Книговод

Дневник писателя. 1876. Подготовительные материалы

Достоевский Федор Михайлович


   
   Ф. М. Достоевский. Полное собрание сочинений в тридцати томах
   Том двадцать второй. Дневник писателя за 1876 год. Январь-апрель
   Л., "Наука", 1981
   

Дневник писателя. 1876. Подготовительные материалы

   

<ОБЪЯВЛЕНИЕ О ПОДПИСКЕ НА "ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ" 1876 ГОДА>

   В будущем 1876 году будет выходить в свет ежемесячно, отдельными выпусками, сочинение Ф. М. Достоевского "Дневник писателя".
   Каждый выпуск будет заключать в себе от одного до полутора листа убористого шрифта, в формате еженедельных газет наших. Но это будет не газета; из всех двенадцати выпусков (за январь, февраль, март и т. д.) составится целое, книга, написанная одним пером. Это будет дневник в буквальном смысле слова, отчет о действительно выжитых в каждый месяц впечатлениях, отчет о виденном, слышанном и прочитанном. Сюда, конечно, могут войти рассказы и повести, но преимущественно о событиях действительных. Каждый выпуск будет выходить в последнее число каждого месяца и продаваться отдельно во всех книжных лавках по 20 копеек. Но желающие подписаться на всё годовое издание вперед пользуются уступкою и платят лишь два рубля (без доставки и пересылки), а с пересылкою и доставкою на дом два рубля пятьдесят копеек.
   Подписка принимается для городских подписчиков в Петербурге: в книжном магазине А. Ф. Базунова, у Казанского моста, No 30-й и в "Магазине для иногородних" М. П. Надеина, Невский пр., д. No 44-й. В Москве -- в центральном книжном магазине, Никольская, дом Славянского базара.
   Г-да иногородние благоволят обращаться исключительно к автору, по следующему адресу: С.-Петербург, Греческий проспект, подле греческой церкви, дом Струбинского, кв. No 6-й. Федору Михайловичу Достоевскому.
   

РУКОПИСНЫЕ РЕДАКЦИИ

ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ

1876

ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

<Январь, гл. I--II>

РАССКАЗЦЫ

   -- Елка у Христа.
   -- Бал.
   -- Колония.
   -- Фельдъегерь. Покровительство животным.
   -- Извозчик, бивший профессора. (Ничего не будет).
   -- Кони. Ваши дочери.
   -- Крушение поезда. Воробьев.
   -- Медицинский студент.
   -- Мужик и волк.
   -- Декабристы.
   -- Спиритизм. Святой дух. Сведенборг и проч.
   -- Потугин. Костюмы. Александр и Карамзин.
   -- Об американской дуэли. Личность.
   -- Березин. Я, направление. Я либеральнее вас. Извозчик и перочинный ножик.
   -- Война парадокс.
   -- Китай. Микадо. (Похвалить "Голос" за статью о Китае). "Московские ведомости" за превосходную статью по делу Овсянникова. {(Похвалить ~ Овсянникова, вписано.}
   -- Павлуша и Мерещились.
   -- Пятна на солнце.
   -- Реклама. Стечкина.
   -- Рубаха на 3-х.
   -- Оправдание коммунаров (после декабристов).
   -- О попах, монастырях, всё. Идея о попе, требнике и проповеднике.
   -- Сабуров и Андреянова. (Бал).
   -- Декабристы и Пушкин.
   -- Подписка в "Голосе" на Пушкина (проект). Кстати имя у Лермонтова.
   -- Vibulenus.
   -- "Дым" Тургенева. (?х, y, z?).
   Орлов, снится и теперь во сне, мечтал бежать, свобода. {Орлов ~ свобода, вписано.} Цензура. В одном из циркуляров министра просвещения нынешнего года признано полезным знакомить с теми бреднями...
   -- Бал, дети, Сабуров и Андреянова. {Сабуров и Андреянова вписано.}
   Много пособий, в водовороте, не в спокойствии, одни много, другие совсем нет.
   -- Так как бр<атья?> {Далее было начато: Поту<гин>} Бал. Костюмы. Потугин.
   -- Женщина -- жена.
   -- Зверские инженеры.
   -- Но, боже, как они умны стали бы.
   -- Ребенок у Христа.
   -- На другой день, если б этот ребенок выздоровел, то во что бы он обратился? С ручкой.
   Колония, Посещение. (Библия. Идея перехода понятия о Христе с земного царя на небесного и всечеловеческого е слова, отчет о выжитых впечатлениях, о виденном, слышанном и прочитанном. Сюда конечно войдут и рассказы. Всех выпусков в течение года выйдет двенадцать (за январь, февраль, март и т. д.). {Вместо: Всех выпусков ~ и т. д.). было: К концу года из двенадцати выпусков составится целое, книга.}
   Каждый выпуск будет продаваться отдельно по 20 копеек. Но желающие подписаться на всё годовое издание вперед пользуются уступкою и платят лишь полтора рубля, а с ежемесячною пересылкою и доставкою два рубля. {Вместо: Но желающие ~ два рубля, было: Желающие подписаться на все 12 выпусков пользуются уступкою и платят лишь полтора рубля, [за все 12 выпусков] за весь год издания, а с пересылкою и доставкою два рубля.}
   Подписка принимается.
   Первый выпуск выйдет в свет 31 января.

Федор Достоевский.

   

ВАРИАНТЫ

   

ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ 1876 г.

Варианты чернового автографа (ЧА)

<Январь, глава первая, §§ I--III>

   Стр. 5.
   3-8 1876 январь ~ дурных привычках / Предисловие <>
   10 капельку боялся / капельку да боялся <>
   10-11 да и вытолкают из гостиной / да и вытолкают вон и не дадут доврать <>
   14-15 действует "просто" / действует прямо <>
   16 но прежнее самолюбие / но не так как прежде: прежнее самолюбие
   17 вглядывалось / читало
   17 в физиономии / в лица <>
   20 решает дело / кончает с собой
   21 не слыхали ли вы / не слышали ли вы, например <>
   22 Милый папаша / а. Как в тексте, б. Милая мамаша <>
   22 мне двадцать три года / мне [27] 25 лет <>
   25 не выйдет / [и не будет] не выйдет <>
   25 тут хоть / тут еще хоть <>
   25 что-нибудь да понятно / что-нибудь понятно
   27 застрелится ~ из-за того / а. застрелится единственно потому б. застрелится молча и письма не оставит из-за того <>
   Стр. 5--6.
   30-2 Уверяют печатно ~ ничего либерального, вписано.
   Стр. 5.
   30-31 много думают / думают <>
   32 убежден / полагаю
   33 После: не думает -- что оп страшно необразован <>
   34 до дикости неразвит / потому что до дикости неразвит <>
   34 и если чего захочет / и если хочет чего <>
   Стр. 6.
   1-2 ничего либерального / никакого либерализма <>
   3 После: вопроса -- Пресмешное восклицание, не правда ли? Какие уж это Гамлеты?
   4 После: что будет там... -- Откуда нет пришельцев <>
   5 И в этом ужасно много странного. / Но, однако, действительно тут что-то странное. II как не смешно вам, господа, а для меня <не закончено>
   5-6 Неужели это ~ ее бессмыслие, вписано.
   6-7 Фразы: Ну, не верь, но хоть помысли. -- нет.
   7 называется я и есть вписано.
   10 И, однако, он вовсе / а. Он даже вовсе б. И, однако, он вовсе даже <>
   13 После: Вольтер -- вписано: Даже и Фурье-то нет! <>
   16 жалеет / между прочим, жалеет <>
   16 что не увидит / что он не увидит <>
   18 только что начинавшийся тогда Гете / только что еще [начинавший так] начинавшийся Гете <>
   19 Чем же / Отчего
   19 После: созвездия? -- что это [он] так прощ<ается> в последние мгновения свои он [так] с таким восторгом прощается с ними?
   19-24 Тем, что он сознавал ~ бесконечностью бытия... / Тем, что, смотря на [них] эту бесконечность божиих чудес, он всегда сознавал себя равным им, не мухой и не атомом, сознавал всегда себя перед ними, а равным и даже существом высшим. Он знал, что то, что зак<лючается> <не закончено>
   20 каждый раз созерцая их / Начато: Смотря на [эти и на] всю эту бездну чудес он
   20-21 вовсе не атом и не ничто перед ними / вовсе не атом перед этой бесконечностью
   22 вовсе не выше / не выше <>
   24 с бесконечностью бытия... / с бесконечностью... [говорит ему о бессмертии] <>
   23 открывающую ему: кто он? вписано.
   29 великого Гете / Гете <> Далее было: и вот в чем было страдание Вертера, вынужденного невыносимою страстию разбить этот "данный ему лик человеческий".
   30-31 совершенно просто ~ фокусов / а. без фокусов, совсем не думая б. просто безо всяких таких фокусов <>
   31-33 а с Медведицами ~ так не станет вписано на полях.
   31-34 а с Медведицами ~ стыдно будет. / Никогда не прощаясь не только с Большой Медведицей, но даже и с Малой.
   32 никто не вздумает / а. не станут б. не вздумают <>
   32 вздумает / вздумал бы <>
   33-34 Слов: очень уж это ему стыдно будет. -- нет.
   40-41 объясните ~ "Дневник писателя"? / ну и... что вы за человек, что осмеливаетесь объявить "Дневник писателя".
   44 После: письмо. -- начато: "Незнакомец
   Стр. 7.
   2 всем известный / многим нам известный <>
   3-4 новый 1876 год / новый год <>
   6-7 обратился ~ в дурную привычку / а. или ремесло или дурная привычка б. обратился теперь повсеместно или в ремесло или в дурную привычку <>
   8 После: привычка -- [но то дурно, что] Либералы наши решительно [связали себя] связаны как [бы] веревками, и чуть надо высказать свободное мнение, тотчас же трепещут [прежде всего] от страха: либерально ли [будет], дескать, выйдет, потому что всё это теперь, как-то всё это теперь странно спуталось, и это везде. Чаще же всего просто не знают, что либерально, а что нет, и это даже огулом [целой] массой. В последнее время даже особенно стали усиливаться такие явления, наряду с самым блаженнейшим квиетизмом, все сильнее и сильнее охватывающим массы общества. <>
   8-19 К тексту: но у нас всё это ~ как веревками -- на полях наброски: 1. И действительно, огромное большинство [наших либералов] из них совершенно иногда не знают, что же у них либерально, что нет. 2. Да и действительно являются несомненные признаки, что в последнее время в обществе нашем и в прессе нашей совершенно исчезает мало-помалу понимание о том, что либерально, а что нет, и в этом смысле начинают сильно сбиваться, и есть примеры чрезвычайных случаев сбивчивости. Короче, либералы наши связаны либерализмом, как веревк<ами>, а казалось бы, напротив, что [хоть] либерализм мог бы быть даже и либеральнее. 3. [Так это] Но у нас это как-то так тут в последнее время устроилось. И странно: либерализм наш, казалось бы, принадлежит к разряду успокоившихся либерализмов, совсем успокоившихся, [таких, в которых уже] где всё сказано и ясно. [Либерализм наш, казалось бы, ость успокоенный либерализм, успокоенных и успокоившихся, где всё определенно и ясно]. Успокоенных и даже успокоившихся, что сквернее всего, ибо даже в либерализме квиетизм мне не нравится <не закончено>
   10-22 а потому и я ~ не желаю успокоиваться / а. А потому [пусть] и я [не хочу сказать] [не скажу: либерален я или нет] о либерализме моем умолчу б. А потому и я пользуюсь сим любопытным случаем, о [либерализме] подробностях либерализма моего умолчу. [Скажу лишь] Но вообще скажу, что [не желаю успокоиваться] считаю себя всех либеральнее [единственно] хотя бы по тому одному, что совсем не желаю успокоиваться. Я даже и в либерализме не люблю квиетизма.
   22-23 Фразы: Ну вот и довольно об этом. -- нет,
   23-24 что же касается ~ о себе выразился / Что же до того, какой я человек (т. е. как писатель, а не частное лицо), то я бы так о себе выразился <>
   25-26 но -- кое-чем недовольный" / а. но не совсем довольный б. но не всем довольный <>
   27-28 На этом и кончаю ~ для формы. / И вот я думаю, этого бы довольно будто для предисловия... Да [я] и написал-то я лишь для формы <>
   29-30 Вместо заголовка: II. Будущий роман ~ семейства". -- обозначение раздела: 2.
   31 В клубе ~ детский бал / Елка и детский бал в клубе художников [взманили меня] <>
   32-33 Я и прежде ~ присматриваюсь особенно. / а. За детьми я давно слежу, а теперь в особенности б. На детишек [я теперь] я смотрю теперь всегда с особенным любопытством, в. К детям я давно уже присматриваюсь. Я и прежде всегда смотрел на детей, но теперь особенно <>
   33-38 Я давно уже ~ первого детства. / Я давно уже поставил себе задачей и, уж кажется, идеалом написать роман о русских [отцах] [отцах] [теперешних] теперешних детях и русских отцах в взаимном соотношении, а вместе и в соотношении многоразличных слоев общества, из которых я беру детей и отцов. Ну, да впрочем, что бы там ни было, на словах объяснить трудно, просто будут отцы н будут дети. Будут дети, и [у них] с отцами или без отцов. Поэма [у меня давно] готова, и создалась прежде всего, как и всегда должно быть у всех романистов. [Но тут] Я возьму [беру] отцов и детей по возможности из всех слоев общества и прослежу за детьми с отцами их вместе с их самого первого детства [до юношества] и из многоразличных слоев русского i>а светлые-то начала -- а теплая-то вера <>
   44 все-таки в нем / то все-таки <>
   44-45 незыблемее ~ прежде / незыблемее и святее как <не закончено>. Я говорю, что в этом пункт соединения нашего общества с народом.
   46-47 так много ~ смысле / так много говорят в разных смыслах <>
   47 простодушный парадокс / а. глупейший парадокс б. простодушнейший парадокс <>
   Стр. 41-42.
   48-1 но ведь всё это единственно потому / но единственно потому лишь <>
   Стр. 42.
   1 считает свой парадокс / считает его <>
   2 После: за истину. -- Не считал бы его за истину, то ни за что не пошел бы за ним. Да, боюсь слишком хвалить, но, кажется, современное юношество не прельстишь ни чинами, ни деньгами, ни карьерами и не их это идеалы, по крайней мере теперь такие эти юноши, и ей-богу, это хорошо.
   2-4 Тут лишь непросвещение ~ и подвигов / Тут лишь необразование, подоспеет [образование] свет, явятся сами собой другие точки зрения, и парадоксы исчезнут, но не исчезнет чистота сердца, жажда жертвы и подвига <>
   4-5 Слов: которая в нем так светится теперь -- нет.
   6 После: и другой вопрос -- начато: Короче, чтоб закончить, скажу, что
   8-10 Надо признаться ~ и даже так, что / [В этом -- в этом] Надо признаться, что в этом у нас совершенно не спелись и
   10 весьма похоже / а. похоже в этом чрезвычайно б. похоже в одном смысле в. в некотором смысле похоже г. в этом смысле похоже <>
   16 лишь в слове / в слове <>
   16-17 Мнение это было изречено / Слова эти были изречены
   21 После: ничего -- и не просил сформулировать мысль яснее.
   21-22 конечно, испугавшись получить в ответ / ибо, конечно, боялся ответа <>
   27 но и самое-то / но даже самое <>
   28-29 такая же неясность, как и у маршала Мак-Магона / a. чрезвычайный разлад <> б. не спелись. Так сказать, всеобщий разлад, и разве только остается общее одно: вот эта именно любовь к Отечеству, о которой провозгласил так удачно маршал <>
   33 После: я ни был. -- начато: Я вот, например, написал <>
   34 Заголовка: II. О любви к народу, ~ контракт с народом. -- нет.
   36 После: разврату -- и что никого-то нет. Это люди огрубевшие, негуманные, полуварвары, ждущие света.
   39 дерущихся / дерущихся теперь <>
   40-41 После: Константина Аксакова -- слова его об нашем народе, смысл которых, что
   41 После: народ -- по его мнению
   Стр. 43.
   2 это же самое мнение / [и с горяч<ностью>] его мнение <>
   3 Как же я соглашаю такое / Как же согласить это <>
   4 очень легко согласить / а. очень просто б. это очень легко <>
   6 После: несогласимы. -- Вот уже и разногласие. А цель-то общая, капитальная.
   7 наносного / народного
   8 разврату / мраку, разврату
   10 удивительно, как он дожил / удивительно только, как еще он дожил
   11-12 красоту своего образа / красоту его <>
   13 по страданиям народа / по страданиям народным <>
   18 постоянно воздыхает / воздыхает <>
   18-20 Фразы: А ведь не все же ~ путь освещают! -- нет.
   22-26 тогда как у других ~ и даже честно / а. И что есть нечто безмерно выше его, перед которым он, на самом дне пороков своих, не пожелал бы преклониться, б. Тогда как, ей-богу, у других бывает так, что делает мерзость, да еще себя за нее похваливает, в принцип свою мерзость возводит, [говорит] утверждает, что [это] в ней-то и [есть] заключается l'Ordre, и [что в этом-то и заключается] свет цивилизации, и, несчастный, верит тому искренно и честно и слепо, <>
   26-28 Нет, судите наш народ ~ желал бы стать. / Судите [его] наш народ не за то, чем он есть, а за то, чем желал бы стать. [А желание [в нем] это в нем постоянное и горячее.] <>
   28-32 А идеалы его ~ гармоническом соединении. / А идеалы его сильны и святы, [они у него есть] и они-то и спасли его, только они срослись с душой его искони и наградили его [почти навеки] простодушием, честностью, искренностью и широким, всеоткрытым умом [и терпением, и широким умом] в чрезвычайно прекрасном, привлекательном и гармоническом соединении <>
   32 После: соединении. -- и если и грешит русский простолюдин, то по крайней мере всей душой своей, всего делает иного, даже будучи в самой тине греха.
   33 и так много / так много <>
   32-33 то русский челопек / и греха, то сам же русский человек <>
   33 всего более сам / всего более <>
   36-41 Я не буду вспоминать ~ узнали бы прекрасные вещи. -- Ср. заметку 17 к стр. 40--42.
   41-42 После: к нашей литературе -- уже довольно богатой
   43 с смиренного, простодушного / с смиренного, простодушного и светозарного <>
   44 После: типа Белкина -- рассказчика повестей <>
   Стр. 44.
   1 неожиданное новое слово / колоссальное и неожиданное новое слово <>
   3-4 великостью гения / [громадностью] его гения <>
   6 После: в наше время -- например, о столь "заезженном нашею критикою Каратаеве" (гр. Лев Толстой, "Война и мир"), по справедливому выражению одного критика,
   6 но вспомните / но вспомните, например [даже] <>
   7 Тут, конечно, не народ / [Обломов] Это, конечно, не народ, но [народен] народно.
   8-9 вековечного и прекрасного / [есть] заключается вековечного и прекрасного <>
   10 это соприкосновение с народом / это соприкосновение <>
   10 им / этим писателям <>
   11 После: силы. -- [но все же] во всех же остальных своих произведениях они далеко не доживут до потомков.
   11-14 Они заимствовали ~ и рабски заимствованному. / [взяли от него) заимствовали у него его простодушие, честность, кротость, [силу, широкость ума и непримиримость со злом без ненависти и всякой уступки, но и без мщения и ненависти] и незлобие, в противуположность всему изломанному, фальшивому, наносному и рабски заимствованному. <>
   14 После: рабски заимствованному. -- Кстати сказать, вся эта "плеяда" (сороковых годов, вся вместе взятая), на мой взгляд, безмерно ниже, по таланту и силам своим, двух предшествовавших им гениев Пушкина и Гоголя. [Тем не менее "Дворянское гнездо" Тургенева есть произведение вечное [и принадлежит всемирной литературе, -- почему?] Потому что тут сбылся, впервые с необыкновенным достижением и законченностью, пророческий сон всех поэтов наших и всех страдающих мыслию русских людей, гадающих о будущем, сон-слияние оторвавшегося общества русского с душою и силой народной. Хоть в литературе, да сбылся. Тургенев и во всех произведениях своих брался за этот тип, но почти везде портил и добился цели лишь в "Дворянском гнезде". Вся поэтическая мысль [всех произведений его это тип] этого произведения заключается в образе простодушного, сильного духом и телом, кроткого и тихого человека, честного и целомудренного в ближайшем кровяном тязания! -- нет.
   10 очень скоро / ужасно скоро о
   16 После: царапин -- (это при существовании темно-багровых-то подкожных пятен? Не слышите ли вы, господа, звук лиры?)
   21 наказали / наказывали <>
   22 сообщу / доложу
   26 Иная спина / иные спины <>
   27 распухала / напухали <>
   27 толщины / ширины
   27-28 а, кажется, много ли / много ли <>
   28-29 этого темно-багрового / этого самого темно-багрового <>
   29 После: рассечениями -- а. Начато: поэтому изредка б. (клочьями кожа никогда не висела) <>
   30-31 После: экспертов-медиков -- если только не старик <>
   31 где нам / где ему <>
   32 После: увидеть -- сколько я перевидел в то старое время <>
   32 получали / получили <>
   33-34 приходили, сохраняя ~ нервном возбуждении / приходили всегда довольно бодро и бывали только в видимо сильном нервном возбуждении
   36 а лишь всё ходил / а ходил <>
   36-37 После: по палате -- начато: с обнаженным сверху телом, а всё лечение
   37 вздрагивая / лишь вздрагивая <>
   38 приносили ему / приносили <>
   39-40 он изредка обмакивал ~ на его спине / изредка мочил свою простыню и потом набрасывал ее себе на плечи <>
   41 предварительно долго / по целому году
   45-46 спина успевала ~ вся / [почти всегда] спина успевала всегда почти зажить вся <>
   47-48 но через десять ~ бесследно / но через десять дней уже почти все проходило без следа <>
   Стр. 64--65.
   49-1 то есть не более двух тысяч разом / тысячи три, четыре
   Стр. 65.
   5-6 выдержать даже и более двух тысяч / выходить даже три тысячи <>
   6 без опасности для жизни / без опасности <>
   7 а с пятисот или шестисот / с пятисот же или шестисот <>
   9 г-н защитник / г-н Спасович <>
   9-10 и не грозили опасностью для жизни / а. Начато: не приносят ни малейшей б. и не грозят опасностью жизни
   10 После: повреждения -- а. Когда [ловили беглого, то всегда] ловят, например, беглого, то всегда его парят в бане, чтоб узнать б. потому что всё так быстро заживает <>
   11-12 не было мучительно ~ истязания / не мучительно, не мучение, [не страдание] не истязание? <>
   12 Неужели же и девочка / Неужели девочка <>
   13 После: розгами -- которые "садче" палок <>
   13 После: на столе -- уже обломанными
   14 Фразы: Зачем же вы ~ ее истязание? -- нет.
   15 я уже сказал / я [сказал] уже говорил <>
   15 почему тут такая путаница / в чем тут дело и почему такая путаница <>
   16 в "Уложении о наказаниях" / в Своде законов
   19 пробел / громадный пробел <>
   19 После: пробел". -- говорится уже только о тяжелых, подвергающих жизнь опасности побоях и иных истязаниях в статье 1489. Между этими видами преступления, очевидно, есть промежуток большой, потому что не всякие тяжелые побои подвергают жизнь опасности. Рядом на полях начато: Он скрыл, что к семилетней, и подводит к обыкновенному наказанию отцом ребенка. Правда, говорит он, наказание было строгое, но <>
   33 Ну, вот в том-то и дело / Вот [весь] он, главный-то и опасный пункт! Ясно ли теперь, в чем дело! <>
   36 преступления / преступлений, в которых он обвиняется
   37 тяжелое / тяжкое <>
   38 Ну, казалось, так бы прямо / Ну, так бы прямо, кажется <>
   38-39 разъяснить нам это недоумение / объяснить г-ну Спасовичу свое недоумение <>
   39-41 Фразы: "Было, дескать, истязание ~ в истязании". -- нет.
   42 г-н Спасович уступить ничего не хочет / он уже расходился и уступить не хочет <>
   42 После: не хочет -- он отрицает истязание
   42-44 он хочет доказать ~ и никакого страдания, совсем / не было никакого истязания, никакого страдания совсем <>
   44-47 Но скажите ~ Ведь в законах пробел / а. Неужели же ребенок не мучился и не страдал? Что нам за дело, что в законе пробел? б. Но скажите, что нам-то, слушателям, за дело, так что мучения и истязания этой девочки не подходят под определение истязания законом [т. е. если не было мучений свыше самых тяжких побоев?] Неужто она, ребенок, совсем не мучилась и не страдала? <>
   Стр. 65--66.
   46-1 Ведь в законах со так отводить глаза? / [то] неужели все равно [и очевидно, что] были мучения ужасные, невозможные, невыносимые, и мы знаем, что девочка вынесла. [Отвести на этот счет глаза никак нельзя.] Неужто можно на этот счет так нагло отвести глаза? БЮ
   Стр. 66.
   1-2 Да, г-н Спасович ~ нам глаза / Но г-н Спасович решительно [отрицает это] хочет отвести глаза <>
   3 После: "играл" -- Тут [опять] лира, <>
   6 Ах, боже мой / Ах, боже мой, господин Спасович <>
   6-7 да ведь такие маленькие дети / такие маленькие детки <>
   7 скоро-впечатлительны и восприимчивы / впечатлительны <>
   9-10 Я видел ~ от скарлатины / Я видел почти умиравшего уже от скарлатины пятилетнего ребенка <>
   12 После: собачку -- щенка, и как она у него будет расти
   13 погляжу на них" / погляжу на них только <>
   13-15 но верх искусства ~ лета ребенка! / [Главное, г-н Спасович] Но самый верх искусства [предел достигн<утого?>] -- в том, что г-н Спасович совершенно конфисковал [7 лет] лета ребенка! <>
   15-17 Он всё толкует ~ в душе своей / а. Он толкует о том, что она порочна, о том, что [наказание] хоть наказание и было сильно, но она не могла страдать б. Он толкует об испорченной, порочной девочке, пойманной неоднократно в краже, с потаенным развратным пороком в душе своей <>
   18-19 об семилетнем младенце / о семилетней крошке, о младенце <>
   19 это самое дранье / то же самое [наказание] дранье <>
   22 жалкой крошки / жалкого младенца <>
   22 После: жалкой крошки! -- Да и к чему г-ну Спасовичу совершенно скрывать страдания девочки? <>
   22-29 Спрашиваешь себя ~ розгой?" вписано на полях.
   23 упорно отрицать / отрицать <>
   23-25 К чему ему так упорно ~ глаза отвести? / К чему ему так отрицать страданье девочки, так изворачиваться, так дергать вопрос совсем не так надо ставить, не об науке и промышленности, и не о том даже, кто деятельнее, а собственно об культуре: чем нравственно выше, тем наши и дела выше, почему мы народ "чистый", а он черный, и почему мы всё, а народ ничто, почему эта культура так безмерно издания -- нет.
   19-20 что, убедиться / и увидеть
   20-21 участвовало огромное ~ литературы / участвовали почти все тогдашние известнейшие представители литературы <>
   22-23 или, вернее ~ сотрудниками / оттягивал уплату <>
   25-26 Слов: и даже близких -- нет.
   26 еще живы / еще живы в Петербурге
   27-28 велись ~ в журнале / велись дела в журналах <>
   31 Слов: за неуплату -- нет.
   31-32 Слов: подобно многим другим -- нет.
   32 После покойного брата / У семейства покойного брата <>
   33 и я не теряю надежды / а. и я уверен б. и я еще очень надеюсь <>
   34 между ними ~ Щапова / между ними можно отыскать и записки от Щапова <>
   34-35 фразы: Тогда и уяснятся отношения. -- нет.
   35 Но и ~ то обстоятельство / То <>
   37-38 со всеми ~ свидетельствами / со всеми свидетельствами
   39 После: "Время" -- и какой тон был в редакции <>
   40 После: довольно -- если очень понадобится <>
   40 14-тилетний минувший срок / 14-летний срок <>
   40 После: срок. -- Брат не имел дел в судах с своими сотрудниками за присвоение их литературной собственности и не бывал за это осужден в судах.
   41-42 брат бывал ~ отказывать / он был довольно слаб и не умел отказывать просьбам <>
   42-43 он выдавал вперед ~ от писателя / он раздавал иногда вперед даже без надежды получить что-нибудь [для журна<ла>] от писателя <>
   43-44 Фразы: Этому ~ указать. -- нет.
   44-45 Но с ним ~ бывали. / Я помню именно один такой случай [когда однажды в "редакционный день" зашел в редакцию один писатель (давно умерший) и на сотрудничество которого совсем уже почти нельзя было надеяться и который даже был не знаком с братом, несмотря на то], который не стану рассказывать из уважения к памяти того писателя, но случаю этому были и есть свидетели. [Этот писатель просто] Брат выдал тогда деньги человеку, совсем незнакомому, зная, что он во всех редакциях уже забрал вперед и без надежды с него что-нибудь получить. "Что же делать, я не умею говорить с такими", -- сказал он мне потом, <>
   45-48 Один из постоянных сотрудников со не получил. / После того, уже в 63 году, когда брат через прежние коммерческие свои предприятия сильно расстроил свои дела и когда запрещено уже было "Время", брат, сильно нуждавшийся, выдал 600 рублей одному прежнему сотруднику, обещавшему ему отработать деньги уже в разрешенном тогда новом журнале брата "Эпоха": получив деньги этот сотрудник на другой же день уехал служить в Западный Край, куда тогда набирали из России чиновников, <>
   Стр. 133--134.
   48-4 Но замечательнее всего ~ деньги судом. / Брат и не преследовал его и денег не спрашивал, и уже несколько лет спустя по смерти его семейство брата, оставшееся безо всяких средств, получило эти деньги с этого "сотрудника", уже воротившегося опять в Петербург, судом, <>
   Стр. 134.
   5-6 Суд был гласным со сведения. / Обо всем этом деле можно справиться, суд был гласный, <>
   6 заявить / этим сказать <>
   7 выдавал иногда / выдавал <>
   7-8 и что не такой человек / Не такой человек <>
   8 нуждающемуся литератору / нуждающемуся Щапову. Он мог приехать к нему по его просьбе на квартиру и тот мог у пего просить денег, <>
   9-11 Некрологист Щапова со вперед? / но передавший этот "анекдот" в журнале "Дело" мог тогда совершенно не знать и не понять: о каких, собственно, деньгах дело идет? <>
   11 Весьма возможно / Очень возможно <>
   12 предложил Щапову / предложил <>
   13-16 и всё это ~ прямо в руки / но [единственно лишь] вероятнее всего потому, что не пожелал [выдать деньги Щапову] по каким-нибудь причинам выдать ему деньги [Щапову] в руки, не желая в то же время отказывать Щапову. По некоторым соображениям это очень могло случиться, <>
   17-18 таким тоном ~ не тот человек / это вовсе не то лицо, это не его тип, таким тоном никогда не мог говорить мой брат. [Брат не мог лебезятничать] <>
   18-20 Брат мой никогда ~ слово-ер-сами. / он не заискивал никогда ни перед кем, брат [не мог говорить] никогда не говорил слово-ер-сами. <>
   20-21 И уж, конечно ~ сказать себе / Конечно, никто и никогда не [мог] осмелился бы сказать ему таким тоном, <>
   22 После: нужны". -- Брат был человек высокопорядочного тона, вел и держал себя как джентльмен, которым и был на самом деле. <> вписано.
   22-24 Все эти фразы ~ в воспоминании. / Ведь эти фразы переделались и пересочинились у автора анекдота [без сомнения не знавшего брата] 14 лет в голове. <>
   22-23 как-нибудь переделались / делались <>
   24-26 Пусть все ~ таким слогом? / Повторяю, это дело не в углу происходило. Пусть все помнящие брата (а таких много) припомнят [мог ли он говорить] говорил ли он когда-нибудь таким слогом. <>
   26-27 Брат мой ~ на самом деле. / Брат мой, Михаил Михайлович, был джентльмен, и самого высокопорядочного тона. <>
   28 Это был ~ даровитый литератор / Это был литератор, человек даровитый и высокообразованный <>
   28-31 На полях рядом с текстом: Это был ~ в "анекдоте". -- заметка: Не думаю тоже, чтоб он Щапова называл по имени -- отчеству, Щапов вовсе не был из числа знакомых его. Это был только сотрудник. Всего вероятнее, что брат не знал, как и зовут-то Щапова. <>
   29-30 После: Шиллера и Гете. -- В переводах его [видят] заметили не один только стих и гладкость, а именно существенное внутреннее проникновение в самый характер произведений обоих мировых ноэтов.<>
   30-31 Я не могу ~ в "анекдоте". / Это не такой человек, который выведен и представлен в анекдоте. [Невероятно, чтобы] Я не могу представить, что такой человек мог так говорить, [как говорит в анекдоте брат мой| таким языком и с такими любезностями, как изображено в анекдоте, <>
   32 Приведу еще одно обстоятельство / Припомню и еще обстоятельство <>
   32 Слов: о покойном брате моем -- нет.
   32-33 кажется, очень мало кому известное / а. Начато: кажется, совсем неизвестное, но которому мало того, что есть свидетели б. теперь совсем неизвестное, но которому все-таки уцелели свидетели, <> Ср. запись на предыдущей стр. автографа: Об этом деле существуют указания твердые и свидетельства безошибочные -- если надо, то я достану и живых свидетелей. <>
   Стр. 134--135.
   33-28 К тексту: В сорок девятом году ~ несколько рублей! -- чернового автографа нет.
   Стр. 135.
   28-29 Фу, какой вздор! / Ср. запись на предыдущей странице автографа: Фу, какой вздор! Но однако же всё это печатается и перепечатывается.<>
   

Варианты наборной рукописи (НР)

<Январь, главы первая и вторая, §§ I и II>

   Стр. 5.
   1-8 Заголовок: Дневник писателя. Ежемесячное издание. 1876. Январь. Глава первая. I. Вместо предисловия о Большой и Малой Медведицах, о молитве великого Гете и вообще о дурных привычках <> вписан.
   9 но / да но
   10 боялся / да боялся <>
   10-11 вытолкают из гостиной / а. вытолкают вон и не дадут доврать б. вытолкают вон из гостиной <>
   16 "просто" / прямо
   17 в физиономии / в лица
   18 сказал / а. Как в тексте, б. это сказал <>
   21 не слыхали ли вы / не слыхали ли вы, например,
   26 попятно / понятное
   30-31 они много думают / они думают
   31 вынырнет / выскочит
   33 После: не думает -- что он страшно необразован
   Стр. 6.
   6-7 Ну, не верь, но хоть помысли, вписано.
   10 вовсе / вовсе даже
   16 не увидит / он не увидит
   20-21 и не ничто вписано.
   24 бытия вписано.
   31 этих / таких
   32-33 с Большой, да и с Малой-то, никто не вздумает попрощаться, а и вздумает, так не станет / что с Большой, да и с маленькой-то не вздумают попрощаться, а и вздумают, так не станут
   33-34 очень уж это ему стыдно будет вписано.
   Стр. 7.
   2 всем / многим нам
   3-4 новый 1876 год / новый год
   6-7 в последнее время / в наше время
   11 успокоившихся / даже успокоившихся <>
   12-13 квиетизм всего бы меньше ~ вовсе нет / ибо даже в либерализме квиетизм мне не нравится. Кроме того, являются несомненные признаки, что в обществе нашем и в прессе нашей совершенно исчезает [мало-помалу] иногда понимание о том, что [либерально] именно либерально, а что нет
   19 После: а -- казалось бы, напротив, что либерализм мог бы быть и посвободнее.
   19-20 сим любопытным случаем / сим случаем
   27 написал-то / а. написал я б. написал-то я <>
   29-30 Будущий роман. Опять "случайное семейство" / Будущий роман и подросток. Опять "случайное семейство" вписано.
   33-34 идеалом / задачей и идеалом
   35 в теперешнем взаимном их соотношении / в взаимном соотношении
   38-39 После: детства. -- Если возможно, постараюсь открыть взаимную цель или хоть бессознательно, но общее всем теперешним детям стремление.
   43 После: не готов. -- Нужно еще и еще изучение и я знаю, что мне надо еще узнать.
   Стр. 8.
   1 После: жизни. -- Неужели вышло непонятно?
   2 душу безгрешную / душу безгрешную и свежую
   3 разврата / порока
   3-4 раннею ненавистью за ничтожность и "случайность" свою "писано.
   5 допускает сознательно порок / допускает его сознательно
   7 После: своих -- и порой, хоть и обливаясь холодным испугом, замирает от предчувствия таинственных и манящих наслаждений
   8 да еще, правда, на бога вписано.
   9 выкидыши общества, "случайные" / выкидыши и случайные
   10 После: семей. -- Думаю, что будущий роман мой [будет] выйдет гораздо непосредственнее, как говорили у нас при Белинском. Да и кому запрещено надеяться.
   14 После: жильцов. -- начато: Явилось
   14 После: несогласие. -- начато: Хар<актер>
   15 новейших / Начато: совре<менных>
   16 дал ей слово, что "оставит ее", и вписано.
   18-20 детей, мальчиков 12 и 9 лет ~ Она их любила. / а. детей, которых любила б. детей, мальчиков 12 и 9 лет, прижитых [еще прежде того) ею незаконно, но не от убийцы, она их очень любила.
   20-23 Оба они были ~ но она пошла. / Оба они, перед тем как она шла спать, просили ее не ходить к нему в комнату, но она пошла. Мальчики были свидетелями, как перед тем он, в страшной сцене, измучил ее попреками и довел до обморока.
   24 Газета "Голос" / "Голос"
   24-25 несчастным сиротам / двум бедным сиротам
   25 воспитывался / а. Как в тексте, б. воспитывается
   26 Вот опять / Опять
   28 останется в их душах навеки / осталась в их памяти
   28 болезненно надорвать / надорвать
   31 После: бытия, -- и когда так благолепно и спокойно растут их сверстники в семействе Ростовых, {Лица из превосходного романа графа Льва Толстого "Война и мир". <>} может явиться при столкновении с счастливцами Ростовыми потребность усиленно проявить свою личность
   34 во весь век / а. на всю жизнь б. [в] навсегда в. на весь век <>
   36 не перестают они любить / а. любят они б. не перестанут они любить <>
   41 а младший / а что младший
   42 забудут про них / забудут их
   Стр. 9.
   1-5 Заголовок: III. Елка в клубе художников ~ московский капитан -- вписан.
   6-7 не стану подробно описывать / не стану описывать
   9 Скажу лишь, что слишком / Но все же я вынес свои особые впечатления, и которые и набросал тогда же. Я уже слишком
   10 и долго жил / и жил
   10 После: уединенно. -- Передавая мне, месяца два тому [назад], анекдот об одной пропавшей собачке, почтенный Г. воскликнул, глядя на меня в изумлении: "Ничего-то вы не знаете!" Но пропавшими собачками я никогда и не интересовался. <>
   12 понятия прививаются / идеи пробиваются
   16 приобретает целую треть тех идей / приобретает к тому времени целую треть идей
   21 среднего общества / среднего чиновничьего общества
   23 надо / следует
   23 нормальный закон природы / именно закон природы
   30 в родителях / в отцах
   30 даровитые / талантливые
   33-34 не только всякое изучение / всякое изучение
   35 первые слова / слова
   36 начинают его облегчать / начинается облегчение
   37 Иногда облегчение / Облегчение
   38 а, даже напротив / a. и, даже напротив б. а, даже иногда напротив
   Стр. 10.
   4 делается же / делается <>
   6 слишком облегченное воспитание / облегченная жизнь
   8 (но не далее) вписано.
   12 желание / желание свое <>
   12 тех девиц / тех
   14-15 весьма скоро выйдут замуж, тотчас как пожелают / не только выйдут замуж, но и... впрочем удержусь <>
   22 всё обошлось бы к полному удовольствию / всё просто бы очень хорошо
   29 несмотря даже на / несмотря на
   29 духоту / духоту и толкотню
   30 распорядителя танцев / распорядителя бала
   36-37 к скандалу / а. Как в тексте, б. ко всякому скандалу
   39-40 начинало казаться / казалось <>
   42 стыдился и упрекал / упрекал
   44 конечно / бесспорно
   44 капитаны / ташкентские капитаны
   46 это тип неумирающий вписано.
   46 по всё же они / но прежде всё же они <>
   47-48 прорвется, на самую середину / прорвется
   Стр. 10--11.
   48-1 совсем уже в новом праве / совершенно в своем праве
   Стр. 11.
   2 русских людей / людей
   3 После: получили -- почему-то
   3-4 уже хорошо / хорошо
   4 уже похвалят, а не выведут / а. похвалят б. хвалят
   5 приятно / весело
   5-6 Слов: (о, многим, многим!) -- нет.
   8 равны со всеми / благостны
   9 посреди этих европейцев / посреди этого собрания, встать посреди этих европейцев
   10 национальном наречии / русском наречии <>
   15 но полицейская сила / не полиция
   15-16 такие же самые дикари / такие же дикари
   20 русского общества / общества
   20 Сквозникам-Дмухановским / Сквозник-Дмухановским
   21 Держиморде / Держимордам
   22 таким лицам / таким людям
   24 там, у себя дома вписано.
   24 и не уважают вписано.
   28 сам, лично, он / он
   30 да почтил / по почтил
   31-32 по всё же он, побывав на бале, удостоверился / а. но всё же он видел б. по всё же он удостоверился [ибо он очень толков и умен] <>
   32-33 всё еще держится / держится
   35 на национальном наречии / на чистейшем национальном наречии
   37-38 полюбить Европу / любить Европу <>
   38 всё же он тем как бы тоже участвует в культе / всё же он тем как бы на один вечер очистился, все же и он как бы участвовал в культе <>
   39 он часто / он даже
   41 в сто рублей / в триста рублей
   43-45 про арбуз (NB добродетель / а. но все же он уйдет с убеждением, что всегда должна быть такая мерка порядочности, которую все должны уважать, даже если и вовсе не намерены стать в самом деле порядочными б. [зато он убежден] что во всех случаях должен быть убежден хотя бы порядочность <нрзб.> даже только в арбузе
   45-46 мало того -- потребность вписано.
   47 Лицемерие есть / Лицемерие именно есть
   Стр. 12.
   1 порочным / порядочным
   2 После: добродетелью. -- вписано: а. Разве Чичиков разрывает когда связь с добродетелью? Напротив, она всегда была его идеалом, б. и потому утешительная, что она укрепляет в нем мысль, что добродетель существует действительно и что сильна она. <>
   3 очень хорошо / еще очень хорошо
   4 достаточно / довольно <>
   4 После: не правда ли? -- вписано и зачеркнуто: Разве Чичиков разрывает когда связь с добродетелью?
   6 и поторопившимся человеком вписано.
   7 зыбучее время / пошатнувшееся время <>
   8-9 вещь, в лучшем смысле слова, и я совсем не шучу, говоря это / и благословенная [мысль] вещь, и я не шучу: консервативная, начиная лаже с первых ассамблей Петра Великого, ассамблеями ведь сохранялась [тогда] только что насажденная юная идея, чуть давшая тогда свой крошечный первый росток. 9 совсем / вовсе
   10 Заголовок: IV. Золотой век в кармане. -- вписан.
   12-13 и боже, какая, однако, бездарность / и боже мой, какая же, однако же, бездарность
   13 После: костюмах -- и везде одна только мода
   14 носить костюм / носить костюма
   17 очень маленького роста / маленького роста
   19 встретите непременно на всех балах среднего общества / встретите на всех балах среднего круга
   21-22 и в состоянии / и неутомим до того, что в состоянии <>
   24 (вспомните менуэт) вписано.
   26 подумал я вписано.
   27 хоть на миг один / вдруг, хоть на миг один
   31 самой искренней сердечной веселости / веселости
   32 добрых желаний / добрых мыслей
   35 есть и заключено / есть, всё это заключается
   35 никто-то, никто-то из вас / никто из вас
   36 ничего не знает / и не знает
   36-37 каждый и каждая из вас / каждый из вас
   38 обольстительнее / прелестнее
   38-39 Джульет и Беатричей / Джульеты и Беатриче
   39 вы так прекрасны / вы таковы <>
   40 После: словом -- что это так и
   42 столь прелестного / столь прелестного и прекрасного
   42-43 могло бы найтись между вамп / между вами
   44 явилось бы такое / явилось бы то
   45 Но беда ~ не знаете / Но вся беда в том опять, что ничего про это не знаете, не знаете
   Стр. 13.
   1 Знаете ли, что / Знаете ли вы, что
   3-4 И эта мощь со глубоко запрятанная / И эта мощь в нем есть, но до того глубоко запрятана
   3-4 И эта мощь ~ невероятною, вписано.
   12 хотя бы сейчас / а. начните сейчас б. хотя бы сейчас, хоть бы в виде только пробы
   13-14 и вот увидите сами, какое никоновское, так сказать / и вы даже не поверите, какое даже пироновское
   l4-15 совсем для вас неожиданно / а. даже сегодня же вечером, в этой самой зале б. не далее как сегодня же вечером, тут же, в этой самой зале <>
   15 Вы смеетесь / Но вы смеетесь, [ваше превосходительство) мой генерал
   15-16 рассмешил / насмешил
   17-18 A беда ваша вся в том, что вам это невероятно. / а. Но вы мне не верите и в этом вся беда. б. Но вы мне не верите и в этом вся беда ваша. А теперь, надеюсь, прощайте.
   19-20 Заголовок: Глава вторая. I. Мальчик с ручкой. -- вписан.
   27 значит -- просить милостыню / значит просил милостыню <>
   30 доверчиво смотрел мне в глаза / открыто смотрел в глаза
   32 сообщил / ответил
   35 не наберут / не наберет <>
   35 их ждут / его ждут <>
   36 мальчик /он <>
   38 шайка / толпа
   40 ранее / раньше <>
   42 их дети / дети
   44 нальют / вольют <>
   Стр. 14.
   6 опять обязан / обязан
   14 иногда даже / конечно
   16-17 бродяжить уже от себя вписано.
   18-19 есть ли государь / есть ли у него государь <>
   18-19 После: государь -- ничего этого он не знает и не понимает
   20 и, однако же, всё факты вписано.
   21 Заголовок: II. Мальчик у Христа на елке. -- вписан.
   24-25 когда-то случилось, именно это случилось / когда-то было, именно как раз <>
   27 Мерещится мне,, был в подвале мальчик / Мерещится мне мальчик <>
   28 После: даже менее. -- еще не такой, которого можно высылать с ручкой, по такой, однако, которого через год, через два непременно вышлют <>
   30 и он / так что он
   32-33 хотелось кушать / хотелось и кушать <>
   37 два дня тому / два дня тому назад
   39 целые сутки / целых два дня
   39-40 не дождавшись и праздника / не дождавшись праздника
   41-42 жившая когда-то и где-то в няньках, а теперь помиравшая / бывшая когда-то и где-то нянькой, и помиравшая
   Стр. 15.
   9 всё боялся / боялся
   9-10 большой собаки / собаки
   12 не видал / не видел
   13 После: по ночам -- он это помнит <>
   15-16 затворяются / запираются
   16-17 сотни и тысячи / сотни или тысячи
   17 После: всю ночь. -- вписано: но городу <>
   18-19 господи, кабы покушать! И какой / господи, какой
   26 опять улица / новая улица
   26 широкая / широкая, точно поле
   30 бумажек и яблоков / бумажек
   31 куколки / куклы
   36 уж не сгибаются / не сгибаются
   41 а кто / и кто <>
   Стр. 16.
   6-7 Какой-то старичок / И какой-то старичок
   7 будто бы играет / играет
   8 скрипочках / скрипках
   15-16 большой злой мальчик / большой мальчик
   18 вскочил / вскочил он
   18 и бежать-бежать / а. и бежит, бежит б. и бежит, и сложит <>
   20 присел за дровами / присел за дрова
   23-24 как на печке / точно на печке <>
   24 заснул / засыпал
   27 совсем как живые / ах, какие куколки, совсем живые
   28 его мама / мама
   32 это всё его мама / это его мама
   33 видит / знает
   34 руку / руки <>
   35 он и не видал / он не видел
   39 берут его / схватывают
   39-40 и видит он / он видит
   40 смотрит его мама / смотрит на него мама <>
   41 Мама! Мама! /Мама, мама! Мама!
   41 кричит ей / кричит
   46-47 там нет своей елки / нет елки своей
   Стр. 17.
   1 подкинули / подкидывали <>
   1-2 к дверям петербургских чиновников / к петербургским чиновникам <>
   6 После: смраду -- Были и такие, что померли прямо от побой.
   8 они теперь как ангелы / они уже ангелы <>
   8 стоят тут же / стоят около <>
   11 упрашивают / просят
   12 После: хорошо... -- А свету-то, радости-то сколько, о господи! <>
   15 Фразы: Та умерла еще прежде его; оба свиделись у господа бога в небе.-- нет.
   18 действительных! / действительных. <>
   23 После: выдумывать. -- на полях помета: и поневоле слишком может быть односторонне
   

<Январь, глава третья, §§ III и IV. Февраль>

   Стр. 37.
   22 о характере преступления ни слова / о чем ни слова
   24 знать и помнить / помнить
   27 за грабеж / за грабеж и воровство
   28 через три года службы / через три года
   30 как рассказывает г-н В. З. вписано.
   31-32 повести, принадлежащие / повесть "Слабое сердце" написана мною не в шестидесятых годах, а в сороковых, принадлежит
   33 отнесены в биографии как к последнему / отнесена же она как бы к самому недавнему
   33 Таких / Но таких
   36 в случае же вызова все укажу / хотя сейчас не мог бы все указать
   36 Но есть уже / Но есть, наконец, уже
   38 не бывал / не был <>
   41 в биографическом сведении о писателе / в биографии писателя <>
   41-42 верное указание / указание
   42 какие именно / какие
   43 где, когда и в каком порядке / где и в каком порядке
   Стр. 38.
   7 не сочиненную / а. Как в тексте. б. не подсочиненную
   Стр. 39.
   1-2 Февраль. Глава первая / Дневник писателя. Ежемесячное издание. 1876. Февраль. Глава первая <>
   3-4 I. О том, что все мы хорошие люди, ~ маршалом Мак-Магоном. / I. Общее место о любви к народу, вписано.
   19 дурных / дрянных
   19 замечу к слову / к слову
   21 После: не доросли. -- как не доросли до многого хорошего
   23-24 готовы были, например, чрезвычайно ценить / чрезвычайно ценили
   25-26 человечков, появлявшихся ~ с иностранного / человечков, в [иностранных] литературных наших типах, заимствованных с иностранного
   Стр. 40.
   1 у Байрона / из Байрона
   1-2 Да и сам-то Печорин убил Грушницкого потому только / а. Грешный человек, я убежден (ну хоть капельку), что не будь у Байрона хромой ноги, то он может быть не написал бы своего "Каина", то есть написал бы несколько иначе, убежден тоже, что Печорин убил Грушницкого потому отчасти б. Да и сам-то Печорин в сущности весьма несерьезен и, я убежден, убил Грушнпцкого потому только <>
   4 После: дамского пола. -- В сущности все эти типы, наделавшие у нас такой трескотни: Сильвио, Печорин и даже недавний запоздалый потомок их граф Болконский из романа "Война и мир" -- ужасные добряки и вполне русские люди.
   6-7 Если же мы ~ прочной ненависти / а. Если мы их так [ценили] в свое время ценили, то единственно потому, что они были взяты с иностранного, а прельстили они нас тем, что они будто бы люди прочной ненависти б. Как в тексте, но вместо: являлись как -- являлись перед нами <>
   9 После: Русские люди -- вписано и зачеркнуто: это люди скорой, но непрочной ненависти почти сплошь
   13-14 В самом деле, подумайте / Иные до сих пор думают, что это дурно, а я, каюсь, давно уже переменил мнение. Подумайте
   16-17 по крайней мере, в настоящее время за нее лучше не приниматься вписано.
   18-19 тут-то уж я в высшей степени не верю / но и тут я не верю
   19 наших ненавистей / ненависти 19-20 Были, например, у пас / Были у нас
   21 закончилась/кончилась
   22 После: Петра, -- а может быть и петербургский период русской истории <>
   23 сходятся / сошлись
   24 идет / придет
   25 он, и только он /он, только он
   26 можно было / можно было бы
   31 своих собственных начал / своих начал
   31 Ну вот / А потому
   31-32 что же бы вы думали? Я даже и в самую драку не верю / но я и в драку не верю
   34-35 часто у нас случается / часто случается
   36 подерутся / дерутся
   41 по медицинской части вписано.
   42 на сотни тем вписано.
   42 и, главное / и главное, главное
   44-45 совершенно неспособными даже на малейшее дело / совершенными пешками в деловом отношении
   45-46 естественно, что все / естественно все
   Стр. 41.
   1 почувствовал себя неспособным / чувствовал себя неспособным к делу
   3 После: драку. -- [потому что в сущности] но опять-таки и это надо извинить, потому что по-настоящему ведь более ничего не оставалось и делать. <>
   2-3 Текста: Что же тут ~ более ничего. -- нет.
   6 ну вот точь-в-точь так / ну точь-в-точь
   8 это отчасти доказывает / это доказывает
   10-12 даже и в этом со как следует / а. в наших исконных ошибках, в нашей азартной гражданской войне действительно есть отрадные основания б. даже и в этом есть нечто [отрадное] почти трогательное: именно эта неопытность, эта [даже] детская неумелость даже и побраниться [-то] как следует и должны бы кажется возбуждать как бы некоторую к нам симпатию, <>
   14 (это уж как хотите, а это так) вписано.
   16 желание самое наивное и полное веры и при этом ничего / нет ничего
   17-18 в маленьких и редких явлениях / в маленьких явлениях
   20-21 Ну вот и довольно ~ "прочной ненависти", вписано.
   22 не подвержены / не подвержена
   23 бьют / бьет
   24 лишь потом / уж лишь потом
   28-27 несравненно больше / гораздо больше
   28 не владеют мнением / в наше время не владели мнением
   28-29 не предводительствуют / не предводительствовали
   29 даже будучи наверху честей / даже наверху честей
   30 принуждаемы / принуждены и обязаны
   32-33 тоже ценящим ~ текущего вписано.
   34-36 Фразы: Идеализм-то ~ не купишь. -- нет.
   39 я делаю / я делал
   41 лучшее, чем он и дела его / лучшее его
   43 соскочит с народа / соскочит
   44 в нем останутся / останутся
   45 чем когда-либо прежде / чем когда-либо
   48 судьбою и жизнью / судьбою, жизнью и, несчастный, судьбою и жизнью общего блага, бессознательно разумеется
   Стр. 42.
   4 не исчезнет в нем / не исчезнет
   4 После: подвигов -- вписано: которая в нем светится и теперь <>
   6 и всего лучше / и прежде всего, и всего лучше
   9 в этом отношении совсем не спелись / в этом случае не спелись
   10 весьма похоже / похоже
   15-16 заключается для него / заключается
   24 а все-таки / но все-таки
   26-26 то к общему делу / так к общему делу
   28-29 такая же неясность, как и у маршала Мак-Магона / чрезвычайный разлад
   33 После: ни был. -- начато: потому что у нас что город
   24 Заголовок: II. О любви к народу. Необходимый контракт с народом. -- вписан. Первоначально было начато: II. Общие ме<ста?>
   Стр. 43.
   3 это же самое мнение / его мнение
   3 такое противоречие / противоречие
   4 легко согласить / легко
   13 страданиям народа / страданиям народным <>
   18-19 а ведь ~ какие вписано.
   19-20 Слов: сами светят и всем нам путь освещают -- нет.
   23 сам себя / себя
   23 похваливает / похвалит
   25-26 кончает тем, что горит / лерит
   26 даже честно / честно
   27 не по тому, чем он есть, а по тому / не за то, чем он [есть] стал, а за то
   33 всего более сам / всего более
   34 лишь наносное / наносное с
   40-41 к удалению вашему / к удивлению
   43-44 простодушного типа Белкина / простодушного светозарного типа Белкина <>
   Стр. 44.
   1 представлял / представил
   2 неожиданное новое слово / колоссальное, неожиданное новое слово
   4 которого мы / который мы
   6 о чисто народных / о чистых народных
   17 заметьте себе это вписано.
   18-19 признала идеалы народные за действительно прекрасные / признала идеалы народные действительно прекрасными
   19-20 Впрочем, она принуждена ~ даже невольно. / а. и кажется невольно принуждена была взять их себе в образец б. и принуждена была взять их себе в образец отчасти даже невольно <>
   20 Право, тут / а. И тут б. Тут
   22 заговорил я об ней / заговорил я
   26-27 даже ~ теперь вписано.
   27 И однако же / А однако же
   27 всё еще теория / а. загадка б. всё еще загадка <>
   28-29 Все мы, любители народа, смотрим на него / Мы же, с своей стороны, так сказать любители народа, [почти все] всё еще смотрим на него
   34 отступились от него / оставили его
   41 столь хороши / так хороши
   41-42 могли поставить самих себя / поставить себя
   43 непременно таким же / таким же
   47 из тех, кто / кто
   Стр. 45.
   4 вышла бы отчасти / и вышла вся
   6 однако же, все-таки русскими / однако же, русскими
   7 с другой стороны вписано.
   11 его правдой / правдой
   13 даже, в крайнем случае, и за / и даже за
   14 В противном случае / В противном же случае <>
   14 погибаем / погибнем
   14-15 Слов: Да противного со вовсе; -- нет.
   16 я же / И я <>
   18 опять повторяю вписано.
   19 страшно и ждать / страшно ждать
   23-24 опять-таки, пожалуй, через двести лет вписано.
   29 прямо с разврата / с разврата
   33 выскочат / выйдут
   39 ведь дело-то / дело
   39 наладится / наладится и мы согласимся во всем <>
   46 понимали / понимают
   Стр. 46.
   15 ссоры начинались / ссоры слышались
   21 до болезни / до болезни и надрыва <>
   21 истерзало меня / истерзало мою душу
   32 когда / увидав, что
   34 верблюда / верблюда бы
   40 пожалуй, что / пожалуй ведь
   42-43 закрыв глаза / накрыл глаза
   Стр. 47.
   3-4 После: мучительнее. -- Не думаю, чтобы читатели оскорбились, что я так жалобно припомнил об этом жалком времени моей жизни. <>
   6 не заговаривал / не заговорил
   10 за убийство / будто бы за убийство
   10 жены моей / жены своей
   12 четыре года каторги / четыре года в каторге <>
   12-13 я вспоминал беспрерывно всё мое прошедшее / я редко мечтал, но зато вспоминал беспрерывно
   14 мою прежнюю жизнь / свою прежнюю жизнь
   17 в цельную картину, в какое-нибудь / в целую картину, какое-нибудь
   18 После: впечатления -- и главное, поправлял их
   19-20 прожитому и, главное ~ забава моя / прошедшему, поправлял его, так что всё это могло иметь даже и свою хорошую сторону. <>
   20-21 Но этот раз /Но на этот раз
   24 забытое; но я / забытое. Впрочем, я
   28 и мне /и вот мне
   30 назывался у нас / назывался
   35 который это теперь пашет / который это
   36 я тоже занят / я занят <>
   41 с черными пятнышками/с черными маленькими пятнышками
   43 березняк / а. Как в тексте, б. березник <>
   46-47 перетлевших листьев / перепрелых листьев
   48 березняка / а. Как в тексте, б. березника <>
   Стр. 48.
   2 крик / окрик <>
   8-9 заговорить / а. Как в тексте, б. заговаривать <>
   11 он разглядел мой испуг / разглядел [его] и мой испуг <>
   19 волку быть! /волку быть, полно, полно, вишь! <>
   21 смотрел / посмотрел
   21 с беспокойною улыбкою / с улыбкою
   21-22 видимо боясь и тревожась за меня вписано.
   23 качал он головой / покачал он головой
   23-24 Полно, родный! / Полно, полно, родный! <>
   25 и вдруг погладил / и погладил <>
   26 Ну, полно же / Ну, полно же, полно
   26 окстись / ну, окстись <>
   27 вздрагивали / тряслись и вздрагивали
   27 это особенно / это очень <>
   31-32 материнскою и длинною улыбкой / материнскою улыбкой
   32 ишь ведь / ишь как испужался
   35 такие крики (не об одних волках) / но крики
   36 и прежде мерещились / в жизни мерещились
   36 про то / про это
   40 Ну и ступай, а я те / Ну, ступай, ступай, а я
   41 всё так же матерински / ободрительно
   44 Марей, пока я шел, всё стоял / Марей всё еще стоял
   Стр. 49.
   1 ни возьмись / ни взявшись
   2-3 После: ободрился -- вписано: зная, что будет кем затравить волка <>
   3-4 лица его я уже не мог разглядеть ясно / тот все еще стоял, и я уже не мог разглядеть ясно лица его
   4 но чувствовал / но я чувствовал
   5 ласково улыбается / улыбается
   5 кивает головой / кивает слегка головой <>
   8 потянула опять / потянула в гору <>
   14 Да и какое это / Да и что же это <>
   17 двадцать лет спустя / столько лет спустя
   19 в душе моей / в сердце моем
   23 И особенно этот / И особенно припомнился этот
   32 маленьких детей / детей
   32 Такие бывают. / а. Бывают и такие. б. Такие бывают везде.
   37 не гадавшего тогда / не гадавшего
   44 Этот обритый / Этот битый <>
   46 ведь это / это
   48 Несчастный! / Бедный!
   Стр. 50.
   1 воспоминаний / воспоминания
   11 мое слово / несколько слов <>
   12 После: очевидна. -- вписано: а, стало быть, можно писать [и] мне <>
   16-17 хотя бы прошел ~ целая вечность / хотя даже месяц спустя
   18 Напомню дело / Напомню дело буквально в двух словах <>
   21 истязаемой девочки / истязаемого ребенка
   21-22 кричавшей / кричавшего
   24 семилетнего возраста / семилетнего маленького ребенка
   26-27 упоминало и о том / напирало на то
   30 После: обморок. -- Повторяю, я не хочу распространяться собственно о деле, я только по поводу фальши, которая потом вышла со всех сторон. <>
   31 Помню / Но помню, однако <>
   32 я прочел / прочел
   33 случилось со мной / случилось
   33 в десятом часу / уже в десятом часу <>
   35-36 и об возникшем деле ничего не знал. Прочитав, я решился / а. Я был до того потрясен, что решился б. и об возникшем [процессе] деле ничего не знал. Прочитав, я был до того потрясен, что решился <>
   43 и что даже / и даже
   44 он и сам / сам
   Стр. 51.
   1-2 в одиннадцатом часу, уже дома / уже в одиннадцатом часу, дома
   3-4 Теперь этому делу / Этому делу
   6 рад, что / рад был, что
   6 судившегося отца / истязателя-отца
   7 за злодея, за любителя / за злодея, да любителя
   8 и что он только / и свой взгляд, что это только
   9 защитника / адвоката. По газетным известиям [это] г-н Кронеберг человек еще молодой, кончивший университетский курс, хоть русский подданный, но скорее иностранец чем русский, участвовал во франко-прусской войне за французов против немцев и заслужил крест Почетного легиона. Дочь его незаконная, но усыновленная нм... Впрочем, мне и в газетах было противно читать бесцеремонное изложение слишком частных подробностей жизни частного человека, хотя, впрочем, и неминуемое. <>
   9 желаю теперь / желаю
   11 обозначить / обозначить мою мысль о том
   13-14 первоначальной постановки самого дела / постановки самого этого вопроса на суде
   15 После: В чем же фальшь? -- Во-первых, вспомним разговор у Гоголя в "Игроках":
   -- "Человек принадлежит обществу.
   -- Принадлежит, но не весь.
   -- Нет, весь.
   -- Нет, не весь".
   Это спорят мошенники, игроки, которые, перед тем как обыграть выбранную ими жертву, стараются порисоваться перед нею гражданским жаром и благородными чувствами.
   Но, однако, разговор типичен и вызывает на мысль; в понимании: принадлежит ли человек обществу весь или по весь существует у нас [тоже] повсеместная темнота. Вот идут судиться, ну, положим, тоже за какое-нибудь оскорбление, отец с сыном, муж с женой. Я уверен, что судьи, кто бы они ни были, судьи и присяжные, в ином таком процессе не поймут и половины дела, а пожалуй [и] улетучится и вся главная сущность дела. Что такое семейство? Семейство, по самому существу своему, есть дело наполовину закрытое, интимное, субъективное. В семействе кроется то, что в каждом человеке есть, так сказать, интимно-личного, секретно-личного. Ну можно ли представить себе человека, совершенно ничего не скрывающего перед всем и всяким. Так точно и в семействе: одна часть его сути, его бытия всегда почти ускользнет от постороннего понимания, даже от понимания самых ближайших от него людей и соседей... Но, впрочем, я ничего отсюда не стану выводить и оставлю поскорее об этом, боясь неясности. Адвокаты прямо отделываются в таких случаях такими формулами: "Права семьи, святыня семьи", -- и всем понятно. И к тому же я до такой степени не юрист. Еще попадешься на зубок юристам и они меня вконец загоняют. Возьму лучше другую черту, <>
   15 Во-первых, вот девочка / Вот девочка <>
   17 но что ж выходит / и что ж выходит <>
   18 уж сделали / отчасти и сделали
   37 к ней теперь / к ней
   40 фигурировала / сидела
   41 выразить / высказать
   42 лучше обращусь / и обращусь
   Стр. 52.
   10 засели / засели в душе
   12-14 Заголовок: II. Нечто об адвокатах вообще. Мои наивные и необразованные предположения. Нечто о талантах вообще и в особенности. -- вписан.
   21 ему / ему самому <>
   21-22 но и свят / но почти что свят
   31 судей / суд
   38-39 вдруг нечаянно / я вдруг нечаянно <>
   39 что со всеми случается / что, впрочем, со всеми случается <>
   40 не мог / не смел <>
   Стр. 53.
   2 отстоять меня / отстаивать меня
   3 Я выслушал это, разумеется, с удовольствием / Представьте себе, я выслушал это даже с некоторым удовольствием <>
   6 После: что я -- вписано: по-моему <>
   7 так почему-то /так, право, почему-то
   10 совершенно прав / я совершенно нрав <>
   14 Вместо: сильно соскочил в сторону -- всё это одна болтовня
   21 никакого преступника / даже никакого преступника
   31-32 в их невинности / в их правоте и невинности
   32-33 Когда вы выслушиваете ~ вселяется / Выслушивая эти клятвы, вам конечно становится умилительно, хотя тотчас же в вас вселяется
   46 никогда не может / вообще не может
   48 что это уже ~ человек вписано.
   Стр. 54.
   1-2 такое грустное / это грустное
   2 как бы даже узаконено / как бы узаконено
   8 один из всех про это / один этого
   10 После: компетентнее. -- вписан и зачеркнут заголовок: Нечто, о таланте вообще, и в частности.
   25 своего обладателя / человека
   25 схватывая его / схватывает человека
   27 унося его / уносит его
   32 собственно вралей / а. Как в тексте, б. собственно и вралей
   40 смеха / хохота
   40-41 под конец должна выгнать / оставаясь постоянной кончает тем, что выгоняет
   42 надо ведь / надо
   44 матери и отца / ни матери, ни отца
   Стр. 55.
   4 ни случилось / то ни было
   4 тотчас же и пошел / тотчас и пошел
   6 ваыграл, и размазался, и вписано.
   7 с "блудодействием таланта" / с блудодейством
   9 всегда совладать / так сказать совладать
   10 поэтическом настроении / поэтическом таланте
   10 даже и адвокат / всякий даже адвокат
   18-19 "представятся само собою ~ человек вписано.
   24 самую излишнюю и разбалованную вписано.
   26 принуждающую нас лгать беспрерывно вписано.
   36 в первые два месяца по провозглашении республики вписано.
   38 и всё это при / и кроме того
   43-44 долговязых стихов / длинных стихов
   44 барышень / а. Как в тексте, б. современных барышень <>
   Стр. 56.
   6 указывая раз тогда / указывая раз
   10 прикоснуться / прикоснуться к ней
   11-12 вечно говорившего стихами человека / говорящего стихами оратора
   12 оратора-лиру / оратора-человека
   12 к кому-нибудь / к какому-нибудь
   14 всегда изворотливых / изворотливых
   14-15 всегда наживающихся / а. наживающихся б. в огне не горящих и наживающихся <>
   15-16 Но так ли это? / Но так ли?
   16 Истинно ли это так, господа? / Вы думаете так?
   16-17 и "отзывчив" вписано.
   21 коммерцию / торговлю
   26 самим / нам самим <>
   27 не дал ничего / а. не дал б. не дал денег
   27 в яму / к ответу
   28 что даже и похоже вписано.
   30 как нам никак / никак
   33-34 даже в ту самую минуту ~ совести / а. даже и тогда, когда защищать дело прямо претит ему совесть б. в ту самую минуту, когда он примется защищать дело, даже и претящее его совести <> Далее вписано и зачеркнуто: и убежден, что к тому же бывают и такие случаи, что и не хотя надо взяться и даже противно своим убеждениям
   34 Я читал когда-то / Когда-то
   38 После: случиться -- Я только хочу сказать, что и вообще наш адвокатский талант, если и возьмется за дело, даже претящее его совести, то иногда, при давлении иных обстоятельств, почти всегда не выдержит, <нрзб.> "отзывчивость" <нрзб.> увлечется сверх всякой меры, талантом же своим увлечется <4 нрзб.>
   39 репутацию?" / репутацию, потому нам никак невозможно чтобы так совсем без капиталу".
   40 Таким образом / То есть я хочу выразить
   40 не одни деньги страшны адвокату, как соблазн / не деньги страшны как соблазн
   41 (тем более ~ никогда) вписано.
   41-42 сила таланта / а. Как а тексте, б. сила его таланта <>
   44 После: адвокат. -- Ни за что бы я не захотел, чтобы кто-нибудь мог подумать, что написанное выше может быть хотя отчасти применено к г-ну Спасовичу и особенно к деятельности его в деле Кронеберга. <>
   Стр. 57.
   1 из которой / из коих <>
   ? вот мое мнение вписано.
   3-4 После: речи его. -- начато: Вот
   6 несоразмерное наказание / несоразмерное с действительными фактами наказание <>
   10 Он отрицает / Короче, он отрицает
   11 честность свидетелей / самую честность свидетелей
   17 пять минут / а. Как в тексте, б. все пять минут
   19-20 почти забыли / забыли
   20 ловко конфисковал / конфисковал
   26 Всякие средства / Все средства
   27 это слишком стоит того, вы увидите / чтоб показать, в какое непроходимо ложное положение мог быть поставлен ясный и трезвый ум человека с сердцем и совестью, что доказал он несколько раз в прежнюю свою деятельность. <>
   28 Заголовок: III. Речь г-на Спасовича. Ловкие приемы. -- вписан.
   36-37 не определения / ни определения
   37 не обвинения / ни обвинения
   Стр. 58.
   3 ищет / и ищет
   9 что вас неравно сочтут / если вас сочтут <>
   14 рефератов) / рефератов, что ж делать, мода, нельзя же[-с]) <>
   18-19 После: государстве". -- То есть, видите ли, чем далее, тем ловче.
   22 Весь содом-то / Ведь это содом
   24 употреблять ее или не употреблять / употреблять или не употреблять ее
   24 собираться / собираться, да и как не сечь ребеночка
   26 он-то сам / он
   25 сам объявляет / сам объявил
   Стр. 59
   11-12 Мы, русские / Мы все, русские
   15-16 сообщила ему / он узнал от нее
   44 вам понятно / вам уже понятно
   46 забросить / оставить
   Стр. 60.
   1-2 намеках / инсинуациях
   7 возвещает нам / говорит
   19-23 что же, мы ~ сучок, вписано. Далее было: но согласия не получила.
   22 даже попросила (хотя и неуспешно) / попросила
   23-24 по свидетельству / Да мы этого вовсе и не думаем, особенно ввиду того, что по свидетельству
   24 подала мысль Кронебергу / упросила Кронеберга
   25 После: де-Комба. -- Возьмите, дескать, дитя, будет и вам и мне веселее, и я буду ухаживать за ним, воспитывать его.
   28 весьма характерное / довольно характерное
   29 о ребенке / о воспитании ребеночка
   31 при себе / у себя
   38 уж и испорченный / а. и бессердечный. Не от плохого же только воспитания он не узнал отца, но и от худой неблагодарной натуры, б. уже и испорченный, неблагодарный <>
   39 впереди / вперед
   44 Слов: которая "горазда кричать" (какие русизмы!) -- нет.
   41 неопрятная вписано
   Стр. 61.
   6 пожалев ее, обвините / пожалеете ее, даже обвините
   9-10 даже четырехлетний ребенок / или даже четырехлетний и более ребенок
   16 не испорченная натура / не натура
   21 но все / все
   22 под конец вписано.
   40-41 Когда же, приехав ~ по лицу / Когда приезжал отец и узнав о какой-нибудь шалости, сек и бил по лицу девочку
   43 бедная девочка / то девочка
   48 с внутренним мучением / с некоторым внутренним мучением
   Стр. 61--62.
   48-1 оскорбляемого / оскорбленного
   Стр. 62.
   2 только и видела / только, кажется, видела
   24-25 Представьте же себе, этот мучитель / Ну так вот этот мучитель, представьте себе
   28 опять / опять-таки
   28 не выдержала / не вынесла
   Стр. 63.
   1 вот это словечко! / вот словечко!
   2 что он крал вписано.
   8-10 уверили, и единственно ~ воровка / и не говоря ему ничего, что он крал, потому что она слышала во все эти месяцы, что все это про нее кругом говорили
   11 то из того / но из того
   12 склоняла ее / склоняла
   14 не имея никаких вписано.
   19-20 просачивается мысль / просочилась мысль
   21 для них, значит / для них-то
   22 После: красть -- да еще жалуются
   22 чего же стоит после того их свидетельство вписано.
   29 Но всё это только / Но это лишь только
   30 IV. Ягодки / 5. Ягодки <> вписано.
   37 взгляд и прием / взгляд на дело, вот прием его
   38 и даже смешны / и что даже это смешно
   40 подействовать внушительно / подействовать
   40 Экая / Экая же
   Стр. 64.
   29 После: рассечениями -- (клочками кожа никогда не висела) <>
   36 лишь всё ходил / ходил
   37 вздрагивая иногда / лишь вздрагивая иногда
   38 приносили ему / приносили
   39 в которое он изредка обмакивал / в которой избитый изредка лишь обмакивал
   39 та обсыхала / она обсыхала
   47 через десять, например, дней всегда уже / через десять дней уже почти всегда
   Стр. 65.
   2 за раз / разом <>
   8 никто не выдержит вписано.
   14 Зачем же ~ ее истязание? вписано.
   30 каким образом / каким же образом
   31 это деяние / это страдание
   37 совершенно не соразмерное / совершенно уже не соразмерное
   38 разъяснить / объяснить
   39-40 Было, дескать, истязание, да всё же не такое / Было истязание, но не такое
   40 не тяжеле / тяжеле
   43-44 ни законного, ни беззаконного вписано.
   46 буква в букву вписано.
   46-47 Ведь в законах пробел, сами же вы сказали, вписано.
   48-49 неужто же не истязали ~ взаправду-то вписано.
   Стр. 65--66.
   49-1 так отводить глаза / отвести глаза
   Стр. 66.
   7-8 восприимчивы! Ну что ж из того, что / восприимчивы: что ж, что
   10 умиравшего / умиравшего уже
   16 толкует нам / толкует
   19 это самое дранье / то самое дранье
   23 так упорно отрицать / так отрицать
   24 тратить на это почти всё свое искусство вписано.
   25 После: изворачиваться -- так лезть из себя <>
   28 за то только, что раз /за то, что
   29 розгой / розочкой
   31-32 страдания ребенка вызовут / страдания возбудят симпатию и вызовут
   33-34 ему и опасны ~ подавить / а. ему и надо подавить б. ему и опасны; их надо ему подавить <>
   36 перед нами / перед вами
   46 на легкость и тягость и тут / на легкость и тяжесть
   46 дело личное / а. Как в тексте б. поскольку все-таки дело слишком личное
   Стр. 67.
   1 защитник / адвокат
   3 и другие драгоценные / драгоценные
   3-4 и их много, например вписано.
   8 не утверждает / не утверждает же
   9 всё это / это
   16 сек долго / сек
   20 которая не похожа / не похожую
   31 и 32 Серьезно вы / Серьезно ли вы
   34 этот предел! / этот предел, г-н Спасович <>
   36 исправляемы / исправлены
   Стр. 68.
   1 защитник / адвокат <>
   3 притворяетесь из всех сил, чтоб спасти / а. притворяетесь из всех сил в фальшивом положении вашем, чтоб спасти б. притворяетесь из всех сил, будучи в фальшивом положении, чтоб спасти <>
   9 говорить про пределы / сказать этого <>
   11 Заголовок: V. Геркулесовы столпы. -- вписан.
   13 там, где / когда
   26 с трехлетнего возраста / с трех лет
   29-30 в своих дурных привычках / в своих привычках
   31 девочки / ее
   32 у ней были дурные привычки / у ней дурные привычки
   35 чтоб заметить в себе худое / чтоб исправить себя самой <>
   43-44 учат многому и тоже делают нас / учат и делают
   Стр. 68--69.
   45-1 одним только своим появлением между нами вписано.
   Стр. 69.
   7 не обидно / не обидны
   21 Об оскорблении нравственном / Об этом оскорблении нравственном
   23 вы всё время говорили только об одной физической боли вписано.
   23 всё время говорили / говорите
   27-28 помнить беспрестанно в этом деле / помнить 30 любовью невинною, почти бессознательною / любовью
   33 После: детях -- г-н Спасович <>
   42 единственно лишь / лишь строго
   43 в вашей речи вписано.
   Стр. 70.
   4 не дается тут готовыми / не даются так готовыми
   5-6 Тогда только ~ свято, вписано.
   Стр. 71.
   2 в понятии о деньгах вписано.
   3-4 они в самом деле достаются / их в самом деле достают
   5 После: знает. -- Всего-то может знает, что на [них] деньги можно купить гостинцу
   12 что ей уже недалеко вписано.
   18-19 Да и незачем ей денег / Да незачем ей деньги
   21 После: билетов" -- Ведь кричите же вы, что такой поступок девочки
   21-22 почему же останавливаться перед концессиями? вписано.
   25 После: неужели -- во всей сотне этих вполне серьезных людей
   34 После: младенце! -- Ничего никогда она не крала, единственно потому, что такой младенец не может еще красть.
   35 После: залу? -- Она не посягнет и на грош, она еще ангел божий и лучше нас всех на нее смотрящих.
   35 К чему / К чему же
   41 драгоценность / это драгоценность
   47 После: Вот оно положение-то! -- начато: И зна<ете?>
   Стр. 72.
   2 юной / новой
   3 одно меткое слово / чрезвычайно меткое слово <>
   13 включить / заметить г-ну Спасовичу
   15 Мы, русские / Мы
   22 верить сами / верить о 32 никогда / никто
   38 вопроса / вопросов
   Стр. 73.
   2 и грустное / как бы грустное
   16 хоть капельку посвятее / действительно снятых
   18-19 на грустную тему, потому только, что она слишком поразила меня / на тему, которую мало понимаю, потому что я не юрист <>
   20 кажется вписано.
   20 поговорка / пословица
   21-22 послужить руководством для многих, ищущих ответов на свои вопросы / для многих послужить руководством <>
   

<Апрель, глава вторая, окончание § 1>

   Стр. 121.
   16-22 К тексту: а если боится ~ наклонна думать. -- фрагмент зачеркнутого варианта: Европа. А если боится, то должна ненавидеть . Вот потому-то она очень любит утешать себя иногда мыслию, что Россия пока бессильна. Вот и хорошо, что она так думает.
   Стр. 121--122.
   22-18 Текста: Я убежден ~ в весьма недалеком будущем. -- нет.
   Стр. 122.
   21-22 в скором, может быть ближайшем, будущем / в самом, может быть, ближайшем будущем
   29 общим настроением / общей волей <>
   33-34 Но вопрос ~ играть в ней? вписано.
   34 Фразы: Готова ли она к этой роли? -- нет.
   

