КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКІЙ ОЧЕРКЪ
изъ
ВРЕМЕНЪ ВОЗРОЖДЕНІЯ ВО ФЛОРЕНЦІИ И РИМѢ
(СЪ 44 ГРАВЮРАМИ НА ДЕРЕВѢ)
ПРИЛОЖЕНІЕ КЪ "ИСТОРИЧЕСКОМУ ВѢСТНИКУ"
ТИПОГРАФІЯ А. О. СУВОРИНА. ЭРТЕЛЕВЪ ПЕР., Д. No 11--2
1884
ГЛАВА I.
Заговоръ Пацци во Флоренціи.
Покатые холмы, окружающіе Флоренцію по обѣимъ сторонамъ рѣки Арно, съ древнѣйшихъ временъ были покрыты болѣе или менѣе значительными поселеніями. Съ высоты открывался роскошный видъ на богатый цвѣтущій городъ, перерѣзанный теченіемъ рѣки, съ красивыми изогнутыми мостами, прекраснымъ куполомъ собора и высокими башнями дворца "Signoria". Кругомъ, на далекомъ пространствѣ, виднѣлись разбросанныя виллы зажиточныхъ людей, изъ которыхъ одни жили здѣсь круглый годъ, а другіе проводили только лѣтніе мѣсяцы, съ своими семьями. Эти мирныя жилища представляли рѣзкій контрастъ съ укрѣпленными замками, раскинутыми на высотѣ холмовъ, гдѣ все указывало, что они были воздвигнуты съ цѣлью защиты противъ внѣшнихъ враговъ. Большая часть этихъ зданій, принадлежащихъ дворянству и знатнымъ могущественнымъ фамиліямъ города, была окружена рвами, надъ которыми были устроены крѣпкіе подъемные мосты. Въ каждомъ замкѣ содержался болѣе или менѣе многочисленный отрядъ вооруженныхъ людей; когда онъ возвращался изъ разъѣзда, то сторожъ трубилъ въ рогъ и подъемный мостъ опускался; то же дѣлалось и въ тѣхъ случаяхъ, когда господа возвращались съ охоты съ своей свитой, или кто либо изъ господъ или, гостей выѣзжалъ изъ замка. Высокій нижній этажъ этихъ замковъ былъ сооруженъ изъ громадныхъ квадратныхъ камней и снабженъ небольшими отверстіями, которыя служили бойницами, что придавало имъ видъ крѣпостей.
Въ началѣ среднихъ вѣковъ, когда въ Италіи свирѣпствовала борьба партій, замки эти служили убѣжищемъ кондотьеровъ, которые во время войны нанимались къ могущественнымъ предводителямъ партій и исполняли свою роль сообразно обстоятельствамъ. Распри гвельфовъ и гибеллиновъ длились до безконечности, не смотря на то, что большинство дѣйствующихъ лицъ давно забыло о настоящей причинѣ ихъ. Въ борьбѣ участвовало не только среднее сословіе, но и низшіе слои народа, хотя въ городахъ главная роль принадлежала знатнѣйшимъ фамиліямъ, которыя враждовали между собой.
Флоренція, носившая названіе "цвѣтущаго города" со временъ римлянъ, преимущественно обязана была своимъ богатствомъ самостоятельному развитію шелковаго производства. Торговые интересы были причиной ея первыхъ войнъ съ сосѣдними городами; войны эти кончились въ пользу Флоренціи и положили начало ея будущему величію, такъ что она скоро заняла видное мѣсто среди значительныхъ торговыхъ пунктовъ Италіи. Но Флоренція была отрѣзана отъ моря, что служило важнымъ препятствіемъ ея торговлѣ, которая вслѣдствіе этого находилась въ зависимости отъ Пизы, имѣвшей свои гавани и флотъ. Въ то же время флорентинскія владѣнія граничили съ Сіеной, Луккой, Пистойя и Ареццо; и во всѣхъ этихъ городахъ жили могущественные дворянскіе роды, которые пользовались безграничною властью.
Частныя войны изъ-за личныхъ и городскихъ интересовъ получили твердую точку опоры, когда папа заявилъ притязаніе на наслѣдство графини Матильды, завѣщавшей свои земли церкви, хотя они составляли имперское ленное владѣніе. Императоръ призналъ требованія папы незаконными; изъ-за этого началась борьба за свѣтскую власть папы, которая охватила большую половину Европы.
Часть дворянства приняла сторону императора, другая встала на сторонѣ церкви; такимъ образомъ начались безконечныя войны, средоточіемъ которыхъ была Флоренція; при этомъ впервые возникли названія: гвельфы и гибеллины для обозначенія обѣихъ партій.
Въ это дикое и безпокойное время, на ряду съ внутренними междоусобіями Флоренція вела безпрерывныя войны съ сосѣдями для открытія свободнаго торговаго пути. Въ довершеніе общей неурядицы, владѣльцы замковъ, расположенныхъ за чертой города, нерѣдко дѣлали вылазки, нападали на мирныхъ жителей небольшихъ виллъ и нарушали спокойствіе цѣлаго города.
Естественно, что такія условія жизни должны были мало по малу закалить мужество горожанъ. Нужда, эта лучшая учительница, заставила купцовъ и ремесленниковъ взяться за оружіе, чтобы въ случаѣ надобности быть на-готовѣ для защиты своего домашняго очага. Такимъ образомъ, изъ класса богатыхъ горожанъ понемногу образовался своего рода патриціатъ, который не только представилъ собой крѣпкій оплотъ противъ притязаній дворянства, но скоро усвоилъ его привычки съ тою разницею, что отличался отъ послѣдняго болѣе утонченными нравами и любовью къ искусству. Этотъ новый патриціатъ, благодаря своей энергіи достигъ такого могущества, что окончательно отстранилъ отъ городскаго управленія представителей стариннаго дворянства.
Но такъ какъ знатныя фамиліи горожанъ преимущественно принадлежали партіи гвельфовъ, а большая часть дворянъ стояла на сторонѣ гибеллиновъ, то прежнія распри продолжались, тѣмъ болѣе, что "Signoria", верховный городской совѣтъ, теперь состоялъ исключительно изъ членовъ партіи гвельфовъ. Наконецъ, Сальвестро Медичи, одинъ изъ богатѣйшихъ флорентинскихъ купцовъ, сгруппировалъ вокругъ себя такъ называемыхъ "недовольныхъ", чтобы дать отпоръ непомѣрнымъ притязаніямъ гвельфовъ. Вслѣдствіе этого, простой народъ, ремесленники и купцы съ теченіемъ времени привыкли считать своей опорой торговый домъ Медичи и относиться къ главѣ его съ безусловною преданностью.
Медичисы, благодаря своей осмотрительности и энергіи, не только съумѣли составить себѣ значительное состояніе, но и заслужить расположеніе флорентинцевъ своею щедростью. Въ началѣ пятнадцатаго столѣтія, Джьованни Медичи владѣлъ большими помѣстьями въ окрестностяхъ города, великолѣпнымъ замкомъ и нѣсколькими виллами, въ числѣ которыхъ была знаменитая вилла Кареджи. Сынъ его, Косьма, не только наслѣдовалъ его имущество, но и его громадное вліяніе на общественныя дѣла.
Въ Косьмѣ впервые проявилась та замѣчательная любовь къ искусству, которая удержалась въ этой фамиліи въ теченіи столѣтій. Естественно, что такой вліятельный человѣкъ, какъ Косьма, имѣлъ много враговъ и могущественныхъ противниковъ; имъ удалось обвинить его въ преступныхъ сношеніяхъ съ Францискомъ Сфорца, тогдашнимъ герцогомъ Миланскимъ и отправить его въ ссылку. Но флорентинцы настояли на его возвращеніи и приняли съ громкими изъявленіями радости, когда онъ на слѣдующій годъ снова вернулся изъ ссылки въ родной городъ.
Этотъ случай показалъ всю непрочность мира между большими торговыми домами. Каждая вліятельная фамилія патриціевъ, владѣвшая большими богатствами, стремилась захватить въ свои руки бразды правленія, чтобы распоряжаться по произволу болѣе важными и доходными должностями, и это должно было неизбѣжно вести къ ожесточенной враждѣ и кровопролитнымъ войнамъ. Но въ мирное время члены отдѣльныхъ домовъ дружески сносились между собой и нерѣдко собирались вмѣстѣ по случаю общественныхъ празднествъ. Равнымъ образомъ браки между ними составляли обычное явленіе, такъ что они, мало-по-малу, почти всѣ породнились другъ съ другомъ. Но когда снова наступали распри, то никто не считалъ нужнымъ щадить какія либо чувства или обращать вниманіе на узы родства.
Болѣе высокая степень интеллигенціи, отличавшая членовъ фамиліи Медичи, давала eд преимущество передъ другими флорентинскими домами, и въ глазахъ гражданъ дѣлала ее болѣе способной къ управленіи), нежели дворянство, которое исключительно преслѣдовало свои личныя себялюбивыя цѣли. Такъ, напримѣръ, Косьма Медичи, достигнувъ власти, употребилъ всѣ усилія для возстановленія мира, тѣмъ болѣе, что убѣдился личнымъ. опытомъ, что даже въ виду интересовъ его собственное дома, ему выгоднѣе жить въ дружбѣ съ другими значительными фамиліями, нежели въ вѣчной враждѣ. Ему удалось привлечь на свою сторону самаго главнаго противника, богатаго Бено Питти, и породниться съ фамиліей Пацци, посредствомъ брака своей внучки Біанки съ Гуильельмо Пацци. Послѣ смерти Косьмы, сынъ ее, Піетро, наслѣдовалъ всѣ права и преимущества отца, но по своей безтактности далеко не пользовался такимъ народнымъ расположеніемъ. Тѣмъ не менѣе, всякій разъ, когда Піетро Медичи являлся въ городъ изъ своей виллы Кареджи, его прибытіе производило извѣстную сенсацію. Неизлѣчимая болѣзнь въ правомъ колѣнѣ лишала его свободы движеній, поэтому слуги несли его на носилкахъ; многочисленная и нарядная свита сопровождала его. Кромѣ дочери Біанки, у Піетро было двое взрослыхъ сыновей: Лоренцо и Джульяно, получившіе свое первоначальное воспитаніе подъ надзоромъ дѣда, который особенно любилъ Лоренцо за его живой умъ и склонность къ изящнымъ искусствамъ.
