Книговод

Гунны после Аттилы

Тьерри Амедей


   

ГУННЫ ПОСЛѢ АТТИЛЫ.

(Статья вторая и послѣдняя).

IV.

   Жизнь кочевыхъ народовъ, подверженная въ пустыняхъ безпрестаннымъ измѣненіямъ счастія, имѣетъ много неожиданнаго и сходнаго съ индивидуальною жизнью. Исторія ихъ часто походить на романъ. Такова была исторія гунновъ-аваровъ, которые, соединивъ остатки перваго царства гунновъ, возстановили тронъ Аттилы на берегахъ Дуная, довели Константинополь и Грецію почти до погибели и, устрашивъ Европу возстановленіемъ прежняго царства гунновъ, пали наконецъ подъ мечомъ Карла-Великаго.
   Они не назывались аварами, а уарами. Къ этому слову обыкновенно прибавилось хунни, означавшее ихъ гуннское происхожденіе. Дѣйствительно, уар-хунни были гуннами восточной вѣтви, изъ числа тѣхъ племенъ, которыя, подъ именемъ уйгуровъ, кочевали въ V и VI вѣкахъ на пространствѣ отъ сѣвернаго берега Каспійскаго Моря по восточному берегу Волги. Уар-хунни были нѣкогда самымъ могущественнымъ племенемъ между гуннами. У нихъ былъ свои періодъ славы. Потомъ, въ неопредѣленную для исторіи эпоху, были они покорены другимъ племенемъ, распространившимъ власть свою надъ всею центральною Азіею отъ китайскихъ границъ до рубежей Европы.
   Эти завоеватели назывались аварами. Всѣ народы верхней Азіи повиновались имъ; но нигдѣ счастье такъ не измѣнчиво, какъ въ этихъ безпредѣльныхъ пустыняхъ, обитаемыхъ кочующими племенами. Одна изъ націй, покоренныхъ аварами, возстала, побѣдила ихъ и овладѣла всѣмъ пространствомъ, ими занимаемымъ.
   Это были турки, имя которыхъ является тогда въ первый разъ въ исторіи. Предводитель ихъ жилъ въ Алтайскихъ Горахъ и носилъ титулъ "великаго кагана, короля семи народовъ и государя семи земныхъ климатовъ". Чтобъ упрочить владычество надъ прежними данниками аваровъ, турецкій каганъ хотѣлъ осмотрѣть берега Волги и явиться уйгурскимъ народамъ во всемъ блескѣ своего величія.
   Походъ этотъ былъ весьма-кровопролитенъ. Если вѣрить историкамъ, племена на Волгѣ вздумали противиться ему, триста тысячъ человѣкъ пали подъ ударами турокъ и тѣла ихъ покрыли пространство на четыре дня ходьбы. Пораженное и побѣжденное вмѣстѣ съ другимъ, племя уар-хунни отведено было въ плѣнъ.
   Ихъ разселили въ одномъ оазисѣ этихъ неизмѣримыхъ пустынь. Тамъ они могли утѣшиться зрѣлищемъ еще большаго неучастія, постигшаго прежнихъ властителей ихъ, аваровъ, которыхъ остатки, преслѣдуемые повсюду, едва находили убѣжище у самыхъ отдаленныхъ народовъ; по философія ихъ не простиралась до равнодушія къ своей участи; они искали свободы и нашли средство убѣжать.
   Однажды, пользуясь удобнымъ случаемъ, главная орда ихъ, въ двѣсти тысячъ человѣкъ, запрягла свои кибитки и двинулась къ западу. Три другія племени не могли, или не хотѣли за ними послѣдовать; это были: тарніахи, коцагеры и забеидеры.
   Страхъ придалъ крылья бѣглымъ уар-хунни. Они опрокидывали на пути своемъ всѣ препятствія; сабиры были опрокинуты на гуннугуровъ, саки на акацировъ, акациры на алановъ. На равнинахъ Волги, Кубани и Дона народы вытѣсняли другъ друга общимъ движеніемъ и волновались, какъ въ муравейникѣ, разрытомъ прохожими. Всеобщій ужасъ усиливался тѣмъ, что всѣ воображали имѣть дѣло съ аварами, по сходству ихъ съ племенемъ уаровъ. Притомъ вновьпоявившіеся варвары носили всѣ признаки внутреннихъ азіатскихъ племенъ и въ-особенности тюркскаго происхожденія. Волосы ихъ двумя длинными косами висѣли по плечамъ, перевитые лентами. Гунны не носили этого страннаго украшенія; ихъ волосы были плотно подстрижены на лбу; уар-хунни заимствовали эту моду во время невольничества своего у турокъ.
   Видя, что ихъ принимаютъ за аваровъ, они не старались выводить изъ заблужденія, весьма для нихъ выгоднаго; напротивъ, они съ важностью принимали подарки и дани отъ многихъ племенъ, бывшихъ нѣкогда подъ властью аваровъ.
   Такимъ-образомъ, бродя изъ мѣста въ мѣсто и не зная куда пріютиться, они вздумали обратиться къ римлянамъ, богатство которыхъ возбуждало жадность во всѣхъ варварахъ. Каганъ (предводитель ихъ, принялъ этотъ титулъ въ подражаніе азіатскимъ властителямъ и для того, чтобъ совершенно превратить yap-хунніи въ аваровъ) обратился съ этою цѣлью къ королю алановъ Саросу, увѣрявшему, что онъ очень-друженъ съ константинопольскимъ дворомъ, и Саросъ, желая какъ-нибудь удалить опасныхъ сосѣдей, обѣщалъ познакомить и подружить аваровъ съ великимъ римскимъ императоромъ. Губернаторъ Лазикской Провинціи (въ южномъ Кавказѣ) донесъ Юстиніану, который былъ ему дядя, о желаніи аваровъ. Юстиніанъ отвѣчалъ, что согласенъ принять пословъ отъ кагана, и тогда послѣдній отправилъ въ Константинополь одного изъ своихъ полководцевъ, Кандиха, съ многочисленною свитою.
   Имя аваровъ, ихъ древнее могущество и несчастія вполнѣ были извѣстны римлянамъ, и слухъ, что этотъ храбрый народъ, бѣжавъ изъ неволи турокъ, прибылъ къ горамъ Кавказа и отправляетъ посольство въ Константинополь, возбудило всеобщее участіе. По дорогамъ жители сбѣгались со всѣхъ сторонъ видѣть посланниковъ; а когда они въѣзжали въ городъ, окна и крыши домовъ, улицы и площади были покрыты зрителями. Замѣтили, что одежда ихъ такая же, какъ у гунновъ, языкъ такой же; въ-особенности удивила всѣхъ новизна двухъ плетеныхъ косъ, которыя поэты сравнивали со змѣями.
   Уар-хунни рѣшительно взялись играть роль аваровъ, и посланники ихъ приготовились выдержать ее до конца. Кандпхъ, явясь на аудіенцію къ императору, произнесъ слѣдующую довольно-надменную рѣчь:
   "Императоръ! храбрый и многочисленный народъ, самый сильный и мужественный въ свѣтѣ предается тебѣ. Это непобѣдимое и непоколебимое племя аваровъ, которое можетъ истребить всѣхъ враговъ имперіи и служить ей щитомъ. Твоя польза требуемъ заключить союзъ съ этимъ племенемъ и привязать его къ себѣ навсегда. Мы предлагаемъ тебѣ нашъ союзъ и за это требуемъ только подарковъ, достойныхъ нашей націи -- ежегодной платы на содержаніе войска и уступки хорошей земли, гдѣ мы могли бы мирно поселиться".
   Еслибъ Юстиніанъ былъ молодъ и не пораженъ общественными несчастіями (тогда былъ бѣдственный 557 годъ, памятный чумою и землетрясеніями), онъ конечно иначе отвѣчалъ бы на смѣлыя слова посланника, по теперь онъ удовольствовался отвѣтомъ, что подумаетъ о предложеніи, и аудіенція кончилась.
   Сенатъ, мнѣніе котораго онъ хотѣлъ знать, умолялъ его слѣдовать внушеніямъ собственной своей мудрости, и императоръ велѣлъ раздать посланникамъ, въ знакъ своего благоволенія, подарки, обыкновенно-нравящіеся восточнымъ народамъ, какъ то: золотыя цѣни, золотыя кровати, богатыя одежды и драгоцѣнныя ткани. Потомъ отпустилъ онъ ихъ, объявя, что вслѣдъ за ними отправитъ сановника своего Валентина съ инструкціями къ ихъ кагану.
   Валентину поручено было вести переговоры о платежѣ мнимымъ аварамъ ежегодной суммы денегъ съ тѣмъ, чтобъ каганъ обязался воевать противъ всѣхъ враговъ имперіи со стороны Кавказа. Валентинъ долженъ былъ также обѣщать новые подарки, но объ уступкѣ земель ничего не говорить, или по-крайней-мѣрѣ говорить неопредѣлительно, не обѣщая ничего и ни въ чемъ однакожь не отказывая. Важнѣйшею заботою Юстиніана было обратить опасную дѣятельность аваровъ противъ непріятелей восточныхъ границъ имперіи.
   Греческій историкъ Менандръ хвалитъ въ этомъ дѣлѣ мудрость Юстиніана и открываетъ намъ тайныя причины такой политити: Юстиніанъ вовсе не хотѣлъ, чтобъ авары побѣдили въ предполагаемой имъ войнѣ съ сосѣдними варварами, потому-что они тогда сдѣлались бы еще опаснѣе.
   Каганъ уар-хунни тотчасъ же усердно принялся исполнять свои обѣщанія. Сперва онъ напалъ на хуннигуровъ, потомъ на гунновъ овталитовъ, тамъ на сабировъ, которыхъ едва не потребилъ въ-конецъ.
   Перейдя съ береговъ Каспійскаго Моря къ Черному, онъ бросился на утигуровъ, воевавшихъ тогда съ кутригурами, и не заботясь о томъ, кто изъ нихъ другъ или врагъ Рима, одинаково истреблялъ и тѣхъ и другихъ. Ослабленные междоусобными войнами, обѣ эти орды пало почти безъ сопротивленіи и остатки ихъ были присоединены къ племени уар-хунни.
   Овладѣвъ берегами Днѣпра, каганъ очутился лицомъ къ лицу съ антами, которые захотѣли-было остановить его, но были разбиты. Одинъ, случай этой войны доказываетъ, какъ мало уар-хунни уважали народныя права, соблюдаемыя тогда самыми дикими племенами. Для переговоровъ о выкупѣ плѣнныхъ, анты отправили къ нимъ посла Мезамира, гордеца и говоруна, пользовавшагося у нихъ большимъ вліяніемъ. Мезамиръ сказалъ кагану рѣчь, наполненную угрозами. Каганъ изумился и не зналъ что отвѣчать, какъ одинъ изъ приближенныхъ его совѣтниковъ, по имени Кутрагеръ, вѣроятно, принадлежавшій къ племени кутригуровъ, отвелъ кагана въ сторону и сказалъ ему:
   "Этотъ человѣкъ пользуется въ своей землѣ большимъ вниманіемъ. Если онъ захочетъ, то анты будутъ съ тобой драться до послѣдняго человѣка. Убей его и напади на нихъ неожиданно, тогда побѣда навѣрно твоя".
   Каганъ послушался и, не заботясь о томъ, что Мезамиръ былъ посланникъ, велѣлъ убить его.
   Такимъ образомъ уар-хунни, обойдя Черное Море и спустившись въ понтійскія равнины, достигли Дуная. Это было въ 562 году. Пять лѣтъ воевали они будто для защиты имперіи. Авангардъ ихъ перешелъ черезъ дельту устьевъ Дуная и проникъ въ Малую Скнеію. Но главное войско и каганъ остались на лѣвомъ берегу, и тамъ расположились станомъ, пославъ спросить у римскаго предводителя, командовавшаго на противоположномъ берегу: гдѣ земли, назначенныя аварамъ отъ императора Юстиніана? Не зная, что отвѣчать на это, римлянинъ предложилъ кагану отправить посольство въ Константинополь, обязавшись доставить его туда. Каганъ согласился.
   Въ числѣ лицъ, составлявшихъ посольство, былъ нѣкто Экунимосъ, котораго но имени можно принять за грека понтійскихъ городовъ, можетъ-быть, по неволѣ служившаго аварамъ въ званіи переводчика.
   Этотъ Экунимосъ, въ благодарность за ласковый пріемъ римскаго полководца, тайно предупредилъ его, чтобъ онъ былъ остороженъ, потому-что "у аваровъ на языкѣ одно, а на сердцѣ другое".
   Римскій вождь спѣшилъ передать такое извѣстіе императору, и письмо его получено было въ ту минуту, когда дворъ ужь зналъ всю исторію мнимыхъ аваровъ, бѣгство ихъ и обманъ. Всѣ эти свѣдѣнія Юстиніанъ получилъ отъ турокъ, и вотъ какимъ образомъ:
   Бывшіе властители уар-хунновъ, узнавъ о бѣгствѣ своихъ невольниковъ, пришли въ бѣшенство. Великій кагань ихъ вскричалъ:
   "Они не птицы и не могли улетѣть; они не рыбы и не могли уплыть въ бездны моря. Они на землѣ и я ихъ найду".
   Слѣдя за ихъ бѣгствомъ, онъ узналъ о перемѣнѣ имени и союзѣ съ Римомъ. Тогда турки обратили свой гнѣвъ противъ Юстиніана, давшаго помощь и убѣжище мнимымъ аварамъ, и великій каганъ отправилъ въ Константинополь посланниковъ, требуя выдачи не аваровъ, которые жили покорными во внутренней Азіи, а уар-хунни, вассаловъ этихъ самихъ аваровъ, бывшихъ въ свою очередь данниками турокъ. Такимъ-образомъ открылась тайна настоящаго происхожденія мнимыхъ аваровъ.
   Римская Канцелярія, вѣроятно, стыдясь своей этнологической ошибки, старалась извиниться передъ турками, которыхъ осыпала подарками и обѣщаніями. Юстиніанъ положилъ въ это время основаніе наступательнаго союза между Римомъ и турками противъ персовъ, который впослѣдствіи и осуществился.
   Однакожь въ эту минуту римское правительство скрыло свое негодованіе противъ уар-хунни. Они были на Дунаѣ и надобно было опасаться ихъ. Но современные поэты оставили намъ сочиненія, въ которыхъ насмѣхаются надъ этими самозванцами и грозятъ имъ отрѣзать грязныя ихъ косы, которыя они смѣли носить въ подражаніе аварамъ и туркамъ, хотя были простыми гуннами.
   Посольство уар-хунни, которымъ, несмотря на ихъ самозванство, мы оставимъ имя аваровъ, подъ которымъ они сдѣлались извѣстными въ Европѣ, прибывъ въ этихъ обстоятельствахъ съ Константинополь, было принято, естественно, съ холодностью и недовѣрчивостью. Его долго заставили ждать аудіенціи; потомъ медлили отвѣтомъ; однимъ словомъ, тянули дѣло со дня на день. Когда гордые и нетерпѣливые варвары сердились, ихъ успокоивали подарками,
   Каганъ долго терпѣла, и молчалъ, но, подозрѣвая хитрость римлянъ, послалъ отозвать своихъ пословъ, которыхъ, однакожь, подъ разными предлогами и тутъ удержали еще на нѣсколько времени. Когда же не было болѣе предлоговъ, Юстиніанъ велѣлъ предложить кагану промѣнять Малую Скіюію, которую онъ занималъ, на область герулонь въ Верхней Мизіи около Сшітдона, которая осталась незаселенною по уходѣ геруловъ въ Италію.
   Область эта, стѣсненная владѣніями гепидовъ и ломбардовъ, запертая съ юга имперіею и городомъ Синтдономъ. въ которомъ находился многочисленный гарнизонъ, представляла много удобства для усмиренія аваровъ. Каганъ почувствовалъ это и уклонился отъ предложенія. Онъ объявилъ, что Скпеія правится ему, и что онъ изъ нея не выйдетъ. Въ-особенности же нравится она ему потому, что онъ сохранялъ сообщеніе съ завоеванными имъ областями на востокѣ, и западѣ Чернаго Моря.
   Когда предложеніе это было отвергнуто, Юстиніанъ отпустилъ пословъ и дозволилъ имъ закупить въ Константинополѣ всѣ товары, какіе имъ понравятся; но узнавъ потомъ, что они тихонько купили много оружія, онъ велѣлъ остановить ихъ на дорогѣ и, въ силу народныхъ правъ, нарушенныхъ варварами, отобрать у нихъ это оружіе.
   Благодаря всѣмъ этимъ проволочкамъ, начальникъ иллирійской милиціи успѣлъ собрать войско, наполнить запасами крѣпости, вооружить флотъ, однимъ словомъ: привести Дунай въ оборонительное состояніе.
   Каганъ замѣтилъ, что сто обманули, но, не рѣшась дѣйствовать открытою силою въ неизвѣстной ему странѣ, довольствовался однѣми угрозами; только станъ свой расположилъ онъ уже прочнымъ образомъ на. сѣверныхъ равнинахъ Дуная, наблюдая оттуда за своими завоеваніями и угрожая Римской Имперіи черезъ Малую Скіюію.
   Невполнѣ-покоренные анты вновь возстали, и каганъ снова подавилъ ихъ; отъ антовъ перешелъ онъ къ вендамъ, и вездѣ одерживали, побѣды. Такимъ-образомъ прошелъ онъ эти области до Тюрингенскихъ Горъ, гдѣ встрѣтился съ болѣе-опаснымъ непріятелемъ. Это были автразійскіе Франки, которыхъ владѣнія простирались до Эльбы, гранича здѣсь съ Саксонами и съ вендами, все болѣе-и-болѣе распространявшимися къ югу.
   Клотарій (сынъ Хлодовика) умеръ за годъ передъ тѣмъ (561) и въ раздѣлѣ его наслѣдства Имперія Франковъ, Австралія, досталась Зигеберту, четвертому его сыну. Молодой Зигебертъ бросился навстрѣчу аварамъ и разбилъ ихъ за Эльбою.
   Послѣ пораженія каганъ просили, мира, Зигибертъ охотно согласился на это, и авары воротились тѣмъ же путемъ, преслѣдуемые гепидами, которымъ сосѣдство ихъ не очень нравилось.
   Въ ту минуту, какъ авары возвратились въ свой станъ на Нижнемъ Дунаѣ, произошла важная перемѣна въ Римской Имперіи. Юстиніанъ скончался, а племянникъ его, Юстинъ П-й взошелъ на тронъ цесарей.
   Это была не одна перемѣна царственныхъ лицъ; это былъ переворотъ въ иностранной политикѣ и во внутренней администраціи. Юстинъ былъ сынъ сестры Юстиніана. Онъ хорошо учился риторикѣ, но его не приготовляли къ государственнымъ дѣламъ. Все, что учредилъ великій дядя его, было тотчасъ же брошено, измѣнено.
   Юстинъ заговорилъ съ аварами, какъ Марій ст, тевтонами, а съ персами языкомъ Траяна. По-несчастію, у этого новаго Марія не было римскихъ солдатъ, а у новаго Траяна -- генія этого императора. Онъ вооружилъ противъ себя всѣхъ варваровъ, и наконецъ впалъ въ неизлечимую болѣзнь.
   Въ эту же самую минуту уар-хуннами повелѣвали, одинъ изъ тѣхъ знаменитыхъ кагановъ, которыхъ азіатскіе типы видимъ мы въ лицѣ Чингис-Хана, Тимура и Аттилы. Его звали Баянъ. Главною чертою его характера были: рѣдкое искусство узнавать тайныя намѣренія своихъ враговъ, хитрость и упорство. Онъ начиналъ войну не изъ-за честолюбія, а просто по храбрости. Баянъ не почиталъ бѣгство стыдомъ, когда видѣлъ неудачу, и обнажалъ мечъ только съ увѣренностью въ побѣдѣ. Онъ съ удивительнымъ терпѣніемъ переносили, несправедливость, вѣроломство, униженіе, но не начиналъ неравной борьбы. Когда же наступала благопріятная минута, она отплачивала за все. Его холодная и разсчитанная жестокость не уважала ничего, какъ-скоро польза его требовала мести. Народныя права, трактаты, клятва ничего не значили въ глазахъ его, или были средствомъ къ достиженію своей цѣли; вѣроломство онъ почиталъ военною хитростью.
   Племя, ему подвластное, уважало его, какъ великаго полководца: онъ былъ великодушенъ и щедръ къ окружающимъ, награждая со щедростью, непонятною въ варварѣ. Въ Греціи онъ явился даже знатокомъ искусства и отказался однажды отъ поднесенной ему золотой кровати, потому-что форма ея была не изящна.
   Впродолженіе своей жизни воевалъ онъ съ тремя римскими императорами; основалъ новую имперію на Дунаѣ и, несмотря на многія неудачи, былъ для современныхъ ему гунновъ тѣмъ же, чѣмъ Аттила для предковъ ихъ.
   Авары были нѣсколько знакомы съ Юстиномъ. Когда онъ былъ префектомъ Лазикской Провинціи, въ 557 году, то ходатайствовалъ о нихъ передъ Юстиніаномъ; а потому они поспѣшили отправить къ нему посольство съ поздравленіемъ и для возобновленія прежнихъ договоровъ. При этомъ послали ему и обычные подарки.
   Баянъ составилъ это посольство изъ молодыхъ, смѣлыхъ и гордыхъ воиновъ красивой наружности; главою посольства былъ нѣкто Таргитъ. Юстинъ не заставилъ долго ждать пословъ и далъ имъ аудіенцію. Одинъ поэтъ, Корриннъ, бывшій свидѣтелемъ этого торжественнаго пріема, оставилъ намъ описаніе этой церемоніи:
   "Какъ-скоро императоръ, одѣтый въ багряницу, взошелъ на ступени тропа, церемоніймейстеръ, получивъ его приказаніе, отворилъ посланникамъ двери внутреннихъ чертоговъ. Эти гордые юноши съ изумленіемъ проходили по длиннымъ галереямъ дворца. На каждомъ шагу останавливались они, разсматривая высокорослыхъ воиновъ, которыхъ ряды были вытянуты но всему протяженію залъ, съ золотыми щитами, золотыми копьями и въ золотыхъ шлемахъ, осѣненныхъ краснымъ, спускающимся внизъ хвостомъ. Они невольно вздрагивали, проходя подъ сводомъ топоровъ или острыхъ копій. Это великолѣпіе изумляло молодыхъ варваровъ, и они спрашивали: не здѣсь ли небесное жилище. Въ свою очередь гордятся они, что всѣ взоры обращены на нихъ; это льститъ ихъ самолюбію. Когда Новый Римъ даетъ зрѣлище своему народу, гирканійскіе тигры, приведенные на цѣпяхъ, ревутъ сперва съ усиленнымъ звѣрствомъ, по потомъ войдя въ амфитеатръ, котораго ступени исчезаютъ подъ густою толпою зрителей, съ изумленіемъ осматриваются и страхъ укрощаетъ ихъ. Ярость ихъ усмиряется; они уже не грызутъ своихъ цѣпей, но съ удивленіемъ обходятъ циркъ, осматривая толпу, которая имъ рукоплещетъ. Они какъ-будто съ удовольствіемъ и гордостью ступаютъ по аренѣ; по вотъ завѣса, закрывающая аудіенцзалу императора, раскрывается, и блескъ золотыхъ украшеній, трона и діадемы на главѣ, цезаря ослѣпляетъ всѣ взоры. При этомъ видѣ, Таргитъ трижды склоняетъ колѣно и кланяется императору, падая ницъ челомъ. Прочіе подражаютъ ему, и весь коверъ залы покрытъ длинными волосами варваровъ".
   Въ рѣчи, въ которой видимая умѣренность худо скрывала гордость и насмѣшки, Таргитъ напомнилъ императору, что, принявъ власть отъ своего отца (такъ называлъ онъ Юстиніана), онъ долженъ былъ также исполнить обязанности, принятыя на себя этимъ государемъ въ-отношеніи къ вѣрнымъ его союзникамъ; а чтобъ доказать свою благодарность Юстиніану, императоръ долженъ былъ бы сдѣлать еще больше. Авары были хорошими друзьями отца его; но если они много отъ него получили, то много и служили ему. Вопервыхъ, они не опустошали его провинціи, хотя могли это дѣлать безнаказанно; вовторыхъ, они не позволяли и другимъ грабить эти земли. Прежде варвары обыкновенно опустошали Ѳракію ежегодно; по теперь они уже этого не дѣлаютъ, потому-что авары, друзья и союзники римлянъ, не позволяютъ грабить; но за это предводитель нашъ будетъ тебѣ другомъ, только по мѣрѣ подарковъ, которые ты ему сдѣлаешь. Твоя благодарность должна истребить въ немъ всякую мысль къ возстанію противъ тебя.
   На эту дерзкую рѣчь Юстинъ отвѣчалъ:
   "Да, я сдѣлаю для васъ больше, нежели отецъ мой: я укрощу вашу надменность и образумлю васъ мудрыми совѣтами. Кто останавливаетъ безумца, бѣгущаго къ своей гибели, и возвращаетъ его къ разсудку, тотъ больше оказываетъ ему дружбы, нежели тотъ, кто содѣйствуетъ его своенравнымъ выходкамъ, служащимъ къ его погибели. Возвратитесь же съ этимъ спасительнымъ совѣтомъ. Намъ не нужна ваша помощь и вы ничего не получите отъ насъ, кромѣ того, что мы милостиво захотимъ дать вамъ въ награду за ваши услуги и въ видѣ залога, за вашу покорность имперіи, которой вы рабы."
   Рѣчь эта разрывала всѣ связи съ аварами. Съ бѣшенствомъ отправились послы обратно. Баянъ тоже былъ раздраженъ, но не показалъ этого; онъ не объявилъ съ своей стороны, что союзъ его съ Римомъ разрывается; онъ ни слова не отвѣчалъ. Баянъ хотѣлъ имѣть право сослаться, въ случаѣ нужды, на договоры съ Юстиніаномъ, ведя между-тѣмъ скрытно войну съ Имперіею.
   