Варианты прижизненного издания (ДП1)

<Январь. Глава вторая, §§ I и II>

   Стр. 13--14.
   44-1 нальют в рот / вольют в рот
   Стр. 14.
   26 Слов: это случилось -- нет.
   25 в каком-то / в каком-то
   27 Мерещится мне, был в подвале мальчик / Мерещится мне мальчик
   28 После: менее. -- еще не такой, которого можно высылать с ручкой, но такой, однако, которого через год, через два непременно вышлют.
   Стр. 17.
   15 Фразы: Та умерла еще прежде его; оба свиделись у господа бога в небе.-- нет.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   В двадцать втором томе Полного собрания сочинений Ф. М. Достоевского печатается "Дневник писателя" за январь--апрель 1870 г. со всеми относящимися к этим выпускам рукописными материалами, которыми мы в настоящее время располагаем, а также преамбула к "Дневнику" 1876 г. и реальный комментарий к выпускам за январь--апрель и подготовительным материалам.
   "Дневник писателя" за май--декабрь того же года с относящимися к нему рукописными материалами, записные тетради, в которых Достоевский делал выписки и заметки, связанные с подготовкой "Дневника писателя" 1876 г., и комментарии к нему составляют XXIII и XXIV тома.
   Текст "Дневника писателя" подготовили: И. Д. Якубович (основной текст), Г. В. Степанова ("Мальчик у Христа на елке" -- основной текст; варианты прижизненных изданий и наборной рукописи), Н. Ф. Буданова (варианты чернового автографа и подготовительные материалы -- материалы ГБЛ), Е. А. Костюченок (варианты чернового автографа и подготовительные материалы -- материалы ИР ЛИ), А. В. Архипова (подготовительные материалы -- "Сюжеты для романов").
   Комментарий составили: Г. М. Фридлендер (вступительная статья §§ 1, 2, 3 (стр. 269--271), 4 (стр. 275--276), 5, 6; "Мальчик у Христа на елке" -- преамбула, "Мужик Марей", "Столетняя" -- преамбулы при участии В. Д. Рака), Е. И. Кийко (вступительная статья § 3 -- стр. 271--274, при участии A. В. Архиповой, и § 4 -- стр. 277--279), В. А. Туниманов (§§ 7, 8), B. Д. Рак (реальный комментарий к "Дневнику писателя" и подготовительным материалам), А. В. Архипова ("Сюжеты для романов").
   Редакторы тома: Г. М. Фридлендер, Е. И. Кийко (подготовительные материалы, варианты).
   Редакционно-техническую подготовку тома к печати осуществила И. Д. Якубович.
   

ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ 1876 г.
(Т. XXII, стр. 5, том XXIII, том XXIV)

Источники текста1

1 См. также: наст. том, стр. 321 и т. XXIV.

   ЗТ1 -- Записи к "Дневнику писателя" из рабочей тетради 1875--1876 гг. См.: наст, изд., т. XXIV. Ноябрь 1875 г. -- апрель 1876 г. Хранится: ЦГАЛИ, ф. 212. 1.15, с. 4--70, 77--128, 131--150, 176, 186, 186а; см.: Описание, стр. 58--59. Опубликована: ЛН, т. 83, стр. 366--470 (ранее два отрывка: "Литература и марксизм", 1928, кн. I, стр. 63--94; Борщевский, стр. 289--290).
   ЗТ2 -- Записи к "Дневнику писатели" из рабочей тетради 1876 г. См.: наст, изд., т. XXIV. Апрель--декабрь 1876 г. Хранится: ЦГАЛИ, ф. 212.1.16, с. 1, 2, 4--112, 114--127, 129--173, 235, 236, 278, 280, 282; см.: Описание, стр. 59--61. Опубликована: ЛН, т. 83, стр. 517 -- 632.
   ЛМ -- Подготовительные материалы (планы, наброски, заметки. См. наст, том, стр. 137--166, т. XXIII; т. XXIV). Хранятся: ГБЛ, ф. 93.1.2, 11/1 -- 21; ИРЛИ, ф. 100, NoNo 29469. ССХб. И, 29471. ССХб. 11, 29448. ССХб. 4 (частично рукою А. Г. Достоевской), 29631. CCXIб. 2; см.: Описание, стр. 61--66. Фрагменты опубликованы: Сб. Достоевский, II, стр. 489--508 (наброски к "Кроткой", см. т. XXIV). Полностью публикуется впервые.
   ЧА -- Черновой автограф: 1) Выпуски за январь (глава первая), февраль (глава первая и глава вторая, §§11--VI), апрель, июль и август, сентябрь, октябрь. См. наст, том, стр. 171--238 и т. XXIII. 150 страниц. Хранится: ГБЛ, ф. 93.1.2.10, с. 1--11, 13--15, 17--27, 29--49, 51--81, 83--117, 119--141, 143--162 (переплетенная тетрадь); см.: Описание, стр. 66--67. Три фрагмента опубликованы: ЛН, т. 86, стр. 82--87. 2) Выпуски за январь (отрывок главы первой, не вошедший в окончательный текст), март (глава вторая, часть § IV, § V и начало § VI), май, сентябрь (глава первая, отрывок § I), ноябрь (главы первая и вторая, отрывки §§ III и IV), декабрь (глава вторая, §§ I и II). См. наст, том, стр. 180--181, 212--213 и т. XXIII, т. XXIV. 36 листов. Хранится: ИРЛИ, ф. 100, NoNo 29458. ССХб. 10--29461. ССХб. 10, No 29448. ССХб. 4 No 29462. ССХб. 10 (отдельные листы); см.: Описание, стр. 68--70. Фрагменты опубликованы: "Ученые записки Ленинградского педагогического института им. M. H. Покровского", 1940, т. VI, вып. 2, стр. 314--318; Фельетоны, стр. 118--119; Сб. Достоевский, II, стр. 439--489 ("Кроткая"); ЛН, т. 86, стр. 76. Полностью публикуется впервые.
   ДР -- Другие редакции отдельных фрагментов к выпускам: 1) июнь. См. наст. изд., т. XXIII. Хранится: ИРЛИ, ф. 100, No 29469 (среди рукописей Д/7, 1873 г.). 2) июль и август, глава четвертая (§ 1). См. наст. изд., т. XXIII. 2 листа. Хранится: ИРЛИ, ф. 100, Л: 29587. ССХб. 36; см.: Описание, стр. 70. Опубликован: ЛИ, т. 86, стр. 79--81. 3) сентябрь, глава первая (§ 1). См. наст. изд., т. XXIII. 2 листа. Хранится: ИРЛИ, ф. 100, No 29470. ССХб. 11; см.: Описание, стр. 69. Публикуется впервые. 4) сентябрь, глава вторая (§ 2). Беловая рукопись (рукою А. Г. Достоевской, с правкой Достоевского). См. наст. изд., т. XXIII. 2 листа. Хранится: ИРЛИ, ф. 100, No 29470, ССХб. 11; см.: Описание % стр. 64. Публикуется впервые. 5) октябрь, глава первая (§ 2). См. наст. изд., т. XXIII. 2 листа. Хранится: ГБЛ, ф. 93. I. 2, 11/8; см.: Описание, стр. 64. Публикуется впервые. 6) декабрь, глава перваг:. См. наст. изд., т. XXIV. 4 листа. Хранится: ИРЛИ, ф. 100, NoNo 29590. ССХб. 36 и 29591. ССХб. 36; см.: Описание, стр. 70. Опубликован: ЛН, т. 86, стр. 77--79.
   HP -- Наборная рукопись. Частично автограф, частично рукою А. Г. Достоевской с авторской правкой. Выпуски за январь (главы первая, вторая, §§ I и II, и третья, §§ III и IV), февраль (главы первая и вторая), апрель (глава вторая, окончание § I), июль и август (главы первая, вторая и четвертая, §§ III--V), сентябрь (глава вторая, §§ IV и V), октябрь (глава вторая, § II), декабрь (глава вторая, §§ I--III). См. наст. том, стр. 240 и т. XXIII, т. XXIV. 118 листов. Хранится: ИРЛИ, ф. 100, No 29463. CCXIб. 11 (лл. 5-6 - автограф, лл. 1-4, 7--16 -- рукою А. Г. Достоевской) и ф. 123, он. No 148 (автограф); ГИМ, Щук. 586 п, No 129 (автограф); ИРЛИ, ф. 100, NoNo 29464. ССХб. 11 (1) первая пагинация: лл. 1--24 -- рукою А. Г. Достоевской, л. 24 -- автограф; 2) вторая пагинация: лл. 1 -- 18 -- руксю А. Г. Достоевской, лл. 19--21 -- автограф), 29465. ССХб. И (рукою А. Г. Достоевской), 29467. ССХб. 11 (автограф); ГБЛ, ф. 93.1.2. 11/11 (автограф); ИРЛИ, ф. 160, т. I, л. 49 об. (автограф), ф. 100, NoNo 29466. ССХб. 11 (лл. 19--21 об. -- рукою А. Г. Достоевской, лл. 21 об. -- 25 -- автограф), 29468. ССХб. 11 (автограф), ф. 160, т. I, л. 51 (автограф) и ф. 100, NoNo 29470. ССХб. 11 (лл. 33--36 об. -- рукою А.Г. Достоевской, лл. 36 об.--38 -- автограф), 29470. ССХб. 11 (руксю А. Г. Достоевской), 29472. ССХб. 11 (рукою А. Г. Достоевской), 29473. ССХб. 11 (автограф), 29474. ССХб. И (рукою А. Г. Достоевской); см.: Описание, стр. 70--73. Фрагменты опубликованы: "Ученые записки Ленинградского педагогического института им. M. H. Покровского", 1940, т. VI, вып. 2, стр. 319; РЛ, 1970, No 4, стр. 112-- 113; ЛН, т. 86, стр. 87--88 (по коппи). Полностью публикуется впервые.
   ДП1 -- Дневник писателя. Ежемесячное издание. 1876 г. Январь--декабрь. В типографии В. В. Оболенского. СПб, 1876. (Выходил отдельными выпусками, которые в конце года были сброшюрованы в один том, даты цензурного разрешения и выхода в свет отдельных выпусков см. ниже, стр. 267. В конце каждого выпуска подпись "Ф. Достоевский").
   ДП2 -- Дневник писателя. 1876. Январь. Второе издание. СПб., 1879 (ценз, разреш. -- 5 октября 1879 г.).
   РСб -- Русский сборник, бесплатное приложение для подписчиков "Гражданина", т. I, ч. I --II, 1877, стр. 127--172. ("Кроткая". Фантастический рассказ" <без предисловия "От автора">. См.: наст. изд., т. XXIV. В собрание сочинений впервые включено в издании: 1883, т. И (1882), стр. 5--404.
   Печатается по тексту ДП2 (январь) и ДПХ (февраль--декабрь) с устранением явных опечаток и следующими исправлениями по ДП1 и HP:
   Стр. 6, строка 11: "страстно" вместо "страшно" (по HP и ДП3).
   Стр. 7, строка 30: "опять "случайное" семейство" вместо "опять "Случайное семейство"" (по HP).
   Стр. 21, строка 2: "средина" вместо "середина" (по ДП1).
   Стр. 21, строка 48; "ничем не конфузящиеся" вместо "ничего не конфузящиеся" (по ДП1).
   Стр. 23, строка 3: "Чтение, если уж оно допущено" вместо "Чтение, если уже допущено" (по ДП1).
   Стр. 31, строки 34--35. "сколько их тогда народится" вместо "сколько их там народится" (по ДП1).
   

1

   М. А. Александров, метранпаж типографии Траншеля, в которой в 1873-- 1874 гг. печатался редактировавшийся Достоевским "Гражданин" (см. об этом; наст. изд., т. XXI, стр. 360--369), вспоминает, что, оставляя в апреле 1874 г. пост редактора "Гражданина", Достоевский в прощальном разговоре с Александровым сказал, что кроме писания "Подростка" у него на ближайшее время "есть кое-что в виду и другое". "А мы с Вами ненадолго расстаемся, Михаил Александрович... -- с таинственным видом заявил в связи с этим Достоевский. -- Мы опять с Вами что-нибудь будем печатать и, может быть, скоро... У меня есть кое-что в виду". На встречный же вопрос Александрова: "Не думаете ли вы свой журнал издавать, Федор Михайлович? Вам бы можно и следовало бы даже..." -- Достоевский ответил мемуаристу: "Журнал не журнал, а что-нибудь в этом роде... Ну, посмотрим. Я думаю, что скоро: может быть, у Траншеля же и будем печатать. Увидимся!... Я ведь непременно к вам приду".
   "Загадка эта разрешилась через полтора года, -- добавляет к своему рассказу Александров, -- Федор Михайлович говорил о своем намерении продолжать "Дневник писателя" и печатать его в виде самостоятельного периодического издания" (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 232--233).
   Таким образом, уже в 1874 г., покидая "Гражданин", Достоевский мечтал в недалеком будущем продолжить выпуск "Дневника писателя" в увеличенном виде, в форме самостоятельного периодического издания. Но приступить к практическому осуществлению своего проекта Достоевский смог лишь в конце 1875 г., после завершения "Подростка".
   Достоевский приступил к сбору материала для первых номеров "Дневника" 5 ноября 1875 г., еще до того, как были завершены переговоры с издателем П. Е. Кехрибарджи об отдельном издании "Подростка". Этим днем датированы первые заметки в записной тетради для январского номера "Дневника" (см. наст. изд., т. XXIV). Как свидетельствует та же тетрадь, с указанного времени идея возобновления "Дневника" в 1876 г. всецело захватывает писателя. День за днем он тщательно готовит материал, фиксирует его в тетради, обдумывает планы первых выпусков, закрепляет в своем сознании их основные темы, отдельные сложившиеся формулировки. Просматривая ежедневно текущую периодику, Достоевский пытается извлечь из русских газет и журналов основные факты, характеризующие "злобу дня", угадать скрытую за скупыми газетными строчками подлинную психологическую суть этих фактов, уловить по ним самое биенье пульса живой современности.
   Возобновляя с 1 января 1876 г. издание "Дневника", Достоевский принципиально изменяет его структуру по сравнению с "Дневником" 1873 г. "Дневник" 1873 г. печатался в "Гражданине", и Достоевский как автор "Дневника" должен был, вольно или невольно, считаться с уже сложившимся типом этого еженедельника. Поэтому "Дневник" 1873 г. состоял внешне из ряда отдельных статей и фельетонов, каждый из которых мог иметь лишь ограниченный объем и был посвящен одной, строго определенной теме. Теперь же Достоевский не только сам берет на себя издание "Дневника", но и превращает его в особый, самостоятельный, выходящий периодически журнал, от начала до конца являющийся его единоличным органом. Каждая книжка "Дневника", написанная одним лицом, по содержанию приобретает своего рода "энциклопедический" характер; писатель получает в ней возможность и свободной, удобной для него форме затронуть не одну, а множество тем, выступить перед читателем в нескольких различных жанрах. Он свободно беседует с читателем на злобу дня, обсуждает текущие дела, факты русской и западноевропейской общественной жизни, газетные сообщения, судебную хронику, делится событиями своей личной жизни -- прошлой и настоящей. Причем все эти пестрые события и факты не просто сосуществуют на страницах "Дневника" -- автор стремится раскрыть читателю их внутренние пересечения, показать тот связующий их общий смысл, который при более пристальном анализе обнаруживается во внешне удаленных друг от друга фактах и событиях, относящихся к разным сферам жизни и на поверхности между собой не связанных. Новая структура "Дневника" позволяет Достоевскому значительно более полно, чем это было для него возможно в 1873 г., приблизиться к тому замыслу журнала, носящего внешне форму "записной книги" и основанного на углубленной разработке материала текущей периодики, который возник у него еще в начале 1860-х гг. (см. об этом: наст. изд., т. XXI, стр. 371--372).
   По словам А. Г. Достоевской, "...издавать "Дневник писателя", в виде ежемесячного журнала, было затруднительно. На издание журнала и на содержание семьи (не говоря уже об уплате долгов) потребовались средства довольно значительные, а для нас составляло загадку -- велик ли будет успех журнала, так как он представлял собою нечто небывалое доселе в русской литературе и по форме й по содержанию" (Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 244).
   Зерно замысла нового "Дневника писателя" 1876 г. и его отличие от "Дневника" 1873 г. Достоевский очень точно охарактеризовал в объявлении об его издании, появившемся в конце 1875 г. в петербургских газетах и перепечатанном в конце январского выпуска "Дневника": "Это будет дневник в буквальном смысле слова, отчет о действительно выжитых в каждый месяц впечатлениях, отчет о виденном, слышанном и прочитанном. Сюда, конечно, могут войти рассказы и повести, но преимущественно о событиях действительных. Каждый выпуск будет выходить в последнее число каждого месяца ..." (стр. 136).
   Журнал, написанный и издаваемый одним лицом, не был в XIX в. новостью ни на Западе, ни в России. Таковы были, в частности, многие сатирические журналы XVIII в.: журналы Аддисона в Англии, Готшеда в Германии, Н. И. Новикова и И. А. Крылова в России. Но перечисленные (и другие) образцы сатирических журналов эпохи Просвещения не имеют каких-либо точек соприкосновения с жанром "Дневника писателя", замысел которого сложился в другую эпоху и имел иные психологические, идеологические и литературные истоки. "Моножурналы" просветителей имели, как правило, один и тот же устойчивый, морально-дидактический, сатирический характер, хотя внешне они складывались из ряда не связанных друг с другом сатирических портретов, зарисовок и очерков обществен пых "типов". "Дневник" же Достоевского предельно разнообразен по содержанию, но зато от начала до конца сцеплен единым авторским "голосом", единым дыханием и интонацией: обращаясь к отдельным, внешне разрозненным фактам русской и западной жизни и к несходным между собою их сферам, автор стремится раскрыть их общие "концы" и "начала", обнаружить связующие их внутренние нити, общий глубинный философский смысл.
   Следует отметить, что, несмотря на то что общие контуры "Дневника" довольно отчетливо вырисовывались перед автором к концу 1875 г., в своих письмах писатель позднее не раз продолжал утверждать, что жанр "Дневника" для него самого не вполне уяснился, и он лишь продолжает его нащупывать. С этим связаны и те различные определения жанра "Дневника", которые мы встречаем в письмах Достоевского. Так, 7 января 1870 г. он писал П. А. Исаеву в связи со слухами о "Диевнике": "Я никакого журнала не издаю; я хотел бы издавать сочинение и, не имея к тому средств, думаю издать по подписке" (курсив наш, -- ред.). А 4 дня спустя, 11 января, отвечая В. С. Соловьеву, намеревавшемуся пустить в публику несколько сведений о "Дневнике писателя" с целью содействовать его успеху и запрашивавшему у него соответствующую информацию, писатель отвечал: "Без сомнения "Дневник писателя" будет похож на фельетон, но с тою разницею, что фельетон за месяц естественно не может быть похож на фельетон за неделю. Тут отчет о событии не столько как о новости, сколько о том, что из него <...> останется нам более постоянного, более связанного с общей, с цельной идеей. Наконец, я вовсе не хочу связывать себя даванием отчета... Я не летописец: это, напротив, совершенный дневник в полном смысле слова, т. е. отчет о том, что наиболее меня заинтересовало лично -- тут даже каприз".
   Эта автохарактеристика "Дневника" непосредственно перекликается с текстом объявления об его издании, дополняя последнее. Однако уже через три месяца, 9 апреля 1876 г., Достоевский жалуется X. Д. Алчевской, что форма "Дневника" для него самого еще не определилась, так как, приступая к изданию, он не представлял себе всех трудностей избранного им жанра открытого публике дневника, -- определение, которое таит в себе неразрешимое внутреннее противоречие: "Верите ли Вы, например, тому, что я еще не успел уяснить себе форму "Дневника", да и не знаю, налажу ли это когда-нибудь, так что "Дневник" хоть и два года, например, будет продолжаться, а всё будет вещью неудавшеюся".
   О трудностях работы над "Дневником" автор тогда же сообщал: "... у меня 10--15 тем, когда сажусь писать (не меньше). Но темы, которые я излюбил больше, я поневоле откладываю: места займут много, жару много возьмут <...>, номеру повредят, будет неразнообразно, мало статей, и вот пишешь не то, что хотел".
   Достоевский рассматривал работу над "Дневником" не только как осуществление дорогого ему, давно возникшего замысла, но и как своеобразную творческую лабораторию, необходимую для подготовки к писанию обдумывавшегося им романа (т. е. "Братьев Карамазовых"; план его в 1876 г. еще не определился и рисовался автору лишь в более или менее общих очертаниях -- см. об этом т. XV, стр. 400--401). В названном письме от 9 апреля 1876 г. романист писал по этому поводу Алчевской: "Вы сообщаете мне мысль о том, что я в "Дневнике" "разменяюсь на мелочи". Я это уже слышал и здесь. Но вот что я, между прочим, Вам скажу: я вывел неотразимое заключение, что писатель -- художественный, кроме поэмы, должен знать до мельчайшей точности (исторической и текущей) изображаемую действительность <...> Вот почему, готовясь написать один очень большой роман, я и задумал погрузиться специально в изучение -- не действительности, собственно, я с нею и без того знаком, а подробностей текущего. Одна из самых важных задач в этом текущем дли меня, например, молодое поколение, а вместе с тем -- современная русская семья, которая, я предчувствую это, далеко не такова, как всего еще двадцать лет назад <...> вот почему я некоторое время и буду штудировать и рядом вести "Дневник писателя", чтоб не пропадало даром множество впечатлений".
   

2

   Приступая к возобновлению "Дневника писателя", Достоевский, как мы уже знаем, хотел, чтобы за печатанием "Дневника" наблюдал М. А. Александров; к совместной работе с ним писатель успел привыкнуть за время работы в "Гражданине". Так как Александров с начала 1875 г. оставил работу у Траншеля и перешел в другую типографию -- князя В. В. Оболенского (помещавшуюся в Петербурге, на Николаевской ул.; ныне ул. Марата, д. 8), то печатание "Дневника" было перенесено сюда. Сохранился подробный рассказ Александрова о первом посещении Достоевским типографии Оболенского и о его переговорах с владельцем типографии -- "дилетантом-любителем печатного дела", а затем с Александровым об организации и условиях печатания "Дневника" (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 234--235). При этом Достоевский "сказал, что образцом формата и вообще внешнего вида своего "Дневника" он избрал издание Гербеля ("Европейские классики в переводе русских писателей"), но более крупным шрифтом и с большими промежутками между строк <...> Хозяйственную часть издания, то есть все расчеты с типографией), с бумажного фабрикою, с переплетчиками, книгопродавцами и газетчиками, а также упаковку и рассылку издания по почте с самого начала "Дневника писателя" приняла на себя супруга Федора Михайловича Анна Григорьевна" (там же, стр. 235--238).
   Об издании "Дневника" тот же Александров сообщает: "Выходил "Дневник писателя" <...> один раз в месяц, выпусками или номерами, в объеме от полутора до двух листов in quarto (по шестнадцати страниц в листе), и весь, за исключением, разумеется, объявлений, принадлежал перу Федора Михайловича. Вначале Федор Михайлович выпускал свой "Дневник" в свет в последнее           число каждого месяца, аккуратно, рано утром, "как газету", по его собственному выражению, и относительно точности выполнения этих сроков он, во время предварительных переговоров, просил от нас честного слова <...> При всем том он не скрывал ни от себя, ни от нас своих опасений за себя, ввиду удручающего влияния на него срочности предстоящей ему литературной работы; он просил меня выручать его при случае, то есть наверстывать в типографии могущие случиться за ним просрочки в присылке оригинала, и мне неоднократно приходилось исполнять эту просьбу... Начинать упомянутую присылку оригинала Федор Михайлович обещал 17--18-го числа каждого месяца, а кончать ее условлено было за три дня до выхода выпуска в свет, -- и вот тут-то и приходилось наверстывать в типографии, так как Федор Михайлович именно окончанием-то присылки и опаздывал нередко; <...> надо было иметь время на набор, корректуру типографии, корректуру автора, после которой Федор Михайлович только и допускал посылку корректуры к цензору, которого торопить, как известно, не полагается, верстку и затем опять корректуру автора и корректуру типографии и, наконец, печатание <...> Таким образом, во всех случаях типографии приходилось оканчивать номера "Дневника писателя" лишь накануне их выхода, и притом так, что последний лист всегда печатался ночью" (там же, стр. 233--238). {Различным аспектам истории издания "Дневника писателя" за 1876 и 1877 годы посвящен ряд специальных публикации И. Л. Волгина, ссылки на которые даются ниже по ходу изложения. Ср.: И. Л. Волгин "Дневник писателя" Ф. М. Достоевского. Автореф. канд. дисс. М., 1974.}
   Сам Достоевский 9 апреля так описывал X. Д. Алчевской обычный ход работы над "Дневником": "...кончаю работу примерно к 25-му месяца, но остаются хлопоты с типографией, затем с рассылкой и проч.". Однако в действительности творческая работа над очередным номером нередко затягивалась. Первые главы его начинали набираться до окончания всего номера, последние же посылались вдогонку уже после 25-го числа. Так, 28--29 января 1876 г. Достоевский писал Александрову: "...вот окончание No, от 4-й до 8-й странички включительно"; 28 апреля: "Вот Вам подписанная корректура первого листа и окончательный текст: "За умершего", 3 1/2 полулистка, 7 страниц"; 28 мая: "...посылаю Вам окончание майского No", и т. д.
   Даты цензурных разрешений отдельных номеров "Дневника" 1876 г. (вслед за ними в скобках указываются даты выхода тех же номеров, если они известны): январь -- 30 (31); февраль -- 28 (29); март -- 30 (31); апрель -- 29 (30); май --30 (31); июнь -- 30; июль и август -- 12 сентября; сентябрь -- 29(30); октябрь -- 30 (31); ноябрь -- 1 декабря; декабрь -- 29 (31).
   Из приводимого перечня видно, что "Дневник" в 1876 г. выходил регулярно каждый месяц, кроме июля, так как перед отъездом в июле для лечения в Германию в Эмс Достоевский решил объединить номера за июль и август в одной книжке, о чем 26 июня он сообщал М. А. Александрову: "В конце объявлений будет вместо обыкновенного извещения о дне выхода дневника следующее: "Следующий выпуск "Дневника писателя" появится 31-го августа, за июль и за август вместе, в двойном количестве листов"" (извещение это было соответственно напечатано в конце июньского номера).
   Согласно рассказу Александрова, Достоевский, боясь за судьбу рукописей, обычно "сдавал их в типографию лично" или передавал через жену. Лишь в редких случаях передача рукописи производилась через посредство того же Александрова или рассыльного из типографии. "Приготовив оригинал, Федор Михайлович рассчитывал по особому, употреблявшемуся им способу -- по количеству не букв, <...> а слов -- сколько из отсылаемого оригинала выйдет печатных строк и затем страниц...". Затем рукопись шла в типографию, а летом, если Достоевский находился в Старой Руссе, посылалась тремя-четырьмя порциями в течение подготовки одного выпуска "страховою корреспонденцией)" в Петербург. "Дня за три до выхода выпуска "Дневника" в свет он приезжал в Петербург" и лично наблюдал за печатанием "Дневника", после же его выпуска "несколько дней отдыхал душою и телом, <...> наслаждаясь успехом его..." (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 247--248).
   Если Достоевский передавал рукопись в типографию не сам, то прилагал к ней записку к Александрову с указаниями и пояснениями. Эти записки (всего их сохранилось 50, в том числе 8 за 1873--1874, 18 за 1876 и 24 за 1877 год) -- важнейший источник сведений о творческой и цензурной истории "Дневника". Они раскрывают динамику авторской работы над отдельными выпусками, позволяют во многих случаях установить даты их завершения и выпуска в свет.
   О распространении "Дневника" М. А. Александров пишет: "Подписка на "Дневник писателя" хотя и принималась с самого начала издания, но она никогда не была относительно велика; он расходился главным образом в розничной продаже; в Петербурге большинство читателей его предпочитало простую покупку выпусков подписке, потому что купить новый выпуск <...> всегда можно значительно ранее...". В дни выхода очередного выпуска "у газетных торговцев можно было видеть "Дневник", особенно выставляемый ими на вид как интересная новинка" (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 239--240).
   Первый выпуск "Дневника" был напечатан в 2000 экземпляров. "С выходом в свет второго, февральского выпуска возобновился спрос на разошедшийся <...> первый <...> Второй выпуск разошелся в публике в течение нескольких дней, так что набор его стоял еще в типографии неразобранным, когда понадобилось второе издание в том же количестве экземпляров, как и первое; первый же выпуск был набран вновь и также напечатан вторым изданием <...> С последовавшими выпусками "Дневника" интерес к нему публики все более и более увеличивался, так что до наступления лета "Дневник" печатался уже в количестве шести тысяч экземпляров" (там же, стр. 240).
   Письма Достоевского и архивные материалы позволяют внести небольшие уточнения и коррективы в эти свидетельства метранпажа: так, из письма издателя "Дневника" к В. П. Полонскому от 4 февраля 1876 г. видно, что январский выпуск допечатывался дважды: уже к 4 февраля он был выпущен тиражом не в 2000, а в 3000 экземпляров, причем в одном лишь Петербурге они разошлись в течение 4 дней. {О том, что январский выпуск "Дневника" допечатывался дважды, свидетельствует Страхов (Биография, стр. 300). Очевидно, сначала его было отпечатано 2000 экз., затем (сразу с того же набора) еще 1000; впоследствии было выпущено второе издание тиражом в 3000 экз. -- ДП2.} "Что же до Москвы -- до городов, то не знаю, продается ли там хоть один экземпляр, там это не организовано, и к тому же все буквально не понимают, что такое "Дневник" -- журнал или книга?" -- писал автор, беспокоившийся о дальнейшей судьбе издания. Опасения эти оказались напрасными: 10 марта 1876 г. Достоевский мог с удовлетворением сообщить брату Андрею Михайловичу: "Издаю "Дневник писателя", подписка невелика, но покупают отдельно (по всей России) довольно много. Всего печатаю в 6000 экземплярах и все продаю, так что оно, пожалуй, и идет". Это авторское свидетельство дополняют следующие слова А.Г.Достоевской в письме к тому же младшему брату писателя от 11 марта 1876 г.: ""Дневник" пошел сильно в ход; кроме годовых подписчиков (их у нас до полутора тыс<яч>) у нас отлично идет розничная продажа; мы издаем "Дневник" в шести тысячах и почти все продаем. Но, не довольствуясь тем, что "Дневник" расходится в Петербурге и в Москве, я распространяю его в провинции и разослала знакомым книгопродавцам в Киеве. Одессе, Харькове и Казани. Оттуда приходят ко мне добрые вести: напр<имер>, в Казани Дубровин в несколько дней продал 125 экз. 1-го No и просил высылать ему по 100 экз. ежемесячно; в других городах продажа идет тоже очень успешно" (ЛН, т. 86, стр. 446--447; текст сверен с автографом письма -- ИРЛИ, он. 1, ф. 56, No 56, л. 1--1 об.).
   К концу года "Дневник" имел, по свидетельству Страхова, 1982 подписчика, а в 1877 г. -- 3000 подписчиков (Биография, стр. 300). По подсчетам И. J1. Волгина, основанным на материалах цензурного ведомства за 1876 г. (ЦГИА, ф. 776, он. 11, 1877, ед. хр. 1, л. 105), общий объем "Дневника" за этот год составил 21 1/4 печатного листа, расходились отдельные номера "Дневника" в количестве от 6000 (в зимние месяцы) до 4000 (летом, когда розничная продажа несколько сокращалась). {См.: И. Л. Волгин. Редакционный архив "Дневника писателя". -- РЛ, 1974, No 1, стр. 156; вторая половина названной статьи (стр. 154--161) содержит подробные сведения о тираже, подписке на "Дневник писателя" и распространении его в 1876--1881 гг.}
   Через два года комплект "Дневника писателя" за 1876 год был переиздан с новым титульным листом: "Дневник писателя за 1876 г. Ф. М. Достоевского. СПб. Типография Ю. Штауфа (И. Фишера). Кузнечный переулок No 20. 1879. (Цензурное разрешение 28 декабря 1878)". Для этого издания была использована неразошедшаяся и сохранившаяся в распоряжении автора часть тиража февральско-декабрьского выпусков "Дневника", отпечатанных в 1876 г. (ДП1), к которой было добавлено напечатанное с нового набора второе издание выпущенного в 1876 г. меньшим тиражом и полностью распроданного тогда же январского выпуска (ДП2).
   

3

   О творческой работе Достоевского над "Дневником" мы располагаем следующим свидетельством Александрова: "...статьи для "Дневника писателя" писались с большою натугою и вообще стоили Федору Михайловичу больших трудов. Первою и самою главною причиною трудности писания для Федора Михайловича было его неизменное правило: обрабатывать свои произведения добросовестно и самым тщательным образом; второю причиною было требование сжатости изложения, а иногда даже прямо определенные рамки объема журнальных статей; наконец, третьею причиною была срочность писания подобных статей <...> редкие из его манускриптов обходились без одного или даже двух черняков, которые потом, для сдачи в типографию, непременно переписывались или самим Федором Михайловичем, или Анною Григорьевною, писавшею под его диктовку с черняков" (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 246).
   Как явствует из дошедших до нас источников текста, авторская работа над "Дневником писателя" имела несколько стадий. Самая ранняя из них представлена двумя записными тетрадями, содержащими заметки и заготовки для будущих номеров "Дневника". Обе тетради (ЗТ2; ноябрь 1875-- апрель 1870; ЗТ2; апрель--декабрь 1876) воспроизводятся в т. XXIV настоящего издания (с исключением художественных текстов, опубликованных в XVII т.). Обе названные тетради отражают первый этап работы автора над "Дневником" и раскрывают самую методику его работы. Перечитывая их, мы как бы незримо присутствуем в рабочем кабинете Достоевского и наблюдаем, как он, читая текущие газеты, извлекает из них отдельные заинтересовавшие его факты. Мы узнаем, какие оценки и какую реакцию они у него вызывают, видим, как, обогащаясь различными ассоциациями и аналогиями, эти факты ведут писателя к более широким выводам и обобщениям и как эти обобщения, созревая в сознании романиста, приобретают ту законченную форму, которую они получили на страницах публицистики Достоевского. Наблюдения, почерпнутые из повседневной жизни, и скупые газетные сообщения постепенно обрастают психологической "кровью и плотью", а дальнейшие размышления над ними ведут автора "Дневника" порою к глубоким, а нередко и к парадоксальным выводам и заключениям. В сопоставлении, с одной стороны, с комментарием к "Дневнику", где кратко охарактеризован основной газетный материал, привлекавший внимание Достоевского, а с другой -- с текстом "Дневника" его заметки позволяют проследить ход творческого процесса, определить, на какой материал опирался Достоевский в каждом конкретном случае, подготовляя отдельные номера "Дневника" за 1876 г.
   Внимание Достоевского останавливает на себе не только центральная, но и местная печать, не только столичные, но и провинциальные известия. Его равно волнуют крупные события политической жизни, научные открытия, нашумевшие судебные процессы 70-х гг., железнодорожные катастрофы, незначительные на первый взгляд заметки хроники или помещенные в газете объявления, за сухими строчками которых Достоевский угадывает присутствие скрытой житейской драмы, требующей пристального анализа психолога и публициста. Наряду с взволнованными заметками о милитаризме бисмарковской Германии, о президенте Третьей республики (и монархисте в душе) Мак-Магоне, реакционном претенденте на испанский престол доне Карлосе, об англиканской церкви и католическом Риме с его притязаниями на всемирное владычество и попыткой предложить новое, универсальное решение "социального вопроса" мы находим в тетрадях Достоевского краткое изложение его опытов морально-психологического, а порой и социологического истолкования многочисленных вопросов русской и зарубежной жизни 70-х гг. (частично использованных Достоевским в "Дневнике писателя") -- от анализа распределения мест между партиями или итогов голосования во французской Палате депутатов до бегства из дома гимназиста, спрятавшегося "у Спаса под престолом".
   Извлекая из газет факты и сообщения, которыми он намеревался воспользоваться в своей публицистике, Достоевский сопровождает их своими пояснениями и комментариями, подчиняет их развертыванию того комплекса политических, философских, литературно-эстетических взглядов, которые он проводил на страницах "Дневника писателя" в последний период своей жизни. Эти взгляды часто отчетливо намечаются уже в рабочей тетради Достоевского.
   Накопив необходимый материал, Достоевский переходил к составлению плана очередного выпуска. К планам этим он зачастую возвращался по нескольку раз, многократно уточняя и изменяя название главок и состав соответствующего выпуска "Дневника". Помимо записных тетрадей сохранился ряд аналогичных планов многих выпусков "Дневника" на отдельных, разрозненных листах; другие такие же листы содержат различного рода черновые наброски и отрывки, возникшие на следующем после первоначальных заметок, сделанных в записной тетради, этапе творческого процесса.
   Дальнейшие стадии авторской работы представлены автографами ЧА1 и ЧА2, содержащими связный текст первоначальной редакции большинства выпусков "Дневника". Автографы эти служили основой для изготовления наборной рукописи (HP) (переписанной рукою самого Достоевского или его жены с многочисленными последующими его поправками и дополнениями). Изготовление наборной рукописи не было механическим процессом: перед перебелкой или в ходе ее текст черновой рукописи подвергался сокращениям, перерабатывался или стилистически правился автором.
   Выше приводилось письмо Достоевского к Алчевской о том, что в процессе работы над многими выпусками "Дневника" ему приходилось, чтобы уложиться в заданный объем, отказываться от разработки части волновавших его тем. О том же говорится в январском выпуске "Дневника писателя" ("Но вот, однако же, исписал всю бумагу и нет места, а я хотел было поговорить о войне, о наших окраинах; хотелось поговорить о литературе, о декабристах и еще на пятнадцать тем по крайней мере" -- стр. 32). А сразу же после выхода этого выпуска 4 февраля 1876 г. Достоевский писал Я. П. Полонскому: "Дневником моим я мало доволен, хотелось бы в 100 раз больше сказать. -- Хотел очень (и хочу) писать о литературе и об том именно, о чем никто, с тридцатых еще годов, ничего не писал: о чистой Красоте. Но желал бы не сесть с этими темами и не утопить "Дневник"".
   Подготовительные материалы к "Дневнику" в обеих записных тетрадях содержат заготовки для будущей разработки как перечисленных Достоевским, так и многих других тем. Ряд тем был более подробно, чем в окончательном тексте, развит автором в черновых набросках. Из числа таких набросков, имеющих самостоятельный интерес, следует особо выделить фрагменты с описанием елки в клубе художников с характеристиками театра петрушки и писателя-актера И. Ф. Горбунова, о "Подростке" с проникновенной авторской характеристикой образа главного героя этого романа (см. ниже), о романе И. С. Тургенева "Дворянское гнездо", о судьбе осужденной Корниловой и ее ребенка, о самоубийстве дочери Герцена (т. XXIII) и др.
   Во фрагменте, не вошедшем в текст январского выпуска, Достоевский характеризует балаганные представления петрушечников как "бессмертную народную комедию". И тут же у него возникает проект переработки этой комедии, родственный замыслу "Дневника писателя", -- проект насытить ее острозлободневным содержанием: "Но можно бы и смыслу придать: сохранить бы всё, как есть, но кое-что и вставить в разговоры, например, Пульчинелл с Петрушкой. Тррахнул банк в Москве, полетели вагоны с рекрутами, и вот Пульчпнель вне себя:
   -- Так все 117 убиты?
   -- Нет, всего только двое..." (и т. д. -- см. стр. 181).
   Еще в пору писания и печатания "Подростка" Достоевский собирался ответить своим критикам (см. т. XVI, стр. 329--330; т. XVII, стр. 326). В декабре 1875 г., когда готовился январский вынуск "Дневника", закончилось печатание "Подростка". И снова Достоевский вернулся к мысли разъяснить читателям некоторые стороны характера главного героя, его проекта стать "Ротшильдом". В черновом автографе главки "Будущий роман. Опять случайное семейство" есть такое разъяснение (см. ЧА, варианты к стр. 8, строки 7--8, а). Взамен него Достоевский позднее писал: "Я <...> взял не серединную, а уединенную душу. Не знаю, понятно ли вышло. Иные, кажется, поняли. Но главный, будущий роман мой будет гораздо яснее, полнее и непосредственнее, как говорили у нас при Белинском. Кому же не запрещено надеяться" (там же, строки 7--8, б).
   Среди подготовительных набросков к январскому выпуску "Дневника" примечательны два листа, озаглавленные "Сюжеты для романов" (см. стр. 146). Здесь -- и начало связного текста главы, и подготовительные наброски к ней.
   Достоевский пишет, что хотел бы изобразить героя "твердого, из русских", "истинно прекрасных" людей, часто не понятых "срединой", принимаемых за чудаков. Таковы не только Колумб, Галилей (и, в другой связи, Фребель и Песталоцци), но и Ф. П. Гааз ("генерал Гас"), педагоги Исаков и Цейдлер ("Цербет"), безвестный чиновник, воспитывающий подкидышей, студент-педагог (см. стр. 146). Достоевский говорит о необходимости выработки национальной системы воспитания, противопоставляя ее бюрократическому чиновничьему подходу к делу ("Порешили циркулярами. Циркулярами порешать легко", стр. 148). Намечаются сюжеты о мальчиках в различного рода учебных заведениях (гимназия, военная школа), о страданиях воспитанников, попытках бегства и т. п. Возникают ассоциации с детскими образами Диккенса (Оливер Твист, Давид Копперфильд), Льва Толстого (см. там же). Подобные темы присутствовали уже в творчестве Достоевского 1840--1860-х гг. Живо занимали они писателя и в пору работы над "Дневником-писателя", а также над "Братьями Карамазовыми" (ср. наст. изд., т. XV, стр. 199).
   В подготовительных материалах к "Сюжетам для романов" намечены и другие образы (возможно, центры неоформившихся сюжетов): высокомерного чиновника-генерала, боящегося уронить свое генеральское достоинство, циничного подростка-"отрицателя", испуганного возможностью стать смешным в глазах общества и сваливающего все на среду ("заеден средой"), и др. (см. стр. 146, 149).
   Обдумывая главку "Сюжеты для романов", Достоевский опирался не только на педагогические статьи других журналов (он мог, в частности, знать статью Л. Толстого "О народном образовании", напечатанную в "Отечественных записках" в 1874 г. и упоминаемую в черновых набросках к "Братьям Карамазовым" как уже ранее ему известную), материалы, публиковавшиеся в "Гражданине" в 1873 г., собственные свои статьи из "Дневника писателя" за 1873 г. (см. ниже), а также на некоторые главы седьмой части "Былого и дум" Герцена, напечатанной в 1870 г. Так, говоря о "мелких отрицателях", он перекликается с Герценом, характеризующим представителей молодой эмиграции в "Былом и думах" как "угловатых и шершавых представителей "нового поколения", которых можно назвать Собакевичами и Ноздревыми нигилизма" (Герцен, т. XI, стр. 350. См. также ниже, стр. 394).
   Замысел Достоевского был им оставлен. Отдельные же проблемы, связанные с образами детей и вопросами воспитания, нашли отражение как в "Дневнике писателя" за 1876 г., так и позднее, в "Дневнике писателя" 1877 г. (ср. в последнем главу "Именинник" январского выпуска или главу первую июльско-августовского выпуска) и в романе "Братья Карамазовы".
   В черновых рукописях к майскому выпуску "Дневника" также содержатся отброшенные в ходе работы фрагменты.
   Так, в связи с судом над Каировой Достоевский в качестве примера, поясняющего поведение преступницы, рассказал историю Раскольникова, раскрывая при этом идейную подоплеку преступления и психологию поведения убийцы (см. наст. изд., т. XXIII).
   Среди предварительных заготовок-заметок к этому же, майскому выпуску значительное место уделено проблеме личной ответственности преступника за содеянное. Причем некоторые идеи Достоевского высказаны здесь в более обнаженной форме, чем в опубликованном тексте. Например: "Есть совесть и сознание. Есть всегда сознание, что я сделал дурно и, главное, что я мог сделать лучше, но не хотел того. Пусть присяжные прощают преступников, но беда, если преступники сами начнут прощать себя и говорить: "Это была болезнь, я не мог сделать иначе". Кончат тем, что скажут: я и не должен был сделать иначе. Совесть надо подымать, развивать, а не затемнять. Свобода не в том, чтоб не сдерживать себя, а в том, чтоб владеть собою".
   Считая личность ответственной за свои поступки, Достоевский не отрицал влияния общества на формирование натуры человека. Об этом он писал и в черновой рукописи главки "Нечто об одном здании", где речь шла о подкидышах, воспитывающихся за счет государства. Там сказано: "...если общество возвысится до гуманной идеи о сознании своего долга к этим несчастным вышвыркам, то не может оно и само не улучшиться, а в улучшенном обществе улучшится и мать, улучшится и сознание долга родительского. <...> чем небрежнее оно (общество, -- ред.) относится к этим вышвыркам, тем вернее лишает их средств приобресть чувства долга, чести, гражданина <...> стало быть рискует породить негодяев самому себе же во вред" (см. там же).
   С точки зрения Достоевского, общество должно заботиться и о перевоспитании преступника. Об этом шла речь в подготовительных набросках к тому же майскому выпуску "Дневника": "Вот другой вопрос совершенно -- о наказании. Во всяком случае общество имеет право удалять развратного негодяя <...> можно перевоспитать его. Не в одном прощении милость. Лишение свободы и труд, и суровый труд необходимы для иной развратной природы".
   Тургенев в подготовительных материалах к "Дневнику писателя" 1876 г. упоминается неоднократно. Чаще всего Достоевский вспоминает Потугина. Этот персонаж из романа "Дым" был для него олицетворением крайнего западничества, истоки которого уходили в 1840-е гг.
   В одном из отброшенных вариантов текста чернового автографа было сказано: "Ив. Тургенев <...> представил нам <...> дрянной и чуждый тип -- Потугина, с любовью нарисованный, олицетворяющий собою идеал сороковых годов ненавистника России и народа русского со всею ограниченностью сороковых годов, разумеется" (см. ЧА, вариант к стр. 44, строка 14).
   В противоположность "Дыму" "Дворянское гнездо" Тургенева Достоевский назвал там же "вечным" произведением. Такая высокая оценка романа обусловливалась тем, что "тут сбылся -- как утверждает автор -- впервые с необыкновенным достижением и значительностью, пророческий сон всех поэтов наших и всех страдающих мыслию русских людей, гадающих о будущем, сон -- слияние оторвавшегося общества с душою и силой народной" (там же).
   Приведенные выше цитаты взяты из отрывка, исключенного Достоевским еще на стадии работы над черновой рукописью главки "О любви к народу" из февральского выпуска.
   В 1876 г. о "Дворянском гнезде" в ином аспекте и в связи с другими персонажами этого романа Достоевский писал в апрельском выпуске "Дневника". Впоследствии, в "Речи о Пушкине", Достоевский причислил Лизу из "Дворянского гнезда" к "положительному типу русской женщины".
   Несмотря на то что "Дым" Тургенева вышел в свет в 1867 г., то есть к тому времени, когда создавался "Дневник" 1876 г., прошло уже почти десять лет, Достоевский держал в сознании этот роман, постоянно вызывавший у писателя творческие ассоциации.
   Так, помимо многочисленных упоминаний о Потугине и о Тургеневе как авторе "Дыма" в рукописных материалах на последней стадпп работы над третьей главой пюльско-августовского выпуска Достоевский вставил, очевидно уже в наборную рукопись, пересказ анекдота из "Дыма" о двух русских, состязавшихся в парижском кафе в знании тонкостей французского языка (см. наст. изд., т. XXIII).
   В черновом автографе главки "Постыдно ли быть идеалистом" (пюльско-августовский выпуск "Дневника") более широк, чем в окончательном тексте, вариант рассуждения автора о сущности реального и идеального. Причем в автографе эта проблема была поставлена на материале искусства. "Реалист, рисуя человека, как он есть, рисует потому, что любит его, желает, чтоб он был лучше и ему было лучше, стало быть -- к идеалу! Идеал<ист> -- реалист уже в закопченном. В искусстве упрекают идеалиста в фантастическом. Но ведь фантастичность форма лишь, а сущность-то реальна, тот же человек, облитый любовью и поклонением. Мадонны были в небе, но они люди, женщины. То-то и дорого! И идеалист, и реалист пришли к одной точке исхода, к любви, лишь приемы различны" (см. наст. изд., т. XXIII).
   В октябрьском выпуске "Дневника" в главке "Два самоубийства" Достоевский касается проблемы соотношения художественного образа с действительностью. Разговор на эту тему он ведет со Щедриным, который говорит: "...что бы вы ни изображали -- всё выйдет слабее, чем в действительности" (наст, изд., т. XXIII). Судя по рукописным наброскам, диалог этот должен был иметь продолжение. Об этом свидетельствуют следующие заметки: "Он забыл (Щедрин), что действительность определяют поэты", -- и в другом месте: "Искусство побеждает и осмысливает в иное достоянье" (там же). Тут же Достоевский замечал: "Кстати, что такое фантастическое в искусстве? -- Побежденные и осмысленные тайны духа навеки. Родоначальник Пушкин: "Пиковая Дама", "Медный всадник", "Дон-Жуан"".Называядействительность "фантастической", Достоевский протестовал против прямолинейной простоты в определении сущности явлений жизни, и в особенности жизни русской (ср. заметку: "Я ничего не знаю фантастичнее России" -- там же).
   Среди записей о "фантастичности" действительности встречаем следующую: "Фантастическое, корреспондент, дочь Герцена. Проза, не матерьялизм заставил фантастическую душу? Вглядываться в значение жизни не в силах. Одностороннее направление матерьялизма <...> Дочь Герцена -- просто не выдержала простоты" (там же).
   Эта заметка -- зерно главки "Два самоубийства", в черновом же автографе этой главки говорится не только о фактах, связанных с трагической смертью Лизы, но и выясняются обстоятельства ее жизни в семье, где она впитала прямолинейность, привитую ей "в доме отца еще с детства" (там же), дается характеристика Натальи Герцен и весьма подробно освещается личность самого Герцена. Достоевский утверждает здесь, что причиной самоубийства Лизы было то, что "она возросла в полном материализме, даже, может быть, вопрос о духовном начале души, о бессмертии духа и не пошевелился в ее уме во всю жизнь". В то же время "убеждений своего покойного отца, его стремительной веры в них у ней, конечно, не было. <...> И вот, что для отца было жизнью и источником мысли и сознания, для дочери обратилось в смерть" (там же).
   Октябрьский выпуск "Дневника писателя", в особенности главки "Два самоубийства" и "Приговор", вызвали полемику и побудили Достоевского отвечать в декабрьском выпуске "Дневника" оппонентам. В главках "Голословные утверждения", "Кое-что о молодежи", "О самоубийстве и о высокомерии" писатель вернулся к обсуждению участившихся фактов "странных и загадочных" самоуоийств, к которым он относил и смерть Лизы Герцен.
   В дефинитивном тексте "Дневника" Достоевский повторил и развил высказанный им уже ранее тезис: "...в большинстве, в целом прямо или косвенно, эти самоубийцы покончили с собой из-за одной и той же духовной болезни -- от отсутствия высшей идеи существования в душе их" (там же). Однако черновые наброски к этим главкам свидетельствуют, что само понятие "высшая идея существования" не было для Достоевского столь уж однозначно. Так, затронув проблему соотношения нигилизма и атеизма, Достоевский пишет: "...чем менее на твердой, естественной и народной почве стоит наше общество, тем сильнее в нем эта потребность "высшей мысли" и "высшей жизни" <...> В этом смысле даже самый нигилизм есть, конечно, в основе своей потребность высшей мысли. Нигилизм можпо в этом смысле отчасти сравнить с атеизмом, то же самое беспокойство, которое увлекает и манит жаждущую веры душу к небесам, заставляет и атеиста отвергать веру в эти небеса" (там же).
   Другой сохранившийся к тем же главкам отрывок специально посвящен молодежи, Достоевский пишет в нем о "юных чистых душах" "с порывом к великодушию, с жаждой идеи высшей, сравнительно с ординарными и материальными интересами, управляющими обществом" (см. там же).
   Этот разряд молодых людей, по определению Достоевского, "самый несчастный". "Этими самыми душами, -- утверждал он, -- часто овладевают идеи сильные, всего чаще чужие, всего чаще у нас -- захожие, европейские, из разряда сулящих счастье человечеству, и для того требующих коренной реформы человеческих обществ" (там же).
   В декабрьском выпуске, посвященном молодежи, Достоевский коснулся проблемы, затронутой им уже в мартовском выпуске "Дневника", в главке "Единичные явления", но сделал теперь это на более широком общественном фоне.
   Общность темы этих двух выпусков обнаруживается и в черновых набросках к ним; они близки по содержанию (ср. стр. 161--164 и т. XXIII).
   События современной писателю общественно-литературной, политической жизни, а иногда и факты "текущей действительности" вызывали у Достоевского ассоциации, связанные с его собственной личной или творческой биографией.
   Так, в черновой рукописи главки "Простое, но мудреное дело", посвященной судебному процессу по делу Корниловой, описывая путь в Сибирь, который проходят осужденные на каторгу, Достоевский опирался на собственный опыт. Здесь же писатель вспоминал и о лишних месяцах, которые он пропел на каторге в результате "бюрократической ошибки". Этот отрывок был исключен в черновой же рукописи, а событиям, связанным с пребыванием на каторге, Достоевский посвятил специальную главу "Старина о петрашевцах" в "Дневнике писателя" 1877 г. (см. наст. изд., т. XXV).
   Набранные в типографии листы направлялись цензору, после одобрения которого -- с учетом его исправлений -- тираж "Дневника" печатался и рассылался подписчикам или поступал в продажу.
   

4

   После того как решение об издании было принято окончательно, 22 декабря 1875 г. Достоевский направил в Главное управление по делам печати прошение о разрешении ему с 1876 г. издавать "Дневник писателя".
   В прошении он характеризовал "Дневник" как "сочинение", которое будет выходить периодически, "ежемесячными выпусками от одного до полутора печатн<ых> листов в два столбца" и будет представлять "отчет о всех действительных впечатлениях" его "как русского писателя, отчет о всем виденном, слышанном и прочитанном". Из текста прошения ей дно, что до подачи его Достоевский обращался в С.-Петербургский цензурный комитет, который, ввиду периодичности издания "Дневника", отослал его в Управление по делам печати.
   27 декабря начальник Управления В. В. Григорьев (профессор-востоковед, но свидетельству А. Г. Достоевской, лично знаковый с ее мужем с 1872-- 1873 гг., см.: Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 219, 441, 442) представил министру внутренних дел Тимашеву доклад, в котором писал, что "полагал бы возможным удовлетворить <...> ходатайство просителя". Получив в тот же день разрешение министра, Григорьев 30 декабря 1875 г. направил С.-Петербургскому цензурному комитету бумагу о разрешении издания "Дневника" "ежемесячными выпусками" по цене 2 рубля по годовой подписке и 20 коп. в розничной продаже за отдельный выпуск (НВр, 1885, 28 января, Л" 3204; Гроссман, Жизнь и труды, стр. 239, 240, 260; РЛ, 1970, No 4, стр. 106--108).
   Докладывая министру просьбу Достоевского разрешить издание "Дневника", Григорьев сделал оговорку, что он считает нужным, "чтобы сочинение это выходило с дозволения предварительной цензуры". В письме Главного управления по делам печати С.-Петербургскому цензурному комитету также говорится, что министр разрешил издание "Дневника", "но с тем, чтобы сочинение выходило в свет не иначе, как с дозволения предварительной цензуры" (подчеркнуто нами, -- ред.). Между тем по действовавшему тогда цензурному уставу предварительная цензура была необязательной: большинство журналов цензуровались в 1870-х гг. не до, но после напечатания. Возникает вопрос, почему для журнала Достоевского было сделано исключение и он был поставлен в цензурном отношении в более тяжелые условия, чем другие издания?
   Отвечая на этот вопрос, Александров сообщает в своих воспоминаниях, что о предварительном цензуровании "Дневника" просил сам Достоевский.
   Вот свидетельство его о цензурной истории "Дневника": "Главное управление по делам печати, разрешая Федору Михайловичу издание "Дневника писателя", предлагало ему выпускать "Дневник" без предварительной цензуры, под установленной законом ответственностию его как редактора, и притом в виде особого для него исключения на льготных условиях, а именно -- без обычного залога, обеспечивающего ответственность, по Федор Михайлович отказался от этого, не находя для себя ничего заманчивого в том, чтобы "Дневник" его выходил без предварительной цензуры; он дорожил тем относительным покоем, на пользование которым он мог вполне рассчитывать при отсутствии, в цензурном отношении, ответственности <...> Объясняя мне свое нежелание выходить "без предварительной цензуры", Федор Михайлович сказал, между прочим, что, выходя без цензора, надо самому быть цензором для того, чтобы цензурно выйти, а он по опыту знает, как трудно быть цензором собственных произведений" (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 237-238).
   Приведенное свидетельство Александрова до сих пор не вызывало сомнений у исследователей "Дневника". Тем не менее рассказ его не может считаться вполне аутентичным. Из материалов цензурного дела об издании "Гражданина" следует скорее другой вывод: выпуск "Дневника" с предварительным цензурованием его материалов был вначале предложен Главным управлением по делам печати; впоследствии же, когда Главное управление печати сочло возможным в 1877 г. по ходатайству писателя отказаться от предварительной цензуры, Достоевский нашел установившийся порядок издания для себя более удобным, менее дорогостоящим и трудоемким, так как издание "Дневника" без предварительной цензуры увеличило бы ответственность издателя, привело бы к дополнительным волнениям и материальным издержкам, а также помешало регулярному своевременному появлению книжек "Дневника" в начале месяца, чем Достоевский особенно дорожил.
   Другую причину, побуждавшую Достоевского настаивать на предварительном цензуровании "Дневника", мы узнаем из письма М. А. Александрова к В. Ф. Пуцыковичу от 30 июня 1877 г. Александров сообщает здесь Пуцыковичу, что при отсутствии предварительной цензуры уже отпечатанный номер "Дневника" должен был бы, согласно тогдашним правилам, пролежать восемь дней в цензуре, из-за чего он не мог бы выйти и поступить в продажу в начале месяца. Этой проволочки "никак" не желал Достоевский (ЛН, т. 86, стр. 456).
   Цензором "Дневника" С.-Петербургским цензурным комитетом был назначен Н. А. Ратынский, приступивший 20 января 1876 г. к исполнению своих обязанностей. {См. о Ратынском, истории его взаимоотношений с Достоевским и о цензурной истории "Дневника" в 1876--1877 гг. статью: И. Л. Волгин. Достоевский и царская цензура (к истории издания "Дневника писателя"). -- РЛ, 1970, No 4, стр. 106-120.
   }
   Воспоминания Александрова о Ратынском и его отношениях с Достоевским имеют противоречивый характер: "...цензор Николай Антонович Ратынский, цензуровавший "Дневник", -- пишет Александров, -- почти все время его издания, говаривал Федору Михайловичу в шутку, что он не цензурует его, а только поправляет слог. Это значило, что иногда, вместо того, чтобы вымарывать что-либо неудобное просто цензорскою властью, он заменял одно слово другим и тем смягчал выражение фразы" (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 237).
   Но далее Александров сообщает: "...Федору Михайловичу, как автору, доводилось, хотя и редко, испытывать неприятности по поводу более или менее крупных авторских помарок. Бывало и так, что цензором запрещалась целая статья, и тогда начинались для Федора Михайловича хлопоты отстаивания запрещенной статьи: он ездил к цензору, в цензурный комитет, к председателю главного управления по делам печати -- разъяснял, доказывал... В большинстве случаев хлопоты эти увенчивались успехом, в противном же случае приходилось уменьшать объем номера..." (там же, стр. 238).
   Дошедшие до нас письма Ратынского к Достоевскому свидетельствуют о неприятном, мелочном и педантичном характере Ратынского, не говоря уже о его умственной ординарности и заурядных чиновничье-консервативных убеждениях. Из столкновений между ним и Достоевским наиболее острым было столкновение из-за сдвоенного июльско-августовского выпуска "Дневника" летом 1876 г.
   В письме к Л. X. Симоновой-Хохряковой от начала сентября 1876 г. Достоевский сообщил, что из июльско-августовского выпуска "Дневника писателя" "цензура выбросила печатный лист в самые последние дни".
   Первый сигнал о вторжении цензора в текст этого выпуска поступил к Достоевскому от Александрова 20--22 августа 1876 г.
   В ответном письме Александрову от 23 августа 1876 г. Достоевский выражал сожаление, что тот не указал, "что именно вымарано". "Вы пишете: часть главы, но которой? И много ли?" -- спрашивал он. В следующем письме к Александрову, от 25 августа 1876 г., Достоевский опять вернулся к этому вопросу: "Вся беда в том, что не знаю, что именно запрещено цензурой, в какой главе и какой номер". В этом же письме писатель предлагал возможные перемещения текста для того, чтобы заполнить сделанные Ратынским купюры: "Если цензор вычеркнул из "Главы второй" и именно об "идеалисте-цинике" и "Постыдно ли быть идеалистом" (то есть 1 и 2 малые главы), то надо выкинуть их вовсе, а взамен того к "Главе второй" пристегнуть две "маленькие" главы из "Главы третьей" (1. "Русский или французский язык?" 2. "На каком языке говорить отцу отечества?"), переменив разумеется, соответственно только номера маленьких глав <...> А затем "Главу третью" начать уже с того, что я Вам теперь (с этим письмом) высылаю, то есть со слов: "Эмс я описывать не буду"".
   Печатая это письмо в 1892 г. в составе своих воспоминаний, Александров сделал следующее примечание: "На самом деле вымарано было не то и не другое из мнившегося Федору Михайловичу, а именно 4 малая глава большой второй главы" (PC, 1892, No 5, стр. 301). В данном случае, как, впрочем, и в ряде других, Александров (на что верно указал И. Л. Волгин) допускает неточность. Из июльско-августовского выпуска "Дневника писателя" за 1876 г. была исключена вторая, по определению Достоевского, "малая глава" под названием "Нечто о петербургском Баден-Баденстве" (см. наст. изд., т. XXIII), входящая в состав первой главы, что устанавливается по наборной рукописи.
   Главка "Нечто о петербургском Баден-Баденстве" обозначена в наборной рукописи цифрой II и следует непосредственно за словами, завершающими первую главу: "Я, дескать, читаю, оставьте меня в покое" (там же; см.: Описание, стр. 72; ср. РЛ, 1970, No 4, стр. 110). Листы автографа имеют следы типографской краски, на них обозначены также фамилии наборщиков -- все это доказывает, что главка была набрана и исключена Ратынским в корректуре. Никаких данных, что "большая вторая глава" имела заключительную "4 малую главу", как пишет в приведенном выше примечании Александров, нет.
   В настоящем издании текст, исключенный цензурой, восстановлен. Главка "Нечто о петербургском Баден-Баденстве" печатается по наборной рукописи как вторая главка первой главы июльско-августовского выпуска. В соответствии с этим нумерация последующих главок приведена в соответствие с наборной рукописью (см. варианты HP, т. XXIII).
   Некоторые изменения по требованию Ратынского Достоевский внес и в другие главы июльско-авгусговского выпуска "Дневника писателя".
   По возвращении в конце августа 1876 г. из Старой Руссы в Петербург Достоевский получил следующую записку от Н. А. Ратынского (опубл.: РЛ, 1970, No 4, стр. 110):
   "Будьте так добры, многоуважаемый Федор Михайлович, исключите из этой корректуры выражение "отцы отечества" и "похабность". Спя последняя, пожалуй сойдет, но "отцы отечества" , начинающиеся с тайных советников, под цензурою немыслимы. Вы легко найдете другое, соответствующее выражение, не испортив прекрасной Вашей мысли, а меня этим чувствительно обяжете.

