Ткачев Петр Никитич - Поможет ли нам мелкий земельный кредит?

П. Н. Ткачев. Избранные сочинения на социально-политические темы в четырех томах. Том четвертый

Издательство Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльно-поселенцев. Москва. 1932

ПОМОЖЕТ ЛИ НАМ МЕЛКИЙ ЗЕМЕЛЬНЫЙ КРЕДИТ42

Третий отчет комитета о сельских ссудо-сберегательных и промышленных товариществах. 1875.-- "Мелкий земельный кредит в России". Соч. князя А. И. Васильчикова и А. В. Яковлева. Спб. 1876.

"Во всяком хозяйстве, -- совершенно справедливо говорит г. Яковлев43, -- когда оно невыгодно, а тем более, когда оно не дает даже средств к существованию, есть только два выхода: или бросить его, или сделать его выгодным. Всякая отсрочка в этом случае только увеличивает потери, только разоряет". Поэтому, заключает автор "Мелкого земельного кредита", и всякое замедление в облегчении покупки необходимых крестьянам или крестьянским обществам земель есть вопрос будущего благосостояния их или разорения. Князь Васильчиков44 в своей статье "О мелком земельном кредите в России", между прочим, указал, как быстро увеличивается число безземельных крестьян. "Только широкое развитие хорошо организованного земельного кредита для мелкой земельной собственности может, по его мнению, остановить это обратное движение" (стр. 38).

Из этих слов вполне очевидно, что ближайшая цель новой организации земельного кредита должна состоять, по мнению радетелей о народном благе, в облегчении крестьянам покупки земель. Прекрасно! Каким же условиям должен удовлетворять кредит, задавшийся подобною целью?

Во-первых, кредит этот должен быть долгосрочным; во-вторых, по своему размеру он должен значительно превышать тот текущий кредит, который теперешние товарищества в состоянии предоставить своим членам; и, наконец, в-третьих, он должен быть кредитом дешевым.

Из существующих кредитных учреждений (ипотечные земельные банки и ссудо-сберегательные товарищества) ни одно не может удовлетворять всем этим условиям. У ссудо-сберегательных товариществ нет и не может быть необходимых для подобного кредита свободных капиталов; а существующий у нас ипотечный земельный кредит останавливается на известном минимуме ценности, который не может быть понижен, потому что в таком случае расходы по описи, оценке и продаже имений превысили бы сумму ссуды или, по крайней мере, составили бы процент, слишком обременительный для заемщика. Следовательно, как надумались наши почвенные финансисты, необходимо создать новое кредитное учреждение. Но тут прежде всего возникают два вопроса: должно ли быть это учреждение центральное или местное, ограниченное, сравнительно говоря, небольшим районом деятельности (например, уездом); должно ли оно быть основано на началах акционерного общества или на началах взаимности (вроде теперешних ссудо-сберегательных товариществ)?

Г. Яковлев подробно разбирает каждый из этих вопросов и приходит, как это и следовало ожидать от человека, не безусловно лишенного здравого смысла, к тому заключению, что банки, имеющие целью облегчение мелким собственникам приобретения мелких земельных участков, должны быть местные, с весьма ограниченным районом деятельности, и что в основе их должен быть положен принцип взаимного кредита, а отнюдь не акционерного общества. Было бы скучно и совсем не интересно перечислять все мотивы, которые привели г. Яковлева к такому выводу. Для всякого здравомыслящего человека a priori очевидно, что при существовании крупных земельных банков расход по оценке земельных участков будет несоразмерно велик с выдаваемыми под них ссудами и, следовательно, кредит их не в состоянии будет удовлетворять требованиям дешевизны {Известно, что расходы по сценке определяются, главным образом, расстоянием оцениваемого имущества от того центра, где эта оценка окончательно устанавливается ж откуда посылаются оценщики. Примечание Ткачева.}. Притом же оценка мелких участков требует таких специальных сведений относительно оцениваемого имущества, которыми может обладать только небольшое, местное кредитное учреждение, действующее в очень ограниченном районе; крупному банку пришлось бы в таком случае прибегать к помощи местных агентов; но "местные агенты, -- как справедливо замечает г. Яковлев, -- составляют всегда слабую сторону центрального учреждения, в особенности когда в нем сосредоточивается центральная власть. Центральное учреждение лишено будет всякой возможности проверять их показания; оно должно будет верить им на слово, и потому оно само никогда не будет с точностью, даже хоть бы приблизительно, знать, насколько солидны принятые им обеспечения".

Но всего важнее то соображение, что для крупного банка потребуется и крупный капитал. А откуда он его может взять? То, что могут дать мелкие собственники, будет слишком недостаточно для обширных операций банка, и ему, волею-неволею, придется обратиться в акционерное общество, только этим он в состоянии будет приобрести нужные ему ресурсы. Но раз подобное учреждение станет акционерным обществом, оно не замедлит утратить тот характер, который оно должно иметь, и совершенно уклонится от своих первоначальных целей. Оно будет гоняться за барышами; за крупными кушами, а так как при мелких сделках большого барыша очищаться не может, то оно обратит Бее свое внимание лишь на крупные земельные операции. Интересы мелких собственников отодвинутся на задний план, и банк обратится в орудие спекуляций крупных земельных барышников.

Все это прекрасно и совершенно бесспорно. Учреждения мелкого земельного кредита должны быть местные, т. е. с очень ограниченным районом, самое большое в один уезд (стр. 71); они должны быть образованы в форме обществ взаимного кредита.

Запомните, читатель: к этим выводам пришел сам г. Яковлев. Ниже мы увидим, как он умел ими воспользоваться при развитии своего собственного проекта организации мелкого поземельного кредита. Но прежде, чем мы дойдем до этого проекта, нам нужно коснуться еще одного вопроса, -- вопроса, едва, ли не самого существенного во всем этом деле. Откуда и как могут добыть проектируемые кредитные учреждения необходимый для их операций ссудный капитал?

Операции каждого банка, главным образом, производятся на средства, извлекаемые им извне, -- т. е. на чужие капиталы. Чем больше таких капиталов сосредоточит банк в своих руках, тем шире и плодотворнее может быть его деятельность. Но катким же образом могут проектируемые земельные кредитные учреждения привлечь в свою кассу чужие капиталы?

Источником для привлечения чужих капиталов в коммерческих банках служат вклады и текущие счеты {Капиталы, "вложенные" в банк или находящиеся у него на текущем счету, могут быть пускаемы лишь в обороты краткосрочного кредита. Поэтому ими и пользуются только банки краткосрочного коммерческого кредита. Земельные же банки, ссужающие капиталы на долгие сроки, не имеют по закону права пользоваться вкладами для своих операций. Да если бы они и имели это право, то едва ли бы могли извлечь из него какую-нибудь существенную для себя пользу. Практика ссудо-сберегательных товариществ (а проектируемые учреждения мелкого земельного кредита, по типу своей организации, должны быть аналогичны с ними) показывает, что, во-первых, вклады, вносимые в подобные учреждения, крайне ничтожны (да и будут всегда ничтожны, в виду незначительности процента), во-вторых, они вносятся обыкновенно на весьма короткие сроки. Примечание Ткачева.}: в банках же земельных, по преимуществу долгосрочных, -- облигации или закладные листы. Других источников наше законодательство не допускает; оно нс допускает и смешения их в одном банке. Но залогодательный лист и облигация только тогда могут служить солидным источником приобретения ссудного капитала, когда они пользуются доверием публики, -- когда она охотно их принимает и платит за них нарицательную их цену, одним словом, когда они имеют рыночную ценность. Но приобрести доверие публики облигации могут в свою очередь только тогда, когда публика вполне уверена в благонадежности обязательств банка. Эта благонадежность может, конечно, иметь место лишь в том случае, когда дело идет о крупном, более или менее центральном земельном банке, ведущем обширные операции, принимающем солидные залоги, располагающем значительным основным капиталом и т. п. Крупные имения в большинстве случаев известны публике; действия крупного банка по выдаче ссуд легко доступны ее критике; капиталисты могут всегда удостовериться, насколько банк действует осмотрительно. Но очевидно, что для местного земельного кредита подобная проверка, подобная критика совершенно невозможны. За отчетами этих мелких, местных банков публика следить не может. Большие денежные и торговые центры вроде Петербурга, Москвы, Одессы и т. п. имеют весьма смутные понятия о самом существовании каких-нибудь Царевококшайска, Чебоксар, Пошехонья и т. п.; что же они могут знать о деятельности и солидности их банков? А между тем в этих-то денежных и торговых центрах и сосредоточиваются капиталисты. А если капиталисты, не имея возможности судить о солидности денежного хозяйства Царевококшайского, Пошехонского, Чебоксарского и тому подобных банков, не станут покупать их облигаций, то, очевидно, последние никогда не получат доступа на биржу; при отсутствии же определенной цены на бирже закладные листы местных товариществ не найдут себе покупателя и в местном населении. Кому будет охота приобретать бумаги, которые не могут, быть во всякое время разменены "на деньги? Как бы ни были они солидны, но если они не имеют свободного обращения, -- иными словами, определенной рыночной цены, -- их никто не станет брать. Это до такой степени очевидно, что тут и спору никакого не может быть.

