Книговод

Стихотворения

Милонов Михаил Васильевич


М. В. Милонов

Стихотворения

Содержание

   Нина (отрывок из Сен-Викторовой поэмы "Надежда")
   К другу, о наслаждении в жизни
   Весна Тибулла
   К юности
   К Сильвии
   К Лиле
   Ночь на могиле друга
   На пляску Д... [М.И.Даниловой] в одном превосходном балете
   На ее ж [М.И.Даниловой] скоропостижную смерть
   На свидание с А.....
   Эльвирино поздравление самой себе с новым годом
   К колыбели сиротки
   К сестре моей
   Мать-убийца (из Шиллера)
   Выздоровление
   Надгробная молодой женщине
   Идиллия ("О Лила! блаженство дней юных не вечно...")
   Монастырь
   Бедный поэт
   Спутники жизни
   На модных болтунов (сатира IV)
   Стихи, написанные во время бала
   Надписи:
   1. К императорскому Воспитательному дому ("Несчастным сиротам, без племени и рода...")
   2. К бюсту И.И.Дмитриева ("Храню я образ твой, любимец муз и славы...")
   3. К портрету А.А. Прокоповича-Антонского ("Не почестей одних и не наград стяжанья...")
   4. К портрету графа Витгенштейна ("Перун нечаянный полночныя державы!")
   5. [К портрету] В.А.Жуковского ("Герои Севера! спасенья в славный год...")
   Эпитафии:
   1. Князю Кутузову-Смоленскому ("Пади пред гробом сим России сын и Феба!")
   2. Н. А. З. ("Здесь юноша лежит, увядший в цвете века...")
   П.А.Никольскому на его именины
   К Неере (Элегия из Тибулла)
   Мадригалы
   1. В альбом А.Н.Ф. "Пусть будет ваш альбом счастливейшим друзьям..."
   2. "Когда б всесильным быть природа мне судила..."
   На женитьбу в большом свете (сатира V)
   П.А.Ш.....у [Шамшеву] на смерть Т...а [А.Ф.Таушева]
   Песнь на торжественное бракосочетание ее императорского высочества великой княгини Екатерины Павловны
   На всерадостнейшее сретение его императорского величества в С.-Петербурге, при шествии его в Казанский собор
   К И.М. Ф...у [Фовицкому] на вызов его продолжать мои сатиры
   На истребление Наполеоновых армий в России
   Надпись к бюсту Александра I
   Послание к земледельцам
   Блаженство (Подражание Парни)
   К А.П.Б....й [Буниной], о приличии стихотворства прекрасному полу
   К барду (подражание Горацию)
   Мечта (подражание Шиллеру)
   К Е.Д. В....ой, просившей стихов для альбома
   К Н.Ф.Г...у [Грамматину] (подражание Вольтерову посланию к Гельвецию)
   Дафнис и Ниса
   К N. N., хвалившей стихи мои
   Счастливец (подражание Леонару)
   К *** ("Я б счастлив был, когда б, гоним своей судьбою...")
   В.И. П...у [Панаеву], который просил меня написать стихи для его альбома
   К кораблю (Горация I книги XII ода: o Navis & c.)
   К Меценату (подражание Горацию)
   Отрывок из комедии "Опекун-стихотворец"
   Посвящение Н.П.Румянцеву
   Молитва христианина
   К гробнице Сильвии
   К Немезиде, или божеству несчастия (Взято из Антологии)
   Сетования россиянина при известии о кончине ее величества Екатерины Павловны, королевы Виртембергской
   К Сильвии ("Что слышу, Сильвия? безжалостная мать...")
   На смерть А.Ф.Раевского
   Эпиграмма ([Надпись к Сенату])
   Послание к Ж... [А.Н.Жемчужникову] ("Тебя ль утешит тихий звук...")
   Послание к издателю "Благонамеренного" [А.Е.Измайлову]
   Отрывок из Мольеровой комедии "Ученые женщины"
   Мадригалы: 1. Певице ("Голос восхитил меня..."); 2. Эроту ("Кто бы ты ни был...")
   Эпиграмма ("Как изменяет свой вид ежедневно красотка Клариса!")
   Эпитафия ("В гробе сем тот положен...")
   Ответное послание П.С.Политковскому ("По скорбному челу и по башке дурацкой...")
   "Протекши мыслию грядущи времена..."
   Эпиграмма ("Нет благодарности в россиянах не крошки...")
   [На портрет Д.И.Хвостова] *
   Поединок Тюреня с Домалем
   Cтихи, читанные в собрании Университетского пансиона в день его заведения.
   К поэзии
   Гимн Богу: подражание Аддисону ("Когда, исполненный сердечных восхищений...")
   К Богу ("Отец незнаемый, незримый...")
   К больному Меценату: ода Горация (Lib. II. Ode XXVII)
   К дружбе
   К друзьям ("О вы, которые во цвете нежных лет...")
   На разлуку с друзьями (Воспитанникам Благородного университетского пансиона)
   Дидона (начало 4-й песни "Энеиды" [Вергилия])
   К Лауре (Из Петрарки)
   П.А.Вяземскому ("Сопоклонник Аполлона...")
   "Взлетел, схватил перун небесный..." ([Ода на победы М.И.Кутузова])
   Моему почтенному дядюшке в день его ангела
   Послание к Н.Р.П [Политковскому] ("При первом я своем с Патрикием свиданье... ")
   Надписи к портрету В.А.Викулина
   1. ("Отец его и брат корчемством, грабежом")
   2. ("Любитель новостей, театра посетитель")
  

"Сатиры, послания и другие мелкие стихотворения"

  
   НИНА
   (отрывок из Сен-Викторовой поэмы "Esperance")
   (Д.П.С...у [Северину])
  
   Замена счастия, отрада в скорбный час,
   Надежда никогда не покидает нас;
   Как ангел благости, как жизни воскреситель,
   Страданья в мрачную спускается обитель,
   На язвы тяжкие бальзам целебный льет,
   И тихое за ней спокойствие течет -
   И возрождается угасшее желанье...
   Вся прелесть наших благ в одном их ожиданье.
   Пусть отняты судьбой, пусть нам не суждены,
   Но с ней - они при нас, но с нею - нам даны!
   Всевышний, на земле карая преступленья,
   В надежде нам залог оставил примиренья;
   Да нас она ведет в жилище мрачном бед,
   Как путнику вдали гостеприимный свет,
   Средь бурь заблудшему, пристанище являет,
   И робкие шаги к нему он ускоряет,
   Хоть путь еще далек, но труд его забвен;
   Так ею жребий наш в сем мире услажден!
   Мечтанья кроткие вокруг ее толпятся;
   О радостях мечтать - есть ими наслаждаться.
  
   Надежда - божество, живущее со мной,
   Замена благ моих, похищенных судьбой!
   Как щедр в дарах Творец, так ты во утешенье!
   Ты выше самых благ - их кратко наслажденье,
   Веселье иногда от счастия летит,
   А твой отрадный глас в бедах не изменит!
  
