Книговод

История Генри Эсмонда

Теккерей Уильям Мейкпис


   

ИСТОРІЯ ГЕНРИ ЭСМОНДА.

Романъ Тэккерея.

Статья первая.

   "Генри Эсмондъ" -- историческій романъ изъ временъ королевы Анны. Необыкновенная вѣрность, съ которою Тэккерей воспроизвелъ правы, обычаи, даже языкъ и разговоръ тои эпохи, заставляютъ удивляться его таланту и въ этомъ родѣ, столь, повидимому, чуждомъ главному направленію англійскаго юмориста. Читая "Генри Эсмонда", долго не вѣришь, что это романъ, писанный въ наше время: кажется, будто Тэккерей, въ-самомъ-дѣлѣ, только издалъ записки, дѣйствительно-написанныя въ началѣ XVIІІ-го вѣка, не измѣнивъ ни одного слова въ нихъ. но именно по этой чрезвычайной вѣрности характеру записокъ, какія могъ бы вести англичанинъ временъ королевы Анны, многія страницы романа покажутся растянутыми для тѣхъ, которые обращаютъ вниманіе не столько на историческую вѣрность, сколько на романическій интересъ. Потому намъ кажется, что мы имѣли право передать автобіографію Генри Эсмонда на страницахъ нашего журнала не вполнѣ, а въ сокращеніи, которое, опуская главы романа интересныя только для англичанъ, коротко уже знакомыхъ съ нравами царствованія королевы Анны, сохраняетъ сцены, ясными и интересными для русскаго читателя чертами характеризующія изображаемую романистомъ эпоху и сосредоточивающія въ себѣ бельлетристическій интересъ.
   Генри Эсмондъ у Таккерея говоритъ о себѣ обыкновенно въ третьемъ лицѣ, и только иногда, какъ-бы забывшись, вмѣсто "Генри Эсмондъ" пишетъ "я" Точно также осталось и въ нашемъ сокращеній.
   

Предисловіе.

   "Ученые говорятъ, что актёры въ древнихъ трагедіяхъ читали свои ямбы на-распѣвъ, изъ-подъ маски, и выступали на высокихъ котурнахъ, убранные высокими шлемами. Тогда думскій, что достоинство трагической музы требуетъ этихъ принадлежностей, что она не можетъ двигаться иначе, какъ по такту и въ кадансъ. Такъ Медея убивала своихъ дѣтей подъ медленную музыку, и Агамемнонъ погибалъ бѣдою смертною (по выраженію мистера Драйдена) при почтительномъ лицезрѣніи хора, мѣрно и чинно оплакивающаго судьбу такой великой особы. Муза исторіи закутывается и запутывается такими же церемоніями, какъ ея сценическая сестра. И она носитъ маску и котурнъ, и она говоритъ размѣреннымъ голосомъ. Не-уже-ли жь исторія никогда не сброситъ своего парика. Мой голосъ тотъ, что ей слѣдуетъ держать себя непринужденно, смотрѣть на все, что стоитъ замѣчанья, а не вѣчно раскланиваться и расшаркиваться; однимъ-словомъ: по-моему, семейная исторія была бы лучше героической; и я думаю, что мистеръ Гогартъ и мистеръ Фильдингъ скорѣе дадутъ нашимъ дѣтямъ настоящее понятіе о нынѣшней англійской жизни, нежели наши газетчики со всѣми имъ подобными."
   Потому-то, говоритъ Эсмондъ, я и нишу хронику нѣкоторыхъ членовъ нашей фамиліи. Я не боюсь, что благоразумные и видѣвшіе жизнь люди безпощадно осудятъ тѣхъ изъ моихъ родственниковъ, въ которыхъ замѣтятъ какія-нибудь слабости и недостатки: таково было ихъ воспитаніе, таковы обстоятельства ихъ жизни, что трудно имъ было избѣжать этихъ недостатковъ. "Что жь! и потокъ выбѣгаетъ изъ горы вольнымъ, и чистымъ, катится по прелестнымъ лугамъ, а кончается гнилымъ деревенскимъ прудомъ. Часто не лучше оканчивается и жизнь, начавшаяся благородно.
   

Книга первая.

   Когда Френсисъ Эсмондъ, наслѣдовавъ по смерти своего родственника, виконта Кестельвуда, его титулъ и помѣстья, пріѣхалъ вступить во владѣніе Кестельвудскимъ Замкомъ, въ этомъ огромномъ старинномъ зданіи единственнымъ жильцомъ былъ двѣнадцатилѣтній мальчикъ; котораго никто и не замѣчалъ, пока не увидѣла его молодая виконтесса, въ-сопровожденіи экономки обозрѣвая комнаты замка. Вошедъ въ библіотеку, виконтесса нашла этого мальчика одиноко-сидящимъ надъ большою книгою. Понявъ, при первомъ взглядѣ на вошедшую даму, что это новая владѣтельница замка, мальчикъ всталъ и почтительно ей поклонился. Подавая ему руку (эта рука всегда готова была помочь покинутому или несчастному), миледи сказала; "Это нашъ родственникъ? Какъ же тебя зовутъ, дружокъ мой?"
   -- Меня зовутъ Генри Эсмондъ, сказалъ мальчикъ, въ восторгѣ и изумленіи отъ красоты и кроткой привѣтливости молодой дамы. Въ-самомъ-дѣлѣ, озаренная лучами солнца, падавшими на ея золотистые волосы, она была ослѣпительно-прекрасна. Она ласково улыбалась, она милостиво смотрѣла на мальчика и его сердце трепетало отъ восхищенія.
   -- Да, его зовутъ Генри Эсмондъ, сказала экономка, выразительно указывая глазами на портретъ покойнаго виконта, украшавшій библіотеку. Виконтесса взглянула на портретъ, и видя, какъ походитъ мальчикъ на покойнаго виконта, покраснѣла, опустила изъ своей руки руку Генри и пошла далѣе осматривать комнату; но, обернувшись, она увидѣла, что Генри Эсмондъ стоитъ неподвижно и упавшая р\ка его виситъ, какъ бы оцѣпенѣвъ. Ей стало жаль -- такъ я думаю, потому-что она не могла наносить огорченія никому; ей стало жаль Генри, и, отославъ зачѣмъ-то экономку, она подошла къ мальчику, сострадательно взяла опять его руку и сказала ему нѣсколько ласковыхъ словъ такимъ нѣжнымъ голосомъ, что бѣдный, покинутый всѣми мальчикъ прижалъ къ своимъ губамъ ея благодѣтельную руку и упалъ на колѣни передъ кроткою своею покровительницею. Она улыбнулась; въ эту минуту вошелъ высокій, полный мужчина съ четырехлѣтнею дѣвочкою на рукахъ; онъ захохоталъ, увидѣвъ чувствительную сцену. Это былъ виконтъ Кестельвудъ.
   -- Такъ вотъ нашъ маленькій пасторъ! сказалъ онъ.-- Ну, здравствуй же, Эсмондъ.
   -- Зачѣмъ онъ стоить на колѣнкахъ передъ мама? спросила дѣвочка и милордъ опять захохоталъ, такъ-что бѣдный Генри совершенно растерялся.
   -- Le pauvre enfant, il n'а que nous, сказала леди милорду, и мальчикъ, понимавшій эти слова, чего, конечно, она не предполагала, отъ глубины души благодарилъ ее за это заступничество.
   -- Что жь, теперь у него будутъ друзья, ласково отвѣчалъ виконтъ: -- будутъ у него друзья, миленькая Беатриса?
   Дѣвочка (ее звали Беатриса) положила на голову Генри свою маленькую ручку. Восторгъ благодарности, счастья, любви, наполнялъ душу бѣднаго сиротки. Часъ назадъ, онъ чувствовалъ себя совершенно-одинокимъ въ мірѣ. Когда, поутру въ тотъ день, раздался колокольный звонъ, привѣтствуя новаго виконта, его сердце сжалось тоскою и страхомъ; онъ не зналъ; каковъ будетъ къ нему милордъ; онъ не вышелъ вмѣстѣ съ прислугою навстрѣчу виконту, потому-что былъ не слуга и однако не могъ назвать себя родственникомъ, хотя кровь Эсмондовъ текла въ немъ; среди шумной встрѣчи никто не спросилъ; "гдѣ Генри?" Цѣлый день просидѣлъ онъ въ библіотекѣ. И вотъ вечеромъ нашлись ему покровители.
   Когда милордъ и миледи пошли изъ комнаты, маленькая Беатриса сказала, чтобъ и Генри шелъ съ ними. "Ты вѣчно любишь новыхъ друзей, Беатриса", шутливо возразилъ ей отецъ, и всѣ вмѣстѣ вышли на террасу. Солнце закатывалось, одѣвая пурпуромъ густые лѣса, рѣку и село, холмы и долину. Двухлѣтній Френкъ, сынъ виконта, наслѣдникъ Кестельвудскаго Замка, былъ ужь на террасѣ съ своею нянькою и радостно бросился на встрѣчу матери.
   -- Если здѣсь не будешь ты счастлива, Рахель, то трудно угодить на тебя, сказалъ милордъ, обозрѣвая великолѣпный пейзажъ.
   -- Я счастлива вездѣ, когда съ тобою; но счастливѣе всего были мы въ нашемъ прежнемъ маленькомъ домикѣ, отвѣчала она.
   Милордъ началъ разсказывать ей исторію замка; разсказалъ, какъ осаждали его войска Кромвеля. "Тогда мнѣ было два года, прибавилъ онъ; а это было въ 36-мъ году; сколько же лѣтъ мнѣ теперь, узнаешь ли, Генри?"
   -- Тридцать, сказала, улыбаясь, миледи.
   -- Видишь, какой старикъ я въ-сравненіи съ тобою, сказалъ онъ, съ любовью смотря на нее. Она дѣйствительно казалась молоденькою дѣвушкою; да и на-самомъ-дѣлѣ ей было только двадцать лѣтъ.
   -- Ты знаешь, Френсисъ, я все дѣлаю въ угоду тебѣ; обѣщаюсь тебѣ старѣть съ каждымъ днемъ.
   -- Не зови папа "Френсисъ"; теперь надобно звать его "милордъ", важно сказала матери маленькая Беатриса и всѣ засмѣялись; даже малютка-сынъ расхохотался. Какъ врѣзываются въ памяти эти, кажется, ничтожныя сцены! Смерклось; малютку послали спать; Беатрисѣ позволили ужинать вмѣстѣ съ старшими.
   -- И ты будешь ужинать съ нами? сказала она Генри.
   Онъ покраснѣлъ.-- "Я всегда ужиналъ съ экономкою."
   -- Э, пустяки! поужинаешь для нынѣшняго раза съ нами. Когда проситъ дама, нельзя отказываться -- правда ли, миленькая моя Беатриса? весело сказалъ милордъ
   Съ какимъ радостнымъ сердцемъ уснулъ сиротка Эсмондъ! Поутру, когда онъ вышелъ въ садъ, Беатриса подбѣжала къ нему; за нею подошла и виконтесса. Онѣ стали разспрашивать его о замкѣ. Онъ, разговорившись, сказалъ виконтессѣ, намекая на вчерашнія слова ея, что знаетъ пофранцузски и благодаритъ ее за милость къ нему.
   -- Ты знаешь пофранцузски? Такъ мы съ Беатрисою будемъ у тебя учиться, отвѣчала она.
   И съ этого времени Генри Эсмондъ сталъ членомъ семейства.
   Надобно, однакожь, сказать, кто такой быль новый милордъ и въ какихъ отношеніяхъ къ его фамиліи находился Генри Эсмондъ; надобно разсказать прежнюю жизнь Генри Эсмонда.
   Дѣдъ Френсиса имѣлъ троихъ сыновей; старшій, отличавшійся преданностью Стюартамъ, наслѣдовалъ титулъ; второй былъ военнымъ и, вовремя междоусобій, принялъ сторону парламента. Старшій изъ братьевъ, не имѣя сыновей, съ досадою видѣлъ, что титулъ и помѣстье перейдутъ, по смерти его, къ сыну втораго брата, ненавистнаго ему за приверженность къ парламенту, и потому вздумалъ выдать единственную дочь свою, Изабеллу, за сына младшаго своего брата намѣреваясь сдѣлать его своимъ наслѣдникомъ. Изабелла нѣкоторое время блистала при дворѣ; о ея красотѣ говорили даже слишкомъ-много. Тогда, конечно, не пошла бы она за своего двоюроднаго брага Френсиса, неимѣвшаго никакого значенія при дворѣ; но времена ея могущества прошли; красота ея поблекла;, потому Изабелла съ любовью посматривала на молодаго кузена, который предназначался въ женихи ей; но кузенъ, какъ-только замѣтилъ эти намѣренія, скрылся изъ Кестельвудскаго Замка. Милордъ и нѣкогда-прекрасная кузина были жестоко оскорблены. Скоро явился къ нимъ, съ претензіею заступить мѣсто Френсиса, другой племянникъ, Томасъ, сынъ того кромвелевскаго полковника, котораго ненавидѣлъ милордъ. Томасъ долго скитался по Европѣ, сражаясь то за Французовъ, то противъ Французовъ, то за голландцевъ, то противъ голландцевъ. Сначала дядя принялъ его очень-холодно, но Томасъ такъ прилежно и ловко поддѣлывался подъ его характеръ, что милордъ наконецъ принялъ въ свою милость племянника, который вскорѣ получилъ и руку своей кузины, отчаявшейся найдти другаго жениха. Измѣнникъ Френсисъ около того же времени женился на молоденькой, очаровательной дѣвушкѣ, которая своею красотою возбудила общій восторгъ при дворѣ. Изабелла, продолжавшая считать себя красавицею, наряжаться и кокетничать, всѣми силами души возненавидѣла счастливую соперницу.
   Томасъ Эсмондъ, сдѣлавшись лордомъ Кестельвудомъ по смерти своего тестя, послалъ въ деревню, сосѣднюю съ Лондономъ, за мальчикомъ, который до того времени воспитывался у Французскаго эмигранта. Мальчикъ этотъ былъ Генри Эсмондъ; его привезли въ Кестельвудскій Замокъ, представили Изабеллѣ, какъ сироту, крестнаго сына ея супруга, и опредѣлили къ ней пажомъ. Несмотря на то, что крестный сынъ слишкомъ походилъ чертами лица на крестнаго отца, леди обращалась съ пажомъ своимъ довольно-милостиво. Но ни она, ни крестный отецъ не занимались мальчикомъ; воспитаніе его было поручено патеру Гольту, который пріобрѣлъ безграничную любовь его ласковымъ обращеніемъ; патеръ Гольтъ былъ добръ по природѣ, кромѣ-того онъ былъ іезуитъ, слѣдовательно умѣлъ заставить привязаться къ себѣ, если того хотѣлъ. Но скоро милордъ и миледи уѣхали въ Лондонъ; съ ними вмѣстѣ и патеръ Гольтъ, который былъ духовникомъ леди Изабеллы, принявшей въ молодости католичество, и совершенно управлялъ ею, а черезъ нее виконтомъ, покорнѣйшимъ слугою своей властолюбивой жены. Маленькій Генри остался одинъ въ пустынномъ замкѣ; сначала онъ боялся и сильно тосковалъ, но постепенно привыкъ къ своему одиночеству. Патеръ Гольтъ умѣлъ развить природную любознательность мальчика и большую часть своего времени проводилъ онъ въ библіотекѣ.
   Однажды Генри, проснувшись до разсвѣта, съ нетерпѣніемъ ждалъ, когда отворятъ ворота замка. Наканунѣ онъ поставилъ въ пруду удочки и теперь горѣлъ желаніемъ посмотрѣть,; хорошъ ли уловъ. Вдругъ въ сосѣдней комнатѣ послышался кашель; Генри вскочилъ и бросился взглянуть, кто это поднялся такъ рано. Изъ отворенной двери комнаты (это была комната патера Гольта) разливался свѣтъ пламени:
   -- Кто здѣсь? закричалъ Генри.
   -- Silentium! (молчаніе), отвѣчалъ ему знакомый голосъ -- это я! и патеръ Гольтъ взялъ его руку. Войдя съ нимъ въ комнату, Генри увидѣлъ посреди нея жаровню, на которой пылали кипы бумагъ. Нагеръ Гольтъ вынулъ изъ потайнаго ящика, вдѣланнаго за каминомъ, еще нѣсколько кипъ и положилъ ихъ также на жаровню. Съ удивленіемъ смотрѣлъ на все это Генри, не понимая, какъ вдругъ, ночью, явился Гольтъ въ замкѣ, всѣ двери котораго заперты, и зачѣмъ онъ жжетъ бумаги?
   -- Вѣрные друзья все видятъ и ничего не пересказываютъ, сказалъ ему патеръ Гольтъ: -- я знаю, ты будешь вѣренъ мнѣ.
   -- Я готовъ идти за васъ на смерть, сказалъ Генри.
   -- Въ этомъ нѣтъ надобности; надобно только молчать. Не хочешь ли ты взглянуть, что написано въ этихъ бумагахъ?
   Генри взглянулъ, но ничего не понялъ: буквы были написаны чотко, но изъ нихъ не выходило никакого смысла. Когда послѣдняя кипа сгорѣла, патеръ старательно стеръ пепелъ въ порошокъ.
   -- Теперь ты знаешь секретъ ящика; готовься же узнать другіе секреты. Онъ отворилъ гардеробъ, вынулъ оттуда нѣсколько различныхъ костюмовъ и двѣ шпаги. Генри не удивился тому. Католическіе духовные въ Англіи подвергались тогда опасностямъ, если являлись въ костюмѣ своего званія, и потому обыкновенно ходили переодѣтые въ статское платье. Да и теперь патеръ Гольтъ былъ въ костюмѣ джентльмена, съ перомъ на шляпѣ и въ ботфортахъ. Не удивился Генри и тому, что у Гольта были шпаги: патеръ отлично Фехтовалъ, и каждое утро упражнялся въ этомъ искусствѣ.
   Всѣ эти вещи Гольтъ положилъ въ мѣдный ящикъ, гдѣ прежде лежали сожженныя бумаги.
   -- Теперь, если не найдутъ этого ящика, сказалъ онъ:-- тѣмъ лучше; а если найдутъ, скажутъ только, что патеръ Гольтъ любилъ переодѣваться, какъ всѣ іезуиты. Вѣдь іезуиты хитрецы, обманщики -- это извѣстно.
   Потомъ Гольтъ съ насмѣшливою улыбкою бросилъ на жаровню нѣсколько теологическихъ трактатовъ, написанныхъ противъ англиканскаго духовенства; но этимъ книгамъ патеръ далъ обгорѣть только до половины, и, гася огонь, сказалъ шутливо (патеръ Гольтъ бывалъ всегда особенно веселъ, когда грозила ему опасность):
   -- Теперь, Генри, ты по совѣсти можешь показать, если тебя станутъ спрашивать, что я жегъ латинскія книги. Но мнѣ пора удалиться. Прощай.
   -- Я пойду, велю, отпереть двери.
   -- Привратникъ не знаетъ, что я здѣсь; не зналъ бы и ты, плутишка, еслибъ спалъ крѣпче. Забудь, что я былъ здѣсь, и прощай. Ступай въ свою комнату и не выходи, пока.. а впрочемъ, не показать ли тебѣ еще секретъ? Я знаю, ты не измѣнишь мнѣ.
   Окна въ комнатѣ были очень высоко отъ полу; но патеръ, ставъ на буфетъ, пожалъ пружину у одного окна -- и вся рама опустилась внизъ, въ глубокій разрѣзъ, подъ нею для того сдѣланный.-- Снаружи другая пружина, которая поднимаетъ раму, сказалъ Гольтъ: когда я уйду, Генри, отодвинь буфетъ отъ окна, чтобъ не было ничего замѣтно, запри дверь, ключъ положи... куда бы положить ключъ?... въ библіотекѣ подъ какую-нибудь книгу; и если станутъ его спрашивать, отдай, по скажи, что я туда спряталъ его".
   И, давъ Генри поцаловать свою руку, Гольтъ вылѣзъ въ окно поднялъ раму снаружи и исчезъ.
   Черезъ нѣсколько дней пріѣхали въ замокъ драгуны съ кокардами принца Оранскаго; они объискали весь замокъ, особенно комнату патера Гольта, и, нашедши мѣдный ящикъ, сердились тому, что въ немъ лежитъ платье. Потомъ возвратились виконтъ и виконтесса, чрезвычайно-печальные. Іаковъ бѣжалъ изъ Англіи; королемъ былъ уже принцъ Оранскій. Леди Изабелла опасалась жесточайшихъ гоненій на католиковъ, будучи увѣрена, что "голландское чудовище", обѣщая терпимость, обманываетъ.
   -- Мы плѣнники въ своемъ замкѣ, говорила она:-- пусть же заковываютъ насъ въ цѣпи; пусть рубятъ мою голову. Кровь Эсмондовъ всегда проливалась за королей. Мы не похожи на тѣхъ Іудъ, которые лобызаютъ господина и предаютъ его. Мы умѣемъ страдать, умѣемъ даже прощать тѣмъ, за кого страдаемъ (леди говорила это потому, что въ послѣднее время не имѣла прежней силы при дворѣ Іакова II).-- И она сто разъ пересказывала своему пажу, который ужь понималъ нѣсколько, что вокругъ него дѣлается, о послѣднемъ своемъ свиданіи съ королемъ Іаковомъ.
   -- Я бросилась къ ногамъ его; я отдавала жизнь свою, все свое состояніе защитѣ его. Быть-можетъ, онъ вспомнилъ старое время, когда Изабелла Эсмондъ была молода и прекрасна, вспомнилъ, что тогда не она падала на колѣни. Онъ сказалъ мнѣ голосомъ, напоминавшимъ былое время: "Идите къ принцу Оранскому: онъ можетъ награждать за услуги".-- "Нѣтъ, государь, я не преклоню колѣнъ передъ похитителемъ; Эсмонды не будутъ измѣнниками".
   И въ-самомъ-дѣлѣ леди Изабелла и послушный мужъ ея остались вѣрны Стюартамъ. Виконтъ воодушевился энергіею, какой давно не обнаруживалъ. Онъ безпрестанно ѣздилъ видѣться съ приверженцами Іакова. Патеръ Гольтъ очень-часто пріѣзжалъ въ замокъ, оставался въ немъ нѣсколько часовъ понять исчезалъ -- куда, Генри не зналъ. И поѣздки милорда, и посѣщенія патера были большею-частью по ночамъ. У нихъ были какіе-то условные знаки для переговоровъ съ сообщниками. Разъ или два употребляли они на то и Генри. Такъ однажды ему велѣли, взявъ удочку, идти въ деревню, входить въ домы, списокъ которыхъ ему дали, спрашивать тамъ стаканъ воды и говорить: "въ четверкъ въ Ньюбери будетъ конскій торгъ". Только впослѣдствіи узналъ Генри, что это значитъ. Виконтъ былъ главою возстанія въ пользу Стюартовъ. Полкъ шотландскихъ драгунъ, квартировавшій въ Ньюбери, былъ подговоренъ въ четверкъ объявить себя за Іакова; къ тому дню должны были собраться также въ Ньюбери всѣ помѣщики и фермеры, приверженные къ Стюартамъ. Всѣ вмѣстѣ хотѣли броситься на голландскій отрядъ, стоявшій неподалеку, потомъ немедленно идти на Лондонъ. Вильгельмъ Оранскій былъ тогда въ Ирландіи: побѣда показалась вѣрною. Это было въ іюлѣ 1690 года.
   Когда пришло назначенное время, милордъ позвалъ къ себѣ Генри, благословилъ, поцѣловалъ его съ такою любовью, какой не обнаруживалъ еще никогда.
   Вмѣстѣ съ патеромъ Гольтомъ милордъ пошелъ къ виконтессѣ. Оба они были въ верховыхъ костюмахъ, изъ-подъ которыхъ виднѣлись кольчуги. Миледи была въ сильномъ волненіи.
   -- Вы ѣдете... гулять, сказала она:-- ахъ, какъ бы желала я ѣхать съ вами! Но въ моемъ положеніи это невозможно. Боже, благослови ихъ! воскликнула она торжественнымъ голосомъ, съ чувствомъ обнимая милорда.
   Когда всадники переѣхали подъемный мостъ замка, къ нимъ подъѣхалъ офицеръ, сказалъ нѣсколько словъ и потомъ они поскакали всѣ вмѣстѣ. Весь вечеръ виконтесса была въ необыкновенномъ расположеніи духа: она не ворчала, не сердилась. Рано поутру пріѣхалъ въ замокъ слуга, сопровождавшій виконта, и разсказалъ печальныя вѣсти.
   Офицеръ, дожидавшійся виконта у моста, объявилъ ему, что милордъ можетъ ѣхать свободно, но что ему приказано наблюдать за нимъ. Милордъ отвѣчалъ, что ѣдетъ для моціона. Но когда доѣхали до перекрестка, онъ остановился и сказалъ: насъ четверо, васъ двое (съ милордомъ, кромѣ Гольта, было двое слугъ, съ офицеромъ солдатъ); не будете ли вы такъ добры, чтобъ ѣхать своею дорогою, а насъ оставить ѣхать своею дорогою?
   -- Ваша дорога -- моя дорога, милордъ, отвѣчалъ офицеръ.
   -- Если такъ, я... но милордъ не имѣлъ времени докончить, потому-что офицеръ, выхвативъ пистолетъ, навелъ его на милорда; по въ тотъ же мигъ патеръ Гольтъ, также быстро поднявъ свой пистолетъ, раздробилъ черепъ офицеру. Солдатъ, видя его мертвымъ, ускакалъ. "Стрѣляйте, стрѣляйте!" кричалъ патеръ, посылая выстрѣлъ въ солдата; по слуги не успѣли еще опомниться отъ изумленія, какъ солдатъ былъ ужь внѣ выстрѣловъ.
   -- Сдѣланнаго не воротишь, закричалъ Гольтъ: -- ѣдемъ скорѣе!
   Приблизившись къ Ньюбери, услышали стрѣльбу; скоро прискакалъ на встрѣчу милорду всадникъ и сказалъ: Все погибло; драгуны начали дѣйствовать часомъ раньше срока; голландскій отрядъ напалъ на нихъ; неподдержанные соумышленниками, которые еще не успѣли собраться, драгуны были разбиты.
   -- А мы застрѣлили офицера, приставленнаго къ намъ, вскричалъ милордъ: -- и солдатъ его успѣлъ ускакать!
   -- Blaise, сказалъ патеръ одному изъ слугъ, французу, написавъ нѣсколько словъ:-- вотъ двѣ записки; отвези ихъ какъ можно скорѣе, и отдай одну виконтессѣ, другую Генри Эсмонду. Въ запискѣ къ Генри говорилось: "Сожги бумаги въ ящикѣ за каминомъ; сожги ихъ. Говори, что ничего не знаешь". Исполнивъ это, Генри побѣжалъ къ виконтессѣ; она торопилась бѣжать изъ замка. Но и въ это ужасное время не могла она пренебречь своимъ туалетомъ. Онъ былъ такъ продолжителенъ, что когда виконтесса встала, чтобъ идти въ экипажъ, въ комнату вбѣжалъ слуга съ извѣстіемъ, что судья, три офицера и взводъ конныхъ солдатъ въѣзжаютъ на дворъ зника. Виконтесса поспѣшно раздѣлась и легла въ постель. Генри встрѣтилъ капитана.
   -- Скажите виконтессѣ, дружокъ мой, что намъ нужно говорить съ нею, сказалъ капитанъ.
   -- Виконтесса нездорова; она лежитъ въ постели.
   -- А карета, вѣроятно, приготовлена, чтобъ послать за докторомъ? Когда уѣхалъ милордъ?
   -- Вчера.
   -- Мнѣ нужно видѣть леди Кестельвудъ.
   -- Къ ней не приказано пускать никого; она лежитъ въ постели, повторялъ пажъ. Въ эту минуту выглянула Француженка, горничная виконтессы:-- Тише! что это за шумъ? Этотъ джентльменъ -- докторъ?
   -- Нечего притворяться, сказалъ судья: -- мы должны видѣть виконтессу.
   Они вошли въ ея комнату и начали объискивать ящики и шкатулки. Когда очередь дошла до одного изъ ящиковъ трюмо, горничная миледи, закрывая его руками, съ отчаяніемъ вскрикнула: "Non, jamais, monsieur l'officier! Jamais! Умру, но не допущу васъ смотрѣть этотъ ящикъ!"
   Но капитанъ выдвинулъ его и захохоталъ. Въ ящикѣ были спрятаны не бумаги, которыхъ искали, а фальшивая коса, румяна и притиранья виконтессы. Горничная испустила пронзительнѣйшій вопль, и сама миледи, до-сихъ-поръ лежавшая спокойно, вскричала раздраженнымъ голосомъ: -- Развѣ вы обязаны не только арестовать мужчинъ, по и оскорблять женщинъ, капитанъ?
   -- Теперь, миледи, если вы такъ слабы, что не можете приподняться сами, позвольте моимъ солдатамъ приподнять васъ на простынѣ: бумаги можно спрятать и въ постель -- это намъ извѣстно.
   Миледи вскрикнула еще пронзительнѣе, но капитанъ, снимая одну изъ подушекъ, продолжалъ:-- Вотъ видите, я такъ и говорилъ: здѣсь зашиты бумаги.
   Въ числѣ списковъ соучастниковъ корреспонденціи, было тутъ, какъ послѣ узналъ Генри Эсмондъ, слѣдующее письмо патера Гольта.
   "Я видѣлъ полковника Френсиса Эсмонда (того, который, какъ мы видѣли вначалѣ, наслѣдовалъ по смерти мужа миледи Изабеллы титулъ виконта? онъ не соглашается брать акцій въ нашей торговой компаніи; онъ много разспрашивалъ о маленькомъ Генри Эсмондѣ, и желалъ знать, что съ нимъ намѣренъ дѣлать отецъ".
   Послѣ комнаты виконтессы начали объискивать комнату патера Гольта; но тамъ нашли только полуобгорѣлыя книги.
   -- Что это за книги? Онѣ на какомъ-то чужомъ языкѣ.
   -- Это латинскія проповѣди, какъ говорилъ патеръ, отвѣчалъ Генри.
   -- Пустяки; это измѣнническіе памфлеты. Прочитай мнѣ ихъ по-англійски, если умѣешь.
   Генри началъ читать: "Развѣ одинъ изъ лучшихъ писателей не говоритъ: Дѣти адамовы, подобно ему, вкушаютъ отъ древа познанія добра и зла; они ѣдятъ плоды его, не помня о древѣ жизни. О, слѣпой родъ! Къ древу познанія ведетъ васъ змій..." тутъ Генри остановился, потому-что слѣдующія строки сгорѣли, и спросилъ судью:-- Прикажете продолжать другую страницу?
   Судья сказалъ: -- Этотъ мальчишка хитрѣе, нежели мы думали, вѣдь навѣрное онъ смѣется надъ нами.
   -- Это мы узнаемъ, отвѣчалъ капитанъ.-- Позвать сюда "ученаго". Эй, Дикъ, подойди сюда. "Ученый" Дикъ, плотный солдатъ, вошелъ въ комнату. Онъ перевелъ отрывокъ проповѣди такъ же, какъ перевелъ его Генри; потому книги бросили и мальчика оставили въ покоѣ. Миледи была увезена подъ стражею. Капитанъ съ своими солдатами расположился въ замкѣ.
   "Ученый Дикъ", въ-самомъ-дѣлѣ воспитывавшійся въ хорошей школѣ, знавшій политикѣ и любившій читать книги, принялъ Генри Эсмонда подъ свое особенное покровительство. По цѣлымъ часамъ они спорили о теологическихъ предметахъ, потому-что Дикъ былъ ревностный протестантъ, а мальчикъ воспитанъ Гольтомъ въ приверженности къ католичеству. Эти споры, очень-интересные для обоихъ, окончательно подружили ученаго рейтара съ ученымъ мальчикомъ.
   Между-тѣмъ, виконтессу держали подъ арестомъ, а виконтъ бѣжалъ въ Ирландію, гдѣ Іаковъ II собралъ небольшое войско. За преданность свою былъ виконтъ возведенъ въ сапъ маркиза, но это не принесло ему пользы. Раненный въ битвѣ, гдѣ были разбиты войска Іакова, онъ умеръ черезъ нѣсколько дней. Въ послѣднемъ письмѣ къ миледи Изабеллѣ онъ просилъ ее не покидать Генри Эсмонда, "который давно потерялъ мать, теряетъ теперь и отца." -- "Ты сирота, сказалъ мальчику Дикъ; я самъ остался послѣ отца сиротою -- знаю это положеніе. Потому, если тебѣ когда-нибудь будетъ нуженъ другъ, разсчитывай на меня".
   Замокъ перешелъ во владѣніе Френсиса Эсмонда, теперь сдѣлавшагося виконтомъ Кестельвудомъ, и солдаты оставили его. Генри прожилъ нѣсколько мѣсяцевъ совершенно-одинокимъ, пока, наконецъ, новая виконтесса нашла его въ библіотекѣ и приняла подъ свое покровительство.
   Въ началѣ записокъ Эсмонда разсказано ужь, какое восхищеніе произвела въ мальчикѣ доброта прелестной леди. Она казалась ему ангеломъ. Одинъ звукъ ея голоса приводилъ его въ восторгъ. Любовью (говоритъ онъ) нельзя назвать дѣтскаго чувства, но молодая виконтесса была идоломъ его маленькаго сердца.
   У самой виконтессы было три идола: двое дѣтей и мужъ. Первымъ, безусловнѣйшимъ господиномъ сердца ея былъ мужъ. Всѣ желанія Френсиса были закономъ для нея. Если у него болѣла голова виконтесса чувствовала себя нездоровою; если онъ нахмуривалъ брови -- она дрожала; если онъ шутилъ -- она смѣялась и была въ восторгѣ. Она сама готовила ему любимыя блюда; стерегла, чтобъ въ домѣ говорили всѣ шопотомъ, когда онъ засыпалъ послѣ обѣда; ловила каждый взглядъ его. Онъ находилъ себя довольно-красивымъ мужчиною; ей казался онъ очаровательно-прекраснымъ. Если ему нравилось на ней какое-нибудь платье, она готова была носить его цѣлую жизнь. Ленточка, имъ подаренная, становилась для нея милѣе всѣхъ брильянтовъ. Каждый годъ уѣзжалъ онъ въ Лондонъ на полтора мѣсяца и, въ прежнее время, не бралъ съ собою жены, потому-что выѣзды ея ко двору стоили бы для нихъ слишкомъ-дорого. Она не показывала и вида грусти, отпуская его; но съ какою радостью встрѣчала его!
   Но когда Генри Эсмондъ сталъ нѣсколько-постарше, онъ замѣтилъ, что милордъ скучаетъ и тяготится своею жизнью, которая стѣснялась самою угодливостью и заботливостью жены. Лордъ Кестельвудъ любилъ пожить, повеселиться; семейный кругъ, которымъ наслаждался онъ нѣсколько лѣтъ, началъ надоѣдать ему. Тѣмъ скорѣе почувствовалъ онъ стѣснительность любви, что съ любовью соединилась ревность. Начались жалобы, обвиненія, сначала несправедливыя, потомъ, бцть-можетъ, и справедливыя; они кончались примиреніями, обѣщаніями исправиться; но обѣщанія не исполнялись, и мало-по-малу насталъ для влюбленной жены тотъ грустный періодъ, когда она замѣчаетъ, что предметъ ея обожанія -- простой смертный.
   Впрочемъ, лордъ Кестельвудъ и не требовалъ обожанія; напротивъ, онъ, сколько могъ, нарушалъ далай-ламскія почести и церемоніи, которыми окружала его миледи. Онъ былъ веселый и простой человѣкъ -- не болѣе. Онъ любилъ пошутить, покушать, выпить бутылку хорошаго вина, любилъ заниматься своею наружностью и былъ добрѣйшимъ и любезнѣйшимъ изъ людей, пока ему не мѣшали. Такъ прошло два или три года.
   Въ тѣ времена прививаніе оспы было еще неизвѣстно; язва эта производила страшныя опустошенія и наводила ужасъ на весь округъ, въ которомъ появлялась. Однажды -- это было въ 1691 году -- мы сидѣли всѣ вмѣстѣ послѣ обѣда, какъ вошелъ докторъ Тошеръ, священникъ кестельвудской церкви, съ лицомъ блѣднымъ и разстроеннымъ; онъ объявилъ намъ, что въ кестельвудской деревнѣ явилась оспа; одна изъ дочерей кузнеца занемогла ею.
   Нэнси была веселая, рѣзвая дѣвушка съ розовыми щочками; всѣ въ деревнѣ любовались на нее. Генри Эсмонду было въ то время шестнадцать лѣтъ, и почему-то случалось, что онъ часто заходилъ къ кузнецу, жена котораго держала пивную лавочку, гдѣ всегда было много гостей. Ни у Генри, ни у Нэнси не было на умѣ дурной мысли; но дѣло въ томъ, что они любили быть вмѣстѣ. Первою мыслью Генри, когда онъ услышалъ о болѣзни, было опасеніе за бѣдную Нэнси; потомъ онъ испугался еще болѣе, подумавъ, что, быть-можетъ, занесъ болѣзнь въ семейство Кестельвудовъ: потому-что не далѣе, какъ въ тотъ самый день поутру, онъ былъ въ лавочкѣ, просидѣлъ съ Нэнси болѣе часа, и держалъ на колѣняхъ ея маленькаго брата, также какъ и сама Нэнси, жаловавшагося на головную боль.
   -- Господи, сохрани насъ! вскричалъ милордъ, выслушавъ извѣстіе Тошера. Завтра же всѣ уѣдемъ изъ Кестельвуда!
   -- Да, это лучше всего, сказалъ Тошеръ.-- Ужасно подумать, что болѣзнь началась въ семействѣ кузнеца. Нынѣ половина деревни перебывала въ его лавочкѣ.
   Въ это время маленькая Беатриса подошла къ Генри, который любилъ ласкать дѣтей, разсказывать имъ сказки и разные анекдоты изъ исторіи. Генри вскочилъ съ своего стула, отступилъ отъ ребенка и сказалъ виконтессѣ по-французски:
   -- Миледи, прикажите Беатрисѣ не подходить ко мнѣ: я былъ ныньче у кузнеца и держалъ на рукахъ его маленькаго сына...
   -- А потомъ у васъ на колѣняхъ сидѣлъ мой сынъ! вспыхнувъ отъ гнѣва, вскричала виконтесса: -- благодарю васъ за такое одолженіе. Пойди сюда, Беатриса. Не дотрогивайся до мистера Эсмонда. Пойдемъ, пойдемъ отсюда Беатриса! Прощайте, мистеръ Эсмондъ. Не лучше ли и вамъ уйдти къ вашимъ друзьямъ въ пивную лавочку? Глаза ея, всегда кроткіе, ласковые, теперь сверкали гнѣвомъ.
   -- Что это, что это такое, Рахель? ты выходишь изъ себя, сказалъ виконтъ, стоявшій у камина въ другомъ концѣ комнаты, и неслышавшій словъ Генри:-- дамамъ неприлично выходить изъ себя, не правда ли, докторъ? А какъ ты восхитительна въ своемъ гнѣвѣ!
   -- Милордъ, сказала она негодующимъ голосомъ: -- этотъ молодой человѣкъ, которому вы дали убѣжище въ своемъ домѣ, сейчасъ сказалъ мнѣ, что онъ былъ въ лавочкѣ кузнеца, что онъ держалъ на колѣняхъ мальчишку, который теперь боленъ. И онъ, зараженный, да, зараженный, входитъ въ ваше семейство, беретъ на руки вашего сына, садится подлѣ меня -- да, подлѣ меня! Онъ, быть-можетъ, убилъ нашего сына! Зачѣмъ онъ родился, въ стыдъ нашей фамиліи? зачѣмъ онъ живетъ здѣсь? Вышлите его отсюда, вышлите его, ныньче же, пусть не заражаетъ онъ насъ!
   Никогда не говорила она неласковаго слова бѣдному Генри; теперь онъ былъ такъ пораженъ ея жосткими укоризнами, что нѣсколько времени стоялъ, то блѣднѣя, то краснѣя, не въ-состояніи ничего сказать.
   -- Я не виноватъ въ томъ, что родился Эсмондомъ, миледи, произнесъ онъ, наконецъ.-- Прощайте; благодарю васъ за всю доброту, какую вы мнѣ оказывали прежде. Я навлекъ гнѣвъ миледи и ухожу. Благодарю васъ... и, упавъ на колѣни, Эсмондъ схватилъ и поцаловалъ руку милорда.
   -- Ему хочется поскорѣе уйдти къ своей Нэнси: не останавливайте жь его, прежнимъ гнѣвнымъ голосомъ говорила леди.
   -- Нѣтъ, я не выгоню тебя! вскричалъ милордъ.-- Она всегда такая. Какъ она услышитъ женское имя, выходитъ изъ себя. Потому-то я и сталъ много пить, да, именно поэтому; къ бутылкѣ она по-крайней-мѣрѣ не ревнуетъ -- правда ли, докторъ?
   -- Эта гадкая, негодная дѣвчонка, Нэнси, надѣлала столько непріятностей! сказалъ Тошеръ:-- она виновата, что онъ занесъ сюда заразу.
   -- А, я и позабылъ! закричалъ съ испугомъ милордъ, вырывая свою руку у Генри:-- Генри, отойди, мой другъ; знаешь, бѣды надобно избѣгать, отойди!
   Миледи посмотрѣла на бѣднаго юношу, котораго всѣ гнали безжалостно, и первая она сама; природное незлобіе пробудилось въ душѣ ея. Она подошла къ Эсмонду и взяла его руку; -- Простите меня, Генри, сказала она:-- я была жестока. Вы не виноваты.
   -- Пустите его, бросьте его, отойдите, миледи! вскричалъ милордъ.
   -- Это не спасетъ, отвѣчала она: -- малютка Френкъ безпрестанно перебѣгалъ отъ него ко мнѣ. Если онъ зараженъ, и мы заражены.
   -- Нѣтъ, я не зараженъ; я курилъ трубку -- и при этомъ онъ поспѣшно раскурилъ углемъ свою погасшую трубку:-- куренье предохраняетъ. Надобно бѣжать отсюда. Завтра мы ѣдемъ..
   -- Я не ѣду; я не-покину сына, уѣзжайте вы съ Беатрисою, милордъ; мы останемся здѣсь.
   Беатриса не была заражена, потому-что не подходила ни къ Эсмонду, ни къ матери: они играли съ Френкомъ, а маленькая дѣвочка была такъ горда и ревнива, что не подходила къ тому, кто ласкалъ другаго ребенка, хотя бы даже ея брата Въ ту же ночь милордъ уѣхалъ вмѣстѣ съ дочерью.
   На другой день Генри Эсмондъ лежалъ въ оспѣ. Оправившись отъ болѣзни, онъ узналъ, что маленькій Френкъ также перенесъ оспу, и теперь выздоравливаетъ; но миледи, занемогшая послѣ нихъ, еще не избавилась отъ опасности. Когда болѣзнь прошла, она, правда, не оставила рябинъ на лицѣ леди Кестельвудъ, но унесла съ собою свѣжій румянецъ щекъ ея, прежній блескъ глазъ ея. Взглянувъ въ зеркало, она залилась слезами.
   -- Будетъ ли теперь попрежнему любить меня милордъ? сказала она Генри и опять зарыдала.
   Бѣдная Нэнси умерла, и Генри стыдился, что не рыдаетъ о ея смерти; онъ могъ только написать латинскую элегію, въ которой нимфы и дріады надѣвали трауръ по Нэнси. Всѣ мысли Генри были обращены къ виконтессѣ.
   Въ-самомъ-дѣлѣ, возвратившись, по прекращеніи болѣзни, въ Кестельвудъ, милордъ охладѣлъ къ женѣ. Онъ любилъ въ ней только молодость и свѣжесть. Онъ скучалъ съ нею; онъ все чаще-и-чаще уѣзжалъ изъ дому. Много страдала бѣдная женщина, увидѣвъ, что лишилась любви мужа. Она старалась забыться въ заботахъ о воспитаніи дѣтей, старалась забыться за книгами. Но могла ли она не тосковать о потерянномъ счастьѣ?
   Генри Эсмондъ занимался вмѣстѣ съ нею? училъ дѣтей ея, управлялъ домашнимъ хозяйствомъ, которымъ не хотѣлъ обременять себя милордъ; такъ прошло нѣсколько мѣсяцевъ. Но ему исполнилось шестнадцать лѣтъ, и надобно было подумать о будущей каррьерѣ молодаго человѣка. Ѣхать въ университетъ, было пламеннымъ его желаніемъ; но беззаботный милордъ и не догадывался о томъ. Неожиданно получила миледи средство исполнить желаніе Генри. Одна изъ ея родственницъ умерла, оставивъ ей небольшое наслѣдство, и Генри поѣхалъ въ Кембриджъ.
   Возвратившись черезъ два года на каникулы, онъ нашелъ много перемѣнъ въ Кестельвудѣ. Но здѣсь начинается новый рядъ происшествій въ семействѣ виконта, и, чтобъ не раздроблять разсказа о нихъ, мы отлагаемъ его до слѣдующей книжки.
   

Статья вторая.

Продолженіе первой книги.

   Пріѣхавъ на каникулы въ Кестельвудъ, Эсмондъ нашелъ поразительную перемѣну въ его жителяхъ. Беатриса такъ выросла, что Генри не зналъ, цаловать или не цаловать ее. Молодой лордъ поднялся; сама леди Кестельвудъ стала полнѣе, лицо ея, попрежнему нѣжное и ласковое, стало выражать болѣе рѣшимости. Звукъ ея голоса былъ такъ грустенъ, что, услышавъ его въ первый разъ, Генри въ изумленіи взглянулъ на нее -- она опустила глаза; да и потомъ никогда не глядѣла ему въ лицо, если онъ смотрѣлъ на нее. Въ ея голосѣ, въ ея глазахъ чувствовалась какая-то печаль и тайна. Она встрѣтила Эсмонда такъ холодно, что онъ былъ огорченъ, и едва могъ отвѣчать, когда, какъ-бы смѣшавшись и желая скрыть это, начала она разспрашивать, какь идутъ его университетскія дѣла, не слишкомъ ли много онъ занимается, бережетъ ли свое здоровье; сказала, что онъ очень выросъ и смотритъ прекраснымъ юношею.
   -- У него ужь есть усы! кричалъ маленькій Френкъ.
   -- Я думаю, вы будете жить въ прежней своей комнатѣ, сказала миледи:-- экономка, кажется, очень-хорошо прибрала ее для васъ.
   -- Ахъ, мама! да вѣдь вы сами по десяти разъ въ день ходили смотрѣть, какъ ее убираютъ, сказалъ Френкъ.
   -- Да, мама срѣзала цвѣты, которые вы, Генри, посадили въ моемъ цвѣтникѣ -- помните, когда я была еще маленькая?-- и поставила ихъ на вашемъ окнѣ, прибавила Беатриса.
   Леди покраснѣла. Но, вошедъ въ свою комнату, Генри увидѣлъ, что ее убирала заботливая рука. Болтливыя дѣти скоро разсказали ему все, что было въ его отсутствіе. Папа два раза ѣздилъ въ Лондонъ. Папа теперь часто не бываетъ дома. "Папа, вѣрно, не любитъ мама", сказала Беатриса. Эти слова слишкомъ-ясно подтверждались грустнымъ лицомъ миледи.
   Она молчала о своей скорби; но милордъ, за стаканомъ вина, былъ гораздо-разговорчивѣе съ Генри Эсмондомъ. Онъ совѣтовалъ ему бояться женщинъ. Всѣ женщины злы, хитры, неуживчивы. Я не обвиняю милорда за грубость выраженій: всѣ писатели моего времени говорили о нихъ грубо. Поле, Аддисонъ, Свифтъ -- всѣ считали женщину злою рабынею.
   Но мужъ и жена согласны были въ одномъ: въ преданности прежней династіи. Патеръ Гольтъ (это было въ 1695 году) часто являлся въ замкѣ, и однажды пріѣхалъ съ нимъ молодой человѣкъ, котораго милордъ и миледи приняли съ необыкновеннымъ почтеніемъ. Послѣ Генри Эсмондъ узналъ, что это былъ претендентъ, сынъ Іакова II. Заговоръ вспыхнулъ и былъ подавленъ. Списокъ заговорщиковъ былъ найденъ у одного изъ нихъ; но Вильгельмъ сжегъ бумагу не читая. Побѣжденный этимъ великодушіемъ, лордъ Кестельвудъ, подобно многимъ другимъ, клялся, что не будетъ никогда участвовать въ интригахъ противъ такого милостиваго и мудраго короля.
   Прошло еще нѣсколько лѣтъ. Возвратившись домой на послѣдніе свои каникулы, въ 1700 году, Генри Эсмондъ (которому было ужь двадцать-два года), нашелъ Беатрису гордою, кокетливою красавицею; ея брата, Френка, смѣлымъ юношею; вражда родителей раздѣляла теперь и дѣтей. Мистриссъ Беатриса обыкновенно принимала сторону отца, а Френкъ защищалъ мать.
   Въ Кестельвудскомъ замкѣ жили роскошно; у милорда бывало множество веселыхъ гостей. По задушевнѣйшимъ его пріятелемъ былъ лордъ Могопъ, который провелъ свою молодость разгульно и бурно, привыкъ жить съ людьми и, веселясь, не забывать своихъ выгодъ. Они вмѣстѣ пили, вмѣстѣ охотились, по цѣлымъ ночамъ играли въ карты и кости. Сначала леди Кестельвудч, опасалась его; но мало-по-малу онъ успѣлъ пріобрѣсть у ней нѣкоторое довѣріе. Онъ былъ съ нею чрезвычайно-любезенъ, несмотря на ея холодность. Когда, однажды, Генри Эсмондъ заговорилъ миледи о томъ, что милордъ проигрываетъ Могону много денегъ, миледи сказала, что она покойна въ этомъ отношеніи: Могонъ увѣрялъ се, что не пользуется слабостью ея мужа, и нарочно проигрываетъ ему назадъ, если выиграете. Тогда Генри Эсмондъ, видя, какъ Могонъ увлекъ всѣхъ своими благородными манерами, убѣдился, что долженъ самъ вмѣшаться въ дѣло, чтобъ спасти семейство своихъ благодѣтелей отъ совершеннаго разоренія. Каждый день лордъ Могонъ ѣздилъ кататься въ легкой одноколкѣ, самъ правя лошадьми, и однажды Генри попросилъ лорда взять его съ собою. Они имѣли жаркій разговоръ; въ бѣшенствѣ, что всѣ планы его замѣчены молодымъ человѣкомъ, Могонъ гналъ лошадей, и экипажъ опрокинулся. Генри упалъ на мягкую траву, и скоро опомнился отъ удара; но лордъ Могонъ ударился о камень и лежалъ безъ чувствъ, какъ мертвый. Несчастіе случилось близь замка; слуги и самъ милордъ поспѣшили на помощь. Увидѣвъ Могона лежащимъ безъ чувствъ, милордъ поскакалъ въ замокъ за своимъ капелланомъ, который нѣсколько зналъ медицину. Но Генри Эсмондъ, вспомнивъ подобный случай въ Кембриджѣ, пустилъ Могону кровь перочиннымъ ножичкомъ; лордъ пришелъ въ чувство и его можно было перенести въ замокъ. Молодой Френкъ, ѣхавшій рядомъ съ Эсмондомъ, сказалъ ему. "Мама была на террасѣ съ капелланомъ, и папа очень испугалъ ее, сказавъ, что вы убились до смерти"...
   -- Что я убился до смерти?
   -- Да, папа сказалъ: "Бѣдняжка Генри убился"; мама вскрикнула и упала; я перепугался за нее, а папа сначала поблѣднѣлъ, потомъ произнесъ нѣсколько проклятій и ругательствъ, и захохоталъ; я никогда не видывалъ его въ такомъ бѣшенствѣ. Онъ велѣлъ мнѣ ѣхать вмѣстѣ съ капелланомъ. Оглянувшись съ дороги, я увидѣлъ, что онъ льетъ воду на лицо мама, которая все еще лежала въ обморокѣ. Ахъ, какъ онъ ее перепугалъ!
   Думая объ этомъ странномъ случаѣ, который произошелъ отъ одинаковости именъ (потому-что и лорда Могона звали Генри), Генри Эсмондъ, смущенный, молчалъ всю дорогу.
   Черезъ нѣсколько дней лордъ Могонъ оправился и объявилъ, что уѣзжаетъ изъ замка въ Лондонъ. Хозяинъ обращался съ нимъ церемонно и какъ-бы натянуто, не такъ, какъ прежде; но, повидимому, они разстались добрыми пріятелями. Однакожь милордъ не поѣхалъ провожать гостя, какъ дѣлывалъ прежде, а простился съ нимъ на подъѣздѣ учтивымъ поклономъ. "Скоро мы увидимся въ Лондонѣ, Могонъ", сказалъ онъ съ улыбкою, "и тогда разсчитаемся".
   Въ Кестельвудѣ водворилась тишина. Милордъ былъ печаленъ, но необыкновенно-кротокъ и добръ со всѣми. Глаза жены постоянно слѣдили за нимъ. Его обращеніе съ нею совершенно измѣнилось. Онъ называлъ ее, какъ встарину. ласковымъ именемъ: "милая Рахель".
   -- Онъ всю ночь ходитъ но своей комнатѣ: что это значитъ, Генри? разузнайте, я васъ прошу, Генри, говорила она Эсмонду, которому довѣряла болѣе, нежели кому-нибудь.-- Онъ послалъ на-дняхъ три письма въ Лондонъ; что это значитъ, Генри?
   Генри замѣнялъ секретаря милорду; онъ зналъ содержаніе писемъ. Милордъ дѣлалъ своему повѣренному порученіе занять денегъ "для уплаты долговъ по кестельвудскому помѣстью", прибавлялъ онъ. Однажды за завтракомъ милордъ беззаботнымъ голосомъ сказалъ, что нынѣ получилъ письмо объ отъѣздѣ Могона въ Парижъ, откуда онъ отправится путешествовать по Европѣ. Леди Кестельвудъ стала послѣ того гораздо-спокойнѣе и веселѣе. Милордъ оставался грустенъ попрежнему и началъ говорить, что чувствуетъ себя очень-нездоровымъ, потому думаетъ съѣздить въ Лондонъ, посовѣтоваться съ знаменитымъ докторомъ Чейномъ. Онъ бралъ съ собою Генри Эсмонда, и они отправились 10 октября 1700 года. Прощаясь, виконтъ обнялъ жену нѣжнѣе, благословилъ дѣтей торжественнѣе, нежели когда-нибудь прежде въ подобныхъ случаяхъ.
   Тотчасъ же по пріѣздѣ въ Лондонъ, милордъ послалъ за своимъ повѣреннымъ, который сказалъ ему, что "деньги нынѣ поутру уплачены самому лорду Могону, сообразно приказанію виконта Кестельвуда".
   -- Но вѣдь вы говорили, что лордъ Могонъ въ Парижѣ?!-- вскричалъ Эсмондъ въ удивленіи и испугѣ.
   -- Онъ возвратился по моему приглашенію, сказалъ виконтъ: -- у насъ съ нимъ есть свои счеты.
   -- Ахъ, какъ я желалъ бы, чтобъ они были ужь покончены, сэръ! сказалъ Эсмондъ.
   -- Они кончены, отвѣчалъ виконтъ:-- онъ безпокоился о деньгахъ, которыя я проигралъ ему; теперь они заплачены, и мы можемъ встрѣтиться по-пріятельски.
   -- Милордъ! вы меня обманываете: вы поссорились съ лордомъ Могономъ!
   -- Э, какая ссора! Мы нынѣ съ нимъ поужинаемъ, разопьемъ бутылку вина Долгъ уплаченъ -- и непріятности кончены.
   -- Гдѣ же мы будемъ ужинать, сэръ?
   -- Л/ы будемъ ужинать! Неприглашенные не должны напрашиваться. Ты любишь театръ, и отправишься вечеромъ въ театръ, смотрѣть игру Беттертона; а я проведу время по-своему, и "завтра мы съ тобой позавтракаемъ, если будетъ апетитъ", какъ говорится въ одной старой комедіи.
   -- Нѣтъ, милордъ, клянусь вамъ, не отойду отъ васъ нынѣшній вечеръ. Я знаю причину вашей ссоры. Вы въ заблужденіи, милордъ!
   -- Знаешь, а не сказалъ мнѣ! Зналъ и не говорилъ мнѣ, что этотъ негодяй соблазняетъ мою жену...
   -- Она чиста какъ младенецъ, возразилъ Генри Эсмондъ.
   -- Развѣ я сказалъ хоть слово противъ нея? Развѣ я усомнился въ ней? Ея не было бы теперь на свѣтѣ, еслибъ я усомнился. Нѣтъ, она не можетъ увлекаться; нѣтъ, не таковъ характеръ ея: она не знаетъ ни слабостей, ни снисходительности. Клянусь тебѣ, люблю ее теперь сильнѣе, нежели тогда, когда она была молода, прекрасна, когда я лежалъ у ногъ ея. Но развѣ она можетъ простить? Нѣтъ, я потерялъ ея любовь, потому-то и сталъ нить и играть. И вотъ явился этотъ Могонъ, и она любитъ его.
   -- Вы ошибаетесь, клянусь вамъ, ошибаетесь, сэръ...
   -- Она получаетъ отъ него письма. Вотъ оно, читай его, Генри. Оно выпало изъ его кармана, когда онъ убился. Мои грумъ поднялъ его и передалъ мнѣ. Смотри, что онъ пишетъ: "Обожаемая моя! за что вы такъ суровы къ вашему рабу? Не-уже-ли вы не будете отвѣчать на письма"... Ты видишь, она получала отъ него письма.
   -- Но не отвѣчала ему.
   -- Это не уменьшаетъ вины его. И я отмщу ему, отмщу!
   -- Нѣтъ, вы не погубите добраго имени миледи; вѣдь вы сами знаете, что она невинна. Вы не будете рисковать ея репутаціею, сказалъ Эсмондъ умоляющимъ голосомъ.
   -- О чести моей жены тутъ не будетъ рѣчи. Мы можемъ поссориться по другому поводу.
   -- Ваши враги -- мои враги, сказалъ Эсмондъ, видя непреклонность виконта. Онъ сказалъ, что ужь дѣлалъ Могону вызовъ въ тотъ день, когда опрокинулся экипажъ, и будетъ съ нимъ драться.
   -- Нѣтъ, я этого не позволю; я самъ еще могу владѣть шпагою; но я готовъ взять тебя своимъ секундантомъ. Мы поѣдемъ въ театръ, встрѣтимся тамъ съ Могономъ, отправимся вмѣстѣ ужинать, начнемъ играть и -- найдется, найдется случай для ссоры. Пли погибнетъ безчестный негодяй, или простится съ свѣтомъ человѣкъ, которому ненужно и тяжело жить на свѣтѣ. Мнѣ лучше умереть, Генри; жена моя будетъ тогда счастливѣе, прибавилъ милордъ съ горькою улыбкою.-- Мы уговорились съ Могономъ въ Кестельвудѣ. Прочитавъ письмо его, я назвалъ его негодяемъ. Онъ не оправдывался и говорилъ только, что жена моя невинна.
   -- Она невинна, милордъ; клянусь, невинна!
   -- Конечно; безъ всякаго сомнѣнія. Онѣ всегда невинны. Разумѣется, услышавъ, что онъ убился, она упала въ обморокъ просто, по нечаянности.
   -- Но, милордъ, Генри мое имя! краснѣя сказалъ Эсмондъ; -- вы сказали ей: "Генри убился".
   -- Такъ, значитъ, съ гобой долженъ я драться? въ изступленіи вскричалъ милордъ. Такъ ты, змѣенокъ, пригрѣтый мною, ты ужалилъ меня?.. Нѣтъ, Генри, нѣтъ; у тебя хорошее сердце (и милордъ зарыдалъ); у тебя честное сердце; я люблю тебя. А! вотъ мой другой секундантъ. Здравствуй Джекъ Уэстбери!
   Секундантомъ, котораго пригласилъ милордъ, былъ тотъ самый капитанъ Уэстбери, который нѣкогда арестовалъ прежнюю виконтессу, Изабеллу, и занималъ съ своею командою кестельвудскій замокъ. Онъ, милордъ и Эсмондъ отправились въ театръ, встрѣтили тамъ Могона, съ которымъ также были двое друзей; по окончаніи спектакля виконтъ предложилъ ужинать вмѣстѣ въ какой-нибудь тавернѣ. Эсмондъ былъ теперь спокоенъ и даже веселъ, потому-что у него былъ свой планъ.
   Пришедши въ таверну, джентльмены заказали ужинъ, спросили карты и бесѣдовали очень-дружелюбно, пока лакеи оставались въ комнатѣ, прислуживая за столомъ.
   Но какъ подали карты, Генри Эсмондъ пригласилъ Могона играть съ нимъ. Планъ Эсмонда состоялъ въ томъ, чтобъ предупредить дуэль виконта своею дуэлью. Могопъ угадалъ его мысли и отвѣчалъ на предложеніе:
   -- Вы слишкомъ молоды, чтобъ играть на такія ставки.
   -- Кто смѣетъ говорить, что я слишкомъ-молодъ? сказалъ Эсмондъ.-- Не лучше ли сказать, что вы сами трусите, милордъ?
   -- Я трушу!.. вскричалъ Могонъ.
   Но виконтъ замѣтилъ умыселъ Эсмонда, остановилъ его и сѣлъ играть съ Могономъ. Когда лакеи пришли съ новыми бутылками, Могонъ, поправляя свѣчу, погасилъ ее. Виконтъ сказалъ: "какая глупая неловкость, Могонъ!"
   -- Глупая неловкость -- выраженіе глупое и неловкое, отвѣчалъ противникъ; порядочный человѣкъ не употребитъ его.
   -- А я употребляю и, если хотите, прибавлю, что плюю на васъ.
   -- Господа, господа! при лакеяхъ! закричали собесѣдники.-- Вы должны извиниться другъ передъ другомъ.
   Поссорившіеся не захотѣли извиняться и дуэль была неизбѣжна. Рѣшено было тотчасъ же ѣхать за городъ. Была ужь полночь, но свѣтилъ мѣсяцъ, и дуэль началась. Черезъ нѣсколько секундъ виконтъ Кестельвудъ упалъ, пронзенный въ грудь. Умирая, онъ при духовникѣ открылъ Генри Эсмонду тайну, которая удивила его. Тайна эта касалась самого Генри, и онъ свято сохранилъ ее, какъ сдержалъ и слово, данное своему благодѣтелю: быть защитникомъ осиротѣвшаго его семейства. Но бумагу, переданную ему виконтомъ и содержавшую доказательства, на которыя могъ бы огіереться Генри Эсмондъ, еслибъ захотѣлъ воспользоваться своею тайною, эту бумагу Эсмондъ бросилъ въ каминъ; она ярко вспыхнула, и пламя освѣтило картину, изображающую, какъ Іаковъ лишаетъ ІІсава права первородства.
   -- Богъ да благосло.... сказалъ слабѣющимъ голосомъ виконтъ, и слова замерли на устахъ его.
   Кто жъ передастъ ей ужасную вѣсть? подумалъ Генри. Самъ онъ не чувствовалъ въ себѣ на то силы. Добрый священникъ, принявшій исповѣдь виконта, согласился, по просьбѣ Эсмонда, ѣхать въ Кестельвудскій Замокъ вѣстникомъ горести. А Генри Эсмондъ явился къ судьѣ и самъ объявилъ, что долженъ подвергнуться аресту за участіе въ дуэли.
   

Книга вторая.

   О многомъ думалъ Эсмондъ, сидя въ тюрьмѣ, но его не искушало честолюбіе. Онъ не раскаивался въ томъ, что при постели умирающаго виконта рѣшился не пользоваться своею тайною, которая лишила бы и титула и богатства маленькаго Френка, сына его милой благодѣтельницы. На третій день тюремщикъ сказалъ, что какая-то дама пріѣхала навѣстить его. Онъ угадалъ, кто она и приготовился принять леди Кестельвудъ.
   Лицо миледи было блѣдно, какъ полотно. Взглядъ ея, всегда столь кроткій, устремился на Эсмонда съ выраженіемъ укоризны и страданія, такъ-что молодой человѣкъ въ смущеніи опустилъ глаза.
   -- Вотъ гдѣ я нахожу васъ, мистеръ Эсмондъ! сказала она: -- вотъ какую радость вы мнѣ доставили!
   -- Не упрекайте меня; у меня и безъ того довольно горя. Онъ хотѣлъ поцаловать ея руку. Она отступила назадъ.
   -- Не касайтесь меня: рука ваша въ крови! Гдѣ мой мужъ? Возвратите мнѣ мужа, Генри! Вы были тамъ и позволили убить его! И не наказали убійцу! А вы клялись умереть за насъ. Онъ любилъ васъ, вѣрилъ вамъ, и я ввѣрила вамъ его! Что вы сдѣлали съ нимъ! Чѣмъ заслужили мы такую благодарность отъ васъ, Генри? Вы были брошеннымъ сиротою, когда онъ, добрый, благородный, призрилъ васъ! Вы внесли несчастіе въ нашъ домъ. Черезъ васъ я лишилась любви его. Пока васъ не было между нами, онъ любилъ меня. И зачѣмъ я оставляла васъ въ нашемъ домѣ? Я знала, что вы погубите насъ. Зачѣмъ не умерли вы отъ оспы, когда я ухаживала за вами? О, какъ я теперь наказана за свою доброту! Мой мужъ умеръ, защищая меня; вы были тутъ -- и не спасли его!
   -- Я желалъ бы быть на мѣстѣ милорда, сказалъ онъ; -- не моя вина, что это желаніе не исполнилось. Но судьба сильнѣе насъ; она не хотѣла того. Лучше было мнѣ умереть отъ своей болѣзни.
   -- Да, лучше, Генри, сказала она и взглянула на него такъ грустно, что онъ, въ отчаяніи, бросился въ постель: -- Генри Эсмондъ былъ раненъ въ руку, сражаясь какъ секундантъ на дуэли виконта (тогда былъ обычай, что дрались не только сами противники, но и секунданты ихъ); быстрымъ движеніемъ своимъ онъ сорвалъ перевязку и кровь полилась изъ раны. Эсмондъ упалъ въ обморокъ. Когда онъ очнулся, виконтесса молча ушла изъ комнаты; но потомъ жена тюремщика, перевязывая снова его рану, отдала ему платокъ съ вензелемъ виконтессы. "Этимъ платкомъ госпожа остановила теченіе крови, сказала она: я вымыла его, потому-что онъ былъ весь въ крови". Тысячу разъ Эсмондъ цаловалъ платокъ, говоря: "нѣтъ, я не обижу тебя, добрая моя благодѣтельница, не обижу твоего сына, и когда-нибудь ты отдашь справедливость моей преданности".
   По теперь напрасны были всѣ усилія Эсмонда смягчить гнѣвъ виконтессы. По тогдашнимъ законамъ, онъ долженъ былъ просидѣть годъ въ тюрьмѣ, какъ и другіе секунданты, и писалъ изъ тюрьмы къ своей благодѣтельницѣ; но ему отвѣчалъ новый капелланъ Кестельвудскаго Замка, что виконтесса не хочетъ никогда его видѣть, и потому отдала, по смерти прежняго капеллана, доктора Тошера, это мѣсто, на которое готовился Эсмондъ, сыну покойнаго. Потомъ Эсмондъ посылалъ къ виконтессѣ добраго, "ученаго Дика", который теперь ужь былъ капитаномъ, и навѣщалъ въ тюрьмѣ своего стариннаго пріятеля; но и Дику, или, какъ теперь его звали, капитану Дику Стилю, виконтесса сказала, что не можетъ видѣться съ Генри Эсмондомъ; будетъ выдавать ему пенсію, по не позволяетъ ему, по выходѣ изъ тюрьмы, явиться въ Кестельвудскій Замокъ.
   А между-тѣмъ Кестельвудскій ЗАмокь принадлежалъ бы Эсмонду, еслибъ онъ захотѣлъ. Тайна Генри открылась такимъ образомъ. Томасъ Кестельвудъ, вступая въ супружество съ Изабеллою, своею кузиною, скрылъ, что у него есть-жена, покинутая имъ за границею, и что Генри законный сынъ его отъ этой жены. Потому Генри, будучи впослѣдствіи привезенъ въ Кестельвудскій Замокъ, былъ своимъ отцомъ выдаваемъ за побочнаго сына. Но, умирая, Томасъ раскаялся въ этомъ поступкѣ и передалъ патеру Гольту, своему духовнику, свидѣтельство о первомъ бракѣ своемъ съ магерью Генри. Послѣ того Гольтъ, напрасно уговаривая Френсиса, наслѣдовавшаго послѣ Томаса титулъ виконта Кестельвуда, участвовать въ заговорѣ, имѣвшемъ цѣлью возстановленіе Стюартовъ, грозилъ ему, въ случаѣ отказа, доказать, что титулъ долженъ принадлежать Генри; но былъ взятъ подъ стражу, не успѣвъ исполнить своей угрозы. Документъ, доказывавшій законность происхожденія Генри, остался у него; Генри не хотѣлъ отъискивать Гольта, не хотѣлъ и требовать изъ Брюсселя, гдѣ совершена была свадьба его матери, свидѣтельства о законности ея брака.
   Виконтесса Кестельвудъ отвергла своего прежняго любимца; но супруга отца его, Изабелла, приняла живое участіе въ своемъ пасынкѣ, и, по освобожденіи изъ тюрьмы, Эсмондъ видѣлся съ нею. Она одобрила его намѣреніе поступить въ военную службу, выхлопотала ему чинъ прапорщика и дала средства одѣться прилично своему новому званію.
   Это было въ 1702 году. Король Вильгельмъ уже умеръ; престолъ наслѣдовала сестра его, королева Анна, и находясь подъ вліяніемъ герцога Марльборо, жаждавшаго славы, дѣятельно продолжала въ союзѣ съ германскимъ императоромъ, полководцемъ котораго былъ знаменитый Евгеній Савойскій, войну противъ Людовика XIV-го. Тотчасъ по вступленіи въ военную службу, Эсмондъ участвовалъ въ испанской экспедиціи; но этотъ походъ не представлялъ ничего особенно-интереснаго. Возвратившись въ Лондонъ, онъ услышалъ толки о томъ, что новый капелланъ Кестельвудскаго Замка надѣется вступить въ бракъ съ вдовою виконтессою, у которой мать его служила горничною. Слухъ о такомъ унизительномъ союзѣ возмутилъ Эсмонда, хотя онъ много разъ клялся, что навсегда останется чуждъ мыслямъ о ней. Онъ немедленно поѣхалъ въ уолькотское помѣстье, гдѣ жила виконтесса, покинувз. пышный замокъ. Но тамъ онъ узналъ, что виконтесса съ дѣтьми и капелланомъ уѣхала въ сосѣдній городъ, чтобъ отслушать воскресную службу. Онъ поспѣшилъ за ними и вошелъ въ церковь. Молодой виконтъ, теперь ужь стройный, прекрасный юноша, первый замѣтилъ Эсмонда и указалъ его матери. По окончаніи службы, онъ съ радостнымъ лицомъ подбѣжалъ къ Эсмонду и осыпалъ его радушными привѣтствіями. Эсмондъ едва могъ отвѣчать нѣсколькими безсвязными словами: онъ былъ въ смущеніи, не зная, какъ прійметъ его виконтесса. Но она также сказала ему: "вы обрадовали насъ своимъ возвращеніемъ, Генри" и подала ему руку. Всѣ непріятности были забыты. Миледи знала теперь, съ какою преданностью Эсмондъ старался предотвратить дуэль, зна іа, что обвиняла его напрасно.
   Съ перваго же взгляда на нее, всѣ опасенія Эсмонда разсѣялись. Онъ увидѣлъ, что слухи, которые такъ встревожили его, были -- жалкая, пустая сплетня.
   -- Помните ли, что нынѣ 29-го декабря? сказала Эсмонду виконтесса:-- мы не праздновали его въ прошедшемъ году. 29-го декабря Эсмондъ съ опасностью жизни спасъ нѣкогда маленькаго Френка, на которомъ загорѣлось платье. Онъ не говорилъ еще объ этомъ случаѣ, потому-что не представлялось надобности; но съ той поры виконтесса особенно привязалась къ Эсмонду и ежегодно праздновала этотъ день. Радостно былъ онъ проведенъ въ нынѣшній разъ. Какъ былъ очарованъ молодой человѣкъ изумительною красотою Беатрисы! Но на другой день Френкъ посвятилъ его въ тайны семейныхъ плановъ. Онъ надѣялся отдать сестру за своего пріятеля, сына могущественнаго тогда герцога Марльборо; юноша ухаживалъ за Беатрисою, да и Беатриса была неравнодушна къ нему. Не спалось Эсмонду послѣ того; всю ночь онъ думалъ: такъ эти свѣтлые глазки смотрятъ съ любовью на другаго! Онъ знатенъ; а я... но развѣ не могу я однимъ словомъ стать знатенъ и богатъ? Но, какъ и прежде, Эсмондъ преодолѣлъ искушеніе, и поутру казался веселѣе, нежели когда-нибудь, хоть грустно было ему въ душѣ. Послѣ завтрака онъ началъ укладывать свои вещи. Онъ стоялъ на колѣняхъ, завязывая свой чемоданъ, какъ вошла въ его комнату виконтесса. Она поблѣднѣла, увидѣвъ сборы.
   -- Такъ скоро! сказала она.
   -- Я получилъ отъ генерала, адъютантомъ котораго назначенъ, приказаніе спѣшить къ своему посту. Вотъ письмо, отвѣчалъ Эсмондъ.
   -- Я не хочу читать его. Что сказалъ Фрбикъ вчера вечеромъ?
   -- Я не услышалъ отъ него почти ничего новаго для себя. Но было однакожь сказано имъ нѣсколько словъ, о которыхъ я много думалъ, и увидѣлъ, что мнѣ остается одно: уѣхать какъ можно скорѣе. Я мечталъ, но теперь...
   -- Знаю, Генри; я также думала объ этомъ. Мнѣ было бъ отраднѣе назвать своимъ сыномъ васъ, нежели знатнѣйшаго молодаго человѣка во всей Европѣ. Кто будетъ такъ добръ, кто будетъ любить ее такъ, какъ любили бы вы? Но есть причины, которыхъ не можетъ высказать мать...
   -- Я знаю ихъ; у ней много жениховъ, и сынъ герцога Марльбюро первый изъ нихъ. Я прошу позволенія танцовать на свадьбѣ.
   -- Нѣтъ, Генри, не эти пустяки останавливаютъ меня. Сынъ Марльборо еще ребенокъ; его страсть къ Беатрисѣ была дѣтскимъ увлеченіемъ. Отецъ и мать его никогда не позволятъ ему жениться на дѣвушкѣ, которая не такъ знатна, какъ они. И я не захочу, чтобъ Беатриса вступила въ семейство, которое презирало бы ее; сама Беатриса не захочетъ того: она слишкомъ-горда. Ахъ, Генри! не въ этомъ препятствіе. Я люблю и васъ и ее, и никогда не постыжусь любви своей. Но характеръ Беатрисы пугаетъ меня. Она ревнива (говорятъ, и я была ревнива, но теперь я побѣдила этотъ недостатокъ); она тщеславна. Ахъ, Генри! она не сдѣлаетъ счастливымъ человѣка, который будетъ любить ее. Уѣзжайте же, сынъ мои, удалитесь отъ насъ и любите насъ.
   Бѣдная виконтесса! да, она говорила правду; да, она желала ему добра и побѣдила свою ревность. Генри Эсмондъ увидѣлъ это нынѣ.
   Эсмондъ уѣхалъ въ тотъ же день въ Лондонъ и оттуда, вмѣстѣ съ своимъ генераломъ, немедленно отправился къ арміи, которая, подъ предводительствомъ герцога Марльборо, сражалась во Фландріи. Много побѣдъ Марльборо одержалъ надъ Французами и союзниками ихъ; много городовъ отворили ему свои ворота и встрѣтили его съ торжествомъ. Эсмондъ имѣлъ много случаевъ хорошо узнать великаго полководца и можетъ представить здѣсь его вѣрный портретъ. Въ смятеніи битвы и среди пустой церемонной встрѣчи, въ избушкѣ, за столомъ, на которомъ разложены карты военныхъ дѣйствій, и во дворцѣ, за столомъ побѣжденнаго курфирста -- вездѣ Марльборо былъ одинаковъ: спокоенъ, холоденъ, невозмутимъ. Измѣна и любезный поклонъ были для него одинаково-легки; чернѣйшую ложь произносилъ онъ такъ же непринужденно, какъ фразу о погодѣ. Онъ соблазнялъ и покидалъ женщину, предавалъ или благодарилъ своего благодѣтеля съ одинаковымъ спокойствіемъ. Онъ былъ бы совершенно инымъ человѣкомъ, еслибъ его сердце знало любовь или ненависть, состраданіе или страхъ, сожалѣніе или угрызеніе совѣсти. Отважнѣйшій подвигъ, геніальнѣйшее соображеніе, гнуснѣйшій обманъ, грабительство областей и отдѣльныхъ бѣдняковъ -- все было ему одинаково-легко. Армія знала его характеръ, но безгранично ввѣрялась его геніальности. Тѣ самые люди, которыхъ онъ обсчитывалъ въ жалованьѣ (потому-что онъ одинаково бралъ и мильйоны въ подарокъ, и мѣдную монету изъ жалованья солдата) были преданнѣйшими исполнителями его воли. Они проклинали своего полководца и не хотѣли никакого другаго полководца. Въ знаменитомъ гохштедтскомъ сраженіи Эсмондъ былъ тяжело раненъ, и потомъ болѣе года прожилъ въ Лондонѣ, пока совершенно оправился и могъ возвратиться къ арміи. Виконтесса въ это время получила наслѣдство послѣ отца, и имѣла теперь средства являться при дворѣ. Красота Беатрисы производила необыкновенный эффектъ, и гордая красавица, окруженная поклонниками, не обращала вниманія на Эсмонда. Онъ жестоко страдалъ отъ ея презрѣнія, и повѣренною его тайныхъ мученіи была виконтесса. Выздоровѣвъ совершенно, Эсмондъ возвратился къ арміи; съ нимъ поѣхалъ и молодой виконтъ, отданный матерью на попеченіе Эсмонда. Они вмѣстѣ сражались при Рамилыі; по Эсмондъ пишетъ свою біографію, а не исторію войны.
   Однажды, обозрѣвая въ Брюсселѣ древнюю и великолѣпную церковь св. Гудулы, Эсмондъ замѣтилъ у алтаря офицера, лицо и жесты котораго показались ему знакомыми. Окончивъ свою молитву, офицеръ обернулся и Эсмондъ узналъ въ немъ патера Гольта, своего милаго учителя.
   -- Му Father! (отецъ мой!) радостно вскрикнулъ Эсмондъ поанглійски.
   -- Молчи! Я не понимаю. Я не говорю поанглійски, отвѣчалъ Гольтъ на латинскомъ языкѣ.
   Эсмондъ улыбнулся этой странной предосторожности.-- Я узнаю патера во всякомъ платьѣ, сказалъ онъ полатини.
   -- Я мистеръ или капитанъ фон-Гольцъ, состоящій въ баварской службѣ и присланный сюда съ порученіемъ къ Евгенію Савойскому.
   -- Прошу капитана фой-Гольца принять свидѣтельство моего глубочайшаго почитанія.
   -- А изъ тебя также вышелъ отличный рубака. Ты былъ опасно раненъ при Гохштедтѣ, а прежде того былъ въ Испаніи. За Рамильи тебѣ дали роту. Твой генералъ не въ ладу съ Марльборо. Твои кузенъ, виконтъ Кестельвудъ, съ нынѣшняго похода также гвардейскій офицеръ. Видишь, я знаю все (слабость Гольта, или Гольца, было всезнаніе). Да, я хорошо знаю ваши дѣла. Старикъ-отецъ леди Кестельвудъ умеръ; у королевы Анны подагра. Ты попрежнему держишься нашей стороны. Да, я знаю, что въ Кембриджѣ ты былъ ревностнѣйшимъ приверженцемъ Стюартовъ -- и хорошо дѣлаешь, слѣдуя въ этомъ примѣру виконта...
   -- И своего отца, прибавилъ Эсмондъ, пристально взглянувъ на Гольта; но патеръ не выразилъ ни малѣйшаго удивленія этимъ неожиданнымъ словамъ; онъ такъ хорошо владѣлъ собою, что не показалъ даже виду, что понимаетъ ихъ смыслъ.-- А вы что подѣлывали, капитанъ фои-Гольцъ, съ тѣхъ-поръ, какъ мы разстались?
   -- Мало ли что можно дѣлать! Я могъ быть миссіонеромъ въ Пекинѣ или въ Парагваѣ; довольно того, что нынѣ я капитанъ фонГольцъ и присланъ условиться о размѣнѣ плѣнныхъ съ принцемъ савойскимъ.
   Въ англійской арміи много было офицеровъ, приверженныхъ къ претенденту, сыну короля Іакова II и брату королевы Анны, который жилъ въ Версали подъ именемъ Сен-Джорджа. Самъ герцогъ Марльборо долго былъ въ перепискѣ съ родственникомъ своимъ, лордомъ Бервикомъ, послѣдовавшимъ въ изгнаніе за Стюартами, и смотрѣлъ сквозь пальцы на преданность претендента. Патеръ Гольтъ очень-часто являлся въ англійскомъ лагерѣ; зачѣмъ?-- легко было угадать, хотя Гольтъ не говорилъ объ этомъ, пока, видѣвшись въ Англіи съ Изабеллою, второю супругою отца Эсмонда, узналъ отъ нея, что молодому человѣку извѣстна тайна его рожденія, но онъ свято хранитъ ее, не пользуясь своими правами. Добрый патеръ плакалъ отъ умиленія и, почувствовавъ къ Эсмонду уваженіе, сдѣлался довѣрчивѣе съ нимъ и разсказалъ ему всѣ свои интриги. Объ одномъ жалѣлъ патеръ, что Эсмондъ, имъ воспитанный въ католическихъ понятіяхъ, забылъ эти наставленія и возвратился къ протестантству. Но Эсмондъ просилъ его не вдаваться въ религіозныя пренія. При одномъ свиданіи, когда молодой человѣкъ снова рѣшился заговорить о своей тайнѣ, патеръ разсказалъ ему всю грустную исторію перваго брака отца его. Томасъ Кестельвудъ, бывъ, еще просто Томасомъ Эсмондомъ, въ голландской службѣ, велъ жизнь разгульную и былъ тяжело раненъ на дуэли. Гертруда Месъ ухаживала за больнымъ; онъ влюбился въ нее и женился; бракъ былъ совершенъ въ Брюсселѣ, въ церкви св. Гудулы, и гамъ же былъ крещенъ сыпь

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
В. ТЕККЕРЕЯ

ТОМЪ ДВѢНАДЦАТЫЙ

ИСТОРІЯ ГЕНРИ ЭСМОНДА

эсквайра, полковника на службѣ ея величества королевы Анны.

(НАПИСАННАЯ ИМЪ САМИМЪ).

БІОГРАФИЧЕСКІЙ ОЧЕРКЪ.

Съ портретомъ В. Теккерея.

С-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія бр. Пантелеевыхъ. Верейская No 16
1895.

  

ИСТОРІЯ ГЕНРИ ЭСМОНДА,
эсквайра, полковника на службѣ ея величества королевы Анны

(НАПИСАННАЯ ИМЪ САМИМЪ)

"... Servetur аd imum
Qualis ab incepto processerit et sibi constet".

Переводъ М. А. Шишмаревой и В. Л. Ранцова.

  

ПРЕДИСЛОВІЕ.

Виргинскіе Эсмонды.

   Помѣстье Кэстльвудъ, въ Виргиніи, пожалованное нашимъ предкамъ королемъ Карломъ Первымъ въ видѣ слабаго вознагражденія за тѣ жертвы, которыя принесла фамилія Эсмондовъ, служа интересамъ его величества, лежитъ въ графствѣ Вестморлэндъ, между рѣками Потомакомъ и Раппаганокомъ. Когда-то оно было очень велико -- не меньше любого англійскаго графства, хотя въ первые годы давало самый ничтожный доходъ. Дѣло въ томъ, что въ теченіе почти восьмидесяти лѣтъ послѣ того, какъ это помѣстье досталось нашимъ праотцамъ, его плантаціи находились въ рукахъ коммиссіонеровъ, наживавшихся одинъ за другимъ, въ то время, когда какихъ-нибудь нѣсколько десятковъ бочекъ табака были единственной доходной статьей, какую имѣла наша семья много лѣтъ спустя послѣ реставраціи съ своихъ виргинскихъ помѣстій.
   Мой дорогой и глубоко мною чтимый отецъ, полковникъ Генри Эсмондъ, исторія чьей жизни, имъ самимъ написанная, заключается въ прилагаемой книгѣ, прибылъ въ Виргинію въ 1718-мъ году, построилъ себѣ домъ, который назвалъ Кэстльвудомъ, и поселился здѣсь навсегда. Послѣ долгой и бурной жизни въ Англіи онъ прожилъ еще много мирныхъ годовъ въ этой новой странѣ, окруженный почетомъ, любимый и уважаемый своими согражданами.
   Какъ невыразимо дорогъ былъ онъ своей семьѣ -- объ этомъ мнѣ незачѣмъ говорить. Вся его жизнь была благодѣяніемъ для всѣхъ, кто приходилъ съ нимъ въ соприкосновеніе. Онъ служилъ самымъ лучшимъ примѣромъ, былъ самымъ мудрымъ совѣтчикомъ, самымъ щедрымъ и гостепріимнымъ хозяиномъ для своихъ друзей, самымъ заботливымъ и нѣжнымъ отцомъ для своихъ подчиненныхъ, а семью свою, своихъ кровныхъ, осыпалъ такими сокровищами отеческой любви, о которыхъ и и по крайней мѣрѣ не можемъ вспоминать безъ чувства благоговѣнія и живѣйшей благодарности. Дѣти моего сына, гдѣ бы они ни жили -- здѣсь-ли, въ нашей республикѣ, или дома, въ дорогой, всегда любезной сердцу, отчизнѣ, съ которой насъ разлучила недавняя ссора, -- могутъ по справедливости гордиться, что они потомки того, кто былъ истинно благороднымъ человѣкомъ во всѣхъ отношеніяхъ.
   Дорогая моя матушка скончалась въ 1736-мъ году, вскорѣ послѣ нашего возвращенія изъ Англіи, куда родители возили меня оканчивать образованіе и гдѣ я познакомилась съ мистеромъ Варрингтономъ, котораго дѣти мои никогда не видали. Когда Господу было угодно взять его у меня во цвѣтѣ юности, послѣ немногихъ мѣсяцевъ самаго счастливаго супружества, то если я могла тогда оправиться отъ моего великаго горя, я больше всего этимъ обязана нѣжной любви ко мнѣ моего дорогого отца и тому великому счастью, которымъ преисполнило меня рожденіе моихъ двухъ возлюбленныхъ мальчиковъ. Я знаю, что роковая рознь ихъ политическихъ мнѣній никогда не разлучала ихъ сердецъ, и какъ я могу любить ихъ обоихъ, сражаются-ли они подъ знаменемъ короля или республики, такъ, я увѣрена, и они любятъ меня и другъ друга, а главное любятъ его, моего и ихъ отца, лучшаго друга ихъ дѣтства, благороднаго джентльмена, взростившаго ихъ съ младенческихъ лѣтъ въ высокихъ правилахъ чести, истины и любви.
   Дѣти мои никогда не забудутъ лица и фигуры глубоко ими чтимаго дѣда, и я хотѣла бы умѣть рисовать (папа въ совершенствѣ владѣлъ этимъ искусствомъ), чтобы оставить нашимъ потомкамъ портретъ того, кто былъ такъ добръ и такъ всѣми чтимъ.
   Мой отецъ имѣлъ смуглое лицо, очень большой лобъ, темно-каріе глаза и густыя брови, остававшіяся черными еще долго послѣ того, какъ голова его совсѣмъ побѣлѣла. Носъ у него былъ съ горбинкой, улыбка необыкновенно пріятна. Какъ хорошо я помню эту улыбку!.. Нѣтъ, я чувствую, что никакое описаніе не дастъ и приблизительнаго представленія объ его наружности. Роста онъ былъ небольшого, всего пяти футъ семи дюймовъ. Онъ, бывало, часто подшучивалъ надъ моими мальчиками, называя ихъ своими костылями, и говорилъ, что костыли его переросли и онъ уже не можетъ на нихъ опираться. Но, не смотря на малый свой ростъ, онъ отличался совершеннѣйшей граціей движеній и величественной осанкой, какой я не встрѣчала ни у кого въ нашей странѣ (кромѣ, можетъ быть, нашего друга мистера Вашингтона), и возбуждалъ къ себѣ уваженіе повсюду, гдѣ бы онъ ни показался.
   Онъ былъ очень ловокъ во всѣхъ тѣлесныхъ упражненіяхъ и обнаруживалъ въ нихъ замѣчательное проворство и легкость. Особенно любилъ онъ фехтовать, и подъ его руководствомъ оба мои мальчика настолько преуспѣли въ этомъ искусствѣ, что когда мосье Рошамбо и французы прибыли въ нашу страну, ни одинъ изъ его офицеровъ не могъ превзойти въ фехтованьѣ моего Генри, а Генри въ этомъ отношеніи далеко уступалъ моему бѣдному Джорджу, который принялъ сторону короля въ нашей прискорбной, но славной войнѣ за независимость.
   Ни отецъ мой, ни мать никогда не употребляли пудры: у обоихъ, съ тѣхъ поръ, какъ я себя помню, волосы были бѣлы, какъ снѣгъ. Дорогая моя матушка до конца жизни сохранила необычайно яркій и свѣжій цвѣтъ лица: никто не хотѣлъ вѣрить, чтобъ она не румянилась. Въ шестьдесятъ лѣтъ отъ роду она смотрѣла еще молодой и была удивительно бодра. Только послѣ бѣдственной осады нашего дома индѣйцами, оставившей меня вдовой прежде, чѣмъ я сдѣлалась матерью, здоровье матушки пошатнулось. Она уже не могла оправиться отъ ужаса и тревоги, пережитыхъ ею за тѣ страшные дни, такъ гибельно закончившіеся для меня -- молодой жены, овдовѣвшей черезъ шесть мѣсяцевъ послѣ свадьбы, и умерла на рукахъ моего отца прежде, чѣмъ минулъ первый годъ моего вдовства.
   Съ этого дня и до послѣдней минуты его дорогой жизни величайшимъ моимъ утѣшеніемъ и отрадой было оставаться при немъ, быть ему товарищемъ и поддержкой. Изъ немногочисленныхъ коротенькихъ замѣтокъ, сдѣланныхъ рукою моей матерью на поляхъ этой книги, въ которой отецъ описываетъ свои приключенія въ Европѣ, я поняла, съ какою безграничной преданностью она къ нему относилась, съ какимъ обожаніемъ смотрѣла на него, -- обожаніемъ до того страстнымъ, до того исключительнымъ, что, мнѣ кажется, она не могла никого любить такъ, какъ любила его: на немъ одномъ, -- единственномъ предметѣ ея поклоненія и привязанности, -- были сосредоточены всѣ ея помыслы, всѣ чувства. Я знаю, что въ ея присутствіи мой милый отецъ никогда не выказывалъ той горячей любви, какую питалъ къ своей дочери, и моя любимая, нѣжная мать, въ свои послѣднія, священнѣйшія минуты, говорила, какъ она жалѣетъ, что мало любила меня, -- признавалась, что она ревновала отца даже ко мнѣ, такъ какъ не могла перенести мысли, что онъ можетъ любить кого-нибудь кромѣ нея, и въ трогательныхъ, прекрасныхъ словахъ умоляла меня не оставлять его и заступить при немъ то мѣсто, которое она покидаетъ. Съ чистой совѣстью и сердцемъ, исполненнымъ неизъяснимой благодарности, я, кажется, могу сказать, что выполнила этотъ предсмертный завѣтъ и что никогда, до послѣдняго своего часа, мой незабвенный отецъ не могъ пожаловаться, чтобы любовь и преданность его дочери измѣняли ему.
   И только тогда, когда я вполнѣ узнала есо (онъ при жизни матушки никогда не открывалъ передо мной свою душу), -- когда я оцѣнила всю глубину его привязанности ко мнѣ, -- я поняла и простила то, что, признаюсь, сердило меня въ моей матери, пока она была жива, -- ту исключительную ревность, съ какою она всегда и во всѣхъ случаяхъ такъ тщательно оберегала для себя самой любовь своего мужа. Это былъ даръ, до того безцѣнный, что неудивительно, если она -- владѣвшая имъ -- хотѣла удержалъ его весь за собой и не могла рѣшиться уступить ни частицы своего сокровища никому -- даже родной дочери.
   Я никогда не слыхала въ устахъ отца грубаго слова, а между тѣмъ поразительно, до Какой степени уважали и боялись это подчиненные; работники на нашей плантаціи (какъ выписанные изъ Англіи, такъ и купленные на мѣстѣ негры-невольники) слушались его съ такою готовностью, какой никогда не удавалось добиться отъ своихъ людей самымъ суровымъ хозяевамъ изъ нашихъ сосѣдей. Онъ не допускалъ фамильярности, хотя держалъ себя совершенно просто и естественно; онъ былъ всегда одинаковъ -- такой же съ низшими, какъ и съ высшими: съ какой-нибудь черной невольницей онъ бывалъ ничуть не менѣе учтивъ, чѣмъ съ женой губернатора. Никогда никому не приходило въ голову позволить себѣ съ нимъ какую-либо вольность (кромѣ одного случая съ пьянымъ джентльменомъ изъ Іорка, и, должна я сказать, папа никогда не могъ простить этому человѣку). Онъ умѣлъ сдѣлать такъ, что люди самаго скромнаго положенія въ свѣтѣ сразу чувствовали себя съ нимъ совершенно свободно, и такъ хорошо осаживалъ нахаловъ спокойной своей насмѣшкой, что всѣ страшно боялись его. Учтивость его была не такого рода, что надѣвается, какъ парадное платье, только по праздникамъ и прячется въ шкафъ, когда гости разойдутся: она была всегда при немъ, всегда одна и та же, какъ надѣвалъ онъ къ обѣду всегда одно и то же платье -- обѣдалъ-ли онъ дома, въ кругу своей семьи, или ѣхалъ на званый обѣдъ. Говорятъ, онъ любилъ первенствовать въ своемъ обществѣ, но въ какомъ обществѣ онъ не былъ бы первымъ? Когда я ѣздила съ отцомъ и матерью въ Европу оканчивать свое воспитаніе и мы проводили зиму у моего единоутробнаго брата лорда Кэстльвуда и второй его жены, я встрѣчала при Дворѣ ея величества многихъ изъ самыхъ блестящихъ джентльменовъ того времени, и всегда думала про себя, что нѣтъ между ними ни одного, который былъ бы лучше папа. То же самое говорилъ и знаменитый лордъ Боллинброкь, когда онъ пріѣзжалъ къ намъ изъ Доули. "Нынѣшніе люди совсѣмъ не то, что, бывало, въ мое время" -- сказалъ его свѣтлость и прибавилъ, обращаясь ко мнѣ: "Madame, если бы вашъ отецъ поселился въ американскихъ лѣсахъ, индѣйцы выбрали-бы его сахемомъ", послѣ чего онъ очень любезно назвалъ меня Покагонтой {Дочь одного извѣстнаго въ тѣ времена индѣйскаго вождя.}.
   Я никогда не видала другой нашей родственницы -- супруги епископа Тёшера, о которой такъ много говорится въ мемуарахъ папа, но мама, въ бытность нашу въ Лондонѣ, ѣздила къ ней въ деревню. Я совсѣмъ не горда (что доказала, исполнивъ желаніе моей матери и сдѣлавшись любящей женою джентльмена, который былъ всего лишь младшимъ сыномъ суффолькскаго баронета), но все-таки уважаю свое родовое имя и удивляюсь, какъ женщина, его носившая, могла промѣнять его и обратиться въ какую-то мистриссъ Т_о_м_а_с_ъ Т_ё_ш_е_р_ъ. Я считаю гнусной и не заслуживающей довѣрія сплетней (которую слышала въ Европѣ, хотя была въ то время слишкомъ молода, чтобы хорошенько понять) разсказы о томъ, какъ эта особа, покинувъ свою семью, убѣжала въ Парижъ, -- какъ, приревновавъ претендента, она выдала его тайну милорду Стэру, посланнику короля Георга, что едва не было причиной смерти принца, и какъ, вернувшись въ Англію и выйдя за мистера Тёшера, она сдѣлалась фавориткой короля Георга Второго, назначившаго ея мужа деканомъ, а потомъ и епископомъ. Я никогда не видала этой лэди, которой было благоугодно оставаться в_ъ с_в_о_е_м_ъ д_в_о_р_ц_ѣ все то время, что мы пробыли въ Лондонѣ, но послѣ визита къ ней моя бѣдная мама говорила, что мистриссъ Тёшеръ потеряла прежнюю свою красоту, и предостерегала меня никогда не придавать значенія тѣмъ ничтожнымъ дарамъ, которыми надѣлила меня природа. Мистриссъ Тёшеръ страшно растолстѣла, и я помню, какъ жена моего брата, лэди Кэстльвудъ, сказала однажды: "Неудивительно, что она попала въ фаворитки: король, какъ и отецъ его, любитъ безобразныхъ старухъ". А папа на это возразилъ: "Всѣ вы, женщины, одинаковы: едва-ли увидитъ когда-нибудь свѣтъ такую красавицу, какою была она, и вы готовы простить ей все, что угодно, кромѣ ея красоты". Тутъ мнѣ показалось, что мама разсердилась, а милордъ Кэстльвудъ засмѣялся; я же, будучи молоденькой дѣвчонкой, конечно, не могла взять въ толкъ, о чемъ они говорятъ.
   Послѣ событій, описанныхъ въ третьемъ томѣ мемуаровъ папа, мои родители, по совѣту своихъ друзей и вслѣдствіе обстоятельствъ, изложенныхъ въ концѣ книги, уѣхали за-границу. Но братъ мой, узнавъ, что б_у_д_у_щ_а_я с_у_п_р_у_г_а е_п_и_с_к_о_п_а покинула Кэстльвудъ и убѣжала въ Парижъ къ претенденту, пустился по ея слѣдамъ и убилъ бы претендента, хоть онъ былъ и принцъ, если бы онъ не успѣлъ во время скрыться. Когда вслѣдъ за тѣмъ претендентъ отправился въ походъ, въ Шотландію, Кэстльвудъ былъ такъ взбѣшенъ противъ него, что просилъ разрѣшенія поступить волонтеромъ въ шотландскую армію герцога Аргайльскаго, которую, впрочемъ, претендентъ не посмѣлъ встрѣтить лицомъ къ лицу. Послѣ этого милордъ совершенно примирился съ нынѣ царствующей династіей и даже пользовался отъ нея многими милостями.
   Около этого времени и сама мистриссъ Тёшеръ разгнѣвалась на претендента -- едва-ли даже не больше всей своей родни, и, какъ я слыхала, любила хвастаться будто не только возвратила милорда Кэстльвуда въ лоно англиканской церкви, но и доставила ему званіе англійскаго пэра, которое носитъ въ настоящее время м_л_а_д_ш_а_я в_ѣ_т_в_ь нашей фамиліи. Мистриссъ Тёшеръ была большимъ другомъ сэра Роберта Вальполя. "Она не успокоится, пока не перетащитъ мужа въ Ламбетъ {Т. е. пока его не сдѣлаютъ примасомъ.}, смѣялся, бывало, папа; но епископъ неожиданно скончался отъ апоплексіи. Супруга воздвигла надъ нимъ огромный монументъ, и оба они покоятся теперь подъ мраморнымъ балдахиномъ; надъ ними парятъ мраморные ангелы на мраморныхъ облакахъ, а первая мистриссъ Тёшеръ лежитъ за шестьдесятъ миль отъ нихъ -- въ Кэстльвудѣ.
   Но умъ и образованіе моего отца такъ высоки, что никакая женщина не можетъ съ нимъ въ этомъ сравняться, а приключенія его въ Европѣ имѣютъ гораздо болѣе захватывающій интересъ, нежели жизнь его въ здѣшней странѣ, протекавшая среди спокойныхъ привязанностей и мирнаго исполненія долга. Поэтому я лучше закончу мое введеніе къ его мемуарамъ и предоставлю моимъ дѣтямъ прочесть разсказъ, несравненно болѣе занимательный, нежели все то, что могла бы разсказать имъ ихъ любящая старуха мать.
   Рахиль Эсмондъ Варрингтонъ. Кэстльвудъ, Виргинія.
   Ноября 3-го, 1778 г.
  

КНИГА ПЕРВАЯ.

Ранняя юность Генри Эсмонда вплоть до выхода его изъ Троицкой коллегіи въ Кембриджѣ,

   Актеры въ старинныхъ трагедіяхъ, какъ мы знаемъ изъ книгъ, завывали свои ямбы подъ музыку, говорили изъ подъ маски и выступали на ходуляхъ, въ высокихъ шлемахъ или парикахъ. Считалось, что всѣхъ этихъ аттрибутовъ требуетъ достоинство трагической музы и что она можетъ двигаться не иначе, какъ въ тактъ. Такъ, царица Медея убивала своихъ дѣтей подъ тихую музыку, царь Агамемнонъ погибалъ смертію (по выраженію мистера Драйдена), а хоръ стоялъ неподвижно и въ торжественныхъ, ритмическихъ строфахъ оплакивалъ участь этихъ великихъ коронованныхъ особъ. Муза исторіи окружаетъ себя такими же церемоніями, какъ и ея сестра Мельпомена, н она тоже ходитъ въ маскѣ и въ котурнахъ и говоритъ въ тактъ. И она тоже въ нашъ вѣкъ занимается дѣлами однихъ только государей, прислуживая имъ съ торжественнымъ раболѣпствомъ, какъ придворный церемоніймейстеръ, который считаетъ, что дѣла простыхъ смертныхъ его не касаются. Видалъ я стараго французскаго короля Людовика ХІѴ-го -- типъ и образецъ царственности, -- человѣка, который двигался не иначе, какъ въ тактъ, который жилъ и умеръ по уставу своего гофмаршала, который всю свою жизнь упорно разыгрывалъ роль героя; я видѣлъ его старымъ и дряхлымъ, когда -- обнаженный отъ поэтическихъ прикрасъ -- это былъ маленькій сморщенный старичекъ, съ лицомъ, попорченнымъ оспой, въ огромномъ парикѣ и на высокихъ красныхъ каблукахъ, чтобы казаться выше ростомъ, -- пожалуй, герой, если изобразить его въ книгѣ, въ видѣ мѣдной статуи мы римскимъ полубогомъ на росписномъ потолкѣ, но самый обыкновенный, простой смертный для мадамъ Мэнтенонъ, для цирюльника, который его брилъ, и для мосье Фагона, его лейбъ-медика. Желалъ бы я знать, сниметъ-ли когда-нибудь исторія съ себя парикъ и откажется-ли она отъ своей роли придворнаго? Увидимъ-ли мы когда-нибудь другіе уголки Франціи и Англіи, кромѣ Версаля и Виндзора? Видалъ я въ Виндзорѣ королеву Анну, когда она мчалась по парку за гончими въ своей одноколкѣ и сама правила лошадью. Это была полнокровная, краснолицая женщина, нисколько не похожая на ту статую, что стоитъ въ Лондонѣ, обратившись своей каменной спиной къ собору св. Павла и смотритъ вслѣдъ экипажамъ, несущимся къ Лёдгэтъ-Гиллю. Не была она ни умнѣе насъ съ вами, ни лучше воспитана, а между тѣмъ мы преклоняли колѣно, чтобъ подать ей письмо или умывальную чашку. Неужели же исторія будетъ ползать на колѣняхъ до скончанія вѣка? Я бы хотѣлъ, чтобъ она поднялась на ноги и приняла естественную позу, -- чтобъ она перестала присѣдать и отвѣшивать поклоны, какъ придворный лакей и пятиться къ дверямъ въ присутствіи монарха. Короче сказать, я бы не столько хотѣлъ видѣть исторію героической, сколько быть съ ней на короткой ногѣ, и я думаю, что мистеръ Гогартъ и мистеръ Фильдингъ дадутъ нашимъ дѣтямъ гораздо болѣе ясное представленіе о нравахъ современной Англіи, чѣмъ "Придворная Газета" со всѣми своими подражателями.
   Былъ въ полку Уэбба одинъ нѣмецкій офицеръ, надъ которымъ мы любили подтрунивать и про котораго въ арміи сложилась легенда (къ слову сказать, я самъ былъ ея авторомъ), будто онъ былъ старшимъ сыномъ имперскаго потомственнаго оберштифельціера {Старшаго сапого-снимателя.} и наслѣдниковъ почетной обязанности, которою его предки очень гордились, -- обязанности, заключавшейся въ томъ, что всѣ они, въ продолженіи двадцати поколѣній, получали пинки отъ одной императорской ноги, пока снимали сапогъ съ другой. Я слышалъ, что старый лордъ Кэстльвудъ (часть семейной хроники котораго занесена на эти страницы) -- слыхалъ я, что этотъ вельможа, --хотя кровь его была нисколько не менѣе благородна, чѣмъ кровь Стюартовъ, которымъ онъ служилъ и которые, по своей родословной, стоятъ ничуть не выше десятка англійскихъ и шотландскихъ фамилій (я могъ бы даже ихъ назвать) -- гораздо больше гордился своей должностью при Дворѣ, чѣмъ своими именитыми предками, и такъ высоко цѣнилъ свое званіе Хранителя королевскихъ кладовыхъ и носителя королевскаго кубка, что съ радостью раззорился ради неблагодарнаго и расточительнаго монарха, пожаловавшаго его этимъ званіемъ. Онъ заложилъ свое серебро для короля Карла Перваго, для него же заложилъ свои земли и потерялъ большую ихъ часть вслѣдствіе денежныхъ штрафовъ и конфискованія имущества. Онъ бодро перенесъ осаду своего родового замка Айртономъ, когда братъ его Томасъ сдался (а затѣмъ вошелъ въ соглашеніе съ парламентомъ, чего старшій братъ никогда не могъ ему простить и когда второй его братъ Эдуардъ вступившій въ духовное званіе, былъ убилъ на кэстльвудской башнѣ, гдѣ дѣйствовалъ одновременно въ качествѣ проповѣдника и артиллериста. Этотъ неукротимый старый роялистъ, не покинувшій короля даже тогда, когда разрушали его собственный домъ, бѣжалъ за-границу съ своимъ единственнымъ сыномъ, въ то время ребенкомъ, и возвратился, чтобы принять участіе въ Ворчестерскомъ сраженіи. На этомъ роковомъ полѣ битвы Эйстэсъ Эсмондъ былъ убитъ. Кэстльвудъ еще разъ бѣжалъ, какъ изгнанникъ, и съ той поры, до самой реставраціи и послѣ, никогда не оставлялъ Двора государя, за чье возвращеніе мы возсылаемъ благодарственныя молитвы, -- того самого государя, который продалъ свою страну и бралъ взятки отъ французскаго короля.
   Великій король въ изгнаніи -- что можетъ быть величественнѣе этого зрѣлища? Честный человѣкъ въ несчастіи -- что можетъ быть достойнѣе уваженія? Мистеръ Аддисонъ нарисовалъ намъ такую фигуру въ своей благородной пьесѣ: "Катонъ". Но представьте себѣ бѣжавшаго Катона кутящимъ въ кабакѣ съ парочкой распутныхъ женщинъ у него на колѣняхъ, съ десяткомъ вѣрныхъ и пьяныхъ-товарищей по пораженію; представьте себѣ на заднемъ планѣ картины хозяина кабака, требующаго уплаты по счету, -- и все величіе несчастія разомъ пропадаетъ. Муза исторіи съ стыдомъ отворачивается отъ этой вульгарной сцены и поскорѣе притворяетъ дверь (на которой записанъ неуплаченный счетъ пьянаго изгнанника) за нимъ со всѣми ето кружками и трубками и за кабацкимъ хоромъ, который горланитъ онъ съ своими пріятелями. Чтобы нарисовать такого человѣка, какъ Карлъ, нужны Остаде и Міерисы. Всѣ эти ваши Кнеллеры и Лебрены даютъ намъ только неуклюжія и невозможныя аллегоріи; а сажать на Олимпъ такое грязное, пьяное божество казалось мнѣ всегда богохульствомъ.
   Что же касается вѣрнаго слуги короля -- виконта Кэстльвуда, потерявшаго сына, -- раззорившагося благодаря своей вѣрности, покрытаго ранами и знаками отличія, очутившагося въ изгнаніи на старости лѣтъ -- то не намъ, его кровнымъ, судить его; и если этотъ патріархъ засыпалъ въ пьяномъ видѣ надъ своимъ кубкомъ съ виномъ, -- не намъ презрительно указывать на него пальцами и скликать прохожихъ, чтобъ они посмѣялись надъ его багровымъ лицомъ и сѣдой головой. Не струится-ли въ своихъ истокахъ горный ручей свободнымъ и чистымъ, пробѣгая черезъ прекрасныя пастбища, оставляя богатую дань на поляхъ, и все это только за тѣмъ, чтобы закончить существованіе въ деревенской сточной канавѣ? Жизнь человѣческая, имѣвшая благородное начало, кончается часто не лучше, и, размышляя о такой жизни, безпристрастный наблюдатель долженъ относиться къ ней съ уваженіемъ. Я на своемъ вѣку слишкомъ близко видѣлъ успѣхъ, чтобы снималъ передъ нимъ шляпу и кричать у_p_а ему вслѣдъ, когда онъ проѣзжаетъ въ своей золоченой каретѣ, и я хотѣлъ бы, по мѣрѣ моихъ слабыхъ силъ, предостеречь моихъ товарищей-пѣшеходовъ, чтобъ они не слишкомъ разѣвали рты, удивляясь этому выскочкѣ, и не рукоплескали бы слишкомъ громко. Вижу-ли я лорда-мэра, когда онъ торжественно катитъ въ свой дворецъ кушать паштеты, -- или же печальный кортежъ бѣднаго Джека изъ Ньюгетской тюрьмы съ шерифомъ и копьеносцами, сопровождающими его въ его послѣднемъ странствіи къ Тибурну, -- я заглядываю въ свою душу и говорю себѣ, что я не хуже лорда-мэра, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, знаю, что я не лучше бѣднаго Джека. Дайте мнѣ цѣпь и красную тогу, поставьте передо мной пуддингъ, -- и я прекрасно сыграю роль альдермена и, плотно пообѣдавъ, произнесу надъ Джекомъ приговоръ. Морите меня голодомъ, удалите меня отъ книгъ и честныхъ людей, воспитайте во мнѣ любовь къ игрѣ, вину и удовольствіямъ, а тамъ выведите меня на Гонслоускій пустырь и покажите мнѣ кошелекъ, -- и я его возьму. "И тебя повѣсятъ по заслугамъ", скажете вы, чтобъ положить конецъ моимъ разглагольствованіямъ.-- Не спорю. Я долженъ принимать міръ такимъ, каковъ онъ есть, -- съ веревкой, заканчивающеюся петлей включительно, пока такая веревка въ модѣ.
  

ГЛАВА I.
О томъ, какъ Фрэнсисъ, четвертый виконтъ Кэстльвудъ, пріѣзжаетъ въ Кэстльвудъ-Голлъ.

   Когда въ 1691-мъ году четвертый виконтъ Кэстльвудъ унаслѣдовалъ свой титулъ и вслѣдъ затѣмъ вступилъ во владѣніе Кэстльвудъ-Голломъ въ графствѣ Гентсъ, почти единственнымъ обитателемъ Кэстльвудскаго дома, не считая слугъ, былъ двѣнадцатилѣтній мальчикъ, котораго никто, кажется, не замѣчалъ до той минуты, когда милэди виконтесса случайно наткнулась на него въ день своего пріѣзда, обходя домъ въ сопровожденіи ключницы.
   Мальчикъ сидѣлъ въ комнатѣ, извѣстной подъ названіемъ библіотеки или желтой галлереи, гдѣ обыкновенно висѣли фамильные портреты, въ томъ числѣ прекрасный портретъ лорда Джорджа, второго виконта, работы сэра Антоніо Вандика, и портретъ третьяго только что умершаго виконта, работы мистера Добсона, который его супруга и вдова сочла, должно быть, излишнимъ перевозить въ Чельси, въ свою резиденцію близь Лондона, когда присылала за своимъ собственнымъ портретомъ работы сэра Питера Лели, на которомъ ея сіятельство была изображена въ видѣ богини охоты, Діаны.
   Новая и прекрасная милэди Кэстльвудъ застала грустнаго, одинокаго ребенка погруженнымъ въ чтеніе толстаго фоліанта, который онъ отложилъ въ сюрону, увидѣвъ передъ собой незнакомку. Догадываясь, кто была эта особа, мальчикъ всталъ и низко ей поклонился, застѣнчиво привѣтствуя въ ней хозяйку дома.
   Она протянула руку -- да и было-ли когда-нибудь, чтобъ эта рука не протянулась для добраго дѣла, для защиты угнетеннаго и несчастнаго?
   -- Такъ вотъ онъ, нашъ кузенъ!-- сказала она.-- Какъ же васъ зовутъ, милый кузенъ?
   -- Меня зовутъ Генри Эсмондъ, -- отвѣчалъ мальчикъ, глядя на нее съ изумленіемъ и восторгомъ, ибо она явилась передъ нимъ, какъ Dea certè, и ему казалось, что никогда онъ не видѣлъ такого очаровательнаго существа.
   Ея золотистые волосы сверкали на солнцѣ; на лицѣ игралъ нѣжный румянецъ, губы улыбались, а глаза сіяли такой добротой, что сердцѣ Гарри Эсмонда забилось отъ счастья.
   -- Это правда, милэди, его зовутъ Генри Эсмондъ, -- сказала мистриссъ Ворксонъ, ключница (давнишній тиранъ Генри Эсмонда, котораго мальчикъ не столько ненавидѣлъ, сколько допекалъ), и старуха многозначительно взглянула на портретъ покойнаго лорда, какимъ онъ и по сей день стоитъ въ фамильной портретной галлереѣ, съ благороднымъ, строгимъ лицомъ, съ рукой на эфесѣ шпаги, съ орденомъ въ петлицѣ мундира, пожалованнымъ ему императоромъ за отличіе въ войнѣ съ турками на Дунаѣ.
   Замѣтивъ огромное, несомнѣнное сходство между портретомъ и мальчикомъ, новая виконтесса, которая все это время держала руку ребенка въ своей, вдругъ покраснѣла и, быстро выпустивъ эту руку, прошла дальше, въ другой конецъ галлереи, сопровождаемая мистриссъ Ворксонъ.
   Когда она возвратилась, Гарри Эсмондъ стоялъ на томъ же самомъ мѣстѣ, съ опущенной рукой, какъ въ тотъ моментъ, когда милэди выпустила ее изъ своей и она упала на его траурное платье.
   Должно быть, ея сердце смягчилось, (впрочемъ, она и сама говорила это впослѣдствіи) при мысли, что она могла сдѣлать больно живому существу -- все равно, взрослому или ребенку, потому что когда она вернулась, то выслала ключницу съ какимъ-то порученіемъ и, подойдя къ мальчику, съ выраженіемъ безконечной жалости и нѣжности въ глазахъ, опять взяла его за руку, положила ему на голову другую свою прелестную руку и сказала ему нѣсколько словъ. Слова эти были такъ ласковы, а произносившій ихъ голосъ такъ нѣженъ, что мальчикъ, никогда не видавшій дотолѣ такой красоты, почувствовалъ, какъ ноги подъ нимъ подгибаются, словно отъ прикосновенія ангела или какого то высшаго существа, и, опустившись на одно колѣно, поцѣловалъ дивную, покровительственно касавшуюся его руку. До послѣдняго часа своей жизни помнилъ Эсмондъ эту минуту, -- помнилъ, какъ на него смотрѣла и что говорила ему лэди, помнилъ кольца на ея изящныхъ рукахъ, даже запахъ ея платья, -- помнилъ сіяющій свѣтъ ея глазъ, взглянувшихъ на него съ изумленіемъ и неизъяснимой добротой, ея цвѣтущую, молодую улыбку и солнце, игравшее въ ея волосахъ, окружая ея голову золотымъ ореоломъ.
   Мальчикъ еще оставался въ этой почтительной позѣ, когда за его спиной показался высокій, статный джентльменъ съ маленькой дѣвочкой лѣтъ четырехъ, которую онъ велъ за руку. Джентльменъ расхохотался при видѣ милэди и ея обожателя -- этой смѣшной маленькой фигурки съ худенькимъ, блѣднымъ лицомъ и длинными черными волосами. Милэди покраснѣла и, съ очевиднымъ желаніемъ избавить ребенка отъ насмѣшекъ, бросила умоляющій взглядъ на своего мужа (потому что вошедшій былъ милордъ виконтъ, котораго мальчикъ зналъ въ лицо, такъ какъ видѣлъ его однажды еще при жизни покойнаго лорда).
   -- Такъ вотъ онъ, маленькій патеръ, -- сказалъ милордъ, взглянувъ съ высоты своего роста на колѣнопреклоненнаго мальчика.-- Здравствуй, кузенъ!
   -- Онъ молится мамѣ, -- сказала дѣвочка, прижимаясь къ колѣнямъ отца.
   Тутъ милордъ расхохотался еще пуще, а у кузена Генри сдѣлался совсѣмъ глупый видъ, Онъ придумалъ цѣлый десятокъ прекрасныхъ рѣчей, которыми могли бы отвѣтитъ милорду, но это было много мѣсяцевъ спустя, когда онъ вспоминалъ объ этомъ приключеніи; теперь же онъ не нашелъ ни одного слова въ отвѣтъ.
   -- Le pauvre enfant, il n'а que nous, -- сказала милэди, взглянувъ на мужа, и мальчикъ, который все понялъ, хотя она, конечно, этого не знала, горячо поблагодарилъ ее въ сердцѣ своемъ за эти милыя слова.
   -- Здѣсь у него не будетъ недостатка въ друзьяхъ, -- отвѣчалъ ласково милордъ.-- Правду вѣдь я говорю, Трикси?
   Маленькая дѣвочка, которую звали Беатрисой и которую отецъ называлъ уменьшительнымъ "Трикси", серьезно посмотрѣла на Генри Эсмонда своими большими глазами, и вдругъ на лицѣ ея засіяла улыбка, прекрасная, какъ улыбка херувима, и она подошла къ нему и протянула ему свою ручку. Восхитительное чувство горячей благодарности, счастья и любви наполнило сердце бѣднаго сиротки, когда онъ услышалъ трогательныя слова и увидѣлъ доказательства заботливаго участія со стороны этихъ покровителей, посланныхъ ему небомъ. Какой-нибудь часъ тому назадъ онъ чувствовалъ себя совсѣмъ одинокимъ. Когда онъ услышалъ громкій звонъ колоколовъ Кэстльвудской церкви, привѣтствовавшій въ то утро прибытіе новыхъ хозяевъ, этотъ звонъ не принесъ ему ничего кромѣ тревоги и страха, потому что онъ не зналъ, какъ отнесется къ нему новый владѣлецъ; тѣ же, на кого онъ раньше смотрѣлъ, какъ на своихъ покровителей, были забыты или умерли. Сомнѣнія и гордость удержали его дома, когда викарій, обитатели деревни и домашняя прислуга вышли на встрѣчу лорду Кэстльвуду, ибо, не смотря на свое зависимое положеніе, Генри Эсмондъ не былъ слугой. Не былъ онъ и родней милорду, хотя унаслѣдовалъ то же имя и въ жилахъ его текла та же кровь, и среди шума и привѣтственныхъ кликовъ, сопровождавшихъ прибытіе новаго владѣльца, въ честь котораго, само собой разумѣется, былъ приготовленъ парадный обѣдъ и палили изъ пушекъ, причемъ арендаторы и слуги кричали у_р_а, какъ только показалась карета, не переставали кричать, пока она не остановилась у подъѣзда замка, никто не замѣтилъ отсутствія Генри Эсмонда, который просидѣлъ одинъ въ библіотекѣ до самаго вечера, когда его тамъ нашли его новые друзья.
   Когда милордъ и милэди уходили, маленькая дѣвочка, не выпускавшая руки кузена, сказала ему, чтобы и онъ шелъ съ ними.
   -- Ты всегда готова промѣнять стараго друга на новаго, Трикси, -- сказалъ ей добродушно отецъ и подъ руку съ женой направился къ выходу.
   Черезъ музыкальную залу, которая давно уже стояла заброшенной и пришла въ запустѣніе, черезъ покои королевы Елизаветы они прошли въ часовую башню и вышли на террасу, откуда открывался великолѣпный видъ на заходящее солнце, -- на большой, темнѣющій лѣсъ съ тучей возвращавшихся въ свои гнѣзда грачей, -- на долину и рѣку, и деревню Кэстльвудъ за рѣкой, и пурпурные холмы вдали, на которые такъ радостно было смотрѣть... И тутъ же, на террасѣ, нянька держала на колѣняхъ маленькаго наслѣдника Кэстльвуда, двухлѣтняго мальчика, который соскочилъ на землю, какъ только увидѣлъ мать, и побѣжалъ къ ней.
   -- Ну, Рахиль, если тебѣ здѣсь будетъ нехорошо, то на тебя трудно угодить, -- сказалъ милордъ, любуясь окружающей картиной.
   -- Съ тобой мнѣ вездѣ хорошо, -- отвѣчала она, -- но въ Валькотъ-Форестъ намъ было все-таки лучше всего.
   Затѣмъ милордъ принялся указывать женѣ на разные предметы и разсказывать то, что маленькій Гарри зналъ гораздо лучше его, т. е. исторію замка: какъ "черезъ ту вонъ дверь" убѣжала съ своимъ пажомъ наслѣдница Кэстльвуда, отъ которой перешло это имѣнье къ нынѣшнимъ его владѣльцамъ, какъ круглоголовые осадили часовую башню и какъ отецъ милорда былъ убитъ, защищая ее.
   -- Мнѣ было тогда только два года, -- прибавилъ милордъ.-- А ну-ка, кузенъ Гарри, вычти сорокъ шесть изъ девяноста: посмотримъ, сколько мнѣ теперь лѣтъ.
   -- Тридцать, -- сказала, смѣясь, его жена.
   -- Я слишкомъ старъ для тебя, Рахиль, -- проговорилъ милордъ, глядя на нее съ любовью, и въ самомъ дѣлѣ, она казалась совсѣмъ дѣвочкой: въ то время ей только что минуло двадцать лѣтъ.
   -- Ты знаешь, Фрэнкъ, я всегда готова дѣлать тебѣ пріятное, -- сказала она, -- обѣщаю тебѣ, что съ каждымъ днемъ буду становиться старше.
   -- Не называй папу Фрэнкомъ, мама; теперь его надо звать милордомъ, -- сказала миссъ Беатриса, тряхнувъ своею головкой.
   На это мать улыбнулась, а отецъ добродушно засмѣялся. Засмѣялся и бѣгавшій по террасѣ маленькій мальчикъ, самъ не зная -- чему, должно быть, тому, что онъ быль счастливъ, какъ были, повидимому, счастливы и всѣ въ этой семьѣ... Какъ врѣзываются въ память всѣ эти ничтожныя мелочи -- жесты, слова, какой-нибудь ландшафтъ, картина заката, веселая группа смѣющихся счастливыхъ людей!..
   Когда солнце сѣло, маленькій кэстльвудскій наслѣдникъ съ громкимъ плачемъ отправилгя на рукахъ своей няньки въ постель; но Трикси было обѣщано, что въ этотъ день она будетъ ужинать вмѣстѣ съ большими.
   -- А ты пойдешь съ нами, кузенъ?-- спросила она.
   Гарри Эсмондъ покраснѣлъ.
   -- Я... я ужинаю съ мистриссъ Ворксонъ, -- отвѣчалъ онъ.
   -- А ну ее къ чорту! -- сказалъ милордъ.-- Сегодня ты будешь ужинать съ нами. Надѣюсь, Трикси, онъ не посмѣетъ отказать дамѣ? Какъ ты полагаешь?
   За ужиномъ всѣ дивились богатырскому аппетиту Гарри, и въ самомъ дѣлѣ онъ показалъ себя замѣчательнымъ ѣдокомъ. Дѣло въ томъ, что бѣдный мальчикъ не обѣдалъ: въ общей суматохѣ, за приготовленіяни къ пріѣзду новаго лорда, всѣ о немъ позабыли.
   -- Не обѣдалъ! Бѣдное дитя!-- проговорила милэди, накладывая ему на тарелку говядины, а милордъ налилъ ему полный стаканъ вина и сказалъ, что онъ долженъ провозгласить тостъ.
   Юный Гарри крикнулъ: "за короля!" и залпомъ осушилъ стаканъ. Милордъ охотно выпилъ этотъ тостъ и такъ же охотно -- слишкомъ охотно, готовъ былъ пить и другіе. Онъ не хотѣлъ ничего слышать, когда докторъ Тёшеръ (кэстльвудскій викарій, явившійся къ ужину) объявилъ за дессертомъ, что ему пора домой: онъ слишкомъ недавно имѣетъ собственнаго капеллана, чтобы тотъ успѣлъ ему надоѣсть, говорилъ милордъ. Такимъ образомъ его преподобіе составилъ хозяину компанію, просидѣвъ съ нимъ нѣсколько часовъ за трубкой и пуншевой чашей, и отправился восвояси довольно нетвердой походкой, не переставая твердить, что доброта и любезность его сіятельства превосходятъ все, что онъ видалъ на своемъ вѣку въ этомъ родѣ отъ другихъ членовъ сіятельной семьи.
   Что касается юнаго Эсмонда, то онъ пришелъ въ свою комнатку съ сердцемъ, исполненнымъ радостнаго изумленія и благодарности къ новымъ друзьямъ, которыхъ послалъ ему этотъ счастливый день. Раннимъ утромъ, задолго до того, какъ поднялись обитатели дома, онъ былъ уже на ногахъ, съ страстнымъ нетерпѣніемъ ожидая минуты, когда снова увидитъ прелестную хозяйку и ея дѣтей, и добраго своего покровителя, ея мужа, и боясь только одного -- чтобы ихъ теплое участіе, доставившее ему наканунѣ столько счастья, не охладѣло бы, не измѣнилось въ чемъ-нибудь. Но вотъ въ саду показалась маленькая Беатриса и вслѣдъ за ней ея мать, которая встрѣтила Гарри такъ же ласково, какъ и вчера. Онъ разсказалъ ей съ новыми подробностями исторію замка (которую слышалъ при жизни покойнаго лорда), и она слушала его съ большимъ интересомъ, потомъ, вспомнивъ, что она говорила про него наканунѣ, онъ признался ей, что понимаетъ по французски, и поблагодарилъ ее за покровительство.
   -- Такъ вы знаете французскій языкъ?-- сказала она, покраснѣвъ.-- Въ такомъ случаѣ, сэръ, вы должны учить насъ съ Беатрисой. И она стала подробно разспрашивать мальчика объ его прежней жизни. Но, я думаю, будетъ лучше разсказать болѣе полно и обстоятельно все заключавшееся въ коротенькихъ фразахъ, которыми отвѣчалъ мальчикъ на разспросы своей госпожи.
  

ГЛАВА II.
Нѣкоторыя подробности о семействѣ Эсмондовъ изъ Кэстльвудъ-Голла.

   Извѣстно, что фамилія Э_с_м_о_н_д_ъ и помѣстье Кэстльвудъ, въ графствѣ Гентсь, перешли къ теперешнимъ представителямъ нашей семьи отъ Доротеи, дочери и наслѣдницы Эдуарда, графа и маркиза Эсмондъ и лорда Кэстльуда, каковая лэди, на двадцать третьемъ году царствованія королевы Елизаветы, сочеталась законнымъ бракомъ съ Генри Пойнсомъ, дворяниномъ, состоявшимъ въ должности пажа при ея отцѣ. Фрэнсисъ, сынъ и наслѣдникъ вышереченныхъ Генри и Доротеи, принявшій материнское имя, которое и удержала за собой наша семья, былъ сдѣланъ кавалеромъ и баронетомъ при королѣ Іаковѣ Первомъ и, будучи человѣкомъ воинственныхъ наклонностей, долго оставался въ Германіи на службѣ у курфюрста Пфальцскаго, гдѣ понесъ большіе убытки, ссужая крупными денежными суммами этого несчастнаго принца, подвергался многимъ опасностямъ и получилъ нѣсколько ранъ въ сраженіяхъ противъ имперцевъ, въ которыхъ участвовалъ.
   По возвращеніи на родину, сэръ Фрэнсисъ, за всѣ свои жертвы и за услуги, оказанныя имъ королевскому дому, былъ награжденъ покойнымъ королемъ Іаковомъ Первымъ, милостиво пожаловавшимъ своего испытаннаго слугу званіемъ "Х_р_а_н_и_т_е_л_я к_о_р_о_л_е_в_с_к_и_х_ъ к_л_а_д_о_в_ы_х_ъ и н_о_с_и_т_е_л_я к_о_р_о_л_е_с_к_а_г_о к_у_б_к_а", каковую довѣренную должностъ онъ и отправлялъ въ царствованіе покойнаго короля и его злополучнаго преемника.
   Старость, многочисленные раны и недуги очень часто не позволяли сэру Фрэнсису отправлять свою обязанность лично и, сынъ его, сэръ Джорджъ Эсмондъ, кавалеръ и хорунжій, -- сначала въ качествѣ замѣстителя отца, а затѣмъ какъ унаслѣдовавшій отцовскій титулъ и званіе, -- отправлялъ эту должность въ продолженій почти всего царствованія короля Карла Перваго и обоихъ его сыновей.
   Сэръ Джорджъ Эсмондъ женился на дочери Томаса Тофама, альдермена и банкира изъ Лондонскаго Сити, хотя съ его именемъ и положеніемъ въ свѣтѣ онъ могъ разсчитывать на лучшую партію. Мистеръ Тофамъ принялъ сторону парламента въ начинавшихся тогда смутахъ, и сэру Джорджу пришлось обмануться въ своихъ разсчетахъ на наслѣдство, котораго онъ ожидалъ послѣ смерти тестя, отказавшаго всѣ свои деньги своей второй, незамужней дочери, Барбарѣ.
   Сэръ Джорджъ Эсмондъ, напротивъ того, отличался привязанностью и непоколебимой преданностью къ особѣ короля и престолу, и, въ бытность короля въ Оксфордѣ, въ 1642-мъ году, милордъ, съ согласія отца (въ то время дряхлаго, больного старика, проживавшаго въ своемъ замкѣ въ Кэстльвудѣ), расплавилъ все фамильное серебро, чтобы помочь его величеству.
   За эту и другія заслуги и жертвы его величество, именнымъ указомъ за королевской печатью, изданнымъ въ Оксфордѣ въ январѣ 1643 года, соизволилъ возвести сэра Фрэнсиса Эсмонда въ званіе виконта Кэстльвуда-Шэндонскаго изъ Ирландіи, а такъ какъ недвижимая собственность виконта была обременена долгами вслѣдствіе частыхъ ссудъ, выдававшихся королю и которыя въ тѣ смутныя времена его величество не могъ уплатить, то милорду виконту были пожалованы земли въ Виргиніи, часть которыхъ находится во владѣній его потомковъ и по нынѣ.
   Первый виконтъ Кэстльвудъ скончался въ глубокой старости, спустя нѣсколько мѣсяцевъ послѣ своего повышенія въ новое званіе. Ему наслѣдовалъ старшій сынъ, вышеупомянутый лордъ Джорджъ. Кромѣ лорда Джорджа, онъ оставилъ еще двухъ сыновей -- Томаса, полковника королевской арміи, присоединившагося впослѣдствіи къ правительству узурпатора, и Фрэнсиса, принадлежавшаго къ духовному званію и убитаго при защитѣ Кэстльвудъ-Голла противъ парламентскихъ войскъ въ 1647 году.
   Лордъ Джорджъ Кэстльвудъ (второй виконтъ), жившій въ эпоху короля Карла Перваго, не имѣлъ потомковъ мужескаго пола, кромѣ единственнаго сына, Эйстэйса Эсмонда, который, вмѣстѣ съ половиной набранныхъ имъ изъ Кэстльвуда людей, былъ убитъ въ Ворчестерской битвѣ. Кэстльвудскія земли были проданы и розданы республиканцамъ, такъ какъ послѣ смерти Карла Перваго и вплоть до реставраціи Карла Второго лордъ Кэстльвудъ принималъ участіе во всѣхъ почти заговорахъ противъ протектора. Раззорившись на службѣ его величества, милордъ послѣдовалъ въ изгнаніе за королевскимъ дворомъ. У него оставалась единственная дочь, не приносившая отцу большого утѣшенія: несчастіе не научило этихъ изгнанниковъ скромности и умѣренности, и говорятъ, что герцогъ Іоркскій и братъ его, король, много ссорились изъ-за Изабеллы Эсмондъ. Леди Изабелла была фрейлиной королевы Генріетты Маріи; въ ранней молодости она присоединилась къ римско-католической церкви, и отецъ ея, человѣкъ слабаго характера, вскорѣ послѣдовалъ ея примѣру, принявъ католицизмъ въ Бредѣ.
   Со смертью Эйстэса Эсмонда, убитаго при Ворчестерѣ, наслѣдникомъ титула сдѣлался Томасъ Эсмондъ, племянникъ лорда Кэстльвуда, въ то время еще подростокъ. Отецъ его принялъ сторону парламента въ тогдашнихъ междоусобицахъ и этимъ поступкомъ возстановилъ противъ себя главу семьи. Вначалѣ милордъ Кэстльвудъ приходилъ въ такую ярость отъ одной мысли, что его титулъ (хотя въ то время одинъ лишь пустой звукъ оставался отъ этого титула) долженъ перейти къ одному изъ негодяевъ круглоголовыхъ, что собирался жениться вторично. Его сіятельство даже сдѣлалъ предложеніе дочери одного виноторговца въ Брюгге, (которому онъ оставался долженъ за квартиру за время пребыванія королевскаго двора въ этомъ городѣ) и женился бы на ней, если бы не боязнь насмѣшекъ придворныхъ и гнѣва дочери, передъ которой онъ трепеталъ, ибо въ минуты гнѣва лэди Изабелла была настолько же деспотична и необузданна, насколько безхарактеренъ былъ милордъ, ослабѣвшій отъ пьянства и ранъ.
   Лордъ Кэстльвудъ очень желалъ выдать дочь за ея кузена -- сына того Фрэнсиса Эсмонда, который былъ убитъ при осадѣ Кэстльвудъ-Голла, и говорятъ, что лэди Изабеллѣ нравился молодой человѣкъ, бывшій моложе ея на нѣсколько лѣтъ -- обстоятельство, которое она не находила въ немъ недостаткомъ; но послѣ нѣсколькихъ недѣль настойчиваго ухаживанья, принятый уже въ домѣ, какъ свой, Франкъ Эсмондъ неожиданно прекратилъ свое искательство, когда, повидимому, оно обѣщало увѣнчаться успѣхомъ и даже не потрудился объяснить причину такого поступка. Друзья подсмѣивались надъ нимъ по поводу того, что они называли въ шутку его невѣрностью. Джекъ Черчилль, адьютантъ Франка Эсмонда, командовавшаго королевскимъ полкомъ пѣшей гвардіи, заступилъ его мѣсто и принялъ полкъ, когда Эсмондъ внезапно покинулъ дворъ и уѣхалъ въ Танжеръ внѣ себя отъ ярости, въ которую привело его открытіе, что повышеніе его по службѣ зависѣло отъ благорасположенія къ нему его зрѣлой невѣсты. Онъ и Черчилль, бывшій его однокашникомъ въ школѣ св. Павла, обмѣнялись крупными словами по этому поводу. Фрэнкъ Эсмондъ сказалъ Черчиллю съ ругательствомъ:-- Джекъ, твоя сестра можетъ, пожалуй, имѣть двусмысленную репутацію, но жена моя -- никогда! {Арабелла Черчилль, сестра будущаго герцога Мальборо, была любовницей короля.} Вышла ссора, были обнажены лшаги; дѣло дошло до кровопролитія и неизвѣстно, чѣмъ бы оно кончилось, если бы противниковъ не розняли друзья. Въ тѣ времена люди были не особенно щепетильны въ вопросахъ чести, и Франкъ Эсмондъ составлялъ въ этомъ случаѣ исключеніе: дженільмены изъ хорошей семьи, съ самой длинной родословной, считали пятно безчестія украшеніемъ своего фамильнаго герба, если оно исходило отъ особы короля. Франкъ Эсмондъ уѣхалъ въ Танжеръ въ самомъ мрачномъ настроеніи духа. Прослуживъ тамъ два года, онъ вернулся на родину, поселился близь Винчестера, въ небольшомъ имѣньицѣ, доставшемся ему отъ матери, сдѣлался заправскимъ помѣщикомъ, завелъ гончихъ и до самой кончины короля Карла ни разу не пріѣзжалъ ко Двору. Дядя его, лордъ Кэстльвудъ, умеръ, такъ и не примирившись съ нимъ. Долго не могла простить ему и кузина, отъ которой онъ отказался.
   Не смотря на выгодныя мѣста, которыя занималъ лордъ Кэстльвудъ, не смотря на пожалованную ему пенсію, на всѣ щедроты Франціи и подарки англійскаго короля, пока дочь его была фавориткой, его сіятельство, растратившій на королевской службѣ свою молодость и почти все свое состояніе, не могъ вполнѣ поправить своихъ разстроенныхъ обстоятельствъ. Со смерти сына онъ ни разу не посѣтилъ Кэстльвудъ-Голла и не думалъ возобновлять тамъ разрушенныхъ зданій; но какимъ-то образомъ ухитрялся держать приличный домъ въ городѣ, игралъ роль при Дворѣ и даже отложилъ значительный денежный капиталъ.
   Послѣ бѣгства Франка Эсмонда племянникъ и наслѣдникъ милорда, Томасъ Эсмондъ, началъ добиваться благосклонности дяди.
   Томасъ состоялъ на службѣ у императора, дрался за голландцевъ, когда король Карлъ былъ вынужденъ отдать свои войска въ pacпоряженіе Соединенныхъ Провинцій, и противъ голландцевъ, -- когда его величество, заключилъ союзъ съ французскимъ королемъ. Во всѣхъ этихъ кампаніяхъ сэръ Томасъ гораздо больше прославился своими дуэлями, буйствомъ, кутежами и игрой, чѣмъ какой-нибудь особенной храбростью на полѣ битвы и, подобно многимъ другимъ благороднымъ путешественникамъ англичанамъ, возвратился на родину, ровно ничего не выигравъ въ смыслѣ нравственности отъ своихъ заграничныхъ похожденій. Онъ промоталъ свою небольшую часть младшаго сына въ отцовскомъ наслѣдствѣ и, если говорить правду, былъ ничѣмъ не лучше обыкновеннаго трактирнаго завсегдатая въ то время, когда рѣшился поправить женитьбой свои обстоятельства.
   Кузина его перешла уже за средній женскій возрастъ, и теперь оставалось только вѣрить ей на слово, когда она говорила, что была когда-то красавицей. Она была худа, желта, съ безобразными длинными зубами, и всѣ румяна и бѣлила въ москательныхъ лавкахъ всего Лондона не могли бы сдѣлать изъ нея красавицы. Мистеръ Киллигрю называлъ ее Сивиллой, -- мертвой головой, которую выставляютъ на королевскихъ пирахъ, какъ memento mori, и т. д. Однимъ словомъ, она стала женщиной, которую было легко покорить, но только очень храбрый человѣкъ могъ отважиться на подобный подвигъ. Такимъ храбрецомъ оказался Томасъ Эсмондъ. Его прельщали капиталы лорда Кэстльвуда, сумму которыхъ молва сильно преувеличивала. Говорили, что у madame Изабеллы лежатъ подъ спудомъ королевскіе брилліанты, которымъ нѣтъ цѣны; а у бѣднаго Тома Эсмонда изъ всего его гардероба оставалось незаложеннымъ только то, что было у него на плечахъ.
   Въ ту пору у милорда былъ прекрасный домъ въ Линкольнсъ-Иннъ-Фильдѣ, близь Герцогскаго театра и церкви португальскаго посольства. Томъ Эсмондъ, усердно посѣщавшій театръ, пока въ карманѣ у него водились деньги, которыя онъ могъ тратить на актрисъ, теперь съ такимъ же усердіемъ сталъ посѣщать церковь. Онъ имѣлъ такой тощій и обдерганный видъ, что безъ труда могъ сойти за кающагося грѣшника, а разъ обратившись на истинный путь, онъ -- какъ вы можете быть въ этомъ увѣрены -- взялъ въ руководители своей совѣсти духовника своего сіятельнаго дяди.
   Этотъ сердобольный духовный отецъ незамедлилъ помирить своего духовнаго сына со старикомъ, который еще такъ недавно не хотѣлъ и слышать о племянникѣ и совершенно его не замѣчалъ, когда тому случалось повстрѣчать парадную карету, отвозившую его сіятельство во дворецъ, между тѣмъ, какъ бѣдный племянникъ, въ помятой шляпѣ съ перомъ и съ высунувшимся изъ ноженъ кончикомъ рапиры, скромненько плелся въ Белль-Ярдъ, въ дешевый, съ двухпенсовыми порціями, трактиръ. Помирившись съ дядей, Томасъ Эсмондъ очень скоро отъѣлся и началъ обнаруживать несомнѣнные симптомы преимуществъ привольнаго житья и чистаго бѣлья. Правда, онъ постился аккуратно два раза въ недѣлю, но вознаграждалъ себя за это лишеніе въ другіе дни и, желая показать (говорилъ мистеръ Вичерли), какъ великъ былъ у него аппетитъ, кончилъ тѣмъ, что проглотилъ этотъ прогорклый, засиженный мухами, лакомый кусокъ -- свою кузину. Много смѣялись и зубоскалили при Дворѣ по поводу этого брака; но Томъ ѣздилъ теперь во дворецъ въ дядюшкиной каретѣ, называлъ милорда отцомъ и, обезпечивъ за собой выигрышъ, могъ не заботиться о насмѣшкахъ. Свадьбу отпраздновали вскорѣ послѣ кончины короля Карла, за которымъ очень скоро послѣдовалъ въ могилу и виконтъ Кэстльвудъ.
   Плодомъ этого брака былъ единственный сынъ. Родители дрожали надъ нимъ, окружили его самыми нѣжными попеченіями и заботами, но, не смотря на всѣхъ мамокъ, нянекъ, и докторовъ, бѣдный ребенокъ прожилъ недолго. Недолго текла зараженная кровь въ этомъ бѣдномъ, слабенькомъ тѣльцѣ: скоро на немъ обнаружились симптомы злого недуга, и -- частью изъ лести, частью изъ суевѣрія -- милордъ и милэди, особенно послѣдняя, не могли успокоиться, пока его величество, въ своей церкви, не прикоснулся къ несчастному маленькому калѣкѣ {По народному повѣрью въ Англіи, короли могли своимъ прикосновеніемъ исцѣлятъ больныхъ золотухой, которая получила поэтому названіе "королевской немочи" (Kings' evil).}. Отъ этой или отъ другой причины, только въ теченіе нѣкотораго времени послѣ того, какъ король прикоснулся къ малюткѣ, въ состояніи его здоровья замѣчалось значительное улучшеніе, и родители уже готовы были прокричать объ этомъ, какъ о чудѣ, такъ какъ до тѣхъ поръ никакіе лекаря и шарлатаны, не отходившіе отъ ребенка и производившіе эксперименты надъ его бѣднымъ тѣльцемъ, не могли ему помочь всѣми своими снадобьями), но спустя нѣсколько недѣль бѣдняжка скончался, что подало поводъ придворнымъ острякамъ пустить въ ходъ новую остроту. Выгоняя злой недугъ изъ этого ребенка, говорили они, король выгналъ изъ него жизнь, потому что чѣмъ же, если не сплошнымъ зломъ, могла быть жизнь ребенка Тома Эсмонда и Изабеллы?
   Естественное материнское горе при потерѣ ребенка, вѣроятно, еще болѣе усиливалось, когда его мать вспоминала о своей соперницѣ, женѣ Франка Эсмонда, -- любимицѣ всего Двора, гдѣ къ бѣдной милэди Кэстльвудъ относились съ пренебреженіемъ, -- счастливицѣ, уже имѣвшей одного ребенка -- дочь -- прелестную, цвѣтущую дѣвочку, и готовившейся снова сдѣлаться матерью.
   Говорятъ, при Дворѣ только пуще смѣялись, когда узнали, что бѣдная женщина -- не смотря на то, что она давно уже переступила тотъ возрастъ, когда женщины обыкновенно имѣютъ дѣтей, -- твердо рѣшилась не разставаться съ надеждой и даже послѣ того, какъ переѣхала на житье въ Кэстльвудъ, безпрестанно посылала въ Гекстонъ за докторомъ и торжественно возвѣщала своимъ знакомымъ о скоромъ появленіи наслѣдника. Это ея чудачество было однимъ изъ многихъ, надъ которыми любили изощряться шутники. Такъ, до послѣднихъ дней своей жизни, милэди виконтесса имѣла утѣшеніе воображать себя красавицей, упорно цвѣла, какъ майское утро, въ самомъ разгарѣ зимы, украшала свои щеки искусственными розами, хотя сезонъ розъ давно для нея миновалъ, и наряжалась, мотылькомъ, не взирая на то, что голова ея была покрыта снѣгомъ.
   Джентльмены, служившіе при Дворѣ короля Карла и короля Іакова, разсказывали автору настоящихъ мемуаровъ немало анекдотовъ объ этой старой чудачкѣ, но я не вижу надобности занимать ими потомство. Говорятъ, милэди была мастерица язвить и ругаться, и если она воевала со всѣми своими соперницами въ милостяхъ короля Іакова, то несомнѣнно, что выдержала на своемъ вѣку много сраженій. Она была женщина неустрашимой смѣлости и, какъ кажется, порядкомъ таки надоѣла его величеству, приставая къ нему съ своими правами и обидами. Иные говорятъ, будто причиной удаленія ея отъ Двора была ея зависть къ женѣ Франка Эсмонда; другіе -- будто она была принуждена оставить Дворъ послѣ крупной баталіи, разыгравшейся въ Уайтголлѣ между ея сіятельствомъ и лэди Дорчестеръ, дочерью Тома Киллигрю, которую король особенно отличалъ своимъ вниманіемъ, -- баталіи, въ коей эта обиженная природой Эсѳирь одержала верхъ надъ нашей престарѣлой Вашти. Но ея сіятельство, съ своей стороны, всегда утверждала, что сама она была тутъ не причемъ и что изгнаніе ея съ мужемъ въ деревню было вызвано несправедливостью къ милорду и жестокой неблагодарностью государя, отнявшаго у семьи Кэстльвудовъ должность Х_р_а_н_и_т_е_л_я к_о_р_о_л_е_в_с_к_и_х_ъ к_л_а_д_о_в_ы_х_ъ и н_о_с_и_т_е_л_я к_о_р_о_л_е_в_с_к_а_г_о к_у_б_к_а, которую съ честью занимали два послѣдніе лорда Кэстльвуда, и передавшаго эту должность "этому выскочкѣ, прихлебателю той мерзкой твари" лэди Дорчестеръ, -- милорду Бергамоту {Ліонель Типтонъ, пожалованный титуломъ барона Бергамота въ 1686-мъ году и назначенный Д_ж_е_н_т_л_ь_м_е_н_о_м_ъ с_м_о_т_р_и_т_е_л_е_м_ъ д_в_о_р_ц_о_в_ы_х_ъ л_ѣ_с_т_н_и_ц_ъ, а впослѣдствіи (по смерти лорда Джорджа, второго виконта Кэстльвуда) Х_р_а_н_и_т_е_л_е_м_ъ к_о_р_о_л_е_в_с_к_и_х_ъ к_л_а_д_о_в_ы_х_ъ и н_о_с_и_т_е_л_е_м_ъ к_о_р_о_л_е_в_с_к_а_г_о к_у_б_к_а, сопровождалъ его величество въ Сенъ-Жерменъ, гдѣ и умеръ, не оставивъ потомства. Въ царствованіе принца Оранскаго должность Н_о_с_и_т_е_л_я к_о_р_о_л_е_в_с_к_а_г_о к_у_б_к_а оставалась вакантной и не была замѣщена ни въ одно изъ послѣдующихъ царствованій.}. "Я никогда не могла бы видѣть спокойно, какъ другой, а не Эсмондъ, несетъ кубокъ его величества, -- говорила милэди.-- Я выбила бы подносъ изъ рукъ милорда Бергамота, если бы я его встрѣтила. И знавшіе милэди не сомнѣвались, что она была вполнѣ способна выкинуть такую штуку, если бы ея благоразумно не убрали подальше.
   Какъ полновластная распорядительница семейнаго кошелька и какъ женщина, вообще любившая давать чувствовать свою власть окружающимъ, милэди Кэстльвудъ не сомнѣвалась въ покорности своего супруга. Она закрыла свой лондонскій домъ, изъ Линкольнсъ-Иннъ-Фильда переѣхала въ Чельзи, гдѣ купила хорошенькій новый домикъ, а все свое домашнее хозяйство -- камеристокъ, собаченокъ, компаньонокъ, домашняго священника и милорда, своего мужа, -- перевезла въ Кэстльвудъ-Голлъ, котораго ни разу не видала съ того дня, какъ покинула его ребенкомъ вмѣстѣ съ отцомъ въ смутное время царствованія короля Карла Перваго. Стѣны стараго дома стояли пробитыми -- въ томъ видѣ, какъ ихъ оставила осада коммонеровъ. Часть замка была теперь возобновлена и снабжена посудой, драпировками и мебелью, привезенной изъ лондонскаго дома милэди. Ея сіятельство разсчитывала, по пріѣздъ ея въ деревню Кэстльвудъ будетъ тріумфальнымъ шествіемъ; она ожидала, что народъ встрѣтитъ ее кликами восторга, когда она покажется на лугу въ своей парадной каретѣ, съ милордомъ по правую руку, съ компаньонками, собаченками и хохлатыми попугаями на переднемъ сидѣньѣ, съ шестеркой лошадей въ упряжкѣ и съ верховыми вооруженными слугами, скачущими впереди и сзади кареты. Но дѣло происходило въ ту эпоху, когда "Долой папство!" было общимъ кличемъ народа въ нашей странѣ. Видъ размалеваннаго лица и подведенныхъ глазъ ея сіятельства, когда она кивала изъ кареты на всѣ стороны, желая, безъ сомнѣнія, быть любезной, напугалъ обитателей деревни и сосѣдняго городка; какая-то старуха закричала: "Лэди Изабель?! Помилуй Богъ! Какая тамъ Изабель! Іезавель -- вотъ она кто!" и съ того дни враги высокородной виконтессы, говоря о ней, называли ее не иначе, какъ этимъ именемъ. Въ ту пору наше отечество было въ самомъ разгарѣ своей ненависти къ папству; всѣмъ извѣстное обращеніе въ католическую вѣру милэди и ея супруга, католическій патеръ въ ея парадномъ поѣздѣ и католическая служба, отправлявшаяся въ кэстльвудской капеллѣ (хотя капелла эта была построена задолго до того, какъ мѣстные жители узнали о существованіи другихъ церквей на свѣтѣ и хотя богослуженіе совершалось въ ней частнымъ образомъ и какъ нельзя болѣе скромно)-- мѣшали ей вначалѣ снискать расположеніе обитателей деревни и графства. Большая часть кэстльвудскихъ земель была конфискована и роздана коммонерамъ. Два-три человѣка изъ этихъ старыхъ кромвелевскихъ солдатъ были еще живы, жили тутъ же въ деревнѣ, и въ первое время послѣ переселенія милэди въ ихъ сосѣдство смотрѣли на нее съ угрюмымъ недоброжелательствомъ.
   Вскорѣ лэди Изабелла появилась въ Гекстонскомъ собраніи, притащивъ съ собой своего лорда, и поразила провинціаловъ великолѣпіемъ брилліантовъ, которые всегда надѣвала, когда являлась въ общество. Говорили, будто она и дома ихъ не снимала и даже спала въ брилліантовомъ ожерельѣ; но авторъ настоящихъ мемуаровъ можетъ засвидѣтельствовать честнымъ словомъ, что это была клевета.-- "Да ей и нельзя снимать своихъ брилліантовъ", -- говорила милэди Саркъ, -- "стоитъ ей снять ихъ хоть на минуту, и Томъ Эсмондъ, ея благовѣрный, сейчасъ же стащитъ ихъ къ ростовщику! И это была клевета: милэди Саркъ, какъ и милэди Кэстльвудъ, была въ опалѣ при Дворѣ и между двумя дамами имѣлись старые счеты.
   Деревенское населеніе Кэстльвуда скоро примирилось съ хозяйкой замка, ибо при всѣхъ своихъ странностяхъ и надменности, она была по своему добра и щедра, и докторъ Тёшеръ, деревенскій викарій, усердно расхваливалъ ее своей паствѣ. Что же касается милорда, то это особа мало кого безпокоила; на него смотрѣли просто какъ на придатокъ милэди, которая, въ качествѣ наслѣдницы старшей отрасли Кэстльвудовъ, и, какъ говорили, обладательницы огромнаго состоянія (хотя девять десятыхъ этого состоянія существовало только въ воображеніи деревенскаго люда) признавалась единственной настоящей владѣтельницей замка и хозяйкой всего, что въ немъ было.
  

ГЛАВА III,
въ которой я сопутствую лорду Томасу, третьему виконту Кэстльвуду, въ качествѣ пажа лэди Изабеллы.

   Однажды, вскорѣ послѣ своего удаленія отъ Двора, лордъ Кэстльвудъ, пріѣхавъ въ Лондонъ, отправилъ одного изъ своихъ приближенныхъ въ деревню Илингъ, находившуюся въ окрестностяхъ Лондона, съ однимъ порученіемъ. Въ этой деревушкѣ, въ маленькомъ коттеджѣ, проживалъ уже нѣсколько времени старикъ французъ, эмигрантъ, носившій фамилію Пастуро, -- одинъ изъ тѣхъ несчастныхъ, которыхъ загнали въ наше отечество преслѣдованія, воздвигнутыя на гугенотовъ французскимъ королемъ. Съ этимъ старикомъ жилъ маленькій мальчикъ, слывшій подъ именемъ Генри Томаса. Мальчикъ помнилъ, что раньше, не такъ давно, онъ жилъ въ другомъ мѣстѣ -- тоже близъ Лондона, гдѣ ею окружали ткацкіе станки и самопрялки, гдѣ цѣлый день пѣли псалмы и молились и гдѣ жила цѣлая колонія французовъ.
   Тамъ у него былъ дорогой, добрый другъ, котораго онъ звалъ тетей. Она умерла. Онъ видѣлъ иногда ее во снѣ, и лицо ея -- хотя это было самое обыкновенное, простое лицо -- было ему въ тысячу разъ дороже лица г-жи Пастуро, новой жены дѣдушки Пастуро, переселившейся въ это домъ, когда умерла "тетя". Тамъ же, въ Спиттльфильдѣ (такъ называлось это мѣсто) жилъ дядя Джорджъ. Дядя Джорджъ былъ тоже ткачъ, И онъ часто говорилъ мальчику: "ты, Гарри, -- маленькій джентльменъ; твои отецъ капитанъ, а мать -- ангелъ".
   И всякій разъ, какъ дядя Джорджъ бывало это скажетъ, дѣдушка поднималъ голову отъ станка, на которомъ вышивалъ шелками красивые цвѣты, и говорилъ: "Хорошъ ангелъ! Покланяется вавилонской блудницѣ". Дѣдушка постоянно толковалъ о вавилонской блудницѣ. У него была маленькая комнатка, тдѣ онъ вѣчно проповѣдовалъ и распѣвалъ въ носъ свои гимны. Маленькому Гарри не нравились проповѣди; онъ больше любилъ хорошенькія сказки, которыя разсказывала ему тетя. Новая жена дѣдушки никогда не разсказывала ему хорошенькихъ сказокъ; она только ссорилась съ дядей Джорджемъ, и онъ ушелъ отъ нихъ.
   Вскорѣ послѣ того дѣдушка маленькаго Гарри съ женой и двумя дѣтьми, которыхъ она привела съ собой въ его домъ, переѣхалъ на житье въ Илингъ. Новая жена отдавала всѣ лучшіе куски своимъ дѣтямъ, а Гарри кормила колотушками -- онъ самъ не зналъ, за что. Кромѣ колотушекъ ему перепадала и крупная ругань, но я не стану ее повторять изъ уваженія къ памяти старика Пастуро, который все-таки бывалъ иногда добръ къ бѣдному мальчику. Горе тѣхъ дней давно прощено и забыто, хотя оно и набросило тѣнь грусти на все дѣтство ребенка, -- мрачную тѣнь, которая, безъ сомнѣнія, будетъ сопутствовать ему до могилы. Дерево ростетъ въ ту сторону, куда его согнули, когда оно было нѣжнымъ отросткомъ: хорошо, по крайней мѣрѣ хоть то, что человѣкъ, страдавшій ребенкомъ и не вполнѣ развратившійся въ этой ранней школѣ несчастья, научается быть кроткимъ и терпѣливымъ съ дѣтьми.
   Гарри очень обрадовался, когда джентльменъ въ черномъ, верхомъ на лошади, съ слугой, сидѣвшимъ у него за спиной, пріѣхалъ, чтобы увезти его изъ Илинга. Названная мать мальчика или вѣрнѣе, суровая мачиха, пренебрегавшая имъ въ пользу собственныхъ дѣтей, сытно накормила его за ужиномъ вечеромъ наканунѣ отъѣзда и на другое утро за завтракомъ. Ни разу въ тотъ день она его не ударила и строго наказала своимъ дѣтямъ, чтобы они не смѣли его обижать. Изъ этихъ дѣтей одна была дѣвочка, а Гарри никогда бы не рѣшился ударить дѣвочку. Другой былъ мальчикъ, котораго ему ничего не стоило отколотить, но мальчишка всякій разъ принимался кричать, и г-жа Пастуро прилетала къ нему на выручку съ своими тяжелыми кулаками. Но въ день отъѣзда Гарри она только умыла ему лицо и даже ни одного разу не дала ему пощечины. Когда джентльменъ въ черномъ пріѣхалъ за нимъ, она было захныкала, а старикъ Пастуро, благословляя ребенка въ дорогу, сердито покосился черезъ его плечо на незнакомаго джентльмена и что-то такое проворчалъ о Вавилонѣ и блудницѣ. Самъ Пастуро сильно постарѣлъ и почти превратился въ ребенка. Г-жа Пастуро бывало утирала ему носъ, совершенно такъ, какъ дѣлала это съ своими дѣтьми. Вторая его жена была высокая, статная, красивая молодая женщина, но хоть она и дѣлала видъ, что плачетъ, Гарри подумалъ про себя, что все это -- одно притворство, и съ восторгомъ вскочилъ на лошадь, на которую подсадилъ его слуга.
   Этотъ слуга былъ французъ, мосье Блазъ по фамиліи. Ребенокъ мотъ объясняться съ нимъ совершенно свободно на его родномъ языкѣ; онъ зналъ его лучше, чѣмъ англійскій, такъ какъ до сихъ поръ жилъ все больше между французами: мальчишки въ Илингѣ даже называли его маленькимъ французомъ. Скоро онъ научился такъ же свободно говорить и по англійски и началъ забывать свой французскій языкъ: дѣти легко забываютъ. Были у мальчика и болѣе раннія, смутныя воспоминанія объ иной странѣ. Онъ помнилъ городъ съ высокими бѣлыми домами, помнилъ большой корабль. Но всѣ эти воспоминанія почти изгладились изъ его памяти, какъ поблѣднѣло вскорѣ и воспоминаніе объ Илингѣ, по крайней мѣрѣ, о многомъ изъ того, что онъ тамъ выстрадалъ.
   Слуга, который его везъ передъ собой на сѣдлѣ, былъ очень живой и словоохотливый малый; онъ разсказалъ мальчику, что джентльменъ въ черномъ, ѣхавшій впереди, -- капелланъ милорда, преподобный отецъ Гольтъ -- что его, Гарри, будутъ теперь называть баричемъ Генри Эсмондомъ, -- что милордъ виконтъ Кэстльвудъ -- его parrain, и что онъ, Гарри, будетъ жить въ большомъ домѣ въ Кэстльвудъ-Голлѣ, въ графствѣ... гдѣ онъ увидитъ милэди виконтессу, очень важную даму. Въ такихъ разговорахъ, сидя на чепракѣ передъ сѣдломъ мосье Блэза, Гарри Эсмондъ прибылъ въ Лондонъ и въѣхалъ на красивую площадь, именуемую Ковентъ-Гарденомъ, не подалеко отъ которой жилъ его покровитель.
   Патеръ Гольтъ, католическій священникъ, взялъ мальчика за руку и привелъ къ этому благородному лорду. Гарри увидѣлъ передъ собой важнаго джентльмена съ вялыми движеніями, въ высокомъ ночномъ колпакѣ и пестромъ халатѣ. Джентльменъ сосалъ апельсинъ, когда они вошли. Онъ погладилъ Гарри по головкѣ и далъ ему другой апельсинъ.
   -- C'est bien èa, -- сказалъ онъ патеру, поглядѣвъ на ребенка.
   Джентльменъ въ черномъ пожалъ на это плечами.
   -- Пусть онъ попразднуетъ эти дни. Скажите Блэзу, чтобъ онъ сводилъ его погулять.
   И мальчикъ съ слугой отправились на прогулку. Гарри шелъ, подпрыгивая: онъ былъ очень радъ погулять.
   До самой смерти не забудетъ онъ тогдашнихъ веселыхъ дней. Мосье Блэзъ водилъ его въ театръ -- огромное зданіе, въ тысячу разъ больше и красивѣе балагана на илингской ярмаркѣ; а на другой день они катались въ лодкѣ по рѣкѣ, и Гарри видѣлъ Лондонскій мостъ и на мосту дома и книжныя лавки -- совсѣмъ какъ на улицѣ. Видѣлъ онъ и Лондонскій Тоуэръ съ оружейной залой, съ большими львами и медвѣдями во рву, -- и все это въ обществѣ мосье Блэза.
   Наконецъ, однажды утромъ, чѣмъ свѣтъ, вся компанія выѣхала въ деревню. Милордъ виконтъ и патеръ ѣхали впереди; за ними слѣдовали мосье Блэзъ съ Гарри на одной лошади (Гарри сидѣлъ на подушкѣ), а сзади -- двое или трое людей, вооруженныхъ пистолетами, вели въ поводу вьючныхъ лошадей. Всю дорогу веселый французъ разсказывалъ Гарри исторіи про разбойниковъ, -- до того страшныя, что у мальчика волосы становились дыбомъ охъ ужаса, а когда они остановились на ночевку въ большой и мрачной придорожной гостинницѣ, онъ сталъ проситъ, чтобъ ему п , родившійся отъ этого брака. По скоро капитанъ Томасъ увлекся прежними привычками и бросилъ жену, которая пошла въ монахини. Патеръ Гольтъ показалъ Эсмонду могилу ея на брюссельскомъ кладбищѣ, и съ любовью рыдалъ сынъ надъ прахомъ страдалицы-матери...
   Англійская армія, одержавъ столько побѣдъ въ предъидущіе походы, стояла въ бездѣйствіи; враги герцога Марльборо говорили, что онъ подкупленъ французскимъ королемъ, и Генри Эсмондъ принадлежалъ къ числу людей, вѣрившихъ этому; теперь онъ не ручается за основательность этихъ подозрѣній, по признается, что ими всего естественнѣе было объяснять поведеніе Марльборо. Патеръ Гольтъ говорилъ по секрету своему воспитаннику, что служитъ посредникомъ между претендентомъ и герцогомъ; на самомъ ли дѣлѣ было такъ -- Генри Эсмондъ не знаетъ теперь; ему извѣстно только, что Гольтъ, будучи схваченъ, какъ шпіонъ, въ англійскомъ лагерѣ генераломъ, непоколебимо-преданнымъ королевѣ Аннѣ, былъ освобожденъ по приказанію герцога.
   Но кто захотѣлъ бы оправдывать герцога, могъ сказать, что у него при дворѣ есть сильные враги; что вліяніе супруги его на королеву Анну, до-сихъ-поръ бывшее безграничнымъ, начало ослабѣвать, герцогъ долженъ былъ лично ѣздить въ Лондонъ, чтобъ разрушать интриги, противъ него составлявшіяся.
   На чьей сторонѣ правда -- Генри Эсмондъ не рѣшаетъ. Онъ только разскажетъ случай, по которому онъ самъ оставилъ службу подъ знаменами Марльборо.
   Онъ былъ адъютантомъ у генерала Уэбба, прямаго и честнаго воина, котораго не любимъ Марльборо и который самъ, также не любя герцога, не щадилъ его въ откровенныхъ разговорахъ съ любимыми своими офицерами, изъ которыхъ самымъ близкимъ къ нему былъ Эсмондъ.
   Принцъ савойскій осаждалъ сильно-укрѣпленный Лилль; Марльборо не помогалъ ему и осада шла очень-медленно; нѣкоторые опасались даже, что она будетъ безуспѣшна; осаждающіе терпѣли недостатокъ въ съѣстныхъ припасахъ и амуниціи; участь ихъ зависѣла отъ обоза, шедшаго изъ Остэнде подъ слабымъ прикрытіемъ. Французскій генералъ Ламотъ съ тридцатью-пятью батальйонами, шестидесятые эскадронами и сорока пушками шелъ изъ Брюгге перехватить его. Уэббъ (тогда генерал-майоръ) съ двадцатью батальйонами пѣхоты и тремя эскадронами драгунъ двинулся на выручку, встрѣтилъ французовъ у Виненделя и разбилъ ихъ. Они удалялись въ безпорядкѣ подъ прикрытіемъ своей сильной артиллеріи, когда генералъ майоръ Кадоганъ, квартирмейстеръ герцога, командовавшій конвоемъ при обозѣ, соединился съ англійскимъ отрядомъ; онъ предлагалъ свою помощь Уэббу, но битва была уже выиграна; ни одинъ изъ солдатъ Кадогана въ ней не участвовалъ. Обозъ былъ спасенъ единственно Уэббомъ; онъ былъ такъ милостивъ къ Эсмонду, что, въ рапортѣ о побѣдѣ, представлялъ его къ наградѣ и поручилъ ему отвезть донесеніе герцогу. Въ отвѣтъ, секретарь герцога передала Эсмонду пакетъ отъ Марльборо съ надписью "Генерал-лейтенанту Уэббу". Такая награда очень обрадовала его вѣрнаго адъютанта. Но генералъ топнулъ ногою съ досады, прочитавъ записку:
   Сэръ! мистеръ Кадоганъ извѣстилъ меня объ успѣхѣ сраженія, выиграннаго вами вчера при Виненделѣ, что надобно приписать преимущественно вашей распорядительности. Будьте увѣрены, что я отдамъ ей справедливость въ своемъ рапортѣ королевѣ.

Вашъ и проч. Марльборо".

   -- Двѣ холодныя строки въ награду за побѣду надъ непріятелемъ, впятеро-сильнѣйшимъ, за то, что мнѣ обязанія взятіемъ Лилля! вскричалъ Уэббъ.-- Что мнѣ въ генерал-лейтенантствѣ! Я долженъ былъ получить его поочереди: я старшій генерал-майоръ въ арміи!
   Нумеръ газеты, въ которой были напечатаны представленіе и награды, пришелъ черезъ мѣсяцъ, въ ту самую минуту, какъ принцъ савойскій угощалъ насъ въ покоренномъ Лиллѣ. Увидѣвъ крупныя буквы заглавія "Винендельская битва", нумеръ газеты тотчасъ же передали Уэббу. Его лицо странно измѣнилось, едва онъ прочиталъ нѣсколько строкъ. Онъ вскочилъ и горячо сказалъ, обращаясь къ Марльборо:
   -- Не угодно ли будетъ, ваша свѣтлость...
   -- Тутъ вѣрно произошло недоразумѣніе, милый Уэббъ, поспѣшно перебилъ онъ.
   -- Такъ вамъ и поправлять ошибку, отвѣчалъ Уэббъ и хотѣлъ-было передать газету Марльборо, но онъ сидѣлъ отъ него черезъ пять человѣкъ: разстояніе было слишкомъ-велико.-- Позвольте же, вотъ какъ... вскричалъ онъ, насмѣшливо улыбаясь, съ величайшею деликатностью обнажилъ шпагу и передалъ герцогу газету на концѣ ея. Герцогъ позеленѣлъ и велѣлъ своему адъютанту взять нумеръ со шпаги. Уэббъ низко поклонился, допилъ свой стаканъ и вышелъ изъ комнаты. Въ донесеніи о винендельской битвѣ, писанномъ отъ имени Марльборо, упоминалось имя Уэбба, но вся честь побѣды приписывалась Фавориту герцога, Кадогану.
   Въ арміи поднялся страшный ропотъ. Говорили, что герцогъ былъ подкупленъ французами, чтобъ не мѣшать имъ освободить Лилль, и потому негодовалъ на Уэбба, помѣшавшаго исполненію его желанія отдать обозъ въ руки непріятеля {Читатели видятъ, что Генри Эсмондъ не любилъ Марльборо; онъ разсказывалъ дѣтямъ своимъ множество анекдотовъ, очень для него невыгодныхъ. Онъ разсказывалъ также, что когда въ первый разъ представлялся герцогу, то герцогъ повернулся къ нему спиною и потомъ отозвался о немъ своей супругѣ въ слѣдующихъ выраженіяхъ: "Нынѣ мнѣ представлялся побочный сынъ Томаса Эсмонда; онъ какъ двѣ капли воды похожъ на негодяя, своего отца". Генри Эсмондъ никогда не могъ простить Марльборо этихъ словъ. Примѣч. издат.}.
   Въ тотъ же день генералъ Уэббъ потребовалъ у Марльборо отставки, по окончаніи настоящаго похода. Вмѣстѣ съ нимъ уѣхалъ въ Лондонъ и его адъютантъ; по еще до окончанія похода была у Эсмонда встрѣча съ лордомъ Могономъ, убійцею его благодѣтеля.
   Лордъ служилъ въ арміи, но полкъ его постоянно былъ въ отдѣльныхъ отрядахъ, и только въ Лиллѣ присоединился къ главному войску, гдѣ были Эсмондъ и молодой виконтъ. Узнавъ, что живетъ въ одномъ городѣ съ врагомъ своего семейства, Эсмондъ ежеминутно трепеталъ встрѣчи съ нимъ Френка Кестельвуда. Однажды они дѣйствительно сошлись за общимъ офицерскимъ столомъ. Со времени дуэли прошло девять лѣтъ и безпорядочная жизнь такъ измѣнила лицо іМогона (не къ-лучшему), что Френкъ не узналъ его; но офицеръ, незнавшій о враждѣ, рекомендовалъ ихъ другъ другу. Молодой человѣкъ вспыхнулъ, услышавъ ненавистное имя, и шопотомъ сказалъ Эсмонду, что "давно искалъ встрѣчи съ Могономъ". Могонъ, вѣжливо раскланявшись, отошелъ въ сторону: онъ не хотѣлъ ссоры. Эсмондъ сѣлъ за столомъ такъ, чтобъ раздѣлить ихъ и, не обращая вниманія на досаду Кестельвуда, воспользовался первою удобною минутою, чтобъ тихо сказать Могону; "милордъ, не угодно ли вамъ будетъ удалиться отсюда?"
   -- Не угодно, отвѣчалъ Могонъ, успѣвшій уже выпить нѣсколько стакановъ: -- никто не заставитъ меня уйдти.
   Общій разговоръ о ссорѣ Уэбба съ Марльборо продолжался; Могонъ сказалъ что-то въ осужденіе Уэббу. Виконтъ Кестельвудъ возразилъ ему.
   -- Я не позволю такихъ замѣчаній, сказалъ лордъ Могонъ.
   -- Потому-что вы лжете, вскричалъ Эсмондъ. Господа (прибавилъ онъ, обращаясь ко всѣмъ офицерамъ:-- слова милорда Могона ложны; онъ низкій клеветникъ. И, поклонившись Могону, Эсмондъ всталъ изъ-за стола. Такіе случаи были нерѣдки въ арміи. Могонъ всталъ вслѣдъ за Эсмондомъ и, сопровождаемые нѣсколькими офицерами, они вышли въ садъ. Черезъ минуту они стояли со шпагами другъ противъ друга. Еслибъ капитанъ Эсмондъ захотѣлъ освободить міръ отъ негодяя, онъ могъ бы это сдѣлать, потому-что фехтовалъ несравненно-лучше Могона. Но, клянусь, моею единственною мыслью было предупредить дуэль его съ Кестельвудомъ; я не считалъ себя въ-правѣ убивать и злодѣя. Потому дуэль кончилась тяжелою раною въ правую руку Могона, который не могъ три мѣсяца владѣть шпагою.
   -- Генри, зачѣмъ ты не убилъ его? Я еще слабъ послѣ уденардской раны, по я убилъ бы его, говорилъ Кестельвудъ.
   -- Нѣтъ, лучше не обременять своей совѣсти смертью человѣка, какъ бы ни былъ онъ дуренъ, отвѣчалъ я.
   Вскорѣ послѣ того Эсмондъ съ генераломъ Уэббомъ возвратился въ Лондонъ. Генералъ былъ тамъ принятъ съ восторгомъ; толпа привѣтствовала его рукоплесканіями и криками "ура", когда онъ вышелъ изъ парламента, благодарившаго его за побѣду. Онъ представилъ Эсмонда (о которомъ отзывался очень-выгодно) мистеру Роберту Герли, могущественнѣйшему сопернику Марльборо при дворѣ. Всѣ негодовали на герцога за поступокъ его съ Уэббомъ, который, торжествуя, говорилъ, что не только содѣйствовалъ взятію Лилля, но и помѣшалъ Марльборо получить отъ Французскаго короля три мильйона экю, обѣщанныхъ ему за освобожденіе Лилля. Всѣ враги герцога осыпали похвалами побѣдителя при Винендалѣ.
   Но нигдѣ покровитель Эсмонда не былъ встрѣчаемъ съ такою искреннею радостью, какъ въ домахъ миледи Кестельвудъ и старой виконтессы Изабеллы, гдѣ Эсмондъ, пожалованный полковникомъ, былъ считаемъ за героя. Старуха-мачиха велѣла снять съ него портретъ во весь ростъ, и находила, что Эсмондъ однимъ только недостоинъ своихъ предковъ: тѣмъ, что мало пьетъ и не хочетъ взять на содержаніе какую-нибудь танцовщицу.
   Быть-можетъ, всеобщее уваженіе за военныя заслуги льстило молодому полковнику; но особенно-драгоцѣнно было ему оно потому, что радовало его добрую виконтессу Кестельвудъ, а болѣе всего (теперь я могу признаться въ старинной своей слабости) потому, что слава обращала на него вниманіе Беатрисы.
   Онъ хорошо зналъ недостатки сердца ея, властолюбіе, суетность, кокетство, эгоизмъ; но онъ любилъ ее и не хотѣлъ смотрѣть на другихъ женщинъ. При дворѣ говорили, что Беатриса искала себѣ три года знатнаго мужа, находила толпу обожателей, по ни одного жениха, и до двадцати двухъ лѣтъ не успѣла выйдти замужъ. Что за дѣло было Эсмонду до этихъ пересудовъ? Онъ попрежнему любилъ ее.
   -- Мужъ не найдетъ въ ней счастья, говорила ему добрая виконтесса: если не доставитъ ей перваго мѣста въ обществѣ. Мать не должна говорить такъ о дочери; но вы также мой сынъ, Генри, и знаете, что я говорю правду. Когда ваше имя упоминалось въ газетахъ, я старалась обратить ея сердце къ вамъ. Вы ей нравитесь, ваша извѣстность ей пріятна, но ей нуженъ полководецъ, а не полковникъ. Если вздумаетъ посватать ее герцогъ, наканунѣ свадьбы она откажетъ графу.
   -- И я черезъ нѣсколько лѣтъ буду генераломъ, буду командовать въ битвахъ. Я готовъ умереть за нее. Если она предпочтетъ другаго; я буду молиться о ея счастіи. Я не могу побѣдить своей любви. Знаю, что не буду счастливъ съ нею, но не могу, жить не любя ее.
   -- Желаю, чтобъ она избрала васъ, сказала виконтесса, подавая ему свою руку.-- Я знаю, что вы могли бы составить блаженство любящей жены.
   Френкъ Кестельвудъ не пріѣхалъ на зиму въ Лондонъ; онъ остался въ Брюсселѣ, для занятія военными науками, какъ писалъ матери, а на-самомъ-дѣлѣ потому, что влюбился въ бельгійскую кокетку, какъ было извѣстно Эсмонду. Онъ очень-рѣдко писалъ матери; но, зная, что 29-е декабря торжественный день для нея, прислалъ длинное письмо. И когда въ этотъ день Эсмондъ явился къ завтраку виконтессы, она съ дочерью и съ его мачехою встрѣтила его въ залѣ, одѣтая великолѣпно. Его мачеха подала ему руку, говоря торжественно:
   -- Кузенъ Генри (такъ она теперь звала его), все наше семейство соединилось, чтобъ благодарить васъ, кузенъ, за ваше благородное поведеніе, которымъ вновь спасли вы жизнь Френка.
   Генри понялъ, что молодой виконтъ разсказалъ имъ въ письмѣ дуэль Эсмонда съ Могономъ. Виконтесса и Беатриса также благодарили его. На столѣ въ гостиной лежала прекрасная шпага въ малиновыхъ бархатныхъ ножнахъ съ перевязью изъ голубой ленты.
   -- Преклоните колѣни, сказала Эсмонду Беатриса: -- вы дѣлаетесь нашимъ рыцаремъ. Она осѣнила его шпагою -- Виконтесса Изабелла дала шпагу, я ленту, мама обшила ее бахромою.
   -- Вы нашъ рыцарь, Генри, нашъ вѣрный рыцарь, сказала виконтесса Кестельвудъ; -- мать благодаритъ васъ, милый другъ мой, за защиту ея сына. Она не могла продолжать отъ волненія.
   -- Я усыновляю тебя, Генри, сказала старая виконтесса, мачиха Эсмонда; -- и жалѣю только о томъ, что наслѣдство мое будетъ не такъ велико, какъ я хотѣла бы.
   -- Мы не боимся за Френка, пока вы будете охранять его, прибавила виконтесса Кестельвудъ.
   -- Скоро будетъ миръ, сказала Беатриса:-- я знаю, что герцогиня Марльборо въ немилости.
   Начали съѣзжаться гости. Всѣ они были тори, тайные приверженцы претендента. Знатнѣйшимъ былъ герцогъ Гамильтонъ. Беатриса забыла о своемъ рыцарѣ, и все время любезничала съ Гамильтономъ; но вскорѣ послѣ обѣда онъ уѣхалъ, и тогда она обратила свое вниманіе на молодаго лорда Лшбортона. Грустно прошелъ для Эсмонда день, начавшійся такъ радостно. Беатриса едва сказала съ нимъ нѣсколько словъ и, печально возвращаясь домой (онъ жилъ у своей мачихи), онъ думалъ: "Она избрала бы меня, еслибъ я могъ дать ей знатное имя; оно было бъ у меня; но я далъ обѣщаніе отцу ея".
   Послѣ этого праздника, карета Ашбортона каждый день останавливалась у подъѣзда Кестельвудовъ; мать милорда сдѣлала визитъ матери Беатрисы; повсюду, гдѣ ни была гордая красавица, являлся и молодой милордъ. Онъ быль очень внимателенъ къ мистеру Эсмонду и оказывалъ ему тысячи знаковъ дружбы и уваженія. Наконецъ, однажды вечеромъ, разгоряченный виномъ, онъ вбѣжалъ въ комнату Эсмонда и бросился обнимать его, восклицая: "Поздравьте меня, милый полковникъ; я счастливѣйшій изъ людей!"
   -- Въ чемъ же заключается особенное счастье счастливѣйшаго изъ людей? сказалъ Эсмондъ.
   -- Развѣ вы не слышали? развѣ вы не знаете? Я думалъ, что ваши родные уже сообщили вамъ: обожаемая Беатриса отдаетъ мнѣ свою руку!
   -- Уже-ли? вскричалъ въ изумленіи Эсмондъ.
   Не далѣе, какъ поутру въ тотъ день Беатриса была очень-любезна съ нимъ; онъ писалъ ей стихи, она пѣла ихъ.
   -- Да, я сейчасъ оттуда. Она была такъ мила, что я упалъ на колѣни и... и... я теперь счастливѣйшій изъ людей! Черезъ четыре мѣсяца я буду совершеннолѣтнимъ, могу жениться на комъ хочу. Давайте же вина! Хочу пить здоровье прелестнѣйшей изъ красавицъ Англіи!
   Эсмондъ оставилъ его за бутылкою и поскакалъ въ долгъ Кестельвудовъ увѣриться въ истинѣ. Грустное лицо виконтессы сказало ему, что все правда. Черезъ полчаса послѣ того, какъ Беатриса пѣла стихи своего рыцаря, она дала слово Ашбортону.
   Бѣдный Эсмондъ былъ пораженъ. Ничего, думалъ онъ, не остается ему на свѣтѣ. Онъ пересталъ думать и о своей каррьерѣ: до-сихъ-поръ старался онъ пріобрѣсть славу, надѣялся завоевать себѣ высокій санъ въ арміи только длятого, чтобъ Беатриса почла его достойнымъ своей руки. Теперь все потеряло цѣну въ его глазахъ. Онъ подалъ въ отставку. Но генералъ Уэббъ просилъ его послужить еще годъ; виконтесса Кестельвудъ безпокоилась о своемъ сынѣ, который останется одинъ, безъ защитника на полѣ битвы. Потому Эсмондъ возвратился во Фландрію. Черезъ три мѣсяца онъ получилъ отъ повѣреннаго своей мачихи извѣстіе, что она умерла, отказавъ ему все свое имѣніе, правду сказать, совершенно-промотанное, такъ за уплатою долговъ наслѣднику оставался только домъ съ мебелью и вещи покойной леди. Онъ продалъ все, кромѣ ея брильянтовъ; которымъ назначалъ болѣе-приличное употребленіе: обратилъ деньги въ билеты, съ которыхъ долженъ былъ получать триста фунтовъ. Послѣ онъ узналъ, что виконтесса Кестельвудъ присутствовала при смерти своей родственницы; но письмо, которое послала она по этому случаю къ Эсмонду, не было получено имъ, будучи послано на пакетботѣ, перехваченномъ французскими корсарами.
   Послѣдняя изъ большихъ битвъ, въ которыхъ участвовалъ Эсмондъ, при Мальплаке, была самымъ отважнымъ подвигомъ Марльборо. Французы стояли въ чрезвычайно-крѣпкой позиціи и обыкновенныя правила благоразумія говорили, что нападать на нихъ невыгодно. Марльборо не остановился передъ невозможностью: онъ хотѣлъ громомъ невѣроятной побѣды заглушить голоса своихъ враговъ при дворѣ, напалъ и побѣдилъ, какъ всегда, по съ потерею двадцати тысячъ лучшаго войска, между-тѣмъ, какъ уронъ побѣжденныхъ былъ вдвое менѣе. Онъ получилъ достойную награду за эгоистическое пожертвованіе тысячами людей своей выгодѣ. Когда онъ, черезъ нѣсколько дней послѣ битвы, дѣлалъ смотръ побѣдоносной арміи, она его не встрѣтила радостными кликами. Солдаты и офицеры стояли угрюмо, и взоры ихъ говорили: "Ты погубилъ нашихъ товарищей!"
   Вскорѣ послѣ этой несчастной побѣды былъ случай, хорошо-характеризующій тогдашнее расположеніе умовъ въ арміи. Непріятельскія арміи стояли долго одна противъ другой неподвижно, раздѣляемыя только небольшою рѣчкою. Часовые, расположенные по противоположнымъ берегамъ, мирно разговаривали черезъ рѣчку, даже оказывали другъ другу небольшія услуги, перебрасываясь фляжками съ водкою и пачками табаку. Однажды Эсмондъ, прогуливаясь верхомъ по берегу, остановился послушать такой разговоръ, какъ вдругъ высокій рыжій непріятельскій солдатъ, усиливавшійся выдавать себя за француза, но доказывавшій и наружностью и языкомъ своимъ, что онъ чистѣйшій ирландецъ, закричалъ Эсмонду, указывая на одного изъ трехъ офицеровъ, подъзѣжавшихъ къ берегу отъ непріятельскаго лагеря: "вотъ онъ! вотъ онъ!" (при французской арміи былъ претендентъ, провозглашенный въ Версаля, по смерти Іакова II, королемъ англійскимъ подъ именемъ Іакова III). Эсмондъ никогда еще не видалъ его, но тотчасъ же догадался, кто онъ.
   -- Прошу васъ передать поклонъ отъ мистера Гамильтона герцогу Марльборо, сказалъ онъ, и учтиво поклонившись Эсмонду и другому англійскому офицеру, бывшему тутъ же, отъѣхалъ отъ берега. Bei; англійскіе соддаты закричали ему "ура".
   Претендентъ имѣлъ пріятное, ласковое, но задумчивое лицо. Эсмондъ не могъ смотрѣть безъ волненія и преданности на наслѣдника имени и несчастій Стюартовъ. Слухъ объ этомъ разнесся по всему лагерю, и скоро начали говорить, что лордъ Кестельвудъ при другомъ подобномъ случаѣ переѣхалъ черезъ рѣчку и преклонялъ колѣно передъ мистеромъ Гамильтономъ или Іаковомъ III. Продолжали также говорить сильнѣе прежняго о томъ, что Марльборо переписывается съ предендентомъ. Нѣтъ надобности прибавлять, что патеръ Гольтъ продолжалъ бывать въ англійскомъ лагерѣ.
   Въ одной изъ послѣдующихъ схватокъ Генри Эсмондъ былъ тяжело раненъ и послѣ того долженъ былъ навсегда оставить службу. Пока онъ лежалъ, милордъ Кестельвудъ ухаживалъ за нимъ съ братскою заботливостью; но едва Генри сталъ поправляться, Френкъ ускакалъ въ Брюссель, гдѣ ожидали его наслажденія молодости, увлекательныя для его пылкой натуры, и гдѣ онъ провелъ прошлую зиму. Генри Эсмондъ отправился въ Англію и, ожидая въ Остенде пакетбота, получилъ отъ Френка письмо слѣдующаго содержанія:
   "Милый Генри! я женился на mademoisselle de Werthein, дочери графа де Werthein, состоящаго въ службѣ при генерал-губернаторѣ Нидерландъ.
   "P. S. Клотильда старше меня (Френку былъ тогда 21 годъ), что не всѣмъ можетъ нравиться; но я столько пожилъ на свѣтѣ въ свое удовольствіе, что, можно сказать, душою гораздо старше своихъ лѣтъ, и слѣдовательно равновѣсіе возрастовъ возстановляется. Я рѣшился остепениться. Насъ вѣнчалъ въ церкви св. Гудулы патеръ Гольтъ. Она всѣмъ сердцемъ предана правому дѣлу, и ея любимыя слова vive le roi Іаковъ III, что доставитъ удовольствіе и матушкѣ и Беатрисѣ. Передай матушкѣ помягче эту новость. Клотидьда поетъ восхитительно. Она удивительно-хороша собою. Если у насъ будетъ сынъ, прошу тебя быть крестнымъ отцомъ. Оставляю военную службу -- довольно рубился. Зиму проведу здѣсь, пока Клотильда поправится послѣ родовъ Она умнѣйшая и образованнѣйшая женщина во всемъ Брюсселѣ: музыка, живопись, поэзія такъ же ей знакомы, какъ дѣланіе пуддинга. Я жилъ у графа (онъ отдаетъ квартиры съ столомъ) и тутъ познакомился съ нею. У нея четыре брата.-- Одинъ аббатъ, трое въ арміи принца савойскаго. У графа процесъ, по которому онъ долженъ выиграть огромное богатство, immense fortune; но теперь онъ въ нуждѣ. Передай это матушкѣ; ты имѣешь на нее большое вліяніе. Пиши ко мнѣ въ Hôtel de l'Aigle Noire, въ Брюссель".
   Итакъ на Эсмонда было возложено затруднительное порученіе передать щекотливую новость виконтессѣ. На другой день онъ сѣлъ на пакетботъ и, узнавъ, что Беатриса уѣхала съ дворомъ въ Виндзоръ, а виконтесса осталась въ своей скромной лондонской квартирѣ, отправился въ Лондонъ, извѣстивъ напередъ миледи Кестельвудъ о своемъ пріѣздѣ.
   

Статья третья и послѣдняя.

Книга третья и послѣдняя.

   Когда Генри Эсмондъ вошелъ въ комнату миледи Кестельвудъ, она поблѣднѣла, но дружески подала ему свою маленькую ручку, и съ улыбкою сказала:
   -- Какъ тяжелы были ваши страданія! Вы чрезвычайно-блѣдны, милый Генри.
   Въ-самомъ-дѣлѣ, Эсмондъ былъ худъ и блѣденъ, какъ привидѣніе.
   -- Я возвращаюсь отдохнуть въ кругу родныхъ, сказалъ онъ.-- Еслибъ Френкъ не ухаживалъ за мною, когда я, раненый, лежалъ въ постели, я не избѣжалъ бы смерти.
   -- Бѣдный Френкъ, добрый мой Френкъ! Вы всегда были добры къ нему, виконтъ. Что жь, вѣдь онъ, бѣдняжка, не зналъ, что отнимаетъ у васъ то, что принадлежитъ вамъ.
   -- Виконтъ? что это значитъ? почему вы меня такъ называете, виконтесса? вскричалъ полковникъ Эсмондъ.
   -- Я не виконтесса, отвѣчала она:-- я Рахель Эсмондъ, вдова Френсиса Эсмонда, милордъ; мы не должны носить виконтскаго титула. Мы никогда не должны были его отнимать у того, кому онъ принадлежитъ; но мужъ мой и я сдѣлали все, что отъ насъ зависѣло...
   -- Кто разсказалъ вамъ эту сказку, моя добрая миледи? спросилъ Эсмондъ.
   -- Развѣ вы не читали моего письма? Я вамъ писала въ Монсъ, какъ только узнала это сама, сказала она.
   -- Отъ кого жь вы это узнали? спросилъ онъ опять. И тогда виконтесса разсказала ему, что его мачиха, умирая, послала за нею и передала ей тайну.
   -- Со стороны покойницы было очень-дурно, что она молчала такъ долго, прибавила миледи: -- она сказала мнѣ: "милая Рахель, мнѣ объявили, чтобъ я готовилась къ смерти, потому я хочу очистить свою совѣсть. Мнѣ всегда казалось, что вы не рождены быть знатною дамою, и потому вы, конечно, не огорчитесь тѣмъ, что я вамъ открою (миледи улыбнулась, повторяя эти слова). Знайте же, Рахель, что я оставляю домъ, вещи свои и все имѣніе виконту Кестельвуду..." "Моему Френку?" возразила я: "а мнѣ казалось бы..." -- "Нѣтъ, виконту Кестельвуду, мой другъ".-- "А бѣднаго Генри вы хотите обидѣть?" сказала я.-- "Бѣднаго Генри? Вы хотите, чтобъ ему досталось что-нибудь? Такъ знайте же, милая Рахель, что со времени кончины своего отца, моего супруга, онъ и есть настоящій виконтъ Кестельвудъ", и она пересказала мнѣ вашу исторію. "По смерти моего супруга я хотѣла отмстить вашему мужу, милая Рахель, за то, что онъ встарину обидѣлъ меня, женившись на васъ, и думала объявить права Генри на титулъ; но вашъ мужъ такъ заботился обо мнѣ, когда я была подъ арестомъ, что я простила его; притомъ я разсудила, что, грозя ему своею тайною, могу заставить его служить правому дѣлу, какъ это и было въ-дѣйствительности. Генри ужь знаетъ о своихъ правахъ, но не хотѣлъ до-сихъ-поръ ими пользоваться", заключила старуха.
   Послѣ этого открытія, леди Кестельвудъ тотчасъ же написала о немъ Эсмонду; по письмо, какъ теперь обнаружилось, пропало на дорогѣ.
   -- А теперь какъ я поступлю, по вашему мнѣнію, миледи? сказалъ полковникъ Эсмондъ.
   -- Это зависитъ отъ вашей воли, Генри: вы глава нашего дома, и должны рѣшать семейныя дѣла.
   -- Двѣнадцать лѣтъ уже, какъ они рѣшены, миледи. Френкъ и сестра его недолжны знать ничего. Я не имѣю даже доказательствъ своего происхожденія. Я не хотѣлъ имѣть ихъ, когда былъ въ Брюсселѣ. Я только плакалъ на могилѣ бѣдной матушки. Теперь для нея всеравно. Я глава рода, миледи, это такъ; но Френкъ останется виконтомъ Кестельвудомъ.
   Добрая госпожа его, которой онъ съ радостью пожертвовалъ бы жизнью, бросилась передъ нимъ на колѣни, въ восторгѣ материнской благодарности поцаловала его руку, моля Бога о ниспосланіи ему счастья за такой поступокъ.
   -- Мнѣ должно благодарить васъ на колѣняхъ, сказалъ онъ, въ смущеніи поднимая миледи: -- вы моя благодѣтельница, призрившая бѣднаго сироту.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, оставьте меня на колѣняхъ передъ вами! восклицала она, въ восторгѣ материнской благодарности.
   При такомъ расположеніи духа ея, Эсмонду было легко передать ей извѣстіе о женитьбѣ Френка и внушить благопріятныя мысли объ этомъ дѣлѣ. Потому миледи написала своей невѣсткѣ нѣжное письмо, очень-легко упрекнула сына за то, что онъ побоялся просить ея согласія, какъ-будто не зналъ, что мать ему ни въ чемъ не откажетъ, и просила его скорѣе пріѣхать домой, чтобъ принять въ свои руки управленіе имѣніемъ, которое до-сихъ-поръ было у нея въ опекѣ, и которое она успѣла очистить отъ долговъ, благодаря своему скромному образу жизни.
   Въ отвѣть молодые прислали своей "доброй матушкѣ" письмо, наполненное изъявленіями любви и благодарности; но съ нимъ вмѣсто Френкъ прислалъ полковнику Эсмонду другое письмо, въ которомъ просилъ осторожно передать матери, что, подъ вліяніемъ своей супруги и патера Гольта, принялъ католическое исповѣданіе. Это извѣстіе должно было жестоко огорчить виконтессу, искреннюю протестантку. Эсмондъ хотѣлъ бы постепенно приготовить къ нему леди Кестельвудъ, но черезъ два дня явилась въ газетахъ статья, объявлявшая, какъ новость, что "одинъ изъ ирландскихъ лордовъ, молодой виконтъ К--стельв--дъ принялъ въ Брюсселѣ папскую вѣру и недавно участвовалъ въ процесіи босоногихъ пильгримовъ".
   Леди Кестельвудъ была убита, прочитавъ это; Беатриса, возвратившаяся вмѣстѣ съ дворомъ въ Лондонъ, негодовала на слабость брата и язвительно смѣялась надъ нимъ.
   -- Теперь Кестельвудскій Замокъ будетъ чуждъ намъ, мама, говорила она.-- Жена Френка привезетъ съ собою духовника-іезупта, который будетъ управлять всѣмъ. Я ненавижу всѣхъ ханжей, какого бы исповѣданія ни были они. Съ женою Френка пріѣдутъ толпою братья и безчисленные голодные родственники ея. Всѣ французы -- парикмахеры, канатные плясуны или нищіе. Какъ хороша была фигура, когда бѣдный, одураченный Френкъ шелъ босой въ процесіи!
   Она сбросила туфли съ своихъ маленькихъ ножекъ и, дразня брата, пошла по комнатѣ съ серьёзнымъ и чрезвычайно-смѣшнымъ видомъ; сама миледи, несмотря на свою печаль, улыбнулась ея комическимъ ужимкамъ. Кончивъ воображаемую процесію, Беатриса остановилась и жестомъ попросила полковника Эсмонда надѣть туфли на ея ножки, которыя позволила ему поцаловать. Виконтесса сдѣлала недовольный жестъ, видя, что и тугъ Беатриса не можетъ удержаться отъ кокетства. Она, замѣтивъ это, весело бросилась обнимать ее, говоря: "Ахъ, мама, какая вы строгая! Но, кузенъ, у мамі ножка такая же маленькая и прекрасная, какъ у меня; она прячетъ ее; но спросите башмачника: онъ дѣлаетъ намъ туфли и башмаки по одной мѣркѣ".
   -- Другъ мой, серьёзно сказала леди Кестельвудъ, краснѣя отъ словъ дочери:-- ты должна была бы Генри отдать свою руку, а не приказывать цаловать твои ножки.
   -- Это сказала она:-- потому, что Эсмондъ все еще до безумія любилъ Беатрису; но гордая дѣвушка говорила своему преданному поклоннику:
   -- Мнѣ нужно сдѣлать блестящую партію, кузенъ; будь вы богаче и моложе, это дѣло могло бы состояться. Вы говорите, что вы только восьмью годами старше меня; нѣтъ, вы старикъ; вамъ всегда было сто лѣтъ, да у васъ и нѣтъ приличнаго состоянія. Не-уже-ли я сама буду дѣлать вамъ пуддингъ? Нѣтъ, другое дѣло мама: вы съ нею созданы другъ для друга.
   -- Ты тщеславна, легкомысленна, мой другъ, краснѣя отъ послѣдняго замѣчанія, говорила миледи, когда бывала при этихъ объясненіяхъ.
   -- Легкомысленна! Ахъ, другъ мой, мама! развѣ порокъ думать о томъ, какъ устроить свое положеніе? Когда васъ не будетъ, или мнѣ наскучитъ ваше грустное расположеніе, куда мнѣ дѣваться? Не-уже-ли идти къ брату нянчить дѣтей его? Merci, мнѣ ужь надоѣло быть въ-зависимости отъ Френка. Зачѣмъ я не родилась мужчиною? у меня мужской характеръ. Но теперь я должна искать себѣ мужа. Я не могу быть кухаркою; я люблю танцовать, наряжаться, жить богато и должна позаботиться, чтобъ у меня было богатство и блестящее положеніе въ обществѣ.
   А между-тѣмъ, несмотря на все желаніе составить себѣ хорошую партію, Беатриса, первая красавица Лондона въ 1712 году, до котораго достигъ мой разсказъ, была уже двадцати-шести лѣтъ, и все еще не нашла себѣ мужа. Она была не разъ невѣстою, но всегда свадьба разстроивалась -- почему, Эсмондъ не считаетъ удобнымъ объяснять. Такъ отказался отъ ея руки и лордъ Ашбортонъ, о помолвкѣ котораго я говорилъ. Причину разрыва Эсмондъ знаетъ, но не хочетъ повторять скандалёзныхъ пересудовъ. Теперь счастливымъ поклонникомъ Беатрисы былъ герцогъ Гамильтонъ, одинъ изъ самыхъ блестящихъ людей въ Европѣ, еще прекрасный собою, несмотря на свои пятьдесятъ лѣтъ, страшно-богатый, образованный, остроумный, надѣленный всѣми способностями государственнаго человѣка. Но Эсмондъ не могъ побѣдить своей безразсудной любви къ Беатрисѣ. Она дружески говорила ему, что всѣ его исканія напрасны, что она не будетъ его женою.
   -- Женитесь на мама, сказала она вдругъ Эсмонду: -- посмотрите, какъ она хороша! она кажется моложе меня; посмотрите, какъ идетъ къ ней этотъ румянецъ...
   Леди Кестельвудъ, вспыхнувъ, какъ зарево, ушла изъ гостиной при этихъ словахъ.
   -- Я выпрошу у Френка землю, пожалованную королемъ Карломъ I нашему предку въ Америкѣ, и уѣду туда. Я не могу жить близь васъ, не любя васъ. Тамъ, быть можетъ, участь моя будетъ сноснѣе. Дѣйствительно, у Эсмонда уже давно была мысль о бѣгствѣ въ Америку отъ гордой красавицы.
   -- Ахъ, какіе пустяки вы говорите, cher ami! сказала Беатриса, подавая ему руку съ видомъ состраданія.-- Вы сами понимаете, что между мною и вами возможна только дружба.
   -- Нѣтъ, не могу выносить такой жизни. Дождусь, пока вы выйдете замужъ, потомъ сяду на корабль...
   Тутъ слуга, церемоніально растворивъ обѣ половинки дверей, громко доложилъ о пріѣздѣ герцога Гамильтона. Великолѣпный вельможа вошелъ, и Эсмондъ, проклиная его въ душѣ, удалился изъ гостиной. Въ сосѣдней комнатѣ встрѣтила своего воспитанника виконтесса, которая продолжала быть кроткою и терпѣливою повѣренною его безконечныхъ жалобъ на равнодушіе Беатрисы. Она попросила его въ свои комнаты.
   -- Сказала она вамъ? спросила виконтесса.
   -- Да, сказала слишкомъ-много горькаго.
   -- Нѣтъ, не то. Сказала ль она вамъ о своей новости?
   -- Что жь это за новость? спросилъ онъ съ смертельнымъ трепетомъ
   -- Герцогъ Гамильтонъ сдѣлалъ ей предложеніе. Это было вчера вечеромъ. Свадьба будетъ, какъ скоро окончится его трауръ по первой женѣ. Потомъ молодые отправятся въ Парижъ. Вѣдь вы знаете, что герцогъ назначенъ гуда нашимъ посланникомъ.
   Черезъ нѣсколько времени Эсмондъ, успѣвъ нѣсколько оправиться послѣ ожиданнаго, но внезапнаго удара, говорилъ съ Беатрисою о ея замужствѣ.
   -- Не вздыхайте и не подсмѣивайтесь, кузенъ, сказала она: -- я съ благодарностью принимаю милостивое вниманіе герцога къ моей красотѣ, и буду ему достойною женою, доставлю ему счастіе. Его дѣти отъ перваго брака будутъ сначала жестоко ненавидѣть меня, особенно старшій сынъ (которому было уже около тридцати лѣтъ;. Даю имъ мѣсяцъ на эти чувства. Потомъ они полюбятъ меня. Чего я хочу достичь, того достигну. И когда король Іаковъ ІІІ-й возвратится -- а это непремѣнно будетъ -- вы можете разсчитывать на мою протекцію, кузенъ Эсмондъ. И буду хорошею женою герцогу. Не говорю, что онъ возбудилъ во мнѣ любовь; но во мнѣ есть къ нему благодарность, покорность, удивленіе -- такъ я сказала ему, не обѣщая ничего болѣе. Его благородное сердце довольствуется этимъ. Я не хитрила съ нимъ; я сказала, что мнѣ двадцать-пять лѣтъ, и что ужь восемь лѣтъ никто не пробуждалъ во мнѣ любви. Правда, нѣсколько дней думала я, что могу полюбить васъ, кузенъ Эсмондъ, когда вы возвратились послѣ дуэли съ Могономъ, наказали убійцу батюшки и спасли моего брата. Мама умоляла меня полюбить васъ; я полюбила -- на нѣсколько дней. По вы испугали меня своей угрюмостью. Какъ откровенно можемъ теперь мы говорить объ этомъ, будто бы прошла съ-тѣхъ-поръ тысяча лѣтъ! Но мы съ вами говоримъ наединѣ въ послѣдній разъ; впередъ мы будемъ видѣться только при мама или при немъ; онъ не похожъ на васъ и ревнивъ, какъ Отелло.
   -- Но этимъ нашъ разговоръ не кончится. Мое послѣднее слово будетъ благословеніе и желаніе вамъ счастія. Вотъ идетъ ваша матушка, и я очень-радъ высказать это при ней (Эсмондъ почтительно поцаловалъ руку у виконтессы Кестельвудъ). Благословляю васъ, Беатриса, и на память о томъ прошу васъ принять эти брильянты, принадлежавшіе моей мачихѣ. Я надѣялся подарить ихъ вамъ ранѣе, и при другихъ отношеніяхъ между нами; но они достойны украшать герцогиню. Съ этими словами онъ передалъ ей шкатулку съ брильянтами, которые получила нѣкогда Изабелла, его мачиха, отъ короля Іакова ІІ-го.
   Невозможно описать, въ какой восторгъ пришла Беатриса, увидѣвъ уборы, дѣйствительно-великолѣпные. Она тотчасъ же надѣла ихъ, подбѣжала къ зеркалу и, налюбовавшись на себя, съ крикомъ радости бросилась къ Эсмонду; быть-можетъ, она, въ восхищеніи, хотѣла расцаловать его, но растворились двери и громко раздался голосъ лакея: "его свѣтлость герцогъ Гамильтонъ!"
   Онъ мрачно взглянулъ на мистера Эсмонда, дѣлая ему, однако, учтивый поклонъ.
   -- Взгляните, герцогъ, какіе чудные брильянты! сказала Беатриса, указывая ему на ожерелье и брошку, блестѣвшія на ней.
   -- Брильянты? да, они очень-хороши.
   -- Они мнѣ подарены къ свадьбѣ.
   -- Конечно, королевою, которая васъ такъ любитъ? Какъ она добра!
   -- Нѣтъ; кузеномъ Генри! закричали въ одинъ голосъ обѣ леди.
   -- Не имѣю чести знать вашего кузена. Мнѣ казалось, что ни у милорда Кестельвуда, ни у васъ, миледи, нѣтъ племянниковъ.
   -- Мы говоримъ, милордъ, о нашемъ кузенѣ, полковникѣ Генри Эсмондѣ, храненію котораго поручилъ насъ покойный батюшка, и который сто разъ доказывалъ намъ свою любовь, сказала Беатриса.
   -- Герцогиня Гамильтонъ принимаетъ подарки только отъ своего мужа, madame. Я прошу васъ возвратить брильянты мистеру Эсмонду.
   -- Моя дочь можетъ принять подарокъ отъ нашего родственника и благодѣтеля, герцогъ, сказала виконтесса Кестельвудъ.
   -- Родственника и благодѣтеля! Я не знаю о вашемъ родствѣ и не желаю, чтобъ моя жена называла благодѣтелемъ человѣ...
   -- Милордъ! вскричалъ мистеръ Эсмондъ.
   -- Я не хочу употреблять здѣсь оскорбительныхъ словъ; но прямо скажу вамъ, что вы слишкомъ-часто бываете въ этомъ домѣ, и что я не позволю своей женѣ, или невѣстѣ, принимать подарки отъ человѣка, который носитъ имя, ему непринадлежащее.
   -- Милордъ, полковникъ Эсмондъ имѣетъ право носить имя Эсмонда, возразила виконтесса:-- онъ нашъ благодѣтель; онъ жертвовалъ своею жизнью за моего мужа; онъ дважды спасъ жизнь моего сына -- отъ огня и отъ Могона.
   -- Прошу извиненія у полковника Эсмонда, сказалъ герцогъ еще болѣе прежняго гордымъ тономъ: -- я не хотѣлъ оскорблять его ни однимъ словомъ и благодарю его за любовь къ вашему семейству, миледи виконтесса. Могонъ мнѣ родственникъ по женѣ, по я не считаю его своимъ другомъ. Тѣмъ не менѣе долженъ я повторить, что моя жена не можетъ принимать подарковъ отъ полковника Эсмонда.
   -- Моя дочь можетъ принять подарокъ отъ главы нашего дома, постепенно разгорячаясь, сказала виконтесса.-- Что значитъ брильянтовое ожерелье въ-сравненіи съ его другими благодѣяніями намъ? Мы ему обязаны всѣмъ. Титулъ, нами присвоенный, наши помѣстья будутъ принадлежать ему, если онъ того захочетъ... и виконтесса языкомъ пламенной благодарности разсказала о правахъ и о поступкѣ Эсмонда.
   -- Матушка, что вы говорите! въ изумленіи вскричала Беатриса, бросаясь въ объятія матери.
   -- Это семейная тайна, ваша свѣтлость, сказалъ полковникъ Эсмондъ: -- я имѣю свои особенныя причины отказываться отъ моего титула.
   -- Я объяснила бы вамъ это прежде, герцогъ, еслибъ вы попросили руку Беатрисы у меня, а не у нея самой. Я дожидалась случая, чтобъ разсказать вамъ это наединѣ; но я не жалѣю, что принуждена была открыть все при Беатрисѣ.
   -- Милордъ Кестельвудъ, прошу извиненія у васъ за слова, мною произнесенныя по незнанію, сказалъ герцогъ.-- Имѣть васъ родственникомъ, какое бы имя ни было угодно носить вамъ, я считаю себѣ особенною честью. Въ замѣнъ подарка, вами сдѣланнаго моей невѣстѣ, прошу васъ располагать мною, какъ преданнѣйшимъ вашимъ родственникомъ и другомъ.
   -- Я должна заплатить ему сейчасъ же, сказала Беатриса, и поцаловала Эсмонда, прошептавъ ему: "О, еслибъ я знала васъ прежде!"
   Герцогъ вспыхнулъ отъ этого поцалуя, даннаго Эсмонду сестрою, но не сказалъ ни слова. Беатриса съ достоинствомъ поклонилась ему и вышла изъ комнаты, вмѣстѣ съ своею матерью.
   -- Когда ваша свѣтлость думаетъ отправиться въ Парижъ? спросилъ полковникъ Эсмондъ.
   -- Какъ можно скорѣе послѣ свадьбы. Королевѣ угодно, чтобъ посольство было великолѣпно, и наши сборы займутъ довольно времени; кромѣ-того, у меня здѣсь процесъ по имѣнію первой моей жены съ ея родными, именно съ лордомъ Могономъ, который пріѣхалъ сюда, чтобъ видѣться со мною.
   На другой день Гамильтонъ былъ убитъ Могономъ на дуэли: это средство показалось негодяю самымъ-легкимъ путемъ къ тому, чтобъ выиграть тяжбу. Но и самъ Могонъ былъ смертельно раненъ.
   "О, Беатриса, Беатриса!" подумалъ Эсмондъ, услышавъ объ этомъ несчастій: "конецъ твоимъ честолюбивымъ надеждамъ, бѣдняжка!"
   Онъ поѣхалъ передать ужасное извѣстіе несчастной невѣстѣ, и засталъ ее окруженную модистками, купцами, ювелирами. Беатриса разсматривала серебряное блюдо, съ превосходно-вырѣзаннымъ рисункомъ, изображающимъ свиданіе Марса съ Венерою.
   -- Посмотрите, кузенъ, съ какимъ вкусомъ это сдѣлано!
   -- Бросьте его: теперь не время забавляться! Идите со мною; я долженъ сказать вамъ нѣсколько словъ, очень-печальныхъ.
   -- Что случилось? что случилось? вскричала она, испуганная блѣдностью Эсмонда, съ трепетомъ прижимаясь къ нему. Онъ увелъ ее изъ толпы въ другую комнату.
   -- Беатриса моя! милая сестра моя! у васъ такъ много мужества въ душѣ; соберите все его: вамъ должно выслушать ужасную вѣсть.
   Она оттолкнулась отъ своего друга, съ отчаяніемъ восклицая:
   -- Онъ покинулъ меня! Мы нынѣ утромъ поссорилсь; онъ былъ грустенъ, и я бранила его; но нѣтъ, онъ не смѣетъ! онъ не можетъ!...
   И лицо ея пылало гнѣвомъ, а глаза помутились скорбью.
   -- Онъ покинулъ васъ, сказалъ Эсмондъ.
   -- Покинулъ -- и живъ еще! И вы передаете мнѣ такую вѣсть! Онъ покинулъ меня, и вы не отмстили за меня, вы, называющій себя защитникомъ нашего дома, оставили безъ наказанія такое оскорбленіе мнѣ! Гдѣ Френкъ? Я съищу его: онъ отмститъ ему!
   -- Герцогъ ужь не принадлежитъ къ числу живыхъ, Беатриса, сказалъ Эсмондъ.
   Она изступленными глазами взглянула на своего кузена и упала, какъ пронзенная въ грудь.
   -- И вы здѣсь, вы... убійца его?
   -- Нѣтъ, хвала Небу, не на мнѣ лежитъ это злодѣйство. Рука, пролившая кровь отца вашего, лишила васъ супруга.
   Въ эту минуту вошла виконтесса; вѣсть, переданная лакеемъ Эсмонда прислугѣ, уже разнеслась по всему дому. Она бросилась къ дочери; но Беатриса, медленно поднимаясь, отстранила объятія матери, отвергла всѣ утѣшенія.
   -- Теперь мнѣ лучше всего остаться наединѣ съ собою, сказала она.
   Глаза ея были сухи, какъ всегда (разъ только видѣлъ на нихъ Эсмондъ слезы). Она пожала ему руку, говоря:
   -- Благодарю васъ, кузенъ; вы ничего не скрыли отъ меня, и вышла твердыми шагами.
   Она геройски перенесла свое несчастіе. Никто не слышалъ отъ нея ни слова жалобы. Вскорѣ послѣ печальной катастрофы покинула она вмѣстѣ съ матерью дворъ и Лондонъ и удалилась въ Кестельвудскій Замокъ.
   Теперь я долженъ возвратиться къ положенію вопроса о престолонаслѣдіи, который раздѣлялъ Англію на двѣ враждебныя стороны. Марія, супруга покойнаго короля Вильгельма III-го, и королева Анна, наслѣдовавшая престолъ по его смерти, были дочери Іакова ІІ-го, родныя сестры претенденту, провозглашенному въ Версали королемъ англійскимъ подъ именемъ Іакова ІІІ-го. Королева Анна была бездѣтна; ея смертью прекращалось протестантское потомство Іакова ІІ-го; и чтобъ отвратить опасность видѣть на англійскомъ престолѣ претендента-католика, находившагося подъ вліяніемъ Французскаго двора, изданъ былъ знаменитый "актъ о престолонаслѣдіи", постановлявшій, что только протестантъ можетъ носить англійскую корону, которая потому должна была перейдти къ принцу гановерскому, очень-дальнему родственнику Анны {*}. Сердце сестры скорбѣло о томъ, что братъ ея лишенъ наслѣднаго престола въ пользу дальняго родственника; она даже чувствовала угрызенія совѣсти и готова была бы содѣйствовать возвращенію правь своего брата. Много было у него приверженцевъ между вельможами и народомъ. Кромѣ всѣхъ, державшихся католическаго исповѣданія, очень многіе искренніе протестанты оскорблялись мыслью, что англійскій престолъ достанется иноземцу: курфирстъ гановерскій не имѣлъ и слѣдовъ англійской національности. Къ этой партіи, втайнѣ покровительствуемой королевою, принадлежали даже нѣкоторые министры, особенно Болингброкъ. Всѣ тори, открыто-пользовавшіеся милостью королевы, болѣе или менѣе раздѣляли ея чувства. Конечно, каждый честный англичанинъ возсталъ бы на защиту родины, еслибъ Французская армія вторгнулась въ Англію для возвращенія правъ претенденту; по еслибъ онъ явился одинъ, полагаясь на свои права, на любовь сестры и половины народа, еслибъ онъ явился какъ англійскій принцъ, а не какъ орудіе французовъ, ему можно было надѣяться на успѣхъ. Полковникъ Эсмондъ долго думалъ объ этомъ; наконецъ составилъ планъ, по его мнѣнію вѣрный, и, отправляясь за границу для его исполненія, заѣхалъ въ Кестельвудскій Замокъ проститься съ тою, которая попрежнему владычествовала надъ его сердцемъ.
   {* Вотъ родословная, поясняющая эти отношенія:


   }
   Сколько пріятныхъ и грустныхъ воспоминаній пробуждалось въ душѣ Эсмонда, когда онъ съ виконтессою прогуливался по террасамъ и парку замка, котораго не видалъ со времени своей юности! Они мечтали, уносились душою въ прошедшее. Беатриса подсмѣивалась надъ ихъ поэтическимъ настроеніемъ духа, называя свою мать и Эсмонда "молодыми людьми". Беатрисса была печальна и серьёзна. Она много измѣнилась въ полугодіе, прошедшее съ-тѣхъ-поръ, какъ Эсмондъ видѣлъ ее въ послѣдній разъ. Теперь онъ пріѣхалъ въ Кетельвудъ всего на два дни, спѣша исполненіемъ своего плана. Но онъ желалъ хотя разъ видѣть Беатрису наединѣ, потому-что Мыслью заслужить любовь ея была внушена ему рѣшимость на важное предпріятіе.
   Когда онъ вошелъ въ ея комнату, она стояла, грустно смотря на брильянты, ей подаренные Эсмондомъ.
   -- Возьмите ихъ у меня, Генри; теперь ужь ненужно мнѣ брильянтовъ, сказала она спокойнымъ голосомъ.-- Подарите ихъ вашей будущей женѣ.
   -- Беатриса, сказалъ онъ съ прежнею страстью:-- помните, вы говорили, что не знали меня; теперь вы знаете меня лучше. Не надѣнете ли вы эти наряды на нашей свадьбѣ?
   -- Наградить васъ за постоянство? Да, такой вѣрный рыцарь заслуживаетъ награды, отвѣчала она шутя.
   -- Послушайте, сказалъ Эсмондъ:-- если я сдѣлаю то, чего желаетъ ваше сердце; совершу подвигъ, достойный васъ и меня; если я прославлю свое имя, тогда пріймете вы его? Не качайте головой; скажите, что выслушаете меня черезъ годъ. Если я возвращусь покрытый славою, буду ли я угоденъ вамъ? Если я исполню сердечное ваше желаніе, задушевную мысль покойнаго герцога (Гамильтонъ былъ приверженецъ претендента), смягчитъ ли это холодность вашу ко мнѣ?
   -- Что же вы хотите сдѣлать, Генри?
   -- Не спрашивайте меня; ждите, дайте мнѣ время. Если я исполню то, о чемъ вы молитесь каждый день, не-уже-ли мнѣ не будетъ награды? Храните жь эти брильянты до того дня.
   -- Вы ѣдете въ Лотарингію, кузенъ? (претендентъ жилъ въ Лотарингіи).
   -- Завтра же.
   -- Выслушайте жь мое послѣднее слово. Я привязана къ вамъ; я удивляюсь вамъ; но мнѣ кажется, что я неспособна любить; по-крайней-мѣрѣ не встрѣчался мнѣ человѣкъ, который бы могъ пробудить во мнѣ любовь. Встрѣтивъ его, я пошла бы за нимъ въ грязную палатку, еслибъ онъ былъ простой солдатъ; я принесла бъ ему въ жертву все. По я не находила его. Вы были слишкомъ-покорны, слишкомъ-раболѣпны, потому я не могла любить васъ. Я не была бы счастлива и съ герцогомъ: я скоро замѣтила это, потому-то и могла такъ твердо перенесть потерю его. О, я утомлена жизнью и свѣтомъ! Я жду только одного; того, чтобъ восторжествовало правое дѣло; тогда я прійму католицизмъ и пойду въ монастырь. Прощайте же, кузенъ; я слышу въ сосѣдней комнатѣ шаги мама. Она ревнива. Всѣ женщины ревнивы. Иногда мнѣ кажется, что этимъ только я похожу на женщину. Прощайте, милый братъ, прощайте.
   Она подставила ему для братскаго поцалуя свою щеку, холодную какъ мраморъ.
   На другой день полковникъ Эсмондъ тайно уѣхалъ изъ Англіи подъ именемъ Французскаго купца Симона. Паспортъ Симону былъ выданъ Болингброкомъ. Сначала Эсмондъ проѣхалъ въ Брюссель, чтобъ видѣться съ Френкомъ Кестельвудомъ, которому открылъ свою тайну, и найдя въ немъ восторженнаго помощника, отправился къ принцу.
   Френкъ Кестльвудъ родился въ одномъ году съ претендентомъ; цвѣтъ волосъ, ростъ были у нихъ одинаковы; даже въ чертахъ лица было много сходства. Френкъ гордился этимъ и старался увеличить сходство свое съ принцемъ всѣми возможными средствами: онъ носилъ такой же парикъ, подражалъ ему въ туалетѣ и манерахъ. На этомъ обстоятельствѣ и основывался планъ Эсмонда. Онъ не хочетъ разсказывать, въ какомъ недостойномъ обществѣ нашелъ онъ принца, кого долженъ былъ дарить, кому льстить, чтобъ получить доступъ къ принцу. Впрочемъ, справедливость требуетъ сказать, что миссъ Огельторнъ, несмотря на свои дурныя привычки, въ-сущности была женщина добрая и неглупая. Даже было бъ лучше, еслибъ принцъ болѣе слушался ея совѣтовъ. Какъ бы то ни было, принцъ съ восхищеніемъ принялъ планъ Эсмонда, а это было важнѣе всего.
   Послѣ того Симонъ вмѣстѣ съ Кестельвудомъ ѣздили въ Парижъ, и Риго, живописецъ, который за нѣсколько времени передъ тѣмъ сдѣлалъ портретъ принца, снялъ портретъ съ лорда Кестельвуда. Съ портретомъ принца Эсмондъ возвратился въ Кестельвудскій Замокъ и сказалъ, что это портретъ Кестельвуда, чтобъ такимъ образомъ приготовить прислугу, невидавшую Френка ужь нѣсколько лѣтъ, принять за своего господина принца, котораго Эсмондъ хотѣлъ привезти въ Англію подъ его именемъ. Двое старыхъ служителей, которые слишкомъ-хорошо помнили черты Кестельвуда, были предварительно отправлены управителями въ отдаленныя помѣстья. Въ началѣ іюня (это было въ 17'14. году) миледи виконтесса съ дочерью возвратилась въ Лондонъ, и Беатриса начала снова являться при дворѣ, гдѣ посвятила въ тайну предпріятія любимую камерфрау королевы, мистриссъ Чешемъ, горячо-преданную дѣлу принца.
   10-го іюня 1714. года было получено виконтессою письмо отъ сына, въ которомъ онъ говорилъ, что намѣренъ повидаться съ матерью, которой не видалъ уже пять лѣтъ, по не можетъ, къ сожалѣнію, взять съ собою Клотильду, которая еще не оправилась послѣ родовъ. Черезъ два дня было получено другое письмо, увѣдомлявшее, что лордъ Кестельвудъ пріѣдетъ 18-го, іюня, и что съ нимъ будетъ Баптистъ, Французъ и католикъ, который служитъ у него камердинеромъ, но происходитъ изъ хорошей фамиліи, потому будетъ обѣдать не съ слугами, а въ особенной комнатѣ, которую Френкъ просилъ для него приготовить.
   Въ назначенный день, полковникъ Эсмондъ выѣхалъ встрѣтить виконта въ Рочестерѣ. Онъ дождался его тамъ и привезъ двухъ путниковъ въ Лондонъ уже поздно вечеромъ, такъ-что слуги едва мелькомъ видѣли лицо виконта. На дорогѣ Френкъ, узнавшій черезъ письмо матери тайну происхожденія Эсмонда, съ энтузіазмомъ благодарилъ его за самоотверженіе; по Эсмондъ отвѣчалъ ему: "я люблю тебя, Френкъ, отцовскою любовью -- что же удивительнаго, что я предоставляю тебѣ свое наслѣдство?" На пути, гдѣ могли встрѣчаться люди, знавшіе Кестельвуда, онъ сохранялъ свой титулъ, и его спутникъ былъ просто Баптистомъ, по часто забывалъ свою роль, такъ-что Эсмондъ долженъ былъ безпрестанно напоминать ему объ осторожности. По пріѣздѣ въ домъ виконтессы, Баптистъ также не могъ удержать своего восторга, увидѣвъ Беатрису, которая въ-самомъ-дѣлѣ была очаровательна. Принцъ не сводилъ съ нея глазъ; и хорошо, что вниманіе всѣхъ служителей было занято виконтомъ, иначе они догадались бы, что Баптистъ -- не Баптистъ. Скоро путешественники, подъ предлогомъ усталости, удалились въ комнаты, приготовленныя для виконта.
   На утро спутникъ Френка явился уже виконтомъ Кестельвудомъ, и слуги, немогшіе вчера въ темнотѣ хорошенько разсмотрѣть лицо своего господина, котораго, впрочемъ, знали только по портрету, не подозрѣвали превращенія; а самъ Френкъ пронялъ роль Баптиста, и скрывался отъ всѣхъ въ особенной комнатѣ; это не удивляло прислугу, догадывавшуюся, что Баптистъ не камердинеръ, а духовникъ милорда, іезуитъ, которому неловко показываться въ обществѣ. Принцъ, большую половину жизни проведшій въ Парижѣ, нечисто говорилъ поанглійски и, забывшись, иногда заговаривалъ пофранцузски, какъ-бы это былъ его природный языкъ; но эта опасность была устранена благоразумными насмѣшками слуги полковника Эсмонда) честнаго Джона Локвуда, который на кухнѣ шутилъ при всей прислугѣ надъ тѣмъ, что милордъ Кестельвудъ, проживъ пять лѣтъ въ Брюсселѣ, разучился говорить поанглійски. "Но здѣсь онъ скоро обратится опять въ настоящаго англичанина, и тогда будетъ прекраснѣйшимъ господиномъ", прибавлялъ Локвудъ, и вся прислуга вполнѣ раздѣляла его мнѣніе.
   Между-тѣмъ принцъ не сводилъ глазъ съ Беатрисы и, пользуясь правами брата, слишкомъ-часто цаловалъ ея руку. Легко представить себѣ, что это не нравилось ни Эсмонду, ни Френку.
   На третій день Локвудъ пришелъ къ полковнику Эсмонду съ разстроеннымъ видомъ и сказалъ: "Вашъ гость, полковникъ, заигрываетъ съ мистриссъ Люси, горничною мистриссъ Беатрисы, моею невѣстою; онъ хотѣлъ подарить ей денегъ и поцаловалъ ее". Съ одной стороны Эсмондъ былъ успокоенъ этимъ за Беатрису (ненадолго, какъ послѣ открылось), но съ тѣмъ вмѣстѣ онъ зналъ, что Локвудъ страстно любить Люси, что онъ человѣкъ рѣшительный и что невозможно шутить съ нимъ. Потому Эсмондъ увидѣлъ себя въ необходимости сказать своему гостю, какъ опасна можетъ быть ревность, просить его вспомнить о великихъ планахъ, которые могутъ быть разрушены Локвудомъ, если его довесть до отчаянія. Гость посмѣялся надъ "ревностью Криспена" -- и только. Полковникъ Эсмондъ хотѣлъ сказать еще нѣсколько словъ, но гость, нетерпѣливо топнувъ ногою, вскричалъ: "Assez, Milord; je m'ennuye а la prкche; я пріѣхалъ въ Лондонъ не затѣмъ, чтобъ слушать проповѣди".
   Однимъ словомъ, полковникъ Эсмондъ скоро началъ задумываться надъ его поступками и сомнѣваться въ успѣхѣ, даже въ пользѣ предпріятія, герой котораго такъ мало дорожитъ не только другими, но даже и своею судьбою.
   Немногія преданнѣйшія принцу особы были посвящены въ тайну. Главными изъ нихъ были лордъ Болингброкъ, епископъ рочестерскій, и мистриссъ Метемъ, любимица королевы. Они часто дѣлали визиты лорду Кестельвуду. Всѣмъ остальнымъ посѣтителямъ отказывали, говоря, что рана, полученная милордомъ во Французской войнѣ, раскрылась отъ путешествія верхомъ, и что онъ болѣнъ. Дѣйствительно, даже прислуга очень-рѣдко видѣла того, кого считала своимъ господиномъ: онъ большею-частью сидѣлъ въ своихъ комнатахъ, развлекаясь только обществомъ виконтессы и Беатрисы. Докторъ Эрботнотъ, лейб-медикъ королевы, также преданный ему всею душою, ѣздилъ лечить его, и, выходя отъ него, говорилъ, при слугахъ, что милорду нужно величайшее спокойствіе. Самъ Френкъ, или мнимый Баптистъ не показывался совершенно никому, кромѣ вѣрнаго Локвуда.
   Но если всѣ были осторожны и свято хранили тайну, то самъ гость былъ попрежнему неостороженъ. "Однажды (разсказывалъ Френкъ Эсмонду) онъ, виконтесса и Беатриса сидѣли за ужиномъ. "Vive le roi James III!" сказала Беатриса, поднимая бокалъ. Онъ схватилъ бокалъ и допилъ остатокъ вина. Матушка встала и попросила позволенія удалиться вмѣстѣ съ дочерью. Признаюсь вамъ, Генри (прибавилъ Френкъ) я боюсь за Беатрису. Я желалъ бы, чтобъ это дѣло кончилось скорѣе".
   Самъ Эсмондъ безпокоился не меньше Френка. По время развязки приближалось.
   Во весь этотъ годъ королева часто была тяжело-больна; съ нею бывали даже летаргическіе припадки; всѣ ожидали ея скорой кончины. Виги, преданные гановерскому принцу, назначенному наслѣдникомъ престола, требовали, чтобъ онъ былъ призванъ въ Англію; но королева, не желая видѣть подлѣ себя это живое напоминовеніе о слабости ея здоровья, или желая оставить болѣе шансовъ для успѣха своему брагу, не соглашалась. Въ то время, какъ Френкъ прибылъ въ Лондонъ съ своимъ спутникомъ, королева была нездорова; лордъ Кестельвудъ не могъ ей представиться (въ этомъ состоялъ планъ Эсмонда), потому-то и раскрылась рана виконта Кестельвуда, и онъ, иначе сказать, принцъ, не выходилъ изъ комнаты, пока лейб-медикъ не позволитъ ему видѣться съ королевою. Такъ прошло болѣе мѣсяца. Но 2э-го іюля мистриссъ Метемъ, любимая камерфрау королевы (я ужь говорилъ, что она была важнѣйшею нашею помощницею) объявила, что пришла пора сдѣлать рѣшительный шагъ. Планъ свиданья, придуманный Эсмондомъ, былъ одобренъ всѣми. Онъ состоялъ въ томъ, что въ какой-нибудь будничный день, когда дворецъ бываетъ почти пустъ, принцъ явится туда подъ именемъ милорда Кестельвуда и будетъ представленъ Беатрисою и госпожею Мешемъ королевѣ; смотря по состоянію здоровья и по расположенію духа королевы, онъ и дамы, его представляющія, рѣшатъ, открыть ли королевѣ, что предъ нею стоитъ братъ ея.
   27-го іюля епископъ рочестерскій завтракалъ съ виконтессою и ея семействомъ, какъ подъѣхала карета Эрботнота, и лейб-медикъ тотчасъ же спросилъ, гдѣ милордъ Кестельвудъ?-- "Онъ въ своей комнатѣ пьетъ шеколадъ" отвѣчали ему.-- "Скажите ему, monsieur Baptiste (то-есть Френкъ), чтобъ онъ какъ можно скорѣе надѣвалъ мундиръ: мы ѣдемъ съ нимъ во дворецъ представляться королевѣ". Monsieur Baptiste побѣжалъ увѣдомить милорда Кестельвуда (то-есть принца), и лейб-медикъ изложилъ Беатрисѣ обстоятельства, при которыхъ должно совершиться роковое свиданіе.
   -- Черезъ полчаса королева съ своею любимицею, мистриссъ Мешемъ, будетъ въ кедровой аллеѣ дворцоваго сада. Она будетъ въ тележкѣ, которую возитъ лакей. Миссъ Беатриса и братъ ея, милордъ Кестельвудъ, войдутъ въ садъ черезъ калитку, отъ которой ключъ я привезъ вамъ, и незамѣтно подойдутъ къ королевѣ. Лакей, который везетъ ея тележку, удалится; тогда при королевѣ останетесь только вы, миссъ Беатриса, вашъ братъ и мистриссъ Мешемъ. Мистриссъ Беатриса представитъ своего брата, и тогда... тогда господинъ епископъ будетъ молиться о благополучномъ успѣхѣ свиданія, а я скажу: "аминь"! Надѣвайте же вашъ капоръ, мистриссъ Беатриса. Да что жь медлитъ братъ вашъ? Такой благопріятный случай нескоро представится; его нельзя упускать.
   Принцъ одѣвался такъ медленно, что счастливый случай едва не былъ упущенъ. Королева ужь хотѣла возвращаться въ свои покои, когда карета доктора привезла къ саду Эрботнота, епископа, принца и Беатрису.
   Вскорѣ послѣ того, какъ они уѣхали изъ дома виконтессы, пришелъ туда Эсмондъ; торжественность протекающихъ минутъ заглушила въ его сердцѣ всѣ мученія ревности, и онъ съ нетерпѣніемъ ожидалъ, чѣмъ кончится свиданіе. Черезъ полчаса карета возвратилась. Беатриса вышла одна. Мы съ виконтессою и Френкомъ, смотря изъ окна, старались разгадать успѣхъ дѣла по лицу ея, пока она всходила на крыльцо. Она была блѣдна; вбѣжавъ въ комнату, спросила дрожащимъ голосомъ стаканъ воды, и только выпивъ его, могла начать говорить:
   "Мы можемъ надѣяться счастливѣйшаго успѣха, сказала она; по съ королевою сдѣлался припадокъ: она не вынесла волненія. Сердце мое трепетало, когда мы приближались къ ней; йоги мои дрожали; но принцъ сказалъ: "Courage, Beatrix!" и шелъ впередъ твердыми шагами. На лицѣ его выступилъ румянецъ волненія, но онъ держалъ себя какъ безстрашный герой. Онъ снялъ шляпу. Королева, обратившись къ мистриссъ Мешемъ, какъ-бы спрашивала ее взглядомъ: кто этотъ незнакомецъ. Мистриссъ Мешемъ дала намъ знакъ приблизиться, и я подвела за руку принца; мистриссъ Мешемъ сказала "ваше величество! милордъ виконтъ проситъ милостиваго позволенія облобызать вашу руку". Королева подала ему руку; преклонивъ колѣно, принцъ поцаловалъ ее.
   -- Вы давно не были въ Англіи, милордъ; ваша матушка и сестрица скучали, не видя васъ.
   -- Я остаюсь въ Англіи, ваше величество, если королевѣ то будетъ угодно, отвѣчалъ принцъ.
   -- Вы женились на иностранкѣ, милордъ, приняли чуждое вѣроисповѣданіе; развѣ въ Англіи не нравилась вамъ религія и не нашлось для васъ невѣсты?
   -- Это не мѣшаетъ мнѣ оставаться вѣрнѣйшимъ слугою вашего величества.
   "Тутъ Фаворитка королевы дала мнѣ знакъ немного отойдти. Она шепнула королевѣ нѣсколько словъ, отъ которыхъ королева вздрогнула и быстро взглянула на принца, падая на спинку стула; принцъ подошелъ къ ней еще ближе и началъ говорить очень-скоро; я разслышала слова: "отецъ, благословилъ, простилъ"; потомъ онъ преклонилъ колѣна, вынулъ съ груди своей какую-ту бумагу, взглянувъ на которую, она съ крикомъ всплеснула руками. Онъ продолжалъ говорить съ чрезвычайнымъ одушевленіемъ, то прижимая свои руки къ груди, то какъ-бы простирая ей объятія. Леди Мешемъ также преклонила колѣна и жарко говорила. Она вложила въ руку королевы упавшую бумагу. Принцъ всталъ и, продолжая говорить, отступилъ на два шага, какъ-бы прощаясь; но леди Мешемъ опять подвела его къ королевѣ, и въ то же время какъ-бы умоляла ее. Онъ опять преклонилъ колѣно и началъ цаловать руку королевы, которая, сидѣла оцѣпенѣвъ отъ изумленія, потомъ вдругъ пронзительно закричала, захохотала истерическимъ смѣхомъ. "Довольно, довольно, принцъ, на этотъ разъ", сказала леди Мешемъ. Лакей, услышавъ крикъ, подбѣжалъ къ тележкѣ. Леди Мешемъ послала его во дворецъ за прислугою, чтобъ перенесть королеву во дворецъ, я побѣжала за докторомъ и епископомъ рочестерскимъ, и когда возвратилась съ ними, леди Мешемъ прощаясь съ принцемъ, шепнула ему, что теперь дѣло выиграно. Онъ отправился къ епископу, гдѣ собрались наши друзья.
   -- Итакъ, рѣшительный шагъ совершенъ удачно, заключила Беатриса и, падая на колѣни, воскликнула съ энтузіазмомъ: "Да здравствуетъ король Іаковъ III! Да здравствуетъ король!"
   Когда она нѣсколько успокоилась, мы спросили: что жь теперь думаетъ дѣлать принцъ? Она отвѣчала, что онъ останется весь день у у епископа рочестерскаго, гдѣ происходитъ совѣщаніе о дальнѣйшихъ дѣйствіяхъ. При этомъ всѣ мы переглянулись. Одна мысль блеснула въ головѣ у виконтессы, Френка и полковника Эсмонда.
   Эти три лица, такъ ревностно заботившіяся о судьбѣ принца, и вмѣстѣ обязанныя охранять Беатрису, давно уже видѣли необходимость удалить ее отъ опасности, и ждали только, чтобъ она представила своею брата королевѣ. Теперь, въ отсутствіе принца, былъ удобнѣйшій случай высказать ей всю невозможность оставаться съ нимъ въ одномъ домѣ. По кто ей заговоритъ объ этомъ! Monsieur Baptiste, или Френкъ, покраснѣлъ и взглянулъ на Эсмонда. Полковникъ закусилъ губы и ретировался къ окну. Потому обязанность начать тяжелый разговоръ упала на леди Кестельвудъ.
   -- Мы очень-рады, кротко сказала она, взявъ руку дочери: что нашъ гость на нѣсколько времени уѣхалъ.
   Беатриса обвела взглядомъ всѣхъ насъ, какъ-бы отгадывая опасность.
   -- Почему жь рады? (грудь ея волновалась при этихъ словахъ) -- развѣ онъ такъ скоро сталъ ужь въ тягость вамъ?
   -- Мы думаемъ объ одной особѣ изъ нашего семейства, которая слишкомъ привязана къ нему, вскричалъ Френкъ.
   -- Кто жь изъ васъ недоволенъ: вы, милордъ, или мама, которая ревнуетъ меня къ нему за то, что онъ пьетъ мое здоровье? или глава нашего дома (тутъ она гордо посмотрѣла на Эсмонда), который недавно принималъ на себя трудъ читать и ему проповѣди?
   -- Мы не говоримъ, что ты слишкомъ-свободно обращаешься съ принцемъ...
   -- Благодарю за это, мамА, сказала Беатриса съ надменнымъ поклономъ.
   -- Еслибъ ты болѣе уважала матушку, было бъ очень-хорошо, сказалъ Френкъ.
   -- Я не ребенокъ, сказала она, обращая глаза на него:-- мы умѣли прожить пять лѣтъ безъ твоихъ совѣтовъ и примѣровъ; я не нуждаюсь въ нихъ и теперь. Что жь молчитъ глава нашего дома? вѣдь онъ здѣсь полновластный господинъ. Мнѣ наскучили эти проповѣди.
   Принцъ отзывался объ Эсмондѣ въ тѣхъ же самыхъ словахъ.
   -- Вы памятливая ученица, сказалъ Эсмондъ.-- Гдѣ она могла услышать у него эти выраженія? продолжалъ онъ, обращаясь къ виконтессѣ:-- произносилъ онъ ихъ при ней, говоря съ вами обо мнѣ, или она слышала ихъ, говоря съ нимъ наединѣ?
   -- Ты видѣлась съ нимъ наединѣ? бѣшено вскричалъ милордъ: -- если такъ, клянусь...
   -- Поберегите грубыя выраженія, милордъ, для вашей супруги. Вы не посмѣли бъ оскорблять меня при немъ. Я не привыкла къ подобнымъ выраженіямъ. Вы научились имъ благодаря обществу вашей супруги...
   -- Клотильда ангелъ! вскричалъ Френкъ:-- кто смѣетъ сказать слово противъ Клотильды?
   Полковникъ Эсмондъ не могъ удержаться отъ улыбки, видя, какъ легко Френкъ поддается уловкѣ и забываетъ о существенномъ пунктѣ атаки.
   -- Дѣло идетъ не о Клотильдѣ, сказалъ полковникъ: -- миледи въ Парижѣ, за сотни миль отсюда. Мы должны говорить о сестрѣ, а не о женѣ лорда Кестельвуда.
   -- Френкъ не лордъ Кестельвудъ; онъ присвоиваетъ чужое имя, владѣетъ чужимъ помѣстьемъ, и знаетъ самъ, что онъ самозванецъ, сказала Беатриса, дѣлая второе отчаянное усиліе сбить непріятеля съ дороги.
   -- Извините, сказалъ Эсмондъ:-- у меня нѣтъ доказательствъ, потому не можетъ быть и притязаніи; итакъ права милорда Кестельвуда неоспоримы. Но дѣло, опять-таки повторяю, не о правахъ его; возвратимся къ предмету, о которомъ должна идти рѣчь. Мое мнѣніе, что въ домѣ, гдѣ живетъ молодой мужчина, недумающій о репутаціи женщинъ, неудобно жить молодой дѣвицѣ; что вамъ лучше удалиться отсюда въ помѣстье; что принцъ пріѣхалъ сюда съ важною цѣлью, отъ которой недолжно отвлекаться ему никакими посторонними заботами, и что вы, Беатриса, должны уѣхать отсюда.
   Два раза пораженная въ своихъ попыткахъ отвлечь непріятеля ложною диверсіею, Беатриса прибѣгла къ послѣднему средству безпомощной женщины -- къ слезамъ. Она зарыдала и осыпала Эсмонда жалобами и упреками за его жестокія, несправедливыя подозрѣнія.
   -- Я хочу только удалить отъ человѣка, имѣющаго важное дѣло, опасное развлеченіе; я не смѣю думать, что вы уступите искушенію; ваша честь не нуждается въ надзорѣ; по я хочу отстранить отъ него искушеніе.
   -- Генри говоритъ какъ книга, сказалъ Френкъ, и -- ч... возьми! говоритъ правду. Не твоя вина, Беатриса, что ты красавица; не твоя вина, что всѣ въ тебя влюбляются. А мы съ Эсмондомъ не простимъ никому оскорбленія, нанесеннаго тебѣ. Поэтому лучше всего тебѣ уѣхать, чтобъ не вовлечь насъ въ непріятности.
   -- И такъ я уѣду, блѣднѣя, сказала Беатриса:-- нынѣ вечеромъ леди Мешемъ скажетъ мнѣ, каково расположеніе духа королевы, и завтра...
   -- Я думаю, что лучше всего намъ уѣхать нынѣ же, мой другъ, сказала виконтесса.-- Теперь двѣнадцать часовъ; распорядитесь, кузенъ, чтобъ въ часъ была готова карета.
   -- Вы позорите меня вашими жестокими предосторожностями, рыдая въ безсильномъ гнѣвѣ, сказала Беатриса.-- Моя мать подозрѣваетъ меня, хочетъ стеречь меня. Я не поѣду подъ стражею, матушка; я поѣду сама, одна. Еслибъ я захотѣла обманывать, развѣ не найду я средствъ ускользнуть отъ васъ? Но я поѣду одна. Пощадите меня отъ позора быть подъ стражею. Благодарю васъ, Генри Эсмондъ, за участіе въ заговорѣ противъ меня. До гроба я не забуду этого. А вамъ, мама, вамъ, брать, чѣмъ могу я выразить мою благодарность за нѣжныя заботы о моей чести?
   Она величественно вышла изъ комнаты, окинувъ насъ презрительнымъ взглядомъ. Молча мы переглянулись. Мы согласились, что на слово Беатрисы нельзя не положиться, и что лучше всего отпустить ее одну. Мы почти стыдились своей побѣды.
   Черезъ полчаса она возвратилась съ прежнимъ гордымъ видомъ.
   -- Возвращаю вамъ ваши брильянты, сказала она, подавая Эсмонду шкатулку.-- Отнынѣ всѣ наши отношенія прерываются. Готова ли карета? Не пошлете ли вы со мною вашего лакея наблюдать, чтобъ я не убѣжала?
   Леди Кестельвудъ машинально открыла шкатулку; вмѣстѣ съ брильянтами тамъ лежалъ и медальйонъ съ миньятюрнымъ портретомъ герцога Гамильтона, который подарилъ онъ своей невѣстѣ за три дня до смерти.
   -- Ты оставляешь и это, Беатриса? сказала миледи, указ озволили лечь спать съ кѣмъ-нибудь изъ слугъ, и мистеръ Гольтъ (джентльменъ, сопровождавшій милорда) сжалился надъ ребенкомъ и приказалъ постлать ему постель въ своей комнатѣ.
   Должно быть бойкіе отвѣты и безъискусственная болтовня мальчугана расположили въ его пользу почтеннаго патера, потому что на другой день онъ объявилъ, что Гарри поѣдетъ съ нимъ, а не съ французомъ. Всю остальную дорогу онъ разспрашивалъ Гарри объ его илингскихъ родственникахъ, о сводныхъ братьяхъ и о многомъ другомъ; спросилъ, чему училъ его старый дѣдушка, какіе языки онъ знаетъ, умѣетъ-ли читать и писать, и пѣть и т. д.
   И мистеръ Гольтъ узналъ, что Гарри умѣлъ и читать, и писать, и хорошо владѣлъ двумя языками -- французскимъ и англійскимъ, а на его вопросъ: "умѣетъ-ли онъ пѣть?" мальчикъ затянулъ гимнъ, сложенный докторомъ Мартиномъ Лютеромъ, что очень разсмѣшило мистера Гольта, и даже самъ важный parrain, въ парикѣ и расшитой галунами шляпѣ, засмѣялся, когда Гольтъ ему сказалъ, что поетъ мальчуганъ. Какъ видно, гимны доктора Мартина Лютера были не въ ходу въ тѣхъ церквахъ, гдѣ служилъ патеръ Гольтъ.
   -- Никогда больше не пой этой пѣсни, слышишь ты, смѣшной человѣкъ! -- сказалъ милордъ виконтъ, погрозивъ мальчику пальцемъ.
   -- Мы научимъ тебя другимъ, хорошимъ пѣснямъ, Гарри, -- прибавилъ натеръ Гольтъ.
   И ребенокъ отвѣчалъ (потому что онъ былъ привязчивый, послушный ребенокъ), что онъ "очень любитъ хорошія пѣсни и постарается запомнить все, чему будетъ учить его джентльменъ". Въ тотъ день онъ до такой степени угодилъ обоимъ джентльменамъ своей болтовней, что, пріѣхавъ въ гостинницу, они посадили его обѣдать съ собой и все время заставляли болтать, а мосье Блэзъ, съ которымъ наканунѣ онъ ѣхалъ на одной лошади и обѣдалъ, долженъ былъ теперь прислуживать ему.
   -- Ладно, ладно! -- говорилъ въ тотъ вечеръ мосье Блэзъ на своемъ родномъ языкѣ, когда они опять пріѣхали въ гостинницу.-- Здѣсь-то мы баринъ, -- маленькій лордъ, а вотъ посмотримъ, чѣмъ-то мы будемъ, когда пріѣдемъ въ Кэстльвудъ къ милэди?
   -- А скоро мы пріѣдемъ въ Кэстльвудъ, мосье Блэзъ? -- спросилъ Гарри.
   -- Parbleu! милордъ не торопится, -- отвѣчалъ, осклабившись, Блэзъ.
   И въ самомъ дѣлѣ, судя по всему, его сіятельство не слишкомъ-то спѣшилъ домой: путешествіе заняло у него цѣлыхъ три дня, а между тѣмъ Гарри Эсмондъ много разъ послѣ того совершалъ этотъ самый путь въ какихъ-нибудь двѣнадцать часовъ. Послѣдніе два дня Гарри ѣхалъ съ патеромъ, который былъ съ нимъ такъ ласковъ и добръ, что къ концу путешествія ребенокъ отъ души его полюбилъ и чувствовалъ себя съ нимъ совершенно свободно: не было, кажется, мысли въ его маленькомъ сердцѣ, которой онъ не повѣрилъ бы тогда своему новому другу.
   Наконецъ, на третій день вечеромъ они пріѣхали въ деревню. Она стояла на лугу, окруженная вязами, и имѣла очень привлекательный видъ. Всѣ крестьяне снимали шляпы и низко кланялись милорду виконту, лѣниво отвѣчавшему на поклоны; ниже всѣхъ кланялся какой-то плотный человѣкъ въ подрясникѣ и широкополой шляпѣ, и съ этимъ человѣкомъ милордъ и патеръ Гольтъ обмѣнялись нѣсколькими словами.
   -- Гарри, смотри, -- сказалъ патеръ Гольтъ, -- вотъ это кэстльвудская церковь, а это -- ея оплотъ, ученый докторъ Тёшеръ. Сними же шляпу, молодецъ, и поклонись доктору Тёшеру.
   -- Приходите ужинать, докторъ, -- сказалъ милордъ.
   На это докторъ отвѣсилъ новый низкій поклонъ, и караванъ двинулся дальше, къ виднѣвшемуся впереди великолѣпному дому съ сѣрыми башнями, увѣнчанными флюгерами, и съ высокими окнами, сверкавшими въ лучахъ заходящаго солнца. Гарри видѣлъ, какъ огромная стая грачей взвилась надъ ихъ головами и полетѣла къ лѣсу, за домъ, и мистеръ Гольтъ сказалъ ему, что эти грачи тоже живутъ въ Кэстльвудѣ.
   Они подъѣхали къ дому и проѣхали подъ аркой во дворъ, гдѣ билъ фонтанъ посрединѣ и гдѣ нѣсколько человѣкъ бросилось подержать стремя милорду, пока онъ слѣзалъ съ лошади. Съ большимъ почтеніемъ относились всѣ эти люди и къ патеру Гольту. Но мальчику показалось, что на него самого они смотрѣли съ любопытствомъ и даже обмѣнивались при этомъ улыбками, и онъ вспомнилъ, что сказалъ ему мосье Блэзъ, когда они были въ Лондонѣ и когда онъ, Гарри, заговорилъ о своемъ крестномъ отцѣ. "Parbleu! стоитъ на васъ взглянуть, чтобы не сомнѣваться, что милордъ вашъ крестный отецъ", сказалъ французъ. Бѣдный мальчикъ не понялъ тогда настоящаго значенія этихъ словъ, но скоро пришло время, когда онъ сталъ догадываться объ истинѣ, узналъ ее, и думалъ о ней съ глубокимъ чувствомъ стыда. Какъ только они сошли съ лошадей, патеръ Гольтъ взялъ Гарри за руку и повелъ его черезъ дворъ къ низенькой двери, которая вела въ комнаты нижняго этажа. Одна изъ комнатъ предназначалась быть спальней ребенка -- такъ сказалъ ему г-нъ Гольтъ, а въ другой, черезъ корридоръ, помѣщался самъ патеръ. Когда маленькій человѣкъ умылся, а его провожатый привелъ въ порядокъ свой туалетъ, они опять вышли во дворъ и вошли въ домъ уже черезъ парадный подъѣздъ, куда вошелъ передъ тѣмъ милордъ. Изъ сѣней они поднялись по лѣстницѣ въ большую прихожую и оттуда прошли въ гостиную милэди. Гарри подумалъ, что никогда онъ не видалъ такого великолѣпія, -- никогда и нигдѣ, даже въ лондонскомъ Тоуэрѣ, который онъ осматривалъ незадолго передъ тѣмъ. Комната была въ самомъ дѣлѣ роскошная, убранная въ стилѣ эпохи королевы Елизаветы, съ огромными окнами по обоимъ концамъ и ткаными обоями, которые солнечный свѣтъ, проходя сквозь цвѣтныя стекла оконъ, окрашивалъ всѣми цвѣтами радуги. И здѣсь-то, у огня, торжественно возсѣдала лэди, къ которой священникъ подвелъ маленькаго Гарри, -- лэди, поразившая мальчика своимъ видомъ.
   Все лицо милэди виконтессы, до самыхъ бровей, было облѣплено бѣлилами и румянами, что придавало ея глазамъ неестественный блескъ. На головѣ у нея возвышалась цѣлая башня изъ кружевъ, изъ подъ которой торчали кустики черныхъ (заемныхъ) кудрей. Неудивительно, что маленькій Гарри Эсмоидъ испугался, когда его въ первый разъ представили этой лэди (причемъ добрый патеръ исполнялъ роль церемоніймейстера въ этой торжественной церемоніи); неудивительно что онъ смотрѣлъ на нее почти такими же большими глазами, какъ ея собственные, и какъ онъ смотрѣлъ однажды на актрису, игравшую трагическую злодѣйку-королеву на ярмаркѣ въ Илингѣ, когда туда пріѣзжали актеры. Милэди сидѣла въ большомъ креслѣ, въ углу, у огня, и держала на колѣнахъ болонку, которая неистово лаяла; а рядомъ, на маленькомъ столикѣ, лежала табакерка ея сіятельства и стояла ея коробка съ засахаренными сливами. На виконтессѣ было черное бархатное платье и юбка изъ огненно-красной парчи. На рукахъ у нея было столько же колецъ, какъ у старой бабушки въ Банбери Кроссъ, а хорошенькія маленькія ея ножки (которыя она любила показывать) были одѣты въ шелковые чулки съ большими золотыми стрѣлками и въ бѣлыя туфельки съ красными каблуками. Отъ ея платья распространялся запахъ мускуса всякій разъ, какъ она вставала и выходила изъ комнаты, опираясь на свою черепаховую трость и сопровождаемая по пятамъ неумолкаемымъ лаемъ своей фуріи-собаченки.
   Тутъ же, въ гостиной, съ милэди, сидѣла г-жа Тёшеръ, супруга приходскаго священника. При жизни покойнаго лорда она состояла въ компаніонкахъ при ея сіятельствѣ и, положивъ свою душу въ это занятіе, естественно вернулась къ нему, когда милэди виконтесса переѣхала опять на житье въ родительскій домъ.
   -- Позвольте представить вашему сіятельству вашего родственника и маленькаго пажа, юнаго Генри Эсмонда, -- сказалъ мистеръ Гольтъ съ какимъ-то насмѣшливымъ подобострастіемъ въ манерѣ, отвѣшивая низкій поклонъ.-- Поклонитесь милэди, мосье; пониже -- вотъ такъ. А теперь не такъ низко -- отвѣсьте поклонъ г-жѣ Тёшеръ, прекрасной пасторшѣ Кэстльвуда.
   -- Гдѣ я жила и надѣюсь умереть, сьръ, -- сказала мистриссъ Тёшеръ, и пристально поглядѣла на ребенка, а потомъ на милэди.
   Въ теченіе нѣкотораго времени все вниманіе мальчика было поглощено особой хозяйки; онъ не могъ оторвать отъ нея глазъ. Съ того дня, какъ онъ видѣлъ на илингской ярмаркѣ балаганную королеву, ему никогда не приходилось созерцать ничего до такой степени внушительнаго.
   -- Нравлюсь я тебѣ, мой маленькій пажъ? -- спросила милэди.
   -- Трудно же было бы на него угодить, если бы еще вы ему не понравились! -- подхватила мистриссъ Тёшеръ.
   -- Перестаньте глупить, Марія, -- сказала милэди.
   -- Ужь кого я люблю, такъ люблю, мэмъ. Я лучше умру, а все-таки скажу напрямки, что я думаю.
   -- Je meurs ou je m'attache, -- такъ говоритъ плющъ на картинкѣ, прижимаясь къ дубу, какъ истый, любящій паразитъ, -- добавилъ патеръ Гольтъ съ учтивой усмѣшкой.
   -- П_а_р_а_з_и_т_ъ! Это еще что за слово? -- закричала мистриссъ Тёшеръ.
   -- Замолчите, Тёшеръ. Вы вѣчно воюете съ отцомъ Гольтомъ, -- прикрикнула на нее милэди.-- Подойди сюда, мальчикъ, и поцѣлуй мою руку.
   И д_у_б_ъ милостиво протянулъ Гарри Эсмонду одну изъ своихъ изсохшихъ вѣтвей. Ребенокъ взялъ и почтительно поцѣловалъ худую старую руку съ костлявыми, словно обглоданными суставами пальцевъ, на которыхъ сверкали кольца.
   -- Не одинъ красивый молодой человѣкъ былъ бы счастливъ поцѣловать эту руку!-- вздохнула мистриссъ Тёшеръ; на что милэди опять закричала:-- Да будетъ вамъ, съумасшедшая!-- и хлопнула ее по плечу своимъ большимъ вѣеромъ.
   Тёшеръ бросилась къ ней и поцѣловала ей руку; злючка-болонка вскочила и свирѣпо залаяла на компаніонку, а патеръ Гольтъ смотрѣлъ на эту странную сцену серьезнымъ взглядомъ, въ которомъ сквозило лукавство.
   Должно быть милэди польстило смѣшанное со страхомъ, изумленіе, которое она прочла въ устремленномъ на нее простодушномъ взглядѣ ребенка, потому что, когда онъ опустился на колѣни (какъ училъ его патеръ Гольтъ и какъ было въ то время въ обычаѣ) и приложился къ ея рукѣ, она сказала:
   -- Пажъ Эсмондъ, мой камердинеръ объяснитъ тебѣ, въ чемъ заключаются твои обязанности по отношенію къ милорду и ко мнѣ, а добрый нашъ отецъ Гольтъ научитъ тебя всему, что подобаетъ зналъ джентльмену, носящему наше имя. Ты долженъ во всемъ его слушаться, и я буду молить Бога, чтобы ты выросъ такимъ же ученымъ и добрымъ, какъ твой воспитатель.
   Было видно, что милэди относится къ мистеру Гольту съ величайшимъ почтеніемъ. И дѣйствительно, никого въ мірѣ не боялась она такъ, какъ его. Какъ бы ни была она раздражена, довольно было одного слова или взгляда патера Гольта, чтобы успокоить ее. Впрочемъ, онъ и вообще обладалъ необыкновенной способностью подчинять себѣ окружающихъ; въ числѣ прочихъ и новый питомецъ добраго патера всѣмъ сердцемъ его полюбилъ и сдѣлался его добровольнымъ рабомъ почти съ первой минуты ихъ встрѣчи.
   Такимъ-то образомъ совершилось первое представленіе Гарри Эсмонда его госпожѣ. По окончаніи этой церемоніи мальчикъ довѣрчиво положилъ свою рученку въ руку отца Гольта, и когда они вышли, онъ въ простотѣ сердца, совершенно по дѣтски, засыпалъ его вопросами.
   -- Кто та, другая женщина?-- спросилъ онъ.-- Какая она толстая и румяная. Она красивѣе милэди.
   -- Это г-жа Тёшеръ, жена приходскаго кэстльвудскаго пастора. У нея есть сынъ твоихъ лѣтъ, только онъ больше тебя.
   -- Отчего она такъ любитъ цѣловать руки милэди? Ея руки непріятно цѣловать!
   -- Вкусы бываютъ разные, дружокъ. Г-жа Тёшеръ очень привязана къ милэди. До замужества милэди, при жизни стараго лорда, она была у нея въ услуженіи. Теперь она замужемъ за докторомъ Тёшеромъ, приходскимъ священникомъ и капелланомъ милорда. Духовныя лица англиканской церкви часто женятся на горничныхъ.
   -- Но вы вѣдь не женитесь на здѣшней француженнѣ? Я видѣлъ, какъ она смѣялась въ буфетѣ съ мосье Блэзомъ.
   -- Я принадлежу къ другой церкви, которая старше и лучше англиканской, -- сказалъ патеръ Гольтъ и сдѣлалъ правой рукой ото лба къ груди какое-то особенное движеніе, значенія котораго маленькій Гарри не могъ въ то время себѣ объяснить.-- Духовенство нашей церкви не женится. Со временемъ ты все это лучше поймешь.
   -- Не та-ли это церковь, которая была основана апостоломъ Петромъ? Намъ говорилъ объ этомъ докторъ Раббитсъ -- еще въ Илингѣ.
   Отецъ Гольтъ отвѣчалъ:
   -- Да, святой Петръ -- глава нашей церкви.
   -- Но святой Петръ былъ женатъ; я помню, въ прошлое воскресенье намъ читали о томъ, какъ мать его жены лежала больная въ горячкѣ.
   Тутъ патеръ Гольтъ опять засмѣялся, сказалъ Гарри, что и это онъ пойметъ со временемъ, и заговорилъ о другомъ. Потомъ онъ повелъ мальчика дальше и показалъ ему большой старый домъ, въ которомъ ему предстояло жить.
   Домъ стоялъ на склонѣ зеленаго холма, обрамленный сзади и съ боковъ густымъ лѣсомъ, гдѣ вили гнѣзда грачи и наполняли воздухъ своимъ карканьемъ всякое утро и вечеръ, возвращаясь домой. У подошвы холма протекала рѣка, черезъ которую въ этомъ мѣстѣ былъ перекинутъ крутой старинный мостъ, а за рѣкой тянулась вдаль широкая гладь веселой зеленой низины, на которой стояла и по сей день стоитъ деревня Кэстльвудъ, съ церковью посрединѣ, съ пасторскимъ домикомъ у церкви, съ кузницей и гостинницей, и съ вывѣской, гласящей: "Три замка" и подвѣшенной тутъ же къ высокому вязу. Дорога въ Лондонъ шла на востокъ, а на западѣ высились гребни холмовъ. Много разъ видѣлъ Гарри Эсмондъ, какъ садилось за этими холмами то самое солнце, которымъ онъ любуется теперь за тысячу миль отъ тѣхъ мѣстъ, съ другого берега огромнаго океана, -- изъ новаго Кэстльвуда, который окаймляетъ другая рѣка и гдѣ, какъ въ новой странѣ, пріютившей странствующаго Энея, все носитъ дорогія имена родной земли, отчизны его юности.
   Первоначально при Кэстльвудъ-Голлѣ имѣлось два двора, изъ которыхъ теперь только одинъ (тотъ, гдѣ помѣщался фонтанъ, былъ обитаемъ; другой же былъ разрушенъ во время кромвеллевскихъ войнъ. Дворъ съ фонтаномъ содержался въ исправности; на него выходили главный подъѣздъ съ большой залой, кухня, службы, и десятка полтора жилыхъ комнатъ. Онѣ смотрѣли окнами на сѣверъ и примыкались одной стороны къ маленькой часовенкѣ, обращенной на востокъ, а съ другой къ постройкамъ, тянувшимся отъ часовни до главныхъ воротъ и парадной большой залы, выходившей на западъ въ нынѣ разрушенный дворъ. Изъ двухъ дворовъ этотъ послѣдній былъ лучшимъ и отличался особеннымъ великолѣпіемъ своихъ построекъ, пока пушки протектора не сдѣлали пролома въ одной изъ его сторонъ, послѣ чего замокъ былъ взятъ и разграбленъ. Осаждающіе, черезъ часовую башню, проникли на террасу, перебили до послѣдняго человѣка весь гарнизонъ и во главѣ его убили Фрэнсиса Эсмонда, брата милорда.
   Реставрація не настолько обогатила лорда Кэстльвуда, чтобы онъ могъ возобновить эту разрушенную часть своего дома, т. е. лучшую его часть, гдѣ помѣщались пріемныя комнаты, а надъ ними длинная концертная галлерея съ разстилавшейся подъ ея окнами садовой террасой. Впрочемъ, на этой террассѣ опять росли цвѣты, затоптанные сапогами круглоголовыхъ во время осады и вновь насаженные безъ большихъ издержекъ стараніями двухъ дамъ -- преемницъ второго виконта въ управленіи замкомъ. Цвѣтникъ этотъ былъ обнесенъ невысокой стѣной и сообщался черезъ калитку съ холмомъ, поросшимъ лѣсомъ, и по нынѣ носящимъ названіе "Кромвеллевой Баттареи".
   Отъ камердинера ея сіятельства Гарри Эсмондъ узналъ, въ чемъ заключались его обязанности при домѣ, не представлявшія, какъ оказалось, особенныхъ трудностей. Въ качествѣ пажа, онъ долженъ былъ прислуживать милэди за столомъ, какъ это было принято въ тѣ времена, стоять за ея стуломъ, послѣ обѣда подавалъ ей благовонную воду и серебряный тазикъ, сидѣть на подножкѣ ея экипажа въ высокоторжественныхъ случаяхъ, а на парадныхъ пріемахъ докладывать ей о посѣтителяхъ. Большая часть посѣщавшихъ замокъ гостей принадлежала къ католическому мелкопомѣстному дворянству очень многочисленному въ сосѣднемъ городкѣ и въ окрестныхъ деревняхъ. Всѣ эти господа частенько наѣзжали въ Кэстльвудъ-Голлъ, гдѣ пользовались широкимъ гостепріимствомъ. На второй годъ послѣ переселенія милорда и милэди въ деревню эти наѣзды стали особенно учащаться. Рѣдкій день проходилъ безъ гостей, и любопытно было наблюдать, до какой степени различно держали себя въ этомъ обществѣ патеръ Гольтъ, капелланъ замка и духовникъ хозяевъ, и докторъ Тёшеръ, ректоръ прихода. Мистеръ Гольтъ говорилъ и двигался совершенно свободно и съ самыми высокопоставленными изъ гостей обращался, какъ съ равными, -- скорѣе даже, какъ высшій съ низшими, а бѣдный докторъ Тёшеръ (впрочемъ, положеніе его, какъ бывшаго капеллана замка и теперешняго руководителя совѣсти тамошней прислуги изъ протестантовъ, было дѣйствительно не изъ легкихъ) -- бѣдный докторъ Тёшеръ казался здѣсь скорѣе лакеемъ, чѣмъ равнымъ, и обыкновенно послѣ первой перемѣны блюдъ поднимался изъ-за стола и уходилъ.
   Много въ то время бывало гостей и у патера Гольта, -- его собственныхъ гостей, приходившихъ исключительно къ нему и въ которыхъ -- въ какомъ бы костюмѣ они ни являлись (а они являлись во всякихъ костюмахъ) -- Генри Эсмондъ вскорѣ научился узнавать духовныхъ лицъ того вѣроисповѣданія, къ которому принадлежалъ его воспитатель. Всѣ они запирались и подолго бесѣдовали съ отцомъ Годмомъ и нерѣдко пріѣзжали и уѣзжали, не заходя даже поздороваться съ милордомъ и милэди, -- вѣрнѣе, съ милэди и милордомъ, ибо его сіятельство значилъ въ домѣ немногимъ больше нуля и состоялъ въ полномъ повиновеніи у своей властной супруги. Охота пѣшкомъ и съ борзыми -- то и другое въ сравнительно скромныхъ размѣрахъ, но за то въ грандіозныхъ размѣрахъ сонъ и сидѣнье за обѣденнымъ и ломбернымъ столами поглощали все время милорда и наполняли его дни. Когда, на второй годъ пребыванія въ замкѣ ихъ сіятельствъ, начались постоянные наѣзды гостей и происходили таинственныя засѣданія (нерѣдко при закрытыхъ дверяхъ), маленькій пажъ зачастую находилъ подъ стуломъ милорда клочекъ бумажки, весь изрисованный изображеніями собакъ и лошадей. Его сіятельству стоило, говорятъ, большого труда не засыпать на этихъ собраніяхъ, гдѣ руководительницей была виконтесса, а онъ состоялъ при ней чѣмъ-то въ родѣ секретаря.
   Вскорѣ все время и вниманіе патера Гольта было до такой степени поглощено этими сборищами, что онъ началъ даже пренебрегать воспитаніемъ мальчика, который съ такой готовностью отдалъ ему свое сердце. Вначалѣ они каждый день иного и читали по латыни, по французски, причемъ патеръ Гольтъ никогда не упускалъ случая выставить передъ питомцемъ свою вѣру въ самомъ привлекательномъ свѣтѣ, хотя, стараясь повліять на него въ этомъ направленіи, онъ дѣлалъ это такъ деликатно и мягко, что доброта его поражала и еще больше привязывала къ нему ребенка, котораго именно этой системой было всегда легко покорить, -- гораздо легче и вѣрнѣе, чѣмъ примѣненіемъ самаго строгаго авторитета. А когда они гуляли вдвоемъ, величайшимъ наслажденіемъ добраго патера было разсказывать Гарри о славѣ своего ордена, объ его мученикахъ и герояхъ, о братьяхъ-іезуитахъ, обращающихъ язычниковъ тысячами и десятками тысячъ, переѣзжающихъ пустыни, руководящихъ государями или спокойно переносящихъ гоненія этихъ государей и безстрашно встрѣчающихъ мученія пытокъ. И Гарри Эсмондъ началъ думать, что быть іезуитомъ есть величайшее благо жизни, высшая цѣль человѣческаго честолюбія, -- лучшее, что можетъ избрать человѣкъ и самое вѣрное средство заслужить вѣчную награду. Онъ Началъ не только страстно ждать того дня, когда вступитъ въ лоно единой истинной церкви и въ первый разъ пріобщится Святыхъ Тайнъ по ея обряду, но и мечтать о томъ, какъ присоединится къ славному братству Іисуса,-- тому братству, которое заполонило весь міръ и которое насчитываетъ въ числѣ своихъ членовъ знатнѣйшихъ, храбрѣйшихъ, мудрѣйшихъ и краснорѣчивѣйшихъ изъ людей. Патеръ Гольть сказалъ мальчику, чтобы онъ тщательно скрывалъ свои планы, чтобы онъ берегъ ихъ, какъ сокровище, которое -- разъ оно перестало быть тайнымъ -- можетъ отъ него ускользнуть, и, гордый довѣріемъ своего наставника, -- гордый великой страшной тайной, въ которую тотъ его посвятилъ, -- ребенокъ привязался къ нему еще крѣпче. И когда маленькій Томъ Тёшеръ, ихъ сосѣдъ, приходилъ къ нимъ изъ школы на праздники, и начиналъ разсказывать о себѣ, -- о томъ, что и онъ тоже учится, чтобы быть англійскимъ священникомъ, и какъ онъ получитъ аттестатъ изъ своей школы, а тамъ стипендію въ коллегіи, сдѣлается адьюнктъ-профессоромъ, и заживетъ бариномъ, -- Гарри Эсмонду стоило огромныхъ усилій удержаться и не сказать своему маленькому товарищу: "Церковь! Священство! Сытое житье!.. Милый мой Томми, и ты зовешь церковью в_а_ш_у церковь, священниками -- в_а_ш_и_х_ъ священниковъ! Что значитъ сытое житье въ сравненіи съ счастьемъ обращать къ Богу сотни тысячъ язычниковъ силой твоего слова! Что всѣ твои школьные аттестаты передъ вѣнцомъ мученика, -- передъ увѣренностью, что тебя встрѣтятъ ангелы на небѣ, когда голова твоя скатится съ плечъ! Можеть-ли учитель въ вашей школѣ, переплыть Темзу на своемъ плащѣ? Есть-ли въ вашей церкви статуи, которыя могли бы ходить, говорить, истекать кровію и плакать? А въ церкви, къ которой принадлежитъ патеръ Гольтъ, такія вещи случаются всякій день. Ты вѣдь знаешь, что лорду Кэстльвуду являлся Святой Филиппъ Уиллоускій и обратилъ его къ единой истиной церкви. А къ вамъ не приходятъ святые". Гарри Эсмондъ скрывалъ всѣ эти сокровища вѣры о Томаса Тёшера, потому что обѣщалъ это патеру Гольту, но за то онъ простодушно дѣлился ими съ самимъ патеромъ Гольтомъ. И добрый священникъ, улыбаясь, гладилъ мальчика по головкѣ, глядѣлъ на него своимъ загадочнымъ взглядомъ, и говорилъ ему, что онъ хорошо дѣлаетъ, размышляя объ этихъ великихъ вопросахъ и никому не повѣряя своихъ мыслей иначе, какъ съ разрѣшенія своего воспитателя.
  

ГЛАВА IV.
Меня отдаютъ подъ начало католическому патеру и воспитываютъ въ духѣ католической вѣры.-- Виконтесса Кэстльвудъ.

   Еслибы дѣтскія стремленія Гарри Эсмонда имѣли время развиться какъ слѣдуетъ, то не прошло бы и двѣнадцати лѣтъ, какъ онъ сдѣлался бы іезуитскимъ патеромъ и, вѣроятно, закончилъ бы свои дни смертью мученика гдѣ-нибудь въ Китаѣ, или жертвы закона на Тоуэръ-Гиллѣ; ибо за тѣ немногіе мѣсяцы, которые мальчикъ провелъ въ Кэстльвудѣ съ мистеромъ Гольтомъ, послѣдній пріобрѣлъ надъ чувствами его и умомъ безграничную власть и вселилъ въ его душу твердое убѣжденіе (которое и самъ онъ, патеръ Гольтъ, искренно раздѣлялъ), что не могло быть жизни благороднѣе той, какою жили братья его знаменитаго ордена, а смерти болѣе завидной, чѣмъ та, которую многіе изъ нихъ были готовы претерпѣть. Своею любовью, своимъ яснымъ умомъ и очаровательнымъ добродушіемъ, силой авторитета, наконецъ, который онъ умѣлъ пріобрѣтать надъ людьми, и при содѣйствіи молчанія и тайны, еще усугублявшихъ благоговѣніе ребенка передъ его личностью, отецъ Гольтъ завоевалъ безусловную преданность Гарри и, безъ сомнѣнія, удержалъ бы ее за собой, если бы его не увлекли другіе, великіе замыслы, болѣе важные, чѣмъ пріобщеніе какого-то безвѣстнаго мальчика къ духовному чину.
   Проживъ нѣсколько мѣсяцевъ дома въ тишинѣ и покоѣ (если только можно назвать тишиной и покоемъ безпрерывныя перебранки, въ которыхъ, въ сущности, проходила ихъ жизнь), милордъ и милэди уѣхали въ Лондонъ, забравъ собой и своего духовника. Едва-ли когда-нибудь за всю свою жизнь маленькій питомецъ отца Гольта плакалъ такъ горько, какъ плакалъ онъ по ночамъ послѣ этой первой разлуки съ дорогимъ своимъ другомъ, лежа одинъ въ своей комнаткѣ, рядомъ съ той, которую занималъ патеръ. Онъ, Гарри, да нѣсколько слугъ остались единственными обитателями огромнаго дома, и хотя мальчикъ старательно исполнялъ всѣ урочныя работы, которыя задалъ ему, уѣзжая, его воспитатель, у него все-таки оставалось много свободныхъ часовъ и въ эти часы онъ ходилъ читать въ библіотеку и ломалъ свою головенку надъ толстыми фоліантами, которые тамъ находилъ.
   Спустя нѣкоторое время мальчикъ привыкъ къ своему одиночеству и, вспоминая впослѣдствіи этотъ періодъ своей жизни, не находилъ его несчастнымъ. Когда Кэстльвуды уѣзжали въ Лондонъ, за ними переѣзжалъ и весь штатъ прислуги; на мѣстѣ оставался только сторожъ (онъ же садовникъ, лѣсникъ и пивоваръ) съ женой и дѣтьми. Сторожъ съ семьей помѣщался у воротъ, въ маленькомъ домикѣ окнами во дворъ. Окно изъ комнаты капеллана выходило въ другую сторону, на лужайку, а рядомъ была еще комнатка, гдѣ патеръ Гольтъ держалъ свои книги и гдѣ Гарри Эсмондъ спалъ. Восточный фасадъ дома не былъ разрушенъ пушками кромвеллевскихъ солдатъ: ихъ батарея стояла на холмѣ, обращенномъ къ западной его сторонѣ: такимъ образомъ восточная часть замка почти не носила слѣдовъ разрушенія, если не считать часовни, гдѣ росписныя окна, пережившія Эдуарда VI-го, были перебиты коммонерами. Пока патерръ Гольтъ и, жилъ въ замкѣ, маленькій Гарри былъ ему самымъ вѣрнымъ слугой. Онъ чистилъ и убиралъ его платье, задолго до разсвѣта приносилъ ему изъ колодца холодную воду и готовъ былъ бѣжать куда угодно по первому требованію любимаго наставника. Уѣзжая, патеръ Голмъ всегда запиралъ свою спальню, но комната, гдѣ хранились его книги, оставалась обыкновенно въ распоряженіи Гарри, который -- если не считать общества достойнаго патера -- едва-ли былъ менѣе одинокъ и тогда, когда лордъ Кэстльвудъ проживалъ въ своемъ замкѣ.
   Французская пословица говоритъ: нѣтъ великаго человѣка для своего лакея. Впрочемъ, даже и не такіе проницательные глаза, какими былъ надѣленъ отъ природы маленькій пажъ милэди Кэстльвудъ, легко бы подмѣтили, что она обладала очень многими, далеко не геройскими качествами, какъ бы тамъ ни разстилалась передъ ней мистриссъ Тёшеръ. Когда патеръ Гольтъ, имѣвшій огромную власть надъ обоими супругами, былъ въ отсутствіи, милордъ и милэди ссорились и бранились до такой степени, что даже прислуга смѣялась надъ ними, а состоявшій при исполненіи своихъ обязанностей маленькій пажъ зачастую страшно пугался. Бѣдный мальчикъ трепеталъ передъ своей госпожей. Она обзывала его всякими скверными именами, и ей ничего не стоило ударить его или выплеснуть ему въ лицо серебряный тазикъ, который онъ былъ обязанъ подавать ей послѣ обѣда. Впослѣдствіи она была добра къ нему и этимъ загладила свою прежнюю грубость, благодаря которой -- нельзя не сознаться -- дѣтство ребенка было очень несчастнымъ. Бѣдная! Она и сама была несчастна въ то время. Я думаю, она вымещала на окружающихъ свою печальную жизнь. Милордъ боялся ея, кажется, не меньше, чѣмъ маленькій пажъ, и единственнымъ человѣкомъ въ домѣ, которому она подчинялась, былъ патеръ Гольтъ.
   Гарри былъ совершенно счастливъ, когда Гольтъ обѣдалъ дома и когда послѣ обѣда ему удавалось ускользнуть къ любимому наставнику, поболтать съ нимъ, почитать или погулять. На его счастье милэди никогда не подымалась съ постели раньше полудня. Какъ только Богъ помогалъ бѣдной горничной, на чьей обязанности лежало дѣлать ея туалетъ! Часто видѣлъ я, какъ эта несчастная выходила съ красными глазами изъ будуара, гдѣ совершались эти нескончаемыя таинства облаченія, видалъ я также, какъ за триктракомъ ящичекъ съ игральными фишками съ трескомъ захлопывался на пальцахъ г-жи Тёшеръ, когда та плохо играла, или когда ея сіятельству карта не шла.
   Благословенъ король, который ввелъ въ употребленіе карты! Благословенны человѣколюбивые изобрѣтатели пикета и криббэджа! Пикетъ и криббэджъ поглощали у милэди по шести часовъ въ день по меньшей мѣрѣ, и въ эти часы ея домочадцы дышали свободнѣй. Милэди часто говорила, что она умерла бы безъ этого занятія. Ея приближенные поочередно составляли ей партію, смѣняя другъ друга на этомъ опасномъ посту, ибо играть съ ея сіятельствомъ было дѣло нешуточное. Патеръ Гольтъ часами просиживалъ съ ней за пикетомъ, и въ эти часы она вела себя добропорядочно. Что же касается доктора Тёшера, то, я увѣренъ, онъ не задумался бы убѣжать отъ постели умирающаго если бы его позвали въ замокъ сыграть робберъ въ вистъ съ его патронессой. Изрѣдка (въ тѣ дни, когда супруги бывали въ ладахъ) садился играть и милордъ. Кромѣ поименованныхъ партнеровъ у милэди была ея несчастная вѣрная Тёшеръ и еще двѣ-три приживалки благороднаго званія. Гарри Эсмондъ хорошо помнитъ всѣхъ этихъ дамъ. Ни одна изъ нихъ не могла долго нести своихъ почетныхъ обязанностей при особѣ милэди: одна за другой онѣ пытались ужиться, но безуспѣшно. Обѣдали онѣ за особымъ столомъ, вмѣстѣ съ ключницей и Гарри. Бѣдныя благородныя дамы! Имъ жилось тяжелѣй, чѣмъ пажу. Бывало, онъ уже крѣпко спитъ, свернувшись клубочкомъ на своей постелькѣ, а онѣ еще сидятъ у милэди и читаютъ ей вслухъ передъ сномъ какія-нибудь "Новости" или "Великаго Кира". Милэди цѣлыми ящиками выписывала изъ Лондона новыя пъесы, и Гарри Эсмонду, подъ страхомъ розогъ, запрещалось заглядывать въ нихъ. Боюсь, что онъ частенько таки заслуживалъ, иногда и получалъ это наказаніе, а раза два или три патеръ Гольтъ собственноручно отстегалъ юнаго повѣсу, поймавъ его на мѣстѣ преступленія въ тотъ самый моментъ, когда онъ пряталъ подъ подушку одну изъ восхитительныхъ нечестивыхъ комедіи мистера Шэдвелля или Вичерли.
   Творенія этихъ авторовъ были любимымъ чтеніемъ милорда, когда ему приходила фантазія почитать. Вообще, онъ питалъ отвращеніе къ книжнымъ, да и ко всякимъ занятіямъ; по крайней мѣрѣ, такое заключеніе вывелъ о немъ его маленькій пажъ.
   Гарри Эсмонду всегда казалось, что милордъ обращался съ мимъ ласковѣе въ отсутствіи милэди. Онъ бралъ его иногда съ собой на охоту, любилъ играль съ нимъ въ пикетъ и въ триктракъ (чтобы доставить удовольствіе своему господину мальчикъ научился этимъ играмъ). Съ каждымъ днемъ милордъ все больше привязывался къ ребенку. Онъ выказывалъ особенное удовольствіе, когда патеръ Гольтъ давалъ о немъ хорошіе отзывы, гладилъ его по головкѣ и говорилъ, что позаботится объ его судьбѣ. Но никогда не проявлялъ онъ такихъ признаковъ своей привязанности къ мальчику въ присутствіи милэди: при ней онъ старался говорить съ нимъ грубымъ тономъ, рѣзко обрывалъ его за разные мелкіе промахи, а потомъ, когда они оставались одни, дипломатическимъ образомъ просилъ у него прощенія. "Не оборви я тебя, Гарри, -- говорилъ онъ, -- такъ оборвала бы о_н_а; а у нея языкъ хуже моего" -- аттестація, справедливость которой мальчикъ, при всей своей молодости, могъ оцѣнить.
   Въ то время совершались великія общественныя событія, въ которыхъ простодушный маленькій пажъ мало что смыслилъ. Однажды, когда онъ ѣхалъ въ сосѣдній городокъ на подножкѣ кареты милэди (сама милэди, милордъ и патеръ Гольтъ сидѣли въ каретѣ), ихъ окружила большая толпа. Всѣ эти люди свистали, гикали и страшно ревѣли: "Да здравствуютъ епископы!" -- "Долой папу!" -- "Къ чорту папизмъ! Къ чорту папистовъ! Іезавель! Іезавель! Услыхавъ эти крики, милордъ засмѣялся; у милэди глаза выкатились отъ гнѣва (потому что она не уступала въ храбрости львицѣ и никого не боялась), а патеръ Гольтъ (Гарри могъ видѣть его съ своего мѣста на подножкѣ) откинулся назадъ съ довольно таки перепуганнымъ лицомъ, крича ея сіятельству: "Ради Бога, madame, ничего не говорите и не выглядывайте въ окно! Сидите спокойно". Но милэди не послушалась благоразумнаго совѣта патера; высунувъ голову изъ окна, она закричала кучеру: "Джемсъ! Гони прямо на нихъ! Отхлещи хорошенько этихъ скотовъ!"
   Толпа отвѣтила дикимъ взрывомъ хохота и новыми возгласами: "Іезавель! Іезавель!" А милордъ только пуще смѣялся. Милордъ, говоря вообще, былъ человѣкъ очень вялый: рѣдко что его волновало. Но я видѣлъ, какъ оживлялся онъ на охотѣ, съ какимъ азартомъ подзадоривалъ онъ своихъ гончихъ, какъ онъ атукалъ и улюлюкалъ, какъ краснѣло и расцвѣтало во время травли его обыкновенно желтое, неподвижное лицо; я слышалъ, какъ онъ хохоталъ, божился, и взвизгивалъ отъ восторга на пѣтушьихъ бояхъ -- родъ спорта, который онъ очень любилъ. И вотъ теперь, когда толпа черни поднялась противъ его жены, онъ захохоталъ именно такъ, какъ будто предвкушалъ новый интересный родъ спорта и находилъ, что ея сіятельство была вполнѣ достойнымъ противникомъ этой толпы.
   Должно быть, кучеръ Джемсъ меньше боялся разбушевавшейся черни, чѣмъ своей госпожи, потому что онъ сталъ хлестать лошадей, какъ ему было приказано; а конюхъ, правившій передней парой -- милэди никогда не выѣзжала иначе, какъ шестерней, -- огрѣлъ своей плетью по спинѣ какого-то молодца, протянувшаго было руку, чтобы схватить за поводья передняго коня.
   По случаю базарнаго дня сельскій людъ былъ весь въ сборѣ, нагруженный корзинами съ птицей, съ яйцами и прочей снѣдью. Не успѣлъ конюхъ ударить человѣка, хотѣвшаго удержать его лошадь, какъ большой кочанъ капусты взвился въ воздухѣ, точно бомба, и влетѣлъ прямо въ карету. Тутъ милордъ захохоталъ еще громче, такъ какъ кочанъ, выбивъ у милэди вѣеръ изъ рукъ, шлепнулся въ животъ патеру Гольту. Вслѣдъ за этимъ первымъ выстрѣломъ на карету посыпался цѣлый градъ картошки и моркови.
   -- Ради самого Неба, молчите!-- проговорилъ отецъ Гольтъ.-- Мы въ десяти шагахъ отъ К_о_л_о_к_о_л_а; тамъ за нами запрутъ ворота, и мы будемъ въ безопасности отъ этой canaille!
   Маленькій пажъ сидѣлъ снаружи на подножкѣ. Какой-то парень изъ толпы прицѣлился въ него картошкой и попалъ ему въ глазъ. Бѣдный мальчуганъ заревѣлъ отъ боли, а парень -- высокій дѣтина, изъ городскихъ, подмастерье сѣдельника, -- засмѣялся.
   -- Ахъ ты, нюня! Іезуитское отродье! Ублюдокъ!-- сказалъ онъ и нагнулся за другой картошкой. Тѣмъ временемъ толпа бросилась къ воротамъ гостинницы и оттерла отъ нихъ экипажъ, такъ что кучеру пришлось остановить лошадей. Вдругъ дверцы кареты распахнулись; милордъ, съ проворствомъ мальчика, соскочилъ на землю, втолкнулъ въ карету маленькаго Гарри и схватилъ за шиворотъ дерзкаго парня. Все это было дѣломъ одной секунды, а въ слѣдующую -- пятки этого скота замелькали въ воздухѣ и онъ грузно шлепнулся о земь.
   -- Наглый трусъ! -- сказалъ милордъ.-- Мерзавцы! Стадо барановъ!-- Какъ вы смѣете бить дѣтей и оскорблять женщинъ!.. А ты, мѣщанинишка, подлая тварь! Попробуй только бросить еще что-нибудь въ эту карету, и -- клянусь Богомъ!-- я проткну своей шпагой твою толстую кожу!
   Въ толпѣ закричали: "Ура, милордъ!", потому что всѣ его знали; къ тому же подмастерье сѣдельника былъ извѣстный забіяка ростомъ чуть-ли не вдвое выше милорда виконта.
   -- Посторонитесь!-- продолжалъ милордъ (онъ говорилъ высокимъ, звонкимъ голосомъ, но властно и внушительно).-- Посторонитесь и пропустите экипажъ ея сіятельства!
   Стоявшіе между каретой и К_о_л_о_л_о_к_о_л_ь_н_ы_м_и воротами сейчасъ же разступились, и экипажъ въѣхалъ во дворъ. Милордъ, со шляпой на головѣ, шелъ позади. Когда онъ поровнялся съ воротами (карета была уже во дворѣ), послышались новые крики: "Долой папистовъ!" Милордъ круто повернулся и еще разъ обратился къ толпѣ:
   -- Да здравствуетъ король!-- крикнулъ онъ такой высокой нотой, на какую только хватило у него голоса.-- Кто смѣетъ оскорблять религію короля!.. Послушай ты, скотина!.. сѣдельникъ или какъ тебя тамъ... Я не посмотрю, что ты псалмы распѣваешь, и -- такъ же вѣрно, какъ то, что я судья этого графства, -- я прикажу тебя арестовать.
   Парень скрылся въ толпѣ, и милордъ остался побѣдителемъ, героемъ этого дня. Но когда вызванное въ немъ этой сценой волненіе улеглось, румянецъ опять сбѣжалъ съ его лица; онъ впалъ въ привычную ему апатію, по прежнему возился съ своей собаченкой и зѣвалъ, когда милэди съ нимъ заговаривала.
   Нападеніе черни на карету милэди не было случайнымъ явленіемъ: въ то время по всей странѣ бродили толпы чернаго люда, шумно ратуя за освобожденіе семи епископовъ, только что передъ тѣмъ осужденныхъ и о которыхъ въ ту пору маленькій Гарри Эсмондъ едва-ли что-нибудь зналъ. Въ Гекстонѣ шли судебныя засѣданія, и въ К_о_л_о_к_о_л_ѣ былъ большой съѣздъ мѣстнаго дворянства. Вся прислуга милорда была въ новыхъ ливреяхъ, и Гарри щеголялъ въ своемъ хорошенькомъ камзольчикѣ, голубомъ съ серебромъ, который онъ надѣвалъ въ высокоторжественныхъ случаяхъ. Господа дворяне подходили поболтать съ милордомъ; особенно увивался вокругъ него и милэди какой-то судья въ красной мантіи, имѣвшій видъ очень важной персоны. Милэди была необыкновенно величественна; одна изъ ея компаньонокъ несла за ней шлейфъ ея платья -- Гарри хорошо это помнитъ. Въ общей залѣ К_о_л_о_к_о_л_а былъ балъ, и Гарри смотрѣлъ на танцующихъ вмѣстѣ съ другими подростками изъ мѣстныхъ дворянскихъ семействъ. Одинъ изъ нихъ подсмѣялся надъ нимъ по поводу его подбитаго глаза, а другой назвалъ его "незаконнымъ", за что Гарри вызвалъ дерзкаго на кулачки. Тутъ былъ кузенъ милорда, полковникъ Эсмондъ изъ Валькота -- высокій, видный джентльменъ съ красивымъ, добродушнымъ лицомъ; онъ рознялъ мальчишекъ. Гарри не подозрѣвалъ тогда, въ какія близкія отношенія ему суждено стать со временемъ къ полковнику Эсмонду и какъ недалеко было это время.
   Между двумя отраслями фамиліи Эсмондовъ было мало любви. Милэди, говоря о полковникѣ Эсмондѣ, не щадила его -- по причинамъ, изложеннымъ выше, но о которыхъ Генри Эсмондъ, будучи тогда слишкомъ юнымъ, разумѣется, ничего не могъ знать.
   Вскорѣ послѣ описанныхъ событій, милордъ и милэди съ патеромъ Гольтомъ уѣхали въ Лондонъ, но пажа съ собой не взяли. Маленькій человѣчекъ остался полнымъ хозяиномъ огромнаго кэстльвудскаго дома, или, вѣрнѣе, хозяевами остались онъ и домоправительница мистриссъ Ворксонъ -- пожилая дама, доводившаяся виконту родней въ какой-то дальней степени. Мистриссъ Ворксонъ была протестантка, но заядлая тори и вѣрноподданная, какъ и всѣ Эсмонды. Когда Гарри жилъ въ замкѣ, онъ ходилъ учиться къ доктору Тёшеру, хотя почти все время доктора было наполнено другими дѣлами. То была смутная пора: вся страна волновалась, не обошлось безъ волненій даже въ маленькой, тихой деревушкѣ Кэстльвудъ: изъ города туда пришли какіе-то люди и смущали народъ; они перебили бы окна въ кэстльвудской часовнѣ, но мѣстные жители ихъ выгнали, и даже старикъ Сиврайтъ, кузнецъ-республиканецъ, помогалъ въ этомъ своимъ односельчанамъ, потому что милэди хоть была папистка и отличалась многими странностями -- не притѣсняла своихъ фермеровъ, и бѣдняки, обращавшіеся за помощью въ Кэстльвудъ-Голлъ, никогда не знали отказа ни въ говядинѣ, ни въ тепломъ платьѣ, ни въ лекарствахъ.
   Королевство успѣло перемѣнить своего главу за время отсутствія милорда и милэди: престолъ перешелъ въ другія руки. Король Іаковъ бѣжалъ; на англійскій берегъ высадились голландцы. Немало страшныхъ разсказовъ о голландцахъ и о принцѣ Оранскомъ наслушался въ часы бездѣлья маленькій пажъ отъ старой ключницы замка, мистриссъ Ворксонъ.
   Мальчикъ сжился съ своимъ одиночествомъ и полюбилъ тишину большого дома. Онъ могъ теперь читать веселыя комедіи безъ всякой помѣхи: патера Гольта не было и некому было его сѣчь;-- онъ могъ свободно предаваться всевозможнымъ дѣтскимъ развлеченіямъ и забавамъ -- и въ комнатахъ, и на воздухѣ, такъ что время проходило для него очень пріятно.
  

ГЛАВА V.
Мои покровители участвуютъ въ заговорахъ, имѣющихъ цѣлью возстановленіе на престолѣ короля Іакова ІІ-го.

   Гарри не могъ уснуть, потому что думалъ объ удочкахъ, разставленныхъ имъ наканунѣ съ вечера на угрей, и лежалъ въ своей постелькѣ, дожидаясь того вожделѣннаго часа, когда отопрутъ ворота и онъ съ своимъ товарищемъ, Джономъ Локвудомъ, сыномъ домового сторожа, побѣжитъ на прудъ посмотрѣть, что принесла имъ за ночь фортуна. Джонъ долженъ былъ разбудить мальчика на разсвѣтѣ; но любопытство и нетерпѣніе послужили для Гарри прекраснымъ будильникомъ, и онъ проснулся гораздо раньше, -- такъ рано, что ему казалось, будто день никогда не наступитъ.
   Было, вѣроятно, часа четыре ночи, когда онъ услыхалъ, что дверь комнаты капеллана отворилась и кто-то кашлянулъ въ корридорѣ. Въ полной увѣренности, что въ домъ забрались воры, (а можетъ быть надѣясь увидѣть привидѣніе), Гарри вскочилъ съ постели и, распахнувъ дверь своей комнаты, увидѣлъ, что противуположная дверь отворена настежь, -- что комната отца Гольта освѣщена и на порогѣ стоитъ какая-то фигура, окутанная дымомъ, клубами выходившимъ изъ комнаты.
   -- Кто тутъ? -- закричалъ мальчикъ, бывшій вообще не робкаго десятка.
   -- Silentium! Это я, мой мальчикъ, -- отвѣчалъ шепотомъ голосъ, и въ человѣкѣ, протянувшемъ ему руку, Гарри безъ труда узналъ своего воспитателя и друга -- патера Голъта.
   Одно изъ оконъ комнаты патера -- то, что выходило во дворъ, -- было завѣшено шторой, и Гарри, войдя въ комнату, увидѣлъ, что дымъ шелъ отъ жаровни, на которой яркимъ пламенемъ горѣли какія-то бумаги. Наскоро поздоровавшись съ мальчикомъ (который былъ въ восторгѣ, что видитъ своего наставника и подошелъ къ нему подъ благословеніе), патеръ Гольтъ вернулся къ своему занятію. Онъ подкладывалъ въ огонь все новыя бумаги, доставая ихъ изъ потайного шкапика надъ каминомъ, котораго Гарри никогда не видалъ раньше.
   Замѣтивъ, съ какимъ удивленіемъ уставился мальчикъ на этотъ шкапикъ, Гольтъ засмѣялся.
   -- Ничего, Гарри, -- сказалъ онъ, -- вѣрные маленькіе famuli все видятъ и ничего не говорятъ. Ты у меня вѣрный -- я знаю!
   -- А я знаю только, что пошелъ бы на плаху за васъ, -- оьвѣчалъ Гарри.
   -- Мнѣ не нужно твоей головы, -- сказалъ патеръ Гольтъ и ласково погладилъ эту голову.-- Единственное, чего отъ тебя требуютъ, это -- молчанія. Вотъ мы съ тобой сожжемъ теперь эти бумаги и никому не станемъ объ этомъ болтать... А тебѣ, кажется, хочется ихъ прочесть?
   Гарри покраснѣлъ и опустилъ голову: дѣло въ томъ, что онъ невольно, не отдавая себѣ въ томъ отчета, заглянулъ въ бумагу, бывшую къ нему ближе другихъ. Онъ, впрочемъ, ничего не разобралъ, потому что, хотя всѣ буквы и знаки были выведены совершенно отчетливо, но смыслъ ихъ былъ для него непонятенъ. Наконецъ всѣ бумаги сгорѣли; пепелъ они подобрали и бросили въ жаровню, такъ что отъ ауто-да-фе не осталось почти никакихъ слѣдовъ.
   Гарри привыкъ видѣть своего наставника въ самыхъ разнообразныхъ костюмахъ (въ тѣ времена было небезопасно ходить въ монашеской рясѣ и не стоило подвергать себя напрасному риску); поэтому онъ и теперь ничуть не удивился, увидѣвъ патера въ костюмѣ для верховой ѣзды: въ высокихъ сапогахъ съ раструбами и въ шляпѣ съ перомъ. Костюмъ это былъ простой, но все же такой, какіе носили тогда джентльмены.
   -- Теперь ты знаешь тайну моего шкафика, проговорилъ, смѣясь, отецъ Гольтъ, -- значитъ, ты долженъ быть готовъ узнать и другія тайны.
   И онъ отворилъ -- но на этотъ разъ не потайной шкафикъ, а обыкновенный платяной шкафъ, который держалъ всегда на замкѣ и откуда досталъ теперь двѣ или три пары платья, столько же париковъ различныхъ мастей, двѣ шпаги хорошей работы (патеръ Гольтъ прекрасно владѣлъ шпагой, и когда онъ бывалъ дома, то они съ Гарри ежедневно практиковались въ этомъ искусствѣ, благодаря чему и мальчикъ сдѣлалъ въ немъ большіе успѣхи), военный мундиръ, плащъ и рабочую куртку. Все это онъ сложилъ въ шкафикъ надъ каминомъ, гдѣ раньше лежали бумаги.
   -- Если они не доберутся до этого шкафика, -- сказалъ отецъ Гольтъ, -- то не найдутъ и этихъ вещей, а если найдутъ, то все, что они могутъ сказать, это -- что патеръ Гольтъ любилъ наряжаться въ разные костюмы. Всѣ іезуиты это любятъ; ты вѣдь знаешь, Гарри, какіе мы обманщики?
   Гарри испугался, заподозривъ, что его другъ собирается покинуть его. Но патеръ сказалъ:
   -- Нѣтъ. Очень можетъ быть, что черезъ нѣсколько дней я возвращусь вмѣстѣ съ милордомъ. Къ намъ будутъ относиться терпимо, насъ не станутъ преслѣдовать. Но имъ можетъ придти фантазія явиться съ визитомъ въ Кэстльудъ прежде, чѣмъ мы вернемся, а такъ какъ люди моего званія для нихъ подозрительны, то, пожалуй, имъ вздумается порыться въ моихъ бумагахъ, которыя никого и во всякомъ случаѣ -- ихъ не касаются.
   Такъ Гарри и по сей день не узналъ, что это были за бумаги: трактовалось-ли въ нихъ о политикѣ, или о дѣлахъ того таинственнаго общества, къ которому принадлежалъ его воспитатель, почтеннѣйшій Гольтъ.
   Все остальное свое имущество (носильное платье и пр.) Гольтъ оставилъ на полкахъ, какъ оно было. Только съ одной полки онъ снялъ и со смѣхомъ бросилъ на жаровню нѣсколько богословскихъ трактатовъ противъ англійскаго духовенства, писанныхъ имъ самимъ. Онъ сжегъ ихъ только наполовину и загасилъ огонь.
   -- Теперь, Генри, сынъ мой, -- сказалъ онъ, -- ты можешь съ чистой совѣстью удостовѣрить, что въ послѣдній мой пріѣздъ сюда, передъ отъѣздомъ въ Лондонъ, я жегъ латинскія проповѣди... Однако, скоро разсвѣтетъ; я долженъ исчезнуть, прежде чѣмъ проснется Локвудъ.
   -- Кто же отопретъ вамъ ворота? Развѣ не Локвудъ?-- спросилъ Гарри.
   Гольтъ засмѣялся: никогда не бывалъ онъ такъ добродушенъ и веселъ, какъ въ минуту опасности, когда надо было дѣйствовать.
   -- Помни! Локвудъ не подозрѣваетъ, что я здѣсь, -- сказалъ онъ;-- да и ты, пострѣленокъ, ничего бы не узналъ, кабы спалъ покрѣпче. Ты долженъ забыть, что я приходилъ сюда... А теперь прощай! Ступай въ свою комнату, запри дверь и не выходи, пока... Впрочемъ, постой! Отчего бы не узнать тебѣ еще одной тайны? Я знаю, ты меня не выдашь!
   Въ комнатѣ капеллана было два окна: одно выходило на западъ, во дворъ съ фонтаномъ, другое (поменьше и задѣланное толстой желѣзной рѣшеткой) -- на лужайку, передъ переднимъ фасадомъ замка. Это окно приходилось слишкомъ высоко отъ пола, чтобы на него можно было влѣзть безъ подставки, но отецъ Гольтъ взобрался на стоявшій подлѣ маленькій шкафикъ, нажалъ оконную раму гдѣ-то у основанія, и на глазахъ Гарри вся оконница со стеклами, съ деревянной рамой и съ желѣзными подпорками, опустилась въ углубленіе, продѣланное въ стѣнѣ. Вытянуть ее изъ этого углубленія и водворить на мѣсто можно было и снаружи, такъ какъ одно стекло было выбито (очевидно, нарочно) и рука могла свободно пройти и нажать пружину въ подоконникѣ.
   -- Когда я уйду, -- сказалъ отецъ Гольтъ, -- ты отодвинь отъ окна этотъ шкафикъ, чтобы никому не пришла въ голову возможность уйти этимъ путемъ, а дверь запри и положи ключъ... Куда бы намъ его положить?.. Постой! -- на полку, подъ которую-нибудь изъ книгъ... ну, хоть подъ Іоанна Златоуста. И если спросятъ, гдѣ ключъ, скажи, что я всегда держу его тамъ и сказалъ тебѣ объ этомъ на случай, если бы тебѣ понадобилось войти въ мою комнату... Я легко спущусь въ ровъ по наружной стѣнѣ... Прощай еще разъ, милый мой сынъ. До свиданья.
   Съ этими словами безстрашный патеръ необыкновенно легко и проворно вскарабкался на шкафикъ, перешагнулъ черезъ подоконникъ и поднялъ за собой раму снаружи. Гарри едва успѣлъ стать на цыпочки и на лету поцѣловать его руку, какъ рама уже встала на свое мѣсто, и верхніе концы желѣзныхъ прутьевъ рѣшетки такъ плотно уперлись въ каменный сводъ окна, что, казалось, не было возможности сдвинуть ихъ съ мѣста.
   Когда патеръ Гольтъ пріѣхалъ въ Кэстльвудъ въ слѣдующій разъ, онъ въѣхалъ во дворъ черезъ главныя ворота, верхомъ на конѣ, и никогда послѣ того не заговаривалъ съ Гарри о потайномъ ходѣ черезъ окно, кромѣ одного раза, когда ему понадобилось отправить мальчика изъ замка съ однимъ порученіемъ, такъ, чтобы никто объ этомъ не зналъ. Въ виду возможности такой надобности патеръ Гольтъ и посвятилъ своего маленькаго питомца въ тайну секретнаго выхода.
   Гарри Эсмондъ, при всей своей молодости, скорѣе умеръ бы, чѣмъ выдалъ своего друга и наставника. И патеръ Гольтъ хорошо это зналъ. Много разъ онъ испытывалъ мальчика, ставилъ на его пути всевозможные соблазны, чтобы посмотрѣть, какъ тотъ поступитъ: поддастся-ли искушенію или устоитъ (что и случалось иногда), и, поддавшись, сознается-ли въ этомъ впослѣдствіи, или солжетъ (чего никогда не случалось). Впрочемъ, по поводу этого послѣдняго пункта Гольтъ объяснилъ Гарри, что промолчать не значитъ солгать (и, разумѣется, не значитъ), но все-таки молчаніе, въ сущности, равносильно отрицанію. Слѣдовательно, прямое "нѣтъ", хотя было завѣдомо ложное, но произнесенное въ интересахъ справедливости, или дружбы, въ отвѣтъ на вопросъ, клонящійся ко вреду для той или другой, -- не только не преступно, но напротивъ, достойно всякихъ похвалъ и есть такой же законный способъ уклониться отъ опаснаго вопроса, какъ и всякій другой.
   -- Представь себѣ, напримѣръ, -- говорилъ отецъ Гольтъ, -- что ты видѣлъ бы, какъ его величество спрятался отъ погони, положимъ, на дерево, и тебя бы спросили: -- Гдѣ король Карлъ? Не на этомъ-ли дубѣ? -- Если ты добрый гражданинъ, то былъ бы обязанъ отвѣтить не д_а (потому что тогда клевреты Кромвелля схватили бы и убили короля, какъ убили его отца), а н_ѣ_тъ, ибо, коль скоро его величество пожелалъ скрыться, значитъ, онъ долженъ оставаться невидимымъ для вѣрноподданическихъ глазъ". Всѣ подобныя наставленія своего воспитателя по части религіи и нравственности, такъ же какъ и всѣ его объясненія въ области наукъ и языковъ, мальчикъ жадно впивалъ въ себя и принималъ съ благодарностью. Поэтому, когда патеръ Гольтъ, уходя, сказалъ ему: -- Считай, что ты меня не видѣлъ, -- это было все равно, какъ если бы его въ самомъ дѣлѣ никто не видалъ. Такъ и отвѣтилъ мальчикъ спустя нѣсколько дней, когда его объ этомъ спросили.
   Принцъ Оранскій былъ тогда въ Салисбюри. Маленькій Эсмондъ узналъ объ этомъ потому, что увидѣлъ доктора Тёшера въ самомъ парадномъ его подрясникѣ (хотя по дорогамъ стояла невылазная грязь, а докторъ, какъ это всѣмъ было извѣстно, никогда не надѣвалъ своего шелковаго подрясника, когда ѣздилъ верхомъ), съ большой оранжевой кокардой на широкополой шляпѣ, и съ нимъ его причетника Нагума съ такой же кокардой. Докторъ ходилъ взадъ и впередъ передъ домомъ, когда Гарри его увидалъ; а потомъ сѣлъ на своего иноходца, Нагумъ вскочилъ сзади, и они уѣхали, и Гарри слышалъ, какъ докторъ сказалъ, что ѣдетъ засвидѣтельствовать свои вѣрноподданническія чувства, его высочеству Оранскому принцу. Всѣ крестьяне въ Кэстльвудѣ тоже надѣли оранжевыя кокарды, и веселая дочка кузнеца, большая пріятельница Гарри Эсмонда, приколола такую же кокарду на его старую шляпу; но когда ему велѣли кричать: "Да здравствуетъ принцъ Оранскій и протестантская вѣра!", онъ съ негодованіемъ сорвалъ ее и бросилъ. Впрочемъ, надъ нимъ только посмѣялись и никто не разсердился, потому что въ деревнѣ любили маленькаго сиротку; его одиночество возбуждало общую жалость, и во многихъ домахъ его встрѣчали дружескія лица и радушный пріемъ. У патера Гольта было тамъ тоже много друзей, ибо въ богословскихъ спорахъ онъ не только разбивалъ въ лоскъ самого кузнеца причемъ никогда не сердился, а только смѣялся своимъ добродушнымъ смѣхомъ), но и вылечилъ того же кузнеца отъ лихорадки хиною, и для всякаго у него находилось доброе слово, или совѣтъ, если кто въ немъ нуждался, такъ что и про него, и про Гарри вся деревня говорила: "Какъ жаль, что они паписты!"
   Капелланъ замка и приходскій кэстльвудскій викарій прекрасно ладили между собой, да оно и понятно: мистеръ Гольтъ былъ человѣкъ вполнѣ благовоспитанный, а спеціальностью доктора Тёшера было со всѣми соглашаться. У доктора Тёшера и его супруги, бывшей компаньовки милэди, былъ сынъ -- почти что однолѣтокъ съ маленькимъ Эсмондомъ. Благодаря близкому сосѣдству и тому, что у обоихъ мальчиковъ былъ хорошій характеръ, между ними возникло что-то въ родѣ дружбы.. Впрочемъ, Томаса Тёшера рано отдали въ школу (это было въ первый годъ царствованія короля Іакова). Отецъ самъ отвезъ его въ Лондонъ и вмѣстѣ съ нимъ томикъ лютеранскихъ проповѣдей, который и оставилъ ему въ назиданіе. За нѣсколько лѣтъ своего пребыванія въ школѣ, а потомъ въ коллегіи, Томъ пріѣзжалъ въ Кэстльвудъ всего по одному разу въ годъ; такимъ образомъ онъ подвергался несравненно меньшей опасности быть совращеннымъ въ католицизмъ отцомъ Гольтомъ, котораго почти никогда не видѣлъ, чѣмъ Гарри, постоянно находившійся въ обществѣ викарія, -- опасности быть совращеннымъ въ лютеранство. Но, пока религія Гарри была религіей его величества, а также милорда и милэди (говорилъ торжественно докторъ), онъ никогда не позволитъ себѣ смутить сомнѣніемъ эту дѣтскую душу, какъ никогда не станетъ оспаривать, что церковь, къ которой принадлежитъ его величество король, есть также одна изъ вѣтвей истинной церкви. А отецъ Гольтъ, въ отвѣтъ на это заявленіе, всякій разъ, бывало, принимался смѣяться и говорилъ, что святая католическая церковь, въ лицѣ всѣхъ своихъ представителей и благородной арміи своихъ мучениковъ, чрезвычайно обязана великодушію доктора Тёшера.
   Пока докторъ ѣздилъ въ Салисбюри, въ Кэстльвудъ прискакалъ отрядъ драгунъ въ оранжевыхъ шарфахъ. Часть изъ нихъ стала постоемъ въ деревнѣ, а часть заняла замокъ. Впрочемъ, кромѣ курятника и виннаго погреба, ничто не пострадало отъ нашествія незваныхъ гостей. Они объявили только, что имъ надо обойти домъ и осмотрѣть бумаги. Прежде всего они пожелали видѣть комнату патера Гольта. Гарри Эсмондъ принесъ ключъ. Отворили шкафы, выдвинули всѣ ящики, перерыли бумаги, но не нашли ничего, кромѣ книгъ, носильнаго платья да сложенныхъ въ особомъ ящикѣ принадлежностей облаченія католическаго священника, надъ которыми драгуны принялись острить къ великому ужасу Гарри. На предложенные ему вопросы мальчикъ отвѣчалъ, что патеръ Гольтъ былъ очень добръ къ нему, что онъ человѣкъ ученый и, вѣроятно, не сталъ бы посвящать его, Гарри, въ свои тайны, если бы онѣ у него были. Гарри было въ то время одиннадцать лѣтъ, и онъ не казался старше своего возраста, а смотрѣлъ самымъ обыкновеннымъ, наивнымъ одиннадцатилѣтнимъ ребенкомъ.
   Милордъ и милэди пробыли въ отсутствіи болѣе шести мѣсяцевъ. Вернулись они въ самомъ уныломъ настроеніи духа, король Іаковъ былъ изгнанъ, на престолѣ сидѣлъ принцъ Оранскій, и, какъ опасалась милэди, католикамъ грозили самыя жестокія гоненія. Милэди не вѣрила никакимъ обѣщаніямъ терпимости со стороны "голландскаго чудовища" и утверждала, что не было ни одного слова правды во всемъ, что говорилъ "этотъ вѣроломный извергъ". Она и милордъ очутились плѣнниками въ своемъ собственномъ домѣ: такъ, по крайней мѣрѣ, говорила ея сіятельство своему маленькому пажу, который былъ теперь настолько великъ, что могъ понимать, что вокругъ него происходитъ, и довольно вѣрно судить о характерахъ людей, съ которыми онъ жилъ.
   -- Мы плѣнники, -- говорила милэди.-- Мы только не носимъ цѣпей, но во всемъ остальномъ мы плѣнники, арестанты. Ну что же! Пусть ихъ приходятъ! Пусть бросятъ меня въ темницу, или снимутъ голову съ этой слабой женской шеи (при этомъ она хватала себя за горло своими длинными пальцами). Эсмонды всегда охотно проливали кровь за своихъ королей. Мы не то что Черчилли -- эти Іуды, цѣлующіе своего господина, чтобы предать его. Мы умѣемъ страдать и даже прощать, когда дѣло коснется интересовъ престола. (Ея сіятельство намекала, безъ сомнѣнія, на потерю мѣста н_о_с_и_т_е_л_я к_о_р_о_л_е_в_с_к_а_г_о к_у_б_к_a -- фатальный случай, о которомъ она вспоминала разъ по двадцати на день). Пусть же Оранскій тиранъ приходитъ ко мнѣ съ своими гнусными голландскими орудіями пытки! Животное! Презрѣнный! -- я плюю на него! Я его не боюсь. Съ радостью сложу я голову на плахѣ! Съ радостью взойду на эшафотъ вмѣстѣ съ мужемъ. Испуская свой послѣдній вздохъ, мы будемъ кричать: -- Да сохранитъ Господь короля Іакова!-- и смѣло улыбнемся въ лицо палачу.-- И въ сотый разъ она принималась описывать своему пажу, со всѣми подробностями, свое послѣднее свиданіе съ королемъ.
   -- Я бросилась къ ногамъ моего повелителя, -- говорила милэди.-- Я сказала, что отдаю ему все, что имѣю: себя, свой домъ, мужа, -- что ничего не пожалѣю, чтобы отстоять его права... Быть можетъ, онъ припомнилъ старыя времена, когда Изабедла Эсмондъ была молода и прекрасна; быть можетъ, вспомнилъ тотъ день, когда не я, а передо мной преклоняли колѣни, -- не знаю; но только онъ заговорилъ со мной такимъ голосомъ, который напомнилъ мнѣ минувшіе дни -- Ба! вамъ слѣдовало бы обратиться къ принцу Оранскому, если вамъ чего-нибудь нужно, -- сказалъ его величество -- нѣтъ, ваше величество, -- отвѣчала я, -- я не преклоню колѣнъ передъ узурпаторомъ! Эсмондъ, служившій вашему величеству, никогда не будетъ носителемъ кубка измѣннику!" -- не смотря на все бремя посѣтившаго его бѣдствія, царственный изгнанникъ улыбнулся, милостиво поднялъ меня и сказалъ мнѣ нѣсколько словъ утѣшенія. Самъ виконтъ, мужъ мой, не могъ бы оскорбиться царственнымъ поцѣлуемъ, которымъ удостоили меня!
   Общественное бѣдствіе сдѣлало милорда и милэди такими искренними друзьями, какими они никогда не были съ тѣхъ поръ, какъ женились. Милордъ виконтъ выказалъ большую вѣрность престолу и много мужества въ такое время, когда эти качества были рѣдки между упавшими духомъ представителями королевской партіи, и похвалы, которыми его осыпали, немало подняли его во мнѣніи жены, а можетъ быть и въ его собственномъ. Онъ какъ будто очнулся отъ сна. Куда дѣвалась безпечная лѣнь, въ которой раньше проходила вся его жизнь! Онъ почти не сходилъ съ лошади, по цѣлымъ днямъ разъѣзжалъ изъ имѣнья въ имѣнье и совѣщался то съ тѣмъ, то съ другимъ изъ приверженцевъ короля. Маленькій пажъ, разумѣется, мало что зналъ изъ похожденій своего господина; онъ только замѣчалъ, что тотъ измѣнился во всѣхъ своихъ привычкахъ и очень повеселѣлъ.
   Отецъ Гольтъ безпрестанно пріѣзжалъ въ Кэстльвудъ, но уже не состоялъ оффиціально въ должности капеллана при замкѣ. Онъ вѣчно что-нибудь привозилъ или увозилъ. Ккромѣ того, къ намъ постоянно наѣзжали какіе-то незнакомцы -- военные и духовнаго званія. (Послѣднихъ Гарри всегда узнавалъ, хотя они являлись въ самыхъ разнообразныхъ костюмахъ). Милордъ часто исчезалъ на долгіе сроки и внезапно опять появлялся, пользуясь иногда тѣмъ самымъ потайнымъ ходомъ, которымъ пользовался патеръ Гольтъ. Впрочемъ, Гарри не могъ бы сказать съ точностью, какъ часто отворялось маленькое окошечко въ комнатѣ капеллана, впуская или выпуская милорда и его друзей. Мальчикъ твердо помнилъ свое обѣщаніе не допытываться (онъ обѣщалъ это отцу Гольту), и если когда-нибудь въ полночь, ему случалось услышать изъ своей комнатки шаги и голоса въ корридорѣ, онъ отворачивался къ стѣнѣ и пряталъ подъ подушку свое любопытство, пока оно не засыпало тамъ вмѣстѣ съ нимъ. Конечно, не могъ онъ не замѣчать, что патеръ былъ постоянно въ разъѣздахъ, и по многимъ признакамъ догадывался, что Гольта поглощаетъ какое-то важное, секретное дѣло. Какое это было дѣло -- вы безъ труда угадаете изъ того, что вскорѣ случилось съ милордомъ.
   Послѣ того, какъ милордъ вернулся изъ Лондона, Кэстльвудъ-Голлъ не былъ занятъ войсками; не поставили къ намъ и караула, но въ деревнѣ стоялъ караулъ, и который-нибудь изъ солдатъ постоянно торчалъ на лужайкѣ противъ нашихъ главныхъ воротъ и слѣдилъ за всѣми входившими и выходившими. Локвудъ говорилъ, что особенно строго слѣдили за нами по ночамъ, такъ что нельзя было ни выйти, ни войти въ замокъ, чтобы не попасться на глаза часовымъ. Хорошо, что у насъ былъ ходъ, о которомъ ихъ благородія ничего не знали. Должно быть милордъ съ патеромъ Гольтомъ частенько таки путешествовали по ночамъ, а разъ или два маленькій Гарри дѣйствовалъ въ качествѣ ихъ посла или адьютанта. Онъ хорошо помнитъ, какъ однажды ему приказали взять на плечо свою удочку и сходить въ деревню; тамъ онъ долженъ былъ обойти нѣсколько домовъ (указанныхъ въ особомъ, данномъ ему спискѣ), въ каждомъ попросить напиться и сказать хозяину: "Въ будущій четвергъ въ Ньюбери будетъ конная ярмарка".
   Настоящаго смысла этихъ словъ мальчикъ въ то время не зналъ, и не подозрѣвалъ, какія готовились событія; но, ради ясности, мы можемъ сообщить это здѣсь. Принцъ Оранскій уѣхалъ въ Ирландію, гдѣ король съ большой арміей долженъ былъ его встрѣтить, .а тѣмъ временемъ партія его величества рѣшила поднять возстаніе въ Англіи, и милордъ долженъ былъ стать во главѣ мятежниковъ нашего графства. Въ послѣднее время, имѣя подлѣ себя неугомоннаго патера Гольта и постоянно понукаемый милэди виконтессой, онъ принималъ болѣе дѣятельное участіе въ политическихъ дѣлахъ, и такъ какъ лордъ Саркъ сидѣлъ тогда уже въ Тоуэрѣ, а сэръ Вильмотъ Кроули перешелъ на сторону принца Оранскаго, то милордъ оказался самымъ выдающимся изъ представителей королевской партіи въ нашей части графства было условлено, что два полка -- шотландскій полкъ Сѣрыхъ и драгуны, -- квартировавшіе въ Ньюбери, въ назначенный день объявятъ себя за короля, и къ тому же дню въ Ньюбери съѣдется все, оставшееся вѣрнымъ его величеству мѣстное дворянство съ своими фермерами, приближенными и прислугой; а затѣмъ вся эта вооруженная сила выступитъ походомъ на Ридингъ, гдѣ тогда стояли голландскія войска подъ командой Джинкеля. Имѣлось въ виду, смявъ непріятеля и прогнавъ вь Ирландію его неукротимаго маленькаго вождя, двинуться прямо на Лондонъ, гдѣ и провозгласить короля. Такъ предполагалось сдѣлать, и наша партія была твердо увѣрена въ побѣдѣ.
   Пока подготовлялись всѣ эти важныя событія, милордъ былъ неузнаваемъ: отъ его прежней лѣни и безпечности не оставалось и слѣда; онъ даже какъ будто поздоровѣлъ. Милэди теперь никогда его не бранила; патеръ Гольтъ пріѣзжалъ, уѣзжалъ и былъ всегда въ хлопотахъ, а маленькому Гарри страстно хотѣлось быть вершка на два повыше, чтобы и онъ тоже вмѣстѣ съ другими могъ обнажить мечъ за правое дѣло.
   Однажды, въ 1690 году (должно быть, это было въ іюнѣ) милордъ, одѣтый по дорожному, въ большомъ плащѣ, изъ подъ котораго, какъ хорошо замѣтилъ Гарри, сверкала стальная кольчуга, подозвалъ къ себѣ мальчика, откинулъ ему волосы со лба, поцѣловалъ его и благословилъ съ такою любовью, какъ никогда не дѣлалъ этого раньше. Патеръ Гольтъ тоже далъ ему свое благословеніе, и потомъ они съ милордомъ пошли прощаться съ милэди виконтессой. Милэди вышла изъ своихъ комнатъ, прижимая платокъ къ глазамъ и поддерживаемая своей компаньонкой, мистриссъ Тёшеръ.
   -- Вы ѣдете на... на прогулку, -- сказала она.-- Ахъ, если бы я могла ѣхать съ вами!... Но женщинамъ въ моемъ положеніи запрещается верховая ѣзда.
   -- Мидэди, -- позвольте намъ облобызать руку ея сіятельства маркизы, -- сказалъ патеръ Голътъ.
   -- Помоги вамъ Боже, милордъ!-- сказала милэди и, шагнувъ впередъ, торжественно обняла мужа, добавила:-- Отецъ Гольтъ, благословите меня, -- и опустилась на колѣии, причемъ мистриссъ Тёшеръ презрительно вздернула голову.
   Патеръ Гольтъ благословилъ и маленькаго пажа, который тоже сошелъ во дворъ подержать стремя милорду. На дворѣ ожидали двое верховыхъ слугъ, готовые сопровождать своего господина. Милордъ и патеръ Голътъ сѣли на лошадей, и всѣ четверо выѣхали изъ воротъ замка.
   Когда они переѣхали мостъ, Гарри видѣлъ, какъ къ нимъ подъѣхалъ офицеръ въ красномъ мундирѣ и, прикоснувшись къ шляпѣ, заговорилъ съ милордомъ.
   Кавалькада остановилась, и начались какіе-то переговоры или, можетъ быть, споръ. Но вдругъ милордъ снялъ шляпу, поклонился офицеру и пустилъ свою лошадь въ галопъ. Офицеръ поскакалъ за нимъ, и они поѣхали рядомъ; сопровождавшій же офицера кавалерійскій солдатъ поѣхалъ сзади вмѣстѣ съ людьми милорда. Такъ они проскакали всю лужайку и скрылись за вязами. (Гарри показалось, что въ послѣдній моментъ милордъ обернулся и махнулъ рукой).
   Въ тотъ день мы были страшно напуганы: передъ вечеромъ, когда обыкновенно пригоняли коровъ съ поля, мальчишка подпасокъ пріѣхалъ домой на одной изъ нашихъ лошадей, которую онъ нашелъ за наружной оградой парка, гдѣ она щипала траву. Милэди не ложилась почти до разсвѣта. Она была въ самомъ спокойномъ и кроткомъ настроеніи духа: никого не бранила и просидѣла за картами шесть часовъ не вставая. Маленькій пажъ пошелъ спать; передъ сномъ онъ помолился за милорда и за успѣхъ его дѣла.
   Только только начинало свѣтать, когда у воротъ позвонили. Старикъ Локвудъ еще спалъ; онъ поднялся съ постели, отворилъ ворота и впустилъ одного изъ слугъ, который уѣхалъ по утру вмѣстѣ съ милордомъ и теперь возвратился съ весьма печальной вѣстью.
   Офицеръ въ красномъ мундирѣ, какъ оказалось, подъѣзжалъ къ милорду затѣмъ, чтобы объявитъ ему (считая своимъ долгомъ предупредить объ этомъ его сіятельство, -- сказалъ офицеръ), что хотя онъ, и не арестованъ, но находится подъ надзоромъ, и что онъ, капитанъ проситъ милорда не выѣзжалъ въ этотъ день.
   Милордъ отвѣчалъ, что верховая ѣзда полезна для его здоровья и если господинъ капитанъ желаетъ ему сопутствовать, -- онъ будетъ очень радъ. Тогда-то онъ и поклонился офицеру, и они поѣхали рядомъ.
   Доѣхавъ до Ванси-Дауна, милордъ на перекресткѣ неожиданно остановилъ свою лошадь, и всѣ остановились.
   -- Милостивый тосударь, -- сказалъ онъ офицеру, -- насъ четверо противъ двухъ: не будете-ли вы любезны свернуть въ эту сторону и предоставить мнѣ ѣхать своей дорогой?
   -- Ваша дорога -- моя дорога, милордъ, -- отвѣчалъ офицеръ.
   -- Въ такомъ случаѣ...-- началъ было милордъ, но не успѣлъ онъ договорить, какъ офицеръ выхватилъ пистолетъ и выстрѣлилъ въ него.
   Въ ту же секунду патеръ Гольтъ тоже выхватилъ пистолетъ и прострѣлилъ голову офццеру. Онъ убилъ его наповалъ. Перепуганный солдатъ посмотрѣлъ на своего начальника, съ минуту поколебался, потомъ повернулъ коня и поскакалъ прочь.
   -- Стрѣляйте, стрѣляйте въ него! -- закричалъ патеръ Гольтъ, посылая другую пулю въ догонку солдату, -- но люди были такъ ошеломлены всѣмъ случившемся, что не успѣли выстрѣлить; да и кромѣ того, милордъ крикнулъ, чтобъ они не стрѣляли. Такимъ образомъ солдату у ывая на сувениръ.
   Беатриса вспыхнула и на секунду закрыла глаза платкомъ.
   -- Я забыла его. Обида заставила меня забыть о моемъ горѣ. Мать напомнила мнѣ его. Прощайте, матушка. Узы, насъ соединявшія, не свяжутъ насъ вновь. Вы никогда не любили меня, никогда. Вы ревновали меня съ-тѣхъ-поръ, какъ отецъ бралъ меня на свои колѣни. Отпустите же меня, чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. Я не могу быть съ вами.
   -- Прости, дитя мое. Молись въ одиночествѣ о томъ, чтобъ смирилась твоя гордость. Не упрекъ твой, а холодность твоего сердца огорчаетъ меня. Да смягчитъ его Господь, да научитъ тебя чувствовать, какъ мать любила и любитъ тебя.
   Беатриса уѣхала въ-сопровожденіи двухъ вооруженныхъ служителей, которые должны были охранять ее при проѣздѣ черезъ опасные Гонслоускіе Кусты. Мы остались дома мрачные, огорченные, озабоченные. Вечеромъ леди Мешемъ прислала намъ записку такого содержанія: "Королева была сильно потрясена; теперь ей лучше и, кажется, все идетъ хорошо. Милордъ Кестельвудъ долженъ быть готовъ, когда мы опять пришлемъ за нимъ".
   Ночью мы получили другую записку: "Въ королевскомъ совѣтѣ былъ жаркій споръ. Лордъ Болингброкъ соединяется съ вигами, врагами милорда Кестельвуда. Если онъ измѣняетъ, то другіе вѣрны. Припадки королевы прекратились. Будьте готовы къ утру, когда все можно будетъ поправить".
   Принцъ возвратился вскорѣ по полученіи второй записки. Онъ былъ послѣ ужина въ слишкомъ-хорошемъ расположеніи духа, такъ-что нельзя было говорить съ нимъ о дѣлахъ. Мы уложили его. Онъ спрашивалъ о "прелестной Беатрисѣ", но скоро заснулъ.
   На другой день поутру въ городѣ носились слухи о вчерашней ссорѣ между министрами въ королевскомъ совѣтѣ. Епископъ рочестерскій, пріѣхавъ къ намъ, увѣрялъ, что наша сторона восторжествуетъ, и что, быть-можетъ, нынѣ же принцъ будетъ объявленъ наслѣдникомъ престола. Онъ говорилъ, что вчера у него были собраны важнѣйшіе предводители партіи тори, и что принцъ очаровалъ всѣхъ своею любезностью. "Правда, британскій пуншъ слишкомъ-сильно дѣйствуетъ на него; но чтожь дѣлать? Онъ разъ двадцать пилъ за здоровье вашей милой сестры. Гдѣ жь она, кстати?"
   Мы сухо отвѣчали, что Беатриса уѣхала изъ дому; епископъ, занятый болѣе-важными мыслями, не разспрашивалъ о ней.
   Мы сидѣли за обѣдомъ, какъ пріѣхалъ изъ дворца докторъ Эрботнотъ, очень-встревоженный. Волненія, вчера испытанныя королевою, жестоко на нее подѣйствовали. Онъ пускалъ ей кровь. Нынѣ принцу невозможно видѣться съ нею, но онъ будетъ извѣщать насъ обо всемъ. Онъ считаетъ наилучшимъ такой планъ дѣйствія: если болѣзнь королевы прійметъ благопріятный оборотъ, принцъ будетъ введенъ въ ея комнату; склонивъ королеву на нашу сторону, мы соберемъ совѣтъ министровъ къ ея кровати; два гвардейскіе полка, расположенные въ нашу пользу, провозгласятъ принца наслѣдникомъ престола, а королева объявитъ то же самое совѣту министровъ.
   Принцъ и епископъ рочестерскій провели часть дня въ составленіи прокламацій и адресовъ къ подданнымъ, къ шотландцамъ, къ духовенству, къ лондонскимъ жителямъ; эти прокламаціи, возвѣщая о прибытіи потомка англійскихъ королей и о томъ, что сестра признала его своимъ наслѣдникомъ, подтверждали всѣ прежнія права и заключали множество новыхъ обѣщаній. Полковникъ Эсмондъ, участвуя въ ихъ составленіи, съ тѣмъ вмѣстѣ былъ и секретаремъ этого комитета; всѣ прокламаціи были написаны его рукою.
   А между-тѣмъ изъ дворца было получено нѣсколько новыхъ записокъ о состояніи здоровья королевы. Около полудня было ей лучше; къ вечеру она снова ослабѣла. Почью опять пріѣхалъ къ намъ докторъ Эрботнотъ и привезъ благопріятное извѣстіе: опасность, по его мнѣнію, миновалась. Съ королевою часто бывали припадки болѣе жестокіе и, однакожь, она ихъ переносила благополучно.
   Мы кончили свои прокламаціи. При составленіи ихъ такимъ образомъ, чтобъ не оскорбить ни одну партію и не возстановить противъ себя виговъ, принцъ выказалъ много ума, такта, сообразительности.
   -- Если наше дѣло не удастся и бумаги эти попадутся въ недобрыя руки, сказалъ онъ: -- милорда Эсмонда ждетъ судьба, нимало незавидная. Потому, полковникъ, позвольте мнѣ переписать ихъ своею рукою, хотя я и не силенъ въ орѳографіи. Тогда, если онѣ и попадутся, не обвинятъ никого, кромѣ меня.
   Принцъ самъ переписалъ прокламаціи, потомъ сжегъ подлинники, писанные рукою Эсмонда. "Теперь, господа, пойдемте ужинать; побесѣдуемъ съ дамами, выпьемъ по стакану-другому добраго вина. Милордъ Эсмондъ, вы ужинаете съ нами; мы давно не имѣли этого удовольствія".
   Не видя за столомъ Беатрисы, онъ сдѣлалъ недовольное лицо и спросилъ леди Кестельвудъ, гдѣ его прекрасная спутница во вчерашнемъ приключеніи. Миледи спокойно отвѣчала, что Беатриса не можетъ нынѣ явиться къ ужину; она не показала слѣда смущенія, между-тѣмъ, какъ Френкъ покраснѣлъ, а Эсмондъ сконфузился. Мнѣ кажется, что женщинамъ врожденъ инстинктъ притворства: онѣ умѣютъ скрывать свои чувства сч" непостижимымъ для мужчинъ самообладаніемъ.
   Нашъ гость былъ за ужиномъ очень-угрюмъ. Только оканчивая вторую бутылку, началъ онъ улыбаться. Когда леди Кестельвудъ попросила позволенія удалиться, онъ поручилъ сказать Беатрисѣ, что надѣется видѣть ее завтра за обѣдомъ.
   На слѣдующій день намъ было сообщено извѣстіе, что королевѣ лучше, что она встаетъ на нѣсколько минутъ съ постели, хотя еще не можетъ никого принимать.
   Мы поутру совѣтовались, что намъ дѣлать, если гость нашъ будетъ опять спрашивать о Беатрисѣ, и положили, что въ такомъ случаѣ Френкъ и Эсмондъ должны ему отвѣчать правду.
   Онъ очевидно разгнѣвался, не заставъ въ столовой ни Беатрисы, ни леди Кестельвудъ, не сводилъ глазъ съ двери, какъ-бы ожидая кого-то. Но никто не явился. Подали кушанье, а Беатрисы не было. Онъ хотѣлъ скрыть свое неудовольствіе, но не умѣлъ этого сдѣлать; сдѣлавъ нѣсколько усилій говорить о другихъ предметахъ, не выдержалъ и, стараясь придать голосу спокойный тонъ, сказалъ Френку, что надѣется видѣть его матушку и сестрицу за ужиномъ. Ему нельзя выѣхать изъ дому, а между-тѣмъ онъ очень скучаетъ; потому онъ проситъ миссъ Беатрису поиграть съ нимъ въ карты, какъ это она всегда дѣлала.
   Взглянувъ на Эсмонда и получивъ отъ него ободрительный знакъ, Френкъ отвѣчалъ гостю, что сестра его уѣхала изъ Лондона, по желанію своихъ родственниковъ.
   -- Уѣхала отсюда? По чьему же распоряженію? По вашему, милордъ, или по волѣ полковника Эсмонда, который, кажется, играетъ здѣсь роль господина?
   -- Я господинъ въ своемъ домѣ; Генри Эсмондъ уступаетъ свои права другимъ, а не беретъ на себя правъ, ему непринадлежащихъ.
   -- Полковникъ Эсмондъ слишкомъ-охотно вмѣшивается въ мои дѣла; онъ хочетъ извлекать слишкомъ-много выгодъ изъ услуги, оказанной мнѣ. Если ему угодно получить успѣхъ въ своемъ сватовствѣ, держа въ тюрьмѣ дѣвицу, которая не соглашается на его желаніе, то я скажу, что это средство не внушитъ женщинѣ любовь.
   -- Я не говорилъ о своемъ сватовствѣ никому, отвѣчалъ Эсмондъ.
   -- Э, monsieur, дѣло ясно и безъ признаній! Вы ее ревнуете, милордъ; вы гнѣваетесь, лишь только она взглянетъ на кого-нибудь. Это не хорошо, monsieur; это неделикатно относительно гостей; это lâche, lâche, да, lâche (и онъ заговорилъ пофранцузски). Я пріѣзжаю въ вашъ домъ. Я рискую жизнью. Я скучаю. Я ввѣряюсь вашей преданности. У меня только и развлеченій, что ваши наставленія и бесѣда очаровательной дѣвушки. Вы отнимаете ее у меня, остаетесь утѣшать меня вашими наставленіями. Merci, monsieur. Я отблагодарю васъ, когда буду имѣть возможность; я съумѣю наградить ваши услуги, песовсѣмъ-пріятныя, monsieur, несовсѣмъ-пріятныя. Мнѣ ужь и безъ того наскучила ваша опека, вашъ покровительственный видъ: я не люблю этого. Мнѣ нравится дѣвица -- вы посылаете ее въ изгнаніе. Я живу въ вашемъ домѣ -- и вы мнѣ не довѣряете. Оставляю вашъ домъ, monsieur, съ нынѣшняго же дня оставляю. У меня есть и кромѣ васъ друзья, которые не будутъ такъ оскорблять меня. Когда я буду раздавать награды, я дамъ ихъ людямъ, которые не обижали меня. Прикажите мнѣ подавать карету, я уѣзжаю отсюда, или пусть Беатриса возвратится сюда.
   Онъ говорилъ быстро, съ пламенною Французскою жестикуляціею, расхаживая взадъ и впередъ по комнатѣ. Лицо его горѣло, руки дрожали.
   -- Вамъ угодно забывать, отвѣчалъ ему Френкъ: -- что мы рискуемъ за васъ жизнью. Никто изъ англичанъ не посмѣетъ поднять на васъ руку, если наше предпріятіе откроется; но съ нами не будутъ церемониться. Нашъ родъ жертвуетъ и готовъ жертвовать для васъ всѣмъ, кромѣ чести.
   -- Чести! Да кто же думалъ безчестить вашъ родъ? насмѣшливо сказалъ онъ.
   -- И мы не позволимъ никому думать объ этомъ, сказалъ Френкъ, СЪ низкимъ поклономъ.
   Ночь была тепла; окна были открыты; и въ эту самую минуту послышался голосъ уличнаго сторожа: "Десять часовъ; де-сять часовъ."
   -- Слышите этотъ голосъ? тихо сказалъ полковникъ Эсмондъ своему собесѣднику, который казался ему въ эту минуту недостойнымъ состраданія. И надобно замѣтить, что давно ужь Эсмондъ сомнѣвался въ правотѣ своего предпріятія, близко узнавъ легкомысліе и неукротимыя страсти лица, которому оно должно было доставить столько власти.
   -- Après, monsieur? Слышу, что жь вы хотите сказать?
   -- Если я кликну этого человѣка, черезъ минуту онъ возвратится съ вооруженною силою арестовать человѣка, изгнаннаго закономъ изъ Англіи. Мнѣ стоитъ только сказать слово. И я сказалъ бы его, еслибъ думалъ, что первый джентльменъ Англіи не знаетъ обязанностей джентльмена.
   -- Что вы скажете, милордъ? блѣднѣя, сказалъ онъ Френку.
   -- Я повинуюсь главѣ нашего дома, произнесъ Френкъ.-- Позвольте до завтра проститься съ вами.
   -- Завтра поутру вы отправитесь къ епископу рочестерскому и скажете ему, чтобъ онъ прислалъ за мною свою карету и приготовилъ дли меня помѣщеніе въ своемъ домѣ или другомъ безопасномъ мѣстѣ. Желаю вамъ спокойной ночи.-- Онъ презрительно поклонился намъ.
   Рано поутру на другой день пріѣхалъ епископъ рочестерскій и долго говорилъ съ нимъ наединѣ, слушая его жалобы на насъ. Епископъ вышелъ изъ комнаты его съ довольнымъ видомъ, радуясь тому, что совмѣстники попали въ немилость, и что теперь онъ будетъ полновластнымъ довѣреннымъ лицомъ.
   -- Я успокоилъ вашего гостя, сказалъ онъ намъ:-- но мнѣ кажется, что ему лучше покинуть вашъ домъ, чтобъ не подавать повода къ семейнымъ непріятностямъ и не изгонять отсюда миссъ Беатрису. Будьте увѣрены, онъ наградитъ вашу преданность правому дѣлу (прибавилъ онъ, уже заранѣе принимая тонъ перваго министра). Даю вамъ слово, полковникъ, что вы получите титулъ маркиза. Нашъ гость не будетъ неблагодарнымъ. У него только одна слабость: онъ поклонникъ красоты; кромѣ этого, его нельзя упрекнуть ни въ чемъ.
   Гость вышелъ съ улыбкою на лицѣ, и если гнѣвался на насъ вчера, то не показывалъ теперь и виду, что помнитъ о томъ. Онъ очень-любезно подалъ руку каждому изъ насъ.
   -- Вчера мы погорячились, милорды, сказалъ онъ мнѣ и Френку: -- пожалуйста, извините меня. Но оставаться здѣсь я не могу, чтобъ не быть причиною непріятности моимъ добрымъ друзьямъ и не разлучать ихъ съ милою сестрою. Милордъ-епископъ нашелъ мнѣ безопасное убѣжище у преданнаго намъ пастора, жена котораго такъ дурна, что внѣ всякихъ искушеній. Мы переносимъ свой лагерь, и я прощаюсь съ вами, благодаря за ваши услуги и вашу преданность.
   А между-тѣмъ событія шли своимъ порядкомъ. Паши друзья наблюдали за Болингброкомъ, который покинулъ насъ, и за вигами, мнѣнія которыхъ начали теперь казаться Эсмонду болѣе-полезными для отечества, нежели тѣ интриги, въ которыя самъ онъ былъ увлеченъ фамильными преданіями. Видя слабость здоровья королевы, виги требовали, чтобъ гановерскій курфирстъ, наслѣдникъ англійскаго престола, былъ приглашенъ въ Лондонъ. Марльборо, жившій въ Антверпенѣ и сдѣлавшійся ревностнымъ вигомъ, спѣшилъ на помощь своей партіи. Герцогъ Арджайль, могущественнѣйшій изъ виговъ и своею благоразумною отважностью рѣшившій черезъ нѣсколько дней запутанный вопросъ, уже прибылъ въ Лондонъ.
   Совѣтники, окружавшіе претендента, несогласны были между собою въ планѣ дѣйствій. Леди Мешемъ, думая, что здоровье королевы поправляется, полагала, что надобно подождать нѣсколько дней или нѣсколько часовъ, пока можно будетъ снова представить принца его сестрѣ, которая, конечно, признаетъ его своимъ наслѣдникомъ. Мистеръ Эсмондъ говорилъ, что, не дожидаясь этого случая, который, быть-можетъ, и не представится, принцъ долженъ, въ сопровожденіи преданныхъ ему войскъ, явиться въ совѣтъ министровъ и требовать признанія своихъ правъ. Впродолженіе ночи съ 29-го на 30-е іюля, полковникъ имѣлъ свиданія съ разными офицерами и генералами, преданными принцу. Они обѣщали ему безусловную помощь. Изъ трехъ министровъ, одинъ былъ на нашей сторонѣ. Комендантъ Тауэра былъ нашъ. Въ караулы на слѣдующій день былъ назначенъ полкъ, на преданность котораго мы вполнѣ полагались.
   Въ полдень, 30-го іюля, полковникъ Эсмондъ получилъ извѣстіе, что собрался совѣтъ министровъ въ Кенсигтонскомъ Дворцѣ. Черезъ часъ прислано было ему другое извѣстіе, что могущественные предводители виговъ, герцоги Арджапль и Сомерсетъ, безъ приглашенія вошли въ комнату совѣта и, занявъ мѣста между министрами, придали рѣшительное направленіе ихъ совѣщаніямъ. Потомъ вмѣстѣ съ ними они отправились въ комнату королевы, которая была очень-слаба, по еще въ полной памяти. Герцоги просили ее назначить первымъ министромъ лорда Шрусбери, преданнаго курфирсту гановерскому. Королева согласилась на ихъ желаніе. "Теперь, прибавлялъ мой вѣрный корреспондентъ:-- надобно немедленно дѣйствовать, или будетъ поздно".
   Дѣйствительно, надобно было дѣйствовать немедленно. Несмотря на присутствіе Арджайля и Сомерсета, наша сторона сохраняла еще большинство въ совѣтѣ; Эсмондъ и его отважный помощникъ, Френкъ, надѣли мундиры, простились съ виконтессою, которая обняла и благословила ихъ обоихъ. Кестельвудъ отправился въ казарму караульной роты; потомъ прибыли мы въ таверну "Королевскій Гербъ" на Кенсингтонской Улицѣ, куда уже собирались наши друзья партіями по трое и по-четыре; всего собралось пятьдесятъ три человѣка, съ многочисленными слугами. Всѣ были вооружены. Садъ таверны сообщался калиткою съ подъѣздомъ къ дворцу; всѣ готовы были идти туда по данному сигналу, какъ скоро появится то лицо, котораго ждали и права котораго возстановлялись этими смѣлыми людьми. Между ними былъ старшій послѣ герцога Марльборо генералъ, герцогъ Ормондъ; были два генерал-лейтенанта, девять генерал-майоровъ и бригадировъ, семь полковниковъ, одиннадцать перовъ и двадцать-одинъ членъ Палаты Общинъ. Гвардія, державшая караулъ во дворцѣ и около дворца, была за насъ; королева склонялась на нашу сторону; всѣ члены Совѣта Министровъ, кромѣ Аржайля и Сомерсета, были за насъ; однимъ словомъ, торжество наше было вѣрно, и Эсмондъ побѣжалъ въ сосѣдній домъ пастора, куда переѣхалъ принцъ, чтобъ сказать ему: "все готово; явитесь и торжествуйте". Двѣ ночи не спалъ Эсмондъ, приготовляя успѣхъ дѣла: послѣдняя прошла въ совѣщаніяхъ съ людьми, собравшимися теперь на призывъ Эсмонда, а предъидущую провелъ Эсмондъ безъ сна въ тавернѣ противъ квартиры принца, наблюдая въ окно, чтобъ страстный любовникъ не ускакалъ вслѣдъ за Беатрисою, не покинулъ для мелкой интриги своего великаго дѣла.
   Итакъ онъ поспѣшно пошелъ въ домъ пастора, куда переѣхалъ принцъ, и сказалъ хозяйкѣ, что ему очень-нужно видѣть мистера Бетеа (подъ этимъ именемъ принцъ поселился въ новомъ своемъ убѣжищѣ). Пасторша отвѣчала, что мистеръ Бетсъ ушелъ рано поутру, сказавъ, что идетъ къ епископу рочестерскому. Но епископъ, два часа назадъ, самъ пріѣзжалъ къ Эсмонду, спрашивая, не у него ли мистеръ Бетсъ.
   Эсмондъ былъ чрезвычайно озадаченъ, не находя мистера Бетеа; потому-что, быть-можетъ, отъ одного часа зависѣла судьба королевства. Эсмонду оставалось только поспѣшить къ сборному мѣсту, въ таверну "Королевскаго Герба", и сказать ожидающимъ его возвращенія джентльменамъ, что мистера Бетеа нѣтъ дома, и что онъ ѣдетъ искать pro. Потомъ Эсмондъ сѣлъ въ карету одного изъ своихъ друзей и поскакалъ въ домъ епископа рочестерскаго, бывшій въ предмѣстьѣ, очень-далеко отъ сборнаго мѣста.
   Тамъ лакей сказалъ, что у милорда-епископа сидятъ два джентльмена. Эсмондъ бросился въ кабинетъ; гамъ сидѣли съ епископомъ братъ его и аббатъ Джильзъ.
   -- Гдѣ мистеръ Бетсъ? сказалъ Эсмондъ: -- пора ему явиться.
   Епископъ былъ чрезвычайно смущенъ.
   -- Я думалъ, что мистеръ Бетсъ съ вами, сказалъ онъ: -- я былъ у него; тамъ мнѣ сказали, что онъ пошелъ ко мнѣ; я поскакалъ домой -- его здѣсь не было; онъ и не приходилъ сюда.
   Полковникъ вскрикнулъ отъ страшной досады и бросился бѣгомъ въ карету. "Гони во весь духъ", закричалъ онъ кучеру и черезъ полчаса былъ опять на Кенсингтонской Улицѣ. Онъ снова забѣжалъ въ домъ пастора. Мистеръ Бетсъ не возвращался домой. Съ этимъ отчаяннымъ результатомъ явился Эсмондъ въ таверну, гдѣ съ нетерпѣніемъ ждали мистера Бетеа.
   Изъ оконъ таверны видѣнъ подъѣздъ Кенсингтонскаго Дворца. Мы мрачно стояли у этихъ оконъ и разсуждали, что намъ дѣлать. Вдругъ раздались звуки трубъ. Мы бросились къ противоположнымъ окнамъ, выходящимъ на Кенсингтонскую Улицу; по ней быстро приближался ко дворцу конный полкъ.
   -- Это ормондовъ полкъ! это наши союзники! сказалъ кто-то.
   -- Нѣтъ, это арджайлевъ полкъ, это наши враги! воскликнулъ Ормондъ, топнувъ ногой.
   Дѣйствительно это былъ арджайлевъ полкъ, призванный отважнымъ своимъ начальникомъ изъ Уэстмпистера и смѣнившій съ караула при дворцѣ тотъ полкъ, на содѣйствіе котораго мы могли разсчитывать.
   Въ эту минуту общаго отчаянія вошелъ въ комнату Кестельвудъ, чрезвычайно-взволнованный.
   -- Что новаго, Френкъ? сказалъ полковникъ: -- нашелъ ты мистера Бетеа? Гдѣ онъ?
   -- Взгляните, вотъ эта книга лежала на его столѣ!-- На переплетѣ книги былъ гербъ Беатрисы; на первомъ листѣ было написано ея рукою; "Беатриса Эсмондъ теперь въ тюрьмѣ, въ Кестельвудскомъ Замкѣ, и вѣрна своей любви".
   -- Догадываетесь ли вы, гдѣ онъ? вскричалъ Кестельвудъ.
   -- Да, мы знаемъ, гдѣ онъ, отвѣчалъ Эсмондъ -- Да, инстинктъ не обманывалъ меня и Френка.
   Эсмондъ обратился къ присутствующимъ и сказалъ:
   -- Господа, я, къ-сожалѣнію, увѣренъ, что мистеръ Бетсъ не явится къ намъ нынѣ. Его, конечно, задержалъ особенный случай, и я боюсь, что этотъ случай можетъ кончиться очень-непріятно для него. Вы, господа, кончили свой завтракъ, слѣдовательно остается только расплатиться съ хозяиномъ и разойдтись по домамъ. Спектакля не бываетъ, если главный актёръ не явился.
   Джентльмены разошлись молча. Въ-самомъ-дѣлѣ, о чемъ толковать? Пріятельскій кружокъ собрался позавтракать; завтракъ конченъ и пріятели разстались. На бумагѣ ничего не было записано, слѣдовательно Эсмондъ не ввелъ никого въ бѣду.
   -- Знаетъ ли объ этомъ твоя матушка? спросилъ Эсмондъ Френка, идя съ нимъ домой.
   -- Знаетъ все.-- Больше онъ не сказалъ ничего; благородный юноша! онъ не упрекнулъ меня ни однимъ словомъ за-то, что я перевезъ къ нимъ такого пагубнаго гостя. Мы подходили къ дому.
   -- Скоро будутъ готовы лошади? спросилъ опять Эсмондъ.
   Кестельвудъ молча указалъ тростью на экипажъ, выѣзжавшій изъ воротъ на встрѣчу намъ. Они сѣли и поскакали въ галопъ. "Быть-можетъ, еще непоздно", думалъ Эсмондъ. На дорогѣ мы встрѣтили служителя изъ Кестельвудскаго Замка, посланнаго съ письмомъ отъ Беатрисы къ виконтессѣ. Мы распечатали письмо. Оно не заключало въ себѣ ничего важнаго, и было написано шутливымъ тономъ, какъ бы просто отъ скуки въ одинокомъ замкѣ. Беатриса говорила, что сидитъ не въ четырехъ стѣнахъ, а гуляетъ по террасѣ замкѣ: не нарушаетъ ли тѣмъ она своего одиночества? Она писала о павлинахъ и сернѣ, которая жила у ней; просила прислать ей нѣкоторыя платья и вещи; посылала "поклонъ одной особѣ, если другія особы даютъ на то свое позволеніе"; она отъ скуки принялась за чтеніе.
   "Ночь нынѣ свѣтлая, ѣхать будетъ очень-хорошо; можетъ-быть, еще успѣемъ во-время", сказалъ Эсмондъ. На всѣхъ станціяхъ онъ разспрашивалъ, когда проѣхалъ тутъ молодой человѣкъ высокаго роста, въ сѣромъ платьѣ и свѣтло-каштановомъ парикѣ. Оказывалось, что онъ выѣхалъ изъ Лондона около шести часовъ утра, между-тѣмъ, какъ мы поѣхали въ три часа дня; онъ скакалъ почти такъ же скоро, какъ и мы; на послѣдней станціи былъ онъ семью часами ранѣе насъ.
   Мы подъѣхали къ замку на разсвѣтѣ; въ окружающей деревнѣ еще все спало. Оставивъ лошадей у моста, мы пѣшкомъ вошли въ ворота. Френкъ трепеталъ за сестру. У Эсмонда также кипѣло на душѣ, но онъ не говорилъ ни слова, не показывалъ слѣда волненія. Онъ постучался въ окно привратника.
   -- Кто тутъ? спросилъ въ-просонкахъ старикъ.
   -- Милордъ Кестельвудъ и полковникъ. Эсмондъ, сказали мы тихо.-- Отвори ворота и впусти насъ безъ всякаго шума.
   -- Милордъ Кестельвудъ? Какъ же это? Милордъ здѣсь; онъ еще почиваетъ.
   -- Отворяіі же, проклятый болтунъ! нетерпѣливо сказалъ Кестельвудъ.
   -- Не отопру я вамъ: вы обманщики, сказалъ онъ, затворяя окно. Френкъ выхватилъ пистолетъ. Эсмондъ удержалъ его руку.
   "Мы найдемъ другой ходъ", шепнулъ онъ ему. Френкъ стиснулъ зубы отъ нетерпѣнія. "Этотъ ходъ въ нѣсколькихъ шагахъ отсюда", сказалъ Эсмондъ и повелъ своего спутника по кустамъ къ тому окну, чрезъ которое влѣзалъ патеръ Гольтъ. Эсмондъ легко поднялся до окна, подавилъ пружину -- окно опустилось. Джентльмены тихо вошли въ комнаты. Еще все спало въ замкѣ. Они прошли опять къ привратнику, съ пистолетомъ въ рукѣ, сказали ему, чтобъ онъ не дѣлалъ шума и спросили, когда пріѣхалъ лордъ Кестельвудъ.-- "Вчера, часовъ въ восемь вечера".-- "Чтожь онъ дѣлалъ потомъ?" -- "Ужиналъ съ сестрою".-- "Прислуживали имъ лакеи, или они ужинали безъ прислуги?" -- "Я самъ прислуживалъ, съ горничною миссъ Беатрисы. Вина въ замкѣ не было, на что милордъ очень сердился, и, вставая изъ-за ужина, миссъ Беатриса приказала горничной идти съ нею вмѣстѣ въ ея комнату, а мнѣ приказала проводить милорда въ комнату, гдѣ жилъ капелланъ. Потомъ ушла и заперлась съ горничною. Милордъ пошелъ за нею и она говорила съ нимъ черезъ дверь и много хохотала. Потомъ милордъ сошелъ въ садъ, а миссъ Беатриса стала у окна, и онъ просилъ ее сойдти въ садъ; она опять посмѣялась и заперла окно. Милордъ, кажется, разсердился и началъ, должно-быть, браниться, только все на иностранномъ языкѣ; потомъ пошелъ въ свою комнату и заснулъ." -- "Только? Больше ничего не было?" -- "Только; да, вотъ еще: милордъ, при встрѣчѣ, а потомъ за ужиномъ, раза три поцаловалъ сестру, какъ и слѣдуетъ брату. И она также его поцаловала." Френкъ заскрежеталъ зубами; но Эсмондъ опять остановилъ его.
   -- Если тебя забавляетъ, что твоя сестра цалуется, то она можетъ доставить тебѣ много случаевъ радоваться, сказалъ онъ, думая о томъ, что Гамильтонъ и Эшбортонъ ужь цаловали ея розовыя уста. Но теперь эти уста потеряли для него свою чистоту. Честь запрещала ему теперь любить Беатрису, и любовь къ ней умерла въ Эсмондѣ.
   По негодованіе на Беатрису не уменьшало въ Эсмондѣ гнѣва противъ того, кто былъ виновникомъ ея стыда. Френкъ, утомленный, опустился на каменную лавку и задремалъ, а Эсмондъ ходилъ взадъ и впередъ по двору, думая о томъ, что должно случиться. Они пріѣхали во-время, чтобъ спасти ея честь; но возвратится ли чистота ея сердцу? Вѣдь она сама призвала его къ себѣ. Сердце ея было преступно. Передумавъ обо всемъ, Эсмондъ разбудилъ бѣднаго Френка, который, зѣвая, сказалъ, что видѣлъ во снѣ свою Клотильду.
   -- Ты долженъ помогать мнѣ въ томъ, что я хочу сдѣлать, сказалъ полковникъ:-- мнѣ вздумалось, что негодяй, котораго мы сейчасъ разспрашивали, быть-можетъ, подкупленъ и обманулъ насъ. Если такъ, мы узнаемъ правду отъ самого мистера Бетеа. Посмотримъ, дѣйствительно ли заперта дверь комнаты твоей сестры, Мы толкнули дверь: она была заперта извнутри.
   -- Быть-можетъ, и онъ тамъ, сказалъ бѣдный Эсмондъ.
   -- А если онъ въ ея комнатѣ, какъ вы поступите, Генри? Френкъ взглянулъ на своего кузена и ужаснулся выраженія лица его.
   -- Посмотримъ, согласны ли будутъ ихъ разсказы, отвѣчалъ Эсмондъ и вошелъ въ комнату, гдѣ самъ прежде жилъ ребенкомъ. На кровати дѣйствительно спалъ мистеръ Бетсъ. Отъ шума шаговъ онъ проснулся и, видя въ своей комнатѣ двухъ людей, схватилъ пистолетъ и закричалъ: Qui est lа?
   -- Полковникъ Эсмондъ; онъ пріѣхалъ сюда, потому-что неловко быть въ домѣ гостю безъ хозяина. Всю прошедшую ночь готовилъ я торжество вашего дѣла. Очень жаль, что вздумалось вамъ подышать сельскимъ воздухомъ и посѣтить наше скромное жилище. Вы уѣхали вчера, не извѣстивъ насъ; а вчера именно была благопріятная минута, которая не возвратится. Еслибъ мистеру Бетсу не вздумалось посѣтить Кестельвудскій Замокъ, онъ почивалъ бы теперь въ Сен-Джемскомъ дворцѣ.
   -- Какъ, господа? докторъ Эрботпотъ былъ у меня вчера поутру; онъ сидѣлъ передъ тѣмъ ночью у моей сестры, и сказалъ, что мнѣ нельзя видѣться съ нею въ наступающій день, то-есть вчера.
   -- А теперь она, быть-можетъ, уже скончалась, сказалъ Эсмондъ. Вчера войска были преданы вашему дѣлу. Пятьдесятъ вѣрныхъ вамъ джентльменовъ, изъ числа значительнѣйшихъ особъ королевства, собирались, чтобъ проводить васъ въ Совѣтъ Министровъ. Теперь мистеръ Бетсъ былъ бы наслѣдникомъ или обладателемъ трона, еслибъ ему не заблагоразсудилось отправиться за городъ. Все было у насъ готово; но мистеръ Бетсъ измѣнилъ нашимъ ожиданіямъ.
   -- Morbleu! проклятая неудача! вскричалъ онъ въ отчаяніи.
   -- Мы не будемъ болѣе огорчать васъ, напоминая о ней. Мы пріѣхали не говорить о томъ, чего нельзя ужь возвратить; мы пріѣхали не жалѣть, а сказать, что позоръ, которымъ мистеръ Бетсъ покрылъ наше семейство, прекращаетъ между нами всѣ отношенія.
   Сцена, за тѣмъ послѣдовавшая, слишкомъ-печальна. Едва она кончилась, какъ вошла Беатриса. Она поблѣднѣла, увидѣвъ Эсмонда и своего брата.,
   -- Прелестная Беатриса! сказалъ нашъ гость:-- мы должны разстаться. Я уѣзжаю.
   Она вспыхнула, глаза ея засверкали; она подошла къ Эсмонду:
   -- Если прежде я не любила васъ, кузенъ, сказала она:-- то легко угадать, какъ люблю я васъ теперь.
   Но эти слова не подѣйствовали на Эсмонда; сердце его было уже слишкомъ ожесточено. Онъ смотрѣлъ на нее холодно, дивился только тому, какъ прежде могъ любить ее! Съ того времени я ни разу не видѣлъ ее.
   Лошади были готовы. Эсмондъ и мистеръ Бетсъ сѣли въ карету. Беатриса осталась въ замкѣ съ братомъ. Эсмондъ былъ такъ утомленъ (онъ не спалъ три ночи), что проспалъ, какъ мертвый, половину дороги.
   За нѣсколько станцій отъ Лондона встрѣтили насъ виконтесса Кестельвудъ и епископъ рочестерскій.
   -- Спасена ли она? воскликнула виконтесса. Она забыла обо всемъ, кромѣ дочери. Успокоивъ ее, мы начали разспрашивать епископа. Королева еще была жива, когда онъ выѣхалъ изъ Лондона. Арджайль, призвавъ нѣсколько преданныхъ ему полковъ изъ Портсмута, послалъ еще за другими полками. Вообще, виги приняли свои мѣры. Но и наши готовились дѣйствовать. Все могло еще кончиться счастливо для принца, если онъ во-время пріѣдетъ въ Лондонъ. Принцъ сѣлъ въ карету епископа. Эсмондъ сопровождалъ виконтессу.
   Мы ѣхали всю ночь и въ субботу, 1-го августа, въ четыре часа утра были въ Лондонѣ. Дворецъ былъ окруженъ толпами. Мы остановились, чтобъ узнать о причинѣ такого ранняго стеченія народа.
   Но въ эту минуту ворота дворца растворились и выѣхали герольды и трубачи, сопровождаемые копною гвардіею. Трубы загремѣли; герольдмейстеръ, ѣхавшій впереди, остановился и провозгласилъ:
   "Да здравствуетъ Георгъ, Божіею милостію король великобританскій и ирландскій!"
   Народъ повторилъ: "да здравствуетъ король Георгъ!"
   Въ толпѣ я замѣтилъ знакомое лицо: это былъ бѣдный патеръ Гольтъ, пріѣхавшій въ Англію, чтобъ быть свидѣтелемъ торжества Іакова III-го, и видѣвшій теперь побѣду его противника.
   Съ грохотомъ трубъ, съ радостными кликами народа разсѣялись всѣ надежды претендента и, можно сказать, этою минутою заключилась драма моей жизни.
   Счастіе, которое потомъ досталось мнѣ на долю, не можетъ быть описано словами: оно знакомо только немногимъ изъ людей.
   Въ Брюсселѣ, куда мы удалились по совѣту друзей, совершенъ былъ бракъ нашъ. Мы такъ привыкли быть близки другъ къ другу, такъ долго и нѣжно были привязаны другъ къ другу, что, быть-можетъ, и не подумали бъ о возможности тѣснѣйшихъ узъ; но обстоятельства того потребовали. Беатриса покинула насъ, бѣжала во Францію -- къ кому, зачѣмъ, я не хочу и упоминать. Въ домѣ сына виконтесса также не могла жить спокойно. Френкъ былъ подъ вліяніемъ своей жены и ея семейства; они опасались присутствія матери. Однажды, обиженная этими своекорыстными людьми, моя милая благодѣтельница сидѣла въ слезахъ; я увидѣлъ это и попросилъ ее ввѣриться преданности человѣка, который вѣчно будетъ думать только о ея счастіи. Она, прекрасная и чистая, какъ въ веснѣ жизни, краснѣя, согласилась раздѣлять мою судьбу. Да будетъ послѣднимъ словомъ моимъ благословеніе той, которая составила мое блаженство.
   Благодаря заступничеству друзей, мы могли возвратиться въ Англію. Храбрые подвиги моего Френка при новомъ вторженіи претендента въ Шотландію, примирили короля съ Кестельвудомъ. Но супругѣ моей и мнѣ тяжело было жить въ Англіи. Френкъ уступилъ намъ землю въ Америкѣ, пожалованную Карломъ I нашему предку, и мы удалились отъ Европы и смутъ ея. Тиха и свѣтла осень нашей жизни на прекрасныхъ берегахъ Потомака, гдѣ мы построили новый Кестельвудъ, по ужь простой, мирный домъ, а не мрачный замокъ. Небо благословило насъ милою дочерью. Продавъ брильянты, купили мы плуги, и у моей жены осталась одна драгоцѣнная вещь -- золотая запонка, которую она взяла съ груди моей, когда посѣтила меня въ тюрьмѣ, и носила съ той минуты на своемъ сердцѣ.

-----

   История Генри Эсмонда: [С сокр.] // Отеч. зап. -- Спб., 1855. -- Т. 98, No 2. -- С. 120--143; Т. 99, No 3. -- С. 51--69; No 4. -- С. 89--116. -- Везде в отд. Смесь. "Произв. иностр. беллетристов".
   
   
   
далось улизнуть.
   -- Тогда патеръ Гольтъ, qui pensait à tout, -- прибавилъ мосье Блэзъ (это онъ былъ тотъ слуга, который возвратился на разсвѣтѣ), -- слѣзаетъ съ коня, обыскиваетъ карманы убитаго (должно быть, онъ думалъ, не было-ли съ нимъ какихъ-нибудь важныхъ бумагъ), -- деньги его отдаетъ намъ двоимъ и говорить: "Le vin est tiré, monsieur le marques" -- отчего это онъ назвалъ господина виконта маркизомъ? -- il Caut le boire".
   -- У бѣднаго убитаго джентльмена лошадь была лучше моей, -- продолжалъ мосье Блэзъ, -- и мистеръ Гольтъ приказалъ мнѣ пересѣсть на нее. Я пересѣлъ, а Бѣлоножку свою стегнулъ хорошенько, и она побѣжала домой. Мы поѣхали дальше. Такъ, около полудня, далеко не доѣзжая Ньюбери, мы услыхали пальбу, а въ два часа, когда мы поили лошадей на постояломъ дворѣ, туда прискакалъ верховой и сказалъ намъ: "Все пропало. Шотландцы дали маху: провозгласили короля часомъ раньше, чѣмъ слѣдовало. Генералъ Джинкель ударилъ на нихъ". Все было кончено.
   -- А мы застрѣлили офицера при исполненіи служебныхъ обязанностей и дали убѣжать его ординарцу, -- сказалъ милордъ.-- Тогда патеръ Гольтъ досталъ свою записную книжку, написалъ двѣ записочки -- одну милэди виконтессѣ, другую вамъ, мистеръ Гарри, -- и сказалъ мнѣ: -- Блэзъ, поѣзжайте въ Кэстльвудъ и передайте это кому слѣдуетъ.
   -- И вотъ я здѣсь.
   Тутъ мосье Блэзъ отдалъ Гарри, обѣ записки. Гарри прочелъ ту, которая была адресована ему. Тамъ было сказано только: "Сожги бумаги, которыя остались въ потайномъ шкафу, и эту записку сожги. Помни: ты ничего не знаешь". Прочитавъ записку, Гарри побѣжалъ наверхъ къ своей госпожѣ. У дверей ея спальни спала камеристка; мальчикъ разбудилъ ее, приказалъ ей принести свѣчу, разбудить милэди, и отдалъ записку въ руки ея сіятельству. Любопытное зрѣлище представляла она въ своемъ ночномъ уборѣ! Ничего подобнаго Гарри никогда не видалъ.
   Какъ только записка была отдана, онъ побѣжалъ въ комнату капеллана, отворилъ потайной шкафикъ надъ каминомъ и сжегъ всѣ бывшія въ немъ бумаги; потомъ, вспомнивъ, какъ поступалъ въ такихъ случаяхъ патеръ, взялъ съ полки одну изъ рукописныхъ проповѣдей его преподобія и сжегъ ее до половины на той же жаровнѣ. Къ тому времени, какъ бумаги сгорѣли, на дворѣ совсѣмъ разсвѣло. Гарри опять побѣжалъ къ своей госпожѣ. Камеристка, какъ и въ первый разъ, ввела его въ спальню, и милэди (изъ-за полога своей двухспальной кровати) сказала ему, что она сейчасъ ѣдетъ и чтобы онъ велѣлъ заложить ей карету.
   Но и въ этотъ день тайны туалета ея сіятельства совершались съ такой же ужасающей медленностью, какъ и всегда: карета была давно подана, а милэди все еще одѣвалась. И вотъ, въ ту самую минуту, когда она вышла изъ своихъ комнатъ, готовая къ отъѣзду, маленькій Джонъ Локвудъ прибѣжалъ изъ деревни съ извѣстіемъ, что въ замокъ ѣдутъ три офицера, стряпчій и человѣкъ двадцать или двадцать пять солдатъ. Джонъ опередилъ ихъ не больше какъ на двѣ минуты: не успѣлъ онъ еще хорошенько досказать свою новость, какъ вся эта компанія въѣхала къ намъ во дворъ.
  

ГЛАВА VI.
Чѣмъ кончился заговоръ.-- Смерть Томаса, третьяго виконта Кэстльвуда, и арестъ его виконтессы.

   Сначала милэди все твердила, что умретъ, какъ Марія, королева Шотландская (на которую, какъ ей казалось, она походила характеромъ красоты); поглаживая свою костлявую шею, она говорила: "Они увидятъ, что Изабелла Кэстльвудъ съумѣетъ встрѣтить свою участь, какъ подобаетъ женщинѣ и лэди". Камеристка милэди, француженка Виктуаръ, убѣдила ея сіятельство, что такъ какъ бѣжать все равно мельзя, то самое благоразумное, что она могла сдѣлать при существующихъ обстоятельствахъ, это -- встрѣтить незваныхъ гостей такъ, какъ будто ничего не подозрѣваетъ, а для этого лучше всего дождаться ихъ въ своей спальнѣ. И такъ, японская черная шкатулочка милэди, которую Гарри принесъ было, чтобы положить въ карету, торжественно вернулась въ комнату своей хозяйки, куда удалилась госпожа и служанка. Спустя минуту Виктуаръ вышла къ пажу и приказала ему отъ имени милэди сказать, когда его спросятъ, что ея сіятельство больна ревматизмомъ и не встаетъ съ постели.
   Тѣмъ временемъ солдаты заняли замокъ. Гарри видѣлъ ихъ изъ окна штофной гостиной: двое часовыхъ стали у воротъ, еще человѣкъ шесть солдатъ отмаршировали къ конюшнямъ, а остальные, предшествуемые своимъ начальникомъ и какимъ-то человѣкомъ въ черномъ (должно быть, стряпчимъ), направились въ сопровожденіи одного изъ нашихъ слугъ, къ той части дома, которую занимали милордъ и милэди.
   Капитанъ -- красивый молодой человѣкъ съ мягкими манерами -- и стряпчій поднялись по лѣстницѣ и черезъ большую переднюю вошли въ штофную гостиную, гдѣ въ ту минуту не было никого кромѣ Гарри Эсмонда, маленькаго пажа ихъ сіятельствъ.
   -- Доложите вашей госпожѣ, молодой человѣкъ, что намъ нужно съ ней поговорить, -- сказалъ ему ласково капитанъ.
   -- Госпожа моя въ постели; она больна, -- отвѣчалъ пажъ.
   -- А чѣмъ она больна?-- спросилъ капитанъ.
   Мальчикъ отвѣчалъ "ревматизмомъ".
   -- Ревматизмомъ?.. Гмъ! Непріятная болѣзнь, -- проговорилъ добродушный капитанъ.-- Ну, а карета во дворѣ зачѣмъ? Вѣрно, за докторомъ посылаютъ?
   -- Не знаю, -- сказалъ мальчикъ.
   -- А какъ давно больна ея сіятельство?
   Мальчикъ повторилъ: "не знаю".
   -- Когда уѣхалъ милордъ?
   -- Вчера вечеромъ.
   -- Съ патеромъ Гольтомъ?
   -- Да, съ мистеромъ Гольтомъ.
   -- А въ какую сторону они поѣхали? -- спросилъ стряпчій.
   -- Не знаю, меня съ ними не было, -- отвѣчалъ пажъ.
   -- Намъ надо видѣть милэди Кэстльвудъ.
   -- Мнѣ не приказано никого пускать къ ея сіятельству; она больна...-- началъ было пажъ, но въ эту минуту вошла Виктуаръ.
   -- Тише! Что здѣсь за шумъ?-- сказала она съ такимъ видомъ, какъ будто не подозрѣвала о присутствіи постороннихъ людей, и прибавила: -- Этотъ джентльменъ, должно быть, докторъ?
   -- Ну, полно, не притворяйтесь. Намъ надо видѣть лэди Кэстльвудъ, -- сказалъ стряпчій, отстраняя француженку и проходя въ спальню.
   У ея сіятельства занавѣси на оквахъ были спущены и въ комнатѣ было темно; сама же она, въ ночномъ чепцѣ и вся обложенная подушками, лежала въ постели, ничуть не выигрывая въ красотѣ отъ покрывавшихъ ея щеки румянъ, съ которыми даже и тутъ она не рѣшалась разстаться.
   -- Кто это? Докторъ?-- спросила она.
   -- Притворство безполезно, сударыня, -- сказалъ капитанъ Вестбери (такъ звали этого офицера).-- Я долженъ арестовать здѣсь нѣкоего сэра Томаса, виконта Кэстльвуда и пэра, отказавшагося принести присягу, а также Роберта Тёшера, Кэстльвудскаго приходскаго викарія, и Генри Гольта (извѣстнаго и подъ многими другими именами), монаха-іезуита, служившаго капелланомъ въ здѣшнемъ замкѣ въ царствованіе изгнаннаго короля, а нынѣ стоящаго во главѣ только что открытаго заговора противъ особъ ихъ величествъ короля Вильгельма и королевы Маріи. Я имѣю инструкцію обыскать вашъ домъ и представить по начальству всѣ бумаги или иныя доказательства существованія заговора, какія могутъ быть здѣсь найдены. Ваше сіятельство, соблаговолите выдать мнѣ ключи, и я совѣтую вамъ, въ вашихъ же интересахъ, оказать намъ при обыскѣ всяческое содѣйствіе.
   -- Вы видите, сэръ, я не могу шевельнуться, у меня ревматизмъ, -- сказала съ своей постели милэди, имѣвшая видъ настоящаго привидѣнія, не смотря на свои нарумяненныя щеки и новый чепецъ, который она таки не забыла надѣть, желая, по крайней мѣрѣ, предстать передъ офицерами въ полномъ авантажѣ.
   -- Я возьму на себя смѣлость, -- продолжалъ капитанъ Вестбери, -- поставить къ вамъ въ комнату часового, чтобы, въ томъ случаѣ, если ваше сіятельство пожелаете встать, вамъ было бы на кого опереться; а ваша женщина покажетъ мнѣ, съ чего я долженъ начать свой осмотръ.
   И мадамъ Виктуаръ, не переставая болтать на своемъ полу-французскомъ, полу-англійскомъ нарѣчіи, принялась выдвигать ящикъ за ящикомъ. Капитанъ приступилъ къ обыску, но, какъ показалось Гарри Эсмонду, обыскивалъ довольно небрежно съ улыбкой на лицѣ, какъ будто дѣлалъ это единственно ради соблюденія формы.
   Когда дошла очередь до одного изъ шкафовъ, Виктуаръ пронзительно взвизгнула, упала на колѣни и, охвативъ шкафъ обѣими руками, закричала:
   -- Non, jamais, monsieur l'oflicer! Jamais! Я лучше умру, а не дамъ осматривать этотъ шкафъ.
   Но капитанъ Вестбери распахнулъ дверцы шкафа все съ той же улыбкой, которая перешла въ самый откровенный смѣхъ, когда онъ выдвинулъ ящикъ. Тамъ оказались -- не бумаги, касающіяся заговора, а парики, бѣлила и румяна милэди. Тутъ Виктуаръ объявила, что всѣ мужчины -- чудовища; но капитанъ спокойно продолжалъ свое изслѣдованіе. Онъ похлопалъ по спинкѣ шкафа, чтобы удостовѣриться, не двойная-ли она; когда же онъ сталъ опять шарить въ ящикахъ, милэди крикнула ему рѣзкимъ голосомъ, совсѣмъ не походившимъ на голосъ больной:
   -- Дозвольте узнать, капитанъ: оскорблять женщинъ тоже входитъ въ кругъ вашихъ служебныхъ обязанностей?
   Капитанъ поглядѣлъ на содержимое шкафа и, повернувшись въ милэди, сказалъ ей съ низкимъ поклономъ и саркастически любезной улыбкой:
   -- Эти предметы опасны только тогда, когда ихъ надѣваетъ ваше сіятельство. Покамѣстъ я не нашелъ ничего, что бы касалось правительства, а э_т_и_м_ъ оружіемъ, хотя оно и опасно, предоставлено убивать только красотѣ, -- и онъ указалъ на парикъ кончикомъ шпаги.-- Теперь приступимъ къ осмотру остальной части дома.
   -- Неужели вы намѣрены оставить здѣсь со мной этого негодяя? -- закричала милэди, показывая на солдата.
   -- Что дѣлать, сударыня! Надо же дать вамъ кого-нибудь, кто бы могъ поправить вамъ подушки и подалъ лекарство, если... Позвольте...
   Тутъ ужь ея сіятельство могла закричать съ полнымъ основаніемъ, ибо капитанъ, ударивъ кулакомъ по одной изъ подушекъ, попалъ, наконецъ, въ самый "огонь", какъ говорится въ игрѣ въ фанты. Онъ выхватилъ эту подушку и сказалъ:
   -- Вотъ видите! Я вамъ говорилъ! Эта подушка набита бумагами.
   -- Какой-то подлецъ выдалъ насъ! -- закричала милэди, садясь въ постели, причемъ обнаружилось, что подъ ночнымъ капотомъ на ней надѣтъ полный костюмъ.
   -- Теперь я увѣренъ, ваше сіятельство, можете встать. Позвольте предложить вамъ руку. Сегодня вамъ придется совершить небольшое путешествіе до Гекстонъ-Кэстля. Прикажете подать вамъ карету?.. Если желаете, васъ можетъ сопровождать ваша женщина и -- даже японская шкатулочка.
   -- Сэръ! Вы, вѣдь, не ударите лежачаго -- даже когда это мужчина. Какъ же вы не видите женщину?-- проговорила не безъ достоинства милэди.
   -- Ваше сіятельство, соблаговолите встать: я долженъ обыскать вашу постель, -- сказалъ капитанъ.-- Я не могу тратить время на пустыя словопренія.
   Нечего дѣлать, бѣдной старухѣ пришлось подняться съ постели.
   До конца своей жизни будетъ помнить Гарри Эсмондъ эту фигуру въ парчевомъ платьи, прикрытомъ сверху ночнымъ бѣлымъ капотомъ, въ красныхъ чулкахъ съ золотыми стрѣлками и въ бѣлыхъ туфелькахъ съ красными каблучками; никогда не забудетъ онъ, какъ -- тощая, костлявая, страшная, -- она сѣла въ кровати и, наконецъ, поднялась на ноги. Всѣ ея сундуки и баулы стояли въ передней, совсѣмъ упакованные; занузданныя лошади ждали въ конюшнѣ. Обо всемъ этомъ капитанъ, очевидно, уже получилъ достовѣрныя свѣдѣнія изъ того или другого источника: изъ какого именно -- на этотъ счетъ у Гарри Эсмонда явились свои подозрѣнія впослѣдствіи, когда онъ узналъ, что докторъ Тёшеръ жаловался на правительство короля Вильгельма, отплатившее будто бы черной неблагодарностью за оказанныя имъ ему услуги.
   Гарри можетъ сказать здѣсь (хотя въ то время онъ быль слишкомъ молодъ, чтобы понимать смыслъ всего происходившаго), что заключалось въ тѣхъ бумагахъ, которыя перехватилъ капитанъ Вестбери и которыя были перепрятаны изъ японской шкатулочки милэди въ постель, когда въ замокъ явились солдаты.
   Тамъ былъ, между прочимъ, написанный рукой отца Гольта списокъ друзей мистера Фримена (короля Іакова) изъ дворянъ нашего графства. Такіе же списки найдены были въ бумагахъ сэра Джона Фенвика и мистера Конльстона, поплатившихся жизнью за этотъ заговоръ.
   Былъ еще выданный милорду Кэстльвуду патентъ на титулъ маркиза Эсмондскаго {Возвратить семьѣ этотъ титулъ маркиза составляло всегда предметъ честолюбія милэди виконтесы, и когда, около того времени, умерла незамужняя старуха-тетка милэди, Барбара Тофамъ, дочь банкира, и оставила ей все свое состояніе, -- ея сіятельство (такъ, по крайней мѣрѣ, я слышалъ) почти всѣ эти деньги отослала королю Іакову. Милордъ былъ, говорятъ, такъ взбѣшенъ этимъ поступкомъ, что сталъ даже посѣщать приходскую протестантскую церковь, и помирился только на титулѣ маркиза, которымъ пожаловалъ его изгнанный король въ вознагражденіе за 15.000 фунтовъ стерлинговъ, присланныхъ его величеству его вѣрнымъ слугой.}, распространявшійся какъ на него лично, такъ и на всѣхъ его потомковъ мужескаго пола. Были приказы: о производствѣ его въ генералъ-маіоры и о назначеніи намѣстникомъ нашего графства.
   Было также нѣсколько писемъ (одни -- исполненныя энтузіазма, другія -- нерѣшительныя) отъ преданныхъ его величеству представителей высшей аристократіи и мелкаго дворянства. Въ числѣ ихъ оказалось два письма, касавшіяся полковника Фрэнсиса Эсмонда (что вышло очень счастливо для него). Одно было отъ патера Гольта; вотъ что въ немъ говорилось: "Я ѣздилъ къ полковнику въ его имѣніе, въ Валькотѣ, близь Велльса, гдѣ онъ живетъ со времени отъѣзда короля. Я видѣлся съ нимъ и всячески старался склонить ею на сторону мистера Фримэна: я представилъ ему на видъ тѣ огромныя выгоды, которыя онъ можетъ получить, имѣя дѣло съ этимъ негоціантомъ; предлагалъ ему крупное денежное вознагражденіе, какъ это было между нами условлено. Но онъ наотрѣзъ отказался. Онъ считаетъ мистера Фримэна главой фирмы, говорилъ онъ; никогда не станетъ подрывать его торговлю и не вступитъ ни въ какую другую торговую компанію; но полагаетъ, что всѣ его обязательства покончены съ той минуты, какъ мистеръ Фримэнъ покинулъ Англію. Какъ кажется, этотъ полковникъ гораздо больше интересуется своей женой и собаками, чѣмъ дѣлами. Онъ много разспративалъ меня о маленькомъ Г. Э., объ этомъ bâtard, какъ онъ его называлъ: какъ видно, онъ сомнѣвается, есть-ли у милорда какія-нибудь опредѣленныя намѣренія относительно этого ребенка. Я успокоилъ его на этотъ счетъ; сказалъ, что мальчика я хорошо знаю, и разсказалъ ему наши планы на счетъ его будущности. Но по вопросу о Фримэнѣ онъ остался непоколебимъ".
   Другое письмо было отъ полковника Эсмонда къ лорду Кэстльвуду. Въ этомъ письмѣ полковникъ извѣщалъ своего родственника, что къ нему пріѣзжалъ нѣкій капитанъ Гольтонъ съ предложеніемъ примкнуть "вы знаете -- к_ъ к_о_м_у", за что обѣщалъ ему крупную денежную награду, прибавивъ при этомъ, что глава фамиліи Кэстльвудовъ принимаетъ самое дѣятельное участіе въ этомъ дѣлѣ. Но онъ, полковникъ Фрэнсисъ Эсмондъ, считаетъ, что сломилъ свою шпагу въ тотъ день, когда е. в. {Его величество.} покинулъ страну, и никогда больше не обнажитъ ее въ его интересахъ; что п. О. {Принцъ Оранскій.} былъ, по крайней мѣрѣ, человѣкъ благородный и мужественный, и долгъ его, Фрэнсиса Эсмонда, какъ и всякаго англичанина (такъ, по крайней мѣрѣ, онъ думаетъ) заключается въ настоящую минуту въ томъ, чтобы содѣйствовать сохраненію мира въ странѣ и не допустить въ нее французовъ. Короче говоря, онъ наотрѣзъ отказывается отъ всякаго участія въ задуманномъ дѣлѣ.
   Какъ о существованіи этихъ двухъ писемъ, такъ и о томъ, что заключалось въ подушкѣ, Генри Эсмондъ узналъ отъ самого полковника Эсмонда въ то время, когда тотъ былъ уже виконтомъ Кэстльвудомъ. Когда виконту показывали эти письма, онъ отъ души поздравилъ себя (на что имѣлъ полное основаніе) съ тѣмъ, что не участвовалъ въ заговорѣ, оказавшемся столь гибельнымъ для многихъ изъ замѣшанныхъ въ немъ лицъ. Но понятно, въ то время, когда все это происходило на глазахъ мальчика, онъ не зналъ этихъ подробностей, -- онъ зналъ только одно -- что его покровитель и покровительница попали въ бѣду, что одному пришлось спасаться бѣгствомъ, а другая была арестована солдатами короля Вильгельма.
   Когда бумаги были захвачены, дальнѣйшій обыскъ въ остальной части замка производился не особенно строго. Джентльмены пожелали, однако, видѣть комнату Гольта. Маленькій питомецъ патера самъ проводилъ ихъ туда; въ точности исполняя приказаніе своего воспитателя, онъ показалъ имъ, гдѣ лежитъ ключъ отъ комнаты, и самъ отперъ имъ дверь.
   Добравшись до жаровни, они съ жадностью набросились на лежавшія въ ней полуобгорѣвшія бумаги и стали внимательно ихъ разглядывать. Маленькій провожатый немало забавлялся при этомъ ихъ затруднительнымъ положеніемъ.
   -- Что это?-- спросилъ одинъ.
   -- Написано на иностранномъ языкѣ, -- сказалъ стряпчій.-- Чему ты смѣешься, щенокъ?-- Прибавилъ онъ, круто оборачиваясь къ мальчику, потому, что замѣтилъ, что тотъ улыбнулся.
   -- Мистеръ Гольтъ говорилъ, что это проповѣди, и велѣлъ мнѣ ихъ сжечь, -- сказалъ Гарри, и на этотъ разъ сказалъ правду.
   -- Да, какже, проповѣди! Готовъ побиться объ закладъ, что тутъ сидитъ измѣна!-- подхватилъ стряпчій.
   -- Для меня это китайская грамота -- какъ честный человѣкъ!-- объявилъ капитанъ Вестбери.-- Мальчуганъ! Можешь ты это прочесть?
   -- Могу немножко, -- отвѣчалъ Гарри.
   -- Ну, такъ читайте, сэръ, да смотрите -- по англійски, а не то берегитесь! -- прикрикнулъ на него стряпчій.
   И Гарри началъ переводить:
   -- "Не сказалъ-ли одинъ изъ вашихъ же писателей: "Дѣти Адама въ наше время трудятся въ потѣ лица, какъ самъ онъ трудился, надъ древомъ познанія добра и зла; они трясутъ его вѣтви, отыскивая плодовъ и въ большинствѣ случаевъ совершенно забываютъ о древѣ жизни".-- О слѣпое поколѣніе! Не было-ли древо познанія тѣмъ самымъ деревомъ, къ которому привелъ тебя змій!.."
   Тутъ мальчику пришлось остановиться, такъ какъ конецъ страницы былъ уничтоженъ огнемъ. Онъ спросилъ стряпчаго:
   -- Читать мнѣ дальше, сэръ?
   Тогда стряпчій сказалъ:
   -- Этотъ мальчишка смышленнѣе, чѣмъ кажется. Какъ знать, не потѣшается-ли онъ надъ нами?
   -- Такъ мы позовемъ Ученаго Дика, -- проговорилъ со смѣхомъ капитанъ Вестбери и крикнулъ въ окно одному изъ солдатъ: -- Эй, Дикъ! Поди сюда!-- переведи намъ тутъ одну вещь.
   Плотныи солдатъ съ добродушнымъ квадратнымъ лицомъ явился на зовъ и отдалъ честь своему командиру.
   -- Прочтите намъ, Дикъ, что тутъ написано, -- сказалъ ему стряпчій.
   -- Моя фамилія Стиль, сэръ, -- отвѣчалъ солдатъ.-- Я могу быть Дикомъ для своихъ друзей, но въ ихъ числѣ нѣтъ ни одного джентльмена вашей профессіи.
   -- Ну, Стиль, -- все равно.
   -- "Мистеръ'' Стиль, сэръ, будьте любезны. Обращаясь къ джентльменамъ, служащимъ въ конной гвардіи его величества, вы не должны фамильярничать.
   -- Извините, сэръ, я этого не зналъ, -- проговорилъ стряпчій.
   -- Гдѣ же вамъ знать! Сейчасъ видно, что вы не привыкли къ обществу джентльменовъ.
   -- Ну, полно вздоръ молоть! -- Прочти-ка лучше эту бумагу, -- сказалъ Вестбери.
   Дикъ заглянулъ въ бумагу, еще разъ отдалъ честь своему командиру и сказалъ:
   -- Это по латыни, изъ проповѣди мистера Кедворта.
   И онъ перевелъ вышеприведенныя слова совершенно такъ, какъ перевелъ ихъ Гарри.
   -- Какой же ты, однако, ученый!-- сказалъ мальчику капитанъ.
   -- Повѣрьте, что онъ знаетъ больше, чѣмъ говоритъ, -- подхватилъ стряпчій.-- Я думаю, ужь не посадить-ли намъ его въ карету и не отправить-ли вмѣстѣ съ старухой Іезавелью?
   -- За то, что онъ перевелъ нѣсколько строчекъ съ латинскаго?-- докончилъ капитанъ добродушно.
   -- Что же, я охотно поѣду -- мнѣ все равно, -- отвѣчалъ мальчикъ просто.-- Обо мнѣ никому горевать.
   Должно быть въ голосѣ ребенка или въ этихъ словахъ, краснорѣчиво говорившихъ объ его одиночествѣ, было что-нибудь трогательное, потому что капитанъ посмотрѣлъ на него съ искреннимъ участіемъ, а солдатъ, котораго называли Стилемъ, ласково положилъ руку ему на голову и сказалъ нѣсколько словъ до латыни.
   -- Что онъ ему сказалъ?-- спросилъ стряпчій.
   -- А ужь это вы самого Дика спросите, -- засмѣялся капитанъ.
   -- Я сказалъ, что и самъ я въ своей жизни зналъ горе, и это научило меня сочувствовать несчастнымъ, -- отвѣчалъ солдатъ. -- Но для вашего ремесла, господинъ стряпчій, эта наука не нужна!
   -- Вы лучше не затрогивайте Ученаго Дика, мистеръ Корбетъ, -- сказалъ капитанъ.
   И Гарри Эсмондъ, который былъ всегда чувствителенъ къ доброму слову, почувствовалъ горячую признательность къ своему великодушному заступнику.
   Между тѣмъ подали лошадей. Виконтесса съ своей Виктуаръ сошли внизъ, и ихъ усадили въ карету. Эта француженка, съ которой у Гарри были вѣчныя ссоры, прощаясь съ нимъ, расчуствовалась, называла его "своимъ милымъ ангеломъ", "бѣдняжкой" и еще многими другими именами того же характера.
   Виконтесса дала ему поцѣловать свою костлявую руку и сказала, что онъ долженъ всегда оставаться вѣренъ фамиліи Эсмондовь. "Если съ милордомъ случится несчастье, -- прибавила она, -- то, я надѣюсь, у него будетъ преемникъ, который не оставитъ тебя своимъ покровительствомъ. Они не посмѣютъ излить свое мщеніе на м_е_н_я въ моемъ теперешнемъ положеніи". И она съ благоговѣніемъ поцѣловала медаль, которую носила на груди. Гарри Эсмондъ ровно ничего не понялъ изъ того, что ему говорила милэди, но потомъ онъ узналъ, что, какъ ни была она стара, она твердо надѣялась, что молитвы и мощи святыхъ угодниковъ сдѣлаютъ чудо и у нея родится наслѣдникъ титула Эсмондовъ.
   Гарри Эсмондъ былъ слишкомъ молодъ для того, чтобы его покровители стали посвящать его въ политическія тайны, къ которымъ были причастны сами; къ тому же онъ былъ очень малъ ростомъ и казался моложе своихъ лѣтъ. Поэтому допрашивали его не особенно строго, да и на тѣ вопросы, которые ему были предложены, онъ отвѣчалъ осторожно, притворяясь, что знаетъ даже меньше, чѣмъ зналъ на самомъ дѣлѣ, чему его допросчики легко повѣрили. Ни словомъ не обмолвился онъ ни о секретномъ ходѣ черезъ окно, ни о тайномъ шкафикѣ надъ каминомъ, и обѣ эти тайны ускользнули отъ глазъ сыщиковъ.
   И такъ, милэди усадили въ карету и повезли въ Гекстонъ въ сопровожденіи ея камеристки, въ обществѣ стряпчаго, чтобы ей было не такъ скучно, и подъ охраной двухъ солдатъ, скакавшихъ по бокамъ кареты. А Гарри -- точно никому не принадлежащая вещь -- остался въ замкѣ -- совсѣмъ одинокимъ. Капитанъ съ своими людьми остался караулить замокъ, а солдаты -- все добродушный, хорошій народъ -- ѣли баранину милорда, пили его вино и вообще расположились съ полнымъ комфортомъ, что было и нетрудно при такой удобной квартирѣ.
   Офицерамъ подавали обѣдъ въ штофную гостиную милорда, и бѣдняга Гарри считалъ своимъ долгомъ стоять во время обѣда за стуломъ капитана Вестбери, какъ онъ стоялъ бывало въ той же гостиной за стуломъ милорда.
   Послѣ отъѣзда виконтессы Ученый Дикъ принялъ Гарри подъ свое особое покровительство; экзаменовалъ его изъ словесности, говорилъ съ нимъ по латыни и по французски, и мальчикъ скоро убѣдился, что въ этихъ языкахъ онъ даже сильнѣе самого Ученаго Дика (что, впрочемъ, и новый другъ его охотно признавалъ). Узнавъ, что обоимъ языкамъ мальчикъ научился отъ іезуита (чей умъ и доброту онъ никогда не уставалъ восхвалять), Дикъ, къ немалому удивленію ребенка, который, какъ и большинство дѣтей, выросшихъ въ одиночествѣ, былъ развитъ не по лѣтамъ, -- обнаружилъ большія богословскія познанія и основательное знакомство съ главными пунктами несогласія между двумя враждующими церквами. Случалось, что они съ Гарри часами спорили о богословскихъ вопросахъ, и понятно, мальчикъ всегда бывалъ разбитъ аргументами этого необыкновеннаго солдата.-- "Я не простой солдатъ, -- говорилъ Дикъ, и въ самомъ дѣлѣ, его образованность, благовоспитанность и разнообразные таланты легко заставляли этому вѣрить. -- Я принадлежу къ одной изъ самыхъ древнихъ фамилій въ государствѣ; воспитывался въ знаменитой школѣ и въ знаменитомъ университетѣ; первыя основанія моей латыни заложены близь Смитфильда, въ Лондонѣ, гдѣ вы жарили на кострахъ нашихъ мучениковъ!".
   -- А вы развѣ меньше перевѣшали нашихъ? -- возражалъ ему Гарри.-- Ужь если говорить о гоненіяхъ, такъ отецъ Гольтъ мнѣ разсказывалъ, что не далѣе, какъ въ прошломъ году, одного молодого джентльмена изъ Эдинбурга, восемнадцати лѣтъ отъ роду, студента тамошняго университета, повѣсили за ересь, хотя онъ отрекся отъ своей вѣры и торжественно просилъ прощенія за свои заблужденія.
   -- Правду сказать, слишкомъ много было гоненій съ обѣихъ сторонъ; но начали все-таки вы: вы насъ этому научили.
   -- Нѣтъ, язычники начали, а не мы!-- съ азартомъ вскрикивалъ мальчикъ и принимался пересчитывать святыхъ христіанскихъ мучениковъ, начиная съ перваго великаго мученика, послужившаго образцомъ для нихъ всѣхъ.-- Такой-то святой, -- говорилъ онъ, -- не сгорѣлъ на кострѣ, потому что пламя уходило изъ подъ его ногъ; другой не сварился, потому что масло въ котлѣ разомъ остыло, когда его туда бросили; третьяго палачъ никакъ не могъ обезглавить: три раза ударилъ топоромъ по шеѣ, и все-таки голова не отдѣлилась. Укажите мнѣ святыхъ в_а_ш_е_й церкви, ради которыхъ совершались бы подобныя чудеса?
   -- Позвольте, господинъ папистъ, чудеса первыхъ трехъ вѣковъ христіанства -- такая же собственность нашей церкви, какъ и вашей, -- это во-первыхъ, -- возражалъ на это солдатъ совершенно серьезно, и затѣмъ, поглядѣвъ на мальчика какимъ-то особеннымъ взглядомъ, прибавлялъ съ чѣмъ-то похожимъ на улыбку; -- а во-вторыхъ, мои маленькій философъ, скажу тебѣ вотъ что: я часто думалъ о всѣхъ этихъ чудесахъ и пришелъ къ тому выводу, что отъ нихъ мало добра, такъ какъ, если не по третьему, то по четвертому удару, а голова жертвы въ концѣ концовъ все-таки упадетъ, и котелъ -- если онъ не закипѣлъ сегодня, закипитъ завтра. Но какъ бы тамъ ни было, а въ наши времена святая церковь утратила сомнительное преимущество такихъ отсрочекъ. Никакой чудотворный ливень не потушилъ костра Ридлея и никакой благодѣтельный ангелъ не отвелъ лезвія топора отъ шеи Кампіона. Одно и тоже колесо разрывало члены іезуита Саутвелля и протестанта Симпсона. За вѣру повсюду охотно умираютъ тысячи людей. Я читалъ у мосье Рико въ его "Исторіи турокъ", что слуги Магомета въ сраженіяхъ тысячами шли на вѣрную смерть, потому что шли въ рай; а во владѣніяхъ Великаго Могола, какъ это всякій знаетъ, сотни людей изъ года въ годъ кидаются подъ колеса идольскихъ колесницъ, и вдовы сжигаютъ себя живьемъ на трупахъ своихъ умершихъ мужей. Не смерть за вѣру трудна, мастеръ Гарри, -- у всѣхъ народовъ умирало за вѣру много людей, -- а трудно жить по вѣрѣ и правдѣ, какъ я это знаю по личному опыту... Ахъ, бѣдный мой мальчикъ!-- прибавлялъ со вздохомъ Дикъ.-- Я не довольно стоекъ, чтобы убѣдить тебя примѣромъ своей жизни (хотя я съ величайшей радостью умеръ бы за свою вѣру), но есть у меня другъ -- дорогой другъ -- въ коллегіи св. Магдалины въ Оксфордѣ... Ахъ, какъ бы я хотѣлъ, чтобы Джо Аддисонъ былъ тутъ! Онъ живо бы тебя убѣдилъ, потому что онъ можетъ поспорить съ цѣлой коллегіей іезуитовъ. Но что еще важнѣе: онъ убѣдилъ бы тебя своей жизнью. Въ той проповѣди доктора Кедворта, которую цитировалъ твой попъ и которая погибла мученической смертью на жаровнѣ, -- продолжалъ съ улыбкой Дикъ и въ скобкахъ прибавилъ: -- (я, знаешь, самъ подумывалъ о черной рясѣ, да устыдился своего житія и надѣлъ этотъ печальный красный мундиръ)... ну, такъ докторъ Кедвортъ говоритъ (и по поводу этихъ словъ я часто вспоминаю Джо Аддисона): "Чистая совѣсть есть лучшее зеркало Неба". Такъ вотъ въ лицѣ моего друга есть какая-то ясность, какъ будто отраженіе неба... Ахъ, Гарри, какъ бы я хотѣлъ, чтобы ты его увидалъ!
   -- Онъ сдѣлалъ намъ много добра? -- спросилъ мальчикъ просто.
   -- М_о_г_ъ б_ы сдѣлать, -- отвѣчалъ его собесѣдникъ.-- Во всякомъ случаѣ, онъ научилъ меня понимать добро и цѣнить... Я самъ во всемъ виноватъ -- deteriora sequi.
   -- Вы кажетесь очень хорошимъ, -- сказалъ Гарри.
   -- Къ сожалѣнію, я не то, чѣмъ кажусь.
   И въ самомъ дѣлѣ, какъ это скоро обнаружилось, бѣдный Дикъ сказалъ правду: въ тотъ же день вечеромъ, во время общаго ужина въ большой залѣ, гдѣ джентльмены отряда конной гвардіи обыкновенно трапезовали и проводили большую часть дня за игрой въ кости и за трубками; гдѣ они пѣли, божились и ругались, запивая ругательства кэстльвудскимъ элемъ, -- Гарри Эсмондъ засталъ Ученаго Дика въ самомъ плачевномъ видѣ Бѣдный Дикъ былъ пьянъ, какъ сапожникъ: коснѣющимъ языкомъ онъ пытался сказать какую-то проповѣдь; товарищи хохотали надъ нимъ. Потомъ его попросили спѣть гимнъ; но тутъ онъ вдругъ разсердился, сталъ божиться, что проткнетъ насквозь перваго негодяя, который позволитъ себѣ оскорблять его вѣру, бросился за своей шпагой, висѣвшей на стѣнѣ, и растянулся на полу, бормоча на ухо Гарри, который подбѣжалъ, чтобы помочь ему встать: "Ахъ, маленькій папистъ! Какъ жаль, что съ нами нѣтъ Джозефа Аддисона!"
   Хотя конный отрядъ лейбъ-гвардіи его величества состоялъ цѣликомъ изъ однихъ джентльменовъ, но Гарри Эсмонду эти джентльмены казались пошлыми невѣждами и мужиками, -- всѣ, кромѣ добродушнаго ефрейтора Стиля, по прозванію Ученаго Дика, да еще капитана Вестбери и лейтенанта Трэнта, которые были неизмѣнно добры къ мальчику. Отрядъ простоялъ въ замкѣ нѣсколько недѣль или даже мѣсяцевъ, и время отъ времени Гарри узнавалъ отъ солдатъ, какъ жилось милэди виконтессѣ въ Гекстонъ-Кэстлѣ, какъ съ нею тамъ обращались и разныя другія подробности ея тюремной жизни. Король Вильгельмъ, какъ извѣстно, былъ склоненъ къ терпимости и очень снисходительно поступалъ съ господами дворянами, оставшимися вѣрными прежнему королю: никто изъ царственныхъ особъ, похитившихъ корону (а враги принца Оранскаго утверждали, что она была имъ похищена, хотя на самомъ дѣлѣ онъ взялъ ее по праву -- по крайней мѣрѣ, такъ я смотрю на это теперь)... никто изъ узурпаторовъ не пролилъ такъ мало крови, какъ онъ. Что же касается женщинъ, принимавшихъ участіе въ заговорѣ, то къ наименѣе опаснымъ онъ подсылалъ своихъ шпіоновъ, а остальныхъ запиралъ. Лэди Кэстльвудъ имѣла въ своемъ распоряженіи лучшія комнаты Гекстонъ-Кастля и садъ смотрителя тюрьмы для прогулокъ, и хотя она постоянно твердила, что хочетъ умереть, какъ Марія, королева Шотландская, никто и не думалъ снимать съ плечъ эту размалеванную старую голову, да и вообще чѣмъ бы то ни было вредить ея обладательницѣ, если не считать того, что рѣшили держать ее подъ замкомъ.
   Повидимому, милэди въ своемъ несчастіи нашла друзей между людьми, которыхъ, во дни своего благоденствія, она считала своими злѣйшими врагами. Полковникъ Фрэнсисъ Эсмондъ, двоюродный братъ ея сіятельства и милорда, женившися на дочери соборнаго декана въ Винчестерѣ и со дня отъѣзда изъ Англіи короля Іакова, проживавшій неподалеко отъ Гекстона, былъ въ дружескихъ отношеніяхъ съ полковникомъ Брайсомъ, командующимъ войсками короля Вильгельма въ Гекстонскомъ округѣ, и съ тамошними духовными властями. Узнавъ объ арестованіи своей родственницы, онъ пріѣхалъ къ ней въ тюрьму съ предложеніемъ услугъ, обѣщая сдѣлать все, что будетъ въ его власти, для облегченія положенія дочери своего дяди. Полковникъ не только самъ пріѣхалъ въ тюрьму, но привезъ къ заключенной свою жену и маленькую дочь -- очаровательную дѣвочку необычайной красоты, которую старуха виконтесса очень полюбила, хотя между ея сіятельствомъ и матерью ребенка по прежнему не было искренней дружбы. Бываютъ обиды, которыхъ женщина никогда не проститъ другой женщинѣ, и, выходя замужъ за кузена лэди Кэстльвудъ, мистриссъ Фрэнсисъ Эсмондъ нанесла ей одну изъ такихъ неизгладимыхъ обидъ. Но такъ какъ мистриссъ Фрэнсисъ не была ни унижена, ни несчастна, то и могла допустить себя до перемирія въ ихъ взаимной враждѣ и на короткій срокъ, по крайней мѣрѣ, могла быть добра къ бывшей невѣстѣ своего мужа. Поэтому, маленькой Беатрисѣ, дочкѣ мистриссъ Фрэнсисъ, было разрѣшено навѣщать заключенную, которая и съ своей стороны -- поскольку дѣло шло объ отцѣ и ребенкѣ, -- преложила гнѣвъ на милость по отношенію къ этой вѣтви фамиліи Кэстльвудовъ. А такъ какъ полковникъ Эсмондъ занялъ при новомъ правительствѣ лучшее положеніе, чѣмъ занималъ раньше, и всякія подозрѣнія насчетъ его вѣрноподданническихъ чувствъ совершенно разсѣялись (послѣ того, какъ были захвачены его письма, о которыхъ говорилось выше, и поведеніе его сдѣлаюсь извѣстнымъ королевскому совѣту), -- то и онъ въ свою очередь могъ быть полезенъ своей родственницѣ гораздо больше, чѣмъ она могла бы на это разсчитывать при другихъ обстоятельствахъ.
   Но тутъ случилось одно происшествіе, благодаря которому милэди опять получила свободу, Кэстльвудъ-Голлъ перемѣнилъ владѣльца, а маленькій сиротка Гарри Эсмондъ пріобрѣлъ новаго, еще болѣе великодушнаго покровителя и друга. Въ чемъ бы ни заключалась та тайна, которую Гарри долженъ былъ узнать отъ лорда Кэстльвуда, онъ ея не узналъ, ибо съ того самаго вечера, когда пріѣзжалъ патеръ Гольтъ и увезъ съ собой милорда, мальчикъ больше не видалъ своего покровителя. То, что случилось съ милордомъ, можетъ быть разсказано здѣсь въ короткихъ словахъ. Взявъ свѣжихъ лошадей на постояломъ дворѣ, гдѣ они останавливались, милордъ съ патеромъ Гольтомъ поѣхали въ Чаттерисъ. Тамъ, у одного изъ духовныхъ сыновей его преподобія они нашли временное пристанище; но такъ какъ обоихъ ихъ усиленно розыскивали и за поимку каждаго была обѣщана большая награда, то они сочли болѣе благоразумнымъ разстаться: священникъ скрылся гдѣ-то въ другомъ, извѣстномъ ему мѣстѣ, а милордъ черезъ Бристоль переправился въ Ирландію, гдѣ тогда еще находился король Іаковъ съ своей арміей и дворомъ. Королевская армія немногое пріобрѣла съ пріѣздомъ милорда, который привезъ съ собой только свою шпагу да нѣсколько червонцевъ въ карманѣ; но, не взирая на такое скудное приношеніе, король принялъ его ласково и съ почетомъ: утвердилъ въ новомъ званіи маркиза, назначилъ командиромъ полка и обѣщалъ ему повышеніе въ будущемъ. Но ни титулъ, ни повышенія не понадобились болѣе милорду. Въ злополучномъ сраженіи подъ Бойной онъ былъ раненъ, бѣжалъ съ поля битвы (долго спустя послѣ того, какъ его царственный повелитель показалъ ему въ этомъ примѣръ), пролежалъ нѣсколько дней спрятанный въ какой-то лачугѣ, въ болотистой мѣстности, близъ города Трима, и умеръ -- не столько отъ непріятельской пули, сколько отъ простуды и лихорадки, которую онъ схватилъ на болотѣ. Миръ праху Томаса Кэстльвуда! Пусть ему спится спокойно въ могилѣ! Пишущій эти строки прощаетъ и жалѣетъ его, хотя этотъ человѣкъ былъ тяжко передъ нимъ виноватъ, вдвойнѣ виноватъ -- передъ сыномъ и матерью. Одну вину онъ, можетъ быть, и искупилъ бы, если бы Богъ продлилъ его жизнь, но искупить другую было не въ человѣческой власти: будемъ же надѣяться, что Власть, высшая, чѣмъ власть священника, отпустила ему этотъ грѣхъ. Во всякомъ случаѣ отпущеніе грѣховъ (насколько дѣйствительное -- это другой вопросъ) было ему дано: онъ имѣлъ утѣшеніе умереть, напутствуемый молитвами священника изъ Трима, который и извѣстилъ милэди письмомъ о постигшемъ его горѣ.
   Но въ тѣ времена письма путешествовали очень медленно. Прошло болѣе двухъ мѣсяцевъ прежде, чѣмъ это письмо пріѣхало изъ Ирландіи въ Англію. Когда же, наконецъ, оно достигло Англіи и было получено въ Кэстльвудѣ, милэди уже успѣла покинуть свой домъ и жила въ домѣ короля, въ Гекстонъ-Кэстлѣ. Впрочемъ, командующему отрядомъ, занимавшимъ нашъ замокъ, это обстоятельство не помѣшало распечатать письмо.
   Гарри Эсмондъ хорошо помнитъ, какъ оно было получено. Локвудъ принесъ его капитану Вестбери на лужайку, гдѣ они съ лейтенантомъ Трэнтомъ играли въ мячъ, а маленькій Эсмондъ сидѣлъ съ книгой тутъ же, въ бесѣдкѣ, и смотрѣлъ, какъ они играютъ.
   -- Тутъ новости для Франка Эсмонда, -- сказалъ капитанъ Вестбери, когда прочелъ письмо.-- Гарри, видѣлъ ты когда-нибудь полковника Эсмонда?
   И капитанъ очень внимательно посмотрѣлъ на мальчика при этихъ словахъ.
   Гарри отвѣчалъ, что онъ видѣлъ полковника только одинъ разъ, когда ѣздилъ въ Гекстонъ, -- на тамошнемъ балу.
   -- А онъ тебя видѣлъ? Не говорилъ-ли онъ чего о тебѣ?
   -- Я не хочу повторять, что онъ сказалъ, -- отвѣчалъ Гарри.
   Гарри шелъ уже тринадцатый годъ; онъ зналъ теперь исторію своего рожденія, зналъ, что оно позорно, и не питалъ любви къ человѣку, покрывшему безчестіемъ имя его матери и его собственное.
   -- Любишь ты лорда Кэстльвуда?
   -- Пока я не знаю своей матери, сэръ, я не могу отвѣчать на этотъ вопросъ, -- проговорилъ мальчикъ, и глаза его наполнились слезами.
   Тотда капитанъ Вестбери сказалъ торжественнымъ тономъ:
   -- Съ лордомъ Кэстльвудомъ случилось то, что рано или поздно случится со всѣми нами. Онъ умеръ отъ раны, которую получилъ подъ Бойной, сражаясь за короля Іакова.
   -- Я радъ, что милордъ сражался за правое дѣло, -- сказалъ мальчикъ.
   -- Во всякомъ случаѣ, -- продолжалъ мистеръ Вестбери, -- ужь лучше встрѣтить смерть на полѣ битвы, какъ подобаетъ мужчинѣ, чѣмъ умереть на Тоуэръ-Гиллѣ, что предстоитъ многимъ изъ нихъ. Надѣюсь, онъ оставилъ завѣщаніе и вообще такъ или иначе позаботился о тебѣ. Въ этомъ письмѣ говорится, что unicum tilium suum dilectissimum онъ поручаетъ попеченіямъ своей супруги. Надѣюсь, что онъ не ограничился этимъ въ своей заботливости о тебѣ.
   Гарри отвѣчалъ, что ничего не знаетъ. Судьба его была въ рукахъ Божіихъ, но ему казалось, что никогда еще до сихъ поръ онъ не былъ такъ одинокъ, лежа въ ту ночь въ своей маленькой комнаткѣ, которую по прежнему занималъ, мальчикъ съ острой болью стыда раздумывалъ о своемъ одиночествѣ, о своемъ странномъ, двусмысленномъ положеніи; онъ думалъ о томъ, какъ странно, что у него былъ отецъ и въ тоже время не было отца, думалъ о своей неизвѣстной матери, которую, быть можетъ, погубилъ тотъ самый отецъ, котораго онъ могъ признавать отцомъ только въ тайнѣ и съ краской стыда и котораго не могъ ни любить, ни уважать. У него сжималось сердце, когда онъ вспоминалъ, что патеръ Гольтъ -- чужой ему человѣкъ -- да еще два-три солдата, которыхъ онъ узналъ за послѣднія шесть недѣль, -- единственные близкіе ему люди въ широкомъ Божьемъ мірѣ, гдѣ онъ былъ теперь совсѣмъ одинъ. Душа ребенка была полна любви, и, лежа одинъ въ темнотѣ, онъ томился страстнымъ желаніемъ имѣть подлѣ себя хоть кого-нибудь, на кого бы могъ излить эту любовь. Онъ помнитъ -- и до самой смерти своей не забудетъ горькихъ мыслей и слезъ той долгой ночи, тишина которой нарушалась только унылымъ боемъ часовъ. Кто онъ и что онъ? Зачѣмъ онъ здѣсь? "Я, кажется, поѣду въ Тримъ къ этому священнику" думалъ мальчикъ, "и узнаю, что сказалъ ему мой отецъ на исповѣди, умирая... Есть-ли въ цѣломъ мірѣ такой заброшенный, никому не нужный ребенокъ, какъ я!.. А что, если я встану сейчасъ, уйду потихонько отсюда и убѣгу въ Ирландію?" Осаждаемый такими мыслями, обливаясь слезами, мальчикъ промучился всю ночь и, наконецъ, доплакался до того, что уснулъ.
   На другой день господа офицеры и солдаты, уже знавшіе о постигшемъ ребенка несчастіи, были съ нимъ особенно ласковы; и больше всѣхъ его другъ, Ученый Дикъ. Ученый Дикъ разсказалъ Гарри про смерть своего отца, умершаго въ Дублинѣ, когда Дику еще не было пяти лѣтъ. "Это было мое первое горе, -- сказалъ Дикъ.-- Помню, я вошелъ въ комнату, гдѣ лежало мертвое тѣло; мать моя сидѣла подлѣ и плакала. Въ рукахъ у меня былъ воланъ и я принялся стучать имъ въ гробъ и звать папу. Тогда мать взяла меня на руки и, заливаясь слезами, сказала, что папа не можетъ меня слышать и не будетъ со мной больше играть, потому что его зароютъ въ землю и онъ никогда уже къ намъ не придетъ. Съ тѣхъ поръ, -- прибавилъ добрый Дикъ, -- я всегда жалѣю дѣтей. Оттого-то я и тебя полюбилъ, мой бѣдный сиротка. И если когда нибудь тебѣ понадобится другъ, помни, что ты найдешь его въ Ричардѣ Стилѣ".
   Гарри Эсмондъ былъ глубоко признателенъ своему другу и сказалъ ему это. Но что могъ сдѣлать для него ефрейторъ Стиль? Взять его съ собой, обратить въ слугу всего отряда, да сажать на лошадь, когда у нихъ бывала лишняя лошадь? Въ гербѣ Гарри Эсмонда, можетъ быть, было пятно, но самый гербъ былъ все-таки дворянскій.
   На совѣтѣ двухъ друзей было рѣшено, что маленькій Гарри останется на мѣстѣ и покорится своей участи, какова бы она ни была. И Гарри остался въ Кэстльвудѣ, съ немалой тревогой спрашивая себя, что-то ждетъ его въ будущемъ.
  

ГЛАВА VII
Я остаюсь сиротой въ Кэстльвудъ-Голлѣ и нахожу тамъ великодушнѣйшихъ покровителей.

   Все время, пока солдаты занимали замокъ, честный Дикъ былъ неизмѣннымъ товарищемъ одинокаго маленькаго сиротки Гарри Эсмонда; они читали вдвоемъ, играли въ мячъ, и когда другіе солдаты или ихъ офицеры, не стѣснявшіеся вообще въ своихъ разговорахъ за бутылкой вина (какъ это было въ обычаѣ въ тѣ времена, когда ни мужчины, ни женщины не отличались преувеличенной скромностью) начинали въ неприличномъ тонѣ разсказывать при ребенкѣ о своихъ любовныхъ похожденіяхъ, Дикъ, умѣвшій, можетъ быть, лучше ихъ всѣхъ смѣшилъ честную компанію, прекращалъ ихъ грубыя шутки строгимъ roaxima debetur pueris reverentia, а разъ такъ даже вызвалъ на поединокъ одного солдата, Тома Гелькинга по имени, за то, что. тотъ хотѣлъ обратиться къ Гарри Эстонду съ какимъ-то непристойнымъ вопросомъ.
   Съ другой стороны, тотъ же Дикъ, видя, что ребенокъ, какъ онъ говорилъ, уменъ не по лѣтамъ и отличается большою и весьма похвальной скромностью, довѣрилъ ему тайну своей любви къ дочери нѣкоего виноторговца, проживавшаго близь Толльярда въ Вестминстерѣ, которую онъ, Дикъ, воспѣвалъ въ стихахъ подъ именемъ Сахариссы и безъ которой, по это словамъ, жизнь была для него невозможна. Онъ божился въ этомъ по сто разъ на день, и Гарри невольно улыбался, видя, что его изнывающій отъ любви пастушокъ не думалъ терять ни своего аппетита, ни здоровья, и не уступалъ въ этомъ отношеніи самому здоровенному изъ солдатъ гарнизона. Мало того: Дикъ заставилъ Гарри поклясться, что онъ будетъ хранить его тайну, и мальчикъ свято держалъ свое слово, пока не убѣдился, что и солдаты, и офицеры -- всѣ до послѣдняго человѣка -- раздѣляли съ нимъ такое чрезвычайное довѣріе Дика и имѣли счастье читать его стихи. Не желая отступать отъ истины, я долженъ еще прибавить, что, вздыхая по своей Сахариссѣ, проживавшей въ столицѣ, Дикъ и въ деревнѣ нашелъ себѣ утѣшеніе: вскорѣ послѣ того, какъ гарнизонъ былъ отозванъ изъ Кэстльвуда, изъ нашей деревни приходила въ замокъ нѣкая дѣвица, стиравшая Дику бѣлье, и горько плакала, узнавъ, что онъ уѣхалъ (и притомъ уѣхалъ, не заплативъ ей по счету, такъ что Гарри Эсмонду пришлось взять этотъ платежъ на себя и отдать дѣвушкѣ серебряную монету, которую самъ же Дикъ ему подарилъ, когда разставался съ нимъ съ безконечными поцѣлуями и молитвами за его благоденствіе. Ученый Дикъ говорилъ, что никогда не забудетъ своего маленькаго друга, и въ самомъ дѣлѣ не забылъ.
   Гарри очень грустилъ, когда его добрые друзья солдаты покинули замокъ, и со страхомъ ожидалъ того времени (ибо заботы и одиночество сдѣлали его предусмотрительнымъ не по лѣтамъ), когда новый владѣлецъ и жена его должны были пріѣхать туда на житье. Ему пошелъ уже тринадцатый годъ, и до сихъ поръ у него не было друзей, кромѣ, можетъ быть, этого сумасброднаго добряка Дика, да еще патера Гольта; сердце же у мальчика было любящее и привязчивое, -- до слабости нѣжное сердце, которое жаждало любви и про которое можно было сказать, что оно не успокоится, пока не найдетъ кого-нибудь, кто бы захотѣлъ его взять.
   Инстинктивное чувство, заставлявшее Генри Эсмонда восхищаться милой женщиной -- прекраснымъ видѣніемъ, поразившимъ его съ первой же ихъ встрѣчи своею красотой и добротой, -- вскорѣ превратилось въ горячую преданность и страстную благодарность, всецѣло наполнившія его юное сердце, которому до сихъ поръ чувство благодарности едва-ли было знакомо, потому что ни отъ кого почти, кромѣ добраго отца Гольта, онъ не видалъ ласки. "О Dea certe" думалъ мальчикъ, припоминая строфы Энеиды, которымъ научился отъ патера. Каждый взглядъ, каждое движеніе этого прелестнаго существа дышали, казалось ему, какою-то ангельской кротостью, небеснымъ состраданіемъ. Ходила-ли она или сидѣла, говорила или молчала, -- она была ему одинаково мила. Когда она говорила -- хотя бы то были самыя простыя слова -- одинъ звукъ ея голоса доставлялъ ему наслажденіе, доходившее почти до страданія. Я не могу назвать любовью это чувство двѣнадцатилѣтняго ребенка, бывшаго въ домѣ немногимъ больше слуги, къ его госпожѣ, высокопоставленной лэди: нѣтъ, это была не любовь, а обожаніе. Ловить ея взглядъ, угадывать малѣйшее желаніе и бросаться исполнять его прежде, чѣмъ она успѣла его высказать; смотрѣть на нее, боготворить ее, слѣдовать за ней по пятамъ -- сдѣлалось цѣлью всей его жизни. А между тѣмъ -- какъ это часто бываетъ -- идолъ его имѣлъ своихъ идоловъ и даже не догадывался о поклоненіи своего крохотнаго обожателя.
   У милэди было три идола. Первый и самый главный изъ трехъ, -- ея Юпитеръ и верховный владыка -- былъ ея мужъ, покровитель Гарри, добрякъ виконтъ Кэстльвудъ. Это желанія были для нея закономъ. Когда у него болѣла голова -- жена его была больна. Когда онъ хмурился, она дрожала. Когда онъ шутилъ -- она улыбалась и была счастлива. Когда онъ ѣхалъ на охоту -- она неизмѣнно стояла у окна съ хнычущимъ сынишкой на рукахъ и смотрѣла, какъ онъ уѣзжаетъ, или дежурила у того же окна, поджидая его возвращенія. Она сама стряпала къ обѣду его любимыя блюда, приправляла пряностями его вино, готовила ему къ завтраку сахарную воду. Она заставляла ходить на цыпочкахъ весь домъ, когда послѣ обѣда ея мужъ спалъ въ своемъ креслѣ, и ловила его взглядъ, когда онъ просыпался. Если про милорда можно было сказать, что онъ гордился своей красотой, то милэди просто боготворила ее. Когда онъ ходилъ по террасѣ, -- и она съ нимъ ходила, обхвативъ своими хорошенькими маленькими ручками его большую, сильную руку и нѣжно прижимаясь къ нему. Глаза ея никогда не уставали смотрѣть ему въ лицо и изумляться совершенству этого лица. Ея маленькій сынишка былъ е_г_о сынъ -- вылитый отецъ, съ такими же темными, курчавыми волосами. Ея дочка Беатриса -- была е_г_о дочь, съ его глазами. А были-ли еще на свѣтѣ другіе такіе прелестные глаза? Весь домъ былъ такъ поставленъ, что на первомъ планѣ были его удобства и его удовольствія. Она любила, когда ихъ сосѣди, мелкопомѣстные дворяне, пріѣзжали къ нему на поклонъ. Восхищаются-ли ею самой -- до этого ей не было дѣла: кто хотѣлъ понравиться хозяйкѣ, долженъ былъ восхищаться ея мужемъ. На свои костюмы она не обращала никакого вниманія: она была способна носить одно и тоже платье, пока оно не превращалось въ лохмотья, только потому, что когда-то это платье ему нравилось, и стоило ему привезти ей какую-нибудь брошку или ленточку, чтобы эта вещь сдѣлалась ей дороже всѣхъ, самыхъ дорогихъ вещей ея гардероба. Милордъ каждый годъ ѣздилъ въ Лондонъ на шесть недѣль, и такъ какъ они были слишкомъ бѣдны, чтобы показываться при Дворѣ съ подобающей ихъ общественному положенію пышностью, то онъ ѣздилъ одинъ. Не раньше, какъ съ той минуты, когда онъ скрывался изъ вида, лицо ея выдавало всю ея печаль. А какая радость, когда онъ возвращался! Какія приготовленія къ его пріѣзду. Во все время его отсутствія его кресло оставалось у камина, какъ оно стояло при немъ; на это кресло она часто сажала дѣтей: смотрѣть, какъ они оба сидятъ тамъ, на мѣстѣ отца, было лучшимъ удовольствіемъ этого любящаго созданія. За столомъ никто не смѣлъ занять мѣста милорда, и его серебряный кубокъ стоялъ за его приборомъ, какъ и тогда, когда онъ былъ дома.
   Какая это была прелестная картина по утрамъ (когда милордъ бывалъ въ отсутствіи, или въ тѣ, часто повторявшіеся дни, когда онъ подолго нѣжился въ постели изъ-за головной боли, а то и просто потому, что спалъ) -- что это была за прелестная картина, говорю я, когда прекрасная молодая хозяйка Кэстльвуда, съ маленькой дочкой у колѣнъ, окруженная всѣми своими домочадцами, читала утреннія молитвы англиканской церкви. Эсмондъ никогда не могъ забыть, какъ она говорила и смотрѣла въ эти часы, какъ благоговѣйно преклоняла колѣна передъ божественной книгой и какъ сверкало солнце въ ея свѣтлыхъ волосахъ, окружая ея голову золотистымъ сіяніемъ. Вся домашняя прислуга -- человѣкъ десять или двѣнадцать -- стояла на колѣняхъ, выстроившись въ одну линію противъ своей госпожи. Первое время Гарри Эсмондъ не присутствовалъ на этихъ собраніяхъ и слушалъ молитвы изъ сосѣдней прихожей; но такъ какъ докторъ Тёшеръ убѣдилъ его, что эти молитвы -- общія для всѣхъ христіанскихъ церквей всѣхъ временъ (а къ тому же, постояннымъ желаніемъ мальчика было чувствовать себя какъ можно ближе къ своей госпожѣ и ему хотѣлось думать, что все, что она дѣлаетъ, -- хорошо) -- онъ вскорѣ изъ прихожей перебрался въ гостиную и, слушая молитвы, сталъ преклонять колѣна вмѣстѣ съ остальными домочадцами. Не прошло и двухъ лѣтъ, какъ милэди обратила его въ свою вѣру. Мальчикъ такъ любилъ свою прекрасную законоучительницу, что готовъ былъ подписаться подъ каждымъ ея словомъ. Онъ никогда не уставалъ слушать ея горячія рѣчи, ея простыя толкованія текста Божественной Книги, которую она читала ему вслухъ своимъ нѣжнымъ голосомъ, звучавшимъ такъ убѣдительно, такъ сладко проникавшимъ въ душу, что трудно было противиться его обаянію. Всѣ эти чтенія, дружескіе споры и близость, къ которой они приводили, сдѣлали то, что ребенокъ еще горячѣе привязался къ своей госпожѣ. Это была счастливѣйшая пора его жизни. Молодая мать съ своей дочкой и маленькимъ сыномъ и сиротка-подростокъ, котораго она приняла подъ свое крылышко, вмѣстѣ читали, вмѣстѣ работали и играли, и часто всѣ четверо бывали дѣтьми. Когда, бывало, милэди строила планы о будущемъ -- а какая любящая женщина не задумывается о немъ?-- во всѣхъ этихъ планахъ ужъ непремѣнно фигурировалъ и Гарри. Тысячу тысячъ разъ съ свойственной ему необузданной страстностью, онъ давалъ себѣ клятву, что никакая сила не разлучитъ его съ его госпожей, и молилъ судьбу только объ одномъ -- дать ему случай доказать ей свою вѣрность и преданность. Теперь, когда онъ на склонѣ дней спокойно припоминаетъ счастливыя и бурныя сцены своей жизни, онъ съ благодарностью можетъ сказать, что свято сдержалъ эту дѣтскую клятву. Жизнь его была такъ проста, что всю ея длинную исторію можно уписать въ нѣсколько строкъ. Но только у немногихъ людей ихъ жизненное странствіе обходится безъ бурь, и безмятежной тишинѣ нашей совмѣстной жизни, о которой я сейчасъ говорилъ, долженъ былъ скоро придти конецъ.
   По мѣрѣ того, какъ Гарри подросталъ, его умъ начиналъ самостоятельно работать; онъ много читалъ, много думалъ, и поневолѣ проводилъ много времени порознь отъ любящихъ его милыхъ людей, которые приняли его въ свой семейный кружокъ. Онъ читалъ много такихъ книгъ, которыя ихъ не интересовали, и очень часто, находясь между ними, былъ все-таки одинъ. Цѣлыя ночи просиживалъ онъ за работой -- быть можетъ, пустой и ненужной, но которую они не могли съ нимъ раздѣлить. Его дорогая госпожа, съ присущей ей ревнивой зоркостью любящаго сердца, отгадывала его мысли: она уже начинала предчувствовать, что настанетъ время, когда ея пріемный сынъ улетитъ изъ родного гнѣзда, и на его горячіе протесты (когда она объ этомъ заговаривала) только вздыхала и качала головой.
   Судьба, прежде чѣмъ исполнить надъ нами свой роковой приговоръ, всегда посылаетъ намъ предостерегающія знаменія въ видѣ тайныхъ предчувствій. Кажется, будто еще все кругомъ тихо и спокойно, а между тѣмъ мы уже знаемъ, что надвигается буря.
   Гораздо раньше, чѣмъ миновали счастливые дни, -- по крайней мѣрѣ, двое изъ нашего семейнаго кружка предчувствовали: что дни эти близятся къ концу, и оба втайнѣ страдали и были на-сторожѣ, ожидая тучи, которая должна была затмить ихъ ясный небосклонъ.
   Гарри не трудно было замѣтить, что, при всемъ постоянствѣ милэди въ ея преклоненіи передъ мужемъ, милордъ начиналъ утомляться своей спокойной жизнью; онъ часто скучалъ, брюзжалъ и тяготился золотыми цѣпями любви, которыми жена думала его къ себѣ приковать. Говорятъ, и тибетскій Далай-Лама очень тяготится своей ролью божества; говорятъ, будто онъ зѣваетъ въ своемъ алтарѣ, когда бонзы ползаютъ передъ нимъ на колѣняхъ. Тоже можно сказать и о домашнихъ божкахъ: не одному такому божку становится тошно отъ поклоненій, которыми преслѣдуютъ его домашніе рабы; не одинъ изъ нихъ вздыхаетъ по свободѣ, по своемъ прежнемъ вольномъ житьѣ, и радъ бы душой сойти съ пьедестала, на который его поклонники охотно усадили-бы его на всю жизнь. А они-то воздаютъ ему божескія почести, осыпаютъ его цвѣтами и лестью, кадятъ ему, поютъ хвалебные гимны... Такъ, послѣ нѣсколькихъ лѣтъ супружеской жизни, заскучалъ о добрякъ милордъ Кэстльвудъ. Всѣ эти превыспренніе восторги, колѣнопреклоненія и славословія, которыми угощала этого божка жена -- его главная жрица -- сначала нагоняли на него сонъ, а потомъ стали выгонять его изъ дома; ибо, ужъ если говорить правду, милордъ былъ джентльменъ веселаго нрава, и въ натурѣ его было очень мало божественнаго или царственнаго, хотя его любящая жена упорно продолжала поклоняться ему. Къ тому же за эту любовь ему приходилось расплачиваться такою цѣною, которую люди съ его характеромъ находятъ вообще черезчуръ дорогой: однимъ словомъ, если у милорда была любящая жена, то несомнѣнно, что жена у него была ревнивая и очень требовательная. И ревность ея надоѣдала ему: онъ началъ отбиваться отъ рукъ. А тамъ пошли, конечно, жалобы и взаимные упреки -- быть можетъ, обѣщанія исправиться, которыхъ не исполняли; а тамъ опять упреки, безмолвные, но которые не легче были оттого, что они не высказывались словами, а читались въ печальномъ взглядѣ заплаканныхъ глазъ. А дальше... дальше чета, вѣроятно, вступила въ тотъ, довольно обыкновенный, фазисъ супружеской жизни, когда жена открываетъ, что ея идолъ медоваго мѣсяца -- совсѣмъ не богъ, а самый обыкновенный смертный, такой же, какъ всѣ остальные, когда она заглядываетъ къ себѣ въ душу и увы!-- vacuae sedes et inania arcana. Теперь -- предполагая, что женщина эта одарена отъ природы самостоятельнымъ свѣтлымъ умомъ и тонкимъ чутьемъ -- представьте себѣ, что волшебныя чары, ее ослѣплявшія, заставлявшія ее поклоняться, какъ богу, самому заурядному человѣку, -- распались. Что же выходитъ? Мужъ и жена живутъ вмѣстѣ; вмѣстѣ обѣдаютъ, говорятъ другъ другу: "мой милый", "любовь моя", и такъ далѣе, но мужъ живетъ самъ по себѣ, жена -- сама по себѣ: сонъ любви миновалъ -- выдохся, умеръ, какъ умираетъ все на свѣтѣ: цвѣты и гнѣвныя вспышки, печали и радости.
   Очень возможно, что лэди Кэстльвудъ перестала боготворить своего идола, когда еще стояла передъ нимъ на колѣняхъ и требовала отъ всѣхъ домашнихъ, чтобы они поклонялись ему. Надо отдать справедливость милорду: о_н_ъ никогда не требовалъ такого раболѣпства; онъ шутилъ и смѣялся, пилъ свое вино и ругался, когда бывалъ сердитъ, -- учиняя все это такъ грубо и просто, что, очевидно, не претендовалъ на величіе; вообще, милордъ дѣлалъ все отъ него зависящее, чтобы разрушить престижъ, которымъ старалась окружить его жена. Молодому Эсмонду не нужно было особенной смѣтливости, чтобы догадаться, что у него, Гарри, было больше ума, чѣмъ у его покровителя, который, впрочемъ, никогда не принималъ съ мальчикомъ (да и ни съ кѣмъ изъ зависѣвшихъ отъ него) тона превосходства, кромѣ тѣхъ случаевъ, когда бывалъ чѣмъ-нибудь недоволенъ и когда выражалъ свое мнѣніе божбой и ругательствами -- надо сознаться, чрезвычайно свободно. Напротивъ, скорѣе можно было сказать, что милордъ баловалъ "преподобнаго Гарри", какъ называлъ онъ юнаго Эсмонда, вѣчными похвалами его талантамъ и восхищеніемъ передъ его дѣтской ученостью.
   Можетъ показаться неблагодарнымъ со стороны человѣка, облагодѣтельствованнаго своимъ покровителемъ говорить о старшихъ иначе, какъ въ самомъ почтительномъ тонѣ; но авторъ настоящихъ записокъ самъ имѣетъ внучатъ, которыхъ воспитывалъ, стараясь по возможности не прививать имъ той раболѣпной почтительности по отношенію къ себѣ, какой требуютъ въ наше время родители отъ дѣтей, -- той внѣшней почтительности, гдѣ подъ личиной долга часто таятся равнодушіе, презрѣніе или возмущенная гордость; и какъ онъ самъ не хотѣлъ бы, чтобы звуки считали или изображали его передъ другими хотя бы на дюймъ выше того, чѣмъ создала его природа, -- такъ, и вспоминая о людяхъ, которыхъ зналъ въ своей юности, онъ хочетъ говорить о нихъ безъ злобы, но правду (насколько ее знаетъ), ничего не смягчая, но и ничего не выставляя съ умысломъ въ дурномъ свѣтѣ.
   И такъ, милордъ Кэстльвудъ, -- пока міръ Божій, въ своемъ движеніи, сообразовался съ его желаніями, -- былъ человѣкъ добродушный, характера отъ природы живого и покладистаго; онъ любилъ пошутить, особенно съ низшими, и былъ очень доволенъ, когда его шуткамъ смѣялись, отдавая такимъ образомъ должную дань его остроумію. По части всѣхъ тѣлесныхъ упражненій онъ былъ большой мастеръ: прекрасно стрѣлялъ въ цѣль, билъ птицъ на лету, объѣзжалъ лошадей, скакалъ черезъ какія угодно препятствія, безъ промаха металъ дискъ и, вообще, во всѣ игры игралъ очень искусно. Все это онъ умѣлъ и дѣлалъ хорошо; но плохо было то, что онъ не допускалъ, чтобы кто либо могъ превзойти его въ этихъ вещахъ. Благодаря этому его часто обманывали на лошадяхъ, тогда какъ онъ воображалъ, что знаетъ въ нихъ толкъ лучше любого жокея; ловкіе шуллера обыгрывали его на билліардѣ и обирали, такъ что послѣ каждой своей поѣздки въ Лондонъ онъ возвращался домой чуть-ли не вдвое бѣднѣе, чѣмъ былъ, какъ это выяснилось изъ положенія его денежныхъ дѣлъ впослѣдствіи, когда случилась внезапная катастрофа, положившая конецъ земной карьерѣ милорда.
   Онъ любилъ хорошо одѣваться и, словно какая-нибудь старая кокетка, проводилъ ежедневно по нѣсколько часовъ за своимъ туалетомъ. Десятая часть его дня уходила на чистку зубовъ и уборку головы; у него были вьющіеся темные волосы, которые онъ тщательно помадилъ и никогда не пряталъ подъ парикъ, какъ это дѣлали въ то время почти всѣ. (Теперь намъ, слава Богу, возвратили привиллегію ношенія собственныхъ волосъ, но не иначе, какъ съ прибавкой помады и пудры. Хотѣлъ бы я знать, настанетъ-ли такое время, когда будетъ дозволено носить наши черные, рыжіе или сѣдые волосы такими, какими ихъ сдѣлала природа?). Милордъ и жену любилъ видѣть хорошо одѣтой и, конечно, милэди не щадила трудовъ, чтобы угодить ему въ этомъ отношеніи; впрочемъ, милэди съ одинаковой готовностью дала бы причесать, или отрубить себѣ голову, смотря по тому, чего бы онъ потребовалъ отъ нея.
   Прислуживая за столомъ въ качествѣ пажа ихъ сіятельствъ, молодой Эсмондъ только дивился, слыша изо дня въ день, какъ милордъ разсказывалъ своимъ гостямъ все одни и тѣ же трактирные анекдоты, причемъ милэди обыкновенно улыбалась или опускала глаза, смотря по обстоятельствамъ, а докторъ Тёшеръ хохоталъ въ надлежащихъ мѣстахъ или вскрикивалъ, якобы протестуя: "Какъ вамъ не стыдно, милордъ! Вы забываете о моей рясѣ!"; но это слабое подобіе протеста только еще больше подстрекало милорда. Къ концу обѣда, послѣ эля, анекдоты становились все забористѣе и достигали высшаго градуса за послѣобѣденной бутылкой вина. Милэди обыкновенно спасалась бѣгствомъ послѣ перваго же бокала за церковь и короля, предоставляя джентльменамъ допивать вино безъ нея и провозглашать на свободѣ остальные тосты. А такъ какъ Гарри Эсмондъ былъ собственно пажемъ милэди, то съ ея уходомъ кончалась и его служба за столомъ.
   -- Милордъ служилъ въ арміи и жилъ съ солдатами, -- говорила она мальчику въ такихъ случаяхъ, -- а въ этомъ кружкѣ допускаются большія вольности. Ты получилъ другое воспитаніе, и, я надѣюсь, что къ тому времени, когда ты подростешь, нравы измѣнятся. Я говорю это не съ тѣмъ, чтобы осуждать милорда, потому что нѣтъ въ цѣломъ королевствѣ человѣка лучше и благочестивѣе его.-- Весьма вѣроятно, что она и сама искренно этому вѣрила. Просто непостижимо, какія вещи можетъ продѣлывать мужчина, и несмотря ни на что женщина будетъ все-таки считать его ангеломъ!
   Кстати объ ангелахъ: такъ какъ Эсмондъ взялъ своимъ девизомъ истину, то, говоря о другомъ ангелѣ, -- о своей дорогой госпожѣ, онъ считаетъ своимъ долгомъ сказать, что въ ея характерѣ былъ одинъ недостатокъ, сильно вредившій ея совершенствамъ. Въ высокой степени добрая и снисходительная къ представителямъ грубаго пола, она по отношенію къ женщинамъ неизмѣнно проявляла какое-то странное злорадство. Лучшее доказательство, что миледи дѣйствительно страдала этимъ порокомъ, это то, что, охотно признавая за собой тысячу другихъ недостатковъ, которыхъ у нея не было, -- в_ъ э_т_о_м_ъ она ни за что не хотѣла сознаться. Стоило появиться въ Кэстльвудѣ молодой женщинѣ, не совсѣмъ безобразной, чтобы милэди нашла въ ней какой-нибудь изъянъ, такъ что милордъ, съ свойственной ему безцеремонной шутливостью, часто даже подсмѣивался надъ ней по поводу такой слабости. Хорошенькія служанки, приходившія наниматься къ Кэстльвудъ-Голлъ, могли быть заранѣе увѣрены, что ихъ у насъ не наймутъ. Наша ключница была старуха; собственная камеристка милэди косила на одинъ глазъ и была изуродована оспой; остальной персоналъ женской прислуги были все неотесанныя деревенскія дѣвки, и съ ними лэди Кэстльвудъ была добра, какъ она была добра со всѣми по своему характеру; но какъ только ей приходилось имѣть дѣло съ хорошенькой женщиной, она становилась сдержанна, холодна и надменна. Этотъ недостатокъ замѣчали за ней и наши сосѣдки, деревенскія дамы: такимъ образомъ выходило, что мужчины восхищались милэди, а ихъ жены и дочери жаловались на ея холодность и говорили, что она задаетъ тонъ и что при лэди Іезавели (какъ называли вдовствующую виконтессу) въ Кэстльвудѣ было гораздо веселѣй. Нѣкоторые были, впрочемъ, на сторонѣ милэди. Старуха лэди Бленкинсопъ Джойнчуръ, состоявшая въ числѣ придворныхъ дамъ въ царствованіе короля Іакова Перваго, всегда защищала ее. Другой ея сторонницей была мистриссъ Крукшенкъ, дочь епископа Крукшенка изъ Гекстона, -- тоже старуха. Обѣ эти дамы, да еще двѣ-три въ такомъ же родѣ, восхваляли милэди, какъ ангела, но хорошенькія женщины думали иначе, и общее мнѣніе по сосѣдству было то, что милордъ держится за юбку жены и не имѣетъ своей воли.
   На пятнадцатомъ году своей жизни Гарри Эсмондъ имѣлъ второй уже поединокъ: онъ подрался съ Бріаномъ Гокшоу, сыномъ сэра Джона Гокшоу. Бріанъ сталъ отстаивать высказанное имъ мнѣніе, что милэди ревнива и держитъ милорда подъ башмакомъ; Гарри страшно взбѣсился и съ такимъ неистовствомъ напалъ на своего оппонента, что тотъ оказался побѣжденнымъ, не смотря на то, что былъ двумя годами старше и гораздо больше Гарри. Неизвѣстно, какія послѣдствія могла бы имѣть эта ссора, если бы ея не прекратило появленіе доктора Тёшера, вышедшаго въ эту минуту изъ столовой.
   Бріанъ Гокшоу поднялся съ пола съ окровавленнымъ носомъ, совершенно ошеломленный яростью нападенія (какъ, вѣроятно, былъ бы ошеломленъ на его мѣстѣ даже человѣкъ и посильнѣе его).
   -- Ахъ, ты нищій... незаконнорожденный!-- сказалъ онъ.-- Я убью тебя за это!
   И въ самомъ дѣлѣ, ему было бы не трудно убить Гарри, настолько онъ былъ больше его.
   -- Пусть незаконнорожденный, ничего!-- отвѣчалъ Гарри, стискивая зубы.-- У меня есть двѣ шпаги и если ты согласенъ встрѣтить меня, какъ мужчина, сегодня ночью на террассѣ...
   Тутъ вышелъ докторъ Тёшеръ, и это положило конецъ препирательству двухъ юныхъ бойцовъ. Очень возможно, что Гокшоу, какъ ни былъ онъ великъ, не пожелалъ бы продолжать ссоры съ такимъ свирѣпымъ противникомъ.
  

ГЛАВА VIII.
Послѣ счастья приходитъ несчастье.