V.

   Баянъ былъ въ это время занятъ событіями, которыя въ глазахъ его были гораздо-важнѣе. Съ одной стороны, онъ видѣлъ возрастающую вражду ломбардовъ и гепидовъ, угрожающую окончиться чѣмѣлибо рѣшительнымъ; съ другой, онъ зналъ, что ломбарды давно намѣрены вторгнуться въ Италію, и что только слава Нарзеса, защищающаго эту страну, останавливала ихъ до-сихъ-поръ. Баянъ внимательно слѣдилъ изъ своего стана за этими событіями.
   Нарзесъ вскорѣ впалъ въ немилость. Ему уже было за девяносто лѣтъ. На него возникли жалобы со стороны итальянцевъ за его строгость; его обвиняли въ томъ, что содержаніе арміи его слишкомъ-дорого стоитъ Италіи. Старый полководецъ спокойно оправдывался во всѣхъ этихъ обвиненіяхъ, доказывая необходимость содержать сильную армію въ Италіи для усмиренія готовъ и другихъ варваровъ, ожидавшихъ только удобной минуты, чтобъ броситься за Альпы. Отвѣты Нарзеса еще болѣе ожесточили враговъ его при дворѣ. Они, въ насмѣшку, послали ему веретено и велѣли сказать, что онъ можетъ возвратиться въ Константинополь, чтобъ надзирать за женскими работами, а войну предоставилъ бы мужамъ. Извѣстно, что Нарзесъ былъ евнухъ и обида эта была для него чрезвычайно-тягостна.
   -- Хорошо, сказалъ онъ: -- я приготовлю врагамъ моимъ такую кудель, которую они не распутаютъ.
   Сложивъ съ себя званіе главнокомандующаго, онъ удалился въ Неаполь, несмотря на просьбы всей своей арміи. Исторія прибавляетъ, что, онъ въ сильномъ гнѣвѣ, послалъ къ королю ломбардовъ плоды и вино, и велѣлъ сказать ему:
   "Ты можешь теперь идти".
   Для чести его пріятно было бы сомнѣваться въ этой чертѣ; по если она и несправедлива, то удаленіе его отъ арміи говорило то же самое. Ломбарды рѣшились воспользоваться удобною минутою. Король ихъ, Альбоинъ", тотчасъ же сдѣлалъ всѣ нужныя приготовленія къ вторженію въ римскія владѣнія. Только одно останавливало его въ Панноніи, а именно, вражда съ гепидами. Уйдти, подобно бѣглецу, не насытивъ своего мщенія и оставя позади себя враговъ которые тотчасъ же воспользуются отсутствіемъ его, чтобъ опустошить его земли -- это было сверхъ силъ Альбопна. Прибавляютъ, съ нѣкоторою достовѣрностію, что въ сердцѣ этого варвара съ чувствомъ мести боролась еще и любовь; что влюбленный въ Розамунду, дочь Кунимонда, короля гепидовъ, которую онъ похитила, и которая бѣжала отъ него опять къ отцу, онъ клялся, что непремѣнно будетъ ею обладать.
   Въ подобной нерѣшимости вздумалъ онъ прибѣгнуть къ аварамъ и съ большою торжественностью отправилъ къ ихъ кагану посольство, главная цѣль котораго состояла въ томъ, чтобъ подстрекнуть аваровъ напасть на гепидовъ и римлянъ. Послы представили кагану, что если онъ хочетъ заключить съ ними союзъ, то долженъ поспѣшить, чтобъ предупредить римлянъ, которыхъ онъ всегда долженъ почитать непримиримыми врагами.
   Послы ожидали, что Баянъ съ радостью прійметъ ихъ предложенія и поспѣшитъ заключить союзъ, обѣщающій ему столько выгодъ. По Баянъ холодно ихъ выслушалъ и повидимому принялъ ихъ предложенія безъ вниманія, говоря, что не видитъ въ этомъ выгодъ для своего народа; что онъ не готовъ къ начатію новой войны и даже вовсе не желаетъ ея. Долго онъ медлилъ рѣшеніемъ; и когда, наконецъ, увидѣлъ, что ломбардамъ поскорѣе хочется чѣмъ-нибудь кончить, то какъ-бы не-хотя согласился на ихъ желаніе и предложилъ имъ въ свою очередь слѣдующія условія;
   1) Чтобъ ломбарды тотчасъ же уступили ему десятую часть всѣхъ, своихъ стадъ.
   2) Чтобъ, въ случаѣ побѣды, они дали ему половину добычи и всѣ земли гепидовъ.
   Эти два условія представлены были Алі.бонну. Онъ и не обсуждалъ ихъ; онъ все бы отдалъ за истребленіе гепидовъ и за обладаніе Розамундою.
   Испуганный Кунимондъ послалъ объ этомъ донесеніе въ Константинополь и просилъ помощи. Но Юстинъ не видѣлъ для имперіи пользы защищать гепидовъ. Онъ обѣщалъ все, но ничего не послалъ.
   Война была непродолжительна. Атакованные спереди ломбардами, а съ фланга аварами, гепиды были разбиты и разсѣяны. Ломбарды никому не давали пощады. У аваровъ было болѣе состраданія, хотя они и были не единоплеменники, какъ ломбарды и гепиды между собою. Они щадили гепидовъ и обратили спасенныхъ въ невольничество. Такимъ образомъ гунны завоевали обратно древнюю Гуннію, и Баянъ съ гордою радостью разбилъ свою палатку на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ, за сто лѣтъ передъ тѣмъ, стоялъ дворецъ Аттилы.
   Альбоинъ съ такою же радостью овладѣлъ Розамундою и отправился съ нею въ Италію, сдѣлавъ себѣ чашу для пиршествъ изъ черепа убитаго имъ Кунимонда.
   Какъ скоро Баянъ утвердился въ Гунніи, которая стала опять называться этимъ именемъ, то появился въ римскихъ областяхъ. Извѣстно, что гепиды владѣли на правомъ берегу Дуная полуостровомъ между Дравою и Савою, называвшемся Сирмійскимъ. Эти области завоевали они у ломбардовъ и готовь, захвативъ даже Сирміумъ у римлянъ. Баянъ объявилъ себя владѣтелемъ этихъ областей, принадлежавшихъ гепидамъ и, сверхъ-того, уступленныхъ ему ломбардами. Только Сирміумъ избѣжалъ его власти, потому-что жители города заранѣе отворили ворота римлянамъ.
   Баянъ былъ очень огорченъ этимъ и непремѣнно хотѣлъ овладѣть городомъ, которымъ римляне, по словамъ его, владѣли несправедливо. Сперва сдѣлалъ онъ нечаянное на него нападеніе, но былъ отраженъ. При этомъ отраженіи раненъ былъ римскій полководецъ Бонъ.
   Баянъ, по обыкновенію, снялъ осаду и бѣжалъ. Всѣ ужь думали, что онъ далеко. Вдругъ отрядъ аварскихъ всадниковъ воротился и объявилъ, что присланъ для переговоровъ. Бонъ, больной отъ ранъ, хотѣлъ явиться на совѣщаніе, но врачъ его не допустилъ до этого и для переговоровъ явилось нѣсколько военачальниковъ и значительныхъ гражданъ. Но Авары, не видя Бона, объявили, что не иначе, какъ съ нимъ имѣютъ порученіе вести переговоры.
   Положеніе дѣлалось затруднительнымъ. Врачъ рѣшился приложить къ ранамъ Бона сильную мазь и, крѣпко перевязавъ ихъ, посадилъ его на коня и выпустилъ къ аварамъ. Тѣ очень смѣшались, увидя его, потому-что почитали его убитымъ; однакожь совѣщаніе началось, гунны изложили свои требованія на городъ Сирміумъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ долженъ былъ имъ быть выданъ гепидъ Усдибадъ, сдавшій городъ римлянамъ. Бонъ отклонилъ всѣ ихъ требованія, говоря, что ему поручено защищать Сирміумъ, а не заключать трактаты, но, что если послы намѣрены отправиться къ императору, онъ доставитъ имъ всѣ средства для этого.
   Баянъ, которому передали этотъ отвѣтъ, нашелъ его справедливымъ, но объявилъ, что онъ не можетъ у идти безъ добычи.
   "Пришлите мнѣ какіе-нибудь подарки:-- сказалъ онъ, чтобъ походъ мой не почитался пораженіемъ."
   Какъ ни странно покажется это требованіе, но въ идеяхъ азіатскихъ варваровъ оно было очень-естественно. Возвратиться безъ добычи было величайшимъ для нихъ безславіемъ. Притомъ же Баянъ хотѣлъ возобновить переговоры съ римлянами.
   Жители Сирміума, бывшіе при переговорахъ, нашли, что требованіе Баяна основательно и поддерживали его передъ Бономъ. Баянъ желалъ только серебряной чаши, небольшой суммы золота и скиѳскаго платья; но Бонъ и военаначальники его не смѣли принять на себя ничего и отказали.
   Баянъ пришелъ въ сильный гнѣвъ и поклялся, что опустошитъ за это римскія области.
   "Тогда императоръ накажетъ тебя", отвѣчалъ Бонъ.
   Черезъ нѣсколько времени потомъ десять тысячъ кутригуровъ вторглись въ Далмацію и предали все огню и мечу. Каганъ объявилъ, что это сдѣлано безъ вѣдома его, и что онъ не отвѣчаетъ за это безпокойное племя; а въ доказательство своего миролюбиваго расположенія, отправилъ миролюбивое посольство въ Константинополь.
   Вторженіе кутригуровъ внушило Кагану самое странное требованіе, когда-либо имъ предъявленное, а именно: онъ просилъ о выдачѣ ему субсидіи, платимой прежде Юстиніаномъ кутригурамъ и утигурамъ. Потомъ онъ предъявилъ свои требованія о сдачѣ ему Спрміума и о выдачѣ Усдибада.
   Рѣчь, сказанная при этомъ случаѣ обыкновеннымъ аварскимъ ораторомъ Таргитомъ, слишкомъ-любопытна, чтобъ не привести ее.
   "Императоръ! (сказалъ гуннъ Юстину) я присланъ сюда твоимъ сыномъ, потому-что ты истинный отецъ Баяна, государя моего, а потому я и не сомнѣваюсь, чтобъ ты не выразилъ всей своей отцовской нѣжности, возвративъ сыну то, что ему принадлежитъ. 11 когда ты возвратишь ему все это, оно будетъ не менѣе того твоею собственностью. Скажи: отдашь ли ты слѣдующее ему? Сдѣлавъ это, ты не надѣлишь ни чужаго, ни врага. Все будетъ попрежнему твое, потому-что будетъ принадлежатъ твоему сыну; но надобно только, чтобъ ты добровольно и ласково согласился на это."
   Неизвѣстно, разсчитывалъ ли Баянъ на подобные доводы, но онъ далъ случай Юстину сочинить одну изъ краснорѣчивѣйшихъ рѣчей.
   Приказавъ сдѣлать выговоръ Бону за го, что онъ безъ разрѣшенія его пропустилъ пословъ въ Константинополь, Юстинъ думалъ, что тѣмъ дѣло и кончилось.
   Но Баянъ иначе разсчитывалъ. Онъ сильно вооружался, а Юстинъ, котораго войска отступали въ Италіи предъ ломбардами и который возбудилъ уже противъ себя персовъ и арабовъ, не имѣлъ войскъ, которыя могъ бы противопоставить Баяну. По-неволѣ долженъ онъ быль вновь вступить въ переговоры и послалъ къ кагану Тиверія, чтобъ вести переговоры о Сирміумѣ. Но Баянъ сдѣлался уже несговорчивъ. За уступку нѣкоторыхъ округовъ въ Панноніи, Тиверій требовалъ заложниковъ изъ первыхъ аварскихъ фамилій. Баянъ требовалъ у римлянъ того же. Тиверій не могъ согласиться и оружіе должно было рѣшить споры.
   Тиверіи былъ назначенъ полководцемъ; но какъ ему дали однихъ новобранцевъ, то они и были разбиты. Тогда принуждены были вновь вести переговоры и согласиться на уплату кагану дани, за что Баянъ уступалъ римлянамъ Сирміумъ.
   Отправленъ былъ въ Константинополь обозъ для полученія денегъ, слѣдующихъ кагану и обычныхъ притомъ подарковъ. По разнесшаяся объ этомъ вѣсть возбудила предпріимчивость нѣкоторыхъ разбойниковъ. Одна шайка караулила транспортъ на обратномъ пути у подошвы Гемуса, разбила конвой, отбила повозки, лошадей и всѣ богатства.
   Напрасно Юстинъ послалъ отряды для отъисканія разбойниковъ: ихъ не нашли, и Канцелярія императора должна была заплатить Баяну все, что было похищено.
   Но эти печальныя событія въ Панноніи были только эпизодомъ всеобщаго разрушенія, угрожавшаго Римской Имперіи. Персидскій шахъ Хозрой вторгся въ Малую Азію и Сирію; ломбарды завоевывали Италію; зданіе римскаго міра рушилось со всѣхъ сторонъ. Къ довершенію несчастія, Юстинъ помѣшался въ умѣ.
   Подъ титуломъ кесаря, принялъ онъ въ соправители того самаго Тиверія, который недавно былъ разбить аварами, но котораго великодушный характеръ и безукоризненная жизнь обѣщали римлянамъ нѣкоторое улучшеніе въ ихъ судьбѣ.
   Дѣйствительно, Тиверій кесарь разбилъ въ Азіи Хозроя и помогъ Риму оградиться отъ ломбардовъ.
   По кончинѣ Юстина, въ 578 году, провозглашенъ былъ императоромъ Тиверій и продолжалъ начатые подвиги. Если онъ не могъ сдѣлать болѣе, виноватъ былъ не онъ, а упадокъ храбрости и нравственности римлянъ.
   Между-тѣмъ, какъ уар-хунни, подъ именемъ аваровъ, утверждались въ центрѣ Европы, бывшіе ихъ властители, турки, постепенно приближались тоже къ западу и вступили въ сношенія съ римлянами. Овладѣвъ странами, составляющими нынѣшній Туркестанъ, они сдѣлались сосѣдями, то-есть врагами Персіи, поняли, что выгоды ихъ требовали союза съ римлянами, и вскорѣ посредствомъ посольства заключенъ былъ между обоими пародами наступательный союзъ противъ Хозроя.
   Эти политическія сношенія возродили торговлю. Купцы и любопытные пріѣхали съ послами въ Константинополь, и историки говорятъ, что въ концѣ VI-го вѣка жило уже въ этой столицѣ много гурокъ. И однакожъ, не смотря на союзъ и дружбу, турки долго питали негодованіе на Римъ за его политику въ-отношеніи къ уар-хуинамъ.
   Съ своей стороны Баянъ тоже повидимому забылъ свои требованія на Сирміумъ; онъ и не упоминалъ о немъ, живя въ совершенномъ согласіи съ комендантами Сирміума и Сингидона. Онъ занимался постройками зданій и просилъ у императора работниковъ для устройства бань. Тиверій послалъ ихъ; въ томъ числѣ были искусные плотники, и Баянъ вдругъ перемѣнилъ мысли: вмѣсто бань велѣлъ онъ имъ строить мостъ черезъ Дунай. Но какъ эта работа была трудна, продолжительна и должна была, безъ-сомнѣнія, не понравиться римлянамъ, которые могли мѣшать ей своими кораблями, то Баяну захотѣлось имѣть и свой флотъ.
   По приказанію его, захвачены были въ Верхней Панноніи всѣ большія лодки, и римскіе плотники должны были передѣлывать ихъ въ военные корабли, то у длинная, то расширяя, то надстроивая. Изъ всего этого вышло много грубыхъ судовъ, въ которыхъ однакожь могло помѣститься много войска. Римскіе плѣнные должны были выучить аваровъ искусству гребли и поворотовъ. Потомъ каганъ спустилъ этотъ флотъ до Сингидона, приказавъ ему подняться по Савѣ между Синтдономъ и Сирміумомъ, и все это подъ самыми миролюбивыми предлогами.
   Самъ онъ двинулъ сухопутную армію къ Сирмійскому Полуострову и сталъ въ крѣпкой позиціи на Савѣ противъ Сирміума. Здѣсь къ нему присоединилась армія его, отправившаяся на судахъ. Это соединеніе распространило страхъ по всей Панноніи. Страхъ еще болѣе усилился, когда каганъ началъ строить мостъ.
   На объясненія, которыхъ у него потребовалъ сингидонскій префектъ, Баянъ отвѣчалъ, что онъ столько же работаетъ для римлянъ, сколько и для себя, соединяя оба берега Савы; что мостъ этотъ послужитъ къ отправленію войскъ противъ антовъ, опустошающихъ низовья Дуная; что онъ, по согласію съ императоромъ, пойдетъ для усмиренія этихъ враговъ имперіи, которые, сверхъ-того, убили его посланниковъ.
   Сингидонскій префектъ отвѣчалъ, что, не имѣя повелѣній императора, онъ не позволитъ продолжать строенія моста.
   -- Такъ подождемъ этого повелѣнія, сказалъ Баянъ. А чтобъ не остановить такой важной работы, я готовъ дать клятву, что не имѣю никакихъ злыхъ намѣреній противъ Рима. Впрочемъ, прибавилъ онъ, первый выстрѣлъ противъ работниковъ прійму я за объявленіе войны и буду отвѣчать нападеніемъ за нападеніе.
   Префектъ согласился принять присягу Баяна. Для этого торжества выбрали мѣсто за городомъ, и въ назначенный день и часъ префектъ съ епископомъ явились на мѣстѣ свиданія. Съ ними пришло множество жителей, воиновъ и священниковъ.
   Явился Баянъ со своею свитою и, поднявъ острее своего меча къ небу, произнесъ громкимъ голосомъ слѣдующую клятву:
   "Если, строя мостъ на Савѣ, я дѣлаю какой-либо вредъ римлянамъ, и если таково мое намѣреніе, то да погибнетъ Баянъ, да погибнутъ всѣ авары до послѣдняго, да обрушится на нихъ небо, да падетъ на нихъ огонь Бога небесъ, да упадутъ на нихъ вершины горъ и лѣса, да выступитъ Сава изъ береговъ своихъ и потопитъ ихъ."
   Между-тѣмъ, пользуясь медленностью переговоровъ и церемоніи, Баянъ съ удивительною дѣятельностью ускорялъ построеніе моста.
   Посольство его къ императору тоже говорило только о необходимости усмирить антовъ и объ отправленіи флотовъ римскаго и аварскаго съ войсками противъ нихъ. О постройкѣ же моста послы говорили вскользь и называли это невинною работою, которая не можетъ возбудить подозрѣнія Римлянъ.
   Императоръ былъ въ чрезвычайномъ затрудненіи; онъ зналъ, что у кагана армія готова, тогда-какъ римская сражалась на Востокѣ, гдѣ со славою выдерживала войну противъ персовъ и, слѣдовательно, не могла подать помощи на Западѣ. Что было дѣлать въ такихъ обстоятельствахъ? Юстинъ отвѣчалъ, что онъ до другаго времени отлагаетъ наказаніе антовъ и беретъ это на себя.
   "Но вы, авары, прибавилъ онъ, зачѣмъ начинаете другое трудное предпріятіе, когда ваши враги, турки, собираютъ силы свои около Таврическаго Херсонеса? Вы должны знать, что они васъ не забыли, и когда вы вторгнетесь въ землю антовъ, турки бросятся на васъ и опустошатъ ваши земли."
   Посланники не вѣрили словамъ Тиверія, по благодарили его за совѣтъ и уѣхали. Едва они отъѣхали на нѣсколько переходовъ отъ Константинополя, какъ туда явилось другое посольство отъ Кагана. Мостъ былъ ужь готовъ и каганъ снялъ маску.
   "Императоръ -- сказалъ новый посолъ (нѣкто Солахъ) Тиверію -- я почитаю ненужнымъ объявлять тебѣ, что оба берега Савы теперь соединены мостомъ: ты это такъ же хорошо знаешь, какъ я, и неприлично говорить людямъ о томъ, что они ужь знаютъ. Сирміумъ погибъ для тебя. Авары осаждаютъ его. По Савѣ нельзя уже возить гуда припасы, въ которыхъ жители чрезвычайно нуждаются. Тебѣ надобно имѣть сильную армію, чтобъ пробиться туда и уничтожить нашъ мостъ. Но повѣрь мнѣ, поступи благоразумнѣе: откажись отъ этого дурнаго города, отъ этого котла, который не стоитъ того, чтобъ за него проливать кровь. Каганъ объявляетъ тебѣ: ни подарки, ни увѣренія, ни обѣщанія, ни угрозы не заставятъ его отказаться отъ своего предпріятія. Онъ получилъ Сирміумъ отъ гепидовъ; Сирміумъ будетъ въ его власти, какъ и весь Сирмійскій Полуостровъ, который онъ заселитъ своимъ народомъ."
   Пораженный глубокою горестью, Тиверій отвѣчалъ:
   -- А я именемъ того Бога, котораго онъ призывалъ вѣроломно въ своихъ клятвахъ, и который накажетъ его, объявляю, что каганъ не возьметъ Сирміума, и что я лучше соглашусь отдать ему одну изъ дочерей моихъ, нежели уступить этотъ городъ.
   Началась неравная война. Римскіе вожди собрали небольшую армію изъ рекрутовъ и держались по возможности въ оборонительномъ положеніи. Въ Сирміумъ успѣли доставить съѣстные припасы, и римскія войска, окопавшись на двухъ островкахъ Савы, называемыхъ Казія и Карбонарія, сильно мѣшали осаднымъ дѣйствіямъ, которыя шли медленно. Однакожь несчастные сирмійцы, боясь голода, громко требовали, чтобъ дать генеральное сраженіе, или заключить миръ.
   Баянтэ воспользовался этимъ расположеніемъ и пригласилъ на свиданіе главнокомандующаго римлянъ, Ѳеогниса. Оно происходило на лѣвомъ берегу рѣки. Ѳеогнисъ прибылъ въ лодкѣ, а Баянъ верхомъ. Каганъ сѣлъ на золотыхъ креслахъ подъ балдахиномъ, украшеннымъ драгоцѣнными камнями. Передъ нимъ поставили широкій щитъ, боясь, чтобъ римляне не вздумали стрѣлять въ него вѣроломнымъ образомъ. Авары и римляне стояли другъ отъ друга на такомъ разстояніи, что могли слышать что говорится.
   Ѳеогнисъ сильно горячился въ своей рѣчи и заключилъ ее словами:
   -- Удались съ глазъ моихъ и берись за оружіе.
   Это ясно означало, что онъ хочетъ дать сраженіе. Но ни на другой день, ни въ слѣдующіе римляне не двигались съ мѣста. Варвары же успѣли въ это время построить другой мостъ, со стороны Далмаціи, и совершенно стѣснили Сирміумъ.
   Черезъ нѣсколько недѣль послѣ свиданія получено было извѣстіе, что сто тысячъ антовъ, перейдя черезъ дунайскую дельту, устремились на Мизію и Ѳракію. Немудрено было угадать, кто руководствовалъ этимъ вторженіемъ, вспомня, что Баянъ владѣлъ правымъ берегамъ рѣки въ Малой Скиѳіи. Анты болѣе истребляли, нежели искали добычи -- и вопли отчаянія раздались въ этихъ провинціяхъ, которыхъ армія Ѳеогниса не могла защищать.
   Тиверій не зналъ кому помогать: Сирміуму, или опустошаемымъ областямъ? Наконецъ онъ рѣшился пожертвовать городомъ. Баянъ требовалъ только его одного и безъ жителей, съ тѣмъ, однакожь, чтобъ выходящіе оставили въ немъ все свое имущество и даже одежду. Вмѣстѣ съ тѣмъ Баянъ потребовалъ субсидіи за три года, а это составляло 240,000 золотыхъ монетъ; наконецъ, желая всегда имѣть въ договорахъ статью, которая бы давала ему право нарушить миръ, онъ требовалъ выдачи какого-то бѣглаго авара, и только съ исполненіемъ этого условія почиталъ миръ окончательно-заключеннымъ. Ему доказывали, что въ такой обширной имперіи, какъ римская, нельзя отъискать неизвѣстнаго человѣка, который вездѣ найдетъ средство спрятаться. Тогда онъ сказалъ:
   "Такъ поклянитесь мнѣ, что не будете скрывать его и выдадите мнѣ, какъ-скоро онъ попадется въ ваши руки."
   Римляне присягнули, и авары овладѣли Сирміумомъ.
   