Следовательно, закладные листы и облигации не могут служить ресурсом для местных земельных кредитных учреждений.

Что же им остается делать? Обратиться за помощью к земству? Но у земства нехватает средств даже для покрытия своих обязательных земских расходов. К помощи местных капиталистов? Но, во-первых, где вы их найдете, в каком-нибудь Царевококшайске? А во-вторых, если дело земельного кредита перейдет в руки местных капиталистов, -- буде таковые отыщутся, -- оно не замедлит превратиться в барышническую спекуляцию, кредит перестанет быть общедоступным, мелкому землевладению будет нанесен тяжелый удар, свободная земля сосредоточится в руках спекуляторов и кулаков-промышленников.

Обратиться к помощи государства? Но... тут является очень много н о. Прежде всего сами гг. Яковлев и Васильчиков -- решительные противники правительственного вмешательства в банковое дело. "Всех приверженцев правительственных банков,-- гордо замечает г. Яковлев, -- я отсылаю к недавно изданной статистике общественных банков; хладнокровный и беспристрастный разбор цифр покажет всякому желающему видеть, много ли пользы принесли эти банки в довольно продолжительный период своего существования. Всякий, искренно желающий скорейшего достижения пользы в известной области кредита, -- уверяет он далее, -- всегда предпочтет всякую другую форму кредитных учреждений" (стр. 60).

Во всяком случае, может ли государство при теперешнем состоянии своих финансов оказать какую-нибудь существенную поддержку делу мелкого земельного кредита? Достаточно самого поверхностного знакомства с нашим бюджетом и с состоянием нашей государственной кассы, чтобы отвечать на этот вопрос безусловным отрицанием.

Но что же, однако; делать? Откуда взять средства для облегчения мелким собственникам приобретения мелких земельных участков? У самих у них денег нет и, сколько бы они между собою ни складывались, в какие бы взаимные товарищества ни вступали, а все же будут одни нули да нули, и в сумме ничего другого кроме нуля. У земства денег тоже нет; у государства -- свои расходы; у частных капиталистов хоть и есть деньги, да они сами не дадут, а если и дадут, то лишь на таких условиях, что лучше уж совсем их не давать. На закладные листы точно так же никаких надежд возлагать нельзя; на вклады и того меньше. Как же, наконец, быть? Где найти тот чудодейственный жезл, который мог бы из бесценного камня высечь драгоценный металл? Как разрешить эту, повидимому, неразрешимую дилемму? Г. Яковлев утверждает, что он открыл этот магический жезл, изобрел такой план организации мелкого земельного кредита, который окончательно посрамляет скептиков и разрешает самым удовлетворительным образом мучивший их вопрос об открытии новой Калифорнии с ее новыми золотоносными рудниками.

Посмотрим, так ли это на самом деле?

"Задача нашего плана, -- говорит г. Яковлев, -- отыскать возможность скорейшего открытия кредита мелкому землевладению, победив..." указанные выше затруднения (стр. 72).

"В основание всего нашего плана мы положили две мысли, которые, может быть, в одно и то же время поразят одних своею несвоевременностью, отсталостью, других -- радикальностью, но без которых, по нашему искреннему убеждению, невозможно достигнуть каких-либо результатов".

Приступ, как видите, довольно торжественный и не лишен даже некоторой пикантности. Что же это такие за ужасные две мысли, которые одних должны поразить своею отсталостью, других -- ослепить своим радикализмом?

"Две главные мысли, полагаемые нами в основание нашего плана, заключаются в следующем: 1) устранение принципа для эксплоатации (не совсем понятно; как это устранить принцип для эксплоатации? Вероятно, автор хотел сказать: устранение возможности эксплоатации общего дела в видах личного интереса); 2) необходимость известной опеки".

Мысли прекрасные и вполне благонамеренные. Устранить эксплоатацию -- это вещь хорошая; установить известную опеку -- это тоже дело недурное. Но как устранить эксплоатацию, как, над кем и в какой степени установить опеку?

Г. Яковлев начинает с опеки. Прекрасно, начнем и мы с опеки.

В настоящее время при императорском московском обществе сельского хозяйства существует комитет (основанный еще в 1872 году) о ссудо-сберегательных товариществах. Комитет этот образовался по частной инициативе и не имеет никакого официального характера, хотя и получает ежегодную правительственную субсидию в 10.000 руб. {В состав его входят всевозможные радетели по части народного блага, начиная от приснопамятного Бабста и кончая самим Яковлевым. Тут рядом е Васильчиковым и братьями Верещагиными (Николаем и Петром) заседают Колюпанов с Фирсовым; рядом с Головачевым и Вреденом -- князь Черкасский, Кошелев и Самарин (Дмитрий); рядом с Чупрокым (профессор политической экономии в Московском университете) -- Неболсян, Тернер и т. д. Одним словом, здесь встречаются ж представители земцев, и преставители профессуры, и даже адвокатуры. Примечание Ткачева.}. Цель его существования двоякая: с одной стороны, он является как бы посредником в сношениях товариществ с министерством финансов, а с другой -- он наблюдает и контролирует их деятельность, собирает о них статистические сведения, дает им разные советы и указания, собирает и проверяет их ежемесячные отчеты, издает печатные руководства, приготовляет счетные книги и т. п. Товарищества, однако, не обязаны входить с ним непременно в сношение, доставлять ему свои отчеты и соображаться с его указаниями. Тут все зависит от их доброй воли; хотят -- слушают его, хотят -- не слушают, хотят -- становятся под его неофициальный контроль, хотят -- не обращают на него никакого внимания.

Вот на этот-то комитет г. Яковлев и предлагает возложить опекательные обязанности по отношению к проектируемым им товариществам мелкого земельного кредита. Для этого он желает, во-первых, чтобы теперешний комитет был переименован в "центральную кассу народного кредита"; во-вторых, чтобы в этой центральной кассе сосредоточен был высший контроль и руководство над всеми местными учреждениями мелкого народного кредита. По его плану, цель этой центральной кассы должна состоять в следующем:

1) Касса должна содействовать образованию местных ссудо- сберегательных товариществ, товариществ мелкого земельного кредита и других товариществ, имеющих целью доставление мелкого кредита.

2) Наблюдать за правильностью их действий.

3) Доставлять мелким товариществам необходимые для их операций денежные средства.

4) Исполнять поручения товариществ.

"Содействовать образованию товариществ мелкого кредита" и доставлять "необходимые для их операций денежные средства", иными словами, центральная касса должна доставить им тот капитал, который, как мы видели, им не могут дать ни государство, ни земство, ни частные капиталисты. Но откуда же сама-то она возьмет его? В этом вся суть вопроса. Капиталы, по расчетам г. Яковлева, требуются весьма значительные. "Товарищество земельного кредита, -- говорит он, -- может открыть свои действия только в том случае, когда оно имеет возможность отделять на расходы не менее 1.000 руб.; расход же такой возможен лишь в том случае, если общая сумма требуемого членами- учредителями кредита будет не менее 100.000 рублей" (стр. 87); следовательно, для первоначального образования, положим, 20-ти мелких товариществ, имеющих, в общей совокупности, не более 2.000 членов, потребуется кредит в 2.000.000 руб. Но ведь 20 товариществ -- это капля в море, особенно если принять крайне ограниченный район деятельности каждого товарищества. В настоящее время существует более 600 ссудо-сберегательных товариществ, и они все-таки не могут удовлетворять самым скромным требованиям текущего народного кредита. Так как на эти кредитные учреждения возлагались блестящие надежды и многие считали их единственной панацеей крестьянского благосостояния, то мы считаем нелишним бросить взгляд на их действительное положение после десятилетнего их существования.

III

В настоящее время, соображали наши финансисты, -- и соображали весьма основательно, -- крестьянину в сроки уплаты податей нередко приходится или закабалять себя ростовщику, или распродавать свою последнюю скотину, свой хлеб еще на корню. И тот, и другой способы уплаты одинаково влекут за собою расстройство. бедного крестьянского хозяйства и, следовательно, отнимают у него на будущее время возможность исправно оплачивать лежащие на нем повинности, -- говоря иначе, роковым образом приводят к постоянному накоплению недоимок. Ссудное же товарищество откроет, напротив, ему возможность исправно уплачивать подати на условиях наименее для него отяготительных, т. е. не прибегая к таким операциям, которые подрывают его благосостояние.