   Кто может описать плачевный жребий Нины?
   О жертва бедная гонения судьбины!
   В весне ее златой друг нежный был у ней,
   В союзе двух сердец все счастье юных дней;
   Их пламенная страсть навек соединяла,
   Но бедность, коей с ним она не примечала,
   Разврату одному грозящая собой,
   Расторгла их союз отца ее рукой;
   Пусть проклят первый тот, кого безумна сила
   На юные сердца оковы наложила,
   Кто счастье чад своих на злате основал
   И в чувствах их себя посредником избрал!
   Безумец их одно предвидит обольщенье,
   Он златом заменить им хочет наслажденье,
   Он собственный свой враг, он благ супругов тать:
   Их счастье, - чтоб делить, не в том, чтоб обладать.
   В томлении своем, отверженный, несчастный,
   Друг Нины для нее решился в путь опасный,
   Трудом искать того, что отнято судьбой, -
   Ее плачевный глас он слышит за собой:
   "Теки, коль должно, в путь, но Нины злополучной
   Во странствии твоем далеком не забудь,
   С богатством возвратись, с любовью неразлучной,
   Будь счастлив, будь храним и Нине верен будь!"
   Расстались. Мысль ее, надеждою прельщенна,
   Уж друга зрит в краях чужих обогащенна.
   О прелесть сей мечты! с любовью, с торжеством,
   Уж мнит летящего обратно видеть в дом,
   Душа блаженствует надежды обольщеньем -
   И Нина в сиротстве всех выше наслажденьем!
   Свершилися мольбы! суровый рок хотел,
   Чтоб, путь свой совершив, любовник Нины страстной,
   Летел с наградою в отеческой предел,
   Богатство получив, искать руки Прекрасной;
   Уж волны под его белеют кораблем,
   Уже не устает взор, бдящий над рулем,
   Уже винит его желаний нетерпенье,
   Быстроносящия стихии замедленье
   Мольбою ускорить ее мечтает бег -
   И радостным очам желанный виден брег!
   Поверенный - письмо, сердечных чувств вместитель,
   Летит к любовнице, свиданья возвеститель:
   "Заутра на заре - восторг объемлет дух -
   С богатством пред тобой явится твой супруг!"
   Возможно ль описать всю прелесть восхищенья?
   Он завтра будет здесь! уж Нины страстный глас
   Неизъяснимого в минуту нетерпенья
   Зовет медлительно идущий ночи час...
   Желанный мрак настал, в борьбе, в изнеможенье,
   Клянет наставший мрак и ночи продолженье,
   Любовь недремлюща сон сладкий гонит прочь;
   Всех более тогда для Нины длилась ночь.
   Лишь светлый воспылал зарею свод небесный,
   Бежит, забывши сон, на путь, для ней известный,
   И в даль туманную недвижный мещет взгляд,
   Наставший день зовет днем радостей, отрад;
   Но солнце востекло высоко над горою,
   Все пусто, на пути не видно никого:
   "Он думал, он хотел явиться здесь с зарею,
   Что может удержать стремление его?"
   Уж клонится к груди взор Нины и томится -
   И страх мучительный средь радости родится.
   На каменной скале, смущенная, бледна,
   Недвижима сидит и друга ждет она.
   Скатилось солнце в понт, луч слабый догорает,
   И сумрак на полях вечерний наступает;
   Со мраком множится в душе ее печаль:
   В туманы облеклась и спит окрестна даль!
   Вдруг слышит: о восторг! коня внезапно ржанье!
   И стук его копыт! и поля трепетанье!
   Он, небо! и бежит - о ужас! перед ней
   Вид чуждый, молнии является быстрей,
   Нахмурено чело, лик всадника ужасен,
   - О Нина! твой супруг... - Почто еще не с ним?
   Что медлишь? и где он? - Недвижим и безгласен,
   Пучиной поглощен пред берегом родным! 
   При слове Нина сем, в мгновенном измененье,
   По жилам мраз протек, по членам цепененье,
   Померк блуждающий огонь в ее очах,
   Стеснился в сердце вздох, речь замерла в устах,
   Поверглась - и над ней, сопутник злой судьбины,
   Забвенья долгий час, преддверие кончины.
  
   Три раза светлая денница настает,
   Три раза ночи мрак чреду свою берет,
   О чудо! к Нине жизнь явилась с пробужденьем,
   Открылся не смущен взор светлый огорченьем,
   Встает, вокруг родных печальный видит сонм,
   Зрит матерь, зрит сестер, в отчаянье своем
   Рыдающих о ней... О скорби вопрошает,
   И дикой их своей улыбкой поражает, -
   Затмился навсегда ее рассудка свет,
   Утрата крайняя в сей жизни, полной бед! 
   Подобно тем огням, светильникам возженным,
   Которы у гробов свой слабый свет лиют,
   Незримые очам, навеки погашенным,
   Где тление и смерть печать свою кладут:
   Так сердце в ней еще любовию пылает!
   Так Бог, отнявши все, надежду посылает,
   Бесплодный для души, но сладостный обман!
   Ждет друга своего к себе из дальних стран:
   Он жив, он будет здесь, он верно возвратится! -
   И скорбное чело яснее становится!
   В обмане горестном друзьям своим речет:
   "Утешьтесь! не теперь, так завтра он придет!"
   Украся тщательно себя одеждой брачной
   И свивши в дар венок, идет опять к скале,
   Зрит издали его - встает как призрак мрачной,
   В тумане облаков касается земле!
   Поникши, ждет его в терпении бесплодном,
   Как скорбь, простертая на мраморе холодном.
   Проходит день... Увы! друг милый медлит к ней.
   С надеждою слияв прискорбие безмерно:
   "Сегодня не пришел, он завтра будет верно!" - 
   Вещает и идет обратною стезей,
   Венок разорванный к ногам своим бросает
   И брачный свой покров до утра отлагает.
   Так сердце, пламенной исполненно любви,
   Обмануто мечтой, под вечер унывает,
   И вновь горит опять с явлением зари,
   И вновь себя мечтой отрадною питает. 
   Так Нина, в горести, стремится с каждым днем,
   Срывать ему цветы, в томленье дожидаться,
   Вновь встречна пастыря расспрашивать о нем,
   И с прежней пустотой под кров свой возвращаться;
   Лишенная всего, так дни она вела,
   Протекшее забыв, грядущего не зная,
   Лишь новою мечтой дух скорбный обольщая -
   И, вестницей когда свиданья смерть пришла,
   Чрез время долгое на благость преклоненна,
   В борении тоски, надеждой приведенна,
   Простершись на скале, она его ждала.
   Я видел камень тот, где прах ее сокрыли,
   Сенистые древа над ним свой мрак склонили,
   Зеленый мох хранят от солнечных лучей;
   Там путник, нощи в час, с чувствительной душой,
   Зрит тень ее, луны сияньем освещенну,
   Встающу медленно из гроба пред собой,
   И мыслит: нашу жизнь, печальми отягченну,
   Творец лишь усладил надеждою одной.
  
   Вестник Европы. М., 1811. Ч. 58, N 16. С. 252-259.
  
   НИНА
   (отрывок из Сен-Викторовой поэмы "Надежда")
  
   Замена счастия, отрада в скорбный час,
   Надежда никогда не оставляет нас;
   Как ангел благости, как жизни воскреситель,
   Идет под мрачный кров, страдания в обитель,
   На язвы тяжкие целебный льет бальзам,
   Спокойствие ее последует стопам -
   И возрождается угасшее желанье...
   Вся прелесть наших благ в одном их ожиданье.
   Пусть отняты судьбой, пусть нам не суждены,
   Но с ней - они при нас, но с нею - нам даны!
   Всевышний, на земле карая преступленья,
   В надежде нам залог оставил примиренья;
   Да будет нам вождем в жилище мрачном бед,
   Как путнику вдали гостеприимный свет,
   Средь бурь заблудшему, пристанище являет,
   И робкие шаги к нему он ускоряет,
   Хоть путь еще далек, но труд его забвен;
   Так ею жребий наш в сем мире услажден!
   Мечтанья кроткие вокруг ее толпятся;
   О радостях мечтать - есть ими наслаждаться.
  
   Надежда - божество, живущее со мной,
   Замена благ моих, похищенных судьбой!
   Как щедр в дарах Творец, так ты во утешенье!
   Ты выше благ земных: их кратко наслажденье,
   За негой скука вслед, за счастьем скорбь идут -
   И рядом свой фиал с сосудом их несут;
   Веселием самим душа людей томима,
   То нужно для сердец - а ты необходима!
   Как друг, нас проводив на самый смертный ров,
   Бросаешь ты на гроб бессмертия покров!
  