VI.

   Такимъ-образомъ основана была вторая имперія гунновъ, и въ такихъ размѣрахъ по силѣ и пространству, что немногимъ уступала первой. Для всей Европы, и варварской и просвѣщенной, для римлянъ, германцевъ и славянъ, это было важнымъ событіемъ. Между первымъ и вторымъ царствомъ гунновъ протекло сто-двадцать-пять лѣтъ; и воспоминаніе о немъ сохранялось еще. Всѣмъ казалось, что имперія Баяна служитъ продолженіемъ имперіи Аттилы. Названія Гуннія и Аварія обозначали новое государство, но западные народы, незанимавшіеся изслѣдованіемъ происхожденія племенъ, продолжали называть аваровъ гуннами. Такъ поступали и всѣ латинскіе писатели.
   Вслѣдствіе подобнаго же замѣшательства, первые гунны, въ свою очередь, сдѣлались аварами, и тождество обоихъ именъ совершенно слилось въ прошедшемъ и настоящемъ.
   Баянъ разбилъ постоянный станъ между Теіісою и Дунаемъ, гдѣ нѣкогда стоялъ дворецъ Аттилы. Отсюда каганъ управлялъ славянами, болгарами и остатками гунновъ; отсюда вызывалъ на бой австразійскихъ франковъ, и говорилъ съ Юстиномъ ІІ-мъ, какъ Аттила съ сыновьями Ѳеодосія.
   Счастье новыхъ гунновъ состояло въ томъ, что у нихъ былъ такой предводитель, какъ Баянъ. Онъ расположился въ самой грозной позиціи для Рима. Славяне наконецъ покорились ему. Булгары заключили съ нимъ договоры, близкіе къ вассальству; и эти два народа были чрезвычайно-полезны ему не только по числу выставляемыхъ ими войскъ, по и по колоніямъ, которыя основывали въ дунайскихъ и адріатическихъ провинціяхъ.
   Кутригуры тоже были заселены по этимъ странамъ, и вотъ какимъ образомъ: авары брали, напримѣръ, десять или пятнадцать тысячъ антовъ и приказывали имъ селиться въ римскихъ областяхъ, защищая, въ случаѣ войны, свои поселенія до послѣдняго человѣка. Если они успѣвали удержаться, то составляли отдѣльную область, которой каганъ назначалъ правителя. Такимъ-образомъ авары наполнили всю Мазію. Булгары утвердились въ нѣкоторыхъ округахъ нижней Мизіи. Десять тысячъ кутригуровъ, отправленныхъ Баяномъ въ Далмацію, остались въ ней навсегда. Римлянамъ не хотѣлось истреблять мирныхъ жителей, женщинъ и дѣтей, а между-тѣмъ каганъ объявилъ, что это его подданные и, слѣдовательно, мѣсто жительства ихъ принадлежитъ ему.
   Нравы аваровъ были тогда смѣсью варварства и роскоши. Они имѣли богатыя одежды, серебряную и золотую посуду; каганы ихъ спали на золотыхъ кроватяхъ, покрытыхъ шелковыми тканями. Надъ кроватями, служившими имъ въ то же время трономъ, были устроены балдахины, украшенные драгоцѣнными каменьями.
   Пьянство, развратъ, кража были обыкновенными пороками аваровъ. Многоженство было общимъ обычаемъ. По преданію одного историка, они заставляли плѣнныхъ женщинъ пахать землю, запрягая ихъ въ соху. Образъ правленія ихъ остался загадкою для исторіи. Индію только, что власть кагана была ограничена и раздѣлена. Подлѣ него былъ какой-то народный представитель, для рѣшенія судебныхъ дѣлъ, и назывался уйгуръ, или югуртъ.
   Первая забота Баяна, по утвержденіи своей власти въ Гунніи, было развѣдать силы своихъ сосѣдей, а особливо западныхъ. Это были австразійскіе франки, которыхъ влядѣнія распространились до Норики (они ужь начинали называться Баваріей"). За шесть лѣтъ предъ тѣмъ, Франки эти разбили аваровъ въ Тюрингенскихъ Горахъ. Желая отмстить за это пораженіе, Баянъ вступилъ въ ихъ область и очутился лицомъ къ лицу Зигибертомъ, побѣдившимъ предмѣстника кагана.
   Обѣ арміи вступили опять въ ожесточенный бой; по результатъ былъ на этотъ разъ совсѣмъ другой. Франки бѣжали, побросавъ свое оружіе. Король Зигибертъ былъ уже въ плѣну, по спасся тѣмъ, что роздалъ всѣ свои богатства захватившимъ его аварамъ. Во франкскихъ лѣтописяхъ объясняютъ это пораженіе тогдашними идеями, обвиняя аваровъ въ колдовствѣ.
   Зигибертъ отправилъ подарки къ Баяну, который, въ свою очередь, отдарилъ его, и оба непріятеля заключили миръ, поклявшись не воевать болѣе другъ съ другомъ.
   Черезъ нѣсколько времени потомъ авары и каганъ ихъ возвратились въ земли австразійскихъ франковъ, но ужь не такъ, какъ враги, а преслѣдуя какія-го антскія племена, съ которыми Баянъ воевалъ тогда. Здѣсь вдругъ недостало у него для арміи жизненныхъ припасовъ и онъ потребовалъ ихъ у союзника своего, Зигиберта, обѣщая очистить землю его черезъ три дня. Зигибертъ спѣшилъ доставить ему быковъ, барановъ и овощей.
   Обезпеченный союзомъ съ франками со стороны западныхъ границъ, Баянъ могъ направить всѣ свои усилія противъ Римской Имперіи.
   Въ это время скончался Тиверій, въ 582-мъ году, оставя тронъ зятю своему Маврикію, бывшему уже его соправителемъ въ званіи кесаря.
   Трактаты императоровъ съ варварами вообще почитались, если не совершенно-личными, то необязательными для преемниковъ ихъ, и при каждомъ восшествіи вступали въ новые переговоры для продолженія существующихъ условій. Такъ было по смерти Юстиніана, и то же произошло теперь по кончинѣ Тиверія. Авары потребовали теперь, чтобъ ежегодная пенсія, простиравшаяся уже до 80,000 золотыхъ монетъ, была увеличена до 100,000.
   Предъявляя это требованіе, Баянъ вовсе не ожидалъ, чтобъ на него согласились, потому-что Маврикій былъ твердый и бережливый государь; но каганъ хотѣлъ имѣть предлогъ къ нарушенію мира, почитая себя въ силахъ для нападенія на имперію. У него стояла сильная армія въ Сирмійскомъ Полуостровѣ, который и долженъ былъ служить ему основною операціонною линіею.
   Императоръ отказалъ въ требованіи аваровъ, и Баянъ въ одинъ прекрасный лѣтній день вдругъ окружилъ крѣпость Спитдонъ въ ту минуту, когда жители, занимаясь уборкою жатвы, были за городомъ.
   Хотя городъ и былъ пустъ, а гарнизонъ застигнутъ въ-расплохъ, по римляне мужественно сражались и, съ помощью жителей, сбѣжавшихся со всѣхъ сторонъ, произвели жестокое пораженіе между аварами; но многочисленность преодолѣла, и Баянъ, овладѣвъ Сингдономъ, спустился по Дунаю до Виминаціума, который и взялъ приступомъ. Оттуда бросился онъ на небольшой городъ Августу, знаменитый своими минеральными водами и великолѣпными банями.
   Баянъ, какъ истинный варваръ, истреблялъ все, и уже готовился сжечь бани, какъ жены его, удалившіяся туда послѣ осады, стали умолять кагана о сохраненіи этого зданія. Онъ уступилъ ихъ просьбѣ и бани остались цѣлы.
   За-то все пространство отъ Дуная чрезъ Нижнюю Мизію до Чернаго Моря было совершенно опустошено. Меземирія и Одисса спаслись отъ гибели, но онъ взялъ Анхіалъ и остановился въ этомъ городѣ.
   Тутъ принималъ онъ двухъ римскихъ пословъ, присланныхъ императоромъ, чтобъ спросить его: чѣмъ римляне его обидѣли и за что онъ такъ вѣроломно нарушилъ миръ?
   -- Вы требуете у меня отчета въ моихъ намѣреніяхъ, сказалъ Баянъ: -- такъ знайте же, я намѣренъ идти и разрушить большую стѣну, за которою вы скрываетесь.
   Изъ двухъ пословъ одинъ (Гельпидій, бывшій преторомъ въ Сициліи) молчалъ, придумывая, что бы сказать варвару справедливое и неоскорбительное. Но другой, начальникъ дворцовой стражи, Коменціалъ, прославившійся риторскимъ даромъ, вздумалъ сказать кагану рѣчь, въ которой выставилъ всю древнюю силу Рима и ничтожность аваровъ.
   Баянъ, не дослушавъ рѣчи, пришелъ въ такой гнѣвъ, что всѣ воображали, что онъ растерзаетъ посла. Но онъ послалъ его только въ тюрьму, оковавъ цѣпями его руки и ноги, послѣ чего велѣлъ разорвать палатку посла. По аварскимъ обычаямъ это означало смертную казнь.
   На другое утро явились къ кагану приближенные его и умоляли не казнить посла, который уже довольно наказанъ темницею и цѣпями. Каганъ уступилъ ихъ просьбамъ и послы отправились обратно въ Константинополь, гдѣ распространили ужасъ своими разсказами.
   Маврикій не былъ приготовленъ къ войнѣ съ аварами; всѣ войска его были въ Персіи; однакожь Баянъ не пошелъ далѣе въ этомъ году. Въ началѣ зимы возвратился онъ въ свою столицу со множествомъ добычи. Въ началѣ же слѣдующаго года получилъ онъ извѣстіе, что императоръ прибавляетъ ему субсидію въ 20,000 золотыхъ монетъ. Каганъ возобновилъ прежній мирный трактатъ.
   Но едва онъ былъ заключенъ, какъ многочисленныя толпы антовъ вторглись въ области Нижняго Дуная, и пройдя Мизію и Ѳракію, остановились у большой стѣны, ограждавшей Константинополь. Но эти полунагіе варвары были неопасны. Римскіе отряды, несмѣвшіе бороться съ аварами, научившимися военному искусству у римлянъ, смѣло вступили въ бой съ антами и разсѣяли ихъ, прогнавъ за Дунай.
   Эти анты были данниками аваровъ, и хотя непокорными и дѣйствовавшими по произволу, но если вспомнить, что они должны были проходить чрезъ Малую Скнеію, которою владѣли авары, то страннымъ покажется, что Баянъ, только-что заключившій миръ съ римлянами, пропустилъ антовъ во внутреннія провинціи имперіи. Неожиданное происшествіе объяснило все это какъ для Маврикія, такъ и для исторіи.
   Между аварами жилъ тогда какой-то жрецъ, какъ называютъ его греческіе историки, или боколабръ, какъ назывался онъ у аваровъ. Какъ важное лицо своей касты, онъ имѣлъ всегда свободный доступъ во дворецъ кагана и влюбился въ одну изъ женъ его. Но когда прошелъ первый жаръ страсти, онъ увидѣлъ, что неминуемая казнь ожидаетъ его, и рѣшился искать спасенія въ бѣгствѣ. Сговорившись съ семью гепидами, онъ скрылся вмѣстѣ съ ними и переплылъ на ту сторону Дуная; но вскорѣ онъ схваченъ былъ римскимъ сторожевымъ отрядомъ, и при сдѣланномъ ему допросѣ, сознался во всемъ. Его отправили къ императору, которому онъ не только повторилъ свой романическій разсказъ, по открылъ ему всю политику кагана.
   Тутъ только римляне узнали, что Баянъ подговорилъ антовъ произвесть послѣднее вторженіе въ имперію. И вообще политика его состояла въ томъ, чтобъ, въ-случаѣ открытой войны, самому дѣйствовать и грабить, а во время мира посылать на римлянъ антовъ и булгаръ, съ которыми онъ потомъ дѣлился добычею.
   Можно себѣ представить все негодованіе Маврикія при этомъ открытіи! И въ эту самую минуту прибылъ офиціальный посолъ отъ Баяна, Тарттъ, для полученія недоимокъ субсидіи. Сперва Маврикій грозилъ ему отрубить голову, какъ шпіону, неподлежащему народнымъ правамъ, но потомъ удовольствовался отправленіемъ его на островъ Пропонтиду, гдѣ онъ полгода былъ въ тяжкомъ заключеніи.
   Изобличенный каганъ началъ уже тогда открыто дѣйствовать противъ римлянъ. Съ бѣшенствомъ бросился онъ на города Ратіарію, Бононію, Дуросторумъ, Маркіанополь и другіе, истребляя все, что могъ истребить, и въ концѣ 586 года, бросивъ взглядъ на дунайскую долину, можно было подумать, что всѣ ужасы природы опустошили эту страну.
   На слѣдующій годъ, нѣсколько римскихъ полководцевъ съ немногими войсками взялись защищать горы Гемусъ. Новые наборы усилили эту армію, и при хорошемъ управленіи сдѣлали ее опытною и многочисленною. По необходимости кормить своихъ людей, или по привычкѣ разбойниковъ, дѣйствующихъ въ-разсыпную, чтобъ больше получить добычи, Баянъ раздѣлилъ свою армію на множество отрядовъ, незаботившихся о взаимномъ поддержаніи другъ друга, такъ-что искусными дѣйствіями можно было разбить ихъ поочереди.
   Такъ поступили римляне. Зная хорошо мѣстную топографію и стойкость своей пѣхоты, они истребили, одинъ за другимъ, много отрядовъ аварской арміи. Можно было видѣть тогда все превосходство тактики противъ недисциплинированной толпы. Такимъ-образомъ война кипѣла отъ Гемуса до Дуная, и историки оставили намъ описаніе многихъ любопытныхъ случаевъ этой кампаніи, которая въ-особенности вѣрно изображена у Ѳеофилакта.
   Обѣ арміи занимали во Ѳракіи одинъ изъ ближайшихъ округовъ къ Гемусу, и римляне, присутствія которыхъ Баянъ не подозрѣвалъ, вздумали произвести ночное нечаянное нападеніе на аварскій лагерь, гдѣ все спало глубокимъ сномъ. Уже они подошли къ нему, и одна узкая тропинка раздѣляла ихъ. Тихо шли по ней римляне между двумя рядами лошадей и обозныхъ муловъ. Вдругъ одинъ изъ муловъ упалъ и такъ загородилъ дорогу, что войско должно было остановиться. А какъ передніе мулы продолжали идти, то солдаты закричали первому погонщику: torna, torna, fratre (воротись, братъ, воротись), длятого чтобъ онъ поднялъ лошадь. По слово это, передаваемое изъ ряда въ рядъ, показалось сигналомъ, чтобъ не идти далѣе и остановиться. Страхъ овладѣлъ всѣми, и послѣ нѣсколькихъ минутъ колебанія, все войско разбѣжалось въ-разсыпную. Любопытно, что авары, проснувшись отъ этого шума, тоже побѣжали въ противоположную сторону и самъ Баянъ съ ними.
   Въ этой кампаніи Баянъ потерялъ много. Онъ побѣжденъ былъ въ главномъ сраженіи про Адріанополѣ въ 587 году, и одна за другой всѣ крѣпости по Дунаю, которыми онъ такъ вѣроломно овладѣлъ, возвратились подъ владычество римлянъ. По когда счастье измѣняло ему, онъ всегда просилъ мира. И теперь сдѣлалъ то же самое.
   Этотъ миръ былъ не что иное, какъ перемиріе, впродолженіе котораго обѣ стороны приготовлялись начать войну въ большемъ размѣрѣ. Маврикій, счастливо окончивъ персидскую войну, имѣлъ теперь въ своемъ распоряженіи хорошую армію и отличнаго полководца, Ириска, которому обязаны были всѣми успѣхами, пріобрѣтенными надъ Хозроемъ. Императоръ назначилъ этой арміи собраться подъ стѣнами Анхіала.
   Баянъ, съ своей стороны, созывалъ къ себѣ всѣхъ варваровъ отъ полюса до Дуная. Въ этомъ убѣдился самъ Маврикій во время своего путешествія для осмотра собранной арміи. Онъ находился въ четырехъ дняхъ пути отъ Гераклсп. Вдругъ солдаты свиты его усмотрѣли трехъ путешественниковъ, которыхъ огромный ростъ и странная одежда тотчасъ же возбудили всеобщее вниманіе. У нихъ не было никакого оружія, а одна киѳара, висѣвшая на перевязи. Ихъ привели къ императору, который разспросилъ ихъ о цѣли путешествія, о званіи ихъ и о націи, къ которой они принадлежали. Эти люди отвѣчали ему на славянскомъ языкѣ, что они славяне изъ племени, ближайшаго къ Западному Океану; что каганъ аварскій присылалъ къ ихъ королямъ посольства съ подарками, прося у нихъ воиновъ; что короли приняли подарки, по извинились въ невозможности исполнить требованіе по чрезвычайной отдаленности земли ихъ; что имъ поручено было отвезти этотъ отвѣтъ кагану и они пятнадцать мѣсяцевъ были въ дорогѣ; но что раздраженный каганъ долго держалъ ихъ въ неволѣ, вопреки народныхъ правъ. Они же, узнавъ о могуществѣ и человѣколюбіи римлянъ, рѣшились бѣжать во Ѳракію. "Эти киѳары, которыя ты видишь у насъ, служатъ намъ единственнымъ оружіемъ, присовокупили они:-- военный шумъ и сраженія намъ чужды; мы служимъ только вѣстниками водворенія мира у всѣхъ народовъ".
   Легко узнать въ этихъ трехъ путешественникахъ поэтовъ, или пѣвцовъ, служившихъ посланниками почти у всѣхъ сѣверныхъ народовъ и называвшихся у скандинавовъ -- скальдами, а у германцевъ и галловъ -- бардами. Маврикій обошелся съ ними благосклонно, удивлялся высокому ихъ росту и жилистымъ рукамъ, и наконецъ отправилъ ихъ на жительство въ Гераклею. Самъ же онъ, осмотрѣвъ часть своего сосредоточеннаго войска, возвращался въ Константинополь.
   Каганъ по далъ ему времени собрать всю армію и смѣло двинулся къ Анхіалу съ многочисленнымъ войскомъ. Въ три дня пробился онъ сквозь тѣснины, прикрывающія съ запада берега Чернаго Моря и овладѣлъ Анхіаломъ, разрушивъ его совершенно. Прискъ не хотѣлъ запереться въ этомъ городѣ и отступилъ къ югу, чтобъ защитить подступъ къ большой стѣнѣ.
   Изъ Анхіала Баянъ пошелъ на Дризинеръ; жители мужественно защищали этотъ довольно-хорошо укрѣпленный городъ. Баянъ началъ вести правильную осаду со множествомъ стѣнобитныхъ орудій (римскіе дезертеры и плѣнные выучили аваровъ всѣмъ правиламъ поліорцетики), жители смѣлыми вылазками часто мѣшали ихъ работамъ, однакожь, имъ нельзя было долго держаться, какъ вдругъ неожиданный случай спасъ ихъ отъ гибели.
   Однажды, въ полдень, Баянъ внимательно всматривался въ стѣны Дризинера, какъ вдругъ увидѣлъ, что городскія ворота отворяются, что изъ нихъ съ распущенными знаменами выходятъ многочисленные римскіе легіоны и устремляются на него. Ему казалось; что онъ слышитъ топотъ коней, крики людей, звуки трубъ. Страхъ овладѣлъ имъ; онъ обратился въ бѣгство, приказавъ поспѣшно слѣдовать за собою всей арміи. Что это было: миражъ, или сонъ? но страхъ и бѣгство было дѣйствительное, и только въ нѣсколькихъ переходахъ отъ города, онъ успокоился.
   Римская армія маневрировала тогда между Гераклеею и Цурулемъ (на западъ отъ большой стѣны). Баянъ оттѣснилъ ее и принудилъ Приска запереться въ послѣднемъ изъ этихъ городовъ. Баянъ опять началъ осаду; по и тутъ событіе, нѣсколько-похожее на дризонерское, заставило его также быстро снять эту осаду.
   Однажды аварскіе Форпосты захватили шпіона, бродившаго около стѣнъ; его объискали и нашли на немъ письмо отъ императора Маврикія, которое каганъ заставилъ себѣ перевести. Оно было къ Ириску. Императоръ приказывалъ ему держаться крѣпко и объявить всему войску, что оно будетъ вскорѣ торжествовать побѣду и миръ, потому-что самъ императоръ предпринялъ рѣшительный ударъ; онъ съ большимъ флотомъ входилъ въ эту самую минуту въ Дунай, чтобъ, поднявшись по рѣкѣ, разгромить всю Гуннію, увести женъ и дѣтей кагана со всѣми прочими жителями въ плѣнъ въ Константинополь, и заставить кагана умолять о мирѣ.
   Письмо это произвело сильное впечатлѣніе въ сердцѣ Баяна; онъ затрепеталъ, вообразивъ себѣ плѣнъ дѣтей своихъ, женъ и опустошеніе всей области; онъ рѣшился тотчасъ же идти къ нимъ на помощь; немедля ни минуты, отправилъ онъ къ Приску посланника для переговоровъ и поспѣшилъ заключить миръ.
   Уже долго спустя узналъ онъ, что письмо было поддѣльное. Самъ Прискъ сочинилъ его и хитростью обманулъ обманщика.
   Наступила зима. Запоздалые славяне, являясь на призывъ кагана, начали приходить большими массами въ понгійскія равнины. Императоръ послалъ Приска для защиты переправъ черезъ Дунай, а если можно, то и для наступательныхъ дѣйствій противъ варваровъ. Весною 593 года римскій полководецъ основалъ свою главную квартиру въ Доросторѣ и готовился къ битвамъ.
   Вдругъ прибылъ къ нему аварскій посланникъ Кохъ и старался грозною рѣчью напугать Ириска; но Прискъ холодно выслушалъ его и отвѣчалъ, что съ аварами заключенъ миръ, но не съ антами, и что послѣдніе будутъ наказаны за свое вторженіе.
   Обширныя равнины къ сѣверу отъ Дуная, извѣстныя нынѣ подъ названіемъ Молдавіи и Валахіи, служили тогда главнымъ кочевьемъ антовъ; тамъ они складывали свою добычу послѣ набѣговъ на Мизію, Далмацію и Ѳракію. Тамъ управлялъ тогда нѣкто Ардогастъ, имѣя подъ начальствомъ своимъ довольно-значительную армію. Прискъ рѣшился произвесть на нее нечаянное нападеніе, и послѣ искуснаго ночнаго перехода, вдругъ очутился посреди стана варваровъ. Ардагастъ успѣлъ только броситься на неосѣдланную лошадь и бѣжалъ; но отрядъ римлянъ отрѣзалъ ему отступленіе, и онъ одинъ, безъ щита и одежды, съ однимъ мечомъ въ рукѣ, долго сражался противъ враговъ: лошадь его убили, онъ пѣшкомъ пробился и бѣжалъ далѣе. Достигнувъ до рѣки, бросился онъ въ нее, переплылъ и оставилъ далеко за собою изумленныхъ римлянъ.
   Однакожь войско его, застигнутое въ-расплохъ, было почти все истреблено. Римляне отбили у нихъ огромную добычу и требовали, чтобъ Прискъ велъ ихъ далѣе. Онъ послалъ отрядъ римлянъ для осмотра ближайшаго лѣса. Тамъ встрѣтилъ этотъ отрядъ толпу антовъ и бросился преслѣдовать ихъ; но, не зная дорогъ, заблудился и попалъ въ болото.
   Гибель этого отряда была неизбѣжна, еслибъ одинъ Гепидъ не спасъ его. Онъ былъ христіанинъ и долго жилъ въ плѣну аваровъ; но бѣжалъ отъ нихъ и поселился въ этомъ лѣсу. Туземные анты всѣ его знали и любили. Увидя знамена христіанской націи, онъ спѣшилъ на помощь къ отряду единовѣрцевъ и не только провелъ ихъ по извѣстнымъ ему тропинкамъ, но и указалъ на средства окружить антовъ, которые были дѣствительно всѣ захвачены и отведены въ неволю.
   Историки говорятъ, что Прискъ самымъ варварскиміэ образомъ обошелся съ плѣнными и терзалъ ихъ, требуя свѣдѣній, гдѣ ихъ сокровища; но никакія мученія не вырвали признанія у несчастныхъ. Онъ узналъ только, что они принадлежали къ племени короля Музока, который отправилъ ихъ въ лѣсъ для развѣдыванія о движеніяхъ римлянъ.
   Желая въ-расплохъ напасть на этого Музока, римляне умертвили всѣхъ плѣнныхъ и, взявъ въ провожатые спасшаго ихъ гепида, двинулись далѣе.
   Селеніе короля Музока было въ сорока миляхъ оттуда. Гепидъ шелъ впереди. Римляне, въ числѣ 3,000, слѣдовали за нимъ, а за этимъ отрядомъ шелъ Прискъ.
   Гепидъ первый явился къ Музоку, переправясь на челнокѣ черезъ широкую рѣку, черезъ которую римляне не имѣли никакой возможности перейдти. Хитрый гепидъ разсказалъ, что анты, оставленные Музокомъ въ лѣсу, претерпѣли пораженіе и бѣгутъ теперь въ числѣ 3,000 человѣкъ къ рѣкѣ, умоляя его спасти ихъ, выславъ имъ лодки для переправы. Довѣрчивый король спѣшилъ дать въ распоряженіе гепида сто-пятьдесятъ лодокъ и триста гребцовъ. Самъ же Музокъ быль въ тотъ день занять погребеніемъ своего брата.
   Празднество этихъ похоронъ было самое великолѣпное и подъ-вечеръ всѣ были пьяны. Даже гребцы перепились и, переѣхавъ на ту сторону рѣки, улеглись спать.
   На разсвѣтѣ подошли римляне и начали съ того, что умертвили всѣхъ спящихъ гребцовъ; потомъ сѣли въ лодки и переправились на другой берегъ. Музокъ, полусонный, очутился въ плѣну. Селеніе его было разграблено, а жители взяты въ неволю, чтобъ быть проданными въ Мизіи.
   Но война имѣетъ свои перевороты счастія. Къ-вечеру всѣ римляне были въ такомъ же положеніи, какъ анты наканунѣ. Найдя множество вина, они всѣ перепились и заснули. Плѣнники воспользовались этимъ, освободились отъ цѣпей, взялись за оружіе и устремились на римлянъ. Погибель всего отряда была неизбѣжна. По-счастью, явился Прискъ и разсѣялъ варваровъ.
   Подобнаго же рода экспедиціи были въ 594и 595 годахъ, и анты были всякій разъ разбиваемы, а Баянъ и не думалъ вступаться за нихъ: онъ боялся Приска, славившагося военными способностями и хитростями, уже испытанными Баяномъ, и льстилъ ему при всякомъ случаѣ. Прискъ, съ своей стороны, старался внушить авару идеи справедливости и миролюбія. У Приска много было друзей изъ числа приближенныхъ Кагана, и вліяніе ихъ всегда почти давало перевѣсъ совѣтамъ римскаго полководца; даже Таргитъ, извѣстный ораторъ и посланникъ, былъ въ числѣ друзей Приска. Наконецъ, на жалованьи у него былъ и самъ врачъ Баяна, грекъ Ѳеодоръ. Этотъ врачъ былъ человѣкъ хитрый, вкрадчивый и праздолюбивый; онъ чрезвычайно забавлялъ кагана своими разговорами. Веселость нрава его облекала совѣты въ шутки, которыхъ вліяніе оставалось однакожь въ умѣ Баяна.
   Однажды, разговаривая о несправедливой войнѣ римлянъ съ антами, Ѳеодоръ началъ разсказывать Баяну о египетскомъ царѣ Сезострисѣ-Великомъ.
   -- Этотъ государь, сказалъ Ѳеодоръ: -- имѣлъ варварское обыкновеніе впрягать всѣхъ плѣнныхъ предводителей въ свою торжественную колесницу. Во время одной подобной церемоніи замѣтилъ онъ, что одинъ изъ плѣнниковъ часто оглядывается, наблюдая за ходомъ вертящагося колеса.
   -- Что ты тутъ смотришь? спросилъ его Сезострисъ.
   -- Смотрю, отвѣчалъ плѣнный: -- какъ верхъ этого колеса спускается внизъ, а нижняя часть поднимается кверху.
   Сезострисъ понялъ намекъ, и съ-тѣхъ-поръ не унижалъ уже плѣнныхъ, уважая въ нихъ званіе и человѣчество.
   Съ печальною задумчивостью слушалъ это Баянъ и сказалъ потомъ:
   -- Повѣрь, Ѳеодоръ, я умѣю управлять собою и скрывать свое негодованіе. По это зависитъ отъ обстоятельствъ. Вотъ, напримѣръ, я вовсе не врагъ Приска и искренно желалъ бы быть его другомъ. Пусть онъ мнѣ отдастъ половину добычи, отнятой имъ у антовъ. Онъ пріобрѣлъ ее съ оружіемъ въ рукахъ; по это было въ областяхъ моихъ союзниковъ и подданныхъ: справедливость требуетъ, чтобъ мы подѣлились.
   Такимъ-образомъ варваръ былъ видѣнъ вездѣ. Нравоученіе смягчало честолюбіе, но безсильно было надъ жадностью къ добычѣ.
   Происки въ Константинополѣ быстро прервали это сближеніе двухъ народовъ. По какимъ-го доносамъ Прискь былъ лишенъ своего званія, и братъ Маврикія занялъ его мѣсто. Эта перемѣна возвратила смѣлость Баяну.
   Онъ внезапно подошелъ къ Синтдону, овладѣлъ городомъ, срылъ укрѣпленія и перевелъ жителей въ Паннонію. Прискъ, вст