Искренно уважающий
Вас Н. Ратынский.

   27 августа 1876 г.
   
   Вместо "отцы отечества" нельзя ли хоть столпы отечества или что-нибудь в этом роде? На похабность можно махнуть рукою, но и ее несколько смягчить следовало бы".
   Хотя наборная рукопись этой главы не сохранилась, исправления, которые Достоевский внес в нее по требованию цензора, устанавливаются по письму Достоевского и по черновому автографу этой главы.
   Ратынский в данном случае имел в виду текст второй "малой главки" третьей главы июльско-августовского выпуска "Дневника писателя" за 1876 г. В печатном тексте главка эта называлась: "На каком языке говорить будущему столпу своей родины". В письме к Александрову от 25 августа 1876 г. Достоевский приводит авторское название этой главки: "На каком языке говорить отцу отечества". Замены по требованию цензора были соответственно сделаны и в двух местах текста той же главки: 1. "О, конечно, карьера его не страдает: все эти родящиеся с боннами предназначаются своими маменьками непременно в будущие столпы своей родины и имеют претензию думать, что без них нельзя обойтись". 2. "Столпом своей родины он будет, конечно, ему ли не дослужиться -- ну, вот маменьке пока и довольно, но ведь только маменьке!...".
   Исключил Достоевский по требованию Ратынского и фразу об "отцах отечества", "начинающихся с тайных советников".
   Изменения, произведенные по настоянию Ратынского, устранены в данном издании впервые по черновому автографу. Приведенные отрывки и название главы также печатаются в их доцензурном виде (см. наст. изд., т. XXIII).
   Полученную от Ратынского корректуру Достоевский вернул в типографию 29 августа, сообщив в сопроводительном письме метранпажу, что "исправил всё" по "желанию и указанию" цензора. Одновременно Достоевский послал продолжение четвертой главы (§ III "Детские секреты" и § IV "Земля и дети"), предупредив: "...будет еще V-ая малая глава "главы четвертой". А затем P. Scripium".
   Если Достоевский сам внес в третью главу подсказанную Ратынским формулу, то с главкой "Земля и дети" дело обстояло иначе. Ратынский первоначально запретил ее целиком. Затем, не желая, очевидно, обострять конфликт с Достоевским, цензор своей рукой сделал в ней сокращения.
   2 сентября Ратынский писал Достоевскому по этому поводу: "Прочитав сегодня утром с должным вниманием и натощак вновь статью Вашу, я убедился, что в цензурном отношении можно исправить, почему, сделав в ней требуемые цензурными правилами исключения, снабдил ее цензорскою подписью и в таком виде посылаю к Вам вместе с сим для напечатания.
   Что касается исключенного, то я убежден, что Василий Васильевич, {В. В. Григорьев.} при всем известном мне уважении его к Вашему таланту, Вашей благонамеренности и вообще к Вашей личности, не разрешит печатать исключенное, так как мысль о несовершенстве существующих в России или, лучше сказать, у наших сельских людей поземельных отношений и о необходимости их исправления не должна быть пропускаема в печати не только на основании общих законов, но и в силу специальных изданных ad hoc инструкций" (РЛ, 1970, No 4, стр. 111). Достоевский решился принять компромиссное предложение Ратынского.
   Сохранившаяся наборная рукопись главки "Земля и дети" позволяет установить, какие места текста были исключены Ратынским. {В настоящем издании цензурные изъятия в тексте этой главки, на которые впервые указал И. Л. Волгин, восстановлены по наборной рукописи.}
   В начале главки Ратынский исключил следующее рассуждение Достоевского: "Дело в том, что всё от земельной ошибки. Даже, может, и всё остальное, и все-то остальные беды человеческие, -- все тоже, может быть, вышли от земельной ошибки" (наст. изд., т. XXIII).
   Этот текст, заключающий основную идею статьи, несомненно противоречил цензурным установкам. Далее Ратынский исключил фрагменты, в которых на примерах европейской и русской жизни вскрывалась суть "земельной ошибки", говорилось о ее последствиях и о возможном пути исправления этой "ошибки" (см. там же).
   Возвращаясь к русской действительности, Достоевский сделал вывод: "Если есть в чем у нас в России наиболее теперь беспорядка, так это в владении землею, в отношениях владельцев к рабочим и между собою, в самом характере обработки земли. И покамест это всё не устроится, не ждите твердого устройства и во всем остальном" (там же).
   Мечтая о том, что "кончится буржуазия и настанет Обновленное человечество", Достоевский связывал этот процесс с разделом земли по общинам (там же).
   В связи с этим главка заканчивается рассуждением о русском общинном землевладении, в котором, как считал Достоевский, лежит "зерно чего-то нового, лучшего, будущего, идеального" (там же). Это рассуждение также было исключено Ратынским.
   В ноябре 1876 г. Достоевский, жалуясь Л. X. Симоновой-Хохряковой, что "цензура обрезала" текст "Дневника писателя", говорил: "...статью, где я Петербург по отношению к России Баден-Баденом назвал, целиком вычеркнула, да о Восточном вопросе тоже почти всю, а что я о распределении земли говорил, сказали -- социализм и тоже не пропустили. А ведь мне это горько, потому что дневники я издаю с целью высказать то, что гнездится в голове моей" (Церковно-общественный вестник, 1881, No 17, стр. 5). Столкновение с цензурой по поводу июльско-августовского выпуска "Дневника писателя" было наиболее серьезным за весь 1876 г.: заключительные выпуски этого года не вызвали возражений Ратынского.
   

5

   Подходя к "Дневнику писателя" с точки зрения традиционной, школьной поэтики, можно с полным правом отыскать в нем образцы разных, несходных литературных жанров: очерка, фельетона, рассказа, повести, мемуаров, публицистики и т. д. Но подлинная суть "Дневника писателя" состоит не в механическом объединении этих жанров, а в том, что, используя их в соответствии с общими задачами "Дневника", Достоевский строит на этой основе особый, оригинальный жанр, образующий неповторимое художественное единство. В этом смысле "Дневник писателя" -- явление не только публицистики, но и искусства, занимающее важное место в развитии Достоевского-художника. Как свидетельствует уже сопоставление "Дневника писателя" за 1873 г. с "Подростком", а тем более "Дневника писателя" за 1876--1877 гг. с "Братьями Карамазовыми", в работе над ними складывались и закреплялись многие . из тех черт художественного метода Достоевского, которые получили особенно яркое и полное выражение в двух последних его романах.
   М. А. Александров, вспоминая о начале издания "Дневника", писал, что уже из первого его выпуска читатели "увидели, что "Дневник писателя" совсем не похож на дневники, какими их привыкли видеть все читающие люди. Увидели, что это не хроника событий, а глубоко продуманное, авторитетное, руководящее слово веского общественного деятеля по поводу таких явлений текущей жизни, значение которых понятно только высшим умам, и тогда принялись читать его с возрастающим все более и более интересом" (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 239). Причем, заметил Александров, "статьи "Дневника", хотя, по-видимому, и разные, имели между собою органическую связь, потому что вытекали одна из другой" (там же, стр. 238).
   Содержание "Дневника писателя" за 1876 г. крайне разнообразно. На страницах его получили отражение и впечатления личной жизни писателя конца 1875 и 1876 гг., и воспоминания прошлых лет, и отчет о его литературных замыслах, и размышления над всеми главными темами литературной, культурной, общественно-политической жизни России и Запада той эпохи, волновавшие Достоевского.
   При этом законом построения "Дневника" является соединенное действие сил "центробежной" и "центростремительной": беседуя с читателем, автор все время скользит от одной злободневной темы к другой, и переход к каждой из них влечет за собой поток новых воспоминаний и ассоциаций, приводит с собой новые эпизоды и новых действующих лиц, подсказывает новые аспекты осмысления событии. Но все эти предельно разнообразные, несходные между собой сменяющиеся темы и эпизоды неизменно обращают взор автора и читателя к одним и тем же "проклятым" вопросам, образующим философские и художественные константы, своего рода основные нервные узлы мысли автора. Это вопросы о взаимоотношениях в России "верхов" и "низов", образованных классов и народа, о глубоком кризисе, по-разному переживаемом как современной Россией, так и Западом, об их прошлом, настоящем и будущем.
   Автор начинает "Дневник" с полемического выпада против "современных Хлестаковых", которые "врут с полным спокойствием". И тут же от состояния журналистики мысль его переносится к общему состоянию общества, на поверхности которого в России царствует "полное" спокойствие. Однако под обманчивым покровом этого спокойствия, констатирует Достоевский, ежедневно совершаются "странные" факты, свидетельствующие о нередкой утрате вполне обеспеченными и образованными представителями молодого поколения всякой живой мысли и даже самого "лика человеческого". Современные самоубийцы, у которых "нет денег, чтобы нанять любовницу", заставляют автора "Дневника" по контрасту вспомнить гетевского "самоубийцу Вертера", сознававшего перед смертью свое единство с мирозданием, "с бесконечностью бытия", а представители модного безверия и разочарованности, не знающие никаких гамлетовских вопросов, -- Вольтера, Дидро, атеистов XVIII в. с их страстной верой в прогресс и будущее счастливое человечество (стр. 6).
   Уже эти первые страницы предисловия к "Дневнику" дают как бы модель общего его построения. От случайного, частного мысль Достоевского переносится к общему, от настоящего -- к прошлому и будущему, от "сиюминутного" -- к "вечному". Направляя внимание читателя на разрозненные, казалось бы, факты, автор стремится раскрыть внутреннюю связь между ними, осмыслить их с единой, общей философско-исторической точки зрения, помогающей прогнозировать не только ближайшее, но и отдаленное будущее.
   Первые две главы январского выпуска "Дневника" почти целиком посвящены теме "теперешних" русских "отцов и детей". Причем тема эта освещается автором с разных сторон. От описаний рождественского бала и детской елки в клубе художников в декабре 1875 г. писатель обращается мыслью к своим творческим замыслам -- прошлым и будущим. Как первый подступ к теме взаимоотношений теперешних "отцов и детей" характеризуется роман "Подросток", и тут же читателю сообщается о намерении автора продолжить работу над этой темой (как и над широко развитой в "Подростке" темой "случайного семейства") в следующем своем произведении. Так предвосхищается замысел "Братьев Карамазовых". к которому ведут не только изложение идеи будущего романа, но и размышления о "камнях, обращенных в хлебы", и о будущем царстве, обеспеченном заранее от "бунта человеческого", в третьей главе того же январского выпуска "Дневника", посвященной спиритизму (стр. 35). В дальнейшем от описания богатых и нарядных детей на елке в клубе художников мысль писателя-гуманиста переносится к образам оборванных и нищих детей, скитающихся в морозные дни по петербургским улицам, детей, которые нередко никем не замеченные гибнут от голода и лишений. Так возникает своеобразная "заставка" второй главы январского выпуска "Дневника" -- фрагмент "Мальчик с ручкой". Образ нищего "мальчика с ручкой" дает толчок к работе авторского воображения -- и из зимних петербургских впечатлений писателя рождается святочный рассказ "Мальчик у Христа на елке", "фантастический" по колориту, но при этом от начала до конца насыщенный реальными деталями жизни русского города 1870-х гг. За ним следует другой, уже вполне реальный рассказ о посещении Достоевским в те же зимние дни декабря 1875 г. вместе с А. Ф. Кони колонии для малолетних преступников и знакомстве с ее обитателями. В результате звучание "детской темы" усиливается, она постоянно обретает новые обертоны и получает все более глубокий и емкий философский смысл: ибо дети -- это не только настоящее, но и будущее России, поэтому ответственность перед ними общества особенно велика. Автор свободно ведет свою беседу с читателем, переходя от одной злободневной темы (или эпизода) к другим, но при этом беседа состоит как бы из ряда расширяющихся концентрических кругов. В результате каждая главка "Дневника" приводит читателя вновь к клубку тех же, главных в авторском понимании, вопросов русской жизни, которые всякий раз предстают перед читателем в новом своем повороте и на новом уровне понимания.
   Характеризуя в общих чертах материал "Дневника писателя" 1876 г., можно выделить следующие главные темы и эпизоды, вокруг которых концентрируется содержание отдельных выпусков "Дневника":
   Оценка современного момента жизни русского общества и типических для него психологических черт: "случайное семейство" как центральная ячейка общественной жизни России в пореформенную эпоху. Замысел романа о "теперешних" русских "отцах и детях". Дети как символ будущего России и человечества. Грядущий "золотой век", трудности движения к нему. Богатые и нищие дети, святочный рассказ "Мальчик у Христа на елке". Колония малолетних преступников. Рассказ о чиновнике, посвятившем свою жизнь выкупу на волю крепостных крестьян. Российское общество покровительства животным, его задачи и цели в связи с современным положением вещей. Воспоминание юности о фельдъегере, бьющем кулаком ямщика, -- образ, перерастающий в страшный символ николаевской эпохи. Увлечение общества спиритизмом как характерное проявление растущего духовного "беспорядка" европейского и русского культурного общества. Полемика с В. Зотовым по поводу причин осуждения Достоевского на каторгу по делу петрашевцев (январь).
   Народ, которому единственно принадлежит право сказать "последнее слово" в русской истории. Необходимость единения образованного русского общества и народа. Рассказ "Мужик Марей". Дело Кроненберга {У Достоевского -- Кронеберг.} (об истязании отцом семилетней дочери): отражение в судебных прениях по этому делу характерных особенностей состояния современного образованного общества, распада семьи в пореформенную эпоху, лживого характера либерально-буржуазных юридических институтов. В. Ф. Спасович как тип либерального адвоката (февраль).
   Рассказ "Столетняя". Разрушение общественных связей, "обособление" каждого отдельного лица от других как тревожный симптом новейшей общественной жизни. Современная Западная Европа и ее основные политические силы: Франция, Германия, римское католичество, их настоящее и будущее. Въезд в Англию претендента на испанский престол дона Карлоса. Лорд Редсток. Новые и старые религиозные секты. Наука и спиритизм. Настроения русской молодежи. Смерть славянофильского теоретика и публициста Ю. Самарина (март).
   Полемика с критиком и романистом реакционного катковского "Русского вестника" В. Г. Авсеенко, в которой Достоевский утверждает мысль об относительности норм аристократической и либерально-буржуазной культуры и нравственном превосходстве народа над высшими классами. Критика настоящего и прошлого идеализированного Авсеенко русского культурного дворянского слоя. Текущая политика: Россия и Запад, вопрос об освобождении южного славянства и о возможности будущей войны с Турцией. Относительность в обществе, основанном на неравенстве и порабощении, отвлеченного противопоставления "войны" и "мира", диалектика этих понятий. Отчет комиссии русских ученых и лекция Д. И. Менделеева о спиритизме. M. M. Достоевский как человек, издатель и редактор, посмертная защита его репутации в связи с фельетоном о нем в "Новом времени" (апрель).
   Анализ судебного процесса Каировой, покушавшейся из ревности на жизнь соперницы и оправданной присяжными. Посещение воспитательного дома и вопрос об ответственности общества перед ребенком и вообще перед будущими поколениями. Русская женщина, ее общественное признание ее настоящее и будущее (май).
   Смерть Ж. Санд, значение ее и других великих западноевропейских писателей для русского общества. Роль Ж. Санд и утопического социализма в умственном развитии Достоевского и других мыслящих русских людей 40-х гг., оценка творчества французской писательницы, идеалов ее героев и героинь. Восточный вопрос, отношения России и Запада. Освободительная борьба сербов и черногорцев против турецкого ига и отношение к ней русского общества. Выступление в поддержку русской женской молодежи, отправляющейся в Сербию в качестве сестер милосердия, и за введение в России высшего образования для женщин (июнь).
   Личные впечатления от поездки для лечения летом 1876 г. на курорт Эмс в Германии. Характеристика различных разрядов представителей культурного русского общества за границей. Воспоминания о дрезденских впечатлениях периода франко-прусской войны и вопрос об усилении милитаризма в бисмарковской Германии. Возможность и перспективы русско-турецкой войны, ее значение для будущих судеб России, судеб южного славянства и Западной Европы. Полемика с мнением историка Т. Н. Грановского, высказанным в 1855 г. по поводу Восточного вопроса и целей Крымской войны. Испорченный офранцуженный русский язык представителей высшего общества в России как исторический продукт их оторванности от народа. Разговор с Парадоксалистом об обезземеливании пролетариата во Франции. Связь между складом общественной жизни в целом и решением человечеством земельного вопроса. "...Сад, под золотым солнцем и виноградниками", принадлежащий всем сообща и каждому, как символ грядущей счастливой жизни людей на Земле (июль--август).
   Случай из флорентийской жизни Достоевского 1869 г.: тарантул, забравшийся в его комнату. Восточный вопрос и вызванная им полемика в дипломатических кругах: недоверие европейских великих держав к политике русского самодержавия. Различные проекты политического решения Восточного вопроса и будущего устройства балканских славян; история Казанского царства и описание взятия Казани в "Истории государства Российского" Карамзина как исторический урок. Отношение русского народа и образованных классов к освободительному движению балканских славян; полемика о нем с "Вестником Европы" (сентябрь).
   Судебный процесс крестьянки Корниловой, выбросившей из окна свою падчерицу. Отношение "нигилистки" 1860-х гг. к Теккерею как иллюстрация упрощенного, прямолинейного отношения к фактам: мнимая простота и действительная сложность вплоть до "фантастичности" большинства явлений жизни. Превосходство в этом смысле действительности над искусством и необходимость для художника глаза, способного постичь жизненные явления но всей их реальной сложности. Распространение самоубийств в современном обществе; различные случаи самоубийства как характерное выражение особенностей жизни и общественных настроений разных его слоев. Самоубийства эмигрантки (дочери Герцена) и бедной петербургской девушки-швеи, выбросившейся из окна с образом в руках. Философский монолог самоубийцы "Приговор" (предваряющий главу "Бунт" в "Братьях Карамазовых"). Новый фазис развития Восточного вопроса; оценка личности и действий генерала Черняева, а также русского добровольческого движения на Балканах в 1876 г. Необходимость для народа и общества "лучших людей", способных им нравственно руководить, особенно в связи с ростом также и в России власти капитала и усилением влияния "золотого мешка" (октябрь).
   "Фантастический", по авторскому определению, рассказ "Кроткая" (навеянный упомянутой в прошлом заметкой о швее, выбросившейся из окна с образом) с предваряющим его предисловием, где декларирована суть писательского метода и сформулированы принципы эстетики Достоевского (ноябрь).
   Рассказ о посещениях Достоевским в тюрьме осужденной Корниловой и кассация приговора по ее делу. Полемика по поводу главы "Приговор" и разъяснение ее философского смысла: индифферентизм, потеря веры в смысл личного и общественного бытия как нравственная болезнь образованного русского общества 70-х годов и особенно его молодого поколения. Случай из жизни девочки, показывающий возросшую сложность психологии ребенка, необходимость чуткого подхода родителей и педагогов к детям. Итоги "Дневника" 1876 г.: идея "пашен национальной духовной самостоятельности" как его руководящая нить; разъяснение позиции автора в вопросах о национально-освободительной борьбе балканских славян и о будущих судьбах славянства. Полемика с противниками движения в пользу поддержки Россией борьбы южных славян за освобождение (декабрь).
   Эта суммарная характеристика главных тем, освещаемых в отдельных выпусках "Дневника", дает, разумеется, лишь наиболее общее, неполное представление об их содержании. Развиваясь свободно, мысль автора "Дневника" обогащается в своем развитии неожиданными ассоциациями, втягивая в себя в процессе своего движения самые разнородные явления и факты. Анализ основных внешнеполитических и военных событий года (Восточный вопрос, освободительная борьба южных славян, русское добровольческое движение, политическая жизнь Франции, Германии, Италии, Испании) спаян в "Дневнике" воедино с анализом взаимоотношений на Западе и в России верхов и низов, замечаниями об истории развития аграрных отношений и земельной собственности, эволюции земледелия, промышленности, торговли, религиозных институтов и идей, искусства и литературы, с размышлениями над положением различных общественных слоев и классов, их идеалами и настроениями. Такие несходные между собою явления общественной и культурной жизни 1870-х гг., как усиление власти золотого мешка, обезлесение России, увлечение образованного общества спиритизмом, {О позиции автора "Дневника" в полемике, вызванной увлечением русского общества спиритизмом, см. статью: И. Л. Волгин, В. Л. Рабинович. Достоевский и Менделеев: антиспиритический диалог. -- Вопросы философии, 1971, No 11, стр. 103--115.} волна самоубийств среди молодежи, рассматриваются как грозные симптомы общего социального неблагополучия. Аналогичное по смыслу обобщенное культурно-психологическое истолкование получают и разбираемые на страницах "Дневника" судебные процессы, {Вопросам суда и адвокатуры в "Дневнике писателя" посвящены статьи: В. Гольдинер. 1) Проблема правосудия в творчестве Достоевского. -- Советская юстиция, 1961, No 22, стр. 16--18; 2) Достоевский и Щедрин об адвокатуре (по материалам дела Кроненберга. -- Там же, No 1, стр. 19--21; Г. К. Щенников. Проблема правосудия в публицистике Достоевского 70-х годов. -- В кн.: Русская литература 1870--1890 годов. Сб. 4. Свердловск, 1971 (Уральск. гос. унт-т им. А. М. Горького, Учен. зап. No 121, сер. филол., вып. 19), стр. 3--23.} и факты текущей газетной хроники, и события личной жизни автора, и его воспоминания об увиденном и пережитом в прошлые годы. Одни и те же темы -- о нищих детях в Петербурге, о русском народе, об упадке семьи и о превращении ее в "случайное семейство", об эпидемии самоубийств, их социальных и культурно-исторических причинах -- освещаются параллельно и в публицистике Достоевского, и в художественных произведениях, включенных в состав "Дневника писателя" ("Мальчик у Христа на елке", "Мужик Марей", "Кроткая" и др.). Причем если в названных художественных произведениях более или менее отчетливо ощутимы публицистическая тенденция, присутствие личности автора, выражение его симпатий и антипатий, то в публицистике "Дневника" постоянно дает о себе знать художественное начало, мысль писателя развивается здесь не столько по законам отвлеченной логики, сколько по законам искусства; общие, "глобальные" по своему смыслу размышления нерасторжимо сцепляются воедино с личной биографией и впечатлениями бытия самого автора, диалогами, живыми зарисовками сцен русской и западноевропейской действительности.
   Начиная с апрельского выпуска "Дневника", Достоевский, следуя примеру Герцена, все чаще прибегает в нем к диалогическому построению: форма диалога автора с его собеседником -- Парадоксалистом позволяет романисту представить сложную диалектику жизненных явлений, свойственную им реальную противоречивость в форме резкого столкновения и борьбы мнений. При этом Парадоксалисту Достоевский поручает роль то иронического, провоцирующего на спор разрушителя сложившихся традиционных взглядов и предрассудков, обнаруживающего их относительность в условиях дворян-ско-буржуазного общества (Апрель. Глава вторая. § II "Парадоксалист"), то авторского двойника, вдохновенно излагающего его самые заветные убеждения (Июль и август. Глава третья. § IV "Земля и дети"). {Напомним, что термином "парадоксалист" Достоевский воспользовался уже раньше для характеристики героя "Записок из подполья" (наст. изд., т. V, стр. 179). О диалогической форме в "Дневнике писателя" см.: В. Виноградов. О художественной прозе. М.--Л., 1930, стр. 145--176.}
   

6

   Формулируя во вводной главке первого выпуска "Дневника" 1876 г. свою общественную позицию, Достоевский указал, что считает себя из всех представителей тогдашней русской прессы "всех либеральнее", так как ни на чем не желает успокоиваться (стр. 7). И далее автор "Дневника" пишет, что представление о возможности наступления на земле "золотого века", о чем мечтали соииатисты-утописты 40-х годов, отнюдь не пустая мечта. Современные люди носят "золотой век" "в кармане", стоит каждому из них по-настоящему захотеть его, деятельно способствовать его осуществлению -- и отвлеченная идея "золотого века" может уже сегодня стать самой доподлинной реальностью. В третьей главе январского выпуска "Дневника" писатель провозглашает тот основной символ веры, в служении которому он видит общий смысл всей своей литературной и публицистической деятельности: "Я никогда не мог понять мысли, что лишь одна десятая доля людей должна получать высшее развитие, а остальные девять десятых должны лишь послужить к тому материалом и средством, а сами оставаться во мраке. Я не хочу мыслить и жить иначе, как с верой, что все наши девяносто миллионов русских (или там сколько их тогда народится) будут все, когда-нибудь, образованы, очеловечены и счастливы. Я знаю и верую твердо, что всеобщее просвещение никому у нас повредить не может. Верую даже, что царство мысли и света способно водвориться у нас, в нашей России, еще скорее, может быть, чем где бы то ни было, ибо у нас и теперь никто не захочет стать за идею о необходимости озверения одной части людей для благосостояния другой части, изображающей собою цивилизацию, как это везде во всей Европе" (стр. 31). Постоянное недовольство существующим и рожденное им беспокойство, искренний и глубокий демократизм, неизменное сочувствие народу и вера в то, что с его светлым "ликом и образом" (стр. 119) связано великое будущее России, убеждение в превосходстве народа над господствующими классами, а его нравственных начал -- над культурными идеалами дворянства, пламенное неприятие буржуазной цивилизации во всех ее общественных, государственных, бытовых и идеологических проявлениях пронизывают весь "Дневник писателя".
   Автор "Дневника" отказывается от прежнего скептико-нигилистического отношения к передовой мыслящей русской молодежи и ее устремлениям, выраженного в "Идиоте" и "Бесах". "Юношество наше ищет подвигов и жертв, -- заявляет он теперь. -- Современный юноша, о котором так много говорят в разном смысле, часто обожает самый простодушный парадокс и жертвует для него всем на свете, судьбою и жизнью; но ведь всё это единственно потому, что считает свой парадокс за истину <...> парадоксы исчезнут, но зато не исчезнет в нем чистота сердца, жажда жертв и подвигов, которая в нем так светится теперь -- а вот это-то и всего лучше" (стр. 41--42). Приведенные слова, как и многие другие места "Дневника" за 1876 г., непосредственно подготовляют те новые акценты в изображении русской молодежи, ее общественных и нравственных исканий, которые ощутимы в "Братьях Карамазовых" и речи о Пушкине.
   Достоевский остается в "Дневнике писателя", как и во всем своем творчестве, защитником "униженных и оскорбленных", гневным обличителем дворянского и буржуазного уклада жизни. С первых до последних страниц "Дневник" проникнут глубокой тревогой автора за судьбу современного ему общества, согрет горячей любовью ко всем несчастным и угнетенным, выражает восхищение и преклонение Достоевского перед нравственной красотой и величием духа русского крестьянина и вообще простого человека. Подлинно плебейской ненавистью к крепостничеству проникнут рассказ писателя о фельдъегере, бьющем по голове ямщика. В рассказе "Мужик Марей" Достоевский воздвиг своеобразный величественный памятник русскому крестьянину -- не только неутомимому труженику, но и своему защитнику и нравственному воспитателю с детства. В полемике с В. Г. Авсеенко писатель декларирует свое глубокое убеждение в превосходстве в современной ему России "низов" над "верхами".
   "Дневник писателя" исполнен страстной ненависти к торжеству "золотого мешка", стремления к осуществлению мира свободы и социальной справедливости не на небесах, а на земле. В некрологе Ж. Санд Достоевский с большим сочувствием вспоминает о благородном воздействии на него и все его поколение в молодые годы идей тогдашнего утопического социализма, оставивших навсегда свой неизгладимый след в его сознании. А в июльско-августовском номере "Дневника" он горячо и взволнованно рисует картину осуществленной на земле грядущей "мировой гармонии", символом ее в глазах Достоевского становится город-Сад, где навсегда уничтожено противоречие между цивилизацией и природой, а земля стала общечеловеческим достоянием (не случайно эти страницы "Дневника" вызвали, как мы знаем теперь, особую тревогу цензора Ратынского).
   В "Дневнике писателя" получили выражение страстный патриотизм Достоевского, его кровная любовь к родной стране и народу, к его прошлому и настоящему, горячая вера писателя в великое будущее России. Достоевский исполнен жажды полной перемены всех сложившихся веками на Западе социальных, политических и нравственных отношений -- и он верит, что Россия призвана сказать всему человечеству новое слово, указать ему путь к подлинному освобождению, к решению всех мучительных "мировых вопросов" и "мировых противоречий".
   Напряженный интеллектуализм, восприятие любого явления прошлого и настоящего -- будь это политические события, литературные образы, столбцы газетной хроники, мелкие повседневные факты личной жизни самого автора -- в широком, глобальном, культурно-историческом контексте и сегодня поражают в "Дневнике".
   Достоевский обвиняет богатые, имущие классы не только в несправедливости существующих форм общественной жизни, но и в том, что они хищнически уничтожают природу, безлесят Россию, губят и коверкают жизнь и души "детей", то есть будущего поколения. Анализируя уголовные процессы 1870-х гг., пореформенный русский суд и адвокатуру, писатель блестяще вскрывает формальный характер буржуазного правосудия, его безразличие к человеку.
   Большой проницательностью отмечены и многие страницы "Дневника", посвященные внешнеполитическим вопросам 1870-х гг. Достоевский выступал на страницах "Дневника" решительным противником милитаризма бисмарковской Германской империи, он обличал папский Рим, последовательно и стойко защищал национально-освободительную борьбу балканских славян против турецкого ига, призывая русское общество к сочувствию угнетенным славянам, к активной поддержке славянского освободительного движения. Анализируя историю Франции со времен Великой французской буржуазной революции XVIII в. до эпохи третьей республики, Достоевский сумел с большой зоркостью угадать обусловленность политической эволюции французского общества в это время историей земельной собственности и вообще экономических, имущественных отношений.
   Достоевский утверждал в "Дневнике" эстетику русского реализма, он страстно защищал мысль о том, что единственным источником подлинного искусства является реальная жизнь, которая благодаря своей бесконечной, диалектической сложности и многообразию превосходит богатством любую даже самую изощренную и богатую фантазию. В полемике с Авсеенко Достоевский резко противопоставил великосветским писателям и романистам типа Авсеенко ту большую русскую литературу, которая со времен Пушкина и Гоголя шла по пути реализма, защищая при этом интересы русского "большинства". Помещенные в "Дневнике" художественные произведения -- рассказы "Мальчик у Христа на елке", "Мужик Марей", "Столетняя", "Кроткая", художественно-психологический анализ судебных процессов 70-х гг. явились новым шагом на пути разработки Достоевским принципов "реализма, доходящего до фантастического", -- реализма, сочетающего монументальность художественных обобщений, глубину и точность социального видения мира с особой внутренней напряженностью и повышенным вниманием художника к анализу "тайн души человеческой". {О художественных текстах, включенных в "Дневник писателя", см.: В. А. Туниманов. Художественные произведения в "Дневнике писателя" Ф. М. Достоевского. Автореф. канд. дисс. Л., 1966 (Ленингр. гос. ун-т им. А. А. Жданова).}
   Но в "Дневнике писателя" получили ярчайшее отражение и все слабые, реакционные стороны мировоззрения Достоевского.
   Обличая русскую аристократию и поместное дворянство, гневно изображая процесс превращения в пореформенные годы русского купца в биржевика и хищника-спекулянта новой, европейской складки, констатируя расслоение пореформенной деревни, бесправной и отданной на разграбление не только помещику, но и кабатчику, и кулаку, Достоевский в то же время резко выступал в "Дневнике" против развития России по "западному" (в его понимании -- революционному) пути, настаивал на возможности для пореформенной России, в отличие от стран Западной Европы, разрешить раздирающие ее социальные противоречия и антагонизмы без ломки исторически сложившейся государственной системы, мирным, а не революционным путем.
   Хотя и русское образованное общество, и русское пореформенное крестьянство, в результате двухсотлетнего разъединения в России верхов и низов и связанных с этим неблагоприятных обстоятельств исторического развития, отдалились от нравственного идеала и их жизнь потеряла всякое внешнее "благообразие", утверждал Достоевский, но в душе как русского крестьянства, так и лучших людей образованного общества в России живет одна и та же тоска по идеалу, одни и те же стремления к нравственному обновлению. Эти стремления служили в глазах Достоевского залогом возможности объединения в России уже в недалеком будущем народа и интеллигенции в общей работе по пересозданию существующих условий общественной жизни. Залогом возможности для России движения к будущей социальной гармонии по мирному, нереволюционному пути Достоевский считал русскую поземельную крестьянскую общину, особый характер глубоко живущих в сознании русского народа религиозно-нравственных идеалов, зовущих к самоотречению и подвигу, чуждых индивидуалистического, корыстного, эгоистического начала. Осуществив не революционным, а мирным путем тот идеал свободы и братства, о котором тысячелетиями напрасно мечтали лучшие умы Запада, Россия станет примером и образцом "всемирного человеческого обновления", поможет другим народам в их общем движении к свободе и братству.
   Надежды Достоевского на то, что "идея всемирного человеческого обновления" осуществится "не в революционном виде", а "в виде божеской правды", "в виде Христовой истины" (наст. изд., т. XXIII), делали его антагонистом Герцена, русских революционных демократов 60-х и народников 70-х гг., несмотря на роднивший с ними писателя демократизм и веру в общинные инстинкты русского крестьянства. Надежды эти не только придавали политической и социальной программе "Дневника писателя" утопический характер, но и сообщали системе взглядов Достоевского 70-х гг., взятой как целое, реакционные черты, при свойственных писателю искренних и глубоких гуманизме и демократизме.
   Утверждая, что Россия может достичь осуществления "золотого века" мирным, не революционным путем, Достоевский вступал в глубочайшее противоречие с самим собой, идеализируя -- вольно или невольно -- господствующий класс старой дворянской России, который он же сам подвергал беспощадной критике на страницах "Дневника писателя". Хотя русское образованное общество отдалилось от нравственных идеалов, оно все же носит "золотой пек в кармане": стоит ему лишь стряхнуть с себя вековой сон и сделать над собой нравственное усилие, чтобы его исторический образ очистился и преобразился и его светлые вековые идеалы засияли с новой силой. И то же самое, полагает Достоевский, относится ко всем созданным этим обществом институтам -- самодержавию, православной церкви, суду и т. д. Тем самым русское дворянское общество и государство выступают в представлении Достоевского постоянно в двух разных ликах -- отрицаемом им, реальном, социально-историческом и идеальном, вневременном, просветленном и преображенном фантазией писателя. На те же самые социально-исторические институты пореформенной России, которые Достоевский -- художник и публицист беспощадно отвергает и разоблачает, зорко угадывая их подлинный корыстно классовый характер, он возлагает все надежды, приписывая им роль проводников своего вневременного, утопического этического идеала, способных бескорыстно и великодушно служить народу и его интересам.
   "Основное противоречие "Дневника писателя", -- справедливо пишет историк И. Л. Волгин, -- заключалось <...> в несоответствии его этического идеала тем политическим формулам, которые в нем отстаивались <...> в защищаемые им исторические институты писатель привносил внеисторическое нравственное содержание -- внеисторическое в том смысле, что оно не только внутренне не соответствовало этим историческим реалиям, но и находилось с ними в вопиющем разладе. Достоевский искренно сознавал себя сторонником самодержавия и православия <...> однако парадокс состоит и том, что православие и самодержавие не выступают у Достоевского в своем истинном действительном значении. Более того: они как бы отрицают свою собственную историческую природу. Ведь по мысли автора "Дневника" именно самодержавное государство было призвано стать сознательным орудием исторического прогресса, а православная церковь -- не только освятить этот прогресс, но и явиться гарантом общественной гармонии, гарантом справедливого разрешения всех нравственных и социальных конфликтов. Это было нечто совсем отличное как от робких пожеланий либералов, так и от консервативных устремлений охранителей" (Письма читателей, стр. 175; см. также: И. Л. Волгин. Нравственные основы публицистики Достоевского. (Восточный вопрос в "Дневнике писателя"). -- Известия АН СССР. Серия литературы и языка. 1971, No 4, стр. 312--324).
   Некоторые особенности идейного содержания "Дневника" объясняются противоречивостью реальной исторической обстановки 70-х гг. XIX в. Россия выступала в эти годы как оплот освободительного движения на Балканах. Широкие слои русского общества связывали с этим серьезные надежды. Достоевский явился своеобразным рупором настроений этих слоев, их политически не определившихся, но искренних демократических ожиданий.
   Не случайно Достоевский настойчиво указывал в "Дневнике" на благодетельный смысл сочувствия славянскому национально-освободительному движению на Балканах для судеб русского общества. Тот подъем, который и широкие слои русского образованного общества, и масса простого русского народа испытали перед лицом врагов угнетенного славянства, объединившее их в этот исторический момент патриотическое чувство, готовность к бескорыстной помощи территориально далеким и в то же время бесконечно близким и родным народу по духу славянским братьям казались Достоевскому живым и неопровержимым доказательством возможности грядущего духовного объединения русского общества, его верхов и низов в общей работе по оздоровлению и обновлению также и внутреннего устройства самодержавной пореформенной России. Достоевский не учитывал при этом, что политические чаянья, которые испытывали балканские славяне в годы борьбы за освобождение от турецкого ига, как и настроения сочувствовавших им демократических слоев русского общества, и те цели, которые преследовало в своей политике русское самодержавие, не только не совпадали, но, в конечном счете, резко противоречили друг другу. Идеализируя самодержавие, приписывая политике царя -- вопреки исторической правде -- великодушные и благородные цели, Достоевский вынужден был подыскивать оправдание, находить некий полумистический "высший", провиденциальный исторический смысл также и в завоевательных планах господствующих классов, в свойственной политике царизма великодержавности, соединенной с презрительным отношением к малым народам, с их социальным и политическим угнетением. В результате многие страницы "Дневника писателя" превращались в прямое орудие пропаганды внешней и внутренней политики Александра II, вызывая, с одной стороны, похвалы К. П. Победоносцева, В. П. Мещерского и других представителей правительственной реакции, а с другой -- ропот и негодование передовых демократических кругов русского общества, получившие отражение во многих критических отзывах о "Дневнике" и в части обращенных к его издателю многочисленных писем. {Анализ различных аспектов проблематики и идеологии "Дневника писателя" за 1876 г. см. также в статьях: В. Сидоров. О "Дневнике писателя". -- Сб. Достоевский, II, стр. 109--119; В. А. Десницкий. Публицистика и литература в "Дневнике писателя" Ф. М. Достоевского. -- 1928, т. XI, стр. I--XXVI (перепечатано в кн.: В. Десницкий. На литературные темы. Л.--М., 1933, стр. 320--343); Розенблюм, стр. 51--59; Г. М. Фридлендер. Новые материалы из рукописного наследия художника и публициста. -- ЛН, т. 83, стр. 107--116; В. А. Туниманов. Публицистика Достоевского. "Дневник писателя". -- Достоевский -- художник и мыслитель, стр. 165--209.}
   

7

   Объявления об издании "Дневника писателя" были встречены в литературных кругах скептически. Вс. С. Соловьев вспоминает: "На вечере у Якова Петровича Полонского, у которого обыкновенно можно было встретить представителей всевозможных редакций, людей самых различных взглядов, я выслушал с разных сторон заранее подписанный приговор "Дневнику писателя". Решали так, что издание непременно лопнет, что оно никого не заинтересует. Говорили:
   -- Он, наверное, начнет опять о Белинском, о своих воспоминаниях. Кому это теперь нужно, кому интересно?!
   -- Ну, а если он начнет о вчерашнем и сегодняшнем дне? -- спрашивал я.
   -- В таком случае еще того хуже... что он может сказать?! он будет бредить!.." (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 205).
   Свидетельство Соловьева подтверждает Александров: "...объявления о нем "(Дневнике", -- ред.} вызывали <...> иронические улыбки, а в некоторых органах печати раздались грубые насмешки, с одной стороны, и порицания и укоризны маститому писателю -- с другой. Одни, например, говорили, что Достоевский затеял издание своего "Дневника" потому, вероятно, что весь исписался и ничего лучшего создать уже не может; другие порицали его за гордое самомнение о себе, доведшее его до дерзости выдавать публике свой "Дневник" за литературное произведение, достойное ее внимания" (там же, стр. 238--239).
   Особенно ожесточенной противницей "Дневника писателя" (до апреля 1876 г.) была "Петербургская газета". 8 января автор фельетона "Листки из дневников Ивана Александровича Хлестакова" (А. Д. Курепин?) иронизировал: "Даже моим примером увлекся такой известный романист, как г-н Достоевский и, вероятно, соблазненный успехом моего "дневника", будет ежемесячно издавать свой "Дневник писателя", заявляя в газетах: "одним, дескать, пером все это писать буду...". Значит, что кроме "вечных чернильниц" есть еще "вечные перья". Надо запастись!... Не об этом ли самом вечном пере Федор Михайлович в покойной "Эпохе" написал некогда свой известный конфектный билетик:
   
   Ро-ро-ро,
   Золотое перо?"
   (ПГ, 1876, 8 января, No 5)
   
   В газете появилась даже специальная сатирическая рубрика "Дневник писателя", где помещал свои фельетоны И. А. Вашков (1847--1893; псевдоним -- "Ш. Н." или "Шапка-невидимка"), якобы вдохновленный примером Достоевского: "Под таким заглавием автор многих болезненно-психологических творений, Ф. М. Достоевский, намеревается издавать в нынешнем году периодические выпуски по двугривенному за нумер. Одною рукою, одним пером и одними чернилами г-н Достоевский обещает заносить на страницы своего сборника всё, что попадется под его пытливо-болезненное наблюдение. Некоторые одобрили такое предприятие автора "Подростка". Я же мало того, что одобряю его, но решился благую мысль тотчас же привести в исполнение и явиться бескорыстным эксплоататором чужой идеи..." (там же, 9 января, No 6; см. также: 13 января, No 8).
   Более влиятельные газеты заняли в отношении к "Дневнику" позицию выжидательную и осторожную. Так, А. М. Скабичевский (под своим обычным псевдонимом "Заурядный читатель") писал в статье "Мысли по поводу текущей литературы. О г-не Достоевском вообще и о романе его "Подросток"": "В газетах появляются ныне часто объявления о новом предприятии г-на Достоевского, именно о периодическом, ежемесячном издании им "Дневника писателя". <...> С нетерпением будем ожидать исполнения этого оригинального предприятия. Конечно, вперед можно предвидеть, что в "Дневнике писателя" много будет излишнего балласта, без которого г-н Достоевский не может никак обойтись, много будет праздного резонерства и мистических разглагольствований, но среди этого всего, может быть, будут встречаться и те драгоценные перлы, которыми дорог Достоевский каждому русскому человеку и которые одни выкупят собою и вынесут на себе издание и заставят забыть все недостатки автора" (БВ, 1876, 9 января, No 8).
   Независимо от отношения различных рецензентов к содержанию и направлению "Дневника" почти всеобщее сочувствие вызвала попытка создания писателем самостоятельного органа печати. Этой стороне дела придавал первостепенное значение, например, П. Д. Боборыкин, который заявил в "Воскресном фельетоне": "Г-н Достоевский хочет попытаться освободить себя из-под гнета журнальных предпринимателей, беседовать с публикою прямо от своего лица, не прибегая ни к какому издателю, ни к какой редакции. Один из моих собратов по фельетону (очевидно, Скабичевский, -- ред.) уже сочувственно отнесся к этой попытке. Она возбуждает в публике некоторое недоумение: как смотреть на "Дневник писателя", задуманный г-ном Достоевским? Как на журнал в беллетристической форме или как на настоящий дневник, проявляющий все особенности его писательской физиономии? Мы это увидим вскоре. Нужно только пожелать автору, чтобы он не встретил каких-либо внешних препятствий при исполнении своего плана, чтоб его книгу, разбитую на двенадцать выпусков, не приняли за журнал и не подвергли ее необходимости пройти через какие-нибудь не совсем легкие формальности <...> Инициатива г-на Достоевского покажет еще раз, что в среде писателей началось гораздо более серьезное брожение в смысле экономического устройства литературного труда. Прежние условия и формы недостаточны, потому что писатель не в состоянии освободить себя от опеки всякого рода, и чисто денежной и нравственной" (СПбВсО, 1876, 11 января, No 11). Довольно пренебрежительно отозвавшийся о содержании первого выпуска "Дневника писателя" Боборыкнн тем не менее с удовлетворением писал об "экономическом" успехе "попытки" Достоевского: "Я возьму только экономическую сторону дела <...> Говорят, что первый нумер очень хорошо разошелся <...> я рад этому факту, показывающему, что можно писателю появляться периодически без посредничества предпринимателей журнального или книжного дела..." (СПбВед, 1876, 6 февраля, No 39).
   С еще большим энтузиазмом была встречена инициатива Достоевского "Голосом" и "Русским миром". "Счастливая мысль пришла Ф. М. Достоевскому! -- восклицал фельетонист "Голоса" Г. К. Градовский. -- В его "Дневнике писателя" нельзя не видеть попытки эмансипироваться от издателей и редакций. Чем виноват г-н Достоевский, если он настолько оригинален, что не подходит не под одну из рамок, предоставляемых существующими периодическими изданиями русскому писателю; чем виноват он, если для сохранения самостоятельной мысли он должен изложить ее не менее как на десяти печатных листах, рискуя при этом напрасно затратить и время, и труд, и средства?" (Г, 1876, 8 февраля, No 39, "Листок", подпись "Гамма"). Градовский считал естественным, что Достоевскому, занимавшему независимую литературную позицию, захотелось наконец избавиться от различных журнальных посредников (в первую очередь Градовский имел в виду В. П. Мещерского), сковывавших его авторскую волю: "Честному писателю часто нет исхода: или молчи или прикроивайся к тому изданию, у которого нет конкурента, в котором менее других находишь разногласия, обращайся в своего рода крепостного этого издания. Ф. М. Достоевский один из оригинальнейших русских писателей. Что ж удивительного, если, при нынешней ограниченности числа периодических изданий" ему приходилось тяжелее многих литераторов", Градовский замечал, что Достоевский "при таких условиях <...> скорее и настойчивее многих других писателей должен был почувствовать необходимость найти исход из того прокрустова ложа, в которое мы вкладываем русскую мысль". Критик напомнил о желании "Русского вестника" "сокращать и исправлять" романы Достоевского "для эксплуатации в своих узких интересах" (намек на изъятие главы "У Тихона" из "Бесов") и одновременно выразил сожаление о редакционных "оговорках" "Отечественных записок" при публикации "Подростка".
   Сходную мысль высказал в "Русском мире" и Вс. С. Соловьев, горячий пропагандист нового издания. {Еще до выхода "Дневника писателя" Вс. Соловьев обратился к Достоевскому С просьбой дать информацию о содержании первого выпуска; писатель сообщил ему некоторые данные (в письме от И января 1876 г.), которые Соловьев использовал в расширенном объявлении "Русского мира" (1870, 17 января, No 16, раздел "Петербургские известия"): "Мы приветствуем мысль <...> об издании "Дневника" в такой форме самыми лучшими пожеланиями. Свободная беседа художника-психолога, затрагивающая самые разнообразные явления нашей общественной и нравственной жизни, по нашему мнению, может и должна получить важное и полезное значение".} Он писал: "Серьезных попыток обойти монополию журналов до сих пор почти не было, и почин в этом благом деле принадлежит Ф. М. Достоевскому <...> Ф. М. Достоевский принадлежит к числу весьма немногих наших писателей, оставшихся вполне самостоятельными и не примкнувших ни к какому литературному лагерю. Он писал и в "Русском вестнике", и в "Гражданине", и в "Отечественных записках" -- журналах с различными направлениями -- и никогда не делал ни малейшей уступки духу литературной партии, всегда оставался самим собою, чрезвычайно искренним и безупречно честным писателем, стоящим выше всяких личных интересов и побуждений, прикрываемых литературного формой. <...> Эта репутация установилась на таком прочном и действительном основании, что никакая грязь безыменной газетной злобы и пошлости не в силах ее запачкать. И это, как кажется, уже понято вовремя, и к авторской деятельности Ф. М. Достоевского повсюду начинают относиться с должным уважением. Так, мысль его о самостоятельном издании "Дневника" вызвала во всех газетах самые сочувственные отзывы" (РМ, 1876, 8 февраля, No 38, "Современная литература"; подпись -- Вс. С-в.).
   "В назначенный день первый номер вышел и сразу произвел сильное впечатление, раскупался нарасхват. <...> Подписка превзошла все ожидания", -- свидетельствует Вс. С. Соловьев (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 205). {В тот же день, 31 января, поспешил обрадовать Достоевского К. П. Победоносцев: "А сегодня поздравляю вас с успехом, потому что едва нашел (в 4 часа) номер вашего Дневника: почти везде отвечали -- все листы разобраны, и мы послали за повой провизией" (ЛН, т. 15, стр. 130).}
   На выход первого выпуска откликнулось большинство газет -- "Санкт-Петербургские ведомости", "Голос", "Биржевые ведомости", "Новое время" (К. В. Трубникова и М. П. Федорова), "Русский мир", "Новости", "Петербургская газета", "Иллюстрированная газета", "Гражданин", а из журналов -- "Отечественные записки".
   Отзывы были в большинстве своем сочувственные, частью -- сдержанные. Достоевский обобщил отклики петербургских журналистов в февральском номере "Дневника" (стр. 39).
   Кроме Вашкова и Боборыкнна сурово отозвался о первом выпуске лишь литературный обозреватель газеты "Новости" -- писавший под псевдонимом "Новый критик" И. А. Кущевский, который узко утилитарно истолковал замысел "Дневника": "К чему это все написано и написано таким талантливым писателем, как г-н Достоевский, понять очень трудно, так как эти азбучные нравоучения о том, что стреляться не следует, а должно учиться прилежно, почитать родителей и молиться богу, -- мы в свое время узналп или от наших папепек и маменек, или -- на школьной скамейке. <...> -- Вот если бы г-н Достоевский указал, где нам взять капиталы на устройство приютов для всех этих "мальчиков с ручками", -- это было бы дело другое" (Я, 1876, 7 февраля, No 38, "Новости русской литературы"). Тем не менее Кущевский выразил несогласие с теми критиками, которые заявляли, что художник Достоевский взялся не за свое дело, "вломившись в публицистику". Кущевский писал: "Это мнение трудно разделить, если признать в художнике-писателе известную чуткость к современным явлениям и вопросам и право иметь на них свои взгляды, иначе придется думать, что художник-писатель мало развит для публициста". "Но чем же объяснить плоскости и банальности "Дневника писателя"", -- задавал критик "Новостей" риторический вопрос. И тут же ответил на него, объясняя неудачу "Дневника писателя" особенностями современной жизни, измельчанием общества, идейным безвременьем: "Невозможно не склониться к мысли, что жизнь дает теперь мало материалов для художника" (там же).
   Язвительной репликой откликнулась на январский выпуск "Дневника" также "Иллюстрированная газета". Ее рецензент -- редактор газеты В. Р. Зотов (см. о нем ниже, стр. 37) писал в фельетоне "Петербургские письма": "Г-н Достоевский доказал уже свою неспособность быть хорошим фельетонистом. Самый язык его не отличается необходимой для этого легкостью, а, напротив, полон тяжеловесными оборотами и неуклюжими, часто грубыми выражениями. Остроумия в нем нет ни малейшего" (ИГ, 1876, 15 февраля, No 7).
   Нарекания в прессе вызвало полемическое заключение первого выпуска "Одна турецкая пословица". Этот заключительный раздел "Дневника" не понравился В. В. Маркову (СПбВед, 1876, 7 февраля, No 38, "Литературная летопись", подпись -- В. М.). Недовольство "турецкой пословицей" выразил и А. М. Скабичевский: "К чему такое заключение, совершенно, по моему мнению, бестактное" (БВ, 1876, 6 февраля, No 36). Наконец, Д. Д. Минаев в "Петербургской газете" откликнулся на "пословицу" эпиграммой "Трусливая поговорка" (ПГ, 1876, 5 февраля, No 25).
   Можно предполагать, что "Петербургская газета" восприняла последний раздел январского выпуска "Дневника" как полемический выпад в свой адрес. Во всяком случае газета несколько раз, и весьма насмешливо, отозвалась о первом номере. Д. Д. Мппаев в стихотворении "Ф. Достоевскому по прочтении его "Дневника"" так оценивал ого содержание и направление:
   
   Вот ваш "Дневник" ... Чего в нем нет?
   И гениальность, и юродство,
   И старческий недужный бред,
   И чуткий ум, и сумасбродство,
   И день, и ночь, и мрак, и свет.
   О, Достоевский плодовитый!
   Читатель, вами с толку сбитый,
   По "Дневнику" решит, что вы --
   Не то художник даровитый,
   Не то блаженный из Москвы.
   (ПГ, 1876, 3 февраля, No 23)
   
