Книговод

Картины античнаго мира

Ремезов Митрофан Нилович


   

КАРТИНЫ АНТИЧНАГО МІРА.

Клеопатра *).

*) Русская Мысль, кн. II.

   Клеопатра вернулась въ Александрію, унося въ сердцѣ сильное раздраженіе противъ Рина и большія тревоги за свою участь. Хотя египтяне приняли ее безъ сопротивленія, но неминуемо предстоявшая война между цезаріанцами и республиканцами ставила ее въ очень затруднительное и опасное положеніе. Въ качествѣ союзницы римскаго народа, царица не могла оставаться безучастною, нейтральною свидѣтельницей начинавшейся борьбы, изъ опасенія, что побѣдитель, кто бы ни оказался таковымъ, отомстить ей за отказъ въ помощи присоединеніемъ Египта къ римскимъ владѣніямъ. Симпатіи Клеопатры склонялись на сторону тріумвировъ, бывшихъ приверженцевъ Цезаря, относившихся къ ней наименѣе недоброжелательно въ бытность ея въ Римѣ. Антоній, не столько изъ дружбы къ ней, правда, сколько изъ разсчета, пытался даже дѣйствовать въ пользу ея сына. Но тріумвиры, хотя и полные властители Запада, были далеко, тогда какъ Востокъ почти всецѣло находился въ рукахъ ихъ противниковъ, непосредственно угрожавшихъ Египту. При началѣ враждебныхъ дѣйствій, Кассій, занимавшій Сирію съ восемью легіонами, потребовалъ отъ Клеопатры присылки вспомогательныхъ войскъ. Почти одновременно и съ такою же просьбой обратился къ ней Долабелла, одинъ изъ вождей, подчиненныхъ Антонію, съ трудомъ державшійся въ Лаодикеѣ {Лаодикея (Laodicea ad Mare), приморскій горохъ Сиріи въ 80 клм. отъ Антіохіи и въ 180 отъ Бейрута, нынѣ носить названіе (Latakiéh).}.
   Всѣ шансы на побѣду были, повидимому, на сторонѣ Кассія, положеніе Долабеллы казалось безнадежнымъ. Политическія соображенія должны были побудить Клеопатру примкнуть къ республиканцамъ, она предпочла, однако же, остаться вѣрною своимъ симпатіямъ къ цезаріанцамъ и отправила въ Лаодикею четыре римскихъ легіона, находившихся въ ея распоряженіи. Посланный Долабеллы, Аліеній, принявшій начальство надъ этимъ отрядомъ, далъ себя окружать въ Сиріи войскамъ Кассія и, изъ трусости или по заранѣе умышленному предательству, присоединился съ своими легіонами къ непріятелю. Только египетская эскадра, тоже посланная на помощь Долабеллѣ, благополучно прибыла въ Лаодикею.
   Вскорѣ послѣ отправки легіоновъ изъ Александріи, въ 43 году, умеръ скоропостижно юный царь Птоломей. На Клеопатру пало подозрѣніе въ томъ, что онъ отравленъ по ея приказанію. Никакихъ достовѣрныхъ свѣдѣній объ этомъ не имѣется, но такое обвиненіе отнюдь не представляетъ собою чего-либо неправдоподобнаго. Весьма возможно, что, отправивши легіоны и, такимъ образомъ, оставшись безъ надежной охраны римскихъ войскъ, Клеопатра убоялась, какъ бы дворцовый заговоръ или бунтъ уличной черни не лишилъ ее престола въ пользу ея брата и номинальнаго супруга. Разъ уже, шесть лѣтъ назадъ, Клеопатра едва не погибла жертвою такихъ событій и спаслась только благодаря энергичному вмѣшательству Цезари. Тотчасъ же по смерти Птоломея XIII царица объявила своего четырехлѣтняго сына Птоломея-Цезаріона соцарствующимъ ей государемъ.
   Внѣшнія дѣла, между тѣмъ, принимали все болѣе и болѣе неблагопріятный оборотъ для Клеопатры. Въ Кипрѣ стояла египетская эскадра подъ командой наварха Сарапіона. Кассій послалъ ему прямо отъ себя распоряженіе присоединиться съ кораблями къ республиканскому флоту, и Сарапіонъ поспѣшилъ исполнить приказаніе, не сообщивши даже объ этомъ царицѣ. Не довольствуясь четырьмя легіонами и морскою эскадрой, полученными отъ Клеопатры вопреки ея желанію, правда, Кассій потребовалъ отъ царицы Египта присылки новыхъ подкрѣпленій людьми, кораблями, провіантомъ и деньгами. Опасаясь вторженія въ Египетъ и почти не имѣя вооруженныхъ силъ, чтобы отразить его, Клеопатра пыталась выиграть время. Она поручила выразить Кассію свое сожалѣніе о невозможности помочь ему въ данное время потому, что Египетъ разоренъ голодомъ и моровою язвой. Страна, дѣйствительно, страдала отъ голода по случаю недостаточнаго разлитія Нила. Но Египетъ далеко не былъ разоренъ этимъ, и Клеопатра, увертываясь отъ исполненія требованій Кассія, спѣшно снаряжала новый флотъ на помощь тріумвирамъ. Кассій не подался, однако, льстивымъ завѣреніямъ посланца царицы и рѣшилъ вторгнуться въ Египетъ. Его войска уже двинулись было въ этомъ направленіи, когда Брутъ, въ виду приближенія арміи Антонія, вызвалъ Кассія со всѣми его силами въ Македонію. Тогда Клеопатра отправила свой флотъ цезаріанцамъ; но въ пути онъ былъ разсѣянъ и почти совершенно уничтоженъ бурей. Во все продолженіе этой войны неудачи преслѣдовали царицу. При всемъ желаніи помочь тріумвирамъ, Клеопатрѣ не удавалось оказать имъ почти никакой поддержки, и, наоборотъ, выходило такъ, что посылаемыя ею подкрѣпленія только усиливали ихъ противниковъ. Республиканцы хорошо знали, что подкрѣпленія приходятъ вопреки волѣ царицы, и выжидали только случая отомстить ей за это.
   Сраженіе при Филиппи освободило Клеопатру отъ страха передъ республиканцами; но далеко не миновала для нея опасность со стороны тріумвировъ, имѣвшихъ не мало основаній подозрѣвать ее въ двойной игрѣ. Послѣ побѣды надъ Брутомъ, Антоній побѣдителемъ прошелъ черезъ Грецію и Малую Азію, собирая повсюду дань и водворяя новые порядки. Города и цари наперерывъ спѣшили оказывать ему всяческія почести, старались дарами и лестью снискать милость побѣдителя и получить прощеніе за вольную или невольную помощь, которую они оказывали его врагамъ. Только одна Клеопатра, по гордости ли царственной, или по женскому разсчету, оставалась у себя въ Египтѣ и не присылала посольства, какъ будто знать не хотѣла, что побѣда при Филиппи сдѣлала Антонія полнымъ властелиномъ Востока.
   Это удивляло и раздражало Антонія. Въ данномъ случаѣ въ душѣ тріумвира была затронута, быть можетъ, не одна только гордость побѣдителя. Онъ видалъ Клеопатру въ Александріи въ то время, когда командовалъ кавалеріей Габинія и когда царицѣ Египта было пятнадцать лѣтъ, и потомъ въ Римѣ, въ годъ смерти Дезаря. Весьма правдоподобно, что красота и очаровательность "нильской сирены" произвели на него глубокое впечатлѣніе, и въ ряду являвшихся къ нему государей и царьковъ онъ съ особеннымъ нетерпѣніемъ ждалъ прибытія Клеопатры. Ждалъ онъ напрасно. Но въ положеніи Антонія достаточно было сказать слово для того, чтобы желаніе его было исполнено. Онъ далъ знать Клеопатрѣ, что она должна пріѣхать въ Тарсъ и передъ его судомъ дать объясненіе своихъ подозрительныхъ дѣйствій во время междуусобной войны. Онъ заранѣе предвкушалъ необычное и жестокое наслажденіе, какое доставитъ ему появленіе, въ качествѣ покорной и униженной просительницы, превознесенной красавицы, гордой царицы Египта, женщины, у ногъ которой онъ видѣлъ божественнаго Цезаря.
   Съ такимъ наказомъ былъ посланъ къ Клеопатрѣ Квинтъ Делій, одинъ изъ приближенныхъ Антонія. Этотъ Делій, ничѣмъ не стѣсняющійся интриганъ, ловкій и утонченно-безнравственный, измѣнялъ въ своей жизни всѣмъ людямъ и всѣмъ партіямъ, и не даромъ его называли desutior bdlorum (перебѣжчикъ междуусобныхъ войнъ). Впослѣдствіи онъ былъ другомъ Горація, который посвятилъ ему одну изъ своихъ одъ, и другомъ Августа, который его обогатилъ. При первомъ же свиданіи съ царицей онъ понялъ страсть къ ней Цезаря и сообразилъ, что не избѣжать очарованія и Антонію. Онъ сразу увидалъ, какія выгоды можетъ извлечь для себя въ самомъ близкомъ будущемъ изъ благорасположенія египтянки, и не замедлилъ сдѣлаться ея усерднѣйшимъ поклонникомъ: политическій посолъ превратился въ посредника любовной интриги. Онъ убѣждалъ царицу отправиться скорѣе въ Киликію, увѣряя ее, что, несмотря на внѣшность и манеры гладіатора, грубый боецъ Фарсалы и Филиппи не такъ суровъ, какъ это кажется. "Никогда,-- говорилъ посланецъ тріумвира,-- Антоній не вызоветъ слезъ на столь чудныхъ глазахъ и не только не причинитъ тебѣ ни малѣйшаго неудовольствія, но поспѣшитъ исполнить всѣ твои желанія". Не большаго труда стоило Делію убѣдить Клеопатру. Изъ его словъ она заключила, что для нея уже занимается заря не менѣе блестящей будущности, чѣмъ та, о которой она мечтала въ объятіяхъ Цезаря. Одно, мало достовѣрное, впрочемъ, преданіе гласитъ, будто Делій переступилъ границы даннаго ему Антоніемъ порученія и самъ сдѣлался любовникомъ Клеопатры {Сенека риторъ упоминаетъ (въ Suasoria) о litterae lacivae Делія къ Клеопатрѣ, а Плутархъ приводитъ (Anton, LXV) весьма двусмысленную шутку того же Делія. Это дало основаніе Дасіе (въ примѣчаніяхъ къ 3 одѣ II кн. Горація) и Вайлю (въ его Словарѣ, II, р. 267) говорятъ о любовной связи между Клеопатрой и Деліемъ. Отнюдь е принимая на себя невозможной задачи защищать добродѣтель египетской царицы, можно очень усомниться въ вѣрности такихъ свѣдѣній, такъ какъ основаніемъ для нихъ послужили слова самого же Делія. А онъ, вошедши въ милость у Августа, могъ похваляться своею побѣдой надъ Клеопатрой и позорить ее увѣреніемъ, будто добился ея любви ранѣе Антонія. Что же касается его писемъ, то litterae lascivae не значитъ любовныя письма; если таковыя существовали въ дѣйствительности, то они могли бить написаны много позднѣе или же могли быть простыми риторическими упражненіями, писанными для забавы Антонія и Клеопатры, съ тою свободой выраженій, какая допускалась нравами того времени.}. Какъ бы то ни было, царица послушалась совѣтовъ Делія и рѣшила отправиться въ Тарсъ; но, дабы придать болѣе цѣны своему посѣщенію, она довольно долго, подъ разными предлогами, откладывала свою поѣздку, несмотря на просьбы Делія и все болѣе и болѣе настоятельныя посланія Антонія.
   Въ одинъ прекрасный день тріумвиръ Антоній возсѣдалъ на своей трибунѣ и давалъ нубличныя аудіенціи среди агоры Тарса. Вдругъ съ берега рѣки донесся необычный громкій шумъ толпы. Антоній спрашиваетъ, что случилось. Вы ливійцы, съ обычною грекамъ льстивостью, отвѣчаютъ, что сама Афродита, на благо народовъ, шествуетъ посѣтить Вакха (Антоній любилъ, чтобы его называли Вакхомъ). Толпа, окружавшая его на площади, устремилась къ берегу, и тріумвиръ остался одинъ съ своими ликторами на опустѣвшей агорѣ. Сознаніе собственнаго величія удерживаетъ его нѣкоторое время на мѣстѣ; но любопытство одерживаетъ верхъ, и, непривычный сдерживать себя, Антоній покидаетъ свое курульное кресло, бѣжитъ слѣдомъ за толпой. Надо правду сказать, зрѣлище стоило того. Взорамъ представилась картина, уносившая воображеніе къ далекимъ временамъ миѳологическимъ. Клеопатра приближалась къ Тарсу на сплошь вызолоченномъ кораблѣ, оснащенномъ пурпуромъ. Посеребренныя весла опускались и поднимались въ тактъ звуковъ греческихъ лиръ и египетскихъ самбюкъ {Самбюкъ (лат. sambuca) -- трехъ угольный струнный инструментъ вродѣ арфы.}. Царица-богиня, Клеопатра подъ златотканнымъ наметомъ покоится на палубѣ -- подобна живописнымъ изображеніямъ Афродиты -- κεκοσμήνη γραφικῶς ὥσπεῤ Αφροδίτη. Она окружена голыми, какъ амуры, дѣтьми; дѣвушки полуобнаженныя, какъ граціи и нимфы моря, осѣняютъ ее гирляндами розъ и цвѣтами лотуса, обвѣваютъ огромными опахалами изъ перьевъ ибиса. На передней части корабля другія нереиды образуютъ группы, достойныя кисти Апеллеса. Амуры шаловливо покачиваются на снастяхъ, какъ бы слетая съ і облаковъ. Куренія ѳиміама и индійскаго мура, сожигаемаго рабынями, окружаютъ корабль легкою дымкой ароматовъ, разносящихся по обоимъ берегамъ рѣки.
   Антоній послалъ тотчасъ же одного изъ своихъ приближенныхъ просить Клеопатру пожаловать къ нему на ужинъ. Опираясь скорѣе на свой титулъ богини, чѣмъ на титулъ царицы, довольно ничтожный въ глазахъ тріумвира, Клеопатра отвѣтила, что сама приглашаетъ Антонія ужинать у нея. Римлянинъ не подумалъ отказываться и въ условленный часъ явился во дворецъ, тайно приготовленный въ нѣсколько дней, по приказанію Клеопатры, и убранный съ необычайнымъ великолѣпіемъ. Роскошь стола соотвѣтствовала обстановкѣ, драгоцѣннѣйшія вина изобильно лились въ массивные золотые кубки, рѣдкія и диковинныя блюда были изготовлены виртуозомъ повареннаго искусства. Антоній, большой любитель покушать, подарилъ мѣсяцъ тому назадъ домъ своему повару за вкусное блюдо- повару Клеопатры онъ не отказался бы дать цѣлый городъ. Что же касается обворожительной египтянки, то очарованный тріумвиръ уже готовъ быть отдать ей весь міръ. На слѣдующій день состоялся для царицы ужинъ у Антонія. Онъ не пощадилъ денегъ на то, чтобы затмить блескъ оказаннаго ему пріема. Но самъ же первый призналъ себя безсильнымъ въ такой борьбѣ и, какъ умный человѣкъ, весело подсмѣивался передъ Клеопатрой надъ скудостью и неизяществомъ своего пира. Весьма вѣроятно, что за этими пиршествами не нашлось времени для разсужденій о дѣйствительныхъ или мнимыхъ поводахъ въ недовольству Рима Клеопатрой. Антоній уже не думалъ о томъ, чтобы звать царицу Египта къ своему суду въ качествѣ обвиняемой и униженной просительницы. Молящимъ оказался бы Антоній, если бы Клеопатра захотѣла отказать ему въ своей любви. Отнынѣ властвовала царица, и всесильный тріумвиръ сдѣлался покорнымъ "рабомъ египтянки", по выраженію негодующаго Діона Кассія.