   В душе моей живет печальный жребий Нины,
   О жертва бедная гонения судьбины!
   В весне ее златой друг нежный был у ней,
   В союзе двух сердец все счастье юных дней;
   Их пламенная страсть навек соединяла,
   Но бедность, коей с ним она не примечала,
   Разврату одному грозящая собой,
   Расторгла их союз отца ее рукой;
   Пусть проклят первый тот, кого безумна сила
   На юные сердца оковы наложила,
   Кто счастье чад своих на злате основал
   И в чувствах их себя посредником избрал!
   Безумец! для него лишь нужно обольщенье,
   Он златом заменить им хочет наслажденье,
   Он собственный свой враг, он благ супругов тать:
   Их счастье, - чтоб делить, не в том, чтоб обладать.
   В томлении своем, отверженный, несчастный,
   Друг Нины для нее решился в путь опасный,
   Трудом искать того, что не дано судьбой, -
   Ее плачевный глас он слышит за собой:
   "Теки, коль должно, в путь, но Нины злополучной
   Во странствии твоем далеком не забудь,
   С богатством возвратись, с любовью неразлучной,
   Будь счастлив, будь храним и Нине верен будь!"
   Расстались. Мысль ее, надеждою прельщенна,
   Уж друга зрит в краях чужих обогащенна.
   О прелесть сей мечты! с любовью, с торжеством,
   Уж мнит летящего обратно видеть в дом,
   Душа блаженствует надежды упоеньем -
   И Нина в сиротстве всех выше наслажденьем!
   Свершилися мольбы! суровый рок хотел,
   Чтоб, путь свой совершив, любовник Нины страстной,
   Летел с наградою в отеческой предел,
   Богатство получив, искать руки Прекрасной;
   Уж волны под его белеют кораблем,
   Уже не устает взор, бдящий над рулем,
   Уже винит его желаний нетерпенье,
   Быстроносящия стихии замедленье
   Мольбою ускорить ее мечтает бег -
   И радостным очам желанный вскрылся брег!
   Поверенный - письмо, сердечных чувств вместитель,
   Летит к возлюбленной, свиданья возвеститель:
   "Заутра на заре - восторг объемлет дух -
   С богатством пред тобой явится твой супруг!"
   Кто может описать всю прелесть восхищенья?
   Он завтра будет здесь! уж Нины страстный глас
   Неизъяснимого в минуту нетерпенья
   Зовет медлительно идущий ночи час...
   Желанный мрак настал, в борьбе, в изнеможенье,
   Клянет наставший мрак и ночи продолженье,
   Любовь недремлюща сон сладкий гонит прочь;
   Всех более тогда для Нины длилась ночь.
   Лишь светлый воспылал зарею свод небесный,
   Бежит, забывши сон, на путь, для ней известный,
   И в даль туманную свой жадный мещет взгляд,
   Наставший день зовет днем радостей, отрад;
   Но солнце востекло высоко над горою,
   Все пусто, на пути не видно никого:
   "Он думал, он хотел явиться здесь с зарею,
   Что может удержать стремление его?"
   Уж клонится к груди взор Нины и томится -
   И страх мучительный средь радости родится.
   На каменной скале, смущенная, бледна,
   Недвижима сидит и друга ждет она.
   Скатилось солнце в понт, луч слабый догорает,
   И сумрак на полях вечерний наступает;
   Со мраком множится в душе ее печаль:
   В туманы облеклась и спит окрестна даль!
   Вдруг слышит: о восторг! коня внезапно ржанье!
   И стук его копыт! и поля трепетанье!
   Он, небо! и бежит - о ужас! перед ней
   Вид чуждый, молнии является быстрей,
   Нахмурено чело, лик всадника ужасен,
   - О Нина! твой супруг... - Почто еще не с ним?
   Что медлишь? и где он? - Недвижим и безгласен,
   Извержен бурею пред берегом родным! 
   При слове Нина сем, в мгновенном измененье,
   По жилам мраз протек, по членам цепененье,
   Померк блуждающий огонь в ее очах,
   Стеснился в сердце вздох, речь замерла в устах,
   Поверглась - и над ней, сопутник злой судьбины,
   Забвенья долгий час, преддверие кончины.
  
   Три раза светлая денница настает,
   Три раза ночи мрак чреду свою берет,
   О чудо! к Нине жизнь явилась с пробужденьем,
   Открылся не смущен взор светлый огорченьем,
   Встает, - окружена родимою семьей,
   Зрит матерь, зрит сестер, рыдающих о ней,
   Взгляд быстрый, на устах видна улыбка дика -
   Отсутственна ума несчастная улика!
   Развеяны власы, в ланитах огнь угас,
   И мать не узнает ее невнятный глас...
   Подобно тем огням, вкруг гроба вознесенным,
   Которы, тепляся, свой тихий свет лиют,
   Незримые очам, навеки затворенным,
   Где тление и смерть печать свою кладут:
   Так сердце в ней еще любовию пылает!
   Так Бог, отнявши все, надежду посылает,
   Бесплодный для души, но сладостный обман!
   Ждет друга своего к себе из дальних стран:
   Он жив, он будет здесь, он верно возвратится! -
   И скорбное лицо улыбкою живится!
   В мечтаньях радостных друзьям своим речет:
   "Утешьтесь! не теперь, так завтра он придет!"
   Украся тщательно себя одеждой брачной
   И свивши в дар венок, идет опять к скале,
   Зрит издали его - встает как призрак мрачной,
   В тумане облаков касаяся земле!
   Поникнув, ждет его в терпении бесплодном,
   Как скорбь, простертая на мраморе холодном, -
   Так Нина, в горести, стремится с каждым днем,
   Срывать ему цветы, в томленье дожидаться,
   Вновь встречна пастыря расспрашивать о нем,
   И с прежней пустотой под кров свой возвращаться;
   Лишенная всего, так дни она вела,
   Протекшее забыв, грядущего не зная,
   Лишь новою мечтой дух скорбный услаждая -
   И, вестницей когда свиданья смерть пришла,
   Чрез время долгое на благость преклоненна,
   В борении тоски, надеждой приведенна,
   Простершись на скале, она его ждала.
   Я видел мирный холм, где Нины прах сокрыли,
   Сенисты яворы свой верх вокруг склонили,
   И, будто сетуя, шумят над ним порой;
   Там путник в ясну ночь, с чувствительной душой,
   Зрит тень ее, луны сияньем освещенну,
   Встающу медленно из гроба пред собой,
   И мыслит: нашу жизнь, печальми отягченну,
   Украсила судьба надеждою одной.
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 1-9. 
  
   Нина (отрывок из Сен-Викторовой поэмы "Надежда")
   Опубл.: ВЕ 1811 Ч. 58, N 16. С. 252-259 (с датой: 1811, июля 29. С.Петербург; с посвящ.: Д.П.С...у [Северину]); Труды ОЛРС. М., 1819. Ч. 13, кн. 20. С. 36-43 (с подзаголовком: Отрывок из поэмы "Надежда", текст в редакции Сат с некоторыми разночтениями, нет строк 39-46); Сатиры С. 1-9. Прочитано в ВОЛСНХ 20 мая 1811 г. Загл. ориг.: Saint-Victor J.M.B. L'Esperance.
  
  
   ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ 
   (Посвящено А. Е. Измайлову)ВЕ1
    
   Мой друг, на свете все пременно,
   В нем счастия прямого нет,
   Блистанье радости мгновенно,
   Мгновенна горечь лютых бед.
   Как в мореВЕ2 служат часто воды
   Добычей бурной непогоды,
   Так наш непостоянен рок;
   Днесь мыслью к небесам несемся,
   Заутра внутрь земли простремся, -
   И сон наш крепок и глубок.
  
   Еще алеют юны розы,
   Где в утренний прохлады час,
   Под древ благоуханны лозы
   От дерзких укрываясь глаз,
   Обнявшись негою приятной, 
   Мы пили нектар благодатной;
   Еще цветут из мирт венки,
   Которыми тогда веселы
   Младые украшались челы
   От нежной грации руки.
  
   3Живет в душеВЕ3 воспоминанье,
   Но сколь далек блаженства миг!
   Томит вновь алчность и терзанье,
   Едва желанияВЕ4 достиг;
   Утратой благ им знаем цену.
   Они поставлены на смену
   Печалей тяжких и скорбей;
   В несчетных замыслах стремиться,
   Но век ничем не насладиться -
   Вот жребий горестный людей!
  
   Ты в самой обретешь природе
   Непостоянства тот же чин:
   Льзя ль вечно ясной быть погоде,
   И век цвести лицу долин?
   Коль все на краткий срок созданно,
   Казаться ль может постоянно?
   Там 5шумный иссыхает понтВЕ5, 
   Свод неба тучами мрачится,
   И наш подобно лик затмится
   Печалей облаком забот.
  
   Промчится невозвратно время
   Забав, мечтаний сладкийВЕ6 час,
   Лет многих отягчится бремя, -
   И старость, храмля, встретит нас,
   Главу сединами посыплет,
   Чела в морщинах дни исчислит,
   К земле преклонит наш хребет,
   Не внемля глас мольбы бессильный,
   Велит ступить на кров могильный
   И нехотя оставить свет.  
  
   В делах благих - путь жизни трудный,
   В веселье горесть облегчимВЕ7;
   И силой многой неоскудный
   Союз мы сердца заключим.
   Живи - грядущее забуди,
   И настоящим счастлив буди, -
   Вот мудрости закон святой!
   Ему вослед кто идет строго,
   С тем радость и веселье много,
   И сладкой для души покой.
  
   Ужель восстать на провиденье,
   Что тленность нам дана в удел,
   Что есть от бед успокоенье,
   Борьбе, страданиям предел?
   Сыны ничтожества и тлена,
   Для нас во всем нужна премена,
   И радость самая томит.
   Блажен, кто мудр в увеселеньях,
   В желаньях скуп и в наслажденьях,
   Дар неба, здравие хранит;
  
   Кому ни скорби, ни недуги,
   Мечты, обманы, суеты,
   Ни горести, забот подруги,
   Не сократили здесь пути;
   Кто мог спокойно Парку встретить,
   Приход ее не заприметить,
   Конца болезненна не ждать;
   Но, гостю уподобясь сытну,
   Восстать от пиру преизбытну -
   И долг хозяину отдать.
  