Піетро Медичи всего чаще бывалъ у своей единственной дочери, которая жила съ мужемъ въ изящной виллѣ, окруженной садами, и построенной на откосѣ холма, откуда открывался живописный видъ на городъ и извилины рѣки Арно. Роскошныя поля, обиліе овощей, прекрасныя фруктовыя деревья и виноградники, свидѣтельствовали о плодородіи почвы и заботливости хозяина. Цвѣтникъ передъ домомъ представлялъ подобіе рая въ миніатюрѣ; кромѣ дорогихъ тропическихъ растеній, здѣсь была масса всевозможныхъ цвѣтовъ, которые пріятно поражали глазъ зрителя великолѣпіемъ и богатствомъ красокъ. Піетро Медичи просиживалъ цѣлые часы близъ этого дома подъ тѣнистыми ильмами и платанами, глядя на родной городъ, раскинутый въ долинѣ и любуясь красотой дочери и играми ея дѣтей. Въ эти минуты полнаго блаженства онъ переносился мысленно въ другой волшебный міръ, чуждый честолюбивыхъ стремленій, зависти, борьбы и разрушенія.
Піетро Медичи только нѣсколькими годами пережилъ своего отца. Съ его смертью, народъ перенесъ свою преданность на его сыновей или, вѣрнѣе сказать, та часть народа, которая, признавая господство дома Медичи, считала естественнымъ, чтобы управленіе республикой перешло въ руки внуковъ великаго Косьмы. Но если многое прощалось Піетро въ виду его слабаго здоровья, то сыновья его не могли разсчитывать на подобную снисходительность, и при своей молодости и неосмотрительности легко должны были навлечь на себя неудовольствіе флорентинцевъ. Лоренцо и Джульяно, сыновья богатаго торговаго магната, воспитанные, какъ принцы крови, обладали всѣми внѣшними преимуществами; но до сихъ поръ не успѣли проявить никакихъ личныхъ достоинствъ, которыя могли бы служить для народа вѣрнымъ залогомъ безопасной будущности.
Но Лоренцо, сознавая затруднительность своего положенія, съ первыхъ-же дней управленія проявилъ осмотрительность, которую никто не ожидалъ отъ него. Онъ немедленно распорядился, чтобы друзья отца и между ними Томмазо Содерини и Андреа Пацци, которые во время его болѣзни завѣдывали дѣлами правленія, остались при своихъ должностяхъ. Этими и другими благоразумными мѣрами Лоренцо въ короткое время настолько расположилъ къ себѣ народъ, что послѣдній безпрекословно согласился признать обоихъ братьевъ Медичи наслѣдниками власти отца и дѣда. Но старшіе члены другихъ знатныхъ фамилій съ негодованіемъ отнеслись къ этому событію, и рѣшили употребить всѣ усилія, чтобы не допустить до первенства молодыхъ Медичисовъ.
До сихъ поръ ничто не нарушало счастливой брачной жизни Гуильельмо Пацци и Біанки Медичи. Красота Біанки носила тотъ задумчивый характеръ, который такъ часто встрѣчается на югѣ; мягкій блескъ ея большихъ темныхъ главъ гармонировалъ съ кроткимъ выраженіемъ благороднаго правильнаго лица. Оба супруга почти безвыѣздно жили въ своемъ богатомъ помѣстьѣ, приносившемъ большой доходъ благодаря Гуильельмо Пацци, который съ раннихъ лѣтъ чувствовалъ особенную склонность къ сельскому хозяйству. Онъ постоянно дѣлалъ различныя полезныя нововведенія въ обработкѣ полей, улучшилъ породу скота и лошадей, развелъ деревья, устроилъ водопроводы, такъ что каждый день приносилъ свои хлопоты и требовалъ* отъ него усиленной физической и умственной работы. Біанка завѣдывала домашнимъ хозяйствомъ и по мѣрѣ силъ помогала своему мужу, насколько позволяли заботы о дѣтяхъ.
Шестилѣтнее сожительство обоихъ супруговъ до сихъ поръ не было омрачено ни малѣйшей тѣнью раздора. Гуильельмо Пацци всегда неохотно выѣзжалъ изъ дому, и особенно избѣгалъ продолжительныхъ отлучекъ. Тѣмъ не менѣе Біанка была очень удивлена, когда въ одно воскресенье онъ объявилъ ей наотрѣзъ, что останется дома, хотя въ этотъ день ему необходимо было присутствовать при торжественной обѣднѣ въ соборѣ, гдѣ должны были собраться члены совѣта и представители знатнѣйшихъ фамилій города.
Дѣло шло о вступленіи въ должность кардинала Ріаріо, недавно назначеннаго архіепископомъ во Флоренцію, который по этому случаю долженъ былъ служить обѣдню совмѣстно съ высшимъ духовенствомъ города, послѣ чего онъ намѣревался дать роскошный пиръ, подобно тому, какъ онъ дѣлалъ это въ другихъ итальянскихъ городахъ Каждый осуждалъ свѣтскій блескъ, который былъ расточаемъ на этихъ празднествахъ; но никто не хотѣлъ лишить себя удовольствія участвовать въ нихъ Ріаріо былъ родственникъ папы Сикста IV, который возбудилъ противъ себя общее неудовольствіе, потому что отдавалъ самыя доходныя церковныя мѣста своимъ ближайшимъ родственникамъ и надѣлялъ ихъ богатыми помѣстьями. Такъ напримѣръ, онъ возвелъ своего племянника Ріаріо, простаго францисканскаго монаха, въ званіе кардинала св. престола и назначилъ патріархомъ константинопольскимъ и архіепископомъ флорентинскимъ. Двадцатишестилѣтній Ріаріо скоро освоился съ своей новой ролью и въ короткое время настолько прославился расточительностью и великолѣпіемъ своего дома, что о немъ заговорили не только въ Римѣ, но и во всей Италіи. Послѣ цѣлаго ряда блистательныхъ пировъ, данныхъ имъ въ своемъ римскомъ дворцѣ, Ріаріо отправился съ многочисленной свитой во Флоренцію, чтобы вступить въ свою должность архіепископа.
Ріаріо въ это утро служилъ литургію, такъ что отсутствіе Пацци, представителя одной изъ первыхъ флорентинскихъ фамилій, могло пройти незалѣченнымъ. Сначала Біанка думала, что мужъ ея забылъ о предстоящемъ торжествѣ, и сочла своимъ долгомъ напомнить ему объ этомъ; но получивъ вторичный и еще болѣе рѣшительный отказъ, приняла это за доказательство его полнѣйшаго равнодушія ко всему, что выходило изъ тѣснаго круга домашней жизни. Въ виду этого она стала настойчивѣе прежняго уговаривать его отправиться въ соборъ.
-- Я знаю, сказала она, что большинству нашихъ господъ не особенно пріятно, что имъ прійдется нести шлейфъ тщеславнаго Ріаріо при сегодняшнемъ празднествѣ. Вѣроятно, мои братья тяготятся этимъ болѣе чѣмъ кто нибудь; но я убѣждена, что они подавятъ свою гордость въ виду ихъ общественнаго положенія.
-- Повѣрь, что не гордость удерживаетъ меня! возразилъ Гуильельмо Падди. Я даже не считаю особенной жертвой съ моей стороны оказать такую ничтожную почесть новому архіепископу, не смотря на его нелѣпое тщеславіе. Все дѣло въ томъ, что я не вижу въ этомъ никакой надобности, такъ какъ никто не замѣтитъ моего отсутствія.
Хотя Біанка не имѣла повода сомнѣваться въ правдивости этого объясненія; но она не удовлетворилась имъ.
-- Я, напротивъ того, убѣждена, сказала она, что при сегодняшнемъ торжествѣ твое отсутствіе неизбѣжно обратитъ на себя общее вниманіе.
-- Ты ошибаешься, возразилъ съ раздраженіемъ Гуильельмо Падди, наша фамилія потеряла всякое значеніе! Твои братья твердо встали на ноги съ тѣхъ поръ, какъ смерть моего отца избавила ихъ отъ опеки. Поэтому безразлично, будетъ ли одинъ изъ Падди въ соборѣ или нѣтъ.
-- Но тамъ будетъ твой братъ Франческо, который имѣетъ банкирскій домъ въ Римѣ и пользуется довѣріемъ папы, а равно и его племянника Ріаріо. Быть можетъ, его присутствіе будетъ способствовать прекращенію давней вражды между твоей и моей фамиліей. Ты не былъ ни на одномъ изъ празднествъ, которыя давались по поводу пріѣзда новаго архіепископа; поэтому тебѣ неудобно пропустить сегодня литургію.
-- Моя добрая милая Біанка, сказалъ Падди, пожимая руку женѣ; твое кроткое сердце не въ состояніи понять дикихъ страстей, которыя служатъ главной причиной нашихъ вѣчныхъ раздоровъ. Пріѣздъ моего брата во Флоренцію нисколько не радуетъ меня... Не будемъ больше говорить объ этомъ; Богъ дастъ нынѣшній день пройдетъ также благополучно, какъ и всѣ предшествующіе, и ничто не нарушитъ нашего тихаго домашняго счастья!
Сердце Біанки сжалось при послѣднихъ словахъ; неясное предчувствіе чего-то недобраго овладѣло ею. Она сдѣлала усиліе, чтобы улыбнуться.
-- Какъ ты серіозно говоришь объ этомъ! сказала она, и, взявъ мужа за руку, подвела его къ окну, выходившему въ садъ, изъ котораго въ туманной дали виднѣлась Флоренція, окруженная полями.
-- Посмотри какъ хорошъ нашъ городъ при яркомъ сіяніи весенняго солнца! Что навело тебя на эти печальныя мысли? Въ послѣднее время я часто видѣла тебя грустнымъ и задумчивымъ. Скажи мнѣ, что съ тобой? Быть можетъ братъ мой Лоренцо опять затѣялъ что нибудь противъ твоихъ родныхъ, и честолюбіе не даетъ ему покоя! Неужели Флоренція будетъ вѣчно жертвой раздоровъ между лучшими и наиболѣе уважаемыми гражданами.