   Прежде всего, Клеопатра употребила свою власть на то, чтобы ея сынъ отъ Цезаря, Птоломей-Цезаріонъ, былъ признанъ законнымъ наслѣдникомъ египетской вороны. Декретъ Антонія былъ, по ея желанію, тотчасъ же утвержденъ Октавіемъ и Лепидомъ, т.-е. всѣмъ тріумвиратомъ. Подчинившись волѣ царицы, Антоній не остановился и передъ кровавыми жестокостями, ей угодными. Какъ большинство женщинъ, прекрасная царица была мстительна и, подобно Діонисію Тирану, въ предосторожности своей доходила до преступленій. Ея сестра Арсиноя, фигурировавшая въ тріумфѣ Цезаря, бѣжала изъ Рима и жила въ Милетѣ. Изъ опасенія ли, какъ бы честолюбивая и ловкая на интриги Арсиноя не вызвала волненій въ Египтѣ, что и было уже во время Александрійской войны, или изъ мести за прошлое, Клеопатра потребовала, чтобы Антоній приказалъ ее убить. И несчастная Арсиноя была зарѣзана въ храмѣ Артемиды Лейкофрины, гдѣ она искала спасенія отъ посланныхъ Антоніемъ убійцъ. Въ Малой Азіи былъ также убитъ какой-то египтянинъ, выдававшій себя за Птоломея XII, утонувшаго въ Нилѣ во время битвы съ Цезаремъ. Клеопатрѣ былъ чѣмъ-то непріятенъ,-- чѣмъ именно, неизвѣстно,-- верховный жрецъ большаго храма эфесскаго. Антоній приказалъ его схватить. Онъ избѣжалъ смерти и былъ освобожденъ лишь благодаря заступничеству высшихъ сановниковъ города, грозившихъ народнымъ возстаніемъ. Въ то же время, по распоряженію Антонія, казненъ Сарапіонъ, командовавшій египетскою эскадрой въ Еипрѣ. Клеопатра мстила бывшему наварху за его измѣну, а Антоній отплатилъ ему за помощь, оказанную имъ Кассію.
   Когда Клеопатра прибыла въ Тарсъ лѣтомъ 41 года, Антоній готовился въ войнѣ противъ парѳянъ. Въ теченіе мѣсяца сборъ войскъ былъ оконченъ, обозы снаряжены, оставалось только ринуться въ походъ. Но этотъ мѣсяцъ Антоній провелъ съ Клеопатрой и уже не могъ съ нею разстаться. Онъ отложилъ походъ до весны и вмѣстѣ съ царицей уѣхалъ въ Египетъ.
   Тогда началась безумная жизнь, полная наслажденій, непрерывная, баснословная оргія, о которой римское общество вспоминало, какъ о чемъ-то неподражаемомъ, даже въ третьемъ вѣкѣ нашей эры, послѣ Нерона и Геліогабала, когда, казалось бы, уже нельзя было никого удивить роскошью, ни поразить разнузданностью фантазіи, ищущей удовольствій. "O! Ἀμιμητοβίοι",-- чья жизнь неподражаема,-- такъ называли себя Клеопатра и Антоній и ихъ приближенные, участники ихъ волшебныхъ пировъ {Плутархъ: "Anton.", XXVIII. Любопытная греческая надпись, открытая въ Александрія Ветеромъ, гласитъ: "Антоній Великій, Неподражаемый" (Bolletino dell Instituto di Correspondenza Archeologica di Roта, сентябрь 1866 г.).}. Сухо и сжато говорятъ Плутархъ и Діонъ Кассій объ этихъ пиршествахъ, охотахъ и прогулкахъ по Нилу. Клеопатра не разставалась-съ Антоніемъ ни днемъ, ни ночью,-- пила съ нимъ, играла съ нимъ, охотилась, присутствовала при воинскихъ упражненіяхъ. Клеопатра,-- говорятъ они еще,-- безпрерывно придумывала новыя развлеченія, необыкновенныя и непредвидѣнныя увеселенія. Такихъ отрывочныхъ и короткихъ сообщеній весьма недостаточно для того, чтобы составить себѣ хотя бы приблизительное представленіе о грандіозныхъ оргіяхъ, о необузданной нѣгѣ и неимовѣрной роскоши подражаемыхъ. Изъ древнихъ только Плиній, неумышленно, быть можетъ, даетъ обо всемъ этомъ нѣкоторое понятіе въ разсказѣ о знаменитой жемчужинѣ.
   На одномъ пиршествѣ,-- говоритъ Плиній,-- Антоній восхитился роскошью его и воскликнулъ, что никакой другой пиръ не можетъ превзойти этого. Клеопатра, постоянно стремившаяся сдѣлать то, что почиталось невозможнымъ, возразила, что все это ничтожно, и побилась объ закладъ съ Антоніемъ, что назавтра дастъ банкетъ, который будетъ стоить десять милліоновъ сестерцій (два милліона сто тысячъ франковъ). Пиръ слѣдующаго дня, какъ ни былъ великолѣпенъ, ничѣмъ существеннымъ не отличался отъ предшествовавшаго. Антоній подсмѣивался надъ Клеопатрой.
   "Клянусь Бахусомъ,-- говорилъ онъ,-- до десяти милліоновъ сестерцій еще далеко!" -- "Я знаю,-- отвѣтила царица,-- но то, что ты видишь пока, не идетъ въ счетъ. Я одна выпью на десять милліоновъ!" Она сняла серьгу съ жемчужиной, самой крупной и совершеннѣйшей изъ когда-либо виданныхъ, бросила ее въ кубокъ, гдѣ жемчужина распустилась въ уксусѣ, и залпомъ выпила этотъ растворъ. Царица хотѣла сдѣлать то же съ другою жемчужиной, во ее удержалъ Луцій Планкъ, выбранный судьей пари, объявивши, что закладъ ею выигранъ {Разсказъ этотъ не такъ легендаренъ, быть можетъ, какъ то кажется, ибо Плиній говоритъ, что Октавій нашелъ вторую жемчужину въ сокровищницѣ Клеопатры, приказалъ распялить ее надвое и сдѣлать серьги, которыми украсилъ статую Венеры въ Пантеонѣ.}.
   Чтобы составить себѣ хотя бы приблизительное понятіе о томъ, что такое была эта жизнь Неподражаемыхъ, надо силою воображенія перенестись въ той обстановкѣ, въ которой на обычное украшеніе жилищъ употреблялись драгоцѣннѣйшіе матеріалы, разноцвѣтный мраморъ, гранитъ, кедровое дерево и черный эбенъ, порфиръ, базальтъ, агатъ, ониксъ, ляписъ-лазури, бронза, серебро, слоновая кость и золото. Надо припомнить подавляющую массивностью архитектуру Египта и чудныя сооруженія генія Греціи,-- Парѳенонъ и храмъ Юпитера Олимпійскаго, дворецъ Рамзеса и развалины Аполлонополиса. Царскіе дворцы Александріи съ ихъ садами и террасами, съ принадлежавшими къ нимъ постройками, занимали треть города. Внутри замыкавшей ихъ крѣпкой ограды тянулись длинныя аллеи, обставленныя сфинксами, возвышались обелиски, дивныя пропилеи, залы въ триста футовъ длины и полтораста ширины съ двумя рядами колоннъ шестидесяти футовъ вышиной. Картинныя галлереи были наполнены произведеніями Зевксиса, Апеллеса и Протогена. Нѣгой манили богатѣйшія термы съ бассейнами теплой и холодной воды, съ портиками краснаго порфира, украшенными статуями. Между дворцами и храмами расположены были гимназіи, театры, ипподромы и стадіи, усыпанныя шафраннымъ порошкомъ, триклиніи съ чеканными ложами массивнаго серебра на вавилонскихъ коврахъ, атріумы, окруженные коринѳскими колоннами съ капителями изъ золоченой бронзы, отѣняемые на день наметами изъ шелковыхъ тканей, цѣнимыхъ на вѣсъ золота, сады съ безчисленнымъ множествомъ цвѣтовъ, которыми во всякое время года четыре раза въ день засыпались чудныя мозаики половъ. Для прихотей владыкъ, для ихъ утѣхъ служили тысячи рабовъ, рабынь, флейтистокъ и пѣвицъ, танцовщицъ, скомороховъ, акробатовъ, мимовъ, фокусниковъ и чародѣевъ. На пирахъ столы ломились подъ тяжестью блюдъ тарантскихъ устрицъ, муренъ въ соусѣ изъ рыбьихъ внутренностей, макрелей, вареныхъ на листьяхъ смоковницы, розовыхъ дроздовъ, перепеловъ, фазановъ, лебедей, утиныхъ печенокъ, птичьихъ мозговъ, трюфелей величиною въ кулакъ, про которые существовало повѣрье, будто они падаютъ съ неба, подобно аэролитамъ, сладкихъ печеній изъ меда и лучшей муки, отборнѣйшихъ фруктовъ всѣхъ извѣстныхъ странъ. Въ кухняхъ для пятнадцати пирующихъ жарилось двѣнадцать кабановъ на вертелахъ, вдвигаемыхъ въ огонь черезъ каждыя три минуты, дабы одинъ изъ нихъ былъ изготовленъ какъ разъ въ пору къ тому времени, когда его подавать на столъ. Въ снѣгу охлаждались превосходнѣйшія вина, двадцатилѣтнее фалернское, пелопонезское изъ Пліонта, хіосское и исское, крѣпкое лесбосское, старое родосское, сладкое митиленское, ароматизированное съ букетомъ фіалки, и ѳазосское, "будящее уснувшую любовь". Изъ устъ бронзовыхъ колоссовъ били цѣлые каскады ледяной воды, охлаждавшей атмосферу залъ, брызги ароматовъ изъ груди статуи Изиды насыщали ее благоуханіемъ. Подъ аккомпаниментъ арфъ и цитръ гремѣли хоры пѣвицъ и толпы нагихъ плясуній танцовали съ золотыми трещетками {Родъ кастаньетъ.} и бубнами въ рукахъ. Представленія комедій смѣнялись фарсами скомороховъ, фокусами жонглеровъ, фантасмагоріями волшебниковъ. Въ большомъ портѣ устраивались навмахіи {Представленія, изображавшія морскія сраженія.}, въ ипподромѣ -- скачки квадригъ и бои звѣриные. Въ маскарадахъ и процессіяхъ, вокругъ золотыхъ колесницъ Вакха и Киприды, фигурировали полторы тысячи сатировъ, толпы амуровъ и восемьсотъ красивѣйшихъ рабынь въ видѣ нимфъ и плясуній. Въ услугамъ Неподражаемыхъ было все, что можетъ дать роскошь Востока, величіе Египта, утонченность и изнѣженность Греціи, сила и развращенность Рима, что способна измыслить страстность пылкой женщины, безумно жаждущей наслажденій и не знающей преградъ для осуществленія своихъ фантазій.
   Иногда Антоній и Клеопатра забавлялись тѣмъ, что, переодѣтые, она -- служанкой таверны, онъ -- носильщикомъ или матросомъ, ходили ночью по улицамъ Александріи, стукомъ въ двери тревожили сонъ мирныхъ обывателей, задирали прохожихъ, въ грязныхъ притонахъ ссорились съ пьяными гуляками. Въ величайшему удовольствію Антонія, такія продѣлки кончались, по большей части, рукопашными схватками. Несмотря на силу и ловкость римлянина, побѣда не всегда оставалась на его сторонѣ; доставалось при этомъ и Клеопатрѣ. Поколотивши кого-нибудь или сами избитые, но всегда очень довольные, они весело возвращались во дворецъ, готовые назавтра пуститься въ такую же небезопасную экскурсію. Слухъ объ этихъ потѣхахъ распространился по городу; уличные бойцы стали въ дракахъ щадить царственныхъ забіякъ и, хотя колотили ихъ попрежнему, но уже не такъ сильно.
   Подобныя безумства не особенно раздражали александрійцевъ противъ тріумвира. Большимъ уваженіемъ онъ, конечно, не пользовался; но его любили за простой веселый нравъ, за обходительность и доступность. "Антоній,-- говорили жители столицы,-- надѣваетъ для римлянъ трагическую маску, здѣсь же онъ ее сбрасываетъ и для насъ носитъ маску комика". Приближенные Антонія и начальники его войскъ еще снисходительнѣе александрійцевъ относились къ такому образу жизни своего вождя и охотно принимали участіе во всѣхъ наслажденіяхъ и безумствахъ Неподражаемыхъ. Подобно Антонію, они поддавались волшебному очарованію Клеопатры, любили ее, восхищались ею, не оскорблялись ея сарказмами и рѣзкостями. Всѣ наперерывъ старались угодить ей и позабавить ее. Изъ-за улыбки царицы они забывали всякую сдержанность и собственное достоинство. Такъ, однажды Луцій Планкъ, бывшій консулъ, выплясывалъ передъ нею, выкрасивши тѣло голубою краской и подвязавши себѣ рыбій хвостъ. Случалось, что предметомъ потѣхи служилъ и самъ Антоній. Плутархъ разсказываетъ, какъ тріумвиру пришла разъ фантазія заняться ловлею рыбы на удочку, ради отдыха отъ шумныхъ удовольствій. Тщеславный даже въ мелочахъ и желая отличиться даже съ удочкой въ рукахъ, онъ посадилъ въ воду водолаза, который насаживалъ ему на крючокъ заранѣе приготовленныхъ рыбъ. Клеопатра смѣтила это и на слѣдующій день распорядилась нацѣпить на его удочку соленую рыбу, которую тріумвиръ и вытащилъ изъ воды съ подобающею важностью при взрывахъ хохота присутствующихъ. Съ той поры Антоній навсегда отказался отъ рыбной ловли.
   Съ Цезаремъ Клеопатра играла роль коронованной Аспазіи, всегда очаровательной, изящной и граціозной, искусно скрывающей инстинкты куртизанки подъ достоинствомъ царицы и умной, многосторонне образованной женщины. Благодаря своимъ необыкновеннымъ дарованіямъ, она умѣла въ изысканныхъ бесѣдахъ о полтинѣ, искусствѣ, литературѣ подниматься до умственной высоты диктатора. Съ Антоніемъ Клеопатра, сначала изъ разсчета, потомъ изъ любви, превратилась въ Лаису, въ куртизанку, случайно родившуюся царицей. Увидавши, что манеры его рѣзки, шутки грубы, рѣчи вольны до непристойности, она не замедлила усвоить себѣ тотъ же тонъ. Цѣлыя ночи напролетъ проводила она съ нимъ среди пьяныхъ оргій, принимала участіе въ его ночныхъ безчинствахъ по грязнымъ кварталамъ Александріи, не останавливалась передъ циническою шуткой, пѣла эротическія пѣсни, декламировала безстыдные стихи, ссорилась съ своихъ любовникомъ, на его площадную ругань отвѣчала такими же ругательствами, за удары платила ему ударами. И ничто не восхищало такъ Антонія, какъ угрозы и колотушки прелестной маленькой ручки, какъ произносимыя дивными устами невозможныя слова, которыя онъ слыхалъ въ военныхъ караульняхъ и въ мерзкихъ притонахъ Сибурра.