   Где свет ума, мой друг, слабеет,
   Пусть нас ведет надежда там,
   Рассудок строгий где робеет, -
   Там путь открыт ее стопам;
   С ним скорбь, боязнь, тщета, сомненья,
   Надежда есть полнаслажденья;
   Грядущий жребий нам сокрыт,
   Всем умереть - судьбы в законе:
   КтоВЕ8 спит у матери на лоне,
   О пробужденье тот не мнит.
  
   Итак, мой друг, пока коснеетВЕ
   Пожать тебя судьбины серп,
   И волю дух еще имеет,
   И нам дает отсрочку смерть,
   Прижми на персях в нежны длани,
   Одету в благолепны ткани,
   Владеющу твоей душой,
   Сбери друзей и чад любезных,
   Ударь во струны лир небесных
   И жизни радости воспой!
  
   ВЕ1: К другу (посвящения нет)
   ВЕ2: осень
   ВЕ3: Еще живет
   ВЕ4: желанья лишь
   ВЕ5: токи сохнут шумных вод
   ВЕ6: краткий
   ВЕ7: усладим
   ВЕ8: Кой
   ВЕ9: поспеет
  
   Цветник. СПб., 1810. Ч. 8, N 12. С. 376-380; 
   Вестник Европы. М., 1813. Ч. 72, N 23/24. С. 180-183.
  
  
   К ДРУГУ
   О наслаждении в жизни 
  
   Мой друг, на свете все пременно,
   В нем счастия прямого нет,
   Улыбка радости мгновенна,
   Мгновенна горечь лютых бед.
   Как в осень служат часто воды
   Добычей бурной непогоды,
   Так наш непостоянен рок;
   Днесь мыслью к небесам несемся,
   Заутра внутрь земли простремся, -
   И сон наш крепок и глубок.
  
   Еще алеют юны розы,
   Где в утренний прохлады час,
   Под древ благоуханны лозы
   От дерзких укрываясь глаз,
   Обнявшись с музой, нам приятной,
   Мы пили нектар благодатный;
   Еще цветут из мирт венки,
   Которыми тогда веселы
   Младые украшались челы
   От нежной грации руки.
  
   Еще живет воспоминанье,
   Но сколь далек блаженства миг!
   Томит вновь алчность и терзанье,
   Едва желания достиг;
   Утратой благ им знаем цену.
   Они поставлены на смену
   Печалей тяжких и скорбей;
   В несчетных замыслах стремиться,
   Но век ничем не насладиться -
   Вот жребий горестный людей!
  
   Ты в самой обретешь природе
   Непостоянства тот же чин:
   Льзя ль вечно ясной быть погоде,
   И век цвести лицу долин?
   Коль все на краткий срок созданно,
   Казаться ль может постоянно?
   Там сохнут токи быстрых вод,
   Здесь неба ясный свод мрачится,
   И наш подобно лик затмится
   Печалей облаком забот.
  
   Промчится невозвратно время
   Забав, веселий легкий час,
   Лет многих отягчится бремя, -
   И старость, храмля, встретит нас,
   Главу сединами посыплет,
   Чела в морщинах дни исчислит
   И грозною своей клюкой,
   Не внемля глас мольбы бессильной,
   Укажет путь под кров могильной,
   Согнув хребет к земле сырой.
  
   В делах благих - путь жизни трудный,
   В веселье горесть усладим;
   И силой многой неоскудный
   Союз мы сердца заключим.
   Живи - грядущее забуди,
   И настоящим счастлив буди, -
   Вот мудрости закон святой!
   Ему вослед кто идет строго,
   С тем радость и веселье много,
   И сладкой для души покой.
  
   Ужель восстать на провиденье,
   Что тленность нам дана в удел,
   Что есть от бед успокоенье,
   Борьбе, страданиям предел?
   Сыны ничтожества и тлена,
   Для нас во всем нужна премена,
   И радость самая томит.
   Блажен, кто мудр в увеселеньях,
   В желаньях скуп и в наслажденьях,
   Дар неба, здравие хранит;
  
   Кому ни скорби, ни недуги,
   Мечты, обманы, суеты,
   Ни горести, забот подруги,
   Не сократили здесь пути;
   Кто мог спокойно Парку встретить,
   Приход ее не заприметить,
   Конца болезненна не ждать;
   Но, гостю уподобясь сытну,
   Восстать от пиру преизбытну -
   И долг хозяину отдать.
  
   Где свет ума, мой друг, слабеет,
   Пусть нас ведет надежда там,
   Рассудок строгий где робеет, -
   Там путь открыт ее стопам;
   С ним скорбь, боязнь, тщета, сомненья,
   Надежда есть полнаслажденья;
   Грядущий жребий наш сокрыт,
   Всем умереть - судьбы в законе:
   Кто спит у матери на лоне,
   О пробужденье тот не мнит.
  
   Итак, мой друг, пока поспеет
   Пожать тебя судьбины серп,
   И волю дух еще имеет,
   И нам дает отсрочку смерть,
   Прижми на персях в нежны длани,
   Одету в благолепны ткани,
   Плениру сердцем и красой,
   Сбери друзей и чад любезных,
   Ударь во струны лир небесных
   И жизни радости воспой!
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 14-18. 
  
  
   К другу, о наслаждении в жизни
   Опубл.: Цв 1810 Ч. 8, N 12. С. 376-380 (под загл.: Философия жизни (Посвящено А.Е.Измайлову)); ВЕ 1813 Ч. 72, N 23/24. С. 180-183 (под загл.: К другу; с подп.: Млнв); Сатиры С. 14-18. Перепеч. в кн.:  Собрание образцовых русских сочинений  и переводов в стихах.  СПб., 1815. Ч. 2. С. 31-34. Прочитано в ВОЛСНХ 25 февр. 1811 г.
  
  
   ВЕСНА ТИБУЛЛА 
  
   Уж тают на полях снега,
   Дожди спадают благодатны,
   И снова веют на луга
   Весенни ветры ароматны. 
   Оделись холмы красотой,
   Бежит ручей, сверкая в поле;
   Все расцветает вновь с весной:
   Тибулл не расцветет уж боле!
  
   Зазеленел высокий лес,
   И пробужденна Филомела
   В весенней ясности небес,
   Порхая, песнь любви запела,
   Вновь с другом сердца своего
   Делит восторг в счастливой доле;
   Но ты, Тибулл, но ты уж боле
   Не встретишь друга твоего!
  
   Поют любовь пернатых лики,
   Пора настала их забав,
   Пустынных дебрей звери дики
   Смягчают свой свирепый нрав,
   Краса сокрыласьРк1 древ под тенью,
   Восторг и нега дышат с ней;
   Но в горестной душе твоей,
   Тибулл, нет места восхищенью! 
  
   Ты зрел ли преклоненный вяз,
   Лишенный листьев, опаленный,
   Которого Перун потряс,
   Ниспав со тверди воспаленнойРк2?
   Всего лишася, он готов
   Чрез миг печально пасть в долине.
   Тибулл, потребно ль больше слов,
   Чтоб о твоей вещать судьбине?..
  
   Pк1: таится
   Рк2: вспламененной [архив ВОЛСНХ, д. 49.1, л. 1 об.]
  
   Санктпетербургский вестник. СПб., 1812. Ч. 2, N 6. С. 264-265. 
  
  
   ВЕСНА ТИБУЛЛА 
  
   Уж тают на полях снега,
   Дожди спадают благодатны, 
   И снова веют на луга
   Весенни травы ароматны. 
   Оделись холмы красотой,
   Бежит ручей, сверкая в поле;
   Все обновилося с весной:
   Тибулл не обновится боле!
  
   Зазеленел высокий лес,
   И пробужденна Филомела
   С весенней ясностью небес
   В приют знакомый прилетела.
   Вновь с другом сердца своего
   Поет восторг в счастливой доле;
   Но ты, Тибулл, но ты уж боле
   Не встретишь друга твоего!
  
   И прочь мечта уже летит,
   Сей призрак, коим обольщался,
   Лишь благ протекших смутный вид
   Один душе твоей остался;
   Снедает сердце скорби яд,
   Отрадный сон забыли вежди,
   И гаснет пламенник надежды
   На гробе всех твоих отрад.
  
   Ты зрел ли преклоненный вяз,
   Лишенный листьев, обожженный,
   Которого Перун потряс,
   Ниспав со тверди воспаленной?
   Всего лишася, он готов
   Чрез миг печально пасть в долине...
   Тибулл! потребно ль больше слов,
   Чтоб о твоей вещать судьбине?..
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 30-31. 
  
