавания всеобщей истории" (No 2), "Отрывок из Истории Малороссии" и "О малороссийских песнях" (No 4).
  

233. М. И. Гоголь

   ...я не вижу даже большой необходимости ехать вам в Воронеж. -- М. И. Гоголь собиралась на богомолье в Воронеж, где двумя годами ранее, 8 августа 1832 г., состоялось торжественное открытие мощей святителя Митрофана, епископа Воронежского. По свидетельству Г. П. Данилевского, посетившего Васильевку в 1852 г., образ святителя Митрофана Воронежского висел во флигеле, где жил Гоголь, над его кроватью. Ф. В. Чижов, вспоминая о пребывании Гоголя в Риме в 1843 г., сообщал П. А. Кулишу: "В то время одна дама, с которою я был очень дружен, сделалась сильно больна... Однажды, когда я опасался, чтоб у нее не было антонова огня в ноге, Гоголь просил меня зайти к нему. Я захожу, и он, после коротенького разговора, спрашивает: "Была ли она у Святителя Митрофана?" Я отвечал: "Не знаю". -- "Если не была, скажите ей, чтоб она дала обет помолиться у его гроба..."" (<Кулиш П. А.> Николай М. Записки о жизни Н. В. Гоголя. Т. 1. С. 329).
   Если бы я поехал теперь, я бы потерял по службе. -- Гоголь имеет в виду свои хлопоты о кафедре в Киеве (см. коммент. к письму No 213).
   Смирдина журнал -- "Библиотека для Чтения".
  

234. М. А. Максимовичу

   ...твои экземпляры песень... -- Сборник М. А. Максимовича "Украинские народные песни" (М., 1834).
   ...преинтереснейший и прелюбезнейший человек... сохранивший всё то, что требуется для молодости, несмотря на то, что ему за сорок лет... служил по ученой части... потом в таможнях, изъездил всю Русь, охотник страшный до степей и Крыма... -- Речь идет о Семене Даниловиче Шаржинском (о его службе "в таможнях" Гоголь упоминает также в письме к М. А. Максимовичу от 14 августа 1834 г.). С. Д. Шаржинский, общий знакомый А. С. Пушкина, П. А. Плетнева, а также соученика Гоголя по Нежинской гимназии художника А. Н. Мокрицкого, стал впоследствии одним из прототипов главного героя поэмы "Мертвые души" Чичикова. П. А. Кулиш, опубликовавший настоящее письмо, к словам "охотник страшный до степей", сделал примечание (очевидно, со слов П. А. Плетнева): "Из его рассказов Гоголь заимствовал много красок для своего "Тараса Бульбы", например, степные пожары и лебеди, летящие в зареве по темному ночному небу, как красные платки" (<Кулиш П. А.> Николаи М. Опыт биографии Н. В. Гоголя, со включением до сорока его писем. С. 76). С Шаржинским познакомил Гоголя А. С. Пушкин. Позднее, 4 ноября 1851 г., со слов Пушкина П. В. Нащокин рассказывал П. И. Бартеневу, что Шаржинский "очень живо описывал в разговоре степи. Пушкин дал случай Гоголю послушать и внушил ему вставить в Бульбу описание степи". С. А. Соболевский подтвердил П. И. Бартеневу переданный П. В. Нащокиным рассказ, заметив, что это произошло при нем (Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П. И. Бартеневым в 1851--1860 годах. Л., 1925. С. 45). (Как заметил М. А. Цявловский, знакомство Гоголя с Шаржинским "состоялось, вероятно, летом 1834 г., когда в Петербурге жил и С. А. Соболевский"; Там же. С. 117.)