   

ГУННЫ ПОСЛѢ АТТИЛЫ

(Историческій очеркъ Амедея Тьерри) (*).

   (*) Въ прошломъ году, въ отдѣлѣ Иностранной Литературы, въ ноябрской книгѣ нашего журнала мы представляли въ извлеченіи любопытный очеркъ того же автора о сыновьяхъ и преемникахъ Аттилы. Настоящая статья, по важности заключающихся въ ней фактовъ, переведена почти вполнѣ и содержитъ въ себѣ исторію послѣднихъ годовъ владычества гунновъ въ Европѣ.
   

Статья первая.

I.

   Въ то время, какъ Гернахъ и другіе сыновья Аттилы, сдѣлавшись поселенцами Восточной Римской Имперіи, пріучались къ осѣдлой жизни, кочующіе гунны тратили послѣднія силы въ междоусобныхъ войнахъ: отъ Гуннивара до Волги и отъ Дона до Кавказа кочевья гунновъ представляли обширное поле битвы, на которомъ племена ихъ сражались другъ съ другомъ. "Можно было думать (говоритъ одинъ современный историкъ;, что грозное имя гунновъ навсегда исчезнетъ изъ всемірной исторіи".
   Въ послѣдніе годы У-го вѣка, когда этотъ хаосъ начиналъ понемногу успокоиваться, вотъ какое зрѣлище представляли прежнія владѣнія Денгизиха: одни племена гунновъ исчезли, не оставя но себѣ никакихъ слѣдовъ; другія перемѣнили мѣсто жительства; отдаленныя племена сошлись съ ближайшими; составились новыя группы и подъ неизвѣстными дотолѣ именами начали распространять свое опасное владычество.
   На Нижнемъ Дунаѣ, между этою рѣкою и Днѣпромъ, все еще жили гунны безъ особаго племеннаго названія; это было прямое и несмѣшанное потомство дружинъ Аттилы. Страны за Днѣпромъ, огибающія Азовское Море и Кавказскія Степи, принадлежали двумъ великимъ ордамъ гунновъ: кутригурамъ и утигурамъ, которыхъ кочевья были раздѣлены извилистымъ теченіемъ Дона. Кутригуры жили на западъ отъ Азовскаго Моря; утигуры -- на востокъ. Названіе этихъ ордъ, судя по слову уйгуръ, доказываетъ, что онѣ составились изъ смѣси древнихъ гунновъ съ уйгурскими племенами, кочевавшими тогда на большой трапеціи, составляемой Волгою, Каспійскимъ Моремъ и уральской цѣпью. Сами уйгуры были тѣ же гунны восточной, или бѣлой вѣтви.
   Когда, въ 375 году, черные гунны, или финно-гунны, вторглись въ восточную Европу подъ предводительствомъ Валамира, они увлекли въ своемъ движеніи уйгурійскія племена. Ихъ было нѣсколько въ арміи Аттилы. У Денгязиха было ихъ еще болѣе и, пользуясь послѣдними несогласіями гунновъ, они далеко подвинулись къ западу. Составляя сперва арьергардъ черныхъ гунновъ, при вторженіи ихъ въ Европу, они теперь сдѣлались авангардомъ турокъ, которые сами были авангардомъ монголовъ. За кутригурами и утигурами къ сѣверу, по средней Волгѣ, жило гунно-финское племя, которое еще неизвѣстно было въ Европѣ, по должно было вскорѣ пріобрѣсть печальную знаменитость, а именно булгары, сошедшіе съ плоскихъ возвышенностей сибирскихъ горъ. Эти разныя группы, расположись между Европою и Азіею, составляли имперію гунновъ и требовали своего наслѣдства въ разрушеніи римскаго міра.
   Дунайскіе гунны, чтобъ избѣжать внутреннихъ волненій, видя, что на югъ римскій берегъ хорошо охраняется, бросились къ западу въ обширныя равнины, омываемыя Бугомъ, Днѣстромъ и Днѣпромъ. Тамъ встрѣтили они такихъ же дикихъ варваровъ, только бѣднѣе ихъ, а именно: актовъ, которыхъ многочисленныя племена, кочуя по среднему теченію этихъ рѣкъ распространились къ сѣверу до финскихъ племенъ.
   Анты составляли восточную отрасль славянскихъ племенъ. Когда гунны замѣтили, что отъ подобныхъ враговъ имъ нечего выиграть, а можно все проиграть, то дружелюбно протянули имъ руку, предлагая идти вмѣстѣ грабить богатства дунайскихъ провинцій. Этотъ первый союзъ повелъ къ другому, а именно, къ союзу съ булгарами, которыхъ гунны призвали къ себѣ на помощь съ береговъ Волги, вслѣдствіе чего составилась одна изъ самыхъ грозныхъ коалиціи, когда-либо угрожавшихъ Константинополю и образованности древняго міра.
   Тогда впервые появилось въ исторіи имя славянъ. Это великое племя, занимавшее обширное пространство къ сѣверу отъ Карпатскихъ Горъ между Балтійскимъ и Чернымъ морями, было до-тѣхъ-поръ извѣстно только подъ чужеземными названіями. Обитая на дорогѣ двойнаго потока нашествій: азіатцевъ съ востока и германо-скандинавовъ съ запада, славяне не могли сохранить своей самостоятельности Въ IV-мъ вѣкѣ скандинавскіе готы, усилясь на Черномъ Морѣ, покорили сарматовъ. Валамиръ въ 378 году истребилъ державу Германариха, и тогда готы, сарматы и славяне стали подъ знаменами гунновъ. По смерти Аттилы произошло любопытное явленіе. Готы, отдѣлясь отъ гунновъ, пошли искать счастія на югъ Европы. Остатки сарматовъ, слѣдуя за Денгезихомъ и Гернахомъ, слились съ ордами гунновъ, другіе германскіе народы устремились въ Италію; тогда славяне опять спокойно заняли принадлежавшія имъ земли, называя ихъ по именамъ своихъ племенъ.
   Въ то время, какъ анты старались проникнуть за Карпаты съ востока, чтобъ, соединясь съ гуннами, напасть на Римскую Имперію съ Нижняго Дуная, венды, или венеты, другое славянское племя у Балтійскаго Моря, покоряли германскія племена въ Тюрингіи и Богеміи; они участвовали во всѣхъ великихъ предпріятіяхъ своего племени, какъ на Верхнемъ, такъ и Нижнемъ Дунаѣ.
   Славянское племя было уже и въ то время осѣдлымъ; оно знало искусства, необходимыя для общественной жизни, хотя вообще кругъ сто знаній былъ очень-тѣсенъ. То, что они называли городами, было нечто иное, какъ собраніе хижинъ, разсѣянныхъ на большомъ пространствѣ посреди лѣса, болота, или на неприступныхъ горахъ, однимъ словомъ, гдѣ человѣкъ могъ скрыться отъ нападенія; они питались мясомъ всякаго рода животныхъ, но просо и молоко составляли любимѣйшую ихъ пищу, склонные къ удовольствіямъ, они были чрезвычайно-гостепріимны и вѣрны данному слову. Славянскіе воины шли въ бой съ непокрытою головою и голою грудью; на бедрѣ висѣлъ широкій ножъ, въ рукѣ былъ пукъ метательныхъ копій съ ядовитымъ остріемъ. Сраженій густыми, стройными рядами славянинъ не любилъ. Тактика его была засада: онъ искусно скрывался за камнями, ползъ въ травѣ, проводилъ дни въ рѣкѣ, или болотѣ, погруженный до глазъ въ воду, дыша посредствомъ тростника, выставленнаго изо рта на поверхность воды. Тутъ онъ выжидалъ своего непріятеля, бросался на него внезапно и поражалъ.
   Таковъ былъ славянинъ, первый союзникъ, вызванный гуннами на добычу.
   Булгары, принадлежали къ группѣ финскихъ гунновъ и составляли ихъ арьергардъ. Междоусобныя войны привели ихъ изъ глубины Сибири на берега великой рѣки, называемой на монгольскомъ языкѣ Атель, или Атилъ, и принявшей потомъ названіе Волги. Главный городъ этого народа Булгары, стоялъ на томъ мѣстѣ, гдѣ нынѣ Казань, и владычество этого племени простиралось по всему теченію рѣки и по сѣвернымъ берегамъ Каспійскаго Моря. Городъ Булгары былъ въ Х-мъ вѣкѣ средоточіемъ значительной торговли. Въ XIII-мъ вѣкѣ палъ онъ вмѣстѣ съ владычествомъ булгаръ подъ ударами Батыя, старшаго сына Чингисъ-Хана.
   Въ IV-мъ вѣкѣ, при появленіи гунновъ, Европа ужасалась одного ихъ вида: то же чувство овладѣло теперь при появленіи булгаръ. При вторженіяхъ эти дикари оставляли послѣ себя одну пустыню. У нихъ не было никакой вѣры, никакихъ обрядовъ, кромѣ шаманства. Шаманы ихъ, или колдуны, были еще отвратительнѣе и ужаснѣе; о нихъ разсказывали неимовѣрныя преданія. Увѣряли, что во время сраженія они имѣли средство очаровывать, смущать враговъ представляя имъ Фантастическія видѣнія. Даже способъ, которымъ булгары сражались, внушалъ ужасъ: огромный лукъ, длинныя стрѣлы вѣрно-достигавшія своей цѣли, ножъ изъ красной мѣди, сѣти, которыми опутывали врага на бѣгу -- все внушало невольный страхъ.
   Одиннадцать лѣтъ предъ тѣмъ, какъ гунны призвали булгаръ, послѣдніе пытались уже пробраться къ Дунаю. Одна орда ихъ, выступивъ съ береговъ Волги, гдѣ они едва только поселились, угрожала уже Мизіи, паннонійскимъ областямъ; но Теодорихъ-Великій собравъ На-скоро нѣсколько когортъ римлянъ и готовъ, встрѣтилъ варваровъ на равнинахъ Днѣпра, разбилъ, обратилъ въ бѣгство и ранилъ короля ихъ, по имени Либертенсъ (?). Съ-тѣхъ-поръ булгары уже забыли свое пораженіе и помня только богатство римскихъ провинцій, спѣшили принять предложеніе гунновъ.
   Зимою съ 498 на 499-ый годъ армія союзныхъ варваровъ, которой византійскій историкъ даетъ названіе гунно-вендо-булгарской, явилась на лѣвомъ берегу Дуная.
   Варвары выбирали зимнее время года для вторженій въ Мизію, "потому-что (говоритъ Іорнандъ) Дунай каждый годъ замерзаетъ и по льду легко можетъ переходить не только пѣхота, но также кавалерія и всякаго рода обозы, слѣдственно вторгающейся арміи не нужны ни лодки, ни плоты"". Другая выгода заставляла варваровъ выбирать зиму для своихъ походовъ. Римскія флотиліи на рѣкѣ замерзали тогда во льду и варвары могли обходить крѣпости, проникая тотчасъ же во внутреннія провинціи. Если ихъ потомъ разбивали, или они возвращались побѣдителями съ добычею, когда уже рѣка разошлась, то переправлялись черезъ нее по способу всѣхъ азіятскихъ народовъ: на шкурахъ, надутыхъ воздухомъ и привязанныхъ къ хвосту лошадей.
   Армія гунно-вендо-булгаръ застала римлянъ въ-расплохъ: продолжительный миръ усыпилъ ихъ. Начальникъ Иллиріи Аристусъ едва могъ собрать пятнадцать тысячъ войска и двинулся противъ варваровъ съ семью стами телегъ, нагруженныхъ оружіемъ и разными припасами. Обѣ арміи сошлись у рѣчки, которую историки называютъ Зурта, и географическое положеніе которой теперь неизвѣстно; они говорятъ только, что берега ея были круты. Но необходимости, или по неспособности полководца, римляне, вмѣсто того, чтобъ оградиться этою рѣкою отъ варваровъ, перешли черезъ нее и имѣли ее въ тылу; они, можетъ-быть, думали, что легко побѣдить нестройную толпу, неруководимую никакою тактикою. Они ошиблись. Эти страшныя лица, дикіе крики, необыкновенное оружіе перепугали римлянъ и легіоны, видя, что кавалерія гунновъ и булгаръ обошла ихъ, обратились въ бѣгство. Зурта была позади. Надобно было переправляться черезъ нее подъ градомъ стрѣлъ и тутъ произошло ужасное пораженіе; четыре тысячи римлянъ были умерщвлены.
   Побѣжденные, вмѣсто-того, чтобъ обвинять самихъ себя въ неосторожности, малодушіи и неспособности своего полководца, объясняли свое пораженіе тѣмъ, что булгарскіе шаманы околдовали ихъ и лишили всей силы; замѣтили также съ ужасомъ, что тучи воронъ летали передъ булгарами, какъ-будто они заключили союзъ со смертью.
   Таково было начало гунно-славянскаго вторженія въ римскія области. Забравъ огромную добычу, варвары возвратились въ карпатскія долины и готовились къ новому походу.
   Экспедиціи слѣдующихъ годовъ были не такъ гибельны для римлянъ, но варвары вездѣ распространили ужасъ и грабили безнаказанно. Впрочемъ, союзники дѣйствовали не всегда общими силами; они иногда раздѣлялись, для удобнѣйшаго продовольствія и грабежа. Гунны и булгары, составлявшіе конницу, легко являлись и уходили, переправляясь черезъ Дунай; но анты, какъ пѣшее войско, выдерживали нападенія римскихъ гарнизоновъ и флотилій при перепуавѣ черезъ Дунай. Чтобъ избѣгнуть частыхъ пораженій, потребовали они свободнаго перехода черезъ рѣку у гепидовъ, занимавшихъ часть береговъ Дуная.
   Эти гепиды были союзниками Римской Имперіи и ежегодно получали награжденіе отъ константинопольскаго двора за свое содѣйствіе и защиту границъ въ случаѣ нападенія варваровъ. Это однакожь не помѣшало имъ принять предложеніе антовъ. Они обязались пропустить ихъ и дать имъ для переправы лодки съ платою по золотой монетѣ съ человѣка. Византійское правительство, подозрѣвая ихъ измѣну, потребовало объясненій; но гепиды отперлись, а римскій дворъ былъ слишкомъ-слабъ, чтобъ наказать ихъ за вѣроломство.
   Въ послѣдніе годы У-го и въ началѣ VI-го столѣтія римскія провинціи на Дунаѣ испытали всѣ ужасы и насильства варваровъ, изъ которыхъ каждое племя различнымъ образомъ мучило побѣжденныхъ. Гунновъ знали ужь со временъ Аттилы, и къ нимъ ужь привыкли: по анты и булгары были страшилищемъ жителей. Анты наводили ужасъ нечаянными нападеніями. Скрываясь то за кустами, то въ рѣкахъ, они вдругъ устремлялись на свою добычу, и городъ, деревня, отрядъ, на которые они нападали, всегда были истребляемы. Сперва они не брали даже плѣнныхъ; но потомъ опытъ научилъ ихъ, что мать, дитя богатаго семейства, или значительное лицо судебнаго сословія хорошо платитъ за свой выкупъ. Тогда вмѣсто того, чтобъ всѣхъ умерщвлять, они уводили въ плѣнъ и несчастные плѣнники часто умирали дорогою отъ голода и утомленія.
   Булгары славились быстротою нападеній, и гамъ, гдѣ они проходили, оставались однѣ развалины и пепелища. Долго потомъ спустя, мизійцы, указывая на кустарники, выросшіе на богатыхъ прежде пажитяхъ, говорили, что это булгарская работа. Булгары искусны были въ бросаніи на всемъ скаку петли, или сѣти на непріятеля.
   Читая описаніе этихъ ужасныхъ вторженій, нельзя не спросить: почему Римская Имперія не возстала вся, чтобъ поразить эти дикія орды? Къ-несчастью, она была занята междоусобіями и схоластическими спорами.
   Императоръ Зенонъ только-что скончался. Супруга его Аріадна, выразивъ печаль свою слезами, въ первую минуту волненія предложила Сенату, арміи и народу избрать императоромъ Анастасія
   Выборъ былъ хорошъ во многихъ отношеніяхъ, и его приняли благопріятно. Анастасіи былъ одинъ изъ царедворцевъ пользовавшійся репутаціею умнаго человѣка, нечестолюбиваго, честнаго, добродѣтельнаго и набожнаго. Императрица Аріадна, возведя его на престолъ, вышла за него замужъ. Несмотря на свои шестьдесять лѣтъ и волосы, блиставшіе сѣдиною, Анастасій казался еще молодымъ по тонкимъ, правильнымъ чертамъ, по глазамъ, отражавшимъ кротость. Но странной игрѣ природы, одинъ глазъ у него былъ черный, другой голубой.
   Сперва все шло очень-хорошо. Анастасій управлялъ мудро, бережливо; онъ былъ врагъ лихоимства, любилъ народъ; уничтожилъ многіе тяжкіе налоги, ввелъ многія улучшенія въ нравахъ и, между-прочимъ, запретилъ въ циркѣ сраженія людей противъ животныхъ. Во вседневной жизни былъ онъ набоженъ, ходилъ въ церковь до разсвѣта, держалъ посты, раздавалъ много милостыни, и народъ встрѣчалъ его криками: "Цесарь! царствуй такъ же, какъ ты жилъ".
   Но вскорѣ все перемѣнилось. Вспыхнула междоусобная война, и именно въ дунайскихъ провинціяхъ, такъ жестоко опустошенныхъ еще недавно варварами. Предметомъ войны быти догматическіе споры. Иллирійскій полководецъ, по имени Виталіонъ, сдѣлался начальникомъ одной религіозной партіи. Къ нему сбѣжались тысячи сельскихъ жителей, горожанъ и солдатъ. Въ три дня собралъ онъ большую армію, и всѣ воины бросили домы свои на жертву булгарамъ; всѣ гарнизоны дезертировали, чтобъ сражаться за Виталіона; даже гунны пристали къ этой партіи. Виталіонъ двинулся къ Константинополю и сталъ у Золотыхъ Воротъ.
   Сенатъ и знатнѣйшіе жители предложили свое посредничество, чтобъ спасти городъ отъ взятія приступомъ.
   Эти междоусобія были причиною, почему Византійская Имперія въ послѣдніе годы У-го и въ началѣ VI-го вѣка не могла обратить всѣхъ силъ противъ варваровъ. Даже Константинополю часто угрожали внезапныя нашествія варваровъ, которые, состоя большею-частью изъ кавалеріи, являлись, прокрадывались, опустошали и исчезали. Не разъ летучіе отрады варваровъ достигали до воротъ столицы. Писатели VI-го вѣка, въ-особенности Прокопій, оставили намъ подробныя описанія всѣхъ предметовъ искусствъ и роскоши, собранныхъ въ Константинополѣ. Говоря о великолѣпныхъ ландшафтахъ Мраморнаго Моря, Босфора и Понта Эвксинскаго, объ этихъ мраморныхъ дворцахъ, окруженныхъ вѣчно-зеленѣющими лѣсами, церквами, селеніями, расположенными въ видѣ амфитеатра около заливовъ, эти писатели дѣлаются истинными поэтами. Роскошь восточнаго Рима не довольствовалась землею; она на самомъ морѣ воздвигла насыпи, на которыхъ построила жилища изъ порфира и золота; тысячи статуй бронзовыхъ и мраморныхъ, наслѣдованныя отъ художественнаго генія Грековъ, украшали эти дворцы; тутъ византійскіе патриціи отдыхали отъ трудовъ, и цѣлыя провинціи платили часто за удовольствія этого отдохновенія. Тамъ Руфины, Эвтиропіи, Хрисанѳы обнаруживали ту наглую расточительность, которая такъ воспламеняла негодованіе современниковъ и осталась памятною даже въ исторіи. Можно вообразить себѣ весь ужасъ подобныхъ людей при появленіи варваровъ у римскихъ стѣнъ. Они вспомнили тогда о страданіяхъ мизійцевъ.
   Анастасій предпринялъ огромныя фортификаціонныя работы, сохранившіяся до нашего времени подъ его именемъ, верстахъ въ пятидесяти къ западу отъ Константинополя. Римляне, для защиты своихъ областей, часто употребляли валы, или укрѣпленныя стѣны, примыкавшія къ естественнымъ преградамъ и прикрывавшія округи, а иногда и цѣлыя провинціи. Въ этихъ укрѣпленіяхъ оставляли ворота, въ нѣкоторомъ разстояніи одни отъ другихъ, для внѣшняго сообщенія. Въ обыкновенное время эти ворота охранялись небольшими караулами, но въ военное собиралась за ними вся армія, какъ въ крѣпости. Въ Восточной Имперіи много было подобныхъ укрѣпленій, и они тѣмъ болѣе умножались, чѣмъ слабѣе становились самыя военныя средства и воинственный духъ Римлянъ. Даже Ѳермопилы были укрѣплены и лучше защищались стѣною съ бойницами, нежели грудью Спартанцевъ, потомковъ Леонида.
   Извѣстно, что Константинополь стоитъ на перешейкѣ, омываемомъ съ юга Мраморнымъ Моремъ, съ сѣвера -- Чернымъ, отдѣляясь отъ Азіи Босфоромъ. Анастасій предпринялъ отдѣлить отъ материка полуостровъ, на которомъ стоитъ Константинополь и его окрестности и сдѣлать изъ него островъ; для этого составилъ онъ планъ укрѣпленія, перерѣзывающаго перешеекъ отъ одного моря до другаго на пространствѣ семидесяти верстъ. Начавъ этотъ огромный трудъ въ 507 году, онъ быстро исполнилъ его. Воздвигнулась каменная стѣна со рвомъ, вышиною въ двадцать футовъ, въ столько же футовъ ширины и съ нѣсколькими башнями, соединявшимися посредствомъ галереи. На каждой оконечности стѣна была защищаема одною, или нѣсколькими крѣпостями. Такъ на южной оконечности, погружающейся въ Мраморное Море, стояли двѣ сильныя крѣпости Гераклея и Селимарія. Этимъ средствомъ Константинополь съ окрестностями былъ охраненъ отъ набѣговъ. Всѣ довольны были попечительностью Анастасія, хотя и понимали, что. въ случаѣ большой войны, оборонительная армія не въ-состояніи будегъ защищать съ одинаковою силою линію въ семьдесятъ верстъ. Впрочемъ, послѣднее знали только полководцы; народъ же почиталъ себя въ Константинополѣ совершенно безопаснымъ, и этого было довольно для его спокойствія.
   Гунны, булгары и анты оставили Музію въ покоѣ до 507 года. Тутъ византійскія хроники опять у поминаютъ о нихъ Греція опустошена была до Ѳермопилъ, а Иллирія до Адріатическаго Моря; но варвары не подходили къ Константинополю; они влекли за собою тысячи плѣнныхъ и требовали за нихъ выкупа. Анастасій послалъ къ иллирійскому префекту Іоанну тысячу фунтовъ золота; но ихъ было недостаточно для выкупа всѣхъ несчастныхъ, которые были потомъ умерщвлены подъ стѣнами городовъ, нехотѣвшихъ отворить ворота варварамъ.
   Въ слѣдующемъ году умеръ Анастасіи, пораженный молніею во время грозы. Ему было восемьдесятъ-восемь лѣтъ; онъ царствовалъ двадцать семь. Преемникомъ его былъ старый воинъ съ истинно-римскимъ сердцемъ. Юстинъ родился въ Бедеріанѣ (въ Мизійской Дарданіи), и это обстоятельство было очень-благопріятно для дунайскихъ провинцій, требовавшихъ особенныхъ попеченій. Юстинъ тотчасъ же озаботился о защитѣ ихъ и возобновилъ всѣ крѣпости. Трудъ этотъ былъ впослѣдствіи продолжаемъ племянникокъ его Юстиніаномъ.
   Девять лѣтъ царствованія этого престарѣлаго воина считаются въ числѣ самыхъ мирныхъ въ римской исторіи. Не слышно было ни о гуннахъ, ни объ антахъ -- до такой степени варвары увѣрены были, что Юстинъ не оставитъ безъ наказанія ихъ нашествія.
   Онъ скончался въ 527 году отъ раскрывшейся старой раны. Преемникъ, заранѣе назначенный имъ для занятія престола, былъ тотъ самый племянникъ, котораго онъ избралъ въ соправители -- Юстиніанъ, прославившій свое имя въ исторіи.
   

II.