   Весна Тибулла
   Опубл.: СПВест 1812 Ч. 2, N 6. С. 264-265 (с подп.: М.; 1 редакция); Сатиры С. 30-31 (2 редакция). Прочитано в ВОЛСНХ 6 июня 1812 г. Авторизованный список см.: архив ВОЛСНХ,  д. 49.1 (л. 1, 1 об.).
  
  
   К ЮНОСТИ
   Подражание Шиллеровым "Идеалам"
  
   Ты утекаешь невозвратно,
   О время юности моей,
   Как сна мечтание приятно
   Летит с зарею от очей!
   Зову тебя - судьба жестока
   Не обращает вспять потока,
   В котором гибнет миг и век;
   С тобой исчезло все, что льстило, 
   Затмилось дней моих светило,
   И ранний сумрак их притек.
  
   Где вы, забавы лет счастливых,
   Беспечность, радость и покой,
   Где замыслы, мечты игривы,
   Дары фантазии благой?
   Какою силою чудесной
   Разрушен стал сей мир прелестной,
   Где зрел я доблести в венцах,
   Любовь, манящую отрадой,
   Фортуну, льстящую наградой,
   И правду в солнечных лучах!
  
   Как легкие огни блудящи
   Скрываются среди полей,
   Так призраки сии блестящи 
   Сокрылись от моих очей:
   Исчезла слава быстрокрыла,
   Любовь в отраде изменила,
   Вкруг солнца истины святой
   Туман сомнения развился, -
   И опыт весть меня явился
   Тропой колючей в тьме густой!
  
   Где прежде юность созидала
   Великолепный храм честей,
   Куда парить она мечтала,
   Дивиться благости людей, -
   Там, вместо доблести и чести,
   Порока лик, рукою лести
   Увенчан, в блеске ей предстал,
   Там опыт показал ей строгий
   Злодейства страшные дороги, -
   И их открыв - вострепетал!
  
   С улыбкой ты меня манила,
   Любовь, мечта прелестных дней!
   Но взорам страстным не открыла
   Небесной красоты твоей;
   Пора любить проходит тщетно,
   Желанье гаснет неприметно,
   И одинокая тоска
   То ложе горькими слезами
   Кропит, что для тебя цветами
   Моя украсила рука.
  
   В обманах, в скорби и в страданье
   Стремлений сердца жар потух,
   Лишь благ протекших вспоминанье
   Живит мой ослабевший дух;
   Лишь ты, сопутница благая,
   Обрекшись до могильна края
   Идти со мною в жизни сей,
   Лишь ты ко мне простерла руку,
   Мне облегчаешь скорбь и муку,
   От коих пал бы я без ней!
  
   О дружба, смертных утешенье, 
   Какие в мире сем беды,
   Какую горечь иль мученье
   Не усладишь собою ты?
   Взаимной сопряжась рукою,
   На все готов я течь с тобою, 
   Что рок бы мне ни присудил -
   С тобой и слабый бодр творится,
   Судеб гоненья не страшится:
   Твой щит их стрелы притупил!
  
   И вы, которые столь нежно
   Храните дружеский союз,
   Одно богатство здесь надежно,
   О наслажденья чистых муз!
   Восторг их, непорочность, силу
   Вливайте в грудь мою унылу,
   Пусть гонят скуку и тоску
   Они волшебных лир игрою, -
   Да с бодрой я еще душою
   Путь краткий к гробу протеку. 
  
   Санктпетербургский вестник. СПб., 1812. Ч. 1, N 2. С. 161-163.
  
  
   К ЮНОСТИ
  
   Ты утекаешь невозвратно,
   О время юности моей,
   Как сна мечтание приятно
   Летит с зарею от очей!
   Зову тебя - судьба жестока
   Не обращает вспять потока,
   В котором гибнет миг и век;
   Исчезло все, что прежде льстило, 
   Затмилось дней моих светило,
   И ранний сумрак их притек.
  
   Где вы, забавы лет счастливых,
   Беспечность, радость и покой,
   Где замыслы, мечты игривы,
   Дары фантазии благой?
   Какою силою чудесной
   Разрушен стал сей мир прелестный,
   Где зрел я доблести в венцах,
   Любовь, манящую отрадой,
   Фортуну, льстящую наградой,
   И правду в солнечных лучах!
  
   Как в мраке путником возженны,
   Огни мелькают средь степей,
   Так призраки сии мгновенны
   Сокрылись от моих очей:
   Исчезла слава быстрокрыла,
   Любовь в отраде изменила,
   Вкруг солнца истины святой
   Туман сомнения развился, -
   И опыт весть меня явился
   Тропой колючей в тьме густой!
  
   Где прежде юность созидала
   Великолепный храм честей,
   Куда парить она мечтала,
   Дивиться благости людей, -
   Там, вместо доблести и чести,
   Порока лик, рукою лести
   Увенчан, в блеске ей предстал,
   Там опыт показал ей строгий
   Злодейства страшные дороги, -
   Я, их узрев, - вострепетал!
  
   С улыбкой ты меня манила,
   Любовь, мечта прелестных дней!
   Но взорам страстным не открыла
   Небесной красоты твоей;
   Пора любить проходит тщетно,
   Желанье гаснет неприметно,
   И одинокая тоска
   То ложе горькими слезами
   Кропит, что для тебя цветами
   Моя украсила рука.
  
   В обманах, в скорби и  страданье
   Стремлений сердца жар потух,
   Лишь благ протекших вспоминанье
   Живит мой изнуренный дух;
   Лишь ты, сопутница благая,
   Обрекшись до могильна края
   Идти со мною в жизни сей,
   Лишь ты ко мне простерла руку,
   Мне услаждаешь  скорбь и муку,
   От коих пал бы я без ней!
  
   О дружба, сердца услажденье! 
   Какие в мире сем беды,
   Какую горечь иль мученье
   Не усладишь собою ты?
   Не ты ль, источник благ обильный,
   Крепишь в борьбе сердца бессильны?
   Что рок бы нам ни присудил -
   С тобой и слабый бодр творится,
   Судеб гоненья не страшится:
   Твой щит их стрелы притупил!
  
   И вы, которые столь нежно
   Храните дружеский союз,
   Одно богатство здесь надежно,
   О наслажденья чистых муз!
   Восторг ваш, непорочность, силу
   Вливайте в грудь мою унылу,
   Гоните горесть и тоску
   Прелестных ваших струн игрою, -
   Да с бодрой я еще душою
   Путь краткий к гробу протеку.
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 35-38.
  
   К юности
   Опубл.: СПВест Ч. 1, N 2. С. 161-163 (с подзаголовком: Подражание Шиллеровым "Идеалам"); Сатиры С. 35-38. Прочитано в ВОЛСНХ 1 февр. 1812 г. Загл. ориг.: Schiller J.F. Die Ideale.
  
   К СИЛЬВИИ 
   Ты ль, Сильвия, мой дух-хранитель, 
   Луны трепещущим лучом 
   Проникнув в спящую обитель, 
   Меня тревожишь в сне моем?
  
   Ты ль, образ красоты бесплотной, 
   Мечтанье ли души моей, 
   Или, восстав из сени гробной, 
   Ты вестник радости для ней?
  
   Ты ль с утренней звездой востока 
   По небу тихому течешь 
   И, отлученного далеко, 
   К себе сопутника зовешь?
  
   Носись невидимою тенью,
   Являйся в темноте ночей, 
   Не к страху друга, к утешенью, 
   Беседуй с скорбию моей!
  
   Умерь тоски его терзанье, 
   Томленье сирыя любви, 
   Пролей надежду на свиданье 
   И веры пламень оживи! 
  
   Твой вид, с его слиянный духом, 
   Пусть всюду он несет с собой; 
   Везде пусть ловит жадным слухом 
   Ему знакомый голос твой.
  
   Носись над спящими водами, 
   Блуждай по синеве небес, 
   Вставай с луною за холмами, 
   Смотри с зарей сквозь частый лес!
  
   Живи в моей мечте отрадной, 
   Летай над мною в тихом сне, 
   Не дай тоске гнездиться гладной 
   И скорби ропота во мне!
  
   К Сильвии ("Ты ль, Сильвия, мой дух хранитель...")
   Опубл.: ВЕ 1812 Ч. 62, N 8. С. 249-250 (под загл.: Призывание Сильвии (Фантазия), с двумя небольшими разночтениями); Бл 1818 Ч. 4, N 11. С. 161-162; Сатиры С. 39-40. Перепеч. в кн.: Муза новейших российских стихотворцев. М., 1814. С. 77-78.
  