-----

   Зимой 39 г. (до Р. Хр.) волненія въ Италіи, вызванныя женою Антонія, Фульвіей, заставили тріумвира покинуть Египетъ и спѣшно направиться къ Бриндизи съ флотомъ, состоявшимъ изъ двухсотъ кораблей. Но тѣмъ временемъ возстаніе было уже подавлено Октавіемъ, приверженцы Фульвіи разсѣяны, сама она спаслась бѣгствомъ и умерла въ Греціи. Смерть жены облегчала примиреніе между тріумвирами, такъ какъ лично Антоній не принималъ участія въ непріязненныхъ дѣйствіяхъ противъ Октавія. Тріумвиры свидѣлись въ Бриндизи и, при посредствѣ Бокцея Нервы, Полліона и Мецената, между ними состоялось новое соглашеніе, по которому Октавій получилъ весь Западъ до Адріатики, Антоній сохранилъ за собою Востокъ, Лепиду же они удѣлили только римскія владѣнія въ Африкѣ. По настоянію друзей обоихъ тріумвировъ, возстановленный союзъ между Октавіемъ и Антоніемъ былъ закрѣпленъ узами родства, женитьбою недавно овдовѣвшаго Антонія на Октавіи, сестрѣ Октавія и вдовѣ Марцела. Несмотря на страстное увлеченіе Клеопатрой, Антоній согласился на этотъ бракъ изъ политическихъ разсчетовъ. Свадьба была отпразднована вскорѣ и вопреки закону, запрещавшему вдовамъ вступать въ новый бракъ до истеченія десятимѣсячнаго срока со дня смерти прежняго мужа. Но сенатъ дилъ свое разрѣшеніе сестрѣ Октавія на отступленіе отъ этого закона.
   Почти весь этотъ годъ (39) Антоній прожилъ въ Римѣ, дружно и сообща съ Октавіемъ занимаясь правительственными дѣлами. Пользуясь равною властью съ Октавіемъ и одинаковыми почестями, Антоній, тѣмъ не менѣе, чувствовалъ, что занимаетъ лишь второе мѣсто въ столицѣ имперіи. Его вполнѣ законная гордость стараго воина, искуснаго полководца, помощника Цезаря при Фарсалѣ и главнокомандующаго при Филиппи, возмущалась при видѣ всѣми признаннаго превосходства надъ нимъ юноши, только что обрившаго въ первый разъ бороду {Діонъ Кассій, XLVIII, 44.}. Знаменитый египетскій астрологъ-предсказатель, по всей вѣроятности, подосланный въ Римъ Клеопатрой, усердно раздражалъ его честолюбіе своими гороскопами. "Твой геній,-- твердилъ ему прорицатель,-- страшится генія Октавія. Возвышенный и гордый въ одиночествѣ, онъ утрачиваетъ всю свою силу, когда ты бываешь съ Октавіемъ. Здѣсь меркнетъ твоя звѣзда. Лишь вдали отъ Рима, на Востокѣ, сіяетъ она въ полномъ блескѣ". Новое нападеніе парѳянъ послужило Антонію предлогомъ покинуть Римъ; онъ уѣхалъ съ Октавіей и прожилъ съ нею въ Аѳинахъ всю зиму 39--38 гг., забывая не только парѳянъ, съ которыми воевалъ его подручный Вентидій, но и Александрію, и жизнь Неподражаемыхъ, и Клеопатру. Не подлежитъ сомнѣнію, что свою новую жену, красавицу Октавію, онъ любилъ менѣе и не такъ, какъ любилъ царицу Египта. Но слабохарактерный настолько же, насколько онъ былъ силенъ физически, Антоній легко поддавался вліянію женщинъ, подчинялся ихъ власти. Одно время его поработила честолюбивая и гордая Фульвія, позднѣе очаровала Клеопатра, теперь же его плѣняла спокойная прелесть Октавіи.
   Весною, послѣ непродолжительной экспедиціи въ Сирію противъ комагенскаго царька Антіоха, онъ вернулся въ Аѳины и прожилъ тамъ еще два года. Въ 36 г. между Октавіемъ и Антоніемъ возникли очень серьезныя недоразумѣнія, грозившія новою междуусобною войной. Октавія своимъ вмѣшательствомъ предупредила вооруженное столкновеніе, казавшееся неизбѣжнымъ. При ея посредствѣ и съ помощью Агриппы и Мецената состоялось вторичное примиреніе соперниковъ. Оба тріумвира съѣхались близъ Таранто, завѣрили другъ друга во взаимной дружбѣ и постановили утвердить тріумвиратъ еще на пять лѣтъ. Октавій далъ при этомъ два легіона Антонію для усиленія его восточной арміи; Антоній уступилъ Октавію сто триремъ съ бронзовыми таранами и двадцать либурнъ. Эти-то корабли и одержали впослѣдствіи побѣду при Акціумѣ.
   Изъ Таранто Октавія отправилась въ Римъ съ двумя дѣтьми отъ брака съ Антоніемъ. Онъ же отплылъ къ берегамъ Малой Азіи, куда призывала его война съ парѳянами. Супруги условились, по окончаніи войны, съѣхаться въ Аѳинахъ или въ Римѣ, гдѣ Антоній разсчитывалъ на тріумфъ.
   Три года (съ зимы 39 до лѣта 36 г.) прошло съ тѣхъ поръ, какъ Антоній покинулъ Клеопатру. Она, попрежнему, царствовала надъ Египтомъ и Кипромъ, пользовалась огромными доходами, владѣла неисчислимыми сокровищами. И, конечно, какъ ни была она оскорблена и огорчена измѣной тріумвира, царица Египта продолжала вести обычную жизнь, полную наслажденій. Если вѣрить Іосифу Флавію, то Клеопатра, увлекаемая своимъ страстнымъ темпераментомъ, не отказывалась и отъ мимолетныхъ любовныхъ связей. Весьма правдоподобно, впрочемъ, что многое изъ сохранившагося въ разсказахъ и преданіяхъ о Клеопатрѣ должно быть отнесено на долю клеветы или, вѣрнѣе, злословія, какъ, напримѣръ, уже извѣстная намъ похвальба Делія или маленькій романъ съ Иродомъ, царемъ Іудеи.
   Антоній, съ своей стороны, повидимому, совершенно охладѣлъ въ Клеопатрѣ. Эти три года онъ не только согласно и почти неразлучно прожилъ съ Октавіей то въ Римѣ, то въ Аѳинахъ, не только ни разу не былъ въ Египтѣ, но даже, переплывая море изъ Тараною въ Лаодикею, не подумалъ остановиться на нѣсколько дней въ Александріи, находившейся чуть не на самомъ его пути, и направился прямо въ Сирію. За то едва онъ очутился въ Азіи, вблизи тѣхъ мѣстъ, гдѣ впервые вспыхнула его любовь къ египтянкѣ, какъ дремавшая страсть охватила его съ новою, неодолимою силой. Расположившись съ войсками въ Лаодикеѣ, Антоній тотчасъ же отправилъ въ Египетъ за Клеопатрой своего друга Фонтея Капито. Восхищенная царица не заставила себя ждать, какъ сдѣлала, это пять лѣтъ назадъ. Она спѣшно собралась, пріѣхала въ Лаодикею и была восторженно встрѣчена своимъ любовникомъ. Чтобы доказать ей любовь не одними только поцѣлуями, Антоній засыпалъ ее подарками, не драгоцѣнностями только, а цѣлыми царствами. Онъ отдалъ ей Халвиду, Финикію, Целесирію съ Дамаскомъ, большую часть Киликіи, Генисаретскій округъ въ Іудеѣ и часть Каменистой Аравіи. Тріумвиръ отнюдь не имѣлъ права распоряжаться территоріями, составлявшими собственность римскаго народа. Но, обезумѣвши отъ гордости столько же, сколько и отъ любви., Антоній восклицалъ, что "величіе Рима проявляется менѣе въ его побѣдахъ и завоеваніяхъ, чѣмъ въ дарахъ, которые онъ дѣлаетъ" {Въ то же время, Антоній подарилъ Клеопатрѣ 800,000 рукописей библіотеки Пергама, дабы замѣнить часть книжныхъ сокровищъ, сгорѣвшихъ въ Александріи вовремя войны Цезаря.}.
   По прошествіи нѣсколькихъ дней имъ пришлось опять разстаться, причемъ Антоній обѣщался весною прибыть въ Александрію. Тріумвиръ отправился съ арміей въ походъ на Арменію. Клеопатра вернулась въ Египетъ суммъ путемъ черезъ Апамею, Дамаскъ и Петру. Царицѣ нужно было условиться съ царями Іудеи и Гравіи относительно размѣровъ дани, которую они должны платить съ земель, подаренныхъ ей Антоніемъ. Царь Аравія обязался ввозить ежегодно триста талантовъ (милліонъ шестьсотъ шестьдесятъ тысячъ франковъ). На долю Іудеи легла еще большая сумма. Царемъ Іудеи былъ Иродъ, названный "Великимъ" и славный не столько "великими" дѣяніями, которыхъ онъ не совершалъ, сколько своею политическою изворотливостью и страшною жестокостью, не останавливавшеюся передъ убійствами ближайшихъ родственниковъ и даже жены и родныхъ дѣтей. Онъ выѣхалъ въ Дамаскъ на встрѣчу Клеопатрѣ. По словамъ Іосифа Флавія, Иродъ, красавецъ собою, не поддался соблазнамъ Клеопатры и хотѣлъ приказать убить ее, пока она была въ его власти, чтобы избавить Антонія отъ этой опасной женщины. Но совѣтники царя отклонили его отъ предательскаго злодѣянія, устрашивши грозною местью тріумвира {Іосифъ Флавій,XV, 4; относительно пребыванія Ирода въ Александрія -- его же Исторія евреевъ, XIV, 26.}.
   Вскорѣ по возвращеніи въ Александрію Клеопатра получила письмо Антонія, которымъ тріумвиръ просилъ ее какъ можно скорѣе прибыть въ Сирію съ казной, провіантомъ и одеждой для его войска, находившагося въ самомъ жалкомъ положеніи. Экспедиція въ Арменію окончилась крайне неудачно. Обозы, катапульты, всѣ осадныя машины были уничтожены парѳянскою конницей. Изъ семидесяти тысячъ превосходно снаряженнаго войска Антоній едва привелъ обратно къ сирійскимъ берегамъ тридцать восемь тысячъ человѣкъ, счастливый уже тѣмъ, что самъ избѣжалъ гибели и спасъ римскихъ орловъ отъ позора попасть въ руки варваровъ. Какъ ни торопилась Клеопатра, она все же не могла явиться такъ скоро, какъ того желалъ Антоній. Нетерпѣливое ожиданіе смѣнилось у него страхомъ; ему уже представлялось, что царица не послушаетъ призывовъ побѣжденнаго. Удрученный горемъ и тревогой, онъ впалъ въ состояніе, близкое къ отчаянію, искалъ забвенія въ винѣ и не находилъ его. Среди безумной оргіи онъ покидалъ товарищей пира, уходилъ на берегъ моря и долгіе часы сидѣлъ тамъ, уставивши взоры въ ту сторону, откуда онъ ждалъ Клеопатру. Она прибыла, наконецъ, съ провіантомъ, одеждой для войскъ и крупною суммой денегъ.
   Въ Римѣ знали, разумѣется, про неудачный походъ тріумвира и про его сближеніе съ Клеопатрой. Это обстоятельство не помѣшало Октавіи, а, напротивъ, кажется, побудило ее выпросить у брата войскъ, кораблей и денегъ и поспѣшить на помощь Антонію, въ надеждѣ вырвать его изъ-подъ вліянія египтянки, вернуть себѣ его любовь. Октавій же охотно исполнилъ просьбу сестры и отпустилъ ее съ войсками въ разсчетѣ, что дурной пріемъ со стороны Антонія навсегда отклонитъ отъ него супругу и раздражитъ противъ него римлянъ. Дабы избѣжать встрѣчи съ Клеопатрой, Окта-; вія остановилась въ Аѳинахъ и извѣстила Антонія о своемъ скоромъ пріѣздѣ. Въ отвѣтъ онъ писалъ, чтобы Октавія оставалась въ Аѳинахъ, объясняя свой отказъ принять ее новою экспедиціей противъ парѳянъ, которую онъ намѣревался предпринять. Хорошо понимая истинную причину нежеланія видѣться съ нею, Октавія еще разъ написала мужу безъ малѣйшаго выраженія неудовольствія, безъ намека на упреки, а просто спрашивая, куда направить снаряженныя ею подкрѣпленія. Письмо это доставилъ Антонію Нигеръ, пользовавшійся особеннымъ уваженіемъ тріумвира. Принятый нѣсколько разъ Антоніемъ, Нигеръ дружески высказалъ ему, насколько онъ неправъ передъ любящею его и достойною супругой, и умолялъ разстаться съ Клеопатрой ради собственныхъ интересовъ и славы, столь прискорбно омраченной.,
   Антоній колебался, но, по своей слабохарактерности, не рѣшался такъ или иначе покончить дѣло сразу. Онъ предположилъ вернуться съ войсками въ Мидію, вынудить тѣмъ Клеопатру уѣхать въ Египетъ и такимъ образомъ отсрочить развязку до окончанія экспедиціи. Клеопатра хорошо знала своего любовника и женскимъ чутьемъ разгадала, что происходитъ въ его душѣ. На сторонѣ царицы было важное преимущество: она находилась вблизи Антонія, тогда какъ законная жена была далеко. И Клеопатра пустила въ ходъ всѣ хитрости и всѣ средства, какими располагаетъ опытная кокетка и ловкая женщина. Узнавши о намѣреніи Антонія отправиться въ Мидію, она притворилась огорченною до полнаго отчаянія, не ѣла, не спала, проводила всѣ ночи въ слезахъ.
   Всѣ окружающіе видѣли, какъ поблѣднѣло ея лицо, какъ поблекли губы и потускнѣли глаза. Ея женщины, друзья и приближенные тріумвира, подкупленные ея заискиваніями и обѣщаніями, упрекали Антонія за его безсердечіе. Въ одинъ голосъ они обвиняли его въ томъ, что онъ губитъ прекраснѣйшую изъ женщинъ, не знающую иного счастья, кромѣ его любви. Со всѣхъ сторонъ говорилось одно и то же: "Октавія навязана тебѣ въ жены изъ-за политическихъ разсчетовъ ея брата. Она пользуется всѣми преимуществами законной супруги, тогда какъ Клеопатру, царицу столькихъ народовъ, называютъ любовницей Антонія: ἐρωμένην Ἀντωνίου. И она не оскорбляется этимъ, не считаетъ этого униженіемъ, напротивъ, гордится такимъ названіемъ. Единственная радость для нея, величайшее счастье -- жить съ тобою". Антоній не устоялъ передъ такими рѣчами, подался страху, какъ бы Клеопатра не умерла отъ горя., не покончила бы съ собою самоубійствомъ. И онъ отложилъ походъ въ Азію, уѣхалъ съ Клеопатрой въ Александрію, гдѣ опять его охватила прежняя жизнь Неподражаемыхъ.
   Въ началѣ 34 г. онъ вернулся къ своимъ легіонамъ въ Азію, въ короткое время уничтожилъ войска Арменіи, захватилъ въ плѣнъ ея царя со всѣмъ его семействомъ и покорилъ всю страну. Послѣ такого блестящаго похода Антонію предстояло торжество тріумфа въ Римѣ. Но изъ любви въ Клеопатрѣ, чтобы сдѣлать ее участницей этой высшей почести, онъ отпраздновалъ свой тріумфъ въ Александріи. Впервые римлянинъ являлся тріумфаторомъ внѣ Рима. Это было тяжкимъ оскорбленіемъ "городу", жестокою обидой для "сената и народа", которымъ однимъ подобала вся честь тріумфа.
   Этотъ скандалезный тріумфъ былъ отпразднованъ съ необычайнымъ великолѣпіемъ. По улицамъ Александріи, разукрашеннымъ и засыпаннымъ цвѣтами, подъ звуки музыки и воинскихъ трубъ, дефилировали римскіе легіоны, конница союзниковъ, жрецы и кадилоносцы, представители городовъ, колесницы, наполненныя трофеями, и тысячи плѣнниковъ. Передъ колесницей тріумфатора, запряженной четвернею бѣлыхъ коней, шли пѣшкомъ царь Артабаздъ, его супруга и два сына, всѣ закованные золотыми цѣпями. По окончаніи шествія и по совершеніи жертвоприношеній богамъ былъ устроенъ громадный банкетъ для народа. Потомъ Антоній посадилъ Клеопатру на тронъ, сдѣланный изъ золота и слоновой кости, и самъ занялъ такой же точно тронъ. Загремѣли трубы, выстроились войска и массы народа окружили обоихъ повелителей. Тогда Антоній провозгласилъ, что отнынѣ Клеопатра принимаетъ титулъ "царицы царей", а ея сынъ Цезаріонъ, наслѣдникъ божественнаго Цезаря, будетъ именоваться "царемъ царей". Своихъ троихъ дѣтей отъ Клеопатры онъ тутъ же объявилъ царями; старшему, Александру, названному имъ Геліосомъ, онъ далъ Арменію, Индію и страну Парѳянскую, его сестрѣ-близнецу, Клеопатрѣ, далъ Ливію, Птоломею -- Финикію, Сирію и Киликію. Въ тотъ же день новопроизведенные цари были представлены народу въ соотвѣтственныхъ ихъ сану одѣяніяхъ.
   Точно обезумѣвши отъ чаръ Клеопатры, Антоній исполнялъ всѣ ея капризы, ради нея отказался отъ родины, утративъ всякое сознаніе собственнаго достоинства. Онъ принялъ званіе великаго гимназіарха Александріи, приказалъ на оборотной сторонѣ своихъ императорскихъ монетъ выбивать изображенія египетской царицы и выгравировать ея имя на щитахъ своихъ легіонеровъ. Онъ дошелъ до того, что допускалъ полное извращеніе ролей, и въ то время, какъ Клеопатру носили по улицамъ Александріи въ курульномъ креслѣ, онъ въ пурпурной одеждѣ шелъ за нею пѣшкомъ среди египетскихъ придворныхъ чиновъ и презрѣнныхъ евнуховъ.

