Книговод

Новости литературы, искусств, наук и промышленности

Чернышевский Николай Гаврилович


   
   H. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений в пятнадцати томах
   Том XVI (Дополнительный). Статьи, рецензии, письма и другие материалы (1843--1889)
   ГИХЛ, "Москва", 1953
   

НОВОСТИ ЛИТЕРАТУРЫ, ИСКУССТВ, НАУК И ПРОМЫШЛЕННОСТИ*

<ИЗ No 9 ЖУРНАЛА "ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ЗАПИСКИ", 1854>

   * Составлено по журналам: Revue des Deux Mondes, Revue de Paris, Revue Britannique, Revue Contemporaine, Edinburgh Review, Bibliothèque de Genève, Illustration, Illustrated London News, Illustrierte Zeitung, Magazin für die Literatur des Auslandes, Das Ausland, Erheiterungen, The Athenaeum, L'Athenaeum Franèais, Novellen-Zeitung, Institut, Indépendance Belge, Journal des Débats.

Мюнхенская выставка произведений промышленности немецкого таможенного союза и Австрийской империя. -- Парижские и лондонские новости. -- Еще о Кристальном дворце в Сейденгэме. -- Усовершенствование фотографии. -- Периодичность северных сияний. -- Теория движений небесных тел, представляемая Сегеном. -- Исключения из закона о расширении тел при возвышении температуры. -- Электричество, развивающееся при горении тел. -- Пополнения к формуле закона теплоемкости. -- Электрическое освещение. -- Греческий огонь. -- Новые чернила. -- Наблюдения температуры океана, как средство определять положение корабля. -- Наблюдения над звездою Геркулеса. -- Теория личных сравнений. -- Определение долготы русских обсерваторий. -- Известия Боплана о парагвайском чае. -- "Албания" Гана. -- Известия о Тибете, Крика. -- Известия о раскопках в Италии и Ниневии. -- Смерть Рауля Рошетта. -- Записки г. Гревинга о рисунках на берегу Онежского озера. -- Венская академия. -- Берлинская публичная библиотека. -- Железные дороги в Англии. -- Положение журналистики и книжной торговли в Англии и Франции. -- Недостаток бумаги. -- Новости английской литературы: "Записки" г-жи Бичер-Стоу, продолжение романа Диккенса "Hart-Times" и отзыв о нем в английском "Атенее". -- "История итальянских общин", Джудичи. -- Оценка таланта Мери. -- Новости немецкой литературы. -- Перевод "Оксаны" Основьяненко и "Повестей" гр. Соллогуба на французский язык. -- Некролог г-жи Саути, доктора Лальмана.-- Памятники: Окену, Вашингтону, Шекспиру. -- Портрет Шекспира.

   Нынешний месяц может представить довольно важную новость в германском промышленном мире, о котором так редко случается слышать что-нибудь новое: Мюнхенская промышленная выставка, об открытии которой говорили мы в предыдущем нумере, теперь привлекает посетителей не только из Берлина и Вены, но даже из Лондона и Парижа. Не имея такого всесветного значения, как лондонская выставка 1851 года, она, однакож, устроена с назначением очень обширным:-служить представительницею промышленной деятельности 70 миллионов жителей германского таможенного союза и Австрийской империи; размеры ее совершенно достаточны для этой цели: около 7 000 экспонентов прислали на нее произведения своих фабрик и заводов.
   Вообще она, по отзывам не только немецких, но и других журналов, доказывает, что немецкая промышленность сделала очень большие успехи со времени общей выставки германского таможенного союза в Берлине: в тех отраслях промышленности, которыми Германия славилась прежде, она продолжает сохранять свое превосходство над Англией и Францией; те отрасли, которые прежде, сравнительно с английскими и французскими, были слишком далеки от совершенства, улучшились. Много выигрывает выставка и от прекрасной классификации произведений, чем она, говорят, превосходит все бывшие доселе большие выставки. Венские шелковые материи, по отзыву знатоков, очень мало уступают лионским. Мюнхенские галантерейные вещи из окисленного серебра почти так же хороши, как парижские. Чугунные вещи из Вюртемберга и Пруссии -- превосходны. Богемское стекло и саксонский фарфор вполне достойны своей старинной славы.
   Через несколько дней после открытия промышленной выставки открыта в Мюнхене и выставка произведений искусств. Еще более разнообразия общественной жизни в баварской столице придает то, что на время выставки согласились приехать в Берлин почти все знаменитости бесчисленных немецких сцен; не приехали только те, которых удержали контракты и не отпустили дирек-торы театров. Особенный интерес представлениям этой соединившейся на время труппы первоклассных артистов придает то, что они согласились сыграть все великие произведения немецкого репертуара: "Натана Мудрого", "Марию Стюарт", "Вильгельма Телля", "Эгмонта" и т. д. '
   Париж и Лондон не представляют ничего особенно нового. В Лондоне окончился "сезон"; посетители, приезжающие туда на это время, разъехались: зато привезен в Лондон новый маленький гиппопотам, у которого еще не прорезались зубы и которого поэтому воспитатель поит с руки, как поят маленьких телят. Молодость лет не мешает, однакож, малютке быть ростом с порядочную корову; и однажды, неосторожно приласкавшись к сторожу, малютка так сильно прижал его к стене, что воспитатель едва не был раздавлен; к счастью, несколько человек успели во-время рычагами отодвинуть шаловливое дитя. Новопривезенный гиппопотам -- самка, и потому в своем роде еще первый экземпляр в Европе.
   Но попрежнему в Лондоне более всего продолжают говорить о Кристальном дворце в Сейденгэме: он и в нынешнем месяце продолжал более всех других новостей интересовать не только английскую, но даже и немецкую публику. Только французские газеты молчат о нем, боясь, что уж и в первом порыве увлечения насказали слишком много об этом опасном сопернике будущей парижской выставки. Поэтому, на основании вновь появившихся журнальных статей, дополним несколькими подробностями описамие некоторых частей музея, представленное нами в прошлом месяце.
   Египетская палата более всего занимает публику своими колоссальными и странными статуями, своими загадочными иероглифами и рисунками. При входе в нее стоят в два ряда громадные львы, скопированные с привезенных из Египта герцогом Нортомберлэндским (галлерея львов обозначена маленькими квадратами, находящимися перед египетскими палатами. No 31-й, на нашем плане, приложенном к 8-му No "От. запис."). Став посредине их, вы видите перед собой внешнюю сторону стен и наружные колонны храма; они не скопированы с какого-нибудь одного здания, а составлены по соображению различных дворцов и храмов, так, чтоб служить самой полной характеристикой стиля египетских колонн и капителей при Птоломеях, около 300 лет до Р. Хр. На стенах вырезаны раскрашенные барельефы, изображающие царя, приносящего жертву богам. Капители колонн сделаны в виде пальмовых и лотосовых листьев; некоторые украшены изображениями папируса во всех периодах его развития, от простого ростка до времени цветения. На фризах, идущих над колоннами, иероглифическая надпись, составленная в египетском духе и говорящая, что "в семнадцатое лето правления Виктории, повелительницы волн, построен этот дворец и украшен тысячью статуй, тысячью колонн, тысячью растений, подобно книге, в научение людей всякой земли". Та же надпись повторяется и на фризах внутри храма. На внутреннем и наружном карнизах вырезаны иероглифами имена Виктории и принца Альберта. Через среднюю дверь храма, на косяках которой иероглифически написаны титулы одного из Птоломеев, мы входим во внешнюю залу храма, назначавшуюся для народа; украшения стен подобны тем, которые мы видели снаружи: они раскрашены в точности по остаткам древних барельефов. На левой стене огромная картина, скопированная с рисунка, украшающего большой храм Рамесеса III, или Рамесеса Маи-Амуна в Мединет Абу близ Фив. Она представляет, как перед царем, сидящим в боевой колеснице, считают руки убитых врагов. На правой стене картина, изображающая битву и штурм крепости египетским войском. Налево от этого храма другой, принадлежащий периоду древнего египетского искусства и относящийся к XIV столетию до Р. Хр. Фасад его образуют восемь гигантских статуй Рамесеса Великого. Колонны состоят из осьми стеблей папируса, связанных вместе; они сняты с колонн из черного гранита, находящихся теперь в Британском музее.
   Из этого храма вход в темную гробницу, скопированную с находящейся в селении Бени-Гассан. Это -- древнейшее здание в Кристальном дворце; оно относится к 1660 году до Р. Хр. Бени-гассанский гроб высечен в гряде скал, отделяющей долину Нила от восточной степи. В Египте есть строения еще древнейшие; но гробница эта предпочтена им потому, что представляет первый орден египетских колонн; они, с своими желобчатыми выемками, послужили для греков образцом их старинных колонн дорического ордена.
   Другое воспроизведение, еще удивительнейшее, нежели памятники Бени Гассана, Ипсамбуля и Фив -- коллекция допотопных животных, находящаяся на одном из островов, лежащих на прудах или озерах великолепных садов Сейденгэмского дворца. Этот "геологический остров" лежит на большом озере, находящемся близ нижнего конца парка, и составлен из различных наслоений земной коры, положенных друг на друга так, что очень легко наблюдать общий закон, в котором они следовали одно за другим, и границы различных формаций сами собою ясны для посетителя. На этой почве стоят в различных положениях модели допотопных чудовищ, о которых мы говорили в прошлом месяце. Не будем ни перечислять, ни описывать этих столь же странных, как и огромных пресмыкающихся и млекопитающих, воспроизведенных в натуральной величине: то и другое завлекло бы нас слишком далеко; скажем только, что один из них, игуанодонт, имел в длину не менее 14 сажен, и строители моделей, Хокинс и профессор Он, во внутренней пустоте его модели устроили обед для 27 своих помощников. За этим истинно геологическим обедом были провозглашены тосты в честь Кювье и других знаменитых геологов и зоологов. Вместо перечисления допотопных животных постараемся представить краткий ответ на вопрос, естественным образом возникающий при мысли о том, что от этих странных созданий сохранились только кости: "каким же образом по костям отгаданы наружные формы, которые имело то или другое животное в живом виде?" Трудами Кювье сравнительная анатомия доведена до такого совершенства, что по скелету животного с точностью восстановляется его наружный вид. В самом деле, устройство костей находится в непосредственной связи с массивностью мускулов, которыми они покрыты; по устройству зубов и ступней можно узнать образ жизни животного: зубы плотоядной кошки устроены совершенно не так, как зубы травоядной овцы; ступни волка, бегающего по земле, совершенно не так, как ступни пантеры, лазящей по деревьям. Зная образ жизни животного и устройство его скелета, можно с точностью определить свойство его кожи, длинноту и густоту шерсти, ее покрывавшей: овечья волна не похожа на шерсть лошади или щетину кабана; но такое же точно различие существует и между скелетами овцы и лошади. Этих простых соображений достаточно для того, чтоб увериться в возможности по скелету животного отгадывать наружный вид его, по нескольким костям воспроизводить чертеж всего скелета. И всякое сомнение в точности подобных воспроизведений должно исчезнуть после того, как она подтверждена фактами, из которых приводим один. По одной кости, уцелевшей от всего скелета допотопного животного, Кювье восполнил и начертил весь скелет; впоследствии был найден полный скелет животного, и чертеж Кювье был совершенно верен с ним: великий зоолог не ошибся ни в одной подробности.
   Между тем важнейший упрек, который могли до сих пор сделать Сейденгэмскому дворцу -- то, что он закрыт по воскресным дням, когда большей части публики всего удобнее было бы его посещать, повидимому, скоро будет отстранен. Сильные толки об этом обратили внимание английского парламента на вопрос: нельзя ли и по воскресеньям открыть для публики национальные музеи. Комитет, назначенный нижним парламентом для рассмотрения этого дела, предлагает парламенту решить его в пользу открытия. То, что Британский музей и Национальная галлерея закрыты по воскресеньям, кажется комитету еще менее извинительным, нежели то, что закрыт Кристальный дворец, составляющий частное учреждение, между тем как музей и галлерея основаны на счет государственного бюджета, и потому (слова доклада, приготовленного комитетом) "нет в Англии ни одного бедняка, который бы не участвовал до некоторой степени в расходах на эти учреждения и не имел бы права пользоваться ими; потому и несправедливо отнимать у людей, живущих поденною платою и не имеющих возможности располагать будничными днями, единственный день, в который они могут посещать музей".
   Сообщим здесь кстати, что основная мысль о наглядном способе изучения, которой обязан своим происхождением Сейденгэмский дворец, получает все более и более применения. Так профессор Гепперт (Göppert) успел наглядным образом осуществить в Бреславском ботаническом саду идеи Гумбольдта о физиономике растений 2. Он разделил сад на 54 характеристические группы; первые 41 группа составлены каждая из растений одного и того же существенного характера. Так в одном отделении находятся исключительно мхи, в другом ползучие растения, в третьем кактусы, в четвертом банановые деревья и т. д. Из других тринадцати отделений каждое представляет по возможности полную картину растительности той или другой страны, не заключая в себе ни одного растения, чуждого тому климату. Так в одной группе собраны формы растительности полярных стран, другая представляет деревья и травы Южной Европы, третья -- Китая, четвертая -- Южной Америки и так далее.
   Фотография -- это прекрасное изобретение, посредством которого каждый из нас может передавать другим в верной копии все, чем было заинтересовано его зрение, -- быстро совершенствуется. В Лондоне Мэйоль (Mayall), устроив камер-обскуру в огромных размерах, достиг возможности снимать фотографические портреты в натуральную величину; еще замечательнее, нежели увеличение размера, то, что, посредством своего снаряда, он снимает портреты гораздо лучшего достоинства, нежели получались они прежде.

<Дальше следовал текст Д. М. Перевощикова>.

   Начав это путешествие вокруг света, продолжим его и посмотрим, что нового открыто в малоизвестных странах, что нового открыто под землею раскапыванием развалин. Географических и этнографических открытий немного; почти всего только одну книгу можно назвать замечательною в этом отношении, "Albane-sische Studien -- von Hahn" (Албания и албанцы). Албания -- одна из самых малоизвестных стран Европы: албанцы -- народ, о котором очень мало знают самые ученые этнографы. Даже албанский язык почти совершенно неизвестен. Первые, очень скудные, но все-таки драгоценные сведения об этом загадочном языке сообщил в коротенькой грамматике и маленьком сборнике слов прусский офицер Ксиландер 3. А между тем ближайшее знакомство с албанскими нравами и языком было бы очень важно для науки: оно могло бы пролить свет на темные вопросы о том, к какому племени принадлежали древние иллирийцы и их родственники -- македоняне, потому что македоняне были "варвары", не имевшие по своему происхождению ничего общего с греками: только незадолго до времен Филиппа и Александра Македонского греческая цивилизация проникла в Македонию и обратила высшие классы македонского народа (но только высшие классы; народ оставался очень долго верен своей национальности) в чистых, повидимому, греков. Македонское царство очень долго было греческим почти в той же только степени, как и царства Птоломеев и Селевкидов; они носили чисто греческий характер только на поверхности, в высших слоях общества. Вопрос о том, к какому племени принадлежали македоняне, очень важен и очень темен, сказали мы; и знакомство с албанцами и их языком может объяснить его, потому что, по всей вероятности, албанцы -- остатки древнего иллирийско-македонского народонаселения. Если и не так, то нет сомнения, что они коренные обитатели стран, лежащих на север от древней Греции, и исследование их языка и нравов оказало бы во всяком случае большую услугу истории Балканского полуострова. Потому книга Гана 4, представляющая сборник албанских поверий, преданий, песен, описания нравов, исследования о происхождении албанцев, будучи очень занимательною для большинства публики, которой гораздо интереснее читать живые очерки почти совершенно неизвестной страны, нежели перечитывать повторяемые в тысячный раз описания Рима, Венеции, Константинополя или Севильи, имеет еще гораздо большую цену для специальных ученых. Если не по ясности выводов, то по драгоценности материалов, это одно из капитальных для науки сочинений, каких выходит в году немного. Г. Ган не отвергает, что довольно сильное влияние на албанцев имели турки (как это ясно уж из того, что многие албанцы мухаммедане), греки в древности, потом во время Македонского царства и во время Византийской империи (когда албанцы приняли христианство) и особенно славяне (доказательством служит албанский язык, имеющий много славянских слов; много точек соприкосновения с славянами находим и в албанских поверьях, записанных г. Ганом; так, например, у албанцев есть бурдалак -- сербский вурдалак, наш упырь, или вампир); тем не менее он думает, что вообще албанцы довольно чисто сохранили свою старинную народность, и признает их потомками иллирийцев, ближайшими соплеменниками древних македонян. Это кажется несомненным. Повидимому, совершенно основательно и то предположение г. Гана, что албанцы, то есть иллирийцы и македоняне, соплеменники европейских бригов и малоазийских фригийцев. Но в этих предположениях нового мало. Вероятно, справедливо и то его мнение, что все эти народы принадлежали к индо-европейскому племени, другими ветвями которого были санскритские народы, персы, греки, римляне, немцы, литовцы и славяне. Но и то и другое предположения нуждаются в поверке более точными и полными исследованиями албанского языка, нежели какие могли быть сделаны доселе; интереснее сбивчивых, повидимому, исследований г. Гана собранные им песни и предания. Вот, например, албанские сказки, указывающие на коренное родство или на тесные связи между индо-германским племенем и албанцами.
   "Была молодая женщина, вышедшая замуж на чужую сторону; она пять лет не видалась с родными. Раз она пошла на ключ за водой, а сама вздыхала, вспоминая о родных. Тут к ней подошла старуха и сказала: "О чем ты горюешь, мое дитятко?" А старуха эта была людоедка; у нее было четыре глаза: два на лбу, а два на затылке; только женщина этого не заметила, потому что задние глаза были спрятаны под повязкою. Она сказала старухе: "Вот уж пять лет я не видала ни отца, ни матери; дорога дальняя, а проводить меня некому". Старуха сказала ей: "Я провожу тебя, дитятко; мне самой надобность итти в ту сторону. Снарядись, а я тебя подожду". Молодая женщина пошла домой, снарядилась в дорогу и воротилась к старухе; а старуха дожидалась ее у ключа. Они шли несколько времени и пришли в захолустье, где была избушка людоедки. В избушке сидела Маро, дочь людоедки. Тут женщина увидала, что старуха -- людоедка; только ей уж нельзя было убежать. Людоедка вошла в избушку, велела дочери топить печь, а сама пошла набрать дров. Когда она ушла, женщина спросила у Маро: "Зачем ты топишь печь?" Маро сказала: "Мы тебя хотим изжарить и съесть". -- "Мне ничего, что вы меня съедите; только смотри, как бы не погас огонь". -- "Я его раздую, он разгорится". Тут Маро нагнулась раздувать огонь, а женщина сзади втолкнула ее в печь и заслонила заслонкой, а потом, покуда не воротилась людоедка, поскорее убежала, прибежала в свое село и там рассказала матери, что с нею случилось. И все удивлялись, какая она была смелая, что втолкнула в печь людоедкину дочь".
   Едва ли сказка заимствована албанцами из славянской сказки о том, как Яга баба хотела изжарить мальчика и велела своей дочери посадить его в печь, а сама ушла; как мальчик обманул дочь Яги бабы, сказав, что не умеет сидеть на лопате, и как он, когда дочь Яги бабы села на лопату, чтоб выучить его сидеть, всунул ее в печь и заслонил заслонкою: разница между сказками велика; наша гораздо полнее и эффектнее, и притом все подробности албанской сказки кажутся самостоятельными; о нашей Яге бабе не слыхано, чтоб у нее было четыре глаза; из подробностей славянской сказки не находим ни одной в албанском варианте; потому и надобно думать, что заимствования не было, что обе сказки самостоятельно развиты из одного общего поверья, и скорее служат свидетельством коренного родства обоих народов, нежели последующего влияния.
   Другая албанская сказка чрезвычайно близка к греческому мифу о Персее. Царю было предсказано, что внук убьет его; поэтому он бросил новорожденного внука в море; но волны вынесли малютку на берег и он вырос сильным молодцем. Когда он вырос, в той земле явилось чудовище, требовавшее, чтоб ему отдали на съедение царскую дочь; на это принуждены были согласиться, и царская дочь была оставлена в назначенном месте на жертву чудовищу. Тут юноша увидел ее, узнал ее судьбу, дождался чудовища и убил его. Царь отдал за него дочь. На свадебном пиршестве жених во время метания в цель булавою, промахнувшись, убил своего деда. Это буквально миф об Акризии, Персее и Андромеде. Некоторые подробности сказки также буквально верны мифу, и едва ли можно сомневаться, что она заимствована албанцами у греков, хотя уж и успели они забыть греческие имена действующих лиц и отчасти даже облекли рассказ в подробности из народных преданий о Лубии, чудовище, пожирающем детей и иссушающем потоки.
   Одна из земель, еще менее известных, нежели Албания, Тибет. Во многих французских журналах напечатаны довольно большие и прекрасно написанные отрывки из записок французского миссионера Крика (Krick), пытавшегося в конце 1851 года пробраться из Асама в эту страну. Если б ему удалось достичь цели своего путешествия, то его записки были бы очень интересны и драгоценны для этнографии. После невообразимо трудного перехода по Гималайским горам он действительно добрался до границ Тибета; но правитель области, в которую попал путешественник, тотчас же отослал его назад под предлогом, что провинция скоро будет театром войны, в которой погибнет "ученый лама", лама-гуру. Потому записки предприимчивого миссионера имеют только романический интерес дневника, ничего не прибавляя к нашим сведениям о малоизвестной стране, дальше границ которой не мог он проникнуть. Вот почти все, что случилось с ним и что успел он заметить в Тибете:
   "Перейдя границу, два дня шел он до первого города. В начале января погода была такая, как во Франции в мае. Лимонные, апельсинные, лавровые деревья были в полном цвету: повсюду пестрели цветы и зеленели нивы, засеянные рисом и пшеницею. Жители города, предуведомленные о прибытии миссионера, столпились на площади. "Мне велели взойти на узкую галлерею, которая возвышалась над головами зрителей. Там лежала огромная тибетская собака, зарычавшая при моем приближении. Еще важнее было то препятствие, что на галлерею не было снаружи лестницы. Я вскарабкался кое-как, цепляясь за столбы и доски. Все бросились за мною; галлерея наполнилась в минуту. Они рылись в моих карманах, ощупывали мне глаза и бороду, раскрывали мне рот, глядели мне в зубы, считали у меня пальцы на руках, рассматривали цвет моей кожи; следствием всех исследований было заключение, что я существо странное, но довольно похожее на человека. Вообще их жесты выказывали доброе расположение, и, наконец, один из них подал мне фляжку из тыквы, наполненную какою-то беловатою жидкостью. Страшно проголодавшись, я жадно выпил все, не переводя духа, и почувствовал себя гораздо лучше. Но мне надобно было найти покровителя в толпе, меня окружавшей. Проводники указали мне гелонгов (ламайских духовных); я сказал им, что я также духовное лицо, и просил приюта у старшего из них. Он повел меня в свою комнату, заваленную мешками, набитую народом, и велел сесть подле себя на разостланную попону. Нам подали чай в деревянной чашке. Чай был приправлен солью, мылом (?) и прогорклым коровьим маслом (то есть это был кирпичный чай?). Он был сварен в грязном, отвратительном котле; но я, несмотря на все это, выпил три чашки -- так я был голоден. Потом хозяин угостил меня рисовым пирогом и сыром. Между тем пожитки мои оставались на улице; я не знал, где провести ночь. Деньги у меня были все отняты на дороге дикарями. Что мне было делать? я решился действовать смело: вышел на улицу, взял свои вещи и уселся с ними в самом скромном уголке комнаты. Хозяин был несколько удивлен таким полным принятием его гостеприимства, но не рассердился.
   На другое утро я вышел осмотреть окрестности. Они были великолепны. Снять верно прелестную картину, расстилавшуюся передо мною, значило бы создать пейзаж, которому нет подобных в мире живописи. Дома городка рассеяны между вечно зеленеющими деревьями. Налево, в версте, течет Брахмапутра. С двух сторон опоясывают горизонт высокие горы; скат их покрыт гигантскими соснами; на вершинах белеют снега; с двух других сторон бесконечные нивы и луга; привольно пасутся здесь и там стада коров, волов, лошадей, ослов, мулов; в пяти или шести верстах к северу замок на террасе -- это рима, жилище правителя области, "юнга".
   Несколько дней провел я среди не могшего на меня довольно надивоваться и добродушного населения деревни; но 17 января, когда я читал свои молитвы, вдруг растворилась дверь комнаты и послышались крики, извещавшие о прибытии правителя области. Через минуту вошел юнг. Он был окружен свитою; народ падал перед ним ниц. Я хотел уклониться от аудиенции и расспросов; но это было невозможно, и я предстал судилищу правителя, сидевшего на опрокинутом корыте, покрытом дрянным ковром. "Лама-гуру (ученый лама), -- сказал мне мой хозяин, -- подойди к правителю и поклонись ему". -- "Я умею кланяться только по-французски". -- "Нужды нет, поклонись как умеешь". Я отвесил три нижайшие поклона. Юнг отблагодарил меня наклонением головы и улыбкою: ему было лестно, что ему кланяются по-французски. Сановники, меня окружавшие, старались подражать моим поклонам. "Лама-гуру, -- продолжал хозяин, -- садись подле меня. Вот великий лама, в руках которого гром, в мысли которого солнце. Его язык -- меч, его слово -- буря; он может повелеть всё по воле своей; он властен отрезать руку и ногу, выколоть глаза, осудить на смерть -- и никто не смеет противоречить. Он приехал сюда для тебя". Я поклонился, говоря, что я в восхищении, удостоившись видеть такого важного человека.
   Тогда юнг начал меня допрашивать: "Откуда ты? как тебя зовут?" Я отвечал. "Зачем ты сюда пришел? Ты хочешь высмотреть нашу землю, чтоб прийти воевать?" -- "Нет, я француз, а не англичанин, духовное лицо, а не офицер". -- "Зачем же ты пришел именно в нашу землю, а не в другую?" -- "Я узнал, что ваш народ благочестивый". -- "Кто же тебя прислал сюда?" -- "Никто; я пришел сам".-- "Есть ли у тебя жена, дети?" -- "Нет; я лама". При этом сановники шепчут один другому: "Правда, правда; ламы не бывают женаты". -- "Ты пробудешь здесь года два, потом воротишься в Асам?" -- "Нет, я останусь здесь навек". -- "Стало быть, ты бежал из отечества. Добрый человек не покинет навек родины". -- "Я не преступник. Напишите обо мне моему королю: он вам это скажет". -- "Есть у тебя деньги? Чем ты будешь жить?" -- "Я полагался на гостеприимство тибетцев". -- Этим кончился допрос. Судьи принялись пить чай и совещаться. Через несколько минут решение составилось, и юнг сказал мне: "Лама-гуру, тебе надобно воротиться в свою землю". -- "Нет; зачем я пойду отсюда?" -- "Затем, что здесь будет война". -- "А мне что за дело до войны?" -- "Тебе, иностранцу, будет она еще опаснее, нежели другим: тебя убьют. Будет страшная резня". И тут все сановники вскочили, выхватили сабли, начали ими махать, колоть, рубить воображаемого неприятеля, чтоб я мог видеть, как страшна будет война. Я не мог не улыбнуться".
   Не взирая на все настояния Крика, чтоб ему позволили остаться в Тибете, ему, однакож, велели выехать; но проводили очень почетно и радушно: дали ему конвой, нагруженный всяким добром (которое, однако, растащили сами провожатые), охранную грамоту за одиннадцатью печатями; весь город вышел провожать его; прощаясь, все жали ему руки, желали счастливого пути, всевозможных благ, наконец сжимали руки свои кулаком, вытянув при этом большой палец вверх -- высочайшее изъявление приязни и уважения.
   Несмотря, однако, на всю дружбу с тибетцами, лама-гуру должен был уехать, не видав почти ничего.
   Счастливее был другой путешественник в другой совершенно недоступной европейцам стране. Английскому лейтенанту Бортону удалось быть в Мекке и Медине, куда строжайшим образом запрещается допускать христиан. Он переоделся афганцем и был так счастлив, что действительно был принят за афганца молельщиками, отправлявшимися в Мекку, подружился с ними и уговорил их взять его с собою. Таким образом удалось ему быть в обоих священных городах мусульман, видеть все церемонии хаджа (поклонения) и снять планы и виды Мекки, Медины и знаменитого меккского храма Каабы. Теперь лейтенант Бортон возвратился в Каир, получив право на всеобщее уважение мусульман, как "хаджи", посетитель священных мест -- почетный титул, который будет служить ему очень важным пособием и защитою во всех дальнейших путешествиях по мухаммеданскому Востоку.
   А погибель третьего, отважнейшего всех путешественника уж признается несомненною официальным образом: завещания, сделанные некоторыми офицерами франклиновой экспедиции, теперь представлены в судебные места для засвидетельствования и приведения в исполнение.
   Если немного нового узнали мы от путешественников, издавших свои рассказы в последние месяцы, то еще меньше представят нам раскопки древних городов. Серьезным образом эти раскопки не производились нигде в последнее время: у одних изыскателей не доставало ревности, у других -- денег, как, например, у Бонуччи, управляющего раскопками в Канозе, и Пласа, отрывавшего развалины Ниневии; у третьих, как у большей части заведывавших раскопками в Италии, ни того, ни другого. Так, например, работы в Помпее, Геркулануме и многих других местах приостановлены теперь на некоторое время; и надобно дивиться, как, при общем невнимании, они еще не повсюду и не всегда покинуты. Бросим общий взгляд на результаты раскапываний в последние месяцы. В Геркулануме открыты дворовые площади домов, лежащих на отлогости, спускающейся к морю. Важного почти ничего не найдено. В Помпее работы остановлены на долгое время. Подле большого театра там найдена бронзовая статуя Аполлона, принадлежащая римскому периоду искусства. В Канозе найдены греческие гробницы, имеющие вид маленьких комнат с колоннами и живописью по стенам. Здесь найдено много интересных предметов: оружия, галантерейных вещей и прекрасных камеев, глиняных вещей, ваз, очень замечательных по красоте рисунка. Бонуччи предлагает послать копии с открытых им гробниц и проч. в Сейденгэмский дворец. В Капуе также открыта довольно интересная "самнитская гробница". Недавно открыли в Помпее баню, обширнее открытой прежде; кроме того, нашли увеличительное стекло, существования которых у римлян до сих пор не предполагали. Случайным образом сделано довольно любопытное открытие в Равенне: там, близ гавани, нашли могилу Одоакра, предводителя герулов, нанесшего последний удар Западной Римской империи, отняв императорский титул у Ромула Августула 5. Рабочие, копавшие землю в этом месте, отрыли гроб, в котором лежал скелет в золотых доспехах, превосходно вычеканенных. Работники разломали доспехи и продали их по кускам. Начальство города, узнав о находке, произвело исследование; снова откопали могилу, которую работники, из предосторожности, засыпали землею; в ней нашлось еще много драгоценных вещей и камень с надписью "Одоакр".
   Непонятнее всего то, что по распоряжению французского правительства остановлены дальнейшие раскапывания в Хорсабаде, на месте древней Ниневии. Причины этого странного приказания неизвестны; но самая остановка тем более прискорбна, что Плас (Place), которому были поручены работы, надеялся в самом скорейшем времени сделать открытия, еще более важные, нежели все прежние. И теперь он посылает в Париж две вновь отрытые колоссальные статуи и двух столь же огромных каменных быков. Несмотря на недостаток механических снарядов и трудность перевозки этих тяжелых громад (каждый бык весит около 2 000 пудов) до Тигра, находящегося в двадцати верстах от места, где найдены они, Пласу удалось довезти их до реки на огромной телеге, которую тащили 600 человек арабов, и в скором времени они будут доставлены во Францию.
   Археология потеряла одного из основательнейших и знаменитейших своих деятелей: умер на 65 году жизни Рауль Рошетт, член и непременный секретарь Парижской академии наук, первый из современных французских археологов. Вот его краткая биография. Дезире-Рауль Рошетт родился в 1789 году; в 1811 году, 22 лет, он был уж профессором истории в тогдашнем Императорском лицее; ученая слава его прочно утвердилась около этого же времени; в 1813 году получило в рукописи премию от института, а в 1815 году появилось в печати его прекрасное сочинение: "Histoire critique de l'établissement des colonies grecques" ("Критическая история учреждения греческих колоний"); столь же знаменито и особенно для нас интересно его сочинение: "Antiquités grecques du Bosphore Cimmérien" ("Греческие древности Босфора Киммерийского"). Из других сочинений его назовем "Записки о греческих, римских и этрусских древностях", "Курс археологии", несколько сочинений о греческих рисунках. Его заслуги в науке чрезвычайно высоко ценятся его соотечественниками, ставящими его наряду с Нибуром -- это преувеличение, но действительно Рауль Рошетт был очень замечательным археологом. Произнося, как секретарь Академии, бесчисленное множество похвальных речей своим сочленам, Рауль Рошетт слишком живо чувствовал всю внутреннюю пустоту этого обычая и потому изъявил желание, чтоб ему, как члену Академии des Inscriptions, не говорили похвальной речи.
   При скудости археологических открытий тем приятнее нам представить извлечение из записки г. Гревинга (Grewingk) "О рисунках, начерченных на гранитной скале у восточного берега Онежского озера" ("Über die in Granit geritzten Bildergruppen am Ostufer des Onega-Sees), читанной в заседании Историко-филологического отделения императорской С.-Петербургской академии наук и напечатанной в NoNo 271 и 272 "Известий" историко-филологического отделения 6.
   "В 1848 году, во время геогностичеокого путешествия по Олонецкой и Архангельской губерниям, я нашел на восточном берегу Онежского озера гранитную скалу с вырезанными на ней рисунками, неизвестными еще ученым. Я упоминал о них в записке о своем путешествии, помещенной в "Известиях" Физико-математического отделения Академии. Потом Географическое общество обнародовало в своих "Известиях" (1850 г. стр. 68) снимки и краткие описания этих рисунков, сделанные г. Шведом; это подало мне теперь повод напечатать из моего неизданного отчета о путешествии место, относящееся к онежским рисункам. Они начерчены на скале Бесова-Носа, мыса, лежащего против Петрозаводска, подле деревни Бесовец. На юг от этой группы рисунков находится другая, а еще южнее -- третья. Фигуры или очерчены неглубокими линиями на чрезвычайно твердом граните, или камень выдолблен во всей поверхности фигур. Они изображают людей, сохатых, собаку, лисицу, белок, выдр, лебедей, уток, журавля и рыбу; почти все они представлены в профиль. Есть и символические знаки, но письмен, повидимому, нет никакого следа. Рисунки сделаны, по всей вероятности, охотниками, частью в воспоминание об удачной охоте и местах ее, частью в честь божку, покровителю охоты или рыболовства".
   Подробно разобрав значение каждой группы, г. Гревинг находит в них большое сходство с рисунками на правом берегу реки Тома, по дороге из Томска в Кузнецк, и в Пермской губернии близ города Чердыни, снимки которых представил Штраленберг в своем сочинении "Der nördliche und östliche Teil von Asien" {Северная и восточная часть Азии. -- Ред.} (Stockholm, 1730)7; отсюда г. Гревинг выводит заключение, что все эти рисунки, онежские, чердынские и томские, одного происхождения -- финского, и принадлежат времени, когда чудские племена жили по всему пространству от Сибири до Ботнического залива.
   Заключим наш обзор новостей наук несколькими известиями о деятельности ученых учреждений.
   Ученые труды Венской академии наук далеко еще не пользуются той известностью, какой вполне заслуживают. Устройство же Академии очень замечательно некоторыми особенностями, выгодно отличающими ее устав от уставов Парижской и Берлинской академий.
   Венская академия -- младшая из всех своих европейских сестер. Она основана 30 мая 1846 года; но открытие последовало не ранее февраля 1848 года, когда президентом был назначен эрцгерцог Иоанн (избранный потом правителем империи). Академия получает 40 000 гульденов (около 24 000 р. сер.) ежегодного содержания; кроме того, пользуется правом бесплатно печатать все свои издания в государственной типографии. Она состоит из двух отделений: математико-естественного и философско-исторического, и по штату имеет 8 почетных членов в пределах империи и 16 иностранных; 60 действительных членов в пределах империи (из них назовем знаменитого геолога Леопольда фон Буха, известного ориенталиста Гаммера, Тирша, одного из первых современных эллинистов, и Штенцеля, известного историка. Заграничные ученые не могут быть действительными членами; в этом случае очень выгодно отличается от устава Венской академии устав нашей Академии наук, позволяющий ей причислять к своим действительным членам таких ученых, как Мурчисон) 8; кроме того, она имеет 60 членов-корреспондентов в пределах империи и столько же за границею. Из действительных членов 24 должны быть избраны между учеными, живущими в самой Вене; остальные 16 могут жить в провинциях, но должны приезжать на торжественные годичные заседания и в случаях избрания новых членов, для чего и получают прогонные деньги -- мысль довольно счастливая, потому что дает провинциальным ученым средства часто посещать столицу. Президент Академии -- нынешний министр финансов и торговли Баумгартнер, принимающий самое живое участие в делах Академии. (Президент избирается на три года, и первым был Гаммер, оказавший, что бы ни говорили против него, великие услуги знанию Востока.) Заседания Академии открыты для публики -- это также учреждение, приносящее заметную пользу. Важнейшие из специальных занятий Академии теперь: издание источников для австрийской фауны и флоры; исследование австрийских каменноугольных копей. По каждому из этих предметов назначен особенный комитет. Прежде были еще комиссия для издания геологической карты и метеорологическая комиссия; но важность их возросла до того, что они теперь преобразованы в самостоятельные учреждения. Уже из этого видим, что деятельность Венской академии заслуживает полного внимания ученого мира; но еще лучше доказывается это многочисленными ее изданиями: она ежегодно печатает четыре тома "Известий", два или три тома "Записок", том "Метеорологических летописей", два тома "Архива" для австрийской истории и несколько томов других сборников, кроме того, несколько отдельных сочинений.
   Не лишен также интереса недавно изданный Отчет Берлинской публичной библиотеки (одной из богатейших в Европе), составленный директором ее Перцем, издателем знаменитого "Собрания источников для германской истории", Monumenta historica Germaniae. Отчет обнимает три года: 1851, 1852 и 1853. Прежде всего надобно заметить, что для удобства сообщений между разными залами огромного здания по всей библиотеке проведены проволоки электрического телеграфа, идущие также от библиотеки в штаб берлинской пожарной команды, так что о всякой опасности от огня может быть дано знать мгновенно. Сумма, отпускаемая библиотеке ежегодно на покупку и переплет книг, журналов и атласов--10 000 талеров (9125 р. сер.). Из новых приобретений библиотеки замечательнейшее -- коллекция арабских книг, составленная Вецштейном, дамасским консулом, и состоящая из 215 рукописных томов. Замечательна еще пергаменная рукопись "Matricula", "Список" студентов и учителей Эрфуртского университета с 1392 года до уничтожения университета. В ней много рисунков, сделанных студентами и профессорами; в том числе есть рисунки, сделанные Лютером. Число печатных сочинений увеличилось в эти три года 13 780 номерами, в числе которых есть огромные коллекции. Число книг, выдаваемых библиотекою "на дом", ежегодно возрастает: в 1851 было выдано 25 000, а в 1853--33 500; быстрое увеличение этой цифры тем интереснее, что оно несомненно свидетельствует о возрастающей любви публики к серьезному образованию: на дом отпускаются только книги ученого содержания.
   Вот цифры о первоначальном образовании в Бельгийском королевстве, официальная и прекрасно составленная статистика которого недавно появилась в свет.
   В Бельгии в 1850 году число детей обоего пола, учащихся в первоначальных школах, простиралось до 441 172 при общем итоге народонаселения 4 426 202 души, что дает почти ровно 100 человек учащихся на 1 000 душ народонаселения; число учащихся в средних и высших учебных заведениях простиралось в то же время до 24 636. Заметим кстати, что в Пруссии пропорция несравненно выше, нежели в Бельгии: в Пруссии на 1 000 душ народонаселения приходится более 150 детей, обучающихся в первоначальных школах.
   В Англии чаще всего родители не посылают детей в школу потому, что спешат поместить их на фабрику. Не говоря о других пагубных последствиях такой привычки, уж это одно достаточно показывает вред ее. Баварское правительство издало закон, что дети моложе десяти лет не могут быть принимаемы на фабрики; что десятилетние дети могут быть принимаемы только по свидетельствам от патера и школьного учителя о том, что получили первоначальное образование и знают закон божий; работать они должны не более шести часов в сутки и три часа непременно проводить в школе. На фабрике за ними должны быть назначены особенные наблюдатели; мальчики и девочки не могут работать вместе.
   Раз увлекшись статистическими подробностями, приведем еще несколько цифр из недавно обнародованного отчета о железных дорогах в Великобританском королевстве. Всего в конце 1853 года было открыто железных дорог 7 686 миль (11 586 верст); из того числа в Англии около 8 800, в Шотландии -- 1 500 и в Ирландии -- 1 300 верст. Более нежели 1 000 верст новых дорог скоро будет готово. На открытых дорогах разных смотрителей и прислуги было в половине прошедшего года 80 409 человек. Пассажиров проехало в 1852 году более 89 миллионов, а в 1853 году 102 286 660 человек, так что средним числом каждый великобританец в течение прошедшего года проехал по железной дороге четыре раза. Всех доходов было получено железными дорогами в 1852 году более 15 700 000 фунтов (около 100 миллионов руб. сер., а в 1853 году 18 035 879 фунтов (около 114 миллионов руб. сер.). Особенно значительно увеличились доходы от пассажиров третьего класса.
   Переходя к новостям литературы, скажем сначала несколько слов о французской и английской журналистике и книжной торговле. Газета Эмиля Жирардена, который два раза понижал цену своего журнала от 120 франков (прежней цены больших парижских ежедневных газет) до 80 франков, потом с 80 на 40 франков -- "La Presse" опять заняла первое место между всеми парижскими газетами по числу подписчиков, как занимала его несколько лет назад 9. В конце мая эта газета продавала около 36 000 экземпляров ежедневно. Это огромное количество оттисков делается всего только в два часа времени, от половины шестого до половины восьмого утра. Правда, для достижения такой удивительной быстроты Эмиль Жирарден, бесспорно, самый предприимчивый из всех французских журналистов, едва ли имеющий в этом отношении соперников и в Англии, решился делать в одно время четыре набора; механические станки, на которых печатается его журнал, также лучшие во Франции, дают 6 000 оттисков в час. Этими дорогими средствами он достигает возможности отправлять свой журнал в провинции гораздо раньше, иногда целыми сутками раньше, нежели отправляются другие журналы. Впрочем, и "La Presse" еще далеко до того числа подписчиков, которое имела она три или четыре года назад: тогда она расходилась в числе 60 тысяч, 80 тысяч, даже ста тысяч экземпляров. Число экземпляров больших английских ежедневных газет не так огромно, потому что они, платя пенни (более 3 коп. сер.) за штемпель, прикладывающийся к каждому листу, и, кроме того, огромную пошлину за печатающиеся в них объявления, должны продаваться по цене, слишком дорогой для массы публики, принужденной довольствоваться еженедельными газетами и разными перепечатками из больших газет, расходящимися в огромном числе. Вот отчеты о состоянии "Times", важнейшей из ежедневных газет, и "Лондонской иллюстрации", важнейшей из еженедельных. Число продаваемых листов газеты "Times" увеличивалось миллионом в каждый из трех последних годов. Число всех проданных в 1853 году листов доходило до 14 000 000, что составляет около 45 000 экземпляров. Число это велико; но все еще незначительно для первого по своей известности журнала в целой Европе, совершенно затмевающего в самой Англии все другие журналы. Отчасти объясняется это тем, что каждый экземпляр проходит через множество рук, перепродаваясь первым купившим и прочитавшим его другому, другим третьему и т. д. Другие английские ежедневные газеты далеко не достигают и 10 000 экземпляров; и только одна из них, "Daily News", основанная всего несколько лет назад, имеет надежды на более блестящее будущее; через несколько лет "Tinres", вероятно, будет иметь в ней сильную соперницу. Число ежегодно продаваемых листов "Лондонской иллюстрации" (Illustrated London News), выходящей раз в неделю, доходит в обыкновенные годы до 4 000 000; это дает, считая с прибавлениями (около 60 листов в год), около 65 000 экземпляров. Но когда случаются события, возбуждающие общий интерес и нуждающиеся в объяснении рисунками, то число продаваемых листов значительно увеличивается. Так в 1852 году портреты, памятники, изображения похоронных процессий Веллингтона10 увеличили продажу целым миллионом листов, или 15 000 экземпляров; а в 1851 году, когда была всемирная выставка, "Иллюстрации" было продано 7 000 000 листов, или около 115 000 экземпляров. Число еженедельных газет и мелких журналов, успевающих ускользать от платы за штемпель, -- огромно и с каждым месяцом возрастает. Точно так же возрастает число, если не хороших новых, то вообще новых книг и новых изданий старых писателей. Вальтер Скотт, например, постоянно выходит все новыми изданиями, и притом в одно время несколькими. Потому и бумаги требуется в Англии год от году больше, так что на фабриках чувствуют недостаток в тряпье и других материалах для ее выделки. Английское правительство разослало по колониальным начальствам циркуляр, в котором поручает им обратить внимание на приискание новых материалов для выделки бумаги. С своей стороны владельцы одной из главных лондонских газет (Times?) назначили премию в 1 000 фунтов (6000 р. сер.) тому, кто отыщет какой-нибудь новый дешевый материал для выделки бумаги. А между тем парижские издатели уже давно жалуются на то, что книжная торговля идет очень плохо. Рассказывают даже, что некоторые издатели, содержа наборщиков, не дают им никакой работы, рассчитывая, что менее получат убытка, платя задаром рабочим, нежели покупая бумагу для изданий, которые не пойдут с рук. Одну из главных причин упадка книжной торговли литераторы видят в дешевизне книг. В самом деле, все более и более входят в употребление издания в 18-ю д. листа, убористым шрифтом, в толстых томах, продающихся по 3 с половиною франка, и вмещающих в себе столько же текста, сколько прежде помещалось в трех или четырех томах в 8-ю д. л., печатавшихся с широкими полями, крупным шрифтом, с большими пробелами. Автор получает от издателя по 25 или 30 сантимов гонорария за каждый проданный экземпляр, и таким образом едва получит в несколько лет несколько сот франков за том, содержащий в себе целый роман или множество повестей. Издавать в прежнем формате по прежним высоким ценам, значит осудить издание лежать в кладовых магазина. Поэтому почти нет возможности печатать роман или повесть прямо отдельным изданием: беллетристы работают для revues {Обозрений. -- Ред.} и журналов, дающих небольшую, но верную плату, и принуждены писать чрезвычайно много, чтоб иметь средства к существованию. Почти каждый из них -- Александр Дюма в малом размере. "И удивляются после этого (прибавляет один из них), что литература падает! Надобно еще удивляться, как, при столь поспешной и утомительной работе, остается у страдальцев хоть немного одушевления и поэзии!" Конечно, этой одной причиною не объясняется еще упадок французской беллетристики; но нельзя не видеть, что в жалобах, нами приведенных, есть много справедливого и что необходимость писать слишком поспешно много вредит достоинству произведений французских романистов, из которых многие не лишены таланта, но почти ни один давно уж не писал ничего сносного.
   Возвратимся, однакож, к французской журналистике. О газетах не будем распространяться, потому что теперь, лишившись возможности ясно высказывать свои мнения 11, они остаются только бледной тенью того, чем были прежде. Но мы хотим сказать несколько слов о французских литературных или ученых периодических изданиях, из которых одно, "Revue des deux mondes", некогда известное тем, что в нем участвовали почти все знаменитости французской литературы, до сих пор заслуживает внимания по строго выдерживаемой форме своих статей, а другое, "L'Athénaeum franèais", недавно основанное, имеет на самом деле неоспоримые достоинства и еще очень мало у нас известно. "Revue des deux mondes" по старой славе своей продолжает во мнении многих пользоваться репутацией лучшего из французских учено-литературных журналов. Но должно сказать, что теперь из первостепенных французских писателей в нем участвуют только Огюстен Тьерри и Литтре 12. Все остальные сотрудники "Revue des deux mondes" не отличаются известными именами; статьи пишутся в таком одностороннем направлении, что полагаться на суждения этого журнала значило бы почти всегда отдаляться от истины. Но если содержание статей редко заслуживает внимания, то нельзя не отдать справедливости их форме. Редакция поставила себе в непременное правило помещать только такие статьи, которые были бы общепонятны и общеинтересны. Никакие ученые достоинства не заставят ее дать в своем издании место сочинению, утомительному для большинства читателей; точно так же она считает необходимостью, чтоб ему был придан такой вид, в котором оно было бы совершенно понятно для каждого из читателей. Поэтому в каждой статье объясняются в кратком, но живом очерке, все понятия и факты, знание которых необходимо для того, чтоб понять главное содержание статьи; с другой стороны, в статью допускаются только те специальные подробности, которые совершенно необходимы для объяснения предмета. Нельзя не сказать, что редкий журнал может похвалиться столь строгим исполнением этой программы, более или менее общей всем литературным журналам, как "Revue des deux mondes". "L'Athénaeum franèais" -- главнейшим образом журнал критики. Представляя читателям в других местах наших "Новостей" два или три извлечения из его отзывов о разных французских писателях, мы можем здесь ограничиться указанием на них: читатели сами увидят, что критика "Французского Атенея" очень выгодно отличается от обыкновенного фельетонного пустословия большей части других французских журналов: она справедливо указывает истинное его значение каждому писателю, исполненному претензий и возгордившемуся поверхностными похвалами непризванных панегиристов, и с тем вместе всегда старается воздать должное истинным достоинствам, которых так часто не хотят замечать или не умеют понимать критики французских газет и revues.
   Бельгийское правительство, как известно, заключило с французским договор о взаимном соблюдении прав литературной собственности, и французские писатели и издатели избавились от брюссельских перепечаток. Но едва ли не больше убытков, нежели делали брюссельские контрфакторы английским книгам, наносят североамериканские перепечатки английским изданиям. Английское правительство давно ведет переговоры с североамериканским об уничтожении этой перепечатки английских книг в Америке; но дело до сих пор подает очень мало надежды на успешное окончание. Напротив, едва ли не будут поставлены английские книги американскими законами в положение еще худшее прежнего. До сих пор с английских книг бралась в Североамериканских Штатах пошлина в 10 процентов; теперь комиссия, которой поручено рассмотрение дела американским правительством, предлагает понизить эту пошлину до 5 процентов для книг, перепечатывать которые не изъявят желания американские книгопродавцы; а с тех английских книг, которые они сочтут достойными перепечатки, брать по 15 процентов.
   Что касается до литературных новостей в Англии, в июле новых книг обыкновенно выходит там очень мало, потому что книгопродавцы-издатели заняты не новыми предприятиями, а сведением полугодичных счетов; ждут только нового тома посмертных сочинений Кольриджа, заключающего в себе его "Лекции". Кольридж говорил еще лучше, нежели писал, и его импровизированные публичные чтения были увлекательны. Поэтому английские критики вперед уверены, что "Лекции", которые скоро издаст с своих стенографических записок один из постоянных слушателей Кольриджа, будут превосходным подарком публике. В настоящем интересна только одна новая книга, да и то не английская, а американская. Это "Светлые записки о чужих землях" (Sunny memories of Foreign Lands), говоря определеннее об Англии, мистрисс Бичер Стоу. Так как она была встречена в Англии с большим радушием, то и не удивительно, если американская писательница осталась очень довольна Англиею, даже слишком довольна, так что над ее радужными описаниями подсмеиваются английские журналы: все представляется ей восхитительным; даже лондонский дождь и туман кажутся счастливой путешественнице очаровательными: потому не будем делать выписок из ее записок: книга написана прекрасно, как всё, что написала или напишет мистрисс Бнчер Стоу; но в ее рассказах и описаниях мало беспристрастной проницательности, потому мало и интересного; едва ли не единственные любопытные места те, в которых рассказываются ее встречи с знаменитостями английской литературы, особенно с Меколеем, которого она имела случай видеть несколько раз. Вот, по описанию мистрисс Бичер Стоу, наружность английского критика и историка.
   "Меколей плотного телосложения. Он невысок ростом, довольно полон, у него, как говорится, "широкая кость". Во всех его манерах какая-то сила и прямота. Голос у него полный, громкий, выходящий из широкой груди. Его разговор отличается теми же самыми достоинствами, как и его книги. Мне говорили, что он славится необыкновенной памятью, он не забывает никогда, что раз прочитал; а читал он всё на всех языках. Он знает напамять все старые баллады; а если б Мильтоновы произведения исчезли, то он мог бы продиктовать их с начала до конца".
   Тем больший интерес имеет продолжение Диккенсова романа "Hart Times", который, по всей вероятности, будет одним из его лучших произведений и которого начало мы рассказали уж в "Отечественных записках", в июле (No 8, Смесь, стр. 51--56) 13. Передаем теперь продолжение рассказа, напечатанное в нескольких нумерах французской "Иллюстрации"...