-- Обратись съ этими вопросами къ твоему брату! сурово отвѣтилъ Пацци; но видя, что Біанка молча склонила свою прекрасную головку, онъ нѣжно обнялъ ее и поцѣловалъ. Жаль, что мы такъ рано лишились Піетро Медичи и моего отца; при ихъ жизни миръ не былъ бы нарушенъ между обоими домами. Но гдѣ же наши дѣти? добавилъ Пацци, чтобы перемѣнить разговоръ. Я еще не видѣлъ ихъ сегодня утромъ...
-- Я сейчасъ приведу ихъ, отвѣтила Біанка, и поспѣшно вышла изъ комнаты.
Едва закрылась дверь, какъ мысли молодаго супруга приняли еще болѣе печальное направленіе. Онъ думалъ о переворотѣ, который по его соображеніямъ долженъ былъ измѣнить въ ближайшемъ будущемъ судьбы его отечества.
Флорентинская республика съ давнихъ поръ держалась особнякомъ отъ другихъ государствъ Италіи и, поглощенная своими торговыми интересами, равнодушно относилась къ тому, что дѣлалось въ остальной Европѣ и даже въ ея непосредственномъ сосѣдствѣ. Между тѣмъ неаполитанскій король Фердинандъ преслѣдовалъ свои честолюбивыя цѣли; папа Сикстъ IV безпрепятственно обогащалъ свою семью, всѣми доступными для него средствами; венеціанцы вели свои безконечныя войны съ турками; въ Генуѣ свирѣпствовали народныя смуты.
Если флорентинцы вообще интересовались чѣмъ либо кромѣ своей торговли, то развѣ только личными отношеніями представителей знатныхъ домовъ, или, вѣрнѣе сказать, одной фамиліей Медичи. Послѣ смерти Андрея Пацци, честолюбіе Лоренцо Медичи не встрѣчало никакихъ преградъ, потому что престарѣлый Томмазо Содерини слишкомъ цѣнилъ воспріимчивый умъ талантливаго юноши, чтобы мѣшать его планамъ. Лоренцо во время своего пребыванія въ Римѣ сблизился съ семьей Орсини и обручился съ молодой дѣвушкой изъ этого дома, чѣмъ нажилъ себѣ новыхъ враговъ во Флоренціи, такъ какъ всѣмъ была извѣстна непомѣрная гордость римскаго дворянства. Оба Медичисы были убѣждены, что господство во Флоренціи принадлежитъ имъ по праву наслѣдства, при этомъ всѣ замѣтили, что со времени обрученія съ Кларой Орсини, Лоренцо началъ самовластно распоряжаться доходами города, не отдавая никому отчета. Изъ этого происходила полнѣйшая неурядица, потому что никто не зналъ въ точности, гдѣ оканчивались интересы торговаго дома Медичи и гдѣ они приходили въ столкновеніе съ городскими. Косьма и Піетро Медичи были опытные дѣловые люди, между тѣмъ какъ Лоренцо и Джуліано, воспитанные при другихъ условіяхъ, были мало знакомы съ торговлей; въ ихъ распоряженіяхъ постоянно встрѣчались погрѣшности, которыя кончались для нихъ большими потерями. Въ этихъ случаяхъ они нерѣдко прибѣгали къ помощи городскихъ денегъ. Домъ Медичи преимущественно велъ дѣла съ Нидерландами; однажды Лоренцо взялъ сто тысячъ флориновъ изъ городской кассы, для отсылки въ Брюгге, чтобы спасти отъ банкротства банкирскую контору, учрежденную имъ въ этомъ городѣ. Такимъ образомъ Медичисы вѣроятно дошли бы до полнаго раззоренія, если бы общественныя суммы не примѣнялись въ ихъ пользу. Тѣмъ не менѣе у нихъ все еще было много приверженцевъ среди членовъ знатныхъ фамилій, которые придерживались ихъ, чтобы раздѣлить съ ними власть и вліяніе и распоряжаться безконтрольно общественными доходами.
Подобно другимъ вліятельнымъ фамиліямъ Флоренціи, Медичисы заботились объ украшеніи своей приходской церкви Санъ-Марко, стоявшей вблизи ихъ дворца, и монастыря того же имени, и присвоили себѣ протекторіатъ надъ послѣднимъ. Косьма основалъ здѣсь библіотеку; Лоренцо при этомъ преслѣдовалъ научныя и художественныя цѣли; онъ окружилъ себя выдающимися учеными и художниками и щедро награждалъ ихъ за труды различными почестями и подарками. Хотя большая часть старинныхъ и знатныхъ фамилій Флоренціи относилась враждебно къ братьямъ Медичи, но простой народъ боготворилъ ихъ, такъ какъ пользовался ихъ милостями и восхищался произведеніями искусства, которыя благодаря имъ были разставлены въ различныхъ пунктахъ города.
Джульяно Медичи не раздѣлялъ правительственныхъ взглядовъ своего брата, тѣмъ болѣе, что прирожденное высокомѣріе Лоренцо дошло до крайнихъ предѣловъ, со времени его обрученія съ Кларой Орсини. Джуліано, болѣе кроткій и скромный, часто дѣлалъ замѣчанія своему брату по поводу его честолюбія, жестокости и непомѣрной вспыльчивости. Но вліяніе семьи Орсини было несравненно сильнѣе, такъ что теперь всѣ помыслы Лоренцо были устремлены на то, чтобы сдѣлаться единственнымъ властелиномъ республики, хотя для достиженія этой цѣли онъ долженъ былъ изгнать или подавить всѣ другія знатныя фамиліи города.
Изъ нихъ всего опаснѣе для Медичисовъ было соперничество семьи Пацци. Они были изъ стариннаго дворянскаго рода гибеллиновъ и въ прежнія времена жили во враждѣ съ флорентинской республикой. Впослѣдствіи они покинули свои укрѣпленные замки и переѣхали въ городъ, гдѣ выстроили себѣ прекрасный дворецъ и пользовались различными льготами. Косьма Медичи, сознавая необходимость поддерживать связи съ стариннымъ дворянствомъ, дозволилъ нѣкоторымъ семьямъ вести торговыя дѣла наравнѣ съ горожанами и отказаться отъ дворянства. Къ числу ихъ принадлежали Пацци. Одинъ изъ членовъ этой фамиліи, а именно Андреа Пацци, положилъ основаніе банкирскому дому, который въ короткое время сдѣлался однимъ изъ самыхъ значительныхъ и уважаемыхъ въ Италіи. Такимъ образомъ Пацци, помимо знатнаго происхожденія, имѣли то преимущество передъ братьями Медичи, что были искуснѣе илъ въ торговыхъ оборотахъ и не имѣли надобности посягать на общественныя суммы.
Косьма Медичи старался всѣми способами поддержать дружбу съ семьей Пацци и съ этой цѣлью выдалъ свою внучку Біанку за Гуильельмо Пацци. Піетро Медичи въ этомъ отношеніи слѣдовалъ примѣру своего отца. Лоренцо держался противоположнаго принципа, и своимъ союзомъ съ однимъ изъ римскихъ родовъ не только отступилъ отъ преданій знатныхъ флорентинскихъ фамилій, но намѣревался окончательно отстранить отъ дѣлъ представителей семьи Пацци. Онъ относился снисходительно къ мужу своей сестры, такъ какъ считалъ его человѣкомъ неопаснымъ, но за то всѣми способами преслѣдовалъ его старшихъ братьевъ, Джьоваши и Франческо, особенно послѣдняго, и, наконецъ, вынудилъ его покинуть Флоренцію. Франческо Пацци водворился въ Римѣ и завелъ самостоятельную торговлю; въ то же время папа Сикстъ IV поручилъ ему завѣдываніе своими денежными дѣлами, которыя до этого находились въ рукахъ Медичисовъ. Главная причина такой перемѣны заключалась въ томъ, что обрученіе Лоренцо вызвало сильное неудовольствіе при папскомъ дворѣ, потому что Орсини принадлежали къ давнишнимъ врагамъ святаго престола, хотя въ данный моментъ одинъ Орсини былъ кардиналомъ. Франческо Пацци воспользовался этимъ случаемъ, чтобы усилить неудовольствіе папы, и такъ какъ денежныя дѣла расточительнаго Ріаріо были также въ его рукахъ, то ему не трудно было возставить новаго флорентинскаго архіепископа противъ Медичисовъ, чтобы уничтожить ихъ однимъ ударомъ.
Ріаріо заранѣе обѣщалъ содѣйствовать планамъ Франческо Пацци, который сопровождалъ его во Флоренцію, гдѣ онъ могъ жить безпрепятственно подъ покровительствомъ могущественнаго церковнаго владыки. Съ первыхъ же дней своего возвращенія на родину онъ сдѣлался главою заговора, имѣвшаго цѣлью умерщвленіе обоихъ братьевъ Медичи, къ которому примкнули недовольные дворяне. Всѣ члены фамиліи Пацци, находившіеся это время во Флоренціи, считали дѣломъ чести принадлежать къ этому тайному союзу. Одинъ Гуильельмо вслѣдствіе своего близкаго родства съ Медичисами, отказался отъ всякаго участія въ заговорѣ; но съ него взяли клятву, что онъ не повредитъ дѣлу и сохранитъ тайну отъ своей жены. Убійство должно было совершиться въ соборѣ во время сегодняшней литургіи, гдѣ присутствіе кардинала Ріаріо и пизанскаго архіепископа Сальвіати, давнишняго врага Медичисовъ, придавало извѣстную санкцію заговору, хотя Ріаріо по внѣшности хотѣлъ остаться непричастнымъ къ дѣлу. Въ случаѣ удачи, зачинщикамъ заговора было важно имѣть на своей сторонѣ кардинала.
Гуильельмо Пацци не зналъ дальнѣйшихъ подробностей. Его безпокойство еще больше усилилось, когда онъ остался наединѣ съ своими мыслями. Каковъ бы ни былъ исходъ заговора, онъ долженъ былъ неблагопріятно отразиться на будущности его дѣтей и нарушить спокойствіе его домашней жизни, тѣмъ болѣе, что Біаика была искренно привязана къ своимъ братьямъ.