   Съ тѣхъ поръ, какъ лэди Мери Вортлей Монтэгю привезла къ намъ изъ Турціи обычай оспопрививанія (обычай, который многіе считаютъ гибельнымъ, говоря, что прививать оспу -- значитъ только безцѣльно бросаться на встрѣчу опасности), разрушительное дѣйствіе этой болѣзни -- этого ужаснаго бича человѣчества -- кажется, нѣсколько ослабѣло въ нашей части свѣта. Я помню, какъ въ мое время она уносила въ могилу сотни молодыхъ и прекрасныхъ существъ, а тѣ, къ оставался въ живыхъ, поднимались на ноги совершенно обезображенные, не похожіе на себя. Не одно прелестное личико оставило свои розы въ постели, на которую уложила это эта страшная, безпощадная болѣзнь. Бывали случаи, что, появившись въ какой-нибудь деревнѣ, оспа уничтожала половину ея населенія; немудрено, что не только молодые и красивые, но даже самые мужественные и сильные люди пугались ея приближенія и бѣжали отъ нея, куда кто могъ. Однажды, въ 1694 году (у меня есть важныя причины помнить этотъ день), докторъ Тёшеръ явился къ намъ въ замокъ съ перепуганнымъ лицомъ и съ извѣстіемъ, что въ деревнѣ появилась оспа, -- что въ домѣ кузнеца слегла одна изъ служанокъ.
   У нашего кузнеца, кромѣ кузницы, былъ еще трактиръ, который держала его жена. Посѣтители трактира засѣдали обыкновенно на улицѣ передъ дверью, на длинныхъ скамьяхъ; здѣсь они пили свое пиво и смотрѣли, какъ куютъ лошадей. Въ этомъ трактирѣ была хорошенькая дѣвушка, дочь хозяина, Нанси Сиврайтъ, какъ всѣ ее называли, -- веселая, милая дѣвушка, такая свѣженькая и румяная, что мальвы, выглядывавшія изъ-за ограды садика за трактиромъ, были не краснѣе ея щекъ. Въ то время Гарри Эсмонду шелъ уже семнадцатый годъ, и всегда какъ-то такъ выходило, что когда онъ отправлялся бродить по окрестностямъ, ему непремѣнно попадалась на глаза милое личико Нанси Сиврайтъ. Если у него не было никакихъ дѣлъ въ кузницѣ, онъ заходилъ въ "Три Замка" выпить кружку эля, или находилъ какой-нибудь другой предлогъ повидать бѣдную Нанси. Бѣдняжка! Гарри не думалъ, что онъ поступаетъ дурно, да и она навѣрное тоже; но фактъ былъ все-таки тотъ, что они постоянно встрѣчались -- въ полѣ, у ручья, подлѣ садовой ограды или гдѣ-нибудь около замка; много, много разъ въ недѣлю повторялось ея удивленное: -- "ахъ, батюшки! -- мистеръ Генри! -- вотъ неожиданно!" на что онъ неизмѣнно отвѣчалъ ей: "Здравствуйте, Нанси, -- какъ поживаете?" Поразительная вещь эта сила магнетизма, взаимно притягивающаго людей, какъ бы ни были они далеки другъ отъ друга... Теперь я краснѣю, когда вспоминаю бѣдную Нанси въ ея малиновомъ корсажикѣ и холстниковой юбочкѣ, -- съ ея полненькими румяными щечками; мнѣ стыдно вспомнить, что я строилъ ковы противъ нея, изобрѣталъ хитроумные планы обольщенія, обращался къ ней мысленно съ длиннѣйшими тирадами, хотя вся эта храбрость обыкновенно пропадала въ присутствіи моей скромной очаровательницы, которая ни о чемъ не имѣла понятія, знала только своихъ коровъ и широко раскрывала свои черные глазки, когда я начиналъ декламировать ей Валлера или Овидія. Бѣдная Нанси! Твое честное крестьянское лицо улыбается мнѣ изъ далекаго прошлаго, и я помню твой милый голосъ такъ хорошо, какъ будто слышалъ его только вчера!
   Когда докторъ Тёшеръ пришелъ къ намъ съ извѣстіемъ, что оспа появилась въ "Трехъ Замкахъ", куда, какъ говорили, ее занесъ какой-то бродяга, первымъ душевнымъ движеніемъ Генри Эсмонда былъ страхъ за бѣдную Нанси, а затѣмъ стыдъ и безпокойство за семью Кэстльвудовъ: онъ испугался, не перенесъ-ли заразы въ замокъ. Дѣло въ томъ, что въ этотъ самый день мистеръ Гарри цѣлый часъ просидѣлъ въ комнаткѣ за трактиромъ, гдѣ была и Нанси Сиврайтъ съ своимъ маленькимъ братомъ, который жаловался на головную боль и, то лежалъ безъ движенія на креслѣ у камина, то начиналъ плакать, и тогда они съ Нанси поперемѣнно держали его на рукахъ.
   Услышавъ отъ доктора Тёшера о появленіи оспы, маленькая лэди Беатриса завизжала отъ страха, а милордъ сказалъ: "Господи, спаси насъ и помилуй!" Милордъ былъ храбрый человѣкъ и не боялся смерти ни въ какомъ видѣ, кромѣ этого. Онъ очень гордился своимъ румянымъ цвѣтомъ лица и прекрасными волосами, и одна мысль о возможности умереть отъ оспы пугала его. "Мы заберемъ дѣтей и завтра же уѣдемъ въ Валькотъ" -- прибавилъ онъ. Валькотъ было небольшое имѣньице близъ Винчестера, доставшееся милорду отъ матери.
   -- Это лучшее, что вы можете придумать, такъ какъ зараза, вѣроятно, начнетъ распространяться, -- сказалъ докторъ Тёшеръ. -- Ужаснѣе всего, что очагъ заразы въ трактирѣ: навѣрно тамъ уже перебывала сегодня половина деревни, -- или тамъ, или въ кузницѣ, а это одно и тоже. Мой причетникъ, Нагумъ, живетъ у кузнеца на квартирѣ. Я даже не знаю, какъ теперь войти въ церковь, гдѣ этотъ человѣкъ постоянно вертится возлѣ меня; я р_ѣ_ш_и_т_е_л_ь_н_о не хочу имѣть его подлѣ себя.
   -- А если бы кто-нибудь изъ вашихъ прихожанъ умиралъ отъ оспы и прислалъ за вами, развѣ вы не пошли бы къ нему?-- спросила милэди, поднимая на пастора отъ пялецъ свои спокойные голубые глаза.
   -- Клянусь Богомъ, я не пошелъ бы!-- сказалъ милордъ.
   -- Мы не въ странѣ папистовъ: исповѣдь и отпущеніе грѣховъ не считаются у насъ обязательными для умирающихъ, -- объяснилъ священникъ.-- Правда, исповѣдь облегчаетъ больного и приноситъ ему утѣшеніе. Но бываютъ случаи, когда жизнь пастыря, приходскаго священника, такъ дорога для его паствы, что онъ не имѣетъ права ею рисковать, тѣмъ болѣе, что, подвергая опасности свою жизнь, онъ ставитъ на карту и жизнь своихъ близкихъ, всю будущность и матеріальное (не говоря уже о духовномъ) благосостояніе своей семьи. Да, повторяю, онъ не долженъ рисковать собой ради какого-нибудь одного человѣка, который, можетъ быть, даже не въ силахъ вмѣстить смысла благой вѣсти прощенія, носителемъ коей является этотъ священникъ, ибо, въ большинствѣ случаевъ, больной недостаточно образованъ, да вдобавокъ еще находится зачастую въ безсознательномъ состояніи. Конечно, если бы в_ы, ваше сіятельство, или его сіятельство милордъ, мой добрый другъ и покровитель, схватили заразу...
   -- Сохрани Боже!-- вскрикнулъ милордъ.
   -- Аминь, -- сказалъ докторъ Тёшеръ.-- Да услышитъ Богъ вашу молитву, дорогой мой лордъ... Я хотѣлъ только сказать, что за васъ готовъ положить свою жизнь.
   И, глядя на перепуганное румяное лицо почтеннаго доктора, можно было подумать, что отъ него каждую минуту могутъ потребовать этой жертвы.
   Генри Эсмондъ былъ всегда ласковъ съ дѣтьми; любовь къ дѣтямъ была въ немъ даже не достоинствомъ, а скорѣе инстинктомъ: онъ почти стыдился ея, какъ слабости. И вотъ, въ тотъ день, о которомъ я говорю, бѣдняга держалъ у себя на колѣняхъ не только своего маленькаго друга, -- брата Нанси Сиврайть, но и Франка Кэстльвуда, которому все послѣ обѣда рисовалъ картинки и разсказывалъ сказки и который никогда не уставалъ слушать разсказы Гарри и безпрестанно просилъ его нарисовать еще солдата или лошадь. По счастью Беатриса не пожелала въ тотъ день занять свое всегдашнее мѣсто на колѣняхъ у своего учителя, хотя обыкновенно сидѣла тамъ очень охотно. Надо замѣтить, что Беатриса съ самаго ранняго дѣтства завидовала своему маленькому брату и ревновала къ нему всѣхъ окружающихъ. Она не выносила, чтобы его ласкали; даже матери она не позволяла себя поцѣловать, если видѣла, что мать передъ тѣмъ цѣловала Франка, такъ что лэди Эсмондъ была принуждена скрывать любовь къ сыну въ присутствіи дочери и стараласъ ласкать ихъ каждаго порознь. Дѣвочка краснѣла и блѣднѣла отъ злости, когда ей случалось перехватить ласковый взглядъ или слово, обращенные матерью къ Франку. Если ей казалось, что мальчику дали лучшее яблоко чѣмъ ей, или больше сладкаго пирога, она забивалась въ уголъ и дулась по цѣлымъ вечерамъ. Если имъ обоимъ дарили какой-нибудь пустякъ -- какія-нибудь ленточки, -- она бросала свою. Чуть не съ младенческихъ лѣтъ, сидя въ своемъ креслецѣ у большого камина, противъ того угла, гдѣ обыкновенно сидѣла лэди Кэстльвудъ за своимъ вышиваніемъ, она уже иронизировала на своемъ дѣтскомъ жаргонѣ по поводу предпочтенія, которое будто бы оказывалось ея брату. Лорда Кэстльвуда эти дѣтскіе сарказмы очень забавляли и смѣшили; когда дѣвочка начинала задирать брата при немъ, онъ дѣлалъ видъ, что больше любитъ сына: цѣловалъ его, гладилъ по головкѣ, подзадоривая ея ревность, и покатывался отъ хохота, когда ему удавалось ее раздразнить. Но милорду не приходилось быть частымъ свидѣтелемъ этихъ сценъ; да и вообще онъ рѣдко нарушалъ мирную тишину домашняго очага, у котораго жена его проводила долгіе вечера. Въ охотничій сезонъ милордъ цѣлые дни проводялъ на охотѣ; онъ посѣщаль всѣ ярмарки въ округѣ и былъ способенъ проскакаль двадцать миль, чтобы только не пропустить какого-нибудь пѣтушьяго боя или посмотрѣть, какъ два клоуна разбиваютъ другъ другу головы въ поедникѣ на палкахъ. Милордъ больше любилъ проводить время въ столовой за элемъ и пуншемъ съ какимъ-нибудь Джекомъ или Томомъ, чѣмъ сидѣть въ гостиной жены, куда, впрочемъ, рѣдко являлся иначе, какъ съ налитыми кровью глазами и съ заплетающимися ногами, и не приносилъ съ собой ничего, кромѣ пьяныхъ рѣчей. Хозяйство -- полевое и домашнее, заботы о немногихъ арендаторахъ и бѣдныхъ прихода, а также вся отчетность по имѣнью лежали цѣликомъ на плечахъ милэди и ея юнаго секретаря, Генри Эсмонда. Милордъ ничего не хотѣлъ знать, кромѣ своихъ конюшень, псарни и погреба, которыя наполнялъ и опустошалъ весьма добросовѣстно, И такъ, говорю я, случайно вышло, что въ тотъ злосчастныя день, когда бѣдняга Гарри держалъ на рукахъ сперва сына кузнеца, а потомъ сына пэра, маленькая Беатриса, видя, что ея мѣсто занято Франкомъ, не пожелала подойти къ своему учителю, хотя обыкновенно охотно подсаживалась къ нему съ книгой или тетрадкой, и по счастью для нея, просидѣла весь вечеръ въ противуположномъ углу. Здѣсь она все время возилась съ болонкой (болонка была ея собственная, и на миссъ Беатрису находили временами припадки страстной нѣжности къ этой собаченкѣ) и, поглядывая черезъ плечо на Гарри Эсмонда, нарочно ласкала собаку, не переставая твердить, что Фидо любитъ ее, а она любитъ Фидо и всю свою жизнь никого, кромѣ Фидо, не будетъ любить.
   Въ это время докторъ Тёшеръ принесъ свою новость. Услышавъ, что маленькій мальчикъ въ "Трехъ Замкахъ" боленъ оспой, бѣдный Гарри Эсмондъ страшно испугался, и не столько за себя, сколько за сына своей госпожи, котораго, можетъ быть, погубилъ. Беатриса (которой наскучило дуться и которая, какъ только въ домѣ появлялось новое лицо, начинала съ нимъ заигрывать и кокетничать, стараясь привлечь на себя вниманіе гостя) -- пользуясь тѣмъ, что ея брата увели спать, хотѣла было занять свое мѣсто на колѣняхъ у Эсмонда. Доктора, не смотря на то, что онъ всячески къ ней подольщался, она не любила за то (какъ объясняла эта дерзкая молодая дѣвица), что у него грубые сапоги и грязныя руки и еще потому, что она терпѣть не могла катехизиса.
   Но какъ только она вышла изъ своего угла и направилась къ Эсмонду, онъ вскочилъ съ мѣста и, схвативъ высокое кресло, на которомъ передъ тѣмъ сидѣлъ, загородился имъ отъ нея и сказалъ лэди Кэстльвудъ по французски (они много читали вдвоемъ на этомъ языкѣ, и милэди, подъ руководствомъ молодого человѣка, изучила его въ совершенствѣ):
   -- Милэди, не позволяйте дѣвочкѣ подходить ко мнѣ: я долженъ вамъ сказать, что былъ сегодня у кузнеца, и его мальчикъ лежалъ у меня на рукахъ.
   -- А потомъ тѣми же руками вы брали моего сына, -- проговорила милэди съ гнѣвомъ и вся покраснѣвъ.-- Благодарю васъ, сэръ, за эту услугу Беатриса, -- продолжала она по англійски, -- не дотрогивайся до мистера Эсмонда! я запрещаю тебѣ. Иди, дитя, или въ свою комнату! Иди же... прощайте, ваше преподобіе... А вы, сэръ (это относилось къ Гарри) прекрасно сдѣлаете если возвратитесь въ трактиръ къ вашимъ друзьямъ.
   Ей глаза, обыкновенно такіе кроткіе метали молніи гнѣва, когда она это говорила. Высоко поднявъ свою, всегда склоненную, голову, она стояла передъ мальчикомъ съ видомъ королевы.
   -- Вотъ-те и на! -- сказалъ милордъ, грѣвшійся у камина (онъ былъ уже въ томъ видѣ, въ какой обыкновенно приходилъ къ этому часу дня).-- Рагель, за что ты разсердилась? Дамамъ никогда не слѣдуетъ сердиться -- не правда-ли, докторъ Тёшеръ?.. Впрочемъ, на Рашель пріятно смотрѣть, когда она сердится. Чортъ возьми, лэди Кэстльвудъ! Вы становшесь дьявольски красивы, когда разозлитесь.
   -- Я потому сержусь, милордъ, что мистеръ Генри Эсмондъ, которому, вѣроятно, не нравится наше общество, былъ сегодня въ трактирѣ, гдѣ у него есть д_р_у_з_ь_я.
   Милордъ расхохотался и продолжалъ, загнувъ крѣпкое словцо:
   -- Ахъ ты злодѣй! Ну, кто бы могъ подумать? Эдакій тихоня, а вѣдь туда же лѣзетъ къ Нанси Сиврайтъ... Послушайте, Тёшеръ, вѣдь онъ волочится за...
   -- Довольно, милордъ, -- сказала милэди.-- Не оскорбляйте меня такими рѣчами.
   -- Даю вамъ слово, -- проговорилъ бѣдный Гарри, чуть не плача отъ огорченія и стыда, -- даю вамъ слово, что честь этой молодой дѣвушки для меня неприкосновенна.
   -- Ну, разумѣется, -- отвѣчалъ милордъ, все больше и больше хмѣлѣя и продолжая хохотать.-- Повѣрьте его чести, докторъ, что честь Нанси Сив...
   -- Уведите спать миссъ Беатрису, -- закричала милэди своей камеристкѣ Текеръ, которая въ эту минуту принесла чай ея сіятельству.-- Уведите барышню въ ея комнату... впрочемъ, нѣтъ: въ вашу, -- прибавила она быстро.-- Иди, дитя мой. Иди же, я говорю! Слышишь? -- ни слова!
   И Беатриса, совершенно пораженная такимъ властнымъ тономъ въ устахъ матери, которая никогда почти не возвышала съ ней голоса, пошла изъ комнаты съ недоумѣвающимъ лицомъ, даже не заплакавъ, и только уже очутившись, вмѣстѣ съ мистриссъ Текеръ за дверью, принялась громко рыдать.
   Въ первый разъ въ жизни мать не обратила вниманія на ея слезы и, повернувшись къ мужу, -- горячо продолжала:
   -- Милордъ, этотъ молодой человѣкъ -- вашъ родственникъ, которому вы протежируете, -- только что сказалъ мнѣ по французски (ему было стыдно говорить объ этомъ на своемъ родномъ языкѣ), что все утро сегодня пробылъ въ трактирѣ и нянчился тамъ съ несчастнымъ мальчикомъ, который заболѣлъ оспой. И послѣ этого онъ приходитъ домой, весь еще пропитанный зараженной атмосферой этого мѣста, -- да, приходитъ домой зачумленный, и -- съ легкимъ сердцемъ, -- безъ зазрѣнія совѣсти, беретъ на руки моего сына и садится подлѣ меня... да, подлѣ м_е_н_я! Можетъ быть онъ убилъ Франка -- почемъ я знаю?-- убилъ наше дитя!.. Зачѣмъ онъ у насъ? Чтобъ приносить намъ несчастье?.. Зачѣмъ онъ здѣсь, я васъ спрашиваю? Пусть онъ -- уходитъ!.. Пусть уходитъ -- слышите -- сегодня же, и не порочитъ больше нашъ домъ!
   Никогда Гарри Эсмондъ не слыхалъ отъ нея рѣзкаго слова, и теперь ея жестокія слова такъ больно поразили бѣднаго мальчика, что нѣсколько секундъ онъ простоялъ, какъ потерянный, не помня себя отъ обиды и гнѣва, сознавая только всю несправедливую жестокость такого удара отъ этой руки. Изъ пунцоваго, какимъ онъ былъ за минуту передъ тѣмъ, онъ сдѣлался совсѣмъ бѣлый.
   -- Я не виноватъ въ своемъ происхожденіи, милэди, -- сказалъ онъ, -- такъ же, какъ и въ другомъ моемъ несчастіи. Что же касается вашего сына, то если т_е_п_е_р_ь близость ко мнѣ его губитъ, -- это не всегда было такъ... Прощайте, милордъ! Да наградитъ Богъ васъ и вашу семью за всю вашу доброту ко мнѣ. Я слишкомъ долго злоупотреблялъ добротой ея сіятельства: я ухожу.
   И, опустившись на одно колѣно. Гарри Эсмондъ взялъ грубую руку своего покровителя и поцѣловалъ ее.
   -- Ему хочется вернуться въ трактиръ: пусть идетъ туда! -- закричала милэди.
   -- Будь я проклятъ, если я дамъ ему уйти! -- сказалъ милордъ.-- Чортъ возьми, Рашель! Я не думалъ, чтобъ ты могла быть такой неблагодарной!
   Вмѣсто отвѣта она залилась слезами и выбѣжала изъ комнаты, бросивъ быстрый взглядъ на Гарри Эсмонда. Милордъ не обратилъ на это вниманія; не измѣняя своему добродушному настроенію, онъ старался приподнять Гарри, который все еще стоялъ передъ нимъ на колѣняхъ (ибо милордъ былъ неизмѣнно добръ къ своему юному протеже, и Гарри почиталъ его, какъ родного отца).
   -- Она всегда была такая, -- проговорилъ милордъ, положивъ Гарри на плечо свою широкую руку, -- одинъ намекъ на женщинъ сводитъ ее съ ума. Отъ этого-то я и пить началъ, клянусь Юпитеромъ!-- только отъ этого, ни отъ чего больше; потому что не можетъ же она ревновать къ пивному боченку или къ бутылкѣ съ ромомъ, -- такъ-ли я говорю. докторъ? Чортъ возьми! Да вы только взгляните на нашу женскую прислугу! Только взгляните, сдѣлайте милость! (У милорда заплетался языкъ, и вмѣсто раздѣльныхъ словъ выходило: "Тольк-взглян-ните-сдѣл-те-мил-сть"). Что, докторъ, я думаю, теперь вы бы не взяли жены изъ Кэстльвуда, а? Такъ-ли я говорю?-- И милордъ захохоталъ.
   Докторъ Тёшеръ, который все это время посматривалъ на милорда изъ подъ полуопущенныхъ вѣкъ, отвѣчалъ:
   -- Шутки шутками, милордъ, но въ качествѣ особы духовнаго званія я не могу обсуждать этотъ вопросъ въ шутливомъ тонѣ. Я пастырь мѣстной конгрегаціи и не могу не сокрушаться, видя, что одна изъ овецъ моего стада, -- да еще столь юная, -- сбивается съ прямого пути.
   -- Сэръ, -- сказалъ Эсмондъ, вспыхнувъ отъ негодованія, -- я долженъ вамъ сказать, что хоть вы и пожилой человѣкъ, а дѣлаете гадкія вещи: Нанси мнѣ говорила, что однажды вы сами забрались къ ней въ молочную и хотѣли ее поцѣловать.
   -- Стыдитесь, Генри!-- закричалъ докторъ Тёшеръ, покраснѣвъ, какъ индѣйскій пѣтухъ, между тѣмъ какъ милордъ покатывался отъ хохота.-- Конечно, если вы станете слушать росказни всякой потерянной дѣвченки...
   -- Она честная дѣвушка! Съ жаромъ перебилъ его Генри.-- Для меня она такъ же чиста, такъ же хороша и добра, какъ самая добродѣтельная женщина въ Англіи. Это в_а_м_ъ надо стыдиться, что вы смѣете на нее клеветать!
   -- Я и не думаю клеветать на нее, -- сказалъ докторъ.-- Дай Богъ, чтобы я ошибался въ ней, и въ васъ тоже, сэръ, хотя васъ несомнѣнно можно поздравить съ н_е_о_б_ы_к_н_о_в_е_н_н_о р_а_н_н_и_м_ъ развитіемъ вашихъ талантовъ... Но рѣчь теперь не о томъ. Ребенокъ въ "Трехъ Замкахъ" заболѣлъ оспой; онъ былъ уже боленъ, когда вы заходили въ трактиръ по своимъ дѣламъ. Теперь оказывается, что вы пробыли съ этимъ ребенкомъ довольно долго и вслѣдъ затѣмъ, вернувшись домой, держали на колѣняхъ маленькаго лорда.
   Докторъ возвысилъ голосъ на послѣднихъ словахъ и посмотрѣлъ на милэди, которая въ эту минуту вернулась назадъ. Она была очень блѣдна и сжимала въ рукѣ носовой платокъ.
   -- Все это правда, сэръ, -- сказала лэди Эсмондъ, не спуская глазъ съ молодого человѣка.
   -- Мы имѣемъ полное основаніе опасаться, -- продолжалъ между тѣмъ докторъ, -- что онъ принесъ съ собой заразу въ этотъ домъ.
   -- Да, изъ трактира, -- добавила милэди.
   -- Ахъ, чортъ побери! я и забылъ объ этомъ! Вѣдь я дотрогивался до него! -- вскрикнулъ милордъ, попятившись назадъ.-- Отойди подальше, Гарри, голубчикъ! Ты самъ знаешь: что пользы безъ толка кидаться въ пасть льву?
   Милэди съ удивленіемъ взглянула на мужа, быстрыми шагами подошла къ Генри Эемонду и взяла его за руку.
   -- Простите меня, Генри, -- сказала она, -- я была кругомъ виновата. Я не имѣла никакого права вмѣшиваться между вами и... и вашей...
   Милордъ разсердился.
   -- Чортъ возьми, милэди!-- закричалъ онъ.-- Неужели вы не можете отъ него отойти?
   Она чуть-чуть покраснѣла и выпустила руку молодого человѣка, слегка пожавъ ее.
   -- Теперь это безполезно, милордъ, -- сказала она.-- Франкъ весь вечеръ рисовалъ съ нимъ картинки, сидѣлъ у него на колѣняхъ и безпрестанно бѣгалъ отъ него ко мнѣ. Все уже сдѣлано: если мы могли заразиться, то уже заразились.
   -- Только не я, чортъ возьми!-- воскликнулъ милордъ.-- Я все время курилъ (и, взявъ горящій уголь, онъ опять зажегъ свою трубку), а дымъ отгоняетъ заразу. Но такъ какъ болѣзнь -- чортъ бы ее побралъ!-- уже появилась въ деревнѣ, то надо уѣзжать.-- Завтра мы ѣдемъ въ Валькотъ.
   -- Я не боюсь, -- сказала милэди.-- Я два раза могла заразиться: въ первый разъ, когда была еще ребенкомъ (оспа тогда посѣтила нашъ домъ), и потомъ въ другой разъ, за два года до нашей свадьбы: четыре мои сестры были больны и двѣ изъ нихъ умерли, а я не заразилась.
   -- Ну, а я не хочу рисковать!-- проговорилъ милордъ.-- Я никогда не былъ трусомъ, но оспы боюсь.
   -- Бери съ собой Беатрису и поѣзжайте, -- сказала милэди.-- Для насъ съ Франкомъ зло уже сдѣлано. Если мы захвораемъ, за ними будетъ ухаживать Текеръ: она перенесла оспу.
   -- Да, ты очень заботишься о томъ, чтобы выбирать служанокъ какъ можно безобразнѣй, -- замѣтилъ милордъ.
   Милэди въ смущеніи потупила голову, а милордъ предложилъ Тёшеру закурить трубку и перейти вмѣстѣ съ нимъ въ дубовую гостиную. Докторъ отвѣсилъ низкій поклонъ ея сіятельству (онъ былъ очень щедръ на поклоны) и вышелъ вслѣдъ за своимъ патрономъ, осторожно ступая четырехугольными носками своихъ скрипучихъ сапоговъ.
   Когда милэди и Гарри Эсмондъ остались одни, наступило неловкое молчаніе. Молодой человѣкъ стоялъ у камина, безсмысленно глядя на догорающій уголь, а ея сіятельство углубилась въ свое вязанье.
   -- Мнѣ очень жаль, -- заговорила она, наконецъ, жесткимъ, сухимъ тономъ, -- п_о_в_т_о_р_я_ю, мнѣ очень жаль, что, испугавшись за сына, я показала себя такой неблагодарной отношенію къ вамъ. Повѣрьте, я не хотѣла, чтобы вы уѣхали отъ насъ... Я этого совсѣмъ не хочу, развѣ только... можетъ быть, вамъ самому пріятнѣе жить въ другомъ мѣстѣ. Но вы должны понять, мистеръ Эсмондъ, что въ ваши годы и съ вашими вкусами вы не можете продолжать жить въ нашей семьѣ въ качествѣ близкаго человѣка, какъ это было до сихъ поръ. Вы желали поступить въ университетъ, и я пахожу, что лучшее, что мы можемъ теперь сдѣлать, это -- отправить васъ учиться. Я не настаивала на этомъ раньше, потому -- что считала васъ ребенкомъ... да впрочемъ, по годамъ вы и въ самомъ дѣлѣ дитя -- совсѣмъ еще дитя, и мнѣ бы въ голову не пришло отнестись къ вамъ иначе, если бы... если бы случайно не обнаружилось извѣстное вамъ о_б_с_т_о_я_т_е_л_ь_с_т_в_о. Я попрошу милорда отправить васъ какъ можно скорѣй въ университетъ. Франка я буду учить сама, какъ умѣю (я очень обязана своему отцу за то, что онъ положилъ кое-какія основанія моему образованію, да и вамъ тоже, конечно, потому -- что я многому научилась у васъ)... А пока... пока желаю вамъ доброй ночи, мистеръ Эсмондъ.
   Съ этими словами она сдѣлала церемонный реверансъ и, захвативъ съ собой свѣчу, исчезла за портьерой двери, которая вела въ ея комнаты. Эсмондъ по прежнему стоялъ у камина, съ недоумѣніемъ глядя ей вслѣдъ. Впрочемъ, едвали онъ что-нибудь видѣлъ. Но когда она скрылась, ея образъ всталъ передъ нимъ, какъ живой, и навѣки запечатлѣлся въ его памяти. Долго еще онъ видѣлъ ее въ тотъ моментъ, когда она уходила съ зажженной свѣчей, отбрасывавшей свой колеблющійся свѣтъ на ея мраморное лицо, дрожащія пунцовыя губы и сверкающіе золотомъ волосы. Онъ ушелъ въ свою комнату, легъ въ постель и даже пробовалъ тамъ читать, какъ дѣлалъ это всякій день; но ничего не понималъ и не зналъ, что читаеть, пока не припомнилъ впослѣдствіи отдѣльныхъ словъ и буквъ, въ томъ порядкѣ какъ видѣлъ ихъ въ книгѣ (это былъ Монтэнь: "Les Essais": передъ нимъ постоянно проходили событія этого дня, -- т. е. вѣрнѣе, послѣдняго часа этого дня, ибо о томъ, что было утромъ, о бѣдной крестьянской дѣвушкѣ -- тамъ, въ деревнѣ, -- онъ даже ни разу не вспомнилъ. Онъ не могъ уснуть до разсвѣта и проснулся съ сильнѣйшей головной болью, ничуть не освѣжившись послѣ сна.
   Докторъ Тёшеръ оказался правъ: Гарри принесъ съ собой изъ трактира заразу. Въ тотъ же день онъ заболѣлъ оспой, не пощадившей и барскихъ хоромъ, какъ не пощадила она крестьянской лачуги.
  

ГЛАВА IX.
Я выздоравливаю отъ оспы и собираюсь покинуть Кэстльвудъ.

   Когда кризисъ болѣзни благополучно миновалъ и Гарри Эсмондъ началъ поправляться, онъ узналъ, что маленькій Франкъ Эсмондъ былъ тоже боленъ оспой и выздоровѣлъ, а послѣ того заболѣла его мать, милэди (которая еще лежала больная) и двое людей изъ прислуги. "Это Промыслъ Божій, -- сказалъ докторъ Тёшеръ, -- смерть пощадила милэди и ея сына и унесла бѣдныхъ слугъ. Мы должны благодарить за это Провидѣніе. И онъ сдѣлалъ выговоръ Гарри, который въ простотѣ души спросилъ, за что же собственно должно благодарить Провидѣніе -- за то, что господа остались живы, или за то, что умерли слуги? Не могъ также молодой Эсмондъ согласиться съ горячими заявленіями доктора, который, навѣщая милэди во время ея выздоровленія, старался увѣрить ея сіятельство, что болѣзнь нисколько не уменьшила ея красоты, такъ какъ даже и оспа не оказалась настолько неблаговоспитана, чтобы позволить себѣ испортить прекрасныя черты виконтессы Кэстльвудъ. Но Гарри, вопреки всѣмъ этимъ сладкимъ рѣчамъ, полагалъ, что красота ея сіятельства, на самомъ дѣлѣ, сильно пострадала отъ оспы. Это правда, болѣзнь не оставила на лицѣ ея ни шрамовъ, ни впадинъ (кромѣ одной маленькой рябинки на лбу надъ лѣвой бровью), но вся ея свѣжесть, ея нѣжный румянецъ, казалось, безвозвратно исчезли, -- глаза потеряли свои блескъ, -- волосы выпали, и вся она постарѣла. Словно чья-то грубая рука стерла нѣжныя краски этой прекрасной картины и придала ей мертвенный колоритъ, какъ мы это видимъ иногда въ плохо реставрированныхъ картинахъ. Я не могу также утаить, что спустя годъ или два послѣ этой болѣзни носъ ея сіятельства оставался еще припухшимъ и былъ немножко краснѣе, чѣмъ слѣдовало.
   Не стоило бы и упоминать о такихъ пустякахъ, если бы они не повліяли на нѣсколько человѣческихъ жизней, какъ это часто бываетъ на свѣтѣ, гдѣ иногда какой-нибудь комаръ значитъ больше слона и холмикъ, взрытый кротомъ, опрокидываетъ цѣлое государство (мы это знаемъ, между прочимъ, изъ исторіи короля Вильгельма). Когда Тёшеръ съ своей льстивой манерой (которая всегда возбуждала презрѣніе Гарри Эсмонда и выводила его изъ себя) сталъ какъ-то клясться и божиться, что милэди ничуть не подурнѣла, мальчикъ не выдержалъ и сказалъ: "Неправда, подурнѣла! Милэди далеко не такъ красива, какъ прежде". На это бѣдная лэди Кэстльвудъ спокойно улыбнулась и заглянула въ свое маленькое венеціанское зеркальце, показавшее ей, должно быть, что сказанное глупымъ невѣжей-мальчишкой было, къ сожалѣнію, слишкомъ вѣрною По крайней мѣрѣ, она сейчасъ же отвернулась и глаза ея наполнились слезами.
   Видъ слезъ всегда поднималъ въ сердцѣ Гарри Эсмонда чувство какой-то неистовой жалости. Увидѣвъ ихъ теперь на лицѣ женщины, которую любилъ больше всего на свѣтѣ, юный преступникъ упалъ передъ ней на колѣни и сталъ ее умолять простить его; онъ ругалъ себя дуракомъ, идіотомъ, скотомъ, -- говорилъ, что самъ не понимаетъ, какъ онъ могъ это сказать, -- о_н_ъ, изъ-за котораго она заболѣла. Тутъ докторъ Тёшеръ прибавилъ, что Гарри въ самомъ дѣлѣ медвѣдь и всегда имъ останется, и бѣдный молодой человѣкъ даже не огрызнулся -- такъ онъ былъ огорченъ и сконфуженъ.
   -- Это м_о_й медвѣдь, и я не позволю дразнить его, докторъ, -- сказала милэди и нѣжно погладила голову Гарри, который все еще стоялъ у ея ногъ на колѣняхъ.-- Сколько у тебя выпало волосъ, Гарри!.. Ну меня тоже, -- прибавила она, и вздохнула.
   -- Я не о себѣ хлопочу, -- сказала милэди Гарри Эсмонду, когда пасторъ ушелъ;-- но... скажи правду: очень я измѣнилась?
   -- Милэди, я знаю только, что у васъ самое доброе, милое, самое прелестное лицо въ цѣломъ свѣтѣ, -- отвѣчалъ мальчикъ. И онъ, дѣйствительно, думалъ такъ, и теперь думаетъ.
   -- Будетъ-ли милордъ того же мнѣнія, когда онъ пріѣдетъ домой? -- проговорила со вздохомъ милэди и опять посмотрѣлась въ венеціанское зеркальце.-- Представьте, сэръ, что онъ найдетъ меня безобразной, такъ же какъ и вы...-- ну, да, конечно, вы, вѣдь, сказали, что я безобразна...-- пожалуй, что онъ разлюбитъ меня. Всѣ вы мужчины, таковы: вы цѣните въ женщинѣ только красоту. За что изъ всѣхъ насъ, сестеръ, онъ выбралъ меня?-- Только за это. Мы царствуемъ какой-нибудь день или два, а тамъ... Повѣрьте, Вашти знала, что скоро явится Эсѳирь.
   -- Милэди, -- сказалъ мистеръ Эсмондъ, -- вы забываете, что Агасѳеръ былъ турокъ.. Мѣнять женъ было въ обычаѣ въ его странѣ и не противорѣчило ея законамъ.
   -- Всѣ вы въ этомъ отношеніи такіе же турки, или хотѣли бы сдѣлаться ими, если бы могли, -- отвѣчала милэди. -- Поди сюда, Франкъ, поди ко мнѣ, дитя мое! О чемъ намъ съ тобой горевать? Ты у меня здоровъ! Благодаря Богу твои кудри не порѣдѣли, на твоемъ миломъ личикѣ страшная оспа не оставила слѣдовъ, -- такъ вѣдь, мой ангелъ?
   Франкъ захныкалъ отъ одного намека на возможность такого несчастья. Благодаря своей матери, юный лордъ научился съ самаго ранняго возраста цѣнить свою красоту и дорожилъ ею не меньше любой модной красавицы-львицы.
   Какъ-то разъ, въ то время, когда молодой Эсмондъ еще состоялъ на положеніи больного, ему пришло вдругъ въ голову, что за всю свою болѣзнь онъ ни разу не вспомнилъ о бѣдной дѣвушкѣ въ кузницѣ, чьи розовыя щечки онъ былъ такъ радъ видѣть всего мѣсяцъ тому назадъ, -- и острое чувство стыда пронизало его сердце. Бѣдная Нанси! Розы ея щечекъ постигла участь всѣхъ розъ: онѣ увяли навсегда. Бѣдняжка заразилась оспой въ одинъ день съ Эсмондомъ; она и ея братъ умерли и были похоронены подъ кэстльвудскими вязами. Ничье ясное личико не выглядывало теперь изъ-за садовой ограды и не улыбалось старику кузнецу, когда онъ сидѣлъ у своего осиротѣлаго очага. Эсмондъ почелъ бы себя счастливымъ, если бы могъ поцѣловать ее въ гробу (какъ молодую дѣвушку въ прелестной поэмѣ мистера Прайора), но она лежала уже на кладбищѣ, глубоко подъ землей, когда Гарри впервые ступилъ на эту землю послѣ своей болѣзни.
   Докторъ Тёшеръ сообщилъ намъ о смерти бѣдной дѣвушки въ то самое время, когда Гарри Эсмондъ страстно жаждалъ что-нибудь услышать о ней, но не рѣшался спросить. Докторъ сказалъ, что въ деревнѣ почти всѣ поголовно переболѣли:, семнадцать человѣкъ умерло, и, пересчитывая умершихъ, назвалъ въ числѣ ихъ бѣдную Нанси и ея маленькаго брата. Пасторъ не преминулъ при этомъ распространиться о томъ, какъ горячо должны благодарить Бога всѣ мы, оставшіеся въ живыхъ. У этого человѣка было двѣ спеціальности: льстить и говорить проповѣди, и нельзя не сознаться, что въ обѣихъ онъ былъ мастеромъ своего дѣла, ибо постоянно упражнялся либо въ томъ, либо въ другомъ.
   И такъ, Нанси умерла! Гарри Эсмондъ краснѣлъ отъ сознанія, что у него не нашлось для нея ни слезинки; но за то онъ сочинилъ латинскую элегію въ стихахъ, въ которой воспѣвалъ свою сельскую красавицу и обращался къ дріадамъ и рѣчнымъ нимфамъ, умоляя ихъ оплакать ея безвременно увядшую красоту; а такъ какъ отецъ красавицъ! занимался ремесломъ Вулкана, то поэтъ называлъ ее дщерью Венеры, хотя, какъ онъ узналъ впослѣдствіи, жена Сивранта была пребезобразная старая вѣдьма. Гарри напускалъ на себя грустный видъ, но въ сущности грустилъ, пожалуй, не больше наемнаго плакальщика на похоронахъ. Наша первая страсть въ большинствѣ случаевъ бываетъ недоноскомъ и умираетъ, почти-что не успѣвъ родиться на свѣтъ. Эсмондъ и до сихъ поръ еще помнитъ и могъ бы повторить нѣкоторыя строфы латинскихъ виршей, въ которыхъ его муза оплакивала его первую любовь; онъ и теперь со стыдомъ вспоминаетъ, какъ плохи были эти вирши и какъ они ему нравились тогда, -- какое это было фальшивое горе и какъ онъ имъ гордился въ то время. Толкуютъ о простодушіи юности -- какое заблужденіе! Мнѣ кажется, нигдѣ нѣтъ столько лицемѣрія, нигдѣ вы не найдете такого аффектированнаго отношенія къ людямъ, какъ у молодежи. Она обманываетъ себя и другихъ, пуская въ ходъ наивныя хитрости, на которыя не попадется человѣкъ пожившій въ свѣтѣ, и я всегда скажу, что мы съ годами начинаемъ лучше понимать правду и становимся проще.
   Услышавъ отъ Тёшера объ участи, постигшей бѣдную Нанси, милэди при немъ промолчала, но когда онъ ушелъ, она взяла за руку Гарри Эсмонда и сказала ему:
   -- Гарри, прости мнѣ жестокія слова -- помнишь, вѣдь, что я говорила въ тотъ вечеръ, когда ты заболѣлъ? Смерть этой бѣдной дѣвушки страшно меня огорчила, и теперь я увѣрена, что все, въ чемъ я тогда сгоряча тебя обвиняла, -- что все это неправда. Въ первый же день, какъ намъ позволятъ выйти, ты долженъ проводить меня въ кузницу: посмотримъ, не могу-ли я чего-нибудь сдѣлать, чтобъ хоть немного утѣшить бѣднаго старика. Бѣдняга! Потерять обоихъ дѣтей! Что бы было со мной, если бы я лишилась своихъ!
   И въ самомъ дѣлѣ, первой прогулкой милэди послѣ болѣзни было посѣщеніе кузницы; она дошла туда, опираясь на руку Эсмонда. Но это не принесло утѣшенія осиротѣлому отцу: онъ не обнаружилъ желанія разговориться съ гостьей,-- не выказалъ никакой мягкости по отношенію къ ней. "Богъ далъ, Богъ и взялъ" -- сказалъ старикъ. Онъ, Сиврайтъ, знаетъ, въ чемъ заключается долгъ слугъ Господнихъ, Ему ничего не нужно, -- теперь даже меньше чѣмъ прежде, такъ какъ меньше ртовъ приходится кормить. Онъ желаетъ добраго утра ея сіятельству и барчуку Эсмонду. Барчукъ Эсмондъ очень выросъ за свою болѣзнь и у него осталось очень мало рябинъ. Съ этими словами и съ угрюмымъ поклономъ старикъ удалился изъ кузницы и пошелъ къ себѣ въ домъ, оставивъ милэди въ дверяхъ немножко растерянную и сконфуженную. На могилѣ дѣтей своихъ онъ поставилъ хорошій каменный памятникъ (его и теперь еще можно видѣть на кэстльвудскомъ кладбищѣ), и не прошло года послѣ ихъ смерти, какъ и его собственное имя появилось на этомъ памятникѣ. Передъ лицомъ смерти -- этого верховнаго, неумолимаго владыки людей -- женское кокетство слагаетъ оружіе, и женская ревность не смѣетъ переступать границы ея мрачнаго царства. Ревность -- земная страсть: она не можетъ жить въ холодномъ голубомъ эѳирѣ, лежащемъ за предѣлами земной сферы.
   Наконецъ, когда опасность заразы миновала, пришло извѣстіе, что милордъ съ дочерью ѣдетъ домой. Эсмондъ хорошо помнитъ этотъ день. Милэди провела его въ страшной тревогѣ. Передъ самымъ пріѣздомъ милорда она ушла въ свою комнату и вышла оттуда съ нарумяненными щеками. Рѣшалась ея судьба: красота ея погибла, -- придетъ-ли вмѣстѣ съ ней и конецъ ея царствованію? -- все это выяснитъ ближайшая минута. Милордъ проѣхалъ по мосту (его можно было видѣть изъ большого окна гостиной): весь въ пунцовомъ, онъ скакалъ на своемъ сѣромъ конѣ, а рядомъ съ нимъ ѣхала мелкой иноходью его дочка въ яркой голубой амазонкѣ, на рыжей лошадкѣ съ лоснящейся, отливавшей золотомъ, шерстью. Милэди прислонилась къ высокому камину и, прижавъ руку къ сердцу, смотрѣла на нихъ; искусственныя красныя пятна на обѣихъ щекахъ дѣлали ее только еще блѣднѣй. Она приложила къ глазамъ носовой платокъ и отняла его съ истерическимъ смѣхомъ: платокъ сталъ красный отъ румянъ. Тогда она опять убѣжала къ себѣ и возвратилась съ поблѣднѣвшими щеками и красными глазами, держа за руку сына, -- возвратилась какъ разъ въ ту минуту. Когда милордъ входилъ въ комнату въ сопровожденіи молодого Эсмонда, выходившаго встрѣтить своего покровителя и подержать ему стремя.
   -- А, Гарри!-- сказалъ ему милордъ добродушно.-- Какой ты сталъ тощій -- точно борзая собака. Нельзя сказать, чтобы ты похорошѣлъ послѣ оспы, а въ вашей семьѣ и безъ того не отличались красотой.
   И онъ засмѣялся и соскочилъ съ лошади замѣчательно легко, -- красивый, румяный и веселый, -- олицетвореніе здоровья и довольства собой. Эсмондъ еще разъ преклонилъ одно колѣно, поцѣловалъ руку своему покровителю, а затѣмъ пошелъ поздороваться съ маленькой Беатрисой и помочь ей сойти съ коня.
   -- Фу! Какой же вы желтый! -- сказала она.-- И сколько у васъ рябинъ!-- Разъ, два, три... много!
   Это была совершенная правда: слѣды болѣзни сохранились навсегда на некрасивомъ лицѣ Гарри Эсмонда.
   Милордъ опять засмѣялся: онъ былъ въ самомъ веселомъ расположеніи духа.
   -- Чортъ побери!-- повторилъ онъ одно изъ своихъ любимыхъ словечекъ.-- Эта коза ничего не пропуститъ. На-дняхъ она увидѣла румяна у вдовствующей виконтессы и спросила ее, зачѣмъ она мажется такой красной мазью. Помнишь, Трикси?.. А Тоуэръ и Сентъ-Дженскій дворецъ помнишь?.. Она и въ театрѣ была, и принца Георга видѣла и принцессу Анну... Правда вѣдь, Трикси?
   -- Они оба страшно толстые и отъ нихъ пахнетъ водкой, -- сказала дѣвочка.
   Папаша захохоталъ во все горло.
   -- За словомъ въ карманъ не полѣзетъ, -- сказалъ онъ.-- Слышите?-- водкой. Ахъ, ты дерзкая! А почемъ ты это узнала, плутовка?
   -- Такъ пахнетъ всегда отъ вашего сіятельства послѣ ужина, когда я васъ цѣлую передъ тѣмъ, какъ идти спать, отвѣчала юная дѣвица, которая дѣйствительно "не лазила за словомъ въ карманъ", какъ выразился о ней ея отецъ, и въ эту минуту казалась такою хорошенькой, что нельзя было глазъ оторвать.
   -- А теперь пойдемъ къ милэди, -- сказалъ милордъ.
   Съ этими словами онъ взошелъ на лѣстницу, приподнялъ ковровую портьеру, которою была завѣшена дверь въ гостиную, и вошелъ. Эсмондъ живо помнитъ его такимъ, какимъ онъ былъ въ ту минуту, -- красивый, въ изящномъ пунцовомъ камзолѣ съ мужественной, благородной осанкой. За послѣдніе мѣсяцы самъ Гарри изъ мальчика превратился въ мужчину, и вмѣстѣ съ его лицомъ и станомъ выросъ и возмужалъ его умъ.
   Лицо милэди (Гарри Эсмондъ привыкъ подмѣчать каждое измѣненіе этого лица и съ любящей заботливостью слѣдилъ за всякимъ проявленіемъ на немъ радости или печали) -- лицо милэди сохраняло выраженіе горя и отчаянія въ теченіе многихъ недѣль послѣ возвращенія милорда. Все это время она старалась ласками и нѣжными просьбами разогнать дурное настроеніе духа, въ которомъ онъ находился и съ которымъ видимо не желалъ разставаться. Въ своемъ горячемъ желаніи угодить мужу она пускала въ ходъ безчисленныя женскія хитрости, которыя прежде восхищали его, но теперь, повидимому, потеряли надъ нимъ свою власть. Ея пѣсни не забавляли его больше, и она теперь никогда не пѣла при немъ, да и дѣтямъ запрещала пѣть. Во время обѣда милордъ сидѣлъ за столомъ молчаливый и очень много пилъ; жена сидѣла противъ него, бросала на него украдкой внимательные взгляды, и тоже молчала. Но молчала-ли она или говорила, его это одинаково раздражало: когда она умолкала на долго, онъ брюзгливо, съ проклятіемъ, спрашивалъ, ужь не отнялся-ли у нея языкъ, что она все молчитъ и съ чего это она напускаетъ на себя такой мрачный видъ; когда же она заговаривала, онъ грубо ее обрывалъ и кричалъ, чтобы она не говорила вздора. Однимъ словомъ, со дня его возвращенія, что бы она ни дѣлала, что бы ни говорила, она ничѣмъ не могла ему угодить.
   Когда хозяинъ и хозяйка дома ссорятся между собой, всѣ вообще домочадцы принимаютъ сторону того или другого. Гарри Эсмондъ питалъ такой страхъ и почтеніе къ милорду, что охотно пробѣжалъ бы для него цѣлую милю босикомъ, если бы это понадобилось; но его привязанность, уваженіе и страстная благодарность къ милэди были такъ велики, что онъ согласился бы ежедневно жертвовать жизнью, чтобы только избавить ее отъ огорченіи, или оказать ей услугу. И сила и глубина этой привязанности помогли ему оттадать, что госпожа его была очень несчастлива, что тайная забота (ибо милэди никогда не говорила о своихъ горестяхъ) угнетала ее.
   Кто жилъ между людьми и наблюдалъ человѣческую натуру, для того не можетъ составлять вопроса, что именно приключилось съ милэди. Конечно, я встрѣчалъ людей, до старости сохранившихъ свою юношескую любовь во всей ея первоначальной свѣжести; извѣстно мнѣ и то, что нѣкій мистеръ Томасъ Парръ дожилъ до ста шестидесяти лѣтъ. Но все же остается фактомъ, что семьдесятъ лѣтъ является среднимъ человѣческимъ возрастомъ, который переживаютъ немногіе, какъ несомнѣнно и то, что человѣкъ, женившійся ради однихъ прекрасныхъ глазъ, какъ женился милордъ, считаетъ себя освобожденнымъ отъ всякихъ обязательствъ, коль скоро женщина нарушила свою часть договора, и что любовь мужа не переживаетъ тогда ея красоты. Знаю, -- говорю я, -- что не всегда такъ бываетъ; могу даже назвать (какъ и большинство людей) не одну семью, извѣстную мнѣ лично, гдѣ святая лампада любви, зажженная въ ранней юности, никогда не угасала; но такъ же точно могу я назвать и мистера Парра, и какого-нибудь необычайнаго ярмарочнаго великана восьми футовъ ростомъ: все это будутъ исключенія... а бѣдную лампаду, о которой я сейчасъ говорилъ, -- лампаду, освѣщавшую первоначально брачную комнату, -- будетъ все-таки задувать безчисленными порывами вѣтра сквозь печную трубу, или она померкнетъ и угаснетъ за недостаткомъ пищи. А тамъ... тамъ передъ нами Хлоя, бодрствующая во мракѣ, и рядомъ съ ней Стрефонъ, который храпитъ и въ усъ себѣ не дуетъ, или vice versa: бѣдняга Стрефонъ, женившійся на безсердечной кокеткѣ и пробудившійся отъ нелѣпаго сна супружескаго счастья, который долженъ былъ длиться вѣчно, но миновалъ, какъ и всякій сонъ. Оба сами постлали себѣ ложе и должны на немъ спать до дня послѣдняго разсчета, когда придетъ смерть, и уложитъ ихъ спать порознь.
   Въ описываемый мною періодъ юный Эсмондъ, обладавшій извѣстной сноровкой въ кропаньѣ стиховъ, переложилъ англійскими стихами нѣкоторыя изъ П_о_с_л_а_н_і_й О_в_и_д_і_я и какъ-то разъ принесъ ихъ своей госпожѣ, думая ее развлечь, Эсмондъ замѣтилъ, что больше всего растрогали ее стихотворенія, въ которыхъ говорилось о помянутыхъ женщинахъ: въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ Энона призываетъ Париса и Медея молитъ Язона вернуться, лэди Кэстльвудъ вздыхала и говорила, что эта часть стихотворенія ей особенно нравится. Все дѣло въ томъ, что она и сама дала бы и разрубить въ куски родного отца, почтеннаго стараго декана, если бы это могло вернуть ей мужа. Но ея красавецъ Язонъ ушелъ отъ нея, какъ уходятъ всѣ красавцы Язоны, и никакія чары бѣдной волшебницы не могли его удержать.
   Милордъ бывалъ угрюмъ только тогда, когда ему казалось, что онъ читаетъ упрекъ своему поведенію въ тревожномъ лицѣ жены или въ ея поступкахъ. Когда же ей удавалось себя преодолѣть, заставить себя улыбаться и притвориться веселой, хорошее настроеніе ея мужа до нѣкоторой степени возвращалось: онъ переставалъ бушевать и ругаться за обѣдомъ, иногда даже смѣялся и зѣвалъ, не стѣсняясь. Онъ часто уходилъ изъ дома и чаще прежняго приглашалъ къ себѣ гостей. Большую часть времени онъ проводилъ въ отъѣзжемъ полѣ или за бутылкой, какъ бывало и прежде, но съ тою разницей, что теперь его бѣдная жена никогда больше не видѣла, чтобы глаза ея мужа загорались любовью. Онъ былъ съ нею, но пламя любви погасло: ей не свѣтилъ уже больше этотъ, нѣкогда столь вѣрный, маякъ.
   Что почувствовала эта женщина, когда принуждена была сознать истину (о которой ее уже предупреждало безпристрастное зеркало), что вмѣстѣ съ красотой кончалось для нея и царствованіе.-- что дни ея любви прошли навсегда? Что дѣлаетъ морякъ во время бури, когда волной снесетъ мачту и руль у его челнока?-- Онъ ставитъ запасную мачту и правитъ, какъ можетъ, весломъ.-- Какъ вы поступите, если въ грозу надъ вами обрушится крыша?-- Послѣ перваго потрясенія отъ налетѣвшей бѣды вы вскочите на ноги, удостовѣритесь, цѣлы-ли ваши дѣти и перенесете ихъ куда-нибудь подъ кровлю, чтобы уберечь отъ дождя.-- Если у васъ сгорѣлъ дворецъ, вы ищите убѣжщна въ сараѣ.-- Въ чью жизнь не врывался когда-нибудь хотя одинъ изъ такихъ шкваловъ, выбивающихъ человѣка изъ правильнаго курса и выбрасывающихъ его на скалы, гдѣ онъ старается спастись, какъ умѣетъ?
   Когда лэди Кэстльвудъ увидѣла, что большой ея корабль пошелъ ко дну, то, оправившисъ отъ перваго остраго горя утраты, она начала, какъ умѣла, вести свою игру мелкими ставками и научилась разсчитывать на мелкіе барыши, какъ купецъ на биржѣ -- indocilis pauperiem pati, -- который, потерявъ свои тысячи, пускаетъ въ оборотъ и отправляетъ оставшіяся у него нѣсколько гиней на слѣдующемъ корабли. Все, что имѣла милэди, она положила въ дѣтей: она безмѣрно ихъ баловала, что, впрочемъ, являлось неизбѣжнымъ слѣдствіемъ ея доброты. Всѣ ея помыслы были отданы заботѣ объ ихъ благоденствіи: она училась, чтобы быть самой въ состояніи учить ихъ; старалась развить свои многочисленныя природныя дарованія и усовершенствоваться въ спеціально женскихъ познаніяхъ, чтобы въ послѣдствіи передать ихъ своимъ крошкамъ. Дѣлать добро своимъ близкимъ -- въ этомъ заключается вся жизнь большинства хорошихъ женщинъ. У нихъ такой избытокъ доброты, что онѣ испытываютъ какъ бы потребность на кого-нибудь ее излить. Милэди основательно изучила французскій, итальянскій и латинскій языки, съ которыми начала знакомиться еще дѣвушкой у отца. Всѣ эти таланты и знанія она скрывала отъ мужа, быть можетъ, изъ страха, чтобы онъ не оскорбился, ибо милордъ никогда не былъ большимъ книгоѣдомъ; онъ презрительно фыркалъ при одномъ намекѣ на ученыхъ женщинъ и могъ бы серьезно разсердиться, если бы узналъ, что жена его свободно читаетъ какую-нибудь латинскую книгу, въ которой объ не разобралъ бы и двухъ словъ. Молодой Эсмондъ былъ учителемъ дѣтей и матери, руководившимъ или руководимымъ ею, -- какъ случится. Во время частыхъ отлучекъ милорда ученье шло у нихъ безпрерывно; и мать, и дочь дѣлали поразительно быстрые успѣхи; послѣдняя, впрочемъ, училась пароксизмами, смотря по прихоти своето капризнаго нрава. Что касается маленькаго лорда, то я долженъ сказать, что въ этомъ отношеніи онъ пошелъ по стопамъ отца: его гораздо больше занимали всякія игры, большая лошадь и маленькая лошадка, которую подариіъ ему отецъ и на которой онъ ѣздилъ съ нимъ на охоту, чѣмъ разные Кордеріи и Лили. Онъ уже командовалъ деревенскими мальчишками, составилъ себѣ изъ нихъ цѣлый дворъ, преисправно стегалъ ихъ плеткой и покрикивалъ на нихъ такимъ повелительнымъ тономъ, что отецъ хохоталъ до упада, когда ему случалось бывать свидѣтелемъ такихъ сценъ, за которыя мать любовно журила своего Франка. У нашего повара былъ сынъ, у лѣсника -- двое; всѣ эти мальчики безпрекословно слушались маленькаго барчука; большой мальчишка сторожа исполнялъ всѣ его приказанія и покорно принималъ отъ него тумаки. Докторъ Тёшеръ пророчилъ, что изъ Франка выйдетъ безукоризненный молодой дворянинъ, а Гарри Эсмонду, который былъ на восемь лѣтъ старше малолѣтняго сіятельства и считался его воспитателемъ, стоило подчасъ большого труда не давать воли раздраженію и сохранять властный авторитетъ надъ своимъ непокорнымъ маленькимъ родственникомъ и будущимъ главой кэстльвудской фамиліи.
   Года черезъ два послѣ несчастія, постигшаго лэди Кэстльудъ и отнявшаго у нея ничтожную -- самую ничтожную частицу ея красоты и сердца легкомысленнаго мужа (ужъ если говорить всю правду, милэди не только пришлось убѣдиться, что насталъ конецъ ея владычеству, но въ добавокъ она еще узнала, что у нея есть преемница, -- нѣкая принцесса съ подмостковъ Дрюри-Ленскаго театра, проживавшая въ восьми миляхъ отъ Гекстона, гдѣ ее устроилъ милордъ и навѣщалъ, когда ѣздилъ въ городъ: pudet haec opprobria dicere nobis)... и такъ, говорю я, года черезъ два послѣ несчастія, постигшаго милэди, во всемъ ея нравственномъ обликѣ произошла большая перемѣна. Внутренняя борьба, которую она пережила, -- борьба, ей одной извѣстная, или, по крайней мѣрѣ, о которой она никогда никому не говорила и о существованіи которой не подозрѣвалъ человѣкъ, бывшій виновникомъ ея горя, -- закалила ея душу; умъ милэди развился и окрѣпъ до такой степени, что какихъ-нибудь пятнадцать, двадцать мѣсяцевъ тому назадъ, прежде чѣмъ начались ея несчастія, она сама бы не повѣрила, если бы ей сказали, чѣмъ она станетъ.
   Она состарилась за это время, какъ можетъ состариться только человѣкъ, долго и молча страдавшій, -- пережившій большое сердечное горе. Она научилась многому такому, о чемъ раньше и не подозрѣвала: у нея былъ суровый учитель -- несчастье. Мать двухъ дѣтей, всего за два года передъ тѣмъ она сама была еще дитя. Два года тому назадъ мужъ былъ ея божествомъ: его слова являлись для нея закономъ, а его улыбка -- солнечнымъ свѣтомъ; его пошлости выслушивались ею съ такимъ жаднымъ вниманіемъ, какъ будто онѣ были перлами мудрости; всѣ его желанія и капризы наполнялись съ рабской покорностью. Милэди была старшей рабыней милорда и слѣпо ему поклонялась. Есть женщины, которыя выносятъ даже больше, которыя покоряются не только пренебреженію, но и измѣнамъ. Но передъ этимъ послѣднимъ униженіемъ выносливость милэди не устояла. Гордость ея возмутилась и отказалась подчиняться долѣе. Прежде всего ей суждено было пережить втайнѣ горе утраты любимаго существа, затѣмъ пришлось сдѣлать новое открытіе: она убѣдилась, что тотъ, кого она боготворила, -- грубый деревянный идолъ -- не болѣе; а тамъ -- должна была безмолвно признать ту истину, что изъ нихъ двоихъ высшимъ существомъ была она, а не владыка ея и повелитель, -- что у нея имѣлись мысли, которыхъ не могъ переварить его неповоротливый мозгъ, что она была и умнѣе, и лучше его, что между ними не было ничего общаго, хотя она оказывалась неразрывно связанной съ нимъ, и что ей предстояло всю свою жизнь работать одной, -- удѣлъ почти каждаго изъ насъ, за исключеніемъ очень немногихъ счастливцевъ. Милордъ по прежнему сидѣлъ за столомъ въ своемъ креслѣ съ пылающимъ отъ выпитой водки лицомъ, смѣялся громкимъ раскатистымъ хохотомъ и откалывалъ свои шуточки; а милэди сидѣла на своемъ мѣстѣ противъ мужа. Онъ даже и не подозрѣвалъ, что передъ нимъ его строгій судья въ лицѣ этой покорной съ вида женщины съ холоднымъ обращеніемъ и потупленнымъ взоромъ. Подвыпивъ, онъ становился веселѣе и начиналъ шутить со поводу ея холодности. "Чортъ возьми! Милэди ушла: теперь можно будетъ распить еще бутылочку", говорилъ онъ. Милордъ былъ достаточно откровененъ: онъ, не стѣсняясь, выбалтывалъ все, что ни взбредетъ ему въ голову; его слова и поступки ни для кого не составляли секрета. Его прекрасная Розамонда жила не въ Лабиринтѣ, какъ героиня оперы мистера Аддисона, а парадировала съ нарумяненными щеками и окруженная пьяной свитой по улицамъ нашего городка. Если бы лэди Кэстльвудъ вздумалось отомстить за себя, она безъ труда нашла бы дорогу къ жилищу своей соперницы, но, явись она къ врагу съ кинжаломъ и ядомъ, можно съ увѣренностью сказать, что ее все-таки обратилъ бы въ бѣгство залпъ площадныхъ ругательствъ, которыя всегда имѣла при себѣ въ запасѣ эта прелестная особа.
   Я уже сказалъ, что для Гарри Эсмонда кроткое лицо его благодѣтельницы нисколько не потеряло прежняго очарованія. Для Гарри у нея всегда находились любящій взглядъ и улыбка, -- бытъ можетъ, не такая простодушная и веселая, какъ прежнія улыбки милэди, когда -- сама еще ребенокъ -- она играла съ дѣтьми, когда всѣ ея помыслы были отданы мужу, когда онъ не потерялъ еще въ ея глазахъ своего авторитета и его удовольствіе составляло цѣль ея жизни. Но, -- какъ это часто бываетъ съ хорошими натурами, когда имъ выпадаютъ на долю тяжкія испытанія, -- на почвѣ горя и заботы въ душѣ молодой женщины расцвѣли высокія мысли и чувства, которыя никогда бы не увидѣли свѣта, если бы ихъ не вызвало къ жизни страданіе. Случай -- отецъ большей части того хорошаго, что въ насъ есть, -- это вѣрно. Мы видимъ, что неловкіе пальцы и грубые инструменты арестанта создаютъ самые тонкіе, самые изящный образчики художественной рѣзьбы, выполняютъ изумительнѣйшія подземныя работы, пробиваютъ толстыя каменныя стѣны или перепиливаютъ желѣзные брусья, рѣшетки и кандалы. Несчастіе развиваетъ изобрѣтательность, силу характеру и выносливость въ сердцахъ, гдѣ эти качества никогда бы не зародились, если бы не пробудило ихъ къ жизни случайное стеченіе обстоятельствъ.
   -- Должно быть, Медея сдѣлалась ученой женщиной и великой чародѣйкой послѣ того, какъ ее покинулъ Язонъ, -- сказала однажды лэди Кэстльвудъ молодому Эсмонду съ своей многозначительной улыбкой (передъ тѣмъ Гарри читалъ ей вслухъ переводъ извѣстныхъ строфъ Эврипида).
   -- Да, она могла заклинать звѣзды, -- могла заставлять ихъ сходить съ неба, но не могла вернуть Язона, -- замѣтилъ на это ея юный учитель.
   -- Что вы хотите этимъ сказать?-- гнѣвно спросила милэди.
   -- Ничего ровно, увѣряю васъ, кромѣ того, что я прочелъ въ книгахъ, -- отвѣчалъ онъ.-- Что я могу знать о подобныхъ вещахъ? Кромѣ васъ и маленькой Беатрисы, я и женщинъ-то почти не видалъ, если не считать мистриссъ Тёшеръ, -- моей прежней госпожи и горничной вашего сіятельства.
   -- Ваши книги писаны мужчинами, -- сказала милэди, -- и всѣ эти ваши Гораціи, Овидіи и Виргиліи, насколько я ихъ знаю, всѣ они думали о насъ дурно, и всѣ ихъ герои подло обращаются съ нами. Насъ ростятъ и воспитываютъ, чтобы быть вѣчными рабынями, и даже теперь еще (потому что вѣдь и до сихъ поръ вы -- единственные законодателя) у насъ, кажется, проповѣдуютъ, что лучшая женщина та, которая всѣхъ терпѣливѣе носитъ цѣпи своего владыки. Какъ жаль, что англиканская церковь не допускаетъ монашества! Мы съ Беатрисой убѣжали бы отъ васъ въ монастырь и жили бы себѣ тамъ спокойно и мирно до самой смерти.
   -- А развѣ въ монастыряхъ нѣтъ рабства?-- спросилъ Эсмондъ.
   -- Если даже и есть, если и въ монастырѣ женщина -- раба, то тамъ ее никто по крайней мѣрѣ не видитъ, -- отвѣчала милэди.-- Тамъ она не выноситъ своего горя на торжище, гдѣ надъ ней можетъ издѣваться толпа; тамъ если она и страдаетъ, то страдаетъ тайно... Вотъ и милордъ возвращается уже съ охоты. Уберите книги: милордъ ихъ не любитъ. Уроки на сегодня окончены, господинъ учитель!
   Тутъ она сдѣлала реверансъ, улыбнулась, и на этомъ разговоръ прекратился.
   А у "господина учителя", какъ назвала Эсмонда милэди, было довольно таки дѣла на рукахъ въ Кэстльвудъ-Голлѣ. У него было три ученика -- его госпожа и двое ея дѣтей, на чьихъ урокахъ она неизмѣнно присутствовала. Кромѣ того, Гарри писалъ за милорда всѣ его письма и велъ его счета (т. е. когда удавалось добиться какихъ-нибудь счетовъ отъ безпечнаго покровителя Гарри).
   Изъ учениковъ это двое младшихъ были очень лѣнивы, а такъ какъ милэди не признавала дисциплины въ томъ видѣ, какъ она была въ то время ходу, то сынъ милорда учился чему и когда ему вздумается, что случалось очень рѣдко. Поэтому, и за всю свою жизнь, онъ не перевелъ и шести строкъ изъ Виргилія. Миссъ Беатриса съ ранняго дѣтства премило болтала по французски и хорошо пѣла; но этому она научилась отъ матери, а не отъ Гарри Эсмонда, который едва-ли съумѣлъ бы отличить "Зеленые листья" отъ "Лиллибулеро", хотя величайшимъ его наслажденіемъ было слушать пѣніе матери и дочери. Какъ сейчасъ, видитъ онъ ихъ обѣихъ (да и можетъ-ли онъ когда-нибудь ихъ забыть? И, какъ онѣ сидѣли, бывало, лѣтними вечерами, тѣсно прижавшись другъ къ другу; онъ видитъ передъ собой эти двѣ золотистыя головки, склонившіяся надъ нотной тетрадью; маленькая ручка ребенка и рука матери мѣрно отбиваютъ тактъ, и голоса ихъ сливаются, повышаясь и понижаясь въ унисонъ.
   Но если дѣти относились къ урокамъ небрежно, за то поразительно, съ какимъ страстнымъ рвеніемъ училась ихъ мать у своего юнаго учителя, котораго учила и сама въ свою очередь. У милэди имѣлась счастливѣйшая врожденная способность -- распознавать скрытыя красоты литературныхъ произведеній, въ особенности стиховъ, все равно, какъ, гуляя, она, бывало, не пропуститъ ни одного полевого цвѣтка, и никто не умѣлъ составлять изъ полевыхъ цвѣтовъ такихъ чудесныхъ букетовъ, какъ она. Она была критикъ по призванію, по критикъ, познающій не умомъ, а непосредственно чувствомъ. Для Гарри Эсмонда она являлась лучшимъ коментаторомъ книгъ, которыя они читали вдвоемъ, и счастливѣйшимъ временемъ его жизни были, можетъ быть, тѣ часы, которые онъ провелъ въ обществѣ своей дорогой госпожи и ея дѣтей.
   Но эта счастливая пора близилась къ концу, который долженъ быть наступить по собственному рѣшенію милэди. Однажды. незадолго до святокъ (Гарри Эсмонду шелъ тогда семнадцатый годъ) пріѣхалъ домой изъ лондонской школы его старый товарищъ, противникъ и другъ, Томъ Тёшеръ. Теперь это былъ красивый, здоровый, рослый юноша; онъ былъ удостоенъ стипендіи отъ школы, собирался поступить въ университетскую коллегію и могъ разсчитывать на хорошую будущность въ духовной карьерѣ. Томъ Тёшеръ бредилъ Кэмбриджемъ: ни о чемъ другомъ онъ не могъ говорить. Каждый изъ мальчиковъ, бывшихъ добрыми друзьями, естественно интересовался успѣхами другого въ наукахъ; они произвели другъ другу подробный экзаменъ. Оказалось, что Томъ, кромѣ своей латыни, которую изучилъ въ совершенствѣ, знаетъ еще немного греческій и еврейскій языки; онъ занимался также и математикой подъ руководствомъ своего отца, обладавшаго большими свѣдѣніями въ этой отрасли знаній, тогда Эсмондъ былъ въ математикѣ круглымъ невѣждой. Да и писалъ онъ по латыни хуже Тома, хотя говорилъ лучше, благодаря урокамъ своего дорогого друга, іезуитскаго патера, о которомъ мальчикъ навсегда сохранилъ самое теплое воспоминаніе: онъ и теперь постоянно перечитывалъ книги Гольта, содержалъ въ образцовомъ порядкѣ его оружіе, хранившееся въ стѣнномъ шкафикѣ, который показалъ ему почтенный патеръ въ ночь своего послѣдняго посѣщенія, и часто, по вечерамъ, сидя въ бывшей комнатѣ капеллана надъ его книгами, стихотвореніями или старыми рукописями, которыя любилъ разбирать Гарри, смотрѣлъ на маленькое подъемное окошко и думалъ, какъ было бы хорошо, если бы оно вдругъ отворилось и пропустило добраго патера. Въ жизни Гарри этотъ человѣкъ промелькнулъ и исчезъ, словно сонъ; мальчикъ почти могъ бы подумать, что Гольтъ являлся лишь мечтой его воображенія, не будь этихъ старыхъ шпагъ и книгъ, да еще двухъ писемъ, которыя онъ получилъ отъ патера -- одно изъ-за границы -- любящее, доброе письмо, наполненное отеческими совѣтами, -- другое -- вскорѣ послѣ того, какъ Гарри конфирмовался у англиканскаго епископа въ Гекстонѣ: въ этомъ письмѣ патеръ Гольтъ оплакивалъ отпаденіе своего ученика отъ истинной вѣры. Но Гарри Эсмондь былъ теперь глубоко убѣжденъ, что стоитъ на правомъ пути и, кромѣ того, полагался на себя, какъ на хорошаго казуиста, и думалъ, что, случись ему встрѣтиться опять съ бывшимъ своимъ наставникомъ, онъ съумѣлъ бы не только устоять противъ аргументовъ іезуита, но, пожалуй, обратилъ бы самого патера въ англиканскую вѣру.
   Чтобы вѣрнѣе повліять на религіозныя убѣжденія своего юнаго питомца, добрая госпожа Эсмондъ посылала за книгами и рукописями въ библіотеку своего отца, декана, ученаго богослова, отличавшагося въ религіозныхъ диспутахъ прошлаго царствованія, но въ то время уже стараго ветерана, сложившаго свое полемическое оружіе на полки шкафовъ. Старикъ охотно досталъ его оттуда для молодого Эсмонда и удостоилъ Гарри, помимо этого, своихъ личныхъ совѣтовъ и поученій. Впрочемъ, не требовалось большого краснорѣчія, чтобы убѣдить юношу признать своимъ Богомъ Бога его возлюбленной госпожи. Такимъ образомъ добрый старикъ деканъ поздравлялъ себя съ обращеніемъ еретика, которымъ, въ сущности, былъ обязанъ другому, гораздо болѣе неотразимому и нѣжному вліянію.
   Въ присутствіи милэди, -- ободряемый ея любящимъ взглядомъ (милордъ въ это время всегда почти спалъ), -- Эсмондъ прочелъ немало произведеній знаменитыхъ британскихъ теологовъ послѣдняго столѣтія и познакомился съ Уэкомъ и Шерлокомъ, съ Стидлингфлитомъ и Патрикомъ. Милэди никогда не уставала слушать его чтеніе или читать ему вслухъ, сопровождая текстъ книги своими милыми коментаріями; останавливаясь на тѣхъ пунктахъ. которые особенно сильно овладѣвали ея воображеніемъ, или которые умъ ея находилъ наиболѣе важными. Со смертью старина декана милэди разрѣшила себѣ извѣстную свободу въ чтеніи богословскихъ книгъ, -- свободу, которой никогда бы не допустилъ ея ортодоксальный отецъ. Любимыми писателями старика были писатели, трактовавшіе о древнемъ благочестіи и обращавшіеся скорѣе къ разсудку, чѣмъ къ страстямъ и воображенію читателя; милэди же предпочитала творенія епископа Тэйлора и даже мистера Бакстера и мистера Доу суровымъ книгамъ нашихъ великихъ схоластиковъ.
   Позднѣе, когда Эсмондъ находился уже въ университетѣ, ему пришлось еще разъ возобновить свои богословскіе диспуты съ милэди, но тогда онъ велъ ихъ уже совершенно иначе. Это было въ то время, когда его покровители рѣшили, что онъ долженъ вступить въ духовное званіе. Не смотря, однако, на то, что дорогая госпожа Гарри высказывалась за эту карьеру, его собственное сердце къ ней не лежало. Прошла для него пора горячей, простодушной вѣры, -- той вѣры, которую вдохнулъ въ него возлюбленный патеръ іезуитъ; умозрительная же теологія не имѣла большой власти надъ умомъ юноши. Когда пошатнулось его дѣтское легковѣріе; когда у него отняли его святыхъ и мучениковъ и они сдѣлались въ его глазахъ немногимъ выше олимпійскихъ боговъ; онъ если и продолжалъ еще вѣрить, то скорѣе изъ чувства покорности, по долгу, чѣмъ по искреннему убѣжденію и, думая о своемъ вступленіи въ духовное званіе, рѣшался надѣтъ рясу, какъ другой надѣваетъ кирасу и ботфорты, а третій садится за конторку какого-нибудь торговаго заведенія -- отчасти по необходимости, ради заработка, -- отчасти изъ послушанія, и всего менѣе по свободному выбору. Въ тѣ времена въ университетахъ можно было найти десятки молодыхъ людей, избиравшихъ для себя духовную карьеру на основаніи не болѣе высокихъ побужденій.
   Когда Томъ Тёшеръ уѣхалъ, уныніе и тоска охватили молодого Эсмонда и, хотя онъ никогда не жаловался, его добрая госпожа, должно быть, догадалась, въ чемъ дѣло, ибо спустя нѣкоторое время она не только доказала, что понимаетъ причину грусти Гарри, но и съумѣла найти средство вылечить его. У этой женщины вошло въ привычку незамѣтно наблюдать за тѣми, съ кѣмъ связывалъ ее долгъ или привязанность, и предупреждать, или осуществлять ихъ желанія, если это было въ ея власти. Желать добра своимъ ближнимъ; стараться дѣлать счастливыми окружающихъ -- было свойствомъ ея натуры. По большей части мы принимаемъ, какъ должное, такую доброту: немного благодарности достается на долю Маріямъ, омывающимъ наши ноги благовонными маслами. Большинство изъ насъ даже не замѣчаетъ такой преданности, и лишь въ очень немногихъ она вызываетъ признательность. Иногда мы вспоминаемъ о ней только впослѣдствіи, спустя годы послѣ того, какъ безвозвратно миновали тѣ дни, когда намъ расточалось столько доброты, и тогда мы возвращаемъ нашъ долгъ жалкой монетой запоздалыхъ слезъ. Тогда-то вспоминаются намъ забытыя слова любви... любящіе глаза сіяютъ намъ изъ мрака минувшаго... О, какъ сладко звучатъ тѣ слова! Какъ ярко свѣтятъ тѣ милые глаза! И мы жаждемъ ихъ тогда, мы тоскуемъ по нимъ, ибо они потеряны для насъ навсегда, ибо тогда они для насъ то же, что для арестанта праздничная музыка, доносящаяся съ улицы въ его тѣсную келью, или солнечный свѣтъ, который онъ видитъ сквозь рѣшетку окна: и солнце, и музыка для него вдвое дороже, потому что стали для него недоступными; и свѣтъ, и музыка для него ярче и сладостнѣй но сравненію съ окружающимъ мракомъ и одиночествомъ, изъ которыхъ нѣтъ выхода. Итакъ, послѣ отъѣзда Тома Тёшера лэди Кэстльвудъ дала понять Гарри Эсмонду, что угадываетъ причину его грусти; но вначалѣ она выразила это только тѣмъ, что сдѣлалась сама веселѣе обыкновеннаго и старалась своею веселостью разсѣять его и развлечь. Всѣ три ученика Гарри (изъ которыхъ милэди была главнымъ) стали вдругъ такъ веселы, какъ никогда не бывали раньше, -- опять таки благодаря ей же, -- а двое младшихъ сдѣлались особенно послушными, и всѣ трое читали и учились гораздо больше прежняго.
   -- Кто знаетъ, -- сказала какъ-то милэди, -- что можетъ случиться въ будущемъ и долго-ли еще придется намъ имѣть подлѣ себя такого ученаго преподавателя?
   Франкъ Эсмондъ отвѣчалъ на это, что онъ съ своей стороны былъ бы очень не прочь навсегда покончить съ ученьемъ и что если кузену Гарри хочется идти съ нимъ удить рыбу, онъ готовъ хоть сейчасъ захлопнуть свою книгу; а маленькая Беатриса объявила: что въ случаѣ отъѣзда Гарри пошлетъ за Томомъ Тёшеромъ, и Томъ будетъ, конечно, очень радъ пріѣхать къ нимъ въ Кэстльвудъ.
   Но вотъ въ одинъ прекрасный день явился посолъ изъ Винчестера съ письмомъ, запечатаннымъ большой черной печатью. Въ этомъ письмѣ деканъ извѣщалъ дочь о смерти ея тетки и прибавлялъ, что все свое состояніе (2.000 фунтовъ) покойная завѣщала шестерымъ племянницамъ -- его дочерямъ. Много разъ съ тѣхъ поръ вспоминалъ Гарри Эсмондъ, вспыхнуло лицо это дорогой госпожи и какимъ сіяющимъ взглядомъ посмотрѣла она на него, когда было получено это извѣстіе. Она не была огорчена (да и не скрывала этого) смертью родственницы, съ которой ни она сама, и никто изъ ея семьи много лѣтъ даже и не видѣлся.
   Милордъ тоже не проявилъ ни малѣйшаго огорченія, услыхавъ печальную новость.
   -- Эти деньги намъ очень кстати, -- сказалъ онъ -- мы омеблируемъ заново концертную залу, да и погребъ пора бы пополнить; онъ совсѣмъ опустѣлъ. Ваше сіятельство получите карету и пару коней, такихъ, чтобы годились и подъ верхъ, и въ упряжку. Тебѣ, Беатриса, я куплю клавикорды, а тебѣ, Франкъ, маленькую лошадку на Гекстонской ярмаркѣ. Гарри получитъ пять фунтовъ на книги (милордъ былъ очень щедръ на деньги -- и на свои, и на чужія). Вотъ было бы славно, Рашель, кабы у тебя каждый годъ умирало по теткѣ, а мы бы тратили и твои денежки и деньги всѣхъ твоихъ сестеръ!
   -- У меня только одна тетка, милордъ, и... я намѣрена употребить эти деньги иначе, -- проговорила милэди, сильно покраснѣвъ.
   -- Употребить иначе? Вотъ еще новости!-- воскликнулъ милордъ.-- Много ты понимаешь въ деньгахъ! И наконецъ, какого чорта тебѣ не хватаетъ? Кажется, я доставляю тебѣ все, въ чемъ ты нуждаешься.
   -- Я хочу отдать эти деньги, милордъ -- отгадайте кому?
   Милордъ отпустилъ крѣпкое словцо изъ своего обычнаго репертуара и объявилъ, что рѣшительно не можетъ взять въ толкъ, о чемъ она говоритъ.
   -- Я рѣшила, что на эти деньги Гарри Эсмондъ поступитъ въ коллегію.-- Кузенъ Гарри, -- продолжала милэди, -- я не хочу, чтобы вы оставались въ этой трущобѣ: вы должны составить себѣ имя -- ради себя, и ради насъ тоже.
   -- Чортъ побери! Ему и здѣсь хорошо!-- сказалъ милордъ, разсердившійся въ первую минуту.
   -- Развѣ Гарри уѣзжаетъ? Гарри, такъ ты и въ самомъ дѣлѣ уѣдешь?-- закричали въ одинъ голосъ Франкъ и Беатриса.
   -- Полноте, дѣти. Онъ опять къ намъ пріѣдетъ; нашъ домъ будетъ всегда его домомъ, -- говорила милэди, и ея голубые глаза сіяли небесной добротой.-- И ученики его будутъ всегда его любить, такъ вѣдь я говорю?
   -- Клянусь Богомъ, Рашель, ты добрая женщина!-- сказалъ милордъ и схватилъ руку жены. Она вся вспыхнула, откинулась назадъ и притянула къ себѣ дѣтей, поставивъ ихъ между нимъ и собой.-- Желаю тебѣ успѣха, кузенъ, -- продолжалъ милордъ съ искреннимъ добродушіемъ, хлопнувъ Гарри на плечу. -- Я не стану мѣшать твоему счастью. Поѣзжай въ Кэмбриджъ, мой мальчикъ, а когда умретъ Тёшеръ, ты получишь здѣшній приходъ, если до тѣхъ поръ не устроишься лучше. Лошадей мы купимъ на будущій годъ, а съ меблировкой залы тоже можно обождать. Я подарю тебѣ лошадь изъ нашей конюшни: бери любую, кромѣ моей кобылы, рыжаго мерина, да еще упряжныхъ. Помогай тебѣ Богъ, мой мальчикъ!
   -- Гарри, возьми себѣ гнѣдого: гнѣдой -- хорошій конь; отецъ говоритъ, что лучше его нѣтъ во всей конюшнѣ, -- сказалъ маленькій Франкъ, подпрыгивая и хлопая въ ладоши. Пойдемъ-ка въ конюшню, посмотримъ его.
   И Гарри, не помня себя отъ восторга, побѣжалъ было изъ комнаты за своимъ маленькимъ родственникомъ: ему не терпѣлось поскорѣе все устроить къ своему путешествію.
   Милэди посмотрѣла ему вслѣдъ глубокимъ, грустнымъ взглядомъ.
   -- Онъ не можетъ дождаться, когда уѣдетъ отъ насъ!-- сказала она мужу.
   Молодой человѣкъ остановился въ смущеніи.
   -- Если ваше сіятельство желаете, я готовъ и совсѣмъ здѣсь остаться, увѣряю васъ, -- проговорилъ онъ.
   -- И разыграешь изъ себя дурака въ награду за свое усердіе, -- сказалъ ему милордъ.-- Полно, полно, мой другъ! Поѣзжай, посмотри свѣтъ и людей. Отпразднуй молодость, возьми все лучшее, что дастъ тебѣ судьба... Какъ бы я хотѣлъ быть опять молодымъ мальчикомъ, чтобы поступить въ коллегію и попить Трумпингтоновскаго эля.
   -- Нашъ домъ -- скученъ и это совершенная правда! -- воскликнула милэди, и въ голосѣ ея послышалась грусть, а, можетъ быть, отчасти и сарказмъ. -- Угрюмый старый домъ, на половину раззоренный, на половину не отдѣланный; да притомъ женщина и двое дѣтей -- довольно жалкое общество для мужчинъ, привыкшихъ къ лучшему. Мы годны развѣ только на то, чтобы быть служанками вашихъ благородій, а удовольствія вамъ по неволѣ приходится искать внѣ дома.
   -- Буль я проклятъ, Рашель, если понимаю, шутишь ты или говоришь серьезно, -- сказалъ милордъ.
   -- Совершенно серьезно, милордъ, -- отвѣчала она, продолжая ласкать одного изъ дѣтей.-- Да и надъ чѣмъ же тутъ шутить?
   Съ этими словами она встала, сдѣлала мужу величественный реверансъ и, бросивъ великолѣпный взглядъ на Гарри Эсмонда, казалось, говорившій: "Помни, что я сказала! Пусть онъ не понялъ меня, за то ты понимаешь", вышла изъ комнаты съ своими дѣльми.
   -- Съ тѣхъ поръ, какъ она узнала объ этой проклятой гекстонской исторіи... пусть повѣсятъ того, кто ей разсказалъ!-- она стала совсѣмъ другимъ человѣкомъ, -- сказалъ милордъ.-- Я ее не узнаю. Моя Рашель -- всегда такая смиренница -- держитъ себя теперь настоящей принцессой... Послушайся моего совѣта, Гарри Эсмондъ: держись подальше отъ женщинъ. Съ тѣхъ поръ, какъ я спутался съ этими тварями, я не видалъ отъ нихъ ничего, кромѣ гадостей. У меня къ нимъ полное отвращеніе. Въ Тангерѣ была у меня женщина, ни слова не говорившая по англійски: естественно, казалось бы, предположить. что я долженъ былъ вести съ ней мирную жизнь. Такъ нѣтъ же! она пыталась меня отравить, потому что ревновала къ одной еврейкѣ. Потомъ эта твоя тетушка -- потому, что она въ самомъ дѣлѣ приходится тебѣ сродни -- тетушка Іезавель. Пріятное существованіе устроила она твоему отцу!.. А теперь, наконецъ, милэди, моя жена. Когда я въ первый разъ увидѣлъ ее верхомъ на лошади, рядомъ съ деканомъ, ея отцомъ, она казалась, да и въ самомъ дѣлѣ была такимъ младенцемъ, что, кажется, подари ты ей куклу въ шесть пенсовъ, она осталась бы совершенно довольна. А теперь посмотри ты на нее: фу-ти, ну-ты! сколько важности!-- и не подступись! Императрица -- да и только!.. Передай-ка мнѣ кубокъ, мой мальчикъ. "Кружка пива, ломоть хлѣба по утру; ломоть хлѣба, кружка пива ввечеру", говорится въ пѣснѣ. Эхъ, чортъ возьми! Моя Полли любитъ пивцо, да еще пополамъ съ водкой, клянусь Юпитеромъ!
   Они, кажется, и въ самомъ дѣлѣ напивались вдвоемъ, ибо уже въ полдень за завтракомъ у милорда очень часто заплетался языкъ, а вечеромъ за ужиномъ онъ терялъ всякую способность рѣчи.
   Когда отъѣздъ Гарри Эсмонда былъ окончательно рѣшенъ, поведеніе леди Кэстльвудъ разомъ измѣнилось: глядя на нее теперь, можно было подумать, что она рада разстаться съ своимъ питомцемъ. Много разъ, когда юноша, быть можетъ, стыдясь своего тайнаго нетерпѣнія поскорѣе уѣхать, (и во всякомъ случаѣ страдая при мысли о предстоящей ему разлукѣ съ людьми, отъ которыхъ получилъ столько доказательствъ лкбви и неоцѣнимой доброты) -- много разъ, когда онъ пытался высказать своей госпожѣ, какъ глубоко ей благодаренъ и какъ ему жаль разставаться съ ней и съ ея семьей, пріютившей и пригрѣвшей его, безроднаго и бездомнаго сироту, -- милэди рѣзко обрывала его увѣренія и сожалѣнія, говоря, что не хочетъ грустныхъ разговоровъ, что она хочетъ говорить и думать только о самомъ Гарри, объ его планахъ на будущее и о будущей его славѣ.
   -- На ваше небольшое наслѣдство вы можете четыре года прожить джентльменомъ. Божій Промыслъ, вашъ собственный умъ, трудолюбіе и честность сдѣлаютъ остальное. Кэстльвудъ будетъ всегда вашимъ домомъ, и дѣти мои, ваши ученики, которыхъ вы любили, никогда не разучатся васъ любиль... И, Гарри, -- прибавила она однажды (это было единственный разъ, что на глазахъ ея показались сжезы и голосъ задрожалъ), -- можетъ случиться -- это въ порядкѣ вещей -- можетъ случиться, что я умру, что меня не будетъ съ ними, а отецъ ихъ... однимъ словомъ, они могутъ нуждаться въ друзьяхъ и покровителяхъ. Обѣщайте мнѣ, что вы ихъ не покинете, что будете для нихъ тѣмъ, чѣмъ, какъ мнѣ кажется, я была для васъ, -- и благословеніе матери, ея горячая молитва -- всегда будетъ съ вами.
   -- Обѣщаю, милэди, и да поможетъ мнѣ Богъ выполнить это обѣщаніе! -- отвѣтилъ Гарри Эсмондъ и, опустившись на колѣни, поцѣловалъ руку своей дорогой госпожи.-- Если вы прикажете, я теперь останусь здѣсь. Что значитъ будущность какого-нибудь незаконнорожденнаго бѣдняка? Не все-ли равно, пробью-ли я себѣ дорогу въ жизни или умру такимъ же безвѣстнымъ горемыкой, какимъ родился? Съ меня довольно одного сокровища вашей доброты и любви. Заботиться о вашемъ счастьѣ моя прямая обязанность: разъ я буду знать, что вы счастливы, мнѣ ничего больше не надо.
   -- Стастлива!-- повторила она.-- Что же, конечно, я должна бытъ счастлива: у меня дѣти, и...
   -- Не то, чтобы счастлива -- нѣтъ!-- воскликнулъ Гарри (ибо онъ зналъ, какова была ея жизнь, хотя между ними не было сказано объ этомъ ни единаго слова). -- Я не говорю о счастьѣ, но мнѣ хотѣлось бы доставить вамъ, по крайней мѣрѣ, спокойствіе!-- Позвольте мнѣ остаться и работать для васъ!-- Позвольте мнѣ остаться и быть вашимъ слугой!
   -- Нѣтъ, мой другъ, вамъ лучше уѣхать, -- сказала милэди и на секунду положила руку на голову юноши.-- Я не хочу, чтобы вы оставались въ этомъ скучномъ домѣ. Вы поступите въ Коллегію и отличитесь тамъ, какъ подобаетъ человѣку, носящему ваше имя. Этимъ вы мнѣ скорѣе всего угодите. А если мои дѣти и я... если мы будемъ въ васъ нуждаться, вы къ намъ пріѣдете: я знаю, что мы можемъ разсчитывать на васъ.
   -- Да покараетъ меня Небо, если я когда либо вамъ измѣню!-- проговорилъ Гарри, поднимаясь съ колѣнъ.
   -- Я вижу, мой рыцарь ждетъ не дождется дракона, съ которымъ могъ бы сразиться ради насъ, -- сказала со смѣхомъ милэди.
   Эти слова заставили Гарри Эсмонда вздрогнуть и покраснѣть, ибо въ эту минуту онъ дѣйствительно думалъ о томъ, какъ было бы хорошо, если бы ему немедленно представился случай фактически доказать свою преданность его дорогой госпожѣ. Ему было пріятно, что милэди назвала его "своимъ рыцаремъ", и часто, часто съ тѣхъ поръ онъ вспоминалъ объ этомъ и молился, чтобы Богъ помогъ ему остаться ея вѣрнымъ рыцаремъ до гроба.
   Изъ окна спальной милэди открывалась широкая перспектива на окрестную мѣстность: изъ него можно было видѣть пурпурные холмы за деревней, зеленый лужокъ, отдѣлявшій деревню отъ замка, и старый мостъ черезъ рѣчку. Когда Гарри Эсмондъ уѣзжалъ въ Кэмбриджъ, маленькій Франкъ бѣжалъ рядомъ съ его лошадью до самаго моста; здѣсь Гарри на минутку остановился и оглянулся назадъ, на старый домъ, гдѣ протекла лучшая часть его жизни. Замокъ стоялъ передъ юношей съ своими знакомыми сѣрыми башнями; его шпицы сверкали на солнцѣ, а стѣны и колонны террасы отбрасывали на траву голубыя длинныя тѣни. И Гарри вспоминалъ потомъ всю жизнь, какъ онъ увидѣлъ у окна свою госпожу въ бѣломъ платьѣ; она глядѣла ему вслѣдъ, а рядомъ съ ней виднѣлись каштановыя кудри маленькой Беатрисы.
   И мать, и дочь махали ему платками, а маленькій Франкъ рыдалъ, прощаясь съ нимъ. Гарри еще разъ поклялся въ душѣ, что онъ всегда будетъ вѣрнымъ рыцаремъ своей госпожи, и махнулъ ей на прощанье своей шляпой.
   И въ деревнѣ тоже всѣ съ нимъ прощались, какъ съ роднымъ. Всѣ знали, что мистеръ Гарри ѣдетъ въ университетъ, и почти у каждаго нашлось для нею доброе слово или ласковый взглядъ. Не успѣлъ онъ отъѣхать и трехъ миль отъ дома, какъ началъ мечтать объ ожидающихъ его приключеніяхъ и строить планы на будущее. Но я не стану разсказывать, о чемъ онъ мечталъ. Онъ не читалъ еще замысловатыхъ арабскихъ сказокъ мосье Галлана, но повѣрьте, что и кромѣ честнаго Альнашара на свѣтѣ много людей, питающихъ свѣтлыя надежды, строющихъ воздушные замки... и разрушающихъ ихъ, -- какъ это само собой разумѣется.
  

ГЛАВА X.
Я ѣду въ Кэмбриджъ и дѣлаю тамъ мало хорошаго.

   Милордъ объявилъ, что ему будетъ пріятно посѣтить знакомыя мѣста, гдѣ протекла его юность, и любезно предложилъ сопутствовать Гарри Эсмонду въ его первой поѣздкѣ въ Кэмбриджъ. Ихъ путь лежалъ черезъ Лондонъ, гдѣ милордъ виконтъ пожелалъ остановиться на нѣсколько дней, чтобы ознакомить Гарри съ столичными удовольствіями, прежде чѣмъ онъ всецѣло погрузится въ ученыя занятія. Отсюда же покровитель Гарри возилъ его въ Чельзи къ вдовствующей виконтессѣ, такъ какъ добрая леди Кэстльвудъ строго на строго наказала обоимъ джентльменамъ побывать съ визитомъ у ихъ старой родственницы.
   Ея сіятельство вдовствующая виконтесса занимала въ Чельзи прекрасный новый домъ съ садомъ, примыкавшимъ къ нему съ задней стороны. Фасадъ выходилъ на рѣку, представлявшую всегда самое пестрое и оживленное зрѣлище съ кишѣвшими на ней барками, лодками и людьми. Гарри разсмѣялся, увидѣвъ въ гоcтиной хорошо ему знакомый старинный портретъ работы сэра Питера Лели, -- портретъ, на которомъ вдова его отца была изображена въ видѣ дѣвственной богини охоты, вооруженной золотымъ лукомъ и стрѣлами и обремененной лишь самымъ умѣреннымъ количествомъ одежды, какое, повидимому, имѣли привычку носить дѣвственницы во времена короля Карла.
   Выходя замужъ, милэди виконтесса разсталась съ этой оригинальной охотничьей привычкой; но хотя теперь ей уже перевалило за шестьдесятъ, мнѣ кажется, она все еще воображала, что всякій безъ труда узналъ бы воздушную нимфу портрета въ почтенной особѣ, дававшей аудіенцію Гарри и его покровителю.
   Молодого человѣка она приняла даже милостивѣе, чѣмъ его старшаго родственника; по крайней мѣрѣ, она все время старалась вести разговоръ до французски, зная, что милордъ Кэстльвудъ не былъ большимъ знатокомъ французскаго діалекта, и выразила свое удовольствіе по поводу того, что мистеръ Эсмондъ такъ бѣгло говоритъ на этомъ языкѣ.
   -- Это единственный языкъ, на которомъ можно вести изящный разговоръ, -- единственный, приличный для людей благовоспитанныхъ -- соизволила она сказать.
   Потомъ, когда джентльмены простились и вышли, милордъ очень смѣялся надъ поведеніемъ своей родственницы. Онъ помнилъ (говорилъ онъ) время, когда она изъяснялась по англійски достаточно бѣгло, и съ свойственной ему безпечной веселостью шутилъ по поводу незамѣнимой утраты, которую понесъ, лишившись такой прелестной жены.
   Милэди виконтесса удостоила спросить его сіятельство о здоровьѣ его жены и дѣтей: она слыхала, что лэди Кэстльвудъ перенесла оспу, и надѣется, что милэди не такъ уже страшно обезображена, какъ это говорятъ.
   При упоминаніи о болѣзни его жены милордъ виконтъ поморщился и покраснѣлъ, но вдовствующая виконтесса, заговоривъ о предполагаемомъ безобразіи молодой леди, повернулась къ зеркалу и съ такой самодовольной усмѣшкой принялась разсматривать свое старое сморщенное лицо, что оба ея гостя едва удержались, чтобы не расхохотаться прямо ей въ глаза.
   Она спросила Гарри, какую профессію онъ намѣренъ избрать. Милордъ сказалъ, что молодой человѣкъ думаетъ вступить въ духовное званіе и по смерти доктора Тёшера получитъ кэстльвудскій приходъ, и милэди, узнавъ, что Гарри собирается сдѣлаться священникомъ англиканской церкви, не обнаружила ни гнѣва, ни досады; напротивъ, она скорѣе даже обрадовалась, что будущность юноши будетъ такимъ образомъ обезпечена. Она очень просила мистера Эсмонда не забывать ея и непремѣнно навѣщать, когда онъ будетъ проѣзжать черезъ Лондонъ, и простерла свои милости до того, что прислала ему кошелекъ съ двадцатью гинеями въ трактиръ, гдѣ они съ милордомъ остановились (подъ вывѣской "Борзой Собаки", въ Чарингъ-Кроссѣ). Вмѣстѣ съ этимъ пріятнымъ презентомъ для своего юнаго родственника милэди прислала небольшую куклу въ подарокъ дочери милорда, маленькой Беатрисѣ, которая, къ слову сказать, начала уже выходить изъ того возраста, когда играютъ въ куклы, и была почти такого же роста, какъ ея почтенная родственница.
   Осмотрѣвъ городъ и побывавъ въ театрахъ, милордъ Кэстльвудъ и Эсмондъ поѣхали вмѣстѣ въ Кэмбриджъ. Означенное путешествіе заняло два дня, и для Гарри это былъ очень пріятные дни. Въ то время еще не были введены нынѣшніе скорые дилижансы, совершающіе въ одинъ день весь переѣздъ между Лондономъ и университетомъ; тѣмъ не менѣе Гарри Эсмонду путь показался недолгимъ и очень веселымъ, и онъ всегда съ благодарностью вспоминалъ счастливые дни праздниковъ, которые доставилъ ему тогда его покровитель.
   Въ Кэмбриджѣ мистеръ Эсмондъ поступилъ пансіонеромъ {Пансіонерами въ англійскихъ университетахъ называются студенты, которые, за извѣстную плату, имѣютъ общій столъ.} въ знаменитую коллегію св. Троицы, гдѣ въ молодости учился самъ милордъ. Директоромъ въ тѣ времена былъ докторъ Монтэге. Онъ принялъ лорда виконта чрезвычайно учтиво, такъ же какъ и мистеръ Бриджъ, назначенный воспитателемъ къ Гарри. Томъ Тёшеръ, принадлежавшій къ коллегіи св. Эммануила и бывшій уже на второмъ курсѣ, явился засвидѣтельствовать свое почтеніе милорду и предложилъ принять Гарри подъ свое покровительство. Новому студенту отвели очень удобное помѣщеніе на большомъ дворѣ у самыхъ воротъ и недалеко отъ квартиры знаменитаго мистера Ньютона, послѣ чего покровитель Гарри уѣхалъ, сказавъ юношѣ на прощанье много ласковыхъ словъ и заключивъ увѣщаніемъ вести себя въ университетѣ лучше, чѣмъ велъ себя въ свое время онъ самъ.
   Нѣтъ никакой надобности подробно распространяться въ этихъ мемуарахъ о жизни Гарри Эсмонда въ коллегіи. Она ничѣмъ не отличалась отъ жизни большинства учащейся молодежи того времени. Но Гарри имѣлъ несчастіе быть на два, на три года старше большинства своихъ однокурсниковъ и, благодаря одинокому дѣтству, особеннымъ обстоятельствамъ своего рожденія и естественному ихъ послѣдствію -- наклонности къ меланхоліи и мечтательности, во многихъ отношеніяхъ стоялъ особнякомъ между товарищами, бывшими гораздо моложе и живѣе его. Воспитатель его, мистеръ Бриджъ, сгибавшійся въ три погибели, провожая милорда по зеленымъ лужайкамъ коллегіи, разомъ измѣнилъ свое обращеніе, какъ только благородный лордъ скрылся изъ вида и сдѣлался -- по крайней мѣрѣ, Гарри такъ казалось -- рѣзокъ и надмѣненъ. Когда студенты собирались въ аудиторіи, Гарри чувствовалъ себя одинокимъ среди ихъ веселой толпы. Они поднимали его на смѣхъ всякій разъ, когда его заставляли читать вслухъ по латыни, ибо онъ читалъ съ иностраннымъ акцентомъ, которому научился отъ своего стараго и единственнаго учителя -- іезуитскаго патера. Мистеръ Бриджъ избралъ Гарри предметомъ своихъ грубыхъ шутокъ, которыя вообще любилъ себѣ позволять. Гордость молодого человѣка возмущалась, самолюбіе его сильно страдало, и первое время онъ чувствовалъ себя въ этомъ новомъ мѣстѣ такимъ одинокимъ и покинутымъ, какимъ едва-ли когда нибудь былъ въ Кэстльвудѣ, куда теперь жаждалъ вернуться. Его рожденіе было для него постояннымъ источникомъ стыда: вездѣ ему чудились оскорбленія и насмѣшки, и со стороны начальства, и со стороны товарищей, которые, безъ сомнѣнія, отнеслись бы къ нему лучше, если бы самъ онъ пошелъ имъ на встрѣчу съ открытой душои. Теперь, когда онъ спокойно оглядывается на этотъ періодъ своей жизни, который считалъ тогда такимъ несчастливымъ, онъ видитъ, что значительною частью тогдашнихъ огорченій, которыя приписывалъ недоброжелательству окружающихъ, онъ былъ обязанъ своей собственной гордости и тщеславію. Къ добродушнымъ людямъ свѣтъ относится добродушно, и изъ всѣхъ угрюмыхъ мизантроповъ, ненавидящихъ общество, я не зналъ ни одного, который не былъ бы самъ виноватъ въ своей ненависти. Томъ Тёшеръ давалъ Гарри много добрыхъ совѣтовъ на этотъ счетъ, ибо у Тома не было недостатка ни въ здравомъ смыслѣ, ни въ добродушіи; но мистеръ Гарри находилъ нужнымъ относиться къ своему старшему товарищу съ великолѣпнымъ, хотя и безсмысленнымъ презрѣніемъ, и ни подъ какимъ видомъ не желалъ разставаться съ дорогими его сердцу обидами, въ существованіе которыхъ, по всей вѣроятности, вѣрилъ только лишь самъ. Что касается честнаго доктора Бриджа, то послѣ нѣсколькихъ попытокъ помѣряться остроуміемъ съ своимъ новымъ питомцемъ, онъ долженъ былъ убѣдиться, что этотъ юноша -- весьма неблагодарный предметъ для вышучиванія, что, подсмѣиваясь надъ нимъ, часто рискуешь обратить насмѣшку противъ себя самого. Конечно, это открытіе не сдѣлало наставника и ученика болѣе искренними друзьями, но Эсмонду оно принесло хотя то преимущество, что мистеръ Бриджъ оставилъ его въ покоѣ, и пока новый студентъ аккуратно посѣщалъ церковную службу и исполнялъ все, что ему задавалось по части письменныхъ работъ, воспитатель былъ очень радъ не видѣть въ своей аудиторіи его угрюмаго лица и предоставлялъ ему читать и дуться у себя въ комнатѣ, сколько душѣ угодно.
   Два-три стихотворенія на латинскомъ и англійскомъ языкахъ, за которыми были признаны кое-какія достоинства, да латинское "слово" (ибо мистеръ Эсмондъ писалъ по латыни лучше, чѣмъ выговаривалъ), доставшій ему нѣкоторую извѣстность какъ между университетскими властями, такъ и между молодежью, которая стала цѣнить его даже выше, чѣмъ онъ того стоилъ. Нѣсколько побѣдъ надъ ихъ общимъ врагомъ, мистеромъ Бриджемъ, заставили студентовъ перейти на сторону Гарри; на него стали смотрѣть, какъ на одного изъ бойцовъ за студенческія права противъ старшихъ. Тѣ изъ товарищей, съ кѣмъ онъ сошелся ближе, нашли его не такимъ угрюмымъ и надменнымъ, какъ онъ казался имъ по первому впечатлѣнію. Однимъ словомъ, донъ Дисмалло {Отъ dismal -- угрюмый, мрачный печальный.} (какъ его величали) вскорѣ сдѣлался довольно важной особой въ своей коллегіи и, какъ онъ сильно подозрѣваетъ, университетское начальство включило его въ списокъ "опасныхъ".
   Донъ Дисмалло былъ ярый яковистъ, такъ же, какъ и остальные члены его семьи: всякими, самыми нелѣпыми способами старался онъ заявить о своихъ консервативныхъ воззрѣніяхъ. Онъ любилъ угощать бургонскимъ своихъ юныхъ друзей, пилъ здоровье короля въ день рожденья короля Іакова, одѣвалъ трауръ въ день его отреченія отъ престола, постился каждую годовщину коронацій короля Вильгельма и продѣлывалъ тысячу другихъ глупостей, надъ которыми и самъ теперь смѣется.
   Всѣ эти глупыя выходки частенько вызывали выговоры со стороны Тома Тёшера, который всегда былъ сторонникомъ предержащихъ властей, какъ Эсмондъ былъ всегда ихъ противникомъ. Томъ былъ вигъ, Эсмондъ -- тори. Томъ не пропустилъ ни одной лекціи и отвѣшивалъ проктору {Прокторы -- цензора нравовъ въ англійскихъ университетахъ.} самые низкіе поклоны. Неудивительно, что онъ оплакивалъ непокорный духъ Гарри, и сердился, когда другіе смѣялись его выходкамъ. Не знай Томъ навѣрное, что милордъ виконтъ протежируетъ Гарри, онъ, безъ сомнѣнія, порвалъ бы съ нимъ всякія отношенія. Но честный Томъ никогда не измѣнялъ товарищу, у котораго имѣлись еще друзья между сильными міра сего, и это дѣлалось не изъ сознательнаго разсчета, а по врожденной слабости къ величію. Лесть въ этомъ юношѣ не была лицемѣріемъ, а свойствомъ харамера, всегда ровнаго, добродушнаго, угодливаго и раболѣпнаго.
   Гарри имѣлъ очень хорошій доходъ, ибо не только его дорогая кэстльвудская госпожа регулярно снабжала его деньгами, но и вдовствующая чельзійская виконтесса, къ которой онъ ѣздилъ каждыя святки, ежегодно дѣлала ему денежные подарки, но, не смотря на всѣ эти великія и богатыя милости, Гарри былъ вѣчно безъ денегъ, тогда какъ Томъ Тёшеръ, получавшій отъ отца самую микроскопическую стипендію, жилъ почти бариномъ; просто удивительно, какъ только онъ ухитрялся такъ изворачиваться. Правда и то, что Гарри тратилъ деньги щедрой рукой: давалъ взаймы, и помогалъ товарищамъ, чего Томасъ никогда не дѣлалъ. Мнѣ кажется, что Томъ Тёшеръ походилъ въ этомъ отношеніи на знаменитаго герцога Марльборо, который, будучи еще молодымъ человѣкомъ, получилъ въ подарокъ пятьдесятъ гиней отъ одной сумасшедшей, влюбившейся въ него за его красоту. Князь-герцогъ, десятки лѣтъ спустя, показывалъ Кадогану эти деньги въ ящикѣ своего письменнаго стола, гдѣ онѣ лежали у него съ того самаго дня, когда онъ продалъ за нихъ свою безбородую честь. Я не хочу сказать, чтобы Томъ когда-либо такъ выгодно торговалъ своей красотой: природа не надѣлила его особенными прелестями; при томъ же онъ былъ всегда образцомъ нравственности и не упускалъ случая подать своему младшему товарищу благой совѣтъ въ этомъ направленіи (подобный товаръ Томъ, надо отдать ему справедливость, раздавалъ очень щедро). Все это, впрочемъ, отнюдь не мѣшало ему быть по своему веселымъ товарищемъ: онъ охотно смѣялся шуткѣ, когда случалась, что ему посчастливится понять ея соль, и принималъ самое дѣятельное участіе въ общей попойкѣ, если за вино платилъ не онъ, а другой, особенно-же если въ компаніи участвовалъ какой-нибудь юный лордъ. Въ такихъ случаяхъ въ цѣломъ университетѣ не нашлось бы пьяницы, способнаго потягаться съ мистеромъ Тёшеромъ; но особенно поучительно было лицезрѣть его на другой день, когда онъ, чистенькій, свѣжій, съ гладко выбритымъ лицомъ, подтягивалъ а_м_и_н_ь за ранней обѣдней. Бѣдненькій Гарри, въ выборѣ своего чтенія, позволялъ себѣ томиться за всѣми девятью музами и, весьа вѣроятно, не пользовался особеннымъ расположеніемъ ни одной изъ девяти, тогда какъ Томъ Тёшеръ, имѣвшій столько же поэтическаго дарованія, какъ любой крестьянскій парень, съ такимъ упорнымъ постоянствомъ и съ такою раболѣпной угодливостью ухаживалъ за божественной Калліопой что въ концѣ концовъ подцѣпилъ призъ, добился въ университетѣ нѣкоторой извѣстности и званія адьюнкта профессора своей коллегіи въ награду за ученые труды. Въ этотъ періодъ своей жизни мистеръ Эсмондъ пріобрѣлъ всю ту небольшую начитанность, которою могъ когда-либо похвалиться; большую часть дня онъ проводилъ за книгами, поглощая все, что попадалось ему подъ руку. Такимъ образомъ онъ, хотя и безъ всякой системы, прочелъ творенія многихъ англійскихъ, французскихъ и итальянскихъ поэтовъ и до извѣстной степени ознакомился съ испанскимъ языкомъ, не говоря уже о двухъ древнихъ языкахъ, которыми (по крайней мѣрѣ, латинскимъ) владѣлъ довольно основательно.
   Затѣмъ, приблизительно со второй половины своего пребыванія въ университетѣ, Гарри началъ читать по той спеціальности, которой собирался себя посвятить (скорѣе изъ мірскихъ разсчетовъ, нежели по призванію), и скоро окончательно заблудился въ дебряхъ богословскихъ диспутовъ. На протяженіи нѣсколькихъ мѣсяцевъ, которые у него заняло это чтеніе (велось оно, къ слову сказать, далеко не съ тою серьезностью и рвеніемъ, какихъ требуютъ такого рода занятія), юноша оказывался то убѣжденнымъ папистомъ и уже готовъ былъ во всеуслышаніе провозгласить свою вѣру, то протестантомъ (когда читалъ Чиллингворта), то скептикомъ вмѣстѣ съ Гоббсомъ и Бэйлемъ. Напротивъ того, честный Томъ Тёшеръ никогда не позволяль себѣ уклоняться съ прямой дорожки, утвержденной университетскимъ уставомъ; онъ всѣмъ своимъ сердцемъ признавалъ всѣ тридцать девять параграфовъ и подписался бы обѣими руками еще подъ тридцатью девятью, если бы отъ него этого потребовали. Вольный духъ, которымъ былъ пропитанъ Гарри, его безпорядочныя идеи и разговоры до такой степени шокировали и огорчали его старшаго товарища, что между ними возникли холодность и отчужденіе, и изъ близкихъ друзей, какими они были въ первое время пребыванія Гарри въ коллегіи, они превратились почти что въ обыкновенныхъ знакомыхъ. Въ университетѣ много занимались также и политикой, и по этому пункту молодые люди тоже расходились. Томъ, хотя и высокоцерковникъ, объявлялъ себя горячимъ сторонникомъ короля Вильгельма, тогда какъ Гарри принесъ съ собой въ коллегію торійскую политику своей семьи. Къ этому слѣдуетъ еще присовокупить опасное восхищеніе юнаго Эсмонда Оливеромъ Кромвеллемъ, котораго Гарри часто отстаивалъ (также какъ и короля Іакова) въ товарищескихъ спорахъ, происходившихъ обыкновенно келейнымъ образомъ въ комнатѣ у кого-нибудь изъ студентовъ, гдѣ обсуждалось положеніе націи, вѣнчались и развѣнчивались короли и рѣкою лилось университетское пиво въ честь живыхъ и умершихъ героевъ, а также современныхъ красавицъ.
   Итакъ, благодаря-ли обстоятельствамъ своего происхожденія, или врожденной наклонности къ меланхоліи, но только Эсмондъ во время пребыванія своего въ университетѣ держался по большей части въ сторонѣ отъ товарищей. Онъ не имѣлъ настолько честолюбія, чтобы стремиться выдвинуться между своими однокурсниками, бывшими въ большинствѣ на нѣсколько лѣтъ моложе его, и не желалъ участвовать въ ихъ развлеченіяхъ и мальчишескихъ шалостяхъ. Ему постоянно казалось, что господа студенты его коллегіи презираютъ его какъ незаконнорожденнаго, и это заставляло его сторониться ихъ общества. Очень возможно, что результатъ, который онъ приписывалъ недоброжелательству своихъ однокашниковъ, былъ послѣдствіемъ его собственнаго поведенія, ибо онъ это видитъ теперь, -- обращеніе его съ ними было недружелюбно и надменно. Какъ бы то ни было, за доброту онъ былъ всегда настолько же признателенъ, насколько чувствителенъ къ несправедливости и обидамъ, и хотя, вообще говоря, чувствовалъ себя одинокимъ, но съ двумя-тремя изъ товарищей его соединяла горячая дружба.
   Однимъ изъ его тогдашнихъ друзей была довольно странная личность. Человѣкъ этотъ жилъ въ университетѣ, хотя и не принадлежалъ къ числу его членовъ; онъ преподавалъ науку, которая едва ли входитъ въ общій курсъ университетскихъ занятій. Это былъ французскій эмигрантъ, офицеръ, покинувшій свое отечество во время гоненій на протестантовъ. Онъ поселился въ Кэмбриджѣ, гдѣ открылъ залъ для стрѣльбы въ цѣль и, кромѣ того, училъ фехтованію. Хоть онъ называлъ себя протестантомъ, но въ городѣ поговаривали, что мосье Моро -- переодѣтый іезуитъ. Достовѣрно одно -- что онъ привезъ съ собой весьма солидныя рекомендаціи къ членамъ партіи торіевъ, которая въ университетѣ оказывалась довольно сильной, и нѣтъ ничего невѣроятнаго если онъ былъ однимъ изъ многихъ агентовъ, которыхъ его величество король Іаковъ держалъ въ нашей странѣ. Манеры и разговоръ этого джентльмена пришлись Эсмонду гораздо болѣе по вкусу, чѣмъ разсужденія университетскихъ богослововъ; онъ никогда не уставалъ слушать разсказы Моро про войны Тюрення и Кондэ, въ которыхъ тотъ участвовалъ, а такъ какъ Гарри съ дѣтства свободно владѣлъ французскимъ языкомъ, на которомъ мало кто говорилъ въ Кэмбриджѣ, то и старый французъ въ свою очередь дорожилъ его обществомъ. Мистеръ Эсмондъ сдѣлался любимымъ ученикомъ храбраго профессора фехтованія и подъ его руководствомъ пріобрѣлъ большую сноровку въ этомъ благородномъ искусствѣ.
   Гарри оставалось пробыть въ коллегіи еще годъ: на слѣдующій годъ онъ долженъ былъ получить степень баккалавра и затѣмъ, въ свое время, надѣть рясу, въ которой такъ желала его видѣть любимая имъ госпожа. Томъ Тёшеръ въ то время былъ уже священникомъ и членомъ своей коллегіи, и Гарри съ превеликой радостью уступилъ бы ему свои права на кэстльвудскій приходъ: Гарри чувствовалъ, что не призванъ быль священникомъ, но такъ какъ прежде всего былъ привязанъ узами благодарности къ своей дорогой госпожѣ и зналъ, что всякій отказъ съ его стороны опечалитъ ее, то рѣшилъ, что даже не намекнетъ ей о своемъ нерасположеніи къ клерикальной профессіи. Въ такомъ именно, нельзя сказать чтобы особенно веселомъ, настроеніи духа уѣхалъ онъ въ Кэстльвудъ, чтобы провести тамъ свои послѣднія каникулы передъ посвященіемъ.
  

ГЛАВА XI.
Я пріѣзжаю на праздники домой въ Кэстльвудъ и нахожу въ домѣ скелетъ.

   Съ наступленіемъ своихъ третьихъ каникулъ, Эсмондъ по обыкновенію уѣхалъ въ Кэстльвудъ. Какъ всегда, онъ испыталъ живое чувство удовольствія, увидѣвъ себя еще разъ въ домѣ, гдѣ прожилъ столько лѣтъ, и почувствовавъ на себѣ знакомый ласковый взоръ своей госпожи. Она вышла къ нему на встрѣчу съ обоими дѣтьми (дѣти теперь всегда почти присутствовали при ихъ свиданіяхъ). Миссъ Беатриса такъ выросла, что Гарри не зналъ хорошенько, можно-ли ему ее поцѣловать. Она покраснѣла и отодвинулась, когда онъ потянулся было къ ней съ поцѣлуемъ, хотя потомъ, когда они остались одни, охотно приняла его поцѣлуй и даже сама вызвала таковой. Юный лордъ обѣщалъ выйти весь въ отца, у матери онъ взялъ только ея добрые глаза. Сама лэди Кэстльвудъ тоже какъ будто выросла съ тѣхъ поръ, какъ Гарри ея не видалъ; ея пополнѣвшая фигурка казалась величественнѣе; только лицо оставалось по прежнему нѣжнымъ и добрымъ, хотя въ выраженіи его появилось что-то рѣшительное, повелительное, чего не было въ простодушномъ, кроткомъ обликѣ, который Гарри вспоминалъ всегда съ такою горячей признательностью. Звукъ голоса милэди, когда она съ нимъ заговаривала, показался ему настолько глубже и печальнѣе прежняго, что онъ былъ пораженъ и съ удивленіемъ взглянулъ на нее, когда она отвела отъ него свои глаза. Съ этого дня она никогда не смотрѣла на Гарри, когда чувствовала на себѣ его взглядъ. Что-то, говорившее о тайномъ горѣ и наполнявшее душу юноши неизъяснимой тревогой, звучало въ этомъ низкомъ, трепетномъ голосѣ и глядѣло изъ этихъ чистыхъ, грустныхъ глазъ. Она встрѣтила Гарри такъ холодно (между тѣмъ какъ ему хотѣлось упасть передъ ней на колѣни и цѣловать подолъ ея платья -- столько было въ его сердцѣ горячей нѣжности къ ней), что ему сдѣлалось больно и онъ, запинаясь, отвѣчалъ на вопросы, которые она, тоже какъ-то нерѣшительно, стала ему предлагать. Доволенъ-ли онъ своей жизнью въ Кэмбриджѣ? Не слишкомъ-ли усидчиво онъ учится? Она надѣется, что нѣтъ. Онъ очень выросъ и смотритъ молодцомъ.
   -- У него усы выросли, мама!-- закричалъ мастэръ Франкъ.
   -- Отчего онъ не носитъ парика, какъ лордъ Могунъ? -- спросила миссъ Беатриса.-- Милордъ говоритъ, что нынче всѣ носятъ парики!
   -- Вы займете вашу прежнюю комнату, -- сказала молодому человѣку милэди.-- Я надѣюсь, что ключница все тамъ для васъ приготовила.
   -- Мама, да за эти три дня ты сама разъ десять туда заходила!-- закричалъ Франкъ.
   -- Да, и даже цвѣтовъ нарѣзала изъ моего садика -- помните Гарри, тѣхъ самыхъ, что вы посадили для меня давнымъ-давно, когда я была совсѣмъ маленькая, -- и поставила ихъ у васъ на окнѣ, -- подхватила миссъ Беатриса, поднимаясь на ципочки.
   -- Когда вы выздоравливали послѣ болѣзни, я помню, вы любили розы, -- сказала милэди, сама краснѣя, какъ роза.
   И они повели Гарри Эсмонда въ его комнату; дѣти бѣжали впереди, а Гарри шелъ рука объ руку съ своей госпожей.
   Бывшую его комнату прибрали и украсили къ его пріѣзду. На окнѣ, въ китайской фарфоровой вазѣ стояли цвѣты; на постели лежало хорошенькое новое стеганое одѣло. ("Мама сама его стегала" доложила болтушка Беатриса). Въ каминѣ весело трещалъ огонекъ, хотя на дворѣ былъ іюнь мѣсяцъ; милэди нашла, что комнату не мѣшаетъ немного обогрѣть. Однимъ словомъ, было сдѣлано рѣшительно все, чтобы гость почувствовалъ себя хорошо и удобно.
   -- Теперь ты уже больше не будешь пажомъ; теперь ты джентльменъ, нашъ родственникъ, и будешь гулять съ папой и съ мамой, -- объявили дѣти.
   О, съ какимъ переполненнымъ сердцемъ, съ какою любовью и признательностью бросился Гарри на колѣни подлѣ своей узенькой кроватки, когда егь госпожа и дѣти оставили его одного! Какъ горячо призывалъ онъ благословеніе Божіе на тѣхъ, кто былъ такъ добръ къ нему!
   Дѣти, которыя всегда бываютъ первыми доносчиками, скоро познакомили Гарри съ исторіей маленькой семьи за послѣдніе годы. Папа два раза ѣздилъ въ Лондонъ. Папа теперь часто уѣзжаетъ. Папа бралъ съ собой Беатрису въ Вестлэндсъ и она оказалась выше второй дочери сэра Джорджа Гарпера, хотя та на два года старше. Папа возилъ Беатрису и Франка въ Бельммистеръ, гдѣ Франкъ побѣдилъ въ боксѣ сына лорда Бельммистера, какъ сообщилъ потомъ Эсмонду со смѣхомъ милордъ. Къ нимъ пріѣзжало гостить много джентльменовъ, и папа выписалъ изъ Лондона новую французскую игру; называется она билльярдъ, и въ нее очень хорошо играетъ французскій король. Вдовствующая лэди Кэстльвудъ прислала Беатрисѣ подарокъ, а папа купилъ новую колясочку и пару маленькихъ лошадокъ, которыми онъ правитъ (это кромѣ той коляски, въ которой ѣздитъ мама). Докторъ Тёшеръ -- несносный старый ворчунъ, и они не любятъ съ нимъ учиться, да папа, впрочемъ, и не хлопочетъ, чтобы они непремѣнно учились; онъ всегда смѣется, когда застаетъ ихъ за книгами; за то мама любитъ, когда они учатся, и сама ихъ учить. "И мнѣ кажется, папа не любитъ маму" -- прибавила миссъ Бсатриса, поднявъ на Гарри свои большіе глаза. Пока у нихъ шла эта бесѣда, дѣвочка подошла къ нему совсѣмъ близко, усѣлась къ нему на колѣни и внимательно разглядывала его всего, начиная съ мельчайшихъ подробностей костюма и кончая малѣйшей черточкой скромнаго его лица.
   -- Ты не должна говорить, что папа не любитъ маму, -- сказалъ ей молодой человѣкъ въ отвѣтъ на это сообщеніе.-- Мама никогда этого не говоритъ и вамъ запрещаетъ, миссъ Беатриса.
   Такъ вотъ чѣмъ объяснялись скорбныя интонаціи въ голосѣ милэди и печальное выраженіе ея глазъ! Кому не знакомы глаза, когда-то горѣвшіе любовью и въ которыхъ не свѣтитъ болѣе этотъ огонь?-- эти потухшія лампады, которыя нѣкогда мы такъ берегли и лелѣяли? У каждаго въ домѣ есть такіе глаза. Такіе memento mori превращаютъ въ мертвую пустыню роскошнѣйшія изъ нашихъ палатъ и затемняютъ для насъ солнечный свѣтъ. И такъ, взаимныя клятвы, призываніе Неба въ свидѣтели, церковные обряды, горячая вѣра, -- любовь, самая нѣжная и вѣрная, у которой не можетъ явиться даже сомнѣнія, что она будетъ жить вѣчно, -- все напрасно: любовь не можетъ жить вѣчно; она умираетъ не смотря ни на какіе охранительные обряды, и мнѣ часто приходило въ голову, что любовь, человѣкъ, нуждается въ религіозномъ утѣшеніи передъ смертью, что слѣдовало бы установить для нея похоронную службу, соборованіе и abi in расе. Какъ все смертное, она имѣетъ свое теченіе -- начало, развитіе и конецъ. Она распускается изъ бутона, пышно расцвѣтаетъ на солнцѣ, а затѣмъ вянетъ и умираетъ. Стрефонъ и Хлоя изнываютъ въ разлукѣ, соединяются въ экстазѣ любви; а тамъ вы узнаете, что Хлоя плачетъ, а Стрефонъ сломалъ свой посохъ объ ея спину. Можете вы его починить такъ, чтобы незамѣтно было мѣсто излома?-- Нѣтъ, никакіе жрецы Гименея, никакія заклинанія боговъ не починятъ этого посоха.
   Очнувшись по пріѣздѣ домой отъ грезъ, навѣянныхъ на него книгами, и отъ школьныхъ мечтаній о своихъ будущихъ лаврахъ ученаго, въ которыя былъ погруженъ за послѣдніе два года, Гарри Эсмондъ разомъ окунулся въ самую глубь трагедіи дѣйствительной жизни, поглотившей и заинтересовавшей его гораздо сильнѣе, чѣмъ все то, чему онъ могъ научиться у своего воспитателя. Люди, которыхъ онъ любилъ больше всего на свѣтѣ, -- которымъ онъ былъ столькимъ обязанъ, -- были несчастливы. Добрѣйшая, лучшая изъ женщинъ страдала отъ дурного обращенія и втайнѣ проливала слезы. Человѣкъ, который своимъ пренебреженіемъ, если не насиліемъ, дѣлалъ ее несчастной, былъ покровителемъ и благодѣтелемъ Гарри. Тамъ, гдѣ, вмѣсто священнаго огня любви, въ самомъ сердцѣ семьи пылаетъ раздоръ, всѣ въ домѣ становятся лицемѣрами, и каждый лжетъ своему сосѣду. Мужъ (или жена -- это безразлично) лжетъ своимъ гостямъ, надѣвая передъ ними улыбающуюся маску примиренія и учтивости. Жена лжетъ мужу (впрочемъ, лгать -- спеціальность жены); она улыбается, хотя бы вся была избита, глотаетъ свои слезы и лжетъ своему главѣ и повелителю. Она лжетъ, когда приказываетъ маленькому Джекки почитать и любить дорогого папа; лжетъ, когда увѣряетъ дѣдушку, что она вполнѣ счастлива. Прислуга тоже лжетъ, когда корчитъ серьезныя рожи, стоя за стуломъ своего господина, и притворяется, что ничего не подозрѣваетъ о происходящихъ въ домѣ сраженіяхъ. И такъ съ утра до ночи вся жизнь проходитъ въ обманѣ, а разные премудрые Соломоны зовутъ это уваженіемъ къ приличіямъ и указываютъ намъ на Филемона и Бавкиду, какъ на примѣрь, достойный подражанія.
   Если милэди умалчивала передъ Гарри Эсмондомъ о своихъ горестяхъ, за то милордъ, послѣ выпивки, отнюдь не былъ такъ сдержанъ и высказывался чрезвычайно свободно. Съ свойственной ему грубостью, своимъ всегдашнимъ циничнымъ языкомъ убѣждалъ онъ Гарри остерегаться женщинъ, причемъ обзывалъ ихъ обманщицами, кокетками, дрянями и другими, не менѣе выразительными эпитетами въ томъ же родѣ. Впрочемъ, и то сказать, бранить женщинъ было въ модѣ въ тѣ времена; изъ всѣхъ, сколько-нибудь извѣстныхъ писателей, моихъ современниковъ, я не знаю ни одного (за исключеніемъ бѣдняги Дика Стиля), который не говорилъ бы о женщинѣ, какъ о рабынѣ, и не относился бы къ ней съ полнѣйшимъ презрѣніемъ. Мистеръ Попъ, мистеръ Конгревъ, мистеръ Аддисонъ, мистеръ Гэй, -- всѣ они тянутъ одну ноту, каждый сообразно своему характеру и степени благовоспитанности; но громче и ядовитѣе всѣхъ нападаетъ на женщинъ докторъ Свифтъ. Онъ, впрочемъ, не только говорилъ о нихъ, но и обращался съ ними хуже всѣхъ.
   Мнѣ кажется, что въ большинствѣ случаевъ ссоры и ненависть между супругами начинаются тогда, когда мужъ открываетъ, что его наложница и рабыня, которая обязана предупреждать его желанія, -- которая клялась въ церкви почитать его и повиноваться ему, -- что эта рабыня выше его; что изъ нихъ двоихъ не е_й, а е_м_у подобало бы быть подъ началомъ. Онъ возмущается этимъ открытіемъ, оно приводитъ его въ ярость, и онъ не можетъ простить женѣ ея превосходства. Въ этомъ-то, какъ мнѣ кажется, таилась и причина раздраженія милорда противъ милэди. Когда онъ ее разлюбилъ, она начала думать самостоятельно, и выводы, къ которымъ она пришла, оказались не въ его пользу. Когда лампада любви, о которой мы говорили выше, погаснетъ, и послѣ ея яркаго свѣта мы увидимъ картину при обыкновенномъ свѣтѣ дня, -- Боже мой, какая это оказывается мазня! какая грубая поддѣлка! И вы думаете, мало женъ и мужей приходитъ къ такому разочарованію?.. И если для женщины тяжко и горько увидѣть себя связанной на всю жизнь съ грубымъ животнымъ; съ олухомъ, котораго она обязана уважать и любить, то еще горше приходится, можетъ быть, этому олуху, когда его безмозглую голову озаритъ смутное сознаніе, что его рабыня, его крѣпостная, въ сущности выше его, -- что женщина, которую онъ заставляетъ плясать по своей дудкѣ, -- которая подчиняется всѣмъ его прихотямъ, должна бы являться для него госпожей, -- что уму ея доступны тысячи идей, которыхъ не можетъ осилить его неповоротливый мозгъ, -- что въ этой головѣ, покоящейся рядомъ съ нимъ на подушкѣ, роятся сокровенныя мысли и чувства, живетъ скрытый протестъ и презрѣніе къ грубому владыкѣ, о существованіи которыхъ онъ можетъ лишь смутно догадываться, когда они какъ-нибудь, нечаянно, на мгновеніе, выглянутъ изъ ея глазъ, -- что въ этой груди таятся сокровища любви, обреченныя на гибель, потому что нѣтъ руки, которая дала бы себѣ трудъ ихъ собрать, -- сладкія грезы и поэтическіе образы, которые могли бы распуститься въ прекрасный цвѣтокъ, -- острый умъ, который засверкалъ-бы, какъ алмазъ, если бы его вынесли на солнце. И вотъ, тиранъ, обладатель всѣхъ этихъ сокровищъ, давитъ и душитъ малѣйшія проявленія жизни въ своей жертвѣ, загоняетъ ихъ, какъ рабовъ, обратно въ темницу, и рветъ и мечетъ при мысли, что плѣнница его осмѣливается возставать, что его подданная, его собственность оказывается недостаточно почтительной и покорной... И вотъ, въ Кэстльвудъ-Голлѣ погасла лампада любви, послѣ чего мужъ съ женой увидѣли другъ друга такими, какими были въ дѣйствительности. Съ болѣзнью милэди, отъ которой пострадала ея красота, влюбленность милорда безслѣдно исчезла, а себялюбіе и невѣрности мужа разсѣяли въ женѣ сумасбродную фикцію любви и уваженія, которою она себя усыпляла. Любовь?!-- Да кто же можетъ любить низкое и презрѣнное?.. Уваженіе?!-- Да кто же можетъ уважать грубость и чувственность? Никакія супружескія клятвы, скрѣпленныя всѣми пасторами, кардиналами, муфтіями, раввинами и папами на свѣтѣ, не могутъ связать человѣка такимъ чудовищнымъ обязательствомъ... И такъ, супруги въ Кэстльвудѣ жили каждый своей особой жизнью; жена была счастлива тѣмъ, что ей позволяютъ любить и ростить ея дѣтей (съ ними, насколько отъ нея зависѣло, она никогда не разставалась), и благодарила судьбу за то, что ей удалось спасти хоть эти сокровища отъ крушенія, въ которомъ погибла лучшая часть ея сердца.
   У дѣтей не было другихъ учителей, кромѣ матери, да еще доктора Тёшера, который урывками преподавалъ имъ Законъ Божій, и оба они сдѣлали гораздо больше успѣховъ, чѣмъ этого можно было ожидать, принимая во вниманіе, какого снисходительнаго и любящаго наставника имѣли они въ лицѣ милэди. Беатриса пѣла и танцовала, какъ нимфа; ея пѣніе по вечерамъ было утѣхой для отца. Она вертѣла всѣмъ домомъ, какъ маленькая царица, а родмтели ублажали ее и хохотали ея выходкамъ.
   Она давно уже знала цѣну своимъ блестящимъ глазкамъ и производила эксперименты надъ деревенскими сквайрами въ ожиданіи, когда у нея явится возможность покорять свѣтскихъ львовъ. Съ пріѣзду Гарри она нацѣпила новую ленточку; она дѣлала ему глазки и посылала ему свои молодыя улыбки, что очень забавляло молодого человѣка и приводило въ восторгъ ея отца, хохотавшаго своимъ раскатистымъ смѣхомъ и поощрявшаго дѣвочку въ ея кокетливыхъ ужимкахъ. Лэди Кэстльвудъ наблюдала за дочерью съ серьезнымъ и печальнымъ лицомъ. Въ своихъ возраженіяхъ матери миссъ Беатриса бывала очень рѣзка, но, вслѣдъ за какой-нибудь рѣзкостью, принималась страстно увѣрятъ мать въ своей любви и обѣщала исправиться. Послѣ каждой маленькой ссоры съ милэди (вызванной собственнымъ легкомысліемъ миссъ Беатрисы) дѣвочка начинала плакать; но какъ только ей удавалось получить прощеніе, она опять каждую минуту рисковала навлечь на себя неудовольствіе матери новыми проявленіями неугомоннаго тщеславія. Отъ наблюдательнаго, грустнаго материнскаго взгляда она спасалась за кресломъ отца, откуда раздавался его пьяный хохотъ. Она уже умѣла натравливать отца и мать другъ на друга: маленькая плутовка наслаждалась зломъ, которое научилась дѣлать такъ рано. Юный наслѣдникъ Кэстльвуда былъ баловнемъ матери и отца. Ихъ ласки онъ принималъ, какъ мужчина, съ такимъ хладнокровнымъ спокойствіемъ, какъ будто онѣ доставались ему по праву. У него былъ свой соколъ и своя болонка, своя лошадка и свои гончія. Онъ ѣздилъ верхомъ, пилъ вино, стрѣлялъ птицъ въ летъ. Изъ сыновей ловчаго и лѣсничаго онъ составилъ себѣ цѣлый маленькій дворъ, какъ и подобаетъ сыну лорда, который во всемъ слѣдуетъ примѣру отца. Когда у него болѣла голова, милэди, его мать, ходила съ такимъ испуганнымъ лицомъ, словно въ домѣ появилась чума, а милордъ хохоталъ, острилъ на свой ладъ (я помню, это было во второй день новаго года: юный наслѣдникъ наканунѣ объѣлся пирогомъ) и говорилъ, уснащая, какъ всегда, свою рѣчь божбой и ругательствами: "Чортъ возьми, Гарри! Посмотри, какъ испугалась милэди оттого, что у Франка мигрень. Было время, когда она и обо мнѣ безпокоилась (передай-ка мнѣ кубокъ, мои мальчикъ) и пугалась, когда у меня заболитъ голова. Теперь ей нѣтъ дѣла до моей головы. Всѣ онѣ одинаковы -- я говорю о женщинахъ, Гарри; всѣ на одинъ покрой. Всѣ онѣ дряни въ душѣ. Держись своей коллегіи, мой милый, люби пуншъ и эль, но никогда не знайся съ красивыми женщинами: никогда не гляди на бабу, которая лицомъ смазливѣе какой-нибудь безобразной старухи-служанки. Вотъ тебѣ мой совѣтъ".
   У милорда вошло въ привычку отпускать за обѣдомъ подобнаго рода остроты въ присутствіи жены и дѣтей. Эти стопудовые сарказмы милэди обыкновенно старалась замять, иногда же дѣлала видъ, будто ихъ не слышитъ. Но случалось и такъ, что какой-нибудь тяжеловѣсный ударъ попадалъ въ цѣль и заставлялъ бѣдную жертву корчиться отъ боли (какъ это можно было видѣть по ея внезапно вспыхивавшему лицу и слезамъ, готовымъ хлынуть изъ глазъ), или же поднималъ въ ней гнѣвный протестъ, и въ отвѣтъ на грубую шутку она дрожащимъ голосомъ давала рѣзкій отпоръ... Да, кэстльвудскіе супруги не были счастливы, и нельзя было чувствовать себя счастливымъ въ ихъ обществѣ. И такъ, ихъ юная, чистая любовь привела лишь къ горькому разочарованію и банкротству... Не чудо встрѣтить молодую влюбленную чету; но нѣтъ лучшаго зрѣлища, какъ чета стариковъ, любящихъ другъ друга... Гарри Эсмондъ сдѣлался наперсникомъ обѣихъ сторонъ, т. е. милордъ дѣлился съ нимъ своими огорченіями и обидами (которыя въ сущности онъ самъ себѣ создавалъ); а горести милэди Гарри угадывалъ. Его привязанность къ ней помогла ему проникнуть тайну лицемѣрія, которою она себя окружала, и научила его видѣть, какъ болѣло иногда сердце его госпожи, когда лицо ея улыбалось. Одна изъ самыхъ жестокихъ женскихъ повинностей -- это личина веселости, которую свѣтъ заставляетъ женщинъ носить. Для несчастной покинутой жены нѣтъ большаго преступленія, какъ показать, что она несчастна. Въ своемъ требованіи, чтобы женщина соблюдала декорумъ, -- чтобы у нея всегда былъ улыбающійся видъ, свѣтъ не знаетъ пощады; наши женщины, какъ малабарскія вдовы, принуждены, съ румянами на щекахъ и съ улыбкой на устахъ, приносятъ себя въ жертву вмѣстѣ съ мужьями, и самые близкіе люди, -- родные, азартнѣе всѣхъ понукаютъ ихъ къ выполненію этого общественнаго долга, заглушая апплодисментами и криками поощренія ихъ страдальческій вопль.
   Гарри Эсмондъ самъ не зная, какимъ образомъ онъ открылъ печальный секретъ семьи своего покровителя. Эта семейная драма происходила у него на глазахъ два года назадъ, когда онъ еще не могъ ее понимать; но чтеніе, размышленіе и знакомство съ людьми состарили его, и одно изъ глубочайшихъ страданій его жизни (которая, сказать по правдѣ, никогда не была особенно счастлива) посѣтило его теперь, когда ему пришлось понять и сочувствовать горю, котораго онъ не въ силахъ былъ облегчить.

* * *

   Какъ уже было сказано, милордъ не пожелалъ принести присягу на подданство новому королю и принять пэрство въ Ирландіи (гдѣ, впрочемъ, состоялъ землевладѣльцемъ только по имени). Онъ отказался и отъ англійскаго пэрства, которымъ пыталось было подкупить его правительство короля Вильгельма.
   Быть можетъ, или, лучше сказать, навѣрное, онъ пошелъ бы на эту сдѣлку, если бы не пылкое вмѣшательство жены, которая умѣла руководить убѣжденіями мужа лучше, чѣмъ его поведеніемъ. Женщина съ простымъ, безхитростнымъ сердцемъ, но съ твердыми правилами чести, она ни за какія блага въ мірѣ не согласилась бы нарушить свою вѣрность изгнанной королевской фамиліи и провозгласить своимъ государемъ кого-нибудь другого, кромѣ короля Іакова. Правда, она подчинялась существующей власти, но никакой соблазнъ, говорила она, не заставилъ бы ее признать или допустить мужа признать принца Оранскаго законнымъ монархомъ. И такъ, лордъ Кэстльвудъ не присягалъ до самой своей смерти, хотя эта жертва стоила ему многихъ сожалѣній и сдѣлала его угрюмымъ брюзгой.
   Спустя годъ послѣ революціи начались, какъ извѣстно (продолжавшіяся въ теченіе всего царствованія короля Вильгельма), интриги въ пользу реставраціи изгнанной королевской семьи. Но если лордъ Кэстльвудъ и принималъ въ нихъ участіе -- что весьма вѣроятно, -- то лишь на короткое время, когда Гарри Эсмондъ былъ еще слишкомъ молодъ и не могъ быть посвящаемъ въ столь важныя тайны.
   Но въ 1695 году, когда сэръ Джонъ Фенникъ, полковникъ Ловикъ и другіе задумали разставить западню королю Вильгельму при проѣздѣ его изъ Гэмптонъ-Корта въ Лондонѣ, и когда организовался тайный заговоръ, въ которомъ оказались замѣшанными очень многіе члены знатныхъ фамилій и люди, занимавшіе почетное положеніе въ обществѣ, въ Кэстльвудѣ опять появился отецъ Гольтъ. Онъ привезъ съ собой своего друга, молодого джентльмена, съ которымъ, какъ это нетрудно было замѣтить, и самъ онъ, и милордъ обращались съ особеннымъ почтеніемъ. Гарри Эсмондъ видѣлъ тогда этого джентльмена (и узналъ его въ послѣдствіи, когда имъ довелось снова встрѣтиться, какъ это будетъ показано въ своемъ мѣстѣ), и теперь у него не остается сомнѣній, что милордъ виконтъ принималъ болѣе или менѣе дѣятельное участіе въ и таинственныхъ дѣлахъ, которыя вѣчно занимали патера Гольта, заставляя его рядиться въ самые разнообразные костюмы и переѣзжать съ мѣста на мѣсто подъ всевозможными именами. Патеръ Гольтъ называлъ своего спутника капитаномъ Джемсомъ; когда же Гарри Эсмонду пришлось вновь свидѣться съ этимъ человѣкомъ, онъ былъ извѣстенъ совершенно подъ другимъ именемъ и предсталъ ему въ совершенно иномъ видѣ.
   На слѣдующій годъ вспыхнулъ заговоръ Фенвика. Теперь этотъ заговоръ -- достояніе исторіи. Закончился онъ казнью сэра Джона и многихъ другихъ. Всѣ они мужественно приняли наказаніе за свою измѣну. Деканъ Армстронгъ, отецъ милэди, мистеръ Коллье и нѣсколько другихъ храбрыхъ священниковъ, не принявшихъ присяги, сопровождали осужденныхъ въ Тибурнъ и дали имъ отпущеніе грѣховъ у подножія висѣлицы.
   Извѣстно, что, когда арестовали сэра Джона, были найдены списки съ именами множества соучастниковъ заговора; но принцъ съ отличавшими его мудростью, великодушіемъ и кротостью разорвалъ представленный ему списокъ именъ и сказалъ, что онъ не хочетъ знать ничего болѣе. Лордъ Кэстльвудъ, послѣ этого случая, далъ торжественную клятву, что никогда больше, съ Божьею помощью, не станетъ дѣйствовать противъ этого благороднаго, добраго человѣка. Такъ онъ сказалъ и патеру Гольту въ первый же разъ, какъ неутомимый патеръ явился къ нему съ цѣлью втянуть его въ новый заговоръ. Съ тѣхъ поръ милордъ всегда говорилъ о королѣ Вильгельмѣ, какъ онъ того заслуживалъ, т. е. какъ объ одномъ изъ мудрѣйшихъ и благороднѣйшихъ великихъ людей. Что касается милэди, то она продолжала твердить, что никогда не проститъ королю, во-первыхъ, того, что онъ лишилъ своего тестя престола, и во-вторыхъ, что онъ невѣренъ своей женѣ, принцессѣ Маріи. Право, я думаю, что если бы воскресъ самъ Неронъ, и, сдѣлавшись королемъ Англіи, остался Нерономъ, но былъ бы хорошимъ семьяниномъ, англичанки простили бы ему все остальное. Милордъ только посмѣивался возраженіямъ жены: этотъ видъ добродѣтели не слишкомъ-то его прельщалъ.
   Послѣднее совѣщаніе между мистеромъ Гольтомъ и его сіятельствомъ происходило въ тотъ годъ, когда Гарри въ первый разъ пріѣхалъ домой на каникулы, но молодой человѣкъ видѣлъ своего бывшаго наставника всего на полчаса и обмѣнялся съ нимъ лишь немногими словами въ общемъ разговорѣ. Гарри не знаетъ, о чемъ бесѣдовали между собой патеръ Гольтъ и милордъ; но въ чемъ бы ни заключалась эта бесѣда, милорда она очень разстроила, -- до такой степени разстроила, что и жена его, и молодой его родственникъ не могли этого не замѣтить. Послѣ отъѣзда Гольта, покровитель Гарри нѣкоторое время былъ съ нимъ очень грубъ, а потомъ вдругъ сдѣлался къ нему необыкновенно внимателенъ. Онъ всячески уклонялся отъ разспросовъ жены и остальныхъ домочадцевъ, смотрѣлъ на дѣтей съ какимъ-то мрачнымъ, убитымъ лицомъ и бормоталъ въ полголоса:"Бѣдныя дѣти, бѣдныя дѣти!"
   Понятно, что, глядя на него, близкіе люди, чья жизнь проходила въ заботахъ о немъ, не могли не испытывать жестокой тревоги, и каждый по своему объяснялъ его мрачное настроеніе.
   Милэди говорила съ горькимъ смѣхомъ: "Должно быть текстонская его красавица захворала или сдѣлала ему сцену" (ибо пристрастіе милорда къ мистрисъ Марвудъ ни для кого не было тайной). Эсмондъ безпокоился за состояніе его денежныхъ дѣлъ, въ которыя былъ посвященъ, и боялся, не вызывается-ли уныніе милорда большими расходами, всегда превышавшими его доходы.
   Одною изъ причинъ, доставившихъ Гарри Эсмонду особенное расположеніе его покровителя, былъ одинъ ничтожный, хотя и очень счастливый въ жизни Гарри, случай, о которомъ я до сихъ поръ не говорилъ. Однажды зимой, спустя нѣсколько мѣсяцевъ послѣ переселенія въ замокъ милорда и милэди, его сіятельство по обыкновенію заснулъ послѣ обѣда надъ своимъ кубкомъ. Въ столовой, кромѣ него, былъ только маленькій Франкъ, носившій въ то время еще дѣтскія платьица. Ползая по комнатѣ, ребенокъ какъ-то добрался до горящаго камина. По счастью, какъ разъ въ эту минуту госпожа Эсмонда послала его за мальчикомъ: когда Гарри вошелъ, на Франкѣ уже загорѣлось платье, и онъ кричалъ отъ испуга. Гарри бросился къ нему, сорвалъ съ него платьице и обжегъ себѣ руки; маленькій Франкъ почти не обжегся: онъ отдѣлался однимъ испугомъ. Разумѣется, было большимъ счастьемъ, что при ребенкѣ оказался рѣшительный человѣкъ въ такую минуту, иначе онъ могъ бы сгорѣть, ибо милордъ, послѣ выпивки, спалъ всегда очень крѣпко и, даже проснувшись, могъ оказаться не настолько бодрымъ и свѣжимъ, какъ это необходимо для человѣка, которому предстоитъ бороться съ опасностью.
   Узнавъ объ этомъ происшествіи, бѣдный отецъ громко упрекалъ себя за небрежность, ругалъ себя пьянымъ олухомъ, и восхищался Гарри Эсмондомъ, превознося, какъ геройскій подвигъ, его ничтожную услугу. Съ этого дня его сіятельство сталъ относиться къ избавителю своего сына съ нѣжнѣйшимъ участіемъ, и Гарри сдѣлался членомъ семьи. Добрая его госпожа собственноручно, съ величайшей заботливостью лечила его обжоги, -- говорила, что само Небо послало его, чтобы охранять ея дѣтей, и что она будетъ любить его всю свою жизнь.
   Вотъ послѣ этого-то случая, и скорѣе изъ любви къ своей новой семьѣ, чѣмъ слѣдуя внушеніямъ декана Армстронга (хотя и они имѣли тутъ большое значеніе), Гарри принялъ религію своей дорогой госпожи, которую съ тѣхъ поръ всегда исповѣдывалъ. Что же касается похвальбы доктора Тёшера, будто о_н_ъ былъ виновникомъ этого обращенія, то даже тогда, во дни своей ранней юности, мистеръ Эсмондъ питалъ къ доктору такое презрѣніе. что, кажется, скажи ему этотъ пасторъ: "Увѣруй въ то-то или "то-то" (чего онъ, впрочемъ, никогда не дѣлалъ, потому что и вообще ни во что не вмѣшивался"), Гарри немедленно усомнился бы въ истинности рекомендуемой вѣры.
   Милэди рѣдко пила вино, но въ извѣстные дни года -- въ дни рожденій (у бѣднаго Гарри не было этого дня) или годовщинъ какихъ-нибудь семейныхъ событій -- она выпивала рюмку или двѣ. 29-е декабря было однимъ изъ такихъ дней. И вотъ, 29-го декабря 1696 года, спустя недѣли двѣ послѣ послѣдняго посѣщенія мистера Гольта (милордъ, какъ и все это время, былъ мраченъ и грустенъ), когда всѣ сидѣли за столомъ, милэди приказала слугѣ подать ей вина и, взглянувъ на мужа съ своей милой улыбкой, сказала:
   -- Милордъ! не наполните-ли и вы свой бокалъ? Я хочу предложить тостъ.
   -- Какой тостъ, Рашель? -- спросилъ милордъ, подставляя слугѣ свой пустой бокалъ.
   -- Сегодня 29-е декабря, -- сказала милэди и посмотрѣла на Гарри взглядомъ, исполненнымъ признательности и ласки. Въ этотъ день Гарри спасъ отъ смерти моего мальчика. Я предлагаю тостъ за Гарри, Да наградитъ его Богъ!
   Милордъ пристально посмотрѣлъ на молодого человѣка, осушилъ свой бокалъ, потомъ вдругъ съ шумомъ поставилъ его на столъ и, поднявшись съ мѣста, вышелъ изъ комнаты съ подавленнымъ стономъ. Что съ нимъ такое творилось? Намъ всѣмъ стадо ясно, что это гнететъ какое-то тяжелое горе.
   Сдѣлался-ли милордъ благоразумнѣе, и это-ли помогло ему разбогатѣть, или на него неожиданно свалилось наслѣдство, давшее ему возможность увеличить расходы, тогда какъ прежде его небольшихъ средствъ едва хватало на самую скромную жизнь, -- Гарри Эсмондъ не знаетъ. Несомнѣнно одно -- что въ Кэстльвудѣ жили теперь гораздо шире и привольнѣе, чѣмъ въ первые годы послѣ того, какъ его сіятельство унаслѣдовалъ свой титулъ.
   Въ конюшняхъ стояло больше лошадей, въ замкѣ держали больше прислуги, и гостей пріѣзжало теперь туда гораздо больше, чѣмъ прежде, когда при самой строгой экономіи съ трудомъ удавалось, не обременяя имѣнья долгами, содержать домъ такъ, какъ это подобало высокому званію его сіятельства. Не требовалось большой проницательности, чтобы догадаться, что многіе изъ новыхъ знакомыхъ, появлявшихся теперь въ Кэстльвудѣ, были непріятны хозяйкѣ. Не то чтобы она была съ ними рѣзка или неучтива (да и съ кѣмъ могла она быть рѣзка?); но все это были люди ей не симпатичные, люди, общества которыхъ не могла желать для своихъ дѣтей такая благовоспитанная и скромная женщина. Это были или сосѣди, или пьяные деревенскіе сквайры, оравшіе свои пѣсни подъ окнами милэди и напивавшіеся пуншемъ и элемъ милорда, или офицеры изъ Гекстона, которые мололи всякій вздоръ, пили, божились и ругались, и нашъ маленькій лордъ слушалъ ихъ болтовню, пилъ вмѣстѣ съ ними и не хуже ихъ божился, такъ что бѣдная мать дрожала за сына. Эсмондъ пытался ее утѣшить, говоря, что каждый человѣкъ, живя въ свѣтѣ, рано или поздно попадаетъ въ такого рода компанію и слышитъ такіе разговоры; что невелика разница, услышитъ-ли онъ ихъ въ двѣнадцать лѣтъ или въ двадцать, и что, насколько онъ знаетъ изъ своихъ университетскихъ наблюденій, маменькины сынки зачастую выходятъ самыми безшабашными повѣсами. Но лэди Кастльвудъ тревожилась не столько за сына, сколько за дочь: ее пугали опасности, которымъ, какъ она думала, подвергалась маленькая Беатриса въ томъ обществѣ, куда вводилъ ее ея безпечный отецъ; пугало и баловство, которымъ онъ ее окружалъ. (И въ самомъ дѣлѣ, милордъ -- особенно съ тѣхъ поръ, какъ у него съ женой началась эта несчастная размолвка -- бывалъ настолько же рѣзокъ съ дѣтьми въ минуты гнѣва, насколько фамильяренъ, или даже вульгаренъ подъ веселую руку).
   Не вдалекѣ отъ Кэстльвудъ-Голла находится помѣстье Саркъ-Кэстль, гдѣ проживала маркиза Саркъ, бывшая, какъ извѣстно, любовницей покойнаго короля Карла. И вотъ, съ этимъ-то домомъ (куда, впрочемъ, ѣздило большинство мѣстнаго дворянства) милордъ не только самъ пожелалъ познакомиться, но объявилъ, что непремѣнно повезетъ туда сына и дочь поиграть съ дѣтьми леди Саркъ. Беатриса и Франкъ пришли въ восторгъ отъ этого плана, ибо замокъ былъ роскошный и гости встрѣчали тамъ радушный пріемъ, но милэди находила (безъ сомнѣнія, вполнѣ основательно), что дѣти такой женщины, какою была знаменитая лэди Саркъ, не могли быть подходящимъ обществомъ для ея дѣтей, и высказала это мужу.
   Способъ выраженія милорда, когда его гладили противъ шерсти, не отличался мягкостью: короче сказать, по этому поводу вышла семейная ссора (какія выходили и по многимъ другимъ поводамъ), и жена принуждена была не только уступить -- ибо воля мужа была въ домѣ закономъ -- но даже не могла объяснить дѣтямъ, которыя были для этого слишкомъ малы, что заставляло ее быть противъ этой поѣздки, или вѣрнѣе, совсѣмъ не могла высказывать при нихъ своихъ возраженій. Мало того: бѣдной женщинѣ пришлось пережить втайнѣ еще одну муку -- мученіе видѣть, какъ они возвратились въ восторгѣ отъ своихъ новыхъ друзей, со множествомъ подарковъ и въ страстномъ нетерпѣніи, чтобы имъ позволили еще разъ побывать въ домѣ, гдѣ было такъ весело. Милэди говорила себѣ, что съ каждымъ годомъ это общество будетъ становиться опаснѣе для ея дочери, ибо изъ ребенка Беатриса превращалась въ женщину, и красота ея, съ каждымъ днемъ возрастала вмѣстѣ съ недостатками.
   Гарри Эсмонду довелось быть свидѣтелемъ одного изъ посѣщеній, которыми лэди Саркъ удостоила хозяйку Кэстльвудъ-Голла. Маркиза пріѣхала съ большой торжественностью: на шестеркѣ караковыхъ лошадей, убранныхъ голубыми лентами, съ конюшимъ и съ цѣлой свитой; на подножкахъ кареты стояло по пажу, спереди и сзади скакали вооруженные слуги. Если бы не надменное выраженіе лица лэди Кэстльвудъ, на которое непріятно было смотрѣть, то постороннему зрителю было бы забавно наблюдать поведеніе двухъ враговъ. Любопытно было видѣть ледяное терпѣніе младшей дамы и невозмутимое добродушіе старшей, рѣшительно не желавшей замѣчать умышленно оскорбительной холодности своей соперницы, и не перестававшей хохотать и улыбаться, ласкать дѣтей и разсыпаться въ комплиментахъ всему дому -- мужчинамъ, женщинамъ, дѣтямъ, даже собакамъ, столамъ и стульямъ Кэстльвудъ-Голла, -- до такой степени все ее тамъ восхищало. Дѣтей она совсѣмъ захвалила и даже высказала желаніе (на что у нея было полное основаніе), чтобы ея собственныя дѣти были такъ хорошо воспитаны, какъ эти херувимы. Она никогда не встрѣчала такого цвѣта лица, какъ у этой милочки Беатрисы... хотя, разумѣется, она естественно должна была унаслѣдовать его и отъ отца, и отъ матери: вѣдь цвѣтъ лица милэди Кэстльвудъ просто чудо свѣжести! -- и лэди Саркъ вздохнула, зачѣмъ она сама не родилась блондинкой. Тутъ, удостоивъ замѣтить Гарри Эсмонда, ея сіятельство, съ обворожительной не по сезону улыбкой, наговорила ему комплиментовъ по поводу его ума, который угадала по его лбу и глазамъ, и поклялась, что ни за что на свѣтѣ не пригласитъ его въ Саркъ-Кэстль, пока не выдастъ замужъ свою дочь.
  

ГЛАВА XII.
Лордъ Могунъ не къ добру пріѣзжаетъ въ Кэстльвудъ.

   Въ числѣ свиты старой маркизы къ намъ пріѣхали два джентльмена: сынъ ея сіятельства, лордъ Файрбрэсъ, и пріятель его, лордъ Могунъ. Оба они были приняты гостепріимнымъ хозяиномъ съ величайшимъ радушіемъ. Лордъ Файрбрэсъ былъ тщедушный молодой вельможа, маленькаго роста и ограниченныхъ умственныхъ способностей, съ слабыми ногами и слабой головой, какъ убѣдился изъ разговора съ нимъ Гарри Эсмондъ. Другой же былъ настоящій красавецъ, съ живыми манерами и смѣлой, воинственной осанкой, -- человѣкъ, который, если вѣрить современной хроникѣ, уже одержалъ нѣсколько побѣдъ между свѣтскими красавицами. Лордъ Могунъ сражался во Франціи и во Фландріи, сдѣлалъ двѣ кампаніи съ принцемъ Баденскимъ на Дунаѣ и былъ очевидцемъ избавленія Вѣны отъ турокъ. О своихъ военныхъ похожденіяхъ онъ разсказывалъ очень мило, съ мужественной простотой и свободой солдата, такъ что обитатели Кэстльвудъ-Голла, не избалованные такимъ пріятнымъ обществомъ, слушали его съ наслажденіемъ.
   Когда эти аристократическіе гости явились къ намъ въ первый разъ, милордъ и слышать не хотѣлъ, чтобы отпустить ихъ безъ обѣда; онъ увелъ джентльменовъ съ собой, предоставивъ женѣ занимать старуху маркизу и ея дочь. Мужчины зашли въ конюшню (гдѣ лордъ Могунъ похвалилъ лошадей, хотя въ нихъ не было ровно ничего замѣчательнаго); обошли старый домъ и садъ и возстановили въ своей памяти всю осаду, которую выдержалъ замокъ во времена Кромвелля; сыграли партію въ воланъ на старомъ дворѣ, причемъ милордъ остался побѣдителемъ, а лордъ Могунъ объявилъ, что воланъ -- его любимая игра и что онъ скоро пріѣдетъ къ намъ опять за реваншемъ. Послѣ обѣда играли въ мячъ, пили пуншъ въ зеленой аллеѣ, и къ концу дня лордъ Кэстльвудъ и лордъ Могунъ были закадычные друзья. Когда гостямъ подвели лошадей, виконтъ разцѣловалъ лорда Могуна и объявилъ во всеуслышаніе, что давно не встрѣчалъ такого пріятнаго собесѣдника. Далеко за полночь въ тотъ день милордъ, посасывая свою трубочку, неумолкаемо расхваливалъ Эсмонду своего новаго друга: ни о чемъ другомъ онъ не могъ говорить, и говорилъ, пока не напился до того, что языкъ отказался ему служить.
   На другой день за завтракомъ этотъ разговоръ возобновился, и когда милэди замѣтила, что въ рѣчахъ и манерахъ лорда Могуна есть что-то вольное и что она не довѣряетъ ему, милордъ захохоталъ своимъ грубымъ смѣхомъ и отвѣчалъ съ ругательствомъ:
   -- Я не запомню случая, чтобы я къ кому-нибудь привязался -- будь то мужчина, женщина или животное, -- и ты бы не приревновала меня. Могунъ -- самый красивый мужчина во всей Англіи, -- добавилъ милордъ; при этомъ онъ выразилъ надежду, что пока Могунъ гоститъ по сосѣдству, они съ нимъ будутъ часто видѣться, и объявилъ, что непремѣнно разскажетъ ему, какъ отзывается о немъ недотрога-царевна.
   -- Да мнѣ и самой очень нравился его разговоръ, -- сказала на это милэди. -- Онъ занимательнѣе большинства людей, которыхъ я знаю. Я только нахожу его рѣчь немного вольнѣе, чѣмъ бы слѣдовало: тутъ важно не то, что онъ говоритъ, а скорѣе, что онъ подразумѣваетъ.
   -- Вздоръ! Ваше сіятельство не знаете свѣта, -- отвѣчалъ мужъ.-- Вы на всю жизнь остались чопорной пятнадцатилѣтней дѣвчонкой.
   -- Когда я была пятнадцатилѣтней дѣвчонкой, вы не находили во мнѣ недостатковъ.
   -- Чортъ возьми, сударыня! Вы вышли изъ того возраста, когда носятъ нагрудники. Во всякомъ случаѣ мнѣ лучше знать, какое общество прилично для моей жены, -- сказалъ милордъ, ударивъ кулакомъ по столу.
   -- Повѣрь, Фрэнсисъ, я никогда не позволяла себѣ въ этомъ сомнѣваться, -- отвѣ чала милэди, вставая и торжественно присѣдая ему.
   Если въ этомъ движеніи было желаніе выразить свою покорность мужу, то въ немъ былъ и вызовъ, и наблюдатель, глубоко заинтересованный отношеніями этой четы, какимъ въ данномъ случаѣ быль Гарри Эсмондъ, уже по одному этому могъ убѣдиться, какъ безнадежно далеки были они другъ для друга, -- какая глубокая пропасть ихъ раздѣляла.
   -- Клянусъ Богомъ, Могунъ -- лучшій человѣкъ въ цѣлой Англіи, и я буду приглашать его на зло этой женщинѣ. Видалъ ты когда-нибудь, Гарри, такую холодную, такую невозмутимую наглость? Вотъ эдакъ она всегда со мной обращается, -- разразился милордъ, когда жена его вышла; онъ весь покраснѣлъ и почти кричалъ, сжишая кулаки:-- Я -- ничто въ своемъ собственномъ домѣ! Я долженъ быть смиреннымъ слугой этой пасторской дочки. Клянусь Юпитеромъ, я предпочелъ бы, чтобы она швырнула мнѣ въ голову блюдомъ, чѣмъ издѣваться надо мной, такъ, какъ она это дѣлаетъ! Своимъ проклятымъ важничаньемъ она унижаетъ меня передъ дѣтьми. Я готовъ побожиться, что она твердитъ Франку и Трикси, что ихъ отецъ -- негодяй и что они должны меня презирать.
   -- Клянусь вамъ, сэръ, что вы ошибаетесь, -- перебилъ его Гарри.-- Я никогда не слыхалъ отъ нея ни одного неуважительнаго слова о васъ.
   -- Ну, разумѣется, нѣтъ! Лучше бы она говорила. Но она ничего не говоритъ! Она презираетъ меня и держитъ языкъ за зубами. Она отъ меня открещивается, какъ отъ чумы. Клянусь Георгомъ, было время, когда она любила эту чуму! Поглядѣлъ бы ты на нее, когда я за ней ухаживалъ. Какъ она краснѣла! Богъ ты мой, какъ она краснѣла -- отъ радости! Клянусь Георгомъ! Какъ ты думаешь, что она разъ мнѣ сказала? Я что-то такое пошутилъ насчетъ того, что она все краснѣетъ, и она мнѣ сказала: "Я беру примѣръ съ Сентъ-Джемскаго дворца: я поднимаю красный флагъ, когда мой король пріѣзжаетъ". К_о_р_о_л_ь -- это, понимаешь, она говорила про меня. А теперь взгляни ты на нее! Я думаю, она обрадуется, когда я умру; да, впрочемъ, вотъ уже пять лѣтъ, какъ я для нея умеръ, -- съ тѣхъ поръ, какъ всѣ вы тогда заболѣли оспой. Она никогда не могла простить мнѣ, зачѣмъ я уѣхалъ.
   -- Милордъ, увѣряю васъ, вы ошибаетесь, -- сказалъ Гарри.-- Хоть это и трудно было простить, -- я думаю, она простила. Я помню, съ какимъ страстнымъ нетерпѣніемъ она ждала вашего пріѣзда и какъ печально отвернулась, встрѣтивъ вашъ холодный взглядъ.
   -- Чортъ побери!-- воскликнулъ милордъ.-- Неужели же, по твоему, мнѣ было ждать, пока я тоже заражусь оспой? Кому было бы отъ этого легче? Я не хуже другого съумѣю встрѣтить опасность, но только не безцѣльную, -- нѣтъ, ужь извините, слуга покорный!.. А потомъ... качай, качай головой, патеръ Гарри: я отлично вижу, что ты хочешь сказать... потомъ эта исторія съ Полли окончательно ее раздражила. Но неужели жена не можетъ простить мужу маленькой невѣрности? Ужь не принимаешь ли ты меня за святого?
   -- О нѣтъ, сэръ, будьте покойны! -- проговорилъ съ улыбкой Гарри.
   -- Съ той поры она сдѣлалась холодна, какъ чарингъ-кросская статуя. Повѣрь мнѣ, Генри, она не умѣетъ прощать. Ея холодность отравляетъ мнѣ жизнь: изъ-за этого только я пью и бѣгаю изъ дома. Мои дѣти -- не мои, а ея, когда она съ ними, съ ея ужасными, холодными глазами, которые пронизываютъ меня насквозь. Только когда милэди нѣтъ въ комнатѣ дѣти рѣшаются ко мнѣ подойти, и я осмѣливаюсь ихъ приласкать: вотъ почему, Гарри, я и увожу дѣтей въ чужіе дома, гдѣ могу ихъ любить. Самая добродѣтель этой гордячки меня убиваетъ. Добродѣтель! -- Дайте мнѣ добродѣтель, которая умѣетъ прощать; дайте мнѣ добродѣтель, которая думаетъ не о себѣ, а о томъ, какъ сдѣлать другихъ счастливыми. Чортъ побери! Что значитъ какой-нибудь рубецъ, если мы получили его, выручая изъ бѣды близкаго человѣка?
   И опять милордъ стукнулъ рукой по столу и отпилъ большой глотокъ изъ своего кубка. Гарри Эсмондъ могъ только изумляться, слушая его и вспоминая, какъ этотъ трогательный проповѣдникъ самопожертвованія убѣжалъ отъ болѣзни, которую жена его перенесла съ такимъ бодрымъ духомъ и которая была главной причиной разлада въ семьѣ. "Какъ хорошо мы умѣемъ читать мораль! -- думалъ молодой человѣкъ.-- И вѣдь каждый въ своихъ нравоученіяхъ приводилъ себя въ примѣръ! У каждаго найдется свое объясненіе въ спорномъ вопросѣ, и главное -- вполнѣ вѣрное для него, и оба будутъ правы, или виноваты, смотря до тому, съ какой точки вы взглянете". У Гарри больно сжималось сердце при видѣ жестокой душевной борьбы и страданій, угнетавшихъ его добраго, благороднаго друга и покровителя.
   -- Знаете, сэръ, -- сказалъ онъ ему, -- я дорого бы далъ, чтобы милэди могла подслушать нашъ разговоръ; она узнала бы многое такое, что сдѣлало бы ее счастливѣй.
   Но милордъ, вмѣсто отвѣта, только выругался и поднялъ Эсмонда на смѣхъ. Онъ сказалъ, что преподобный Гарри -- славный малый, но ничего не смыслитъ въ этихъ вещахъ; что женщины всѣ одинаковы: всѣ онѣ безсердечныя твари.
   Такъ человѣкъ бросаетъ о земь прекрасную вазу и презираетъ ее, когда она разобьется. Теперь, это правда, она лишилась прежней цѣны; но кто былъ обязанъ ее сберечь и кто разбилъ ее?
   Гарри съ радостью отдалъ бы жизнь, если бы это могло сдѣлать счастливыми его благодѣтелей; и теперь, когда онъ понялъ душевное состояніе милорда, -- когда убѣдился, что въ сердцѣ мужа оставалось еще много любви къ женѣ, что сердце это готово ей отдаться, если бы она захотѣла его взять, -- теперь ему пришло въ голову, не можетъ-ли онъ стать посредникомъ между этими двумя людьми, которыхъ боготворилъ, какъ никого въ мірѣ, -- не можетъ -- ли онъ ихъ помирить? И вотъ, онъ сталъ придумывать, какъ бы ему лучше высказать свое мнѣніе милэди, какъ бы дать ей понять, что, -- по крайней мѣрѣ, по его убѣжденію, -- мужъ ея по прежнему восхищается ею, -- даже любитъ ее.
   Но когда Гарри попробовалъ высказаться (заговорилъ онъ очень серьезно и торжественно, ибо многолѣтнее взаимное довѣріе и постоянно возобновлявшіяся доказательства его дружбы и преданности всей семьѣ доставили ему извѣстный авторитетъ въ этомъ домѣ, такъ-что, казалось бы, слова его должны были возымѣть нѣкоторое дѣйствіе, -- по крайней мѣрѣ, говорились они отъ чистаго сердца)... когда онъ сдѣлалъ осторожную попытку намекнуть своей обожаемой госпожѣ, что она несправедлива къ мужу, имѣя о немъ такое дурное мнѣніе, и что счастье всей семьи зависитъ отъ того, чтобы она поняла свое заблужденіе, -- онъ увидѣлъ, что задача эта была далеко не легка.
   Милэди, обыкновенно такая спокойная и кроткая, исполненная нѣжной заботливости о другихъ и щедрая на ласку, вспыхнула, какъ порохъ, при первомъ же его намекѣ; она поднялась съ мѣста и смотрѣла на него такимъ высокомѣрнымъ и негодующимъ взглядомъ, какого онъ не зналъ за ней раньше. Передъ нимъ была совсѣмъ другая женщина, это не была та кроткая лэди Кэстльвудъ, которую онъ зналъ, а разгнѣванная королева, оскорбленная вассаломъ.
   -- Слыхали вы когда-нибудь, чтобы я осуждала милорда? -- быстро спросила она, задыхающимся голосомъ и топнувъ ногой.
   -- Нѣтъ, -- пролепеталъ Эсмондъ, потупившись.
   -- Вы явились ко мнѣ посломъ отъ него? -- продолжала она.
   -- Ничего въ жизни не желаю я такъ горячо, какъ видѣть васъ примиренными, и я съ радостью принялъ бы всякое посредничество, клонящееся къ этой цѣли, отвѣчалъ Гарри.
   -- Такъ вы являетесь миротворцемъ между мной и милордомъ?-- продолжала она, не слушая его.-- Васъ послали вернуть меня къ моему рабству? Васъ послали мнѣ сообщить, что его сіятельство милостиво возвращаетъ свою благосклонность своей смиренной служанкѣ? Видно, ему надоѣлъ Ковентъ-Гарденъ, что онъ, какъ блудный сынъ, приходитъ домой и требуетъ, чтобы для него заклали жирнаго тельца!
   -- Что жь, на это есть хорошія основанія, -- замѣтилъ Гарри.
   -- Для сына -- да; во милордъ мнѣ не сынъ. Онъ самъ меня оттолкнулъ. Онъ самъ разбилъ наше счастье, и теперь требуетъ, чтобы я создала его заново. Онъ показалъ мнѣ себя, наконецъ, тѣмъ, что онъ есть, а не тѣмъ, чѣмъ я его считала. Онъ не стѣсняется являться передъ моими дѣтьми въ пьяномъ видѣ, въ состояніи, близкомъ къ скотскому. Онъ каждую минуту готовъ промѣнять наше общество на общество посѣтителей трактировъ и неприличныхъ домовъ. Онъ бѣгаетъ изъ дома, уѣзжаетъ въ городъ къ своимъ друзьямъ, и теперь, когда они ему надоѣли, -- возвращается ко мнѣ и ждетъ, чтобы я встрѣтила его съ распростертыми объятіями... на колѣняхъ! И в_а_с_ъ онъ избираетъ своимъ посломъ, -- своимъ депутатомъ! Какая почетная миссія! Поздравляю васъ, сэръ, съ новой должностью.
   -- Да, это была бы почетная и счастливая миссія, если бы я могъ помирить васъ съ милордомъ, -- сказалъ Эсмондъ.
   -- Ну что жь, вы, кажется, выполнили ее съ честью! За хорошее дѣло взялись вы, нечего сказать!-- продолжала мидэди съ прежнимъ сарказмомъ. Ужь я не знаю, время-ли, или ваша кэмбриджская философія такъ измѣнила ваши прежніе взгляды. Можетъ быть, и вы тоже научились пьянствовать и приводить себя въ скотскій видъ виномъ и пуншемъ? Какой напитокъ предпочитаетъ ваша милость, позвольте узнать? Можетъ быть, и вы теперь заворачиваете въ "Розу", когда пріѣзжаете въ Лондонъ. Безъ сомнѣнія, вы завели уже знакомства въ Ковентъ-Гарденѣ?.. Мое нижайшее почтеніе обоимъ вамъ, господа, -- принципалу и клеврету, барину и -- лакею!
   -- Бога ради, что я вамъ сдѣлалъ, что вы такъ жестоко меня оскорбляете вотъ уже во второй разъ! -- воскликнулъ Гарри.-- Неужели же вы хотите заставить меня стыдиться того, чѣмъ до сихъ поръ я гордился? -- стыдиться, что я жилъ вашими щедротами? Вы знаете, что высшее для меня наслажденіе (послѣ наслажденія оказать вамъ услугу, за которое я готовъ заплатить своей жизнью), это -- принять услугу отъ васъ. За что же вы дѣлаете мнѣ такъ больно, жестокая женщина! Какое зло я вамъ сдѣлалъ?
   -- Какое зло? -- повторила она, глядя на него безумными глазами.-- О, никакого, Гарри! С_о_з_н_а_т_е_л_ь_н_о -- никакого, или, по крайней мѣрѣ, такого, которое вы могли бы исправить... Вы занесли къ намъ оспу изъ деревни, -- прибавила она, помолчавъ.-- Но развѣ это ваша вина? Вѣдь нѣтъ?-- Кто изъ насъ можетъ сказать, куда приведетъ его судьба?.. Но, Гарри!-- До этого дня мы всѣ были счастливы!..
   Даже послѣ этого разговора Гарри Эсмондъ остался при своемъ мнѣніи, что отчужденіе между его покровителемъ и возлюбленной госпожей поправимо, что въ сердцѣ каждаго изъ нихъ еще теплилась горячая привязанность къ другому.
   Пока лордъ Могунъ оставался въ деревнѣ, его дружба съ милордомъ съ каждымъ днемъ возростала. Особенно можно было это сказать о милордѣ: когда онъ не видѣлъ своего новаго пріятеля, ему какъ будто чего-то не хватало. Они вмѣстѣ охотѣлись, пили вино, играли въ лоунъ-теннисъ. Лордъ Кэстльвудъ по нѣсколько дней пропадалъ въ Саркъ-Кэстлѣ и привозилъ оттуда съ собой лорда Могуна. Въ Кэстльвудѣ Могунъ съумѣлъ понравиться всѣмъ обитателямъ дома. У него всегда была шутка или какая-нибудь новая шумная игра для дѣтей, городскія новости для милорда, музыка, любезности и beau langage для милэди и для Гарри Эсмонда, никогда не устававшаго слушать его разсказы о военныхъ походахъ и жизни въ Вѣнѣ, Венеціи, Парижѣ и другихъ знаменитыхъ городахъ Европы, которые онъ посѣщалъ въ военное и въ мирное время. Лордъ Могунъ пѣлъ, аккомпанируя себѣ на гарпсихордѣ милэди, игралъ въ карты, въ триктракъ и на билльярдѣ съ милордомъ (котораго неизмѣнно обыгрывалъ), всегда былъ въ самомъ лучшемъ настроеніи духа и держалъ себя съ какою-то своеобразной мужественной граціей, которая, быть можетъ, слегка отдавала казармой и моднымъ трактиромъ, но тѣмъ не меыѣе имѣла свое очарованіе и даже извѣстный оттѣнокъ благородства. Обращеніе его съ милэди было до такой степени почтительно и нѣжно, что ея предубѣжденіе противъ него вскорѣ совершенно прошло; она даже настолько заинтересовалась этимъ человѣкомъ, что стала заботиться о спасеніи его души и, въ надеждѣ обратить его на путь истины, давала ему читать богословскія книги, которыя онъ принималъ съ почтительной благодарностью и съ обѣщаніемъ прочесть отъ доски до доски. Съ милэди лордъ Могунъ говорилъ о себѣ, -- о томъ, что намѣренъ радикально измѣнить свой образъ жизни, покинуть Дворъ и городъ, купить себѣ землю гдѣ-нибудь по сосѣдству и поселиться на лонѣ природы. Однако, я долженъ сказать, что когда оба лорда засѣли послѣ обѣда за своимъ бургонскимъ, тонъ ихъ бесѣды былъ совершенно иной и ужъ, конечно, у нихъ не поднималось вопроса объ обращеніи лорда Могуна на путь истины. Какъ только эти два высокородные пьяницы принимались за вторую бутылку, Гарри Эсмондъ обыкновенно оставлялъ ихъ вдвоемъ, и хотя нельзя сказать, чтобы они особенно стѣснялись его присутствіемъ (Боже мой! какихъ только разсказовъ объ Эльзасѣ и о Спрингъ-Гарденѣ, о всевозможныхъ трактирахъ и игорныхъ домахъ, о придворныхъ дамахъ и балетныхъ феяхъ не наслушался онъ во время этихъ назидательныхъ бесѣдъ!) -- хотя, повторяю, они и при Гарри не слишкомъ-то стѣснялись, -- они бывали, кажется, все-таки рады, когда онъ уходилъ. Они выпивали по второй бутылкѣ, потомъ садились за карты, и, наконецъ, лордъ Могунъ являлся въ гостиную ея сіятельства, оставивъ своего любезнаго друга клевать носомъ надъ кубкомъ.
   Однимъ изъ point d'honneur тогдашнихъ свѣтскихъ людей было выигрывать и проигрывать -- въ карты-ли, въ кости, или на конскихъ скачкахъ, -- съ одинаково великолѣпнымъ спокойствіемъ; и по тому, какъ вели себя послѣ игры оба лорда, вы ни за что бы не сказали, кто изъ нихъ выигралъ и кто проигралъ. Когда же милэди намекала мужу, что ей не нравится такое увлеченіе азартными играми, онъ только презрительно фыркалъ и начиналъ доказывать, что шансы игры между джентльменами всегда одинаковы, если игра длится достаточно долго. А у нихъ она длилась достаточно долго -- это несомнѣнно. У свѣтскихъ людей того времени зачастую четверть дня проходила за картами, и еще четверть дня за виномъ. Я зналъ очень многихъ премилыхъ людей) неглупыхъ, даже остроумныхъ и обладавшихъ многочисленными талантами, -- которые затруднились бы, если бы вы ихъ попросили написать что-нибудь подлиннѣе ихъ фамиліи.
   Я думаю, у каждаго человѣка -- и у мужчины, и у женщины, -- если онъ оглянется на свое прошлое и дастъ себѣ трудъ хорошенько припомнить, найдется въ жизни какой-нибудь мелкій случай, казавшійся ему, быть можетъ, въ свое время пустымъ и ничтожнымъ, но который тѣмъ не менѣе перевернулъ всю его жизнь. Почти у каждаго изъ насъ, какъ у короля Вильгельма (по великолѣпному сравненію Массильона), есть своя п_e_с_ч_и_н_к_а, которая заставляетъ насъ уклониться въ сторону, или даже опрокидываетъ весь строй нашей жизни. Такъ было и съ людьми, которыхъ Гарри Эсмондъ любилъ больше всего на свѣтѣ: одно, брошенное на вѣтеръ, легкомысленное слово, пустой капризъ разсерженнаго, балованнаго ребенка, обрушилъ на эту семью цѣлую лавину несчастій.
   Пріѣхавъ домой въ милый Кэстльвудъ на третій годъ своихъ занятій въ коллегіи, (гдѣ успѣлъ отличиться и получилъ доступъ въ общество университетскихъ beaux esprits за свое латинское стихотвореніе на смерть герцога Глочестерскаго, (сына датской принцессы Анны, удостоенное медали), Эсмондъ не узналъ свою маленькую пріятельницу и бывшую ученицу Беатрису. Дѣвочка переросла мать и превратилась въ прелестную, тоненькую стройную дѣвушку, съ нѣжными щечками, цвѣтущими здоровьемъ и розами; съ блестящими, какъ звѣзды, глазами; съ волнистыми словно бронзовыми кудрями, красиво обрамлявшими прекраснѣйшій юный лобъ, какой вы когда-либо видѣли; съ надменнымъ выраженіемъ губъ, съ осанкой высокомѣрной и неотразимо привлекательной, какъ у знаменитой античной статуи богини Діаны, -- въ одно и то же время стремительной, гордой и повелительной,-- съ глазами и стрѣлами, которыя убиваютъ. Гарри исподтишка наблюдалъ и восхищался этимъ юнымъ созданіемъ, уподобляя ее мысленно Артемидѣ съ звенящимъ лукомъ и стрѣлами, несущими смерть дѣтямъ Ніобеи. Случалось порой, что дѣвочка на минуту притихнетъ: тогда онъ сравнивалъ ее съ кроткой луной, нѣжно сіяющей Эндиміону. Это прелестное существо, -- эта лучезарная Феба была пока только ребенкомъ и не достигла еще своего полнаго блеска; но, видя этотъ сіяющій восходъ, нашъ юный студентъ, голова котораго была полна поэтическихъ образовъ и сердце трепетало отъ неясныхъ желаній, съ неизъяснимымъ восторгомъ любовался восходящимъ свѣтиломъ, хотя и смотрѣлъ на Трикси, какъ на недосягаемое божество, парившее высоко надъ землей. Она была кокеткой почти съ младенческихъ лѣтъ и практиковалась въ этомъ искусствѣ на комъ только могла; будучи еще совсѣмъ крошкой, она ухитрялась перессорить всѣхъ своихъ нянекъ и мамокъ, пуская въ ходъ гнѣвъ и ласки,-- капризы, ревность и поцѣлуи, и пробовала силу своихъ глазъ на мальчикѣ-конюшемъ, съ которымъ ѣздила верхомъ.
   Беатриса была любимицей и мученіемъ матери и отца. Противъ каждаго изъ нихъ она вела свою интригу; расточала имъ ласки или облекалась въ холодное равнодушіе, смотря по тому, что для нея было удобнѣе; осаждала ихъ слезами, подкупала улыбками и поцѣлуями. Когда мать сердилась на нее -- что случалось часто, -- она кидалась къ отцу и подъ прикрытіемъ его смѣха продолжала терзать свою жертву. Когда они оба сердились, она переносила свои ласки на слугъ, или выжидала случая возвратить себѣ благосклонность родителей, стараясь неожиданно ихъ разсмѣшить, или смягчить разсчитанной покорностью и смиреніемъ. Это была saevo iaeta negotio, какъ та вѣтряная богиня, о которой говоритъ Горацій и чья "злобная радость" была такъ великолѣпно описана однимъ изъ нашихъ собственныхъ великихъ поэтовъ. Онъ, при всемъ своемъ величіи и славѣ, былъ не настолько силенъ, чтобы безнаказанно выдержать мученія, которымъ подвергали его эти искусительницы.
   Еще три года тому назадъ (дѣвочкѣ было тогда только десять лѣтъ) она чуть-чуть не поссорила Гарри съ его товарищемъ, -- добродушнымъ, флегматичнымъ Томасомъ Тёшеромъ, никогда и ни съ кѣмъ не начинавшимъ ссоры. Она передала Тому какую-то остроту Гарри на его счетъ. (Гарри просто пошутилъ отъ нечего дѣлать, хотя эта шутка едва не довела до драки двухъ старыхъ друзей, и, случись это, я думаю, миссъ Беатриса только бы порадовалась). Съ того дня Томъ старался держаться подальше отъ нея; дѣвочка за это его уважала и настойчиво ластилась къ нему, когда они встрѣчались. Смягчить Гарри ей было гораздо легче, потому что онъ больше ее любилъ. Когда она, бывало, въ чемъ-нибудь провинится, наговоритъ рѣзкостей, сдѣлаетъ какую-нибудь злую шалость, или обидитъ кого-нибудь изъ близкихъ, она обыкновенно старалась оправдать свою вину не смиреннымъ сознаніемъ и раскаяніемъ, а начинала доказывать свою невиновность, и дѣлала это такъ упорно и съ такою кажущеюся искренностью, что невозможно было ей не повѣритъ. Пока она была ребенкомъ, все это были только шалости, хотя подчасъ и злыя; но съ годами ея роковое могущество творило кругомъ все больше и больше зла, -- все равно какъ котенокъ, сперва игравшій мячикомъ, подросши бросается на птичекъ и душитъ ихъ. Не слѣдуетъ думать, чтобы Гарри Эсмондъ понималъ все это въ раннюю эпоху своей жизни, исторію которой онъ теперь пишетъ: многое изъ того, о чемъ здѣсь говорится, стало ему ясно лишь гораздо позднѣй. Тогда же, -- и многіе годы спустя, -- почти все, что дѣлала, или чего не дѣлала Беатриса, казалось ему прекраснымъ или, по крайней мѣрѣ, извинительнымъ.
   И такъ, Гарри Эсмондъ въ послѣдній разъ пріѣхалъ домой на каникулы, съ твердой надеждой стать со временемъ почетнымъ членомъ университетской своей коллегіи и съ спокойной рѣшимостью вступить на поприще, для котораго былъ предназначенъ своими покровителями. Наступилъ первый годъ нынѣшняго столѣтія; мистеру Эсмонду (насколько ему извѣстно время его рожденія) было тогда двадцать два года. Какъ мы уже говорили, онъ нашелъ прежнюю свою ученицу удивительно похорошѣвшей и обѣщающей въ будущемъ стать еще лучше. Братъ ея, сынъ милорда, былъ тоже красивый, славный мальчикъ, -- смѣлый, откровенный и великодушный, добрый ко всѣмъ, кромѣ сестры, съ которой онъ былъ на ножахъ (и по ея -- не по его винѣ). Онъ боготворилъ свою мать и былъ ея отрадой. Въ несчастныхъ ссорахъ между супругами, которыя теперь почти не прекращались, объ всегда принималъ ея сторону, тогда какъ мистрисъ Беатриса, само собою разумѣется, была союзницей отца. Когда старшіе объявятъ другъ другу войну, всѣ младшіе члены семьи естественно становятся подъ знамя которой-нибудь изъ сторонъ; даже прислуга, и та не остается нейтральной, и Гарри Эсмондъ, въ которомъ рано развилась наблюдательность, всегда зналъ, кто изъ слугъ стоитъ за милорда, и кто за милэди, и могъ бы безошибочно сказать, въ какомъ тонѣ обсуждался ихъ семейный разладъ на лакейскихъ засѣданіяхъ въ прихожей и въ конюшнѣ.
   Наши слуги судятъ насъ и выносятъ намъ приговоръ. Пусть интрижки милорда будутъ для всѣхъ шиты-крыты, -- его лакей знаетъ о нихъ. А камеристка милэди выноситъ интимный романъ своей госпожи на лакейскій рынокъ скандаловъ и обмѣниваетъ это на пикантныя новости другихъ такихъ же субретокъ.
  

ГЛАВА XIII.
Лордъ Могунъ покидаетъ насъ и оставляетъ намъ на память все зло, которое намъ сдѣлалъ.

   Лордъ Могунъ (о подвигахъ и репутаціи котораго въ нашей коллегіи ходили самые ужасные слухи) опять гостилъ въ Кэстльвудъ-Голлѣ, и дружба его съ лордомъ Кэстльвудомъ сдѣлалась, повидимому, еще тѣснѣй. Однажды весной оба лорда пріѣхали верхомъ въ Кэмбриджъ изъ Ньюмаркета, куда ѣздили на конскія скачки, и удостоили своимъ посѣщеніемъ скромную квартирку Гарри Эсмонда въ коллегіи. До этого визита докторъ Монтэге, директоръ коллегіи, обращался съ Гарри довольно надменно; но теперь, увидѣвъ его близость съ такими важными господами, какъ лордъ Могунъ и виконтъ Кэстльвудъ, который, прогуливаясь то лужайкѣ, о чемъ-то со смѣхомъ разсказывалъ молодому человѣку, положивъ руку ему на плечо, онъ замѣтно смягчился къ Эсмонду и сдѣлался очень учтивъ. И вотъ, какъ-то разъ Гарри, спустя нѣсколько дней послѣ пріѣзда своего въ Кэстльвудъ, смѣясь, разсказалъ объ этомъ милэди, замѣтивъ въ заключеніе: "Просто непнятно, какъ люди, прославившіеся своею ученостью, -- извѣстные всей Европѣ, могутъ пресмыкаться передъ титуломъ, унижаться передъ аристократомъ, хотя бы даже нищимъ". Услышавъ это, миссъ Беатриса, бывшая въ тотъ день въ капризномъ настроеніи духа, вздернула кверху свою головку и изволила заявить, что люди низкаго происхожденія обязаны почитать тѣхъ, кто стоитъ выше ихъ; что всѣ попы, по ея мнѣнію, слишкомъ зазнаются и что ей очень нравится порядокъ, заведенный у лэди Саркъ. Тамъ капелланъ замка -- хоть онъ очень любилъ пуддингъ, какъ и всѣ попы, -- всегда выходитъ изъ-за стола, прежде чѣмъ подадутъ десертъ.
   -- Значитъ вы не станете угощать меня десертомъ, Беатриса, когда я буду попомъ? -- спросилъ мистеръ Эсмондъ.
   -- Ну, в_ы -- другое дѣло, -- отвѣчала миссъ Беатриса.-- Вы нашъ родственникъ.
   -- Мой отецъ былъ тоже попомъ, какъ ты ихъ называешь, -- замѣтила милэди.
   -- А мой отецъ -- ирландскій пэръ, -- отрѣзала миссъ Беатриса, мотнувъ головой.--Пусть каждый знаетъ свое мѣсто. Я думаю, мама, тебѣ было бы очень пріятно, если бы я стала на колѣни и попросила благостовенія у мистера Томаса Тёшера, котораго недавно сдѣлали викаріемъ и мать котораго служила въ компаньонкахъ.
   И она шумно вышла изъ комнаты.
   Когда она ушла, лицо милэди приняло такое серьезное и грустное выраженіе, что Гарри не могъ удержаться, чтобы не спросить, о причинѣ ея тревоги. Она отвѣчала, что помимо того, что онъ ей разсказалъ о Ньюмаркетѣ (т. е. о поѣздкѣ милорда на скачки), она давно уже со страхомъ замѣчаетъ, какъ у ея мужа -- особенно съ тѣхъ поръ, какъ виконтъ познакомился съ лордомъ Могуномъ -- опять развивается страсть къ игрѣ, отъ которой онъ совсѣмъ было отсталъ послѣ женитьбы: онъ обѣщалъ ей тогда, что не станетъ больше играть.
   -- Впрочемъ, мужчины всегда обѣщаютъ больше, тѣмъ могутъ исполнить, -- прибавила милэди со вздохомъ. -- Я боюсь, что онъ много проигрываетъ; наше состояніе и такъ невелико, а при такой расточительности оно съ каждымъ днемъ должно таять. До меня дошли слухи, что его видѣли въ Лондонѣ въ очень плохой компаніи. Со дня его возвращенія, отъ насъ почти не выходитъ стряпчіе и постоянно получаются какія-то письма, и мнѣ кажется, что его что-то грызетъ, хоть онъ и старается замаскировать свое безпокойство напускною веселостью. Вчера вечеромъ... и раньше, продолжала милэди, -- я подсматривала за ними въ щелку: они полъ ночи просидѣли за картами. Никакое помѣстье, а тѣмъ болѣе наше, не выдержитъ такихъ безумныхъ тратъ. Еще нѣсколько лѣтъ, -- и сынъ мой ничего не получитъ, и моя бѣдняжка Беатриса останется нищей.
   -- Если бы вы знали, какъ мнѣ горько, что я ничѣмъ не могу вамъ помочь, -- проговорилъ со вздохомъ Гарри, безплодное сожалѣніе, которое высказывалъ чуть-ли не въ сотый разъ.
   -- Кто можетъ мнѣ помочь?-- Развѣ одинъ только Богъ, -- сказала милэди.
   Какая это была правда! Каждый изъ насъ -- руководителей семьи -- если онъ когда-нибудь задумывается надъ своими отношеніями къ женѣ и дѣтямъ -- этимъ нашимъ подданнымъ, надъ кѣмъ мы всевластны -- долженъ съ трепетомъ вспоминать, что ему придется дать отчетъ въ своемъ поведеніи. Ибо въ нашемъ обществѣ для царя домашняго очага не существуетъ законовъ. Въ его рукахъ имущество жены и дѣтей, ихъ счастье, -- чуть-ли не жизнь. Онъ можетъ сдѣлать ихъ счастливыми или несчастными; онъ вправѣ карать, пытать и казнить. Онъ можетъ уморить жену медленной смертью, и съ него не спросятъ отчета, какъ не спрашивали его съ патриціевъ, топившихъ своихъ рабовъ подъ прикрытіемъ ночи. Онъ можетъ сдѣлать изъ своихъ дѣтей лакеевъ и лицемѣровъ, или своихъ друзей и свободныхъ людей, или же заставить ихъ возмутиться противъ естественнаго закона любви. Бывало, мнѣ случалось слышать, какъ доморощеныые мудрецы и политики, сидя въ кофейнѣ за газетой, возмущались деспотизмомъ французскаго короля, и я всегда спрашивалъ себя: какъ-то эти господа -- тѣ же короли у себя дома -- правятъ въ своихъ владѣніяхъ, гдѣ каждый изъ насъ -- абсолютный монархъ? Когда лѣтописи каждаго такого маленькаго царства предстанутъ на судъ Верховнаго Владыки, -- Самодержца надъ самодержцами, -- тогда выйдетъ на свѣтъ не одна исторія домашняго тирана, не уступавшаго въ жестокости Амурату, -- перещеголявшаго Нерона свирѣпостью, а Карла Перваго безпечностью и распутствомъ.
   Если покровитель Гарри Эсмонда грѣшилъ, то лишь въ послѣднемъ смыслѣ: его нельзя было назвать жестокимъ, а скорѣе разпущеннымъ, милордъ могъ бы стать другимъ человѣкомъ, еслибы ему былъ отпущенъ достаточный срокъ, для того, чтобы жившее въ немъ чувство раскаянія могло привести его къ полному обновленію.
   Видя тѣскую дружбу отца съ лордомъ Могуномъ, миссъ Беатриса вздумала ревновать виконта, и джентльмены часто избирали эту ревность предметомъ своей шумной веселости, хохоча надъ гнѣвными вспышками дѣвочки и надъ ея нескрываемой антипатіей жъ лорду Могуну. "Когда ты выростешь, ты выйдешь за лорда Могуна" -- говорилъ ей отецъ, на что дѣвочка отвѣчала, надувшись:-- "Ужь лучше я выйду за Тома Тёшера". А такъ какъ лордъ Могунъ былъ всегда особенно внимателенъ къ милэди и не скрывалъ своего почтительнаго восхищенія ею, то въ одинъ прекрасный день, въ отвѣтъ на всегдашнюю шутку отца, Беатриса сказала: -- "Я думаю, милордъ скорѣе женится на мамѣ; онъ только ждетъ твоей смерти, чтобы посвататься". Дѣвочка сказала это безпечно и весело, какъ самую обыкновенную вещь. Это было вечеромъ, передъ ужиномъ; вся семья была въ сборѣ; сидѣли въ гостиной, гдѣ топился каминъ. Хозяинъ и гость, игравшіе въ карты, оба вздрогнули и подняли головы. Милэди вспыхнула, какъ піонъ, и приказала миссъ Беатрисѣ идти въ свою комнату; но дѣвочка, но своему обыкновенію, надувшись, отвѣчала съ самымъ невиннымъ лицомъ:
   -- Право же, я не хотѣла сказать ничего дурного. И развѣ не правда, что мама гораздо больше разговариваетъ съ Гарри Эсмондомъ, чѣмъ съ папой? Когда Гарри уѣзжалъ, она даже плакала, а когда уѣзжаетъ папа, она никогда не плачетъ. А вчера она цѣлый вечеръ говорила съ лордомъ Могуномъ, и прогнала насъ изъ комнаты, а когда мы опять пришли, она плакала и...
   -- Что же это такое, наконецъ, чортъ возьми! -- закричалъ лордъ Кэстльвудъ, теряя терпѣніе.-- Пошла вонъ отсюда, змѣенышъ!
   Онъ вскочилъ на ноги и швырнулъ на столъ свои карты.
   -- Спроси лорда Могуна, Фрэнсисъ, о чемъ я съ нимъ говорила, -- сказала милэди съ растеряннымъ лицомъ, но съ полнымъ достоинствомъ и съ трогательною искренностью въ голосѣ и глазахъ.-- Пойдемъ со иной, Беатриса.
   Дѣвочка бросилась къ матери; она была вся въ слезахъ.
   -- Мамочка, милая, что же такого я сдѣлала!-- рыдала она.-- Ну, право же, увѣряю тебя, я никого не хотѣла обидѣть!
   Она прижалась къ матери, и обѣ вышли, рыдая.
   -- Франкъ, я скажу вамъ, о чемъ мы говорили съ вашей женой, -- воскликнулъ лордъ Могунъ.-- Это можно сказать и при патерѣ Гарри, и -- Богъ мнѣ свидѣтель! -- что все, что вы услышите, чистѣйшая правда. Вчера вечеромъ ваша жена со слезами умоляла меня не играть съ вами больше ни въ карты, ни въ кости, и вамъ лучше знать, о чьихъ интересахъ она заботилась, обращаясь ко мнѣ съ этой просьбой.
   -- О, разумѣется, Могунъ, разумѣется, -- сказалъ милордъ жестко.-- Конечно, вы не станете лгать: весь міръ знаетъ, -- что вы -- святой и олицетворенная добродѣтель.
   Лордъ Могунъ разошелся съ женой и имѣлъ много дуэлей, въ которыхъ, какъ всегда, были замѣшаны женщины.
   -- Я не святой, но жена ваша -- святая, и я всегда готовъ отвѣтить за свои поступки, какъ другіе должны быть готовы отвѣтить за свои слова, -- отвѣчалъ лордъ Могунъ.
   -- И вы отвѣтите мнѣ, милордъ, клянусь Богомъ!-- закричалъ, вскакивая, лордъ Кэстльвудъ.
   -- Извольте, но прежде намъ надо свести еще одинъ маленькій счетецъ, -- сказалъ лордъ Могувъ.
   Тутъ Гарри Эсмондъ, страшась за послѣдствія, къ которымъ мотла привести эта несчастная ссора, принялся горячо убѣждать обоихъ противниковъ.
   -- Милордъ! Ради самого Бога! Неужели вы рѣшитесь обнажить шпату противъ вашего друга, у себя въ домѣ!.. Какъ можете вы сомнѣваться въ добродѣтели женщины, которая чиста, какъ ангелъ, и готова тысячу разъ умереть скорѣе, чѣмъ причинить вамъ хотя бы малѣйшій вредъ! Неужели достаточно одного легкомысленнаго слова ревниваго ребенка, чтобы разсорить друзей? И наконецъ, если ужь говорить всю правду, -- развѣ сама милэди не умоляла ваше сіятельство, насколько она могла на это осмѣлиться, порвать ваше знакомство съ лордомъ Могуномъ и отказаться отъ пагубной привычки, которая грозитъ раззореніемъ вашей семьѣ? Вѣдь если бы не болѣзнь лорда Могуна, развѣ бы онъ не уѣхалъ отъ насъ?
   -- Во всякомъ случаѣ, Франкъ, вы должны согласиться, что человѣкъ съ больной ногой не можетъ бѣгать за чужими женами, -- вмѣшался тутъ лордъ Могунъ, дѣйствительно страдавшій подагрой.
   При этомъ онъ такъ искренно засмѣялся и съ такой комичной гримасой посмотрѣлъ на свою забинтованную ногу, что милордъ, невольно заразившись этой неподдѣльной веселостью, ударилъ себя кулакомъ по лбу и сказалъ:
   -- Чортъ возьми, Гарри, я вѣрю тебѣ.
   Ссоры какъ не бывало, и пріятели, которые уже готовы были обнажить шпаги, засмѣялись и пожали другъ другу руку.
   Beati pacifiei. "Гарри, сходи за милэди," -- сказалъ молодому человѣку его покровитель, и Гарри убѣжалъ, счастливый тѣмъ, что можетъ принести своей госпожѣ такую добрую вѣсть. Онъ нашелъ ее за дверьми: она подслушивала, но отошла отъ двери, увидѣвъ его. Она схватила его за руки: ея руки были холодны, какъ мраморъ. Казалось, она сейчасъ упадетъ, -- такъ она дрожала.-- Спасибо вамъ, Гарри! Да наградитъ васъ Богъ, мой дорогой братъ! -- сказала она. Она поцѣловала ему руку, и онъ почувствовалъ на своей рукѣ ея слезы. Онъ привелъ ее въ гостиную и подвелъ къ мужу; и лордъ Кэстльвудъ, съ внезапнымъ порывомъ нѣжности къ женѣ, какой онъ уже давно не проявлялъ, прижалъ ее къ сердцу, поцѣловалъ и попросилъ у нея прощенія.
   -- А мнѣ пора и на насѣстъ, -- сказалъ лордъ Могунъ.-- Я съѣмъ свою кашку въ постели.
   И онъ съ комической миной заковылялъ изъ комнаты, опираясь на руку Гарри Эсмонда.
   -- Эта женщина -- жемчужина, клянусь Георгомъ! -- сказалъ онъ Гарри, когда они вышли.-- Только скотъ можетъ ея не цѣнить. Видали вы эту вульгарную шлюху, эту торговку, на которую Кэстльвудъ...
   Но тутъ мистеръ Эсмондъ остановилъ его изліянія, сказавъ, что не желаетъ знать секретовъ милорда.
   Камердинеръ лорда Могуна пришелъ раздѣть своего господина, и не успѣлъ тотъ облечься въ свой ночной колнакъ и халатъ, какъ въ его комнату явился новый посѣтитель, котораго прислалъ къ нему самъ хозяинъ: посѣтитель этотъ былъ никто иной, какъ лэди Кэстльвудъ съ кашкой и гренками, которыя она, по желанію мужа, собственноручно поджарила и принесла своему гостю.
   Лордъ Кэстльвудъ стоялъ и смотрѣлъ вслѣдъ женѣ, когда она шла исполнять его порученіе, и пока онъ стоялъ такимъ образомъ, Гарри Эсмондъ наблюдалъ за нимъ и подмѣтилъ въ его лицѣ выраженіе любви, заботы и скорби, глубоко взволновавшее и растрогавшее молодого человѣка. Когда милэди вышла, мужъ ея опустился на стулъ, руки это безсильно повисли, голова поникла на грудъ, и вдругъ онъ спросилъ:
   -- Гарри, слышалъ ты, что мнѣ сказалъ лордъ Могунъ?
   -- Что милэди святая?
   -- Что у насъ съ нимъ есть два счета, которые надо свести. Послѣднія пять лѣтъ я велъ дурную жизнь, Гарри Эсмондь. Съ того дня, какъ ты занесъ въ домъ эту проклятую оспу, меня преслѣдуетъ судьба. Лучше бы я заразился и умеръ, вмѣсто того, чтобы бѣгать изъ дома, какъ трусъ. Я оставилъ тогда Беатрису у родныхъ, а самъ поѣхалъ въ Лондонъ. Я попалъ тамъ въ дурную компанію, Гарри; спутался съ шуллерами и опять пристрастился къ проклятымъ картамъ, до которыхъ не дотрогивался съ самой женитьбы... нѣтъ, даже раньше: съ тѣхъ поръ, какъ оставилъ службу въ герцогской гвардіи и разстался съ этими разбонниками. Я все больше и больше втягивался въ игру и опускался ниже и ниже. Теперь я долженъ Могуну двѣ тысячи фунтовъ, и когда я съ нимъ расплачусь, я буду немногимъ богаче нищаго. Я боюсь взглянуть въ глаза сыну; онъ ненавидитъ меня -- я это чувствую. Я промоталъ приданое Трикси, и одинъ Богъ знаетъ, до чего еще я дойду. Лучшее, что я могу сдѣлать, это -- умереть; тогда хоть что-нибудь уцѣлѣетъ для сына.
   Могунъ былъ въ Кэстльвудъ-Голлѣ почти такимъ же хозяиномъ, какъ самъ владѣлецъ замка. Наши сараи были завѣшаны его сѣдлами; его кони стояли въ нашихъ конюшняхъ, гдѣ, впрочемъ, могло помѣститься гораздо больше лошадей, чѣмъ могъ себѣ позволить держать раззорившійся покровитель Гарри. Къ намъ лордъ Могунъ пріѣхалъ верхомъ со всей своей свитой, но когда у него разыгралась подагра, онъ послалъ въ Лондонъ за своимъ кабріолетомъ и парой упряжныхъ лошадей -- маленькихъ лошадокъ, но замѣчательно быстрыхъ на ходу. Кабріолетъ былъ легонькій, и мчался по хорошей дорогѣ никакъ не тише лапландскихъ саней.
   Его сіятельство придирался ко всякому случаю, чтобы покатать милэди въ этомъ кабріолетѣ, и они часто катались, къ немалому удовольствію его спутницы, любившей быструю ѣзду на свѣжемъ, вольномъ воздухѣ равнины, прилегавшей къ замку и разстилавшейся вплоть до самаго моря. Такъ какъ милордъ ничего не имѣлъ противъ этихъ прогулокъ и не высказывалъ никакого неудовольствія по поводу того, что жена его такъ часто бываетъ въ обществѣ лорда Могуна, -- даже, напротивъ, поощрялъ ее въ этомъ отношеніи, какъ бы желая доказать свое полное довѣріе и загладилъ недавнюю ревнивую вспышку, то милэди, не стѣсняясь, наслаждалась этимъ невиннымъ развлеченіемъ, которое, надо сознаться, гость старался какъ можно чаще ей доставлять. Если милэди чувствовала себя теперь свободнѣе съ лордомъ Могуномъ и любила бывать въ это обществѣ, то, кажется, на это была особая причина: дѣло въ томъ, что Могунъ, съ отличавшею его галантностью, далъ ей одно обѣщаніе, стоившее ему нѣкоторой жертвы.
   Видя, что гость и хозяинъ по прежнему просиживаютъ за картами цѣлые вечера, Гарри Эсмондъ какъ-то разъ высказалъ милэди свои опасенія по поводу того, что милордъ не отстаетъ отъ своей гибельной страсти и спросилъ ее, не можетъ-ли она -- теперь, когда они, повидимому, помирились, -- убѣдить мужа бросить игру.
   Но, къ удивленію Гарри, лэди Кэстльвудъ на это какъ-то лукаво улыбнулась и отвѣчала, что она скоро будетъ говорить съ мужемъ, и что "пока пусть его развлекается", въ теченіе еще нѣсколькихъ вечеровъ.
   -- Милэди, вы не знаете, какъ дорого вамъ обходится это развлеченіе, -- сказалъ ей Гарри. -- Всякій, -- кто хотя сколько-нибудь понимаетъ игру, не можетъ не видѣть, что лордъ Могунъ играетъ лучше милорда.
   -- Я знаю, -- отвѣчала милэди съ лукавой непонятной веселостью.-- Лордъ Могунъ не только лучшій игрокъ, но и добрѣйшій игрокъ въ мірѣ.
   -- Милэди, что ни говорите! -- воскликнулъ Эсмондъ, выведенный изъ терпѣнія такимъ хладнокровіемъ -- долгъ чести долженъ быть уплаченъ рано или поздно, и если вашъ мужъ будетъ такъ продолжать, онъ раззорится.
   -- Гарри, сказать вамъ секретъ?-- проговорила милэди съ сіяющими отъ счастья глазами.-- Продолжая играть, Фрэнсисъ не раззорится, а будетъ спасенъ. Я не могу себѣ простить, что такъ дурно говорила и думала о лордѣ Могунѣ, когда онъ былъ здѣсь въ прошломъ году. Въ немъ много добраго, и я твердо вѣрю, что мы еще направимъ его на истинный путь. Ч дала ему Тилотсона и вашего любимца епископа Тэйлора, и это чтеніе, какъ онъ говоритъ, глубоко ею взволновало. Въ доказательство своего раскаянія и желанія исправиться -- (въ этомъ-то и есть мой секретъ) -- какъ вы думаете, что онъ рѣшилъ сдѣлать?-- Онъ хочетъ дать бѣдному Франку отыграться. Послѣдніе четыре дня Франкъ каждый вечеръ выигрываетъ, и лордъ Могунъ говоритъ, что никогда не допуститъ себя стать виновникомъ раззоренія Франка и моихъ милыхъ дѣтей.
   -- Милосердый Боже! Чѣмъ же вы вознаградите его за его жертву? -- воскликнулъ въ ужасѣ Эсмондъ. Онъ слишкомъ хорошо зналъ мужчинъ, въ особенности э_т_о_г_о мужчину, и ни на секунду не сомнѣвался, что такой отъявленный развратникъ не станетъ приносить жертвы даромъ.-- Какъ и чѣмъ, ради самого Бога, разсчитываете вы ему заплатить?
   -- Чѣмъ?-- Благословеніемъ матери и молитвами жены! -- отвѣчала она, благоговѣйно складывая руки.
   Гарри не зналъ, смѣяться ему, -- сердиться, или больше прежняго любить свою дорогую госпожу за то упорное невѣдѣніе жизни, съ какимъ она относилась съ поведенію свѣтскаго человѣка, чьи замыслы Гарри видѣлъ насквозь. Онъ разсказалъ ей (старательно выбирая выраженія, но все-таки такъ, чтобы она вполнѣ его поняла), все, что ему было извѣстно изъ прошлаго лорда Могуна; сказалъ ей, что обольщать женщинъ -- его спеціальность, и что онъ не останавливается ни передъ какими средствами, лишь бы добиться успѣха; что въ разговорѣ съ нимъ, Гарри, онъ самъ хвастался своимъ распутствомъ, -- говорилъ, что для него всѣ женщины равны въ смыслѣ дичи, за которой всегда пріятно поохотиться (такъ называлъ его лордство этотъ милый родъ спорта), и что нѣтъ такой женщины, которою нельзя бы было овладѣть. Гарри долго убѣждалъ и доказывалъ, и въ награду за такое усердіе ему же пришлось выдержать гнѣвную вспышку милэди. Она ничего не хотѣла слышать; не вѣрила его обвиненіямъ и объявила, что, должно быть, у него самого развращенное сердце;-- что онъ видитъ дурное тамъ, гдѣ, она увѣрена, ничего подобнаго нѣтъ. "Впередъ наука: не мѣшайся въ чужія дѣла", сказалъ себѣ съ горечью Гарри. Съ этого дня его опасенія только усилились. Заговорить съ милордомъ о такомъ щекотливомъ предметѣ онъ не могъ; не могъ ни предостеречь его, ни подать ему совѣтъ въ дѣлѣ, такъ близко касавшемся чести его сіятельства и въ которомъ самъ милордъ былъ естественно лучшимъ судьей.
   Не смотря на то, что лэди Кэстльвудъ не повѣрила своему юному родственнику и съ негодованіемъ отвергла его предостереженія, она до нѣкоторой степени приняла къ свѣдѣнію то, что онъ ей говорилъ, въ чемъ онъ имѣлъ удовольствіе вполнѣ убѣдиться. На другой же день, когда лордъ Могунъ предложилъ ей кататься, она отказалась, сославшись на головную боль; на третій день у нея опять болѣла голова, а на четвертый она съ милымъ смѣхомъ попросила его сіятельство прокатить вмѣсто нея дѣтей. "Они будутъ въ восторгѣ прокатиться", сказала она, "и нельзя же быть такой эгоисткой, чтобъ пользоваться одной всѣми удовольствіями". Милордъ очень любезно согласился, но я увѣренъ, страшно злился въ душѣ, -- не потому, чтобы въ его замыслахъ на эту простодушную женщину участвовало серьезное чувство, а просто оттого, что весь смыслъ жизни такого сорта людей заключается въ любовныхъ похожденіяхъ, и они не могутъ прожить дня безъ волокитства, все равно, какъ охотникъ чувствуетъ себя несчастнымъ, если ему не удалось ничего убить послѣ завтрака.
   Не смотря на кажущуюся беззаботность въ манерахъ милорда и въ его обращеніи съ гостемъ (со дня ихъ ссоры милордъ ничѣмъ не выдавалъ своихъ подозрѣній), Гарри видѣлъ, что его сіятельство очень внимательно слѣдитъ за лордомъ Могуномъ; разъ или два ему даже показалось, что онъ подмѣтилъ въ лицѣ своего покровителя выраженіе недовѣрія и подавленной ярости, не предвѣщавшихъ ничего добраго. Гарри зналъ, какъ щепетиленъ милордъ въ вопросахъ чести; онъ наблюдалъ за нимъ, какъ наблюдаетъ врачъ за своимъ паціентомъ, и пришелъ къ убѣжденію, что это одинъ изъ тѣхъ больныхъ, которые не легко заражаются, но уже не выздоравливаютъ, разъ ядъ заразы попалъ имъ въ кровь. Мы читаемъ у Шекспира (котораго, къ слову сказать, авторъ ставитъ безъ всякаго сравненія выше мистера Конгрева, мистера Драйдена, да и всѣхъ другихъ современныхъ писателей), что когда въ насъ заговорила ревность, -- ни макъ, ни мандрагора и никакія снотворныя зелья востока -- не могутъ ее усыпить.
   Наконецъ, симптомы болѣзни показались юному врачу настолько серьезными, что онъ почелъ своимъ долгомъ предостеречь лорда Могуна, давъ ему понять, что за нимъ слѣдятъ и догадываются объ его тайныхъ намѣреніяхъ. И вотъ, однажды (Могунъ былъ въ тотъ день немножко не въ духѣ: милэди обѣщала ѣхать съ нимъ кататься, а потомъ отказалась подъ какимъ-то предлогомъ), Гарри сказалъ ему:
   -- Милордъ, если вы мнѣ дадите мѣстечко въ вашемъ экипажѣ, я буду вамъ очень признателенъ: я имѣю многое вамъ сказать и желалъ бы поговорить съ вами съ глаза на глазъ.
   -- Вы дѣлаете мнѣ честь, удостаивая меня вашимъ довѣріемъ, мистеръ Генри Эсмондъ, -- отвѣчалъ милордъ съ низкимъ поклономъ.
   Его сіятельство держалъ себя всегда безукоризненнымъ джентльменомъ. Что касается Эсмонда, то, при всей его молодости, обращеніе это отличалось достоинствомъ, показывавшимъ, что и онъ тоже считаетъ себя джентльменомъ и не допуститъ вольностей по отношенію къ себѣ. Итакъ, милордъ поклонился, и оба они вышли и усѣлись въ кабріолетъ, ожидавшій ихъ во дворѣ съ своей парой буланыхъ ганноверскихъ лошадокъ въ великолѣпной сбруѣ, которыя грызли отъ нетерпѣнія удила.
   -- Милордъ, -- сказалъ Гарри Эсмондъ, когда они выѣхали въ поле, показывая рукой на больную ногу Могуна, всю забинтованную во фланель и торжественно выставленную на показъ на подушкѣ, -- милордъ, я изучалъ медицину въ Кэмбриджѣ.
   -- Что же. это очень хорошо, патеръ Гарри, -- отвѣчалъ милордъ; -- вы, значитъ, получите дипломъ и будете лечить вашихъ товарищей отъ...
   -- Отъ подагры, -- докончилъ Гарри, перебивая это и глядя ему прямо въ глаза.-- Я основательно изучилъ эту болѣзнь.
   -- Надѣюсь, вамъ не придется ея испытать. Адская болѣзнь! Дьявольскія боли во время припадковъ. Ахх!-- и онъ сдѣлалъ страшнѣйшую гримасу, какъ будто почувствовавъ приступъ такой боли.
   -- Ваше сіятельство прекрасно бы сдѣлали, если бы сняли всю эту фланель: большюй палецъ только хуже воспаляется отъ тепла, -- продолжалъ Гарри.
   -- Да? Только хуже воспаляется, говорите вы?-- повторилъ Могунъ съ невиннымъ лицомъ.
   -- Непрежѣнно. Снимите-ка лучше вашу фланель, бросьте въ печку этотъ глупый бинтъ и надѣньте сапоги.
   -- Такъ вы рекомендуете мнѣ сапоги, мистеръ Эсмондъ? -- спросилъ милордъ.
   -- Да, сапоги со шпорами. Три дня тому назадъ я видѣлъ, какъ ваше сіятельство шли по корридору: вы бѣжали довольно-таки шибко. Я убѣжденъ, что кларетъ вамъ больше по вкусу, чѣмъ манная кашка; къ тому же, покушавъ кашки, вы играете съ свѣжей головой, и играете съ противникомъ, разгоряченнымъ виномъ.
   -- Чортъ возьми, сэръ! Вы не посмѣете сказать, что я плутую въ игрѣ! -- закричалъ милордъ, стегнувъ лошадей, которыя поскакали въ галопъ.
   -- Я только говорю, что вы бываете трезвы, а милордъ -- пьянъ, когда вы играете; поэтому вы и обыгрываете его, -- сказалъ Гарри.-- Читая по вечерамъ, я наблюдаю за вами.
   -- Ахъ, вы, юный Аргусъ!-- сказалъ лордъ Могунъ, любившій Гарри Эсмонда, такъ же, какъ и Гарри, съ своей стороны, нравились умъ и своеобразная смѣлая простота обращенія этого человѣка.-- Ахъ, вы, юный Аргусъ! Можете смотрѣть хоть во всѣ ваши сто глазъ, и все-таки никогда не посмѣете сказать, что мы играемъ нечестно. Мнѣ случалось въ одну ночь проиграть цѣлое помѣстье; одинъ разъ я спустилъ въ карты послѣднюю рубашку, въ другой разъ проигралъ свой парикъ и ушелъ домой въ ночномъ колракѣ. Но ни одинъ изъ моихъ противниковъ не скажетъ, чтобы я когда-нибудь воспользовался противъ него какимъ-либо инымъ преимуществомъ, кромѣ тѣхъ, которыя даетъ игра. Какъ-то разъ въ Эльзасѣ я игралъ въ кости съ однимъ шуллеромъ на его уши, и выигралъ: одно ухо и до сихъ поръ хранится въ спирту въ моей квартирѣ въ Бау-Стритѣ. Гарри Могунъ готовъ играть съ кѣмъ и на что угодно, -- всегда, когда хотите.
   -- Милордъ, вы ведете въ домѣ моего покровителя опасную игру, -- сказалъ Гарри, -- притомъ -- не одну игру, и не только въ карты!
   -- Что вы хотите этимъ сказать, сэръ?-- вскричалъ милордъ, покраснѣвъ и быстро оборачиваясь.
   -- Я хочу сказать, -- отвѣчалъ Гарри насмѣшливымъ тономъ, -- что ваша подагра совершенно прошла -- если еще когда-нибудь она у васъ была.
   -- Сэръ!-- воскликнулъ милордъ, начиная горячиться.
   -- Если хотите знать правду, -- я убѣжденъ, что у вашего сіятельства такая же подагра, какъ и у меня, -- продолжалъ Гарри.-- Во всякомъ случаѣ перемѣна воздуха будетъ вамъ полезна; однимъ словомъ, коротко и ясно: вамъ лучше уѣхать, лордъ Могунъ, -- вотъ мое мнѣніе.
   -- Позвольте узнать, васъ уполномочили передать мнѣ этотъ совѣтъ?-- спросилъ Могунъ.-- Вы говорите со мной отъ имени Франка Эсмонда?
   -- Нѣтъ. Я не имѣю никакихъ полномочій и никакихъ правъ, кромѣ права заботиться о чести моей семьи.
   -- А вы приготовились отвѣтить за ваши слова?-- освѣдомился милордъ, неистово хлеща лошадей.
   -- Вполнѣ.-- Ваше сіятельсіво опрокинете экипажъ, если будете такъ горячиться!
   -- Клянусь Георгомъ, вы молодецъ! -- вскричалъ милордъ, разражаясь смѣхомъ.-- Должно быть, это тотъ дьявольскій ударъ, -- cette botte {Botte -- ударъ шпагой (см. ниже).} de jésuite дѣлаетъ васъ такимъ смѣлымъ, -- прибавилъ онъ.
   -- Нѣтъ, это только забота о мирѣ семьи, которую я люблю больше жизни, -- горячо отвѣчалъ Гарри Эсмондъ, -- забота о чести моего благодѣтеля и счастьѣ моей дорогой госпожи и ея дѣтей. Я обязанъ имъ всѣмъ на свѣтѣ, милордъ, и отдамъ жизнь за каждаго изъ нихъ. Что привело васъ сюда? Зачѣмъ вы нарушаете покой этой мирной семьи? Зачѣмъ вы сидите въ деревнѣ, съ мѣсяца на мѣсяцъ откладывая вашъ отъѣздъ? Зачѣмъ притворяетесь больнымъ и выдумываете предлоги для отсрочки? Чтобы обыгрывать моего бѣднаго господина?.. Будьте великодушны, милордъ! Не употребляйте во зло его слабости!-- Сдѣлайте это ради его жены и дѣтей!.. Или васъ привлекаетъ другое? Вамъ хочется овладѣть простодушнымъ сердцемъ честной женщины?-- Напрасный трудъ. Задумай вы взять штурмомъ Тоуэръ, ваши шансы на успѣхъ были бы больше. Но своими преслѣдованіями вы можете подвергнуть злословію ея имя и -- этого я не отрицаю -- можете сдѣлать ее несчастной... Пожалѣйте же, милордъ, этихъ невинныхъ людей и уѣзжайте!
   Милордъ, повидимому, съ интересомъ выслушавшій страстное воззваніе молодого человѣка, вдругъ разсмѣялся своимъ безпечнымъ, добродушнымъ смѣхомъ и сказалъ:
   -- Клянусъ Богомъ, юный Гарри, я подозрѣваю, что ты и самъ неравнодушенъ къ хорошенькой пуританкѣ. Шепни мнѣ на ушко: ты самъ въ нее влюбленъ? Неужто и тебѣ сталъ поперекъ дороги пьянчужка Франкъ Эсмондъ?
   -- Милордъ, милордъ!-- воскликнулъ Гарри съ пылающимъ лицомъ и чуть не плача. -- У меня не было матери, но эту женщину я люблю, какъ мать. Я боготворю ее, какъ святую! Когда я слышу, что о ней говорятъ въ легкомысленномъ тонѣ, мнѣ это кажется кощунствомъ. Могли бы вы говорить въ такомъ тонѣ о вашей матери мли допустили бы вы, чтобы кто-нибудь другой такъ о ней говорилъ? Я не могу безъ ужаса представить себѣ, чтобы по отношенію къ ней у меня могла явиться нечистая мысль. Прошу васъ, милордъ, умоляю васъ!-- оставьте ее! Это можетъ кончиться плохо и для васъ.
   -- Для меня?! -- я не боюсь опасности, -- сказалъ милордъ, и стегнулъ лошадей.
   Въ эту минуту экипажъ спускался въ низину. Лошади подхватили и понесли. Лордъ Могунъ изо всей силы натянулъ возжи, но не могъ ихъ удержать. Одна возжа лопнула; бѣшеные кони мчались съ неистовой быстротой; кабріолетъ кидало изъ стороны въ сторону, и сѣдоки хватались за что попало, думая только о томъ, какъ бы имъ усидѣть. Вдругъ впереди показался глубокій оврагъ; видя, что экипажъ долженъ неминуемо опрокинуться, милордъ и Гарри соскочили на земь -- каждый въ ту сторону, гдѣ сидѣлъ. Гарри упалъ на траву; толчекъ былъ такъ силенъ, что ошеломилъ его въ первую минуту: у него закружилась голова и пошла носомъ кровь; но въ слѣдующую же минуту онъ былъ опять на ногахъ. Лордъ Могунъ отдѣлался не такъ счастливо: онъ ударился головой о камень и лежалъ на землѣ безъ признаковъ жизни.
   Это несчастное приключеніе случилось, когда они возвращались домой. Лордъ Кэстльвудъ съ сыномъ и дочерью, катавшіеся верхомъ, увидѣли, какъ лошади мчались къ дому, волоча за собой экипажъ и путаясь ногами въ обрывкахъ возжей. Люди милорда поскакали имъ на перерѣзъ и остановили ихъ. Маленькій Франкъ увидѣлъ вдали красный камзолъ лорда Могуна, лежавшаго на землѣ, и вся кавалькада поскакала въ ту сторону. Могунъ лежалъ, какъ мертвый; Гарри стоялъ надъ нимъ, не зная, что ему дѣлать. Большой парикъ и шляпа съ перомъ свалились съ головы милорда; изъ раны на лбу ручьемъ бѣжала кровь.
   -- Великіи Боже! онъ умеръ! -- вскричалъ лордъ Кэстльвудъ, увидѣвъ эту картину.-- Эй, кто-нибудь! Скачите за докторомъ!... Стойте! Я самъ съѣзжу домой и привезу Тёшера: онъ знаетъ хирургію.
   И милордъ ускакалъ въ сопровожденіи сына.
   Не успѣли они уѣхать, какъ Гарри Эсмондъ, только что пришедшій въ себя, вспомнилъ такой же точно случай, очевидцемъ котораго онъ былъ но дорогѣ изъ Ньюмаркета въ Кэмбриджъ; когда человѣка привели въ чувство, пустивъ ему кровь. Отвернувъ рукавъ у камзола милорда, онъ перочиннымъ ножомъ открылъ ему вену на рукѣ и почувствовалъ большое облегченіе, когда черезъ секунду изъ жилы пошла кровь. Но прошло около получаса, прежде чѣмъ раненый пришелъ въ себя; къ этому времени подъѣхали докторъ Тёшеръ съ маленькимъ Франкомъ и застали милорда хотя уже и не трупомъ, какимъ его считали, но блѣднымъ, какъ мертвецъ.
   Немного погодя, когда онъ былъ въ состояніи двигаться, его посадили на лошадь одного изъ слугъ; другой слуга отдалъ свою лошадь Эсмонду, и оба они пошли рядомъ съ раненымъ, по обѣимъ сторонамъ, чтобы поддержать его, если понадобится. Докторъ Тёшеръ поѣхалъ съ ними. Маленькій Франкъ и Гарри шагомъ ѣхали позади.
   По дорогѣ къ дому мальчикъ сказалъ Эсмонду:
   -- Какъ мама испугалась, если бы ты зналъ! Она гуляла съ докторомъ по террассѣ, когда мы пріѣхали, и папа сказалъ ей, что ты убился до смерти...
   -- Что я убился? -- повторилъ Гарри.
   -- Да. Папа сказалъ: "Бѣдный Гарри убитъ, моя милая". А мама какъ закричитъ! -- и упала безъ чувствъ. Я думалъ, она тоже умерла. Если бы ты видѣлъ, что сдѣлалось съ папой! Онъ разсердился, началъ браниться, знаешь, какъ всегда, -- и весь поблѣднѣлъ. Потомъ вдругъ такъ странно засмѣялся и велѣлъ доктору взять его лошадь, а мнѣ ѣхать съ нимъ. Мы и уѣхали. Я оглянулся назадъ и видѣлъ, какъ папа прыскалъ на маму водой изъ фонтана... Вотъ какъ она напугалась!
   Гарри серьезно призадумался надъ этимъ разсказомъ (дѣло въ томъ, что лорда Могуна тоже звали Генри, и они съ милордомъ часто называли другъ друга Франкомъ и Гарри); онъ пріѣхалъ домой очень встревоженный. Дорогая его госпожа была все еще на террассѣ съ одной изъ служанокъ, но милорда съ ней не было. Эта террасса выходитъ прямо на дорогу, куда можно спуститься по ступенькамъ. Лордъ Могунъ проѣхалъ мимо, блѣдный, безъ шляпы и парика, съ головой, повязанной носовымъ платкомъ; но это галантность и тутъ не измѣнила ему и, проѣзжая, онъ низко поклонился милэди.
   -- Благодареніе Богу, вы живы, -- сказала она.
   -- И Гарри живъ, мама! -- закричалъ маленькій Франкъ.-- Ура!
   Гарри Эсмондъ соскочилъ съ лошади и бросился къ своей госпожѣ вслѣдъ за Франкомъ. Одинъ изъ слугъ взялъ въ поводъ ихъ лошадей, а другой, со шляпой и парикомъ милорда на рукѣ, повелъ его коня къ переднимъ воротамъ.
   -- Ахъ, дорогой мой мальчикъ, какъ вы меня напугали!-- сказала лэди Кэстльвудъ Гарри Эсмонду, обдавая это сіяющимъ взглядомъ. Въ голосѣ ея звучала при этомъ глубокая нѣжность.
   Она была такъ добра, что поцѣловала молодого человѣка (это уже во второй разъ она удостоила его своимъ поцѣлуемъ) и вошла въ домъ съ нимъ и съ сыномъ, держа за руку ихъ обоихъ.
  

ГЛАВА XIV.
Мы скачемъ въ Лондонъ за лордомъ Могуномъ.