В силу этих соображений люди солидные и даже официальные не только не препятствовали нашим финансистам заводить товарищества, но еще поощряли их, -- поощряли и своим юридическим авторитетом, и своими материальными средствами. Насколько важно было поощрение последнего рода, видно из того, что около половины всех существующих в настоящее время товариществ возникло единственно благодаря ссудам, полученным основателями от земств, правительства или частных жертвователей. Так, из 488 товариществ, действовавших к 1 июля 1875 г., 238 при первоначальном своем образовании прибегали к займам, общая сумма которых равнялась почти 277 тысячам, что составляет на каждое товарищество более 1.000 руб. Из этой суммы 9% получено было от правительства, около 68% от земств, 18% от частных капиталистов и около 5% от сельских и других учреждений. Кроме этих первоначальных займов, товарищества для продолжения своей деятельности постоянно прибегают к новым займам. Таких новых или последующих займов к началу 1875 года только в 98 товариществах было сделано на сумму, превышающую 204.000 руб. В отчетном же, т. е. 1875 году в 153 товариществах сумма последующих займов равнялась 568.082 руб. или 3.712 руб. на каждое товарищество.

Слагая же вместе все займы, как первоначальные, так и последующие, мы получим к началу отчетного года в 178 товариществах 354.500 руб. или на каждое товарищество 1.991 руб. К концу же года в 271 товариществе общая сумма Долговых, обязательств почти доходила до 675 тысяч рублей, т. е. на каждое товарищество более 2.488 руб. Вообще к концу 1875 года в 333 товариществах занятый капитал составлял 58% основных капиталов вообще.

Эти цифры красноречивее всего показывают, насколько наше земство (в особенности земство), правительство и частные капиталисты чувствовали себя заинтересованными в деле развития у нас ссудо-сберегательных товариществ. Немудрено, что оно и принялось весьма успешно. Прошло около 10 лет со времени основания г. Лугининым первого товарищества 45, а уже теперь число их достигло 600; в будущем же 1877 году можно надеяться, что оно дойдет, как предполагает г. Яковлев, до 1.000. Число членов, по отчетам 316 товариществ (другие не доставили подробных отчетов в комитет), составляло в 1875 году 52.909 или по 167 членов на каждое товарищество. Предполагая средним числом по 150 членов на каждое из остальных товариществ, о которых в комитете не имеется подробных отчетов, мы найдем, что общее число членов всех в настоящее время существующих товариществ (около 600) равняется 95 1/2 тысячам человек. Средний головой оборот каждого из этих товариществ простирается до 26.000, а в некоторых доходит почти до 900 тысяч. Вообще, сравнивая оборот наших ссудо-сберегательных товариществ с оборотами германских в первые 8 лет их деятельности, комитет приходит к заключению, что "развитие первых ничуть не уступает развитию вторых".

Все это очень утешительно, но... но позволительно же, однако, спросить: какую действительную пользу оказывают они нашему крестьянству? Нам могут, пожалуй, сказать, что вопрос этот пока неуместен: что в настоящую минуту смешно было бы и ожидать от них какой-нибудь осязательной, существенной пользы, так как их деятельность захватывает в общем итоге не более 100.000 крестьян. А что же значит 100.000 в общей массе 50-миллионного населения?

Это так: но что же из этого? Когда мы хотим определить состав капли воды, нам незачем производить наше исследование над всеми каплями, заключающимися в данной реке или озере; достаточно взять одну, и по ней мы уже с уверенностью можем судить и о всех остальных. Точно так же и здесь: то действие, которое оказывают ссудо-сберегательные товарищества на 100.000 человек, такое же они окажут и на 100.000.000. Крестьянство наше в большинстве случаев находится почти в одинаковых житейских условиях, и, следовательно, все, что справедливо относительно наличных членов товариществ, должно быть справедливо и относительно их будущих возможных членов.

Прежде всего спросим себя, как велика средняя помощь, получаемая членом ссудо-сберегательного товарищества, во что она ему обходится и затем на удовлетворение каких именно нужд она обращается, какие именно расходы крестьянского хозяйства она покрывает.

Относительно определения среднего размера ссуды я буду руководствоваться данными последнего комитетского отчета за 1874 год.

К началу отчетного периода в 214 товариществах находилось в ссуде 846.982 р., что составляет на каждого из членов означенных товариществ (а их около 35 тысяч) почти по 24 р. В отчетном году в 323 товариществах выдано было в ссуду 3.311.902 руб., что составляет на каждого члена около 62 рублей в год. Конечно, не все члены пользуются ссудами, -- следовательно, средняя норма ссуды, приходящаяся на каждого заемщика, должна быть несколько больше. И действительно, по сведениям, полученным комитетом от 263 товариществ, видно, что в этих товариществах ссуды получили 36.800 лиц; валовая сумма ссуженного капитала равнялась 2.672.538 руб., т. е. на каждого заемщика приходилось около 72 руб.

Допустим, что эта цифра представляет среднюю норму. Большая часть ссуд выдавалась на 6 и на 9 месяцев (82% всех выданных ссуд); средний процент был 12% в год {Размер взимаемых по ссуда" процентов был весьма разнообразен; в двух, напр., товариществах взимали всего 6%, в двух -- по 36% в 24%, Вообще в 17 товариществах взимаюсь более 12% в год, в 5 -- 16%, в 4 -- 15%, в 193 -- 12% и т. д. Вообще,-- говорит отчет,-- в среднем выводе взималось 12%. Так что 36.800 лиц, воспользовавшиеся в отчетном году 2.672.538 р., ссуды, должны были по истечении года уплатить товариществам одних процентов 320.704 руб., т. е. каждый заемщик около 9 руб. Примечание Ткачева.}, так что из занятой суммы заемщик мог воспользоваться лишь какими-нибудь 65--67 рублями.

Однако, с достоверностью можно сказать, что только очень немногие из заемщиков могли получить ссуду в этом ее среднем, нормальном размере. Дело в том, что высший размер личной ссуды каждому члену в большинстве товариществ определяется известным отношением к внесенной членом паевой доле. Отношение это изменяется от 1--1 1/2 паевой доли. Высший же размер вообще всей ссуды, как личной, так и за поручительством, определяется или отношением этого размера к высшему размеру пая, или к внесенной членами паевой доле. В уставах, определяющих размер ссуд соответственно количеству внесенной паевой доли, размер этот обыкновенно в 6 раз превышает последний. Следовательно, величина ссуды или размер кредита, открываемого товариществами своим членам, зависит, с одной стороны, от величины пая, с другой -- от количества внесенных уже паевых долей. Размер паев в товариществах, принимающих одинаковый пай для всех членов {Почти все уставы (454) признают о знаковый пай для всех членов. Но есть, однако ж, и такие товарищества (34), которые дозволяют или вносить одному члену несколько паев, или назначают паи не для всех одинаковые. Но так как величина ссуды везде определяется размером пая, то понятно, что в этих товариществах более богатые члены имеют решительное преимущество перед бедными, и почти все капиталы товарищества исключительно попадают в руки первых, а последним остаются одни лишь гроши. Примечание Ткачева.}, колеблется от 25 руб. до 200; большею же частью он не превышает 50 руб. Паевые взносы изменяются от 1 р. 20 к. до 36 р. в год; 62 устава определяют годовой паевой взнос в 3 руб.; 14 уставов в 1 руб. 80 коп. и 20 -- в 6 руб. Средним числом паевой годичный взнос составляет обыкновенно около 6% всего пая, т. е. около 3 руб.

A priori очевидно, что большинство крестьян, вступающих в товарищества, не в состоянии внести зараз полного пая. Они вносят обыкновенно лишь установленные паевые доли, из которых полный пай может составиться только разве лет через 18--20. Действительно, комитет удостоверяет, что из 50.747 членов товариществ в отчетном году лишь 8.432 человека владели полными паями, остальные же 42.315 членов владели только паевыми долями. По сумме полные паи составляли 454.974 руб., т. е. на каждый пай приходилось около 54 р.; паевые же доли -- 359.191 руб., следовательно, на каждого из членов, не владеющего полным паем, приходилось паевой доли около 8 1/2 руб.

Вот эта-то паевая доля и определяет размер личного кредита, открываемого товариществами большинству своих членов. Мы видели уже, что, на основании большей части уставов, высший размер ссуды не может превышать количества внесенной паевой доли более как в 1 1/2 раза. Таким образом для 83% всех членов своих ссудо-сберегательные товарищества открывают кредит лишь в размере 12--13 руб. на брата.

12--13 рублей -- и это еще высший размер ссуды, на который, конечно, могут рассчитывать далеко не все! Мне могут возразить, что, кроме личной ссуды, существует еще ссуда под поручительство. Но, во-первых, не всякому легко найти за себя поручителя, тем более, что в большинстве уставов (известных комитету) поручительство сопряжено для поручителя с лишением права на ссуду в размере той суммы, за которую он поручился. Во-вторых, и кредит под поручительство соразмеряется обыкновенно с количеством внесенной заемщиком и поручителем паевой доли; следовательно, в большинстве случаев он не может превышать 48--50 руб.