   И исторія и романы исказили это великое историческое лицо законодателя и завоевателя, игравшаго такую важную роль въ событіяхъ VI-го вѣка. Юстиніанъ можетъ по всей справедливости стать наряду съ Ѳеодосіемъ-Великимъ, Константиномъ, Септиміемъ Северомъ, Адріаномъ. Въ среднихъ вѣкахъ возникъ въ Греціи романъ съ легендою о Велизаріи, слѣпомъ и нищемъ, извѣстный ужь съ ХІІ-го вѣка. Что жь касается до историческаго искаженія характера Юстиніана, оно произведено было при самой жизни его тѣмъ же самымъ перомъ, которое, восхваляя его публично, искажало дѣла его втайнѣ, представляя его хуже Нерона и Домиціана. Читая Тайныя Записки Прокопія, потомство колебалось, не зная, чему вѣрить. Нашъ разсказъ будетъ основываться на свидѣтельствѣ безпристрастныхъ современниковъ.
   Около 474 года, во время царствованія императора Льва, прибыли изъ Бедеріаны въ Константинополь три молодые поселянина съ посохами въ рукахъ и съ бараньею шкурою на плечахъ. Они пришли искать счастья въ столицѣ. Они были высоки ростомъ и стройны. Ихъ завербовали въ дворцовую стражу. Здѣсь они скоро вышли впередъ мужествомъ, ловкостью и умомъ. Старшій изъ нихъ, Юстинъ, достигнувъ постепенно до званія главнокомандующаго стражею, въ которую вступилъ простымъ солдатомъ, взошелъ на престолъ послѣ Анастасія. Обер-камергеръ Анастасія, по смерти его, хотѣлъ склонить выборъ на одного изъ своихъ приверженцевъ и поручилъ Юстину раздать стражамъ большую сумму денегъ. Тотъ дѣйствительно роздалъ ее; но при этомъ самъ былъ провозглашенъ.
   Воцарившись, Юстинъ послалъ за сестрою своею Бегленицею, бывшею замужемъ за поселяниномъ Истокомъ въ Таврезіумѣ, желая воспитать при себѣ сына ея Управду, потому-что самъ не имѣлъ дѣтей. Вмѣстѣ-съ-тѣмъ, славяне эти приняли латинскія имена, и даже услужливые генеалоги составили имъ знаменитое родословное дерево. Въ силу этой перемѣны именъ, Бегленица сдѣлалась Втиланціею, Истокъ -- Савватіелѣ, а Управла принялъ имя Юстиніана, которое обезсмертила исторія. Юстинъ, пастухъ горы Гемуса, получилъ въ дѣтствѣ неочень-тщательное воспитаніе, если правда, какъ разсказываетъ Прокопій, что онъ не иначе умѣлъ подписывать свое имя, какъ посредствомъ прорѣзной золотой бляхи, но вырѣзкамъ которой водилъ перомъ. Во всякомъ случаѣ онъ хотѣлъ, чтобъ племянникъ его быль иначе воспитанъ. Къ молодому Управлѣ приставили лучшихъ учителей всѣхъ предметовъ, и ученикъ удивлялъ всѣхъ неутомимою дѣятельностью и всеобъемлемостью своего ума. Краснорѣчіе, поэзія, права, теологія, военное искусство, архитектура, музыка -- все было ему знакомо, и онъ зналъ все основательно. Сдѣлавшись императоромъ, онъ самъ трудился надъ составленіемъ безсмертнаго кодекса, лучшаго вѣнка своей славы. Посланія его къ Сенату были всегда имъ самимъ написаны. Часто говорилъ онъ ихъ безъ приготовленія, хотя въ выговорѣ его и слышно было иллирійское происхожденіе. Въ восточной церкви сохраняется еще до-сихъ-поръ одинъ изъ гимновъ его сочиненія, для котораго онъ же писалъ и музыку. Наконецъ многіе памятники въ Константинополѣ и въ провинціяхъ были выстроены по его планамъ, или совѣтамъ. Что касается до войны, то, подобно всѣмъ молодымъ римлянамъ, изучилъ онъ ее теоретически и практически, какъ въ лагеряхъ, такъ и на полѣ битвы.
   Когда Юстинъ сдѣлался императоромъ, Юстиніану было тридцать-пять лѣтъ. По, несмотря на пристрастіе къ наукамъ, имъ овладѣла и другая, сердечная страсть: онъ влюбился въ извѣстную тогда красавицу въ Константинополѣ, Ѳеодору. Несмотря на представленія своей матери, на отказъ дяди, Юстиніанъ захотѣлъ жениться на ней, и пламенное его упрямство восторжествовало. Самъ Юстинъ принужденъ былъ передѣлать законъ, который бы подтвердилъ подобный бракъ. Впрочемъ, несмотря на всѣ бѣдствія, нанесенныя имперіи гордостью, непостоянствомъ и мстительностью Ѳеодоры, исторія не можетъ безусловно осуждать ее, видя, что Юстиніанъ всегда любилъ ее вѣрно и искренно, и что недостатки ея уравновѣшивались высокими качествами, а именно: проницательнымъ умомъ, вѣрнымъ взглядомъ и рѣшимостью, которой однажды Юстиніанъ обязанъ былъ трономъ и жизнью.
   Юстиніанъ былъ немного-выше средняго роста, съ правильными чертами ища, широкою грудью, откровеннымъ и ласковымъ взглядомъ. Уши его двигались по его произволу, и это странное устройство, одинаковое съ Домиціаномъ, было поводомъ ко многимъ сатирамъ. Говорятъ, что онъ часто любилъ одѣваться въ одежду варваровъ и, болѣе всего, гунновъ. Внутри дворца велъ онъ строгую, отшельническую жизнь. Во время поста не ѣлъ хлѣба, а пилъ одну воду, питаясь черезъ день небольшимъ количествомъ травъ съ солью и уксусомъ. Онъ спалъ едва нѣсколько часовъ въ сутки и часто вставалъ ночью, чтобъ работать за государственными, или церковными дѣлами, а иногда, чтобъ ходить по длиннымъ галереямъ дворца. Въ эти часы безсонницы составлялъ онъ великіе планы, созрѣвавшіе въ умѣ его. Эти привычки породили тѣ баснословные разсказы, въ которыхъ онъ представлялся какимъ-то сверхъестественнымъ существомъ, никогда неспавшимъ, неѣвшимъ и непившимъ. Но это же самое свойство дозволило ему совершить всѣ великія дѣла.
   Едва вступилъ онъ на тронь, какъ, занялся великимъ законодательнымъ трудомъ, существующимъ ужь столько вѣковъ. Составленіе одного общаго кодекса для всей имперіи соединено было въ умѣ его съ преобразованіемъ римскаго міра и нравовъ его. Послѣ того взялся онъ ужь за оружіе, чтобъ упрочить имперію, которой далъ законы.
   Чтобъ хорошо понять Юстиніана, надобно вообразить себѣ его въ ту торжественную минуту, когда онъ начинаетъ самое геройское и неожиданное предпріятіе -- африканскую войну противъ вандаловъ, за которою должна была послѣдовать война въ Италіи противъ готовъ; онъ замышлялъ еще третью войну въ Испаніи, а можетъ-быть и четвертую, въ Галліи, однимъ-словомъ, вездѣ, гдѣ варвары водворились на развалинахъ римскаго владычества. У него не было арміи; онъ образовалъ ее, отправясь въ походъ въ Персію, которой вскорѣ предписалъ миръ. Въ этой войнѣ образовались полководцы, совершившіе великіе подвиги: Велизарій и Нарзесь. Когда Юстиніанъ разсуждалъ въ своемъ Тайномъ Совѣтѣ о нападеніи на Африку, то встрѣтилъ ужасъ, невѣрчивость и изумленіе: Римъ пріучился ужь почитать Африку потерянною навсегда, а вандаловъ -- непобѣдимыми. Не знали даже, гдѣ находится эта древняя римская провинція, съ которою всѣ торговыя сношенія были прерваны; и преторинскій префектъ утверждалъ, что нужно употребить цѣлый годъ на то, чтобъ послать туда приказъ арміи и получить отвѣтъ. Солдаты испугались морской экспедиціи, а народъ -- новыхъ налоговъ. Одинъ Юстиніанъ остался твердъ въ своемъ намѣреніи. Но наединѣ и онъ ужь начиналъ колебаться; одна вѣра подкрѣпила его.
   Начало воины ознаменовалось блистательными успѣхами. Константинополь освободилъ Римъ и завоевалъ обратно Карѳагенъ; но остальныя предпріятія Юстиніана требовали болѣе времени, превышали предѣлы человѣческой жизни, а у Юстиніана не было преемниковъ. Чтобъ уменьшить славу его, говорили, что онъ своимъ полководцамъ обязанъ побѣдами; но кому же. какъ не ему, принадлежала идея войны и главное управленіе ею? Въ царствованіе его были два великіе полководца, которыхъ можно сравнить съ героями древняго Рима: Велизарій и Нарзесъ. Подобное счастіе случается только съ великими государями.
   Варвары, нетрогавшіеся съ мѣста во все продолженіе царствованія Юстина, явились по смерти его, какъ-бы для испытанія новаго императора; избирая всегда зиму для переправы черезъ Дунай, они устремились на Малую Скиѳію и ужь угрожали Ѳракіи, когда Германъ разбилъ ихъ въ большомъ сраженіи. Три года спустя, пришли и анты, которыхъ начальникъ еракійской милиціи, Хилбудій, отбросилъ на лѣвый берегъ Дуная, а потомъ и за Карпаты; но, продолжая неосторожно свои преслѣдованія, онъ былъ убитъ.
   Хилбудій былъ родомъ славянинъ и отлично дѣйствовалъ въ войнахъ на Дунаѣ. Смерть его казалась торжествомъ для варваровъ и они вновь ободрились. Булгары вскорѣ присоединились къ нимъ и начались прежнія опустошенія и злодѣйства.
   Однажды булгары, разбитые римлянами, бѣжали къ Дунаю, а легіоны возвращались въ свой лагерь радостно и въ безпорядкѣ. Вдругъ столкнулись они съ ничтожнымъ отрядомъ булгаръ. Паническій страхъ овладѣлъ римлянами; они предались бѣгству. Варвары арканами захватили трехъ военачальниковъ Констангіона, Годилая и Акума. Годилай успѣлъ кинжаломъ перерѣзать сѣть и скрыться. Константіонь откупился тысячью золотыхъ монетъ; но Акумъ былъ отведенъ въ плѣнъ. Онъ быль гуннъ изъ мизійской колоніи и христіанинъ. По причинѣ всѣхъ эгихь обстоятельствъ и важнаго сана Акума, съ нимъ обходились очень-строго.
   Послѣ этого набѣга продолжалось семь лѣтъ спокойствіе; но въ 538 году началась опять война и на этотъ разъ серьёзнѣе.
   Варвары выбрали самую удобную минуту для нападенія на сѣверныя области имперіи, всѣ войска которой были тогда заняты въ Италіи. Даже участь Велизарія, блокированнаго въ Римѣ, казалась сомнительною. Франки, надѣясь на его погибель, перешли отъ союза съ римлянами на сторону готовъ, получивъ за это уступку Норбонны. Представляя всѣмъ германскимъ племенамъ дѣло готовъ общимъ для всей Германіи, Франки старались привлечь ихъ на свою сторону, надѣясь на сильную диверсію въ пользу дунайскихъ армій. Германцы, съ своей стороны, возбуждали всѣ племена по берегамъ этой рѣки. Вѣроятно, вслѣдствіе этихъ происковъ анты, булгары и гунны перешли въ 538 году римскія границы.
   Не встрѣчая сопротивленія, они раздѣлились по всѣмъ направленіямъ. Тридцать два замка были взяты въ Иллиріи, ѳракійскій Херсонесъ былъ опустошенъ; одна шайка переправилась черезъ Геллеспонтъ между Сестосомъ и Абидосомъ и наводнила берега Малой Азіи; другая шайка проникла до Ѳермопилъ; найдя этотъ проходъ прегражденнымъ стѣною, обошла тѣснины по тропинкамъ горы Эгы и, бросясь на Ахаію, опустошила ее до Коринѳскаго Залива. Насытясь убійствами и добычею, варвары, подобно волнамъ послѣ наводненія, возвратились въ свои логовища со сга-двадцатью-тысячами римскихъ плѣнниковъ.
   

III.