<Пересказ романа не приводится>.

   В следующем месяце мы, вероятно, будем в состоянии представить продолжение этого очерка содержания "Hart Times", а теперь скажем, что он уж окончен и даже рассмотрен в английском "Атенее". Представляем вполне отзыв этого журнала. "Идея последнего романа мистера Диккенса "Тяжелое время" -- прекрасна; но ее развитие, кажется нам, не так удачно, как оно бывает обыкновенно в романах мистера Диккенса. Цель романа: показать, что "факт", положительный расчет не должен составлять единственную пружину человеческих действий; что нельзя безнаказанно заглушать высших стремлений нашей природы. В сущности это мысль поэтическая; для своего осуществления она требовала и поэтической обстановки. Мистеру Диккенсу вздумалось дать ей обстановку прозаическую и наполнить свой роман характерами, отталкивающими и пошлыми (repulsive and vulgar). С художественной точки зрения это большой недостаток. Художник мог бы создать роман, форма которого была бы полна поэзии, характеры которого не были бы тривиальны в своем пафосе и грации (каковы, например, лица "Бури" и "Сна в летнюю ночь"); в таком романе нравственная идея, которую мистер Диккенс считает необходимою в деле воспитания, являлась бы, натурально, без преувеличения и натяжки -- недостаток, в котором теперь справедливо многие упрекнут "Тяжелое время". Тяжба между фантазией и фактом ведется в этом романе прозаическим порядком, но без той ясности, которая необходимо требуется прозаическим изложением дела. Для достижения цели была нужна идеализация. Многие -- и вернее всего именно те, в обличение которых написан роман -- не увидят из него, что воспитание, развивающее только расчетливость в противоположность воспитанию, основанному на развитии фантазии, развивающее рассудок и пренебрегающее движениями души, обращающееся к уму и заглушающее воображение, -- не увидят, говорим мы, что такое воспитание необходимо ведет к результатам, показанным на личностях Луизы и Тома Градгринда младшего. А если тут нет необходимости, то как же перейти от частного случая к общему заключению? Если мистер Диккенс не решится утверждать, что Луиза едва не перешла, а Томас перешел границу позора, именно потому, что им в детстве не позволяли читать волшебных сказок и смотреть на фигляров -- и мы думаем, что мистер Диккенс не скажет этого, -- то многие возразят, что из его рассказа ничего не следует и что поэтому все нравственные постройки романа разрушаются. Что "Тяжелое время", как и всё, написанное мистером Диккенсом, исполнено юмора, наблюдательности, знания людей -- никто не будет оспаривать. Этот роман совмещает все красоты и недостатки его слога. В нем много страниц светлых и пламенных, нежных, при всем юморе и грациозно-фантастичных. Но эти страницы тесно связаны с другими, грубыми и неделикатными. Вообще роман читается (is readable), хотя в нем недостает нравственного интереса; и лица драмы движутся и говорят, Kai"живые существа, хотя ум отказывается признать их удовлетворительными вестниками поэтической истины, высказать которую посланы они на сцену. Фантазии нужен идеальный адвокат". Нет надобности прибавлять, что, не читав всего романа, мы не можем согласиться с отзывом английского рецензента, и привели его только для того, чтоб представить читателям пример, какие странные понятия уживаются иногда в голове англичан вместе с другими, решительно противоположными, и чтоб читатель мог улыбнуться, читая эти забавные рассуждения. "Атеней", высказывающий очень часто много вкуса и здравого смысла в своих разборах, говорит о "Hart Times" с явным предубеждением. Видите ли, поэтическая мысль требует фантастической одежды, как в шекспировской "Буре", где являются Ариэль, Калибан, волшебники, духи и т. д. Диккенс вывел живых лиц, как признает и сам рецензент; потому и роман стал пуст и тривиален. Курьезное умозаключение! У Диккенса мало фантазии... Напротив, он слишком увлекается иногда фантазиею, как это могли заметить читатели даже из нашего очерка. В описаниях современной жизни требовать фантастического элемента -- это верх несообразности. Что касается до другой слабой стороны, которую указывает рецензент, мы также можем только подсмеиваться над его добродушною несообразительностью: как же не видеть, что эгоизм и низость Тома -- необходимые следствия ужасной методы его воспитания? Как же не видеть, что вся судьба Луизы -- необходимое следствие своекорыстных правил мистера Градгринда относительно воспитания и замужества? Кажется, яснее ничего быть не может.
   В итальянской литературе, не всегда богатой новыми книгами, заметим очень важное и прекрасно написанное историческое сочинение, одно из лучших в европейской исторической литературе за последние месяцы -- это История итальянских общин, издаваемая ливрезонами во Флоренции известным историком итальянской литературы и переводчиком Меколеевой Истории, Паоло Эмилиани Джудичи; она теперь почти окончена. Основательность, беспристрастие этого сочинения, по отзыву английского "Атенея", выше всяких похвал. Этому легко поверить, узнав, что Джудичи, несмотря на закоренелую ненависть итальянцев к tedeschi, немцам, утверждает, что в борьбе между папами и императорами справедливость была на стороне императоров; мало этого, он даже уверен, что утверждение в Риме столицы империи было бы благотворно для самой Италии и всего хода цивилизации. Не рассматривая вопроса о справедливости такого мнения, нельзя не согласиться, что оно свидетельствует о редком беспристрастии автора. Что в его истории много новых и основательных исследований, мы можем заключать уже по тем цитатам, которые приведены <в английском журнале. Так, Джудичи удалось отыскать "Судебные постановления", сочинение Джиано делла Белла,14 книгу чрезвычайно интересную в том отношении, что написана она прекраснейшим итальянским языком и появилась пятью годами раньше, нежели начал писать Данте, считаемый творцом итальянского письменного языка. Из этого английский журнал, однакож, напрасно заключает, что Данте несправедливо приписывали такую заслугу: факт, что теперь открыт один из предшественников великого итальянского писателя, только новый пример, подтверждающий старую истину, что самые поразительные нововведения подготовляются всегда предшествующими явлениями в том же роде.
   Французский писатель Мери недавно издал собрание своих сочинений, и вот отзыв французского "Атенея" об этом писателе, произведения которого довольно хорошо известны нашей публике по многочисленным переводам (назовем хоть три его знаменитые восточные романа, где одно главное действующее лицо -- сэр Эдуард, служащий вместилищем всевозможных совершенств: "Гева", "Флорида" и "Низамская война"): 15
   "Г. Мери пишет очень легко и даже довольно правильно; вообще говоря, у него есть дарование; но у него нет убеждения. У него недурны зубы; но орехи, которые он раскусывает, пусты. Для прикрытия этой нищеты содержания он прибегает к парадоксу, иперболе {Гиперболе, преувеличению. -- Ред.}; не будучи в состоянии затронуть чувства, он старается изумить; не будучи в состоянии пролить света, он старается ослепить. Но скоро секрет всех его хитростей обнаруживается постоянным их употреблением, и от фейерверочного блеска не остается ничего. Pectus est, quod facit disertos "источник красноречия в сердце"; почему г. Мери, так любя латинские цитаты, не цитуете вы себе этой старой истины? Правда, что души, сердца, чувства, убеждений не приобретешь, если их не дано от природы; но в таком случае пусть же г. Мери, который так любит Восток; что должен быть отчасти фаталистом, признается, что ему не суждено иметь этого pectus, в котором источник красноречия. Как! вы хотите заставлять меня волноваться любовью, ненавистью, энтузиазмом, которых не способны чувствовать сами? Ваши глаза сухи, а вы хотите, чтоб я прослезился? Si vis me flere, dolendum est primum ipsi tibi -- это должно быть достаточным аргументом г. Мери, ведь сказано по-латьгни. А если для вас мало латинских цитат, мы приведем вам греческую:р"5Э1 5вау:оч."3най свои силы", говорит мудрость веков. Конечно, не легко судить о себе, но судьба дала вам драгоценное зеркало, в котором вы можете очень удобно созерцать свои недостатки; это зеркало -- ваш друг г. Леон Гозлан 16: всмотритесь в него, г. Мери, и, видя, как он в поте лица гоняется за эффектами, скажите, хорошо ли он делает, не понимая, что в сердце самого писателя тайна эффекта, производимого его сочинением на читателя? А то же самое и с вами, г. Мери. Mutato nomine de te fabula narratur. "Лишь имя не то, а дело твое". Вы пишете лучше г. Гозлана; ваше перо легче, и познания обширнее, но разница не слишком значительна. Впрочем, мы не хотим давать здесь советы г. Гозлану, надобно говорить о г. Мери. У него есть способность к "милой болтовне", l'aimable badinage, как это называли в прошедшем веке". И критик советует ему, оставя всякие притязания, понять это и не писать ни трагедий, ни романов с огромными претензиями, а ограничиваться фельетонными статейками, которые может он писать довольно легко.
   Мы считали небесполезным привести это суждение французского рецензента потому, что повести Мери доселе от времени до времени удостаиваются незаслуженной чести перевода на русский язык.
   Перейдем к литературным новостям в Германии.
   Ученые сочинения по части древней мифологии

   H. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений в пятнадцати томах
   Том XVI (Дополнительный). Статьи, рецензии, письма и другие материалы (1843--1889)
   ГИХЛ, "Москва", 1953
   

НОВОСТИ ЛИТЕРАТУРЫ, ИСКУССТВ, НАУК И ПРОМЫШЛЕННОСТИ*

<ИЗ No 10 ЖУРНАЛА "ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ЗАПИСКИ", 1854>

   * Составлено по журналам: Revue des Deux Mondes, Revue de Paris, Revue Britannique, Revue Contemporaine, Edinburgh Review, Bibliothèque de Genève, Illustration, Illustrated London News, Illustrierte Zeitung, Magazin für die Literatur des Auslandes, Das Ausland, Erheiterungen, The Athenaeum, L'Athenaeum Franèais, Novellen-Zeitung, Institut, Indépendance Belge, Journal des Débats.

Лондонские новости: закрытие таверн по воскресеньям и лавок по субботним дням. -- Перри и английские офицеры. -- Непризнавание литературной собственности американских писателей. -- Холера. -- Парижские новости: Дороговизна хлеба. -- Годовое потребление Парижа. -- Спекуляции. -- Приготовления к выставке. -- Театральные новости. -- Программа выставки. -- Статистика Англии. -- Выводы о крепости здоровья в различных возрастах. -- Влияние вина на здоровье. -- Переселения. -- Олебуллева норвежская колония в Америке. -- Сведения о Японии. -- Промышленные новости. -- Рыбное удобрение. -- Болезни растений. -- Новые материалы для выделки бумаги. -- Новая порода шелковичных червей. -- Смерть Шеллинга. -- Новости литературы: Окончание диккенсова романа "Hart Times". -- Простонародная французская литература. -- Первая немецкая газета. -- "Афинский Акрополь" Бёлэ. -- История лондонской биржи, Френсиса.-- Заметки о Сандвичевых островах, Гэолэ.

   Лондон опустел по закрытии парламента, и общественная жизнь его не представляла бы ничего интересного, если б не приехала в Лондон испанская танцовщица Переа-Нена, производящая фурор, и если б перед самым окончанием своих заседаний парламент не утвердил билля, постановляющего, чтоб пивные лавочки и таверны запирались по воскресным дням в 10 часов вечера. На первый взгляд кажется, что это распоряжение не имеет особенной важности и что им недовольны могут быть одни только постоянные посетители таверн, проводящие там день и ночь. На самом деле не так, и новый билль влечет за собою большие неудобства для всей массы незажиточного населения в Лондоне и других больших городах. Все эти люди, работавшие целую неделю, имеют привычку вместе с семействами уезжать по воскресеньям за город, чтоб сколько-нибудь отдохнуть и освежиться. Возвращаются с прогулки они поздно, часов в 11 или 12 вечера, и находят запертыми все заведения, где могли бы взять себе что-нибудь для ужина; потому новый билль очень тяжел для них. С тем вместе не исполнилась и надежда их, что музеи, библиотеки и Сейденгэмский дворец будут открыты по воскресеньям: как случилось, что заготовленный уж закон об этом не был предложен на утверждение парламента, остается загадкой; но музеи остаются закрыты по воскресным дням. Взамен этого все более и более распространяется между купцами недавно возникший обычай запирать лавки по субботам очень рано, между 2 и 5 часами пополудни, так, чтоб суббота была по выражению, принятому на этот случай, "полупраздничным днем". Первые подали пример в этом деле книгопродавцы, заключившие теперь условие между собою, во сколько часов по субботам должны быть закрываемы лавки; за книгопродавцами последовали москатильщики и некоторые другие торговцы; в последнее время относительно того же самого условливались между собою торговцы мужскими и дамскими нарядами. Для их сидельцев такое нововведение справедливо представляется очень приятным; но с ним опять должно быть соединено изменение в правилах публичных музеев, в которых по субботам плата за вход значительно увеличивается сравнительно с другими днями. До сих пор суббота была фешенебельным днем музеев и библиотек, назначенным для посетителей высшего общества; для достижения этой цели и для отстранения толпы в Сейденгэмском Кристальном дворце -- напомним один этот пример -- цена за билет, ограничивающаяся в другие дни одним шиллингом, возвышается по субботам, как мы уж говорили прежде, до пяти шиллингов. Конечно, обычай этот должен измениться, когда теперь масса людей среднего сословия, сидевшая прежде за купеческими конторками, получает возможность располагать своею субботою и скорее всего захочет употреблять ее на посещение учреждений, подобных Сейденгэмскому дворцу. Теперь в Лондоне массе народа негде проводить свободное время. Правда, число общественных гуляний постепенно увеличивается, и английские газеты иногда хвалятся тем, что в Лондоне открываются новые парки; но гораздо чаще случается читать признания, что дело это идет вперед слишком медленно. И действительно, с 1830 г., при увеличении лондонского населения почти вдвое, открыты только три новые парка, из которых только один, Victoria-Park, имеет значительную величину -- около ста десятин (или квадратной версты); два другие втрое или вчетверо менее; четвертый парк, Battersea-Park, занимающий 145 десятин (около полуторы квадратной версты), еще не готов, хотя им занимаются уже несколько лет. Английские законодатели до сих пор еще слишком мало, по общему признанию газет, заботятся об удобствах всех остальных классов общества, слишком уж много заботясь о своих потребностях. Все беспристрастные люди давно осуждают то странное обыкновение, установившееся в пользу молодых людей богатых фамилий, что офицерские чины в английской армии покупаются и продаются занимающими их, как в XVII веке продавались во Франции места в парламентах. Но недавно был случай, в самом ярком свете выказавший невыгодные стороны этого обычая и обнаруживший язву в таком размере, который поразил всех. Дело происходило следующим образом. Поручик 46-го линейного полка Перри был вызван к военному суду по обвинению в "неприличном для офицера поступке" с одним из своих товарищей, которого он ударил подсвечником. В оправдание себе Перри был должен высказать всю правду и сослаться, в подтверждение, на своих сослуживцев. Они все были молодые люди из богатых семейств, купившие себе офицерские места. Один только Перри действительно выслужился, получал чины за отличие, хотя и очень медленно, а не через покупку. Уж за это товарищи смотрели на него очень неблагоприятными глазами. Неудовольствие увеличивалось еще более тем, что Перри, сын бедного выслужившегося актера, не имея никакого состояния, кроме своего жалованья, не мог принимать участия в веселом образе жизни своих товарищей, соривших деньгами на игру, вино и тому подобные наслаждения. Вражда товарищей принудила Перри держать себя вдалеке от них и искать развлечения в ученых занятиях. Но товарищи никак не хотели оставить его в покое: они вторгались по ночам в его комнату, стаскивали его насильно с постели, сажали с собою за стол, принуждали, в насмешку над его умеренной жизнью, пить, давали ему в руки карты и кости и т. п. Потом дело зашло еще далее... Не будем рассказывать пошлостей, а скажем только, что, в числе свидетелей, перед судом явилась и свидетельница. Перри, наконец, выведен был из терпения и ударил самого наглого из обидчиков первою вещью, которая попалась ему под руку. Суд оправдал его. Офицер, командовавший полком и прикрывавший виновных, будет, по слухам, переведен в другой полк и т. д. Но общественное мнение не довольствуется этим слабым приговором, и в газетах печатаются адресы торговцев, "которым офицеры 46-го полка великобританской армии могут по самой безубыточной цене продать свои мундиры". Кроме дела Перри, занимающего всех, много говорят в литературных кружках о решении английского парламента, отнимающем у иностранных писателей право издавать свои сочинения в Англии под покровительством законов, воспрещающих перепечатку. До сих пор книгопродавцы полагали, что английский книгопродавец, купивший у североамериканского писателя право издания, точно так же обеспечен законом от перепечатки книги другими книгопродавцами, как и тогда, когда покупает рукопись у английского автора. Верхний парламент решил вопрос иначе, по случаю следующего дела, замечательного, между прочим, и тем обстоятельством, что тянулось оно около двадцати четырех лет. В 1831 году Беллини, живший тогда в Милане, продал право издания своей новой оперы "La Sonnambula" другому итальянцу, Риккорди. Риккорди, быв в Англии, перепродал право издания англичанину Бузи. Но некто Джеффрис, не обращая никакого внимания на контракт, перепечатал несколько арий из "Сомнамбулы". Бузи подал на него жалобу в Court of Exchequer {Суд по финансовым делам. -- Ред.} и, проиграв там дело, перенес его в другой суд, потом в палату лордов, высшую судебную инстанцию Великобританского королевства. В августе нынешнего года лорды, наконец, решили, что только находящийся в английских владениях писатель может продать свое сочинение английскому издателю; контракты, заключенные вне английских пределов, не имеют законной силы. Таким образом, североамериканские писатели в Англии совершенно лишены покровительства закона, и через два часа после того, как состоялось решение парламента, появились уж объявления нескольких книгопродавцев о том, "что у них приготовляются к выходу в свет новые сочинения мистрисс Бичер-Стоу и Прескотта", хотя эти же самые сочинения были куплены другими лондонскими издателями за дорогую цену (Прескоттова "История Филиппа II" по 1 000 фунтов, или 6 000 р. сер. за том) 1. Страннее всего, что контракты, заключенные с этими писателями, признаются недействительными только потому, что Прескотт и Бичер-Стоу, подписывая их, жили в Америке; если б они приехали подписать условия в Лондон или Ливерпуль, покупка была бы действительна перед законом.
   Однако все толки о тавернах, Перри, английских офицерах и американских писателях заглушаются в Лондоне известиями о холере, которая быстро усиливается. Около месяца после своего первого появления (в июле) она действовала слабо; но с августа число ее жертв ежедневно увеличивается. Вот таблица умерших от холеры в Лондоне в течение последних шести недель: 399, 644, 729, 847, 1 287 и, наконец (3--9 сентября), 2 050 человек. Замечено, что части города, лежащие выше 40 футов над уровнем моря, до сих пор почти совершенно пощажены эпидемией; значительнее число умерших в кварталах, возвышающихся над водою не более 15--40 футов; но две трети или даже более из всего числа жертв принадлежат округу, лежащему на южной стороне Темзы, возвышение которого над морем не более, а во многих местах менее 10 футов. Так же сильно свирепствует теперь холера в Италии и Сицилии; в Германии начинает она ослабевать; ослабевает она и во Франции, где число ее жертв в нынешнем году было очень велико -- до 100 000 человек.
   В Париже, как и в большей части французских департаментов, холера почти совершенно исчезла; знаком прекращения эпидемии считают возвращение в Париж ласточек; замечено было, что и в нынешнем и в прошедшем году они покидали город на холерное время. Не знаем, верить ли этому факту; но, говорят, будто бы в прошедшем году, когда, во время холеры, большое стадо ласточек перелетало через Париж, множество этих птичек попадало на землю и через несколько минут умерло. Но еще не миновалось в Париже другое бедствие: -- дороговизна хлеба, доходившая до того, что городское управление принуждено было бороться с нею, не щадя никаких издержек. Цена муки поднималась до такой степени, что килограмм (2 1/2 фунта) пшеничного хлеба обходился хлебникам в 70 и даже 80 сантимов (около 8 коп. сер. фунт). Городское управление решилось постановить таксу в 40 сантимов килограмм (4 коп. сер. фунт); но так как продавцы хлеба разорились бы при такой цене в одну неделю, если б не выдавалось им пособия, то город доплачивает каждому хлебнику, по количеству проданного им хлеба, всю разницу между действительною и продажною ценою. На это израсходовано более 6 миллионов рублей серебром. Финансы Парижа не в таком положении, чтоб город мог окончательно принять на себя этот огромный долг; потому решено, что когда действительная цена хлеба упадет ниже 40 сантимов, он будет продаваться по этой цене, и торговцы будут обратно уплачивать городу излишек, получаемый по таксе против действительной цены, пока весь долг будет уплачен.
   Теперь цена хлеба во Франции значительно понизилась, потому что жатва, которую в начале лета едва не погубили проливные дожди и постоянное ненастье, поправилась в течение июля; но все еще мука в Париже дороже, нежели в самом Лондоне, знаменитом дороговизною. Говоря о цене съестных припасов в Париже, приведем здесь отчет о количестве мяса, сыра и проч., нужных для годового продовольствия 1 300 000 его жителей. В течение последних 12 месяцев (с 1 июля 1853 по 30 июня 1854 года) потреблено в Париже 120 миллионов фунтов говядины, 10 мил. фунтов ветчины, с лишком 2 мил. фунтов сыру, более 4 1/2 мил. ф. винограда; почти на 2 мил. р. сер. сливочного масла, почти на 4 мил. р. сер. дичи и домашней птицы, на 4 мил. р. сер. яиц, на 1 1/2 мил. р. сер. речной рыбы; виноградного вина выпито 7 282 412 эктолитров (около 59 500 000 ведер! -- неужели эта цифра верна? Если так, то, предполагая в Париже миллион взрослого населения, мы получим, что на каждого человека, без различия пола, приходится в день по 1 1/2 штофа -- здесь, очевидно, есть ошибка) и 63 000 эктолитров (около 450 000 ведер) водки. Нельзя, впрочем, совершенно полагаться на эти цифры: некоторые из них поражают своею несообразностью. Мы указали на невероятность, чтоб в Париже действительно было выпито 60 миллионов ведер виноградного вина; нам кажется, что преувеличено и количество говядины, потребленной парижанами. Известно, что оно уменьшается с каждым годом, несмотря на увеличение числа жителей -- факт, очень невыгодный для тех, которые утверждают, что парижане, в частности, и французы вообще благоденствуют; напротив, ежегодно увеличивается количество выпиваемой водки -- факт, представляющий столь же мало хорошего, потому что водку во Франции пьют почти исключительно пьяницы, на которых уж не производит действие виноградное вино.
   Кроме известий о холере и дороговизне хлеба, мало новостей можно сообщить о Франции.
   Письма из Парижа, помещаемые в английских и немецких журналах, уверяют, что столица Франции теперь занимается только промышленными спекуляциями. Политика вышла из моды; даже о войне говорят только тогда, когда получаемые известия могут иметь влияние на ход биржевых акций и торговых дел. Парижанами овладел дух спекуляций; едва ли даже во времена Ло так бешено торговали акциями, как теперь 2. Все с увлечением пустились в биржевую игру: работник употребляет сбереженные десять или двадцать франков на покупку облигации или лотерейного билета; дворник, дергая веревку, чтоб пропустить запоздавшего жильца, не отрывает глаз от столбца газеты, где напечатан список текущих цен на разные фонды; женщины толпятся на биржевой площади, чтоб скорее узнавать о новых колебаниях акций, и жалуются на то, что им воспрещен вход на биржу. В салонах более говорят о crédit-mobilier, нежели о театре, рассуждают о дивиденде северной, монской, версальской железных дорог более, нежели о политике. Фабричное производство давно уже стало во Франции далеко превышать границы внутреннего потребления, и промышленники должны рассчитывать не только на внутренний, но гораздо более на заграничный сбыт своих товаров. От этого все дела неверны. Беспрестанно основывающиеся акционерные общества расширяют круг своих действий до того, что предлагаемые произведения не находят покупщиков. Возникают безумнейшие компании на акциях; и если б все они обладали в действительности хотя половиною тех капиталов, которыми хвастаются в объявлениях, то Париж был бы богаче, нежели когда-нибудь. На самом деле он теперь едва ли не беднее, нежели когда-нибудь. Выставка, приготовляемая на следующий год, выкажет, насколько есть во Франции действительного богатства, и насколько шарлатанства было в широких объявлениях акционерных обществ. Ее ждут с нетерпением.
   До сих пор правительственные и частные комитеты, занимающиеся устройством выставки, обращали внимание почти исключительно на внешний блеск ее, мало заботясь о том, чтоб сделать ее зрелищем поучительным. Ниже мы приводим извлечение из программы, обнародованной комитетом выставки. Она очень широка; но внимательное рассмотрение обнаруживает беспорядочность распределения предметов, установляемого этой классификацией. Громадное здание на Елисейских полях, устраиваемое для выставки, снаружи готово. Оно подражание Гайд-Паркскому Кристальному дворцу, но подражание неудачное и, по отзывам знатоков, свидетельствует об упадке архитектуры во Франции. Здание чрезвычайно тяжело, совершенно лишено всякого единства. Оно кажется каким-то огромным каменным балаганом, захватившим средину парка, и легкая стеклянная кровля, единственная прекрасная часть его, нисколько не гармонирует с тяжелыми каменными стенами, на которых лежит. Вообще здание не производит сильного впечатления, несмотря на свою громадность. Почти год времени остается еще до открытия выставки, а возникает уж неисчислимое множество спекуляций, основанных на ожидании, что в Париж съедутся на нее сотни тысяч провинциалов и иностранцев. Городское парижское управление уж давно занимается вопросом, насколько должно увеличиться в это время потребление съестных припасов, и какие средства надобно принять для обеспечения подвоза их в достаточном количестве. Основываются огромные рестораны на время ожидаемого стечения посетителей. Так одно акционерное общество устраивает table d'hote на тысячу двести кувертов, другое на 2 000; в Пале-рояле основалось третье общество, которого заведение называется Diner européen {Европейский обед. -- Ред.}; капитал его состоит из 2 000 000 франков. Устраивается множество огромных новых гостиниц; некоторые будут содержать до 2 000 нумеров. Кроме того, ко времени выставки будут открыты новые клубы, важнейшими из которых будут Cercle des chemins de fer {Железнодорожный клуб. -- Ред.} и Cercle impérial {Императорский клуб. -- Ред.}. Первый устраивается преимущественно с назначением быть средоточием промышленников и экспонентов; второй будет принимать в число своих членов тех знатных иностранцев, которых ожидают также тысячи. Оба отделываются с чрезвычайною роскошью, и Cercle impérial хочет своим великолепием помрачить знаменитейшие лондонские клубы.
   О парижских театрах нельзя сказать почти ничего интересного; они готовятся к зимнему сезону и не дают пока ничего нового; более всего наделала шума в театральном мире распря драматических писателей, предводителем которых был Скриб, с Перреном, о назначении которого директором Théâtre Lyrique мы уже имели случай говорить. Общество драматических писателей требовало от нового директора, чтоб автору пьесы платилось не 10 процентов, как прежде, а 15; чтоб он не играл иностранных пьес; чтоб, наконец, не играл он на Théâtre Lyrique пьес, принадлежащих репертуару Opéra-Comique. Журналы находят совершенно справедливыми два последние условия, которые имели целью дать больше хода пьесам молодых писателей. Но первое требование считают они слишком высоким. Перрен не соглашался на эти условия и подавал в отставку; но теперь он взял свою просьбу назад, из чего надобно заключить, что дело как-нибудь уладилось.
   Другая театральная новость едва ли может назваться новостью, потому что слухи о том, будто бы Рашель оставляет Théâtre Franèais, постоянно носятся уже несколько лет. Теперь положительно утверждают, что через полгода, по истечении срока контракта, она покинет навсегда сцену, на которой прославилась. Неизвестно только, что хочет Рашель делать потом -- сойти со сцены, перейти на другой парижский театр, основать свой собственный театр, уехать за границу --ничего этого неизвестно, и вероятно ничего этого не будет: Рашель, несмотря на все свои угрозы, по окончании срока прежнего контракта, заключит с Théâtre Franèais новый, быть может, выторговав несколько тысяч франков.
   Мы говорили о приготовлениях к будущей парижской выставке 1855 года; комиссия, учрежденная для заведывания ее устройством, издала систему классификации, по которой будут распределены выставляемые предметы. Принимая, что будущая выставка находится в непосредственной связи с большой лондонской 1851 года, комиссия по возможности старалась сохранить то же самое распределение предметов, какое было принято в Лондоне. Между прочим, она почла удобнейшим ставить материалы, из которых делается заводское или фабричное произведение, подле самого произведения, чтоб легче было можно судить, в какой степени совершенство товаров той или другой страны зависит от достоинства сырых материалов. Точно так же подле произведений будут поставлены и машины, посредством которых оно вырабатывается; отступления от последнего правила признаны, однакож, необходимыми в тех случаях, когда машины бывают такого рода, что о их достоинствах должны судить не столько фабриканты, сколько люди, специально занимающиеся механикой: такого рода машины сгруппируются в одном месте. Представляем краткий обзор этой классификации, подробная система которой занимает более 36 колонн французской иллюстрации.
   I. Отделение. Произведения промышленности. 1-й разряд. Роды промышленности, имеющие главной целью добывание необработанных материалов (des matières brutes). Класс 1. Рудокопство и металлургия. Здесь 1) геологические, минералогические, металлургические карты, планы и чертежи; коллекции руд; статистические документы; 2) средства и орудия добывания; 3) металлургические процессы; 4) ископаемые горючие вещества; 5) железо и чугун; 6) другие неблагородные металлы; 7) серебро, платина и золото; 8) монеты и медали; 9) минералы (сера, соль, глина и т. д.; драгоценные каменья и проч.). Класс 2. Лесоводство, охота, рыболовство, добывание произведений растительного царства. Здесь 1) статистика, планы, рисунки, документы; 2) образцы лесных почв; воспитание, вырубка, перевозка лесу; образцы дерева, употребляемого для топки, строения, изделий и т. д., 3) изделия из дерева; 4) и 5) охота и рыболовство; оружие, снаряды, сети; мясо, кожа, жир, сало и т. д. диких животных и рыбы; 6) растения, не возделываемые искусством человека; их употребление на пищу, одежду и пр. Класс 3. Земледелие и скотоводство (опускаем подразделения в этом и почти всех следующих планах, отчасти потому, что их состав очевиден, отчасти потому, что подробности были бы слишком утомительны, и приводя некоторые, мы хотели только показать, как обширно каждое подразделение).
   II-й разряд. Роды промышленности, имеющие целью употребление механических сил. Класс 4. Приложение общей механики к промышленности. Здесь 1) весы, динамометры, 2) трубы, 3) колеса, 4) ветряные мельницы, 5) гидравлические машины и т. д. Класс 5. Железные дороги и другие средства передвижения. Класс 6. Мануфактурные и заводские машины, из которых по своей многочисленности составляют особенный класс 7. Прядильные и ткацкие машины.
   III-й разряд. Промышленности, служащие для наук или основанные на физических или химических деятелях. Класс 8. Часы, физические, химические, землемерные, астрономические инструменты и снаряды и проч. Класс 9. Орудия и снаряды для произведения тепла, освещения и электричества. Класс 10. Химические снаряды и произведения (здесь, между прочим, каучук, гуттаперча, бумага и т. д.). Класс 11. Приготовление и сохранение съестных припасов и пищи: мука, хлеб, сахар, вино, чай и т. д.
   IV-й разряд. Класс 12. Гигиена, фармация, медицина, хирургия (здесь, между прочим, бани, средства для очищения воздуха, минеральные воды и проч., медицинские инструменты, анатомические препараты и т. д.). Класс 13. Судоходство, мореплавание, военное искусство. Класс 14. Строительное искусство.
   V-й разряд. Мануфактуры произведений ископаемого царства. Класс 15. Чугунные, железные и стальные изделия. Класс 16. Медные, цинковые, оловянные и т. д. изделия. Класс 17. Чеканное и ювелирное искусство. Класс 18. Стеклянные и лепные изделия.
   VI-й разряд. Ткацкие фабрики. Класс 19. Хлопчатобумажные. Класс 20. Шерстяные. Класс 21. Шелковые. Класс 22. Льняные изделия. Класс 23. Ковры, вышиванье, кружева.
   VII-й разряд. Класс 24. Меблировка. Класс 25. Моды. Класс 26. Канцелярские принадлежности, литографическое и гравировальное искусство, фотография, типографское дело. Класс 27. Музыкальные инструменты.
   II. Отделение. Произведения изящных искусств. VIII-й разряд. Класс 28. Живопись. Класс 29. Скульптура. Класс 30. Архитектура.
   Мы сделали довольно большое извлечение из программы отчасти для того, чтоб читатели могли составить ясное понятие о многосторонности и полноте будущей выставки, отчасти для того, чтоб они могли убедиться сами, как беспорядочна классификация, принимаемая для нее. Казалось бы, например, что гравировальные инструменты должны стоять рядом с другими -- нет, они поставлены рядом с произведениями модного искусства; казалось бы, что произведения модных мастериц и портных должны помещаться подле выставки модных материй -- нет, они поставлены рядом с канцелярскими принадлежностями, с бумагой и стальными перьями; бумага поставлена не подле типографских материалов, а подле каучука и хлеба; мебель поставлена не вместе с образцами дерева, на нее употребляемого, а подле ткацких изделий, вероятно, потому, что кресла обиваются большею частью ткацкими изделиями; но часто на обивку употребляется и сафьян: почему же не поставили их подле кожаных изделий? Легко было бы сообразить, что большая часть мебели вовсе ничем не обивается; и разве главное в мебели обивка, а не дерево? На лондонской выставке подобный беспорядок был извинительнее, потому что она была первым опытом в своем роде, но парижская выставка могла быть расположена лучше; а программа ее показывает, что парижская комиссия не улучшила, а еще более расстроила лондонскую классификацию.
   Переходим к статистическим известиям.
   В английских газетах продолжают печататься извлечения и выводы из недавно обнародованной переписи 1851 года. После общих цифр народонаселения, уже известных нашим читателям, всего интереснее были бы сведения о распределении народонаселения по классам; перепись представляет чрезвычайно подробный список, показывающий, сколько лиц принадлежат к тому или другому разряду; но классы эти составлены так странно, что едва ли можно пользоваться данными, сообщаемыми переписью. Приведем один пример запутанности. Самым естественным порядком был бы следующий: сначала показывать, сколько лиц занимается известным промыслом, потом обозначать, сколько лиц женского пола, стариков и малолетних принадлежит к их семействам, не имея особенного занятия. Так и делается в хороших статистических таблицах. В английской переписи, напротив, составлен особенный класс под названием "замужние женщины" и другой класс под названием "вдовы"; вместе с этим говорится, что многие из замужних женщин и вдов показаны в числе швей; торговцы разделены на несколько сот разрядов и наполовину перемешаны с ремесленниками и фабрикантами; фабриканты не всегда отделены от рабочих и т. д. Одним словом, разобрать хаос, представляемый длинным списком, о котором мы говорим, чрезвычайно трудно. Гораздо яснее выводы относительно среднего продолжения жизни. Как и во всех европейских государствах, с распространением образованности продолжительность человеческой жизни в Англии увеличивается 3. Теперь она для Англии 40 лет; это значит, что если из 10 новорожденных двое умирают на первом или втором году от роду и если еще один умирает 10 лет, то из остальных семи один проживет до сорока лет, двое других до пятидесяти, трое до шестидесяти и один достигнет почти семидесяти лет, так что если сложить лета, которых достиг каждый из них, то составится 10 X 40 = 400 лет, и в частном числе получится для каждого 40. Во Франции продолжительность жизни несколько менее. Число людей, соединенных браком, простирается в Англии до третьей части всего народонаселения; остальные две трети состоят из малолетных, из лиц овдовевших или не вступавших в брак. Число молодых людей, которых по летам должно назвать женихами, более нежели миллион; число взрослых девиц почти таково же. Интересна таблица происхождения лондонских совершеннолетних жителей. Менее нежели половина из них родились в самом Лондоне; более нежели половина -- переселены из других частей королевства.
   Сообщаем еще несколько выводов, сделанных также в Англии. Известно, что человек в молодости сильнее и крепче, нежели в преклонных летах; но с каких именно лет начинает здоровье становиться хилее, и в какой пропорции пятидесятилетний или шестидесятилетний человек более подвержен болезням, нежели двадцатипятилетний? Иметь точный ответ на эти вопросы тем интереснее, что многие утверждают, будто бы сорокалетний человек крепче здоровьем, нежели двадцатилетний. Мы не думаем, чтоб вопрос окончательно мог быть решен вычислением, сколько дней в году средним числом бывает болен человек в том или другом возрасте. Известно, что есть много болезней (укажем на чахотку), быстрее развивающихся в молодости, нежели в пожилых летах, и потому иногда может случиться, что молодой человек пролежал в постели меньшее число дней, нежели пожилой, только потому, что скорее сошел в могилу; тем не менее вычисление, о котором мы говорили, имеет свою важность, и нам кажутся интересными недавно сделанные исследования о том, сколько времени средним числом бывает болен человек в различные периоды своей жизни от 15 до 70 лет. Выводы эти основаны на числе дней, в продолжение которых рабочие, трудящиеся на свой счет и потому очень ревностные, не могли заниматься своей работой; потому приводимые нами цифры относятся к массе народа, а не к высшим классам общества. Вот главнейшие выводы:
   Средним числом болен бывает человек в течение года:
   