   К ЛИЛЕ
  
   Что ты печальна, милая Лила,
   В скуке, в безмолвье горьком сидишь,
   К персям прелестны очи склонила
   И по ланитам слезы струишь?
  
   Более сердца не восхищаешь
   Ангельским гласом песни твоей,
   Тихо поникнув, все воздыхаешь,
   Кроешься даже взора друзей!
  
   Гряды любимы зрю без призора,
   Арфу покрыту вижу в пыли;
   Вместе ль с цветами, Лила, так скоро
   Вянуть печально нам на земли?
  
   Верного ль друга скрыла могила, -
   Воли небесной не пременишь;
   В злобе ль покинул? Плачь, плачь, о Лила!
   Раны толь лютой не исцелишь!
  
   К Лиле
   Опубл.: Бл 1818 Ч. 4, N 11. С. 160; Сатиры С. 41.
  
  
   НОЧЬ НА МОГИЛЕ ДРУГА
  
   Солнце село - сумрак летний
   Увлажил собой поля,
   Я спешил под дуб столетний
   Слушать песни соловья,
   Громко в воздухе душистом
   Разливал любви восторг,
   И в раскатах, с звонким свистом,
   Утомясь, певец умолк.
  
   Все вкушало сна отраду,
   Тишина в поля сошла,
   И среди небес лампаду
   Бледна Цинтия зажгла;
   По лазури распестрился
   Звезд горящих миллион,
   Сребровидный отразился
   Ток падущих с шумом волн...
  
   Спит счастливец, усыпленный
   Сладострастия рукой,
   Спит страдалец изнуренный,
   Разделя свой одр с тоской,
   Легки призраки спустились -
   Бедный узник усыплен,
   Цепи розами увились,
   Глас свободы слышит он!
  
   О бесценный дар природы,
   Сил податель, сладкий сон,
   Жертва скорби в юны годы,
   Я один тебя лишен!
   Звуком горестной цевницы
   Близ твоей, почивший друг,
   Мхом поросшия гробницы
   Услаждаю скорбный дух.
  
   Сколь блажен, тебе подобно,
   Кто навек почил от зол
   И от странствия бесплодна
   Пристань верную нашел;
   Во твоей могиле тесной
   Воздыханья, плача нет,
   Нет тоски, со мной всеместной,
   Лютых горестей и бед.
  
   Ни ужасный страсти пламень,
   Ни борьба с самим собой,
   Ты недвижим, тих, как камень,
   Водруженный над тобой!
   Ни судеб, ни смертных злобе
   Не подвластна персть твоя;
   Ах, почто с тобой во гробе
   Не сокрылся вместе я!
  
   Дона на брегу высоком,
   Средь обители отцов,
   Я лежал бы в сне глубоком
   Близ священных их гробов;
   Лик увядший, тихий, бледный,
   И к груди прижатый крест...
   Скоро ль, скоро ль, странник бедный,
   У родимых будешь мест?
  
   Ночь на могиле друга
   Опубл.: ВЕ 1816 Ч. 90, N 21. С. 11-13 (под загл.: Ночь при гробе, с подп.: М.); Сатиры С. 57-59.
  
  
   НА ПЛЯСКУ Д... [М.И.ДАНИЛОВОЙ]
   в одном превосходном балете 
   Волшебств и красоты с незнаемого мира
   Не фея ль, отделясь, предстала предо мной,
   Иль Флора, резвого любимица Зефира,
   На злачные поля слетающа весной?
   Иль нимфа светлых вод, прелестна Данаида,
   За коею бежит в восторге Аполлон?
   Иль юная сама, любови мать, Киприда,
   Эфирозвездяный имеюща хитон?
   С сей чудной быстротой, с сей легкостью небесной,
   С простыми смертными летает предо мной,
   Движеньем правит хор гармонии чудесной,
   И игры, прелести вокруг ее толпой!
   То с нею в быстроте чуть видимой кружатся,
   То вдруг, [недвижные], свершивши быстрый круг,
   С лилейною рукой воздеты, устремятся,
   Прильнут к устам, к груди... с стопами вьются вдруг!
   Она при громе струн, во гневе и прещенье,
   Богини предо мной являет грозный вид,
   И в выразительном, протяжном исступленье
   О нежности любви с улыбкою твердит!
   О, если б я возмог, твоим владея даром,
   Очарованье лить, как ты, вокруг себя,
   С каким бы сладостным, кипящим в сердце жаром,
   О дева юная! прославил я тебя!
  
   На пляску Д... [М.И.Даниловой] в одном превосходном балете
   Опубл.: ВЕ 1812 Ч. 63, N 11. С. 176-177; Сатиры С. 68-69 (первоначальное чтение 14 строки восстанавливается по тексту ВЕ, в Сат слово пропущено). Перепеч. в кн.: Муза новейших российских стихотворцев. М., 1814. С. 63-64.
  
  
   НА ЕЕ Ж [М.И.ДАНИЛОВОЙ] СКОРОПОСТИЖНУЮ СМЕРТЬ 
  
   Где ты, о юная подруга Терпсихоры?
   Вчера ты в торжестве являлась предо мной,
   Вчера твои красы сретали жадны взоры,
   Обвороженные чудесной быстротой;
   Зефира легкого и прелесть и движенье,
   Цвет нежныя весны, сокрывшийся навек,
   Вчера сретала ты мой плеск и удивленье,
   Сегодня... встретить гроб я ранний твой притек!
  
   Когда средь сонма Cильф и резвых Ореад
   Дивился твоему искусству несравненну,
   Мечтал ли, что тебя, весельем окриленну,
   Наутро окует внезапный смерти хлад?
   При взгляде на тебя, средь сладкого томленья,
   Мечтал ли, чтоб красы расцветшие твои,
   Утратив и хвалу, и таинства свои,
   Столь рано погреблись в обители истленья?
  
   О дева! может быть, в незнанье, сей же час,
   (Сокрыт кончины миг) и я, тебе подобно,
   У праха твоего изрекши стих сей скорбно,
   Услышу и меня зовущий смерти глас!
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 70. 
  
  
   ОТРЫВОК ИЗ ПОСЛАНИЯ К N...
  
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 
   Так, друг мой, менее за счастием гоняйся,
   И счастие скорей под твой заглянет кров,
   На льстивые дары его не полагайся
   И с ними всякий миг расстаться будь готов.
   Не в насыщении желаний наслажденье,
   Всегда гнездящихся и гладных всякий раз,
   А в том, чтобы уметь давать

М. В. Милонов

Стихотворения

  
   Библиотека поэта. Второе издание
   Поэты 1790-1810-х годов
   Вступительная статья и составление Ю. М. Лотмана
   Подготовка текста М. Г. Альтшуллера.
   Вступительные заметки, биографические справки и примечания М. Г. Альтшуллера и Ю. М. Лотмана
   Л., "Советский писатель", 1971
   Оригинал здесь -- http://www.rvb.ru
  

СОДЕРЖАНИЕ

   Биографическая справка
   177. К Рубеллию. Сатира Персиева
   178. К Луказию. Сатира вторая
   179. <Н. Ф. Грамматину>
   180. Придонский ключ
   181. Уныние
   182. Похвала сельской жизни
   183. К моему рассудку. Сатира третия
   184. К патриотам
   185. Мысли при гробе князя Кутузова-Смоленского
   186. Освобожденные пленники. Романс, почерпнутый из происшествий 1813 года
   187. На кончину Державина. Элегия
   188. К В. А. Жуковскому, на получение экземпляра его стихотворений
   189. "Жуковский, не забудь Милонова ты вечно..."
   190. Послание в Вену к друзьям
   191. Падение листьев. Элегия
   192. Эпитафия князю Кутузову-Смоленскому
   193. К портрету Фридриха II
   194--196. Надписи к портретам
   1. Оленина
   2. Портного Нимана
   3. В. И. Рембовского
   197. По случаю принесения скверной водки для пунша
   198. На вздорожание рома до восьми рублей бутылка
   199. К невкушающему любителю пунша
   200. К издателю "Пантеона"
   201. К нему же
   202. На безграмотного сенатора стихотворца
   203. Послание просительно покорно-стихотворное... (К H. P. Политковскому)
   204. К Н. Р. Политковскому Послание поздравительно-просительное
   205. К Ф. С. Политковскому, который назвал меня безбожником
   206. По случаю вставления в рамы лика архиепископа Платона
   212. Стихи, писанные на заказ, с заплатою за оные вперед десяти рублей
  