   Юстиніанъ былъ въ отчаяніи и принялся за построеніе укрѣпленій, начатыхъ при дядѣ его, но потомъ оставленныхъ; это былъ исполинскій трудъ, обхватившій не только правый берегъ Дуная и внутреннія скиѳскія провинціи: Мизію, Дарданію, Ѳракію, но и всѣ важнѣйшіе пункты лѣваго берега рѣки, оставленные за два вѣка передъ тѣмъ. Всѣ большія крѣпости Верхней и Нижней Мизіи поднялись изъ развалинъ, всѣ были возстановлены, увеличены; простые замки дѣлались городами; башни превратились въ цитадели. На лѣвомъ берегу Форты Константина и Максентія были опять заняты; башня, служившая прежде укрѣпленіемъ Траянову Мосту, возобновлена была подъ именемъ башни Ѳеодоры и снова воздвиглась на защиту тѣснинъ. Малая Скнеія, служившая всегдашнимъ путемъ вторженія варварамъ, была теперь защищена многочисленными укрѣпленіями какъ на рѣкѣ, такъ и на морѣ. Тамъ были старые замки, въ которыхъ засѣли шайки антовъ; ихъ оттуда выгнали и помѣстили римскіе гарнизоны. Наконецъ, между Дунаемъ и Гемусомъ Юстиніанъ укрѣпилъ все, что могло быть укрѣплено. Мѣстами устроилъ онъ большія ограды съ бойницами, дабы, въ случаѣ вторженія, могли скрыться гуда поселяне съ семействами и имуществомъ.
   Эти спасительныя предосторожности были взяты не противъ однихъ гунновъ и антовъ -- боялись и гепидовъ. Этотъ народъ долго служилъ на жалованьи имперіи въ видѣ союзниковъ, и былъ вѣренъ этому союзу, покуда готы занимали Паннонію; но когда послѣдніе переселились въ Италію, гепиды хотѣли овладѣть долинами Савы. Римляне воспротивились этому и требовали обладанія этою страною. Тогда гепиды стали мстить то тайною, то явною враждою.
   Гепиды не слѣдовали дерзкой и насильственной политикѣ германцевъ, по старались подражать хитростямъ византійскимъ. Продолжая увѣрять въ своей вѣрности, они ежедневно что-нибудь захватывали изъ долины Савы; прокрались даже въ стѣны Сирміума и отказались потомъ очистить его. Вскорѣ открылось участіе ихъ въ грабежѣ антовъ и замыслахъ Франковъ. Это весьма безпокоило константинопольское правительство, которое, будучи занято войною въ Италіи, чувствовало свою слабость на Дунаѣ.
   Чтобъ охранить себя съ этой стороны, Юстиніанъ велѣлъ ломбардамъ спуститься съ богемскихъ горъ, гдѣ они стояли въ видѣ наблюдательнаго войска, и предоставилъ имъ на правомъ берегу Дуная не только древнюю область остготовъ въ Панноніи, но и часть Норики, въ которой обитали руги до переселенія своего за Альпы. Области эти уступлены были ломбардамъ подъ условіемъ политическаго подданства и военной службы. Это была живая преграда, которую Юстиніанъ хотѣлъ поставить между имперіею и гепидами. Анастасій за нѣсколько лѣтъ передъ тѣмъ сдѣлалъ тоже въ маломъ видѣ колонизаціей) геруловъ на сантдонскихъ равнинахъ.
   На этотъ разъ мѣра только вполовину была удачна для римскаго правительства, по причинѣ характера ломбардовъ, которые были самые буйные и свирѣпые дикари между всѣми германскими племенами. Новое положеніе не измѣнило ихъ характера; они конечно были самые безпокойные сосѣди для гепидовъ, на которыхъ обязаны были нападать, но и для римскихъ сосѣдственныхъ провинцій, которыя должны были защищать, были они также опасны. Видъ этихъ богатыхъ странъ располагалъ ихъ къ грабежу, и Юстиніанъ принужденъ былъ вскорѣ унимать своихъ союзниковъ.
   Впрочемъ, главная цѣль его была достигнута: всегдашнія нападенія, оскорбленія и вызовы произвели между гепидами и ломбардами непримиримую народную ненависть. Два короля ихъ, Альбоинъ ломбардскій и Торисинъ гепидскій, личною враждою усиливали еще эту междоусобную ненависть. Дѣла дошли до того, что въ 548 году оба народа начали между собою ожесточенную войну, пославъ другъ другу формальный вызовъ, какъ на единоборство. Назначено было мѣсто и день для боя, въ которомъ одинъ изъ народовъ долженъ былъ погибнуть, и срокъ нарочно опредѣленъ былъ довольно-отдаленный, чтобъ оба народа могли выставить всѣ свои силы и собрать подкрѣпленія у сосѣдей. Могущественнѣйшій союзникъ былъ, конечно, римскій императоръ, и къ нему обратились оба народа. Ломбарды, несмотря на заслуженные ими упреки, почитали себя въ-правѣ требовать прямой помощи имперіи, тогда-какъ гепиды просили только, чтобъ она была нейтральною.
   Оба народа отправили посольства въ Константинополь, желая предупредить другъ друга и представить свои требованія съ самыми основательными убѣжденіями; оказалось, что пріѣхавшіе въ одно время посланники просили даже аудіенціи на одинъ день. Юстиніанъ рѣшилъ, что пріиметъ ихъ и выслушаетъ въ разные дни.
   Первая аудіенція назначена была ломбардамъ. Посланникъ Альбоина, явясь въ аудіенц-залу, гдѣ императоръ сидѣлъ на тронѣ посреди своего двора, сказалъ рѣчь, сохраненную исторіею для потомства:
   "Мы не можемъ довольно надивиться, римляне, глупой дерзости гепидовъ, которые, нанеся столько вреда вашей имперіи, явились сюда съ предложеніемъ, чтобъ еще болѣе повредить вамъ. Надобно имѣть странное понятіе о слабоуміи сосѣдей, требуя помощи у тѣхъ, кого такъ дерзко оскорбляли. Подумайте только, что значитъ дружба гепидовъ: это будетъ лучшее средство избрать рѣшеніе. Еслибъ этотъ народъ оказался вѣроломнымъ противъ какой-либо отдаленной и неизвѣстной націи, то надобно было бы истратить много словъ и времени, чтобъ представить вамъ доказательства ихъ измѣны, по, римляне, мы здѣсь прибѣгаемъ къ собственно вашему свидѣтельству.
   "Въ то время, какъ готы владѣли еще Гіанноніею, гепиды благоразумно оставались въ своихъ предѣлахъ. Они не смѣли перешагнуть на правый берегъ Дуная -- до того боялись они меча готовъ. Тогда они были союзники, друзья римлянъ. Твои предмѣстники, императоръ, осыпали ихъ деньгами, и ты самъ былъ къ нимъ щедръ Безъ-сомнѣнія, они заплатили за ваши благодѣянія большими услугами? Совсѣмъ пѣть, ни большими, ни малыми. Правда, что они не сдѣлали вамъ вреда, по потому, что не могли сдѣлать. Вы отказались отъ вашихъ древнихъ правъ на земли, которыя они заняли на лѣвомъ берегу Дуная, а готы держали ихъ въ страхѣ на правомъ. Какъ хороша услуга, происходящая отъ безсилія вредить! Можно надѣяться отъ нихъ на самую прочную дружбу!
   "Теперь готы изгнаны изъ всей Панноніи, а вы, римляне, начавъ войну въ отдаленныхъ странахъ, посылаете ваши арміи на край свѣта. Что же дѣлаютъ гепиды? Они нападаютъ на васъ, грабятъ, опустошаютъ ваши провинціи.
   "Нѣтъ! Съ-тѣхъ-поръ, какъ люди существуютъ, не видано ничего дерзновеннѣе ихъ посольства къ тебѣ, императоръ! Зная, что мы готовимся къ жестокой съ ними войнѣ, они прибѣгаютъ къ тебѣ. Они явятся къ твоему трону и, можетъ-быть, прострутъ дерзость свою до того, что потребуютъ у тебя помощи противъ насъ, которые пребыли тебѣ вѣрны; можетъ-быть, предложатъ они возвратить тебѣ то, что похитили у тебя. Въ такомъ случаѣ воспользуйся позднимъ ихъ раскаяніемъ и боязнью ломбардскихъ мечей и поблагодари насъ за это.
   "Одно изъ двухъ: или они пришли выразить тебѣ свое раскаяніе, и тогда подумай, что это раскаяніе вынуждено; или, оставя то, что взяли у тебя, они пришли требовать еще больше, и тогда пойми, что они наносятъ тебѣ величайшее оскорбленіе.
   "Мы говоримъ съ гобою по нашей варварской простотѣ, грубо и невитіевато, не такъ, какъ бы слѣдовало при такомъ важномъ случаѣ: ты самъ прибавишь къ нашимъ словамъ, чего имъ недостаетъ, взвѣсивъ въ своей мудрости пользы римлянъ и ломбардовъ. Въ-особенности же подумай вотъ о чемъ: очень-естественно, что мы, ломбарды и римляне, исповѣдающіе каѳолическую вѣру, соединимся противъ гепидовъ, которые держатся аріевой секты и, слѣдственно, враги наши и въ этомъ отношеніи."
   Послѣ этой рѣчи, которая можетъ дать понятіе о германскомъ краснорѣчіи VI-го вѣка, ломбардскіе посланники были отпущены, а на другой день приняты гепидскіе. Юстиніанъ выслушалъ и ихъ рѣчь. Если языкъ ломбардовъ, грубый и рѣзкій, по искусный въ самой простотѣ своей, имѣлъ цѣлью подстрекнуть честолюбіе римлянъ и мщеніе ихъ, то языкъ гепидовъ, столь же искусный въ своей умѣренности, разсчитанъ былъ на то, чтобъ представить, какъ покорство и миролюбіе противорѣчатъ съ дикою гордостью противниковъ. Гепиды явились какъ-бы на судъ римлянъ и доказывали, что на нихъ нападаютъ, конечно, несправедливо, если они ужь рѣшились искать третейскаго суда. Кто самъ бы искалъ ссоры, тотъ не поступилъ бы такъ. Они говорили, что нельзя приписать ихъ посольство страху, потому-что числомъ и мужествомъ гепиды сильнѣе ломбардовъ, слѣдственно, если гепиды прибѣгаютъ къ дружбѣ императора, то единственно изъ уваженія къ нему и длятого, чтобъ предложить ему часть въ вѣрной побѣдѣ.
   "О цесарь! (говорили еще посланники гепидовъ) ломбарды -- твои друзья только со вчерашняго дни, а гепиды древніе союзники, испытанные годами; ломбарды имѣютъ на своей сторонѣ только безумную дерзость, заставляющую ихъ нападать на всѣхъ сосѣдей; гепиды же благоразумны и сильны. Двадцать разъ мы хотѣли ужь сдѣлать тебя судьею нашихъ споровъ, но они всегда противились этому; и теперь, когда они довели войну до желаемой цѣли, то, испугавшись своей слабости, надѣются вооружить тебя противъ твоихъ друзей. Нѣтъ, удостой насъ, императоръ, твоею помощью противъ ломбардовъ, или по-крайней-мѣрѣ останься нейтральнымъ между нами. Сдѣлавъ это, ты поступишь сообразно съ пользами твоего народа и исполнишь долгъ правосудія".
   Долго Юстиніанъ совѣтовался самъ съ собою и съ своимъ Тайнымъ совѣтомъ: вмѣшаться ли въ эту ссору, или предоставить врагамъ полную свободу истребить другъ друга, не помогая ни тому, ни другому. Если рѣшиться на вмѣшательство, то надобно было, повидимому, помогать ломбардамъ. Важныя обстоятельства говорили въ пользу того и другаго рѣшенія, потому-что если, съ одной стороны, римляне должны были желать скораго истребленія гепидовъ, то, съ другой, опасно было слишкомъ усиливать ломбардовъ, которыхъ дружба была такъ безпокойна.
   Разочтя все это, Юстиніанъ отказалъ въ помощи генидамъ, а ломбардамъ обѣщалъ десять тысячъ римской кавалеріи и тысячу-пятьсотъ союзныхъ геруловъ, предоставивъ своему усмотрѣнію, когда и какъ послать эту помощь. Случай, вскорѣ послѣ того происшедшій, доказалъ Юстиніану, что онъ принялъ самое мудрое рѣшеніе и что мнимая покорность гепидовъ была только обманомъ, чтобъ усыпить его бдительность.
   На большомъ Киммерійскомъ (нынѣ Крымскомъ) Полуостровѣ, впадающемъ въ Черное Море и отдѣляющемъ его отъ Меотійскаго Залива (Азовскаго Моря), жило племя тетраксическихъ готовъ: это былъ печальный остатокъ обширной имперіи Германариха. Когда она пала, въ 375 году, подъ ударами Валамира, готы, спасшіеся отъ пораженія, искали свободы въ горахъ на югѣ Полуострова, называвшихся еще въ VI-мъ вѣкѣ древнимъ галльскимъ именемъ Доръ или Торъ, то есть горы. Эта часть Киммерійскаго полуострова называлась въ греческой миѳологіи Тавридою. Слово доръ, или торъ входитъ во многія галльскія названія въ Альпахъ и древней Галліи. Впрочемъ, извѣстно, что кимвры были родоначальниками галльскихъ племенъ.
   Эпиготы занимали на полуостровѣ плодоносныя долины, удобныя для земледѣлія и скотоводства; мало-по-малу образовали они народъ, прославившійся своимъ гостепріимствомъ и миролюбіемъ; у нихъ не было ни городовъ, ни укрѣпленій; подобно своимъ предкамъ ненавидѣли они всякія ограды и стѣны, почитая ихъ темницами. Несмотря на сосѣдство утигурскихъ гунновъ, поселившихся на сѣверѣ полуострова и въ степяхъ на востокъ отъ Босфора Киммерійскаго, маленькая республика готовъ жила здѣсь мирно и была уважаема всѣми. Римскіе города, находившіеся на южномъ берегу полуострова и производившіе большую торговлю: Херсонъ, Севастополь, Ѳеодосія и Босфоръ, имѣли вѣрнаго и полезнаго союзника въ готской республикѣ; притомъ же эти тетраксическіе готы были христіане; у нихъ былъ епископъ; и когда этотъ пастырь скончался, они не знали откуда получить другаго. Вдругъ услышали они, что вновь-обращенное въ христіанство кавказское племя абасговъ получило епископа изъ Константинополя: они тотчасъ же отправили туда депутацію и просили у императора римлянъ епископа для вѣрныхъ друзей его тетраксическихъ готовъ.
   Эти простодушные люди допущены были къ аудіенціи Юстиніана и изложили ему предметъ своего посольства. Императоръ исполнилъ ихъ просьбу. Они хотѣли еще продолжать рѣчь, по видя блистательную толпу., окружавшую императора, замолчали въ замѣшательствѣ. Видя это, Юстиніанъ пригласилъ ихъ на другую, частную аудіенцію. Тутъ разсказали они ему о состояніи кутругуровъ и утигуровъ, о ихъ междоусобіи, о жадности къ золоту, и дали почувствовать, какъ полезно было бы для имперіи вооружить этихъ варваровъ другъ противъ друга, чтобъ воспрепятствовать имъ когда-либо соединиться противъ имперіи. Юстиніанъ, выдававшій ежегодное награжденіе кутригурамъ, съ досадою узналъ, что они дали слово гепидамъ помогать противъ ломбардовъ и что договоръ этотъ былъ заключенъ въ ту самую минуту, когда посланники гепидовъ такъ униженно просили нейтралитета Юстиніана. Тетраксическіе готы при этомъ случаѣ предложили услуги своей республики противъ кутригуровъ, еслибъ началась война.
   Юстиніанъ принялъ полезный совѣтъ, и въ то время, какъ готскіе посланники возвращались въ горы Тавриды, расторопные эмиссары отправились изъ Константинополя въ степи, гдѣ кочевали утигуры за Кавказомъ. Надъ этимъ племенемъ царствовалъ тогда Сандилькъ, котораго жадность равнялась тщеславію. Одна мысль, что римляне презираютъ его, а награждаютъ своими ласками и золотомъ короля кутригуровъ, воспламеняла гнѣвъ его. Онъ равно ненавидѣлъ и предпочитаемаго ему соперника и Юстиніана, такъ дурно-оцѣнивавшаго достоинства Сапдилька.
   Узнавъ о прибытіи римскихъ эмиссаровъ въ свой станъ, онъ обрадовался и внутренно обѣщалъ себѣ воспользоваться этимъ случаемъ. Предложенія, привезенныя ими, были чисты и ясны. Они предложили утигурскому королю ту же самую ежегодную субсидію, какую до-сихъ-поръ получалъ кутригурскій король, съ тѣмъ, чтобъ первый изъ нихъ сдѣлался стражемъ втораго, то-есть всякій разъ, какъ кутригуры пошлютъ къ Дунаю какую-нибудь экспедицію. Сандилькъ обязанъ былъ сдѣлать вторженіе въ ихъ области, чтобъ заставить кутригуровъ возвратиться. Сперва эти предложенія взволновали повидимому Сандилька. Онъ съ важностью отвѣчалъ:
   "Вы поистинѣ несправедливы римляне, требуя, чтобъ я истреблялъ соотечественниковъ и братій, потому-что кутригуры нетолько говорятъ тѣмъ же языкомъ какъ мы, такъ же одѣваются, руководствуются тѣми же законами и обычаями, но и происходятъ отъ одной крови съ утигурами, хотя оба народа и управляются разными королями. Вотъ, однакожь, что я могу сдѣлать, чтобъ оказать услугу вашему императору. Я сдѣлаю нечаянное нападеніе на станъ кутригуровъ и уведу у нихъ всѣхъ лошадей. Отъ этого они долго не будутъ въ-состояніи воевать съ вами, и вы можете спать спокойно".
   Римскіе послы могли бы посмѣяться надъ предложеніемъ Сандилька, еслибъ насмѣшка не была ясно-оскорбительна; а потому они съ ироніей) спросили у него: дѣлятся ли съ нимъ кутригуры, о которыхъ онъ заботится, какъ о братьяхъ, получаемыми отъ римлянъ деньгами, и надѣется ли онъ получить часть добычи, которую кутригуры соберутъ при нападеніи на римскія области? Этотъ вопросъ возбудилъ всю жадность Сандилька, и онъ, бросивъ личину, согласился на всѣ предложенія, взялъ подарки и обѣщалъ слѣпо исполнить все требуемое.
   Между-тѣмъ, какъ политика римлянъ и гепидовъ задобривала варваровъ Чернаго Моря, насталъ наконецъ день, назначенный для борьбы ломбардовъ и гепидовъ. Обѣ стороны увидѣли, что онѣ ошиблись въ разсчетѣ, что ожидаемая помощь не пришла и только чувство чести германцевъ требовало исполнить торжественный вызовъ. Обѣ арміи явились на мѣсто боя; но едва онѣ сошлись, какъ вдругъ оборотили тылъ и со всѣхъ ногъ бросились бѣжать въ разныя стороны, пораженныя паническимъ страхомъ. Оба короля присутствовали при этомъ странномъ бѣгствѣ и не могли остановить его; напрасно Торисинъ, мечтавшій о побѣдѣ, бросался передъ гепидами съ просьбами, и угрозами; напрасно Альбоинъ, надѣясь на свою силу, кричалъ, чтобъ ломбарды остановились: поле битвы мгновенно опустѣло и оба короля остались почти одни. Они невольно сознались, что это событіе совершилось по волѣ судьбы и что имъ должно покориться. Подъ вліяніемъ обоюднаго страха, заключили они перемиріе на два года, впродолженіе которыхъ надѣялись прекратить свои ссоры дружелюбно, или принять лучшія мѣры для рѣшенія дѣла силою оружія.
   Примиреніе было непродолжительно: гепиды и ломбарды вскорѣ начали опять готовиться къ войнѣ. Гепиды должны были получить въ извѣстный день отъ кутригуровъ вспомогательный корпусъ въ двѣнадцать тысячъ отборныхъ всадниковъ. Но оставалось еще годъ перемирія, когда это войско прибыло подъ начальствомъ знаменитаго предводителя Киніалха.
   Это обстоятельство чрезвычайно разстроило короля Торисина. Въожиданіи войны, что ему было дѣлать съ этими гостями? Отправить ихъ назадъ значило возбудить ихъ неудовольствіе и лишиться ихъ помощи во второй разъ; а, главное, надобно ли было платить имъ впередъ деньги? Принять же ихъ на цѣлый годъ въ свои области, кормить ихъ, содержать, подвергаться всѣмъ неудобствамъ подобнаго гостепріимства, было такъ же опасно, какъ и отослать ихъ.
   Торисинъ долго колебался въ нерѣшимости, какъ вдругъ въ умѣ его мелькнула свѣтлая мысль. Онъ указалъ Киніалху на богатыя поля Мизіи, простиравшіяся въ видѣ амфитеатра на правомъ берегу Дуная, и предложилъ перевести его туда со всѣми войсками, которыя найдутъ тамъ пищу и добычу въ изобиліи, сравнительно съ бѣдною гепидскою областью.
   Киніалхъ съ радостью принялъ предложеніе, и двѣнадцать тысячъ кутригурскихъ всадниковъ, безпрепятственно перейдя черезъ Дунай и Саву, проникли въ сердце Мизіи, обойдя римскіе передовые посты.
   Юстиніанъ, узнавъ объ этомъ, тотчасъ же отправилъ къ Сандильку депешу слѣдующаго содержанія:
   "Если ты знаешь, что происходитъ и будучи въ состояніи дѣйствовать, остаешься спокоенъ, то мы удивляемся и вѣроломству твоему и нашему заблужденію за предпочтеніе, оказанное нами тебѣ передъ соперникомъ твоимъ, королемъ кутригуровъ. Если же, напротивъ, ты не знаешь происходящаго, то тебя можно извинить; но для этого мы ждемъ, чтобъ ты началъ дѣйствовать. Кутригуры вступили въ наши владѣнія не столько длятого, чтобъ грабить ихъ (они не долго будутъ это дѣлать), сколько для доказательства, что они храбрѣе, нежели утригуры. Мы имъ дадимъ деньги, которыя были тебѣ назначены: прійми мѣры, чтобъ взять ихъ назадъ у кутригуровъ. Послушай, Сандилькъ: если послѣ подобнаго оскорбленія, ты нескоро отмстишь за себя, то или не можешь или не смѣешь сдѣлать этого, и тогда мы перемѣнимъ нашъ образъ дѣйствій и перейдемъ къ тѣмъ, которыхъ ты боишься, и дружески совѣтуемъ тебѣ покориться имъ. Мы были бы очень-просты, еслибъ стали раздѣлять униженіе слабаго, когда отъ насъ зависитъ пріобрѣсть союзъ сильнаго".
   Посланіе это взволновало Сандилька; желая доказать, что стоитъ назначенныхъ ему денегъ, онъ двинулся со всею своею арміею къ кочевью кутригуровъ. Тетраксическіе готы, узнавъ объ этомъ, присоединились къ нему съ двумя тысячами пѣшихъ воиновъ при переправѣ черезъ Танаисъ (Донъ). Кутригуры выступили имъ на встрѣчу; но счастіе не благопріятствовало ихъ смѣлости: они были разбиты, станъ ихъ разграбленъ, жены и дѣти увлечены въ неволю. Готы и гунны оспоривали другъ у друга славу побѣды, чтобъ выставить передъ римлянами свои заслуги.