В некоторых товариществах уставы прямо определяют известный maximum кредита, без всякого отношения к размеру паев и внесенных паевых долей. В одном, например, для личного кредита, этот maximum равняется 7 руб. в течение первых трех лет, и 11 р. -- в течение следующих двух лет; для кредита под поручительство он определяется в 15 р. в первые три года, и в 20 -- в последующие два.

Этот maximum дает нам право предполагать, что и в тех товариществах, в которых кредит соразмеряется с паями и паевыми долями, размеры высшей ссуды колеблются около тех же норм; 7--11 р. для личного кредита, 15--20 для кредита под поручительство.

И эту-то ничтожную прибавку к своим доходам крестьянин должен оплачивать паевым взносом и процентом, что составляет средним числом от 4 до 5 1/2 рублей; следовательно, помощь, оказываемая ему товариществом, не превышает в сущности 10--15 рублей, -- иными словами, он пользуется только 75% занятой ссуды, а 25% отчисляет в пользу товарищества. Едва ли подобный кредит можно назвать дешевым кредитом.

В 1874 году, по отчету комитета, членами товариществ было уплачено:

Процентов по ссудам -- 190.755 р.

Паевых взносов -- 500.356 "

Пеней за просрочки платежей и т. п. -- 4.184 "

Итого -- 704.295 р.

Разложив эту сумму на число членов, получим около 15 руб. на человека. Ссуд в тот же период выдано на 3.311.902 руб., что составит на каждого члена около 62--63 руб. Следовательно, каждая ссуда обошлась средним числом в 24%. Но если принять в расчет, что сумма выданных ссуд показана в 323 товариществах, а сумма полученных по ссудам процентов, паевых взносов и пеней определена на основании отчетов лишь 201 товарищества, то мы должны допустить, что в действительности процент этот был несравненно выше.

Определив размер и стоимость кредита, открываемого ссудо- сберегательными товариществами большинству своих членов, посмотрим теперь, какое значение может иметь этот, так называемый дешевый кредит в хозяйстве нашего крестьянства. Нет сомнения, что крестьянин прибегает к займу только в самых крайних случаях, когда его обездоливает неурожайный год, падеж скота, пожар, неотлагаемая уплата подати, одним словом, когда он не может свести концы с концами в своем скудном обиходе. Тут-то к нему и является на помощь ссудо-сберегательное товарищество. Оно, как мы видели, открывает ему свой кредит на ту именно сумму, которой ему не хватает для покрытия его неизбежных расходов; оно дает ему возможность быть исправным плательщиком и берет с него за это... каких-нибудь 20% в год. Кулак содрал бы наверное вдвое или в полтора раза более. Все это очень хорошо. Но какое же изменение производит этот кредит в крестьянском хозяйстве? Увеличивает ли он хоть на одну йоту его производительные силы? Очевидно, нет. Он ведь идет на покрытие старого долга, и на будущий год крестьянин очутится в таком же критическом положении, в каком он находится в нынешнем. Для наглядности, представьте себе, читатель, что вы зарабатываете в год 1.200 руб. На поддержание своих рабочих сил вам, положим, безусловно необходимо тратить ежегодно 1.100 р. да, кроме того, у вас есть долг, известную часть которого вы ежегодно обязаны вносить своему кредитору. Пусть эта часть будет равняться 200 руб. Из своих доходов вы уплачиваете 100 руб.; чтобы уплатить остальные 100 руб., вы ищете человека более или менее сговорчивого, человека, готового одолжить вам эту сумму на условиях менее тягостных, чем те, которые наложил на вас ваш прежний кредитор. Положим, вы находите такого человека, занимаете у него 100 руб. и удовлетворяете ими назойливого кредитора. На следующий год, получая от своего труда тот же доход и тратя на себя те же 1.100 руб., вы будете иметь вместо одного долга целых два и для их покрытия вам понадобится вдвое более широкий кредит -- кредит не во 100, а уже в 200 руб. Но так как ресурсы ваши ни на грош не увеличились, то нет основания предполагать, чтобы ваш кредит мог увеличиться. Таким образом, вам придется волею-неволею оказаться неисправным плательщиком или по отношению к своему первому, или по отношению к своему второму кредитору.

Точно так же должники крестьяне в большинстве случаев не могут производительно затратить получаемые ими микроскопические ссуды, а потому и возврат их оказывается для них крайне затруднительным. Это видно из следующих данных.

По сведениям комитета, в 302 товариществах в отчетном периоде выдано около 3.000.000 руб.; большая часть ссуд выдавалась на 6 месяцев, к концу года уплачено было не более половины всего занятого капитала. Число должников в 291 товариществе к концу отчетного года составляло более 70% всех членов. Судя по истекшему периоду (1874 г.), можно предполагать, что весьма многие из них окажутся несостоятельными. В 1875 г. из 130 товариществ выбыло 4.300 членов; из них вышли за смертью или по собственной воле 1.867 и были исключены за свою платежную несостоятельность 2,433, т. е. более половины всех выбывших. Основываясь далее на расчетах комитета, определяющего среднее число членов каждого товарищества в 167 членов, мы можем предполагать, что общее число лиц, входящих в состав этих 130 товариществ, не превышало 21.710 членов; следовательно, исключаемые за невзнос своих долгов товариществам составляют более 11% всех их наличных членов. Если мы предположим, что и в остальных товариществах исключается подобное же число членов за просрочку в платежах, то окажется, что общее число исключенных простирается ежегодно до 6.000 человек или 18 человек на каждое товарищество. В каждом товариществе среднее число членов, как мы знаем, равняется 167 человекам. Из них к помощи товариществ прибегают около 70% (так, по крайней мере, было в отчетном году в 291 товариществе), т. е. 116 человек, и из них 18 оказываются несостоятельными должниками.

Другим и едва ли даже не более существенным доказательством высказанного нами взгляда на значение кредита, открытого крестьянскому хозяйству ссудо-сберегательными товариществами, может служить факт быстро растущего обезземеления крестьян. Факт этот стоит вне всякого спора; его вполне признают даже и лица, всего более хлопотавшие о заведении у нас товариществ и состоящие членами комитета, учрежденного при императорском московском обществе сельского хозяйства для регулирования и всяческого споспешествования их ссудо-сберегательной деятельности. Князь Васильчиков в своей статье "О мелком поземельном кредите в России" приводит, напр., следующие интересные данные, заимствованные им из отчетов губернских управ.

В 12 уездах Тамбовской губернии считается всех крестьянских дворов 248.481, и в том числе дворов безземельных крестьян, т. е. крестьян, имеющих одну усадебную оседлость, без полевого надела, 12.500, что составляет около 5% всех дворов; принимая 1 двор, по средней сложности, выведенной в губернии, 3,1 ревизских душ или 6,2 душ обоего пола, всех безземельных крестьян, как мужчин, так и женщин, будет 77.500 (доклад комиссии при губернской управе).

В Курской губернии из числа всех дворов имеют:

усадьбу с наделом -- 192.674 или 94%

одну усадьбу -- 6.733 " 3%

не имеют вовсе земли -- 7.008 " 3%

Считая на 1 двор 6,8 душ обоего пола, будет всего крестьян без земли или с одною усадьбою 93.840 (доклад губернской управы по 14 уездам).

В Костромской губернии в 10 уездах насчитано:

дворов, имеющих полевой надел 138.900

безземельных 21.626

что составляет громадную пропорцию почти 15 безземельных на 100 дворов и должно равняться, по среднему выводу 5,5 душ обоего пола, общему числу безземельных сельских обывателей -- 98.474 (доклад губернской управы, сто. 49; по двум уездам, Солигаличскому и Кинешемскому, сведений нет).

В докладах земских управ не об'яснено, что собственно надо разуметь под наименованием разночинцев и солдат, купцов и прочих водворенных в селениях; полных ли хозяев, имеющих недвижимую собственность, или малоземельных и безземельных обывателей, пристроившихся на гумнах, огородах других крестьян и имеющих в утлых своих избах только пристанище и кров. Мы полагаем, что большая часть их находится в очень бедном положении, на том роковом рубеже, который отделяет обывателя-домохозяина от пролетария и обозначается на Руси названием бобыля. Если это так, то к безземельным дворам надо еще причислить большое количество таковых разночинцев; в Казанской губернии 9.502 двора, в Курской 17.719, в одном Бирюченском уезде Вологодской губернии -- 1.133.

"Всего оказывается в 68 уездах, о коих мы нашли сведения, на общее число крестьянских дворов или семейств 1.193,667:

Безземельных -- 75.081

С одною усадьбою -- 7.406

Посторонних жителей, приписанных к обществам -- 16.740

"Сельский пролетариат зарождается в России и растет быстро" ("Мелкий кредит в России", стр. 14--15).