   Подобно Шаржинскому, изъездившему "всю Русь", немало поколесил у Гоголя по России и Чичиков. Примечательно пристрастие героя поэмы к Херсонской губернии, куда он думает "переселять" свои "мертвые души" ("О, там отличные земли, не заселено только, -- сказал председатель и отозвался с большою похвалою насчет рослости тамошних трав" -- глава седьмая). По-видимому, это пристрастие Гоголь "позаимствовал" для своего героя именно у Шаржинского -- "охотника страшного до степей и Крыма". Со слов о незаселенности Новороссии, куда входила образованная в 1778 г. Херсонская губерния, и начинается восходящее к рассказам Шаржинского описание степей в "Тарасе Бульбе": "...высокая трава, обступивши, скрыла их... Тогда весь юг, все то пространство, которое составляет нынешнюю Новороссию... было зеленою девственною пустынею". Одинаков и возраст Чичикова -- Шаржинского: "нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод" -- "сохранивший все то, что требуется для молодости, несмотря на то, что ему за сорок лет". Некоторые герои "Мертвых душ" (жандармский полковник, помещики Ноздрев и Тентетников) принимают также Чичикова за занятого какими-то "учеными предметами" -- Шаржинский "служил по ученой части".
   Со временем тон сообщений Гоголя о Шаржинском становится вольнее: "Шаржинский, как вам известно, навостряет лыжи в Радзивил<л>ов почтмейстером и, вероятно, скоро удерет оттуда опять в Петербург, если только какая-нибудь полька не сядет верхом на его синие очки" (письмо к Н. Д. Белозерскому от 21 февраля 1836 г.). Предположение о "какой-нибудь польке", могущей прельстить бывшего таможенника Шаржинского в Радзивиллове, отзывается в ссоре Чичикова со своим товарищем на радзивилловской таможне "за какую-то бабенку". Есть соответствующее упоминание о "таможенных чиновниках" (а также о Радзивилловском монастыре) в "Тарасе Бульбе", при создании которого Гоголь воспользовался рассказами Шаржинского...
   То, как с самого начала аттестует Гоголь Шаржинского -- "преинтереснейший и прелюбезнейший человек", -- в свою очередь, заставляет вспомнить характеристику, данную "любезнейшему и обходительнейшему" Чичикову в его жизнеописании: "Не загляни автор поглубже ему в душу... все... приняли бы его за интересного человека".
   П. А. Плетнев, подписавший в 1842 г. свою статью о "Мертвых душах" инициалами Шаржинского ("С. III."), вероятно, узнал в гоголевском герое его прототип. При этом Гоголь, живший за границей, не зная, кто был настоящим автором публикации, был так заинтригован этой подписью (предположив, вслед за Н. Я. Прокоповичем, что статью действительно написал Шаржинский), что, признавшись сначала в своем "страшном" желании прочесть этот разбор "Мертвых душ" ("я бы страшно хотел прочесть"), впоследствии собственноручно переписал для себя статью Плетнева (см. в т. 17 наст. изд.). Плетнев был довольно близко знаком с Шаржинским (вероятно, еще по Педагогическому институту, где они вместе учились); в его кабинете висел даже портрет Шаржинского (см.: Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П. И. Бартеневым в 1851--1860 годах. С. 45). Интересно также свидетельство Плетнева о Шаржинском, переданное художником А. Г. Венециановым в письме Л. А. Стромиловой от апреля 1843 г.: "...Плетнев мне сказал, что Шержинский <так в источнике> по ветрености своей не может кому-либо помогать, но свои здесь долги худо платит" (Корнилова А. В. А. Г. Венецианов. Л., 1980. С. 204). См. также коммент. к письму No 238.
   ...лист под названием Голоса... -- Имеются в виду "Голоса украинских песен", положенные на ноты А. А. Алябьевым; первая тетрадь (25 песен) вышла несколько ранее "Украинских народных песен" Максимовича; Гоголь упомянул о "Голосах" в примечании к статье "О малороссийских песнях" при перепечатке ее в "Арабесках".
  