-----

   По низложеніи Лепида Октавіемъ, тріумвиратъ превратился въ дуумвиратъ, и владыками міра остались Октавій и Антоній. Но гордость Антонія уже не удовлетворялась Востокомъ, господство надъ Западомъ представлялось недостаточнымъ властолюбію Октавія. Дважды отклоненная междуусобная война становилась на этотъ разъ неизбѣжною. До крайности осторожный Октавій, вѣроятно, не скоро рѣшился бы на нее; слишкомъ самонадѣянный Антоній ускорилъ развязку. Клеопатра, съ своей стороны, подстрекала его къ этому.
   Многочисленные кліенты Антонія, его друзья, агенты, подсылаемые изъ Египта, старались въ Римѣ возбудить народъ противъ Октавія, всюду толковали о его несправедливости въ Антонію. Октавій,-- говорили они,-- отнялъ Сицилію у Секста Помпея и не подѣлился съ Антоніемъ, не возвратилъ даже ста двадцати кораблей, данныхъ ему Антоніемъ для этой войны. Онъ низложилъ Лепида и одинъ завладѣлъ провинціями, легіонами, кораблями, которые были предоставлены этому тріумвиру. Онъ роздалъ своимъ воинамъ почти всѣ земли Италіи, ничего не оставивши на долю ветерановъ Антонія. Всѣ дѣла Октавія, какъ правителя, подвергались критикѣ и осужденію. Его винили въ томъ, что онъ разоряетъ Италію налогами и стремится захватить верховную власть. Говорили даже, что не онъ законный наслѣдникъ Цезаря, а родной сынъ диктатора, Цезаріонъ, и что въ пользу этого послѣдняго можетъ быть представлено скрытое до времени завѣщаніе Цезаря. По свидѣтельству Діона Кассія, Антоній, торжественно признавши Цезаріона законнымъ сыномъ Цезаря, возбудилъ до высшей степени опасенія и гнѣвъ Октавія.
   Октавій не могъ открыто дѣйствовать противъ Антонія; его приготовленія къ войнѣ не были еще окончены, и самъ Антоній пользовался еще большою популярностью въ Римѣ, гдѣ имѣлъ многочисленныхъ кліентовъ, которымъ покровительствовала его супруга Октавія. Несмотря на тяжкое оскорбленіе, нанесенное ей мужемъ, она упорно держала его сторону. Напрасно Октавій, по возвращеніи сестры изъ Греціи, убѣждалъ ее забыть мужа и удалиться изъ его дома. Она твердо отказалась сдѣлать это и продолжала жить въ знаменитыхъ палатахъ, когда-то принадлежавшихъ великому Помпею, воспитывая съ одинаковою нѣжностью дѣтей, которыхъ имѣла отъ Антонія, и тѣхъ, что остались отъ его первой жены. Она не переставала защищать мужа, стараясь всячески оправдать его увлеченія и проступки, повторяя брату, что было бы преступленіемъ, если бы два великихъ императора заставили римлянъ убивать другъ друга, одинъ -- изъ мести за личныя обиды, другой -- изъ-за любви недостойной чужестранки.
   Октавій, повидимому, поддавался убѣжденіямъ сестры,-- его девизомъ было: sat celeriter fieri quidquid fiat satis -- "достаточно скоро сдѣлаешь то, что сдѣлаешь достаточно хорошо" {Светоній: "Август", XXV.}. И Октавій не торопился начинать войну, а исподволь готовился къ ней и подготовлялъ къ тому общественное мнѣніе. Для этого онъ въ особенности выставлялъ на видъ скандальную жизнь Антонія въ Египтѣ, его порабощеніе египтянкой. Въ сенатѣ, на форумѣ, въ народѣ и въ войскахъ кліенты Октавія говорили, что Антоній уже не римлянинъ, а рабъ чужеземки, весь родъ которой оскверненъ кровосмѣшеніями, что отечество Антонія -- Александрія, которую онъ хочетъ сдѣлать столицей имперіи, что поклоняется онъ богамъ съ звѣриными головами и лаящему Анубису -- latrans Anubis, его совѣтники: евнухъ Мардіанъ, рабыни Клеопатры Харміона и Ира, и они-то съ царицей жаждутъ властвовать надъ Римомъ. Отголоски того раздраженія, которое подобныя рѣчи возбуждали въ сердцахъ римлянъ, мы находимъ въ стихахъ поэтовъ того времени, у Горація, Проперція, Лукана.
   Избранные въ 32 г. консулами Домицій Аенобарбъ и Бай Соссій, оба сторонники Антонія, тщетно пытались спасти его, обличая передъ сенатомъ властолюбіе Октавія. Большинство сенаторовъ высказалось противъ нихъ. Опасаясь мести холоднаго и безпощаднаго императора, они удалились изъ Рима съ нѣсколькими сенаторами и написали Антонію, находившемуся тогда въ Арменіи, извѣщая его о спѣшныхъ приготовленіяхъ въ войнѣ Октавія. Антоній, какъ опытный полководецъ, рѣшилъ предупредить противника, напасть на него въ Италіи. Онъ немедленно послалъ Кадинія съ шестнадцатью легіонами въ Малую Азію, самъ же отправился въ Эфесъ, куда и приказалъ направить всѣ вспомогательныя силы союзниковъ. Первою прибыла Клеопатра съ военною казной въ двадцать тысячъ талантовъ (сто милліоновъ франковъ) и съ двумя стами кораблей.
   Для Антонія было бы много лучше, если бы этотъ флотъ остался въ водахъ Египта, казна -- въ сокровищницѣ Лагидовъ, а Клеопатра -- въ своемъ Александрійскомъ дворцѣ. Эта очаровательная и опасная женщина внесла въ римскій лагерь свою безпорядочность, роскошь и ненасытную жажду удовольствій. Сначала въ Эфесѣ, гдѣ она свидѣлась съ Антоніемъ, потомъ на островѣ Самосѣ, гдѣ они остановились, шли непрерывные пиры и театральныя представленія, повторялись всѣ безумства ихъ прежней жизни въ Александріи. Въ то время,-- говоритъ Плутархъ,-- когда весь міръ оглашали стоны людей и бряцанія оружія, на Самосѣ слышны были только смѣхъ, да звуки флейтъ и цитръ. Среди удовольствій время проходило незамѣтно и быстро, а терять нельзя было ни одного часа. До сихъ поръ друзья и сподвижники Антонія: Делій, Маркъ Силаній, Тицій, Планкъ, подаваясь тоже чарамъ Клеопатры, не дѣлали никакихъ попытокъ вырвать своего предводителя изъ-подъ гибельнаго вліянія этой женщины. Теперь же наступало страшное время, когда имъ приходилось жизнью рисковать за господство надъ міромъ. Они пошли въ Антонію. Аенобарбъ, одинъ изъ всѣхъ приверженцевъ Антонія никогда не титуловавшій Клеопатру царицей, заговорилъ отъ имени присутствовавшихъ и категорически заявилъ, что надо отослать египтянку въ Александрію до окончанія войны. Антоній обѣщалъ исполнить это требованіе. Клеопатра скоро узнала объ этомъ, конечно. Менѣе чѣмъ когда-нибудь было для нея удобно оставить Антонія одного въ виду послѣднихъ и отчаянныхъ попытокъ Октавіи примирить его съ братомъ. Царица Египта слишкомъ хорошо знала нерѣшительность и слабость характера своего любовника. Она предвидѣла, что не хватитъ у него твердости отказаться отъ примиренія, котораго всѣ одинаково желаютъ въ лагерѣ и въ Римѣ, которое разсѣетъ всѣ опасности, утвердитъ его колеблющуюся власть и возвратитъ спокойствіе имперіи. Клеопатра привлекла на свою сторону Кадинія, вліятельнѣйшаго изъ вождей восточной арміи послѣ Аенобарба; просьбами, кокетствомъ и, говорятъ, деньгами она добилась того, что Кадиній заговорилъ въ ея пользу. Онъ безъ большаго труда убѣдилъ Антонія, что невыгодно, неполитично и опасно даже было бы отклонить теперь помощь египетской царицы, лишиться, такимъ образомъ, ея флота и возбудить противъ себя" египтянъ. Клеопатра осталась при арміи Антонія.
   Тѣмъ временемъ находившіеся въ Римѣ друзья Антонія прислали съ нему одного изъ своихъ, Геминія, чтобы еще разъ попытаться вырвать его изъ рукъ Клеопатры. Въ продолженіе нѣсколькихъ дней Геминію не удалось остаться наединѣ съ Антоніемъ. Клеопатра подозрѣвала, что римлянину поручено дѣйствовать въ интересахъ Октавіи, и ни на минуту не покидала своего любовника. Въ концѣ одного ужина Антоній, на половину уже пьяный, потребовалъ отъ Геминія, чтобы тотъ сказалъ, зачѣмъ пріѣхалъ, "Дѣла, о которыхъ мнѣ нужно говорить съ тобою, не таковы, чтобы разсуждать о нихъ послѣ выпивки, -- отвѣтилъ раздраженный Геминій.-- Но одно могу я сказать тебѣ, какъ пьяный, такъ и трезвый, что все пошло бы хорошо, если бы Клеопатра вернулась въ Египетъ". Клеопатра въ бѣшенствѣ крикнула римлянину: "Ты хорошо сдѣлалъ, что высказался прежде, чѣмъ пытка заставила тебя говорить". Антоній былъ разсерженъ не менѣе царицы. Геминій, чувствуя себя далеко не въ безопасности, на слѣдующій же день отплылъ въ Италію.
   Мстительная египтянка не могла простить и тѣмъ друзьямъ Антонія, которые, вмѣстѣ съ Домиціемъ Аенобарбомъ, требовали ея удаленія. Своими насмѣшками, оскорбленіями, презрительнымъ обращеніемъ и всякими непріятностями она довела дѣло до того, что М. Силаній, Делій и Планкъ съ Тиціемъ, оба консуларіи, покинули Антонія и перешли на сторону Октавія. Отчасти, чтобы отомстить бывшему своему начальнику, отчасти же дабы снискать расположеніе своего новаго повелителя, Планкъ и Тицій, возвратившись въ Римъ, выдали Октавію содержаніе духовнаго завѣщанія Антонія. Обнародованіе нѣкоторыхъ пунктовъ этого завѣщанія должно было окончательно погубить его въ общественномъ мнѣніи римлянъ. Въ немъ Антоній еще разъ признавалъ Цезаріона законнымъ сыномъ и наслѣдникомъ Цезаря, дѣлилъ весь римскій Востокъ между другими дѣтьми египетской царицы и дѣлалъ такое распоряженіе, что, въ случаѣ его смерти даже въ Римѣ, тѣло его должно быть доставлено въ Александрію и передано Клеопатрѣ. Оба бывшіе консула добавляли, что знаютъ это достовѣрно, такъ какъ сами читали завѣщаніе, по желанію Антонія, скрѣпили его своими печатями и передали на храненіе весталкамъ. Октавій потребовалъ выдачи этого документа. Весталки объявили, что не отдадутъ завѣщанія. Тогда Октавій самъ пришелъ за нимъ, забралъ его и прочелъ въ сенатѣ. Въ чести сенаторовъ надо сказать, что они одинаково были возмущены какъ насильственнымъ поступкомъ Октавія, такъ и содержаніемъ завѣщанія. Октавій оправдывалъ свои незаконныя дѣйствія въ этомъ случаѣ высшими соображеніями пользы государственной. Ловкій и осторожный политикъ, онъ шагъ за шагомъ приближался къ своей дѣли. Онъ добился сенатусъ-консульта, коимъ Антоній былъ лишенъ консульскаго сана, и въ тотъ же день, 1 января 31 года, была объявлена война не Антонію, а царицѣ Египта. Сдѣлано это было, разумѣется, лишь для того, чтобы и на итогъ разъ удержать на своей сторонѣ общественное мнѣніе, чтобы никто не могъ сказать, будто Октавій преступно вооружаетъ римлянъ противъ римлянъ. Онъ отлично зналъ, что Антоній не покинетъ Клеопатру, поведетъ свои легіоны въ бой за ненавистную египтянку и, такимъ образомъ, приметъ на себя всю отвѣтственность за междуусобную войну.
   Осень 32 года и часть зимы 31 Антоній и Клеопатра провели въ Аѳинахъ. Въ то время, какъ вся Греція изнывала подъ тяжестью огромныхъ реквизицій и насильственныхъ наборовъ на комплектованіе флотскихъ экипажей, въ Аѳинахъ шли непрерывныя пиршества, театральныя представленія, публичныя игры, безконечныя оргіи. Клеопатра не могла забыть пребыванія въ этомъ городѣ законной супруги Антонія и, во что бы то ни стало, хотѣла заставить забыть Октавію, затмить ее своею роскошью, любезностью, щедростью и всякими заигрываніями съ народомъ. Аѳиняне, далеко не скупые на почести, хотя и нѣсколько обвѣтшалыя, которыми они могли еще располагать, постановили дать Клепаторѣ право гражданства и воздвигнуть ей статую. Декретъ объ этомъ былъ поднесенъ царицѣ депутаціей, среди которой находился и Антоній въ качествѣ аѳинскаго гражданина. По прочтеніи декрета, были произнесены торжественныя рѣчи, восхвалявшія добродѣтели и заслуги Клеопатры. Тщеславіе ея было удовлетворено, оставалась неудовлетворенною ея ненависть въ Октавіи. Египтянка потребовала, чтобы Антоній разводомъ уничтожилъ свой бракъ и изъ Аѳинъ, гдѣ супруги провели три счастливыхъ года, послалъ въ Римъ приказаніе женѣ удалиться изъ его дома. Въ траурной одеждѣ и со слезами на глазахъ покинула Октавія палаты мужа и увела съ собой его дѣтей {По всей вѣроятности, къ этому времени долженъ быть отнесенъ бракъ Антонія съ Клеопатрой, о которомъ сохранились весьма разнорѣчивыя и недостовѣрныя сказанія. Изъ нѣкоторыхъ извѣстій можно заключить, что бракъ этотъ состоялся въ годъ тріумфа Антонія въ Александрія, т.-е. до развода съ Октавіей. Въ данномъ случаѣ особенно характерно то обстоятельство, что подобное двоеженство не представляется невозможнымъ, такъ какъ римскими законами совсѣмъ не признавались браки съ чужеземками, и Клеопатра, хотя бы даже вступила въ бракъ съ Антоніемъ, не могла бы въ Римѣ почитаться его законною супругой, а считалась бы живущею съ нимъ въ конкубинатѣ.}.