Приходъ Біанки съ дѣтьми прервалъ нить его размышленій, она несла на рукахъ маленькую дѣвочку, рядомъ съ нею шелъ пятилѣтній мальчикъ. Біанка была необыкновенно хороша въ своемъ домашнемъ нарядѣ; на ней не было ни золота, ни дорогихъ камней, и только дорогія кружева окаймляли бѣлую нѣжную шею и красивыя руки; ея роскошные каштановые волосы сдерживались сѣткой. Дѣти были одѣты также просто и изящно. Это зрѣлище при другихъ условіяхъ наполнило бы безмятежною радостью сердце Гуильельмо Падди. Но теперь чувство боязливаго опасенія охватило его съ такой силой, что онъ не въ состояніи былъ долѣе владѣть собой, и лицо его покрылось мертвенной блѣдностью. Біанка тотчасъ же замѣтила, что ея мужъ сильно встревоженъ и хотѣла спросить о причинѣ, но онъ предупредилъ ея вопросъ:
-- Ты была права, сказалъ онъ,-- мнѣ необходимо быть въ соборѣ! Я прикажу осѣдлать лошадь, и надѣюсь, что во-время доберусь до города...
Онъ едва сознавалъ, что говорилъ и что хотѣлъ сказать, но ему казалось, что онъ долженъ во что бы-то ни стало помѣшать убійству. Было ли это своего рода предчувствіе, но во всякомъ случаѣ онъ не въ состоянія былъ долѣе оставаться дома: неудержимая сила влекла его къ мѣсту, гдѣ рѣшалась судьба его родины.
Біанка еще больше встревожилась, когда мужъ ея неожиданно выбѣжалъ изъ комнаты, не обративъ никакого вниманія на дѣтей и не прощаясь съ нею. Она подошла къ окну выходившему на дворъ и видѣла какъ Гуильельмо отдалъ приказаніе конюху и тотъ началъ поспѣшно сѣдлать лошадь, а другой слуга побѣжалъ въ домъ и черезъ нѣсколько минутъ вернулся съ шпагой и перчатками и подалъ ихъ своему господину. Сердце Біанки усиленно билась, хотя она старалась увѣрить себя, что нѣтъ никакихъ причинъ для безпокойства, но когда подали лошадь и Гуильельмо Пацци скрылся за воротами, ею овладѣлъ такой страхъ, что въ первую минуту она готова была броситься вслѣдъ за своимъ мужемъ. Но благоразуміе удержало ее; сознавая свою безпомощность, она позвала одного изъ конюховъ и приказала ему сѣсть на лошадь, чтобы нагнать господина на дорогѣ и неотлучно находиться при немъ. Затѣмъ она удалилась въ небольшую домовую капеллу въ надеждѣ, что усердная молитва успокоитъ ея встревоженное сердце.
Между тѣмъ Гуильельмо Пацци съ трудомъ пропустили черезъ городскія ворота. При въѣздѣ въ городъ его поразилъ шумъ, господствовавшій на улицахъ, который ясно показывалъ, что заговоръ приведенъ въ исполненіе. Не помня себя отъ нетерпѣнія и любопытства, онъ освѣдомился о причинѣ слышаннаго имъ шума, и пришелъ въ ужасъ отъ непредвидѣннаго оборота дѣлъ. Волненіе достигло такихъ размѣровъ, что люди, ослѣпленные яростью, бѣгали по улицамъ и громко кричали, что нужно перебить всѣхъ Пацци и ихъ приверженцевъ. Посягательство на жизнь Медичисовъ произвело такое сильное раздраженіе въ народѣ, что каждый былъ глубоко проникнутъ чувствомъ мести.
Гуильельмо Пацци былъ обязанъ своимъ спасеніемъ предупредительности конюха, посланнаго Біанкой. Вѣрный слуга, узнавъ о грозившей опасности, схватилъ за поводья лошадь своего господина и безъ дальнѣйшихъ объясненій заставилъ ее свернуть въ городской палаццо Лоренцо Медичи.
Прибытіе Гуильельмо въ домъ зятя было принято уличной толпой за доказательство его преданности дому Медичи. Немного позже, даже это едва ли могло спасти его, потому что скоро ярость народа дошла до крайнихъ предѣловъ, и такъ какъ Пацци были главными зачинщиками заговора, то ни одинъ членъ этой фамиліи не могъ разсчитывать на пощаду, хотя бы онъ не принималъ никакого участія въ дѣлѣ.
Гуильельмо засталъ сильнѣйшее смятеніе во дворцѣ своего зятя, потому что да нѣсколько минутъ передъ тѣмъ Лоренцо принесли домой раненаго. Сочувствіе народа было такъ велико, что жизнь Лоренцо была теперь единственная вещь имѣвшая цѣну для флорентинцевъ. Они окружили его палаццо, требуя точныхъ свѣдѣній о состояніи его здоровья.
Вслѣдъ затѣмъ принесли тѣло Джульяно Медичи, при видѣ котораго волненіе толпы возрасло до крайней степени. Конюхъ Гуильельмо Пацци воспользовался этимъ моментомъ, чтобы вернуться къ своей госпожѣ и успокоить ее относительно безопасности ея мужа.
Разсказъ конюха о городскихъ событіяхъ былъ громовымъ ударомъ для Біанки среди ея безоблачной супружеской жизни. Хотя по многимъ признакамъ можно было догадаться, что подготовляется заговоръ, и въ городѣ почти открыто говорили объ этомъ, но сестра обоихъ Медичисовъ и жена одного изъ Пацци не имѣла никакого понятія о предстоящемъ событіи.
Заговоръ имѣвшій цѣлью измѣнить правительство во Флоренціи посредствомъ убійства обоихъ Медичисовъ, былъ заранѣе подготовленъ Франческо Пацци и кардиналомъ Ріаріо. Скоро имъ удалось найти третьяго союзника въ лицѣ пизанскаго архіепископа Сальвьяти, флорентинца по происхожденію и заклятаго врага Медичисовъ. Назначеніе Ріаріо флорентинскимъ архіепископомъ послужило удобнымъ поводомъ для выполненія задуманнаго плана. Заговорщики по пріѣздѣ во Флоренцію, употребили всѣ усилія, чтобы привлечь на свою сторону Джакомо Пацци, старѣйшаго изъ членовъ этой фамиліи, но его трудно было подбить на подобное рискованное предпріятіе. Наконецъ, послѣ долгихъ колебаній онъ согласился принять участіе въ заговорѣ, когда его увѣрили, что онъ заслужитъ этимъ одобреніе папы. Затѣмъ къ заговору примкнули другіе противники Медичисовъ, и между прочимъ Бернардо Бандини и Джьованни Монтесекко. Въ случаѣ успѣха, правленіе республики должно было перейти въ руки представителей фамиліи Пацци.
Сначала заговорщики предполагали совершить убійство въ какомъ нибудь частномъ домѣ. Съ этой цѣлью Джакомо Пацци устроилъ великолѣпное празднество въ своемъ дворцѣ и пригласилъ обоихъ Медичисовъ, но Джульяно не явился. Онъ не былъ также и на блистательномъ пирѣ, который Лоренцо устроилъ въ честь кардинала въ своемъ дворцѣ Кареджи. Вслѣдъ затѣмъ распространился слухъ, что планъ заговора извѣстенъ Медичисамъ, и, что Джульяно Медичи не будетъ присутствовать ни на одномъ изъ пиршествъ, которыя будутъ даны во время пребыванія кардинала Ріаріо во Флоренціи. Такимъ образомъ заговорщикамъ не оставалось иного исхода, какъ напасть на обоихъ братьевъ во время литургіи въ соборѣ, гдѣ самъ кардиналъ долженъ былъ служить обѣдню, такъ какъ ни одинъ изъ Медичисовъ при этихъ условіяхъ не могъ отсутствовать при божественной службѣ.
Франческо Пацци и Бернардо Бандини взяли на себя убійство Джульяно Медичи; эта задача считалась особенно трудной, потому что Джульяно былъ крайне остороженъ, и обыкновенно носилъ панцырь подъ платьемъ. Джьованни Монтесекко поручено было убить Лоренцо Медичи, но Джьованни былъ благочестивый католикъ, и какъ только узналъ, что убійство должно быть совершено въ церкви во время богослуженія, то объявилъ наотрѣзъ, что не способенъ на подобное святотатство. Этотъ фактъ произвелъ тяжелое впечатлѣніе на большинство заговорщиковъ; никто изъ нихъ не рѣшался предложить свои услуги. Наконецъ, архіепископъ Сальвьяти, зная какъ сильна субординація въ католической церкви, отыскалъ двухъ священниковъ, которые безпрекословно взялись совершить преступленіе, отчасти изъ преданности интересамъ святаго престола, и частью потому, что церковныя стѣны не внушали имъ такого трепета, какъ остальнымъ смертнымъ. Для совершенія убійства былъ выбранъ тотъ моментъ, когда кардиналъ подниметъ святые дары, потому что тогда обѣ жертвы принуждены были склонить головы; и не увидѣли бы своихъ убійцъ. Въ случаѣ удачи звонъ церковнаго колокола долженъ былъ послужить сигналомъ для заговорщиковъ находящихся внѣ церкви; имъ поручено было овладѣть дворцомъ "Signoria", между тѣмъ какъ архіепископъ Сальвьяти съ помощью вооруженной силы долженъ былъ принудить членовъ городскаго совѣта принять благосклонно совершенное убійство.
Когда вошли Лоренцо и кардиналъ, то церковь уже была переполнена народовъ. Началась литургія, но Джульяно Медичи все не было. Наконецъ, Франческо Пацци и Бернардо Бандини отправились къ нему и стали доказывать, что его присутствіе необходимо въ соборѣ. Пацци, подъ видокъ шутки, обнялъ его, чтобы убѣдиться надѣть ли на немъ панцырь, но Джульяно, страдая въ этотъ день наслѣдственной болью въ ногѣ, не только былъ безъ панцыря, но даже снялъ свой длинный охотничій ножъ, который обыкновенно носилъ при себѣ. Послѣ нѣкотораго колебанія Джульяно отправился въ церковь съ своими мнимыми друзьями и всталъ рядомъ съ Лоренцо около алтаря. Кромѣ убійцъ, обоихъ Медичисовъ окружали заговорщики, которымъ не трудно было приблизиться къ нимъ въ виду толпы наполнявшей соборъ.