235. М. П. Погодину

   Редькин (Редкин) Петр Григорьевич (1808--1891).
  

236. М. И. Гоголь

   Я теперь только профессор здешнего университета и больше никакой не имею должности. -- 24 июля 1834 г. Гоголь был назначен адъюнктом по кафедре истории при Петербургском университете, но вплоть до июня 1835 г. продолжал состоять и в числе преподавателей Патриотического института.
   ...Ларию Ив<ановичу> Трощинскому...-- О Л. И. Трощинском см. письмо No 180.
  

237. В. В. Тарновскому

   Впервые напечатано в "Киевской Старине" 1882, No 3, с. 826-827.
   Нибур (Niebuhr) -- Бартольд Георг (1776--1831) -- знаменитый историк. Гоголь имеет в виду его "Римскую историю" (Romische Geschichte), выходившую с 1811 по 1832 г., так и не законченную автором. На русский язык переведена не была.
   Гриша Степанович -- Григорий Степанович Тарновский, дядя В. В. Тарновского.
   Что болящий?-- Возможно, другой дядя В. В. Тарновского -- Владимир Васильевич.
   Марков Владимир Михайлович -- товарищ Гоголя по Гимназии высших наук.
  

238. М. А. Максимовичу

   На подлиннике имеется помета Максимовича "25 авг<уста>".
   ...дал... пидплесня... -- дал пинка, шлепка (укр).
   ...князь Корсаков...-- Князь Михаил Александрович Дондуков-Корсаков.
   ...ставлю пиесу... да еще готовлю из-под полы другую. -- Первой пьесой была, вероятно, "Женитьба". Судить о том, какой пьесой была вторая, затруднительно в виду отсутствия определенных указаний.
   В Нежин не изъявляет желания... знает, что тамошние профессора большие бестии, от которых уже товарищи его, вместе с ним воспитывавшиеся и бывшие там профессорами, пострадали. -- Сообщая, что С. Д. Шаржинский "не изъявляет желания" служить в Нежинской гимназии по той причине, что его друзья по Педагогическому институту пострадали от "тамошних профессоров", Гоголь имеет в виду так называемое "дело о вольнодумстве", начатое в Нежине в 1826 г. и завершившееся в 1830-м наказанием, по личному распоряжению Императора, четырех нежинских профессоров, связанных тесными масонскими узами, противопоставлявших себя остальным преподавателям, в том числе законоучителю протоиерею Павлу Волынскому. С. Д. Шаржинский, в свою очередь, как и его друзья, был членом масонской ложи (см.: Серков А. И. Русское масонство. 1731--2000. Энциклопедический словарь. М., 2001. С. 884, 1121).
   Историками гимназии неоднократно отмечалось, что по своему содержанию нежинское дело было "совершенно однородно", "при некоторых особенностях", с тогдашними подобными историями в Петербургском, Казанском и Харьковском университетах (см.: Лавровский Н. А. Гимназия высших наук кн. Безбородко в Нежине. С. 94-95; Савва В. И. К истории о вольнодумстве в Гимназии высших наук кн. Безбородко. Харьков, 1908. С. 4). С другой стороны, в "деле о вольнодумстве" в Нежине немаловажную роль сыграли не только главные мотивы противостояния (см., в частности, коммент. к письму No 143), но и побочные обстоятельства -- личные мотивы распри. Последние для окружающих были если не значительнее, то, во всяком случае, не менее заметны. Прежде всего этими частными обстоятельствами -- широко известными учащимся гимназии (которые принимали непосредственное участие во вражде сторон), и объясняется критический отзыв Гоголя об организаторах следственного дела, высказанный в настоящем письме. Кроме того, в резких словах о "консервативных" профессорах сказалась и обида юного Гоголя на незаслуженно, по его мнению, заниженный при выпуске из гимназии чин 14-го класса (вместо ожидаемого 12-го) -- по "вине" профессоров-"школяров". По-видимому, Гоголь -- не достаточно посвященный в суть раздоров между профессорами Нежинской гимназии -- не знакомый в полном объеме с содержанием самого "дела о вольнодумстве" -- не вполне верил в серьезность выдвинутых против "пострадавших" профессоров обвинений. Позднее сам Гоголь существенно переосмыслил свое раннее отношение к нежинскому делу, воплотив новое видение в образе Тентетникова во втором томе "Мертвых душ". Такое же переосмысление в отношении к Шаржинскому совершилось еще ранее -- в первом томе "Мертвых душ", одним из прототипов героя которых послужил Гоголю Шаржинский (см. коммент. к письму No 234). Подробнее см.: Виноградов И. А. Религиозное образование Гоголя в Нежинской гимназии высших наук // Н. В. Гоголь и Православие. М.: Отчий дом, 2004.
  

239. М. А. Максимовичу

   ...в вашей библиотеке...-- Подразумевается библиотека недавно открытого университета Св. Владимира в Киеве, в которую, помимо других собраний, вошла богатая библиотека Кременецкого лицея.
   Я получил много подвозу... -- Гоголь имеет в виду получение новых записей песен из дому -- от родных и знакомых.
   Берлинский Максим Федорович (1764--1848) -- историк, археолог, преподаватель, с 1834 г. -- инспектор Киевской гимназии; автор "Краткого описания города Киева..." (Киев, 1820. Ч. 1-2) и др.
   У монахов... -- В монастырских библиотеках, прежде всего Киево-Печерской лавры.
   Я тружусь, как лошадь... не над лекциями. -- Гоголь работал в это время над произведениями сборников "Арабески" и "Миргород".
  

240. В. В. Тарновскому

   Гоголь написал Максимовичу о Тарновском (см. письмо М. А. Максимовичу от 22 января 1835 г.; ср. также письмо М. А. Максимовичу от 22 марта 1835 г.). Максимович мог представить Тарновского только по кафедре словесности. Тарновский согласился на это, но попечитель Киевского учебного округа Брадке не утвердил представления Максимовича (см.: Максимович М. Письма о Киеве и воспоминания о Тавриде. СПб., 1871).
  