"Во всех сельских обществах встречаются уже ныне крестьяне, отказавшиеся от полевого надела после утверждения уставных грамот, сдавшие по частным сделкам свои полосы односельцам или чужестранным людям и разночинцам и перешедшие уже ныне на права бобылей, т. е. непашенных, нетяглых крестьян".

Ссудо-сберегательные товарищества не в силах остановить это год из году прогрессирующее обезземеление крестьян. В этом тоже сознаются наши главные радетели по их устройству гг. Васильчиков и Яковлев.

"Цель ссудо-сберегательных товариществ, -- говорит г. Яковлев (стр. 42), -- весьма ограниченна. Цель и организация их направлены к удовлетворению только самых неотлагаемых потребностей крестьянина. Они главным образом имеют в виду дать возможность мелким хозяевам регулировать их хозяйственные обороты, которые неизбежны для них по их положе-* нию собственников нескольких десятин земли... Если же лицо, состоящее членом товарищества, захотело бы развить свои обороты, то кредит, открываемый товариществами, окажется недостаточным".

Люди, смотрящие на товарищества сквозь телескопное стекло своих розовых иллюзий, готовы будут, пожалуй, сказать, что "теперешнее бессилие их детищ возродить крестьянское благосостояние ничего еще не доказывает, что со временем, когда их обороты увеличатся, когда расширится район их деятельности, тогда они будут в состоянии оказывать крестьянину более существенную помощь и дадут ему возможность не только регулировать, но и развить далее его хозяйственные обороты.

Но против этого мнения розовых оптимистов г. Яковлев восстает самым решительным образом. Он утверждает, и утверждает совершенно справедливо, что кредит ссудо-сберегательных товариществ по самой сущности последних не имеет, не может и никогда даже не должен иметь производительного характера. "Достигнуть удовлетворения местного, краткосрочного кредита (промышленного, т. е. единственно-производительного) расширением рамок, в которых теперь стеснены операции товариществ, мы считаем невозможным. В опровержение нашего мнения, может быть, некоторые сошлются на пример кредитных товариществ в Германии", -- но, по словам г. Яковлева, ссылка эта вполне неосновательна, так как германские земельные банки преследуют совсем не те, цели, которые преследуются нашими товариществами. Там они служат не столько средством для поднятия уровня народного благосостояния, сколько средством для его разрушения, для угнетения бедного богатым, слабого -- сильным. Они отказывают в помощи неимущему и любезно предлагают ее имущему. Главная же характеристическая черта организации наших товариществ -- это равенство права на кредит для всех, принятых в члены товарищества {К сожалению, принцип равенства кредита для всех членов товарищества проведен не bd всех уставах. Мы видели уже, что размер кредита определяется размером паев, следовательно, равенство кредита требует равенства паев; между тем из 488 уставов, рассмотренных комитетом, 34 устава (т. е. более 7%) допускают неравенство паев. Кроме того, почти в половине товариществ размер кредита определяется внесенною долею паев. Очевидно, более состоятельные члены могут внести зараз больше, чем менее состоятельные, потому первые даже в товариществах, признающих равенство пая, пользуются кредитом в более широких размерах, чем вторые. Отсюда само собою понятно, почему многие из наших товариществ уже и теперь обратились в орудие денежной спекуляции, а не равноправного кредита для низших классов. Примечание Ткачева.}. Эта черта составляет ту границу, которая должна сдерживать товарищества в их стремлениях к расширению операций, в стремлениях сделать из товариществ учреждения уже высшего разряда кредита (т. е. учреждения, служащие исключительно интересам богатых или вообще обеспеченных классов). Сохранение этой границы тем более необходимо, что в некоторых товариществах, где во главе управления стали местные богачи, выделяющиеся из общего уровня состоятельности, уже стало проявляться стремление сбросить эту узду. Допустить неравенство кредита или допустить более высокий кредит для некоторых его членов -- значило бы совершенно разрушить то, что уже в настоящее время сделано для народного кредита (и что, заметим в скобках, уже начинает разрушаться в силу непреодолимой жизненной логики). Но если бы даже, по каким-либо случайностям, признано было возможным, уничтожив равенство кредита, допустить расширение операций ссудо-сберегательных товариществ, то и тогда вряд ли можно было бы надеяться на правильное развитие краткосрочного кредита. Отдаленность товариществ от денежных центров представит им серьезное затруднение к ведению каких-либо значительных и правильных оборотов. Если даже городские общественные банки и местные общества взаимного кредита страдают очевидными недостатками правильного банкового учреждения и делаются сундуками известного кружка приятелей, то разбросанные по деревням товарищества, без сомнения, не избегнут той же участи. Если даже губернские городские банки не затрудняются откладывать платежи по вкладам по востребованию, если вообще провинциальные банки страдают недостатками правильной бухгалтерии, то чего же можно ожидать в деревне, когда банк попадает в руки часто неграмотных местных богачей, держащих остальное население в своих тяжелых руках?" (стр. 42--43).

Все это совершенно справедливо. Ссудо-сберегательные товарищества ни в каком случае не могут создать производительного кредита, а если и могут, то только в ущерб народному благосостоянию. А между тем, по мнению гг. Васильчикова и Яковлева, крестьянство, устраненное от пользования этим кредитом, никогда не в состоянии будет выбиться из своего тяжелого экономического положения. "Застой крестьянской культуры, -- по словам Васильчикова, -- вполне обгоняется тем соображением, что крестьянское сословие и мелкая собственность вообще никогда не пользовались теми кредитными пособиями, которые открыты были крупным землевладельцам и поместному классу" (стр. 18). Следовательно, чтобы устранить эту главную и, по уверению кн. Васильчикова, чуть ли не единственную причину застоя в крестьянском хозяйстве, нужно открыть крестьянину возможность пользоваться теми кредитными пособиями, которыми пользуется крупная земельная собственность.

Но как же это сделать?

Останавливаясь на этом существенном вопросе, гг. Васильчиков и Яковлев приходят к убеждению в необходимости создать "новую" форму земельного кредита, -- форму, отличную и от ссудо-сберегательных товариществ, и от существующих коммерческих банков. Эта новая форма, пополняя пробел в экономической жизни народа, должна будет, по их мнению, дать толчок развитию народного хозяйства и освободить его бюджет от того хронического дефицита, который подтачивает производительные силы крестьянства. В чем же состоит эта форма? Осуществима ли она? И если осуществима, то приведет ли ее осуществление к тем благим результатам, о которых мечтают наши финансисты?

Вот вопросы, к анализу которых мы теперь и обратимся.

Число мелких земельных владельцев, имеющих, по словам кн. Васильчикова, крайнюю надобность в мелком земельном кредите и, вследствие организации современного кредита, не могущих им пользоваться, простирается до 8.135.405. Для того, чтобы удовлетворить потребность в кредите всей этой массы людей, придется организовать около 81.000 товариществ земельного кредита, а для этого центральная касса должна располагать капиталом в 8.100.000.000 рублей.

Следовательно, для удовлетворения сотой части всех нуждающихся в мелком земельном кредите -- нужен капитал в 81.000,000. И это только на первое время. Для поддержания и развитая операций товариществ потребуются новые капиталы,-- капиталы, которые, быть может, даже превысят первоначальный капитал.

Из каких же источников возьмет касса такие крупные суммы?

Из карманов частных капиталистов, отвечает на это весьма развязно г. Яковлев. "Касса должна явиться, -- говорит он, -- посредником между мелкими товариществами и капиталистами, ищущими помещения для своих капиталов. Она должна в себе самой обобщить всю массу обязательств мелких товариществ и, прилагая свою гарантию к этому обобщенному обязательству, привлечь свободные капиталы для мелкого кредита. Таким образом, привлечение посторонних капиталов требует от этой кассы обладания особым гарантирующим капиталом, который на обыкновенном языке банковых уставов называется складочным капиталом. Капитал этот может быть составлен путем акций, паев" (стр. 93).

Вот как! Да что же это такое? Значит, центральная касса будет не что иное, как акционерное общество. Но ведь сам же г. Яковлев утверждал (на стр. 55), что "собрать акционерный капитал в миллион и более рублей составляет пустое дело, если только в этом деле есть какая-нибудь прицепка, на основании которой можно составить рекламу. Но если нужен капитал для учреждения, хотя бы и самого солидного, "о не обещающего больших барышей, если, выражаясь технически, нельзя муссировать дело, то приобретение капитала становится делом невозможным. Мелкий земельный кредит бесспорно принадлежит к разряду таких дел". "Капитал, -- рассуждает тот же г. Яковлев, -- по своему существу чужд всяким идеям, кроме идеи выгоды, и потому ожидать, что он явится к услугам ради общественной пользы, было бы напрасным самообольщением". "Капитал не обращает внимания на пользу или вред для народа или для кого бы то ни было; он знает только расчет прибылей и убытков, и если этот расчет не в его пользу, он говорит: "дело дрянь", и бежит искать хоть нечистых, но выгодных" (ib.).