   Пролежавъ въ постели дня два или три, лордъ Могунъ настолько оправился отъ своего ушиба, что былъ въ состояніи назначить свой отъѣздъ на слѣдующій день. И дѣйствительно, на другой день по утру онъ выѣхалъ изъ Кэстльвуда въ Лондонъ, предполагая ѣхать съ частыми остановками и провести въ дорогѣ двое сутокъ. Все это время хозяинъ обращался съ нимъ съ какою-то разсчитанной, церемонной учтивостью, не имѣвшей ничего общаго съ обычнымъ открытымъ обхожденіемъ и небрежной манерой милорда. Но покамѣстъ не было никакихъ основаній предполагать, чтобы друзья разстались въ дурныхъ отношеніяхъ, хотя Гарри Эсмондъ и замѣчалъ, что виконтъ встрѣчался съ гостемъ всегда при другихъ, какъ будто избѣгая оставаться съ нимъ наединѣ. Не поѣхалъ онъ и проводить лорда Могуна, хотя имѣлъ привычку провожать друзей, съ которыми ему всегда было жаль разставаться; когда же слуга явился съ докладомъ, что лошади его сіятельства поданы, и когда ихъ владѣлецъ, уже одѣтый для дороги, вышелъ изъ своей комнаты, чтобы торжественно проститься съ Кэстльвудскими дамами, милордъ ограничился тѣмъ, что проводилъ гостя съ лѣстницы на крыльцо, гдѣ и распрощался съ нимъ, пожелавъ ему счастливаго пути.
   -- Мы скоро увидимся въ Лондонѣ, Могунъ, -- прибавилъ съ улыбкой милорддъ;-- тогда и сведемъ наши счеты.
   -- Пожалуйста, Франкъ, не безпокойтесь объ этомъ, -- отвѣчалъ Могунъ добродушно и протянулъ ему руку.
   Кажется, его немного удивилъ торжественный, угрюмый поклонъ, которымъ хозяинъ отвѣтилъ на его прощальное привѣтствіе; однако, онъ ничего не сказалъ, сѣлъ на лошадь и уѣхалъ въ сопровожденіи своей свиты.
   Гарри Эсмондъ присутствовалъ при этомъ прощаньѣ. Какая разница съ тѣмъ временемъ, когда ожидали пріѣзда милорда! Сколько приготовленій было тогда! Старый домъ принялъ самый парадный свой видъ въ ожиданіи дорогого гостя... А теперь въ домѣ чувствовалось какое-то принужденіе; надъ всѣми его обитателями какъ будто носилось облако грусти, заполнявшее душу мистера Эсмонда смутными опасеніями и мрачными предчувствіями. Лордъ Кастльвудъ стоялъ на крыльцѣ, глядя вслѣдъ своему гостю, пока тотъ, съ своими людьми, проѣзжалъ подъ арку наружныхъ воротъ. Поровнявшись съ воротами, Могунъ обернулся; милордъ виконтъ медленно приподнялъ свою бобровую шляпу и поклонился ему. Его блѣдное лицо приняло при этомъ какой-то мертвенный оттѣнокъ, какъ показалось Гарри. Онъ съ проклятіемъ отшвырнулъ ногой своихъ собакъ, кинувшихся къ нему съ радостнымъ лаемъ, потомъ прошелъ на середину двора, къ фонтану, прислонился къ одной изъ колоннъ и сталъ смотрѣть въ бассеймъ. Проходя въ свою комнату (бывшую комнату капеллана), помѣщавшуюся въ противоположномъ концѣ двора, и повернувъ къ низенькой двери, которая вела въ эту часть дома, Эсмондъ увидѣлъ милэди: она стояла надъ нимъ, за занавѣской, у большого окна гостиной, и смотрѣла на мужа, неподвижно глядѣвшаго въ воду. На дворѣ въ эту минуту была какая-то особенная тишина, и въ памяти Эсмонда навсегда врѣзалась эта сцена: голубое, яркое небо, -- массивные устои огромнаго зданія, солнечные часы съ ихъ memento mori внизу, и ползущія отъ нихъ тѣни, покрывшія собой золоченыя буквы надписи; на дворѣ двѣ собаки -- черная борзая съ приподнягой къ небу задумчивой мордой, и болонка, почти сплошь бѣлая, нюхавшая траву между каменныхъ плитъ двора;-- неподвижная фигура милорда, прислонившаяся къ колоннѣ фонтана, и журчаніе воды, явственно раздававшееся въ этой тишинѣ... Странно, что этотъ журчащій фонтанъ и вся эта простая сцена такъ живо сохранились въ памяти человѣка, на глазахъ котораго прошло столько блестящихъ и страшныхъ картинъ, не оставившихъ въ душѣ его никакого слѣда.
   Милэди послала Гарри послушать, какъ будетъ прощаться ея мужъ съ лордомъ Могуномъ. Все утро она смѣялась и была особенно оживлена въ присутствіи мужа и гостя; но какъ только они вышли отъ нея, она бросилась къ Гарри (выраженіе ея лица было теперь совсѣмъ другое: въ глазахъ читались страхъ и тревога) и сказала ему:
   -- Идите за ними, Гарри; я увѣрена, что между ними что-то вышло!
   Такимъ образомъ, повинуясь приказанію своей госпожи, Гарри принялъ на себя роль соглядатая. Теперь же, если говорить правду, онъ ушелъ въ свою комнату нарочно, чтобы дать себѣ время придумать что-нибудь такое, что бы могло успокоить милэди, такъ какъ и самъ не могъ отдѣлаться отъ опасенія, что между двумя лордами произошла серьезная ссора.
   Въ теченіе нѣсколькихъ дней въ Кэстльвудъ-Голлѣ по прежнему чувствовались напряженіе и неловкость. Маленькое общество садилось за столъ въ невеселомъ настроеніи духа: забота, которую никто не называлъ по имени, тѣмъ ни менѣе была на лицо и терзала по крайней мѣрѣ, троихъ изъ обитателей дома. Милордъ былъ какъ-то особенно мягокъ и добръ. Всякій разъ, какъ онъ выходилъ изъ комнаты, его провожалъ тревожный взглядъ жены. Въ его обращеніи съ ней, безукоризненно вѣжливомъ, проглядывала какая-то грустная нѣжность, поражавшая въ такомъ грубомъ и рѣзкомъ на языкъ человѣкѣ, какимъ былъ милордъ. Онъ часто и съ любовью называлъ ее ея христіанскимъ именемъ, былъ кротокъ и ласковъ съ дѣтьми, особенно съ сыномъ, котораго онъ не любилъ. Обыкновенно онъ относится къ религіи довольно равнодушно; теперь же сталъ усердно посѣщать церковь и, какъ самый набожный человѣкъ, просиживалъ всю службу, выслушивая до конца даже проповѣди доктора Тёшера.
   -- Онъ цѣлыя ночи ходитъ по комнатѣ, Гарри? что это значитъ? Узнайте, что это значитъ, -- безпрестанно говорила милэди своему юному родственнику.
   -- Гарри, онъ отправилъ въ Лондонъ три письма!-- сказала она ему какъ-то разъ.
   -- Это письма къ стряпчему, милэди, -- я навѣрное знаю, -- отвѣчалъ Гарри, который дѣйствительно зналъ, какія это были письма. Милордъ самъ показалъ ему кое-что изъ своей корреспонденціи, касавшіеся новаго займа, который онъ затѣвалъ, и когда молодой человѣкъ высказалъ ему по этому поводу свои опасенія, онъ отвѣчалъ, что ему "необходимо занять эти деньги, чтобы уплатить старый долгъ по имѣнію, которое должно быть очищено отъ долговъ".
   Меньше всего лэди Кэстльвудъ безпокоилась о деньгахъ. Женщины съ любящимъ сердцемъ вообще рѣдко огорчаются денежными потерями. Для любящей женщины не можетъ быть большаго удовольствія, какъ заложить своя брилліанты, чтобы выручить любимаго человѣка. Я помню, какъ мистеръ Конгревъ сказалъ однажды о лордѣ Марльборо, что если милордъ пользовался въ молодости такимъ успѣхомъ у женщинъ, то это потому, что бралъ отъ нихъ деньги.
   -- Немного найдется мужчинъ, которые согласились бы. принести для женщины подобную жертву, -- прибавилъ мистеръ Конгревъ, довольно близко знавшій многихъ особъ прекраснаго пола.
   Каинкулы Гарри Эсмонда кончились и, какъ уже было упомянуто, онъ собирался вернуться въ университетъ, гдѣ ему оставалось пробыть еще годъ; а затѣмъ долженъ былъ получить ученую степень и вступить въ духовное званіе. Рѣшаясь на этотъ послѣдній шагъ, онъ, правда, не испытывалъ той благоговѣйной вѣры, какая должна сопутствовать человѣку, принимающему на себя такія священныя обязанности, а дѣлалъ это изъ послушанія и чисто мірскихъ соображеній. Онъ говорилъ себѣ, что всѣмъ обязанъ семейству Кэстльвудовъ, -- что жить съ людьми, которыхъ такъ любилъ и которые, съ своей стороны, платили ему за это полнымъ довѣріемъ и любовью, было для него пріятнѣе, чѣмъ -- гдѣ бы то ни было въ мірѣ; онъ говорилъ себѣ также, что можетъ быть полезенъ своимъ благодѣтелямъ хотя бы въ качествѣ воспитателя юнаго ихъ сына и, что, живя подлѣ нихъ, онъ можетъ по прежнему быть другомъ и совѣтчикомъ своего покровителя и дорогой госпожи, которые оба говорили, что всегда будутъ смотрѣть на него, какъ на друга. Разсуждая такимъ образомъ, онъ надѣялся, что сознаніе пользы, которую будетъ приносить любимымъ людямъ, съ избыткомъ вознаградитъ его, если бы даже пришлось отказаться при этомъ отъ всѣхъ честолюбивыхъ плановъ насчетъ своей будущности, какіе могли зародиться у него въ головѣ. Госпожа Гарри сказала ему, что она не хотѣла бы съ нимъ разставаться, а ея воля была для него закономъ.
   За послѣдніе дни этихъ достопамятныхъ каникулъ тревога и страхъ, терзавшіе милэди, значительно улеглись: однажды утромъ, послѣ прибытія почты, съ которой были получены письма изъ Лондона, милордъ небрежнымъ тономъ сообщилъ намъ въ числѣ другихъ новостей, что лордъ Могунъ уѣхалъ въ Парижъ и предполагаетъ совершить долгое путешествіе по Европѣ. Избавившись такимъ образомъ отъ одной изъ причинъ своего безпокойства, милэди замѣтно повеселѣла, хотя милордъ послѣ этого извѣстія ни мало не измѣнился и былъ по прежнему мраченъ; всѣми зависящими отъ нея средствами и вкладывая всю душу въ свои усилія, она старалась развлечь мужа и разсѣять его тоску.
   Милордъ съ своей стороны объяснялъ мрачное свое настроеніе нездоровьемъ. Наконецъ, онъ сказалъ намъ, что намѣренъ съѣздить въ Лондонъ посовѣтоваться съ своимъ домашнимъ врачемъ, докторомъ Чейномъ. Было рѣшено, что его сіятельство и Гарри Эсмондъ доѣдутъ до Лондона вмѣстѣ, и въ понедѣльникъ утромъ, 11 октября 1700 года они выѣхали изъ замка верхомъ. Наканунѣ, въ воскресенье, съ утра лилъ дождь, и никто изъ насъ не былъ въ церкви; поэтому въ воскресенье вечеромъ милордъ самъ прочелъ домашнимъ всю воскресную службу. Онъ читалъ очень хорошо-серьезно, и съ чувствомъ, и какъ-то особенно торжественно (какъ показалось Гарри) произнесъ заключительныя слова. Когда всѣ стали прощаться, передъ тѣмъ, какъ разойтись по своимъ комнатамъ, онъ обнялъ жену и расцѣловалъ дѣтей съ непривычной для него трогательной нѣжностью, вспоминать о которой было для нихъ впослѣдствіи большимъ утѣшеніемъ.
   На другой день по утру (послѣ новаго прощанья съ семьей, не менѣе нѣжнаго, чѣмъ наканунѣ) путешественники сѣли на коней, проѣхали около полутора сутокъ, переночевали въ дорогѣ и на другой день къ вечеру прибыли въ Лондонъ. Остановились они въ трактирѣ подъ вывѣской "Сигнальный рожокъ", въ Кокпитѣ, близъ Уайтголла. Его сіятельство, будучи еще молодымъ человѣкомъ, посѣщалъ этотъ трактиръ, гдѣ собиралась вся тогдашняя военная молодежь, и не признавалъ никакого другого трактира.
   Спустя часъ по пріѣздѣ милорда (доказательство, что его поѣздка въ Лондонъ была рѣшена уже заранѣе), къ нему изъ Гревскаго подворья явился его повѣренный. Думая, что, можетъ быль, его покровитель желаетъ переговорить со стряпчимъ наединѣ, Эсмондъ хотѣлъ было уйти, но милордъ его не пустилъ, сказавъ, что дѣла не отнимутъ у нихъ много времени, и представилъ молодого человѣка своему повѣренному, объяснивъ ему, кто такой былъ мистеръ Эсмондъ. Оказалось, что этотъ стряпчій велъ дѣла Кэстльвудовъ еще при жизни покойнаго лорда. Затѣмъ стряпчій сказалъ милорду, что, согласно его желанію, сегодня же лично уплатилъ всю сумму долга лорду Могуну въ его квартирѣ въ Бау-Стритѣ; его сіятельство, прибавилъ стряпчій, выразилъ по этому поводу свое удивленіе, замѣтивъ, что между порядочными людьми, кажется, не принято сводить такого рода счета черезъ посредство юристовъ; однако возвратилъ росписку милорда, которую господинъ повѣренный тутъ же и вручилъ своему кліенту.
   -- Какъ! Развѣ лордъ Могунъ не въ Парижѣ?-- воскликнулъ мистеръ Эсмондъ съ удивленіемъ и испугомъ.
   -- Онъ возвратился въ Лондонъ по моему приглашенію, -- отвѣчалъ милордъ виконтъ.-- Намъ надо было покончить наши счета.
   -- Надѣюсь, сэръ, что теперь они кончены, -- сказалъ Эсмондъ.
   -- О, совершенно, -- отвѣчалъ милордъ, глядя въ упоръ на молодого человѣка.-- Онъ мнѣ порядочно та ки надоѣдалъ съ этими деньгами, которыя я проигралъ ему въ карты, -- помнишь, я тебѣ говорилъ... Теперь этотъ долгъ уплаченъ, и мы опять встрѣтимся друзьями.
   -- Милордъ! -- вскричалъ Эсмондъ, -- я увѣренъ, что вы меня обманываете! Я увѣренъ, что между вами и лордомъ Могуномъ затѣвается ссора!
   -- Ссора? Вотъ вздоръ! Не дальше какъ сегодня вечеромъ мы будемъ вмѣстѣ ужинать и разопьемъ бутылочку-другую. Всякій будетъ не въ духѣ, проигравъ такую огромную сумму. Но теперь деньги заплачены, я я больше не сержусь.
   -- Гдѣ же мы будемъ ужинать, сэръ?-- спросилъ Гарри.
   -- М_ы?! Кое-кому слѣдовало бы подождать, пока его пригласятъ, -- проговорилъ со смѣхомъ милордъ.-- Отправляйся-ка ты въ Дьюкъ-Стритъ посмотрѣть мистера Беттертона, -- я знаю, ты любишь театръ, -- и предоставь мнѣ дѣлать, что я хочу; а завтра утромъ мы вмѣстѣ позавтракаемъ, насколько хватитъ аппетита, какъ говорится въ комедіи.
   -- Клянусь Богомъ, милордъ, сегодня я отъ васъ не уйду! -- сказалъ Гарри Эсмондъ.-- Мнѣ кажется, я знаю причину вашей ссоры: клянусь вамъ, это сущій вздоръ. Въ тотъ самый день, когда случилось это несчастное приключеніе съ лордомъ Могуномъ, я говорилъ съ нимъ объ этомъ. Я знаю, что съ его стороны не было ничего, кромѣ волокитства отъ скуки.
   -- Ты з_н_а_е_ш_ь, что между лордомъ Могуномъ и моей женой не было ничего, кромѣ волокитства съ его стороны, -- прокричалъ милордъ громовымъ голосомъ, -- ты зналъ объ этомъ и ничего мнѣ не сказалъ!
   -- Я зналъ объ этомъ больше, чѣмъ сама милэди, сэръ, -- въ тысячу разъ больше! Могла-ли она, съ ея дѣтски-невинной душой, понимать тайный смыслъ ухаживаній этого негодяя?
   -- Да, негодяя, -- ты самъ это сказалъ, -- негодяя, который хотѣлъ отнять у меня жену!
   -- Сэръ, она чиста какъ ангелъ, -- перебилъ его Эсмондъ.
   -- Развѣ я сказалъ хоть слово въ ея осужденіе? -- вскричалъ милордъ.-- Развѣ я когда-нибудь сомнѣвался въ ея чистотѣ? Тотъ день, когда я усомнился бы въ ней, былъ бы послѣднимъ днемъ ея жизни! Неужто ты воображаешь, что я считаю ее способной измѣнить долгу? О, нѣтъ, для этого у нея слишкомъ мало страсти! Она неспособна ни грѣшить, ни прощать. Я знаю ея натуру, и теперь, когда я ее потерялъ, -- клянусь Небомъ! я люблю ее въ тысячу разъ больше, чѣмъ когда-нибудь; больше, чѣмъ когда она была молода и хороша, какъ ангелъ, въ то время когда она бывало поджидала меня въ домѣ своего старика-отца, куда я заѣзжалъ съ охоты, и встрѣчала меня сіяющей улыбкой, а я падалъ къ ея маленькимъ ножкамъ и, уронивъ голову къ ней на колѣни, рыдалъ, какъ дитя, и клялся, что стану другимъ человѣкомъ, брошу пить, играть и волочиться за женщинами. Я люблю ее теперь гораздо больше, чѣмъ тогда, когда за ней ухаживалъ весь Дворъ и когда она, съ ребенкомъ на рукахъ, была -- клянусь Георгомъ! -- прекраснѣе Мадонны въ королевской капеллѣ... Я не стою ея -- я и самъ знаю это. Да и кто ея стоитъ -- скажи! Я надоѣлъ ей -- я это отлично вижу. Я никогда не умѣлъ разговаривать съ ней. Вы, люди умные и ученые, умѣете говорить, а я не умѣлъ, -- и всегда это чувствовалъ. Да, когда ты былъ еще пятнадцатилѣтнимъ мальчишкой, я иной разъ слушаю, слушаю, какъ вы болтаете вдвоемъ про ваши стихи да про книги, и такая меня злость возьметъ, что, кажется, задушилъ бы васъ обоихъ. Но ты былъ хорошимъ мальчикомъ, Гарри, и я всегда тебя любилъ -- ты это знаешь. А она... У меня всегда было такое чувство, что она не принадлежитъ мнѣ... и дѣти тоже. И я старался забыться -- игралъ, пьянствовалъ и пускался во всѣ тяжкія съ отчаянія и злости. А тутъ явился этотъ Могунъ... Онъ ей нравится, я знаю, что нравится!
   -- Клянусь душой, сэръ, вы ошибаетесь!-- воскликнулъ Эсмондъ.
   -- Она получаетъ отъ него письма -- вотъ, посмотри, -- и милордъ вытащилъ изъ кармана листокъ бумаги съ потемнѣвшимъ пятнышкомъ крови.-- Эта бумажка выпала у него изъ кармана въ тотъ день, когда онъ чуть не убился. Одинъ изъ конюшихъ подобралъ ее съ земли и передалъ мнѣ. Тутъ онъ ей пишетъ на ихъ проклятомъ комедіантскомъ жаргонѣ. Вотъ, послушай: "Божественная Глоріана! скажи, зачѣмъ ты такъ холодно взираешь на своего раба, который боготворитъ тебя? Неужели въ твоемъ сердцѣ нѣтъ ни капли состраданія къ мукамъ, которыя онъ выноситъ изъ-за тебя? Неужели ты не удостоишь отвѣтомъ письма, которыя онъ пишетъ кровью своего сердца?" Видишь, она получала и другія письма.
   -- Она ни на одно не отвѣтила, -- сказалъ Эсмондъ.
   -- Это ужь не его вина, -- возразилъ милордъ, -- и -- Богъ мнѣ свидѣтель!-- я ему отомщу.
   -- Милордъ, неужели же изъ-за двухъ-трехъ легкомысленныхъ словъ вы поставите на карту честь вашей жены и счастье всей семьи? -- проговорилъ Эсмондъ съ мольбой.
   -- О чести моей жены не будетъ и рѣчи, -- отвѣчалъ милордъ, -- мало-ли изъ-за чего мы можемъ поссориться? Если я останусь живъ, этотъ мерзавецъ будетъ наказанъ; если я умру, моя семья ничего отъ этого не потеряетъ: однимъ мотомъ на свѣтѣ станетъ меньше -- вотъ и все. А сынъ мой получилъ лучшее воспитаніе, чѣмъ его отецъ... Я рѣшился, Гарри Эсмондъ, и что бы со мной ни случилось, бояться мнѣ нечего. Я оставляю дѣтей на жену и на тебя.
   Видя, что милордъ твердо рѣшился довести до конца это дѣло и что никакія просьбы не могутъ поколебать его рѣшимости, Гарри Эсмондъ (въ характерѣ котораго было въ то время гораздо больше стремительности и пылкости, чѣмъ теперь, когда его укротили заботы, размышленія и годы), подумалъ, что во всякомъ случаѣ его прямая обязанность стоять до конца за своего добраго, великодушнаго покровителя, и сказалъ ему:
   -- Милордъ, разъ вы рѣшились воевать, вы будете воевать не одинъ. Каждый изъ членовъ нашего рода обязанъ поддержать своего главу, и я не простилъ бы ни вамъ, ни себѣ, если бы вы меня не кликнули, или я самъ отказался бы находиться при васъ въ минуту опасности.
   -- Но, Гарри, бѣдный мой мальчикъ, вѣдь, ты готовишься быть священникомъ! -- сказалъ милордъ, ласково взявъ руку молодого человѣка; -- мнѣ очень жаль, что ты и вообще-то впутался въ это дѣло!
   -- Ваше сіятельство тоже когда-то готовились быть священникомъ, -- отвѣчалъ Гарри, -- и духовный санъ не помѣшалъ вашему отцу защищать Кэстльвудъ противъ Круглоголовыхъ. Ваши враги -- мои враги, сэръ. Какъ вамъ извѣстно, я не дурно владѣю рапирой, и не думаю, чтобы испугался, когда съ нея будетъ снятъ наконечникъ!
   Тутъ Гарри разсказалъ, краснѣя и запинаясь (ибо вопросъ былъ щекотливый, и онъ боялся, какъ бы его покровитель не обидѣлся на него за то, что онъ самовольно принялъ на себя посредничество въ такомъ дѣлѣ)... Гарри разсказалъ, какъ онъ самъ объяснялся съ лордомъ Могуномъ и рѣшилъ съ нимъ драться, въ случаѣ надобности, если бы ему не удалось заставить Могуна уступить это требованію.
   -- И я бы одолѣлъ его, сэръ, -- прибавилъ Гарри со смѣхомъ.-- Онъ ни за что не отпарировалъ бы удара, которому меня научили въ Кэмбриджѣ. Хотите, я вамъ его покажу? Подарите мнѣ полчаса, и я научу васъ этой штукѣ; это очень тонкій, опасный выпадъ: стоитъ вамъ промахнуться, и вы сами наткнетесь на шпагу противника.
   -- Клянусь Георгомъ, Гарри, т_e_б_ѣ, а не мнѣ слѣдовало бы быть главой нашего дома, -- проговорилъ мрачно милордъ.-- Ты былъ бы лучшимъ лордомъ Кэстльвудомъ, чѣмъ такой лѣнивый дуракъ, какъ я грѣшный, -- прибавилъ онъ, проводя рукой по глазамъ и окидывая своего родственника добрымъ и ласковымъ взглядомъ.
   -- Давайте, сэръ, снимемъ камзолы и попрактикуемся полчасика передъ сномъ, -- сказалъ Гарри, горячо пожавъ въ знакъ благодарности мужественную руку своего покровителя.
   -- Ты еще маленькій мальчикъ, -- отвѣчалъ ему добродушно милордъ, -- но, по чести, я думаю, что ты бы справился съ этимъ мерзавцемъ... Нѣтъ, мальчикъ мой, нѣтъ, -- продолжалъ онъ, -- не надо мнѣ твоихъ тайныхъ ударовъ и чудодѣйственныхъ выпадовъ; я и самъ не хуже тебя владѣю шпагой и съумѣю самъ отомстить за свою обиду.
   -- Но я буду съ вами, милордъ? -- воскликнулъ Гарри.-- Я посмотрю, чтобы все происходило по правиламъ.
   -- Да, мои милый. Клянусь Богомъ, -- ты будешь со мной.
   -- Когда же это произойдетъ, сэръ?-- спросилъ Гарри, который видѣлъ, что все было заранѣе улажено милордомъ.
   -- Мы вотъ какъ условились: я послалъ нарочнаго къ Джеку Вестбери сказать, что мнѣ нужно его видѣть по важному дѣлу. Онъ уже знаетъ, зачѣмъ. Сейчасъ онъ будетъ здѣсь и мы разопьемъ съ нимъ бутылочку хереса. Потомъ мы отправимся въ Дьюкъ-Стритъ, въ театръ, гдѣ встрѣтимся съ Могуномъ, а оттуда всѣ вмѣстѣ поѣдемъ ужинать въ "Розу" или въ "Борзую Собаку". Тамъ мы спросимъ себѣ карты и сядемъ играть, ну, а за картами, выйдетъ у насъ ссора, послѣ которой, съ Божьей помощью, кто-нибудь изъ двухъ распрощается съ этимъ грѣшнымъ міромъ, -- либо негодяй и подлый измѣнникъ, либо ни на что не годный горемыка, который все равно не дорожитъ жизнью. Мнѣ лучше умереть, Гарри; жена моя будетъ счастливѣе, когда я умру, -- закончилъ милордъ съ чѣмъ-то похожимъ на стонъ.
   Гарри не могъ больше выдержать, и разрыдался, прижавшись къ рукѣ своего добраго друга.
   -- Мы съ Могуномъ все обсудили передъ его отъѣздомъ изъ дома -- изъ Кэстльвуда, хочу я сказать, -- продолжалъ между тѣмъ милордъ, -- Я показалъ ему его письмо, которое ты только что слышалъ, и назвалъ его подлецомъ. Онъ и не отрицалъ своей вины, а только сказалъ, что жена моя невинна.
   -- И это правда, сэръ, клянусь вамъ! -- воскликнулъ Гарри.
   -- Ну, конечно, конечно. Всѣ онѣ всегда невинны, какъ агнцы, -- сказалъ милордъ.-- Конечно, она невинна; только она упала въ обморокъ, когда я ей сказалъ, что онъ убитъ.
   -- Но милордъ, вѣдь и м_е_н_я тоже зовутъ Гарри, -- пролепеталъ молодой человѣкъ, вспыхнувъ до корней волосъ.-- Вы ей сказали: "Гарри убитъ".
   -- Проклятіе! Что-же, и съ тобой мнѣ драться что-ли?-- закричалъ въ бѣшенствѣ милордъ.-- Неужели и ты, -- т_ы, змѣенышъ, пригрѣтый у моего очага, хочешь ужалить меня?!.. Нѣтъ, нѣтъ, дитя мое, ты честный, хорошій мальчикъ! (Тутъ онъ вдругъ зарыдалъ, и какъ ни тяжело было Гарри переносить его гнѣвъ, но видѣть эти слезы было гораздо больнѣй). Ты честный мальчикъ, и я тебя люблю. Да и кромѣ того я такъ несчастливъ, что -- Богомъ клянусь!-- мнѣ все равно, отъ чьей руки ни умереть... Постой, сюда идутъ... А, Джекъ Вестбери! Здравствуй, Джекъ, добро пожаловать, старина! Позволь тебѣ представить -- мой родственникъ Гарри Эсмондъ.
   -- Тотъ самый, который подавалъ вамъ шары въ Кэстльвудѣ, когда вы играли въ лаунъ-теннисъ, -- проговорилъ Гарри съ поклономъ, послѣ чего джентльмены сѣли за столъ и принялись за хересъ, который былъ приготовленъ для нихъ.
   -- Гарри будетъ номеромъ третьимъ, -- сказалъ милордъ полковнику Вестбери.-- Ты его не бойся, Джекъ, -- и полковникъ посмотрѣлъ на молодого человѣка такимъ взглядомъ, какъ будто хотѣлъ сказать: "Да, кажется, его можно не бояться!"
   Затѣмъ милордъ разсказалъ имъ подробно то, о чемъ до сихъ поръ говорилъ только намеками. Когда они съ Могуномъ поссорились, милордъ остался ему долженъ тысячу шестьсотъ фунтовъ, и Могунъ обѣщалъ ждать, пока милордъ будетъ въ состояніи съ нимъ расплатиться. Но сегодня милордъ досталъ всю сумму сполна и отослалъ Могуну.-- Прежде чѣмъ уѣхать изъ дома -- прибавилъ онъ, -- я привелъ въ порядокъ всѣ свои дѣла, и теперь, каковъ бы ни былъ исходъ нашей дуэли, я приготовился его встрѣтить.
   Осушивъ бутылки двѣ хереса, послали за каретой и отправились въ театръ, какъ было условлено.
   Въ тотъ день давали комедію мистера Вичерли "Любовь въ лѣсу".
   Съ тѣхъ поръ Гарри Эсмондъ съ какимъ-то ужасомъ вспоминалъ эту пьесу и мистриссъ Брэсджирдль -- актрису, исполнявшую въ ней первую женскую роль. Мистриссъ Брэсджирдль играла въ костюмѣ пажа; она входила и выходила, стояла передъ джентльменами, сидѣвшими на сценѣ, поглядывала черезъ плечо лукавыми черными глазами, -- издѣвалась надъ актеромъ, игравшимъ лорда, и спрашивала, не болитъ-ли что у джентльмена, который пріѣхалъ изъ деревни, и не получилъ-ли онъ худыхъ вѣстей съ бычачьей ярмарки.
   Въ антрактахъ мужчины ходили на сцену поболтать съ актрисами. Съ лордомъ Могуномъ было два джентльмена: капитанъ Макартней, въ военной формѣ, и другой, въ голубомъ бархатномъ камзолѣ, шитомъ серебромъ, въ свѣтломъ парикѣ и богатѣйшемъ жабо изъ венеціанскихъ кружевъ; это былъ графъ Варвикъ, лордъ Голландъ. У виконта былъ съ собой картузъ съ апельсинами, которыми онъ угощалъ актрисъ и самъ угощался, не переставая шутить и смѣяться. Въ это время лордъ Могунъ сказалъ какую-то грубость. Мистриссъ Брэсджирдль рѣзко къ нему обернулась и спросила, зачѣмъ онъ здѣсь и не собирается-ли онъ съ своими пріятелями проткнуть насквозь еще какого-нибудь несчастнаго, какъ они сдѣлали это съ бѣднягой Виллемъ Маунтфордомъ. При этомъ намекѣ смуглое лицо его сіятельства еще болѣе потемнѣло и приняло непріятное, зловѣщее выраженіе. Видѣвшіе эту сцену припомнили ее впослѣдствіи и говорили, что все дѣйствительно такъ и случилось.
   По окончаніи представленія два врага съ своими секундантами соединились въ одну компанію, и милордъ Кэстльвудъ предложилъ идти ужинать въ какой-нибудь трактиръ. Остановились на заведеніи Локкита подъ вывѣской "Борзой Собаки" въ Чарингъ-Кроссѣ. Всѣ шестеро вышли на улицу и направились къ Чарингъ-Кроссу; три лорда пошли впередъ, -- а капитанъ Макартней, полковникъ Вестбери и Гарри Эсмондъ шли за ними. По дорогѣ Вестбери заговорилъ съ Эсмондомъ объ его старомъ другѣ "Умномъ Дикѣ" и сообщилъ о немъ интересныя новости. Дикъ былъ произведенъ въ корнеты, написалъ книгу подъ заглавіемъ: "Христіанскій герой" и въ награду за свои трудъ сдѣлался посмѣшищемъ всей гвардіи, ибо "Христіанскій герой" (сказалъ со смѣхомъ Вестбери) безпрестанно нарушалъ приказанія начальства и имѣлъ уже одну или двѣ дуэли. Затѣмъ, понизивъ голосъ, Вестбери сталъ убѣждать мистера Эсмонда не принимать участія въ ссорѣ.
   -- Совершенно достаточно двухъ секундантовъ съ обѣихъ сторонъ, -- сказалъ онъ, -- и капитанъ или Варвикъ могли бы преспокойно уйти.
   Но Гарри ничего не хотѣлъ слышать; онъ твердо рѣшилъ не оставаться безучастнымъ зрителемъ поединка. Дѣло въ томъ, что у него въ головѣ былъ готовый планъ, и онъ надѣялся, что съ помощью этого плана ему удастся не допустить милорда до дуэли.
   Въ трактирѣ они спросили отдѣльную комнату и велѣли подать себѣ карты и вино, а затѣмъ начали пить и провозглашать тосты, такъ что для слугъ, еще останавшихся въ комнатѣ, все имѣло видъ обыкновенной пріятельской пирушки.
   Планъ Гарри Эсмонда состоялъ въ томъ, чтобы втянуть лорда Могуна въ разговоръ, нанести ему оскорбленіе и такимъ образомъ первымъ вызвать его на дуэль. По этому, когда подали карты, онъ объявилъ, что будетъ играть.
   -- Ну, нѣтъ, -- сказалъ на это лордъ Могунъ (желалъ-ли онъ устранить молодого человѣка отъ игры, жалѣя его, или же ему не хотѣлось познакомиться съ его botte de jésuite.-- Господъ его знаетъ).-- Ну, нѣтъ, молодымъ университетскимъ студентамъ не подобаетъ играть по большой. Вы для этого слишкомъ молоды.
   -- Какъ вы смѣете мнѣ это говорить! -- закричалъ Гарри.-- Или, можетъ быть, ваше сіятельство сами трусите играть?
   -- Я трушу?! -- повторялъ въ бѣшенствѣ Могунъ.
   Но добрый покровитель Гарри понялъ его маневръ.
   -- Могунъ, я ставлю противъ васъ десять луидоровъ, -- сказалъ онъ.-- Полно, Гарри, глупый ты мальчикъ: здѣсь не то, что въ Кэмбриджѣ, -- мы не на орѣхи играемъ.
   И Гарри, не имѣвшій при себѣ такой крупной суммы (ибо половина его полугодового дохода обыкновенно оказывалась истраченною впередъ), долженъ былъ покориться, хотя все въ немъ кипѣло отъ злости и досады.
   -- Молодой человѣкъ, хотите со мной? Я ставлю полъ-гинеи, -- предложилъ капитанъ лорда Макартней.
   -- Я думалъ, господа военные, не слишкомъ-то богаты гинеями, -- обрѣзалъ его Гарри.
   -- А у васъ въ коллегіи сѣкутъ?-- спросилъ капитанъ.
   -- Сѣкутъ дураковъ, -- отвѣчалъ Гарри, -- нахаловъ бьютъ палками и кидаютъ въ воду дерзкихъ щенковъ.
   -- Какъ видно, не всѣмъ значитъ приходится тонуть, -- замѣтилъ спокойно капитанъ (онъ былъ ирландецъ).
   Тутъ всѣ расхохотались, и бѣдный Гарри окончательно разсердился.
   Въ это время лордъ Могунъ, сталъ снимать со свѣчи и погасилъ ее. Это было при лакеяхъ, которые только что передъ тѣмъ подали еще вина и стакановъ. Когда свѣча погасла, лордъ Кэстльвудъ сказалъ:
   -- Чортъ бы васъ побралъ, Могунъ! Какой вы косолапый медвѣдь!... Человѣкъ! зажги свѣчу.
   -- "Косолапый медвѣдь" -- медвѣжье выраженіе, милордъ, -- отозвался Могунъ.-- Городскіе жители не употребляютъ такихъ словъ или просятъ извиненія, когда это съ ними случится.
   -- Я деревенскій житель, -- отвѣчалъ милордъ.
   -- Я это вижу по вашимъ манерамъ, -- сказалъ лордъ Могунъ.-- Я никому не позволю безнаказанно сказать мнѣ "медвѣдя". Это оскорбленіе.
   -- Такъ я бросаю вамъ его въ лицо! -- закричалъ милордъ.-- Не прикажите-ли швырнуть туда же и карты?
   -- Господа, господа! -- При людяхъ!-- крикнули въ одинъ голосъ полковникъ Вестбери и лордъ Варвикъ.
   Лакеи быстро вышли изъ комнаты и, конечно, разсказали въ буфетѣ, какая ссора вышла наверху.
   -- Довольно словъ, господа, -- сказалъ полковникъ.-- Когда долженъ быть поединокъ? Завтра утромъ?
   -- Не желаетъ-ли лордъ Кастльвудъ взять назадъ свои слова?-- спросилъ графъ Варвикъ.
   -- Лордъ Кэстльвудъ скорѣе дастъ себя повѣсить, -- отвѣчалъ Вестбери.
   -- Въ такомъ случаѣ мы умываемъ руки. Замѣтьте, господа, оскорбительныя слова были произнесены съ вашей стороны; мы предлагали кончить дѣло миромъ и получили отказъ.
   -- И получили отказъ, -- повторилъ лордъ Кэстльвудъ, надѣвая шляпу.-- Гдѣ мы сойдемся и когда?
   -- Такъ какъ милордъ отказываетъ мнѣ въ удовлетвореніи, о чемъ я глубоко сожалѣю, то мнѣ кажется, чѣмъ скорѣе мы будемъ драться, тѣмъ лучше, -- сказалъ лордъ Могунъ.-- Пошлемте за носилками и ѣдемъ теперь же въ Лейчестерскія поля.
   -- Надѣюсь, ваша свѣтлость сдѣлаете мнѣ честь обмѣняться со мной двумя-тремя ударами?-- спросилъ полковникъ Вестбери графа Варвика съ низкимъ поклономъ.
   -- В_ы сдѣлаете мнѣ честь, -- проговорилъ графъ, отвѣчая такимъ же глубокимъ поклономъ, -- доставивъ мнѣ случай помѣряться силами съ человѣкомъ, сражавшимся подъ Монсомъ и Намюромъ.
   -- А вы, ваше преподобіе, позволите мнѣ дать вамъ урокъ фехтованія?-- обратился капитанъ къ Гарри Эсмонду.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, господа, -- вмѣшался покровитель Гарри; -- по двое съ каждой стороны, -- этого за глаза довольно. Пощадите этого мальчика, капитанъ Макартней, -- и онъ пожалъ руку Гарри -- въ послѣдній... почти въ послѣдній разъ въ своей жизни.
   Выходя изъ трактира, джентльмены зашли на минуту въ буфетъ, и милордъ виконтъ сказалъ со смѣхомъ хозяйкѣ, что "такъ досадно -- всегда выйдетъ ссора изъ-за этихъ проклятыхъ картъ", но что, впрочемъ, теперь все уладилось и вся компанія отправляется въ Бау-Стритъ къ лорду Могуну распить еще бутылочку передъ сномъ.
   Послали за носилками. Всѣ шестеро разсѣлись по мѣстамъ, и носильщики получили секретное приказаніе идти въ Лейчестерскія поля, гдѣ вся компанія и высадилась насупротивъ трактира "Штандартъ". Была полночь; весь городъ спалъ и лишь въ немногихъ окнахъ еще виднѣлся свѣтъ. Но для осуществленія прискорбнаго намѣренія, съ которымъ явились сюда два врага, ночь была достаточно свѣтла. И такъ, всѣ шестеро вступили за роковую ограду. Носильщики же остановились съ наружной стороны; имъ было приказано оберегать ворота, чтобы кто-нибудь не помѣшалъ поединку.
   То, что случилось дальше, сдѣлалось достояніемъ общественной гласности и было занесено въ лѣтописи нашей родины въ предостереженіе людямъ, не признающимъ надъ собой узды. Поединокъ продолжался не больше двухъ минутъ, какъ показалось Гарри Эсмонду (хотя, будучи занятъ отраженіемъ ударовъ собственнаго противника, онъ, можетъ быть, плохо разсчиталъ время), когда со стороны носильщиковъ (покуривая свои трубочки и перегнувшись черезъ рѣшетку, они внимательно слѣдили за дерущимися) раздался крикъ, возвѣстившій, что случилось несчастье. Эсмондъ опустилъ свою шпагу и оглянулся; въ эту минуту противникъ ранилъ его въ правую руку. Но молодой человѣкъ этого не замѣтилъ: онъ видѣлъ, какъ упалъ его дорогой господинъ, и бросился къ нему.
   Милордъ Могунъ стоялъ надъ упавшимъ.
   -- Вы сильно ранены, Франкъ?-- спросилъ онъ его глухимъ голосомъ.
   -- Я думаю, что для меня все кончено, -- отвѣчалъ милордъ, не подымаясь съ земли.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, не можетъ, быть! -- воскликнулъ Могунъ и прибавилъ:-- Франкъ Эсмондъ, беру Бога въ свидѣтели, что я попросилъ бы у васъ прощенія, если бы вы захотѣли мнѣ это дозволить. Что же касается перваго повода къ нашей ссорѣ, то -- клянусъ вамъ!-- я одинъ виноватъ, а милэди...
   -- Молчите!-- остановилъ его слабымъ голосомъ мой бѣдный господинъ и приподнялся на локтѣ.-- Мы поссорились изъ-за картъ -- изъ-за проклятыхъ картъ... Гарри, милый мой мальчикъ, ты тоже раненъ?-- Да сохранитъ тебя Господь... Я любилъ тебя, Гарри, и ты... береги моего сына... и передай эту вещицу... моей женѣ.
   Милордъ сталъ ощупывать медальонъ, который онъ носилъ на груди, но вдругъ упалъ навзничь безъ чувствъ.
   Мы страшно испугались, думая, что онъ умеръ. Эсмондъ и полковникъ Вестбери крикнули носильщиковъ, и милордъ былъ перенесенъ къ нѣкоему мистеру Эмсу, врачу и содержателю бань въ Лонгъ-Экрѣ. Мы перебудили весь домъ, и раненый былъ внесенъ наверхъ на носилкахъ.
   Милорда виконта уложили въ постель, и докторъ, показавшійся Гарри искуснымъ врачемъ и добрымъ человѣкомъ, изслѣдовалъ это рану. Осмотрѣвъ милорда, онъ перевязалъ раненую руку Гарри Эсмонда, который отъ потери крови тоже лишился чувствъ -- уже въ домѣ -- и нѣкоторое время пролежалъ безъ сознанія. Когда же онъ пришелъ въ себя, то, разумѣется, первымъ дѣломъ освѣдомился о состояніи его дорогого покровителя. Докторъ сейчасъ же провелъ его въ комнату, гдѣ лежалъ раненый. Милордъ уже послалъ за священникомъ и (какъ говорилъ Гарри докторъ) выражалъ горячее желаніе видѣть своего молодого родственника. Больной лежалъ въ постели съ мертвенно-блѣднымъ лицомъ и съ тѣмъ неподвижнымъ, зловѣщимъ выраженіемъ глазъ, которое предвѣщаетъ близость смерти. Увидѣвъ молодого человѣка, онъ сказалъ слабымъ голосомъ: "Одного Гарри Эсмонда", махнулъ рукой остальнымъ, чтобы уходили изъ комнаты, и рука его безсильно упала на одѣяло. Гарри подошелъ къ постели, опустился на колѣни и поцѣловалъ эту руку.
   -- Гарри, ты почти священникъ, -- прошепталъ умирающій, слабо улыбнувшись, и ножиная его руку своей холодной рукой.-- Всѣ-ли ушли? Я хочу исповѣдаться тебѣ передъ смертью.
   И передъ священнымъ лицомъ Смерти, какъ бы ожидавшей у постели въ качествѣ нелицепріятнаго свидѣтеля произносимыхъ словъ, бѣдная отлетающая душа повѣдала свою послѣднюю волю, принесла смиренное покаяніе въ своихъ прегрѣшеніяхъ, и съ сожалѣніемъ и любовью простилась съ міромъ, который покидала. Кое-что изъ того, что услышалъ теперь Гарри Эсмондъ, настолько же изумило, насколько и озаботило его. Милордъ виконтъ, замѣтно слабѣвшій, еще не кончилъ своихъ странныхъ признаній, когда прибылъ мистеръ Аттербери -- священникъ, за которымъ онъ посылалъ.
   Въ это время мистеръ Аттербери еще не достигъ высокихъ степеней на своемъ поприщѣ: онъ былъ простымъ священникомъ при лондонскомъ смирительномъ домѣ, куда весь городъ стекался слушать его краснорѣчивыя проповѣди. Онъ приходился крестникомъ милорду, который былъ ученикомъ его отца. Еще студентомъ онъ много разъ изъ Оксфорда пріѣзжалъ погостить въ Кэстльвудъ, и кажется, что по его совѣту Гарри Эсмондъ былъ опредѣленъ въ Кэмбриджскій, а не въ Оксфордскій университетъ, о которомъ мистеръ Аттербери дурно отзывался, хотя и состоялъ почетнымъ его членомъ.
   Нашъ посланный засталъ священника уже за книгами, хотя было только пять часовъ утра, и этотъ добрый человѣкъ по первому его слову послѣдовалъ за нимъ въ домъ, гдѣ лежалъ при смерти лордъ Кэстльвудъ.
   Услышавъ, что пришелъ мистеръ Аттербери, милордъ сжалъ руку Гарри и попросилъ оставить его одного съ священникомъ. Гарри вышелъ изъ комнаты, но вы можете быть увѣрены, что его горячія молитвы и глубокая скорбь напутствовали его умирающаго благодѣтеля въ этой торжественной исповѣди. Милордъ разсказалъ одну вещь, сильно смутившую молодого человѣка, -- открылъ ему тайну, глубоко его опечалившую. Тайна, дѣйствительно, была такого рода, что могла испугать и смутить; въ душѣ Гарри она подняла цѣлый рой тяжелыхъ сомнѣній, требовавшихъ безотлагательнаго рѣшенія. Пока умирающій и священникъ бесѣдовали наединѣ за запертой дверью, душа юнаго питомца милорда Кэстльвуда была добычей жестокой борьбы.
   Черезъ часъ -- или, можетъ быть, больше -- мистеръ Аттербери вышелъ къ Эсмонду. Онъ смотрѣлъ на него серьезнымъ, пристальнымъ взглядомъ; въ рукѣ у него была бумага.
   -- Онъ готовится предстать вредъ своимъ Судьей, -- прошепталъ священникъ.-- Онъ очистилъ передо мною свою совѣсть. Онъ вѣруетъ, прощаетъ своимъ врагамъ и возстановляетъ васъ въ вашихъ правахъ. Желаете предать гласности эоттъ документъ? Позвать свидѣтелей для подписи?
   -- Богъ свидѣтель, что за всю мою жизнь я не видѣлъ ничего, кромѣ добра, отъ моего дорогото господина, -- проговорилъ, рыдая, молодой человѣкъ.
   Священникъ положилъ бумагу ему въ руку. Гарри посмотрѣлъ на нее, но буквы расплывались въ его отуманенныхъ слезами глазахъ.
   -- Тутъ вѣдь только исповѣдь? -- пробормоталъ онъ.
   -- Это будетъ зависѣть отъ васъ, -- возразилъ священникъ.
   Въ комнатѣ былъ разведенъ огонь (здѣсь сушились простыни для бань); въ углу лежала груда бѣлья, пропитаннаго кровью моего дорогого господина. Гарри подошелъ къ камину и бросилъ бумагу въ огонь. Это былъ большой голландскій каминъ съ покрытыми глазурью, блестящими изразцами... Какъ въ самыя торжественныя минуты жизни остаются въ памяти подобныя мелочи! -- страница книги, которую мы читали, когда насъ постигло большое горе, -- вкусъ послѣдняго блюда, которое мы ѣли передъ поединкомъ, или какой-нибудь другой встрѣчей или разлукой, имѣвшими рѣшающее значеніе въ нашей жизни... На бѣлыхъ изразцахъ камина была грубой кистью нарисована картина: "Іаковъ въ волосяныхъ перчаткахъ, обманомъ выманивающій у Исаака право первородства, принадлежащее Исаву". Бумага, вспыхнувъ, освѣтила эту картину.
   -- Это только исповѣдь, мистеръ Аттербери, -- сказалъ молодой человѣкъ.
   Онъ прислонился головой къ камину; изъ глазъ его хлынули слезы. Это были первыя слезы съ той минуты, когда онъ сидѣлъ подлѣ виконта, ошеломленный разразившейся бѣдой и еще больше тѣмъ, что услышалъ отъ бѣднаго умирающаго, -- когда онъ сидѣлъ подлѣ него, замирая отъ ужаса при одной мысли, что могъ быть орудіемъ рока, обрушившаго это двойное несчастіе на тѣхъ, кого онъ такъ любилъ.
   -- Пойдемте къ нему, -- сказалъ мистеръ Эсмондъ, и они вошли въ сосѣднюю комнату.
   При тускломъ свѣтѣ занимавшейся зари Гарри Эсмондъ увидѣлъ блѣдное лицо милорда и его остановившіеся, умоляющіе глаза, уже носившіе роковой отпечатокъ близкой смерти. Подлѣ него былъ докторъ; онъ вошелъ въ комнату въ ту минуту, когда мистеръ Аттербери оттуда выходилъ. Милордъ виконтъ перевелъ на Эсмонда свои полумертвые глаза; въ горлѣ у него хрипѣло и клокотало. Молодой человѣкъ съ трудомъ удержался отъ рыданій, услышавъ это предсмертное хрипѣнье.
   -- Милордъ виконтъ, -- сказалъ священникъ, -- мистеръ Эсмондъ не желаетъ свидѣтелей: онъ сжегъ бумагу.
   -- Дорогой мой господинъ! -- сказалъ Эсмондъ и, опустившись на колѣни, взялъ и поцѣловалъ его руку.
   Умирающій быстро поднялся въ постели и обѣими руками обхватилъ Гарри за шею. "Богъ да благословитъ"...-- вотъ все, что онъ могъ сказать. Изо рта у него хлынула кровь и залила всю грудь Гарри. Его дорогого покровителя не стало; онъ умеръ съ благословеніемъ на устахъ, съ любовью и раскаяніемъ въ мужественномъ своемъ сердцѣ.
   -- Benedicti bencdiceutes, -- сказалъ мистеръ Аттербери, и Гарри, стоя на колѣняхъ, докончилъ: "Аминь".
   "Кто принесетъ ей эту вѣсть?" было слѣдующей мыслью Эсмонда. И онъ обратился къ мистеру Аттербери съ просьбой отвезти въ Кэстльвудъ печальную новость. Мистеръ Аттербери любезно согласился, и Эсмондъ, вырвавъ листокъ изъ своей записной книжки, наскоро набросалъ записку камердинеру милорда, въ которой приказывалъ достать лошадей для мистера Аттербери и проводить его лично въ замокъ, а его, Эсмонда, вещи: переслать на гауптвахту (ибо мистеръ Эсмондъ рѣшилъ явиться прямо въ тюрьму и отдаться въ руки правосудія).
  

КНИГА ВТОРАЯ
содержитъ описаніе военной карьеры мистера Эсмонда и кое-что другое, относящееся до семейной исторіи Эсмондовъ.

  

ГЛАВА I.
Я въ тюрьмѣ, гдѣ меня навѣщаютъ, но не приносятъ мнѣ утѣшенія.

   Тѣмъ, кому случалось испытать большое горе, -- на чьихъ глазахъ безвременная смерть уносила дорогихъ имъ людей и кто знаетъ по опыту, какъ безплодны въ такихъ случаяхъ всякія утѣшенія, легко себѣ представить, какія муки переживалъ Гарри Эсмондъ послѣ роковой ночи, бывшей свидѣтельницей кровавой драмы, участникомъ которой ему пришлось быть. Онъ былъ бы не въ силахъ -- онъ это чувствовалъ -- выдержать взглядъ своей дорогой госпожи; онъ не могъ самъ принести ей ужасную вѣсть и былъ глубоко признателенъ доброму Аттербери, взявшему на себя эту тяжелую обязанность. Не смотря на все это, вмѣстѣ съ скорбью, не покидавшею его и въ тюрьмѣ, въ сердцѣ его жило еще одно чувство, которое втайнѣ ободряло его и приносило ему утѣшеніе.
   Несчастный убитый родственникъ Эсмонда, лежа на смертномъ одрѣ, открылъ ему важную тайну. Если бы Эсмондъ разоблачилъ ее передъ свѣтомъ -- что могъ сдѣлать по праву, не нарушая справедливости и чести, -- это принесло бы только новое несчастье тѣмъ, кто былъ ему всего дороже въ мірѣ, -- тѣмъ, у кого и такъ довольно было горя. Внести нужду и стыдъ въ семью, къ которой Гарри былъ привязанъ такими крѣпкими узами любви и признательности, -- покрыть безчестіемъ вдову отца, -- запятнать это имя и опозорить умершаго благодѣтеля... И ради чего?-- Ради ничтожнаго титула, который нельзя носить, не отнявъ его у невиннаго ребенка, -- сына своей дорогой благодѣтельницы. Гарри обсудилъ этотъ вопросъ съ своей совѣстью, пока его умирающій господинъ раскрывалъ передъ нимъ свою душу. На одной сторонѣ были блескъ, соблазны честолюбія, -- даже справедливость; на другой -- любовь, благодарность, вѣрность. И когда борьба закончилась, душу его озарила чистая, свѣтлая радость, и онъ со слезами возблагодарилъ Бога, укрѣпившаго его рѣшимость. "Когда меня отвергла моя собственная плоть и кровь, -- думалъ онъ, -- мои дорогіе друзья приняли и пригрѣли меня. Когда я былъ бездомнымъ сиротой и нуждался въ покровительствѣ, я нашелъ великодушнаго покровителя въ человѣкѣ, чья душа предстала теперь на судъ Всевышняго, покаявшись въ невинно содѣянномъ ею грѣхѣ".
   И съ этой отрадной, утѣшительной мыслью, поцѣловавъ хладныя уста своего благодѣтеля, Гарри отправился въ тюрьму заявить о своемъ поступкѣ.
   На третій день пребыванія на городской гауптвахтѣ (гдѣ онъ лежалъ, страдая отъ воспалившейся и сильно болѣвшей раны), передумывая свои думы и въ сотый разъ обсуждая рѣшеніе, къ которому пришелъ и которое -- если въ немъ и была капля горечи -- приносило все-таки большую отраду, юноша удостоился посѣщенія. Дѣйствительно на третій день пребыванія Гарри подъ арестомъ смотритель гауптвахты сообщилъ, что г. Эсмонда спрашиваетъ какая-то дама, и когда посѣтительница вошла, Гарри -- хоть онъ и не могъ видѣть ея лица подъ чернымъ капюшономъ и хотя длинный траурный плащъ и вуаль скрывали всю ея фигуру -- сразу узналъ свою доротую госпожу. Онъ поднялся съ постели (съ которой, отъ слабости, почти не вставалъ) и приблизился къ ней. (Смотритель тѣмъ временемъ вышелъ и заперъ за собою дверь, оставивъ молодого человѣка и его гостью однихъ въ этомъ печальномъ мѣстѣ). Протянувъ лѣвую руку (правая была у него на перевязи), онъ хотѣлъ взять руку своей госпожи, -- благодѣтельную, нѣжную руку, давшую ему столько неоцѣнимыхъ доказательствъ дружбы.
   Но лэди Кэстльвудъ отшатнулась отъ него и, откинувъ свой капюшонъ, прислонилась спиной къ высокой, окованной желѣзомъ двери, которую только что заперъ тюремщикъ. Эсмондъ увидѣлъ теперь ея лице, обрамленное черной рамкой капюшона: оно было блѣдно, какъ у мертвой; ея глаза, всегда такіе кроткіе и нѣжные, смотрѣли на него съ такимъ трагическимъ выраженіемъ скорби и гнѣва, что молодой человѣкъ, не видѣвшій до сихъ поръ отъ виконтессы ничего кромѣ ласки, не мотъ выдержать этого взгляда и потупился.
   -- Такъ вотъ гдѣ мы съ вами встрѣчаемся, мистеръ Эсмондъ, и вотъ до какого положенія вы меня довели!-- сказала она.
   -- Я думалъ, вы пришли утѣшить меня въ горѣ, милэди...-- вымолвилъ онъ, самъ хорошенько не зная, что говоритъ, -- такое волненіе охватило его при видѣ ея.
   Она ступила шагъ впередъ, но ничего не сказала. Она стояла передъ нимъ, вся дрожа и глядя на него изъ подъ чернаго капюшона впалыми, помутившимися глазами. Губы ея подергивались, и она крѣпко сжимала свои маленькія бѣлыя ручки.
   -- Я думалъ, вы меня утѣшить пришли, а не упрекать, -- докончилъ онъ, помолчавъ.-- Мое горе и безъ того достаточно велико.
   -- Не прикасайтесь ко мнѣ!-- закричала она.-- Возьмите прочь вашу руку!-- она у васъ въ крови!
   -- Зачѣмъ не взяли у меня всю мою кровь! -- воскликнулъ въ отчаяніи Эсмондъ.-- Зачѣмъ мнѣ жить, когда вы гнѣваетесь на меня!
   -- Гдѣ мой мужъ?-- продолжала она, не слушая его.-- Отдайте мнѣ мужа, Генри! Какъ вы могли стоятъ подлѣ него въ ту ужасную ночь и смотрѣть, какъ его убиваютъ! Какъ вы могли допустить злодѣя убѣжать! -- вы, нашъ вѣрный тѣлохранитель, жаждавшій умереть за насъ!-- в_ы, котораго онъ такъ любилъ, кому такъ безгранично вѣрилъ!.. Какъ я могла поручить его вашимъ заботамъ!.. Вы клялись мнѣ въ вѣрности, твердили о своей признательности, и я вамъ вѣрила, -- да, я вѣрила вамъ... Зачѣмъ же вы живы, а мой благородный Фрэнсисъ умеръ и я никогда болѣе не увижу его?!.. Зачѣмъ вы вошли въ нашу семью? Вы принесли намъ несчастье въ награду за нашу любовь и заботы. Вы не дали намъ ничего кромѣ горя и горькаго, горькаго раскаянія... Какое зло я вамъ сдѣлала, Генри? Вы были покинутымъ, жалкимъ ребенкомъ, когда я впервые увидѣла васъ... когда онъ васъ увидѣлъ, -- онъ, который былъ такъ добръ, такъ благороденъ и довѣрчивъ. Онъ хотѣлъ отослать васъ, но я, сумасшедшая, упросила его васъ оставить! Вы притворялись, будто любите насъ, и мы вамъ вѣрили... Вы принесли несчастье въ нашъ домъ. Сердце моею мужа охладѣло ко мнѣ и я потеряла его, друга моей юности. Я боготворила его, -- боготворила, -- вы это знаете! -- и онъ измѣнился ко мнѣ. Онъ не былъ больше моимъ прежнимъ Фрэнсисомъ, моимъ милымъ, храбрымъ, простодушнымъ Фрэнсисомъ! Онъ любилъ меня прежде, когда мы васъ не знали, и я любила его. Богъ видитъ, какъ я его любила!.. Зачѣмъ онъ не отослалъ васъ тогда?-- Все его доброта: онъ не могъ мнѣ ни въ чемъ отказать. А вы... вы были тогда только ребенокъ -- слабый и жалкій, но мнѣ не слѣдовало васъ оставлять. Это было дурно, и я это знала. Я читала это на вашемъ лицѣ, въ вашихъ глазахъ: они предвѣщали намъ горе -- я это видѣла, и знала, что оно придетъ, и оно пришло... Зачѣмъ вы не умерли тогда отъ оспы!.. И я еще приходила къ вамъ и просиживала надъ вами цѣлыя ночи! Вы были въ бреду и не узнавали меня, и звали меня, хотя я была подлѣ васъ... Все, что случилось потомъ, было мнѣ справедливымъ возмездіемъ за мои грѣхъ... за мою низкую слабость! О, какъ я наказана! какъ страшно наказана! Мой мужъ лежитъ въ гробу... Онъ умеръ, защищая меня, -- мой добрый, милый благородный мужъ!.. Его убили, и вы были съ нимъ, Генри, и дали ему умереть!..
   Слышать такіе упреки отъ женщины, всегда спокойной и кроткой, -- отъ той, кого онъ не могъ себѣ представить иначе, какъ съ нѣжной улыбкой и ласковыми рѣчами на устахъ!.. Эти жестокія слова, вырвавшіяся у нея въ порывѣ безумнаго горя, оглушили его какъ громомъ. Говорятъ, онъ потомъ повторялъ ихъ въ бреду: отъ раны, а можетъ быть и отъ душевнаго потрясенія, вызваннаго этими страстными, незаслуженными упреками, съ нимъ сдѣлалась горячка. Все его самопожертвованіе, -- вся его любовь къ этой женщинѣ и ея семьѣ будто обращались во зло, являясь для него укоромъ; самое его присутствіе въ семьѣ было для нея источникомъ горя;-- уже одно то, что онъ жилъ на свѣтѣ, приносило только лишнее страданіе. Лэди Кэстльвудъ говорила жестко, съ сухими глазами, -- говорила съ такой горечью, такъ стремительно, что онъ не могъ вставилъ ни одного слова въ свое оправданіе. Онъ сидѣлъ въ ногахъ своей арестантской кровати, пораженный, оглушенный, безсильный противъ ея злобнаго горя, вдвойнѣ страдая отъ сознанія, что не чужая, а любимая, нѣжная рука наноситъ ему такіе жестокіе удары. Ея слова заставляли звучать всѣ струны его сердца; все его дѣтство и юность прошли передъ нимъ, пока она говорила; а она еще вчера такая любящая и нѣжная, -- она, его ангелъ-хранитель, котораго онъ боготворилъ, которому поклонялся, -- стояла передъ нимъ, терзая его злобными рѣчами и взглядомъ, исполненнымъ ненависти.
   -- Какъ бы я хотѣлъ быть на мѣстѣ милорда! -- простоналъ онъ.-- Не моя вина, если этого не случилось! Но Провидѣніе сильнѣе насъ; видно, такъ судилъ рокъ. Лучше бы я и въ самомъ дѣлѣ умеръ тогда отъ оспы.
   -- Да, Генри! Это было бы лучше!-- сказала она.
   И въ глазахъ ея, когда она это сказала, было столько любви и печали, что молодой человѣкъ, заломивъ руки, какъ безумный, упалъ головой на кровать и уткнулся лицомъ въ подушки. Нечаянно задѣвъ при этомъ движеніи больной рукой о стѣну, онъ сдернулъ повязку и почувствовалъ, какъ изъ раны хлынула кровь. Юноша ощутилъ тогда -- онъ хорошо это помнитъ -- какое-то странное удовольствіе. "Что, если я сейчасъ умру, -- кто обо мнѣ пожалѣетъ?" -- подумалъ онъ.
   Должно быть отъ потери крови, а еще больше отъ горя и отчаянія, терзавшихъ несчастнаго юношу, съ нимъ сдѣлался обморокъ. Поэтому онъ не можетъ дать себѣ отчета, что именно случилось затѣмъ; онъ помнитъ только, что кто-то -- вѣроятно, его госпожа -- схватилъ его за руку; когда же онъ очнулся, у него сильно шумѣло въ ушахъ, онъ лежалъ на кровати, въ лужѣ крови, и подлѣ него суетилось нѣсколько человѣкъ.
   Тюремный врачъ, случившійся по близости, перевязалъ ему руку; двѣ добрыя женщины -- жена смотрителя и ея служанка -- ухаживали за нимъ. Госпожа его была еще тутъ: онъ видѣлъ ее, когда пришелъ въ сознаніе; но она сейчасъ же вышла, не сказавъ ему ни слова, хотя (какъ говорила потомъ жена смотрителя, она еще долго сидѣла у нея въ комнатѣ и ушла изъ тюрьмы только тогда, когда узнала, что больной внѣ опасности).
   Спустя нѣсколько дней, когда Эемондъ оправился отъ своей горячки (въ первую ночь онъ былъ въ сильномъ жару), его добрая сидѣлка принесла ему вымытый и выглаженный носовой платокъ, на которомъ, въ углу, онъ увидѣлъ хорошо ему знакомый вензель и графскую корону своей госпожи.
   -- Когда вы упали въ обморокъ, милэди сама перевязала вамъ руку этимъ илаткомъ, -- сказала жена смотрителя, -- Бѣдняжка! Какъ она убивалась по мужѣ!.. Сегодня его хоронили. За гробомъ ѣхало много каретъ знатныхъ господъ; я видѣла карету милорда Марльборо и милорда Соадерлэнда. Было много офицеровъ гвардейскаго полка, въ которомъ служилъ его сіятельство при старомъ королѣ... А милэди съ обоими дѣтьми ѣздила къ королю въ Кенсингтонъ, просить суда надъ лордомъ Могуномъ и графомъ Варвикомъ. Лордъ Могунъ убѣжалъ, а графъ не скрывается и спокойно ожидаетъ суда.
   Вотъ какія вѣсти (пополамъ съ увѣреніями въ своей собственной честности и въ честности Молли, своей служанки, которая "и не думала красть" золотой запоыки мистера Эсмонда, пропавшей у него во время обморока) принесла жена смотрителя своему постояльцу. Слушая ее, онъ мысленно провожалъ въ безвременную могилу своего дорогого друга и покровителя -- этого рыцаря съ честнымъ сердцемъ и великодушными порывами, хотя и слабаго волей (да и это изъ насъ можетъ похвалиться, что онъ сильнѣе его?), -- человѣка, который не отказалъ ему въ пріютѣ и хлѣбѣ насущномъ, когда у него не было ихъ, -- который далъ ему семью и любовь, когда онъ въ нихъ нуждался! Если этотъ человѣкъ и погрѣшилъ противъ него, утаивъ то, что могло измѣнить всю его жизнь, -- онъ покаялся, умирая; если онъ и сдѣлалъ зло, -- онъ поплатился за него угрызеніями совѣсти; если онъ и совершилъ дурное дѣло, то оно было подсказано ему почти непреодолимымъ искушеніемъ.
   Когда жена смотрителя ушла, Эсмондъ взялъ платокъ и... кажется, поцѣловалъ его. Онъ долго смотрѣлъ на суетное украшеніе, вышитое на этомъ платкѣ, и думалъ: "Дорогая моя! Эта корона и безъ того стоитъ тебѣ много горя, -- тебѣ, нѣжной и любящей... Неужели же я отниму ее у тебя и у твоихъ дѣтей?-- Нѣтъ, никогда! Оставь ее себѣ, мой маленькій Франкъ... Носи ее, милый мой мальчикъ! Если я не съумѣю самъ составить себѣ имя, я умру и безъ имени. Когда-нибудь моя дорогая госпожа увидитъ мое сердце, и я оправдаюсь передъ ней -- если не здѣсь на землѣ, то тамъ, куда земныя почести не слѣдуютъ за нами, и гдѣ царитъ вѣчная любовь".
   Нѣтъ никакой надобности распространяться на этихъ страницахъ (ибо все это было въ свое время занесено въ судебные протоколы) объ отдѣльныхъ подробностяхъ и объ исходѣ судебнаго процесса, возникшаго по поводу убійства милорда Кэстльвуда. Изъ двухъ лордовъ, замѣшанныхъ въ этомъ прискорбномъ дѣлѣ, графъ Варвикъ, лордъ Голландъ, бывшій секундантомъ Могуна, дравшійся съ полковникомъ Вестбери и раненый имъ, былъ оправданъ судомъ пэровъ подъ предсѣдательствомъ лорда Стьюарта Сомерса; главный же виновникъ, лордъ Могунъ, признанный виновнымъ въ убійствѣ (убійствѣ вынужденномъ, это правда, и въ которомъ онъ искренно каялся), подалъ на аппелляцію въ духовный судъ и былъ освобожденъ отъ всякаго наказанія. Вдова убитаго, какъ доходили слухи до насъ на гауптвахту, выказала необычайную энергію; она объявила, что отмстить убійцѣ мужа, хотя ей оставалось ждать цѣлыхъ десять лѣтъ, пока ея сынъ достигнетъ совершеннолѣтія и будетъ въ состояніи осуществить это мщеніе. Вотъ до какой степени измѣнилась эта женщина подъ вліяніемъ горя и гнѣва! Но счастье и несчастье не мѣняютъ людей -- таково мое мнѣніе. Несчастье только развиваетъ уже существующія свойства характера. Какъ въ головѣ человѣка гнѣздятся тысячи мыслей, о существованіи которыхъ онъ и не подозрѣваетъ, пока не возьмется за перо, такъ не знаетъ онъ (или она) и своего сердца. Кому изъ насъ не случалось ловить себя на дикомъ порывѣ злобы и мстительности, на какомъ-нибудь поступкѣ -- дурномъ или хорошемъ -- сѣмена котораго лежали въ нашей душѣ, сокрытыя и не сознанныя пока случай не вызвалъ ихъ къ жизни? Все поведеніе лэди Кэстльвудъ, -- весь образъ ея мыслей, повидимому, измѣнились со смертью мужа... но объ этомъ мы поговоримъ въ другомъ мѣстѣ.
   Въ то время, когда двухъ лордовъ, согласно привиллегіямъ ихъ сословія, судили пэры въ Вестминстерѣ, куда подсудимыхъ перевезли изъ Тоуэра на лодкахъ съ парадной процессіей, съ цѣлой свитой меченосцевъ и военныхъ чиновъ, простые смертные, замѣшанные въ этой печальной исторіи, судились въ Ньюгетѣ, какъ имъ и подобало, и будучи всѣ трое признаны виновными, въ свою очередь перенесли дѣло въ духовный судъ. Въ такихъ случаяхъ, какъ всѣмъ извѣстно, преступника приговариваютъ къ тюремному заключенію на одинъ годъ, или меньше, согласно волѣ его величества короля и выжигаютъ клеймо у него на рукѣ или клеймятъ просто холоднымъ желѣзомъ; иногда же эта послѣдняя часть наказанія совершенно отмѣняется милостью государя.
   Такимъ-то образомъ Гарри Эсмондъ въ двадцать два года оказался преступникомъ и арестантомъ. Что касается двухъ полковниковъ -- его товарищей по заключенію, то они переносили свое несчастіе очень легко. Дуэли были для офицеровъ почти обязательными: честь не дозволяла имъ отказываться отъ такого рода приглашеній.
   Относительно мистера Эсмонда дѣло обстояло иначе. Ударъ шпаги, положившій на мѣстѣ его добраго покровителя, перевернулъ всю его жизнь. Пока онъ сидѣлъ въ тюрьмѣ старикъ Тёшеръ захворалъ и умеръ, и лэди Кэстльвудъ отдала освободившійся приходъ Томасу Тёшеру, хотя тысячу разъ повторяла Гарри Эсмонду, что никто, кромѣ него, не займетъ этого мѣста; говорила, что они никогда не разстанутся, такъ какъ онъ будетъ воспитывать ея мальчика, говорила, что быть сельскимъ священникомъ, какъ святой Георгъ Гербертъ или благочестивый докторъ Кенъ, -- счастливѣйшій удѣлъ человѣческой жизни, что ничего не можетъ быть лучше и выше этого дѣла. Милэди съ любовью говорила, что если Гарри вздумаетъ жениться (хотя она, съ своей стороны, склоняется скорѣе къ мнѣнію королевы Бессъ, что епископамъ не слѣдуетъ жениться, а разъ не слѣдуетъ епископамъ, то отчего не распространить запрещенія и на священниковъ?), -- но все-таки, если онъ непремѣнно захочетъ жениться, она сама найдетъ ему жену. Все это она говорила и еще многое другое, и строила безчисленные милые планы, когда они бывало по вечерамъ болтали вдвоемъ у пылающаго камина и дѣти ея играли возлѣ нихъ... Теперь всѣ эти планы рухнули. Эсмондъ еще на гауптвахтѣ получилъ письмо отъ Томаса Тёшера. Мистеръ Тёшеръ извѣщалъ своего бывшаго товарища, что ихъ покровительница отдала ему приходъ, который столько лѣтъ занималъ его покойный отецъ; что послѣ извѣстнаго мистеру Эсмонду трагическаго происшествія (о которомъ Томъ говорилъ съ благочестивымъ ужасомъ), она не могла допустить, чтобы занялъ каѳедру всѣми уважаемаго доктора Тёшера, сидѣлъ за столомъ ея сына человѣкъ, на которомъ лежала отвѣтственность за смерть ея мужа. Виконтесса поручила ему (говорилъ далѣе мистеръ Тёшеръ) передать ея родственнику, что она молится, дабы Господь послалъ ему раскаяніе, и желаетъ ему счастья на землѣ; что онъ всегда можетъ разсчитывать на ея содѣйствіе и помощь, какое бы поприще дѣятельности для себя ни избралъ, но что онъ больше ея не увидитъ -- по крайней мѣрѣ, въ этомъ мірѣ. Тёшеръ прибавлялъ еще, что и онъ, съ своей стороны, въ качествѣ друга дѣтства мистера Эсмонда, возсылаетъ о немъ молитвы Богу и совѣтуетъ ему воспользоваться временемъ своего заточенія и прочесть такія-то богословскія сочиненія, которыя его преподобіе находилъ весьма полезными для грѣшниковъ въ печальномъ положеніи Гарри.
   Такъ вотъ награда за всю его любовь! Вотъ къ чему привели годы взаимной привязанности, безпрерывнаго общенія и страстной преданности съ его стороны! Онъ, который съ радостью умеръ бы за своего покровителя, оказывался въ глазахъ жены это немногимъ лучше убійцы. Онъ всѣмъ ей пожертвовалъ -- она и не подозрѣвала, какую жертву онъ для вся принесъ, -- а она оттолкнула его. Всѣмъ, что у нихъ было, они были обязаны ему, а она говорила о какой-то своей помощи, предлагала ему милостыню, какъ наемнику! Горесть утраты любимаго покровителя, -- тяжелое положеніе, въ которомъ находился Эсмондъ, -- сомнѣнія и неизвѣстность относительно своей будущности, -- все было забыто, все поблѣднѣло передъ этой обидой, все потонуло въ страданіяхъ этой новой пытки.
   Тогда же, съ гауптвахты, онъ отвѣтилъ мистеру Тёшеру. Въ своемъ письмѣ онъ поздравилъ его преподобіе съ полученіемъ выгодной бенефиціи, рекомендовалъ ему въ саркастическомъ тонѣ слѣдовать по стопамъ его превосходнаго родителя, благодарилъ ея сіятельство за великодушное предложеніе помощи, въ которой, какъ онъ надѣялся, не станетъ нуждаться, и просилъ ее помнить, что если бы когда-нибудь ея рѣшеніе измѣнилось, онъ всегда готовъ дать ей доказательства своей вѣрности, никогда не ослабѣвавшей и въ которой она и семья ея меньше коего могли сомнѣваться. "И если мы больше не встрѣтимся въ этомъ мірѣ, -- такъ заканчивалъ свое посланіе мистеръ Эсмондъ, -- или встрѣтимся, какъ чужіе (приговоръ, противъ котораго я даже не аппеллирую, до такой степени онъ несправедливъ и жестокъ), то когда нибудь она все-таки узнаетъ, былъ-ли я ей вѣренъ и имѣла-ли она хоть малѣйшее основаніе усомниться въ любви и преданности ея родственника и покорнаго слуги".
   Отправивъ это письмо, бѣдный юноша почувствовалъ себя немного легче. Ударъ былъ нанесенъ, и онъ его выдержалъ. Его жестокая богиня отрясла прахъ отъ крыльевъ своихъ и улетѣла: она оставила его одинокимъ, но съ virtute sua. Сознаніе своей правоты и незаслуженной обиды, чувство чести и несчастіе -- должны были помочь ему подняться. Я видѣлъ, какъ при первомъ призывѣ военной трубы люди просыпались и кидались къ оружію: -- въ критическихъ случаяхъ жизни мужественное сердце всегда забьется рѣшимостью, отважно пойдетъ на встрѣчу опасности и -- побѣдилъ-ли оно или будетъ побѣждено, но, во всякомъ случаѣ, никогда не отступитъ. Никто не знаетъ своей силы или слабости, пока не испытаетъ ее на дѣлѣ; и если каждый изъ насъ знаетъ за собой помыслы и поступки, о которыхъ нельзя вспомнить безъ остраго чувства стыда, то есть и такіе поступки, которыми мы можемъ гордиться, -- обиды, прощенныя нами, -- побѣжденныя искушенія, -- трудности, которыя удалось превозмочь настойчивостью и терпѣніемъ.
   И такъ, не скорбь объ утратѣ любимаго покровителя угнетала Эсмонда, пока онъ отсиживалъ въ тюрьмѣ свой срокъ наказанія: первое острое горе въ немъ давно улеглось; если что его волновало и мучило, то скорѣе мысль о живыхъ, чѣмъ о мертвыхъ. Но вы легко поймете, что дѣлиться своими чувствами съ товарищами по заключенію онъ не могъ, и они, видя, что молодой человѣкъ постоянно груститъ, приписывали его тоску угрызеніямъ совѣсти и горю по умершемъ родственникѣ; онъ же съ своей стороны не считалъ нужнымъ выводить ихъ изъ этого заблужденія. Всегда задумчивый и молчаливый, онъ былъ такимъ плохимъ собесѣдникомъ, что они предпочитали предоставлять его собственнымъ мыслямъ, не слишкомъ-то сочувствуя тому, что имъ было извѣстно о немъ; забавлялись картами, игрой въ кости и виномъ, и вообще коротали время по своему. Эсмонду казалось, что онъ живетъ въ тюрьмѣ цѣлые годы, и разставаясь съ нею, онъ чувствовалъ, что состарился. Бываютъ въ жизни такія періоды, когда въ нѣсколько недѣль мы переживаемъ нѣсколько лѣтъ. Оглядываясь потомъ назадъ, на это тревожное время, мы невольно представляемъ себѣ, что насъ отдѣляетъ отъ него цѣлая пропасть. Въ критическихъ болѣзняхъ души мы узнаемъ, сколько именно выстрадали, только когда болѣзнь миновала. Пока она длится, мы, правда, испытываемъ боль, но во всякомъ случаѣ выносимъ ее. День проходитъ въ большихъ или меньшихъ страданіяхъ, а за днемъ кое-какъ проходитъ и ночь. Только потомъ, гораздо позднѣй, мы видимъ, какъ велика была опасность, -- все равно, какъ человѣкъ, который скачетъ сломя голову, спасаясь отъ смерти, или охотникъ въ погонѣ за звѣремъ, оглянувшись назадъ, на прыжокъ, который сдѣлала его лошадь, удивляется, какъ могъ онъ остаться въ живыхъ... О, мрачное время скорби и гнѣва, обиды и тяжкихъ страданій! Тотъ, кто вызываетъ васъ въ своей памяти, теперь уже старикъ. Давно простилъ онъ и благословляетъ нѣжную руку, нанесшую ему тогда тяжелую рану, но слѣдъ ея еще виденъ: рана затянулась, но остался рубецъ, и ни время, ни слезы, ни ласки, ни раскаяніе не могутъ его уничтожить...
   Человѣкъ нелегко поддается отчаянію. Reficimus rates quassas: снова и снова пускаемся мы въ открытое море и ищемъ новыхъ приключеній. Эсмондъ смотрѣлъ на все прошлое, какъ на искусъ, а на послѣднее свое испытаніе -- какъ на посвященіе передъ вступленіемъ въ новую жизнь. Такъ молодой индѣецъ молча выносить самыя жестокія муки, чтобы удостоиться почетнаго званія воина своего племени.
   Между тѣмъ господа офицеры, не посвященные въ тайну сердечнаго горя своего молчаливаго молодого друга, проводили время не скучно. Для нихъ, вообще говоря дуэль была не въ диковинку: они чуть-ли не каждый день видѣли, какъ тотъ или другой изъ сослуживцевъ платился жизнью въ этой кровавой игрѣ, и естественно не могли особенно горько оплакивать участь своего бывшаго товарища по оружію. Они очень часто о немъ говорили: одинъ разсказывалъ какой-нибудь эпизодъ изъ ихъ военныхъ или любовныхъ похожденій, въ которомъ участвовалъ и бѣдный Франкъ Эсмондъ; другой вспоминалъ, какъ они обманули констэбля или поколотили въ трактирѣ пьянаго нахала... А бѣдная вдова тѣмъ временемъ плакала на могилѣ мужа, думала о немъ, какъ о героѣ, о рыцарѣ безъ страха и упрека, и чтила его память, какъ святого: такъ говорили намъ посѣтители тюрьмы, имѣвшіе извѣстія о лэди Кэстльвудъ, а къ Вестбери и Макартнею являлся съ визитами чуть-ли не весь городъ.
   Эта дуэль, роковой ея исходъ и судбище, въ которомъ подсудимыми были два пэра и три коммонера, надѣлала въ столицѣ много шума. Въ газетахъ ни о чемъ другомъ не говорилось.
   Трехъ джентльменовъ, сидѣвшихъ въ Ньюгетѣ, публика осаждала почти что не меньше, чѣмъ епископъ въ Тоуэрѣ или какого-нибудь разбойника передъ казнью. Намъ, какъ уже упомянуто, разрѣшили жить въ квартирѣ смотрителя, гдѣ мы и находились все время, какъ до начала слѣдствія, такъ и послѣ приговора, въ ожиданіи рѣшенія короля. Истинная причина роковой ссоры осталась неизвѣстной, -- настолько хорошо съумѣли сохранить свою тайну покойный милордъ и два другихъ лица, ее знавшихъ; такимъ образомъ всѣ остались при убѣжденіи, что дуэль произошла изъ за картъ. Арестанты за плату могли имѣть почти все, въ чемъ нуждались, за исключеніемъ свѣжаго воздуха. Были приняты мѣры, чтобы они не сообщались съ обыкновенными преступниками, непристойныя пѣсни, громкій хохотъ и брань которыхъ доносились къ нимъ изъ той части тюрьмы, гдѣ помѣщались эти отверженцы совмѣстно съ несчастными должниками.
  

ГЛАВА II.
Заточеніе приходитъ къ концу, но бѣды мои съ нимъ не кончаются.

   Въ числѣ друзей, навѣщавшихъ въ тюрьмѣ двухъ офицеровъ, былъ одинъ старый знакомый Эсмонда, -- тотъ самый гвардеецъ, который такъ благоволилъ къ маленькому Гарри слишкомъ семь лѣтъ тому назадъ, когда отрядъ капитана Вестбери стоялъ въ Кэстльвудѣ. "Ученый Дикъ" былъ теперь уже не солдатъ, а капитанъ Стиль егерскаго полка Лукана и секретарь милорда Куттея, знаменитѣйшаго изъ генераловъ короля Вильгельма, храбрѣйшаго и самаго популярнаго человѣка въ англійской арміи. Въ одинъ прекрасный вечеръ два веселые арестанта по обыкновенію бражничали въ пріятельской компаніи (ибо, благодаря стараніямъ друзей нашихъ двухъ полковниковъ, нашъ погребъ, такъ же какъ и погребъ смотрителя Ньюгета, никогда не пустовалъ: бургонское и шампанское присылалось намъ цѣлыми корзинами). Гарри, который еще не совсѣмъ оправился послѣ болѣзни, грустилъ такъ, что ему было не до вина и не до разговоровъ. Онъ сидѣлъ одинъ въ своей каморкѣ, перечитывая книги, бывшія подъ рукой, когда къ нему вошелъ со смѣхомъ честный полковникъ Вестбери, слегка навеселѣ (впрочемъ, онъ и пьяный, и трезвый былъ всегда добродушенъ и веселъ) и сказалъ:
   -- Ну, что, книгоѣдъ? Ты все еще киснешь? Къ намъ зашелъ одинъ твой пріятель и желаетъ тебя повидать. Онъ будетъ молиться съ тобой или пить, или молиться и пить поперемѣнно: онъ малый покладистый... Эй, Дикъ! Христіанскій герой! Поди сюда: вотъ онъ, нашъ маленькій кэстльвудскій ученый.
   Дикъ вошелъ и расцѣловалъ Эсмонда въ обѣ щеки, причемъ молодого человѣка обдало крѣпкимъ ароматомъ пригорѣлаго хереса.-- Какъ! Неужели это тотъ самый маленькій человѣчекъ, который болталъ по латыни и подавалъ намъ шары? Да какъ же ты выросъ! А все-таки я узналъ бы тебя гдѣ угодно.. Такъ изъ тебя вышелъ разбойникъ и забияка -- вотъ оно какъ! Правда, что ты самъ хотѣлъ драться съ Могуномъ? Я слышалъ вчера на полковомъ обѣдѣ (насъ тамъ была изрядная компанія), какъ Могунъ говорилъ, что молодой человѣкъ хотѣлъ его вызвать и что изъ двоихъ онъ былъ бы для него, пожалуй, болѣе опаснымъ противникомъ.
   -- Дорого бы я далъ, чтобы испытать и доказать это на дѣлѣ, мистеръ Стиль, -- сказалъ Эсмондъ, глаза котораго наполнились слезами, при воспоминаніи объ его умершемъ благодѣтелѣ.
   Если не считать единственнаго суроваго письма, написаннаго Тёшеромъ по порученію его госпожи, мистеръ Эсмондъ не получилъ отъ нея ни строчки, и, судя по всему, она намѣревалась привести въ исполненіе свое рѣшеніе никогда не видѣться съ Гарри и отречься отъ него. Но онъ все-таки имѣлъ о ней кое-какія извѣстія: мистеръ Стиль аккуратно приносилъ ихъ ему изъ дворца принца и принцессы, при которыхъ состоялъ въ должности gentleman-waiter'а {Gentleman wаіtег или gentleman-usher -- одинъ изъ придворныхъ чиновъ: состоитъ при особѣ короля или другихъ лицъ царской крови, предшествуетъ имъ на выходахъ, докладываетъ о посѣтителяхъ и проч.}.
   Въ свободные отъ дежурства часы капитанъ Дикъ часто приходилъ въ тюрьму утѣшать своихъ друзей: природная доброта и участливое отношеніе къ людямъ, нуждавшимся въ участіи, были, безъ сомнѣнія, одной изъ причинъ, вызывавшихъ эти визиты, а доброе вино и веселая компанія дѣлали то, что визиты обыкновенно затягивались.
   -- А вѣдь и вправду, нашъ маленькій ученый первый затѣялъ ссору, -- сказалъ Вестбери.-- Я теперь вспомнилъ: это было у Локкита. Я всегда ненавидѣлъ этого мерзавца Могуна. Интересно, изъ-за чего они поссорились съ бѣднягой Франкомъ? Готовъ побиться объ закладъ, что изъ-за женщины.
   -- Совсѣмъ нѣтъ. Изъ-за картъ, -- сказалъ Гарри.-- Мой бѣдный господинъ проигралъ Могуну огромную сумму, когда тотъ гостилъ въ Кэстльвудѣ. Они наговорили другъ другу колкостей; вѣдь лордъ Кэстльвудъ -- хотя онъ былъ добрѣйшимъ и самымъ уживчивымъ человѣкомъ въ мірѣ -- былъ всегда очень вспыльчивъ. Вотъ вамъ и вся причина этой несчастной ссоры, благодаря которой мы всѣ здѣсь сидимъ, -- докончилъ мистеръ Эсмондъ, твердо рѣшившій, что никогда и никому не скажетъ настоящей причины дуэли.
   -- Я избѣгаю говорить дурно объ аристократахъ, -- сказалъ Вестбери, -- но будь лордъ Могунъ простымъ коммонеромъ, я сказалъ бы: жаль, что его не повѣсили. Онъ велъ большую игру и волочился за женщинами въ такомъ возрастѣ, когда мальчишекъ въ школѣ еще сѣкутъ; онъ не пересталъ еще рости, когда уже могъ заткнуть за поясъ самаго отчаяннаго кутилу и развратника; онъ дѣйствовалъ шпагой и рапирой, какъ мастеръ своего дѣла, и убивалъ людей на дуэляхъ гораздо раньше, чѣмъ ему понадобилась бритва. Онъ именно и задержалъ на улицѣ бѣднягу Вилля Маушфорда, занимая его разговорами въ ту ночь, когда кровожадный Дикъ Гилль закололъ Вилля... Этотъ человѣкъ дурно кончить, повѣрьте. Впрочемъ, такъ ему и надо!
   Пророчество честнаго полковника сбылось двѣнадцать лѣтъ спустя, въ тотъ роковой день, когда Могунъ такъ позорно погибъ и въ своей гибели увлекъ за собой одного изъ честнѣйшихъ и благороднѣйшихъ людей въ цѣлой Англіи.
   Итакъ, отъ мистера Стиля, сообщавшаго намъ какъ самыя свѣдѣнія новости, такъ и все, что ему было извѣстно о нашихъ общихъ знакомыхъ, Эсмондъ зналъ, какъ живетъ и что дѣлаетъ его несчастная госпожа. Сердце у Стиля было изъ легко воспламеняющагося матеріала: мой камеръ-юнкеръ съ безграничнымъ восхищеніемъ говорилъ какъ о вдовѣ (этой прелестнѣйшей изъ женщинѣ, какъ онъ выражался), такъ и объ ея дочери, которую по красотѣ ставилъ еще выше. Печальная, блѣднолицая вдова, которую капитанъ Дикъ, въ своихъ поэтическихъ восторгахъ, сравнивалъ съ Ніобеей, проливающей слезы, -- съ Сигизмундой, -- съ плачущей Бельвидерой, -- являла собой прелестнѣйшее и самое трогательное зрѣлище, какое ему когда-либо приходилось созерцать и при видѣ котораго сердце его таяло какъ воскъ. Тѣмъ не менѣе даже ея вполнѣ расцвѣтшая красота, и всѣ вообще совершенства были ничто въ сравненіи съ непобѣдимымъ очарованіемъ женской прелести, какое, по словамъ капитана, сулила въ будущемъ ея дочь. Однимъ словомъ: matre pulcra una pulcrior. Стоя на дежурствѣ въ передней принца, Стиль сочинялъ сонеты въ честь матери и дочери. Онъ цѣлыми часами говорилъ о нихъ съ Гарри Эсмондомъ, и по истинѣ, не могъ бы придумать темы интереснѣй для бѣднаго юноши, сердце котораго по прежнему безраздѣльно принадлежало этимъ двумъ женщинамъ. Дѣйствительно Гарри былъ глубоко признателенъ каждому, кто любилъ ихъ, хвалилъ и желалъ имъ добра. Во всякомъ случаѣ вѣрность молодого человѣка не была тогда вознаграждена: его непреклонная богиня, послѣ десяти лѣтъ заботливой любви и благодѣяній, ничѣмъ не проявляла готовности смягчиться къ нему. Не получая отвѣта на свое письмо и будучи слишкомъ гордъ, чтобы писалъ вновь, несчастный юноша открылъ свое сердце Стилю, и, безъ сомнѣнія, не могъ бы найти лучшаго повѣреннаго и болѣе участливаго слушателя. Въ самыхъ патетическихъ выраженіяхъ (надо полагать, что они были достаточно патетичны, такъ какъ заставили честнаго Дика проливать обильныя слезы), онъ описалъ свою раннюю юность, непоколебимую, горячую преданность семьѣ, его воспитавшей; разсказалъ, какъ возникла и какъ щедро вознаграждалась до самаго послѣдняго времени его привязанность и посвятилъ Дика, насколько считалъ себя въ правѣ въ подробности и причины злополучной ссоры, благодаря которой онъ, Эсмондъ, былъ теперь арестантомъ, а любимая имъ семья осталась безъ отца и мужа. Словами, способными тронуть и болѣе черствое сердце, чѣмъ какимъ обладалъ добродушный его наперсникъ (по крайней мѣрѣ, собственное сердце оратора разрывалось на части, пока онъ говорилъ) Гарри описалъ въ общихъ чертахъ все, что произошло между нимъ и его госпожей въ единственное грустное свиданіе, которымъ она его подарила; разсказалъ, какъ она -- чьи поступки и рѣчи были для него всегда благодѣяніемъ и отрадой -- ушла отъ него въ гнѣвѣ, почти проклиная ею; какъ она сказала ему, что на немъ кровь ея мужа, тогда какъ онъ готовъ былъ бы пролить по каплѣ всю свою кровь, чтобы сохранить жизнь своему господину (что подтверждали не только лордъ Могунъ, графъ Варвикъ, и всѣ остальные участники поединка, но даже и городская молва, какъ сказалъ Эсмонду мистеръ Стиль). Изъ глубины своего сердца Гарри со слезами умолялъ своего друга разсказать жестокой виконтессѣ, какъ онъ несчастливъ, и постараться смягчить ея несправедливый гнѣвъ. Почти обезумѣвъ отъ горя и сознанія незаслуженной обиды, ежеминутно воскрешая въ памяти счастливые дни, исполненные взаимнаго довѣрія и нѣжной привязанности, и сравнивая минувшее съ настоящимъ, что дѣлало его теперешнее горькое положеніе во сто разъ горше, несчастный юноша провелъ много одинокихъ дней и безсонныхъ ночей въ какомъ-то изступленіи горя и злобы противъ жестокой своей судьбы. Онъ страдалъ отъ раны, нанесенной самою нѣжной рукой, какую онъ только зналъ; онъ былъ обязанъ своими муками самому доброму и сострадательному сердцу. "Я готовъ признать себя виновнымъ въ убійствѣ, -- сказалъ онъ своему другу, -- и согласенъ чтобы меня казнили, какъ убійцу: в_с_е лучше же, чѣмъ такая смерть, пытка, которой подвергаетъ меня моя госпожа".
   Сердечная исповѣдь мистера Эсмонда, его страстныя воззванія и горячія оправданія, вызвавшія искреннія слезы у добраго Дика, не произвели никакого дѣйствія на ту особу, для которой предназначались. Исполнивъ возложенное на него порученіе, вѣрный посолъ Эсмонда вернулся съ вытянутымъ, грустнымъ лицомъ, безъ словъ сказавшимъ бѣдному юношѣ, что для него нѣтъ надежды; и едвали самый послѣдній преступникъ изъ когда-либо сидѣвшихъ въ Ньюгетѣ, -- убійца или воръ, приговоренный къ смерти, съ трепетомъ ожидавшій отсрочки казни и не получившій ея, былъ до такой степени сраженъ отчаяніемъ, какъ невинно осужденный Гарри Эсмондъ.
   Согласно рѣшенію, къ которому пришли на своихъ совѣщаніяхъ заключенный и это вѣрный совѣтчикъ, мистеръ Стиль отправился въ Чельзи, къ старшей вдовствующей виконтессѣ Изабеллѣ, у которой, какъ имъ было извѣстно, жила вдовствующая виконтесса Рашель съ своими дѣтьми. Дикъ видѣлся съ милэди и сказалъ ей все, что могъ, въ защиту ея несчастнаго родственника.
   -- Мнѣ кажется, что я хорошо говорилъ, -- бѣдный мой мальчикъ, -- сказалъ мистеръ Стиль;-- да и можно-ли говорилъ дурно, защищая такое правое дѣло, да еще передъ такимъ прекраснымъ судьей? Прелестной Беатрисы я не видалъ (навѣрно ея знаменитая флорентинская тезка не была и въ половину такъ хороша); въ комнатѣ присутствовали только маленькій виконтъ и лордъ Черчилль, старшій сынъ милорда Марльборо. Но молодые люди скоро ушли въ садъ; я видѣлъ въ окно, какъ они фехтовали на палкахъ, вѣроятно, изображая турниръ (дѣти не умѣютъ глубоко чувствовать горе: помню, какъ я самъ выбивалъ барабанную дробь на гробѣ отца). Милэди посмотрѣла на играющихъ мальчиковъ и сказала: "Какъ видите, сэръ, тутъ съ дѣтства пріучаютъ обращать орудіе смерти въ игрушку и создавать забаву изъ убійства". Она была такъ хороша въ эту минуту, -- грустная и кроткая, представляла собою такую прелестную, такую трогательную иллюстрацію доктрины, которой я выступаю смиреннымъ проповѣдникомъ, что если бы я уже не посвятилъ своей книжки, моего "Христіанскаго героя" (кстати, Гарри, ты, я вижу, даже не разрѣзалъ ея. А мораль въ ней, повѣрь мнѣ, хороша, хоть жизнь моралиста, можетъ быть, и расходится съ ней)... такъ если бы, говорю я, эта книжка не была уже посвящена лорду Куттсу, я испросилъ бы у ея сіятельства разрѣшенія поставить ея имя на первой страницѣ. Я никогда не видалъ, Гарри, такихъ прелестныхъ фіолетовыхъ глазъ! Цвѣтъ лица у нея -- настоящая роза, а ручка -- самая изящная ручка, -- пухленькая и вся въ ямочкахъ. Я убѣжденъ...
   -- Развѣ вы зат ѣмъ ко мнѣ пришли, чтобы повѣствовать о ямочкахъ на ручкахъ милэди?-- печально перебилъ его мистеръ Эсмондъ -- Прекрасное существо, убитое горемъ, всегда кажется мнѣ вдвойнѣ прекраснымъ, -- сказалъ въ свое оправданіе бѣдный капитанъ (который, дѣйствительно, слишкомъ часто бывалъ въ томъ состояніи, когда все видишь вдвойнѣ). Прерванный такимъ образомъ въ своихъ восторженныхъ изліяніяхъ, Дикъ продолжалъ свой разсказъ:-- Я изложилъ ей все по порядку, разсказалъ ей то, что извѣстно всѣмъ и что горячо подтверждаютъ даже ваши противники: разсказалъ ей, какъ вы пытались разстроить дуэль, заступивъ мѣсто вашего покровителя; передалъ ей не только собственныя слова лорда Могуна, но и общія похвалы вашей доблести. И, мнѣ кажется, она слушала меня съ интересомъ; ея глаза, -- я никогда не видалъ такого прелестнаго цвѣта глазъ, Гарри!-- раза два или три внимательно остановились на мнѣ. Она дала мнѣ нѣкоторое время поговорить на эту тему, но вдругъ не выдержала. "Доблесть! -- вы говорите д_о_б_л_е_с_т_ь. О, лучше бы мнѣ никогда не слышать этого слова и не понимать его значенія!" Вырвалось у нея какимъ-то воплемъ отчаянія. "Не будь на свѣтѣ этого слова, мой мужъ былъ бы живъ, моя семья не знала бы горя, мой бѣдный мальчикъ имѣлъ бы отца. Если бы въ мой домъ не вошло то, что вы, мужчины, зовете доблестью, мои мужъ не подставилъ бы свою грудь подъ остріе шпаги, убившей его. Вы не должны бы, сэръ, даже произносить это слово, говоря съ христіанкой, съ матерью бѣдныхъ сиротъ, которая была счастлива, пока дома ея не посѣтилъ суетный свѣтъ -- безбожный, безпощадный свѣтъ, проливающій невинную кровь и оставляющій на свободѣ убійцу"!
   -- И пока я слушалъ эту несчастную женщину, -- продолжалъ мистеръ Стиль, -- мнѣ казалось, что въ ней говоритъ даже не столько горе, сколько негодованіе. "Толкуютъ о справедливости, о вознагражденіи", -- продолжала она страстно, съ горящими глазами и пылающимъ лицомъ. "Хотѣла бы я знать, чѣмъ вознаградитъ вашъ суетный свѣтъ вдову за смерть мужа, -- дѣтей -- за убитаго отца? Злодѣй, совершившій убійство, даже не наказанъ... Говорятъ, что его накажетъ с_о_в_ѣ_с_т_ь. Какая можетъ быть совѣсть у человѣка, который втирается въ домъ друга, оскорбляетъ своими лживыми рѣчами женщину, не сдѣлавшую ему никакого зла, и поражаетъ на смерть великодушное, довѣрившееся ему сердце! Господа пэры торжественно собираются въ засѣданіе судить этого низкаго негодяя, этого убійцу, -- и отпускаютъ его съ легкимъ выговоромъ; а онъ, какъ ни въ чемъ не бывало, является въ общество, чтобы снова преслѣдовать женщинъ развратными вожделѣніями и льстивыми рѣчами и убивать довѣрчивыхъ людей, которые, ничего не подозрѣвая, даютъ ему пріютъ подъ своей кровлей. Въ тотъ день, когда лорда... когда этого убійцу (мнѣ гадко произносить его имя) выпустили на свободу, въ Тибурнѣ повѣсили женщину за покражу куска матеріи въ лавкѣ. Иное дѣло украсть у человѣка жизнь, украсть у женщины честь, -- это можно, за это не полагается никакого наказанія. Я беру своего ребенка, бросаюсь съ нимъ къ подножію трона, и на колѣняхъ молю о правосудіи, -- и король отказываетъ мнѣ. К_о_р_о_л_ь!-- М_н_ѣ онъ не король и никогда имъ не будетъ. Онъ самъ укралъ престолъ у своего тестя -- законнаго короля -- и, какъ всѣ сильные міра сего, не былъ за это наказанъ".
   -- Тутъ я подумалъ, что пора еще разъ замолвить слово за васъ, -- продолжалъ мистеръ Стиль, -- и сказалъ: "Во всякомъ случаѣ, сударыня, есть человѣкъ, который хотѣлъ спасти вашего мужа, подставивъ собственную свою грудь подъ шпагу его противника. Вашъ несчастный молодой родственникъ Гарри Эсмондъ говорилъ мнѣ, что самъ пытался вызвать лорда Могуна".
   -- Вы отъ него пришли?-- спросила тутъ милэди суровымъ, высокомѣрнымъ тономъ, и встала.-- Я думала, что вы явились съ какимъ-нибудь порученіемъ отъ принцессы. Я видѣлась съ мистеромъ Эсмондомъ въ тюрьмѣ и простилась съ нимъ навсегда. Онъ принесъ несчастье въ мою семью: ему никогда не слѣдовало бы переступать порога моего дома.
   -- "Madame, madame! онъ не виноватъ!-- перебилъ я ее (такъ продолжалъ свой разсказъ мистеръ Стиль).
   -- "Развѣ я осуждаю его, сударь?-- сказала она.-- Если вы явились посломъ отъ него, -- передайте, что я просила совѣта Тамъ, -- лицо ея было очень блѣдно и голосъ прерывался, -- гдѣ просящій никогда не получаетъ отказа, и теперь знаю, что должна съ нимъ разстаться и никогда его больше не видѣть. Наше свиданіе въ тюрьмѣ было послѣднимъ -- по крайней мѣрѣ, на много, много лѣтъ. Когда-нибудь, быть можетъ, -- когда молитвы и слезы... когда раскаяніе обновитъ наши грѣшныя сердца и мы заслужимъ прощеніе, -- мы снова свидимся, -- когда-нибудь, но не теперь. Послѣ того, что случилось, я не могу его видѣть... Я желаю ему счастья, но... онъ знаетъ мое рѣшеніе: мы простились съ нимъ навсегда, и если онъ дѣйствительно... дѣйствительно такъ уважаетъ меня, какъ говоритъ, то можетъ доказать это теперь, подчинившись моему требованію".
   -- "Сударыня, это жестокій приговоръ: онъ разобьетъ сердце бѣднаго юноши", сказалъ мистеръ Стиль.
   "Милэди покачала головой (продолжалъ мой добрый заступникъ).-- "Сердца молодыхъ людей не такъ легко разбиваются, мистеръ Стиль", сказала она. "Мистеръ Эсмондъ найдетъ другихъ... другихъ друзей. Хозяйка здѣшняго дома значительно смягчилась въ послѣднее время къ сыну покойнаго лорда", прибавила она, покраснѣвъ". Лэди Изабелла обѣщала мнѣ... т. е. вообще обѣщала позаботиться объ его будущности. Я же послѣ этого ужаснаго злодѣянія -- пока я живу въ Кэстльвудѣ, мой домъ никогда, -- никогда не будетъ его домомъ! Я даже не хочу, чтобы онъ мнѣ писалъ, кромѣ... впрочемъ нѣтъ! пусть онъ совсѣмъ мнѣ не пишетъ и не пытается видѣться со мной. Передайте ему мое прощальное.... Тсъ! ни слова объ этомъ при моей дочери".
   "Тутъ вошла прелестная Беатриса. Она явилась прямо съ прогулки; отъ ея румяныхъ щечекъ вѣяло свѣжестью и здоровьемъ; траурное платье дѣлало ее еще милѣе и краше. Милэди виконтесса сказала ей:
   -- "Беатриса, это мистеръ Стиль, одинъ изъ приближенныхъ его высочества.... Когда выйдетъ въ свѣтъ ваша новая комедія, мистеръ Стиль?"
   -- Надѣюсь, Гарри, что тебя выпустятъ на свободу къ первому ея представленію.... Но знаешь, другъ мой, но чести, красота filia pulcrior совершенно вытѣснила pulcram matrem изъ моей головы.... А между тѣмъ, когда, возвращаясь отъ нихъ, я шелъ вдоль рѣки и вспоминалъ ихъ обѣихъ, благородное достоинство и величавая грація матери взяли верхъ надъ совершенствами дочери, и образъ блѣднолицой матроны затмилъ въ моей душѣ расцвѣтающую красоту юной дѣвы, -- такъ закончилъ свое печальное повѣствованіе чувствительный капитанъ.
   Наши заключенные жили въ Ньюгетѣ очень хорошо -- совсѣмъ не такъ, какъ сидѣвшіе тамъ же разные pauvres diables. (Полная нечувствительность, съ какою относился Эсмондъ къ ужасающей нуждѣ этихъ несчастныхъ, равнодушіе, съ которымъ онъ смотрѣлъ на ихъ, еще болѣе ужасающее, веселье, неразлучное съ руганью, проклятіями и богохульными рѣчами, очень часто заставляло это впослѣдствіи краснѣть отъ стыда: только гораздо позднѣе онъ понялъ, какъ себялюбиво было тогда его личное горе и до какой степени оно поглощало всѣ его мысли). Но если нашимъ тремъ джентльменамъ, состоявшимъ на попеченіи смотрителя Ньюгетской тюрьмы, жилось хорошо, то это потому, что они хорошо платили: въ самомъ дѣлѣ, можно поручиться, что нигдѣ въ самой дорогой гостинницѣ, ни въ одномъ изъ самыхъ модныхъ лондонскихъ трактировъ не представлялось постояльцамъ такихъ длинныхъ счетовъ, какіе подавалъ намъ хозяинъ гостинницы Handcuff {Ручные кандалы.}, какъ называлъ ее полковникъ Вестбери. Наши три комнаты помѣщались надъ самыми воротами тюрьмы, во второмъ этажѣ, и выходили окнами къ Чипсайду и собору св. Павла. Намъ разрѣшалось выходить на крышу, откуда мы могли свободно любоваться Смитфильдомъ, школой "Синекафтанниковъ", садами и Картезіанскимъ училищемъ, гдѣ (какъ часто вспоминалъ Гарри Эсмондъ) начали свое образованіе товарищъ его Томъ Тёшеръ и Ученый Дикъ.
   Гарри, конечно, не могъ бы уплачивать своей доли чудовищныхъ счетовъ, которые еженедѣльно преподносилъ имъ любезный хозяинъ, такъ какъ въ роковую ночь передъ поединкомъ у него оставалось въ карманѣ всего три гинеи. Но еще на гауптвахтѣ, когда онъ лежалъ тамъ больной, вскорѣ послѣ посѣщенія лэди Кэстльвудъ и до начала судебнаго разбирательства по его дѣлу, явился къ нему посланный въ оранжевомъ камзолѣ съ голубой оторочкой (старинная ливрея фамиліи Эсмондовъ); онъ принесъ мистеру Эсмонду запечатанный пакетъ, въ которомъ оказалось двадцать гиней, и записку отъ вдовствующей виконтессы, извѣщавшую заключеннаго, что для него нанятъ адвокатъ и что въ деньгахъ онъ не будетъ нуждаться.
   Для "ученой", какъ любила себя величать вдовствующая виконтесса, это было преоригинальное письмо. Оно оказалось написаннымъ на томъ нелѣпомъ, варварскомъ французскомъ языкѣ, который (по свидѣтельству ея свѣтлости герцогини Портсмутской) былъ въ употребленіи у многихъ свѣтскихъ дамъ того времени. Въ тогдашнемъ обществѣ орѳографія далеко не была общераспространеннымъ искусствомъ, и письма лорда Марльборо показываютъ, что и онъ, съ своей стороны, былъ весьма мало знакомъ съ этимъ отдѣломъ грамматики.
   "Mong coussin", -- писала вдовствующая виконтесса, "Je scay que vous vous êtes bravement batew et grièvement bléssay -- du costé de feu М. le Vicomte, М. le Compte de Varique не же playt qua parlay de vous: М. de Moon auèy. Le di que vous avay voulew vous bastre avecque luy -- que vous estes plus tort que luy fur l'ayscrimme -- quil'у а surtout certaine Botte que vous scavay quil n'а jammav sceu pariay: et que c'en eut été fay de luy si vouseluy vous vous fussiay battews ansamb. Aincy ее pauv Yicompte est mort. Mort et peutayf -- Mon coussin, mon coussin! jay dans la tayste que vous n'estes quung pety Monstaegcy que les Esmonds ong tousjours estré. La veuve est chay moy. J'ay recuilly cets pauve lamme. Elle est furieuse cont vons, allons tous les jours chercher ley Roy (d'icy) démandant â gran cri revanche pour son Mary. Elle не veux voyre ni entende pariay de vous: pourtant elle не fay qu'en pariay milfoy par jour. Quand vous seray hor prison venay me voyre. J'auray soing de vous. Si cette petite Prude veut же défaire de song pety Monste (Hélas je craing quil не soy trotar!) je m'en chargeray. J'ay encor quelqu interay et quelques escus de costay.
   La Veuve же raccommode avce Miladi Marlboro qui est tout puièante avecque la Reine Anne. Cet dam sentéraysent pour la petite prude; qui pourctantaun fidumesme asge que vous savay.
   En sortant de prisong venez icy. Je ne puy vous recevoir chaymoy а cause des méchansétés du monde, may pre du moy vous aurez logement.
   Isabelle Viscomtesse d'Esmond" {"Милый кузенъ, я знаю, что вы храбро дрались за покойнаго виконта и получили серьезную рану. Графъ Варвикъ только и говоритъ, что о васъ; лордъ Могунъ тоже. Онъ говоритъ, что вы хотѣли его вызвать, -- что въ фехтованіи вы сильнѣе его и, главное, что вы знаете какой-то особенный выпадъ, котораго онъ ни за что бы не смогъ отпарировать, и что онъ бы пропалъ, если бы ему пришлось съ вами драться. Итакъ, этотъ бѣдняга виконтъ умеръ. Умеръ и, быть можетъ... Ахъ, кузенъ, кузенъ! я начинаю думать, что вы просто чудовище, какъ и всѣ Эсмонды! Эсмонды всегда были чудовищами. Вдова у меня. Я пріютила эту несчастную женщину. Она страшно сердита на васъ. Всякій Божій день она ѣздитъ къ королю (къ здѣшнему королю) и съ криками и воплями требуетъ мести за смерть мужа. Васъ она не хочетъ видѣть; не можетъ даже слышать вашего имени, а сама тысячу разъ на день заговариваетъ о васъ. Когда выйдете изъ тюрьмы, пріѣзжайте ко мнѣ. Я позабочусь о вашей судьбѣ. Если эта маленькая prude хочетъ непремѣнно отдѣлаться отъ своего чудовища (увы! боюсь, не поздно-ли хватилась?), такъ я позабочусь о немъ. У меня, слава Богу, есть еще мои проценты и кое-что отложено про запасъ.
   "Вдовушка помирилась съ милэди Марльборо, которая вертитъ королевой Анной, какъ хочетъ. Обѣ эти дамы интересуются маленькой prude, у которой, къ слову сказать, есть сынъ однихъ лѣтъ съ извѣстной вамъ особой.
   Пріѣзжайте же, когда выйдете изъ тюрьмы. Я не могу помѣстить васъ у себя, потому что свѣтъ любитъ злословить, но вы будете имѣть помѣщеніе недалеко отъ меня.
   Изабелла виконтесса Эсмондъ".}
   Эта лэди называла себя иногда маркизой Эсмондъ на основаніи патента, пожалованнаго покойнымъ королемъ Іаковомъ отцу Гарри Эсмонда, и, въ качествѣ маркизы, пила не иначе, какъ изъ серебрянаго кубка съ крышкой, утиралась полотенцемъ съ бахромой, и дворянка должна была носить шлейфъ ея платья.
   Говоря о томъ, кто былъ "однихъ лѣтъ" съ маленькимъ Франкомъ (или виконтомъ Кэстльвудомъ, какъ мы будемъ это теперь называть), вдовствующая виконтесса Изабелла намекала на его королевское высочество принца Уэльскаго, родившагося въ одинъ годъ и даже въ одинъ мѣсяцъ съ Франкомъ и только что провозглашеннаго въ Сенъ-Жермэнѣ королемъ Великобританіи, Франціи и Ирландіи.
  

ГЛАВА III.
Я поступаю на королевскую службу въ полкъ Квина.

   Слуга въ темно-оранжевой ливреѣ съ голубой оторочкой и голубыми выпушками встрѣтилъ Эсмонда, при выходѣ его изъ тюрьмы. Забравъ скудный багажъ молодого человѣка, оранжевый камзолъ вывелъ его изъ ненавистнаго Ньюгета и черезъ Флотскій переулокъ провелъ его прямо къ Темзѣ, гдѣ они наняли двухвесельную лодку и поплыли къ Чельзли вверхъ по рѣкѣ. Эсмонду казалось, что никогда еще солнце не сіяло такъ ярко и никогда еще не вдыхалъ онъ такого свѣжаго, бодрящаго воздуха. Темпль-Гарденъ, когда они проѣзжали мимо, показался ему садомъ Эдема, а видъ набережныхъ, верфей и зданій, возвышающихся надъ рѣкой, Сомерсетъ-Гауза и Вестминстера (гдѣ въ то время только что начали строить великолѣпный новый мостъ) дворца и Ламбетской башни, а также вся вообще яркая, оживленная картина рѣки, кишащей лодками и баржами, наполнила душу молодого человѣка неизъяснимымъ восторгомъ. Да, впрочемъ, такая прелестная картина и не могла подѣйствовать иначе на человѣка, такъ долго просидѣвшаго въ заточеніи, да еще вдобавокъ терзавшагося черными мыслями, которыя только усугубляли для него бремя неволи. Наконепъ, путники пристали къ хорошенькой деревушкѣ Чельзи, гдѣ очень многіе изъ англійской знати имѣютъ прекрасные дачные дома, и вскорѣ подошли къ дому вдовствующей виконтессы, -- веселенькому новому домику надъ самой рѣкой, съ превосходнымъ садомъ и красивымъ видомъ въ обѣ стороны -- на Суррей и Кенсингтонъ, гдѣ возвышается благородной архитектуры старинный дворецъ лорда Варвика, бывшаго противника Гарри.
   Здѣсь, въ домѣ ея сіятельства, въ гостиной, молодой человѣкъ еще разъ увидѣлъ знакомые ему портреты и картины, висѣвшіе прежде въ Кэстльвудѣ и перевезенные сюда виконтессой послѣ смерти ея мужа, отца Гарри. На почетномъ мѣстѣ красовалось произведеніе сэра Питера Лели -- портретъ высокородной виконтессы Изабеллы Эсмондъ въ видѣ богини Діаны, въ желтомъ атласѣ, съ лукомъ въ рукѣ, полумѣсяцемъ на головѣ, и съ прыгающими вокругъ нея собаками. Портретъ былъ написанъ въ ту эпоху, когда августѣйшіе Эвдиміоны, какъ говорятъ, пользовались милостями дѣвственной богини охоты, а такъ какъ богини никогда не старѣются, то и эта богиня до самой смерти упорно вѣрила въ свою вѣчную молодость и была убѣждена, что сходство между портретомъ и оригиналомъ ничуть не уменьшилось.
   Камердинеръ ея сіятельства (отправлявшій далеко не одну эту должность въ чельзійскомъ скромномъ хозяйствѣ) провелъ молодого человѣка въ ея аппартаменты. Выждавъ надлежащее время, престарѣлая богиня Діана соизволила показаться гостю. Ей предшествовалъ негръ въ турецкомъ костюмѣ, въ красныхъ башмакахъ и серебряномъ ошейникѣ, на которомъ были вырѣзаны гербы ея сіятельства; негръ несъ ея подушку. Затѣмъ появилась компаньонка милэди; за компаньонкой, съ лаемъ и визгомъ, выскочила стая болонокъ, и наконецъ -- о, ослѣпительное зрѣлище!-- показалась сама суровая богиня, "разливая вокругъ благовонія". Эсмондъ съ дѣтства помнилъ крѣпкій запахъ мускуса, распространявшійся отъ почтенной особы его мачихи (какъ онъ имѣетъ полное основаніе ее называть). Подобно тому какъ солнце становится все краснѣе по мѣрѣ приближенія къ закату, такъ и щеки вдовствующей виконтессы пылали багрянцемъ на склонѣ ея дней. Лицо ея было размалевано киноварью, казавшейся еще ярче на бѣломъ фонѣ бѣлилъ. Она носила букли, бывшія въ модѣ при королѣ Карлѣ, тогда какъ при дворѣ короля Вильгельма дамы воздвигали у себя на головѣ цѣлыя башни. Глаза высокородной Изабеллы горѣли, какъ угли, изъ подъ этого оригинальнаго сооруженія изъ бѣлилъ, румянъ и помады. Такова была старшая вдовствующая виконтесса, супруга покойнаго отца мистера Эсмонда.
   Молодой человѣкъ отвѣсилъ ей глубокій поклонъ, какъ это приличествовало ея высокому званію и существующему между ними родству, затѣмъ приблизился къ ней съ величайшей серьезностью и поцѣловалъ руку съ дрожащими костлявыми пальцами, на которыхъ сверкало безчисленное множество колецъ, припомнивъ при этомъ былыя времена, когда эта дрожащая рука заставляла дрожать его самого. "Маркиза, -- сказалъ онъ, низко склонивъ голову и опускаясь на одно колѣно, -- неужели мнѣ будетъ разрѣшено облобызать только одну эту руку?" -- Но помимо невольнаго внутренняго смѣха, который естественно должно было возбудить въ молодомъ человѣкѣ созерцаніе столь изумительной фигуры, въ душѣ его было и доброе чувство, сознаніе своей кровной связи и близости къ ней. Эта женщина была женой его отца и дочерью его дѣда. Она терпѣла его, когда онъ былъ ребенкомъ, а потомъ была къ нему даже добра на свой ладъ. И теперь, когда роковой призракъ незаконнорожденности не поглощалъ болѣе его мыслей, когда позорная тайна не лежала камнемъ у него на душѣ, онъ съ удовольствіемъ чувствовалъ и признавалъ узы родства, -- быть можетъ, гордясь втайнѣ жертвой, которую принесъ, и сознаніемъ, что въ сущности онъ, Эсмондъ, былъ главою семьи, и если не предъявлялъ своихъ правъ, то единственно только изъ великодушія.
   По крайней мѣрѣ, съ того дня, когда, стоя на колѣняхъ у постели своего умирающаго покровителя, онъ услыхалъ изъ его устъ эту тайну, Гарри Эсмондъ узналъ чувство независимости, котораго никогда не испытывалъ раньше и которое съ тѣхъ поръ его не покидало. Итакъ, онъ назвалъ свою мачиху маркизой, но сдѣлалъ это съ такимъ видомъ, какъ будто настоящимъ маркизомъ Эсмондомъ былъ онъ самъ и жаловалъ ее этимъ титуломъ изъ любезности.
   Не прочла-ли она по глазамъ молодого человѣка, который теперь не боялся ея глазъ, что онъ знаетъ или подозрѣваетъ тайну своего рожденія?.. Она замѣтила перемѣну въ его обращеніи: у нея даже вырвался жестъ изумленія. И въ самомъ дѣлѣ, онъ былъ теперь совсѣмъ не похожъ на того кэмбриджскаго студента, который пріѣзжалъ ее навѣстить два года тому назадъ и которому она послала тогда пять гиней съ своимъ камердинеромъ. Она пристально на него поглядѣла (быть можетъ, въ эту минуту она дрожала чуть-чуть посильнѣй, чѣмъ обыкновенно) и сказала испуганнымъ голосомъ:
   -- Я рада васъ видѣть, кузенъ. Какъ уже сказано, послѣднее рѣшеніе Эсмонда было -- всю жизнь держать себя такъ, какъ будто тайна его рожденія была ему неизвѣстна; но теперь онъ разомъ (и вполнѣ основательно) рѣшилъ дѣйствовать иначе. Онъ попросилъ ея сіятельство выслать изъ комнаты слугъ, и когда они остались одни, сказалъ ей:
   -- Не кузенъ, а племянникъ, сударыня: это меньшее, что слѣдуетъ мнѣ по праву. Съ нами обоими поступили очень нехорошо, такъ же какъ и съ моей бѣдной матерью, которой нѣтъ больше въ живыхъ.
   -- Беру Бога въ свидѣтели, что моей вины тутъ не было!-- закричала она, разомъ сдаваясь.-- Это вашъ негодяй отецъ...
   -- Внесъ такой позоръ въ нашу семью, -- докончилъ мистеръ Эсмондъ.-- Я это знаю. Я никого не намѣренъ тревожить. Теперешніе обладатели титула облагодѣтельствовали меня; они непричастны злу, которое мнѣ сдѣлано. Покойный милордъ, мой дорогой покровитель, узналъ истину только за нѣсколько мѣсяцевъ до смерти отъ патера Гольта въ его послѣдній пріѣздъ.
   -- Мерзавецъ Гольтъ! Таина эта была, вѣдь, ему открыта на исповѣди... на исповѣди!-- воскликнула милэди.
   -- Нѣтъ, не только на исповѣди, -- возразилъ мистеръ Эсмондъ.-- Онъ зналъ ее также изъ другого источника. Мой отецъ, раненый подъ Бойной, разсказалъ обо всемъ французскому священнику, скрывавшемуся вмѣстѣ съ нимъ послѣ сраженія, а потомъ еще и мѣстному священнику, въ чьемъ домѣ онъ умеръ. Этотъ послѣдній джентльменъ не считалъ нужнымъ распространять эту исторію, пока не встрѣтился съ мистеромъ Гольтомъ въ Сентъ-Омерѣ. А мистеръ Гольтъ умалчивалъ о ней ради своихъ собственныхъ цѣлей, разузнавая тѣмъ временемъ, жива-ли моя мать. Она давно умерла, много лѣтъ тому назадъ: такъ мнѣ сказалъ, умирая, мой бѣдный покровитель, и я вѣрю ему. Я даже не знаю, могъ-ли бы я доказать существованіе брака. Но я не сталъ бы доказывать, если бы и могъ. Я не хочу позорить наше имя и никогда не навлеку горя на людей, которыхъ я люблю, какъ бы жестоко они со мной ни обошлись. Будьте покойны, сударыня: сынъ не станетъ увеличивать зла, которое вамъ сдѣлалъ отецъ. Оставайтесь его вдовой, какъ были до сихъ поръ, и подарите меня вашимъ расположеніемъ -- вотъ все, чего я у васъ прошу. Никогда больше мы съ вами и не станемъ поднимать этого вопроса -- Mais vous êtes un noble jeune homme!-- заговорила вдругъ милэди по французски, какъ всегда это дѣлала, когда была взволнована.
   -- Noblesse oblige, -- отвѣчалъ ей въ тонъ мистеръ Эсмондъ съ низкимъ поклономъ.-- Еще живы тѣ, у кого я въ долгу за ихъ нѣжную привязанность ко мнѣ и кому я часто съ любовью повторялъ, что я готовъ положить за нихъ свою жизнь. Неужели же теперь я сдѣлаюсь врагомъ этихъ людей и поссорюсь съ ними изъ-за титула? Не все-ли равно, кто изъ насъ его носитъ? Такъ или иначе онъ остается въ семьѣ.
   -- Что есть такого особеннаго въ этой маленькой недотрогѣ, хотѣла бы я знать, что всѣ мужчины сходятъ по ней съ ума? -- воскликнула милэди.-- Она пробыла здѣсь цѣлый мѣсяцъ и все это время осаждала короля своими просьбами. Она недурна и хорошо сохранилась, mais elle n'a pas de bel air. При дворѣ его величества покойнаго короля всѣ мужчины громко восторгались ею, а она была ничуть не лучше восковой куклы. Теперь она стала красивѣе и смотритъ сестрой своей дочери; но -- что вы всѣ въ ней находите, чтобы такъ ее превозносить? Мистеръ Стиль какъ-то увидѣлъ ее во время своего дежурства у принца Георга (она ѣхала тогда въ Кенсингтонъ съ обоими дѣтьми) и написалъ въ честь ея поэму; онъ говоритъ, что станетъ теперь носить ея цвѣта и всю свою жизнь будетъ ходить въ черномъ, а мистеръ Конгревъ собирается написать "Плачущую вдову", которая -- онъ увѣряетъ -- будетъ лучше его "Плачущей невѣсты". Даже леди Марльборо, и та -- не смотря на то, что мужья ихъ были въ ссорѣ и дрались на дуэли, когда этотъ подлецъ Черчиль измѣнилъ королю (за что его стоило бы повѣсить) -- даже леди Марльборо сходитъ съ ума по нашей вдовушкѣ; она оскорбила меня въ моей собственной гостиной: объявила -- какъ вамъ это понравится? -- что пріѣхала съ визитомъ не къ с_т_а_р_о_й вдовствующей виконтессѣ, а къ молодой. Маленькаго Кэстльвуда и маленькаго лорда Черчилля рѣшили сдѣлать друзьями; они уже подрались раза два или три -- совсѣмъ какъ братья. А этотъ мошенникъ Могунъ, вернувшись въ прошломъ году изъ деревни, гдѣ онъ откопалъ нашу красавицу, всю зиму бредилъ ею, говорилъ, что она жемчужина, которую поставили передъ свиньями, а потомъ убилъ этого бѣднаго дурачка Франка. Вся ссора вышла изъ-за его жены -- я это навѣрное знаю. Скажите, племянникъ, было что-нибудь между ними -- между ней и Могуномъ?-- Скажите правду: теперь вѣдь все равно. О вашихъ собственныхъ сердечныхъ дѣлахъ я васъ не стану разспрашивать.
   Мистеръ Эсмондъ покраснѣлъ.
   -- Нѣтъ на Небѣ святой непорочнѣе и чище милэди!-- воскликнулъ онъ.
   -- Eh, mon neveu! Много святыхъ попадаетъ на Небо, хорошенько сперва нагрѣшивъ, чтобы было въ чемъ каяться. Я вижу, вы не лучше другихъ дураковъ: вы влюблены въ нее какъ съумасшедшій!
   -- Да, я люблю и почитаю ее открыто, передъ всѣмъ свѣтомъ, -- отвѣчалъ Эсмондъ.-- Я этого не стыжусь!
   -- А она захлопнула передъ вами двери своего дома, -- отдала свой приходъ этому ужасному медвѣженку, сыну отвратительнаго стараго медвѣдя Тёшера, и объявила, что не хочетъ насъ звать. Monsieur mon nerfu, -- всѣ мы таковы. Когда я была молодой женщиной, изъ-за меня было тысячи полторы дуэлей -- вѣрно вамъ говорю. И когда несчастный мосье де-Суши утопился въ Ботоггскомъ каналѣ оттого, что я танцовала съ графомъ Спрингбокомъ, я не могла выжать ни единой слезинки и проплясала до пяти часовъ утра. Этотъ самый графъ... впрочемъ, нѣтъ, не онъ, а лордъ Ормондъ игралъ на скрипкѣ, когда его величество сдѣлалъ мнѣ честь протанцовать со мной всю ночь... Какъ вы, однако, выросли, кузенъ! Вы пріобрѣли le bel au. Вы брюнетъ. Эсмонды въ старшей линіи всѣ брюнеты. Сынъ вашей маленькой недотроги -- блондинъ; его отецъ былъ тоже блондинъ, -- блондинъ и дуракъ. Когда вы пріѣхали въ Кэстльвудъ, вы были пребезобразный мальчишка: ничего, кромѣ глазъ -- какъ у галченка. Мы прочили васъ въ священники. Ахъ, этотъ ужасный патеръ Гольтъ! Какъ онъ меня бывало пугалъ, когда я захвораю! Теперь у меня очень хорошій духовникъ -- аббатъ Дулльетъ -- милѣйшій человѣкъ. Мы съ нимъ всегда постимся по пятницамъ. Поваръ у меня очень набожный. Ну, вы, конечно, тоже держитесь правильнаго образа мыслей... А принцъ Оранскій, говорятъ, въ самомъ дѣлѣ очень боленъ?
   Такъ, съ легкимъ сердцемъ, болтала старуха съ мистеромъ Эсмондомъ, который былъ совершенно пораженъ ея словоохотливостью, столь непохожей на прежнее высокомѣрное обращеніе съ нимъ. Но онъ попалъ къ ней въ милость, и этимъ все было сказано: теперь она не только любила его (насколько это было въ ея натурѣ), но и боялась, и Гарри, въ качествѣ взрослаго молодого человѣка, чувствовалъ себя съ нею настолько же свободно, насколько робѣлъ передъ нею ребенкомъ. Впрочемъ, не всѣ ея слова говорились на вѣтеръ: она исполнила обѣщаніе ввести Эсмонда въ свое общество (довольно -- таки многолюдное и состоявшее исключительно изъ приверженцевъ короля Іакова -- это само собой), гдѣ за ломберными столами громогласно велась политическая интрига. Она представила мистера Эсмонда, какъ своего близкаго родственника, многимъ важнымъ особамъ и довольно щедро снабдила его деньгами, которыя онъ принималъ отъ нея, нисколько не стѣсняясь, ввиду родственныхъ своихъ правъ и жертвъ, принесенныхъ имъ въ пользу семьи. Но онъ твердо рѣшилъ, что не станетъ больше держаться за женскую юбку; быть можетъ, онъ даже обдумывалъ втайнѣ разные способы отличиться и составить себѣ имя, въ которомъ ему отказала капризная судьба. Отвращеніе къ однообразію прежней жизни, когда онъ по цѣлымъ днямъ корпѣлъ надъ книгами, -- горькое чувство протеста, подымавшееся въ немъ при одномъ воспоминаніи о рабствѣ, на которое онъ добровольно себя обрекалъ ради той, чья жестокость заставляла обливаться кровью его сердце, -- безпокойное желаніе повидать свѣтъ и людей -- навели его на мысль о военной карьерѣ; ему хотѣлось сдѣлать хоть двѣ-три кампаніи, если и не посвятить военной службѣ всю свою жизнь. Онъ обратился къ своей новой покровительницѣ съ просьбой добыть ему офицерскій патентъ и въ одинъ прекрасный день имѣлъ удовольствіе узнать о своемъ назначеніи прапорщикомъ пѣхотнаго полка ирландской арміи, подъ командой полковника Квина.
   Не прошло и трехъ недѣль со дня производства мистера Эсмонда въ прапорщики, когда несчастный случаи съ королемъ Вильгельмомъ пресѣкъ жизнь величайшаго, мудрѣйшаго, самаго доблестнаго и милосердаго государя, какого когда-либо видѣла Англія. Враждебная ему партія никогда не стѣснялась клеветать на него, пока онъ былъ живъ; но радость, съ какою была встрѣчена смерть этого великаго человѣка его врагами на родинѣ и въ Европѣ, фактически доказала, до какой степени его боялись. При всей своей молодости Эсмондъ былъ настолько уменъ (и благороденъ, могу я прибавить), что не могъ отнестись иначе, какъ съ презрѣніемъ къ тому безстыдному ликованію, которое поднялось въ Лондонѣ со смертью этого славнаго государя, этого непобѣдимаго воина, мудраго и умѣреннаго правителя, между приверженцами короля Іакова. Вѣрность изгнанной королевской династіи, какъ уже сказано, была традиціонной въ семьѣ мистера Эсмонда. У его мачихи, вдовы его отца, всѣ надежды, симпатіи, воспоминанія и предубѣжденія были связаны съ царствованіемъ короля Іакова, и ужь, конечно, ни одинъ изъ заговорщиковъ не отстаивалъ его королевскихъ правъ за ломбернымъ или за чайнымъ столомъ и не нападалъ на противниковъ претендента съ такимъ азартомъ, какъ милэди. Домъ ея сіятельства кишѣлъ католическими попами, и переодѣтыми, и въ рясахъ, переносчиками вѣстей изъ Сэнъ-Жермзна, сплетниками, знавшими всѣ версальскія новости до такихъ подробностей, что могли бы вамъ назвать точную цифру войскъ, назначенныхъ въ ближайшую экспедицію, которую отправлялъ въ Дюнкирхенъ французскій король и которая, само собою разумѣется, должна была цѣликомъ проглотить принца Оранскаго со всей его арміей и дворомъ. Милэди виконтесса принимала у себя герцога Бервикскаго, когда онъ высадился у насъ въ 1696 году. Она берегла, какъ драгоцѣнность, стаканъ, изъ котораго герцогъ пилъ, и клятвенно завѣряла, что не дотронется до него, пока ей не придется пить за здоровье короля Іакова Третьяго въ день восшествія его величества на отцовскій престолъ. У нея хранились сувениры отъ королевы и реликвіи ея "святого", который, если вѣрилъ исторіи, былъ святымъ далеко не всегда и ужь во всякомъ случаѣ не тамъ, гдѣ дѣло шло о миссъ Изабеллѣ Эсмондъ и другихъ, ей подобныхъ. Она вѣрила въ чудеса, совершавшіяся на могилѣ короля Іакова II, и знала безчисленное множество самыхъ достовѣрныхъ случаевъ поразительныхъ исцѣленій отъ прикосновенія къ четкамъ его величества, къ его медалямъ, волосамъ, и не знаю чему еще. Эсмондъ и до сихъ поръ еще помнилъ нѣсколько десятковъ удивительныхъ разсказовъ, которыми угощала его эта легковѣрная старуха. Былъ у нея въ числѣ прочихъ епископъ Отенскій, исцѣлившійся отъ болѣзни, которою страдалъ сорокъ лѣтъ и которая совершенно прошла, какъ только онъ отслужилъ мессу за упокой души благословеннаго короля. Былъ еще мосье Марэ, врачъ изъ Оверни, страдавшій параличемъ обѣихъ ногъ и выздоровѣвшій благодаря заступничеству все того же святого. Былъ Филиппъ Пайтетъ, бенедиктинскій монахъ, котораго мучилъ кашель до того, что онъ почти задыхался; онъ обратился къ Богу съ молитвой о ниспосланіи ему облегченія ради заслугъ покойнаго короля и въ тотъ же мигъ почувствовалъ, какъ все его тѣло покрылось обильной испариной, а кашель совершенно прошелъ. Была еще супруга нѣкоего мосье Лепервье, танцмейстера при дворѣ герцога Саксенъ-Готскаго, выздоровѣвшая отъ ревматизма черезъ посредничество короля; и ужь въ подлинности этого послѣдняго чуда не могло быть никакихъ сомнѣній, такъ какъ и докторъ, и помощникъ его, лечившіе эту больную, показали подъ присягой, что въ фактѣ ея выздоровленія они рѣшительно не причемъ. Всѣмъ этимъ сказкамъ и сотнѣ другихъ въ томъ же родѣ мистеръ Эсмондъ былъ воленъ вѣрить или не вѣрить; могучей вѣры у его почтенной родственницы хватило бы на десятерыхъ, и она глотала все цѣликомъ безъ разбора. Епископальная партія въ Англіи не признавала подобныхъ легендъ. Однако же всѣ ея приверженцы считали, что честь и справедливость обязываютъ ихъ оставаться вѣрными изгнанному королю, и едва-ли у этой несчастной династіи былъ когда-нибудь такой горячій заступникъ, какъ кроткая владѣтельница Кэстльвудскаго замка, гдѣ выросъ Гарри Эсмондъ. Милэди имѣла большое вліяніе на мужа и руководила его мнѣніями, быть можетъ, гораздо самовластнѣе, чѣмъ онъ подозрѣвалъ. Милордъ ставилъ свою жену чрезвычайно высоко, хотя это и не мѣшало ему ей измѣнять, а такъ какъ онъ не любилъ затруднять себя размышленіемъ, то призналъ ея мнѣнія довольно охотно. Ея простодушное, привязчивое сердце не допускало возможности перенести вѣрноподданическія чувства на государя, котораго она не считала законнымъ. Служить же королю Вильгельму изъ-за выгоды было въ ея глазахъ чудовищнымъ лицемѣріемъ и измѣной. Ея чистая совѣсть не могла бы съ этимъ примириться, точно также, какъ не могла бы оправдать воровства, подлога и всякаго другого низкаго поступка. Лорда Кэстльвуда еще можно было подкупить, но жену его -- никогда, и онъ подчинилъ ей въ этомъ случаѣ свою совѣсть, какъ дѣлалъ это и во всѣхъ другихъ случаяхъ, когда искушеніе было не слишкомъ сильно. Такъ было и съ Эсмондомъ: весьма вѣроятно, что единственно изъ любви, признательности и страстной преданности своей госпожѣ, составлявшихъ преобладающія чувства всей его юности, и молодой человѣкъ подписался подъ англиканскимъ и другими символами вѣры, предписанными ему его благодѣтельницей. Будь она вигомъ, и онъ сталъ бы вигомъ; прими она ученіе мистера Фокса и сдѣлайся квакершей, -- нѣтъ никакого сомнѣнія, что онъ отрекся бы отъ париковъ и манжетъ, отъ шпаги, расшитыхъ камзоловъ и чулокъ со стрѣлками. Въ студенческихъ спорахъ въ университетѣ, гдѣ партійный духъ былъ очень силенъ, Эсмонда всегда называли яковистомъ; весьма возможно, впрочемъ, что, выставляя себя сторонникомъ партіи, къ которой принадлежала вся его семья, Гарри дѣлалъ это столько же изъ тщеславія, сколько изъ привязанности къ своей госпожѣ.
   Почти все англиканское духовенство и болѣе половины народа принадлежитъ къ этой партіи. Нѣтъ въ мірѣ народа, который былъ бы такъ преданъ престолу, какъ мы: мы восхищаемся нашими королями и остаемся илъ вѣрными долго спустя послѣ того, какъ они нарушили свою вѣрность по отношенію къ намъ. Оглядываясь на наше недавнее прошлое, на эпоху Стюартовъ, невольно изумляешься упорному постоянству, съ какимъ эта несчастная династія отталкивала отъ себя корону и теряла одни шансы успѣха за другими; невольно изумляешься, когда вспомнишь, какія сокровища преданности она разматывала зря и, какъ бы повинуясь роковой силѣ, сама себѣ готовила гибель. Если кто-нибудь могъ похвалиться вѣрностью своихъ сторонниковъ, такъ это Стюарты; если кто-нибудь могъ сказать про себя, что не воспользовался представлявшимися ему случаями къ укрѣпленію своей власти, такъ это Стюарты, и изъ всѣхъ враговъ, какіе у нихъ когда-либо имѣлись, злѣйшими были сами они.
   Когда принцесса Анна вступила на престолъ, утомленная нація рада была отдохнуть отъ всѣхъ этихъ войнъ, политическихъ интригъ и заговоровъ, и въ лицѣ принцессы царской крови охотно приняла компромиссъ, какъ бы примиривши враждующія партіи. Торіи могли служить этой государынѣ съ чистой совѣстью: она сама была тори, хоть воцареніе ея и представляло торжество вигскихъ мнѣній. Англійскій народъ, всегда сочувствовавшій королямъ, отличавшимся родственными чувствами, былъ очень доволенъ, что его королева осталась вѣрна своей семьѣ, и если бы не роковое наслѣдіе, перешедшее къ нему отъ предковъ вмѣстѣ съ ихъ притязаніями на англійскую корону, Іаковъ Третій могъ бы носить ее до послѣдняго дня и часа своего царствованія. Но онъ не умѣлъ ни выжидать удобныхъ случаевъ, ни пользоваться ими, когда они представлялись: онъ былъ предпріимчивъ, когда слѣдовало быть осторожнымъ, и остороженъ, когда надлежало рисковать всѣмъ. Приходишь просто въ отчаяніе отъ безнадежной неспособности этого принца, когда вспоминаешь его грустную исторію. Или судьба особенно неблагосклонна къ государямъ и преслѣдуетъ ихъ неумолимѣе, чѣмъ обыкновенныхъ смертныхъ? Право, можно это подумать, когда прослѣдишь исторію неблагодарной королевской расы, на которую было безплодно потрачено столько преданности и доблести, -- за которую было безцѣльно пролито столько крови.
   И такъ, король скончался, и принцесса Анна ("дочь этого урода Анны Гайдъ", какъ называла ее вдовствующая виконтесса) была провозглашена королевой по всей столицѣ отъ Вестминстера и до Ледгэтъ-Гилля при звукахъ трубъ скачущихъ герольдовъ и ликующихъ кликахъ народа.
   Черезъ недѣлю милордъ Марльборо былъ сдѣланъ кавалеромъ ордена Подвязки и назначенъ главнокомандующимъ всѣхъ военныхъ силъ ея величества на родинѣ и за границей. Это назначеніе только разожгло ненависть вдовствующей виконтессы къ герцогу и его женѣ, или, какъ она говорила, еще болѣе усилило ея преданность законному государю. "Принцесса -- просто на просто маріонетка въ рукахъ этой фуріи, которая осмѣливается являться въ мою гостиную и бросаетъ мнѣ оскорбленія прямо въ лицо. Чего можно надѣяться для страны, отданной во власть такой женщины?-- говорила миледи.-- Объ этомъ двуличномъ измѣнникѣ милордѣ Марльборо я ужь и не говорю: изъ всѣхъ, кто когда-нибудь имѣлъ съ нимъ дѣло, не найдется ни одного -- ни мужчины, ни женщины -- кого онъ бы не предалъ, -- кромѣ его ужасной жены, передъ которой онъ дрожитъ. Англія погибла, разъ что попала въ когти къ такимъ гнуснымъ людямъ".
   Вотъ какъ привѣтствовала новое правительство старушка-родственница Эсмонда. Но возвышеніе знаменитыхъ герцога и герцогини Марльборо было благодѣяніемъ для нѣкоторыхъ, не столь высопоставленныхъ людей, имѣвшихъ счастье пользоваться ихъ расположеніемъ, и, по крайней мѣрѣ, увеличило благосостояніе одной семьи, которая сильно въ этомъ нуждалась. Въ августѣ мѣсяцѣ, мистеръ Эсмондъ, собираясь покинуть Англію, пріѣхалъ въ Портсмутъ, гдѣ стоялъ его полкъ. Гарри проводилъ тамъ цѣлые дни на ученьяхъ, практикуясь въ обращеніи съ огнестрѣльнымъ и холоднымъ оружіемъ, и узналъ, что его возлюбленной госпожѣ назначена пенсія, а миссъ Беатриса принята фрейлиной ко Двору. И такъ, поѣздка бѣдной вдовы въ Лондонъ принесла ей пользу хоть съ этой стороны: если она не добилась наказанія для убійцы мужа, то хоть помирилась съ старыми друзьями, которые приняли въ ней участіе и выказали желаніе ей помочь.
   Въ заключеніе этой главы скажу нѣсколько словъ о моихъ бывшихъ товарищахъ по несчастію. Полковникъ Вестбери уѣхалъ въ Голландію съ главнокомандующимъ. Капитанъ Макартней, вмѣстѣ съ своимъ полкомъ, составлявшимъ часть отряда, которымъ командовалъ его свѣтлость герцогъ Ормондъ, находился пока въ Портсмутѣ, въ ожиданіи отправленія въ Испанію, какъ говорили. Графъ Варвикъ возвратился къ себѣ въ имѣнье, а лордъ Могунъ не только не былъ наказанъ за убійство, которое внесло столько горя и перемѣнъ въ семью Эсмондовъ, но даже получилъ прекрасное назначеніе: онъ былъ зачисленъ въ блестящее посольство лорда Маккльсфильда и отправился съ нимъ къ курфюрсту Ганноверскому съ орденомъ Подвязки для его высочества и милостивымъ письмомъ отъ королевы.
  

ГЛАВА IV.
Итоги прошлаго.

   Руководимый слабыми проблесками свѣта, какіе могъ бросить на темную исторію его рожденія отрывочный разсказъ злополучнаго его покровителя, терзавшагося угрызеніями совѣсти въ своей послѣдней мучительной борьбѣ съ смертью, -- мистеръ Эсмондъ во всякомъ случаѣ достовѣрно узналъ -- что мать его давно умерла. Такимъ образомъ личные интересы матери и ея чести, опозоренной измѣной и жестокостью мужа, не могли вліять на ея сына при обсужденіи вопроса: предъявлять-ли ему свои законныя права или отказаться отъ нихъ? Изъ торопливой исповѣди умирающаго оказывалось, что истина выяснилась виконту всего два года тому назадъ, когда пріѣзжалъ мистеръ Гольтъ съ цѣлью втянутъ его въ одинъ изъ многочисленныхъ заговоровъ, устроивавшихся тайными вожаками партіи короля Іакова въ нашемъ отечествѣ съ цѣлью лишить жизни или власти принца Оранскаго.
   Эти заговоры оказывались до такой степени сродни убійству, -- были до того подлы по средствамъ и преступны по замыслу, что англійскій народъ, безъ всякаго сомнѣнія, прекрасно сдѣлалъ, отрекшись отъ несчастной династіи, которая не умѣла отстаивать свои права иначе, какъ черезъ посредство низкихъ агентовъ, путемъ измѣны и темной интриги. Злоумышленія противъ короля Вильгельма не уступали въ низости тѣмъ засадамъ, что устроиваютъ на большихъ дорогахъ обыкновенно разбойники. Стыдно подумать, что могущественный государь, представитель великаго и священнаго права, защитникъ великаго дѣла, могъ унизиться до придумыванія проектовъ убійства и подлой измѣны, какъ это доказываютъ предписанія и полномочія за собственноручной королевскою подписью, выданныя несчастнымъ Іаковымъ ІІ его клевретамъ въ нашей странѣ. То, что онъ и они называли подготовкой къ войнѣ, было въ сущности ничѣмъ не лучше подстрекательства къ убійству. Благородный принцъ Оранскій порвалъ эту гнилую сѣть заговоровъ, которою старались его опутать враги: ихъ измѣнническіе кинжалы разбивались о его непоколебимую твердость, не нанося ему вреда. Послѣ смерти Іакова II королева, съ своими сенъ-жерменскими прихлебателями, -- все больше попами и женщинами, -- продолжала интриговать въ пользу малолѣтняго принца Іакова Третьяго (какъ онъ назывался во Франціи и у насъ -- своими приверженцами). Оказавшись въ рукахъ поповъ и женщинъ -- дѣло принца велось именно такъ, какъ могутъ вести дѣла только женщины да попы, а именно коварно, жестоко, нерѣшительно, -- словомъ, такъ, что оно должно было неминуемо придти къ дурному исходу. Нѣтъ, на мой взглядъ, болѣе полезной морали, нежели та, къ которой приводитъ исторія іезуитовъ: такихъ умныхъ, и хитрыхъ, -- такихъ искусныхъ и упорныхъ въ трудѣ заговорщиковъ міръ больше навѣрное не увидитъ, а между тѣмъ всегда наступалъ день, когда возмутившееся общественное чувство опрокидывало хрупкія сооруженія и обращало въ бѣгство этихъ трусливыхъ злоумышленниковъ. Мистеръ Свифтъ превосходно описалъ страсть къ интригѣ, къ тайнѣ, клеветѣ и обману, составляющую неотъемлемое свойство малодушныхъ людей, состоящихъ паразитами у безхарактерныхъ государей. Ненавидѣть, завидовать и злоумышлять противъ сильныхъ -- въ натурѣ такихъ людей. И что же мы видимъ? -- Заговоръ созрѣлъ, все идетъ прекрасно, все, повидимому, предвѣщаетъ близкое паденіе благородной жертвы. Но вотъ, въ одинъ прекрасный день Гулливеръ подымается на ноги, стряхиваетъ съ себя злостныхъ букашекъ и уходитъ невредимый... Да, ирландскіе солдаты были вправѣ сказать послѣ сраженія при Бойнѣ: "помѣняемся королями, и мы готовы драться сызнова". Бой былъ въ самомъ дѣлѣ неравный:-- малодушному человѣку, ходившему на помочахъ у женщинъ и поповъ, опиравшемуся на такихъ ничтожныхъ союзниковъ и помощниковъ, какихъ естественно должна была выбрать его мелкая натура, предстояло бороться противъ великихъ домысловъ, искусной военной тактики и сердца героя.
   По одному изъ такихъ многочисленныхъ злодѣйскихъ порученій негодяевъ (ибо, какъ я смотрю на нихъ теперь, я не могу назвать ихъ иначе) мистеръ Гольтъ и пріѣзжалъ въ милорду Кэстльвуду съ предложеніемъ какого-то новаго, безусловно вѣрнаго плана, долженствовавшаго погубить принца Оранскаго, -- плана, къ которому милордъ, при всемъ своемъ роялизмѣ, съ негодованіемъ отказался примкнуть. Насколько могъ понять мистеръ Эсмондъ изъ словъ умирающаго, Гольтъ являлся съ проектомъ поднять всеобщее возстаніе и съ обѣщаніемъ передать милорду титулъ маркиза, пожалованный королемъ Іаковымъ II покойному виконту, его предшественнику. Когда же милордъ рѣшительно отказался и отъ проекта, и отъ взятки, со стороны мистера Гольта послѣдовала угроза доказать незаконность его правъ на кэстльвудское помѣстье и титулъ, Въ подтвержденіе этого ошеломляющаго извѣстія (бывшаго для покровителя Гарри Эсмонда совершеннымъ сюрпризомъ) Гольтъ разсказалъ ему о признаніи, которое покойный виконтъ сдѣлалъ передъ смертью, послѣ сраженія подъ Бойной, въ Тримѣ, въ Ирландіи, и подлинность котораго могли засвидѣтельствовать два духовныя лица: ирландскій священникъ и французски монахъ-іезуитъ, находившійся при войскахъ короля Іакова. Гольтъ показалъ также брачное свидѣтельство, неизвѣстно, впрочемъ, подложное или подлинное, -- удостовѣрявшее, что покойный лордъ, въ то время просто Томасъ Эсмондъ, женился на моей матери въ городѣ Брюсселѣ, въ 1677-мъ году, когда служилъ въ англійской арміи, занимавшей Фландрію. По словамъ мистера Гольта, онъ могъ доказать, что эта Гертруда, много лѣтъ тому назадъ покинутая мужемъ, была еще въ живыхъ, постриглась въ монахини и находилась въ городѣ Брюсселѣ въ 1685-мъ году, когда Томасъ Эсмондъ женился на дочери своего дяди, Изабеллѣ, нынѣ вдовствующей виконтессѣ Кэстльвудъ. Мистеръ Гольтъ далъ милорду двѣнадцать часовъ сроку, чтобы хорошенько обдумать его предложеніе, какъ сказалъ Гарри его умирающій покровитель, и, забравъ свои бумаги, исчезъ тѣмъ же таинственныхъ путемъ, какимъ появился. Гарри зналъ -- какимъ: черезъ то самое окошко, въ которое почтенный патеръ вылѣзалъ одинъ разъ на его глазахъ. Но не было, разумѣется, никакой надобности объяснять это умирающему; гораздо важнѣе было выслушать послѣднія драгоцѣнныя слова изъ его костенѣющихъ устъ.
   Прежде чѣмъ прошелъ этотъ двѣнадцати часовой срокъ, Гольть былъ арестованъ по обвиненію въ сообщничествѣ съ сэромъ Джономъ Фенвикомъ. Его посадили сперва въ Гекстонскую тюрьму, а потомъ перевели въ Тоуэръ. Между тѣмъ бѣдный лордъ Кэстльвудъ, ничего не знавшій объ этомъ арестѣ, жилъ подъ вѣчнымъ страхомъ его возвращенія. Онъ принялъ, однако, въ чемъ клялся Эсмонду передъ смертью, призывая Бота въ свидѣтели и съ слезами на глазахъ, твердое рѣшеніе отказаться отъ помѣстья и титула въ пользу законнаго владѣльца, какъ только права послѣдняго будутъ доказаны, и переѣхать со всею семьей въ свой прежній домъ въ Валькотѣ. "Какъ я жалѣю теперь, что этого не сдѣлалъ! -- добавилъ бѣдный милордъ.-- Рѣшись я на это тогда же, я не лежалъ бы здѣсь смертельно раненый, и не былъ бы теперь несчастнымъ, погибшимъ человѣкомъ".
   День проходилъ за днемъ, милордъ все ждалъ, но, разумѣется, никто не являлся. Только черезъ мѣсяцъ Гольтъ какимъ-то образомъ нашелъ возможность передать ему изъ Тоуэра, что пусть все остается по прежнему, какъ будто между ними совсѣмъ не происходило послѣдняго разговора.
   "Искушеніе было сильное, -- продолжалъ умирающій.-- Съ того дня, какъ я получилъ этотъ проклятый титулъ, который никогда не приносилъ мнѣ счастья, мои издержки далеко превышали доходы какъ съ Кэстльвудъ-Голла, такъ и съ моего родового имѣнья. Я высчиталъ до послѣдняго шиллинга цифру своего состоянія и увидѣлъ, что никогда не буду имѣть возможности расплатиться съ тобой, мой бѣдный Гарри, за двѣнадцать лѣтъ, въ теченіе которыхъ пользовался твоимъ имѣніемъ. Моей женѣ и дѣтямъ приходилось покинуть кэстльвудскій домъ опозоренными, нищими. Богъ свидѣтель, что этотъ домъ никогда не былъ счастливымъ домомъ для меня и моей семьи. Я, какъ трусъ, ухватился за отсрочку, которую далъ мнѣ Гольтъ. Я утаилъ истину отъ тебя и отъ Рашели. Играя съ Могуномъ, я надѣялся на выигрышъ и только все глубже и глубже зарывался. Я не смѣлъ смотрѣть тебѣ въ глаза, когда мы встрѣчались. Вотъ уже два года, что этотъ дамокловъ мечъ виситъ надъ моей головой... Клянусь тебѣ, я почувствовалъ себя счастливымъ, когда шпага Могуна пронзила мою грудь".
   Просидѣвъ десять мѣсяцевъ въ Тоуэрѣ, мистеръ Гольтъ, противъ котораго не нашли никакихъ серьезныхъ уликъ (узнали только, что онъ священникъ іезуитскаго ордена и принадлежитъ къ партіи яковистовъ), былъ освобожденъ и высланъ за границу благодаря обычному великодушію короля Вильгельма, который, впрочемъ, пообѣщалъ почтенному патеру повѣсить его, если онъ еще когда-нибудь осмѣлится ступить на англискій берегъ.
   Много разъ, сидя въ тюрьмѣ, мистеръ Эсмондъ спрашивалъ себя, куда могли дѣваться бумаги, которыя іезуитъ показывалъ его покровителю и которыя имѣли для него, Эсмонда, такой животрепещущій интересъ. Онѣ не были найдены у мистера Гольта во время ареста, такъ какъ если бы онѣ тогда нашлись, ихъ прочли бы на судѣ и семейная исторія Эсмондовъ давно бы сдѣлалась гласной. Гарри не имѣлъ, впрочемъ, намѣренія разыскивать эти бумаги. Неизмѣнное рѣшеніе было уже принято; несчастная мать Гарри умерла: не все-ли равно ему было, существовали-ли документы, удостовѣрявшіе его право на титулъ, котораго онъ во всякомъ случаѣ не сталъ бы добиваться, такъ какъ поклялся не отнимать его у семьи, бывшей ему всего дороже въ мірѣ? Весьма возможно, что жертва, которую онъ принесъ, доставляла больше удовлетворенія его гордости, чѣмъ могли бы доставить тѣ почести, отъ которыхъ онъ рѣшилъ отказаться. Къ тому же, пока бумаги не были предъявлены, его маленькій родственникъ, дорогой его Франкъ былъ законнымъ, безспорнымъ владѣльцемъ помѣстья и титула. Одного голословнаго показанія какого-то іезуита было еще недостаточно, чтобы отнять у Франка его права. И такъ, Эсмондъ могъ. только радоваться, что бумаги не отысканы и дорогая его, госпожа съ сыномъ остаются законными лэди и лордомъ Кэстльвудъ.
   Вскорѣ по выходѣ изъ тюрьмы мистеръ Эсмондъ поставилъ себѣ въ обязанность съѣздить въ деревеньку Илингъ, гдѣ протекло его раннее дѣтство, и удостовѣриться, живъ-ли и живетъ-ли еще тамъ его бывшій опекунъ. Ему показали памятникъ на кладбищѣ, украшенный надписью: "Здѣсь похороненъ Аѳанасій Пастуро, уpоженецъ Фландріи, скончавшійся 67-ми лѣтъ"; это было все, что осталось отъ мосье Пастуро. Домикъ старика, который Эсмондъ отчетливо помнилъ, и садикъ его (гдѣ маленькій Гарри провелъ много часовъ въ дѣтскихъ играхъ и дѣтскихъ мечтахъ и гдѣ онъ много разъ бывалъ битъ сводной сварливой бабушкой), были заняты другимъ семействомъ, и мистеру Эсмонду не безъ труда удалось разузнать въ деревнѣ, что сталось со вдовой и дѣтьми Пастуро. Причетникъ мистеръ Роджерсъ еще помнилъ ее. (Старикъ почти не измѣнился за четырнадцать лѣтъ, что Гарри его не видалъ). Послѣ смерти престарѣлаго мужа, котораго держала подъ башмакомъ, мистрисъ Пастуро скоро утѣшилась: она вышла за другого, за молодого человѣка, на нѣсколько лѣтъ моложе ея, который моталъ ея деньги и колотилъ ее и дѣтей. Дѣвочка умерла; одинъ изъ мальчиковъ поступилъ въ солдаты, другой былъ гдѣ-то подмастерьемъ. Мистеръ Роджерсъ прибавилъ еще, что слышалъ, будто г-жа Пастуро тоже умерла; вотъ уже семь лѣтъ, что они съ мужемъ уѣхали изъ Илинга.
   И такъ, мистеру Эсмонду приходилось разстаться съ надеждой добыть какія-нибудь свѣдѣнія относительно своего родства черезъ эту семью. Онъ подарилъ старику гинею за эти сообщенія и невольно улыбнулся, вспомнивъ то время, когда маленькій Гарри съ другими ребятишками, своими сверстниками, удиралъ во всѣ лопатки съ кладбища или прятался за памятники при приближеніи этого грознаго начальства.
   Кто была его мать? Изъ какой семьи? Когда она умерла? Эсмондъ томился желаніемъ найти человѣка, который съумѣлъ бы отвѣтить ему на эти вопросы. Онъ даже рѣшился обратиться къ своей теткѣ виконтессѣ, носившей имя, принадлежавшее по праву его матери. Но ея сіятельство ничего не знала или не желала знать, а мистеръ Эсмондъ, само собой разумѣется, не могъ особенно настоятельно разспрашивать, такъ какъ ему неловко было говорить съ лэди Изабеллоий о такомъ щекотливомъ предметѣ. Патеръ Гольтъ былъ единственный человѣкъ, который могъ пролить свѣтъ на происхожденіе Гарри, и Эсмондъ понялъ, что ему ничего больше не остается, какъ спокойно ждать, пока случай не столкнетъ его опять съ его старымъ другомъ или пока новая интрига не приведетъ въ Англію этого безпокойнаго и неутомимаго джентльмена.
   Вскорѣ, однако, назначеніе въ полкъ и необходимыя приготовленія къ предстоящей кампаніи дали другой оборотъ мыслямъ молодого человѣка. Новая его покровительница была съ нимъ очень ласкова и не жалѣла для него издержекъ. Лэди Изабелла обѣщала помочь Эсмонду своимъ вліяніемъ и деньгами, и въ скоромъ времени вывести это въ ротные командиры. Она настояла, чтобы Гарри заказалъ себѣ самую щегольскую обмундировку -- платье и оружіе, и отъ всей души любовалась имъ, когда онъ въ первый разъ явился къ ней въ своемъ ярко-красномъ съ галунами мундирѣ: даже разрѣшила ему поцѣловать ее по случаю такого интереснаго событія. "Красный цвѣтъ, -- сказала милэди, гордо поднявъ голову, -- всегда былъ цвѣтомъ Эсмондовъ". Потому-то, должно быть, ея сіятельство и носила его такъ добросовѣстно у себя на щекахъ до послѣдняго дня своей жизни. Она хотѣла (говорила она), чтобы Гарри одѣвался, какъ подобало сыну его отца, и съ полнѣйшей готовностью заплатила за это дорогую касторовую шляпу, за огромный парикъ въ черныхъ локонахъ, за рубашки тончайшаго голландскаго полотна, за его шпагу и пистолеты въ серебряной оправѣ. Никогда еще бѣдный Гарри не ходилъ такимъ франтомъ съ тѣхъ поръ, какъ родился. Не считая всего прочаго, щедрая мачиха туго набила гинеями его кошелекъ. Значительную часть этихъ гиней, къ слову сказать, ему помогъ истратить капитанъ Стиль съ небольшой компаніей избранныхъ друзей на превосходный ужинъ, который Дикъ заказалъ (и за который всенепремѣнно бы заплатилъ, не случись какъ на грѣхъ, что именно въ ту минуту, когда подали счетъ, у него не оказалось денегъ въ карманѣ, а трактирщикъ не хотѣлъ болѣе вѣрить въ долгъ ни гроша)... въ трактирѣ подъ вывѣской "Подвязки" какъ разъ насупротивъ подъѣзда дворца въ Пеллъ-Меллѣ.
   Надо отдалъ справедливость старухѣ виконтессѣ: если она и была виновата передъ Гарри за прошлое, то, повидимому, старалась загладить эту вину своей теперешней добротой къ молодому человѣку. Разставаясь съ нимъ, она усердно его цѣловала, проливала обильныя слезы, наказывала ему писать съ каждымъ курьеромъ и собственноручно вручила ему одну изъ своихъ драгоцѣнныхъ реликвій съ просьбой непремѣнно носить таковую на шеѣ. Это была медаль, освященная, ужъ не помню теперь, какимъ папой, которую носилъ его величество, блаженной памяти, король Іаковъ. Такимъ образомъ Эсмондъ, прибывъ въ свой полкъ, оказался экипированнымъ лучше большинства молодыхъ офицеровъ. По годамъ онъ былъ старше многихъ изъ своихъ ближайшихъ начальниковъ и имѣлъ надъ товарищами еще одно преимущество, которымъ могли похвалиться лишь весьма немногіе изъ тогдашнихъ военныхъ, едва умѣвшихъ въ большинствѣ случаевъ подписать свое имя: мистеръ Эсмондъ много читалъ, и дома, и въ университетѣ, свободно владѣлъ двумя-тремя языками, а главное обладалъ знаніями, которыхъ не даютъ ни книги, ни годы, но которыя почерпаются изъ безмолвныхъ уроковъ Несчастія. Несчастіе -- великій учитель, какъ это знаетъ по опыту не одинъ горемыка, подставлявшій свою ладонь подъ его безпощадную ферулу {Ферула -- линейка, которой встарину били по рукамъ учениковъ въ школахъ.} и хныкавшій надъ своимъ урокомъ передъ его внушительной каѳедрой.
  

ГЛАВА V.
Я участвую въ военной экопедиціи въ бухту Виго, отвѣдываю соленой воды и въ первый разъ въ жизни нюхаю порохъ.

   Первый походъ, въ которомъ имѣлъ честь участвовать мистеръ Эсмондъ, походилъ скорѣе на одинъ изъ набѣговъ грознаго атамана Эвори, или капитана Кида, чѣмъ на войну между двумя вѣнценосцами, которая велась при посредствѣ заслуженныхъ почтенныхъ генераловъ. 1-го іюля 1702 года, большой флотъ въ полтораста вымпеловъ, съ двѣнадцатью тысячами десанта, подъ командой его свѣтлости герцога Ормондскаго, вышелъ изъ Спитхеда подъ начальствомъ адмирала Шовеля. Одинъ изъ двѣнадцати тысячъ этихъ героевъ, никогда дотолѣ не бывавшій въ морѣ, или, вѣрнѣе, переплывшій его одинъ разъ, въ дѣтствѣ, когда совершалъ свое первое путешествіе въ Англію изъ невѣдомой страны, гдѣ родился, -- одинъ изъ двѣнадцати тысячъ героевъ, младшій прапорщикъ въ пѣхотномъ полку Кинна, оказался далеко не въ геройскомъ состояніи позднѣйшей физической простраціи черезъ нѣсколько часовъ послѣ отплытія. Въ случаѣ абордажа непріятелю ничего бы не стоило расправиться съ этимъ прапорщикомь. Изъ Портсмута мы заходили въ Плимуть, гдѣ приняли на бортъ новыя подкрѣпленія. Обогнувъ мысъ Фимистерре 31-го іюля, какъ значится въ записной книжкѣ Эсмонда, мы увидѣли 8-го августа Лиссабонъ. Къ этому времени юный прапорщикъ превратился въ такого отважнаго моряка, что могъ бы потягаться съ любымъ адмираломъ, а спустя еще недѣлю онъ имѣлъ счастье въ первый разъ въ жизни стоять подъ огнемъ -- и даже нырнуть подъ воду, ибо лодку, въ которой онъ сидѣлъ, опрокинуло прибоемъ въ Торосской бухтѣ, гдѣ высаживались наши войска. Юный воинъ выкупалъ свои новый мундиръ -- единственная непріятность, которою онъ поплатился въ этомъ походѣ, такъ какъ испанцы разбѣжались послѣ первыхъ же выстрѣловъ съ нашей стороны; да они и не могли бы принять сраженія, будучи для этого недостаточно сильны.
   Но если эта кампанія и не покрыла насъ особенной славой, за то мистеру Эсмонду она доставила много наслажденій. Новые виды природы, морскіе и сухопутные, -- дѣятельная жизнь, которая только теперь для него началась, -- все это занимало молодого человѣка и дѣйствовало на него возбуждающимъ образомъ. Мелкія происшествія и повседневная рутина корабельной жизни, -- обязанности службы, -- новыя знакомства, какъ между сослуживцами, такъ и въ средѣ моряковъ, -- поглощали его и отвлекали отъ горькихъ мыслей, навѣянныхъ недавними его огорченіями. У него было такое чувство, какъ будто его прошлое со всѣми своими заботами и горестями оставалось по ту сторону океана, и онъ радостно привѣтствовалъ занимавшуюся зарю новой жизни. Раны быстро заживаютъ въ сердцѣ двадцатидвухлѣтняго юноши; каждый новый день приноситъ съ собой новыя надежды, и въ душѣ воскресаетъ отвага наперекоръ всѣмъ усиліямъ ее подавить. Весьма возможно, что, размышляя о печальномъ времени, когда онъ сидѣлъ въ тюрьмѣ, и вспоминая, какой неизлечимой казалась его тоска всего лишь нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ, Эсмондъ въ глубинѣ души почти огорчался способностью чувствовать себя такимъ счастливымъ.
   Самому видѣть свѣтъ и людей лучше, нежели читать превосходнѣйшія описанія путешествіи. Нашъ молодой человѣкъ съ неизъяснимымъ наслажденіемъ совершалъ свое первое большое плаваніе и былъ въ восторгѣ, что видитъ воочію города и людей, о которыхъ читалъ въ книгахъ ребенкомъ. Въ первый разъ онъ ознакомился съ войной, -- по крайней мѣрѣ, съ ея блескомъ и обстановкой, если не съ опасностью. Онъ видѣлъ теперь собственными глазами тѣхъ самыхъ испанскихъ кавалеровъ и дамъ, которыхъ созерцалъ въ своемъ воображеніи, читая безсмертный романъ Сервантеса, составлявшій усладу досуговъ его дѣтства. Сорокъ лѣтъ прошло съ того времени, какъ мистеръ Эсмондъ любовался этими картинами, но въ его памяти онѣ остались такими же яркими, какъ и въ тотъ день, когда онъ впервые видѣлъ ихъ юношей. Облако грусти, нависшее надъ молодымъ человѣкомъ за послѣдніе годы и какъ бы окутавшее черной дымкой его жизнь, казалось, разсѣялось во время этого веселаго путешествія. Въ душѣ его проснулась энергія, которая съ каждымъ днемъ росла подъ вліяніемъ радостнаго чувства свободы. Не радовало-ли его втайнѣ сознаніе, что онъ избавился отъ дорогихъ его сердцу, но унизительныхъ цѣпей рабства въ кэстльвудской семьѣ? Или, быть можетъ, наполнявшее его чувство довольства объяснялось тѣмъ, что неотвязная мысль о подчиненномъ своемъ положеніи незаконнорожденнаго не угнетала его болѣе теперь, когда онъ узналъ тайну, которая -- хоть онъ и хранилъ ее про себя -- тѣмъ не менѣе вселяла въ него бодрость и служила утѣшеніемъ? Какъ бы то ни было, молодой Эсмондъ, прапорщикъ англійскаго пѣхотнаго полка, не имѣлъ ничего общаго съ робкимъ маленькимъ пажомъ добродушной семьи Кэстльвудовъ, ни съ молчаливымъ студентомъ, уныло бродившимъ по лужайкамъ Троицкой коллегіи, проклиная судьбу, толкавшую его на нелюбимое поприще, -- студентомъ, который съ тайнымъ негодованіемъ сознавалъ, что пасторская ряса и даже священныя обязанности, которымъ онъ собирался себя посвятить, были въ сущности лишь аттрибутами рабства, долженствовавшаго продолжаться всю жизнь. Хотя Эсмондъ не сознавался въ этомъ даже себѣ самому -- онъ всегда чувствовалъ, что быть капелланомъ Кэстльвудскаго замка значитъ находиться въ подчиненіи у его хозяевъ и что жизнь тамъ окажется однимъ сплошнымъ, безнадежнымъ рабствомъ. Да, можно сказать, что молодой прапорщикъ не завидовалъ успѣху своего бывшаго пріятеля Томаса Тёшера (ибо въ глазахъ Тома это былъ, безъ сомнѣнія, успѣхъ). Если бы друзья Эсмонда предложили ему епископскую митру и резиденцію въ Ламбетѣ, а не скромный деревенскій приходъ, онъ все равно чувствовалъ бы себя такимъ же рабомъ, тогда какъ теперь онъ былъ вполнѣ счастливъ и благодаренъ судьбѣ за свободу.
   Одинъ изъ храбрѣйшихъ людей нашей арміи, участвовавшій во всѣхъ почти войнахъ короля Вильгельма и походахъ великаго герцога Марльборо, терпѣть не могъ разсказывать о своихъ военныхъ подвигахъ и не было возможности заставить его что-нибудь разсказать. Все, чего мы могли отъ него добиться, это повѣствованія о томъ, какъ одинъ разъ принцъ Евгеній приказалъ ему влѣзть на дерево для рекогносцировки непріятельской позиціи, а онъ, при всемъ своемъ желаніи, не могъ этого исполнить, потому что на немъ были высокіе сапоги, и какъ въ другой разъ онъ чуть-чуть не попался въ плѣнъ все изъ-за тѣхъ же сапогъ, мѣшавшихъ ему бѣжать. Авторъ настоящихъ записокъ намѣренъ взять себѣ за образецъ эту похвальную скромность и не станетъ распространяться о своихъ военныхъ похожденіяхъ, правду сказалъ, мало чѣмъ отличавшихся отъ похожденій тысячи его сослуживцевъ. Первая кампанія мистера Эсмонда длилась всего нѣсколько дней, и такъ какъ о ней уже написано десятка два книгъ, то мы можемъ съ ней покончить въ немногихъ словахъ.
   Нашъ флотъ сталъ на якорь въ виду Кадикса, и по распоряженію начальника отряда къ берету была послана шлюпка подъ бѣлымъ флагомъ, съ двумя офицерами и письмомъ отъ его свѣтлости къ губернатору города, дону Сципіону де-Бранкацціо. Въ этомъ письмѣ его свѣтлость выражалъ надежду на то, что донъ Сципіонъ, сражавшійся въ одну изъ прежнихъ кампаній за австрійцевъ противъ французовъ, не откажется, вѣроятно, и теперь, въ войнѣ между королемъ Филиппомъ и королемъ Карломъ, принять сторону австрійцевъ противъ французскаго короля. Но его превосходительство изволилъ отвѣтить, что онъ вѣрой и правдой служилъ своему прежнему королю и надѣется выказать такую же вѣрность по отношенію къ нынѣшнему своему государю, королю Филиппу II-му. Пока господинъ губернаторъ придумывалъ свой отвѣтъ, двухъ англійскихъ офицеровъ возили осматривать городъ. Они видѣли Аламеду и амфитеатръ для боя быковъ, и монастыри, гдѣ, при видѣ изумительныхъ картинъ дона Варѳоломея Мурильо, одинъ изъ этихъ офицеровъ пришелъ въ неописанный восторгъ, какого никогда не испытывалъ раньше передъ произведеніями божественнаго искусства живописи. Когда же всѣ эти рѣдкости было осмотрѣны, господъ англичанъ угостили превосходнымъ завтракомъ и шоколадомъ, а затѣмъ съ величайшей вѣжливостью проводили до шлюпки. Изъ всѣхъ офицеровъ англійской арміи эти двое были единственные, побывшіе въ Кадиксѣ, въ продолженіи всей кампаніи.
   Нашъ генералъ сдѣлалъ еще одну попытку подѣйствовать на испанцевъ. Онъ издалъ прокламацію, гдѣ говорилось, что если мы и явились въ Испанію, то единственно только въ интересахъ же испанской націи и короля Карла; намъ самимъ лично ничего не нужно: мы не собираемся предпринимать никакихъ завоеваній. Но все это краснорѣчіе, повидимому, пропало даромъ: генералъ-губернаторъ Андалузіи такъ же мало убѣдился нашими доводами, какъ и губернаторъ Кадикса; въ отвѣтъ на прокламацію его свѣтлости маркизъ-де-Вилладаріасъ выпустилъ свою -- лучшую изъ двухъ, какъ находили всѣ знавшіе испанскій языкъ, въ томъ числѣ и Гарри Эсмондъ, который еще въ дѣтствѣ ознакомился съ этимъ языкомъ благодаря почтенному іезуитскому патеру и теперь имѣлъ честь переводить для его свѣтлости всѣ такіе безобидные военные документы. Въ заключительной фразѣ испанскаго дона былъ довольно непріятный намекъ по адресу его свѣтлости и другихъ генераловъ, состоявшихъ на службѣ ея величества королевы. "Я и мои сослуживцы, -- писалъ его превосходительство, -- имѣемъ передъ глазами благородный примѣръ нашихъ предковъ, которые никогда не стремились возвыситься, проливая кровь своихъ королей, или же заставляя ихъ спасаться бѣгствомъ. Mori pro patria -- вотъ нашъ девизъ", -- прибавлялъ донъ, уполномочивая герцога передать это принцессѣ, которая правила тогда Англіей.
   Этотъ-ли отвѣтъ раздражилъ наши войска -- неизвѣстно; несомнѣнно одно, что мы проявили въ воинѣ съ испанцами большую жестокость. Будучи не въ силахъ овладѣть Кадиксомъ, мы напали на портъ св. Маріи и разграбили его; жгли склады товаровъ, напивались до-пьяна знаменитыми испанскими винами, раззоряли дома мирныхъ жителей и монастыри, убивали людей и дѣлали вещи еще похуже. Единственная кровь, которую пролилъ мистеръ Эсмондъ въ этой постыдной кампаніи, была кровь англійскаго часового, котораго онъ ранилъ сабельнымъ ударомъ за то, что тотъ хотѣлъ оскорбитъ бѣдняжку монахиню, дрожавшую отъ испуга.-- Монахиня?! Конечно, она окажется красавицей или принцессой, или, быть можетъ, матерью Эсмонда, которую Гарри никогда до тѣхъ поръ не видалъ? -- Нѣтъ, господа: къ сожалѣнію -- ни тѣмъ, ни другимъ, ни третьимъ. Монахиня была просто на просто больная старуха, въ водянкѣ, страдавшая одышкой и съ бородавкой на носу. Но мистеръ Эсмондъ, рано познакомившись съ римско-католической религіей, никогда не питалъ къ ней того отвращенія и презрѣнія, какое выказывали многіе протестанты, повидимому, считающіе такія чувства неотъемлемой принадлежностью англиканской вѣры.
   Послѣ разграбленія порта св. Maріи и нападенія на нѣсколько фортовъ, наши войска вернулись на корабли. Они закончили кампанію во всякомъ случаѣ болѣе блистательно, чѣмъ она была начата. Узнавь по слухамъ, что французскій флотъ съ богатымъ грузомъ стоитъ на якорѣ въ бухтѣ Ви го, наши адмиралы Рукъ и Гопсонъ отправились въ погоню за непріятелемъ. Спустивъ на берегъ дессантъ, они овладѣли фортами, защищавшими входъ въ бухту. Гопсонъ первымъ прорвался за бонъ на своемъ кораблѣ "Торбэй"; остальные корабли, англійскіе и голландскіе, прошли вслѣдъ за нимъ. Двадцать непріятельскихъ судовъ были частью сожжены, частью взяты въ плѣнъ въ портѣ Редондильѣ. При этомъ было захвачено гораздо больше добычи, чѣмъ показано въ оффиціальныхъ донесеніяхъ. Люди, бывшіе до экспедиціи круглыми бѣдняками, оказались потомъ богачами. Большинство офицеровъ, участвовавшихъ въ редондилльскомъ бою, вернулись на родину съ туго набитыми карманами. Фактъ этотъ былъ до такой степени всѣми замѣченъ, что знаменитый Джекъ Шафто, блиставшій одно время въ лондонскихъ игорныхъ домахъ и кофейняхъ и выдававшій себя за солдата, бывшаго подъ Редондилльей, признался передъ повѣшеніемъ, что Бакліотскій пустырь замѣнялъ ему Виго и, говоря про Редондиллью, онъ просто хотѣлъ отвлечь вниманіе публики отъ настоящаго мѣста, гдѣ находилъ добычу. И въ самомъ дѣлѣ, не все-ли равно: Гонслоу или Виго? Редондилльское дѣло было сквернымъ подвигомъ, хоть мистеръ Аддисонъ и воспѣлъ его въ латинскихъ стихахъ. Муза этого достойнаго джентльмена умѣла видѣть только успѣхъ, и я сомнѣваюсь, чтобы она могла особенно вдохновляться несчастіями потерпѣвшей стороны.
   Мистеръ Эсмондъ не получилъ никакой доли въ баснословной добычѣ, которою обогатилъ нашихъ солдатъ этотъ походъ, но все-таки разбогатѣлъ, такъ какъ вынесъ изъ экспедиціи пріятное чувство возбужденія. вызванное дѣятельной жизнью и перемѣной мѣста, въ значительной мѣрѣ разсѣявшими его прежнюю грусть. Онъ научился, во всякомъ случаѣ, бодро переносить удары судьбы. Гарри вернулся на родину съ загорѣлымъ лицомъ, съ сравнительно закаленной волей и съ кое-какимъ запасомъ интересныхъ наблюденій и свѣдѣній. Къ осени кампанія была окончена и войска возвратились въ Англію. Эсмондъ сдалъ свою должность секретаря при генералѣ Лумлеѣ и, распрощавшись съ своимъ начальникомъ, изъявившимъ ему въ самыхъ лестныхъ выраженіяхъ свое сердечное расположеніе и благодарность, уѣхалъ въ отпускъ, въ Лондонъ, съ намѣреніемъ разузнать, нельзя-ли что-нибудь сдѣлать для его дальнѣйшей карьеры. Здѣсь онъ снова увидѣлъ себя въ уютной резиденціи названной своей тетушки, вдовствующей виконтессы, и въ большомъ фаворѣ у нея, чѣмъ когда либо. Въ видѣ умилостивительной жертвы онъ поднесъ лэди Изабеллѣ недорогіе подарки: высокій гребень, вѣеръ и черную мантилью, какія носятъ въ Кадиксѣ испанскія дамы, причемъ ея сіятельство объявила, что мантилья какъ нельзя болѣе подходитъ къ характеру ея красоты. Выслушавъ отъ мистера Эсмонда разсказъ объ избавленіи имъ монахини, она осталась очень довольна и высказала свое твердое убѣжденіе, что медаль "ея короля" (которую молодой человѣкъ весьма добросовѣстно хранилъ въ своей шкатулкѣ) спасла его отъ опасностей и отстраняла отъ него непріятельскія пули. Милэди задавала пиры въ честь возвращенія Эсмонда, представила его еще нѣкоторымъ изъ числа своихъ знатныхъ друзей и такъ энергично о немъ хлопотала, что вскорѣ ему была обѣщана рота по ходатайству лэди Марльборо, милостиво соизволившей принять въ подарокъ брилліантъ стоимостью въ двѣсти гиней (который мистеръ Эсмондъ могъ ей презентовать только благодаря щедротамъ своей тетушки) и обѣщавшей позаботиться объ ею карьерѣ. Мистеръ Эсмондъ удостоился чести быть принятымъ въ гостиной королевы и посѣщалъ оффиціальные пріемы у лорда Марльборо. Великій человѣкъ принялъ маленькаго особенно милостиво (какъ увѣряли Эсмонда его сослуживцы) и удостоилъ сказать, что получилъ о немъ лучшіе отзывы, какъ о способномъ и храбромъ офицерѣ. Молодой человѣкъ, какъ вы можете быть въ этомъ увѣрены, поблагодарилъ за комплиментъ глубокимъ поклономъ и выразилъ горячее желаніе служить подъ начальствомъ перваго полководца въ мірѣ.
   Пока служебныя его дѣла шли такимъ образомъ въ гору, Эсмондъ не забывалъ развлекаться и вмѣстѣ съ другими молодыми людьми, своими пріятелями, посѣщалъ кофейни, театры и Пэллъ-Мэлль. Онъ жаждалъ услышать что-нибудь о своей дорогой госпожѣ и ея дѣтяхъ; не одинъ разъ, среди вихря столичныхъ удовольствій, мысли его съ любовью обращались къ нимъ, и, очень часто, когда его собутыльники весело смѣялись, сидя въ трактирѣ за бутылкой вина, -- провозглашали тосты по тогдашней модѣ и чокались бокалами, -- онъ вспоминалъ двухъ прекрасныхъ женщинъ, которыхъ онъ привыкъ почти боготворилъ, и со вздохомъ осушалъ свой бокалъ.
   Между тѣмъ старуха виконтесса опять охладѣла къ болѣе молодой своей родственницѣ и, говоря объ этой злополучной лэди, употребляла далеко нелестныя выраженія по отношенію къ ней. Лэди Рашель не нуждалась больше въ покровительствѣ старушки Изабеллы, и старушка бранила ее. Большая часть семейныхъ ссоръ, какихъ мнѣ случилось быть свидѣтелемъ на своемъ вѣку (кромѣ ссоръ изъ-за денегъ, когда дѣлежъ какихъ-нибудь грошей часто приводитъ къ отчужденію и непримиримой ненависти людей, связанныхъ самымъ близкимъ родствомъ) -- большая часть семейныхъ ссоръ, говорю я, имѣетъ своимъ источникомъ зависть. Джекъ и Томъ, рожденные въ одной семьѣ и предназначенные судьбой къ одинаковому жребію, живутъ согласно и дружно, пока... "пока Джекъ не раззорится и Томъ не отречется отъ него", скажете вы?-- Нѣтъ, совсѣмъ нѣтъ! Они живутъ дружно, пока Томъ не разбогатѣетъ, чего Джекъ никогда ему не проститъ. Въ десяти случаяхъ изъ одиннадцати злится тотъ, кому не повезло, и виноватымъ оказывается неудачникъ. Мистриссъ Джекъ, которой средства не позволяютъ имѣть своихъ лошадей, не можетъ переварить новой кареты мистриссъ Томъ; кричитъ на всѣхъ перекресткахъ, что сестра ея задираетъ носъ и ссоритъ мужа съ его роднымъ братомъ. Джекъ, увидавъ, какъ его братъ пожималъ руку лорду (съ которымъ Джекъ былъ бы не прочь понюхать изъ одной табакерки), идетъ домой и говоритъ женѣ, что бѣдный Томъ совсѣмъ испортился, разъѣлся, какъ настоящій выскочка, и низкопоклонничаетъ передъ знатью. Я помню, какъ злились на Дика Стиля наши клубные beaux esprits, когда онъ отдѣлалъ свой великолѣпный новый домъ въ Блумсбери-Скверѣ и завелъ карету; они простили ему лишь послѣ того какъ къ Дику начали шататься судебные пристава. Они ругали мистера Аддисона за то, что онъ предъявилъ искъ, по которому дачу Дика продали за долги. А между тѣмъ Дикъ въ долговой тюрьмѣ, и Дикъ въ паркѣ, на четверкѣ рысаковъ въ серебряной сбруѣ, былъ все тотъ же милый, добрый, безразсудный, веселый Дикъ Стиль. И мистеръ Аддисонъ былъ тоже правъ, желая получить обратно свои деньги и не желая дарить ихъ Дику, чтобъ тотъ растратилъ ихъ на музыку и шампанское, -- на кружевныя жабо, роскошную обстановку и безчисленныхъ, вѣчно за него цѣплявшихся паразитовъ еврейскаго и христіанскаго закона, мужескаго и женскаго пола. По знаменитому изрѣченію мосье де-Рошфуко: "въ несчастіяхъ нашихъ друзей есть что-то такое, доставляющее намъ тайное удовольствіе", такъ и обратно, успѣхъ друзей бываетъ намъ отчасти непріятенъ. Если человѣкъ не легко переноситъ собственную удачу и счастье, то на его друзьяхъ они отражаются еще тяжелѣй, и лишь немногіе выдерживаютъ это испытаніе. Съ другой стороны, несчастіе -- великій миротворецъ, и въ этомъ одно изъ его драгоцѣнныхъ преимуществъ. Несчастье подогрѣваетъ охладѣвшую привязанность и обезоруживаетъ вражду: вчерашній врагъ забываетъ свою ненависть и протягиваетъ руку павшему, который когда-то былъ его другомъ. Въ одномъ и томъ же сердцѣ, по отношенію къ одному и тому же лицу, уживаются жалость и зависть, ненависть и любовь. Соперничество прекращается съ паденіемъ соперника, и я, по крайней мѣрѣ, держусь того мнѣнія, что мы съ одинаковымъ смиреніемъ должны сознавать означенныя пріятныя и непріятныя свойства нашей человѣческой природы. Всѣ они естественны и логичны. Какъ доброта, такъ и низость въ одинаковой степени дѣло житейское.
   И такъ, мы можемъ сказать, пожалуй, что старшая изъ двухъ родственницъ Эсмонда простила младшей ея красоту, когда эта красота потеряла частъ своей свѣжести, и забыла свои обиды, когда ихъ предметъ пересталъ возбуждать ея зависть. Можно постановить и болѣе снисходительный приговоръ (хотя -- какъ не считай, а въ итогѣ получатся тѣ же самыя цифры): Изабелла раскаялась въ своей жестокости къ Рашели, когда Рашель постигло несчастье. Смягчившись къ бѣдной вдовѣ и дѣтямъ ея, старушка дала имъ пріютъ у себя и подарила ихъ своей дружбой. Дамы были величайшими друзьями, пока слабѣйшая изъ двухъ нуждалась въ покровителѣ. Въ то время, когда Эсмондъ отправлялся въ свой первый походъ, госпожа его была еще въ дружескихъ отношеніяхъ съ старшей лэди Кэстльвудъ (что, впрочемъ, не мѣшало Рашели быть уже "пустой бабенкой", "женщиной, очевидно не имѣвшей ни ума, ни характера" и т. д.), и миссъ Беатрисѣ еще разрѣшалось быть красавицей.
   Въ первый годъ царствованія королевы Анны и Рашель и ея дочь какъ-то разомъ перемѣнились къ худшему, -- по крайней мѣрѣ, такой выводъ можно было сдѣлать изъ того, что говорила о нихъ лэди Изабелла. У Рашели, виконтессы Кэстльвудъ, лицо превратилось въ какую-то сдобную булку, и миссъ Беатриса, въ свою очередь, огрубѣла и страшно подурнѣла. Маленькій лордъ Бландфордъ -- (хотя виконтесса Изабелла, ни за что не станетъ звать его лордомъ Бландфордомъ: отецъ его былъ лордъ Черчилль; король, которому онъ измѣнилъ, сдѣлалъ его лордомъ Черчиллемъ, -- лордомъ Черчиллемъ онъ и останется) -- маленькій Бландфордъ могъ, разумѣется, таращить на нее глаза, но мать его, эта мегера Сара Дженнингсъ, никогда не допуститъ такого сумасбродства. Леди Марльборо доставила ей мѣсто фрейлины при дворѣ принцессы, но она въ этомъ раскается. Вдова Фрэнсиса (вѣдь она теперь просто мистриссъ Фрэнсисъ Эсмондъ, и ничего больше) хитрая, безсердечная интриганка. Она въ конецъ избалуетъ своего мальчишку, а сама кончитъ тѣмъ, что выйдетъ замужъ за своего капеллана.
   -- Какъ! за Тёшера?-- воскликнулъ мистеръ Эсмондъ, ощутившій при этомъ извѣстіи какое-то странное, мучительное чувство гнѣва, смѣшаннаго съ изумленіемъ.
   -- Да, за Тёшера, за сына моей компаньонки, унаслѣдовавшаго всѣ милыя качества отъ своего папаши, лакея въ черной рясѣ, и отъ своей прелестной мамаши, бывшей моей горничной, -- злорадно отвѣчала милэди.-- Да и какой же другой исходъ остается, по вашему, сантиментальной вдовѣ, которая весь вѣкъ свой проводитъ въ Кэстльвудѣ, въ этой грязной трущобѣ, гдѣ до безобразія балуетъ сына, отравляетъ бѣдняковъ своими лекарствами, молится по два раза въ день и никого не видитъ, кромѣ своего капеллана? Что же ей остается дѣлать, какъ не принимать ухаживанія этого ужаснаго попа, съ огромными сапожищами на толстыхъ подошвахъ и отвратительными зелеными глазками? Cela s'est vu, mon cousin. Когда я дѣвушкой жила въ Кэстльвудѣ, всѣ капелланы были въ меня влюблены: имъ вѣдь больше нечего дѣлать, какъ влюбляться!
   Милэди продолжала болтать въ томъ же духѣ, но, откровенно говоря, Эсмндъ не имѣетъ ни малѣйшаго представленія, что говорилось дальше, до такой степени всѣ его мысли были поглощены тѣмъ, что онъ уже услышалъ. Неужели это правда? Если не все, то неужели хоть половина, или даже хоть десятая доля того, что наговорила ему болтливая старуха, могло быть правдой? Развѣ это мыслимо?.. Эсмондъ ничего больше не слышалъ, хотя его почтенная родственница болтала еще добрыхъ часа полтора.
   Новые знакомые Эсмонда, молодые люди изъ столичнаго свѣтскаго общества, обѣщали представить его прелестной мистриссъ Брэджирдль, талантливѣйшей изъ артистокъ и самой веселой и обворожительной изъ женщинъ, -- изъ-за которой бывшій врагъ Гарри, Могунъ, дрался на дуэли за нѣсколько лѣтъ передъ своимъ поединкомъ съ милордомъ Кэстльвудомъ. Самъ знаменитый мистеръ Конгревъ наложилъ на эту очаровательную особу печать своего высокаго одобренія, на которое не допускалось никакихъ аппеляцій. Наконецъ, она играла въ комедіяхъ Дика Стиля... Словомъ сказать, мистеръ Эсмондъ увидѣлъ ее, а затѣмъ, не прошло и сутокъ, какъ онъ почувствовалъ, или вообразилъ себя влюбленнымъ въ эту хорошенькую брюнетку такъ же страстно, какъ были влюблены въ нее сотни другихъ молодыхъ людей въ Лондонѣ. Одинъ разъ ее увидать значило томиться желаніемъ видѣть ее постоянно, а имѣть восхитительную привиллегію личнаго съ нею знакомства было такимъ наслажденіемъ, одна мысль о которомъ зажигала пожаръ въ сердцѣ юнаго поручика. Молодой человѣкъ не можетъ жить подъ одной палаткой съ товарищами и не почувствовать, что и ему тоже двадцать пять лѣтъ. Онъ можетъ быть убитъ горемъ, удрученъ какимъ угодно жестокимъ несчастіемъ, -- и все-таки настанетъ когда-нибудь ночь, когда онъ заснетъ крѣпкимъ здоровымъ сномъ, а въ одинъ прекрасный день онъ съ удовольствіемъ съѣстъ за обѣдомъ бифштексъ. Время, молодость и хорошее здоровье, перемѣна мѣста и возбуждающія впечатлѣнія походной жизни положили конецъ трауру Эсмонда, и товарищи его говорили, что не узнаютъ своего "рыцаря печальнаго образа" (какъ они его называли) -- такъ онъ повеселѣлъ. И когда компанія молодежи сговаривалась отобѣдать въ "Розѣ", а оттуда -- всей гурьбой отправиться въ театръ, мистеръ Эсмондъ не менѣе другихъ бывалъ радъ принять участіе въ такомъ развлеченіи. Какимъ же образомъ могло случиться, что извѣстіе (а можетъ быть, и просто сплетня) насчетъ Тома Тёшера, которую передала ему старуха тетка, такъ сильно взволновала бывшаго товарища Тома? Не клялся-ли онъ себѣ тысячу разъ, что лэди Кэстльвудъ, измѣнившая прежней своей ангельской къ нему добротѣ и такъ сурово его покинувшая, была ему отнынѣ чужая и чужою останется навсегда? Развѣ благородная гордость и сознаніе своей правоты не помогли ему давно уже исцѣлиться отъ страданій, причиненныхъ ея пренебреженіемъ? Развѣ онъ и теперь еще страдалъ?.. Да вѣдь не дальше, какъ вчера вечеромъ, возвращаясь изъ Пэлль-Мэля въ Чодьзи и проходя полемъ, онъ сочинилъ цѣлыхъ три строфы поэмы, въ которыхъ прославлялъ каріе глазки прелестной Брэсджирдль и положительно утверждалъ, что они въ милліонъ разъ прекраснѣе самыхъ яркихъ голубыхъ глазъ, когда-либо озарявшихъ своимъ томнымъ свѣтомъ вялую красоту блондинки... И все-таки же его тревожилъ Томъ Тёшеръ! Томъ Тёшеръ, сынъ горничной, осмѣлившійся поднять зеленые свои глазки на его госпожу!! онъ Тёшеръ, позволившій себѣ мечтать о вдовѣ виконта Кэстльвуда!-- При одной этой мысли бѣшенство и презрѣніе охватывали душу мистера Гарри. Честъ семьи, которой онъ былъ главой вмѣняла ему въ обязанность не допустить такого чудовищнаго брака и проучить выскочку, посмѣвшаго замыслить подобное оскорбленіе ихъ роду. Правда, мистеръ Эсмондъ часто хвастался своими республиканскими принципами и могъ бы припомнить много прекрасныхъ рѣчей, которыя ему случалось говорить и въ университетской коллегіи, и въ иныхъ мѣстахъ на тему -- "не происхожденіе, а заслуги". Но Томъ Тёшеръ, заступающій у милэди мѣсто благороднаго Кэстльвуда! Это было такимъ же чудовищнымъ поступкомъ, какой учинила вдова короля Гамлета, совлекши свои траурныя одежды для Клавдія... Эсмондъ горько хохоталъ надъ всѣми вдовами, всѣми женами, всѣми женщинами, и далъ себѣ клятву -- въ первый же разъ, какъ будетъ происходить оглашеніе въ Валькотской церкви, (что, безъ сомнѣнія, должно было случиться не позже слѣдующаго воскресенья) -- явиться прямо туда, чтобы прокричать: H_ѣ_т_ъ! передъ всѣми прихожанами, и сверхъ того приватнымъ образомъ выполнить свое мщеніе, оборвавъ уши нареченному жениху.
   И такъ, въ тотъ же вечеръ, вмѣсто того, чтобы идти обѣдать въ "Розу", мистеръ Эсмондъ приказалъ слугѣ уложитъ чемоданъ и нанять лошадей. Онъ былъ уже въ Фарнгемѣ, на полдорогѣ къ Валькоту и въ тридцати миляхъ отъ Лондона, когда его товарищи только еще собирались отправиться ужинать послѣ спектакля. Эсмондъ запретилъ своему лакею говорить въ домѣ старухи виконтессы о предстоящей экспедиціи. Чельзи не близко отъ Лондона, дороги же были тогда плохи и не безопасны отъ разбойниковъ. Кромѣ того, Эсмондъ, послѣ спектакля или званаго ужина часто заночевывалъ въ городѣ у кого-нибудь изъ знакомыхъ, а потому отсутствіе его никоимъ образомъ не могло обезпокоить старушку-тетку; -- напротивъ того, ничто такъ не радовало почтенную лэди, какъ возможность предположить, что ея cousin, этотъ неисправимый юный грѣшникъ, гдѣ-нибудь кутитъ, колотитъ городовыхъ или гранитъ мостовую въ Сентъ-Джильсѣ. Когда лэди Изабелла не была поглощена чтеніемъ душеспасительныхъ книгъ, она услаждала себя Этериджемъ и Седли. У нея былъ цѣлый запасъ пикантныхъ анекдотовъ о Рочестерѣ, Гарри Джерминѣ и Гамильтонѣ, и вздумай Эсмондъ убѣжать съ чужой женой -- хотя бы съ женой лавочника -- я убѣжденъ, что старушка, вслучаѣ надобности заложила бы свои брилліанты, чтобы уплатить его дорожныя издержки.
   Валькотъ, небольшое имѣньице покойнаго милорда, гдѣ онъ жилъ до тѣхъ поръ, когда, получивъ свой титулъ, переселился въ Кэстльвудъ-Голлъ, расположенъ въ разстояніи одной мили отъ Винчестера. Послѣ смерти милорда вдова его переѣхала обратно въ это имѣніе. Она всегда любила Валькотъ, гдѣ протекла ея ранняя юность, ея лучшіе годы, гдѣ ей было уютнѣе, чѣмъ въ Кэстльвудѣ, который былъ слишкомъ обширенъ для ея сократившихся средствъ, и гдѣ, сверхъ того, ей могла быть полезна протекція бывшаго декана, ея отца. Молодой виконтъ уже годъ какъ учился въ Винчестерѣ, въ знаменитой тамошней коллегіи, подъ руководствомъ мистера Тёшера. Всѣ эти новости мистеръ Эсмондъ узналъ за годъ передъ тѣмъ отъ старухи виконтессы, жены своего покойнаго отца. Молодая вдовствующая виконтесса такъ и не написала ему ни строчки.
   При жизни своего покровителя Эсмонду случалось бывать раза два или три въ Валькотѣ, и теперь, передохнувъ часа два -- не больше -- въ придорожной гостинницѣ, онъ задолго до разсвѣта оказался уже на ногахъ и такъ усердно погонялъ свою лошадь, что къ двумъ часамъ дня пріѣхалъ въ Валькотъ. Онъ проскакалъ въ конецъ деревни, слѣзъ съ лошади и послалъ сказать мистеру Тёшеру, что джентльменъ изъ Лондона желаетъ видѣлъ его по важному дѣлу. Посланный возвратился съ извѣстіемъ, что докторъ уѣхалъ въ городъ, вѣроятно, къ вечернѣ, въ соборъ. Милэди виконтесса была тоже въ городѣ: она всякій день ѣздитъ молиться въ соборъ.
   Лошади были взяты въ Вичестерѣ, на постояломъ дворѣ, и должны были возвращаться обратно. Эсмондъ вскочилъ на коня и прискакалъ на постоялый дворъ "Короля Георга". Здѣсь онъ оставилъ своего разворчавшагося слугу, который былъ очень доволенъ, что можетъ, наконецъ, пообѣдать, и пошелъ пѣшкомъ прямо въ соборъ. Игралъ органъ и зимній день переходилъ уже въ сѣрыя сумерки, когда молодой человѣкъ, пройдя подъ аркой соборной ограды, вступилъ подъ своды величественнаго стариннаго зданія.
  

ГЛАВА VI.
29-е декабря.

   Въ соборѣ было человѣкъ двадцать народа, не считая декана съ его причтомъ и пѣвчихъ -- взрослыхъ и дѣтей, исполнявшихъ прекрасные вечерніе гимны. Въ числѣ священнослужителей находился и мистеръ Тёшеръ. Онъ стоялъ у аналоя, въ высокомъ черномъ парикѣ, и читалъ вслухъ громкимъ, увѣреннымъ голосомъ. На скамьѣ, все еще въ своемъ черномъ вдовьемъ капюшонѣ, сидѣла дорогая госпожа Эсмонда и рядомъ съ ней ея сынъ. Онъ очень выросъ и сталъ теперь статнымъ юношей съ благороднымъ лицомъ, материнскими глазами и темными волнистыми кудрями отца, красиво падавшими на его воротникъ, отороченный венеціанскимъ кружевомъ. Все вмѣстѣ составляло прелестную картинку во вкусѣ Вандика. Написанный впослѣдствіи въ Парижѣ портретъ милорда виконта, работы Риго, даетъ лишь французскую версію его мужественнаго, открытаго, чисто англійскаго лица. Когда онъ поднималъ глаза, изъ глубины ихъ сіяли на васъ два такихъ яркихъ сапфировыхъ луча, какихъ не могла бы, кажется, передать на полотнѣ никакая палитра. Но въ тотъ день, о которомъ теперь идетъ рѣчь, было довольно трудно оцѣнить эту особенность красоты юнаго лорда: дѣло въ томъ, что глаза его почти все время оставались закрытыми; антифонъ тянулся долго, и мистеръ Франкъ заснулъ.
   Но когда пѣніе прекратилось, милордъ проснулся, поднялъ голову и увидѣлъ мистера Эсмонда, сидѣвшаго насупротивъ и съ грустной нѣжностью смотрѣвшаго на двухъ особъ, которымъ столько лѣтъ принадлежала лучшая часть его сердца. Лордъ Кэстльвудъ вздрогнулъ и, дернувъ мать за рукавъ (она почти не подымала головы отъ Библіи), такъ громко сказалъ. "Мама, посмотри-ка!", что Эсмондъ услышалъ его съ противуположнаго конца церкви, а старый деканъ съ своей каѳедры. Лэди Кэстльвудъ подняла на минуту глаза, взглянула, куда ей указывалъ сынъ, и тихонько подняла палецъ, чтобы онъ замолчалъ. Эсмондъ почувствовалъ, какъ все лицо это вспыхнуло и сердце затрепетало въ груди, когда глаза дорогой его госпожи остановились на немъ. Пѣвчіе скоро допѣли послѣдніе гимны. Эсмондъ ихъ не слыхалъ; не слышала, вѣроятно, и его госпожа: ея лицо было теперь почти совсѣмъ закрыто капюшономъ и до самаго конца службы она больше ни разу не подымала головы. Но вотъ преосвященный деканъ благословилъ народъ, и изъ внутренняго притвора потянулись священники и причтъ.
   Не успѣли еще они выйти, какъ молодой виконтъ пустился бѣгомъ по скамьямъ прямо къ Эсмонду и горячо его обнялъ.
   -- Мой милый, милый Гарри! -- сказалъ онъ.-- Наконецъ-то ты пріѣхалъ! Ты былъ на войнѣ? Возьмешь меня съ собой, когда опять поѣдешь? Отчего ты намъ не писалъ?.. Пойдемъ къ мамѣ!
   Мистеръ Эсмондъ могъ только вымолвить: "Спасибо, мой мальчикъ! Да благословитъ тебя Богъ!" Нѣжная привязанность ребенка глубоко его тронула; сердце его было полно признательности. Впрочемъ, насколько обрадовала и растрогала его эта первая встрѣча, настолько же онъ боялся предстоящаго новаго свиданія. Онъ не зналъ, какъ встрѣтитъ его милэди. Не оттолкнетъ-ли она его такъ же сурово, какъ оттолкнула годъ тому назадъ?
   -- Спасибо вамъ, Генри, что вы пріѣхали къ намъ, -- сказала милэди.-- Мнѣ хотѣлось, чтобы вы пріѣхали.
   -- Мы прочли въ газетахъ, что флотъ вернулся въ Портсмутъ. Отчего ты не пріѣхалъ сюда прямо изъ Портсмута?-- спросилъ Франкъ (или милордъ виконтъ, какъ мы должны его теперь называть).
   Эсмонду и самому это было бы очень пріятно. Не знаю, чѣмъ бы онъ не пожертвовалъ, чтобы видѣться тогда же съ дорогими друзьями, но, помня запрещеніе своей госпожи и повинуясь этому запрещенію онъ держался вдали отъ нея.
   -- Вамъ стоило сказать одно слово, и я давно былъ бы здѣсь -- вы это знаете, -- сказалъ онъ.
   Она протянула ему руку, свою маленькую, прелестную ручку: на ней было одно только обручальное кольцо. Ссоры какъ не бывало. Печальный годъ отчужденія и горькаго одиночества миновалъ. Да и были-ли они когда-нибудь на самомъ дѣлѣ чужими другъ другу?
   Мысль о дорогой госпожѣ никогда не покидала Гарри, -- никогда! -- ни въ тюрьмѣ, ни въ походной палаткѣ; ни на полѣ битвы, въ виду непріятеля; ни на морѣ, подъ звѣзднымъ небомъ, въ торжественной тишинѣ ночи; ни тогда, когда онъ любовался великолѣпной картиной восхода; ни даже за столомъ, когда онъ бражничалъ съ друзьями, изъ театрѣ, когда силился увѣрить себя, что другіе глаза сіяли для него ярче. Могли быть глаза блестящѣй и ярче; могли быть лица красивѣй; но не было на свѣтѣ другого лица, которое бы онъ такъ любилъ, не было голоса, который звучалъ бы для него такъ сладко, какъ голосъ его возлюбленной госпожи, -- той, кто была его сестрой, матерью, богиней всей его юности... Она не была теперь больше богиней, потому что онъ узналъ ея слабости и, благодаря размышленію, страданію и опыту, который оно приноситъ съ собой, сталъ словно старше ея. За то теперь, быть можетъ, онъ горячѣе любилъ въ ней женщину, чѣмъ въ то время, когда поклонялся ей, какъ богинѣ. -- Какъ это объяснитъ? Въ чемъ именно кроется тайна навожденія, въ силу котораго одна маленькая ручка становится намъ дороже всѣхъ другихъ? Кто разгадаетъ эту загадку?-- Виконтесса Рашель была тутъ, съ нимъ, и подлѣ нея ея сынъ, дорогой его мальчикъ. Она была тутъ, плачущая и счастливая. Она взяла его руку въ обѣ свои; онъ почувствовать на своей рукѣ ея слезы. Это былъ какой-то экстазъ -- ликованіе примиренія.
   -- А вотъ и Тёшеръ идетъ: слышно уже, скрипятъ его сапоги, -- сказалъ Фрэнкъ.
   Дѣйствительно, изъ притвора показался Тёшеръ, поскрипывая на ходу своими толстыми сапогами. Мистеръ Томъ снялъ свой стихаръ и вышелъ въ подрясникѣ и высокомъ черномъ парикѣ. Эсмондъ недоумѣвалъ, какъ могъ онъ хоть одну минуту ревновать къ этому человѣку.
   -- Томъ Тёшеръ! Какъ я радъ тебѣ! Дай пожать твою руку, -- сказалъ онъ.
   Капелланъ отвѣтилъ торжественнымъ, низкимъ поклономъ.
   -- Очень радъ васъ видѣть, капитанъ Эсмондъ, -- проговорилъ онъ.-- Мы съ милордомъ читали какъ-то Reddas incolumem precor и примѣняли его къ вамъ -- честное слово! Вы возвратились увѣнчанный лаврами Гадеса. Когда я узналъ, что вы ѣдете въ Испанію, я пожалѣлъ, зачѣмъ я не Септимій, -- право... Ваше сіятельство, помните: Septimi Gades аditure mecum?
   -- Есть на землѣ уголокъ, который я люблю больше Гадеса {Gades -- Кадиксъ.}, Тёшеръ, -- сказалъ мистеръ Эсмондъ, -- тотъ уголокъ, гдѣ находится приходъ вашего преподобія и гдѣ протекло наше дѣтство.
   -- Счастливый пріютъ, связанный для меня съ столькими священными воспоминаніями, -- отвѣчалъ мистеръ Тёшеръ (и Гарри вспомнилъ, какъ сѣкъ Тома отецъ въ этомъ пріютѣ), -- домъ, находящійся вблизи жилища моего уважаемаго покровителя и глубокочтимой покровительницы, всегда будеть мнѣ дорогъ... Однако, ваше сіятельство, сторожъ дожидается, чтобы запереть за нами ворота.
   -- Гарри идетъ къ намъ ужинать. Ура! Ура! -- закричалъ милордъ.-- Мама, я побѣгу домой, скажу Беатрисѣ, чтобы она надѣла свои ленты. Беатриса у насъ фрейлина, Гарри. И какая кокетка, кабы ты зналъ!
   -- Ваше сердце никогда не лежало къ клерикальной профессіи, Гарри, -- говорила вдова своимъ тихимъ, нѣжнымъ голосомъ, когда они шли изъ церкви. (Имъ одновременно казалось теперь, что они никогда не разставались, и въ то же время -- пробыли въ разлукѣ цѣлые годы).-- Я всегда подозрѣвала, что у васъ нѣтъ призванія къ этой профессіи, и мнѣ было жаль, когда я думала, что вы отрѣшитесь отъ міра и его утѣхъ. Въ Кэстльвудѣ вы бы только томились и тосковали. Все вышло къ лучшему: теперь вы, по крайней мѣрѣ, составите себѣ имя. Я часто говорила это моему милому мужу. Какъ онъ любилъ васъ! Это онъ непремѣнно хотѣлъ, чтобы вы остались жить съ нами.
   -- Я и не желалъ ничего лучшаго, какъ остаться подлѣ васъ на всю жизнь, -- сказалъ мистеръ Эсмондъ.
   -- Вамъ лучше было уѣхать, Гарри. Тотъ, кому свѣтъ не даетъ душевнаго мира, знаетъ, гдѣ его искать, но человѣкъ съ вашимъ сильнымъ воображеніемъ и пылкими желаніями долженъ пожить въ свѣтѣ, прежде чѣмъ разочаровываться въ немъ. В_ы -- капелланъ при скромномъ помѣщичьемъ домѣ и воспитатель маленькаго мальчика! Нѣтъ, это было немыслимо, и если я прежде объ этомъ мечтала, то потому лишь, что я эгоистка. Въ вашихъ жилахъ течетъ кровь Эсмондовъ, кузенъ, а въ молодости это бурная кровь. Взгляните на Фрэнсиса: ему только пятнадцать лѣтъ, а я съ трудомъ удерживаю его въ гнѣздѣ. Онъ только и говоритъ, что о войнѣ да объ удовольствіяхъ, и мечтаетъ быть офицеромъ къ слѣдующей кампаніи. Можетъ быть, онъ и поступитъ въ полкъ вмѣстѣ съ молодымъ лордомъ Черчиллемъ. Лордъ Марльборо былъ очень добръ къ намъ. Вы вѣдь знаете, какъ участливо онъ и его супруга отнеслись къ моему несчастію. И вдова вашего... вашего отца тоже. Мы и не подозрѣваемъ, какъ добры наши ближніе, пока насъ не посѣтитъ горе. Беатриса моя попала ко Двору по ходатайству лэди Марльборо. Франкъ состоитъ при лордѣ оберъ-гофмейстерѣ. А вдовствующая виконтесса, я слышала, обѣщала устроить вашу будущность. Правда-ли это?
   Эсмондъ отвѣчалъ на это утвердительно, объяснивъ, что пока онъ въ числѣ фаворитовъ и лэди Кэстльвудъ очень ласкова съ нимъ.
   -- Впрочемъ, если бы она и охладѣла ко мнѣ, какъ это часто случается съ дамами, -- весело прибавилъ онъ, -- то я достаточно силенъ; я и самъ снесу свое бремя и какъ-нибудь пробью себѣ дорогу, но только, по всей вѣроятности, не оружіемъ. Военное поприще не по мнѣ. Есть тысячи людей, болѣе способныхъ къ этому дѣлу, но мало-ли въ жизни дорогъ для молодого человѣка, неглупаго и получившаго образованіе? И я убѣжденъ, что, такъ или иначе, а выйду въ люди!
   Дѣйствительно, мистеръ Эсмондъ уже пріобрѣлъ покровителей въ арміи между людьми, которые могли ему быть очень полезны. И онъ разсказалъ своей госпожѣ, какъ ему улыбается фортуна. Они шли медленнымъ шагомъ, бесѣдуя между собой такъ просто, точно вчера видѣлись; а кругомъ надвигались сѣрыя зимнія сумерки.
   -- Вотъ мы и къ дому подходимъ, -- продолжала она.-- Я знала, что вы пріѣдете, Гарри, хотя бы... только за тѣмъ, чтобы простить меня за то, что я вамъ наговорила тогда, послѣ ужаснаго -- ужаснаго несчастья. Я тогда почти помѣшалась отъ горя. Теперь я все знаю -- мнѣ все разсказали. Даже тотъ негодяй -- я никогда его не назову по имени -- даже онъ это говорилъ: какъ вы старались уладить ссору и хотѣли взять ее на себя, бѣдное дитя. Но такъ судилъ Богъ: Онъ хотѣлъ меня наказать и допустилъ погибнуть моего милаго мужа!
   -- Милордъ благословилъ меня передъ смертью, и я благодарю за это Создателя, -- сказалъ Эсмондъ.
   -- Аминь, аминь, дорогой Гарри, промолвила милэди, пожимая его руку.-- Я это знала: мнѣ разсказалъ мистеръ Аттербери, за которымъ онъ посылалъ. И я тоже возблагодарила тогда Бога и никогда не забывала васъ въ моихъ молитвахъ.
   -- Вы избавили бы меня отъ многихъ горькихъ минутъ, если бы раньше мнѣ объ этомъ сказали.
   -- Я знаю, -- знаю, -- отвѣчала она съ такимъ очаровательнымъ смиреніемъ, что Эсмондъ не могъ себѣ простить, -- не могу понять, какъ онъ рѣшился ее упрекнуть.-- Знаю, какая я была грѣшница; но и я тоже страдала, мой дорогой. Я исповѣдалась мистеру Аттербери, больше я ничего не скажу. И онъ... т. е. я ему сказала, что не буду ни писать вамъ, ни видѣться съ вами, и... однимъ словомъ, разъ мы уже разстались, намъ лучше было разстаться совсѣмъ. Но я знала, что вы вернетесь -- я этого не скрываю. Въ этомъ никто не виноватъ. И сегодня, Генри, когда они запѣли въ антифонѣ: "Когда возвращалъ Господь плѣнъ Сіона, мы были какъ бы видящіе во снѣ", я подумала: "Да, какъ бы видящіе во снѣ... видящіе во снѣ". А потомъ, когда они продолжали: "Сѣявшіе со слезами будутъ пожинать съ радостію, съ плачемъ несущій сѣмена возвратится съ радостію, неся снопы свои", я подняла голову и увидѣла васъ. Я не удивилась, когда васъ увидѣла. Я знала, что вы придете, мой дорогой, и я увидѣла вашу голову въ золотыхъ лучахъ солнца.
   Она глядѣла на него и улыбалась почти безумной улыбкой. Тѣмъ временемъ взошелъ мѣсяцъ и ярко блисталъ на морозномъ безоблачномъ небѣ. Только теперь въ первый разъ онъ ясно видѣлъ передъ собой ея милое, истомленное лицо.
   -- Знаете, какой нынче день? -- продолжала она.-- Двадцать девятое декабря -- ваше рожденье. Но въ прошломъ году мы его не праздновали -- нѣтъ, нѣтъ! Милордъ лежалъ въ могилѣ, мой Гарри былъ боленъ и могъ умереть, да и сама я была какъ въ горячкѣ. Нѣтъ, въ прошломъ году мы не пили вина въ этотъ день. Но теперь -- теперь, мой дорогой, вы возвратились, н_е_с_я с_ъ с_о_б_о_ю с_н_о_п_ы с_в_о_и.
   И она вдругъ зарыдала. Она смѣялась и плакала на груди молодого человѣка, повторяя, какъ въ бреду: "неся снопы свои... неся снопы свои!"
   Нѣчто подобное тому, что онъ испытывалъ, когда глядѣлъ ночью съ палубы корабля вверхъ, въ безпредѣльность звѣзднаго неба, замирая въ экстазѣ благоговѣйнаго изумленія передъ этимъ великолѣпіемъ и безконечной красотой, -- нѣчто подобное испыталъ онъ теперь, когда ему впервые открылась вся глубина этой чистой привязанности, глубоко его поразившей и наполнившей его сердце признательностью. Великій Боже! Кто былъ онъ -- слабое, одинокое созданіе, -- что ему расточалась такая любовь! Нѣтъ, не напрасно жилъ тотъ, кому посылается въ даръ такое сокровище, онъ былъ бы неблагодарнымъ, черствымъ эгоистомъ, если бы могъ это думать! Вѣдь честолюбіе передъ такимъ счастьемъ оказывается только пустымъ тщеславіемъ эгоиста.-- Богатство, слава -- все это дымъ. Что будутъ значить они черезъ годъ, когда другія имена прозвучатъ громче нашего, когда мы окажемся подъ землей вмѣстѣ съ ничтожными титулами, вырѣзанными на нашихъ гробницахъ? Только любовь переживаетъ насъ, -- напутствуетъ втайнѣ благословеніемъ нашу память, или предшествуетъ намъ и ходатайствуетъ за насъ. Non omnis moriar, -- если, умирая, я продолжаю жить въ одномъ или двухъ вѣрныхъ сердцахъ. Точно также и при жизни нѣтъ одиночества и безнадежности, если святая отлетѣвшая душа любитъ меня и молится за меня.
   -- Если... если это такъ, дорогая моя, -- сказалъ мистеръ Эсмондъ, -- если вы меня любите, -- зачѣмъ намъ разставаться? Если Господь послалъ мнѣ это великое благо, если -- какъ я это знаю теперь -- сердце моей возлюбленной госпожи всегда со мной, вмѣстѣ мы или порознь, -- такъ дайте же мнѣ насладиться вблизи моимъ счастьемъ, -- дозвольте мнѣ быть съ вами, пока насъ не разлучитъ смерть! Уѣдемъ отсюда... покинемъ Европу, покинемъ мѣста, связанныя для васъ съ такими грустными воспоминаніями. Начнемъ въ Новомъ Свѣтѣ новую жизнь. Добрѣйшій милордъ, я помню, часто говорилъ, что ему хотѣлось бы побывать въ Виргиніи и посмотрѣть помѣстье, которое подарилъ намъ... подарилъ его предку король Карлъ. Франкъ отдастъ намъ это помѣстье. Тамъ, въ лѣсахъ, никто не спроситъ, есть-ли пятно на моемъ имени, никто не станетъ справляться, какой у меня титулъ.
   -- А долгъ мой, Генри? -- мой дѣти, мой дорогой отецъ? -- отвѣчала она. Кромѣ меня, у него никого не осталось; сестра моя скоро его покинетъ, и старикъ останется совсѣмъ одинокимъ. Въ прошломъ году, съ начала новаго царствованія, онъ присягнулъ королевѣ Аннѣ и здѣсь, въ Винчестерѣ, гдѣ всѣ его любятъ, у него имѣется особый приходъ -- церковь. Когда дѣти уйдутъ отъ меня, я буду жить съ отцемъ. Имъ предстоитъ вращаться въ обществѣ; меня же оно пугаетъ. Они будутъ меня навѣщать, и вы тоже, Генри, иногда навѣщайте. Вотъ, напримѣръ, какъ теперь, въ великій день Христова Рождества, когда я вновь увидѣла васъ и благословила...
   -- Я все бы бросилъ, чтобъ пойти за вами, -- сказалъ мистеръ Эсмондъ.-- Развѣ не можете и вы, дорогая, сдѣлать того же для меня?
   -- Полно, мой мальчикъ! -- сказала она съ кроткой, материнской жалостью въ голосѣ и во взглядѣ.-- Для васъ жизнь только еще начинается. Я же была такъ слаба и грѣшна, что должна разстаться съ свѣтомъ и вымолить себѣ прощеніе. Я часто думаю, что будь у насъ монастыри, какъ въ старину (и многія духовныя особы нашей церкви хотѣли бы возстановить ихъ, я знаю), я ушла бы въ монастырь и окончила бы тамъ свою жизнь въ покаяніи. Но я и тамъ любила бы васъ, -- да, любила бы, потому что въ той любви, какою я люблю васъ теперь, нѣтъ грѣха. Мой дорогой умершій мужъ можетъ видѣть мое сердце; онъ видѣлъ мои слезы и знаетъ, что онѣ смыли мой грѣхъ... А теперь... теперь мой долгъ оставаться здѣсь, я обязана быть съ дѣтьми, пока они нуждаются во мнѣ, и съ моимъ милымъ старикомъ отцомъ.
   -- Отчего же не со мной?-- сказалъ Генри.
   -- Тссъ! -- прошептала она и прикрыла ему ротъ ладонью -- я была вашей нянькой, вашей сидѣлкой. Вы не могли меня видѣть, Генри, когда лежали въ оспѣ и я приходила сидѣть подлѣ васъ. Какъ я молилась тогда, чтобы Господь послалъ мнѣ смерть! Но я умерла бы тогда въ грѣхѣ, Генри. Право, я не могу вспомнить безъ ужаса этого времени! Но теперь оно миновало. Все прошло, и Господь простилъ мой грѣхъ. Когда вы будете нуждаться во мнѣ, я къ вамъ приду -- хоть на край свѣта. Когда вы полюбите, мой дорогой, и будете несчастны, -- тогда приходите ко мнѣ... Молчите! Дайте мнѣ все сказать. Вы никогда не любили меня, милый Генри, -- нѣтъ; не любите и теперь, и я благодарю за это Создателя. Я наблюдала за вами и по безчисленнымъ мелкимъ признакамъ знала, что это такъ. Помните, какъ вы обрадовались, когда былъ рѣшенъ вашъ отъѣздъ въ университетъ? Вѣдь это я васъ послала туда. Я сказала объ этомъ моему отцу и мистеру Аттербери, когда я говорила съ нимъ въ Лондонѣ. И оба они дали мнѣ отпущеніе, -- оба; а они святые люди и имѣютъ власть вязать и рѣшить. И они простили меня, -- простилъ и мой милый мужъ передъ тѣмъ, какъ душа его отлетѣла на Небо.
   -- Я думаю, что не всѣ ангелы на небесахъ, -- сказалъ мистеръ Эсмондъ.
   И какъ братъ обнимаетъ дорогую сестру, -- какъ мать прижимается къ груди сына, -- такъ обнялись на нѣсколько мгновеній Эсмондъ и возлюбленная его госпожа.
  

ГЛАВА VI.
Меня принимаютъ въ Валькотѣ какъ желаннаго гостя.