   Весною 31 года войска и флотъ Антонія сосредоточивались у Акціума, при входѣ въ Амиракійскій заливъ (нынѣ Артскій заливъ). Это очень удобный пунктъ для приготовленій въ высадкѣ въ Италіи, и выборъ его доказываетъ, что Антоній все еще надѣялся привести въ исполненіе свой первоначальный планъ -- вторгнуться въ Италію. Но благопріятное для того время было пропущено. У береговъ Эпира появился римскій флотъ подъ начальствомъ Агриппы. Антоній рѣшилъ выжидать дальнѣйшихъ дѣйствій противника и уѣхалъ съ Клеопатрой въ Патрасъ, оставивши армію и флотъ у Акціума. Въ первыхъ числахъ августа получено было извѣстіе, что сильный римскій флотъ сталъ на якорь у береговъ Эпира и войска Октавія высаживаются близъ Тарины, куда уже прибылъ и самъ Октавій. Сильно встревоженный, Антоній поспѣшилъ въ Акціумъ.
   Сухопутныя силы Антонія состояли изъ девятнадцати легіоновъ, двѣнадцати тысячъ конницы и многочисленныхъ союзниковъ, киликійцевъ, каппадокійцевъ, евреевъ, индійцевъ, арабовъ. Въ общемъ онъ располагалъ арміей въ сто десять тысячъ человѣкъ и флотомъ численностью до пятисотъ кораблей въ три, пять, шесть, восемь и десять рядовъ гребцовъ. У Октавія было восемьдесятъ тысячъ пѣхоты, набранной въ Италіи, Сициліи, Испаніи и Галліи, десять тысячъ кавалеріи и двѣсти пятьдесятъ судовъ, триремъ съ таранами и легкихъ либурнъ (бригантинъ). Такимъ образомъ, сухопутныя арміи противниковъ разнились между собою не особенно много, несоразмѣрность же морскихъ силъ была громадная. Египетскіе корабли были настоящими пловучими крѣпостями; эти октеры (восьмерики) и децеры (десятирики), вышиною въ десять футовъ отъ уровня воды до верхней палубы, были снабжены башнями, сильными боевыми машинами, балистами и катапультами,-- настоящею артиллеріей, какъ говоритъ французскій адмиралъ Жюрьенъ де-ла-Гравіеръ {Jurien de la Gravière: "La marine des Ptolémées et la marine des Romains". Paris, 1885. Первый томъ этого ученаго и въ высшей степей интереснаго труда посвященъ военно-морскому дѣлу древнихъ.}. За то очень важныя неудобства представляли собою эти громады: онѣ были слишкомъ тяжеловѣсны, неповоротливы и требовали множества людей для приведенія ихъ въ движеніе. Кромѣ того, наскоро, случайно и въ недостаточномъ числѣ набранные Антоніемъ люди для этого флота были новичками въ военномъ дѣлѣ. Самъ Антоній, храбрый воинъ и блестящій полководецъ на сушѣ, никогда морякомъ не былъ и въ морскихъ сраженіяхъ не участвовалъ, тогда какъ противникъ его, Агриппа, начальствовавшій надъ флотомъ Октавія, былъ опытнымъ морякомъ и знаменитымъ вождемъ морскихъ силъ, прославившимся въ войнахъ противъ Секста Помпея. Въ распоряженіи Агриппы былъ менѣе многочисленный флотъ и не было такихъ сильныхъ кораблей, какъ египетскіе. Но на сторонѣ его были весьма важныя преимущества: легкость и подвижность его судовъ и превосходныя боевыя качества ихъ экипажей, пріобыкшихъ къ дѣлу во время продолжительныхъ сициліанскихъ войнъ.
   Сильно укрѣпленный лагерь Антонія былъ расположенъ по обѣ стороны пролива (нынѣ Превезскаго), составляющаго входъ въ Амиракійскій заливъ (нынѣ Артскій), гдѣ стоялъ на якоряхъ его флотъ. Октавій сталъ лагеремъ на Эпирскомъ берегу, не въ далекомъ разстояніи отъ передовыхъ постовъ противника, близъ того мѣста, гдѣ теперь находятся развалины Никополиса, города, основаннаго въ память побѣды при Акціумѣ. Занятыя Антоніемъ позиціи были совершенно неприступны, по удержаться въ нихъ долго не было возможности, такъ какъ всѣ продовольственные запасы получались моремъ, а море было заперто флотомъ Агриппы, блокировавшимъ берега Акарнаніи. Что же касается Греціи, то она была уже, такъ сказать, до тла съѣдена ранѣе. Антонію оставалось на выборъ одно изъ двухъ: или выйти изъ своихъ укрѣпленій и напасть на Октавія въ его окопахъ, или въ морскомъ сраженіи уничтожить непріятельскій флотъ и тѣмъ поставить противника въ такое безвыходное положеніе, что онъ вынужденъ былъ бы сдаться на волю побѣдителя.
   Начальники сухопутныхъ войскъ, а за ними и легіонеры, относились съ большимъ недовѣріемъ въ громаднымъ египетскимъ кораблямъ и убѣждали Антонія дать сраженіе на сушѣ, ручаясь ему за побѣду. Но Антонія смущали дурныя предзнаменованія: во многихъ городахъ молнія опрокинула и разбила статуи Антонія и Клеопатры. Въ Альбѣ мраморная статуя, воздвигнутая въ честь тріумвира, покрылась потомъ. "Знаменіе еще болѣе ужасающее",-- говоритъ Плутархъ,-- ласточки свили гнѣздо у носа Антоніады, адмиральской галеры Клеопатры, но налетѣли другія ласточки, прогнали первыхъ и дѣтенышей ихъ убили. Это любопытно въ смыслѣ характеристики времени. Съ нашей же точки зрѣнія, были и нѣкоторыя иныя "знаменія", способныя встревожить самаго неустрашимаго полководца. Болѣзни и побѣги насильственно набранныхъ гребцовъ значительно ослабили морскія силы и грозили деморализировать войско. Домицій Аенобарбъ бѣжалъ ночью, проскользнулъ въ лодкѣ изъ порта и передался Октавію; двое изъ союзныхъ царьковъ перешли на его сторону съ своими вспомогательными войсками. Антоній отвѣтилъ Домицію за измѣну тѣмъ, что отослалъ ему все его имущество и слугъ. Подъ вліяніемъ страха, внушаемаго предзнаменованіями, измѣнами и неудачами въ нѣсколькихъ мелкихъ стычкахъ, Антоній сдѣлался подозрительнымъ до крайности; онъ не довѣрялъ ни друзьямъ, ни своимъ воинамъ, ни даже Клеопатрѣ. Ему стало представляться, будто она замышляетъ отравить его, чтобы тѣмъ снискать милость Октавія. Въ теченіе "нѣсколькихъ дней онъ не бралъ въ ротъ никакого кушанья, ни питья безъ того, чтобы Клеопатра не попробовала ихъ предварительно. Клеопатра послушно исполняла его прихоти. Разъ вечеромъ, однако, въ концѣ ужина она вынула одну розу изъ бывшаго на головѣ ея вѣнка, оборвала лепестки цвѣтка, бросила ихъ въ кубокъ и съ улыбкой на лицѣ подала вино Антонію. Тотъ поднесъ уже кубовъ въ губамъ, но Клеопатра остановила его и приказала рабу выпить отравленное вино. Несчастный упалъ въ ихъ ногамъ и умеръ въ жестокихъ мученіяхъ. "О, Антоній, -- воскликнула Клеопатра,-- какую женщину ты подозрѣваешь! Видишь, какъ легко мнѣ было бы умертвить тебя, если бы я могла безъ тебя жить" {Плиній, XXI, 3.}.
   Между тѣмъ, тревога и уныніе распространялись въ войскѣ, начинавшемъ ощущать недостатокъ въ продовольствіи. Времени терять нельзя было подъ страхомъ полнаго разложенія арміи. Нѣкоторые изъ высшихъ начальниковъ совѣтовали покинуть или уничтожить флотъ и удалиться съ войскомъ въ Македонію или Ѳракію, гдѣ царь Гетовъ предлагалъ свой союзъ и помощь. Клеопатра, съ своей стороны, убѣждала оставить часть войска въ Греціи, занявши укрѣпленные города, отборные легіоны посадить на корабли, прорваться съ ними сквозь римскій флотъ и удалиться въ Египетъ съ тѣмъ, чтобы перенести театръ войны въ Азію. Оставаться на мѣстѣ было невозможно, такъ или иначе приходилось удалиться, т.-е. просто бѣжать отъ Октавія. Послѣ долгихъ колебаній Антоній избралъ тотъ путь, который представлялся наиболѣе легкимъ и выгоднымъ. Онъ рѣшился послѣдовать совѣту Клеопатры въ надеждѣ, что съ такимъ сильнымъ флотомъ, какой былъ въ его рукахъ, онъ можетъ одержать верхъ въ морскомъ сраженіи, тѣмъ открыть путь для подвоза продовольствія своей арміи и, возвратившись на берегъ, напасть на противника, нравственно ослабленнаго потерею морскихъ силъ. Въ томъ случаѣ, если бы исходъ морскаго боя оказался нерѣшительнымъ,-- возможности полнаго пораженія своего громаднаго флота Антоній никакъ не предполагалъ,-- онъ отплылъ бы въ Египетъ, все-таи, съ большими силами. Такимъ образомъ, отступленіе предстояло ему лишь на самый худшій конецъ.
   Дабы пополнить недостатокъ гребцовъ, Антоній сжегъ сто сорокъ наиболѣе громоздкихъ и тяжелыхъ египетскихъ судовъ. Взятыми съ ихъ людьми онъ пополнилъ экипажи остальныхъ трехсотшестидесяти, посадилъ на нихъ двадцать тысячъ легіонеровъ и двѣ тысячи стрѣлковъ и пращниковъ и сдѣлалъ всѣ распоряженія къ предстоящему бою, сохраняя въ полной тайнѣ свой планъ въ уйти Египетъ въ случаѣ неудачи. Между такими распоряженіями Антонія величайшаго вниманія заслуживаетъ приказаніе забрать на корабли всѣ паруса. Если бы дѣло шло исключительно о морскомъ сраженіи, тогда паруса были бы не только безполезны, но они лишь загромождали бы и отягощали и безъ того слишкомъ грузные и неповоротливые корабли Антонія. Готовясь къ рѣшительному бою съ легкими судами Октавія, Антоній долженъ былъ имѣть очень важные поводы къ тому, чтобы не облегчить всѣми способами своихъ кораблей. Изъ этого съ большою вѣроятностью и даже съ убѣдительностью можетъ быть выведено заключеніе о томъ, что въ виду имѣлась не битва только, но и возможность прорваться сквозь непріятельскій флотъ съ тѣмъ, чтобы выйти въ открытое море и держать путь на Египетъ, чего, естественно, нельзя было сдѣлать безъ парусовъ на однихъ веслахъ.
   2 сентября около полудня начался бой между двумя флотами, раздѣленными каждый на три ескадры, причемъ шестьдесятъ египетскихъ кораблей Клеопатры оставались назади въ качествѣ резерва. Мы не станемъ слѣдить за ходомъ сраженія, весьма подробно описаннаго и критически разобраннаго адмираломъ Ж. де-ла-Гравіеромъ, и ограничимся важнѣйшимъ моментомъ, подавшимъ поводъ Плутарху сказать: "Дѣло оставалось нерѣшеннымъ, когда Клеопатра и Антоній обратились въ бѣгство". Приведемъ здѣсь подлинныя слова вышеназваннаго французскаго ученаго: "Тщательно изучивши всѣ фазы боя при Акціумѣ и событія, ему предшествовавшія, я съ полнымъ убѣжденіемъ утверждаю, что раскрылъ, наконецъ, правду объ этомъ дѣлѣ, что Антоній не бѣжалъ и что всѣ его поступки, при этихъ великихъ событіяхъ, были результатомъ основательно обдуманнаго плана". Тѣмъ не менѣе, остается достовѣрнымъ тотъ фактъ, что въ разгаръ сраженія Антоній покинулъ своихъ и сначала слѣдилъ за Клеопатрой, а потомъ вмѣстѣ съ нею ушелъ въ море. Какъ же произошло это и что это такое, если не бѣгство?
   Египетскій флотъ въ числѣ шестидесяти отборныхъ, лучшихъ кораблей не принималъ участія въ битвѣ* онъ оставался, какъ мы сказали, въ резервѣ на тотъ случай, чтобы въ рѣшительную минуту окончательно уничтожить флотъ Октавія или же, при неудачномъ оборотѣ сраженія, открыть флоту Антонія путь въ море, устрашая и подавляя противника своею грозною массой. Въ томъ и въ другомъ случаѣ резервъ долженъ былъ тронуться съ мѣста не иначе, какъ по условленному заранѣе сигналу Антонія. Всѣ силы противниковъ (300 судовъ съ одной стороны и 250 съ другой) были заняты боемъ. Съ сѣвера дулъ соблазнительный, легкій вѣтерокъ: стоило только поднять паруса и отдать себя въ его распоряженіе, чтобы тотчасъ же очутиться внѣ всякой опасности, далеко отъ шума битвы и всѣхъ ея превратностей, стоящихъ въ тѣсной зависимости отъ измѣнъ и предательствъ, которыми была такъ напугана Клеопатра. По ея настоянію уже разъ принято рѣшеніе, хотя и условное, уходить въ Египетъ, -- нужно ли и разумно ли откладывать приведеніе его въ исполненіе и рисковать пропустить удобный для того моментъ? Всѣ помыслы, всѣ желанія царицы влекли ее въ Египетъ, и чувства эти, несомнѣнно, раздѣлялись окружавшими ее въ то время людьми, до послѣдняго матроса включительно. Не бѣжать хотѣла царица и не покинуть Антонія на произволъ судьбы, а лишь исполнить ранѣе одобренный планъ и принудить увлекающагося самонадѣянностью Антонія сдѣлать то же.
   И вотъ, въ разгарѣ боя и не дожидаясь сигналовъ Антонія, шестьдесятъ египетскихъ кораблей, тотчасъ же по выходѣ изъ пролива, поднимаютъ паруса и, уносимые попутнымъ вѣтромъ, быстро направляются къ югу. Антоній видитъ это движеніе и недоумѣваетъ, чѣмъ оно вызвано,-- недоразумѣніемъ, измѣною или паникой. Онъ переходитъ съ своей преторіанской галеры на квинквирему, приказываетъ поставить паруса и мчится слѣдомъ за египтянами въ надеждѣ вернуть ихъ. "За нимъ,-- говорить Плутархъ,-- послѣдовали многіе круглодонные корабли; къ нимъ присоединились и нѣкоторыя гребныя". "Я думаю,-- продолжаетъ адмиралъ Ж. де-ла-Гравіеръ,-- что то были суда, исполнявшія приказаніе, данное имъ передъ сраженіемъ; другія не хотѣли или же не могли его исполнить". Разъ дѣло приняло такой оборотъ, то о возвращеніи въ бой нельзя было и помышлять. Да оно и физически было невозможно, такъ какъ возвращаться пришлось бы противъ вѣтра. Оставалось, слѣдовательно, одно -- уходить, уходить скорѣе съ тѣмъ, что успѣло спастись отъ погрома.
   Всѣ уцѣлѣвшіе въ битвѣ корабли сдались Октавію. Сухопутныя войска подъ начальствомъ Кадинія остались вѣрными Антонію. Самъ же Антоній догналъ египетскій флотъ, перешелъ на корабль Клеопатры, Антоніаду, и, удрученный отчаяніемъ, просидѣлъ на его носу три дня и три ночи, захвативши голову руками {Плутархъ: "Антоній", LXXV.}.