   Въ разграбленномъ станѣ было нѣсколько тысячъ мизійскихъ и ѳракійскихъ невольниковъ, которыхъ кутригуры берегли; но когда битва разогнала ихъ стражей, эти плѣнные разорвали свои оковы и скрылись, потомъ захватили лошадей и успѣли выѣхать. Прибывъ на берега Дуная, они разсказали о всемъ случившемся.
   Киніалхъ маневрировалъ въ это время на равнинахъ Мизіи противъ римскаго полководца Аратія, старавшагося стѣснить его, по не слишкомъ наступавшаго, чтобъ не подвергать опасности своей небольшой арміи и разсчитывавшаго на извѣстія, которыя должны были прійдти съ Дона. Едва эти извѣстія были получены, какъ Юстиніанъ сообщилъ ихъ своему полководцу съ тѣмъ, чтобъ тотъ ихъ передалъ Киніалху.
   Можно вообразить себѣ, какое дѣйствіе произвело это надъ варварами; они требовали возвращенія на родину для отмщенія за свои семейства вѣроломнымъ утригурамъ.
   Аратій воспользовался этимъ расположеніемъ, чтобъ вступить съ ними въ переговоры. Кутригуры обязались при своемъ отступленіи не трогать ни одного римлянина, если римляне не будутъ тревожить ихъ, и поклялась сверхъ-того, не воевать болѣе съ императоромъ.
   Киніалхъ простился тогда съ гепидами, которые потеряли всякую надежду на помощь ихъ противъ ломбардовъ.
   Черезъ нѣсколько времени потомъ отрядъ его, двѣ тычячи кутругуровъ, съ женами и дѣтьми, успѣвшими скрыться отъ Сандилька, стоялъ съ телегами на берегу Дуная и просилъ убѣдительно позволенія переправиться за рѣку и отвести ему какой-нибудь уголокъ земли для воздѣлыванія въ римскихъ областяхъ. Предводитель этого отряда, Синіо, служилъ подъ начальствомъ Велизарія въ Африкѣ и теперь просилъ упомянутой милости въ награду за пролитую имъ кровь. Юстиніанъ согласился на его просьбу и Синіо съ своимъ отрядомъ расположенъ былъ въ одномъ ѳракійскомъ округѣ, гдѣ мало было жителей.
   До-сихъ-поръ все шло хорошо. Буря, грозившая съ сѣвера, разсѣялась, и гепиды одни не были такими опасными непріятелями, чтобъ нужно было мѣшаться въ ихъ ссоры; по хитрость въ политикѣ приноситъ иногда горькіе плоды.
   Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ по уходѣ Киніалха и по принятіи Синіо во Ѳракію, Юстиніанъ получилъ отъ Сандилька посланіе. Оно было не письменное, потому-что гунны не имѣли никакого понятія о письменахъ. Посланники ихъ учили всегда наизусть свои порученія и пересказывали ихъ слово-въ-слово. Утигурскій посланникъ, допущенный на аудіенцію, сказалъ слѣдующее отъ имени Сандилька:
   "Я въ дѣтствѣ своемъ выучилъ одну поговорку, которой мудрость мнѣ хвалили и которая осталась у меня въ памяти. Вотъ эта поговорка: "волкъ, свирѣпый звѣрь, можетъ измѣнить цвѣтъ своей шкуры, но натуры своей онъ никогда не измѣнитъ, потому-что природа не дала ему средствъ и власти къ этому измѣненію". Сандилькъ научился этому отъ стариковъ, которые наставляли меня какъ узнавать людей. По опытности, весьма-естественной такому варвару, какъ я, обитающему посреди степей, узналъ я еще слѣдующее: пастухи берутъ собакъ, когда онѣ еще щенками сосутъ мать, воспитываютъ ихъ и хорошо кормятъ въ своихъ домахъ; отъ этого, когда собаки выростутъ, то привязываются, изъ благодарности, къ тѣмъ, которые ихъ кормили. Пастухи поступаютъ такъ съ собаками длятого, чтобъ тѣ защищали и сохраняли ихъ стада, отражая нападенія волковъ. Это дѣлается вездѣ, какъ я думаю, и, кажется, нигдѣ собаки не ставили силковъ баранамъ, а волки не охраняли ихъ. Это родъ закона, предписаннаго природою собакамъ, баранамъ и волкамъ.
   "Я не думаю, чтобъ и у тебя иначе было, хотя въ твоей имперіи много вещей, недоступныхъ здравому смыслу. Если ошибаюсь, то сообщи объ этомъ моимъ посланникамъ, чтобъ я на старости выучился чему-нибудь новому.
   "Итакъ, если таковъ законъ природы, ты, по моему мнѣнію, не правъ, принявъ въ свое сообщество кутригуровъ, которыхъ сосѣдство было уже тебѣ вредно, и помѣстивъ въ своихъ областяхъ тѣхъ, съ которыми не могъ ладить и внѣ границъ: повѣрь, что они вскорѣ тебѣ покажутъ каковы они. Если кутригуръ твои истинный врагъ, то онъ будетъ безпрестанно стараться о твоей погибели, въ надеждѣ улучшить свое положеніе, несмотря на всѣ свои пораженія. Онъ никогда не будетъ противиться опустошенію твоихъ земель, боясь, чтобъ, побѣдивъ твоихъ враговъ, ты не сталъ лучше обходиться съ этими врагами, нежели съ нимъ.
   "Дѣйствительно, что произошло? Мы, утигуры, живемъ въ безплодныхъ степяхъ, а кутригуры получили отъ васъ, римляне, плодородныя земли, дающія пищу въ изобиліи. Они могутъ выбирать яства, которыя имъ нравятся и напиваться въ вашихъ погребахъ. Вы ихъ даже впускаете въ свои бани. Эти бѣглецы, которыхъ мы выгнали въ угожденіе вамъ, гуляютъ у васъ въ золотыхъ одеждахъ, въ топкихъ и великолѣпныхъ тканяхъ за то, что въ своихъ кочевьяхъ держатъ въ цѣпяхъ множество римскихъ плѣнниковъ, обременяя ихъ самыми тяжкими работами и заставляя умирать подъ палками за малѣйшую вину. Напротивъ, мы съ опасностью жизни вырвали римскихъ плѣнныхъ у этихъ дикихъ звѣрей и, благодаря намъ, они возвращены были на родину и въ свои семейства. Вотъ что дѣлали утигуры и кутригуры. За это, какъ ты самъ знаешь, императоръ, каждый народъ получилъ заслуженную награду. Утигуры обитаютъ въ степяхъ, гдѣ земля не въ-состояніи прокормить ихъ, а кутригуры раздѣляютъ собственность тѣхъ, которыхъ они томили въ неволѣ и которые намъ обязаны своею свободою".
   Таковъ былъ упрекъ Сандилька Юстіапину, отвѣчавшему на это одними ласками и подарками королю и посланникамъ. Золото примирило все, и неудовольствіе Сандилька успокоилось. Вскорѣ онъ самъ долженъ былъ защищаться противъ отчаянныхъ нападеній кутригуровъ, и кровь полилась рѣкою въ степяхъ Дуная и за Кавказомъ.
   Что касается до гепидовъ, то, не имѣя ужь союзниковъ, они очень рады были бы избѣжать войны съ ломбардами; но тѣ твердо рѣшились на нее и въ назначенный день необходимо было явиться на поле битвы. Ломбарды тоже съ своей стороны разсчитывали на помощь Юстіанппа; но какъ тѣ во-время не явились, то надобно было надѣяться только на собственныя свои силы. Эти силы восторжествовали. Послѣ кровопролитной борьбы, гепиды были обращены въ бѣгство и побѣдители объявили, что Юстіанипъ не сдержалъ своего слова.
   Впрочемъ, союзъ ихъ былъ и безъ того чрезвычайно-тягостенъ для Рима. Ломбарды были самый дикій и своенравный народъ. Отрядъ ихъ служилъ въ арміи Нарзеса, по дѣлалъ столько гнусныхъ и варварскихъ поступковъ, что тотъ лучше рѣшился распустить ихъ.
   За всѣми этими волненіями послѣдовала глубокая тишина. Гунны не являлись болѣе; ломбарды и гепиды продолжали ссориться, по имперія ужь не мѣшалась въ ихъ распри, поддерживая ихъ только по-временамъ. Пока сѣверныя провинціи имперіи отдыхали, Нарзесъ, счастье котораго равнялось съ геніальностью, оканчивалъ завоеваніе Италіи. Происки австразійскихъ франковъ и варварскіе ихъ коалиціи исчезли передъ побѣдами римскаго полководца.
   На востокѣ персидскій царь соглашался на новый миръ, и Юстиніанъ по справедливости могъ тогда назваться примирителемъ и возстановителемъ римскаго міра (restitutor orbis). Въ это время онъ дожилъ до 558 года, тридцать-втораго его царствованія и семидесятиседьмаго отъ рожденія. На этой высотѣ славы онъ началъ упадать. Бездѣйственность и нерѣшимость заступили мѣсто прежней дѣятельности и самоувѣренности, составлявшихъ главную пружину прежняго его величія. Онъ сталъ ужь опасаться войны, потому-что она требовала усилій. Онъ боялся войны и потому, что, при избирательномъ образѣ правленія, всякій славный полководецъ можетъ быть живою угрозою. Вотъ истинная причина исторической неблагодарности къ Велизарію.
   Исторія говоритъ также, что славныя его завоеванія истощили финансовыя средства имперіи. Огромныя сокровища, накопленныя Юстиномъ, всѣ были вскорѣ истрачены, и Юстиніанъ принужденъ былъ увеличить налоги, чтобъ покрыть военныя издержки. Полагая, что онъ ужь довольно сдѣлалъ для своего царствованія, онъ распустилъ часть арміи, какъ безполезную. Жалованье воиновъ было уменьшено; они стали расходиться и ихъ не замѣщали. Вспомогательные отряды варваровъ, которыхъ содержаніе тоже было убавлено, разошлись по домамъ. Если прибавить къ этому разстройству дурную администрацію того времени и лихоимство всѣхъ римскихъ военачальниковъ, то можно легко вообразить себѣ жалкое состояніе, до котораго вскорѣ упала армія.
   Одинъ современный историкъ говоритъ о военной администраціи: военная касса сдѣлалась домашнею шкатулкою для каждаго полководца; тотъ же историкъ пишетъ, что, вслѣдствіе всѣхъ этихъ безпорядковъ, число арміи, бывшее прежде въ шестьсотъ-сорокъ-пять тысячъ человѣкъ, упало до ста пятидесяти, которые разосланы были въ Италію, Африку, Испанію, Арменію, на границы Евфрата, Кавказа и Дуная. Что же касается до гунновъ и антовъ, Юстиніанъ едва занимался имъ. Онъ полагалъ, что за горсть золота эти варвары всегда будутъ истреблять другъ друга.
   Еслибъ уменьшеніе арміи обращено было на улучшеніе прочихъ частей управленія, зло вполовину было бы легче; но Юстиніанъ пристрастился къ постройкамъ и посвятилъ имъ всѣ свои занятія. Говорятъ, что онъ одинъ построилъ столько городовъ и зданій, сколько всѣ его предмѣстники, вмѣстѣ взятые.
   Впрочемъ, многія изъ этихъ работъ были великолѣпны, а нѣкоторыя и полезны; по несоразмѣрность ихъ съ государственными средствами разстроила казну. Общественное мнѣніе возстало противъ него, и историкъ Прокопій сдѣлался отголоскомъ всѣхъ злобныхъ вымысловъ и клеветъ.
   Въ 557 и 558 годахъ римскій міръ испуганъ былъ многими естественными бѣдствіями, и суевѣріе заговорило, что преставленіе свѣта близко. Времена года совершенно измѣнились, явилась чума, землетрясенія.
   Чума, опустошивъ Азію и Грецію, разразилась надъ Константинополемъ съ такою силою, что трупы валялись по улицамъ за неимѣніемъ рукъ, чтобъ убирать ихъ и хоронить. Землетрясенія наводили ужасъ не только ежедневными ударами, но подземнымъ гуломъ, смертоносными испареніями и порчею воды. Трескъ разваливавшихся зданій смѣшивался съ громомъ подземныхъ ударовъ. Куполъ собора Св. Софіи -- это чудо своего вѣка -- раскололся на-двое и, разсказываютъ что двѣ колонны выброшены были силою подземнаго удара на воздухъ и на далекомъ разстояніи раздавили частныя жилища. Одинъ кварталъ на берегу моря весь провалился въ воду; наконецъ, что имѣло самыя вредныя послѣдствія -- длинная стѣна, воздвигнутая Анастасіемъ поперегъ константинопольскаго перешейка, обрушилась во многихъ мѣстахъ. Чтобъ довершить бѣдствія, не доставало войны, и она вспыхнула зимою съ 558 на 559 годъ.
   Войну начали кутригуры, которые, послѣ шестилѣтней ожесточенной борьбы побѣдивъ утигуровъ, требовали отчета у римскаго правительства въ дружбѣ съ ихъ врагами. Король ихъ Заберганъ болѣе всего хотѣлъ доказать римлянамъ, что они неправы, предпочтя ему Сандилька, и провозглашалъ, что это единственная причина начатой имъ войны.
   Этотъ умный, сильный варваръ, изъ рода Денгизиха, сына Аттилы, во многомъ сходствовалъ съ нимъ. Онъ зналъ, что найдетъ римлянъ въ разстроенномъ состояніи, а правый берегъ Дуная почти безъ защиты. Сдѣлавъ воззваніе булгарамъ и антамъ, которые спѣшили явиться подъ знамена его, Заберганъ двинулся съ сильною арміею впередъ. Дунай, замерзшій съ самаго начала зимы, помогалъ предпріятію гунновъ, а потому они легко прошли Малую Скнеію и Мизію, не занимаясь даже грабежомъ, и, быстро перешагнувъ тѣснины Гемуса, явились въ окрестностяхъ Адріанополя.
   Тутъ только началась кампанія. На югъ отъ этой столицы Ѳракіи сходились три большія дороги къ важнѣйшимъ пунктамъ Греціи и Азіи; направо дорога къ собственной Греціи, огибающая Эгейское Море, примыкала къ тѣснинамъ Олимпа и Ѳермопиламъ; налѣво константинопольское шоссе, а между обѣими, къ юго-востоку, дорога въ Ѳракійскій Херсонесъ, ведущая черезъ Геллеспонтъ въ Азію.
   Заберганъ раздѣлилъ свою армію на три корпуса, которые и послалъ по этимъ тремъ дорогамъ для опустошенія Греціи и богатыхъ городовъ, Херсонеса, а наконецъ и въ самый Константинополь, еслибъ можно было имъ овладѣть посредствомъ нечаяннаго нападенія. Послѣднюю экспедицію принялъ онъ на себя, взявъ съ собою только семь тысячъ отборнѣйшихъ всадниковъ.
   Предпріятіе его было, конечно, безумнымъ, еслибъ съ семью тысячами человѣкъ онъ вздумалъ вести правильную атаку противъ такого обширнаго и укрѣпленнаго города, какъ Константинополь; но онъ хотѣлъ только ограбить окрестности, попытаться произвести нечаянное нападеніе и, во всякомъ случаѣ, сдѣлать диверсію для херсонесской и ахайской экспедиціи.
   Вѣроятно, Заберганъ имѣлъ свѣдѣніе о дурномъ состояніи Анастасіевой стѣны и объ оставленіи постовъ, служившихъ ея защитою, потому-что прямо вошелъ въ проломы, сдѣланные послѣдними землетрясеніями, и смѣло вступилъ въ окрестности Константинополя.
   Тутъ Юстиніанъ могъ вспомнить рѣчь короля утигуровъ и предсказанія его о волкахъ кутригурахъ. Пятьдесятъ верстъ отъ стѣны до столицы тотчасъ же были пройдены всадниками Забергана, который сталъ лагеремъ на рѣкѣ Атирасѣ въ мѣстечкѣ Мелавтзадѣ въ двадцати верстахъ отъ самой столицы.
   Это нечаянное появленіе гунновъ привело въ ужасъ Константинополь. Жители бѣжали изъ домовъ, столпились на площадяхъ, и при малѣйшемъ шумѣ воображали, что гунны въ городѣ. Всѣ растерялись; никто не распоряжался, не командовалъ, никто не принималъ мѣръ въ защитѣ.
   Первою мыслью Юстиніана было спасеніе церковныхъ украшеній и богатствъ отъ алчности варваровъ Онъ тотчасъ же перевелъ всѣ сокровища храмовъ по ту сторону Босфора. Но въ этомъ состояло единственное движеніе столицы.
   Наконецъ толпа храбрыхъ горожанъ сама явилась, чтобъ вмѣстѣ съ. дворцовою стражею произвесть рекогносцировку. Они выступили. Но вскорѣ потомъ возвратились въ величайшемъ безпорядкѣ, будучи разсѣяны сильною кавалерійскою атакою.
   Дворцовая стража была ужь тогда не тѣмъ отборнымъ войскомъ, которымъ римляне гордились. Уже со временъ Зенона стала она упадать отъ вступленія неаврійцевъ, никогда прежде несражавшихся. Анастасій еще болѣе разстроилъ ее, дозволивъ продажу мѣстъ въ этой гвардіи, осыпавъ ее привилегіями и назначивъ огромное жалованье. Богатые купцы, мѣщане покупали себѣ мѣста въ этой стражѣ, и вскорѣ настоящихъ солдатъ въ ней ужь почти не было. Такимъ-образомъ охраненіе императора и безопасность столицы ввѣрены были милиціи, покрытой золотомъ, но неумѣвшей владѣть оружіемъ, украшавшей тогдашніе тріумфы, по недоставлявшей ихъ.
   Ободренные этимъ первымъ успѣхомъ, варвары выступили изъ своего лагеря и стали разъѣзжать у Золотыхъ Воротъ, къ стыду столицы, которая теперь только со стороны моря могла получить помощь. Грустно было римлянамъ смотрѣть на безобразныхъ всадниковъ, опустошавшихъ ихъ загородные дворцы, похищавшихъ оттуда женщинъ и богатства. Съ высоты стѣнъ могли богатые патриціи видѣть по огню и дыму участь своихъ любимыхъ жилищъ.
   Въ эту минуту пришелъ въ Константинополь корпусъ старыхъ солдатъ, сражавшихся подъ начальствомъ Велизарія въ Африкѣ; ихъ было только триста человѣкъ, но они требовали боя съ варварами. Прибытіе ихъ напомнило полководца, которымъ прежде римляне гордились.
   Велизарій былъ тогда въ немилости, и историки свидѣтельствуютъ, что онъ переносилъ ее довольно-малодушно, подвергаясь ежедневно насмѣшкамъ царедворцевъ, въ толпѣ которыхъ караулилъ взглядъ милости. Романы сдѣлали его слѣпымъ и нищимъ. По-несчастью онъ былъ слишкомъ-богатъ, чтобъ слава его была совершенно-чиста.
   Исторія сохранила преданія о двойственной жизни этого знаменитаго человѣка, какъ гражданина и воина. Въ первомъ отношеніи исторія изображаетъ его малодушнымъ, жаднымъ къ почестямъ и деньга упившій опять въ командованіе арміею, подоспѣлъ уже слишкомъ-поздно и занялъ только островъ на Дунаѣ противъ разрушеннаго города. Обѣ арміи раздѣлены были только рукавомъ рѣки. Но главнокомандующіе, вспомнивъ прежнія свои связи, рѣшились съѣхаться на свиданіе.
   Оно не имѣло однакожь никакихъ послѣдствіи; все ограничилось взаимными упреками и жалобами. Оставалось рѣшить споръ оружіемъ. Прискъ началъ все готовить на Дунаѣ, какъ вдругъ получилъ извѣстіе, что каганъ въ Далмаціи и предаетъ тамъ все огню и мечу.
   Быстро двинулся Прискъ въ Верхнюю Паннонію, настигъ армію аваровъ, разбилъ ее и отнялъ всю награбленную добычу. Баянъ съ яростью собралъ всѣ свои войска и устремился на Ѳракію, оставляя за собою потоки крови. Онъ уже дѣйствовалъ какъ лютый звѣрь, истребляя даже камни, свирѣпствуя даже противъ мертвыхъ.
   Вступивъ въ Друзпперъ, который на этотъ разъ не могъ уже защищаться, онъ превратилъ его въ развалины. Совершивъ это, предался онъ пиршествамъ и пьянству.
   Вскорѣ обнаружилась между аварами чума. Въ одну ночь умерло у Баяна десять сыновей, пораженныхъ язвою. Онъ едва не сошелъ съ ума отъ печали: онъ плакалъ и рыдалъ какъ ребенокъ. Римляне почли эту минуту благопріятною для начатія мирныхъ переговоровъ и отправили къ нему пословъ. Но Баянъ двѣнадцать дней никого не хотѣлъ ни видѣть, ни слышать; наконецъ онъ заключилъ миръ съ поспѣшностью, которая ясно доказывала упадокъ его духа.
   Въ слѣдующемъ (600) году война опять началась. Баянъ видѣлъ, что Прискъ, овладѣвъ лѣвымъ берегомъ Дуная, все болѣе-и-болѣе тѣснитъ его границы и можетъ неожиданно появиться въ нъдрахъ самой Гунніи. Дѣло шло уже о жизни и существованіи его народа. Онъ чувствовалъ, что ему надобно употребить всѣ свои усилія. Прискь стоялъ въ Виминаціумѣ и на дунайскомъ островѣ насупротивъ города. Онъ намѣренъ былъ въ ночь переправиться черезъ рѣку.
   Баянъ послалъ часть своей арміи съ четырьмя сыновьями для защиты переправы, тогда-какъ съ остальнымъ войскомъ хотѣлъ напасть на римлянъ въ тылъ. По сыновья его были разбиты и самъ онъ принужденъ возвратиться къ сѣверу Дуная, чтобъ защитить собственныя владѣнія.
   Произошло сряду пять ужасныхъ битвъ. Баянъ сражался съ отчаяніемъ, но Прискъ вездѣ побѣждалъ его искусною тактикою, формируя изъ своей пѣхоты непреодолимыя карре. Всѣ четыре сына Баяна погибли въ болотѣ, куда были загнаны. Самъ Баянъ едва успѣлъ спастись вплавь черезъ Тейссу.
   Наконецъ римляне перешли и черезъ эту знаменитую рѣку, куда орлы ихъ уже двѣсти лѣтъ не проникали. Тамъ нѣкогда возвышалась столица Аттилы, а теперь стоялъ лагерь Баяна. Здѣсь римляне напали на одинъ отрядъ гепидовъ. Къ нимъ подоспѣлъ на помощь Баянъ съ послѣдними остатками своего войска и въ послѣдній разъ былъ разбитъ.
   Римляне не пошли далѣе, а возвратились къ сѣверному берегу Дуная.
   Баянъ не былъ убитъ на этой послѣдней битвѣ, но съ-этихъ-поръ имя его исчезаетъ изъ исторіи. Онъ былъ еще молодъ, когда, въ 56э году, вступилъ въ управленіе своимъ народомъ и тридцать шесть лѣтъ управлялъ имъ. Счастіе покинуло его на старости. Основавъ вторую имперію гунновъ, которая едва не сравнялась съ первою, онъ оставилъ ее въ униженіи и опасномъ состояніи. Это печальное измѣненіе Фортуны могло напомнить ему колесо Сезостриса. Потеря четырнадцати сыновей была для него жестокимъ ударомъ. Онъ уже чувствовалъ надъ собою десницу Божію, наказывающую его за жестокіе и вѣроломные поступки.
   Маврикій скончался въ томъ же году.