   Когда они подходили къ валькотскому дому, освѣщенныя окна радушно сіяли имъ на встрѣчу. Въ дубовой гостиной былъ накрытъ столъ для ужина. Любовь и прощеніе казалось, ожидали здѣсь возвратившагося блуднаго сына. Два-три знакомыя лица изъ домашней прислуги выглядывали изъ подъѣзда: была тутъ и старуха ключница, и молодой Локвудъ изъ Кэстльвуда, въ ливреѣ милорда, оранжевой съ голубымъ. Когда они вошли въ домъ, дорогая госпожа Эсмонда прижала къ себѣ его руку. Ея глаза сіяли такой неописуемой любовью. "Добро пожаловать!" -- Больше она ничего не сказала. Она только глядѣла на него, приподнявъ голову и откинувъ назадъ свой черный капюшонъ и свѣтлыя кудри. Нѣжная, молодая улыбка зажгла румянецъ на ея лицѣ. Гарри никогда не видалъ ее такой обворожительно-прекрасной. Лицо ея сіяло радостью, которая была лучше красоты. Она взяла руку сына, дожидавшагося въ сѣняхъ ея возвращенія, но не выпускала руки Эсмонда.
   -- Добро пожаловать, Гарри! -- повторилъ за матерью молодой лордъ.-- Посмотри: весь домъ вышелъ тебя встрѣчать. Вотъ и наша старуха Пинкотъ: не правда-ли, какая она сдѣлалась теперь красавица?
   И мистриссъ Пинкотъ, постарѣвшая на цѣлый годъ и ничуть не похорошѣвшая, сдѣлала книксенъ капитану (какъ она называла Эсмонда) и сказала милорду: "Ну, полно ужь вамъ, баловникъ!"
   -- А вотъ и Джекъ Локвудъ, -- болталъ милордъ.-- Изъ него выйдетъ чудесный гренадеръ. И изъ меня тоже. Мы оба съ нимъ будемъ военными, кузенъ, и станемъ служить подъ вашимъ начальствомъ. Какъ только мнѣ минетъ семнадцать лѣтъ, я поступлю въ армію: всѣ джентльмены служатъ въ арміи... А-а! посмотрите-ка, кто идетъ! Ха, ха, ха! -- Мистриссъ Трикси въ новыхъ лентахъ! Я такъ и зналъ, что она нацѣпитъ свои ленточки, какъ только узнаетъ, что у насъ ужинаетъ капитанъ.
   Вся эта веселая болтовня происходила въ сѣняхъ валькотскаго дома. По срединѣ этихъ сѣней есть лѣстница, оканчивающаяся на верху открытой галлереей, на которую выходятъ двери спаленъ. И вотъ, въ одной изъ этихъ дверей, съ зажженной восковой свѣчей въ рукѣ, освѣщавшей всю ея фигуру, показалась миссъ Беатриса. На ней дѣйствительно была пунцовая ленточка: свѣтъ свѣчи падалъ прямо на эту ленточку и на самую прелестную бѣлую шейку, какую вы когда-либо видѣли.
   Эсмондъ оставилъ ребенка и увидалъ взрослую женщину, выше обыкновеннаго средняго женскаго роста, -- достигшую такого ослѣпительнаго расцвѣта красоты, что не мудрено, если глаза его выразили изумленіе и восторгъ при видѣ ея. Въ глазахъ Беатрисы было столько блеска, -- они умѣли такъ искриться и въ то же время сіять такимъ лучистымъ, мягкимъ свѣтомъ, что мнѣ случалось видѣть, какъ цѣлое собраніе провожало ее взглядомъ, какъ бы повинуясь какой-то непреодолимой притягательной силѣ. Въ тотъ вечеръ, когда князь-герцогъ явился въ театръ послѣ своей побѣды подъ Рамилльи (случайно она вошла въ театральную залу одновременно съ нимъ, но съ противоположнаго конца), вся публика до послѣдняго человѣка повернулась въ ея сторону и смотрѣла на нее, а не на него. Она была брюнетка, т. е. у нея были темные волосы, темные глаза, брови и рѣсницы (волосы у нея вились и роскошной волной ниспадали на плечи), но цвѣтъ ея лица былъ ослѣпительной бѣлизны; только на щекахъ игралъ яркій румянецъ, а губы были словно одной тѣнью краснѣе щекъ. Находили, что ротъ и подбородокъ были у нея слишкомъ велики и рѣзко очерчены. Можетъ быть, они и являлись таковыми для богини изъ мрамора, но не для женщины, у которой глаза горѣли огнемъ, -- взоръ былъ полонъ любви, -- голосъ звучалъ, какъ самая сладкая музыка, -- станъ казался воплощеніемъ симметріи, здоровья, отваги и жизни, чья изящная ножка ступала по землѣ гибко, но твердо, а всѣ движенія -- быстрыя или медленныя -- были всегда граціозны. У такой женщины -- воздушной, какъ нимфа, величественной, какъ королева, -- то кроткой и покойной, то повелительной, то задорно-насмѣшливой, -- не могло быть ни одного некрасиваго жеста, ни одной некрасивой черты. Вспоминая ее, пишущій эти строки чувствуетъ, какъ молодѣетъ, и видитъ передъ собой совершеннѣйшій образецъ красоты.
   И вотъ, она вышла, слегка придерживая платье своею прекрасной округлой рукой, съ зажженной свѣчей въ другой рукѣ, и стала спускаться по лѣстницѣ къ Эсмонду.
   -- Она надѣла свои красные чулки и бѣлыя туфли! -- вскричалъ съ хохотомъ милордъ.-- Ага, моя красавица! Такъ вотъ чѣмъ вы думаете прельстить капитана!
   А она все спускалась, сіяя улыбкою и въ упоръ глядя на Эсмонда, не видѣвшаго ничего, кромѣ ея глазъ. Она подошла къ нему, вытянувъ впередъ свою шейку, какъ будто хотѣла, чтобы Эсмондъ ее поцѣловалъ, какъ дѣлалъ это, когда она была ребенкомъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, постойте!-- сказала она, -- я слишкомъ для этого выросла. Здравствуйте, кузенъ Генри.
   И она съ прелестной улыбкой сдѣлала ему насмѣшливый реверансъ, опустившись чуть не до пола, граціозно склонившись всѣмъ станомъ и ни на секунду не спуская съ него своихъ сіяющихъ глазъ. Все ея существо, казалось, дышало любовью. Гарри смотрѣлъ на нее въ такомъ же экстазѣ восторга, въ какомъ смотритъ первый любовникъ въ поэмѣ Мильрона.
   -- N'est-ce pas?-- шепнула ему своимъ нѣжнымъ голосомъ милэди, все еще не выпускавшая его руки.
   Эсмондъ вздрогнулъ, быстро обернулся и покраснѣлъ, встрѣтивъ ясный взглядъ своей госпожи. Онъ позабылъ о ней, поглощенный созерцаніемъ filia pulcrior.
   -- Правую ногу впередъ, носокъ наружу -- вотъ такъ! Теперь реверансъ, и покажи твои красные чулочки Трикси, -- болталъ между тѣмъ милордъ. -- На нихъ серебряныя стрѣлки, Гарри. Совѣтую обратить на нихъ вниманіе. Это подарокъ вдовствующій виконтессы Изабеллы Трикси нарочно ходила ихъ надѣвать.
   -- Замолчи ты, глупый мальчишка!-- вскричала миссъ и принялась душить брата поцѣлуями. А потомъ... не могла же она и не поцѣловать свою мать. И она бросилась цѣловать "свою мамочку", все время поглядывая на Гарри черезъ ея плечо. Его она, правда, не поцѣловала, но протянула ему обѣ ручки, потомъ взяла его руку въ свои и сказала:
   -- О, Гарри, мы т_а_к_ъ рады, что вы пріѣхали!
   -- А у насъ сегодня кулики къ ужину, -- объявилъ милордъ. -- Ура! Я страшно проголодался отъ нынѣшней проповѣди.
   -- Сегодня двадцать девятое декабря, -- сказала милэди, -- и Гарри возвратился домой.
   -- Пинкотъ, душечка, кричите у_р_а!-- закричалъ опять милордъ.
   А у дорогой моей госпожи дрожали губы, словно она молилась про себя. Она потребовала, чтобы Гарри велъ къ ужину Беатрису, а сама взяла подъ руку сына. Вскорѣ къ маленькому обществу присоединился Томъ Тёшеръ, которому, по крайней мѣрѣ, четверо или пятеро собесѣдниковъ отъ души желали убраться поскорѣе во-свояси. Онъ, впрочемъ, и убрался, какъ только подали дессертъ. Тогда всѣ подсѣли къ камину, и подъ веселую музыку пылающихъ дровъ мистеръ Эсмондъ (которому то миледи, то Беатриса все время подливали вина, причемъ миссъ Беатриса всякій разъ граціозно краснѣла) разсказалъ имъ про свой военный походъ и провелъ самый восхитительный вечеръ въ своей жизни.
   Солнце было высоко, когда онъ проснулся. Гарри спалъ въ эту ночь глубокимъ, сладкимъ, освѣжающимъ сномъ. Онъ спалъ такъ, какъ будто ангелы охраняли его ложе... Я сильно подозрѣваю, что одно существо, -- любящее и чистое, какъ ангелъ, -- освятило его сонъ своими молитвами.
   На другой день утромъ капелланъ по заведенному обычаю читалъ молитвы въ присутствіи всей семьи. Эсмонду показалось, что миссъ Беатриса не слишкомъ-то усердно слушала толкованія мистера Тёшера: все время, пока длилась служба, ея глазки блуждали по комнатѣ; по крайней мѣрѣ, Эсмондъ ловилъ на себѣ ихъ взглядъ каждый разъ, какъ подымалъ голову. Весьма возможно, что и онъ не особенно внимательно слушалъ его преподобіе.
   "И это могла бы быть моя жизнь -- думалъ онъ;-- это могла бы быть всегдашняя моя обязанность до глубокой старости. Ну что же? Развѣ это была бы не счастливая жизнь? Прожить весь вѣкъ съ дорогими людьми, никогда не разставаясь, пока... пока за хорошенькой Беатрисой не явился бы суженый и не увезъ бы ее отсюда".-- И лучшая часть проповѣди мистера Тёшера, блиставшая, по всей вѣроятности, ученостью и краснорѣчіемъ, пропала для бѣднаго Гарри: ненавистный образъ этого воображаемаго суженаго совершенно: вытѣснилъ изъ его головы проповѣдника.
   Беатриса, пока читались молитвы, стояла на колѣняхъ довольно близко отъ Гарри и немного впереди его. Красные чулочки были замѣнены сѣрыми, а бѣлыя туфельки -- черными башмачками, въ которыхъ ножки ея казались столь же очаровательными. Никакія весеннія розы не могли соперничать съ свѣжестью ея щекъ, и Эсмонду казалось, что никогда въ жизни онъ не видалъ ничего подобнаго лучезарному блеску ея глазъ. Милэди виконтесса смотрѣла утомленной, какъ будто плохо спала ночь, и была очень блѣдна.
   Миссъ Беатриса замѣтила эти признаки недомоганія на лицѣ матери и высказала вслухъ свое безпокойство.
   -- Я старуха, -- отвѣчала ей милэди съ кроткой улыбкой, -- и не могу казаться такой молодой, какъ ты, моя милая.
   -- Никогда у Трикси не будетъ такого милаго, добраго лица, какъ у тебя, проживи она хоть до ста лѣтъ, -- сказалъ милордъ, обнимая мать за талію и цѣлуя ея руку.
   -- Развѣ я кажусь вамъ очень злой, кузенъ?-- спросила вдругъ Беатриса, круто поворачиваясь къ Эсмонду всѣмъ станомъ и такъ близко подставляя ему свое хорошенькое личико, что ея мягкіе, душистые волосы коснулись его подбородка. Она дотронулась пальчиками до его рукава, а онъ прикрылъ своей рукой ея ручку.
   -- Я теперь ваше зеркало, -- отвѣчалъ онъ, -- а зеркало не можетъ льстить.
   -- Онъ хочетъ сказать, моя милая, что ты постоянно на него смотришь, -- замѣтила ей мать немножко лукаво.
   И Беатриса отскочила отъ Эсмонда, бросилась къ "своей мамѣ", поцѣловала ее и зажала ей ротъ своей хорошенькой ручкой.
   -- Впрочемъ, на Гарри пріятно смотрѣть, -- прибавила милэди, не спуская съ молодого человѣка своихъ любящихъ глазъ.
   -- Если пріятно видѣть счастливыя лица, то на меня и въ самомъ дѣлѣ должно быть пріятно смотрѣть, -- отвѣчалъ онъ.
   Милэди вздохнула и сказала:-- "Аминь", а Гарри подумалъ, что она вспомнила мужа и это воспоминаніе навело на нее грусть, потому что улыбка исчезла съ ея лица и оно приняло свое обычное печальное выраженіе.
   -- А знаешь, Гарри, ты смотришь совсѣмъ молодцомъ въ этомъ красномъ мундирѣ. И какъ тебѣ идетъ черный парикъ! -- сказалъ милордъ.-- Мама, мнѣ надоѣли мои собственные волосы. Когда я надѣну парикъ?.. Откуда у тебя это кружево, Гарри?
   -- Это мнѣ дала вдовствующая виконтесса, -- отвѣчалъ Гарри.-- Она надарила мнѣ цѣлую кучу хорошихъ вещей.
   -- А право, твоя вдовствующая тетка не такая ужь скверная женщина, какою она кажется, -- замѣтилъ милордъ.
   -- И не такъ красна, какъ накрашена, -- добавила миссъ Беатриса.
   Милордъ захохоталъ.
   -- Ну, погоди же, Трикси: я ей непремѣнно это скажу, ей-Богу, скажу!
   -- Ну, что же? Она только увидитъ, что у тебя не хватило ума самому это придумать, -- отвѣчала миссъ Беатриса.
   -- Мама, неужто мы съ ней поссоримся въ первый день пріѣзда Гарри?-- сказалъ юный лордъ.-- Нѣтъ, я не хочу ссориться! Посмотрю, можемъ-ли мы съ ней дожить до новаго года безъ драки?.. А теперь попробуемъ-ка святочнато пирога. Вотъ кстати и пуншъ несутъ!.. Нѣтъ, это Пинкотъ съ чаемъ.
   -- Которую чашку угодно будетъ взять капитану? -- спросила миссъ Беатриса.
   -- Послушай, Гарри, -- сказалъ милордъ, -- послѣ завтрака я покажу тебѣ моихъ лошадей, а вечеромъ пойдемъ ловить сѣтью птицъ. Въ понедѣльникъ въ Винчестерѣ будетъ пѣтушій бой. Ты, надѣюсь, любишь пѣтушьи бои? Пари идетъ между суссекскими и гемпширскими джентльменами. Всѣхъ пѣтуховъ будетъ драться двадцать... впрочемъ, нѣтъ, двадцать одинъ. Ставка -- десять фунтовъ, а послѣднему побѣдителю пятьдесятъ.
   -- Ну, а ты, Беатриса, чѣмъ думаешь развлекать нашего кузена?-- спросила милэди.
   -- Я буду слушать его, -- отвѣчала Беатриса.-- У него, навѣрно, пропасть интересныхъ разсказовъ. Я уже заранѣе ревную его къ испанскимъ дамамъ. Что, Гарри, хорошенькая была монахиня въ Кадиксѣ, которую вы спасли отъ солдатъ? Вчера вечеромъ вашъ лакей сообщилъ объ этомъ на кухнѣ, а нынче утромъ мистриссъ Бетти разсказала мнѣ, когда причесывала голову. Онъ говорилъ еще, что вы навѣрно влюблены, потому что по ночамъ все сидѣли на палубѣ, а днемъ писали стихи въ своей записной книжкѣ.
   Тутъ Гарри подумалъ, что если вчера ему некого было воспѣвать, за то сегодня у него есть прекрасный сюжетъ для стиховъ, и что никакія Линдамиры и Арделіи всѣхъ поэтовъ на свѣтѣ не были и въ половину такъ хороши, какъ это юное существо. Онъ не сказалъ этого вслухъ, а только подумалъ, но за него высказали все на чистоту другія уста.
   Это были уста его дорогой госпожи. Когда завтракъ убрали и молодежь куда-то исчезла, она заговорила съ Гарри о своихъ дѣтяхъ; разбирала характеры сына и дочери, говорила о своихъ надеждахъ и опасеніяхъ за нихъ обоихъ.
   -- Я не боюсь за нихъ теперь, -- сказала она, --пока они еще дома, подъ материнскимъ крыломъ; я боюсь за будущее, которое начнется когда они вступятъ въ свѣтъ, гдѣ я не могу быть съ ними. Съ будущаго года для Беатрисы начнется, уже служба при Дворѣ. Можетъ быть до васъ доходили слухи о... о лордѣ Бландфордѣ? Тогда они оба были еще дѣтьми, и все это лишь пустая болтовня. Моя родственница, я знаю, никогда не допуститъ сына сдѣлать такую мизерную партію, какою была бы для него Беатриса. Едва-ли въ цѣлой Европѣ найдется принцесса, которую герцогиня сочла бы достаточно приличной партіей для него: она страшно честолюбива.
   -- Ни одна принцесса въ цѣлой Европѣ не сравняется съ Беатрисой, -- сказалъ Эсмондъ.
   -- По красотѣ? -- Да, пожалуй, вы правы! -- отвѣчала милэди.-- Она совсѣмъ красавица, не правда-ли. Во мнѣ говоритъ не материнское пристрастіе. Я наблюдала за вами вчера, когда она спускалась съ лѣстницы, и прочла это на вашемъ лицѣ. Мы, женщины, наблюдаемъ, когда вы даже не подозрѣваете, что мы смотримъ на васъ, и видимъ лучше, чѣмъ вы думаете, милэди Гарри. А сейчасъ, когда говорили о вашихъ стихахъ (я помню, вы еще мальчикомъ писали хорошенькіе стихи), вы подумали, что Беатриса была бы для нихъ прекрасной темой. Что, развѣ я угадала? (Молодой человѣкъ могъ только покраснѣть въ отвѣтъ на этотъ вопросъ). И это правда: она удивительно хороша собой; вы не первый, покоренный ея хорошенькимъ личикомъ. Это быстро дѣлается. Такіе блестящіе глазки, какъ у нея, скоро научаются сознавать свою силу и рано начинаютъ ею пользоваться.
   И, поглядѣвъ на Эсмонда проницательнымъ взглядомъ, прекрасная вдова разсталась съ нимъ.
   Она сказала правду: пары блестящихъ глазокъ и нѣсколькихъ кокетливыхъ взглядовъ довольно, чтобы покорить человѣка, поработить его, зажечь пожаръ въ его сердцѣ, заставить его позабыть все остальное. Блестящіе глазки ослѣпляютъ насъ до такой степени, что прошлое исчезаетъ для насъ какъ въ туманѣ; они становятся такъ дороги намъ, что за обладаніе ими мы готовы отдать жизнь. Что для насъ дружба и самая нѣжная привязанность близкихъ людей передъ этимъ сокровищемъ? Что сильнѣе: воспоминаніе или ожиданіе? -- чувство удовлетворенія или голодъ? -- благодарность или желаніе? Когда мнѣ случалось видѣть коронные брилліанты при европейскихъ Дворахъ, я всегда думалъ о томъ, сколько изъ-за нихъ воевали, какъ изъ-за нихъ монгольскіе владыки душили и рѣзали другъ друга, или платили ими выкупъ; какъ тратились милліоны, чтобы пріобрѣсти ихъ въ собственность; и сколько отважныхъ человѣческихъ жизней убито на то, чтобы вырыть изъ земли эти блестящія игрушки, которыя я цѣню не больше пуговицы на моей шляпѣ. Но есть на свѣтѣ другого рода брилліанты, тоже рѣдкой воды, изъ-за которыхъ люди тоже дрались и убивали другъ друга съ тѣхъ поръ, какъ существуетъ человѣчество. Эти брилліанты живутъ какой-нибудь десятокъ лѣтъ, а тамъ ихъ блескъ пропадаетъ. Гдѣ теперь тѣ алмазы, что сіяли въ черепѣ Клеопатры или сверкали дивными огоньками изъ глазныхъ орбитъ Елены?
   На второй день по пріѣздѣ Эсмонда въ Валькотъ. Томъ Тёшеръ отпросился въ отпускъ и, облачившись въ свою лучшую рясу, отправился ухаживать за молодой особой, на которой его преподобіе собирался жениться и которая оказалась тоже вдовой, но не виконта, а пивовара въ Соутгемптонѣ, и кромѣ того имѣла тысячи двѣ фунтовъ состоянія. Сердце честнаго Тома было такъ хорошо дисциплинировано, что сама Венера не заставила бы его забиться быстрѣй, еслибы оказалась безприданницей. Итакъ, Томъ уѣхалъ на своемъ солидномъ, раскормленномъ меринѣ, съ своей солидной любовью, оставивъ мистера Эсмонда въ обществѣ его дорогой госпожи, ея дочери и сына, который вдвойнѣ радовался, что опять видитъ стараго друга, и что избавился отъ своего учителя и латинскихъ спряженій.
   Съ свойственной ему безыскусственной, откровенной манерой мальчикъ болталъ о разныхъ разностяхъ и больше всего о себѣ самомъ. Не трудно было замѣтить, что и онъ, и сестра его дѣлали съ матерью все, что хотѣли. Между собой они вѣчно ссорились, оспаривая другъ у друга первое мѣсто въ ея привязанности, и хотя добрая женщина настойчиво утверждала, будто дѣтей любитъ обоихъ одинаково, но для каждаго было ясно, что ея баловнемъ и любимцемъ оказался Франкъ. Онъ вертѣлъ всѣмъ домомъ (разумѣется, кромѣ непокорной Беатрисы) совершенно такъ же какъ и прежде, когда еще маленькимъ мальчикомъ командовалъ деревенскими ребятишками, играя съ ними въ солдаты, и колотилъ ихъ, какъ самый жестокій капралъ. О Томѣ Тёшерѣ я ужь и не говорю: его преподобіе обращался съ молодымъ лордомъ съ тою почтительною вѣжливостью, которую всегда обнаруживалъ въ своихъ отношеніяхъ съ знатными персонами, независимо отъ ихъ роста и возраста. Впрочемъ, этого юношу и нельзя было не любить, -- такъ подкупали его открытыя манеры, его красота, веселость, самый звукъ его голоса и смѣха. Онъ очаровывалъ и властвовалъ вездѣ, гдѣ бы ни появился. Я подозрѣваю, что его старый дѣдъ, почтенный деканъ, и суровая старая ключница, мистриссъ Пинкотъ, были въ такой же степени его рабами, какъ и его матъ. Мистеръ Эсмондъ тоже испыталъ общую участь: онъ очень скоро подчинился очарованію этого мальчика и сдѣлался его рабомъ, какъ и всѣ остальные. Общество самыхъ умныхъ и краснорѣчивыхъ людей никогда не доставляло ему такого наслажденія, какъ общество Франка. Съ его появленіемъ въ комнату какъ будто врывался солнечный лучъ; его смѣхъ, его милая болтовня, благородная красота и ясный взглядъ наполняли радостью сердце и были невыразимо плѣнительны. При малѣйшемъ намекѣ на чью-нибудь нужду или горе его рука хваталась за кошелекъ; онъ былъ весь симпатіей и щедростью. Страстное увлеченіе, съ какимъ любили и баловали его женщины, когда, года два спустя, онъ появился въ свѣтѣ (хотя онъ былъ тогда еще совсѣмъ мальчикомъ) и сумасбродства, которыя онѣ продѣлывали изъ-за него (какъ и онъ изъ-за нихъ, надо прибавить) напомнили всѣмъ карьеру Рочестера и далеко превзошли успѣхи Граммона. Даже кредиторы любили молодого виконта, самый жестокосердый ростовщикъ такъ же какъ самая неприступная добродѣтель женскаго пола, ни въ чемъ не могли ему отказать. Франкъ былъ не умнѣе другихъ, но то, что онъ говорилъ, онъ говорилъ такъ, какъ никто другой не съумѣлъ бы сказать. Я видѣлъ однажды, какъ въ Брюсселѣ, въ театрѣ, женщины окружили его цѣлой толпой, и когда онъ сидѣлъ въ своей ложѣ, на него смотрѣли больше чѣмъ на актеровъ. Въ сраженіи подъ Рамилльи, когда онъ былъ раненъ и упалъ, я помню, какъ одинъ высокій рыжій дѣтина, сержантъ изъ шотландцевъ, бросилъ свою алебарду, зарыдалъ, какъ баба, подхватилъ его на руки, какъ малаго ребенка, и вынесъ изъ подъ огня. Братъ и сестра составляли прелестную пару, но, къ сожалѣнію, послѣ того, какъ они вылетѣли изъ материнскаго гнѣзда, эту пару рѣдко видѣли вмѣстѣ. Спустя два дня послѣ пріѣзда Эсмонда (это былъ послѣдній день стараго года и такой счастливый для Гарри, что ради одного такого дня стоило пережить всѣ тѣ страданія, которыя онъ вытерпѣлъ и забылъ)... и такъ, спустя два дня послѣ его пріѣзда, когда вся семья сидѣла за обѣдомъ, молодой лордъ наполнилъ свои бокалъ и, сказавъ Эсмонду, чтобы и онъ сдѣлалъ тоже, предложилъ тостъ за здоровье сестры, назвавъ ее при этомъ маркизой,
   -- Маркиза?-- повторилъ Гарри съ удивленіемъ и болѣзненнымъ любопытствомъ, потому что начиналъ уже ревновать.
   -- Глупости, милордъ! -- сказала Беатриса, презрительно вздернувъ головку.
   Милэди быстро взглянула на Эсмонда и потупилась.
   -- Ну, да, маркиза Бландфордъ, -- сказалъ Франкъ.-- Развѣ ты не знаешь, Гарри? Красный драконъ ничего тебѣ не говорилъ? (Милордъ часто величалъ вдовствующую виконтессу этимъ и разными другими прозвищами). У Бландфорда хранится локонъ ея волосъ; герцогиня застала его на колѣняхъ передъ миссъ Трикси, надрала ему уши и сказала, что прикажетъ доктору Гэру его выпороть.
   -- Отлично бы сдѣлалъ мистеръ Тёшеръ, если бы и тебя тоже выпоролъ, -- замѣтила Беатриса.
   Милэди сказала только:-- Я надѣюсь, Фрэнсисъ, что ты нигдѣ не станешь разсказывать этихъ глупыхъ исторій.
   -- Да вѣдь это правда, ей Богу, правда! -- продолжалъ Франкъ.-- Мама, посмотри, какъ Гарри нахмурился, а Беатриса-то, Беатриса! Взгляни! -- право, она стала краснѣе своихъ красныхъ чулокъ.
   -- Намъ, кажется, лучше будетъ уйти, оставивъ джентльменовъ допивать вино и бесѣдовать на свободѣ, -- проговорила миссъ Беатриса, подымаясь съ видомъ молодой королевы, и шурша своимъ пышнымъ платьемъ, торжественно вышла изъ комнаты въ сопровожденіи матери.
   Лэди Кэстльвудъ, уходя, нагнулась поцѣловать сына и опять взглянула на Эсмонда.
   -- Не повторяй же этихъ глупыхъ росказней, дитя, -- сказала она. -- Не пейте также, сударь, слишкомъ много; Гарри никогда не любилъ вина
   И она вышла, въ длинномъ своемъ черномъ платьѣ и на прощаніе еще разъ обернулась къ молодому человѣку.
   -- А все-таки это правда,-- повторилъ Франкъ, потягивая вино съ видомъ знатнаго барина.-- Какъ ты находишь это лиссабонское? Хорошее, мягкое вино -- не чета нашему забористому портвейну. Къ намъ оно попало съ одного изъ кораблей, что пришли изъ Виговъ прошломъ году. Мама купила его въ Соутгемптонѣ съ корабля, который стоялъ тамъ на якорѣ. Корабль "Роза", капитанъ Гоукинсъ.
   -- Я вернулся на этомъ самомъ кораблѣ, -- сказалъ Гарри.
   -- Такъ значитъ онъ привезъ на родину хорошее вино и хорошаго человѣка... Эхъ, Гарри, какъ жаль, что у тебя въ гербѣ эта проклятая полоса на лѣвомъ полѣ {Геральдическій терминъ. Франкъ хочетъ сказать: "жаль, что ты незаконнорожденный".}.
   -- Чему же она мѣшаетъ? -- спросилъ Гарри.
   -- Представь себѣ, что я поступлю въ армію -- всѣ джентльмены, вѣдь, служатъ въ арміи, -- пойду на воину и меня убьютъ. На кого тогда останутся женщины?-- Трикси не усидитъ дома. А мама... мама въ тебя влюблена -- да, да, я это навѣрное знаю. Она всегда тебя хвалитъ и вѣчно говоритъ о тебѣ. Она ѣздила въ Соутгемптонъ нарочно, чтобы посмотрѣть твой корабль: тутъ-то я открылъ ея секретъ. Но ты понимаешь -- это невозможно. Мы принадлежимъ къ самой древней фамиліи въ Англіи, мы прибыли съ Вильгельмомъ Завоевателемъ. Правда, мы только баронеты, но это ничего не доказываетъ: намъ навязали этотъ титулъ. Іаковъ Первый навязалъ его моему прапрадѣду. Мы выше титуловъ, намъ -- старымъ англійскимъ дворянамъ -- они не нужны. Королева можетъ хоть каждый день печь герцоговъ, какъ блины. Да вотъ тебѣ примѣръ: отецъ Бландфорда, герцогъ Черчилль и герцогиня Дженнигсъ -- кто они были? Что они такое, чортъ возьми, чтобъ задирать передъ вами носы? Гдѣ была они, когда нашъ предокъ сопровождалъ короля Генриха въ Азникуръ и подавалъ кубокъ французскому королю послѣ Пуатье? Клянусь Георгомъ, сэръ, я не вижу, почему Бландфорду не жениться на Беатрисѣ. И онъ женится на ней, чортъ возьми!-- или будетъ имѣть дѣло со мной. Мы должны родниться съ лучшими фамиліями Англіи и не вправѣ вступать въ неравные браки. Ты тоже Эсмондъ, Гарри, и не виноватъ въ своемъ несчастьѣ, мои милый, но тутъ ужь ничего не подѣлаешь... Раскупоримъ-ка еще бутылочку. Что?! Ты больше не хочешь? Да ты и четверти не выпилъ; я все почти выпилъ одинъ. Мы съ отцомъ не разъ выпивали вдвоемъ. Ты не выдалъ его, Гарри, спасибо тебѣ; ты защищалъ своего родственника, какъ мужчина. Ну, а что до твоего рожденья -- самъ знаешь: противъ этого ничего не подѣлаешь.
   Старшій изъ молодыхъ людей сказалъ, что онъ пойдетъ въ гоcтиную гдѣ милэди пьетъ чай. Младшій, съ покраснѣвшимъ, возбужденнымъ лицомъ, затянулъ громкимъ голосомъ какую-то пѣсню и вышелъ изъ комнаты. Вслѣдъ затѣмъ Эсмондъ услышалъ, какъ онъ скликалъ своихъ собакъ и разговаривалъ съ ними. Взгляды, жесты, походка, интонація голоса -- все въ этомъ юношѣ живо напоминало ему покойнаго лорда, его отца.
   Такъ прошелъ канунъ новаго года. Обитатели Валькота разошлись по своимъ комнатамъ задолго до полуночи. Лэди Кэстльвудъ, вѣроятно, пришли на память другія годовщины этого дня, когда Новый годъ встрѣчали заздравными тостами и веселымъ смѣхомъ за семейнымъ ужиномъ, гдѣ присутствовалъ тотъ, для кого отнынѣ всѣ годы стали равны, для кого не было больше ни прошлаго, ни настоящаго, ни будущаго; потому-то, должно быть, она и не осталась сидѣть съ дѣтьми, чтобы дожидаться, когда соборные колокола возвѣстятъ нарожденіе 1703-го года. Эсмондъ слышалъ ихъ звонъ изъ своей комнаты, гдѣ сидѣлъ у пылающаго камина, погруженный въ глубокія думы. Онъ прослушалъ бой церковныхъ часовъ до послѣдняго удара, задумчиво глядя въ окно на виднѣвшійся вдали городъ и на высокія сѣрыя башни собора, надъ которыми раскинулось ясное морозное небо, усѣянное блестящими звѣздами.
   Должно быть видъ этихъ блестящихъ свѣтилъ напомнилъ ему другія яркія звѣздочки. "И такъ, ея глаза уже начали свою губительную работу, -- подумалъ онъ.-- Кого-то они погубили? Кто мнѣ это разскажетъ?"
   Къ счастью, у Гарри былъ подъ рукой молодой его родственникъ. Эсмондъ зналъ, что ему стоитъ только хорошенько прислушаться къ простодушной болтовнѣ мальчика, чтобъ узнать въ подробности всю исторію миссъ Беатрисы.
  

ГЛАВА VII.
Семейная бесѣда.

   Всего больше восхищалъ и покорялъ Гарри въ его хорошенькомъ кузенѣ (да и отчего бы ему и не покоряться этому?) самоувѣренно покровительственный тонъ, который принималъ съ нимъ молодой лордъ. Франкъ, казалось, считалъ совершенно серьезно, что повелѣвать было его неотъемлемымъ правомъ и что весь міръ долженъ преклоняться передъ виконтомъ Кэстльвудомъ.
   -- Я знаю свое мѣсто, Гарри, -- говорилъ онъ, -- и вовсе не гордъ. Мальчишки въ Винчестерской коллегіи увѣряютъ, будто я гордъ, но это неправда. Я -- Фрэнсисъ Джемсъ, виконтъ Кэстльудъ, пэръ Ирландіи, и ничего больше. Я могъ бы, какъ тебѣ извѣстно, быть Фрэнсисомъ Джемсомъ маркизомъ и графомъ Эсмондомъ въ Англіи. Покойный лордъ отказался отъ этого титула, предложеннаго его величествомъ, покойнымъ королемъ, моимъ крестнымъ отцемъ. Да, ты долженъ это знать: ты вѣдь изъ нашей семьи, правда, не въ твоей власти уничтожить твою несчастную полосу въ лѣвомъ полѣ, но что бы тамъ ни было, а все-таки ты принадлежишь къ одной изъ лучшихъ англійскихъ фамилій. Ты былъ вѣренъ моему отцу, Гарри, и -- клянусь Богомъ!-- я не оставлю тебя. Ты никогда не будешь нуждаться, пока у Фрэнсиса Джемса, виконта Кэстльвуда, найдется въ карманѣ хоть шиллингъ. У насъ теперь 1703-й годъ; въ 1709-мъ я буду совершеннолѣтнимъ, переѣду въ Кэстльвудъ и стану тамъ жить. Я перестрою заново старый домъ. Къ тому времени мои обстоятельства поправятся. Покойный виконтъ дурно управлялъ имѣніемъ и оставилъ его въ очень плохомъ состояніи. Мать моя живетъ экономно -- ты самъ видишь что я далеко не такъ обставленъ, какъ подобало бы пэру нашего королевства. У меня только пара лошадей, гувернеръ и одинъ слуга -- за камердинера и за конюшаго. Но когда я выросту, Гарри, все это перемѣнится. Нашъ домъ будетъ тѣмъ, чѣмъ онъ долженъ быть. Ты вѣдь будешь пріѣзжать ко мнѣ въ Кэстльвудъ? Твои двѣ комнатки во дворѣ будутъ всегда тебя ожидать, и вздумай кто-нибудь тебя обидѣть, -- чортъ побери! -- онъ будетъ имѣть дѣло со мной. Я рано женюсь; Трикси къ тому времени будетъ, по всей вѣроятности, герцогиней, потому что -- ты понимаешь вѣдь, -- пушечное ядро можетъ каждый день оторвать голову его свѣтлости.
   -- Почему же герцогиней?-- спросилъ Гарри.
   -- Постой, дай мнѣ кончить, мой милый. Ты намъ родня; ты былъ намъ вѣренъ, клянусь Георгомъ!-- и я все тебѣ разскажу. Бландфордъ на ней женится, или... (тутъ онъ положилъ свою рученку на эфесъ своей шпаги) -- ты понимаешь остальное! Бландфордъ знаетъ, кто изъ насъ лучше дерется. На шпагахъ, на рапирахъ, и на чемъ угодно, я всегда его побью. Я испытывалъ его, Гарри, и -- клянусь честью! -- онъ знаетъ, что я не такой человѣкъ, съ которымъ можно шутить.
   -- Вѣдь не хочешь же ты сказать, -- перебилъ Гарри, стараясь подавить смѣхъ, но не скрывая своего удивленія, -- что можешь силой принудить лорда Бландфорда, сына перваго человѣка въ королевствѣ, жениться на твоей сестрѣ?
   -- Я хочу сказать, что мы съ нимъ кузены по матери, хоть мнѣ тутъ и нечѣмъ гордиться. Я хочу сказать, что Эсмонды не хуже Черчиллей, и когда законный король возвратится въ Англію, сестра маркиза Эсмонда будетъ нисколько не ниже дочери любого лорда въ королевствѣ. Во всей Англіи у насъ только два маркиза: Вилльямъ Гербертъ маркизъ Поуисъ и Фрэисисъ Джонсъ маркизъ Эсмондъ. Слушай же, Гарри... только сперва поклянись, что никому не разскажешь; даи мнѣ слово джентльмена, потому что ты все-таки джентльменъ, хоть и...
   -- Ну, хорошо, хорошо. Что же дальше? -- перебилъ его Гарри не безъ нѣкотораго нетерпѣнія.
   -- Ну, вотъ, когда послѣ несчастнаго случая съ покойнымъ виконтомъ мать моя поѣхала съ нами въ Лондонъ просить суда надъ всѣми вами (ужь я когда-нибудь убью этого Могуна; это такъ же вѣрно, какъ то, что меня зовутъ Фрэнсисомъ, виконтомъ Эсмондомъ)... такъ вотъ, когда мы пріѣхали въ Лондонъ, мы остановились у нашей кузины, лэди Марльборо, съ которой съ незапамятныхъ временъ уже были въ ссорѣ. Когда насъ посѣтило несчастье, кровь въ ней заговорила и она приняла нашу сторону. Впрочемъ, и вдовствующая виконтесса приняла нашу сторону, да и ты тоже. И вотъ, пока моя мать подавала свои просьбы покойному принцу Оранскому -- потому что я ни подъ какимъ видомъ не назову его королемъ, -- а ты сидѣлъ въ тюрьмѣ, мы жили въ домѣ лорда Марльборо, котораго, впрочемъ, очень рѣдко видѣли, такъ какъ онъ почти все время былъ съ арміей въ Голландіи. Ну, вотъ, тогда-то... ты никому не скажешь, Гарри?
   Гарри еще разъ далъ клятву молчать.
   -- Тогда намъ, видишь-ли, было очень весело. Милэди Марлъборо была къ намъ очень добра, говорила, что сдѣлаетъ меня своимъ пажомъ, а Трикси устроила фрейлиной при Дворѣ. И вотъ, пока мамаша плакала у себя въ комнатѣ, мы, дѣти, придумывали разныя игры и очень веселились. Герцогиня часто насъ цѣловала, и дочери ея тоже, а Бландфордъ по уши влюбился въ Трикси, да и ей понравился. И вотъ, одинъ разъ онъ поцѣловалъ ее за дверью -- да, поцѣловалъ, честное слово, не лгу, -- а герцогиня его и поймала, и если бы ты видѣлъ, какія она закатила пощечины, -- и ему, и Трикси! А потомъ она сказала, чтобы мы сейчасъ же уѣзжали. Герцогиня бранила маму и говорила, будто она все это знала; но мама ничего не знала: она тогда ни о чемъ не думала, кромѣ своего горя. Такъ мы и уѣхали въ Валькотъ. Бландфорда заперли и не позволили ему проститься съ Трикси, но я таки пробрался къ нему. Я влѣзъ по желобу въ окно; онъ сидѣлъ одинъ взаперти и плакалъ.
   -- "Маркизъ, -- сказалъ я ему, когда онъ отперъ окно и помогъ мнѣ влѣзть въ комнату, -- вамъ извѣстно, что у меня есть шпага". (Я, видишь-ли, захватилъ ее съ собой).
   -- "О, виконтъ!-- возразилъ онъ, -- о, дорогой мой Франкъ, -- и онъ бросился мнѣ на шею и зарыдалъ.-- Я такъ люблю миссъ Беатрису, что умру, если она не будетъ моей .
   Тотда я сказалъ ему:
   -- "Мой милый Бландфордъ, ты слишкомъ молодъ, чтобы думать о женитьбѣ". (Ему было тогда всего лишь пятнадцать лѣтъ, а пятнадцатилѣтній мальчикъ -- ты самъ понимаешь -- не можетъ вѣдь жениться).
   -- Я буду ждать хоть двадцать лѣтъ, лишь бы она согласилась за меня выйти, -- говорилъ онъ.-- Я никогда не женюсь никогда, никогда! -- Ни на комъ, кромѣ нея. Ни на какой принцессѣ не женюсь, какъ бы они меня ни принуждали! Если Беатриса согласна меня ждать, ея Бландфордъ останется ей вѣренъ. Вотъ моя клятва.-- И онъ написалъ на бумажкѣ (довольно безграмотно, надо сказать; онъ написалъ: "Я г_а_т_о_ф_ъ п_о_д_п_и_с_а_т_ь_с_я с_в_а_е_й к_р_о_в_ь_ю", а ты и самъ вѣдь знаешь, Гарри, что это не такъ пишется)... онъ написалъ, что клянется не жениться ни на комъ, кромѣ высокородной миссъ Гертруды Беатрисы Эсмондъ, единственной сестры его лучшаго друга, Фрэнсиса Джемса, четвертаго виконта Эсмонда. Тутъ-то я и далъ ему ея локонъ".
   -- Ея локонъ? -- воскликнулъ Гарри.
   -- Ну, да. Трикси подарила его мнѣ въ тотъ самый день, сейчасъ же послѣ сраженія съ герцогиней, а такъ какъ мнѣ онъ былъ не нуженъ, я и отдалъ ему. Мы расцѣловались съ нимъ на прощанье и сказали другъ другу: "Прощай, мой братъ". Я опять спустился по желобу, и въ тотъ же вечеръ мы уѣхали. А потомъ его отправили въ Кэмбриджъ, въ Королевскую коллегію. Скоро и я поѣду въ Кэмбриджъ, и если онъ вздумаетъ не исполнить своего обѣщанія (потому что съ тѣхъ поръ онъ только одинъ разъ мнѣ писалъ), -- онъ знаетъ, что у меня есть шпага... Поѣдемъ, Гарри, въ Винчестеръ, посмотрѣть на пѣтушій бой!
   Онъ помолчалъ, потомъ вдругъ засмѣялся и сказалъ:
   -- А знаешь, если онъ измѣнить Трниси, я думаю, она не умретъ съ горя. Она бѣдовая! Ни одного мужчины не пропуститъ: всѣмъ дѣлаетъ глазки. Въ прошломъ мѣсяцѣ молодой сэръ Вильмотъ Кроули изъ Квинсъ-Кроули и Антони Генли изъ Ольрсфорда подрались изъ за нея въ Винчестерскомъ собраніи.
   Въ эту ночь сонъ мистера Гарри былъ далеко не такъ сладокъ, какъ въ первыя двѣ ночи по пріѣздѣ его въ Валькотъ. "Итакъ, -- думалъ онъ, -- блестящіе глазки уже сіяли другому и хорошенькія губки, или по крайней мѣрѣ щечки, уже начали работу, для которой онѣ созданы. Странно сказать: она всего только шестнадцатилѣтняя дѣвочка, -- и одинъ молодой джентльменъ уже хнычетъ надъ локономъ ея волосъ, а два деревенскіе сквайра готовы перерѣзать другъ другу горло изъ за высокой чести протанцовать съ ней. Ну, не дуракъ-ли я, что развиваю въ себѣ глупую страсть, рискуя опалить себѣ крылья на этомъ огнѣ? Крылья!-- Отчего бы не сказать: костыли? Правда, между нами только восемь лѣтъ разницы, но, по знанію жизни, я лѣтъ на тридцать старше ея. Могу-ли я съ моими неуклюжими манерами и хмурымъ лицомъ разсчитывать понравиться такому прелестному существу? Допустимъ, что я составлю себѣ имя, отличусь, буду знаменитъ... Нѣтъ, она все равно не станетъ интересоваться мною. Ей предстоитъ быть милэди маркизой, а мнѣ весь вѣкъ прожить безвѣстнымъ горемыкой, безъ имени и семьи. О, мой господинъ, о, милордъ! (Тутъ молодой человѣкъ вспомнилъ клятву, которую далъ своему умирающему покровителю, и страстное отчаяніе охватило его). О, госпожа моя, дорогая госпожа! Ты любишь бѣднаго сироту, и онъ горячо тебя любитъ:-- останешься-ли ты довольна жертвой, которую онъ приноситъ ради тебя?"
   А тамъ настали еще худшія муки -- муки искушенія. "Одно мое слово, -- думалъ онъ, -- одно только слово разъясненія, и все могло бы измѣниться... Но нѣтъ, я поклялся у смертнаго одра моего благодѣтеля. Ради него и его близкихъ, во имя святого чувства любви и въ намять прошлыхъ благодѣяній я далъ обѣщаніе, и да поможетъ мнѣ Богъ сдержать мою клятву!"
   На другой день Эсмондъ старался ничѣмъ не выдать того, что происходило у него на душѣ, и когда вся семья сошлась за завтракомъ, онъ былъ даже веселѣй обыкновеннаго. Тѣмъ не менѣе дорогая его госпожа, отъ чьихъ зоркихъ глазъ не могло, кажется, укрыться ни одно его душевное движеніе, замѣтила, должно быть, что онъ чѣмъ-то взволнованъ. Гарри нѣсколько разъ ловилъ на себѣ ея тревожный взглядъ, а когда, послѣ завтрака, онъ ушелъ въ свою комнату, она вышла вслѣдъ за нимъ и спустя минуту постучалась къ нему въ дверь.
   Когда она вошла, ей все стало ясно, ибо она застала молодого человѣка за укладкой чемодана: онъ выполнялъ рѣшеніе, къ которому пришелъ ночью, -- рѣшеніе какъ можно скорѣе бѣжать отъ соблазна.
   Она тщательно притворила за собой дверь, прислонилась къ ней спиной, блѣдная, съ скрещенными руками, и смотрѣла на Гарри, стоявшаго на колѣняхъ надъ своимъ чемоданомъ.
   -- Развѣ вы уже уѣзжаете? -- спросила она.
   Кажется, онъ покраснѣлъ отъ сознанія, что его захватили, такъ сказать, на мѣстѣ преступленія. Онъ поднялся съ колѣнъ, взялъ одну изъ прекрасныхъ маленькихъ ручекъ -- ту, на которой было обручальное кольцо, -- и поцѣловалъ.
   -- Мнѣ лучше уѣхать, дорогая моя, -- сказалъ онъ.
   -- Я еще за завтракомъ знала, что вы уѣзжаете. Я... я думала, вы еще поживете съ нами. Что такое случилось? Отчего вы не можете остаться дольше? Что вамъ сказалъ Франкъ? Вчера вечеромъ вы долго съ нимъ разговаривали.
   -- Мнѣ дань отпускъ изъ Чельзи всего на три дня, -- проговорилъ Эсмондъ какъ могъ веселѣе.-- Моя тетушка -- она желаетъ, чтобы я звалъ ее теткой, -- теперь мое начальство. Я ей обязанъ моимъ чиномъ и мундиромъ и нахожусь у нея въ большой чести. А завтра въ Чельзи обѣдаетъ мой новый командиръ -- генералъ Лумель; онъ взялъ меня къ себѣ адьютантомъ, и я обязанъ быть при немъ. Взгляните: вотъ письмо отъ виконтессы. Я получилъ его вчера съ вечерней почтой, но не сказалъ о немъ тогда же, чтобы не портить нашъ послѣдній вечеръ.
   Милэди взглянула на письмо и отложила его въ сторону съ едва замѣтной презрительной улыбкой.
   -- Мнѣ незачѣмъ читать это письмо, -- сказала она (и хорошо, что она его не прочла, ибо въ этомъ посланіи вдовствующая виконтесса на своемъ злосчастномъ французскомъ жаргонѣ разрѣшала Гарри продлить его отпускъ. "Je vous donne oui jour, -- писала ея сіятельство, -- pour vous fatigay pari'aictemotit de vos parens fatigans") {Даю вамъ восемь дней, чтобы вамъ успѣли до сыта наскучить ваши скучные родственники.}.-- Мнѣ незачѣмъ читать это письмо. Что вамъ сказалъ вчера Франкъ?
   -- Немного такого, чего бы я не зналъ, -- отвѣчалъ мистеръ Эсмондъ.-- Но это немногое заставило меня поразмыслить, и вотъ выводъ, къ которому я пришелъ. Я не имѣю никакихъ правъ на имя, которое ношу, и если я его ношу, то только благодаря вашему снисхожденію, моя дорогая. И если я думалъ одну минуту о томъ, что, можетъ быть, мелькнуло и у васъ въ головѣ...
   -- Да, Гарри, -- сказала она, -- я думала объ этомъ, и думаю до сихъ поръ. Я назвала бы васъ своимъ сыномъ охотнѣе, чѣмъ самаго знатнаго принца въ Европѣ, -- да, гораздо охотнѣе. Потому что кто же другой можетъ быть до такой степени добръ и честенъ, и кто станетъ любить ее такъ, какъ вы? Но есть препятствія... есть причины, которыхъ не можетъ высказать мать.
   -- Я ихъ знаю, -- перебилъ ее съ улыбкой мистеръ Эсмондъ.-- Я знаю, что тамъ уже есть сэръ Вильмотъ Кроули изъ Кинасъ-Кроули, и мистеръ Антони Генли изъ Грэнджа, и милордъ маркизъ Бландфордъ; -- это, кажется, самый привиллегированный изъ поклонниковъ. Скоро настанетъ день, когда вы пригласите меня въ шафера къ милэди маркизѣ, и мнѣ придется танцовать на свадьбѣ ея сіятельства.
   -- Ахъ, Гарри, все это глупости и не это пугаетъ меня! -- воскликнула мидэли.-- Лордъ Черчилль еще дитя; его страсть къ Беатрисѣ -- ребяческій капризъ, ничего больше. Его родители скорѣе согласились бы видѣть это въ гробу, нежели женатымъ на дѣвушкѣ ниже его по положенію въ свѣтѣ. Неужели вы думаете, что я унижусь до того, что стану выпрашивать мужа для дочери Фрэнсиса Эсмонда, или допущу, чтобы моя дѣвочка сдѣлалась предметомъ раздора между родителями и сыномъ, чтобы она обманомъ вошла въ семью, гдѣ на нее будутъ смотрѣть какъ на низшую? Я никогда не дойду до такой низости, да и Беатриса тоже. Ахъ, Генри, препятствіе заключается не въ васъ, а въ ней самой. Я знаю васъ обоихъ, и в_а_с_ъ я люблю... Должна-ли я стыдиться моей теперешней любви? -- Нѣтъ, никогда, никогда!.. H_e в_ы недостойны ея, мой дорогой. Она недостойна васъ, Гарри, -- ея своеволіе и упрямство пугаютъ меня. Я дрожу за мою бѣдную Беатрису. Никакія увѣщанія и мольбы не могутъ смягчить ея ревниваго нрава. (Говорятъ, я тоже была ревнива, но, благодареніе Богу, я вылечилась отъ этого грѣха). Только страданіе, только опытъ и угрызенія совѣсти могутъ ее со временемъ измѣнить. О, Генри! она не дастъ счаслья человѣку, который полюбитъ ее. Уѣзжайте, сынъ мой; оставьте ее! Любиге насъ всегда, сохраните о насъ добрую память... А я... вы знаете, мой дорогой, что въ этихъ стѣнахъ заключается все, что мнѣ дорого въ мірѣ.
   Убѣдился-ли впослѣдствіи Эсмондъ въ справедливости этихъ словъ, вылившихся въ горькую минуту у возлюбленной его госпожи изъ глубины ея сердца? Онъ получилъ предостереженіе; но вѣдь, другіе, я полагаю, получали ихъ и до, и послѣ него, и онъ воспользовался предостереженіемъ въ такой же степени, какъ и большинство его сверстниковъ.
   Милордъ виконтъ очень огорчился, узнавъ, что Гарри не поѣдетъ съ нимъ смотрѣть пѣтушій бой, потому что ему необходимо вернуться въ Лондонъ; но надо полагать, что его сіятельство совершенно утѣшился, когда гемпширскіе пѣтухи побѣдили суссекскихъ; вѣроятно, онъ не пропустилъ ни одной ставки и вволю нахохотался надъ побѣжденными суссекскими джентльменами.
   И такъ, Эсмондъ уѣхалъ. Его слуга нагналъ его нѣсколько позже и, глупо осклабившись, сообщилъ, что мистриссъ Беатриса приготовила было новое платье и голубые чулки, собираясь нарядиться къ обѣду, а когда узнала, что капитанъ уѣхалъ, страшно разсердилась и дала пощечину своей горничной. Горничная прибѣжала въ людскую вся въ слезахъ (продолжалъ этотъ глупый парень), съ краснымъ пятномъ на щекѣ и... Но тутъ мистеръ Эсмондъ категорически приказалъ ему замолчать и ѣхать сзади. У него было довольно и своихъ впечатлѣній -- частью грустныхъ, частью невыразимо пріятныхъ и радостныхъ, въ которыхъ надо было еще разобраться, и онъ продолжалъ путь, погруженный въ свои думы.
   Милэди Рашель, съ которой онъ цѣлый годъ не видѣлся, стала опять его лучшимъ любящимъ другомъ. Семья, съ которой онъ разлученъ и которую любилъ нѣжнѣйшей любовью, была опять это семьей. Если его и ослѣпила красота Беатрисы, -- онъ могъ не бояться ея сіянія; это былъ дружелюбный, благожелательный свѣтъ, и онъ могъ любоваться имъ почти съ такимъ же спокойнымъ восхищеніемъ, съ какимъ любовался прекрасными изображеніями улыбающихся Мадоннъ, въ Кадиксѣ, когда его посылали туда парламентеромъ. А сама милэди?.. Трудно сказать, съ какимъ чувствомъ онъ смотрѣлъ на нее. Свидѣться съ ней было счастьемъ; разстаться -- не было страданіемъ. Сыновняя нѣжность, любовь -- почтительная и вмѣстѣ покровительственная -- наполняла его сердце, когда онъ думалъ о ней. И съ нею-ли, или вдали отъ нея, -- съ того дня и понынѣ, и отнынѣ до могилы, и за гробомъ, когда придетъ смерть, -- онъ будетъ молиться, чтобы этотъ святой огонь никогда не угасалъ.
  

ГЛАВА IX.
Я участвую въ кампаніи 1704-го года.

   И такъ, мистеръ Осмондъ былъ опять въ Лондонѣ. Вдовствующая виконтесса встрѣтила его съ распростертыми объятіями; насколько она была недовольна его внезапнымъ отъѣздомъ, настолько же обрадовалась теперь его скорому возвращенію.
   Тотчасъ по пріѣздѣ въ Лондонъ Эсмондъ явился къ своему новому командиру. Генералъ Лумлей, знавшій отца Гарри, принялъ его весьма милостиво и изволилъ сказать, что онъ получилъ о немъ самые лучшіе отзывы отъ своего сослуживца, при которомъ молодой человѣкъ состоялъ адьютантомъ во время экспедиціи въ Виго. Въ теченіе этой зимы мистеръ Эсмондъ былъ произведенъ въ поручики и назначенъ въ пѣхотный полкъ Уэбба, стоявшій въ то время въ Фландріи. Состоя въ качествѣ адьютанта при генералѣ Лумлеѣ, онъ могъ присоединиться къ своему полку только спустя годъ, по возвращеніи изъ похода, послѣ сраженія подъ Бленгеймомъ, происходившаго въ 1704 году. Кампанія началась очень рано; еще до наступленія весны наши войска подъ начальствомъ герцога двинулись съ зимнихъ квартиръ и обложили городъ Боннъ на Рейнѣ. Его свѣтлость пріѣхалъ въ армію убитый горемъ, съ крепомъ на рукавѣ, такъ какъ вся семья его была въ траурѣ. Пакстботъ, съ которымъ прибылъ главнокомандующій, привезъ письма съ родины многимъ солдатамъ и офицерамъ, въ томъ числѣ одно письмо Эсмонду отъ его дорогой госпожи. Письмо это онъ прочелъ съ большимъ интересомъ.
   Молодой маркизъ Бландфордъ, сынъ его свѣтлости, поступившій въ королевскую коллегію въ Кэмбриджѣ (куда уѣхалъ и милордъ виконтъ съ мистеромъ Тёшеромъ въ качествѣ гувернера, чтобы поступить тоже въ коллегію св. Троицы) заразился оспой и умеръ шестнадцати лѣтъ отъ роду. Такимъ образомъ планы бѣднаго Франка насчетъ блестящей будущности его сестры совершенно разстроились, и эта невинная дѣтская страсть погибла въ самомъ зародышѣ.
   Госпожа Эсмондъ желала, чтобы Гарри вернулся: такъ, по крайней мѣрѣ, можно было заключить изъ ея писемъ. Теперь, передъ лицомъ непріятеля, это было невозможно, и нашему молодому человѣку пришлось оказать свою скромную долю содѣйствія при осадѣ Бонна, которую нѣтъ надобности описывать здѣсь. Онъ былъ настолько счастливъ, что не получилъ ни одной раны и послѣ сдачи города пилъ за здоровье своего генерала. Весь этотъ годъ онъ былъ занятъ службой и даже не помышлялъ проситься въ отпускъ, оказавшись и въ этомъ отношеніи счастливѣе нѣкоторыхъ изъ своихъ товарищей, погибшихъ при переѣздѣ на родину во время страшной бури, которая разразилась въ концѣ ноября 1704 года.-- Эта самая буря была та, которую воспѣлъ мистеръ Аддисонъ и которая пустила ко дну нѣсколько десятковъ нашихъ лучшихъ кораблей и 15.000 нашихъ моряковъ.
   Говорили, что герцогъ Марльборо былъ сраженъ постигшимъ его семью несчастьемъ; но это не помѣшало ему доказать нашимъ врагамъ, что онъ не разучился ихъ побѣждать. Какъ ни громокъ былъ успѣхъ военныхъ дѣйствій этого великаго полководца въ прошлую кампанію, блестящія побѣды слѣдующаго года далеко его превзошли. Послѣ взятія Бонна главнокомандующій уѣхалъ въ Англію, а наша армія возвратилась въ Голландію, гдѣ, въ апрѣлѣ 1704 года, это свѣтлость снова прибылъ къ войскамъ. Изъ Гарвича войска переправились въ Мэсландъ-Олейсъ. Тотчасъ послѣ высадки на берегъ герцогъ отправился въ Гагу, гдѣ принималъ иностранныхъ пословъ, главныхъ представителей городского управленія и другихъ важныхъ особъ. Главнокомандующаго повсюду встрѣчали съ величайшимъ почетомъ: въ Гагѣ, въ Утрехтѣ, въ Руремондѣ и Мэстрихтѣ. Представители гражданской власти выходили на встрѣчу это экипажамъ; въ честь его пріѣзда салютовали изъ пушекъ; на мѣстахъ предполагаемыхъ остановокъ воздвигались парадные балдахины и приготовлялись банкеты для многочисленной его свиты. Между Люттихомъ и Мэстрихтомъ его свѣтлость производилъ смотръ войскамъ генеральныхъ штатовъ, а потомъ, близъ Буа-ле-Дюкъ, смотрѣлъ англійскія войска, состоявшія подъ начальствомъ генерала Черчиля. Судя по приготовленіямъ, предполагалось совершить долгій походъ, и армія съ восторгомъ узнала, что главнокомандующій намѣренъ перенести театръ военныхъ дѣйствій за предѣлы Нидерландовъ и идти на Мозель. Еще до выступленія изъ подъ Мэстрихта мы знали, что французы подъ начальствомъ маршала Вилльруа тоже идутъ къ Мозелю.
   Къ концу мая наша армія дошла до Кобленца. На другой же день его свѣтлость съ генералами своей свиты отправился съ визитомъ къ курфюрсту Трирскому, въ его замокъ Эренбрейтштейнъ; а пока герцогъ пировалъ у курфюрста, наша конница перешла Рейнъ. До нихъ поръ все было однимъ сплошнымъ, великолѣпнымъ празднествомъ; каждый день приносилъ съ собой что-нибудь новое, полное интереса. Пока это былъ блестящій походъ великой, славной арміи черезъ земли дружественной державы и, ужь, конечно, среди прелестнѣйшихъ картинъ природы, какія я когда-либо видѣлъ.
   Слѣдуя за кавалеріей съ возможной быстротой, наша пѣхота и артиллерія перешли Рейнъ пониже Эренбрейтштейна и переправились у Кастеля, близь Майнца. Здѣсь, на берегу, главнокомандующаго и его генераловъ встрѣтили экипажи курфюрста, доставившіе ихъ среди грома пушечныхъ выстрѣловъ во дворецъ его высочества, гдѣ ихъ ожидалъ новый роскошный банкетъ. Гидлингенъ, въ Баваріи, былъ назначенъ сборнымъ пунктомъ для всѣхъ союзныхъ армій, и сюда-то двинулись разными дорогами англійскія, голландскія, датскія и нѣмецкія войска. Наши пѣхота и артиллерія подъ начальствомъ генерала Черчилля перешли Неккеръ у Гейдельберга, и Эсмондъ имѣлъ такимъ образомъ случай видѣть городъ и дворецъ, нѣкогда столь знаменитые и прекрасные (но значительно разрушенные французами въ послѣднюю войну, когда они дрались подъ начальствомъ Тюрення), тотъ городъ, гдѣ дѣдъ его служилъ при Дворѣ несчастной красавицы, курфюрстины-пфальцграфини, сестры короля Карла Перваго.
   Въ Миндельсгеймѣ нашего главнокомандующаго посѣтилъ знаменитый принцъ Савойскій. Насъ собралась цѣлая толпа: каждому хотѣлось взглянуть на этого блестящаго и неустрашимаго воина. Наши войска были выстроены въ боевомъ порядкѣ, и принцъ, производившій имъ смотръ, изволилъ высказать свое восхищеніе благородною англійской арміей. Наконецъ, между Диллингеномъ и Лавингеномъ мы увидѣли непріятеля: насъ раздѣлялъ только Бренцъ. Курфюрстъ Баварскій, основательно предполагая, что нашъ герцогъ изберетъ Донаувертъ главнымъ пунктомъ аттаки, послалъ сильный отрядъ изъ отборнѣйшихъ своихъ войскъ графу Даркосу, стоявшему близь Донауверіа, въ Шелленбергѣ, гдѣ производились большія земляныя работы и тысячи саперовъ были заняты укрѣпленіемъ позиціи.
   2-го іюля его свѣтлость аттаковалъ Донаувертъ -- нѣтъ надобности говорить, съ какимъ успѣхомъ. Онъ выступилъ съ шестью тысячами пѣхоты, англійской и голландской, съ тридцатью эскадронами кавалеріи и тремя полками имперскихъ кирассиръ, и перешелъ рѣку во главѣ конницы. Наши войска шли на штурмъ съ увлеченіемъ и выказали въ этой аттакѣ неслыханное мужество (солдаты кидались прямо на непріятельскія пушки и падали цѣлыми сотнями подъ разрушительнымъ дѣйствіемъ ихъ ядеръ); но не смотря на это мы нѣсколько разъ были отброшены и были бы принуждены отступить, если бы къ намъ не подоспѣли на помощь имперцы подъ начальствомъ принца Баденскаго. Тутъ непріятель не могъ устоять и показалъ намъ тылъ. Мы бросились за нимъ по траншеямъ, производя жестокую рѣзню, и преслѣдовали его до самаго Дуная. Здѣсь большая часть непріятельскихъ войскъ, слѣдуя примѣру своихъ генераловъ -- графа Даркоса и самого курфюрста, кинулась вплавь черезъ рѣку, думая спастись бѣгствомъ. Наша армія заняла Донаувертъ, очищенный баварцами и гдѣ, какъ говорили, курфюрстъ былъ намѣренъ оказать намъ горячій пріемъ: говорили, что онъ собирался сжечь насъ въ постеляхъ; по крайней мѣрѣ, когда мы заняли городъ, погреба всѣхъ домовъ оказались набитыми соломой. Но хотя факелы и оставались на мѣстѣ, тѣ, кто долженъ былъ ихъ поджечь, разбѣжались, а городскіе жители пожалѣли свои дома. Въ Донаувертѣ нашъ генералъ завладѣлъ арсеналами и складами, гдѣ хранилась непріятельская аммуниція и запасы оружія. Пять дней спустя въ арміи короля Людовика распѣвали Te Deum, а у насъ, въ первый день послѣ побѣды служили благодарственный молебенъ. Какъ разъ во время молебна пришли поздравленіе нашему главнокомандующему отъ принца Савойскаго, закончившееся, такъ сказать, торжественнымъ "Аминь".
   И теперь, послѣ того какъ мистеръ Эсмондъ видѣлъ славный военный походъ черезъ земли дружественной державы, послѣ того, какъ онъ насмотрѣлся на пиры и парады при нѣсколькихъ нѣмецкихъ Дворахъ, и былъ очевидцемъ горячаго боя и торжествованія побѣды, онъ увидалъ также обратную сторону медали. Онъ видѣлъ, какъ наши войска вступили на непріятельскую территорію, предавая все вокругъ мечу и огню;-- видѣлъ пылающія фермы, опустошенныя поля, рыдающихъ женщинъ, убитыхъ сыновей и отцовъ, и пьяныхъ солдатъ, кощунствующихъ и бражничавшихъ среди всего этого погрома, слезъ и рѣзни. Зачѣмъ величественная муза исторіи, съ такимъ восторгомъ воспѣвавшая храбрость героевъ и величіе побѣдъ, зачѣмъ она проходитъ молчаніемъ эти картины, -- такія грубыя, подлыя, унижающія человѣчество, и тѣмъ не менѣе составляющія чуть-ли не все содержаніе великой военной драмы? Вы, англійскіе джентльмены, посиживающіе дома на покоѣ и услаждающіе себя побѣдными пѣснями, въ которыхъ воспѣваются наши вожди, -- и вы, молодыя красавицы, пускающіяся въ перегонку другъ за другомъ внизъ по лѣстницѣ при первыхъ звукахъ барабановъ и трубъ, чтобы прокричать у_p_а британскимъ гренадерамъ, -- понимаете-ли вы, что изъ этихъ отдѣльныхъ картинокъ, изъ этихъ мелкихъ, но возмутительныхъ данныхъ, слагается итогъ побѣды, которою вы восхищаетесь, -- что грабежъ и убійство входятъ въ кругъ служебныхъ обязанностей героевъ, которыхъ вы ласкаете? Нашъ вождь -- тотъ, кого и Англія, и вся Европа, за исключеніемъ одной только Франціи, почти боготворила, -- безспорно обладалъ однимъ божественнымъ свойствомъ. Онъ оставался одинаково безстрастнымъ передъ опасностью; передъ побѣдой и пораженіемъ. Передъ величайшимъ препятствіемъ и передъ какой-нибудь пустой церемоніей, -- передъ сотнями тысячъ людей, идущихъ на убой, и передъ мирнымъ крестьяниномъ, убитымъ у дверей своей пылающей хижины, -- въ присутствіи пьянствующихъ нѣмецкихъ бароновъ, и при Дворѣ государя, -- въ деревенской лачугѣ, за грубымъ дубовымъ столомъ, на которомъ были разложены его планы, и передъ непріятельской баттареей, изрыгающей пламя и смерть, усѣивая трупами землю, всегда и вездѣ онъ былъ холоденъ, спокоенъ и неумолимъ, какъ судьба. Онъ совершалъ измѣну или произносилъ ложь чернѣе самого Стикса такъ же легко и просто, какъ отвѣшивалъ придворный поклонъ, говорилъ комплименты или болталъ о погодѣ. Онъ бралъ любовницу и бросалъ ее, измѣнялъ своему благодѣтелю или стоялъ за него горой, или убилъ бы его, если бы понадобилось, все это съ одинаковымъ спокойствіемъ и терзаясь угрызеніями совѣсти ничуть не больше той Парки, которая прядетъ для насъ нитку, или той, что подрѣзываетъ ее. Я слыхалъ отъ офицеровъ принца Савойскаго, что во время боя его высочество приходилъ въ такой воинственный азартъ, что становился почти какъ безумный: глаза его загорались; онъ метался и неистовствовалъ, ругался и ободрялъ криками солдатъ и былъ всегда впереди, поджигая и подзадоривая къ травлѣ свою кровожадную свору. Нашъ герцогъ былъ такъ же хладнокровенъ у пушечнаго жерла, какъ у дверей гостиной. Быть можетъ, онъ никогда бы не былъ такимъ великимъ человѣкомъ, имѣй онъ сердце для любви или ненависти, для состраданія или страха, для сожалѣнія или раскаянія. Величайшій подвигъ мужества, глубочайшее усиліе мысли онъ совершалъ такъ же просто, какъ самый подлый поступокъ, на какой только способенъ человѣкъ. Онъ лгалъ, обманывалъ любящую женщину, или кралъ у бѣдняка его послѣдній грошъ съ неизмѣнной душевной ясностью и съ изумительной способностью на все, что только есть въ человѣческой природѣ самаго высокаго и сама-то низкаго.
   Качества его были въ достаточной мѣрѣ извѣстны всей арміи, гдѣ находились представители всѣхъ политическихъ партій и въ томъ числѣ люди очень тонкаго ума. Но между подчиненными его свѣтлости установилось такое довѣріе къ нему, какъ къ первому въ мірѣ полководцу, и такое восхищеніе передъ его изумительнымъ геніемъ и счастьемъ, что даже люди, которыхъ онъ открыто обкрадывалъ, не доплачивая имъ жалованье, -- начальники частей, услугами которыхъ онъ пользовался и которыхъ онъ оскорблялъ, -- ибо онъ пользовался, какъ своими орудіями, всякими людьми, большими и маленькими, -- всѣми, съ кѣмъ сталкивала его судьба, и отъ каждаго что-нибудь бралъ, будь то какое-нибудь полезное свойство характера или вещественная собственность, кровь солдата или отдѣланная драгоцѣнными камнями шляпа, сто тысячъ кромѣ въ видѣ взятки отъ короля, или три фартинга изъ порціоновъ голодающаго часового, или (когда онъ былъ молодъ) поцѣлуй отъ женщины и золотая цѣпочка съ ея шеи; онъ бралъ все, что могъ, отъ мужчинъ и женщинъ, отличаясь, какъ я уже сказалъ, тѣмъ божественнымъ свойствомъ, что -- погибалъ-ли на это глазахъ герой или падалъ подстрѣленный воробей -- онъ съ одинаковой степенью сочувствія относился къ нимъ обоимъ. И не то чтобы онъ не умѣлъ плакать: слезы были у него всегда наготовѣ, и въ надлежащій моментъ борьбы за существованіе онъ какъ нельзя лучше умѣлъ двинуть этотъ резервъ. Онъ могъ пускать въ оборотъ улыбки или слезы, смотря по обстоятельствамъ, когда являлся спросъ на эту дешевую монету. Онъ присѣдалъ передъ трубочистомъ съ такою, же готовностью, какъ льстилъ министру или государю. Онъ былъ надмененъ или унижался, грозилъ или каялся, смотря по надобности; онъ плакалъ и жалъ вашу руку, что не мѣшало ему ударить васъ кинжаломъ изъ-за угла, если онъ находилъ это полезнымъ и удобнымъ. Не смотря на все это, вся армія -- преимущественно же тѣ, кто зналъ его всѣхъ лучше и больше всѣхъ отъ него страдалъ, всѣхъ больше имъ восхищались, и когда онъ несся въ битву передъ рядами солдатъ, -- когда въ критическій моментъ онъ мчался къ какому-нибудь баталіону, поколебавшемуся передъ непріятельской аттакой или пальбой, -- начинавшіе подаваться люди черпали новое мужество въ созерцаніи его безстрастнаго лица и чувствовали, что это воля дѣлаетъ ихъ непобѣдимыми.
   Послѣ славной побѣды подъ Бленгеймомъ энтузіазмъ арміи къ герцогу, раздѣлявшійся даже злѣйшими изъ его личныхъ враговъ -- дошелъ до какого-то изступленія; офицеры, проклинавшіе его въ душѣ, больше всѣхъ сумасшествовали въ своемъ преклоненіи передъ нимъ. Да и кто могъ бы не отдать своей дани восхищенія такой побѣдѣ и такому побѣдителю?-- Ужь, конечно, не пишущій эти строки. Можно провозглашать себя какимъ угодно философомъ, но тотъ, кто дрался въ этотъ день, не можетъ, вспоминая его, не ощущать трепета гордости.
   Правый флангъ французской арміи былъ расположенъ близь деревни Бленгеймъ, на Дунаѣ, гдѣ находилась главная квартира маршала Талльяра. Непріятельская линія была растянута передъ Люцингеномъ мили на полторы и кончалась у лѣсистаго холма, вокругъ подошвы котораго было разставлено сорокъ непріятельскихъ эскадроновъ, дѣйствовавшихъ противъ принца Савойскаго.
   Здѣсь же была деревушка, которую французы сожгли, такъ какъ въ сущности лѣсъ, въ смыслѣ убѣжища и легкости охраны, былъ лучше всякой деревни.
   Между этими двумя деревнями и передъ самысъ фронтомъ французской линіи протекалъ ручеекъ, не болѣе двухъ футъ шириной. Онъ струился по болоту (въ то время почти сплошь высохшему вслѣдствіе лѣтнихъ жаровъ) и представлялъ единственную преграду, раздѣлявшую двѣ враждебныя арміи; ибо къ шести часамъ утра наша армія подошла и выстроилась противъ французовъ, такъ что они могли отчетливо насъ видѣть. Задолго до начала канонады вся равнина чернѣлась отъ войскъ.
   Канонада продолжалась нѣсколько часовъ съ обѣихъ сторонъ. Французскія пушки занимали позицію передъ фронтомъ и наносили большой уронь въ особенности нашей конницѣ, а также правому крылу, состоявшему изъ имперцевъ подъ начальствомъ принца Савойскаго, который не могъ выдвинуть свою артиллерію, такъ какъ вся мѣстность впереди представляла сплошныя рытвины и болота и была почти непроходима для пушекъ.
   Было уже за полдень, когда нашъ лѣвый флангъ (которымъ командовалъ лордъ Куттсъ, храбрѣйшій и популярнѣйшій, изъ англійскихъ генераловъ) началъ аттаку. И тутъ-то, почти что въ самомъ началѣ знаменитой Бленгеймской битви, какъ бы за тѣмъ, чтобы пополнить военную опытность нашего юнаго адьютанта, только что видѣвшаго, какъ двѣ великія арміи сошлись и стояли лицомъ къ лицу, ожидая сигнала къ бою, и имѣвшаго честь развозить приказанія начальства съ одного конца линіи на другой, -- шальная пуля свалила его вмѣстѣ съ сотнями его храбрыхъ товарищей. Вскорѣ послѣ полудня диспозиція къ аттакѣ (хотя и съ большими промедленіями, подъ сильнымъ огнемъ непріятельскихъ пушекъ, занимавшихъ лучшую позицію, чѣмъ наши, и болѣе многочисленныхъ) была составлена, и пѣхотная колонна изъ англичанъ и гессенцевъ, подъ предводительствомъ генералъ-майора Вилькса, командовавшаго крайнимъ лѣвымъ крыломъ нашей линіи, двинулся на Бленгеймъ. Люди шли замѣчательно бодро. Генералъ съ своими офицерами шелъ пѣшкомъ въ головѣ колонны, безъ шляпы, безстрашно приближаясь къ непріятелю, открывшему ужаснѣйшій огонь изъ пушекъ и ружей. Нашимъ было приказано, не отвѣчая на выстрѣлы, добраться до непріятельскихъ окоповъ и ударить въ штыки. Вильксъ первымъ дошелъ до палисадовъ и ударилъ по нимъ саблей, прежде чѣмъ подоспѣли его солдаты. Онъ былъ тутъ же убитъ наповалъ, и съ нимъ выбыли изъ строя полковникъ, майоръ и нѣсколько офицеровъ. Наши войска съ громкимъ у_p_а бросились впередъ; но не смотря на выказанное ими необыкновенное мужество, были принуждены остановиться передъ убійственнымъ огнемъ, который французы открыли по нимъ изъ-за своихъ палисадовъ. Тутъ наши были аттакованы съ фланга и смяты яростнымъ натискомъ французской конницы, неожиданно прискакавшей изъ Бленгейма. Три отчаянныя аттаки нашей пѣхоты были отбиты непріятелемъ; колонны ея были разстроены и отступили, карабкаясь какъ попало черезъ ручей, который они такъ рѣшительно переходили часъ тому назадъ. Французская кавалерія, преслѣдуя ихъ, рубила направо и налѣво. Но тутъ побѣдителей встрѣтила англійская конница подъ предводительствомъ генерала Лумдея, начальника Эсмонда. Бѣжавшая пѣхота укрылась за его эскадронами и вновь построилась. Между тѣмъ Лумдей погналъ обратно французскую конницу и преслѣдовалъ ее до самаго Бленгейма и непріятельскихъ окоповъ, гдѣ лежалъ убитый Вильксъ съ сотнями труповъ другихъ доблестныхъ англичанъ. Съ этого момента мистеръ Эсмондъ не помнитъ ни одной дальнѣйшей подробности знаменитаго сраженія: непріятельскимъ выстрѣломъ подъ нимъ убило лошадь; нашъ молодой джентльменъ свалился на землю вмѣстѣ съ нею, оглушенный, и пришелъ въ себя лишь гораздо позднѣй, да и то только на мгновенье, ибо снова лишился чувствъ отъ боли и потери крови. Смутное впечатлѣніе чьихъ-то громкихъ стоновъ, неясное воспоминаніе о той, которая занимала уже тамъ много мѣста въ его сердцѣ, и быстро промелькнувшая мысль, что наступалъ конецъ его земному странствію со всѣми его надеждами и страданіями, -- вотъ все, что осталось у него въ памяти отъ этихъ часовъ. Когда Гарри очнулся, онъ ощущалъ жестокую боль въ плечѣ; съ него сняли кирасу; его слуга, добрый и вѣрный парень изъ Гемпшира {Передъ тѣмъ, какъ я ушелъ въ походъ, милэди прислала мнѣ изъ Валькота Джона Локвуда, который съ тѣхъ поръ всегда оставался при мнѣ -- Г. Э.}, поддерживалъ ему голову и горько рыдалъ надъ своимъ господиномъ, котораго онъ нашелъ на полѣ сраженія между убитыми и принялъ за мертваго, а докторъ ощупывалъ рану, которую Гарри получилъ, вѣроятно, въ тотъ самый моментъ, когда подъ нимъ убило лошадь. Къ этому времени на нашемъ лѣвомъ флангѣ битва уже кончилась; деревня была занята англичанами, а храбрые ея защитники частью были въ плѣну, частью бѣжали; многіе изъ нихъ утонули въ водахъ Дуная. Если бы честный Локвудъ не розыскалъ своего господина, не было бы теперь ни Эсмонда, ни его исторіи. По полю рыскали мародеры, обкрадывая трупы, и Джекъ ружейнымъ прикладомъ размозжилъ голову одному изъ этихъ негодяевъ, успѣвшему уже отобрать у Эсмонда его шляпу, парикъ, кошелекъ, и превосходные пистолеты въ серебряной оправѣ -- подарокъ вдовствующей виконтессы. Онъ шарилъ въ карманахъ Эсмонда въ поискахъ за новой добычей, когда Джекъ Локвудъ положилъ грабителя на мѣстѣ. Въ Бленгеймѣ устроили лазаретъ для раненыхъ, и здѣсь-то Эсмондъ пролежалъ нѣсколько недѣль между жизнью и смертью. Онъ не особенно страдалъ отъ раны: она была не очень глубока, и докторъ безотлагательно вынулъ изъ нея пулю; но на другой же день у раненаго открылась горячка, отъ которой онъ чуть не умеръ. Гарри узналъ потомъ отъ вѣрнаго Джека, что страшно бредилъ во время болѣзни и говорилъ всякія несообразности. Онъ называлъ себя маркизомъ Эсмондомъ, а одинъ разъ схватилъ за руку фельдшера, который пришелъ перевязать ему рану, сталъ увѣрять, что этотъ фельдшеръ -- Беатриса, и клялся сдѣлать ее герцогиней, если она скажетъ:-- "да". Цѣлые дни онъ проводилъ или въ подобныхъ дикихъ фантазіяхъ, или въ дремотѣ. Тѣмъ временемъ у насъ въ армій служили благодарственный молебенъ послѣ побѣды и происходили знаменитыя торжества, который устроили наши союзники въ честь герцога Марльборо, получившаго теперь титулъ имперскаго принца. Его свѣтлость проѣхалъ на родину черезъ Берлинъ и Гановеръ, тогда какъ для Эсмонда пропали всѣ празднества, происходившія въ этихъ двухъ городахъ и въ которыхъ участвовалъ его командиръ вмѣстѣ съ другими начальниками частей, сопровождавшими главнокомандующаго въ его путешествіи. Какъ только молодой человѣкъ оказался въ состояніи тронуться въ путь, онъ тоже отправился домой. Онъ ѣхалъ на Штутгартъ, вновь посѣтилъ Гейдельбергъ, изъ Гейдельберга проѣхалъ въ Мангеймъ и отсюда совершилъ довольно скучное, но спокойное путешествіе водой внизъ по Рейну, которое, по всей вѣроятности, нашелъ бы восхитительнымъ, если бы сердце его не тосковало по родинѣ и по комъ-то, кто былъ ему дороже родины.
   Почти такъ же ярко и привѣтливо, какъ сіяли глаза его красавицы, блеснули Эсмонду огни Гарвича, когда пакетботъ привезъ его туда изъ Голландіи. Черезъ нѣсколько часовъ, онъ былъ уже въ Лондонѣ и въ Чельзи. Вдовствующая виконтесса встрѣтила его со слезами и объятіями. Она божилась ему на своемъ смѣшанномъ англо-французскомъ жаргонѣ, что у него air noble, что блѣдность удивительно къ нему идетъ, что онъ -- Амадисъ и заслужилъ Глоріану, -- и о, небо и адъ! какъ онъ обрадовался, когда узналъ, что это красавица вступила въ отправленіе своей новой должности и находилась при ея величествѣ въ Кенсингтонѣ. Передъ тѣмъ мистеръ Эсмондъ приказалъ Джеку Локвуду нанять лошадей, чтобы въ ту же ночь ѣхать въ Винчестеръ; но, услыхавъ это извѣстіе, немедленно отмѣнили свое приказаніе. Что ему было дѣлать въ Валькотѣ? Теперь всѣ его надежды, -- всѣ помышленія и желанія сосредоточивались въ трехъ верстахъ, отъ Чельзи, за стѣной Кенсингтонскаго парка. Никогда до тѣхъ поръ бѣдняга Гарри не смотрѣлся въ зеркало съ такимъ волненіемъ: ему хотѣлось удостовѣриться: правда-ли, что онъ пріобрѣлъ le bel air и дѣйствительно-ли ему къ лицу блѣдность? Никогда мосье Амадисъ не заботился такъ о красотѣ своего парика, -- вышивокъ и кружева своихъ манжетъ и жабо, -- какъ теперь, когда онъ долженъ былъ представиться прелестной своей Глоріанѣ... Нѣтъ, огонь французскихъ орудій не былъ и въ половину такъ губителенъ, какъ убійственный взглядъ ея глазокъ. О, небо и адъ! -- какъ они были хороши!
   Подобно тому какъ луна, постепенно блѣднѣя, исчезаетъ въ сверкающихъ лучахъ восходящаго солнца, такъ промелькнуло передъ Эсмондомъ, заставивъ его покраснѣть отъ стыда, другое милое, блѣдное лицо съ своимъ печальнымъ, любящимъ взоромъ. Такимъ прощальнымъ взоромъ должна была, мнѣ кажется, подарить своего возлюбленнаго тоскующая Эвридика, когда, покорная Плутону и року, она удалялась въ царство тѣней.
  

ГЛАВА X.
Старая исторія про дурака и женщину.

   Если у Эсмонда имѣлся аппетитъ къ развлеченіямъ (а онъ любилъ desipere in loco ни больше и ни меньше большинства молодыхъ людей, своихъ сверстниковъ), то теперь онъ былъ въ состояніи удовлетворять таковому въ полной мѣрѣ и въ лучшемъ обществѣ, какое только могла доставить столица. Когда наша армія расположилась за границей на зимнія квартиры, офицеры, обладавшіе кредитомъ или деньгами, получали отпускъ безъ всякаго затрудненія и находили, что проводить время въ Пэлль-Мэллѣ и Гейдъ-Паркѣ было несравненно пріятнѣе, чѣмъ сидѣть всю зиму за стѣнами укрѣпленія въ какомъ-нибудь изъ скучныхъ старыхъ фландрскихъ городовъ, гдѣ стояли тогда англійскія войска. Яхты и пакетботы ежедневно ходили между фламандскими портами и Гарвичемъ: по дорогѣ изъ Гарвича въ Лондонъ постоянно встрѣчались военные; большія гостинницы были переполнены офицерами; городскіе трактиры и кофейни кишѣли красными мундирами. На пріемахъ у князя-герцога въ Сенгъ-Джемскомъ дворцѣ толпилось столько же офицеровъ, какъ бывало въ Гентѣ и Брюсселѣ, гдѣ онъ окружалъ себя самымъ строгимъ церемоніаломъ и принималъ насъ съ царской торжественностью. Послѣ своего производства въ поручики, мистеръ Эсмондъ получилъ назначеніе въ егерскій полкъ (командиромъ котораго былъ знаменитый Джонъ Ричмондъ Уэббъ), до сихъ поръ онъ еще не являлся туда и не представлялся полковому командиру, хотя они вмѣстѣ совершили походъ и участвовали въ одномъ и томъ же сраженіи. Дѣло въ томъ что наша армія, направляясь къ мѣсту своего назначенія на Дунаѣ, двигалась разными дорогами, а мистеръ Эсмондъ состоялъ адьютантомъ при генералѣ Лумлеѣ, командовавшемъ кавалерійской дивизіей. Поэтому именно ему до сихъ поръ еще ни разу не пришлось встрѣтиться съ своимъ командиромъ и будущими товарищами по полку. Только въ Лондонѣ, въ Гольденъ-Скверѣ, гдѣ генералъ-маіоръ Уэббъ занималъ квартиру, капитанъ Эсмондъ имѣлъ честь въ первый разъ засвидѣтельствовать свое почтеніе своему будущему другу и покровителю, подъ начальствомъ котораго служилъ потомъ нѣсколько лѣтъ.
   Тѣ кто помнитъ этого блестящаго и безукоризненнаго джентльмена, должны помнить и то, что онъ слылъ первымъ красавцемъ въ арміи, -- репутація, которою самъ онъ, повидимому, не мало гордился. Одинъ поэтъ, воспѣвшій Уденардскую битву въ довольно скверныхъ стихахъ, такъ говоритъ о Уэббѣ:
  
   "Опасности благородный Уэббъ первымъ на встрѣчу идетъ.
   "Видя его великій примѣръ, войска безстрашно кидаются въ битву.
   "Какъ Марсъ, стремящійся въ боги, суровый и строгій, онъ ѣдетъ передъ фронтомъ.
   "О, благосклонное небо, ты должно сохранить намъ героя, --
   "Того, кто, какъ Гекторъ, отваженъ и хорошъ собой, какъ Парисъ".
  
   Мистеръ Уэббъ находилъ, что эти стихи не уступаютъ въ литературномъ отношеніи стихамъ мистера Аддисона о Бленгеймской битвѣ и, въ сущности, быть Гекторомъ à la mode de Paris если и не составляло вѣнца честолюбія для этого храбраго джентльмена, то во всякомъ случаѣ очень ему нравилось. Едва-ли во всей французской арміи и даже между самыми блестящими придворными кавалерами королевской конной ея гвардіи, сражавшимися противъ насъ подъ начальствомъ Вандома и Вилльруа, нашелся бы офицеръ -- у котораго въ такой степени соединялись бы доблесть воина съ изяществомъ свѣтскаго человѣка, -- отвага съ красотой. И если самъ мистеръ Уэббъ вѣрилъ тому, что говорилъ о немъ свѣтъ, и былъ глубоко убѣжденъ въ собственной храбрости, въ военныхъ своихъ талантахъ и красотѣ, -- имѣемъ-ли мы право быть на него за это въ претензіи? Благодаря всегдашнему довольству собой, онъ неизмѣнно пребывалъ въ хорошемъ настроеніи духа, и друзья его, а въ особенности подчиненные, оставались отъ этого только въ выгодѣ.
   Уроженецъ Вильтшира, генералъ Уэббъ происходилъ изъ очень древняго рода и считалъ, что благороднѣе его семьи никогда не было и не будетъ. Онъ могъ доказать, что происходитъ по прямой линіи отъ короля Эдуарда Перваго и что первый изъ его предковъ, Роальдъ де-Ришмонъ, мчался по Гастингскому полю рядомъ съ Вильгельмомъ Завоевателемъ. "Мы были джентльменами, Эсмондъ, когда Черчилли убирали еще лошадей на конюшнѣ", говаривалъ онъ. Онъ отличался очень высокимъ ростомъ, доходившимъ до шести футъ трехъ дюймовъ, въ бальныхъ башмакахъ, а въ ботфортахъ, въ своемъ высокомъ свѣтломъ парикѣ и шляпѣ съ перомъ, онъ былъ не меньше восьми футъ. "Я выше Черчилля, -- говорилъ онъ, бывало, оглядывая себя въ зеркало, -- и лучше его сложенъ; если же для того, чтобы нравиться женщинѣ, надо имѣть бородавку на носу, то, по чести, тутъ ужь я долженъ пасовать, такъ какъ въ этомъ отношеніи Черчилль имѣетъ надо мной преимущество". Онъ постоянно сравнивалъ себя съ герцогомъ и вызывалъ на такія сравненія всѣхъ своихъ знакомыхъ. Когда, съ обычной своей откровенностью, онъ разговорится бывало за бутылкой вина, шутники хохотали и поощряли его болтать вздоръ; друзья огорчались за него; интриганы и льстецы старались еще больше его подзадорить, а сплетники переносили все отъ слова до слова въ главную квартиру, разжигая и безъ того уже существовавшую вражду между великимъ полководцемъ и однимъ изъ способнѣйшихъ и храбрѣйшихъ помощниковъ, какихъ онъ когда-либо имѣлъ.
   Непріязнь Уэбба къ герцогу настолько бросалась въ глаза, что достаточно было полчаса поговорить съ мистеромъ Уэббомъ, чтобы у васъ не осталось никакихъ сомнѣній на этотъ счетъ. Супруга Уэбба, обожавшая своего генерала и считавшая его еще во сто разъ выше, красивѣе и храбрѣе, чѣмъ создала его щедрая природа, отъ всей души ненавидѣла князя-герцога, -- ненавидѣла тою страстной ненавистью, какую можетъ питать единственно только вѣрная жена къ врагамъ своего мужа. Впрочемъ, пока его свѣтлость не былъ еще врагомъ генерала: мистеръ Уэббъ говорилъ о своемъ начальникѣ тысячу самыхъ оскорбительныхъ вещей, которыя тотъ ему великодушно прощалъ, а такъ какъ у герцога имѣлись всюду шпіоны, то онъ, безъ сомнѣнія, слышалъ еще тысячу вещей, которыхъ Уэббъ никогда не говорилъ. Но дѣло въ томъ, что этому великому человѣку ничего не стоило прощать: обиду-ли или благодѣяніе, -- онъ все глоталъ одинаково легко.
   Если бы кому-нибудь изъ внуковъ вздумалось прочесть мои записки, я не хотѣлъ бы, чтобы онъ составилъ себѣ сужденіе о князѣ-герцогѣ, основываясь на томъ, что писалъ о немъ современникъ {Все это мѣсто мемуаровъ Эсмонда написано на отдѣльномъ листкѣ, вложенномъ въ тетрадь рукописи и помѣченномъ 1744-мъ годомъ; вѣроятно, оно было написано послѣ того, какъ авторъ узналъ о смерти герцогини.}. Никого не восхваляли такъ неумѣренно и беззавѣтно, не бранили такъ, какъ этого великаго государственнаго человѣка и воина. Никто, впрочемъ, и не заслуживалъ въ такой мѣрѣ величайшихъ похвалъ и самаго строгаго порицанія. Если пишущій эти строки присоединяется къ противникамъ Марльборо, то весьма вѣроятно, что источникъ его недоброжелательства является въ данномъ случаѣ чисто субъективнымъ.
   Явившись на одинъ изъ пріемовъ главнокомандующаго, мистеръ Эсмондъ долженъ былъ убѣдиться, что у его свѣтлости не сохранилось ни малѣйшаго воспоминанія объ адьютантѣ генерала Лумлея. Герцогъ Марльборо, прекрасно знавшій семью Эсмонда, служившій съ обоими лордами (съ милордомъ Фрэнсисомъ и виконтомъ Томасомъ, отцомъ Эсмонда) во Фландріи и въ гвардейской дивизіи герцога Іоркскаго, и какъ нельзя болѣе дружелюбно относившимся къ такъ называемымъ законнымъ представителямъ фамиліи Кэстльвудовъ, не обратилъ никакого вниманія на бѣднаго поручика, носившаго ихъ имя. Одно его привѣтливое слово, которое показало бы, что онъ помнилъ своего юнаго подчиненнаго, -- одинъ взглядъ поощренія, -- и Эсмондъ могъ бы измѣнить свое мнѣніе о великомъ человѣкѣ, и вмѣсто сатиры -- какъ знать? -- не вылился-ли бы изъ подъ пера скромнаго историка панегирикъ? Стоитъ только измѣнить точку зрѣнія, и благороднѣйшій поступокъ сдѣлается подлымъ; стоитъ перевернуть подзорную трубу, и великанъ покажется пигмеемъ. Вы можете описывать все, что угодно, но кто возьмется опредѣлить, насколько ясенъ вашъ взглядъ и точны ваши свѣдѣнія? Скажи большой человѣкъ маленькому одно доброе слово (а э_т_о_т_ъ человѣкъ не задумался бы выйти изъ своей золоченой кареты, чтобы пожать руку Лазарю, покрытому лохмотьями и язвами, если бы думалъ, что Лазарь можетъ ему на что-нибудь пригодится), и нѣтъ никакого сомнѣнія, что маленькій человѣкъ сражался бы за большого, не щадя силъ, и перомъ, и мечемъ. Царственному Льву на ту пору не нужна была Мышь, и госпожа Мышь ушла и стала точить зубы на него.
   Какъ бы тамъ ни было, а нашъ молодой джентльменъ, бывшій патентованнымъ героемъ въ глазахъ своей семьи (да, вѣроятно, и въ своихъ собственныхъ), убѣдился, что главный герой дня думаетъ о немъ не больше, чѣмъ о какомъ-нибудь маленькомъ барабанщикѣ своей арміи. Вдовствующая виконтесса страшно разгнѣвалась за такое пренебреженіе къ ея семьѣ и имѣла крупную баталію съ лэди Марльборо (какъ она продолжала упорно называть герцогиню). Ея свѣтлость была теперь статсъ-дамой ея величества и одною изъ такихъ же вліятельнѣйшихъ особъ въ Англіи какой мужъ ея оказывался въ Европѣ, Баталія между двумя дамами происходила въ пріемной королевы.
   На страстные протесты моей тетушки герцогиня надменно отвѣтила, что сдѣлала все, отъ нея зависѣвшее, для законныхъ представителей фамиліи Эсмондовъ и никто не можетъ разсчитывать, чтобы она приняла на себя заботы еще и о побочныхъ отпрыскахъ этой семьи.
   -- Побочныхъ! -- закричала виконтесса внѣ себя отъ злости.-- Какъ извѣстно вашей свѣтлости, между Черчиллями есть тоже побочныя дѣти, и однако о герцогѣ Бервикѣ, напримѣръ, достаточно заботятся.
   -- Madame, -- отвѣчала ей герцогиня, -- вы лучше, чѣмъ кто-нибудь, должны знать, по чьей винѣ въ семьѣ Эсмондовъ нѣтъ такихъ терцоговъ и почему не удалась маленькая интрижка одной извѣстной вамъ особы.
   Другъ Эсмонда, Дикъ Стилъ, ожидавшій своего принца въ пріемной королевы, слышалъ всю эту дамскую ссору.
   -- Клянусь честью, Гарри, -- сказалъ Дикъ, заканчивая свой разсказъ, -- мнѣ кажется, что твоя родственница осталась тутъ въ дурахъ.
   Онъ, разумѣется, не могъ не разболтать этой исторіи. Къ вечеру о ней говорили во всѣхъ кофейняхъ, а черезъ мѣсяцъ она появилась въ одной изъ газетъ подъ заглавіемъ: "Какъ отвѣтила ея свѣтлость герцогиня М-р-л-б-р-о одной придворной дамѣ, католичкѣ и бывшей фавориткѣ короля І-к-в-а" и была перепечатана чуть-ли не во всѣхъ газетахъ съ примѣчаніемъ, въ которомъ сообщалось, что "когда родственникъ вышепоименованной лэди, глава фамиліи, не такъ давно былъ убитъ на дуэли, герцогиня не успокоилась, пока не выхлопотала пенсіи его вдовѣ и сиротамъ изъ суммъ ея величества". Нельзя сказать, чтобы эта исторія особенно подвинула карьеру мистера Эсмонда: когда она разгласилась, онъ не зналъ, куда дѣваться отъ стыда, и ни разу больше не показалъ носа на пріемахъ главнокомандующаго. Въ эти полтора года, пока Эсмондъ не видался съ своей госпожей старикъ деканъ, почтенный ея отецъ скончался. Онъ до конца не измѣнилъ своимъ убѣжденіямъ и, умирая, завѣщалъ семьѣ никогда не забывать, что братъ королевы, король Іаковъ Третій, -- на самомъ дѣлѣ ихъ законный государь. Умеръ онъ, какъ святой (такъ говорила Эсмонду ею дочь) и, къ немалому ея изумленію -- ибо жилъ онъ всегда бѣдно, -- послѣ его смерти остался капиталъ ни больше, ни меньше, какъ въ 3.000 фунтовъ, которыя онъ завѣщалъ дочери.
   Благодаря этому маленькому наслѣдству, лэди Кэстльвудъ имѣла возможность переѣхать въ Лондонъ съ обоими дѣтьми, когда пришелъ срокъ ея дочери поступить ко Двору. Она наняла небольшой, но приличный домикъ въ Кенсингтонѣ, по сосѣдству съ дворцомъ, и здѣсь-то Эсмондъ нашелъ своихъ дорогихъ друзей.
   Университетская карьера молодого лорда закончилась довольно внезапно. Честному Тёшеру, его гувернеру, пришлось убѣдиться, что съ юнымъ джентльменомъ не было никакого слада. Милордъ отравлялъ его жизнь своими проказами; какъ настоящій баловень и маменькинъ сынокъ, онъ чуть-ли не каждый день попадался въ какой-нибудь нелѣпой мальчишеской шалости. Подъ конецъ докторъ Бентли, новый директоръ коллегіи св. Троицы, счелъ нужнымъ написать милэди виконтессѣ, матери милорда, прося ее взять изъ коллегіи молодого человѣка, такъ какъ учиться онъ не желаетъ и только подаетъ дурной примѣръ товарищамъ своимъ буйнымъ поведеніемъ. И дѣйствительно, его сіятельство изрядно отличался въ Кэмбриджѣ своими продѣлками; я знаю, что онъ чуть не поджегъ Невиль-Кортъ -- прекрасное новое зданіе коллегіи, недавно отстроенное сэромъ Кристоферомъ Реномъ. Онъ сшибъ съ ногъ помощника проктора, хотѣвшаго помѣшать ему въ одной изъ ночныхъ продѣлокъ; далъ парадный обѣдъ въ день рожденья принца Уэльскаго и двадцать человѣкъ молодежи, присутствовавшихъ на этомъ обѣдѣ, провозглашали при открытыхъ окнахъ тосты за короля Іакова, пѣли патріотическія пѣсни, а когда все вино было выпито, всей гурьбой высыпали на дворъ и прокричали: "Да здравствуетъ король!", такъ что директоръ самъ вышелъ къ нимъ среди ночи и разогналъ эту буйную компанію.
   Означенная продѣлка была послѣдней каплей, переполнившей чашу, и преподобный Томасъ Тёшеръ, домашній капелланъ высокороднаго виконта Кэстльвуда, убѣдившись, что всѣ его молитвы и проповѣди не оказываютъ никакого дѣйствія на его сіятельство, отказался отъ своихъ обязанностей гувернера, уѣхалъ въ Соутгемптопъ, женился на вдовѣ пивовара и увезъ ее съ ея деньгами въ свои пасторскій домъ въ Кэстльвудѣ.
   Милэди, будучи сама роялисткой и тори, какъ всѣ Кэстльвуды, не могла сердиться на сына за то, что онъ пилъ здоровье короля Іакова, и когда юный лордъ высказалъ свое непремѣнное желаніе поступить въ военную службу, она со вздохомъ дала свое согласіе (вѣроятно, она знала, что отказъ ея все равно ни къ чему не поведетъ). Ей хотѣлось, чтобы молодой человѣкъ поступилъ въ полкъ мистера Эсмонда, гдѣ Гарри могъ бы опекать своего легкомысленнаго родственника и быть ему полезенъ своими совѣтами; но милордъ и слышать не хотѣлъ ни о чемъ, кромѣ гвардіи. Поэтому и для него былъ купленъ офицерскій патентъ въ полку герцога Ормондскаго. Такимъ образомъ, возвратившись изъ Германіи послѣ Бленгеймскаго похода, Эсмондъ засталъ его сіятельство уже прапорщикомъ.
   Появленіе въ свѣтѣ дѣтей лэди Кэстльвудъ произвело необыкновенный фуроръ. Слава о нихъ разнеслась по всему городу: никогда еще ни видѣли въ обществѣ такой красивой парочки -- говорили со всѣхъ сторонъ. За молодую фрейлину провозглашались тосты во всѣхъ столичныхъ трактирахъ, а юнымъ лордомъ восхищались еще больше, чѣмъ его сестрой. Въ честь прелестной парочки цѣлыми сотнями сочинялись стихи въ анакреонтическомъ вкусѣ, и молодого джентльмена, по обычаю того времени, воспѣвали въ нихъ подъ именемъ Батилла {Этотъ любимецъ Анакреона отличался красотой.}. Вы можете быть увѣрены, что всѣ эти лестныя мнѣнія объ его особѣ Франкъ принималъ весьма снисходительно и, съ отличавшею его откровенностью и очаровательнымъ добродушіемъ, соглашался, что былъ самымъ красивымъ молодымъ человѣкомъ во всемъ Лондонѣ.
   Вдовствующая виконтесса, упорно не желавшая признавать красоты за миссъ Беатриссы, -- въ чемъ, какъ вы легко можете себѣ представить, съ нею сходилось большинство свѣтскихъ дамъ, -- въ первый же разъ, какъ только увидѣла молодого Кэстльвуда, объявила, что она въ него влюблена, и Гарри Эсмондъ, по пріѣздѣ своемъ въ Чельзи, долженъ былъ убѣдиться, что младшій кузенъ совершенно вытѣснилъ его изъ сердца старухи. Уже одна послѣдняя продѣлка Франка въ коллегіи, когда онъ пилъ за здоровье короля, покорила бы ея сердце, не говоря о всемъ остальномъ, -- говорила милэди. "И откуда только у этого милаго мальчика взялась такая красота?-- изумлялась она.-- Не отъ отца, и ужь, конечно, не отъ матери! Гдѣ онъ научился такимъ благороднымъ манерамъ? Гдѣ онъ пріобрѣлъ такой безукоризненный bel air? Не могъ же онъ перенять ихъ у этой деревенской простушки, Валькотской вдовы!" Эсмондъ имѣлъ свое собственное мнѣніе насчетъ "деревенской простушки", чья спокойная грація и ясная привѣтливость обращенія казались ему верхомъ благовоспитанности, но онъ не пытался вступать въ пререканія съ тетушкой по этому пункту. За то онъ очень охотно соглашался почти со всѣмъ, что говорила очарованная старуха въ похвалу милорда виконта, ибо искренно считалъ его самымъ обворожительнымъ молодымъ джентльменомъ, какого когда-либо зналъ Милордъ бралъ не столько умомъ, сколько оживленіемъ.-- У этого мальчика глаза говорятъ, -- говорилъ о немъ мистеръ Стиль, -- смѣхъ его оживляетъ бесѣду лучше самыхъ удачныхъ остротъ мистера Конгрева. Я просиживаю съ нимъ за бутылкой вина съ такимъ же удовольствіемъ, какъ съ мистеромъ Аддисономъ, и не промѣняю его болтовню на пѣніе Николини. Кто умѣетъ такъ граціозно напиваться, какъ милордъ Кэстльвудъ? Я отдалъ бы все на свѣтѣ за способность такъ легко переносить вино, какъ этотъ несравненный молодой человѣкъ" (хотя, говоря откровенно, Дикъ переносилъ свое вино чрезвычайно легко и въ изрядномъ количествѣ, надо прибавить). "Трезвый онъ восхитителенъ, но пьяный -- положительно неотразимъ". И возвращаясь, по обыкновенію, къ любимцу своему Шекспиру (который, къ слову сказать, считался у насъ устарѣвшимъ, пока Стиль не ввелъ его опять въ моду), Дикъ сравнивалъ милорда съ принцемъ Галемъ {Генрихъ V.}, а Эсмонда любезно величалъ Пистолемъ.
   Статсъ-дама королевы -- первая дама въ Англіи, послѣ ея величества (или даже прежде, какъ гласила молва) -- не удостоившая Беатрису ни однимъ привѣтливымъ словомъ, хотя сама же устроила ее ко Двору, была совершенно очарована ея братомъ. Когда молодой Кэстльвудъ, въ своемъ новомъ мундирѣ, красивый, какъ сказочный принцъ, явился засвидѣтельствовать свое почтеніе ея свѣтлости, она съ минуту молча смотрѣла на юношу, въ смущеніи краснѣвшаго подъ ея взглядомъ, потомъ вдругъ залилась слезами и поцѣловала его при дочеряхъ и при всемъ обществѣ. "Онъ былъ другомъ моего мальчика, -- сказала она, рыдая.-- Мой Бландфордъ могъ бы теперь быть такимъ же". И, увидѣвъ такое доказательство расположенія герцогини къ юному лорду, всѣ поняли, что карьера его обезпечена. Съ этой минуты фаворитъ фаворитки былъ всегда окруженъ льстецами и сдѣлался тщеславнѣе, веселѣе и добродушнѣе прежняго.
   Между тѣмъ, миссъ Беатриса тоже не теряла времени и одерживала побѣды. Въ числѣ покоренныхъ ею былъ одинъ злополучный джентльменъ, сердце котораго еще два года тому назадъ пронзили ея глазки и который съ тѣхъ поръ не могъ вполнѣ излечиться отъ своей раны. Онъ понималъ, конечно, всю безнадежность страсти, направленной на такой предметъ, и прибѣгнулъ тогда же къ самому дѣйствительному, хотя и постыдному remedium amoris, а именно -- къ поспѣшному бѣгству отъ чаръ волшебницы и къ долгой съ нею разлукѣ. На первый разъ мистеръ Эсмондъ былъ раненъ не опасно, а потому болѣзнь его скоро прошла, и если рана иногда еще ныла, онъ этого не сознавалъ и переносилъ боль довольно легко, но когда онъ возвратился послѣ Бленгейма, выяснилось, что шестнадцатилѣтняя дѣвушка, казавшаяся ему два года тому назадъ прелестнѣе всего, что онъ когда-либо видѣлъ, достигла полнаго расцвѣта и совершенства красоты, и бѣдный малый, бѣжавшій уже одинъ разъ отъ ея чаръ, мгновенно сдѣлался опять ея рабомъ. Тогда онъ пробылъ съ нею только два дня и бѣжалъ; теперь видѣлъ ее изо дня въ день. Гарри слѣдилъ за Беатрисой въ пріемныхъ дворца; когда она была дома, -- и онъ былъ тутъ же, какъ членъ семейнаго кружка; когда она выѣзжала, онъ ѣхалъ верхомъ подлѣ кареты ея матери; когда она появлялась въ театрѣ или концертѣ, онъ сидѣлъ въ ложѣ подлѣ нея, или въ партерѣ, и смотрѣлъ на нее; когда она ѣздила въ церковь, онъ ужь непремѣнно былъ тамъ. Понятно, что онъ не слушалъ проповѣди, но за то былъ каждую минуту готовъ провести очаровательную фрейлину къ ея стулу, если она удостоивала принять его услуги и выбрать его изъ дюжины молодыхъ людей, всегда ее окружавшихъ. Когда Беатриса уѣзжала съ ея величествомъ въ Гэмптонъ-Кортъ, надъ Лондономъ спускалась тьма. О, боги! какія ночи проводилъ Эсмондъ, мечтая о Беатрисѣ, подбирая рифмы въ честь ея, бесѣдуя о ней! Его другъ, Дикъ Стиль, ухаживалъ въ то время за молодой вдовушкой, мистриссъ Скерлокъ, на которой потомъ и женился; она жила въ Кенсингтонъ-Скверѣ, рядомъ съ домомъ лэди Кэстльвудъ. Притягиваемые однимъ и тѣмъ же магнетизмомъ Дикъ и Гарри постоянно встрѣчались въ Кенсингтонѣ. Оба они вѣчно шатались около этого мѣста -- либо брели оттуда домой, повѣсивъ носы, либо бѣжали туда со всѣхъ ногъ. Много десятковъ бутылокъ осушили они въ "Королевскомъ Гербѣ", болтая каждый о своей любви и позволяя другому говорить только подъ условіемъ, что и онъ будетъ терпѣливо слушать, въ свой чередъ. Благодаря такимъ обстоятельствамъ молодые джентльмены очень подружились, хотя для остальныхъ своихъ пріятелей были тогда, но всей вѣроятности, невыносимы. Въ "Наблюдателѣ" за этотъ годъ появились стихотворенія Эсмонда: "Къ Глоріанѣ за клавикордами", "Къ букету Глоріаны", "Глоріана при Дворѣ".-- Вы никогда ихъ не читали? Стихи его находили недурными, а нѣкоторые даже приписывали ихъ мистеру Прайору.
   Страсть эта не ускользала -- да и могла-ли она ускользнуть? отъ зоркихъ глазъ госпожи Эсмонда. Онъ все ей разсказалъ. Чего не сдѣлаетъ человѣкъ въ безуміи любви? До какой подлости не унизится? Какихъ мукъ не заставитъ вытерпѣть другого, чтобы облегчитъ хотя отъ сотой доли страданій свое себялюбивое сердце? Изо дня въ день Эсмондъ приходилъ къ милэди и изливалъ передъ нею свои безумныя надежды, мольбы, рапсодіи, и восторги. Она слушала Гарри, улыбалась, и утѣшала его съ неутомимой жалостью, съ неизсякаемой нѣжностью. Эсмондъ былъ ея старшимъ сыномъ, говорила она; что же касается ея доброты къ нему, то чего не могъ бы онъ ожидать отъ той, кто былъ ангеломъ доброты и состраданія? Послѣ того, что было сказано, едва-ли нужно прибавлять, что искательство бѣднаго Эсмонда осталось безуспѣшнымъ. На что могъ разсчитывать какой-то ничтожный поручикъ, безъ имени и гроша за душой, когда его соискателями являлись знатнѣйшіе вельможи въ государствѣ? Онъ даже не помышлялъ просить разрѣшенія надѣяться когда-нибудь получить столь дорогой призъ, -- онъ зналъ, насколько этотъ призъ былъ для него недоступенъ, -- и проводилъ свои глупые, безполезные дни въ унизительныхъ вздохахъ и безсильной тоскѣ. Какія ночи мучительной ярости, терзаній отвергнутой страсти и изсушающей ревности можетъ онъ припомнить! Беатриса думала о немъ не больше, чѣмъ о лакеѣ, стоявшемъ на запяткахъ ея кареты. Его мольбы и жалобы не трогали ее; его восторги ее утомляли; ей было столько же дѣла до его стиховъ, какъ до стиховъ Дика Чаусера, умершаго Богъ знаетъ сколько сотъ лѣтъ тому назадъ. Она не то, чтобы ненавидѣла его, а скорѣй презирала, и только-только терпѣла.
   Въ одинъ прекрасный день, который Эсмондъ провелъ въ разговорахъ о Беатрисѣ съ ея матерью, своей дорогой, любящей, вѣрной госпожею (онъ говорилъ цѣлые часы, цѣлый день; изливалъ передъ ней весь пылъ своей страсти, свое отчаяніе и злобу; постоянно и вновь возвращался все къ тому же предмету, шагалъ изъ угла въ уголъ, рвалъ и комкалъ цвѣты, ломалъ на кусочки сургучъ на столѣ и вообще велъ себя, какъ сумасшедшій) -- замѣтивъ, наконецъ, что миледи, которой въ сотый разъ приходилось слѣдить за всѣми перипетіями его горячки, совсѣмъ поблѣднѣла, утомленная и измученная жалостью къ нему, онъ схватилъ свою шляпу, простился и ушелъ. Дойдя до Кенсингтонъ-Сквера, онъ онъ вспомнилъ о напрасныхъ страданіяхъ, которымъ подвергалъ нѣжнѣйшаго, лучшаго друга, какого когда-либо имѣлъ человѣкъ, и почувствовалъ острое угрызеніе совѣсти. Онъ повернулъ назадъ къ дому (слуга еще стоялъ на подъѣздѣ въ открытыхъ дверяхъ), взбѣжалъ по лѣстницѣ и засталъ свою госпожу, сидѣвшую въ амбразурѣ окна, на томъ же мѣстѣ, гдѣ онъ ее оставилъ. Она глядѣла въ даль, на поля, въ сторону Чельзи. Увидѣвъ его, она засмѣялась и торопливо смахнула слезы, застилавшія ея кроткіе глаза. Въ рукѣ у нея былъ стебелекъ отъ гвоздики -- одной изъ тѣхъ, которыя онъ передъ тѣмъ растерзалъ. Гарри упалъ съ ея ногамъ и спряталъ голову въ ея колѣняхъ.
   -- Простите, простите меня, моя добрая, моя дорогая! -- сказалъ онъ.-- Я въ аду, а вы -- ангелъ, который приноситъ мнѣ каплю воды!
   -- Я ваша мать, вы мой сынъ, и я неизмѣнно васъ люблю, -- промолвила она, положивъ ему на голову свои прекрасныя руки.
   И онъ ушелъ, утѣшенный и смирившійся передъ этой изумительной нѣжностью, передъ неутомимой, вѣрной любовью, которую расточала ему эта женщина.
  

ГЛАВА XI.
Знаменитый мистеръ Джозефъ Аддисонъ.

   Мелкіе придворные чины имѣли общій столъ въ Кенсингтонѣ, а для джентльменовъ гвардіи ежедневно подавался обѣдъ въ Сенъ-Джемскомъ дворцѣ, и мистеръ Эсмондъ могъ пользоваться любою изъ этихъ трапезъ по своему выбору. Дикъ Стиль больше любилъ обѣдать съ гвардейцами, чѣмъ съ своими сослуживцами при Дворѣ, гдѣ за столомъ было меньше вина и больше церемоній. Эсмондъ провелъ много веселыхъ послѣобѣденныхъ часовъ въ обществѣ своего друга и, по крайней мѣрѣ, разъ сто помогалъ усаживать его въ карету. Если согласно старинному изреченію, въ винѣ правда, то какимъ обворожительно-правдивымъ характеромъ долженъ былъ обладать Дикъ!-- Постепенно напиваясь, онъ весь преисполнялся благодушіемъ, которое буквально било у него черезъ край. Его болтовня была не столько остроумна, сколько привлекательна. Онъ никогда не говорилъ ничего такого, что могло бы разсердить кого-нибудь или обидѣть. Напротивъ того: чѣмъ больше онъ хмѣлѣлъ, тѣмъ становился добрѣе и нѣжнѣе. Находились люди, смѣявшіеся надъ бѣднягой, когда онъ былъ пьянъ, и избиравшіе его мишенью для своей сатиры, но Эсмонду пьяное добродушіе Дика, его милыя шутки, всегда сверкавшія живой, игривой фантазіей казались несравненно привлекательнѣе самой тонкой causerie присяжныхъ остряковъ съ ихъ вымученными эпиграммами и жесткой аффектаціей. Про Стиля можно сказать, что онъ сіялъ, а не сверкалъ. Пресловутые beaux esprits модныхъ кофеенъ мистеръ Уильямъ Конгревъ, напримѣръ, когда его подагра и величіе позволяли ему снизоити до нашего общества, дѣлали, правда, очень мѣткіе выстрѣлы -- по полудюжинѣ въ вечеръ, случаюсь, -- но въ качествѣ стрѣлковъ-спеціалистовъ, стрѣлявшихъ не иначе, какъ въ цѣль, они послѣ каждаго выстрѣла должны были удаляться со сцены, чтобы зарядить ружье, и скрытно выжидать, когда представится новый случай прицѣлиться во врага. Дикъ же никогда не смотрѣлъ на своихъ товарищей-собутыльниковъ, какъ на мишень для стрѣльбы; для него всѣ они были друзья, и онъ былъ радъ пожать каждому изъ нихъ руку. Чутъ-ли не каждаго бѣдняга бралъ повѣреннымъ своихъ тайнъ, и полъ-города знало всю подноготную объ его любви и долгахъ, объ его кредиторахъ и непреклонной жестокости его красавицы. Въ первый пріѣздъ Эсмонда въ Лондонъ честный Дикъ пылалъ нѣжной страстью и сумасшествовалъ по одной молодой леди, богачкѣ изъ Becтъ-Индіи, на которой и женился. Черезъ два года она умерла, отъ ея богатства ничего не осталось, и почтен ный вдовецъ съ такимъ юношескимъ пыломъ гонялся за новой красавицей, какъ будто никогда не влюблялся, не былъ женатъ и не хоронилъ первой своей жены.
   Однажды въ воскресенье, отобѣдавъ съ господами гвардейцами (случайно тогда на Дика нашла полоса трезвости), друзья вышли прогуляться. Когда они проходили по Джермэнъ-Стриту, Дикъ вдругъ выпустилъ руку товарища и устремился бѣгомъ къ какому-то джентльмену, который стоялъ передъ окномъ книжной лавки, неподалеко отъ церкви св. Іакова, погрузившись въ созерцаніе толстаго фоліанта. Это былъ высокій бѣлокурый мужчина, въ камзолѣ табачнаго цвѣта, при шпагѣ, одѣтый весьма скромно и очень просто, почти бѣдно, -- по крайней мѣрѣ. по сравненію съ капитаномъ Стилемъ, любившимъ украшать свою кругленькую жизнерадостную особу всѣмъ, что только было самаго лучшаго по части одежды, и всегда блиставшимъ краснымъ сукномъ и золотыми галунами. И такъ, капитанъ подлетѣлъ къ библіофилу, заключилъ его въ объятія и непремѣнно поцѣловалъ бы, потому что Дикъ вѣчно обнимался и цѣловался съ своими друзьями, -- если бы высокій джентльменъ не откинулся назадъ, слегка покраснѣвъ и видимо желая уклониться отъ такой публичной манифестаціи сердечнаго расположенія къ нему мистера Стиля.
   -- Милѣйшій мой Джо, гдѣ ты прятался цѣлый вѣкъ? -- вскричалъ капитанъ, не переставая трясти своего друга за обѣ руки.-- Вотъ уже двѣ недѣли, что я по тебѣ изнываю!
   -- Двѣ недѣли -- еще не вѣкъ, Дисъ, -- отвѣчалъ тотъ добродушно. У него были свѣтло-голубые, необыкновенно блестящіе глаза и красивое, совершенно правильное, какъ у античной статуи, лицо). -- Ты спрашиваешь, гдѣ я прятался?.. Какъ ты думаешь -- гдѣ?
   -- Не за морями же, я надѣюсь, мой милый? проговорилъ Стиль съ перепуганнымъ лицомъ.-- Ты вѣдь знаешь, что я всегда...
   -- Нѣтъ, нѣтъ, -- перебилъ его пріятель съ улыбкой, -- до такой крайности еще не дошло, Я прятался, сэръ, въ такомъ мѣстѣ, гдѣ обыкновенно никому не приходитъ въ голову искать человѣка, -- въ собственной моей квартирѣ, куда я теперь направляюсь, чтобы выкурить трубку и выпить стаканчикъ вина. Желаетъ ваша милость сопутствовать мнѣ?
   -- Гарри Эсмондъ, поди сюда!-- крикнулъ Дикъ.-- Ты, кажется, достаточно наслушался отъ меня о моемъ милѣйшемъ Джо, -- о моемъ ангелѣ-хранителѣ?
   -- Я не отъ одного тебя научился восхищаться мистеромъ Аддисономъ, -- отвѣтилъ съ поклономъ Эсмондъ.-- Мы, студенты, и въ Кэмбриджѣ и въ Оксфордѣ, всегда любили хорошіе стихи, и многіе изъ вашихъ, сэръ, я знаю наизусть, хоть и ношу красный мундиръ... "О que canoro blandius Orpheo vocale ducis carmen"... прикажете продолжать? -- спросилъ мистеръ Эсмондъ, дѣйствительно знавшій и любившій очаровательныя латинскія стихотворенія мистера Аддисона, какъ зналъ ихъ и восхищался ими каждый тогдашній студентъ.
   -- Это капитанъ Эсмондъ, сражавшійся подъ Бленгеймомъ, -- сказалъ Стиль.
   -- Я слышалъ о васъ, -- проговорилъ съ улыбкой мистеръ Аддисонъ. (Да и кто въ Лондонѣ не слыхалъ тогда о злополучной исторіи вдовствующей тетушки Эсмонда съ герцогиней?).
   -- Мы шли къ "Королю Георгу" распить бутылку вина передъ спектаклемъ, -- сказалъ Стиль. Не хочешь-ли пойти съ нами, Джо?
   Мистеръ Аддисонъ отвѣчалъ, что его квартира близехонько, въ Геймаркетѣ, и что онъ пока еще можетъ угостить своихъ друзей бутылкой хорошаго вина. Джентльмены поблагодарили за радушное приглашеніе, и всѣ трое направились къ Геймаркету.
   -- Моя хозяйка станетъ мнѣ вѣрить въ долгъ, когда увидитъ, какіе изящные джентльмены бываютъ у меня въ гостяхъ, -- сказалъ, улыбаясь, мистеръ Аддисонъ и пригласилъ своихъ спутниковъ войти.
   Квартира была у него довольно убогая, но ни одинъ вельможа не съумѣлъ бы принять своихъ гостей съ такою изысканной учтивостью и безукоризненной граціей. Скромный обѣдъ, состоявшій изъ ломтика говядины и небольшого хлѣбца, ожидалъ хозяина на столѣ.
   -- Вино у меня лучше обѣда, -- сказалъ мистеръ Аддисонъ, -- лордъ Галифаксъ прислалъ мнѣ бургонскаго.
   И онъ поставилъ передъ гостями бутылку и стаканы. Въ нѣсколько минутъ онъ покончилъ съ обѣдомъ, и всѣ трое принялись за вино.
   -- Вы видите, -- сказалъ хозяинъ, указывая на свой письменный столъ, на которомъ былъ разложенъ планъ Гохштедскаго сраженія и лежало нѣсколько газетъ и брошюръ, относившихся къ тому же предмету, -- вы видите, капитанъ, я тоже занимаюсь военнымъ искусствомъ. Дѣло въ томъ, что меня пригласили сотрудничать въ одной газетѣ, въ качествѣ поэта, и я описываю теперь въ стихахъ этотъ походъ.
   И Эсмондъ, исполняя желаніе хозяина, разсказалъ ему все, что зналъ о знаменитомъ сраженіи, нарисовалъ на столѣ рѣку aliquo mero и съ помощью нѣсколькихъ обломковъ табачной трубки изобразилъ наступательное движеніе нашего лѣваго фланга, въ которомъ участвовалъ самъ.
   Два-три листка съ стихами лежали уже готовые ли столѣ между бутылками и стаканами, и Дикъ, освѣжившись какъ слѣдуетъ виномъ, взялъ эти листки, исписанные тонкимъ, отчетливымъ почеркомъ автора, чистенькіе, почти безъ помарокъ, и началъ читать вслухъ съ большимъ паѳосомъ. Въ концѣ каждой строфы чтецъ останавливался и разражался цѣлымъ залпомъ восторженныхъ похвалъ. Эсмондъ невольно улыбнулся такому энтузіазму друга Аддисона.
   -- Ты ведешь себя какъ нѣмецкіе бюргеры и мозельскіе принцы, -- сказалъ онъ.-- Всякій разъ, какъ наша армія останавливалась на привалъ передъ какимъ-нибудь изъ ихъ городковъ, они присылали главнокомандующему депутацію съ изъявленіями своихъ чувствъ и салютовали намъ изъ всѣхъ своихъ пушекъ.
   -- А потомъ пили за здоровье великаго полководца, весело сказалъ капитанъ Стиль, наливая до краевъ свои стаканъ. (Когда приходилось выразить признаніе чьихъ-нибудь заслугъ въ этой формѣ, за Дикомъ никогда не было остановки).
   -- А герцогъ, -- такъ какъ вы ужъ непремѣнно хотите, чтобы я игралъ роль это свѣтлости, -- съ благодарностью отвѣчалъ на дружескій тостъ, -- проговорилъ мистеръ Аддисонъ, улыбаясь и слегка покраснѣвъ.-- Свѣтлѣйшій курфюрстъ Ковентъ-Гарденскій, пью за здоровье вашего высочества!-- и онъ наполнилъ свой стаканъ.
   Когда дѣло шло о выпивкѣ, Джозефъ также какъ и Дикъ не заставлялъ себя просить, но вино никогда не отуманивало умственныхъ способностей мистера Аддисона: оно только развязывало ему языкъ, тогда какъ капитанъ Стиль отъ одной бутылки терялъ уже голову и лишался языка.
   Дикъ восхищался поэтическимъ произведеніемъ своего друга независимо отъ достоинства стиховъ (многіе изъ нихъ, говоря откровенно, показались мистеру Эсмонду хуже чѣмъ посредственными) и каждую строчку, вылившуюся изъ подъ пера мистера Аддисона, провозглашалъ вѣнцомъ мастерства.
   Продолжая свое чтеніе, Дикъ дошелъ до того мѣста поэмы, гдѣ бардъ -- такъ благодушно, какъ будто дѣло идетъ о танцахъ въ оперѣ или о невинной буколической дракѣ на кулачкахъ гдѣ-нибудь на деревенской ярмаркѣ, -- описываетъ ту возмутительную, кровавую частъ похода: вспоминая которую каждый солдатъ, въ ней участвовавшій, долженъ сгорѣть со стыда, -- ту часть похода, когда намъ было приказано опустошать и грабить земли курфюрста, -- когда болѣе половины его владѣній стонало отъ пожаровъ, убійствъ и всякихъ неистовствъ нашихъ солдатъ. Къ тому времени, когда Дикъ дошелъ до этого мѣста, вино и дружба привели бѣднягу въ состояніе полнѣйшаго отупѣнія, и онъ такъ чувствительно продекламировалъ или, вѣрнѣе, проикалъ послѣднюю строчку, что одинъ изъ его слушателей покатился со смѣха.
   -- Я восхищаюсь свободой поэтическаго творчества, -- сказалъ Эсмондъ мистеру Аддисону. (Дикъ, дочитавъ стихи, объявилъ, что ему пора уходить, и расцѣловавъ на прощанье обоихъ своихъ пріятелей, вышелъ, пошатываясь и въ парикѣ, съѣхавшемъ ему на глаза).--Я восхищаюсь вашимъ искусствомъ: вы воспѣваете убійство, положивъ это на музыку; неистовства войны превращаются у васъ въ какую-то оперную битву, и ваши дѣвы визжатъ въ тонъ, когда наши побѣдоносные гренадеры вступаютъ въ ихъ деревню торжественнымъ маршемъ. Знаете-ли вы, какова была на самомъ дѣлѣ эта картина? (По всей вѣроятности, къ этому времени въ головѣ у мистера Эсмонда тоже шумѣло).-- Какое именно торжество вы прославляете, сударь? Вы не знаете, какія позорныя сцены разигрывались тогда, -- какая это была ужасная драма, которою руководилъ геній нашего полководца, -- спокойнаго и невозмутимаго, какъ будто онъ явился къ намъ изъ-за облачныхъ сферъ. Вы говорите о "солдатѣ, который прислушивается къ испуганному блеянію стадъ и крикамъ дѣтей, пригвожденный къ мѣсту печалью", "о скорби вождя, готоваго поддаться великодушному состраданію"; а я, сударь, думаю, что этого вождя крики дѣтей трогали не больше блеянія стадъ и что многіе изъ вашихъ разбойниковъ съ одинаково легкимъ сердцемъ убивали тѣхъ и другихъ. Я устыдился моего ремесла, когда увидѣлъ, какіе ужасы совершались нами открыто, у всѣхъ на глазахъ. Въ вашихъ отполированныхъ стихахъ рисуется намъ величественный образъ улыбающейся побѣды, а я вамъ говорю, что это грубый, безобразный, жестокій идолъ, -- отвратительный, кровожадный и дикій! Становится стыдно и оскорбительно, когда вспоминалъ, какія божескія почести воздаются ему. Вы, крупные поэты, должны бы изображать его такимъ, каковъ онъ есть, -- отталкивающимъ и страшнымъ, а не божественно прекраснымъ, какимъ вы его рисуете. О, сэръ, если бы вы сдѣлали этотъ походъ, -- повѣрьте, вы бы не стали его воспѣвать!
   Мистеръ Аддисонъ выслушалъ эту небольшую тираду, потягивая дымъ изъ длинной своей трубки и спокойно улыбаясь.
   -- Что же вы хотите?-- проговорилъ онъ.-- Въ наши дни, когда внѣшній лоскъ играетъ такую важную роль, правила искусства не допускаютъ, чтобы муза поэта описывала страданія и ужасы войны, -- чтобы она пачкала себѣ руки въ крови. Эти вещи не описываются, а скорѣе подразумѣваются, какъ въ греческихъ трагедіяхъ, которыя вы, конечно, читали (и ужь болѣе изящныхъ образчиковъ поэтическаго творчества вы, разумѣется, не найдете). Агамемнона убиваютъ и дѣтей Медеи рѣжутъ за сценой, а на сценѣ хоръ поетъ о томъ, что тамъ происходитъ, подъ аккомпаниментъ патетической музыки. Нѣчто въ этомъ родѣ, мой милѣйшій, и я пытаюсь выполнить по мѣрѣ моихъ скромныхъ силъ: я пишу панегирикъ, а не сатиру. Вздумай поэтъ нашего времени запѣть въ томъ тонѣ, какой вы считаете желательнымъ, его разорвали бы на клочки и отдали бы его книгу на сожженіе палачу... Вы не курите? Изъ всѣхъ травъ, произростающихъ на землѣ, нѣтъ полезнѣе и пріятнѣе табаку... Мы должны изображать нашего достославнаго герцога, -- продолжалъ мистеръ Аддисонъ, -- не въ видѣ человѣка съ человѣческими слабостями, каковъ онъ, безъ сомнѣнія, и есть въ дѣйствительности, а въ видѣ героя. Вашъ покорный слуга скачетъ на своемъ тощемъ Пегасѣ торжествовать побѣду, а не сражаться. Вы знаете, что ваша братія, академическіе поэты, трусятъ на смирныхъ лошадкахъ; прославлять въ стихахъ геройскіе подвиги и воспѣвать дѣянія вашего брата, военныхъ людей, было съ незапамятныхъ временъ спеціальностью поэтовъ. Я не могу нарушать установленныя правила моего ремесла; такою рода стихотворенія, какъ это, должны быть гармоничны и торжественны; они не должны имѣть фамильярнаго тона или быть слишкомъ близки къ пошлой дѣйствительности. S iparva licet: если Виргилій могъ вызывать тѣнь божественнаго Августа, то болѣе скромный современный поэтъ съ береговъ Изиса въ правѣ славословить побѣду и побѣдителя, своего соотечественника, тріумфъ котораго близокъ къ сердцу каждаго бритта, -- чьимъ геніемъ и славой гордится каждый гражданинъ. Было-ли когда со временъ нашихъ Генриховъ и Эдуардовъ другое такое славное военное дѣло, какъ это, въ которомъ и вы отличались въ числѣ другихъ героевъ? Если у мени хватитъ силъ воспѣть это достойнымъ образомъ, я это сдѣлаю и буду признателенъ моей музѣ. Если я окажусь несостоятельнымъ, какъ поэтъ, то, по крайней мѣрѣ, докажу свой патріотизмъ честнаго бритта и, подбросивъ вверхъ свою шляпу, прокричу ура побѣдителю:
  
   "... Rheni pacator et Istri,
   Ornais in hoc uno variis discordia cessit
   Ordinibus: laetatur eques, plauditque Senator,
   Votaque patrieio certant plebeia favori".
  
   -- На этомъ полѣ битвы были люди, не уступавшіе въ доблести своему вождю, -- сказалъ мистеръ Эсмондъ, который никогда не любилъ герцога Марльборо и не могъ забыть слышанныхъ имъ въ юности разсказовъ о себялюбіи и вѣроломствѣ этого великаго полководца; -- на Бленгеймскомъ полѣ были люди, ни въ чемъ не уступавшіе своему вождю, и однако имъ не рукоплескали никакіе сенаторы и придворные кавалеры, и ничьи голоса -- ни аристократическіе, ни плебейскіе не славили ихъ. Они лежатъ забытые, подъ землей. Гдѣ тотъ поэтъ, который прославитъ этихъ людей?
   -- Воспѣть доблестныя души героевъ, отошедшія въ царство Плутона? -- проговорилъ съ улыбкой мистеръ Аддисонъ, -- Неужели вы хотѣли бы всѣхъ ихъ воспѣть? -- Если можно позволить себѣ что-нибудь не одобрить въ такомъ изумительнымъ произведеніи, какъ Иліада, то я нахожу и всегда находилъ немного утомительнымъ перечень кораблей, который даетъ намъ Гомеръ. Предстаньте себѣ, что въ своей поэмѣ о военномъ походѣ писатель сталъ бы перечислять всѣхъ капитановъ, поручиковъ и нижнихъ чиновъ, -- что бы это была за поэма? Успѣхъ есть одно изъ величайшихъ достоинствъ великаго человѣка; это результатъ всего остального, -- результатъ скрытой силы, которая завоевываетъ милость боговъ и покоряетъ фортуну. Изъ всѣхъ талантовъ великаго Марльборо я больше всего восхищаюсь этимъ. Быть храбрымъ еще не диковина! -- Каждый изъ насъ можетъ быть храбръ. Но побѣждать, какъ побѣждалъ онъ, -- въ этомъ, мнѣ кажется, есть что-то божественное. Передъ лицомъ опасности великая душа вождя обнаруживается во всемъ своемъ блескѣ и передъ нами является полу-богъ. Сама смерть щадитъ его, проходитъ мимо и коситъ другихъ. Рѣзня и сѣча бѣгутъ передъ нимъ, чтобы опустошать другія части поля битвы, какъ бѣжитъ Гекторъ передъ божественнымъ Ахилломъ. Вы говорите: "онъ не знаетъ жалости". Но ея не знаютъ и боги: они выше человѣческой жалости, -- выше людей. Слабѣющіе воины набираются новыхъ силъ при видѣ его, и куда бы ни поскакалъ онъ на своемъ конѣ, всюду за нимъ несется побѣда.
   Дня черезъ два мистеръ Эсмондъ опять навѣстилъ своего новаго друга и нашелъ, что мысль поэта, вылившаяся въ пылу ихъ спора, была уже обработана и воплотилась въ строкахъ поэмы, составляющихъ по истинѣ лучшую ея часть. Въ то время, какъ два джентльмена сидѣли и бесѣдовали, причемъ мистеръ Аддисонъ, по обыкновенію, услаждалъ себя трубкой, въ комнату вошла дѣвочка-служанка, присматривавшая за квартирой хозяина, и слѣдомъ за ней какой-то джентльменъ въ изящномъ, расшитомъ галунами камзолѣ, очевидно, только что фигурировавшемъ при Дворѣ или на пріемѣ какой-нибудь важной особы. Джентльменъ слегка закашлялся отъ табачнаго дыма и съ любопытствомъ оглянулъ комнату, которая дѣйствительно имѣла очень бѣдный видъ, такъ же какъ и ея владѣлецъ въ своемъ поношенномъ табачнаго цвѣта камзолѣ и гладкомъ, простомъ парикѣ.
   -- Ну, что, какъ подвигается magnum opus, мистеръ Аддисонъ?-- спросилъ придворный гость, поглядывая на листки, лежавшіе на столѣ.
   -- Мы здѣсь какъ разъ о немъ говорили,-- отвѣчалъ Аддисонъ. (Самый знатный вельможа въ Англіи не мотъ быть болѣе утонченно привѣтливъ и держать себя съ большимъ достоинствомъ).-- Вотъ, тутъ, на столѣ, планъ похода, -- продолжалъ онъ.-- Hac ibаt Simois: вотъ здѣсь протекала рѣчка Небель; his est Sigeia tellus: здѣсь, у этого конца трубки, стоялъ Талльяръ съ войсками, въ аттакѣ въ которыхъ участвовалъ капитанъ Эсмондъ. Имѣю честь представить его мистеру Бойлю... Мистеръ Эсмондъ описывалъ мнѣ aliquo proelia mixtа mero, когда вы вошли.
   Дѣйствительно, джентльмены были поглощены этимъ занятіемъ, когда явился новый гость, и Аддисонъ, говоря о мистерѣ Уэббѣ, командирѣ полка, въ которомъ служилъ Эсмондъ, (командовавшемъ бригадой и отличившемся въ этомъ дѣлѣ), по своему обыкновенію улыбаясь, сѣтовалъ на то, что никакъ не могъ подобрать хорошей рифмы къ фамиліи У_э_б_б_ъ, иначе эта бригада непремѣнно попала бы въ его поэму. "Ну, а вы, сударь, только поручикъ" прибавилъ Аддисонъ.-- Упомянуть о васъ я не могу, при всемъ желаніи, такъ какъ наша муза не можетъ заниматься джентльменами ниже генеральскаго чина".
   Мистеръ Бойль объявилъ, что умираетъ отъ желанія прослушать стихи, такъ же какъ лордъ казначейства и милордъ Галифаксъ, и Аддисонъ, краснѣя, началъ читать. (Я подозрѣваю, что онъ зналъ слабыя мѣста своей поэмы не хуже самаго строгаго критика). То мѣсто, гдѣ говорится объ ангелѣ, который "воодушевлялъ къ новой аттакѣ разстроенные батальоны и направлялъ колебавшійся бой, указывая, гдѣ именно онъ долженъ свирѣпствовать", поэтъ прочелъ съ большимъ одушевленіемъ и посмотрѣлъ на Эсмонда, какъ будто хотѣлъ сказать: "Вы знаете, откуда я взялъ это уподобленіе, -- изъ нашей тогдашней бесѣды за бутылкой бургонскаго".
   Оба слушателя пришли въ восторгъ отъ стиховъ и принялись апплодировать, не щадя рукъ. Придворный джентльменъ вскочилъ въ полнѣйшемъ упоеніи.
   -- Ни слова больше, мой дорогой, -- сказалъ онъ.-- Довѣрьте мнѣ эти листки: я отстою ихъ съ опасностью жизни. Позвольте мнѣ прочесть это лорду казначейства, съ которымъ я долженъ видѣться черезъ полчаса. Кажется, я могу обѣщать, что стихи ничего не потеряютъ въ моемъ чтеніи, и тогда, сэръ, мы увидимъ, будетъ-ли имѣть право лордъ Галифаксъ сѣтовать на то, что его другу перестали выдавать пенсію.
   И безъ дальнѣйшихъ околичностей джентльменъ въ костюмѣ съ галунами схватилъ рукопись, положилъ ее своей изящной рукой въ кружевной манжеткѣ за пазуху, къ самому сердцу, сдѣлалъ граціозный прощальный жестъ свободной рукой, въ которой была его шляпа, улыбнулся и выскользнулъ изъ комнаты съ низкимъ поклономъ, оставивъ послѣ себя запахъ модныхъ духовъ и помады.
   -- Не правда-ли, какъ здѣсь потемнѣло послѣ блистательнаго появленія и исчезновенія этого изящнаго посла?-- сказалъ мистеръ Аддисонъ, оглядываясь кругомъ.-- Право, онъ освѣщалъ всю комнату своимъ блескомъ. Вашъ красный мундиръ, мистеръ Эсмондъ, не боится свѣта, но мой вытертый старый камзолъ -- Боже мой!-- какимъ тряпьемъ онъ казался передъ этимъ ослѣпительнымъ великолѣпіемъ!.. Хотѣлъ бы я знать, сдѣлаютъ-ли они что-нибудь для меня, -- продолжалъ онъ, помолчавъ.-- Когда я вышелъ изъ Оксфорда и вступилъ въ свѣтъ, великодушные покровители сулили мнѣ великія и богатыя милости, и вы видите, куда привели меня ихъ посулы:-- въ канурку на чердакѣ съ шестипенсовымъ обѣдомъ изъ кухмистерской. Должно быть, и съ этимъ обѣщаніемъ будетъ то же, и Фортуна опять дастъ мнѣ щелчекъ, какъ она дѣлала это со мной всѣ послѣднія семь лѣтъ. Но Фортуна -- продажная женщина, и я не дорожу ея ласками. Богатство и почести -- дымъ, -- проговорилъ онъ, улыбаясь и пуская облако дыма.-- Бѣдность тяжела, Эсмондъ, но выносить ее можно; даже въ честной зависимости нѣтъ ничего такого, съ чѣмъ не могъ бы примириться порядочный человѣкъ. Я вышелъ изъ нѣдръ моей Alma Mater, раздутый отъ похвалъ, которыя она расточала, и мечтая, что съ талантами и ученостью, доставившими мнѣ нѣкоторое имя въ коллегіи, я буду играть роль въ свѣтѣ. Но міръ -- океанъ, а Изисъ и Чарвелль -- двѣ капельки, теряющіяся въ морѣ воды. Въ верстѣ отъ Модлинъ-Тоуэра моя слава кончалась; на меня не обратили вниманія, но я вынесъ изъ своего опыта по крайней мѣрѣ одинъ полезный урокъ: я научился бодро встрѣчать неудачу. Moй другъ Дикъ играетъ роль въ свѣтѣ; онъ давно обогналъ меня на ристалищѣ жизни... Немножко больше славы, немножко больше денегъ, -- не все-ли равно? -- Философъ примирится со всякой судьбой. Въ университетѣ меня знали; я считался выдающимся студентомъ, и не смотря на это, чтобы имѣть возможность существовать, я долженъ былъ превратиться въ вожака медвѣдей, учить грамотѣ мальчишку. И что же?-- Правда, жизнь была невеселая, но жить было можно: медвѣженокъ мой оказался довольно ручнымъ... Если я потерплю неудачу въ этой послѣдней попыткѣ, я возвращусь въ Оксфордъ, и со временемъ, когда вы будете генераломъ, вы встрѣтите меня викаріемъ въ подрясникѣ и брыжжахъ и я приглашу вашу милость въ мой деревенскій коттеджъ на кружку дешеваго эля... Бѣдность -- не худшій удѣлъ и далеко не самый несчастный, -- заключилъ мистеръ Аддисонъ, вытряхивая золу изъ своей трубки.-- А трубка-то моя вся выкурилась. Не разопьемъ-ли мы вторую бутылку? У меня есть еще пара бутылокъ хорошаго вина. Не хотите? -- Ну, такъ пройдемтесь по Пэлль-Мэллю или зайдемъ въ театръ посмотрѣть комедію Дика. Нельзя сказать, чтобы она блистала умомъ, но Дикъ добрый малый, хоть пороху и не выдумаетъ.
   Черезъ мѣсяцъ, считая съ этого дня, билетъ мистера Аддисона выигралъ въ лоттереѣ жизни чудовищно крупный призъ. Весь городъ бѣсновался, осыпая восторженными похвалами его поэму "Кампанія", которую Дикъ Стиль декламировалъ во всѣхъ кофейняхъ Уайтъ-Голла и Ковентъ-Гардена. Умныя головы провозгласили автора величайшимъ поэтомъ, какихъ не видѣлъ свѣтъ уже нѣсколько столѣтій; публика кричала у_p_а Марльборо и Аддисону, но -- что гораздо важнѣе -- вліятельная партія приняла на себя заботы о судьбѣ поэта, и мистеръ Аддисонъ получилъ мѣсто комиссара въ акцизномъ вѣдомствѣ, освободившееся послѣ знаменитаго мистера Локке. Съ этого дня Аддисонъ пошелъ въ гору, благосостояніе его было обезпечено, и успѣхъ не измѣнялъ ему до конца жизни. Но я часто спрашивалъ себя: не былъ-ли онъ счастливѣе въ Геймаркетѣ, на своемъ чердакѣ, чѣмъ въ своемъ великолѣпномъ дворцѣ, въ Кенсингтонѣ, и мнѣ сдается, что Фортуна, явившаяся къ нему въ образѣ его жены-графини, была въ сущности просто на просто вѣдьма.

* * *

   Какъ ни весела была столичная жизнь, для мистера Эсмонда Лондонъ казался скучнымъ мѣстомъ -- все равно, жила-ли тамъ его волшебница или уѣзжала оттуда. Гарри очень обрадовался, когда его генералъ объявилъ о своемъ намѣреніи въ скоромъ времени возвратиться къ своей дивизіи, стоявшей на зимнихъ квартирахъ въ Буа-ле-Дюкъ. Виконтесса Рашель весело простилась съ милымъ своимъ Эсмондомъ; онъ зналъ, что, куда бы ни забросила его судьба, ея благословеніе всегда будетъ съ нимъ. Миссъ Беатриса находилась съ ея величествомъ въ Гамптонъ-Кортѣ и, когда молодой человѣкъ пріѣзжалъ къ ней прощаться, поцѣловала кончики своихъ хорошенькихъ пальчиковъ въ знакъ прощальнаго привѣтствія ему. Она приняла его въ общей пріемной, гдѣ кромѣ нея находилось еще съ полдюжины придворныхъ дамъ, такъ что его высокопарная прощальная рѣчь если таковая была у него наготовѣ (что весьма вѣроятно) -- пропала даромъ. Беатриса такимъ небрежнымъ тономъ сообщила своимъ пріятельницамъ, что кузенъ ея ѣдетъ на войну, какъ будто онъ собирался идти обѣдать въ трактиръ. Съ довольно плачевнымъ лицомъ онъ спросилъ, не будетъ-ли у нея порученій за границу, и ея сіятельство изволила сказать, что желала бы имѣть кружевную мантилью. На его мрачный поклонъ она отвѣтила насмѣшливымъ реверансомъ и удостоила послать ему воздушный поцѣлуй изъ окна, у котораго стояла съ другими дамами, смѣясь и болтая.
   Вдовствующая виконтесса Изабена тоже не грустила, разставаясь съ Гарри въ этотъ разъ. "Mon cher, vous êtes triste comme un sermon", {Мой милый, вы скучны, какъ проповѣдь.} сдѣлала она ему честь объявить. И дѣйствительно, едва-ли джентльменъ въ его положеніи могъ быть особенно занимательнымъ собесѣдникомъ; притомъ же вѣтреная старуха нашла себѣ теперь новаго любимца, несравненно болѣе привлекательнаго. Она сходила съума по своемъ драгоцѣнномъ гвардейскомъ поручикѣ. Франкъ оставался еще на нѣкоторое время въ Лондонѣ; онъ пріѣхалъ въ армію позднѣе, съ свитой главнокомандующаго. Его мать, наканунѣ отъѣзда Эсмонда, когда они въ послѣдній разъ обѣдали втроемъ, взяла съ молодого человѣка обѣщаніе присматривать за ея мальчикомъ, а Франка умоляла брать во всемъ примѣръ съ своего родственника, "этого честнаго и храбраго воина" по ея снисходительному выраженію. Разставаясь съ нимъ, она ничѣмъ не выдала своего горя и страха, хотя одинъ Богъ знаетъ, какъ трепетно билось это любящее сердце, такъ стойко переносившее личныя страданія, когда дѣло касалось другихъ. Командиръ Эсмонда отплылъ изъ Гарвича. Какая это была величественная картина, когда наша яхта снималась съ якоря подъ громкіе залпы пушечныхъ выстрѣловъ съ берега, и мистеръ Уэббъ, весь въ красномъ, стоялъ на палубѣ и махалъ своей шляпой! Съ молодымъ виконтомъ Гарри свидѣлся только черезъ три мѣсяца, въ Буа-де-Дюкъ, когда его свѣтлость прибылъ туда, чтобы принять командованіе арміей, и Франкъ привезъ изъ дому цѣлый ворохъ новостей -- о томъ, какъ онъ ужиналъ съ такой-то актрисой и какъ ему надоѣла другая, какъ онъ взялъ верхъ надъ мистеромъ Сентъ-Джономъ и по части выпивки, и въ благосклонномъ расположеніи мистрисъ Маунтфордъ, актрисы изъ Гэймаркетскаго театра (перезрѣлой пятидесятилѣтней феи, въ которую юный повѣса вообразилъ себя влюбленнымъ), и какъ его сестра продолжаетъ выдѣлывать фокусы и натянула носъ молодому барону ради старика графа. "Не понимаю я Беатрису, -- сказалъ молодой человѣкъ.-- Ей нѣтъ дѣла до нашего брата; она думаетъ только о себѣ. Она тогда только и счастлива, когда ей есть съ кѣмъ ссориться. Но за то моя мать... моя мать, Гарри, -- ангелъ". Гарри попытался было внушить юношѣ, что онъ долженъ всѣми силами стараться заслужить одобреніе этого ангела: поменьше пить, не должать, не бѣгать за хорошенькими фламандскими дѣвушками, и такъ далѣе; словомъ, говорилъ съ нимъ такъ, какъ подобаетъ старшему говорить съ мальчишкой. "Ну полно! Богъ съ тобой, -- отвѣчалъ ему мальчикъ.-- Я могу дѣлать все, что хочу и знаю, что она все равно не перестанетъ меня любить". И дѣйствительно, онъ дѣлалъ все, что хотѣлъ. Всѣ его баловали, и степенный его родственникъ -- не меньше другихъ.
  

ГЛАВА XII.
Въ кампанію 1706-го года меня назначаютъ ротнымъ командиромъ.

   23-го мая 1706 года, какъ разъ въ Троицынъ день, милѣйшему моему молодому лорду пришлось впервые побывать въ сраженіи и, какъ говорится, понюхать пороху. Въ этотъ день, знаменитый въ лѣтописяхъ англійской исторіи, мы нашли французскую армію расположенною въ боевомъ порядкѣ. Непріятель занималъ позицію, тянувшуюся верстъ на пять по высотамъ за маленькою Гетскою рѣчкой. Лѣвый его флангъ опирался на деревушку Андеркиркъ (она же Отръ-Эглизъ), а правый на Рамильи, по имени котораго и названо это, одно изъ самыхъ блестящихъ и ужаснѣйшихъ сраженій восемнадцатаго столѣтія.
   Герцогу Марльборо пришлось здѣсь встрѣтиться съ тѣни же самыми противниками, которыхъ онъ разбилъ подъ Бленгеймомъ въ предшествовавшую кампанію, а именно съ баварскимь курфюрстомъ и маршаломъ Вилльруа (надъ которымъ принцъ Савойскій одержалъ тоже побѣду при Кіари). Кто изъ англичанъ, или же французовъ не знаетъ результата битвы подъ Рамильи? Великолѣпная армія Вилльруа, имѣвшая на своей сторонѣ преимущество позиціи, выбранной ею заранѣе и перевѣсъ въ численности, -- армія, при которой, кромѣ превосходныхъ испанскихъ и баварскихъ войскъ находился также лучшій кавалерійскій полкъ во всемъ мірѣ, а именно французскій Maison du Коу, -- менѣе чѣмъ въ часъ была разбита на голову, не смотря на величайшую храбрость, выказанную французскою конной гвардіей, которая отчаянной своей аттакой прорвала нашъ центръ. Эта побѣда становится еще изумительнѣе, если принять во вниманіе, что она была одержана войсками, только что совершенный двѣнадцатичасовой переходъ. Не подлежитъ сомнѣнію, что одержанію ея въ значительной степени содѣйствовало неустрашимое мужество англійскаго главнокомандующаго, а также это хладнокровіе и воинское искусство, благодаря которымъ онъ передъ лицомъ непріятеля казался какъ бы геніемъ побѣды.
   Герцогъ Марльборо, скорѣе по убѣжденію, чѣмъ изъ разсчета (хотя и разсчетъ въ данномъ случаѣ оказался-бы до чрезвычайности вѣрнымъ и благоразумнымъ), всегда говорилъ о своихъ побѣдахъ съ величайшею скромностію, какъ если бы эти изумительные боевые успѣхи были пріобрѣтены не его собственными блестящими военными талантами и мужествомъ, а обусловливались волей Всевышняго, предопредѣлившей, что непріятель непремѣнно долженъ потерпѣть пораженіе. Такимъ образомъ самъ герцогъ являлся только избраннымъ роковымъ орудіемъ въ рукахъ Провидѣнія. Каждый разъ передъ сраженіемъ, онъ приказывалъ служить торжественное молебствіе, послѣ котораго выказывалъ непоколебимую увѣренность, что на оружіи королевы Анны почіетъ благословеніе Божіе и что побѣда должна вслѣдствіе этого склониться на сторону англичанъ. Во всѣхъ письмахъ своихъ послѣ сраженія герцогъ выражалъ скорѣе чувство благоговѣнія, чѣмъ восторженную радость. Славу блестящихъ побѣдъ, которою въ совѣршенно простительномъ тщеславіи хвалидись многіе офицеры и солдаты его арміи, онъ, какъ уже упомянуто, приписывалъ не собственному своему искусству или мужеству, а покровительству Небесныхъ Силъ, обязательно состоявшихъ съ нами въ союзѣ. Наша армія пріобрѣла тоже увѣренность въ покровительствѣ Свыше, да и непріятелю пришлось составить себѣ путемъ горькаго опыта такое же убѣжденіе. Дѣло въ томъ, что мы, вступая въ сраженіе, всегда знали заранѣе, что одержимъ побѣду, тогда какъ французы, потерпѣвъ пораженіе подъ Бленгеймомъ и подъ Рамильи, при каждой встрѣчѣ съ нами заранѣе знали, что будутъ непремѣнно разбиты и что съ такимъ счастливымъ игрокомъ, какъ нашъ главнокомандующій, непремѣнно останешься въ проигрышѣ. Герцогъ Марльборо дѣйствительно имѣлъ нѣкоторое основаніе увѣрять, что находится подъ особымъ покровительствомъ Божественнаго Промысла. При Рамильи, какъ и въ бленгеймскомъ сраженіи, подъ нимъ была убита лошадь, и одно мгновенье считали его самого убитымъ. Когда герцогъ садился на другого коня, его шталмейстеру, Бинфильду, ставшему на колѣни, чтобы удобнѣе держать его свѣтлости стремя, оторвало пушечнымъ ядромъ голову. Одинъ изъ захваченныхъ въ плѣнъ французскихъ конныхъ гвардейцевъ разсказывалъ мнѣ, что во время удачной ихъ аттаки на центръ англійской арміи, когда они врубились въ нашу конницу, одинъ изъ ихъ офицеровъ, родомъ ирландецъ, узналъ герцога и, крикнувъ: "Это Марльборо! Марльборо!.." выстрѣлилъ въ него въ упоръ изъ пистолета. Одновременно съ этимъ сдѣлано было по герцогу еще десятка два выстрѣловъ изъ пистолетовъ и карабиновъ съ самаго близкаго разстоянія. Ни одна пуля его не тронула. Онъ пробился съ шпагою въ рукѣ сквозь окружавшихъ его французскихъ кирассиръ и съ обычной своей спокойной улыбкой вернулся цѣлъ и невредимъ въ англійскіе ряды, -- собралъ отхлынувшую подъ непріятельскимъ натискомъ германскую конницу, -- подкрѣпилъ ее двадцатью эскадронами подъ командой Оркнея, -- повелъ ее самъ въ аттаку и прогналъ французовъ назадъ за рѣку, разстроивъ такимъ образомъ единственно сколько-нибудь опасное наступательное движеніе, выполненное въ этомъ сраженіи французами.
   Генералъ-маіоръ Уэббъ командовалъ лѣвымъ нашимъ флангомъ, гдѣ находился также и собственный его полкъ. И полкъ, и его командиръ поддержали въ бою подъ Рамильи блестящую свою репутацію неустрашимаго мужества. Эсмондъ не на шутку безпокоился, однако, объ участи своего милѣйшаго юнаго лорда, такъ какъ ему довелось видѣть Франка всего лишь одинъ разъ, когда виконтъ привезъ генералу какое-то приказаніе главнокомандующаго. Англійская конница аттаковала непріятеля подъ Оверкиркомъ въ обходъ его праваго фланга, и привела его своимъ натискомъ въ замѣшательство, послѣ чего вся боевая линія нашей пѣхоты двинулась впередъ, перешла черезъ рѣчку и болото, а затѣмъ поднялась на высоты, занятыя французами. Наши войска оглашали воздухъ громкими "ура", видя, что непріятель подается передъ нами назадъ.
   Аттакующая англійская пѣхота покрыла себя славою, не подвергаясь особой опасности, такъ какъ французскіе батальоны не пожелали выждать удара въ штыки и пики, артиллеристы же бѣжали отъ своихъ пушекъ, которыя такъ и остались позади нашей линіи, когда мы продолжали наступать, а французы -- ретироваться. Отступленіе это, производившееся сперва довольно стройно, вскорѣ затѣмъ обратилось въ безпорядочное бѣгство. Паническій страхъ, охватившій французскія войска, лишилъ ихъ возможности обороняться надлежащимъ образомъ отъ преслѣдованія конницы. Множество французовъ было изрублено и переколото, такъ что армія въ 60.000 человѣкъ оказалась совершенно разгромленой и уничтоженной въ теченіе всего лишь какихъ-нибудь двухъ часовъ. Сраженіе подъ Рамильи можно сравнить, пожалуй, съ ураганомъ, который, налетѣвъ на многочисленный стройный флотъ, въ одно мгновенье ока развѣетъ его по всѣмъ направленіямъ, изломаетъ, потопитъ и уничтожитъ составлявшія его гордыя суда. Фландрская армія Людовика XIV разсѣялась какъ дымъ передъ лицомъ огня, оставивъ въ рукахъ побѣдителя свою артиллерію, знамена, денежную казну, продовольственные и боевые припасы. Бѣднягамъ пришлось покинуть даже свои котлы для варки супа. Необходимо замѣтить, что французская пѣхота и турецкіе янычары въ одинаковой степени дорожатъ своими котлами и что французы собираются вокругъ котловъ даже охотнѣе, чѣмъ къ своимъ знаменамъ.
   Преслѣдованіе и избіеніе французовъ продолжалось нѣсколько часовъ. Остатки блестящей французской арміи были прогнаны далеко отъ позиціи, которую занимали въ Троицынъ день утромъ. Какимъ бы блестящимъ ни было само по себѣ сраженіе, оно всегда осложняется звѣрской жестокостью и мерзостнымъ грабежемъ, являющимися, такъ сказать, подонками боя.
   Слугѣ Эсмонда, честнѣйшему Локвуду, безъ сомнѣнія хотѣлось самому присоединиться къ мародерамъ и чѣмъ-нибудь поживиться. Послѣ сраженія, когда войска расположились на ночлегъ, а капитанъ Эсмондъ потребовалъ себѣ лошадь, Локвудъ съ весьма огорченнымъ видомъ спросилъ, неужели его благородіе возьметъ и его съ собой. Его благородіе такого желанія не изъявилъ, и Джекѣ, отпущенный на всѣ четыре стороны, съ величайшей радостью отправился на добычу, тотчасъ-же, какъ только его баринъ сѣлъ на коня. Добравшись не безъ затрудненій и даже опасностей до главной квартиры герцога Марльборо, Эсмондъ не замедлилъ разыскать тамъ адьютантскую комнату, находившуюся въ одномъ изъ флигелей большой фермы. Тамъ онъ засталъ нѣсколькихъ офицеровъ за веселымъ ужиномъ и попойкой. Всѣ опасенія Эсмонда объ участи юнаго лорда Кэстльвуда мгновенію разсѣялисъ. Одинъ изъ офицеровъ пѣлъ очень популярную тогда въ арміи пѣсню подъ музыку куплетовъ, употреблявшихся Фаркваромъ и Геемъ въ ихъ комедіяхъ. Въ хоровомъ припѣвѣ къ этой пѣснѣ: "За холмами въ далекѣ..." Эсмондъ совершенно ясно различилъ молодой свѣжій голосъ Франка, словно парившій надъ голосами остальныхъ офицеровъ. Франкъ по обыкновенію цѣлъ съ своеобразнымъ безъискусственно трогательнымъ чувствомъ. Въ данномъ случаѣ его пѣніе подѣйствовало сильнѣе чѣмъ когда-либо на Эсмонда, на глазахъ у котораго выступили слезы благодарноcти къ Провидѣнію, сохранившему этого юношу и не лишившему его навсегда возможности пѣть и смѣяться.
   Когда пѣсня окончилась, Эсмондъ вошелъ въ комнату, гдѣ нашелъ въ числѣ адьютантовъ нѣсколькихъ своихъ знакомыхъ, въ томъ числѣ и Франка Кэстльвуда. Молодой виконтъ снялъ съ себя кирасу и разстегнулъ сюртукъ. Лицо у него раскраснѣлось, а длинные свѣтлорусые полосы раскинулись по плечамъ. Онъ шелъ въ обществѣ товарищей офицеровъ, среди которыхъ былъ самымъ молодымъ, самымъ веселымъ и самымъ красивымъ. Увидѣвъ Эсмонда, онъ тотчасъ же поставилъ стаканъ на столъ, подбѣжалъ къ своему другу, обнялъ его обѣими руками и поцѣловалъ. Голосъ Эсмонда дрожалъ отъ радости, привѣтствуя юношу. Еще на дворѣ фермы, залитомъ яркимъ свѣтомъ мѣсяца, капитанъ не могъ освободиться отъ мысли: "Праведный Боже, всего въ какихъ-нибудь полутора верстахъ отсюда поле сраженія усыпано мертвыми и умирающими, а здѣсь раздаются веселыя пѣсни молодежи! Между тѣмъ этотъ самый мѣсяцъ, который обливаетъ серебристыми своими лучами ужасающее поле битвы, также мирно свѣтитъ теперь вѣроятно и надъ Валькотомъ, гдѣ въ настоящую минуту милэди безъ сомнѣнія погружена въ думы о своемъ сынѣ, ушедшемъ на войну. Расцѣловавъ своего юнаго питомца, Эсмондъ смотрѣлъ на него съ совершенно отеческимъ чувствомъ удовольствія и благоговѣйной радости. На шеѣ у молодого человѣка висѣла полосатая лента съ звѣздой изъ мелкихъ брилліантовъ, цѣнностью, быть можетъ, рублей въ двѣсти.
   -- Не правда-ли, Гарри, это будетъ хорошій подарокъ мамашѣ?-- сказалъ Франкъ, указывая на звѣзду.
   -- Кто тебѣ далъ этотъ орденъ? Неужели ты его заслужилъ въ бою? -- освѣдомился капитанъ.
   -- Да, я заслужилъ его своимъ мечемъ и копьемъ! -- воскликнулъ юноша.-- Онъ былъ на шеѣ у французскаго королевскаго мушкетера, такого же рослаго и широкоплечаго, какъ нашъ генералъ Уэббъ. Я крикнулъ, чтобы онъ сдавался, обѣщая въ такомъ случаѣ его пощадить, но онъ обозвалъ меня глупымъ мальчишкой и выстрѣлилъ въ меня изъ пистолета, а затѣмъ швырнулъ этимъ пистолетомъ мнѣ въ голову. Тогда, сударь, я бросился на него, отбилъ ударъ его шпаги и прокололъ его насквозь, такъ что моя собственная шпага переломилась въ его тѣлѣ. Въ кобурахъ у него я нашелъ кошелекъ съ съ луидорами связку любовныхъ писемъ и флакончикъ духовъ. Да здравствуетъ война! Получайте десять луидоровъ, которые вы изволили мнѣ одолжить! Я былъ бы очень радъ, если бы у насъ каждый день бывали такія сраженія!
   Съ этими словами онъ принялся крутить маленькіе свои усики и велѣлъ одному изъ служителей подать ужинъ капитану Эсмонду.
   Гарри принялся за ужинъ съ величайшимъ аппетитомъ, совершенно понятнымъ у человѣка, не ѣвшаго ничего въ продолженіи цѣлыхъ двадцати часовъ. Дѣйствительно капитану довелось на разсвѣтѣ позавтракать, а съ тѣхъ поръ у него не было во рту ни кусочка хлѣба. Милѣйшій внукъ, которому придется читать эти записки! Если тебѣ правится описаніе сраженіи и осада крѣпостей, можешь искать ихъ въ спеціальныхъ сочиненіяхъ: здѣсь же излагается только біографія твоего дѣда и его семьи. Быть можетъ это обусловливалось молодостью самаго капитана, но во всякомъ случаѣ не подлежитъ сомнѣнію, что онъ радовался не столько побѣдѣ, сколько тому, что роковой Троицынъ день миновалъ благополучно, и что милый его юноша Франкь Кэстльвудъ остался цѣлъ и невредимъ.
   А если ты, шалунишка, пожелаешь узнать, отчего именно такой солидный джентльменъ, какимъ былъ тогда егерскій капитанъ Эсмондъ (холостякъ лѣтъ двадцати восьми или двадцати девяти, предпочитавшій чтеніе серьезныхъ книгъ кутежамъ и любовнымъ шалостямъ своихъ товарищей, -- не позволявшій себѣ подобныхъ шалостей ни въ одномъ городѣ, гдѣ ему приходилось стоять съ своимъ полкомъ), -- чувствовалъ такую необычайную нѣжность къ восемнадцатилѣтнему мальчику и такъ отечески заботился объ этомъ мальчикѣ, подожди, милый другъ до тѣхъ поръ, пока влюбишься въ сестру кого-нибудь изъ школьныхъ твоихъ товарищей. Тогда ты узнаешь на опытѣ, какую страшную нѣжность возчувствуешь ты къ нему самъ. Генералъ Уэббъ, подъ командой котораго состоялъ Эсмондъ, и свѣтлѣйшій князь-герцогъ были, какъ извѣстно, не въ ладахъ другъ съ другомъ. Протекція генерала могла поэтому скорѣе повредить человѣку, чѣмъ быть ему полезнымъ По крййней мѣрѣ, въ арміи ходили слухи, что стоитъ только Уэббу отозваться съ похвалой о какомъ-нибудь офицерѣ для того, чтобы главнокомандующій его не взлюбилъ. Тѣмъ не менѣе капитану Эсмонду положительно бабушка ворожила. Генералъ-маіоръ Уэббъ въ донесеніи главнокомандующему очень лестно отозвался о храбрости и распорядительности, выказанныхъ этимъ офицеромъ на полѣ сраженія. Въ егерскомъ цолку Уэбба были убиты маіоръ и двое ротныхъ командировъ. Эсмондъ, считавшійся по старшинству вторымъ кандидатомъ въ ротные командиры, получилъ тогда роту, которою имѣлъ честь командовать и въ слѣдующую кампанію. Молодой виконтъ уѣхалъ на зиму домой, но Эсмондъ не рѣшился возвращаться въ Англію. Леди Кэстльвудъ неоднократно писала ему письма, въ которыхъ благодарила за любовь къ сыну и заботу о немъ такъ, какъ это умѣютъ дѣлалъ только матери. Въ своихъ письмахъ она выхваляла заслуги Эсмонда въ несравненно большей степени, чѣмъ онѣ этого стоили, тогда какъ на самомъ дѣлѣ онъ исполнялъ свой долгъ подобно всѣмъ остальнымъ офицерамъ. Иногда въ означенныхъ письмахъ упоминалось и о Беатрисѣ, но всегда какъ будто вскользь и съ большой осторожностью. Изъ Англіи приходили слухи по крайней мѣрѣ о полудюжинѣ блестящихъ партій, будто бы предстоявшихъ красавицѣ-фрейлинѣ. Разсказывали, что она была объявленной невѣстой графа, а потомъ бросила его ради герцога, который, однако, въ свою очередь благородно ретировался. Впрочемъ, Эсмонду было извѣстно, что эта Елена Прекрасная ни подъ какимъ видомъ не снизойдетъ до какого-нибудь капитана, а во всякомъ случаѣ достанется графу, или герцогу. Мать Беатрисы, очевидно, была недовольна ея поведеніемъ и быть можетъ по этой причинѣ почти не упоминала о дочери. Могло быть, впрочемъ, что милэди считала и для самого Эсмонда полезнымъ такое умолчаніе. Вѣроятно, она ласкала себя надеждой, что время его исцѣлитъ. При такихъ обстоятельствахъ Гарри сознавалъ, что для него самого всего умѣстнѣе держаться подальше отъ дѣвушки, роковая красота которой надѣлала ему ужь такъ много зла. Поэтому онъ даже не обращался къ начальству съ просьбой объ отпускѣ, а продолжалъ нести службу въ полку, который стоялъ въ Брюсселѣ, перешедшемъ въ руки англичанъ послѣ того, какъ побѣда подъ Рамильи заставила французовъ очистить Фландрію.
  

ГЛАВА XIII.
Встрѣчаю во Фландріи стараго моего знакомаго. Нахожу тамъ могилу моей матери и собственную мою колыбель.

   Во время своей стоянки въ Брюсселѣ капитанъ Эсмондъ зашелъ однажды въ церковь св. Гудулы, чтобы полюбоваться великолѣпіемъ старинной ея архитектуры, а впрочемъ также и потому, что продолжалъ питать большую симпатію и уваженіе къ католической религіи, которую тогда преслѣдовали въ Англіи съ такою же безпощадностью, съ какою она сама въ дни своего благоденствія преслѣдовала другія вѣроисповѣданія. Капитанъ увидѣлъ тамъ въ одномъ изъ притворовъ офицера въ зеленомъ мундирѣ, совершенно погрузившагося въ благоговѣйную молитву. Его поразило что-то знакомое въ фигурѣ и жестахъ этого офицера, стоявшаго на колѣняхъ передъ алтаремъ, еще прежде чѣмъ онъ успѣлъ заглянуть въ лицо этому офицеру. Когда офицеръ всталъ и положилъ себѣ въ карманъ маленькій черный молитвенникъ, вродѣ тѣхъ, какіе употребляются особами духовнаго званія, Эсмондъ увидѣлъ передъ собой человѣка, до такой степени похожаго на бывшаго его пріятеля и гувернера патера Гольта, что невольно воскликнулъ отъ удивленія и сдѣлалъ шагъ по направленію къ офицеру, собиравшемуся уже выходить изъ церкви. Этотъ офицеръ германской службы въ свою очередь тоже повидимому изумился при видѣ Эсмонда, и блѣдное его лицо внезапно покрылось густой краской. Капитанъ англійскаго егерскаго полка заключилъ отсюда, что не ошибся въ своихъ предположеніяхъ и, хотя офицеръ въ зеленомъ мундирѣ вмѣсто того, чтобы остановиться, торопливо направился къ дверямъ, Эсмондъ поспѣшилъ за нимъ, чтобы доставить себѣ случай вторично взглянуть ему въ лицо въ то время, какъ онъ остановится передъ чашей съ освященной водою. Дѣйствительно, офицеръ, окропивъ себя этой водою, механически обратился къ алтарю, чтобы набожно поклониться еще разъ передъ выходомъ изъ церкви.
   -- Ваше преподобіе, -- окликнулъ его но англійски Эсмондъ.
   -- Молчите, я васъ не понимаю, я не говорю по англійски, -- возразилъ по латыни офицеръ въ зеленомъ мундирѣ.
   Эсмондъ улыбнулся, замѣтивъ смущеніе этого офицера и продолжалъ уже на латинскомъ языкѣ:
   -- Я узналъ бы ваше преподобіе во всякомъ костюмѣ -- въ бѣломъ, или черномъ, съ бородою, или безъ оной.
   Дѣйствительно, патеръ Гольтъ былъ въ данную минуту одѣтъ австрійскимъ офицеромъ и обладалъ такими воинственными усами, которые сдѣлали бы честь любому пандуру.
   Онъ разсмѣялся. Мы спускались тогда какъ разъ съ церковной паперти, пробираясь сквозь толпу нищихъ, продававшихъ разныя освященныя бездѣлушки и вмѣстѣ съ тѣмъ просившихъ милостыню.
   -- Вы, милѣйшій мой Гарри Эсмондъ, говорите теперь по латыни на англійскій манеръ и позабыли настоящій старинный римскій выговоръ, которымъ когда-то владѣли -- объявилъ патеръ Гольтъ совершенно искреннимъ дружескимъ тономъ. Въ голосѣ его звучала та самая доброта, которая такъ очаровывала Эсмонда пятнадцать лѣтъ тому назадъ. Въ то же время онъ подалъ Эсмонду руку.
   -- Ну что же, другіе успѣли за это время перемѣнить свое облаченіе, преподобный отче, -- продолжалъ Эсмондъ, съ любопытствомъ вглядываясь въ военный мундиръ своего пріятеля.
   -- Тсъ... Я здѣсь капитанъ фонъ-Гольцъ въ службѣ баварскаго курфюрста и присланъ сюда съ порученіемъ отъ его высочества принца Савойскаго. Я издавна уже знаю, что вы умѣете хранить тайну.
   -- Капитанъ фонъ-Гольцъ, я вашъ покорнѣйшій слуга; -- подтвердилъ съ вѣжливымъ наклоненіемъ головы Эсмондъ.
   -- Впрочемъ, вѣдь и вы тоже изволили перемѣнить свое облаченіе, -- шутливымъ тономъ продолжалъ его собесѣдникъ. -- Я слышалъ про ваше житье-бытье въ Кэмбриджѣ и кое-гдѣ въ другихъ мѣстахъ. У насъ вѣдь имѣются пріятели всюду. Мнѣ разсказывали между прочимъ, что въ Кэмбриджѣ мистеръ Эсмондъ пріобрѣлъ себѣ репутацію искуснаго фехтовальщика, но плохого богослова.
   -- Оно и недурно, -- подумалъ про себя Эсмондъ.-- Я изучалъ оба эти предмета первоначально у іезуита.
   -- Чтожъ, можетъ быть, вы и правы, -- замѣтилъ капитанъ фонъ-Гольцъ, читая, какъ въ былыя времена, мысли прежняго своего питомца. Тѣмъ не менѣе вы не съумѣли уберечься отъ раны въ лѣвый бокъ, которая чуть не уложила васъ на смерть въ сраженіи подъ Гохштеттомъ. Передъ тѣмъ вы участвовали въ испанской экспедиціи и были въ Виго адьютантомъ у герцога Ормондскаго. Роту вы получили на другой день послѣ сраженія подъ Рамильи. Вашъ генералъ и князь-герцогъ не ладятъ другъ съ другомъ. Этотъ генералъ Уэббъ изъ Лидіарда Трегозскаго въ графствѣ Іоркскомъ и доводится съ родни лорду Сентъ Джону. Вашъ родственникъ Франкъ Кэстльвудь служитъ въ гвардіи и въ нынѣшнемъ году былъ первый разъ на войнѣ. Да, какъ вы видите, кое-что мнѣ извѣстно!
   Капитанъ Эсмондъ въ свою очередь разсмѣялся.
   -- Дѣйствительно, вы обладаете интереснымъ запасомъ свѣдѣній, -- подтвердилъ онъ.
   Патеръ Гольтъ, обладавшій по всѣмъ вѣроятіямъ большими свѣдѣніями о людяхъ и книгахъ, чѣмъ кто-либо изъ другихъ знакомыхъ Эсмонда, имѣлъ слабость приписывать себѣ нѣчто въ родѣ всевѣдѣнія. Дѣйствительно, по каждому пункту, относительно котораго онъ приписывалъ себѣ таковое, почтенный патеръ былъ до нѣкоторой степени правъ, но всегда, если можно такъ выразиться, съ маленькимъ изъянцемъ. Такъ, напримѣръ, Эдмондъ былъ раненъ не въ лѣвый бокъ, а въ правый и состоялъ адьютантомъ сперва не у герцога Ормондскаго, а у генерала Лумнея. Уэббъ былъ родомъ не изъ Іоркскаго, а изъ Вильтскаго графства и т. д. Эсмондъ не счелъ умѣстнымъ исправлять маленькіе промахи бывшаго своего учителя, но они дали ему возможность составить себѣ болѣе вѣрное представленіе о характерѣ почтеннаго патера. Капитанъ англійскаго егерскаго полка невольно усмѣхнулся при мысли о томъ, что въ молодости считалъ этого патера непогрѣшимымъ оракуломъ. Теперь патеръ Гольтъ, или капитанъ фонъ-Гольцъ не представлялся ему болѣе святымъ и непогрѣшимымъ.
   -- Да, -- продолжалъ фонъ-Гольцъ, -- для человѣка, который не былъ въ Англіи цѣлыхъ восемь лѣтъ, я довольно хорошо освѣдомленъ съ тѣмъ, что происходитъ теперь въ Лондонѣ. Отецъ милэди Кэстльудъ, старикъ деканъ умеръ. Не знаю, извѣстно-ли намъ, что ваши англиканскіе прелаты хотѣли рукоположить его въ Соутгемптонскіе епископы и что они рукоположили Колье на Тетфордскую каѳедру? Принцесса Анна хвораетъ подагрой и слишкомъ много кушаетъ, а по возвращеніи законнаго короля на англійскій престолъ Колье будетъ возведенъ въ санъ архіепископа.
   -- Аминь! -- воскликнулъ разсмѣявшись Эсмондъ. -- Надѣюсь увидѣть тогда ваше преосвященство въ Уайтгольскомъ дворцѣ не въ офицерскихъ большихъ сапогахъ, а въ красныхъ кардинальскихъ чулкахъ.
   -- Знаю, что вы на нашей сторонѣ. Мнѣ это извѣстно. Я слышалъ объ этомъ еще въ бытность мою въ Кэмбриджѣ. Намъ сочувствовалъ вѣдь и покойный лордъ Кэстльвудъ. Нынѣшній виконтъ слѣдуетъ примѣру своего отца.
   -- Мой отецъ держался политики того же направленія, -- замѣтилъ Эсмондъ, спокойно глядя на своего собесѣдника, въ непроницаемыхъ сѣрыхъ глазахъ котораго не отразилось, однако, ничего, позволявшаго заключить, что онъ и въ самомъ дѣлѣ понялъ этотъ намекъ. Какъ памятны были Гарри эти сѣрые глаза и невозмутимо спокойный ихъ взглядъ! Они остались совершенно тѣ же, не смотря на то, что неумолимое время провело вокругъ нихъ множество мелкихъ морщинокъ, такъ называемыхъ вороньихъ лапокъ.
   На лицѣ у Эсмонда точно также нельзя было прочесть въ эту минуту сокровенныхъ его мыслей. Быть можетъ, что съ обѣихъ сторонъ мелькнуло на мгновенье что-то такое особенное, подобно тому, какъ сверкнетъ на мгновенье штыкъ сквозь листву кустовъ, въ которыхъ скрывается непріятельская засада. Обѣ стороны оказывались на-сторожѣ и воздержались отъ предположеннаго нападенія.
   -- Ну-съ, а вы, капитанъ, гдѣ изволили быть за это время? -- освѣдомился Эсмондъ, переводя разговоръ съ опасной почвы, на которой не рѣшался оперировать ни одинъ изъ собесѣдниковъ.
   -- Мало-ли гдѣ я могъ быть, начиная съ Китая и оканчивая Парагваемъ? Самое существенное теперь то, что, я капитанъ фонъ-Гольцъ, на службѣ его курфюрстскаго высочества, прибылъ договориться съ его высочествомъ принцемъ Савойскимъ о размѣнѣ плѣнныхъ.
   Было хорошо извѣстно, что многіе офицеры нашей арміи сочувствовали проживавшему въ Сенъ-Жерменѣ молодому королю, наслѣдственныя права котораго на англійскій престолъ не подлежали сомнѣнію. Громадное большинство англійскаго народа желало, чтобы по кончинѣ своей сестры вступилъ на престолъ этотъ законный король, а не ганноверскій наслѣдный принцъ, про котораго ходили въ Англіи самые неблагопріятные слухи. Разсказывали множество анекдотовъ про его жестокость, алчность, мужиковатость и непристойные чужеземные нравы. Гордость англичанъ возмущалась мыслью о томъ, что надъ самымъ надменнымъ и образованнѣйшимъ народомъ въ свѣтѣ будетъ царствовать какой-то несчастненькій нѣмецкій герцогъ, доходы котораго не могли сравниться съ доходами многихъ англійскихъ магнатовъ. Этого принца, незнакомаго даже съ англійскимъ языкомъ, представляли себѣ въ Англіи въ видѣ нѣмецкаго мужика, живущаго въ какомъ-то сараѣ съ цѣлымъ гаремомъ любовницъ и уплетающаго вмѣстѣ съ ними кислую капусту на постномъ маслѣ. Неужели мы, побѣдители Великаго Монарха, подчинимся такому презрѣнному владычеству? Какое намъ дѣло до того, что Ганноверскій домъ исповѣдуетъ протестантскую религію. Вѣдь намъ извѣстно же, что одна изъ дочерей этого протестантскаго героя воспитывалась совсѣмъ безъ религіи, для того, чтобы ей было удобнѣе сдѣлаться лютеранкой, или католичкой, смотря по тому, какого вѣроисповѣданія окажется женихъ, котораго ей пріищутъ родители. Намъ это разказывали, и мы этому вѣрили. Такія и подобныя имъ росказни, въ большинствѣ случаевъ невыдерживавшія критики, ходили всюду въ арміи и обсуждались въ офицерскихъ столовыхъ. Наврядъ-ли можно было бы отыскать въ любомъ изъ полковъ такого прапорщика, которому онѣ оставались бы неизвѣстными, или же который не принималъ бы въ нихъ дѣятельнаго участія. Точно также всѣ знали, или, по крайней мѣрѣ, дѣлали видъ, будто знаютъ, что самъ нашъ главнокомандующій поддерживаетъ сношенія съ своимъ племянникомъ герцогомъ Бервикскимъ. (Слава Богу, что мы были разбиты подъ Альманцой по крайней мѣрѣ, нашимъ же соотечественникомъ -- англичаниномъ) и что его свѣтлость питаетъ пламенное желаніе наградить предшествовавшую свою измѣну, возстановивъ на престолѣ царственный родъ своихъ благодѣтелей.
   Не подлежитъ сомнѣнію, что въ теченіе долгаго времени никто изъ офицеровъ арміи герцога Марльборо не утрачивалъ благосклонности главнокомандующаго изъ-за своей преданности къ изгнанной королевской семьѣ, какъ бы откровенію ни высказывалась эта преданность. Когда шевалье де-Сенъ-Жоржъ, какъ называлъ себя самъ англійскій король, прибылъ съ герцогами французской королевской крови во французскую армію, состоявшую подъ начальствомъ маршала Вандома, многія сотни нашихъ солдатъ и офицеровъ видѣли его и привѣтствовали громкими ура. Мы всѣ говорили, что онъ поступаетъ, подобно своему покойному отцу, который во время морского сраженія при мысѣ Лагогъ между французскими и англійскими судами молился о дарованіи побѣды англичанамъ, хотя самъ и находился въ рядахъ ихъ противниковъ. Впрочемъ, извѣстно было кавалеру св. Георгія, да и всѣмъ остальнымъ заинтересованнымъ лицамъ, что какъ бы ни были хорошо расположены къ принцу наши войска и ихъ главнокомандующій, но передъ лицомъ непріятеля онъ во всякомъ случаѣ исполнитъ свой долгъ. Гдѣ бы свѣтлѣйшій князь-герцогъ ни встрѣтилъ французскую армію, онъ все-таки сразится съ нею и поколотитъ ее, какъ сдѣлалъ это черезъ два года послѣ Рамильи подъ Уденардомъ, гдѣ одержалъ опять-таки въ высшей степени замѣчательную побѣду. Юный претендентъ на англійскій престолъ, мужественно участвовавшій въ аттакѣ нашего центра великолѣпными полками французской королевской конной гвардіи, послалъ послѣ сраженія поздравительное письмо своимъ побѣдителямъ.
   Въ этомъ бою, въ которомъ молодой ганноверскій наслѣдный принцъ, сражавшійся на нашей сторонѣ, выказалъ большое мужество, чрезвычайно отличился также и симпатичный Эсмонду генералъ Уэббъ. Онъ обнаружилъ искусство и хладнокровіе генерала, соединенныя съ личной храбростью, которая сдѣлала бы честъ любому солдату. Самому Эсмонду сраженіе это сошло благополучно. Онъ остался цѣлъ и невредимъ, не смотря на то, что больше трети его полка легло на мѣстѣ, удостоился почетнаго отзыва въ донесеніи своего командира и былъ произведенъ въ маіоры. Нѣтъ надобности особенно распространяться здѣсь объ этой битвѣ, такъ какъ ее подробно описывали во всѣхъ газетахъ и обсуждали во всякой англійской деревушкѣ. Вернемся поэтому лучше къ частнымъ дѣламъ автора, о которыхъ онъ на старости лѣтъ и переселившись уже въ Америку намѣренъ разсказать своимъ внукамъ и правнукамъ. Послѣ случайной встрѣчи съ капитаномъ Гольцемъ въ Брюсселѣ, еще передъ Уденардскою битвой, прошло болѣе года и въ продолженіи этого времени іезуитскому и егерскому капитанамъ приходилось не разъ встрѣчаться другъ съ другомъ. Патеръ Гольтъ, не сомнѣвавшійся въ вѣрности бывшаго своего питомца, даже и не пытался съ нимъ скрытничать. а потому Эсмонду не трудно было уяснить себѣ, что присланный для переговоровъ о размѣнѣ плѣнныхъ баварскій офицеръ оказывался на самомъ дѣлѣ агентомъ Сенъ-Жерменскаго двора, поддерживавшимъ сношенія между высокопоставленными лицами англійскаго и французскаго лагерей.
   -- Знаю, что могу довѣрять вамъ, Гарри, -- объяснялъ почтенный патеръ, -- да кромѣ того ваши проницательные глаза все равно вывѣдали уже мою тайну, а потому могу вамъ сказать, что я состою посредникомъ между англійскимъ королемъ и его подданными, воюющими здѣсь съ французскимъ королемъ. Всѣ іезуиты въ мірѣ не въ состояніи были бы предотвратить распрю между англичанами и французами, а потому рѣшайте ее, господа, на поляхъ сраженій. Скажу только: "Святой Георгій за Англію". Вы знаете вѣдь, чей это ключъ, и гдѣ находится тотъ, кто носитъ этотъ девизъ.
   Сколько мнѣ кажется, патеръ Гольтъ очень любилъ таинственность, а потому являлся въ мѣста расположенія англійскихъ войскъ и исчезалъ оттуда столь же внезапно, какъ въ былое время въ Кэстльвудѣ. Онъ имѣлъ свободные пропуски отъ обѣихъ воюющихъ армій и, повидимому, одинаково хорошо зналъ то, что дѣлается и въ нашемъ и во французскомъ лагеряхъ. Свѣдѣнія его отличались, впрочемъ, въ деталяхъ маленькими неточностями, характеризовавшими его всевѣдѣніе. Такъ онъ разсказалъ однажды Эсмонду о большомъ празднествѣ во французскомъ лагерѣ, о ужинѣ у г-на де-Роганъ съ спектаклемъ и музыкой, послѣ котораго былъ маскированный балъ. Король пріѣхалъ туда въ экипажѣ маршала Виллара. На другой день онъ сообщилъ Эсмонду самыя обстоятельныя свѣдѣнія о состояніи здоровья Іакова III. У законнаго нашего короля въ теченіе цѣлыхъ десяти дней не было ни одного припадка лихорадки, такъ что здоровье его можетъ считаться вполнѣ удовлетворительнымъ. Капитанъ Гольцъ такъ ревностно велъ переговоры о размѣнѣ плѣнныхъ, что рѣшился даже побывать съ этою цѣлью въ Англіи. Именно по возвращеніи оттуда онъ и началъ болѣе откровенничать съ Эсмондомъ и дѣлать ему въ разныя времена конфиденціальныя сообщенія, о которыхъ упомянуто здѣсь такъ, какъ если бы они были сдѣланы одновременно.
   Причина этого усилившагося довѣрія заключалась въ слѣдующемъ: на пути своемъ въ Лондонъ бывшій духовникъ тетушки Эсмонда, вдовствующеи виконтессы, навѣстилъ ея свѣтлость въ Чельзи. Тамъ Гольтъ узналъ, что капитану Эсмонду извѣстна тайна его происхожденія, но что онъ рѣшился никогда и ни подъ какимъ видомъ ея не разоблачать. По словамъ самого Гольта, обстоятельство это возвысило Эсмонда въ глазахъ бывшаго его воспитателя, который совершенно искренно восхищался самоотверженностью милѣйшаго своего Гарри.
   -- Кэстльвудская семья сдѣлала для меня гораздо больше, чѣмъ моя собственная, -- возражалъ Эсмондъ. -- Я съ удовольствіемъ положилъ бы за нее жизнь. Развѣ я могъ при такихъ обстоятельствахъ не оказать ей единственной услуги, являвшейся для меня возможною. -- Глаза добрѣйшаго патера наполнились слезами при этихъ словахъ, казавшихся егерскому капитану совершенно простыми и естественными. Патеръ поцѣловалъ Эсмонда и принялся осыпать его похвалами, объявилъ, что у Гарри благородное сердце, что онъ самъ лично гордится Гарри и любитъ его, какъ воспитанника и друга, но вмѣстѣ съ тѣмъ болѣе чѣмъ когда-либо сожалѣетъ, что пришлось покинуть его въ такое время, когда могъ имѣть на него вліяніе, когда могъ присоединить его къ единственной истинной церкви, къ которой принадлежитъ самъ, и завербовать въ ряды благороднѣшней арміи, къ какой только можетъ принадлежать человѣкъ (то есть къ обществу Іисуса, членомъ котораго состоялъ самъ). Въ этой именно арміи подвизаются, говорилъ Гольтъ, величайшіе изъ героевъ, какихъ только можно себѣ представить. Это воины, надѣленные достаточнымъ мужествомъ, для того, чтобы рѣшиться на какой угодно смѣлый подвигъ и вынести какія угодно лишенія. Они готовы вступить въ какую угодно борьбу и встрѣтить любую смерть хотя бы въ самыхъ ужасающихъ формахъ. Воины эти стяжали себѣ славу, въ тысячу разъ болѣе блестящую, чѣмъ слава величайшихъ полководцевъ. Они заставили цѣлые народы преклонить колѣни передъ священнымъ знаменіемъ креста, пріобрѣли себѣ вѣнцы и лавры, которые не чета самымъ блестящимъ наградамъ земныхъ побѣдителей, а именно -- вѣчно сіяющіе вѣнцы и мѣста на небѣ одесную Господа.
   Не раздѣляя восторженныхъ чувствъ іезуитскаго патера, Эсмондъ былъ очень благодаренъ за хорошее мнѣніе, составленное о немъ его старымъ пріятелемъ.
   -- Я тоже обдумывалъ этотъ вопросъ, преподобный отче, -- сказалъ онъ, пожимая Гольту руку, -- обдумывалъ его наединѣ и по собственному моему разумѣнію, какъ это надлежитъ дѣлать каждому человѣку. Я старался придти къ правильному рѣшенію и съ Божіей помощью надѣюсь, что выполнялъ его съ такимъ же благоговѣніемъ, какъ и вы сами. Если бы я остался мальчикомъ еще съ полгода въ вашихъ рукахъ, безъ сомнѣнія, вы обратили бы меня въ восторженнаго іезуита. Вспоминая о васъ въ Кэстльвудѣ, я по ночамъ обливалъ слезами подушку. Да, подумаешь, какъ легко могло бы случиться, что я былъ бы теперь братомъ вашего ордена! Кто знаетъ, -- добавилъ съ улыбкою Эсмондь, -- быть можетъ, меня удостоили бы уже священническаго сана, и я носилъ бы теперь большущіе усы и военный баварскій мундиръ?
   -- Сынъ мой, -- возразилъ покраснѣвъ патеръ Гольтъ, -- всѣ переодѣванія позволительны на пользу религіи и праваго дѣла.
   -- Я знаю, что вы считаете всѣ переодѣванія и всѣ мундиры позволительными, -- горячо продолжалъ Эсмондъ.-- Во всякомъ мундирѣ, черномъ, или красномъ, съ бѣлой или черной кокардой, въ шляпѣ съ позументомъ или въ сомбреро, у васъ всегда остается неприкосновенной тонзура. Суть дѣла, однако, въ невозможности для меня вѣрить, чтобы св. Францискъ Ксавье плылъ по морю въ своемъ плащѣ, или же воскрешалъ мертвыхъ. Я пытался вызвать у себя такую вѣру, и мнѣ это чуть было не удалось, но въ концѣ концовъ выяснилось, что это выше моихъ силъ. Позвольте мнѣ поэтому поступать, какъ я считаю правильнымъ и вѣровать въ Бога такъ, какъ это для меня возможно.
   Эсмонду хотѣлось пресѣчь сразу богословскую пропаганду почтеннаго патера и это ему удалось. Его преподобіе, скорбя о неисцѣлимой слѣпотѣ бывшаго своето питомца, не отнялъ отъ Гарри своей привязанности, но относился къ нему съ величайшимъ довѣріемъ, по сколько таковое вообще возможно для священника іезуитскаго ордена. Надо полагать даже, что онъ переходилъ за эти рамки, такъ какъ отличался отъ природы болтливостью и любилъ поговорить.
   Дружескія отношенія съ Гольтомъ придали капитану Эсмонду смѣлость разспросить почтеннаго патера о томъ, что ему давно хотѣлось узнать и чего до тѣхъ поръ никто не могъ ему разсказать. Гарри хотѣлось знать что-нибудь про свою покойницу-мать, которую онъ часто представлялъ себѣ въ мечтахъ, хотя и не сохранилъ о ней никакихъ воспоминаній. Онъ передалъ Гольту всѣ обстоятельства, изложенныя уже въ первой части этого повѣствованія, сообщилъ о томъ обѣщаніи, которое далъ умиравшему лорду Кэстльвуду, а также полное сознаніе покойнаго своего друга и благодѣтеля. Затѣмъ Эсмондъ просилъ почтеннаго патера разсказать все, что было извѣстно объ его матери. "Она какъ разъ здѣшняя уроженка", объявилъ Гольтъ и отправился вмѣстѣ съ Эсмондомъ, чтобы указать ему улицу и домъ, гдѣ жилъ въ былое время ея отецъ и гдѣ, во всѣмъ вѣроятіямъ, она родилась.
   -- Въ 1676 году,-- сказалъ почтенный патеръ, -- вашъ отецъ пріѣхалъ сюда въ свитѣ покойнаго короля, бывшаго тогда герцогомъ Іоркскомъ и находившагося въ опалѣ. Капитанъ Томасъ Эсмондъ вскорѣ познакомился съ вашей матерью, началъ преслѣдовать ее своими ухаживаніями и, наконецъ, заставилъ себя полюбить. Впослѣдствіи онъ не разъ говорилъ мнѣ, что она была женщина въ высшей степени добродѣтельная и любящая, являвшаяся для него самой вѣрной, искренней и нѣжной подругой. Онъ не сказалъ ей настоящаго своего имени, а называлъ себя капитаномъ Томасомъ, такъ какъ имѣлъ полное основаніе стыдиться своего образа дѣйствій по отношенію къ ней. Впослѣдствіи онъ неоднократно выражалъ въ бесѣдѣ со мною искреннее раскаяніе въ томъ, что позволили себѣ такъ дурно съ нею поступить и упоминалъ съ глубокой благодарностью о ея любви и привязанности къ нему. По собственному сознанію, онъ обращался самымъ безсовѣстнымъ образомъ съ этой бѣдняжкой и вообще въ то время ведъ жизнь распутнаго гуляки и картежнаго игрока, вслѣдствіе чего постоянно нуждался также и въ деньгахъ. Когда она вами забеременѣла, родители ее прокляли. Не смотря на это, она никогда не позволяла себѣ упрекать виновника постигшихъ ее бѣдствій иначе, какъ лишь невольными слезами и выраженіемъ глубокой горести, запечатлѣвшимся на ея лицѣ.
   Томасъ Эсмондъ, или, какъ онъ самъ себя называлъ, капитанъ Томасъ, завязалъ какъ-то въ игорномъ домѣ ссору, закончившуюся дуэлью, въ которой ему нанесена была тяжелая рама, долженствовавшая, по мнѣнію врача, оказаться смертельной. Думая, что ему придется вскорѣ проститься съ жизнью, и терзаясь угрызеніями совѣсти, онъ послалъ за священникомъ той самой церкви св. Гудулы, гдѣ мы съ вами встрѣтились, -- вернулся въ лоно католической религіи и въ тотъ же день сочетался законнымъ бракомъ съ вашею матерью. Вы родились черезъ нѣсколько недѣль послѣ того и были крещены, опять таки въ церкви Св. Гудулы, тѣмъ самымъ священникомъ, который повѣнчалъ вашихъ родителей, и были наречены Генри Томасомъ, сыномъ англійскаго офицера Эсмонда Томаса и Гертруды Мэсъ. И такъ вы, милордъ, совершенно законный виконтъ Кэстльвудъ и маркизъ Эсмондскій, я самъ, вѣдь, привезъ вашему отцу отъ короля Іакова патентъ на этотъ титулъ. Вы отъ самаго вашею рожденія принадлежите нашей католической церкви. Поэтому-то тамъ въ Кэстльвудѣ вашимъ воспитателемъ, я и не счелъ себя вправѣ васъ крестить, зная, что надъ вами совершено уже законнымъ порядкомъ таинство крещенія.
   Рана вашего отца начала заживать, быль можетъ, именно потому, что совѣсть у него сдѣлалась спокойнѣе. Къ величайшему изумленію лечившихъ его докторовъ онъ подъ конецъ совершенно поправился. Вмѣстѣ съ здоровьемъ вернулась къ нему, однако, и дрежняя грѣховная его натура. Нѣжная, любящая бѣдняжка, ваша мать, болѣе уже его не интересовала. Получивъ кое-какія деньги отъ своего дяди старика-виконта, проживавшаго тогда въ Англіи, онъ объявилъ вашей матери, что уѣзжаетъ на короткое время по дѣламъ, но никогда уже болѣе не возвращался и не видѣлся съ законною своей женой Гертрудой, рожденной Мэсъ.
   Впослѣдствіи онъ мнѣ сознался сперва на духу, а потомъ и въ простомъ разговорѣ въ присутствіи другой своей жены, которую вы зовете тетушкой, что по пріѣздѣ въ Лондонъ написалъ настоящей своей женѣ, бѣдняжкѣ Гертрудѣ, фальшивое признаніе въ томъ, будто бракъ ихъ фиктивный, такъ какъ онъ вѣнчался на ней отъ живой жены. При этомъ онъ объявилъ также, что Томасъ не настоящая его фамилія, и что онъ безотлагательно уѣзжаетъ изъ Европы въ Америку, гдѣ дѣйствительно у Кэстльвудовъ имѣлись въ Виргиніи большія помѣстья, пожалованныя королемъ Карломъ II, -- послалъ ей небол ьшую сумму денегъ, половину послѣдней сотни гиней, остававшихся у него тогда въ карманѣ, -- умолялъ, чтобы она его простила и сакъ простился съ нею навсегда.
   Бѣдняжкѣ Гертрудѣ никогда не приходило въ голову, чтобы это письмо могло оказаться такимъ же фальшивымъ, какъ и все вообще поведеніе вашего отца по отношенію къ ней. Молодой человѣкъ одного сословія съ ея родителями, нравившійся Гертрудѣ до тѣхъ поръ, пока она, себѣ на несчастье, не познакомилась съ капитаномъ Томасомъ, просилъ ея руки, изъявляя готовность усыновить васъ и дать вамъ свое имя, но она сочла долгомъ отвѣтить на это предложеніе рѣшительнымъ отказомъ. Отецъ, принявшій ее было опять въ себѣ въ домъ, страшно тогда разсердился и сталъ обращаться съ ней еще суровѣе прежняго. Положеніе Гертруды въ родительскомъ домѣ сдѣлалось до такой степени тяжелымъ, что, когда нѣкоторыя изъ ея знакомыхъ, набожныхъ католичекъ, объявили, что внесутъ за нее вкладъ въ монастырь, она туда и поступила; вы же были отданы на воспитаніе какъ разъ сестрѣ того молодого человѣка, который изъявлялъ готовность васъ усыновить. Она приходилась родственницей вашей матери и только что лишилась собственнаго своего грудного ребенка. Она кормила васъ грудью и до того привязалась къ вамъ, что неохотно соглашалась приносить въ монастырь къ родной вашей матери, хотя монахини тамъ очень любили и ласкали маленькаго ребенка, къ матери котораго питали искреннее сочувствіе и состраданіе. Призваніе къ монастырской жизни съ каждымъ днемъ все болѣе укрѣплялось у бѣдняжки Гертруды и черезъ два года она постриглась въ монахини.
   Семья вашей пріемной матери была родомъ изъ Франціи, а именно изъ города Арраса во французской Фландріи, и снискивала себѣ пропитаніе тканьемъ шелковыхъ матерій. Вскорѣ послѣ того, какъ ваша мать приняла иноческій чинъ, семья эта вернулась въ Аррась и увезла васъ съ собою. Вамъ было тогда около трехъ лѣтъ. Передъ послѣдними энергическими мѣрами, принятыми христіаннѣйшимъ французскимъ королемъ, городъ этотъ кишѣлъ протестантами. Отецъ вашей пріемной матери, старикъ Пастуро, съ которымъ вы потомъ жили въ Илингѣ, принялъ самъ реформатское ученіе и совратилъ всю свою семью. Изгнанные изъ Франціи указомъ его христіаннѣйшаго величества они переѣхали въ Англію и устроили ткацкую свою мастерскую въ Спитльфильдскомъ предмѣстьѣ города Лондона. Старикъ привезъ съ собою небольшую сумму денегъ и продолжалъ заниматься своимъ ремесломъ. Дѣла его шли въ Англіи, однако, не особенно важно. Самъ онъ давно уже былъ вдовцомъ и хозяйство въ домѣ вела у него дочь, которая тоже овдовѣла. Онъ вмѣстѣ съ сыномъ занимался, какъ уже упомянуто, тканьемъ шелковыхъ матерій. Тѣмъ временемъ вашъ отецъ публично объявилъ о своемъ возвращеніи въ лоно католической церкви. (Это случилось незадолго передъ смертью короля Карла II, умершаго тоже истиннымъ католикомъ). Затѣмъ онъ примирился съ своиямъ дядей виконтомъ Кэстльвудомъ и, какъ вамъ извѣстно, женился на его дочери.
   Разъ какъ-то молодой Пастуро, относившій въ магазинъ только что сработанный имъ кусокъ броката, встрѣтился на Людгэтскомъ холмѣ съ бывшимъ своимъ соперникомъ, выходившимъ изъ трактира. Тотчасъ же узнавъ вашего отца, Пастуро схватилъ его за шиворотъ, обозвалъ негодяемъ, обольстившимъ дѣвушку, а потомъ бросившимъ ее и ребенка. Томасъ Эсмондъ въ свою очередь тоже немедленно узналъ Пастуро, попросилъ его не горячиться и не дѣлать публичнаго скандала, а вмѣсто того зайти въ трактиръ (изъ котораго онъ самъ только что вышелъ), обѣщая, что объяснитъ тамъ все самымъ обстоятельнымъ образомъ. Въ трактирѣ Пастуро слышалъ собственными ушами, какъ хозяинъ приказалъ половому провести капитана Томаса и его гостя въ отдѣльную комнату. Дѣло въ томъ, что вашего отца имѣли обыкновеніе называть въ трактирахъ сомнительной репутаціи, куда онъ зачастую хаживалъ, просто на-просто христіанскимъ его именемъ.
   Надо вамъ сказать, что капитанъ Томасъ, или же лордъ виконтъ (каковой титулъ онъ принялъ вскорѣ послѣ того), никогда не затруднялся изобрѣтеніемъ правдоподобной исторіи. Отъ отлично умѣлъ заговаривать зубы неподатливымъ кредиторамъ и хорошенькимъ барынькамъ. Онъ лгалъ самымъ безсовѣстнымъ образомъ, но всегда съ такимъ наивнымъ видомъ, что даже предупрежденные на этотъ счетъ люди нерѣдко попадались на удочку. Чѣмъ дольше онъ говорилъ, тѣмъ правдоподобнѣе становилась придуманная имъ исторія. Вымышленные факты нанизывались у него одинъ за другимъ съ замѣчательной быстротой и послѣдовательностью. Съ вашего позволенія, Гарри, я осмѣлюсь сказать, что только человѣкъ, скушавшій много соли съ вашимъ папашей, могъ съ грѣхомъ пополамъ опредѣлить, говоритъ-ли его сіятельство правду, или же только... даетъ волю своему воображенію.
   Онъ, безъ сомнѣнія, вѣрилъ въ загробную жизнь, потому что каждый разъ, когда ему случалось хворать, тотчасъ же начиналъ каяться въ своихъ грѣхахъ. Напротивъ того, чувствуя себя здоровымъ, онъ начиналъ смотрѣть на эти грѣхи, какъ на совершенно извинительныя, забавныя продѣлки. Во время болѣзни онъ разсказывалъ мнѣ съ сокрушеннымъ сердцемъ, а выздоровѣвъ подтвердилъ, заливаясь отъ смѣха (сіятельнѣйшій виконтъ былъ охотникъ пошутить и посмѣяться), какъ ему удалось въ какихъ-нибудь полчаса, прежде чѣмъ была распита потребованная бутылка вина, совершенно одурачить бѣднягу Пастуро. Онъ искренно сознался въ фактѣ обольщенія, такъ какъ все равно нельзя было отрицать этого факта, и, чтобы выпутаться изъ затруднительнаго положенія, немедленно же залился слезами. Онъ обладалъ способностью плакать по благоусмотрѣнію, когда только ему это вздумается, и плакалъ до такой степени усердно, что подъ конецъ растрогалъ довѣрчиваго своего собесѣдника. Капитанъ Томасъ плакалъ о вашей мамашѣ сильнѣе даже, чѣмъ самъ Пастуро, который, по словамъ виконта, страшно разрыдался при этомъ случаѣ. Не довольствуясь столь изобильнымъ пролитіемъ слезъ, высокородный капитанъ поклялся честью, что дважды посылалъ деньги въ Брюссель и сообщилъ даже фамилію куица, у котораго онѣ тамъ будто-бы положены на имя бѣдняжки Гертруды. На самомъ дѣлѣ онъ не потрудился даже навести справки, родила-ли она сына или дочь, жива-ли она, или же умерла, но изъ разговора съ молодымъ Пастуро получилъ теперь обо всемъ этомъ самыя обстоятельныя свѣдѣнія. Узнавъ, что Гертруда удалилась въ монастырь, капитанъ высказалъ надежду кончить также и свою жизнь въ иноческой обители, если только переживетъ гадкую свою старуху-жену, съ которой это заставилъ обвѣнчаться суровый отецъ. "Узнавъ, что сынъ Гертруды живъ и находится теперь въ Лондонѣ, я даже привскочилъ отъ радости, -- разсказывалъ мнѣ потомъ виконтъ. -- Моя жена была въ то время, видите-ли уже на сносѣ, и я сообразилъ, что если старикъ-тесть вздумаетъ теперь ломаться, то у меня найдется, чѣмъ его припугнуть".
   Онъ выразилъ глубочайшую благодарность семьѣ Пастуро за ея заботы о ребенкѣ (вамъ почти исполнилось тогда шесть лѣтъ). Затѣмъ капитанъ предложилъ безотлагательно зайти и повидаться съ дорогимъ своимъ сынкомъ, но Пастуро объявилъ напрямикъ, что у нихъ въ домѣ не желаютъ, чтобы онъ когда-либо переступалъ за порогъ. Молодой ткачъ прибавилъ, что капитанъ можетъ взять мальчика къ себѣ, хотя имъ, разумѣется, жаль съ нимъ разстаться и что въ виду крайней своей бѣдности они согласны брать деньги, которыя капитанъ найдетъ нужнымъ платить за воспитаніе ребенка, но будутъ воспитывать маленькаго Гарри и въ томъ случаѣ, если имъ ничего за это не заплатятъ. Капитанъ немедленно согласился оставить ребенка у Пастуро и объявилъ со вздохомъ: "Пожалуй, вѣдь и лучше, что-бы милое дитя жило тамъ, гдѣ его до сихъ поръ такъ любили". Впослѣдствіи въ разговорѣ со мной онъ совершенно искренно хвалилъ честность и благородство молодого ткача, сознаваясь, что этотъ французъ былъ какъ нельзя болѣе порядочнымъ человѣкомъ, тогда какъ онъ самъ, прости Господи, оказывался плутомъ и негодяемъ.
   -- Вашъ отецъ, -- продолжалъ патеръ Голътъ, -- не скряжничалъ съ деньгами, когда онѣ у него имѣлись. Получивъ какъ разъ въ тотъ самый день кое-что отъ дядюшки, онъ великодушно вручилъ молодому Пастуро десять совереновъ и обѣщалъ присылать и впослѣдствіи деньги по мѣрѣ надобности. Онъ тщательно записалъ въ памятную свою книжку фамилію и мѣстожительство Пастуро, а на вопросъ объ его собственномъ адресѣ, не запинаясь отвѣтилъ, что онъ капитанъ Томасъ и живетъ въ Новой Усадьбѣ въ Пензенскомъ графствѣ, въ Корнуэльсѣ, причемъ объяснилъ, что пріѣхалъ въ Лондонъ всего лишь на нѣсколько дней хлопотать по имущественнымъ дѣламъ своей супруги. Онъ описалъ ее какъ ворчливую, но въ сущности добродушную старуху, отца же своего изобразилъ корнуэльскимъ помѣщикомъ, здоровье котораго сильно уже разстроено, добавивъ, что по смерти этого старика разсчитываетъ получить порядочное наслѣдство, которое позволитъ ему надлежаще отблагодарить покровителей ребенка и обезпечить будущность этого мальчика. "Клянусь Богомъ, сударь, -- говорилъ онъ мнѣ потомъ страннымъ своимъ шутливымъ тономъ, -- я заказалъ въ магазинѣ штуку такого же броката, который показывалъ мнѣ тогда Пастуро и подарилъ женѣ на капотъ для того, чтобы ей было въ чемъ принимать гостей, являвшихся поздравлять ее съ разрѣшеніемъ отъ бремени.
   Небольшая сумма за ваше содержаніе выплачивалась довольно исправно, а когда вашъ отецъ, послѣ кончины своего дяди, сдѣлался самъ виконтомъ Кэстльвудомъ, мнѣ было поручено присматривать за вами и, по моимъ настояніямъ, васъ взяли въ отеческій домъ. Пріемная ваша мать умерла, а ея отецъ на старости лѣтъ вздумалъ жениться. Его сынъ не сошелся съ мачихой и вернулся въ Брюссель, чтобы жить неподалеко отъ той, которую онъ все еще продолжалъ любить всѣмъ сердцемъ. Онъ здѣсь и умеръ нѣсколькими мѣсяцами раньше ея. Угодно взглянуть на ея могилу, тутъ же на монастырскомъ кладбищѣ? Я былъ въ прежнее время духовникомъ у нынѣшней настоятельницы монастыря и знаю, что она до сихъ поръ сочувственно вспоминаетъ о въ Бозѣ почившей сестрѣ, Маріи Магдалинѣ.
   Былъ ясный весенній вечеръ, когда Эсмондъ пришелъ на монастырское кладбище и увидѣлъ тамъ, среди множества черныхъ крестовъ, отбрасывавшихъ длинныя тѣни на поросшія травой могилы, -- крестъ, обозначавшій мѣсто успокоенія бренныхъ остатковъ его матери. Многія опочившія на томъ же кладбищѣ монахини носили имя Маріи Магдалины, которое она приняла въ иночествѣ, какъ наиболѣе подходящее къ ея глубокому душевному горю. Эсмонду казалось, что у всѣхъ этихъ Марій Магдалинъ, имена которыхъ такъ часто встрѣчались на черныхъ крестахъ, имѣлась тоже грустная повѣсть любви и страданія. Ему казалось, будто онъ видитъ свою мать въ слезахъ, преклонившую колѣни у подножія креста, подъ которымъ погребены были теперь всѣ ея горести и печали. Разумѣется, что онъ и самъ преклонилъ тамъ колѣни и обратился съ молитвой къ Всевышнему, но въ немъ говорило при этомъ скорѣе благоговѣніе, чѣмъ горе. Онъ чувствовалъ себя, впрочемъ, растроганнымъ до глубины души при мысли о мученіяхъ, которыя пришлось испытать его матери въ безрадостной ея жизни. Онъ искренно жалѣлъ о матери, хотя у него лично и не сохранилось о ней ни малѣйшаго воспоминанія. Она принесла свое горе къ подножію этого креста и взамѣнъ мужа, оказавшагося измѣнникомъ, пріобрѣла себѣ Небеснаго Жениха. Могилу эту окружали тысячи такихъ же надгробныхъ холмовъ, поросшихъ густою травой, сквозь которую мѣстами виднѣлись распустившіеся уже цвѣты маргаритокъ и на каждой такой могилѣ стоялъ черный крестъ съ именемъ покойницы. Монахиня, въ черной вуали, молилась на колѣняхъ тутъ же рядомъ объ упокоеніи души недавно опочившей сестры. (Могила ея была такая свѣжая, что весна не успѣла еще набросить на нее свой зеленый покровъ). За стѣнами кладбища кипѣла обыденная сутолока жизни, -- виднѣлись островерхіе шпицы и крыши стариннаго фламандскаго города. Съ одной изъ сосѣднихъ крышъ слетѣла птичка и сѣла сперва на крестъ, а затѣмъ на травку у это подножія, подобрала тамъ листочекъ и улетѣла съ нимъ обратно. Затѣмъ раздалось изъ часовни, возлѣ самаго кладбища, гармоническое пѣніе монахинь. Прежнее мѣсто бѣдняжки Маріи Магдалины было давно уже занято другою монахиней. Другая становилась теперь на колѣни, быть можетъ, на томъ же самомъ коврикѣ, -- другая слушала тѣ самые гимны и молитвы, которые утѣшали наболѣвшее сердце матери Эсмонда. Пусть же она почіетъ въ мирѣ и да ниспосланъ онъ будетъ также и намъ, когда закончатся наши испытанія въ здѣшней земной юдоли. Но вѣдь царствіе Его на небесахъ и на землѣ. И тамъ, и здѣсь мы остаемся Его созданіями. Сорвавъ съ могилки цвѣточекъ, я поцѣловалъ его и пошелъ своею дорогой назадъ, въ живой міръ, подобно тому, какъ сдѣлала это на моихъ глазахъ птичка, унесшая въ своемъ клювѣ травинку съ кладбища. Прощай же молчаливый пріютъ смерти, полный загадочнаго спокойствія, которое не подъ силу нарушить никакимъ земнымъ бурямъ и треволненіямъ! Тамъ, на монастырскомъ кладбищѣ, у меня было такое впечатлѣніе, какъ если бы я шелъ по дну моря среди человѣческихъ костей и обломковъ отъ кораблекрушеній.
  

ГЛАВА XIV.
Походы 1707-го и 1708-го годовъ.

   Въ продолженіи цѣлаго года послѣ блистательной побѣды, одержанной нами подъ Рамильи, наша армія не предпринимала никакихъ серьезныхъ наступательныхъ операцій. Это до чрезвычайности огорчало многихъ офицеровъ, тяготившихся бездѣйствіемъ своимъ во Фландріи. Они утверждали, будто его свѣтлости генералъ-капитану надоѣло уже воевать, такъ что онъ интересуется теперь только денежными дѣлами, всецѣло погрузившись въ наслажденіе годичнымъ своимъ доходомъ въ 5.000 фун. стерлинговъ и великолѣпнымъ, строившимся для него Вудстокскимъ дворцомъ. Князю-герцогу не приходилось, впрочемъ, сидѣть сложа руки. Ему доставляла достаточно хлопотъ война съ личными врагами на родинѣ. Поговаривали шепотомъ, что онъ при Дворѣ уже не въ такой милости, какъ прежде. Его супруга постепенно утрачивала прежнее вліяніе на королеву Анну, которая начала переносить августѣйшую свою привязанность на пресловутую г-жу Мэшемъ и покорнѣйшаго слугу этой госпожи мистера Гарлея. Герцогъ проводилъ значительную часть своего времени, интригуя противъ этихъ интригъ. Мистера Гарлея уволили отъ должности, которую онъ занималъ и такимъ образомъ побѣда оказалась, какъ будто, на сторонѣ герцога. На самомъ дѣлѣ, однако, королева, которую принудили противъ собственнаго ея желанія сдѣлать означенный шагъ, осталась при мнѣніи, при которомъ всегда въ такихъ обстоятельствахъ остаются поступившіе подобнымъ образомъ люди, и мистеръ Гарлей имѣлъ полное основаніе ожидать, что скоро и на его улицѣ будетъ праздникъ.
   Тѣмъ временемъ война шла, нельзя сказать, чтобы къ полному удовольствію храбрыхъ помощниковъ герцога Марльборо. Въ теченіе всего 1707-го года мы постоянно видѣли передъ собою французовъ, но дѣло у насъ никогда не доходило до сраженія. Вмѣстѣ съ тѣмъ, наша армія въ Испаніи была разбита на голову подъ Алманцей храбрымъ герцогомъ Бервикскимъ. Передъ отреченіемъ своего отца отъ престола, молодой герцогъ командовалъ какъ разъ нашимъ полкомъ, и мы, егеря Уэбба, немножко утѣшали себя мыслью, что побѣда подъ Алманцей все-таки же одержана нашимъ полковникомъ.
   -- Думаю, что если бы я былъ съ моими егерями на мѣстѣ Гальвея, мы, вѣроятно, не положили бы оружія даже и передъ прежнимъ своимъ полковникомъ, -- говорилъ генералъ-маіоръ Уэббъ. Мы, его офицеры, клялись въ свою очередь, что съ такимъ командиромъ, какъ онъ, во всякомъ случаѣ не отдались бы живьемъ въ плѣнъ. Вообще милѣйшій нашъ старикъ генералъ имѣлъ слабость говорить очень неосторожно о себѣ и о другихъ. Во всей нашей арміи не было болѣе мужественнаго и блестящаго воина, но все-таки онъ позволялъ себѣ трубить о собственныхъ заслугахъ громче, чѣмъ это являлось умѣстно для генерала, занимавшаго лишь второстепенный постъ. При всемъ своемъ геройскомъ мужествѣ онъ слишкомъ уже усердно потрясалъ длиннымъ своимъ копьемъ передъ фронтомъ всей арміи.
   Въ началѣ 1708-го года таинственный капитанъ Гольцъ уѣхалъ куда-то въ таинственную экспедицію. Передъ отъѣздомъ онъ находился въ самомъ восторженномъ настроеніи и предсказывалъ Эсмонду, что въ непродолжительномъ времени совершатся весьма важныя событія. Тайна эта разоблачилась по возвращеніи моего пріятеля въ нашу армію. Онъ явился туда съ сокрушеннымъ сердцемъ и съ самымъ разочарованнымъ видомъ, причемъ сознался въ полнѣйшей неудачѣ великаго предпріятія, въ которомъ собирался принять участіе. Дѣло шло о неудавшейся экспедиціи кавалера св. Георгія, котораго Людовикъ XIV отправилъ изъ Дюнкирхена съ сильнымъ дессантнымъ отрядомъ въ Шотландію. Проектъ этотъ самъ по себѣ былъ не дуренъ, такъ какъ претендентъ имѣлъ въ Шотландіи много приверженцевъ, но неблагопріятные вѣтры, противившіеся осуществленію всѣхъ вообще проектовъ претендента, разстроили и на этотъ разъ предполагавшееся вторженіе въ Шотландію. Они вернули капитана фонъ-Гольца назадъ въ нашъ лагерь, гдѣ онъ продолжалъ по прежнему интриговать, предсказывать будущее и безцеремонно высматривать все, что могло интересовать нашихъ непріятелей. Шевалье (котораго нѣкоторые изъ насъ считали настоящимъ законнымъ англійскимъ королемъ) прибылъ изъ Дюнкирхена во французскую армію, чтобы принять участіе въ предстоявшей кампаніи. На этотъ разъ главнокомандующимъ французовъ былъ герцогъ Бургундскій, а помощникомъ при немъ состоялъ герцогъ Беррійскій. Въ виду неопытности этихъ принцевъ крови приставили къ нимъ, въ качествѣ дядекъ, знаменитаго маршала Вандома и герцога Матиньонскаго. Фоъ-Гольцъ, знавшій рѣшительно все происходившее во Фландріи и Франціи (а если вѣрить ему, то и въ обѣихъ Индіяхъ), утверждалъ, что въ 1708-мъ году, какъ и въ предшествовавшемъ, не будетъ серьезныхъ сраженій и что у нашего главнокомандующаго имѣются достаточныя основанія сидѣть смирно. Командирь Эсмонда, извѣстный, впрочемъ, за стараго ворчуна, относившагося съ величайшимъ недовѣріемъ къ князю-герцогу, и множество другихъ офицеровъ безцеремонно разсказывали, что эти особыя соображенія являлись къ герцогу въ видѣ мѣшковъ съ звонкой монетой, присланныхъ французскимъ королемъ, подкупившимъ генералиссимуса и условившимся, что обѣ стороны будутъ избѣгать генеральнаго сраженія. Въ нашемъ лагерѣ было не мало пустомель, позволявшихъ себѣ разсказывать. какую именно сумму получилъ самъ герцогъ, сколько выпало на долю Кадогана и чѣмъ пришлось удовлетвориться доктору Гаре. Генералъ-маіоръ Уэббъ, признаться, очень уже охотно слушалъ эти подобныя росказни.
   Успѣхи, которыми началась для французовъ кампанія 1708-го года, казалось, подтверждали слухи объ измѣнѣ главнокомандующаго, бывшіе, такъ сказать, у всѣхъ на устахъ. Герцогъ Марльборо позволилъ непріятелю расположиться между ними и Гентомъ. Мы стояли двое сутокъ лицомъ къ лицу съ непріятельской арміей, но не аттаковывали ее. Тѣмъ временемъ Гентъ былъ взятъ. Въ тотъ же самый день г-нъ де-ля-Мотъ потребовалъ сдачи Брюгге, и оба эти большіе города перешли безъ выстрѣла въ руки французовъ. Нѣсколько дней спустя Ламотъ захватилъ сверхъ того и Плашендальскій фортъ. При такихъ обстоятельствахъ можно было опасаться, что французы овладѣютъ всею испанской Фландріей и Брабантомъ, когда подоспѣлъ съ Мозеля принцъ Евгеній. Немедленно послѣ того военныя дѣйствія приняли у насъ несравненно болѣе энергичный характеръ.
   Принцъ Савойскій считалъ долгомъ давать каждый разъ по случаю прибытія своего въ армію большой праздникъ. (Пиршества у князя-герцога устраивались очень рѣдко и были къ тому же сравнительно неважными). Помню какъ теперь, что нашъ генералъ возвращался съ обѣда, на которомъ присутствовали оба главнокомандующихъ. Въ головѣ у него маленько шумѣло отъ тонкихъ винъ, которыми принцъ Савойскій угощалъ несравненно щедрѣе, чѣмъ англійскій принцъ-герцогъ. "Ну теперь онъ долженъ будетъ волей-неволей драться! -- воскликнулъ генералъ, ударивъ кулакомъ по столу.-- А когда дѣло дойдетъ до драки, то, чортъ возьми, во всей Европѣ не найдется человѣка, способнаго устоять противъ Джека Черчилля! Дѣйствительно, не позднее какъ черезъ недѣлю произошло сраженіе подъ Уденардомъ, въ которомъ командиръ Эсмонда и главнокомандующій выказали оба такое геройское мужество, что хотя терпѣть не могли другъ-друга, но вынуждены были все-таки обмѣняться совершенно искренними изъявленіями величайшаго уваженія.
   Бригада генералъ-маіора Уэбба наносила и выдерживала въ этомъ бою самые тяжкіе удары, какіе только пришлось тамъ раздавать и получать. Гарри Эсмондъ командовалъ въ бою ротой егерскаго полка генералъ-маіора Уэбба. Въ концѣ боя Эсмонду пришлось принять на себя непосредственное начальство надъ полкомъ, такъ какъ всѣ четверо старшихъ офицеровъ были убиты въ рукопашной рѣзнѣ, рѣшившей это сраженіе. Мнѣ лично пріятно вспомнить о томъ, что Джекъ Гейторнъ, смѣявшійся надъ тѣмъ, что я незаконнорожденный, и называвшій меня уэббовскимъ паразитомъ, изъ-за чего у насъ съ нимъ вышелъ крупный разговоръ, подошелъ ко мнѣ передъ сраженіемъ и пожалъ мнѣ руку. За три дня передъ битвой нашъ подполковникъ, бѣдняга, Брэсъ узналъ о кончинѣ своего старшаго брата, дѣлавшей его наслѣдникомъ богатаго помѣстья въ Норфолькѣ съ титуломъ баронета и 4.000 фунт. стерлинговъ ежемѣсячнаго дохода. Смерть, щадившая Брэса въ продолженіи дюжины кампаній, скосила его теперь какъ разъ въ то время, когда жизнь начала ему улыбаться. Онъ объявилъ передъ сраженіемъ, что непремѣнно будетъ убитъ, и это предчувствіе его не обмануло. Только что поступившій къ намъ маіоръ раздѣлилъ его участь. Это была креатура лорда Марльборо, переведенная къ намъ въ полкъ противъ желанія всего нашего офицерскаго общества. Мы были увѣрены, что его приставили за нами шпіонить. Не знаю, насколько правильны были подозрѣнія и кто именно передавалъ въ главную квартиру все, что говорилось у насъ за общимъ столомъ, но только было извѣстно, что егерскій полкъ Уэбба и его командиръ записаны у нашего главнокомандующаго въ черную книгу. Нашъ храбрый старикъ командиръ говаривалъ: "Марльборо не посмѣетъ раскассировать мой егерскій полкъ, но онъ навѣрное устроится такъ, чтобы отдать насъ на истребленіе непріятелю". При такихъ обстоятельствахъ маіоръ Прудфутъ несомнѣнно находился на опасномъ посту.
   Любимецъ Эсмонда, юный виконтъ, служившій адьютантомъ у князя-герцога, былъ раненъ и удостоился почетнаго упоминанія въ реляціи. Капитанъ Эсмондъ представленъ былъ съ производству въ слѣдующій чинъ благоволившимъ къ нему генераломъ Уэббомъ. Сердце капитана усиленно бдлось при мысли о томъ, что прелестные глазки, самые ясные и милые во всемъ свѣтѣ, прочтутъ, быть можетъ, страничку, на которой упоминается о скромныхъ его заслугахъ. Не смотря на это, у него сохранилось непоколебимое рѣшеніе держаться внѣ сферы опаснаго вліянія этихъ глазокъ для того, чтобы время и отсутствіе смогли, наконецъ, одолѣть страстное чувство, отъ котораго онъ все еще не могъ отдѣлаться. Вдали отъ Беатрисы оно словно замерло, но Эсмондъ былъ заранѣе увѣренъ, что вслучаѣ возвращенія домой горячка любви вспыхнетъ у него съ новою силой. Поэтому онъ избѣгалъ Валькота, руководствуясь приблизительно такими же соображеніями, въ силу которыхъ линкольнецъ избѣгаетъ возвращенія въ родныя свои болота, зная, что тамъ его поджидаетъ коварная изнурительная лихорадка.
   Національная англійская партія въ нашей арміи, склонная осмѣивать все ганноверское и объявлять Дворъ курфюрста и всю его семью чуть что не мужиками и дикарями, вынуждена была признать, что въ битвѣ подъ Уденардомъ молодой наслѣдный ганноверскій принцъ, участвовавшій тогда первый разъ въ сраженіи, выказалъ такое мужество и присутствіе духа, которыя сдѣлали бы честь даже и старому опытному воину. Въ данномъ случаѣ его курфюрстское высочество оказался счастливѣе англійскаго короля, который находился съ своими кузенами въ непріятельскомъ лагерѣ и долженъ былъ бѣжать вмѣстѣ съ ними при злополучномъ для французовъ исходѣ этой битвы. Имѣя противъ себя лучшихъ тогдашнихъ полководцевъ и располагая сами въ лицѣ герцога Вандома превосходнымъ главнокомандующимъ, французскіе принцы крови позволили себѣ пренебречь его совѣтами и завязать бой, который закончился бы полнымъ истребленіемъ французской арміи, если бы воинское искусство и мужество герцога Вандома не загладило, на сколько это возможно для человѣческой храбрости и геніальности, бѣдъ, причиненныхъ безразсудствомъ и промахами его родственниковъ, законныхъ принцевъ королевской крови.
   -- Если бы герцогъ Бервикскій находился при арміи, сраженіе кончилось бы совершенно иначе. Вы убѣдились бы тогда, что альмандскій герой можетъ смѣло помѣряться съ побѣдителемъ подъ Бленгеймомъ, -- говорилъ бѣдняга фонъ-Гольцъ, утѣшавшій себя до нѣкоторой степени подобными предположеніями.
   Переговоры о размѣнѣ плѣнныхъ дѣятельно шли своимъ чередомъ. По крайней мѣрѣ, они служили для капитала фонъ-Гольца благовиднымъ предлогомъ постоянно ѣздить отъ англичанъ къ французамъ и обратно. Смѣю увѣрить, что генералъ-маіоръ Вейнъ чуть не повѣсилъ его однажды какъ шпіона. По особому распоряженію главнокомандующаго баварскій капитанъ, однако, уцѣлѣлъ. Его немедленно освободили и отправили въ главную квартиру. Такимъ образомъ онъ служилъ какъ бы передаточной сумой между обѣими арміями, причемъ его ограждало всюду какое-то таинственное, могучее покровительство. Черезъ посредство фонъ-Гольца шла родственная переписка между герцогомъ Бервикскимъ и Марльборо, который доводился ему дядей. Почтенный патеръ зналъ, повидимому, одинаково хорошо все, что происходило у насъ и въ французскомъ лагерѣ. Онъ привезъ поздравленіе англійскаго короля нѣкоторымъ изъ нашихъ офицеровъ, въ томъ числѣ также и офицерамъ егерскаго полка Уэбба за доблестное ихъ поведеніе въ битвѣ подъ Уденардомъ, а послѣ Винендельскаго боя, когда нашъ генералъ злился на пренебреженіе, съ которымъ главнокомандующій отнесся къ его заслугамъ, его преподобіе сообщилъ, что ему извѣстно, какъ смотрятъ на этотъ бой вожди французской арміи, утверждающіе, будто союзникамъ удалось взять Лилль единственно лишь благодаря стойкой оборонѣ позиціи передъ Винендельскимъ лѣсомъ.
   -- Сыѣю увѣрить, что дѣла пойдутъ совершенно иначе, когда законный король возсядетъ на престолъ своихъ предковъ, -- говорилъ фонъ-Гольцъ, и многіе въ рядахъ нашей арміи слушали очень охотно эти коварныя рѣчи.-- Пребываніе его величества въ изгнаніи несомнѣнно имѣло тоже и выгодную сторону, -- добавлялъ баварскій капитанъ.-- Оно дало королю возможность безпристрастно взглянуть на Англію и оцѣнить по достоинству наиболѣе выдающихся ея дѣятелей. Сестра короля находится всегда подъ вліяніемъ того или другого изъ алчныхъ своихъ фаворитовъ, смотритъ на все ихъ глазами и раздаетъ рѣшительно всѣ награды своимъ льстивымъ угодникамъ, или же ихъ клевретамъ. Неужели вы думаете, что его величество, имѣвшій случай столь хорошо узнать Англію, оставитъ въ черномъ тѣлѣ такого человѣка, какъ генералъ Уэббъ? Этому храброму генералу слѣдовало бы давно носить титулъ лорда Лидіарда и засѣдать въ палатѣ пэровъ. Заслуги его извѣстны непріятелю и всей Европѣ, но именно ихъ-то и не могутъ ему простить великіе люди извѣстнаго пошиба, нетерпящіе себѣ равныхъ, особенно когда это люди съ самостоятельнымъ, независимымъ характеромъ!
   Понятно, что такія рѣчи предназначались для ушей генералъ-маіора Уэбба и дѣйствительно доходили до нихъ. Не подлежитъ сомнѣнію также, что онѣ доставляли ему искреннѣйшее удовольствіе. Дѣйствительно, какъ бы ни были велики заслуги храбраго генералъ-маіора, никто не цѣнилъ ихъ выше, чѣмъ самъ Джонъ Ричмондъ Уэббъ. Всѣмъ и каждому было извѣстно, что онъ плохо ладитъ съ Марльборо, а потому враги герцога въ арміи и въ самой Англіи всячески ухаживали за Уэббомъ, стараясь выставить его какъ человѣка, способнаго замѣнить не въ мѣру властолюбиваго и алчнаго главнокомандующаго. Вскорѣ послѣ уденардской побѣды выпалъ на долю генерала Уэбба случай покрыть себя славою. Храбрый воинъ не упустилъ этого случая, который дѣйствительно усилилъ до чрезвычайности громкую его извѣстность на родинѣ и за-границей.
   Послѣ уденардской битвы Евгеній Савойскій осадилъ, какъ увѣряютъ, вопреки совѣтамъ герцога Марльборо, столицу французской Фландріи, городъ Лилль. Осада этого города считалась въ наше время знаменитѣйшей изъ военныхъ операцій такого рода. Замѣчательные подвиги мужества со стороны осаждавшихъ и оборонявшихся сдѣлали ее почти столь же достославной, какъ и осаду Трои.
   Вражда принца Савойскаго къ французскому королю имѣла характеръ пламенной личной ненависти, не представлявшей ни малѣйшаго сходства съ невозмутимой холодной враждебностью великаго нашего англійскаго полководца, который велъ войну съ такимъ же безмятежнымъ спокойствіемъ, съ какимъ игралъ на билліардѣ. Онъ двигалъ свои эскадроны и устанавливалъ батальоны въ красныхъ мундирахъ съ такимъ же хладнокровіемъ, съ какимъ подготовлялъ на зеленомъ полѣ мастерской ударъ, долженствовавшій сбить съ позиціи всѣ непріятельскіе шары и обезпечитъ ему побѣду. Послѣ игры, которую онъ велъ всегда съ такимъ разсчетомъ, чтобы остаться навѣрняка въ выигрышѣ, этотъ величайшій знатокъ по части тактики не ощущалъ у себя въ груди ни малѣйшей вражды къ побѣжденному противнику. Напротивъ того, между принцемъ Савойскимъ и французами война шла не на животъ, а на смерть. Отбитый въ одномъ мѣстѣ, какъ, напримѣръ, подъ Тулономъ въ прошломъ году, онъ появлялся на другой границѣ Франціи, нападая каждый разъ съ неутомимымъ остервенѣніемъ. Какъ только принцъ Евгеній прибылъ къ намъ въ армію, тлѣвшій, если можно такъ выразиться, подъ пепломъ огонь воины разгорѣлся и вспыхнулъ яркимъ пламенемъ. Наши союзники, флегматичные голландцы, расшевелились и начали дѣлать усиленные переходы. Даже князь-герцогъ, не смотря на свое спокойствіе и хладнокровіе, вынужденъ былъ тоже проявить нѣсколько большую энергію. принцъ Евгеній лично являлся какъ бы цѣлой арміей, враждебной французамъ. Изумительная сила и стойкость его ненависти заразительно дѣйствовала на многія сотни тысячъ людей. Полководецъ императора отплачивалъ съ лихвою за пренебреженіе къ казавшемуся такимъ ничтожнымъ Савойскому принцу, носившему титулъ аббата. Самъ принцъ Евгеній пользовался заслуженной репутаціей блестящаго талантливаго полководца, отличавшагося необычайной смѣлостью и безстрашіемъ. Онъ былъ способенъ тягаться съ лучшими изъ знаменитыхъ вождей, командовавшихъ арміями французскаго короля и, сверхъ того, еще имѣлъ въ своемъ распоряженіи такое оружіе, равнаго которому не находилось во Франціи съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ пушечное ядро сразило подъ Сасбахомъ благороднаго Тюрення. Онъ могъ направить нашего Марльборо на французскую армію и раздавить ее словно скалою, о которую должны были сокрушиться всѣ усилія искуснѣйшихъ полководцевъ Людовика XIV.
   Англійскій герцогъ почти не принималъ участія въ осадѣ Лилля, которую велъ съ величайніей энергіей имперскій генералиссимусъ со всею своей арміей. Англичане ограничивались тѣмъ, что прикрывали осаждавшихъ отъ арміи герцога Бургундскаго. Съ этою цѣлью Марльборо расположилъ свои войска между этой арміей и войсками принца Савойскаго. Разъ какъ-то случилось, что принцъ Евгеній былъ раненъ и его мѣсто въ траншеѣ заступилъ князь-герцогъ, но осаду вели все-таки не мы, а имперскія войска. Дивизія подъ начальствомъ генераловъ Уэбба и Ранцау была послана въ Артуа и Пикардію для выполненія мерзостнѣйшихъ воинскихъ обязанностей, съ какими когда-либо вообще случалось имѣть дѣло капитану Эсмонду. Злополучные города и веси этихъ беззащитныхъ областей, -- гдѣ все населеніе, способное носить оружіе, давно уже было израсходовано на пополненіе французскихъ армій, ежегодно истреблявшихся ненасытною войною, -- были преданы въ наши руки, а у насъ имѣлось приказаніе не давать имъ пощады. Мы встрѣчали всюду передъ собою единственно лишь стариковъ, женщинъ и дѣтей, доведенныхъ до крайняго раззоренія долгою бѣдственою войной, но тѣмъ не менѣе намъ было предписано ограбить этихъ несчастливцевъ, и безъ того чуть не умиравшихъ съ голода. Мы должны были забрать все, что оставалось еще въ ихъ житницахъ и отнять у нихъ послѣдніе лохмотья. Насъ послали въ сущности на грабежъ и убійство и честный человѣкъ не можетъ безъ краски стыда вспоминать о томъ, что дѣлали наши солдаты во время этой экспедиціи. Вернувшись изъ нея, мы привезли въ лагерь князя-герцога много денегъ и продовольственныхъ запасовъ. Нигдѣ мы не встрѣчали сопротивленія., но, между тѣмъ, кто осмѣлится обстоятельно разсказать, цѣною какихъ мерзостныхъ убійствъ и насилій, звѣрской жесгокости, обидъ и оскорбленій исторгнута была эта презрѣнная добыча отъ неповинныхъ несчастныхъ жертвъ войны?
   Тѣмъ временемъ, не смотря на мужество, съ которымъ велись подъ Лиллемъ осадныя операціи, союзники дѣлали лишь мало успѣховъ. По возвращеніи нашемъ въ лагерь герцога Марльборо тамъ ходили уже слухи, что осаду Лилля не удастся довести до конца и что принцъ Евгеній вынужденъ будетъ ее снять. Князь-герцогъ открыто заявлялъ, что таково его искреннее убѣжденіе. Офицеры, относившіеся къ нему съ недовѣріемъ, въ томъ числѣ и самъ мистеръ Эсмондъ, въ разговорахъ другъ съ другомъ намекали, что у герцога, вѣроятно, имѣются особыя причины не брать Лилля и что французскій король, безъ сомнѣнія, надлежаще ему за это заплатитъ. Если дѣла обстояли именно такимъ образомъ (въ чемъ я съ своей стороны, по правдѣ сказать, не сомнѣваюсь), то генералу Уэббу представился по истинѣ рѣдкостный случай удовлетворитъ свою непріязнь къ главнокомандующему, -- нанести чувствительный ударъ позорному его любостяжанію, являвшемуся однимъ изъ самыхъ гадкихъ, но въ то же время и наиболѣе выдающихся качествъ князя-герцога, и вмѣстѣ съ тѣмъ -- выказать себя самого искуснымъ и талантливымъ полководцемъ. Принимая во вниманіе обстоятельства, предшествовавшія событію, о которомъ сейчасъ будетъ рѣчь, -- зная, что князю-герцогу было дѣйствительно предложено нѣсколько милліоновъ франковъ, если онъ устроится такъ, что осаду Лилля придется снять, -- припоминая себѣ, что осаждавшая этотъ городъ имперская армія нуждалась въ продовольствіи и боевыхъ припасахъ и что ей пришлось бы непремѣнно отступить въ случаѣ неполученія ожидаемыхъ транспортовъ съ продовольствіемъ, -- я невольно прихожу къ убѣжденію, что герцогъ Марльборо принялъ всѣ зависящія отъ него мѣры къ тому, чтобы принцу Евгенію пришлось и въ самомъ дѣлѣ отъѣхать, какъ говорится, ни съ чѣмъ. Дѣйствительно, французамъ извѣстны были какъ нельзя лучше всѣ обстоятельства движенія транспорта. Они знали, что прикрытіе этого транспорта до крайности малочисленно и по крайней мѣрѣ въ шесть разъ слабѣе арміи графа де-ля-Мота, посланной, чтобы его перехватить. Непосредственный начальникъ де-ля-Мота, -- герцогъ Бервикскій -- состоялъ къ тому же въ перепискѣ съ своимъ дядюшкой, англійскимъ главнокомандующимъ. Да, принявъ все это во вниманіе, я долженъ сказать, положа руку на сердце, что хотя принцъ Савойскій крайне нуждался въ полученіи транспорта съ продовольственными и боевыми запасами, тѣмъ не менѣе милордъ Марльборо положительно не желалъ прибытія упомянутаго транспорта къ арміи его высочества. Герцогъ имѣлъ даже въ виду пожертвовать англійскимъ отрядомъ, составлявшимъ прикрытіе этого транспорта. Здѣсь было съ его стороны такое же предательство, какое онъ совершилъ уже въ Брестѣ, относительно Тольмаша, но вѣдь онъ ни мало не стѣснялся предательски измѣнять всѣмъ своимъ друзьямъ въ интересахъ личнаго своего корыстолюбія и честолюбія. Если бы командиру Эсмонда не удалось, сверхъ всякаго чаянія, одержать побѣду надъ французскою арміей, которая въ шесть или семь разъ превосходила численностью его собственный небольшой отрядъ, то осада Лилля была бы снята. Замѣчу кстати, что малочисленный отрядъ, назначенный въ прикрытіе, состоялъ подъ начальствомъ генерала, котораго Марльборо терпѣть не могъ и что одержанная этимъ генераломъ побѣда до чрезвычайности раздосадовала князя-герцога. Онъ не отступилъ передъ самой безцеремонной, открытой несправедливостью, пытаясь впослѣдствіи отнять у генерала Уэбба славу одержанной побѣды.
  