Каким же образом возможно надеяться на образование складочного капитала центральной кассы посредством акций или паев? Очевидно, подобная надежда может иметь какие-нибудь основания лишь в том случае, если на капиталы, помещенные в акции, касса будет давать акционерам хорошую прибыль, -- другими словами, -- если кредит кассы будет открыт лишь землевладельцам, имеющим солидные обеспечения и готовым платить за него высокий процент. Для большинства же мелких собственников, для народа он будет настолько же недоступен, насколько для него недоступен теперь кредит существующих уже земельных банков. Говоря короче, касса может привлечь к себе свободные капиталы лишь тогда, когда она из учреждения общеполезного обратится в орудие эксплоатации и барышничества, когда, она, вместо того, чтобы удовлетворить главному своему назначению -- помочь земельным кредитом тем, кто более всего в нем нуждается, -- сосредоточит его выгоды в руках людей, не имеющих в нем особенной надобности. В руках этих людей постепенно сосредоточатся огромные земельные пространства, которыми они станут спекулировать на широкую ногу, а безземельное крестьянства своим дешевым трудом сторицею вознаградит их за дорогой кредит кассы. Акционеры кассы останутся в барышах, кулаки и спекулянты обратятся в крупных землевладельцев, кредитные товарищества -- в крупные земельные банки, а большинство крестьянского населения останется и без земли, и без кредита. Не думаем, чтобы этого желали наши сельскохозяйственные пионеры.

Если верить им на слово, они далеки от такого злостного желания; они искренно любят народ, и только его интересы и занимают их. Они вовсе не хотят, чтобы проектируемое ими акционерное общество центральной кассы обратилось в орудие народной эксплоатации; они не хотят, чтобы оно руководствовалось в своей деятельности "кодексом широкой морали личного интереса" (стр. 105), чтобы его "высокие цели" служили "лишь завесой для проявления под ее покровом грубых, корыстных интересов" (ib.). Они хотят, чтобы их акционеры не походили на обыкновенных капиталистов, которые, по их же собственным словам, "глухи к громким фразам о пользе народа", которые только и хлопочут, что о барышах да наживе. Они хотят, чтобы их акционеры никогда не соблазнялись такими операциями, которые хотя и обещают им выгоду, но отклоняют их от главной цели -- поддержания и создания мелкой собственности; одним словом они хотят акционеров чистых, как голуби, и невинных, как институтки.

"Как достигнуть этого, без опасности впасть в то же время в другую крайность, в отсутствие всякого интереса, так часто мертвящего самые живые учреждения?" -- вопрошает себя г. Яковлев. Да, г. Яковлев, как этого достигнуть, скажите нам ради бога! Ведь в этом-то и заключается вся суть дела!

Г. Яковлев, сделав весьма серьезную мину, удовлетворяет наше любопытство весьма неожиданным образом: "мы, -- отвечает он, -- по совести говорим: не знаем и просим других указать" (стр. 106).

Вот тебе и штука! А что же, если и мы не знаем, и попадья не знает, и никто не знает! Нет, г. Яковлев, это не ответ; ведь это вы, a не мы и не кто другой, проектируете центральную кассу мелкого земельного кредита, так уж это вы и средство должны найти для примирения этих, повидимому, совершенно непримиримых вещей. Г. Яковлев, нужно отдать ему справедливость, действительно старается найти это средство, но увы! напрасно. "Можно было бы, -- говорит он, -- ограничить пределы прибыльности паев и сделать их неотчуждаемыми. Такая неотчуждаемость паев сделала бы учреждение не только ассоциацией, но и ассоциацией) лиц, вносящих в учреждение свои взгляды, своя убеждения, а ограничение прибыльности паев положило бы непреодолимое препятствие к стремлениям личного интереса". Но в то же время, -- с грустью замечает он, -- "мы должны сознаться, что неотчуждаемость паев вводит совершенную замкнутость общества, что также может (и не только может, но необходимо должно) представить вредные стороны" (стр. 106).

Значит, это средство не годится. Нет ли каких других? "Мы могли бы, -- рассуждает наш прожектер, -- указать на другую меру, на участие правительства в составлении складочного капитала, с предоставлением, на основании этого капитала, участия в контроле и даже управления представителям от товарищества, с предоставлением товариществам права постепенного выпуска принадлежащей правительству части в складочном капитале кассы, даже с предоставлением права выкупа всего капитала"... "но (опять это но), но правительственное участие в частных учреждениях является весьма часто не только не полезным, "о даже вредным, парализируя, с одной стороны, неизбежными формальностями частную инициативу, а с другой -- возбуждая обманчивые надежды и преувеличенное доверие" (ib.).

Значит, и это не годится.

Что же касается "предоставления товариществам права обратить кассу в их исключительную собственность, посредством выкупа ими складочного капитала, то такое предоставление, -- возражает сам себе г. Яковлев, -- может сделать кассу орудием односторонних стремлений известного кружка товариществ, почему-либо взявших верх над другими" (ib.).

Куда ни кинь -- все клин! Положение критическое я, повидимому, безвыходное... Впрочем, нет, нам кажется, г. Яковлев мог бы выйти из него без особенного затруднения, если бы... если бы он решился быть вполне откровенным и припрятал бы в карман излишнюю скромность. Будь он откровенен и не будь он "немножко" стыдлив, ему бы следовало обратиться к читателям с такой речью: "Конечно, милые читатели, проектируемое мною акционерное общество центральной кассы мелкого поземельного кредита, при обыкновенных условиях я в руках обыкновенных людей, незамедлит превратиться в обыкновенный акционерный банк, преследующий лишь личные выгоды гг. учредителей и акционеров. Но я ведь предлагаю, чтобы в центральную кассу народного кредита был обращен теперешний комитет "сельских ссудо-сберегательных промышленных товариществ", комитет, состоящий при московском обществе сельского хозяйства и вмещающий в себе квинт-эссенцию самых видных я наиболее прославленных радетелей о благе народа. Скромность не дозволяет мне говорить о себе; но ведь, кроме меня, в нем заседают и другие почтенные особы, как князья Васильчиков и Черкасский, граф Коновницын и барон Корф (Павел), -- такие высокоуважаемые земцы, как братья Верещагины, Нил Колюпанов, Лугинин, Фирсов, Кошелев, Скалой,-- такие высокоученые мужи, как Бабст, Тернер, Вреден, Вешняков,-- такие блистательные адвокаты, как Евгений Утин и пр. и пр. Кто решится заподозрить кого-либо из этих бескорыстно-самоотверженных деятелей в грубых, корыстных расчетах, в неблаговидных задних мыслях, кто усомнится в их искренности, в их преданности народному интересу? Никто, конечно, никто. Следовательно, стоит только сделать их бессменными и пожизненными членами центральной кассы народного кредита, и деятельность этой кассы будет вполне гарантирована от всяких неправильностей и уклонений в сторону. Она будет чужда личного интереса; она будет неуклонно преследовать одни лишь "высшие цели"; забота о "народном благе" будет ее единственною заботою, ее единственною мыслию".

Пусть будет так. Мы не хотим ни на минуту сомневаться в преданности и искренности вышеупомянутых господ, мы не сомневаемся даже в искренности г. Утина, хотя он и блистательный адвокат, мы верим даже в преданность народному благу князя Черкасского и Нила Колюпанова, хотя их печатные произведения не совсем оправдывают нашу веру. Да, мы принимаем на слово все, что утверждает г. Яковлев, мы вместе с ним охотно допускаем, что касса, попав в руки комитета о ссудо-сберегательных товариществах, сохранит свою невинность и непорочность, несмотря на все мирские соблазны и искушения. Все это прекрасно; но вот вопрос: каким образом эти невинные люди привлекут в свою кассу посторонние капиталы?

Положим, складочный капитал они как-нибудь соберут; но ведь этот капитал служит только гарантиею солидности общества; для своих же кредитных операций ему нужно иметь ссудный капитал. Источником ссудного капитала в банках земельного кредита служат, как мы видели выше, закладные листы и облигации. Если читатель не забыл, г. Яковлев держится того мнения, что в деле мелкого земельного кредита ни на те, ни на другие рассчитывать нельзя. Обязательства мелких товариществ биржа не станет принимать, потому что капиталисты не станут да и не могут им доверять. Обязательства центрального банка мелкого кредита тоже мало способны возбудить к себе общественное доверие, так как правление центрального банка, действуя через своих местных агентов, "само вряд ли когда по совести будет в состоянии сказать, насколько выданные им через посредство и оценку местных агентов ссуды обеспечены".