   от 16 до 26 лет -- 6 3/4 дней
   -- 26 до 36 -- 7 --
   -- 36 до 41 -- 7 1/2 --
   -- 41 до 46 -- 8 3/4 --
   -- 46 до 51 -- 10 1/2 --
   - 51 до 56 -- 12 3/4 -
   -- 56 до 61 -- 16 3/4 --
   -- 61 до 66 -- 23 --
   -- 66 до 71 -- 36 --
   
   Всего в продолжение 70 лет, от 15- и до 85- летнего возраста человек бывает болен средним числом почти ровно пять лет. В течение 51-го года, которые можно считать рабочим периодом человеческой жизни (от 15 до 66 лет) болезнь отнимает средним числом 78 недель, или ровно полтора года. Вели же разделим этот период пополам, то на 26 первых лет (от 15 до 41-го года) приходится почти ровно полгода болезни, а на последние 25 лет (41--66) почти ровно год.
   Вот другие вычисления. Известно, что пьянство имеет самое пагубное влияние на здоровье; но есть случаи, повидимому, противоречащие такому мнению: иногда люди, ведущие беспорядочную жизнь, достигают старости; поэтому небесполезны точные исследования, чтоб поставить вне сомнений пагубное влияние неумеренного образа жизни на всякую без исключения организацию. Подобные исследования теперь занимают многих статистиков, и, между прочим, по строгим вычислениям, сделанным в Англии, оказывается, что смертность между пьяницами втрое сильнее, нежели между людьми, ведущими умеренную жизнь. Особенно смертоносно пьянство для людей 20--30 лет. Англичанин, достигший 20-летнего возраста, вообще может еще рассчитывать на 44 года жизни; но пьяница не может рассчитывать более, как на 15 лет. Различные роды напитков оказывают различное влияние на здоровье: одни разрушают его медленнее, другие быстрее. Водка действует гораздо пагубнее, нежели эль; но скорее всего расстраивается здоровье тогда, когда пьяница не придерживается одного напитка, а имеет привычку пить все без разбора. Из семи пьяниц один умирает от Delirium tremens {Белой горячки. -- Ред.}. Пропорция женщин-пьяниц относительно пьяниц-мужчин та же самая, как и пропорция между уголовными преступниками и преступницами: на сто пьяниц мужчин приходится в Англии 20 пьяниц женщин. Число немцев, англичан, особенно ирландцев, переселяющихся из Европы (преимущественно, как и прежде, в Соединенные Штаты) увеличивается, как и прежде, с каждым днем. По известиям из Ливерпуля, Бремена, Гамбурга, Гавра и проч., число переселенцев в течение первых шести месяцев нынешнего года было третьею долею или даже целою половиною более, нежели число их в соответствующий период прошедшего года. В Ирландии число жителей до того уменьшилось вследствие переселений, что в нынешнем году решительно не доставало рук для уборки хлеба, и плата несчастным ирландцам, которые прежде нанимались за самую ничтожную цену, возвышалась во время жатвы до двух с половиною шиллингов (85 коп. сер.) в день. Страсть к переселению проникает с чрезвычайною силою и в те страны, которые прежде высылали очень мало колонистов. В нынешнем году переселилось из Швеции 10 000 человек -- пропорция огромная для государства, имеющего только 3 миллиона жителей. Начинают переселяться и норвежцы. Сообщаем рассказ об основании их первой колонии в Соединенных Штатах, рассказ, интересный по имени основателя и представляющий живую картину чувств и надежд, которыми одушевляются сотни тысяч бедняков, ежегодно покидающих Западную Европу и стремящихся в "Новый Свет", где находят они отчасти на самом деле довольство, которого искали, отчасти смерть. Знаменитый норвежский скрипач Оле-Булль употребил значительное состояние, приобретенное ему смычком, на основание в Северо-Американских Штатах колонии для своих соотечественников. С этою целью купил он в Пенсильвании более 60 000 десятин земли и разделил ее на маленькие фермы. Оле-буллево поселение лежит в самом здоровом климате, богато прекрасным лесом и имеет плодоносную почву. Мимо колонии пролегают железные дороги в Нью-Йорк, Филадельфию и Балтимор, так что сбыт произведений обеспечен и местность колонии представляет все залоги счастливой будущности. Отъезжая из Нью-Йорка, Оле-Булль назначил для своих переселенцев, между которыми находится много плотников, столяров и каменщиков, сборным местом городок Аугусту, откуда должны были они отправиться для основания колонии. Прибыв туда прежде него, они раскинули палатки и водрузили знамя с крестом (герб Норвегии) посредине, окруженным звездами (герб Соединенных Штатов). Как только показался вдали экипаж Оле-Булля, раздались радостные клики, и взволнованный виртуоз со слезами на глазах бросился в объятия облагодетельствованных им земляков. На следующее утро поспешно поставили временное деревянное строение, выбрали места для магазина, амбаров, кузниц; между тем прибыли закупленные Оле-Буллем съестные припасы, и переселенцы все вместе сели за один большой стол. После завтрака выбрали места для Оле-Буллева дома и для жилищ прибывших колонистов, срубили высокое дерево, которое должно было служить флагом, и утвердили его на кровле готового здания, еще не обрубая верхних ветвей, на которые тотчас же слетелось множество птиц. Их веселое щебетанье было принято переселенцами за счастливое предзнаменование, и на него отвечали радостными криками. Наконец поднят был флаг -- минута, назначенная для того, чтоб дать имя новому городу. Единогласно назвали его Олеона, по имени основателя, и потом провозгласили тридцать одно "ура" в честь тридцати одного штата Северной Америки и тройное "ура" в честь Оле-Булля. После того на прекрасной речке положено было основание пильной и мучной мельницам. Наконец выбрали места для церкви и училища. Все это теперь строится под непосредственным надзором Оле-Булля: сам он участвует в работах топором и пилой, и, по словам людей, бывших на месте, знаменитый виртуоз выказывает, как основатель колонии, удивительную сообразительность и энергию. Поужинав, как одно семейство, колонисты стали просить Оле-Булля сочинить и сыграть им пьесу, приличную торжеству основания города. В полчаса он приготовился исполнить их желание, а между тем единственное здание нового города было иллюминовано и кругом разложены огни. Яркое освещение, среди дремучих лесов, составляло великолепную картину. В девять часов явился на балконе Оле-Булль. Его приветствовали восторженные клики; он был глубоко растроган; прошло несколько минут, прежде нежели он мог говорить, и тогда водворилось глубокое молчание.
   "Норвежские братья! (сказал он эмигрантам) с берега, на котором шумят бури Ледовитого океана, где ревет Мельстрем и северное сияние шесть месяцев в году заступает место милого людям солнца, пришли мы сюда основать новое отечество. В горы наши, где бедствовали мы от голода и всяких лишений, дошла весть, что есть земля с благорастворенным воздухом, обильная и пространная. В летописях прочли мы, что предки наши, предводимые Торфином, уж восемь веков назад открыли эту землю, но, встретив там диких и свирепых индийцев, оставили в ней памятником по себе только храм, открытый теперь в устье Нарра-гансета, и несколько надписей. Потом посещены были эти берега другими народами; основаны здесь цветущие колонии. Мы также прибыли в эту землю и избрали себе жилищем прекрасную долину, лежащую перед нами. Гул падения каждого дерева, срубаемого нами здесь, отзовется на нашей родине и привлечет к нам новых братьев, и в Америке мы оснуем новую счастливую Норвегию".
   Слова Оле-Булля были приняты с рукоплесканиями; он взял свою скрипку и начал гимн. Торжественность минуты и вдохновение виртуоза произвели удивительный эффект на его слушателей. Они плакали как дети, когда начало пьесы напомнило им мотивы норвежских песен, и почувствовали, что надежды и силы их удвояются, когда звуки, ростя и ростя, заговорили им о новой жизни, полной деятельности и надежды.
   "Так отпраздновал новый город Олеона первый день своего существования", -- прибавляет корреспондент американской газеты, из которой взят этот рассказ немецкими журналами.
   Говоря об Америке, кстати, а может быть и не совсем кстати, скажем несколько слов о Японии, которая теперь, открыв свои порты для американских судов, так интересует и Америку и Европу. По отзывам офицеров американской эскадры мы знаем, что японцы, запершись от европейцев, не совсем, однакож, оставались чужды успехам наук у народов, с которыми не хотели иметь сношений. Зибольд, знаменитый своими сочинениями о Японии 4, недавно читал в собрании боннских ученых речь о состоянии наук, особенно естествознания, в Японии. Передаем здесь ее существенное содержание.
   Образованность проникла в Японию из Китая через полуостров Корею. Этот первый период японского просвещения обнимает время от 219 года до Р. X. до 510 года по Р. X. Прежде того японцы были варварами, поклонявшимися фетишам.
   Зибольдово собрание японских рукописей, относящихся к естественной истории, состоит более нежели из ста сочинений и заключает несколько сот томов. Чтоб дать слушателям ясное понятие о состоянии этих наук в Японии, Зибольд показал им собрание рисунков, изображающих горы и вулканы: ученый художник, его составивший, посвятил всю свою жизнь этому труду, достоинству которого удивлялись боннские геологи. Зибольд рассказал им, кроме того, что японцы прежде принимали в естественной истории китайскую классификацию, различающую в природе следующие разряды: камни, травы, деревья, насекомые, рыбы, моллюски, птицы, млекопитающие. Старинные книги по естественной истории держались этой китайской системы; но современные японские натуралисты знакомы с системами европейских ученых; так, например, между ними очень много последователей Линнея, и японское издание его ботаники очень распространено в их стране. В последнее время, под руководством Зибольда, была даже переведена "Flora Japonica" {Японская флора. -- Ред.} Тунберга и издана с гравюрами на дереве 5. Зибольдовы воспитанники вместе с известнейшими японскими естествоиспытателями основали в Овари ученое общество, издавшее три тома своих записок. В числе книг, которые показывал Зибольд, особенно замечателен словарь естественной истории, содержащий японские и китайские названия 5 300 предметов и представляющий изображения и описания всех полезных растений.
   Теперь сообщим несколько известий, более или менее касающихся сельского хозяйства и промышленности, а потом перейдем к чисто ученым известиям.
   Как чрезвычайно сильное средство удобрения гуано с каждым годом более входит в употребление; но с тем вместе возвышается и цена его. В последнее время подвоз его в Европу был даже иногда недостаточен для удовлетворения запроса. Говорят, что открыты новые огромные запасы его на Галапагосских островах; но во всяком случае для английских, французских и немецких сельских хозяев очень интересно открытие нового средства удобрения, не уступающего силою гуано. Это -- рыбное удобрение. В северных приморских странах, в Швеции, Норвегии, уже давно употребляют на удобрение полей части рыбы, бесполезно бросаемые рыболовами. По сведениям, собранным в Ньюфаундлэнде, только половина весу пойманной рыбы идет в торговлю; другая половина (скелет, обрезки и т. д.) бросается на берегу или выкидывается обратно в море. Таким образом, из 700 000 центнеров (около 2 мил. пудов) ежегодного улова 350000 центнеров бросается без всякой пользы. Эта масса рыбных остатков, высушенная и обращенная в порошок, доставит 100 000 центнеров превосходнейшего удобрения, нисколько не уступающего гуано, потому что само гуано заимствует свою силу, главным образом, от того, что птицы, его доставляющие, питаются рыбою. Напротив, рыбный порошок должен быть сильнее гуано, потому что богаче его азотом и фосфорнокислой известью. Если действительно так -- а это надобно предполагать -- то и наши каспийские рыбные ловли, ежегодный улов которых считается миллионами пудов, могут доставлять огромное количество богатого удобрения.
   Парижская академия наук чрезвычайно много занималась в течение всего нынешнего года исследованиями о болезнях полевых и огородных растений, виноградной лозы и т. д. По ее приглашению десятки сельских агрономов и натуралистов присылали записки о причинах этих болезней и средствах к их предотвращению. Несмотря, однакож, на неоспоримое достоинство многих из этих исследований, вопрос еще остается неразрешенным окончательно, и разыскания продолжаются. Здесь мы передадим недавно сообщенные Академии наблюдения над болезнью свекловицы.
   Известно, что часто очень всходы ее, обильные вначале, вдруг увядают и погибают без всяких видимых причин; особенно часто бывает это в первые дни после всхода, пока еще молодые растения не успели укрепиться. Причиною погибели их маленькие, почти микроскопические червячки, собственно живущие в земле, но могущие всползать на некоторую высоту по стебельку молодого растения. Они точат росток и часто совершенно уничтожают его еще в земле; когда же он достигнет известной величины, точат его молодые корни, так что растение увядает. Замечено, что червячки эти особенно размножаются в той земле, на которой свекловица сеялась уже несколько лет сряду, и потому лучшее средство спасти посев от опасности -- каждый год переменять землю под свекловицу. Если же это невозможно, то надобно тотчас после посева слегка укатать землю, потому что червячки могут двигаться только в рыхлой земле, и корень или семя свекловицы, плотно охваченное землею, безопасно от их нападений.
   Мы уже имели случай говорить о недостатке материалов для выделки бумаги, который сильно чувствуется в Англии; не знаем, ощутителен ли он также во Франции, но в Северной Америке нуждаются в бумаге точно так же, как и в Англии; в Германии, повидимому, также. В Англии бумага начала уже подниматься в цене, так что какая-то газета (не знаем ее имени и потому не можем сказать, действительно ли справедливы ее жалобы на дороговизну бумаги, или справедливее было бы ей жаловаться на малое число подписчиков, которых, как мы в прошедший раз видели, недостает у большей части английских газет) объявила, что принуждена повысить свою подписную цену по случаю дороговизны бумаги. Ост-индские правительственные места, к которым недавно обращался английский министр колоний с запросом: не может ли р Ост-Индии отыскаться растений, годных для выделки бумаги? теперь отвечали, что таких растений в Ост-Индии множество; не перечисляем их и скажем только, что удобнейшим признается Musa paradisiaca, растение, разводимое теперь для плодов. Его ветви надобно только выжать под прессом и размочалить, чтобы совершенно приготовить их к поступлению на бумажную фабрику. Этот материал может быть доставляем по цене, вдвое меньшей, нежели предлагали платить за новый материал фабриканты, именно около 1 руб. сер. за пуд. Пока англичане отыскивают новых материалов, американцы, кажется, успели найти их. По крайней мере уверяют, что в Америке уже печатаются две газеты на бумаге, приготовляемой из дерева; но какого именно дерева -- этого не говорят, и потому известие можно пока считать сомнительным; в Германии также производятся подобные опыты. Из европейских дерев особенно удобною для выделки бумаги считают древесину тополя и липы, отличающуюся мягкостью.
   Европе обещают не только новую бумагу, но и новый шелк, не совсем, говорят, красивый, но заслуживающий полного внимания по другим своим качествам Ученым давно было известно, что в Индии, кроме обыкновенной породы шелковичных червей, питающейся листьями тутовника, разводятся другие породы, из которых особенно замечательна порода, живущая на клещевинном дереве (ricinus) и называемая туземцами арриндиаррия (bombyx cynthia). Но сведения об этом интересном насекомом были до последнего времени очень недостаточны; теперь известный естествоиспытатель Мильн Эдуарде читал о нем в Парижской академии наук записку, из которой представляем здесь извлечение 6. Шелк, доставляемый клещевинным шелковым червем, много уступает красотой нашему обыкновенному шелку, но отличается необыкновенной крепостью, вознаграждающею недостаток тонкости и лоска. Во многих частях Индии простолюдины постоянно носят платье, сделанное из него, а зажиточные люди одеваются в него при наступлении холодного времени. "Материя, делаемая из шелка клещевинного червя" (говорит Роксбург, один из первых, сообщивших о нем известие7), "на вид грубовата и не имеет глянца, но прочность ея неимоверна. Редко человек успевает в целую жизнь износить одно платье, из нее сделанное, так что оно часто переходит по наследству от матери к дочери". Кроме того, клещевинный червь драгоценен по большому количеству шелка, им доставляемого. Он растет быстро и поколения сменяются так часто, что в течение года получается от него шесть или семь сборов шелку. Надобно еще прибавить, что клещевина -- растение, легко разводимое в Южной Европе, и что ее разведение выгодно, кроме пользы, доставляемой шелковым червем, и по драгоценному (касторовому) маслу, добываемому из ее зерен. Выгоды, которые принесло бы разведение новой породы шелкового червя в Европе, очевидны, но до сих пор не предполагали возможным перенести его семена в Европу, потому что яйца клещевинного червя развиваются слишком быстро, а куколка его проводит в коконе очень мало времени. Теперь успели достичь этого, и Мильн Эдуарде имеет клещевинных шелковых червей в своем ботаническом саду. Разведение новой породы началось на Мальте и в некоторых частях Италии, откуда и получены семена ее в Париже. Вот история развития червей, воспитываемых Мильном Эдуард-сом. Семена были посланы ему из Пизы профессором Сави8 24 июля; 2 августа начали выходить из них маленькие личинки; на другой день вышли остальные, всего до пятидесяти личинок, и все остались живы. Они уже переменили кожу четыре раза и кажутся совершенно здоровыми. Чтоб лучше познакомиться с благоприятнейшими условиями развития, Мильн Эдуарде воспитывает их различным образом. Одних просто посадил он на листы клещевинника, растущего на открытом воздухе, защитив их только рамой, обтянутой кисеею; других посадил он в своем кабинете на плетенку из прутьев и кормит сорванными листами клещевины; третьих, наконец, посадил он также у себя в кабинете (при температуре 16--19®) прямо на листья, опущенные в воду своими стеблями, для сохранения в них свежести. Все червячки растут хорошо; но особенно здоровыми кажутся сидящие в комнате на листьях. Скоро они соткут себе коконы, и когда бабочки, вышедшие из них, положат яйца, то у Мильна Эдуардса образуется такой большой питомник, что можно будет приступить к опытам над тканью из нового шелка. "Быть может, -- прибавляет он, -- я должен был дождаться времени, когда результаты моих опытов будут более полны, и тогда только сообщить их Академии; но интерес, соединенный с разведением в Европе клещевинного червя, кажется мне так велик, что им оправдывается моя поспешность".
   20 августа (8 августа старого стиля) умер Шеллинг.
   Вот главные факты жизни этого мыслителя, стоявшего некогда в главе германской науки.
   Фридрих-Вильгельм-Иосиф Шеллинг родился 27 января 1775 года в Леонберге, в Вюртембергском королевстве. Сначала он учился в Тюбингенской богословской школе, где соучеником его был Гегель; потом несколько времени слушал лекции в Лейпцигском университете, наконец в Иенском, куда Фихте привлекал тогда многочисленных слушателей. В 1798 году сделан был Шеллинг в этом университете доцентом, а в 1803 году -- ординарным профессором философии. В Иене оставался он, однако, недолго и в 1808 был приглашен в Мюнхен на должность общего секретаря Мюнхенской академии изящных искусств; с тем вместе возведен был он королем Максимилианом-Иосифом в дворянское достоинство. В 1820 году читал он лекции в Эрлангенском университете; потом, в 1827 году, по основании Мюнхенского университета, был сделан там профессором философии; наконец в 1841 году царствующий ныне король прусский, вскоре после своего восшествия на престол, пригласил его профессором философии в Берлинский университет. Шеллинг умер на 80-м году от рождения, в Рагаце (в Швейцарии), где пользовался минеральными водами.
   Шеллинг пережил свою славу. Та система философии, которая прославила имя его, ныне оставлена всеми; он сам изменил ей, и в последние двадцать или тридцать лет своей жизни трудился над развитием новой системы, которая, по его мнению, пополняла односторонность прежней; на самом же деле, будучи лишена ее достоинств, только соединила прежние недостатки с новыми 9. Эти и многие другие обстоятельства возбуждали в немецких мыслителях сильное нерасположение к Шеллингу; но никогда не забывали они воздавать должную справедливость прежним его трудам. Скажем же несколько слов об этих трудах.
   Существенное значение философии его может быть популярным образом выражено так: она яснее, нежели системы Канта и Фихте, которые нашли себе в ней дальнейшее развитие, высказала понятие о существенном единстве законов природы; мысль эта была высказываема ею в трансцендентальной форме и в развитии своем принимала у Шеллинга и его последователей (из которых значительнейшим был натуралист Окен) фантастические формы. Шеллинг вообще не может быть освобожден от упрека, что давал фантазии слишком много власти над своими мыслями; нельзя не сказать также, что он и его последователи часто делали выводы, которых нельзя было точным образом подтвердить фактами. Вообще они заходили слишком далеко вперед от современного им состояния положительных наук, и по этому самому необходимо должны были впадать в ошибки и часто делать натянутые, фантастические выводы. Но тем не менее надобно сказать, что их основное стремление -- видеть во всей природе существенное тожество законов, только принимающих различные формы в различных царствах природы, -- имело свою долю правды, и теперь положительные науки успели вывести из исследования фактов подобную же уверенность, во многих случаях доказав тожество сил и законов природы, обнаруживающихся, повидимому, совершенно различными явлениями. Для этого довольно, с одной стороны, указать на признанную теперь всеми натуралистами существенную связь электричества, магнитной силы, света, тепла и движущей силы, с другой стороны, на доказанное теперь Либи-хом и его учениками существенное единство химических законов в органической и неорганической природе, на либиховы объяснения процессов дыхания и питания. Нельзя сказать, чтоб современные великие естествоиспытатели были в строгом смысле учениками Шеллинга или какого-нибудь другого философа: английские и французские ученые всегда чуждались систем, развившихся в Германии со времен Канта и Фихте; главнейший представитель новой химии в Германии -- Либих едва ли имеет определенный образ мыслей в философском смысле; но если не были они прямым образом учениками философии, то их ученые стремления возникли из тех же самых начал, которые нашли себе выражение в системах Шеллинга и последующих философов, и фактические исследования приводят естествоиспытателей к результатам, имеющим коренное родство с идеями, которых философы (и первый из них Шеллинг) достигли посредством общих соображений о всей массе фактов, бывших известными в их время.
   Мыслители раньше естествоиспытателей высказали эти выводы и хотели придать им совершенную полноту и законченность, еще недостижимую в наше время; потому они впадали в ошибки гораздо чаще, нежели впадают естествоиспытатели; но за Шеллингом и другими мыслителями остается заслуга, что они высказали свое воззрение раньше и, сообщив мышлению стремление открывать во всем связь и существенное единство, сильно содействовали успехам точных исследований. Между идеями Шеллинга и выводами Либиха (чтоб указать один пример) такое же отношение, как между догадкою о плане целого здания, рассматриваемого из отдаления, и между подробным описанием одной из его частей: подробное описание теперь говорит, что исследованная часть вообще построена по тому плану, какой предполагался догадкою; что если догадывающийся не мог с отдаленной высоты, на которой стоял, заметить многих подробностей, и часто ошибался в их устройстве, то общий чертеж исследованной части доказывает, что она построена действительно в том стиле, какой придан ей в общем чертеже.
   Из других людей, известных в науке или литературе, в последнее время умерли Меллони, знаменитый итальянский физик, и каноник Шмидт, известный немецкий писатель рассказов для детей, повести которого переведены на французский и английский языки, а некоторые, не совсем удачно, и на русский 10.
   Переходя к литературным новостям, прежде всего доскажем по очерку, помещенному во французской "Иллюстрации", содержание Диккенсова романа "Hart Times", для чего просим читателей припомнить, на чем мы остановились в прошлом месяце (О. 3., No 9, Смесь, стр. 49), а потом продолжать.

<Изложение романа не приводится>.

   К этому рассказу содержания нового Диккенсова романа прибавим, что он уж переделан в Англии для сцены и дается на одном из лондонских театров с огромным успехом.
   Во Франции недавно была учреждена комиссия для разбора книг для простого народа, разносимых по деревням бродячими торговцами. Низар, бывший секретарем комиссии, издал теперь отчет о ее разысканиях под заглавием: История книг для простого народа с XV века до 1852 года (Histoire des livres populaires etc.). Заимствуем из этой книги, плохо составленной, но интересной по богатству сообщаемых в ней материалов, несколько сведений о французской простонародной литературе. Важнейшая отрасль ее -- альманахи. Низар говорит, что разносчики книг продают их по деревням в количестве в тысячу раз большем, нежели масса всех других брошюр, которые у них покупаются. Известнейший из этих альманахов Люттихский (Almanach liégeois), во всех своих бесчисленных изданиях постоянно удерживающий синюю обертку и формат в 24-ю долю листа -- признаки, по которым с первого раза узнают свою любимую книгу полуграмотные покупщики. Его составление приписывается "Матвею Ленсбергу, математику" (Mathieu Laensberg), лицу, едва ли когда-нибудь существовавшему. Люттихский альманах самый маленький из всех своих собратий. Он заключает всего только 28 страничек. Чрезвычайный успех его породил множество подражаний и подделок, называющихся "Двойными", "Тройными", "Национальными", "Наполеоновскими" и т. д. люттихскими альманахами. Все эти видоизменения, точно так же, как и настоящий люттихский альманах, печатаются в Труа двумя книгопродавцами, которые продают разносчикам свой товар на вес, а не по счету экземпляров. Существенное содержание "Матвея Ленсберга" -- астрологические предсказания. В разных календарях они бывают совершенно различны, и весна 1853 года по одним календарям должна была быть суха, по другим -- дождлива, по одним -- холодна, по другим -- тепла и т. д. Это нисколько не вредит их успеху в народе. Сохранился даже анекдот о том, что мадам Дюбарри была ужасно встревожена предсказанием Люттихского альманаха, что "в апреле одна знатная дама перестанет быть знатной дамой" 11. Она употребляла все усилия истребить книжку и вместе с ней предсказание и, не успев сделать этого, тоскливо восклицала: "Ах, если б поскорее прошел этот несчастный апрель!" К предсказаниям во многих календарях прибавляются снотолкователи и два или три курьезные анекдота. Самый употребительный из них тот, что нашлась где-нибудь на морском берегу плотно закупоренная бутылка, в которой было найдено следующее письмо, брошенное в море, или Колумбом, когда он почитал свою погибель неизбежной, или Язоном, когда он плыл на корабле Арго, или Улиссом, когда его застала буря по отплытии с острова Калипсо и т. п.12 Письмо написано по возможности забавно. Но самый интересный и, вероятно, самый старый из альманахов Пастуший (Almanach des bergers). В нем нет текста; даже дни месяцев не обозначены цифрами; все сведения и отметки выражены иероглифическими знаками, так что, очевидно, альманах этот назначается для безграмотных. Числа месяца, в которые надобно что-нибудь делать (пахать землю, пускать кровь, рубить дрова и т. д.), обозначены грубыми фигурами соответствующих орудий. Заметим, что подобные календари, только не печатные, а просто вырезанные на длинных дощечках, попадаются и в России. Снимок с одного из них был недавно приложен к одному из наших журналов, если не ошибаемся, к "Москвитянину". За альманахами следует множество астрологических книжек, в которых главную роль играют Соломон или Альберт Великий; потом довольно много сатирических и юмористических книжек. Среди множества книжек пустых и пошлых есть и книжки, не лишенные литературного достоинства, из которых перескажем содержание Истории бедняка-добряка (Histoire du Bonhomme misère). Два благочестивые путника были однажды застигнуты проливным дождем, когда проходили через деревню, в которой жил добряк-бедняк. Напрасно останавливаются они у всех дверей, прося, чтоб их пустили укрыться от дождя и переночевать: богатый просто прогоняет их, а бедный говорит, что в его избушке тесно и самому хозяину. Наконец подходят путники к жалкой лачужке, в которой живет добряк-бедняк, самый бедный человек во всей деревне. Он впускает прохожих и рассказывает им о своем житье-бытье. Прежде, когда не было у него хлеба, готова была ему еда на грушевом дереве; но теперь какой-то вор сорвал все плоды, и ему решительно нечего есть. Путники были тронуты этим рассказом и положили на дерево такой зарок, чтобы никто, взлезши на него, не мог без разрешения хозяина слезть назад. Прежде всех попался прежний вор, хотевший опять попользоваться чужими грушами. Пошутив над ним, добряк-бедняк уходит в лес набрать себе хвороста. На крик вора прибегают два соседа, взлезают, чтоб снять его, и не могут слезть сами. Возвратившись, добряк-бедняк отпускает их, взяв только с вора обещание не воровать вперед. Вскоре после того приходит смерть. Она чрезвычайно удивлена тем, что бедняк-добряк встречает ее без всякого страха. "Что мне бояться тебя? (говорит он) какое у меня удовольствие в жизни? У меня нет ничего на свете, кроме этой лачужки и грушевого дерева. Если мне и жаль чего-нибудь, так разве только жаль расстаться с этим деревом, кормившим меня столько лет". И он просит позволения сорвать грушу, тогда он будет готов итти вслед за смертью. Смерть согласна и идет с ним к дереву. Бедняк смотрит на грушу, висящую на самой высокой ветви, и просит у смерти ее косу, чтоб снять грушу. "Добрый молодец с оружием своим не расстается (говорит смерть): взлезь и сорви руками". -- "Разве ты не видишь, что я насилу держусь на ногах: могу ли я взлезть на дерево?".-- говорит бедняк. "Хорошо, -- говорит смерть, -- я за тебя взлезу" и взлезает, но не может слезть назад. Тут бедняк начинает подсмеиваться над нею. "Как ты смеешь мною шутить? меня все боятся". -- "Тебе все подвластны, так зачем же ты вздумала обижать меня, бедняка?" Пока они бранятся, время идет; множество умирающих дожидаются и не могут дождаться смерти. Ей надобно спешить, и она принуждена заключить условие с добряком-бедняком: если он спустит ее с дерева, она уж не будет беспокоить его до конца мира. Таким-то образом бедняк никогда и не выводится на земле. Смерть проходит мимо его двери, даже не смея осведомиться о его здоровье, и пока будет свет стоять, будут стоять бедные лачужки, а в них будут жить бедняки: В биографическом роде чтение простого народа во Франции составляют истории Фра-Дьяволо, Картуша, Гаргантюа (в которой скрывается зародыш романа Рабле), Вечного Жида и, наконец, Наполеона. Далее, кроме множества книжек, благочестивых по заглавию, но большею частью наполненных суевериями, следуют "Полные письмовники", "Руководства, как должно держать себя" и романы. Вот одно из "правил, как должно держать себя в обществе". "Если вам случится чихнуть в обществе, отвернитесь в сторону, закройтесь платком, шляпой или рукой, чихайте; потом отблагодарите тех, которые пожелали вам "доброго здравия" или должны были пожелать, хотя и не пожелали -- это все равно; отблагодарив их, попросите извинения за то, что прервали разговор". Романы простонародной литературы большею частью остатки средневековых романов. Известнейшие из них "Елена Прекрасная", "Ричард Бесстрашный", "Гаймоновы дети", "Гюон Бордосский". Из новых романистов народ читает Лесажа, мадам Коттен, Флориана 13, "Робинзона Крузо", "Гулливеровы путешествия" и "Арабские ночи". -- Первоначальные итальянские и английские газеты хорошо известны; не так известно начало немецких газет; а между тем они древностью не уступают ни английским, ни итальянским. В половине XVI века, когда начинались первые газеты в Венеции, большие торговые немецкие домы чувствовали уж необходимость меняться новостями и торговыми известиями. В числе этих рукописных извещений (первые венецианские газеты, начавшиеся с половины XVI века, также были рукописные) самые замечательные по своему содержанию -- издававшиеся в Аугсбурге под покровительством знаменитого торгового дома Фуггеров, и в конце XVI века достигшие формы и объема, уже близких к современным газетам. Почти каждый день являлся нумер, под заглавием Ordinari Zeitungen -- "Обыкновенные ведомости"; часто издавались и дополнения с новейшими известиями под заглавием Extraordinari-Zeitungen. Подписная цена годового издания с доставкой на дом была 25 флоринов. Их собрание, обнимающее 1568--1604 годы, хранится в Венской библиотеке и представляет очень важный материал для истории того времени. Обилие известий, сообщаемых этим изданием, объясняется обширностью торговых сношений дома Фуггеров. Он имел агентов во всех землях и вел постоянную корреспонденцию со всеми значительными торговыми домами. Его банкирские операции и займы, которые через него заключались, ставили его в близкие сношения с очень многими правительствами и государственными людьми. Кроме того, дом Фуггеров оказывал много денежных услуг иезуитскому ордену и часто получал от него важные сведения. Корреспонденты фуггеровской газеты часто упоминают о важных лицах, через которых получали сообщаемые сведения. Об интересных делах в газете помещается, как и в наше время, несколько разных корреспонденции, пополняющих одна другую; о делах темных собираются и очень основательно разбираются все слухи; наконец корреспонденты говорят и о том, какое впечатление было произведено событием на различные классы общества и на соседние народы. Приведем несколько примеров, достаточно показывающих важность фуггеровскои газеты для истории того времени. В одном из нумеров находим подробный рассказ кальвиниста Томаскона о смерти Марии Стюарт; в других -- несколько писем о смерти Дона Карлоса; несколько писем об убийстве маркиза Позы. Борьба Нидерландов с Испаниею, вероятно, возбуждала в современниках самый живой интерес: почти каждый день газета получает письма о ней: в том числе много есть присланных из штаб-квартиры герцога Альбы и из канцелярии герцога Оранског

   H. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений в пятнадцати томах
   Том XVI (Дополнительный). Статьи, рецензии, письма и другие материалы (1843--1889)
   ГИХЛ, "Москва", 1953
   

НОВОСТИ ЛИТЕРАТУРЫ, ИСКУССТВ, НАУК И ПРОМЫШЛЕННОСТИ *

<ИЗ No 8 ЖУРНАЛА "ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ЗАПИСКИ", 1854>

   * Составлено по журналам: Revue des Deux Mondes, Revue de Paris, Revue Britannique, Revue Contemporaine, Edinburgh Review, Bibliothèque de Qenève Illustration, Illustrated London News, Illustrierte Zeitung, Magazin für die Literatur des Auslandes, Das Ausland, Erheiterungen, The Athenaeum, L'Athenaeura Franèais, Novellen-Zeitung, Institut, Indépendance Belge, Journal des Débats.

Кристальный дворец в Сейденгэме: его происхождение, местность, наружный вид, цель и значение; обзор его содержания; историко-архитектурные палаты: египетская, греческая и римская, мавританская, ниневийская, византийская, средних веков, эпохи Возрождения, итальянская, помпейский дом; коллекции произведений ваяния; отделения промышленной выставки; портретная галлерея; сады, коллекция допотопных животных; торжество открытия; расчеты основателей на будущее (с планом Сейденгэмского дворца).-- Юбилей Королевского английского общества искусств. -- Всемирные выставки: парижская, нью-йоркская и общегерманская. -- Взгляд на новейшие усовершенствования в устройстве пароходов: пароходы Антильской, Кюнердовой, Коллинсовой, Шотландской компаний. -- Новый гигантский пароход. -- Быстрота плавания, достигаемая пароходами в последнее время; соединение парового механизма с парусною оснасткою. -- Памятник Уатту. -- Железная дорога в Калифорнию. -- Подводный телеграф между Европою и Африкою. Электромагнитная гравировальная машина. -- Добывание металлов из руды электромагнитным процессом. -- Обращение диких животных; искусственное разведение рыбы и пиявок. -- Акклиматизирование в Европе яка. -- Сервиз, поднесенный Либиху. -- Речи Ельмерса и Мэкуорта о патологии рабочих. -- О связи между ветром и болезнями. -- Исцеление кретинизма. -- Влияние луны на землетрясение. -- Общественная жизнь в Лондоне. -- Общественная жизнь в Париже. -- Парижская итальянская опера. -- Некрологи замечательных людей, умерших недавно во Франции.-- Смерть Эмиля Сувестра.--Некролог г-жи Зонтаг (графини Росси).-- Опера в Лондоне; Гризи, il Seraglio, опера Моцарта. -- Santa Chiara, новая опера Эрнста, герцога Саксен-кобургготского.