"Отечественныя Записки", No 4, 1855

   
   
   
мъ, игрушкою низкой женщины, имѣвшей всѣ пороки Ѳеодоры, не имѣя ея блистательныхъ качествъ. Какъ воинъ, Велизарій былъ великодушенъ, вѣренъ, недоступенъ страху, непоколебимъ въ своемъ долгѣ и совершенный герой, какимъ славился древній Римъ. Подобно баснословному Антею, Велизарію нужно было коснуться до земли, до поля битвы, чтобъ явиться въ истинномъ своемъ блескѣ.
   Когда Юстиніанъ призвалъ его во дворецъ и ввѣрилъ ему защиту и спасеніе имперіи, старый Велизарій, казалось, возродился: онъ вмигъ помолодѣлъ подъ шлемомъ и кольчугою, которыхъ давно ужь не надѣвалъ. Одного его присутствія было довольно, чтобъ создать армію. Граждане и поселяне явились къ нему, прося о помѣщеніи ихъ въ войско, которое, впрочемъ, состояло все еще только изъ трехсотъ настоящихъ воиновъ.
   У Велизарія не было конницы. Онъ забралъ всѣхъ лошадей въ Константинополѣ: изъ дворца, изъ цирка, у частныхъ людей, и тотчасъ же Сформировалъ кавалерію. Вскорѣ онъ выступилъ изъ города и сталъ у мѣстечка Шетту, противъ лагеря варваровъ, отъ котораго отдѣлялъ его лѣсъ. Съ первой минуты выступленія ввелъ онъ строжайшую дисциплину между своимъ полчищемъ охотниковъ, а самый лагерь свой обвелъ широкимъ рвомъ и палисадами, такъ-что онъ сдѣлался неприступною крѣпостью. Днемъ патрули его объѣзжали равнину, а ночью огни зажигались на большихъ разстояніяхъ, чтобъ заставить непріятеля думать, что римская армія многочисленна.
   Дѣйствительно, съ этой минуты гунны держались ужь въ оборонительномъ положеніи. Этого только и нужно было Велизарію. Онъ ежедневно занимался обученіемъ своей арміи, которая быстро усиливалась новыми толпами поселянъ, превращавшихся вскорѣ въ порядочныхъ воиновъ. Самъ Велизарій всегда присутствовалъ при этомъ. Онъ первый выходилъ изъ палатки и послѣдній входилъ въ нее. Онъ приказалъ однакожъ избѣгать всякой стычки съ непріятелемъ, желая внушить ему безумную самоувѣренность, чтобъ потомъ вдругъ подавить его.
   Этою медленностью были недовольны и старые солдаты и новобранцы. "Товарищи, говорилъ имъ Велизарій, успокоивая ихъ и указывая на свои сѣдые волосы: -- развѣ для того императоръ далъ вамъ такого стараго полководца, чтобъ пускаться на необдуманныя предпріятія? Нѣтъ! для того, чтобъ удерживать васъ и повиноваться голосу опытности. Я обидѣлъ бы побѣдителей вандаловъ и готовъ, еслибъ сталъ имъ говорить о мужествѣ передъ гуннами кутригурами. Но вспомните, что если на нашей сторонѣ храбрость, то на ихъ -- многочисленность. Они воюютъ какъ разбойники; будемъ сражаться какъ воины. Пусть они нападутъ здѣсь на насъ, и тогда увидятъ, какая разница между правильною арміею и шайками разбойниковъ. Повѣрьте, что побѣда, нечаянно вырванная цѣною крови, не всегда славна и полезна. Истинная побѣда должна быть приготовлена обдуманнымъ планомъ и одержана хладнокровнымъ мужествомъ".
   Этими словами Велизарій успокоивалъ своихъ воиновъ. Онъ понималъ, что ему нельзя дѣйствовать на-удачу и что отъ его побѣды зависитъ спасеніе столицы, а, можетъ-быть, и всей имперіи. Онъ до такой степени довелъ дисциплину, что когда толпа всадниковъ кутригуровъ осмѣлилась подъѣхать къ самому рву лагеря, Велизарій приказалъ не дѣлать по нимъ ни одного выстрѣла и не преслѣдовать ихъ. Приказъ былъ исполненъ безъ ропота.
   Современные историки съ восторженными похвалами говорятъ о трехъ стахъ ветеранахъ и сравниваютъ ихъ съ тремя стами спартанцевъ Леонида. И тѣ и другіе доказали одинаковое мужество и преданность отечеству; но спартанцы, говорятъ они, купили свое безсмертіе пораженіемъ, а воины Велизарія -- побѣдою.
   Хотя имя Велизарія внушало гуннамъ тайный страхъ, по они рѣшились начать наступательныя дѣйствія. Выбравъ изъ семи тысячъ двѣ тысячи отборныхъ всадниковъ, Заберганъ двинулся съ ними впередъ и хотѣлъ произвесть нечаянное нападеніе, пройдя черезъ лѣсъ. Но, при первомъ его движеніи, Велизарій зналъ ужь все и принялъ всѣ мѣры.
   По дорогѣ изъ Шетгу въ Мелаптіаду лѣсъ раздѣлялся большимъ шоссейнымъ путемъ, по сторонамъ котораго было множество тропинокъ узкихъ и непроходимыхъ для лошадей. Велизарій послалъ свою конницу, вооруженную копьями, занять эти тропинки, приказавъ скрываться въ нихъ, покуда непріятель не войдетъ въ эту лѣсную тѣснину; сверхъ-того, разослалъ онъ по лѣсу множество поселянъ, вооруженныхъ дубинами, приказавъ имъ производить какъ можно больше стуку и шуму, чтобъ пугать лошадей и заставить думать, что тутъ скрывается вся армія. Самъ Велизарій сталъ поперегъ дороги съ своими ветеранами и пѣхотою. Всѣ эти мѣры были исполнены съ величайшею точностью.
   Явились варвары и, не видя передъ собою враговъ, смѣло вступили въ тѣснину. Но едва они вошли въ нее, какъ римская кавалерія бросилась съ обоихъ Фланговъ, испуская громкіе крики, на которые отвѣчали поселяне въ лѣсу, производя предписанный стукъ и шумъ. Вѣтеръ дулъ въ лицо гуннамъ, ослѣпляемымъ пылью. Этою минутою воспользовался Велизаріи и двинулся впередъ. Гунны тотчасъ же увидѣли, что передъ ними желѣзная стѣна храбраго войска.
   Началось ужасное смятеніе между конницею гунновъ. Въ первыхъ рядахъ сраженіе было сильное, и Велизарій былъ окруженъ непріятелемъ; но вскорѣ освободился, сражаясь съ энергіею молодаго человѣка и поразивъ своею рукою нѣсколько гунновъ. Вскорѣ римлянамъ оставалось только убивать. Поселяне умерщвляли варваровъ дубинами. Четыреста гунновъ легли въ лѣсу; прочіе разбѣжались по всѣмъ направленіямъ.
   Историки замѣчаютъ, что гунны, которыхъ отступленія всегда были опасны, потому-что они въ бѣгствѣ мѣтко поражали своими стрѣлами, на этотъ разъ бѣжали въ совершенномъ разстройствѣ. Еслибъ у Велизарія была опытная кавалерія, ни одинъ непріятель не ушелъ бы и самъ Заберганъ былъ бы взятъ. Римляне, овладѣвъ лѣсомъ собрали своихъ раненныхъ (убитыхъ не было ни одного) и возвратились для отдыха въ свой станъ.
   Въ это время лагерь гунновъ представлялъ любопытное зрѣлище. Видя бѣгство короля своего, гунны поражены были ужасомъ. Они вообразили, что совершенно погибли и начали испускать ужасные крики, нанося себѣ раны кинжалами въ лицо (это былъ всегдашній ихъ способъ выраженія печали при общихъ несчастіяхъ). Заберганъ тотчасъ велѣлъ снять палатки, заложить телеги и ушелъ изъ Мелантіады вдоль большой стѣны.
   Велизарій хотѣлъ ужь съ отдохнувшею арміею преслѣдовать гунновъ, какъ вдругъ посланіемъ Юстиніана отозванъ былъ въ Константинополь.
   Какая причина побудила отозвать побѣдоноснаго полководца -- исторія только догадывается. Велизарій пріобрѣлъ слишкомъ-большую популярность. Народъ вездѣ встрѣчалъ его криками: "спаситель имперіи". Зависть царедворцевъ, замолчавшая въ минуту опасности, снова пробудилась и представила Велизарія думающимъ о достиженіи верховной власти. Какъ бы то ни было, Юстиніанъ отозвалъ Велизарія и, самъ принявъ начальство надъ войскомъ, выступилъ вслѣдъ за гуннами.
   Дойдя до великой стѣны, онъ велѣлъ при себѣ исправить ее; но Заберганъ, узнавъ, что арміею предводительствуетъ уже не Велизарій, возвратился и спокойно началъ грабить нѣкоторые города, производя ужаснѣйшія злодѣйства и поджидая двухъ другихъ корпусовъ своей арміи, которымъ далъ приказаніе присоединиться къ нему.
   И они были такъ же несчастливы, какъ онъ. Корпусъ, вторгшійся въ Грецію, остановленъ былъ при Ѳермопилахъ и потерпѣлъ пораженіе отъ поселянъ, присоединившихся къ горсти солдатъ.
   Съ херсонесскимъ корпусомъ случилось слѣдующее:і узкій перешеекъ, отдѣляющій Ѳракійскій Полуостровъ отъ материка, былъ прежде прегражденъ низкою стѣною, черезъ которую легко было перебраться посредствомъ лѣстницъ. Юстиніанъ сдѣлалъ вмѣсто этого огромную стѣну со рвомъ и валами, о двухъ галереяхъ съ бойницами. Двѣ укрѣпленныя насыпи защищали оконечности стѣны. Укрѣпленіе это было занято небольшимъ войскомъ, подъ начальствомъ Германа, воспитанника Юстиніана.
   Всѣ усилія варваровъ, чтобъ силою преодолѣть эту преграду, были безполезны; нѣсколько разъ дѣлали они приступъ къ стѣнамъ и всякій разъ были съ урономъ отражаемы. Дѣлали и нечаянныя нападенія, но безуспѣшно; гунны приходили въ отчаяніе. Позади стѣны было столько богатыхъ городовъ: Афродизіасъ, Сестосъ, и для подобной добычи они рѣшились еще попытать счастія.
   Имъ пришло въ голову обойдти молъ и атаковать стѣну съ Фланга и съ Фронта. Изъ всей окрестности собрали они лѣса и тростнику, чтобъ построить флотилію, состоявшую изъ плотовъ, каждый для четырехъ человѣкъ. Эти плоты были устроены такъ, чтобъ обѣ оконечности ихъ, съуживаясь и загибаясь, представляли видъ лодки и были способны для плаванія на веслахъ. До ста-пятидесяти такихъ плотовъ было вскорѣ устроено; гунны перенесли ихъ въ Меданскій Заливъ, омывающій занадый берегъ Херсонеса; потомъ въ темную ночь спустили на воду и отправили на нихъ шестьсотъ человѣкъ: они надѣялись обогнуть молъ безъ шума и застать въ-расплохъ защитниковъ. Но Германъ все угадалъ. Покуда они строили плоты, онъ послалъ за своими большими и прочными кораблями и скрылъ ихъ въ губѣ между берегомъ и моломъ.
   Флотилія гунновъ отъѣхала сперва въ море на веслахъ и, обойдя молъ, начала приближаться къ берегу. Тогда римскія галеры устремились на нее. Первое столкновеніе было такъ сильно, что часть варваровъ была опрокинута въ море; потомъ при каждой встрѣчѣ плоты гунновъ погружались на дно, а ихъ самихъ убивали, или крючьями втаскивали на палубу. Наконецъ всѣ гунны были истреблены.
   Желая довершить побѣду, Германъ сдѣлалъ вылазку и проникъ въ станъ гунновъ; но тутъ, увлеченный жаромъ преслѣдованія, былъ смертельно раненъ стрѣлою въ ногу. Римская армія потеряла въ немъ одного изъ любимѣйшихъ предводителей, а Юстиніанъ -- единственную свою надежду. Кутригуры были утѣшены въ пораженіи.
   Заберганъ принужденъ былъ возвратиться и пошелъ къ Дунаю, ведя съ собою больше плѣнныхъ, нежели воиновъ; это были жители Ѳракіи, Македоніи, Ѳессаліи и окрестностей Константинополя. Онъ объявилъ вездѣ, что плѣнные, которыхъ вскорѣ не выкупятъ, будутъ умерщвлены. Юстиніанъ выкупилъ ихъ на свои деньги.
   При этихъ переговорахъ Заберганъ былъ ласковъ и сговорчивъ, узнавъ, что римская флотилія идетъ къ Дунаю, чтобъ преградить ему отступленіе.
   Впрочемъ, возвратясь на Донъ, онъ и тамъ нашелъ войну во всемъ разгарѣ. Сандилькъ произвелъ удачное нападеніе на его области, и между двумя племенами гунновъ разгорѣлась самая ожесточенная война; оба навѣрное истребили бы другъ друга, еслибъ въ эту минуту не явилось еще одно племя гунновъ, которое спасло ихъ, покоривъ своей власти. Это были авары, исторію которыхъ остается намъ разсказать.

"Отечественныя Записки", No 2, 1855

   
   
   
Ко всем произведениям автора К списку авторов