Памятуя этот взгляд (взгляд совершенно верный) г. Яковлева на значение облигаций в деле мелкого земельного кредита, мы имели наивность думать, что он откроет своей центральной кассе какой-нибудь новый источник приобретения ссудного капитала. Как и следовало ожидать, мы и на этот раз ошиблись; никакого другого источника г. Яковлев не открыл, та и открыть не мог в виду существующего законодательства о банках. Его центральной кассе, как и всякому вообще земельному банку, должно быть, по его проекту, предоставлено право выпускать облигации: продавая их капиталистам, она получит средства для выдачи ссуд местным товариществам. Это, конечно, весьма просто. Но почему же, однако, к облигациям центральной кассы нельзя применить всего того, что г. Яковлев говорил об облигациях местных товариществ и об облигациях центрального банка мелкого земельного кредита? Почему первые будут охотнее приниматься, чем последние? Почему облигации центрального банка и местных товариществ не могут пользоваться общественным доверием, а облигации центральной кассы могут?

Потому, -- отвечает г. Яковлев, -- что центральная касса имеет, во-первых, свой складочный капитал, и, во-вторых, ее облигации будут представлять собою как бы обобщенное обязательство всех мелких товариществ.

Конечно, складочный капитал -- это гарантия, но гарантия далеко не существенная, так как сумма выпускаемых банками облигаций всегда превышает и всегда должна превышать его нормальную сумму. Что же касается другой гарантии -- обязательств мелких товариществ, то сколько бы касса их ни "обобщала", они все-таки не сделаются от этого солиднее.

Если капиталист усомнится взять облигации царевококшайского, чебоксарского, чухломского, пошехонского и иных подобных же товариществ, то он точно так же усомнится взять и облигацию центральной кассы, обеспеченную обязательствами неведомых ему царевококшайского, чухломского, чебоксарского и т. п. кредитных учреждений. Если ценность А равна нулю, и ценность В, и ценность С и D равняется той же величине, то, сколько бы вы их ни складывали, все же в сумме, кроме нуля, ничего не получится. Мало того, сама даже касса не будет иметь никаких оснований доверять солидности местных обязательств. Дурно или хорошо ведет товарищество свои местные операции, обеспечены ли его ссуды и т. д. -- обо всем этом она будет знать едва ли не меньше центрального банка, действующего через своих местных агентов.

"Позвольте, -- может остановить нас здесь г. Яковлев, -- вы забыли о "второй мысли" моего плана: о необходимости контроля и опеки над деятельностью местных товариществ со стороны центральной кассы". Да, контроль и опека. Но как и в каких именно формах они выразятся? "Мы этого не можем определить вперед" (стр. 90), -- скромно отвечает г. Яковлев.-- "Во всяком случае, он должен быть основан на добровольных, но не принудительных отношениях". Добровольный же контроль может иметь значение лишь тогда, "когда касса будет преследовать не личные, узкие свои интересы временной наживы, а когда она будет иметь в виду только свою основную цель -- создание народного кредита" (стр. 90).

Так; это опять старая песня! Ну, а если нет, если касса будет поступать так, как поступает всякое акционерное общество, какое же тогда значение может иметь этот добровольный контроль? Конечно, г. Яковлев может заметить, что контроль этот будет якобы добровольный, в сущности же принудительный, так как товарищество, отказывающееся подчиниться ему, рискует потерять свой кредит в кассе. По плану г. Яковлева, касса имеет право собственною властью уменьшить кредит, открываемый товариществу. При существовании подобного права, ни одно товарищество не захочет добровольно уклоняться от кассового контроля. Но только в чём же будет выражаться этот контроль? Определить это с точностью г. Яковлев, как мы видели, не может. "Однако, -- говорит он, -- практика комитета (в ссудо-сберегательных товариществах) и достигнутые им результаты дают нам некоторые указания, на основании которых уже теперь можно определить характер этого контроля" (стр. 90). "Первою и самою существенною со стороны кассы внешнею мерою контроля должна быть проверка и сведение всех отчетов товариществ" (ib.). Второю мерою -- об'езды и ревизии товариществ членами центральной кассы. Треть ею -- устройство с'ездов представителей товариществ (ib.).

Что касается первой меры, то сам г. Яковлев признает, что она имеет чисто внешний характер, так как "цифры отчетов вообще далеко не могут считаться действительным указателем правильности действий товариществ". Весьма сомнительно, чтобы и вторая мера была более действительна. Уж если г. Яковлев находит (и находит совершенно справедливо), что даже местные агенты центрального банка, живущие постоянно в районе действий местного товарищества и пользующиеся по отношению к нему правом непрерывного, так сказать, хронического контроля, что даже эти местные агенты не могут служить для банка достаточною гарантией в правильности и солидности операций товариществ, то тем с большим правом мы можем это сказать о проектируемых г. Яковлевым "об'ездчиках". Г. Яковлев указывает на практику ссудо-сберегательных товариществ. Но, во-первых, даже и по отношению к этим товариществам еще ничем не доказано, что случайные объезды членов комитета приносят какую-нибудь существенную пользу; а во-вторых, операции ссудо-сберегательных товариществ так просты и несложны, что следить за правильностью этих операций могут, пожалуй, и случайные ревизоры. Этого нельзя сказать, конечно, об операциях товариществ земельного кредита: они отличаются несравненно большею сложностью и запутанностью, а главное, для правильной оценки их требуются такие специальные сведения, которые можно приобрести только путем долгого и основательного знакомства с условиями местности и среды, где действует товарищество, с его отношениями к местным заемщикам и кредиторам, с качеством и доходностью земель, принимаемых им в залог, и т. п. Случайные ревизоры кассы никогда не в состоянии будут ознакомиться и с сотой долею того, с чем им необходимо ознакомиться, если они хотят, чтобы их ревизия, не была пустою формальностью, чтобы она не ограничивалась чисто-внешнею проверкою счетных книг и ведомостей товарищества. Но так как с "невозможностью и боги не воюют", то волею-неволею им придется дальше этой пустой формальности не пойти.

Но положим даже, что правильный контроль над деятельностью товарищества вполне возможен и через "об'ездчиков". Но может ли в свою очередь касса вполне довериться своим "объездчикам"? Г. Яковлев, говоря о неудобстве центрального банка, действующего через местных агентов, полагает, что банк не должен возлагать больших надежд на их добросовестность, и что он поступит крайне рискованно, если будет им много доверять. Отчего ж нельзя этого сказать и об "объездчиках"? Может быть, это будут прекрасные люда, а, может быть, и нет: всего же вероятнее, что между "ими будут и те, и другие, так что касса должна доверять им только отчасти. А между тем никаких других средств контроля у нее нет и быть не может. С'езды представителей товариществ могут, конечно, служить некоторою поверкою теоретических взглядов, убеждений и познаний их членов, но едва ли они прольют какой-нибудь свет на их практическую деятельность, особенно деятельность интимную, закулисную, о которой ничего или почти ничего не говорят официальные ведомости и показные отчеты.

При отсутствии же, -- и скажем даже, -- при совершенной невозможности, правильного, постоянного, действительного контроля кассы над местными товариществами, сама касса не будет и не может питать большого доверия к их облигациям. Еще менее будет доверять им публика; следовательно, и облигации самой кассы, представляющие собою, по словам г. Яковлева, лишь "обобщенное обязательство" местных товариществ, едва ли найдут себе сбыт в финансовом мире, а потому никогда и не завоюют себе прочного места на бирже.

Таким образом, если бы даже члены акционерного общества центральной кассы и сохранили полную невинность и неморочность, несмотря на все соблазны операций земельного кредита, то они все-таки остались бы без капитала. Но скорее всего можно предположить, что они останутся без последнего и без первой.

Таким образом, рассмотрев все эти кредитные прожекты с практической точки зрения, мы убеждаемся в их полной несостоятельности и негодности; по крайней мере, они вовсе не разрешают тех практических трудностей, которые, т> словам самого же прожектера г. Яковлева, делают у нас в настоящее время почти невозможным организацию мелкого земельного кредита. Но если г. Яковлеву не удалось составить практического плана, то Фирсову или Нилу Колюпанову, может быть, и удастся. А уж если Фирсову и Нилу Колюпанову не удастся, так уж, наверное, удастся Бабсту с гг. Бунге, Вернадским и т. п. Значит, вопрос о практичности или непрактичности яковлевского проекта для нас с вами, читатель, не может иметь особенно существенного значения. Это дело второстепенное; для нас важнее его содержание, т. е. та мысль, которая лежит в его основе. Форма может быть неудовлетворительна, но -- раз дано содержание, -- о форме позаботятся и другие. Следовательно, весь вопрос в самом содержании, в основной и руководящей идее. Какова же эта идея? Разумна ли она? И может ли она привести к тем благодетельным результатам, о которых мечтают наши радетели?