   Прилагая к этой книжке "Отечественных записок" План Кристального дворца и садов в Сейденгэме 1, мы обязываемся тем самым представить читателям по возможности полное обозрение замечательного здания, о котором не может без увлечения говорить ни один из десятков тысяч людей, присутствовавших при торжестве его открытия, и сотен тысяч посетивших его в течение нескольких следующих недель. В "Отечественных записках" не раз уж говорилось о происхождении, плане и назначении Сейденгэмского Кристального дворца. Напомним кратко эти прежние известия.
   Всеобщий восторг, возбужденный Кристальным дворцом Лондонской всемирной выставки, возбудил в его основателях надежду, что правительство, которое отвело для нее место в Гайд-Парке только с условием, что здание будет временное и будет сломано по закрытии выставки, согласится изменить свое решение и позволит оставить навсегда Кристальный дворец на прежнем месте. Вместе с основателями почти вся английская публика надеялась этого. Уже составлены были предположения обратить Кристальный дворец в сад; но парламент не мог согласиться на просьбу директоров и желание общества: решено было сломать дворец, сохранение которого отняло бы у лондонских жителей их лучшее гулянье. Сожаление о погибели, предстоящей чудному зданию, было всеобщее; оно доходило до забавной жёлчности: ревностные поклонники дворца громко осуждали парламент; газеты наполнялись статьями, убеждавшими английский народ "спасти отечество от позора, которым покроет его разрушение Кристального дворца, служащего воспоминанием о столь великом событии, как всемирная выставка". Пользуясь расположением умов, Пакстон, знаменитый строитель дворца, предложил нескольким капиталистам купить здание у прежних владельцев и перенести его куда-нибудь в окрестности Лондона (в городе не нашлось бы места для такой огромной постройки). Он советовал им обратить перестроенный дворец в музей искусств, естественных наук и истории; по его соображениям, предлагаемая им громадная спекуляция должна была найти достаточную поддержку в публике; он успел убедить и капиталистов. 17 мая 1852 года составилась "Компания Кристального дворца", под председательством президента Брайтонской железной дороги, Семюэля Лэнга (Laing), и в несколько дней был собран нужный по смете капитал в 1 000 000 фунтов стерлингов (около 6000 000 руб. сер.). Подробный проект задуманного Пакстоном предприятия, обработанный адвокатом Лн-чем (Leech) и потом просмотренный Фоллером (Fuller), нынешним директором Сейденгэмского дворца, был утвержден компаниею; дворец купили за 75 000 фунт, стерлингов (450 000 руб. сер.). Пакстон отыскал для нового учреждения удобное место по Брайтонской дороге, верстах в десяти на юг от Лондона, близ Сейденгэмской станции. 5 августа 1852 года происходила закладка здания, и менее, нежели в два года, работы были окончены настолько, что 10 июня 1854 года новый дворец был открыт королевою при стечении 40 000 зрителей.
   Сейденгэмский музей признает себя сыном Всемирной выставки 1851 года; и действительно, даже в порядке работ было нечто, напоминающее Всемирную выставку: строителями руководило убеждение, что ттересозидаемый дворец должен сохранить свой первобытный характер -- служить соединением всего, что только может быть найдено превосходнейшего в искусстве всех народов, и что этого можно достигнуть только при равной помощи английских и иностранных артистов. Отпечаток этой мысли был виден и на материальной стороне труда: французские, итальянские, немецкие художники и отличнейшие мастеровые работали вместе с английскими над построением и украшением нового музея; иностранных рабочих было даже более, нежели английских; на подмостках и лестницах равно раздавались французская chanson {Песня. -- Ред.}, итальянская ария, немецкая песня, английская песня. Даже грубая исполнительная часть труда должна была, по убеждению директоров, соответствовать эстетическому назначению дворца: не щадя издержек, они только искусным мастерам поручали исполнение тех декоративных работ, раскрашиванья и резьбы, которые обыкновенно исполняются простыми малярами и плотниками. И действительно, перестроенный дворец вышел чудом искусства, красоты и великолепия; он настолько же изящнее, роскошнее прежнего Гайд-Паркского дворца, насколько Гайд-Паркский дворец был выше самых восторженных ожиданий. Говоря это, мы повторяем похвалы не одних только английских газет: их восхищение вполне разделяли французские газеты; немецкие газеты говорят о "чудном дворце" тоном еще более увлекающимся, нежели даже английские. И с какою недоверчивостью ни начали бы мы читать эти сотни восторженных статей, невольно придем к убеждению, что всеобщее увлечение чистосердечно и основательно. Чем более читаешь о новом дворце, тем более убеждаешься в этом: и единодушие восторга, и тысячи подробностей, и виды разных частей дворца, наполняющие теперь иллюстрированные журналы, -- все показывает, что новый Кристальный дворец в Сейденгэме -- нечто необыкновенно великолепное, изящное, ослепительное.
   За удачное исполнение ручались директорам и публике имена людей, которым компания поручила управление работами: большею частью это были люди, уже удостоившиеся всеобщих похвал за построение прежнего Кристального дворца в Гайд-Парке. Сэр Джозеф Пакстон, архитектор прежнего дворца, управляет в Сейденгэме работами по саду, парку, оранжереям и всему растительному отделению, заведуя также общим построением самого здания; подрядчикам, выстроившим прежний дворец, Фоксу, Гендерсону и Ко поручена была и перестройка дворца в Сейденгэме; устройство художественных отделений и вся эстетическая сторона постройки поручена также ученым архитекторам, заведывавшим этою частью на Всемирной выставке -- Ону Джонсу (Owen Jones), Дигби Уэйтту (Digby Waytt) и Чарльзу Уильду: первые два поровну разделили между собою историко-артистические "палаты" дворца, последний управляет инженерными работами. Юридические дела и все формальности были под надзором того адвокатского дома, один из членов которого, Лич, написал подробный проект нового дворца. Директором дворца по приему публики, хозяйству, заведыванию прислугою после открытия музея назначен Фоллер, окончательно просматривавший проект Лича.
   Перенесенный в Сейденгэм, Кристальный дворец стоит на хребте ряда высоких холмов, идущих с севера на юг параллельно Брайтонской железной дороге; теперь к дороге выходит одно из крыльев здания; скоро будет проведена другая особенная дорога прямо в сад, на который выходит главный фас дворца. Сообразно местности, и здание дворца своею длиною стоит с юга на север. Отлогость возвышения довольно крута; поэтому с одного из двух длинных фасов, обращенного под гору, понадобилось сделать высокий каменный фундамент, образуемый рядом колонн. Фундаментом воспользовались для того, чтоб сделать в нем очень высокий подвальный этаж, называющийся теперь "Пакстоновым тоннелем"; он идет во всю длину здания, и в нем помещается громадный паровой аппарат для нагревания всего здания в холодное время. Об огромности снаряда можно судить из того, что длина всех теплопроводных труб в сложности составляет 50 миль (75 верст); кроме того, чрезвычайно обширное помещение осталось в тоннеле для выставки разного рода тяжелых машин, которые должны представляться публике постоянно в полном действии. Поставить их вверху, значило бы слишком обременить пол здания; кроме того, их шум беспокоил бы посетителей. Тут же стоят усовершенствованные земледельческие орудия всех родов.
   От оконечностей главного здания идут перпендикулярно ему два узкие крыла, охватывающие лежащую перед дворцом садовую террасу. Каждое крыло длиною в 576 футов (82 сажени) н оканчивается башнею в 230 футов (33 сажени) высоты; наверху каждой башни устроен громадный водоем, содержащий около 2 000 бочек; из этих резервуаров вода, в случае надобности, может быть мгновенно устремлена во всякий данный пункт здания; с верхней галлереи башен виден весь Лондон и цветущие сады, поля и луга живописно взволнованных возвышениями, усеянных деревнями и дачами окрестностей на пятнадцать или двадцать верст. Северное крыло предназначено для частных выставок, и, кроме того, в нем находятся апартаменты королевы; южное крыло -- крытая галлерея, ведущая от железной дороги во дворец. Переходим теперь к описанию дворца.
   План его несколько изменен при перенесении. Во дворце Всемирной выставки был замечен один архитектурный недостаток: он был непропорционально низок сравнительно с своею длиною. Теперь эта несоразмерность исчезла: длина здания уменьшена при перестройке на 240 футов, высота увеличена 44 футами, так что главный центральный трансепт Гайд-Паркского дворца сделан в Сейденгэмском только одним из двух трансептов, совершенно подавляемых новым главным трансептом. Общий вид нового здания гораздо стройнее, нежели вид Прежнего; кроме того, изменение назначения дворца повлекло за собою изменение стиля его постройки. Гайд-Паркский дворец, сообразно своему расчетливому назначению -- служить пантеоном всемирной промышленности -- был построен в суровом дорическом стиле, чуждающемся всяких украшений; Сейденгэмский дворец, служа музеем искусств, построен в стиле роскошного коринфского ордена и покрыт изящными орнаментами. Возвышенное местоположение дворца также производит чрезвычайно выгодный эффект; особенно поразителен его вид издали: синеватый оттенок стекла сливается с цветом неба, и дворец представляется волшебным полувоздушным замком. Длина дворца 1 608 футов (230 сажен); в среднем трансепте (трансептами называются части здания, где кровля возвышается идущею поперек здания аркою и сообразно тому расширяется выходящими с обеих сторон уступами) широта здания 384 фута (55 сажен), в других частях несколько менее, от 40 до 50 сажен. Дворец в 40 раз больше величайшей в Англии залы, Вестминстерской залы; в четыре раза более громаднейшего здания в Англии, лондонского храма св. Павла. Чтоб дать понятие о громадности нового Кристального дворца петербургским жителям, сравним его с Пассажем. Ширина Сейденгэмского дворца почти равняется длине нашего Пассажа; длина соразмерна этой страшной широте. Тридцать или сорок пассажей едва равнялись бы Кристальному дворцу. Он, вместе с крыльями, занимает своим фундаментом площадь в 600 000 квадр. футов (более 5 десятин; здание, приготовляемое для Парижской всемирной выставки, занимает вдвое меньшее пространство); стеклом, употребленным на стены и кровлю его, можно было бы устлать пространство в 25 экров (около 10 десятин); если б все эти стекла положить в один ряд, они составили бы линию в 375 верст. Общая высота здания (не считая фундамента, 110 футов (16 сажен); в трансептах она увеличивается) и вершина арки среднего трансепта 176 футов (25 сажен) от полу и 200 футов (287г сажен) от земли. Поперечник арки среднего трансепта 120 футов (17 сажен), то есть тремя саженями более диаметра купола храма св. Петра в Риме.
   Весь объем здания по увеличении высоты его кажется гораздо громаднее Гайд-Паркского дворца, так что описывающие его французы, с наивною своею наклонностью к преувеличению, восклицают: Гайд-Паркский дворец был маленький домик в сравнении с новым зданием! Действительно, впрочем, фасад перестроенного дворца стал почти наполовину более прежнего.
   Вдоль стен идут вокруг всего здания две галлереи; нижняя шириною в 24 фута (3 1/2 сажени), верхняя в 8 футов (с лишком сажень). В боковых и среднем трансептах идет над ними третья галлерея ширины одинаковой со второю. В центральном трансепте идут выше этой галлереи еще две, так что в этом месте дворец опоясывается пятью идущими одна над другой галлереями; самая верхняя идет в 130 футах (I8V2 саженях) от полу, и длинные стороны продолговатого четырехугольника, ею опоясываемого, сообщаются одна с другою двумя висячими мостами.
   Дворец открыт, но еще не все его отделения получили свой окончательный вид. Так залы южного конца, предназначенные для постоянной выставки мануфактурных произведений, не все еще заняты товарами; группировка статуй подвергнется новым преобразованиям; машины, которые должны стоять в тоннеле, еще не привезены; зоологические коллекции еще не все готовы; сады вполне распланированы и насажены, но деревья еще слишком молоды, так что полного великолепия достигнут они только через несколько лет. Но главное совершенно готово -- само великолепное здание, которое мы описали, историко-архитектурные палаты, великолепные коллекции статуй и тропических деревьев, группами которых усеяно все здание; и новый Кристальный дворец, если будет еще во многих частях пополнен, то в целом уж представляется публике тем, чем должен быть по мысли основателей. Скажем же несколько слов о том, что именно хотели -- и успели -- сделать из него Пакстон и общество капиталистов и художников, приведших в исполнение проект изобретателя; и потом постараемся как возможно короче, чтоб не написать вместо нескольких страниц нескольких десятков листов, рассказать, чем теперь привлекает и восхищает Кристальный дворец десятки тысяч своих ежедневных посетителей.
   Изучение наглядным образом чрезвычайно успешно, легко и с тем вместе привлекательно -- вот основная мысль, породившая дворец. Среднее сословие в Англии далеко не имеет такого образования, чтобы любить и понимать науку в каких-нибудь монографиях, со всеми их подробностями. Насколько зрелище самого предмета поучительнее и интереснее, нежели его описание, насколько природа и произведения искусства прекраснее и увлекательнее руководств и бледных рассказов, настолько музей, который наглядным образом будет знакомить с историею, естественными науками, произведениями древнего и нового искусства, нравами и образом жизни древних и отдаленных народов, будет для огромного большинства привлекательнее всех книг об искусстве, истории, этнографии, ботанике, зоологии. Как бы ни были громадны издержки, необходимые для такого музея, стечение публики поддержит это предприятие, вознаградит с избытком за все расходы, лишь бы только совершенство исполнения удовлетворяло требованиям любопытства и доставляло удовольствие посетителям. Таковы были коммерческие расчеты, которыми Пакстон, при помощи Лича, убедил капиталистов затратить огромные суммы для осуществления его прекрасной мысли, и, как мы увидим ниже, расчеты не обманули капиталистов. Но в предприятии, задуманном Пакстоном, есть, кроме коммерческой, и другая сторона.
   Сейденгэмский Кристальный дворец должен знакомить посетителей своих с историею, искусствами и образом жизни древних народов и европейской старины своими историко-архитектурными копиями древних и старинных зданий, со всеми их украшениями, свидетельствующими о нравах и характере образованности людей, воздвигнувших эти здания; он должен своими портретами и бюстами представить посетителям замечательные исторические лица, он должен представить им копии со всех великих произведений скульптуры и, насколько то возможно, живописи; знакомить их с образом жизни и нравами отдаленных народов этнографическими коллекциями, в которых все племена являлись бы в характеристических сценах своей жизни; знакомить с промышленностью и произведениями новейшей образованности постоянными выставками и огромными магазинами; знакомить с приложениями науки к жизни коллекциею машин всех родов; с зоологиею -- коллекциями животных, представленных в характеристических группах; с ботаникою -- живыми растениями южных стран и Нового Света; восстановить допотопных животных и представить геологические коллекции так, чтоб посетители наглядным образом узнали историю земного шара; наконец своими фонтанами, оранжереями, статуями, своим архитектурным великолепием и разнообразием содержания, своими садами он должен быть для всех лучшим, привлекательнейшим местом отдыха и развлечения.
   Не все это готово, как мы сказали, но все будет готово через несколько недель, месяцев; через два, три года разрастутся и великолепные сады. Взглянем на то, что уж совершенно готово и приняло свой окончательный вид.
   Сейденгэмский дворец разделяется на три главные части: огромный четырехугольник центрального трансепта -- главное средоточие коллекций скульптуры; они размещаются по четырем углам; средина трансепта оставлена свободною для прогулок и для того, чтоб одним взглядом можно было посетителю окинуть все здание; на южной половине -- палаты произведений промышленности и искусств, портретная галлерея, и, на конце крыла, помпейский дом и коллекции естественной истории Старого и Нового Света; Северная половина вся занята знаменитыми архитектурными дворцами, залами или палатами (Courts). И на южной и на северной половине различные отделения дворца идут в два ряда вдоль стен, оставляя средину свободною, так что она представляет по ту и другую сторону главного трансепта непрерывные галлереи почти в 100 сажен длины, установленные роскошными группами цветов и деревьев; в конце той и другой галлереи фонтаны, с огромными мраморными бассейнами овальной формы; в бассейнах расстилают свои огромные листья водные растения; вокруг бассейнов, как и повсюду, группы деревьев и куртины цветов.
   Начинаем свое обозрение северною половиною. По левой стороне ее от главного трансепта идет ряд египетских, греческих, римских, мавританских палат; в конце галлерея сфинксов, за нею ассирийская или ниневийская палата. Весь этот ряд построен Оном Джонсом. По правой руке от среднего трансепта идет ряд византийских и средневековых палат, палаты эпохи Возрождения и итальянская палата. Этот ряд построен Дигби Уйэттом.
   Идем сначала по левому ряду палат, начиная от ближайшей к среднему трансепту, египетской.
   Египетская палата состоит из нескольких отдельных частей, как и многие другие палаты; это было следствием желания представить образцы всех главных стилей, чрез которые прошло египетское искусство: выбор был сделан так удачно, что люди, путешествовавшие по Египту, остаются им совершенно довольны; некоторые даже восклицают, что, проездив год по разным частям страны фараонов, едва ли составишь себе такое отчетливое понятие о различных периодах египетского искусства, какое дает один взгляд на египетские палаты Сейденгэмского дворца. Гипербола эта становится правдоподобною, когда подумаем, что памятники различных периодов египетского искусства, разделенные неделями плавания по Нилу, здесь соединены в одно, и противоположность их ярче выставляет на вид характеристические особенности каждого стиля.
   Вдоль одной стены главного отделения этих палат поставлены восемь колоссальных статуй египетских царей. Они стоят в конусообразных шлемах с золотою диадемою. У каждого в руках, сложенных на груди, пастуший посох и тройной бич; уста их спокойно улыбаются. Противоположная стена покрыта золотыми и пламенно-багряными солнцами, парящими на черных ястребиных крыльях. Между ними идут полосы яркоголубого, зеленого и красного цветов. Стержни колонн, вырезанные в виде стволов папируса, как бы связываются синими перевязями, между которыми квадраты покрыты высеченными гиероглифами; капители колонн -- то простые четырехугольники, покрытые пятиконечными звездами, то имеют вид пальмовых или лотосовых листьев. Это период древнеегипетского искусства. Второе отделение -- искусство птолемеевского периода; стиль архитектуры легче, изящнее. Колонны вырезаны в виде восьми связанных в один пук папирусовых стволов; потолок темносиний, усеянный звездами. Тут лазурный Озирис, которому поклоняются красные люди. Внешние панели палаты покрыты рисунками, изображающими подвиги Сезостриса. Третье отделение палат -- "Абу-симбельская (Ипсамбульская) гробница" -- нубийское видоизменение египетского искусства. Это отделение находится подле ниневийской палаты, за Альгамброю (между NoNo 37 и 35 нашего плана); к нему ведут громадные сфинксы (No 43). Здесь две статуи Рамзеса Великого (Сезсстриса); внутренность здания наполнена статуями богов и царей; посредине мраморный бассейн, в котором плавают лотосы. В одной из комнат знаменитый розеттский камень, которого надпись послужила ключом к чтению гиероглифов. Египетские палаты украшены пальмами; на стенах повсюду высечены гиероглифы. Характер египетского отделения -- какое-то таинственное, загадочное, величественное спокойствие и неподвижность.
   За египетскими палатами -- греческие. Не будем подробно описывать их, потому что характер этого стиля всем известен. Здесь собраны копии с лучших произведений греческой скульптуры: залы наполнены статуями и бюстами; стены покрыты пар-фенонскими фресками, и эта часть греческих палат породила жаркую полемику: строитель, Он Джонс, держась мнения некоторых ученых, что греки раскрашивали свои фрески, решился сделать опыт и выкрасил копии своего дворца. Очень многие знатоки нашли попытку неудачною, мнение ошибочным; время и общий голос посетителей решит, ошибся ли смелый художник; если ошибся, его ошибка легко может быть исправлена в несколько часов. Не будем распространяться и о римских палатах, также наполненных сотнями статуй римского периода искусства. В этих двух отделениях Аполлон Бельведерский, Венера Медицейская, Венера Милосская, Лаокоон, Умирающий гладиатор, сотни других знаменитых статуй и бюстов богов, богинь и исторических лиц. Здесь же копии с эгинских мраморов, этих интересных произведений младенчествующего греческого искусства, в которых мы видим несколько ступеней развития ваяния от египетских неподвижных статуй до произведений Фидия.
   Альгамбрские палаты -- одно из удачнейших воспроизведений Сейденгэмского дворца; они -- верная копия прекрасного подлинника; но в гранадской Альгамбре фрески осыпались, краски побледнели, позолота потускла; в Сейденгэме все блещет свежестью и яркостью колорита; это часть Альгамбры XV века, от которой уцелела в Гранаде только поблекшая тень. В альгамбрских залах нет статуй и бюстов, на фресках нет ни одного живого существа; но ослепительная гармония, математически-правильная причудливость пестрых арабесков, чудный архитектурный стиль, мрамор и золото едва ли не вознаграждают с избытком отсутствие произведений скульптуры: красоты здания достигали мавры другими средствами, но достигали в таком же совершенстве, как и греки. "Львиная палата" прекрасно воспроизведена с знаменитым мраморным фонтаном, чашу которого поддерживают львы. Другое отделение -- копия знаменитой "Залы Правосудия". Стены раскрашены синими, красными и желтыми арабесками и покрыты золотыми надписями из корана.
   Ассирийская палата -- не копия, а гармоническое воспроизведение различных развалин и древностей, найденных в Ниневии и Персеполе. Главная зала поддерживается четырьмя колоннами, имеющими около семи сажен высоты; они скопированы с персепольских; украшения капителей спускаются до половины колошг; самые стержни колонн вырезаны желобчатыми полосами; основания у них шарообразные, как в индийской архитектуре; у других колонн, поддерживающих широкий карниз стен, капители состоят из двух быков. Плоский потолок расписан быками, антилопами, гранатовыми яблоками, еловыми шишками. Господствующие краски: красная, голубая и желтая. На барельефах перед нами живые картины ассирийских нравов. Вот царь в тиаре, осыпанной драгоценными камнями; вокруг него евнухи и воины; он скачет на битву в своей колеснице с балдахином; подле него лук и стрелы. Вот ассирийцы штурмуют крепость; вот данники приводят царю слонов, верблюдов, приносят золотой песок и слоновую кость. Вся внутренность палаты -- воспроизведение хорсабадского дворца. У входа стоят колоссальные быки с крыльями и с человеческими головами -- это копии с хранящихся в Лувре.
   Мы обозрели одну сторону северной половины Сейденгэмского дворца, занятой архитектурно-историческими палатами; этот ряд палат (египетские, греческие, римские, мавританские, ниневийские) сооружен Оном Джонсом; теперь переходим к другому ряду, построенному Дигби Уйэттом. Между оконечностями обоих рядов фонтан, проектированный и построенный Рафаэлем Монти; его огромный продолговатый бассейн назначен для водных растений. Посредине северного трансепта, поперек рассекаемого этим бассейном, идет почти через всю ширину дворца галлерея громадных сфинксов, стоящих в два ряда. Она пересекается бассейном и примыкает к нубийскому отделению египетских палат. Прошед западный (левый, смотря из среднего трансепта) ряд палат по направлению от трансепта к оконечности дворца, мы будем обозревать восточный (правый) ряд их, начиная с оконечности и постепенно приближаясь опять к центральному трансепту; так требует их историческая последовательность: архитектор соображался в историческом расположении этих палат с порядком, в каком будет обозревать дворец большая часть посетителей.
   Первая в восточном ряду от северного конца -- византийская палата; она не так огромна, как ниневийская, не так блестяща, как альгамбрские, но очень интересна, потому что она памятник перехода от греко-римского искусства к средневековому; притом же она украшена копиями с картин Джиотто и Чимабуэ 2. Образцы византийского стиля для Кристального дворца выбраны из его западноевропейских произведений; гигантские здания константинопольские не могли быть перенесены сюда в достойном виде: в уменьшенных размерах они потеряли бы свое оригинальное величие. В византийской палате скопированы: монастырь Иоанна Латеранского с фресками Джиотто; двери кильпекской церкви; аугсбургские и гильдерсгеймские бронзовые врата, покрытые барельефами из ветхозаветной истории; кроме того, несколько образцовых частей из других зданий того же стиля в Германии, Ирландии и Англии. Нестройность архитектурных форм этих зданий отчасти выкупается их мозаиками, живописью и разноцветными мраморными колоннами.
   Построение средневековой (готической) палаты представляло очень большие затруднения; трудна была задача совместить в небольшом пространстве разнообразные формы огромных зданий, стиль которых выказывает свою легкость и красоту только под условием громадности размерЪв. Архитектор сделал все, что мог; он собрал лучшее в готических зданиях Англии, Франции и Германии. Среднее отделение занято фронтонами, памятниками и т. д. из Вестминстера и других английских готических зданий; в германском отделении замечательны резные группы мюнхенского ратгауза {Орган городского управления в германских средневековых городах. -- Ред.} и другие барельефы. Раскраска стен воспроизведена во всей оригинальности.
   Разнообразие зданий эпохи Возрождения представляло архитектору столько же трудностей; но он успел счастливо победить их и привести в одно гармоническое целое флорентийские врата, венецианские статуи, перуджианский плафон, нюрнбергские фонтаны. В одном из отделений этих палат стоит копия знаменитых резных ворот, чеканенных Гиберти, которые Микель Анджело считал лучшим произведением в этом роде и над которыми Гиберти работал двадцать лет 3. На каждой половине их по десяти барельефов из священной истории; по краям гирлянды лилий и колосьев. Множество других подобных произведений оспаривают у них первенство по совершенству отделки. Тут же, посредине залы, два фонтана, один с нюрнбергского рынка, другой из Château de Gailloi; тут же два надгробные памятника герцогов Висконти. Все эти произведения, все стены самой палаты покрыты резьбою, усеяны сатирами, купидонами, грациями, птичками, клюющими плоды, медальонами; отделка повсюду так чиста и мелка, что кажется скорее гравюрою, нежели скульптурою; и если эпоха Возрождения была слишком расточительна на орнаменты, то каждый орнамент ее прекрасен. Палаты этого стиля в Сейденгэмском дворце -- здание, все составленное из галантерейных вещей удивительной отделки. В этих палатах есть особенное отделение королевы Елисаветы -- копия с ее Голлэнд-Гоузского дворца, украшенная фонтанами и статуями.
   Не будем распространяться о последней и изящнейшей в этом ряду палат -- итальянской палате: это роскошная зала -- палаццо Фарнезе в Риме, стены которой покрыты копиями с лучших картин и фресков великих живописцев XVI века; архитектурный стиль и живопись Микель Анджело и его современников так известны, что ими надобно только восхищаться, но излишне было бы здесь описывать их.
   Мы обозрели историко-архитектурные палаты, занимающие всю северную часть дворца, и нам остается только сказать несколько слов о грациозном прибавлении к этой величественной галлерее -- о "Помпейском доме", устроенном на другой, южной, половине дворца, среди кабинетов естественной истории Нового Света и палаты шеффильдских товаров. Наружность его не обещает много; но внутренность очаровательна изяществом отделки и прекрасною живописью. Помпейский дом вместе с Альгамброю -- самые любимые публикою отделения дворца.
   В главном трансепте сосредоточены произведения скульптуры, не вошедшие в число украшений греческой, римской и итальянской палат. Их бесчисленное множество. Много есть в Сейденгэмском дворце и оригинальных статуй; но понятно, что никакие миллионы не могли доставить того, что уж хранится, как драгоценность, в музеях -- с Лаокоона, Аполлона Бельведерского можно иметь только копии. Коллекция копий в Сейденгэме прекрасна и чрезвычайно полна, потому что компания Сейденгэмского дворца, не щадя издержек для приобретения, если возможно, самих оригиналов, не щадила издержек и для приобретения копий: художники ее ездили повсюду и, говорят, едва ли есть хоть одна знаменитая статуя, с которой не было бы копии в Сейденгэме. Кроме нескольких сот статуй и бюстов, рассеянных по всему дворцу, в среднем трансепте помещаются четыре коллекции произведений: 1) греческого и римского ваяния; 2) скульптуры средних веков и эпохи Возрождения; 3) французской и итальянской и 4) английской и германской скульптуры. Было бы излишне утомительно и невозможно хотеть представить сколько-нибудь полный список лучших из этих оригинальных произведений и копий, потому что и лучшие считаются здесь не десятками, а сотнями. Но назовем несколько знаменитых художников, которых имена особенно выставляются на вид многочисленностью и достоинством находящихся во дворце оригинальных произведений; к этому числу принадлежат из английских ваятелей: Джибсон, Уэстмэкотт, Мэршэль, Тид (Theed), Белль, Мэкдональд, Лагру (Lagrew), Спенс, Бэкон, Робнльяк; из германских (и датских) -- Торвальдсен, Раух, Шванталер, Даннекер, Ричель, Майер; из итальянских -- Ринальди, Бриджиа, Санджиорго, Маньи, Бартолини, Страцца; особенно богато итальянское отделение произведениями Кановы: в Сейденгэмском дворце есть его Танцовщица, Нимфа и Купидон, Три Грации, Марс и Венера, Парис, Венера и Адонис, Геба, Магдалина и несколько других статуй; из французских ваятелей прислали свои произведения Клоде, Дюре, Бозио, Жюльен, Лекен, Нантейль, Дебэ, Гильом. Из всех этих бесчисленных групп и статуй заметим только колоссальные статуи Дюкена, Рубенса и Роберта Пиля (работы Марокетти) и группу фарнезского Геркулеса. Они стоят отдельно от прочих, образуя квадрат посредине площади главного трансепта; к числу украшений этой площади принадлежат также две прекрасные норфольк-айлэндские сосны, достигающие самой кровли здания. В центре южного трансепта возвышается над окружающими ее деревьями статуя Карла I.
   Из среднего трансепта переходим на южную половину Кристального дворца. Большая часть ее занята отделениями промышленной выставки; они построены в разнообразных стилях: одни в стиле времен Возрождения, другие готической архитектуры; фасады украшены арабесками, барельефами и медальонами. Особенно хвалят изящество архитектуры манчестерского отделения. Не будем подробно осматривать их, потому что они еще не все заняты товарами, хотя, без сомнения, скоро будут предметом упорной борьбы между фабрикантами, потому что выставленные вещи продаются чрезвычайно быстро; так, например, выставка мебелей была два раза раскуплена вся до последней вещи в течение первой недели по открытии дворца; очень удачно идут дела и всех других промышленных отделений.
   Кабинеты естественной истории, которые должны помещаться на самом южном конце дворца, еще не были совершенно готовы ко дню открытия дворца, хотя уж очень многое было поставлено на свои места. Животные, сделанные в натуральную величину из papier-maché, представлены здесь в характеристических сценах: ягуар, терзающий антилопу; караван верблюдов, идущий по пустыне, и т. д. Но, вероятно, мы будем еще иметь случай говорить об этих коллекциях и потому спешим теперь перейти к портретной галлерее, протягивающейся от центрального трансепта на несколько десятков сажен между восточною (правою от центрального трансепта) стеною южной половины дворца и палатами иностранных изделий.
   Мы не могли при обозрении архитектурных палат останавливаться над описаниями впечатлений, которые навеваются на зрителя египетским или ассирийским дворцом, Парфеноном или Альгамброю, не могли пускаться в подробную характеристику искусства различных народов и эпох: это заняло бы целые десятки страниц, и притом наши размышления не заключали бы в себе много нового; впечатления легко может вообразить себе каждый читатель, припомнив известные всякому в общих чертах характеристические особенности искусства и жизни народов в различные исторические периоды; но, говоря о исторической портретной галлерее Сейденгэмского дворца, мы выпишем несколько слов из статьи английского "Атенея": здесь более новости в впечатлениях, более интересности в выводах.
   "Особенное чувство овладевает нами, когда взойдем хоть на несколько минут в длинные аллеи исторического пантеона. Это чувство, подобное тому, какое должно было овладевать душою римского патриция в зале, установленной восковыми изображениями его предков, которые, кажется ему, благосклонною улыбкою одобряют его добродетели или грозными взглядами укоряют его за пороки. Мы понимаем здесь чувства, с которыми египтянин смотрел на мумии своих предков. Слабым и малым чувствуешь себя среди этого множества избранных детей природы, этих людей, давно умерших, но еще говорящих нам из гробов своих. В портретной галлерее окружают нас живописцы прошедших веков, от набожных Джиотто и Фра Анджелико до прекраснейшего из людей -- Рафаэля и Рубенса, гордо-приветливого, как вельможи, с которыми он водил дружбу; поэты прошлых веков, от мрачного и восторженного Данте до любезного и веселого Ариосто; композиторы прошедших веков, от грустного Палестрины до Моцарта, живого, как венские слушатели его; нас окружают короли и полководцы, от благочестивого Людовика IX до блистательного Людовика XIV, от героя Баяра 4 до храбреца Мюрата 5. Один взгляд -- и сколько возникает картин в нашей памяти! Этот Галилей уж не боится инквизиции; он смотрит гордо: кто скажет теперь, что земля не вертится? Потомство заплатило Корреджио за неблагодарность современников; Мильтон оценен позднейшими веками: он уж не нищий отверженец. Да, отрадно видеть, что время вознаграждает все несправедливости, и следующий век заглаживает вины предыдущих. Вот гордый Торреджиано, разбивший вдребезги свою статую, когда гидальго, ее заказавший, не хотел дать условленной цены; он умер, забытый современниками, а теперь его венчали славой; вот еще более гордый Микель Анд-жело, который, однакож, был в молодости принужден лепить статую из снега, чтоб сильный враг мог издеваться, глядя в окно на его шутовскую работу. Интересно сравнивать бюсты разных эпох. Нравственно испорченные женщины времен Римской империи, как например Фаустина, Агриппина, отличаются кривым круглым лбом и маленьким мягким подбородком, какие были отличительными чертами лиц века Людовика XV, и повторяются на портретах изнеженных и чувственных красавиц Кнеллера и Лели 6. Да, нельзя не видеть, что каждый век напечатлевал свои пороки и добродетели на лицах детей своих. В XV веке господствует лоб угловатый, в XVII -- круглый, в XIII -- плоский и широкий, в XVIII -- выдавшийся вперед, нависший на глаза. Нам кажется, что в наш век начинает господствовать лучшая физиономия: лицо становится овальнее, лоб развитее и выше, губы определеннее, нос благороднее, прямее. Байрон, Шелли, Соути, Вордсворт, Китс 7 были прекрасны лицом. Многие из нынешних авторов имеют в лице нечто напоминающее век королевы Елисаветы".
   Довольно много между знаменитыми людьми не уступающих в безобразии Сократу, который говорил, что его грубая физиономия свидетельствует, однакож, в пользу физиономики, потому что от природы он действительно получил грубые страсти и облагородил свой характер и ум только силою воли. Но есть в портретной галлерее Сейденгэмского дворца много и прекрасных лиц, которые красотою и величием выше греческих идеалов, и резец, их воспроизведший, произвел нечто совершеннейшее, нежели самые статуи Фидия. Общее впечатление исторической галлереи в Сейденгэмском дворце -- задумчивое, но чрезвычайно отрадное убеждение в высокой красоте и благородстве человеческого лица.
   Мы обозрели дворец и выходим на один из открытых коридоров того фаса, который обращен к парку.
   Все отдают справедливость изящному вкусу и соображению Она Джонса, Дигби Уйэтта и других строителей разных отделений Кристального дворца; но их имена бледнеют перед именем человека, задумавшего и построившего самый кристальный дворец; еще более Пакстон заставит забывать в Сейденгэме о всех других именах, когда его произведение восполнится до совершенно гармонического единства окончанием и развитием садов и парка. Специальность, которой посвящал свою жизнь Пакстон до всемирной выставки, было устройство садов и оранжерей; самая идея кристального дворца возникла у него в связи с прежним его изобретением огромной стеклянной теплицы для бассейна, в котором цвела гигантская Victoria Regia, эта гвианская водяная роза, у которой цветок имеет аршин в поперечнике, а листы -- сажень. По одному этому можно уж было ожидать что Сейденгэмский парк и сад, при устройстве которых Пакстон должен был заботиться только о всевозможном величии и красоте, не стесняясь никакими расходами, будет нечто удивительное. Разнообразие местности, обильной каскадами и состоящей из беспрестанно сменяющихся холмов и долин, как нельзя лучше благоприятствовало планам строителя, и сейденгэмские сады, занимающие несколько верст, должны быть, по отзывам знатоков, чем-то невиданно величественным и прекрасным. Не нужно и говорить, что они наполнены гротами, каскадами, фонтанами, озерами, статуями и т. д. Скажем пока несколько слов о коллекции допотопных животных, помещающейся в садах. Фигуры этих гигантов сделаны в естественную величину Хокинсом (Hawkins) под руководством одного из первоклассных английских геологов и почетного члена нашей Академии наук, Она (Owen), по рисункам Кювье и Мэнтеля 8, восстановивших по скелетам формы чудовищ древнего мира. Животные поставлены среди обстановки, воспроизводящей ту природу, среди которой они жили. Чтоб дать понятие о страшной массивности этих громад, скажем, что многие модели имеют более 2 000 пудов весу и что туловище игуанодонта поддерживается образующими кости его четырех ног чугунными столбами в четверть аршина толщиною. А есть много чудовищ превосходящих игуанодонта своею огромностью. В Сейденгэмском парке стоят ихтиосавр -- рыбоподобная ящерица, совмещавшая в себе формы пресмыкающегося, птицы, млекопитающего и рыбы, лабиринто-донт, мастодонт, десятки других допотопных исполинов и огромнейший из всех своих современников -- мегалосавр, перед которым нынешний слон то же, что овца перед крокодилом.
   Нет сомнения, что великолепное здание, вмещающее в себе столько сокровищ науки и искусства, столько поучительного и истинно прекрасного, не только огромная спекуляция, но и учреждение, действительно имеющее цель серьезную и полезную. В этом убеждены все в Англии, стране не слишком доверчивой, и все англичане, народ совсем не мягкосердечный и восторженный, увлеклись своим новым Кристальным дворцом до восторга, До несоблюдения этикета, требуемого высшим обществом: в первые три дня недели, назначенные для простолюдинов, были в Кристальном дворце тысячи посетителей из высшего общества: какое же большее доказательство нетерпеливости может представить чопорный Домби, или мистеры Градгринд и Бондерби? Мистер Бондерби был в Кристальном дворце вместе с отцом Сисси Джюп! 9 Он не вытерпел, не дождался фешенебельного дня субботы и не побоялся в понедельник и среду ходить в толпе рядом с отцом Сисси Джюп! --это "факт", изумительный "факт" по выражению мистера Градгринда. Да, положительный факт, что до сих пор Кристальный дворец в Сейденгэме не имел еще ни одного порицателя. Многие находят много недостатков в отдельных частях его; так, например, раскрашенные фрески Парфенона вызвали против Она Джонса сотни нападений; так, например, англичане справедливо удивляются, что в ряду архитектурных палат нет индийской палаты; можно найти и находят много других недостатков и опущений в частностях; но не было еще ни одного голоса, который поднялся бы против самого дворца, против его мысли и исполнения. Потому его открытие было весьма торжественно и было почтено присутствием королевы, которая сама провозгласила открытие нового дворца.
   Присутствовать при торжестве открытия были допускаемы все особы, взявшие годовой билет; число их простиралось до 35 000; к участью в церемонии были приглашены особенными билетами члены палаты лордов и палаты общин, высшие правительственные лица, лорды-меры и шерифы Лондона, Йорка, Эдинбурга, Дублина и других городов, придворные сановники, дипломатический корпус, иностранные и королевские коммиссары лондонской, нью-йоркской, дублинской и парижской выставок, президенты ученых обществ Великобританского королевства и другие замечательные или почетные лица с семействами. Эти приглашенные были вводимы через главный вход, и места для них были приготовлены в центральном трансепте, отгороженном балюстрадою от других частей здания, предоставленных для остальной публики, которая была принимаема через боковые ходы южной и северной половин здания. Среди площади главного трансепта на высокой платформе был поставлен королевский трон под балдахином. Места для представителей выставок и ученых обществ, для лорд-меров, шерифов и их семейств были назначены на платформе против королевского трона; места для лордов -- на главной гал-лерее, против трона, по правую руку; для членов нижнего парламента на той же галлерее, против трона, по левую руку. По обеим сторонам королевской платформы были места дипломатического корпуса. Сзади трона почти вся западная (ближайшая к входу) половина площади среднего трансепта была занята громадным амфитеатром для 1 800 музыкантов и певцов; на нижних скамьях амфитеатра были места для певцов и певиц лондонских итальянской и немецкой оперных трупп; немного выше, для примадончы-соло, Клары Новелло. Оркестром и хором дирижировал известный капельмейстер оперы, Коста. У главного входа директоры и чиновники дворца принимали своих гостей. В два часа весь дворец был наполнен десятками тысяч посетителей; другие десятки тысяч толпились в садах и на террасах, дожидаясь прибытия королевы, назначенного в три часа. Ровно в три часа громкие клики приветствовали ее; честь принятия королевы была предоставлена Лэнгу, президенту компании, и Пакстону, основателю дворца.
   Однако, как бы ни было прекрасно частное предприятие, оно не может устоять, если будет в убыток предпринимателям. Таким образом коммерческая сторона играет очень важную роль и при вопросах о Сейденгэмском Кристальном дворце. Капиталисты, его построившие, конечно, прежде всего желают себе не убытков, а выгод, потому что уж и не иметь выгод в Англии значит терпеть убытки. Лэнг и компания вовсе не скрывают этого желания и расчета; они хотят только, чтоб их выгодное предприятие было вместе и предприятием общеполезным, для достижения чего они не щадили и не щадят расходов. Все в Англии желают им, повиди-мому, вознаграждения за услугу и с сочувствием следят за вопросом: принесет ли Кристальный дворец выгоды своим строителям? По первым двум или трем неделям, отчеты о которых напечатаны в журналах, конечно, трудно судить наверное о будущих постоянных доходах Кристального дворца. Но представляем цифры и думаем, что они во всяком случае обещают дворцу хорошую будущность.
   Плата за билет для входа в Сейденгэмский дворец в первые четыре дня 1 шиллинг (около 30 коп. сер.); с проездом в оба конца от Лондона и в Лондон 1 1/2 шиллинга (около 50 коп. сер.); по пятницам (с проездом туда и обратно) 2 1/2 шиллинга (75 коп. сер.); по субботам (также с проездом) 5 шиллингов (1 р. 50 коп. сер.). По воскресеньям дворец закрыт, как и все общественные увеселения в Англии. Это последнее распоряжение вызывает едкие нападки в немецких, французских и отчасти даже английских журналах, потому что именно воскресенье было бы самым удобным днем для простолюдинов. Если действительно английские нравы не допускают открытия дворца по воскресеньям, нечего и толковать об этом; если же распоряжение директоров не соответствует в этом случае мнению самих англичан, то распоряжение скоро будет отменено и Кристальный дворец откроется по воскресеньям. Кроме того, есть годовые билеты (именные, так что передача их не допускается); они стоят 2 гинеи (около 13 р. сер.).
   Взглянем же на доходы дворца в первое время. Годовых билетов было до 10 июня взято более 35 000, так что сбор за день открытия простирался до 80 000 фунтов (около 500 000 р. сер.).
   Потом в первые три дня по открытии число посетителей по билетам в 1 шиллинг было в понедельник более 10 000; во вторник -- около 13 000; в среду -- около 15 000; всего в первые три дня было собрано до 2 000 фунтов (12 000 р. сер.); пропорция сбора в пятницу и субботу была почти такова же, как и в дни, когда плата за вход шиллинг. На основании первых трех недель рассчитывают, что недельный доход за билеты будет 3 000 фунтов; следовательно, в год 150 000 фунтов; кроме того, за годовые билеты получено 80 000 фунтов; от торговцев, выставляющих свои товары -- 30 000 фунтов; кроме того, большие доходы приносят буфет и кухня. Всего рассчитывают в год на 250 000 фунтов (1500 000 р. сер.); годовые расходы должны простираться до 50 000 фунтов. Чистый доход 200 000 фунтов (1 200 000 р. сер.). Как же велик капитал, затраченный на дворец? Теперь уж 1 000 000 ф. ст.; но для окончательной отделки всех частей дворца и парка потребуется еще 500 000 фунтов, всего 1 500 000 фунтов, или более 9 000 000 р. сер. Если предположим, что годовые доходы будут менее предполагаемых, а расходы более, так что вместо 200 000 получится чистого дохода только 150 000 фунтов, то и это составит 10 процентов -- доход, которого не дают в Англии ни железные дороги, ни большая часть других спекуляций. Итак, Сейденгэмский дворец, по всей вероятности, будет предприятие столько же удачное в коммерческом отношении, сколько полезное в умственном и нравственном, и прекрасное в артистическом отношении.
   Говоря о Сейденгэмском музее и предшественнице его, всемирной выставке, нельзя не вспомнить о лондонском "Обществе искусств, мануфактур и торговли" (Society of Arts, Manufactures and Commerce), в недрах которого зародилась первая мысль о всемирной выставке, которое было ее устроителем; и столетний юбилей общества пришелся очень кстати через несколько дней по открытии Сейденгэмского дворца. Общество собралось на юбилейное торжество (по-английскому обычаю -- обед) в это учреждение, которого родоначальником было общество. Председательствовал граф Грэнвиль; обедающих было до 800 чел. Основание всемирной выставки далеко не единственное право Общества искусств на почетное место в английской истории; Общество заведывает почти половиною первоначальных школ в Англии; в июле открыта по его проекту "Воспитательная выставка", о которой мы скажем в будущем обозрении новостей, если она будет заслуживать внимания; вообще Общество искусств теперь очень много хлопочет о первоначальном воспитании. Мы еще будем иметь случай упоминать о двух или трех обыкновенных заседаниях Общества искусств по поводу произнесенных его членами замечательных речей о простонародных болезнях и средствах к их отвращению; а теперь, чтоб за один раз разделаться на месяц с известиями о более или менее кристальных дворцах, более или менее всемирных выставках, возникших в подражание Гайд-Паркскому дворцу и великой выставке (как называют ее англичане), скажем, что ближайшая дочь ее, Парижская всемирная выставка, возбуждает в Англии и некоторых других государствах сильное сочувствие и, кажется, будет (если только будет) довольно полна, по отношению к произведениям некоторых стран даже полнее Лондонской. Лондонские фабриканты по всем почти важнейшим отраслям промышленности уже собирались для решения вопроса об участии в ней. Во всех собраниях было одинаково решаемо принять в выставке самое полное участие; почти во всех важнейших промышленных городах Британской империи составились комитеты для заведывания делами относительно этого участия; то же делают различные общества, например, Земледельческое. Ливерпуль отправит на выставку модели своих судов; в Лондоне образовались комитеты по всем важнейшим ремеслам и отраслям промышленности;-- так что английская промышленность будет представлена Франции чрезвычайно полно и в обширных размерах. Будут участвовать в общей выставке и изящные искусства: уж назначены в Лондоне комитеты живописцев, архитекторов и ваятелей. Как сильно развито во всех классах английского общества желание посетить эту выставку, можно судить по тому факту, что все норвичские фабричные рабочие откладывают уж несколько месяцев по нескольку пенни еженедельно, чтоб таким образом составить общий капитал для поездки в Париж en masse {Коллективно. -- Ред.}: Ост-индская компания, принимавшая очень слабое участие в Лондонской выставке, ассигновала 50 000 ф. ст. (310 000 р. сер.) на издержки провоза ост-индских произведений на Парижскую выставку. Австралийские английские колонии также ассигновали для провоза своих произведений в Париж 2 000 ф. ст. (12 000 р. сер.). Английский министр колоний послал ко всем колониям циркуляр, предлагающий им позаботиться о наивозможно полнейшем участии. С 1 июля открыта в парижском Hôtel de ville {Городское самоуправление -- Ред.} книга для записывания лиц, желающих прислать свои товары на нее.
   Любовь к кристальным дворцам так распространяется, что неаполитанское правительство разрешило одной частной компании построение кристального дворца в Неаполе. Он предназначается для зимнего сада; а пока устроится он, в Мюнхене уж открыта общегерманская промышленная выставка, также в кристальном дворце. После первой общегерманской промышленной выставки, бывшей в 1844 году в Берлине, баварское правительство изъявило намерение открыть вторую такую же выставку в Мюнхене; различные обстоятельства несколько лет препятствовали приведению в исполнение этой мысли; наконец все затруднения миновались; торговый трактат, недавно заключенный германским таможенным союзом с Австриею, почти вдвое увеличив число участвующих в выставке, одушевил новою ревностью баварское правительство, и оно назначило для выставки три месяца, с 15 июля до 15 октября нынешнего года. Между тем кристальные дворцы лондонский и нью-йоркский доказали превосходство подобного рода зданий для огромных выставок, и баварское правительство тем скорее решилось построить кристальный дворец, что в Мюнхене не было здания, которого пространство было бы достаточно. Король выразил желание, чтоб здание было сохранено и по закрытии выставки и было обращено в сад для тропических растений. Эта мысль решила и выбор местности для здания: его построили среди Мюнхенского ботанического сада. Ближайшие соседние здания -- дом и лаборатория знаменитого Либиха, которому так много обязана технология: совпадение очень оригинальное и счастливое. С обыкновенной) скоростью подобных работ постройка была кончена в семь месяцев. Новый кристальный дворец, далеко уступая колоссальностью Гайд-Паркскому, или Сейденгэмскому, почти одинаковых размеров с Нью-Йоркским; длина его 800 баварских футов (около 110 сажен), ширина 160 футов (около 22 сажен); площадь, занимаемая дворцом, 134400 квадр. футов (около 2 500 кв. сажен).
   Что касается до Нью-Йоркской всемирной промышленной выставки, то она обращена, как известно, в постоянное учреждение; и Кристальный дворец ее, закрывавшийся на некото'рое время для необходимых переделок, снова открыт в мае нынешнего года, при стечении 20 000 зрителей. Одним из главных действующих лиц при этом торжестве был оратор мирных конгрессов, Элигу Боррит (Elihu Burritt). Президент постоянной выставки объявил, что это учреждение назначает золотую медаль в 1 000 долларов (1 300 р. с.) за полезнейшее изобретение, которое будет сделано в течение 1854 года, с тем условием, чтоб его модель была представлена в Кристальный дворец; пять других медалей в сто долларов каждая, под тем же условием, за другие изобретения и еще пять медалей, также по сто долларов, за пять лучших артистических произведений текущего года.
   От выставок перейдем к всемирной торговле и главным ее двигателям -- морским судам, железным дорогам и путям сообщения. Шарль Дюпен читал в Парижской академии отчет о сочинении капитана Бургуа (Bourgois) "О коммерческом пароходстве Англии" |0. Записка Дюпена представляет довольно подробное и очень интересное обозрение усовершенствований, введенных в последние годы в устройстве почтовых и торговых пароходов, и здравые, если не особенно блестящие соображения о разных вопросах, касающихся этого предмета. Первое почтовое сообщение посредством пароходов между отдаленными странами было устроено между Англиею и Антильскими островами в 1839 году. До того времени почта отправлялась на парусных судах и по этой линии, как по всем другим путям через океан. В-этом году новосоставив-шаяся "Компания Вест-индского почтового пароходства" заключила с английским правительством условие, по которому обязывалась, при пособии от правительства в 1 500 000 р. сер., содержать правильное почтовое сообщение между Англиею и Антильскими островами на пароходах в 400 сил. По числу рейсов, которые обязывалась она сделать, ей приходилось получать пособия около 2 р. 25 к. сер. за каждую версту, сделанную пароходом. Условия были выгодны для английского правительства, потому что прежде ему стоило более миллиона рублей сер. содержать это сообщение на парусных судах; расходуя сумму только наполовину большую, оно получало средство пересылать почту гораздо быстрее и правильнее. Пароходы компании были деревянные и не могли ходить быстрее 13 или 14 верст в час. Заатлантическое путешествие было еще так трудно и опасно для лучших тогдашних пароходов, что компания потеряла в течение нескольких месяцев шесть пароходов; и вообще спекуляция сначала была для нее убыточна. Но торговля между Англиею и Америкою быстро развивалась, увеличивалось вместе с этим число пассажиров и количество товаров, перевозимых компаниею, и мало-помалу дела компании пошли очень хорошо. Погибшие пароходы были заменены сильнейшими и лучше устроенными, так что с 1852 года компания имела уж пять пароходов, каждый в 800 сил и 2 250 тонн (около 140 000 пуд.) клади. Пароходы были деревянные, потому что английское адмиралтейство включило это условие в контракт для того, чтоб обратить их, в случае всйны, в военные суда -- предположение, оказавшееся ныне совершенно неосуществимым, по негодности почтовых пароходов выдерживать битву, -- их стены слишком тонки для этого. Потом Кюнерд основал другую, более сильную компанию, обязавшуюся содержать почтовое пароходство сначала только между Ливерпулем и Галифаксом (в Канаде), а с 1846 года также между этими городами, Бостоном и Нью-Йорком. Кюнерд обязался отправлять в три зимние месяца пароходы через две недели, в остальное время года еженедельно (всего 44 рейса). Пароходы по условию должны были иметь 400 сил, но Кюнерд нашел выгоднее делать их не менее 650 сил; для достижения большей быстроты он начал делать пароходы длиннее прежних, так что у него длина пароходов была более ширины в 5, 6, 6 1/2 раз и даже более. Наконец он стал употреблять в своих машинах сильнейшее давление паров, нежели какое допускалось прежними машинами, и, таким образом, его пароходы достигли скорости 17 и 19 верст в час. Несмотря на больший размер своих пароходов, он нашел возможность довольствоваться пособием меньшим того, какое получали антильские пароходы; ему приходилось получать от английского адмиралтейства только 2 руб. сер. за каждую версту, пройденную пароходом. С 1850 года вступает в соперничество с ним северо-американец Коллинс (Kollins), устраивающий новое почтовое пароходное сообщение между Нью-Йорком и Ливерпулем. Новая компания построила пароходы больше и сильнее кюнердовых и тем принудила самого Кюнерда увеличивать размер своих пароходов, так что, наконец, он построил (в Англии) пароходы "Аравия" и "Персия", имеющие 960 сил и 2 400 тонн (150 000 пудов) груза. Они имеют длину в семь раз более ширины, чего прежде еще не бывало. Вместе с этим их машины допускают давление паров в 14 фунтов на квадратный дюйм, вместо 4 фунтов, которыми довольствовались в 1845 году. При этих усовершенствованиях "Аравия" ходит из Нью-Йорка в Ливерпуль (против морского течения) 19 верст, из Ливерпуля в Нью-Йорк (по течению) 22 версты в час. Коллинсовы пароходы не достигают быстроты "Аравии"; но вообще ходят быстрее кюнердовых пароходов: средняя скорость по сложности за три года была у английских (кюнердовых) пароходов 20,222 километров (19 верст), у американских (коллинсовых) пароходов 21,7 (20 верст) в час. Коллинсова компания получает от североамериканского правительства очень большую плату за перевозку почты, пропорционально почти вдвое более, нежели кюнердова компания от английского.
   Но эта чрезмерная быстрота, которой достигают почтовые пароходы соперничествующих компаний, давая им средство совершать путь между Нью-Йорком и Ливерпулем в 12, 11, даже 10 суток, вместо прежних 14 или 15, стоит огромных пожертвований. Известно, что сопротивление воды возрастает по кубам скоростей, так что для двойной скорости надобно увеличивать движущую силу в 8 раз, для тройной -- в 27 раз. И для того, чтоб проходить 20 верст в час, пароходы должны тратить втрое более силы, нежели достаточно было бы им для скорости 14 верст в час.
   На этом расчете была основана возможность новой компании, не получая никакого пособия от правительства, вступить в соперничество с пароходами Кюнерда и Коллинса, получающими ежегодно миллионы из английского или американского государственного казначейства. Эта компания составилась в Шотландии, отечестве Уатта, на берегах Клайда, где строится ныне ежегодно больше пароходов, нежели во всей остальной Англии и Ирландии. Причина развития постройки пароходов на берегах Клайда -- близость железных рудников и каменноугольных копей. Новая компания довольствуется машиною в 300 сил для парохода в 1 600 тонн (98 000 пудов груза) и скоростью 8 узлов (14 верст) в час, вместо 20 и 21 версты в час кюнердовых и коллинсовых пароходов. Таким образом, издержки проезда сокращаются и шотландская компания, перевозя пассажиров и товары гораздо дешевле, нежели почтовые компании, все-таки получает выгоду, не нуждаясь в пособиях.
   Но как ни быстры и огромны пароходы Кюнерда и Коллинса, они еще далеко не последняя достижимая для нынешних строителей степень быстроты и огромности. Когда более разовьется торговля Европы и Америки с Китаем и Япониею, мы увидим суда гораздо огромнейшие и быстрейшие. Уж и теперь сделано много шагов вперед с 1851 года -- времени постройки коллинсовых пароходов. Дюпен указывает один пример: пароход, который строится на Темзе Брюнелем (французом по происхождению, сыном знаменитого Брюнеля, построившего тоннель под Темзою). Этот пароход будет втрое длиннее 120-пушечного корабля (то есть около 100 сажен длины) и подводная часть его будет вытеснять в восемь раз большую массу воды. Он весь будет построен из железа. Один только запас каменного угля, который он будет брать для своих поездок, будет по весу равняться всей тяжести двух линейных кораблей. Этот колоссальный корабль будет иметь четыре мачты, не считая бугшприта, и будет ходить на парусах и силою паров вместе. Паровые машины будут у него устроены и с колесами и с винтом. Этот же самый корабль, прибавим мы, описывается гораздо точнее, нежели у Дюпена, в статье "L'Indépendance belge" {Бельгийская независимость. -- Ред.}. Постройка его будет окончена через два года. Длина его будет 213 1/3 метров (100 сажен и 1 1/4 аршин), ширина 25 1/3 метров (11 сажен 2 аршина); вместимость его будет 22 000 тонн (1 375 000 пудов), то есть в 7 или 8 раз более величайших кюнердовых пароходов. Устройство его не менее замечательно, нежели огромность. Стены будут состоять из двойной железной одежды, облекающей изнутри и снаружи железный скелет или каркас, шириною в аршин. Внутренность разделена по длине тринадцатью, а по ширине двумя сплошными железными перегородками, в том роде, как большие домы разделяются на несколько отделений капитальными стенами, так что корабль будет разделен на 42 части, или ящика. Эта система построения имеет две цели: во-первых, придать большую стойкость всему кораблю, во-вторых, совершенно обезопасить его судьбу от всяких пробоин и повреждений. В самом деле, если б корабль был пробит подводною скалою, то вода затопила бы только одно из его 42 отделений, и корабль от этого повреждения не только не сел бы на дно, но даже не потерпел бы существенного вреда. Гигантский корабль при хорошем ветре будет ходить и на парусах; но главным и постоянным его двигателем будет паровая машина в 2 600 сил, которая в одно время будет действовать и колесами и винтом. Соединение в корабле винтового и колесового механизмов имеет целью разделение напора страшной паровой силы нэ стены корабля, а еще более -- соединение выгод винтового и колесового устройства, потому что именно в тех обстоятельствах, когда винт действует невыгодно, колеса действуют самым выгодным образом, и наоборот. Компания, строящая этот колоссальный корабль, который обойдется более "ежели в 2 250 000 р. сер., надеется иметь возможность перевозить на нем товары и пассажиров по низшим ценам, нежели обыкновенные пароходные таксы. В самом деле, вместимость корабля возрастает по кубам, когда его перпендикулярный разрез и сопротивление воды возрастают по квадратам, или гораздо менее, так что, например, корабль, вдвое больше другого длиною, шириною и осадкою в воде, будет поднимать в восемь раз более груза, между тем как его разрез будет только в четыре раза более; и, поднимая груза в восемь раз более,

   H. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений в пятнадцати томах
   Том XVI (Дополнительный). Статьи, рецензии, письма и другие материалы (1843--1889)
   ГИХЛ, "Москва", 1953
   

НОВОСТИ ЛИТЕРАТУРЫ, ИСКУССТВ, НАУК И ПРОМЫШЛЕННОСТИ *

<ИЗ No 11 ЖУРНАЛА "ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ЗАПИСКИ", 1854>

   * Составлено по журналам: Revue des Deux Mondes, Revue de Paris, Revue Britannique, Revue Contemporaine, Edinburgh Review, Bibliothèque de Genève, Illustration, Illustrated London News, Illustrierte Zeitung. Magazin für die Literatur des Auslandes, Das Ausland, Erheiterungen, The Athenaeum, L'Athenaeum Franèais, Novellen-Zeitung, Institut, Indépendance Belge, Journal des Debate.