   Еще резче писала "Петербургская газета" о содержании январского номера в передовой статье "Кабинетные моралисты": "Если мы нередко подсмеиваемся над иностранцами, которые берутся судить о России, вовсе не зная России, то в сто раз более подлежат осмеянию достопочтенные наши соотечественники, которые сочиняют на русское общество всевозможные обвинения, вовсе не зная этого общества, ни его добродетелей, ни его пороков <...> ум г-на Достоевского имеет болезненные свойства и <...> умосозерцания его служат наглядною картиною, до каких смешных абсурдов может договориться человек, который берется обвинять современное общество, вовсе не имея о нем понятия... Говорите, говорите, г-н Достоевский, талантливого человека очень приятно слушать, но не заговаривайтесь до нелепостей и лучше всего не отзывайтесь на те "злобы дня", которые стоят вне круга ваших наблюдений...". По мнению автора статьи, Достоевский, не понимая молодежи, дал о ней искаженное представление в заметке о самоубийствах, а, описывая елку в клубе художников, раздраженно "выругал" всех: и детей, и подростков, и юношей, и девушек, и взрослых. Из содержания первого номера газета сочувственно выделила лишь рассказ "Мальчик у Христа на елке" (ПГ, 1876, 4 февраля, No 24; ср. ниже, стр. 324). Достоевский обратил особое внимание на статью "Кабинетные моралисты", отметив непоследовательность позиции редакции "Петербургской газеты" и уязвимость ее обвинений. Он насмешливо писал в начале февральского номера "Дневника": ""Петербургская газета" поспешила напомнить публике в передовой статье, что я не люблю детей, подростков и молодое поколение, и в том же No внизу, в своем фельетоне, перепечатала из моего "Дневника" целый рассказ: "Мальчик у Христа на елке", по крайней мере, свидетельствующий о том, что я не совсем ненавижу детей" (стр. 39).
   Иначе отнесся к "Дневнику" публицист "Нового времени" (еще до перехода газеты под редакторство А. С. Суворина) И. Ф. Василевский. Правда, в статье "Наброски и недомолвки", подписанной его обычным псевдонимом "Буква", он находил, что Достоевский в первом выпуске "фигурирует в качестве то добродушно, то нервно брюзжащего и всякую околесицу плетущего старика". Но в то же время Василевский, оценивая общую идеологическую позицию Достоевского, писал: "...приятно <...> что в первом выпуске "Дневника писателя" нет никаких скверностей и пошлостей в духе и жанре "Гражданина" и кн. Мещерского ..." (НВр, 1876, 8 февраля, No 37). Ту же мысль сформулировал Г. К. Градовский: "Признаюсь, помня, что под этим же заглавием попадались в "Гражданине" статьи г-на Достоевского во время его редакторства, я не без опасения за его достоинство принялся читать первый нумер "Дневника". Но, по счастию, все опасения быстро рассеялись с третьей же страницы. Г-н Достоевский отряхнул от себя тот мусор грубого ханжества и шарлатанства, ту смесь шитой белыми нитками лести и угодничества с самым отъявленным невежеством и отрицанием несомненных фактов, ту эксплуатацию чужого доверия и погоню за наживой, которые сквозят в самых патетических местах журнала-газеты и которые бросали невыгодную тень на некоторые статьи его прежнего "Дневника". Нынешний "Дневник писателя" читается с удовольствием. Не считая двух-трех страниц, в которых более туманных фраз, нежели мыслей, не касаясь некоторых причудливых и не идущих к делу выходок автора и какой-то эквилибристики фантазии и ума, без цели и значения, всё содержание "Дневника" представляет ряд блестящих, талантливо написанных набросков и мыслей о нашей "злобе дня" <...> "Дневник" г-на Достоевского уже тем полезен, что заставляет думать читателя" (Г, 1876, 8 февраля, No 39).
   Скабичевский в отличие от Василевского и Градовского не склонен был противопоставлять прежний "Дневник писателя" 1873 г. новому; напротив, он подчеркивал их родство, объективнее других либеральных публицистов оценивая деятельность Достоевского в "Гражданине". Назвав "Дневник" "животрепещущей новостью", Скабический уточнял: "Но новость ли это, полно? С внешней стороны это, конечно, новость, так как перед нами является чуть ли не первая пNoпытка в России издавать ежемесячную газету, наполняя ее исключительно статьями, принадлежащими самому издателю. Но, с другой стороны, по содержанию, подумайте, какая же это новость? Разве мы не знакомы давно уже были с "Дневником писателя" на страницах "Гражданина" и чем же настоящий "Дневник писателя" отличается от него? Решительно ничем. Перед нами тот же г-н Достоевский, рассуждающий подчас довольно сбивчиво обо всем, что попадется ему на глаза, но зато подчас высказывающий оригинальные, глубокие и светлые мысли или же неожиданно огранивающий какой-нибудь поэтический образ первой величины" (БВ, 1876, 6 февраля, No 36).
   Скабичевский противоречиво оценил содержание первого номера "Дневника", похвалы сопроводил многими оговорками: "Первый выпуск "Дневника писателя", надо сказать по правде, не представляется особенно удачным. От того ли произошло это, что г-н Достоевский не разговорился еще, или предметы, о которых он судит, взяты не вполне удачно, -- но "Дневник" оставляет в вас какое-то неполное впечатление, и все вам кажется, что чего-то в нем недостает <...> в некоторых местах, хотя бы, например, в главе о спиритизме, вы не разберете, кто такой перед вами -- мистик ли, прикидывающийся скептиком, или скептик -- мистиком". {Неудовлетворенность январской книжкой "Дневника", в частности главой о спиритизме, выражали и отдельные читатели. "Сейчас просмотрела No 1 "Дневника писателя" Достоевского, -- занесла 10 февраля 1876 г. в записную книжку писательница и общественный деятель Е. С. Некрасова. -- Видно, что автор -- очень больной человек: он останавливается только на болезненных явлениях. Несмотря на все его желание быть комичным в некоторых местах и посмешить публику -- ему это вовсе не удается. Те прыжки, которые делает автор от одной мысли к другой, вполне изобличают в нем психически больного человека; эти скачки не все преднамерены автором. Рассказ его о Христовой елке хорош по мысли, его проникающей, выполнен же он плохо, как бы новичком в деле писательства. Заметка о спиритизме выдает, что автор уже порядкам устарел: он хочет донести читателю и убедить, что он не вериг в чертей?!!!" (ЛН, т. 86; стр. 444).}
   Это не помешало, однако, Скабичевскому выразить свое сочувствие центральным идеям январского номера "Дневника" и особенно мыслям Достоевского о современном народе: "Мне кажется даже, что, несмотря на некоторую странность в ходе и изложении мыслей г-на Достоевского <...> мы с тобою, читатель, далеко не так расходимся с г-ном Достоевским, как это может показаться с первого взгляда. Мы расходимся в таких пустяках, которые <...> не стоят выеденного яйца, зато сходимся в таких вещах, которые должны быть дороже для нас самой жизни, если только у нас есть с тобою какие-нибудь честные и глубоко внедренные убеждения, а не одно поверхностное усвоение каких бы то ни было прекрасных теорий <...> мы живем с ним одною верою в такие вещи, которые <...> должны составлять сущность нашего существования". И далее Скабичевский привел большую цитату из "Дневника" о трагическом современном положении народа, обращая внимание читателя на эту симпатичную ему в идейном отношении сторону нового публицистического издания: "Откиньте некоторые частности <...> возьмите сущность этого замечательного места из "Дневника", -- и что вам останется, как не протянуть руку г-ну Достоевскому, как вашему единомышленнику, как человеку одной с вами веры. И заметьте, что "Дневник" весь пропитан этими прекрасными идеями: каждая строка дышит в нем такою высокою гуманностью, такою горячею верою в необъятную мощь народа, таким искренним и неподдельным сочувствием к его страданиям". Завершил свой разбор первой книжки "Дневника писателя" Скабичевский в доброжелательном духе: "...судя по первому выпуску, "Дневник" г-на Достоевского обещает быть весьма почтенным, полезным и замечательным изданием" (там же). {Достоевский не прошел мимо того факта, что Скабичевский "протянул ему руку". В следующем номере "Дневника" (главка "О любви к народу. Необходимый контракт с народом"), разъясняя свою позицию в вопросе о народе, он прямо обратился к нему и другим критикам либерально-народнического направления: "...я не потаю моих убеждений, именно чтобы определить яснее дальнейшее направление, в котором пойдет мой "Дневник", во избежание недоумений, так что всякий уже будет знать заранее: стоит ли мне протягивать литературную руку или нет?" (стр. 44).}
   Сдержаннее, чем Градовский и Скабичевский, откликнулся на "Дневник писателя" обозреватель "Санкт-Петербургских ведомостей" В. В. Марков, с удовлетворением, правда, отметивший, что "в "Дневнике" господствует вообще очень мирное настроение, и размышления автора о разных предметах отличаются большим добродушием <...> "Дневцптс" имеет интерес, и можно пожелать ему непрерывающегося успеха". Марков сочувственно выделил воспоминания и рассказ "Мальчик у Христа на елке", но пренебрежительно отозвался о Достоевском-публицисте и некоторых, по его мнению, "странностях" вроде статьи-фантазии "Золотой век в кармане": "Гораздо слабее те части, где автор выступает в качестве публициста, так как суждения его о разных текущих вопросах, вероятно, из желания быть беспристрастным, страдают чрезмерною многосторонностью и расплываются в нечто неопределенное, смутное" (СПбВед, 1876, 7 февраля, No 38).
   Из журналов на первый выпуск "Дневника" откликнулись, как уже отмечалось выше, только "Отечественные записки". Г. З. Елисеев, касаясь во "Внутреннем обозрении" февральской книжки журнала участившихся железнодорожных катастроф, которые, по его словам, "свидетельствуют перед целой Россией о полной безнаказанности у нас каждого золотого мешка", сочувственно цитирует "Дневник". "Г-н Достоевский в своем "Дневнике", если не ошибаемся, -- продолжает Елисеев, -- в первый раз осветил с этой стороны влияние нашей железнодорожной анархии, совершающейся на глазах всех и совершенно безнаказанно, на народ, и замечаний его нельзя не признать глубоко верными" (ОЗ, 1876, No 2, отд. II, стр. 298--299). Правда, в той же книжке журнала благожелательный отзыв Г. 3. Елисеева соседствовал с иронической репликой Н. К. Михайловского ("Вперемежку"). Михайловский подробно остановился на одном "глубоко трагическом эпизоде" поэмы Некрасова "Современники" (смерть сына Зацепы). При этом, полемизируя и со Скабичевским, и с Достоевским -- автором "Подростка" и "Дневника писателя", критик писал: "По крайней мере согласитесь, что не с веселою же торопливостью оторвался юноша от жизни и что он умер не от "свинства", в чем г-н Достоевский уличает всех наших самоубийц... ("Дневник писателя", No 1) <...> Не говорите, что образ юноши Зацепы принадлежит еще доброму старому времени, когда, дескать, семейные узы еще не поколебались под тлетворным дыханием и проч. <...> Юноша Зацепа не отрицал, что его отец -- вор, не прятал этого факта ни от себя, ни от других и все-таки вызвал на дуэль человека, заявившего этот факт. Он взял на себя грех отца и изнемог под его тяжестью: покаялся, но за покаянием следует причащение, и измученный юноша не нашел ничего лучшего, как причаститься смерти" (там же, стр. 317).
   В дальнейшем, на всем протяжении 187ö--1877 гг., "Отечественные записки" не выступали с развернутой критикой "Дневника писателя". Они не полемизировали, в частности, и с идеями Достоевского-публициста по Восточному вопросу. Это объясняется тем, что некоторые демократические произведения Достоевского были в той или иной мере близки редакции журнала. К тому же редакция не теряла надежды получить от писателя новое художественное произведение. Не прекращались в эти годы и личные, дружеские отношения Достоевского с Некрасовым, Салтыковым-Щедриным, Плещеевым, видимо сдерживавшими полемический пыл Михайловского. {В 1877 г. Михайловский мимоходом вновь задел Достоевского в "Письмах о правде и неправде" (ОЗ, 1877, No 12), указав на противоречивость мировоззрения издателя "Дневника писателя".} Развернутую оценку публицистической деятельности Достоевского не только 1880-х, но и 1870-х гг. журнал дал позднее (см. об этом комментарий к "Дневникам писателя" за 1880 и 1881 гг.). Другой радикально-демократический журнал "Дело" также долгое время не определял своего отношения к "Дневнику писателя". Лишь в середине 1877 г. П. Н. Ткачев выразил двойственное (и очень характерное как для многих либеральных, так и для народническо-демократических кругов) отношение к "Дневнику писателя": "Г-н Достоевский вовсе не подозревает, что в его мечтаниях решительно нет никакого фактического содержания, и мыслит он не реально, а бог знает как -- хоть святых вон выноси. В то же время сколько искренности, сколько любви и фанатизма в его привязанности к народу, к России" (П. Н. Ткачев. Современное обозрение. -- Д, 1877, No 6, стр. 63).
   Среди консервативных органов неизменно благожелательно и сочувственно относились к "Дневнику писателя" "Русский мир" и "Гражданин". В статье Вс. Соловьева о первом номере "Дневника" содержался подробнейший пересказ его содержания. Критик был об этом номере самого высокого мнения: "Содержание его чрезвычайно разнообразно -- это живой разговор человека, переходящий с предмета на предмет, разговор своеобразный и увлекательный, где иногда, под формою шутки, сквозят серьезные мысли. Немало остроумных и тонких замечаний -- и все это просто и искренно, на всем лежит печать ума и таланта, чуждых всякой тенденцпозности и обязательной окраски. Право, после всех наших журнальных выкрикиваний, после всяких натянутых, насильно вымученных и утомительно-скучных фельетонных causeries, такой "новый" фельетон" представляется самой отрадной неожиданностью. <...> Покидая первый выпуск "Дневника писателя", мы ждем очень многого от такого начала и желаем этому замечательному изданию долгую и беспрепятственную будущность. В успехе же его, даже при странности вкусов некоторой части общества, невозможно сомневаться" (РМ, 1876, 8 февраля No 38). В "Гражданине" подробной критики на первый выпуск не появилось, но еженедельник с удовольствием цитировал "Дневник", {Публицист еженедельника сопроводил выписки лирическим признанием: "Когда я жду нового произведения г-на Достоевского <...> я <...> наперед знаю, что найду в нем и выпишу из пего какую-нибудь, а может быть и не одну -- живую, светлую, как звездочка, сияющую мысль. Г-н Достоевский обладает особенным искусством опускаться в глубину житейского моря и доставать со дна его эти жемчужинки-мысли" (Гр, 1870, 8 февраля, No 6: "Две концепции (заметки из текущей жизни)").} полемизируя с суждением Скабичевского (Гр, 1876, 22 февраля, No 8) "Шутят или вправду? (Заметки из текущей жизни)". Журнал "Русский вестник" и "Московские ведомости" M. H. Каткова с оценками не спешили, что, как выяснилось в дальнейшем, не было странностью: указанные наиболее влиятельные консервативные органы были явно недовольны демократическими тенденциями "Дневника писателя".
   Последующие (февральский, мартовский) выпуски "Дневника" способствовали упрочению репутации издания. Вплоть до появления апрельского выпуска в прессе почти не было новых враждебных Достоевскому откликов. Правда, "Петербургская газета" реагировала на февральский выпуск по-прежнему отрицательно. Причем особенное раздражение у ее рецензента вызвала необычность самой формы "Дневника": соединение в нем общего с сугубо личным и повседневным: "Недостает только, чтобы по поводу кроненберговского дела Достоевский рассказал, -- писал возмущенный рецензент, -- как, возвращаясь поздно из типографии, он не мог найти извозчика и поэтому промочил ноги, переходя через улицу, отчего опасается получить насморк и проч." (ПГ, 1876, 2 марта, No 42). {О содержании февральского выпуска в целом автор статьи "Первое слово г-на Суворина и второе слово г-на Достоевского" отзывался крайне пренебрежительно и с раздражением: "При всем желании у г-на Достоевского на сей раз мы не нашли никакой сущности. Весь "Дневник" наполнен неудобоваримою философиею по поводу кроненберговского дела, весь переполнен тоски и бессодержательности. Даже художественностью не блеснул на этот раз автор "Дневника", хотя и рассказал с художественными претензиями анекдотец о чадолюбивом мужичке Марее, связанный неизвестно для чего с острожными воспоминаниями автора "Мертвого дома" (ПГ, 1876, 2 марта, No 42).} Но газета постепенно прекратила свои нападки на "Дневник". Перепечатав в разделе "Фельетон" рассказ "Столетняя", она сопроводила его публикацию шутливыми, но доброжелательными словами: "Ба! вот разносчики кричат на улицах: ""Дневник" Достоевского, третий нумер "Дневника" Достоевского!" Нет ли там чего? Очень лакомые вещи попадаются у этой старой журнальной пчелы! Жадно врываюсь я в соты "Дневника писателя" и тотчас вижу, что тут есть достаточно поживы. Притащу к себе в улей из этого "Дневника" целиком главу вторую" (ПГ, 1876, 2 апреля, No 65).
   Литературный обозреватель "Санкт-Петербургских ведомостей" В. В. Марков коротко остановился на составе февральского выпуска и выразил неудовольствие однообразием сюжетов, видимо, слишком прямолинейно восприняв слова Достоевского, писавшего, что он "испортил <...> февральский "Дневник", неумеренно распространившись в нем на грустную тему ..." (стр. 73). "Размышления г-на Достоевского, -- писал критик, -- читаются без усилий, но можно пожелать, чтоб впредь он держался большего разнообразия в программе своих ежемесячных бесед с публикою" (СПбВед, 1876, 13 марта, No 72). Другого публициста газеты (подпись "Р") привлекли в мартовском выпуске "Дневника" страницы, посвященные "разным европейским злобам дня". Критик пришел к заключению, что, хотя от суждений Достоевского о Европе и "несет как бы подогретой личиной о "гнилом западе"" и "все это ужасно похоже на несколько приправленные славянофильские консервы", эти суждения во многом справедливы, соответствуют истинному положению дел во Франции и Германии: "Везде самодовольная борьба из-за временных выгод, сытая гордость из-за грошовых успехов, освящение всяких средств и узкого кругозора". Сочувственно отнесся хроникер газеты и к вере Достоевского в великое обновление России, одним из залогов которого в будущем, по его мнению, является всеобщее недовольство и брожение в настоящем: "Как хотите, а у нас все-таки не так. Мы в настоящую минуту не при идеалах -- и как мы тревожимся, мечемся, ищем. Нашим силам не найдено нового, широкого применения, но никто не узаконивает их размельчения. Мы их скорее не расходуем, но и не заявляем, что в раздроблении их -- спасение. В нас живет сдержанное стремление, и оно беспокойно изыскивает для себя истинный, достойный путь. Мы ревниво сберегаем наши добытые успехи, но без буржуазного самодовольства; мы изучаем явления нашей жизни без самомнения, но со скальпелем доступной критики и сатиры, мы жалуемся, плачемся на отсутствие жизненных идеалов, и здесь именно кроется источник новой жизни, чувство здорового роста и совершенствования" (СПбВед, 1876, 7 апреля, No 95, "Заграничная хроника").
   Скабичевскому февральский выпуск "Дневника" понравился значительно больше первого ("вышел и дельнее, и цельнее первого..."). Критик выделил мысли писателя "об отношении интеллигенции к народу" и сблизил воззрения Достоевского и Н. К. Михайловского на этот центральный и злободневный вопрос: "Замечательно, что в этих profession de foi он в одном месте поразительно сходится с г-ном Профаном (псевдоним Михайловского, -- ред.) "Отечественных записок". Подобно тому, как последний, говоря о статье г-на П. И. "О безжизненности современной литературы", приходит к тому мнению, что "у мужика есть чему научиться, но и есть и нам что ему передать", почти то же самое высказывает г-н Достоевский, только другими словами" (БВ, 1876, 12 марта, No 70). {С. А. Венгеров в обзоре "Очерки текущей литературы" (подписанной его псевдонимом "Фауст Щигровского уезда") высказывался о народничестве" Достоевского почти в том же духе (см.: НВр, 1876, 18 марта, No 19).} Высоко оценил Скабичевский "Мужика Марея": "...прелестный рассказ <...> дышащий теплотою, крайнею простотою и глубокою правдою". О разборе Достоевским речи Спасовича критик отозвался особенно восторженно, назвав его "поистине прекрасным гражданским подвигом". "Я не читал ничего глубже и патетичнее этого разбора из всего, что писано по делу Кроненберга, -- восклицал Скабичевский. -- К тому же вся наша фельетонная болтовня, конечно, завтра же будет забыта, а то, что написал г-н Достоевский о речи г-на Спасовича, это не забудется, это увековечится в назидание нашему потомству о нашей дрянности, беспринципности и бездушии" (там же). {Ср. со свидетельством Алчевской в письме к Достоевскому от 19 апреля 1876 г.: "Я знаю людей, которые <...> говорят: "Пройдет несколько лет, забудется дело Кроненберга, забудется все, что писалось и говорилось по этому делу, все фразистые фельетоны, все слащаво гуманные речи, одна только эта статья никогда не утратит своего значения и будет служить Живым укором и обществу, и адвокатуре, и всем нам"" (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 286).}
   Народнической критике вообще (а не одному только Скабичевскому) оказались близки многие рассуждения Достоевского. С. А. Венгеров, обозревая в июне 1876 г. пять выпусков, вышедших к этому времени, так обобщил свои выводы о "Дневнике" 1876 г. и его художественно-идеологических тенденциях: "Многим был памятен, -- вспоминал он начало "Дневника" и отклики на его первую книжку, -- отдел, веденный тем же г-ном Достоевским под тем же названием в "Гражданине", и нельзя сказать, чтобы эти воспоминания умаляли сомневающееся настроение. Но уже с первого выпуска "Дневника" всякие сомнения рассеялись и успех его все более и более упрочился <...> Содержание "Дневника" публицистическое. Но как далеко оно от того, что у нас называется публицистикою! <...> Г-н Достоевский говорит обществу резкое, суровое слово, но это слово искренне, и поэтому к нему все невольно прислушиваются <...> важное приобретение г-на Достоевского с тех пор, как он издает "Дневник", -- он совершенно порвал сношения с московскими спасителями отечества и начал высказывать такие мысли, за которые "Русский вестник" его не похвалит". {Еще раньше Венгерова на противоположность направления "Дневника писателя" консервативному курсу "Русского вестника" Каткова указал Г. К. Градовский. Критик "Голоса", обратив внимание читателя на слова Достоевского о том, что "народ является носителем наших лучших идеалов, даже до того, что все, что есть в литературе прекрасного, "истинно прекрасного", как говорит г-н Достоевский, "то все взято из народа"", предвосхитил своей репликой полемику между Достоевским и В. Г. Авсеенко: "Не похвалит же г-на Достоевского за это кощунственное воззрение присяжный критик "Русского вестника". полагающий, как известно, что наша литература стала падать именно о того момента, когда стала черпать свои типы и идеалы из народа!" (Г, 1870, 7 марта, No 67).} И Венгеров приходил к заключению, что в "Дневнике писателя" "русская журналистика приобрела орган, заслуживающий всякого уважения", он желал Достоевскому "продолжать свое издание в том же духе и направлении" (Литературные очерки. Искренняя откровенность. Подпись -- "Фауст Щигровского уезда". НВр. 1876, 17 нюня, No 107).
   Выделил С. А. Венгеров, как и некоторые другие либеральные публицисты, и взгляд Достоевского (в майском выпуске "Дневника") на проблему эмансипации женщины: "...г-н Достоевский становится в ряды защитников женщины, становится не заурядно, шаблонно, рутинно, а во всей мере этого вопроса, со всей силою первоклассного, почти гениального дарования" (там же). {По поводу выступлений Достоевского по женскому вопросу "Церковно-общественный вестник" опубликовал письмо Л. X. Симоновой-Хохряковой, благодарившей в восторженных выражениях Достоевского за нечто совсем новое, особенно смелое и навсегда слово в слово залегающее в сердце" высказывание о современной русской женщине. ""Дневник писателя", -- заключала Хохрякова, -- должен быть настольною книгою русской женщины, он перейдет из рук в руки от современников к потомству, а стало быть, поклон русской женщины примет автор "Дневника писателя" не только в настоящем и в подрастающем поколении; то же выразится и в отдаленном потомстве" ("Церковно-общественный вестник", 1876, 2 июля, No 72). Хохрякова была не одинока в своих симпатиях к "Дневнику писателя", ее чувства разделяли и другие читательницы журнала, как об этом свидетельствуют их письма к издателю.}
   Консервативная пресса неоднозначно восприняла "profession de foi" Достоевского в февральском и мартовском выпусках. Вс. С. Соловьев в литературном обзоре подробно изложил воззрения Достоевского на проблему народа и интеллигенции.
   Точка зрения автора "Дневника" критику симпатична, но, судя по неуверенному и грустному тону статьи, он плохо верил в рецепты "спасения" "посредством народа". "Мы, -- писал Соловьев, -- больные, замученные, мечущиеся в тоске и бессилии, должны собрать все, что у нас осталось лучшего, и, забыв свои страдания, постараться спасти народ для того, чтобы, в свою очередь, от него, уже спасенного, получить и наше спасение. Возможна ли эта задача -- на вопрос этот ответит только время. <...> Нам хотелось бы верить, что Ф. М. Достоевский не увлекается в своем воззрении на народ, нам хотелось бы разделять его надежды" (РМ, 1876, 7 марта, No 65, Вс. С-в. Современная литература). В. Г. Авсеенко, постоянный и ведущий критик "Русского вестника", занял противоположную позицию, осудив в статье "Опять о народности и о культурных типах" (PB, 1876, No 3, стр. 362--387; подпись "А") "народничество" Достоевского. Автор "Дневника", по замечанию Авсеенко, "много говорит о народе и о предстоящей нам необходимости погрузить в него свои пустые сосуды" (там же, стр. 365). Консерватор Авсеенко, напротив, стремился в противовес народу, у которого он готов был признать всего лишь "стихийные идеалы", возвысить "европейски образованное меньшинство", "культурный слой", т. е. дворянство.
   В мартовском выпуске Достоевский корректно разъяснил Г. К. Градовскому, что тот произвольно истолковал его суждения о народе и, в сущности, сочинил "противоречия", приписав их автору "Дневника". {Возражал Г. К. Градовскому на его статью (Г, 1876, 7 марта, No 67) и публицист "Гражданина", высмеявший рассуждения фельетониста "Голоса" ("один мудрец, строчащий фельетоны") и самый тон его критики (Гр, 1876, 14 марта, No 11).} Статья Авсеенко потребовала более серьезного и подробного ответа: Достоевский посвятил полемике со взглядами Авсеенко почти половину апрельского выпуска "Дневника", вскрыв подноготную его творчества не только как критика, но и как великосветского романиста. Памфлет против Авсеенко явился продолжением прервавшейся в 1863 г., с закрытием журнала "Время", полемики Достоевского с "Русским вестником" Каткова.
   Ответ Достоевского критику "Русского вестника" был благожелательно встречен не только либеральной критикой, но и "Гражданином". {"Ф. М. Достоевский рассердился до некоторой раздражительности, -- писал публицист еженедельника, -- но зато как хорошо, как язвительно-хорошо вышло это "молитвенное, коленопреклоненное" отношение г-на Авсеенки <...> к высшему свету, это благоговение пред каретой с фонарями, это умиление пред "теплым, веселым буржуазным жанром, который, порою, так пленителен на французской сцене". Читая эти гневные строки, я отмечал каждую капельку желчи и невольно (грешный человек!) желал еще побольше остроты и горечи..." (Гр, 1876, 23 мая, No 17).} П. Д. Боборыкин в статье "Новые птицы -- новые песни" оценил полемическую отповедь Достоевского как "блистательный протест <...> горячее, свободное и смелое слово за тот же самый народ, которого западники вроде г-на Авсеенко, прельщенные всего мишурою, фальшью, дрянностью барского культурного мира не могут ни понимать, ни изучать". Боборыкин, почти всецело становясь на точку зрения Достоевского и относя его взгляды к тому "новому направлению русской публицистики", симптомы которого проявились в "Отечественных записках", "Неделе", "Молве", "Дневнике писателя", констатировал: "Г-н Достоевский идет в самую глубь вопроса, как он теперь поставлен..." (СПбВед, 1876, 18 мая, No 136). По мнению критика "Одесского вестника" А. И. Кирпичникова (подписывавшего свои "Литературные очерки" псевдонимом "С. С."), Достоевский "превосходно охарактеризовал" самую сущность мировоззрения Авсеенко (ОВ, 1876, 29 мая, No 116). "Новое время" Суворина в разделе "Среди газет и журналов" поместило большую цитату из апрельского выпуска "Дневника", назвав характеристику Авсеенко "прекрасной" (НВр, 1876, 8 мая, No 68). {Газета неоднократно выражала симпатии к "Дневнику писателя" и его автору, публикуя выписки из журнала в указанном разделе (НВр, 1876, 9 мая, No 69; 2 июня, No 92; 7 сентября, No 189; 2 октября, No 214).} "Русский вестник" и "Московские ведомости" {Лишь один раз "Московские ведомости" процитировали, тенденциозно выбрав, "антилиберальные" места из мартовского выпуска "Дневника писателя" (МВед, 1876, 28 апреля, No 104).} по понятным причинам промолчали.
   Сочувствие демократическим элементам взглядов Достоевского, проявившимся, в частности, в его полемике с Авсеенко, не помешало, однако, публицистам как либерального, так и народнического направления вступить в ожесточенный спор с высказываниями Достоевского в том же апрельском выпуске о войне и мире (глава вторая, § 2 "Парадоксалист"), Наиболее серьезные возражения против рассуждений Парадоксалиста высказал публицист газеты "Голос", музыкальный критик Г. А. Ларош (подпись "L"). Статья Достоевского побудила его преодолеть "боязнь" и "трусость" и заговорить о "Дневнике писателя". "Да, я боялся г-на Достоевского, -- признавался Ларош, -- как темы уж очень сложной и тонкой. Я не встречал более трудного объекта для литературной критики; в этом писателе соединяется решительно всё, что может озадачить и запугать читателя не только поверхностного, но даже очень и очень внимательного" (Г, 1876, 19 мая, No 138). Большую часть статьи Лароша занимает пересказ главки "Парадоксалист" с полемическими комментариями. "Давно мы <...> не слыхали такого откровенного слова. Это будет даже почище г-на Фадеева с его проектом контрреформ...", -- иронизировал Ларош. Отметив, что "автор возражает мнимому противнику (Парадоксалисту, -- ред.) с мягкостью, даже преувеличенною", критик заключал: ""Парадоксалист" -- не более как новый псевдоним для г-на Достоевского. Нужно быть очень мало знакомым с его произведениями последних лет, чтоб сомневаться, на чьей стороне симпатии автора". Ларош сравнил Достоевского с одним из идеологов Реставрации Жозефом де Местром: "Как видите, у нас, русских, есть свой граф Жозеф де Местр. Стыдиться нам его нечего: по силе таланта он не только не уступает французскому, но и далеко превосходит его" (там же).
   Другому критику "Голоса", Г. К. Градовскому, тезисы Парадоксалиста не без основания напомнили идеи представителя другого направления -- те парадоксы, которые за несколько лет до того излагал в книге "Война и мир" Гегельянец-анархист Прудон (Г, 1876, 23 мая, No 142). Недоумение вызвала глава "Парадоксалист" у публициста "Одесского вестника", С. И. Сычевского (1835--1890), который вел в газете постоянную рубрику "Смех и горе" (подпись "Z"): "Парадоксалист г-на Достоевского так мастерски защищает свои парадоксы, что не только сам автор "Дневника писателя" остается в решительном недоумении, но и я, человек посторонний, был немного сбит с толку" (ОВ, 1876, 23 мая, No 112). С. И. Сычевский противопоставил тезисы Парадоксалиста пацифистским мотивам публицистики В. Гюго, утверждая, что "автор "Дневника писателя", будучи отличным романистом-художником", совершенно несостоятелен как мыслитель: "У него, собственно говоря, есть все материалы для этого, за исключением одного -- математической Дисциплины мысли, если можно так выразиться. Все формы доказательств являются у него по первому востребованию, как бы в калейдоскопе, но ни одна из них не играет серьезной роли... Да что стесняться? Скажу прямо: мне кажется, что у г-на Достоевского нет серьезного убеждения, а есть нервные прихоти" (там же, 29 мая, No 116). {Противоположную позицию занял "Гражданин". Фон Шмерц в статье "Из Москвы" писал: "Правду, видно, сказал Ф. М. Достоевский в "Дневнике писателя", что война сближает, сплачивает разъединившиеся слишком взгляды, стремления и проч., вырабатывающиеся обыкновенно в течение долгого мира. Воина еще не с нами -- собратьями нашими только, а и то уже пошло вдоль и поперек матушки России дружное, братское стремление помогать общими силами" (Гр, 1876, 1 августа, No 27).}
   Майский выпуск вызвал раздраженную реакцию А. М. Скабичевского, круто переменившего свое отношение к "Дневнику писателя" (характерен и подзаголовок статьи: "Майский выпуск "Дневника писателя", в котором г-н Достоевский, находя, что суд не совершил всего что следовало над г-жою Каировою, довершает дело суда тем, что закидывает грязью несчастную женщину"). Особенно возмутила Скабичевского памфлетная "форма", в которую Достоевский облек разбор речи защитника Каировой Утина: "...впредь я не иначе как с отвращением буду читать все разглагольствования г-на Достоевского о евангельской чистоте и незыблемости народных основ, о смиренномудрии, гуманности, незлобии и т. п., о чем любит он размазывать с четками в руках и сердобольными вздохами. Мне так и будет постоянно мерещиться из-под маски смиренномудрого лицемерия скрежет зубов изувера, готового с площадною бранью наброситься на первую женщину, имевшую несчастье очутиться на скамье подсудимых" (БВ, 11 июня, No 159). С. А. Венгеров не согласился с этими выводами Скабичевского, вступив с ними в прямую полемику: "Усвоение Достоевским евангельских истин, -- писал Венгеров, -- усвоение такое, что едва ли в этом отношении кто-нибудь из интеллигенции может помериться с ним, не мешает ему, однако, всегда требовать полной справедливости в судебных приговорах и не увлекаться ложною сентиментальностью. Многие обвиняют его за упреки присяжным в излишней строгости и ставят его за это на одну доску с московской кликой и другими врагами нового суда. Но по-моему тут следует видеть еще одно доказательство прямоты и чувства справедливости г-на Достоевского" (НВр, 1876, 17 июня, No 107). {"Гражданин" свое сочувствие язвительному разбору в "Дневнике" речи Утина подчеркнул пространными выписками наиболее резких мест из него (Гр, 1876, 6 июня, No 19). К оценке "Гражданина" присоединился К. П. Победоносцев; он писал (3 июня 1876 г.) Достоевскому: "Последний ваш номер очень удовлетворил меня. Не смущайтесь, если вас ругать станут. Надо не кланяться идолам, а повергать их во прах" (ЛII, т. 15, стр. 131). Большое впечатление произвел, однако, майский помер "Дневника" и на людей совсем другого образа мыслей, например Алчевскую, но привлек он ее внимание не выпадами против либерализма, как Победоносцева и редакцию "Гражданина", а гуманистическими идеями, эмоциональной напряженностью, глубокой искренностью. Алчевская писала А. Г. Достоевской 1 июня 1876 г.: "Прочла. Плакала над Каировой, плакала над Писаревой, плакала над воспитательным домом -- удивительно, как может один человек вмещать в себе столько теплоты и чувства, что стало бы, кажется, на тысячу" (ЛН, т. 86, стр. 447).}
   Отзыв Венгерова был последней в 1876 г. благоприятной оценкой "Дневника писателя" на страницах либеральной и народнической прессы. Уже упомянутый майский выпуск "Дневника" послужил поводом для Г. А. Лароша более четко определить свое отношение и к Достоевскому, и к его оригинальному изданию. Открыт свою статью Ларош комплиментами: "Этот майский выпуск, но литературному достоинству, едва ли не выше четырех предыдущих. Вообще г-н Достоевский начал свой журнал необыкновенно счастливо: в каждом нумере было хоть что-нибудь оригинальное, умное и интересное, а нередко мелькали и настоящие художественные странички. Энергия и живучесть автора <...> уже сами по себе приятно изумляют..." (Г, 1876, 3 июня, No 152). Страницы, посвященные Каировскому делу, Ларош назвал безукоризненными, талантливыми; критик, однако, восхищался лишь "чистой формой", а не содержанием. Отдал должное Ларош и "уму" Достоевского: "...сильный, самобытный, чрезвычайно блестящий, но ум софиста, который раз в жизни обманул себя и теперь, что ни творит, все творит под воздействием этого обмана". Высказав эту весьма сомнительную похвалу "уму" Достоевского, Ларош далее отлучил Достоевского от демократического лагеря и даже вообще от гуманистического направления: "...сочувствие г-на Достоевского, -- писал Ларош, предвосхищая во многом последующие сходные суждения Михайловского, -- давно уже покинуло наковальню и перешло на сторону молота <...> консерватор, давно сидевший на дне знаменитого писателя, до того разросся и раскинул свои загребистые ветви, что сбил в уголок, прижал и почти задушил филантропа". Выводы, к которым пришел Ларош, резко контрастируют со спокойно-комплиментарным началом статьи. Заканчивая ее, критик "Голоса" обратился к Достоевскому со словами, в которых сквозило плохо сдерживаемое раздражение: "Главное: не стесняйтесь и не конфузьтесь. Говорите прямо, что у вас на Душе. Пишите оды милитаризму, требуйте увеличения постоянных армий и возвышения налогов <...> требуйте усиления прокурорских строгостей, кассации оправдательных приговоров, а буде и это не поможет -- уничтожения гласного суда; но не забудьте, что новое слово налагает на вас и новые обязанности. Проповедуя его, вы уже не можете, между прочим, облекать свои члены в тот покойный, мягкий и теплый халат сердобольного человеколюбия, который украшал вас до сих пор, но который у ваших новых товарищей считается распущенностью и даже легким признаком неблагонамеренности..." (там же). Сравнивая смех Достоевского со смехом Мольера, Свифта и Гоголя, рецензент "Голоса" приходил к выводу, что "такой веселости у автора "Мертвого дома" нет, но злого сарказма много" (там же). "Исключительность, -- заявлял он же несколько раньше, -- нисколько не мешает г-ну Достоевскому быть превосходным фельетонистом" (там же, 19 мая, No 138). Тезис Лароша поддержал С. И. Сычевский, рецензент "Одесского вестника": "Вообще говоря, его не любили, -- замечает он о Достоевском. -- Но с того времени, как он стал ежемесячно издавать "Дневник писателя", симпатии публпки были ему завоеваны" (ОВ, 1876, 15 июля, No 155). "Там, где французский фельетонист рассказывает и отчасти балагурит, русский рассуждает, возбуждает и разрешает довольно серьезные вопросы, -- хотя по временам тоже балагурит" (там же, 23 сентября, No 208).
   Но и Сычевский, подобно Ларошу, признавая литературно-художественные достоинства "Дневника писателя", акцентировал свое неприятие общественно-политической позиции Достоевского: "В своем "Дневнике" он является обыкновенным, -- но очень умным, -- фельетонистом славянофильского пошиба. Признаюсь откровенно, -- этот тип мне несимпатичен, как несимпатична мне вообще манера Достоевского ставить вопросы и решать их <...> он очень умен; но в его уме недостает одной черты, которую я считаю весьма существенною: точности. Правда, взамен этого у него есть наблюдательность, яркое и весьма часто очень меткое слово, искренность, чувство... Да, чувство. Достоевский особенно силен так называемой логикой чувства. Она часто подкупает до такой степени, что не замечаешь ни логических скачков, ни парадоксов, ни противоречии..." (там же, 29 мая, No 116). Направление "Дневника" в том виде, в каком оно прояснилось к середине 1876 г., Сычевский отвергал в столь же резкой форме, как Скабичевский и Ларош: "Та же затхлая хомяковщина и аксаковщина, под тем же кислым соусом! <...> у г-на Достоевского совсем нет никаких убеждений относительно "национальных" вопросов" (там же).
   Высказывания Достоевского по Восточному вопросу были вполне сочувственно приняты лишь консервативной и умеренно-либеральной печатью. "Санкт-Петербургские ведомости" передовую статью от 9 июля 1876 г. открыли цитатой из июльского выпуска "Дневника": "И не для захвата, не для насилия это единение, не для уничтожения славянских личностей перед русским колоссом, а для того, чтоб их воссоздать и поставить в надлежащее отношение к Европе и к человечеству, дать им, наконец, возможность успокоиться и отдохнуть после их бесчисленных вековых страданий; собраться с духом и, ощутив новую силу, принести и свою лепту в сокровищницу духа человеческого, сказать и свое слово в цивилизации". Редакция газеты целиком соглашается с такой позицией Достоевского: "Такими словами "Дневник писателя" очерчивает наше отношение к так называемому восточному вопросу и к вопросу единения славян. Сколько правды лежит в этих словах! Сколько человеколюбия, сколько любви высказано в этих прямых, но ясных словах писателя!" (СПбВед, 1876, 10 июля, No 188). {Аналогичной была и реакция Вс. С. Соловьева: "В другое время, при других обстоятельствах, пожалуй, нашлись бы люди-охотники, чтоб посмеяться над его горячим и вдохновенным слоном, над его мечтами. Но теперь из русских вряд ли найдутся такие люди. Наш проницательный писатель откровенно сказал то, что у каждого из нас в мыслях и в сердце. Все мы гак мечтали, все мы желаем верить в его утопию" (РМ, 1876, 18 июля, No 196).} Критик "Одесского вестника" писал об "искренности и задушевности, согревающих все те места, где говорится о геройской борьбе славян на Балканском полуострове". Но он же решительно осудил полемику Достоевского с "Вестником Европы", как и его мечты о будущей роли Константинополя как символа объединения славянства под эгидой царя, придя к заключению, что писатель "немного злоупотребляет восточным вопросом" (ОВ, 1876, 10 октября, No 222).
   Критические возражения либеральных публицистов были вызваны парадоксальными суждениями, прекраснодушными апелляциями Достоевского к самодержавию и его реакционными проектами. Сменивший Г. К. Градовского в "Голосе" фельетонист (подписывавшийся "Мыслете") остро иронизировал над содержанием статьи "Халаты и мыло" (§ 4 первой главы сентябрьского выпуска), равно как и над приемами полемики Достоевского с "Вестником Европы" и с лордом Дизраэли (Г, 1876, 3 октября, No 273). Ему возражал "Гражданин", утверждавший, что Мыслете "изуродовал смысл главы "Халаты и мыло"" (Гр, 1876, 11 октября, No 30--31). Консервативная пресса -- что весьма характерно -- с понятным пристрастием зачастую цитировала сочувственно самые уязвимые и парадоксальные высказывания Достоевского. {См. например: Гр, 1876, 4 октября, No 28--29; 8 ноября, No 38--10.} Сторонник сословного строя и сильной власти К. Н. Леонтьев, противопоставив "больного" художника Достоевского "здоровому" политику, так рассказывал позднее о своем восприятии статей "Дневника писателя" по Восточному вопросу: "Я помню то наслаждение, которое я испытывал, читая в 70-х годах его "Дневник писателя", особенно во время борьбы христиан против Турции и во время нашей с ней воины. Его патриотизм, столь искренний и умный, его монархическое чувство <...> этот местами столь милый юмор (например: "За границей уверяют, что наши офицеры, которые сражаются в Сербии, под начальством Черняева, -- социалисты. Что за вздор,-- говорит Достоевский, -- выпить лишнее -- это правда, русский человек слаб; ну, а социализм -- это неправда")" (К. Леонтьев. Собрание сочинений, т. VII. СПб., 1913, стр. 444).
   Последний абзац статьи "Piccola bestia" (сентябрьский выпуск; см. наст. изд., т. XXIII) -- возражение Достоевского на речь Дизраэли -- понравился не одному Леонтьеву: с удовольствием он был перепечатан "Гражданином" (1876, 4 октября, No 28--29) и "Русским миром" (1876, 17 октября, No 254. Вс. С<оловье>в. Литературные и общественные заметки). Такое совпадение в оценках сентябрьского выпуска консервативными публицистами различных оттенков ярко свидетельствует об идейных заблуждениях и срывах автора "Дневника".
   В дальнейшем неизменно положительно и сочувственно относились к изданию Достоевского, пожалуй, только "Русский мир" в лице Вс. С. Соловьева, "Гражданин" Мещерского и "Новое время" Суворина. Другие же консервативные органы печати -- и притом наиболее влиятельные: газета "Московские ведомости" и журнал "Русский вестник" M. H. Каткова -- продолжали настороженно относиться к "Дневнику". Закономерно, что, как мы видели выше, именно в "Русском вестнике" появилась враждебная статья
   B. Г. Авсеенко с нападками на "народнические" идеи "Дневника". Либеральные публицисты "Голоса", "Биржевых ведомостей", "Санкт-Петербургских ведомостей", "Нового времени", напротив, недвусмысленно высказали свои симпатии именно "народническим" идеалам Достоевского, особенно ярко выраженным в четырех первых выпусках "Дневника", и приветствовали его "разрыв" с московскими консерваторами. В этой связи любопытно суждение
   C. А. Венгерова, который, обращаясь к московским "спасителям отечества" (т. е. Каткову) и призывая их "прикусить язычок", иронически писал: "Вот и Достоевский ушел от вас. Да и как ушел! Даже не признал противников воюющей стороной <...> И это высказал автор "Бесов". Как хотите, но тут следует видеть сильное знамение времени..." (НВр, 1876, 17 июня, No 107).
   Оценки "Дневника писателя" либеральной прессой колебались в зависимости от содержания очередного выпуска журнала Достоевского. Противоречивость и сложность идеологической позиции автора "Дневника" сбпвала с толку журналистов различных направлений, то и дело менявших свое отношение к изданию. Оппоненты Достоевского оказались бессильными разобраться в противоречиях идеологической позиции "Дневника писателя". Особенно примечательна замысловатая кривая отзывов о "Дневнике" Скабичевского, чаще всех, кстати, писавшего об издании. Начал Скабичевский со сдержанных комплиментов, перешедших вскоре почти в восторженное славословие, которое вдруг и резко сменила самая неумеренная, эмоциональная критика майского номера издания. Следующий выпуск "Дневника" вызвал новый поворот, другое отношение критика: Скабичевский сочувственно цитировал статью-некролог Достоевского о Жорж Санд, противопоставляя его взгляд мнению Э. Золя, которое произвело на критика "неприятное впечатление" {Аналогично Скабичевскому решал этот вопрос, сопоставляя суждения о французской писательнице, и Вс. Соловьев (РМ, 1876, 11 июля, No 189; см. также письмо его к Достоевскому от 3 июля 1876 г. -- ВЛ, 1971, No 9, стр. 182). С. И. Сычевский отмечал, что Достоевский "прекрасно охарактеризовал влияние Жорж Санд в России между тридцатыми и сороковыми годами" (ОВ, 1876, 15 июли, No 155).} (БВ, 1876, 9 июля, No 187). Удивившись, наконец, противоречивости собственных оценок о противоречивом авторе "Дневника", Скабичевский, для того чтобы объяснить колебания в своих литературных фельетонах, прибегнул к концепции о присутствии в Достоевском двух двойников как спасительному последнему доводу: "Мне скажут, что я сам себе противоречу, -- объяснял Скабичевский себе и читателям. -- Что не сам ли я в начале нынешнего года превозносил г-на Достоевского, говоря о первых выпусках его "Дневника", причем заявлял, что при всех кажущихся разногласиях мы сходимся в некоторых основных взглядах и можем протянуть руку г-ну Достоевскому, как союзнику в наших заветных стремлениях. Да, я говорил это и не отрекаюсь от своих слов. <...> я не раз уже высказывал в своих фельетонах, что в г-не Достоевском сидят два двойника совершенно противоречивых свойств. И чем же виноват я, что светлого двойника хватило не более как на два, на три выпуска "Дневника", да и то с грехом пополам, а в дальнейших выпусках его заменил мрачный двойник и с каждым новым нумером все более и более воцаряется в рассуждениях г-на Достоевского" (БВ, 1876, 5 ноября, No 306). Очередной "новый нумер" с повестью "Кроткая" заставил Скабичевского прибегнуть к другой, уже ставшей традиционной критической схеме -- лобовому противопоставлению художника и публициста: "Если бы г-н Достоевский <...> не поместил бы в своем "Дневнике" ни одного из своих прямо-криво-косо-линейных рассуждений, читатель остался бы вдвойне доволен: к концу года вместо тома плохого мыслителя у него образовался бы том талантливого художника, и читатель был бы таким образом в полном барыше" (БВ, 1876, 10 декабря, No 346). {Следует отметить, что Достоевского молчание о "Дневнике" задевало не меньше нападок. Он с обидой писал (16 июля 1876 г.) В. С. Соловьеву о реакции печати на июньский выпуск: "Даже дружественные мне газеты и издания сейчас же закричали, что у меня парадокс на парадоксе, а прочие журналы даже и внимания не обратили, тогда как, мне кажется, я затронул самый важнейший вопрос".}
   Регулярность выхода номеров издания создавала особенно благоприятную возможность для Достоевского реагировать на критические отзывы быстро и своевременно. Достоевский блестяще использовал эту возможность, о чем убедительно свидетельствуют его ответы не только В. Г. Авсеенко, но и критику Энпе из "Развлечения" (см. наст. изд., т. XXIV). Достоевский внимательнейшим образом прочитывал буквально все критические мнения о "Дневнике писателя", регистрировал выписки и цитаты из него в газетах, ревниво фиксируя случаи, позволявшие заподозрить возможность плагиата. {Например, он отмечал в записной тетради 1876--1877 гг.: ""Современные известия" воруют у меня, только пишут глупо"; ""Новое время". Четверг, 10 июня, No 100. Приведена в политическом обозрении моя фраза о "налоге в шкатулке у кн<язя> Бисмарка", но так, как будто это сказал не я, а кто-то другой. Иметь в виду" (см. наст. изд., т. XXIV).} Критические суждения были жизненно необходимы автору "Дневника писателя": они являлись неоспоримым свидетельством интереса к журналу общественности. Постоянная полемика с критическими откликами и суждениями рецензентов -- враждебными и дружескими -- помогала Достоевскому иначе определить свою идеологическую позицию, способствуя постепенной выработке направления "Дневника". {Об отношении русской периодической печати к "Дневнику писателя" см. также статью: И. Л. Волгин. Достоевский и русское общество. 1. О направлении "Дневника писателя". "Дневник" и русская пресса. -- РЛ, 1976, No 3, стр. 123-132.}
   

8

   Одним из важных, примечательных для автора последствий, к которым привело издание "Дневника писателя", было возникновение в 1876--1877 гг. обширной читательской корреспонденции в адрес издателя "Дневника". Многочисленные весьма различные по социальному положению и характеру своих умственных запросов читатели со всех концов России писали автору, требуя от него совета или сообщая ему свои вопросы и недоумения. В письмах к ним и на страницах самого "Дневника" Достоевский беседовал с ними, спорил, разъяснял и отстаивал свою точку зрения.
   "К концу первого года издания "Дневника", -- вспоминает Александров, -- между Федором Михайловичем и его читателями возникло, а во втором году достигло больших размеров общение, беспримерное у нас на Руси: его засыпали письмами и визитами с изъявлениями благодарности за доставление прекрасной моральной пищи в виде "Дневника писателя". Некоторые говорили, что они читают его "Дневник" с благоговением, как священное писание; на него смотрели одни как на духовного наставника, другие как на оракула, и просили его разрешить их сомнения насчет некоторых жгучих вопросов времени" (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 240--241).
   По подсчетам историка И. Л. Волгина до нас дошли 92 письма читателей "Дневника" к Достоевскому за 1876 г. и 100 писем за 1877--1878 гг.; в том числе подписанных писем -- 168, анонимных или подписанных инициалами -- 24; по месту отправления эти письма распределяются следующим образом: из Петербурга -- 56, из Москвы -- 14, из провинции -- 122 (И. Л. Волгин. Редакционный архив "Дневника писателя". -- РЛ, 1974, No 1, стр. 154). Но подсчеты эти неполны, так как не все письма Читателей сохранились. {Публикацию писем читателей "Дневника" к Достоевскому см.: "Каторга и ссылка", 1927, No 4, стр. 85--86; Д, Письма, т. III, стр. 362--363; 377--383; 385--387; 389--390; Письма читателей, стр. 173--196; ВЛ, 1971, No 11, стр. 196--223; Достоевский и его время, стр. 250--280; Материалы и исследования, т. II, стр. 297--323. Ср. статью: И. Л. Волгин. Достоевский и русское общество. 2. "Дневник писателя" и его корреспонденты. -- РЛ, 1976, No 3, стр. 132-143.}
   М. А. Александров отмечает: "Контингент читателей "Дневника писателя" составлялся главным образом из интеллигентной части общества, а затем из любителей серьезного чтения всех слоев русского общества" (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 240).
   "Была какая-то часть молодой интеллигенции, и немалая, -- верно заметил А. С. Долинин, -- которая, несмотря ва всю его "реакционность", чувствовала в нем -- именно чувствовала, скорее, чем осознавала, -- что мерка реакционности для него слишком узка, что идеология его далеко еще не закончена, он весь в движении, в исканиях и какой-то стороной своей, отнюдь не второстепенной, он с ней, с этой смятенной, колеблющейся, кидающейся из стороны в сторону, демократически настроенной молодежью" (Д, Письма, т. IV, стр. 360).
   Характерно признание харьковской литераторши X. Д. Алчевской: "Достоевский всегда был одним из моих любимых писателей. Его рассказы, повести и романы производили на меня глубокое впечатление. Но когда появился в свет его "Дневник писателя", он вдруг сделался как-то особенно близок и дорог мне. Кроме даровитого автора художественных произведений, передо мною вырос человек с чутким сердцем, с отзывчивой душой, человек, горячо откликавшийся на злобы дня" (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 281). Письма Алчевской к автору "Дневника писателя" неизменно эмоционально приподняты. Они позволяют понять, что именно в этом издании привлекало демократически настроенную часть читателей.
   "Когда я в первый раз прочла объявление о "Дневнике", -- писала Достоевскому 19 апреля 1876 г. та же Алчевская, -- я никак не могла представить, что именно это будет <...> Когда получен был первый номер, мне показалось, что именно таким он и должен быть и другим быть не может..." (там же, стр. 286--287).
   "Февральский No, -- сообщала она 10 марта 1876 г., -- понравился нашему кружку еще более первого, особенно "дело Кронеберга"". И читательница "Дневника" спешит сообщить автору, что рассказы "Мальчик у Христа на елке" и "Мужик Марей" она, по общему мнению, "прочла с большим пониманием и увлечением на наших литературных вечерах" (ЛН, т. 86, стр. 448). Алчевской приходилось вступать и в спор с Достоевским: хотя по ее словам автор "Дневника" был ее "кумиром", она в своих воспоминаниях пишет о нетерпимости Достоевского "в споре", приводя в доказательство ряд его устных высказываний по национальному вопросу и о романе "Анна Каренина", вызвавших ее несогласие (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 293--295).
   Среди корреспондентов Достоевского следует выделить давних его знакомых, в том числе бывших сотрудников журналов "Время" и "Эпоха". Некоторые из них предлагали издателю "Дневника" свои услуги, -- например публицист и историк М. И. Семевский, переславший ему 8 ноября 1876 г. два документа для "Дневника писателя" с просьбой не называть "лицо, их сообщившее" (ГБЛ, ф. 93/11, он. 8, ед. хр. 88) {Статьи и выписки из книг присылали Достоевскому также Н. П. Петерсон (6 марта 1876 г.) и К. П. Победоносцев (7 марта).}. Другие просто выражали свои симпатии публицистической деятельности Достоевского, -- например поэт Я. П. Полонский, тепло отозвавшийся 4 февраля о первом выпуске "Дневника" (см.: Из архива Достоевского. Письма русских писателей. М.--Пг., ГИЗ, 1923, стр. 75--77).
   H. H. Бекетов, известный ученый-химик, товарищ юности Достоевского, писал 23 февраля 1877 г.: "...пользуюсь правом, данным вами всякому читателю "Дневника", сказать несколько слов... Чтение ваших произведений -- это беседа с собственной совестью -- до того они имеют общечеловеческий, всеобъемлющий смысл. Прекрасная явилась у Вас мысль делиться с публикою своим душевным сознанием всего творящегося вокруг нас" (РЛ, 1976, No 3, стр. 134--135).
   Друг Н. В. Гоголя в 1840-х гг., в конце жизни финансист и железнодорожный деятель, Ф. В. Чижов (1811--1877) писал 4 марта 1876 г. Г. П. Галагану, что он прочитывает "Дневник", "чтобы видеть, как один человек сладит с годовым изданием". В февральском номере "Дневника" особое внимание Чижова привлекли рассуждения о современном юношестве, которое "ищет подвигов и жертв" (стр. 41). Эти рассуждения автора "Дневника" вырвали и у престарелого Чижова горячие слова в защиту революционной молодежи 1870-х гг., которая в отличие от своих отцов, во времена которых "не было и помину об идеалах общественных", "идет в ссылку единственно потому, что стремится осуществить свой общественный идеал" (ЛН, т. 86, стр. 446).
   Сочувственно отнесся к "Дневнику писателя" И. С. Аксаков, посоветовавший Ю. Ф. Самарину предпринять издание такого же типа (в письме от 10 марта 1876 г.): "Достоевский стал издавать нечто под заглавием "Дневник писателя". Это беседа его с публикою о чем попало, о книге, о событии, о случайном происшествии. <...> Я прочел один выпуск: многое очень недурно, все дышит искренностью беседы; это не журнал с известным знаменем, тут нет и сотрудников. Нечто в этом роде можно было бы издавать под названием "Критические беседы", ибо критика составляет насущную потребность в нашем обществе, а ее не существует вовсе. Полемическая же форма всего привычнее твоему дарованию" (ИРЛИ, ф. 3, он. 2, ед. хр. 48).
   7 июня 1876 г. историк литературы и беллетрист П. Н. Полевой (сын Н. А. Полевого) писал автору, что он "постоянно" читает "Дневник" "с большим удовольствием" (ЛН, т. 86, стр. 449).
   Но основной контингент корреспондентов Достоевского составляли рядовые современники писателя, иногда даже плохо знакомые с его художественными произведениями. Их порою наивные, по подкупающие искренностью чувства письма -- это своего рода общественное мнение о "Дневнике писателя", пестрое и многоликое, где, по удачному определению И. Л. Волгина, "отклики на события мирового знамения соседствуют с интимными признаниями юной гимназистки, филиппики крайних консерваторов уживаются с восторгами молодых людей, настроенных весьма радикально, исповеди самоубийц и откровения нераскаявшихся авантюристов чередуются с наставительными сентенциями почтенных отцов семейств" (РЛ, 1974, No 1, стр. 152). Во многих письмах содержались обращенные к писателю просьбы самого различного рода: помочь в устройстве на работу, оказать материальную поддержку, осветить тот или иной общественный вопрос в "Дневнике". {Так, педагог и общественный деятель В. П. Острогорский в письме от 6 января 1877 г. просил Достоевского ответить в "Дневнике" на статью Е. Маркова "Критические беседы. -- Тургенев", в которой "высказываются <...> некоторые крайне странные и оскорбительные для всякого, кто задумывался серьезно над личностями русских литературных типов сороковых годов, мнения о бедном страдальце мысли и горячей любви к людям Рудине" (ГБЛ, ф. 93, он. II, ед. хр. 7.61).} Посылали Достоевскому свои произведения на суд начинающие писатели и графоманы. Чаще всего читатели делились с Достоевским чувствами, какие в них вызвал "Дневник".
   "Читая Вашего "Подростка", я заливался горячими слезами. "Мальчик у Христа на елке" породил во мне истерические припадки. Есть у нас общество покровительства животным, но нет общества для помощи людям, голодающим по целым суткам, как я например", -- писал автору "Дневника", взывая к нему с просьбой о помощи, 21 октября 1876 г. подросток-сирота К. Новицкий (Материалы и исследования, т. II, стр. 313).
   "Много, очень много подростков прочтут январский номер "Дневника" и так же отзовутся, как я теперь, на Ваши слова, -- чувствуя их правду, честность, им захочется высказаться, но они ничего не скажут; не скажут ничего, так как не могут сказать, потому что они только "порыв к делу, а не самое дело"", -- обращался еще раньше, 2 февраля 1876 г., к Достоевскому другой юный читатель, движимый потребностью написать автору взволновавшего его произведения. "Для чего я вам пишу, -- признавался подросток, -- я не знаю, -- меня тянет как-то безотчетно Вам написать, и бывает всякий раз, как прочитаю Ваш "Дневник", -- я чувствую Вас как бы родным, но высказать свои мысли -- не умею" (Письма читателей, стр. 189).
   Одна из безвестных почитательниц "Дневника" так выражала свои чувства, вызванные заступничеством писателя за подвергающихся незаслуженным мучениям детей: "Если бы можно было сейчас, сию минуту очутиться возле Вас, с какой радостью я обняла бы Вас, Федор Михайлович, за Ваш февральский "Дневник". Я так славно поплакала над ним и, кончив, пришла в такое праздничное настроение, что спасибо Вам. Мать" (письмо от 1 марта 1876 г. -- Письма читателей, стр. 181). {Ср. другой читательский отзыв о январском и февральском выпусках: "Читали ли Вы <...> "Дневник"? Не правда ли, как хорошо! Какая прелесть "Мальчик у Христа на елке", "Мужик Марей". А как хороша одна из первых глав в февральском номере, где он <Достоевский, -- ред.> говорит о своем взгляде на народ. Мне кажется, я его понимаю во всей глубине его чувств и взглядов в этом отношении и потому чувствую к нему самое искреннее братское расположение..." (письмо К. В. Лаврского к матери от 21 марта 1876 г. - РЛ, 1976, No 3, стр. 135).}
   "Я обращаюсь к Вам как к любимому автору и прошу Вас назначить день и час, когда Вы будете свободны, чтобы принять меня", -- умоляла Достоевского G. E. Лурье (письмо от 25 апреля. -- Письма читателей, стр. 181). Между молодой девушкой, просившей автора "Дневника" стать ее "руководителем", и Достоевским завязались дружеские отношения. Сохранилось 9 писем Лурье к Достоевскому и три его ответа. Достоевский писал в "Дневнике" о Лурье в связи с женским вопросом (июньский выпуск; "Опять о женщинах", наст. изд., т. XXIII). Позднее, в мартовской книжке "Дневника" за 1877 г., он цитировал отрывки из письма той же С. Е. Лурье.
   Недоумение и протест у многих читателей "Дневника" вызвали слова Достоевского в апрельском выпуске: "...наш демос доволен, и чем далее, тем более будет удовлетворен..." (стр. 122). О "всеобщем протесте", который вызвало заявление Достоевского, сообщила писателю Алчевская. ""А много ли этих протестующих господ?" -- спросил он. "Очень много!" -- отвечала я. "Скажите же им, -- продолжал Достоевский, -- что они именно и служат мне порукой за будущее нашего народа. У нас так велико это сочувствие, что, действительно, невозможно ему не радоваться и не надеяться"" (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 292). Те же мысли высказал Достоевский, отвечая своим "оппонентам", в майском выпуске "Дневника": "...если б этого общего настроения или, лучше, согласия не было даже в самих моих оппонентах, то они пропустили бы мои слова без возражения. И потому настроение это несомненно существует, несомненно демократическое и несомненно бескорыстное" (наст. изд., т. XXIII).
   Достоевский дорожил критическими отзывами своих корреспондентов в такой же степени, как и сочувственными. Он мягко выговаривал Анне Григорьевне в письме от 21 июля 1876 г.: "Напрасно, милочка, не прислала мне письмо того провинциала, который ругается. Мне это очень нужно для "Дневника". Там будет отдел: "Ответ на письма, которые я получил"". Такого специального отдела Достоевский в "Дневнике" не завел, хотя в Массе восторженных и сочувственных корреспонденции к нему встречаются и противоположные -- критические, а порою и враждебные.
   Один из наиболее любопытных откликов на "Дневник" -- письмо к Достоевскому киевского библиотекаря Гребцова от 8 июня 1876 г. В нем отражены и то восторженное отношение к "Дневнику", и то серьезные недоумения и упреки по его адресу, которые возникали у многих читателей.
   "Ваша мысль гениальна -- издавать "Дневник", -- пишет Гребцов. -- Все его любят, именно любят. Любят за то, что Вы просто, без всяких литературных форм приличий и обряда пишете как бы письма к знакомым. Вы пишете то, что думаете, -- это-то и редкость, это-то и хорошо <...> За Вашими строками видно Вас самих: Вас словно узнаешь, знакомишься с Вами, читая "Дневник". А другое то, что Вы просто и без ученой физиономии -- подходите к самым глубокомысленным вопросам, к тому, что у всякого наболело, и затрагиваете эти вопросы прямо, откровенно, без тени аффектации или "научности" <...> Вот, напр<имер>, какие чудные строки, когда Вы говорите о папстве или о ненависти к народу Авсеенки с компанией" (Достоевский и его время, стр. 272--273).
   Но тут же читатель резко упрекает автора: "...Вы не доводите до конца <...> Вы часто тратите слова на очень неинтересный сюжет <...> Вы слишком благодушны: Вы словно игнорируете всю тьму и неурядицу<...> громите же и зло, называйте его прямо, грубо" (там же, стр. 273).
   И Гребцов призывает Достоевского: "Истинное назначение Вашего "Дневника" -- дать постепенно нелицеприятный и строгий анализ нашей современной жизни, не в одних внешних проявлениях, но и в той лжи и грехе, а также благих и честных задатках, которые кроются часто глубоко-глубоко, неузнаваемо за этими внешними фактами. Обоймите же русскую жизнь глубоко, гляньте же на нее всю, как она есть, разнообразная и сложная..." (там же).
   Вс. Соловьев сообщал 3 июля 1876 г. Достоевскому о благоприятной реакции общественности на содержание июньского выпуска "Дневника": "...сейчас прочел июньский "Дневник" и совершенно нахожусь под его впечатлением. Сравниваю Ваш взгляд на Жорж Занд с только что напечатанными в "Вестнике Европы" рассуждениями о ней Эмиля Золя. Сравниваю то, что Вы называете "Вашим парадоксом", со всем, что слышал, читал и о чем думал в последнее время по поводу восточных событий. Сравниваю Ваш рассказ об этой милой девочке и Ваше к ней отношение с тем, о чем много и горячо думал, -- и Вы не поверите, как мне дорог июньский "Дневник". Прочтя его один раз, я уже, кажется, помню наизусть каждое Ваше слово, мне хотелось бы просто съесть эту дорогую тетрадку" (Письма читателей, стр. 182).
   В письме от 21 июля Соловьев по вторил ту же высокую оценку июньского номера и в особенности статей Достоевского по Восточному вопросу: "Июньский "Дневник" (я это наверное знаю) производит сильное впечатление. Если еще не дурацкая пресса, то, во всяком случае, общество начинает желать откровенности и пенить ее -- а это ведь самое главное. Я замечаю (и это не мечта моя) большую перемену в воздухе <...> Восточный вопрос поможет снимать душные маски <...> Еще раз повторяю, что июньский "Дневник" делает свое дело -- я каждый день слышу о нем самые восторженные отзывы" (там же, стр. 183--184).
   Свидетельство Соловьева подтверждается обращением к Достоевскому неизвестной читательницы, подписавшейся: "Сельская учительница". В письме к автору "Дневника" от 10 июля 1876 г. она писала: "...не могу удержаться, чтобы не выразить Вам <...> того чувства, которое вызвала во мне Ваша статья о смерти Жорж Санд. Та сила симпатичности, с которою Вы отозвались о Жорж Санд и ее святых произведениях, подействовала на меня электрически: к несчастью, я так мало встречала людей, которые могли бы так глубоко понимать Личность и умели бы так честно оценивать ее деяния" (Материалы и исследования, т. II, стр. 301).
   Иначе отнесся к июньскому номеру "Дневника" другой неизвестный нам читатель, принадлежавший, как видно из его письма, к демократическим кругам общества и скрывшийся под псевдонимом "Человек, желающий быть им". 3 августа 1876 г. он писал Достоевскому: "...Вы человек слишком впечатлительный, слишком восприимчивый и непосредственный для того, чтобы Вы могли устоять против волшебного действия ослепительной и потрясающей декорации восточной войны, и Вы действительно не устояли, как я в том убедился из чтения июньской книжки Вашего "Дневника"; Ваше умозрение пришло в положение неустойчивого равновесия; Вам неудобно, неловко в том положении, и Вы тщетно балансируете для приобретения вновь устойчивости. Постарайтесь же отвести на некоторое время умственное око от событий на Балканском полуострове, быть может, удастся вновь прозреть <...> я всей душой сочувствую славянам на Балканском полуострове, -- сочувствую <...> потому, что они не захотели помириться с рабством и поставили все на карту для завоевания себе свободы <...> Но мое сочувствие <...> должно значительно притупиться при виде тех призраков, которые русскою печатью вызваны из мрака давно прошедших времен, -- призраков крестовых походов, Священного союза и религиозных гонений. Что проку в том, что сербы сражаются за независимость славян и открывают новое окно для света цивилизации, если рядом с этим русская печать <...> вызывает к жизни все силы мрака, все грубые инстинкты и направляет их к одной цели -- к воскрешению средних веков" (Письма читателей, стр. 184--185).
   Отклики большинства читателей на страницы "Дневника", посвященные событиям русско-турецкой войны 1876--1877 гг., отличались от мнения этого корреспондента, скрывшего свое имя.
   20 ноября 1876 г. к Достоевскому обратился с письмом по поводу освещения этих событий в сентябрьском и октябрьском выпусках "Дневника писателя" читатель А. Арсеньев: "Я хотел лично выразить Вам, -- писал он, -- мою глубокую признательность за то утешение, которое доставило мне чтение Ваших статей, помещенных в сентябрьской и октябрьской книжке "Дневника писателя" по поводу нашего народного, славянского движении. Людям, которые верят в славянское дело, которым удалось принять хоть маленькое участие в неравной борьбе славян с турками, тяжело встречать повсюду одно только холодное резонерство окружающего их общества <...> При подобных обстоятельствах статьи Ваши, полные энергии, веры и задушевности, доставили мне, верующему в славянское дело и имевшему счастье быть в нем действующим лицом, хотя и совершенно незаметным, истинное утешение и отраду..." (Материалы и исследования, т. II, стр. 314).
   Последнее письмо, полученное Достоевским в 1876 г. и также посвященное сербо-черногоро-турецкой войне и вопросу о будущем южного славянства после освобождения от турецкого ига, -- письмо студента-добровольца А. П. Хитрова из Белграда от 26 декабря 1876 г. (там же, стр. 320--323). Хитров жаловался в этом письме на враждебность и равнодушное отношение официального русского общества к Сербии и высказывал опасение о возможном сохранении по мирному договору вассальной зависимости Сербии от Турции. Достоевский отозвался на письмо Хитрово в февральском выпуске "Дневника писателя" за 1877 г. (ы. I, § 2).
   Преклонение Достоевского перед народом, его выступления с поддержкой южных славян вызвали сочувственное обращение к нему также украинского демократа, политического эмигранта М. П. Драгоманова, который, посылая автору "Дневника" две свои брошюры, в письме к нему от 26 сентября 1876 г. охарактеризовал его как человека, который "в основе идей и чувств" -- "наш, хлопоман", то есть демократ-народолюбец (Д, Материалы и исследования, стр. 53).
   "Я скажу прямо, что я жду от Вас помощи, -- писала Достоевскому 9 ноября 1876 г. революционерка-народница А. П. Корба, -- не имея на то права, разве только право страждущего от боли; а у меня в течение долгих лет наболела душа, и если теперь я решаюсь беспокоить Бас стонами, то потому, что знаю, что лучшего врача не найду". Разделяя убеждение Достоевского, что восточная война открыла новый период в истории России и что русская "интеллигенция объединилась с простым народом в едином порыве сочувствия и сострадания к истекающим кровью южным славянам", Корба писала в духе автора "Дневника": "Настоящее движение доказало нам, что мы шли с народом не по различным направлениям <...> Наш класс, отдалявшийся от народа, потому что не знал его или переставал его знать, воссоединяется с ним <...> Плача, мы протягиваем народу руки, моля принять нас вновь в лоно великой семьи русской" (там же, стр. 52). В 1877 г. Корба уехала в качестве сестры милосердия в Болгарию.
   Приятель Белинского М. А. Языков откликнулся в письме от 3 октября 1876 г. (из Новгорода) на сентябрьский выпуск "Дневника": "Что за прелесть Piccola bestia, да и вся тетрадь чрезвычайно удачно составлена -- помогай Вам бог и да избавит он нас от червонных валетов" (ГБЛ, ф. 93. И. 10.21).
   "Признаюсь, что я узнал о Вашем "Дневнике" только в августе и с тех пор не могу оторваться от него: лучшего ничего не читал. По-моему, Вы в "Дневнике" сразу возвысились над всеми читателями нашими, а может быть, и заграничными, -- читаем мы в письме к Достоевскому от 13 ноября 1876 г. M. M. Данилевского из местечка Богач Полтавской губернии. -- Пусть же не перестанет Ваше перо просвещать нас тою горячею любовью к России, которая чувствуется в каждом слове Вашего "Дневника"" (РЛ, 1976, No 3, стр. 133). Другой читатель из местечка Гадяч Полтавской губернии А. И. Дейниковский пишет 6 декабря: "Я хочу прочесть теплое задушевное слово, а такое-то слово я нашел только (да, почти только) в Вашем "Дневнике"" (там же).
   Некоторых читателей "Дневника" не удовлетворяло то, что, сообщая в нем большое число трагических фактов русской жизни, Достоевский не указывал читателю выхода из этого лабиринта. Об этом писала Достоевскому 17 декабря 1876 г. из Твери Л. Ф. Суражевская: "Ведь все время Вы бьете одну и ту же ноту, во всем все то же настроение: мне кажется, недовольство жизнью, тягота жизни, потребность другой, лучшей? <...> Вот Вы письмо самоубийцы напечатали, {См. "Дневник писателя" 1876, октябрь, § 3.} "Кроткую", о детях тоже много говорили, я все это знаю, все это давно живет во мне, сказать только не умела, да и некому было, а вот Вы сказали, а ответить я не умела и Вы тоже не ответили <...> счастливы ли Вы, есть ли у Вас цель в жизни, знаете ли Вы, зачем Вы живете и для чего? Не надо мне знать, в чем именно счастье или несчастье, а только есть ли то или другое?" (Материалы и исследования, т. II, стр. 316--317).
   "Я получаю очень много писем с изложением фактов самоубийств и с вопросами: как и что я об этих самоубийствах думаю и чем их объясняю?" -- выделял сам Достоевский в декабрьском выпуске "Дневника" специфическую и большую группу корреспонденции. Первое письмо, затронувшее эту больную тему, Достоевский получил в 1876 г. от некоего Ст. Ярошевского. "Два года тому назад я случайно услышал рассказ о смерти одного киевского студента, который лишил себя жизни потому только, что не смог сделаться идеально честным. В таком смысле он по крайней мере оставил записку. Находясь сам в настроении, близко подходящем к настроению этого несчастного студента, я решился логически последовательно разобрать подобное душевное состояние и таким путем добраться до какого-нибудь результата, ввести какое-нибудь заключение. Это мне было легко сделать, потому что, как сказал, я был точно так же настроен...", -- исповедовался Достоевскому Ярошевский (письмо от 6 января 1876 г.). В том же письме Ярошевский полемизировал с автором "Подростка", противопоставляя идею человеколюбия идее о бессмертии души: "Разве эта идея не выше идеи о бессмертии души, не реальнее, не доступнее для каждого смертного, разве она одна не достаточна для того, чтобы наполнить мир гармонией? <...> гораздо естественнее и целесообразнее объяснить эпидемические самоубийства развивающеюся пдеею человеколюбия, чем отжившею и едва ли когда-нибудь понятною пдеею о бессмертии души" (ИРЛИ, ф. 101. No 29919. CCXIб.14). "В нашем самоубийце даже и тени подозрения не бывает о том, что он называется я и есть существо бессмертное", -- откликнется Достоевский на эпидемию самоубийств и письмо Ярошевского в январском выпуске "Дневника" (стр. 6).
   Взволновала читателей "Дневника" главка "Одна несоответствующая идея" (майский выпуск). С недоуменными вопросами и критикой обратились к писателю солист оркестра Мариинского театра В. А. Алексеев (3 июня) и юнкер Михайловского артиллерийского училища П. П. Потоцкий (7 июня). Ответ Достоевского Алексееву -- знаменитое письмо от 7 июня о "камнях и хлебах" -- зерно "Легенды о Великом инквизиторе". На нервное и сумбурное послание Потоцкого и его юношеские вопросы ("Послушайте, отчего это Вы так нападаете, отчего так сожалеете Писареву, сожалеете не просто, а кажется как-то особенно <...> Отчего тут же Вы не направите Ваших строк на причину, а не на следствие?") Достоевский отвечал (10 июня) мягко и педагогично: "А Вам совет: бойтесь относиться к такому, например, делу, как дело с Писаревой, так поверхностно. Лучше думать, и тогда, может быть, Вам понятно будет, что если сказать человеку: нет великодушия, а есть стихийная борьба за существование (эгоизм) -- то это значит отнимать у человека личность и свободу. А это человек отдаст всегда с трудом и отчаянием. Мне, впрочем, нравится, что Вы мне написали".
   Глава "Одна несоответствующая идея" майского номера "Дневника" вызвала возражение и одного анонимного корреспондента, отстаивавшего свое право на самоубийство. "Поветрие самоубийства может быть лишь между гимназистами, жалкими, слабыми девушками да еще между мучениками-пролетариями, -- но самоубийство -- результат всестороннего обсуждения всех шансов, самого смысла жизни и своего собственного я -- это не преступление и даже не ошибка -- это право", -- писал 9 июня 1876 г. Достоевскому потенциальный самоубийца (ИРЛИ, ф. 101. No 2995. CCXIб.15). Достоевский в статье "Приговор" (октябрьский выпуск) создаст рассуждение "материалиста", "всесторонне" аргументирующего свое право на самоубийство. {А. Г. Ковнер в письме от 26 января 1877 г., видимо, согласился с доводами самоубийцы "Приговора": "Что касается моего profession de foi, то я вполне разделяю все мысли, высказанные (в вашем "Дневнике" за октябрь) самоубийцей, и все проистекающие от них выводы..." (Л. Гроссман. Исповедь одного еврея. Л., 1924, стр. 109).} В том же выпуске (статья "Два самоубийства") Достоевский воспользовался фактами, которые сообщил ему К. П. Победоносцев в письме от 3 июня 1876 г. Статья "Два самоубийства" побудила обратиться 16 декабря 1876 г. с письмом к Достоевскому Л. П. Блюммера (романиста, литературного критика, издателя, адвоката). Блюммер сообщал Достоевскому о двух фактах самоубийств -- офицера Муренко и крестьянина Сачнова, которые, по его мнению, не подтверждают рассуждений и выводов писателя. Блюммеру, издававшему в 1860-х гг. за границей журналы "Свободное слово" и "Европеец", показалось малоубедительным и тенденциозным сопоставление Достоевским двух самоубийц -- дочери Герцена и швеи Марьи Борисовой: "Скажу по совести: Вашего вывода из противуположения этих двух смертей я не понял; в чем тут простота и в чем упрощенность? Кто, в самом деле, больше мучился на земле? -- все это остается покрыто туманом и после Ваших размышлений, как было и до них..." (ИРЛИ, ф. 101. No 29646. CCXIб.2).
   10 декабря обратился к Достоевскому Ф. М. Плюснин также с аналогичной просьбой "сказать" свое слово в "Дневнике" о нескольких поразивших его случаях самоубийств (ИРЛИ, ф. 100. No 29814. CCXIб.9).
   Особое место среди читательских откликов на "Дневник писателя" занимают письма К. И. Маслянникова и М. А., связанные с данным Достоевским в октябрьском и декабрьском номерах "Дневника" анализом дела Е. П. Корниловой и с пересмотром этого дела, закончившимся 22 апреля 1877 г. оправданием подсудимой (Письма читателей, стр. 193--196; Достоевский и его время, стр. 276--277). Краткое изложение содержания этих писем дается в связи с характеристикой дела Корниловой (наст. изд., т. XXIII).
   Д. В. Карташов 10 мая 1876 г. (ИРЛИ, ф. 100, No 29737. CCXIб.7), К. И. Маслянников 31 октября 1876 г. (Письма читателей, стр. 193--194), М. А. Юркевич 11 ноября 1876 г. (ИРЛИ, ф. 100, No 29911. CCXIб.14) обратили внимание Достоевского в своих письмах на факты, которыми он воспользовался в "Дневнике" впоследствии. Такое же взаимодействие между читательскими откликами и мыслью автора "Дневника" продолжалось и в 1877 г. {Анализ критических отзывов о "Дневнике писателя" за 1877, 1880 и 1881 гг. и откликов читателей на них см. в комментарии к "Дневнику" за соответствующие годы (наст. изд., тт. XXV--XXVII).}
   Достоевский высоко ценил открывшуюся перед ним в результате издания "Дневника" возможность непосредственного, личного и письменного общения с читателем. 3 марта 1876 г. он писал X. Д. Алчевской о своем отношении к читательским письмам: "Писателю всегда милее и важнее услышать доброе и ободряющее слово прямо от сочувствующего ему читателя, чем прочесть какие угодно себе похвалы в печати. Право не знаю, чем это объяснить: тут, прямо от читателя, -- как бы более правды, как бы более в самом деле".
   О значении, которое он придавал контакту и постоянному диалогу с читателем, Достоевский несколько раз говорил и в самом "Дневнике": "...за все время издания моего "Дневника", -- читаем мы в выпуске его за май--июнь 1877 г., -- я получил и продолжаю получать много писем, поддерживавших меня в труде моем, столь для меня лестных и столь одобрявших и поддерживавших меня в труде моем, что, прямо скажу, я никогда не рассчитывал на такое всеобщее сочувствие и никогда не считал себя достойным того. Эти письма я сберегу как драгоценность и -- что тут приторного, если я заявляю об этом печатно? Неужто дурно, что я ценю и дорожу общим вниманием? <...> Из нескольких сот писем, полученных мною за эти полтора года издания "Дневника", по крайней мере сотня (но наверно больше) была анонимных, но из этих ста анонимных писем лишь два были абсолютно враждебных" (ДП, 1877, май--июнь, глава первая, § 2).
   17 декабря 1877 г., собираясь прервать издание "Дневника" и отдаться работе над будущими "Карамазовыми", Достоевский повторял в письме к Л. А. Ожигиной: ". . хоть эти два года я и устал с "Дневником" (а потому и хочу год отдохнуть), но зато и много доставил мне этот "Дневник" счастливых минут, именно тем, как сочувствует общество моей деятельности. Я получил сотни писем изо всех концов России и научился многому, чего прежде не знал. Никогда и предположить не мог я прежде, что в нашем обществе такое множество лиц, сочувствующих вполне всему тому, во что я верю. Во всех этих письмах, если и хвалили меня, то всего более за искренность и прямоту".
   Постоянное общение с читателями повлияло на самую литературную форму и стиль "Дневника писателя": автор не раз цитирует в нем письма читателей, анализирует и оценивает их, спорит с читателями и т. д. Все это сообщает многим страницам "Дневника" характер живого, непосредственного диалога автора с его аудиторией: и писатель и читатель присутствуют здесь, их голоса то звучат согласно, то расходятся, их оценки одних и тех же явлений дополняют и корректируют друг друга. Достоевский имел поэтому полное право сказать о своих читателях-корреспондентах в "Дневнике": "Я <...> считаю многочисленных корреспондентов моих моими сотрудниками. Мне много помогли их сообщения, замечания, советы и та искренность, с которою все обращались ко мне" (ДП, 1877, декабрь, глава вторая, § V).
   А за несколько месяцев до этого автор "Дневника" замечал, что на основании писем его корреспондентов <<можно сделать несколько особых отметок <...> о нашем русском умственном теперешнем настроении, о том, чем интересуются и куда клонят наши непраздные умы, причем выдаются любопытные черты по возрастам, по полу, по сословиям и даже но местностям России" (ДП, 1877, март, глава третья, § I).
   Так, вместе с читателями "Дневника", в-постоянном творческом общении и споре с ними рос и сам писатель, испытывались и корректировались его идеи и художественный метод.
   