Когда наступилъ назначенный моментъ, и кардиналъ поднялъ св. Дары, Бернардо Бандини съ быстротой молніи вонзилъ свой кинжалъ въ грудь Джульяно Медичи. Этотъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ и упалъ безъ чувствъ на землю; Франческо Пацци бросился на него и, нанося ему ударъ за ударомъ, пришелъ въ такую ярость, что самъ ранилъ себя въ ногу. Одновременно съ этимъ на Лоренцо напали оба священника; одинъ изъ нихъ Антоніо Вольтеро положилъ руку на плечо своей жертвы, чтобы нанести ударъ кинжала въ шею. Но Лоренцо быстро отскочилъ въ сторону, и, обернувъ лѣвую руку полой плаща, обнажилъ шпагу и стадъ защищаться противъ убійцъ съ помощью двухъ своихъ слугъ, изъ которыхъ одинъ былъ тяжело раненъ.
Лоренцо также были нанесены двѣ раны въ шею. Въ то время, какъ оба священника старались спастись бѣгствомъ, Бернардо Бандини, убійца Джульяно, хотѣлъ напасть на Лоренцо; но этотъ успѣлъ скрыться въ ризницу, гдѣ около него столпились друзья. Одинъ изъ нихъ заперъ тяжелыя бронзовыя двери, другой высосалъ раны Лоренцо, такъ какъ предполагали, что кинжалы убійцъ были намазаны ядомъ; затѣмъ наскоро была сдѣлана повязка.
Между тѣмъ приверженцы Медичисовъ разсѣялись по церкви, одни преслѣдовали убійцъ, другіе собрались передъ дверями ризницы и настойчиво требовали, чтобы ихъ впустили, въ чемъ сначала имъ было отказано, потому что Лоренцо боялся измѣны. Наконецъ одинъ изъ слугъ влѣзъ на органъ, откуда можно было видѣть внутренность церкви, и когда онъ убѣдился въ полной безопасности, то двери были открыты; Лоренцо положили на носилки и отнесли въ его палаццо подъ прикрытіемъ вооруженной толпы его приверженцевъ.
Заговорщики не были приготовлены къ такому исходу. Въ полной увѣренности, что предпріятіе ихъ увѣнчается успѣхомъ, они не приняли никакихъ мѣръ, чтобы овладѣть своей жертвой, что не представляло особеннаго труда въ первый моментъ общей сумятицы, пока толпа не звала сущности дѣла. Вмѣсто этого они устремились къ палаццо "Signoria", куда варанѣе отправился архіепископъ Сальвьяти съ своимъ братомъ, нѣкоторыми родственниками и многочисленной вооруженной свитой своихъ приверженцевъ. Часть сваты онъ оставилъ у главнаго входа, а другую провелъ въ залу нижняго этажа; но, по разсѣянности, уходя заперъ дверь на ключъ. Вслѣдствіе этого находившіеся въ залѣ не могли соединиться съ товарищами и принять какое либо участіе въ дальнѣйшемъ ходѣ дѣла.
Сальвьяти, распорядившись такимъ образомъ, вошелъ въ комнату гонфалоньеро, который жидъ въ палаццо "Signoria", гдѣ онъ былъ представителемъ высшаго начальства. Эту важную должность занималъ тогда Чезаре Петруччи, человѣкъ почтенныхъ лѣтъ, бывшій очевидцемъ многихъ заговоровъ на своей родинѣ, что дѣлало его вдвойнѣ недовѣрчивымъ и осторожнымъ. Сальвьяти, поздоровавшись съ нимъ, заявилъ, что долженъ передать ему порученіе отъ папы, но Петруччи замѣтилъ, что при этомъ архіепископъ нѣсколько разъ мѣнялся въ лицѣ и не могъ скрыть своего волненія. Между тѣмъ Сальвьяти, зная, что дверь изъ комнаты гонфалоньеро ведетъ въ залу, гдѣ онъ случайно заперъ часть своей свиты, мысленно проклиналъ себя за неосторожность; и глаза его невольно обращались въ эту сторону. Петруччи внимательно слѣдилъ за взглядами архіепископа, и затѣмъ всталъ и отворилъ дверь въ залу. Увидя непрошенныхъ гостей, онъ тотчасъ понялъ въ чемъ дѣло, созвалъ своихъ людей и стражу, и приказалъ арестовать всѣхъ бывшихъ въ палаццо. Приказъ этотъ былъ немедленно приведенъ въ исполненіе; тѣ которые оказывали вооруженное сопротивленіе были убиты, остальныхъ выбросили изъ оконъ. Сначала архіепископъ съ братомъ и родственниками былъ задержанъ въ залѣ "Signoria", но когда Петруччи узналъ сущность заговора, то онъ безъ дальнѣйшихъ объясненій приказалъ повѣсить всѣхъ ихъ на окнахъ дворца.
Оба священника, посягавшіе на жизнь Лоренцо, были захвачены и изрублены въ куски приверженцами Медичисовъ. Бернардо Бандини, видя что Лоренцо ускользнулъ отъ него, и дѣло заговора потеряно, успѣлъ во время спасти свою жизнь бѣгствомъ. Раненный Франческо Пацци настолько ослабѣлъ отъ потери крови, что долженъ былъ вернуться домой; онъ упросилъ своего дядю Джакомо сѣсть на лошадь и обратиться съ воззваніемъ къ народу. Джакомо собралъ вокругъ себя около сотни заговорщиковъ и отправился съ ними на площадь передъ дворцомъ "Signoria", приглашая по пути гражданъ взяться за оружіе и защищать дѣло свободы. Но такъ какъ это воззваніе не произвело никакого впечатлѣнія, то онъ поспѣшно вышелъ изъ городскихъ воротъ съ своимъ небольшимъ войскомъ и удалился въ Романію.
Лоренцо Медичи не сдѣлалъ никакихъ распоряженій, чтобы захватить заговорщиковъ, но тѣмъ сильнѣе обрушилась на нихъ месть народа. Ничто не могло болѣе расположить флорентинцевъ къ дому Медичи, какъ этотъ неудавшійся заговоръ, который былъ вмѣстѣ съ тѣмъ и вопіющимъ святотатствомъ, достойнымъ небесной кары. Если кто выказывалъ непріязнь къ Медичисамъ или находился въ какихъ либо сношеніяхъ съ заговорщиками, то его убивали безъ сожалѣнія. Кардиналъ Ріаріо искалъ спасенія у алтаря, гдѣ священники съ трудомъ могли оградить его отъ народной мести. Франческо Папци лежалъ въ постели вслѣдствіе своей раны, но его принудили наскоро одѣться и поволокли въ палаццо "Signoria", гдѣ повѣсили на окнѣ рядомъ съ архіепископомъ Сальвьяти. Дорогой побои и оскорбленія наносимыя ему озлобленнымъ народомъ не вызвали у него ни малѣйшей жалобы, онъ спокойно смотрѣлъ на своихъ согражданъ, и только выразилъ сожалѣніе, что они хотятъ остаться въ прежнемъ рабствѣ. Нужно приписать чуду, что народъ пощадилъ наслѣдственный палаццо фамиліи Пацци и превосходную капеллу, построенную Брунелески по порученію Андреа Пацци, которая уцѣлѣла для потомства, на монастырскомъ дворѣ Санта Кроче, въ видѣ неподражаемаго образца строительнаго искусства временъ Возрожденія.
Изъ всѣхъ членовъ фамиліи Пацци, бывшихъ въ этотъ день во Флоренціи, уцѣлѣлъ одинъ Гуильельмо Пацци, мужъ сестры Лоренцо Медичи. Едва Біанка узнала изъ безсвязнаго разсказа конюха о томъ, что случилось въ городѣ, какъ у ней явилась твердая рѣшимость спасти своего мужа, несмотря ни на какую опасность. Она тотчасъ же сдѣлала всѣ необходимыя распоряженія для своего отъѣзда, ничѣмъ не выразивъ своего волненія, и только во время прощанія съ дѣтьми слезы навернулись на ея длинныхъ ресницахъ. Затѣмъ она сѣла на лошадь и отправилась въ городъ въ сопровожденіи двухъ слугъ. Флорентинцы знали всѣхъ членовъ знатныхъ фамилій своего города, и Біанка всегда пользовалась общимъ расположеніемъ за свою доброту и простое обращеніе. Поэтому ея появленіе на городскихъ улицахъ было встрѣчено доброжелательными криками. Мало по малу вокругъ нея образовалась многочисленная народная толпа, которая сопровождала ее во дворецъ брата. Несчастіе, постигшее Медичисовъ занимало всѣхъ; вмѣстѣ съ громкими жалобами и плачемъ раздавались крики ярости и проклятія. По улицамъ тащили тѣла убитыхъ; всюду виднѣлись обезображенные куски человѣческаго мяса, вдѣтые на копья, которые носили по городу. Невидимому фанатическая жажда мести дошла у флорентинцевъ до крайнихъ предѣловъ и ей не предвидѣлось конца.
Біанка, пользуясь правами близкаго родства, подошла къ постели Лоренцо и вмѣстѣ съ сожалѣніями о смерти ихъ младшаго брата выразила радость, что видитъ его живымъ. Лоренцо ласково встрѣтилъ сестру, которая живо напоминала ему покойную мать своей кротостью и красотой. Онъ былъ заранѣе увѣренъ, что Біанка пріѣдетъ къ нему, какъ только узнаетъ объ его болѣзни; но поведеніе Гуильельмо Пацци казалось ему крайне сомнительнымъ. Біанкѣ удалось увѣрить брата, что Гуильельмо не принималъ никакого участія въ заговорѣ и, только уступая ея настоятельнымъ просьбамъ, отправился въ городъ, гдѣ уже все было окончено безъ него. Наконецъ могъ ли онъ быть недругомъ Медичисовъ при той нѣжной привязанности, какую онъ всегда выказывалъ женѣ и дѣтямъ!..