Парижская опера: Штольц, Бозио и Крувелли. -- Рашель. -- Théâtre lirique.-- Актриса Жорж на будущей выставке. -- Экспедиция Дюма для открытия Северной Америки. -- Брюссельская выставка изящных искусств. -- Ослабление холеры в Лондоне. -- Жатва. -- Дело о литературной собственности. -- Альберт Смит. -- Альбом и стол, поднесенные прусскому принцу. -- Рельефное изображение луны.-- Наводнение в Силезии.-- Годичное собрание "Британского общества для споспешествования успехам наук". -- Вступительная речь об успехах астрономии и метеорологии; карты ветров и течений, Мори; гармонирующие цвета в растениях; австралийская экспедиция. -- Положительное известие о погибели Франклина. -- Люди с хвостами. -- Подводный телеграф Средиземного моря. -- Тоннели у древних. -- Новая система паровых машин.-- Добывание газа из воды. -- Выводы де-ла-Рива о северных сияниях.-- Новости литературы: "История Англии", лорда Мэгона. -- "Описание Сиамского царства", Пальгуа. -- "Исторические заметки об Австралии", Рудезиндо Сальвато.

   Оперный сезон в Париже начался. Зала оперы, поступившей, как мы говорили в одном из предыдущих обозрений, под непосредственное заведывание правительства, отделана заново и, по отзывам журналов, чрезвычайно великолепно: повсюду бархат, позолота; освещение залы также улучшено. Все это было бы хорошо, если б состав труппы соответствовал внешнему богатству театра; но именно труппы-то и недостает парижской Опере. Примадоннами наступившего сезона будут Штольц и Бозио -- певицы далеко не первоклассные. Потому парижане могут смотреть с удовольствием на убранство лож, но едва ли найдут возможность слушать своих певиц и певцов с большим удовольствием. Фельетонисты парижских журналов могли бы утешиться этими соображениями в том грустном для них нововведении, что нынешнее управление Оперы не хочет выдавать им даровых билетов, как делалось прежде. Едва ли можно много жалеть о потере права слушать таких артистов, какими должен довольствоваться в нынешнем году Париж. Тем не менее театральные рецензенты чрезвычайно недовольны. Они даже предвещают погибель сезону нынешней зимы, потому что журналы будто бы решились, в отмщение за отнятие своих билетов, не говорить о представлениях Оперы. Конечно, эта угроза не исполняется: театральные фельетоны появляются в журналах, как и всегда. Тем не менее надобно думать, что злое предвещание сбудется, и парижская Опера в следующую зиму потерпит решительное падение -- не от молчания журналистов, а от холодности публики. Теперь рассчитывают уже на убыток в 600 000 франков; но по всей вероятности он будет более. Говорят, однакож, что первые представления оперы были не совсем неудачны. Бозио и Штольц стараются петь по возможности хорошо. София Крувелли 1, знаменитая примадонна прошлого сезона, недавно скрылась из Парижа за несколько часов до спектакля, в котором должна была петь; говорят, будто бы она оставила записку, в которой объясняет, что причина ее поспешного отъезда -- вступление в брак и что по прошествии медового месяца она возвратится на сцену, если то позволят семейные отношения, в которые она вступает. Сколько можно судить по отзывам журналов, единственная хорошая певица в Париже теперь -- Кабель; но она поет не на Большой Опере, а на сцене Opéra-Comique; и напрасно старались переманить ее из этого любимого парижанами театра в итальянскую труппу. Из певцов Итальянской оперы также нет ни одного особенно хорошего. Концерты нашего знакомца, Шульгофа, который недавно приезжал в Париж, вероятно доставили знатокам и любителям больше истинного наслаждения, нежели сомнительное пение Штольц и Бозио. Знаменитый пианист произвел неописанный фурор, так что его принимали восторженнее, нежели самого Листа. Впрочем и в Опере сильно аплодировали -- только не певцам или певицам, а двум цивилизованным дикарям Вандименовой земли, появившимся в одной из лож Оперы. Эти гости из племени папуасов приехали в Париж пожить и повеселиться. В Париж ожидают также какого-то кохинхинца, страшного богача. Журналисты предвещают, что парижане найдут его очень милым и любезным, потому что он привезет около восьми или десяти миллионов с намерением оставить их в Париже. Возвратимся, однакож, к театрам. Рашель, которая грозилась разорвать все связи с Théâtre Franèais, как грозилась уж десять раз, опять, по обыкновению, не сдержала угрозы и попрежнему играет на этой сцене. Число новых пьес ее репертуара значительно увеличилось. Французские журналы говорят о "Медее", драме Легуве, "Розамонде", драме Латура2 и еще о третьей пьесе, написанной для Рашели Скрибом. Но другая театральная распря -- между Перреном, который был назначен директором Théâtre Lyrique и "Обществом драматических писателей"-- не уладилась мирно, как это предвещали: Перрен отказался от места, и теперь ожидают, что директором Лирического театра будет назначен Брандюс, издатель музыкальных произведений (его магазин есть и в Петербурге, соединенный с книжным магазином Дюфура). Одна из прежних знаменитостей французской сцены, Жорж, получила очень странное, но тем не менее приятное вознаграждение за пользу, которую некогда приносила театру: ей дано правительством право во время предстоящей всемирной выставки содержать прислугу, которая будет принимать на сохранение трости и галоши посетителей. Рассчитывают, что Жорж получит от этой неблестящей привилегии более 25 000 рублей серебром выгоды. Если к этим новостям, не представляющим особенной важности, прибавить, что холера в Париже прекратилась, что перестройки продолжаются с прежнею деятельностью, что парижское общество уж возвратилось из деревень и с вод, то едва ли не истощится весь запас известий о Париже за последний месяц. Можно только упомянуть о слухе, более или менее неправдоподобном, будто бы какому-то "очень плодовитому и талантливому писателю" (конечно, Александру Дюма) американцы сделали предложение, чтоб он ехал описывать Соединенные Штаты и сочинять романы из американской жизни. Североамериканцы непременно хотят сделаться известны Европе и единственным верным средством обратить на себя внимание парижан считают романы Дюма, который прославил "Трех мушкетеров" и стольких героев. Романы и путешествия его будут в одно время выходить двумя изданиями: на английском языке в Соединенных Штатах и на французском в Париже. Французское издание будет оставаться исключительною собственностью "плодовитого и даровитого писателя", а за английское будут платить ему по 10 000 доллеров (13 000 р. сер.) за том. Едва ли надобно прибавлять, что этот слух -- пустой пуф: североамериканская литература теперь богата собственными писателями несравненно лучшими, нежели французские, и не имеет никакой надобности нанимать для своего украшения Александра Дюма или кого-нибудь другого. Столь же недостоверны противоречащие слухи о том, какой прием нашли в Северной Америке Гризи и Марио. Одни известия говорят о баснословном энтузиазме, о чудовищных сборах; говорят, что сбор одного представления простирался до 600 000 франков; другие утверждают, будто бы Марио и Гризи были встречены очень холодно и уж думают возвратиться в Европу. Говорят, будто бы Рашель также собирается отправиться в Америку; ее брат Рафаэль Феликс, заведывающий сценическими предприятиями сестры, уже поехал, говорят, нанимать труппу и приискивать квартиры. Путешествие будет продолжаться год. Рашель даст двести представлений и за каждое будет получать по 6 000 франков, что составит сумму в 1 200 000 франков, или 300 000 р. сер. Итак, Рашель отправляется не на собственный риск, а по контракту с каким-нибудь антрепренером? Кто же это? -- известный спекулятор Барнум, который отыскал кормилицу Вашингтона и устроил нью-йоркскую всемирную выставку? Само собою разумеется, что это известие -- пока еще только слух, требующий подтверждения, и, быть может, ложный или слишком рано разнесшийся. Впрочем, давно известно, что Рашель думает побывать в Америке.
   В Брюсселе была художественная выставка, довольно богатая хорошими произведениями. Была также художественная выставка в Женеве.
   В Лондоне холера прекращается. В нынешнем году продолжалась она менее времени, нежели в 1849, но унесла не менее жертв. Одной из главных причин упорства и жестокости эпидемии лондонские врачи считают нечистоту воды в Темзе и неопрятность многих частей города; потому полагают необходимым принять решительные меры к очищению Темзы, водосточных труб и т. д. Теперь Лондон не может похвалиться своею рекою: она была бы хороша, если б не была грязна. Воспитательную выставку, о которой мы имели случай говорить, теперь окончательно решено обратить в "Музей национального воспитания", который будет состоять из коллекции учебных пособий всякого рода: глобусов, атласов, рисунков, учебных книг и т. д. Но все еще не решено, где будет помещаться этот музей -- в Лондоне или в Сейденгэтиском дворце; первое вероятнее, хотя последнее было бы приличнее. Жатва в Англии недурна; тем не менее уж слышатся опасения, что цена хлеба скоро возвысится, во-первых, по случаю прекращения привоза из России, откуда ежегодно получалась одна пятая или шестая часть всего количества иностранного хлеба, нужного для Англии; с другой стороны, по причине сильного неурожая в Соединенных Штатах, которые доставляли одну четвертую или даже одну третью часть ежегодного привоза. В нынешнем году Соединенные Штаты не будут в состоянии выпускать хлеба за границу; очень вероятно, что некоторые области принуждены будут сами покупать его за границею. Говорят, будто бы нынешняя жатва доставит хлеба на половину менее нежели прошлогодняя. Решение английского парламента не признавать действительность контрактов, заключаемых американскими писателями с английскими издателями (о чем говорили мы в прошлом месяце) достигает своей цели -- принудить североамериканцев к заключению с Англией трактата о взаимном признавании литературной собственности. Американцы скоро увидят, что их писатели так же могут страдать от перепечатки, как и английские. По крайней мере англичане надеются такого последствия. Нельзя, однако, не сказать, что если решение английских лордов и принесет пользу английской литературе, тем не менее в сущности оно несправедливо, по признанию самих английских журналов. Вообще новостей за прошедший месяц в Лондоне вовсе не было, потому что и высшее и литературное общество еще не возвращалось в город из замков, с дач, минеральных вод и т. д. Говорили только, да и то, разумеется, немного, о прощальном рассказе Альберта Смита, который повторял свою повесть о восхождении на Монблан не менее 838 раз 3. Число это достаточно свидетельствует, что если англичане скучают, то скучают очень терпеливо: какой город вынес бы 838 повторений одного и того же? Самые любимые публикою пьесы нигде не выдерживают и десятой части представлений без перерывов. Однакож, как ни терпеливо слушали лондонцы пресловутый рассказ, как ни велик Лондон, Альберт Смит заметил, вероятно, что число его слушателей уменьшается и что рассказ надобно оживить чем-нибудь новым. Поэтому он отправляется опять на Монблан, но уж по другой дороге, через Амстердам и Германию, и обещает возвратиться с запасом новых приключений.
   Немецкие журналы продолжают печатать статьи о мюнхенской выставке. Подробности относительно достоинства тех или других произведений немецкой промышленности, ими сообщаемые, без всякого сомнения имеют большой интерес для людей, специально следящих за техническою частью промышленного производства, но не были бы нисколько занимательны для других читателей. Немецкие мануфактуры совершенствуются -- вот все, что должны мы повторить. Довольно живой интерес в немецких любителях искусства возбудили подарки, поднесенные рейнскою провинциею прусскому принцу и его супруге по случаю празднования их серебряной свадьбы. Подарки эти: акварельный альбом рейнских видов и серебряный стол, на верхней доске которого вырезан рельеф, изображающий церемонию поздравления. Резьба прекрасна, но, по устаревшему обычаю скульпторов, все лица драпированы греческими хламидами. Рисунки альбома, исполненные лучшими немецкими акварельными живописцами, по общему отзыву, превосходны, и альбом ценится в несколько десятков тысяч талеров. В Бонне выставлено теперь другое произведение немецкого искусства или мастерства, еще более интересное -- рельефное изображение того полушария луны, которым она обращена к земле. Полуглобус сделан в огромном размере (две с половиною сажени в диаметре). Основа его деревянная, покрытая слоем гипса, на котором чрезвычайно отчетливо вытиснены все возвышения и углубления. Имя художника, трудившегося несколько лет над этим прекрасным произведением -- Дикерт; он работал под руководством немецкого астронома Юлиуса Шмита. Ночью, постепенно подвигая освещение вокруг этой искусственной луны, можно наглядным образом объяснить зрителю, каким образом по длине тени, отбрасываемой лунными горами, астрономы измерили их высоту и успели составить чрезвычайно подробные и точные карты поверхности спутника нашей земли. Коснувшись таким образом астрономии, скажем, что в сентябре открыта еще одна новая планета, принадлежащая к многочисленной уже группе астероидов, обращающихся между Марсом и Юпитером. Теперь вместе с нею считается их 31. Открыл ее американский астроном Фергюсон, наблюдатель Вашингтонской обсерватории.
   Прежде нежели перейдем к новостям наук, окажем, что осенью нынешнего года ужасное несчастие постигло одну из прусских провинций -- Силезию. С 18 до 21 августа, в продолжение четырех суток, по всему пространству Силезии лил непрерывный, чрезвычайно сильный дождь. Водосточные канавы и рвы переполнились, улицы были затоплены водою. Никто, однако, еще не предвидел ужасных последствий этой погоды. Но скоро речки и реки начали подниматься страшным образом. В 12 часов дня 19 августа глубина речки Пегель в Ратиборе была еще только 12 футов 8 дюймов, а в 12 часов 20 августа возросла до 22 фут. 8 дюймов: в течение одних суток вода поднялась на полуторы сажени. Плотины были сломаны водою, и началось страшное бедствие. Все долины Верхней Силезии были затоплены; сады, парки, огороды опустошены, жатва уничтожена, весь хлеб с полей унесен. Опустошения в Нижней Силезии были еще ужаснее. Вся окрестность Бреславля обратилась в необозримое озеро; часть самого города была затоплена. Пегель поднялся почти на две сажени выше обыкновенного уровня. Жители старались укрепить плотины; солдаты гарнизона были прикомандированы помогать горожанам. Все было напрасно. 24 августа Пегель сломал все плотины и разлился по городу; в следующую ночь разлился Одер. Половина улиц была покрыта водою более нежели на аршин. Множество домов разрушено; мука и другие съестные припасы унесены водою. Такие же явления повторялись в прочих городах и селах. Убытки, произведенные наводнением, простираются до 15 миллионов рублей серебром.
   Десятки огромных страниц английских журналов за октябрь месяц наполнены отчетами о годичном заседании "Британского общества для споспешествования успехам наук" (British Association for the advancement of science), и надобно сказать, что в заседаниях его отделения прочитано множество важных для науки записок и интересных обзоров современного состояния различных отраслей математических и естественных наук. Мы по необходимости должны отложить до следующего месяца полное обозрение заседаний Общества по отделам: математических наук, химии, геологии, географии, статистики и механики; здесь ограничимся только извлечением из вступительной речи президента, лорда Гэрроби (Harrowby), и двух или трех других записок. Прежде всего заметим, однако, что Общество, ежегодно переносящее место своих собраний из одного города в другой, ныне собиралось в Ливерпуле.
   Сначала, по записке, составленной известным английским астрономом Чоллисом, лорд Гэрроби обозревает успехи, сделанные в прошедшем году астрономиею.
   В продолжение года, протекшего со времени предыдущего собрания Британского общества, открыты четыре новые планеты и четыре кометы. Из планет три открыты лондонскими астрономами, в том числе две Гиндом (который уж прежде открыл восемь планет) и одна Метсом (Maith). Последняя была в следующую же ночь усмотрена с Оксфордской обсерватории -- новый пример, доказывающий, как часто открытия делаются двумя лицами в одно время, независимо друг от друга. Четвертая планета открыта с Билькской обсерватории близ Дюссельдорфа Лютером, который уж прежде открыл две планеты. Из четырех комет одна открыта в Берлине, две в Геттингене, а четвертая была видима простому глазу в конце марта. Ни одна из них не признана тожественною с известными прежде кометами. Большое число планет и комет, открытых в последние годы, свидетельствуя о неутомимости наблюдателей, в то же время расширило поле астрономической деятельности и вызвало основание новых обсерваторий не только правительствами, но и частными людьми. Так, не говоря о нескольких обсерваториях, основанных частными лицами в Англии и Франции, в протекшем году устроена подобная обсерватория одним из жителей Моравии близ Ольмюца. Открытия планет, делаемые при помощи сличений настоящего положения звезды с прежними, показали также необходимость полнейших и точнейших звездных каталогов; работы по их составлению особенно деятельно производились на Гринвичской и других английских и на Пулковской обсерваториях. Замечательны также: каталог 12 000 звезд, составленный гамбургским наблюдателем Рюмкером, и каталог прямых восхождений 30 186 звезд, от 9-й до 12-й величины, составленный Купером. Определение астрономической долготы места посредством гальванических сигналов должно назвать важным усовершенствованием практической астрономии. Такой метод, придуманный в Америке, перенесен теперь в Европу, и посредством его с невозможною прежде точностью определено взаимное астрономическое положение Гринвичской обсерватории с одной стороны, с другой -- обсерваторий: Кембриджской, Эдинбургской, Брюссельской и Парижской. Точность определения расстояний по этому способу простирается до двух аршин. Энке также воспользовался им в прошедшем году для определения долготы Берлина от Франкфурта-на-Майне. Гальванизмом воспользовались в астрономии также для постоянного согласования хода часов, находящихся в различных местах. Сказав несколько слов о геологии, лорд Гэрроби переходит к новейшему приложению метеорологии.
   "Едва ли (говорит он) надобно распространяться о том, как много услуг практической жизни обещает оказать метеорология. В этой науке представляются едва ли не самые поразительные примеры того, какую важность приобретают факты, повидимому, маловажные и почти не имеющие отношения один к другому, когда их собрано много. Что непостояннее, повидимому, ветра и моря? Что менее подлежит вычислению и закону? "Коварное море", "капризная волна" -- эти выражения обратились в пословицу. А между тем наблюдение и сравнение принесли уж много пользы науке и людям в этом случае и скоро принесут еще более. Известно, что североамериканское правительство, по настоянию лейтенанта Мори (Maury), которому и поручено было впоследствии, это дело, уже несколько лет собирало от своих купеческих судов наблюдения относительно известных морских феноменов, как-то: ветров, прилива и отлива, течений и температуры океана; и что выводы из этих наблюдений, распределенные по таблицам, занесенные на карты, уже дали возможность в замечательной степени увеличить быстроту и безопасность плавания. Известно также, что североамериканское правительство обращалось к великобританскому с предложением содействовать ему в этом деле, общеполезном для всех мореходных наций, и в Англии теперь учреждена особенная комиссия, для заведывания собиранием и классификацией) подобных наблюдений. Понимая всю важность предмета, я просил капитана Физ-Роя (Fitz-Roy), директора комиссии, сообщить мне сведения о настоящем положении вопроса, и он составил для прочтения вам следующие записки (мы представляем здесь извлечение только из первой, имеющей общий интерес; вторая говорит о текущих распоряжениях английской комиссии). Морская торговля развилась ныне по всему земном/ шару до беспримерной огромности; соперничество между купеческими судами достигло такой степени, что цена грузов и прибыльность торговли более, нежели когда-нибудь, стали зависеть от краткости и безопасности плавания; потому приобрел величайшую важность вопрос об определении кратчайших и безопаснейших морских путей. Развитие пароходства, общее стремление совершать плавание по прямой линии, на сколько то позволяют встречаемые на пути земли, течения и ветры, заставило искать точнейших сведений о всех посещаемых частях океана. "Главное дело моряка знать, где найти попутное течение и благоприятный ветер" -- это аксиома; но в настоящее время такое знание очень неполно. Оно много подвинулось вперед изданием "Карт ветров и течений" от североамериканского правительства, по предложению и под наблюдением лейтенанта Мори. Изучая эти карты, мореходцы успевают значительно сокращать свои плавания -- во многих случаях одною четвертою, в других даже целою третью времени, какое употреблялось прежде. Побуждаемые такою очевидною пользою, морские державы составляли в Брюсселе конвенцию из ученых морских офицеров для определения правил метеорологических морских наблюдений; потом все купеческие суда были приглашены и приглашаются производить их для пользы мореплавания. Такое обязательство принято многими, особенно североамериканскими шкиперами. Английское правительство также снабдит даром известное число судов, ходящих в отдаленные плавания, нужными инструментами. Польза предлагаемых наблюдений очевидна из следующих цифр. Карты, изданные лейтенантом Мори, сократили плавание в Америку третьею частью. Если б путь английских судов в Индию был сокращен только одною десятою частью, то на одной плате за провоз торговля выиграла бы 1 500 000 руб. сер.; оценивая фрахт (плату за провоз на корабле) европейских товаров, отправляемых ежегодно в другие части света, в 120 миллионов руб. сер., мы увидим, что сокращение путей только одною десятою частью принесло бы торговле выигрыш в 12 000 000 руб. сер.; кроме того, новая выгода будет получаться от того, что корабли будут, при благоприятнейших условиях плавания, служить долее, люди будут менее подвергаться болезням и т. д.
   "Теперь я перехожу (продолжает лорд Гэрроби) к обозрению других отделов нашего общего дела, имеющим ближайшую связь с моими личными занятиями, именно: к этнографии, географии и статистике". Вслед за тем он подробно объясняет необходимость решать экономические вопросы на основании статистических цифр; говорит об успехах применения строгих математических начал к рассмотрению различных явлений общественной жизни; указывает на "Ценз Англии и Шотландии за 1851 год", приведенный к концу в предыдущем году, как на чрезвычайно важный труд; объясняет, какой огромной пользы может ожидать наука от общеевропейских статистических конгрессов, подобных брюссельскому конгрессу прошедшего года. Наконец обращает внимание на текущий вопрос в Англии: введение десятичной монетной системы (какая существует, например, в России и Франции) и на составление полугодовых земледельческих отчетов, которые могли бы служить важным пособием для земледельческих и торговых соображений. Потом, переходя к географии, он перечисляет важнейшие из ученых экспедиций, совершенных или предпринятых в прошедшем году; путешествия в средину Южной Америки, по рекам Парагваю, Амазонской и Ориноко; в Австралии по реке Моррею; путешествия Ливингстона и Эндерсона по Южной Африке, Барта и Фогеля в Центральную Африку4. Мы сообщим известия об этих экспедициях в следующем месяце; здесь же упомянем об одной австралийской, потому что представляем также в нынешний раз извлечение из одной интересной книги об этой части Света. Не можем, однако, прежде не сказать несколько слов об интересных наблюдениях, доказывающих, что краски различных частей растения соединяются в природе одна с другою не случайным образом.
   В предыдущем году профессор Мэк-Кош обратил внимание ученых на то, что гармонические, дополнительные или соответственные краски очень часто встречаются в природе вместе. После того он имел случай пополнить свои наблюдения, особенно при помощи своего товарища доктора Дики (Dickie), занявшегося подобными исследованиям". Прежде всего напомним, что гармонирующими цветами называются те, сочетание которых приятно для глаза, например: розовый и зеленый, пурпуровый и желтый, оранжевый и синий. Наука нашла общий закон их соответствия в том, что эти цвета, будучи смешаны один с другим в известной пропорции, дают белый цвет, и глаз, раздражаемый одним из них, успокаивается на другом. Мэк-Кош приводит следующие случаи гармонии цветов в растительном царстве: 1) зеленый гармонирует с красным или красноватым. Это самое обыкновенное совпадение. Листья растения зеленого цвета; цветки, ягоды или плоды чрезвычайно часто бывают красного или розового. Часто зеленым листьям соответствует красный или красноватый цвет молодых ветвей и побегов, на которых они растут. 2) Пурпуровый с желтым. Очень часто лепестки цветка пурпурового цвета, а пестик и тычинки желтого. Особенно заметно совпадение пурпурового с желтым осенью, когда, из увядающих листьев, одни становятся пурпуровыми, другие желтеют. 3) Оранжевый и синий или оливковый. У синих цветков пыльник часто бывает оранжевый или оливковая чашечка. Вообще, совпадение дополнительных цветов замечается так часто, что необходимо должно иметь основание в физиологии растений. При распределении цветов должна действовать сила поляризации, по которой одна из противоположностей (напр. красный цвет) вызывается другою (зеленым); некоторые следы этого заметны и в красках птиц; например, 1) очень часто соединяются черный и белый цвета; 2) красно-желтый с темным; 3) красный и зеленый (напр. в перьях попугая). В записке доктора Дики приведено много примеров такого соответствия, и автор выводит из них несколько общих законов; важнейших два: 1) один из основных цветов, красный, желтый или синий, непременно находится в той или другой части каждого растения; 2) с тем вместе непременно бывает в растении дополнительный его цвет (зеленый при красном, пурпуровый при желтом, оранжевый при синем) или в том же самом органе, или на другой части растения; если гармонирующие краски не соединяются в растении в одно время, то одна из них сменяется другою при дальнейшем развитии растения.
   Из всех многочисленных географических записок, прочитанных членами Общества, мы выбираем, как сказали, только известие об открытиях австралийской экспедиции, потому что об Австралии говорится также в другом месте нашего обозрения. Капитан Стерт (Sturt), один из участвующих в австралийской экспедиции, сообщает, что убежден в существовании большого внутреннего моря или озера, лежащего прямо на юг от реки Виктории. Он думает также, что на севере должна быть плодородная земля, между 16° и 20° южной широты, 120° и 133° долготы. Доктор Блондель, его спутник, убежден в необходимости послать новую экспедицию с северного берега во внутренность материка. Уильсон, геолог экспедиции, выставляет на вид важность исследования Северной Австралии, где климат и почва удобны для возделывания сахарного тростника и хлопчатой бумаги и где не будет недостатка в китайских работниках. Он также уверен, что золото найдется в северных и восточных австралийских горах, как найдено в южных, потому что геологический характер их одинаков. Теперь новая экспедиция, которой требуют эти ученые, уже снаряжается.
   Много было говорено в заседаниях географического отдела о судьбе Франклина, и некоторые выражали еще надежду, правда, слабую, что отважный путешественник, может быть, еще жив. Теперь надежда должна исчезнуть. Ужасная судьба Франклина и его спутников известна. Они погибли среди снегов от голода, после того как их корабль был раздавлен льдами на запад от Баффинова пролива. Вот рапорт, присланный английскому правительству доктором Ри, который занимается исследованием восточных частей северной оконечности американского материка: 5
   "Во время своего путешествия, совершенного весною текущего года с целью пополнить географические сведения о землях, лежащих на запад от Баффинова пролива, я встретил в заливе Пелли эскимосов. Один из них сказал мне, что толпа белых людей погибла от голода в некотором расстоянии от Пеллийокого залива на запад, невдалеке за большой рекою, на которой находятся пороги. Я получил от него несколько подробностей о их судьбе. Эти сведения окончательно рассеивают все сомнения об участи людей, принадлежавших к экспедиции сэра Джона Франклина. Вот краткое исчисление известий, мною собранных:
   В начале 1850 года толпа белых людей, состоявшая человек из сорока, была замечена эскимосами, бившими тюленей на северном берегу острова короля Вильяма. Люди эти шли по прибрежному льду и тащили за собою лодку. Никто из них не говорил по-эскимосски; но знаками они объяснили туземцам, что корабль их раздавлен льдами и что теперь они ищут дичи. По виду этих людей, которые все, за исключением одного офицера, были очень худы, было заметно, что они сильно нуждались в съестных припасах. Они купили у туземцев несколько тюленей. Потом, в ту же весну, нашли эскимосы на берегу тридцать трупов, и еще пять других на соседнем острове, на северо-восток от большой реки, называемой туземцами Уткохайкалик (Oot-ko-hi-ka-lik), по всей вероятности, той самой, которую описывает Бэк под именем Рыбной реки.
   Некоторые трупы были похоронены, вероятно, людьми, пережившими этих первых жертв голода; другие трупы лежали под палатками, третьи под опрокинутою лодкою, которая служила убежищем для белых людей; наконец несколько трупов лежали рассеянно по разным направлениям. Один из умерших был офицер, что заключили эскимосы по двухствольному ружью, лежавшему подле него, и потому, что у него на перевязи был телескоп. По искажениям на многих трупах было видно, что несчастные, пережившие своих товарищей, доведены были голодом до каннибальства. Пороху, повидимому, имели они еще много. Эскимосы говорят, что насыпали кучу его, опоражнивая найденные пороховницы; они также нашли много пуль и свинцу; кроме того, были найдены компасы, часы, телескопы, ружья. Все эти вещи были разломаны эскимосами, у которых я купил обломки. Я также купил у них несколько ложек и вилок, принадлежавших погибшим. Прилагаю при этом рапорте список важнейших из купленных вещей и снимки вензелей и начальных букв, которые нашлись на них. Самые вещи передам правительству по прибытии в Лондон.
   Из тех эскимосов, с которыми я говорил, ни один не видел белых сам и не ходил на места, где найдены их трупы. Им рассказывали о всем, сообщенном мною, другие туземцы, видевшие белых и нашедшие трупы их. Джон Ри, начальник арктической экспедиции".
   В числе вещей, купленных доктором Ри, находится серебряное блюдечко с именем Джона Франклина и другие вещи с именами офицеров, участвовавших в экспедиции. Ри прибавляет, что нет оснований предполагать каких-нибудь неприязненных поступков против погибавших со стороны эскимосов. Несчастные путешественники погибли от голода и стужи.
   Теперь доктор Ри уже прибыл в Лондон. По его соображениям открывается, что Росс и капитан Белло находились в нескольких милях от места, где погибли Франклин и его спутники.
   В противоположность этому трагическому рассказу сообщим комическую развязку неправдоподобной сказки, которою, однакож, были обмануты многие ученые.
   Несколько времени назад возобновились старинные рассказы об африканском племени людей с хвостами. Многие путешественники говорят, что абиссинцы хорошо знают это племя и часто имеют случай видеть хвостатых людей. Они называются ниам-ниам и живут в пятнадцати днях пути на юг от Харара или в горах, отделяющих бассейн Восточного Нила от Западного. Тремо, участвовавший в экспедиции, посланной Мехмедом Али на юг от Египта для отыскивания золота и посетивший эти места, объясняет теперь эти странные слухи самым простым, но вполне удовлетворительным образом. "Быв в Фа-Зогло, за Сеннаром (говорит он), я был удивлен рассказами туземцев. Люди, у которых мы расспрашивали о племенах, в землю которых нам должно было ехать, называли их то "людьми с хвостом", то "людьми в шкуре". Я ожидал увидеть чудеса. Но в земле гумусов, гурумов и хомоче встретился я с этими загадочными людьми, и мои надежды на удивительное зрелище рассеялись. "Люди с хвостом" -- нагие дикари, которые носят только опояску, подобно многим другим дикарям; но дело состоит в том, что сзади к этой повязке прикрепляется довольно большой кусок звериной шкуры, книзу выкроенной клинообразно: и очень часто кусок этот оканчивается довольно длинным ремнем, похожим на хвост. Кожу привешивают они по очень простому соображению: чтоб на ней было мягче сидеть, нежели голым телом. Ремень остается для того, чтоб можно было, взявшись за него, ловко поправлять кожу, если эта подушка как-нибудь выбьется из-под сидящего".
   Говоря в предыдущий раз о построении подводного электрического телеграфа между Европою и Африкою, мы остановились на том известии, что часть каната, которая должна лечь между итальянским берегом и северною оконечностью Корсики, привезена в Геную и, вероятно, ее погружение совершится успешно. Теперь она уж погружена с большим торжеством: сардинский министр публичных работ и многие другие сановники лично присутствовали на пароходе, погружавшем канат во время операции, продолжавшейся более четырех суток. Собственно погружение заняло немного времени; но часто надобно было приостанавливаться для различных поправок в механизме, посредством которого спускался канат, в глубоких местах скоро портивший машину своею огромною тяжестью (иногда часть каната, бывшая на весу, тянула более ста пудов); но все затруднения были побеждены, и теперь доказано опытом, что возможно проложение подводных телеграфов и в тех местах, где море имеет более 400 сажен, в чем многие не были уверены. Между тем как на южной границе Сардинского королевства пролагался этот гигантский канат, на северных границах начата другая работа, еще громаднейшая. Уж давно говорили о необходимости соединить Италию с Францией и остальною Европою посредством железной дороги; но Альпийский хребет представлял, казалось, непреодолимые препятствия осуществлению такого смелого замысла. Теперь начато проложение железной дороги из Швейцарии в Пьемонт, от Женевы до Турина, через Mont-Cénis, который прорежется тоннелем в 10 верст длины. Заговорив о тоннелях, скажем кстати об открытии, недавно сделанном в Сиракузах. Существование таких работ у греков и римлян было известно из многих свидетельств древних писателей; теперь нашли остатки водопровода, посредством которого остров Ортигия, составлявший часть Сиракуз, сообщался с другими частями города, лежавшими на материке Сицилии, и чрез который воды знаменитого фонтана Аретузы были проведены на Ортигию. Водопровод устроен на две сажени ниже дна морского пролива, разделяющего остров от материка.
   Возвратимся, одяакож, к новому времени.
   Человека преследует мысль о perpetuum mobile. Напрасно механика старается доказать ему, что невозможна машина, которая двигалась бы собственной своей силою, не будучи поддерживаема подкладываньем каких-нибудь новых материалов, истребляемых машиною для того, чтоб двигаться; люди все-таки стараются отыскать самодвижущуюся машину; напрасно Парижская академия наук решилась не рассматривать записок, излагающих новые планы построения perpetuum mobile -- все-таки ей присылается ежегодно несколько десятков записок, трактующих об этом. И не должно думать, чтоб одни невежды, незнакомые с механикою научным образом, увлекались мыслью о perpetuum mobile: Лейбниц до конца жизни трудился над его устроением. Итак, не удивительно, что ныне один ученый итальянец говорит, что придумал машину, которая, если б действовала так, как он надеется, была бы истинною самодвижущеюся машиною. Нам кажется, что он не достигнет цели, которая, по его мнению, уже почти достигнута. Изложим, однакож, устройство его "гидро-динамической батареи" (pile hydrodinamique); оно очень просто. Ученые давно уж умеют разлагать воду посредством гальванической батареи. Известно также, что теплота может быть легко превращаема в электричество или гальванизм; известно также, что газы, соединение которых образует воду, горят с чрезвычайно сильным пламенем, будучи зажигаемы вместе в той самой пропорции, в какой соединяются они в воде. На этих фактах основана система ученого, о котором мы говорим и которого имя Карозио. В его машине вода разлагается гальваническим током на свои составные части: водород и кислород; переходя из жидкого состояния в газообразное состояние, они приобретают объем в несколько тысяч раз больший того, какой имела вода. Этою силою расширения, действительно громадною, Карозио пользуется для того, чтоб приводить в движение поршни машины, движущиеся в цилиндрах, как у нынешних паровых машин. Одним словом: до сих пор его гальванический ток делает то же самое, что огонь в наших паровых машинах. Но, подняв поршни, газы выходят из цилиндров не бесполезно, как пар из цилиндров локомотивов, а для того, чтоб соединиться и сгореть, опять образуя воду. Теплота, развивающаяся при их горении, употребляется на поддержание гальванического тока. Таким образом гальванический ток, поддерживаясь собственными своими произведениями, питает сам себя. Все это теоретически справедливо. Но, говоря о том, что теплоты, развивающейся от горения, будет совершенно достаточно для поддержания первоначальной силы гальванического тока, Карозио, кажется нам, забывает о законе "утраты сил при превращении", по которому, например, движущая сила, получаемая посредством паровой машины, будучи обратно превращена посредством трения или термоэлектричества в теплоту, даст теплоты уж гораздо менее, нежели было употреблено для произведения движения. Таким образом, и гальваническому току Карозио, несмотря ни на какие улучшения машины, теплоты, развивающейся от горения его произведений, будет недостаточно для того, чтоб поддерживаться в первоначальной силе. Карозио уж заметил уменьшение превращающейся силы в своих машинах, но приписывает его не сущности процесса, а посторонним влияниям, которые надеется устранить. Не разделяя этой надежды, можно, однакож, сказать, что идея Карозио принесет со временем плоды. В самом деле, разлагая воду на газы, мы, кроме силы расширения, можем пользоваться еще силою горения, и потому, когда ученые найдут средство устраивать сильные гальванические батареи дешевым образом, то выгоднее будет приводить машины в движение силою гальванизма, дающего двойной продукт: движение и теплоту, или вторичное движение (газы расширяющиеся и, кроме того, воспламеняющиеся), нежели силою паров или нагретого воздуха. Дело состоит в приискании дешевых источников гальванизма.
   Между тем разложение воды для добывания из нее газов уже начинает иметь приложение в практике.
   Парижский инвалидный дом освещается теперь, в виде опыта, газом, получаемым из воды. Такая система уж введена в Мадриде и, по уверению изобретателей, представляет возможность сократить издержки почти вдвое сравнительно с прежним способом добывания газа из органических веществ (ныне добывают его преимущественно из каменного угля). Газ получается из воды двумя путями: или пропускают водяные пары через слой тлеющего кокса, причем кислород воды поглощается горением и остается чистый водородный газ; этим путем добывается с апреля нынешнего года газ для 17 000 рожков, освещающих Мадрид; второе средство добывания -- разложение воды электрическим током. Компания, взявшая привилегию на это изобретение, рассчитывает, что от введения нового способа добывания газа в Париже, в издержках города и частных магазинов на газовое освещение можно будет сделать экономию до 10 миллионов руб. сер. Она получает газ, как мы говорили, пропуская водяные пары через кокс; будет ли в техническом отношении выгоден способ добывания водородного газа через разложение воды гальваническим током -- еще неизвестно. Изобретатель его, Шепар (Cheppard) делал опыты пока только в малом размере, и они удавались ему. Для того, чтоб вода легче разлагалась, предварительно вливают в нее разные вещества, например серную кислоту.
   Де-ла-Рив издал большое рассуждение о северных сияниях 6, содержание которого сокращаем в следующие шесть положений:
   1) Все наблюдения согласно доказывают, что северное сияние происходит в нашей атмосфере и состоит в светлом кольце, которого диаметр может иметь различные величины, а центр совпадает с магнитным полюсом.
   2) Опыт, производимый в весьма редком воздухе над соединением двух электричеств близ полюса сильного искусственного магнита, показывает, что тут является светлое кольцо, подобное кольцу северного сияния.
   3) Итак, надобно полагать, что северное сияние происходит от соединения в полярных странах положительного электричества атмосферы с отрицательным электричеством земли. В странах экваториальных эти электричества бывают разделены действием солнца.
   4) Соединение электричеств -- явление постоянное, но с переменным напряжением, смотря по состоянию атмосферы. Итак, северное сияние должно являться ежедневно, но в различных размерах, и потому бывает видимо на больших или меньших расстояниях, и только в ясные ночи.
   5) Явления, сопровождающие северное сияние, как, например, клочковатые облака (cirrostratus), особенно же возмущения в магнитной стрелке, служат подтверждением его электрического происхождения.
   6) Южное сияние, сколько можно судить по немногим наблюдениям, во всем сходно с северным и объясняется тою же самою причиною.