С первого взгляда, мысль, положенная в основу проектов об организации мелкого земельного кредита, представляется в высшей степени полезною и плодотворною. Во многих местностях крестьянские наделы малы; с увеличением же народонаселения потребность крестьянства в земле будет становиться все настоятельнее и настоятельнее. Уже и теперь среди него ясно обнаруживается стремление к покупке земель и к арендованию их, несмотря на постоянное возвышение запродажных цен и арендной платы. В Ярославской, например, губернии продаж земель мелкими участками так много, что, между прочим, в одном Любимском уезде число мелких собственников не дворян возросло в последние 15 лет (после освобождения крестьян) с 20 до 650 человек. В Курской губернии, в одном Курском уезде, в один из последних годов, крестьянами было куплено помещичьих земель на 2 миллиона. То же сообщают из Смоленской, Нижегородской, Орловской, Харьковской и других губерний (см. статью Васильчикова "О мелком земельном кредите в России", стр. 10--13). Вообще из "Доклада высочайше утвержденной комиссии для исследования сельского хозяйства" 46 видно, "что распродажа помещичьих земель крестьянам по мелким участкам идет бойко, и сдача полевых угодий в краткосрочное оброчное содержание тоже крестьянам и тоже по мелким участкам составляет, по заявлениям, почти единогласным, всех местных учреждений и жителей, главный источник доходов землевладельцев и главный промысел земледельцев".

Высокая цена земель, безусловно необходимых крестьянину, с одной стороны, а с другой -- положение крестьянского хозяйства -- затрудняет большинство крестьянства приобретать у помещиков нужную ему землю, а следовательно, и улучшать свое экономическое положение; а оно в настоящем его виде таково, что требует самого действительного улучшения и развития. Вступлением на этот новый путь наши прожектеры считают открытие крестьянскому хозяйству дешевого кредита. Кредит дает ему средство для прикупки недостающей ему земли,-- а следовательно, и для улучшения его экономического положения.

Конечно, экономическое положение требует улучшений, и мысль о настоятельной необходимости открыть народу доступ к кредиту, в котором он так нуждается, есть мысль справедливая, разумная и даже патриотическая.

Вглядываясь, однако, в сущность дела, вы приходите к иному результату.

Всем известно, что у нас пока наиболее типическою, наиболее распространенною формою землевладения среди крестьянства является общинное землевладение. Большинство народа владеет землею не на правах частной, а на правах общинной собственности. Право общинника над нарезанным ему участком не есть право личной собственности, а скорее право временного пользования. Он не может, поэтому, ни продать, ни заложить, ни вообще тем или другим способом отчудить данный ему клочок земли. Отсюда само собою очевидно, что ни один из общинников (т. е. большинство крестьянства), взятый в отдельности, не может воспользоваться благами мелкого земельного кредита. Не может ли это сделать сама община в целом ее составе? Опять-таки нет; по существующему законодательству, мирская или общинная земля не может быть закладываема на правах частной собственности.

Следовательно, благами мелкого земельного кредита может воспользоваться только часть крестьянства {И это опять-таки очень хорошо знают гг. Васильчиков и Яковлев. Они прямо говорят, что проектируемый ими кредит совсем не имеет и не может иметь в виду крестьянскую общину, так как "вопрос о том, могут ли мирские земли, принадлежащие сельским обществам, служить основанием для кредита, еще не созрел"; он "слишком сложен и труден, чтобы к нему можно было приступить в настоящее время, когда еще значительная часть крестьян не приступила к выкупу". Поэтому только "открытие кредита частным мелким собственникам есть дело настоятельной, неотложной необходимости". (Васильчиков. "О мелком земельном кредите", стр. 35, 36). Примечание Ткачева.}, а именно та часть, которая тяготится общиною, которая стремится выделиться из нее и создать рядом с нею мелкое, частное крестьянское землевладение.

Таким образом, мелкий кредит открывает возможность осуществить это заветное желание легко, дешево, удобно и, следовательно, он роковым образом содействует и ускоряет процесс внутреннего разложения общинного хозяйства. Без его обязательной помощи для большинства общинников выход из общины и приобретение земель на стороне был бы все-таки крайне и крайне затруднителен. Без его обязательной помощи, как это сознают и сами радетели, крестьянин-общинник только в редких случаях, только при исключительных условиях, в состоянии превратиться в частного собственника. Как, повидимому, ни часто приходится слышать о подобных превращениях, но все же их общая сумма, по сравнению с общим числом крестьянского народонаселения, представляется каплею в море {Факт, статированный "Докладом высочайше утвержденной комиссии по исследованию сельского хозяйства в России",-- факт, что после уничтожения крепостного права весьма значительная часть помещичьих земель перешла путем покупки в руки крестьян, ни мало атому не противоречит. В числе этой купленной у помещиков земли считается и обрезная земля, а она приобретается обыкновенно целою общиною, а не отдельными ее членами. Примечание Ткачева.}. При данном состоянии крестьянского хозяйства вообще иначе и быть не может. При данном его состоянии переход крестьянина-общинника в класс мелких, самостоятельных, частных земельных собственников всегда будет явлением единичным, так сказать, случайным. Мелкий кредит узаконит его и из случайного сделает нормальным, постоянным... Не предотвратит он массу крестьянства и от возрастающего обезземеления, и если окажет какие-нибудь отрицательные услуги меньшинству сельского населения, то прямо в ущерб интересов большинства, что было бы крайнею несправедливостью.

ПРИМЕЧАНИЯ

42 Статья "Поможет ли нам мелкий земельный кредит?" была напечатана в No 12 "Дела" за 1876 г., за подписью: П. Нионов.

43 А. В. Яковлев -- публицист-народник, земский деятель, автор ряда работ по вопросам мелкого земельного кредита, деятельный член комитета ссудо-сберегательных товариществ. Основная идея, которую Яковлев проводил в своих работах, сводилась к признанию того, что русская крестьянская община и артель, при условии предоставления им свободного развития и, в частности, широкого кредита, спасут русское крестьянство от обезземеления, не дадут образоваться в России пролетариату, являющемуся язвой западно-европейского общества, и тем самым избавят Россию от капитализма.

44 Кн. А. И. Васильчиков -- известный публицист 70-х годов, автор ряда исследований по вопросам сельского хозяйства, местного самоуправления и народного образования. Васильчиков. в своих произведениях выступал сторонником общины, мелкого землевладения и более равномерного распределения поземельной собственности между различными классами населения. Подобные высказывания Васильчикова вызвали обвинения его со стороны консервативных дворянских кругов в "социализме". Однако в этом "преступлении" Васильчиков повинен не был. Его пожелания не шли далее рёформ, осуществимых в рамках капиталистического строя. При этом Васильчиков, как и все народники, мечтал о возможности для России избежать западные экономические формы. Залог этой возможности он видел в том, что крестьянство "занимает в России первенствующее место не только по своей многочисленности, но и потому, что оно теснее связано 8 среди всяких внешних притеснений и невзгод окрепло во внутреннем, униженном, своем составе". Главную причину социального брожения на Западе Васильчиков видит в безземельи народной массы. Прогрессирующее малоземелье русского, крестьянства угрожает и России опасностью образования в вей пролетариата. Избегнуть этой опасности Васильчиков считает возможным при помощи организации широкого кредита для помощи крестьянскому хозяйству и для содействия переходу к крестьянам помещичьих земель. Другими средствами, облегчающими достижение этой цели, Васильчиков считает широкое распространение народного образования и местного самоуправления. Органы местного самоуправления должны пользоваться подвой самостоятельностью в вопросах, предоставленных их ведению законом. Всякое вмешательство администрации в их деятельность Васильчиков находит недопустимым. В 1869--1872 гг. он принимал участие в земской деятельности, но бросил ее, убедившись в том, что русское земство далеко не соответствует его идеалу свободного самоуправления. Взгляды Васильчикова и его надежды спасти крестьянское хозяйство от капитализма при помощи дешевого, широко доступного кредита В. И. Ленин считал образцом того, как "теория утопизма легко мирится на практике с мещанскими прогрессами". "Васильчиков, как и все народники,-- писал Ленин,-- своими практическими мероприятиями представляет интересы одной лишь мелкой буржуазии" (В. И. Ленин. "Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве". Сочинения, т. I, изд. 3-е, стр. 315).

45 В. Ф. Лугинин -- участник революционного движения 60-х годов" позднее известный химик. В конце 60-х годов Лугинин основал первое в России сельское ссудо-сберегательное товарищество в Ветлужском уезде Костромской губ. Лугинину принадлежит ряд работ по вопросам мелкого земельного кредита.

46 Эта комиссия была создана в 1872 г. министром государственных имуществ П. А. Валуевым в целях анкетного обследования положения сельского хозяйства. Для участия в работах комиссии, помимо чиновников, были привлечены представители землевладельцев. Практического значения работа комиссии не имела. Собранный же ею материал был использован в ряде работ проф. Янсоиа, Васильчюкова и др. и впервые дал представление о том, как быстро развивается крестьянское малоземелье.