Биографическая справка

  
   Михаил Васильевич Милонов (1792--1821) происходил из семьи просвещенного, но небогатого воронежского помещика. Материальная нужда была постоянным спутником жизни Милонова. В 1803 году он поступил в Благородный пансион при Московском университете. С 1805 по 1809 год учился в Московском университете, который окончил, получив степень кандидата. Затем Милонов переезжает в Петербург и поступает на службу, сначала в министерство внутренних дел, а затем, пользуясь покровительством И. И. Дмитриева, -- в министерство юстиции. В 1812 году он пытается при посредничестве П. А. Вяземского вступить в формируемый М. А. Дмитриевым-Мамоновым гусарский полк. После ухода Наполеона из Москвы служит в комиссии помощи пострадавшим жителям города.
   Литературные занятия Милонова начались еще в университетском пансионе. Он сближается с московскими литераторами -- Мерзляковым, Грамматиным, Жуковским. В 1807--1809 годах его стихи стали появляться в "Утренней заре" (пансионском издании, печатавшем сочинения воспитанников) и "Вестнике Европы". После переезда в Петербург Милонов сблизился с кругом "Цветника" и группировавшихся вокруг него радикальных литераторов. В дальнейшем печатался также в "Санкт-Петербургском вестнике" Измайлова, "Сыне отечества", "Благонамеренном" и других периодических изданиях.
   К этому времени Милонов окончательно определился как поэт гражданского направления и сатирик. Противопоставляя себя мечтательному романтизму Жуковского, он писал:
  

Зовись ты Шиллером -- зовусь я Ювеналом!

  
   "Ювеналовское" направление Милонова на самом деле представляло собой пропаганду высокой гражданской сатиры, подготавливавшей поэтическую практику декабристской поэзии эпохи Союза благоденствия.
   После 1815 года, бросив службу, Милонов, больной и голодный, начал опускаться. Смерть Беницкого разрушила наиболее близкий ему поэтический кружок. Круг радикальных петербургских писателей-разночинцев рассеялся и измельчал. Лучшие поэты умерли от нужды и болезней, выжившие все больше становились чиновниками. Складывающийся же мир молодых литераторов декабристского лагеря был Милонову чужд. Он повторил трагедию Ермила Кострова -- "возвышенного певца", разменявшего свой талант на трактирные забавы. Пушкин записал характерный рассказ: "Сатирик Милонов пришел однажды к Гнедичу пьяный по своему обыкновению, оборванный и растрепанный. Гнедич принялся увещевать его. Растроганный Милонов заплакал и, указывая на небо, сказал: "Там, там найду я награду за все мои страдания..." -- "Братец, возразил ему Гнедич, посмотри на себя в зеркало: пустят ли тебя туда"". 1 После смерти Милонова многие его произведения остались в рукописях, в настоящее время утраченных.
  

Основные издания стихотворений М. В. Милонова:

  
   Сатиры, послания и другие мелкие стихотворения Михаила Милонова, СПб., 1819.
   "Поэты-сатирики XVIII -- начала XIX в.", "Б-ка поэта" (Б. с.), Л., 1959, с. 477.
  
   1 Пушкин, Полн. собр. соч., т. 12, 1949, с. 159.
  
  
   177. К РУБЕЛЛИЮ
   Сатира Персиева
  
   Царя коварный льстец, вельможа напыщенный,
   В сердечной глубине таящий злобы яд,
   Не доблестьми души -- пронырством вознесенный,
   Ты мещешь на меня с презрением твой взгляд!
   Почту ль внимание твое ко мне хвалою?
   Унижуся ли тем, что унижен тобою?
   Одно достоинство и счастье для меня,
   Что чувствами души с тобой не равен я!
   Что твой минутный блеск? что сан твой горделивый?
   Стыд смертным и укор судьбе несправедливой!
   Стать лучше на ряду последних плебеян,
   Чем выситься на смех, позор своих граждан;
   Пусть скроюсь, пусть навек бегу от их собора,
   Чем выставлю свой стыд для строгого их взора;
   Когда величием прямым не одарен,
   Что пользы, что судьбой я буду вознесен?
   Бесценен лавр простой, венчая лик героя,
   Священ лишь на царе владычества венец;
   Но коль на поприще, устроенном для боя,
   Неравный силами, уродливый боец,
   Где славу зреть стеклись бесчисленны народы,
   Явит убожество, посмешище природы,
   И, с низкой дерзостью, героев станет в ряд, --
   Ужель не обличен он наглым ослепленьем
   И мене на него уставлен взор с презреньем?
   Там все его шаги о нем заговорят.
   Бесславный тем подлей, чем больше ищет славы!
   Что в том, что ты в честях, в кругу льстецов лукавых,
   Вельможи на себя приемлешь гордый вид,
   Когда он их самих украдкою смешит?
   Рубеллий! Титла лишь с достоинством почтенны,
   Не блеском собственным, -- сияя им одним,
   Заставят ли меня дела твои презренны
   Неправо освящать хвалением моим?
   Лесть сыщешь, но хвалы не купишь справедливой!
   Минутою одной приятен лести глас;
   Но нужны доблести для жизни нам счастливой,
   Они нас усладят, они возвысят нас!
   Гордися, окружен ласкателей собором,
   Но знай, что предо мной, пред мудрых строгим взором,
   Равно презрен и лесть внимающий, и льстец.
   Наемная хвала -- бесславия венец!
   Кто чтить достоинства и чувства в нас не знает,
   В неистовстве своем теснит и гонит их,
   Поверь мне, лишь себя жестоко осрамляет, --
   Унизим ли мы то, что выше нас самих?
   Когда презрение питать к тебе я смею,
   Я силен -- и ни в чем еще не оскудею;
   В изгнаньи от тебя пусть целый век гублю,
   Но честию твоих сокровищ не куплю!
   Мне ль думать, мне ль скрывать для обща посмеянья
   Убожество души богатством одеянья?
   Мне ль ползать пред тобой в толпе твоих льстецов?
   Пусть Альбий, Арзелай -- но Персий не таков!
   Ты думаешь сокрыть дела свои от мира --
   В мрак гроба? но и там потомство нас найдет;
   Пусть целый мир рабом к стопам твоим падет,
   Рубеллий! трепещи: есть Персий и сатира!
  
   <1810>
  
  
  