   Упомянув о новом рассуждении Де-ла-Рива, не можем не известить наших читателей, что тот же физик, наконец, издал первый том своего большого сочинения: Traité de l'électricité {Трактат об электричестве. -- Ред.}. Препровождая книгу в Парижскую академию наук, Де-ла-Рив уведомляет ее, что издание замедлилось потому, что к концу последней главы он присоединил теорию магнетизма и диамагнетизма; теорию совершенно новую и, по его мнению, совершенно удовлетворительную. Он долго обдумывал столь трудный предмет, и только в прошедшую осень удалось ему положить твердое основание учения, которое объясняет все явления, до сих пор остававшиеся непонятными. Такой отзыв самого автора заставляет с нетерпением ожидать его книгу в Санктпетербург. Когда она получится, мы отдадим о ней полный отчет.
   История Англии от утрехтского до версальского мира (1713--1783), лорда Мэгона7. Том VII. (History of England by Lord Mahon).-- VII томом оканчивается сочинение лорда Мэгона. Оно не отличается ни глубокомыслием, ни блестящим слогом, но читается очень легко и составлено добросовестно. В суждениях своих о людях автор старается быть беспристрастным и большею частью достигает этого. В последнем томе, недавно вышедшем, рассказывается окончание войны с американскими колониями и покорение Индии; но интереснейшая глава его -- "?Кизнь и нравы английского общества в XVIII веке". Представляем здесь несколько отрывков, извлеченных из обширных выписок английского "Атенея".
   "Три года назад француз, приехавший в Шотландию, с каким-то изумлением смотрел на тихие и мирные сцены, его окружавшие. "Мои парижские приятели советовали мне пускаться в Шотландию не иначе, как запасшись пистолетами и шпагой, потому что я отправляюсь в страну Роб-Роя",-- говорил он, объясняя причину своего удивления. Эти предусмотрительные парижские друзья запоздали в своих понятиях о Шотландии всего только на одно столетие; потому что действительно еще ста лет не прошло с того времени, как Роб-Рой выказывал свою удаль и не впускал в свои горы безнаказанно. Но осторожный француз ошибся бы также не более, как сотнею лет, если б вздумал вооружиться с ног до головы, подъезжая и к Лондону; потому что, восемьдесят или девяносто лет назад лондонские дороги также были небезопасны от разбойников. Шайки их разъезжали верхом на бойких лошадях, доставая себе порядочную поживу от путешественников. В царствование Георга I8 разбойники прибили на воротах многих зажиточных лондонцев записки, приказывавшие хозяевам, под страхом смерти, не выезжать из города без хороших часов в кармане или десяти гиней в кошельке. Экипажи частных людей и почтовые транспорты одинаково бывали останавливаемы. Так, например, в 1775 году, Нотхэлль, друг лорда Чатама, возвращаясь из Бата с женою и сыном, был остановлен разбойниками, стрелявшими по его карете, и умер от испуга. В том же году почтовый служитель, везший почту из Норвича в Лондон, был убит близ Эппингской Рощи, сам застрелив троих из семи разбойников, напавших на транспорт. И не должно думать, чтоб такие случаи бывали тогда редки. Старожилы рассказывают их десятками. Большею частью, однакож, отделывались от разбойников только потерею денег и пожитков. Грабежи по дорогам стали особенно часты около 1780-х годов. Вальполь пишет около этого времени из своего поместья в Строберри-Гилле, что, прожив там спокойно сорок лет, он не может теперь выйти на версту из дома без двух лакеев, вооруженных мушкетами. Были в то время вельможи (из них знаменитейшим был граф Беркли), славившиеся смелостью в делах с разбойничьими шайками. Рассказывают, будто бы однажды лорд Беркли, проезжая в сумерки по Гонсловским Кустам, вздремнул и вдруг был разбужен негодяем, который, стоя в дверцах кареты, держал пистолет у его груди. "А, вот и попался! -- говорил разбойник, -- а хвастался, как мне говорили, что никогда не дашь себя ограбить!" -- "И теперь не поддался бы, -- отвечал лорд Беркли, опуская руку в карман, будто бы за кошельком, -- если б из-за плеча у тебя не уставился на меня другой молодец". Разбойник обернулся взглянуть, что за нежданный товарищ хочет с ним делиться добычей, и в этот миг лорд, выхватив из кармана пистолет, застрелил его наповал".
   Кто бы мог поверить, что таково было благоустройство в Англии в конце XVIII века? Впрочем, теперь мошенники с больших дорог переселились в самые города и, судя по рассказам о лондонских ворах, не остаются в проигрыше. Вот несколько сведений об Оксфордском университете и о воспитании в Англии около 1780-х годов.
   "Нельзя не признаться, что и духовенство и деревенские джентльмены очень во многих случаях выказывали недостаточность образования. В этом виновны были оба английские университета, но особенно Оксфордский. "Я слышал,-- говорит Свифт,-- не от одного и не от двух джентльменов лучшего общества, что в Оксфорде и Кембридже не могли они научиться ничему, кроме того, как только пить эль и курить табак. Я совершенно верю им и мог бы привести еще несколько сот примеров того же, виденных мною собственными глазами в одном из упомянутых городов",-- он говорит об Оксфорде. Гиббон рассказывает, что наставник, на руки которому был он отдан в Оксфорде, только брал деньги и не обращал никакого внимания на занятия воспитанника, ни одного раза в целую зиму не напомнив будущему историку, что он не посетил ни одной лекции, и среди учебного времени Гиббон 9 разъезжал то в Бат, то в Лондон, то по Бокингэммову графству. То же самое подтверждает и свидетельство доктора Джонсона. Вот его рассказ: "В первый день по поступлении я слушал своего наставника, мистера Джордена, а потом четверо суток не показывался ему на глаза. На шестой день мистер Джорден спросил меня, куда я пропадал. Я отвечал, что катался на коньках". Это оправдание было принято, как совершенно удовлетворительное. Лорд Эльдон 10, окончивший курс в 1770 году, так рассказывает о своем экзамене на ученую степень: "В мое время экзамены в Оксфорде были комедией. Меня экзаменовали из еврейского языка и из истории. "Как называется по-еврейски лобное место?" -- "Голгофа".-- "Кто основал Оксфордский университет?" -- "Я отвечал (может быть, и не совсем справедливо): "король Альфред". -- "Очень хорошо, сэр, -- сказал экзаминатор, -- вы достойны степени, которой ищете". Репутация Оксфордского университета в половине прошлого века прекрасно объяснена в "Essays" {"Очерках". -- Ред.} графа Честерфильда 11. Он предполагает совершенно невозможным, чтоб кто-нибудь из людей, хорошо знакомых с Оксфордским университетом, решился отдать в это заведение своих детей".
   "Недостатку хорошего воспитания и образования, -- продолжает лорд Мэгон, -- мы должны отчасти приписать господствовавшую в конце XVIII века страсть к игре и пьянству. Удивительно, как много тогда выпивалось вина, несмотря на его высокую цену. Пьяниц было чрезвычайно много. Лорд Эльдон рассказывал мне об одном из почтеннейших людей того времени в Оксфорде, что он, встав из-за стола, ходил всегда придерживаясь за стены и заборы. Однажды ему случилось итти мимо Радклифской библиотеки, круглого здания, стоявшего отдельно, и он бесконечно ходил кругом, вовсе не замечая, что в двадцатый раз идет по тому же самому месту, пока уж встретившийся знакомый -- кажется, лорд Эльдон сам -- не объяснил ему, в чем дело, и не вывел на прямую дорогу. Даже и те, которые не были для своего времени записными любителями пиров, очень подолгу просиживали за бутылками. В Шотландии люди лучшего общества, садясь обедать в четыре часа, вставали из-за стола в десять или одиннадцать. Иногда бывали эти попойки по крайней мере оживлены остроумием; но обыкновенно были они в высшей степени пошлы и скучны".
   Странным, но характеристическим следствием высокого почтения, которым пользовалось вино, был обычай, что для джентльмена, которому было бесчестно торговать всякими другими товарами, нисколько не считалось неприличным торговать вином и содержать погреб или таверну. Игра свирепствовала не менее пьянства. В этом отношении нравы были около конца XVIII века едва ли лучше, нежели при Карле II, когда лорд Кернервон говаривал, что земля производит лес для того, чтоб джентльмены могли уплачивать карточные долги. Азартные игры запрещались старыми законами; но придумываемы были новые виды их, не означенные в законе ясным образом и потому ускользавшие от наказаний. В 1782 году только в двух округах вестминстерской части города было 296 игорных домов для одной из употребительных тогда азартных игр. Точно так же свирепствовала страсть к лотереям. Что касается скромности нравов, довольно будет привести один из примеров, рассказываемый Вальтер-Скоттом. Его бабушка говорила ему о безнравственных повестях мистрисс Бен: "Эта книга, просматривать которую даже наедине стыдилась бы теперь я, старуха, была во время моей молодости читаема вслух на многочисленных вечерах для собравшихся дам и девиц лучшего общества".
   Из путешествий можно указать очень интересное Описание Сиамского царства. (Description du royaume Thai ou Siam, par Pallegoix.) Г. Пальгуа 12 пишет очень наивным языком, так что, по справедливому замечанию французского журнала, книга его напоминает простодушные рассказы путешественников средних веков. Но читатели, вероятно, согласятся с нами, что простодушный рассказчик хорошо знает Сиам и умеет ясно и сжато передавать свои наблюдения. Мы выбираем из выписок французского журнала отделение о нравах сиамцев.
   "Сиамцы принадлежат к монгольскому племени; средний рост их 5 футов 2 дюйма (2 аршина 3 вершка). Ноги у них крепки и пропорциональны, плечи широки, грудь сильно развита, шея короткая, лоб узкий, глаза черные, с желтоватым белком, нос приплюснутый, волосы черные и жесткие; они оставляют один клок их на темени, выбривая всю остальную голову. На верхней губе и подбородке вырастает у них всего несколько волосков, да и те они вырывают. Женщины также оставляют на голове один клок волос, но занимаются им очень внимательно: мажут помадою и старательно причесывают. Маленьким детям часто вовсе бреют голову. Богатые люди щеголяют длинными ногтями; девушки и молодые люди красят их себе в красный цвет. Все стараются иметь черные зубы -- это, по их понятию, существенное условие красоты. Для того с младенчества натирают зубы черным порошком, привозимым из Китая. Обычай жевать табак, и особенно бетель, также способствует развитию этой красоты. Костюм сиамцев очень прост: они ходят с босыми ногами; на голове также не носят ничего; одежда ограничивается куском пестрой кисеи, повязанным около поясницы. Девушки и молодые женщины, кроме того, набрасывают через плечо шелковый шарф, так что один конец его висит сзади. Мужчины довольствуются куском белой материи, который служит им для утирания пота или для прикрывания головы от солнечного зноя. Люди среднего сословия редко носят зонтик; знатные, напротив, всегда. Простолюдины, вместо шляпы, надевают на голову род корзинки, сплетенной из пальмовых листов и очень легкой; она одинаковой формы у мужчин и у женщин. Низшие, являясь перед старшими, должны иметь шелковую опояску. Король и его родственники отличаются от подданных не формою, а только богатством костюма и носят обыкновенно китайские башмаки. От середины октября до февраля все носят узкий камзол; у женщин отличается он от мужского покроем. Богачи и вельможи носят в эти месяцы японский камзол, делаемый из китайского шелка очень ярких цветов; покроем он похож на широкую и длинную блузу. Если холодно, сверху надевают шелковый или суконный плащ. У сиамцев сильная страсть к золотым и серебряным украшениям. В самом бедном семействе всегда есть несколько таких вещей. Бедные люди надевают на руки и на ноги своим детям серебряные браслеты; жены их носят серебряные серьги и ожерелья. Богатые наряжают своих детей и жен множеством браслетов, ожерелий, медальонов, перстней и т. п. из чистого золота. В праздничный день нередко видишь детей, на которых навешено около двух фунтов золотых вещей. Девочки до двенадцати или тринадцати лет носят на опояске золотой или серебряный убор, делаемый в виде сердца. На шею детям вешают металлические амулеты с предохранительными надписями. Девушки вместо амулета носят нитку с семью большими золотыми или серебряными зернами; мужчины также носят на поясе металлический шарик, которому приписывают свойство делать человека неуязвимым.
   Сиамцы характера кроткого, легкомысленного, робкого и веселого; они не любят споров, раздоров, ничего похожего на гнев или нетерпение. Они ленивы, непостоянны, рассеянны. Видя что-нибудь любопытное в чужих руках, они тотчас начинают выпрашивать эту вещь себе; получив, тотчас же предлагают подарки е своей стороны в доказательство признательности. К милостыне они наклонны и не пропустят бедного, не подав ему риса или плодов. Сам король каждый день раздает пищу нескольким сотням нищих. В обращении с посторонними женщинами сиамцы чрезвычайно скромны, и законы их очень строги относительно этого. Малейшая ласка может вести к процессу, и уличенный в вольном обращении с чужою женою или дочерью подвергается иногда опасности быть проданным в рабство.
   Сиамцы чрезвычайно любят игры и развлечения; можно сказать, что половину своего времени они употребляют на забавы. Они очень умны и понятливы и прекрасно подражают изделиям искусств, привозимым из Европы. Большая часть народа имеет наклонность к ремеслам и мастерствам; но как король берет к себе в услуги всех, которые отличатся искусством, то они не имеют случая выказывать своих талантов и работают, так сказать, украдкою.
   Сиамский народ замечателен своею кротостью и обходительностью. В столице, городе очень большом, редко бывают серьезные распри; убийство считается случаем, до чрезвычайности необыкновенным; иногда в целый год не бывает совершено ни одного. Иностранцев принимают они благосклонно; чрезвычайно заботятся, чтоб успокоить и одолжить путешественников; частные люди делают на свой счет дорожки, вымощенные кирпичом, и мосты из досок; строят на известных расстояниях вдоль по рекам домики, где путешествующие могут найти приют, сварить себе кушанье и переночевать. Женщины простирают свою внимательность до того, что каждый день наполняют водою большие кувшины, поставленные на дороге, для утоления жажды прохожего. И не только к людям так добры сиамцы; они добры и с животными; им кажется грешно убить какое бы то ни было существо, хотя бы даже муравья или муху. Однажды я велел своему садовнику убивать скорпионов или змей, которые попадутся ему при копании земли. Он отвечал: "если так, я пойду поискать вам другого работника; я не хочу делаться убийцею из-за вашего жалованья". В известные времена года богатые люди покупают целые суда, наполненные рыбою, которую после того выбрасывают назад в реку, из сострадания к живым существам; по этому же самому побуждению король запрещает охотиться и ловить рыбу каждый месяц осьмого и пятнадцатого числа.
   Сиамцы чрезвычайно послушны и оказывают необыкновенную почтительность к властям. Не говоря уж о том, как они благоговеют перед королем, которому отдают почти божеские почести, они оказывают большое уважение и совершенную покорность князьям, мандаринам и вообще всем начальникам. Старость у них чрезвычайно почитается; дети исполнены уважения и внимательности к родителям; нет обиды, которая была бы для них чувствительнее, как оскорбление, нанесенное отцу или матери.
   Они чрезвычайно высоко ценят прямоту и искренность: это не значит, чтоб ложь была неизвестна им; напротив, им часто случается лгать, чтоб оправдаться или избегнуть угрожающего наказания.
   Вообще можно сказать, что сиамцы гнушаются воровством; это не значит, однако, чтоб не было между ними воров, потому что мандарины постоянно стараются выжать деньги у своих подчиненных; главные начальники обкрадывают мелких, а мелкие -- народ. Кроме того, в сиамских областях множество бродяг, беглых невольников, игроков, пьяниц и шалунов, которые всеми силами стараются найти случай украсть плоды из садов, лодки, привязанные у домов, и товары бродячих купцов. Что касается разбойников, они не смеют показываться во внутренних областях и довольствуются грабительством в лесах, кражею волов или буйволов из хуторов, разбросанных по пустыне. Впрочем, разбойников и там очень мало, потому что правительство сильно хлопочет о поимке грабителей, а наместники отвечают за все преступления, совершенные в их провинциях.
   Самоубийство, очень обыкновенное в Китае, между сиамцами чрезвычайно редко. Рассказывают два или три примера, что фанатики, из преступного хвастовства, намазывали себе тело маслом и смолою и велели зажигать себя, принося таким образом себя в жертву Будде. Лет двадцать назад один из таких несчастных объявил, что всенародно сожжет себя. Действительно, он взошел на костер; но едва пламя охватило его, он спрыгнул и побежал в реку.
   Лет тридцать назад опиум, прежде того времени неизвестный, появился в Сиаме, несмотря на все усилия правительства. Новый король принужден был предоставить торговлю им в монополию китайцам, однако постановил очень строгие законы против сиамцев, которые будут его употреблять. Так было установлено, что сиамец, предающийся опиуму, будет осужден носить китайскую косу и платить в год около тридцати франков штрафа; а кто не захочет ни сделаться китайцем, ни отказаться от опиума, будет казнен смертью. Нельзя себе вообразить, как пагубны следствия опиума. Чтоб достать себе этого вредного вещества, продающегося на вес серебра, разоряются, продают своих жен и детей; употребление этого медленного яда расслабляет и совершенно лишает физических сил, так что человек становится ни на что не годен. Потребность опиума делается сильнее с каждым днем, и человек начинает красть, чтоб удовлетворить ей; кончается тем, что он умирает в тюрьме от расслабления или, лишась возможности употреблять опиум, начинает страдать кровавым поносом и все-таки неизбежно умирает жалким образом. Принимают его, распуская несколько граммов (золотник или полтора) в кипятке, так, чтоб образовался сироп; им смачивают табак, и любители, лежа на мягких подушках, курят эту смесь из маленьких китайских трубок.
   Некоторые сиамцы сеют коноплю, сбирают ее листья и курят вместо табаку. Действия такого курения похожи на действия опиума: опьянение и фантастические сны; но следствия не столь пагубны. К конопле заставляет прибегать невозможность купить опиума. Употребление табаку в Сиаме чрезвычайно распространено. Мальчики начинают курить с пяти или шести лет; девочки и женщины не курят, а жуют табак с ареком.
   Сиамцы моются два или три раза в день, то купаясь, то обливаясь водою. Этот обычай очень здоров и поддерживает большую опрятность. Они переменяют свою опояску каждый день. Блохи и тому подобные насекомые у них неизвестны; зубы и рот они держат очень чисто. Так же опрятны они в домашнем быту.
   Когда наступает время родов, женщину отводят в особенную комнату, где она ложится подле огня, от которого не отходит в продолжение двух или трех недель после родов. Трудно объяснить себе этот странный обычай в земле, столь жаркой; но все убеждены в его необходимости. Матери кормят грудью детей не пять или шесть месяцев, как в Европе, а два или три года, давая им в то же время рис и бананы. С трехлетнего возраста дети хорошо умеют плавать; их бреют почти каждый месяц, чтоб волосы лучше укрепились. С пятого года оставляют им на темени круглый и длинный чуб, которого ни у мальчиков, ни у девочек не бреют до достижения зрелого возраста. Во все эти годы единственное занятие детей обоего пола -- играть и забавляться с товарищами. Сбривание чуба -- большой семейный праздник; посылают фрукты и пироги в подарок всем родственникам и знакомым; приглашают их на торжество; благоприятный для церемонии час возвещается ружейным выстрелом; жрецы читают над ребенком молитвы, омывают голову его очистительной водой; ребенок украшен всеми драгоценностями, какие могут достать на этот случай; чуб сбривается ближайшими родственниками; оркестр играет радостные песни; подходят все приглашенные, поздравляя ребенка, и каждый кладет в большой золотой или медный таз несколько денег в подарок ему. Сбор, простирающийся иногда до нескольких тысяч франков, покрывает расходы торжества. В этот день открытый стол для всех приходящих; едят, пьют, курят, жуют бетель, играют в карты и кости; богатые дают спектакль и продолжают праздник на два и на три дня. Когда король сбривает чуб своему сыну, устраивается фальшивая гора с павильоном на вершине, к которому ведет тропинка. В назначенный день составляется процессия из мандаринов, солдат и нескольких сот детей всех племен, живущих в Сиаме. Они великолепно одеты и несут в руках цветы нимфеи. Молодого князя, обвешанного золотыми ожерельями и браслетами, несут на креслах при громе оркестра. Когда процессия проходит мимо окон дворца, князь простирается к ногам отца, который берет его за руку и ведет в храм, где покоится прах предков царствующего дома. Молодой князь поклоняется им. Это продолжается три дня сряду. На четвертый день ему стригут чуб в храме предков; он надевает белый пояс вместо прежнего красного; после того процессия направляется на искусственную гору; князь омывается из бассейна, приготовленного внизу, потом с четырьмя знатнейшими сановниками входит в павильон для совершения какой-то суеверной церемонии, содержимой втайне.
   Около времени сбривания чуба, немного раньше или позже, родители посылают сына в пагоду учиться читать и писать; там он служит жрецам; они взамену дают ему один или два краткие урока чтения каждый день; все остальное время употребляет он на забавы и болтовню. Нисколько непреувеличенно я скажу, что из сотни детей, проведших восемь или десять лет в пагоде, разве двадцать выучиваются читать и едва ли десять писать. Образование, сообщаемое там воспитанникам, состоит преимущественно в привычке лениться и в тысячах нелепых сказок. Но прослужить жрецу несколько лет еще недостаточно: буддийская религия требует, чтоб мальчики хотя на некоторое время были посвящены в бонзы, чем и доказана бывает их признательность родителям, по мнению сиамцев, полагающих, что посвящение сына в бонзы спасает отца и мать от мучений ада. Потому-то никто не изъят от этого обряда; сыновья короля также подчиняются обычаю; впрочем, каждому предоставляется полная свобода оставлять сан бонза и возвращаться в свет, когда ему угодно. Боящиеся казенных повинностей не спешат расстаться с желтым платьем бонза; другие остаются в нем, пока соберут небольшой капиталец от подаяний за свои поучения.
   Воспитание девушек состоит главным образом в искусстве готовить кушанье, катать сигары и делать бетель. Шить умеют очень немноги принадлежат ныне к редким явлениям в немецкой литературе, хотя "мифологий" выходит постоянно несколько в год. Тем более интереса представляет первая часть "Греческой мифологии" (Griechische Mythologie) известного берлинского профессора и антиквария Эдуарда Гергарда. Она содержит греческую мифологию богов; это одно из лучших сочинений после трудов Крейцера, Лобека и Отфрида Мюллера 17. Ученый автор обратил преимущественно внимание на географическое распространение древних культов. Мы считаем также обязанностью обратить внимание наших читателей на несколько новых сочинений по части древней истории. Первое место в числе их занимает История древнего мира (Geschichte der Altertums), сочинение Макса Дункера (Мах Duncker). До сих пор вышли только первый и второй том, которые обнимают историю Востока и греческих колоний. Это сочинение отличается подробным изложением результатов новейших исследований о восточной истории. Автор воспользовался трудами Лассена об Индии, новыми открытиями в Вавилоне и Ниневии, чтениями древнеперсидских клинообразных надписей. Не менее замечательна первая часть "Римской истории", учебника, написанного Момсеном (Mommsen), известным своими этнографическими трудами и исследованиями по части языков обитателей древней Италии. На-днях вышла также в трех томах "История Греции" (Geschichte Griechenlands) гейдельбергского профессора Кортюма (Kortüm), уже известного своею историею средних веков 18.
   В числе ученых германских журналов одно из первых мест занимает Немецкая художественная газета (Deutsches Kunstblatt), издаваемая уж в течение нескольких лет в Берлине доктором философии Фридрихом Эггерсом (Eggers). Молодой и ученый издатель отличается тонким эстетическим вкусом. Первейшие немецкие знатоки изящных искусств принимают постоянное участие в журнале. К числу их принадлежат: Франц Куглер, известный своею Всеобщею историей искусств и Историей живописи, профессор Ваген, один из первых знатоков живописи в Европе; Эрнст Ферстер, известный своими трудами о начале итальянской живописи; Карл Шназе, автор превосходной истории изящных искусств; Пассаван, биограф Рафаэля, и другие 19. Немецкая художественная газета с нынешнего года увеличила свой объем: прилагает иногда гравюры и, кроме того, через каждые четырнадцать дней литературный листок, который содержит очень дельные разборы современных поэтических произведений немецкой литературы.
   В Лейпциге только что появились Путевые воспоминания из Испании, сочинение Росмеслера (Reise-Erinnerungen aus Spanien von Rossmässler), с литографированными, снятыми с натуры ландшафтами, политипажами и картою системы орошения Испании 20.
   Хотя автор книги ревностный естествоиспытатель, но описывает национальную жизнь испанцев лучше всех, до него путешествовавших по Испании немецких писателей.
   Кёниг, автор нескольких романов, недавно издал новый роман под заглавием: Der moderne Falstaff {Современный Фальстаф. -- Ред.}. Бернт фон Гусек (Berndt von Gusek), известный беллетрист и драматург, написал исторический роман: "Nach der Flut" {После прилива. -- Ред.}. -- Известный путешественник Фридрих Герстеккер написал и издал на-днях роман в четырех частях, под заглавием: "Tahiti" {Таити. -- Ред.}.
   Сочинений о гениальных людях в литературе -- бездна. Назовем одно из "их: Дружеская связь Гете с Шиллером (Der Freundschaftsbund Schillers und Goethes), сочинение веймарского профессора Вебера. В этой книге в сотый раз повторяется вопрос: кто выше, Шиллер;или Гете? Тут кстати припомнить слова Гете: Sie sollten doch nicht streiten darüber, wer grösser sei, Schiller oder Goethe, sondern sich freuen, zwei solche Kerls zu besitzen. (He спорили бы они о том, кто выше, Шиллер или Гете, а радовались бы, что имеют двух таких людей.)
   В заключение этого обзора немецкой литературы, нам приятно сказать, что не только новейшая русская литература, но и произведения нашей древней словесности находят в Германии ученых и усердных обрабатывателей. К числу их принадлежит берлинский ученый, доктор Август Больтц, уже известный своею русскою грамматикою для немцев, написанною по методе Робертсона и имевшею в короткое время два издания, и переводом "Героя нашего времени" на немецкий язык 21. В одном из берлинских ученых собраний (Wissenschaftlicher Verein) {Научный союз. -- Ред.} он читал прежде о русской изящной литературе вообще, а в нынешнюю зиму -- о древнейшей русской героической поэзии. Ныне он издал "Слово о полку Игореве" под заглавием: "Lied vom Heereszuge Igors gegen die Polowzer. Altestes russisches Sprachdenkmal aus dem XII Jahrhundert, etc., herausgegeben von D-r August Boltz" {Песнь о походе Игоря против половцев. Древний русский литературный памятник XII века и т. д., изданный д-ром Августом Больтцем.-- Ред.}. Издание его содержит оригинальный текст, перепечатанный из "Сказаний русского народа" г. Сахарова 22 полный комментарии, совершенно новую грамматику этого любопытного памятника, глоссарий и, наконец, метрический перевод на немецкий язык. Нам остается только пожелать, чтоб русские филологи удостоили своим вниманием этот труд иностранного ученого, свидетельствующий о необыкновенной любви его к русскому языку. Г. Больтц служит учителем русского языка при королевской Военной школе в Берлине.
   Французы продолжают переводить произведения русских беллетристов. От внимания французских переводчиков не укрылись даже сочинения Основьяненко (Квитки). Его "Оксана" явилась во французском переводе под заглавием: Oksana, ou l'Orgueil villageois et ses ravages, ou Histoire grave et périodique de trente cinq kopecks, ancienne chronique de l'Ukraine, par m. Kwitka. Traduit du russe par m-me Ch. Moreau de la Meltière, in 12. Paris. 1854. H. Bossange (Оксана, или Деревенская гордость и вред ее, или Важная и последовательная история тридцати пяти копеек; старинная украинская повесть г. Квитки. Переведено с русского мадам Шарль Моро де ла Мельтьер). Малорусские произведения Основьяненко очень много теряют и в переводе на русский литературный язык. Если мадам Шарль Моро удалось не погубить "Оксану" во французском переводе, то это делает большую честь ее таланту и уменью владеть французским языком. Но графу де Лонле23, который в "Библиотеке железных дорог" издал: Nouvelles choisies du comte Sollogoub, traduites par le comte de Lonlay (Paris, 1854) {Избранные рассказы графа Соллогуба, переведенные графом де Лонле. -- Ред.}, было нетрудно дать французской публике очень удачный перевод, потому что слог графа Соллогуба отличается именно теми достоинствами, которые легко сохранить во французском переводе -- легкостью и изяществом. В "Athenaeum franèais" Делаво (Delaveau) поместил довольно подробный разбор этих повестей 24.
   Русские романисты вообще не могут быть особенно благодарны своим французским переводчикам: для хорошего перевода нужна некоторая симпатия с мыслями и чувствами переводимого автора, необходимо глубокое знание его языка и даже страны, в которую он переносит нас. Большая часть писателей, переводивших русские романы или повести, не считали этих условий необходимыми. Были между ними даже люди, вовсе не знавшие по-русски. Замечательнейший из таких отважных переводчиков -- Дюпое де Сен Мор, составитель "Русской антологии", изданной в 1823 году. Мы жалеем, что не можем здесь представить читателям образцов его странных амплификации. Его метод сохранился до нашего времени. Леузон ле Дюк странным образом вздумал перевести русский роман с шведского языка 25. Похожи на него и другие -- исключений мало. Надобно, однако, отдать справедливость этим господам: они вообще не стараются скрыть недостаточности своего знания и даже намекают на нее двумя-тремя фразами в своих предисловиях. Если граф де Лонле действительно знает по-русски, то очень скромно умалчивает об этом отличии: у его книги нет предисловия. Впрочем, это и не наше дело: разыскания такого рода принадлежат области supercheries littéraires {Литературных мистификаций. -- Ред.}. Мы охотно оставляем за графом де Лонле всю честь перевода.
   От новых произведений живых писателей перейдем к воспоминаниям об умерших.
   На-днях умерла, уж в старости, супруга знаменитого английского поэта Саути, сама также довольно известная писательница. Имя ее мужа должно быть не чуждо нам, потому что Жуковский перевел много его баллад и, кажется, довольно долго сильно сочувствовал его поэзии. Скажем же два-три слова о супружестве Каролины Саути. Когда в 1839 году она выходила замуж, Саути уж страдал от времени до времени припадками, которые, по предсказанию врачей, должны были привести его к окончательному помешательству. Каролина знала это и, однакож, решилась пожертвовать собою, посвятить свою жизнь успокоению несчастного писателя. Подвиг, тем более свидетельствующий о возвышенности ее характера, что она не увлекалась ни романической страстью (Саути был в то время уж дряхлым стариком; сама она была в пожилых летах), ни расчетами -- у нее была большая пенсия, которую она должна была получать до замужества, а Саути, обремененный многочисленным семейством, не имел никакого состояния; выходя за него, она меняла довольство на жизнь, полную лишений, и свято исполняла высокую и трудную обязанность, которую возложила на себя: ей был обязан несчастный страдалец всеми спокойными минутами своих последних лет.
   В конце июля (23, нового стиля) умер в Монпелье знаменитый французский врач Лальман (Lallemand), которому медицина обязана очень многими открытиями. Он родился в 1790 году; готовился быть живописцем и, имея замечательные дарования, мог надеяться успехов на этом поприще; но потом, уступая просьбам родных, особенно матери, он посвятил себя медицине. Более тридцати лет Лальман был славою монпельерского медицинского факультета, в котором читал хирургическую клинику; потом был он избран членом Института и переселился в Париж. Необыкновенное благородство характера соединялось в нем с гениальным умом. Здесь неуместно было бы распространяться о его заслугах медицине. Напомним только его сочинения о некоторых болезнях, до него считавшихся неизлечимыми. Его открытиями спасены от слабоумия, помешательства и смерти сотни людей.
   На-днях открыт памятник Окену26, столь же гениальному натуралисту, как и благородному человеку; и самый памятник и место для него выбраны чрезвычайно удачно: он стоит на высоком холме близ Цюрихского озера: это было любимое место прогулок естествоиспытателя; наконец он так привязался к нему, что решился купить здесь пол-юхерта (юхерт составляет около третьей доли десятины) земли, чтоб построить небольшой домик. Эти двести или триста квадратных сажен были единственным поместьем ученого, который обогатил науку великими открытиями и озарил ее светом мысли. По смерти Окена вдова его должна была продать и этот ничтожный клочок бесплодной земли. Он был после того выкуплен почитателями памяти покойного и избран местом для скромного памятника. Окен любил сидеть на большом углубившемся в землю отломке кварцево-гранитнои скалы; на нем теперь высечена надпись: "Великому естествоиспытателю, бывшему славой Цюрихского университета, Лоренцу Окену, родившемуся 2 августа 1779 года, умершему 11 августа 1851 года".
   Памятник -- если только эту надпись на скале можно назвать памятником -- не богат, как люди, его устроившие, бедные швейцарцы, жители окрестных деревень, но смиренным величием своим он вполне достоин Окена.
   Мы говорили в прошедшем месяце и о памятнике, который воздвигается Вашингтону из камней, присылаемых уважающими его память. Недавно греческое правительство послало для него кусок парфенонского черного мрамора с надписью: "Георгу Вашингтону, герою-полководцу земля Солона, Фемистокла и Пе-рикла посвящает этот древний мрамор в знак уважения и удивления".
   Вот другой проект памятника, гораздо более блестящего, но далеко не столь поэтического и величественного.
   Синьор Чердиньи (Chardigni) предлагает английскому Обществу искусств открыть подписку rfa памятник Шекспиру, столь же громадный, как и его слава. Чердиньи хочет по изобретенному им способу отлить чугунную статую Шекспира в 100 футов (14 сажен и 1 аршин) вышиною. Внутренность статуи будет разделяться на три комнаты, одна над другою, каждая в три или четыре сажени в длину и ширину. Стены комнат будут украшены барельефами, представляющими все главные сцены из шекспировских трагедий. Среди залы нижнего этажа будут поставлены чугунные статуи королевы Виктории и принца Альберта. Из третьего этажа, помещающегося в голове, будет открываться сквозь отверстия глаз великолепный вид на Лондон. По размеру статуи, глаза будут иметь более аршина в разрезе и достаточно осветят верхний этаж. Для освещения двух нижних этажей будут сделаны незаметные снаружи разрезы в складках одежды. Кроме барельефов, залы будут украшены бюстами знаменитых современников Шекспира. Тут же будет собрана и шекспировская библиотека из лучших изданий его произведений. Статуя будет стоять на каменном пьедестале, и Чердиньи предполагает поставить ее на Примрозском холме в Лондоне. Скажем кстати, что нашелся, говорят, портрет Шекспира; доселе мы знали черты великого поэта только по бюсту, сохранившемуся в Стратфорде. В одном из последних номеров французской "Иллюстрации" некто Эйман (Eimann) объявляет, что он отыскал портрет автора "Отелло" и "Гамлета" на одной из покрышек небольшого раздувального меха (sur un des ailes d'un soufflet), сделанного некогда для королевы Елисаветы, а теперь принадлежащего Дойену (Doyen.), мэру в Бри-Конт-Робер. При письме г. Эймана приложен в "Иллюстрации" снимок с портрета. Черты лица, на нем изображенного, совершенно те же, как и черты бюста; только Шекспир портрета моложе, нежели Шекспир бюста. Нисколько не принимая на себя смелости решать, мистификация или правда открытие Эймана, мы только передаем известие о нем читателям. Эйман объясняет в своем письме, что в формальном протоколе аукционной продажи вещей, оставшихся после знаменитого трагика Тальмы27, этот портрет означен так: "Статья 104. No 31. Портрет Шекспира, вправленный в доску раздувального меха, принадлежавшего королеве Елисавете; куплен г. Вартелем за три тысячи сто франков". На доске, украшенной портретом, вырезаны (говорит Эйман) английские надписи: 1) вокруг портрета: "Кто изображен на этом мехе? -- Честнейший из людей, Вильям Шекспир". 2) На ручке доски (над головою портрета): "Я осуждаю того, кто так тебя унизил". 3) Внизу портрета (ответ на предыдущую надпись): "Глупец! разве можно представить участь более почетную, как возноситься на крыльях ветров?"
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Впервые напечатано в "Отечественных записках", 1854, No 9, отдел "Смесь", стр. 1--57.
   В письме к родным от 10 октября 1854 г. Чернышевский писал, что им написаны "Новости" в 8 и 9 номерах "Отечественных записок" "за исключением страниц, присланных для вставки в этот отдел Д. М. Перевощиковым".
   Д. М. Перевощикову принадлежит часть текста в "Новостях" этого номера (стр. 5--18).
   Этот текст в настоящее издание не включается.
   1 "Натан Мудрый" -- Лессинга; "Мария Стюарт" и "Вильгельм Телль" -- Шиллера; "Эгмонт" -- Гете.
   2 Речь идет об ультрасубъективной классификации растений А. Гумбольдта; в ней он пытался наметить для многочисленных видов растений
   Около основных типов, к которым, по его мнению, Можно свести эти виды -- Гепперт Иоганн (1800--1884) -- немецкий естествоиспытатель.
   3 Чернышевский имеет в виду книгу Юзефа Ксиландера "Die Sprache der Albanesen" ("Язык албанцев").
   4 Ган Иоганн-Георг (1811--1869) -- австрийский путешественник.
   5 Одоакр -- германец, служивший в римской императорской гвардии. В 476 г. н. э., став во главе германских наемников, сверг с престола римского императора Ромула Августула.
   6 Гревинг Константин Иванович (1819--1887) -- профессор геологии и минералогии Дерптского (Юрьевского) университета.
   7 Штраленберг Филипп-Жан (1676--1747) -- шведский офицер, принимавший участие в Полтавской битве, во время которой был взят в плен.
   8 Тирш Фридрих-Вильгельм (1784--1860) -- немецкий филолог и педагог.-- Штенцель Густав-Адольф-Гарольд (1792--1854) -- немецкий историк. -- Мурчисон Родерик (1792--1871) -- английский геолог.
   9 Жирарден Эмиль (1806--1881) -- беспринципный французский журналист и политический деятель. -- "La Presse" -- крупная буржуазная газета (в это время антибонапартистской ориентации), широко использовавшая рекламу и фельетон, издавалась в 1836--1866 гг.
   10 Веллингтон Артур-Уэлсл"(1769--1852) -- английский полководец и государственный деятель, крайний реакционер. Английская буржуазная историография непомерно раздула славу Веллингтона как победителя Наполеона.
   11 Намек на жестокие цензурные гонения на печать во Франции Наполеона III.
   12 Более резко отозвался Чернышевский об этом журнале в своей рецензии "О поэзии. Сочинение Аристотеля..." (наст. изд., т. II, стр. 266).-- Тьерри Огюстен (1795--1856) -- буржуазный историк, видный представитель либеральной исторической школы. -- Литтре Эмиль (1801--1881) -- французский буржуазный философ-позитивист, филолог и политический деятель.
   13 Номер не 8 а 7, отдел и страницы те же.
   14 Джудичи Паоло-Эмилиани (1812--1872) -- итальянский историк литературы. -- Джиано делла Белла (ум. ок. 1295) -- флорентийский юрист.
   15 Мери Жозеф (1798--1866) -- французский писатель. Перевод его романа "Гева" на русском языке напечатан в 1849 году. Высказывания Чернышевского об этом романе Мери см. <в его "Из автобиографии" (наст. изд., т. I, стр. 569--570). Упоминаемые Чернышевским переводы произведений Мерина русском языке появились в "Репертуаре и пантеоне" (1844, т. 8, кн. 12 и 1845, т. 9, кн. 1, "Низамская война") и "Отечественных записках" (1844, No 3. "Флорида").
   16 Гозлан Леон (1803--1866) -- второстепенный французский романист и драматург.
   17 Гергард Фридрих (у Чернышевского ошибочно: Эдуард) (1795-- 1867) -- немецкий археолог. -- Крейцер Георг-Фридрих (1771--1858) -- немецкий филолог.--Аобек Христиан-Август (1781--1860) -- немецкий филолог.-- Мюллер Карл-Готфрид (1797--1840) -- немецкий исследователь древности, знаток античного искусства.
   18 Дункер Макс (1811--1886) -- немецкий историк. -- Аассен Христиан (1800--1876) -- немецкий исследователь в области индологии.--Моммзен Теодор (1818--1903) -- немецкий историк, юрист и филолог. -- Кортюм Иоганн-Фридрих-Христофор (1788--1858) -- немецкий историк.
   19 Куглер Франц-Теодор (1808--1858) -- немецкий историк искусств и поэт. -- Ваген Густав-Фридрих (1794--1868) -- немецкий критик.--Ферстер Эрнест-Иоахим (1800--1885) -- немецкий живописец и историк искусств.-- Шназе Карл (1798--1875) -- немецкий историк искусств.-- иассаван Иоганн-Давид (1787-"--1861) -- немецкий живописец и историк искусств.
   20 Росмеслер Эмиль-Адольф (1806--1867) -- немецкий ботаник и зоолог.
   21 Больтц Август (р. в 1819) -- немецкий лингвист, некоторое время был преподавателем в учебных заведениях Петербурга.
   22 Сахаров Иван Петрович (1807--1863) -- близкий к славянофильским кругам этнограф, археолог и библиограф.
   23 Де Лонле Эжен (1815--1886) -- французский поэт и переводчик.
   24 Делаво Анри -- французский критик и переводчик, долгое время живший в Москве. Был знаком с Тургеневым, Фетом, Панаевым.
   25 Дюпре де Сен Мор Эмиль (1772--1854) -- французский литератор; несколько раз был в России и первый познакомил французов с русской поэзией.-- Аеузон ле Дюк Луи-Антуан (р. в 1820) -- французский писатель, переводчик и путешественник.
   26 Окен Лоренц (1779--1859) -- немецкий натурфилософ-идеалист.
   27 Тальма Франсуа-Жозеф (1763--1826) -- известный французский актер.
   