-----

   Спасшійся отъ пораженія флотъ зашелъ на нѣкоторое время въ гавань Кенополиса близъ мыса Тенара (нынѣ мысъ Матапанъ). Тутъ только состоялось свиданіе и примиреніе Антонія съ Клеопатрой. Отсюда же Антоній послалъ приказаніе Кадинію уходить съ войсками изъ Акарнаніи, а самъ отправился въ Киренаику, гдѣ имъ были оставлены нѣсколько легіоновъ. На одномъ изъ кораблей находились драгоцѣнности Антонія, различныя украшенія, вся золотая и серебряная посуда, употреблявшаяся на пирахъ, которые онъ давалъ союзнымъ царямъ. Передъ отплытіемъ изъ Кенополиса, Антоній подѣлилъ всѣ эти вещи между своими друзьями, которыхъ заставилъ искать спасенія въ Греціи, отказавшись дѣлать ихъ далѣе участниками своей роковой судьбы. Разставаясь съ ними, онъ дружески уговаривалъ и утѣшалъ ихъ и на ихъ слезы отвѣчалъ грустною и доброжелательною улыбкой {Плутархъ: "Антоній", LXXIII, LXXIV; Флоръ, IV, стр. 11; Діонъ Кассій, L, стр. 33.}.
   Клеопатра покинула Грецію нѣсколькими днями ра нѣе Антонія. Она спѣшила въ Египетъ, опасаясь, какъ бы извѣстіе о пораженія при Акціумѣ не вызвало тамъ возстанія противъ нея. Чтобы на нѣсколько дней ввести народъ въ заблужденіе и имѣть время принять свои мѣры, она вошла въ гавань Александріи съ побѣдною обстановкой. На корабляхъ, изукрашенныхъ вѣнками, раздавались пѣсни побѣды, звуки флейтъ и трубъ. Едва ступивши во дворецъ, Клеопатра приказала убить нѣсколькихъ высшихъ сановниковъ, казавшихся ей наиболѣе подозрительными. Но смерть нѣсколькихъ неблагонадежныхъ людей хотя и отклонила на время опасность революціи, все же не могла разсѣять страхъ Клеопатры передъ мрачно надвигавшимся будущимъ. Порою объятой ужасомъ царицѣ приходила мысль о самоубійствѣ. Но и умереть она хотѣла съ такимъ же необычайнымъ великолѣпіемъ, съ какимъ жила до тѣхъ поръ, а потому приказала выстроить на берегу моря, у оконечности мыса близъ храма Изиды, огромный мавзолей, въ которомъ предполагала сжечь себя со всѣми своими сокровищами. Вмѣстѣ съ тѣмъ, она составляла планы бѣгства. По ея приказанію, съ величайшими усиліями, были перетащены нѣсколько самыхъ большихъ кораблей черезъ перешеекъ изъ Средиземнаго въ Красное море. На нихъ она мечтала удалиться съ своими богатствами въ какую-нибудь далекую страну Азіи или Африки и тамъ вновь начать жизнь, полную нѣги и роскоши.
   Антоній вернулся въ Александрію, удрученный полнымъ отчаяніемъ. Его армія въ Акарнаніи сдалась Октавію черезъ семь дней послѣ его отбытія. Въ Киренанкѣ ему не удалось даже видѣться съ начальствовавшимъ надъ тамошними легіонами Скарномъ, передавшимся цезаріанцамъ и грозившимъ убить его. Иродъ, его креатура, сдѣланный имъ царемъ Іудеи, отправилъ пословъ съ выраженіемъ покорности и преданности побѣдителю при Акціумѣ. Всѣ повидали его, всѣ измѣняли -- облагодѣтельствованные имъ союзники и собственные легіоны, когда-то обожавшіе его. Озлобленный жестокостью боговъ, разочарованный въ людяхъ, онъ не хотѣлъ даже видѣть Клеопатру и рѣшился въ уединеніи провести остатокъ дней своихъ, если враги пощадятъ его жизнь. Антоній припомнилъ исторію Тимона, аѳинскаго мизантропа, поселился на пустынномъ молѣ Посейдона и занялся постройкой башни, которую называлъ "Тимоніонъ".
   У Клеопатры временный упадокъ духа смѣнялся подъемами необыкновенной энергіи. Корабли, перетащенные въ Красное море, были сожжены арабами и тѣмъ уничтожена для нея всякая возможность бѣгства. Тогда она принялась за организацію сопротивленія, усиленно набирала войска, снаряжала новые корабли, исправляла укрѣпленія Перувы и Александріи, раздавала оружіе горожанамъ и, чтобы воодушевить александрійцевъ къ защитѣ города, приказала вписать своего сына Цезаріона въ ряды ихъ ополченія. Антоній приходилъ въ восторгъ отъ такой дѣятельности Клеопатры. По настоятельной просьбѣ друзей и потому еще, что надоѣло ежу одиночество и скучная роль мизантропа, онъ вернулся во дворецъ. Царица радостно встрѣтила его, какъ въ счастливые дни, когда онъ возвращался изъ Киликіи или Арменіи. Въ обществѣ оставшихся друзей возобновились пиры, празднества и оргіи. Только Неподражаемые придумали для себя другое наименованіе: Неразлучныхъ въ смерти.
   Это мрачное названіе достаточно ясно опредѣляетъ душевное настроеніе обоихъ. Антоній уже ни на что, повидимому, не надѣялся. Клеопатра, хотя и не утратила еще послѣднихъ надеждъ, все чаще и чаще впадала въ мрачное отчаяніе. Въ такіе часы она спускалась въ подземелья дворца, къ тюрьмамъ приговоренныхъ къ смерти. Тамъ въ присутствіи Клеопатры производились надъ несчастными испытанія различныхъ ядовъ. Эти ужасные опыты происходили часто, такъ какъ царица все не находила такого яда, о которомъ мечтала,-- такого яда, который убивалъ бы быстро и безъ страданій. Тогда Клеопатрѣ пришло на мысль испробовать дѣйствіе укушенія змѣй. Послѣ новыхъ опытовъ она убѣдилась, наконецъ, что ядъ одной змѣи, египетской ехидны, называемой по-гречески aspis, не причиняетъ ни судорогъ, ни рѣзкихъ, обезображивающихъ страданій, а быстро усыпляетъ, и смерть отъ него подобна тихому сну.
   Среди приготовленій къ защитѣ и къ смерти побѣжденные при Акціумѣ пытались войти въ переговоры съ побѣдителемъ. Антоній написалъ Октавію письмо, въ которомъ напоминалъ о ихъ былой дружбѣ, выставлялъ на видъ свои заслуги, оправдывался и заканчивалъ предложеніемъ сложить оружіе подъ условіемъ, чтобы ему предоставлено было жить въ Александріи частнымъ человѣкомъ. Октавій не отвѣтилъ на это письмо, такъ же точно не отвѣтилъ онъ и на второе, въ которомъ Антоній говорилъ, что готовъ убить себя съ тѣмъ, чтобы Клеопатра продолжала царствовать надъ Египтомъ. Царица, съ своей стороны и безъ вѣдома Антонія, отправила къ Октавію посланца съ богатыми дарами. Менѣе великодушная, чѣмъ Антоній, предлагавшій жизнь свою за то, чтобы сохранить ей корону, она старалась только себя выгородить изъ общаго дѣла. Ея посланный настоятельно доказывалъ Октавію, что непріязнь его къ Антонію не должна распространяться на царицу Египта, такъ какъ она неповинна въ послѣднихъ событіяхъ. Римъ объявилъ войну Египту, чтобы покончить съ Антоніемъ,-- говорилъ онъ,-- и Клеопатра вынуждена была вооружиться для своей защиты. Теперь же, когда Антоній побѣжденъ, когда ему остается бѣжать или покончить самоубійствомъ, римляне безъ малѣйшаго опасенія могутъ отнестись милостиво къ Клеопатрѣ и оставить ей тронъ. Для римлянъ это выгоднѣе, чѣмъ вызывать могущественную царицу ни отчаянную борьбу.
   Октавія нельзя было испугать тѣмъ обломкомъ когда-то грознаго меча, который былъ еще въ рукѣ Антонія, и еще менѣе придавалъ онъ значенія ничтожнымъ остаткамъ арміи и флота Клеопатры. Побѣдитель зналъ, что стоитъ ему протянуть руку -- и Египетъ принадлежитъ ему, какъ и весь римскій міръ. Но двѣ вещи были внѣ власти всесильнаго императора: несмѣтныя сокровища Клеопатры, на которыя онъ разсчитывалъ для покрытія своихъ военныхъ расходовъ, и сама Клеопатра, обреченная имъ служить украшеніемъ его тріумфа. И Клеопатра, и ея богатства легко можно ускользнуть изъ его рукъ. Въ Александріи было не мало измѣнниковъ и шпіоновъ, и изъ ихъ донесеній Октавій зналъ про опыты съ ядами и про намѣреніе царицы сжечь свои сокровища, собранныя въ приготовленной ею для себя могилѣ. Октавій пустился на хитрости. Онъ принялъ подарки Клеопатры и, считая себя вправѣ, со словъ египетскаго посланца, предложить такую сдѣлку, сказалъ, что оставитъ Клеопатрѣ царство, если она прикажетъ убить Антонія. А черезъ нѣсколько дней онъ отправилъ въ царицѣ своего отпущенника Тирея. Въ Александріи, въ присутствіи двора и Антонія, Тирей говорилъ рѣзко о справедливомъ негодованіи Октавія и о суровости его приговоровъ; но, получивши безъ труда тайную аудіенцію у Клеопатры, онъ отъ имени своего господина завѣрялъ царицу въ томъ, что ей бояться нечего. Чтобы еще больше успокоить царицу, онъ ясно давалъ ей понять, что Октавій любитъ ее такъ же, какъ любили Цезарь и Антоній. Клеопатра нѣсколько разъ призывала къ себѣ Тирея и явно, при всѣхъ, выказывала ему свое благорасположеніе. Антоній встревожился этимъ, заподозрилъ Клеопатру въ измѣнѣ, какъ женщину или какъ царицу, и выместилъ свой гнѣвъ на Тиреѣ. Вопреки обычаямъ, ограждавшимъ личность посла, Антоній приказалъ высѣчь его розгами и отправилъ обратно къ Октавію.
   Вѣрила ли Клеопатра льстивымъ рѣчамъ отпущенника? Весьма возможно, что вѣрила: женщины, въ особенности избалованныя побѣдами, легко поддаются такого рода лести. Правда, Клеопатрѣ было въ это время тридцать семь лѣтъ; однако, едва ли она утратила вѣру въ свою красоту, въ свою до тѣхъ поръ неотразимую привлекательность. Правда также, что Октавій никогда не видалъ ее, или видѣлъ, быть можетъ, тринадцать лѣтъ назадъ въ Римѣ послѣ смерти Цезаря. Но гремѣвшей на весь міръ славы объ ея волшебной очаровательности было достаточно для того, чтобы возбудить если не настоящую любовь, то пылкія желанія и страстное любопытство. Антонія она любила, несомнѣнно, увлеченная его мужественною красотой, силой, блестящимъ ореоломъ могущества и власти тріумвира, повелѣвавшаго полміромъ. Теперь, униженный, разбитый, покинутый судьбою и людьми и нравственно упавшій до отчаянія, онъ жалокъ былъ и былъ смѣшонъ своимъ удаленіемъ въ Тимоніонъ, откуда убѣжалъ, соскучившись такъ скоро. А женская любовь рѣдко уживается съ жалостью и никогда не прощаетъ смѣшнаго. Какъ ни мало оставалось въ сердцѣ Клеопатры привязанности въ Антонію, какъ ни соблазнительны могли казаться царицѣ предложенія Октавія, она все же не думала ни объ убійствѣ Антонія, ни о выдачѣ его побѣдители. Но въ глубинѣ души она была бы довольна и счастлива, быть можетъ, если бы Антоній, покинутый своими послѣдними легіонами и имѣющій въ распоряженіи лишь очень ненадежныя египетскія войска, бѣжалъ въ Нуммдію или въ Испанію и тѣмъ развязалъ бы ей руки.