Лоренцо, повѣривъ краснорѣчивымъ убѣжденіямъ молодой женщины, обѣщалъ свое покровительство ея мужу, которому дозволилъ остаться въ своемъ дворцѣ, пока не уляжется народная ярость. Но Біанка не совсѣмъ довѣряла обѣщаніямъ своего брата, и съ ужасомъ думала о томъ, что можетъ наступить день, когда Лоренцо при своемъ честолюбіи, не задумываясь пожертвуетъ зятемъ, если это окажется нужнымъ для его цѣлей. Такимъ образомъ она переживала тяжелые дни, въ великолѣпномъ палаццо Медичисовъ, ожидая съ часу на часъ, что ярость народа обрушится на Гуильельмо Пацци. Ни одинъ членъ этой фамиліи не могъ считать себя безопаснымъ, такъ какъ флорентинцы не отличали праваго отъ виноватаго; и повѣсили ни въ чемъ неповиннаго Ринальдо Пацци, вмѣстѣ съ его дядей Джакомо, который былъ пойманъ на дорогѣ въ Романію и принималъ непосредственное участіе въ, заговорѣ. Тѣло Джакомо сначала поставили въ фамильномъ склепѣ Пацци, затѣмъ въ виду святотатства, которое позволили себѣ заговорщики, его похоронили за городской стѣной, откуда оно было снова вырыто и выброшено на улицу.
Между тѣмъ, заговоръ Пацци еще болѣе упрочилъ неограниченное господство Лоренцо Медичи надъ флорентинцами. Едва оправившись отъ раны, онъ поѣхалъ въ Римъ, чтобы отпраздновать свое бракосочетаніе съ Кларой Орсини. По внѣшности Клара могла бы служить типичнымъ изображеніемъ римлянки. Правильныя рѣзкія черты лица ея выражали горделивое сознаніе собственнаго достоинства, которое вызывало презрительную улыбку на ея губахъ. Большіе черные глаза смотрѣли повелительно на свѣтъ Божій и гармонировали съ ея высокимъ ростомъ, умѣренными движеніями и спокойствіемъ внятной дамы. Когда она въѣхала во Флоренцію съ своимъ молодымъ супругомъ и была встрѣчена у воротъ городскими властями, знатью обоего пола и радостными криками народа, то на лицѣ ея появилась снисходительная улыбка удовлетворенія. Въ ея головѣ впервые промелькнула мысль, которая имѣла рѣшающее вліяніе на ея дальнѣйшую жизнь. Она дала обѣтъ придать въ будущемъ болѣе высокое значеніе дорогой діадемѣ, украшавшей ея волнистые черные волосы.
Какъ велика была власть Лоренцо въ это время можно видѣть изъ того, что турецкій султанъ по первому его требованію выдалъ Бернардо Бандини, которому удалось найти убѣжище въ Константинополѣ. Бандини привезли во Флоренцію, гдѣ онъ былъ немедленно приговоренъ къ повѣшенію.
ГЛАВА II.
Юношескіе годы Джироламо Саванаролы.
Съ давнихъ поръ "boccia" (игра въ шары) была въ большомъ ходу не только въ Болоньи, но и во всей Италіи и служила удобнымъ народомъ къ сближенію обоихъ половъ, которые вообще были строго отдѣлены другъ отъ друга. Молодыя дѣвушки привилегированныхъ классовъ воспитывались въ монастыряхъ или подъ надзоромъ матерей, которыя держали ихъ вдали отъ общества. Этотъ обычай соблюдался въ Болоньи строже, чѣмъ гдѣ либо, потому что знаменитый университетъ привлекалъ массу молодежи изъ другихъ странъ, и далеко не всѣ юноши отличались нравственностью и одинаковымъ рвеніемъ къ наукѣ. Съ другой стороны замкнутая жизнь, неблагопріятно отражалась на молодыхъ дѣвушкахъ и способствовала ихъ вольному обращенію съ молодежью другаго пола, которую онѣ видѣли только во время веселыхъ празднествъ. Въ сущности какое дѣло было безпечнымъ юношамъ и дѣвушкамъ до серіозныхъ политическихъ соображеній отцовъ и материнской заботливости объ ихъ будущности, въ тѣ счастливые часы, когда они сходились на мѣстахъ общественныхъ игръ или въ цвѣтущихъ садахъ и всецѣло предавались наслажденію минуты!
Ежегодно фамилія Бентиволіо въ Болоньи давала блистательный праздникъ въ залахъ своего дворца и примыкавшихъ къ нему садахъ. Это дѣлалось въ честь короля Энціо, предка фамиліи, съ цѣлью сохранить о немъ воспоминаніе въ памяти жителей. При этомъ ничто не должно было напоминать тяжелую борьбу гвельфовъ съ гибеллинами, въ которой многолюдный промышленный городъ принималъ дѣятельное участіе. Между тѣмъ эта борьба была причиной, что любимый сынъ Фридриха II Гейнрихъ или Гейнцъ, прозванный итальянцами Энціо, содержался двадцать лѣтъ въ болонской тюрьмѣ. Выше упомянутый праздникъ долженъ былъ только служить напоминаніемъ героической любви Лючіи Вендаголи, уроженки Болоньи, къ императорскому сыну. Печальная судьба нѣмецкаго принца, котораго вели плѣннымъ по улицамъ города, въ связи съ его привлекательной наружностью тронула сердце прекрасной Лючіи. Она нашла доступъ въ его темницу и оставалась при немъ неотлучно до самой смерти въ качествѣ его жены. Родъ, происшедшій отъ этаго замѣчательнаго супружества, назывался Бентиволіо и благодаря родственной связи съ императорскимъ домомъ пользовался особеннымъ уваженіемъ. Наконецъ, по прошествіи многихъ лѣтъ, фамилія Бентиволіо, пользуясь смутами въ городѣ, достигла безграничнаго господства съ помощью папы и получила въ Болоньи такое же значеніе, какъ Медичи во Флоренціи.
Естественно, что празднество, устроенное въ память вѣрной любви, было преимущественно назначено для юношества. Если въ данный моментъ между представителями фамиліи Бентиволіо были юноши и дѣвушки, то празднество получало еще болѣе веселый характеръ, и все было направлено къ тому, чтобы доставить самыя разнообразныя увеселенія собравшейся молодежи. Роскошная природа Италіи придавала особенную прелесть этого рода празднествамъ, когда они устраивались въ лучшую пору года, какъ напримѣръ въ маѣ, какъ это было въ данномъ случаѣ. Множество прекрасныхъ цвѣтовъ, связанныхъ гирляндами украшали стѣны великолѣпнаго дворца Бентиволіо, образуя пестрый коверъ, на фонѣ котораго выдѣлялись милыя юношескія физіономіи, сіявшія веселіемъ.
На этотъ разъ былъ только одинъ молодой представитель фамиліи Бентиволіо, и такъ какъ съ нимъ были связаны всѣ надежды родителей и родственниковъ, то онъ составлялъ для нихъ предметъ безусловнаго поклоненія. Ипполиту Бентиволіо только что исполнилось двадцать лѣтъ; это былъ богато одаренный юноша въ физическомъ и нравственномъ отношеніи, хотя безграничная любовь близкихъ ему людей способствовала развитію его природнаго высокомѣрія. Внѣшній признакъ нѣмецкаго происхожденія, роскошные бѣлокурые волосы несчастнаго Энціо, время отъ времени встрѣчались у его потомковъ, какъ мужчинъ, такъ и женщинъ. Такіе же густые бѣлокурые волосы были у Ипполита Бентиволіо и при этомъ большіе темноголубые глаза, которые въ минуты гнѣва или радости принимали металлическій отблескъ. Его прекрасно сложенная сильная фигура, закаленная съ дѣтства въ физическихъ упражненіяхъ и верховой ѣздѣ, вполнѣ подходила къ его будущему положенію -- вождя могущественной Болоньи. Естественно, что всѣ дѣвушки города относились благосклонно къ красивому юношѣ, которому предстояла такая блестящая будущность. Онъ могъ выбрать любую изъ нихъ, такъ какъ матери больше своихъ дочерей ухаживали за нимъ, и каждая считала бы для себя величайшимъ счастіемъ породниться съ фамиліей Бентиволіо.
Въ этомъ году, по случаю празднества въ честь Энціо, опять собралось множество юношей и дѣвушекъ во дворянъ Бентинволіо. Время проходило незамѣтно среди всевозможныхъ увеселеній. Къ вечеру приготовленъ былъ въ саду народный праздникъ съ различными играми, состязаніемъ въ бѣгѣ, лавашемъ по шесту и пр. Въ заключеніе долженъ былъ быть сожженъ великолѣпный фейерверкъ на обширномъ лугу, гдѣ, по примѣру древнихъ театровъ, были устроены амфитеатромъ ряды мѣстъ для зрителей. Но пока ворота оставались закрытыми для народной толпы, молодежь знатныхъ фамилій собралась въ саду для игры въ "Ьоссіа", при которой бросались шары и затѣмъ сообразно разстоянію отъ цѣли опредѣлялся выигрышъ или проигрышъ. Игра эта сопровождалась веселымъ смѣхомъ и шутками, и нерѣдко служила поводомъ къ оживленнымъ спорамъ, которые всегда кончались миролюбивымъ образомъ. Во время болѣе или менѣе продолжительныхъ промежутковъ между играми прислуга разносила десертъ.
При этомъ немедленно составлялись группы, около нѣкоторыхъ дѣвушекъ тѣснились ихъ поклонники. Ипполитъ Бентиволіо не принадлежалъ въ числу ихъ, потому что самъ былъ центромъ многочисленнаго женскаго кружка, среди котораго были самыя красивыя и болѣе тщеславныя дѣвушки.
Ореола Кантарелли была безспорно самая красивая между своими сверстницами, какъ по своей миловидной граціозной фигурѣ, такъ и очаровательнымъ чертамъ лица. Она только что вышла изъ дѣтскаго возраста, но по уму и развитію давно уже достигла зрѣлости. Въ ней не было и слѣда робкой ребяческой наивности, и только холодный разсчетъ руководилъ ею; но она умѣла искусно скрывать его подъ маской дѣтской беззаботности. Желаніе нравиться пробудилось въ ней вмѣстѣ съ сознаніемъ могущества своей красоты, и хотя по внѣшнему виду она оставалась невиннымъ безпечнымъ ребенкомъ, но въ душѣ это была себялюбивая кокетка въ полномъ значеніи этого слова.