о. Рядом с этими рассказами помещено много важных документов, из которых иные сохранились только здесь и неизвестны по другим источникам. В конце 1595 года газета рассказывает, по протоколам парижского парламента, процесс Жана Шателя и сообщает подлинные документы, к нему относящиеся 14. Чрезвычайно важны донесения иезуитов о гугенотских войнах во Франции; религиозные междоусобия в Германии также рассказываются со всею подробностью. Корреспонденты ордена иезуитов сообщают газете много известий о Персии, Китае, Японии, Америке. История Восточной Европы также занимает много места в газете. Из Польши получает она письма очень часто. Письма из Турции, доходящие от Константинополя до Аугсбурга в шесть или семь недель, еще многочисленнее: их бывает в год около ста. Между ними есть несколько писем султана Генриху IV и Елисавете Английской. Чрезвычайно обильны также известия из Венгрии, дающие подробный отчет о речах, говоренных на сеймах, о пасквилях и сатирических песнях против немцев. Не одни только политические новости сообщаются корреспондентами газеты, но также и литературные. Часто упоминается о представлениях новых комедий. Так, например, говорится, что в 1590 году давали в Вене комедию Олоферн и Йудифь, и под именами этих лиц вся публика узнала Генриха IV и город Париж, который тогда он осаждал. Известия о путешествиях, описания отдаленных земель, празднеств и т. п. можно сравнить с фельетонами нынешних газет. Есть также много известий о судебных делах. Особенно часто излагаются процессы алхимиков и колдуний. Описываются также бури, землетрясения, наводнения, состояние жатвы, одним словом все новости. Наконец есть объявления о продающихся товарах и т. д. Одним словом, характер фуггеровской газеты очень похож на характер нынешних газет. Важнейшее различие в том, что она допускает несколько языков, а не исключительно писана по-немецки. Многие корреспонденции помещены в ней на итальянском языке, который был тогда общим купеческим языком; ученые и духовенство пишут свои корреспонденции по-латыни; есть также письма французские, английские и т. д. Судя по этому, надобно полагать, что круг читателей газеты ограничивался одними учеными людьми и купцами.
   Переходя к историческим книгам, укажем, прежде всего, из сочинений, относящихся к греческим древностям:
   Афинский акрополь (l Acropole d'Athènes, par E. Beulé). -- Второй том этого сочинения говорит о важнейших памятниках афинского "верхнего города", Парфеноне и храме Эрехтея; потому считаем достаточным ограничиться изложением его содержания: памятники, описываемые в первом томе, не столь интересны, как знаменитый храм Минервы.
   Парфенон был построен на месте другого храма Минервы, сожженного персами, и Белэ 15 считает его остатками части колонн и карнизов, употребленных, в числе других материалов, на постройку северной стороны стены, окружающей Акрополь. Имя Парфенона во всех пробуждает воспоминания об одном Фидии; но ему принадлежат только барельефы, украшавшие храм, план которого начерчен Иктином, строителем всего Акрополя. Долго имя Иктина было совершенно забываемо, и только в последнее время, при более внимательном изучении развалин, оставшихся от его построек, поняли всю гениальность этого архитектора и стали произносить его имя, имя строителя Парфенона рядом с именем скульптора. Одно из величайших прав Иктина на славу -- изобретение, сообщающее такую грацию линиям Парфенона: Иктин придал им слабую, едва чувствительную дугообразность, один или два вершка на сто футов. Только недавно заметили это легкое движение, сообщенное всем частям здания, от ступеней, на которых оно покоится, до карниза, и в нем нашли тайну чудного эффекта, производимого Парфеноном, и той грации, которой напрасно ищет глаз в других величественных зданиях. Но если прекрасна постройка Парфенона, то еще прекраснее скульптурные его украшения, и, воздавая должное Иктину, Белэ еще более удивляется Фидию. Из двух парфенонских фронтонов один, по свидетельству Павзания, представлял рождение Минервы, другой -- спор ее с Посейдонам о том, кому быть покровителем Афин. Из них второй, поставленный на западной стороне здания, был изваян Алкаменом 16; восточный, представлявший рождение Минервы, -- произведение Фидия. Алкамен придал своим фигурам чрезвычайно старательную окончательную отделку, между тем как Фидиевы, рассматриваемые изблизи, казались во многих частях отделанными грубо. Потому афиняне отдавали предпочтение работе Алкамена, пока фронтоны не были поставлены на свои места: тогда-то увидели, что Фидий не хотел дать своим фигурам слишком тонкой отделки потому, что, рассчитывая действие перспективы, исполнил свой фронтон именно так, чтоб он производил магический эффект, будучи видим из отдаления; и тогда единогласно было решено высокое превосходство его произведения. Но было бы ошибочно думать, что резцу этого ваятеля была недоступна тонкость и нежность отделки, что его работы всегда имели только декоративные достоинства, что в них есть только величие и мало грации. Основываясь на близости Фидия к временам старинного греческого искусства, долго полагали, что существенный характер его произведений -- грациозность, соединенная с простотою, доходящею до суровости, лишенная разнообразия и прелести. "Теперь (говорит Белэ), когда они лучше исследованы, нельзя не признать в них роскоши, очаровательности, грациозности, в сравнении с которою позднейшие статуи кажутся изнеженными. Никогда не достигало искусство до такой роскошности в драпировке". Исследования Белэ представляют также новые материалы для решения спорного вопроса о том, раскрашивали ль древние свои барельефы. Долго казалась нелепою самая мысль об этом; потом открытие нескольких раскрашенных обломков заставило многих броситься в противоположную крайность и думать, что древние архитекторы и ваятели раскрашивали свои произведения, как декоратор свои кулисы. На самом деле греки слегка оттеняли красками монотонный колорит мрамора, но с большою осмотрительностью и не так щедро, как утверждали в последнее время некоторые ученые.
   Сочинение Белэ заключает в себе очень подробные и основательные изыскания о всех памятниках, развалины которых украшают нынешний Акрополь, и представляет много довольно нового для истории греческой архитектуры.
   История Лондонской биржи, Джона Френсиса. Существенное содержание этой книги -- история английского государственного долга и спекуляций, основанных преимущественно на его облигациях. До Вильгельма III почти не было в Англии того, что называется консолидированным государственным долгом. В затруднительных финансовых обстоятельствах правительство обращалось не к помощи кредита, тогда еще слишком слабого, а к временным налогам и тому подобным средствам. Так, например, Генрих I 17 брал пошлину с норфолькского купечества за покровительство его торговле, с города Ярмута за подтверждение муниципальной грамоты, с одного аббатства за подтверждение прав его на леса. Ричард I, по возвращении из крестового похода, отбирает назад свои поместья, проданные пред отправлением в поход; Генрих III налагает секвестр на все товары в королевстве, чтоб взять выкуп; Эдуард III продает монополии и т. д.; то же самое продолжалось при королеве Елисавете и Стюартах. Наконец восходит на престол Вильгельм III; с его времени начинается система правильных займов, и постепенно государственный долг возрастает до нынешней своей подавляющей Англию массы -- до семи тысяч миллионов руб. сер., из которых почти две тысячи миллионов не поступали никогда в государственное казначейство и внесены в долговую книгу как незаконное, тайное вознаграждение членам парламента за продажу голосов министерствам, которые не могли держаться без подкупов, или как тайное вознаграждение банкирам и подрядчикам за разные сделки, нужные министерствам для поддержания своего существования. Эти злоупотребления родились вместе с началом английских займов: из 44 000 000 фунтов, занятых при Вильгельме III, в 25 миллионах фунтов (150 000 000 р. сер.) нельзя было отдать удовлетворительного отчета. Такой пример не оставался без подражания. Голоса членов парламента постоянно были покупаемы. В 1763 году согласие парламента на мир с Францией было куплено, и нам осталось об этом свидетельство Меке, одного из лиц, через посредство которых была производима уплата: "Я купил (говорит он) 40 голосов по 1 000 фунтов (6 000 р. сер.) и 8 других по 500 фунтов". Вальполь был столь же щедр 18. Однажды, за его обедом, на который были приглашены члены парламента, подававшие за него голос, каждый гость нашел на своем куверте под салфеткой билет в 500 фунтов (3 000 р. сер.). Кроме получения подарков, средством обогащаться была (и продолжает быть в Англии и Франции) покупка и перепродажа облигаций государственного долга, или так называемая биржевая игра. Она достигла в Англии страшных размеров с половины XVIII века; страсть к ней господствовала тогда не только между записными спекулянтами, но и в кругу высшего общества. Члены парламента не стыдились писать поддельные письма, которые потом, отвезенные за границу, присылались к ним по почте, так что толпа обманывалась, принимая их за действительную корреспонденцию. Таким образом, поддельные известия, благоприятные или неблагоприятные, смотря по надобностям составлявшего их, разносились по бирже и поднимали или понижали цену фондов, как требовала выгода спекулирующего. Но обманываемые банкиры прибегали к своим средствам для вознаграждения убытков: они подкупали лакеев, письмоводителей, любовниц тех людей, которые раньше других могли знать новости, подкупали даже их родственников и пользовались в свою очередь. Страсть спекулировать всем породила, наконец, такой отвратительный и пагубный для людей совершенно посторонних род ажиотажа, что правительство принуждено было принять против него свои меры. Как скоро спекулянты узнавали, что какой-нибудь вельможа опасно болен, тотчас же начинались пари о том, выздоровеет или умрет он и когда именно умрет. Журналы публиковали ежедневно, как высоко стоят пари "за" и "против", "умрет" и "нет". Можно судить, какое впечатление производили на больного объявления, что "вероятно, его жизнь в очень большой опасности, потому что на бирже не соглашаются держать 10 против 100, что он выздоровеет". Наконец эти отвратительные пари вошли в такую моду, что лондонские купцы должны были принять меры против них и объявили, что не будут поручать дел своих биржевым агентам, через посредство которых заключаются эти гнусные пари. Точно так же заключали пари о том, какой успех будут иметь военные действия, какого числа дана будет битва и т. п. Журналы вообще служили органами для распространения ложных слухов. Верный успех почти всегда ожидал тех, которые для своих финансовых проделок прибегали к этому средству и печатали известия о кровавой битве, поражении, победе и т. д.
   При заключении займов министерство бывало принуждено доставлять своим парламентским союзникам постыдное участие в их выгодах; точно так же бывало и при учреждении лотерей в пользу государства. Однажды из 60 000 всего числа лотерейных билетов было роздано даром небольшому числу членов парламента 22 000, на сумму 44 000 ф. (275 000 р. сер.). Подкуп обнаружился; и когда начались по этому случаю прения в парламенте, то открылись еще новые факты подобного же рода. Узнали, что в 1763 году Фокс (отец знаменитого оратора) получил 100 000 фунтов (600 00Q р. сер.), Колькрефт и Дормонд по 70 000 фунтов, правитель банка 150 000 (900 000 р. сер.) для членов банка и 50 000 фунтов для себя, что другие члены парламента получили суммы, не менее значительные. Министерства успевали подобными средствами приобретать содействие палат; но расплата бывала затруднительна: в 1779 не могли сделать займа менее, как по 8 процентов; в 1780 году целая половина нового займа была роздана членам парламента; один из них получил более 750 000 руб. сер. Лица, непричастные этим сделкам, восставали против них в сильных речах, но бесплодно. Главнейшими средствами раздавать деньги своим партизанам {В смысле: сообщникам. -- Ред.} были следующие: или открывали при займе добровольную покупку и выдавали облигации, не получая денег; так обогащали членов парламента; или заключали контракты с банкирами и писали в контрактах большую сумму, нежели была уплачиваема казне в действительности; так приобретали содействие банкиров. В 1783 году, при займе в 12 000 000 фунтов, заимодавцы получили выгоды 7 700 000 фунтов (более 55 000 000 р. сер.). Против обвинений за такое громадное пожертвование министры должны были оправдываться тем, что их предшественники не оставили в казне ни шиллинга наличных денег. Не при одних займах так сорили государственными деньгами: все подряды, контракты, сделки были заключаемы подобным образом. Подрядчики наживали громадные богатства; народ смотрел на них, как на грабителей, и самое имя их было ненавистно. При министерстве Пелэма, члены парламента, его поддерживавшие, получали ежегодно, почти как официальное жалование, от 500 до 800 фунтов (3 000--5 000 р. сер.), смотря по своей важности и усердию.
   Заметки о Сандвичевых островах, Гэолэ (Sandwich Island Notes, by a Haolè) l9. Сандвичевы острова -- один из очаровательнейших архипелагов Тихого океана. Чистая, прозрачная атмосфера, волнообразные очертания долин, высокие горы, каскады, роскошная растительность, благорастворенный климат равно увлекают ученого, моряка, купца, посещающего эту цветущую группу. Говорят, что даже Южно-Азиатский архипелаг, при всей своей роскошности, не так восхитителен. Чрезвычайно выгодное положение на пути между Европою, Америкою и Восточною Азиею придает Сандвичевым островам такую важность, что Северо-Американские Штаты и Англия спорят за обладание ими. "Иностранец" (Гэолэ значит, на языке жителей Сандвичевых островов -- иностранец) уверен в том, что, по географическому положению своему, они должны принадлежать и будут принадлежать американцам, которые, по его справедливому мнению, воспользуются этою группою гораздо лучше, нежели воспользовались бы их соперники. А между тем обозрим по его заметкам современное состояние прелестного уголка земли, превозносимого всеми путешественниками со времен Кука.
   Сошедши с корабля, "Иностранец" прежде всего отправился в построенную из кораллов столицу островов, Гонолулу. Первый визит он сделал Тамеамеа, или, как он пишет, Камегамега III. Дворец Тамеамеа покрыт соломою. У входа стоят две будки, и подле них расхаживают двое часовых. У Тамеамеа есть военные силы. В приемной, зале висит портрет первого министра -- правительство островов организовано по-европейски -- у Тамеамеа есть парламент. Открывая его заседания, Тамеамеа говорит тронную речь: в ней излагает он свои дипломатические отношения к иноземным державам. У Тамеамеа есть консулы в чужих землях. Он дает утренние аудиенции. На его вечерние балы приглашаются дипломатический корпус и знатные иностранцы (офицеры корвет и шлюпов, купцы и шкиперы). Интереснейшие предметы во дворце, привлекающие всеобщее внимание на этих вечерах: "военное копье" и "военная мантия". Военное копье в полуторы сажени длиною, тяжелое, острое, покрытое кровью врагов; военная мантия имеет свою историю: прежде нежели она была окончена при Тамеамеа I, над его отделкою трудились восемь поколений. Она сделана в четыре фута длиной и в полторы сажени шириною. Основа ее -- грубое вязанье, по которому искусно нашиты нежные и очень маленькие перышки, расположенные чрезвычайно красиво; цвет их светложелтый, так что мантия кажется золотою. У птиц, с которых собраны золотистые перья, бывает их только по два -- по одному под каждым крылом; сами эти птицы (Melithreptes -- Pacifica) очень редки; они водятся только в гористых частях Гавайи, и ловить их чрезвычайно трудно. Пять таких перьев ценятся в полтора доллара (2 р. с). Вычислено, что для мантии пошло их не менее, как на миллион долларов. Из этого мы видим, что "военная мантия" вполне достойна удивления. Она и копье -- наследие старины, когда на архипелаге беспрестанно свирепствовали междоусобные войны и жизнь короля протекала в походах. Теперь раздоры умолкли, потому что водворилось просвещение. В самом деле просвещение -- на Гавайских островах есть даже коллегиум; он находится в трех верстах на восток от Гонолулу в живописной долине. По уверению "Иностранца", воспитанники и воспитанницы этого заведения получают образование, какое можно получить не во всяком из английских коллегиумов. Заведение имеет, по отзыву Гэолэ, прекрасную библиотеку из нескольких сот томов, хороший минералогический кабинет, коллекцию раковин и т. д., и очень замечательное собрание полинезийских редкостей. Заведение должно быть в самом деле недурно, потому что в нем учатся дети многих почтенных европейцев и американцев, рассеянных по архипелагу. "Я присутствовал (говорит Гэолэ) на экзаменах 1853 года и не мог не удивляться успехам учеников. Я не ожидал встретить преподавание наук в таком размере среди Полинезии. Программа заведения подтвердит справедливость моих слов. Вот она: арифметика, алгебра, естественная история, физиология, история, английская грамматика, география, туземный язык, французский язык, латинский язык, греческий язык. Об успехах можно судить по тому, что при мне ученики переводили Саллюстиево Bellum Iugurthinum" {Югуртская война. -- Ред.}.
   Но просвещаемые таким образом жители архипелага не избегли общей участи дикарей, сталкивающихся с образованными племенами, участи прежде перенимать дурные стороны, нежели хорошие качества от своих новых знакомцев. Сандвичевы острова до сих пор еще служат местом пристанища для нескольких сотен американских и особенно английских бродяг, от которых туземцы не могли научиться ничему доброму и вредное влияние которых до сих пор еще очень заметно в нравах островитян, несмотря на противодействие со стороны нескольких образованных людей, поселившихся между ними. Вследствие пороков, заимствованных у европейцев, туземное народонаселение быстро вымирает, и должно опасаться, что через несколько времени оно совершенно исчезнет. Островитяне стали вялы, хилы нравственно и физически; они лишились всякой энергии, которою так богаты были их предки, оставившие громадные памятники своей предприимчивости и силы -- обширные квадратные пространства, обнесенные стенами из известняка; внутри построены жертвенники; вокруг еще видны следы городов, свидетельствующих о цветущем могуществе жителей. Предания островитян полны воспоминаний о временах благосостояния и силы и о последующих бедствиях; есть сказания о том, как страшное наводнение затопило богатейшую из долин, унесло в океан поселения и их жителей. Вообще должно предполагать, что еще прежде появления европейцев настали для островитян времена бедствий, причины которых остаются загадочными. Знакомство с европейцами окончательно изнежило и ослабило туземцев. Но вот описание одной из тех построек, которые говорят о прежних веках могущества. Здание находится на самом берегу моря. В длину оно имеет семьдесят сажен, в ширину более двадцати. Стены внизу толщиною более четырех сажен, вверху более одной сажени; средняя высота их две сажени. Они уже начинают разрушаться. Предание говорит, что для их построения сошлись все жители острова и что камни были переносимы из долины, лежащей за двадцать верст. Жители стояли рядами по всему этому пути, плотно друг к другу, и камни были передаваемы из рук в руки, как это иногда бывает у нас на пожарах, когда устраивается цепь, передающая ведра. Масса здания громадна; эпоха его построения неизвестна, но должна быть очень отдаленна, потому что волканический камень уже покрыт толстым пластом мха. Здание было языческим храмом, и внутри его есть полуразрушившиеся жертвенники; в стенах сделаны ниши, в которых стояли грубо иссеченные идолы. Ныне жители не способны ни к какому усилию, и, рассказывая какой-нибудь случай, в котором видны черты самоотвержения, даже просто глубокой привязанности, Гэолэ всегда прибавляет, что случай этот редкое исключение из общего правила.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Впервые напечатано в "Отечественных записках", 1854, No 10, отдел "Смесь", стр. 69--107. Обоснование принадлежности статья Чернышевскому см. на стр. 689.
   1 Прескотт Вильям (1796--1859) -- буржуазный американский историк.-- Бичер Стоу Гарриет (1811--1896) -- американская писательница, автор романа "Хижина дяди Тома".
   2 Ло Джон (Лоу, 1671--1729) -- шотландский финансист, основатель так называемой "системы Ло", в которой доказал, что усиленный выпуск банком бумажных денег увеличивает национальное богатство, освобождает хозяйство от узких границ металлического обращения. Свою систему Ло удалось применить во Франции (1716--1720). В результате выпуска большого количества кредитных билетов в 1720 году было объявлено банкротство государственного банка Франции, и Ло пришлось бежать за границу.
   3 Отмечая экономический "некоторый культурный прогресс капиталистической Англии по сравнению с крепостнической Россией, Чернышевский, однако, ясно видит противоречия официальной статистики, отражающие мрачную картину жизни Англии тех лет, которая ярко была вскрыта в работе Ф. Энгельса "Положение рабочего класса в Англии" (1845).
   4 Зибольд Филипп-Франц (1796--1866) -- немецкий естествоиспытатель и исследователь Японии.
   6 Тунберг Карл (1743--1828) -- шведский натуралист.
   6 Мильн Эдварс-Анри (1800--1885) -- французский естествоиспытатель.
   7 Роксбер (Роксбург) Вильям (1759--1815) -- английский ботаник.
   8 Сави Гаэтано (1769--1844) -- профессор физики в Пизанском университете.
   9 Материалист Чернышевский подвергает критике идеалистическую философию Шеллинга, отмечая "фантастический", то есть антинаучный характер его философской системы.
   10 Меллони Марегонио (1798--1854) -- итальянский физик. -- Шмид Христофор (1798--1854) -- немецкий писатель для юношества. Чернышевский имеет в виду следующие переводы рассказов Шмида на русский язык: 1) Три розы. Книжка для детей, изданная Б. Федоровым. С. Петербург, 1840; 2) Сто новых детских повестей, с нравоучениями в стихах. Книжка для подарка детям. Перевел из сочинений Шмида Б. Федоров. Изд. второе, испр. и доп. Санкт-Петербург. 1845.
   11 Дюбарри Мария (1746--1793) -- фаворитка французского короля Людовика XV.
   12 Язон -- в греческой мифологии предводитель похода аргонавтов за золотым руном. С помощью богини Афины он построил корабль Арго (быстрый) и, благополучно достигнув страны Эи, после многих приключений и опасностей, при содействии Медеи (дочери царя Эи) овладел золотым руном.-- "Когда Улисса застала буря.." -- имеется в виду эпизод из 5-й песни поэмы Гомера "Одиссея".
   13 Лесаж Ален-Рене (1668--1747) -- французский писатель. -- Коттен Мари (Софи Рясто, 1770--1807) -- французская писательница. -- Флориан Жан-Пьер-Кларис (1775--1794) -- французский писатель и поэт.
   14 Шатель Жан (1575--1594) -- был казнен за покушение на жизнь Генриха IV.
   15 Белэ Шарль-Эрнест (1826--1874) -- французский археолог и политический деятель.
   16 Павзаний -- путешественник я писатель II в. н. э. Автор "Описания Эллады". -- Алкамен -- древнегреческий скульптор второй половины V в. до н. э. -- Фидий (500--430 до н. а.) --знаменитый древнегреческий скульптор.
   17 Далее у Чернышевского упоминаются следующие короли Англии: Генрих I (1068--1135), Ричард I (1157--1199), Генрих III (1207--1272), Эдуард III (1327--1377), Вильгельм III (1650--1702).
   18 Вальполь Роберт (1676--1745) -- английский политический деятель.
   19 Häole -- псевдоним Бейтса (Bates) Джорджа-Вашингтона.
   