   Весною 30 г. въ Александріи получилось извѣстіе, что рижскія войска перешли западную границу Египта. Антоній съ ничтожными силами попытался остановить вторженіе, былъ отбить римлянами и возвратился въ Александрію, когда Октавій во главѣ своего войска уже приближался къ столицѣ Египта съ востока. Скоро онъ сталъ лагеремъ на высотахъ въ 20 стадіяхъ отъ города (около 4 верстъ). Антоній, подъ своимъ личнымъ начальствомъ, сдѣлалъ сильную кавалерійскую рекогносцировку въ эту сторону и у Ипподрома наткнулся на всю непріятельскую конницу. Завязалось жаркое дѣло, и, несмотря на значительное численное превосходство, римляне были опрокинуты и разбиты на голову. Антоній преслѣдовалъ ихъ до самыхъ окоповъ лагеря. Въ городъ онъ вернулся освѣженный боемъ, довольный и ободренный успѣхомъ, соскочилъ съ коня передъ дворцомъ и, не переодѣваясь, явился къ Клеопатрѣ во всѣхъ воинскихъ доспѣхахъ, забрызганный кровью. Не понимая истиннаго значенія этой блестящей, но ничтожной стычки, царица въ восторгѣ бросилась на шею побѣдителю, вышла къ войскамъ, благодарила ихъ и, по указанію Антонія, наградила наиболѣе отличившагося воина шлемомъ и броней изъ цѣльнаго кованнаго золота. Слѣдующею же ночью доблестный воинъ бѣжалъ съ этими цѣнными дарами въ лагерь Октавія.
   Антоній, повидимому, не сознавалъ всей безвыходности своего положенія и продолжалъ увлекаться несбыточными мечтами. Онъ въ тотъ же день отправилъ Октавію предложеніе окончить распрю поединкомъ въ присутствіи обѣихъ армій. Октавій презрительно отвѣтилъ, что "Антоній и безъ поединка найдетъ дорогу къ смерти". Слова эти, выражавшія непоколебимую увѣренность въ побѣдѣ противника, поразили Антонія, какъ роковое предвѣстіе. Химерическія надежды разсѣялись, и передъ нимъ съ полною ясностью открылась мрачная дѣйствительность. Тѣмъ не менѣе, онъ рѣшилъ дать послѣдній бой и приказалъ устроить роскошный пиръ. "Завтра, пожалуй, будетъ поздно",-- говорилъ Антоній. Томителенъ былъ этотъ ужинъ и печаленъ, какъ похоронная трапеза. Немногіе, оставшіеся до конца вѣрными, друзья были тоскливо-молчаливы, нѣкоторые изъ нихъ плакали. Чтобы ободрить ихъ, Антоній дѣлалъ видъ, будто вѣритъ, что не все еще потеряно, и говорятъ: "Не думайте, что я буду завтра искать лишь славной смерти въ битвѣ. Я стану биться за жизнь и за побѣду" {Плутархъ: "Антоній", LXXXII.}.
   На разсвѣтѣ, въ то время, какъ войска занимали свои позиціи противъ римскаго лагеря и флотъ выходилъ изъ гавани, чтобы напасть на суда Октавія, Антоній стоялъ на холмѣ, съ котораго ему видны были поле предстоявшей битвы и море. Египетскіе корабли въ стройномъ боевомъ порядкѣ надвигались на линію римскихъ либурнъ; но, подойдя на разстояніе двухъ выстрѣловъ изъ лука, они остановились, и гребцы подняли вверхъ свои длинныя весла. Римляне отвѣтили тѣмъ же, и вслѣдъ затѣмъ оба флота соединились и вмѣстѣ, одною массой, направились къ гавани. Почти одновременно съ этимъ вся кавалерія Антонія,-- его храбрая кавалерія, такъ славно дравшаяся наканунѣ,-- передалась на сторону Октавія. Съ римскихъ окоповъ раздались звуки трубъ, и легіоны устремились впередъ съ обычнымъ боевымъ кликомъ: Cominus, cominus! (Вблизи, въ рукопашную!). Пѣхота Антонія не выждала натиска и вразсыпную кинулась къ городу, увлекая и его въ своемъ безпорядочномъ бѣгствѣ. Обезумѣвши отъ бѣшенства, не разбирая ничего, онъ мечомъ рубилъ бѣглецовъ и прискакалъ въ Александрію съ криками, что Клеопатра измѣнила ему, продала его врагамъ, съ которыми онъ сражался изъ-за любви къ ней.
   А Клеопатра сама уже лишена была всякой возможности измѣнить Антонію или спасти его. Она, "царица царей", была такъ же покинута своимъ народомъ, какъ онъ, славный полководецъ и кумиръ легіоновъ, былъ покинутъ своими войсками. Ихъ дѣло было безповоротно проиграно, и никто уже не хотѣлъ собою жертвовать за него. Въ теченіе предшествовавшаго дня и этой ночи тайные агенты Октавія успѣли сманить на его сторону легіонеровъ и египтянъ: однимъ они обѣщали полное прощеніе, другимъ -- неприкосновенность ихъ личности и имущества.
   Узнавши объ измѣнѣ и бѣгствѣ войска, Клеопатра пришла въ ужасъ. Ей извѣстны были подозрѣнія Антонія и знакомы страшныя вспышки его гнѣва. Она покидаетъ дворецъ съ двумя служанками, Ирой и Харміоной, и спѣшитъ укрыться въ построенной для нея могилѣ, гдѣ собраны ея сокровища. А чтобы Антоній не вздумалъ ворваться туда, царица приказала сказать ему, что ея уже нѣтъ въ живыхъ. Діонъ Кассій, передавая эти событія, держится того мнѣнія, что Клеопатра дѣйствительно поступала измѣннически, что она приказала сдать Перузу, что она же безъ бою предала Александрію и что, наконецъ, извѣстила Антонія о своей мнимой смерти, въ разсчетѣ на его самоубійство и на возможность выдать его тѣло Октавію. Болѣе правдивый и осторожный Плутархъ говоритъ только о подозрѣніяхъ, падавшихъ на Клеопатру {Срав. Плутархъ: "Антоній", LXXXII--LXXXIV; Діонъ, LI, 9--10; Флоръ, IV.}.
   Узнавши во дворцѣ о смерти царицы, Антоній разражается рыданіями и стонами: "Чего медлишь ты, Антоній? Судьба отнимаетъ у тебя послѣднее сокровище, привязывавшее тебя къ жизни... Клеопатра! я не стану долѣе оплакивать тебя и поспѣшу соединиться съ тобою!" Онъ сбросилъ броню и приказалъ своему отпущеннику Эросу мечомъ пронзить измученное сердце. Эросъ вынулъ мечъ, но не Антонія имъ ударилъ, а себя, и упалъ мертвый къ ногамъ своего господина. "Мой вѣрный Эросъ, ты подаешь мнѣ примѣръ",-- воскликнулъ Антоній, вонзилъ себѣ мечъ въ грудь и упалъ на небольшое ложе.
   Ударъ оказался невѣрно направленнымъ. Черезъ нѣсколько минутъ Антоній пришелъ въ себя и сталъ умолять прибѣжавшихъ на крики слугъ и воиновъ прикончить его. Ни у кого не хватило смѣлости исполнить такое требованіе. Клеопатра, извѣщенная о случившемся, приказываетъ, чтобы Антонія принесли къ ней живаго или мертваго. Діомидъ, секретарь Клеопатры, бѣжитъ за нимъ во дворецъ и, при помощи слугъ, приноситъ умирающаго къ мавзолею, въ которомъ заперлась царица. Опасаясь измѣны, она не хочетъ открыть опускной рѣшетки двери, а изъ окна верхняго этажа бросаетъ веревки и приказываетъ къ нимъ привязать Антонія. Затѣмъ втроемъ, съ двумя служанками, она начинаетъ втаскивать его наверхъ. "Не легко было,-- говоритъ Плутархъ,-- женщинамъ поднимать человѣка такого сложенія, какимъ былъ одаренъ Антоній. По словамъ очевидцевъ, никогда не видано было зрѣлища болѣе трогательнаго и болѣе достойнаго состраданія. Напряженными руками и съ искаженнымъ лицомъ Клеопатра изъ послѣднихъ силъ тащила веревки. Антоній же, весь покрытый кровью, готовый испустить послѣдній вздохъ, приподнимался, насколько хватало еще силъ его, и простиралъ въ ней свои слабѣющія руки".
   Наконецъ, имъ удалось втащить Антонія и уложить его на кровать. Въ порывахъ отчаянія Клеопатра обнимала его, называла обоимъ супругомъ, господиномъ, императоромъ, ногтями терзала грудь свою и припадала устами въ его ранѣ. Антоній успокоивалъ ее, утѣшалъ и молилъ позаботиться о собственной ея безопасности. Томимый внутреннимъ жаромъ, онъ попросилъ пить и осушилъ курокъ вина. Смерть приближалась. Онъ еще разъ обратимся въ Клеопатрѣ: "Не сокрушайся о моемъ послѣднемъ пораженіи,-- говоримъ онъ.-- Припомни лучше всѣ тѣ радости, которыми я насладимся въ жизни, и то счастье, благодаря которому я стамъ славнѣйшимъ и могущественнѣйшимъ изъ людей. Порадуйся и тому, что я, римлянинъ, побѣжденъ былъ только римляниномъ". Антоній умеръ въ объятіяхъ Клеопатры.
   Октавій, узнавши о самоубійствѣ Антонія, тотчасъ же послалъ Прокулея и Галла захватить Клеопатру, прежде чѣмъ она успѣетъ покончить съ собою. На ихъ призывы царица сошла внизъ и сквозь рѣшетку вступила съ ними въ переговоры. Не довѣряя обѣщаніямъ и убѣжденіямъ римлянъ, она объявила, что сдастся лишь тогда, когда Октавій клятвенно обяжется оставить ее или ея сына на египетскомъ тронѣ; въ противномъ случаѣ императору достанется лишь ея трупъ. Прокулей замѣтилъ окно, черезъ которое былъ втащенъ Антоній, и оставилъ товарища вести переговоры съ Клеопатрой; самъ же разыскалъ лѣстницу, приставилъ ее къ стѣнѣ, пробрался въ башню, спустился по внутренней лѣстницѣ внизъ и бросился на Клеопатру. Обернувшаяся на шумъ Харміона закричала: "Несчастная царица, тебя захватили живою!" Клеопатра выхватила изъ ноженъ кинжалъ, который всегда носила въ послѣднее время у пояса. Но Прокулей силою отнялъ у нея оружіе и выпустилъ изъ рукъ царицу, лишь удостовѣрившись, что при ней нѣтъ ни много оружія, ни какого-либо подозрительнаго пузырька. Затѣмъ онъ принялъ опять почтительное положеніе и сталъ увѣрять плѣнную царицу въ томъ, что всѣ опасенія ея напрасны. "Царица,-- говорилъ онъ ей,-- ты несправедлива къ Цезарю и хочешь лишить его возможности доказать свое великодушіе".
   Клеопатра хорошо понимала, что лишена всякихъ средствъ отстаивать свой тронъ, разъ сама она и всѣ ея сокровища находятся во власти римлянъ. Какъ единственной милости, она просила дозволить ей похоронить Антонія съ подобающею честью. Съ такою же просьбой обратились къ Октавію начальники его арміи, служившіе прежде подъ знаменами Антонія. "Тронутый скорбью египтянки,-- говоритъ авторъ передаваемой нами книги,-- императоръ дозволилъ исполнить ея желаніе". Мы же весьма сомнѣваемся въ такой нѣжности чувствъ императора и думаемъ, что не изъ сожалѣнія къ печали женщины, а изъ политическаго разсчета онъ предоставилъ похоронить Антонія "египтянкѣ", а не старымъ, заслуженнымъ воинамъ, обожавшимъ славнаго вождя и желавшимъ почтить его память погребеніемъ, достойнымъ героя. По личному опыту, по похоронамъ Юлія Цезаря, Октавій зналъ, какъ небезопасны могутъ быть почести, воздаваемыя сраженному противнику. Великодушно предоставивши египтянкѣ втихомолку похоронить тѣло ея любовника въ приготовленной ею для себя могилѣ, Октавій распорядился тотчасъ же, послѣ похоронъ, перевезти Клеопатру во дворецъ, оказывать ей всѣ знаки уваженія, подобающіе ея сану царицы, и держать ее подъ самымъ бдительнымъ, присмотромъ, дабы она самоубійствомъ не могла избавиться отъ позора фигурировать въ его тріумфѣ.