   Стр. 5....Хлестакову по крайней мере, врал ~ врут с полным спокойствием. -- Оценка нигилистических настроений и поведения молодежи как разновидности хлестаковщины сложилась у Достоевского еще в период работы над "Бесами". См.: Н. Ф. Буданова. Проблема "отцов" и "детей" в романе "Бесы". -- Материалы и исследования, т. I, стр. 174; наст. изд., т. XII, стр. 174, 203--204.
   В "Дневнике писателя" Достоевский неоднократно упоминает в нарицательном смысле гоголевские образы: Чичикова ("Мертвые души"), Сквозника-Дмухановского, Держиморду ("Ревизор"). См. стр. 11 и июльско-августовский выпуск за 1876 г., гл. I, § 3 "Самое последнее слово цивилизации" (наст. изд., т. XXIII).
   Стр. 5....мне двадцать три года, а я еще ничего не сделал... -- Неточно цитируемые слова дона Карлоса из пьесы Ф. Шиллера "Дон Карлос, инфант Испанский" (1787; д. II, явл. 2), ставшие крылатым выражением:
   
             Двадцать третий год --
   И ничего не сделать для потомства!
   (Пер. M. M. Достоевского)
   
   Об отношении Достоевского к этой трагедии см. наст. изд., т. XV, стр. 463.
   Стр. 5...."Для чего-де и жить, как не для гордости?" -- Ср. наст. изд., т. XV, стр. 212, 640--611.
   Стр. 5. Уверяют печатно ~ где наметил". -- Полемическое замечание по адресу M. E. Салтыкова-Щедрина, который в рассказе "Непочтительный Коронат" (ОЗ, 1875, No 11), говоря о стремительности решений передовой молодежи 70-х гг., писал: "Или скажет: "Прощайте! я на днях туда нырну, откуда одна дорога: в то место, где Макар телят не гонял!". Опять думаешь, что он пошутил, -- не тут-то было! сказал, что нырну, и нырнул; а через несколько месяцев, слышу, вынырнул, и именно в том месте, где Макар телят не гонял <...> Я сначала полагал, что это у них так делается: ни с того ни с сего, взял да и удрал или нырнул; но потом убедился, что в них это мало-помалу накапливается <...> Накопится, назреет, и вдруг бац! -- удеру, нырну, исчезну... И как скажет, так и сделает" (Салтыков-Щедрин, т. XI, стр. 377). Это место из рассказа Достоевский вспомнил еще раз в декабрьском выпуске "Дневника писателя" за 1876 г., гл. II, § 1 "Анекдот из детской жизни" (наст. изд., т. XXIV).
   Прочитав рассказ, Достоевский, очевидно, предполагал дать о нем отзыв в "Дневнике писателя". Название "Непочтительный Коронат" дважды стоит отдельным пунктом в первоначальных набросках плана январского выпуска, записанных в середине декабря 1875 -- первых числах января 1876 г. В этот же период Достоевский сделал в тетради несколько полемических записей об этом рассказе (наст. изд., т. XXIV). См. подроет: Борщевский. стр. 288--293.
   Стр. 6. Но страх, что будет там... -- Цитата из трагедии Шекспира "Гамлет" в переводе Н. А. Полевого (д. III, явл. 1, монолог "Быть или не быть..."). Гамлет произносит эти слова, обдумывая возможность самоубийства. Ср. наст. изд., т. XV, стр. 124, 144--145, 599.
   Стр. 6. Вспомните страстную веру Дидро, Вольтера... У наших -- полное tabula rasa... -- Говоря о "страстной вере" Дидро и Вольтера, Достоевский имеет в виду антиклерикальные, просветительские взгляды и ту горячность, с которой они отстаивали свои убеждения и веру в общественный прогресс. Об отношении Достоевского к Вольтеру и Дидро см.: наст. изд., т. V, стр. 380, 384; т. VII, стр. 405; т. IX, стр. 448; т. XV, стр. 409--410; А. Л. Григорьев. Достоевский и Дидро (к постановке проблемы). -- РЛЧ 1966, No 4, стр. 88--102; В. Я. Кирпотин. Лебедев и племянник Рамо. -- ВЛ, 1974, No 7, стр. 146--184.
   Выражение "страстная вера" было одним из любимых выражений Достоевского. Ср.: "Всему миру готовится великое обновление через русскую мысль <...> и это совершится в какое-нибудь столетие -- вот моя страстная вера" (письмо к А. Н. Майкову от 18 февраля (1 марта) 1868). "Социалисты -- страстная вера" (подготовительные материалы к "Бесам": наст. изд., т. XI, стр. 145; т. XII, стр. 344). В близких выражениях Достоевский писал и о Белинском в очерке "Старые люди": "Я застал его страстным социалистом <...> При такой теплой вере в свою идею, это был, разумеется, самый счастливейший из людей" (наст. изд., т. XXI, стр. 10--11). О Версилове в "Подростке" (ч. I, гл. IV, 2) рассказывается, что, находясь за границей, он проповедовал "что-то страстное", "был в религиозном настроении высшего смысла" (наст. изд., т. XIII, стр. 57). Ср. т. XVI, стр. 285.
   Tabula rasa. -- Ставшее крылатым выражение, которым английский философ Джон Локк (1632--1704) в латинском переводе своего трактата "Опыт о человеческом разуме" (первое изд. на англ. яз. 1690) определил состояние разума ("души") человека до того, как он приобретет "идеи" через ощущения. Достоевский неоднократно употреблял это выражение. См.: "Зимние заметки о летних впечатлениях" (наст. изд., т. V, стр. 59, 366); "Иностранные события" в "Гражданине", 1873, No 45 (наст. изд., т. XXI, стр. 225).
   Стр. 6. Самоубийца Вертер ~ Гете! -- Достоевский имеет в виду следующие строки из предсмертного письма Вертера: "Я подхожу к окну, дорогая, смотрю и вижу сквозь грозные, стремительно несущиеся облака одиночные светила вечных небес! О нет! вы не упадете, Предвечный хранит в своем лоне и вас и меня. Я увидел звезды Большой Медведицы, самого милого из всех созвездий. Когда я по вечерам уходил от тебя, оно сияло прямо над твоими воротами. В каком упоении смотрел я, бывало, на него! Часто я простирал к нему руки, видя в нем знамение и священный символ своего блаженства!" (И. В. Гете. Избранные произведения. Сост., предисл. и коммент. Н. Н. Вильмонта. М., 1950, стр. 531). "Страдания юного Вертера" были написаны весною 1774 г., когда Гете было 24 года.
   Стр. 7. ...всем известный Незнакомец ~ всё обошлось достаточно либерально. -- В фельетоне А. С. Суворина (псевдоним -- Незнакомец) "Недельные очерки и картинки" (БВ, 1876, 4 января, No 3) говорилось: "Во всех, решительно во всех газетах царствует какой-то сплошной либерализм, точно все нарочно сговорились, точно редакторы и издатели имели предварительное совещание, на котором протоколом постановлено -- ничем не отличаться друг от друга. Бывало, встретишь какую-нибудь шипящую статейку, услышишь консервативный вой, который заставит встрепенуться, который кольнет прямо в сердце и поднимет нервы. Нынче -- ничего подобного. Все ровно, все гладко, все достаточно либерально и достаточно бесплодно". Единственным лицом, которое стремится "выпрыгнуть" из этого согласного "хора", Суворин назвал Достоевского. Извещая читателей газеты о предполагаемом издании "Дневника писателя", он писал: "Публика должна поддержать это предприятие, если она ценит искреннюю мысль талантливого писателя, который пробует выбиться из-под издательских застав <...> Я от всей души желаю Ф. М. Достоевскому успеха".
   Стр. 7. Квиетизм (франц. quiétisme) -- успокоенное, пассивно-созерцательное отношение к жизни. Ср. наст. изд., т. IX, стр. 432.
   Стр. 7. "Je suis un homme heureux qui n'a pas V air contenu... -- Перефразированная цитата из романа В. Гюго "Отверженные" (ч. I, кн. V, гл. 3). Слова взяты из характеристики героя романа Жана Вальжана того периода его жизни, когда под именем господина Мадлена он был мэром городка Монрейль-Приморский: "Voilà un homme heureux qui n'a pas l'air content" (V. Hugo. Les misérables, t. 2. Ed. 8. Paris, 1862, p. 51) ("Вот счастливец, a с виду невеселый" -- Гюго, т. VI, стр. 195). Об отношении Достоевского к "Отверженным" см.: наст. изд., т. VII, стр. 404--405; т. XIII, стр. 382; т. XVII, стр. 390; т. XV, стр. 463; а также: G. Fridlеnder. Les notes de Dostoievski sur Victor Hugo. -- In: Dostoïevski. Dir. par Jacques Catteau. Paris, 1973, p. 288--295; E. И. Кийко. Из истории создания "Братьев Карамазовых" (Иван и Смердяков). -- Материалы и исследования, т. II, стр. 125--129. "Отверженных" Достоевский перечитал в марте 1874 г. (см. примеч. к стр. 52--53).
   Стр. 7...."случайное семейство". -- Термин, который Достоевский употреблял для обозначения семьи, в которой распались внутренние связи и которая находится в состоянии "хаоса" и "беспорядка". Подобные семьи, по мнению писателя, были типичным явлением русской пореформенной жизни и отражали в себе ее "хаос" и "беспорядок". Первоначально этот термин Достоевский употребил в заключительных строках романа "Подросток" (наст. изд., т. XIII, стр. 455). Названием "Опять "случайное семейство"" писатель связывает настоящую главку "Дневника писателя" с "Подростком", подчеркивая типичность данного явления для пореформенной России 70-х гг. Подробно о "случайных семействах" будет говориться в июльско-августовском выпуске "Дневника писателя" за 1877, гл. I, § 2.
   Стр. 7. В клубе художников была елка и детский бал, и я отправился посмотреть на детей. -- Праздник состоялся 26 декабря 1875 г. Петербургские газеты известили о нем накануне (например: Г, 1875, 25 декабря, No 356; БВ, 1875, 25 декабря, No 355). Заметка в "Голосе" объясняет интерес Достоевского к празднику: "26 декабря, в пятницу, в петербургском собрании художников, назначен большой детский праздник "елка" с бесплатными подарками для детей, акробатами, фокусниками, двумя оркестрами музыки, горами, электрическим освещением и проч. и проч. Елки петербургского собрания художников много уже лет славятся своим прекрасным устройством. По всей вероятности, и нынешняя елка не будет хуже прежних и доставит своим маленьким посетителям немало удовольствия. Не худо заблаговременно запастись входными билетами". Клуб художников (осн. 1865), бывший в то время излюбленным местом встреч петербургской творческой интеллигенции, находился в Троицком переулке (ныне Дом народного творчества по ул. Рубинштейна, 13). См.: Саруханян, стр. 234.
   Стр. 7. Я давно уже поставил себе идеалом написать роман о русских теперешних детях, ну и конечно о теперешних их отцах, в теперешнем взаимном их соотношении. -- Замысел романа об "отцах и детях" возник у Достоевского в начале 70-х годов. Уже в черновой записи к задуманному роману "Детство", датированной "31 июля <1869>. Флоренция", намечена тема "дети и отцы" (наст. изд., т. IX, стр. 125), которая получила развитие в неосуществленном "Житии великого грешника" (там же, стр. 510), а затем была поднята в "Бесах" (Н. Ф. Буданова. Проблема "отцов" и "детей" в романе "Бесы". -- Материалы и исследования, т. I, стр. 164--188; наст. изд., т. XII, стр. 173--178). Частичным осуществлением своего замысла, как явствует из следующего абзаца данной главки "Дневника писателя", Достоевский считал роман "Подросток" (о теме "отцов и детей" в этом романе см.: наст. изд., т. XVII, стр. 274, 281--292, 302--303). В первой половине марта 1876 г. Достоевский сделает в черновой тетради заметки к роману "Отцы и дети" (наст. изд., т. XVII, стр. 6--8, 430--434), в основу которого наряду с другими событиями будет положен в сильно измененном виде также ряд фактов русской общественной жизни и судебной хроники, о которых говорится в "Дневнике писателя". Роман не был написан, но тема "отцов и детей" отразилась позднее в "Братьях Карамазовых" в отношениях Федора Павловича Карамазова с сыновьями (Розенблюм, стр. 69--74; наст. изд., т. XV, стр. 406--407).
   Стр. 7. Поэма готова и создалась прежде всего, как и всегда должно быть у романиста. -- Словом "поэма" Достоевский обозначал первую стадию творческого процесса писателя, связанную с уяснением общей поэтической "идеи" произведения, его замысла. Например, в письме к А. Н. Майкову от 15 (27) мая 1869 г. он писал: "...поэма, по-моему, является как самородный драгоценный камень, алмаз, в душе поэта, совсем готовый, во всей своей сущности, и вот это первое дело поэта, как создателя и творца, первая часть его творения. Если хотите, так даже не он и творец, а жизнь, могучая сущность жизни, бог живой и сущий, совокупляющий свою силу <...> в великом сердце и в сильном поэте <...> Затем уж следует второе дело поэта, уже не так глубокое и таинственное, а только как художника: Это, получив алмаз, обделать и оправить его. Тут поэт, почти что ювелир". Ср. другие случаи употребления Достоевским слова "поэма" в близком значении: "Одна мысль (поэма). Тема под названием "Император"" (наст. изд., т. IX, стр. 113); подготовительные материалы к "Подростку" (наст. изд., т. XVI, стр. 10, 175); письмо к С. А. Ивановой от 6 февраля (25 января) 1869 г.; письмо к X. Д. Алчевской от 9 апреля 1876 г. См. о специфическом толковании Достоевским слова "поэма": Г. М. Фридлендер. Эстетика Достоевского. -- Достоевский -- художник и мыслитель, стр. 141--142; В. И. Этов. О художественном своеобразии социально-философского романа Достоевского. -- Там же, стр. 324--325; В. Я. Кирпотин. Достоевский -- художник. Этюды и исследования. М., 1972, стр. 141--142; Розенблюм, стр. 72; Л. П. Гроссман. Достоевский -- художник. -- Творчество Достоевского, стр. 336.
   Стр. 7. Когда, полтора года назад, Николай Алексеевич Некрасов приглашал меня написать роман для "Отечественных записок"... -- Об обстоятельствах опубликования в "Отечественных записках" романа "Подросток" см. наст. изд., т. XVII, стр. 258--259.
   Стр. 8. В газетах все недавно прочли об убийстве мещанки Перовой и об самоубийстве ее убийцы. -- Авдотья Ивановна Перова была убита своим сожителем Гаврилою Константиновичем Щербаковым, мастером типографии, в Петербурге, в ночь на 14 января 1876 г. (Г, 1876, 15 января, No 15; СПбВед, 1876, 15 января, No 15; ПГ, 1876, 15 января, No 10). Это происшествие, возможно, нашло отражение в черновом плане романа "Отцы и дети" (Розенблюм, стр. 69--70).
   Стр. 8. Газета "Голос" взывает к публике о помощи "несчастным сиротам"... -- В редакционной заметке газета писала: "Обращаем внимание общественной благотворительности на несчастных детей, оставшихся вчера круглыми сиротами, вследствие убиения их матери, Перовой <...> Старший из сирот, Александр, 12-ти лет, обучается в 5-й петербургской гимназии и, по отзывам всех, отличается кротким нравом, хорошими способностями и прилежанием; младший, 9-ти лет, воспитывался дома. В настоящее время оба несчастные мальчика, оставшиеся круглыми сиротами, нуждаются в попечении о них добрых людей, которые могли бы своими материальными средствами облегчить тяжелую судьбу, их ожидающую, и хотя сколько-нибудь заменить им заботливость матери, при таких страшных обстоятельствах ими потерянную..." (Г, 1876, 16 января, No 16).
   Стр. 8....когда нам новы // Все впечатленья бытия... -- Цитата из стихотворения А. С. Пушкина "Демон" (1823), перефразированная Достоевским. У Пушкина:
   
   В те дни, когда мне были новы
   Все впечатленья бытия...
   
   Стр. 8. Старший, говорят, не оставит ~ забудут про них?-- Александр Перов был принят на благотворительных началах в частный пансион А. Р. Розе; купец П. И. Лихачев обязался выплачивать ежегодно 100 руб. ему "на белье и платье"; а общество вспоможествования нуждающимся ученикам при 5-й гимназии внесло за пего плату за обучение за второе полугодие и зачислило его первым кандидатом на получение аналогичного пособия в течение всего следующего года, пообещав также обеспечивать его учебными пособиями. Владимир был взят на воспитание полковником К. У. Араповым. Денежные пожертвования составили 70 руб. 65 коп. (Г, 1876, 18 и 19 января, NoNo 18--19).
   Стр. 9. Елку и танцы в клубе художников я, конечно, не стану подробно описывать; всё это было уже давно и в свое время описано... -- Елку в клубе художников описал А. С. Суворин в фельетоне "Недельные очерки и картинки" (БВ, 1876, 18 января, No 17) и П. Д. Боборыкин в "Воскресном фельетоне" (СПбВед, 1876, 18 января, No 18). В этих очерках, однако, говорилось о повторном костюмированном бале, состоявшемся в клубе художников 15 января (см. сообщение в БВ, 1876, 17 января, No 16). Набросок описания елки 26 декабря, не включенный Достоевским в "Дневник писателя", см. стр. 180.
   Стр. 9....слишком давно перед тем нигде не был, ни в одном собрании, и долго жил уединенно. -- В декабре 1875--начале января 1876 г. дети Достоевских болели скарлатиною. Была больна в это время и Анна Григорьевна. См. письма к Н. П. Вагнеру от 21 декабря 1875 и 2 января 1876 г.; Вс. С. Соловьеву от 28 декабря 1875 и 11 января 1876 г.
   Стр. 9. Любопытно проследить, как самые сложные понятия прививаются к ребенку совсем незаметно, и он, еще не умея связать двух мыслей, великолепно иногда понимает самые глубокие жизненные вещи.-- Ср. в "Идиоте" (ч. I, гл. 6) слова князя Мышкина: "И как хорошо сами дети подмечают, что отцы считают их слишком маленькими и ничего не понимающими, тогда как они все понимают. Большие не знают, что ребенок даже в самом трудном деле может дать чрезвычайно важный совет" (наст. изд., т. VIII, стр. 58; т. IX, стр. 433). Эту же мысль Достоевский повторит в майском выпуске "Дневника писателя" за 1876 (см. наст. изд., т. XXIII).
   Стр. 9. Что устрицы, пришли? О радость! // Летит обжорливая младость // Глотать... -- Цитата из "Евгения Онегина" А. С. Пушкина ("Отрывки из путешествия Онегина").
   Стр. 10. Я взял на днях один номер "Петербургской газеты" ~ в маскараде и проч. -- В корреспонденции из Москвы от 4 января, напечатанной в разделе "По России", сообщалось: "За три дня до Нового года, при выходе из Дворянского собрания, купец Медынцев напал на купца Ивана Емельянова и нанес ему несколько ударов. Полиция забрала их в контору квартала, записала их фамилии -- тем дело и кончилось". В артистическом кружке капитан Е-в, приехавший из Туркестана с театра военных действий, "разгуливая по зрительной зале, в которой шли танцы, неистово аплодировал танцующим женщинам и, подойдя к жене бывшего студента Смирнова, сказал ей какую-то дерзость; жена обратилась к своему мужу, а тот, взявши туркестанца за руку, хотел представить его к старшине кружка, но капитан со всего размаха дал ему пощечину, которая разнеслась по всей зале и возбудила общее негодование присутствующих в зале. Свалка была изрядная". Капитан хотел просить прощения у Смирнова, но "раздраженные купцы" удовлетворились лишь тогда, когда был вызван плац-адъютант, который препроводил капитана на гауптвахту (ПГ, 1876, 8 января, No 5). Об этих скандалах писал также А. П. Лукин (псевдоним -- А. Л.) в фельетоне "Московские письма" (БВ, 1876, 10 января, No 9).
   Стр. 11....бал высшего общества, об котором слыхали от Хлестакова... -- Н. В. Гоголь. "Ревизор", д. III, явл. 6.
   Стр. 11. Хлестаков, например, полагал, что этот культ заключается в том арбузе в сто рублей, который подают на балах высшего общества. -- В указанной сцене подвыпивший Хлестаков хвастливо заявляет: "На столе, например, арбуз -- в семьсот рублей арбуз...".
   Стр. 11. Лицемерие есть та самая дань, которую порок обязан платить добродетели... -- Изречение французского писателя Франсуа де Ларошфуко (1613--1680) из его книги "Размышления или нравоучительные изречения и максимы" ("Réflexions ou sentences et maximes morales", 1665). Современный русский перевод: "Лицемерие -- это дань уважения, которую порок платит добродетели" (Ф. де Ларошфуко. Мемуары. Максимы. Л., 1971, стр. 167).
   Стр. 12....гаркнувший среди залы в Москве капитан... -- Речь идет, несомненно, о капитане Е-ве (см. выше). Достоевский имеет в виду свою же собственную фразу о тем, что "чрезвычайно приятно <...> встать посреди этих европейцев и вдруг что-нибудь гаркнуть на чистейшем национальном наречии" (см. стр. 11).
   Стр. 12. Золотой век в кармане. -- В сознании Достоевского неизменно присутствовала и нашла отражение в его романах и публицистике мысль о "золотом веке" человечества, воспринятая им еще в 1840-е гг. из учения французских социалистов-утопистов, но трансформировавшаяся в процессе эволюции его мировоззрения. См.: подготовительные материалы к "Бесам" (наст. изд., т. XI, стр. 106; т. XII, стр. 340); главу "У Тихона" (наст. изд., т. XI, стр. 21--22; т. XII, стр. 320--321); "Подросток" (наст. изд., т. XIII, стр. 375, 378--379; т. XVII, стр. 312--313, 389); "Сон смешного человека" (наст. изд., т. XXV). Будущий "золотой век", по представлению Достоевского, потенциально заложен в современных людях (см. подробно: Фридлендер, стр. 34--43). Эта мысль, иллюстрируемая в настоящей главе, была сформулирована еще во второй (пространной) рукописной редакции "Преступления и наказания" (наст. изд., т. VII, стр. 91, 408). В июльско-августовском выпуске "Дневника писателя" за 1876 г. Парадоксалист говорит: "Золотой век еще весь впереди" (наст. изд., т. XXIII).
   Стр. 12. ...какими-то саккадами... -- Saccade (франц.) -- рывок, сильный толчок.
   Стр. 12. Алкивиад (451--404 до н. э.) -- афинский политик и полководец; отличаясь необыкновенной красотой и талантами, он обладал искусством завоевывать любовь окружавших его людей. Ср. наст. изд., т. V, стр. 77, 370.
   Лукреция -- добродетельная красавица-жена римлянина Коллатина. Обесчещенная сыном царя Секстом Тарквинием, Лукреция рассказала о своем позоре мужу, родственникам и друзьям и на их глазах закололась кинжалом. История Лукреции, рассказанная Титом Ливнем, послужила сюжетом многих литературных произведений и картин.
   Джульетта -- героиня трагедии Шекспира "Ромео и Джульетта" (ок. 1595).
   Беатриче -- веселая, жизнерадостная, остроумная героиня комедии Шекспира "Много шуму из ничего" (1598--1599). Достоевский вспоминал о ней в рассказе "Маленький герой" (наст. изд., т. II, стр. 280, 507--508), в очерке "Среда" (наст. изд., т. XXI, стр. 21, 389).
   Стр. 13. ...пироновское, так сказать, остроумие... -- Французский поэт Алексис Пирон (1689--1773) прославился как автор едких эпиграмм и как человек, скорый на остроумные реплики. Знаменитую эпитафию, которую он написал самому себе, Достоевский привел в "Братьях Карамазовых" (наст. изд., т. XIV, стр. 382, ср. стр. 124; т. XV, стр. 577). Пирон упоминается также в "Подростке" (наст. изд., т. XIII, стр. 74).
   Стр. 14. ...и в рот мне водку скверную // Безжалостно вливал... -- Неточная цитата из стихотворения Н. А. Некрасова "Детство" (1844), которое является одной из редакций стихотворения "Ciрывок" ("Родился я в губернии...", 1844). При жизни Некрасова и Достоевского "Детство" не было опубликовано. Существует предположение, что в 1840-е гг., в период близости с Достоевским, Некрасов читал ему сам или дал прочесть в рукописи это стихотворение, а Достоевский его запомнил и процитировал спустя почти тридцать лет по памяти; однако никаких свидетельств на этот счет не имеется. Тем не менее вся сцена спаивания малолетнего мальчика в "Дневнике писателя" перекликается со следующим отрывком из "Детства":
   
   От матери украдкою
   Меня к себе сажал
   И в рот мне водку гадкую
   По капле наливал:
   "Ну, заправляйся смолоду,
   Дурашка, подрастешь,
   Не околеешь с голоду,
   Рубашку не пропьешь!" --
   Так говорил -- и бешено
   С друзьями хохотал,
   Когда я, как помешанный,
   И падал, и кричал...
   (Некрасов, т. 1, стр. 405--406; Б. Я. Бухштаб. Начальный период сатирической поэзии Некрасова. 1840--1845. -- "Некрасовский сборник", вып. 2. M.--Л., 1956, стр. 115--110; Холшевников, стр. 137--138).
   

МАЛЬЧИК У ХРИСТА НА ЕЛКЕ

Источники текста

   ЧЗ -- Черновые заметки к январскому выпуску "Дневника писателя" за 1876 г. в записной тетради 1875--1876 гг. Хранится: ЦГАЛИ, ф. 212.1.16, лл. 28, 32 (см. наст. изд., т. XXIV). Опубликовано: ЛН, т. 83, стр. 397, 401.
   Н1 -- План январского выпуска "Дневника писателя" за 1876 г. Хранится: ГБЛ, ф. 93.1.2. 11/1, лл. 1--1 об. (см. стр. 137); см.: Описание, стр. 61.
   Н2 -- То же. ГБЛ, ф. 93.1.2. 11/2, л. 1 (см. стр. 140).
   Нз -- То же. ГБЛ, ф. 93.1.2. 11/3, л. 2 об. (см. стр. 144); см.: Описание, стр. 61.
   HP -- Наборная рукопись. Рукой А. Г. Достоевской с исправлениями Ф. М. Достоевского. 10 стр. Хранился: ИРЛИ, ф. 100, No 29463. CCXI). 11, лл. 13--16 об. (см. стр. 244--245).
   ДП1 -- Дневник писателя за 1876 г. Январь. СПб., 1876 (цензурное разрешение 30 января 1876), стр. 9--12.
   ДН2 -- То же. Второе издание. СПб., 1879 (цензурное разрешение 5 октября 1879), стр. 9--12.
   П -- Пометы Ф. М. Достоевского на экземпляре ДН2 для публичного чтения на литературном вечере в Петербурге 3 апреля 1879 г. (см.: Достоевская, А. Музей памяти Ф. М. Достоевского, стр. 9; 1928, т. XI, стр. 508). Местонахождение этого экземпляра в данное время не установлено. Впервые напечатано: ДП1, Январь. Глава вторая, II. В собрание сочинений впервые включено в издании: 1882, т. XI, стр. 14--19. Печатается по ДН2 с устранением явных опечаток.
   
   26 декабря 1875 г. Достоевский с дочерью посетил рождественскую елку и детский бал в С.-Петербургском клубе художников; на следующий день, 27 декабря, он в обществе А. Ф. Кони побывал в колонии для малолетних преступников (на окраине Петербурга, на Охте, за Пороховыми заводами). И в те же дни, "перед елкой и в самую елку перед рождеством", он несколько раз встретил на улице привлекшего его внимание нищего мальчика, ходившего "с ручкой", т. е. просившего милостыню. Все эти впечатления, многократно отраженные в записной тетради Достоевского в декабре 1875--январе 1876 г., получили художественно-публицистическое воплощение на страницах январского выпуска "Дневника писателя" (см.: Фридлендер, Святочный рассказ, стр. 373--376). Подготовляя его, автор в начале января писал, что намерен сказать и первом номере возобновленного "Дневника" "кое-что о детях -- о детях вообще, о детях с отцами, о детях без отцов в особенности, о детях на елках, без елок, о детях преступниках..." (письмо к Вс. С. Соловьеву от 11 января 1876 г.)- С размышлениями писателя "о русских теперешних детях" (стр. 7), составляющими стержень двух первых глав январского выпуска "Дневника" и придающими им внутреннее идейно-художественное единство, органически связан и "святочный рассказ" "Мальчик у Христа на елке". В нем тема "теперешних русских детей", выступающих в обрамляющих главках "Дневника" в реальном жизненном обличье, переводится автором в более обобщенный план. Этому способствует традиционная, условная форма фантастического рождественского рассказа, жанр которого и многие детали непосредственно восходят к классическим образцам этого жанра: "Девочке с серными спичками" Г. X. Андерсена и "Рождественским рассказам" Ч. Диккенса.
   Первая заметка в записной тетради, непосредственно относящаяся к будущему рассказу "Мальчик у Христа на елке", сделана автором 30 декабря 1875 г. Она гласит: "Елка. Ребенок у Рюккерта. Христос, спросить Владимира Рафаиловича Зотова". Среди дальнейших черновых записей на отдельных листах, относящихся к январскому выпуску "Дневника", ряд заметок подчеркивает внутреннюю связь входящих в него рассказов о детях -- "фантастических" и реальных: "Елка у Христа. Бал. Колония". "Ребенок у Христа. На другой день, если б этот ребенок выздоровел, то во что бы он обратился? С ручкой". "Елка у Христа. На елке у детей (описание). С ручкой" (стр. 144; ср. наст. изд., т. XXIV).
   Указание записной тетради: "Ребенок у Рюккерта" позволило Г. М. Фридлендеру установить тот литературный источник, который дал Достоевскому готовую рамку для задуманного святочного рассказа. Источником этим было популярное "рождественское" стихотворение немецкого поэта Фридриха Рюккерта (1788--1866) "Елка сироты" ("Des fremden Kindes heiliger Christ"), опубликованное впервые в 1816 г. и с тех пор многократно перепечатывавшееся в составе различных сборников сочинений Рюккерта и хрестоматий для детского чтения. Как свидетельствует продолжение заметки Достоевского ("...спросить Владимира Рафаиловича Зотова"), писатель, скорее всего, либо запомнил стихотворение Рюккерта с детства, либо слышал его где-то в детском чтении в те рождественские дни 1875 г., когда создавался рассказ, -- во всяком случае, чтобы разыскать текст баллады Рюккерта (она не была переведена на русский язык, и Достоевскому нужен был немецкий оригинал), писатель собирался обратиться к специалисту -- переводчику и знатоку всеобщей литературы, бывшему петрашевцу В. Р. Зотову (см. о нем стр. 339--340).
   Вот текст стихотворения Рюккерта в русском переводе:
   

Елка сироты

   В вечер накануне рождества дитя-сирота бегает по улицам города, чтобы полюбоваться на зажженные свечи.
   Оно стоит подолгу перед каждым домом, заглядывает в освещенные комнаты, которые смотрятся в окно, видит украшенные свечами елки, и на сердце ребенка становится невыносимо тяжко.
   Дитя, рыдая, говорит: "У каждого ребенка есть сегодня своя елка, свои свечи, они доставляют ему радость, только у меня, бедного, ее нет.
   Прежде, когда дома я жил с братьями и сестрами, и для меня сиял свет рождества; ныне же, на чужбине, я всеми забыт.
   Неужели никто не позовет меня к себе и не даст мне ничего, неужели во всех этих рядах домов нет для меня -- пусть самого маленького -- уголка?
   Неужели никто не пустит меня внутрь? Мне ведь ничего не надо для себя, мне хочется лишь насладиться блеском рождественских подарков, которые предназначены другим!"
   Дитя стучится в двери и в ворота, в окна и в витрины, но никто не выходит, чтобы позвать его с собой; все внутри глухи к его мольбам.
   Каждый отец занят своими детьми; о них же думает и одаряет их мать; до чужого ребенка никому нет дела.
   "О дорогой Христос-покровитель! Нет у меня ни отца, ни матери, кроме тебя. Будь же ты моим утешителем, раз все обо мне забыли!"
   Дитя своим дыханием пытается согреть замерзшую руку, оно глубже прячется в одежду и, полное ожидания, замирает посреди улицы.
   Но вот через улицу к нему приближается другое дитя в белом одеянии. В руке его светоч, и как чудно звучит его голос!
   "Я -- Христос, день рождения которого празднуют сегодня, я был некогда ребенком, -- таким, как ты. И я не забуду о тебе, даже если все остальные позабыли.
   Мое слово принадлежит одинаково всем. Я одаряю своими сокровищами здесь, на улицах, так же, как там, в комнатах.
   Я заставлю твою елку сиять здесь, на открытом воздухе, такими яркими огнями, какими не сияет ни одна там, внутри".
   Ребенок-Христос указал рукой на небо -- там стояла елка, сверкающая звездами на бесчисленных ветвях.
   О, как сверкали свечи, такие далекие и в то же время близкие! И как забилось сердце ребенка-сироты, увидевшего свою елку!
   Он почувствовал себя как во сне, тогда с елки спустились ангелочки и увлекли его с собою наверх, к свету.
   Ныне дитя-сирота вернулось к себе на родину, на елку к Христу. И то, что было уготовано ему на земле, оно легко там позабудет. {Fr. Rückert. Gedichte. Neue Auflage. Frankfurt am Main, 1843, S. 273--276; ср.: Фридлендер, Святочный рассказ, стр. 384--386. Там же -- об истории переводов Рюккерта в России и знакомстве русского читателя с его произведениями, стр. 379--381; ср.: Фридлендер, стр. 297--307.}
   
   Как показывает сопоставление рождественского стихотворения Рюккерта и рассказа Достоевского, они идейно и художественно несоизмеримы: воспользовавшись довольно традиционным "святочным" сюжетом баллады Рюккерта как канвой для собственного рассказа, Достоевский создал оригинальное художественное произведение, глубоко национальное, "петербургское" по содержанию и притом очень далекое от стихотворения Рюккерта по тону и колориту, стилю и языку.
   Писатель максимально, насколько это допускалось каноном святочного рассказа, постарался сохранить очевидный для читателя с первых строк "петербургский" колорит. Он создается благодаря присутствию в рассказе ряда типичных для русской жизни фигур ("хозяйка углов", "халатник", "блюститель порядка", "барыня", "дворники"), благодаря контрастной характеристике уголка русской провинции, откуда приехал герой ("деревянные низенькие домики" со ставнями, темнота, собаки и т. д.), и столицы, описание которой близко описанию Петербурга с его фантастическими, миражными огнями в "Невском проспекте" Н. В. Гоголя. У Христа на елке в рассказе Достоевского собраны дети, замерзшие у дверей "петербургских чиновников", умершие "у чухонок", "во время самарского голода", "в вагонах третьего класса" (стр. 17). Благодаря всему этому безликое "дитя" Рюккерта становится у Достоевского родным братом петербургского "мальчика с ручкой".
   Как и большинство других детей в произведениях Достоевского, мальчик-герой рассказа -- дитя петербургской нищеты, одетый в "халатик" и "картузишко", и притом, несмотря на его шесть лет, ему свойственно чувство социальных различий: продавщицы в кондитерской для него "барыни", а покупатели -- "господа". И замерзающего, во сне, его не покидают мысли о матери и о других, таких же как он, страдающих мальчиках и девочках.
   Очевидны нити, протягивающиеся от рассказа "Мальчик у Христа на елке", с одной стороны, назад -- к таким произведениям 1840-х годов, как "Бедные люди" и "Елка и свадьба" (см. наст. изд., т. I) или к образу Нелли в "Униженных и оскорбленных" (т. III), а с другой -- к широкому, философско-символическому освещению темы незаслуженных и не подлежащих оправданию, безвинных страданий ребенка в "Братьях Карамазовых". Так же, как в "Идиоте", и в ряде последующих главок "Дневника писателя" о процессах Кроненберга и Джунковских, и в "Карамазовых", образы невинного, страдающего ребенка и Христа в рассказе сопряжены воедино, между ними установлено сложное идейно-художественное единство.
   У Рюккерта дитя, обретши блаженство на небе, успокоилось и забыло о своих земных страданиях. Стихотворение призывает надеяться на будущее и уповать на божественную справедливость. У Достоевского же картина нищеты и страданий ребенка написана слишком резкими и яркими красками, чтобы эти страдания могли быть прощены, могли бесследно изгладиться из памяти читателя. Своим рассказом он нее зовет надеяться терпеливо на божественное искупление на небесах, но призывает не забывать здесь, на земле, о реальных, земных детях и их страданиях, стремиться помочь их нужде и горю.
   В ДП1 непосредственная связь рассказа "Мальчик у Христа на елке" с обрамлением его раскрывалась более прямо: о герое здесь говорилось, что это был "мальчик, еще не такой, которого можно высылать с ручкой, но такой, которого <...> через год <...> непременно вышлют". Кроме того, мать мальчика здесь оставалась жива, а потому в конце рассказа отсутствовали слова об их загробном свидании (см. стр. 17, и варианты, стр. 140, 258). Для ДП2 автор пересмотрел текст и исправил соответствующие места.
   Критика положительно отнеслась к рассказу. Даже особенно враждебно настроенная к издателю "Дневника писателя" "Петербургская газета" перепечатала рассказ целиком в отделе "Фельетон" (ПГ, 1876, 4 февраля, No 24). В том же номере автор передовой статьи "Кабинетные моралисты. (По поводу "Дневника писателя" Ф. М. Достоевского)" писал, что в этом рассказе "сказалась вся могучесть дарования психолога-романиста, вся теплота чувств, которою такой мастер играть автор "Преступления и наказания"". Особо выделил рассказ "Мальчик у Христа на елке" из фрагментов январского номера "Дневника" и обозреватель "С.-Петербургских ведомостей" В. В. Марков (В. М. Литературная летопись. -- СПбВед, 1876, 7 февраля, No 38). Дошли до нас также сочувственные читательские отзывы о рассказе: "Какая прелесть "Мальчик у Христа на елке", "Мужик Марей"" (письмо писателя-публициста К. В. Лаврского к матери от 21 марта 1876 г. -- РЛ, 1976, No 3, стр. 135); "Что <...> касается лично до меня, <...> остаюсь верна рассказу "Мальчик у Христа на елке" и признаю это chef d'oeuvr'om "Дневника писателя"" (письмо X. Д. Алчевской к Достоевскому от 10 марта 1876 г. -- ЛН, т. 86, стр. 448).
   По свидетельству А. Г. Достоевской, "Мальчик у Христа на елке" принадлежал (наряду со "Столетней" и "Мужиком Мареем") к числу тех художественных произведений, напечатанных в "Дневнике писателя", которые в конце жизни писатель больше всего ценил (Гроссман, Жизнь и труды, стр. 315).
   3 апреля 1879 г. Достоевский публично читал "Мальчика у Христа на елке" в пасхальные дни на литературном чтении для детей в пользу Фребелевского общества в Петербурге, в Соляном городке. На чтение писатель взял с собою сына и дочь. "Прием <...> был восторженный, и группа маленьких слушателей поднесла чтецу букет цветов" (Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 333). 16 декабря 1879 г. Достоевский снова прочел рассказ на литературном утре в пользу общества вспоможествования нуждающимся ученикам Ларинской гимназии (там же, стр. 340). По свидетельству А. Г. Достоевской, в Гос. историческом музее хранился экземпляр второго издания январского выпуска "Дневника писателя" за 1876 г. (ДП2) с пометами автора, сделанными для этих чтений, на тех страницах (9--12), где помещен "Мальчик у Христа на елке". Местонахождение этого экземпляра в настоящее время не установлено (см. стр. 321).
   О чтении Достоевским рассказа "Мальчик у Христа на елке" на литературном вечере в 1880 (?) г. см. рукописные мемуары А. П. и В. П. Шнейдер "Несколько памятных слов о Достоевском" (ЦГАЛИ, ф. 909).
   После смерти Достоевского рассказ "Мальчик у Христа на елке" в 1883 г. выходил в сборниках, а с 1885 г. многократно печатался отдельными изданиями, для детского чтения. {Сохранилось письмо издательницы детского журнала "Игрушечка" А. Н. Пешковой-Толиверовой к Достоевскому от 8 февраля 1878 г. с просьбой разрешить издание рассказа отдельной книжкой (ГБЛ, ф. 93, 7.79). Автор отвечал ей: "К большому сожалению, не могу Вам дать перепечатать "Мальчика у Христа на елке" -- потому что сам намерен издать (и это в скором времени) мои маленькие рассказы".} В связи с подготовкой отдельного издания рассказа "Мальчик у Христа на елке" в 1885 г. цензор И. П. Хрущов дал о ном отрицательное заключение, подчеркнув социально-обличительный характер рассказа: "Достоевский мог любить детей, но менее подходящего к детскому возрасту писателя не существует <...> Нужно ли это сопоставление <богатства> и неприкрытой бедности, отчаянное положение искусанного морозом и замерзшего за дровами мальчика и утехи и радости столичных детей на елке. По мнению моему, рассказ этот не для детей, и никак уж не для низших училищ".
   Особый отдел Ученого совета тогдашнего Министерства народного просвещения вынес по докладу цензора определение: "Согласиться с мнением Хрущова, о чем и представить на благоусмотрение его сиятельства г-на товарища министра народного просвещения". -- Д, Материалы и исследования, т. IV, стр. 195. Тем не менее уже в 1901 г. в Петербурге вышло двадцать второе отдельное издание с четырьмя рисунками и с портретом автора. Рассказ получил в переводах широкое распространение во всем мире. Первые иностранные переводы -- немецкий (1882, 1886), французский (1885, 1891).
   Рассказ иллюстрировался рядом русских и зарубежных художников-иллюстраторов (Достоевская, А. Музей памяти Ф. M. Достоевского, стр. 277-- 279, 301--302).
   
   Стр. 16....и присел за дровами: "Тут не сыщут, да и темно". -- Ср. аналогичную сцену в "Двойнике", гл. XIII (наст. изд., т. I, стр. 219).
   Стр. 17....другие задохлисъ у чухонок, от воспитательного дома на прокормлении... -- Воспитательными домами назывались приюты для подкидышей и беспризорных младенцев. В Петербурге воспитательный дом был открыт в 1770 г. Внимание Достоевского было привлечено к Петербургскому воспитательному дому еще в 1873 г. заметкой в "Голосе" (1873, 9 марта, No 68), в которой излагалось напечатанное в "Петербургском листке" (1873, 7 марта, No 47) письмо священника Иоанна Никольского о большой смертности среди питомцев этого заведения, розданных крестьянкам его прихода в Царскосельском уезде. В письме указывалось, что крестьянки берут детей для того, чтобы получить за них белье и деньги, а о младенцах не заботятся; в свою очередь доктора, выдающие документы на право взять ребенка, проявляют полное равнодушие и безразличие к тому, в чьи руки попадут дети. Об этой заметке Достоевский сделал запись в тетради (наст. изд., т. XXI, стр. 260).
   В майском выпуске "Дневника писателя", рассказывая о посещении воспитательного дома, Достоевский упомянет о своем намерении "съездить в деревни, к чухонкам, которым розданы на воспитание младенцы" (наст. изд., т. XXIII).
   Стр. 17....во время самарского голода... -- В 1871--1873 гг. Самарскую губернию постигли катастрофические неурожаи, вызвавшие сильнейший голод.
   Стр. 17....четвертые задохлисъ в вагонах третьего класса от смраду... -- "Московские ведомости" (1876, 6 января, No 5), со ссылкой на газету "Дон", приводили запись из жалобной книги на станции Воронеж о том, что в поезде, в вагоне третьего класса, угорели мальчик и девочка и что состояние последней безнадежно. "Причина -- смрад в вагоне, от которого бежали даже взрослые пассажиры".
   Стр. 17. Я был в колонии малолетних преступников ~ вызвались всё показать. -- Колония для малолетних преступников была основана в 1871 г. С.-Петербургским обществом земледельческих колоний и ремесленных приютов, возникшим в 1870 г. в соответствии с указом от 5 декабря 1866 г. о создании исправительных учреждений для детей. Колония находилась на территории бывшей Охтенской лесной дачи, в восьми верстах от берега Невы по Пороховскому шоссе, на берегу р. Лупы. Желание посетить колонию родилось у Достоевского при чтении отчета о деятельности Общества за октябрь 1875 г. (Г, 1875, 9 ноября, No 310). За содействием писатель обратился к А. Ф. Кони и 26 декабря получил от него приглашение заехать к нему в Министерство юстиции и затем вместе с ним и основателем колонии, сенатором M. E. Ковалевским (1829--1884), поехать в колонию (Кони, т. VIII, стр. 38--39; Письма читателей, стр. 178--179). Достоевский пробыл в колонии весь день 27 декабря (Гроссман, Жизнь и труды, стр. 239). В своих воспоминаниях о Достоевском А. Ф. Кони ошибочно отнес эту поездку к лету 1877 г. (Кони, т. VI, стр. 435--438).
   Стр. 18. Семья -- это группа мальчиков ~ как, кажется, хороши бы и воздух и содержание детей!-- Рассказывая о колонии, Достоевский опирается на собственные впечатления от ее посещения и на факты, которые он узнал из беседы с официальными лицами, а также почерпнул из отчета, напечатанного в "Голосе".
   "Семейная" организация колонии была введена по образцу уже существовавших на Западе аналогичных учреждений. Она была подробно описана позднее в статье директора колонии П. А. Ровннского (см. ниже) "С.-Петербургская земледельческая колония" ("Журнал гражданского и уголовного права", 1877, No 4, стр. 151--226; No 5, стр. 59--94; No 6, стр. 63--130). На 1 января 1876 г. в колонии находилось 52 воспитанника ("Голос" сообщал, что "число воспитанников <...> простиралось лишь до 48, хотя и положено иметь их 70"). Бюджет колонии складывался из ассигнований, поступавших от различных официальных учреждений, членских взносов "Общества" и пожертвований. Последние составляли до 50% и более общей суммы. В 1875 г. на содержание одного воспитанника было затрачено 406 руб., а в 1876 г. -- 350 руб. (Кистяковский, стр. 127--128). И хотя общие расходы за первые пять лет (1871--1875 гг.) составили 161 955 руб. (там же, стр. 114), они были явно недостаточны, учитывая огромные затраты на освоение территории. Впоследствии указывалось, что "колония иногда прямо нищенствовала" ("Земледельческая колония малолетних преступников в С.-Петербурге". -- "Нива", 1906, No 42, стр. 667). "Голос" писал, что "состояние здоровья <воспитанников> было очень неудовлетворительное". О большом числе больных в 1875 г. говорилось и в отчете врача колонии с указанием таких причин, как плохое отопление и неудовлетворительная вентиляция помещений, некрашеные полы, легко впитывавшие влагу, и др. (Отчет за 1875 г., стр. 89--92). Если в 1875 г. врач все же называл условия местности удовлетворительными, то в 1877 г. в своей статье П. А. Ровинский писал о том, что сырая, болотистая местность служила причиной большого числа простудных заболеваний.
   Павел Аполлонович Ровинский (1831--1916) -- этнограф, славяновед, путешественник, публицист. Ровинский был активным членом общества "Земля и воля", поддерживал связи с польскими повстанцами (1863), предпринял неудачную попытку освободить Н. Г. Чернышевского из ссылки (1870). Директором колонии был в 1875--1877 гг. В 1874 г. Ровинский написал статью "По поводу чтений О. Миллера", в которой, как он писал в письме к А. А. Краевскому от 28 марта того же года, обращалось внимание "на ту реальную, имеющую практическое значение сторону сочинений Достоевского, которая лучше всего выражается в "Записках из Мертвого дома" и которая профессором совершенно игнорирована". Статья была послана в газету "Голос", но не напечатана (ЛН, т. 86, стр. 436--437). Ряд статьей Ровннского, написанных по материалам его путешествий по Монголии и Сербии, был напечатан в первой половине 70-х гг. в "Вестнике Европы".
   Стр. 19....из бывшего отделения малолетних преступников еще в Литовском замке, теперь там уничтоженного. -- Отделение малолетних преступников, существовавшее в Литовском тюремном замке в Петербурге с 1871 г., было в декабре 1875 г. преобразовано в самостоятельное исправительное учреждение. До этой реорганизации оно практически ничем не отличалось от обыкновенной уголовной тюрьмы; малолетние преступники свободно общались со взрослыми, учеба и воспитательная работа не были налажены, среди подростков процветали порочные привычки (Кистяковский, стр. 134--135). В отчете П. А. Ровинского отмечалось, что дурная привычка, о которой говорит Достоевский, "становится слабее с тех пор, как стали поступать мальчики прямо с воли, а не из Литовского замка" (Отчет за 1875 г., стр. 78).
   Достоевский еще в 1874 г. намеревался посетить отделение малолетних преступников в Литовском замке, находившееся в здании у Крюкова канала, где ранее располагался Литовский армейский полк. 7 мая 1874 г. он получил от А. Ф. Кони приглашение поехать на следующий день с ним в тюрьму; ответное письмо Достоевского неизвестно (Гроссман, Жизнь и труды, стр. 226; Кони, т. VIII, стр. 38). См. запись в тетради 1874--1875 гг. (наст. изд., т. XXI, стр. 272, 526; ср. также: т. XVII, стр. 266--267).
   Стр. 20....цифра, однако, не маленькая). -- К концу 1875 г. рецидивисты составляли 18% от общего числа (45) выпущенных из колонии (Отчет за 1875 г., стр. 47), а впоследствии и больше (25.5%). Цитируя эти слова Достоевского и полемизируя с ним и другими лицами, придерживавшимися аналогичного мнения, П. А. Ровинский на основании сравнения с деятельностью подобных учреждений в странах Западной Европы утверждал, что "результаты, данные петербургскою колонпею с первого же раза, слишком хороши" (П. А. Ровинский. С.-Петербургская земледельческая колония. -- "Журнал гражданского и уголовного права", 1877, No 5, стр. 93).
   Стр. 20. Прежде паспорты, выдаваемые от колонии, им очень вредили. -- Удостоверение, которое получал воспитанник при выходе из колонии, было действительно лишь краткий срок и не давало практически возможности приписаться к определенному сословию, получить проппску и поступить на постоянную работу. Неустроенность в жизни вследствие этих факторов П. А. Ровпнский называл одной из основных причин возникновения рецидивов среди бывших воспитанников колонии. Администрация колонии старалась исправить это положение, договариваясь с различными местными управами о выдаче удостоверений от их имени, по часто наталкивалась на бюрократические рогатки (Отчет за 1875 г., стр. 39--42).
   Стр. 20. Петропавловка. -- Называвшийся так в обиходе (по аналогии с тюрьмой, находившейся в Петропавловской крепости в Петербурге), этот карцер официально именовался "отделенный домик" (Отчет за 1875 г., стр. 63, 75). Стр. 21. Кстати, вверну сюда одно странное нотабене ~ вешаются или застреливаются". -- Отмена телесных наказаний предусматривалась "Проектом устава общеобразовательных учебных заведений" (1862); розги объявлялись самым дурным средством воспитания. В окончательный текст "Устава гимназий и прогимназий ведомства Министерства просвещения", принятый 19 ноября 1864 г., соответствующая статья не вошла; § 64 этого устава определял, что "правила о взысканиях с учеников гимназий и прогимназий составляются местными педагогическими советами" (Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе, т. 39, отд. 2. 1864. СПб., 1867, стр. 173). В ходе осуществления школьной реформы 1864 г. телесные наказания повсеместно вышли из употребления, однако рецидивы жестокого обращения с учащимися все же время от времени случались. Так, летом 1875 г. состоялся суд над смотрителем училища при Троицко-Сергиевской лавре иеромонахом Гавриилом, который до смерти засек десятилетнего ученика; истязатель был оправдан, что вызвало возмущение в печати.
   Вопрос об отмене телесных наказаний был в свое время предметом острых разногласий между передовой частью общества и консервативно настроенными людьми и вызвал резкую полемику в печати. Отзвуки этой полвхмики не прекращались и в последующие годы, и одним из них было мнение, приводимое Достоевским. Это мнение он, согласно записи в черновой тетради (наст. изд., т. XXIV), услышал 19 января 1876 г. от Василия Васильевича Григорьева (1816--1881), востоковеда, профессора С.-Петербургского университета, монархиста-консерватора по убеждениям, бывшего редактора газеты "Правительственный вестник" (1869--1870), начальника Главного управления по делам печати (1874--1880). Еще в период работы над "Бесами" некоторое влияние на Достоевского имела статья В. В. Григорьева о Т. Н. Грановском (см. наст. изд., т. XII, стр. 276--277, 279). 16 февраля 1872 г. писатель лично познакомился с В. В. Григорьевым (ЛН, т. 86, стр. 418) и, по воспоминаниям А. Г. Достоевской, "с особенным удовольствием беседовал" с ним (Достоевская, А. Г., Воспоминания у стр. 219; ср. письмо Достоевского к М. И. Владиславлеву от 6 ноября 1872 г.). Через В. В. Григорьева проходили и находили у него поддержку прошения Достоевского о разрешении издавать "Дневник писателя" и позднее об освобождении от предварительной цензуры (И. Л. Волгин. Достоевский и царская цензура. К истории издания "Дневника писателя". -- РЛ, 1970, No 4, стр. 106--108, 117--118). С В. В. Григорьевым Достоевский предполагал в ходе издания "Дневника писателя" обсудить вопросы "о провинциальной печати и об наших восточных окраинах" (наст. изд., т. XXIV). Беседы с В. В. Григорьевым оказали, очевидно, влияние на главы "Дневника", посвященные Восточному вопросу и Т. Н. Грановскому (Д, Письма, т. III, стр. 298).
   Замечание В. В. Григорьева, приведенное Достоевским, вызвало ряд полемических реплик. Г. К. Градовский в своем "Листке" отнес этот абзац к числу "совершенно излишних мест" в "Дневнике писателя" и привел стихотворный отклик на него, присланный в редакцию "Голоса". Это стихотворение, переведенное в 1862 г. из польского букваря, напечатанное в газете "День", а оттуда перепечатанное в журнале "Время" (1862, No 4, отд. III, стр. 53), кончалось словами:
   
   Да милость господня к тому низойдет,
   Кто деток порядком за дело сечет,
   И благостью вечной те рощи, леса,
   Где розга растет, -- да хранят небеса!
   