он будет требовать только в четыре раза большей силы, то есть будет расходовать на каждую тысячу пудов груза вдвое менее силы; взяв вместо двойного тройное увеличение длины, ширины и осадки, мы получим и втрое меньшие расходы на перевозку каждой тысячи пудов груза. Расчет простой и верный, и на нем основано стремление к баснословному увеличению кораблей. Кроме того, чем длиннее и массивнее корабль, тем быстрее пойдет он при одинаковой пропорции движущей силы на каждую тысячу пудов груза. Это также математически верный закон. Основываясь на всем этом, компания рассчитывает, что ее корабль, при 500 пудов груза на одну силу паровой машины, пойдет так же быстро, как лучшие кюнердо-коллинсовские пароходы, берущие только 200 пудов на одну силу машины. Таким образом, гигантский корабль будет, по расчету, брать 10 000 тонн каменного угля, 5 000 тонн (320 000 пудов) товаров и иметь 500 кают 1-го класса, кроме соответственного числа пассажирских мест низших классов. С запасом 10 000 тонн угля он может итти на полных парах 38 суток, то есть сходить в Америку из Англии и воротиться, -не задерживаясь нагрузкою нового угля, и еще привезет огромный остаток прежнего запаса. Строители даже рассчитывают, что, при помощи парусов, он с одним запасом угля будет совершать рейсы из Англии в Австралию и обратно, не запасаясь углем не только на пути, но и в Австралии.
   Заметим кстати, что цифры, приведенные Дюпеном о скорости пароходов, -- средние цифры по трехлетней сложности, и что теперь почтовые пароходы ходят уж более 20 верст в час. Так "Атрато" пришел из Саутемптона на остров Св. Фомы (в Вест-Индии; длина рейса 3 622 англ. миль, около 5 500 верст) в 11 суток и 8'А часов, что дает среднюю скорость с лишком 23 версты в час, или более 500 верст в сутки -- быстрота сообщения, почти равная быстроте сообщения по железным дорогам во Франции и России, большая, нежели скорость езды по железным дорогам в Германии. И по величине есть пароходы гораздо более кгонер-довских "Аравии" и "Персии". Так "Гималая" имеет 1 600 сил и берет 4 200 тонн (более 250 000 пудов) груза; этот едва ли не громаднейший из нынешних пароходов ходит еще быстрее "Атрато": по 14 узлов (около 25 верст) в час, или около 600 верст в сутки!
   Но пароходы, несмотря на все свои усовершенствования, вовсе не вытесняют еще парусных судов из морской торговли: на стороне пароходов быстрота и точность, на стороне парусных судов дешевизна доставки. Поэтому в 1851 году только одна пятнадцатая часть товаров была перевезена во всесветной торговле на пароходах; остальные четырнадцать пятнадцатых были перевезены парусными судами. С того времени пропорция в пользу пароходов должна была увеличиться. 1 января 1854 года Англия имела, по отчету, представленному в палату депутатов, 1 375 пароходов, общая вместимость которых была 248 623 тонны, или около 15 000 000 пудов. Это более, нежели в 1851 году; но все еще ничтожно для количества товаров всесветной торговли. Этим пароходам было бы надобно сделать семь рейсов, чтоб удовлетворить требованиям одной нашей волжской торговли, провозящей 100 000 000 пудов товаров вверх и 80 000 000 пудов вниз по Волге. В один раз не могли бы они поднять товаров, отправляемых из одного Рыбинска. Из 1 735 пароходов 395 железных (155 винтовых, 240 с колесами) и 980 деревянных.
   Но возвратимся к записке Дюпена. Между паровым и парусным механизмом вместо соперничества начинает водворяться некоторое единство, и наибольших успехов надобно ожидать судоходству именно от этого соединения различных сил. Паруса будут при попутном ветре избавлять от расходов на пары, пары будут двигать судно при недостатке ветра, и, таким образом, экономия, аккуратность и быстрота доставки соединятся. Этот принцип уж начинают принимать строители пароходов. Теперь только некоторые речные пароходы движутся исключительно силою паров. На всех морских торговых пароходах есть и паруса; но парусность их слишком мала, по мнению Дюпена, и должна быть увеличена. На некоторых пароходах объем парусов еще только в 12 раз более разреза судна в самом широком и глубоком месте. На других пароходах парусность достигает уж величины 20 разрезов, а на пароходно-парусном корабле "Наполеон", чрезвычайно быстром ходоке, получившем премию "за наисовершеннейшее применение парового устройства к военным кораблям", объем парусов равняется 28 поперечным разрезам корабля в самом широком месте. Здесь, как и во всей почти своей записке, Дюпен развивает мнения, высказываемые Бургуа, опытным и ученым моряком; потому его слова должны быть не пустыми теориями человека, незнакомого с делом специально; но тяжесть мачт и значительное сопротивление, представляемое воздуху оснасткою парусного судна, едва ли дозволят пароходам, которые должны ходить в затишье и против ветра, слишком значительно увеличивать свою парусность. Что касается до издержек на парусное устройство, они не могут служить ни малейшим препятствием прибавления парусности к пароходу, едва равняясь одной сороковой части цены парового механизма.
   Но и чисто парусные суда стремятся, наравне с пароходами, увеличивать свою скорость. Общее средство к этому -- устроение их по форме пароходов, главным образом увеличение длины при прежней или уменьшенной ширине и осадке в воде. С другой стороны, год от году лучше знакомятся с теориею ветров и распределением морских течений, так что год от году парусные суда будут вернее рассчитывать удобнейшее время и лучший путь для плавания.
   Заметим здесь кстати, что почитателям памяти Уатта, изобретателя паровых машин, предлагают присылать в Гринок, место его рождения, по одному камню с надписью своего имени. Из этих камней будет воздвигнут памятник Уатту на высокой скале близ Гринока. Подобный же памятник воздвигают Вашингтону. Не только в Англии, но и в Канаде нашлось уже множество желающих участвовать в исполнении этой истинно поэтической мысли.
   О новооткрытых участках железных дорог и ныне, как всегда, множество известий. Скажем только несколько слов о гигантском предприятии, которое давно уж кружит головы североамериканцам -- железной дороге из внутренних областей в Сан-Франциско. Она нужна не только для прямых сношений с Калифорниею, но еще более для того, чтоб североамериканцам получить возможность ездить в Японию и Китай прямым путем, не огибая Южной Америки: эта дорога сократила бы путь из Нью-Йорка в Японию и Китай с лишком вдвое, и американские товары доставлялись бы туда в 25 дней. Наилучший, повидимому, проект этой дороги, составленный Нотом (Not), таков: дорога пойдет из Джефферсона, стоящего на Миссури на запад от Сен-Луи, почти прямо на запад, к Бриджерскому проходу чрез Скалистые горы, оттуда пойдет на западо-северо-запад к озеру и лежащему на нем городу Утах (Utah), чрез мормонские поселения, и потом на западо-юго-запад чрез Сьеру-Неваду (Снеговые горы) к Сан-Франциско. Уклонения от прямой линии были бы очень незначительны, если принять этот проект, и притом была бы та выгода, что дорога пошла бы в теплом климате, между 30° и 40° северной широты; почва пустынных ныне государственных земель, лежащих по этому пути, чрезвычайно плодородна, и выгода от их продажи и обработки скоро покрыла бы с избытком все издержки дороги. Приблизительная длина дороги будет: от Джефферсона до Скалистых гор около 1 600 верст; от Скалистых гор до города Утах около 374 верст; от города Утах до Сан-Франциско около 1 750 верст; всего около 3 725 верст -- расстояние, почти равное расстоянию от С.-Петербурга до Парижа. Невозможного тут еще нет.
   А Калифорния сама по себе стоит железной дороги в 40 или 50 миллионов долларов. Всего добыто золота в ней, со времени открытия рудников до конца прошедшего года, на сумму 44 000 000 фунтов стерлингов (более 270 000 000 р. сер., или около 18 000 пудов). Вот еще несколько вновь обнародованных цифр, свидетельствующих о быстром возрастании благосостояния и могущества Соединенных Штатов.
   Из недавно изданных отчетов видно, что в 1851 году в Соединенные Штаты привезено было товаров на сумму 45 000 000 ф. ст. (280 000 000 р. сер.) и почти на такую же сумму (45 400 000 ф. ст.) вывезено.
   Доходы Североамериканских Соединенных Штатов простирались в прошедшем финансовом году (считающемся с 1 июля) до 74 760 264 долларов (около 99 000 000 р. сер.); доходы прошедшего года (с 1 июля 1852 по 1 июля 1853 г.) простирались только до 61 000 000 долларов; увеличение в один год равняется почти 13 800 000 долларов (около 18 000 000 р. сер.); излишек доходов перед расходами был 30 000 000 долларов (около 40 000 000 р. сер.); из них 20 миллирнов употреблены на уплату государственного долга, а 10 миллионов еще остаются в запасе. В число доходов налоги и пошлины принесли 68 миллионов долларов, а 7 700 000 доставила продажа государственных земель в западных краях.
   Но возвратимся к новостям, свидетельствующим об усовершенствованиях в приложении науки к промышленной деятельности.
   В сентябре 1851 года первый подводный телеграф был проложен между Дувром и Кале. После того устроены подводные телеграфы между Дувром и Остенде, между Форт-Патриком и Донади (между Ирландией и Великобританией). Но длиннейший и важнейший из всех ныне существующих подводных телеграфов устраивается для соединения Европы с Африкою, чрез Корсику и Сардинию. Подводный канат телеграфа будет состоять из трех частей. Первая (около 90 миль, 140 верст) будет положена в Средиземное море между Спецциею (в Италии) и мысом Корсо (самою северною оконечностью Корсики); потом пойдет телеграф по земле, чрез всю длину Корсики до южного ее конца; работы на материке Корсики уже начаты; Корсика соединится с Сарди-ниею вторым отделением подводного телеграфа, длиною около 15 верст; по Сардинии опять пойдет обыкновенный электрический телеграф; третья и самая длинная часть подводного каната проложится между южною оконечностью Сардинии (мысом Кальяри) и африканским берегом, близ Туниса, где соединится с французско-алжирским электрическим телеграфом, который будет готов к январю. Длина подводного каната между Сардиниею и Африкою будет не менее 150 англ. миль (230 верст); эта последняя часть каната будет весить около 75 000 пудов; и когда мы подумаем, что глубина моря, в которое должен быть погружен канат, доходит до 350 сажен, то невозможно не удивляться успехам науки и промышленности. Весь канат делается в Англии; первая часть его (150 верст) уж готова и скоро будет отправлена для погружения. Приготовляется он следующим образом. На пеньковый канат, пропитанный смесью из масла, сала, дегтя и смолы, навиваются шесть медных проволок, собственно составляющих "телеграф"; они покрыты гуттаперчевой одеждой, которая изолирует их и предохраняет от ржавчины; они не касаются одна другой; для этого и для сохранения совершенно правильной круглой формы в промежутках навиваются вместе с ними толстые пеньковые шнуры, их разделяющие. Все это покрывается слоем лучшей пеньки, приготовленной так же, как и центральный канат; слой этот сплетается в виде сплошной непроницаемой сетки. Потом все это обвивается двенадцатью толстыми железными проволоками. Сплошная наружная спираль их идет так плотно и верно, что имеет очень красивый и математически правильный вид. Английская миля каната весит около 8 тонн (500 пудов), или каждая сажень около 25 фунтов; весь подводный канат, длиною около 250 миль (375 верст), будет весить 2 000 тонн (125 000 пудов) и будет совершенно готов к августу. Как быстро идет дело, можно заключить из того, что еще 16 января было поле там, где ныне фабрика, выстроенная для приготовления каната. Телеграф устраивает частная компания, "Компания телеграфа чрез Средиземное море"; ее директор Джон Бретт, телеграфический инженер. Об огромности расходов говорит уже то, что наем парохода для отвозки готовых 100 миль каната и его нагрузка обошлись более нежели в 60 000 р. сер. Отправка происходила в присутствии множества ученых и других почетных лиц, приглашенных на это торжество промышленности и науки. 30 июня этот пароход (Persian), с своим канатом между Италиею, Корсикою и Сардиниею, пришел в Геную, и теперь канат, вероятно, уже погружен и половина дела сделана. Остается положить самую длинную часть, между Сардинией и Африкой.
   Вот обыденные известия того же рода: швейцарское правительство строит электрический телеграф между Риги и Люцерном. Открыт электрический телеграф между Бомбеем и Калькуттою.
   В Лондонском обществе заграничных ученых была недавно читана записка о том, как необходимо для Индии улучшение путей сообщения, проложение железных дорог, проведение каналов; как необходимо правительству позаботиться о развитии в этой стране земледелия и т. д. В самом деле, доказательства представлены очень ясные: всего из Индии вывозится товаров на сумму только от 10 до 20 миллионов фунтов стерлингов, при народонаселении в 150 миллионов; сравните эти цифры с цифрами доходов и торговли Соединенных Штатов, имеющих в шесть раз менее населения, и вы скажете, что Индия действительно находится в жалком положении. Есть за нынешний месяц и другие известия об электромагнетизме, постоянно расширяющем круг своих полезных приложений.
   В Готе (в Саксонии) изобретена Вильямом Ганзеном электромагнитная гравировальная машина. Доведена ли она до совершенства изобретателем, или будет еще нуждаться в улучшениях, чтоб достигать своей цели -- об этом можно будет судить, только увидев гравюры, исполненные при ее помощи; но что способ, на котором она основана, совершенно удобоприменим, это можно сказать уж и теперь. Не ошибемся мы, если предскажем и то, что применение электромагнетизма к гравированию должно произвести переворот в этом искусстве, довести его до чрезвычайной степени совершенства, и с тем вместе сделать гравюры на стали гораздо более дешевыми. Не входя в технические подробности, расскажем сущность дела. Резец, утвержденный в станке, приводится в сообщение с проволокою электромагнитной машины. Смотря по тому, идет ли через проволоку, или перерывается электромагнитный ток, резец то приподнимается, то опускается. Под резцом гравируемая доска, которая медленно движется механизмом, подобным часовому. Опустившись, резец делает на ней точки или черты, смотря по тому, мгновенно поднят он опять вверх силою электромагнита или остается несколько времени прижат к доске. Когда мы припомним быстроту и точность, с какою может нажимать и поднимать резец электромагнитная машина, то убедимся, что гравюра может быть исполнена таким образом необыкновенно чистая, точная, превосходная, и что процесс гравирования может итти значительно быстрее, нежели ныне.
   Вот и другое приготовляемое наукою для промышленности приложение электромагнетизма. Известный французский физик Бекрель (Becquerel) читал в Парижской академии наук записку о своих опытах извлечения драгоценных металлов не промыванием или ртутным процессом, как это делается теперь, а электрохимическим путем. Он занимается этими опытами уж около двадцати лет и производил их над довольно большим количеством (около 1 000 пудов) руды, доставленной ему из Мехики, Коломбин, Перу и Алтая. Он подвергает руду разным химическим операциям и таким образом превращает ее в химическую смесь, растворяющуюся в воде. Растворив эту смесь водою, он подвергает ее действию электричества, которое разлагает ее, отделяет металлы и осаждает их. Вместе с краткою запискою он представил Академии сочинение, трактующее об этом вопросе во всех подробностях, и объявил, что скоро начнет его печатать.
   Из других еще более прямых приложений науки к жизни скажем, во-первых, о размножении числа пород полезных домашних животных. Но прежде выпишем несколько слов из вышедшего на-днях нового издания лучшей книги об этом предмете (Domestication et naturalisation des animaux utiles, par Isidore Geoffroi Saint-Hilaire) "Приучение полезных животных к тому, чтоб они делались домашними (акклиматизировались)". Из древних народов римляне старательнее и успешнее всех занимались обращением животных, живущих на воле, в домашних. Но внимание их было обращено преимущественно на дрессированье страшных зверей, владеть которыми было лестно для тщеславия знатных покупщиков; известно, что у них были ручные львы, тигры, пантеры, которых можно было запрягать в экипажи. И теперь умеют достигать этого: в одном из парижских цирков "укротитель" ездил, подобно Гелиогобалу, в колеснице, запряженной двумя львами 11. Теперь в зверинцах фокусников есть слоны, умеющие становиться, к неописанному восторгу толпы, на передние ноги, вниз головою, вверх задними ногами. Римские дрессировщики достигали еще большего успеха: у них были танцующие слоны, как теперь есть пляшущие собаки; и этого мало: во время триумфальных торжеств в честь Германика римлянам показывали слонов, пляшущих на канате 12. Но все это были пустые штуки, из которых не могло произойти никакой пользы. Так же искусно умели римляне откармливать разных животных для своих гастрономических столов; умели откармливать даже улиток, составлявших у них лакомое блюдо; но и здесь искусство служило только роскоши, прихоти, а не пользе. Гораздо большего внимания заслуживает искусственное разведение не только речных, но и морских рыб, хотя и оно имело целью удовлетворение причудливому вкусу гастрономов, а не общей пользе. Так римляне переселили любимую гастрономами рыбу scarus из Греческого моря в Тосканское и акклиматизировали ее там. Нам еще далеко до такого искусства. Наконец Варрон говорит, что римлянам было известно искусственное оплодотворение рыбьей икры -- дело, столько занимающее ныне естествоиспытателей и возбуждающее столько споров 13.
   Относительно искусственного размножения рыб можем сообщить интересные опыты, которые делал Лами в пруду Ментенонского парка с искусственными приютами для метания икры; эти удачные опыты могут до известной степени вести к той же цели, какой стараются достичь искусственным оплодотворением икры. Известно, что рыба ищет для метания икры мест, поросших водяными травами, за которые цепляется икра; Лами придумал устраивать в пруду подобные искусственные загороди, которые, по окончании метания икры, могли бы с прилипшею к ним икрою быть передвигаемы в особенные резервуары, где икра будет уж совершенно предохранена от всех опасностей и где, поэтому, ни один зародыш не будет погибать. Он устроил пловучие кустарники из привязанных к деревянным решеткам прутьев; они погружаются в воду и прикрепляются веревками к баласту, брошенному на дно. Когда приходит время метания икры, водяная трава в пруду уничтожается, и таким образом вся рыба должна приходить метать икру в этих кустарниках. Из рыб, живущих в пруду Ментенонского парка, первые мечут икру окуни. С ними опыт удался: в резервуары передвинуто было на кустарниках огромное количество икры, из которой вышли миллионы молодых окуней, теперь по достижении достаточного роста выпускаемых в реку Эру (Eure). Когда первый отчет был послан, оставалось еще видеть, в такой ли же степени удачен будет опыт над карпами и другими породами ментенонской рыбы, для которой не приходило еще тогда время метания икры; но успех вероятен. Способ, употребленный Лами, с незапамятных времен употребляется китайцами, которые во время метания икры на целые десятки верст устилают реки рогожами и потом перетаскивают эти рогожи с приставшей к ним икрою в места, где икра безопасна от хищной рыбы и других врагов.
   Вот еще известие, хотя отчасти относящееся сюда. Известно, как часто случается больным терпеть недостаток в пиявках. Простой поселянин в департаменте Жиронды с большим успехом разводит пиявок у себя в пруду, загоняя туда на несколько времени старых коров и лошадей, кровью которых откармливаются пиявки. Эта спекуляция приносит ему большие выгоды. Но жестокость ее ужасна.
   В Европу привезли между тем нового товарища волам, коровам и лошадям. Гость издалека, и провоз его стоит больших хлопот; но если гость привыкнет к Европе, то все хлопоты вознаградятся с избытком новыми удобствами, которые доставит он своим хозяевам. Этот новоприезжий -- як (yack), китайский буйвол с лошадиным хвостом. Польза от распространения в Европе этой породы скота была бы, по мнению Изидора Жоффруа Сент-Илера, неисчислима 14. В горных областях Тибета и Китая як вполне заменяет жителям лошадь, корову и овцу: на нем они перевозят вьюки, его запрягают в телегу, его употребляют для распахивания полей, от него получается и мясо, и молоко, и, наконец, его очень густая и длинная шерсть заменяет овечью волну. Як очень скоро размножается, неприхотлив на пищу, не боится никаких холодов. Потому надобно думать, что его легко акклиматизировать в Европе. Но до сих пор в Европе существовал только один экземпляр этой породы; он принадлежал зверинцу лорда Дерби. Теперь благодаря усилиям Жоффруа Сент-Илера и Парижского зоологического общества было поручено французскому агенту Монтиньи, возвращающемуся из Азии в Европу, привезти с собою несколько яков для разведения их во Франции, и Монтиньи успел довезти в целости до Гавра стадо этих животных, состоящее из двенадцати голов отборного качества.
   Английские почитатели Либиха собрали по подписке более 1 000 ф. ст. (6 000 р. сер.) для поднесения ему подарка, в знак уважения к его заслугам науке. На собранную сумму куплен серебряный сервиз. Это подает нам повод сказать опять несколько слов об Англии и Обществе искусств.
   В Лондонском обществе искусств (Society of Arts) доктор Кинг Чельмерс (Chalmers) читал интересную записку "О промышленной патологии, или болезнях и вредных последствиях, соединенных с некоторыми занятиями". Он указал ремесло портных, которые должны постоянно сидеть с поджатыми ногами, отчего расстроивается желудок и внутренности, страдает спинной хребет и грудь; на сапожников, которые, кроме всего этого, еще должны постоянно сильно надавливать колодкою верхнюю часть живота и грудь; на прачек, у которых, от долгого стоянья, страдают ноги; на зеркальщиков, которые постоянно вдыхают ртутные пары, и т. д. Дело промышленной патологии исследовать, не может ли быть устроен верстак для портных так, чтоб они могли сидеть в менее вредном положении? не может ли быть сапожная колодка устроена так, чтоб не давить легкие? не может ли быть изобретена удобная для прачек скамья? Вся эта речь -- следствие предположения Общества искусств обратить внимание на эти важные вопросы и говорена с намерением выставить на вид всю их важность. Вследствие этой речи, основные мысли которой, несмотря на всю важность свою, очень удобоприменимы и ни от кого не требуют никаких пожертвований, члены общества решили ежегодно устраивать выставку новоизобретаемых рабочих инструментов и других принадлежностей работы, которые имеют целью облегчить и сделать менее вредными для здоровья различные роды работ. Кроме того, Общество искусств предположило ежегодно приготовлять подробное "разыскание" подобного рода относительно той или другой части промышленной патологии. В нынешнем году назначило оно "разыскание о вредных последствиях различных работ для глаз" и в ответ на свою тему получило уже много дельных записок.
   В этом же заседании Общества искусств была прочитана Мэк-уортом (Mackworth) записка "О патологии рабочих в рудниках и копях (On the pathology of the miners)", имеющая тесное родство с Чельмерсовой. Он говорит, что в Великобритании из тысячи таких рабочих 125 бывают убиваемы, засыпаемы землею, убиваемы обрушивающимися кусками земли, балками и вообще кончают жизнь неестественною смертью, так что из 250 000 рабочих в Англии 30 000 должны погибнуть насильственной смертью. В Бельгии пропорция эта вдвое менее. Но погибель от подобных несчастных случаев зло еще ничтожное в сравнении с непременным сокращением естественного срока жизни, рановременностью смерти, общею участью всех работающих в рудниках и копях. Статистические таблицы доказали Мэкуорту, что работа в каменноугольных копях, железных, медных, оловянных и свинцовых рудниках (других в Великобритании очень мало) сокращает жизнь рабочего пятнадцатью или, в самом счастливом случае, двенадцатью годами и вредные условия, производящие такое страшное влияние, почти все могли бы быть устранены с выгодою для самих владетелей рудников. В пример этого приведем только очищение и освежение воздуха в шахтах, духота и нездоровость которого одна из пагубнейших сторон работы. В тех рудниках, где устроена хорошая вентиляция, рудокоп работает гораздо успешнее, живее, сильнее, так что в четыре дня успевает сделать столько же, сколько делает в пять дней в рудниках без вентиляции. Поразительное доказательство представляют "соединенные рудники" корнуэль-ские. Год назад прокопать в них английскую сажень (одним футом менее русской) стоило 17 ф. ст.; температура в рудниках была 105° Фаренгейта (32° Реомюра -- духота действительно изнурительная); рабочие должны были сменяться каждые пять минут. По просьбе директора, Уильямса, г. Мэкуорт осмотрел рудники и составил проект вентиляции; проект был принят; воздух освежился, температура упала до 70° Фаренгейта (19° Реомюра -- несколько жарко, но уж очень сносно. Мэкуорт говорит, что можно было бы, при лучшем соблюдении плана, понизить теплоту до 17° или даже менее) и теперь прокопать английскую сажень стоит только 5 ф. ст. (31 р. сер. вместо прежних 105 р. сер.-- в 3 1/2 раза дешевле).
   Не так удобоприложимы, но тем не менее интересны наблюдения другого английского врача относительно связи между господствующими ветрами и болезнями. Записку об этом читал доктор Моффет в Лондонском литературном обществе. По его исследованиям, наибольшее число больных бывает при южных ветрах; наименьшее число умирающих при ветрах северных. Есть болезни, особенно развивающиеся при известных направлениях ветра. Апоплексия, эпилепсия и другие причины так называемой "скоропостижной" смерти свирепствуют преимущественно во время града и снега и во время северо-западного или юго-восточного ветра, при которых обыкновенно бывают эти атмосферические явления. Конечно, наблюдения доктора Моффета относятся только к Лондону, и в других местностях выводы должны измениться сообразно различию в качествах того или другого ветра.
   Несколько очень отрадных подробностей об исцелении кретинизма, этой страшной язвы низменных долин у подошвы Альпов, обнародовано в брошюре об абендсбергском заведении для кретинов, находящемся в Бернском кантоне и основанном доктором Гуггенбюлем (Guggenbühl). Заведение построено на Абендсберге, в Альпийских горах, на высоте 5 000 футов над морем; такое возвышенное местоположение избрано, без сомнения, потому, что тяжелый воздух низменностей считается главною причиною кретинизма. Неутомимые попечения доктора о своих воспитанниках награждаются желанным успехом: расслабленные, старчески изможденные, слабоумные дети через несколько месяцев превращаются у него в понятливых и здоровых; прежде они могли только мычать; в Абендсберге они приобретают способность говорить. Когда он принимает их, они почти совершенно не имеют чувств обоняния и вкуса: они едят всё без разбора, руководясь только инстинктом голода; хорошая пища не пробуждает в них удовольствия; в заведении Гуггенбюля они становятся существами рассудительными. А еще недавно считали кретинизм и соединенное с ним слабоумие неисцелимым. Метод исцеления и воспитания, принятый в Абендсберге, очень прост и разумен. Физическое расслабление кретинов, происходящее от гнилого и сырого климата их родины, там лечат свежим воздухом, ясным климатом, в котором расположено заведение, здоровою пищею и гимнастическими упражнениями, укрепляющими силы. Укрепив тело, начинают развивать и рассудок, подавленный прежнею немощью его. Главный труд -- выучить кретинов говорить, пробудить в них разумную деятельность слуха и голоса. Для этого учат их шевелить губами, как нужно это для произношения звуков, говорят им через слуховую трубу (так заснуло в них чувство слуха!), рисуя в то же время фосфором на стене предметы. Этот утомительный путь доводит, наконец, учителя до цели возвращения слабоумному кретину его человеческого достоинства. Успех абендсбергского заведения, существующего с 1842 года, был причиною основания других подобных заведений для кретинов и идиотов в Вюртем-берге, Баварии, Англии и других странах. Вообще результаты, в них достигаемые, так удовлетворительны, что число заведений, возникающих по их образцу, должно быстро увеличиваться.
   Но вот и чисто ученое, совершенно, повидимому, отвлеченное от приложения открытие за нынешний месяц, чрезвычайно, однакож, интересное по связи своей с ужаснейшим из бедствий, поражающих целые страны.
   Если справедливо, что твердая кора земного шара очень тонка в сравнении с его поперечником, будучи не толще пятидесяти верст, и что вся внутренняя материя земного шара находится в расплавленном состоянии (заметим, однакож, что такое мнение отвергается ныне многими учеными), то внутренняя жидкая масса должна, подобно наружной массе жидкости -- водам океана, подчиняться притягательной силе луны и, хотя в меньшей степени, солнца. Как действие луны производит прилив и отлив вод океана, так и внутренняя жидкая масса должна стремиться приливать к тем местам, над которыми проходит луна. Такое же действие, только в меньшей степени, как и на воды океана, должно оказывать на нее и солнце; когда (во время новолуния и полнолуния) притягательная сила обоих светил действует по одному направлению, приливы жидкой внутренней массы должны быть сильнее; когда (как в первую и третью четверть луны) притягательное действие солнца, направляясь именно на те места, где от действия луны происходит отлив, ослабляет влияние притягательной силы луны, приливы жидкой внутренней массы должны быть слабее, подобно тому, как ослабевают в это время и приливы океана. Но, стремясь приливать к известному пункту, внутренняя жидкая масса должна встречать сопротивление в неподвижной твердой оболочке земли, должна сильно давить на нее, производить в ней сотрясения, и это может быть считаемо одною из причин землетрясений. Чтобы подобная гипотеза обратилась в положительный факт науки или была отвергнута наукою, как неосновательное положение, надобно подвергнуть ее проверке фактами. Такою проверкою занимается постоянно уж несколько лет французский ученый Перре (Alexis Реггеу) 15. Он собирает все известия о времени месяца и дня, когда происходили землетрясения, и потом соображает их время с положением луны и солнца относительно места, где происходило землетрясение. Труд его далеко еще не полон: и теперь он просит Парижскую академию помочь ему в собирании материалов; но он уж успел вычислить положение лу>ны и солнца во время нескольких тысяч землетрясений; за одно только нынешнее столетие собрал он более 7 000 наблюдений; особенно подробно анализирована им таблица 824 землетрясений, замеченных в Арекуипе (Arequipa), в Перу. Из этого анализа он вывел: 1) что в то время, когда притягательное действие луны и солнца направлено по одной линии и взаимно усиливается (во время полнолуний и новолуний), землетрясения бывают чаще, нежели в другие времена; 2) что они также бывают чаще в то время, когда луна стоит на меридиане места, нежели тогда, когда она далеко отходит от меридиана; 3) что они бывают чаще в то время, когда луна в ближайшем расстоянии от земли (в перигее), нежели тогда, когда она отдаляется от земли. Нельзя не согласиться, что этими выводами совершенно подтверждаются априорические соображения о влиянии луны на землетрясения, подобном ее влиянию на приливы и отливы.
   Так как речь идет о землетрясениях, то прибавим, что недавно было два землетрясения, одно в Америке, и очень сильное, Сан-Сальвадор, главный город области того же имени в Центральной Америке, разрушен им 14 апреля; в первые десять дней после этого бедствия было отыскано под развалинами 308 трупов; но большая часть жителей, предостереженные легкими сотрясениями земли, предшествовавшими страшному кризису, успели спастись бегством. Другое землетрясение, довольно сильное, было слышно в конце июня в Козенце, в Неаполитанском королевстве.
   В лондонской общественной жизни мы отметили уже довольно много явлений; во-первых, открытие Кристального дворца -- новость, которая занимала лондонское общество уже несколько месяцев и столько же, если не более, будет занимать его; потом обеды, следовавшие за торжеством открытия; юбилей Общества искусств; Воспитательная выставка; несколько художественных выставок, хотя не особенно блестящих, однакож достойных занять внимание публики; но, кроме того, в Лондоне две оперные труппы, о которых мы будем говорить ниже и из которых одна, итальянская, отличается прекрасным составом (Лаблаш, Марио, Гризи, Виардо и проч.), другая, как увидим, также иногда способна возбудить интерес новыми или забытыми операми, придающими большую занимательность ее спектаклям. И этого мало. У лондонцев теперь есть еще истинно блестящая надежда: увидеть, наконец, истинный блеск солнечный, непомрачаемый, как прежде, каменноугольным чадом, достойным диккенсова Кокстоуна 16. В самом деле, жители Лондона надеются, что скоро дым не будет вечно лежать на их городе, как черный саван. Такая нездоровая и неприятная оригинальность Лондона легко может быть уничтожена, потому что происходит не столько от качества каменного угля, как теперь открывается, сколько от дурного устройства печей и труб, в которых уголь плохо перегорает. Давно уж думали о средствах уничтожить этот заражающий атмосферу недостаток. Наконец придуман снаряд, в котором чад и дым совершенно перегорают, так что труба перестает изрыгать страшное количество смрада. Акт парламента теперь обязывает лондонских домохозяев и заводчиков, которых печи превышают размер обыкновенных комнатных печей, к 1 августа запастись этим снарядом.
   Ничего этого нет у парижан. У них почти нет и солнца, потому что беспрестанно идут дожди; фельетонисты не могут из своей изобретательной головы выжать ни одной новости и принуждены говорить о погоде. Они пытались было говорить о новых или старых лавреатах, отысканных Французскою академиею для выдачи им премий за прилежание в сочинении драм; но выходило очень плохо. Вообще очень многими странностями обильны действия Французской академии. Например: каждогодно назначает она темы для похвальных слов (éloge) тому или другому великому человеку, часто выбирая при этом таких великих людей, которые уж давно перестали считаться великими и которых ровно не за что хвалить. Не менее оригинально и то, что, раздавая ежегодно премии за лучшее стихотворение, за лучшее драматическое произведение и т. п., она имеет почти на каждую награду постоянного лавреата, который с незапамятных лет неизменно получает премию и неизменно остается лучшим поэтом -- только в глазах Академии, потому что только одна она и читает его увенчанное произведение. Так премию за стихотворство всегда получает одна и та же мадам, или мадмуазель, Луиза Колле; так и в нынешний раз драматическую премию получил знаменитый последователь Расина и Корнеля, Понсар, за свою комедию "Честь и деньги" (l'Honneur et l'argent) l7. Но возвратимся к погоде. Не в одном Париже, а почти во всей Франции погода была до последнего времени такая, что говорить о ней надобно было не болтливыми шутками фельетониста, а грустным языком экономиста: проливные дожди грозили погубить все хлеба; но в последнее время солнце опять показалось и надежды на порядочную жатву оживились. Прежде парижанам было всегда готово приятное убежище от дождя -- театр; в нынешний сезон и театры в Париже были плохи; особенно мучила парижан София Крувелли, которою они прежде так восхищались. Она не столько пела, сколько кричала, и не столько кричала, сколько размахивала руками на весь театр. Кроме этого, она еще довела до удивительной крайности слабость многих примадонн искажать свою партию всевозможными изменениями: она решительно вообразила, что должна петь не музыку Мейербера или Россини, а то, что ей придет в голову; так что не было никакой возможности отгадывать, какую партию, из какой оперы она поет -- да она и не пела никакой партии, а просто фантазировала. Это вывело из терпения парижскую публику, может быть, содействовало и совершенному расстройству дел несчастной парижской оперы, которые уж много лет были в самом жалком положении, несмотря на все пособия от казны. Наконец правительство увидело, что опера решительно погибает при нынешнем своем устройстве (она, подобно всем другим парижским театрам, кроме Théâtre-Franèais была частным предприятием директора, содержавшего ее на свой счет) и поэтому решилось принять оперу в свое непосредственное заведывание и обратить ее из частного учреждения в придворное, как это было при Наполеоне и при Бурбонах. Директором от казны оставлен прежний содержатель оперы (Нестор Рокплан) с жалованьем 24000 франков. Посмотрим, лучше ли пойдут дела на следующий сезон, потому что теперь опера закрыта. Кроме этой новости сомнительного характера, все остальные в парижском артистическом мире -- похоронные. Умерла Ребекка, сестра Рашели, довольно хорошая актриса. При таком уменьшении числа родных очень естественно усиление привязанности к тем, которые остаются в живых. Но вынуждать, как это, говорят, сделала Рашель, у Французского театра 12 000 франков жалованья своему брату, Рафаэлю Феликсу, которого талант так хорошо известен и нашей публике, значит простирать свою родственную любовь слишком далеко.
   Умер Жюль Севест, директор Théâtre Lyrique. Все хвалят его прекрасный характер и правила и искренно сожалеют о нем. Столько же жалеют и молодого композитора Жоржа Буке (Bousquet), очень даровитого и начинавшего приобретать известность. У него осталось семейство почти без всяких средств к существованию. Жюль Севест перед смертью приготовлял две оперы Буке к постановке на сцену своего театра. Умер также Эмиль Сувестр, один из даровитейших современных французских беллетристов. Вот его краткая биография. Эмиль Сувестр был родом из Бретани и первую известность в литературе приобрел своими статьями о народной словесности, нравах и суевериях бретонцев; они печатались в "Revue des deux mondes", a потом вышли отдельною книгою под заглавием "Les derniers Bretons" {"Последние бретонцы".-- Ред.}; прекрасные "Récits de la muse populaire" ("Рассказы простонародной музы") служат продолжением этим статьям. Кроме того, он писал повести вроде Тёпфера 18, отчасти сентиментальные, отчасти юмористические; одна из них ("Охота за козами") переведена в одном из последних нумеров "Москвитянина". Если Сувестр и вдавался иногда в сентиментальность, то еще чаще он чрезвычайно наивно и мило описывал простонародный быт. В самой Франции этот писатель не пользовался всею известностью, какой заслуживал: он был слишком безыскусствен для французской публики.
   Этим еще далеко не окончен длинный ряд более или менее известных лиц, умерших в Париже: к ним надобно прибавить Лаказа (Las Cases), сына того Лаказа, которому Наполеон диктовал свои записки, и супругу маршала Нея, храбрейшего из наполеоновских маршалов. Если присоединить к этому знаменитого французского археолога Рауля Рошетта, какая выйдет длинная процессия! Стольких известных имен, стольких даровитых людей лишилась в несколько недель Франция, уже и без того небогатая ныне знаменитостями! И Германия лишилась знаменитого в сценическом мире имени.
   Госпожа Зонтаг, одна из первых певиц, если не первая певица нашего времени, умерла 18 июня в городе Мехико от холеры после кратковременной болезни.
   Генриэтта Зонтаг родилась в Кобленце 13 мая 1805 года. Отец ее был второстепенный актер, мать -- также второстепенная актриса. Сама она вступила на сцену с детства: шести лет Генриэтта играла в опере "Donauweibchen" {"Дунайская дева". -- Ред.} (из которой переделана наша "Русалка", столь знаменитая лет тридцать назад), в роли Salomé и, говорят, возбудила всеобщий восторг. На девятом году, лишившись отца, она была принята в Пражскую консерваторию: "в уважение к необыкновенным талантам" для нее сделали исключение из правил Консерватории, не принимавшей воспитанниц моложе двенадцати лет. В 1821 году шестнадцатилетняя девушка дебютировала на пражском театре ролью "Принцессы Наваррской" в опере Буальдье "Jean de Paris" {"Жан Парижский". -- Ред.}. Ее репутация быстро возрастала, так что, приехав чрез два года в Вену, она была избрана Вебером 19 для исполнения главной роли в его "Эврианте", и Бетховеном для исполнения Solo soprano в его "Хоральной симфонии". В 1824 году Зонтаг получила приглашение в Лейпциг и Берлин, и с этого времени начинается ее торжество: шесть лет она повсюду возбуждала энтузиазм, каким не награждали даже Каталани. Ее безукоризненная репутация, красота, приятность и благородство манер, прекрасный характер -- все это увеличивало общее расположение к ней; но прелесть ее голоса, совершенство ее методы были действительно несравненны. Потому она была ангажирована за неслыханную в то время цену на парижскую сцену, которая тогда имела Пасту и Малибран, и новая певица с честью выдержала сравнение с этими великими примадоннами 20. Через два года она явилась в Лондоне, и успех ее был так же велик на лондонской сцене, как и на парижской. По возвращении в Париж она получила предложение от графа Росси, состоявшего при сардинском посольстве в Париже. Покойный король прусский устранил все возражения родственников жениха, пожаловав дворянский титул любимой берлинской певице, и первая половина сценической карьеры Зонтаг окончилась; она вступила в аристократический круг и была двадцать лет его украшением. Но в 1848 году граф Росси потерял все свое состояние, тогда графиня благородно и мужественно решилась прибегнуть к своему таланту, чтоб обеспечить положение мужа и будущность детей. Она явилась опять на сцене Лондонской королевской оперы, ангажировавшей незабытую в течение двадцати лет певицу за 7 000 фун. стер. (43000 р. сер.). Много трудностей предстояло победить мадам Зонтаг. Репертуар совершенно изменился с тех пор, как она оставила сцену; сорокапятилетняя женщина должна была приготовлять новые роли, не имевшие ничего общего с ее прежними партиями; ее предшественницею на лондонской сцене была Дженни Линд, возбуждавшая неслыханный, небывалый восторг -- как опасно было сравнение! Многие с недоверчивостью смотрели на "графиню", не певшую на сцене двадцать лет; но великий талант благородной артистки восторжествовал вполне и над репертуаром, и над публикою, и над пристрастием к восхитительному, свежему голосу "шведского соловья". Успех мадам Зонтаг был полный. В 1849 и 1850 году она продолжала петь в Лондоне; потом путешествовала по Германии, бывшей колыбелью ее славы, и в 1852 году отправилась в Америку. Объехав Соединенные Штаты -- и здесь Дженни Линд была ее предшественницею, не повредившею успехам ее -- она отправилась в Мехику и через несколько месяцев сделалась жертвою появившейся там эпидемии. Трагизм этого несчастия довершается странным стечением случайностей: когда мать умирала, ее дети, оставшиеся в Европе, отправились к ней -- и найдут теперь ее могилу. Голос мадам Зонтаг был очарователен от природы; но еще более была она обязана своему искусству и изящному вкусу: люди, несколько лет ее слушавшие, не запомнят, чтоб она хоть однажды была не в совершенстве прекрасна; но лучше всего пела она моцартову музыку.
   Одна из величайших примадонн нашего времени умерла, другая сходит со сцены: прощальные представления Гриэи в Лондонской королевской опере возбуждают все больше и больше энтузиазма в публике. Английские журналы дают и прощальные биографии знаменитой певицы.
   Джульетта Гризи родилась в Милане, в 1816 году; теперь ей 38 лет. Семейство, из которого она происходит, дало много знаменитостей театру. Упомянем только о Джудитте Гризи, сестре ее, бывшей примадонною лондонской оперы. Другая сестра, Кар-лотта, первоклассная танцовщица. Талант Джульетты развился очень рано и обратил на себя внимание Марлиани, довольно известного в то время композитора; он дал ей полное музыкальное образование, и скоро Джульетта Гризи была признана достойною петь в "Норме" вместе с Пастою. Скоро вместе с воспитателем своим Гризи отправилась в Париж, и в 1834 году, восьмнадцати лет, дебютировала в парижской опере. На той и другой сцене она имела громадный успех, какого не имела ни одна дебютантка со времени Каталани. С того времени она была постоянно любимейшею примадонною парижской, лондонской и петербургской публик. В настоящее время ее прощальные представления в Лондоне должны уж окончиться; из Лондона Гризи поедет в Соединенные Штаты и, заключив этим путешествием свою блестящую карьеру, удалится в свою виллу близ Флоренции.
   На Дрюриленском театре, где играет немецкая оперная труппа, возобновлена давно забытая, почти совершенно неизвестная в Англии опера Моцарта "Il Seraglio" {"Похищение из Сераля". -- Ред.}. Труппа театра, состоящая почти исключительно из немецких певцов и певиц, не в состоянии выполнить ее достойным образом; в самой музыке заметны, по мнению английских дилетантов, следы неопытности композитора ("Il Seraglio" написана, однако, немногим раньше "Дон Жуана"), но гениальность великого Моцарта слышится в каждом мотиве, и это возобновление было истинным праздником для лондонской публики.
   Santa Chiara новая опера Эрнста, герцога Саксен-кобург-готского, по отзывам знатоков, лучшее его произведение. Немецкие критики жалеют только о том, что либретто оперы, составленное довольно известною немецкою писательницею Бирхфейфер, очень плохо: г-жа Бирхфейфер довольно неудачно переделала повесть Цшокке "Принцесса Вольфенбюттельская" 21. Для постановки оперы был приглашен Лист.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Первоначально напечатано в "Отечественных записках", 1854, No 8, отдел "Смесь", стр. 81--120. "Новости" из "Отечественных записок" 1854 года, NoNo 8--12 в собрание сочинений Н. Г. Чернышевского включаются впервые.
   Принадлежность их Чернышевскому установлена В. Э. Боградом. Рукописи всех "Новостей" не сохранились. Печатаются по тексту "Отечественных записок". Помещенное перед текстом содержание "Новостей" воспроизводится из оглавлений журналов.
   Решение принять участие в отделе "Новости" возникло у Чернышевского в средине июля 1854 г. Доказательством этому служит помещенная в письме его к родным от 18 июля 1854 г. приписка к Пыпину. В ней Чернышевский сообщал, что им написаны "Иностранные известия" в 7 и 8 номерах "Современника", и предлагал Пыпину быть автором этого отдела в будущем, так как сам он вынужден отказаться от составления "Иностранных известий". Свой отказ Чернышевский мотивирует следующей причиной: "по обстоятельствам я должен оставить это (nämlich ich habe zu 'schreiben dieselbe für "Отеч. зап.", welches Journal giebt nur 20 r. s., aber hat 4 Bogen, ergo für mich Vorteilhafter)". {Именно мне нужно писать такую же статью для "Отеч. записок", которые дают 20 р. е., но у них 4 листа, а следовательно для меня предпочтительнее (т. XIV наст. изд., стр. 260). -- В. Б.}
   Отсюда можно сделать вывод, что Чернышевский решил писать те же самые (dieselbe) статьи для "Отечественных записок". Однако в "Отечественных записках" отдела с заглавием "Иностранные известия" не было. В журнале был отдел "Новости", который так же, как и "Иностранные известия" в "Современнике", являлся обзором иностранной периодической печати. Вероятно, Чернышевский в сообщении Пыпину имел в виду именно этот отдел "Отечественных записок".
   Изучение дальнейшей переписки Чернышевского подтверждает такое предположение. В письме Чернышевского к родным от 10 октября 1854 года читаем: "В VIII и IX нумерах (за август и сентябрь) мною писаны "Новости наук" в "Смеси", за исключением нескольких страниц, присланных для вставки в этот отдел Д. М. Перевощиковым..." (наст. изд., т. XIV, стр. 271).
   Устанавливаемая принадлежность Чернышевскому отдела "Новости" в августовской и сентябрьской книгах "Отечественных записок" дает возможность предположить, что и в дальнейшем он продолжал вести этот отдел журнала. Чернышевский не мог отказаться от систематического заработка, каким являлось для него составление "Иностранных известий", ради одного-двух обзоров иностранной периодической печати ("Новости") в "Отечественных записках". Именно появление не одного, а двух обзоров подряд свидетельствует, что участие Чернышевского в отделе "Новости" не было эпизодическим.
   Анализ содержания текстов "Новостей" в NoNo 10, 11 и 12 "Отечественных записок" 1854 г., наличие в них развитой сети взаимосвязей не только между собою, но и с "Новостями" из NoNo 8 и 9 журнала подтверждают, что автором отдела "Новости" в "Отечественных записках" 1854 г. (NoNo 8--12) является одно и то же лицо, то есть Чернышевский.
   Ценность включаемых текстов состоит в том, что они дополняют наши представления о взглядах молодого критика и публициста. Построенные как обзор иностранной периодической печати, "Новости" демонстрируют глубокий интерес Чернышевского к разнообразным областям общественной жизни, содержат оценку исторических событий, деятелей науки и искусства.
   1 План Кристального дворца и садов в Сейденгэме, помещенный в "Отечественных записках", в наст. издании не воспроизводится.
   2 Джотто (1276--1336) и Чимабуэ (Ченни де Пеппо, ок. 1240--1302) -- итальянские художники.
   3 Гиберти Лоренцо (1378--1455) -- итальянский скульптор.
   4 Баярд Пьер-дю-Террайль (1476--1524) -- французский полководец эпохи итальянских войн Людовика XII и Франциска I.
   5 Мюрат Иоахим (1767--1815) -- наполеоновский маршал, впоследствии неаполитанский король.
   6 Агриппина Младшая (16--59 н. э.) -- дочь Германика, была замужем за императором Клавдием, которого отравила, стремясь доставить императорскую власть своему сыну от первого брака -- Нерону. -- Фаустина Старшая (ум. в 141 г. н. э.) -- жена императора Антонина Пия, или Фаустина Младшая (ум. в 174 г. н. э.) -- их дочь, вышедшая замуж за Марка Аврелия. Кнеллер Готфрид (1648--1723) -- немец, бывший придворным живописцем при английском короле Георге I. -- Лели (Фас Питер, 1618--1680) -- английский портретный живописец. Из его произведений пользовалась известностью серия портретов "придворных красавиц".
   7 Соути Роберт (1774--1843) -- английский поэт-романтик. -- Вордсворт Уильям (1770--1850) -- английский поэт-романтик, глава так называемой "озерной школы". -- Ките Джон (1795--1821) -- английский поэт.
   8 Монтель Гидеон-Алджернон (1790--1852) -- английский геолог и палеонтолог.
   9 Домби -- один из основных персонажей романа Диккенса "Домби и сын". -- Гредгринд, Бондербери, отец Сисси Джюп, -- герои романа Диккенса "Тяжелые времена", изложение содержания которого было помещено Чернышевским в "Отечественных записках" (1854, NoNo 7--9, 10) в отделе "Новости".
   10 Дюпен Пьер-Шарль-Франсуа (1784--1873) -- французский математик и экономист. -- Бургуа Симеон (1815--1887) -- французский контр-адмирал.
   11 Гелиогабал -- римский император с 218 по 222 год н. э.
   12 Германии (15 до н. э.-- 19 н. э.) -- римский полководец. Имя Герма-ника было присвоено ему сенатом за победы над германцами.
   13 Варрон Марк-Теренций (116--27 до н. э.) -- римский писатель-энциклопедист. Из многочисленных его сочинений до нас полностью дошел лишь его трактат о сельском хозяйстве.
   14 Сент-Илер Жоффруа-Исидор (1805--1861) -- французский зоолог.
   15 Перре Алексис -- профессор точных наук в Дижоне.
   16 Коктоун -- город, в котором происходит действие в романе Диккенса "Тяжелые времена". Чернышевский помещал перевод содержания этого романа в "Новостях" "Отечественных записок".
   17 Колле Луиза (1810--1870) -- французская поэтесса. -- Понсар Франсуа (1814--1867) -- французский драматург. Упоминаемая Чернышевским комедия Понсара "Честь и деньги" была переведена на русский язык в 1857 г.
   18 Тепфер Рудольф (1799--1849) -- французский писатель.
   19 Буальдье Франсуа-Адриен (1775--1834) -- французский композитор.-- Вебер Карл-Мария (1786--1826) -- немецкий композитор.
   20 Перечисляемые Чернышевским Каталани Анджелика (1780--1849), Паста Джудита Негри (1798--1865), Малибран Мария-Фелиситэ (1808-- 1836) -- оперные певицы.
   21 Бирх-Пфейфер Шарлотта (1800--1868) -- актриса и драматург.-- Цшокке Генрих-Даниэль (1771--1848) -- немецкий писатель.
   
е, что не удивительно в стране, где вся одежда состоит из простых кусков материи без всякого шва. Девушки ходят за дровами, собирают овощи и плоды, черпают воду, молотят рис, помогают матери в хозяйственных хлопотах. Каждое утро, сидя в почтительном положении у дверей, они раздают милостыню проходящим жрецам; три или четыре раза в месяц носят цветы идолу, подарки бонзам и слушают поучения жрецов, повторяя: satu, satu (прекрасно, прекрасно). Дочери простолюдинов хорошие работницы; они помогают родителям в земледельческих и садовых работах и разъезжают продавать плоды в маленьких лодках, которыми очень искусно правят.
   Дети очень почтительны к родителям, которые имеют над ними безусловную власть до самой свадьбы: могут их бить, сажать в цепи и даже продавать в рабство. Семейство, запутавшееся в долги, продает одного или нескольких детей для расплаты, потому сиамец считает себя тем богаче, чем больше у него детей. У простолюдинов большая часть дочерей бывают продаваемы женихам. Организм в этих жарких странах развивается очень быстро, и детей женят обыкновенно рано: 15--17 лет; обычай благоразумный, потому что без него были бы еще более часты случаи похищения и тайных браков; виновные, однако, очень скоро получают прощение; свадьба совершается с большим торжеством. Молодой перед свадьбою строит себе домик подле жилища тестя и живет там месяц или два после свадьбы, прежде, нежели уведет жену в свой дом и разлучит с родителями.
   Богатые и знатные люди берут по нескольку жен: но законною всегда считается только одна, первая. Ее называют "большая жена", между тем как другие называются "малыми женами". Она истинная хозяйка в доме; она и ее дети наследуют все имущество мужа, между тем как другие жены получают во владение только те вещи, которые муж передал им из рук в руки, или что захочет им отдать наследник. Многие богатые люди имеют двух жен; мандарины имеют иногда по двенадцати; князья до двадцати, тридцати, сорока и больше; у короля их несколько сот. Впрочем, большая часть этих жен содержится ими больше для пышности, и должны были бы собственно называться рабами или служанками, потому что подчинены большой жене.
   Развод нередок, особенно между простолюдинами. Когда жена требует разводного письма, муж не противится ей, потому что судьи почти всегда заставили бы его исполнить ее желание; в этом случае он отдает жене ее приданое; дети разделяются так: жена берет первого, третьего и т. д.; муж второго, четвертого и т. д. Если дитя одно только, оно достается матери.
   Муж имеет право продать жену, но только тогда, если купил ее, а не тогда, когда она принесла ему приданое. Если муж сделал долги с согласия жены, она отвечает за них; и в этом случае муж имеет право продать ее для уплаты долгов. Напротив, если жена не знала о долгах или не соглашалась на них, она не отвечает. Вообще сиамцы обходятся с женами хорошо; они имеют большое значение в доме, пользуются почетом, большою свободою; их не держат взаперти, как в Китае. Они являются в обществе, ходят на рынок, прогуливаются в пагоды, по городу, за город и не должны трепетать ревности мужей. Несчастны только те, которые попадают в рабство.
   Чтоб понять обширность рабства в Сиаме, надобно знать, что законные проценты -- тридцать в год. Семейство в затруднительных обстоятельствах всегда прибегает к займам; и так как обыкновенно не в состоянии уплачивать проценты, то скоро долг удваивается, утраивается, и кредитор, по закону, берет в рабство жену и детей должника. Их служба ему считается равною платежу процентов; если муж или родственники явятся уплатить долг, кредитор обязан принять деньги и отпустить взятых в рабство. Недовольные своим господином рабы и рабыни могут пойти к другому, взяв у него выкуп для отдачи прежнему. Впрочем, вообще с рабами обходятся очень человеколюбиво. Они составляют главное богатство сиамца; в семействе бывает их от пяти до десяти; есть люди, имеющие по сорока, пятидесяти и более рабов. Средняя цена раба 300 франков. Рабы составляют, по крайней мере четвертую часть сиамского населения.
   Китайцы, живущие в Сиаме, почти все занимаются торговлею или плантаторством, некоторые рыболовством и кузнечным делом. Из настоящих сиамцев одни состоят на службе, другие занимаются торговлею; но самое большое число возделывают рисовые поля и сады. Эти рабочие люди сильны и неутомимы; им приходится переносить много трудов в продолжение пяти или шести рабочих месяцев; зато и вознаграждают они себя в остальную половину года, проводимую в праздниках и забавах. Масса народа бедна, однако не терпит большой нужды, потому что в Сиаме нет нищих. Колоссальных состояний нет; богачом называют того, кто имеет хаб серебра (3 000 р. сер.). Богатейший после короля во всем государстве человек не имеет миллиона франков. Богатые сиамцы становятся почти всегда тучны, что происходит от обильной пищи и спокойной жизни; они проводят все время сидя или лежа на своих коврах и подушках; оттого народ измеряет толстотою человека его важность.
   Едва ли можно от полуобразованного народа ожидать столько вежливости и учтивости, сколько встречается в сиамце. Никогда не пройдет он мимо человека, не поклонившись и не попросив извинения; равные, разговаривая, называют друг друга "старший брат", "старшая сестра"; говоря с пожилыми особами, называют их батюшка, матушка, дядюшка, тетушка, дедушка, бабушка; назвать кого-нибудь просто по имени было бы невежливостью; вместо "я" говорят они: "ваш слуга". Говорить кому-нибудь "ты" было бы большим оскорблением. "Ты" говорится только рабам или в гневе".
   Не так просто и хорошо, как Пальгуа, рассказывает итальянский путешественник, указанием на книгу которого мы закончим свое обозрение; но его суждения об австралийцах интересны в том отношении, что отличаются от обыкновенных понятий об этом племени, как совершенно уродливом и не сохранившем в себе почти ничего человеческого. Нам кажется, что с автором должно соглашаться только наполовину и, отказавшись от привычки воображать австралийских туземцев безобразнейшими из людей, надобно остаться при мнении, что нравы их действительно необыкновенно грубы, а ум развит менее, нежели у большей части других дикарей. Но во всяком случае приятно видеть, с каким состраданием и человеколюбием автор старается восстановить в нашем мнении несчастных островитян, о которых почти все привыкли говорить с пренебрежением. Книга, с которою мы хотим познакомить читателей -- Исторические записки о Австралии, Рудезиндо Сальвато 13. Физический и нравственный характер австралийских туземцев, обыкновенно изображают в таком жалком виде, что многие считают это племя самым безобразным и слабоумным из всех дикарей. Лучше всего я могу опровергнуть, -- говорит Сальвато, -- такие понятия об австралийцах свидетельствами путешественников, знавших очень хорошо этих дикарей. Лейхард u говорит: "Австралийцы, пока еще не заражены пороками европейцев и не оскорблены их несправедливостями, гостеприимны и не лишены благородных чувств. Их племя не безобразно и наружность австралийца может удовлетворить артистическому взгляду. Сложены они вообще хорошо. Правда, они худощавы, но мускулы у них развиты, телодвижения не представляют ничего неуклюжего". Описание, которое дает этот смелый путешественник, совершенно противоречит понятиям, господствующим в Европе. Эйр 15 в своей "Центральной Австралии" также говорит, что туземцы хорошо сложены. Средний рост их от 5 до 6 футов (2 аршина 2 вершка, 2 аршина 9 вершков); руки и ноги пропорциональны. "Передняя часть головы (прибавляет он) довольно развита, так что лицевой угол у многих чернокожих менее, нежели у австралийцев. Зубы хороши, руки и ноги маленькие и вовсе недурные, стан прям, походка грациозна, глаза большие и выразительные. В родных своих лесах австралиец встречает европейца без боязни, с достоинством хозяина". То же самое говорит доктор Лэнг. Все путешественники, мною приводимые, свидетельствуют, что есть племена, у которых икра хорошо развита; и если у многих других нет икры -- что ставят в существенное безобразие всем австралийцам -- то, по мнению Лэнга, это происходит не от природного телосложения, а от недостатка пищи. "Часто я встречал австралийцев, которые чертами лица напоминали мне моих европейских знакомых. Особенно часто мне случалось видеть детей от 6 до 7 лет, которые по пропорциональности и красоте телосложения могли бы служить моделями для греческих ваятелей. Женщины, особенно в первой молодости, также прекрасно сложены". Юнбек так описывает туземцев реки Pumice-Stone: "Начальник их племени был мужчина высокого роста, с умною и чрезвычайно выразительною физиономиею. Из женщин, виденных мною здесь, многие были высокого роста; стройному стану и чертам лица двух из них могли позавидовать европеянки". Эйр, подробно описав тип австралиянки, прибавляет: "Я видел молодых женщин, которые могли бы служить моделью для скульптора. В самом деле, если бы у них были длинные волосы, они отличались бы только цветом кожи от европейских женщин. Но то, что волосы у них коротки, вовсе не природное качество, как обыкновенно говорят; напротив, только их обычаи не позволяют отпускать волос ниже плеч, и австралиянки обрезывают свои прекрасные, густые, длинные и шелковистые волоса". Нет сомнения, что все племена туземцев говорят наречиями одного и того же языка; язык этот нельзя назвать неблагозвучным; гортанных звуков не так много в нем, как в большей части восточных языков; свистящих ке так много, как в большей части океанийских наречий. Звучностью своею походит он на испанский язык, нежностью и гармоничностью на итальянский. В особенной бедности также нельзя его упрекнуть, потому что австралийцы с большою точностью выражают на нем все свои мысли. После этих общих замечаний Сальвато переходит к описанию австралийских обычаев.
   "Почувствовав приближение родов, женщина уходит от своих родных и садится близ потока, у догорающего костра. Роды бывают очень легки, и роженица не нуждается в помощи бабки. Она сама омывает младенца и завертывает его в мех кенгуру или опоссума. Услышав крики малютки, мужчины, сидящие вдали, спрашивают мать, девочка или мальчик родился у нее. Если девочка, они оставляют ее без внимания, но если мальчик, мужчины начинают петь и плясать, и роженице несут лучшие лакомства, какие только найдутся. Через два или три часа она встает и относит сына к отцу, который дает ему имя, заимствованное от какого-нибудь недавнего события. Между этими дикарями нет ни калек, ни уродов. Я слышал, что если дитя родится с каким-нибудь безобразием, его тотчас убивают, как это было в обычае и у спартанцев. Точно так же убивают третью дочь, говоря, что не нужно лишних женщин. Часто убивают и вторую дочь, если младенец беспокоен. Но когда при этом случаются другие женщины, то часто одна из них, одаренная сострадательным сердцем, берет несчастную девочку себе в дочери. Сыновей своих австралиянки любят до безумия; страстно любят и дочерей, которых обычай не обрек на смерть. Кормят детей они очень внимательно, держат их чисто и опрятно, насколько то возможно при их образе жизни; кормление грудью продолжается более четырех лет, так что иногда одну грудь матери сосет старшее дитя, а другую младшее. Я видывал шестилетних детей, еще сосущих грудь. Потому все мальчики и девочки вообще свежи, здоровы и крепки.
   Взрослые сыновья платят своим родителям такою же привязанностью. Когда отец и мать состареются, сыновья сберегают для них лучшие куски дичи, вообще все, что считается лакомством, и защищают их от обид. Молодые люди всех стариков называют "отец", а всех пожилых женщин -- "мать". Ранее двадцати осьми или тридцати лет австралиец не может жениться; за преступление этого обычая наказывают смертью; потому молодые люди вообще чрезвычайно холодны к женщинам. Обычай позволяет иметь двух жен; многие довольствуются одною; более двух я не встречал ни у одного австралийца, кроме тех случаев, когда по дружбе австралиец берет под свое покровительство жену приятеля на время его отлучки или когда к нему по наследству переходят жены его умершего брата. Сватают невест еще задолго до достижения ими брачного возраста; после сватовства девочка продолжает обыкновенно жить до времени свадьбы в доме отца; иногда переселяется и в дом жениха. Согласия девушки никогда не спрашивают, дело решает воля отца. Тем не менее часто слышал я от жениха: "я люблю ее, и она меня любит". Красавиц женихи похищают иногда из отцовского дома, не спрашивая согласия родных, если боятся отказа. Похищают иногда и жен у мужей, если они обходятся с женами дурно. В последнем случае скрываются далеко от обиженного, чтоб избежать его мщения. Красота для австралиянки часто бывает причиною несчастий и бедствием для ее родного племени. Красавица беспрестанно в опасности быть похищенною, и похититель всегда уводит ее далеко от родины и родных; а если она не соглашается бежать с желающим похитить, он ее убивает. Поэтому мужья красавиц очень подозрительны. За похищением часто следуют кровавые схватки целых племен; но к чести похищаемых, надобно сказать, что они почти всегда бывают похищаемы против воли. Положение замужней австралиянки очень печально. Одно присутствие мужа приводит уж ее в трепет; отчего бы ни происходило его дурное расположение духа, он всегда вымещает на ней свою досаду ударами и даже ранами. Мне часто приходилось силою останавливать раздраженного мужа, чтоб спасти жену от смерти. Если женщина обидит женщину, они расправляются между собою без помощи мужей. Но если мужчина ударит женщину, муж ее отмщает обиду тем, что бьет его жену, нисколько не причастную ссоре. За оскорбление чести своей жены туземец всегда мстит жестоко, обыкновенно смертью. В соседстве европейских поселений такая строгость нравов уж исчезла; но в глубине лесов, у дикарей, не развращенных и не униженных колонистами, она вполне сохранилась. Прожив три года между такими племенами, я не заметил ни одной непозволительной интриги.
   Имущества у австралийца очень мало. Когда он перекочевывает с места на место, все его вещи укладываются в один мешок из кожи кенгуру, который несет на спине жена. Вот полный список всего богатства австралийца: запас растительного клея (доставляемого растением xanthorrhea), несколько камней, каменных ножей и молотков, жилы кенгуру, столь же необходимые в хозяйстве, как запас клея, мел или гипс для раскрашивания тела, несколько кусков дерева, выдолбленных в виде чашек, шерсть опоссума, несколько веревок, кож кенгуру, зубов этого животного, кусок сала, которым натираются австралийцы -- и только. За плечами женщины, кроме мешка с этими запасами, держится еще ребенок, и бедная идет с трудом под своею ношею; а муж гордо выступает впереди, неся только свое оружие в левой руке и внимательно осматривая все, встречающееся на дороге, в надежде найти что-нибудь годное в пищу. На это устремлены все его чувства, острые до невероятности. Австралиец ясно различает птицу на вершине самого высокого и густого дерева; видит кенгуру. закрытого травою, более нежели за версту; самые легкие следы животного, пробежавшего по дороге. Многие европейцы погибли бы в лесах, если б их следы не были отысканы при помощи туземцев. Расскажу здесь случай, которого был свидетелем. Двенадцатилетний мальчик, которому велено было пасти наших быков, заблудился. Мы напрасно искали его целый день. На другой день поутру я взял с собою двух туземцев и углубился в леса, решившись не возвращаться, пока не найду мальчика. С места, где паслось стадо, австралийцы побежали по следам, оставленным быками и мальчиком; по временам они останавливались, взлезали на деревья, припадали к земле и, смотря по свежести следов, говорили мне, сколько времени прошло с тех пор, как мальчик был здесь. До самого заката солнца они легко находили эти следы, незаметные для меня. Но вечером пришли мы на каменистое поле, где исчезли малейшие признаки следов. Мы остановились ночевать. Встав на заре, дикари, через несколько часов безуспешных поискав, нашли, что один маленький камешек сдвинут с места. Этого было довольно для них, чтоб отгадать направление заблудившегося, и они отправились далее. Три часа ехал я за ними по камням и, наконец, спросил: неужели они замечают и здесь следы? Они отвечали утвердительно. Я, однакож, сомневался и сказал, чтоб они дали доказательства того, что не ошибаются в поиске. "Посмотри же на этот камешек: он недавно тронут с места", -- оказали они. Я сошел с лошади, внимательно всматривался, но не мог заметить, был ли камень сдвинут с места. "Пойдем дальше, найдутся следы яснее". В самом деле, пройдя милю, они показали на песке во впадине большого камня отпечаток трех гвоздей от подошвы сапога. Потом вышли мы на поляну, где была трава, и австралийцы старались объяснить мне, что некоторые листья сорваны рукою человека, а не губами животных. Я признавался, что не замечаю никакой разницы, и они не могли понять, как можно не видеть такой ясной вещи. Наконец дошли мы до места, на котором лежали быки во вторую ночь. Около полудня мои путеводители остановились в восторге. Остановился и я, не видя, впрочем, ничего. Они начали кричать и потом с радостными криками побежали, говоря, что мальчик откликается; но я не слышал его голоса; долго скакал я за ними в галоп, и, наконец, мальчик был замечен мною вдали. Мы сделали более 40 миль (60 верст), пока отыскали заблудившегося".
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Впервые напечатано в "Отечественных записках", 1854, No 11, отдел "Смесь", стр. 1--29. Обоснование принадлежности статьи Чернышевскому см. на стр. 689.
   1 Штольц Розина (Роза Нива, 1813--1903), Бозио Анджелика (1824-- 1859), Крувелли София (род. в 1824 году) -- оперные певицы.
   2 Легуве Эрнест (1807--1903) -- французский писатель.-- Латур Антуан (1808--1881) -- французский поэт и драматург.
   3 Смит Альберт (1816--1860) -- английский журналист и юморист. Упоминаемое Чернышевским описание Монблана было написано Смитом после посещения Альпов в 1851 г.
   4 Ливингстон Давид (1813--1883) -- исследователь Африки. -- Андер сон Карл-Иоганн (1827--1867) -- шведский путешественник. -- Барт Генрих (1821--1865) -- немецкий географ и путешественник. -- Фогель Эдуард (1829--1856) -- немецкий путешественник; совершенная под его руководством в 1853 г. экспедиция в Центральную Африку была поручена ему английским правительством.
   5 В 1845 г. английским правительством была организована экспедиция во главе с Франклином, имевшая целью открытие северо-западного прохода и опись северных берегов Америки. Первые сведения об экспедиции Франклина были получены в 1850 г., но участь ее попрежнему оставалась неизвестной. Вернувшийся в 1854 г. в Англию доктор Джон Рэ сообщил, что экспедиция Франклина погибла в полном составе.
   На поиски Франклина и его спутников отправлялись десятки экспедиций. Сопровождаемые большой рекламной шумихой, эти экспедиции преследовали империалистические цели.
   6 Де-ла-Pue Август-Артур (1801--1873) -- швейцарский физик.
   7 Магон Филипп-Генрих (1805--1875) -- английский историк.
   8 Георг I (1660--1727) -- английский король.
   9 Гиббон Эдуард (1737--1794) -- английский историк, автор многотомного сочинения "История упадка и разрушения Римской империи".
   10 Эльдон Скотт (1751--1838) -- английский политический деятель.
   11 Честерфильд Филипп-Дормер Стэнгон (1694--1773) -- английский политический деятель и писатель.
   12 Пальгуа Денис-Жан-Батист (1805--1862) -- французский миссионер и путешественник.
   13 Сальвадо Рудесиндо (1814--1901) -- итальянский епископ.
   14 Лейхард Людвиг (1813--1848) -- исследователь Австралии, погибший во время одного из своих путешествий.
   15 Эйр Эдуард-Джон (1815--1901) -- английский колонизатор, исследователь внутренней Австралии.
   
Ко всем произведениям автора К списку авторов