   Клеопатра не вынесла пережитыхъ за послѣднее время потрясеній и занемогла тяжелою и опасною болѣзнью. Чтобы ускоритъ свой конецъ, царица въ теченіе нѣсколькихъ дней не принимала ни лѣкарствъ, ни пищи. Объ этомъ было донесено Октавію. Онъ прислалъ ей напомнить, что въ его рукахъ четверо ея дѣтей, и что они своею жизнью поплатятся за смерть Клеопатры. Эта ужасная угроза сломила рѣшимость Клеопатры, и она отдалась попеченію врачей. Мудрено предположить, чтобы такого человѣка, какъ Октавій, можно было "тронуть скорбью" или разжалобить несчастьемъ. При всей тщательности надзора за Клеопатрой, онъ, все-таки, не былъ спокоенъ и, по словамъ Діона Кассія, продолжалъ опасаться, какъ бы царица своею смертью "не лишила его всякой славы" {...τῆς πάσης δόξης ἐστιρημένος.}, т.-е. не ускользнула бы отъ его тріумфа. Октавій счелъ нужнымъ лично переговорить съ египтянкой и успокоить ее. Онъ былъ вполнѣ увѣренъ въ томъ, что ничѣмъ ей не удастся выманить у него какихъ-либо положительныхъ обѣщаній, и считалъ себя достаточно ловкимъ для того, чтобы неопредѣленными фразами затуманить Клеопатру относительно ожидающей ее участи.
   Клеопатра уже не обольщала себя мечтами о любви Октавія, въ которой увѣрялъ ее отпущеникъ Тирей. Съ тѣхъ поръ, какъ императоръ былъ въ Александріи, онъ ни разу не выразилъ желанія видѣть царицу. Суровое заключеніе, въ которомъ ее держали, ужасныя угрозы, которыми насиловали ея волю, доказывали, что о какихъ-либо нѣжныхъ чувствахъ не можетъ быть и рѣчи. Клеопатра еще не совсѣмъ оправилась послѣ болѣзни и лежала въ постели, когда ее посѣтилъ Октавій. Царица встала, хотя на ней была надѣта одна туника, и бросилась къ его ногамъ. При видѣ, этой женщины, изнуренной недугомъ, исхудалой и блѣдной, съ потухшими и красными отъ слезъ глазами, съ лицомъ и шеей, на которыхъ еще оставались слѣды царапинъ, сдѣланныхъ ногтями въ порывахъ горя {Плутархъ: "Антоній", ХС.}, Октавій едва могъ повѣрить, что передъ нимъ дивная очаровательница, плѣнившая Цезаря и поработившая Антонія. Октавій попросилъ ее лечь въ постель и сѣлъ около нея. Клеопатра стала оправдываться, объясняя, все случившееся несчастно сложившимися обстоятельствами и страхомъ, который внушалъ ей Антоній. Рѣчь ея часто прерывалась слезами и рыданіями. Въ надеждѣ разжалобить Октавія,-- по мнѣнію иныхъ, въ надеждѣ обольстить его,-- она вынимала изъ груди своей письма Цезаря, цѣловала ихъ и восклицала: "Если ты хочешь знать, какъ любилъ меня твой отецъ, прочти эти письма... О, Цезарь! Зачѣмъ я пережила тебя!... Но для меня ты оживаешь въ твоемъ наслѣдникѣ..." И сквозь слезы она улыбалась Октавію. Намъ мало правдоподобнымъ кажется объясненіе этой сцены желаніемъ увлечь Октавія кокетствомъ, едва ли возможнымъ со стороны такой умной женщины, какъ Клеопатра, и въ томъ положеніи, въ какомъ она была въ то время. Мы скорѣе склонны думать, что напоминаніемъ о Цезарѣ, какъ объ отцѣ Октавія, настоятельнымъ указаніемъ на любовь "отца" и льстивыми словами, обращенными къ наслѣднику, въ которомъ оживаетъ для нея Цезарь, царица пыталась затронуть иныя, не любовныя, струны въ холодномъ сердцѣ римлянина. То была послѣдняя попытка избѣжать униженія и позора, ждавшихъ ее во время тріумфа въ Римѣ. И, ссылаясь на свои отношенія къ диктатору, Клеопатра могла разсчитывать, что его наслѣдникъ изъ уваженія къ памяти "отца" пощадитъ гордость женщины, которую такъ нѣжно любилъ божественный Цезарь.
   Октавій упорно молчалъ на всѣ ея жалобы и стоны, старался даже не смотрѣть на нее и сидѣлъ, опустивши глаза на землю. Заговаривалъ же онъ лишь для того, чтобы опровергать одинъ за другимъ всѣ доводы, которыми Клеопатра хотѣла оправдать свои поступки. Царица поняла, наконецъ, что отъ этого человѣка нечего ждать ни состраданія, ни пощады, и что нѣтъ для нея иного выхода, кромѣ смерти. Чтобы обмануть Октавія относительно своего истиннаго намѣренія, она прибѣгла въ хитрости,-- притворилась, будто готова все перенести и всему подчиниться, лишь бы спасти свою жизнь. Клеопатра передала императору опись своихъ сокровищъ и умоляла дозволить оставить у себя нѣкоторыя драгоцѣнныя украшенія, которыя она желала бы поднести въ даръ Ливіи и Октавіи, дабы снискать ихъ покровительство. Разставаясь съ нею, императоръ сказалъ: "Ободрись, о женщина, я вполнѣ надѣйся, что тебѣ не будетъ сдѣлано ничего дурнаго".
   Введенный въ заблужденіе притворною покорностью Клеопатры, Октавій уже не сомнѣвался въ томъ, что покажетъ римской черни гордую царицу Египта, идущую въ оковахъ передъ его тріумфальною колесницей. Выходя, онъ не слыхалъ послѣднихъ словъ, которыя прошептала Клеопатра и которыя она постоянно повторяла со времени взятія Александріи: "Οὐ ϑριαμβεὺσομαι" (не бывать надо мною тріумфу).
   Черезъ нѣсколько дней послѣ разговора съ Октавіемъ Клеопатра узнала, что все уже готово для ея отправки въ Римъ. Она выпросила позволеніе въ послѣдній разъ проститься съ могилой Антонія. Ее препроводили туда въ носилкахъ, такъ какъ она была еще не въ силахъ идти пѣшкомъ. На могилѣ она совершила обычныя возліянія, положила вѣнки и, цѣлуя надгробный камень, сказала: "О возлюбленный Антоній, если не безсильны боги твои,-- такъ какъ мои измѣнили мнѣ,-- то не покидай пережившей тебя супруги. Не допусти, чтобы, ради тріумфа надъ тобою, вывели ее на позорящее торжество. Укрой меня съ собою подъ этою землей Египта" {Плутарху "Антоній", XCII.}.
   По возвращеніи во дворецъ, Клеопатра выкупалась; потомъ служанки одѣли ее въ лучшія платья, убрали ей волосы и украсили ея голову царскимъ вѣнцомъ. Ранѣе была уже приготовлена роскошнѣйшая трапеза. Окончивши свой туалетъ, царица сѣла за столъ. Въ это время во дворецъ вошелъ крестьянинъ съ корзинкой въ рукахъ. По требованію стоявшихъ въ караулѣ воиновъ, онъ показалъ лежащія въ корзинѣ отборные плоды смоковницы и угостилъ ими стражей. Его простодушная веселость отклонила всякія подозрѣнія, и онъ былъ пропущенъ. Клеопатра взяла корзину, послала Октавію письмо, заготовленное еще съ утра, и, оставшись лишь съ двумя служанками Ирой и Харміоной, стала выкладывать фрукты, разсчитывая, что скрытая подъ ними змѣя ужалитъ невзначай. Но змѣйка спала. "Такъ вотъ ты!" -- воскликнула царица и начала дразнить ее золотою шпилькой. Ехидна впилась въ руку Клеопатры {Плутархъ и Діонъ Кассій выражаютъ нѣкоторыя сомнѣнія по этому поводу говорятъ, что царица отравилась, быть можетъ, уколомъ булавки съ желобкомъ, напитаннымъ ядомъ. Но первый писалъ сто лѣтъ, второй -- двѣсти лѣтъ спустя послѣ смерти Клеопатры. Современники же Августа, Горацій, Проперцій, Патеркулъ, положительно говорятъ, что она была ужалена змѣей, принесенной въ корзинѣ съ фруктами.}.
   Клеопатра умерла 15 августа 30 г. до Р. Хр.
   Наспѣхъ посланные Октавіемъ, по письму Клеопатры, его приближенные нашли всѣ караулы на мѣстахъ и въ полномъ невѣдѣніи того, что произошло. Они выломали двери и увидали безжизненное уже тѣло Клеопатры въ царскомъ одѣяніи на золотомъ ложѣ. У подножія его былъ распростертъ трупъ Иры. Харміона была еще жива и слабѣющими руками оправляла діадему на головѣ своей царицы. Одинъ изъ вошедшихъ гнѣвно воскликнулъ: "Хорошо это, Харміона?" -- "Да,-- отвѣтила она, умирая,-- это очень хорошо и достойно царицы, наслѣдницы столькихъ царей!" {Плутархъ: "Антоній", XCIII.}.
   Октавій приказалъ убить Цезаріона, сына египтянки и Дезаря, тѣло же царицы онъ дозволилъ похоронить рядомъ съ Антоніемъ, какъ умоляла его о томъ Клеопатра въ своемъ послѣднемъ письмѣ. А также разрѣшено было похоронить съ должною честью Иру и Харміону, оставшихся вѣрными своей госпожѣ и послѣ ея смерти.
   Самоубійство спасло Клеопатру отъ унизительнаго появленія въ тріумфѣ Октавія, и, вмѣсто живой царицы, императоръ вынужденъ былъ удовольствоваться тѣмъ, что приказалъ нести въ тріумфальномъ шествіи статую Клеопатры съ обвившеюся вокругъ ея руки змѣей. Со смертью Клеопатры прекратилась династія Лагидовъ, и Египетъ превратился въ римскую провинцію. Если страна сохраняла въ теченіе двадцатилѣтняго ея царствованія свою независимость и нѣкоторые остатки былаго могущества, то этимъ народы Египта обязаны были не мудрости своихъ правителей и не государственнымъ способностямъ царицы, а ловкости женщины, пользовавшейся въ видахъ личнаго только честолюбія исключительно женскими средствами: интригой и кокетствомъ, своею увлекательною очаровательностью и любовными связями. Въ дѣйствительности Клеопатра не царствовала, а умѣла быть только любовницей Цезаря и любовницей Марка-Антонія. Римское оружіе дало ей корону и римскій мечъ поддерживалъ колеблющійся тронъ Птоломеевъ. Когда же, по ея винѣ, мечъ былъ сломанъ, рухнулъ и обветшалый тронъ. Если бы обстоятельства сложились иначе, то, на лучшій конецъ, Клеопатра ограничилась бы призрачною царскою властью подъ защитой римскаго протектората, подобно царямъ Іудеи и другихъ странъ Азіи. Но событія, независимо отъ Клеопатры и центромъ которыхъ оставался Римъ, приняли такой оборотъ, что, увлеченная ими, царица Египта отдалась слишкомъ блестящимъ мечтамъ о славѣ и власти, и въ головѣ ея зароились грандіозные планы. Для ихъ осуществленія у нея не было ни способностей, ни политической мудрости, ни силы воли непреклонной, и достигнуть своихъ цѣлей она разсчитывала только черезъ любовниковъ. И при этомъ случалось нерѣдко, что сама же она имъ мѣшала, задерживали исполненіе задуманнаго, изъ-за непреодолимой жажды празднествъ, пировъ и наслажденій. Преобладающею чертой характера этой царицы было беззаботное легкомысліе куртизанки. Всю жизнь она отдавала любви, блеску и самоуслажденію. И только передъ смертью, когда погибъ ея любовникъ, увяла красота, исчезли сокровища и былъ сорванъ съ головы вѣнецъ, -- только тогда нашла она въ своей гордой душѣ силы и мужество, которыхъ ей недоставало въ счастливые дни ея жизни. Безъ любовной сваей съ Антоніемъ Клеопатра была бы забыта, какъ ея сестры Вероника и Арсиноя, какъ забыта любовница Цезаря Эвноя, царица Мавританіи. Своею громкою, всесвѣтною славой Клеопатра обязана лишь тому, что судьбѣ угодно было сдѣлать ее героиней самаго увлекательнаго романа античнаго міра.

М. Р.

"Русская Мысль", кн.III, 1891

   
Ко всем произведениям автора К списку авторов