Игра кончилась, и опять наступилъ довольно продолжительный перерывъ. Ореола, не пренебрегая никакими средствами, чтобы обратить на себя вниманіе Ипполита, хотѣла еще болѣе увеличить число своихъ поклонниковъ.
Она обратилась съ лукавой улыбкой къ стоявшему около нея молодому офицеру:
-- Я должна вамъ замѣтить синьоръ Оньибене, что вашъ братъ Джироламо не принадлежитъ въ числу любезныхъ кавалеровъ! Всякій разъ, когда прерывается игра, онъ отходитъ въ сторону и предается своимъ мыслямъ, между тѣмъ онъ могъ бы заняться бесѣдой съ молодыми дамами и блеснуть своими необыкновенными умственными способностями, о которыхъ столько говорятъ у насъ.
-- Будьте снисходительны къ нему синьорина, клянусь честью, что Джироламо хорошій и честный человѣкъ, хотя и мечтатель. Онъ самый умный въ нашей семьѣ, и въ десять разъ лучше меня, у котораго нѣтъ другихъ достоинствъ кромѣ искренняго желанія выказать свою храбрость въ битвѣ противъ непріятеля.
-- Все это прекрасно, отвѣтила со смѣхомъ очаровательная Ореола,-- но я желала бы звать, какія мысли могутъ настолько поглощать молодаго человѣка, что онъ не обращаетъ никакого вниманія на насъ молодымъ дѣвушекъ. Какъ вы думаете, о чемъ размышляетъ онъ въ настоящую минуту?
-- Мнѣ не трудно угадать это, потому что мы ежедневно видимся съ нимъ. Я знаю, что въ послѣднее время все его вниманіе было поглощено событіями во Флоренціи, и держу пари, что мысли его заняты ими и теперь. Онъ недоволенъ заговоромъ Пацци и его послѣдствіями. Если я ошибся, и не это въ его головѣ, то онъ вѣроятно думаетъ о своихъ ученыхъ книгахъ и стремится къ нимъ душой, хотя въ угоду мнѣ принимаетъ участіе въ этомъ великолѣпномъ праздникѣ.
-- Во всякомъ случаѣ со стороны вашего брата крайне невѣжливо, что онъ такъ высоко цѣнитъ свои книги, что изъ-за нихъ пренебрегаетъ нами! возразила она, бросивъ взглядъ на юношу серіозной наружности, который шелъ по аллеѣ съ опущенной головой, и въ эту минуту свернулъ на уединенную тропинку.-- Тѣмъ не менѣе, добавила она вполголоса, любопытно видѣть человѣка, который думаетъ о заговорѣ Пацци и стремится къ своимъ книгамъ въ то время, когда всѣ мы собрались сюда съ единственною цѣлью повеселиться.
-- Вы кажется хотите синьорина заставить всѣхъ насъ ревновать нашего добраго друга Джироламо! воскликнулъ Ипполитъ Бентиволіо, подходя къ Ореолѣ.-- Кончится тѣмъ, что всѣ мы бросимъ наши шпаги и займемся книгами, чтобы заслужить ваше одобреніе!
Слова эти понравились тщеславной дѣвушкѣ, она отвѣтила на нихъ веселымъ смѣхомъ, къ которому присоединились молодые люди, стоявшіе вблизи и слышавшіе весь предъидущій разговоръ.
Между тѣмъ юноша, обратившій на себя вниманіе красавицы скрылся въ зелени деревъ. Онъ шелъ медленно по уединенной тропинкѣ, останавливаясь по временамъ, чтобы взглянуть на цвѣтущіе кусты розъ и камелій. Его занимали серіозныя думы, которыя рѣдко приходятъ въ голову молодымъ людямъ его лѣтъ. Уваженіе, какимъ пользовался Джироламо Саванарола среди близкихъ ему людей было вполнѣ заслуженное, такъ какъ онъ былъ одаренъ не только глубокое чуткой натурой, но и рѣдкими умственными способностями. Міровыя событія и общечеловѣческія дѣда, несравненно болѣе интересовали его, нежели узкіе личные интересы и его собственная особа. Въ теченіи нѣсколькихъ дней онъ не переставалъ думалъ о кровавыхъ событіяхъ во Флоренціи, о которыхъ говорила не только Италія, но и вся Европа. Въ памяти его воскресла прошлая исторія "цвѣтущаго" города и безконечная борьба гвельфовъ и гибеллиновъ. Обѣ партіи всплыли вновь подъ названіемъ "черныхъ" и "бѣлыхъ": въ ихъ борьбу втянутъ былъ и ноетъ Дангъ. Въ 1300 году онъ былъ одинъ Изъ пріоровъ, присвоившихъ себѣ титулъ "signoria", подъ властью гонфалоньеро. Поэтъ принадлежалъ къ партіи "бѣлыхъ" и во время одного переворота былъ навсегда изгнанъ изъ Флоренціи; долго послѣ того странствовалъ онъ съ мѣста на мѣсто, пока не нашелъ убѣжища у Гвидо да Полента, властителя Равенны. Его геніальная поэма, названная имъ самимъ "Комедіей", къ которой впослѣдствіи прибавлено названіе "Божественной", была чужда какихъ бы-то ни было партій и изображала событія современной жизни, подъ видомъ возмездія на томъ свѣтѣ. Между тѣмъ для флорентинцевъ наступили тяжелыя времена; они сначала признали надъ собой господство неаполитанскаго короля, затѣмъ такъ называемаго принца Ахайскаго, пока Медичисы мало но малу не присвоили себѣ безграничную власть надъ городомъ.
Въ молодой и впечатлительной душѣ Джироламо все болѣе и болѣе укрѣплялось убѣжденіе, что условія, въ какихъ находилась Флоренція и другія города Италіи, не могутъ быть долѣе терпимы. Онъ видѣлъ, что вездѣ былъ произволъ единичныхъ тирановъ, которые эксплуатировали народъ для своихъ цѣлей и мало заботились объ его благосостояніи. Пылкій патріотизмъ юноши еще болѣе усиливалъ его жажду дѣятельности, но у него часто являлись сомнѣнія относительно своихъ способностей. Онъ сознавалъ, что въ наружности его не было ничего внушительнаго и, что провидѣніе лишило его дара того краснорѣчія, которое дѣйствуетъ на массы. Сначала онъ хотѣлъ, по примѣру отца своего, посвятить себя законовѣдѣнію, хотя внутреннее убѣжденіе говорило ему, что онъ призванъ обучать юношество или быть народнымъ ораторомъ. Когда у него являлись подобныя мечты, то онъ воодушевлялся до такой степени, что могъ часами обдумывать рѣчи, въ которыхъ хотѣлъ сообщить свои взгляды многочисленнымъ слушателямъ, хотя они существовали нова только въ его воображенія. Кромѣ политики и науки, сдѣлавшей быстрые успѣхи въ новѣйшее время, вниманіе его было въ такой же степени возбуждено сильнымъ движеніемъ въ области искусства. Въ это время пластика шла увѣреннымъ шагомъ по новому пути. У многихъ явилось пониманіе безсмертныхъ художественныхъ произведеній античнаго міра; признано было, что они переживутъ всѣ фазисы развитія человѣчества и будутъ вѣчно имѣть плодотворное вліяніе на его духовную дѣятельность. Тѣнь не менѣе допросъ о достоинствахъ вновь возродившагося древняго искусства служилъ поводомъ къ оживленнымъ Спорамъ. Хотя Джироламо Саванарола былъ достаточно одаренъ отъ природы, чтобы наслаждаться поэзіей Данте и безъискусственными картинами Джіотто, но онъ относился съ недовѣріемъ и даже отчасти съ глубокимъ отвращеніемъ къ чувственному элементу, который являлся преобладающимъ при новомъ (поворотѣ искусства, и представляя отрицаніе античнаго духа, угождалъ вкусу сластолюбивыхъ властителей. При этомъ Джироламо, какъ это часто бываетъ въ молодости, заходилъ слишкомъ далеко въ своемъ строгомъ взглядѣ на искусство и повидимому становился какъ бы врагомъ его. Душа его жаждала освобожденія отъ ига тирановъ, онъ мечталъ о счастья всего человѣчества, и ненавидѣлъ все, что было связано съ тиранствомъ или что пользовалось его покровительствомъ.
Веселыя, смѣющіяся дѣвушки и юноши не подозрѣвали какая борьба происходила въ это время въ душѣ Саванаролы. Хорошенькая Ореола, разсчитывая на всемогущество своей красоты, заявила, что не мѣшало бы сдѣлать опытъ, чтобы убѣдиться, что сильнѣе: книги или жизнь? Если какой либо молодой дѣвушкѣ удастся отвлечь серьезнаго Джироламо Саванаролу отъ его ученыхъ занятій, то это будетъ служить неоспоримымъ доказательствомъ, что молодое, свѣжее личико можетъ взять перевѣсъ надъ старыми учеными мужами, несмотря на то высокое уваженіе, которымъ они пользуются.
Молодые люди единогласно выразили свое одобреніе. Ипполитъ Бентиволіо также нашелъ предложеніе Ореолы восхитительнымъ, хотя лицо его въ это время имѣло довольно странное выраженіе. Вслѣдъ затѣмъ, онъ отыскалъ какой-то предлогъ, чтобы шепнуть нѣсколько словъ на ухо Ореолѣ. Онъ совершенно серьезно спросилъ ее: не намѣрена ли она сама привести въ исполненіе мысль, высказанную ею относительно Саванаролы? Когда она заносчиво отвѣтила ему въ утвердительномъ смыслѣ, то онъ замѣтилъ, что, быть можетъ, подъ этимъ кроется дѣйствительное участіе, которое она принимаетъ въ молодомъ ученомъ. Сердце Ореолы забилось отъ радости, но она не рѣшалась дать какой либо отвѣтъ, нова Ипполитъ не объявилъ ей, что, въ данномъ случаѣ, онъ долженъ сознаться, что принимаетъ самое живое участіе въ томъ, до чего она намѣрена довести это дѣло.