   "Вот новый и могущественный довод к сохранению и разведению лесов!" -- заканчивал саркастически свою статью Г. К. Градовский (Г, 1876, 8 февраля, No 39). Ср.: <И. А. Вашков.> Беседы мичмана Жевакина с публикой. -- "Развлечение. Юмористический журнал с карикатурами", 1876, 5 марта, No 10, стр. 157--158.
   Самоубийства, для которых поводом служили неприятности в гимназии, были не редкими. Так, в ноябре 1875 г. в Екатеринославе лишил себя жизни ученик 7-го класса гимназии, имевший плохие оценки по греческому языку (Г, 1875, 18 ноября, No 319). См. также: А. С. Долинин. В творческой лаборатории Достоевского. [Л.], 1947, стр. 97--98; наст. изд., т. XVI, стр. 179; т. XVII, стр. 414.
   Нотабене. -- В употреблении Достоевского это слово часто означало отступление или род пояснения в скобках, содержащее важную, примечательную мысль. Ср. июльско-августовский выпуск, гл. I, § 2 "О воинственности немцев"; сентябрьский выпуск, гл. II, § 3 "Продолжение предыдущего" (наст. изд., т. XXIII); декабрьский выпуск, гл. II, § 1 "Анекдот из детской жизни" (наст. изд., т. XXIV). Достоевский очень часто употреблял это слово и в художественных, и в публицистических произведениях (например: наст. изд., т. X, стр. 511; т. XIII, стр. 108, 286, 306, 440--441; т. XXI, стр. 246; т. XXV, "Дневник писателя" за 1877 г., май--июнь, гл. II, § 2 "Дипломатия перед мировыми вопросами"). В черновой тетради заметка о разговоре с В. В. Григорьевым помечена значком NB.
   Стр. 22. ...бывшие питомцы воспитательного дома... -- См. примеч. к стр. 17.
   Стр. 22. Мне говорили, что дети очень любят читать... -- П. А. Ровинский в своем отчете отмечал любовь воспитанников к чтению и сильное впечатление, которое оно на них оказывало (Отчет за 1875 г., стр. 64--66).
   Стр. 23. Ни Пушкин ~ непонятны совсем народу. -- Достоевский повторяет здесь мысль, которую он подробно обосновал и развил в статье "Книжность и грамотность" (см. наст. изд., т. XIX, стр. 6, 15--16, 42).
   Стр. 23. ...без сомнения, преподавание закона божия в школах ~ не может быть поручено никому другому, кроме священника. -- Отклик на дискуссию о предоставлении учителям права преподавать закон божий (по существовавшим правилам этим правом обладали лишь священники и лица, получившие образование в духовной семинарии). "Голос" (1876, 30 декабря, No 359) сообщал, например, что Петербургское губернское земское собрание "оказалось вынужденным ходатайствовать о предоставлении учителям, в известных случаях, права преподавать закон божий или, по крайней мере, обучать молитвам в начальных училищах". Далее газета писала: "Судя по прежним примерам, надо полагать, что это ходатайство едва ли будет удовлетворено", хотя учителю "и без того открыт доступ для всякого на них <учеников> влияния".
   Стр. 23. ...рассказывая лишь об утке и тем она покрыта". -- Иронический намек на метод наглядного обучения в том виде, как его пропагандировали и насаждали в школе в 70-е гг. XIX в. некоторые деятели народного образования, опиравшиеся на опыт немецких педагогов. К 187в г. Достоевский, несомненно, был знаком с нашумевшей статьей Л. Н. Толстого "О народном образовании" (03, 1874, No 9), в которой этот метод был подвергнут резкой критике. Об этой статье он вспомнит позднее, делая черновые записи к "Братьям Карамазовым" (наст. изд., т. XV, с. 199, 607). Полемизируя с одним из рьяных сторонников наглядного обучения известным педагогом Н. Ф. Бунаковым, Толстой приводил его методические рекомендации, в частности следующие вопросы, которые Бунаков предлагал задавать ученикам: "Чем покрыты суслик, и сорока, и кошка, и какие части их тела? <...> Рассматривая новый предмет, дети возвращаются при каждом удобном случае к предметам, уже рассмотренным. Так, когда они заметили, что сорока покрыта перьями, учитель спрашивает: "а суслик тоже покрыт перьями? Чем он покрыт? а курица чем покрыта? а лошадь? а ящерица?"" (Толстой, т. XVII, стр. 83--84). В одном из методических пособий по наглядному обучению содержался "План урока о необходимости птицам иметь перья при их образе жизни и их нуждах", включавший следующий пункт: "III. Утка. Прежде всего у детей выспрашивают всё, что они знают об образе жизни и пище утки. Затем обращают внимание на прохладительное и размягчающее свойство воды, для того чтобы дети пришли сами к заключению, что утке необходимы перья, которые сопротивлялись бы действию воды, и заставляют их сравнивать, какое действие производит дождь на перья уток и на перья кур. При этом дети объясняют, что для того, чтобы предмет мог противостоять воде, всегда употребляют масло. Затем, рассматривая перья утки, делают вопросы: для чего они толсты и нижняя часть пушиста? -- Для того, чтобы не пропускали сквозь себя теплоту тела, -- а верхние гладки для того, чтобы не пропускали сырости", и т. д. (Предметные уроки но Шельдону. Переводе XIV-го американского издания. М., 1874, с. 111--112).
   Стр. 23--24. Публиковались пренеприятные факты ~ Газеты наши берут сторону ноющих... -- В корреспонденции "Священники не хотят учить закону божию в народных школах", напечатанной за подписью "Сумец" (В. П. Мещерский) (Гр, 1875, 16 ноября, No 46), сообщалось о "более 10 священниках, формально отказавшихся в Харьковской губернии от обучения закону божию в школах". В "Голосе" (1875, 30 декабря, No 359) обращалось внимание на "печальное состояние преподавания в народных училищах <Петербургской> губернии закона божия" и указывалось, что вину за это нельзя "взваливать на наше совершенно необеспеченное и бедствующее сельское духовенство".
   Стр. 24. ..."трудящийся достоин платы"... -- Перефразированные слова из Библии: "трудящийся достоин пропитания" (Евангелие от Матфея, гл. 10, ст. 10) и "трудящийся достоин награды за труды свои" (Евангелие от Луки, гл. 10, ст. 7). Ср.: Второзаконие, гл. 25, ст. 4; Первое послание к Тимофею св. апостола Павла, гл. 5, ст. 18. Это евангельское выражение Достоевский ранее привел в статье "Книжность и грамотность" (наст. изд., т. XIX, стр. 51).
   Стр. 25. ...все-таки можно бы, кажется, нашим Потугиным быть подобрее к России и не бросать в нее за всё про всё грязью". -- Созонт Иванович Потугин -- персонаж романа И. С. Тургенева "Дым" (1867), представлявший, по словам самого Тургенева, "совершенного западника" (Тургеневу Сочинения, т. IX. стр. 526) и высказывавший мысли, близкие автору. Отношение Достоевского к этому роману и, в частности, к Потугину было резко отрицательным (см. подробно: наст. изд., т. XII, стр. 167--168, 225--226). Среди черновых записей, сделанных в ноябре 1875--январе 1876 г., имеется большое число полемических заметок о Тургеневе и Потугине, предназначавшихся для неосуществленной статьи, которую Достоевский предполагал написать для январского выпуска "Дневника писателя" за 1876 г. (наст. изд., т. XXIV).
   Стр. 26. В No 359 "Голоса" мне случилось прочесть ~ ждущие света! -- Российское общество покровительства животным было основано 4 октября 1865 г. Бессменным его председателем в течение первого десятилетия его существования был кн. А. А. Суворов-Рымникский (1804--1882), внук полководца, петербургский военный генерал-губернатор в 1861--1866 гг. Юбилейное заседание общества, имевшего к тому времени филиалы в ряде городов страны, состоялось 28 декабря 1875 г. в здании Петербургской городской думы. Отчет о заседании был напечатан в "Голосе" (1875, 30 декабря, No 359) в отделе "Внутренние известия". В приводимой Достоевским цитате из вступительной речи А. А. Суворова излагается основной тезис, который выдвигало Общество в обоснование своего существования и который его члены на протяжении всего десятилетия защищали в полемике с людьми, сомневавшимися в целесообразности и необходимости деятельности подобного рода. См., например: Главнейший недостаток общечеловеческого воспитания. -- "Вестник Российского общества покровительства животным", 1869, 1 марта, No 5, стр. 37; Ф. В. Драгилев. Люди в отношении к подвластным им животным. -- Там же, 15 апреля, No 8. Особое значение придавалось развитию чувства сострадания к животным как важному элементу воспитания детей (см.: И. Этлингер. Мысли о нашем воспитании и об его недостаточности в нравственном отношении. -- Там же, 1 мая, No 9, стр. 66--70; Ю. Микшевич. Записка о воспитательном значении кроткого обращения с животными и мерах к распространению его между учащимся юношеством, составленная по поручению Казанского отдела Российского общества покровительства животным. -- Там же, 1870, No 11, стр. 86--88; и др.).
   Ранее в произведениях Достоевского имеется лишь одно ироническое замечание об Обществе. В "Бесах" капитан Лебядкин упоминает его как "клуб человеколюбия к крупным скотам в Петербурге при высшем обществе" (наст. изд.. т. X. стр. 106; т. XII, стр. 292--293). Но еще задолго до "Бесов" журнал "Время" (1861, No 6) писал о жестоком обращении простого народа с животными и о создании общества покровительства животным.
   Стр. 26. ...которого надо образить... -- Еще ранее Достоевский употребил то же слово "образить" в романе "Идиот". Настасья Филипповна обращается здесь к Рогожину: "Ты бы образил себя хоть бы чем, хоть бы "Русскую историю" Соловьева прочел, ничего-то ведь ты не знаешь", (наст. изд., т. VIII, стр. 179; т. IX, стр. 441). Ср. т. XIII, с. 314; т. XVI, стр. 178.
   Стр. 26. Наши дети воспитываются ~ не доехав до бойни. -- Сцену истязания лошади Достоевский описал в "Преступлении и наказании" (наст. изд., т. VI, стр. 46--49; т. VII, стр. 368--369). О безжалостном обращении с лошадьми будет говорить Иван Карамазов (наст. изд., т. XIV, стр. 219; т. XV, стр. 553).
   В докладе гласного С.-Петербургской общей городской думы П. В. Жуковского, представленном Думе 12 марта 1864 г., говорилось: "Нельзя не упомянуть также о способе перевозки телят и других животных, напичканных кое-как в телегу или сани и крепко-накрепко прикрученных веревками. Головы, повисшие из повозки, болтаются в течение нескольких часов, и разумеется, что живой товар этот, перевозимый таким безжалостным образом, сбывается покупателям в полуживом состоянии, а может случиться, что поступает на бойни или шпарни уже дохлым" (Зосимский, стр. 7). В докладе В. Иверсена, прочитанном на юбилейном заседании, указывалось, что Обществу, несмотря на все его старания, не удалось изменить варварского способа перевозки телят (Г, 1875, 30 декабря, No 359).
   Стр. 27. ...на почтенное "Общество" были и нападки ~ такие нежные заботы о собачках несколько как бы режут ухо. -- В 1866--1871 гг. предельный штраф за дурное обращение с животными составлял 15 руб., а в ноябре 1871 г. был снижен до 10 руб. Эта мера наказания применялась сравнительно редко. Однако в 1871 г., о котором говорит Достоевский, были оштрафованы на 15 руб. шесть человек. Вопрос о наименее мучительном способе убоя собак неоднократно поднимался Обществом; особенно оживленно он дискутировался в 1874 г. (Зосимский, стр. 32, 36, 191--197; В. Иверсен. Первое десятилетие Российского общества покровительства животным. Исторический очерк его деятельности в 1865--1875 гг. СПб., 1875, стр. 126--127). В юбилейном докладе В. Иверсена говорилось о намерении Общества открыть приют для бездомных собак (Г, 1875, 30 декабря, No 359).
   В изданиях Общества часты жалобы на то, что его деятелность не встречала ни поддержки, ни сочувствия. См., например: Ф. В. Драгилев. Взгляд на дело покровительства. -- "Вестник Российского общества покровительства животным", 1871, No 6, стр. 46; <Аноним>. Способствует ли сострадание к животному любви к человеку? -- Там же, 1869, 1 февраля, No 3, стр. 20; <Аноним>. Вопрос о защите животных. -- Там же, 1870, 15 января, No 2, стр. 7. Упомянув в своей речи о предубеждении общественного мнения, А. А. Суворов отметил, однако, постепенный поворот в лучшую сторону: с годами, по его словам, печать стала относиться "с полным уважением" к деятельности Общества, а публика "несравненно серьезнее" воспринимать случаи жестокого обращения с животными (Г, 1875, 30 декабря, No 359).
   Стр. 27--28. Анекдот этот ~ "смотрела и видела"... -- Этот эпизод Достоевский вспоминал, работая над "Преступлением и наказанием", о чем имеется запись в подготовительных материалах второй рукописной редакции романа: "Мое первое личное оскорбление, лошадь, фельдъегерь" (наст. изд., т. VII, стр. 138; предположение о возможном месте происшествия см. там же, стр. 91, 407).
   Стр. 27. ...обо всем "прекрасном и высоком"... -- См. наст. изд., т. XVII, стр. 371--372; ср. т. V, стр. 102, 109, 129, 132; т. XIV, стр. 290; т. XV, стр. 76, 81, 569, 591.
   Стр. 27. ...я беспрерывно в уме сочинял роман из венецианской жизни.-- Увлечение Италией, в частности Венецией, родилось у Достоевского еще в детстве под влиянием романов английской писательницы Анны Радклиф, пьес Шекспира, книг о путешествиях. Об этом Достоевский писал Я. П. Полонскому в письме от 31 июля 1861 г. и в первой главе "Зимних заметок о летних впечатлениях" (наст. изд., т. V, стр. 46, 361). Позднее это увлечение укрепили "Венецианские повести" Жорж Сайд и произведения Гофмана (ср. наст. изд., тт. XXIII--XXIV, примеч. к июньскому и декабрьскому выпускам "Дневника писателя" за 1876 г.). Высказывалось предположение, что уже этот роман, о котором здесь говорится, Достоевский сочинял под влиянием Жорж Санд (Б. Г. Реизов. "Униженные и оскорбленные" Ф. М. Достоевского и проблемы зарубежной литературы. -- РЛ, 1972, No 2, стр. 71). Однако сам Достоевский вспоминал, что первой повестью Жорж Санд, которую он прочитал, был "Ускок", напечатанный " первые через год после описываемой здесь поездки ("Revue des deux Mondes", 1838, 15 mai--1 juillet) и несколько позже переведенный на русский язык (БдЧт, 1838, ч. 29). Ср.: Гроссман, Биография, стр. 27.
   Стр. 27. Тогда, всего два месяца перед тем, скончался Пушкин... -- Достоевский допускает неточность: Пушкин умер 29 января (10 февраля) 1837 г.
   Стр. 29. В конце сороковых годов, в эпоху моих самых беззаветных и страстных мечтаний... -- Достоевский говорит о своем увлечении идеями утопического социализма и участии в кружках петрашевцев.
   Стр. 29. ...народ уже сам себя бьет, удержав розги на своем суде. -- См. наст. изд., т. XV, стр. 545--546.
   Стр. 29. ...зато есть "зелено-вино". -- Широкое распространение в народе пьянства было острой проблемой пореформенного времени, которой уделялось большое внимание как в публицистике, так и в художественной литературе. Ср. наст. изд., т. XIV, стр. 286; т. XV, стр. 567; т. XXI, стр. 94--95, 437, 440.
   Стр. 29. Пьяный муж пришел к жене ~ ее будут судить. -- За конец 1875--январь 1876 г. в газетах, которые регулярно читал Достоевский, появилось два сообщения о происшествиях, похожих на описываемый случай. Возможно, они контаминировались в памяти писателя. "Отставной писарь Прохор Сорокин, проживающий в доме No 23-й, по Самсониевскому проспекту, на Выборгской стороне, 14 декабря поссорился с своею женой, Анной. Ссора превратилась в драку, в которой жена Сорокина нанесла ему в левый бок опасную рану, причем себе обрезала пальцы. Сорокин отправлен в больницу" (Г, 1875,16 декабря, No 347; ср. более подробные отчеты, в которых также нет деталей, упоминаемых Достоевским: БВ, 1875, 16 декабря, No 346; СПбВед, 1875, 16 декабря, No 338). В обзоре "о числе случаев и приключений" в Москве за ноябрь 1875 г. говорилось: "Нанесения ран один случай (отставной кондуктор Петров, 50 лет, придя в пьяном виде к жене своей, 38 лет, потребовал денег на водку, но жена схватила молоток и нанесла Петрову несколько ударов в голову, с повреждением кости)" (БВ, 1875,22 декабря, No 352).
   Стр. 30. ...это недавнее крушение поезда на Одесской железной дороге с царскими новобранцами, где убили их более ста человек... -- 24 декабря 1875 г. близ станции Борщи, между Елисаветградом (ныне Кировоград) и Одессой, потерпел крушение поезд, в котором везли 419 новобранцев. "Крушение произошло вследствие того, что по распоряжению дорожного мастера и его помощника на полотне дороги были сняты четыре рельса для замены их новыми; машинист не остановил вовремя поезда, который упал с насыпи и сгорел дотла. Из числа новобранцев пострадали 120 человек; в том числе: 3 убитых, 63 сгорели и 54 ранены" {Цифры в разных сообщениях менялись.} (Г, 1876, 1 января, No 1). Расследование выявило большие упущения и злоупотребления со стороны администрации дороги. Это крушение получило широкую огласку и всколыхнуло дискуссию о порядках на железных дорогах, которая уже несколько лет периодически возникала в русской печати. "Голос" возвращался к этому случаю 4, 8, 9, 10, 13, 15--17, 22, 25--27 января (NoNo 4, 8--10, 13, 15--17, 22, 25--27), а также и позднее, помещая краткие сообщения о проводившемся следствии. Большое внимание уделили этому происшествию и другие газеты.
   Стр. 30. Пропагатор (франц. propagateur) -- распространитель. Ср. наст. изд., т. V, стр. 73.
   Стр. 30. Недавно один начальник станции ~ находится от него в бегах... -- Этот случай произошел 26 декабря 1875 г. на ст. Альма Лозово-Севастопольской ж.-д. "Каким-то господином" был один из служащих станции (Г, 1876, 9 января, No 9).
   Стр. 30. Я прежде осуждал было г-на Суворина за случай его с г-ном Голубевым. -- См. наст. изд., т. XXI, стр. 163--164, 474.
   Стр. 30--31. ...который свирепствует на всех линиях ~ вредит целым городам, губерниям, царству... -- В январе 1876 г. в ходе упоминавшейся выше дискуссии о порядках на железных дорогах в прессе появилось большое число статей и заметок, в которых осуждался произвол, царивший на железных дорогах, их погоня за прибылью любой ценой и стремление к установлению своего экономического господства любыми средствами. Так, Г. К. Градовский в "Листке", напечатанном в "Голосе" (1876, 11 января, No 11 под псевдонимом "Гамма", перечислив некоторые факты произвола на железных дорогах, сообщил о том, что на Варшавской ж.-д. был насильно вынесен из вагона пассажир, оказавшийся важным лицом. Этот акт насилия над коллежским советником Михаилом Григорьевичем фон-Дервизом, братом владельца одной из железных дорог, оживленно комментировался в газетах (Незнакомец <А. С. Суворин>. Недельные очерки и картинки. -- БВ, 1876, 11 января, No 10; А. Л. <А. П. Лукин>. Московские письма. -- Там же, 17 января, No 16; МВед, 1876, 12 января, No 10; СПбВед, 1876, 10 января, No 10; 29 января, No 29; ПГ, 1876, 11 января, No 7) и рассматривался как повторение случая с В. Ф. Голубевым. Разбирательство дела у мирового судьи состоялось в марте 1876 г.
   "Листок" Г. К. Градовского был отмечен Достоевским в черновой тетради (наст. изд., т. XXIV) и нашел отражение в комментируемом отрывке.
   Стр. 31. В Петербурге, две-три недели тому ~ как ножичек очутился в руках". -- Об этом происшествии, случившемся в ночь на 5 января 1876 г., писали все петербургские газеты. См.: Г, 1876, 7 января, No 7; БВ, 1876, 7 января, No 6; ПГ, 1876, 7 января, No 4; СПбВед, 1876, 7 января, No 7. Согласно записи в черновой тетради (наст. изд., т. XXIV), Достоевский лично видел преступника.
   Стр. 31. Вот тут так именно среда. -- В 60--70-е гг. Достоевский последовательно и резко полемизировал с теорией, оправдывавшей преступника тяжелыми жизненными условиями, воздействием на человека окружающей среды. По убеждению писателя, теория "среды" вела к фатализму, к отрицанию нравственной ответственности человека за совершаемые поступки, к моральному оправданию преступления. Полемике с теорией "среды" посвящен очерк "Среда" (наст. изд., т. XXI); ср.: "Преступление и наказание" (ч. III, гл. 5; наст. изд., т. VI, стр. 196--197; т. VII, стр. 380), подготовительные материалы к "Бесам" (наст. изд., т. XI, стр. 149, 234, 287; т. XII, стр. 345), подготовительные материалы к "Подростку" (наст. изд., т. XVI, стр. 159-- 160; т. XVII, стр. 412); "Братья Карамазовы" (наст. изд., т. XIV, стр. 69; т. XV, стр. 538). В "Дневнике писателя" за 1876 г. Достоевский будет с нею полемизировать ниже в этом (см. стр. 33--34) и майском (наст. изд., т. XXIII) выпусках. Однако, критикуя теорию "среды", призывавшую видеть в любом преступнике жертву социальных условий, Достоевский не отрицал связи между характером преступления и окраской всего строя общественной жизни, объективными условиями жизни человека (Фридлендер, стр. 204-- 206).
   Стр. 31. Я никогда не мог понять мысли, что лишь одна десятая доля людей должна получать высшее развитие... -- В "Бесах" Шигалев проповедует "разделение человечества на две неравные части", при котором "одна десятая доля получает свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми" (наст. изд., т. X, стр. 312; т. XII, стр. 305). В "Подростке" Версилов относит к избранной части "высший культурный тип": "Нас, может быть, всего только тысяча человек <...> но вся Россия жила лишь пока для того, чтобы произвести эту тысячу" (наст. изд., т. XIII, стр. 376).
   Стр. 32. ...я хотел было поговорить ~ и еще на пятнадцать тем по крайней мере. -- Позднее, в письме X. Д. Алчевской от 9 апреля 1876 г., Достоевский писал: "Я еще не успел уяснить себе форму "Дневника", да и не знаю, налажу ли это когда-нибудь, так что "Дневник" хоть и два года, например, будет продолжаться, а все будет вещью неудавшейся. Например: у меня 10--15 тем, когда сажусь писать (не меньше). Но темы, которые я излюбил больше, я поневоле откладываю: места займут много, жару много возьмут <...>, номеру повредят, будет неразнообразно, мало статей, и вот пишешь не то, что хотел". Почти для каждого выпуска "Дневника" в записных тетрадях имеется несколько вариантов плана, отражающих процесс отбора тем и поиски композиционной логичности, стройности, равновесия. См., например, планы к январскому выпуску 1876 г. (наст. изд., т. XXIV) и др. Некоторые темы переходили в планах из номера в номер, но так и не были осуществлены.
   Стр. 32. Кстати, словечко о декабристах ~ есть и еще в живых. -- Слово "журнал" употреблено здесь Достоевским в значении "газета" (под влиянием франц. journal -- газета). В начале января 1876 г. петербургские галеты, ссылаясь на "Московские ведомости" (1876, 4 января, No 3), сообщили о том, что "20 августа скончался в Москве Е. Е. Лачинов, один из последних декабристов" (СПбВед, 1876, 6 января. No 6; Г, 1876, 7 января, No 7; ср. позднее: Гр, 1876, 25 января, No 4, стр. 104).
   Лачинов Евдоким Емельянович (1799--1876) -- член Южного общества.
   Анненков Иван Александрович (1802--1878) -- член Южного общества; по истечении срока каторги жил на поселении сначала в Иркутском округе, а затем в Тобольской губернии, где с 1841 г. служил в губернском правлении. Достоевский был лично знаком с его женою -- Прасковьей Егоровной Анненковой (урожд. Полиной Гебль, 1800--1876) (см. наст. изд., т. XXI, стр. 385), а также с их дочерью Ольгой Ивановной Ивановой, у которой он и С. Ф. Дуров прожили почти месяц по выходе из каторги. Роман Александра Дюма-отца "Записки учителя фехтования, или Восемнадцать месяцев в Санкт-Петербурге" ("Mémoires d'un maître d'armes, ou dix-huit mois à Saint-Pétersbourg", 1840) пользовался в России большою известностью, хотя и был запрещен цензурою. В основу его легли рассказы бывшего учителя фехтования в Москве Гризье, у которого брал уроки И. А. Анненков. История декабриста Анненкова (в романе: "граф Алексис Ванинков"), от которого отвернулась вся богатая родня и которому осталась верна лишь его любовница-модистка, пробившаяся к нему в Сибирь и ставшая его женою, в романе сильно идеализирована и смягчена. Сам Анненков превращен автором в "кающегося" заговорщика, не верившего в успех восстания, но принявшего в нем участие единственно ради того, чтобы его не признали трусом (Воспоминания Полины Анненковой. С прилож. воспоминаний ее дочери О. И. Ивановой и материалов из архива Анненковых. Под ред. С. Гессена и Ан. Предтеченского. М., 1929, стр. 56, 86, 269--270; С. Дурылин. Александр Дюма-отец и Россия. -- ЛН, т. 31--32, стр. 512--517; А. Дюма. Учитель фехтования. Роман из времен декабристов. Пер. с франц. Б. И. Гордон. Вступ. статья и примеч. С. Орлова. Горький, 1957, стр. 9--11; М. Трескунов. Александр Дюма о декабристах. -- "Звезда", 1975, No 12, стр. 207--210).
   Муравьев-Апостол Матвей Иванович (1793--1886) -- член Союза спасения, Союза благоденствия и Южного общества; старший брат С. И. Муравьева-Апостола -- одного из пяти казненных руководителей движения декабристов.
   Свистунов Петр Николаевич (1803--1889) -- член Северного и Южного обществ; в 1850-е гг. -- деятель по крестьянскому вопросу; автор статей в "Русском архиве" (1870--1871).
   Назимов Михаил Александрович (1801--1888) -- член Северного общества.
   Стр. 32. Есть одна такая смешная тема ~ о спиритизме, -- Спиритизм стал распространяться в России с начала 1870-х гг. Его пропагандистами были А. Н. Аксаков (1832--1903), А. М. Бутлеров (1828--1886) и Н. П. Вагнер (1829--1907). Организованные ими в 1874 г. в Петербурге выступления медиума Бредифа послужили началом ожесточенной полемики.
   На заседании Физического общества при С.-Петербургском университете 6 мая 1875 г. Д. И. Менделеев выступил с заявлением о необходимости научной проверки так называемых спиритических (медиумических) явлений с целью разоблачения спиритизма и противодействия его распространению, которое к этому времени приняло в России широкие масштабы. По предложению Менделеева была организована Комиссия для исследования медиумических явлений. На организационных заседаниях 7 и 9 мая 1875 г. Комиссия договорилась со сторонниками спиритизма о приглашении медиумов и проведении сеансов в период с сентября 1875 по май 1876 г. В октябре Аксаков привез из Англии знаменитых медиумов братьев Петти, с которыми в течение ноября Комиссия провела несколько сеансов и убедилась в мошенничестве. 15 декабря 1875 г. Менделеев прочел в Петербурге свою первую публичную лекцию о спиритизме, в которой познакомил слушателей с результатами ноябрьских опытов. С 11 января 1876 г. начались сеансы с другим медиумом -- англичанкой Клайр, приехавшей в Петербург по приглашению А. Н. Аксакова 7 января.
   В библиотеке Достоевского были книги, относящиеся к раннему периоду русского спиритизма: Р. Гер. Опытные исследования о спиритуализме. Пер. с англ. Лейпциг, 1866; А. Н. Аксаков. Спиритуализм и наука. СПб., 1871 (Библиотека, стр. 153; Гроссман, Семинарий, стр. 42--43). В "Бесах" содержится упоминание о спиритизме в Америке (см. наст. изд., т. X, стр. 112; т. XII, стр. 293). 9 марта 1875 г. Достоевский записал в тетради план, который озаглавил "Странные сказки (сумасшедшего)". Третьим пунктом в нем значилось: "Чудеса в Париже (длинная рука)" (наст. изд., т. XXI, стр. 263). {О "длинной руке" Достоевский вспомнит еще дважды, делая заметки к мартовскому выпуску "Дневника писателя" за 1876 г. (наст. изд., т. XXIV).} В июне 1875 г. Достоевский обратит внимание на материалы в прессе о процессе парижского фотографа-спирита Ж. Пюге (см. ниже, примеч. к стр. 35--36). В это же время он, очевидно, читал статью С. А. Рачинского "По поводу спиритических сообщений г-на Вагнера" (PB, 1875, No 5) (см. ниже, примеч. к стр. 130). Позднее, летом 1875 г., Достоевский лично познакомился в Старой Руссе с Н. П. Вагнером, который искал его знакомства еще в июне, когда писатель находился за границей на лечении. Сообщая о его визите, А. Г. Достоевская упоминала как хорошо ей известную (и, следовательно, очевидно, и Достоевскому) его статью о спиритизме в "Русском вестнике" 1875 г. No 4 (письмо от 27 июня 1875 г. -- Переписка, стр. 207). В беседах с Н. П. Вагнером, по-видимому, затрагивался вопрос о спиритизме и об опытном его исследовании, проводившемся Комиссией Физического общества, за работой которой Достоевский несомненно следил по прессе. Тема спиритизма была иронически обыграна на страницах "Подростка" (ч. III, гл. XI, 2), напечатанных в декабре 1875 г. (наст. изд., т. XIII, стр. 424--425; ср. т. XVI, стр. 366). 21 декабря 1875 г. Достоевский писал Вагнеру: "Что у Аксакова? Будут ли наконец сеансы? Я готов обратиться к нему сам <...>, не допустит ли он меня к себе хоть на один сеанс? Я прочел статью Бутлерова, {А. М. Бутлеров. Медиумические явления. -- PB, 1875, No 11.} и она меня раздражила еще более. Я решительно не могу, наконец, к спиритизму относиться хладнокровно". Несколькими днями позже его заинтересовало "сообщение Вагнера об ожидавшемся приезде Клайр, и он просил известить его о прибытии медиума, предполагая побывать на сеансе (письмо к Н. П. Вагнеру от 2 января 1876 г.). Вагнер пригласил Достоевского к себе на спиритический сеанс 2 февраля 1876 г., и Достоевский согласился присутствовать (ЛН., т. 86, стр. 444). Неизвестно, был ли он у Вагнера именно в этот день, но на одном из сеансов он у него, кажется, присутствовал, о чем свидетельствует запись в тетради, сделанная в апреле 1876 г.: "Я сам у Вагнера семь раз, нет, я не отбивал сам, не налегал пальцем" (наст. изд., т. XXIV). Позднее Достоевский был на спиритическом сеансе у А. Н. Аксакова (см. примеч. к стр. 126).
   Стр. 32. ...пишут мне, например, что молодой человек садится на кресло, поджав ноги, и кресло начинает скакать по комнате, -- и это в Петербурге, в столице! -- Об этом писал Достоевскому 17 января 1876 г. Вс. С. Соловьев: "У меня завелся медиум в лице 16-тнлетнего брата жены моей, который, будучи учеником реформатской школы, где начальство читает мальчикам в классе Дарвина, сначала очень храбро смеялся надо всем, что с ним творилось; по теперь сделался самым убежденным спиритом. Я его свел к Вагнеру, и теперь у нас там еженедельные сеансы. Я иногда дохожу до крайнего изумления -- кругом меня столы и стулья положительно бесятся; но этого мало: на днях мой юный шурин был сильно оттолкнут от стола, и стул с ним поехал по комнате. Тогда мы заставили его сесть на стул с ногами, по-турецки -- и стул продолжал кататься, не имея даже при этом колесиков" (ГБЛ, ф. 93.II.8.122).
   Стр. 32. Уверяют, что у одной дамы, где-то в губернии, в ее доме столько чертей, что и половины их нет столько даже в хижине дядей Эдди. -- Братья Горацио и Вильям Эдди из американской фермерской семьи, жившей в деревушке Читтенден (штат Вермонт), приобрели в 70-е гг. широкую известность, выступая в качестве медиумов. Обстоятельное описание спиритических сеансов в их доме Достоевский мог прочесть в статье Н. П. Вагнера "Медиумизм" (PB, 1875, No 10). Братья Эдди упоминались и в многочисленных газетных откликах на эту статью.
   В конце комментируемого предложения иронически перефразировано заглавие романа американской писательницы Г. Бнчер-Стоу "Хижина дяди Тома" (1852), который был хорошо известен русскому читателю как по переводу, так и но отзывам и упоминаниям в печати.
   Стр. 32. Гоголь пишет в Москву с того света... -- "Диктовка" духами умерших люден различных писем, завещаний и даже литературных произведений была одним из обычных медиумических трюков. В январе 1876 г., например, в петербургских газетах появились иронические сообщения о московском спирите, которому дух Гоголя диктовал второй том "Мертвых дуга" по сожженной рукописи (Г, 1876, 6 января, No 6; БВ, 1876, 17 января, No 16).
   Стр. 32. Подымаются голоса пастырей, и те даже самой науке советуют не связываться с волшебством, не исследовать "волшебство сие". -- О научных исследованиях спиритических явлений шла речь в "Слове на 12-е января 1876 года, говоренном в церкви имп. Московскою университета профессором богословия, протоиереем Н. А. Сергиовским" (МВед, 1876, 14 января, No 12): "Знаем, что некоторые ныне желают смотреть на оные явления просто как на произведения открывающейся, неизвестной доныне, силы в природе, и на этом предположении спокойно думают основать для себя законное право продолжать над этою силой свои исследования, в целях познания не обаятельного, но положительного. Опасно и такое направление мысли, -- оно может казаться благовидным и вследствие этого, к несчастью, соблазнительным для многих, которые без сего оборота дела не увеличили бы собою число прельщаемых <...> Опыт же показывает, что не положительное знание подчиняет себе оные обаятельные явления, но сии последние увлекают в свой плен самое знание".
   Стр. 33. Во-первых, пишут, что духи глупы... -- Высмеивая спиритов, А. С. Суворин писал: "Я того мнения, что лучше веровать в будущую жизнь по христианскому учению, чем по учению спиритов, ибо те духи, которые вызываются медиумами, обнаруживают столь большую глупость, даже младенчество, что пет никакого желания после смерти уподобиться этим глупцам" (Незнакомец <А. С. Суворин>. Недельные очерки и картинки. -- БВ, 1875, 28 декабря, No 357).
   Стр. 33--34. Ну что вышло бы, например, если б черти сразу показали свое могущество и подавили бы человека открытиями? ~ И провалится царство чертей! -- Рассуждения о "царстве чертей" -- другой вариант той картины жизни человеческого общества "без бога", какую в "Подростке" рисует Версилов в своей исповеди (наст. изд., т. XIII, стр. 378--379; т. XVII, стр. 334--336, 390). К той же теме в разных ее аспектах Достоевский будет не раз возвращаться по различным поводам: в "Дневнике писателя" за март 1876 г. (гл. I, § 4 "Мечты о Европе" и гл. II, § 1 "Дон Карл ~ и сэр Уаткин. Опять признаки "начала конца"") и за апрель 1877 г. (гл. II, "Сон смешного человека"), а позднее в "Братьях Карамазовых" (наст. изд., т. XV, стр. 83-- 84, 595).
   Стр. 33. Вдруг бы, например, открыли электрический телеграф... -- Электромагнитный телеграф был изобретен Павлом Львовичем Шиллингом (1786--1837), который уже к 1828 г. нашел основные принципиальные решения, относящиеся к этому изобретению, а в 1832 г. демонстрировал сконструированный им аппарат.
   Стр. 33. ...извлекали бы из земли баснословные урожаи, может быть, создали бы химией организмы... -- Отклик на достижения химии в XIX в. и на их оценку у современников. Большие надежды, в частности, связывались в эпоху Достоевского с агрохимией, которую разрабатывал немецкий ученый Юстус фон Либих (Liebig, 1803--1873), чьи труды систематически переводились и были широко известны в России. В 1828 г. немецкий химик Фридрих Вёлер (Wöhler, 1800--1882) получил искусственным путем мочевину, французский ученый Пьер Эжен Бертло (Berthelot, 1827--1907) в 1854 г. осуществил синтез жиров, в 1861 г. А. М. Бутлеров синтезировал углеводы. Это позволяло надеяться на успех настойчивых попыток химиков синтезировать белок, что, по предвидению Н. Г. Чернышенского, должно было произвести "полный переворот всего вопроса о нище, всей жизни человечества" и стать наравне с открытиями Ньютона (Н. Г. Чернышевский. Что делать? Л., 1975 (серия "Литературные памятники"), стр. 185).
   Стр. 33. ...говядины хватило бы по три фунта на человека, как мечтают наши русские социалисты... -- По-видимому, иронический намек на книгу В. В. Берви-Флеровского (псевдоним -- Н. Флеровский) "Положение рабочего класса в России" (СПб., 1869), с содержанием которой Достоевский познакомился еще в 1870 г., в период работы над "Бесами", по рецензии Д. Апфовского <Ф. Н. Берга> "Скорое наступление золотого века" ("Заря", 1870, No 1, стр. 142--177) (см. наст. изд., т. XII, стр. 340).
   Говоря о том, как Флеровский представлял себе "идеальное положение рабочего", автор рецензии приводил то место из его книги, где утверждалось, что "необходимым содержанием следует признать для каждого человека в семействе в год двадцать пудов хлеба, десять пудов мяса <...>" ("Заря", 1870, No 1, стр. 167). Переведя зерно в печеный хлеб, Берг подсчитал, что, по Флеровскому, выходило в день на человека 3 1/3 фунта хлеба, в то время как, указывалось в рецензии, при нормальном питании человек съедает его лишь 1--1 1/2 фунта. Столь же "далеко несостоятельным" Берг считал и количество мяса, указанное Флеровским (немного более фунта в день).
   Стр. 34. "Кто подобен зверю сему? Хвала ему, он сводит нам огонь с небеси!" -- Цитата составлена из двух различных стихов тринадцатой главы Апокалипсиса. Здесь рассказывается о двух чудовищах, явившихся из моря и земли. Увидев первое чудовище, люди "поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? и кто может сразиться с ним?" (Откровение св. Иоанна Богослова, гл. 13, ст. 4). Второе чудовище "творит великие знамения, так что и огонь низводит с неба на землю пред людьми" (там же, ст. 13). В "Братьях Карамазовых" та же цитата повторена в рассуждениях Великого инквизитора (наст. изд., т. XIV, стр. 230).
   Стр. 34. И загнило бы человечество; люди покрылись бы язвами и стали кусать языки свои в муках... -- Образ, заимствованный из Апокалипсиса: "И услышал я из храма громкий голос, говорящий семи ангелам: идите и вылейте семь чаш гнева божия на землю. Пошел первый ангел и вылил чашу свою на землю: и сделались жестокие и отвратительные гнойные раны на людях, имеющих начертание зверя и поклоняющихся образу его. <...> Пятый ангел вылил чашу свою на престол зверя: и сделалось царство его мрачно, и они кусали языки свои от страдания" (Откровение св. Иоанна Богослова, гл. 16, ст. 1--2, 10).
   Стр. 34. ..."камни, обращенные в хлебы". -- Образ, заимствованный из евангельской притчи об искушении Христа дьяволом в пустыне (Евангелие от Матфея, гл. 4, ст. 3--4; ср. Евангелие от Луки, гл. 4, ст. 3--4).
   Символический образ "камней, обращенных в хлебы", использован Достоевским в "Подростке" (наст. изд., т. XIII, стр. 173) и "Братьях Карамазовых" (наст. изд., т. XIV, стр. 230--232). О значении этого символа см. письмо к В. А. Алексееву от 7 июня 1876 г., а также наст. изд., т. XV, стр. 407--409; т. XVII, стр. 283--284.
   К этой же притче восходит употребленное Достоевским далее крылатое выражение "не единым хлебом жив человек".
   Стр. 34. ...счастье не в счастье, а лишь в его достижении. -- В черновой тетради это изречение ошибочно приписано Достоевским Козьме Пруткову (наст. изд., т. XXIV). Источник афоризма не установлен. Ср. в "Письме о пользе желаний" И. А. Крылова (конец 1790-х гг.):
   Не тот счастлив, кто счастьем обладает: Счастлив лишь тот, кто счастья ожидает.
   Стр. 34--35. Им известно, например, что если стоят секты Европы ~ до самого папы добирались. -- В 70-е гг. Достоевский неоднократно развивал мысль о том, что своим существованием протестантство обязано католицизму (как его антитезис) и что со временем западное протестантство переродится в "гуманный атеизм". См.: подготовительные материалы к "Бесам" (наст. изд., т. ХТ, стр. 177--179; т. XII, стр. 350--351); "Иностранные события" в "Гражданине", 1874, No 1 (наст. изд., т. XXI, стр. 243); "Дневник писателя" за 1876 г., март, гл. II, § 1 (наст. том. стр. 95--97); "Дневник писателя" за 1877 г., январь, гл. I, § 1 "Три идеи"; май--июнь, гл. III, § 1 "Германский мировой вопрос. Германия страна протестующая" (наст. изд., т. XXV). Говоря о том, что протестанты "прошлого года <...> до самого папы добирались", Достоевский имеет в виду эпизоды борьбы, происходившей в 70-е гг. в Германии между правительством и католической церковью и получившей название "культурной борьбы" (Kulturkampf) (см. ниже, стр. 360--361). В ответ на антикатолические законы канцлера О. Бисмарка, принятые в 1872--1874 гг. и ставившие католическую церковь в полную зависимость от государства, папа в своей энциклике от 5 февраля 1875 г. объявил их недействительными и грозил отлучением от церкви всякому, кто примет церковную должность из рук светской власти. В свою очередь правительство приняло несколько новых законов, направленных против независимости, на которую претендовала католическая церковь. В частности, апрельским (1875) законом епископы, отказавшиеся письменно подтвердить свое подчинение этим законам, лишались государственного содержания. Русские газеты сообщали о том, что после издания энциклики Германия потребовала от Италии принять меры "против злоупотребления Римскою куриею своим правом свободного пребывания, коим она пользуется на итальянской территории", и подняла вопрос об отмене гарантий независимости, "коими обставлена Римская курия в Италии и благодаря которым она безнаказанно издает революционные воззвания против дружественной державы" (МВед, 1875, 4 марта, No 56).
   Стр. 35. Divide et impera. -- Ставшая крылатым выражением формула, которой руководствовался древнеримский сенат по отношению к побежденным народам.
   Стр. 35--36. В Париже, прошлым летом, судили одного фотографа sa спиритские плутни ~ но сущность верна. -- Суд над парижским фотографом Жаном Бюге (Buguet), занимавшимся "фотографированием" духов, состоялся в июне 1875 г. Несмотря на то что Бюге был изобличен в мошенничестве, многие свидетели настаивали на том, что фотографии, полученные ими от него, действительно были схожи с их покойными родственниками. Отец, о котором рассказывает Достоевский, в числе свидетелей на процессе не фигурировал (Procès de spirites. Éd. par madame P. G. Leymarie. 3-е éd. Paris, 1875). Во время спиритического сеанса 2 февраля 1876 г., на который Н. П. Вагнер приглашал Достоевского, предполагалось фотографировать какие-то "световые явления" (ЛН, т. 86, стр. 444).
   Стр. 36. ...как уловили в свое время Крукса и Олькота... -- Видный английский химик Вильям Крукс (Crookes, 1832--1919), первоиачальпо относившийся к спиритизму скептически, провел с целью его разоблачения серию опытов со знаменитыми в то время медиумами, но, не сумев уличить последних в мошенничестве, пришел к убеждению о существовании особой "психической силы", позволяющей творить спиритические "чудеса". Имя Крукса, в связи с его опытами, часто упоминалось в статьях о спиритизме в русской печати. В частности, его опыты были подробно описаны в статье Н. П. Вагнера "Медиумизм" и книге А. Н. Аксакова "Спиритуализм и наука" (см. выше, стр. 334--335).
   Генри Стил Олкот (Olcott, 1832--1907) -- американец, специалист по сельскому хозяйству, юрист, журналист и одно время секретарь военного министерства, активный поборник спиритизма. Один из основателей и первый председатель Теософического общества (осн. в 1875 г.). В 1874 г. вел длительные наблюдения за братьями Эдди и опубликовал в газете "Daily Graphie" свои отчеты, которые потом издал отдельной книгой (People from the Other World. Hartford, Conn., 1875). Этой книгой пользовался Н. П. Вагнер в упомянутой выше статье.
   Стр. 36. ...верит же он Иванам Филипповичам... -- Контаминация имен двух "богов" хлыстовской секты: Ивана Тимофеевича Суслова ("Христос") и Данилы Филипповича ("Саваоф") (см. наст. изд., т. IX, стр. 517, 521). Это имя упоминает в "Бесах" Петр Верховепский (т. X, стр. 326; т. XII, стр. 307). Имя "Иван Филиппович" могло напомнить читателям "Дневника писателя" и московского юродивого-провидца Ивана Яковлевича Корейшу (1780--1881), которого иногда вспоминали в дискуссии о спиритизме (например: А. Л. <А. П. Лукин>. Московские письма. -- БВ, 1875, 20 декабря, No 350). Достоевский упомянул Корейшу в "Селе Степанчикове" (наст. изд., т. III, стр. 8, 507), во "Введении" к журналу "Время" (наст. изд., т. XVIII, стр. 64, 267) и изобразил в "Бесах" под именем Семена Яковлевича (наст. изд., т. XII, стр. 234--235).
   Стр. 36. Тюльери (правильно: Тюильри) -- дворец в Париже; был сожжен, а затем взорван 24 мая 1871 г. в ходе боев между коммунарами и версальцами. В сожжении Тюильри Достоевский видел символ возмездия старому миру, проявление разрушительных сил, свойственных социальной революции, подготовлявшейся в Западной Европе. См,: письмо к H. H. Страхову от 18 (30) мая 1871 г., подготовительные материалы к "Бесам" (наст. изд., т. XI, стр. 287; т. XII, стр. 362), "Подросток" (наст. изд., т. XIII, стр. 375; т. XVII, стр. 389), запись в тетради между 17 и 20 декабря 1875 г. (наст. изд., т. XXIV) и первоначальный план февральского выпуска "Дневника писателя" за 1876 г. (там же). Ср. запись на стр. 138 и примеч. к ней. Стр. 36. ...поумнее Мефистофеля, прославившего Гете, по уверению Якова Петровича Полонского.-- Имеются в виду следующие строки из стихотворения Я. П. Полонского "Старые и новые духи" ("Неделя", 1875, 26 декабря, No 52):
   
   Как был остер неугомонно,
   Как был язвительно умен
   Тот дух, что так нецеремонно
   Вторгался в нравственный закон
   И колебал его основы!
   Как для рутины были новы
   Его слова! Недаром он
   Слыл Мефистофелем на свете,
   Недаром Фаусту служил;
   Печать он времени носил
   И обессмертил имя Гете.
   