   Есть ли у тебя история Мишеле новая, или средняя Демишеля, и если неполные, то, по крайней мере, Précis?-- Мишле (Michelet, Jules; 1798--1874) -- французский историк и публицист. Упоминаемые Гоголем книги Мишле: "Tableau chronologique de l'histoire moderne" (1825), "Précis de l'histoire moderne" (1829). В библиотеке Гоголя был также труд Мишле "Introduction à l'histoire Universelle..." (см. коммент. к разделу <Списки книг> в т. 9 наст. изд.). Впоследствии Гоголь относился к Мишле как к историку иронически (см. письмо к А. О. Смирновой от 7 ноября 1838 г.).
   Демишелъ (Desmichels, Ovide-Chrysanthe; 1793--1866) -- автор книг по истории Средних веков: "Histoire générale du moyen âge" (1831 и 1835), "Précis de l'histoire du moyen âge" (1827). См. отзыв Гоголя о Демишеле в "Библиографии средних веков". См. также коммент. к письму No 242.
   Булыч -- лицо неустановленное.
  

241. К. С. Сербиновичу

   ...за присылку корректуры.-- Гоголь благодарит редактора "Журнала Министерства Народного Просвещения" К. С. Сербиновича за присылку корректуры статьи "О Средних веках. Вступительная лекция, читанная в С.-Петербургском университете адъюнкт-профессором Н. Гоголем", напечатанной в No 9 "Журнала Министерства Народного Просвещения".
   Слова чутья никак не могу переменить. -- См. коммент. к строкам статьи "О Средних веках" -- ...нужно быть одарену... чутьем, которым обладают немногие историки... -- в т. 7 наст. изд.
  

242. М. П. Погодину

   М. П. Погодин, получив настоящее письмо, записал в дневнике: "1834... Ноябрь... 12 <ноября>... Смешн<ое> письмо от Гоголя" (Погодин М. П. Дневник. 1829--1840; РГБ. Ф. 231. Разд. I. К. 32. Ед. хр. 1. Л. 121).
   ...Журнал... -- Имеется в виду "Московский Наблюдатель", разрешение на издание которого было получено 9 декабря 1834 г.
   ...печатаю кое-какие вещи...-- Подразумеваются сборники "Арабески" и "Миргород".
   Охота тебе... возиться около Герена... -- Замечание Гоголя связано с готовившейся М. П. Погодиным к изданию книгой: Лекции профессора Погодина по Герену о политике, связи и торговле главных народов Древнего мира (М., 1835. Ч. 1; цензурное разрешение 13 июня 1835 г.; цензор М. Т. Каченовский).
   Печатаешь ли ты Демишеля... -- "История Средних веков" Демишеля (см. коммент. к письму No 240), переведенная студентами Московского университета под редакцией М. П. Погодина, была издана в 1836 г.
  

243. М. И. Гоголь

   ...после нового года я получу сколько-нибудь денег. -- Гоголь рассчитывал получить деньги от продажи "Арабесок" и "Миргорода", а также от второго издания "Вечеров на хуторе близ Диканьки".
   Я всё тем же, чем и был, т. е. коллежским асессором. -- С этим чином 8 класса Гоголь вышел в 1835 г. в отставку.
  

244. А. С. Пушкин -- Н. В. Гоголю

   Впервые напечатано П. А. Кулишом в изд.: Библиографические Записки. 1858. Т. 1. No 3. Стб. 75. Печатается по изд.: Пушкин <А. С> Полн. собр. соч.: В 16 т. М.; Л.: АН СССР, 1937--1950. Т. 15. No 1009. Обоснование датировки см. в изд.: Пушкин. Письма последних лет. 1834--1837. Л., 1969. С. 248-249.
   Речь в письме идет о повести "Невский проспект".
  

245. М. П. Погодину

   ...не гляди на мои исторические отрывки... -- Имеются в виду три статьи, напечатанные в 1834 г. в "Журнале Министерства Народного Просвещения": "План преподавания всеобщей истории" (No 2), "Отрывок из Истории Малороссии" (No 4), "О малороссийских песнях" (No 4), получившие ранее одобрение М. П. Погодина (см. коммент. к письму No 230).
   Печатаю я всякую всячину. -- Речь идет о сборнике "Арабески".
   Пришли... лекции хоть в корректуре. -- Вероятно, "лекции по Герену" (см. коммент. к письму No 242).
  

246. М. И. Гоголь

   Автограф хранится: ГИМ. Ф. 446. Ед. хр. 41. Л. 15.
   ...тяжелые годы. -- Имеется в виду неурожай 1832 и, особенно, 1833 гг., а также малоурожайный 1834 г.
   Байбак -- сурок; лентяй, лежебока.
  
Ко всем произведениям автора К списку авторов