ГЛАВА XV.
Генералъ Уэббъ выигрываетъ битву подъ Виненделемъ.

   За время осады Лилля были совершены какъ осажденными, тамъ и осаждавшими такіе блистательные подвиги мужества, подобные которымъ рѣдко лишь встрѣчаются въ лѣтописяхъ военной исторіи. Французы выказали геройскую храбрость, причемъ командовавшій лилльскимъ гарнизономъ маршалъ Буффлеръ затмилъ своимъ искусствомъ и храбростью даже подвиги своего побѣдителя, принца Савойскаго. Здѣсь будетъ достаточно упомянуть лишь о нѣкоторыхъ подвигахъ геройскаго мужества со стороны французовъ. Когда въ Лиллѣ обнаружился недостатокъ пороха, французскіе офицеры: де-Люксамбуръ и Турнефоръ, прорвались съ кавалерійскимъ отрядомъ сквозь линію имперскихъ войскъ и провезли въ городъ порохъ. Каждый кавалеристъ везъ позади себя на сѣдлѣ мѣшокъ съ пудомъ пороха. Не смотря на это, французская конница прорубилась сквозь нашу кавалерію, выдержала огонь двинутой противъ нея пѣхоты, сняла эту пѣхоту и прорвалась въ Лилль, Правда, что при этомъ добрая половина французскихъ всадниковъ взлетѣла на воздухъ. Г-ну дю-Буа, тоже французскому офицеру, удалось совершить не менѣе смѣлый подвигъ. Армія герцога Марльборо стояла въ Гельчинѣ, прикрывая осаду Лилля. Между тѣмъ, французскому главнокомандующему, герцогу Вандому, надо было узнать, въ какомъ состояніи находится крѣпость и долго-ли можетъ она держаться. Капитанъ дю-Буа взялся доставить эти свѣдѣнія. Онъ счастливо пробрался сквозь армію Марльборо и австрійскія линіи, причемъ ему пришлось переплыть черезъ семь прудовъ и каналовъ. Офицеръ этотъ благополучно вернулся тѣмъ же путемъ и переплылъ снова черезъ эти семь прудовъ и каналовъ, держа все время въ зубахъ письма.
   Маршалъ Буффлеръ сообщалъ въ означенныхъ письмахъ, что беретъ на себя держаться въ крѣпости до октября мѣсяца и что если хоть одинъ изъ транспортовъ, прибытія которыхъ союзники ожидали, будетъ перехваченъ, то они окажутся вынужденными совершенно снять осаду. Извѣстно было, что продовольственный транспортъ собирается въ Остенде, чтобы двинуться оттуда въ лагерь осаждающей арміи, 27-го сентября къ намъ и, разумѣется, также къ французамъ пришло извѣстіе о томъ что этотъ транспортъ находится уже въ пути. Онъ состоялъ изъ семисотъ телѣгъ съ продовольственными и боевыми припасами и вышелъ изъ Остенде подъ конвоемъ двухъ тысячъ пѣхотинцевъ и трехсотъ всадниковъ. Графъ де-ля-Мотъ немедленно же двинулся изъ Брюгге наперерѣзъ транспорту съ тридцатью пятью батальонами пѣхоты, шестидесятью съ чѣмъ-то эскадронами конницы и сорока пушками.
   Тѣмъ временемъ генералъ-маіоръ Уэббъ сосредоточилъ въ Тюрутѣ отрядъ изъ двадцати батальоновъ пѣхоты и трехъ драгунскихъ эскадроновъ. Войска эти были предоставлены въ его распоряженіе герцогомъ Марльборо, чтобы самостоятельно дѣйствовать противъ арміи де-Мота и прикрывать ожидавшійся транспортъ отъ ея нападеній. Наши передовые разъѣзды встрѣтились съ французскими на обширной тюрутской равиннѣ, -- передъ Винендельской рощицей и замкосъ, позади которыхъ шелъ тогда какъ разъ транспортъ.
   Завидѣвъ непріятеля, передовыя наши войска остановшись, имѣя позади себя рощу. Главныя наши силы поспѣшно шли на присоединеніе къ нимъ, а конница продвинулась еще дальше, впередъ на равнину, чтобы занять непріятеля, какъ объяснилъ нашъ генералъ, когда графъ де-ля-Мотъ подошелъ къ нашей позиціи, мы стояли уже выстроившись въ двѣ линіи передъ лѣсомъ. Тогда и онъ въ свою очередь построилъ свою армію противъ нашей въ боевой порядокъ въ восемь линій, причемъ четыре переднихъ линіи состояли изъ пѣхоты, драгуны же и прочая кавалерія расположены были позади.
   Французы начали по обыкновенію дѣло пушечной пальбою. Послѣ того, какъ она длилась цѣлыхъ три часа, они двинулись, наконецъ, въ аттаку всѣми своими восемью пѣшими и конными линіями, на союзныя войска, расположенныя частью впереди рощи, частью же въ самой рощѣ. Французская пѣхота сразу-же сплоховала. Вмѣсто того, чтобы ударить въ штыки, какъ ей это было приказано, она открыла безпорядочную стрѣльбу и почти послѣ перваго же нашего залпа бросилась бѣжать въ разсыпную. Кавалерія держала себя значительно лучше. Она одна была втрое или вчетверо многочисленнѣе всего нашего отряда, а потому графъ де-ля-Мотъ даже и послѣ бѣгства своей пѣхоты еще не отчаявался въ побѣдѣ. Не смотря на мужественныя аттаки французской конницы, ей удалось, однако, привести въ нѣкоторое разстройство всего лишь два нашихъ батальона, да и тѣ незамедлили оправиться. Всѣ усилія французовъ прорваться сквозь наши линіи оказались тщетными. Наши войска не подались ни на пядь съ той позиціи въ рощѣ, на которой расположилъ ихъ генералъ Уэббъ.
   Цѣлыхъ два часа французы упорствовали въ бѣшеныхъ своихъ натискахъ, но каждый разъ вынуждены были отступать съ громаднымъ урономъ. Съ вечеру они, совершенно обезкураженные, отошли на прежнюю позицію подъ прикрытіе сорока своихъ орудій. Не смотря на понесенный уронъ, они были все-таки, по крайней мѣрѣ, втрое сильнѣе насъ, а потому генералу Уэббу не приходило и въ голову преслѣдовалъ графа де-ля-Мота. Необходимо было ограничиться удачною обороною рощи, изъ которой французы тщетно пытались насъ выбить. Къ тому же многочисленная кавалерія Ля-Мота какъ нельзя лучше прикрывала отступательное его движеніе. Во время этого боя транспортъ съ продовольствіемъ и боевыми запасами для осаждающей арміи, имѣвшій для хода военныхъ дѣйствій гораздо большее значеніе, чѣмъ весь нашъ маленькій отрядъ, совершенно спокойно продолжалъ свое движеніе и благополучно прибылъ въ лагерь принца Евгенія подъ Лиллемъ. Вступая въ бой, мы были убѣждены, что намъ придется лечь до послѣдняго человѣка, чтобы дать только возможность транспорту уйти отъ французовъ, такъ что одержанная побѣда оказалась для насъ самихъ пріятнымъ сюрпризомъ.
   Генералъ-квартирмейстеръ князя -- герцога, генералъ-маіоръ Кадоганъ отношенія котораго съ Уэббомъ были далеко не изъ самыхъ лучшихъ, сопровождалъ транспортъ. Онъ присоединился къ намъ съ двумя сотнями кавалеріи какъ разъ въ то время, когда битва была уже кончена, и непріятель находился въ полномъ отступленіи. Кадоганъ довольно охотно предложилъ ударить съ своею конницей на отступавшихъ французовъ. Само собой разумѣется, что аттака, произведенная такими ничтожными силами, не могла бы повлечь за собою сколько-нибудь серьезнаго результата. Уэббъ, какъ старшій въ чинѣ, призналъ такое наступательное движеніе совершенно излишнимъ. Онъ считалъ достаточнымъ уже и то, что мы удержались на-позиціи передъ непріятелемъ, который все еще могъ бы разбить насъ, если бы мы вздумали выйти на равнину. Къ тому же предположенная нами цѣль была достигнута и безпрепятственное прибытіе транспорта къ мѣсту назначенія обезпечено. Двумъ эскадронамъ, которые привелъ съ собою Кадоганъ, не пришлось даже обнажить и сабель. Впрочемъ, ихъ появленіе, быть можетъ, заставило французовъ окончательно отказаться отъ мысли о новомъ нападеніи на насъ, если только у нихъ имѣлась вообще такая мысль. Въ сумерки, убѣдившись, что ла-Мотъ и не думаетъ аттаковать, генералъ Кадоганъ уѣхалъ съ обоими своими эскадронами въ главную квартиру. Оба генерала очень сухо простились другъ съ другомъ.
   -- Онъ успѣетъ пріѣхать въ Ронкъ своевременно, чтобы исполнять за ужиномъ у князя-герцога должность блюдолиза, -- замѣтилъ Уэббъ.
   Войска нашего отряда провели ночь на бивакахъ въ Винендельской рощѣ. Генералъ ужиналъ въ маленькомъ замкѣ, прилегавшемъ къ этой рощѣ.
   -- Если бы я былъ Кадоганомъ, то меня пожаловали бы за сегодняшнюю битву въ британскіе пэры, а тебя, Гарри, назначили бы полковымъ командиромъ, -- сказалъ мнѣ генералъ-маіоръ Уэббъ. За оба предшествовавшихъ дѣла ты былъ помѣщенъ въ спискахъ отличившихся, а въ первомъ сраженіи тебя чуть было не убили. Я и на этотъ разъ упомяну о тебѣ въ реляціи къ свѣтлѣйшему главнокомандующему и предложу произвести тебя въ маіоры, на вакансію бѣдняги Дика Гарвуда. Надѣюсь, у тебя отыщется вѣдь сотняга гиней для взятки Карлоннелю? Сунь ихъ ему въ руку завтра, когда отправишься въ главную квартиру съ моимъ донесеніемъ.
   Въ этомъ донесеніи генералъ-маіоръ Уэббъ снова упоминалъ о капитанѣ Эсмондѣ въ числѣ наиболѣе отличившихся. На другой день означенный капитанъ отвезъ въ главную квартиру это донесеніе, въ отвѣтъ на которое ему вручено было секретаремъ князя-герцога письмо, адресованное генералъ-лейтенанту Уэббу. Голландскій офицеръ, посланный графомъ Нассау-Вуденбургомъ, сыномъ фельдмаршала Оверкерка, привезъ тоже поздравительное письмо своему командиру, участвовавшему въ бою и выказавшему, какъ доносилъ Уэббъ, большую храбрость и распорядительность.
   Эсмондъ, съ низкимъ поклономъ и улыбающимся лицомъ подалъ письмо отъ главнокомандующаго своему генералу и привѣтствовалъ его съ чиномъ генералъ-лейтенанта. Вся свита генерала Уэбба, ѣхавшаго тогда какъ разъ по направленію къ Менену, громко прокричала ура своему генералу. Поблагодаривъ за поздравленіе, онъ съ лицомъ, слегка раскраснѣвшимся отъ радостнаго ожиданія, распечаталъ письмо, но, пробѣжавъ это письмо, сердито ударилъ имъ по своему сапогу и воскликнулъ:
   -- Онъ не потрудился даже написать мнѣ собственноручно. Прочтите вслухъ эту записку, Эсмондъ!
   Эсмондъ прочелъ:
   "Милостивѣйшій государь, только что прибылъ сюда мистеръ Кадоганъ, извѣстившій меня объ успѣшномъ дѣлѣ, которое было у васъ вчера послѣ полудня близь Виненделя съ отрядомъ войскъ подъ командой г-на де-ля-Мота.
   Успѣхъ означеннаго дѣла надо главнымъ образомъ приписать вашей распорядительности и рѣшимости и можете быть увѣрены, что я воздамъ вамъ должное въ донесеніяхъ правительству ея величества и съ радостью буду признавать во всѣхъ случаяхъ за вами заслугу обезпеченія доставки транспорта.

"Вашъ и т. д.
"М".

   -- Всего лишь двѣ строчки отъ этого проклятаго Карлоннеля! И это благодарность за взятіе Лилля, -- за побѣду надъ непріятелемъ, впятеро превосходившихъ насъ силами, -- побѣду, которая ни чуть не уступаетъ самымъ блестящимъ изъ его собственныхъ подвиговъ! Положимъ, что меня произвели въ генералъ-лейтенанты, но вѣдь тутъ онъ не при чемъ. Я и безъ того стоялъ на очереди къ производству какъ старшій генералъ-маіоръ. Клянусь сатаной и всѣми его аггелами, -- продолжалъ бѣдняга Уэббъ, -- я увѣренъ, что ему было бы гораздо пріятнѣе, если бы меня поколотили французы!
   Письмо къ графу Нассау-Вуденбургу оказалось на французскомъ языкѣ. Оно было гораздо длиннѣе, нѣмъ записка генералъ -- маіору Уэббу и было составлено въ болѣе лестныхъ выраженіяхъ.
   -- Хорошъ, нечего сказать, этотъ Марльборо!-- вспылилъ нашъ генералъ.-- Человѣкъ, кажется, по горло сытъ золотомъ, -- осыпанъ съ ногъ до головы титулами и знаками отличія, которые мы вѣдь заработали для него, -- а между тѣмъ скряжничаетъ написать строчку похвалы своему товарищу по оружію! Неужели ему все еще мало? Неужели мы деремся здѣсь только для того, чтобы онъ, словно сыръ въ маслѣ, катался въ богатствахъ и почестяхъ? Впрочемъ, что же, господа! Обождемъ реляціи въ оффиціальной газетѣ! Если свѣтлѣйшій герцогъ не желаетъ признавать нашихъ заслугъ, то можетъ быть еще, что ихъ оцѣнятъ по достоинству ея величество королева и наша родина!
   На глазахъ храбраго воина выступили при этихъ словахъ слезы негодованія, но онъ сердито стряхнулъ ихъ съ своего лица на перчатку. Затѣмъ, потрясая въ воздухѣ сжатымъ кулакомъ, онъ прибавилъ:
   -- Клянусь Богомъ, я предпочелъ бы одну вещь даже титулу пэра!
   -- Что же это такое, ваше превосходительство? -- освѣдомились нѣкоторые изъ офицеровъ его свиты.
   -- Встрѣча на какую-нибудь четверть часа съ Джономъ Черчиллемъ на ровненькой зеленой лужайкѣ, съ тѣмъ, чтобы между его и моей рубашками не было ничего кромѣ пары шпагъ...
   -- Помилуйте, ваше превосходительство...-- возразилъ ему кто-то.
   -- Можете передать ему это! Я знаю, что вы такъ и намѣрены сдѣлать. Каждое слово, сказанное про герцога кѣмъ-либо изъ генераловъ, аккуратно доводится до его свѣдѣнія. Я не имѣю въ виду упрекать Марльборо въ трусости. Чортъ бы его побралъ, онъ достаточно храбръ! но во всякомъ случаѣ, господа, обождемъ оффиціальной реляціи. Да сохранитъ Господь Богъ ея величество королеву! Она, безъ сомнѣнія, наградитъ насъ по заслугамъ.
   Оффиціальная газета съ реляціей о винендельской битвѣ дошла до насъ лишь мѣсяцъ спустя, въ тотъ самый день, когда генералъ-лейтенантъ Уэббь съ своими офицерами имѣлъ честь обѣдать въ Лиллѣ у принца Евгенія Савойскаго. Его высочество былъ настолько добръ, что въ приглашеніи къ намъ объяснилъ: "Вы доставили мнѣ съѣстные припасы, а потому имѣете законное право участвовать въ пиршествѣ". Это было и въ самомъ дѣлѣ грандіозное пиршество. По правую руку принца сидѣлъ свѣтлѣйшій герцогъ Марльборо, а по лѣвую -- маршалъ Буффлеръ, такъ храбро защищавшій крѣпость. За столомъ находились всѣ старшіе офицеры обѣихъ армій. Генералъ-лейтенантъ Уэббъ былъ въ этотъ день особенно великолѣпенъ. Хотя его рослая мужественная фигура и благородное энергическое лицо заставляли всегда обращать на него вниманіе, но на этотъ разъ онъ, кромѣ того, впервые носилъ звѣзду ордена Pour le Mérite, присланную ему прусскимъ королемъ за одержанную побѣду. Его высочество принцъ Савойскій провозгласилъ тостъ въ честь винендельскаго побѣдителя. Свѣтлѣйшій герцогъ выпилъ свой стаканъ вина съ довольно кислой улыбкой. Адьютанты тоже присутствовали на обѣдѣ, причемъ Гарри Эсмондъ и его милѣйшій виконтъ сидѣли рядомъ. Они вообще старались быть вмѣстѣ такъ часто, какъ только это дозволяли служебныя ихъ обязанности. Съ своего мѣста они какъ нельзя лучше могли видѣть все происходившее за генеральскимъ столомъ. Гримаса, которую скорчилъ князь-герцогъ, заставила Франка расхохотаться. Винендельская битва и поведеніе генералиссимуса съ Уэббомъ служили предметомъ толковъ для всей арміи. Когда принцъ Евгеній, вставъ съ своего стула, провозгласилъ: "Пью за побѣдителя подъ Виненделемъ, за его храброе войско и побѣду, благодаря которымъ мы обѣдаемъ сегодня въ Лиллѣ!", въ залѣ пиршества раздаюсь громкое "ура", такъ какъ генерала Уэббъ очень любили у насъ въ арміи за его храбрость, великодушіе и даже за маленькія его слабости.
   -- Онъ красивъ, какъ Гекторъ, и храбръ, какъ Парисъ, -- шепталъ Франкъ Кэстльвудъ на ухо своему пріятелю.-- Сама Венера, -- старушка Венера, непремѣнно поподчивала-бы его яблочкомъ. Нутка, Гарри, тряхни стариной. Мы всѣ здѣсь пьемъ за здоровье винендельской арміи. Рамильи ничто по сравненію съ Виненделемъ! Ура, ура!
   Въ это самое время, едва лишь успѣлъ нашъ генералъ высказать свою благодарность за оказанную ему честь, принесли только что прибывшую изъ Англіи оффиціальную газету, которая тотчасъ же и начала переходить изъ рукъ въ руки. Офицеры горѣли нетерпѣніемъ ее прочесть, что представлялось, впрочемъ, совершенно естественнымъ: оставленныя ими на родинѣ матери и сестры читали, вѣдь, эту самую газету съ такимъ замираніемъ сердца! Въ продолженіи цѣлыхъ уже шести лѣтъ почти въ каждомъ нумерѣ оффиціальной газеты сообщалось о многочисленныхъ геройскихъ подвигахъ и столь-же геройскихъ смертяхъ.
   -- Ну, такъ и есть! "Дѣло подъ Виненделемъ". Здѣсь говорится про васъ, генералъ!-- сказалъ Франкъ, -- заручившись маленькимъ грязнымъ листкомъ газеты, которую тогда такъ охотно читалъ весь военный людъ.
   Съ этими словами Франкъ перелѣзъ черезъ нашу скамейку и подошелъ къ томy мѣсту, гдѣ сидѣлъ генералъ Уэббъ, который былъ съ нимъ лично знакомъ и не разъ приглашалъ съ собой обѣдать. Я уже неоднократно упоминалъ, что веселый, красивый юноша, Франкъ Кэстльвудъ, былъ у насъ общимъ любимцемъ. Генералы, въ громадныхъ своихъ парикахъ, разступились передъ Франкомъ. Перегнувшись черезъ кожанный колетъ австрійскаго генерала Доуна, Франкъ передалъ газету нашему генералу, сидѣвшему по другую сторону стола, а затемъ, слегка смутившись и краснѣя, вернулся на свое мѣсто.
   -- Думаю, Гарри, что это будетъ пріятно Уэббу, -- шепнулъ онъ мнѣ.-- По крайней мѣрѣ, я самъ съ удовольствіемъ прочелъ послѣ Рамильи свое имя въ лондонской газетѣ: "виконтъ Кэстльвудъ, служившій волонтеромъ и т. д..." Что же это, однако, такое?..
   У генерала-лейтенанта Уэбба, читавшаго газету, появилось на лицѣ какое-то странное выраженіе, затѣмъ, бросивъ газету на столъ, онъ вскочилъ съ мѣста и вскричалъ: "Не соблаговолитъ-ли, ваша свѣтлость..."
   Его свѣтлость герцогъ Марльборо въ свою очередь тоже вскочилъ съ мѣста и объявилъ:,
   -- Тутъ вышло какое-нибудь недоразумѣніе, милѣйшій мой генералъ Уэббъ!
   -- Не соблаговолите-ли, ваша свѣтлость, его исправить? -- продолжалъ Уаббъ, протягивая газету нашему главнокомандующему.
   Между нимъ и его свѣтлостью, княземъ-герцогомъ, сидѣло пять человѣкъ, да къ тому же главнокомандующій, вмѣстѣ съ Савойскимъ принцемъ, наслѣдникъ принцемъ ганноверскимъ и двумя послами: прусскимъ и датскимъ, помѣщался на эстрадѣ подъ балдахиномъ, такъ что Уэббъ, не смотря на свои высокій ростъ, никакъ не могъ до него дотянуться.
   -- Погодите, -- сказалъ онъ съ улыбкой, какъ если бы ему въ голову пришла особенно счастливая мысль, и затѣмъ вѣжливо обнаживъ шпагу, прокололъ газету ея остріемъ и подалъ такимъ образомъ герцогу со словами: "Позвольте передать эту газету вашей свѣтлости". Герцогъ угрюмо нахмурился и, обращаясь къ шталмейстеру, стоявшему позади его стула, проговорилъ: "Возьмите". Генералъ-лейтенантъ, отвѣсивъ главнокомандующему низкій поклонъ, вернулся на свое мѣсто и допилъ свой стаканъ. Газета, въ которой секретарь герцога, Карлонель, помѣстилъ реляцію о винендельской побѣдѣ, упоминала про генералъ-маіора Уэбба, но приписывала побѣду единственно лишь мужеству и распорядительности Кадогана, любимца его свѣтлости. Странное поведеніе генерала Уэбба, который чуть что не ткнулъ въ лицо главнокомандующему обнаженною своей шпагой, вызвало въ офицерскихъ кружкахъ много толковъ и произвело большое возбужденіе. Генералъ послѣ того, какъ прошелъ у него первый порывъ возбужденія, съумѣлъ подавить всѣ внѣшніе признаки негодованія и, благодаря этому, имѣлъ удовольствіе бѣсить главнокомандующаго гораздо сильнѣе, чѣмъ могъ бы это сдѣлать самою рѣзкой публичной выходкой, за которую его можно было бы привлечь къ отвѣтственности.
   Генералъ-лейтенантъ Уэббъ вернулся на свою квартиру и переговорилъ съ главнымъ своимъ совѣтникомъ, мистеромъ Эсмондомъ, пользовавшимся уже теперь полнымъ его довѣріемъ. Генералъ, обращался съ нимъ, какъ съ другомъ, или лучше сказать, какъ съ роднымъ сыномъ. По совѣту Гарри его превосходительство обратился къ свѣтлѣйшему главнокомандующему съ письмомъ, гдѣ заявляютъ:
   "Ваша свѣтлость, безъ сомнѣнія поймете, что, читая лондонскую газету, въ которой секретарь вашей свѣтлости, мистеръ Карлонель, заявилъ, будто генералъ-маіоръ Кадоганъ командовалъ войсками въ недавнемъ винендельскомъ бою, генералъ, дѣйствительно выигравшій это сраженіе, во всякомъ случаѣ, не могъ испытывать удовольствія.
   "Вашей свѣтлости должно быть извѣстно, что мистеръ Кадоганъ даже не присутствовалъ при сраженіи, но, прибывъ съ двумя эскадронами, когда оно уже окончилось, поступилъ подъ начальство старѣйшаго въ чинѣ. Послѣдствіями винендельской битвы, въ которой генералъ-лейтенантъ Уэббъ имѣлъ счастіе командовать войсками, были: взятіе Лилля, освобожденіе Брюсселя, осажденнаго уже непріятельскими войсками, подъ начальствомъ баварскаго курфюрста, а также возвращеніе большихъ городовъ Гента и Брюгге, которыми непріятель овладѣлъ въ прошломъ году, благодаря измѣнѣ и подкупу, а потому г-нъ Уэббъ не можетъ уступить честь такого успѣха и такой заслуги мистеру Кадогану, или же любому иному лицу.
   "Какъ-только военныя дѣйствія въ нынѣшнемъ году закончатся, генералъ-лейтенантъ Уэббъ будетъ просить разрѣшенія уѣхать изъ арміи и вернуться на свое мѣсто въ парламентъ, предупреждая его свѣтлость главнокомандующаго, что доведетъ о вышеизложенномъ до сведѣнія палаты общинъ, всей Великобританіи и ея величества королевы.
   "Въ стремленіи своемъ исправить ложное заявленіе въ газетѣ, присланное туда секретаремъ это свѣтлости, мистеромъ Карлонелемъ, г. Уэббъ, не будучи въ состояніи передать газету изъ рукъ въ руки его свѣтлости главнокомандующему, отъ котораго его отдѣляло нѣсколько человѣкъ, передалъ газету, содержавшую ложное заявленіе, на остріѣ своей шпаги, чтобы означенная газета скорѣе дошла въ руки свѣтлѣйшаго герцога Марльборо, несомнѣнно желающаго воздать должное каждому изъ офицеровъ своей арміи.
   "Г-нъ Уэббъ слишкомъ хорошо знаетъ свои обязанноcти, чтобы у него могла явиться мысль о нарушеніи субординаціи по отношенію къ своему начальнику. Точно также ему не могло придти на умъ употреблять въ военное время свою шпагу противъ кого-либо кромѣ враговъ ея королевскаго величества. Онъ проситъ разрѣшенія вернуться въ Англію, какъ только это окажется возможнымъ безъ ущерба для службы ея величества и проситъ отпустить съ нимъ въ Англію капитана егерскаго полка, мистера Эсмонда, состоявшаго при немъ адьютантомъ, тѣмъ болѣе, что этотъ капитанъ все время находился на полѣ сраженія и отмѣтилъ по своимъ часамъ время, когда прибылъ, по окончаніи битвы, генералъ Кадоганъ".
   Главнокомандующій не могъ отказать Уэббу въ требуемомъ разрѣшеніи и точно также не могъ придраться къ письму Уэбба, хотя оно и было составлено въ весьма оскорбительныхъ выраженіяхъ. Половина арміи была убѣждена, что французы овладѣли Гентомъ и Брюгге единственно только благодаря измѣнѣ и подкупу, причемъ многіе понимали какъ нельзя лучше, на чью именно измѣну намекалъ генералъ-лейтенантъ Уэббъ. Точно также распространено было убѣжденіе, что главнокомандующій, если бы только это отъ него зависѣло, ни подъ какимъ видомъ не помогъ бы принцу Евгенію Савойскому овладѣть Лиллемъ и даже не далъ бы въ нынѣшнемъ году генеральнаго сраженія, если бы его къ этому положительно не принудили. Понятно, что разъ ужь битва началась, герцогъ Марльборо считалъ долгомъ, въ интересахъ собственной своей репутаціи, сражаться съ величайшимъ мужествомъ и несравненнымъ искусствомъ. Тогда онъ ни за какія уже взятки въ свѣтѣ не уступилъ бы случая побить непріятеля {Ненависть нашего дѣда къ герцогу Марльборо явственно выражается во всемъ повѣствованіи его объ этихъ кампаніяхъ. Онъ всегда считалъ герцога величайшимъ предателемъ и величайшимъ полководцемъ, о какихъ когда-либо упоминалось въ исторіи и говорилъ, что въ продолженіи войны Марльборо бралъ взятки отъ всѣхъ, кто только ему расположенъ былъ ихъ дать. Милордъ маркизъ (какъ мы можемъ называть это здѣсь, хотя онъ самъ всегда называлъ себя полковникомъ Эсмондомъ) разсказывалъ очень много такого, что не внесено въ обнародованныя теперь его записки. Большинство своихъ свѣдѣній онъ получалъ отъ іезуитскаго патера. Свѣдѣнія эти могли быть не вполнѣ точными, но во всякомъ случаѣ патеръ Гольтъ положительно утверждалъ, будто герцогу Марльборо обѣщана была взятка въ четыре милліона франковъ, если онъ устроится такъ, чтобы избѣжать генеральнаго сраженія.
   Бабушка разсказывала намъ въ малолѣтствѣ, что когда дѣдушкѣ пришлось впервые представляться князю-герцогу, Марльборо повернулся къ нему спиной. Герцогъ разсказалъ потомъ женѣ, которая передала старушкѣ вдовствующей виконтесѣ, сообщившей объ этомъ полковнику Эсмонду. "Незаконный сынъ Тома Эсмонда являлся сегодня ко мнѣ. У него такая же подлая, негодяйская рожа, какъ и у его скотины-отца". Дѣдушка никогда не въ состояніи былъ простить Марльборо этого дерзкаго о немъ отзыва. Вообще онъ отличался одинаковымъ постоянствомъ и во враждѣ и въ дружбѣ. Такъ, онъ далеко небезпристрастно относился къ генералу Уэббу и всегда принималъ его сторону противъ несравненно болѣе знаменитаго полководца, герцога Марльборо. Портретъ генерала Уэбба имѣется у насъ еще и теперь, въ виргинскомъ нашемъ Кэстльудѣ.}.
   Подчиненные князя-герцога не сочли возможнымъ слѣдовать примѣру главнокомандующаго. Если бы не были приняты энергическія мѣры для пресѣченія ссоръ, возгорѣвшихся по этому поводу между офицерами, то они всѣ передрались бы другъ съ другомъ. Генералъ Кадоганъ послалъ къ генералъ-лейтенанту Уэббу извѣщеніе о своей готовности принять отъ него вызовъ на поединокъ. Нашъ храбрый старикъ-генералъ былъ, по обыкновенію, не прочь подраться, такъ что мы съ трудомъ лишь уломали его отвѣтить, что онъ лично ничего не имѣетъ противъ г-на Кадогана, который держалъ себя по отношенію къ нему вполнѣ пристойнымъ образомъ и недоволенъ лишь должностными лицами главной квартиры князя-герцога, позволившими себѣ послать въ оффиціальную газету совершенно лживую реляцію. Секретарь главнокомандующаго, Карлонель, изъявилъ тогда готовность дать удовлетвореніе генералу Уэббу, но генералъ возразилъ, что для Карлонеля у него припасена палка, и что единственное удовлетвореніе, которое ему нужно, заключается въ томъ, чтобы Карлонель сознался во лжи и возстановилъ истину. Зная Карлонеля, онъ не можетъ, однако, разсчитывать на такое удовлетвореніе. Офицеры генералъ-лейтенанта Уэбба и тѣ, которые состояли въ штабѣ самого главнокомандующаго, зачастую ссорились другъ съ другомъ. Такое происхожденіе имѣла, между прочимъ, и единственная дуэль, въ которой мистеръ Эсмондъ оказывался однимъ изъ главныхъ дѣйствующихъ лицъ. Слѣдуетъ замѣтить, однако, что истиннымъ побудительнымъ поводомъ къ поединку послужило у него желаніе отмстить за давнишнюю кровную обиду.
   Лордъ Могунъ, командовавшій эскадрономъ въ конногвардейскомъ полку лорда Макльсфильда, состоялъ въ теченіе этой кампаніи при князѣ-герцогѣ. Онъ и въ молодости не пользовался особенно хорошей репутаціей, а теперь про него шла еще болѣе дурная слава. Въ испанскую экспедицію онъ имѣлъ опять дуэль, на которой тоже убилъ своего противника. Кромѣ того, успѣвъ съ тѣхъ поръ жениться и бросить жену, онъ велъ по прежнему жизнь развратника, игрока и мота. Лордъ Могунъ прибылъ къ намъ въ армію передъ самымъ уденардскимъ сраженіемъ. Эсмондъ опасался, что Франкъ Кэстльвудъ, услышавъ о пріѣздѣ Могуна, непремѣнно его разыщетъ, чтобы вызвать на смертельный поединокъ. Опасенія эти оказались вполнѣ основательными, но, къ счастью, рана, полученная молодымъ виконтомъ подъ Уденардомъ, заставила его обождать съ вызовомъ. Рана эта, однако, почти уже зажила и Эсмондъ ежедневно трепеталъ при мысли о томъ, что какой-нибудь случай можетъ каждую минуту свести возлюбленнаго его юношу съ завѣдомымъ бреттеромъ. Дѣйствительно имъ и довелось встрѣтиться въ Лиллѣ, въ офицерской столовой полка Гандисейда, причемъ командиръ полка даже и не подозрѣвалъ о существованіи между ними враждебныхъ отношеній.
   Ненавистное Эсмонду красивое лицо Могуна не попадалось ему на глаза въ теченіе цѣлыхъ девяти лѣтъ, а именно со времени роковой встрѣчи ночью на Лейчестерскомъ полѣ. Теперь красота его поблекла подъ тлетворнымъ вѣяніемъ страстей и преступленій. Лицо Могуна носило выраженіе затаеннаго страха естественнаго у человѣка, на совѣсти у котораго, кромѣ трехъ убійствъ на дуэли, лежитъ не мало и другихъ позорныхъ дѣяній и преступленій. Когда полковникъ, въ качествѣ хозяина столовой- представлялъ другъ другу собравшихся къ обѣду офицеровъ, лордъ Могунъ отвѣсилъ какъ-то неохотно низкій поклонъ и поспѣшилъ отойти въ сторону. Онъ настолько перемѣнился за послѣднія девять лѣтъ, что Франкъ Кэстльвудъ узналъ его, лишь когда услышалъ его фамилію. Что касается до лорда Могуна, то онъ, съ своей стороны, немедленно же узналъ молодого виконта.
   Интересно было глядѣть въ эту минуту на нихъ обоихъ, особенно же на юношу, лицо котораго покрылось яркимъ румянцемъ, когда онъ услышалъ ненавистное имя убійцы своего отца. Онъ тотчасъ же заявилъ на ломанномъ французскомъ языкѣ, молодымъ, дрожавшимъ отъ негодованія голосомъ:
   -- Мнѣ давно уже хотѣлось встрѣтиться съ лордомъ Могуномъ!
   Могунъ молча поклонился и отошелъ въ противоположный уголъ комнаты. Надо отдать ему справедливость, онъ не желалъ завязывать ссоры съ этимъ молодымъ человѣкомъ.
   Эсмондъ устроился такъ, чтобы сидѣть за столомъ между ними. Франку это не понравилось.
   -- Чортъ возьми. Какое вы имѣете право садиться за столомъ выше человѣка, который хотя и моложе васъ годами, но старше по своему общественному положенію? Я нахожу, что даже лордъ Могунъ долженъ былъ бы сидѣть ниже меня и во всякомъ случаѣ предпочитаю сидѣть съ нимъ рядомъ.
   Шепнувъ лорду Могуну, что Франкъ раненъ въ ногу подъ Уденардомъ, Эсмондъ просилъ его не обращать вниманія на задорныя выходки молодого виконта. Могунъ въ продолженіи нѣкотораго времени такъ и поступалъ. Онъ оставлялъ безъ отвѣта многія язвительныя выходки по его адресу со стороны юнаго Кэстльвуда. За столомъ провозглашено было нѣсколько тостовъ, и лордъ Могунъ подъ конецъ охмѣлѣлъ.
   -- Не лучше-ли будетъ вамъ уйти, милордъ?-- сказалъ ему Эсмондъ, упрашивая Могуна удалиться изъ столовой.
   Могунъ, у котораго къ тому времени порядкомъ уже шумѣло въ головѣ, возразилъ.
   -- Нѣтъ, клянусь всѣми чертями, никто не заставитъ меня теперь уйти отсюда!
   За столомъ, разумѣется, шла рѣчь о тогдашней злобѣ дня. "Уэббъ хотѣлъ вызвать на дуэль главнокомандующаго". "Съ Уэббомъ дурно обошлись". "Онъ былъ, несомнѣнно, самымъ храбрымъ и самымъ милымъ, хоть и тщеславнѣйшимъ человѣкомъ во всей арміи". Лордъ Могунъ не зналъ, что Эсмондъ состоялъ адьютантомъ Уэбба. Онъ принялся передавать слышанныя имъ розсказни, въ которыхъ личность генералъ-лейтенанта Уэбба выставлялась въ дурномъ свѣтѣ. Молодой Кэстльвудъ, сидѣвшій по другую сторону Эсмонда, прерывалъ Могуна чуть не на каждомъ словѣ и категорически ему противорѣчилъ.
   -- Нѣтъ, я не могу этого больше выносить!-- воскликнулъ, наконецъ, лордъ Могунъ.
   -- И я тоже не могу, милордъ, -- возразилъ Эсмондъ, вскакивая съ своего мѣста.-- Господа, увѣряю васъ честнымъ словомъ, что все, сказанное Могуномъ про генерала Уэбба, ложь, -- чистая ложь!
   Отвѣсивъ низкій поклонъ лорду Могуну, Эсмондъ, не говоря болѣе ни слова, всталъ и вышелъ изъ столовой. Въ тогдашнія времена между офицерами зачастую происходили подобныя столкновенія, неизбѣжно заканчивавшіяся поединками. За домомъ былъ садъ, куда немедленно и вышло все общество, находившееся въ столовой. Не прошло и двухъ минутъ послѣ энергическаго заявленія Эсмонда, какъ уже онъ и лордъ Могунъ стояли другъ противъ друга безъ мундировъ съ обнаженными шпагами. Капитанъ Эсмондъ имѣлъ полную возможность убить своего противника и въ такомъ случаѣ негодяй получилъ бы заслуженное наказаніе и былъ бы не въ состояніи учинить никакихъ новыхъ пакостей, но развѣ можетъ кто-нибудь брать на себя роль карающаго судьи? Клянусь честью, что я хотѣлъ только лишить лорда Могуна возможности вредить Франку. Поэтому послѣ какой-нибудь полудюжины энергическихъ выпадовъ, которые шутя отстраняла моя шпага, я въ свою очередь отвѣтилъ ударомъ, вслѣдствіе котораго милорду пришлось вернуться домой и носить цѣлыхъ три мѣсяца правую руку въ повязкѣ.
   -- Ахъ, Гарри, отчего не убили вы этого негодяя?-- спрашивалъ виконтъ Кэстльвудъ. Я все еще хожу на костылѣ, но вѣдь это не помѣшало бы мнѣ драться съ нимъ на шпагахъ и пистолетахъ, верхомъ на конѣ.
   Гарри Эсмондъ отвѣтилъ на это:
   -- А все-таки лучше не имѣть на совѣсти ни чьей смерти, даже и смерти такого негодяя.
   По окончаніи поединка, длившагося всего лишь какихъ-нибудь три минуты, все офицерство вернулось въ столовую допивать вино, а лордъ Могунъ уѣхалъ къ себѣ на квартиру, гдѣ съ нимъ сдѣлалась горячка, которая предотвратила бы много бѣдъ, если бы догадалась свести его въ могилу.
   Вскорѣ послѣ этого инцидента Гарри Эсмондъ и его генералъ уѣхали изъ лагеря въ Лондонъ. Капитану Эсмонду предшествовала тамъ извѣстнаго рода лестная репутація, такъ какъ старая вдовствующая виконтесса устроила ему въ Чельзи такую торжественную встрѣчу, какъ если бы онъ былъ настоящимъ героемъ-побѣдителемъ. Она дала въ честь генералъ-лейтенанта Уэбба парадный обѣдъ, за которымъ усадила его на кресло, украшенное лавровыми вѣнками. При этомъ случаѣ ея сіятельство провозгласила тостъ въ честь Эсмонда, а добрѣйшій генералъ соблаговолилъ поддержать этотъ тостъ въ самыхъ лестныхъ для молодого капитана выраженіяхъ. Она же распорядилась привезти, по крайней мѣрѣ, въ сорока наемныхъ каретахъ добровольцевъ изъ предмѣстья, изъявившихъ желаніе устроить овацію нашему генералу при выходѣ его изъ палаты общинъ въ тотъ день, когда парламентъ торжественно высказалъ ему благодарность за винендельскую побѣду. Чернь кричала ура и рукоплескала генералу Уэббу. То же самое дѣлали, впрочемъ, и люди, принадлежавшіе къ самымъ аристократическими, кружкамъ великобританскаго общества. Самъ генералъ былъ по истинѣ великолѣпенъ, когда размахивалъ шляпой и раскланивался на всѣ стороны, прикладывая руку къ своей звѣздѣ ордена Pour le Mérite. Онъ познакомилъ капитана Эсмонда съ мистеромъ Сентъ-Джономъ и высокороднымъ Робертомъ Гарлеемъ, эсквайромъ, вмѣстѣ съ которыми вышелъ изъ засѣданія въ палатѣ общинъ. При этомъ генералъ соблаговолилъ сдѣлать нѣсколько лестныхъ замѣчаній относительно службы мистера Эсмонда въ продолженіи трехъ послѣднихъ кампаній.
   Мистеръ Сентъ-Джонъ, обладавшій самой симпатичной наружностью, какую мнѣ когда-либо доводилось встрѣтить у мужчины, за исключеніемъ, впрочемъ, несравненнаго моего Франка Кэстльвуда, объявилъ, что слышалъ уже передъ тѣмъ о господинѣ Эсмондѣ отъ капитана Стиля, разсказывавшаго, что Эсмондъ помогалъ Аддисону писать знаменитую его поэму "Фландрская кампанія".
   -- Поэма эта является такимъ же великимъ подвигомъ, какъ и бленгеймская побѣда, -- сказалъ мистеръ Гарлей, пользовавшійся репутаціей превосходнѣйшаго знатока и щедраго покровителя изящной литературы. Быть можетъ, онъ былъ и правъ, хотя я съ своей стороны нашелъ тамъ всего лишь штукъ двадцать прекрасныхъ строфъ. Все остальное -- общія мѣста. Гимнъ Аддисона въ тысячу разъ лучше подобныхъ поэмъ.
   Весь Лондонъ негодовалъ на несправедливый поступокъ князя-герцога съ генераломъ Уэббомъ и хвалилъ палату общинъ, вотировавшую этому генералу благодарность за винендельскую его побѣду. Не подлежитъ сомнѣнію, что этотъ блестящій военный подвигъ повлекъ за собою сдачу Лилля, до чрезвычайности обидѣвшую престарѣлаго французскаго короля. По слухамъ, потеря этого важнаго города была для него чувствительнѣе всѣхъ прежнихъ побѣдъ, одержанныхъ надъ нимъ нашими войсками. Мнѣ лично кажется, однако, что восторженное чувство радости, вызывавшееся у генералъ-лейтенанта Уэбба его успѣхомъ, было въ значительной степени обусловлено мыслью о томъ, что, благодаря венендельскому бою Марльборо не получилъ крупной взятки, обѣщанной ему французскимъ королемъ вслучаѣ снятія осады съ Лилля. Враги князя-герцога упоминали даже размѣры этой взятки, и почтеннѣйшій генералъ Уэббъ весело подсмѣивался, припоминая, что подъ Виненделемъ не только побилъ французовъ, но и самого Марльборо, перехвативъ направлявшійся уже въ бездонные карманы главнокомандующаго транспортъ милліончика въ три серебряныхъ франковъ. Когда супруга генерала явилась на вечеръ къ ея величеству, всѣ дамы торійской партіи собрались вокругъ нея съ поздравленіями, такъ что у нея образовалась свита, болѣе многочисленная, чѣмъ у самой герцогини Марльборо. Вожди торійской партіи устроивали въ честь генерала Уэбба празднества и утверждали, будто онъ не уступаетъ въ воинскомъ искусствѣ самому герцогу. Быть можетъ, что храбрый воинъ являлся для нихъ въ данную минуту просто напросто орудіемъ политической интриги, но онъ лично нимало не сомнѣвался, что льстившіе ему милые джентльмены воздаютъ лишь должную справедливость его заслугамъ, какъ полководца. Г-ну Эсмонду, въ качествѣ генеральскаго адьютанта и любимца, выпала на долю тоже нѣкоторая частица популярности, озарявшей побѣдоносное чело его вождя. Онъ былъ представленъ ея величеству королевѣ и, по просьбѣ благосклоннаго своего командира, произведенъ въ подполковники.
   Не подлежало сомнѣнію, что въ Англіи имѣлась семья, которая такъ чистосердечно гордилась и радовалась всякому счастью, выпадавшему на долю Эсмонда, что онъ съ своей стороны былъ въ высшей степени доволенъ возможностью доставитъ ей подобное счастье. Въ нѣдрахъ этой семьи Бленгеймъ и Уденардъ считались ничтожными и малозначущими инцидентами военныхъ дѣйствій, совершенно блѣднѣвшими передъ славой и результатами винендельской побѣды. Мать Франка Кэстльвуда питала къ Эсмонду такую нѣжную привязанность, что каждый разъ съ удовольствіемъ слушала разсказы генерала Уэбба о винендельской битвѣ. Кажется даже, что генеральша приревновала младшую вдовствующую виконтессу къ своему мужу, частенько навѣщавшему Кенсингтонъ, гдѣ ему можно было бесѣдовать на столь интересную и пріятную для него самого тэму. Что касается до генеральскаго адьютанта, то, по свойственному каждому человѣку тщеславію, онъ радовался и отблескамъ славы, которую Фортуна ему удѣлила, но эти отблески были ему особенно дороги, главнымъ образомъ, потому, что нравились виконтессѣ, а еще болѣе -- отъ того, что Беатриса придавала имъ важное значеніе (теперь онъ давно уже пережилъ безразсудную съ ней страсть, а потому можетъ съ совершенно спокойной совѣстью чистосердечно сознаться въ тогдашнихъ своихъ чувствахъ). Относительно старшей вдовствующей виконтессы Изабеллы, обитавшей въ Чельзи, необходимо замѣтилъ, что во всей Англіи трудно было бы найти старушку, находившуюся въ состояніи большаго восхищенія. Она была до чрезвычайности любезна и милостива къ полковнику Эсмонду. Ему отведены были лучшія комнаты въ домѣ ея сіятельства, гдѣ всей прислугѣ предписывалось смотрѣть на него, какъ на своего барина. Почтенная старушка положительно требовала, чтобы Эсмондъ давалъ у себя вечера, причемъ брала на себя всѣ расходы и была очень рада, когда гости ея названнаго племянника упивались чуть не до положенія ризъ, такъ что ихъ приходилось выводить подъ руки и усаживать въ кареты. Ей непремѣнно хотѣлось имѣть портретъ Эсмонда, и мистеръ Джерватъ написалъ его въ красномъ мундирѣ, привѣтливо улыбающагося осколку бомбы, которая разрывалась на первомъ планѣ, въ одномъ изъ угловъ картины. Старшая вдовствующая виконтесса клялась, что до тѣхъ поръ не въ состояніи будетъ спокойно сойти въ могилу, пока ея Эсмондъ не сдѣлаетъ приличную партію. Поэтому она постоянно приглашала гостить у себя въ Чельзи молоденькихъ барышень съ хорошенькими личиками и кругленькими состояньицами, которыя были: готовы предоставить и то, и другое въ распоряженіе полковника. Онъ невольно улыбался, припоминая, до какой степени перемѣнилось его собственное положеніе, сравнительно съ первыми днями пребыванія въ отцовскомъ домѣ, когда онъ съ трепетомъ стоялъ передъ этой самой виконтессой, держа передъ ней въ качествѣ пажа тазъ или кувшинъ съ водою, или же сидѣлъ во время путешествія на подножкѣ дорожнаго ея экипажа. Теперь она не находила у Гарри никакого недостатка, кромѣ того развѣ, что онъ былъ болѣе трезвъ, чѣмъ подобаетъ Эсмонду. Лакею никогда не доводилось укладывать его въ постель, а вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ никогда не влюблялся въ красавицъ сенъ-джемскаго двора, или же ковентгарденскаго сада.
   Каково истинное значеніе вѣрности въ любви и откуда именно проистекаетъ подобная вѣрность? Мнѣ лично она представляется душевнымъ состояніемъ, появляющимся иногда у человѣка и зависящимъ скорѣе отъ его собственныхъ свойствъ, чѣмъ отъ качествъ предмета его любви. По правдѣ сказать, намъ нравится быть влюбленными. Если бы судьба не свела насъ съ Аннушкой, мы встрѣтили бы Катеньку и принялись бы ее обожать. Мы знаемъ, что наша возлюбленныя нисколько не лучше многихъ другихъ женщинъ. Мы вовсе не требуемъ, чтобы онѣ были красивѣйшими, умнѣйшими, или же остроумнѣйшими представительницами своего пола. Если мы любимъ женщину, то вовсе не по такой причинѣ и не изъ-за какихъ-либо особыхъ ея достоинствъ, или прелестей. Ничего подобнаго намъ не приходитъ и въ голову, точно также какъ мы не задаемся предвзятою мыслью требовать отъ особы, которой отдаемъ свое сердце, чтобы она была самой рослой женщиной въ мірѣ, вродѣ, напр., шропширской великанши, или же корифейки по какой-либо иной спеціальности {Видно, что это писалъ мужчина. Женщины любятъ иначе. Немудрено, если полковникъ Э. могъ питать чувство любви по крайней мѣрѣ штукамъ къ двадцати дѣвицъ и дамъ. Р. Е. В.}.
   Предметъ любви самого Эсмонда обладалъ не одними лишь прелестями, а вмѣстѣ съ тѣмъ также и тысячью недостатковъ, причемъ и тѣ и другія были какъ нельзя лучше извѣстны Гарри. Онъ зналъ властолюбіе и легкомысліе Беатрисы, зналъ ея вѣтреность, непостоянство, неспособность уважать что бы ни было на свѣтѣ, -- зналъ, что она во всемъ, даже и въ красотѣ, была прямою противуположностью своей матери, принадлежавшей къ наименѣе эгоистичнымъ и наиболѣе самоотверженнымъ женщинамъ. Несмотря на все это, съ перваго же мгновенья, когда Эсмондъ увидѣлъ ее въ Валькотѣ на лѣстницѣ, ёму стало ясно, что онъ ее любитъ. Разумѣется, могли быть дѣвушки гораздо лучше Беатрисы, но ему нужна была именно она, тогда какъ ко всѣмъ остальнымъ онъ относился совершенно равнодушно. Неужели это слѣдовало объяснить блистательной ея красотою? Правда, что Беатриса была красавица, но тѣмъ не менѣе Эсмонду случалось не разъ слышать, что мать Беатрисы на видъ нисколько не старше дочери и должна быть признана еще красивѣе. Отчего голосъ Беатрисы производилъ на него такое могущественное впечатленіе? Она пѣла вѣдь гораздо хуже чѣмъ Николини, или г-жа Тофтсъ. Ей зачастую даже случалось фальшивить, а между тѣмъ, если бы даже сама святая Цецилія вздумала сойти на землю, то онъ все-таки не сталъ бы слушать ее съ такимъ удовольствіемъ, какъ Беатрису. Цвѣтъ лица у Беатрисы былъ нисколько не лучше, чѣмъ у г-жи Стиль (у жены Дика, управлявшей теперь бѣднягою мужемъ съ помощью строгаго мундштука), а между тѣмъ при взглядѣ на нее Эсмондъ чувствовалъ себя положительно ослѣпленнымъ. Впрочемъ, даже когда онъ закрывалъ глаза, то чувствовалъ себя все-таки ослѣпленнымъ уже одною мыслью о Беатрисѣ. Она умѣла блестяще и оживленно вести разговоръ, но не обладала такимъ несравненнымъ остроуміемъ, какъ ея мать, являвшаяся въ хорошемъ расположеніи духа очаровательнѣйшей собесѣдницей. Тѣмъ не менѣе Эсмонду доставляло величайшее удовольствіе слушать Беатрису и находиться въ ея обществѣ. Когда онъ былъ съ Беатрисой и ея матерью, дни протекали для него какъ-то совершенно незамѣтно. Онъ изливалъ передъ ними свое сердце, какъ никогда не могъ бы сдѣлать этого ни въ какомъ иномъ обществѣ (слѣдуетъ замѣтить, что молодыя дѣвицы и дамы вообще находили его скучнымъ, надменнымъ и слишкомъ молчаливымъ кавалеромъ). Во всякомъ случаѣ у Беатрисы и ея матери онъ чувствовалъ себя гораздо лучше, чѣмъ въ обществѣ знаменитѣйшихъ тогдашнихъ остроумцевъ {Онъ и самъ былъ для этихъ дамъ въ тысячу тысячъ разъ пріятнѣе любого остроумца, такъ какъ кто же изъ нихъ могъ бы съ нимъ сравниться? Р. Е. В.}.
   Да проститъ ему небо всѣ вымыслы, которыми онъ подчивалъ чельзійзскую старушку-виконтессу, чтобы заручиться благовиднымъ предлогомъ ѣздить въ Кенсингсонъ, а именно: изобрѣтенныя имъ дѣла въ артиллерійскомъ управленіи, свиданія съ генераломъ Уэббомъ, аудіенціи при Дворѣ и у разныхъ государственныхъ дѣятелей, которыя потомъ приходилось описывать, хотя онъ на нихъ не присутствовалъ Надо отдать справедливость молодому подполковнику, что онъ очень удачно разсказывалъ, кто именно изъ вельможъ являлся въ новомъ костюмѣ въ дворцовой церкви въ день св. Іакова, или же въ день рожденія королевы, -- сколько именно каретъ стояло на улицѣ передъ домомъ мистера Гарлея, сколько бутылокъ имѣлъ онъ самъ честь распить вечеромъ съ мистеромъ Сентъ-Джономъ въ ресторанѣ подъ вывѣской "Кокосоваго Дерева", или же съ гг. Вальполемъ и Стилемъ въ загородномъ трактирѣ "Звѣзды и Подвязки".
   Придворные сплетники и сплетницы увѣряли, что дѣвица Беатриса Эсмондъ разъ двѣнадцать уже чуть что не сдѣлала блестящую партію. Гарри Эсмондъ, съ своей стороны, былъ положительно не въ состояніи вѣрить никакимъ неблагопріятнымъ для нея разсказамъ. Вернувшись послѣ трехлѣтняго отсутствія, онъ чувствовалъ себя, быть можетъ, не до такой степени одурманеннымъ, какъ передъ тѣмъ, но все-таки влюбленнымъ исключительно только для нея. Все еще преисполненный надеждъ, онъ готовъ былъ на колѣняхъ предложить ей свое сердце. Подходилъ уже 1709 годъ и Беатрисѣ должно было вскорѣ исполниться двадцать два года. Она три года уже состояла при Дворѣ и все еще сидѣла въ дѣвушкахъ.
   -- Это не потому, чтобы у нея было мало жениховъ, -- объяснила леди Кэстльвудъ, читавшая въ сердцѣ Эсмонда, какъ въ открытой книгѣ, благодаря проницательности, которую сообщала ей искренняя нѣжная привязанность къ автору этихъ мемуаровъ. -- Она ни за что не ограничится, Гарри, скромною партіей и не захочетъ сообразоваться съ моими желаніями при выборѣ себѣ мужа. Для человѣка, котораго мнѣ было бы всего пріятнѣе назвать сыномъ (Генри Эсмондъ знаетъ, про кого я говорю) выгоднѣе всего, если я не буду особенно усердно отстаивать передъ Беатрисой его интересы. Это такая своевольная дѣвушка, что если бы я стала чего-нибудь отъ нея требовать, она уже изъ одного упрямства отказалась бы выполнить мое желаніе. Жениться на ней и быть съ нею счастливымъ можетъ только какой-нибудь магнатъ, который сдѣлаетъ изъ нея высокопоставленную особу. Поклоненіе ей нужнѣе любви, а самое завѣтное у нея стремленіе -- властвовать. Вамъ можетъ показаться страннымъ, что родная мать говоритъ такимъ образомъ о родной своей дочери, но вѣдь я считаю и васъ, Гарріи, своимъ сыномъ и нахожу, что вы должны знать всю правду о вашей сестрѣ. Я надѣялась, что вы вылечитесь отъ своей страсти къ ней, -- нѣжно добавила милэди.-- Другимъ удается вѣдь исцѣляться отъ подобнаго безразсудства, но вы, какъ я вижу, все еще влюблены по прежнему. Смѣю увѣрить, бѣдный мой мальчикъ, что я говорила въ вашу пользу съ Беатрисой, когда мы читали про васъ въ реляціяхъ. Впрочемъ, какой же вы теперь мальчикъ? Вы становитесь совершенно серьезнымъ, пожилымъ джентльменомъ, а я обратилась уже въ старуху. Беатрисѣ нравится пріобрѣтенная вами репутація храбраго и распорядительнаго офицера. Вы сами лично тоже ей нравитесь. Она называетъ васъ человѣкомъ съ огонькомъ, признаетъ вашъ умъ и прекрасное воспитаніе, а вмѣстѣ съ тѣмъ находитъ, что вы держите себя гораздо естественнѣе, чѣмъ придворные кавалеры. Этого для нея, однако, мало. Она отдастъ свою руку развѣ лишь главнокомандующему, а никакъ не полковнику. Если бы она была обручена съ графомъ, то непремѣнно бы ему отказала, при первой возможности выдти замужъ за герцога. Впрочемъ, я говорила уже вамъ объ этомъ и раньше. Не знаю, право, отчего моя дочь придаетъ такъ много значенія внѣшней обстановкѣ и такъ мало цѣнитъ внутреннее содержимое человѣка?
   -- Чтожъ дѣлать, -- возразилъ Эсмондъ, -- никто, какъ говорится, не въ состояніи дать больше, чѣмъ у него есть. Отъ меня Беатриса во всякомъ случаѣ получила рѣшительно все, что только имѣлось во мнѣ лучшаго. Если мнѣ удалось заслужить въ арміи кое-какую репутацію, то клянусь вамъ, что я придавалъ ей значеніе единственно лишь въ надеждѣ доставить такимъ образомъ удовольствіе Беатрисѣ. Какой интересъ, позвольте спросить, можетъ быть у меня лично въ томъ, чтобы дослужиться до полковника, или генерала? Вѣдь черезъ какихъ-нибудь пятьдесятъ-шестьдесятъ лѣтъ, почести, ради которыхъ такъ безразсудно теперь хлопочутъ, окажутся утратившими для своихъ владѣльцевъ всякое значеніе. Мнѣ хотѣлось пріобристи немножко славы лишь для того, чтобы поднести ее Беатрисѣ. Если бы у меня было что-нибудь лучшее, я, разумѣется, отдалъ бы его ей. Я охотно положу мою жизнь за Беатрису, если только это для нея понадобится. Если она выйдетъ замужъ за другого, я буду искренно желать ему всего лучшаго. У меня нѣтъ ни малѣйшаго намѣренія жаловаться на свою участь, или же рисоваться моей вѣрностью въ любви. Очень можетъ быть, что такая вѣрность своего рода безуміе, но, тѣмъ не менѣе, она существующій фактъ. Я лично ничего не могу тутъ подѣлать. Видите-ли, я люблю Беатрису, хотя и знаю, что вы въ тысячу разъ ея лучше, что вы самая милая, самая любящая и самая обворожительная изъ женщинъ. Вѣрьте, моя дорогая, что я вижу всѣ недостатки Беатрисы также явственно, какъ вы видите ихъ сами. Мнѣ на роду, однако, уже написано ее любить. Очевидно, что я въ состояніи перенести участь, которая выпала мнѣ на долю. Я не умру изъ-за того, что Беатриса не выйдетъ за меня замужъ. Пожалуй даже, что и сдѣлавъ это, она не особенно бы меня осчастливила. Que voulez-vous? Je l'aime! какъ сказала бы милѣйшая наша чельзійская виконтесса.
   -- Мнѣ бы хотѣлось, чтобы она вышла за васъ, Гарри, -- объявила мать Беатрисы, подавая руку своему собесѣднику. Онъ поцѣловалъ эту прелестную ручку (самую дивную, миніатюрную, пухленькую ручку въ мірѣ. Замѣтимъ кстати, что лэди Кэстльвудъ, которой исполнилось уже сорокъ лѣтъ, казалась на видъ болѣе чѣмъ десятью годами моложе). Онъ поцѣловалъ и удержалъ эту хорошенькую ручку въ своей рукѣ, продолжая бесѣду съ ея владѣлицей.
   -- Съ моей стороны было бы безцѣльно дѣлать Беатрисѣ даже и предложеніе. Она вѣдь и безъ того знаетъ все, что я могъ бы ей сказать. Ей извѣстно, что вблизи или вдали отъ нея я все-таки остаюсь ея рабомъ. Со стороны могутъ сказать, пожалуй, что я продешевилъ и отдалъ себя задаромъ. Что же дѣлать, если мнѣ заблагоразсудилось взять за свою особу такую цѣну. Я стою все или ничего.
   -- Вы, Гарри, такое сокровище, что женщина, которую вы подарили своей любовью, не могла бы, кажется, промѣнять ее на цѣлое царство, -- соблаговолила замѣтить расположенная къ Эсмонду виконтесса, -- я сама выросла въ провинціи и признаюсь, что нахожу цѣли здѣшняго столичнаго честолюбія слишкомъ для меня низменными. Высокій санъ и утонченная роскошь свѣтлѣйшей нашей герцогини никогда не вызывали во мнѣ благоговѣнія. Точно также, если я питала когда-нибудь къ ней чувство страха, то оно вызывалось единственно лишь несдержаннымъ ея темпераментомъ, -- добавила, лукаво улыбаясь, милэди.-- Я слышала, будто нридворныя дамы чахнутъ оттого, что ея величество королева броситъ на нихъ какъ-нибудь холодный взглядъ. Могущественные магнаты готовы отрубить себѣ плечо для того, чтобы носить черезъ другое плечо орденскую лепту Подвязки. Непонятная мнѣ привязанность къ пустому свѣтскому блеску должна быть прирожденной у Беатрисы, которая съ первыхъ же дней своего появленія при Дворѣ обнаружила утонченный тактъ, который сдѣлалъ бы честь состарившейся статсъ-дамѣ. Говорятъ, будто мы съ ней походимъ на родныхъ сестеръ, причемъ она разыгрываетъ по отношенію ко мнѣ роль старшей сестры. Она упрекаетъ меня въ отсутствіи возвышенныхъ стремленій. Я со смѣхомъ возражаю на это, что она сотворила себѣ кумира изъ кареты, запряженной шестерикомъ. Я не въ состояніи побороть у Беатрисы никакими доводами подобныя честолюбивыя стремленія. Они являются у нея въ такой же степени естественными, какъ для меня естественно любить спокойствіе и относиться равнодушно къ титуламъ и богатству. Что такое они въ самомъ дѣлѣ, Гарри, и въ какой степени прочными можно ихъ признать? Настоящая наша отчизна, слава Богу, вѣдь не здѣсь!-- При этихъ словахъ она улыбалась такъ, что ее можно было принять за ангела, сошедшаго лишь на мгновеніе къ намъ на землю.-- Настоящая наша родина въ обители праведныхъ, куда не входятъ наши грѣхи и печали. Отецъ часто порицалъ меня за самоувѣренность, съ какою я разсчитываю попасть въ Царство Небесное, -- добавила она.-- Я не могу, однако, переломить себя, тѣмъ болѣе, что становлюсь на старости упрямой. Къ тому же я нѣжно люблю своихъ дѣтей и увѣрена, что Отецъ Нашъ Небесный питаетъ къ намъ еще въ тысячу тысячъ разъ большую любовь. Я убѣждена, что всѣ мы встрѣтимся на томъ свѣтѣ и будемъ счастливы вмѣстѣ. Да, разумѣется, всѣ, то есть: вы, Гарри, -- мои дѣти и дорогой мой покойный мужъ! Знаете-ли, что послѣ его смерти мнѣ всегда казалось, будто прежняя его любовь ко мнѣ вернулась и что мы съ нимъ теперь неразлучны? Быть можетъ, онъ и теперь присутствуетъ здѣсь? Мнѣ это дѣйствительно кажется, Гарри. Я убѣждена, что грѣхи мужа теперь прощены, такъ какъ вѣдь даже пасторъ Аттербюри далъ ему отпущеніе грѣховъ и, кромѣ того, онъ, умирая, простилъ самъ всѣмъ, кто его обидѣлъ и оскорбилъ. Какое было у него благородное сердце!.. Какой онъ былъ великодушный человѣкъ! Мнѣ едва минуло пятнадцать лѣтъ, и я казалась совсѣмъ еще ребенкомъ, когда выходила за него замужъ. Сколько было съ его стороны доброты уже въ томъ, что онъ обратилъ на меня вниманіе! Впрочемъ, онъ всегда отличался добротой къ небогатымъ скромнымъ людямъ.
   Она замолчала, и лицо ея приняло своеобразное, характерное выраженіе. Казалось, будто она глядитъ на небо и видитъ тамъ мужа. Помолчавъ нѣсколько времени, она улыбнулась и затѣмъ, разсмѣявшись, добавила вслухъ:
   -- Я смѣюсь потому, что мнѣ пріятно быть съ вами, Гарри. Когда вы здѣсь, мнѣ кажется, будто вы никогда насъ даже и не покидали!
   Можно, разумѣется, записать ея слова или просто держать ихъ въ памяти, но какъ изобразить ту нѣжность, съ какою они были высказаны, -- нѣжность, которая дѣлала ихъ сладостнѣе всякой музыки?
   Молодой виконтъ не возвратился домой по окончаніи кампаніи и писалъ, будто его удержали въ Брюсселѣ обязанности воинской службы. Сколько мнѣ извѣстно, онъ и въ самомъ дѣлѣ занимался осадою... одной дамы, прибывшей въ свитѣ г-жи де-Суассонъ, матери принца Евгенія Савойскаго. Эта принцесса недавно скончалась, и означенная фрейлина послѣ того подверглась участи фламандскихъ крѣпостей, которыя, за время войны, многократно сдавались снова утрачивавшимъ ихъ имперцамъ, англичанамъ и французамъ. Понятно, что Эсмондъ не счелъ умѣстнымъ сообщать лэди Кастльвудъ о продѣлкахъ молодого ея повѣсы. Точно также онъ не сказалъ ни слова о своей дуэли съ лордомъ Могуномъ, зная, до какой степени противно было вдовствующей виконтесѣ даже самое имя убійцы ея мужа. Франкъ не любилъ тратить время на бумагомаранье и очень бережно обращался съ чернилами и перьями. Поэтому, при отъѣздѣ Гарри съ своимъ генераломъ въ Англію, онъ присладъ матери всего лишь какихъ-нибудь двѣ строчки, въ которыхъ сообщалъ, что раненая его нога почти уже зажила, но что онъ отпразднуетъ свое совершеннолѣтіе въ будущемъ году, такъ какъ вышеупомянутыя служебныя обязанности не дозволяютъ ему отлучиться изъ Брюсселя и присовокупилъ: "Подробности передастъ вамъ кузенъ Гарри устно".
   Зная, однако, что его мамаша будетъ очень рада получить письмо къ 29-му декабря, юный виконтъ написалъ ей длинное обстоятельное посланіе, въ которомъ, надо полагать, сообщилъ и о дуэли съ Могуномъ. По крайней мѣрѣ, когда Эсмондъ въ первыхъ числахъ новаго года явился навѣстить младшую вдовствующую виконтессу, она и ея дочь вышли къ величайшему удивленію полковника его встрѣтить. Примѣру ихъ послѣдовала и старшая вдовствующая виконтесса, которую только что принесли въ носилкахъ прямикомъ черезъ поля изъ Чельзи въ Кенсингтонъ. Она была въ парадномъ костюмѣ съ высокой прической временъ короля Іакова (которую всегда носила) и объявила ему: "Кузенъ Геири, здѣсь собралась вся наша семья, и всѣ мы благодаримъ васъ, кузенъ, за благородное поведеніе относительно главы нашего дома". Указывая на румяную свою щеку, лэди Изабелла дала понять Эсмонду, что разрѣшаетъ ему поцѣловать таковую. Когда онъ доставилъ себѣ означенное наслажденіе, она предложила для поцѣлуя также и другую щеку. "Кузенъ Гарри, -- объявили тогда хоромъ обѣ другія его родственницы, -- благодаримъ васъ за благородное ваше поведеніе". Гарри сообразилъ тогда, что поединокъ его въ Лиллѣ дошелъ до свѣдѣнія означенныхъ родственницъ. Ему доставляло удовольствіе слышать, что его привѣтствуютъ какъ члена семьи.
   Въ столовой все было приготовлено для большого пиршества. Дамы были въ парадныхъ костюмахъ: чельзійская старушка, какъ уже упомянуто, въ самой высокой своей прическѣ, а младшая вдовствующая виконтеса сняла съ себя трауръ и являлась въ свѣтломъ своемъ платьѣ восхитительной жизнерадостной красавицей. Фрейлина въ свою очередь была одѣта съ обычнымъ великолѣпіемъ, причемъ на ея прелестной груди красовалась орденская звѣзда французскаго мушкетера, которую Франкъ послалъ домой послѣ сраженія подъ Гамильи.
   -- Какъ видите, у насъ сегодня праздничный день, -- замѣтила Беатриса, самодовольно поглядывая на свою звѣзду.-- Мы надѣли на себя даже ордена. Не правда-ли, что мамаша сегодня очаровательна? Замѣтьте, что я сама взяла на себя трудъ ее нарядить!
   Дѣйствительно, мать Беатрисы, покраснѣвшая подъ пристальнымъ взглядомъ Эсмонда, походила и цвѣтомъ лица и всею фигурой на двадцатилѣтнюю дѣвушку. Изящное модное платье и дивные свѣтло русые волосы еще болѣе увеличивали такое сходство.
   На столѣ лежала великолѣпная шпага въ красныхъ бархатныхъ ножнахъ съ серебрянымъ эфесомъ роскошной рѣзной работы и голубой шелковой лентой вмѣсто перевязи. "Что бы это могло значить?" освѣдомился Эсмондъ, подходя, чтобъ полюбоваться этимъ изящнымъ оружіемъ. Беатриса въ свою очередь тоже подошла къ столу, на которомъ лежала шлага и, выхвативъ ее изъ ноженъ, воскликнула:
   -- На колѣни, сударь! Мы посвящаемъ васъ этою шпагой въ санъ нашего рыцаря! -- Съ этими словами она махнула клинкомъ надъ его головой.-- Старшая вдовствующая виконтесса жертвуетъ вамъ шпагу, я дала ленту для перевязи, а мамаша пришила къ ней кисточку.
   -- Надѣнь на него шпагу, Беатриса, -- сказала ея мать -- вы, Гарри, нашъ рыцарь, -- нашъ вѣрный и преданный рыцарь! Милый дорогой другъ мои, примите благодарность матери, которая будетъ вѣчно молиться за васъ, такъ какъ вы защитили ея сына!
   Она не въ состояніи была сказать ничего больше, и даже старшая вдовствующая виконтесса была глубоко растрогана. Нѣсколько слезинокъ скатились противъ ея воли на разрумяненныя морщинистыя щеки, которыя Эсмондъ только что удостоился поцѣловать, и оставивши на этихъ щекахъ полосы, вовсе несоотвѣтствовавшія общему колориту ихъ живописи.
   -- Мы получили три дня тому назадъ письмо отъ дорогого нашего Франка. Вы гостили тогда какъ разъ въ Гамптонѣ у капитана Стиля. Франкъ разсказалъ намъ все, что вы сдѣлали и какъ великодушно стали вы между нимъ и этимъ... этимъ негодяемъ!-- объяснила младшая вдовствующая виконтесса.
   -- А я усыновляю васъ съ этого дня, -- объявила старшая и присовокупила, махнувъ рукою:-- Я бы хотѣла, любезнѣйшій мой сынъ, Эсмондь, быть побогаче, чтобы оставить вамъ болѣе крупное состояніе!
   Когда Гарри Эсмондъ сталъ на колѣни передъ ея свѣтлостью, она подняла глаза къ потолку, устремивъ ихъ въ сущности на вызолоченную люстру съ двѣнадцатью восковыми свѣчами, которыя предполагалось зажечь ради праздника, и призвала оттуда благословеніе на только что усыновленнаго ею офицера
   -- А вѣдь какъ мой бѣдняжка Франкъ полюбилъ свое военное дѣло!-- замѣтила младшая виконтесса.-- Онъ такъ прилежно занимается инженернымъ искусствомъ. Жаль, что онъ не могъ теперь сюда пріѣхать. Впрочемъ, мы отпразднуемъ его совершеннолѣтіе въ будущемъ году въ Кэстльвудѣ!
   -- Если только война этому не помѣшаетъ, -- возразилъ Эсмондъ.
   -- Я ничего не боюсь, когда онъ съ вами!-- воскликнула мать юноши. Я увѣрена, что мой Генри всегда постарается защитить Франка.
   -- Съ тому же намъ достовѣрно извѣстно, что еще до окончанія года заключенъ будетъ миръ, -- объявила фрейлина двора ея Величества.-- Лорда Марльборо уволятъ въ отставку, а его гадкую герцогиню прогонятъ изъ всѣхъ занимаемыхъ ею должностей. Уже и теперь королева не хочетъ съ нею говорить. Видѣли вы герцогиню въ Буши? Не правда-ли; Гарри, что она словно бѣшеная? Она бѣгаетъ по парку, какъ львица, стараясь выцарапать глаза всѣмъ, кто попадется ей, на встрѣчу.
   -- Принцесса Анна пошлетъ тогда я знаю уже за кѣмъ, -- сказала чельзійская виконтесса, вынувъ изъ-за корсажа медаль и почтительно лобызая ее.
   -- Видѣли вы, Гарри, подъ Уденардомъ законнаго короля? -- освѣдомилась молодая виконтесса. Она была преданная яковистка, считавшая такимъ-же грѣхомъ отречься отъ своего короля, какъ и отречься отъ Бога.
   -- Мнѣ довелось видѣть лишь молодого ганноверскаго принца, -- возразилъ Гарри.-- Что касается до кавалера св. Георгія....
   -- То есть короля, сударь, короля!-- воскликнули разомъ обѣ виконтесы и Беатриса, всплеснувшая вдобавокъ хорошенькими своими ручками и воскликнувшая: "Да здравствуетъ король!"
   Какъ разъ въ это время раздался такой оглушительный стукъ въ двери, какъ еслибъ кто-нибудь намѣревался ихъ выломить. Было уже три часа послѣ полудня, и начали собираться гости. Лакей доложилъ о прибытіи капитана Стиля и. его супруги. Капитанская чета, явившаяся первою на званый обѣдъ, пріѣхала въ Кенсингтонъ съ своей дачи -- "Шалаша" у гэмптонской заставы.
   -- Мы пріѣхали съ дачи, а не изъ городского нашего дома на Блумсбюрійской площади, -- сочла нужнымъ объяснить дамамъ г-жа Стиль.
   Дѣйствительно, Гарри, уѣхавшій въ тотъ самый день утромъ верхомъ изъ Гэмптона, оставилъ тамъ капитанскую чету въ "Шалашѣ", но далеко не въ раю. Изъ комнаты, гдѣ онъ лежалъ на постели, не отличавшейся чистотой, но зато обладавшей многочисленными жильцами, которые не дозволяли ему сомкнуть глазъ, Гарри какъ нельзя лучше слышалъ все происходившее въ сосѣдней хозяйской спальнѣ и между прочимъ также назидательныя нравоученія, которыя г-жа Стиль имѣла обыкновеніе читать вечеромъ и утромъ своему бѣднягѣ мужу.
   Вечернія проповѣди были, въ сущности, довольно безразличными для виновнаго. Дикъ оказывался всегда въ достаточной степени нализавшись для того, чтобы сохранять величайшее благодушіе даже и при самомъ безпощадномъ пиленьѣ со стороны своей благовѣрной. Эсмондъ совершенно явственно слышалъ, какъ онъ ластился къ возлюбленной своей Брю и слегка заплетающимся языкомъ (подъ вліяніемъ значительнаго количества выпитаго пунша и бордоскаго) просилъ ее не забывать, что въ сосѣдней комнатѣ находится достойный уваженія офицеръ, который можетъ слышать каждое ея слово. Не смотря на эти дружественныя заявленія, жена продолжала отчитывать бѣднягу, титулуя его пьянымъ негодяемъ и т. д. Громкое храпѣнье капитана заставило ее, впрочемъ, прервать подъ конецъ свое назидательное поученіе.
   Утромъ, злополучная ея жертва пробудилась, однако, съ головной болью къ сознанію прозаической дѣйствительности. Это послужило сигналомъ къ возобновленію проповѣди: "Съ чего ты взялъ приводить сюда на обѣдъ офицеровъ, когда въ домѣ у насъ нѣтъ ни гинеи? Какимъ образомъ я могу васъ кормить обѣдами, на которые ты не даешь мнѣ ни одного шиллинга? Опять таки развѣ я могу ѣхать въ Кенсингтонъ на званый обѣдъ въ моемъ желтомъ атласномъ мѣшкѣ? У меня положительно нечего надѣть! Впрочемъ ты никогда вѣдь не заботился о томъ, чтобъ я была одѣта!
   Эти причитыванія шли своимъ чередомъ, принимая все болѣе ожесточенную форму до тѣхъ поръ, пока Эсмондъ не прерывалъ ихъ, сморкаясь изъ всей силы. Послѣ такого трубнаго звука каждый разъ наступало маленькое затишье. Дикъ самъ по себѣ былъ милѣйшимъ человѣкомъ, а потому хотя его жена и оказывалась противною бабой, кэстльвудскія дамы, принадлежавшія къ лучшимъ кружкамъ тогдашняго великосвѣтскаго общества, приглашали, въ угоду Стилю, также и его супругу.
   Кромѣ капитана и его жены собралось на обѣдъ у виконтессы Рашели многочисленное отборное общество. Чельзійская вдовушка прислала своихъ ливрейныхъ лакеевъ на усиленіе скромнаго штата прислуги въ Кенсингтонскомъ домѣ младшей вдовствующей виконтессы. Въ числѣ гостей позволю себѣ отмѣтить генералъ-лейтенанта Уэбба, который всегда былъ для Гарри надежнымъ покровителемъ. Онъ такъ и сіялъ въ бархатномъ своемъ кафтанѣ шитомъ золотомъ. Старшая вдовствующая виконтесса тотчасъ же по прибытіи генерала забрала его, тамъ сказать, въ свои руки. Затѣмъ надо упомянуть про новаго знакомца Гарри, а именно про высокороднаго Генри Сентъ-Джона, эсквайра, доводившагося сродни генералу. Сентъ-Джонъ былъ очарованъ младшей вдовствующей виконтессой Кэстльвудъ даже въ большей степени чѣмъ ея дочерью. На обѣдѣ присутствовалъ и одинъ изъ знатнѣйшихъ великобританскихъ магнатовъ, шотландскій герцогъ Гамильтонъ, которому недавно лишь пожаловали въ Англіи титулъ герцога Брандонскаго, Кромѣ него, были еще двое вліятельныхъ лордовъ торійской партіи: Эшбернгемъ и какой-то другой лордъ фамилію котораго я теперь забылъ. Изъ числа дамъ укажу только на свѣтлѣйшую герцогиню ярмондскую съ дочерьми: лэди Мери и лэди Бетти. Первая изъ этихъ дѣвицъ состояла, какъ и Беатриса, фрейлиной двора ея величества королевы Анны.
   -- Однакоже, тутъ собралось чисто торійское общество, -- шепнулъ капитанъ Стиль Эсмонду, когда всѣ мы передъ обѣдомъ собрались въ гостиной. Дѣйствительно, за исключеніемъ самого капитана Стиля, все общество тамъ придерживалось самыхъ радикальныхъ торійскихъ воззрѣній.
   Мистеръ Сентъ-Джонъ особенно усердно ухаживалъ за г-жею Стиль и до такой степени ее очаровалъ, что она изъявила готовность, чего добраго, обратить и своего мужа въ торіи.
   -- Или же меня въ виги?-- шутливо замѣтилъ мистеръ Сентъ-Джонъ.-- Я думаю, сударыня, что вы могли бы обратить человѣка къ такимъ воззрѣніямъ, къ какимъ вамъ заблагоразсудятся!
   -- Если мистеръ Сентъ-Джонъ когда-нибудь пожалуетъ къ намъ на Блумсбюрійскую площадь, я попробую испытать надъ нимъ мое искусство, -- отвѣтила г-жа Стиль, потупивъ хорошенькіе свои глазки.-- Извѣстно-ли вамъ только, сударь, гдѣ именно находится Блумсбюрійская площадь?
   -- Разве можно задавать такой вопросъ? Не знать Блумсбюрійскую плошадь было бы для меня то же самое, что не знать Большую аллею въ паркѣ, -- театръ итальянской оперы, или же тостъ за здравіе нынѣ царствующей королевы. Помилуйте! Блумсбюри, это самая что ни на есть модная теперь улица!-- объявилъ мистеръ Сентъ-Джонъ.-- Это rus in urbe. Дорога оттуда до самаго Гэмпстида пролегаетъ садами, а кругомъ расположены дверцы: Соутгемптонскій и Монтегю.
   -- Куда вы, повѣсы, ѣздите, чтобы драться на дуэляхъ!-- воскликнула г-жа Сталь.
   -- И все вѣдь изъ за дамъ!-- пояснилъ ея собесѣдникъ, добавивъ затѣмъ:-- А кстати, сударыня, хорошо владѣетъ вашъ Дикъ шпагою? Какой прелестный журналъ онъ издаетъ! Мы всѣ узнали въ 49 нумерѣ "Болтуна" вашъ портретъ и, прочитавъ этотъ нумеръ, я положительно умиралъ отъ нетерпѣнія съ вами познакомиться. "Аспазію необходимо слѣдуетъ признать первою во всемъ очаровательномъ Орденѣ Любви". Кажется, вѣдь я цитирую правильно? "Эта прелестная дама возбуждаетъ любовь у всѣхъ окружающихъ безъ всякаго притомъ умысла съ своей стороны. Лицо ея выражаетъ скорѣе привѣтливость, чѣмъ властолюбіе, но, тѣмъ не менѣе, при видѣ ея человѣкъ невольно теряется и утрачиваетъ надъ собою самообладаніе. При всемъ томъ любовь къ ней имѣетъ благодѣтельнѣйшее воспитательное значеніе".
   -- Скажите на милость!-- объявила г-жа Стиль, повидимому не понявъ ни слова изъ того, что говорилъ ей ея кавалеръ
   -- И дѣйствительно, кто не сдѣлался бы совершенствомъ, имѣя такую возлюбленную!-- добавилъ мистеръ Сенть-Джонъ съ самымъ галантнымъ поклономъ.
   -- Признаться, не ожидала я этого отъ васъ, сударь!-- воскликнула раздраженная капитанша.-- Прошу васъ принялъ во вниманіе, что я не какая-нибудь "возлюбленная", а законная жена капитана Стиля.
   -- Мы всѣ здѣсь въ этомъ совершенно увѣрены, -- самымъ серьезнымъ тономъ отвѣтилъ Сентъ-Джонъ.
   Капитанъ Стиль, въ свою очередь, вмѣшавшійся тогда въ разговоръ, объявилъ:
   -- Моя жена, безъ сомнѣнія -- заслуживаетъ, съ моей стороны, самыхъ лестныхъ отзывовъ о ней, на какіе я только былъ бы способенъ, но въ упомянутой вами замѣткѣ рѣчь шла не о ней, а о лэди Елизаветѣ Гастингсъ.
   -- Говорятъ, что Аддисонъ одинаково знаменитъ, какъ остроумецъ и какъ поэтъ, -- продолжалъ Сентъ-Джонъ. Правда-ли, г-нъ Стиль, что онъ сотрудничаетъ въ вашемъ журналѣ?
   -- Никто не можетъ съ нимъ сравниться ни въ выраженіи самыхъ возвышенныхъ чувствъ, ни въ области жизнерадостнаго пера! -- воскликнулъ Стиль.
   -- Плевать я хочу, Дикъ, на твоего Аддисона!-- возразила его супруга. -- Онъ страшно теперь важничаетъ и задираетъ, съ позволенія сказать -- носъ. Надѣюсь, сударыни, что вы всѣ раздѣляете мое мнѣніе. Я терпѣть не могу бѣлобрысыхъ мужчинъ съ бѣлыми рѣсницами. Нѣтъ, мнѣ нуженъ брюнетъ!.. (Всѣ брюнеты за столомъ принимаются рукоплескать и отвѣшиваютъ поклоны г-жѣ Стиль по ихъ адресу). Что касается до мистера Аддисона, продолжала она, то онъ заходитъ иногда отобѣдать съ капитаномъ, но при этомъ не удостоиваетъ меня ни словечкомъ. Послѣ обѣда они оба идутъ совсѣмъ уже пьяные ко мнѣ наверхъ пить чай. Я очень хорошо помню вашего Аддисона, когда у него за душой имѣлся всего лишь одинъ сюртукъ, да и то съ заплатаннымъ локтемъ!
   -- Вотъ какъ-съ? Съ заплатаннымъ локтемъ? Вы, сударыня, очень меня заинтересовали -- объявилъ Сентъ-Джонъ.-- Что можетъ быть очаровательнѣе характеристики литератора, слышанной изъ устъ прелестной жены его товарища!
   -- Я могла бы вамъ многое еще пересказать о нихъ, -- продолжала словоохотливая дама.-- Представьте себѣ только, что капитанъ подцѣпилъ себѣ теперь маленькаго горбунчика, -- крохотнѣйшаго человѣчка, котораго называетъ великимъ поэтомъ, хотя это самое, что ни на есть, мизерное паписткое отродіе.
   -- Тсъ, потише, здѣсь въ комнатѣ двое папистовъ!-- шепотомъ предостерегъ ее собесѣдникъ.
   -- А мнѣ что за дѣло; я называю его папистомъ, потому что его фамилія Попе, -- объяснила капитанша.-- Я, видите-ли, охотница пошутитъ! П вотъ этотъ самый мальчикъ съ пальчикъ написалъ какую-то пастораль, знаете-ли, этакую поэму, въ которой говорится о пастухахъ и пастушкахъ?
   -- У каждаго пастушка долженъ имѣться посошокъ, -- съ усмѣшкой замѣтила вдовствующая виконтесса съ своего конца стола.
   Г-жа Стиль возразила:
   -- Очень можетъ быть, что и такъ, но только я благодарю Бога, что капитанъ привелъ къ намъ этого маленькаго уродца, когда я успѣла уже разрѣшиться отъ бремени первымъ нашимъ мальчикомъ, а то вѣдь, пожалуй, бѣдняжка могъ бы родиться у меня тоже горбатымъ. Несмотря на все это, Дикъ ужасно восхищается своимъ уродцемъ и называетъ его геніемъ. Впрочемъ, капитанъ вѣдь всегда восхищается какой-нибудь глупостью!
   -- Котораго изъ "Болтуновъ" вы предпочитаете, г-жа Стиль?
   -- Я, признаться, не дочитала до конца ни одного нумера и считаю все это сущею чепухой. Тамъ мелютъ всякій вздоръ про какихъ-то Бикерстафовъ, Дистаффовъ и Квартерстаффовъ, а толкомъ рѣшительно ничего не скажутъ... Однако же, капитанъ очень усердно уже приналегъ на бургонское. Онъ, навѣрное не отстанетъ отъ бутылки, пока не налижется до пьяна. Послушай-ка, капитанъ Стиль...
   -- Я пью за ваши глазки, моя дорогая! -- отвѣчалъ капитанъ, находившій, повидимому, свою жену очаровательной и принимавшей за настоящую монету сатирическіе комплименты, которыми осыпалъ ее Сентъ-Джонъ.
   Тѣмъ временемъ фрейлина двора ея величества постаралась вызвать Гарри Эсмонда на разговоръ и, безъ сомнѣнія, признала его очень скучнымъ кавалеромъ. Какъ-то случилось, что въ то самое время, когда онъ собирался занять мѣсто рядомъ съ Беатрисой, ей пришлось помѣститься между герцогомъ Гамильтономъ и лордомъ Эшбернгемомъ. Она только пожала хорошенькими бѣлыми своими плечиками и бросила на Гарри взглядъ, какъ-будто говорившій: "Пожалѣйте обо мнѣ, кузенъ"! Свѣтлѣйшій герцогъ и его молодой сосѣдъ не преминули, впрочемъ, завязать съ нею чрезвычайно оживленный, веселый разговоръ. Солнце поневолѣ должно свѣтить и нагрѣвать освѣщаемые имъ предметы иногда чуть что не до калильнаго жара. Точно также и глазки Беатрисы не могли не производить обычнаго своего дѣйствія. Еще въ продолженіи первой перемѣны, пока подавали закуски, Эсмонду казалось уже, что обѣдъ тянется до чрезвычайности долго. Когда на смѣну закусокъ подали супъ, ему представлялось, будто за обѣдомъ сидятъ въ продолженіи нѣсколькихъ часовъ. Когда, наконецъ, подали пирожное, варенье и фрукты, онъ находилъ дессертъ нескончаемо долгимъ.
   Наконецъ, дамы встали изъ-за стола, и Беатриса, удаляясь, бросила на свѣтлѣйшаго своего сосѣда взглядъ, напоминавшій парѳянскую стрѣлу. Выдвинули свѣжую баттарею бутылокъ и стакановъ и начали провозглашать тосты. Сентъ-Джонъ предложилъ его свѣтлости герцогу Гамильтону и всему обществу выпить за здоровье свѣтлѣйшаго герцога Брандонскаго. Другой лордъ провозгласилъ тостъ въ честь генерала Уэбба и пожелалъ ему назначенія на постъ, занимать который слѣдовало бы храбрѣйшему генералу въ мірѣ. Генералъ-лейтенантъ Уэббъ изъявилъ свою благодарность почтеннѣйшему обществу, которое сочувственно поддержало этотъ тостъ, наговорилъ комплиментовъ своему адьютанту и въ сотый разъ обстоятельно разсказалъ знаменитое винендельское сраженіе.
   -- Признаться, онъ порядкомъ уже намозолилъ намъ уши винендельской своей трубою, -- шепнулъ мнѣ по французски Сентъ-Джонъ.
   Капитанъ Стиль, какъ уже упомянуто, не принадлежавшій къ нашей партіи, мужественно провозгласилъ здравицу герцогу Марльборо, "величайшему тогдашнему полководцу".
   -- Съ удовольствіемъ выпью за него, какъ за величайшаго изъ современныхъ полководцевъ, -- объявилъ генералъ Уэббъ.-- Этого достоинства никто отрицать у него не можетъ. Замѣтьте, г-нъ Стиль, что я пью этотъ стаканъ въ честь полководца, а не герцога!
   Съ этими словами величавый старикъ-генералъ выпилъ свой бокалъ до дна. Дикъ отвѣтилъ ему, наполнивъ и осушивъ два бокала: одинъ въ честь полководца, а другой въ честь герцога.
   Затѣмъ, свѣтлѣйшій герцогъ Гамильтонъ, глаза котораго искрились и сверкали (мы всѣ уже порядочно подпили), всталъ съ своего мѣста и предложилъ тостъ въ честь очаровательной, несравненной Беатрисы Эсмондъ. Мы всѣ съ восторгомъ выпили за ея здоровье и привѣтствовали ее громкими ура, причемъ особенный энтузіазмъ выразилъ молодой лордъ Эшбернгемъ.
   -- Какъ жаль, что герцогъ Гамильтонъ женатъ, -- шепнулъ Сентъ-Джонъ, который хотя и выпилъ больше вина, чѣмъ прочіе наши сотрапезники, но тѣмъ не менѣе остался свѣжѣе и крѣпче ихъ на ногахъ.
   Мы пришли въ гостиную, гдѣ дамы уже сидѣли за чаемъ, бѣднягу же Дика пришлось оставить одного за обѣденнымъ столомъ, гдѣ онъ прерывающимся отъ икоты голосомъ декламировалъ стихи изъ "Фландрской Кампаніи", которыми величайшій поэтъ прославлялъ величайшаго полководца въ мірѣ. Полчаса спустя Гарри Эсмондъ нашелъ капитана въ еще болѣе глубокомъ состояніи опьяненія, проливающимъ горькія слезы о предательствѣ Тома Боксера.
   Не смотря на яркое освѣщеніе въ гостиной, она казалась Гарри Эсмонду совершенно мрачной. Беатриса почти вовсе съ нимъ не говорила. По уходѣ лорда-герцога, она сосредоточила свое вниманіе на кавалерѣ, ближайшемъ къ нему по рангу и начала обдавать юнаго лорда Эшбернгема цѣлымъ фейерверкомъ огня своихъ глазокъ и блестящаго своего остроумія. Большинство гостей усѣлись за карты. Сентъ-Джонъ, зѣвнувъ чуть ни въ самое лицо капитаншѣ Стиль, надъ которой ему надоѣло уже смѣяться, вступилъ въ чрезвычайно блестящій и оживленный разговоръ съ лэди Кэстльвудъ, которую находилъ красавицей, несравненно высшаго порядка, чѣмъ даже ея дочь, а затѣмъ откланялся и ушелъ. Остальные гости вскорѣ послѣдовали его примѣру. Позже всѣхъ удалился лордъ Эшбернгемъ, бросившій на прощанье пламенный взглядъ на улыбающуюся юную обольстительницу, успѣвшую уже на своемъ вѣку уловить въ свои сѣти не мало сердецъ, кромѣ его собственнаго.
   Въ качествѣ родственника, Эсмондъ могъ не причислять себя къ гостямъ. Поэтому онъ пробылъ дольше ихъ всѣхъ. Экипажи уже разъѣхались, носилки старшей вдовствующей виконтессы въ сопровожденіи лакеевъ съ факелами отправились уже сквозь ночную тьму въ Чельзи и сосѣди-горожане, собравшіеся на площади, чтобы поглазѣть на необыкновенное скопище экипажей и портшезовъ, лакеевъ и факелоносцевъ, улеглись уже спать, а слабохарактерный несчастливецъ Гарри рѣшилъ остаться еще на нѣсколько минутъ въ надеждѣ, что Беатриса подаритъ его все-таки на прощанье улыбкой, или же какимъ-нибудь словомъ утѣшенія. Оживленное состояніе, въ которомъ эта дѣвица находилась съ утра, совершенно уже замерло или, вѣрнѣе сказать, приняло иную форму. Она принялась подшучивать надъ простоватымъ личикомъ Бетти Ормондъ, передразнивала культурную капитаншу Стиль, а затѣмъ, приложивъ маленькую свою ручку ко рту, зѣвнула, зажгла свѣчу, пожала плечиками и, сдѣлавъ Гарри Эсмонду капризный, насмѣшливый реверансъ, удалилась въ свою опочивальню.
   -- Нынѣшній день начался такъ хорошо, Генри, что я ожидала для него болѣе пріятнаго окончанія.
   Таково было единственное утѣшеніе, какое могла высказать Эсмонду преданная ему виконтеса. Возвращаясь одинъ верхомъ на конѣ, въ ночномъ мракѣ домой, мелкой рысцою, Эсмондъ съ ожесточеніемъ въ сердцѣ фактически сожалѣлъ о принесенной имъ жертвѣ.
   -- Она съ удовольствіемъ вышла бы за меня, если бы я могъ дать ей блестящее имя, -- говорилъ онъ самъ себѣ.-- Если бы меня не связывало обѣщаніе, данное ея отцу, я носилъ бы теперь принадлежащій мнѣ титулъ и былъ бы уже ея мужемъ.
   Надо полагать, что тщеславіе у человѣка сильнѣе всѣхъ остальныхъ его страстей. По крайней мѣрѣ, я лично краснѣю еще и теперь, вспоминая про унизительное положеніе, въ которомъ находился тогда, въ давно минувшіе дни. Горячка неудовлетворенной страсти прошла у меня уже болѣе двадцати лѣтъ тому назадъ, но воспоминаніе объ ея приступахъ оказывается до сихъ поръ еще болѣзненнымъ. Когда потомки автора этихъ записокъ станутъ ихъ читать, суждено-ли имъ будетъ уже пережить къ тому времени подобную же позорную неудачу въ жизни? Придется-ли имъ стоять на колѣняхъ передъ женщиной, которая какъ будто сочувственно слушала ихъ, шутила и смѣялась съ ними, обольщала ихъ своими ласками и заигрываніями, давала имъ утвердительный отвѣтъ улыбкою хорошенькихъ своихъ глазокъ, заставила ихъ, наконецъ, упасть передъ нею на колѣни, а потомъ отвернулась отъ нихъ и ушла. Весь этотъ позоръ пришлось вынести Генри Эсмонду. Онъ покорился ему, сдѣлалъ попытку съ возстанію, а затѣмъ снова подползъ, какъ презрѣнный песъ, за полученіемъ предназначавшихся ему ударовъ.
   Послѣ этого празднества карета молодого лорда Эшбернгема ежедневно сновала во Кенсинггонскому скверу. Высокородная его мамаша стала зачастую ѣздить въ гости къ лэди Кэстльвудъ. На всѣхъ лондонскихъ балахъ и вечерахъ, на которые являлась фрейлина двора ея величества, непремѣнно присутствовалъ также и молодой лордъ, еженедѣльно красовавшійся въ новомъ костюмѣ, настолько изящномъ, насколько это оказывалось достижимымъ для соединенныхъ усилій портного и позументщика. Милордъ постоянно ухаживалъ и за самимъ Гарри Эсмондомъ. Онъ приглашалъ его къ себѣ обѣдать, просилъ располагать его лошадьми, какъ своими собственными и вообще оказывалъ ему на тысячу ладовъ, но всегда довольно безтактнымъ образомъ, искреннее свое почтеніе и доброжелательство. Наконецъ, однажды вечеромъ, въ ресторанѣ, куда милордъ явился, какъ говорится, уже навеселѣ, онъ устремился къ Эсмоиду и воскликнулъ:
   -- Поздравьте меня, милѣйшій полковникъ, я счастливѣйшій изъ людей!
   -- Счастливѣйшій изъ людей не можетъ нуждаться въ поздравленіяхъ даже и со стороны милѣйшаго изъ полковниковъ, -- возразилъ Эсмондъ.-- Позвольте узнать, однако, o причинѣ такого невыразимо блаженнаго вашего состоянія?
   -- Развѣ вы еще не слышали? -- освѣдомился лордъ.-- Неужели вы этого не знаете? Я думалъ, что онѣ разсказываютъ вамъ все! Представьте же себѣ, что очаровательная Беатриса дала мнѣ свое согласіе.
   -- Какъ? Что вы говорите?-- воскликнулъ Эсмондъ, который въ это самое утро провелъ еще съ Беатрисой нѣсколько счастливыхъ часовъ и написалъ для нея романсъ. Она спѣла ему этотъ самый романсъ, аккомпанируя себѣ на гарпсихордѣ.
   -- Да! -- подтвердилъ юный лордъ.-- Я былъ у нея сегодня съ визитомъ. Подъѣзжая къ крыльцу, я видѣлъ даже, что вы шли куда-то, по направленію къ Рыцарскому мосту. Она показалась мнѣ такой милой и говорила со мной такъ ласково, что я не вытерпѣлъ и упалъ передъ ней на колѣни!.. Теперь я несомнѣнно счастливѣйшій человѣкъ въ свѣтѣ. Правда, что я еще очень молодъ, но она говоритъ, что современемъ я стану старше. Какъ вамъ извѣстно, черезъ четыре мѣсяца мнѣ исполнится уже совершеннолѣтіе, такъ что у насъ съ нею будетъ лишь очень небольшая разница въ возрастѣ. Если бы вы знали, какъ я счастливъ! Мнѣ бы хотѣлось угостить чѣмъ-нибудь все собравшееся здѣсь общество. Потребуемъ же бутылочку, то есть, я хотѣлъ сказать дюжину бутылочекъ лучшаго здѣшняго вина и выпьемъ за здоровье самой очаровательной дѣвушки во всей Англіи!
   Эсмондъ, оставивъ въ ресторанѣ молодого лорда осушать одинъ бокалъ за другимъ. отправился пѣшкомъ въ Кенсингтонъ узнать, дѣйствительно-ли справедливо сообщенное ему извѣстіе. Увы, оно было вполнѣ справедливо. Это сказывалось ему уже въ грустномъ, сострадательномъ выраженіи лица вдовствующей виконтессы. Затѣмъ она сообщила Эсмонду всѣ подробности, которыя были извѣстны ей самой, -- разсказала, что юный лордъ сдѣлалъ Беатрисѣ предложеніе всего лишь черезъ какихъ-нибудь полчаса послѣ ухода Эсмонда, въ той самой комнатѣ, гдѣ лежалъ еще на гарпсихордѣ написанный Эсмондомъ романсъ, который онъ только что исполнялъ вдвоемъ съ Беатрисой.
  

КНИГА ТРЕТЬЯ,
содержащая окончаніе приключеній Генри Эсмонда въ Англіи.

  

ГЛАВА I.
Я прихожу къ концу моихъ битвъ и треволненій.

   Обнаруживавшееся у Эсмонда лихорадочное стремленіе къ нѣкоторой дозѣ славы и почета покинуло его теперь, быть можетъ, потому, что онъ отчасти достигъ уже цѣли своихъ стремленій, но главнымъ образомъ вслѣдствіе утраты у него могущественнѣйшаго стимула честолюбія. Онъ жаждалъ воинской славы единственно лишь для того, чтобы украсить себя ея обаяніемъ въ глазахъ Беатрисы. Послѣ родовитости и богатства, она больше всего цѣнила славу военныхъ доблестей. Кромѣ того, на военномъ поприщѣ тогда было легче всего быстро выдвинуться впередъ (или же сложить голову). Дѣйствительно, на юридической аренѣ, успѣхъ пріобрѣтался лишь цѣною долголѣтняго настойчиваго труда, отличія же въ литературѣ или въ церковной іерархіи нимало не подвинули бы впередъ дѣло человѣка, влюбленнаго въ Беатрису. Эсмонду приходилось поневолѣ играть въ красную масть, что онъ и сдѣлалъ. Быстрое его производство въ чины совершенно естественно объяснялось тѣмъ, что онъ рисковалъ собственной своей особой сильнѣе, чѣмъ большинство другихъ офицеровъ, такъ какъ его побуждала къ этому риску надежда на болѣе крупный выигрышъ. Впрочемъ, былъ-ли на самомъ дѣлѣ этотъ выигрышъ до такой степени крупнымъ, какъ это казалось Эсмонду? Съ другой стороны, развѣ одинъ только Гарри ставилъ жизнь на карту ради такой цѣли, о которой положительно и не стоило даже хлопотать? Иные рискуютъ жизнью (а иногда даже и честью) изъ-за пачки банковыхъ билетовъ, аршина голубой ленты, или парламентскаго кресла, -- другіе дѣлаютъ то же самое ради собственнаго удовольствія, такъ какъ имъ нравится возбужденіе, вызываемое опасностью. Наглядное представленіе объ этомъ даетъ поле, по которому мчится сотня охотниковъ. Каждый изъ нихъ старается перекричать и опередить другого въ погонѣ за грязной лисицей, хвостъ которой долженъ служить наградой счастливому побѣдителю.
   Узнавъ о помолвкѣ Беатрисы, полковникъ Эсмондъ склонился подъ ударами судьбы и рѣшилъ повѣсить на стѣнѣ мечъ, которымъ не могъ уже теперь добыть ничего сколько-нибудь для себя соблазнительнаго. Придя въ такое разочарованное настроеніе духа, онъ рѣшился выйти изъ полка къ величайшему удовольствію слѣдовавшаго за нимъ по старшинству ротнаго командира, оказавшагося молодымъ джентльменомъ съ хорошимъ состояніемъ. Онъ съ величайшимъ удовольствіемъ заплатилъ Эсмонду тысячу гиней за его старшинство въ полку Уэбба, не предчувствуя, что въ слѣдующую же кампанію французы разможжатъ ему голову. Эсмондъ, пожалуй, съ удовольствіемъ помѣнялся бы тогда съ нимъ судьбою. Дѣйствительно, онъ въ то время полнѣе, чѣмъ когда-либо изображалъ изъ себя рыцаря Печальнаго образа. Постоянно грустное настроеніе Эсмонда, дѣлало его, надо полагать, совершенно невыносимымъ для лагерныхъ товарищей, которые любятъ веселыхъ малыхъ и считаютъ смѣшнымъ печальнаго воина, постоянно вздыхающаго до Дульцинеѣ, оставшейся на родинѣ.
   Обѣ кэстльвудскія виконтессы одобряли намѣреніе полковника Эсмонда покинуть армію. Добрѣйшій генералъ Уэббъ согласился на то, чтобы онъ вышелъ изъ полка и помогъ ему продать патентъ на старшинство, доставившій, какъ уже упомянуто, своему владѣльцу кругленькую сумму. Вскорѣ послѣ того, однако, вернулся въ армію главнокомандующій, которому пришлось противъ собственнаго желанія назначить генерала Уэбба командиромъ дивизіи во фландрской арміи. Генералъ-лейтенантъ такъ настоятельно просилъ полковника Эсмонда остаться у него адьютантомъ и военнымъ секретаремъ, что Эсмондъ былъ не въ силахъ устоять противъ просьбъ своего покровителя и отправился опять воевать, но уже не числясь ни при какомъ полку, а состоя исключительно только при штабѣ генерала Уэбба. Можно представить себѣ непрестанныя смертельныя муки страха и опасенія, которыми терзались въ эти ужасающіе дни сердца всѣхъ женъ и матерей {Стоитъ только раскрыть Библію и посмотрѣть псаломъ XCII, 2, 3, 7. Р. Э.}, когда въ каждомъ нумерѣ Офиціальной газеты появлялись реляціи о сраженіяхъ съ длинными списками убитыхъ и раненыхъ. Если, окинувъ эти списки трепещущимъ взглядомъ, и не находили въ нихъ дорогого имени, то все же надъ душой тяготѣла грозная мысль, что тѣмъ временемъ могло произойти новое сраженіе, реляція о которомъ появится въ слѣдующей же корреспонденціи изъ Фландріи. Такимъ образомъ злополучнымъ любящимъ сердцамъ приходилось томиться и трепетать въ продолженіи всей кампаніи. Какія бы тяжкія муки ни выносила младшая Кэстльвудская виконтесса (а этой чувствительнѣйшей изъ женщинъ, безъ сомнѣнія, приходилось страшно мучиться изъ-за обоихъ своихъ сыновей, какъ она ихъ называла), она никогда не дозволяла своимъ опасеніямъ проявляться наружу, но скрывала ихъ, подобно тому какъ не хотѣла выставлять напоказъ свое милосердіе и набожность. Лишь совершенно случайно, во время одной изъ своихъ прогулокъ по Кенсингтону, Эсмондъ встрѣтился съ ней, какъ разъ въ то время, когда она выходила изъ убогой хижины. Наведя потомъ справки, онъ узналъ, что у виконтессы имѣется до двадцати бѣдняковъ, больныхъ и неимущихъ, которыхъ она навѣщаетъ, чтобы оказывать имъ матеріальную и духовную помощь, и что они ежедневно благословляютъ ее за это. Она каждый день бывала у заутрени, хотя по праздникамъ, а преимущественно по воскресеньямъ, поощряла въ маленькомъ своемъ домашнемъ кружкѣ всяческія невинныя веселыя игры и забавы. Тогдашнія замѣтки въ ея записной книжкѣ и составленныя ею самою молитвы проникнуты такимъ наивнымъ искреннимъ благочестіемъ, какое рѣдко встрѣчается даже и въ сочиненіяхъ знаменитѣйшихъ проповѣдниковъ. Все это свидѣтельствуетъ о нѣжности любящаго ея сердца, -- о смиренной и благочестивой ея душѣ, молча выносившей самыя ужасающія опасенія, возлагая все свое упованіе на Всемогущаго Владыку надъ жизнью и смертью, къ которому она прибѣгала съ мольбами о тѣхъ, кого любила такъ искренно и нѣжно.
   Что касается до старшей вдовствующей виконтессы, недавно усыновившей Эсмонда, то она была уже въ такихъ лѣтахъ, когда опасность, угрожающая другому лицу, не можетъ уже особенно нарушать спокойствіе человѣка. Она интересовалась теперь козырными картами болѣе, чѣмъ всѣмъ остальнымъ на свѣтѣ. Оставаясь вѣрующей католичкой, она перестала уже питать особенное ожесточеніе противъ англиканской религіи. Необходимо замѣтить, что у нея имѣлся чрезвычайно добродушный и кроткій духовникъ-французъ, г-нъ Готье, свѣтскій джентльменъ, охотно игравшій въ карты съ чельзійскимъ сосѣдомъ милэди, деканомъ Аттербюри, и состоявшій въ прекрасныхъ отношеніяхъ со всею епископскою партіей. Г-ну Готье, безъ сомнѣнія, было извѣстно своеобразное положеніе Эсмонда въ его семьѣ. Дѣйствительно, онъ переписывался съ патеромъ Гольтомъ и всегда выказывалъ величайшее уваженіе къ полковнику Эсмонду. У полковника и аббата имѣлись, однако, достаточныя основанія никогда не говорить о столь щекотливомъ вопросѣ, а потому они оставались какъ нельзя лучше расположенными другъ къ другу добрыми пріятелями.
   Въ домѣ чельзійской виконтессы бывали исключительно только особи, принадлежавшія къ торійской и епископской партіи. Беатриса оказывалась такою же восторженной яковисткой, какъ и престарѣлая ея родственница. Она носила у себя на груди портретъ Іакова III, добыла себѣ локонъ его волосъ, клялась, что это самый несчастный, самый храбрый, наиболѣе оклеветанный, но вмѣстѣ съ тѣмъ совершеннѣйшій и прелестнѣйшій изъ всѣхъ государей. Стиль, поссорившійся со многими изъ своихъ торійскихъ пріятелей, но никогда не ссорившійся съ Эсмондомъ, неоднократно говорилъ полковнику, что домъ его родственницы служитъ тайнымъ притономъ торійскимъ интригамъ. По его словамъ, и Готье, и Аттербюри были измѣнниками и шпіонами. Онъ увѣрялъ также, что между чельзійскимъ домомъ виконтессы и дворомъ королевы-изгнанницы въ Сенъ-Жерменѣ шла постоянная переписка. Эсмондъ каждый разъ возражалъ на это, что въ арміи ходили подобнымъ же образомъ слухи, будто самъ герцогъ Марльборо измѣнникъ и шпіонъ, переписывавшійся съ изгнанной королевской фамиліей усерднѣе всякаго іезуита. Не особенно углубляясь въ изслѣдованіе спорнаго вопроса, Эсмондъ совершенно искренно примкнулъ въ немъ къ фамильной своей политикѣ. Для него не подлежало ни малѣйшему сомнѣнію, что законнымъ англійскимъ королемъ долженъ считаться Іаковъ III, и что по кончинѣ его сестры гораздо умѣстнѣе возвести его на престолъ, чѣмъ приглашать на этотъ постъ какого-то чужеземца. Никто не удивлялся въ большей степени, чѣмъ Эсмондъ королю Вильгельму. Гарри видѣлъ въ немъ героя и завоевателя, -- храбрѣйшаго, правосуднѣйшаго и мудрѣйшаго изъ людей. Тѣмъ не менѣе Вильгельмъ покорилъ Великобританію мечомъ. Онъ владѣлъ и управлялъ ею по такому же праву, какъ и великій Кромвель, фактически являвшійся властнымъ монархомъ. При всемъ томъ Эсмонду казалось чудовищной несправедливостью возводить на британскій престолъ чужеземнаго деспота, ганноверскато принца, всѣ права котораго ограничивались лишь происхожденіемъ по женской линіи отъ короля Іакова I. Каждый англичанинъ и прежде всего англійскій принцъ и законный наслѣдникъ престола имѣлъ, по его мнѣнію, полное право протестовать противъ такой несправедливости. Каждый человѣкъ въ положеніи принца Іакова, если въ немъ не совсѣмъ еще замерло благородство духа, непремѣнно счелъ бы священнымъ долгомъ отстаивать наслѣдственное свое право. Британская корона стоила того, чтобы обнажить за нее мечъ. Фамилія Стюартовъ была, однако, осуждена на погибель. Злѣйшимъ врагомъ принца Іакова, -- врагомъ, котораго никакъ нельзя было одолѣть, являлся онъ самъ. Онъ былъ препоясанъ мечемъ, но не посмѣлъ обнажить таковой. Лежа въ объятіяхъ оперныхъ пѣвицъ, или же на колѣняхъ передъ католическими попами, которыхъ со слезами молилъ объ отпущеніи ему грѣховъ, претендентъ упустилъ всѣ представлявшіеся ему случаи вернуть себѣ наслѣдственный престолъ. Кровь геройскихъ его сторонниковъ преданность честныхъ сердецъ, ихъ стойкость, мужество и вѣрность -- все это пропало совершенно задаромъ.
   Вернемся, однако, къ чельзійской виконтессѣ. Когда пріемный сынъ ея сіятельства, Эсмондъ сообщилъ о своемъ намѣреніи участвовать въ слѣдующей кампаніи, виконтесса очень весело съ нимъ простилась и прежде чѣмъ онъ успѣлъ выйти изъ комнаты, гдѣ свидѣлся съ нею въ послѣдній разъ, она сѣла уже играть въ пикетъ съ своей приживалкой. "Терція отъ короля" были послѣднія слова, которыя довелось ему слышать изъ устъ пріемной своей матери. Дѣйствительно, мѣра земной жизни была для нея почти уже закончена. Черезъ три мѣсяца послѣ отъѣзда Эсмонда, старушка слегла въ постель, гдѣ и угасла безъ всякихъ страданій, какъ письменно извѣстилъ аббатъ Готье полковника, находившагося тогда вмѣстѣ съ своимъ генераломъ на французской границѣ. Леди Кэстльвудъ присутствовала при кончинѣ старшей вдовствующей виконтессы и тоже писала Эсмонду, но, по всѣмъ вѣроятіямъ, почта, съ которой отправили эти письма, была перехвачена какимъ-нибудь французскимъ крейсеромъ, а потому содержаніе ихъ оставалось Эсмонду неизвѣстнымъ до самаго его возвращенія въ Англію.
   Старшая вдовствующая виконтесса оставила все свое имущество полковнику Эсзіовду "въ вознагражденіе за причиненное ему зло", какъ значилось въ ея завѣщаніи. Имущество это никогда не было особенно велико, да къ тому же почтенная виконтесса благоразумно употребила большую часть своихъ капиталовъ на покупку пожизненной ренты, прекратившейся съ ея смертью. Тѣмъ не менѣе, послѣ нея остался домъ въ Чельзи со всею мебелью, серебромъ и картинами, а также небольшой капиталъ, лежавшій у ея банкира, сэра Джосіи Чайльда. Все это въ совокупности представляло собою сумму, которая, въ облигаціяхъ англійскаго государственнаго долга, обезпечивала ежегодный доходъ въ 300 ф. стерлинговъ. Гарри Эсмондъ могъ поэтому прожить до самой своей смерти, если не въ богатствѣ, то, по крайней мѣрѣ, въ довольствѣ. Кромѣ того, оставлены были ему въ наслѣдство и знаменитые брилліанты, которые, по слухамъ, стоили когда-то баснословныя суимы. Въ данную минуту, однако, ювелиры утверждали, что за нихъ нельзя выручить болѣе 4000 фунтовъ стерлинговъ. Полковникъ Эсмондъ предполагалъ дать этимъ брилліантамъ особое назначеніе. Что же касается до чельзійскаго дома со всѣмъ серебромъ и домашнею утварью, за исключеніемъ немногихъ вещицъ, которыя онъ пожелалъ сохранить себѣ на память, то все это было продано по его распоряженію и вырученная сумма помѣщена въ облигаціяхъ государственнаго долга. Такимъ образомъ и составился у полковника вышеупомянутый обезпеченный ежегодный доходъ въ 300 фун. стерлинговъ.
   Обратившись теперь до нѣкоторой степени въ капиталиста, полковникъ счелъ долгомъ написать, въ свою очередь, завѣщаніе, и отослалъ этотъ документъ на родину. Союзная армія стояла уже въ виду непріятеля и со дня на день слѣдовало ожидать генеральнаго сраженія. Всѣ знали, что главнокомандующій впалъ въ немилость и что въ самой Англіи у него имѣются могущественные враги какъ при дворѣ, такъ и въ парламентѣ. Извѣстно было также, что этотъ ловкій и рѣшительный игрокъ не остановится даже и передъ рискованнымъ ходомъ, если только при посредствѣ такового можетъ получиться комбинація, способная возстановить его, повидимому, безповоротно проигранную партію. Франкъ Кэстльвудъ находился теперь постоянно съ Генри Эсмондомъ, такъ какъ генералъ Уэббъ охотно зачислилъ его въ свой штабъ. Занятія его въ Брюсселѣ инженернымъ дѣломъ къ тому времени закончились. Крѣпость, которую онъ осаждалъ, кажется, сдалась и юный виконтъ не только вошелъ въ нее съ распущенными знаменами, но успѣлъ уже благополучно оттуда выступить. Онъ разсказывалъ съ самымъ милымъ юморомъ про свое мальчишеское ловеласничанье и несомнѣнно былъ очаровательнѣйшимъ молодымъ повѣсой во всей англійской арміи.
   Само собой разумѣется, что полковникъ Эсмондъ оставилъ все свое имущество до послѣдняго гроша этому юношѣ. Полковникъ былъ непоколебимо убѣжденъ, что первое же предстоящее сраженіе окажется для него роковымъ. Жизнь ему въ то время окончательно надоѣла, такъ что онъ былъ въ полной готовности разстаться съ нею и со всею земною юдолью въ любую минуту. Франкъ не хотѣлъ и слышать о мрачныхъ предчувствіяхъ своего товарища, а, напротивъ того, божился, что они оба осенью отпразднуютъ въ Кэстльвудѣ послѣ компаніи день его рожденія. Извѣстіе о помолвкѣ Беатрисы не произвело на ея брата ни малѣйшаго впечатлѣнія.
   -- Если принцу Евгенію вздумается пріѣхать къ намъ въ Лондонъ и если онъ попадетъ Трисочкѣ въ лапки, то она не преминетъ бросить молодого Эшбернгема ради его высочества. Ей не было еще четырнадцати лѣтъ, какъ она дѣлала уже глазки герцогу Марльборо и обольщала малолѣтняго его сына, Бландфорда. Я бы ни за что не женился на ней, Гарри, даже и въ томъ случаѣ, еслибы глаза у нея стали вдвое больше, чѣмъ они теперь, -- продолжалъ Франкъ.-- Правда, я самъ расположенъ шалить и повѣсничать. Мнѣ хотѣлось бы провести еще годика три какъ можно веселѣе, для того, чтобы за это время перебѣситься, а потомъ я женюсь на какой-нибудь солидной, скромной, кроткой и чувствительной дѣвушкѣ, стану охотиться съ борзыми за зайцами и окончательно поселюсь на жительство въ Кэстльвудѣ съ своей виконтессой. Быть можетъ, я сяду въ парламентѣ представителемъ нашего графства, но, впрочемъ, нѣтъ, чортъ возьми, этимъ представителемъ будешь ты, какъ самый умный человѣкъ во всей семьѣ. Клянусь Богомъ, дорогой мой Гарри, что у тебя самая лучшая голова и самое доброе сердце во всей нашей арміи. Это, знаешь-ли, здѣсь у насъ общее мнѣніе. Я лично не вижу поэтому ни малѣйшей причины, отчего бы тебѣ по смерти королевы и возвращеніи законнаго короля не вступить въ палату общинъ. Тамъ уже дѣло пойдетъ какъ по маслу. Тебя назначатъ министромъ, возведутъ въ званіе пэра и такъ далѣе, и такъ далѣе. Ты говоришь, будто тебя подстрѣлятъ въ первомъ же сраженіи? Держу пари на дюжину бургонскаго, что ты останешься совершенно цѣлъ и невредимъ. Могунъ оправился отъ своей раны и состоитъ теперь безотлучно при капралѣ Джонѣ {Марльборо.}. Какъ только я увижу противную его рожу, непремѣнно въ нее плюну. Я, видишь-ли, бралъ въ Брюсселѣ уроки отъ патера Гольта, онъ же капитанъ Гольцъ. Это замѣчательный человѣкъ! Чего онъ только не знаетъ!
   Эсмондъ посовѣтовалъ Франку остерегаться, добавивъ, что знанія, которыя можно почерпнулъ у почтеннаго патера, оказываются зачастую весьма опаснаго свойства. Онъ въ это время и не подозрѣвалъ еще, какъ далеко зашелъ іезуитскій патеръ въ своемъ преподаваніи съ молодымъ питомцемъ.
   Въ газетахъ, и спеціальныхъ военныхъ сочиненіяхъ какъ у французовъ, такъ и у англичанъ въ достаточной степени обстоятельно описано кровопролитное сраженіе подъ Блариньи или же Мальплаке, являвшееся послѣдней изъ побѣдъ великаго Марльборо и къ тому же оспаривавшееся у него непріятелемъ наиболѣе упорнымъ образомъ. Общее число сражавшихся въ этомъ страшномъ бою простиралось почти до 250.000 человѣкъ. Изъ нихъ 30.000 оказались къ концу боя убитыми и ранеными, причемъ уронъ союзниковъ превышалъ вдвое потери, понесенныя побѣжденными ими французами. Эта ужасающая рѣзня произошла, повидимому, только оттого, что политическое положеніе великаго англійскаго полководца было потрясено, и онъ разсчитывалъ на побѣду, чтобы возстановить таковое. Если на самомъ дѣлѣ герцогъ Марльборо руководился подобными побудительными причинами, рѣшаясь на этотъ отчаянный бой и дерзновенно пожертвовалъ жизнью 30.000 храбрыхъ воиновъ, для того чтобы напечатать въ Оффиціальной газетѣ еще разъ громкую реляцію о побѣдѣ и сохранить за собой еще на нѣкоторое время вліятельныя свои должноcти и громадныя пенсіи, то событія не оправдали безчеловѣчныхъ себялюбивыхъ его разсчетовъ. Побѣда, одержанная Марльборо, была на этотъ разъ куплена такой дорогой цѣной, какую не расположена платить за подобное торжество ни одна нація, хотя бы даже и самая славолюбивая. Мужество оборонявшихся французовъ не уступало бѣшеной храбрости аттаковавшихъ союзниковъ. Мы, дѣйствительно, взяли у французовъ нѣсколько десятковъ знаменъ и отняли у нихъ нѣсколько пушекъ, но за то 20.000 храбрѣйшихъ нашихъ солдатъ легли передъ укрѣпленными линіями, изъ которыхъ мы выбили непріятеля. Онъ отступилъ въ превосходномъ порядкѣ. Паническій страхъ, овладѣвавшій французами, въ каждомъ бою съ нами послѣ пораженія подъ Гохштедтомъ, теперь какъ будто совершенно разсѣялся. Сражаясь на порогѣ своей родины, они обнаруживали такую геройскую стойкость сопротивленія, съ какою намъ никогда не доводилось встрѣчаться во время ихъ наступательныхъ войнъ. Если бы побѣда подъ Мальплаке оказалась рѣшительнѣе, побѣдитель, быть можетъ. и получилъ бы награду, о которой такъ хлопоталъ. Въ виду совершенной безцѣльности означеннаго сраженія, партія, враждебная герцогу (у насъ въ Англіи), пришла въ величайшее негодованіе отъ такой непроизводительной рѣзни и настойчивѣе чѣмъ когда-либо требовала отозванія полководца, прежде чѣмъ онъ ради своей алчности и честолюбія вздумаетъ задать еще другое подобное же сраженіе. Могу заявить въ качествѣ очевидца, что, послѣ кровопролитной битвы подъ Мальплаке, какъ въ голландскомъ, такъ и въ нашемъ лагерѣ начали громко говорить: "Не надо болѣе войны!" Это заявляли офицеры и рядовые тѣхъ самыхъ полковъ, которые особенно отличились своимъ безстрашіемъ въ день ужасающей битвы. Французы были оттѣснены обратно въ свои предѣлы, утративъ всю добычу и всѣ завоеванія свои во Фландріи. Что касается до Савойскаго принца, съ которымъ нашъ главнокомандующій, по собственнымъ своимъ соображеніямъ. состоялъ въ болѣе чѣмъ когда-либо тѣсной дружбѣ, то всѣмъ было извѣстно, что онъ руководился не одной лишь политической. враждой, но по преимуществу также и личной ненавистью къ престарѣлому французскому королю. Имперскій главнокомандующій не забывалъ пренебреженія, съ которымъ Людовикъ XIV отнесся къ аббату де-Савуа. Положимъ, что императоръ священной римской имперіи находилъ для себя выгоднымъ унизить и ослабить христіаннѣйшаго французскаго короля, но какое было дѣло до всѣхъ этихъ ссоръ намъ, свободнымъ гражданамъ Англіи и Голландіи? Французскій монархъ хотя и былъ деспотомъ, но тѣмъ не менѣе стоялъ во главѣ европейской цивилизаціи. Годы и несчастья сдѣлали его почтеннѣе, чѣмъ онъ былъ въ періодъ наиболѣе блестящихъ своихъ успѣховъ, тогда какъ его противникомъ являлся тиранъ и полуварваръ, половина арміи котораго состояла изъ кроатовъ и пандуровъ, являвшихся скорѣе грабителями и убійцами, чѣмъ настоящими солдатами. Нашъ лагерь былъ полонъ этими странными воинами -- бородатыми, словно ихъ невѣрные сосѣди турни, и вносившими въ войну между христіанскими державами полудикія звѣрскія привычки къ разбою и насильничанью. Съ какой стати лучшая, благороднѣйшая кровь Англіи и Франціи должна была проливаться для того только, чтобы священный римскій и апостолическій властелинъ этихъ разбойниковъ могъ услаждаться мщеніемъ надъ христіаннѣйшимъ королемъ? Между тѣмъ мы сражались именно лишь для этого. Для достиженія такого результата каждая деревня и почти каждая семья оплакивала смерть нѣжно-любимыхъ сыновей и отцовъ. Ядра и картечь въ битвѣ подъ Мальплаке произвели въ нашихъ рядахъ такое опустошеніе, что мы не рѣшались даже и за столомъ говоритъ другъ съ другомъ объ этомъ сраженіи. У офицеровъ, сердце которыхъ не совсѣмъ еще зачерствѣло, оно положительно разрывалось на части, когда на парадахъ, послѣ этого боя, они, бросая взглядъ вдоль фронта, убѣждались каждый разъ въ отсутствіи многихъ сотъ знакомыхъ лицъ какъ нижнихъ, такъ и высшихъ чиновъ, весело и мужественно собиравшихся наканунѣ битвы вокругъ знаменъ изодранныхъ и закопченныхъ пороховымъ дымомъ. Куда же дѣвались они теперь, эти боевые наши друзья и товарищи? Когда побѣдоносный князь-герцогъ произвелъ намъ смотръ и проѣхалъ вдоль фронта съ блестящей своей свитой генераловъ и адьютантовъ, гарцовавшихъ на великолѣпныхъ коняхъ, останавливаясь отъ времени до времени, чтобы поблагодарить какого-нибудь особенно отличившагося офицера привѣтливой улыбкой и поклономъ, на которые его свѣтлость былъ вообще очень щедръ, съ трудомъ лишь удалось добиться отъ солдатъ, чтобы они прокричали ему хоть разъ "ура". Генералъ Кадоганъ, ругаясь, на чемъ свѣтъ стоитъ, подъѣзжалъ къ нашимъ рядамъ и спрашивалъ: "Чортъ бы васъ побралъ! Отчего вы не кричите ура?" Солдаты не обнаруживали, однако, къ этому ни малѣйшаго расположенія. Каждый изъ нихъ занятъ былъ тогда мыслями: "Гдѣ теперь мой товарищъ? Гдѣ мой братъ, сражавшійся рядомъ со мною, гдѣ же храбрый капитанъ, который велъ насъ вчера въ бой?" Это было самое грустное торжество, какое мнѣ когда-либо случалось видѣть, а благодарственный молебенъ, отслуженный полковыми нашими священниками, казался мнѣ прискорбнѣйшей и самой богохульной сатирой. Генералъ Уэббь, отличавшійся храбростью во многихъ десяткахъ сраженій и вынесшій изъ нихъ много почетныхъ ранъ, удостоился и на этотъ разъ подобнаго же знака отличія. Онъ былъ раненъ въ нижнюю часть живота, вслѣдствіе чего ему пришлось лежать на спинѣ. Для развлеченія онъ, какъ и слѣдовало ожидать, бранилъ главнокомандующаго и ворчалъ сквозь зубы: "Капралъ Джонъ любитъ меня въ такой степени, въ какой царь Давидъ любилъ своего генерала Урію. Поэтому-то онъ и даетъ мнѣ всегда самыя опасныя порученія". Слѣдуетъ замѣтить, что генералъ Уэббъ остался до самой смерти при убѣжденіи въ томъ, будто герцогъ Марльборо хотѣлъ отдать его на жертву французамъ, а потому умышленно предоставилъ въ его распоряженіе лишь малочисленный отрядъ, разсчитывая, что онъ ляжетъ подъ Виненделемъ со всѣмъ этимъ отрядомъ. Эсмондъ и Франкъ Кэстльвудъ остались оба цѣлы и невредимы, хотя дивизія, которою командовалъ нашъ генералъ, пострадала сильнѣе прочихъ. Ей пришлось выдержать не только мѣткій и учащенный огонь непріятельской артиллеріи, но также и многократныя бѣшеныя аттаки знаменитой французской королевской конной гвардіи. Мы встрѣчали и разъ за разомъ отбивали эти аттаки залпами и непроницаемой стѣною штыковъ и пикъ всѣхъ четырехъ шеренгъ нашихъ мушкетеровъ и пикинеровъ. По слухамъ, самъ англійскій король ходилъ на насъ въ этотъ день не менѣе двѣнадцати разъ въ аттаку вмѣстѣ съ французскими конногвардейцами. Егерскій полкъ генерала Уэбба, въ которомъ прежде служилъ Эсмондъ, входилъ въ составъ дивизіи, состоявшей теперь подъ командой генералъ-лейтенанта Уэбба. Самому Уэббу приходилось трижды въѣзжать въ каре своихъ егерей и командовать пальбу залпами для отраженія аттакъ французской конницы. Послѣ битвы, герцогъ Бервикскій, сражавшійся въ французскихъ рядахъ послалъ поздравить бывшій свой полкъ и его командира за геройское мужество, выказанное ими на полѣ сраженія.
   Мы праздновали совершеннолѣтіе лорда Кэстльвуда и пили за это здоровье подъ Монсомъ, гдѣ стояла тогда наша армія. Счастье, благопріятствовавшее полковнику Эсмонду въ несравненно болѣе серьезныхъ битвахъ, позволяло себѣ на этотъ разъ слегка ему измѣнить. Онъ былъ раненъ шальною пулей немногимъ повыше рубца отъ прежней серьезной раны въ правомъ боку. Эта, совершенно зажившая, повидимому рана, снова раскрылась; началась сильнѣйшая лихорадка съ кровохарканьемъ и другими тяжелыми симптомами, такъ что полковникъ одно время находился положительно при смерти. Родственникъ Эсмонда, молодой Франкъ Кэстльвудъ, ухаживалъ за старшимъ своимъ товарищемъ съ похвальной нѣжностью и заботливостью до тѣхъ поръ, пока врачи не объявили, что всякая опасность уже миновала. Тогда Франкъ уѣхалъ въ Брюссель и провелъ тамъ зиму, безъ сомнѣнія, занимаясь опять осадою различныхъ крѣпостей. Немногіе молодые люди были бы въ состояніи такъ долго и съ такимъ искреннимъ радушіемъ отказываться отъ всяческихъ удовольствій, чтобы исполнять роль больничной сидѣлки. Веселая задушевная болтовня Франка зачастую развлекала Эсмонда и разгоняла скуку, на которую онъ былъ осужденъ долговременнымъ вынужденнымъ бездѣйствіемъ. Въ Англіи очевидно полагали, что молодой человѣкъ находится все еще у постели больного своего родственника, въ то время какъ онъ занимался уже болѣе двухъ мѣсяцевъ инженернымъ искусствомъ въ Брюсселѣ. Дѣйствительно, отъ матери его были получены письма, полныя благодарности къ юному джентльмену за его попеченіе о старшемъ братѣ (какъ называла теперь Эсмонда вдовствующая виконтесса). Полковникъ не торопился ее разочаровывать извѣстіемъ, что означенный юный джентльменъ давно уже пользуется рождественскими вакаціями. Лежа на своей постели, Эсмондъ съ величайшимъ удовольствіемъ читалъ на откровенномъ лицѣ Франка удовольствіе воспользоваться, наконецъ, свободой и отмѣчалъ наивное его стараніе скрыть радость, съ какою онъ уѣзжаетъ. Бываютъ дни, когда для каждаго молодого человѣка, здороваго духомъ и тѣломъ, бутылка шампанскаго, которую можно распить въ кабачкѣ въ обществѣ какой-нибудь румяной Гебы, представляется до нельзя искусительной. Я не намѣренъ разыгрывать неблагодарную роль моралиста и кричать поэтому поводу: "Фу, какъ это неприглядно!" Мнѣ извѣстно изъ жизни минувшихъ вѣковъ, какъ проповѣдывали старики, и что они дѣлали сами въ молодости. Впрочемъ, вѣдь и у патріарховъ бываютъ минуты слабости, даже если и не принимать въ разсчетъ нашего праотца Ноя, упившагося до положенія ризъ сокомъ виноградной лозы. И такъ, Франкъ уѣхалъ въ Брюссель, чтобы жить тамъ въ свое удовольствіе (Многіе молодые офицеры нашей арміи находили, что Брюссель разнообразіемъ и великолѣпіемъ своихъ развлеченій оставляетъ далеко позади себя британскую столицу Лондонъ), а Генри Эсмондх еще неоправившимся отъ болѣзни, остался сидѣть въ своей комнатѣ и написалъ тамъ хорошенькую комедію, которую вдовствующая виконтесса признала верхомъ совершенства, На слѣдующій годъ комедія эта была поставлена въ Лондонѣ на сценѣ и шла тамъ, если не ошибаюсь, три вечера кряду.
   Въ то время, какъ Эсмондъ продолжалъ такимъ образомъ лечиться въ Монсѣ, туда прибылъ вездѣсущій патеръ Гольтъ. Проведя въ Монсѣ цѣлый мѣсяцъ, почтенный іезуитъ не только окончательно привлекъ Гарри Эсмонда на сторону законнаго короля (которую давно уже держала вся семья полковника), но пытался также возбудить снова старый вопросъ между католической и англиканской церквами, съ тѣмъ, чтобы вернуть Эсмонда на лоно той самой религіи, въ которой онъ былъ первоначально крещенъ. Будучи весьма ловкимъ и свѣдущимъ казуистомъ, Гольтъ умѣлъ выставить споръ между англиканскими и католическими вѣроисповѣданіями въ такой формѣ, что человѣкъ, соглашавшійся съ первыми посылками, необходимо долженъ былъ признать также и справедливость окончательныхъ изъ нихъ выводовъ.
   Намекнувъ на слабое еще здоровье Эсмонда, и вообще на непрочность человѣческой жизни и т. п., онъ началъ распространяться о тѣхъ громадныхъ преимуществахъ, какія предоставляетъ усопшимъ своимъ чадамъ католическая церковь;-- преимущества, которыя Эсмондъ долженъ утратить, если онъ не вернется въ нѣдра католицизма. Сама англиканская церковь не вправѣ отрицать этихъ преимуществъ, такъ какъ выросла тоже на почвѣ католицизма и является только побочнымъ его отпрыскомъ. Эсмондъ возразилъ на это, что намѣренъ держаться одного вѣроисповѣданія, съ большинствомъ своихъ соотечественниковъ, но никому не мѣшаетъ молиться и вѣровать, сообразуясь съ статьями какого-угодно вѣроисповѣданія: римско-католическаго, или же аугбургскаго. Если добрѣйшій патеръ находитъ, что Эсмонду надлежитъ присоединиться къ католицизму во избѣжаніе непріятныхъ загробныхъ послѣдствій, такъ какъ вся Англія рискуетъ подпасть за ересь вѣчному проклятію, то онъ, Эсмондъ, съ своей стороны, готовъ подвергнуться одной участи съ несмѣтными милліонами своихъ соотечественниковъ, воспитанныхъ въ той же самой евангелической англиканской вѣрѣ, въ числѣ которыхъ имѣются, какъ ему извѣстно, благороднѣйшіе, честнѣйшіе, непорочнѣйшіе, мудрѣйшіе, благочестивѣйшіе и ученѣйшіе мужчины и женщины въ мірѣ.
   Относительно политическаго вопроса Гарри Эсмондъ несравненно охотнѣе изъявилъ готовность согласиться съ почтеннѣйшимъ патеромъ, такъ какъ пришелъ и самъ къ одинаковымъ съ нимъ выводамъ, хотя и нѣсколько иными путями. Божественное право, на которомъ какъ разъ настаивали въ это время д-ръ Захеверель и епископская партія въ Англіи, не представлялось въ глазахъ полковника особенно вѣскимъ доводомъ, хотя онъ не мѣшалъ никому признавать за этимъ принципомъ наисущественнѣйшее значеніе. Эсмондъ думалъ, что если бы Ричардъ Кромвель и отецъ Ричарда, Оливеръ, были помазаны и вѣнчаны на царство (исполнить каковой обрядъ нашлось бы достаточно охотниковъ между тогдашними епископами), то они обладали бы въ такой же степени божественнымъ правомъ на англійскую корону, какъ и Плантагенеты, Тюдоры, или же Стюарты. Принимая, однако, во вниманіе тотъ фактъ, что народъ безспорно стоитъ за наслѣдственную форму правленія, Эсмондъ считалъ англійскаго короля изъ Сенъ-Жерменскаго дворца несравненно пригоднѣе для этой роли, чѣмъ какого-нибудь ганноверскаго принца изъ Геррнгаузена. Вслучаѣ, еслибъ Іаковъ III оказался неспособнымъ удовлетворить требованіямъ британской націи, его можно было бы, думалъ полковникъ, замѣнить другимъ англичаниномъ. Такимъ образомъ, не впадая въ особенную восторженность и не преклоняясь передъ чудовищной родословной, которую торіямъ угодно было разсматривать какъ нѣчто божественное, онъ былъ готовъ воскликнуть: "Да здравствуетъ король Іаковъ ІІІ" въ тотъ день, когда королеву Анну постигнетъ общая участь королей и обыкновенныхъ смертныхъ.
   -- Боюсь, полковникъ, что вы въ глубинѣ сердца просто напросто республиканецъ! -- замѣтилъ со вздохомъ іезуитскій патеръ.
   -- Я англичанинъ и стою за свою родину въ томъ видѣ, какова она есть. Народъ нашъ высказывается за церковь и за короля, и я высказываюсь за нихъ тоже, но, разумѣется, за англиканскую церковь и короля англичанина. По этой-то причинѣ, хотя мы съ вами и расходимся въ вопросѣ о церкви, мы оба стоимъ за одного и того же короля.
   Проигравъ сраженіе подъ Мальплаке, французы были тѣмъ не менѣе въ восторгѣ отъ его результатовъ, тогда какъ побѣдители, напротивъ того, упали духомъ. Собравъ болѣе чѣмъ когда-либо многочисленныя вооруженныя силы, Людовикъ XIV самымъ энергическимъ образомъ готовился къ предстоящей кампаніи. Маршалъ Бервикскій былъ на этотъ разъ при французской арміи, и мы слышали, будто маршалъ Вилларъ, все еще страдавшій отъ раны, клялся, что принудитъ нашего герцога дать сраженіе, хотя-бы ему самому пришлось выѣхать противъ насъ въ своей коляскѣ. Услышавъ, что военныя дѣйствія возобновятся, молодой Кэстльвудъ мгновенно прилетѣлъ къ намъ въ лагерь изъ Брюсселя. Получено было извѣстіе, что къ маю мѣсяцу прибудетъ въ французскій лагерь и нашъ Кавалеръ св. Георгія... "Мы съ королемъ участвуемъ теперь въ третьей кампаніи", охотно замѣчалъ Франкъ. Онъ вернулся изъ Брюсселя болѣе пламеннымъ яковистомъ, чѣмъ когда либо, и Эсмондъ подозрѣвалъ, что такое необычайное усердіе къ дѣлу претендента вызвано у молодого человѣка стараніями какихъ-нибудь прелестныхъ заговорщицъ, проживающихъ въ Брюсселѣ. Дѣйствительно, Франкъ сознался ему, что получилъ собственноручное письмо отъ крестной матери Беатрисы, королевы-изгнанницы, которая, за годъ до рожденія Франка и законнаго его короля, была воспріемницей нынѣшней фрейлины двора ея величества королевы Анны.
   Не смотря на всѣ желанія маршала Вилллара дать генеральное сраженіе, князь-герцогъ не былъ расположенъ представить французамъ въ эту кампанію благопріятный случай къ таковому. Въ прошломъ году его свѣтлость стоялъ всей душой за виговъ и ганноверцевъ. Съѣздивъ, однако, въ Англію и убѣдившись, что тамъ относятся съ нему лично весьма холодно, и что епископская партія вызвала въ народѣ сильное броженіе въ пользу законнаго короля, Марльборо вернулся въ армію совсѣмъ инымъ человѣкомъ. Онъ охладѣлъ къ ганноверцамъ, сталъ вести себя весьма сдержанно съ имперцами и обнаруживалъ чрезвычайную вѣжливость и учтивость къ кавалеру св. Георгія. Не подлежитъ сомнѣнію, что его свѣтлость, нашъ главнокомандующій, и храбрый его племянникъ, герцогъ Бервикскій, находившійся во французскомъ лагерѣ, постоянно обмѣнивались другъ съ другомъ посланцами и письмами. Никто не умѣлъ лучше лучше его свѣтлости обласкать человѣка болѣе кстати и никто не отличался такою щедростью въ выраженіяхъ своего сочувствія и привязанности. Сентъ-Джонъ разсказывалъ автору этихъ мемуаровъ, что герцогъ Марльборо, въ бесѣдѣ съ г-номъ де-Торси, изъявилъ полнѣйшую готовность дать разрѣзать себя на мелкіе куски за королеву-изгнанницу и ея семью. Онъ совершилъ въ этомъ году еще болѣе грандіозный подвигъ, а именно разстался съ частицей драгоцѣннѣйшей доли себя самого, т. е. съ нѣкоторой суммой денегъ, которую послалъ царственнымъ изгнанникамъ. Тенсталь, служившій претенденту, два или три раза посѣтилъ нашъ лагерь и уѣхалъ оттуда къ французскимъ войскамъ, стоявшимъ въ Арлье и близь Арраса. Наши пикеты отдѣляла отъ непріятельскихъ маленькая рѣчка, если не ошибаюсь, Каниге (здѣсь у меня подъ рукою нѣтъ никакихъ справочныхъ книгъ, а на единственной имѣющейся въ моемъ распоряженіи картѣ Средней Европы рѣчка эта вовсе не показана). Наши часовые бесѣдовали черезъ рѣчку съ непріятельскими, если у нихъ оказывалась возможность съ грѣхомъ пополамъ понимать другъ друга. Въ противномъ случаѣ они только обмѣнивались усмѣшками и передавали другъ другу черезъ рѣчку фляжки съ водкою, или же кисеты съ табакомъ. Полковникъ Эсмондъ, состояніе здоровья котораго не позволяло еще выполнять служебныя обязанности, выѣхалъ однажды въ прекрасный іюньскій день верхомъ на конѣ подышать свѣжимъ воздухомъ и отправился на аванпосты вмѣстѣ съ повѣрявшимъ ихъ офицеромъ. Подъѣхавъ къ рѣчкѣ, они увидѣли, что тамъ на берегу собралось большое число англійскихъ и шотландскихъ солдатъ, бесѣдовавшихъ съ находившимися на противоположномъ берегу добродушными непріятелями.
   Эсмонда особенно забавляла болтовня долговязаго дѣтины съ большими вьющимися рыжими усами и голубыми глазами. Онъ стоялъ на французскомъ берегу рѣки и былъ по крайней мѣрѣ полуфутомъ выше смуглыхъ своихъ сотоварищей. На вопросъ Эсмонда въ какомъ полку онъ служитъ, дѣтина этотъ отдалъ честь и объявилъ, что служитъ въ Рояль-краватахъ.
   Эсмондъ догадался уже потому, какъ было выговорено слово Рояль-краваты, что колыбель его собесѣдника находилась на берегахъ Лиффея, а не Луары. Бѣдняга солдатъ, по всѣмъ вѣроятіямъ, дезертиръ, не рѣшался пускаться особенно обстоятельно въ разговоры на французскомъ языкѣ, опасаясь, что его выдастъ злополучный, невѣрный выговоръ. Онъ старался поэтому употреблять исключительно лишь такія выраженія, которыя казались ему болѣе знакомыми. Эти попытки ирландца скрыть свою національность показались полковнику до чрезвычайности забавными. Онъ принялся насвистывать Лиллибуллеро и, при звукахъ этой національной ирландской пѣсни, глаза бѣдняги начали усиленно мигать. Тогда Эсмондъ бросилъ ему черезъ рѣку на другой берегъ серебряную монету. Подхвативъ ее, королевскій краватъ, т.-е. кроатъ воскликнулъ: "God bless!"... т. е. "Да благословитъ Богъ вашу честь!" Еслибъ онъ оказался на нашемъ берегу рѣки, то за одно это восклицаніе его не преминули бы разстрѣлять.
   Пока мы разговаривали такимъ образомъ, появились на французской сторонѣ рѣчки три офицера, верхомъ на коняхъ. Они остановились отъ насъ въ нѣкоторомъ разстояніи и какъ будто разсматривали насъ съ любопытствомъ. Одинъ изъ нихъ отдѣлился отъ своихъ сотоварищей и подъѣхалъ къ намъ почти вплотную, такъ какъ насъ съ нимъ раздѣляла только рѣчка. "Смотрите-ка, смотрите,-- говорилъ страшно взволнованный Королевскій кроатъ.-- Pas lui, вотъ онъ не тотъ, l'autre". Съ этими словами онъ указывалъ на офицера, державшагося поодаль отъ насъ на караковомъ конѣ. Этотъ офицеръ былъ въ ярко блестѣвшей на солнцѣ кирасѣ, сверхъ которой надѣта была черезъ плечо широкая синяя лента.
   -- Не будете-ли такъ добры передать лорду Марльборо, князю-герцогу, поклонъ отъ Гамильтона, -- сказалъ по англійски подъѣхавшій къ намъ офицеръ. Окинувъ насъ взглядомъ и убѣдившись, что мы не относимся къ нему враждебно, онъ добавилъ съ улыбкой:-- Здѣсь по близости, господа, находится дружественная вамъ особа. Она поручила мнѣ передать вамъ, что въ прошломъ году, 11-го сентября, видѣла кое-кого изъ васъ въ лицо.-- Тѣмъ временемъ двое другихъ французскихъ офицеровъ подъѣхали тоже вплоть къ самому берегу. Одного изъ нихъ мы тотчасъ же узнали. Это былъ законный нашъ король, которому исполнилось тогда двадцать два года, -- высокій, рослый молодой человѣкъ съ глубокими карими глазами, сохранявшими грустное выраженіе, не смотря на то, что уста его улыбались. Мы всѣ тотчасъ же сняли шляпы и привѣтствовали его поклономъ. Впрочемъ, никто не могъ бы глядѣть впервые безъ душевнаго волненія на этого юнаго наслѣдника толикой славы и толикихъ бѣдствій. Эсмонду показалось, что претендентъ довольно похожъ на молодого Кэстльвуда, своего ровесника, котораго онъ дѣйствительно напоминалъ отчасти своей фигурой и общимъ складомъ лица. Кавалеръ св. Георгія отвѣтилъ на нашъ поклонъ и началъ пристально насъ разглядывать. На нашей сторонѣ рѣки рѣшительно всѣ, не исключая даже праздношатающихся, крикнули ему "ура". Что касается до Королевскаго кравата, то онъ бросился къ стремени принца, сталъ на колѣни, принялся цѣловать его сапогъ и призывать гласомъ веліимъ на его величество благословеніе Божіе. Принцъ приказалъ своему адьютанту дать этому бѣднягѣ монету, а затѣмъ, поклонившись намъ, уѣхалъ. Краватъ, плюнувъ на золотую монету (что служило у него выраженіемъ благодарности къ щедрому даятелю и вмѣстѣ съ тѣмъ надежнымъ средствомъ отъ дурного глаза), положилъ монету въ карманъ и удалился, гордо покручивая длинные свои усы цвѣта самой яркой моркови.
   Офицеръ, къ ротѣ котораго прикомандированъ былъ Эсмондъ, тотъ самый карапузикъ-капитанъ Гендизендова полка Стернъ, который предложилъ въ Лиллѣ всему обществу выйти въ садъ, когда между лордомъ Могуномъ и Эсмондомъ произошло упомянутое уже ими столкновеніе, былъ тоже родомъ ирландецъ и, не смотря на маленькій свой ростъ, не уступалъ мужествомъ ни одному герою, носившему когда-либо шпагу.
   -- Чортъ возьми, -- сказалъ Роджеръ Стернъ, -- этотъ рослый дѣтина такъ прекрасно говорилъ по французски, что я ни за что не заподозрилъ бы въ немъ соотечественника, если бы онъ не принялся завывать передъ стременемъ принца. Тутъ я сейчасъ же рѣшилъ, что мычать подобнымъ образомъ можетъ только ирландскій теленокъ.-- Роджеръ присовокупилъ еще и другое замѣчаніе, въ которомъ, какъ и въ большинствѣ того, что онъ говорилъ, обнаруживалось странное сочетаніе безразсудства съ здравымъ смысломъ.-- Представьте себѣ, Эсмондъ, -- сказалъ онъ, -- что этотъ молодой джентльменъ, вмѣсто того, чтобы вернуться въ лагерь Виллара, проѣхалъ бы въ нашъ лагерь, надвинулъ шляпу свою на бекрень и воскликнулъ: "Я вашъ король! Кто за мною?" Клянусь Богомъ, Эсмондъ, что вся армія послѣдовала бы за нимъ и привела бы его обратно на родину, мимоходомъ поколотивъ Виллара и овладѣвъ Парижемъ.
   Извѣстіе о посѣщеніи принца быстро распространилось по всему лагерю. Множество нашихъ офицеровъ отправились на передовые посты въ надеждѣ, что имъ удастся его увидѣть. Маіоръ Гамильтонъ, съ которымъ мы бесѣдовали на берегу рѣчки, прислалъ съ трубачемъ нѣсколько серебряныхъ медалей для офицеровъ. Генри Эсмондъ получилъ одну изъ нихъ. Эта медаль и другая награда, довольно обычная въ тогдашнія времена со стороны августѣйшихъ особъ, были единственными отличіями, которыя ему удалось когда-либо получить отъ претендента. Позволю себѣ замѣтить, что полковникъ Эсмондъ вскорѣ сдѣлалъ попытку оказать этому принцу весьма важную услугу.
   Почти тотчасъ же послѣ своей прогулки на аванпосты Эсмондъ простился съ своимъ генераломъ и уѣхалъ изъ арміи. Дѣйствительно, врачи совѣтовали ему даже и не помышлять о дальнѣйшемъ участіи въ кампаніи, а воспользоваться хорошей погодой для возвращенія въ Англію. До него доходили, однако, изъ арміи извѣстія о всѣхъ наиболѣе интересныхъ инцидентахъ. Между прочимъ, онъ узналъ, что изъ числа офицеровъ, толпившихся, чтобы поглядѣть на Кавалера св. Георгія, особенное вниманіе обратилъ на себя Франкъ Кэстльвудъ. Молодой виконтъ, снявъ шляпу, переѣхалъ съ обнаженной головой черезъ рѣчку на французскій берегъ, гдѣ находился принцъ, слѣзъ съ коня и преклонилъ колѣно передъ претендентомъ. Нѣкоторые утверждали, будто принцъ Іаковь коснулся тогда до виконта шпагой и пожаловалъ его такимъ образомъ въ рыцари, но милордъ категорически это отрицалъ, признавая вмѣстѣ съ тѣмъ правильность всего остального разсказа. Онъ добавлялъ: "Я былъ передъ тѣмъ въ немилости у капрала Джона (какъ онъ называлъ герцога Марльборо), но тогда свѣтлѣйшій герцогъ посовѣтовалъ мнѣ никогда больше не дѣлать подобныхъ глупостей и съ тѣхъ поръ улыбался мнѣ всегда самымъ привѣтливымъ образомъ.
   -- Онъ былъ настолько добръ ко мнѣ, -- писалъ Франкъ, -- что я счелъ возможнымъ замолвить передъ нимъ словечко за моего милѣйшаго Гарри, но, едва я упомянулъ твое имя, онъ почернѣлъ, какъ грозовая туча, и объявилъ, что знать тебя не знаетъ и знать не хочетъ.
  

ГЛАВА II.
Возвращаюсь въ Англію и начинаю играть на прежней стрункѣ.

   Покинувъ Монсъ и армію, полковникъ Эсмондъ находился въ Остенде въ ожиданіи корабля, отправлявшагося въ Англію, когда получилъ изъ Брюсселя отъ молодого своего родственника Кэстльвуда письмо. Въ этомъ письмѣ содержалось извѣстіе, которое Франкъ просилъ полковника передать кому слѣдуетъ въ Лондонѣ. Означенное извѣстіе, признаться, очень встревожило Эсмонда.
   Молодой повѣса, достигнувъ совершеннолѣтія и спѣша какъ можно скорѣе перебѣситься (выражаясь его собственными словами), женился на дѣвицѣ фонъ-Вертгеймъ, дочери графа Вертгейма, австрійскаго камергера, состоявшаго при дворѣ нидерландскаго намѣстника. Въ припискѣ къ своему письму Франкъ Кэстльвудъ заявлялъ:
   "Клотильда с_т_а_р_ш_е м_е_г_я годами, что можетъ показаться неблагопріятнымъ для нея условіемъ, но я до того уже истаскался, что эта разница въ лѣтахъ утрачиваетъ всякое значеніе. Къ тому же я т_в_е_р_д_о р_ѣ_ш_и_л_с_я исправиться. Насъ обвѣнчалъ патеръ Гольтъ въ церкви св. Гудули. Она стоитъ душою и тѣломъ за правое дѣло. Нашъ общій девизъ здѣсь: "Да здравствуетъ король!" Мамаша и Триксъ охотно къ намъ присоединятся. Передай имъ эти извѣстія поосторожнѣе и сообщи моему агенту Финчу, чтобы онъ взыскалъ съ фермеровъ арендную плату и переслалъ мнѣ какимъ нибудь путемъ деньги. Моя Клотильда очаровательно поетъ и прелестно играетъ на спинетѣ. Прибавлю кстати, что это бѣлокурая красавица, и что если она родитъ сына, ты будешь ему крестнымъ отцомъ. Я собираюсь покинуть армію, такъ какъ мнѣ надоѣла уже солдатчина. Свѣтлѣшній князь -- герцогъ одобряетъ мое рѣшеніе. Разсчитываю провести зиму въ Брюсселѣ и останусь здѣсь, по крайней мѣрѣ, до тѣхъ порь, пока моя Кло не оправится отъ родовъ. Я называю ее старухой Кло, но такая вольность никому другому не разрѣшается. Это талантливѣйшая женщина во всемъ Брюсселѣ, -- прекрасно рисуетъ, музыкантша, пишетъ стихи, отличная стряпуха и мастерски готовитъ пуддинги. Я познакомился съ ней именно благодаря тому, что столовался у графа. У нея четверо братьевъ -- все графы; одинъ изъ нихъ аббатъ, а трое служатъ въ арміи принца Евгенія. Вертгеймы ведутъ тяжбу о колоссальномъ состояніи, но теперь они очень небогаты. Сообщи это мамашѣ, которая перенесетъ отъ тебя все. Отвѣчай поскорѣе и прикажи Финчу немедленно же отписать мнѣ въ гостинницу Чернаго Орла, въ Брюссель, во Фландріи".
   Оказывалось такимъ образомъ, что Франкъ женился на католичкѣ и ожидаетъ уже наслѣдника. Эсмонду поручалось передать извѣстіе обо всемъ этомъ въ Лондонъ вдовствующей виконтессѣ. Это было порученіе очень щекотливаго свойства, и полковникъ, подъѣзжая къ столицѣ, чувствовалъ себя далеко не спокойнымъ.
   Поздно вечеромъ, прибывъ въ Лондонъ, онъ остановился въ гостинницѣ и послалъ лакея доложить о своемъ прибытіи и намѣреніи навѣстить на слѣдующее же утро виконтессу. Посланецъ вернулся назадъ съ извѣстіемъ, что Дворъ пребываетъ теперь въ Виндзорѣ и что прелестная Беатриса находится тамъ же по обязанности службы. Что касается до виконтессы, то она оказалась у себя дома въ Кенсингтонѣ Она являлась при Дворѣ всего лишь разъ въ годъ, да и въ кенсингтонскомъ домѣ уступала въ сущности бразды правленія Беатрисѣ, распоряжавшейся всѣмъ по собственному усмотрѣнію. Красавица-фрейлина принимала кого хотѣла въ гости и принимала сама живѣйшее участіе въ столичныхъ удовольствіяхъ, тогда какъ ея мать, выполняя по наружности обязанности протекторши и какъ бы старшей сестры высокородной фрейлины, шествовала по собственной своей скромной и сокровенной стезѣ.
   Эсмондъ проснулся гораздо раньше, чѣмъ принято вставать въ столицѣ. Одѣвшись, онъ тотчасъ же послалъ за экипажемъ и отправился въ Кенсингтонъ, куда прибылъ такъ рано, что встрѣтилъ дорогую свою виконтессу, возвращавшуюся только что отъ заутрени. Она несла сама молитвенникъ, не поручая его лакею, какъ дѣлали это почти всѣ остальныя дамы. Увидѣвъ ее съ молитвенникомъ, Эсмондъ именно и догадался о томъ, что она возвращается изъ церкви. Приказавъ кучеру остановиться, онъ выскочилъ изъ экипажа въ то самое мгновенье, когда виконтесса на него взглянула. Она была по обыкновенію въ траурѣ и, увидѣвъ Эсмонда, страшно поблѣднѣла. Онъ, въ свою очередь, какъ будто почувствовалъ себя лучше и здоровѣе, держа миніатюрную ея ручку въ своей, возлѣ самаго почти сердца. Они вскорѣ очутились у дверей дома ея сіятельства и вошли туда.
   Съ какою грустной нѣжной улыбкой взяла она Эсмонда за руку и поцѣловала эту руку.
   -- Вы, вѣроятно, были ужасно больны, дорогой мой Генри? У васъ и теперь еще очень болѣзненный видъ, -- сказала она.
   Полковникъ и въ самомъ дѣлѣ смахивалъ на привидѣніе съ той лишь разницей, что привидѣнія рѣдко лишь (по слухамъ) имѣютъ особенно счастливый видъ. Между тѣмъ Эсмондъ всегда чувствовалъ себя очень счастливымъ, возвращаясь къ виконтессѣ, особенно-же послѣ долгаго отсутствія. Впрочемъ, справедливость требуетъ замѣтить, что онъ чувствовалъ себя счастливымъ каждый разъ, когда глядѣлъ на ея милое доброе лицо.
   -- Я вернулся сюда въ качествѣ интереснаго больного, за которымъ должны ухаживать родственницы, но еслибы Франкъ не позаботился обо мнѣ въ первое время послѣ того, какъ я былъ раненъ, мнѣ бы, во всѣмъ вѣроятіямъ, пришлось быть теперь не въ Англіи, а на томъ свѣтѣ.
   -- Онъ и въ самомъ дѣлѣ добрый мальчикъ, этотъ бѣдняга Франкъ, -- замѣтила лэди Кэстльвудъ.-- Вы всегда были добры къ моему мальчику, милордъ, а онъ даже не подозрѣвалъ, что нарушаетъ ваши права.
   -- Съ какой стати называете вы меня, милордомъ! -- воскликнулъ полковникъ Эсмондъ.-- Что вы хотите этимъ сказать, милѣйшая моя лэди?
   -- Я вовсе не лэди, -- возразила она.-- Я, милордъ, просто напросто Рашель Эсмондъ, вдова Фрэнсиса Эсмонда. Я не вправѣ носить этотъ титулъ. Его никогда и не слѣдовало бы отымать отъ законнаго владѣльца. Впрочемъ, мы, Генри, дѣлали все, что могли... Право, мы дѣлали все, что могли! Покойный мой мужъ и я... то есть..
   -- Кто-же, позвольте спросить, разсказалъ вамъ все этой дорогая моя лэди? -- освѣдомился полковникъ.
   -- Развѣ вы не получали моего письма? Я вамъ писала въ Монсъ тотчасъ же, какъ только узнала объ истинномъ положеніи дѣлъ.
   -- Отъ кого же вы узнали?-- переспросилъ полковникъ Эсмондъ.
   Милэди сообщила ему тогда, что старшая вдовствующая виконтесса, находясь уже на смертномъ одрѣ, послала за ней и оставила ей въ наслѣдство эту тяжелую тайну.
   -- Со стороны старшей вдовствующей виконтессы было очень дурно, что она, давно уже зная истину, до послѣдней минуты скрывала ее отъ меня, -- продолжала лэди Эсмондъ и добавила, не будучи въ состояніи удержаться отъ улыбки:-- Вдовствующая виконтесса сказала мнѣ: -- Кузина, Рашель, послушайте-ка, кузина! Я послала за вами, такъ какъ доктора увѣряютъ, что я могу, чего добраго, умереть не сегодня -- завтра отъ растройства желудка. Я хочу поэтому облегчить свою совѣсть отъ бремени, которое давно уже на ней лежало. Вы всегда были какою-то несчастненькой, совершенно не пригодной для высокаго общественнаго положенія, а потому то, что вы теперь отъ меня услышите, не можетъ васъ особенно опечалить. Знайте же, кузина Рашель, что я оставила свой домъ, серебро и мебель, а также 3.000 фунтовъ деньгами и брилліанты, подаренные мнѣ въ Бозѣ опочившимъ святымъ моимъ монархомъ, королемъ Іаковомъ, -- милорду виконту Кэстльвуду.
   -- Неужели моему Франку? -- спросила лэди Кэстльвудъ.-- А я-то надѣялась...
   -- Говорятъ вамъ, милочка, что я оставляю все это въ наслѣдство виконту Кэстльвуду, или, -- выражаясь точнѣе, -- виконту Кэстльвуду и барону Эсмонду Шандонскому въ Королевствѣ ирландскомъ, графу и маркизу Эсзюндскому въ Англіи, въ силу патента короля Іакова II, пожалованнаго моему супругу, покойному маркизу, такъ какъ я передъ Богомъ и людьми имѣю законное право носить титулъ маркизы Эсмондской.
   -- Неужели вы ровно ничего не оставили бѣдному Гарри, милѣйшая моя маркиза?-- освѣдомилась лэди Кэстльвудъ.
   Она впослѣдствіи разсказала весь этотъ инцидентъ въ подробности съ самымъ чарующимъ лукавымъ юморомъ, какой только мнѣ случилось встрѣчать у какой-либо женщины. Я сообщаю здѣсь этотъ подробный разсказъ, чтобы не возвращаться къ нему впослѣдствіи.-- Неужели вы ничего не оставили бѣдному Гарри?-- спросила милэди, пояснивъ мнѣ съ своею милой кроткой улыбкой: -- Надо вамъ сказать, Генри, что я всегда жалѣла объ Исавѣ и держала это сторону, не смотря на то, что папаша всячески старался убѣдить меня въ законности правъ Израиля.
   -- Вы называете Гарри бѣднягой? насмѣшливо возразила старушка.-- Вамъ, значитъ, хотѣлось бы, чтобы малая толика перепала также и на долю бѣдняги Гарри? Кхе... кхе... (передайте-ка мнѣ капли, кузина). Ну-съ милочка, такъ какъ вамъ хотѣлось, чтобы у бѣдняги Гарри имѣлось тоже какое-нибудь состояньице, соблаговолите принять во вниманіе, что уже съ 1691 года, недѣлю спустя послѣ битвы подъ Бойной, гдѣ принцъ Оранскій осмѣлился нанести пораженіе августѣйшему своему монарху и тестю, за каковое преступленіе это, разумѣется, поджариваютъ теперь въ аду (кхе, кхе...), Генри Эсмондъ былъ законнымъ маркизомъ Эсмондскимъ и графомъ Кэстльвудскимъ въ Великобританіи, барономъ и виконтомъ Кэстльвудомъ Шандонскимъ въ Ирландіи, рыцаремъ и хорунжимъ, а старшаго его сына будутъ именовать при жизни отца, изъ вѣжливости, графомъ Кэстльвудскимъ (кхе, кхе...) Что скажете вы на это, милочка?
   -- Праведный Боже, вы меня удивляете! И вамъ давно это извѣстно?-- воскликнула милэди, думая -- быть можетъ, что престарѣлая маркиза наговорила все это въ бреду.
   -- До тѣхъ поръ, пока мой мужъ не вернулся на лоно истинной вѣры, онъ былъ безпутнѣйшимъ повѣсой и негодяемъ, -- продолжала умирающая грѣшница.-- Проживая въ Нидерландахъ, онъ обольстилъ тамъ дочь ткача и въ довершеніе своего негодяйства женится на ней. Затѣмъ, какъ ни въ чемъ не бывало, онъ вернулся на родину и женился на мнѣ, бѣдной дѣвушкѣ, невинномъ молодомъ созданьицѣ. (Нечего сказать, хорошо невинное созданьице! А что касается до молодости, что вѣдь вы знаете, Гарри, что ей было уже за сорокъ, когда она выходила за вашего отца). Такъ, видите-ли, продолжала старушка, я ровнехонько ничего не знала сперва про эту продѣлку милорда. Онъ сообщилъ мнѣ про нее лишь черезъ три года послѣ свадьбы, когда умеръ мой собственный малютка-сынокъ, и я тогда сочла долгомъ обвѣнчаться вторично съ отцомъ Генри. Патеръ Гольтъ повѣнчалъ насъ съ нимъ въ кэстльвудской часовнѣ и уже на законномъ основаній, такъ какъ дочь ткача тѣмъ временемъ умерла. Короче сказать, я была очень больна вслѣдствіе еще одного грустнаго разочарованія и тогда священникъ разсказалъ мнѣ, что у милорда имѣется законный сынъ отъ перваго брака, и что означенный ребенокъ воспитывается въ Англіи. Я согласилась принять этого пострѣла къ намъ въ домъ и нашла его очень страннымъ мальчикомъ, расположеннымъ къ меланхоліи.
   Мы съ мужемъ хотѣли воспитать его для духовнаго званія и дѣйствительно вели Гарри въ этомъ направленіи, пока вы, гадкая женщина, не совратили его съ истиннаго пути. У меня опять было явилась надежда подарить мужу наслѣдника, когда ему пришлось меня покинуть въ интересахъ службы его величества, сражаясь за которые онъ и былъ смертельно раненъ въ битвѣ при рѣкѣ Боннѣ.
   Вашего мужа, милочка, я не любила, такъ какъ онъ бросилъ меня самымъ скандальнымъ образомъ, но тѣмъ не менѣе, разсчитывая, что можетъ быть еще рожу сына, я предпочла обождать разглашеніемъ истины и думала, что всегда вѣдь успѣю объявить сынишку ткачихи законнымъ наслѣдникомъ. Послѣ того, однако, какъ меня засадили въ тюрьму, гдѣ вашъ мужъ выказалъ ко мнѣ столько доброты и сочувствія, -- такъ хлопоталъ о моемъ освобожденіи и употребилъ на мою пользу все свое вліяніе, -- я въ свою очередь смягчилась по отношенію къ нему, тѣмъ болѣе, что отецъ духовникъ посовѣтовалъ мнѣ молчать, объяснивъ, что если нашъ семейный титулъ перейдетъ къ вашему мужу, покойному виконту, то это принесетъ большую пользу интересамъ законнаго короля, преданнѣйшимъ слугою котораго по неволѣ будетъ незаконный виконтъ. Соображенія Гольта были какъ нельзя болѣе правильны. Вы сами убѣдитесь въ этомъ, если я вамъ скажу, что за годъ до кончины вашего мужа, когда онъ собирался поступить на службу къ принцу Оранскому, патеръ Гольтъ навѣстилъ его, объяснилъ истинное положеніе дѣлъ, заставилъ пожертвовать изрядную сумму денегъ его величеству законному королю и до такой степени солидно обязалъ служить правому дѣлу, что мы были вполнѣ увѣрены въ поддержкѣ со стороны виконта въ тотъ день, когда признаемъ умѣстнымъ поднять оружіе противъ похитителей престола. Внезапная кончина виконта вызвала было у насъ въ первое мгновенье мысль объявить истину, но, по здравомъ размышленіи, мы признали болѣе полезнымъ, въ интересахъ короля, оставить до поры до времени титулъ за младшею линіей. Вамъ вѣдь извѣстно, милочка, что Кэстльвуды не останавливаются ни передъ какими жертвами для короля.
   Что касается до полковника Эсмонда, то онъ уже знаетъ истину. (При этомъ она сообщила мнѣ, Гарри, сказала милэди, о томъ, что произошло при кончинѣ дорогого моего мужа). Онъ не намѣренъ принимать титулъ, принадлежащій ему по праву, но тѣмъ не менѣе я, для успокоенія собственной совѣсти, должна была разсказать вамъ все это. Вашъ сынъ остается, впрочемъ, законнымъ виконтомъ Кэстльвудомъ, до тѣхъ поръ, пока его кузенъ не пожелаетъ самъ принять на себя принадлежащій ему титулъ".
   Тавора была сущность разоблаченій вдовствующей виконтессы. Лэди Кэстльвудъ добавила, что все это было извѣстно также и декану Аттербюри, что, впрочемъ, нисколько не изумило Эсмонда, такъ какъ деканъ оказался тѣмъ самымъ священникомъ, за которымъ послалъ милордъ, чувствуя приближеніе смерти. Лэди Кэстльвудъ хотѣла было тотчасъ же письменно сообщить обо всемъ сыну, но деканъ посовѣтоваль ей написать сперва полковнику Эсмонду и повергнуть дѣло на его рѣшеніе, которому всѣ остальные члены семьи обязаны будутъ подчиниться.
   -- Неужели, дорогая моя лэди, вамъ неизвѣстно было заранѣе это рѣшеніе?
   -- Во всякомъ случаѣ оно зависитъ отъ васъ, Гарри, какъ отъ главы семьи.
   -- Оно было постановлено двѣнадцать лѣтъ тому назадъ у постели умиравшаго вашего супруга, -- объяснилъ полковникъ Эсмондъ. -- Вашимъ дѣтямъ не слѣдуетъ ничего объ этомъ и разсказывать. Франкъ и его наслѣдники будутъ носить нашъ титулъ и притомъ совершенно законнымъ образомъ. У меня нѣтъ вѣдь даже и доказательства, что мои родители состояли въ законномъ бракѣ, хотя покойный лордъ на смертномъ одрѣ и разсказывалъ, будто патеръ Гольтъ привезъ въ Кэстльвудъ документы, подтверждающіе этотъ бракъ. Въ бытность мою, за границей я не счелъ нужнымъ ихъ разыскивать. Я посѣтилъ только монастырь, куда укрылась бѣдная моя мать, и видѣлъ тамъ на кладбищѣ ея могилку. Для нея, вѣдь, теперь все это безразлично. Безъ документовъ и на основаніи однихъ только голословныхъ показаній никакой судъ не согласится лишить вашего сына тѣхъ правъ, которыя перешли къ нему отъ отца. Не спорю, дорогая моя лэди, что я глава семьи, но тѣмъ не менѣе Франкъ остается по прежнему виконтомъ Кэстльвудомъ. Лучше, чѣмъ лишать его этого титула, я уйду въ монастырь, или же отправлюсь въ Америку.
   Гарри Эсмондъ готовъ былъ пожертвовать жизнью за обожаемую свою милэди, или же принести ей какую угодно иную жертву, но при этихъ словахъ очаровательная женщина бросилась сама передъ нимъ на колѣни и принялась цѣловать ему обѣ руки въ такомъ страстномъ порывѣ любви и благодарности, который былъ бы, повидимому, въ состояніи смягчить каждое сердце. Гарри одновременно благодарилъ Всевышняго и гордился ниспосланной ему возможностью выказать милэди свою любовь маленькой фактической жертвой съ своей стороны. Не подлежитъ сомнѣнію, что величайшая милость, какая только можетъ быть ниспослана человѣку свыше, заключается именно въ возможности благодѣтельствовать тѣмъ, кого любишь, и дѣлать ихъ счастливыми. Богатства и титулы могутъ удовлетворить только жажду честолюбія и тщеславія, но развѣ можно сравнить получающееся при этомъ удовольствіе съ тѣмъ наслажденіемъ, которое испытываетъ Эсмондъ, сознавая, что въ состояніи дѣлать добро лучшимъ и самымъ дорогимъ своимъ друзьямъ?
   -- Милая, дорогая, святая женщина! -- сказалъ онъ.-- Непорочная душа, которой пришлось выстрадать такъ много! Вы облагодѣтельствовали бѣднаго одинокаго сироту драгоцѣннѣйшимъ сокровищемъ своей любви. Мнѣ слѣдуетъ теперь стоялъ на колѣняхъ, а не тебѣ. Я долженъ благодарить Всевышняго за то, что могу быть вамъ полезнымъ. Вѣдь у меня въ жизни нѣтъ иной цѣли. Слава Богу, что я въ состояніи сдѣлать для васъ что-нибудь. Развѣ могло бы что-нибудь въ свѣтѣ сравниться съ удовольствіемъ, которое я при этомъ испытываю?..
   -- Нѣтъ, оставьте меня! -- возразила она въ страстномъ порывѣ Эсмонду, который хотѣлъ ее поднять.-- Позвольте мнѣ... позвольте стоять передъ вами на колѣняхъ и боготворить васъ!
   Передъ такимъ пристрастнымъ судьей, какимъ являлась до собственному своему сознанію милэди относительно Эсмонда, всякое дѣло, защиту котораго онъ бралъ на себя, неизбѣжно долженствовало оказаться выиграннымъ. Гарри не трудно было поэтому примирить виконтессу съ привезеннымъ имъ извѣстіемъ о бракѣ ея сына съ иностранкой и притомъ католичкой. Впрочемъ, леди Кэстльвудъ никогда не была такого дурного мнѣнія о католицизмѣ, какого держалось большинство ея соотечественниковъ-англичанъ. Она считала англиканскую церковь отпрыскомъ католической, являвшейся, по ея мнѣнію, однимъ изъ главныхъ стволовъ, на которомъ, правда, было привито съ теченіемъ времени много заблужденій.
   Милэди обладала рѣдко встрѣчающимся у женщины обширными свѣдѣніями по богословію, такъ какъ въ дѣвушкахъ служила секретаремъ своему отцу, покойному декану, и писала подъ его диктовку много проповѣдей и полемическихъ богословскихъ произведеній. Поэтому, если Франку угодно было жениться на особѣ, принадлежащей къ южно-европейской церкви (какъ называла виконтесса Рашель римско-католическое вѣроисповѣданіе), то это обстоятельство не могло помѣшать милэди сочувственно отнестись къ своей невѣсткѣ. Дѣйствительно, милэди написала "своей милой дочери" письмо, показавшееся очень хорошенькимъ и трогательнымъ Эсмонду, которому оно было дано предварительно на прочтеніе. Въ этомъ письмѣ единственнымъ намекомъ на упрекъ являлся легкій выговоръ сыну за то, что онъ не написалъ своей матери передъ свадьбой, такъ какъ любящая мать съ радостью благословила бы его на этотъ шагъ. "Кэстльвудъ хорошо знаетъ, -- заявляла она своему сыну, -- что я никогда не отказывала ему ни въ чемъ, что могло отъ меня зависѣть, и что мнѣ не могло придти на мысль препятствовать браку, способному составить его счастье (какъ я въ этомъ увѣрена) и предохранить его отъ кутежей, которыхъ я всегда опасалась". Она просила сына вернуться поскорѣе въ Англію, и поселиться въ фамильномъ Кэстльвудскомъ замкѣ (это фамильный замокъ, -- объяснила она полковнику Эсмонду, -- и мой сынъ можетъ считать его своимъ только благодаря вашей снисходительности), и принять отъ нея отчетъ по управленію имуществомъ за время его несовершеннолѣтія, т. е. за цѣлыхъ десять лѣтъ. Благодаря заботамъ и бережливости милэди родовое помѣстье находилось теперь въ несравненно лучшемъ положеніи, чѣмъ когда-либо, со временъ парламентскихъ войнъ. Милордъ обладалъ обезпеченнымъ, хотя и не особенно крупнымъ, но все-таки довольно порядочнымъ ежегоднымъ доходомъ, такъ какъ помѣстье оказывалось теперь свободнымъ отъ долговъ, которыми было обременно при жизни покойнаго лорда. "Боюсь, что, обезпечивъ моему сыну порядочный достатокъ, я утратила авторитетъ, которымъ могла бы у него пользоваться", говорила милэди. Дѣйствительно, она была права до извѣстной степени. Ея дочь жаловалась, будто мать дѣлаетъ рѣшительно все только для Франка, совершенно игнорируя свою Беатрису. Франкъ, въ свою очередь, былъ недоволенъ слишкомъ скромнымъ и простымъ образомъ жизни его мамаши въ Валькотѣ, гдѣ онъ росъ въ обстановкѣ. приличествующеи скорѣе сыну бѣднаго священника, чѣмъ молодому виконту, которому предстояло играть видную роль въ обществѣ. Весьма вѣроятно, что это ошибочно направленное воспитаніе и развило у Франка такую страсть къ удовольствіямъ, проявившуюся съ полною силой, какъ только возникла возможность ее удовлетворять. Впрочемъ, Франкъ былъ не первымъ и не послѣднимъ юношей, котораго подтолкнула къ кутежамъ черезчуръ заботливая материнская любовь. Для дѣтей, какъ въ раннемъ, такъ и въ послѣдующихъ возрастахъ, самымъ лучшимъ воспитаніемъ служитъ общество товарищей, превосходящихъ ихъ положеніемъ въ свѣтѣ, или же природными дарованіями. Въ такомъ обществѣ они утрачиваютъ всепоглощающее сознаніе важнаго значенія ихъ собственной персоны, которое такъ легко развивается при исключительно домашнемъ воспитаніи.
   Прокутившійся мотъ, посылая пріятелямъ списокъ своихъ долговъ, обыкновенно включаетъ въ него далеко не всѣ свои обязательства. Можете быть заранѣе увѣрены, что этотъ каналья умалчиваетъ о нѣсколькихъ наиболѣе крупныхъ векселяхъ, до такой степени громадныхъ, что онъ не смѣетъ въ нихъ даже и сознаться. Подобнымъ же образомъ и бѣднягѣ Франку оставаюсь еще сообщить матери весьма щекотливое извѣстіе, о которомъ онъ не рѣшился упомянуть въ первомъ выпускѣ своихъ признаній. Быть можетъ, что у самого Эсмонда при полученіи перваго же письма отъ Франка имѣлись на этотъ счетъ нѣкоторыя подозрѣнія, такъ какъ онъ зналъ, въ какія руки попалъ наивный юноша. Впрочемъ, каковы бы ни были подозрѣнія самого Гарри, онъ хранилъ ихъ для себя, не желая безпокоить милэди опасеніями, которыя все же могли оказаться неосновательными.
   Какъ бы ни было, Франкъ, получивъ письмо отъ матери, прислалъ ей съ первой же почтой изъ Брюсселя посланіе, написанное имъ сообща съ женою (которая владѣла англійскимъ языкомъ нисколько не лучше своего шалопая-мужа). Оно было преисполнено малограмотныхъ изъявленій любви, благодарности, сыновнихъ и дочернихъ чувствъ къ вдовствующей виконтессѣ, какъ стала теперь именоваться милэди. Означенное письмо было прочитано въ семейномъ совѣтѣ, состоявшемъ изъ виконтессы, m-lle Беатрисы и автора этихъ мемуаровъ. Фрейлина объявила письмо вульгарнымъ, а прочіе члены совѣта вынуждены были въ глубинѣ души признать, что она права. Одновременно получено было также другое письмо отъ Франка на имя полковника Эсмонда съ другимъ щекотливымъ порученіемъ, которое надлежало выполнить при ближайшемъ удобномъ случаѣ. Франкъ просилъ сообщить мамашѣ, что "въ виду увѣщаній патера Гольта, а также просьбѣ его Клотильды, вспомоществуемыхъ благодатью Божіей и всѣхъ Святыхъ, молодой виконтъ призналъ умѣстнымъ перемѣнить религію и присоединиться къ церкви, къ которой принадлежатъ: его король, многіе родственники и значительная часть цивилизованнаго міра". Къ этому посланію сдѣлана была приписка, вдохновителя которой Эсмондъ легко могъ угадать, такъ какъ она составлена была всецѣло въ стилѣ іезуитской семинаріи и совершенно не походила на обычную для Франка манеру писать и разсуждать. Молодой виконть упоминалъ тамъ, что самъ полковникъ Эсмондъ принадлежитъ вѣдь съ колыбели съ католической церкви. Въ заключеніе Франкъ обѣщалъ молиться всѣмъ католическимъ святымъ, чтобы они помогли его матери и сестрѣ обратиться къ единой истинной христіанской вѣрѣ.
   Если бы Эсмондъ и хотѣлъ держать полученное имъ извѣстіе втайнѣ, то это бы ему не удалось, такъ какъ черезъ день или два послѣ того появилась въ "Почтальонѣ" и другихъ газетахъ корреспонденція изъ Брюсселя слѣдующаго содержанія: "Молодой ирландскій лордъ-виконтъ К.-стльв.-д., только что достигшій совершеннолѣтія и служившій въ послѣднія кампаніи съ отличіемъ въ должности адьютанта у его свѣтлости герцога Марльборо, оффиціально перешелъ въ Брюсселѣ въ папистскую вѣру и между прочимъ участвовалъ въ церковной католической процессіи, причемъ шелъ босикомъ, съ восковой свѣчей въ рукахъ". Въ "Почтальонѣ" присовокуплялось, что молодого виконта обратилъ въ католицизмъ извѣстный патеръ Гольтъ, который въ минувшее царствованіе выказалъ себя дѣятельнымъ агентомъ яковистской партіи и котораго нѣсколько разъ угодно было миловать королю Вильгельму, несмотря на имѣвшіяся противъ него вѣскія улики.
   Извѣстіе это подѣйствовало на лэди Кэстльвудъ подавляющимъ образомъ, а Беатрису привело, повидимому, въ сильнѣйшее негодованіе.
   -- Въ такомъ случаѣ, мамаша, намъ съ тобою нельзя будетъ оставаться здѣсь въ Кэстльвудѣ. Иностранка, на которой женился Франкъ, привезетъ съ собою своего духовника, на обѣдъ станутъ подавать лягушекъ, а всѣ проповѣди Тёшера и моето дѣдушки обрушатся на виновную голову любезнѣйшаго моего братца. Я, вѣдь, говорила тебѣ, мамаша, что ты слишкомъ ужъ душишь Франка чтеніемъ душеспасительныхъ англиканскихъ книжекъ и что, освободившись отъ такихъ помочей, онъ поспѣшитъ совратиться съ пути истиннаго. Тогда, мамаша, ты не хотѣла вѣрить, что молодой нашъ повѣса водитъ тебя за носъ и что этотъ дубина Тёшеръ совсѣмъ не годится ему въ законоучители. Впрочемъ, охъ ужъ эти мнѣ пасторы! Я ненавижу ихъ всѣхъ отъ души, все равно, носятъ-ли они англиканское облаченіе и ходятъ въ парикахъ, или же одѣвлются въ католическія рясы и ходятъ съ бородой и босыми ногами. Вотъ хоть бы этотъ противный ирландскій попъ, являющійся каждое воскресенье ко Двору, гдѣ онъ осыпаетъ меня всякій разъ комплиментами. Если вамъ угодно знать, каковы священники, потрудитесь только посмотрѣть, какъ онъ себя ведетъ и послушать, что онъ самъ говоритъ о священнослужителяхъ. Всѣ они на одинъ ладъ: епископы, бонзы, индусскіе факиры и т. п. Всѣ хотятъ властвовать въ здѣшней жизни, а потому пугаютъ насъ будущею; всѣ публично надѣваютъ на себя маску святости, требуютъ, чтобы мы падали передъ ними на колѣни и просили ихъ благословенія, а между тѣмъ интригуютъ, грызутся, клевещутъ, подличаютъ, и стараются набить себѣ карманы хуже безсовѣстнѣйшаго придворнаго льстеца, или же злѣйшей старой бабы. Этотъ самый ирландскій попъ, мистеръ Свифтъ, позволилъ себѣ на-дняхъ высказывать насмѣшливыя сомнѣнія относительно храбрости свѣтлѣйшаго герцога Марльборо. Зная, что герцогъ теперь въ немилости, негодный ирландецъ-лицемѣрь позволяетъ себѣ лягать его въ разсчетѣ, что это злословіе дойдетъ до свѣдѣнія ея величества, и что онъ самъ заслужитъ расположеніе г-жи Мешэмъ, передъ которой усердно виляетъ теперь хвостикомъ. Ахъ, какъ я ненавижу этихъ пасторовъ съ напускною ихъ важностью! Какъ надоѣли мнѣ широкіе носки ихъ башмаковъ и шуршанье ихъ рясъ! Мнѣ бы хотѣлось уѣхать куда-нибудь въ безпоповщину, или сдѣлаться квакершей и отвязаться отъ нихъ разъ навсегда. Право, я пошла бы въ квакерши, если бы онѣ одѣвались нѣсколько приличнѣе. Говорятъ, будто ганноверскій курфюрстъ держитъ въ Герренгаузенскомъ своемъ дворцѣ цѣлую дюжину любовницъ. Ручаюсь чѣмъ угодно, что если онъ будетъ у насъ царствовать, то всѣ наши епископы, въ томъ числѣ и г-нъ Свифтъ, который ужасно хлопочетъ объ епископской каѳедрѣ, станутъ льстить этимъ любовницамъ и курить имъ ѳиміамъ... Ужь не лучше-ли и въ самомъ дѣлѣ пойти въ квакерши? Жаль только, что придется носить костюмъ, который совершенно скрываетъ фигуру, а я, вѣдь, слишкомъ хорошо сложена для того, чтобы согласиться на подобный маскарадъ. Такъ вѣдь, кузенъ!
   Съ этими словами Беатриса взглянула прежде на себя, а затѣмъ въ зеркало, которое вынуждено было подтвердить, что столь красивой фигуры, и такого прелестнаго лица не видывали еще до тѣхъ поръ на свѣтѣ.
   Впослѣдствіи Беатриса объясняла автору этихъ мемуаровъ:
   -- Я сдѣлала такое рѣшительное нападеніе на нашихъ и всяческихъ другихъ священниковъ единственно лишь для того, чтобы отвлечь вниманіе мамаши отъ грустныхъ ея мыслей и опасеній за Франка. Надѣюсь, вамъ извѣстно, кузенъ, что Франкъ тщеславенъ не хуже любой дѣвицы. Впрочемъ, удивляюсь, какъ это смѣютъ называть насъ тщеславными? Если мы, дѣвицы, и въ самомъ дѣлѣ тщеславны, то что же прикажете сказать про васъ, господа кавалеры? Можно было заранѣе предвидѣть, что Франка одурачитъ и проведетъ каждая женщина, или любая ряса, которой благоугодно будетъ намѣтить его себѣ въ жертвы. Я ставлю въ данномъ случаѣ женщинъ и особъ духовнаго званія на одну доску. Мы постоянно интригуемъ и не отвѣтственны за многое множество лжи, которую должны при этомъ пускать въ ходъ. Мы всегда заигрываемъ, ласкаемъ, или угрожаемъ и всегда дѣлаемъ это съ дурнымъ умысломъ. Совѣтую вамъ, полковникъ Эсмондъ, намотать себѣ это на усъ! Можете вѣрить моему авторитету, такъ какъ я знаю свѣтъ и вынуждена сама прокладывать себѣ въ немъ дорогу. Я, признаться, догадывалась, какимъ образомъ могли подстроить для Франка его женитьбу. Будущій его тесть, графъ, всегда блисталъ своимъ отсутствіемъ, такъ какъ сидѣлъ постоянно въ ресторанѣ. Нынѣшняя теща, графиня, въ свою очередь, постоянно находилась на кухнѣ, гдѣ хлопотала объ обѣдѣ. Сестрица наша, графиня, сидитъ одна въ комнатѣ, разыгрывая на спинетѣ чувствительнѣйшія пьесы. Приходитъ туда милордъ и говоритъ, что ему надо ѣхать на войну. Очаровательная Клотильда заливается слезами и падаетъ въ обморокъ, примѣрно вотъ такъ. Онъ подхватываетъ ее въ свои объятія,-- нѣтъ, сударь, я не нуждаюсь въ вашей помощи! Пожалуйста, кузенъ, держитесь на благородной дистанціи! Рукамъ воли не давайте! -- Она припадаетъ вотъ такъ къ это плечу и плачетъ навзрыдъ, а онъ говоритъ ей: "О милая, божественная, возлюбленная моя Клотильда! Неужели вамъ такъ жаль со мною разстаться?.." "О, мой Франциско, о, милордъ!.." -- отвѣчаетъ она и въ это самое мгновенье являются въ комнату изъ кухни мамаша и пара братцевъ съ длинными усами и шпагами, только что успѣвшихъ утолитъ тамъ голодъ нѣсколькими ломтями чернаго хлѣба съ чеснокомъ.-- Вѣрьте моему слову, Эсмондъ, что, черезъ три мѣсяца послѣ пріѣзда сюда Франка съ женой, нахлынутъ на Кэстльвудъ также и всѣ ея родственники. Мы будемъ имѣть счастье лицезрѣть здѣсь графа отца, графиню мать, молодыхъ графовъ братцевъ и маленькихъ графинь сестрицъ. Хороши эти графы, нечего сказать! За границей всякій проходимецъ называетъ себя графомъ. Вотъ хоть бы, напримѣръ, Пискаръ, ранившій мистера Гарлея кинжаломъ, называлъ вѣдь себя тоже графомъ, а былъ, кажется, просто-напросто брадобрѣемъ. Всѣ вообще французы брадобрѣи, -- т-съ, не извольте мнѣ противорѣчить, -- или же танцмейстеры, или, наконецъ, священники...
   И она продолжала неугомонно болтать въ томъ же духѣ.
   -- Скажите на милость, кузина Беатриса, кто именно выучилъ васъ танцовать?
   Она принялась смѣяться подъ тактъ менуэта и сдѣлала глубокій реверансъ, причемъ выставила кузену на-показъ прелестнѣйшую въ мірѣ миніатюрную ножку. Мать Беатрисы, войдя въ комнату, застала дочь какъ-разъ въ этой позѣ. Милэди, принявшая очень къ сердцу переходъ Франка въ католичество, удалилась передъ тѣмъ въ свою комнату, очевидно, для того, чтобы подкрѣпить себя молитвой. Какъ только она появилась въ гостиной, развеселившаяся до нельзя дочь подбѣжала къ ней, схватила ее за талью, поцѣловала и пыталась съ нею протанцовать.
   -- Но будьте же такой дурочкой, милая маменька!-- воскликнула она.-- Стоитъ развѣ плакать изъ-за того, что Франкъ сдѣлался папистомъ. Воображаю себѣ, какъ онъ былъ интересенъ, когда шелъ босой въ процессіи, въ бѣлой рубашкѣ и съ зажженой свѣчею въ рукѣ!
   Съ этими словами она сбросила съ себя маленькія туфельки (прелестнѣйшія туфельки съ дивными высокими красными каблучками. Одна изъ туфелекъ упала возлѣ Эсмонда, и онъ тотчасъ же ею завладѣлъ), а затѣмъ, состроивъ забавнѣйшую гримаску, принялась расхаживать взадъ и впередъ по комнатѣ, держа въ рукахъ, вмѣсто свѣчи, трость Эсмонда. Не смотря на грустное свое настроеніе, лэди Кэстльвудъ не могла удержаться и расхохоталась. Что касается до Эсмонда, то онъ глядѣлъ на Беатрису съ восхищеніемъ, которое всегда вызывалъ у него видъ этой обольстительной дѣвушки. Онъ нигдѣ не встрѣчалъ другой такой блестящей, прелестной, веселой и остроумной женщины.
   Закончивъ маршировать, Беатриса протянула ножку за туфлей. Полковникъ преклонилъ передъ ней колѣни.
   -- Если васъ выберутъ въ папы, я непремѣнно сдѣлаюсь папистомъ, -- сказалъ онъ. Ея святѣйшество милостиво дозволила ему поцѣловать маленькую, одѣтую въ чулокъ ножку, прежде чѣмъ онъ обулъ ее въ туфельку.
   Во время этой операціи ножка мамаши начала стучать по полу. Беатриса, отъ проницательныхъ взоровъ которой ничто не ускользало, тотчасъ же подмѣтила этотъ легкій симптомъ нетерпѣнія. Она подбѣжала къ матери и поцѣловала ее съ обычнымъ своимъ возгласомъ:
   -- Ахъ, мамочка, какая вы глупенькая! Ваша ножка нисколько вѣдь не хуже моей. Да, кузенъ, -- продолжала она, -- у мамаши божественныя ножки, хотя она ихъ и причетъ. Навѣдайтесь-ка у башмачника, и онъ скажетъ вамъ, что шьетъ намъ обѣимъ башмаки по одной мѣркѣ.
   -- Да вѣдь ты же выше меня ростомъ, милочка, -- возразила мать, лицо которой покрылось густымъ румянцемъ.-- Кромѣ того, моя дорогая, -- продолжала она, -- развѣ ты не видишь, что ему нужна не столько твоя нога, сколько рука! -- милэди высказала это съ истеричнымъ хохотомъ, въ которомъ звучали скорѣе слезы, чѣмъ смѣхъ, прильнула головкой къ прелестному лицу своей дочери и спрятала его тамъ. Въ результатѣ получилась очень хорошенькая группа. Ихъ можно было принять за двухъ сестеръ. Милая, замѣчательно просто одѣтая вдовушка казалась значительно моложе своихъ лѣтъ, а ея дочь, хотя и не производила впечатлѣнія старообразной дѣвушки, тѣмъ не менѣе, благодаря повелительной осанкѣ и изысканной граціи движеній, выдѣлявшихъ ее изъ среды сверстницъ, казалась по отношенію къ своей матери какъ бы старшей сестрой и покровительницей.
   -- Что же мы дѣлаемъ, однако?-- вскричала милэди, оправившись отъ этой сцены и возвращаясь къ обычному своему печальному настроенію -- это просто позоръ, что мы смѣемся и веселимся, тогда какъ вамъ слѣдовало бы стоять на колѣняхъ и просить у Бога пpoщенья...
   -- За что же, скажите на милость, просилъ прощенья?-- дерзко возразила Беатриса.-- Ужъ не за толи, что Франку пришло въ голову поститься по пятницамъ и молиться передъ образами? Поймите же, мамаша, что еслибы вы родились паписткой, то и остались бы ею до конца вашей жизни. Вспомните, что эту религію исповѣдуетъ законный вашъ король и многія знатныя особы, достойныя всяческаго уваженія. Я, съ своей стороны, ничего не имѣю противъ этой религіи и не вижу, чтобы королева Елизавета была хоть на грошъ лучше королевы Маріи.
   -- Тсъ, Беатриса, замолчи, не шути надъ такими священными предметами и вспомни, кому доводишься ты внучкой! -- воскликнула милэди. Тѣмъ временемъ Беатриса приводила въ порядокъ свои ленточкй, оправляла пелеринку и производила передъ зеркаломъ цѣлую дюжину обольстительнѣйшихъ изящныхъ маневровъ. Ее, по крайней мѣрѣ, нельзя было упрекнуть въ лицемѣріи. Въ тѣ времена ее нельзя было заставить думать ни о чемъ, кромѣ свѣтскихъ утѣхъ и собственной ея красоты. Относительно религіозныхъ вопросовъ она обнаруживала такой же недостатокъ чуткости, какой проявляется у нѣкоторыхъ людей относительно музыки и выражается неспособностью отличить одинъ напѣвъ отъ другого. Эсмондъ видѣлъ въ ней этотъ недостатокъ, подобно тому, какъ видѣть и всѣ ея другіе недостатки. Онъ понималъ, что Беатриса Эсмондъ будетъ плохой женой для каждаго человѣка, которому не суждено носить титулъ его высочества. Она родилась, чтобы блистать въ большихъ собраніяхъ, украшать своимъ присутствіемъ дворцы и повелѣваль всюду, -- руководить политическими интригами и сіять звѣздою первой величины въ королевской свитѣ. Зато для нея было бы совсѣмъ неподходящимъ дѣломъ сидѣть за скромной домашней трапезой, чинилъ бѣлье или штопать чулки дѣтямъ небогатаго человѣка. Во всякомъ случаѣ она вовсе не была расположена терзать себя хотя бы даже мыслью о подобной участи. Она была принцессой съ головы до ногъ, хотя за душой не имѣла почти ни гроша. Однимъ изъ ея подданныхъ, самымъ смиреннымъ и наиболѣе преданнымъ изъ всѣхъ несчастливцевъ, которые когда-либо ползали у ногъ женщины, былъ злополучный авторъ этихъ мемуаровъ. Онъ связалъ по рукамъ и ногамъ свой здравый смыслъ, разсудокъ и независимость и беззавѣтно подчинилъ ихъ ей.
   К то не знаетъ, какимъ безсовѣстнымъ тираномъ становится женщина, когда заберетъ себѣ въ руки власть надъ мужчиной? мало полагать, всѣмъ извѣстна также окончательная безцѣльность подавать совѣты такому несчастливцу. Я могъ бы, на основаніи собственнаго опыта, помогать моимъ потомкамъ превосходнѣйшими совѣтами, но воздержусь отъ этого, зная, что дѣдушкины проповѣди останутся гласомъ вопіющаго въ пустынѣ. Каждый влюбленный дѣйствуетъ за собственный страхъ и не желаетъ слушать ни чьихъ совѣтовъ и указаній. Впрочемъ, если бы даже нашелся молодчикъ, способный ихъ слушать, то я не далъ бы за него и выѣденнаго яйца. Вѣдь въ мою ненаглядную влюбленъ я самъ, а вовсе не моя бабушка, которая суется туда же съ своими совѣтами. Я только одинъ и могу опредѣлить цѣнность того, что хочу получить. Я одинъ только знаю, сколько именно согласенъ за нее заплатить. Предметъ можетъ не имѣть въ вашихъ глазахъ ни малѣйшей стоимости, а для меня быть дороже жизни. Если бы Эсмондъ обладалъ царскимъ вѣнцомъ Великаго Могола и всѣми его брилліантами, или же громадными капиталами герцога Марльборо и золотыми слитками, пущенными ко дну въ Виго, онъ, не задумываясь, отдалъ бы всѣ означенныя сокровища за эту женщину. Если угодно, онъ былъ тогда сумасшедшимъ. Но, вѣдь, съ этой точки зрѣнія слѣдовало бы признать умопомѣшаннымъ также и монарха, отдающаго полцарства за кристаллическій камешекъ, величиною въ голубиное яицо, называемый алмазомъ. Такимъ же сумасшедшимъ является и богатый вельможа, который подвергаетъ себя смертельной опасности, затрачиваетъ полъ-жизни и все свое спокойствіе, интригуя изъ-за синей ленты черезъ плечо. Подобными же сумасбродами были голландскіе купцы, платившіе по 20.000 франковъ за луковицу тюльпана. Дѣло въ томъ, что у каждаго есть своя цяцька, которой онъ придаетъ особенную цѣнностъ и каждый мужественный человѣкъ готовъ рискнуть жизнью за обладаніе своей цяцькой. Для одного цяцькою служитъ репутація глубокой учености, другой желаетъ быть свѣтскимъ кавалеромъ и приводить въ восхищеніе столичное общество, третьему хочется создать великое художественное или поэтическое произведеніе и достигнуть такимъ путемъ безсмертія, а для четвертаго въ данную эпоху его жизни единственной цѣлью его стремленій является извѣстная, опредѣленная женщина.
   Въ то время, какъ Эсмондъ находился подъ властнымъ обаяніемъ своей страсти, ему случалось многократно бесѣдовать о ней съ близкими пріятелями, смѣявшимися надъ рыцаремъ печальнаго образа и надъ его неизмѣнной преданностью Беатрисѣ,-- преданностью, которую онъ вовсе и не хотѣлъ скрывать. Онъ возражалъ тогда слѣдующимъ образомъ на шутки своихъ пріятелей:
   -- Допустимъ, что я и въ самомъ дѣлѣ сумасшедшій. Въ такомъ случаѣ я ничуть не лучше васъ, но и вы, друзья мои, не лучше меня. У каждаго изъ насъ своя форма умопомѣшательства, а потому, съ вашей стороны, было бы умѣстно отказаться отъ насмѣшекъ надъ сотоварищемъ по несчастью. Вотъ, напримѣръ, хотя вы, Сентъ Джонъ! Какія льстивыя слова нашептываете вы на ушко фавориткѣ ея величества? Я знаю васъ за лѣнивѣйшаго человѣка въ свѣтѣ, а между тѣмъ, сколько вечеровъ проводите вы въ самомъ упорномъ трудѣ, забывая бутылку и веселыхъ товарищей, -- забывая Лаисъ, на груди у которыхъ вы бы въ противномъ случаѣ не преминули зѣвать, -- для того только, чтобы подготовить рѣчь, полную лживыхъ вымысловъ, способныхъ вскружить головы тремъ станъ глупѣйшимъ провинціальнымъ джентльменамъ въ палатѣ общинъ и вызвать пьяныя одобренія Октябрьскаго клуба. Или, напримѣръ, вы, Адиссонъ! Скажите на милость, сколько дней проводите вы въ своей трясучкѣ? (Мистеръ Эсмондъ зачастую, особенно же за послѣднее время, ѣздилъ въ Виндзоръ вмѣстѣ съ статсъ-секретаремъ). Сколько часовъ изволите вы проводить на своихъ ногахъ, больныхъ подагрой и какъ униженно становитесь вы на колѣни, подавая королевѣ депешу. Вы самый гордый человѣкъ во всемъ свѣтѣ, не преклонявшій колѣнъ передъ Богомъ съ тѣхъ поръ, какъ вышли изъ отрочества, становитесь на колѣни передъ глупою бабой, умильно шепчете ей льстивыя слова и оказываете почти божескія почести женщинѣ, которая зачастую слишкомъ сильно объѣлась и опилась, для того чтобы ей можно было сколько-нибудь внимательно вслушиваться въ докладъ своего статсъ-секретаря! Если цѣли моихъ стремленій могутъ быть названы суетными, то, вѣдь, и ваши не лучше того. Статсъ-секретаръ отвѣчалъ на подобныя заявленія съ моей стороны такимъ богатымъ потокомъ краснорѣчія, что я даже не рѣшаюсь на попытку передать его своимъ перомъ. Онъ защищалъ законность своихъ честолюбивыхъ замысловъ, излагалъ свои проекты облагодѣтельствовать Англію, когда сдѣлается безспорнымъ ея вождемъ, приводилъ въ подтвержденіе своихъ воззрѣній цѣлыя дюжины цитатъ изъ греческихъ и римскихъ авторовъ (вообще онъ любилъ щеголять ученостью по этой части) и презрительно отзывался объ интригахъ и презрѣнныхъ ловушкахъ, съ помощью которыхъ разсчитывалъ заставить безсмысленную толпу идти за нимъ вслѣдъ, причемъ противниковъ предполагалось принудить подкупомъ или же страхомъ къ молчанію, -- сомнѣвающихся обратить на путь истины, а враговъ -- застращать.
   -- Ну, что же, -- возражалъ ему со смѣхомъ Эсмондъ, -- я могу вообразить себя теперь Діогеномъ, котораго Александръ пригласилъ прокатиться съ собою въ колесницѣ. У меня нѣтъ ни малѣйшаго желанія побѣждать торіевъ, или же усмирять буцефаловъ. Мнѣ вовсе не нужно то, къ чему стремитесь вы. Меня не прельщаютъ ни слава, ни почести, соединенныя съ вашею должностью. Если бы меня сейчасъ же надѣлили и тѣмъ и другимъ, это не доставило бы мнѣ ни малѣйшаго удовольствія. Сознаюсь, впрочемъ, что такая скромность и умѣренность являются у меня не добродѣтелью, а просто-на-просто дѣломъ вкуса. Я очень хорошо понимаю, что цѣль моихъ стремленій такая же суета суетъ, какъ и то, зачѣмъ гоняетесь вы. Не будемъ же укорять другъ друга въ суетности и примиримся съ существующимъ фактомъ, или, пожалуй, если угодно, начнемъ философски смѣяться и надъ собственными своими слабостями и надъ слабостями своихъ ближнихъ.
   -- Если ваша очаровательница выдержитъ характеръ, -- замѣтилъ Сентъ Джонъ, -- вамъ придется чего добраго лѣтъ двадцать осаждать ея сердце. Она сдастся вамъ, пожалуй, не ранѣе чѣмъ къ тому времени, когда ни достигнете семидесятилѣтняго возраста, а она сама будетъ годиться молодымъ людямъ въ бабушки. Я не хочу этимъ сказать, чтобы ухаживанье за одной опредѣленной женщиной не было столь же пріятнымъ времяпрепровожденіемъ, какъ и всякій другой видъ охоты, но только мнѣ самому не удавалось встрѣчаться по этой части съ благородной дичью, которая была бы въ состояніи выдержать долгое преслѣдованіе. Всѣ онѣ поддаются уже слишкомъ скоро. Это именно и составляетъ наиболѣе слабую ихъ сторону.
   -- Надо полагать, что дичь, за которой вы преимущественно гоняетесь, привыкла, чтобы ее ловили и охотно отдаетъ себя на растерзаніе, -- не безъ ехидства замѣтилъ Эсмондъ.
   -- А ваша Дульцинея Тобозская, разумѣется, непорочнѣйшая жемчужина изъ жемчужинъ?-- освѣдомился Сенть Джонъ и затѣмъ добавилъ со вздохомъ:-- Ничего, милѣйшій мой Гарри, воюй себѣ на здоровье съ вѣтреными мельницами! Быть можетъ, ты и въ самомъ дѣлѣ не въ большей степени сумасбродъ, какъ и остальная наша братія.
  

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
Замѣтка "Обозрѣвателя".

   Быть можетъ, кто-нибудь изъ молодыхъ джентльменовъ, моихъ внуковъ или правнуковъ, читающихъ теперь записки своего старика дѣда, страдаетъ въ данную минуту отъ любви? Существуетъ, отъ этой болѣзненной страсти, правда, довольно позорный методъ леченія, но зато въ большинствѣ случаевъ удобопримѣнимый и почти всегда достигающій цѣли. Это давно извѣстный, испытанный способъ alibi, т. е. выражаясь проще -- разлука. Эсмондъ разставался съ царицей своего сердца приблизительно съ полдюжины разъ и всегда исцѣлялся, но, возвращаясь къ ней, немедленно же заболѣвалъ снова любовной лихорадкой. Онъ клялся, что могъ бы покинуть Беатрису и не думать болѣе о ней. Дѣйствительно, ему удавалось подъ конецъ заглушать у себя страстное стремленіе, которое онъ ощущалъ всегда въ ея присутствіи, но, какъ только онъ позволялъ себѣ вернуться къ этой обольстительной дѣвицѣ, онъ опять оказывался въ прежнемъ злополучномъ своемъ положеніи. На него и въ самомъ дѣлѣ было одновременно смѣшно и жалко смотрѣть. Неудивительно, если подъ конецъ и чувство сожалѣнія къ нему должно было истощиться у всѣхъ, кромѣ милѣйшей бывшей его госпожи, лэди Кэстльвудъ, нѣжному сердцу которой онъ ввѣрялъ грустныя свои признанія. Она всегда добродушно выслушивала Гарри и многократно пыталась за нею ходатайствовать передъ неумолимой владычицей его сердца.
   Иногда Эсмонду казалось, будто для него и въ самомъ дѣлѣ занимается уже заря надежды. Вслѣдъ затѣмъ, однако, наступало разочарованіе подъ впечатлѣніемъ дерзкихъ выходокъ, или же кокетства Беатрисы, доводившаго его до отчаянія. Случалось, что по нѣсколько дней они жили другъ съ другомъ, какъ братъ съ сестрою, или же какъ самые близкіе друзья. Она выказывала наивную доброту и чарующую нѣжность, а онъ чувствовалъ себя несказанно счастливымъ такимъ добропорядочнымъ ея поведеніемъ. Это благополучное состояніе оказывалось, однако, непрочнымъ и внезапно исчезало, уступая мѣсто тяжелому разочарованію. Поводомъ къ такой неожиданной перемѣнѣ служила или его собственная навязчивость, выражавшаяся въ намекахъ на пламенную любовь, немедленно вызывавшихъ съ ея стороны энертическій отпоръ, при которомъ его тщеславіе получало каждый разъ жестокую пощечину, -- или же ревность, которую никоимъ образомъ нельзя было признать лишенною основанія. Дѣйствительно, какъ только являлся на сцену новый поклонникъ, или пріѣзжалъ въ столицу какой-нибудь молодой богатый магнатъ, эта неисправимая кокетка тотчасъ же раскидывала тѣ сѣти, изукрашенныя самыми соблазнительными приманками. Если Эсмондъ пытался когда-нибудь дѣлать ей замѣчанія по этому поводу, она тотчасъ же поднимала противъ него знамя бунта и говорила:
   -- Позвольте спросить, какое вы имѣете право дѣлать мнѣ замѣчанія? Знайте, сударь, что я должна идти моимъ собственнымъ путемъ, такъ какъ мнѣ надо же, наконецъ, выйти замужъ. Вы для меня въ мужья вѣдь не годитесь. Мнѣ надо подцѣпить кого-нибудь познатнѣе васъ, г-нъ полковникъ! Поймите это разъ навсегда. Вы оказались бы, пожалуй, подходящимъ женихомъ, если бы имѣли порядочное состояніе и были помоложе. Вы утверждаете, будто всего на восемь лѣтъ старше меня; это все вздоръ! Между нами, сударь, разница, по крайней мѣрѣ, лѣтъ на сто. Вы производите на меня впечатлѣніе стараго, изъ рукъ вонъ стараго дѣда или же Несмѣяны-царевны, обратившейся въ пожилого мужчину. Если бы я за васъ вышла замужъ, единственнымъ утѣшеніемъ мнѣ могло бы послужить развѣ лишь сознаніе, что я непремѣнно сдѣлаю васъ несчастнымъ. Да и съ какой стати приспичило вамъ жениться на мнѣ? Послѣ того, какъ вы отдадите жалованье лакею и расплатитесь съ прачкой за стирку бѣлья, у васъ не хватитъ остальныхъ денегъ даже и на приличное содержаніе кошки. Не думаете-ли вы уже, что я соглашусь жить гдѣ-нибудь въ наемной квартирѣ на задворкахъ и поворачивать на вертелѣ кусокъ баранины, пока ваша честь станете няньчиться съ ребенкомъ? Нѣтъ-съ, это чистая чепуха! Удивляюсь, какъ не вышибли ее у васъ изъ головы во время войны. Вы вернулись изъ Фландріи еще печальнѣе и скучнѣе, чѣмъ были, когда туда отправлялись. Знаете-ли, Гарри, что вы съ моей мамашей словно созданы другъ для друга. Изъ васъ вышла бы парочка вродѣ Дарби и Аннушки. Вы могли бы играть тогда до скончанія своихъ дней въ криббеджъ.
   -- Хорошо, по крайней мѣрѣ, что ты сознаешься въ своей суетности, бѣдняжечка моя Триксъ, -- сказала ей мать -- Неужели вы думаете, мамаша, застращать меня какимъ-нибудь страшнымъ словомъ, вродѣ, напримѣръ, суетности? Я, слава Богу, давно уже разсталась съ дѣтской, такъ что меня теперь не запугаешь никакимъ букой. Вы изволите называть суетностью желаніе устроить свою жизнь съ комфортомъ? Я не намѣрена спорить о словахъ, но въ такомъ случаѣ прошу васъ, милостивѣйшая государыня, объяснить мнѣ, что же можетъ быть дурного въ такой суетности? Если вы умрете, милѣйшая моя старушка, или надоѣдите мнѣ до того, что мнѣ захочется отъ васъ сбѣжать, куда прикажете мнѣ дѣваться? Неужели я должна ѣхать къ брату и поступить въ старшія няньки къ его паписткѣ-женѣ, подчивать дѣтей лекарствами, сѣчь ихъ розгами и укладывать въ постель, когда они капризничаютъ? Ужь не прикажете-ли мнѣ быть и въ самомъ дѣлѣ старшей горничной у виконта Кэстльвуда, съ перспективой выдти, быть можетъ, впослѣдствіи, замужъ за какого-нибудь Тома Тёшера? Благодарю покорно, я и такъ уже была достаточно долго служанкой Франка! Ахъ, отчего я не мужчина?.. Я, по крайней мѣрѣ, вдесятеро умнѣе его и если бы мнѣ суждено было носить... Не пугайтесь, пожалуйста, сіятельнѣйшая милэди... Если бы мнѣ суждено было носить мечъ и парикъ вмѣсто вѣера и наколки, которые для меня предназначены природой... (хотя наколка у меня очень хорошенькая. Такъ вѣдь, кузенъ Эсмондъ? Знаете-ли что, сходите-ка завтра на биржу и достаньте мнѣ какъ разъ такую же самую ленту? Надѣюсь, вы слышали меня, сударь?), я заставила бы стоустую молву говорить о нашей фамиліи. Вотъ и почтеннѣйшій нашъ Несмѣянъ-царевичъ тоже сдѣлалъ бы изъ нея что-нибудь, еслибъ былъ ея представителемъ. Милордъ Несмѣянъ оказался бы очень приличнымъ виконтомъ. Да, сударь, вы умѣете себя держать при случаѣ и изъ васъ могъ бы выработаться очень приличный, серьезный ораторъ!
   При этомъ Беатриса принялась такъ забавно передразнивать манеру Эсмонда и серьезный тонъ его рѣчей, что ея мать расхохоталась, и даже самъ Гарри не могъ не сознаться, что въ этой фантастической, насмѣшливой каррикатурѣ все-таки имѣлось маленькое сходство съ дѣйствительностью.
   -- Да, -- продолжала она, -- я торжественно клянусь, сознаюсь и каюсь, что мнѣ нуженъ хорошій мужъ! Замѣтьте себѣ, впрочемъ, что я не вижу ничего дурного въ желаніи обзавестись таковымъ. У меня нѣтъ вѣдь другого капитала, кромѣ счастливой наружности. Пожалуйте сюда, господа! Покупайте, милости просимъ! Работать я не могу и прясть не умѣю, но за то играю въ карты на двадцать три манера, танцую всѣ танцы, не исключая самоновѣйшихъ, могу охотиться за оленемъ и, пожалуй, что съумѣла бы порядочно стрѣлять въ лётъ. Язычекъ у меня также востеръ, какъ у любой дѣвицы или дамы моихъ лѣтъ и могъ бы поразсказать достаточно интересныхъ повѣстей для того, чтобы развлечь скуку мужа, по крайней мѣрѣ, на тысячу и одну ночь. Я умѣю со вкусомъ одѣваться, выбирать брилліанты, всякія бездѣлушки и старинный фарфоръ, -- люблю конфекты, маленькія кружева (вы привезли мнѣ, кузенъ, очень милыя кружева), оперу и вообще все безполезное и дорогое. Я обзавелась обезьяной и маленькимъ негритенкомъ. Послушай-ка, Помпей, подай шоколадъ полковнику Несмѣяну! Кромѣ того, у меня имѣются попугаи и кингчарльзъ. Теперь недостаетъ только мужа. Ты слышишь, вѣдь, меня, Купидонъ?
   -- Слушаю-съ, барышня, -- отвѣчалъ Помпей, -- маленькій, вѣчно смѣявшійся негръ, котораго подарилъ ей лордъ Петерборо вмѣстѣ съ тюрбаномъ, украшеннымъ райскою птицей и ожерельемъ, на которомъ вырѣзано было имя его владѣлицы.
   -- Онъ слушаетъ, -- объявила Беатриса, передразнивая выговоръ ребенка.-- И если мужъ не заявится ко мнѣ самъ, Помпей долженъ будетъ мнѣ его раздобыть!
   Помпей, осклабившись такъ, что выставилъ на показъ всѣ свои зубы, удалился съ подносомъ, на которомъ стоялъ шоколадъ, а Беатриса тѣмъ временемъ подбѣжала къ своей мамашѣ и закончила шаловливыя свои выходки обычнымъ способомъ, т. е. поцѣлуями. Неудивительно, что послѣ добровольной уплаты такого штрафа, благодушный судья и на этотъ разъ отпустилъ ей всѣ провинности.
   Здоровье полковника Эсмонда, когда онъ вернулся съ театра военныхъ дѣйствій въ Англію, было еще сильно разстроено. Онъ нанялъ себѣ поэтому квартиру въ Кенсингтонѣ, неподалеку отъ дома виконтессы, чтобы имѣть возможность ежедневно пользоваться обществомъ милэди и ея дочери. У него собирался иногда также небольшой кружокъ гостей, принадлежавшихъ къ числу наиболѣе для него пріятныхъ. Стиль и Аддисонъ нерѣдко удостоивали его своими посѣщеніями и роспили у него на квартирѣ изрядное количество бутылокъ хорошаго бордоскаго, тогда какъ самъ хозяинъ, вслѣдствіе своей раны, долженъ былъ довольствоваться овсянкой и прохладительнымъ питьемъ изъ ягоднаго морса. Оба эти гостя были вигами и большими почитателями князя-герцога Марльборо, тогда какъ Эсмондъ всецѣло принадлежалъ къ противуположной партіи. Разногласіе политическихъ воззрѣній; нисколько не мѣшало, однако, всѣмъ троимъ джентльменамъ прекрасно ладить другъ съ другомъ. Однажды вечеромъ, на квартиру полковника, находившуюся близь Рыцарскаго моста, между Лондономъ и Кенсингтономъ, и расположенную окнами въ садъ, проковылялъ, опираясь на палку и на костыль, добрѣйшій старикъ его покровитель, генералъ-лейтенантъ Уэббъ. Оба вига, которыхъ онъ тамъ встрѣтилъ, оказались вынужденными признать, что генералъ-лейтенантъ былъ храбрый и благородный воинъ и даже согласиться, что послѣ винендельской побѣды съ нимъ поступили очень неделикатно. Надо сознаться, впрочемъ, что онъ успѣлъ постоятъ за себя не только на полѣ сраженія, но и въ разговорѣ, и еслибы Аддисону вздумалось написать поэму о винендельской битвѣ, то это не составило бы ему ни малѣйшаго труда, такъ какъ ему пришлось выслушать подробный разсказъ о ней многіе десятки разъ изъ устъ самого генерала Уэбба, командовавшаго тамъ войсками. Эсмондъ, вынужденный одно время не выходить имъ комнаты, старался развлечься литературнымъ трудомъ и написалъ комедію, корректурный оттискъ которой хранится въ моемъ бюро орѣховаго дерева, въ запечатанномъ пакетѣ, съ надписью: "Безумная вѣрность", комедія, въ той самой редакціи, въ которой она была сыграна на сценѣ актерами ея королевскаго величества. Это была пьеса весьма сантиментальнаго характера, очень нравившаяся Стилю, обладавшему въ гораздо большей степени чувствительностью, чѣмъ Аддисонъ, который поэтому отзывался о моей пьесѣ довольно насмѣшливо, хотя и находилъ въ ней кое гдѣ хорошенькія мѣста. Какъ-разъ въ это самое время Адлисонъ написалъ знаменитую свою драму "Катонъ", передъ яркимъ сіяніемъ которой совершенно померкла комедія Эсмонда, вышедшая, впрочемъ, безъ его подписи. На заглавномъ листѣ было заявлено только, что она сочинена знатной особой. Вліятельнѣйшій изъ тогдашнихъ литературныхъ критиковъ, Деннисъ. похвалилъ эту комедію и объявилъ, что пьеса обладаетъ весьма серьезными достоинствами, но, не смотря на это, она разошлась въ продажѣ лишь въ количествѣ девяти экземпляровъ. Негодующій ея авторъ, подполковникъ Эсмондь, приказалъ по истеченіи нѣкотораго времени своему лакею, Джеку Локвуду, предать огню все остальное изданіе. Комедія эта изобиловала ѣдкими сатирическими выходками противъ одной молодой дѣвицы и намеками, попадавшими ей не въ бровь, а прямо въ глазъ. Фабула пьесы отличалась оригинальностью и новизной. Молодая дѣвушка, окруженная множествомъ поклонниковъ, отдаеть предпочтеніе легкомысленному нахалу, обладающему титуломъ пэра, отвергая искреннюю любовь героя (роль котораго игралъ, какъ мнѣ показалось, очень плохо Уильсъ). Храня тѣмъ не менѣе неизмѣную вѣрность, этотъ безумецъ продолжаетъ обожать суетную Тераминту. Лишь въ пятомъ актѣ она оказывается въ состояніи оцѣнить по достоинству безразсудно вѣрнаго своего обожателя Евгенія и начинаетъ питать къ нему, въ свою очередь, склонность, но это оказывается ужь слишкомъ поздно. Евгеній сообщаетъ ей, что онъ обвѣнчался на дняхъ съ барышней изъ провинціи, Розаріей, надѣленной авторомъ всевозможными добродѣтелями. Надо сознаться, что въ продолженіе всего спектакля, зрителей страшно одолѣвала зѣвота и что на третьемъ предсмертномъ представленіи комедіи присутствовало всего лишь человѣкъ шесть, -- не болѣе. Эсмондъ, вдовствующая виконтесса Кэстльвудъ и ея дочь явились на первое представленіе, причемъ миссъ Беатриса заснула во время спектакля, а ея мамаша, не бывавшая въ театрѣ со временъ короля Іакова II, признала пьесу, хотя и не блестящей, но очень назидательной.
   Генри Эсмондъ, пользуясь тогдашнимъ своимъ досугомъ, подвизался въ качествѣ любителя на литературномъ поприщѣ и писалъ довольно много какъ прозой, такъ и стихами. Когда поведеніе миссъ Беатрисы особенно сильно его раздражало, онъ сочинялъ на нее какую-нибудь сатиру и отводилъ себѣ такимъ образомъ душу. Страдая отъ безчувственности этой дѣвицы, Гарри изливалъ душевныя свои муки въ стихахъ, въ которыхъ безпощадно бичевалъ всѣхъ вообще особъ прекраснаго пола. Однажды, находясь въ такомъ разочарованномъ настроеніи, Эсмондъ позволилъ себѣ подшутить надъ Беатрисой и уговорилъ своего пріятеля Дика Стиля принять участіе въ этой шуткѣ, взявъ съ него честное слово хранить строжайшую тайну. Составивъ нумеръ газеты, онъ приказалъ его напечатать въ одномъ экземплярѣ въ той типографіи, гдѣ печаталась газета Стиля и подъ тѣмъ самымъ заголовкомъ. Когда Беатриса сошла завтракать въ столовую, она нашла на столѣ газету и прочла:

"ОБОЗРѢВАТЕЛЬ"

No 341. Вторникъ, апрѣля 1-го 1712 г.