   Этот отрывок цитировал А. С. Суворин в фельетоне "Недельные очерки и картинки" (БВ, 1875, 28 декабря, No 357), на который Достоевский ссылался ранее (см. выше, стр. 336).
   В письме от 4 февраля 1876 г. Я. П. Полонский указал Достоевскому на то, что тот неправильно понял его стихотворение и что он не имел в виду, будто именно Мефистофель прославил Гете. "Если бы я вздумал кого-нибудь в этом уверять, -- писал Полонский, -- мне бы никто не поверил. В стихах моих я только подтвердил то, в чем уверяли меня все доступные мне авторитеты в европейской критике, без Фауста о Гете сами немцы скоро бы забыли -- и Фауст немыслим без Мефистофеля, который, конечно, умнее разных Джон Кингов и Кетти Кингов" {Имена "духов", якобы являвшихся медиумам.} (Из архива Достоевского. Письма русских писателей. Ред. и вступл. Н. К. Пиксанова. М.--Пг., 1923, стр. 76).
   Стр. 37--38. Одно слово по поводу моей биографии. -- Достоевский полемизирует со статьей о нем: В. З<отов>. Достоевский, Федор Михайлович. Достоевский, Михаил Михайлович. -- В кн.: Русский энциклопедический словарь, издаваемый профессором С.-Петербургского университета И. Н. Березиным. Отдел II, т. 1, Д--Ж. СПб., 1874--[1875], стр. 475. Зотов Владимир Рафаилович (1821--1896) -- писатель, журналист, историк литературы, компилятор; редактор еженедельника "Иллюстрация" (1858--1863) и "Иллюстрированной газеты" (1863--1878); сын романиста и драматурга Р. В. Зотова; товарищ Петрашевского по лицею, привлекавшийся по делу петрашевцев (см. наст. изд., т. XVIII, стр. 166, 355), был знаком с Достоевским с конца 1840-х гг. Как видно гм черновых записей (наст. изд., т. XXIV), содержащих очень резкие личные выпады по адресу В. Р. Зотова, Достоевский был оскорблен отзывами о своих произведениях, данными в статье. "Бедные люди", по оценке Зотова, "удивили читателей простотою, задушевностью, искренним чувством, хотя в то же время была замечена излишняя растянутость романа". Последующие рассказы и повести 40-х гг. Зотов считал "значительно слабее". Рассказы "Крокодил", "Скверный анекдот" и "Слабое сердце" он называл "слабыми", указывая, что они полны "натянутого юмора". Роман "Унижинные и оскорбленные", по его характеристике, "напомнил дарование юного автора, хотя в целом был не выдержан и растянут". Резкая оценка дана в статье творчеству Достоевского, начиная с "Преступления и наказания": "В нем <"Преступлении и наказании">, наряду с мастерскими картинами, явились уже странности в психическом анализе характеров, превратившиеся в какую-то болезненную аномалию в его последних романах "Бесы" и "Идиот". В них талантливый беллетрист очевидно вступил на ложный путь. Еще больше уронил он себя на поприще фельетониста и публициста, несродном его дарованию, приняв на себя редакцию газеты "Русский мир" <т. е. "Гражданина")". Наконец, в статье о М. М. Достоевском мимоходом говорилось: "Не обладая талантом брата, он не впадал, подобно ему, в крайности".
   В февральском, а затем мартовском выпусках "Дневника писателя" за 1876 г. Достоевский предполагал полемизировать с Зотовым по поводу отзыва о "Подростке" в "Иллюстрированной газете", 1876, No 3 (см. записи в черновой тетради -- наст. изд., т. XXIV).
   Стр. 37. ...могут подумать, что я сослан был за грабеж... -- Достоевский имел основание для подобных опасений, так как уже существовал слух, будто бы он был сослан за убийство жены. См. стр. 47 и примеч. к ней.
   Стр. 38. Одна турецкая пословица. -- Приводимую в этом разделе турецкую пословицу Достоевский услышал, очевидно, от В. В. Григорьева в той же беседе, когда последний высказал свое мнение об отмене телесных наказаний в школе (см. примеч. к стр. 21). В черновой тетради обе записи расположены рядом (см. наст. изд., т. XXIV).
   Стр. 39. Сходство русского общества с маршалом Мак-Магоном. -- Маршал Мари Эдм Патрис Морис де Мак-Магон герцог Маджептский (1808-- 1893) руководил в 1871 г. подавлением Парижской коммуны, был избран в 1873 г. президентом Франции, монархист по убеждениям. Достоевский внимательно следил за его политической деятельностью с момента его избрания президентом республики и дал ему характеристику в статьях "Иностранные события",, напечатанных в "Гражданине" в сентябре--декабре 1873 г. (наст. изд., т. XXI). Ср. наст. изд., т. XVI, стр. 39.
   Стр. 39. Первый M "Дневника писателя" был принят приветливо ~ "Мальчик у Христа на елке"... -- Об откликах читателей и прессы на первый выпуск "Дневника" см. стр. 291--297.
   Стр. 40. Да и сам-то Печорин убил Грушницкого ~ в глазах дамского пола. -- В "Герое нашего времени" оснований для подобной оценки нет. Высказано предположение, что Достоевский мог читать в рукописи "Княгиню Лиговскую" (опубл. 1882), где говорится: "На балах Печорин с своею невыгодной наружностью терялся в толпе зрителей, был или печален, или слишком зол, потому что самолюбие его страдало" (Лермонтов, т. VI, стр. 131; А. П. Валагин. Читал ли Достоевский "Княгиню Лиговскую"? -- Материалы и исследования, т. III, стр. 205--209). За отсутствием убедительных свидетельств в поддержку этой догадки более убедительной представляется выдвинутая тем же исследователем и им же самим отвергнутая гипотеза, согласно которой в данном случае, как это вообще типично для Достоевского, образ Печорина контаминируется с представлением писателя о самом Лермонтове. В декабре 1875 г. Достоевский записал в тетрадь несколько заметок, в которых особенности творчества Лермонтова и Байрона объяснялись их физическими недостатками; например: "Направление Лермонтова -- причина: урод, кочергу ломал" (наст. изд., т. XXIV). В этой и в других аналогичных черновых записях суммировались, очевидно, прочитанные Достоевским отзывы разных лиц, знавших Лермонтова, о невыгодной наружности поэта. Об этом писала, в частности, Е. А. Хвостова, утверждавшая, что "смолоду его грызла мысль, что он дурен, нескладен" (ВЕ, 1869, No 8, стр. 739; ср. там же, стр. 725). В ее воспоминаниях Достоевскому мог запомниться следующий разговор с Лермонтовым при встрече на балу в Петербурге после долгой разлуки: "Меня только на днях произвели в офицеры, -- сказал он; -- я поспешил похвастаться перед вами моим гусарским мундиром и моими эполетами; они дают мне право танцевать с вами мазурку; <...> в юнкерском мундире я избегал случая встречать вас; помню, как жестоко вы обращались со мной, когда я носил студенческую курточку" (ВЕ, 1869, No 9, стр. 310). В. П. Бурнашев вспоминал, что Лермонтов был "маленько кривоног <...>, сутуловат и неуклюж" (РА, 1872, No9, стр. 1778). Товарищ Лермонтова по юнкерской школе А. М. Меринский рассказывал, что "Лермонтов был довольно силен, в особенности имел большую силу в руках и любил состязаться в томе юнкером Карачинским, который известен был по всей школе как замечательный силач -- он гнул шомполы и делал узлы, как из веревок" (РМ, 1872, 10 августа, No 205). Возможно, именно этот рассказ преломился по памяти в записанной Достоевским фразе "кочергу ломал". Меринский ошибочно утверждал, что в школе Лермонтов получил кличку от персонажа романа В. Гюго "Собор Парижской богоматери" Маё (имеется в виду Квазимодо), который "изображен <...>уродом, горбатым". Правда, Меринский оговаривал, что "к Лермонтову не шло это прозвище, и он всегда от души смеялся над ним", но и памяти Достоевского могло отложиться именно сравнение Лермонтова с Квазимодо. Во вступительной статье к "Сочинениям" Лермонтова (изд. 3-е, т. 1. СПб., 1873, стр. LXVI; это издание имелось в библиотеке Достоевского -- Библиотека, новые материалы, стр. 261) А. Н. Пыпин привел еще один рассказ Меринского на ту же тему: "Лермонтов был далеко не красив собою и, в первой юности, даже неуклюж. Он очень хорошо знал это и знал, что наружность много значит при впечатлении, делаемом на женщин в обществе. С его чрезмерным самолюбием, с его желанием везде и во всем первенствовать и быть замеченным, не думаю, чтобы он хладнокровно смотрел на этот небольшой свой недостаток".
   Стр. 40. Но теперь с уничтожением крепостного права закончилась реформа Петра... -- Очерк "Влас" Достоевский закончил словами: "...девятнадцатым февралем и закончился по-настоящему петровский период русской истории ..." (наст. изд., т. XXI, стр. 41). Ср. запись в тетради 1872--1875 гг.: "Все реформы нынешнего царствования суть прямая противуположность (по существу) реформам Петра Великого и упразднение их во всех пунктах. Освобождение народа есть, н<а>прим<ер>, прямая противуположность взгляду Петра (закрепившего народ) на русский народ как на матерьял, платящий подати, деньгами и повинностями, и не более. ~ Нынешнее царствование решительно можно считать началом конца петербургского периода (столь длинного) русской истории. (Задыхание России в тесных петровских рамках)" (наст. изд., т. XXI, стр. 268, 523). Важнейшим следствием крестьянской реформы 1861 г. было, как считал Достоевский, создание условий для сближения с народом образованных классов, которые были с ним разъединены реформами Петра I. Эту свою мысль, сложившуюся в период издания журнала "Время" (см. наст. изд., т. XVIII, с. 36, 236; т. XIX, с. 8), Достоевский повторит в февральском выпуске "Дневника писателя" за 1877 г. (гл. I, § 4 "Меттернихи и Дон-Кихоты"): "...полуторавековым порядком вся интеллигенция наша только и делала, что отвыкала от России, и кончила тем, что раззнакомилась с ней окончательно и сносилась с нею только через канцелярию. С реформами нынешнего царствования начался новый век. Дело пошло и остановиться не может" (наст. изд., т. XXV).
   Стр. 40. ...все мы, за двухсотлетней отвычкой от всякого дела, оказались совершенно неспособными даже на малейшее дело... (ср. далее на стр. 45: ...тут двухсотлетняя отвычка от всякого дела...). -- Эта мысль неоднократно повторяется в произведениях Достоевского и черновых материалах к ним: в "Преступлении и наказании" и наброске "Пьяненькие" (наст. изд., т. VI, стр. 115; т. VII, стр. 5, 374), подготовительных материалах к "Бесам" (наст. изд., т. XI, стр. 157; т. XII, стр. 346); в записной тетради 1872--1875 гг. (наст. изд., т. XXI, стр. 256, 267) и несколько раз в записных тетрадях 1875--1876 и 1876--1877 гг. (наст. изд., т. XXIV).
   Стр. 42. "J'y suis et j'y reste!" -- Неточная цитата из первого действия оперы французского композитора Д.-Ф.-Э. Обера (1782--1871) "Озеро Фей" (1839) по либретто О.-Э. Скрнба (1791--1861). В этом виде фраза приобрела известность и стала крылатым выражением как изречение Мак-Магона, которое нередко цитировалось в русской печати (см., например: PB, 1875, No 4, стр. 645; ОЗ, 1875, No 11, отд. II, Современное обозрение, стр. 58; Гр, 1876, 12 января, No 2, стр. 61). Согласно одной версии, Мак-Магон ответил этими словами 8 сентября 1855 г. на предупреждение высшего командования о том, что русские намерены взорвать занятые им укрепления на Малаховом кургане. По другой версии, во время дебатов в Национальном собрании 18 ноября 1873 г. по вопросу о продлении полномочий Мак-Магона как президента республики этими словами охарактеризовал Мак-Магона (и приписал их ему) в своей речи маркиз А.-Б. де Кастеллане (1844--1917), которому это выражение было подсказано его женою (Ашукин, стр. 250--251). См., например, в русском переводе указанной речи Кастеллане: "Он первый вступил на Малахов курган и написал оттуда своему начальству: "Я здесь и здесь останусь"" (Г, 1873, 11 ноября, No 312).
   Стр. 42. ...я только что прочел в "Братской помочи" ~ давно уже просвещен и "образован". -- Статья славянофила К. С. Аксакова "О современном человеке", посмертно опубликованная в сборнике: "Братская помочь пострадавшим семействам Боснии и Герцеговины". Издание Петербургского отдела Славянского комитета. СПб., 1876, стр. 241--288. (Достоевский был членом комиссии по изданию этого сборника). Идеальной формой объединения людей К. С. Аксаков считал "общество", имея в виду "такой акт, в котором каждая личность отказывается от своего эгоистического обособления не из взаимной своей выгоды, <...> а из того общего начала, которое лежит в душе человека, из той любви, из того братского чувства, которое одно может созидать истинное общество" (стр. 255). Развивая это положение, он писал: "Так как общество, в своем высоком, настоящем смысле, не есть натуральное, прирожденное явление человека, то для понимания и признания общества как начала нужен уже подвиг духовный. По отношению человека к великому вопросу общества можно судить о степени образования человека, принимая слово образование в смысле духовной высоты. Русский народ понял общество важно и строго; оно явилось у него с незапамятных времен, во всей истине своего значения и получило свое русское многознаменательное наименование: мир. Вот почему так высоко стоит по образованию своему русский крестьянин, весь проникнутый доселе своим древним началом общества, мира" (стр. 256--257).
   Стр. 42. Славянский комитет. -- Московский славянский благотворительный комитет был основан в 1858 г. с целью оказания помощи школам, библиотекам, церквам в славянских землях и славянам, учившимся в России. Позднее были организованы отделения комитета в других городах (Петербургское -- в 1868 г.).
   Стр. 43. В русском человеке из простонародья нужно уметь отвлекать красоту его от наносного варварства. ~ Нет, судите наш народ не по тому, чем он есть, а по тому, чем желал бы стать. -- Судя по записи в тетради ("О выборах в Париже. Мерило народа не то, каков он есть, а то, <что> считает прекрасным и истинным, по чем воздыхает и т. д." -- наст. изд., т. XXIV), мысль, послужившая зародышем этого и последующих рассуждений о народе, возникла у Достоевского при чтении газеты. Побудительным толчком для нее могла быть, в частности, рецензия Г. А. Лароша в "Голосе" (1876, 12 февраля, No 43) на статью К. С. Аксакова "О современном человеке". В рецензии говорилось: "Пишущий эти строки последний решится бросить камнем обвинения в русского мужика, тяжкий труд и нередко горькие лишения которого, во всяком случае, должны упрочить ему и уважение, и симпатию наблюдателя, неокончательно утратившего чувства справедливости и человечности. Но, когда нам рекомендуют этого мужика как образец свободы от тлетворной цивилизации, когда нас учат преклоняться перед тем самым невежеством, от которого он теперь стремится отделаться ценой тяжких, едва посильных материальных жертв, тогда невольно начинаешь глядеть скептически на цельность и гармонию крестьянского быта и искать пятен в ярко-сияющем славянофильском солнце". Развивая эту мысль. Г. А. Ларош далее противопоставлял "славянофильскому" взгляду на народ картины жестокого и уродливого крестьянского быта в изображении А. А. Потехина ("Хворая") и В. А. Инсарского ("Половодье").
   Стр. 43. Сергий -- Сергий Радонежский (в миру: Варфоломей Кириллович, ок. 1315 или 1319--1392) -- основатель и игумен Троице-Сергиева монастыря вблизи г. Радонежа (около современного г. Загорска Московской области), святой русской православной церкви. Сергий Радонежский был видным церковным и политическим деятелем, сторонником укрепления великокняжеской власти. Он активно содействовал объединению русских князей перед Куликовской битвой.
   Стр. 43. Феодосий Печерский (ум. 1074) -- основатель и игумен Киево-Печерского монастыря, святой русской православной церкви. Об отношении к нему Достоевского см.: наст. изд., т. XII, стр. 364.
   Стр. 43. Тихон Задонский (в миру: Тимофей Савельевич Соколов, 1724--1783) -- епископ воронежский и елецкий, святой русской православной церкви. Об отношении к нему Достоевского см.: наст. изд., т. IX, стр. 511--513; т. XV, стр. 457.
   Стр. 43. ...обращусь лучше к нашей литературе: всё, что есть в ней истинно прекрасного, то всё взято из народа, начиная с смиренного, простодушного типа Белкина, созданного Пушкиным. У нас всё ведь от Пушкина. -- Точка зрения, согласно которой образ Белкина знаменовал поворот Пушкина к народу, сложилась у Достоевского в начале 60-х гг. под влиянием Ап. Григорьева, развивавшего сходную концепцию ("Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина", 1859; "И. С. Тургенев и его деятельность. (По поводу романа "Дворянское гнездо")", 1859 и др.). "А Пушкин был русский человек и отыскал Белкина",-- записал, например, Достоевский в тетради 1863--1864 гг. (наст. изд., т. XX, стр. 177, 366). Ср. позднейшую запись в тетради 1872--1875 гг.: "...Пушкин (обожатель Петра) был в сущности отрицатель Петра любовью к русскому старому народному духу ("Капитанская дочка", Белкин и проч.). Это начало и начальник славянофилов" (наст. изд., т. XXI, стр. 269, 524). В 60-е гг. сложилось у Достоевского и представление о Пушкине как предтече всех последующих исканий и всего дальнейшего развития русской литературы и общественной мысли. Так, в статье "Г-н -бов и вопрос об искусстве" говорилось: "...мы к современным вопросам пришли через Пушкина; <...> для нас он был началом всего, что теперь есть у нас" (наст. изд., т. XVIII, стр. 103). Ср. в июльско-августовском "Дневнике писателя" за 1877 г., гл. II, § 3 ""Анна Каренина" как факт особого значения": "С него <Пушкина> только начался у нас настоящий сознательный поворот к народу, немыслимый еще до него с самой реформы Петра. Вся теперешняя плеяда наша работала лишь по его указаниям, нового после Пушкина ничего не сказала. Все зачатки ее были в нем, указаны пм" (наст. изд., т. XXVI). Обобщающую оценку Пушкина Достоевский дал в 1880 г. в речи о Пушкине (ДП, 1880).
   Стр. 45. ...преклониться пред правдой народной и признать ее за правду, даже и в том ужасном случае, если она вышла бы отчасти и из Четьи-Минеи. -- Четьи-Минеи -- сборники духовно-учительной литературы, в которых материал для чтения распределен по месяцам и числам. В XIX в. преимущественное распространение имели "Четьи-Минеи" Димитрия Ростовского (Даниил Савич Туптало, 1651--1709), составленные в конце XVII в. из житий святых. В июльско-августовском выпуске "Дневника писателя" за 1877 г. (гл. III, § 3) Достоевский отмечал, что "по всей земле русской чрезвычайно распространено знание Четьи-Минеи <...> распространен дух ее по крайней мере ..." (наст. изд., т. XXVI). В библиотеке Достоевского имелось одиннадцать выпусков одного из многочисленных издании собрания: "Избранные жития святых, кратко изложенные по руководству Четьих-Миней". Вып. 1--12. Сентябрь--август; составительница -- А. Н. Бахметьева (1825--1901) (Библиотека, стр. 154; Гроссман, Семинарий, стр. 43; ср. наст. изд., т. XXI, стр. 259, 515). В числе "книг необходимых" Достоевский записал в тетради 1872--1875 гг. "Великие Четьи-Минеи, собранные всероссийским митрополитом Макарием" (издание Археографической комиссии; с 1868 по 1874 г. вышли выпуски 1--2, 4--5).
   Стр. 45. Предсказывают, например, что цивилизация испортит народ ~ (Я думаю, никто ведь не заспорит, что мы начали нашу цивилизацию прямо с разврата?) -- В черновых записях к этому месту (см. наст. изд., т. XXIV) трижды упоминается К. С. Аксаков. Очевидно, эти мысли Достоевского связаны с впечатлением от статьи "О современном человеке", в которой неоднократно говорилось о развращающем влиянии на русское общество со времени петровских реформ западной цивилизации. Ее растлевающее воздействие, указывал К. С. Аксаков, проникает и в народную среду, хотя в массе народ сохраняет еще "свои древние основы быта и жизни", "свои начала" (Братская помочь пострадавшим семействам Боснии и Герцеговины. СПб., 1876, стр. 252--253, 273-274).
   Для фразы "мы начали нашу цивилизацию прямо с разврата" в тетради есть, среди прочих, и следующее соответствие: "...мы приняли благодеяния света в виде разврата". В статье К. С. Аксакова несколько страниц посвящено "губительной силе" "света" и, в частности, говорится: "Уже полтораста лет русское общество приняло (мы говорим об отделившихся от народа верхних классах) образ света со всеми принадлежностями и последствиями и со всем его гибельным вредом для каждого человека как лица, и даже для всего парода <...>. Вместе с появлением света в России началась приятная безнравственность" (там же, стр. 273--274).
   В газете "Сын отечества" от 20 декабря 1875 г. сообщалось о том, что сборник "Братская помочь" "оканчивается печатанием" и "в самом непродолжительном времени" поступит в продажу. Первое замечание, связанное со статьей) Аксакова ("Прав ли Аксаков? Аксаков бесспорно прав. Идеал в любви" -- наст изд., т. XXIV), примыкает в черновой тетради Достоевского к записям, датируемым 21 декабря 1875 г. Первая запись, аналогичная комментируемой фразе, была сделана в тетради 7 января 1876 г.: "У нас цивилизация началась с разврата" (там же). Появилась в продаже "Братская помочь" лишь 9 января. Следовательно, Достоевский как член комиссии по изданию сборника получил экземпляр книги до передачи тиража в магазины и сразу прочел статью Аксакова.
   Стр. 46--50. Мужик Марей. -- Рассказ этот внутренне соотнесен с основной темой февральского выпуска "Дневника" ("О любви к народу. Необходимый контракт с народом"). По принципу музыкального контрапункта в нем соединены два эпизода из воспоминаний писателя. Первый -- встреча с Мареем -- относится к августу 1831 г., когда Достоевск ому было 9 лет, а второй -- разговор с ссыльным польским революционером А. Мирецким -- ко времени пребывания Достоевского на каторге в Омске в 1850 г.
   Так же, как начальные главы "Былого и дум" Герцена и "Детства" Л. Толстого, рассказ "Мужик Марей" -- свидетельство того огромного нравственного воздействия, которое имели на большинство русских писателей XIX в. в их детские годы люди из народа, крестьянской среды, навсегда поразившие их силой и величием духа.
   А. М. Достоевский, вспоминая о любви крепостных крестьян к нему и его братьям в их детские годы, писал: "Сцена, с таким талантом описанная впоследствии братом Федором Михайловичем в "Дневнике писателя" с крестьянином Мареем, достаточно рисует эту любовь! Кстати о Марее (вероятно, Марке); это лицо не вымышленное, а действительно существовавшее. Это был красивый мужик, выше средних лет, брюнет с солидною черною бородою, в которую прибавилась уже седина. Он считался в деревне большим знатоком рогатого скота, и когда приходилось покупать на ярмарках коров, то никогда не обходилось без Марея" (Достоевский, А. М., стр. 58--59; Достоевский в воспоминаниях, т. I, стр. 70--71). На основании указаний в тексте эпизод датируется 1831 г. (Гроссман, Биография, стр. 19). Марей -- просторечная форма имени Марий (Н. А. Перовский. Словарь русских личных имен. М., 1966, стр. 151; ср.: Салтыков-Щедрин, т. XVII, стр. 434). Среди крепостных, принадлежавших Достоевским, крестьянина по имени Марин не было. По указанию А. М. Достоевского и по устным рассказам, записанным в 1925 г. от крестьян бывшего поместья Достоевских, прототипом Марен можно считать крестьянина села Дарового Марка Ефремова, которому в 1835 г. было 48 лет (В. С. Нечаева. В семье и усадьбе Достоевских. М., 1930, стр. 67).
   К тому же эпизоду из жизни Достоевского восходит в "Подростке" одна сцена из младенческих лет Софьи Андреевны, сохранившаяся в памяти Макара Ивановича Долгорукого: "А то раз волка испугалась, бросилась ко мне, вся трепещет, а и никакого волка не было" (наст. изд., т. XIII, стр. 330; т. XVII, стр. 386).
   Рассказ был сочувственно принят демократически настроенными читателями "Дневника" и неоднократно читался современниками на литературных вечерах (см. об этом и об авторском отношении к рассказу стр. 324). После смерти Достоевского "Мужик Марей" с 1885 г. печатался вместе с рассказом "Столетняя" и отдельно. С 1883 г. входил в хрестоматии для детей и для народного чтения. Оценивая рассказ в 1885 г., цензор И. П. Хрущов отозвался о нем положительно, но упрекнул автора в том, что он "как бы особенно умиляется"нежности крепостного мужика к барчонку. Между тем, но мнению цензора, в эпоху крепостного нрава "никого так не любили искренно крестьяне, как детей своих господ" (И. Л. Волгин. Достоевский и правительственная политика в области просвещения (1881--1917). -- Материалы и исследования, т. IV, стр. 193--194).
   Стр. 46. ...когда мне было двадцать девять лет от роду. -- 29 лет Достоевскому исполнилось 30 октября 1850 г. Следовательно, если воспоминания писателя точны, то описываемые далее события второго дня "светлого праздника", т. е. пасхи, произошли 9 апреля 1851 г.
   Стр. 46. Майдан (воровской жаргон) -- игорный дом или карточная игра. Достоевский описал майданы каторжного острога в "Записках из Мертвого дома" (ч. I, гл. 4): "Кучка гуляк засела в углу на корточках перед разостланным ковром за карты. Почти в каждой казарме был такой арестант, который держал у себя аршинный худенький коврик, свечку и до невероятности засаленные, жирные карты. Все это вместе называлось: майдан" (наст. изд., т. IV, стр. 48--49, 303).
   Стр. 46. Да и никогда не мог я вынести без отвращения пьяного народного разгула... -- Примечание А. Г. Достоевской: "Федор Михайлович чувствовал себя истинно несчастным, когда вечером в праздники встречал на улице много пьяных. Его тяжелое настроение не проходило весь вечер" (Гроссман, Семинарий, стр. 63). Ср. в очерке "Маленькие картинки": "Гуляки из рабочего люда мне не мешают, и я к ним, оставшись теперь в Петербурге, совсем привык, хотя прежде терпеть не мог, даже до ненависти" (наст. изд., т. XXI, стр. 108).
   Стр. 46. ...поляк М-цкий... -- Александр Мирецкий (см. наст. изд., т. IV, стр. 288). Достоевский неоднократно упоминает о нем в "Записках из Мертвого дома" и, в частности, пишет: "Между тем М-кий с годами всё как-то становится грустнее и мрачнее. Тоска одолевала его. <...> Озлобление росло в нем более и более. "Je haïs ces brigands", -- повторял он мне часто, с ненавистью смотря на каторжных, которых я уже успел узнать ближе, и никакие доводы мои в их пользу на него не действовали. Он не понимал, что я говорю; иногда, впрочем, рассеянно соглашался; но назавтра же опять повторял: "Je hais ces brigands"" (там же, стр. 216).
   Стр. 46. ...шесть человек здоровых мужиков бросились, все разом, на пьяного татарина Газина ~ помрет человек". -- О Газине Достоевский писал в "Записках из Мертвого дома" (наст. изд., т. IV, стр. 32, 40--42, 283).
   Стр. 47. ...про меня очень многие думают и утверждают даже и теперь, что я сослан был за убийство жены моей. -- Примечание А. Г. Достоевской: "Я до замужества с Федором Михайловичем тоже слышала, что "Достоевский убил свою жену", хотя знала от моею отца, что он был сослан за политическое преступление. Этот нелепый слух очень держался среди русской колонии в Дрездене во время житья нашего там в 1869--1871 годах" (Гроссман, Семинарий, стр. 63). Ср. запись в дневнике А. Г. Достоевской: "У Сниткиных я много разговаривала про него <Ф. М. Достоевского>, про его разговоры и рассказы, и они очень интересовались узнать о нем. Тогда я еще не знала, за что он был сослан, а Сниткнны начали меня уверять, что он сослан был за убийство кого-то, а кажется, что за убийство своей жены" (ЛН, т. 86, стр. 229). Существование подобных слухов накладывало отпечаток на манеру Достоевского держаться с незнакомыми или малознакомыми людьми. Интересные наблюдения по этому поводу содержатся в воспоминаниях М. А. Александрова, метранпажа типографий, в которых печатался "Гражданин" и "Дневник писателя" (см.: Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 220).
   Стр. 48. Не знаю, есть ли такое имя... -- См. примеч. к стр. 46--50.
   Стр. 50. По поводу дела Кронеберга. -- Дело Станислава Леопольдовича Кроненберга (род. 1845), обвинявшегося в истязании своей семилетней дочери Марии (род. 1868), слушалось 23--24 января 1876 г. в первом отделении С.-Петербургского окружного суда. Процесс вызвал большой резонанс. "Дело Кронеберга не могло не возбудить общественного внимания, -- писал, например, Г. К. Градовский. -- Одни, без сомнения, встревожились этим процессом, опасаясь иметь в нем опасный прецедент для вторжения государственной власти в область семейных отношений; другие, наоборот, желали видеть в этом случае первый пример обуздания тех возмутительных злоупотреблений родительской властью, которые еще не редкость встретить в наше время" (Гамма <Г. К. Градовский). Жизнь и закон. -- Г, 1876, 31 января, No 31). Дело Кроненберга широко освещалось в прессе. Достоевский читал подробные отчеты в газете "Голос" (1876, 24--29 января, NoNo 24--29), а также фельетон А. С. Суворина "Недельные очерки и картинки" (Б В, 1876, 1 февраля, No 31). Подробные отчеты опубликовали также: БВ, 1876, 24--30 января, NoNo 23--29; СПбВед, 1876, 24--28 января, NoNo 24--28. Известность, которую приобрел этот процесс, очевидно, послужила толчком для возбуждения в разных городах еще нескольких подобных дел (Г, 1876, 3 февраля, No 34; 25 февраля, No 56; 28 февраля, No 59; 3 марта, No 63; СПбВед, 1876, 2 февраля, No 33; 3 марта, No 62; БВ, 1876, 2 февраля, No 32; НВр, 1876, 5 марта, No 6; 14 апреля, No 44).
   Фамилия подсудимого в подлинном судебном деле пишется "Кроненберг" (Письма читателей, стр. 181); так она печаталась и в первом отчете в газете "Голос" (1876, 24 января, No 24) и в других газетах. Но в следующих номерах "Голоса" употребляется форма "Кронеберг". В тетради Достоевский сначала выписал первую форму, а затем заменил ее второй.
   Дело Кроненберга отразилось в замысле ненаписанного романа "Отцы и дети" (см. наст. изд., т. XVII, стр. 7, 434) и упомянуто в "Братьях Карамазовых" (наст. изд., т. XIV, стр. 219--220; т. XV, стр. 553--554).
   Во всех цитатах из отчета курсив введен Достоевским. Фразы в круглых скобках -- его замечания. В ряде случаев цитаты не точные.
   Стр. 50. Розги же, по свидетельству одного эксперта, оказались не розгами, а "шпицрутенами"... -- Розги представляли собою пук из "девяти толстых рябиновых прутьев с изломанными и растрепанными от употребления концами" (Г, 1876, 24 января, No 24; 28 января, No 28). Экспертом, назвавшим их "шпицрутенами", был врач В. М. Флоринский (1833--1899), акушер и гинеколог, адъюнкт-профессор Петербургской медико-хирургической академии, позднее профессор Казанского университета (1877--1885).
   Стр. 50. Спасович Владимир Данилович (1829--1906) -- юрист, профессор Петербургского университета (1857--1861), литературовед и публицист, постоянный сотрудник журнала "Вестник Европы". На процессе Кроненберга он выступал защитником.
   Еще в декабре 1875 г. распространились слухи о том, что ни один адвокат не взялся защищать Кроненберга (БВ, 1875, 22 декабря, No 352). По этому поводу Кроненберг заявил в печати, что он ни к кому из адвокатов с просьбою не обращался (БВ, 1875, 24 декабря, No 354). Спасовича назначил защитником Кроненберга суд.
   Спасович пользовался репутацией человека передовых убеждений, особенно после того как в 1861 г. он в числе других профессоров Петербургского университета подал в отставку в знак протеста против репрессий в отношении студентов. Посвящая данную главу "Дневника писателя" разбору его речи в защиту отца-истязателя, Достоевский ставил себе целью не только критику адвокатской казуистики, но и дискредитацию его как либерала, а в его лице и либерализма в целом. Ср. запись в тетради в связи с защитой Спасовичем интересов страхового общества на процессе С. Т. Овсянникова (наст. изд., т. XXIV).
   Спасович стал одним из прототипов адвоката Фетюковича в "Братьях Карамазовых" (наст. изд., т. XV, стр. 586--587, 597).
   Речь Спасовича в защиту С. Кроненберга вызвала оживленную дискуссию. В демократических кругах она была принята отрицательно. Публицист журнала "Дело" рассказывал со слов очевидцев: "...на студенческом обеде 8 февраля, в честь основания здешнего <Петербургского> университета, профессор гражданского права Пахман предложил тост за здоровье г-на Спасовича; но этот тост был встречен свистом и криком: "почему не выпить, после этого, и за здоровье Кроненберга?" Г-н Спасович, говорят, немедленно стушевался из залы -- и умно сделал" (Н. Мизантропов <А. П. Пятковский>. Калейдоскоп. -- Д, 1876, No 3, стр. 478). Позднее, 25 февраля, студент Петербургского университета И. К. Земацкий, сообщая своему виленскому приятелю о спорах, возникших вокруг вопроса о приглашении почетных гостей на студенческий бал, писал: "Спасовича сначала выбрали тоже большинством голосов, но после защиты им Кронеберга, нанесшего безмилосердно побои тринадцатилетней своей дочери, он всех нас вооружил против себя, так что никто и слышать о нем не хотел" (ЛН, т. 86, стр. 445). Возмущались речью Спасовича "Отечественные записки" (1876, No 2, отд. II, стр. 277--281). M. E. Салтыков-Щедрин посвятил процессу Кроненберга статью "Отрезанный ломоть" (ОЗ, 1876, No 3), включенную впоследствии пятой главой в сборник "Недоконченные беседы" ("Между делом") (СПб., 1885). В речи Спасовича он усмотрел проявление углублявшегося разрыва адвокатуры с передовыми общественными идеалами и один из примеров распространившегося в Европе "поветрия на компромиссы и сделки" (Салтыков-Щедрин, т. XV, кн. 2, стр. 351--353).
   П. Д. Боборыкин ("Воскресный фельетон". -- СПбВед, 1876, 1 февраля, No 32) возмущался тем, что Спасович, по его мнению, отрицал "печальную суть" проступка Кроненберга, признав его отцовский гнев справедливым и не усмотрев в наказании, которому подверглась девочка, мучительного истязания. "Петербургская газета" в статье "Дело г-на Кроненберга и его защитник" (1876, 25 января, No 17) резко порицала Спасовича за то, что, будучи назначенным защищать подсудимого, он счел себя обязанным "кривить душою и торжественно выдавать за истину то, что есть вопиющая ложь и чему он сам не может верить". Газета приходила к выводу, что институт адвокатуры нуждается в преобразовании. Позднее в "Петербургской газете" были напечатаны под псевдонимом "Об. Др." сатирическое стихотворение Д. Д. Минаева "Адвокатская логика. (Подражание г-ну Спасовичу)" (1876, 4 февраля, No 24) и его же эпиграмма "В суде" (1876, 5 февраля, No 25).
   Достоевский цитирует речь Спасовича по тексту газеты "Голос", 1876, 29 января, No 29.
   Стр. 50--51. Помню, какое первое впечатление произвел на меня номер "Голоса", в котором я прочел начало дела со Я был в негодовании на суд, на присяжных, на адвоката. -- В этом отрывке рассказывается о событиях 24 января 1876 г. В этот день "Голос" (No 24) в разделе "Судебная хроника" известил о начавшемся накануне процессе Кроненберга и напечатал лишь изложение обвинительного акта. Лицом, к которому отправился Достоевский, был, очевидно, А. С. Суворин (см. запись в черновой тетради, наст. изд., т. XXIV: "О том, что ходил к Суворину"), хотя А. Г. Достоевская указывает (по-видимому, ошибочно), что писатель ходил к А. Ф. Кони (Гроссман, Семинарий, стр. 63). Процесс закончился, как и предполагал Достоевский, поздно вечером 24 января, а сообщение об оправдательном приговоре было напечатано на следующий день (Г, 1876, 25 января, No 25).
   Стр. 51. Теперь возьмите еще черту ~ Что-то уж прикоснулось к ней теперь, на этом суде, гадкое, нехорошее, навеки и оставило след, со "Ты еще ребенком в уголовном суде фигурировала". (Ср. стр. 71: К чему брызнуло на нее столько грязи и оставило след свой навеки?) -- Достоевский развивает мысль, высказанную ему К. П. Победоносцевым. См. в черновой тетради: "Мысль Поб<е>д<о>н<осцева>: осрамлена навек" (наст. изд., т. XXIV).
   О характере допроса девочки на суде может дать представление, например , следующий отрывок из стенографического отчета:
   "Председатель: Больше вы ничего не можете сказать?
   Свидетельница: Могу говорить еще о пороках своих.
   Председатель: Что желаете, то н скажите.
   Свидетельница: Я была грязная, потом воровала вещи и меня наказывали" (Г, 1876, 25 января, No 25).
   О пороках девочки очень откровенно и беспощадно говорила в своих показаниях на суде врач Н. П. Суслова-Эрисмап, которую Достоевский знал лично. Весь этот эпизод произвел на Достоевского большое впечатление, и он предполагал воспользоваться им для романа "Отцы и дети" (наст. изд., т. XVII, стр. 7, 434). Об Н. П. Сусловой см.: наст. изд., т. XVII, стр. 403-- 404.
   О возможных последствиях процесса для девочки в будущем писал в своем фельетоне и А. С. Суворин, который, однако, приходил к другому выио/iy: "По успокойся, милый ребенок, все это делалось не ради тебя, не ради отца твоего, а ради того общественного гуманизма, который стоит выше святости семьи, который смягчает, уравнивает и исправляет взаимные отношения между членами семьи, и ты, маленькая девочка, не что иное в этом случае, как ступенька лестницы, по которой идут к усовершенствованию целые поколения" (БВ, 1876, 1 февраля, No 31).
   Отца ее не сослали и оправдали, хорошо сделали... -- Решение присяжных вызвало разноречивые оценки. П. Д. Боборыкин ("Воскресный фельетон" -- СПбВед, 1876, 1 февраля, No 32) писал, что "оправдательный приговор неприятно подействовал на мыслящее петербургское общество". Отмечая новизну подобного процесса для России, он указывал, что родительской власти не следует придавать столь преувеличенного значения, какое определил оправдательный вердикт заседателей. По его мнению, процесс выявил глубокое различие между отношением к детям людей, воспитанных в правилах западноевропейской, французской морали (Кроненберг, его любовница Аделина Жезинг, гувернантка-француженка, женевский пастор Э. де Комба и его жена), и "простонародного русского элемента" -- горничной Кроненберга Аграфены Алексеевны Титовой и дворничихи Ульяны Бибиной, не стерпевших издевательства над девочкой и своими показаниями в участке давших толчок к возбуждению дела. Ф. Устрялов ("Юридическая летопись" -- СПбВед, 1876, 17 февраля, No 47) указал на сходство дела Кроненберга с получившим известность во всей Европе процессом гувернантки Селестины Дуде, которая в 1855 г. во Франции была обвинена в истязании своих малолетних воспитанниц. Он упрекнул присяжных заседателей в том, что они оправдали Кроненберга, в то время как Дуде была осуждена, несмотря на отсутствие прямых улик и несмотря на то, что она себя виновной не признала. А. С. Суворин, напротив, одобрил приговор присяжных, указав, что Кроненберга нельзя считать ни злодеем, ни нравственным уродом (БВ, 1876, 1 февраля, No 31).
   ...Je suis voleuse, menteuse. -- По-видимому, Достоевский воспроизводит слова девочки или по устному рассказу А. С. Суворина, или по его фельетону, содержавшему следующее описание сцепы в суде: <<Л эта крошка, дочь его, перебирая ручками свой передник, <...> бойко говорила по-французски: "я лгунья", "я воровка", "папа меня долго сек" <...> "я лгала, я воровала" ..." (БВу 1876, 1 февраля, No 31).
   Mais il en reste toujours quelque chose ... -- Слегка перефразированная вторая половина крылатого выражения "Calomniez, alomniez, il en restera toujours quelque chose" ("Клевещите, клевещите, что-нибудь да останется"), которое по традиции ошибочно приписывалось Бомарше или Вольтеру (Ашукин, стр. 319). В полном виде это выражение Достоевский употребил в очерке "Нечто личное" (наст. изд., т. XXI, стр. 28). Ср. "Подросток" (наст. изд., т. XIII, стр. 297).
   Стр. 52--53. Но все-таки чрезвычайно приятно иметь адвоката. Я сам испытал это ощущение ~ кое с кем и с чем познакомился. -- Достоевский был привлечен к ответственности за опубликование в "Гражданине" (1873, 29 января, No 5) без разрешения дворцовой цензуры статьи "Киргизские депутаты в С.-Петербурге", в которой шла речь о приеме делегации киргизов в Зимнем дворце и приводились слова царя (об этом см.: наст. изд., т. XXI, стр. 363--364). Суд состоялся 11 июня 1873 г. Достоевского защищал присяжный поверенный В. П. Гаевский (1826--1888). А. Г. Достоевская ошибочно указывает, что защитником Достоевского "был назначен от суда присяжный поверенный Вильгельм Осипович Люстих" (Гроссман, Семинарий, стр. 64; о Люстихе см.: наст. изд., т. XXIV, коммент. к ДП 1876, декабрь, гл. I, § 1 "Опять о простом, но мудреном деле"). О тактике защиты дает представление отчет о судебном заседании: "Подсудимый не отрицал факта напечатания слов государя и начала речи депутата без разрешения министра двора, но виновным себя не признал. Защитник, присяжный поверенный Гаевский, доказывал, что в приведенных словах не выражается высочайшая ноля, а это есть восклицание и скорее привет, ласковое обращение; между тем закон требует разрешение министра двора для напечатании лишь таких слов государя, в которых выражается его воля, и что настоящее дело неправильно возбуждено Цензурным комитетом, так как, по мнению защиты, оно могло быть начато только по почину министра двора" (Г, 1873, 13 июня, No 162; ср.: СПбВед, 1873, 13 июня, No 160).
   Юрист и литератор Виктор Павлович Гаевский был одним из основателей Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым (Литературного фонда) и активным его членом. В течение многих лет (1862--1888) он неизменно состоял в Комитете Общества, занимая различные должности. В феврале 1863--начале 1865 г. членом Комитета был и Достоевский. 12 февраля 1863 г. он принял у Гаевского обязанности секретаря, а через год секретарем снова стал Гаевский (Р. Б. Заборова. Ф. М. Достоевский и Литературный фонд. По архивным документам. -- РЛ, 1975, No 3, стр. 158--170; XXV лет. 1859--1884. Сборник, изданный Комитетом Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым. СПб., 1884, стр. 43, 51, 57).
   Двухдневный арест Достоевский отбывал на гауптвахте на Сенной площади (ныне площадь Мира) с 11 часов утра 21 марта до 11 часов утра 23 марта 1874 г. А. Г. Достоевская рассказывает: "Вернулся из-под ареста Федор Михайлович очень веселый и говорил, что превосходно провел два дня! Его сожитель по камере, какой-то ремесленник, целыми часами спал, а мужу удалось без помехи перечитать "Les Misérables" <"Отверженные"> Виктора Гюго, произведение, которое он высоко ценил.
   -- Вот и хорошо, что меня засадили, -- весело говорил он, -- а то разве у меня нашлось бы когда-нибудь время, чтобы возобновить давнишние чудесные впечатления от этого великого произведения" (Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 257--259).
   Об этом эпизоде из жизни Достоевского писали также в своих воспоминаниях В. В. Тимофеева (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 178--179) и Вс. С. Соловьев (там же, стр. 198--201).
   По поводу своего ареста Достоевский познакомился с А. Ф. Кони, занимавшим в то время пост председателя С.-Петербургского окружного суда. По свидетельству А. Г. Достоевской, Кони "сделал все возможное, чтобы арест мужа произошел в наиболее удобное для него время" (Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 253).
   Комментируемый отрывок привлек к себе внимание и перепечатывался в газетах: Буква <И. Ф. Василевский>. Наброски и недомолвки. -- БВ, 1876, 7 марта, No 65; НВр, 1876, 8 марта, No 9.
   Стр. 53. ...слышится народное словцо: "адвокат -- нанятая совесть"... -- Ср. в "Подростке": "...Макар Иванович выразился: "А солдат известно что: солдат -- "мужик порченый"". Говоря потом об адвокате, чуть не выигравшем дело, он тоже выразился: "А адвокат известно что: адвокат -- "нанятая совесть""" (наст. изд., т. XIII, стр. 310). Ср. т. XIV, стр. 220; т. XVI, стр. 177, 288.
   Стр. 54. ...talent oblige -- Перефразированное крылатое выражение noblesse oblige (положение обязывает), принадлежащее французскому писателю П.-М.-Г. де Леви (P.-M.-G. de Levis, 1755--1830. "Maximes et réflexions sur divers sujets", 1808, No 41) (Бабкин и Шендецов, т. II, стр. 929). Ср. в рассказе "Вечный муж" (наст. изд., т. IX, стр. 47).
   Стр. 54. У Гоголя где-то ~ сказать правду. -- Достоевский по памяти приводит эпизод из "Мертвых душ" (ч. I, гл. 10), в котором чиновники расспрашивают Ноздрева о Чичикове: "На вопрос, точно ли Чичиков имел намерение увезти губернаторскую дочку и правда ли, что он сам взялся полю гать и участвовать в этом деле, Ноздрев отвечал, что помогал и что если бы не он, то не вышло бы ничего, -- тут он и спохватился было, видя, что солгал вовсе напрасно и мог таким образом накликать на себя беду, но языка уже никак не мог придержать. Впрочем, и трудно было, потому что представились сами собою такие интересные подробности, от которых никак нельзя было отказаться ...".
   Стр. 54. Романист Теккерей ~ приберегал самую лучшую выходку или остроту к концу. -- Речь идет о персонаже романа "История Пенденниса" (1850) литераторе Уэгге. О нем в тридцать четвертой главе ("Обед на Петерностер-Роу") говорится: "Он любил входить в гостиную с смехом и, уходя откуда-нибудь, оставлял за собою взрыв смеха. Каковы бы ни были его горести, мысль об обеде всегда ободряла его великий дух; а когда он встречался с лордом, всегда приветствовал его каким-нибудь каламбуром". В беседе Уэгг сыпал именами аристократов "для назидания всего общества, которое он рад был уведомить, что посещает джентльменов в их поместьях и живет на короткой ноге с знатью" (У. Теккерей. История Пенденниса, его приключений и бедствий, его друзей и величайшего врага, ч. 2. СПб., 1874, стр. 350; ранее переводы на русский язык выходили в 1851--1852 гг.).
   Стр. 54. ...для красного словца не пожалеешь матери и отца. -- Русская пословица. Ср.: "Для красного словца не пощадит ни матери, ни отца", "Ради красного словца не пожалеет родного отца" (В. Дал ь. Пословицы русского народа. М., 1957, стр. 412).
   Стр. 55. Ревет ли зверь в лесу глухом... -- Первая строка стихотворения А. С. Пушкина "Эхо" (1831).
   Стр. 55. Эту излишнюю "отзывчивость" Белинский, в одном разговоре со мной, сравнил, так сказать, с "блудодействием таланта" и презирал ее очень... -- Достоевский вспоминает эпизод своего знакомства с Белинским, имевший место, очевидно, в период их активного общения (июнь 1845-- 1846 гг.). Об отношениях между Белинским и Достоевским см. очерки "Старые люди" (наст. изд., т. XXI, стр. 8--12), "Старые воспоминания" (ДП 1877, январь, гл. II, § 3) и "История глагола стушеваться" (ДП 1877, ноябрь, гл. I, § 2) (наст. изд., т. XXV-XXVI).
   Стр. 55. Ламартин Альфонс Мари Луи де (1790--1869) -- французский поэт-романтик и либеральный политический деятель. В период с февраля по декабрь 1848 г. был главою Временного правительства и, относясь резко отрицательно к социалистическим идеям, призывал к устранению социальных противоречий мирным путем. "...эолова арфа Ламартина напевала нежные филантропические мотивы, в тексте которых говорилось о "fraternité", о братстве членов общества и целых народов" (К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч., т. 6, стр. 158). Бездействие Ламартина способствовало поражению демократической оппозиции. По характеристике Энгельса, Ламартин был "классическим героем этой эпохи, когда под поэтическими цветами и риторической мишурой скрывалась измена народу" (там же, стр. 289).
   Стр. 55. Кипсек (англ. keepsake) -- подарочное иллюстрированное издание, обычно выпускавшееся в виде ежегодного альманаха.
   Стр. 55. ...рождаются с соплей на носу... -- Ср. в подготовительных материалах к "Подростку": "Рождающиеся с соплей на носу (говорит Версилов)" (наст. изд., т. XVI, стр. 421); а также запись в тетради 1872--1875 гг.: "Человек, так сказать, с беспрерывной соплей на носу" (наст. изд., т. XXI, стр. 263).
   Стр. 55. "Harmonies poétiques et religieuses" (1830) -- сборник стихотворений философско-религиозного содержания.
   Стр. 56. "История жирондистов" ("Histoire des Girondins", 1847). -- "Жиронда" -- одни из политических партии эпохи французской буржуазной революции XVIII в. (ее ядро составляли представители от департамента Жиронда). Отражавшие интересы крупной буржуазии, жирондисты выступали за изменение феодальных порядков, но были противниками радикальных преобразовании. В восьмитомной "Истории жирондистов" Ламартин представил Великую французскую революцию как борьбу двух "религий" -- веры в святое дело свободы и веры в священные права короля. Поэтому в его изображении Людовик XVI, Мария Антуанетта и роялисты представлены мучениками, равно как революционеры -- героями. Реабилитация Ламартином революции, в которой реакционная мысль видела лишь проявление насилия и кровопролитие, имела важное общественное значение в эпоху надвигавшейся февральской революции 1848 г. и доставила Ламартину огромную популярность. Эюи популярности содействовали и литературно-художественные достоинства "Истории" (блестящие характеристики деятелен эпохи, мастерски написанные сцены и т. п.). В русском переводе "История" вышла в 1871--1872 гг. В библиотеке Достоевского имелось французское издание "Истории" (Библиотека, стр. 148; Гроссман, Семинарий, стр. 39).
   Стр. 56. "Ce и est pas'homme, с'est une lyre!" -- Эти слова Достоевский записал в тетради между 10 и 14 ноября 1875 г. (наст. изд., т. XXIV). Источником для него явилось, без сомнения, следующее место из пересказа второй части "Мемуаров Одилона Барро": {Барро Камилл Гиасинт Одилон (Barrot Camille-Hyacinthe-Odilon, 1791--1873) -- французский государственный деятель. Его "Мемуары" были изданы посмертно в 4-х томах в 1875--1876 гг.} "О Ламартине можно было бы сказать то, что было говорено о другом поэте: "Это не человек, а лира"" (МВед, 1875, 10 ноября, No 287). В сознании Достоевского эти слова, возможно, ассоциировались со словами, которые выкрикнули по адресу Ламартина, когда он обратился с речью к толпе рабочих, ворвавшейся 15 мая 1848 г. в Национальное собрание: "Assez de lyre comme èa!" ("Хватит этой лиры!"). О событиях этого дня Достоевский писал также в очерке "Одна из современных фальшей" (наст. изд., т. XXI, стр. 130, 456).
   Стр. 56. ...что случилось с одним московским купчиком ~ маменьку потянули в яму. -- По-видимому, Достоевский воспроизводит услышанный им разговор. Черновая запись к этому месту начинается словами: "Разговор тогда же записанный" (наст. изд., т. XXIV).
   Стр. 56. Я читал когда-то, что во Франции, давно уже, один адвокат со молча сел на свое место. -- Достоевский читал в газетах о похожем случае из русской судебной практики (см. наст. изд., т. XVI, с. 159--160; т. XVII, с. 412). Присяжный поверенный Л. А. Куперник, назначенный судом защищать крестьянина Василия Прокофьева, зверски убившего с сообщником четырех человек, отказался от произнесения защитительной речи, выдвинув в качестве мотива несомненность преступления и невозможность по нравственным соображениям поддерживать ложные показания подзащитного (МВед, 1874, 12 сентября, No 228). Поступок Куперника оживленно обсуждался в прессе, и в связи с ним приводились аналогичные случаи из судебной практики других стран (например: МВед, 1874, 1 октября. No 244; Г, 1874, 6 октября, No 276).
   Стр. 57. Всякие средства хороши, если ведут к прекрасной цели". -- Существующее в различных вариантах крылатое выражение, восходящее к формулировке основного принципа морали иезуитов, выдвинутой в XVII в. (Ашукин, стр. 714--715). Ср. в "Подростке": "Ничего коль с грязнотцой, если цель великолепна!" (наст. изд., т. XIII, стр. 363).
   Стр. 57. ...не обвинения прокурора ... я боюсь отвлеченной идеи... -- После слова "прокурора" Достоевский сделал купюру: "которое хотя весьма серьезно и, вместе с тем, и сдержанно".
   Стр. 59. ...потом опять в Варшаве, где в 1867 году кончил курс в главной школе со степенью магистра прав. -- Варшавская главная школа, основанная в 1862 г., была высшим учебным заведением университетского типа; в 1869 г. преобразована в Варшавский университет. Магистр -- младшая ученая степень, которую присваивали всем выпускникам Главной школы.
   Стр. 59. В франко-прусскую войну он вступил в ряды французской армии... -- Франко-прусская война 1870--1871 гг.
   Стр. 59. Тут г-н Спасович произносит ~ имеющая свои особые законы". -- Законодательство Российской империи не допускало ни при каких обстоятельствах признания незаконнорожденного ребенка и лишало его всех прав на наследство. На основании Кодекса 1825 г., действовавшего на территории Царства Польского, родитель мог в любой момент признать незаконнорожденного ребенка своим, беря на себя тем самым обязанности его воспитывать, содержать и устроить в жизни; такой ребенок имел право участвовать в наследстве. Согласно закону 1836 г., семейные отношения жителей Царства Польского, переселившихся в другие места Российской империи, регулировались также Кодексом 1825 г.
   А. С. Суворин в своем фельетоне одобрительно оценил это рассуждение Спасовича, назвав это место в его речи "примечательным" (БВ, 1876, 1 февраля, No 31).
   Стр. 59. Так прошли годы 72, 73 и 74 до начала 1875 года... -- Фраза из речи Спасовича.
   Стр. 61. Лесное -- загородная местность под Петербургом, получившая название от находившегося в ней Лесного института (ныне Лесотехническая академия им. С. М. Кирова). Дача, которую снимал Кроненберг, быль расположена между станциями Удельная и Парголово.
   Стр. 63. Г-ну Спасовичу уже заметили в печати ~ посылали в Женеву, к де-Комба. -- Достоевский имеет в виду, очевидно, следующее место из фельетона А. С. Суворина: "Чуть не целый час он <В. Д. Спасович> возился с знаками от наказания и доказывал, насколько глубоки были рубцы, на сколько линий розги пробивали или не пробивали кожи. Быть может, нужно было это говорить, но я убежден, что ни присяжные, ни публика нимало не изменили своего мнения относительно жестокости наказания. Этот факт остался неприкосновенным, хотя г-н Спасович потратил много жару на изучение тех следов, которые оставляют после себя розги" (БВ, 1876, 1 февраля, No 31).
   В Женеву посылался запрос относительно происхождения знаков на лице девочки. По этому поводу Спасович в своей речи сказал: "Доктора, осмаливавшие девочку 11 августа, предполагали, "то розовые знаки на носу и щеках возникли недавно, между тем впоследствии узнано от супругов де-Комба <...>, что каждому из всех этих знаков, не исключая рубцов на носу и щеках, три или четыре года". В письмах пастора Э. де Комба к Кроненбергу, которые зачитывались в суде, перечислялся едва ли не каждый знак на теле девочки и обосновывалось его происхождение.
   Стр. 64. При всей неблагоприятности для Кронеберга мнения г-на Л айсберга... -- Врач М. Ландсберг (Адресный список практикующих врачей в С.-Петербурге. Сост. и изд. А. Берггольцем. Изд. 3-е. СПб., 1876--1877, стр. 25), который заявил на суде, что "не может смотреть на такое наказание, которое было нанесено девочке, как на домашнее исправительное наказание, и что если бы такое наказание продолжалось, то оно отозвалось бы весьма вредно на здоровье ребенка". По его заключению, Кроненберг наносил девочке удары, куда попало. При этом, однако, Ландсберг признал повреждения тяжкими "по отношению наказания, а не по отношению нанесенных ударов" (Г, 1876, 27 января, No 27).
   Стр. 64 . ...при осматривании девочки профессором Флоринским... -- См. выше, стр. 346.
   Стр. 64--65. Наказание шпицрутенами ~ никто не выдержит. -- Ср. "Записки из Мертвого дОхма", ч. 2, гл. 3 (наст. изд., т. IV, стр. 154).
   Стр. 66. Я видел пятилетнего мальчика ~ "Хоть погляжу на них". -- Примечание А. Г. Достоевской: "Федор Михайлович вспоминает слова своего сына Феди <1871--1921>, который был болен скарлатиной со многими осложнениями в декабре 1875 г." (Гроссман, Семинарий, стр. 64).
   Стр. 66. 25 июля ~ они были длиннее. -- Цитата из обвинительного акта (Г, 1876, 24 января, No 24).
   Стр. 67. "Они говорят... -- т. е. врачи-эксперты. Стр. 68. Геркулесовы столпы. -- Древнее название скал, расположенных на противоположных берегах Гибралтарского пролива при выходе в Атлантический океан. Согласно мифу, Геракл, пройдя через всю Европу и Ливию (Африку) и достигнув края света, поставил эти столпы в память своих странствий. Крылатое выражение "дойти до Геркулесовых столпов" означает "дойти до предела".
   Стр. 68. "Налагают бремена тяжкие и неудобоносимые"... -- Неточно цитируемые из Евангелия слова Христа о книжниках и фарисеях (фанатичных ревнителях религиозных правил), которые "связывают бремена тяжелые и неудобоносимые, и возлагают на плеча людям; а сами не хотят и перстом двинуть их" (Евангелие от Матфея, гл. 23, ст. 4). Ср.: "Но он сказал: и вам, законникам, горе, что налагаете на людей бремена неудобоносимые, а сами и одним перстом своим не дотрагиваетесь до них" (Евангелие от Луки, гл. И, ст. 46). В "Братьях Карамазовых" это евангельское изречение перефразирует Алеша Карамазов, говоря Дмитрию: "Не всем бремена тяжкие, для иных они невозможны" (наст. изд., т. XV, стр. 185, 604).
   Стр. 70. Я вам расскажу маленький анекдот ~ принеси домой. -- Достоевский передает разговор с дочерью Лилей (Любовью Федоровной, 1869--1926), называя ее именем другой дочери -- Сони, умершей в возрасте трех месяцев (февраль--май 1868) (Гроссман, Семинарий, стр. 64). В ряде изданий вместо "Соня" печаталось "Лиля" (см. стр. 208). Достоевский любил разговоры детей. 6 июля (24 июня) 1874 г. он писал жене из Эмса: "Благодарю тебя за известие о детях и об их словечках и поступках. Это меня ужасно радует, занимает и веселит". Ср. письма к ней же от 18 и 19 декабря 1874 г. В следующем году он ей советовал: "Непременно заведи такую книжечку и слова их записывай" (письмо от 15 (27) июня 1875).
   Стр. 72. ...хотя и прожили уже тысячу лет... -- Тысячелетие России праздновалось в 1862 г.
   Стр. 74. В "Листке" г-на Гаммы ("Голос" No 67)... -- Гамма <Г. К. Градовский>. Листок. -- Г, 1876, 7 марта, No 67.
   Стр. 74. ...ад вымощен добрыми намерениями... -- (Англ.: The hell is paved with good intentions). Крылатое выражение, смысл которого "от доброго намерения далеко до доброго дела". Автором его был английский писатель Сэмюэль Джонсон (1709--1784), перефразировавший, возможно, старинную пословицу "ад полон добрыми намерениями и желаниями" (the hell is full of good meanings and Avishings), которая встречается уже в сочинениях английского писателя Джорджа Герберта (1593--1633) (Ашукин, стр. 51--52). Ср.: наст. изд., т. XI, стр. 284; т. XII, стр. 361.
   Стр. 74. ..."вера без дел мертва". -- Выражение, восходящее к Евангелию: "Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе" (Соборное послание св. апостола Иакова, гл. 2, ст. 17); "Но хочешь ли знать, неосновательный человек, что вера без дел мертва?" (там же, ст. 20; ср. ст. 26). Ср. наст. изд., т. XI, стр. 195; т. XII, стр. 355.
   Стр. 74. ..."они немножечко дерут, зато уж в рот хмельного не берут". -- Цитата из басни И. А. Крылова "Музыканты" (1808).
   Стр. 75. В последнее время раздалось несколько голосов в том смысле, что у нас не может быть ничего охранительного, потому что у нас "нечего охранять". -- Публицист-народник П. П. Червинский писал о консервативной дворянской партии: "Спрашивается, что они, собственно, охраняют? <...> Охранять несуществующее, -- где на всем земном шаре, кроме России, возможна подобная странность?" (П. Ч. Отчего безжизненна наша литература? -- "Неделя", 1875, 2 ноября, No 44, стр. 1427). На это заявление откликнулся Н. К. Михайловский: "В "Отечественных записках" было много раз доказано, что <...> европейский консерватизм есть у нас совершенная бессмыслица, потому что нашим консерваторам нечего консервировать..." (Записки профана. XVIII. Разные разности. -- ОЗ, 1875, No 12, отд. II. Современное обозрение, стр. 294; Достоевский читал эту статью, см. записи в черновой тетради между 17 и 20 декабря 1875 г. -- наст. изд., т. XXIV). Эту мысль повторил П. Д. Бобормкич" рецензии на книгу кн. В. П. Мещерского "Речи консерватора" (1876): "Консерватор -- значит хранитель. Так называются даже чиновники ученого ведомства, присматривающие за разными музеями и хранилищами. Но что у нас следует охранять, и к каким людям сводится у нас класс "охранителей"? Неужели мне нужно развивать эту тему после того, как разные русские публицисты достаточно доказали, что консервировать в западном смысле нам нечего, что мы общество -- без традиций, и в этом наша сила и будущность? Охранять что-то у нас желают только баре, находящиеся "во временной оппозиции" и толкующие, что когда-то бояре сидели в думе, а стало, и им нужно сидеть где-то" ("Воскресный фельетон". -- СПбВед, 1876, 25 января, No 25). В несколько ином аспекте эту же мысль Боборыкин развил и позже: "Что ни говори, а, должно быть, теперь гораздо труднее предпринимателям, вроде издателей покойной "Вести" и теперешнего "Гражданина", поддерживать так называемые "охранительные" принципы... С чего бы ни начала газета, если она окончательно не слиняет, она должна в Петербурге кончить прогрессивным направлением какого бы то ни было оттенка..." ("Воскресный фельетон". -- СПбВед, 1876, 29 февраля, No 59).
   Полемизируя с Боборыкиным, "Московские ведомости" (1876, 14 марта, No 66) указали основные пункты программы русского консервативного направления. "Новое время" (1876, 16 марта, No 17) в отделе "Среди газет ч журналов" иронически назвало ее "программой умеренного либерализма", так как "речь в ней идет только о реформах, хотя и скромных, ни слова же нет ни о каком охранении, без чего идея консервативной партии является абсурдом". "Новому времени" отвечал "Гражданин" (1876, 21 марта, No 12, стр. 323--324), выступивший в поддержку "Московских ведомостей" в отделе "Областное обозрение" и озаглавивший соответствующий его раздел "Есть ли нам что охранять?".
   Стр. 75--79. Столетняя. -- А. Г. Достоевская замечает: "Рассказ "Столетняя" основан на действительном случае, со мной происшедшем" (Гроссман, Семинарий, стр. 64). Первая запись в тетради, относящаяся к рассказу, сделана 9 марта 1876 г. (наст. изд., т. XXIV).
   Рассказ относится к жанру согретого теплым юмором "физиологического" очерка из столичной жизни и по манере близок к более ранним "Маленьким картинкам" (см. т. XXI, стр. 105--112). В 1883 г. вместе с "Мальчиком у Христа на елке" и "Мужиком Мареем" вошел в изданную О. Ф. Миллером книгу "Русским детям. Из сочинений Ф. М. Достоевского" (СПб., 1883). С 1885 г. выходил (вместе с "Мужиком Мареем") отдельной книжкой, в 1900 г. -- тринадцатым изданием.
   Цензор И. П. Хрущов, одобрив рассказ в 1885 г. для отдельного издания (см.: И. Л. Волгин. Достоевский и правительственная политика в области просвещения (1881--1917). -- Материалы и исследования, т. IV, стр. 192--194), охарактеризовал его вместе с тем как "этюд мещанской сцены", который для восприятия "простонародного" читателя утратит "всю тонкость намеков", а потому едва ли будет для него занимателен.
   Стр. 75. Николаевская улица. -- Ныне ул. Марата. На Николаевской ул., д. No 8, находилась контора типографии кн. Оболенского (в этой типографии печатался "Дневник писателя") (Гроссман, Семинарий, стр. 64).
   Стр. 76. ...заказаны для Сони ботинки... -- Имеется в виду дочь Достоевского Лиля. Ср. примеч. к стр. 70.
   Стр. 80. "Обособление". -- Этим словом, которое было подсказано Достоевскому, очевидно, статьей К. С. Аксакова "О современном человеке" (см. выше, стр. 342), обозначается явление, представлявшееся писателю характерным и типичным для России второй половины 70-х годов: отсутствие в обще ta.1 духовно-нравственного единства, распад его на разномыслящие группы.
   Стр. 80. ...я пишу "о виденном, слышанном и прочитанном". Хорошо еще, что не стеснил себя обещанием писать обо всем "виденном, слышанном и прочитанном". -- Автоцитата: в прошении, поданном в Главное управление по делам печати, Достоевский писал, что в "Дневнике писателя" он будет "помещать отчет о всех действительно выжитых впечатлениях моих как русского писателя, отчет о всем виденном, слышанном и прочитанном". В печатном объявлении об издании "Дневника писателя" слово "все" было изъято: "Это будет дневник в буквальном смысле слова <...> отчет о виденном, слышанном и прочитанном" (см. выше, стр. 136). Ту же формулу Достоевский повторил в письме к Вс. С. Соловьеву от 11 января 1876 г.
   Стр. 81--83. Кстати, приведу несколько мыслей о наших корпорациях и ассоциациях ~ наступившем вдруг в наше время. -- Достоевский приводит выдержку из статьи Н. П. Петерсона, которую автор, живший в то время в г. Керенске Пензенской губ., послал ему письмом (написано 6, отправлено 12 и получено 16 марта 1876 г. -- ИРЛИ, ф. 100, No 20806, CCXIб. 9; начало письма, содержавшее приводимую в "Дневнике писателя" цитату, утрачено).
   Николай Павлович Петерсон (1844--1919) -- участник революционного движения 60-х гг., исключенный в 1861 г. из Московского университета, привлекавшийся по делу Каракозова и приговоренный в мае 1866 г. к шестимесячному заключению. В 1862 г. некоторое время был учителем в школе, основанной Л. Н. Толстым в дер. Плеханове, близ Ясной Поляны. В Керенске Петерсон служил секретарем съезда мировых судей.
   Во втором номере "Справочного листка района Моршанско-Сызранской железной дороги" за 1875 г. была напечатана статья о распространении пьянства, в которой в качестве меры борьбы с ним предлагалось дать "возможность равномерного образования для всех и <...> способ для крестьянина или ремесленника перенести место их клубных собрании и кабаков в иную обстановку, где они не были бы вынуждены забываться от гнетущей бедности и от подавляющей скуки и где они не были бы поставлены в необходимость за минуты душевного отдыха платить выше своих средств". С этим мнением полемизировал Н. П. Петерсон в статье (без заглавия), напечатанной в тон же газете (1876, 25 января, No 20) за подписью К-в. Причиной пьянства он считал постепенное ослабление в народе общественных связей, приводившее, по его мнению, к тому, что не находило удовлетворения естественное для человека "желание единения с своими ближними", которому в его трактовке придавалась религиозная окраска. Редакция сопроводила статью Петерсона примечанием, в котором подтвердила свою точку зрения, указав, что "единственный источник спасения от пьянства и других наших недугов" следует видеть в "чисто человеческой потребности" общения, "естественной потребности каждого человека жить в обществе себе подобных", на которой "основывались раньше и приобретают с каждым годом все более и более значения наши русские рабочие артели, немецкие корпорации, французские ассоциации, английские и американские кооперации, разные торговые, промышленные, научные и технические товарищества и общества". Петерсон послал пространное возражение на это примечание, но редакция отказалась его напечатать, усмотрев в нем "характер проповеди, которая могла бы быть помещена только в духовном журнале или газете". Тогда Петерсон послал рукопись Достоевскому, предложив ему, в соответствии с объявлением об издании "Дневника писателя", отразить на страницах этого издания "впечатление" о ней (т. е. о "прочитанном"). В сохранившейся части статьи развивается мысль о том, что основой общественного устройства должен быть не принцип пользы, а "чувство общения", "взаимная любовь", "всеобщее единение", которые призвана воспитывать церковь, не справлявшаяся, однако, по мнению автора, с этою своею обязанностью. Много места в статье уделено критике священнослужителей с этих позиций.
   Переписка между Н. П. Петерсоном и Достоевским продолжилась в 1877--1878 гг. по поводу учения религиозного мыслителя-утописта Н. Ф. Федорова (1824--1903), с которым Петерсон служил в Чертковской библиотеке в Москве (1868--1869) и чьим последователем он стал.
   Стр. 82. ...все дело у нас теперь в первом шаге... (Ср. стр. 84: ... страна эта -- есть страна всегдашнего первого шага...). -- Употребление здесь выражения "первый шаг" было, возможно, подсказано Достоевскому названием сборника, который, по его словам в майском выпуске "Дневника писателя" (гл. I, § 2 "Областное новое слово" -- наст. изд., т. XXIII), в это время лежал на его столе: "Первый шаг" (Казань, 1876). В черновой тетради запись об этом сборнике была сделана между 20 и 23 марта 1876 г. (см. наст. изд., т. XXIV).
   Стр. 83. ...наше русское интеллигентное общество ~ разнесет первый ветер. -- Эту широко распространенную притчу Достоевский знал по басне Эзопа "Крестьянин и его сыновья" (Басни Эзопа. Пер., статья и коммент. М. Л. Гаспарова. М., 1968, стр. 79, No 53), о чем свидетельствует запись в первоначальном плане мартовского выпуска "Дневника писателя": "13. <...> пучок Езопов...". Несколькими днями раньше Достоевский вспомнил другую басню Эзопа в связи с предполагавшимся рассуждением о войне (см. наст. изд., т. XXIV).
   Стр. 84. Кстати, у нас все теперь говорят о мире, ~ в шкатулке у князя Бисмарка?).-- В марте 1876 г. "Московские ведомости" с удовлетворением обращали внимание на то, что английская печать "не грезит русскими в Константинополе и не страшится вторжения русских войск в Индию", а потому реальной угрозы миру нет. Газета отмечала также, что "в современной Европе никакого антагонизма между Россией и Германией не предусматривается" (МВед, 1876, 4 марта, No 56). "Голос" регулярно печатал статьи, в которых говорилось о реальной возможности обеспечить мир в Европе (например: Г, 1876, 2 марта, No 62; 16 марта, No 76; 19 марта, No 79; 29 марта, No 89).
   Большое внимание русская пресса уделяла после республиканцев на выборах в Палату депутатов Франции, состоявшихся 20 (8) февраля и 5 марта (22 февраля) 1876 г. Газеты подробно освещали ход предвыборной кампании и борьбу, развернувшуюся в Палате сразу после выборов. Достоевский отметил в черновой тетради (см. наст. изд., т. XXIV) передовую статью "Голоса" от 15 марта (No 75), в которой говорилось: "Упрочение ныне устроившегося образа правления во Франции, республиканского только по форме, но с учреждениями, возможными в любой монархии, -- это вопрос об обеспечении спокойствия не только самой французской нации, но и всей Европы...". "Новое время" желало после выборов "тихого, ободряющего отдыха французскому народу" и приводило мнение французской газеты "République franèaise" о том, что Франция вступает "в новую эру национального примирения" (НВр, 1876, 2 марта, No 3).
   Особое значение газеты придавали франко-германским отношениям. Центральным был вопрос о том, примирится ли республиканское правительство с поражением в войне 1870--1871 гг. и откажется ли от мысли о "войне возмездия" с целью реванша и возвращения Эльзаса и Лотарингии. Сообщая о миролюбивых заявлениях политических деятелей республиканской партии, пресса одновременно указывала на то, что в Германии высказывали удовлетворение победой республиканцев, видя в ней свидетельство искреннего желания Франции поддерживать мир. См., например: Г, 1876, 27 февраля, No 58; МВед, 1876, 10 марта, No 62; БВ, 1876, 27 февраля, No 56; СПбВед, 1876, 17 февраля, No 47 и др. Возражая автору анонимной брошюры "Европа и война" ("L'Europe et la guerre". Paris, [1876]), предсказывавшему, что вслед за установлением республики во Франции "эта форма правления будет воспроизведена в большей части европейских стран, начиная с Англии", "Московские ведомости" писали, что в значительной степени "Французская республика есть плод искусственного насаждения, которому не чужды и посторонние садоводы, как князь Бисмарк" (МВед, 1876. 4 марта, No 56). О том, что Бисмарк будет поддерживать во Франции республиканский строй, Достоевский писал еще до окончания франко-прусской войны (письмо к А. Н. Майкову от 25 февраля (9 марта) 1871 г.).
   Положение в Герцеговине, где продолжаюсь вспыхнувшее летом 1875 г. восстание против турецкого владычества, было одной из ведущих тем русских газет. 31 (19) января 1876 г. Турции от имени Австрии, России, Германии, Франции, Англии, Италии была вручена нота, составленная министром иностранных дел Австро-Венгерской монархии графом Г. Андраши (1823--1890). Союзные державы предлагали Турции осуществить ряд реформ, которые облегчили бы положение христианского населения Герцеговины и Боснии. Турция согласилась принять эти требования при условии полной капитуляции восставших, обещая на словах им амнистию и материальную помощь. Восставшие, со своей стороны, отказывались сложить оружие, не доверяя, не без основания, обещаниям турецкого правительства. Оказывая нажим на восставших с целью принудить их согласиться на условия Турции, Австрия предприняла такие меры, как запрет доставлять оружие и продовольствие через свою территорию, арест одного из вождей восстания М. Любибратича и др. В то же время наместнику Далмации Гавро Родичу (1812--1890; германизированная форма: Габриэль фон Родич) было поручено вести переговоры с герцеговинцами и убедить их прекратить военные действия, согласившись на условия, предъявленные Турции в ноте Андраши. Встреча состоялась 6--7 апреля (25--26 марта) 1876 г.
   Мнения русской прессы о путях урегулирования конфликта разделились. Либеральные газеты "Голос" и "Биржевые ведомости" считали возможным мирное решение и призывали настойчиво его искать (например: Г, 1876, 26 февраля, No 57; 28 марта, No 88; БВ, 1876, 24 февраля, No 53; 30 марта, No 88). Эти оптимистические надежды не разделяли другие газеты, которые регулярно читал Достоевский. Так, суворинское "Новое время" на протяжении марта неоднократно писало, что надежд на успех дипломатических акций мало, и указывало на неспособность разваливающейся Турции провести обещанные реформы. Газета критиковала политику европейских держав, указывая, что она играет на руку Турции и что примирение, если его и удастся достигнуть, будет лишь временной мерой, так как "все равно восстание скоро вновь вспыхнет опять" (например: НВр, 1876, 29 февраля, No 1; 5 марта, No 6; 7 марта, No 8; 10 марта, No 11; 12 марта, No 13 и др.). Катковские "Московские ведомости" полагали, что Восточный вопрос может быть решен только при условии вывода турецких войск со славянских территорий и постепенного предоставления пм самоуправления (МВед, 1876, 4 февраля, No 32). Эту мысль газета повторяла и тогда, когда, с ее точки зрения, стало ясно, что дипломатическое вмешательство не дало результатов (МВед, 1876, 13 марта, No 65; ср.: 17 марта, No 69).
   Свою мысль о том, что ключ к герцеговинскому вопросу "очутился тоже в Берлине и тоже в шкатулке у князя Бисмарка", Достоевский кратко обосновал в черновых записях (наст. изд., т. XXIV), которые нашли отражение в замечаниях по поводу речи Родича в апрельском выпуске "Дневника писателя" (см. стр. 120--121). Эта мысль из "Дневника" была приведена без указания источника в "Ежедневном обозрении" газеты "Новое время" (1876, 10 июня, No 100): "В начале герцеговинского восстания все только и говорили, что "ключ к решению Восточного вопроса лежит в шкатулке у железного князя"". В записи, сделанной но этому поводу в тетради, Достоевский отметил, что фраза принадлежит именно ему (см. наст. изд., т. XXIV). Сама же мысль высказывалась в печати и до Достоевского. Так, "Голос" (1875, 15 ноября, No 316) писал в передовой статье: "Существует мнение, и едва ли не разделяется оно всеми политическими людьми в Европе, что Rce нынешние замешательства на Балканском полуострове и с ними вопрос о мире или войне будут окончательно и безапелляционно решены канцлером Германской Империи".
   Стр. 84. Начало конца. -- Выражение, родившееся и ставшее крылатым во Франции в преддверии окончательного разгрома Наполеона I и падения его Империи (Ашукин, стр. 431--432).
   Стр. 84. ...из всех еще недавно претендовавших на Францию, правительств... -- Основными политическими партиями во Франции были: республиканская, монархическая и бонапартистская.
   Стр. 85. ...мечтателей позитивистов, выставляющие вперед науку и ждущих от нее всего, то есть нового единения людей и новых начал общественного организма, уже математически твердых и незыблемых. -- В письме к H. H. Страхову от 18 (30) мая 1871 г. Достоевский определил позитивизм как "мечту пересоздать вновь мир разумом и опытом", указав при этом, что "нравственное основание человечества (взятое из позитивизма) не только не да от результатов, но и не может само определить себя, путается в желаниях и в идеалах". Ср. запись в подготовительных материалах к "Бесам" (наст. изд., т. XI, стр. 144; т. XII, стр. 343--344). Подробнее о позитивизме и отношении к нему Достоевского см.: наст. изд., т. IX, стр. 513--515. Ср. выше, стр. 33--34, а также наст. изд., т. XIV, стр. 275; т. XV, стр. 250, 614.
   Стр. 86. Ote toi de là que je m'y mette. -- Ставшая крылатым выражением фраза, которую употребил для характеристики принципа "естественного права" французский историк и публицист А.-Э.-Н. Фантен Дезодоар (Fan-tin Des Odoards, 1738--1820) в "Философской истории Французской революции" ("Histoire philosophique de la Révolution franèaise depuis la convocation des notables par Louis XVI, jusqu'à la séparation de la Convention nationale", 1796) (Бабкин и Шендецов, т. II, стр. 972).
   Стр. 86. Бонапарты тем и держались ~ выбрали республики. -- Политика бонапартизма, сложившаяся при Наполеоне I и в своей законченной форме осуществлявшаяся Наполеоном III в период Второй империи (1852-- 1870), была политикой мелких подачек, демагогических обещаний, лавирования между классами в условиях обострения классовой борьбы. "Бонапартизм есть форма правления, которая вырастает из контрреволюционности буржуазии в обстановке демократических преобразований н демократической революции" (В. П. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 34, стр. 83).
   После драматических событий 1870--1871 гг. (поражение во франко-прусской войне, крушение Второй империи, Парижская коммуна) среди пролетариата, трудящихся, мелкой и средней буржуазии возобладали республиканские настроения, с которыми невозможно было не считаться. Поэтому не могла добиться сколько-нибудь значительного успеха возродившаяся бонапартистская партия, а также кончались неудачей предпринимавшиеся попытки реставрировать во Франции монархию.
   Правительство королей (старшей линии) -- династия Бурбонов, свергнутая июльской революцией 1830 г. Ее представителем, претендовавшим в 70-е гг. на престол, был граф Шамбор (см. ниже, стр. 364). Монархическая партия пользовалась поддержкой католической церкви и делала широкие уступки клерикализму, в то время как республиканская партия считала борьбу с ним одной из основных своих задач.
   Орлеанская династия в лице Луи-Филиппа находилась у власти в период после июльской революции 1830 г. до февральской революции 1848 г. Июльская монархия была периодом господства финансовой аристократии, ущемлявшей интересы промышленной и мелкой буржуазии, которая составила сильную оппозицию режиму и, опираясь на народные массы, свергла его в феврале 1848 г. Во время Второй империи Орлеанская династия находилась в изгнании, а ее имущество во Франции было конфисковано. В политической борьбе 70-х гг. "орлеанисты" составляли многочисленную и влиятельную партию монархической ориентации.
   Стр. 87. ...пусть будет "Мак-Магония"... -- Ироническое название правительства Франции, введенное в оборот А. С. Сувориным сразу после отставки 24 мая (н. ст.) 1873 г. республиканского правительства Тьера и избрания на пост президента республики маршала Мак-Магона, монархиста по убеждению. По этому поводу очередной воскресный фельетон Суворина "Недельные очерки и картинки" начинался словами: "Во Франции началась "макмагония"..." (СПбВед, 1873, 20 мая, No 137). Ср. у M. E. Салтыкова-Щедрина в главе "Поехали" цикла "Культурные люди" (ОЗ, 1876, No 1): "А я Францию люблю. Люблю, несмотря даже на то, что она теперь не Франция, а Мак-Магония" (Салтыков-Щедрин, т. XII, стр. 322). Позднее, вспоминая в книге "За рубежом" свое посещение Франции осенью 1875 г., M. E. Салтыков-Щедрин писал: "Многие в то время не без оснований называли Францию Макмагонией, то есть страною капралов, стоящих на страже престола отечества в ожидании Бурбона" (там же, т. XIV, стр. 116--117).
   Стр. 87. ...слишком по-немецки надеется на кровь и железо. Но что тут сделаешь кровью и железом? -- Имеется в виду ставшая крылатым выражением фраза О. Бисмарка, произнесенная им в прусском парламенте 30 сентября 1862 г.: "Не речами и постановлениями большинства решаются великие современные вопросы <...>, а железом и кровью". В ехидных выражениях Бисмарк характеризовал свою политику неоднократно. Ср. наст. изд., т. XVII, стр. 413.
   Стр. 88. А папа? Ведь он сегодня-завтра умрет и -- что тогда будет? ~ О, никогда оно так не жаждало жить как теперь! -- Папе Пию IX в то время было почти 84 года (род. 13 V 1792 -- ум. 7 II 1878 н. ст.).
   Вопросы, которым посвящена настоящая глава: о борьбе католической церкви во главе с папой за светскую власть и "земные владения", а также о будущем католицизма в связи с ожидаемой смертью папы, привлекали обостренное внимание Достоевского еще с 60-х гг. К ним неоднократно обращались журналы "Время" и "Эпоха" (Нечаева, Эпоха, стр. 86--87, 89--92). Они нашли отражение в подготовительных материалах к первой (краткой) редакции "Преступления и наказания" (наст. изд., т. VII, стр. 79, 405), в набросках статей "Папская власть падет" и "Социализм и христианство" (наст. изд., т. XX, стр. 189--194), в рассуждениях о католицизме князя Мышкина в "Идиоте" (наст. изд., т. VIII, стр. 450--451; т. IX, стр. 457) и Шатова в "Бесах" (наст. изд., т. X, стр. 197--199), в письмах (например, H. H. Страхову от 18 (30 мая) 1871 г.). События, связанные с борьбой между папой и европейскими правительствами, освещались и комментировались в "Гражданине" (1873); суммарную их оценку, в основных положениях совпадающую с данной главой, Достоевский дал в статье "Иностранные события" (Гр, 1874, No 1; наст. изд., т. XXI).
   К обсуждению вопросов, поднятых в настоящей главе, Достоевский возвратится в "Дневнике писателя" за 1877 год и в "Братьях Карамазовых" (ч. И, кн. 5, гл. 5 "Великий инквизитор").
   Об отношении Достоевского к католицизму см.: Ф. Евнин. Достоевский и воинствующий католицизм 1860--1870-х годов. (К генезису "Легенды о Великом инквизиторе"). -- РЛ, 1967, No 1, стр. 29--41.
   Стр. 88. Впрочем, наши пророки разве могут не смеяться над папой? Вопрос о папе у нас даже и не ставится вовсе и обращен ни во что. -- Об этом Достоевский писал еще в "Бесах". Рассказывая о "русской веселенькой либеральной болтовне" в кружке, в который входил Степан Трофимович Верховенский, хроникер говорит: "Папе давным-давно предсказали мы роль простого митрополита в объединенной Италии и были совершенно убеждены, что весь этот тысячелетний вопрос, в наш век гуманности, промышленности и железных дорог, одно только плевое дело" (наст. изд., т. X, стр. 30).
   Стр. 88. До сих пор оно блудодействовало лишь с сильными земли... -- В этой фразе обыгрываются слова из Апокалипсиса о "великой блуднице": "С нею блудо действовал и цари земные, и вином ее блуд одеяния упивались живущие на земле" (Откровение св. Иоанна Богослова, гл. 17, ст. 2). Сравнение католической церкви с блудницей встречается ранее в подготовительных материалах к "Бесам" (наст. изд., т. XI, стр. 178; т. XII, стр. 350), а позднее его разовьет в "Братьях Карамазовых" Великий инквизитор (наст. изд., т. XIV, стр. 235; т. XV, стр. 562).
   Стр. 88. ...римское католичество несомненно бросит властителей земных, которые, впрочем, сами ему изменили и давно уже в Европе затеяли на него всеобщую травлю, а теперь, в наши дни, уже окончательно организовавшуюся. -- В 70-е гг. в ряде европейских стран правительства вели борьбу с католической церковью с целью ограничить ее влияние и поставить ее в зависимость от государства. Непосредственным поводом к этой борьбе служили притязания Пия IX на светскую власть, наиболее полно выразившиеся в принятии догмата о непогрешимости папы (см. ниже, примеч. к стр. 88--89). В то же время в каждой стране действовали свои политические причины, побуждавшие правительство проводить мероприятия против католической церкви.
   В Германии оппозиционная политика католической партии Центра отражала сепаратистские, антипрусские настроения высшего духовенства, помещиков, чиновников, буржуазии мелких и средних западных и юго-западных немецких государств. Проводя политику объединения Германии, правительство канцлера Бисмарка начиная с 1872 г. осуществило ряд антикатолических мероприятий, получивших название "культурной борьбы" (Kulturkampf): изгнание иезуитов (1872), контроль государства над церковью (1873), введение обязательного гражданского брака (1875), роспуск всех католических орденов (1875) и др.
   Во Франции после победы на выборах республиканцев также ожидалась упорная борьба с "ультрамонтанамн" (приверженцами доктрины абсолютной власти папы над всеми церквами) -- оплотом бонапартистов и роялистов. Борьба с клерикалами шла также в Италии, Швейцарии, Австрии.
   Перипетии "культурной борьбы" в Германии в 1873 г. подробно освещались в "Гражданине", выходившем под редакцией Достоевского. О ней шла речь, в частности, в статьях К. П. Победоносцева "Борьба государства с церковью в Германии" (Гр, 1873, 20 августа, No 34) и "Церковь и государство в Германии" (там же, 1 октября, No 40), причем Достоевский приглаша л читателей обратить на них особое внимание (там же; наст. изд., т. XXI, стр. 191, 490). В письме к Достоевскому от 13 августа 1873 г. Победоносцев охарактеризовал "культурную борьбу" как "важнейшее событие" того времени (ЛН, т. 15, стр. 125). Сам Достоевский также часто писал о "культурной борьбе" в статьях "Иностранные события" (Гр, 1873, NoNo 40--42, 46; 1874, No 1; наст. изд., т. XXI). Ср. стр. 35 и примеч. к ней.
   В русских газетах в месяцы, предшествовавшие выходу мартовского выпуска "Дневника писателя" за 1876 г., появилось большое число статей, заметок и сообщений, отражавших ход антнкатолической борьбы в разных странах, преимущественно в Германии и Франции (например: МВед, 1876, 19 февраля, No 44; 6 марта, No 58; 10 марта, No 62, и др.).
   О "культурной борьбе" в Германии Достоевский будет неоднократно, писать в "Дневнике писателя" за 1877 г. (май--июнь, гл. III, § 1--4; сентябрь, гл. I, § 3; ноябрь, гл. III, § 2; наст. изд., тт. XXV--XXVI).
   Стр. 88. Панская область. -- Самостоятельное государство в Средней Италии, существовавшее с 756 по 1870 г.; владения папы. Границы Папской области неоднократно менялись. С 1860 г. Папскую область составлял лишь Рим с его ближайшими окрестностями. После включения Рима в состав Итальянского королевства (1870) под властью папы остались лишь Ватиканский и Латерапский дворцы.
   Стр. 88--89. II вот, в самое последнее мгновение ~ я всемирно объявляю это теперь в догмате моей непогрешимости". -- На заседании Вселенского Ватиканского собора в Риме 18 июля 1870 г. был принят догмат, согласно которому "папа, когда он говорит ex cathedra ем Апраксипом дворе на Садовой улице в Петербурге.
   Стр. 106. Бурмистр -- назначенный помещиком управляющий из крепостных крестьян.
   Стр. 106. Причетник -- младший член церковного причта (духовенства какой-либо церкви), например дьячок, псаломщик.
   Стр. 106. Питерщик -- крестьянин, уходивший на заработки в Петербург (Питер) и работавший там в течение некоторого времени.
   Стр. 106. ...воцарился жанр... -- Имеется в виду бытовая драматургия.
   Стр. 106. ...это водевильчик-то: один залез пои стол, а другой вытащил его за ногу? -- Неточная цитата из "Театрального разъезда" Н. В. Гоголя, где говорится: "...поезжайте только в театр: там всякий день вы увидите пиесу, где один спрятался под стул, а другой вытащил его за йогу" (Гоголь, т. V, стр. 154). Отрицательную оценку французской драмы середины XIX в. Достоевский дал в восьмой главе "Зимних заметок о летних впечатлениях" (наст. изд., т. V, стр. 95--98, 374). Точка зрения Авсеенко была прямо противоположной; он писал: "Надо отдать справедливость французскому театру, что при всех своих недостатках он всегда жил одною жизнью и одними интересами с образованным обществом и отражал на себе каждое общественное движение, каждую новую идею, возникавшую в мире интеллигенции. Пример этот тем более поучителен для наших драматургов, что во Франции театр есть более народное учреждение, чем где-либо, и посещается решительно всем и классами населения, а между тем у французов совсем нет пиес того простонародного характера, который у нас считается за что-то почти обязательное" (PB, 1874, No 10, стр. 893--894).
   Стр. 106. ...образованное общество, видите ли, ездило тогда в Михайловский театр... -- Михайловский театр (открыт 2 ноября 1833 г.; ныне Ленинградский государственный академический Малый театр оперы и балета), был излюбленным театром высшего света и проживавших в Петербурге иностранцев. На его сцене давали спектакли иностранные труппы. Репертуар французской драматической труппы составляли новинки парижской сцены. Ср. наст. изд., т. IX, стр. 428.
   Стр. 106. Любим Торцов. -- Персонаж комедии А. Н. Островского "Бедность не порок" (1853).
   Стр. 106. ..."он душою чист"... -- Перефразированные слова Любима Торцова: "Я не чисто одет, так у меня на совести чисто" (д. III, явл. 12).
   Стр. 106. ...Гоголь в своей "Переписке" слаб ~ А г-н Авсеенко кричит, что в "Мертвых душах" нет внутреннего содержания! -- Достоевский полемизирует со следующими словами Авсеенко: "Талант исключительно художественный и притом юмористический, он <Гоголь> искал только живых типов и комических положений, оставляя умственные потребности зрителя весьма часто неудовлетворенными. Известно, что никто так мало не обращал внимания на идею произведения, как Гоголь: идея обыкновенно заключалась для него в характере действующего лица, в его комизме. Когда в "Мертвых душах" он захотел выразить во что бы то ни стало глубокую общественную идею, из попытки этой ничего не вышло. Отдельные мысли, рассеянные им в первой части "Мертвых душ", часто здравы и метки, по полет их не возвышается над средним уровнем. Гоголь без своего громадного художественного таланта не мог бы написать ничего замечательного, тогда как Грибоедов или Лермонтов были бы очень хорошими писателями, если б и не были поэтами" (PB, 1874, No 10, стр. 888).
   Стр. 106. Но вот вам "Горе от ума" ~ из чистого вздора. -- Авсеенко противопоставлял комедию А. С. Грибоедова "гоголевскому" направлению в русской драматургии. Он писал: ""Горе от ума" до сих пор, несмотря на протекшие полвека, сохраняет совершенно уединенное положение в нашей литературе. Это и поныне единственная пиеса, в которой изображено наше интеллигентное общество, паше, если угодно, лучшее общество, и в которой сам автор обнаружил гораздо более ума, чем его было во всей тогдашней русской интеллигенции <...> "Горе от ума" осталось единственною в нашем репертуаре пиесой, в которой мысль автора стоит на высшем уровне образованности своей эпохи и в которой выведен героем представитель интеллигенции и ее передовых идей (передовых, конечно, не в том смысле, какой придают этому слову нынешние александрийские драматурги) <...> Грибоедов дал нам превосходный образчик комедии, которая, будучи чисто русскою и даже специально московскою комедией, в то же время представляла образчик сценического произведения в европейском смысле и значении. В этой комедии в первый и, к сожалению, в последний раз наше образованное общество, наша интеллигенция вынесла на сцену свои стремления н чаяния, свои заботы и недуги" (PB, 1874, No 10, стр. 888--890, 892). Ср. замечание о Чацком в июльско-августовском выпуске за 1876 г., гл. IV, § 3 "Детские секреты" (наст. изд., т. XXIII).
   Стр. 107. ...он вдруг начал печатать в начале зимы свой роман "Млечный путь". (И зачем этот роман перестал печататься!) -- "Млечный путь" печатался в журнале "Русский вестник" в октябре--декабре 1875 г., а затем после трехмесячного перерыва -- в апреле--июле 1876 г.
   Роман вызвал большое число отрицательных отзывов: L. <Г. А. Л арош>. Литература и жизнь. -- Г, 1875, 20 ноября, No 321; H. M. <Н. К. Михайловский>. Записки профана. XV1I1. Разные разности. -- ОЗ, 1875, No 12, отд. II, Современное обозрение, стр. 278--282; В. М. <В. В. Марков). Литературная лет опись. -- СПбВед, 1876, 2 т января, No 24; Б. Заметки о плодах ума и таланта. II. Плод таланта г. Авсеенки. -- Д, 1876, No 2, отд. "Современное обозрение", стр. 125--138; Фауст Щигровского уезда <С. А. Венгеров>. Литературные очерки. Невыполненные претензии. -- НВр, 1876, 2 сентября, No 184.
   И. Ф. Василевский (псевдоним -- Буква) в статье "Наброски и недомолвки" (БВ, 1876, 16 мая, No 134) перепечатал отрывок из "Дневника писателя", содержащий отзыв о романе Авсеенко, и сопроводил его словами: "Все это очень зло и совершенно справедливо". Отзыв Достоевского об Авсеенко перепечатало также "Новое время" (187(3, 8 мая, No 68) в отделе "Среди газет и журналов".
   Стр. 107. Там, например, молодой герой ~ Вы плачете?" -- "Млечный путь", кн. I, гл. И. Пересказывая эту сцену, Достоевский значительно ее утрирует. См.: PB, 1875, No 10, стр. 799--800.
   Стр. 107. ...он пал ниц и обожает перчатки, кареты, духи, помаду, шелковые платья (особенно тот момент, когда дама садится в кресло, а платье зашумит около ее ног и стана) и, наконец, лакеев, встречающих барыню, когда она возвращается из итальянской оперы. -- Достоевский имеет в виду сцены, в которых действует красавица-княгиня Бахтиарова. Например: "Раиса Михайловна подошла к барьеру ложи и, мягко волнуя тяжелые складки платья, опустилась на свое обычное место. Облитая перчаткой рука се поправила скользившие по плечу локоны и подняла бинокль ..." ("Млечный путь", кн. I, гл. 11; PB, 1875, No 10, стр. 799). Ср.: кн. I, гл. 9 (там же, стр. 786); кн. II, гл. 1 (там же, No 11, стр. 204--205).
   Стр. 107. Я слышал ~ слишком объективно отнесся к высшему свету в своей "Анне Карениной"... -- Возможно, это мнение Достоевский услышал от Н. Н. Страхова (Э. Г. Бабаев. Лев Толстой и русская журналистика его эпохи. М., 1978, стр. 156), который высказал сходную мысль в письме к Л. Н. Толстому от 5 февраля 1876 г.: "Вам подражают, не понимая Вас; взгляд слишком высок, мысль почти недоступна для большинства -- и Вам подражают только с внешней стороны -- и очень меня сердят. У Авсеенка есть уже описание прелюбодеяния -- посмотрите, как он Вас поправил!" (Переписка Л. H. Толстого с H. H. Страховым. 1870--1894. С предисл. и примеч. М. Л. Модзалевского. СПб., 1914, стр. 76). С отзывом Достоевского о "Млечном пути" созвучна также оценка этого романа в письме Страхова к Толстому от 16--23 ноября 1875 г.: "..."Млечный путь" -- явное подражание Вашей "Анне Карениной". Из него Вы можете видеть, как понимает Вас Авсеенко. <...> Он сочиняет -- не описывает, а сочиняет большой свет с такою сластью, с таким животным смаком рассказывает любовные похождения, что очевидно понял Вас совершенно навыворот. И вот что он разумел под культурою и культурными интересами!" (там же, стр. 68). К тому времени, когда начал печататься "Млечный путь", были опубликованы первые две и начало третьей части "Анны Карениной". В рецензиях на "Млечный путь" отмечалась его зависимость от романа Толстого; об этом писали, например, Вс. С. Соловьев (РА, 1875, 15 ноября, No 223) и В. В. Марков (СПбВед, 1876, 24 января, No 24).
   Стр. 107--108. ..."коленкоровых манишек беспощадные ювеналы"... -- Цитата из третьей строфы стихотворения Н. Ф. Щербины "Физиология "Нового поэта". Фельетон в стихах" (1853):
   
   С той поры чернил излишек
   Он для правды расточал,
   Коленкоровых манишек
   Беспощадный Ювенал.
   
   Новый поэт -- псевдоним И. И. Панаева (1812--1862), который в ряде своих произведений подверг критике и сатирически изобразил аристократическое общество.
   Стр. 108. Карета высшего света едет, например, в театр ~ этому надобно сострадать) -- "Лошади быстро несли по подмороженному снегу; свет от уличных фонарей врывался в карету скользящими пятнами, на мгновение озаряя лицо княгини, до половины закрытое соболями. Ее глаза, задумчиво обращенные на Юхотского, как бы вспыхивали при этом перемежающемся освещении, неопределенно и радостно волнуя ею" ("Млечный путь", кн. 1, гл. 11; PB, 1875, No 10, стр. 798).
   Стр. 108. ...с его устрицами и сторублевыми арбузами на балах... -- См. примеч. к стр. 9 и 11.
   Стр. 108. ...что он не напомажен и не причесан у парикмахера из Большой Морской. -- Большая Морская ул. (ныне ул. Герцена) находилась в аристократическом районе Петербурга.
   Стр. 108. Кстати, припоминаю теперь один случай, бывший со мною два с половиною года назад. Я ехал в вагоне в Москву... -- Примечание А. Г. Достоевской: "Этот разговор с неизвестным спутником Федор Михайлович передал мне по приезде в Москву. Федор Михайлович иногда не прочь был побеседовать в дороге с незнакомыми ему лицами, не называя, конечно, своего имени" (Гроссман, Семинарий, стр. 64). С разговора в вагоне начинается знакомство князя Мышкина и Рогожина ("Идиот", ч. I, гл. 1; наст. изд., т. VIII, стр. 5--13); дорожные разговоры и сцены описываются в очерке "Маленькие картинки. (В дороге)" (наст. изд., т. XXI, стр. 159--170); беседы с попутчиками Достоевский пересказывает в июльско-августовском выпуске "Дневника писателя" за 1876 г., гл. I, § 2 (наст. изд., т. XXIII) и июльско-августовском выпуске 1877 г., гл. I, § 2 (наст. изд., т. XXVI).
   Стр. 109. ...до недавних еще господ, провозгласивших, что у нас и сохранять совсем нечего. -- См. примеч. к стр. 75.
   Стр. 110. Царь Иван Васильевич употреблял все усилия, чтоб завоевать Балтийское прибрежье... -- Ливонская война (1558--1583), которую Россия вела против Ливонии, Польско-Литовского государства, Швеции и Дании и которая, после первоначальных успехов, закончилась безрезультатно.
   Стр. 110. Наши Потугины бесчестят народ наш насмешками, что русские изобрели один самовар... -- В "Зимних заметках о летних впечатлениях" (гл. 1), рассказывая о новом мосте в Кельне, Достоевский писал: "Чорт возьми,-- думал я,-- мы тоже изобрели самовар..." (наст. изд., т. V, стр. 49, 362). Возможно, именно эти слов, имел в виду И. С. Тургенев, вкладывая в уста Потугина ("Дым", гл. 14) полемическое замечание о том, что "даже самовар, и лапти, и дуга, и кнут -- эти наши знаменитые продукты -- не нами выдуманы" (Тургенев, Сочинения, т. IX, стр. 233). Ср. в "Дворянском гнезде" (гл. 33) слова Паншина: "Сам Х<омяков> признается в том, что мы даже мышеловки не выдумали" (там же, т. VII, стр. 231, 512). В "Бесах" аналогичную "западническую" мысль высказывает Степан Трофимович Верховенский: "Русская деревня, за всю тысячу лет, дал нам лишь одного камаринского" (наст. изд., т. X, стр. 31; т. XII, стр. 287).
   Стр. 111. "Европа, дескать, деятельнее и остроумнее пассивных русских ~ в этом нам далеко уступят. -- Ср. письмо к А. Н. Майкову из Жекевы от 12 января 1808 (31 декабря 1867): "У нас даже Ник. Ник. Страхов, человек ума высокого, -- и тот не хочет понять правды: "Немцы, говорят, порох выдумали". Да их жизнь так устроилась! А мы в это время великую нацию составляли, Азию навеки остановили, перенесли бесконечность страданий, сумели перенести, не потеряли русской мысли, которая мир обновит, а укрепили ее, наконец, немцев перенесли, и все-таки наш народ безмерно выше, благороднее, честнее, наивнее, способнее и полон другой высочайшей христианской мысли, которую и не понимает Европа с ее дохлым католицизмом и глупо противоречащим себе самому лютеранством". Аналогичные мысли Достоевский записал в подготовительных материалах к "Бесам", полемизируя с А. П. Щаповым (наст. изд., т. XI, стр. 193; т. XII, стр. 354--355).
   Стр. 111. ...всю тысячу лет... -- См. примеч. к стр. 72.
   Стр. 111. Может быть, немцы ~ тогда у них еще не было Германской империи... -- Объединение разрозненных немецких государств вокруг Пруссии было осуществлено Бисмарком в 1864--1871 гг. Образование Германской империи было провозглашено 18 января 1871 г., императором стал прусский король Вильгельм I.
   В передовой статье "Московских ведомостей" (1876, 3 января, No 2) говорилось: "Обозревая события минувшего года в Германии, немецкие газеты справедливо указывают, что дело германского единства подвинулось в этом году во многих отношениях". Достоевский, возможно, читал эту статью, так как ее продолжение, напечатанное в следующем номере, он особенно отметил в тетради за полноту изложения фактов (наст. изд., т. XXIV).
   Стр. 112. Мне было всего еще девять лет ~ обошлись и без того. -- Достоевский относит это событие к 1831 г., а его брат -- к 1833 г. (Достоевский, А. М., стр. 59--60). В действительности имение было куплено летом 1831 г., а пожар случился весною 1832 г. (В. С. Нечаева. В семье и усадьбе Достоевских. М., 1939, стр. 39--40). Этим происшествием навеян в "Идиоте" эпизод из детства Настасьи Филипповны (наст. изд., т. VIII, стр. 35; т. IX, стр. 431).
   Стр. 112. И вот вдруг подходит к ней наша няня, Алена Фроловна... -- Примечание А. Г. Достоевской: "О своей няне Алене Фроловне часто любил вспоминать Федор Михайлович с благодарным чувством и рассказывал о ней своим детям" (Гроссман, Семинарий, стр. 64). В "Бесах" Аленой Фроловной зовут няню Лизы Тушиной (наст. изд., т. X, стр. 87; т. XII, стр. 292).
   Стр. 113. Не помните ли вы, как в "Семейной хронике" Аксакова ~ сделали всё из-за слез матери и для Христа бога нашего. -- Этот эпизод содержится в "Воспоминаниях" С. Т. Аксакова, в главе "Гимназия. Период первый" (С. Т. Аксаков. Собрание сочинений в четырех томах, т. 2. М., 1955, стр. 36--37). "Воспоминания" печатались в одной книге с "Семейной хроникой" ("Семейная хроника и Воспоминания". М., 1856; Изд. 4-е. М., 1870), отсюда -- неточное указание Достоевского, отмеченное впервые в статье: R. Belknap. The origins of Alèéa Karamazov. -- "American Contributions to the Sixth International Congress of Slavists", vol. 2. Ed. by W. E. Harkins. [The Hague], 1968, p. 10 (Preprint).
   Стр. 113. ...он поклоняется доске... -- Мнение об иконе как о доске Достоевский считал "барским" убеждением, характерным как для славянофилов, так и для западников. О нем он будет писать в майско-июньском выпуске "Дневника писателя" за 1877 г. (гл. IV, § 1 "Любители турок"). Ср. наст. изд., т. XI, стр. 64; т. XII, стр. 331--332.
   Стр. 113. ...лепечет какой-то вздор про святую пятницу и про Фрола и Лавра. -- Как день, в который, по евангельской легенде, Христос принимал муки на кресте, пятница с древних времен была связана в религиозном сознании народа с различными табу, за нарушение которых, по поверию, следовало в загробной жизни наказание, как за грехи. Отсюда развилось суеверное представление о пятнице как о дне, в который нельзя ничего предпринимать. С пятницей же был связан культ святой Параскевы, которую суеверие наделяло многими чудесными функциями. В народе было популярно апокрифическое сказание "О двенадцати пятницах". См., например: Калики перехожие. Сборник стихов и исследование П. Бессонова. Вып. 6. М., 1864, стр. 120--174. Флор и Лавр (II век) -- братья-каменщики, святые православной церкви.
   Стр. 113. Мы о вере народа и о православии его имеем всего десятка два либеральных и блудных анекдотов и услаждаемся глумителъными рассказами о том, как поп исповедует старуху или как мужик молится пятнице. -- Ср. в "Бесах" рассказ Хроникера о "русской веселенькой либеральной болтовне" в кружке, группировавшемся вокруг Степана Трофимовича Верховенского: "...надобно же было с кем-нибудь выпить шампанского и обменяться за вином известного сорта веселенькими мыслями о России и "русском духе", о боге вообще и о "русском боге" в особенности; повторить в сотый раз всем известные и всеми натверженные русские скандалезные анекдотцы" (наст. изд., т. X, стр. 30; т. XII, стр. 286).
   Стр. 114. Швейцар -- швейцарец.
   Стр. 115. Что до меня, я уже давно заявил, что мы начали нашу европейскую культуру с разврата. -- См. стр. 45 и примеч. к ней.
   Стр. 116. ...И просвещение несущий всем швейцар. -- Достоевский, по-видимому, ошибся, указав автором цитируемого стихотворения Д. И. Хвостова.
   Стр. 116--117. У Тургенева в "Дворянском гнезде" великолепно выведен мельком один портрет тогдашнего окультурившегося в Европе дворянчика... -- Иван Петрович Лаврецкий, о котором рассказывается в главах VIII--XI романа.
   Стр. 117. ...они рыдали, читая "Антона Горемыку"... -- Повесть Д. В. Григоровича (С, 1847, No 11), поразившая современников изображением тяжелой участи крепостного крестьянина. В подобном же ироническом контексте Достоевский неоднократно упоминал "Антона Горемыку" и ранее, характеризуя отношение к мужику "окультурившихся помещиков". В "Бесах" Липутин, соглашаясь со Степаном Трофимовичем Верховенским в том, что русская литература надевала "лавровые венки на вшивые головы" крестьян, высказывает мнение, что "покривить душой и похвалить мужичков все-таки было тогда необходимо для направления; что даже дамы высшего общества заливались слезами, читая "Антона Горемыку", а некоторые из них так даже из Парижа написали в Россию своим управляющим, чтоб от сей поры обращаться с крестьянами как можно гуманнее" (наст. изд., т. X, стр. 32; т. XII, стр. 288). В "Подростке" о Версилове саркастически говорится, что он "приехал с "Антоном Горемыкой", разрушать, на основании помещичьего права, святость брака <...> своего дворового ..." (наст. изд., т. XIII, стр. 10--11).
   Стр. 117. Рассмотрели, впрочем, потом ~ относящегося до народных начал. -- Достоевский неоднократно иронизировал над нелепыми и невежественными, с его точки зрения, суждениями о русских крестьянах, свидетельствовавшими, как он считал, о полном отрыве от народа как помещиков-крепостников, так и либералов-западников. В "Селе Степанчикове" упоминается, что после смерти Фомы Фомича Опискина в его бумагах было найдено "бессмысленное рассуждение о значении и свойстве русского мужика и о том, как надо с ним обращаться" (наст. изд., т. III, стр. 130, 514). В "Бесах" носителем невежественных суждений о народе оказывается Степан Трофимович Верховенский, высказавший после реформы 1861 г. "несколько замечательных мыслей о характере русского человека вообще и русского мужичка в особенности" (наст. изд., т. X, стр. 31--32; т. XII, стр. 287--288). В статье "Книжность и грамотность" (II) Достоевский призывал отказаться от представления о "неискушенной душе" народа, советуя "посмотреть на нее поближе <...> и не судить о ней по карамзинским повестям и по фарфоровым пейзанчикам" (наст. изд. т. XIX, стр. 40). О "личном чувстве гадливости к мужику" "русских скорбящих скитальцев", которых "заедала" "отвлеченная скорбь о рабстве в человечестве", Достоевский будет писать, отвечая А. Д. Градовскому, в "Дневнике писателя" за 1880 г. (гл. III, § 2 "Алеко и Держиморда. Страдания Алеко по крепостному мужику. Анекдоты"). С дворянским отношением к мужику неоднократно полемизировало "Время" (см.: Нечаева, Время, стр. 71--92).
   Стр. 118. Почему в Европе ~ огнем и мечом и реками крови? -- Мысль о насилии как о движущей силе западноевропейской цивилизации и ее имманентном признаке, отличающем ее, в частности, от России, Достоевский воспринял у славянофилов, у которых подобное представление о западноевропейской истории составилось под влиянием французской романтической историографии (Ф. Гизо, О. Тьерри). См. подробно: А. Л. Основа т. Достоевский и раннее славянофильство. -- Материалы и исследования, т. II, стр. 175--181.
   Стр. 118. Вот в Остзейском крае точь-в-точь ведь так освобожден был народ... -- Остзейский (позднее Прибалтийский) край, включавший три губернии: Эстляндскую, Лифляндскую и Курляндскую, -- находился на территории, входящей ныне в Эстонскую и Латвийскую ССР. Освобождение крестьян в Остзейском крае было осуществлено в 1816--1819 гг. Крестьянам была предоставлена личная свобода; земля оставалась во владении помещиков, у которых крестьяне брали ее в аренду или работали по найму.
   Стр. 118. Гизо (Guizot) Франсуа Пьер Гийом (1787--1874) -- французский историк и политический деятель, министр иностранных дел и фактический глава правительства (1840--1847), проводивший консервативную политику "неподвижности"; его политическая деятельность закончилась 23 февраля 1848 г., когда нараставшие революционные события заставили его уйти в отставку.
   Стр. 118. ...сознали в себе русских людей ~ обратившийся к народным началам. -- Имеются в виду заключительные строки стихотворения А. С. Пушкина "Деревня" (1819):
   
   Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный
   И Рабство, падшее по манию царя,
   И над отечеством Свободы просвещенной
   Взойдет ли наконец прекрасная Заря?
   