Ореола покраснѣла при этихъ словахъ, и съ трудомъ могла скрыть улыбку торжества, которая готова была появиться на ея лицѣ, такъ какъ Ипполитъ въ первый разъ далъ ей понять, что никому не уступитъ обладаніе ею. Она скоро придумала отвѣть, и, бросивъ многозначительный взглядъ на своего поклонника, сказала:
-- Я буду вести дѣло до тѣхъ поръ, пока вы будете спокойно относиться къ этому, и тотчасъ же предоставлю мою жертву собственной судьбѣ, какъ только вы потеряете терпѣніе.
Едва успѣла она прошептать эти слова, какъ Оньибене Саванарола опять обратился къ ней.
-- Сжальтесь надъ моимъ бѣднымъ братомъ синьорина Ореола, сказалъ онъ, вы и безъ него найдете не мало другихъ жертвъ. По своему довѣрчивому характеру онъ можетъ принять за истину то, что съ вашей стороны будетъ только забавой.
-- Кто вамъ сказалъ, что это только забава? спросила Ореола. Развѣ, вы знаете мои намѣренія? Если молодой ученый не отнесется къ этому серьезно, то дѣло потеряно съ самого начала. Если вы будете мѣшать мнѣ и встанете поперегъ дороги, продолжала она поднявъ съ угрозой свой красивый палецъ, то я сама начну противъ васъ войну, и потребую отъ всѣхъ своихъ друзей, чтобы они отомстили за меня.
-- Вы можете пугать меня вашимъ гнѣвомъ, синьорина, но не вашими друзьями, возразилъ молодой офицеръ, который самъ испытывалъ на себѣ очарованіе ея красоты. Если вы дѣйствительно хотите произвести опытъ надъ моимъ братомъ, то мое присутствіе не будетъ стѣснять васъ, потому что завтра съ разсвѣтомъ я уѣзжаю изъ Болоньи и вѣроятно не вернусь раньше года; даже съ братомъ мнѣ придется проститься сегодня вечеромъ. Онъ разумѣется останется здѣсь, чтобы продолжать свои занятія. Впрочемъ, признаюсь откровенно, что меня самого до извѣстной степени беретъ любопытство, будетъ ли ваша попытка имѣть желаемый успѣхъ, такъ что даже ради этого я не сталъ бы мѣшать вамъ. Съ другой стороны, едва ли вамъ удастся долго обманывать моего брата, потому что онъ наблюдательнѣе, нежели вы думаете.
Ореола почувствовала упрекъ, который заключался въ этихъ словахъ и только насмѣшливо улыбнулась.
Окружавшіе ее молодые люди были очень удивлены и даже опечалены извѣстіемъ, что Оньибене намѣренъ покинуть Болонью, потому что всѣ любили его за неизмѣнную веселость. Они наперерывъ начали распрашивать его о причинѣ отъѣзда, вслѣдствіе этого, разговоръ принялъ болѣе серьезный оборотъ и общество раздѣлилось на группы.
Оньибене Саванарола сообщилъ своимъ друзьямъ, что его неожиданно назначили въ Падую, такъ какъ этотъ городъ намѣренъ помогать венеціанцамъ въ одномъ спорномъ вопросѣ противъ Милана. Въ заключеніе онъ добавилъ, что дѣло можетъ быстро уладиться, хотя, съ другой стороны, нѣтъ ничего невѣроятнаго въ томъ, что оно перейдетъ въ продолжительную войну.
Въ это время Ипполитъ Бентиволіо и Ореола отдѣлились отъ остальнаго общества и вошли въ боковую аллею. Онъ сказалъ ей взволнованнымъ голосомъ:
-- Увѣрены ли вы настолько въ своемъ сердцѣ, синьорина, чтобы дѣлать подобную попытку? Обѣщайте мнѣ, что ваша шутка съ Джироламо не перейдетъ въ привязанность; я не могу допустить мысли, чтобы вы отдали свое сердце другому человѣку, прежде чѣмъ я осмѣлюсь спросить васъ: не можетъ ли оно принадлежать мнѣ?
Красивой и тщеславной дѣвушкѣ стоило опять большаго труда сдержать торжествующую улыбку, но измѣнническій румянецъ противъ воли выступилъ на ея щекахъ.
-- Никакіе соперники не опасны для васъ, прошептала она, протянувъ Бентиволіо свою руку, которую онъ поцѣловалъ съ увлеченіемъ первой любви.
Онъ не рѣшался идти дальше этихъ намековъ, такъ какъ ему было извѣстно, что его родители имѣли въ виду совсѣмъ иные планы. Кантарелли, хотя и принадлежали въ знатному роду Болоньи, но издавна было въ обычаѣ, что господствующія фамиліи города искали родства съ царствующими домами. Тяжелая борьба предстояла Ипполиту въ томъ случаѣ, если бы онъ вздумалъ послѣдовать своей склонности къ Ореолѣ, и если въ извѣстныя минуты онъ готовъ былъ преодолѣть всѣ препятствія, то вслѣдъ затѣмъ на него нападало раздумье и онъ останавливался на полдорогѣ. Ореола была достаточно умна, чтобы понимать свое положеніе; она знала, что нужна большая выдержка со стороны Бентиволіо, чтобы онъ могъ соединиться съ нею, поэтому она рѣшилась употребить всѣ средства, чтобы раздуть его страсть до послѣдней степени. Борьба съ равнодушіемъ Джироламо Саванаролы казалась ей однимъ изъ самыхъ вѣрныхъ средствъ для достиженія завѣтной цѣля, но она хотѣла осторожно приступить къ дѣлу, изъ боязни помѣшать успѣху лишней поспѣшностью.
Когда опять возобновилась игра, Джироламо безпрекословно согласился участвовать въ ней, такъ какъ, несмотря на серьезное направленіе ума, въ немъ сохранилось много дѣтской непринужденной веселости. Онъ не былъ красивымъ молодымъ человѣкомъ въ обыкновенномъ смыслѣ этого слова; его наружность не представляла особенной привлекательности для женщинъ. Это обстоятельство, въ связи съ искреннимъ увлеченіемъ наукой, оградило его отъ многихъ соблазновъ и тившись къ художнику, прибавила:-- Видите-ли, господинъ, съ бѣдною Маріанной случилось большое несчастье. Ужъ и не знаю, какъ это произошло, но только мужъ ея поссорился съ какими-то негодяями по ту сторону границы нашихъ владѣній, и его нашли мертвымъ, съ кинжаломъ въ груди. Несчастная женщина заболѣла отъ испуга и горя. Нашъ господинъ всячески старался, чтобы розыскали негодяевъ, убившихъ Беппо, и примѣрно бы ихъ наказали, но все было напрасно. Хорошо еще, что наши господинъ и госпожа такіе добрые, что приняли участіе въ бѣдной Маріаннѣ, а то бы плохо пришлось ей съ дѣтьми.
-- Ну, довольно, Нона,-- остановила Марія болтливую старуху.-- Пойдемъ-ка лучше провѣдаемъ больную, а господинъ подождетъ насъ здѣсь.
Съ этими словами Марія снова взяла на руки ребенка и направилась съ нимъ въ домъ.
Леонардо показалось, что солнце померкло, когда молодая дѣвушка скрылась за дверью. Душу его охватилъ смутный страхъ, что она больше не появится, и что чудное видѣніе, которымъ онъ только что восхищался, исчезло навсегда. Но молодая дѣвушка снова появилась въ дверяхъ и, выйдя на дорогу, застѣнчиво пригласила художника, слѣдовать за собою въ замокъ.
Радостно забилось сердце Леонардо, и онъ пошелъ рядомъ съ молодою дѣвушкой но дорогѣ, обсаженной оливковыми деревьями, которая вела въ замокъ. Сначала оба молчали. Молодая дѣвушка, очевидно, находилась подъ впечатлѣніемъ только что видѣннаго горя, и художникъ боялся показаться нескромнымъ, если заговоритъ первый. Но мало-по-малу молодые люди снова разговорились.
Братъ Маріи, Петръ, вышелъ къ нимъ на встрѣчу. Онъ уже слышалъ отъ матери о приходѣ Леонардо да Винчи, съ которымъ онъ изрѣдка встрѣчался во Флоренціи, и очень радъ былъ возобновить теперь знакомство съ нимъ.
Званіе художника считалось въ тѣ времена очень почетнымъ въ Италіи, и поэтому вполнѣ понятно, что вся семья Пацци оказала радушный пріемъ Леонардо да Винчи, случайно забредшему въ ихъ уединенный замокъ.
Вильгельмъ и его жена давно не бывали во Флоренціи и они рады были услышать отъ Леонардо о томъ, что дѣлается въ ихъ родномъ городѣ. Художникъ разсказалъ имъ, что Лоренцо Медичи произвелъ большія перемѣны въ этомъ городѣ. Благодаря ему, искусство и науки достигли во Флоренціи высокой степени процвѣтанія. Лоренцо устроилъ великолѣпный музей, гдѣ собраны произведенія древнихъ скульпторовъ, служащія образцами для молодыхъ художниковъ. Кромѣ того Лоренцо основалъ прекрасную библіотеку и ботаническій садъ. Флоренція разукрасилась теперь прекрасными зданіями, такъ какъ Лоренцо Медичи покровительствовалъ также и архитектурному искусству. Молодой художникъ съ восторгомъ говорилъ о дѣятельности Лоренцо Медичи, при которомъ Флоренція достигла такого блеска, и восхвалялъ его, какъ необыкновенно мудраго правителя. Онъ сообщилъ также, что Лоренцо Медичи основалъ во Флоренціи академію, во главѣ которой находятся знаменитые поэты и ученые, въ томъ числѣ естествоиспытатель Пико делла Мирандола, считавшійся однимъ изъ умнѣйшнихъ людей во всей Италіи.
Несмотря на то, что Бланка давно разошлась съ братомъ и совсѣмъ не видѣлась съ нимъ послѣднее время, похвалы художника доставили ей большое удовольствіе, и Леонардо чувствовалъ, что этими похвалами онъ сильно расположилъ въ свою пользу хозяйку дома. Ему такъ понравилось въ замкѣ, хозяева котораго оказали ему столь радушный пріемъ, что онъ рѣшилъ воспользоваться ихъ гостепріимствомъ и остаться здѣсь какъ можно дольше.