   "Mutato nomine de te Fabula narratur" (Горацій).
   "Сама усмотришь ты мораль изъ басни сей". (Ерихъ)
   "Іокаста пользуется репутаціей образованной великосвѣтской барышни, одной изъ самыхъ прелестныхъ изъ числа очаровательницъ, украшающихъ своимъ присутствіемъ здѣшній Дворъ. Она бываетъ дома всего лишь два утра въ недѣлю, но устраиваетъ у себя собранія, на которыя стекаются всѣ лондонскіе остроумцы и немногія столичныя красавицы. Во время ея поѣздокъ въ Тонбриджъ или Бэтъ ее сопровождаетъ всегда цѣлая свита обожателей. Кромѣ лондонскихъ щеголей, она обзавелась толпою поклонниковъ также и на водахъ, гдѣ образованнѣйшая часть суссекскихъ и соммерсетскихъ туземцевъ тѣснится вокругъ чайныхъ столиковъ въ ея гостиной и съ трепетомъ сердца ждетъ отъ нея хоть самаго легкаго кивка головою. При такихъ обстоятельствахъ Іокаста обладаетъ чрезвычайно обширнымъ кругомъ знакомства. Чтобы держать въ порядкѣ записную книжку ея визитовъ, нуженъ добросовѣстный и трудолюбивый секретарь, носить же эту записную книгу поручено особо нанятому для этой цѣли лакею, обладающему необычайной физической силой. Чтобы запомнить всѣ имена милѣйшихъ и дорогихъ пріятелей Іокасты, слѣдовало бы обладать болѣе блестящей памятью, чѣмъ та, которой справедливо гордится эта барышня. Неизвѣстно, гдѣ именно: на Эпсонскихъ водахъ, или же въ Тонбриджѣ (это важное обстоятельство не могла выяснить и сама Іокаста) ея сіятельство имѣла счастье познакомиться съ молодымъ джентльменомъ, остроумный разговоръ котораго и пріятныя манеры до такой степени ей понравились, что она пригласила этого блестящаго молодого кавалера навѣстить ее, если только онъ пріѣдетъ въ Лондонъ, причемъ сообщила, что двери ея дома въ Весеннемъ Саду будутъ открыты для него настежъ. Кавалеръ этотъ, безъ сомнѣнія, былъ очень милъ и, разумѣется, недуренъ собою, но Іокаста собрала вокругъ своего знамени столь многочисленный полкъ блестящихъ и остроумныхъ красавцевъ, что немудрено, если ей случается подчасъ смѣшивать ихъ одного съ другимъ. При такихъ обстоятельствахъ, хотя упомянутый джентльменъ произвелъ на нее сильное впечатлѣніе и, по крайней мѣрѣ, двадцать три минуты дѣйствовалъ на ея сердце, надо сознаться, что она забыла даже его имя и фамилію. Надо сказать, что это брюнетъ лѣтъ приблизительно двадцати восьми. Онъ ходитъ въ скромномъ костюмѣ, хотя и сшитомъ изъ дорогого матеріала. На лбу у него, надъ лѣвымъ глазомъ, имѣется бородавка. Его трость и шпага украшены темляками изъ голубой ленты, и онъ носитъ собственные свои волосы.
   Въ прошлое воскресенье Іокаста была очень польщена, замѣтивъ въ церкви св. Іакова на сосѣдней съ нею скамьѣ своего обожателя. (Дѣло въ томъ, что она не позволяетъ себѣ усомниться хотя бы даже на минуту въ томъ, что каждый, кто только ее видитъ, обязательно долженъ ее обожать). Маневръ, къ которому счелъ нужнымъ прибѣгнуть этотъ кавалеръ, притворившійся, будто бы заснулъ во время проповѣди, хотя изъ подъ своихъ опущенныхъ рѣсницъ онъ безпрерывно бросалъ на Іокасту взгляды, полные почтительнаго восхищенія, глубоко тронулъ и заинтересовалъ эту барышню. Выходя изъ церкви, онъ розыскалъ экипажъ Іокасты и въ ту самую минуту, когда она садилась въ этотъ экипажъ, отвѣсилъ ей изящнѣйшій поклонъ. Она видѣла, потомъ этого кавалера при Дворѣ, гдѣ онъ держатъ себя съ величайшимъ достоинствомъ, хотя никто изъ ея знакомыхъ не могъ назвать его фамилію. Въ слѣдующій затѣмъ вечеръ онъ былъ въ театрѣ, гдѣ ея сіятельство, находившаяся сама въ придворной ложѣ, удостоила отвѣтить на его поклонъ.
   Въ продолженіи всего спектакля она до такой степени мучила свои мозги тщетными попытками какъ-нибудь вспомнить фамилію этого кавалера, что не слышала ни единаго слова изъ того, что говорилось на сценѣ. Имѣвъ счастье встрѣтиться съ нимъ опять во время антракта въ галлереѣ театра, Іокаста поспѣшила къ нему подойти и просила его вспомнить, что она принимаетъ два раза въ недѣлю и что ей было бы пріятно видѣть его у себя въ Весеннемъ Саду.
   Онъ навѣстилъ ее во вторникъ въ богатомъ костюмѣ, свидѣтельствовавшемъ объ изощренномъ вкусѣ какъ портного, такъ и самого заказчика. Вокругъ прелестной Іокасты собралась по обыкновенію цѣлая толпа нашего брата-молодежи, утверждавшая, будто знаетъ въ столицѣ всѣхъ и каждаго, но тѣмъ не менѣе никто не могъ сообщить фамилію джентльмена, о которой настоятельно освѣдомлялась Іокаста въ то время, какъ этотъ джентльменъ съ поклономъ, который бы приличествовалъ даже свѣтлѣйшему герцогу, шелъ, направляясь къ ней черезъ залу. Іокаста отвѣтила на этотъ поклонъ одною изъ тѣхъ улыбокъ и реверансовъ, тайной которыхъ она владѣетъ. Она дѣлаетъ реверансъ съ такимъ томнымъ видомъ, какъ если бы говорила: "Наконецъ-ro вы пришли... я совсѣмъ ужь изстрадалась изъ-за васъ..." и окончательно заполоняетъ свою жертву убійственнымъ взглядомъ, заявляющимъ: "О, Филандръ, для меня вы только одни здѣсь существуете!" Камилла умѣетъ отвѣшивать быть можетъ столь же обольстительный реверансъ, а Ѳалестра обладаетъ искусствомъ бросать столь же убійственные взгляды, но изъ всѣхъ англійскихъ красавицъ у одной лишь Іокасты можно встрѣтить одновременное сочетаніе и реверанса и неотразимыхъ взглядовъ.
   -- Добро пожаловать въ Лондонъ, сударь, -- сказала она.-- Можно сразу же видѣть, что вы прибыли къ намъ изъ провинціи (она непремѣнно добавила бы изъ Эпсома или Тонбриджа, если бы могла вспомнить, гдѣ именно встрѣчалась передъ тѣмъ съ этимъ кавалеромъ, но, увы, это окончательно изгладилось изъ ея памяти).
   Незнакомецъ отвѣтилъ на это, что всего лишь три дня находится въ Лондонѣ и присовокупилъ, что одною изъ причинъ его пріѣзда въ столицу было желаніе удостоиться чести навѣстить Іокасту.
   Она замѣтила, что воды не принесли ей особенной пользы.
   -- Воды полезны только для больныхъ, -- возразилъ джентльменъ.-- Молодыя красавицы ѣздятъ туда лишь для того, чтобы сообщать водамъ волшебную игру и чудодѣйственную цѣлебную силу. Во время воскресной проповѣди ваше сіятельство напомнили мнѣ ангела, посѣтившаго Силоамскую купель именно съ такими же цѣлями, -- присовокупилъ онъ.
   Ропотъ одобренія привѣтствовалъ этотъ остроумный комплиментъ. Маниліо, спеціально отпускающій остроты въ то время, когда не сидитъ за картами, до того обозлился, что сдѣлалъ ренонсъ.
   Итакъ, Іокаста была ангеломъ, возмущавшимъ воды, но въ какой именно Виѳездѣ? Она сама находилась все въ большемъ недоумѣніи и по обыкновенію казалась тѣмъ наивнѣе и простодушнѣе, чѣмъ болѣе коварными намѣреніями задавалась на самомъ дѣлѣ.-- Мы какъ разъ разсуждали здѣсь о томъ, какимъ образомъ слѣдуетъ выговаривать имена и слова, -- продолжала она. Отчего, скажите на милость, мы говоримъ гульдъ, а пишемъ gold, называемъ фарфоръ (china) шейней, читаемъ "Camendishh" Кандишь, а Cholmondeley -- Кумлей? Называя Pultiney Польтнеемъ, отчего мы не пишемъ вмѣсто "poultry" просто-на-просто "pultry" и...
   -- Такая очаровательная особа, какъ ваше сіятельство можетъ устанавливать какіе угодно законы для выговора словъ, -- объявилъ незнакомецъ. Намъ всѣмъ было, однако, извѣстно, что онъ копируетъ въ данномъ случаѣ остроту, изобрѣтенную Свифтомъ.
   -- А вы, сударь, какъ выговариваете свою фамилію? -- спросила очаровательная барышня, разсчитывая, что такимъ образомъ узнаетъ, наконецъ, его фамилію.
   Необходимо замѣтить, что этотъ остроумный разговоръ тянулся значительно дольше, чѣмъ онъ описывается здѣсь, такъ какъ тѣмъ временемъ насъ успѣли уже трижды обнести чаемъ.
   -- Ахъ, сударыня, я выговариваю свою фамилію такъ, чтобы въ ней слышался игрекъ, -- объяснилъ джентльменъ и затѣмъ, поставивъ допитую чашку на подносъ, изящно откланялся хозяйкѣ и былъ таковъ.
   Исчезновеніе незнакомца до крайности раздосадовало Іокасту, такъ какъ она лишилась во;можности узнать его фамилію. Каждый разъ, когда она въ чемъ-нибудь потерпитъ неудачу, она приходитъ въ дурное расположеніе духа и даже способна расхвораться. Намъ, вѣрнымъ ея слугамъ и поклонникамъ, жестоко достается по обыкновенію отъ нашей царицы во время такихъ припадковъ раздраженія. Вы, господинъ Обозрѣватель, въ качествѣ всезнающаго человѣка, не можете-ли помочь намъ разрѣшить эту загадку и такимъ образомъ возвратить намъ всѣмъ утраченное спокойствіе? Въ упомянутой уже записной книжкѣ мы нашли множество фамилій, которыя можно выговорить такъ, чтобы въ нихъ слышался игрэкъ: Берти, Смизсъ, Нейкъ, Тейлеръ и т. д. и т. д. Іокаста отказала отъ мѣста секретарю, завѣдующему означенной записной книжкой, не смотря на то, что бѣдняга обремененъ многочисленнымъ семействомъ. Разгадайте же эту загадку, добрѣйшій Обозрѣватель, такъ какъ вы до чрезвычайности обяжете этимъ восхищающагося вами Эдипа.

* * *

   Ресторанъ "Трубы" въ Уайтголлѣ.
   -- Господинъ Обозрѣватель, меня здѣсь въ столицѣ мало кто знаетъ, хотя я получилъ университетское образованіе и провелъ нѣсколько лѣтъ на службѣ моей отчизны заграницей, гдѣ мое имя пользуется большей извѣстностью, чѣмъ въ здѣшнихъ ресторанахъ и въ клубахъ Сентъ-Джемской улицы. Два года тому назадъ умеръ у меня дядя, послѣ котораго я унаслѣдовалъ хорошенькое помѣстье въ Кентскомъ графствѣ. Прошлымъ лѣтомъ по окончаніи траура, я отправился на Тонбриджскія воды, по правдѣ сказать, съ предвзятымъ намѣреніемъ высмотрѣть себѣ тамъ молоденькую лэди, которая согласилась бы раздѣлить со мною одиночество громаднаго кентскаго помѣщичьяго дома и благодѣтельствовать моимъ крестьянамъ, для которыхъ помѣщица всегда можетъ сдѣлать гораздо больше добра, чѣмъ помѣщикъ, даже и самый благонамѣренный. Меня до чрезвычайности очаровала одна столичная молоденькая лэди, въ честь которой провозглашало тосты все собравшееся на водахъ мужское общество. Красота Сахариссы извѣстна всѣмъ, и господину Обозрѣвателю, какъ я думаю, лучше чѣмъ кому-либо.
   Въ памятной моей книжкѣ значится, что я танцовалъ съ нею не менѣе двадцати семи разъ въ тонбриджскомъ бальномъ залѣ. Дважды устраивалъ я ей серенады, удостоился бывать нѣсколько разъ на тонбриджской ея квартирѣ, гдѣ всегда встрѣчалъ самый радушный пріемъ и въ теченіе нѣкотораго времени всецѣло состоялъ у нея въ рабствѣ. Впослѣдствіи, прислушиваясь къ разговорамъ на водахъ и тщательно наблюдая за барышней, къ которой я хотѣлъ было уже обратиться съ самымъ священнымъ вопросомъ, какой только можетъ мужчина задать дѣвушкѣ, я уяснилъ себѣ, насколько она непригодна стать женой провинціала-помѣщика. Тогда только началъ я сознавать, что эта очаровательная барышня была въ сущности безсердечной, суетной кокеткой, игравшей привязанностями, на которыя не предполагала и даже фактически не могла отвѣчать взаимностью. Такимъ женщинамъ, какъ она, нужно поклоненіе, а не любовь, которая неспособна тронуть ихъ сердце. Не могу представить себѣ болѣе несчастнаго созданія, чѣмъ эта барышня, когда ей суждено будетъ состарѣться. Она утратитъ тогда красоту и поклонниковъ и останется совсѣмъ одинокой, не находя для себя утѣшенія ни въ дружбѣ, ни въ религіи. Мнѣ пришлось по дѣламъ пріѣхать въ Лондонъ и въ прошлое воскресенье, отправившись въ церковь св. Іакова, я увидѣлъ сидѣвшую какъ разъ напротивъ меня красавицу, съ которой познакомился въ прошломъ году на водахъ. Въ продолженіи всей обѣдни она вела себя до непристойности кокетливо, художественно играла вѣеромъ, дѣлала глазки и такъ вызывающе глядѣла на меня, что я вынужденъ былъ жмуриться, чтобы ея не видѣть. Каждый разъ, однако, когда я открывалъ глаза, я встрѣчалъ устремленный прямо на меня пристальный взоръ ея глазъ (несомнѣнно очень красивыхъ). Я встрѣтился съ ней потомъ при Дворѣ и въ театрѣ. Тамъ она даже заблагоразсудила пробиться сквозь толпу ко мнѣ, сама заговорила со мною и пригласила къ себѣ на вечеръ (она живетъ невдалекѣ отъ Ч.--p.--нг. Кр.--сс).
   Обѣщавъ навѣстить очаровательную барышню, я, разумѣется, сдержалъ свое обѣщаніе и нашелъ эту Цирцею посреди полудюжины карточныхъ столовъ, -- окруженную толпой остроумцевъ и обожателей. Я постарался поклониться ей какъ можно изящнѣе и подошелъ къ ней, причемъ подмѣтилъ на ея лицѣ какое-то своеобразное смущеніе. Хотя барышня и старалась его подавить, но я немедленно сообразилъ, что она, безъ сомнѣнія, забыла даже мою фамилію.
   Изъ бесѣды съ этой барышней я не замедлилъ убѣдиться въ справедливости моего предположенія, хотя она и мастерски умѣла заговаривать зубы. Подъ конецъ, впрочемъ, она довольно нелѣпо завела рѣчь объ англійскомъ правописаніи и о томъ, какимъ именно образомъ слѣдуетъ выговаривать слова и фамиліи. Я отвѣчалъ ей столь же нелѣпыми слащавѣйшими комплиментами, какіе только былъ въ состояніи придумать. Въ одномъ изъ нихъ, сравнивая эту барышню съ ангеломъ, который сообщалъ водамъ цѣлебную силу, я, пожалуй, хватилъ немножко черезъ край. Впрочемъ, я ни за что не прибѣгъ бы къ такому сравненію, если бы въ воскресной проповѣди, которую мы оба съ ней слушали, не говорилось какъ разъ объ ангелѣ, возмущавшемъ воду въ Силоамской купели и если бы мнѣ не пришлось такъ торопиться отвѣтомъ.
   Барышня обратилась ко мнѣ съ вопросомъ, котораго я давненько ужъ ждалъ и освѣдомилась: какъ я выговариваю свою фамилію?-- "Сударыня, -- объявилъ я, раскланиваясь съ ней и, оборачиваясь чтобы уйти,-- я выговариваю ее такъ, чтобы въ ней слышался игрекъ". Такимъ образомъ я разстался съ этой очаровательной кокеткой, изумляясь суетному легкомыслію и безсердечію городскихъ барышень, которыя такъ легко обзаводятся друзьями и забываютъ ихъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ я принялъ непоколебимое рѣшеніе высмотрѣть гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ подругу жизни для вашего неизмѣнно вѣрнаго читателя Кимона Кутилова.
   P. S. Вы, господинъ Обозрѣватель, знаете дѣйствительную мою фамилію, въ которой игрекъ вовсе не встрѣчается. Если, однако, лэди, которую я назвалъ здѣсь Сахариссой, удивится моему отсутствію на ея вечерахъ, то она можетъ узнать истинную причину таковаго отсутствія изъ вышеприведенныхъ почтительнѣйшихъ моихъ объясненій.

* * *

   Все это являлось, разумѣется, притчей, значеніе которой авторъ сейчасъ же объяснитъ. Іокастой была никто иная какъ миссъ Эсмондъ, фрейлина Двора ея величества. Она разсказала Генри Эсмонду о томъ, что встрѣтилась разъ съ джентльменомъ, фамилію котораго забыла и, чтобы выпутаться изъ затрудненія, придумала обратиться къ нему съ тѣмъ самымъ вопросомъ, который приведенъ въ баснѣ. Означенный джентельменъ отвѣтилъ ей также, какъ Кимонъ, хотя очевидно безъ всякаго злого умысла. Мы всѣ тогда много смѣялись надъ неудачей искуснаго маневра, къ которому прибѣгла миссъ Беатриса, она же Іокаста.
   Что касается до Кимона, то въ его лицѣ хотѣлъ изобразить себя ея и вашъ покорнѣйшій слуга, авторъ притчи и поясненія къ ней, напечатанныхъ въ той же типографіи, въ которой Стиль печаталъ своего "Обозрѣвателя", подъ фирмой и по образцу этой газеты. Эта поддѣльная газета была положена къ завтраку на столъ вмѣсто настоящей. Дѣвица Іокаста, которую нельзя упрекнуть въ недостаткѣ остроумія, не могла обойтись за утреннимъ чаемъ безъ "Обозрѣвателя". Преподнесенный ей поддѣльный "Обозрѣватель" долженъ былъ убѣдить молодую дѣвушку въ томъ, что она закоснѣлая кокетка, а Кимонъ порядочный человѣкъ, который видитъ всѣ ея недостатки и принялъ разъ навсегда твердое рѣшеніе разорвать цѣпи, въ которыя она это заковала.
   Повидимому, достаточно уже было говорено объ этой сердечной исторіи, -- достаточно, во крайней мѣрѣ, для того, чтобъ доказать потомкамъ автора, какимъ глупымъ влюбленнымъ дурнемъ былъ ихъ старый дѣдъ. желающій, чтобы его считали за очень благоразумнаго пожилого джентльмена. Тѣмъ не менѣе предметъ этотъ далеко еще не исчерпанъ. Если бы ему было отведено въ дневникѣ Эсмонда мѣсто, соотвѣтствующее протяженію, которое онъ занималъ во времени, то внукамъ и внучкамъ означеннаго джентльмена наврядъ-ли бы удалось одолѣть подобный дневникъ. Авторъ не рѣшился злоупотреблять до такой степени терпѣніемъ своихъ потомковъ и оставлять послѣ себя столь нежелательный во всякомъ случаѣ монументъ глупостей, сумасбродства, безпричинныхъ восторговъ и столь же безпричиннаго своего отчаянія. Дѣло въ томъ, что Эсмондъ никакъ не могъ выбить Беатрису у себя изъ головы. Смѣялась-ли она надъ нимъ или же поощряла его любовь, -- улыбалась-ли ему, или же холодно на него глядѣла, обращая свои улыбки къ другимъ, -- Эсмондъ, гдѣ бы онъ ни былъ, въ Англіи или за-границей, все-таки постоянно думалъ о ней. Онъ зналъ, какъ она суетна и честолюбива, -- какъ равнодушно и безсердечно относится она, быть можетъ, уже въ силу своего положенія при Дворѣ, ко многимъ сотнямъ поклонниковъ, послѣдовательно появлявшихся вокругъ нея, а затѣмъ исчезавшихъ, -- но все-таки не могъ сбросить съ себя цѣпей, въ которыя она его заковала. Читая свое имя въ реляціи, благополучно избавившись отъ вражескихъ ядеръ, или какой-нибудь другой страшной опасности, какъ это случалось съ нимъ неоднократно, онъ всегда задавалъ себѣ прежде всего вопросъ:-- "Что скажетъ она на это? Какое впечатлѣніе произведетъ на нее совершенный имъ подвигъ, или опасность, которой онъ подвергался? Подѣйствуетъ-ли это на ея сердце и польститъ-ли ея славолюбію? Быть можетъ, она все-таки, наконецъ, тронется и почувствуетъ съ нему большее расположеніе?" Онъ точно также не могъ отрѣшиться отъ страстной вѣрности, составлявшей прирожденную черту его характера, какъ не въ состояніи былъ бы отрѣшиться отъ употребленія собственныхъ своихъ глазъ. И то и другое являлось принадлежностью его натуры. Онъ зналъ всѣ недостатки Беатрисы также хорошо, какъ и проницательнѣйшій изъ ея враговъ. Онъ понималъ все безуміе привязанности къ такой дѣвушкѣ, которая, если бы даже и согласилась стать его женою, могла бы сдѣлать это счастливымъ развѣ только на недѣлю. При всемъ томъ чары этой Цирцеи были настолько могущественны, что злополучный околдованный ими джентльменъ оказывался не въ силахъ отъ нихъ освободиться. Въ теченіе несравненно болѣе долгаго времени, чѣмъ Улиссъ (тоже офицеръ среднихъ лѣтъ, много путешествовавшій и побывавшій въ заграничныхъ походахъ), Эсмондъ чувствовалъ себя словно опьяненнымъ и приколдованнымъ магической силой этой волшебницы. Могъ-ли онъ, спрашивается, сбросить съ себя ея цѣпи? Это оказывалось для него столь же немыслимымъ, какъ, напримѣръ, утратить сознаніе вчерашняго дня. Подобнымъ же образомъ и Кимонъ, выведенный въ его баснѣ, не могъ бы на самомъ дѣлѣ такъ легко отдѣлаться отъ безсердечной своей очаровательницы. Стоило бы ей только шевельнуть пальцемъ, и онъ вернулся бы къ ней назадъ съ края свѣта. Стоило ей, напримѣръ, сказать: "Я отвергла такого-то и такого-то поклонника", и несчастный безумецъ навѣрное вернулся бы опять и принялся бы бродить вокругъ дома ея матери, охотно соглашаясь, чтобы его зачислили въ списокъ жениховъ, но въ тоже самое время зная, что его могутъ на слѣдующей же недѣлѣ вычеркнутъ изъ этого списка. Если онъ самъ въ своемъ безуміи уподоблялся Улиссу, то Беатриса, въ свою очередь, походила на Пенелопу, по крайней мѣрѣ, въ томъ отношеніи, что была окружена толпою ухаживателей и со дня на день еженощно разрушала художественную ткань обольщенія и кокетства, которою ихъ соблазняла и заманивала въ свои сѣти. Нѣкоторую часть кокетства Беатрисы можно было признать обусловленной ея положеніемъ при Дворѣ, гдѣ прелестная фрейлина являлась какъ бы свѣточемъ, вокругъ котораго порхали и увивались тысячи придворныхъ щеголей. Ее окружала тамъ всегда толпа поклонниковъ, восторгавшихся въ одинаковой степени ея красотой и остроумными выходками. Ей приходилось тамъ и говорить и слушать многое, чего, повидимому, ни въ какомъ случаѣ не должны были бы позволять себѣ уста и уши дочери такой скромной женщины, какою была всегда Рашель Кэстльвудъ, придворныя лэди и джентльмены, дежурившіе въ Виндзорѣ или Гэптонѣ, совершали вмѣстѣ прогулки верхомъ, при этомъ миссъ Беатриса, въ охотничьемъ сюртукѣ и шляпѣ, мчалась обыкновенно впереди всѣхъ за собаками черезъ рвы и заборы парка, а за нею уже неслась на борзыхъ скакунахъ толпа молодыхъ придворныхъ кавалеровъ. Если въ тогдашней Англіи провинціальныя лэди были скромнѣшими и непорочнѣйшими женщинами въ мірѣ, то, съ другой стороны, обитательницы столицы и придворныхъ сферъ не отличались ни скромностью, ни непорочностью. Многія изъ нихъ позволяли себѣ такую свободу рѣчей и поступковъ, какую истинный другъ прекраснаго пола никогда не могъ бы признать для нихъ желательной. Джентльмены, принадлежащіе къ числу моихъ потомковъ, могутъ прочесть въ сочиненіяхъ Конгрева, д-ра Свифта и другихъ, каковъ былъ тогда общій тонъ разговора, нравовъ и обычаевъ. Особамъ прекраснаго пола я не совѣтовалъ бы, однако жъ, заниматься такими изслѣдованіями.
   Въ 1712 году, когда Эсмондъ вернулся въ Англію, прелестнѣйшая изъ англійскихъ дѣвицъ, аристократка, хотя и безприданница, но обладавшая зато громаднымъ капиталомъ прирожденныхъ талантовъ, прекраснаго образованія и воспитанія, -- блиставшая своимъ остроуміемъ, Беатриса Эсмондъ была уже двадцати шести лѣтъ отъ роду и все еще оставалась въ дѣвицахъ. Изъ многихъ сотенъ своихъ поклонниковъ она не выбрала себѣ ни одного въ мужья. Женихамъ, сватавшимся за ней, она отказывала, а еще чаще дѣло кончалось тѣмъ, что они доведенные до отчаянія, бросали ее сами. Съ тѣхъ поръ, какъ она стала выѣзжать въ свѣтъ, явилось почти уже десять годичныхъ урожаевъ красавицъ. Всѣ эти урожаи были, выражаясь сельскохозяйственнымъ терминомъ, убраны съ поля надлежащими жнецами и давно уже пристроены къ мѣсту. Сверстницы Беатрисы стали почтенными матерями семействъ. Дѣвушки, у которыхъ не было и сотой доли ея прелестей и остроумія, сдѣлали прекрасныя партіи и пользовались теперь, въ силу великосвѣтскаго церемоніала, извѣстными преимуществами надъ нею, все еще остававшейся въ дѣвушкахъ, хотя она недавно еще заставляла ихъ стушевываться передъ собою. Молодое поколѣніе красавицъ начало глядѣть на Беатрису, какъ на старую дѣву, подсмѣиваться надъ нею, называть ее современницей Карла II и спрашивать: не виситъ-ли ея портретъ въ Гэмптонкуртской картинной галлереѣ? Тѣмъ не менѣе Беатриса все еще царствовала, безраздѣльно, по крайней мѣрѣ, во мнѣніи одного человѣка. Ему она представлялась неизмѣримо очаровательнѣе всѣхъ молоденькихъ барышень, за здоровье которыхъ пила тогдашняя молодежь. Да! Генри Эсмонду эта двадцатишестилѣтняя дѣвица казалась еще обворожительно молодой и прелестной.
   Кто знаетъ, сколько именно мужчинъ были чуть не осчастливлены рукой и сердцемъ Беатрисы, или, лучше сказать, сколькимъ уже удалось вырваться изъ сѣтей этой сирены? Невольно изумляешься при мысли о томъ, что виконтесса была простодушнѣйшая и непорочнѣйшая женщина въ свѣтѣ, а родила такую дочь, какъ Беатриса. Я расположенъ подозрѣвать, что виконтесса, никогда не позволявшая себѣ рѣзкаго слова по отношенію къ дѣтямъ (и всего лишь два или три раза объяснявшаяся негодующимъ тономъ съ самимъ авторомъ этихъ мемуаровъ), вѣроятно, оказывалась слишкомъ любящей матерью и слишкомъ настойчиво старалась проводить у дѣтей свой материнскій авторитетъ. Вслѣдствіе этого и сынъ и дочь рано возмутились противъ означеннаго авторитета. По той же причинѣ, послѣ перваго вылета этихъ птенцовъ изъ гнѣзда, любящая мать оказалась не въ состояніи заманить ихъ туда обратно.
   Лэди Кэстльвудъ въ дѣйствительности имѣла лишь очень ограниченныя свѣдѣнія о мысляхъ и поступкахъ своей дочери. Быть можетъ, что все, такимъ образомъ, складывалось само собою къ лучшему. Да и какъ могла знать виконтесса о томъ, что дѣлалось и говорилось въ аппартаментахъ королевы и за придворнымъ столомъ? Беатриса столь энергически отстаивала свой собственный авторитетъ, что ея мать вскорѣ совершенно отказалась отъ борьбы съ нею. Фрейлина ея величества имѣла собственный экипажъ, уѣзжала изъ дома и возвращалась, когда вздумается. Мать Беатрисы была положительно не въ силахъ противиться ея волѣ. Она не могла руководить дочерью, приказывать Беатрисѣ, или же уговаривать ее.
   Сколько извѣстно было Эсмонду, Беатриса считалась уже раза три невѣстой, при его отъѣздѣ во Фландрію ходили слухи объ ея помолвкѣ съ лордомъ Эшбернгемомъ. Вернувшись оттуда, Эсмондъ узналъ, что его сіятельство только что вступилъ въ бракъ съ лэди Мери Ботлерь, дочерью герцога Ормондскаго. Такимъ образомъ, великолѣпные дворцы и ежегодный доходъ въ двѣнадцать тысячъ фунтовъ, ради которыхъ миссъ Беатриса соглашалась взять герцога въ мужья, отъ нея ускользнули. Съ самой Беатрисой Эсмонду неловко было говорить о причинахъ, по которымъ свадьба эта разошлась, а лэди Кэстльвудъ въ отвѣтъ на его разспросы заявила:
   -- Не говорите со мной лучше объ этомъ предметѣ, Гарри. Я сама не знаю, какъ и почему именно они разошлись и, признаться, боюсь разспрашивать. Я давно уже сообщала вамъ, что, не смотря на всю свою доброту, остроуміе, великодушіе и блестящіе таланты, которыми надѣлила природа Беатрису, я лично не могу дать хорошаго отзыва объ этой бѣдняжкѣ и со страхомъ смотрю на возможныя послѣдствія выхода ея замужъ. Она теперь носится съ честолюбивыми замыслами и думаетъ только о томъ, чтобы играть видную роль въ свѣтѣ. Это, однако, не замедлитъ ей надоѣсть, какъ надоѣдаетъ рѣшительно все, чего ей удается достигнуть, Боже, будь милостивъ тогда къ ея мужу, кѣмъ бы онъ ни оказался. Милордъ Эшбернгемъ былъ прекраснѣйшій молодой человѣкъ, ласковаго и вмѣстѣ съ тѣмъ энергическаго характера, съ прекрасными способностями и хорошимъ образованіемъ, какъ мнѣ говорили и по сколько я могла составить себѣ понятіе изъ бесѣды съ нимъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ онъ обладалъ отличнымъ характеромъ, добрымъ и терпѣливымъ. Ему пришлось многое выносить отъ Беатрисы и фактически доказать свое долготерпѣніе. Подъ конецъ, однако, она все-таки съумѣла, -- не знаю уже хорошенько, чѣмъ именно: капризами-ли, или же чудовищнымъ проявленіемъ тиранніи, -- вывести его изъ себя и воспользовалась этимъ случаемъ, чтобы вернуть ему слово. Теперь онъ женился на особѣ, которая сдѣлаетъ его въ тысячу разъ счастливѣе, чѣмъ онъ былъ бы съ моей дочерью.
   Какова бы ни была причина разрыва (я слышалъ впослѣдствіи про этотъ скандалъ, но считаю совершенно излишнимъ вносить въ дневникъ всевозможныя росказни, ходившія по клубамъ и ресторанамъ), онъ вызвалъ въ свое время много сплетенъ и толковъ. Полковнику Эсмонду пришлось быть при Дворѣ въ день рожденія королевы, когда лордъ Эшбернгемъ какъ разъ представлялся съ молодой своей женой ея величеству. Словно въ отместку бывшему своему жениху, Беатриса имѣла въ этотъ день такой величественный и въ тоже время чарующе милый видъ, что совершенно затмила собою скромную и смущенную новобрачную. Лордъ Эшбернгемъ, имѣвшій, вѣроятно, свои причины избѣгалъ разговора съ фрейлиной ея величества, поспѣшилъ удалиться изъ пріемной съ какимъ-то словно пристыженнымъ видомъ. За то его свѣтлость, герцогъ Гамильтонъ, на котораго, какъ это было извѣстно Эсмонду, Беатриса и раньше производила уже большое впечатлѣніе, теперь почти не отходилъ отъ нея. Это былъ одинъ изъ наиболѣе блестящихъ джентльменовъ во всей Европѣ, усовершенствовавшій свое образованіе чтеніемъ, путешествіями и короткимъ знакомствомъ съ самыми выдающимися личностями, -- снискавшій себѣ репутацію искуснаго государственнаго дѣятеля, -- состоявшій еще при королѣ Вильгельмѣ британскимъ посломъ заграницей и въ качествѣ спикера въ шотландскомъ парламентѣ руководившій партіей, которая высказывалась противъ присоединенія къ Англіи. Герцогъ былъ человѣкъ уже не первой молодости. Ему исполнилось сорокъ пять или, быть можетъ, даже сорокъ шесть лѣтъ, но при своемъ высокомъ ростѣ, представительной наружности, остроуміи, богатствѣ и безукоризненной репутаціи онъ смѣло могъ домогаться руки любой изъ европейскихъ принцессъ.
   -- Нравился-ли бы вамъ герцогъ въ качествѣ кузена? -- шепнулъ полковнику Эсмонду по французски статсъ-секретарь Сентъ-Джонъ, добавивъ:-- Кажется, что герцогъ не намѣренъ разыгрывать роль неутѣшнаго вдовца!
   Вернемся, однако, къ поддѣльному нумеру "Обозрѣвателя" и къ разговору, возникшему на почвѣ этой контрфакціи. Миссъ Беатриса попалась сперва, какъ говорится, на удочку и не узнала дѣйствительнаго автора направленной противъ нея сатиры. Правда, что Эсмондъ старался подражать въ данномъ случаѣ манерѣ мистера Стиля (что касается до другого сотрудника въ "Обозрѣвателѣ", то его проза кажется мнѣ, неподражаемой). Дикъ, лѣнивѣйшій и добрѣйшій изъ людей, съ удовольствіемъ помѣстилъ бы упомянутую сатиру въ своей газетѣ и передалъ ее потомству въ качествѣ собственнаго своего измышленія, но Эсмонду не хотѣлось выставить въ столь неблагопріятномъ свѣтѣ дѣвушку, которую онъ все еще горячо любилъ. Читая газету, Беатриса то и дѣло выражала свое неудовольствіе односложными презрительными восклицаніями. Полковинкъ Эсмондъ не безъ интереса слѣдилъ при этомъ за выраженіемъ ея лица.
   -- Какъ глупъ становится вашъ пріятель, мистеръ Стиль!-- воскликнула, прерывая чтеніе, Беатриса.-- Онъ вѣчно возится съ Эпсомомъ и Тонбриджемъ. Когда, наконецъ, оставитъ онъ ихъ въ покоѣ и перестанетъ насъ угощать разсказами про то, какъ себя ведутъ великосвѣтскіе кавалеры въ церкви, или же повѣствованіями про разныхъ Іокастъ, Линдамировъ и тому подобное? Отчего не называетъ онъ дѣвицъ и дамъ христіанскими ихъ именами: Нелли, Бетти, какими ихъ нарекли воспріемники при крещеніи?
   -- Ахъ, Беатриса, о такихъ серьезныхъ предметахъ слѣдовало бы говорить серьезнѣе!-- замѣтила ей мать.
   -- Мамаша, повидимому, считаетъ, что англиканскій вашъ катихизисъ снизошелъ прямо съ неба и что какой-нибудь преосвященный епископъ принесъ его съ Синайской торы, -- со смѣхомъ возразила Беатриса.-- Мнѣ, признаться, онъ еще въ дѣтствѣ страшно какъ надоѣлъ. Кромѣ того, крестная моя мать была вѣдь папистка. Позвольте спросить васъ, мамаша, какъ допустила ваша совѣсть наградить меня такою воспріемницей отъ купели?
   -- Ты носишь имя законной нашей королевы, -- сказала, покраснѣвъ до ушей, ея мать.
   -- И при томъ очень миленькое имя, -- добавилъ одинъ изъ присутствовавшихъ.
   Беатриса принялась опять за газету.
   -- "Я выговариваю мою фамилію такъ, что въ ней можно разслышать игрекъ!" -- Ахъ, вы, негодный! -- объявила она, оборачиваясь къ полковнику Эсмонду.-- Вы разсказали эту исторію мистеру Стилю, или, погодите, -- вы сами описали ее въ газетѣ, чтобы меня осмѣять.-- Стыдитесь, сударь!
   Бѣдняга Эсмондъ совсѣмъ перепугался и, чтобы выпутаться, сказалъ чистую истину, являвшуюся вмѣстѣ съ тѣмъ, однако, и чистѣйшею ложью.
   -- Клянусь честью, -- объявилъ онъ, -- что я даже и не читалъ сегодняшняго нумера "Обозрѣвателя". Онъ и дѣйствительно не читалъ этого нумера, такъ какъ вмѣсто настоящаго "Обозрѣвателя" былъ подложенъ фальшивый.
   Фрейлина ея величества продолжала читать далѣе и по мѣрѣ того какъ она читала, лицо ея покрывалось все болѣе густою краской.-- Нѣтъ, я не думаю, чтобы вы могли написать такую гадость!-- сказала она.-- Ее должно быть сочинилъ самъ мистеръ Стиль, когда подвыпилъ и ожидалъ, что это жена, -- эта противная вульгарная баба, -- сдѣлаетъ ему сцену. Каждый разъ, когда я читаю чудовищные комплименты женщинамъ, или какое-нибудь выспреннее славословіе женскимъ добродѣтелямъ, я увѣрена, что у капитана была ночью стычка съ прекрасною его половиной и что его доставили домой пьянаго изъ кабака, или же изъ...
   -- Беатриса!-- воскликнула лэди Кэстльвудъ.
   -- Что съ вами, мамаша? Вы забываете поговорку о неумѣстности кричать, прежде чѣмъ васъ ударили. Я вовсе не имѣла въ виду употребить какое-нибудь скоромное выраженіе Повѣрьте, милая, добрая мамочка, что у меня нѣтъ ни малѣйшаго желанія огорчать васъ больше чѣмъ слѣдуетъ! Да-съ, ваша Трисочка гадкая дѣвченка! Она не дѣлаетъ того, что слѣдовало бы и дѣлаетъ много того, чего бы не слѣдовало. Кромѣ того, она еще... Ну, ладно, не станемъ говорить на эту тему! Впрочемъ, нѣтъ, я буду продолжать, если только вы не предпочтете сейчасъ же меня поцѣловать.
   Съ этими словами барышня, положивъ газету, подбѣгаетъ къ мамашѣ и начинаетъ съ нею цѣловаться на всевозможные лады, бросая вмѣстѣ съ тѣмъ на полковника Эсмонда взгляды, которые краснорѣчивѣе всякихъ словъ спрашиваютъ его:-- А вамъ, сударь, развѣ не доставило бы удовольствія продѣлать подобную же интересную операцію?
   -- Съ моимъ удовольствіемъ, сударыня! -- отвѣчаетъ онъ.
   -- Что же бы хотѣли сдѣлать съ удовольствіемъ? -- освѣдомляется миссъ Беатриса.
   -- То, что у васъ было на умѣ, когда вы глядѣли на меня такимъ вызывающимъ образомъ, -- отвѣчаетъ Эсмондъ.
   -- Вамъ, сударь, слѣдовало бы быть не полковникомъ, а духовникомъ! -- восклицаетъ расхохотавшись Беатриса.
   -- Чего же собственно хотѣлось Генри, моя дорогая? -- спрашиваетъ ее мать, которая въ душевной своей добротѣ помышляла лишь доставить возможно больше удовольствія намъ всѣмъ.
   Дѣвица подбѣгаетъ опять къ мамашѣ.
   -- Какая вы глупенькая, мамочка!-- говоритъ она, снова принимаясь цѣловать свою мать.-- Вотъ вѣдь чего хотѣлось бы Гарри!
   При этихъ словахъ она разразилась веселымъ раскатистымъ хохотомъ, а лэди Кэстльвудъ покраснѣла также стыдливо, какъ если бы все еще была шестнадцатилѣтней дѣвочкой.
   -- Взгляните-ка на нее, Гарри, -- шепнула Беатриса, подойдя почти вплоть ко мнѣ и говоря самымъ нѣжнымъ груднымъ голосомъ.-- Не правда-ли, что румянецъ ей очень къ лицу? Какая она хорошенькая! На видъ мамаша теперь моложе меня, а въ тоже время душа у нея въ сто милліоновъ разъ лучше моей!
   Вдовствующая виконтесса вышла изъ комнаты, все еще съ такини же румяными щеками.
   -- Если бы у насъ придворныхъ фрейлинъ, росли на щекахъ такія розы, -- продолжала съ усмѣшкой Беатриса, -- чего бы мы, кажется, не сдѣлали для того, чтобы онѣ остались въ сохранности? Мы надрѣзали бы имъ стебельки и стали бы поливать эти надрѣзы самымъ крѣпкимъ разсоломъ Жаль, что такія розы, Генри, не цвѣтутъ въ Гэмптонкуртѣ и Виндзорѣ.
   Дѣвушка на минуту замолчала, а затѣмъ съ ея лица, измѣнчиваго, какъ апрѣльская погода, внезапно слетѣла улыбка, уступивъ мѣсто угрожающему потоку слезъ.
   -- Мамаша такая вѣдь добрая, -- она совершенно святая женщина, Гарри, -- продолжала Беатриса.-- Именно добродѣтели-то ея меня и пугаютъ. Мнѣ совсѣмъ не годится жить съ нею вмѣстѣ. Я, кажется, сдѣлалась бы лучше, если бы моя мамаша не оказывалась такимъ совершенствомъ. У нея имѣлось въ жизни большое горе и какая-то тайна, и она въ ней раскаялась. Не знаю, что бы такое это могло быть, но только не смерть моего отца. Она говоритъ теперь о ней совершенно спокойно, да и кромѣ того вѣдь не могла же она особенно сильно его любить. Впрочемъ, какъ знать, кого именно и за что способны любить мы, женщины?
   -- Въ самомъ дѣлѣ, кого именно и за что? -- переспросилъ Генри Эсмондъ.
   -- Внутреняя душевная жизнь моей матери никому въ сущности неизвѣстна; -- продолжала Беатриса, отвѣтивъ на этотъ вопросъ единственно только взглядомъ.-- Вотъ и сегодня мамаша была у заутрени. Она проводитъ по цѣлымъ часамъ въ своей комнатѣ, и, еслибы вы вздумали пойти туда за нею теперь, вы застали бы ее за молитвой. Она ухаживаетъ за бѣдными здѣсь по сосѣдству, -- за этими противными, грязными несчастливцами. Она слушаетъ отъ слова до слова проповѣди священника, нагоняющія на меня смертную скуку. Не смотря на все это, что бы тамъ ни говорили, а такіе добродѣтельные люди, какъ мамаша, оказываются непригодными для совмѣстной жизни съ нами, суетными мірянами. Представь себѣ, что каждый разъ, когда мы съ мамашей остаемся вдвоемъ, я испытываю совершенно такое чувство, какъ если бы между нами стояло совсѣмъ постороннее третье лицо. Мамаша не можетъ быть всею душою со мною, такъ какъ постоянно думаетъ о будущей жизни и о своемъ ангелѣ-хранителѣ, который, быть можетъ, и является упомянутымъ уже третьимъ лицомъ, стоящимъ всегда между нами. Ахъ, Гарри, вы не повѣрите, какъ я ревную ее къ этому ангелу! -- воскликнула въ страстномъ порывѣ миссъ Беатриса.-- Я знаю, что все это ужасно гадко съ моей стороны, но тѣмъ не менѣе чувствую, что между мною и матерью не можетъ быть ничего общаго. Она живетъ исключительно только для неба, а я для земли. Какая же можетъ быть послѣ того между нами дружба? Къ тому же я знаю, что мизинецъ Франка для нея дороже всей моей особы. Да, мнѣ это положительно извѣстно! Кромѣ того, сударь, она любитъ васъ гораздо больше, чѣмъ-бы слѣдовало, а я за это, разумѣется, васъ ненавижу. Мнѣ бы хотѣлось, чтобы мамаша была всецѣло моя. Она, однако, этого ни подъ какимъ видомъ не хочетъ. Когда я была ребенкомъ, мамаша любила моего отца. (Не понимаю, право, какъ это она ухитрялась: онъ, помнится, былъ добрымъ, красивымъ, но страшно глупымъ мужчиной и постоянно напивался до того, что не могъ выговорить ни слова). Потомъ предметомъ ея привязанности сдѣлался Франкъ, а теперь для нея дороже всего Небо и англиканскій священникъ. Ахъ! какъ я могла бы ее любить! Еще въ дѣтствѣ меня доводила до бѣшенства мысль, что мама любитъ, кого-нибудь другого кромѣ меня, а между тѣмъ она любила вѣдь всѣхъ васъ больше, чѣмъ свою дочь, гораздо больше; мнѣ это положительно извѣстно. Теперь же она постоянно говоритъ объ утѣшеніяхъ, якобы ниспосылаемыхъ религіей. Эта добрая душа воображаетъ себѣ съ счастливой увѣренностью, что мы всѣ -- негодные и несчастные грѣшники, и что этотъ міръ служитъ для добродѣтельныхъ людей только постоялымъ дворомъ, гдѣ они останавливаются переночевать, подобно тому какъ мы на пути изъ Валькота ночуемъ всегда въ противномъ, скучномъ, неуютномъ гунслоускомъ трактирѣ. Тамъ еще такія гадкія постели. Вы, разумѣется, помните, какія онѣ неудобныя и скверныя?.. На слѣдующее утро пріѣзжаетъ за добродѣтельными экипажъ и отвозитъ ихъ прямо на небо!
   -- Тсъ, миссъ Беатриса, развѣ можно говорить такія вещи?
   -- Такъ вы и заставите меня молчать! Вы, Генри, тоже лицемѣръ, не смотря на серьезный вашъ видъ и хмурое лицо. Всѣ мы лицемѣры, прости Господи! Всѣ мы чувствуемъ себя здѣсь совсѣмъ одинокими, до того одинокими, что даже подумать страшно, -- добавила бѣдняжка Беатриса со вздохомъ, вырвавшимся изъ волновавшейся ея прелестной груди.
   -- Знаете-ли, моя дорогая, что вся эта газета написана отъ первой до послѣдней строчки мною самимъ, -- объявилъ Генри Эсмондъ.-- Вы, Беатриса, вовсе не такая суетная дѣвушка, за какую себя считаете и оказываетесь много лучше, чѣмъ мы о васъ думаемъ. Впрочемъ, вѣдь сплошь и рядомъ случается, что человѣкъ не цѣнитъ по достоинству даже свои собственныя хорошія качества и презрительно отказывается отъ счастья, которое само шло ему въ руки, Вотъ, напримѣръ, хоть вы, Беатриса, вы непремѣнно хотите сдѣлать блестящую, знатную партію, а между тѣмъ къ чему задаетесь вы такими честолюбивыми цѣлями? Онѣ вѣдь надоѣдятъ вамъ тотчасъ же послѣ того, какъ вы ихъ достигнете. Карета, украшенная хотя бы даже княжескою короной, не сдѣлаетъ васъ счастливѣй...
   -- Чѣмъ возможность ѣздить на рынокъ вмѣстѣ съ Любеномъ верхомъ позади его сѣдла?-- добавила Беатриса.-- Благодарю васъ, Любенъ.
   -- Положимъ, я не авантажный пастухъ, -- краснѣя возразилъ Эсмондъ, -- и нуждаюсь въ такой нимфѣ, которая могла бы чинить мнѣ бѣлье и варить овсянку. Впрочемъ, все это можетъ дѣлать вполнѣ удовлетворительно и Джонъ Локвудъ. Онъ вынесъ меня на плечахъ съ поля сраженія и ухаживалъ за мною такъ усердно, какъ наврядъ-ли могла бы ухаживать даже самая нѣжная любовь милѣйшей барышни въ свѣтѣ. А между тѣмъ вознагражденіемъ ему служило только сравнительно скромное жалованье, да надежда унаслѣдовать, вслучаѣ моей смерти, кое-какое платье и прочее содержимое моихъ чемодановъ. Позвольте спросиль, какъ долго служилъ Іаковъ въ батракахъ изъ-за Рахили?
   -- Такъ, значитъ, дѣло идетъ о моей мамашѣ?-- коварно освѣдомилась Беатриса.-- Ваше высокородіе, хотите посвататься за мамашей и доставить мнѣ счастье звать васъ папашей?
   Эсмондъ снова покраснѣлъ и возразилъ:
   -- Я говорилъ о Рахили, за которой ухаживалъ одинъ пастушокъ назадъ тому пять тысячъ лѣтъ, когда пастухи жили дольше, чѣмъ въ настоящее время. Я имѣлъ въ виду этимъ сказать, что съ тѣхъ поръ, какъ увидѣлъ васъ впервые послѣ нашей разлуки, -- вы были тогда еще ребенкомъ...
   -- И надѣла на себя самые хорошенькіе свои чулочки съ предвзятымъ намѣреніемъ васъ прельстить? Какъ же, я это очень хорошо помню, сударь...
   -- Такъ, видите-ли, съ того самаго времени мое сердце, каково бы оно ни было, принадлежало всегда вамъ. Вы нравились мнѣ такой, какою были, а на другихъ женщинъ я не обращалъ ни малѣйшаго вниманія. Если я пріобрѣлъ себѣ на военномъ поприщѣ нѣкоторую репутацію, то это было сдѣлано единственно лишь, чтобы доставить вамъ удовольствіе. Впрочемъ, никакой особенной заслуги съ моей стороны тутъ и не было. Думаю, что сотни дурней въ нашей арміи удостоились, или, по крайней мѣрѣ, заслуживали удостоиться совершенно такихъ же отличій. Надо полагать, что уже въ самомъ воздухѣ угрюмаго стараго Кэстльвуда было что-то такое, приводившее насъ всѣхъ въ мрачное настроеніе. Подъ обветшалой кровлей этого стариннаго замка мы чувствовали себя словно недовольными и одинокими даже и въ то время, когда собирались тамъ вмѣстѣ. Дѣло въ томъ, что хотя мы и сидѣли за однимъ и тѣмъ же столомъ, каждый изъ насъ стремился къ своимъ собственнымъ цѣлямъ.
   -- Милый угрюмый старинный нашъ замокъ! -- воскликнула Беатриса. -- Мамаша никакъ не рѣшалась вернуться въ Кэстльвудъ, послѣ нашего отъѣзда оттуда, когда... Все равно, съ тѣхъ поръ прошло уже много лѣтъ...-- съ этими словами она откинула назадъ свои локоны и взглянула на зеркало черезъ прелестное свое плечо съ такимъ горделивымъ видомъ, какъ если бы говорила: "Время, я тебя не боюсь!"
   -- Да, -- подтвердилъ Эсмондъ, обладавшій, какъ она сама это признавала, способностью угадывать многія изъ ея мыслей, -- вы можете позволять еще себѣ глядѣться въ зеркало и съ удовольствіемъ смотрѣть на истину, которую оно вамъ показываетъ. Что касается до меня лично, то знаете-ли, что я замышляю? Я хочу просить Франка, чтобы онъ отдалъ мнѣ виргинское помѣстье, пожалованное королемъ Карломъ нашему дѣдушкѣ. (Она сдѣлала мнѣ дерзкій реверансъ, которымъ очевидно хотѣла сказать: "Вы позволяете себѣ говорить о нашемъ дѣдушкѣ? Благодарю васъ, господинъ незаконнорожденный" ). Знаю, что вы думаете въ эту минуту о полосѣ на лѣвой сторонѣ моего герба. Не безпокоитесь, я тоже про нее не забываю! Здѣсь у насъ такая полоса остается на вѣчныя времена позорнымъ пятномъ, кромѣ того случая, когда она пересѣкаетъ королевскій гербъ -- тогда подобная полоса считается въ высшей степени почетною. Принимая все это во вниманіе, я, видите-ли, и рѣшилъ удалиться въ виргинскія плантаціи, устроить себѣ въ лѣсу вигваму и, если уже понадобится подруга жизни, обзавестись кстати индіанкой. Мы будемъ присылать вашему сіятельству мѣха для зимнихъ нарядовъ, а когда вы состаритесь, станемъ снабжать васъ табачкомъ. Я нахожу себя однимъ изъ двухъ: или недостаточно умнымъ, или же недостаточно плутоватымъ для Стараго Свѣта, а потому хочу пріискать себѣ мѣстечко въ Новомъ Свѣтѣ, который не въ такой еще степени переполненъ людьми. Тамъ я разсчитываю обзавестись семьей. Когда вы станете матерью и важною дамой, я, можетъ быть, пришлю къ вамъ какъ-нибудь съ плантаціи маленькаго варвара, помѣсь Эсмонда съ могавкомъ, и вы отнесетесь къ нему благосклонно ради это отца, который все-таки приходился вамъ родственникомъ и котораго вы когда-то немножко любили.
   -- Что за вздоръ вы городите, Гарри!-- сказала миссъ Беатриса, глядя на него выразительными большими своими глазами.
   -- Нѣтъ, сударыня, это не вздоръ, а совершенно серьезно обдуманное и очень разсудительное намѣреніе, -- возразилъ Эсмондъ.
   Дѣйствительно, онъ въ теченіе уже довольно долгаго времени неоднократно обсуждалъ этотъ проектъ, особенно же послѣ возвращенія въ Англію, когда убѣдился въ безнадежности своей любви къ Беатрисѣ и въ томъ, что эта любовь способна только унизить его въ собственныхъ глазахъ.
   -- Да, сударыня, я нахожу, что не стоитъ прибѣгать болѣе въ палліативнымъ мѣрамъ, -- продолжалъ онъ.-- Я примѣнялъ ихъ уже съ полдюжины разъ и все-таки ничего путнаго не выходило. Вдали отъ васъ я могу чувствовать себя еще довольно сносно, но въ вашемъ присутствіи положеніе становится для меня невыносимымъ (Миссъ Беатриса снова дѣлаетъ ему глубокій реверансъ), а потому я намѣреваюсь совершенно серьезно уѣх ать въ Америку. Денегъ у меня хватитъ, какъ на покупку ружей и топоровъ для людей, которыхъ надо будетъ взять съ собою, такъ и на пріобрѣтеніе бусъ и одѣялъ для мѣновой торговли съ краснокожими дикарями. Я отправляюсь къ нимъ и буду жить среди нихъ.
   Взявъ Эсмонда за руку съ видомъ искренняго состраданія, Беатриса сказала ему доброжелательнымъ тономъ:
   -- Надѣюсь, другъ мой, вы и сами не думаете, чтобы между нами возможно было что-нибудь большее нынѣшней нашей дружбы. Мы смотримъ на васъ, какъ на старшаго брата, сожалѣемъ о вашемъ несчастьи и не ставимъ вамъ его въ упрекъ. Вы настолько серьезны и въ такихъ лѣтахъ, что могли бы быть намъ отцомъ. Видъ у васъ такой серьезный и выраженіе лица такое торжественное, что я лично расположена дать вамъ, по крайней мѣрѣ, сто лѣтъ. Я питаю къ вамъ сестринскую привязанность, но не болѣе того! Неужели, сударь, вамъ этого недостаточно?
   Беатриса подошла такъ близко къ Эсмонду, что лицо ея почти касалось его лица. Богъ знаетъ, какія были у нея при этомъ намѣренія.
   -- Нѣтъ, я не въ силахъ этого выноситъ, -- объявилъ, отворачиваясь отъ нея, Эсмондъ.-- Я долженъ, -- непремѣнно долженъ уѣхать отсюда. Вѣроятнѣе всего, что я пробуду здѣсь, пока вы не выйдете замужъ, а потомъ зафрахтую корабль, назову его "Беатрисой" и распрощусь со всѣми...
   Какъ разъ въ это время лакей, распахнувъ настежь двери, доложилъ о прибытіи его свѣтлости герцога Гамильтона, и Эсмондъ, чуть не съ проклятіемъ на губахъ, отшатнулся отъ Беатрисы при входѣ вельможи, которому звѣзда и зеленая лента черезъ плечо придавали какъ нельзя болѣе блистательный видъ. Онъ удостоилъ Генри Эсмонда столь же милостиваго поклона, какъ если бы имѣлъ дѣло съ лакеемъ, подавшимъ ему стулъ, или принявшимъ отъ него шляпу, и сѣлъ рядомъ съ Беатрисой, тогда какъ бѣдняга полковникъ вышелъ изъ комнаты до чрезвычайности недовольный, что его объясненіе съ этой дѣвицей было прервано, какъ онъ полагалъ, на самомъ интересномъ мѣстѣ.
   Комната высокородной фрейлины помѣщалась во второмъ этажѣ. Спускаясь внизъ, онъ встрѣтилъ на площадкѣ перваго этажа мать Беатрисы. Она часто поджидала его тамъ, когда онъ уходилъ отъ ея дочери и на этотъ разъ пригласила войти въ комнату.
   -- Разсказала она вамъ все, Гарри?-- спросила милэди.
   -- Да, она была со мною очень, -- очень откровенна, -- отвѣчалъ Эсмондъ.
   -- Однако сообщила-ли она вамъ о томъ, что должно на-дняхъ случиться...
   -- Что же именно должно случиться?-- спросилъ Эсмондъ, сердце котораго усиленно забилось.
   -- За ней посватался свѣтлѣйшій герцогъ Гамильтонъ. Онъ вчера сдѣлалъ формальное предложеніе. Свадьба назначена, какъ-только кончится его трауръ. Вамъ уже извѣстно, что его свѣтлость ѣдетъ чрезвычайнымъ посломъ въ Парижъ. Его будетъ сопровождать туда и посланница.
  

ГЛАВА IV.
Новый женихъ Беатрисы.

   Джентльменъ, котораго Беатриса выбрала себѣ въ мужья, былъ чуть не на двадцать лѣтъ старше полковника. Фрейлина ея величества считала Гарри Эсмонда для себя слишкомъ уже пожилымъ, но дѣло въ томъ, что въ немъ она видѣла единственно только безъимяннаго искателя приключеній, тогда какъ Гамильтонъ являлся знатнѣйшимъ герцогомъ во всей Шотландіи и, притомъ, -- съ притязаніями на несравненно болѣе высокій титулъ. Безспорно, что свѣтлѣйшій герцогъ обладалъ всѣми достоинствами, способными скрасить джентльмена. Означенныя способности успѣли у него вполнѣ развиться и созрѣть, такъ какъ въ то время, когда миссъ Беатриса выбрала его себѣ въ женихи, ему было уже за пятьдесятъ лѣтъ. Графъ Арронскій, впослѣдствіи герцогъ Гамильтонъ, воспитывался въ знаменитомъ Глэсговскомъ университетѣ, въ Шотландіи и, прибывъ въ Лондонъ, пріобрѣлъ большое расположеніе короля Карла II, который назначилъ его своимъ лордомъ-камергеромъ, а потомъ отправилъ посломъ къ французскому королю. Графъ Арронскій состоялъ въ качествѣ экстраординарнаго посла и адьютанта при королѣ Людовикѣ XIV и участвовалъ въ двухъ кампаніяхъ. Во время послѣдней изъ нихъ скончался въ Англіи король Карлъ.
   Преемникъ его, Іаковъ II, продолжая столь же благосклонно относиться къ графу Арронскому, -- назначилъ его оберъ-гардеробмейстеромъ и командиромъ конногвардейскаго полка. Графъ былъ вѣрнымъ сторонникомъ короля Іакова и принадлежалъ къ числу немногихъ лицъ, не покидавшихъ этого злополучнаго монарха до самаго его отъѣзда изъ Англіи. Тогда, а именно въ 1688 году, графъ Арронскій подружился съ полковникомъ Фрэнсисомъ Эсмондомъ. Дружба эта съ тѣхъ поръ все время поддерживалась между обѣими семьями.
   Питая лично величайшее уваженіе къ королю Вильгельму, графъ тѣмъ не менѣе отказывался присягнуть ему на вѣрность. Онъ принималъ участіе во многихъ заговорахъ, составлявшихся противъ этого великаго короля. Какъ извѣстно, всѣ эти заговоры оказывались неудачными и по большей части заканчивались, благодаря великодушію короля, помилованіемъ заговорщиковъ. За время царствованія Вильгельма графъ Арронскій дважды сидѣлъ въ Тоуэрѣ и когда его предлагали освободить, обязавъ честнымъ словомъ впередъ не бунтовать противъ короля Вильгельма, онъ безстрашно объявилъ, что не считаетъ себя вправѣ дать слово, которое не въ состояніи будетъ сдержать. Не смотря на это, онъ оба раза былъ освобожденъ безъ суда. Король Вильгельмъ не питалъ ни малѣйшаго раздраженія противъ этого благороднаго врага. Когда мать графа Арронскаго, герцогиня Гамильтонъ, по смерти своего мужа добровольно отказалась отъ герцогскаго титула въ пользу сына, графъ былъ возведенъ королевскимъ патентомъ, подписаннымъ въ Лоо въ 1699 году, въ званіе герцога Гамильтона, маркиза Клидесдельскаго и графа Аррона, съ утвержденіемъ во всѣхъ наслѣдственныхъ своихъ правахъ. Его свѣтлость принялъ въ 1700 году присягу и занялъ свое мѣсто въ шотландскомъ парламентѣ, гдѣ прославился своимъ патріотизмомъ и краснорѣчіемъ, особенно же во время преній по законопроекту объединенія Шотландіи съ Англіей. Герцогъ Гамильтонъ энергически высказывался противъ этого билля, хотя и не имѣлъ въ виду доводить свое противодѣйствіе до вооруженнаго сопротивленія, къ которому была расположена значительная часть шотландскаго дворянства. Говорятъ, будто онъ внезапно отказался отъ дальнѣйшей оппозиціи вслѣдствіе писемъ, полученныхъ изъ Сенъ-Жермена отъ претендента. Въ этихъ письмахъ король Іаковъ III просилъ герцога, во имя вѣрноподданической преданности, не препятствовать осуществленію намѣреній его сестры королевы Анны. Герцогъ, которому всегда хотѣлось, чтобы возвращеніе законнаго монарха произошло путемъ примиренія его величества съ королевою Анной, уступилъ настояніямъ своего монарха. Необходимо замѣтить, что онъ всегда высказывался противъ вооруженной экспедиціи, въ особенности же предпринятой съ помощью французскихъ войскъ. Когда Кавалеръ св. Георгія хотѣлъ отплыть изъ Дюнкирхена въ Шотландію съ дессантомъ, герцогъ уѣхалъ изъ Шотландіи и жилъ нѣсколько времени въ обширныхъ своихъ помѣстьяхъ, въ Стаффордскомъ графствѣ. Съ тѣхъ поръ какъ, въ 1710 году, мѣсто виговъ у кормила правленія заступили торіи, королева Анна начала высказывать величайшее расположеніе къ герцогу Гамильтону. Она пожаловала ему титулъ герцога Брандона и барона Доттонскаго въ Англіи. Онъ имѣлъ уже орденъ Репейника, пожалованный еще королемъ Іаковомъ II, а теперь королева Анна признала умѣстнымъ пожаловать ему еще орденъ Подвязки. Не было еще примѣра, чтобы кто-нибудь изъ подданныхъ одновременно имѣлъ оба упомянутые ордена. Когда это было поставлено на видъ королевѣ, она соблаговолила возразить:
   -- Такой подданный, какъ герцогъ Гамильтонъ, имѣетъ полнѣйшее право на каждый изъ знаковъ отличія, какой только можетъ быть пожалованъ ему коронованной особой. Съ этихъ поръ я и сама буду всегда одновременно носить знаки обоихъ высшихъ моихъ орденовъ.
   На собраніи орденскаго капитула, состоявшемся въ Виндзорѣ, въ октябрѣ 1712 года, оффиціально объявлены были кавалерами ордена Подвязки герцогъ Гамильтонъ и нѣкоторыя другія лица, въ томъ числѣ новопожалованный графъ Оксфордскій и Мортимеръ. Спустя нѣсколько дней, его свѣтлость былъ назначенъ чрезвычайнымъ посломъ во Францію. По этому случаю заказаны были великолѣпные экипажи, серебряная посуда и ливреи по штату не только для самого посла, но и для превосходительной супруги, долженствовавшей его сопровождать. Ея гербы вмѣстѣ съ его собственными были уже изображены на дверцахъ каретъ. Ея брату предложено было поспѣшить возвращеніемъ въ Англію, чтобы служить посаженымъ отцомъ при бракосочетаніи.
   Свѣтлѣйшій герцогъ сравнительно недавно овдовѣлъ. Онъ былъ женатъ въ 1698 году первымъ бракомъ на Елизаветѣ, дочери графа Дигби, лорда Жерарда, которая принесла въ приданое обширныя помѣстья. Изъ-за нихъ отчасти и произошла потомъ роковая ссора, пресѣкшая карьеру герцога.
   Начиная съ потери зуба и до утраты возлюбленной нѣтъ такой мучительной боли, которую нельзя было бы вынести. Ожиданіе утраты несравненно томительнѣе самого совершившагося факта. Мы примиряемся съ неизбѣжнымъ бѣдствіемъ, -- разстаемся съ мучившимъ насъ больнымъ зубомъ и принимаемся жевать корочки другою стороной челюстей. Кажется, что и полковникъ Эсмондъ почувствовалъ нѣкоторое облегченіе, когда герцогская карета, запряженная шестерней, умчала его очаровательницу въ недостижимыя ему высшія сферы. Къ концу театральной пьесы случается, что какая-нибудь нимфа удостоивается за живо чести быть взятой на небо. Надлежащій механизмъ подымаетъ ее на облака, гдѣ уже возсѣдаютъ Марсъ, Вакхъ, Аполлонъ и прочіе божественные олимпіийцы. Оттуда, -- съ этихъ горнихъ высей, -- она исполняетъ послѣднюю свою арію уже въ качествѣ богини, а всѣ прочіе актеры благочестиво внимаютъ ея пѣнію. Подобнымъ же образомъ, когда одна особа изъ членовъ семьи Эсмонда была вознесена въ выспреннія сферы, очень можетъ быть, что всѣ прочіе члены этой семьи стали воздавать божественной Беатрисѣ большія чѣмъ когда либо почести. По крайней мѣрѣ, эта дерзновенная красавица стала держать еще выше хорошенькую свою головку, -- говорила еще авторитетнѣе и разыгрывала роль такой величественной недотроги, что всѣ ея пріятели добродушно передъ нею преклонялись.
   Старый знакомый полковника Эсмонда по арміи, почтеннѣйшій Томъ Треттъ, вышелъ въ отставку, продалъ свой патентъ ротнаго командира, женился и открылъ въ Сити торговую контору. Онъ жилъ въ великолѣпномъ домѣ на берегу Темзы и, повидимому, велъ чрезвычайно крупныя дѣла, но при всемъ томъ находился всегда въ самомъ мрачномъ настроеніи духа. По истеченіи нѣкотораго времени Эсмондъ увидѣлъ имя своего пріятеля въ газетѣ, въ спискѣ банкротовъ. Черезъ недѣлю этотъ банкротъ зашелъ къ нему на квартиру съ такимъ же веселымъ лицомъ, и такой же сіяющій жизнерадостной безпечностью, какъ десять лѣтъ тому назадъ, когда онъ вмѣстѣ съ Эсмондомъ отправлялся изъ Соупгемптона въ экспедицію къ берегамъ Испаніи.
   -- Проклятое это банкротство висѣло надъ моей головой цѣлыхъ три года, словно Дамокловъ мечъ, -- разсказывалъ тотъ.-- Мысль о немъ мѣшала мнѣ спать. Не разъ, бывало, я, взглянувъ на головку Полли, лежащую рядомъ съ моей на подушкѣ, -- мысленно прощаюсь съ ней и, посматривая на бритвенный приборъ, соображаю, не лучше-ли покончить разомъ съ жизнью и такимъ образомъ ускользнуть отъ всѣхъ непріятностей? Теперь, слава Богу, все обстоитъ благополучно. Меня объявили банкротомъ. Вашъ покорнѣйшій слуга Томъ Треттъ платитъ своимъ кредиторамъ столько шиллинговъ за фунтъ, сколько оказывается для него возможнымъ, а его супруга сохранила за собой маленькую дачку въ Фульгемѣ и капиталъ, полученный ею отъ отца въ приданое. Я не боюсь теперь ни судебныхъ приставовъ, ни кредиторовъ и за послѣднюю недѣлю, сплю каждую ночь сномъ праведника.
   Такимъ образомъ, когда Фортуна, тряхнувъ крыльями, сбросила бѣднягу Тома на земь, онъ преспокойно закутался въ свою разодранную добродѣтель и крѣпко на крѣпко уснулъ. Эсмондъ не разсказывалъ своему пріятелю, въ какой степени вся эта исторія оказывалась примѣнимой къ его собственному положенію. Тѣмъ не менѣе, аналогія эта до крайности его разсмѣшила, и онъ рѣшился ею воспользоваться. Потерпѣвъ полное крушеніе въ любовныхъ дѣлахъ, онъ счелъ всего благоразумнѣе отнестись къ своему банкротству въ нихъ по возможности весело и жизнерадостно. Беатрису это, повидимому, отчасти даже оскорбило.
   -- Вотъ какъ вы изволите, сударь, переносить извѣстіе о постигшемъ васъ бѣдствіи,-- сказала она.-- Вы осмѣливаетесь являться ко мнѣ съ такимъ улыбающимся видомъ, какъ если бы были и въ самомъ дѣлѣ рады благополучно отъ меня отдѣлаться.
   Эсмондъ не утратилъ жизнерадостнаго своего настроенія вслѣдствіе этого замѣчанія и ограничился тѣмъ, что разсказалъ Беатрисѣ про Тома Третта и его банкротство.
   -- Меня очень соблазняли великолѣпные грозды винограда, виднѣвшіеся на верху стѣны, -- добавилъ онъ.-- Я былъ въ дурномъ расположеніи духа, такъ какъ, сколько ни пробовалъ подыматься на цыпочкахъ, все-таки не могъ до нихъ достать. Теперь ихъ больше нѣтъ. Они сорваны другимъ любителемъ винограда, -- человѣкомъ болѣе высокаго роста, чѣмъ вашъ покорный слуга.
   Съ этими словами полковникъ низко поклонился своей кузинѣ.
   -- Что тутъ говорить о болѣе высокомъ ростѣ, кузенъ Эсмондъ! -- возразила она.-- Человѣкъ, которому, дѣйствительно, очень захотѣлось бы отвѣдать эти грозды, взлѣзъ бы на стѣну и досталъ ихъ оттуда. Энергическій мужественный любитель взялъ бы ихъ съ боя, а не сталъ бы подпрыгивать на одномъ мѣстѣ, разинувъ ротъ.
   -- Герцогу стоило только разинуть ротъ, и они упали ему прямо туда, -- замѣтилъ Эсмондъ, снова низко поклонившись.
   -- Это потому, сударь, что герцогъ и въ самомъ дѣлѣ выше васъ ростомъ. Да развѣ и могла я не чувствовать благодарности къ такому человѣку, какъ его свѣтлость, за то, что онъ даетъ мнѣ свое сердце и знатное имя. Онъ дѣлаетъ мнѣ большую честь великимъ своимъ даромъ. Я понимаю, что между нами устраиваеіся нѣчто вродѣ коммерческой сдѣлки, на которую я соглашаюсь, принимая твердое рѣшеніе, исполнить возможно добросовѣстнѣе обязательства, выпадающія на мою долю. Не можетъ быть и рѣчи о вздохахъ и ухаживаньѣ между вельможей въ лѣтахъ его свѣтлости и дѣвушкой, которая уже отъ природы не отличалась склонностью къ сантиментальничанью. Къ чему было бы скрывать, Гарри Эсмондъ, что я отъ природы честолюбива. Если для мужчины не считается грѣхомъ стремленіе къ почестямъ, то съ какой же стати должно признаваться стремленіе къ нимъ запретнымъ для женщины? Знаете-ли что, Гарри? Ужь если пошло на откровенность, то я признаюсь вамъ кстати, что вы могли бы имѣть у меня гораздо большій успѣхъ, если бы не стояли всегда такъ смиренно передо мною на колѣняхъ. Такую женщину, какъ меня, кузенъ, надо завоевывать мужественною энергіей, а не какими-нибудь вздохами и сантиментальною грустью. Въ то время, какъ вы оказывали мнѣ божескія почести и воспѣвали гимны, сложенные въ мою честь, я какъ нельзя лучше сознавала себя вовсе не богиней. Да и ѳиміамъ, признаться, страшно мнѣ уже надоѣлъ. Вамъ, въ свою очередь, непремѣнно надоѣла бы богиня, если бы она, сдѣлавшись г-жею Эсмондъ, вздумала придти въ дурное расположеніе духа изъ-за недостатка денегъ на булавки и необходимости носить старое платье. Повѣрьте, кузенъ, что богиня въ дешевомъ чепцѣ, осужденная варить кашу своему мужу, перестаетъ быть богиней. Я лично, по крайней мѣрѣ, въ этомъ вполнѣ увѣрена. Представьте себѣ только, что я въ скверномъ расположеніи духа и что вы, въ качествѣ мужа, меня отчитываете. Позвольте также обратить ваше вниманіе, что изъ всѣхъ гордыхъ изверговъ между мужчинами самымъ гордымъ, быть можетъ, окажется мистеръ Эсмондъ. Вы никогда не горячитесь до такой степени, чтобы придти отъ злости въ состояніе невмѣняемости, но никогда также и не прощаете. Если бы вы были знатнымъ вельможей, характеръ у васъ сталъ бы, вѣроятно, мягче и снисходительнѣе, но такъ какъ вы, сударь, никто, то вы для меня становитесь слишкомъ уже крупной личностью, но я боюсь васъ, кузенъ, -- знайте это, -- боюсь! Кромѣ того, я не стала бы васъ боготворить, а вы можете быть счастливы единственно только съ женщиной, которая сотворитъ себѣ изъ васъ кумира. Разъ, что я попала бы вамъ въ собственность и вздумала бы выкинулъ потомъ какую-нибудь штуку, вы, чего добраго, въ одну прекрасную ночь накрыли бы мнѣ голову подушкой, какъ сдѣлалъ черный арапъ съ своей женой въ пьесѣ, которая еще такъ вамъ нравится. Какъ звали эту несчастную женщину?-- Дездемона? Вы непремѣнно поступили бы такимъ же образомъ и со мною, почтеннѣйшій мой брюнетъ, Отелло!
   -- Пожалуй, что такъ, Беатриса, -- подтвердилъ полковникъ.
   -- А я вовсе не расположена безвременно умирать такимъ образомъ. Гораздо пріятнѣе дожить до ста лѣтъ, побывать на десяти тысячахъ балахъ и раутахъ и каждый Божій вечеръ играть въ карты до тѣхъ поръ, пока не стукнетъ тысяча восьмисотый годъ. Замѣтьте себѣ при этомъ, сударь, что я хочу всегда первенствовать въ обществѣ. Мнѣ нравятся лесть и комплименты, а вы никогда не были расположены меня ими баловать. Мнѣ хочется, чтобъ меня смѣшили, а развѣ можно смѣяться, глядя на ваше мрачное лицо? Интересно знать, у кого не отбило бы оно всякую охоту смѣяться? Мнѣ нравится карета, запряженная шестью, или даже еще лучше восемью лошадьми, нравятся брилліанты и наряды. Мнѣ будетъ пріятно каждую недѣлю имѣть новое платье и слышать кругомъ себя шепотъ: "Это герцогиня! Какая она красавица! Посторонитесь пропустить ея превосходительство англійскую посланницу! Позовите лакеевъ ея превосходительства". Вотъ что мнѣ нужно, сударь! Что же касается до васъ, то вамъ нужна рабыня, которая подавала бы вамъ туфли и ночной колпакъ, садилась на скамеечку у вашихъ ногъ и кричала: "какъ это мило, какъ великолѣпно!", когда вы читаете разныхъ своихъ Шекспировъ, Мильтоновъ и прочую дребедень. Если бы вы были немного постарше, мамаша оказалась бы для васъ превосходнѣйшею женой, хотя, впрочемъ, и теперь вы производите такое впечатлѣніе, какъ если бы оказывались лѣтъ на десять ея старше. Да-съ, смѣю увѣрить васъ въ этомъ, почтеннѣйшій вы мои мрачный, синебородый старичекъ! Вы могли бы сидѣть рядышкомъ съ моей мамашей, какъ это разсказываютъ про Дарби и Аннушку, -- льстить другъ другу, цѣловаться и ворковать, словно пара старыхъ голубей на насѣсти. У меня, сударь, есть крылышки, и я расположена ими пользоваться!
   Съ этими словами она распростерла прелестныя свои руки, какъ если бы и въ самомъ дѣлѣ собиралась улетѣть, подобно очаровательной Гоури, отъ своего возлюбленнаго.
   -- Интересно знать, какъ отнесется вашъ Питеръ Вилькинсъ къ попыткамъ такихъ полетовъ?-- замѣтилъ Эсмондъ, которому эта обольстительная дѣвушка казалась всего прелестнѣе именно въ то время, когда она подобнымъ образомъ своевольничала и смѣялась надъ нимъ.
   -- Герцогиня должна знать подобающее ей мѣсто, -- возразиласъ усмѣшкою Беатриса.-- Помилуйте! У меня имѣется вѣдь уже цѣлая семья: -- взрослый сынъ тридцати лѣтъ отъ роду (графъ Арронскій) и четыре дочери. Воображаю себѣ, какъ онѣ станутъ отдѣлывать меня заглазно и какъ будутъ злиться, когда я займу за столомъ мѣсто хозяйки! Впрочемъ, я не позволю имъ никоимъ образомъ злиться дольше чѣмъ мѣсяцъ. Къ этому сроку я заставлю ихъ всѣхъ меня полюбить. Вы увидите, что лордъ Арронскій, а также всѣ шотландскіе вассалы и горцы, признающіе его свѣтлость своимъ вождемъ, восчувствуютъ ко мнѣ самую горячую преданность. Я рѣшила добиться этого, а вы знаете, что, когда я что-нибудь рѣшила, то непремѣнно достигну цѣли. Свѣтлѣйшій герцогъ -- самый знатный джентльменъ во всей Европѣ, и я постараюсь сдѣлать его счастливымъ. Вы можете разсчитывать, кузенъ Эсмондъ, на мою протекцію по возвращеніи нашего законнаго короля на британскій престолъ. Знайте, что его величество навѣрное къ намъ вернется. Я привезу короля сюда изъ Версаля, если бы для этого пришлось даже спрятать его у себя подъ кринолиномъ.
   -- Будемъ думать, что успѣхи въ свѣтѣ сдѣлаютъ васъ счастливой, Беатриса, -- сказалъ со вздохомъ Эсмондъ -- надѣюсь, вы согласитесь вѣдь остаться для меня Беатрисой до тѣхъ поръ, пока не обратитесь въ милэди герцогиню? Тогда я отвѣшу вашей свѣтлости нижайшій поклонъ и удалюсь со сцены.
   -- Пожалуйста безъ вздоховъ и безъ ироніи, милѣйшій кузенъ, -- возразила она.-- Я съ благодарностью, -- съ искренней благодарностью принимаю благодѣяніе, которое оказываетъ мнѣ его свѣтлость и полагаю, что высокій рангъ, въ который герцогъ меня возводитъ, будетъ мнѣ къ лицу. Не скажу, чтобы Гамильтону удалось тронуть мое сердце, но онъ можетъ разсчитывать на мою благодарность, почтительное уваженіе и покорность. Я сообщила ему все это и не обѣщала ничего большаго, но благородное сердце герцога довольствуется тѣмъ, что я могу дать. Я разсказала ему все, даже и про бѣднягу, съ которымъ была помолвлена и котораго никакъ не могла полюбить, такъ что охотно возвратила ему слово и привскочила отъ радости, почувствовавъ себя свободной. Мнѣ теперь двадцать пять лѣтъ.
   -- Двадцать шесть, -- моя дорогая, -- поправилъ ее Эсмондъ.
   -- Двадцать пять, сударь! Я предпочитаю быть въ данную минуту въ этомъ возрастѣ, а черезъ восемь лѣтъ стану утверждать, что ни разу въ жизни никого не любила. Теперь же позволю себѣ кстати сознаться, что вамъ, Гарри, удалось однажды немножко тронуть мое сердце. Помните, когда вы вернулись сюда изъ Лилля послѣ дуэли съ этимъ убійцей Могуномъ, причемъ спасли жизнь Франку? Мнѣ казалось тогда, что я васъ могу полюбить. Къ тому же мамаша просила меня объ этомъ на колѣняхъ, и я дѣйствительно васъ полюбила, но только на одинъ день. Затѣмъ у меня настало опять прежнее охлажденіе къ вамъ. Я опять начала бояться васъ и вашей всегдашней меланхоліи, такъ что сердечно обрадовалась, когда вы уѣхали. Чтобы разъ навсегда отдѣлаться отъ вашей милости, я была готова даже выдти замужъ за лорда Эшбернгема. Можете объяснять себѣ, если угодно, этимъ мою помолвку съ нимъ. Вы для меня черезчуръ ужь добродѣтельны. Я не могла бы доставить вамъ счастья и только измучила бы себя въ тщетныхъ попыткахъ сознаніемъ, что не могу васъ любить, какъ вы того заслуживаете. Если бы, однако, вы сдѣлали мнѣ предложеніе въ то время, когда мы всей семьей поднесли вамъ почетную шпагу, я вышла бы за васъ замужъ, сударь, и мы оба были бы теперь несчастнѣйшими людьми. Я говорила тогда весь вечеръ съ глупенькимъ лордомъ именно для того, чтобы подразнить васъ и мамашу и не правда-ли, мнѣ это удалось? Какъ откровенно, однако, мы бесѣдуемъ обо всемъ этомъ. Кажется, что съ тѣхъ поръ прошла уже тысяча лѣтъ, а теперь мы хоть и сидимъ съ вами въ одной комнатѣ, но насъ отдѣляетъ другъ отъ друга высокая каменная стѣна. Добрѣйшій мой, милый, вѣрный и мрачный пожилой кузенъ! Теперь, сударь, я могу васъ любить, восхищаться вами, говоритъ, что вы превосходный, мужественный, въ высшей степени честный и во всѣхъ отношеніяхъ прекраснѣйшій джентльменъ, не смотря на маленькую неправильность вашего рожденія, -- объявила Беатриса, лукаво покачивая головкой.
   -- А теперь, сударь, -- добавила она, сдѣлавъ ему реверансъ, -- мы не должны больше разговаривать другъ съ другомъ иначе, какъ въ присутствіи мамаши, или его свѣтлости. Герцогъ не особенно долюбливаетъ васъ, кузенъ, и ревнивъ, какъ арапъ въ вашей любимой драмѣ.
   Доброта и сочувствіе, звучавшія въ этихъ словахъ, не преминули причинить Эсмонду мучительнѣйшую боль, которую онъ, однако, съумѣлъ затаить, не выказавъ ее никакими наружными симптомами (какъ признавалась ему впослѣдствіи сама Беатриса). Сохранивъ полностью все свое самообладаніе, -- онъ сказалъ съ непринужденною улыбкой:
   -- Свиданіе наше, моя дорогая, не можетъ окончиться такъ просто, какъ вы думаете. Мнѣ должно быть, во всякомъ случаѣ, предоставлено послѣднее слово. Да вотъ, кстати, идетъ сюда и ваша мамаша! (Дѣйствительно, она входила какъ разъ въ комнату съ выраженіемъ тревоги на своемъ кроткомъ лицѣ, и Эсмондъ, подойдя къ ней, почтительно поцѣловалъ ей руку). Дорогая милэди можетъ слышать послѣднія мои слова. Тутъ нѣтъ никакого секрета, такъ какъ дѣло идетъ только о прощальномъ благословеніи и свадебномъ для васъ подаркѣ отъ пожилого джентльмена, вашего опекуна. Дѣйствительно, я смотрю на себя, какъ на опекуна всей семьи и на старика, который могъ бы всѣмъ вамъ быть дѣдушкой. Въ качествѣ именно такого почетнаго опекуна я и желаю сдѣлать свадебный подарокъ милэди-герцогинѣ. Это брилліанты, оставленные мнѣ въ наслѣдство вдовой моего отца. Я думалъ поднести ихъ Беатрисѣ уже годъ тому назадъ, но они пригодятся и для герцогини, хотя я не могу считать ихъ достаточно лучезарными для прелестнѣйшей женщины въ свѣтѣ.
   Вынувъ изъ кармана шкатулочку съ брилліантами, Гарри подалъ ихъ своей кузинѣ.
   Она вскрикнула отъ восторга, такъ какъ брилліанты дѣйствительно были очень хороши и представляли собою громадную цѣнность. Въ слѣдующую затѣмъ минуту ожерелье очутилось уже тамъ, гдѣ, въ прелестной поэмѣ мистера Попе помѣщался крестикъ Белинды, а именно оно сверкало на самой бѣлой и самой грандіозной шейкѣ во всей Англіи. Беатриса была въ такомъ восхищеніи отъ этого ожерелья, что, бросившись къ зеркалу, чтобы полюбоваться эффектомъ, который оно производило на бѣлоснѣжной ея шейкѣ, возвращалась обратно съ распростертыми объятіями и собиралась, быть можетъ, заплатить за него кузену поцѣлуемъ прелестныхъ своихъ розовыхъ губокъ, который, безъ сомнѣнія, доставилъ бы ему большое удовольствіе, но... въ это самое мгновенье дверь растворилась и лакей доложилъ о прибытіи свѣтлѣйшаго жениха. Низко поклонившись мистеру Эсмонду, герцогъ бросилъ на него мрачный взглядъ и съ величайшей торжественностью поцѣловалъ ручки обѣимъ лэди. Онъ пріѣхалъ въ каретѣ изъ сосѣдняго дворца и былъ въ полномъ парадѣ, при обѣихъ своихъ звѣздахъ: Подвязки и Репейника.
   -- Взгляните-ка, милордъ-герцогъ, -- сказала миссъ Беатриса, подходя къ нему и показывая брилліанты, сверкавшіе у нея на груди.
   -- Это брилліанты... Ну что же, они, кажется, недурны! -- замѣтилъ герцогъ.
   -- Это подарокъ мнѣ на свадьбу, -- объяснила Беатриса.
   -- Отъ ея величества?-- спросилъ герцогъ.-- Это очень мило со стороны королевы!
  -- Нѣтъ, отъ моего кузена Генри!
  -- -- Отъ нашего кузена Генри! -- воскликнули обѣ лэди въ одинъ голосъ.
   -- Я не имѣю чести знать такого джентльмена! Сколько мнѣ извѣстно, у лорда Кэстльвуда не было братьевъ, да и со стороны виконтессы, кажется, не имѣлось племянниковъ.
   -- Это подарокъ моего кузена, полковника Генри Эсмонда, милордъ, -- возразила Беатриса, энергически взявъ полковника за руку.-- Отецъ мой, умирая, поручилъ ему быть нашимъ опекуномъ, и онъ несчетное число разъ доказывалъ нашей семьѣ свою искреннюю любовь и дружбу.
   -- Герцогиня Гамильтонъ можетъ принимать брилліанты только отъ своего мужа, сударыня!-- возразилъ герцогъ.-- Могу я просить васъ возвратить эти брилліанты мистеру Эсмонду?
   -- Беатриса Эсмондъ можетъ принять этотъ подарокъ отъ нашего родственника и благодѣтеля, милордъ-герцогъ, -- съ величайшимъ достоинствомъ возразила лэди Кэстльвудъ.-- Она теперь еще моя дочь, и если мать одобряетъ подарокъ, никто не вправѣ представлять какія бы то ни было возраженія.
   -- Какой тутъ родственникъ и благодѣтель?-- продолжалъ герцогъ.-- Я не признаю въ данномъ случаѣ никакого родственника и не хочу, чтобы у моей жены былъ благодѣтелемъ....
   -- Что вамъ угодно этимъ сказать, милордъ?-- освѣдомился полковникъ Эсмондъ.
   -- Я пріѣхалъ сюда не за тѣмъ, чтобы ссориться, -- объяснилъ герцогъ, -- но откровенно скажу вамъ, что ваши посѣщенія здѣсь кажутся мнѣ слишкомъ частыми, и что я не нахожу умѣстнымъ для герцогини Гамильтонъ принимать подарки отъ джентльменовъ, которые носятъ имя, не принадлежащее имъ по праву.
   -- Извините, милордъ,-- объявила лэди Кэстльвудъ, -- мистеръ Эсмондъ имѣетъ болѣе чѣмъ кто-либо право носить свою фамилію, такую же древнюю и почетную, какъ и фамилія вашего сіятельства.
   Милордъ-герцогъ улыбнулся и взглянулъ на лэди Кэстльвудъ съ такимъ изумленіемъ, какъ если бы считалъ ее въ эту минуту умопомѣшанной.
   -- Если я назвала его благодѣтелемъ, -- продолжала миледи, -- то именно потому, что онъ и въ самомъ дѣлѣ былъ для насъ благороднѣйшимъ, истиннѣйшимъ, добрѣйшимъ и самоотверженнѣйщимъ благодѣтелемъ. Онъ пытался спасти моего мужа и заслонить его своей грудью отъ шпаги Могуна, онъ спасъ моего сына, защитивъ его отъ этого негодяя. Развѣ все это не благодѣянія?
   -- Прошу у полковника Эсмонда извиненія, -- проговорилъ герцогъ, еще болѣе надменнымъ тономъ, чѣмъ прежде.-- Я не хочу сказать ни одного слова, которое могло бы показаться для него обиднымъ и благодарю его за расположеніе къ семейству вашего сіятельства. Какъ вамъ извѣстно, лордъ Могунъ доводится мнѣ своякомъ, но между нами нѣтъ кровнаго родства и дружбы. При всемъ томъ я вынужденъ повторить, что моя жена не можетъ получать подарковъ отъ полковника Эсмонда.
   -- Моя дочь вправѣ получать подарки отъ главы нашего дома. Моя дочь можетъ съ благодарностью принять такой знакъ вниманія отъ лучшаго друга ея отца, матери и брата, и быть обязанной ему еще за одно доказательство расположенія, кромѣ тѣхъ, которыя онъ расточалъ уже намъ тысячами!-- воскликнула лэди Кэстльвудъ.-- Что можетъ значить какая нибудь нитка брилліантовъ сравнительно съ любящей привязанностью, которую подарилъ намъ дорогой нашъ защитникъ и благодѣтель? Мы обязаны ему не только жизнью Франка, но всѣмъ, рѣшительно всѣмъ, что у насъ есть, -- продолжала милэди трепещущимъ голосомъ, причемъ щеки ея покрылись еще болѣе яркимъ румянцемъ. Титулъ, который мы носимъ, пришлось бы возвратить ему по первому его требованію. Про насъ можно сказать, что мы носимъ имя, не имѣя на то законнаго права, а не про него. Онъ стоитъ на такой нравственной высотѣ, что никакое имя, какъ бы благородно оно ни было, не могло бы возвысить его еще болѣе. Онъ пожертвовалъ своимъ именемъ у постели умиравшаго моего мужа, -- пожертвовалъ имъ осиротѣвшимъ моимъ дѣтямъ, -- отрекся отъ высокаго своего званія и почестей, потому что питалъ къ намъ такую благородную искреннюю привязанность. Его отецъ былъ виконтъ Кэстльвудъ и маркизъ Эсмондскій, онъ же законный сынъ и наслѣдникъ своего отца. Мы всѣ пользуемся его благодѣяніями, а онъ -- глава дома, древностью своей не уступающаго вашему. Онъ отказывается отъ полнаго своего имени, предоставляя носить таковое моему сыну, но мы любимъ его, чтимъ и благословляемъ подъ всякимъ именемъ, какое ему угодно носить самому.
   При этихъ словахъ добрѣйшая милэди Рашель упала бы опять на колѣни передъ Эсмондомъ, если бы онъ не удержалъ ее отъ этого. Беатриса, вскрикнувъ и страшно поблѣднѣвъ, подбѣжала къ матери, поцѣловала ее и спросила:
   -- Мамаша! Что же все это значитъ?..
   -- Это фамильная тайна, милордъ-герцогъ, -- объяснилъ полковникъ Эсмондъ.-- Бѣдняжка Беатриса ничего про это не знала, да и милэди узнала обо всемъ лишь годъ тому назадъ. Я имѣю такое же право отказаться отъ моего титула, какъ и ваша мамаша, отрекшаяся отъ своего въ пользу вашей свѣтлости.
   -- Я разсказала бы все герцогу Гамильтону, -- добавила милэди, -- если бы его свѣтлость просилъ руки моей дочери у меня, а не у самой Беатрисы. Во всякомъ случаѣ я сегодня же, милордъ, имѣла бы съ вами по этому поводу конфиденціальное объясненіе, если бы ваши слова не заставили меня высказать теперь же всю истину. Впрочемъ, я нахожу, что и для Беатрисы не мѣшаетъ слышать и знать все, чѣмъ мы обязаны нашему родственнику и покровителю. Я желала бы даже, чтобы это было извѣстно всему свѣту!
   Затѣмъ, держа свою дочь за руку и обращаясь скорѣе къ ней, чѣмъ къ милорду-герцогу, леди Кэстльвудъ въ трогательныхъ словахъ разсказала извѣстную уже вамъ исторію, восхваляя до небесъ поведеніе своего родственника. Мистеръ Эсмондъ, съ своей стороны, изложилъ причины, казавшіяся ему достаточно основательными для того, чтобы не нарушать установившійся порядокъ наслѣдованія кэстльвудскаго титула, причемъ онъ самъ, разумѣется, долженъ будетъ остаться полковникомъ Эсмондомъ.
   -- Но въ то же время маркизомъ Эсмондскимъ, милордъ, -- возразилъ съ низкимъ поклономъ герцогъ.-- Позвольте мнѣ извиниться передъ вашимъ сіятельствомъ за то, что было сказано мною по невѣдѣнію и просить, чтобы вы удостоили меня своею дружбой. Какое бы имя вы ни соблаговолили носить, во всякомъ случаѣ каждый долженъ считать родство съ вами для себя за честь, -- соблаговолилъ добавить герцогъ.-- Надѣюсь, что взамѣнъ великолѣпнаго подарка, который вы дѣлаете моей супругѣ, вашей родственницѣ, вы соизволите потребовать отъ Джемса Дугласа любой услуги, какую только онъ въ состояніи оказать! Я до тѣхъ поръ не успокоюсь, пока не возмѣщу хотя часть лежащихъ на мнѣ обязательствъ. Благодаря порученію, возложенному на меня ея величествомъ, это окажется, пожалуй, возможнымъ въ непродолжительномъ времени. Я буду польщенъ, милордъ, если полковникъ Эсмондъ согласится быть у насъ на свадьбѣ посаженымъ отцомъ!
   -- Если угодно, онъ можетъ получить заранѣе отъ невѣсты уплату, слѣдующую ему, какъ посаженому отцу, -- добавила Беатриса, подходя къ полковнику. Когда Эсмондъ ее поцѣловалъ, она прошептала:
   -- Ахъ, отчего я не звала всего этого раньше!
   Милордъ-герцогъ весь вспыхнулъ при этомъ поцѣлуѣ, но не промолвилъ ни слова. Беатриса сдѣлала ему величественный реверансъ и въ сопровожденіи матери вышла изъ комнаты.
   -- Когда ваше превосходительство собираетесь ѣхать въ Парижъ? -- спросилъ полковникъ Эсмондъ.
   -- Тотчасъ же послѣ свадьбы, а ее нельзя было назначить раньше перваго декабря, -- отвѣчалъ герцогъ. -- Тогда только будутъ готовы парадные экипажи. Королевѣ угодно, чтобы посольство было снаряжено съ величайшею пышностью, а мнѣ надо уладить еще судебнымъ порядкомъ кое-какія дѣла. Этотъ непутящій Могунъ пріѣхалъ уже, или же пріѣдетъ на-дняхъ въ Лондонъ. У насъ съ нимъ процессъ изъ-за наслѣдства послѣ покойнаго лорда Жерарда, и Могунъ сообщилъ мнѣ о своемъ желаніи повидаться со мною лично.
  

ГЛАВА V.
Могунъ появляется въ послѣдній разъ въ этомъ повѣствованіи.

   Въ данную минуту полковникъ Эсмондъ, кромѣ лорда-герцога Гамильтона-Брандонскаго, который, въ виду будущихъ родственныхъ отношеній, обѣщаль ему свое содѣйствіе и покровительство, имѣлъ еще и другихъ весьма вліятельныхъ тогда друзей, которые желали и были въ состояніи вывести его въ люди. Располагая такими союзниками, онъ могъ разсчитывать въ сферѣ гражданской дѣятельности на такое же быстрое повышеніе, какое выпало уже ему на долю въ военной карьерѣ. Свѣтлѣйшій герцогъ былъ настолько великодушенъ, что предложилъ мистеру Эсмонду постъ секретаря при посольствѣ въ Парижѣ, но, безъ сомнѣнія, разсчитывалъ, что предложеніе это будетъ отвергнуто. Во всякомъ случаѣ, Эсмондъ не могъ вынести мысли о томъ, чтобы проводить предметъ своей любви послѣ бракосочетанія дальше чѣмъ до дверей церкви, а потому съ благодарностью отклонилъ предложеніе великодушнаго своего соперника.
   Другія вліятельныя лица не скупились по отношенію къ полковнику Эсмонду, по крайней мѣрѣ, на комплименты и обѣщанія. Гарлей, которому пожалованъ былъ титулъ лорда Оксфорда и Мортимера и который одновременно съ его свѣтлостью герцогомъ Гамильтономъ назначенъ былъ кавалеромъ ордена Подвязки, сообщилъ, что въ распоряженіи полковника будетъ всегда имѣться парламентское кресло. Сентъ-Джонъ, съ своей стороны, увѣрялъ, что со вступленіемъ полковника въ парламентъ, передъ нимъ откроется самая блестящая карьера. Вообще всѣмъ друзьямъ Эсмонда, какъ говорится, везло. Наиболѣе блестящій и заслуженный успѣхъ выпалъ, однако, на долю бывшаго его старика-командира, генерала Уэбба, который былъ назначенъ теперь помощникомъ главнокомандующаго всѣми сухопутными британскими силами. Его встрѣчали съ величайшими почестями министры, королева и весь народъ. На улицахъ кричали "ура" храброму генералу, когда онъ ѣхалъ въ своемъ экипажѣ въ палату общинъ, или во дворецъ, или же когда онъ шелъ пѣшкомъ отъ церкви Св. Стефана до своей кареты, достославно опираясь на костыль и палку. Не подлежитъ сомнѣнію, что генерала Уэбба привѣтствовали также усердно и сочувственно, какъ привѣтствовали передъ тѣмъ герцога Марльборо.
   Князь-герцогъ находился теперь въ совершенной опалѣ. Честный старикъ Уэббъ утверждалъ, будто всѣ бѣды герцога начались именно съ винендельскаго сраженія и говорилъ: "По дѣломъ вору и мука". Герцогиня Сара тоже утратила все свое вліяніе. Отъ нея отняли всѣ ея придворныя должности, доходныя мѣста и пенсіи. "Если бы меня поколотили, -- говорилъ генералъ Уэббъ, -- то у герцогини въ сундукахъ имѣлось бы милліончика три франковъ лишнихъ, но мнѣ удалось перехватить подъ Виненделемъ транспортъ съ этими деньгами. Нашего врага Карлоннеля выгнали изъ палаты общинъ (вмѣстѣ съ Вальполемъ) за растрату казенныхъ денегъ. Кадоганъ утратилъ мѣсто Тоуерскаго коменданта. Дочери герцога Марльборо, состоявшія камеръ-юнгферами ея величества, вышли въ отставку. Вся семья князя-герцога была до такой степени въ опалѣ, что его зять, лордъ Бриджуатеръ, долженъ былъ выѣхать изъ своей квартиры въ Сентъ-Джемскомъ дворцѣ и лишился пенсіи, которую получалъ по должности отставного шталмейстера. Мнѣ лично кажется, однако, что лордъ Марльборо долженъ былъ почувствовать глубину своего паденія всего сильнѣе, когда ему пришлось смиренно освѣдомиться у генерала Уэбба письмомъ, когда генералу угодно будетъ его принять. Въ такомъ положеніи оказывался бывшій генералиссимусъ, который, когда старикъ Уэббъ служилъ подъ его начальствомъ, позволялъ себѣ оскорблять этого храбраго генерала, смѣяться надъ нимъ, держать его подолго у себя въ пріемной, -- генералиссимусъ, считавшій лишнимъ собственноручно написать генералу Уэббу нѣсколько строкъ послѣ одержанной этимъ генераломъ блестящей побѣды. Дѣло въ томъ, что въ данную минуту британскій народъ также пламенно желалъ мира, какъ пламенно желалъ за нѣсколько лѣтъ передъ тѣмъ войны. Принцъ Савойскій пріѣхалъ въ Англію; имѣлъ аудіенцію у королевы; получилъ знаменитую свою почетную шпагу и всѣми силами старался реорганизовать партію виговъ, -- уговорить королеву, чтобы она вызвала къ своему Двору молодого ганноверскаго принца -- однимъ словомъ напрягалъ всѣ усилія, чтобы продлить войну и разгромить въ конецъ престарѣлаго французскаго монарха, къ которому питалъ такую непримиримую ненависть. Англійскому народу, однако, успѣла уже надоѣсть эта нескончаемая война, -- до такой степени надоѣсть, что даже пораженіе подъ Дененомъ не пробудило воинственнаго пыла и негодованія, тогда какъ два года тому назадъ подобное пораженіе привело бы всю Англію въ настоящее бѣшенство. Отсутствіе такого великаго полководца, какъ герцогъ Марльборо, на театрѣ военныхъ дѣйствій давало себя чувствовать. Принцу Евгенію пришлось, скрѣпя сердце, отступить и отказаться отъ предположеннаго блестящаго отмщенія. Сторонники князя-герцога тщетно спрашивали: "Неужели мы потерпимъ такое оскорбленіе чести англійскаго оружія? Отчего не поручить команду надъ войсками единственному полководцу, способному вернуть подъ наши знамена побѣду?" Британскій народъ находилъ, что за-глаза уже достаточно навоевался. Ему пустили столько крови, что никакими уговорами и льстивыми убѣжденіями не удавалось болѣе возбудить воинственный жаръ.
   Слѣдуетъ замѣтить, что для государственнаго дѣятеля, постоянно восхвалявшаго свободу и безпрерывно щеголявшаго самыми отборными цитатами, изъ произведеній величайшихъ философовъ, мистеръ Сендъ-Джонъ поступалъ далеко непослѣдовательно. Надо признаться, что онъ зачастую какъ будто руководился не древнегреческой, а современной турецкой философіей. Особенно безпощадно обрушивался онъ на злополучную категорію литературныхъ дѣятелей, причемъ обнаруживалъ тираннію, которая могла бы показаться удивительной въ человѣкѣ, такъ много говорившемъ о великомъ своемъ уваженіи къ литературѣ. Полемика въ то время велась чрезвычайно ожесточеннымъ образомъ. Правительственная партія, одерживавшая верхъ, могла бы, кажется, безъ малѣйшаго для себя ущерба, снисходительно отнестись къ своимъ противникамъ. Со стороны оппозиціи было совершенно естественно брюжжать и негодовать. У нѣкоторыхъ нашихъ противниковъ недовольство могло быть даже совершенно искреннимъ. Восхищаясь необычайными военными талантами герцога Марльборо, они оплакивали немилость, въ которую впалъ величайшій изъ извѣстныхъ полководцевъ. Другіе патріоты ворчали на тощій желудокъ, а иные кричали по бѣдности, вслѣдствіе того, что имъ платили за крики и брань противъ правительственной партіи. Къ людямъ этой послѣдней категоріи лордъ Боллингброкъ не выказывалъ ни малѣйшаго снисхожденія. Онъ безпощадно сажалъ ихъ цѣлыми дюжинами въ тюрьму, или же выставлялъ къ позорному столбу.
   Мистеру Эсмонду пришлось теперь промѣнять шпагу на перо и сдѣлаться публицистомъ. Онъ стоялъ, впрочемъ, за правительную партію, и потому не рисковалъ, подобно публицистамъ противуположнаго лагеря, своею свободой и ушами. Всѣ преимущества оказывались на сторонѣ торіевъ и публицисты ихъ партіи могли безнаказанно разносить, на чемъ свѣтъ стоитъ, побѣжденныхъ виговъ, но мистеръ Эсмондъ неизмѣнно держался того убѣжденія, что чистоплотность одинаково необходима какъ въ жизни, такъ и въ литературѣ. Онъ ласкаетъ себя по этому надеждой, что его статьи если не всегда блистали остроуміемъ, то постоянно носили тѣмъ не менѣе приличный характеръ, подобающій статьямъ, вышедшимъ изъ подъ пера джентльмена.
   Мистеру Эсмонду довелось въ то время видѣться со многими знаменитыми остроумцами, прославившими царствованіе королевы Анны и воздвигшими себѣ долговѣчные памятники въ своихъ произведеніяхъ. Онъ встрѣчался съ ними преимущественно въ публичныхъ мѣстахъ и не былъ коротко знакомъ ни съ кѣмъ изъ нихъ, за исключеніемъ почтеннаго Дика Стиля и мистера Аддисона. Этотъ послѣдній пересталъ, однако, бывать у Эсмонда, когда полковникъ сдѣлался отъявленнымъ тори и началъ постоянно вращаться въ обществѣ руководящихъ дѣятелей этой партіи. Вообще Аддисонъ держался своего тѣснаго пріятельскаго кружка и внѣ этого кружка въ рѣдкихъ лишь случаяхъ дозволилъ себѣ откровенничать. Наврядъ-ли можно встрѣтить въ исторіи всѣхъ странъ и народовъ болѣе честнаго и добросовѣстнаго общественнаго дѣятеля, а также человѣка, умѣвшаго быть такимъ непринужденнымъ, милымъ и разностороннимъ собесѣдникомъ. Теперь, въ зрѣлыхъ лѣтахъ, я вынужденъ признать политическія воззрѣнія Аддисона правильными и, если бы пришлось снова переживать мою жизнь въ Англіи, я былъ бы тамъ не тори, а вигомъ. Необходимо замѣтить, впрочемъ, что, выбирая себѣ то или другое политическое знамя, въ большинствѣ случаевъ руководствуются не принципами, а примѣромъ дорогихъ и близкихъ людей. Личныя отношенія къ выдающимся государственнымъ дѣятелямъ играютъ въ такихъ случаяхъ тоже преобладающую роль. Ласки, или же пренебреженіе заставляютъ иной разъ человѣка становиться подъ то или другое знамя, за которымъ онъ потомъ уже послѣдуетъ до конца кампаніи. Полковой командиръ Эсмонда былъ оскорбленъ герцогомъ Марльборо и чистосердечно ненавидѣлъ герцога. Эсмондъ естественно стоялъ въ этой ссорѣ на сторонѣ благоволившаго къ нему ближайшаго начальника. Съ прибытіемъ генералъ-лейтенанта Уэбба въ Лондонъ, враги Марльборо воспользовались храбрымъ генераломъ, какъ оружіемъ противъ главнокомандующаго и дѣйствительно это былъ клинокъ превосходной закалки. Адьютантъ генералъ-лейтенанта Уэбба, полковникъ Эсмондъ, оказался тоже надежнымъ и энергическимъ бойцомъ на поприщѣ внутренней политики. Здѣсь, въ Новомъ Свѣтѣ, въ странѣ, сохранившей лишь номинальную зависимость отъ Англіи (зависимость, которая наврядъ-ли удержится въ теченіе слѣдующаго двадцатилѣтія, такъ какъ и на самомъ дѣлѣ странно, чтобы ничтожный европейскій островокъ разыгрывалъ изъ себя роль хозяина обширныхъ сѣверо-американскихъ своихъ колоній), странно помышлять о томъ, что въ Великобританіи народъ какъ будто предоставлялъ себя поперемѣнно въ распоряженіе той или другой аристократичесжои партіи и, смотря по тому, которая изъ нихъ одерживала верхъ, соглашался выписать себѣ короля изъ Ганновера, или же изъ Франціи.
   Торіи, джентльмены Октябрьскаго клуба и священники епископской партіи, -- преданные слуги англиканской церкви, -- стояли за короля-паписта. Многіе изъ Шотландскихъ и англійскихъ ихъ вождей, принадлежавшіе къ числу надежныхъ столповъ англиканскаго вѣроисповѣданія, сложили свои головы за преданность этому католику. Вождями торійской партіи оказывались въ то время люди, завѣдомо не признававшіе никакой религіи и пользовавшіеся таковою лишь какъ всякимъ другимъ орудіемъ для достиженія собственныхъ своихъ честолюбивыхъ цѣлей. Съ другой стороны. виги, постоянно твердившіе о своей преданности дѣлу религіи и свободы, вынуждены были посылать въ Голландію, а потомъ въ Ганноверъ, за монархомъ, вокругъ котораго могли бы собраться. Вообще англійская исторія представляетъ собою изумительный рядъ компромиссовъ: между принципами, политическими партіями и даже религіозными вѣрованіями. Сторонники англійской свободы и независимости согласились подчинить религіозную свою совѣсть парламентскому акту и для упроченія своей свободы, не могли обойтись безъ того, чтобы не послать въ Целль, а передъ тѣмъ въ Гагу за королемъ, который согласился бы принять ихъ подъ свой скипетръ. Самый надменный народъ въ мірѣ оказывался словно не въ состояніи пріискать себѣ въ правители человѣка, говорящаго на его языкѣ, способнаго понимать мѣстные законы и обычаи. Торіи и патріоты епископской партіи готовы были умереть, защищая права католической семьи, продавшей насъ Франціи. Въ свою очередь знатные виги, -- гордые республиканцы, обвинившіе Карла Стюарта въ государственной измѣнѣ и отрубившіе ему голову, во чтобы ни стало хотѣли заручиться такимъ королемъ, который имѣлъ бы наслѣдственныя права на англійскій престолъ, и не безъ хлопотъ подыскали себѣ принца, на котораго эти права перешли отъ августѣйшей бабушки; причемъ августѣйшая бабушка этой бабушки была казнена королевой Елизаветой. И вотъ наше гордое англійское дворянство отправило въ ничтожный германскій городокъ посольство просить тамошняго державца, чтобы онъ соблаговолилъ прибыть въ Лондонъ и царствовать надъ Великобританіей. Наши англійскіе прелаты цѣловали противныя некрасивыя руки голландокъ, любовницъ означеннаго державца, и не считали этого для себя позоромъ. Въ Англіи надо принадлежать непремѣнно къ одной или къ другой партіи. Выбравъ себѣ домъ, въ которомъ разсчитываете жить, вы должны брать его такимъ, каковъ онъ есть, со всѣми имѣющимися тамъ неудобствами: съ присосавшимися къ нему прихвостнями, неуютнымъ расположеніемъ аппартаментовъ, въ которыхъ многое обветшало и даже обратилось въ развалины. Вы можете замазать кое-гдѣ дырья штукатуркой, оклеить квартиру новыми обоями, но ничего перестраивать заново вамъ не разрѣшается. Неужели мы, граждане Новаго Свѣта, будемъ долго еще подчиняться, хотя бы даже только номинально этимъ стариннымъ британскимъ предразсудкамъ? Нѣкоторыя знаменія времени наводятъ меня на мысль, что вскорѣ у насъ въ Америкѣ будутъ столь же мало заботиться о королѣ Георгѣ и всѣхъ его духовныхъ и свѣтскихъ пэрахъ, какъ, напримѣръ, о королѣ Канутѣ Великомъ и достопочтенныхъ друидахъ.
   Мой внукъ можетъ, пожалуй, замѣтить, что, начавъ говорить объ остроумцахъ, его дѣдушка значительно отвлекся въ сторону отъ этого предмета. Возвращаясь къ первоначальной темѣ, скажу, что пріятнѣйшими изъ остроумцевъ, которыхъ я зналъ, были доктора Гартъ и Арбутнотъ, а также мистеръ Гей, авторъ Тривіи, милѣйшая и добрѣйшая душа, безобиднѣйшій изъ весельчаковъ, когда-либо смѣявшихся хорошей шуткѣ и распивавшихъ бутылочку въ пріятельской компаніи. Видѣлъ я также и мистера Пріора, оказавшагося въ положеніи глинянаго горшка, рискнувшаго плыть по теченію въ обществѣ чугунныхъ котловъ и постоянно мучившагося справедливыми опасеніями разбиться въ дорогѣ. Я встрѣчался съ нимъ въ Лондонѣ и Парижѣ, гдѣ онъ игралъ жалкую роль передъ герцогомъ Шрюсбери, не обладая надлежащимъ нравственнымъ мужествомъ, для того. чтобы держать себя съ достоинствомъ на высокомъ посту, на который былъ возведенъ благодаря своему несомнѣнному генію и таланту. Онъ писалъ льстивыя письма статсъ-секретарю Сентъ-Джону съ изъявленіями нижайшей благодарности за доставленное ему мѣсто, за серебряную посуду и всѣ прочія блага, какія выпали бы ему на долю, если бы интрига, въ которой онъ игралъ видную роль, увѣнчалась успѣхомъ. Мнѣ довелось видѣть съ дюжину разъ также и знаменитаго Конгрева. Я встрѣчалъ у Баттона эти блестящія развалины въ великолѣпномъ костюмѣ. Мистеръ Конгревъ, разбитый подагрой и почти слѣпой, мужественно переносилъ тѣмъ не менѣе невзгоды, выпавшія ему на долю. Великій Попе, могучій геній котораго внушаетъ мнѣ восторженнѣйшее удивленіе, былъ тогда почти еще юношей и рѣдко лишь появлялся въ публичныхъ мѣстахъ. Можно было бы упомянуть еще о многихъ сотняхъ остроумцевъ и славныхъ малыхъ, посѣщавшихъ въ то время кофейни, но перечислять ихъ всѣхъ было бы слишкомъ долго. Кромѣ того, самаго блестящаго изъ джентльменовъ этой категоріи я видѣлъ лишь пятнадцать лѣтъ спустя: когда, навѣстивъ въ послѣдній разъ Англію, встрѣтился съ молодымъ Гарри Фильдингомъ, сыномъ генерала Фильдинга, воевавшаго сперва въ Испаніи, а затѣмъ, вмѣстѣ съ нами, во Фландріи. Этотъ молодой человѣкъ жизнерадостной своей веселостью и юморомъ значительно превосходилъ всѣхъ прочихъ, даже и самыхъ даровитыхъ, современныхъ ему остроумцевъ. Что касается до знаменитаго доктора Свифта, то могу сказалъ про него: vidi tantum. Онъ жилъ все время въ Лондонѣ до самой кончины королевы Анны и мнѣ приходмось съ нимъ встрѣчаться несчетное число разъ, что, впрочемъ, не повело къ сближенію между нами. Его преподобіе считалъ непремѣннымъ долгомъ каждое воскресенье бывать при Дворѣ, гдѣ раза два указывали на него вашему дѣдушкѣ. Онъ и самъ не преминулъ бы меня замѣтить, если бы я былъ однимъ изъ сильныхъ міра сего, -- съ громкимъ титуломъ передъ моей фамиліей, или съ звѣздою на груди. При Дворѣ, д-ръ Свифтъ обращалъ вниманіе исключительно лишь на самыхъ знатныхъ и вліятельныхъ персонъ. Лордъ-казначей и Сентъ-Джонъ звали его просто Іонафаномъ и расплачивались этимъ дешевымъ панибратствомъ за услуги, который онъ имъ оказывалъ. Онъ писалъ для нихъ памфлеты самаго ѣдкаго сатирическаго содержанія, -- обливалъ помоями ихъ враговъ,-- грызся и кусался на ихъ службѣ и выполнялъ все это, надо признаться, съ необычайнымъ искусствомъ и яростью. Говорятъ, будто онъ теперь помѣшался и пересталъ питать злобную мстительную ненависть къ человѣческому роду, являвшуюся у него наиболѣе характерною чертой, всегда считалъ Свифта и Марльборо величайшими изъ нашихъ современниковъ. Перечитывая извѣстныя всѣмъ и каждому произведенія Свифта здѣсь, въ спокойствіи американскихъ лѣсовъ, я невольно представляю себѣ его гигантомъ, -- одинокимъ скованнымъ Прометеемъ, у котораго хищный коршунъ, по волѣ Зевеса, ежедневно вырываетъ печень, постоянно выростающую вновь. И такъ, мнѣ довелось видѣть Прометея, но, прежде чѣмъ я имѣлъ случай заговорить съ нимъ, великанъ вышелъ изъ своихъ носилокъ передъ типографіей, куда ему торжественно предшествовалъ пьяный ирландскій лакей, громогласно доложившій о прибытіи его преподобія, въ то время какъ его баринъ торговался еще на улицѣ съ носильщиками, требовавшими съ него на водку. Мнѣ, признаться, не понравился этотъ мистеръ Свифтъ, о которомъ я слышалъ къ тому же многое касательно его обращенія съ мужчинами и женщинами. Онъ льстилъ сильнымъ и грубо обращался съ слабыми. Мистеръ Эсмондъ былъ въ то время моложе, чѣмъ теперь, и обладалъ сравнительно болѣе горячимъ темпераментомъ, а потому рѣшился при встрѣчѣ съ этимъ огнедышащимъ дракономъ не обращаться въ бѣгство предъ острыми его зубами и пожирающимъ пламенемъ его устъ. Люди руководствуются въ своихъ поступкахъ разнообразнѣйшими побудительными причинами. Сотни различныхъ поводовъ могутъ приводить ихъ къ отчаяннымъ поступкамъ, оказывающимся въ случаѣ удачи блестящими подвигами. У Эсмонда былъ товарищъ, карапузикъ ирландецъ, служившій поручикомъ въ полку Гандизейда. Онъ задолжалъ такую уйму денегъ полковому маркитанту, что принялся ухаживать за дочерью этого маркитанта, разсчитывая уплатить хоть такимъ образомъ долгъ. Въ сраженіи при Мальплаке поручикъ этотъ, въ стремленіи своемъ избавиться отъ долга и отъ невѣсты, устремился съ такою яростью на французскія укрѣпленныя линіи, что увлекъ за собою весь полкъ и былъ послѣ сраженія произведенъ въ капитаны. Ему, тѣмъ не менѣе, пришлось жениться на дочери маркитанта и получить, вмѣсто приданаго, квитанцію въ уплатѣ долга ея отцу. Чтобы избѣжать долга и женитьбы, онъ тщетно кидался на непріятельскіе штыки. Ему не суждено было тогда умереть, и онъ оказался въ необходимости сообразоваться съ другимъ рогомъ дилеммы. Въ этой самой битвѣ князь-герцогъ сражался не столько съ французами, сколько съ англійскими торіями. Онъ рисковалъ собственной жизнью и жизнью своей арміи не за отчизну, не ради получавшагося имъ крупнаго содержанія, -- ради своихъ вліятельныхъ должностей, а также изъ страха передъ женою, остававшейся въ Англіи и бывшей единственнымъ въ мірѣ существомъ, котораго Марльборо страшился. Я разспрашивалъ рядовыхъ собственной моей роты. Къ намъ на время войны постоянно присылали новыя партіи новобранцевъ изъ крестьянскихъ парней, которые прямо отъ плуга брались за мечъ. Оказывалось, что добрая половина этихъ новобранцевъ шли въ солдатчину положительно изъ-за женщины. Одному измѣнила возлюбленная, и онъ съ отчаянія отправился воевать; другой -- самъ бросилъ дѣвушку, за которой ухаживалъ и счелъ всего удобнѣе для себя удрать отъ нея и ея родственниковъ подъ знамена ея величества, гдѣ въ тогдашнія времена законъ ничего не могъ съ нимъ подѣлать. Къ чему, однако, вдаваться въ подробности? Сынамъ Адама и Евы нельзя ожидать для себя ничего болѣе путнаго, кромѣ всегдашней нестарѣющейся исторіи любви и мучительныхъ волненій, черезъ которую должны были пройти ихъ праотцы. Любезнѣйшій внукъ, приближался къ концу тотъ періодъ моей біографіи, въ продолженіи котораго я вращался въ англійскомъ и европейскомъ высшемъ обществѣ. Мои годы перешли уже предѣлъ, до котораго достигъ еврейскій царь-поэтъ, и я, ссылаясь на собственный опытъ, могу сказать тебѣ, что всѣ мои горести и радости проистекали отъ женщинъ, точно такъ же какъ женщина же будетъ причиною твоихъ горестей и радостей, когда наступитъ для тебя время испытывать таковыя. Женщина сдѣлала изъ меня воина. Она же заставила меня заняться потомъ политическими интригами. Кажется, что я сталъ бы для нея прясть, если бы ей заблагоразсудилось отдать мнѣ такое приказаніе. Вообще я отдавалъ въ ея распоряженіе всю энергію моего ума. Впрочемъ, у кого изъ насъ не было своей Омфалы и Далилы? Моя Омфала дурачила меня на берегахъ Темзы, въ дорогой нашей старой Англіи, а ты, можетъ быть, встрѣтишь свою на берегахъ Рапнаганока, въ новой Англіи.
   Изъ желанія нравиться этой женщинѣ я старался отличиться: сперва на военномъ поприиѣ, а потомъ -- въ качествѣ остроумца и политическаго дѣятеля. Чтобы понравяться другой женщинѣ, я могъ бы надѣть на себя черную пасторскую рясу и, безъ сомнѣнія, сдѣлалъ бы это, если бы не вмѣшалась судьба, воспрепятствовшая осуществиться этимъ предначертаніямъ. Смѣю увѣритъ тебя, милѣйшій внукъ, что все человѣчество походитъ на только что упомянутую мною роту капитана Эсмонда. Внимательно прослѣдивъ чью угодно карьеру, ты непремѣнно найдешь, что какая-нибудь женщина тащитъ его впередъ, или, напротивъ того, цѣпляется ему за ноги и останавливаетъ его. Иногда женщина ободряетъ мужчину и придаетъ ему, такимъ образомъ, усиленную энергію, иногда же она заманиваетъ его къ своему экипажу, и заставляетъ подойти къ ней, отказываясь отъ дальнѣйшаго состязанія. Женщина подаетъ мужчинѣ яблоко и говоритъ: "Ѣшь!" или суетъ ему въ руку кинжалъ и говоритъ: "Убей! Тамъ лежитъ Дунканъ! Тебѣ представляется случай добыть себѣ царскій вѣнецъ".
   Вашъ дѣдушка подвизался съ большимъ успѣхомъ на поприщѣ политической дѣятельности, чѣмъ на аренѣ остроумія. Онъ самъ и его генералъ имѣли личные счета съ генералиссимусомъ княземъ-герцогомъ. Полковникъ Эсмондъ былъ не прочь предъявить эти счета къ уплатѣ, а такъ какъ онъ обладалъ несравненно большими спеціально военными свѣдѣніями, чѣмъ большинство писателей: которымъ довелось видѣть огонь развѣ лишь въ табачныхъ трубкахъ въ трактирѣ Уильса, то имѣли возможность оказать порядочныя услуги дѣлу, за которое стоялъ, и тѣмъ самымъ помочь мистеру Сентъ-Джону и его партіи. Онъ считалъ, однако, неприличнымъ прибѣгать къ клеветѣ и лживымъ инсинуаціямъ, которыми такъ усердно пользовались многіе изъ торійскихъ писателей, напримѣръ, хотя бы д-ръ Свифтъ, позволившій себѣ подтрунивать надъ храбростью герцога Марльборо и намекать, что у герцога, пожалуй, вовсе не было сколько-нибудь выдающихся военныхъ талантовъ. Полемическія статьи полковника Эсмонда, не смотря на то, что онѣ были выдержаны въ приличномъ и сравнительно умѣренномъ тонѣ, нимало не утрачивали отъ этого своей хлесткости, хотя, безъ сомнѣнія, меньше вредили герцогу въ общественномъ мнѣніи, чѣмъ злостные нападки Свифта, непосредственно стремившіеся очернить и унизить великаго полководца. Мистеръ Эсмондъ открыто и честно высказывалъ свое мнѣніе. Онъ былъ теперь уже въ отставкѣ и считалъ себя вправѣ говорить открыто объ эгоизмѣ и алчности главнокомандующаго, но никогда не позволилъ себѣ сказать хотя бы слово противъ изумительнаго мужества и необычайнаго военнаго генія Марльборо. Однажды полковникъ, написавъ статью для торійскаго журнала "Почтальонъ" (это было письмо о Бушенѣ. служившее въ теченіе цѣлыхъ двухъ дней пищей для городскихъ толковъ, пока появленіе новаго итальянскаго пѣвца не доставило новаго сюжета для разговоровъ). Ему пришлось зайти на биржу, чтобы купить для миссъ Беатрисы вѣеръ, или пару перчатокъ, а потому онъ завернулъ кстати въ типографію, -- прочесть корректуру своей статьи, и сидѣлъ въ корректорской, когда прибылъ туда знаменитый д-ръ Свифтъ съ ирландскимъ лакеемъ, который всегда предшествовалъ портшезу своего господина и съ величайшимъ достоинствомъ выкрикивалъ его имя. Мистеръ Эсмондъ ждалъ содержателя типографіи, за которымъ побѣжала уже въ трактиръ жена. Тѣмъ временемъ полковникъ рисовалъ солдатика верхомъ на конѣ для хорошенькаго, но, признаться, довольно грязнаго мальчугана, оставленнаго женой типографщика на его попеченіе.
   -- Вѣроятно, вы, сударь, редактируете "Почтальона"? -- спросилъ докторъ рѣзкимъ голосомъ, въ которомъ слышался ирландскій акцентъ, взглянувъ на полковника изъ подъ своихъ густыхъ бровей чрезвычайно свѣтлыми голубыми глазами. Лицо у него было разжирѣвшее и словно грязноватое, съ двойнымъ подбородкомъ. Онъ былъ въ потертой рясѣ и носилъ сверхъ чернаго парика плохенькую шляпенку, но вытащилъ изъ-за пазухи большіе золотые часы, на которые и устремилъ сердитый взглядъ.
   -- Я только одинъ изъ сотрудниковъ, докторъ Свифтъ! -- отвѣчалъ Эсмондъ, продолжая держать маленькаго мальчика у себя на колѣняхъ. Полковникъ сидѣлъ спиною съ окну, а потому докторъ не мотъ разглядѣть его лица.
   -- Кто вамъ сказалъ, что я докторъ Свифтъ?-- спросилъ докторъ, надменно глядя на полковника.
   -- Лакей вашего преподобія достаточно громко проревѣлъ ваше имя. Надо полагать, что вы привезли его съ собой изъ Ирландіи!-- замѣтилъ полковникъ.
   -- Позвольте спросить, сударь, какое вы имѣете право разсуждать о томъ, привезъ я себѣ лакея изъ Ирландіи, или нѣтъ? Мнѣ надо переговорить съ вашимъ хозяиномъ. мистеромъ Личемъ. Я буду вамъ благодаренъ, если вы за нимъ сходите.
   -- Гдѣ твои папаша, Томми?-- освѣдомился полковникъ у мальчика, -- маленькаго замарашки, одѣтаго въ рубашенку. Вмѣсто того чтобы отвѣтить, ребенокъ расплакался. Его, безъ сомнѣнія, напугали наружность и обращеніе д-ра Свифта.
   -- Ушлите прочь это негодное визгливое отродье и дѣлайте, что вамъ приказано, сударь! -- повелительнымъ тономъ сказалъ Свифтъ.
   -- Надо прежде дорисовать для Томми картинку, -- возразилъ усмѣхнувшись полковникъ.-- Хочешь, душечка, чтобы я нарисовалъ тебѣ пандура съ усами или безъ усовъ?
   -- Съ ушами, -- объявилъ Томми, сосредоточивая все свое вниманіе на картинкѣ.
   -- Что вы за чортъ такой, сударь? -- вскричалъ докторъ.-- Служите вы у типографщика, или нѣтъ? (въ этой послѣдней фразѣ можно было очень явственно подмѣтить ирландскій акцентъ).
   -- Вашему преподобію не зачѣмъ безпокоить чорта ради такихъ пустяковъ, -- замѣтилъ полковникъ Эсмондъ.-- Слышалъ ты когда-нибудь, Томми, про доктора Фауста, и про монаха Бэкона, который выдумалъ порохъ и зажегъ рѣку Темзу?
   Мистеръ Свифтъ покраснѣлъ и даже побагровѣлъ.
   -- Я вовсе не хотѣлъ васъ обидѣть, сударь!-- сказалъ онъ.
   -- Я тоже полагаю, сударь, что вы оскорбили меня не преднамѣренно, -- сухо возразилъ полковникъ.
   -- Кто же вы такой, сударь? Да знаете-ли вы, кто говоритъ съ вами? Вы, навѣрное, принадлежите къ шайкѣ писакъ съ Грубстрита, которыхъ мой пріятель статсъ-секретарь сажаетъ теперь на цѣпь въ тюрьмѣ! Какъ вы смѣете, сударь, говорить со мной такимъ тономъ? -- яростно вскричалъ докторъ.
   -- Покорнѣйше прошу, ваше преподобіе, извинить, если я чѣмъ-нибудь изобидѣлъ васъ, -- сказалъ Эсмондъ самымъ смиреннымъ тономъ.-- Лучше чѣмъ попасть на цѣпь въ тюрьму, или же къ позорному столбу, я готовъ исполнить все, что прикажете. Жаль только, что супруга типографщика, г-жа Личъ, поручила мнѣ присмотрѣть за Томмц, пока сбѣгаетъ сама въ трактиръ за своимъ мужемъ. Я не смѣю оставить ребенка одного, такъ какъ онъ, чего добраго, залѣзетъ въ каминъ и сгоритъ тамъ, но если ваше преподобіе согласитесь подержать малютку...
   -- Чтобы я взялъ въ руки такого гадкаго звѣрька? Этого еще только недоставало!-- воскликнулъ докторъ, поспѣшно отшатнувшись назадъ.-- Я приглашенъ въ общество такихъ людей, которые не вамъ чета, любезнѣйшій! Скажите мистеру Личу, что когда онъ проситъ къ себѣ доктора Свифта, то обязанъ быть дома въ указанный часъ! Слышите? А вамъ, сударь, совѣтую говорить почтительнѣе, когда обращаетесь къ такому человѣку, какъ я.
   -- Я просто напросто отставной офицеръ, сударь, и хотя въ былое время видѣлъ лучшіе дни, но теперь вынужденъ заниматься писательствомъ. Противъ судьбы, сударь, ничего не подѣлаешь!
   -- Должно быть вы тотъ самый человѣкъ, о которомъ мистеръ Личъ говорилъ уже со мною. Соблаговолите на будущее время отвѣчать вѣжливѣе, когда къ вамъ обращаются, да передайте Личу. чтобы онъ зашелъ ко мнѣ на квартиру въ Бюристритъ и принесъ съ собою статью сегодня же къ десяти часамъ вечера. Думаю, что на слѣдующій разъ, мистеръ Кемпъ. когда мы съ вами увидимся, вы меня узнаете и будете говорить со мною вѣжливѣе!
   Бѣдняга Кемпъ служилъ вначалѣ войны въ чинѣ поручика, но ему не повезло. Онъ вышелъ въ отставку, сталъ сотрудничать въ "Почтальонѣ" и получалъ теперь жалованье уже не отъ ея величества королевы, а отъ достопочтеннаго мистера Лича. Эсмондъ видѣлъ отставного поручика и зналъ, что это былъ очень не глупый, трудолюбивый, честный малый, неутомимо работавшій, чтобы прокормить большую свою семью и не разъ просиживавшій ночи напролетъ за работой, чтобы прогнать нужду, подкрадывавшуюся, словно волкъ, къ дверямъ его дома. Мистеръ Сентъ-Джонъ, выставлявшій себя такимъ ревностнымъ сторонникомъ свободы, дѣйствительно только что засадилъ съ полдюжины оппозиціонныхъ публицистовъ въ тюрьму, а одного изъ нихъ выставилъ къ позорному столбу за сочиненіе того, что мы называли пасквилями, хотя эти пасквили были значительно мягче по формѣ и содержанію тѣхъ пасквилей, которые выходили изъ подъ пера публицистовъ нашего лагеря. По поводу именно такой тираннической мѣры Эсмондъ представлялъ статсъ-секретарю весьма энергическія возраженія, но Сентъ-Джонъ только разсмѣялся и объявилъ, что съ негодяями такъ и слѣдуетъ поступать, причемъ повторилъ остроту, отпущенную на этотъ счетъ Свифтомъ. Талантливый ирландскій пасторъ относился очень недоброжелательно къ писателямъ противоположнаго лагеря. Ненависть эта переходила у него предѣлы всяческаго приличія. Сентъ-Джонъ хотѣлъ представить однажды къ помилованію бѣднягу, приговореннаго къ смертной казни за изнасилованіе, но Свифтъ положительно не допустилъ его до этого и хвастался потомъ, что настоялъ на повѣшеніи своего собрата по перу. Не смотря на грандіозную геніальность доктора Свифта и на его блистательное искусство, Эсмондъ былъ не въ состояніи чувствовать къ нему любви и не питалъ ни малѣйшаго желанія съ нимъ познакомиться. Свифтъ являлся ко Двору аккуратно каждое воскресенье, полковникъ же бывалъ при Дворѣ сравнительно рѣдко, хотя тамъ и имѣлся для него могущественный притягательный стимулъ, въ лицѣ очаровательной фрейлины ея величества. Смѣю увѣрить, что многіе люди, на которыхъ надменный священникъ считалъ излишнимъ обращать вниманіе, въ періодъ торжества честолюбивыхъ его замысловъ, какъ нельзя лучше замѣчали важничанье и покровительственный тонъ его преподобія. Имъ было какъ нельзя лучше извѣстно, что г-нъ Свифтъ притворяется незнакомымъ съ своими соотечественниками, забыть которыхъ на самомъ дѣлѣ никоимъ образомъ не могъ. Они оцѣнивали по достоинству наглый и вмѣстѣ съ тѣмъ раболѣпный тонъ громкихъ его рѣчей. Ихъ возмущала даже самая короткость Свифта съ лордомъ-казначеемъ и статсъ-секретаремъ, снисходительно относившимся ко всѣмъ его выходкамъ и называвшимъ его запр осто Іонафаномъ.
   Ровно черезъ три дня послѣ 15 ноября 1712 г. (число это врѣзалось Эсмонду въ памяти) полковникъ явился на званый обѣдъ къ своему генералу, за столомъ котораго обыкновенно присутствовалъ при торжественныхъ случаяхъ подобно тому, какъ въ продолженіи кампанія дѣлилъ съ нимъ какую Богъ пошлеть трапезу, то скудную, то изобильную. На этотъ разъ трапеза была до чрезвычайности парадная и обильная. Престарѣлый храбрый генералъ любилъ угощать на славу своихъ пріятелей. Между прочимъ, у генерала Уэбба обѣдали: его свѣтлость герцогъ Ормондскій, собиравшійся ѣхать главнокомандующимъ въ фландрскую армію. одинъ изъ статсъ-секретарей ея величества виконтъ Болингброкъ и служившій прежде въ нашей дивизіи герцогъ Оркнейскій. Начальникъ артиллеріи, свѣтлѣйшій герцогъ Гамильтонъ, въ честь котораго и былъ, собственно говоря, данъ этотъ обѣдъ (по случаю предстоявшаго его отъѣзда чрезвычайнымъ посломъ въ Парижъ), прислалъ въ два часа пополудни, всего лишь за часъ до обѣда, генералу Уэббу извинительное письмо, въ которомъ объявлялъ, что единсвенно лишь непредвидѣнное и крайне неотложное дѣло помѣшало ему доставить себѣ передъ отъѣздомъ удовольствіе выпить прощальный стаканъ за здоровье его превосходительства. Эсмондъ замѣтилъ, что отсутствіе герцога Гамильтона привело это престарѣлаго командира въ дурное расположеніе духа. На обѣдъ къ генералу Уэббу съѣхалось отборное блестящее общество, но тѣмъ не менѣе всѣ были какъ-то мрачно настроены. Напослѣдокъ пріѣхалъ Сентъ-Джонъ, объявившій, что привезъ съ собою пріятеля.
   -- Очень радъ, -- отвѣтилъ съ вѣжливымъ поклономъ генералъ, -- у меня за столомъ всегда найдется мѣсто для доктора Свифта!
   Мистеръ Эсмондъ подошелъ тогда къ доктору съ поклономъ и улыбаясь сказалъ:
   -- Я передалъ порученіе доктора Свифта типографщику. Надѣюсь, что онъ своевременно доставилъ вашу статью вамъ на домъ.
   Дѣйствительно, бѣдняга Личъ вернулся почти тотчасъ же по уходѣ Свифта во свояси, въ состояніи сильнаго опьяненія, не смотря на которое женѣ удалось вытащить его изъ трактира. Онъ разсказалъ заплетающимся языкомъ Эсмонду много интереснаго про своего кузена Свифта, но полковникъ счетъ неумѣстнымъ намекать его преосвященству на эти родственныя отношенія. Докторъ Свифтъ безъ того уже нахмурился и покраснѣлъ. Онъ, очевидно, пришелъ въ величайшее смущеніе и въ продолженіи почти цѣлаго обѣда молчалъ какъ рыба. Такихъ Голіаѳовъ остроумія можно иной разъ подшибить очень маленькимъ камешкомъ. Между прочимъ, Свифтъ терпѣлъ пораженіе каждый разъ, когда нарывался на энергическаго, хлесткаго противника. Въ такихъ случаяхъ онъ угрюмо садился на мѣсто, подливалъ воды въ свой стаканъ, въ то время какъ другіе пили чистое вино, и держалъ языкъ за зубами.
   За столомъ рѣчь шла, разумѣется, о злобѣ дня и притомъ скорѣе объ отдѣльныхъ личностяхъ, чѣмъ о государственныхъ или общественныхъ дѣлахъ. Толковали о бѣшеной злобѣ милэди Марльборо, -- о томъ, какъ ея дочери, въ поношенныхъ платьяхъ и дешевыхъ шляпкахъ, выглядываютъ изъ оконъ на проѣзжающихъ во дворецъ, -- объ ужасѣ церемоніймейстеровъ, когда принцъ Савойскій явился представляться королевѣ въ парикѣ съ косичкой, между тѣмъ какъ до тѣхъ поръ не было еще случая, чтобы кто-либо былъ допущенъ къ рукѣ ея величества иначе какъ въ полномъ парикѣ съ локонами. Говорили также о возстаніи могавковъ въ Америкѣ и о томъ, что эти краснокожіе дикари грабили и жгли не только отдѣльныя фермы и поселки, но даже цѣлые города. Кто-то сообщилъ, что въ прошлый вечеръ видѣли въ театрѣ зловѣщую рожу Могуна, въ обществѣ Макартнея и Мередита. Не смотря на то, что за столомъ усердно пили, предполагавшееся празднество общимъ своимъ настроеніемъ походило скорѣе на похоронный обѣдъ. На какую бы тему ни начинали разговоръ, онъ всегда заканчивался, если можно такъ выразиться, за упокой. Такъ его свѣтлость герцогъ Ормондскій ушелъ изъ-за стола оттого, что завели рѣчь про сраженіе подъ Дененомъ, гдѣ онъ былъ разбитъ въ прошлую кампанію. На генерала Узбба тоже непріятно подѣйствовалъ разговоръ объ этомъ сраженіи, въ которомъ былъ убитъ винендельскій его товарищъ, графъ Нассау-Вуденбургъ. Мистеръ Эсмондъ предложилъ доктору Свифту выпить по стаканчику, но его преосвященство объявилъ, что не пьетъ вина, взялся за шляпу и ушелъ, давъ знакъ лорду Болингброку слѣдовать за нимъ, но лордъ объявилъ, что Іонафанъ можетъ воспользоваться его каретой во избѣжаніе лишняго расхода на извозчика, а ему надо еще переговорить съ полковникомъ Эсмондомъ. Когда остальное общество сѣло за карты, статсъ-секретарь и полковникъ остались только вдвоемъ въ столовой.
   Болингброкъ имѣлъ привычку высказывать, подвыпивъ, самыя затаенныя свои мысли. Враги его пользовались этой слабостью и, для обезпеченія себѣ болѣе полнаго успѣха, подсылали къ Сенть-Джону хорошенькихъ женщинъ, поощрявшихъ его пить, а потомъ записывавшихъ его слова. Мнѣ лично довелось слышать, что три года спустя, когда статсъ-секретарь бѣжалъ во Францію и сдѣлался министромъ претендента, лордъ Стеръ выуживалъ изъ него всѣ необходимыя свѣдѣнія при посредствѣ такихъ опытныхъ шпіонокъ. И на этотъ разъ Болингброкъ принялся говорить совершенно откровенно:
   -- Іонафанъ ничего достовѣрно не знаетъ, хотя у нею имѣются кое-какія подозрѣнія. Клянусь Георгомъ, что Уэббъ приметъ архіепископскую каѳедру, а Іонафанъ, тьфу, чортъ возьми!.. Я хотѣлъ сказать, что Іонафанъ съ удовольствіемъ приметъ архіепископскую каѳедру отъ короля Іакова. У нашего герцога въ рукахъ всѣ нити этого предпріятія, -- продолжалъ статсъ-секретарь.-- Мы заручились средствомъ держать лорда Марльборо на почтительномъ разстояніи и недѣльки черезъ двѣ онъ, безъ сомнѣнія, уѣдетъ изъ Лондона. Пріоръ получилъ уже надлежащія инструкціи. Онъ видѣлся со мною въ послѣдній разъ сегодня утромъ. Вспомните мое слово, Гарри. Если судьбѣ угодно будетъ свести въ могилу нашу августѣйшую возлюбленную королеву, страдающую подагрой и полнокровіемъ, но столь достойно носящую титулъ защитницы вѣры, правое дѣло восторжествуетъ. За здравіе праваго дѣла! Все хорошее является къ намъ сюда изъ Франціи, въ томъ числѣ также и вино! Выпьемъ-ка еще по бокалу за "правое дѣло"!
   Мы роспили наши бокалы.
   -- Какъ вы думаете, перейдетъ "правое дѣло" въ протестантство?-- освѣдомился мистеръ Эсмондъ.
   -- Не думаю этого, -- возразилъ Болингброкъ.-- Іаковъ III будетъ защищать англиканскую религію по долгу королевской своей присяги, но это не помѣшаетъ ему держаться католической религіи. Клянусь Юпитеромъ, намъ предстоитъ интересное зрѣлище агнца и пантеры, впряженныхъ въ одну и туже колесницу. Патеръ Массильонъ будетъ встрѣчаться въ соборѣ св. Павла съ докторомъ Захеверелемъ. Подайте-ка еще бутылку! Выпьемъ за здравіе "праваго дѣла", но только на колѣняхъ. Тостъ этотъ слѣдуетъ пить на колѣняхъ.
   Статсъ-секретарь выпилъ уже такое количество вина, что пришелъ въ сильнѣйшее возбужденіе.
   -- Предположимъ, однако, что "правое дѣло" предастъ насъ французамъ по примѣру своего отца и дяди. Что вы на это скажете?-- освѣдомился Эсмондъ, у котораго имѣлись всегда на этотъ счетъ кое-какія мрачныя опасенія.
   -- Помилуйте! Какъ это можно предать насъ французамъ?-- со смѣхомъ воскликнулъ Болингброкъ.-- Неужели найдется гдѣ-нибудь въ Англіи джентльменъ способный бояться французовъ? Вы, Гарри, видали французовъ подъ Бленгеймомъ и Рамильи и, разумѣется, ихъ не испугаетесь. Ваши предки вмѣстѣ съ моими и съ предками храбраго старика Уэбба встрѣчали французовъ сотни разъ на поляхъ сраженій, и наши дѣти, безъ сомнѣнія, будутъ готовы продѣлать такую же штуку. Въ Англіи, слава Богу, не предвидится недостатка въ храбрыхъ людяхъ. Нѣтъ, это вздоръ, предать насъ французамъ не такъ-то легко!
   -- Однако же его дядя сдѣлалъ вѣдь это, -- замѣтилъ Эсмондъ.
   -- А что случилось, позвольте спросить, съ его дѣдушкой?-- возразилъ Сентъ-Джонъ, наливая новый бокалъ.-- Выпьемъ въ честь величайшаго изъ монарховъ, правившихъ когда-либо Англіей, -- въ честь англичанина, сдѣлавшаго свою родину и въ самомъ дѣлѣ могущественнымъ государствомъ! Этотъ великій король былъ родомъ не изъ Гунтингдона, а изъ Ганновера. Наши отцы не были расположены приглашать въ себѣ на царство какого-нибудь голландца. Пусть Іаковъ пріѣдетъ въ Англію. Мы съумѣемъ его поддержать и привезти въ Уайтгольскій дворецъ, Если онъ окажется измѣнникомъ, мы распорядимся съ нимъ по свойски. Между нами найдутся люди, которые величіемъ духа и энергіей не уступятъ своимъ отцамъ и дѣдамъ. Они съумѣютъ взглянуть прямо въ лицо опасности и не испугаться ея. Мы съ вами, напримѣръ, очень хорошо знаемъ разницу между словомъ и сутью дѣла. Въ крайнемъ случаѣ насъ не устрашитъ никакая кличка. Пусть насъ объявятъ, напримѣръ, измѣнниками. Мужественныя сердца, на поддержку которыхъ опирался Оливеръ Кромвель, еще не вымерли въ Англіи, а его славное имя за послѣднія пятьдесятъ лѣтъ не утонуло въ рѣкѣ забвенія! Неужели вы думаете, что въ наше время не найдется такихъ людей, какъ онъ, и пожалуй, даже почище его? Не безпокойтесь, сударь! Мы готовы кричать: "Да здравствуетъ король", а если монархія не оправдаетъ возлагаемыхъ на нее ожиданій, мы крикнемъ во весь голосъ: "Да здравствуетъ великобританская республика!"
   Онъ налилъ себѣ еще бокалъ, высоко поднялъ его надъ головою и выпилъ цѣликомъ, какъ разъ въ то время, когда у нашихъ дверей послышался стукъ колесъ быстро подъѣзжавшей кареты. Стукъ этотъ замеръ, а вмѣсто того кто-то поспѣшно постучался у дверей. Въ слѣдующее затѣмъ мгновенье мистеръ Свифтъ вошелъ въ сѣни, быстро избѣжалъ по лѣстницѣ въ столовую и вошелъ туда съ выраженіемъ величайшаго испуга и недоумѣнія. Сентъ-Джонъ, возбужденный выпитымъ виномъ, цитировалъ самыя страшныя мѣста изъ Макбета, но Свифтъ остановилъ его замѣчаніемъ:
   -- Ради Бога, не пейте больше, милордъ. Я привезъ вамъ извѣстіе самаго ужасающаго свойства!
   -- Ужь не скончалась-ли королева?-- воскликнулъ Боливгброкъ, хватаясь за стаканъ съ водою.
   -- Нѣтъ, умерла не она, а герцогъ Гамильтонъ. Его убили часъ тому назадъ Могунъ и Макартней. Они завели съ герцогомъ сегодня утромъ ссору и такъ торопились съ нимъ покончить, что не дали ему даже времени написать письмо. Онъ пригласилъ себѣ въ секунданты двухъ пріятелей, и его убили на дуэли. Кровожадный мерзавецъ Могунъ, котораго науськали на Гамильтона, убитъ тоже. Дуэль происходила въ Гейдъ-паркѣ -- какъ разъ передъ закатомъ солнца. Герцогъ убилъ Могуна, но Макартней подбѣжалъ къ нему и закололъ его въ свою очередь, а затѣмъ бѣжалъ. Ваша карета дожидается у подъѣзда. Разошлите сейчасъ же по всей Англіи приказанія арестовать убійцу, съѣздите немедленно во дворецъ къ герцогу и посмотрите, не осталась-ли въ немъ еще искра жизни.
   -- Бѣдняжка Беатриса!-- подумалъ Эсмондъ.-- Всѣ честолюбивыя твои мечты должны распасться прахомъ!
  

ГЛАВА VI.
Бѣдняжка Беатриса.

   Эсмонду незачѣмъ было прибѣгать къ философскимъ доводамъ и соображеніямъ, чтобъ доказать себѣ необходимость разстаться съ Беатрисой. Сама судьба позаботилась о томъ, чтобы между ними наступило полное отчужденіе. Кажется, что съ той самой минуты, когда Беатриса приняла предложеніе герцога, она начала облекаться величіемъ и при томъ не какой-нибудь герцогини, а будущей королевы. Она держала себя съ нами такъ, какъ подобаетъ августѣйшей особѣ, по отношенію къ простымъ смертнымъ. Ея мать и родственникъ оба подчинялись этому настроенію красавицы-невѣсты, причемъ полковникъ, быть можетъ, позволялъ себѣ иногда обнаруживать нѣкоторое негодованіе и разражался обычными насмѣшками надъ ея и собственной своею суетностью. При всемъ томъ, Беатриса обладала своеобразной прелестью, очарованію которой невольно подчинялись и Гарри Эсмондъ, и милэди. Не смотря на недостатки этой дѣвушки, -- на ея тщеславіе и капризы, она все-таки заставляла себя любить. Фактически слѣдовало признать мать Беатрисы и ея кузена двумя главнѣйшими льстецами при блестящемъ Дворѣ означенной дѣвицы.
   Кому не доводилось быть въ теченіе своей жизни подобнымъ образомъ околдованнымъ? Кто не молился тому или другому кумиру? Много лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ страстная любовь Эсмонда къ Беатрисѣ умерла и похоронена вмѣстѣ съ тысячами другихъ суетныхъ желаній и честолюбивыхъ стремленій, но тѣмъ не менѣе испытывавшій эту любовь можетъ вызвать ее опять изъ могилы и восхищаться почти съ такою же сердечной нѣжностью, какъ и въ своей молодости, милой царственной дѣвушкой, которая была ея предметомъ. Я вызываю эту чарующую тѣнь изъ мрака забвенья и чувствую тогда, что люблю ее до сихъ поръ. Правильнѣе выражаясь, такое прошедшее остается для человѣка всегда настоящимъ. Подобная страсть, пережитая однажды, становится какъ бы органической частью души и не можетъ быть изъ нея вырвана. Она играетъ даже въ повседневной его жизни такую же роль, какъ всякій крупный фактъ религіознаго и нравственнаго убѣжденія, или внезапно проявившееся поэтическое, художественное чувство. Подобнымъ же образомъ рана, полученная подъ Бленгеймомъ, рубецъ отъ которой до сихъ поръ у меня не зажилъ, стала нераздѣльной моей частью, вліявшей не только на мое тѣло, но также и на мой духъ, даже и впослѣдствіи, не смотря на то, что она получена мною и зажила уже сорокъ лѣтъ тому назадъ. Развѣ могутъ существовать на самомъ дѣлѣ разлука и забвеніе? Мыслимы-ли онѣ вообще для неизмѣнно вѣрныхъ сердецъ. Великія мысли, сильныя привязанности и крупныя жизненныя истины никогда насъ не покидаютъ. Ихъ, безъ сомнѣнія, нельзя выдѣлить изъ нашего сознанія. Сопровождая его вездѣ и всюду, они, по существу своему, являются божественными и безсмертными.
   Съ ужасающимъ извѣстіемъ о катастрофѣ, которое подтвердили также и слуги герцога, плакавшіе на взрыдъ у его подъѣзда, Эсмондъ ѣхалъ домой настолько поспѣшно, насколько соглашались его везти лѣнивыя извозчичьи клячи наемной кареты. Онъ старался все время придумать, какъ бы осторожнѣе сообщить это страшное извѣстіе особѣ, которой оно больше всего касалось. Если бы желательна была сатира на суетность человѣческаго тщеславія, то обстановка, въ которой нашелъ Эсмондъ Беатрису и занятіе, за которымъ онъ ее засталъ, послужили бы для такой сатиры превосходнѣйшимъ матеріаломъ. Въ продолженіи уже нѣсколькихъ дней экипажъ невѣсты герцога ѣздилъ по лондонскимъ улицамъ изъ одного магазина въ другой. Фрейлина ея величества поминутно навѣдывалась то къ ювелирамъ, то къ торговцамъ кружевами, -- высматривала то бархаты и шелковыя матеріи, то всевозможныя изящныя бездѣлушки. Она обладала весьма развитымъ изящнымъ вкусомъ, или, по крайней мѣрѣ, таково было мнѣніе о ней жениха, давшаго ей самыя широкія полномочія относительно закупокъ въ магазинахъ, а также заказовъ по части столоваго серебра, мебели и экипажей, которыми свѣтлѣйшій герцогъ намѣревался обзавестись для сообщенія надлежащаго блеска своему посольству. Она непремѣнно хотѣла, чтобы Кнеллеръ срисовалъ съ нея портретъ, такъ какъ развѣ мыслима герцогиня безъ портрета? Художникъ, дѣйствительно, написалъ съ нея великолѣпную картину, при чемъ изобразилъ на подушечкѣ золотую корону, которую Беатрисѣ предстояло носить. Она клялась, что надѣнетъ эту корону при вѣнчаніи на царство короля Іакова III и, безъ сомнѣнія, во всей Англіи не нашлось бы ни одной принцессы, которой была бы болѣе къ лицу мантія изъ горностая. Войдя въ прихожую, Эсмондъ нашелъ, въ ней цѣлую толпу модистокъ и продавщицъ, услужливыхъ ювелировъ съ драгоцѣнными женскими уборами, солонками, подносами и цѣлыми поставцами, -- приказчиковъ изъ суровскихъ магазиновъ съ парчею, штофами и шелками. Нареченная герцогиня давала аудіенцію знаменитому серебряныхъ дѣлъ мастеру съ Эксетерской биржи, принесшему съ собой громадную солонку художественной работы, прелести которой онъ выхваливалъ какъ разъ въ то самое время, когда вошелъ полковникъ Эсмондъ.
   -- Взгляните, кузенъ, -- сказала Беатриса, -- и полюбуйтесь изяществомъ этой прелестной вещицы. Кажется, что здѣсь изображены Марсъ и Венера, отдыхающіе въ золотой бесѣдкѣ. Одинъ изъ золотыхъ купидоновъ уноситъ шлемъ бога войны, другой -- его мечъ, а третій -- большой щитъ, на которомъ будутъ вырѣзаны гербы герцога Гамильтона и нашъ собственный; наконецъ, четвертый -- преклоняетъ колѣни передъ отдыхающей богиней и подаетъ ей герцогскую корону. Ей Богу герцогскую!...
   Въ слѣдующій разъ, когда мистеру Эсмонду пришлось видѣть эту драгоцѣнную вещицу, гербы на щитѣ оказывались совершенно иными, а герцогская корона была замѣнена графскою. Дѣло въ томъ, что солонка эта пошла въ приданое родной дочери самого ювелира, которая два года спустя вышла замужъ за лорда-виконта Мотыгина.
   -- Не правда-ли, какая дивная вещица?-- говорила Беатриса, разсматривая солонку. Она указала при этомъ на граціозно-лукавое выраженіе купидоновъ и замѣчательное изящество фигуры Марса, покоившагося на ложѣ изъ мягкой листвы и словно охваченнаго томной нѣгой.
   У Эсмонда болѣзненно сжалось сердце при мысли о герцогѣ, который лежалъ теперь мертвый въ своей комнатѣ, оплакиваемый слугами и дѣтьми, тогда какъ улыбающаяся дѣвушка, его невѣста, прихорашивалась и наряжалась, не подозрѣвая, что ея жениху мѣсто брачнаго ложа заступитъ могила.
   -- И въ самомъ дѣлѣ не дурная вещица, годная на то, чтобы служить образчикомъ суетности тщеславія, -- замѣтилъ полковникъ, остановивъ грустный взглядъ на красавицѣ невѣстѣ. Въ комнатѣ зажжены были въ канделябрахъ свѣчи, ярко освѣщавшія эту очаровательную дѣвушку. Она подняла прелестными своими бѣлыми ручками большую золотую солонку.
   -- Къ чему говорить про суетное тщеславіе, -- горделиво возразила она.-- То, что было бы у васъ, сударь, тщеславіемъ, окажется у меня совершенно естественнымъ и умѣстнымъ. Вы спрашиваете за нее жидовскую цѣну, мистеръ Гревсъ, но все-таки я должна буду купить эту солонку, хотя бы для того только, чтобы досадить мистеру Эсмонду.
   -- Пожалуйста Беатриса, бросьте ее!-- воскликнулъ Эсмондъ.-- Иродіада, вы, вѣдь, не знаете, что именно держите теперь на блюдѣ?
   Солонка со звономъ упала на полъ, и ювелиръ поспѣшно бросился поднимать художественное свое произведеніе. Лицо красавицы покрылось блѣдностью, а глаза ея вспыхнули тревожнымъ огнемъ. Очевидно, что ужасъ, запечатлѣвшійся на блѣдномъ лицѣ Эсмонда, произвелъ на нее глубокое впечатлѣніе.
   -- Что случилось, Генри?-- вскричала она, подбѣжавъ къ полковнику и схвативъ его за обѣ руки.-- Отчего вы такъ блѣдны и говорите со мною такимъ мрачнымъ замогильнымъ тономъ?
   -- Уйдемте отсюда поскорѣе, уйдемте прочь, -- проговорилъ Эсмондъ, уводя ее съ собою. Она испуганно прижалась къ нему, а онъ, придерживая ее возлѣ своей груди, приказалъ обиженному ювелиру уйти. Ювелиръ вышелъ въ другую комнату и внѣ себя отъ удивленія поглаживалъ драгоцѣнное свое блюдо.
   -- Сестра моя Беатриса, -- сказалъ Эсхмондъ, все еще держа въ объятіяхъ испуганную и поблѣднѣвшую дѣвушку, -- вы обладаете такимъ мужествомъ, какое рѣдко можно встрѣтить у женщины. Приготовьтесь же доказать его теперь на дѣлѣ. Вамъ приходится вынести страшное испытаніе!..
   Она быстро отшатнулась отъ друга, искренно желавшаго облегчить ея горе.
   -- Онъ, значитъ, меня покинулъ? -- съ негодованіемъ спросила дѣвушка.-- Сегодня утромъ мы съ нимъ дѣйствительно крупно поговорили. Онъ былъ ужасно мраченъ. а я старалась разозлить его еще больше. Но все таки онъ вѣдь не смѣлъ, ни подъ какимъ видомъ не смѣлъ такъ поступить со мною...
   При этихъ словахъ лицо ея и грудъ, мгновенно вспыхнули густымъ румянцемъ. Эсмондъ видѣлъ его отраженіе въ зеркалѣ, возлѣ котораго она стояла, прижимая судорожно стиснутыя руки къ трепетавшему сердцу.
   -- Онъ дѣйствительно васъ покинулъ, -- объявилъ Эсмондъ, удивляясь тому, что ея лицо выражаетъ скорѣе бѣшеное негодованіе, чѣмъ горесть.
   -- Онъ все еще въ живыхъ, -- вскричала Беатриса, -- и вы приносите мнѣ такое извѣстіе? Онъ меня покинулъ, и вы не посмѣли за меня отмстить? Вы называете себя рыцаремъ всей нашей семьи, а между тѣмъ позволили мнѣ нанести это оскорбленіе. Гдѣ виконтъ Кэстльвудъ? Я сейчасъ же отправлюсь къ брату!..
   -- Герцога нѣтъ уже въ живыхъ, Беатриса, -- сказалъ Эсмондъ.
   Она бросила на своего кузена какой-то странный взглядъ и прислонилась къ стѣнѣ, словно прострѣленная прямо въ грудъ.
   -- Вы, значитъ, явились сюда сообщить, что вы... вы его убили?..
   -- Нѣтъ! Благодаря Богу я въ этомъ не повиненъ! Моя шпага не обагрена кровью этого благороднаго сердца. Оно до послѣдней минуты оставалось вѣрнымъ тебѣ, Беатриса Эсмондъ. Тщеславная и жестокосердая женщина! Стань на колѣни и благодари грозное Провидѣніе, которое посылаетъ по своему усмотрѣнію жизнь и смерть и караетъ гордыню, -- благодари за то, что благородный Гамильтонъ умеръ вѣрнымъ тебѣ, или, по крайней мѣрѣ, за то, что его смерть вызвана была не твоей сварливостью, гордостью, мелочнымъ тщеславіемъ! Онъ погибъ отъ той самой злодѣйской шпаги, которая уже упилась кровью твоего отца! О, женщина! О, сестра! Неужели ты не можешь принести на прискорбное поле смертоноснаго побоища, гдѣ лежатъ два мертвыхъ тѣла (такъ какъ и самъ убійца палъ отъ руки убіеннаго), -- неужели ты не можешь принести туда ничего иного, кромѣ мстительной злобы и тщеславія? Да поможетъ и да проститъ тебѣ, Беатриса, Господь Богъ, подвергшій такой страшной карѣ твое черствое и непокорное сердце!
   Едва успѣлъ Эсмондъ высказать это, какъ въ комнату вошла милэди. Объясненіе между нимъ и Беатрисой продолжалось всего лишь нѣсколько минутъ, но за это время лакей Эсмонда успѣлъ сообщить всѣмъ въ домѣ страшную вѣсть. Толпившаяся въ переднихъ армія ярмарки тщеславія поспѣшила собрать свои тряпки и бездѣлушки и обратилась въ бѣгство, объятая ужасомъ. Добросердечная лэди Кэстльвудъ бесѣдовала въ своихъ аппартаментахъ верхняго этажа съ достопочтеннымъ деканомъ Аттербюри, черезъ руки котораго шла значительная часть раздаваемыхъ ею милостынь и съ которымъ она совѣтовалась, какъ съ духовникомъ. Вмѣстѣ съ ней вошелъ и деканъ, сознававшій себя какъ бы въ положеніи врача, мѣсто котораго у постели больного. Взглянувъ на Эсмонда, мать Беатрисы бросилась къ дочери, и протянула ей любящія объятія. Блѣдное лицо милэди дышало жалостью и состраданіемъ. Беатриса прошла, однако, мимо нея и не пожелала воспользоваться никакими лекарствами, которыя могъ бы предложить ей духовный врачъ,
   -- Мнѣ теперь лучше всего быть одной въ своей комнатѣ, -- объявила она.
   На глазахъ у нея не было ни слезинки (Эсмонду разъ лишь удалось видѣть на нихъ слезы, вызванныя воспоминаніемъ объ этомъ горѣ). Выходя изъ комнаты, она подала полковнику холодную, какъ ледъ, руку и сказала едва слышнымъ голосомъ, болѣе трогательнымъ, чѣмъ самыя слезы:
   -- Благодарю васъ, братецъ. Все, что вы мнѣ сказали, хорошо и справедливо. Я теперь уйду и буду просить прощенья.
   Милэди, деканъ и полковникъ остались и говорить другъ съ другомъ объ этомъ ужасномъ происшествіи. Оно потрясло доктора Аттербюри, повидимому, еще сильнѣе, чѣмъ даже насъ. Смерть Могуна, убійцы ея мужа, произвела на милэди еще болѣе ужасающее впечатлѣніе, чѣмъ злополучная кончина герцога. Эсмондъ обстоятельно разсказалъ все, что ему было извѣстно о подробностяхъ ссоры и ея причинахъ. Могунъ и герцогъ давно уже не ладили другъ съ другомъ изъ-за наслѣдства послѣ лорда Жерарда, на дочеряхъ котораго оба они были женаты. Могунъ назначилъ герцогу свиданье у своего юрисконсульта, близъ Линкольнскаго подворья. Въ конторѣ этого юрисконсульта оба лорда обмѣнялись словами, которыя казались постороннимъ неимѣющими серьезнаго значенія, но произвели совершенно иное впечатлѣніе на людей, ожесточенныхъ другъ противъ друга долгой предшествовавшей враждой. Могунъ освѣдомился у герцога, гдѣ могъ бы повидаться съ друзьями его свѣтлости и часъ спустя прислалъ въ назначенное мѣсто двухъ секундантовъ договориться насчетъ роковой дуэли. Она имѣла такой ожесточенный характеръ и вызвана была до того ничтожной причиной, что всѣ современники считали ее дѣломъ партіи, которая желала устранить герцога Гамильтона и выставила противъ него трехъ бреттеровъ, служившихъ ея агентами. На этотъ разъ, какъ и въ трагическомъ поединкѣ, происходившемъ двѣнадцать лѣтъ тому назадъ, когда на душу Могуна легло второе уже убійство, трое дрались противъ троихъ. Могунъ и герцогъ бросились другъ на друга съ величайшей яростью, не прибѣгая къ утонченнымъ фехтовальнымъ пріемамъ и даже не скрестивъ предварительно шпаги, и съ бѣшенствомъ принялись наносить другъ другу удары. У обоихъ вскорѣ оказалось по нѣсколько ранъ. Наконецъ, Могунъ былъ смертельно раненъ, а герцогъ, истекая кровью упалъ возлѣ него. Макартней подбѣжалъ тогда къ герцогу, лежавшему, какъ уже упомянуто, на землѣ и нанесъ ему смертельный ударъ. Правда, что потомъ онъ запирался и увѣрялъ, будто не дѣлалъ ничего подобнаго. Не подлежитъ, однако, сомнѣнію, что онъ совершилъ это мерзостное дѣло, вызвавшее во всей Великобританіи ропотъ негодованія, который заставилъ убійцу бѣжать и никогда болѣе не возвращаться на родину.
   Какова же была истинная причина смерти герцога Гамильтона?-- Ничтожная ссора, которая легко могла быть улажена! Къ тому же вѣдь эту ссору затѣялъ извѣстный негодяй, до такой степени запятнавшій свое имя распутствомъ, всевозможными преступленіями и въ томъ числѣ нѣсколькими убійствами, что человѣкъ съ такой репутаціей, какъ свѣтлѣйшій герцогъ, занимая столь высокое общественное положеніе, могъ бы съ презрѣніемъ уклониться отъ поединка, объявивъ, что не хочетъ пачкать своей шпаги кровью подобнаго человѣка. Люди, жаждавшіе смерти герцога, знали, однако, что его мужество также безгранично, какъ и щедрость. Онъ никогда не оставлялъ просящаго безъ подаянія и никогда не отвергалъ вызова. Благодаря этому именно онъ и погибъ отъ руки Могуна и двухъ другихъ бандитовъ, которымъ поручено было его умертвить. Въ особѣ чрезвычайнаго посла, котораго королева Анна собиралась отправить въ Парижъ, умеръ честный и преданный слуга дома Стюартовъ, считавшійся и самъ въ Шотландіи принцемъ королевской крови. Ему поручено было передать въ Парижѣ изгнанному брату королевы, законному королю Іакову III, выраженія сердечнаго раскаянія королевы Анны. Вмѣстѣ съ тѣмъ онъ предполагалъ выразить королю совершенно открыто свою собственную преданность и доброжелательство многихъ милліоновъ англійскаго народа.
   Партія, къ которой принадлежалъ лордъ Могунъ, воспользовавшись услугой этого негодяя, очень радовалась, что кстати отдѣлалась и отъ него самого. Онъ, самъ, а также полковники Мередитъ и Макартней были креатурами герцога Марльборо. Всего только годъ тому назадъ Марльборо счелъ нужнымъ уволить обоихъ отъ службы изъ-за того, что они дозволили себѣ провозгласить тостъ на погибель торіямъ. Теперь герцогъ стоялъ за виговъ, сталъ пламеннымъ ганноверцемъ и таккимъ же рьянымъ сторонникомъ воины, какъ принцъ Евгеній Савойскій. Я не называю, Марльборо соучастникомъ въ смерти герцога Гамильтона, а говорю только, что его партія воспользовалась этой смертью и что для совершенія убійства нашлись трое отъявленныхъ негодяевъ, бреттеровъ, пользовавшихся покровительствомъ князя-герцога.
   Въ то время, когда Эсмондъ шелъ вмѣстѣ съ деканомъ изъ Кенсингтона, разсуждая объ этомъ трагическомъ происшествіи, нанесшемъ такой страшный ударъ дѣлу, которое оба они такъ горячо отстаивали, газетчики выкрикивали уже на улицахъ столицы подробный, истинный и ужасающій репортерскій отчетъ о смерти, постигшей на поединкѣ лорда Могуна и герцога Гамильтона. Одинъ изъ газетчиковъ пробрался въ Кенсингтонъ и громко выкрикивалъ свое извѣстіе тамъ, рано утромъ на площади, когда случайно проходившій мимо мистеръ Эсмондъ прогналъ его оттуда. Газетчикъ стоялъ какъ разъ подъ окномъ Беатрисы, ставни котораго были растворены. Не смотря на ноябрь мѣсяцъ, солнце ярко сіяло на небѣ. Возы съ провизіей съѣзжались на лондонскіе рынки. Во дворцѣ только что смѣнился караулъ. Огородники дѣятельно работали въ садахъ между Кенсингтономъ и Сити. Разносчики и скупщики всякаго старья оглашали воздухъ своими криками. Жизнь всюду шла своимъ чередомъ, не обращая вниманія на такіе факты, какъ смерть герцога, грусть его невѣсты и утрата законнымъ королемъ значительной доли шансовъ возсѣсть на престолъ своихъ предковъ. Ночь смѣняется днемъ, день ночью, а при этой смѣнѣ сегодняшняго завтрашнимъ можетъ случиться, что мы исчезнемъ и мѣсто наше болѣе насъ не познаетъ. Эсмонду пришло на мысль, что въ это самое мгновенье мчится во всю прыть по сѣверной дорогѣ курьеръ увѣдомить того, кто былъ вчера еще только графомъ Арронскимъ, что онъ уже сталъ теперь герцогомъ Гамильтономъ. Въ благородномъ сердцѣ покойнаго герцога, бившемся всего лишь нѣсколько часовъ тому назадъ, а теперь остановившемся на вѣки, жили тысячи великихъ намѣреній, надеждъ и честолюбивыхъ замысловъ, которые всѣ теперь развѣялись прахомъ.
  

ГЛАВА VII.
Я еще разъ посѣщаю Кэстльвудъ.

   Честолюбивые замыслы Беатрисы рушились такимъ образомъ уже въ третій разъ, и она могла, пожалуй, считать себя жертвой враждебной судьбы, умышленно преслѣдовавшей ее и слѣдившей за тѣмъ, чтобы вырывать у нея каждый разъ изъ рукъ совершенно вѣрную, повидимому, добычу, оставляя ей на долю единственно только бѣшеное негодованіе и горе. Каковы бы ни были чувства, которыя испытывала Беатриса, она не брала никого въ повѣренные своего раздраженія, или печали. (Опасаюсь, что первое изъ этихъ чувствъ говорило въ ея сердцѣ несравненно сильнѣе второго). Болѣе мягкая натура на ея мѣстѣ непремѣнно искала бы опереться на любящее дружеское сочувствіе своихъ родныхъ. Въ данномъ случаѣ, однако, и мать Беатрисы, и ея кузенъ знали, что она презрительно отвергнетъ ихъ состраданіе и что попытка предложить ей таковое еще болѣе раздражитъ жестокую рану, нанесенную судьбою этой дѣвушкѣ. Мы знали, что неожиданный и страшный ударъ являлся тяжкой карою и разочарованіемъ для ея гордости. Она не нуждалась въ нашихъ поученіяхъ, чтобы уяснить себѣ грустную мораль всей этой исторіи. При такихъ обстоятельствахъ любящая мать могла лишь молиться о своей дочери, а кузенъ Беатрисы могъ только предоставить въ ея распоряженіе вѣрную свою дружбу и неизмѣнное терпѣніе. Единственно лишь изъ нѣкоторыхъ намековъ, да двухъ или трехъ словъ, сказанныхъ нѣсколько мѣсяцевъ уже спустя, можно было заключить, что Беатриса понимаетъ молчаливое наше состраданіе и втайнѣ благодаритъ насъ за снисходительность къ ней. При Дворѣ говорили, будто она держала себя такъ, что никто не смѣлъ позволить себѣ по отношенію къ ней ни насмѣшки, ни соболѣзнованія. Она оказывалась такимъ образомъ выше торжества враговъ и сожалѣнія друзей и вообще играла свою роль въ этой страшной трагедіи съ такимъ величіемъ и мужествомъ, что даже наименѣе расположенные къ высокородной фрейлинѣ должны были отнестись къ этой дѣвушкѣ съ почтительнымъ удивленіемъ. Мы внимательно слѣдили за Беатрисой послѣ катастрофы, которая ее постигла и тоже не могли не чувствовать уваженія къ непреодолимому мужеству и величественному спокойствію, съ которыми она выносила постигшее ее тяжкое бѣдствіе.-- Мнѣ было бы легче видѣть ее въ слезахъ, чѣмъ такою неприступно гордой, -- говорила ея мать, привыкшая совершенно иначе переносить свое горе, и принимавшая удары судьбы съ благоговѣйнымъ смиреніемъ и покорностью, какъ испытанія, ниспосланныя Богомъ. Беатриса не походила въ этомъ отношеніи на свою кроткую, любящую мать. Она относилась къ постигшему ее бѣдствію, какъ къ личной обидѣ и, словно бросая вызовъ судьбѣ, не позволяла, чтобы горе вырвало у нея хотя одну слезинку или болѣзненный крикъ. Думаю, что даже наединѣ, въ собственной своей комнатѣ, она никогда не плакала. Любезнѣйшіе мои внуки и правнуки, какъ-то станете вы переносить ваши испытанія? Я знаю человѣка, который молитъ Бота надѣлить васъ лучше любовью, чѣмъ гордостью, дабы Всевидящее Око узрѣло ваше смиреніе. Необходимо, впрочемъ, воздать должное также и горделивымъ душамъ! Сама природа надѣлила ихъ честолюбіемъ и властолюбіемъ, тогда какъ другимъ она внушила стремленіе смиренно повиноваться и терпѣть. И леопардъ, и трепещущій предъ нимъ ягненокъ слѣдуютъ своей природѣ. Леопардъ неповиненъ въ своей красотѣ, мужествѣ и жестокости. Ни одно пятнышко на его изящной шкурѣ не зависитъ отъ его воли и столь же независимымъ отъ нея являются: хищническій инстинктъ звѣря, заставляющій бросаться на поставленную живую приманку, и мѣткій выстрѣлъ, убивающій его при этомъ на мѣстѣ.
   За послѣднее время партія виговъ томилась совершенно основательнымъ опасеніемъ, что королева Анна, не смотря на клятвы и договоры, связывавшіе ее съ ганноверскимъ принцемъ, оставитъ его, какъ говорится, на бобахъ и объявитъ наслѣдникомъ престола родного своего брата, съ которымъ ее соединяли еще болѣе могущественныя узы родственныхъ чувствъ и сознанія долга. Принцъ Савойскій, и наиболѣе смѣлая фракція виговъ хотѣли пригласить герцога Кэмбриджскаго въ Англію, не смотря на несочувствіе королевы и энергическіе протесты торійскихъ ея приближенныхъ. Они утверждали, что наслѣдный курфюрстъ, британскій пэръ и принцъ королевской крови, объявленный наслѣдникомъ престола, имѣетъ законное право засѣдать въ парламентѣ, членомъ котораго состоитъ, и жить въ странѣ, надъ которою долженъ впослѣдствіи царствовать. Если этотъ проектъ не былъ приведенъ въ исполненіе, то это слѣдуетъ объяснить единственно лишь категорически выраженнымъ нежеланіемъ королевы видѣть принца Георга въ Англіи и опасеніе навлечь на себя высочайшій ея гнѣвъ въ случаѣ какой-либо попытки къ осуществленію столь дерзновеннаго плана.
   Намболѣе смѣлые изъ торіевъ точно также считали желательнымъ прибытіе нашего принца въ Англію. Не подлежало сомнѣнію, что принцъ Іаковъ былъ прямой наслѣдникъ престола съ точки зрѣнія обычаевъ и такъ называемаго божественнаго права. Онъ пользовался сочувствіемъ большей половины британскаго народа, почти всего духовенства, а также англійскаго и шотландскаго мелкопомѣстнаго дворянства и къ тому же былъ совершенно неповиненъ въ преступленіи, за которое пострадалъ его отецъ. Кто изъ англичанъ осмѣлился бы обидѣть храбраго и молодого, красиваго и злополучнаго принца, если бы онъ явился къ намъ, полагаясь на британское великодушіе, гостепріимство и чувство чести? Если бы онъ вторгнулся въ Англію во главѣ французской арміи, всѣ истинные англійскіе патріоты стали бы сопротивляться ему до послѣдней капли крови и прогнали бы его обратно туда, откуда онъ пришелъ. Но если бы принцъ явился одинъ, вооруженный лишь законностью своихъ правъ и полагаясь на вѣрноподданическую преданность народа, то, по мнѣнію многихъ его приверженцевъ, онъ могъ разсчитывать на радушный пріемъ и во всякомъ случаѣ на полную личную безопасность. Рука августѣйшей его сестры, королевы Анны, и ея подданныхъ никогда бы не поднялась причинить ему зло. Королева была, однако, робка отъ природы, а послѣдовательно смѣнявшіеся ея министры имѣли особыя личныя побудительныя причины дѣйствовать нерѣшительно. Наиболѣе честные и энергическіе люди, принявшіе къ сердцу интересы августѣйшаго молодого изгнанника, не руководились никакими корыстными разсчетами, а потому искренно желали, чтобы восторжествовало правое дѣло. Въ случаѣ, если принцъ явится въ Англію въ качествѣ англичанина, они были готовы поставить съ своей стороны все на карту, чтобы обезпечить ему радушный пріемъ и защитить его въ случаѣ надобности отъ враговъ.
   Сентъ-Джонъ и Гарлей осыпали сторонниковъ принца изъявленіями полнѣйшаго сочувствія и замѣчательно щедро расточали обѣщанія будущей поддержки, но ничего болѣе положительнаго, кромѣ такихъ изъявленій и обѣщаній, нельзя было отъ нихъ добиться. Нѣкоторые изъ друзей принца Іакова стояли за болѣе энергическій, смѣлый и рѣшительный образъ дѣйствій. Черезъ годъ послѣ злополучной кончины герцога Гамильтона, лишившей претендента мужественнѣйшаго изъ его союзниковъ въ Великобританіи, полковникъ Эсмондъ близко сошелся съ кружкомъ наиболѣе энергическихъ приверженцевъ законнаго короля. Нѣкоторые изъ нихъ еще въ живыхъ, и мистеръ Эсмондъ не имѣетъ права назвать ихъ по имени, но можетъ упомянуть про декана Аттербюри, такъ какъ доблестному епископу не страшны уже болѣе изгнаніе и какія либо преслѣдованія. Полковникъ сообщилъ декану и двумъ или тремъ другимъ лицамъ собственный свой проектъ, который, при условіи нѣкоторой рѣшимости со стороны принца, непремѣнно долженъ былъ привести къ осуществленію самыхъ завѣтныхъ ихъ желаній.
   Молодой виконтъ Кэстльвудъ не пріѣзжалъ въ Англію справлять свое совершеннолѣтіе и, въ продолженіи нѣсколькихъ уже лѣтъ, жилъ за границей. Беременность жены не дозволила милорду уѣхать изъ Брюсселя даже и въ тотъ годъ, когда его сестра объявлена была невѣстой герцога Гамильтона и когда ему пришлось бы, впрочемъ, явиться вмѣсто свадьбы на похороны. Любящая Клотильда положительно не отпускала отъ себя мужа. Вѣроятно она опасалась, что молодой повѣса ускользнетъ отъ нея совсѣмъ, если ему только удастся сорваться съ привязи. Какъ бы тамъ ни было, она держала мужа возлѣ себя, заставляя няньчиться съ ребенкомъ и вообще принудила его играть довольно смѣшную роль. Беатрисѣ нерѣдко случалось слышать насмѣшки надъ тѣмъ, что жена Франка держитъ его, какъ говорится, подъ башмакомъ. Мать молодого виконта, узнавъ, что ея невѣстка вскорѣ разрѣшится отъ бремени, хотѣла сама къ ней пріѣхать, но оказалось, что теща заняла уже въ домѣ Франка прочную позицію и къ тому же какъ разъ тогда начались приготовленія къ свадьбѣ Беатрисы. Черезх нѣсколько мѣсяцевъ послѣ ужасной катастрофы въ Гейдъ-паркѣ, милэди и ея дочь уѣхали въ Кэстльвудъ. Ожидали, что къ нимъ прибудетъ туда вскорѣ и молодой виконтъ. Сказать правду, скромная домашняя жизнь подъ крыломъ у мамаши приходилась не по вкусу молодому лорду. Его съ трудомъ лишь удалось залучить въ Валькоть по возвращеніи изъ первой кампаніи, но и тогда этотъ молодой повѣса большую половину времени проводилъ въ Лондонѣ, не появляясь ни при Дворѣ, ни въ публичныхъ мѣстахъ подъ собственнымъ своимъ именемъ, а посѣщая театры, игорные дома и заведенія, пользовавшіяся самой дурной репутаціей, подъ фирмою капитана Эсмонда, слѣдствіемъ чего для неповиннаго его родственника было зачастую въ чужомъ пиру похмѣлье.
   Подъ различными предлогами Франкъ Кэстльвудъ жилъ за границей, занимаясь тамъ погоней за всевозможными наслажденіями, пока, наконецъ, не увязъ въ законныхъ наслажденіяхъ брака. Въ самой Англіи его никто почти и не зналъ, за исключеніемъ офицеровъ, вмѣсиѣ съ которыми онъ служилъ въ продолженіи нѣсколькихъ кампаній во Фландріи. Долгое отсутствіе сына было чрезвычайно мучительнымъ для нѣжнаго материнскаго сердца его мамаши. Все, что могъ сдѣлалъ Гарри Эсмондъ, -- это смягчить по возможности естественное чувство оскорбленнаго материнскаго достоинства, пріискивая болѣе или менѣе правдоподобныя извиненія для легкомысленнаго поведенія Франка.
   Осенью 1713 года лордъ Кэстльвудъ пожелалъ вернуться домой. Первый ребенокъ у него оказался дочерью и Клотильда собиралась подарить его сіятельство вторымъ ребенкомъ. Благочестивый молодой супругъ думалъ, что если онъ привезетъ жену въ наслѣдственный свой замокъ, то, при содѣйствіи молитвъ св. Филиппу Кэстльвудскому и другимъ угодникамъ, Провидѣніе благословитъ его сыномъ, заполучить котораго очень хотѣлось также и его женѣ.
   Послѣ долгихъ переговоровъ о мирѣ, онъ былъ заключенъ въ этомъ году къ концу марта мѣсяца, и Франція снова открыла англичанамъ гостепріимныя свои объятія. Какъ разъ въ то самое время, когда милэди Рашель приготовила все для встрѣчи лорда Кэстльвуда и съ нетерпѣніемъ ждала сына, полковникъ Эсмондъ помѣшалъ осуществленію завѣтнаго ея желанія, или, по крайней мѣрѣ, заставилъ отсрочить на нѣкоторое время это осуществленіе.
   Эсмондъ пріѣхалъ въ Кэстльвудъ на почтовыхъ. Почти цѣлыхъ уже четырнадцать лѣтъ не видалъ онъ сѣрыхъ башенъ стариннаго замка и сосѣднихъ, такъ хорошо памятныхъ ему, лѣсовъ. Онъ не бывалъ ни разу въ Кэстльвудѣ съ тѣхъ поръ, какъ уѣхалъ оттуда съ милордомъ, которому его госпожа съ маленькими тогда еще дѣтьми послала тогда съ балкона послѣднее прощальное привѣтствіе. Съ тѣхъ поръ прошли, казалось, цѣлые вѣка. Столько пережито было за это время событій и чувствъ, заботъ, любви, надеждъ, неудачъ и горя! Тогдашнія дѣти успѣли подрости и за ними стояла уже исторія собственной ихъ жизни. Что касается до Эсмонда, то онъ и въ самомъ дѣлѣ чувствовалъ себя словно столѣтнимъ старцемъ. Только дорогая милэди какъ будто совсѣмъ не перемѣнилась. Она казалась Гарри такою же, какой была четырнадцать лѣтъ тому назадъ и привѣтствовала его съ прежнимъ радушіемъ. Фонтанъ на дворѣ журчалъ тоже совершенно такъ какъ прежде. Старинная зала съ прежней своей меблировкой; рѣзное кресло покойнаго лорда; кубокъ, изъ котораго онъ обыкновенно пилъ, -- все это живо напомнило полковнику минувшее время. Милэди знала, что ему пріятнѣе всего будетъ уснуть въ прежней своей маленькой комнаткѣ. Комнатка эта и была приготовлена для него, а смежная съ нею комната капеллана была убрана полевыми цвѣтами и душистыми травами. Часть первой ночи своей въ Кэстльвудѣ мистеръ Эсмондъ провелъ въ слезахъ, вызванныхъ волненіемъ, котораго онъ не имѣлъ ни малѣйшаго основанія стыдиться. Онъ возсылалъ съ смиреннымъ сердцемъ молитвы къ Неисповѣдимому Промыслу, владычествующему надъ жизнью и смертью, -- надъ счастьемъ и несчастьемъ. Онъ долго не могъ заснуть и прислушивался къ такъ хорошо знакомому бою старинныхъ башенныхъ часовъ. Каждый, кого судьба приведетъ, послѣ долгаго отсутствія, въ мѣсто, гдѣ протекала его юность, невольно вспоминаетъ событія, относящіяся къ этому давно минувшему періоду его жизни. Подобнымъ же образомъ и Эсмондъ какъ будто стоялъ на краю пропасти, отдѣлявшей его отъ временъ отрочества и видѣлъ самого себя, на противуположномъ ея берету, печальнымъ, грустнымъ мальчикомъ въ обществѣ покойнаго милорда, дорогой своей госпожи, казавшейся совершенно дѣвочкой, и ея дѣтей, игравшихъ вкругъ нея. Много лѣтъ тому назадъ, когда онъ отрокомъ еще лежалъ на этой самой постелькѣ, милэди благословила его, и назвала своимъ рыцаремъ, а онъ поклялся быть ей неизмѣнно вѣрнымъ и никогда не покидать ея службы. Сдержалъ-ли онъ это любящее свое отроческое обѣщаніе? Да! Благодаря Богу онъ можетъ сказать съ чистой совѣстью, что это ему удалось. Его жизнь была посвящена ей; его кровь, состояніе, имя, все его сердце всецѣло принадлежали съ тѣхъ поръ ей и ея дѣтямъ. Заснувъ, наконецъ, онъ видѣлъ себя во снѣ опять ребенкомъ и проснувшись не сразу очнулся отъ этой грезы. Ему казалось, будто патеръ Гольтъ зоветъ его изъ своей комнаты, причемъ онъ входитъ туда и выходитъ оттуда сквозь таинственное окно. Вставъ еще до разсвѣта, Эсмондъ прошелъ въ сосѣднюю комнату, воздухъ которой былъ насыщенъ благоуханіемъ полевыхъ цвѣтовъ; заглянулъ въ каминъ, гдѣ когда-то сгорѣло столько документовъ, осмотрѣлъ старинные шкафы, гдѣ Гольтъ въ прежнее время хранилъ эти документы и свои книги, и затѣмъ нажалъ пружину, чтобы попробовать, дѣйствуетъ-ли еще механизмъ оконной рамы. Въ теченіе многихъ уже лѣтъ никто не дотрогивался до этой пружины, но подъ конецъ она все-таки подалась, и вся рама опустилась въ открывшійся подъ нею пазъ. Полковникъ снова поднялъ ее и возстановилъ на мѣсто. Очевидно, никто не пользовался этимъ секретнымъ входомъ въ замокъ послѣ патера Гольта втеченіе цѣлыхъ шестнадцати уже лѣтъ.
   Эсмондъ вспомнилъ, что милордъ передъ смертью разсказывалъ, какъ патеръ Гольтъ являлся въ замокъ и исчезалъ оттуда словно привидѣніе. Ему было извѣстно, что почтенный патеръ былъ вообще любителемъ таинственности, -- всяческихъ переодѣваній, -- внезапныхъ появленій и такихъ же исчезновеній. Бывшій воспитанникъ патера держался всегда того мнѣнія, что почтенный іезуитъ разыгрывалъ роль привидѣнія, пользуясь именно этимъ секретнымъ ходомъ. Какъ только начала заниматься заря надъ Кэстльвудской деревней, Эсмондъ снова закрылъ ставни въ бывшей комнатѣ Гольта. Вдали, подъ деревьями, за зеленой лужайкой и по другую сторону рѣчки, на которой еще лежала пелена тумана, слышалось уже въ кузницѣ звяканье молотковъ.
   Эсмондъ отперъ тогда потайной шкафъ, искусно устроенный надъ каминомъ и скрытый въ панели изъ рѣзного дуба. Въ шкафу этомъ, гдѣ могъ бы помѣститься мужчина порядочнаго роста, патеръ Гольтъ пряталъ такія изъ своихъ вещей, которыя хотѣлъ держать въ секретѣ. Тамъ до сихъ поръ еще висѣли двѣ шпаги, памятныя Гарри со временъ его дѣтства. Эсмондъ вынулъ ихъ, отеръ съ нихъ пыль и долго глядѣлъ на нихъ съ любопытствомъ, къ которому примѣшивалось своеобразное волненіе. Кромѣ шпагъ, въ шкафу лежала связка бумагъ, безъ сомнѣнія, оставленныхъ Гольтомъ, когда онъ въ послѣдній разъ при жизни виконта побывалъ въ Кэстльвудѣ и въ тотъ же самый день былъ арестованъ и засаженъ въ Гэксгемскій замокъ. Эсмондъ далъ себѣ трудъ пробѣжать эти бумаги и нашелъ, что въ нихъ содержались факты, раскрывавшіе тайныя нити государственной измѣны, затѣянной въ царствованіе короля Вильгельма. Въ документахъ этихъ упоминались имена Чарнока и Перкинса, сэра Джона Фенуйка и сэра Джона Фріэнда, Локвуда и Лодкика, лордовъ Монгомери и Эльсбюри, Кларендона и Ярмоуэса, состоявшихъ въ заговорѣ противъ похитителя престола. Кромѣ того, имѣлось письмо отъ герцога Бервикскаго и другое, изъ Сенъ-Жермена, отъ короля Іакова II съ заявленіемъ, что его величество жалуетъ своему вѣрному и возлюбленному Фрэнсису виконту Кэстльвуду титулы графа и маркиза Эсмондскаго. На нихъ уже были выданы надлежащіе патенты въ четвертый годъ царствованія короля Томасу виконту Кэстльвуду и прямымъ его наслѣдникамъ мужескаго пола, за отсутствіемъ которыхъ означенныя званія и титулы переходятъ къ вышеупомянутому Фрэнсису. Кромѣ того, имѣлся еще документъ, который Гольтъ показывалъ милорду въ самый день своего арестованія и на который онъ хотѣлъ получить отвѣтъ черезъ недѣлю. Я поспѣшно уложилъ эти документы обратно въ потайной шкафъ, такъ какъ услышалъ, что кто-то слегка постучалъ въ дверь комнаты. Это была сама добрѣйшая милэди, съ лицомъ, сіявшимъ выраженіемъ любви и радушнаго привѣта. Безъ сомнѣнія, и она тоже провела ночь безъ сна, но никто изъ насъ не спрашивалъ у другого о чемъ-либо подобномъ. Есть вещи, которыя угадываются, безъ разспросовъ, и о которыхъ знаютъ, хотя онѣ свершаются вдалекѣ отъ насъ. Такъ милэди Рашель разсказала мнѣ, что оба раза, когда я былъ раненъ, она тотчасъ же узнавала объ этомъ. Кому извѣстно, какъ далеко простирается сфера симпатіи и насколько правильно предвидитъ будущее истинная любовь?
   -- Я заглянула въ вашу комнату и найдя постельку, -- прежнюю вашу маленькую постельку пустою, знала заранѣе, что вы окажетесь именно здѣсь, -- объяснила она. Слегка покраснѣвъ съ глазами, полными благословеній, нѣжно поцѣловала полковника.
   Они прошли рука объ руку черезъ старый дворъ на терассу. Тамъ на травѣ сверкала роса, въ то время какъ птички, въ нависшей надъ терассой зеленой листвѣ, возсылали дивное свое хоровое пѣніе на встрѣчу румяной зарѣ утренняго неба. Подумаешь, какъ всѣ эти подробности врѣзываются въ памяти! Старинныя башни и шпицы замка смотрѣли мрачными своими массами на Востокъ, отбрасывая пурпуровыя тѣни на зеленѣвшіе склоны холма. Солнечные часы на терассѣ съ ихъ странными орнаментами и арабесками; увѣнчанные лѣсомъ холмы; дивная разстилавшаяся подъ ними равнина, роскошно желтѣвшая созрѣвавшей уже пшеницей; сверкающая рѣка, которая катила свои воды по этой равнинѣ и прорѣзалась сквозь виднѣвшуюся вдали жемчужно-сѣрую гряду другихъ холмовъ, -- все это какъ теперь стоитъ передо мною вмѣстѣ съ тысячью другихъ дивныхъ воспоминаній молодости, прелестныхъ и грустныхъ, но столь же дѣйствительныхъ для меня и живыхъ, какъ эта чудная и незабвенная сцена, которую пришлось тогда увидѣть снова во очію. Мы ничего не забываемъ. Память у насъ засыпаетъ, но пробуждается вновь. Я зачастую воображаю себѣ, каково должно быть ея воскрешеніе послѣ глубокаго сна смерти, отъ котораго насъ окончательно пробудятъ трубные звуки. Въ одинъ мигъ вернется къ вамъ тогда самосознаніе и душа наша воспрянетъ, припоминая все свое прошлое.
   Стоялъ іюль мѣсяцъ, и заря только что еще занималась. Зная, что домъ проснется не раньше, какъ черезъ нѣсколько часовъ, Эсмондъ рѣшилъ воспользоваться удобнымъ временемъ, чтобъ сообщить виконтессѣ о своемъ предпріятіи и о той роли, которая предназначалась въ немъ Франку. Онъ зналъ, что можетъ ввѣрить ей какую угодно тайну, и что она скорѣй умретъ, чѣмъ выдастъ эту тайну кому бы то ни было. Попросивъ виконтессу рѣшительно никому не открывать того, что онъ ей скажетъ, Эсмондъ объяснилъ ей въ подробности весь свой планъ дѣйствій. Лэди Рашель была одна изъ самыхъ стойкихъ яковистокъ во всей Великобританіи и кромѣ того Эсмондъ могъ быть заранѣе увѣренъ, что каждый его замыселъ удостоится полнѣйшаго ея одобренія и сочувствія. Неудивительно, если милэди нашла, что никогда еще въ свѣтѣ не составлялся такой грандіозный замыселъ и никогда за выполненіе подобнаго замысла не брался такой благородный и самоотверженный витязь. На эту бесѣду мы употребили часокъ или два. Только-что успѣли мы ее закончить, какъ вышла къ намъ Беатриса. Ея высокая изящная фигура, одѣтая въ черное (послѣ прошлогодней катастрофы она постоянно носила черное платье безъ всякихъ притязаній, однако, на формальный трауръ), плавно шла по зеленой терассѣ, отбрасывая передъ собою тѣни, ложившіяся на травѣ.
   Улыбаясь она сдѣлала намъ глубокій реверансъ и назвала насъ "молодыми людьми". Она сама стала старше, блѣднѣе и величественнѣе, чѣмъ за годъ передъ тѣмъ, такъ мать по сравненію съ ней дѣйствительно казалась младшей ея сестрой. Лэди Кэстльвудъ сообщила Эсмонду, что Беатриса никогда не говорила о своемъ горѣ и не намекала, иначе какъ двумя или тремя спокойно высказанными словами, на безповоротно рушившіяся свои надежды.
   По возвращеніи въ Кэстльвудъ, Беатриса начала посѣщать сосѣднія хижины и заботиться о больныхъ и неимущихъ. Она учредила также школу для дѣтей и обучила нѣкоторыхъ изъ нихъ пѣнію. У насъ въ кэстльвудской церкви имѣлось два великолѣпныхъ старинныхъ органа, на которыхъ она играла такъ восхитительно, что слухъ объ ея дивной игрѣ распространился повсемѣстно на нѣсколько миль въ окружности. Многіе, впрочемъ, являлись въ церковь не только для того, чтобы послушать прелестную органистку, но чтобы и посмотрѣть на нее. Мистеръ Тёшеръ и его жена жили въ нашемъ приходскомъ пасторатѣ, но супруга Тома не наградила его дѣтьми, которыя впослѣдствіи могли бы защищать домъ своего отца отъ недруговъ. Его преподобіе старался, впрочемъ, чтобы у него оказывалось какъ можно меньше враговъ и снималъ свою шляпу съ широкими полями передъ всякимъ встрѣчнымъ и поперечнымъ. Онъ обращался съ Эсмондомъ такъ, какъ если бы полковникъ былъ главнокомандующимъ всѣми британскими сухопутными силами и, обѣдая въ замкѣ по случаю воскреснаго дня, заставилъ себя долго уговаривать, прежде чѣмъ дерзнулъ остаться за дессертомъ. Томъ оплакивалъ вѣроотступничество милорда, но чрезвычайно усердно пилъ за его здоровье, а за часъ передъ тѣмъ, въ церкви, усыпилъ полковника своей длинной, ученой и очень освѣжающей проповѣдью.
   Эсмондъ пріѣхалъ въ Кэстльвудъ всего лишь на два дня. Задуманное имъ предпріятіе заставляло его безотлагательно уѣхать не только оттуда, но и вообще изъ Англіи. Передъ отъѣздомъ онъ всего разъ видѣлся наединѣ съ Беатрисой, да и то лишь по собственному ея приглашенію. Она вызвала его изъ галлереи, убранной гобеленами, гдѣ онъ, совершенно также, какъ въ старину, бесѣдовалъ съ прежней своей госпожей, въ сосѣднюю комнату, которая была когда-то спальней виконтессы Изабеллы. Войдя туда, Эсмондъ какъ нельзя лучше вспомнилъ, какъ видѣлъ тамъ въ послѣдній разъ эту пожилую даму, сидѣвшую на постели въ ночномъ шлафрокѣ поверхъ дорожнаго костюма, -- въ то самое утро, когда въ Кэстльвудъ прибылъ отрядъ гвардейцевъ, чтобы ее арестовать. Теперь, на этой самой постели, штофныя драпировки которой почти еще не полиняли съ тѣхъ поръ какъ Эсмондъ любовался ими въ послѣдній разъ, почивала красивѣйшая дѣвушка во всей Англіи.
   Беатриса стояла передъ Эсмондомъ въ длинномъ своемъ черномъ платьѣ и держала въ рукахъ знакомую ему шкатулку. Это была та самая шкатулка, которую полковникъ подарилъ ей передъ свадьбой, -- шкатулка, украшенная герцогской короной, которую бѣдняжкѣ Беатрисѣ такъ и не суждено было носить. Въ ней лежали брилліанты, оставленные полковнику въ наслѣдство названной его теткой.
   -- Возьмите ихъ съ собою, Гарри, -- сказала Беатриса.-- Мнѣ не нужны болѣе брилліанты.
   Въ тонѣ ея ровнаго, спокойнаго голоса нельзя было подмѣтить ни малѣйшихъ признаковъ волненія. Очаровательная бѣлая ручка, державшая черную шагреневую шкатулку, не вздрогнула ни единой жилкой. Эсмондъ видѣлъ на этой рукѣ черный бархатный браслетъ съ писаннымъ на эмали миніатюрнымъ портретомъ герцога Гамильтона. Свѣтлѣйшій женихъ подарилъ ей этотъ портретъ за три дня до своей внезапной кончины.
   Гарри объявилъ, что не считаетъ брилліанты больше своей собственностью и сталъ отшучиваться отъ полученія ихъ обратно.
   -- Къ чему годились бы они мнѣ, позвольте спросить?-- сказалъ онъ.-- Брилліантовая пряжка на шляпѣ у принца Евгенія нисколько вѣдь не служитъ ему къ украшенію. Подобнымъ же образомъ она наврядъ-ли могла бы сдѣлать мое желтое лицо хоть сколько-нибудь интереснѣе.
   -- Вы подарите ихъ со временемъ своей женѣ, -- возразила Беатриса.-- Она навѣрное будетъ хороша собой и, безъ сомнѣнія, цвѣтъ лица у нея окажется прекрасный.
   -- Беатриса!-- вскричалъ Эсмондъ въ страстномъ порывѣ (пламя, которое онъ старался потушить, все-таки по временамъ вспыхивало).-- Отчего бы вамъ не носить эти брилліанты на собственной вашей свадьбѣ. Вы какъ-то высказали мнѣ сожалѣніе о томъ, что не знали меня хорошенько. Теперь вы узнали меня сравнительно лучше. Вамъ извѣстно также, какъ я васъ любилъ за всѣ эти минувшія десять лѣтъ и какъ старался заслужить себѣ право сказать вамъ это.
   -- Неужели вы можете добиваться награды за свое постоянство, милордъ? Я не могу представить себѣ, чтобы такой благородный рыцарь сталъ требовать себѣ уплаты. Стыдитесь, кузенъ...
   -- Выслушайте меня, -- продолжалъ Эсмондъ.-- Если мнѣ удастся выполнить завѣтное ваше желаніе; если я совершу подвигъ, достойный меня и васъ; если этотъ подвигъ доставитъ мнѣ имя, которое можно будетъ вамъ поднести, -- вы согласитесь вѣдь принять это ими? Вы сами говорили, что у меня имѣлась однажды возможность пріобрѣсти вашу руку. Развѣ не могла бы опять вернуться такая возможность? Нѣтъ, не качайте отрицательно головой! Выслушайте меня. Скажите, по крайней мѣрѣ, что вы будете согласны отвѣтить черезъ годъ на мое предложеніе! Если я вернусь сюда и надѣлю васъ славою, вѣдь это доставитъ вамъ удовольствіе? Выполненіе величайшаго вашего желанія и въ то же время завѣтнаго желанія покойнаго герцога, вѣдь, можетъ быть, смягчитъ васъ.
   -- Что же вы собираетесь предпринять, Генри?-- спросила она съ мгновенно просіявшимъ лицомъ.-- Въ чемъ именно заключаются ваши планы?
   -- Не задавайте теперь никакихъ вопросовъ. Обождите и не отказывайте мнѣ немедленно. Если я вернусь сюда, осуществивъ цѣль самыхъ пламенныхъ вашихъ стремленій, о выполненіи которыхъ вы при мнѣ тысячекратно молились Богу, неужели у васъ не найдется награды человѣку, оказавшему такую услугу? Оставьте у себя эти брилліанты. Пусть они побудутъ пока у васъ. Вы надѣнете ихъ въ первый разъ не на моей и не на вашей собственной свадьбѣ. Если только это окажется осуществимо человѣческими силами, клянусь, что наступитъ день, когда въ вашемъ домѣ будетъ великое празднество, при которомъ вамъ совершенно умѣстно украсить себя брилліантами. Не скажу вамъ больше ни слова. Отложите вашъ окончательный отвѣтъ и спрячьте эту шкатулку до того дня, когда я вамъ напомню о нихъ обоихъ. Все, о чемъ я прошу васъ теперь, это ждать и не забывать обо мнѣ.
   -- Вы ѣдете за-границу?-- спросила не безъ нѣкотораго волненія Беатриса.
   -- Да, я уѣзжаю завтра, -- подтвердилъ Эсмондъ.
   -- Разумѣется, въ Лотарингію, кузенъ? -- продолжала спрашивать Беатриса, положивъ на его руку свою, руку, украшенную браслетомъ съ портретомъ герцола.-- Погодите, Гарри, -- продолжала она несравненно болѣе кроткимъ и смиреннымъ тономъ, чѣмъ тотъ, которымъ обыкновенно съ нимъ разговаривала, -- я должна сказать вамъ еще кое-что. Я васъ люблю, я восхищаюсь вами. Да и могла-ли бы я не питать такихъ чувствъ, зная, какъ велика была ваша любовь ко всѣмъ намъ? Мнѣ кажется, однако, что у меня нѣтъ сердца. По крайней мѣрѣ, я никогда еще не встрѣчала человѣка, который заставилъ бы его у меня заговорить. Когда бы я нашла такого человѣка, я безропотно послѣдовала бы за нимъ всюду, если бы даже пришлось при этомъ голодать и одѣваться въ лохмотья. Если бы онъ оказался рядовымъ солдатомъ, я шла бы слѣдомъ за нимъ съ обозной челядью. Если бы онъ былъ морскимъ разбойникомъ, вродѣ буканьера, о которомъ вы читали вамъ, когда мы съ Франкомъ были еще дѣтьми, я сѣла бы вмѣстѣ съ нимъ на корабль. Я всѣмъ бы пожертвовала для такого человѣка и все бы отъ него вынесла, но до сихъ поръ онъ мнѣ не попадался. Вы всегда были черезчуръ моимъ рабомъ для того, чтобы могли покорить мое сердце. Даже и милордъ-герцогъ былъ не въ состояніи овладѣть имъ. Выйдя замужъ за герцога, я непремѣнно сдѣлала бы себя несчастной. Это выяснилось для меня уже черезъ три мѣсяца послѣ нашей помолвки и мнѣ слѣдовало бы тогда же вернуть герцогу его слово, но меня удержало отъ этого тщеславіе. Ахъ, Гарри, послѣ смерти герцога я плакала раза два или три, но плакала не о немъ, а со злости, что не въ состояніи искренно горевать о его смерти! Мнѣ было страшно чувствовать, что я словно будто ей радуюсь. Замужемъ за вами я всегда испытывала бы такое же чувство подчиненности, -- такое же стремленіе вырваться на свободу. Этотъ бракъ для насъ обоихъ былъ бы несчастенъ, особенно же для васъ, такъ какъ вы ревнивы не меньше покойнаго герцога. Я пробовала его любить и всячески старалась достигнуть этого результата, -- притворялась, будто радуюсь его приходу, -- заставляла себя внимательно слушать то, что онъ говорилъ и вообще пробовала какъ можно удовлетворительнѣе играть роль его жены, предназначавшуюся мнѣ, какъ я полагала, на вѣчныя времена. Между тѣмъ мнѣ было тяжело выносить подобное принужденіе даже въ продолженіи полу часа, и я невольно задавала себѣ вопросъ: стоить-ли обрекать себя такой пыткѣ на цѣлую жизнь? Когда герцогъ говорилъ со мною, мои мысли работали совершенно не въ томъ направленіи, какъ это ему бы хотѣлось. Я думала: "Ахъ, если бы онъ, наконецъ, выпустилъ мою руку и не валялся у меня въ ногахъ!" Я знала благородную его душу и высокія качества, дѣлавшія его въ тысячу разъ болѣе цѣнной личностью, чѣмъ я сама. Позволю себѣ замѣтить, кстати, что васъ, кузенъ, я считаю, по крайней мѣрѣ, въ милліонъ разъ лучше моей персоны. Но вѣдь я собиралась выдти за герцога не ради его доблестныхъ качествъ, а ради того, чтобы занять въ обществѣ высокое положеніе! Мнѣ это не удалось, и тѣмъ не менѣе я не могу жалѣть о смерти герцога. Сколько разъ, слушая пламенныя его рѣчи и клятвы въ любви, я думала: "Вѣдь если уступлю настояніямъ этого человѣка, я выйду за него замужъ, а послѣ того встрѣчу д_р_у_г_о_г_о, я непремѣнно возненавижу герцога и брошу его". Дѣло въ томъ, Гарри, что я нехорошая дѣвушка. Мамаша въ свою очередь мила и добра, какъ ангелъ. Удивляюсь, право, какъ это она могла родить такую дочь. Она слабохарактерная, но все-таки скорѣе умретъ, чѣмъ сдѣлаетъ дурной поступокъ. Я значительно сильнѣе ея, но знаю, что не остановлюсь ни передъ чѣмъ, хотя бы просто изъ озорства. Широковѣщательныя проповѣди священниковъ не производятъ на меня ни малѣйшаго впечатлѣнія. Я хорошо знакома съ нашимъ англиканскимъ духовенствомъ; видѣла его при Дворѣ и знаю, что попы держатъ себя тамъ хуже самыхъ подлыхъ и непристойныхъ женщинъ. Вы не повѣрите, какъ все мнѣ въ жизни надоѣло и опротивѣло. Я обожду того, о чемъ вы говорили, а затѣмъ перейду въ католическую вѣру, которой держится теперь Франкъ и которую исповѣдала ваша матъ, -- поступлю въ монастырь и окончу тамъ жизнь, какъ она. Надѣть развѣ мнѣ тогда на себя ваши брилліанты? Говорятъ, будто, въ день постриженія, бѣлицы надѣваютъ лучшія свои драгоцѣнности. До поры до времени я исполню ваше желаніе и оставлю ихъ у себя. Прощайте, кузенъ. Мамаша расхаживаетъ взадъ и впередъ по сосѣдней комнатѣ, ломая свою головку надъ тѣмъ, о чемъ именно могли бы мы съ вами теперь говорить. Она вѣдь ревнивая, какъ и всѣ женщины. Иногда мнѣ кажется даже, что ревность единственное женское качество, которымъ я обладаю. Прощайте же, -- прощайте, дорогой мой братъ -- сказала она, подставляя Эсмонду, какъ брату, свою щечку для поцѣлуя. Эта щечка была холодна, какъ мраморъ.
   Милэди Рашель не выказывала никакихъ признаковъ ревности, когда Эсмондъ вернулся къ ней въ галлерею. Она такъ хорошо вышколила себя, что могла превосходно маскировать свои чувства. Въ числѣ прочихъ характерныхъ своихъ женскихъ достоинствъ она обладала также способностью какъ нельзя лучше притворяться.
   Полковникъ уѣхалъ изъ Кэстльвуда съ твердой рѣшимостью выполнить задуманный подвигъ, или же погибнуть при этой попыткѣ. Душевное его состояніе было таково, что онъ нуждался въ какомъ-нибудь внѣшнемъ возбужденіи, чтобы противодѣйствовать мучительной ноющей боли, охватывавшей его сердце.
  

ГЛАВА VIII.
Я совершаю путешествіе во Францію и привожу оттуда въ Англію портретъ работы Риго.