   Ср. подготовительные материалы (стр. 143).
   Выражение "помещик Пушкин" представляет реминисценцию заметки, перепечатанной в "Гражданине" (1873, 17 сентября, No 38, стр. 1035) из земской либеральной газеты "Еженедельник" (1873, 9 сентября, No 36, стр. 78). Псковский корреспондент "Еженедельника" рассказывал о том, как послушник Святогорского монастыря в ответ на просьбу провести "на могилу поэта А. С. Пушкина" "наотрез отказал <...> в этом, так как он не знает могилы какого-то поэта Пушкина. "У нас, правда, есть могила Пушкина, -- прибавил он, -- но не поэта, а какого-то помещика. Если хотите, так я сведу"". "Этот грустный рассказ" о "могиле помещика Пушкина" упоминается в обозрении "Привычки" (Гр, 1873, 24 сентября, No 39, стр. 1042), которое В. В. Виноградов приписал Достоевскому. См.: В. В. Виноградов. Из анонимного фельетонного наследия Достоевского. -- В кн.: Исследования по поэтике о стилистике. Л., 1972, стр. 192--194.
   Фраза "проклявший <...> свое европейское воспитание" имеет в виду следующие слова из письма к Л. С. Пушкину (Михайловское, первая половина ноября 1824 г.): "Знаешь ли <мои> занятия? до обеда пишу записки, обедаю поздно; gос<ле> об<еда> езжу верьхом, вечером слушаю сказки -- и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания" (Пушкин, т. XIII, стр. 121).
   Об обращении Пушкина к "народным началам" ср. выше, стр. 343.
   Стр. 119. Утверждать, например, как г-н Авсеенко ~ вовсе не знать народа. (Ср. ниже: Если же я и сказал, что "народ загадка"...). -- В февральском выпуске "Дневника писателя" Достоевский писал: "...народ для нас всех -- все еще теория и продолжает стоять загадкой" (стр. 44). Авсеенко по-своему истолковал эти слова. Он считал, что с отменою крепостного права закончился период в истории народа, характеризовавшийся "стоячими, стихийными идеалами", "пассивным бытовым существованием", и начался новый, который будет отличаться приобщением народа к просвещению и активной общественной деятельности. Далее в статье говорилось: "Вот ввиду этой-то неизбежности подъема с места и вступления в новый фазис существования народ наш и представляется не чем иным, как загадкой. Что станется с ним? как пойдет он? что сохранит он из своей прежней стихийной природы и что приобретет нового ввиду новых условий существования? в каком, одним словом, виде явится он нашим глазам, пройдя через самоуправление и школу? Все это вопросы, на которые в настоящее время никто не может дать положительного ответа. И вдруг нам говорят, что мы должны идти за этим странником, который сам еще не выбрал дороги, что мы должны ждать мысли и образа от этой загадки, от этого сфинкса, не нашедшего еще для себя самого ни мысли, ни образа! Разве это не ирония?" (PB, 1876, т. 122, No 3, стр. 371).
   Стр. 120. "Что, будет война или нет?" ~ брякнул о бессилии России вздор. -- С конца марта оценки международного положения становятся в русской прессе все более мрачными. "Если не в политическом мире, то в европейской печати господствует ныне величайшая тревога и ожесточение", -- констатировал "Голос" (1876, 10 апреля, No 99), отмечая, что начинаются разговоры о расколе союза России, Австрии и Германии. В газетах появилось сообщение о том, что Г. Родич (см. стр. 358), уговаривая вождей герцеговинского восстания сложить оружие, будто бы заявил 6 апреля (25 марта), что Россия слишком слаба и не может оказать им помощи, à потому им следует полагаться лишь на Австрию. Это заявление, опровергнутое полуофициально газетой "Journal de St.-Pétersbourg" (1876, No 87, avril 1) и отсутствующее в напечатанном позднее тексте его речи и стенографической записи беседы, вызвало в газетах бурю возмущения (см., например: НВр, 1876, 27 марта, No 28; 28 марта, No 29; 29 марта, No 30; 30 марта, No 31; 1 апреля, No 33; 2 апреля, No 34; 3 апреля, No 35; 6 апреля, No 36; 8 апреля, No 38, и др.). В газетах появилось большое число статей о бескорыстии России в Восточном вопросе и коварной политике Австрии, играющей на руку Турции. Предводители восстания согласились сложить оружие при условии, если им будут даны гарантии осуществления реформ, сформулированные ими в нескольких пунктах; но Турция эти условия отвергла. Русская пресса писала о бессилии дипломатии решить Восточный вопрос, о неспособности Турции провести обещанные реформы и обуздать мусульманский фанатизм.
   Газеты внимательно следили за волнениями в Боснии и особенно за приготовлениями Сербии к войне. В начале апреля распространился слух о том, что Турция готовится занять Черногорию; тревожные настроения достигли такого накала, что правительство опубликовало официальное заявление о том, что "соглашение великих держав поддерживается твердо в видах умиротворения Востока" ("Правительственный вестник", 1876, 13 апреля, No 80). После нескольких дней относительного спокойствия стали говорить о намерении Австрии занять Боснию и Герцеговину; продолжали поступать известия о военных приготовлениях Сербии, куда, получив обманным путем заграничный паспорт, прибыл в двадцатых числах апреля с согласия сербского правительства русский генерал-лейтенант в отставке, участник завоевательных походов в Средней Азии, редактор-издатель консервативной газеты "Русский мир" Михаил Григорьевич Черняев (1828--1898), принявший впоследствии командование одной из сербских армий. Приходят сообщения о восстании в Болгарии, об убийстве в Салониках 6 мая (24 апреля) фанатичной толпой мусульман французского и германского консулов.
   Дипломатический мир в это время готовится к "совещанию трех канцлеров" -- А. М. Горчакова, Андраши и Бисмарка, которое планируется провести в Берлине во время остановки там Александра II на пути в Эмс. Печать оживленно обсуждает возможные итоги совещания, выражая надежду, что оно приведет к успокоению положения. Совещание состоялось 29 апреля -- 1 мая (11--13 мая).
   В записной тетради 1875--1876 гг. Достоевский в конце марта отметил: "Читал (кратко). <...> Война" (наст. изд., т. XXIV). В тетради 1876--1877 гг. он сделал несколько черновых заметок в связи с речью Г. Родича, которые развил в настоящей главе "Дневника писателя". Других выписок о политических событиях в апреле нет; это, очевидно, может служить подтверждением слов писателя о том, что он "даже и вопроса не ставил" о неизбежности войны.
   Стр. 121. ...если б мы победили, например, в Крымскую кампанию... -- Крымская война 1853--1856 гг., закончившаяся поражением России, против которой в союзе выступали Турция, Англия, Франция и Сардиния.
   Стр. 121. 63-й год, например, не обошелся бы нам тогда одним обменом едких дипломатических нот... -- Вокруг польского освободительного восстания 1863--1864 гг. правительства Франции и Англии вели сложную дипломатическую игру, преследуя свои интересы и стремясь ослабить международные позиции России. В течение 1863 г. Англия и Франция трижды -- в апреле, июне и августе -- обращались к царскому правительству с резкими угрожающими нотами, в которых требовали перенести польский вопрос на европейский конгресс и ставили условия относительно реформ в Польше. В Петербурге понимали, что ни Англия, ни тем более Франция, связанная в то время войной в Мексике, не намеревались воевать с Россией ради Польши; все ноты были отклонены.
   Стр. 121. Нас точно так же спасла уже раз судьба, в начале столетия, когда мы свергли с Европы иго Наполеона I, -- спасла именно тем, что дала нам тогда в союзники Пруссию и Австрию. -- Пруссия заключила союз с Россией 28 февраля 1813 г. и через месяц вступила в войну с Францией; позже к антинаполеоновской коалиции примкнула Австрия, объявив Франции войну 12 августа 1813 г.
   Стр. 122. Так, разве какие-нибудь частные, так сказать, домашние победи нам они еще могут "простить" со успокоиться не могут. -- Завоевание Кавказа, длившееся несколько десятилетий, завершилось 21 мая 1864 г. Далее Достоевский имеет в виду русско-турецкую войну 1828--1829 гг., которая велась при Николае I.
   Подавление царизмом ("разделка" -- от глагола "разделаться") польского освободительного восстания 1830--1831 гг., вспыхнувшего под влиянием июльской революции 1830 г. во Франции и пользовавшегося симпатиями и поддержкой радикальных кругов Европы, вызвало в течение декабря 1830--января 1831 г. в Париже общественные манифестации в поддержку Польши. Эти манифестации повторились 16--18 сентября 1831 г. после того, как министр иностранных дел Франции Себастиани (см. примеч. к стр. 95) заявил по поводу взятия Варшавы 8 сентября русскими войсками: "Порядок царствует в Варшаве". Официальной поддержки со стороны Франции, Англии и Австрии польские повстанцы практически не получили.
   В феврале 1876 г. было завершено присоединение к России Кокандского ханства в Средней Азии. Манифестом 19 февраля 1876 г. было объявлено об этом и об образовании Ферганской области. Русская пресса внимательно следила за реакцией Англии на эти события. В газетах отмечалась тревога англичан в связи с выходом России к границам английских колоний в Азии, но особое внимание, естественно, обращалось на те статьи английской и вообще европейской прессы, в которых говорилось о том, что русские завоевания в Средней Азии не угрожают интересам Англии. Эту точку зрения настойчиво проводили все русские газеты. См., например: Г, 1876, 9 марта, No 69; 10 марта, No 70; И марта, No 71; НВр, 1876, 9 марта, No 10.
   5 мая (23 апреля) в Палате общин английского парламента проходили прения по запросу одного из депутатов относительно положения в Средней Азии. Русские газеты обратили внимание на заявление премьер-министра, который, как передавали, например; "Московские ведомости", сказал: "Завоевания России в Средней Азии так же выгодны для тамошнего населения, как и завоевания Англии в Индии для населения этой последней. Россия имеет столько же права на завоевания в Средней Азии, как и Англия на завоевания в Индии" (МВед, 1876, 25 апреля, No 101).
   Стр. 124. ...если только оно не будет так эффектно, как, например, открытие планеты Нептун. -- Нептун был открыт в 1846 г. О его существовании высказывались предположения сразу после открытия Урана (1781). Элементы орбиты неизвестной планеты были рассчитаны математически по возмущениям движения Урана английским астрономом Джоном Каучем Адамсом (1819--1892) и французским астрономом Урбеном Жаном Жозефом Леверье (Leverrier, 1811--1877), которые работали независимо друг от друга. Немецкий астроном Иоганн Готфрид Галле (1812--1910) открыл планету в точке, находившейся всего в 52 секундах от места, определенного расчетами Леверьо.
   Достоевский несомненно читал статьи, в которых говорилось об этом открытии, например: <А. С. Комаров?>. Несколько слов о г-не Леверье. -- С, 1847, No 1; <он же?>. Первая лекция небесной механики Леверрье в Парижском университете. -- С, 1847, No 2; А. Н. Савич. Опыт общепонятного исторического рассказа о том, как открыта новая планета Нептун. -- С, 1847, No 3. О Леверье писал и В. Г. Белинский в статье "Взгляд на русскую литературу 1846 года" (Белинский, т. X, стр. 35). Об открытии Нептуна кратко рассказывалось в книге, имевшейся в библиотеке Достоевского: К. Фламмарион. Небесные светила. М., 1875, стр. 207 (Библиотека, стр. 161; Гроссман, Семинарий, стр. 48),
   Стр. 124. Гораций Корнеля. -- Сюжет трагедии "Гораций" (1639) французского драматурга Пьера Корнеля -- поединок братьев Горацпев с братьями Куриациями, который должен решить вопрос о том, какой город будет главенствовать в союзе Рима и Альбы-Лонгп. Ср. наст. изд., т. XIII, стр. 174; т. XV, стр. 343, 618; т. XVII, стр. 379.
   Стр. 124. Аполлон Белъведерский, поражающий чудовище... -- Достоевский следует широко распространенному в XIX в. толкованию, предложенному знаменитым немецким историком античного искусства И. И. Вин-кельманом (1717--1768), согласно которому статуя изображает Аполлона в тот момент, когда он нагнал и поразил из лука стрелою дракона Пифона.
   Стр. 124. Мадонны. -- Достоевский, по свидетельству его жены, "признавал за высочайшее проявление человеческого гения" Сикстинскую мадонну Рафаэля (Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 148--150; ср. там же, стр. 355--356). Эта картина часто упоминается в разном контексте в его произведениях, черновых материалах, письмах: в "Зимних заметках о летних впечатлениях" (наст. изд., т. V, стр. 63); "Преступлении и наказании" (наст. изд., т. VI, стр. 224, 369) и подготовительных материалах к нему (наст. изд., т. VII, с. 158, 202); "Бесах" (наст. изд., т. X, стр. 235, 264--265); "Подростке" (наст. изд., т. XIII, стр. 82) и подготовительных материалах к нему (наст. изд., т. XVI, стр. 15). В письмах Достоевского, а также в воспоминаниях и дневнике Анны Григорьевны упоминаются и другие картины, изображающие мадонн: "Мадопна в кресле" Рафаэля, от которой он "приходил в восторг", мадонны Гольбейна и Мурильо (Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 150, 184; письмо к А. Н. Майкову от 11 (23) декабря 1868).
   Стр. 124. Христианство само признает факт войны и пророчествует, что меч не прейдет до кончины пира... -- Достоевский имеет в виду, очевидно, следующие слова из евангелия: "Не думайте, что я пришел принести мир на землю; не мир пришел я принести, но меч" (Евангелие от Матфея, гл. 10, ст. 34).
   Стр. 124. Я сам первый возрадуюсь, когда раскуют мечи на орала. -- Парадоксалист цитирует библейское предсказание о времени, когда люди "перекуют мечи свои на орала и копья свои на серпы: не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать" (Книга пророка Исайи, гл. 2, ст. 4).
   Стр. 125. ...как делала нам Европа в 63-м году... -- См. примеч. к стр. 121.
   Стр. 126. Пальятивное (франц. palliatif) -- временно облегчающее, но не излечивающее болезнь.
   Стр. 126. ...я был еще в феврале на этом спиритском сеансе... --
   13 февраля 1876 г. (эта дата дважды указана в записной тетради -- наст. изд., т. XXIV) Достоевский присутствовал на спиритическом сеансе у А. Н. Аксакова, где демонстрировала свои "медиумические способности" Клайр. Кроме Достоевского и супругов Аксаковых на сеансе присутствовали А. М. Бутлеров, Н. П. Вагнер, Н. С. Лесков, П. Д. Боборыкин. Н. С. Лесков описал сеанс в статье "Письмо в редакцию. Медиумический сеанс 13-го февраля" (Гр, 1876, 29 февраля, No 9, стр. 254--256), а П. Д. Боборыкин в статье "Ни взад -- ни вперед" (СПбВед, 1876, 16 марта, No 75; 23 марта, No 82; 30 марта, No 89). В письме к Достоевскому от 12 февраля 1876 г. Н. П. Вагнер передал ему приглашение Аксакова "на сеанс в субботу (14 февр<аля>) в 8 часов" (ГБЛ, ф. 93.11.2.2); очевидно, назначенный сначала на это число сеанс был затем перенесен.
   Стр. 127. ...один человек, суждением которого я глубоко дорожу... -- К. П. Победоносцев (Гроссман, Семинарий, стр. 65; см. также апрельские черновые записи: наст. изд., т. XXIV).
   Стр. 127. Г-н Менделеев, читающий в самую сию минуту, как я пишу это, свою лекцию в Соляном городке... -- Лекция Д. И. Менделеева о спиритизме состоялась 24 апреля 1876 г. в Большой аудитории Русского технического общества в Соляном городке. На лекции присутствовали как противники спиритизма, так и его приверженцы. Когда Менделеев рассказывал о неудачных сеансах Клайр, А. Н. Аксаков сделал попытку вступить с ним в прения, но "слушатели остановили г. Аксакова громкими шиканьями". Заключительные слова Менделеева: "Одного спириты не могут сказать -- что их боится наука" -- "были покрыты громкими аплодисментами". Спириты в это время свистели и шикали, Аксаков вышел на трибуну, намереваясь ответить Менделееву, но распорядитель не дал ему слова (Г, 1876, 27 апреля, No 116).
   Соляной городок -- здание в Петербурге на набережной р. Фонтанки, построенное в 1870 г. для Всероссийской промышленной выставки на территории, ранее занятой амбарами для соли и вина и называвшейся Соляным городком.
   Стр. 128. ..."мелькнувшими в темноте кринолинными пружинками" никого у нас не разуверишь... -- По-видимому, подразумевается следующее заявление Д. И. Менделеева в изложении Н. П. Вагнера: "Когда я сидел подле г-жи Клайер, я обводил своею ногой под столом, желая предупредить возможность подброса стола ногой из-под низу стола, например, ударом под столешницу. При этом раз моя нога встретила нечто упругое и длинное, подобное, сколько могу судить по моментальному впечатлению, кринолинной пружине, идущей от полу, со стороны медиума. Желая убедиться, духовный или железный характер носит на себе это впечатление (?!), я тотчас затем посмотрел на пол, и хотя там было темновато, я успел видеть нечто белое, как бы конец пружины, скользнувшей под юбку г-жи К<лайр>" (Н. Вагнер. Ответ на приговор спиритической комиссии университетского физического общества, помещенный в No 85-м "Голоса". -- Г, 1876, 12 апреля, No 101; отрывок, содержащий заявление Менделеева, был перепечатан: НВр, 1876, 14 апреля, No 44).
   Стр. 128. ...а у медиума, сверх того, какая-то машинка, щелкающая между ног (об этой хитрой догадке комиссии сообщил потом печатно Н. П. Вагнер). -- Н. П. Вагнер заявил об этом в указанной выше статье.
   Стр. 129. Вот сейчас я прочитал в "Новом времени" отчет о первой лекции г-на Менделеева в Соляном городке... -- Н. Летанин. Первая лекция г. Менделеева о спиритизме. -- НВр, 1876, 26 апреля, No 56. В преамбуле отчета в ироническом тоне говорится о попытках спиритов помешать работе комиссии и перечисляются случаи разоблаченного шарлатанства медиумов на Западе. Затем, пересказав слова Менделеева о спиритических явлениях со столами (это место цитируется Достоевским), автор перечисляет вес шесть гипотез, о которых говорил Менделеев, после чего кратко излагает его рассказ об опытах с Клайр. После лекции автор выслушал возражения А. Н. Аксакова, но пришел к выводу, что нет оснований не доверять Менделееву. В заключение выражается пожелание, чтобы документы комиссии были опубликованы с целью окончательно выбить почву из-под ног у спиритов.
   Позднее Д. И. Менделеев опубликовал протоколы комиссии и свои лекции в кн.: Д. И. Менделеев. Материалы для суждения о спиритизме. СПб., 1876. А. Н. Аксаков ответил много лет спустя книгами: "Разоблачения. История медиумической комиссии Физического общества при С.-Петербургском университете с приложением всех протоколов и прочих документов" (СПб., 1883) и "Памятник научного предубеждения. Заключение медиумической комиссии Физического общества при С.-Петербургском университете. С прим. А. Аксакова" (СПб., 1883).
   Стр. 130. ...крючочки в рубашечных рукавчиках устроены (это, впрочем, предположение г-на Рачинского) ... -- В статье "По поводу спиритических сообщений г-на Вагнера" (PB, 1875, No 5, стр. 380--399) С. А. Рачинский писал: "...я утверждаю, и г-н Вагнер, конечно, согласится со мною, что мыслимо немало механических объяснений этого явления <висящих в воздухе столов>, разумеется при некоторой подготовке, возможность которой никогда вполне не устранена в присутствии профессионального медиума. Предлагаю, для примера, на усмотрение гг. профессиональных медиумов следующее простое и дешевое приспособление, требующее лишь присутствия в обществе столовращателей одного помощника. Это два железные браслета, надеваемые на руки под рукава рубашки. На каждом браслете висит небольшой, но крепкий железный крючок. Поместив своего помощника против себя, нет ничего легче, как в данный момент пропустить в прорезь рукава крючки, захватить ими снизу верхнюю доску стола, продолжая держать кисти рук на его поверхности, и поднять весь стол на любую вышину" (стр. 397). Этот номер "Русского вестника" Достоевский, очевидно, читал в июне 1875 г. в Эмсе (см. письмо к А. Г. Достоевской от 10 (22) нюня 1875 г.). С предположением С. А. Рачинского полемизировал А. М. Бутлеров в статье "Медиумические явления" (PB, 1875, No 11, стр. 337), которую также читал Достоевский (ср. стр. 335).
   Рачинский Сергей Александрович (4833--1902) -- ученый-ботаник, деятель народного образования. В "Гражданине" (1873, No 29) Достоевский опубликовал рецензию Н. Н. Страхова на третье издание переведенной С. А. Рачинским книги Ч. Дарвина "О происхождении видов".
   Стр. 131. Сейчас прочел отчет и о второй лекции г-на Менделеева ~ тут "отчет"". -- Вторая лекция Д. И. Менделеева состоялась также в Соляном городке 25 апреля 1876 г. Касаясь отношения писателей к спиритизму, он, в передаче корреспондента "Нового времени", сказал: "...по произнесении комиссией своего приговора, все наши литераторы прямо и открыто высказались против спиритов и их учения. В этом можно убедиться, сравнивая отзывы г-на Суворина о спиритизме, сперва в No 72-м "С.-Петерб. вед.", затем в "Новом времени" от 1 марта и, наконец, в той же газете от 13 апреля, где уже прямо высказано, что исследовать нужно не спиритические явления, а спиритов. То же замечает у г-на Достоевского по сравнении январского "Дневника писателя" с мартовским, где спиритизм без обиняков называется вредным обособлением. То же движение наблюдается у г-на Боборыкнна (ср. его фельетон от 21 декабря 1875 г. и заключительные слова его статьи "Ни взад -- ни вперед")" (НВр, 1876, 27 апреля, No 57).
   Под первым отзывом А. С. Суворина Менделеев имел в виду его фельетон в "С.-Петербургских ведомостях" (1872, 26 февраля, No 57); этот фельетон Достоевский, наверное, читал, если не в газете, то во всяком случае в имевшейся у пего книге "Очерки и картинки. Собрание рассказов, фельетонов и заметок Незнакомца (А. Суворина)" (кн. 2. СПб., 1875, стр. 245--255 второй пагинации) (Библиотека, стр. 132; Гроссман, Семинарий, стр. 26). 1 марта 1876 г. в суворинском "Новом времени" (No 2) была напечатана статья "Спиритические подвиги", в которой описывались якобы успешные опыты Клапр во время сеанса 21 февраля 1876 г. на квартире А. Н. Аксакова. В примечании редакция оговорила, что оставляет за собою "полную свободу мнения о спиритизме", объяснив его распространение "отсутствием в обществе более живых и серьезных интересов". По поводу протеста Н. П. Вагнера (см. стр. 369) "Новое время" писало: "Прочитав письмо г-на Вагнера, мы все-таки остаемся при убеждении, что исследовать нужно не медиумические явления, а тех, кому эти явления представляются, и в особенности тех, кому они кажутся мировыми вопросами" (НВр, 1876, 13 апреля, No 43). В "Воскресном фельетоне" (СПбВед, 1875, 21 декабря, No 343), посвященном декабрьской лекции Д. И. Менделеева, П. Д. Боборыкин, не примыкая к сторонникам спиритизма, выражал недовольство действиями Комиссии, отмечая ее предвзятость и личные нападки; не понравилась ему во многих отношениях и сама лекция. О статье П. Д. Боборыкина "Ни взад -- ни вперед" см. стр. 369. Хотя Боборыкин и не был удовлетворен отчетом Комиссии, спиритизма он не признал. Статья заканчивалась словами: "Комиссия нимало не доказала нам, <...> что спиритическое учение есть суеверие. Мы это и без нее знали".
   Стр. 132. "Честь и слава спиритам ~ не боясь предрассудков!" -- Корреспондент "Нового времени" писал: "В заключение г-н Менделеев упомянул и о хороших сторонах спиритизма. Честь и слава спиритам, сказал он, что они вышли честными и смелыми борцами того, что им казалось истиною, не боясь предрассудков. Честь им и слава, что они показали, что наше общество не погрязло в грубом материализме и способно увлекаться интересами науки, вопросом о душе и психической деятельности <...> Нужно радоваться тому, что общество наше способно увлекаться; увлечение, хотя бы ложью, все-таки свидетельствует об умственной деятельности и жизни и несравненно благотворнее неподвижности и застоя" (НВр, 1876, 27 апреля, No 57). Иное изложение слов Менделеева Достоевский мог прочесть в "Голосе": "В заключение г-н Менделеев указал и на одну несомненно хорошую сторону всей истории спиритизма, заключавшуюся в стремлении ученых-спиритов к истине. Пусть спорят открыто, говорят, полемизируют: столкновения различных мнений, быть может, приведут в будущем к открытию правды и покажут, что следует разуметь под спиритизмом. Наука, с своей стороны, обнаружит ложную подкладку спиритического вопроса и постарается этим путем спасти от заблуждения увлекающихся суеверных людей" (Г, 1876, 28 апреля, No 117). И в том, и в другом случае мысль Менделеева передана достаточно точно. См.: Д. И. Менделеев. Материалы для суждения о спиритизме. СПб., 1876, стр. 375--381.
   Стр. 132. С тяжелым чувством прочел я в "Новом времени" перепечатанный этою газетою из журнала "Дело" анекдот, позорный для памяти моего брата Михаила Михайловича... -- Некролог А. П. Щапова, написанный С. С. Шашковым, был напечатан в журнале "Дело", 1876, No 4, стр. 149--160 (второй пагинации). Приводимый Достоевским "анекдот" был перепечатан в "Новом времени", 1876, 25 апреля, No 55, в отделе "Среди газет и журналов". А. Г. Достоевская свидетельствует: "Помню, с каким негодованием прочел мне Федор Михайлович выписку из "Нового времени" и с каким пламенным чувством говорил о своем брате и опровергал взведенные на него обвинения. Федор Михайлович вспоминал всегда о Михаиле Михайловиче с самым нежным чувством. Он любил его более, чем кого другого из своих кровных родных, может быть, потому, что вырос вместе с ним и делил мысли в юности" (Гроссман, Семинарий, стр. 64--65).
   Щапов Афанасий Прокофьевич (1830--1876) -- историк и публицист-демократ, профессор русской истории в Казанском университете (1860--1861). В 1861 г. был отстранен от преподавания и арестован за участие в панихиде по крестьянам, убитым во время волнений в с. Бездна Спасского уезда Казанской губернии. В декабре 1862 г. был привлечен по обвинению в сношениях с Герценом, Огаревым и Бакуниным, а весной 1864 г. "как человек неблагонамеренный" был выслан в Сибирь и проживал в Иркутске до дня смерти (27 февраля 1876 г.).
   Стр. 132. В 1862 году ~ отдал своих "Бегунов" во "Время". -- Статья А. П. Щапова "Земство и раскол. Бегуны" (Вр, 1862, октябрь--ноябрь) была продолжением его статьи "Земство и раскол", напечатанной в "Отечественных записках" (1861, No 12), которые в те годы, до того как их арендовал в 1868 г. Н. А. Некрасов, находились на умеренных позициях и вели борьбу с революционными течениями. Выступление Щапова на панихиде сделало его имя широко известным в передовых кругах России. В хлопотах по смягчению его участи горячее участие принял Н. Г. Чернышевский, а весною 1862 г. состоялась беседа Щапова с Чернышевским, во время которой в процессе острых споров выявились не только расхождения во взглядах, но и совпадающие воззрения. Результатом встречи явилось то, что Щапов начал готовить статьи для "Современника" (М. В. Нечкина. А. П. Щапов в годы революционной ситуации. -- ЛН, т. 67, стр. 654, 667). Однако опубликовать статьи в "Современнике" Щапов не успел: в июне 1862 г. журнал был приостановлен на восемь месяцев за "вредное направление". Одновременно на такой же срок был запрещен журнал "Русское слово".
   Стр. 133. ...мне совершенно известно ~ весьма значительные суммы вперед сотрудникам. -- Согласно приходно-расходной книге, которую вел M. M. Достоевский, у журнала в 1861 г. было приблизительно 1600 подписчиков, в 1862 г. -- свыше 4000, за четыре месяца 1863 г. -- около 3500 (Нечаева, Время, стр. 42). H. H. Страхов указывает более высокие цифры (соответственно 2300, 4302, около 4000); по его свидетельству, ""Время" быстро поднялось в глазах читателей, и в то время, как старые журналы -- "Отечественные записки", "Библиотека для чтения" и т. п. падали, "Время" процветало и стало почти соперничать с "Современником", по крайней мере имело право по своему успеху мечтать о таком соперничестве" (Биография, стр. 221--222; Достоевский в воспоминаниях, т. I, стр. 285--286). Гонорарная книга журнала подтверждает слова Достоевского о выдаче писателям авансов. Среди лиц, их получавших, значится А. П. Щапов (Нечаева, Время, стр. 47).
   Стр. 133--134. Один из постоянных сотрудников ~ самые точные сведения. -- По предположению В. А. Туниманова (РЛ, 1976, No 2, стр. 202-- 203), этим сотрудником был Алексей Егорович Разин (1823--1875). О нем см.: Нечаева, Время. Эта гипотеза подтверждается письмом П. А. Исаева (пасынка Ф. М. Достоевского) от 31 мая 1868 г., в котором сообщалось о Э. Ф. Достоевской и ее детях: "Разин удрал с ними славную штуку: уплатил в продолжение прошлого года около 150 р. и потом водил своими обещаниями за нос полгода. Когда же Федя написал ему письмо, в котором объяснил, что обещанные сроки давно прошли и что просит его к такому-то сроку приготовить деньги, в противном случае принуждены будут взыскать с него Мировым Судом. А он на это письмо отвечал, что никогда не был должен покойному Михаил Михайловичу, а что если и давал деньги, то в подмогу, в пособие бедному, нуждающемуся семейству. Слова эти передаю Вам буквально; они были так написаны в его письме. Федя, прежде чём посылать ему решительное письмо, успел, зная его не совсем-то честным человеком, поддеть на хитрость. Он подослал к нему совершенно постороннего человека, которому Разин и проговорился, что действительно состоит должным, и еще добавил: "Считаю священным долгом сделать уплату своего долга в скорейшем времени!". При этом разговоре присутствовал еще другой свидетель. На всё это они сильно рассчитывают как на доказательство. Конечно, они долг свой получат через Мирового, но это будет месяца через два, не раньше" (Сб. Достоевский, II, стр. 402).
   Стр. 134. ...пересыпая свою речь слово-ер-сами. -- Прибавляя к концу слов звук "с" (в дореволюционной орфографии "съ"). "Слово" -- название буквы "с".
   Стр. 134. ...даровитый литератор, знаток европейских литератур, поэт и известный переводчик Шиллера и Гете. -- О творчестве M. M. Достоевского см. статью Ф. М. Достоевского "Несколько слов о M. M. Достоевском" и комментарий к ней (наст. изд., т. XX, стр. 121--124, 330--332).
   Стр. 134. В сорок девятом году он был арестован по делу Петрашевского ~ со страстью изучал Фурье. -- M. M. Достоевский был арестован в ночь на 6 мая 1849 г. и выпущен на свободу 25 нюня. Он был противником того радикального направления, к которому примкнул Федор Михайлович. Между братьями на этой почве возникли разногласия, особенно после сближения Федора Михайловича осенью 1848 г. с Н. А. Спешневым (1821--1882), одним из наиболее революционно настроенных петрашевцев, атеистом, утопическим коммунистом. С. Д. Яновский вспоминает: "...прежде, когда, бывало, Федор Михайлович разговаривает со своим братом Михаилом Михайловичем, то они бывали постоянно согласны в своих положениях и выводах, но после визита Федора Михайловича к Спешневу Федор Михайлович часто говорил брату: "Это не так; почитал бы ты ту книгу, которую я вчера тебе принес (это было какое-то сочинение Луи-Блана), заговорил бы ты другое". Михаил же Михайлович на это отвечал Федору Михайловичу: "Я, кроме Фурье, никого и ничего не хочу знать, да, правду сказать, и его-то кажется скоро брошу; все это не для нас писано"" (Достоевский в воспоминаниях, т. I, стр. 173).
   Кружок С. Ф. Дурова (1816--1869), бывший одним из ответвлений общества петрашевцев, M. M. Достоевский посещал в марте 1849 г., пока собрания на первых порах носили характер литературно-музыкальных вечеров. Он перестал их посещать, когда обнаружилось их политическое направление. При обсуждении вопроса об устройстве литографии для печатания нелегальных сочинений M. M. Достоевский высказался против этого предприятия. Следственная комиссия установила невиновность M. M. Достоевского; тем не менее он был отдан под тайный надзор полиции, продолжавшийся вплоть до его смерти. См. подробно: Следственное дело M. M. Достоевского-петрашевца. -- Материалы и исследования, т. I, стр. 254--265.
   Стр. 135. ...я узнал тогда же от князя Гагарина, ведшего всё следствие по делу Петрашевского. -- Гагарин Павел Павлович (1789--1872) -- сенатор, член Государственного совета, член Следственной комиссии по делу петрашевцев. Председатель Комиссии, генерал-адъютант И. А. Набоков (1787 -- 1852), бывший в то время комендантом Петропавловской крепости, оказался неспособным вести следствие и доверил руководство допросами П. П. Гагарину.
   Стр. 135. ...из каземата в комендантский дом... -- Достоевский был помещен в камеру No 9, а позднее переведен в камеру No 7 "Секретного дома" внутри Алексеевского равелина Петропавловской крепости (Бельчиков, стр. 241; Саруханян, стр. 105). В Комендантском доме проводились допросы петрашевцев.
   Стр. 135. ...он не дал никаких показаний, которые бы могли компрометировать других... -- При освобождении M. M. Достоевского ему, в связи с бедственным положением его семьи, было выдано пособие в сумме 200 руб. серебром (Достоевский, А. М., стр. 209). Это обстоятельство послужило исследователям основанием заподозрить M. M. Достоевского в предательстве. Архивные материалы это подозрение опровергают. См. подробно: Следственное дело M. M. Достоевского-петрашевца. -- Материалы и исследования, т. I, стр. 256.
   

ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

   Подготовительные материалы составляют планы, наброски и многочисленные отрывочные заметки, сделанные Достоевским в процессе работы над выпусками "Дневника писателя". Намеки и реалии, содержащиеся в тех записях, которые нашли отражение в "Дневнике", объяснены выше в примечаниях к основному тексту. Многие подготовительные материалы основываются на заметках в записных тетрадях; в примечаниях к последним (т. XXIV) находятся необходимые пояснения к большинству тех записей, которые остались не реализованными в окончательном тексте. Ниже комментируются только те места в подготовительных материалах, соотнесение которых с "Дневником" и с записными тетрадями вызывает трудности, а также заметки, которые нигде, кроме подготовительных материалов, никак не представлены.
   
   Стр. 137. Рассказцы... -- Из намеченных далее "рассказов" многие в окончательный текст январского выпуска "Дневника писателя" за 1876 г. не вошли, но все они представлены заметками и набросками в записной тетради (наст. изд., т. XXIV). Записи неоднократно повторяются далее среди материалов к январскому выпуску.
   Стр. 137. Кони. Ваши дочери. -- Во время поездки с А. Ф. Кони и M. E. Ковалевским в колонию для малолетних преступников 27 декабря 1875 г. Достоевский слышал от них, согласно сделанной на следующий день записи в тетради, рассказы "об обидах от околоточных".
   Стр. 137. Медицинский студент. -- Имеется в виду встреча Достоевского со студентом Медико-хирургической академии, просившим милостыню.
   Стр. 137. Мужик и волк. -- Тема рассказа "Мужик Марен", вошедшего в февральский выпуск "Дневника писателя" за 1876 г. (гл. I, § 3).
   Стр. 137. Сведенборг Эммануэль (1688--1772) -- шведский ученый и теософ-мистик. В библиотеке Достоевского имелась его книга "О небесах, о мире духов и об аде, как то слышал и видел Э. Сведенборг" (пер. с лат. А. Н. Аксаков. Лейпциг, 1863), а также два сочинения о нем А. Н. Аксакова (Библиотека, стр. 153; Гроссман, Семинарий, стр. 42). В записной тетради Сведенборг упоминается в связи с мыслью о том, что Достоевский "никогда не мог представить себе сатаны".
   Стр. 137. Потугин. -- Запись относится к неосуществленной статье, направленной против Тургенева, для которой в тетради сделано большое число заметок. В статье Достоевский предполагал полемизировать, в частности, со словами Потугина в "Дыме", о том, что "...мы не одним только знанием, искусством, правом обязаны цивилизации, но что даже чувство красоты и поэзии развивается и входит в силу под влиянием той же цивилизации и что так называемое народное, наивное, бессознательное творчество есть нелепость и чепуха" (Тургенев, Сочинения, т. IX, стр. 236).
   Стр. 137. Александр и Карамзин. -- В полемике с Потугиным Достоевский предполагал разобрать ошибочные представления о прекрасном и в качестве примера привести памятник H. M. Карамзину в Симбирске, выполненный в классическом стиле (1845, скульптор С. И. Гальберг). Речь должна была идти о левом барельефе постамента, который изображает Карамзина в тоге и со свитком в руках, читающего свою "Историю государства российского" Александру I. "Оба в древних костюмах, т. е. голые, по крайней мере на 9/10", -- записано по этому поводу в тетради.
   Стр. 137. Об американской дуэли. -- Американская дуэль -- самоубийство, определяемое по вынужденному жребию. Этой темой Достоевский заинтересовался еще в начале 1873 г., о чем свидетельствует запись "дуэль самоубийц" в тетради 1872--1875 гг. (наст. изд., т. XXI, стр. 253). В плане романа "Отцы и дети" есть запись об американской дуэли двух гимназистов, которые таким образом решали спор о Льве Толстом (наст. изд., т. XVII, стр. 7, 434).
   Стр. 137. Березин ~ направление. Я либеральнее вас. -- Эта мысль, представленная рядом заметок в тетради 1875--1876 гг., не получила развития в окончательном тексте раздела "Одно слово по поводу моей биографии" январского выпуска "Дневника писателя" за 1876 г., гл. III, § 3.
   Стр. 137. Война парадокс. -- Этот замысел, сложившийся в общих чертах у Достоевского, судя по первым записям в тетради, еще в ноябре -- начале декабря 1875 г., осуществлен в апрельском выпуске "Дневника писателя" за 1876 г. (гл. II, § 2 "Парадоксалист").
   Стр. 137. Китай. Микадо. -- Тема подсказана передовой статьей "Голоса" (1875, 14 декабря, No 345), в которой со ссылкой на газету "Сибирь" (1875, 30 ноября, No 23) обращалось внимание на "значительные успехи в культурном отношении, которые сделаны в Китае и Японии", и выражалась тревога тем обстоятельством, что можно "противопоставить в параллель с ними только упадок, застой, бездействие и страшную апатию" в Сибири, "обреченной служить местом для отбывания уголовного наказания, которая искусственно снабжается всякими подонками восьмидесятимиллионного населения страны, управляемой на старых, давно отживших и осужденных нами самими основаниях". В создавшемся положении, делал вывод "Голос", нельзя считать обеспеченными восточные окраины России. Ср. подготовительные материалы к "Подростку" (наст. изд., т. XVI, стр. 170, 385; т. XVII, стр. 413-414).
   Стр. 137. "Московские ведомости" за превосходную статью по делу Овсянникова. -- Дело петербургского купца-миллионера С. Т. Овсянникова, обвинявшегося в умышленном поджоге арендованной им паровой мельницы, слушалось в Петербургском окружном суде с 25 ноября по 6 декабря 1875 г. Процесс привлек широкий общественный интерес и подробно освещался и комментировался в периодической печати. В полемике, которую вызвало это дело, важное место занимали, кроме самого преступления, вопросы о скандальном поведении защиты, которая всеми средствами выгораживала подсудимых, и о роли печати в освещении процесса. Достоевский обратил внимание на передовую статью "Московских ведомостей" (1875, 24 декабря, No 328), в которой о значении дела Овсянникова говорилось следующее: "Оно ярко осветило некоторые стороны нашего быта; оно показало в подробностях систему наших интендантских порядков; оно еще раз раскрыло перед публикой деятельность наших банков; процесс вызвал некоторые вопросы об адвокатуре и возбуждает некоторые вопросы о печати; он показал в блистательном виде нашу "юстицию"". См. подробно примеч. к соответствующей записи в тетради 1875--1876 гг. (наст. изд., т. XXIV).
   Стр. 137. Павлуша... -- "Голос" (1875, 25 декабря, No 356) со ссылкой на "Киевский телеграф" (1875, 19 декабря, No 151) сообщил о грабеже в Умани, один из участников которого, Павлуша, бывший ученик училища садоводства, раскроил ломом голову узнавшей его кухарке, а затем был тем же ломом убит соучастниками преступления.
   Стр. 137. ...Мерещились. -- В "Голосе" (1876, 4 января, No 4) в корреспонденции из г. Семенова Нижегородской губернии сообщалось о слушавшемся в окружном суде деле по убиению с целью ограбления двух старух-келейниц. Один из подсудимых, Христофорка, "корча из себя человека уже бывалого в судах, <...> держал себя чрезвычайно нахально и рассказывал о том, как он резал женщин, с таким видом, который показывал, что для него это ремесло очень обыкновенное". По его показанию, "убитых уложили честно, накрыли, посыпали пеплом, пропели "Святый боже", чтоб не мерещились, и стали искать, что надо. Все разломали, взяли вещи и денег 18 тысяч рублей". Согласно заметке в тетради, этого убийцу "из народа", человека озверевшего, но притом не утратившего веры, Достоевский противопоставлял "Павлуше, которому не померещится". Сравнивая эти два типа преступников, он записал: "Я люблю тех, которым мерещится".
   Стр. 137. Пятна на солнце. -- Тема была подсказана сообщением "Московских ведомостей" (1875, 30 декабря, No 332) со ссылкой на английскую газету "Times" о "наблюдениях над Солнцем, из которых видно, что в настоящую минуту на нем нет никаких пятен", и о "совпадении отсутствия солнечных пятен с понижением температуры на поверхности земли".
   Стр. 137. Реклама. Стечкина. -- В июльской книжке "Русского вестника" за 1875 г. был напечатан с сокращениями, не согласованными с автором, рассказ "Первая гроза", принадлежавший перу Л. Я. Стечкиной (1851 -- 1900), в то время начинающей писательницы. Стечкина заявила в газетах (Русские ведомости, 1875, 22 августа, No 182; Г, 1875, 24 августа, No 233 и др.) протест, на который редакция журнала ответила в сентябре заметкой "Литературный куриоз". В свою очередь Стечкина опубликозала в виде специального приложения к "Голосу" (1875, 13 декабря, No 344) размером в 3V2 газетной полосы статью "Восстановление права литературной собственности", воспринятую Достоевским как самореклама.
   Стр. 137. Рубаха на 3-х. -- 28 ноября 1875 г. Достоевский записал в тетради сочиненный им стишок:
   
   Трем из них одна рубаха,
   Остальных спасает бог.
   Что ж возможно кроме axa
    Здесь воскликнуть" -- разве ох!
   
   Стр. 137. Оправдание коммунаров... -- В январе 1876 г. в русской прессе появились сообщения о том, что французские республиканцы -- "радикалы", баллотировавшиеся в Сенат, включили одним из пунктов своей программы амнистию коммунарам. Этот пункт содержался, например, в предвыборном обращении В. Гюго, которое было пересказано "Московскими ведомостями" (1876, 15 января, No 13). В конце месяца та же газета, информируя о том, что на выборах в Сенат "радикалы" одерживают верх ("во главе их знаменитый фразер Виктор Гюго"), с тревогою писала: "...куда они клонят, об этом можно судить из того, что в Париже главным пунктом кандидатской программы было требование амнистии сосланным коммуникам" (МВед, 1876, 21 января, No 19). Ср. ниже, стр. 399.
   Стр. 137. О попах, монастырях, все. -- Имеются в виду, очевидно, сообщения об убийствах среди монахов (МВед, 1875, 16 декабря, No 95), о самоубийстве священника Ивана Андриевского (Г, 1875, 29 декабря, No 358), об отказе священников учить в школах закону божию (см. примеч. к стр. 23--24). Ср. примечания к соответствующим записям в тетради 1875--1876 гг. (наст. изд., т. XXIV).
   Стр. 137. Идея о попе, требнике и проповеднике. -- В статье Г. З. Елисеева "Внутреннее обозрение" (ОЗ, 1875, No 12) предлагался ряд мер для предотвращения ухода семинаристов из семинарий в университеты и лицеи. Считая одной из причин этого явления "невозможность соединить свои идеалы с званием священника", автор обозрения как "единственное средство возвысить <...> духовенство" рекомендовал "ввести в нем разделение труда, предназначив одну часть духовенства для исправления треб, другую -- исключительно для просветительской деятельности".
   Стр. 138. Сабуров и Андреянова. -- По предположению Р. Г. Назирова (Материалы и исследования, т. I, стр. 202--203), Достоевский имеет в виду директора императорских театров Александра Михайловича Гедеонова (1790--1867), казнокрада, с которым состояла в связи балерина Елена Ивановна Андреянова (1816?--1857). По ошибке, вместо Гедеонова, Достоевский, как полагает Р. Г. Назиров, записал фамилию А. И. Сабурова (1797--1866), который стал директором императорских театров в 1858 г.
   Стр. 138. Подписка в "Голосе" на Пушкина... -- Достоевский намеревался предложить газетам, в частности "Голосу", объявить подписку на памятник Пушкину. Набросок соответствующего текста содержится в тетради среди заметок, записанных после 30 декабря 1875 г.
   Стр. 138. ...имя у Лермонтова. -- Имеется в виду фамилия статского советника, пожертвовавшего на памятник Лермонтову одну копейку. Этот факт, о котором сообщили газеты (Современные известия, 1875, 17 июня, No 164; Сын отечества, 1875, 4 июля, No 150, и др.), не называя имени чиновника, Достоевский упомянул в июльско-августовском выпуске "Дневника писателя" за 1876 г. (гл. II, § 3 -- наст. изд., т. XXIII).
   Стр. 138. Vibulenus. -- Достоевский имеет в виду рассказ Тацита ("Анналы", кн. I, гл. 22--23) о воине Вибулене, который раздувал мятеж римских легионов в Паннонии в 14 г. н. э., громогласно требуя вернуть ему брата, убитого якобы тайно по приказу трибуна Юния Блеза Младшего: "Свою речь он подкреплял громким плачем, ударяя себя в грудь и в лицо; затем, оттолкнув тех, кто поддерживал его на своих плечах, он спрыгнул наземь и, припадая к ногам то того, то другого, возбудил к себе такое сочувствие и такую ненависть к Блезу, что часть воинов бросилась вязать гладиаторов, находившихся у него на службе, часть -- прочих его рабов, тогда как все остальные устремились на поиски трупа. И если бы вскоре не стадо известно, что никакого трупа не найдено, что подвергнутые пыткам рабы решительно отрицают убийство и что у Вибулена никогда не было брата, они бы не замедлили расправиться с легатом" (Корнелий Тацит. Сочинения в двух томах, т. 1. Л., 1969, стр. 18). В записной тетради 1875--1876 гг. многие записи о Вибулене связаны с В. Д. Спасовичем, чью защиту С. Кроненберга, обвинявшегося в истязании малолетней дочери, Достоевский считал такой же искусной актерской игрой, как и притворство римского воина.
   Стр. 138. (? х, у. z?). -- Возможно, имеется в виду криптоним "х, у, z", которым критик В. В. Чуйко (1839--1899) подписывал в 1875 г. в "Голосе" (до No 300, 30 октября) еженедельное обозрение "Очерки литературы".
   Стр. 138. Орлов... -- Каторжник, описанный в "Записках из Мертвого дома", т. I, гл. IV "Первые впечатления" (наст. изд., т. IV, стр. 46--48).
   Стр. 138. Женщина -- жена. -- Очевидно, имеется в виду тема "замужняя женщина и танцы", намеченная в записной тетради 1875--1876 гг.
   Стр. 138. Зверские инженеры. -- В описании детского праздника в Клубе художников говорится о "зверски вертящихся офицерах" (см. стр. 12).
   Стр. 138. Чтение о Тюильри... -- Судя по пространной заметке в черновой тетради, эта запись предполагала полемику с мнением Н. К. Михайловского относительно сожжения Тюильри во время Парижской коммуны. В тетради на полях рядом с соответствующей заметкой стоит помета: "Читал "От<ечественные> зап<иски>"", а сама заметка находится непосредственно после записи, относящейся к проекту Г. З. Елисеева о "попе, требнике и проповеднике", т. е. должна была быть сделана, казалось бы, по следам чтения декабрьского номера "Отечественных записок" за 1875 г. Однако ни в напечатанной там восемнадцатой главе "Записок профана" Н. К. Михайловского, ни в других статьях ничего не говорится о сожжении Тюильри. По предположению Г. М. Фридлендера (ЛН, т. 83, стр. 480--481), эта запись связана с личными встречами Достоевского и Михайловского в редакции журнала, которые могли иметь место в 1875 г., в период печатания в "Отечественных записках" романа "Подросток". Именно в "Подростке" (наст. изд., т. XIII, стр. 375--376; т. XVII, стр. 389) Версилов в разговоре с Аркадием упоминает о сожжении Тюильри во время Парижской коммуны, причем это событие толкуется Достоевским в символическом плане (см. выше, стр. 339).
   Стр. 139. ...петролей и здание. -- Ср. выше, стр. 36.
   Стр. 139. ...status in statu. -- Часто употребляемое Достоевским крылатое выражение, возникшее, по-видимому, в эпоху революционных войн во Франции и впервые встречающееся у французского писателя Агрпппы д'Обинье (1552--1630). -- (Ашукин, стр. 170).
   Стр. 139. ...ждали нового поколения из наших классических гимназий. -- Речь идет о реформе среднего образования, проведенной в 1871--1872 гг. с целью заглушить революционные настроения среди учащейся молодежи и ограничить доступ в университеты выходцам из низших сословий. Реформа предоставляла право поступления в университеты только выпускникам классических гимназий, в которых основными предметами были древнегреческий язык, латынь и математика.
   Стр. 140. Наполеону III-му. -- Смысл этой записи, по-видимому, тот же, что и следующей заметки в тетради 1875--1876 гг.: "...вечно суждено быть тому во Франции, что каждое правительство прежде всего должно заботиться о своем водворении и укоренении и, стало быть, лишь 1/2 сил своих может употребить на Францию, а остальное всё на себя. Тут пример Наполеона III-го" (наст. изд., т. XXIV).
   Стр. 140. Матерей Гракхов. -- В записной тетради Достоевский связывает это выражение с фразеологией Великой французской революции. Тиберий (162--133 до н. э.) и Гай (153--121 до н. э.) Гракхи -- политические деятели Древнего Рима; выбранные народными трибунами, проводили демократические реформы с целью приостановить разорение крестьянства. Тиберий был убит в результате заговора знати; Гай погиб, возглавляя вооруженное восстание. В последующей традиции братья Гракхи стали символом борьбы за свободу и защиты прав простых людей.
   Стр. 140. Дети с отцами и без отцов в особенности. -- Запись, очевидно, подразумевает замысел романа об отцах и детях, который Достоевский упомянул в январском выпуске "Дневника писателя" за 1876 г. (см. стр. 7).
   Стр. 140. Слышанное и прочитанное. -- Ср. стр. 80, 136, 354--355.
   Стр. 140. Костюм, адская штука, чтоб оплевать Россию. -- Имеется в виду направленная против славянофилов полемическая тирада Потугина в "Дыме", содержащая ироническую характеристику русского народного
   эстетического идеала на примере былинного героя Чурилы Пленковича: "Вот, извольте посмотреть: идет жёнь-премье; шубоньку сшил он себе кунью, по всем швам строченую, поясок семишелковый под самые мышки подведен, персты закрыты рукавчиками, ворот в шубе сделан выше головы, спереди-то не видать лица румяного, сзади-то не видать шеи беленькой, шапочка сидит на одном ухе, а на ногах сапоги сафьянные, носы шилом, пяты востры -- вокруг носика-то носа яйцо кати; под пяту-пяту воробей лети-перепурхивай.. И идет молодец частой, мелкой походочкой, той знаменитой "щепливой" походкой, которою наш Алкивиад, Чурило Пленкович, производил такое изумительное, почти медицинское действие в старых бабах и молодых девках, той самой походкой, которою до нынешнего дня так неподражаемо семенит наши по всем суставчикам развинченные половые, эти сливки, этот цвет русского щегольства, это nec plus ultra русского вкуса. Я это не шутя говорю: мешковатое ухарство -- вот наш художественный идеал" (Тургенев, Сочинения, т. IX, стр. 237).
   Стр. 141. Петрушка. -- См. набросок "Елка в клубе художников", не вошедший в окончательный текст (стр. 180).
   В этом наброске Достоевский вспоминает миниатюру актера и писателя И. Ф. Горбунова "Письмо из Эмса (XVII века)". По свидетельству Т. И. Филиппова, эта мистификация ввела в заблуждение даже специалистов-историков; П. И. Савваитов принял ее за подлинный статейный список и "долго не мог прийти в себя от удивления, вообразив, что рулетка существовала уже в XVII веке" (И. Ф. Горбунов. Сочинения. Под ред. и с предисл. А. Ф. Кони. Изд. 2-е, т. 1. СПб., 1902, стр. 119). Достоевские был неправ, говоря, что эта миниатюра "канула в вечность", так как до 1876 г. она несколько раз перепечатывалась в сборнике Горбунова "Сцены из народного быта" (изд. 5-е, 1875).
   Стр. 141. ...заговорит лира. -- Эта ироническая фраза восходит к характеристике Ламартина в "Мемуарах" О. Барро: "Это не человек,, а лира" (см. выше, стр. 351).
   Стр. 141. На Аничковском мосту 4 голых банщика... -- Четыре конные группы скульптора П. Клодта, изображающие сцены укрощения человеком коня; установлены на Аничковом мосту через р. Фонтанку в Петербурге.
   Стр. 142. ...когда сыскная полиция свидетельствует девиц. -- Смотритель петербургского врачебно-полицейского комитета Н. Исаев, проходя на общественном гулянье в Екатерингофе 22 июля 1871 г. мимо двух девушек, сидевших на скамейке с братьями, "дерзко заглянул им в лицо" и бросил фразу: "Ах, какие хорошенькие девушки". Молодые люди сделали ему замечание о неуместности подобной реплики. Оскорбленный Исаев позвал полицейского и обвинил девушек в том, что они к нему приставали и осыпали его бранью. По его клеветническому заявлению девушки были направлены во врачебно-полицейский комитет, "где их освидетельствовали и оказалось, что они девственны". Дело слушалось в Петербургском окружном суде 13 марта 1875 г.; Исаев был приговорен к лишению всех особенных прав и преимуществ и к ссылке в Тобольскую губернию (Г, 1875, 16 марта, No 75). Достоевский, очевидно, читал посвященный этому случаю фельетон А. С. Суворина "Бродячие женщины" в книге "Очерки и картинки. Собрание рассказов, фельетонов и заметок Незнакомца (А. Суворина)" (кн. 2. СПб., 1875, стр. 66--71 второй пагинации). Эта книга имелась в библиотеке Достоевского (Библиотека, стр. 132; Гроссман, Семинарий, стр. 26). В фельетоне, в частности, говорилось: "В публике не раз ходили слухи о произволе так называемых смотрителей врачебно-полицейского комитета, попросту сыщиков развратных, или иначе "бродячих" женщин..." (стр. 67).
   Стр. 142. Глубокая тишина царствовала в Европе... -- Фраза из учебника истории И. К. Кайданова: "Пред кончиною Фридриха Великого царствовала во всей Европе тишина; но она была обманчива, потому что внутреннее состояние европейских государств и дух времени, противный тогдашнему порядку вещей, предвещали Европе скорый и грозный переворот" (И. К. Кайданов. Учебная книга всеобщей истории, ч. 3. СПб., 1841, стр. 315). Достоевский привел эту фразу в майско-июньском выпуске "Дневника писателя" за 1877 г., гл. II, § 3 "Никогда Россия не была столь могущественною, как теперь, -- решение недипломатическое" (наст. изд., т. XXV).
   Стр. 142. Прочитать о диме Нуторги. -- Имеется в виду статья М. С. Куторги "Борьба демократии с аристократией в древних эллинских республиках пред персидскими войнами" (РВ, 1875, No 11). Судя по предшествующей записи о Франции, Достоевского в данном случае интересовало изложение в статье земельной реформы Солона, которую он в пространной заметке, внесенной в черновую тетрадь в двадцатых числах декабря 1875 г., сопоставил с земельным законодательством Конвента. Эта заметка (частично дословно) вошла в мартовский выпуск "Дневника писателя" за 1876 г. (см. выше, стр. 85).
   Стр. 143. А Пушкин писал: "по манию царя" еще до декабристов и понимал, в чем дело. -- Имеются в виду заключительные строки стихотворения "Деревня" (1819) (см. выше, стр. 380).
   Стр. 143. ...наши западники суть отрицатели Запада... -- Эту мысль Достоевский разовьет в июньском выпуске "Дневника писателя" за 1876 г., гл. II, § 1 "Мой парадокс" (наст. изд., т. XXIII).
   Стр. 144. ...под престолом. -- 8 декабря 1875 г. рядовой Рождественской части Петербургской пожарной команды Н. В. Филимонов похитил после вечерни, пользуясь темнотой, три креста из алтаря Спасо-сепиовской церкви. Услышав, что в церковь вошел сторож, он спрятался под престолом в алтаре и пробыл там без пищи до 12 декабря, когда его обнаружили и арестовали. Дело слушалось 1 марта 1876 г. (Г, 1876, 2 марта, No 62).
   Стр. 144. О Елисееве... -- Имеется в виду проект попа-требника и попа-проповедника.
   Стр. 144. Незнакомец о спиритизме... -- Имеется в виду фельетон Незнакомца (А. С. Суворина) "Недельные очерки и картинки" в "Биржевых ведомостях" (1875, 28 декабря, No 357; см. выше, стр. 336).
   Стр. 145. О пашущем мужике. -- Имеется в виду мужик Марей.
   Стр. 145. Страх перед провинциальною печатью... -- См. комментарий к разделу "Областное новое слово" майского выпуска "Дневника писателя" за 1876 г., гл. I, § 2 (наст. изд., т. XXIII).
   Стр. 145. Белинский в каторге. -- Речь идет об отношении Достоевского к Белинскому в период нахождения на каторге. В тетради 1875--1876 гг. по этому поводу записано: "Белинский в каторге, -- я благоговел".
   Стр. 145. Жан Вальжан -- герой романа В. Гюго "Отверженные", отбывавший каторгу за кражу хлеба.
   Стр. 146. Дневник писателя. IV. NB. Сюжеты для романов. -- Недатированные наброски главы для "Дневника писателя", расположенные на двух отдельных листах: 1. Начало связного (чернового) текста главки и 2. Подготовительные материалы к ней, по большей части в черновом автографе не реализованные.
   Возможно, наброски относятся к предполагаемой IV подглавке второй главы январского выпуска. Темы, развитые в них, перекликаются с темами первой и особенно второй главы. Окончание третьей подглавки второй главы: "Герои, -- вы, господа романисты, все ищете героев ~ Я ужасно люблю этот комический тип маленьких человечков, серьезно воображающих, что они своим микроскопическим действием и упорством в состоянии помочь общему делу..." (см. выше, стр. 25) может рассматриваться как рудимент неосуществленного замысла главки о героях, достойных изображения романиста.
   "Сюжеты для романов" не могли предназначаться для "Дневника писателя" за 1873 г., так как в разбираемых набросках использованы материалы, опубликованные позднее января 1873 г. (см. ниже) (а IV очерк "Дневника" за 1873 г. был опубликован в январе). Кроме того, бумага, на которой сделаны записи, та же, что и бумага, служившая для других набросков "Дневника писателя" за 1876 г. Для рукописей же к "Дневнику писателя" за 1877 г. писатель пользовался бумагой иного формата и качества.
   Стр. 146. Фребель Фридрих Вильгельм Август (1782 --1852) -- немецкий педагог, занимавшийся проблемами воспитания детей дошкольного возраста. Фребель и фребелевские методы воспитания упоминаются Достоевским в незавершенном замысле романа "Отцы и дети" (см. наст. изд., т. XVII, стр. 7) и в черновых набросках к "Братьям Карамазовым" (наст. изд., т. XV, стр. 199).
   Редактируемый Достоевским "Гражданин" поместил статью о детских садах: рецензия на книгу Octavie Masson "L'École Froebel", Paris, 1872 (Гр, 1873, 5 февраля, No 6, стр. 185), где отмечается плохое состояние детских садов в России.
   Стр. 146. Песталоцци Иоганн Генрих (1746--1827) -- знаменитый швейцарский педагог. Имя Песталоцци упоминается Достоевским в набросках к "Братьям Карамазовым" (см. наст. изд., т. XV, стр. 199).
   Стр. 146. Если б мать родила совсем взрослого. -- Ср. любимую Достоевским мысль: "Готовым человеком никто не родится" (наст. изд., т. XVI, стр. 276; т. XVII, стр. 420).
   Стр. 146. Я уверен, что детский сад дрянь, но у самого Фребеля это не дрянь. -- Ср. характеристику детских садов как одного "из самых безобразных порождений новой педагогии" в статье Л. Толстого "О народном образовании" (Толстой, т. XVII, стр. 93).
   Стр. 146. Анекдот из воспитания ~ а он справился. -- В статье В. П. Мещерского "Из мира нашей педагогики" (Гр, 1873, 26 февраля, No 9, стр. 252--255) рассказан случай, как 12-летний мальчик, исключенный из двух учебных заведений "под влиянием ясного сознания опасности порока <...>, овладевшего мальчиком, для 40 остальных его товарищей", через год совершенно исправился, оставил свой порок и был готов поступить в гимназию. Это произошло благодаря тому, что с ним занимался двадцатилетний молодой человек, готовившийся в университет, живший в той семье, где мать мальчика служила кухаркой. Автор статьи прибавляет: "Вероятно, этот юноша был в душе педагогом, и в тайнике ее скрывался тот чудный, великий дар всматриваться в душу, познать ее, полюбить, заставить себя полюбить, и затем воспитывать!" (там же, стр. 250).
   Стр. 147. Это прилично швейцарцу, немцу -- ну, так и выписать его, а я генерал. -- Об обычае русских дворян поручать воспитание подрастающего поколения выписанным из Западной Европы, в частности из Швейцарии, учителям, тем самым отрывая это воспитание от народных начал, см. также стр. 116--118.
   Стр. 147. Конечно, нельзя же, но чтобы дух-то этот пролился. -- Ср. эту запись со словами старого князя в ПМ к "Подростку": "Ну, если он (бог) есть, персонально (а не в виде разлитого там духа какого-то, что ли <...> Разлитый? Ну что же это, вода, что ли, такая?" (см. наст. изд., т. XVI, стр. 26). См. также т. XVII, стр. 6.
   Стр. 147. Цербет, директор. -- Возможно, описка Достоевского. Следовало бы: Цейдлер или Цедлер. Цейдлер Петр Михайлович (1821--1873) -- литератор и педагог. С 1849 г. старший надзиратель и преподаватель русского языка в Гатчинском сиротском институте, с 1864 г. -- директор Дома воспитания в Петербурге, в конце жизни основал в селе Поливанове Московской губ. школу для народных учителей.
   Достоевский, видимо, был знаком с Цейдлером в 1840-е гг. через Майковых. 21 сентября 1859 г. M. M. Достоевский упоминает Цейдлера в письме к прату в Тверь как старого знакомого, который вместе с Майковым собирается посетить ссыльного писателя, (см.: Д, Материалы и исследования, стр. 515 и 560). После смерти Цейдлера редактируемый Достоевским "Гражданин" поместил о нем статью Мещерского и некролог, подписанный: "Товарищи Цейдлера: А. Порецкий, А. Майков" (см.: Гр, 1873, 26 февраля, No 9, стр. 252--258).
   Стр. 148. Исаков. -- Вероятно, имеется в виду Николай Васильевич Исаков (1821--1891), генерал, участник Кавказской войны и обороны Севастополя. С 1859 г. попечитель московского учебного округа, с 1863 г. -- главный начальник военно-учебных заведений. По его инициативе состоялось полное преобразование этих заведений, возникли новые учреждения для подготовки учителей, образованы педагогические музеи и библиотеки. Некоторые из основанных Исаковым учреждений имели общекультурное значение, как, например, педагогический музей (с 1864 г.) или музей прикладных знаний.
   Стр. 148. Ротшильд сидел за прилавком. -- Основатель банкирской фирмы Ротшильдов Мейер Ансельм (1743--1812), выходец из бедной еврейской семьи, сын антикварного торговца, юношей работал и в лавочке отца, и в банкирских конторах.
   Стр. 148. ...порешили циркулярами. Циркулярами порешать легко. ~ средине легко.-- Мысль эта перекликается с высказанным Л. Толстым в статье "О народном образовании" осуждением регламентации сверху дела народного образования: "С тех пор, как в заведование школьного дела стали влипать более и более чиновники министерства и члены земства <...>, запрещено открывать новые школы низшего разбора. <...> Это значит то, что на основании циркуляра министерства просвещения о том, чтобы не допускать учителей ненадежных (что, вероятно, относилось к нигилистам), училищный совет наложил запрещение на мелкие школы <...>, которые крестьяне сами открывали и которые, вероятно, не подходят под мысль циркуляра" (Толстой, т. XVII, стр. 115).
   Стр. 148. ...если гимназист выключен, то не принимают нигде? -- При Александре II существовало положение, по которому исключение из учебного заведения сопровождалось "запрещением быть принятым по всей России в какое бы то ни было учебное заведение ведомства министерства народного просвещения". Против этого положения была, в частности, направлена статья В. П. Мещерского "Из мира нашей педагогики" (Гр, 1873, 26 февраля, No 9, стр. 252--255).
   Стр. 148. Прошиб голову. Лев Толстой. Исключить. -- В. П. Мещерский в статье "Из мира нашей педагогики" приводит случай, как "недавно одного мальчика выгнали из одной гимназии за то, что ou прошиб голову другому мальчику, и, несмотря на то что ушиб был не опасен, мальчик был все-таки исключен" (Гр, 1873, 26 февраля, No 9, стр. 254). Л. Толстой упомянут в этом контексте, возможно, потому, что случаи, рассказанные Мещерским о наказании провинившихся гимназистов, вызывали ассоциации с теми эпизодами "Отрочества", где говорится о наказании Николеньки Иртеньева и переживаниях мальчика. Эта тема была позднее развита в январском выпуске "Дневника писателя" за 1877 г., в гл. "Именинник". Ср. в "Житии великого грешника": "Пробитая голова (pantalons en haut), болен" (см. наст. изд., т. IX, стр. 130).
   Стр. 148. Вот другой еще случай: бежал. -- В той же статье Мещерского приводится такой случай: "...мальчика привозят в гимназию из глуши провинции; он убегает из семинарии, томимый тоскою по дому; его возвращают и исключают" (Гр, 1873, 26 февраля, No 9, стр. 254).
   Стр. 148. Маркизовы острова. Стокгольм. -- Запись эта -- отсылка к статье Достоевского "Одна из современных фальшей" ("Дневник писателя" за 1873 г.). В связи с газетным сообщением о трех гимназистах, собравшихся бежать в Америку, Достоевский здесь писал: "Помните вы рассказ у Кельсиева о бедном офицерике, бежавшем пешком через Торнео и Стокгольм, к Герцену в Лондон, где тот определил его в свою типографию наборщиком? Помните рассказ самого Герцена о том кадете, который отправился, кажется, на Филиппинские острова заводить коммуну и оставил ему 20 000 франков на будущих эмигрантов?" (см. наст. изд., т. XXI, стр. 135 и 458). "Кадет, который отправился <...> на Филиппинские острова",-- саратовский помещик П. А. Бахметев (1828--?), который, продав свое имение, эмигрировал ва границу с тем, чтобы отправиться на Маркизские острова и основать там коммуну. Бахметев послужил прототипом Рахметова в романе Чернышевского "Что делать?". О нем см.: "Былое и думы", часть VII, глава III, "Молодая эмиграции" (Герцен, т. XI, стр. 344--348); Н. Я. Эйдельман. Павел Александрович Бахметев. (Одна из загадок русского революционного движения). -- В кн.: Революционная ситуация в России в 1859--1861 гг. М., 1965, стр. 387--398; С. А. Рейсер. Комментарий к роману Чернышевского "Что делать?". -- В кн.: Н. Г. Чернышевский. Что делать? Л., 1975, стр. 848--849. Возможно также, что Достоевскому припомнилась Стокгольмская экспедиция М. А. Бакунина, организованная во время польского восстания 1863 г. для покупки оружия, но окончившаяся неудачей. О ней см.: Герцен. Былое и думы, ч. 7 (Герцен, т. XI, стр. 372--374 и 378--390), а также: В. Полонский. Жизнь Михаила Бакунина. Л., "Прибой", 1926, стр. 83--86.
   Стр. 148. Наша военная школа: репцы, репец. -- Возможно, имеется в виду тяжелое положение младших воспитанников военных училищ, всячески унижаемых воспитанниками старших курсов. Д. В. Григорович писал об этом, вспоминая об Инженерном училище, где находился одновременно с Достоевским. "С первого дня поступления <в училище, -- ред.> новички получали прозвище рябцов, -- слово, производимое, вероятно, от рябчика, которым тогда военные называли штатских. Смотреть на рябцов как на парий было в обычае. Считалось особенной доблестью подвергать их всевозможным испытаниям и унижениям" (Д. В. Григорович. Литературные воспоминания. М.-- Л., 1961, стр. 37--38).
   Стр. 148. ...классы в 50 минут.-- Имеются в виду классные занятия (уроки), продолжавшиеся в то время 50 минут.
   Стр. 151. Да и всё общество в его целом, сняв с себя старую кожу ~ а надеть-то и нечего. -- Здесь заметна перекличка Достоевского с Герценом, который в седьмой части "Былого и дум" резко отрицательно и в сходных выражениях характеризует представителей "молодой эмиграции": "Сбрасывая с себя <...> все покровы, самые отчаянные стали щеголять в костюме гоголевского Петуха <т. е. нагишом,-- ред.>, и притом не сохраняя позы Венеры Медицейской. Нагота не скрыла, а раскрыла, кто они. Она раскрыла, что их систематическая неотесанность, их грубая и дерзкая речь не имеет ничего общего с неоскорбительной и простодушной грубостью крестьянина и очень много с приемами подьяческого круга, торгового прилавка и лакейской помещичьего дома" (Герцен, т. XI, стр. 351). "Снимая всё до последнего клочка, наши enfants terribles <ужасные дети -- франц.> гордо являлись как мать родила а родила-то она их плохо ..." (там же, стр. 350).
   Стр. 152. Происходят всякие уродства, бегут в Америку... -- Бегство оппозиционно настроенной молодежи в Америку, довольно распространенное явление в 60--70-х гг. Оно не раз привлекало внимание Достоевского. См. наст. изд., т. X, стр. 111--112; т. XII, стр. 293--294; т. XIII, стр. 42; т. XVII, стр. 365; т. XXI, стр. 135. Ср. также: Долинин, стр. 159--162.
   Стр. 152. Петербургские вед<омости>. -- Имеется в виду, очевидно, "Петербургская газета" (1876, 4 февраля, No 24), чей отзыв о январском выпуске "Дневника писателя" за 1876 г. Достоевский упоминает в первом разделе первой главы февральского выпуска в контексте, соответствующем настоящим записям в подготовительных материалах. Однако "С.-Петербургские ведомости" тоже откликнулись на январский выпуск (1876, 7 февраля, No 38); см. стр. 291, 296.
   Стр. 153. Вот, наприм<ер>, "Биржевые <ведомости>". -- Достоевский намеревался полемизировать со следующими словами А. М. Скабичевского, отмечавшего его непоследовательность в январском выпуске "Дневника писателя" за 1876 г.: ""Дневник" весь пропитан <...> прекрасными идеями; каждая строка дышит в нем такою высокою гуманностью, такою горячею верою в необъятную мощь народа, таким искренним и неподдельным сочувствием к его страданиям. И что всего страннее, что рядом тут же перед вами -- мизантроп, которому повсюду мерещится разврат и растление. На одной странице <...> г-н Достоевский воображает, что разврат проникает в массы народа, а на другой он обращается к пошлым танцорам Художественного клуба и восторженно восклицает: [цитируется отрывок "Ну что если бы все эти милые и почтенные гости захотели ~ Да что Шекспир! тут явилось бы такое, что и не снилось нашим мудрецам". -- См. стр. 12]. Как вам понравится это неожиданное превознесение публики Художественного клуба рядом с сетованиями о всеобщем разврате..." (БВ, 1876, 6 февраля, No 36).
   Стр. 153. ...Илья... -- Илья Муромец.
   Стр. 153. ...Каратаев... -- персонаж романа "Война и мир".
   Стр. 153. ...Макар Иванов... -- Макар Иванович Долгорукий, персонаж "Подростка", который в романе неоднократно именуется Макар Иванов (например, наст. изд., т. XIII, стр. 8, 9, 13).
   Стр. 153. Помилуй народ без земли и без бунта
Ко всем произведениям автора К списку авторов