   Мистеръ Эсмондъ счелъ неумѣстнымъ испрашивать себѣ прощальную аудіенцію у ея величества, или же сообщать завсегдатаямъ Пелль-Мелля и столичныхъ кафе-ресторановъ о своемъ намѣреніи уѣхать за-границу. Онъ предпочелъ обставить свой отьѣздъ величайшей таинственностью. Съ этою цѣлью полковникъ добылъ себѣ черезъ посредство декана Аттербюри паспортъ на имя французскаго подданнаго. Достопочтенный деканъ, для вящей предосторожности, досталъ этотъ паспортъ изъ статсъ-секретаріата со всѣми необходимыми подписями, окольнымъ путемъ, помимо статсъ-секретаря лорда Болингброка и безъ его вѣдома. Полковникъ отправился въ Кэстльвудъ съ вѣрнымъ своимъ слугой Локвудомъ и оставилъ его тамъ, а передъ отъѣздомъ изъ Лондона распустилъ слухъ, что боленъ и ѣдетъ въ Гэмпширъ, дабы тамъ отдохнуть и полечиться на лонѣ природы. Принявъ всѣ упомянутыя мѣры предосторожности, онъ выѣхалъ изъ Англіи, если можно такъ выразиться, совершенно инкогнито.
   Мистеру Эсмонду, для выполненія его намѣренія, была необходима помощь Франка Кэстльвуда, а потому онъ прежде всего отправился въ Брюссель (черезъ Антверпенъ, гдѣ находился въ изгнаніи герцогъ Марльборо). Въ Брюсселѣ Эсмондъ розыскалъ милѣйшаго своего виконта, очевидно, тяготившагося уже цѣпями супружескихъ узъ. Нѣжныя объятія Клотильды, постоянно висѣвшей на шеѣ мужа держали этого несчастливца въ полузадушевномъ состояніи. Полковникъ Эсмондъ не представлялся означенной дамѣ. Вмѣсто него имѣлъ эту честь мосье Симонъ, офицеръ французскаго полка Королевскихъ кроатовъ. (Эсмондъ вспомнилъ полкъ, въ которомъ служилъ достопочтенный ирландецъ, съ которымъ ему довелось бесѣдовать на другой день послѣ сраженія при Мальплаке, когда онъ самъ впервые имѣлъ случай видѣть молодого короля). Мосье Симона оффиціально представили виконтессѣ Кэстльвудъ, рожденной графинѣ Вертгеймъ, -- многочисленнымъ молодымъ графамъ, рослымъ ея братьямъ, -- престарѣлому камергеру графу -- ея отцу и графинѣ ея матери, высокой, величественной и дородной особѣ, вполнѣ достойной быть матерью такихъ дюжихъ молодцовъ-гренадеровъ, какими казались на видъ ея сыновья. Вся эта графская семья безплатно жила въ свое удовольствіе въ маленькомъ замкѣ близь Брюсселя, который нанялъ себѣ Франкъ, каталась на его лошадяхъ, имя его вино и чувствовала себя, очевидно, какъ нельзя лучше. Мистеръ Эсмондъ еще съ дѣтства бойко говорилъ по французски, что и немудрено, такъ какъ семья его матери, гдѣ онъ воспитывался, говорила исключительно на этомъ языкѣ. Если Вертгеймы были въ состояніи замѣтить у него въ выговорѣ какія-либо погрѣшности (сами они говорили по французски съ фламандскимъ акцентомъ, то они могли это приписать долговременному пребыванію мосье Симона въ Англіи, гдѣ онъ женился и жилъ все время послѣ того, какъ былъ взятъ въ плѣнъ подъ Бленгеймомъ. Къ нему отнеслись въ этой семьѣ съ полнѣйшимъ довѣріемъ и въ справедливоcти его разсказовъ никто не позволилъ себѣ усомниться, за исключеніемъ самого Франка. Молодой виконтъ былъ, однако, совершенно очарованъ смѣлымъ проектомъ своего родственника и тотчасъ же, какъ только ознакомился съ этимъ проектомъ, принялъ твердое рѣшеніе оказать ему всяческую поддержку. Вообще онъ всегда питалъ къ полковнику Эсмонду родственную пріязнь и величайшее уваженіе, считая своего кузена умнѣйшимъ и лучшимъ изъ всѣхъ людей и кузеновъ въ мірѣ. Франкъ тѣмъ охотнѣе взялся за выполненіе роли, предназначенной ему въ проектѣ полковника, что для этого надлежало ѣхать въ Парижъ, а эта поѣздка освобождала его, по крайней мѣрѣ, временно отъ тестя, тещи, шуриновъ и золовокъ, неясная родственная привязанность которыхъ уже порядкомъ ему надоѣла.
   Какъ уже упомянуто, Франкъ Кэстльвудъ родился въ одинъ годъ съ принцемъ Уэльскимъ, и довольно походилъ на принца ростомъ, сложеніемъ и манерой держаться. Съ тѣхъ поръ, какъ ему довелось лично видѣться съ Кава леромъ св. Георгія, а именно послѣ сраженія подъ Мальплаке, сходство это еще болѣе возросло, такъ какъ Франкъ, немало польщенный упомянутымъ сходствомъ съ такой высокопоставленной особой, старался усилить это сходство всѣми зависѣвшими отъ него средствами, носитъ свѣтло-русый парикъ такого же оттѣнка, какъ у принца, ленты тѣхъ же цвѣтовъ и т. д. и т. д.
   Необходимо замѣтить, что именно на означенномъ сходствѣ и былъ построенъ въ значительной степени самый проектъ мистера Эсмонда. Обезпечивъ себѣ восторженное содѣйствіе Франка и обязавъ его ни подъ какимъ видомъ не разглашать тайны, онъ разстался съ виконтомъ и продолжалъ свое путешествіе, чтобы повидаться съ другими лицами, отъ которыхъ зависѣлъ успѣхъ предпріятія. Прежде всего изъ Брюсселя мосье Симонъ отправился въ Лотарингію, въ городъ Баръ. Тамъ онъ оказался уже не отставнымъ офицеромъ, а купцомъ, привезшимъ съ собой конасаменты на партію суконъ и дорогихъ малинскихъ кружевъ, а также письма къ одной проживавшей тамъ высокопоставленной особѣ. Угодно вамъ знать, какимъ образомъ проводилъ время принцъ, котораго окружали словно ореоломъ геройской славы его несчастья;-- принцъ, происходившій отъ длиннаго ряда королей, подобно Атридамъ, осужденнымъ на гибель враждебною имъ судьбою? Посолъ, преодолѣвшій всѣ опасности и трудности, для того, чтобы добраться, наконецъ, до принца, увидѣлъ его впервые въ фланелевомъ жакетѣ на лужайкѣ, гдѣ онъ игралъ въ лоунтеннисъ съ джентльменами своей свиты, вскрикивая при каждомъ удачно или неудачно брошенномъ шарѣ и ругаясь, на чемъ свѣтъ стоитъ, подобно послѣднему изъ своихъ подданныхъ. Въ слѣдующій затѣмъ разъ мистеръ Эсмондъ видѣлъ этого принца,-- законнаго своего короля, -- въ то время, когда мосье Симонъ явился съ пачкою кружевъ съ дѣвицѣ Огльторпъ. Принцъ жилъ тогда у этой дѣвицы, и люди, которымъ надо было видѣться съ его величествомъ, должны были стучаться у ея дверей. Когда постучался г-жъ Симонъ, его впустили. Онъ нашелъ короля и это любовницу игравшими въ карты, причемъ его величество былъ очень навеселѣ, Іаковъ III болѣе интересовался тремя онерами, чѣмъ тремя королевствами, а полдюжины рюмокъ ратафіи заставляли его забывать всѣ свои несчастья и утраты. Онъ не помнилъ тогда ни про корону отца, ни про отрубленную голову дѣда.
   Мистеръ Эсмондъ счелъ неумѣстнымъ безотлагательно открыться принцу. Его величество былъ-тогда наврядъ-ли въ состояніи его выслушать и понять. Полковникъ сомнѣвался, чтобы король, напивавшійся до такой степени, могъ хранить тайну въ пьяной своей головѣ, и недоумѣвалъ, сможетъ-ли дрожавшая до такой степени сильно рука держать съ достаточной энергіей скипетръ. Онъ переговорилъ, однако, съ совѣтниками принца, въ числѣ которыхъ оказалось много очень неглупыхъ, доблестныхъ и вѣрныхъ джентльменовъ и, наконецъ, его планъ былъ представленъ на разсмотрѣніе королю и дѣвицѣ Огльторпъ, исполнявшей при немъ въ данную минуту должность королевы. Означенный проектъ понравился принцу, такъ какъ являлся рискованнымъ, но удобоисполнимымъ, а потому какъ нельзя болѣе сообразнымъ съ веселымъ, безпечнымъ, живымъ и мужественнымъ характеромъ принца. Утромъ, послѣ похмѣлья, принцъ производилъ впечатлѣніе очень милаго и живого добраго малаго. Въ манерахъ его обнаруживалась очаровательная смѣсь простодушной доброты съ остроумнымъ лукавствомъ. Ея Огльторпское величество, надо отдать ей справедливость, была дѣвушка добрая, рѣшительная и очень неглупая. Она зачастую давала принцу хорошіе совѣты, которые онъ. однако, не выполнялъ, вслѣдствіе своей слабохарактерности. Вмѣстѣ съ тѣмъ она питала къ принцу искреннюю и вѣрную любовь, за которую онъ ей заплатилъ самою царственной неблагодарностью.
   Проникшись грустными предчувствіями относительно результатовъ, которыхъ надлежало ожидать, вслучаѣ благополучнаго выполненія его проекта, полковникъ Эсмондъ съ свойственнымъ ему скептицизмомъ позволилъ себѣ усомниться въ выгодахъ, какія произойдутъ для Великобританіи вслѣдствіе возвращенія молодому пьяницѣ престола его предковъ. Въ такомъ настроеніи находился полковникъ при своей прощальной аудіенціи, послѣ которой мосье Симонъ немедленно же уѣхалъ. Не подлежало, однако, сомнѣнію, что молодой человѣкъ, проживавшій въ Барѣ, былъ ничуть не хуже сравнительно болѣе пожилого претендента изъ Ганновера. Къ тому же въ крайнемъ случаѣ можно было раздѣлаться по свойски и съ тѣмъ и съ другимъ. т. е., и съ англичаниномъ, и съ нѣмцемъ. Разсуждая обо всемъ этомъ. мосье Симонъ, продолжалъ свое путешествіе, пріѣхалъ, наконецъ, въ Парижъ. Онъ осматривалъ этотъ знаменитый городъ украдкой, словно какой-нибудь шпіонъ, опасающійся, какъ бы его не разоблачили. Дѣйствительно, принимая во вниманіе прекрасную организацію парижской полиціи, это могло бы случиться при малѣйшей неосторожности съ его стороны. Уже и въ то время въ Парижѣ, больше чѣмъ въ какомъ-либо другомъ изъ всѣхъ городовъ въ свѣтѣ, можно было найти, рука объ руку другъ съ другомъ самые рѣзкіе контрасты роскоши и нищеты, лохмотьевъ и дорогихъ кружевъ, грязи и золота. Тамъ удалось Эсмонду переговорить съ лучшимъ изъ друзей законнаго короля, -- единокровнымъ его братомъ, герцогомъ Бервикскимъ. Эсмондъ узналъ въ немъ незнакомца, пріѣзжавшаго въ Кэстльвудъ лѣтъ двадцать тому назадъ. Убѣдившись, что Эсмондъ служилъ въ храбромъ егерскомъ полку Уэбба, бывшемъ полку самого герцога Бервикскаго, его свѣтлость счелъ возможнымъ отнестись къ этому офицеру съ полнымъ довѣріемъ. Герцогъ былъ въ сущности мечемъ и щитомъ дѣла Стюартовъ. Въ благородномъ его гербѣ не оказывалось ни малѣйшаго пятнышка, за исключеніемъ полосы на лѣвой сторонѣ, оставленной тамъ сестрою лорда Марльборо. Если бы онъ былъ наслѣдникомъ престола, то, безъ сомнѣнія, и занялъ бы таковой. Дѣйствительно, герцогъ Бервикскій умѣлъ, когда слѣдуетъ, рисковать, -- могъ терпѣливо выжидать, а затѣмъ нанести энергическій ударъ, -- зналъ, когда слѣдуетъ говорить и когда молчать. Быть можетъ, у него не было огонька настоящей геніальности, выпадающаго обыкновенно на долю менѣе высокопоставленныхъ лицъ, но за исключеніемъ этого огонька, онъ обладалъ многими качествами, превосходнаго вождя партіи и полководца. Его свѣтлость зналъ отца Эсмонда и былъ, очевидно, знакомъ съ сокровенными подробностями біографіи самого полковника. По крайней мѣрѣ, онъ сдѣлалъ въ разговорѣ съ нимъ нѣкоторые намеки, позволявшіе это заключить. Эсмондъ не счелъ умѣстнымъ поддерживать разговоръ на такую тему, а герцогъ, въ свою очередь, не настаивалъ на ней. Мистеръ Эсмондъ ограничился тѣмъ, что сказалъ:
   -- Я, разумѣется, приму настоящій мой титулъ, когда это удастся и болѣе высокопоставленнымъ людямъ.
   Предположеніе Эсмонда о томъ, что герцогу Бервикскому хорошо извѣстна его біографія, подтвердилось, когда полковникъ сдѣлалъ визитъ въ Сенъ-Жерменъ. Королева-мать, которой онъ имѣлъ честь тамъ представиться, назвала его прямо маркизомъ. Онъ привезъ королевѣ поклонъ отъ крестницы и отъ вдовствующей виконтессы, къ которымъ ея величество въ бытность свою въ Англіи очень благоволила. Королева какъ нельзя лучше помнила красавицу Рашель Эсмондъ, -- слышала про возвращеніе лорда Кэстльвуда на лоно католической церкви и радовалась тому, что онъ удостоился такой благодати Божіей. Она знала, что и другіе члены кэстльвудской семьи исповѣдывали въ былое время католическую вѣру, которую сама королева признавала единою истинною.
   -- Вашъ отецъ и ваша мать, господинъ маркизъ, были католиками, -- объявила королева. (Она всего только одинъ разъ въ разговорѣ и назвала его маркизомъ).
   Мосье Симонъ низко поклонился и объявилъ, что еще въ молодости нашелъ пріемныхъ родителей, заступившихъ ему мѣсто отца и матери и воспитавшихъ его въ англиканской вѣрѣ. Впрочемъ, и они были проникнуты такими же чувствами вѣрноподданической преданности законному своему королю. Ея величество соблаговолила тогда вручить полковнику медаль, благословенную самимъ святѣйшимъ папою. По словамъ королевы, медаль эта очень помогала въ случаяхъ, сходныхъ съ его собственнымъ. Къ тому же ея величество обѣщала и сама молиться о томъ, чтобы полковникъ и его родственники сподобились отрѣшиться отъ своей ереси. и обратиться въ католицизмъ. Набожная королева, безъ сомнѣнія, сдержала слово, но полковникъ Эсмондъ считаетъ своимъ долгомъ заявить, что еще и теперь, по прошествіи цѣлыхъ двадцати семи лѣтъ, ни медаль, ни молитвы нимало не повліяли, сколько онъ могъ замѣтить, на религіозныя его убѣжденія.
   Что касается до роскоши и великолѣпія королевскаго дворца въ Версали, то мосье Симонъ, въ качествѣ скромнаго купца, могъ любоваться ими только издали. Онъ разъ лишь удостоился чести видѣть престарѣлаго короля, изволившаго всемилостивѣйше кормить своихъ рыбокъ. Впрочемъ, Симонъ и не хлопоталъ о томъ, чтобы представиться ко Двору христіаннѣйшаго короля Людовика XIV.
   Тѣмъ временемъ виконтъ Кэстльвудъ пріѣхалъ тоже въ Парижъ и вскорѣ послѣ того въ лондонскихъ газетахъ появилось извѣщеніе о томъ, что сіятельная супруга виконта разрѣшилась во французской столицѣ сыномъ и наслѣдникомъ. Врачи нашли, что состояніе ея здоровья требуетъ продолжительнаго отдыха и вслѣдствіе этого запретили ей путешествовать. Если бы не послѣдовало такого запрещенія, то виконтъ Кэстльвудъ (какъ заявлялось въ этой замѣткѣ) неукоснительно вернулся бы въ Англію, гдѣ предполагалъ поселиться въ своемъ помѣстьѣ.
   Въ бытность свою въ Парижѣ, милордъ Кэстльвудъ поручилъ знаменитому французскому живописцу, мосье Риго, написать съ него портретъ въ подарокъ для родной своей матери, милэди Рашель, проживавшей тогда въ Лондонѣ. Мосье Симонъ, возвращавшійся въ этотъ городъ, захватилъ означенный портретъ съ собою. Мосье Симонъ пріхалъ въ Лондонъ приблизительно въ маѣ мѣсяцѣ 1714 года и тотчасъ же превратился тамъ въ полковника Эсмонда, вернувшагося будто бы изъ Кэстльвуда. Вскорѣ послѣ того пріѣхали въ столицу также и милэди съ своей дочерью, у которыхъ будто бы все время гостилъ въ Кэстльвудѣ полковникъ. Вернувшись на прежнюю свою квартиру близь Рыцарскаго моста, мистеръ Эсмондъ немедленно же сталъ посѣщать всѣ публичныя мѣста. Очевидно, что долгое пребываніе въ провинціи прекрасно повліяло на его здоровье.
   Портретъ милорда, въ великолѣпной золоченой рамѣ, былъ повѣшенъ на самомъ почетномъ мѣстѣ въ гостиной ея сіятельства. Виконтъ былъ изображенъ въ красномъ своемъ мундирѣ гвардейскаго капитана, -- въ свѣтлорусомъ парикѣ, -- кирасѣ, выказывавшейся изъ подъ мундира и прикрытой отчасти голубою лентой и манишкой изъ брюссельскаго кружева. Многіе изъ друзей виконтессы до чрезвычайности восхищались этимъ портретомъ и цѣлыми толпами собирались его смотрѣть. Епископъ Аттербюри, мистеръ Лесли, добрѣйшій престарѣлый мистеръ Колье и многія другія особы духовнаго званія, -- нашли этотъ портретъ великолѣпнымъ. Многія высокопоставленныя лица, видѣвшія этотъ портретъ, чрезвычайно его хвалили. Я долженъ сознаться, однако, что докторъ Тёшеръ, случайно пріѣхавшій въ Лондонъ и столь же случайно видѣвшій этотъ портретъ (обыкновенно онъ былъ закрытъ занавѣсью, но въ этотъ день какъ разъ миссъ Беатриса отдернула ее, чтобы полюбоваться портретомъ своего братца), не нашелъ въ немъ особеннаго сходства съ оригиналомъ. Дѣйствительно, кэстльвудскій священникъ утверждалъ, будто единственно только парикъ, да можетъ быть подбородокъ напоминаютъ до нѣкоторой степени бывшаго его воспитанника. Мы всѣ, однако, увѣрили Тёшера, что онъ совершенно не помнитъ Франка, такъ какъ не видался съ нимъ уже болѣе пяти лѣтъ, да притомъ въ изящныхъ искусствахъ понимаетъ столько же, какъ свинья въ апельсинахъ. Доводы наши показались ему убѣдительными настолько, что онъ чистосердечно сознался, что ошибается и уѣхалъ во свояси съ полной увѣренностью, что портретъ его сіятельства виконта Франка Кэстльвуда чрезвычайно похожъ. Лордъ Боллингброкъ случайно почтилъ тоже виконтессу своимъ посѣщеніемъ. Когда полковникъ Эсмондъ, бывшій при этомъ, показалъ ему портретъ, милордъ расхохотался и спросилъ: "какая замышляется тутъ чертовщина?" Эсмондъ откровенно признался тогда, что этотъ портретъ написанъ не съ виконта Кэстльвуда, а съ другого лица, но вмѣстѣ съ тѣмъ взялъ съ статсъ-секретаря слово не выдавать эту тайну, сообщилъ, что милэди Кэстльвудъ и ея дочь пламенныя яковистки (что было и безъ того всѣмъ извѣстно), и, наконецъ. объявилъ, что это портретъ Кавалера Св. Георгія. На самомъ дѣлѣ мосье Симонъ зашелъ однажды къ живописцу Риго, чтобы повидаться тамъ съ лордомъ Кэстдьвудомъ, съ котораго этотъ художникъ писалъ портретъ. Тамъ онъ увидѣлъ недоконченный портретъ Кавалера, одна только голова котораго была совершенно уже отдѣлана и купилъ этотъ портретъ за сто франковъ. Портретъ этотъ предназначался, по словамъ Риго, для любовницы принца, миссъ Огльторпъ, но такъ какъ эта дѣвушка уѣхала изъ Парижа, не уплативъ обѣщанныхъ въ задатокъ денегъ, то художникъ счелъ себя вправѣ распорядиться своимъ произведеніемъ. Взявъ это художественное произведеніе къ себѣ на квартиру, полковникъ Эсмондъ, онъ же мосье Симонъ, переснялъ мундиръ и прочіе аксесуары съ портрета виконта и такимъ образомъ позволилъ себѣ закончить работу Риго. Дѣло въ томъ, что полковникъ охотно занимался живописью, особенно же въ теченіе долгаго своего пребыванія въ фландрскихъ городахъ, гдѣ образцами для него служили дивныя картины Вандика и Рубенса. Какъ бы ни было, законченный полковникомъ портретъ Іакова III находится теперь у моего внука въ Виргиніи.
   Въ началѣ іюня мѣсяца Беатриса Эсмондъ съ виконтессой, своей матерью, прибыла въ Кэстльвудъ. Миссъ Беатрлсѣ надлежало вступить снова въ исполненіе своей должности при Дворѣ, отъ которой ее временно освободили послѣ роковой катастрофы, пресѣкшей жизнь герцога Гамильтона. Она снова заняла свое мѣсто при ея величествѣ и за столомъ придворныхъ фрейлинъ, и продолжала состоять въ наилучшихъ отношеніяхъ съ старшей статсъ-дамой королевы, г-жею Мешэмъ. Это обусловливалось, быть можетъ, тѣмъ, что обѣ онѣ очень не долюбливали герцогиню Марльборо. Придворные, въ томъ числѣ и лордъ Болингброкъ, находили, что Беатриса стала теперь прелестнѣе чѣмъ когда-либо. Серьезное трагическое выраженіе, которое невольно принимало иногда ея лицо, шло къ ней, по ихъ мнѣнію, еще лучше, чѣмъ прежній игривый, улыбающійся видъ.
   Въ небольшомъ домикѣ виконтессы на Кенсингтонскомъ скверѣ перемѣнился весь штатъ прислуги. Дворецкій, служившій виконтессѣ цѣлыхъ уже двадцать пять лѣтъ (съ тѣхъ поръ, какъ она стала матерью), былъ отосланъ въ Ирландію, чтобы осмотрѣть находившееся тамъ помѣстье милорда. Экономка, состоявшая съ незапамятныхъ временъ при милэди и нянчившая ея дѣтей, была, не смотря на все ея нежеланіе, отослана въ Валькотъ, чтобы наблюдать тамъ за отдѣлкою дома, гдѣ предполагала поселиться вдовствующая виконтесса, намѣревавшаяся передать Кэстльвудъ своей невѣсткѣ, прибытія которой изъ Франціи слѣдовало ожидать со дня на день. Другую горничную виконтесса совсѣмъ уволила, выдавъ ей денежное вознагражденіе и сообщивъ, что намѣревается уменьшить штатъ прислуги. Такимъ образомъ во всемъ домѣ не осталось никого изъ служащихъ, кто зналъ бы лично молодого Франка Кэстльвуда.
   Для успѣшнаго осуществленія проекта, задуманнаго полковникомъ Эсмондомъ, надлежало обезпечить строжайшее сохраненіе тайны, а потому съ нею было ознакомлено лишь самое ограниченное число лицъ. Кромѣ членовъ семьи Эсмонда, ее знали всего лишь три или четыре человѣка, и никто изъ нихъ не проговорился.
   10-го іюня 1714 года съ курьеромъ англійскаго посла въ Парижѣ, мистера Пріора, получено было письмо отъ виконта Кэстльвуда къ его матери. Въ письмѣ этомъ сообщалось, что онъ очень плохо распорядился съ деньгами. Къ стыду своему онъ долженъ сознаться, что спустилъ ихъ частью въ карты, частью же инымъ образомъ. Поэтому, вмѣсто того, чтобы давать въ Кэстльвудѣ въ нынѣшнемъ году балы и празднества, какъ это первоначально предполагалось, придется вести тамъ самую скромную жизнь и соблюдать строжайшую экономію. Каждое слово въ письмѣ бѣдняги Франка, разумѣется, было какъ нельзя болѣе вѣрнымъ. Съ помощью рослыхъ молодцовъ, братьевъ своей жены, онъ тратилъ гораздо больше, чѣмъ слѣдовало и занималъ деньги подъ залогъ доходовъ съ Кэстльвудскаго помѣстья, которое очистилось было отъ долговъ за время искуснаго и бережливаго управленія имъ самой виконтессой.
   "Моя Клотильда, -- продолжалъ Кэстльвудъ, -- все еще чувствуетъ себя не совсѣмъ здоровой, и доктора находятъ, что ей лучше обождать въ Парижѣ, пока она совершенно не поправится. Я пріѣду поэтому безъ ея сіятельства приблизительно 17-го или 18-го іюня, такъ какъ немедленно же выѣду изъ Парижа на почтовыхъ, захвативъ съ собой всего лишь одного лакея. Сообщите моему юрисконсульту въ Грейское подворье, чтобы онъ явился ко мнѣ со счетами. Тотъ же приказъ отдайте и кэстльвудскому управляющему. Мнѣ необходимо, во что бы ни стало, раздобыть денегъ и вернуться къ больной женѣ".
   Затѣмъ его сіятельство сообщалъ нѣкоторыя парижскія новости и просилъ кланяться родственникамъ. Письмо это было сдано въ Лондонѣ на почту и, безъ сомнѣнія, какъ французская, такъ и англійская полиція сняли съ него копіи, которыя наврядъ-ли принесли имъ существенную пользу.
   Два дня спустя прибыло изъ Парижа другое письмо, сданное просто напросто во Франціи на почту. Въ письмѣ этомъ сообщались разныя подробности о модахъ при французскомъ Дворѣ, и оно заканчивалось слѣдующими фразами, въ которыхъ безъ соотвѣтственнаго ключа было бы не легко отыскать что либо таинственное:
   "(Король) приметъ въ четвергъ лекарство. Его величеству стало за послѣднее время лучше, но онъ нерѣдко страдаетъ разстройствомъ пищеваренія отъ слишкомъ сильнаго аппетита. Госпожа Ментенонъ совершенно здорова. Въ Сенъ-Сирскомъ театрѣ играли трагедію г-на Расина, при чемъ присутствовали: герцогъ Шрюсбюри, нашъ посолъ, г-нъ Пріоръ, и вся находившаяся въ Парижѣ англійская знать. (Съ паспортами виконта Кэстльвуда) обстояло, говорятъ, не совсѣмъ благополучно. Ихъ не хотѣли ему выдавать, такъ какъ ювелиръ предъявилъ къ его сіятельству искъ за серебряную посуду и жемчужное ожерелье для актрисы французской комедіи, m-lle Мерюель. Очень жаль, что о молодомъ нашемъ высшемъ дворянствѣ ходятъ за-границей такіе слухи. Подобное извѣстіе (не преминетъ прибыть въ Англію). Между тѣмъ оно совершенно неосновательно. Дѣвицу Мерюель засадили уже въ тюрьму. По слухамъ, она заказала себѣ не только серебряную посуду, но также мебель, -- купила себѣ карету и лошадей (прикрываясь именемъ этого лорда) безъ его вѣдома, и, разумѣется, безъ вѣдома злополучной его супруги.
   "(Его величество король будетъ) въ слѣдующій день своего рожденія праздновать уже восемьдесятъ два года. При Дворѣ готовятся по этому случаю большія торжества. Мистеръ Пріоръ обижается, что ему до сихъ поръ не выслали еще изъ Англіи посольскій серебряный сервизъ. Всѣ здѣсь восхищались портретомъ виконта и признавали этотъ портретъ однимъ изъ самихъ художественныхъ произведеній Риго. Видѣли вы этотъ портретъ? Онъ долженъ теперь (находиться въ домѣ лэди Кэстльвудъ на Кенсингтонскомъ скверѣ). Наврядъ-ли кто-нибудь изъ англійскихъ живописцевъ могъ создать такую художественную вещь!
   "Нашъ пріятель, бѣдняга аббатъ, сидѣвшій прежде въ Бастиліи, переведенъ оттуда въ Консьержери (гдѣ друзья могутъ его навѣщать. Имъ надлежитъ, впрочемъ, просить свиданія съ) нимъ у тюремнаго начальства. Быть можетъ, его вскорѣ выпустятъ совсѣмъ на свободу. Будемъ надѣяться, что онъ искренно раскается въ своемъ проступкѣ.
   "Я говорилъ съ (лордомъ Кэстльвудомъ). Недоразумѣнія на счетъ ожерелья, серебряной посуды и т. д. благополучно улажены, такъ что виконтъ безотлагательно будетъ въ Англіи.
   "Не правда-ли это очень глупое письмо? Впрочемъ, тутъ нѣтъ ничего мудренаго, такъ какъ у меня страшно болитъ голова отъ попойки съ Матомъ и нѣсколькими другими пріятелями. Какъ бы тамъ ни было, а я, и навеселѣ и въ трезвомъ видѣ, всегда остаюсь

любящій тебя... N N..."

   За исключеніемъ дюжины словъ, поставленныхъ здѣсь въ скобкахъ, письмо представляло собою наборъ словъ, не заслуживающій ни малѣйшаго вниманія. Это не мѣшало ему быль въ высшей степени многозначительнымъ посланіемъ. Тѣ, у кого имѣлся ключъ къ этому письму прочли безъ труда. "Король съ паспортомъ виконта Кэстльвуда не преминетъ прибыть въ Англію, прикрываясь именемъ этого лорда. Его величество король будетъ находиться въ домѣ лэди Кэстльвудъ на Кенсингтонскомъ скверѣ, гдѣ друзья его могутъ навѣщать, имъ надлежитъ, впрочемъ, просить свиданія съ лордомъ Кэстльвудомъ".
   Письмо это могло лежать передъ глазами мистера Пріора и французскихъ чиновниковъ-спеціалистовъ, дѣйствовавшихъ теперь, по заключеніи мира, за-одно съ англійскимъ правительствомъ, и они все-таки ничего бы изъ него не разобрали, а между тѣмъ оно совершенно обстоятельно объясняло кому слѣдуетъ въ Лондонѣ, какое именно событіе долженствовало случиться. Несомнѣнно также, что оно объяснитъ читателямъ моихъ мемуаровъ черезъ сотню лѣтъ послѣ того, какъ они написаны, въ чемъ именно заключалось предпріятіе, за которое взялся полковникъ Эсмондъ. Онъ рѣшилъ сдѣлать втихомолку и безотлагательно то, о чемъ мечтали другіе, и что старались подготовить путемъ самыхъ неловкихъ интригъ многія тысячи приверженцевъ короля Іакова. Одинъ и безъ посторонней помощи онъ вознамѣрился достигнуть того, о чемъ толковали вожди яковистской партіи, не осмѣливавшіеся перейти отъ слова къ дѣду. Онъ задумалъ привезти принца Уэльскаго въ Англію, нисколько не стѣсняясь тѣмъ, что на стѣнахъ вывѣшены были объявленія за подписью статсъ-секретаря, въ которыхъ предлагалось пятьсотъ фунтовъ стерлинговъ награды тому, кто задержитъ претендента, вслучаѣ его появленія на англійской территоріи. Полковникъ Эсмондъ рѣшилъ привезти этого претендента, такъ сказать, подъ носомъ у Болингброка. Безъ сомнѣнія, это была смѣлая игра, сыграть и выиграть которую было бы пріятно каждому любителю сильныхъ ощущеній, тѣмъ болѣе, что проигрышъ въ ней былъ сопряженъ съ серьезной отвѣтственностью. Вся наша семья была, однако, готова принять на себя эту отвѣтственность ради славы, которую могъ доставить ей выигрышъ. Предпріятіе мистера Эсмонда нельзя было, впрочемъ, назвать игрой для участвовавшихъ въ немъ лицъ, за исключеніемъ развѣ лишь главнаго игрока, относившагося къ своей партіи приблизительно съ такимъ же скептицизмомъ, какъ и большинство политическихъ дѣятелей, съ которыми онъ имѣлъ тогда удовольствіе быть знакомымъ, (не знаю, найдется-ли и теперь въ Англіи общественный дѣятель, который всецѣло вѣритъ въ свою партію. Найдется-ли также среди такихъ дѣятелей такой, который, не смотря на свой скептицизмъ, не будетъ отстаивать ея принциповъ), молодой Франкъ готовъ былъ безъ дальнихъ разсужденій обнажить мечъ за своего законнаго короля. По примѣру своего отца и всѣхъ вообще Эсмондовъ, онъ былъ ярымъ роялистомъ! По первому сигналу Франкъ готовъ былъ воскликнуть: "Да здравствуетъ король Іаковъ!" передь дворцовымъ карауломъ, или на любой изъ городскихъ площадей. Что касается до особъ прекраснаго пола, то у нихъ, по обыкновенію, въ дѣло замѣшивались не интересы партій, а нѣчто вродѣ религіознаго догмата. Ихъ убѣжденія имѣли характеръ страстнаго чувства, за которое милэди Рашель и ея дочь съ радостью приняли бы мученическій вѣнецъ. Бесѣдуя о царствованіи короля Вильгельма, я часто говорилъ со смѣхомъ, что виконтесса была очень разочарована великодушіемъ этого монарха, не пожелавшаго сколько-нибудь энергически преслѣдовать враждебную ему семью Кэстльвудовъ. Тотъ, кто знаетъ женскую натуру, можетъ представить себѣ восторгъ, съ которымъ вдовствующая виконтесса и ея дочь встрѣтили ввѣренную имъ тайну;-- нетерпѣніе, съ которымъ онѣ ждали полнаго ея осуществленія;-- почтеніе, съ которымъ онѣ смотрѣли на агента, посвятившаго ихъ въ сокровенную истину, извѣстную пока лишь немногимъ, но долженствующую вскорѣ возсіять надъ міромъ. Описывать все это было бы совершенно излишнимъ. Извѣстно, что женщины отличаются наклонностью къ восторженности, обусловливающей у нихъ изумительно стойкую вѣру. Этимъ объясняются такіе факты, какъ, напримѣръ, обожаніе Арріей ея мужа, -- пьянаго идіота, который чуть не ежедневно угощалъ ее побоями, а также страстная материнская любовь Корнеліи къ такому недостойному выродку, какимъ былъ во всѣхъ отношеніяхъ на сынъ. Я съ своей стороны зналъ женщину, которая пропагандировала сперва хинную кору, а потомъ дегтярную воду доктора Беркелея, такъ пламенно и усердно, какъ если бы само небо предписывало принимать означенныя лекарства, вслѣдствіе чего уклоненіе отъ этого представлялось ей настоящимъ богохульствомъ.
   По возвращеніи изъ Франціи полковникъ Эсмондъ сталъ во главѣ небольшого избраннаго кружка такихъ заговорщиковъ. Онъ зналъ, что никакія пытки и угрозы смертью не заставятъ ихъ измѣнить дѣлу, которому они служили. Когда полковникъ разсказывалъ въ подробности свой проектъ возвращенія престола законному королю, милэди Рашель пришла къ убѣжденію, что исторія должна будетъ приписать это великое событіе, послѣ Бога, преимущественно Кэстльвудской семьѣ и геройскому ея главѣ. Неудивительно, если она стала послѣ того любить и обожать Эсмонда больше, чѣмъ когда-либо (если только это вообще было дли нея возможно). Она ни на минуту не сомнѣвалась въ успѣхѣ его проекта, самая тѣнь недовѣрія къ которому казалась ей святотатствомъ. Что касается до Беатрисы, то, ознакомившись съ проектомъ и отъ всего сердца изъявивъ свою рѣшимость оказать ему посильное содѣйствіе, она бросила на Эсмонда одинъ изъ своихъ ясныхъ испытующихъ взглядовъ и сказала.
   -- Ахъ, Гарри, отчего вы не захотѣли быть главой нашего дома? Вы дѣйствительно могли бы его возвысить и прославить, а вмѣсто того вы отдали свой титулъ и общественное положеніе глупому мальчишкѣ. Впрочемъ, такъ вѣдь всегда дѣлается на свѣтѣ! Счастье и почести выпадаютъ на долю тѣхъ, кто ихъ не заслуживаетъ или не дорожитъ ими. Я бы хотѣла, кузенъ, предоставить вамъ глупую, недостойную награду, которой вы домогаетесь, но не могу этого сдѣлать. Я пробовала, но это оказалось для меня не по силамъ.
   Съ этими словами Беатриса ушла, печально покачивая головкой, но тѣмъ не менѣе Эсмонду казалось, что ея любовь и уваженіе къ нему значительно возросли съ тѣхъ поръ, какъ она убѣдилась, что онъ обладаетъ не только пассивными, но также и активными качествами, -- умѣетъ и выжидать и дѣйствовать.
  

ГЛАВА IX.
Оригиналъ портрета пріѣзжаетъ въ Англію.

   Всѣмъ и каждому въ домѣ милэди Рашель было извѣстно, что съ лордомъ Кэстльвудомъ пріѣдетъ состоящій при немъ въ качествѣ довѣреннаго секретаря французскій дворянинъ. Принадлежа къ хорошей фамиліи и будучи къ тому же папистомъ, этотъ дворянинъ хотя и занималъ подчиненное положеніе, но тѣмъ не менѣе выговорилъ себѣ право обѣдать въ своей комнатѣ, а не за общимъ столомъ съ прислугой. Виконтесса предоставила въ распоряженіе своего сына собственную спальню, находившуюся рядомъ съ спальней Беатрисы. Первая была обращена въ опочивальню для виконта, а въ примыкавшемъ къ ней обширномъ альковѣ устроена была спаленка для француза, мосье Баптиста. Само собой разумѣется, что когда гости дѣйствительно прибыли и заперли за собой двери своихъ аппартаментовъ, молодой виконтъ немедленно сталъ покорнымъ слугою прибывшаго съ нимъ августѣйшаго принца и съ удовольствіемъ уступилъ ему болѣе просторную и удобную комнату, довольствуясь самъ небольшой спаленкой. Беатрисѣ пришлось тоже переѣхать этажомъ выше, такъ какъ ея спальня была обращена въ гостиную для милорда. Чтобы еще болѣе сбить съ толка прислугу, фрейлина Двора ея величества выказывала въ присутствіи горничныхъ притворное недовольство и ворчала на то, что ее выселили изъ комнаты и отдали эту комнату ея брату. Можно представить себѣ, что къ встрѣчѣ гостей, которые должны были почтить своимъ посѣщеніемъ кенсингтонскій домъ виконтессы, сдѣланы были самыя заботливыя приготовленія, при которыхъ сердца обѣихъ кэстльвудскихъ дамъ порядкомъ таки трепетали. Комната виконта была убрана цвѣтами, а на постель постланы самыя тонкія простыни. Мать и дочь непремѣнно пожелали приготовить постель сами и, ставъ на колѣни передъ кроватью, облобызали простыни, выражая такимъ образомъ благоговѣйное свое почтеніе ткани, на которой должна была опочить священная особа его величества. Умывальный приборъ въ комнатѣ былъ весь изъ серебра и хрусталя. На письменномъ столѣ лежала копія Eikon Basilika. Надъ каминомъ висѣлъ портретъ короля-мученика, подъ которымъ помѣщались шпага покойнаго лорда Кэстльвуда и эмблематическій вышитый рисунокъ, который вдовствующая виконтесса любила всегда имѣть передъ глазами, такъ какъ въ него были вплетены волосы покойнаго ея мужа и обоихъ дѣтей. Собственные свои молитвенники и душеспасительныя книги, написанныя въ духѣ англиканской церкви, виконтесса убрала въ комнату верхняго этажа, въ которую временно переселилась сама. Когда приготовленія эти были кончены, она показала мистеру Эсмонду комнаты, предназначавшіяся для гостей. При этомъ именно случаѣ Беатриса стала на колѣни передъ кроватью и поцѣловала простыни. Что касается до ея матери, то лэди Кэстльвудъ сдѣлала еще въ дверяхъ такой же глубокій поклонъ, съ какимъ обыкновенно обращалась къ алтарю при входѣ въ церковь. По ея словамъ, эта комната представлялась ей уже до извѣстной степени священной.
   На кухнѣ и въ людской никому не приходило въ голову, чтобы означенныя приготовленія дѣлались для кого-нибудь иного, а не для молодого виконта, сына хозяйки дома. Всѣмъ было извѣстно, что любящая мать много лѣтъ уже не видалась съ сыномъ. И сама виконтесса и ея дочь были отличными хозяйками, замѣчательно искусными въ изготовленіи пирожныхъ, ароматическихъ водъ и т. д. Онѣ и при обыкновенныхъ условіяхъ имѣли тщательный верховный надзоръ за кухней. На этотъ разъ, по мнѣнію Эсмонда, заклано было достаточное число упитанныхъ тельцовъ, для того, чтобы прокормить цѣлую ватагу блудныхъ сыновей. Навѣстивъ виконтессу въ тотъ самый день, когда должны были прибыть гости, полковникъ Эсмондъ позволилъ себѣ подшутить надъ тѣмъ, что двѣ пары самыхъ прелестныхъ и полненькихъ ручекъ во всей Англіи (милэди Кэстльвудъ была тоже замѣчательно хорошо сложена) были покрыты мукой выше локтя. Дѣйствительно, милэди и ея дочь собственноручно мѣсили тѣсто и приготовляли пирожки въ комнатѣ экономки. Виконтъ долженъ былъ пріѣхать не развѣ какъ къ ужину. Безъ сомнѣнія, онъ предпочтетъ ужинать въ своей комнатѣ, куда, разумѣется, подана была великолѣпнѣйшая серебряная посуда во всемъ домѣ. Читатель безъ труда уяснитъ себѣ также причину, по которой мать и дочь объявили, что сами станутъ прислуживать за обѣдомъ молодому главѣ семьи.
   Сѣвъ на коня, полковникъ Эсмондъ въ непродолжительномъ времени прибылъ въ Рочестеръ и сталъ ожидать короля Іакова III въ томъ самомъ городѣ, въ которомъ отецъ этого короля простился навсегда съ Англіей. Тамъ въ гостинницѣ заранѣе уже была взята комната для лорда Кэстльвуда и его служителя. Полковникъ Эсмондъ пріѣхалъ съ такимъ разсчетомъ, что ему пришлось ждать желаннаго гостя всего только какихъ-нибудь полчаса. Выйдя на балконъ, онъ глядѣлъ во дворъ гостинницы, когда два путешественника подъѣхали къ воротамъ. Поспѣшно сбѣжавъ съ лѣстницы, полковникъ въ слѣдующую затѣмъ минуту обнялъ возлюбленнаго своего молодого виконта.
   Спутникъ милорда, выполняя роль слуги, слѣзъ съ коня, чтобъ подержать виконту стремя, но мистеръ Эсмондъ, подозвавъ находившагося во дворѣ собственнаго своего слугу, приказалъ ему убрать лошадей и расплатиться съ почтальономъ, сопровождавшимъ путешественниковъ. Выразивъ свое неудовольствіе по поводу того, что спутникъ милорда, французъ, не знаетъ англійскихъ порядковъ и можетъ быль также и цѣнности англійскихъ денегъ, полковникъ добавилъ повелительнымъ тономъ уже на французскомъ языкѣ, обращаясь къ служителю виконта.
   -- Мой лакей присмотритъ за лошадьми, а вы, Баптистъ, понимаете-ли вы что нибудь по англійски?
   -- Только малую толику, -- отвѣчалъ французъ на ломанномъ англійскомъ языкѣ.
   -- Въ такомъ случаѣ вамъ тутъ нечего дѣлать! Идите за милордомъ и прислуживайте вашему барину за обѣдомъ.
   Дѣйствительно, вскорѣ послѣ того, хозяинъ гостинницы и трактирная прислуга принесли обѣдъ. Хорошо, что они при этомъ подняли шумъ въ корридорѣ, такъ какъ въ противномъ случаѣ могли бы, пожалуй, застать полковника Эсмонда на колѣняхъ передъ служителемъ лорда Кэстльвуда. Полковникъ привѣтствовалъ его величество съ прибытіемъ въ Англію и цѣловалъ королю руку. Мы сообщили трактирщику, что не нуждаемся въ его услугахъ, такъ какъ виконту будетъ прислуживать его французъ. Своего лакея Эсмондъ отослалъ въ корридоръ и приказалъ ему стоять тамъ у дверей. Принцъ Іаковъ обѣдалъ съ большимъ аппетитомъ. Онъ весело говорилъ, много смѣялся и снисходительно пригласилъ обоихъ своихъ товарищей сѣсть вмѣстѣ съ нимъ за столъ. Онъ находится въ гораздо лучшемъ расположеніи духа, чѣмъ бѣдняга Франкъ Кэстльвудъ. Эсмондъ думалъ было, что его родственникъ груститъ, пожалуй, о покинутой имъ божественной Клотильдѣ, но оказалось, что онъ ошибся. Послѣ обѣда принцъ пожелалъ немножко заснуть и ушелъ въ сосѣднюю комнату, гдѣ стояла кровать. Эсмонду выяснилась тогда истинная причина горести бѣдняги Франка. Заливаясь слезами, этотъ добрый мальчикъ принялся увѣрять Гарри въ своей любви, дружбѣ и неизмѣнной преданности, а вмѣстѣ съ тѣмъ далъ ему понять, что знаетъ теперь все, и что ему извѣстны жертвы, принесенныя полковникомъ Эсмондомъ.
   Не усматривая ни малѣйшей надобности сообщать Франку семейную тайну, мистеръ Эсмондъ просилъ милэди Рашель не открывать этой тайны ея сыну. Принцъ Іаковъ призналъ, однако, умѣстнымъ разсказать ее молодому человѣку ради препровожденія времени, на пути изъ Дувра въ Ричмондъ.
   -- Кажется, мнѣ было бы легче, если бы онъ меня застрѣлилъ, кузенъ, -- чистосердечно признался Франкъ.-- Я знаю васъ за самаго лучшаго, благороднѣйшаго и добрѣйшаго изъ людей. (Такъ угодно было аттестовать меня этому восторженному юношѣ), но никогда не считалъ себя до такой степени вамъ обязаннымъ и почти не въ состояніи теперь выносить громадности лежащаго на мнѣ обязательства.
   -- Я заступилъ мѣсто вашего отца, -- добродушно возразилъ мистеръ Эсмондъ, -- а вѣдь отецъ всегда можетъ переуступить законныя свои права сыну. Что же тутъ мудренаго, если я отрекся отъ грошовой короны и предпочелъ посмотрѣть, какимъ образомъ будетъ царствовать въ Кэствульдѣ ваша милость. Пожалуйста только не дурачься и не плачь. Ты, любезнѣйшій, гораздо болѣе рослый и красивый виконтъ, чѣмъ вышелъ бы, напримѣръ, изъ меня!
   Не смотря на шутливый тонъ добродушныхъ замѣчаній Эсмонда, ему долгое время не удавалось надлежаще успокоить своего родственника. Молодой человѣкъ былъ въ такомъ страстномъ возбужденіи, что поперемѣнно смѣялся и плакалъ; клялся и протестовалъ: хотѣлъ непремѣнно стать передъ полковникомъ на колѣни и поцѣловать ему руку; просилъ и умолялъ его отдать какое-нибудь приказаніе, -- повелѣть, напримѣръ, чтобы Кэстльвудъ пожертвовалъ собственной жизнью, или убилъ кого-нибудь и такимъ образомъ засвидѣтельствовалъ свою благодарность за оказанное ему Эсмондомъ великодушіе.
   -- Кор... то есть джентльменъ, который спитъ вотъ тамъ, -- объяснилъ Франкъ, указывая на дверь сосѣдней комнаты и говоря шепотомъ, -- смѣялся, разсказывая мнѣ про это. Тѣмъ не менѣе я знаю, что онъ говорилъ совершенно серьезно. Дорогой сюда изъ Дувра мы бесѣдовали другъ съ другомъ по французски. Онъ принялся разсказывать мнѣ тогда про васъ и про то, какъ вы пріѣзжали къ нему въ Баръ. Онъ называлъ васъ "серьезнѣйшимъ", а также "дономъ Билліаннисомъ греческимъ", "рыцаремъ Печальнаго образа" и разными другими именами, передразнивалъ вашъ тонъ и манеру держаться (виконтъ при этомъ расхохотался) и при томъ довольно удачно. Онъ, видите-ли, смѣется рѣшительно надъ всѣмъ и вовсе не похожъ въ своемъ обращеніи на короля. Иногда мнѣ кажется, Гарри, что въ васъ вотъ есть что-то такое царственное, онъ же, повидимому, даже не думаетъ о томъ, какому страшному риску мы всѣ ради него подвергаемся. Онъ хотѣлъ было остановиться въ Кэнтербюри и пріударить тамъ за смазливой дѣвченкой, прислуживавшей въ портерной, и я насилу упросилъ его продолжать путь. У него имѣется въ Шальо увеселительный домикъ, гдѣ онъ живетъ по цѣлымъ недѣлямъ, не видясь съ королевой-матерью. Онъ проводитъ тамъ время въ самомъ дурномъ обществѣ, -- заявилъ серьезнымъ тономъ Франкъ.-- Пожалуйста, не улыбайся такъ насмѣшливо. Я, правда, былъ и самъ повѣсой, но теперь, слава Богу, покаялся и остепенился, -- добавилъ виконтъ, набожно дѣлая у себя на груди крестное знаменіе.
   -- Ты милый, хорошій мальчикъ, -- сказалъ полковникъ Эсмондъ, тронутый простодушіемъ молодого человѣка.-- Пока въ Кэстльвудѣ будетъ жить мой Франкъ, тамъ всегда найдется истинный джентльменъ.
   Молодой человѣкъ хотѣлъ было въ страстномъ порывѣ снова броситься на колѣни, чтобы выразить главѣ семьи свою благодарность за такой лестный отзывъ, но какъ разъ въ это время мы услышали изъ сосѣдней комнаты голосъ августѣйшаго принца, который воскликнулъ съ просонковъ по французски: "Эй, Ля-Флеръ! Стаканъ воды!" Вслѣдъ затѣмъ его величество, зѣвая, вышелъ изъ комнаты и сказалъ намъ: "Чортъ бы побралъ вашъ англійскій эль! Онъ до того крѣпокъ, что у меня не шутя голова закружилась!"
   Эль этотъ дѣйствовалъ на нашихъ лошадей столь же ободряющимъ образомъ, какъ шпоры. Мы очень быстро доѣхали до Лондона и къ сумеркамъ прибыли уже въ Кенсингтонъ. Лакей, мистера Эсмонда остался въ Рочестерѣ, присмотрѣть за уставшими лошадьми, такъ какъ полковникъ распорядился, чтобы заранѣе были заготовлены свѣжія лошади. Онъ ѣхалъ рядомъ съ принцемъ и дорогой объяснялъ ему подробности своего плана дѣйствій; сообщилъ, кому именно изъ друзей принца извѣстно о прибытіи его въ Англію; кому принцъ можетъ болѣе всего довѣрять и т. п. Особенно настоятельно упрашивалъ полковникъ его величество соблюдать строжайшее инкогнито до тѣхъ поръ, пока не наступитъ удобный моментъ выступить совершенно открыто въ качествѣ англійскаго наслѣднаго принца. Въ самой столицѣ у принца имѣлась масса сторонниковъ, многіе изъ которыхъ переписывались съ Сенъ-Жерменскимъ дворцомъ. Нѣкоторые изъ нихъ открыто объявляли себя яковистами, другіе же не высказывали такъ откровенно своихъ убѣжденій. Въ числѣ сторонниковъ принца имѣлись и высокопоставленныя особы и лица, занимавшія скромное общественное положеніе: придворные и приближенные королевы, члены парламента, особы духовнаго званія, лондонскіе купцы и другіе. У принца имѣлось множество друзей въ арміи, въ государственномъ совѣтѣ и въ администраціи. Небольшое число лицъ, задумавшихъ привезти законнаго короля и роднаго брата королевы Анны въ Англію, предполагали, рѣшаясь на такой смѣлый шагъ, обставить все дѣло такъ, чтобы присутствіе принца явилось неожиданностью и для его друзей, и для враговъ. Особенно необходимо было застать врасплохъ этихъ послѣднихъ, для того, чтобы они не успѣли организоваться и подготовиться къ энергическому отпору. Мы, признаться, опасались друзей болѣе чѣмъ враговъ. Льстивыя ложныя увѣренія, посылавшіяся изъ Лондона въ Сенъ-Жерменъ агентами яковистской партіи, страшно повредили дѣлу короля Іакова III и внушили самому королю самыя невѣрныя представленія относительно положенія вещей въ его государствѣ. Отъ этой именно опасности, главнымъ образомъ, и хотѣли защитить руководители заговора принца, долженствовавшаго играть въ немъ главную роль {Въ числѣ руководителей состояли: епископъ, которому нисколько не повредитъ, если мы назовемъ его фамилію, а также одинъ чрезвычайно дѣятельный прелатъ, не согласившійся присягать королевѣ Аннѣ, -- дама, занимавшая высокій постъ при Дворѣ, съ которою часто видѣлась Беатриса Эсмондъ, -- двое изъ числа самыхъ знатныхъ вельможъ и членъ парламента, неоднократно уже фактически доказывавшій свою преданность дому Стюартовъ}.
   Путники прибыли въ Лондонъ, когда только что начало смеркаться, -- оставивъ своихъ лошадеи на почтовомъ дворѣ прямо противъ Вестминстера и воспользовались паромомъ, чтобы переправиться на другой берегъ Темзы, гдѣ ожидала ихъ уже карета милэди. Часъ спустя, они прибыли въ Кенсингтонъ, и милэди имѣла удовольствіе прижать къ своему сердцу и расцѣловать сына, съ которымъ не видалась въ продолженіи столькихъ уже лѣтъ. Франкъ былъ тоже до чрезвычайности обрадованъ этимъ свиданіемъ, такъ какъ, не смотря на всѣ юношескія свои увлеченія, сохранилъ все-таки нѣжную любовь къ матери.
   Милэди не въ состояніи была удержаться отъ того, чтобы выразить такимъ образомъ свои чувства въ присутствіи слугъ и секретаря, привезеннаго съ собою виконтомъ Кэстльвудомъ. Слѣдуетъ замѣтить, что секретарь этотъ держалъ себя до чрезвычайности странно. Эсмондъ долженъ былъ шепнуть ему по французски, чтобы онъ снялъ съ себя шляпу. Мосье Баптистъ съ непонятнымъ легкомысліемъ пренебрегалъ самыми существенными чертами той роли, которую ему надлежало исполнять. Ко всему этому, еще на пути въ Лондонъ, нѣкоторыя вырвавшіяся у него выходки и замѣчанія очень шокировали обоихъ сопровождавшихъ его джентльменовъ, свидѣтельствуя о томъ, что принцъ не имѣетъ ни малѣйшаго понятія о странѣ, которою собирается управлять. Каждый изъ двухъ джентльменовъ втайнѣ помышлялъ о томъ, что было бы гораздо лучше, если бы принцъ держалъ себя нѣсколько иначе. Дѣйствительно, не въ мѣру веселый и легкомысленный, чтобы не сказать скоромный тонъ это бесѣдъ казался не вполнѣ умѣстнымъ для такого знатнаго лица, какъ принцъ, и несоотвѣтствовавшимъ серьезности сдѣланнаго имъ шага. Отсюда не слѣдовало, впрочемъ, заключать, чтобы принцъ былъ неспособенъ поступать иногда энергически и съ чувствомъ собственнаго достоинства. Извѣстно, что онъ выказалъ блестящую храбрость на полѣ сраженія. Эсмондъ видѣлъ также копію съ собственноручнаго письма, съ которымъ принцъ обратился къ своимъ англійскимъ друзьямъ, уговаривавшимъ его отречься отъ католицизма. Великодушная стойкость, съ которою принцъ отказывался поступиться своими убѣжденіями, положительно очаровала тогда Эсмонда. Мосье Баптистъ, покраснѣвъ, когда полковникъ Эсмондъ сдѣлалъ ему замѣчаніе, снялъ шляпу и сказалъ: "Tenez, elle est jolie, la petite mère! Foi de Chevalier! elle est charmante; mais L'autre, qui est cette nymphe, cet astre qui brille, cette Diane qui descend sur nous?" Онъ сперва отшатнулся назадъ, а затѣмъ, когда Беатриса стала спускаться съ лѣстницы, устремился впередъ. Она, впервые еще послѣ смерти герцога, одѣлась дома въ цвѣтное платье. На шеѣ у нея было брилліантовое ожерелье, подаренное Эсмондомъ. Какъ уже упомянуто, она обѣщала надѣть эти брилліанты въ тотъ день, когда король явится въ домъ ея матери. Она сама казалась настоящей королевой, лучезарно блиставшей своею прелестью и своей величественной по истинѣ царственной красотой.
   Самъ виконтъ былъ до такой степени пораженъ этой сіяющей красотой, что отступилъ шага два назадъ и принялся разглядывать свою сестру, словно не зналъ до тѣхъ поръ, какъ дивно она была очаровательна. (Съ его стороны это легко могло статься). Повидимому, онъ даже покраснѣлъ, поцѣловавшись съ нею. Что касается до принца, то онъ положительно не могъ оторвать отъ нея глазъ. Онъ совершенно забылъ роль служителя, которую приготовился разыгрывать и небольшой легонькій чемоданчикъ, который ему слѣдовало нести, -- устремился навстрѣчу красавицѣ и очутился было впереди самого виконта. Счастье, что никто изъ прислуги въ это время не поинтересовался на него взглянуть. Въ противномъ случаѣ она пришла бы къ убѣжденію, что мосье Баптистъ вовсе не слуга, или же, что онъ въ высшей степени дерзокъ и грубъ.
   Полковнику Эсмонду пришлось крикнуть громкимъ повелительнымъ голосомъ: "Баптистъ, смотрите же за чемоданомъ!" Восклицаніе это заставило своевольнаго молодого человѣка, такъ плохо выполнявшаго служительскія обязанности, заскрежетать зубами, пробормотать нѣчто вродѣ проклятія и бросить на своего ментора до чрезвычайности недовольный взглядъ. Тѣмъ не менѣе, онъ поднялъ чемоданъ и понесъ его на второй этажъ по лѣстницѣ, слѣдуя за Эсмондомъ и лакеемъ, несшимъ зажженныя свѣчи. Войдя въ спальню, Баптистъ угрюмо бросилъ чемоданъ на полъ.
   -- Принцъ, которому желательно носить корону, долженъ умѣть носить маску, -- замѣтилъ ему по французски Эсмондъ.
   -- Чортъ возьми, я вижу, въ чемъ дѣло! -- возразилъ Баптистъ, продолжая разговоръ по французски.-- Нашъ "серьезнѣйшій" серьезно...
   -- Тревожится за господина Баптиста, -- прервалъ его полковникъ.
   Эсмонду не нравился тонъ, которымъ принцъ говорилъ о милэди и ея дочери, въ такой же степени, какъ и взгляды, которые онъ на нихъ бросалъ.
   Спальня и двѣ сосѣднія комнаты, а именно альковъ и бывшая комната Беатрисы, долженствовавшая служить гостинною для виконта, были уже освѣщены и ждали своего хозяина. На столѣ стоялъ приготовленный для милорда ужинъ. Минуту спустя лордъ Кэстльвудъ съ матерью и сестрой поднялись въ свою очередь по лѣстницѣ. Какъ только слуги удалились, виконтъ и полковникъ сняли шляпы, а милэди Рашель и Беатриса преклонили колѣни передъ принцемъ, который милостиво повелѣлъ имъ встать, подавъ каждой изъ нихъ руку. Вообще онъ игралъ роль принца гораздо естественнѣе, чѣмъ роль слуги, которую пытался исполнять только лишь передъ тѣмъ. Помогая встать лэди Рашель, онъ сказалъ съ чарующимъ благородствомъ и простодушіемъ:
   -- Сударыня, моя мать поблагодаритъ ваше сіятельство за гостепріимство, оказанное ея сыну. Что касается до васъ, сударыня, -- продолжалъ онъ, обращаясь къ Беатрисѣ, -- я не могу допустить, чтобы такая красавица находилась передо мной въ такой позѣ. Не вамъ, сударыня, стоять на колѣняхъ передъ мосье Баптистомъ. Скорѣе ему слѣдовало бы преклонить колѣни передъ вами.
   Дивныя глазки Беатрисы вспыхнули такимъ яркимъ взглядомъ, который долженъ былъ зажечь огонь любви даже и въ самой холодной груди. Дѣвушка эта была по временамъ такъ прелестна, что казалась словно Венерой въ сіяніи божественной своей красоты. Такой именно несравненной красавицей являлась она и теперь. Вся она словно сіяла, а глаза ея горѣли дивнымъ блескомъ. Сердце Эсмонда сжалось отъ ревности и негодованія, когда онъ уловилъ взглядъ Беатрисы, устремленный на принца. Онъ невольно сжалъ руку въ кулакъ и переглянулся съ виконтомъ, глаза котораго отвѣтили на поданный имъ сигналъ тревоги и съ своей стороны тоже занимались кое-какими наблюденіями. Принцъ далъ своимъ подданнымъ аудіенцію, продолжавшуюся всего лишь нѣсколько минутъ, а затѣмъ обѣ дамы и полковникъ Эсмондъ удалились. Спускаясь съ лѣстницы, лэди Кэстльвудъ пожала полковнику руку. Они вошли втроемъ въ гостиную нижняго этажа и стали тамъ ожидать, пока путешественники переодѣнутся и приберутся къ ужину.
   Эсмондъ взглянулъ на Беатрису, на прелестной шейкѣ которой сверкали брилліанты, и сказалъ:
   -- Я сдержалъ свое слово!
   -- Я тоже сдержала свое, -- возразила Беатриса, взглянувъ на свое ожерелье.
   -- Если бы я былъ великимъ Моголомъ, -- продолжалъ полковникъ, -- всѣ брилліанты голкондскихъ розсыпей были бы ваши.
   -- Они слишкомъ хороши для меня, -- сказала Беатриса, опустивъ головку на прелестную свою грудь.-- Да и всѣ вы тоже черезчуръ для меня уже хороши.
   Въ слѣдующее затѣмъ мгновенье она вздохнула и снова подняла головку, причемъ бросила на своего кузена грустный таинственный взглядъ, разгадать который ему никакъ не удавалось.
   Когда пришла пора ужинать, о чемъ предупредили, стукнувъ нѣсколько разъ въ полъ, полковникъ Эсмондъ и лэди съ дочерью поднялись опять во второй этажъ въ комнату принца, который ждалъ ихъ тамъ у дверей, стоя рядомъ съ молодымъ виконтомъ. Оба они были однихъ лѣтъ, одинаково сложены и довольно похожи другъ на друга, хотя Франкъ оказывался несомнѣнно красивѣе принца. Его величество сѣлъ и предложилъ дамамъ послѣдовать его примѣру. Кавалеры стояли и къ тому же всего лишь для одного изъ нихъ имѣлся приборъ.
   -- Кому изъ васъ угодно занять это мѣсто? -- освѣдомился принцъ.
   -- Его займетъ глава нашего дома, -- объявила лэди Кэстльвудъ, взявъ за руку сына и глядя на полковника Эсмонда. Затѣмъ, поклонившись полковнику, она продолжала дрожащимъ отъ волненія голосомъ:
   -- Маркизъ Эсмондскій будетъ имѣть честь прислуживать королю.
   -- Беру на себя честь услуживать вашему королевскому величеству, -- сказалъ полковникъ Эсмондъ, наливая бокалъ вина и по тогдашнему обычаю преклонилъ колѣни, подавая его королю.
   -- Пью за здоровье хозяйки и ея семьи!-- воскликнулъ принцъ съ не особенно довольнымъ видомъ, но туча, омрачившая было его лицо, не замедлила разсѣяться. Онъ принялся оживленно бесѣдовать съ дамами, болтая безъ умолка и не обращая ни малѣйшаго вниманія на угрюмое выраженіе желтаго лица мистера Эсмонда. Надо сознаться, что этотъ джентльменъ дѣйствительно, былъ въ очень дурномъ расположеніи духа.
   Послѣ ужина Эсмондъ возвращался къ себѣ на квартиру и по дорогѣ встрѣтился съ Аддисономъ, который тоже шелъ домой на свою Фульгемскую дачу. Серебристое сіяніе мѣсяца освѣщало его красивое лицо, проникнутое яснымъ спокойствіемъ.
   -- Какъ поживаешь, братецъ?-- сказалъ съ усмѣшкою Аддисонъ.-- Я принялъ тебя сперва было за разбойника и вдругъ вмѣсто того встрѣчаю стараго пріятеля! Мы можемъ, полковникъ, пожать другъ другу руки во мракѣ ночи. Это будетъ все-таки гораздо лучше, чѣмъ вступать другъ съ другомъ въ бой при дневномъ свѣтѣ. Признаться, я не вижу для насъ ни малѣйшей причины ссориться другъ съ другомъ изъ-за того, что я вигъ, а ты, мои любезнѣйшій, тори. Обратись вспять и пойдемъ со мною въ Фульгемъ. Тамъ, въ саду, навѣрное еще поетъ соловей, а въ погребѣ стоитъ бутылочка превосходнаго вина. Ты можешь пить, если хочешь, за здравіе претендента, а я провозглашу иной тостъ по собственному моему усмотрѣнію. Ты, можетъ быть, находишь, что я ужь довольно выпилъ, но смѣю тебя увѣрить, что такое сужденіе какъ нельзя болѣе ошибочно. Дѣло въ томъ, что понятіе "довольно" по существу своему не соединило съ представленіемъ о хорошемъ винѣ. Коли не хочешь идти теперь, то заходи завтра, или послѣ завтра, но вообще по возможности скорѣе. Я до сихъ поръ вѣдь еще помню Симоисъ, Sigeia tellus, uproelia mixta mero... mixta mero, -- повторилъ онъ голосомъ, слегка свидѣтельствовавшимъ о томъ, что его хозяинъ подвыпилъ и затѣмъ, свернувъ съ своей дороги, отправился провожать Эсмонда, увѣряя, что всегда останется его пріятелемъ. Онъ присовокупилъ, что считаетъ себя обязаннымъ полковнику за содѣйствіе, оказанное ему при сочиненіи поэмы "Бленгеймская кампанія". Весьма вѣроятно, что младшій статсъ-секретарь охотно согласился бы зайти на квартиру полковника и распить съ нимъ бутылочку, если бы Эсмондъ соблаговолилъ его пригласить. Полковникъ былъ, однако, какъ уже упомянуто, въ невеселомъ расположеніи духа и, дойдя съ Аддисономъ до дверей, негостепріимно пожелалъ своему пріятелю доброй ночи.
   Самъ онъ долго не могъ уснуть и, погруженный въ глубокія мрачныя думы, сидѣлъ у окна, всматриваясь въ ночной мракъ. "Ну, что же, дѣло сдѣлано! -- разсуждалъ онъ самъ съ собой.-- Я доставилъ сюда принца Іакова изъ Франціи. Онъ теперь здѣсь, подъ одною кровлей съ Беатрисой. Кому, собственно, хотѣлъ я оказать услугу: принцу-ли, или же самому Генри Эсмонду? Не лучше-ли было бы примкнуть къ честнымъ и мужественнымъ воззрѣніямъ этого самаго Аддисона, который съ пренебреженіемъ отзывается объ устарѣломъ ученіи насчетъ божественнаго права и смѣло заявляетъ, что англійскій монархъ держится на престолѣ волею парламента и народа, а вовсе не наслѣдственнымъ своимъ правомъ, скрѣпленнымъ міропомазаніемъ и коронованіемъ". Страстные взгляды молодого принца, слѣдившіе за каждымъ движеніемъ Беатрисы, цѣлую ночь преслѣдовали и мучили Эсмонда. Заснувъ, наконецъ, онъ неоднократно видѣлъ принца въ лихорадочныхъ своихъ грезахъ и совершенно искренно сожалѣлъ объ удачѣ, увѣнчавшей его собственное предпріятіе. Впрочемъ, Эсмондъ былъ не первымъ, кому приходилось жалѣть о томъ, что сдѣлалъ, или же стараться разстроить то, что было сдѣлано имъ самимъ. Впрочемъ, нѣтъ! Въ настоящую минуту ему грѣшно было бы сказать, что онъ сожалѣетъ о случившемся. Напротивъ того, онъ считаетъ долгомъ благодарить Провидѣніе за то, что казалось ему въ то время несчастьемъ, а между тѣмъ, создало для него счастье всей послѣдующей жизни.
   Лакей Эсмонда, честнѣйшій Джонъ Локвудъ, всю свою жизнь служилъ своему барину и его семьѣ. Полковникъ Эсмондъ зналъ, что можетъ положиться на Джона, какъ на самого себя. Рано утромъ Джонъ вернулся изъ Рочестера съ отдохнувшими лошадьми. Полковникъ далъ понять своему слугѣ, что въ Кенсингтонѣ, гдѣ онъ часто посѣщалъ людскую, такъ какъ ухаживалъ за горничной миссъ Беатрисы, ему не слѣдуетъ задавать никакихъ вопросовъ. Увидѣвъ тамъ молодого джентльмена въ красномъ мундирѣ, онъ долженъ не изумляться, а напротивъ того положительно утверждать, что это виконтъ Кэстльвудъ и что сопровождающій милорда человѣкъ въ сѣромъ сюртукѣ французъ, мосье Баптистъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ Джону велѣно было разсказывать въ людской все, что онъ помнилъ о временахъ молодости виконта: какой онъ былъ шалунъ и повѣса, какъ онъ игралъ съ Джономъ въ солдаты и лупилъ его палкой и т. д. и т. д. Джонъ, въ бытность свою во Фландріи вмѣстѣ съ бариномъ, не особенно старался о развитіи у себя художественнаго вкуса, а потому ранѣе возвращенія милорда въ Англію безъ труда проникся убѣжденіемъ, что портретъ, привезенный изъ Парижа и висѣвшій въ гостиной лэди Кэстльвудъ, двѣ капли воды походитъ на ея сына, молодого виконта. Вся прислуга неоднократно видѣла этотъ портретъ, а вечеромъ могла лишь мелькомъ разглядѣть пріѣхавшихъ дорогихъ гостей, а потому не имѣла ни малѣйшаго основанія сомнѣваться въ сходствѣ портрета съ оригиналомъ. На другой день увидѣвъ оригиналъ портрета одѣтымъ, какъ онъ изображенъ на картинѣ, въ такомъ же парикѣ, съ лентами того же цвѣта и въ гвардейскомъ мундирѣ, она безъ всякихъ колебаній признала его лордомъ Кэстльвудомъ, роднымъ сыномъ виконтессы.
   Особа, игравшая въ предшествовавшій вечеръ роль секретаря, обратилась теперь въ виконта; настоящій же виконтъ надѣлъ на себя сѣрый сюртукъ секретаря. Джону Локвуду поручено было намекнуть въ людской, что милордъ въ качествѣ набожнаго католика привезъ съ собою чего добраго изъ Брюсселя своего капеллана, а потому неудивительно, если они обѣдаютъ теперь за однимъ столомъ. Франку дана была инструкція говорить по англійски съ иностраннымъ акцентомъ, что онъ и выполнялъ довольно удовлетворительно. Предосторожность эта была тѣмъ болѣе необходимой, что самъ принцъ говорилъ по англійски далеко не такъ чисто, какъ бы слѣдовало природному англичанину. Джонъ Локвудъ смѣялся вмѣстѣ съ прислугой лэди Кэстльвудъ надъ тѣмъ, что милордъ, за время пятилѣтняго своего пребыванія за границей, отвыкъ говорить по англійски и коверкаетъ нашъ языкъ на французскій ладъ. "Ручаюсъ, что, съ помощью нашей англійской говядины и пива, его сіятельство не замедлитъ совладать опять какъ слѣдуетъ съ своимъ языкомъ", говорилъ Локвудъ. Надо отдать справедливость особѣ, игравшей роль виконта, въ томъ отношеніи, что она усердно кушала говядину и пила пиво.
   Принцъ Іаковъ пилъ такъ много и на веселѣ держалъ себя до такой степени легкомысленно и неосторожно, что Эсмондъ часто трепеталъ за него. Принцу подавали кушать по возможности въ его собственной комнатѣ, но зачастую онъ являлся въ гостиной и залѣ лэди Кэстльвудъ, гдѣ, въ присутствіи прислуги, называлъ Беатрису сестрицей, а лэди Рашель -- маменькой, или сударыней. Сгорая желаніемъ возможно естественнѣе исполнять роль брата и сына, принцъ иногда позволялъ себѣ привѣтствовать свою названную сестру и мать съ такою нѣжностью, которая вовсе не нравилась его секретарю, а полковника Эсмонда доводила чуть что не до бѣшенства.
   Желанные гости прожили всего какихъ-нибудь три дня въ домѣ виконтессы, когда бѣдняга Джонъ явился съ весьма смущеннымъ видомъ въ своему барину и сказалъ:
   -- Представьте себѣ, сударь, что милордъ, то есть джентльменъ, котораго мы называемъ милордомъ, началъ ухаживать за Люси (возлюбленной самого Джона), цѣловать ее и дарить ей гинеи.
   Боюсь, что у полковника Эсмонда стало легче на душѣ, когда онъ узналъ, что принцъ обратилъ свое вниманіе на красавицу изъ людской. Извѣстно, что августѣйшіе вкусы принца имѣли и раньше такое направленіе, сохранившееся у него до конца жизни. Наслѣдникъ одного изъ величайшихъ именъ, могущественнаго королевства и самыхъ несчастныхъ судебъ во всей Европѣ охотно слагалъ высокое достоинство своего сана и своихъ горестей у деревянныхъ башмаковъ какой-нибудь горничной-француженки, а послѣ того каялся въ своихъ прегрѣшеніяхъ, посыпая себѣ голову пепломъ изъ ящика, куда сметается соръ. (Дѣло въ томъ, что онъ былъ очень набоженъ). И вотъ ради такихъ людей, какъ онъ, приходится страдать цѣлымъ народамъ, ради нихъ ведется борьба между политическими партіями, за нихъ сражаются храбро воины и проливаютъ свою кровь. Годъ спустя, многіе мужественные честные люди поплатились за преданность этому принцу своими головами. Нитсдель бѣжалъ, а Дервентуотеръ погибъ на эшафотѣ, тогда какъ неблагодарный и безалаберный принцъ, ради котораго они всѣмъ рисковали и все проиграли, пьянствовальсъ цѣлымъ гаремомъ любовницъ въ увеселительномъ своемъ домикѣ въ Шальо.
   Краснѣя, что приходится выполнять такое порученіе, Эсмондъ долженъ былъ предупредить принца, что дѣвушка, которую его величество хотѣлъ купить деньгами, была возлюбленная Джона Локвуда, честнаго и лихого солдата, участвовавшаго въ шести кампаніяхъ и отличавшагося храбростью. Этому Джону извѣстно, что человѣкъ, называвшій себя лордомъ Кэстльвудомъ, на самомъ дѣлѣ былъ вовсе не виконтомъ. При такихъ обстоятельствахъ полковникъ просилъ принца принять во вниманіе нежелательныя послѣдствія, къ которымъ могла бы повести ревность отставного солдата и сколько-нибудь подумать о другихъ планахъ, бохѣе существенныхъ, чѣмъ обольщеніе простой горничной и нанесеніе смертельной обиды мужественному, честному человѣку.
   Вообще мистеру Эсмонду приходилось въ теченіе десяти дней, по крайней мѣрѣ, десять разъ предостерегать молодого августѣйшаго искателя приключеній о неумѣстности неосторожностей и чрезмѣрныхъ вольностей, которыя онъ себѣ позволялъ. Принцъ выслушивалъ эти замѣчанія съ весьма недовольнымъ видомъ, за исключеніемъ, быть можетъ, случая съ бѣднягой Локвудомъ, когда онъ удостоилъ расхохотаться и сказать: "Такъ, значитъ, горничная донесла своему возлюбленному, а Криспенъ обозлился? Вы говорите, что онъ служилъ въ арміи, состоитъ въ чинѣ капрала и храбро сражался съ непріятелемъ. Объявите Криспену, что мы пожалуемъ ему за храбрость пару нашивокъ и вознаградимъ это за вѣрность".
   Полковникъ Эсмондъ пытался было увѣщевать принца, но его величество, нетерпѣливо топнувъ ногой, вскричалъ:
   -- Довольно, милордъ! Проповѣди мнѣ вообще надоѣдаютъ. Я пріѣхалъ въ Лондонъ вовсе не затѣмъ, чтобы ихъ слушать!
   Впослѣдствіи онъ жаловался, что желтолицый джентльменъ, -- мрачный полковникъ, -- мизантропъ маркизъ (какъ благоугодно было его величеству шутливо называть полковника Эсмонда въ его отсутствіе) -- страшно надоѣлъ ему своимъ важничаньемъ и назидательными проповѣдями.
   Епископъ Рочестерскій и другія особы, принимавшія участіе въ комбинаціи, придуманной полковникомъ Эсмондомъ и въ которой полковникъ, какъ упомянуто, начиналъ уже раскаяваться, являлись къ его королевскому величеству, спрашивая каждый разъ, нельзя-ли видѣть милорда Кэстльвуда. Прислуга милэди Рашель тотчасъ же докладывала о нихъ принцу, котораго считала виконтомъ. Его величество принималъ гостей или въ первомъ этажѣ, въ парадной залѣ милэди, или же въ собственныхъ своихъ аппартаментахъ второго этажа. Рѣшительно всѣ посѣтители умоляли его величество по возможности не выходить изъ дома и ждать тамъ сигнала, который будетъ поданъ, какъ только выяснится для принца возможность сдѣлать это, не подвергая себя и своихъ сторонниковъ серьезной опасности. Чтобы развлечь принца, милэди и ея дочь играли съ нимъ въ карты. Онъ проводилъ за этимъ занятіемъ ежедневно по нѣсколько часовъ, но еще больше времени уходило у нею на попойки. За бутылкой вина принцъ былъ очень пріятнымъ собесѣдникомъ и велъ весьма оживленный разговоръ, преимущественно же когда за столомъ не было полковника, присутствіе котораго наводило на него словно страхъ. Бѣдняга, мрачный полковникъ усмотрѣлъ въ этомъ обстоятельствѣ намекъ, съ которымъ ему надлежало сообразоваться, и рѣдко лишь показывалъ мрачное свое лицо за столомъ августѣйшаго молодого плѣнника. За исключеніемъ немногихъ особъ, списокъ которыхъ имѣлся у швейцара, къ виконту Кэстльвуду не допускали никого изъ друзей дома, желавшихъ повидаться съ его сіятельствомъ. Благовиднымъ предлогомъ къ этому служило заявленіе, что полученная виконтомъ рана снова раскрылась послѣ переѣзда, который онъ совершилъ верхомъ. Докторъ А... {Повидимому, не подлежитъ ни малѣйшему сомнѣнію, что упомянутый здѣсь моимъ родителемъ врачъ былъ знаменитый докторъ Арбутнотъ. Р. Э. В.}, его врачъ (не упоминаю здѣсь его фамиліи, но замѣчу только, что онъ былъ шотландецъ, лейбъ-медикъ королевы и человѣкъ, замѣчательный какъ своей добротою, такъ и остроуміемъ), предписалъ виконту полнѣйшее спокойствіе до тѣхъ поры пока рана не заживетъ окончательно. Этотъ врачъ, принадлежавшій къ числу наиболѣе дѣятельныхъ и вліятельныхъ членовъ нашей партіи, а также нѣсколько другихъ, уже упомянутыхъ лицъ, одни только и знали нашу тайну. Поэтому-то, надо полагать, и удалось намъ ее такъ хорошо сохранить. Исторія, которую мы разсказывали, была до такой степени проста и естественна, что намъ нельзя было, повидимому, опасаться быть уличенными во лжи, если только насъ не выдастъ неосторожность самого принца и удивительное его легкомысліе, сдерживать которое стоило иногда большого труда. Что касается до лэди Кэстльвудъ, то хотя она на этотъ счетъ ничего почти не говорила, но тѣмъ не менѣе легко было уяснить себѣ изъ ея поведенія, и на основаніи одного или двухъ вырвавшихся у нея намековъ, до какой степени ей было обидно убѣдиться, что герой, передъ которымъ она благоговѣла до сихъ поръ всю жизнь и о возстановленіи котораго на престолъ такъ усердно молилась Всевышнему, оказывался простымъ смертнымъ и притомъ человѣкомъ, не соотвѣтствовавшимъ ея идеалу. Она думала, что несчастье должно было исправить его недостатки, но оказалось, что этотъ суровый учитель, вмѣсто того, чтобы смирить сердце принца, заставилъ это сердце еще болѣе загрубѣть. Совершенно искренняя набожность Іакова III никогда не была въ состояніи удержать его отъ задуманнаго грѣха. Въ разговорѣ принцъ обнаруживалъ добродушное настроеніе, веселость и даже достаточное количество остроумія, но ко всѣмъ его словамъ и поступкамъ примѣшивалось легкомысленное безстыдство, заимствованное отъ набожныхъ и вмѣстѣ съ тѣмъ безнравственныхъ француженокъ, которыя руководили его воспитаніемъ. Именно этотъ-то оттѣнокъ безстыдства и шокировалъ простодушіе и непорочность англійской лэди, у которой гостилъ принцъ. Эсмондъ довольно откровенно высказалъ Беатрисѣ свое мнѣніе о принцѣ и побудилъ виконта тоже обратиться къ сестрѣ съ предостереженіями. Оказалось, что Беатриса вполнѣ раздѣляетъ мнѣніе обоихъ джентльменовъ. Она считала принца человѣкомъ очень легкомысленнымъ, вѣтреннымъ и дерзкимъ. Она не соглашалась даже съ заявленіемъ полковника Эсмонда, что принцъ все-таки недуренъ собой. Она находила, что у его высочества гадкіе зубы и что онъ положительно коситъ глазами. Она удивлялась, какъ мы этого не замѣчаемъ. Глаза принца были безспорно недурны, но все-таки не подлежало сомнѣнію, что онъ косилъ. Высокородная фрейлина съ дивнымъ остроуміемъ позволяла себѣ смѣяться надъ принцемъ за столомъ и всегда говорила съ нимъ такъ, какъ если-бы онъ былъ по отношенію къ ней еще несовершеннолѣтнимъ мальчикомъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ она выказывала большую чѣмъ когда-либо привязанность къ Эсмонду, -- отзывалась о немъ въ разговорѣ съ братомъ съ величайшей похвалой, -- хвалила его самому принцу, когда его величеству было угодно было насмѣхаться надъ полковникомъ, и энергически брала сторону отсутствующаго своего кузена.
   -- Если, ваше величество, не пожалуете ему орденъ Подвязки, имѣвшійся у его отца, то я повѣшусь на собственныхъ своихъ подвязкахъ, или же выплачу въ конецъ свои глаза.
   -- Это была бы для меня такая тяжелая утрата, -- возразилъ принцъ, -- что я предпочту назначить милорда архіепископомъ и полковникомъ моей лейбъ-гвардіи. (Разговоръ этотъ, происходившій за ужиномъ, былъ переданъ мнѣ Франкомъ Кэстльвудомъ).
   -- Ну, вотъ и прекрасно!-- вскричала она, заливаясь веселымъ смѣхомъ (мнѣ кажется, что я и теперь слышу этотъ смѣхъ, который, даже по прошествіи тридцати лѣтъ, все еще производитъ на меня впечатлѣніе очаровательнѣйшей музыки).-- Да, пусть онъ будетъ архіепископомъ Эсмондскимъ и маркизомъ Кэнтербюрійскимъ.
   -- Чѣмъ же заблагоразсудится быть вашему сіятельству?-- освѣдомился принцъ.-- Можете выбирать себѣ какой угодно постъ!
   -- Я буду гувернанткой у фрейлинъ ея величества королевы, августѣйшей супруги короля Іакова III. Да здравствуетъ король! -- воскликнула Беатриса и, сдѣлавъ глубокій реверансъ принцу, отпила въ его честь немного вина изъ своего стакана.
   -- Принцъ схватилъ тогда этотъ стаканъ и выпилъ его до послѣдней капли, -- разсказывалъ мнѣ Франкъ Кэстльвудъ.-- Мамашу это какъ будто встревожило . Она встала и просила разрѣшенія удалиться. Если бы Триксъ не была дочерью моей матери, -- продолжалъ Франкъ,-- я, признаться, сталъ бы серьезно за нее побаиваться. Право, я желалъ бы, чтобы вся эта исторія поскорѣе кончилась. Ты, разумѣется, старше, умнѣе и лучше меня. Я всѣмъ тебѣ обязанъ, Гарри, и съ радостью готовъ отдать за тебя жизнь. Клянусь Георгомъ, я охотно это сдѣлаю, но все-таки мнѣ бы хотѣлось, чтобъ нынѣшняя наша затѣя поскорѣе кончилась.
   Наврядъ-ли кто-нибудь изъ насъ провелъ ночь особенно спокойно. По крайней мѣрѣ, душу Эсмонда терзали страшныя сомнѣнія и муки. Онъ зналъ, что для него лично реставрація принца являлась вопросомъ личнаго честолюбія, -- смѣлымъ маневромъ, задуманнымъ съ чисто эгоистическими цѣлями. На самомъ дѣлѣ ему вѣдь было совершенно безразлично, кто бы ни царствовалъ въ Англіи. Пожалуй даже, что личныя его симпатіи и сердечныя убѣжденія склонялись какъ разъ въ противоположную сторону, а именно въ сторону народа, парламента и свободы. Несмотря на все это, онъ являлся теперь пособникомъ принца, которому наврядъ-ли доводилось когда и слышать такое слово, какъ свобода, -- принца, изъ котораго дѣлали орудіе тиранніи женщины и католическіе попы, являющіеся уже по самой своей природѣ тиранами.
   Услышавъ разсказъ своего кузена, маркизъ-мизантропъ наврядъ-ли пришелъ въ лучшее чѣмъ передъ тѣмъ настроеніе духа. По крайней мѣрѣ, угрюмое его лицо стало мрачнѣе и желтѣе чѣмъ когда-либо.
  

ГЛАВА X.
У насъ въ Кенсингтонѣ гоститъ высокопоставленная особа.

   Если бы надо было розыскать путеводную нить, пособляющую разобраться въ запутанныхъ интригахъ конца царствованія королевы Анны, то историкъ, который былъ бы расположенъ заняться этимъ дѣломъ, безъ сомнѣнія, нашелъ бы, что ни у кого изъ вліятельныхъ приближенныхъ королевы не имѣлось опредѣленной политики, независимой отъ ихъ частныхъ и эгоистическихъ личныхъ интересовъ. Сентъ-Джонъ стоялъ за Сентъ-Джона, Гарлей -- за Оксфорда, Марльборо -- за Джона Черчилля. Смотря потому, откуда эти джентльмены могли ожидать для себя большихъ благъ, изъ Сенъ-Жермена или Ганновера, они посылали туда изъявленія вѣрноподданическихъ своихъ чувствъ, поперемѣнно измѣняя ганноверскому наслѣдному принцу для Іакова III и наоборотъ. Обѣ стороны были для нихъ совершенно безразличны. Они съ удовольствіемъ признали бы королемъ любого изъ обоихъ претендентовъ, если бы только были убѣждены, что имъ будетъ предоставлено занимать высшія и всего лучше оплачиваемыя должности. Мистеръ Гей написалъ впослѣдствіи театральную пьесу "Опера негодяевъ", въ которой двое ньюгентскихъ завсегдатаевъ Локитъ и Пэніешъ имѣютъ въ рукахъ документы, на основаніи которыхъ каждый изъ нихъ могъ бы послать другого на висѣлицу. Они не смѣютъ пускать въ ходъ это оружіе, взаимно опасаясь, что и у противника найдутся въ карманѣ документы столь же компрометирующаго свойства. Пьеса эта представляетъ собою прозрачный намекъ на характерныя черты описываемаго нами теперь историческаго періода. Возьмемъ, напримѣръ, хоть великаго Марльборо, удостоившагося такихъ почестей, какія никогда почти не выпадали на долю подданнаго-полководца, одерживавшаго побѣды надъ монархами въ Германіи, Фландріи и во Франціи, предписывавшаго за-границей законы государямъ и бывшаго кумиромъ у себя на родинѣ. Вдругъ этому самому Марльборо пришлось украдкой бѣжать изъ Англіи. Онъ утратилъ все свое вліяніе, -- лишился доходныхъ мѣстъ и должностей. Преданные ему офицеры оказались уволенными въ отставку, а ему самому пришлось скрываться передъ Гарлеемъ, ни дать, ни взять, какъ несостоятельный должникъ скрывается отъ судебнаго пристава, имѣющаго на него исполнительный листъ. Документы, попавшіеся въ руки Гарлея и неопровержимо доказывавшіе, что герцогъ принялъ сторону дома Стюартовъ, послужили для лорда-казначея оружіемъ, съ помощью котораго ему удалось прогнать герцога Марльборо изъ Англіи. Герцогъ бѣжалъ въ Антверпенъ, гдѣ тотчасъ же завязалъ интригу совершенно противуположнаго свойства. Извѣстно, что онъ вернулся оттуда въ Англію ревностнымъ вигомъ и пламеннымъ ганноверцемъ.
   Лордъ-казначей уволилъ изъ арміи и администрацій всѣхъ офицеровъ и чиновниковь, о которыхъ было извѣстно, что они пользовались расположеніемъ герцога Марльборо и занялъ очистившіяся такимъ образомъ вакансіи сторонниками торійской партіи. При всемъ томъ и онъ въ свою очередь велъ двойную игру съ Ганноверомъ и Сенъ-Жерменомъ. Здоровье королевы было давно уже слабо, и онъ выжидалъ ея смерти, чтобы захватить власть въ свои руки и передать престолъ тому, кто дороже за него заплатитъ, или же за кого выскажется народъ. Кто бы ни былъ номинально королемъ, Гарлей разсчитывалъ въ дѣйствительности царствовать самъ подъ его именемъ и съ этой цѣлью подставилъ ножку своему предшественнику, князю-герцогу, бывшему передъ тѣмъ фаворитомъ королевы. Онъ всячески старался умалить значеніе великихъ военныхъ подвиговъ, прославившихъ имя Марльборо и, подобно герцогу, надъ которымъ ему удалось одержать верхъ, прибѣгалъ для упроченія своей власти къ интригамъ самаго низменнаго свойства, -- къ лести и застращиванію. Еслибы величаишій изъ сатириковъ, когда-либо жившихъ на свѣтѣ, стоялъ не за Гарлея, а противъ него, мы, безъ сомнѣнія, обладали бы весьма интересной и поучительной исторіей послѣднихъ лѣтъ царствованія королевы Анны. На самомъ дѣлѣ, однако, Свифтъ, презиравшій въ душѣ все человѣчество, не исключая и себя самого, обладалъ весьма цѣннымъ, съ точки зрѣнія интересовъ партіи, свойствомъ непоколебимой вѣрности разъ выбранному вождю. Онъ питалъ искреннюю привязанность къ вождямъ, которые хорошо съ нимъ обращались и послѣ паденія Гарлея остался вѣренъ человѣку, сторону котораго держалъ, когда ему счастье благопріятствовало.
   Сентъ-Джонъ, лордъ Болингброкъ, былъ несравненно талантливѣе своего соперника, -- обладалъ въ гораздо большей степени краснорѣчіемъ и государственными способностями, чѣмъ лордъ Оксфордъ, но не уступалъ ему въ эгоизмѣ и въ тоже время могъ вести двойную игру ничуть не хуже спеціалиста по этой части, Черчилля. Сентъ-Джонъ постоянно толковалъ о страстной своей любви и уваженіи къ свободѣ, но это не мѣшало ему преслѣдовать политическихъ соперниковъ съ такой же безпощадностью, какъ если бы онъ былъ великимъ инквизиторомъ гдѣ-нибудь въ Лиссабонѣ. Разыгрывая въ Англіи роль великодушнаго патріота, онъ лебезилъ и ползалъ на колѣняхъ одновременно передъ Ганноверомъ и Сенъ-Жерменомъ. Будучи человѣкомъ безъ всякихъ религіозныхъ убѣжденій, онъ провозглашалъ тосты за церковь и королеву также смѣло и рѣшительно, какъ и дурень Захеверель, которымъ онъ пользовался, какъ орудіемъ, и надъ которымъ потомъ смѣялся. Чтобы достичь своихъ цѣлей и подкопаться подъ соперника, онъ былъ въ состояніи интриговать, ластиться, хмуриться, вилять хвостомъ и разсыпаться мелкимъ бѣсомъ передъ фавориткой королевы, забѣгая при случаѣ съ чернаго хода также ловко, какъ дѣлалъ это лордъ Оксфордъ, которому удалось низвергнуть герцога Марльборо и котораго Сентъ-Джонъ низвергъ въ свою очередь. Паденіе лорда Оксфорда послѣдовало какъ разъ въ тотъ моментъ, до котораго доcтигла теперь моя исторія. Онъ доживалъ послѣдніе дни своей власти, и та самая особа, съ помощью которой ему удалось низвергнуть побѣдителя подъ Бленгеймомъ, усердно хлопотала теперь о собственномъ его низверженіи, чтобы передать кормило правленія Боллингброку, которому страшно хотѣлось заполучить его въ свои руки.
   Въ ожиданіи подготовлявшагося вами государственнаго переворота, состоявшіе на французской службѣ ирландскіе полки направлялись кружнымъ путемъ черезъ Булонь въ Пикардію, чтобы, вслучаѣ надобности, переправиться оттуда въ Англію, но уже въ качествѣ не французскихъ солдатъ, а подданныхъ Іакова III, короля англійскаго и ирландскаго. Въ Шотландіи имѣлась превосходно дисциплинированная, дѣятельная и мужественная партія виговъ, но, тѣмъ не менѣе, значительное большинство шотландскаго народа питало непоколебимую вѣрноподданническую преданность къ законному королю. Въ самой Англіи, значительная часть духовенства, а также крупнаго и мелкопомѣстнаго дворянства открыто держала сторону изгнаннаго принца. Кромѣ того, для многихъ было совершенно безразлично кричать: "Да здравствуетъ король Георгъ!" или же "король Іаковъ!", такъ что они не преминули бы принять сторону того, кто одержитъ верхъ. Сама королева, особенно же въ послѣдніе дни жизни, склонялась въ пользу родного своего брата. Принцъ Іаковъ находился уже въ Лондонѣ чуть не во дворцѣ своей сестры. Первый министръ былъ уже наканунѣ паденія, и положеніе его оказывалось до такой степени потрясеннымъ, что женщина легкимъ толчкомъ пальца могла низвергнуть его въ пропасть. Что касается до его преемника, Болингброка, мы знали, на чьей сторонѣ окажется его вліяніе и блестящее краснорѣчіе въ тотъ день, когда королева предстанетъ передъ государственнымъ совѣтомъ и открыто объявитъ: "Этотъ джентльменъ, милорды, мой братъ, -- законный наслѣдникъ моего отца и мой собственный!
   Въ теченіи всего предшествовавшаго года съ королевой неоднократно случались припадки лихорадочнаго возбужденія, за которыми слѣдовали упадокъ силъ и летаргическое состояніе. Приближенные королевы со дня на день ожидали ея смерти. Ганноверскому курфюрсту хотѣлось послать своего сына, носившаго титулъ герцога Кэмбриджскаго, ко Двору его кузины, британской королевы, чтобы засвидѣтельствовать ей нижайшее свое почтеніе, какъ увѣрялъ курфюрстъ, а въ дѣйствительности, чтобы оказаться на мѣстѣ въ моментъ ея смерти. Быть можетъ, именно, не желая имѣть такое memento mori у себя передъ глазами, ея величество съ негодованіемъ запретила молодому наслѣдному принцу пріѣзжать въ Англію Неизвѣстно, хотѣла-ли она сохранить престолъ для своего брата, или же ея приближенные имѣли въ виду уступить таковой кандидату виговъ лишь въ томъ случаѣ, когда онъ предварительно обязуется заплатить имъ что слѣдуетъ. Ссоры между министрами, постоянно происходившія въ присутствіи королевы въ государственномъ совѣтѣ, -- интриги этихъ министровъ и приближенныхъ ея величества, и, безъ сомнѣнія, также угрызенія совѣсти, мучившія королеву, истомили ее до послѣдней степени. Она стала до чрезвычайности раздражительной и вмѣстѣ съ тѣмъ силы ея со дня на день падали. Она никоимъ образомъ не могла уже долго протянуть. Кадъ разъ передъ пріѣздомъ виконта Кэстльвуда и его спутника изъ Франціи, королева серьезно захворала. На августѣйшихъ ея ногахъ появился антоновъ огонь. При такихъ обстоятельствахъ молодому виконту, или же особѣ, скрывавшейся подъ его именемъ, не къ чему было спѣшить представляться ко Двору. Старая рана виконта открылась поэтому какъ нельзя болѣе къ стати. Виконту надлежало не выходить изъ комнаты до тѣхъ поръ, пока его врачъ, состоявшій вмѣстѣ съ тѣмъ лейбъ-медикомъ королевы, не разрѣшитъ ему преклонить колѣни передъ ея величествомъ. Въ началѣ іюня мѣсяца, вліятельная дама, съ которой, какъ уже упомянуто, наша партія состояла въ самыхъ тѣсныхъ сношеніяхъ, стала весьма часто посѣщать молодую свою пріятельницу, фрейлину королевы, жившую въ Кенсингтонѣ, и настоящаго, или же самозваннаго виконта Кастльвуда, сказывавшагося больнымъ въ домѣ милэди Рашель.
   27 іюля упомянутая дама, занимавшая весьма близкій вліятельный постъ при особѣ ея величества, прибыла въ своемъ портшезѣ изъ сосѣдняго дворца и сообщила заговорщикамъ, обитавшимъ на Кенсинттонскомъ скверѣ, въ высшей степени важное для нихъ извѣстіе. Окончательный ударъ былъ нанесенъ. Лордъ Оксфордскій, графъ Мортимеръ не состоялъ уже болѣе лордомъ-казначеемъ. Жезлъ перваго министра не былъ еще никому переданъ, но не подлежало сомнѣнію, что онъ будетъ врученъ лорду Болингброку. Старшая статсъ-дама королевы объявила, что теперь наступила пора дѣйствовать, и что милордъ Кэстльвудъ долженъ представиться ея величеству.
   Послѣ сцены, которую лордъ Кэстльвудъ описалъ въ качествѣ очевидца своему кузену и которая заставила ревниваго и обидчиваго полковника провести такую мучительную ночь, не удивительно, что всѣ три особы, являвшіяся естественными опекунами Беатрисы, пришли къ одному и тому же заключенію, а именно признали необходимымъ удалить ее съ глазъ человѣка, слишкомъ откровенно уже высказывавшаго страстныя свои вожделѣнія къ ней, тѣмъ болѣе, что этотъ человѣкъ, такъ же точно, какъ и покойный ея отецъ, безцеремонно стремился удовлетворять подобныя свои вожделѣнія. Надо полагать, что милэди Рашель, ея сынъ и самъ полковникъ, каждый съ своей стороны, обсуждали втайнѣ этотъ вопросъ. По крайней мѣрѣ, когда Франкъ заявилъ съ обычнымъ своимъ прямодушіемъ: "Думаю, что Беатрисѣ слѣдовало бы теперь быть гдѣ угодно, но только не здѣсь!" -- лэди Кэстльвудъ сказала: "Благодарю тебя, Франкъ, ты высказалъ какъ разъ то, что я сама думала!" Милордъ Эсмондъ, въ свою очередь, замѣтилъ, что не считаетъ себя въ правѣ высказываться по этому предмету. Тѣмъ не менѣе довольное выраженіе его лица само по себѣ уже свидѣтельствовало, что онъ вполнѣ одобряетъ образъ мыслей милэди и ея сына.
   -- Сразу же видно, Генри, что вы раздѣляете наше мнѣніе, -- сказала виконтесса безъ малѣйшаго оттѣнка насмѣшки въ голосѣ.-- Пока у насъ въ домѣ гость, всего лучше удалить отсюда Беатрису. Какъ только сегодняшнее дѣло будетъ слажено, ей надо будетъ непремѣнно уѣхать изъ Лондона.
   -- Какое такое сегодняшнее дѣло?-- освѣдомился полковникъ Эсмондъ, не знавшій еще того, что было условлено съ старшею статсъ-дамой королевы, хотя какъ разъ въ ту самую минуту, когда мы втроемъ бесѣдовали другъ съ другомъ, совершался почти такой же важный и многообѣщавшій шагъ, какъ прибытіе принца Іакова въ Англію, или фактическое его признаніе королевой Анной законнымъ наслѣдникомъ престола.
   Придворная дама, игравшая выдающуюся роль въ нашемъ заговорѣ, лейбъ-медикъ и епископъ Рочестерскій, которые тоже принимали въ немъ весьма дѣятельное участіе, неоднократно совѣщались другъ съ другомъ, въ нашемъ кенсингтонскомъ домѣ и въ другихъ мѣстахъ, касательно наилучшаго средства представить молодого искателя приключеній августѣйшей его сестрѣ. Полковникъ Эсмондъ предложилъ устроить это чрезвычайно простымъ и удобнымъ способомъ, который и заслужилъ общее одобреніе. Онъ посовѣтовалъ принцу явиться ко Двору подъ видомъ виконта Кэстльвуда въ будни, когда тамъ почти не бываетъ постороннихъ. Сестра виконта, фрейлина ея величества, будетъ тогда какъ разъ дежурной. Она его встрѣтитъ и представитъ упомянутой уже старшей статсъ-дамѣ, которая въ свою очередь отведетъ принца въ комнату королевы. Смотря по состоянію здоровья ея величества и августѣйшему расположенію ея духа, а также въ зависимости отъ инцидентовъ, которые могли бы возникнуть во время этого свиданія, предоставлялось на благоусмотрѣніе присутствующихъ при немъ, въ томъ числѣ и самого принца, объявить его роднымъ братомъ королевы или же братомъ Беатрисы Эсмондъ, лобызающимъ августѣйшую руку ея величества. Согласившись относительно этого плана дѣйствій, мы съ нетерпѣніемъ ожидали дня и сигнала къ его выполненію.
   На второе утро послѣ упомянутаго ужина, а именно 27-го іюля, епископъ Рочестерскій завтракалъ съ лэди Кэстльвудъ и ея семьей. Завтракъ едва только окончился, какъ къ дому милэди въ Кенсингтонѣ подъѣхала карета д-ра А. и самъ докторъ присоединился къ нашему обществу, ожививъ до нѣкоторой степени мрачное его настроеніе. Дѣло въ томъ, что между матерью и дочерью происходилъ утромъ крупный разговоръ по поводу того, что случилось за ужиномъ, а быть можетъ также и на другой день послѣ ужина. Беатриса, какъ извѣстно, отличалась чрезвычайной гордостью и своенравіемъ, а потому не выносила рѣшительно никакихъ выговоровъ отъ старшихъ, а тѣмъ болѣе отъ своей матери, кротчайшаго въ мірѣ существа, надъ которымъ она позволяла себѣ командовать. Молодая дѣвушка чувствовала, что она не права, такъ какъ на пропалую кокетничала съ принцемъ (она, очевидно, была не въ состояніи воздержаться отъ кокетничанья съ каждымъ мужчиной; попадавшимъ въ сферу ея вліянія, подобно тому какъ солнце обязательно должно свѣтить всѣмъ и каждому безъ различія) и что сама вызвала у принца опасное чувство, которое онъ началъ такъ безцеремонно выказывать. Беатриса стала держать себя, именно вслѣдствіе того, что внутренно сознавала свою вину, еще болѣе дерзко и своевольно.
   Принцу подавали къ завтраку шоколадъ въ спальню, гдѣ онъ долго почивалъ, чтобы, по возможности, разогнать сномъ похмѣлье, остававшееся у него всегда съ вечера, а потому мы завтракали одни. Докторъ своимъ появленіемъ, а еще болѣе изумительностью сообщенныхъ имъ извѣстій и настоятельной необходимостью немедленно воспользоваться таковыми безотлагательно, разсѣялъ сравнительно маловажныя непріятности чисто личнаго свойства, нарушавшія душевное спокойствіе кэстльвудской семьи.
   Онъ освѣдомился о нашемъ гостѣ, и мы сообщили ему, что гость теперь наверху въ собственныхъ своихъ аппартаментахъ. Докторъ предложилъ тогда мосье Баптисту тотчасъ же сходить наверхъ за своимъ бариномъ, попросить милорда виконта Кэстльвуда облечься въ парадный мундиръ, сѣсть въ ожидавшую у дверей карету доктора и безотлагательно ѣхать, куда ему будетъ указано.
   Займъ онъ объявилъ Беатрисѣ, въ чемъ именно будетъ заключаться ея собственная роль въ этой комедіи. "Черезъ полчаса, -- сказалъ докторъ, -- ея величество будетъ прогуливаться съ любимой своей статсъ-дамой по Кедровой аллеѣ за новымъ Банкетнымъ павильономъ. Ея величество прибудетъ туда въ креслѣ на колесахъ. Высокородная фрейлина Беатриса Эсмондъ и ея братъ, виконтъ Кэстльвудъ, въ свою очередь, будутъ, гулять въ собственномъ саду ея величества (лэди Мешэмъ прислала вамъ ключъ отъ этого сада) и неожиданно встрѣтятся съ королевой. Придворный лакей, который везетъ кресла, удалится и оставитъ королеву, ея фаворитку и фрейлину съ братцемъ однихъ. Миссъ Беатриса представитъ своего брата королевѣ... ну, а затѣмъ... затѣмъ милордъ епископъ будетъ молиться за успѣхъ свиданія, а его прихожанинъ-шотландецъ станетъ возглашать къ его молитвамъ "аминь".
   -- Поторопитесь, миссъ Беатриса, надѣть на себя придворный костюмъ. Скажите на милость, кстати, чтоже такъ медлитъ его величество? Другого подобнаго случая, чего добраго, нельзя будетъ найти въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ!
   Принцъ на этотъ разъ поздно проснулся и до такой степени разлѣнился, что вслѣдствіе своей безхарактерной лѣности чуть и въ самомъ дѣлѣ не упустилъ случая представиться королевѣ. Ея величество собиралась уже удалиться изъ сада какъ разъ въ то время, когда туда прибыли докторъ, епископъ и фрейлина съ братцемъ, пріѣхавшіе туда всѣ въ каретѣ доктора. Прошло всего лишь полчаса съ тѣхъ поръ, какъ они выѣхали изъ дома на Кенсингтонскомъ скверѣ, когда туда прибылъ полковникъ Эсмондъ.
   Извѣстіе о порученіи, которое выполняла въ данную минуту Беатриса, прогнало на мгновенье изъ головы полковника Эсмонда такъ сильно мучившее его чувство ревности. Спустя еще полчаса карета вернулась. Изъ нея вышелъ сперва епископъ. Онъ подалъ руку Беатрисѣ, помогъ ей сойти съ экипажа, а затѣмъ вернулся обратно въ карету, такъ что высокородной фрейлинѣ пришлось вернуться домой одной. Мы всѣ пристально глядѣли на нее изъ окна, стараясь прочесть на ея лицѣ результаты свиданія, съ котораго она только что пріѣхала.
   Беатриса вошла въ залу бдѣдная какъ смерть и дрожала какъ въ лихорадкѣ. Она попросила у матери, вышедшей къ ней на встрѣчу, дать ей стаканъ воды. Выпивъ цѣлый стаканъ и снявъ съ себя шляпку, она сообщила:
   -- Надо надѣяться, что все окончится благополучно, но съ королевой сдѣлался припадокъ. Она каталась въ креслѣ по Кедровой аллеѣ въ сопровожденіи одной только лэди... когда мы вошли въ собственный ея величества садъ черезъ особую калитку съ западной стороны и направилась къ королевѣ. Докторъ слѣдовалъ за нами нѣсколько поодаль вмѣстѣ съ епископомъ Рочестерскимъ, но оба они остановились въ боковой аллеѣ за кустарниками, въ то время какъ мы продолжали идти прямо къ королевѣ, сидѣвшей въ креслѣ. Сердце у меня билось такъ сильно, что я почти не могла выговорить ни слова, но принцъ шепнулъ мнѣ на ухо: "Ободритесь, Беатриса" и продолжалъ идти увѣреннымъ шагомъ. Лицо его покрылось легкимъ румянцемъ, хотя онъ, очевидно, не испытывалъ ни малѣйшаго страха. Впрочемъ, развѣ можетъ чего-нибудь бояться тотъ, кто такъ храбро сражался подъ Мальплаке?
   Полковникъ Эсмондъ и молодой виконтъ переглянулись другъ съ другомъ при этомъ комплиментѣ по адресу принца, такъ какъ означенный комплиментъ, очевидно, произвелъ на нихъ обоихъ непріятное впечатлѣніе.
   -- Принцъ снялъ съ себя шляпу, -- продолжала Беатриса.-- Я видѣла, что королева обернулась къ лэди Мешэмъ какъ бы освѣдомляясь, кто мы такіе. Ея величество имѣла очень блѣдный и болѣзненный видъ, но затѣмъ внезапно покраснѣла. Статсъ-дама подозвала насъ знакомь, и я подошла вплотную къ креслу королевы, ведя принца за руку.
   -- Ваше величество, соблаговолите дозволить милорду виконту поцѣловать вашу руку, -- сказала статсъ-дама, и королева подала руку принцу, который поцѣловалъ ее, вставъ на колѣни, хотя ему не подобаетъ преклонять ихъ ни передъ кѣмъ изъ смертныхъ, будь то мужчина, или женщина!
   -- Вы долгонько-таки пробыли за границей, милордъ, -- сказала королева.-- Отчего вы не живете здѣсь съ вашей матерью и сестрой?
   -- Я прибылъ сюда съ намѣреніемъ здѣсь остаться, если это будетъ благоугодно вашему величеству, -- отвѣчалъ принцъ съ низкимъ поклономъ.
   -- Вы, сударь, женились на иностранкѣ и приняли чужеземную вѣру. Неужели англиканская вѣра не была для васъ достаточно хороша?
   -- Вернувшись къ исповѣданію моего отца, я не пересталъ любить мою мать и остался вѣрнымъ слугою вашего величества!
   -- При этихъ словахъ, -- добавила Беатриса, -- статсъ-дама сдѣлала мнѣ рукою знакъ отойти. Я повиновалась, хотя чуть не умирала отъ любопытства слышать, что именно, произойдетъ дальше. Затѣмъ они шепнула королевѣ что-то такое, заставившее ея величество вздрогнуть и встревоженнымъ тономъ сказать одно или два слова. При этомъ королева глядѣла на принца и судорожно ухватилась рукою за ручку кресла. Принцъ подошелъ тогда съ ней еще ближе и принялся очень поспѣшно говорить ей что-то такое, въ чемъ я разобрала только слова: "Отецъ... благословляетъ... прощаетъ". Тогда принцъ сталъ передъ королевой на колѣни, разстегнулъ одну пуговицу мундира, вынулъ какой-то хранившійся у него на груди документъ и подалъ его королевѣ. Ея величество королева, при взглядѣ на этотъ документъ, вскрикнула, всплеснула обѣими руками и отдернула руку, которую принцъ какъ разъ въ это время пытался поцѣловать. Онъ говорилъ съ чрезвычайно оживленными жестами, то прижимая обѣ руки къ сердцу, то широко раскрывая ихъ, какъ если бы хотѣлъ сказать: "я здѣсь, ваше величество, родной вашъ братъ, -- въ вашей власти!" Лэди Мешэмъ обѣжала по другую сторону кресла, стала тоже на колѣни и начала съ величайшей энергіей что-то разсказывать королевѣ. Она схватила королеву за руку и подобрала документъ, который уронила ея величество. Принцъ всталъ и принялся говорить такимъ тономъ, какъ если бы собирался уйти. Старшая статсъ-дама въ свою очередь настоятельно упрашивала ея величество, а затѣмъ, побѣжавъ за принцемъ, подвела его опять къ самому креслу королевы. Онъ снова сталъ на колѣни и, взявъ королеву за руку, принялся цѣловать эту руку, которую ея величество болѣе уже отъ него не отнимала. Все это время лэди Мешэмъ стояла за кресломъ ея величества, рыдая и умоляя о чемъ-то. Королева Анна сидѣла съ какимъ-то недоумѣвающимъ взглядомъ и судорожно мяла одной рукой документъ, въ то время какъ принцъ цѣловалъ другую ея руку. Потомъ нѣсколько разъ пронзительно вскрикнувъ, она принялась истерически плакать и смѣяться.-- Довольно, сударь, довольно на этотъ разъ! -- вскричала г-жа Мешэмъ. Придворный лакей, удалившійся было за Банкетный павильонъ, поспѣшно вернулся, встревоженный этими криками.-- "Скорѣе призовите кого-нибудь на помощь!" -- сказала лэди Мешэмъ. Я побѣжала за докторомъ, который тотчасъ же явился, вмѣстѣ съ епископомъ Рочестерскимъ. Лэди Мешэмъ шепнула принцу, что онъ можетъ надѣяться на самое благопріятное для себя рѣшеніе и долженъ завтра же быть наготовѣ. Принцъ уѣхалъ теперь съ епископомъ Рочестерскимъ, въ домѣ котораго разсчитываетъ встрѣтиться съ нѣсколькими изъ своихъ друзей. Тааимъ образомъ рѣшительный шагъ теперь сдѣланъ, -- сказала Беатриса, падая на колѣни и, сложивъ руки какъ бы для молитвы, проговорила: -- Боже храни короля! Боже храни его!
   Когда Беатриса закончила свой разсказъ и нѣсколько успокоилась отъ волненія, мы освѣдомились у ней о принцѣ, уѣхавшимъ съ епископомъ Аттербюри и узнали, что онъ цѣлый день пробудетъ въ отсутствіи. Услышавъ это, трое родственниковъ Беатрисы переглянулись другъ съ другомъ. Очевидно, что у нихъ всѣхъ мелькнула одновременно та-же самая мысль.
   Кто изъ нихъ возьметъ, однако, на себя ее высказать?-- Франкъ Кэстльвудъ покраснѣлъ, какъ маковъ цвѣтъ и взглянулъ на Эсмонда. Полковникъ закусилъ себѣ губы и предпринялъ рѣшительное отступленіе къ окну. Такимъ образомъ самой лэди Кэстльвудъ пришлось сообщить Беатрисѣ извѣстіе, которое, очевидно, не могло доставить этой дѣвицѣ ни малѣйшаго удовольствія.
   -- Мы очень рады, -- ласково сказала милэди Рашель, взявъ дочь за руку, -- что гость сегодня отъ насъ уѣхалъ.
   Беатриса мгновенно отшатнулась назадъ, окинула насъ всѣхъ троихъ взглядомъ и, какъ бы угадывая опасность, спросила слегка прерывающимся голосомъ:
   -- Почему именно вы рады? Развѣ уже онъ успѣлъ вамъ надоѣсть?
   -- Мы считаемъ кого-то изъ насъ чертовски въ него влюбленнымъ! -- вскричалъ Франкъ Кэстльвудъ.
   -- Позвольте спросить, кто же именно въ него влюбленъ: вы сами, милордъ, или мамаша, которая сердится каждый разъ, когда онъ пьетъ за мое здоровье, или же глава семьи, который за послѣднее время взялся читать королю назидательныя проповѣди?
   Съ этими словами она обернулась къ полковнику Эсмонду и устремила на него гордый, повелительный взглядъ.
   -- Мы не говоримъ, что ты сама держала себя слишкомъ вольно съ его величествомъ...
   -- Благодарю васъ, сударыня, -- замѣтила Беатриса, кивнувъ головой и сдѣлавъ матери реверансъ.
   Лэди Рашель продолжала съ величайшимъ спокойствіемъ и достоинствомъ:
   -- По крайней мѣрѣ, мы этого не сказали, хотя имѣли бы кое-какое основаніе, если бы вообще было возможно для матери сказать что-нибудь подобное родной своей дочери, -- дочери твоего отца.
   -- Ну, чтоже, mon père былъ нисколько не лучше любыхъ другихъ отцовъ, -- дерзко возразила Беатриса, бросивъ опять вызывающій взглядъ на полковника.
   Насъ всѣхъ передернуло, когда мы услышали изъ ея устъ эти французскія слова. Она выговорила ихъ совершенно также, какъ принцъ.
   -- Мѣсяцъ тому назадъ, Беатриса, вы не вставляли въ свою рѣчь французскихъ словъ и не позволяли себѣ дурно говорить о вашемъ отцѣ, -- грустно возразила ей мать.
   Беатриса, безъ сомнѣнія, замѣтила сдѣланный ею второпяхъ промахъ, такъ какъ страшно покраснѣла.
   -- Меня пріучили уважать короля, -- сказала она, -- вздернувъ кверху головку, -- и мнѣ лично кажется, что было бы гораздо лучше, если бы здѣсь въ домѣ не стали оскорблять его величество и меня лично своими подозрѣніями.
   -- Тебѣ не повредило бы, Триксъ, если бы ты начала относиться съ большимъ уваженіемъ къ мамашѣ!-- объявилъ Франкъ.
   -- Я не ребенокъ, -- возразила она, -- оборачиваясь къ брату.-- Мы прекрасно прожили цѣлыя пять лѣтъ, не имѣя счастія пользоваться вашими совѣтами, или же личнымъ вашимъ примѣромъ, а потому я считаю себя вправѣ обходиться безъ нихъ и впредь. Отчего же не высказываетъ своего мнѣнія глава дома? -- продолжала она.-- Онъ вѣдь управляетъ здѣсь всѣмъ. Его капелланъ пропѣлъ мнѣ уже псаломъ. Не соблаговолитъ-ли теперь самъ сіятельный лордъ прочесть проповѣдь? Псалмы мнѣ уже надоѣли!
   Неосторожная дѣвушка была въ такомъ раздраженіи, что повторила тѣ самыя слова, которыя принцъ употребилъ по отношенію къ полковнику Эсмонду.
   -- Вы, сударыня, оказываетесь очень способной ученицей, -- сказалъ полковникъ и затѣмъ, обращаясь къ лэди Рашель, прибавилъ:-- сказаны были эти слова вашимъ гостемъ въ присутствіи вашего сіятельства, или же ему было благоугодно сообщить Беатрисѣ въ конфиденціальномъ разговорѣ свое мнѣніе относительно моихъ скучныхъ проповѣдей?
   -- Ты, значитъ, видѣлась съ нимъ наединѣ? -- вскричалъ милордъ, вскочивъ съ страшнымъ проклятіемъ со стула.-- Неужели ты видѣлась съ нимъ наединѣ?
   -- Если бы онъ былъ здѣсь, ты не посмѣлъ бы такъ меня оскорблять, -- нѣтъ, не посмѣлъ бы!-- вскричала сестра Франка. -- Приберегите ваши проклятія, милордъ, для своей супруги. Мы здѣсь не привыкли къ такому грубому обращенію. До вашего пріѣзда мы съ мамашей находились въ наилучшихъ отношеніяхъ. Я заботилась и ухаживала за ней, чего вы никогда не дѣлали, такъ какъ въ продолженіи уже многихъ лѣтъ думали только о своихъ лошадяхъ, любовницахъ, да о вашей паписткѣ-женѣ.
   -- Клянусь всѣми чертями! -- вскричалъ виконтъ, -- Клотильда настоящій ангелъ! Какъ смѣешь ты сказать хотя бы слово противъ Клотильды?
   Полковникъ не могъ удержаться отъ улыбки при видѣ того, какъ легко отклонено было этимъ отводомъ яростное нападеніе Франка.
   -- Мнѣ кажется, что рѣчь идетъ теперь не о Клотильдѣ, -- довольно презрительно замѣтилъ Эсмондъ.-- Ея сіятельство находится теперь въ Парижѣ, въ нѣсколькихъ стахъ верстъ отсюда, и усердно изготовляетъ рубашенки для своего мальчика. Мы говоримъ теперь о сестрѣ лорда Кэстльвуда, а не объ его женѣ.
   -- Мой братъ вовсе не лордъ Кэстльвудъ, и это ему хорошо извѣстно, -- возразила Беатриса.-- Онъ просто напросто сынъ полковника Фрэнсиса Эсмонда. Онъ носитъ чужой титулъ и завѣдомо пользуется чужимъ помѣстьемъ!
   Изъ осажденной крѣпости произведена была, такимъ образомъ, опять вылазка, на этотъ разъ уже въ новомъ направленіи.
   -- Прошу васъ извинить, сударыня, если признаю ваше замѣчаніе опять таки не идущимъ къ дѣлу, -- отвѣчалъ Эсмондъ.-- У меня нѣтъ никакихъ доказательствъ законности моихъ правъ, а потому права эти какъ бы не существуютъ. Разъ, что мой отецъ не объявилъ меня законнымъ своимъ наслѣдникомъ, таковымъ являлся вашъ отецъ, покойный виконтъ. Лордъ Кэстльвудъ имѣетъ поэтому столь же законное право на свои титулъ и помѣстье, какъ и всякій другой англійскій землевладѣлецъ. Въ данномъ случаѣ, однако, дѣло вовсе не въ этомъ, какъ вы и сами хорошо знаете. Вернемся же къ первоначальной темѣ разговора. Разъ что вы хотите, чтобы я принялъ въ немъ участіе, я долженъ совершенно искренно высказать вамъ свое мнѣніе, а потому осмѣлюсь доложить, что домъ, гдѣ цѣлый день проживаетъ принцъ, не уважающій ни единой женщины въ свѣтѣ, не можетъ считаться пригоднымъ мѣстожительствомъ для молодой, незамужней лэди. Для васъ будетъ поэтому гораздо пристойнѣе жить не здѣсь, а въ какомъ-нибудь изъ кэстльвудскихъ помѣстьевъ. Къ тому же принцъ прибылъ сюда, чтобы достигнуть важной цѣли, и ему не слѣдуетъ отвлекаться теперь отъ нея какими-либо безразсудствами. Что касается до васъ лично, Беатриса, то вы благородно выполнили сегодня свою задачу и теперь можете временно удалиться со сцены, оставивъ ее въ распоряженіе другихъ актеровъ.
   Полковникъ высказалъ все это съ величайшимъ спокойствіемъ и вѣжливостью, съ какими онъ думаетъ, что всегда относился къ женщинамъ {Дорогой мой отецъ совершенно правъ, заявляя, что всегда отличался величайшей вѣжливостью въ обращеніи съ особами нашего пола. Я была еще ребенкомъ, а онъ говорилъ уже со мною всегда такъ ласково и учтиво, какъ съ маленькой лэди. Мнѣ не разъ случалось подвергать его терпѣніе тяжкимъ испытаніямъ, но я почти не помню, чтобы онъ когда-либо сказалъ мнѣ грубое слово. Также серьезно и вѣжливо держалъ онъ себя даже и съ послѣднеи невольницей негритянкой въ своемъ помѣстьѣ. Онъ не позволялъ себѣ фамильярно обращаться ни съ одной женщиной, кромѣ моей матери. Существовавшее между ними, до самой ея смерти, взаимное дружеское довѣріе представляло по истинѣ чарующее, трогательное зрѣлище. Всѣ подчиненные отца охотно ему повиновались. Матушка и всѣ въ нашемъ домѣ соперничали другъ съ другомъ въ стремленіи доставить ему удовольствіе и ужасались при одной мысли о чемъ-нибудь такомъ, что могло бы ему не понравиться. При всемъ томъ онъ самъ былъ человѣкъ до чрезвычайности скромный, самый нетребовательный и до чрезвычайности легко удовлетворявшійся тѣмъ, что для него дѣлали. Нашъ кэстльвудскій священникъ Бенсонъ, присутствовавшій при послѣднихъ минутахъ отца, не разъ говорилъ: "не знаю, какого именно вѣроученія держался полковникъ Эсмондъ, но знаю, что онъ жилъ и умеръ, какъ дай Богъ каждому христіанину". Р. Е. В.}. Милэди стояла возлѣ полковника по одну сторону стола, а Франкъ по другую, блокируя бѣдняжку Беатрису, словно непріятельскую крѣпость, окруженную нашими аппрошами.
   Послѣ двухъ упомянутыхъ уже вылазокъ, отбитыхъ оба раза полковникомъ Эсмондомъ, осажденная такимъ образомъ фрейлина ея величества прибѣгла къ женской ultima ratio, т. е. къ слезамъ. Прелестные ея глаза наполнились таковыми. Я никогда не могъ хладнокровно выносить у нея, или у какой-либо другой женщины, подобнаго выраженія скорби.
   -- Что же дѣлать, я одна, -- проговорила Беатриса.-- Вы всѣ трое противъ меня: родной братъ, мать и вы.-- Что же такого я сдѣлала, что вы считаете себя вправѣ такъ дурно смотрѣть на меня и говорить обо мнѣ? Если принцъ дѣйствительно восхищается мною, какъ вы говорите, то развѣ виновата я въ томъ? Не я, вѣдь, кажется, привезла его сюда? Привѣтствуя его здѣсь, я исполняла только ваше же собственное приказаніе. Вы же сами говорили мнѣ, что долгъ повелѣваетъ вамъ жертвовать ему всѣмъ и даже самой жизнью! Вы же сами, мамаша, учили меня, читая утреннія и вечернія молитвы, упоминать имя короля прежде вашего имени. А вы, кузенъ, позвольте спросить, чего вы отъ меня хотите? Вѣдь вы, разумѣется, зачинщикъ составленнаго противъ меня заговора. Я это знаю какъ нельзя лучше и увѣрена, что мамаша и братъ исполняютъ только ваши приказанія! Когда же вамъ угодно отослать меня отсюда?
   -- Мнѣ хотѣлось бы только удалить отъ принца опасное искушеніе, -- замѣтилъ серьезнымъ тономъ Эсмондъ.-- Избави меня Господи отъ мысли, чтобы вы сами могли поддаться такому искушенію. Я имѣю въ виду только предохранить самого принца. Ваша дѣвическая честь, надѣюсь, не нуждается ни въ чьей охранѣ, но легкомысліе принца очень нуждается въ таковой. Іаковъ III, уже вслѣдствіе высокаго своего положенія, поставленъ такъ, что его любовь къ дѣвушкѣ вашего ранга не можетъ быть иначе, какъ незаконной. Мы хотимъ удалить самую дорогую и прелестную изъ членовъ нашей семьи отъ возможности подобнаго оскорбленія. Единственно только поэтому, милая Беатриса, вамъ и необходимо теперь уѣхать.
   -- Гарри гоаоритъ какъ по книжкѣ!-- сказалъ Франкъ, приправляя эту похвалу обычнымъ своимъ проклятіемъ.-- Клянусь всею преисподней, что каждое его слово святая истина. Ты не можешь помѣшать себѣ, Триксъ, быть красавицей. Точно также и принцъ не можетъ за тобой не ухаживать. Мой совѣтъ: Отойди отъ зла и сотвори благо! потому что, клянусь Богомъ, если принцъ вздумаетъ сыграть съ тобой какую-нибудь гадкую шутку, то пусть онъ будетъ хоть десять разъ королемъ а не то что лишь претендентомъ, мы съ Гарри Эсмондомъ все-таки раздѣлаемся съ нимъ по свойски!
   -- Неужели двухъ такихъ витязей недостаточно для моей охраны?-- спросила довольно грустнымъ тономъ Беатриса.-- Надѣюсь, что съ двумя такими неусыпными стражами я буду обезпечена отъ всякой обиды.
   -- Пожалуй, что вы и правы, Беатриса! Очень можетъ быть, что если бы принцъ зналъ вашъ образъ мыслей, онъ воздержался бы отъ всякихъ оскорбительныхъ для васъ попытокъ.
   -- Но вѣдь онъ этого не знаетъ, -- совершенно спокойно замѣтила лэди Кэстльвудъ.-- Онъ прибылъ изъ страны, гдѣ любовь королей не считается безчестьемъ для женщины. Уѣдемъ отсюда, милѣйшая моя Беатриса! Куда по твоему лучше намъ отправиться: въ Валькотъ, или въ Кэстльвудъ? Намъ лучше всего теперь же удалиться изъ Лондона. Мы вернемся сюда обратно послѣ того, какъ принцъ будетъ утвержденъ въ правахъ на престолъ своихъ предковъ, благодаря стараніямъ нашихъ витязей, и поселится въ Сентъ-Джемскомъ, или Виндзорскомъ дворцѣ. Какъ вы думаете на этотъ счетъ, Гарри и Франкъ?
   Само собой разумѣется, что Гарри и Франкъ оказались одного мнѣнія съ милэди Рашель.
   -- Въ такомъ случаѣ мы уѣдемъ, -- сказала Беатриса, слегка поблѣднѣвъ.-- Лэди Мешэмъ сообщитъ мнѣ сегодня вечеромъ о состояніи здоровья ея величества, а завтра утромъ...
   -- Думаю, что намъ лучше всего уѣхать сегодня же, моя дорогая, -- возразила лэди Кэстльвудъ.-- Мы переночуемъ въ Гунсло, а завтра утромъ будемъ уже на мѣстѣ, Теперь ровно двѣнадцать часовъ. Распорядитесь, кузенъ, чтобы къ часу намъ подали карету.
   -- Стыдитесь!-- вскричала Беатриса, заливаясь слезами въ страстномъ порывѣ досады и негодованія.-- Вы оскорбляете меня такими безсердечными мѣрами предосторожности! Родная мать первая же меня подозрѣваетъ и собирается играть у меня роль тюремщика! Нѣтъ, мамаша, я не хочу ѣхать съ вами. Я уѣду, какъ свободный человѣкъ, а не какая-нибудь арестантка! Повѣрьте также, что вы бы не усмотрѣли за мной, если бы мнѣ вздумалось васъ провести... И такъ, значитъ, самые близкіе, дорогіе мнѣ люди меня подозрѣваютъ! Тѣ, на чью любовь я должна была болѣе всего разсчитывать, питаютъ ко мнѣ недовѣріе. Ну, что же, я съ вами разстанусь! Я уѣду, но только одна, уѣду, напримѣръ, хоть въ Кэстльвудъ. Я чувствовала себя тамъ достаточно долгое время несчастной и одинокой и согласна вернуться туда опять, но только прошу, избавьте меня, по крайней мѣрѣ, отъ униженія и не приставляйте еще ко мнѣ тюремщика, который слѣдилъ бы за моими мученіями. Подобнаго испытанія я не расположена выносить. Я уѣду, куда угодно, но только одна, или же вовсе не уѣду. Вы можете здѣсь остаться всѣ трое и радоваться моимъ страданіямъ. Я выдержу и на этотъ разъ все. Это вѣдь мнѣ уже не впервые. Пусть старшій тюремщикъ прикажетъ заложить карету, которая отвезетъ меня въ мѣсто ссылки. Благодарю васъ, Генри Эсмондъ, за участіе, которое вы принимали въ заговорѣ противъ меня. Я всю жизнь останусь вамъ благодарна и никогда вамъ этого не забуду! Вамъ же, милѣйшій мой братецъ и мамаша, я, право, не знаю какъ выразить благодарность за приложенное вами стараніе защитить мою честь!
   Она вышла изъ комнаты съ величественнымъ царственнымъ видомъ, бросая на насъ презрительные, вызывающіе взгляды. Поле сраженія осталось за нами, но мы чувствовали себя жестоко израненными и, сказать правду, стыдились своей побѣды. Казалось, вѣдь, и въ самомъ дѣлѣ сурово и безсердечно, что мы втроемъ сговорились удалить эту очаровательную дѣвушку въ унизительное изгнаніе. Послѣ ухода Беатрисы мы молча глядѣли другъ на друга, сожалѣя о томъ, что сдѣлали. Впрочемъ, въ это злополучное время намъ не разъ приходилось раскаяваться въ принятыхъ рѣшеніяхъ. Мы говорили другъ съ другомъ вполголоса и словно украдкой, какъ если бы и въ самомъ дѣлѣ стыдились своихъ поступковъ, по пришли единогласно къ заключенію, что Беатрисѣ лучше всего уѣхать одной.
   Приблизительно черезъ полчаса послѣ своего ухода отъ насъ она вернулась въ комнату, сохраняя все тотъ же презрительный, вызывающій видъ. На этотъ разъ она держала въ рукахъ небольшую шкатулку, обтянутую чернымъ шагренемъ. Эсмондъ зналъ, что въ этой шкатулкѣ хранятся брилліанты, которые онъ подарилъ ей на свадьбу съ герцогомъ Гамильтономъ и которые она такъ блистательно носила въ злополучный вечеръ прибытія принца.
   -- Возвращаю маркизу Эсмонду подарокъ, который онъ соблаговолилъ мнѣ сдѣлать въ тѣ дни, когда довѣрялъ мнѣ больше, чѣмъ теперь. Я никогда ничего больше не приму отъ Генри Эсмонда и возвращаю семейные брилліанты, принадлежавшіе любовницѣ одного короля, джентльмену, который подозрѣвалъ меня въ намѣреніи сдѣлаться любовницей другого короля. Сбѣгали вы уже распорядиться насчетъ кареты, милордъ маркизъ? Не поручите-ли вы своему лакею присмотрѣть, чтобы я не сбѣжала дорогой?
   Мы были въ душѣ совершенно правы, но она держала себя съ нами такъ, что мы всѣ казались словно виноватыми. Мы одержали побѣду, но всѣ почести тріумфа остались на сторонѣ бѣдной, обиженной нами дѣвушки.
   Злополучная шкатулка съ брилліантами была сперва украшена баронскою короной, но когда Беатриса разошлась съ первымъ своимъ женихомъ, мѣсто этой короны заступила герцогская, которую ей тоже не суждено было носить. Лэди Кэстльвудъ, не отдавая себѣ отчета о томъ, что дѣлаетъ, совершенно автоматически открыла шкатулку. Оказалось, что кромѣ брилліантовъ, подаренныхъ Эсмондомъ, тамъ лежалъ также писанный на эмали миніатюрный портретъ покойнаго герцога. Беатриса сняла его вмѣстѣ съ трауромъ по случаю прибытія къ намъ въ домъ законнаго короля и, вѣроятно, совсѣмъ о немъ позабыла.
   -- Ты оставляешь, значитъ, и это Беатриса?-- спросила у дочери лэди Рашель, вынимая изъ шкатулки миніатюрный портретъ. Она рѣдко обнаруживала подобную жестокость, но бываютъ минуты, когда самыя нѣжныя женщины оказываются жестокосердыми, и такіе случаи восторжествовать надъ противницей, не сможетъ упустить даже и ангелъ въ женскомъ образѣ {Замѣчаніе это свидѣтельствуетъ, до какой степени несправедливо и дурно судятъ иногда о женщинахъ даже и лучшіе изъ мужчинъ. Лэди Кэстльвудъ вовсе не имѣла въ виду торжествовать надъ родной своей дочерью, но, исполняя материнскую свою обязанность, должна была указать, какъ непозволительно дурно поступала Беатриса. Р. Е. В.}.
   Нанеся этотъ ударъ, лэди Кэстльвудъ была сама напугана его послѣдствіями. Онъ поразилъ несчастную Беатрису въ самое сердце. Она покраснѣла, поднесла къ глазамъ носовой платокъ, поцѣловала портретъ и спрятала его у себя на груди.
   -- Я совершенно о немъ забыла, -- сказала она.-- Обида заставила меня забыть про горе, а теперь родная мать напомнила мнѣ и то и другое! Прощайте, мамаша. Мнѣ кажется, что я буду не въ силахъ когда-либо васъ простить. Между нами порвалось что-то такое, чего нельзя будетъ возстановить ни слезами, ни даже временемъ. Я всегда чувствовала себя одинокой. Вы, мамаша, никогда, вѣдь, меня не любили. Вы ревновали меня еще въ то время, когда я сидѣла на колѣняхъ у отца. Позвольте же мнѣ уѣхать отсюда, чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. Я не въ состояніи жить дольше съ вами!
   -- Уѣзжай, дитя мое, -- все еще очень серьезнымъ тономъ сказала ей мать.-- Преклони гордыя твои колѣни и проси у Бога прощенія. Молись тамъ въ одиночествѣ, чтобы Онъ ниспослалъ тебѣ смиреніе и раскаяніе! Если я чувствую себя несчастной, то не отъ твоихъ упрековъ, бѣдняжка Беатриса, а вслѣдствіе черствости твоего сердца. Дай Богъ, чтобы оно смягчилось, и чтобы ты поняла когда-нибудь чувства твоей матери!
   Если милэди Рашель случалось быть иногда жестокой, то она все же ни подъ какимъ видомъ въ этомъ не сознавалась. Сама Беатриса вынуждена была спасовать передъ величественной гордостью своей матери. Если дѣвушка эта была горда, то я сильно подозрѣваю, что означенное свойство оказывалось у нея наслѣдственнымъ.
  

ГЛАВА XI.
Гость покидаетъ нашъ кровъ, находя его недостаточно гостепріимнымъ.

   Приблизительно часъ спустя Беатриса уѣхала въ почтовой каретѣ съ своею горничной и съ вооруженнымъ лакеемъ на козлахъ, такъ какъ дороги въ то время не отличались, даже и въ окрестностяхъ столицы, особенной безопасностью. Эсмондъ и Франкъ хотѣли проводить карету, но Беатриса съ негодованіемъ отклонила ихъ предложеніе. Поэтому поручено было другому лакею ѣхать позади кареты и не покидать ея до тѣхъ поръ, пока она не минуетъ на другой день Гунслоускій пустырь. Такъ какъ у лэди Кэстльвудъ имѣлось всего лишь два лакея, то вѣрный слуга мистера Эсмонда, Джонъ Локвудъ, присланъ былъ заступить ихъ мѣсто въ домѣ бывшей своей барыни. Ему было бы, разумѣется, гораздо пріятнѣе проводить въ Кэстльвудъ свою возлюбленную Люси.
   Мы были всѣ въ мрачномъ настроеніи духа и во время полдника по преимуществу молчали. Послѣ полудня получена была отъ старшей статсъ-дамы ея величества записка, которая до нѣкоторой степени разсѣяла мрачное наше настроеніе духа. "Королева испытала сильное потрясеніе, но теперь ей стало лучше, и все обойдется благополучно. Передайте милорду Кэстльвуду, чтобы онъ былъ готовъ явиться опять по первому требованію", писала г-жа Мешэмъ.
   Вечеромъ пришла другая записка слѣдующаго содержанія: "Въ засѣданіи государственнаго совѣта произошла жаркая схватка. Лордъ-казначей отказался отъ своего поста и переломилъ свой жезлъ. Преемника ему не назначено. Лордъ Б... угощаетъ сегодня вечеромъ многочисленное общество виговъ въ своемъ отелѣ на Золотомъ скверѣ. Онъ, правда, колеблется, но за то на другихъ можно положиться. У королевы больше не было припадковъ. Она лежитъ теперь въ постели и успокоилась. Будьте готовы явиться къ утру. Надѣюсь, что все устроится тогда, какъ нельзя лучше".
   Принцъ вернулся домой вскорѣ послѣ ухода посланца, принесшаго эту записку. Его величеству, надо полагать, очень понравились епископскія вина, такъ что говорить съ нимъ о дѣлахъ было бы совершенно безполезно. Его уложили на августѣйшую постель, причемъ онъ до такой степени забылъ свою роль, что называлъ виконта Кэстльвуда преспокойно Франкомъ, совершенно упуская изъ вида, что отъ строгаго исполненія принятой имъ на себя роли зависѣла личная его безопасность, не говоря уже объ англійской коронѣ. Счастье, что оба лакея лэди Кэстльвудъ уѣхали съ Беатрисой, и что слова принца слышали только тѣ, съ чьей стороны не было никакого основанія опасаться измѣны. Августѣйшіе икая, принцъ соблаговолилъ освѣдомиться объ очаровательной Беатрисѣ, но, не смотря на это, его безъ труда уложили въ постель, а черезъ минуту или двѣ онъ погрузился въ глубокое безсознательное усыпленіе, которое Вакхъ обыкновенно посылаетъ своимъ поклонникамъ. Жаль, что Беатрисѣ не довелось видѣть его въ такомъ состояніи. Мы дѣйствительно раскаивались въ томъ, что она уѣхала.
   Одинъ изъ высказывавшихся въ пользу ея отъѣзда былъ въ достаточной степени сумасбродомъ, для того, чтобы ночью, крадучись, доѣхать верхомъ въ Гунслоу, до того самого постоялаго двора, гдѣ обыкновенно останавливались Кэстльвуды по дорогѣ изъ своего помѣстья въ Лондонъ и обратно. Эсмондъ просилъ хозяина не увѣдомлять Беатрису объ его пріѣздѣ и доставилъ себѣ сомнительное удовольствіе пройти мимо дверей комнаты, гдѣ она спала съ горничной и видѣть, какъ ея карета выѣхала рано утромъ съ постоялаго двора. Онъ замѣтилъ, что Беатриса улыбнулась и опустила монету въ руку лакея, которому приказано было провожать ея карету до Багшота. По слухамъ, на дорогѣ было все спокойно, да къ тому же на козлахъ сидѣлъ вооруженный лакей, а потому Беатриса сочла излишнимъ услуги другого провожатаго. Простившись съ своей барышней нѣсколькими глубокими поклонами, лакей вернулся на постоялый дворъ, выпилъ тамъ кружку пива, а затѣмъ вмѣстѣ съ ямщикомъ и лошадьми отправился назадъ въ Лондонъ.
   Они отъѣхали всего лишь версты полторы отъ Гунслоу и остановились у придорожнаго кабачка, чтобы выпить еще малую толику, когда ихъ не на шутку перепугало появленіе полковника Эсмонда, подъѣхавшаго къ нимъ вскачь. Въ отвѣтъ на строгій вопросъ полковника, лакей объявилъ, что барышня приказала всѣмъ кланяться и не дала ему никакихъ другихъ приказаній. Барышня изволили хорошо выспаться и къ вечеру пріѣдутъ въ Кэстльвудъ. Полковнику некогда было долго разговаривать и онъ помчался во всю конскую прыть въ Лондонъ, гдѣ, какъ извѣстно читателямъ, у него имѣлись важныя дѣла. Мысль о томъ, что Беатриса уѣзжаетъ и не находится больше въ опасности, въ значительной степени успокоила его душу. Великолѣпная лошадь полковника, Дапиль прекрасно знала дорогу къ дому на Кенсингтонской площади и домчала туда своего хозяина, прежде чѣмъ успѣлъ проснуться и протрезвиться гость, вернувшійся туда навеселѣ въ предшествовавшій вечеръ.
   Извѣстіе о событіяхъ предшествовавшаго вечера распространилось рано утромъ по всему городу. Всѣ узнали, что въ засѣданіи государственнаго совѣта въ присутствіи королевы произошло рѣзкое столкновеніе между министрами. Въ каждой кофейнѣ разсказывали по своему объ этихъ столкновеніяхъ и вѣроятныхъ его послѣдствіяхъ. При такихъ обстоятельствахъ епископъ рочестерскій счелъ нужнымъ съ ранняго утра зайти къ милэди Рашель, гдѣ въ собственныхъ ея аппартаментахъ верхняго этажа ждалъ пробужденія августѣйшаго принца, высказывая полную свою увѣренность въ томъ, что Іаковъ III будетъ провозглашенъ еще въ теченіе дня принцемъ Уэльскимъ и наслѣдникомъ престола. Въ предшествовавшій вечеръ у епископа собрались нѣкоторые изъ наиболѣе вліятельныхъ джентльменовъ истинной британской партіи. Его королевское высочество очаровалъ всѣхъ: англичанъ и шотландцевъ, папистовъ и сторонниковъ англиканской церкви.
   -- Въ числѣ гостей было даже нѣсколько квакеровъ, -- объявилъ епископъ.-- Если для пріѣхавшаго изъ-за границы в_и_к_о_н_т_а британскій пуншъ и эль оказались черезчуръ крѣпкими, то онъ не замедлитъ привыкнуть къ этимъ напиткамъ.-- Да-съ, милордъ Кэстльвудъ, -- продолжалъ съ улыбкой епископъ, -- вамъ придется принять на себя тяжкій грѣхъ и признать, что вы разъ въ жизни были порядкомъ навеселѣ. Вашъ двойникъ провозглашалъ разъ двѣнадцать тостъ за здравіе очаровательной вашей сестрицы, и мы смѣялись отъ чистаго сердца, восхищаясь такою пламенной братской его привязанностью. Гдѣ же, однако, эта прелестная нимфа, и отчего не украшаетъ она своими ясными глазками чайный столъ вашего сіятельства?
   Ея сіятельство сухо отвѣтила, что Беатрисы сегодня утромъ нѣтъ дома. Епископъ, въ свою очередь, былъ до такой степени занятъ важными дѣлами, что не могъ особенно интересоваться присутствіемъ, или же отсутствіемъ барышни, какъ бы хороша она собою ни была. Мы сидѣли еще за столомъ, когда прибылъ изъ дворца страшно встревоженный докторъ А. Бурное засѣданіе въ государственномъ совѣтѣ такъ сильно подѣйствовало на королеву, что прислали за нимъ, и онъ вынужденъ былъ прописать ей кровопусканіе. Позвали хирурга, чтобы пустить кровь королевѣ. Ея величеству стало легче, и она дышетъ теперь свободнѣе. Отчего всѣ мы такъ вздрогнули, когда докторъ упомянулъ фамилію этого хирурта, мистера Эме? "Il faut être aimable pour être aimé", съострилъ шутникъ докторъ. Эсмондъ дернулъ его за рукавъ и просилъ замолчать. Дѣло въ томъ, что отецъ Франка, лордъ Кэстльвудъ, былъ перенесенъ послѣ роковой своей дуэли въ домъ этого самаго Эме, гдѣ и умеръ.
   При такихъ условіяхъ для принца не могло быть и рѣчи о томъ, чтобы навѣстить въ этотъ день опять королеву. Когда нашъ гость далъ условный сигналъ, извѣщавшій объ его пробужденіи, докторъ, епископъ и полковникъ Эсмондъ немедленно-же явились къ принцу и сообщили ему имѣвшіяся у нихъ свѣдѣнія, частью пріятнаго, частью же сомнительнаго свойства. Доктору пришлось немедленно же удалиться, но онъ обѣщалъ постоянно сообщать принцу обо всемъ, что будетъ происходить въ сосѣднемъ дворцѣ. И онъ, и епископъ, оба совѣтовали, чтобы принцъ навѣстилъ королеву въ ея спальнѣ, какъ только ея величеству станетъ немного легче. Тогда можно будетъ тотчасъ же созвать государственный совѣтъ; караулъ при Кенсингтонскомъ и Сентъ-Джемскомъ дворцахъ, состоявшій изъ трехъ полковъ, изъ которыхъ два совершенно благонадежны, а третій, во всякомъ случаѣ, не враждебенъ, высказался бы за принца въ тотъ самый моментъ, когда королева, въ присутствіи членовъ государственнаго совѣта, объявитъ его наслѣдникомъ престола.
   Запершись въ комнатѣ и пользуясь услугами полковника Эсмонда, какъ секретаря, принцъ и епископъ рочестерскій составляли прокламаціи и манифесты къ лондонскому народу, англичанамъ, шотландцамъ и духовенству, увѣдомляя о возвращеніи потомка трехъ государей изъ его изгнанія и о томъ, что принцъ Іаковъ объявленъ августѣйшей своей сестрою наслѣдникомъ престола. Народу и церкви были обѣщаны всевозможныя гарантіи ихъ правъ и привиллегіи. Епископъ ручался за большинство англиканскихъ прелатовъ и увѣрялъ, что они обратятся къ своей паствѣ и приходскимъ священникамъ съ пастырскими посланіями, въ которыхъ посовѣтуютъ признать божественное право будущаго монарха и такимъ образомъ очистить Англію отъ смертнаго грѣха, какимъ является бунтъ противъ законнаго государя.
   Пока составлялись эти документы, неоднократно прибывали изъ дворца извѣстія о состояніи здоровья августѣйшей больной. Въ полдень ей было немного лучше, но къ ветеру она опять впала въ безсознательное состояніе и начала бредить. Поздно вечеромъ къ намъ зашелъ опять докторъ А. и принесъ сравнительно болѣе благопріятныя извѣстія. Во всякомъ случаѣ непосредственной опасности, повидимому, не предстояло. За послѣдніе два года у ея величества было уже нѣсколько подобныхъ припадковъ, и даже еще болѣе серьезныхъ.
   Къ тому времени мы изготовили съ полдюжины манифестовъ (составленіе которыхъ такъ, чтобы не оскорбить ни одну изъ политическихъ партій и не возбудить серьезныхъ опасеній, ни у виговъ, ни у диссентеровъ, требовало до чрезвычайности осторожной редакціи). Молодой принцъ, высказывавшій въ продолженіи цѣлаго дня большую смѣтливость въ усвоеніи себѣ массы свѣдѣній, которыя мы ему должны были сообщить, а также большое искусство и остроуміе въ построеніи фразъ, долженствовавшихъ появиться за его подписью, обнаружилъ теперь добродушіе и разсудительность, о которыхъ я считаю долгомъ упомянуть.
   -- Если бы эти документы попали какъ-нибудь не туда, куда слѣдуетъ, или же если бы нашъ планъ не удался, сказалъ принцъ, -- то милордъ Эсмондъ, рукою котораго они писаны, могъ бы, чего добраго, очутиться тамъ, гдѣ я ни подъ какимъ видомъ не желалъ бы его видѣть. Поэтому, съ вашего позволенія, я перепишу самъ всѣ эти бумаги, хотя и не ручаюсь, что сдѣлаю это безъ орѳографическихъ ошибокъ. Тогда, во всякомъ случаѣ, если эти документы и будутъ найдены, они не скомпрометируютъ никого, кромѣ наиболѣе заинтересованнаго лица.
   Тщательно переписавъ манифесты, принцъ сжегъ всѣ черновыя, писанныя рукою полковника Эсмонда и затѣмъ добавилъ:
   -- Теперь, господа, пойдемте ужинать и попросимъ дамъ выпить съ нами по стаканчику вина. Милордъ Эсмондъ, вы должны сегодня ужинать съ нами. За послѣднее время вы слишкомъ рѣдко баловали насъ своимъ обществомъ!
   Принцу обыкновенно сервировали обѣдъ и ужинъ въ спальнѣ Беатрисы, обращенной въ гостиную и прилегавшей къ той комнатѣ, въ которой онъ спалъ. Хозяева, по вѣрноподданническому своему обыкновенію, ждали, пока августѣйшій гость предложитъ имъ сѣсть за столъ и раздѣлилъ съ нимъ трапезу. Понятно, что въ этотъ вечеръ къ ужину принца явились только Франкъ Кэстльвудъ и его мать.
   Какъ уже упомянуто, принцъ провелъ цѣлый вечеръ въ своей комнатѣ, работая съ епископомъ, исполнявшимъ должность перваго министра, и полковникомъ Эсмондомъ. замѣнявшемъ своею персоною секретаря государственнаго совѣта.
   На лицѣ его величества появилось не особенно пріятное выраженіе, когда, окинувъ взглядомъ небольшой кружокъ вѣрноподданныхъ, явившихся къ августѣйшему ужину, онъ не нашелъ тамъ Беатрисы, веселое личико которой встрѣчало его всегда такимъ радушнымъ привѣтомъ. Онъ освѣдомился у милэди Рашель о вчерашней своей прелестной церемоніймейстершѣ, но милэди, потупивъ глазки, спокойно отвѣтила, что Беатрисы нельзя было на этотъ разъ явиться къ ужину. Она не обнаружила при этомъ ни малѣйшаго замѣшательства, тогда какъ Франкъ Кэстльвудъ страшно покраснѣлъ, а полковникъ Эсмондъ пришелъ тоже въ порядочное смущеніе. Кажется, женщины уже какъ будто отъ природы надѣлены инстинктомъ притворства. Онѣ, безъ всякой подготовки, умѣютъ скрывать свои чувства гораздо лучше, чѣмъ это удается самымъ опытнымъ царедворцамъ. Впрочемъ, значительная часть жизни многихъ изъ нихъ затрачивается на то, чтобы скрывать свои чувства, -- ластиться къ тиранамъ, -- прятать подъ маскою нѣжныхъ улыбокъ и притворнаго веселья мучительныя сомнѣнія, горе и страхъ.
   Автустѣйшій нашъ гость былъ за ужиномъ довольно угрюмъ и началъ нѣсколько оправляться лишь послѣ второй бутылки вина. Когда лэди Кэстльвудъ просила разрѣшенія удалиться, принцъ поручилъ ей передать Беатрисѣ, что онъ надѣется видѣть очаровательную свою сестрицу на другой день за обѣдомъ. До уходѣ милэди, принцъ продолжалъ пить и разговаривалъ съ оставшимися за столомъ джентльменами. Не подлежитъ сомнѣнію, что у нихъ не было недостатка въ темахъ для разговоровъ.
   На другой день насъ увѣдомили изъ Кенсингтонскаго дворца, что королева чувствуетъ себя нѣсколько лучше, и что она даже вставала на часъ съ постели, но все-таки же состояніе здоровья не дозволяетъ ей еще принять августѣйшаго ея брата. За обѣдомъ поставленъ былъ лишь одинъ приборъ для его королевскаго величества и къ августѣйшему столу явились всего только виконтъ и полковникъ. У насъ было утромъ совѣщаніе съ лэди Кэстльвудъ, на которомъ мы рѣшили, что если его величество соблаговолитъ опять спрашивать о Беатрисѣ, то ему отвѣтятъ на этотъ вопросъ ея братъ и кузенъ.
   Принцъ былъ, очевидно, но въ духѣ и чѣмъ-то взволнованъ. Онъ постоянно оглядывался на дверь, какъ бы ожидая, что кто-нибудь взойдетъ. Никто не входилъ, однако, въ комнату его величества, за исключеніемъ вѣрнаго моего слуги Джона Локвуда, да и онъ только показывался въ дверяхъ съ блюдомъ, которое мы сейчасъ же отъ него брали, какъ только онъ подавалъ намъ сигналъ стукомъ въ двери. Это постоянно дѣлалось за обѣдомъ и ужиномъ, такъ что на кухнѣ и въ людской, вѣроятно, пришли къ убѣжденію, будто молодой виконть привезъ съ собою изъ-за-границы католическаго священника, обратившаго насъ всѣхъ въ папистовъ. Какъ и слѣдовало ожидать, тамъ было доподлинно извѣстно, что паписты, подобно евреямъ, ѣдятъ только другъ съ другомъ и не желаютъ принимать пищу въ присутствіи христіанъ.
   Принцъ пытался скрыть свое неудовольствіе, но, въ то время, онъ плохо изучилъ еще искусство притворяться и, находясь въ дурномъ расположеніи духа, съ трудомъ лишь могъ маскировать его. Послѣ нѣсколькихъ неудачныхъ попытокъ завязать разговоръ о безразличныхъ предметахъ, принцъ вернулся къ тому, что лежало у него на сердцѣ и какъ можно спокойнѣе обратился къ лорду Кэстльвуду съ просьбой, чтобы мать и сестра его сіятельства соблаговолили присутствовать за ужиномъ. Онъ выразилъ надежду, что просьба эта будетъ уважена и въ то же время объяснивъ, что обстоятельства не позволяютъ ему выходить изъ дома, освѣдомился, не соблаговолитъ ли миссъ Беатриса сыграть съ нимъ въ карты?
   Взглянувъ на полковника Эсмонда, который въ отвѣтъ на этотъ взглядъ утвердительно кивнулъ головою, лордъ Кэстльвудъ увѣдомилъ его королевское высочество {Въ Лондонѣ мы всегда называли принца королевскимъ высочествомъ, хотя Кэстльвудскія дамы давали ему титулъ величества, какъ законному своему королю.}, что миссъ Беатрисы нѣтъ въ Кенсингтонѣ, и что семья признала для нея за лучшее уѣхать изъ столицы.
   -- Выговорите, что ея нѣтъ въ Кенсингтонѣ? -- воскликнулъ принцъ.-- Неужели она больна. Но вѣдь она еще вчера была совершенно здорова! Вслѣдствіе чего же ей пришлось уѣхать изъ столицы? Позвольте спросить, сдѣлано это по вашему приказу, милордъ, или по распоряженію полковника Эсмонда, который играетъ здѣсь роль хозяина дома?
   -- Не этого дома, ваше высочество, -- съ благородной откровенностью возразилъ Франкъ, -- хотя ему въ дѣйствительности принадлежатъ помѣстья и замокъ, которые онъ намъ отдалъ. Здѣшній домъ принадлежитъ моей матери, а Валькотское помѣстье досталось мнѣ отъ отца. Маркизу Эсмонду извѣстно, что ему стоитъ только сказать слово, и я возвращу ему Кэстльвудъ.
   -- Полковникъ Эсмондъ, -- маркизъ Эсмондскій -- слишкомъ много вмѣшивается въ мои дѣла, опираясь, впрочемъ, на оказанныя мнѣ безспорныя услуги, -- сказалъ принцъ, выпивая залпомъ стаканъ.-- Если вы, милордъ, разсчитываете ухаживать за Беатрисой, запирая ее въ тюрьму, то позволю себѣ вамъ сказать, что такимъ путемъ наврядъ-ли удастся покорить женское сердце.
   -- Кажется, я не имѣлъ чести говорить вашему высочеству, что ухаживаю за миссъ Беатрисой!-- возразилъ полковникъ.
   -- Полноте, сударь, это бросается въ глаза, такъ что, мы могли убѣдиться въ этомъ, не прибѣгая ни къ черной, ни даже къ бѣлой магіи. Вы, милордъ, страстный ревнивецъ, и высокородная фрейлина не можетъ взглянуть на другое лицо, безъ того, чтобъ ваше не начало тотчасъ же хмуриться. То, что вы дѣлаете, сударь, недостойно! -- это негостепріимно!-- Это подло, да, сударь, подло!..
   Послѣднія фразы были произнесены скороговоркой, по французски. Раздраженіе принца, усиливавшееся по мѣрѣ того, какъ онъ говорилъ, заставляло его утрачивать всякое самообладаніе.
   -- Я пріѣзжаю къ вамъ въ домъ, -- продолжалъ принцъ, -- рискую своей жизнью, -- провожу ее въ скукѣ, -- полагаюсь на ваши вѣрноподданическія чувства... У меня здѣсь нѣтъ другого развлеченія, кромѣ проповѣдей вашего сіятельства, или же бесѣды съ этой очаровательной молодой лэди, и вы увозите ее отъ меня, а сами остаетесь! Благодарю покорно, сударь! Я съумѣю доказать вамъ свою признательность, когда буду располагать необходимыми для этого средствами! Я награжу преданность вашу ко мнѣ, хотя она и проявляется иной разъ въ нѣсколько неудобныхъ и стѣснительныхъ, -- да, въ стѣснительныхъ для меня формахъ, милордъ! Въ продолженіи цѣлаго уже мѣсяца вы разыгрываете по отношенію ко мнѣ роль опекуна, которая, признаться, страшно мнѣ надоѣдаетъ. Вы благоволите предлагать мнѣ корону и требуете, чтобъ я принялъ ее отъ васъ на колѣняхъ, какъ это сдѣлалъ когда-то король Іоаннъ!.. Вы видите, сударь, что я знаю кое-что изъ исторіи... Да-съ, меня не запугаютъ мои бароны, какъ бы они на меня не хмурились! Я восхищаюсь особой, которая имѣетъ несчастіе вамъ нравиться, и вы отсылаете ее отсюда въ деревенскую тюрьму. Я посѣщаю вашъ домъ, а вы оказываете мнѣ недовѣріе! Ну, и прекрасно. Я оставлю этотъ домъ, сударь, оставлю его сегодня же вечеромъ. У меня найдутся друзья, преданность которыхъ не будетъ до такой степени расположена подозрѣвать меня самого въ безчестности. Если мнѣ суждено когда-нибудь жаловать орденами Подвязки, то я сочту долгомъ раздавать ихъ вельможамъ, дѣйствія которыхъ болѣе сообразуются съ девизомъ этого ордена. Пошлите же за каретой, чтобы я могъ покинуть вашъ домъ, или же привезите сюда обратно прелестную Беатрису. Я не хочу пользоваться вашимъ гостепріимствомъ въ ущербъ свободѣ этой очаровательной дѣвушки!
   Вся эта рѣчь была произнесена во французски и, по тогдашнему французскому обычаю, сопровождалась усиленной жестикуляціей. Принцъ быстро ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ. Его лицо раскраснѣлось, а руки дрожали отъ гнѣва. Іаковъ III былъ очень худощавъ, и вся его фигура казалась до чрезвычайности хрупкой, что объясняется неосторожной его жизнью и частыми болѣзнями. Франкъ Кэстльвудъ, или же Гарри Эсмондъ могли бы, кажется, переломить этого тщедушнаго принца пополамъ у себя на колѣнѣ и покончить съ нимъ послѣ полуминутной борьбы. При всемъ томъ онъ позволялъ себѣ оскорблять насъ обоихъ и едва удостоивалъ скрывать свою страсть къ молодой нашей родственницѣ отъ людей, честь которыхъ страсть эта болѣе всего затрогивала. Виконтъ Кэстльвудъ отвѣтилъ на длинную тираду принца съ большимъ благородствомъ и очень просто.
   -- Вашему королевскому высочеству, -- сказалъ онъ, -- угодно забывать, что другіе рискуютъ ради васъ своей жизнью. Полагаю, что весьма немногіе англичане дерзнутъ поднять руку на священную особу вашего высочества, тогда какъ никто не станетъ церемониться съ вами. Жизнь нашей семьи и все, что мы имѣемъ, за исключеніемъ чести, предоставляются здѣсь къ услугамъ вашего высочества.
   -- Къ чему возбуждать вопросъ о чести? Развѣ могло у кого-нибудь имѣться намѣреніе ее оскорбить?-- замѣтилъ недовольнымъ тономъ принцъ.
   -- Умоляю ваше высочество никогда не допускать у себя такого намѣренія, -- сказалъ лордъ Кэстльвудъ съ низкимъ поклономъ.
   Ночь стояла теплая и въ комнатѣ принца открыты были окна, выходившія частью въ Кенсингтонскій садъ, частью же на площадь. Полковникъ Эсмондъ явственно слышалъ, даже при запертыхъ дверяхъ, голосъ полицейскаго сторожа, выкликавшаго по другую сторону площади часы. Онъ открылъ дверь, сообщавшуюся съ комнатою принца. Лакей Мартинъ, провожавшій Беатрису до Гунслоу, какъ разъ выходилъ изъ этой комнаты, въ то время, какъ Эсмондъ туда вошелъ. Тотчасъ же послѣ того полицейскій сторожъ снова прокричалъ: "Пробило десять часовъ! Ночь стоитъ ясная и звѣздная!" Полковникъ Эсмондъ, понизивъ голосъ, обратился къ принцу съ вопросомъ:
   -- Вы слышите этого человѣка, ваше высочество?
   -- Что же изъ этого слѣдуетъ, сударь?-- отвѣчалъ по французски принцъ.
   -- Мнѣ стоитъ только подозвать изъ окна этого городового и послать его за шестьдесятъ шаговъ отсюда, чтобы онъ явился съ цѣлымъ взводомъ солдатъ арестовать человѣка, именующаго себя Іаковомъ III и за поимку котораго парламентомъ назначена награда въ 500 фунтовъ стерлинговъ, въ чемъ ваше королевское высочество имѣли случай убѣдиться сами, на пути сюда изъ Рочестера. Мнѣ стоитъ сказать только слово, и, клянусь Всемогущимъ Богомъ, я сказалъ бы его, если бы не думалъ, что принцъ въ интересахъ собственной своей чести откажется отъ всякихъ покушеній на нашу честъ. Первый джентльменъ въ Англіи слишкомъ хорошо знаетъ свой долгъ, чтобы забываться даже по о тношенію къ самымъ скромнымъ изъ своихъ подданныхъ, или же подвергать опасности свою корону ради такого дѣла, которое оказалось бы позорнымъ, если бы даже и удалось его совершить.
   -- Не имѣете-ли и вы сказать мнѣ что-нибудь, ваше сіятельство? -- сказалъ принцъ, страшно поблѣднѣвъ отъ гнѣва и обращаясь къ Франку Кэстльвуду?-- Быть можетъ, остается еще какая-нибудь угроза или оскорбленіе, которымъ вы соблаговолили бы закончить пріятную нашу сегодняшнюю бесѣду?
   -- Я слѣдую во всемъ за главой нашей фамиліи, -- отвѣчалъ Кэстльвудъ, съ достоинствомъ кланяясь принцу.-- Въ какое время благоугодно будетъ вашему выеочеству видѣть насъ утромъ?
   -- Явитесь завтра рано утромъ къ рочестерскому епископу и прикажите ему прислать сюда свою карету, а также приготовить для меня комнату въ собственномъ своемъ домѣ, или же въ другомъ благонадежномъ мѣстѣ. Во всякомъ случаѣ король щедро наградитъ васъ за все, что вы для него сдѣлали. Желаю вамъ спокойной ночи и самъ усну здѣсь, если только маркизу Эсмонду не заблагоразсудится позвать своего коллегу, полицейскаго стража, и заставить меня провести ночь на кенсингтонской гауптвахтѣ. Желаю вамъ всего лучшаго! Можете быть увѣрены, что я никогда васъ не забуду! Милордъ Кэстльвудъ, я предпочитаю сегодня раздѣться безъ помощи камергера.
   Принцъ простился съ нами угрюмымъ поклономъ и, при послѣднихъ словахъ, заперъ на замокъ сперва дверь, которая вела изъ его спальни въ кабинетъ, а затѣмъ, по нашемъ уходѣ, затворилъ на задвижку также и другую дверь, соединявшую спальню съ альковомъ, который занималъ Франкъ Кэстльвудъ, игравшій роль мосье Баптиста. Сквозь эту самую дверь входилъ Мартинъ, котораго только что передъ тѣмъ видѣлъ полковникъ Эсмондъ въ спальнѣ принца.
   Епископъ пріѣхалъ на другой день рано утромъ и нѣсколько времени сидѣлъ, запершись съ принцемъ въ его комнатѣ. Его высочество объяснилъ тамъ своему совѣтнику обиды и оскорбленія, которыя, по его мнѣнію, претерпѣлъ отъ маркиза Эсмондскаго и всей вообще кэстльвудской семьи.
   Послѣ этого совѣщанія достопочтенный прелатъ вышелъ изъ комнаты принца съ чрезвычайно довольнымъ видомъ. Это былъ человѣкъ въ высшей степени умный, честный, находчивый, замѣчательно способный къ государственнымъ дѣламъ и обладавшій множествомъ другихъ блестящихъ качествъ и талантовъ. Это не мѣшало ему, однако, быть человѣкомъ подобострастнымъ и честолюбивымъ, а вслѣдствіе того до извѣстной степени завистливымъ. Онъ не могъ поэтому не радоваться въ глубинѣ души паденію фаворита и не безъ удовольствія узналъ, что министерство Эсмонда постигла уже катастрофа.
   -- Я успокоилъ вашего гостя, -- сказалъ онъ, выходя къ обоимъ оскорбившимъ принца джентльменамъ и вдовствующей виконтессѣ, которой было уже кое-что извѣстно о вчерашнемъ недоразумѣніи (мы разсказали милэди, будто принцъ прогнѣвался за то, что мы осмѣлились сомнѣваться въ его намѣреніяхъ относительно Беатрисы и покидаетъ насъ вслѣдствіе обнаруженнаго нами недовѣрія къ его честности).
   -- Я думаю, -- продолжалъ епископъ, -- что, принимая во вниманіе всѣ обстоятельства дѣла, оно будетъ и лучше, если принцъ удалится изъ вашего дома, милэди, и тогда очаровательной Беатрисѣ можно будетъ туда вернуться.
   -- Она можетъ прекрасно остаться и въ Кэстльвудѣ до тѣхъ поръ, пока не окончится вся эта исторія, -- возразила лэди Кэстльвудъ.
   -- Вы, Эсмондъ, разумѣется, получите свой титулъ: я вамъ за это ручаюсь, -- добродушно продолжалъ епископъ тономъ настоящаго уже перваго министра.-- Принцъ разсказалъ мнѣ съ величайшимъ благородствомъ про маленькую размолвку, которая произошла у васъ съ нимъ вчера вечеромъ. Смѣю увѣрить, что онъ внимательно слушалъ и мои проповѣди и проповѣди другихъ лицъ, -- сказалъ епископъ, лукаво подмигивая намъ.-- Принцъ обладаетъ всѣми блестящими и благородными качествами, наслѣдственными въ его семьѣ, но вмѣстѣ съ тѣмъ у него имѣется также и наслѣдственная слабость къ женскому полу, которою отличались, впрочемъ, столь многіе изъ самыхъ популярныхъ государей, начиная съ царя Давида и до новѣйшихъ временъ.
   -- Ахъ, ваше преосвященство, -- прервала его лэди Кэстльвудъ, -- меня до чрезвычайности шокируетъ возможность такъ легко относиться къ подобному поведенію съ женщинами. То, что вы называете слабостью, я считаю тяжкимъ грѣхомъ.
   -- Что и говорить, моя дорогая, это грѣхъ, разумѣется, грѣхъ!-- подтвердилъ епископъ, взявъ изъ своей табакерки понюшку табаку, и затѣмъ, пожимая плечами, добавилъ: -- примите, однако, во вниманіе, какимъ страшнымъ грѣшникомъ долженъ представляться намъ съ вами царь Соломонъ, позволявшій себѣ грѣшить подобнымъ образомъ, не смотря на то, что у него имѣлось до тысячи законныхъ женъ!
   -- Я бы не желала продолжать разговоръ на эту тему, милордъ, -- сказала лэди Кэстльвудъ, лицо которой покрылось очаровательнымъ румянцемъ. Вслѣдъ затѣмъ она величественно вышла изъ комнаты.
   Вскорѣ послѣ того вошелъ въ эту комнату принцъ, съ улыбкою на устахъ. Хотя онъ въ предшествовавшій вечеръ и чувствовалъ себя оскорбленнымъ, но теперь нельзя было подмѣтить у него ни малѣйшихъ признаковъ неудовольствія. Онъ чрезвычайно вѣжливо подалъ руку Гарри Эсмонду и Франку Кэстльвуду.
   -- Если всѣ ваши англиканскіе епископы проповѣдуютъ также хорошо, какъ докторъ Аттербюри, -- сказалъ онъ, -- то я, право, не ручаюсь, господа, удастся-ли мнѣ остаться католикомъ. Вчера вечеромъ я говорилъ съ вами, милорды, очень необдуманно и прошу у васъ обоихъ извиненія. Я не считаю себя, однако, вправѣ оставаться здѣсь дольше, чтобы возбуждать подозрѣнія у преданныхъ мнѣ друзей и выгонять хорошенькихъ дѣвушекъ изъ подъ материнскаго крова. Милордъ епископъ пріискалъ для меня надежное помѣщеніе здѣсь по сосѣдству, въ домѣ священника, которому онъ вполнѣ довѣряетъ. Жена этого священника настолько некрасива, что никакой опасности ей угрожать не можетъ. Надо, значитъ, переѣзжать на новую квартиру! Покидая васъ, считаю долгомъ выразить свою благодарность за оказанный мнѣ здѣсь радушный пріемъ. Гдѣ, однако, хозяйка дома? Я желалъ бы съ нею проститься, до той поры, пока буду имѣть счастье принимать ее въ собственномъ моемъ домѣ. Надѣюсь, что мнѣ будетъ дана вскорѣ эта возможность, и что тамъ у моихъ друзей не будетъ болѣе повода ссориться со мною.
   Лэди Кэстльвудъ, явившаяся проститься съ принцемъ, очень мило покраснѣла, и глаза ея наполнялись слезами, когда принцъ всемилостивѣйше соблаговолилъ поцѣловать ее въ лобъ. Она казалась такою молодой и прелестной, что епископъ, бывшій вмѣстѣ съ тѣмъ шутникомъ большой руки, позволилъ себѣ обратить вниманіе принца на замѣчательную ея красоту.
   Комплиментъ, который счелъ долгомъ сказать ей тогда принцъ, заставилъ милэди еще сильнѣе покраснѣть и такимъ образомъ сдѣлаться еще очаровательнѣе.
  

ГЛАВА XII.
Грандіозный проектъ и причины его крушенія.

   Извѣстно, что написанныя секретными чернилами слова становятся видимыми, когда нагрѣть бумагу, а по охлажденіи ея пропадаютъ опять какъ будто безслѣдно. Подобно этому имена многихъ сотенъ высокопоставленныхъ и уважаемыхъ лицъ оказались бы, безъ сомнѣнія, какъ нельзя лучше видимыми въ длинномъ спискѣ участниковъ нашего заговора, если бы заговоръ увѣнчался успѣхомъ. Тогда означенный списокъ можно было бы смѣло обнародовать. Какія несмѣтныя толпы пламенныхъ сторонниковъ принца выросли бы отовсюду, словно изъ подъ земли, категорически требуя внесенія своихъ именъ въ упомянутый списокъ и протестуя въ вѣрноподданической своей преданности тѣмъ охотнѣе, что всякая опасность фактически уже миновала бы. Подумаешь, какъ презрительно относились въ то время къ мистеру Вальполю многіе виги, пресмыкающіеся теперь передъ этимъ всемогущимъ министромъ и занимающіе вліятельныя должности въ его администраціи. Позволю себѣ замѣтить только, что въ слѣдующіе за описанными уже событіями три дня шла, если можно такъ выразиться, игра, ставкою въ которой являлась одна изъ благороднѣйшихъ коронъ въ мірѣ. Выигрышъ въ ней былъ обусловленъ энергіей и рѣшительностью, выказанными въ минуту опасности сравнительно немногими дѣльными и талантливыми людьми, которые и одержали побѣду, не смотря на то, что карты у нихъ были изъ рукъ вонъ плохія. Напротивъ того, игра была проиграна ихъ противниками вслѣдствіе измѣннической безхарактерности и мальчишескаго сумасбродства тѣхъ, у кого въ рукахъ имѣлись всѣ козыри и кому надо было только съ нихъ ходить. Лица, заинтересованныя въ нашемъ грандіозномъ проектѣ, совершенно правильно заключали на основаніи всего поведенія лорда Болингброка о невозможности положиться на благороднаго лорда. Если бы принцъ Іаковъ одержалъ верхъ, то его сіятельство, разумѣется, соблаговолилъ бы высказаться въ его пользу, но если бы ганноверской партіи удалось возвести на престолъ своего короля, Болингброкъ охотно палъ бы передъ нимъ на колѣни, восклицая: "Да здравствуетъ король Георгъ!" Онъ измѣнилъ обоимъ претендентамъ на престолъ, но сдѣлалъ это оба раза въ высшей степени несвоевременно. Въ то время, когда ему надо было энергически высказаться за короля Іакова, онъ замялся и принялся кокетничать съ вигами. Затѣмъ, скомпрометировавъ себя самыми чудовищными увѣреніями въ преданности, къ которымъ курфюрстъ отнесся съ вполнѣ заслуженнымъ презрѣніемъ, Болингброкъ доказалъ справедливость этого презрѣнія своимъ бѣгствомъ въ Сенъ-Жерменъ и поступленіемъ на службу къ королю Іакову, отъ котораго ему слѣдовало бы уже тогда держаться въ сторонѣ. Неудивительно, если Сенъ-Жерменскій дворъ относился къ этому ренегату также презрительно, какъ и энергическіе, мужественные люди, которые возвели передъ тѣмъ ганноверскаго курфюрста на англійскій престолъ. Болингброкъ собственноручно подписался подъ каждымъ обвиненіемъ въ двуличности, какое только могли бы взвести на него враги, Король Георгъ и претендентъ Іаковъ III имѣли въ одинаковой степени возможность уличить Сентъ-Джона въ измѣнѣ документами за его подписью и съ приложеніемъ его печати.
   Наши друзья достаточно пристально слѣдили за дѣйствіями Болингброка точно также, какъ и за каждымъ шагомъ мужественной и энергической партіи виговъ, которая, влрочемъ, и не считала нужнымъ маскироваться. Она хотѣла возвести ганноверскаго курфюрста на англійскій престолъ и напрягала всѣ свои усилія къ достиженію этой цѣли. Герцогъ Марльборо былъ теперь приверженцемъ этой партіи. Разъ, что торіямъ удалось подорвать его вліяніе, великій полководецъ тотчасъ же перешелъ обратно къ вигамъ. До насъ дошли слухи, что онъ возвращается въ Англію изъ Антверпена. И дѣйствительно, въ самый день кончины королевы, Марльборо высадился уже на англійскій берегъ. Значительная часть арміи всегда держала сторону знаменитаго своего полководца. Даже и торіи, служившіе въ ея рядахъ, были возмущены несправедливостью преслѣдованій, которымъ подвергали офицеровъ, принадлежавшихъ съ партіи виговъ. Вожди партіи находились въ Лондонѣ, а во главѣ ихъ стоялъ одинъ изъ безстрашнѣйшихъ людей въ мірѣ, шотландецъ, герцогъ Арджильскій. Мѣры, принятыя имъ на второй день послѣ того, до котораго доведена моя исторія, закончились возведеніемъ на англійскій престолъ нынѣшней великобританской королевской фамиліи. Надо сознаться, что въ виду стойкой рѣшимости, которая была при этомъ проявлена, побѣда, одержанная вигами, являлась вполнѣ заслуженною.
   Тѣмъ временемъ среди совѣтниковъ, окружавшихъ принца Іакова, обнаруживалось значительное разногласіе относительно ближайшаго образа дѣйствій королевскаго высочества. Старшая статсъ-дама королевы Анны, являвшаяся какъ бы уполномоченной представительницей принца при августѣйшей особѣ ея величества, усматривала въ состояніи здоровья королевы нѣкоторое улучшеніе, а потому совѣтовала принцу обождать нѣсколько часовъ, а можетъ быть даже и дней, пока королевѣ не станетъ настолько хуже, что можно будетъ пригласить его къ ней въ спальню, гдѣ она и объявитъ его наслѣдникомъ престола. Мистеръ Эсмондъ находилъ всего умѣстнѣе для принца немедленно же явиться во дворецъ въ сопровожденіи одного или двухъ эскадроновъ конной гвардіи и совершенно открыто предстать передъ государственнымъ совѣтомъ. Всю ночь съ 29 на 30-е іюля полковникъ провелъ въ совѣщаніяхъ съ офицерами, которыхъ мы не станемъ здѣсь переименовывать. Достаточно сказать, что многіе изъ нихъ занимали въ высшей степени высокое положеніе въ арміи. Въ числѣ ихъ былъ, между прочимъ, генералъ, который, услышавъ, что герцогъ Марльборо ѣдетъ въ Англію, закричалъ ура и принялся махать костылемъ надъ головою при мысли о томъ, что ему удастся, быть можетъ, сразиться съ княземъ-герцогомъ. Мы знали, что изъ трехъ статсъ-секретарей одинъ былъ совершенно на нашей сторонѣ. Тоуерскій губернаторъ оказывался тоже для насъ своимъ человѣкомъ. Двѣ роты, стоявшія въ кенсингтонскихъ казармахъ, были намъ совершенно преданы, а вмѣстѣ съ тѣмъ мы безотлагательно получали самыя точныя и обстоятельныя свѣдѣнія обо всемъ, что происходило во дворцѣ.
   Въ полдень, 30 іюля, друзьями принца получено было извѣстіе, что въ Кенсингтонскомъ дворцѣ собралось засѣданіе государственнаго совѣта, на которое явились герцоги Ормондскій и Шрюсбюри, архіепископъ Кэнтербюрійскій и всѣ три статсъ-секретаря. Часъ спустя поспѣшно доставлено было намъ другое извѣстіе о томъ, что двое свѣтлѣйшихъ герцоговъ изъ партіи виговъ, Арджильскій и Сомерсетскій, безъ приглашенія проникли въ залу засѣданія и заняли свои мѣста членовъ государственнаго совѣта. Послѣ предварительныхъ преній совѣтъ этотъ въ полномъ составѣ прошелъ въ опочивальню королевы, которая лежала въ постели, была очень слаба, но все еще находилась въ полномъ сознаніи, и просилъ назначить его свѣтлость герцога Шрюсбюри на вакантное мѣсто лорда-казначея. Ея величество королева вручила тогда, какъ извѣстно, герцогу жезлъ перваго министра. Довѣренное наше лицо при Дворѣ присовокупляло: "Дѣйствовать надо теперь же, или никогда!"
   И въ самомъ дѣлѣ слѣдовало дѣствовать теперь же, или никогда. Не смотря на то, что въ государственномъ совѣтѣ имѣлось теперь двое герцоговъ-виговъ, большинство этого совѣта оставалось все еще на нашей сторонѣ. Упомянутое извѣщеніе было доставлено Эсмонду, такъ какъ при Дворѣ еще не знали о переѣздѣ принца на другую квартиру. Полковникъ и храбрый молодой его адьютантъ, Франкъ Кэстльвудъ, тотчасъ же облеклись въ мундиры, вооружились боевыми шпагами и простились наскоро съ милэди, которая благословила и поцѣловала ихъ обоихъ, а затѣмъ удалилась въ свою комнату молиться за благополучный исходъ предстоявшаго рѣшительнаго шага. Виконтъ поспѣшилъ въ казармы предупредить ротныхъ командировъ о томъ, чтобы они держались на готовѣ, а затѣмъ отправился въ кенсингтонскій трактиръ подъ вывѣской "Королевскаго Герба", гдѣ собрались уже наши друзья, прибывавшіе no двое и по трое, верхомъ и въ каретахъ. Тамъ, въ комнатѣ верхняго этажа, ихъ оказалось уже пятьдесятъ три человѣка, не считая вооруженныхъ слугъ, угощавшихся пивомъ въ саду трактира. Въ саду этомъ имѣлась калитка, выходившая прямо на дворцовую дорогу. Этимъ путемъ предполагали двинуться и господа, и слуги, какъ только будетъ данъ сигналъ и явится къ нимъ съ нетерпѣніемъ ожидаемая августѣйшая особа. Въ числѣ этихъ пятидесяти трехъ человѣкъ находился герцогъ Ормонскій, членъ государственнаго совѣта и полководецъ, занимавшій въ Англіи первое мѣсто послѣ генералъ капитана лорда Марльборо. Кромѣ него, присутствовали еще два генералъ-лейтенанта, девять генералъ-маіоровъ и бригадировъ, семь полковниковъ, одиннадцать пэровъ парламента и двадцать одинъ членъ палаты общинъ. Караулъ во дворцѣ и въ кенсингтонскихъ казармахъ былъ на нашей сторонѣ, королева тоже. Въ государственномъ совѣтѣ мы имѣли за собою большинство, не смотря на присутствіе тамъ двухъ герцоговъ изъ партіи виговъ (которымъ, разумѣется. пришлось бы плохо). Такимъ образомъ, намъ была совершенно обезпечена побѣда. Полковникъ Эсмондъ съ совершенно понятнымъ усиленнымъ біеніемъ сердца поспѣшно направился къ Большой кенсингтонской аллеѣ, гдѣ въ предшествовавшій вечеръ разстался съ принцемъ. Въ теченіе трехъ ночей напролетъ полковникъ не смыкалъ глазъ. Въ послѣднюю ночь онъ созывалъ друзей принца, большинство которыхъ не имѣли ни малѣйшаго представленія о томъ, что было нами подготовлено, до тѣхъ поръ, пока имъ не объяснили, что принцъ находится уже здѣсь и разсчитываетъ на ихъ поддержку. Въ предшествовавшую почь, послѣ крупнаго разговора съ принцемъ, Гарри Эсмондъ, не довѣряя его королевскому высочеству и опасаясь, чтобы принцъ не вздумалъ отъ насъ улизнуть и не пустился въ погоню за увезенной отъ него красавицей, провелъ, если говорить уже всю правду, въ трактирѣ подъ вывѣской "Борзой Собаки", что на Кенсингтонской площади, противъ дома милэди Кэстльвудъ, съ подъѣзда котораго онъ не сводилъ глазъ. Ночь передъ тѣмъ Эсмондъ, какъ уже извѣстно читателямъ, употребилъ на поѣздку въ Гунслоу, гдѣ долженъ былъ бодрствовать дл утра на постояломъ дворѣ, чтобы имѣть возможность взглянуть рано утромъ украдкой на Беатрису, садившуюся въ дорожный свой экипажъ. Судьба рѣшила, что ему придется проѣздить верхомъ также и всю четвертую ночь и не смыкать глазъ до тѣхъ поръ, пока политическое его предпріятіе не закончится уже навсегда и безповоротно.
   Въ домѣ священника, на Кенсингтовской аллеѣ, полковникъ объявилъ, что ему безотлагательно надо видѣть мистера Бэтса (подъ этимъ именемъ жилъ тамъ принцъ). Жена священника отвѣчала, что мистеръ Бэтсъ, надѣвъ на себя сапоги для верховой ѣзды, уѣхалъ рано утромъ, сообщивъ, что намѣренъ съѣздить въ Чельзи къ епископу ротестерскому. Назадъ тому два часа, однако, самъ епископъ заходилъ къ священнику освѣдомляться о мистерѣ Бэтсѣ и поспѣшно уѣхалъ въ каретѣ домой, узнавъ, что этотъ джентльменъ отправился къ нему.
   Отсутствіе принца оказывалось очень не кстати, такъ какъ часъ промедленія могъ стоить ему короны. Эсмонду пришлось поспѣшно отправиться въ трактиръ "Королевскаго Герба" и сообщить собравшимся тамъ джентльменамъ, что мистера Джоржа, какъ мы называли тогда принца, не было дома, но что онъ, Эсмондъ, достарается его отыскать.
   Сѣвъ въ стоявшую у дверей карету одного изъ нашихъ генераловъ, Эсмондъ поѣхалъ прямо въ Чельзи къ епископу.
   Узнавъ отъ швейцара, что епископъ бесѣдуетъ какъ разъ съ какими-то двумя джентльменами, Эсмондъ быстро устремился къ запертымъ дверямъ епископскаго кабинета и принялся стучатъ въ нихъ такъ усердно, что его тотчасъ же впустили. Оказалось, что въ гостяхъ у епископа были другой епископъ и аббатъ Г...
   -- Гдѣ же мистеръ Джоржъ?-- спросилъ Эсмондъ.-- Настала минута дѣйствовать!
   Бросивъ на полковника смущенный и отчасти испуганный взглядъ, епископъ отвѣчалъ:
   -- Я заѣзжалъ къ нему на квартиру и мнѣ сказали, что онъ отправился сюда. Вернувшись, во всю прыть моихъ лошадей, я узналъ, что его вовсе здѣсь не было.
   Полковникъ разразился проклятіемъ, такъ какъ не могъ въ эту минуту сказать ничего иного ихъ преосвященствамъ, сбѣжалъ съ лѣстницы и приказалъ кучеру, старому своему пріятелю и сослуживцу, гнать лошадей такъ, какъ если бы онъ теперь вмѣстѣ съ своимъ бариномъ аттаковалъ французовъ въ бою подъ Виненделемъ. Черезъ какихъ-нибудь полчаса онъ оказывался уже опять въ Кенсингтонѣ, передъ домомъ священника. Мистеръ Бэтсъ и не думалъ туда возвращаться. Полковнику приходилось идти съ этимъ роковымъ извѣстіемъ къ джентльменамъ, собравшимся въ трактиръ "Королевскаго Герба" и начинавшимъ испытывать тамъ понятное нетерпѣніе.
   Глядя изъ окна этого трактира черезъ заборъ сада, можно видѣть лужайку передъ Кенсингтонскимъ дворцомъ, парадныя ворота дворца, у которыхъ стояли министерскія кареты и казарменныя зданія дворцоваго караула. Само собой разумѣется, что разговоръ у насъ принялъ невеселое настроеніе, когда вдругъ мы услышали, что кавалерійскія трубы играютъ маршъ. Нѣкоторые изъ насъ подбѣжали къ окну, выходившему на парадный фасадъ въ большую Кенсингтонскую по ней улицу и убѣдились, что ѣдетъ гвардейскій кавалерійскій полкъ.
   -- Это полкъ герцога Ормондскаго, -- сказалъ кто-то изъ насъ.
   -- Нѣтъ, чортъ возьми, это бывшій полкъ Арджиля!-- вскричалъ генералъ Уэббъ, стукнувъ своимъ костылемъ объ полъ.
   Дѣйствительно, это былъ лолкъ Арджиля, приведенный изъ Вестминстера на смѣну кенсингтонскому полку, на который мы имѣли полное основаніе разсчитывать.
   -- О, Гарри, -- сказалъ одинъ изъ присутствовавшихъ генераловъ, вы родились подъ несчастной звѣздой! Я начинаю думать, что мы не дождемся здѣсь ни мистера Джоржа, ни георгіевскаго его дракона. Я не жалѣю о томъ, что для меня пропалъ случая сдѣлаться пэромъ. Наша фамилія принадлежитъ къ числу такихъ старинныхъ и родовитыхъ, что я ничего не выиграю, если буду именоваться лордомъ Лидіардомъ, но вы обѣщали вѣдь мнѣ случай подраться съ Марльборо!
   Въ эту самую минуту вошелъ въ комнату до чрезвычайности разстроенный виконтъ Кэстльвудъ.
   -- Что скажешь, Франкъ?-- спросилъ у нею полковникъ.-- Является сюда, наконецъ, мистеръ Джоржъ?
   -- Провалиться бы ему ко всѣмъ чертямъ! Взгляни-ка вотъ на это...-- возразилъ Франкъ, подавая ему записку.-- Я нашелъ ее въ книгѣ, какъ бишь ее называютъ. "Eikon Basiliké". Ее положилъ туда негодяй Мартинъ, какъ онъ говоритъ, по приказанію барышни. Она была адресована мнѣ, но въ дѣйствительности ты, вѣдь, знаешь кому? Я ее распечаталъ и прочелъ.
   Все общество офицеровъ начало какъ-то странно колыхаться передъ глазами Эсмонда, въ то время какъ онъ читалъ коротенькую записку, состоявшую всего лишь изъ двухъ строчекъ: "Беатрису Эсмондъ сослали въ заточеніе въ Кэстльвудъ, гдѣ она будетъ молиться о наступленіи болѣе счастливыхъ дней".
   -- Догадываешься ты теперь, гдѣ онъ?-- спросилъ виконтъ.
   -- Да, -- отвѣчалъ полковникъ Эсмондъ.
   И онъ самъ, и Франкъ знали какъ нельзя лучше, гдѣ искать принца. Инстинктъ подсказалъ имъ, куда, безъ сомнѣнія, направился этотъ августѣйшій измѣнникъ.
   У полковника хватало мужества обратиться къ собравшемуся обществу и сказать:
   -- Господа, я сильно опасаюсь, что мистеръ Джоржъ не явится къ намъ сегодня. Случилось нѣчто совершенно неожиданное и съ нимъ можетъ произойти, чего добраго, такой несчастный казусъ, что ему и совсѣмъ нельзя будетъ явиться. Мы выпили и поговорили сегодня здѣсь въ веселой компаніи, а потому всего лучше расплатиться съ хозяиномъ и разойтись по домамъ. Нельзя вести игру безъ главнаго игрока!
   Нѣкоторые изъ джентльменовъ ушли молча, другіе изъявили желаніе зайти предварительно во дворецъ и освѣдомиться о состояніи здоровья ея величества королевы. Маленькая наша армія разсѣялась во мракѣ, изъ котораго она была вызвана съ такими трудами и усиліями. Къ счастью, не было разослано никакихъ записокъ, которыя могли бы кого-нибудь скомпрометировать. Нѣсколько офицеровъ и членовъ парламента явились позавтракать сообща въ Кенсингтонскомъ трактирѣ "Королевскаго Герба", уплатили хозяину по счету и разъѣхались самымъ мирнымъ образомъ по домамъ.
  

ГЛАВА XIII.
1-ое августа 1714-го года.

   -- Знаетъ про это милэди?-- спросилъ Эсмондъ у Франка, шедшаго съ нимъ рядомъ.
   -- Мамаша нашла эту записку въ книгѣ на туалетномъ столикѣ. Беатриса написала ее еще передъ отъѣздомъ. Мамаша встрѣтила ее на лѣстницѣ какъ разъ въ ту минуту, когда хотѣла войти въ комнату принца и взялась уже за ручку дверей, -- объяснилъ Франкъ.-- Послѣ того матушка оставалась все время съ сестрой до самаго ея отъѣзда. Ему не пришло въ голову заглянуть въ книгу, такъ какъ Мартину не довелось его надоумитъ на это. Бѣдняга Мартинъ, вѣроятно, ни въ чемъ не повиненъ, хотя я чуть не удушилъ его до смерти. Онъ былъ вѣдь убѣжденъ, что привезъ записку Беатрисы къ родному ея брату.
   Франкъ не упрекнулъ меня ни единымъ словомъ за то, что я привезъ къ намъ въ домъ такого негодяя. Когда мы постучались у дверей милэди, я спросилъ:
   -- Скоро будутъ готовы лошади?
   Франкъ указалъ тростью на уголъ улицы, и я убѣдился, что ихъ подводятъ уже къ крыльцу. Мы взошли наверхъ и простились съ хозяйкою дома. Она оказалась страшно взволнованной, хотя въ гостяхъ у нея былъ епископъ, общество котораго ей такъ нравилось.
   -- Сказали вы ему, ваше преосвящество, что Беатриса находится въ Кэстльвудѣ?-- Епископъ покраснѣлъ и проговорилъ, запинаясь:
   -- Да... я...
   -- Нечего сказать, хорошую услугу вы оказали этому негодяю, -- прервалъ его мистеръ Эсмондъ.-- Благодаря тому, что вы изволили сообщить, -- онъ уже лишился короны.
   Лицо милэди покрылось смертельною блѣдностью.
   -- Ахъ, Генри, Генри, не убивай его, -- молила она.
   -- Быть можетъ, мы еще и не опоздаемъ,-- сказалъ Эсмондъ.-- Онъ можетъ быть и не поѣхалъ въ Кэстльвудъ. Молите Бога, чтобы мы не опоздали.
   Епископъ пустилъ было въ ходъ нѣсколько избитыхъ фразъ насчетъ вѣрноподданническаго долга и неприкосновенноcти особы законнаго монарха, но Эсмондъ сурово попросилъ его молчать, сжечь всѣ бумаги компрометирующаго свойства и позаботиться о лэди Кэстльвудъ. Черезъ пять минутъ онъ и Франкъ были уже на коняхъ и, прихвативъ съ собой Джона Локвуда, пустились крупною рысью по дорогѣ въ Кэстльвудъ.
   Доѣхавъ всего только до Алмона, мы встрѣтили кэстльвудскаго швейцара, старика Локвуда (отца моего Джона), ѣхавшаго съ гэкстонскимъ дилижансомъ, остановившимся на ночлегъ въ Альтонѣ. Локвудъ сообщилъ, что барышня пріѣхала въ Кэстльвудъ въ среду вечеромъ, а сегодня, т. е. въ пятницу утромъ, послала его въ Кенсингтонъ съ письмомъ къ милэди, своей матери, объявивъ, что это очень важное письмо.
   Мы позволили себѣ это распечатать, въ то время, какъ Локвудъ съ изумленіемъ глядѣлъ на молодого своего барина, котораго не видѣлъ цѣлыхъ семь лѣтъ и восклицалъ:
   -- Ахъ, ты, Господи, вотъ не думалъ, не гадалъ, что Богъ приведетъ здѣсь встрѣтиться!
   Въ письмѣ Беатрисы не было ничего сколько-нибудь существеннаго. Оно было написано въ веселомъ тонѣ, и фрейлина ея величества какъ бы подшучивала надъ своимъ заточеніемъ. Она освѣдомлялась, позволительно-ли ей будетъ навѣщать г-жу Тёшеръ и вообще прогуливаться за предѣлами помѣщичьяго двора и садовой ограды. Она увѣдомляла о состояніи здоровья своихъ павлиновъ и молодого оленя, -- просила мамашу прислать ей съ старикомъ Локвудомъ нѣсколько платьевъ и юбокъ, а также просила передать отъ нея поклонъ извѣстной особѣ, если только другія извѣстныя особы сочтутъ возможнымъ это разрѣшить. Принимая во вниманіе, что означенной особѣ нельзя уже играть съ нею въ карты, Беатриса высказывала надежду, что эта особа примется за чтеніе назидательныхъ книгъ, какъ, напримѣръ, проповѣдей доктора Аттербюри и "Eikon Basiliké". Она, въ свою очередь, тоже собирается читать книги душеспасительнаго содержанія и если такъ поторопилась писать милой своей мамашѣ, то именно потому, что думала доставить ей удовольствіе. Дорогой мамашѣ, безъ сомнѣнія, пріятно будетъ узнать, что ея дочь не проливаетъ въ Кэстльвудѣ горькихъ слезъ и вообще не особенно страждетъ въ своей ссылкѣ.
   -- Кто, кромѣ васъ, живетъ въ замкѣ, Локвудъ? -- освѣдомился полковникъ.
   -- Прачка, кухарка, горничная барышни и лакей, пріѣхавшій съ ними изъ Лондона, а больше никого. Лакей спитъ со мной въ дворницкой;-- подальше, знаете, отъ женскаго пола, -- объяснилъ старикъ.
   Эсмондъ набросалъ на листкѣ изъ памятной своей книжки маленькую записку карандашомъ и отдалъ эту записку кэстльвудскому швейцару для передачи барынѣ. Мы знали теперь, отчего у Беатрисы сдѣлался такой неожиданный приливъ покорности и отчего она упомянула про "Eikon Basiliké''. Письмо ея имѣло цѣлью навести принца на слѣдъ и въ то же время удалить изъ замка швейцара, на глазахъ у котораго выросъ ея братъ.
   -- Мѣсяцъ свѣтитъ теперь всю ночь, и это обстоятельство очень благопріятно для насъ, Франкъ, -- сказалъ Эсмондъ.-- Пожалуй, что мы еще успѣемъ пріѣхать во время въ Кэстльвудъ!
   Они освѣдомлялись на всѣхъ почтовыхъ станціяхъ, когда именно проѣхалъ рослый молодой джентльменъ въ сѣромъ дорожномъ костюмѣ и свѣтлорусомъ парикѣ такого же цвѣта, какъ у виконта. Онъ выѣхалъ въ шесть часовъ утра, а мы лишь въ три часа пополудни. Мы съ нимъ ѣхали приблизительно съ одинаковой скоростью, такъ что на послѣдней станціи онъ все еще имѣлъ семь часовъ впереди.
   Заря еще не занялась, когда мы проѣхали черезъ кэстльвудскую лощину, въ томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ четырнадцать лѣтъ тому назадъ опрокинулся кабріолетъ, причемъ лордъ Могунъ чуть не убился на мѣстѣ. Деревня еще не просыпалась и даже въ кузницѣ не были еще зажжены огни. Мы проѣхали по всему селенію мимо вязовъ, на которыхъ сидѣли еще сонные грачи, -- мимо церкви и черезъ мостъ. Сойдя у моста съ лошадей, мы подошли пѣшкомъ къ воротамъ замка.
   -- Если съ Беатрисой не случилось никакой бѣды, -- проговорилъ со слезами на глазахъ Франкъ, дрожа всѣмъ тѣломъ, -- я пожертвую въ церковь серебряную статую Божіе Матери.
   Онъ собирался постучать въ дубовыя ворота большимъ желѣзнымъ молотомъ, но Эсмондъ удержалъ родственника своего за руку. У него имѣлись собственныя свои опасенія и надежды, собственное горе и отчаяніе, -- но онъ не говорилъ о нихъ своему спутнику и не обнаруживалъ своего волненія никакими внѣшними признаками.
   Подойдя къ окну дворницкой, полковникъ постучалъ въ него потихонько и продолжалъ стучать до тѣхъ поръ, пока не разбудилъ спавшаго лакея.
   -- Кто тамъ?-- спросилъ лакей, выглядывая сквозь рѣшетку окна.
   -- Милордъ Кэстльвудъ и полковникъ Эсмондъ! -- отвѣчали мы ему снизу.-- Отвори ворота и впусти насъ, не будя никого въ домѣ.
   -- Какой тутъ милордъ Кэстльвудъ? Милордъ давно уже сюда пріѣхалъ и изволитъ почивать.
   -- Отвори же, чортъ бы тебя побралъ! -- воскликнулъ виконтъ, разражаясь страшнымъ проклятіемъ.
   -- Ну, нѣтъ-съ, не на таковскаго напали!-- возразилъ лакей, закрывая ставни.
   Франкъ выхватилъ пистолетъ и застрѣлилъ бы лакея своей матери, если бы Эсмондъ опять-таки не удержалъ его за руку.
   -- Въ такой большой замокъ можно всегда пробраться нѣсколькими путями, -- сказалъ онъ.
   Франкъ проворчалъ сквозь зубы, что придется идти чуть не цѣлую версту, чтобы добраться до Западныхъ воротъ.
   -- Я знаю не болѣе какъ въ сотнѣ шагомъ отсюда лазейку, по которой мы пройдемъ въ замокъ, -- возразилъ мистеръ Эсмондъ.
   Онъ повелъ своего родственника вдоль стѣны сквозь густой кустарникъ, выросшій въ заброшенномъ рву. Такимъ образомъ они достигли до башни, фланкировавшей этотъ ровъ. На одной ея сторонѣ имѣлось окошко, служившее потайнымъ ходомъ для патера Гольта. Эсмондъ взобрался по дереву, которое росло у подошвы башни, до этого окна, -- разбилъ вставленное туда стекло и нажалъ извнутри пружину. Оконная рама мгновенно опустилась въ открывшійся подъ нею лазъ, и оба джентльмена вошли въ бывшую комнату капеллана, стараясь производить какъ можно меньше шума. Оттуда, сквозь корридоръ, они вышли на дворъ, плиты котораго начинали уже алѣть въ румяныхъ лучахъ занимавшейся зари. Глубокое молчаніе нарушалось тамъ единственно только лишь мирнымъ журчаніемъ фонтана. Полковникъ и виконтъ направлялись въ дворницкую, дверь которой, какъ они и ожидали, осталась незапертой. Вбѣжавъ туда съ пистолетами въ рукахъ, они до того перепугали лакея, что онъ отказался отъ всякой мысли о сопротивленіи и не посмѣлъ даже крикнуть. Затѣмъ Эсмондъ, взволнованный до того, что едва держался на ногахъ, обратился къ лакею съ вопросомъ: когда именно пріѣхалъ лордъ Кэстльвудъ? и узналъ, что милордъ пріѣхалъ вчера вечеромъ, часовъ въ восемь.
   -- Какъ же онъ проводилъ время?
   -- Его сіятельство ужинали съ своей сестрицей.
   -- А ты прислуживалъ за ужиномъ?
   -- Точно такъ; мы съ горничной прислуживали вдвоемъ. Остальная прислуга готовила ужинъ. Вина въ замкѣ не было, а потому виконта угощали однимъ только молокомъ. Милорду это не понравилось, и онъ изволилъ даже немножко ворчать, а барышня все время держала у себя въ комнатѣ горничную Люси. Черезъ дворъ, въ башнѣ, рядомъ съ комнатой капеллана, имѣется мужская спаленка, гдѣ и приготовили милорду постель. Барышня сошла въ людскую, изволила тамъ смѣяться и разговаривать съ кухаркой и прачкой, а потомъ ушла въ свою комнату и заперлась на замокъ. Милордъ стоялъ нѣсколько времени у дверей и разговаривалъ съ ней, а барышня отвѣчала ему изъ-за дверей и очень смѣялась. Потомъ онъ ходилъ нѣсколько времени по двору, барышня же подошла къ открытому окну. Милордъ просилъ, чтобы она сошла внизъ хотя бы, напримѣръ, въ гостиную, но барышня не согласилась, начала опять смѣяться и закрыла свое окно. Тогда милордъ, словно будто проклиная, но только какъ-то не по нашему, ушелъ къ себѣ въ спальню.
   -- И ничего между ними больше не было'?
   -- Ничего, ровнехонько ничего! Онъ готовъ въ этомъ поклясться всѣмъ, что есть у него святого. Однако, впрочемъ, было еще вотъ что: тотчасъ же, какъ только пріѣхалъ милордъ, да и потомъ еще разика два за ужиномъ онъ поцѣловалъ свою сестрицу, ну и она, разумѣется, тоже его цѣловала. Да и отчего въ самомъ дѣлѣ не поцѣловать родного брата?
   Эсмондъ при этомъ замѣчаніи заскрежеталъ зубами отъ бѣшенства и чуть не задушилъ изумившагося до крайности лакея, виконтъ же, напротивъ того, высвободивъ этого несчастливца изъ рукъ своего кузена, громко расхохотался.
   -- Если тебѣ забавно, что твоя сестра цѣлуется съ посторонними людьми, то я сильно побаиваюсь, что Беатриса будетъ частенько таки доставлять тебѣ подобное удовольствіе, -- замѣтилъ по французски Эсмондъ. Полковникъ съ какимъ-то озлобленіемъ вспоминалъ себѣ при этомъ, что розовыя уста, до которыхъ принцъ касался своими губами, цѣловали уже передъ тѣмъ Гамильтона и Эшбернгема. У него въ душѣ шевельнулось какое-то чувство гадливости. Уста и щечки Беатрисы представлялись ему оскверненными, -- красота ея словно поблекла. Онъ сознавалъ, что между нимъ и нею разверзлась пропасть, попытка перейти черезъ которую была бы для него самого позоромъ. Любовь Эсмонда къ Беатрисѣ умерла. Если бы эта дѣвушка бросилась ему теперь сама на шею. предлагая вмѣстѣ съ своей любовью царскій вѣнецъ, онъ вынужденъ былъ бы отвергнутъ и то, и другое, такъ какъ принять ея любовь было бы для него теперь униженіемъ.
   Негодованіе и презрѣніе, кипѣвшія въ груди полковника противъ Беатрисы, нисколько не ослабляли гнѣва и раздраженія его противъ человѣка, который если и не былъ причиной разрушенія капища, воздвигнутаго Эсмондомъ своему кумиру, то во всякомъ случаѣ подалъ къ этому поводъ. Франкъ, усѣвшись во дворѣ на каменную скамью, не замедлилъ погрузиться въ крѣпкій сонъ, Эсмондъ же ходилъ взадъ и впередъ по двору, разсуждая о томъ, что именно надо теперь предпринять. Развѣ на самомъ дѣлѣ не безразлично, какъ далеко зашла и гдѣ именно остановилась любовная интрига между принцемъ и этой безсовѣстной дѣвушкой? Прибытіе ея родственниковъ, быть можетъ, и спасетъ ее тѣло отъ физическаго позора, но не въ состояніи оградить ея душу отъ нравственной гибели, которая являлась уже совершившимся фактомъ. Вѣдь Беатриса сама старалась побудить принца къ тому, чтобы онъ пріѣхалъ въ Кэстльвудъ, -- сама удалила швейцара и старалась задобрить остальную прислугу. Все это она дѣлала, разумѣется, преднамѣренно. Низкое ея сердце уже уступило, хотя тѣло, въ которомъ билось это сердце, еще и медлило отдаться. А между-тѣмъ онъ самъ, Эсмондъ, посвящалъ до сихъ поръ всю свою жизнь, -- всѣ свои помыслы овладѣнію этимъ сердцемъ, которое Беатриса готова была продать за какой-нибудь ничтожный титулъ или нѣжный взглядъ принца королевской крови.
   Передумавъ все это, Эсмондъ принялся трясти Франка за шиворотъ. Пробужденный такими энергическими мѣрами отъ сна, виконтъ, зѣвая, поднялся со скамьи и сообщилъ своему кузену, что видѣлъ во снѣ Клотильду.
   -- Ты долженъ мнѣ помочь въ томъ, что мнѣ предстоитъ еще сдѣлать, -- объявилъ Эсмондъ.-- Я сообразилъ, что, чего добраго, негодяю лакею дана была инструкція разсказывать именно то, что онъ говорилъ. Все это, пожалуй, окажется еще ложнымъ. Въ такомъ случаѣ мы вывѣдаемъ истину отъ джентльмена, который спитъ въ бывшей моей комнатѣ. Посмотримъ прежде всего, заперта-ли извнутри дверь въ аппартаменты милэди. (Такъ называли мы комнаты въ сѣверо-западномъ углу замка).
   Мы попытались отворить эту дверь, но она дѣйствительно оказалась запертой извнутри.
   -- Ничто не мѣшало, запершись сперва извнутри, отворить потомъ дверь и снова ее запереть. Родоначальница нашей семьи такимъ именно образомъ впустила, вѣдь, къ себѣ въ спальню нашего предка!-- угрюмо замѣтилъ Эсмондъ.
   -- Какъ ты намѣренъ поступить, Гарри, если... если то, что сказалъ лакей, окажется невѣрнымъ?-- освѣдомился Франкъ, глядя со страхомъ на своего родственника, лицо котораго, надо полагать, имѣло тогда не особенно пріятное выраженіе.
   -- Прежде всего разспросимъ здѣшняго гостя и удостовѣримся, въ какой степени будутъ согласоваться показанія принца и лакея!-- отвѣчалъ Эсмондъ.
   Съ этими словами онъ вышелъ въ корридоръ и открылъ дверь въ комнату, которая была его собственной въ теченіе уже почти цѣлыхъ двадцати пяти лѣтъ. Тамъ все еще горѣла свѣча. Принцъ, совершенно одѣтый, лежалъ въ постели. Онъ спалъ, вѣроятно, не особенно крѣпко, да и Эсмондъ вовсе не старался войти такъ, чтобы его не будить. Увидѣвъ вошедшихъ въ его комнату двухъ человѣкъ, принцъ быстро приподнялся спросилъ по французски "кто тамъ" и выхватилъ изъ-подъ подушки пистолетъ.
   -- Маркизъ Эсмондскій явился привѣтствовать ваше величество въ кэстльвудскомъ своемъ замкѣ и донести о томъ, что произошло въ Лондонѣ. Выполняя августѣйшее ваше приказаніе, я всю предшествовавшую ночь совѣщался съ друзьями вашего величества. Очень жаль, что желаніе вашего величества совершить загородную прогулку и посѣтить этотъ ничтожный замокъ побудило короля уѣхать вчера изъ Лондона, не давъ никому знать о такомъ намѣреніи. Вчера именно и выдался случай, который, сколько можно судить, никогда уже болѣе не представится. Если бы королю не оказалось благоугоднымъ съѣздить въ Кэстльвудъ, то принцъ Уэльскій почивалъ бы уже сегодня въ Сентъ-Джемскомъ своемъ двордѣ!
   -- Чортъ возьми, я не ожидалъ, господа, такого казуса! -- вскричалъ принцъ, соскочивъ съ постели.-- Лейбъ-медикъ королевы былъ у меня вчера утромъ, послѣ того какъ просидѣлъ цѣлую ночь у постели моей сестры. Онъ объявилъ мнѣ, что нечего и надѣяться на возможность повидаться въ теченіе дня съ ея величествомъ.
   -- А между тѣмъ такая возможность безусловно бы представилась, тѣмъ болѣе, что свиданіе съ королевой было вчера для вашего величества безусловно необходинымъ. Теперь уже поздно, такъ какъ королева успѣла уже, пожалуй, умереть, не смотря на всѣ усилія достопочтеннаго лейбъ-медика. Вчера собрался государственный совѣтъ. Королева назначила новаго лорда-казначея, войска во дворцѣ и въ окрестностяхъ были на сторонѣ короля. Пятьдесятъ вѣрноподданныхъ дворянъ, изъ числа самыхъ выдающихся въ королевствѣ, собрались, чтобы проводить принца Уэльскаго во дворецъ. Онъ былъ бы вчера же объявленъ наслѣдникомъ престола, а если августѣйшая его сестра уже скончалась, царствовалъ бы теперь въ Великобританіи. Все это оказалось бы совершившимся фактомъ, если бы ваше величество не предпочло совершить загородную прогулку. Мы были готовы исполнить свой долгъ. Не оказалась на своемъ посту одна только особа вашего величества...
   -- Чортъ возьми, сударь, вы слишкомъ ужь меня величаете!-- замѣтилъ, нахмуривъ брови, принцъ.
   Онъ поглядывалъ на насъ обоихъ съ недоумѣніемъ, какъ будто ожидая, что кто-нибудь поможетъ ему одѣть сюртукъ. Мы оба, однако, не трогались съ мѣста.
   -- Мы позаботимся о томъ, чтобы не наносить вамъ впредь подобныхъ оскорбленій, -- возразилъ Эсмондъ.
   -- Что вы хотите этимъ сказать, милордъ?-- спросилъ принцъ и проворчалъ сквозь зубы что-то такое относительно устроенной ему будто бы ловушки. Эсмондъ немедленно же подхватилъ это выраженіе.
   -- Не мы, сударь, устраивали вамъ ловушку. Мы вѣдь вовсе не приглашали васъ сюда ѣздить. Мы пріѣхали сюда, впрочемъ, не для того, чтобы санкціонировать позоръ нашей семьи, а чтобъ отмстить за него.
   -- О какомъ позорѣ вы говорите? Чортъ возьми, тутъ не было ни малѣйшаго позора, -- объявилъ принцъ, покраснѣвъ, какъ алое сукно.-- Все ограничилось невинными шутками...
   -- Которыя предполагалось закончить очень серьезно.
   -- Клянусь честью джентльмена, милорды! -- вскричалъ принцъ, -- что...
   -- Что мы пріѣхали во время! Ни до какихъ пакостей, Франкъ, еще не дошло, -- сказалъ полковникъ Эсмондъ, оборачиваясь къ молодому виконту, стоявшему во время разговора у дверей.-- Взгляни вотъ на этотъ листокъ, на которомъ его величество соблаговолилъ начать стишки въ честь, или же на позоръ Беатрисы. Тутъ уже подобраны риѳмы madame и flamme, cruelle и rebelle, amour и jour. Все это начертано августѣйшей рукой его величества. Если бы царственному возлюбленному удалось достигнуть цѣли своихъ стремленій, онъ не сталъ бы проводить время въ такихъ поэтическихъ воздыханіяхъ.
   Дѣйствительно, бросивъ взглядъ на столъ, Эсмондъ увидѣлъ тамъ листокъ бумаги, на которомъ молодой принцъ почти уже закончилъ мадригалъ, съ помощью котораго разсчитывалъ на слѣдующее утро окончательно покорить кэстльвудскую красавицу.
   -- Сударь, -- вскричалъ принцъ, пылая негодованіемъ (онъ тѣмъ временемъ успѣлъ уже надѣть августѣйшій свой сюртукъ безъ посторонней помощи), -- развѣ я затѣмъ сюда пріѣхалъ, чтобы выносить отъ васъ оскорбленіе?
   -- Ваше величество имѣли въ виду не выносить, а наносить таковыя!-- возразилъ полковникъ съ низкимъ поклономъ, -- мы же явились сюда отблагодаритъ васъ за это.
   -- Проклятіе! -- воскликнулъ по французски молодой принцъ, изъ глазъ котораго выступили слезы отъ безсильной злобы и негодованія.-- Чего же вы хотите отъ меня, джентльмены?
   -- Не угодно-ли будетъ вашему величеству пройти въ другую комнату? -- продолжалъ Эсмондъ все тѣмъ же серьезнымъ тономъ.-- Тамъ имѣются нѣкоторые документы, и я желалъ бы обратить на нихъ августѣйшее ваше вниманіе. Съ позволенія вашего величества я пойду впередъ.
   Держа въ рукахъ подсвѣчникъ, Эсмондъ шелъ задомъ напередъ, лицомъ къ принцу, сообразно съ строгими правилами тогдашняго церемоніала, и провелъ его въ комнатку капеллана, черезъ которую мы сами проникли въ замокъ.
   -- Потрудись подать стулъ его величеству, Франкъ, -- сказалъ полковникъ своему товарищу, котораго вся эта сцена приводила почти въ такое же изумленіе и недоумѣніе, какъ и самого принца.
   Подойдя къ потайному шкафу надъ каминомъ, Эсмондъ отперъ его и вынулъ столь долго хранившіеся тамъ документы.
   -- Не угодно-ли будетъ взглянуть вашему величеству?-- сказалъ онъ.-- Вотъ патентъ на титулъ маркиза, присланный августѣйшимъ вашимъ родителемъ изъ Сенъ-Жерменскаго дворца моему отцу, виконту Кэстльвуду. Вотъ засвидѣтельствованное удостовѣреніе о бракѣ между моимъ отцомъ и матерью и метрическое мое свидѣтельство. Я былъ крещенъ въ той самой вѣрѣ, которую августѣйшій вашъ родитель, чуть-ли не причисленный къ лику святыхъ, такъ прославилъ примѣрной своей жизнью. На эти документы, любезнѣйшій Франкъ, опираются всѣ мои права и вотъ что я съ ними дѣлаю... Богъ съ ними, -- съ брачнымъ и метрическимъ свидѣтельствами, -- съ титуломъ маркиза и августѣйшимъ собственноручнымъ королевскимъ письмомъ, которымъ вашему предшественнику благоугодно было почтить нашу семью.
   Эсмондъ, перечисляя эти документы, подносилъ ихъ одинъ за другимъ къ зажженой свѣчѣ и бросалъ въ каминъ.
   -- Соблаговолите теперь вспомнить, сударь, -- продолжалъ онъ, -- что наша семья раззорилась, благодаря преданности къ вашей семьѣ. Мой дѣдъ утратилъ свои помѣстья, потерялъ сына и пролилъ собственную кровь на службѣ вашего дѣда. Твой дѣдъ, милѣйшій мой лордъ (теперь, любезнѣйшій Франкъ, ты уже безспорно настоящій законный лордъ), умеръ тоже за Стюартовъ. Покойная наша родственница, вторая жена моего отца, пожертвовавъ честью вашему негодному измѣнническому роду, отдала всѣ свои богатства королю и получила взамѣнъ вотъ этотъ драгоцѣнный титулъ, обратившійся уже въ пепелъ и столь же драгоцѣнный аршинъ голубой ленты. Смотрите же теперь, я бросаю вамъ эту ленту и топчу ее своими ногами. Я обнажаю свою шпагу, ломаю ее и отрекаюсь отъ васъ, но если бы вамъ удалось въ самомъ дѣлѣ учинить зло, которое было уже задумано, то, клянусь небомъ, я пронзилъ бы ваше сердце этой самой шпагой и точно также не простилъ бы вамъ, какъ вашъ отецъ не простилъ Монмоуту. Франкъ послѣдуетъ моему примѣру.-- Такъ вѣдь, кузенъ?
   Франкъ, глядѣвшій все время съ недоумѣніемъ на документы, пылавшіе въ старинномъ каминѣ, обнажилъ въ свою очередь шпагу, переломилъ ее и, понуривъ голову, сказалъ:
   -- Я буду неуклонно слѣдовать во всемъ за своимъ кузеномъ и, крѣпко пожимая Эсмонду руку, сказалъ:-- Все равно, маркизъ онъ, или нѣтъ, а я всегда, чортъ возьми, буду стоять за него! Прошу извиненія вашего величества, если я позволилъ себѣ выругаться въ вашемъ присутствіи, но суть дѣла въ томъ, что теперь я стою за ганноверскаго курфюрста. Во всемъ виноваты вы сами, ваше величество! Королева, вѣроятно, уже скончалась, и вы были бы теперь королемъ, если бы не предпочли волочиться за Триксой.
   -- И такъ, я утратилъ корону, -- вскричалъ молодой принцъ, вскакивая со стула и продолжая скороговоркой, по французски:-- Я утратилъ прелестнѣйшую женщину въ мірѣ, -- утратилъ довѣріе и любовь такихъ преданныхъ сердецъ, какъ ваши! Развѣ недостаточно во всемъ этомъ, милорды, для меня униженія? Простите-ли вы меня, маркизъ, если я встану передъ вами на колѣни? Впрочемъ нѣтъ, мнѣ нельзя этого сдѣлать, но я могу предложить вамъ удовлетвореніе, приличествующее джентльмену. Соблаговолите скрестить вашу шпагу съ моею. Положимъ, ваша собственная шпага сломана, но я вижу здѣсь въ шкафу двѣ другія.
   Принцъ съ проворствомъ школяра бросился къ шкафу, выхватилъ оттуда шпаги и протянулъ одну изъ нихъ Эсмонду.
   -- Такъ вы, значитъ, согласны, сударь? Благодарю васъ, -- благодарю!-- восторженно добавилъ принцъ.
   До чрезвычайности тронутый такимъ грандіознымъ доказательствомъ августѣйшаго снисхожденія и раскаянія въ учиненномъ злѣ, полковникъ Эсмондъ поклонился такъ низко, что чуть не поцѣловалъ руку молодого принца, всемилостивѣйше оказывавшую ему таковую честь, и молча скрестилъ свою шпагу со шпагою его величества. Въ слѣдующее затѣмъ мгновеніе Кэстльвудъ отвелъ шпагу Эсмонда вверхъ клинкомъ своей собственной шпаги, сломившеноя у самой рукоятки. Полковникъ, отступивъ на одинъ шагъ, опустилъ свою шпагу и объявилъ, что признаетъ себя вполнѣ удовлетвореннымъ.
   -- Теперь, виконть, -- сказалъ на французскомъ языкѣ принцъ (остававшійся въ сущности еще юношей, и притомъ, не англичаниномъ, а французомъ), -- намъ всѣмъ троимъ остается только... Развѣ вы не догадываетесь, что именно остается намъ сдѣлать? -- продолжалъ принцъ, бросивъ шпагу на столъ и скрестивъ на груди руки.-- Вотъ что, господа!-- добавилъ онъ, широко раскинувъ ихъ.-- Обнимемтесь-ка другъ съ другомъ!
   Едва мы успѣли закончить столь удовлетворительнымъ образомъ свои объясненія съ принцемъ, какъ въ комнату вошла Беатриса. Чего ради, спрашивается, пришла она туда? Она вздрогнула отъ изумленія и поблѣднѣла при видѣ своего брата, кузена, обнаженныхъ и переломленныхъ шпагъ, а также документовъ, догоравшихъ еще въ каминѣ.
   -- Очаровательная Беатриса, -- сказалъ принцъ, щеки котораго вспыхнули румянцемъ, оказавшемся ему очень къ лицу, -- эти лорды пріѣхали сюда нарочно верхомъ изъ Лондона, гдѣ моя сестра лежитъ при смерти и гдѣ необходимо присутствіе ея преемника. Извините за шалость, которую я позволилъ себѣ вчера вечеромъ. Я такъ долго сидѣлъ въ заточеніи, что воспользовался случаемъ прокатиться верхомъ, а лошадь естественно должна была привезти меня къ вамъ. Я нашелъ васъ настоящей королевой, окруженной маленькимъ Дворомъ, при которомъ вы и соизволили меня принять. Передайте мой поклонъ вашимъ фрейлинамъ. Пока вы почивали, я вздыхалъ подъ окномъ вашей комнаты, а затѣмъ, вернулся искать успокоенія въ отведенную мнѣ спальню. Тамъ эти господа сдѣлали мнѣ удовольствіе, разбудивъ меня. Да, милорды, надо считать счастливымъ такой день, когда принцу удалось ознакомиться, какъ бы дорого это ни стоило для его тщеславія, съ такимъ благороднымъ сердцемъ, какъ у маркиза Эсмондскаго. Сударыня, позволите вы намъ воспользоваться вашей каретой для поѣздки въ Лондонъ? Я видѣлъ ее въ сараѣ, а бѣднягу маркиза должно теперь страшно клонить ко сну.
   Беатриса могла отвѣтить на это только:
   -- Не угодно-ли будетъ вашему величеству позавтракать передъ отъѣздомъ?
   Румянецъ сбѣжалъ съ ея щечекъ, глаза какъ-то мрачно сверкали, и вся она словно состарѣлась. Подойдя къ Эсмонду, она прошипѣла ему на ухо:
   -- Я и до сихъ поръ не любила васъ, кузенъ, а теперь вы можете сама представить, какія чувства я къ вамъ питаю!
   Если бы слова могли дѣйствовать какъ кинжалы, она, безъ сомнѣнія, убила бы Эсмонда тутъ же на мѣстѣ. По крайней мѣрѣ, она бросила на полковника взглядъ, полный самой смертельной ненависти.
   Оказалось, однако, что ни слова, ни взгляды Беатрисы не дѣйствовали уже болѣе на мистера Эсмонда. Сердце его слишкомъ уже окаменѣло для этого. Всматриваясь въ Беатрису, онъ изумлялся теперь, какъ вообще могъ когда-либо ее любить. Его любовь, длившаяся цѣлыхъ десять лѣтъ, разсѣялась прахомъ. Она мгновенно умерла еще въ кенсингтонскомъ трактирѣ, когда Франкъ подалъ ему записку, вынутую изъ "Eikon Basiliké". Принцъ покраснѣлъ и низко поклонился, когда, бросивъ на него еще взглядъ, она вышла изъ комнаты. Съ этого дня я никогда больше съ нею не видѣлся.
   Мы послали за лошадьми и приказали тотчасъ же заложить карету. Виконтъ помѣстился на козлахъ. Что касается до Эсмонда, то онъ до того усталъ, что какъ только сѣлъ въ экипажъ, тотчасъ же уснулъ и не просыпался до поздняго вечера, когда карета прибыла въ Альтонъ.
   Мы подъѣзжали къ постоялому двору подъ вывѣской "Колокола", когда туда же подкатила другая карета, украшенная епископской митрой. На козлахъ ея рядомъ съ кучеромъ сидѣлъ старый нашъ пріятель Локвудъ, а въ самой каретѣ ѣхали милэди Кэстльвудъ съ епископомъ рочестерскимъ. Увидѣвъ насъ, милэди слегка вскрикнула. Обѣ кареты почти одновременно въѣхали во дворъ. Содержатель и прислуга постоялаго двора выбѣжали съ фонарями привѣтствовать посѣтителей. Мы выскочили изъ кареты, какъ только увидѣли милэди, да еще къ тому же съ епископомъ въ форменной его мантіи.
   -- Что дѣлается въ столицѣ? Неужели время еще не упущено? Королева еще въ живыхъ?-- Вопросы эти сыпались на епископа одинъ за другимъ, въ то время, какъ почтенный содержатель постоялаго двора готовился проводить съ поклонами вельможныхъ своихъ гостей вверхъ по лѣстницѣ.
   -- Удалось вамъ ее спасти? -- шепнула лэди Кэстльвудъ на ухо Эсмонду.
   -- Слава Богу, все обстоитъ благополучно, -- отвѣчалъ онъ, а милэди, схвативъ его за руку, принялась ее цѣловать, называя полковника своимъ спасителемъ и дорогимъ своимъ Гарри. Ей не было въ эту минуту ни малѣйшаго дѣла ни до какихъ королевъ, королей и престоловъ.
   Извѣстія, сообщенныя епископомъ, были сами по себѣ довольно успокоительнаго характера. По крайней мѣрѣ, не все еще было потеряно. Королева до сихъ поръ была жива, или, вѣрнѣе сказать, шесть часокъ тому назадъ, при отъѣздѣ ихъ изъ Лондона, она еще дышала. ("Лэди Рашель настояла на томъ, чтобы мы ѣхали съ нею въ Кэстльвудъ", объяснилъ епископъ).-- Герцогъ Арджильскій двинулъ нѣсколько полковъ изъ Портсмута къ Лондону и послалъ еще за нѣсколькими другими полками. Проклятые виги теперь насторожѣ. (Если не ошибаюсь, епископъ позволилъ себѣ употребить при этомъ крѣпкое словцо). Наши тоже держатся наготовѣ. Все можетъ быть еще спасено, если только принцъ прибудетъ своевременно въ Лондонъ.-- Мы, разумѣется, тотчасъ же потребовали свѣжихъ лошадей и къ величайшему разочарованію содержателя постоялаго двора вмѣсто того, чтобы войти въ приготовленные для насъ аппартаменты, сѣли обратно въ кареты. Принцъ и первый его министръ помѣстились въ одномъ экипажѣ, а въ другомъ сидѣлъ Эсмондъ съ дорогою своей милэди.
   Виконтъ Кэстльвудъ помчался впередъ верхомъ во всю конскую прыть, чтобы предупредить друзей принца объ его пріѣздѣ. Мы ѣхали всю ночь, причемъ Эсмондъ разсказывалъ милэди обо всемъ, что произошло за послѣднія сутки: -- о томъ, какъ онъ съ ея сыномъ прибылъ въ Кэстльвудъ, -- о благородствѣ, которое выказалъ принцъ и о послѣдовавшемъ у нихъ съ нимъ примиреніи. Звѣздная ночь показалась очень короткой, и часы быстро пробѣгали для полковника въ обществѣ очаровательной его спутницы.
   Мы ѣхали со всевозможной скоростью, причемъ карета епископа держалась впереди нашей. Кое-гдѣ на станціяхъ случались маленькія задержки, такъ какъ приходилось ждать лошадей, но приблизительно къ четыремъ часамъ, въ воскресенье утромъ, 1-го августа, мы прибыли въ Гаммерсмитъ, а полчаса спустя, когда совершенно уже разсвѣло, ѣхали уже мимо дома графини Варвикъ, по Кенсингтонской улицѣ.
   Не смотря на раннее утро, на улицѣ было уже довольно людно и замѣчалось какое-то необыкновенное возбужденіе. У воротъ, ведущихъ ко дворцу, гдѣ стоитъ караулъ, собралась особенно большая толпа народа. Карета, ѣхавшая впереди, остановилась, и лакей епископа сошелъ съ запятокъ узнать, что означаетъ это необычайное скопленіе народа.
   Какъ разъ въ это мгновенье ворота растворились. Изъ нихъ выступилъ взводъ конной гвардіи съ трубачами и нѣсколько герольдовъ въ полномъ облаченіи. Трубы загремѣли, и старшій герольдъ, выѣхавъ впередъ, провозгласилъ: "Георга, Божіей Милостью Великобританіи, Франціи и Ирландіи короля и защитника вѣры . Народъ отвѣтилъ на это возгласомъ: "Да здравствуетъ король!"
   Въ толпѣ, кричавшей и размахивавшей шляпами, я подмѣтилъ. грустное, недовольное лицо, знакомое мнѣ съ малолѣтства, -- лицо человѣка, котораго я видѣлъ въ самыхъ разнообразныхъ переодѣваніяхъ. Это было лицо патера Гольта, прибывшаго тайно въ Англію, чтобы быть свидѣтелемъ торжества праваго дѣла и, вмѣсто того, присутствовавшаго при торжествѣ враговъ этого дѣла, которыхъ восторженно привѣтствовалъ англійскій народъ. Бѣдняга забылъ крикнуть "ура" и снять шляпу, а потому ближайшіе его сосѣди въ толпѣ заподозрили его въ недоброжелательствѣ къ новому королю и начали обзывать (не безъ основанія) переодѣтымъ іезуитомъ. Гольту пришлось, скрѣпя сердце, снять шляпу и кричать: ура! Достопочтенный патеръ былъ несомнѣнно злополучнѣйшимъ изъ людей. Ничто изъ того, что онъ затѣвалъ, не удавалось. Каждый заговоръ, въ которомъ онъ принималъ участіе, претерпѣвалъ фіаско. Я видѣлъ Гольта потомъ во Фландріи, откуда онъ отправился въ Римъ, въ главную квартиру своего ордена. Подъ конецъ онъ прибылъ въ наши мѣста, въ Америку, совсѣмъ уже старикомъ, но по прежнему бодрымъ и энергичнымъ. Не ручаюсь, чтобы ему не доводилось здѣсь обувать мокассины и вооружаться томагавкомъ. Можетъ быть, что, окутавшись въ одѣяло и придавъ себѣ надлежащей окраской видъ доблестнаго краснокожаго воина, почтенный патеръ старался проповѣдывать индѣйцамъ Евангеліе. Во всякомъ случаѣ онъ теперь умеръ и похороненъ въ сосѣдней съ Виргиніей области, -- Мэрилэндѣ. Тамъ поставленъ чьей-то набожной рукою крестъ надъ могилой, гдѣ навсегда опочилъ неугомонный его духъ.
   Трубы, возвѣстившія о вступленіи на престолъ короля Георга, разсѣяли своими звуками всѣ тщетныя надежды слабохарактернаго и безразсуднаго молодого претендента на великобританскій престолъ Могу сказать также, что они съиграли тогда музыкальный финалъ драмы моей собственной жизни. Счастье, увѣнчавшее ее потомъ, не можетъ быть описано словами. Оно, по существу своему, является священнымъ и таинственнымъ, а потому, какъ бы ни было переполнено сердце благодарностью, о немъ можно говорить, кромѣ Вездѣсущаго и Всевѣдущаго, исключительно только одному милому, любящему существу, -- нѣжнѣйшей, самой вѣрной и самой непорочной женѣ, которая когда-либо осчастливливала собою мужа. Помышляя о колоссальномъ счастіи, пріуготованномъ мнѣ, -- о глубинѣ и могучей силѣ любви, которая въ теченіе столькихъ уже лѣтъ была мнѣ ниспослана, -- я чувствую неизреченное изумленіе и величайшую благодарность за оказанную мнѣ великую милость, а вмѣстѣ съ тѣмъ благодарю Провидѣніе, надѣлившее меня сердцемъ, способнымъ сознавать и чувствовать несравненную прелесть и драгоцѣнность ниспосланнаго мнѣ дара. Да, любовь все преодолѣваетъ! Она неизмѣримо выше всякаго честолюбія, -- драгоцѣннѣе богатства и благороднѣе почетныхъ титуловъ. Неизвѣдавшій любви не знаетъ жизни, не наслаждавшійся ею -- не пробудилъ въ себѣ высшихъ способностей души. Имя жены является для меня символомъ выполненія всѣхъ надеждъ и достиженія вершины счастья. Обладать подобной любовью является благословеніемъ, по сравненію съ которымъ земныя радости утрачиваютъ всякую цѣнность. Мысль о такой любви является сама во себѣ уже славословіемъ Господу.
   Послѣ того, какъ нашъ заговоръ потерпѣлъ фіаско, мы, по совѣту моихъ друзей изъ числа виговъ, уѣхали въ Брюссель, чтобы не попадаться нѣкоторое время на глаза восторжествовавшей партіи. Тамъ именно ниспослана была мнѣ величайшая радость въ жизни: дорогая милэди Рашель вышла за меня замужъ, Мы настолько привыкли къ взаимной короткой дружбѣ и довѣрію и такъ долго жили почти неразлучно вмѣстѣ, что наша жизнь могла продолжаться до самой вашей смерти безъ того, чтобы намъ пришло на умъ связать себя еще болѣе прочными узами. Рѣшеніе, которое до такой степени послужило къ увеличенію моего и ея счастія, вызвано было своеобразнымъ стеченіемъ обстоятельствъ, за которое я смиренно благодарю Бога, хотя въ числѣ означенныхъ обстоятельствъ было бѣдствіе, неоднократно случавшееся, впрочемъ, въ нашей семьѣ (мнѣ приходится краснѣть, когда я пишу эти слова). Не знаю, какое безумное честолюбіе охватило прелестную, но своевольную дѣвушку, имя которой встрѣчалось здѣсь на столькихъ страницахъ, такъ какъ я въ теченіе цѣлыхъ десяти лѣтъ питалъ къ ней неизмѣнную страстную привязанность. Какъ бы ни было, но послѣ того, какъ мое прибытіе съ ея братомъ въ Кэстльвудъ временно спасло ея честь, она упорно начала считать всѣхъ родственниковъ за личныхъ своихъ враговъ, -- покинула насъ и тайно уѣхала во Францію, чтобы сдѣлаться тѣмъ, о чемъ я стыжусь говорить. Милэди Рашель нельзя было пріютиться также и подъ кровомъ родного сына. Бѣдняга Франкъ былъ человѣкъ слабохарактерный (вѣроятно, и всѣ Эсмонды оказывались на повѣрку таковыми) и легко подчинялся женскому вліянію. Окружавшія его женщины были очень властолюбивы и вмѣстѣ съ тѣмъ смертельно боялись, что мать подѣйствуетъ на религіозныя его убѣжденія: заставитъ отречься отъ католической вѣры и вернуться опять къ англиканской церкви. Различіе вѣроисповѣданія разлучило сына съ матерью. Дорогая милэди Рашель почувствовала, что дѣти ее покинули, и что она осталась бы совсѣмъ одинокой, если бы не было человѣка, на неизмѣнную вѣрность котораго она, благодаря Бога, была вправѣ полагаться. Послѣ одной гнусной ссоры, затѣянной женою и тещей Франка (бѣднягѣ пришлось навязать себѣ на шею всю семью германскихъ имперскихъ графовъ, съ которой онъ породнился), я нашелъ милэди однажды въ слезахъ и просилъ ее ввѣриться преданности и попеченію человѣка, разсчитывающаго съ Божьей помощью никогда ей не измѣнять. Тогда эта милая женщина (которая въ осени своихъ лѣтъ оставалась столъ же прелестной и непорочной, какъ дѣвственницы въ весеннюю пору ихъ жизни), съ румянцемъ любви на щекахъ и взорами уступчивой застѣнчивости, вняла почтительной моей просьбѣ и согласилась жить подъ моимъ кровомъ. Послѣднія слова, которыя я пишу здѣсь, да будутъ выраженіемъ моей къ ней благодарности.
   Вслѣдствіе заступничества мистера Аддисона исчезла всякая опасность возбужденія противъ насъ судебнаго преслѣдованія. Ничто не препятствовало намъ поэтому вернуться въ Англію. Вмѣстѣ съ тѣмъ мужество, выказанное моимъ сыномъ Франкомъ въ Шотландіи, гдѣ онъ сражался съ сторонниками претендента, доставило ему расположеніе короля Георга и его правительства. Мы съ женою не чувствовали, однако, особеннаго стремленія жить въ Англіи. Франкъ съ радостью уступилъ намъ въ вѣчное и потомственное владѣніе виргинское помѣстье, гдѣ мы теперь и живемъ, вдалекѣ отъ Европы и ея волненій, на живописныхъ берегахъ Потомака. Мы построили тамъ новый Кэстльвудъ и съ сердечной благодарностью вспоминаемъ о прежней жизни въ старинномъ замкѣ. Въ заатлантическомъ Новомъ Свѣтѣ существуетъ время года, самое тихое и прелестное изъ всѣхъ: такъ называемое "индѣйское лѣто". Не разъ случалось мнѣ говорить, что осень нашей жизни напоминаетъ это ясное, счастливое время года и я благодарю Бога за ниспосланное намъ спокойное, нѣжное солнечное сіяніе. Небо благословило насъ ребенкомъ -- дочерью, которую каждый изъ родителей любилъ за ея сходство съ другимъ. Наши брилліанты обратились частью въ топоры, сохи и другія земледѣльческія орудія, частью же пошли на покупку невольниковъ-негровъ, какъ я полагаю, самыхъ довольныхъ и веселыхъ во всей окрестной странѣ. Единственная драгоцѣнность, которую сохранила у себя жена и съ которой она никогда не разстается, -- это золотая запонка, которую она вынула изъ рукавчика моей рубашки въ тотъ день, когда посѣтила меня въ тюрьмѣ, и которую (какъ я позже узналъ отъ нея самой) она всегда носила съ тѣхъ поръ на своемъ сердцѣ, -- самомъ нѣжномъ и любящемъ въ свѣтѣ!
  
  
  
  
Ко всем произведениям автора К списку авторов