   178. К ЛУКАЗИЮ
   Сатира вторая
  
   Луказий! решено: ты хочешь быть поэтом
   И требуешь, чтоб я снабдил тебя советом,
   Как славы достигать и имени певца;
   Что легче, как найти невежду и льстеца?
   Ищи их и пиши: всё будет совершенно!
   Писателем прослыть весьма обыкновенно.
   Стихи свои хвалой наполни гнусных дел,
   Будь дерзок, подл и льстец -- и слава твой удел!
   Рубеллию тверди, что он рожден вельможей,
   Жене его шепни, что всех она пригожей,
   А Балдусу, вралю, что первый он поэт,
   И одами зови его высокий бред;
   Утешь его, скажи, что добрый час настанет
   И свет стихи его порочить перестанет,
   Что, рано ль, поздно ли, насмешники помрут --
   И томы пыльные читателей найдут;
   К Вралеву забеги с пренизким ты поклоном:
   Ему не в первый раз вступаться Цицероном
   За скаредных певцов, уродство их хвалить,
   Дерзни его хоть раз с Горацием сравнить --
   И он, не устрашась, провозгласит пред светом.
   Тебя и Пиндаром, и классиком-поэтом!
   Там к Бавию иди: сей ждет тебя бедняк
   Отец помесячных нелепостей и врак,
   Дай что-нибудь ему! он скоро разорится --
   И жизнь твоя как раз в журнал его вклеится!
   С огромною своей поэмою спеши
   В дом Клита и ему усердно припиши:
   Он знатный господин, талантов покровитель
   И просвещения в отечестве ревнитель, --
   Страницей лести лишь пожертвуй -- и твой труд
   На счет его казны тисненью предадут!
   Лишь книга добрая явиться в свет не смеет,
   А вздорная везде заступников имеет,
   Нет нужды, что о ней забудут через день!
   Тем лучше, сочинять Луказию не лень;
   Комедии своей желаешь ли успеха --
   Зови друзей в театр для хлопанья и смеха --
   И слава о тебе промчится в шумный рай!
   В обширных замыслах своих не унывай:
   Быть может, за игру актрисы превосходной
   Похвалят и стихи в трагедии негодной;
   Тогда тебя введут к Лукуллу в пышный дом,
   Где он, обсаженный невеждами кругом,
   За каждую строку твоей подлейшей лести
   Сторицею воздаст хвалы тебе и чести!
   В ученых обществах ты станешь заседать,
   Куда стекаются не слушать -- а зевать;
   Где Мидас, мстя женам, в бессмыслии суровом,
   Недавно их морил своим похвальным словом;
   Но только ли еще? -- о гении твоем
   И Клузий возвестит в издании своем,
   И Глазунов, сей муж, толико благодарный,
   Распишет о тебе хвалой высокопарной,
   И, книжного ума брадатый продавец,
   Всех будет уверять, что первый ты певец!
   У нас кто захотел в поэты -- записался;
   Хоть новый рекрут сей с грамматикой не знался --
   Нет нужды до того! отвага, дерзость, лесть
   Невежд и подлецов нередко вводят в честь!
   Смелей бери перо! примеры пред тобою;
   Так Мевий, разродясь сатирою одною
   И выдав сто дурных стихов наперечет,
   Попал в певцы и всем свой строгий суд дает;
   Ах, сколько есть таких, которы, от рожденья
   Не могши написать двух строк без погрешенья,
   Взялись о правилах и вкусе говорить,--
   Невежда боле всех имеет страсть учить.
   И ты, хоть не богат своим природным даром,
   Старайся заменить его отвагой, жаром;
   Найдутся многие, которые простят
   Бессмыслице твоей за то, что в ней узрят
   И цель полезную, и рвение благое,
   Которы облечешь ты в рубище худое, --
   Что добрый гражданин, что в службе ты давно;
   Как будто гражданин и автор -- всё равно!
   Как будто стыд тому, кто всех из нас честнее,
   Быть в мыслях правильней и в связи их яснее.
   Пусть Фабий нежный друг, пусть добрый он отец,
   Пусть мужа верного он будет образец, --
   Все качества сии достойно уважаю,
   Но, слушая его трагедии, -- зеваю;
   И если б кто дерзнул в присутствии моем
   Сказать, что он рожден трагическим певцом,
   И мне бы отвечать на то не можно было --
   Молчание мое льстеца бы обличило.
   И как, не изменя и чести, и стыду,
   Осмелюся назвать я, к собственному вреду,
   Нескладного певца поэтом превосходным,
   Хотя б он в доброте Сократу был подобным?
   Радковского вранье поэмою считать,
   С российским Пиндаром Бессмыслова равнять
   И, чтоб никто в моем безумстве не сомнился,
   Кричать, что снова Юнг в Плаксевиче родился!
   Скорей решусь принять ужасный приговор,
   Что буду помещен поэтов сих в собор,
   Скорее соглашусь смешнее быть Шутова,
   Глупее Бавия и даже злей Злослова!
   Но это для себя, Луказий, я сказал,
   Ты смело достигай великих сих похвал;
   Так Фирса Томасом друзья его назвали,
   Хоть смысла у него в твореньях не встречали,
   Но он привык искать не смысла -- длинных слов,
   И мало ли ему подобных есть творцов?
   Их дружбы ты ищи, их слушай наставленья,
   Яви себя рабом нелепого их мненья,
   Наука их легка: не думать ни о чем,
   Лишь странным щеголять в болтаньи языком;
   Так Вадий нанизал поэму в их расколе
   Из смеси чудных слов, неслыханных дотоле, --
   И вправду славен он! поэмой будут сей
   Теперь определять безумие людей!
   Но главный мой совет: будь тверд в своем ты мненье
   И бранью защищай нелепое творенье,
   На всё за детище любезное дерзай,
   И умным, и глупцам ни в чем не уступай.
   Быть может, иногда ты встретишь, хоть их мало,
   Людей, которые острят на глупость жало,
   Тогда, рассвирепев и взявши грозный вид,
   Брани их наповал, забыв и честь и стыд:
   "Безбожник, -- закричи, -- злодей и изверг света,
   Кто смеет не почтить в Луказии поэта!"
   Но этих смельчаков немного меж людей,
   И прозе, и стихам большая часть судей:
   Педант, над книгами в течение полвека
   Утративший и смысл, и образ человека,
   Который всякий час, с надменною мечтой,
   Вам будет заменять грамматику собой,
   Который всё наук прошел обширно поле,
   И сам -- том древния грамматики, не боле;
   Иль автор мелочей, в посланиях своих,
   Где с здравой логикой в раздоре каждый стих,
   Дающий вес умам, познаниям, талантам;
   Иль Вариус, что схож с огромным фолиянтом,
   В котором столько же нелепиц, сколько слов;
   Иль славы ищущий pyгательством Злослов,
   Кто, площадную брань нам выдав за сужденье,
   Себе вменяет в честь всеобщее презренье;
   Иль Друз, что о любви к отечеству твердит
   И первый сам его невежеством срамит!
   Ступай, Луказий мой, храня в душе отвагу,
   Смелей переводи чернила и бумагу,
   Такое ремесло нимало не во вред!
   Но вижу, что тебя смущает мой совет, --
   Такими ль, говоришь, такими ли путями
   Державин, Дмитриев прославились меж нами?
   Не все под сча?стливой планетой рождены;
   Луказий, чтоб дерзать за славой, как они,
   Чтобы стяжать венцы, которы их покрыли,
   Им равные, скажи, имеешь ли ты силы?
   Питаешь ли в груди божественный сей жар,
   Который от небес немногим послан в дар,
   Сию высокость чувств и духа благородство --
   Достоинство людей, поэтов превосходство?
   Для славы истинной отважишься ль на всё,
   Найдешь ли ты в себе возмездие свое?
   Луказий! не мечтай: мне цель твоя известна!
   С прямым талантом лесть и низость несовместна.
   Для тех особый путь назначен был судьбой;
   Тебе ли, как они, прославиться собой,
   Одну лишь страсть к стихам несчастную имея?
   Что подвиг Геркула для слабого пигмея?
   Совет же мой легок -- и к славе путь прямой,
   Решился -- в добрый час! пиши -- и бог с тобой!
  
   <1810>
  
  
   179. <Н. Ф. ГРАММАТИНУ>
  
   Твоя комедия без или,
   И на театре ей не быть,
   Она сгниет в архивной пыли;
   Да почему же ей не сгнить,
   Когда и с прибавленьем или
   Давным-давно две Лизы сгнили?
   Я разумею: "Лизу, или
   Признательности торжество";1
   И ту, какой и естество
   Не создавало: "Лизу, или
   Распрепечальный результат
   И гордости и обольщенья".2
   Ну, так бери свои творенья
   Да и скорей их в печку, брат!
  
   1810(?)
  
   1 "Лиза, или Торжество благодарности", драма Н. И. Ильина.
   2 "Лиза, или Следствие гордости и обольщения", драма Б. М. Федорова.
  
  
   180. ПРИДОНСКИЙ КЛЮЧ
  
   В тени дубравы ток виющий,
   О сын венчанных мохом скал,
   Со ребр их в Дон лиющий
   Свой пенистый кристалл!
   К тебе, Придонский ключ целящий,
   Близ коего отшельник жил
   И твой поток журчащий
   Из камня источил,
   Иду в часы полдневна зноя,
   Свежа палиму жаром грудь,
   Средь неги и покоя
   При шуме отдохнуть;
   Или, в час вечера сумра?чный,
   Как, пробираясь сквозь тростник,
   Луна в твой ток прозрачный
   Свой опускает лик,
   И в тму глубокую полнощи,
   Как черны призраки ея,
   Из ближней вышед рощи,
   Обстанут вкруг тебя,
   Твой шум в молчании внимают,
   Не движась с высоты скалы,
   И тени упадают
   Далеки по земли;
   Как, наклонясь, в тебе глядится
   Чело угрюмое холма,
   И с трепетом дробится
   У ног его волна;
   О ключ, святыней источенный,
   Пробивший влагою песок!
   Тобою привлеченный,
   Я славлю твой исток.
   Да ввек твоя святится сила
   И живоносные струи,
   Вечно-биюща жила
   Питающей земли!
  
   <1811>
  
  
   181. УНЫНИЕ
  
   Люблю в душе моей уныние питать.
   Природа всякий час готова нам внимать,
   Наставник истинный, товарищ драгоценный!
   Но более всего люблю тот час священный,
   Как гаснет в облаках, прощаясь с миром, день,
   Как длинная с холмов в долины ляжет тень,
   Полдневных шум работ умолкнет постепенно,
   И пение певцов слабеет отдаленно,
   Скрываются цветы, чернеют зыби вод,
   Как света царь, скончав торжественный свой ход,
   Померкшее чело скрывает за туманом,
   И теплится заря на западе багряном.
   Тогда, мечтается, с прохладным ветерком
   Молчание летит под маковым венком,
   Друг ночи и о ней желанный возвеститель!
   Ты мир и сон ведешь оратая в обитель.
   Час вечера в полях -- печальный жизни вид!
   Струя сокрытых вод вокруг меня журчит,
   И аромат с цветов невидимых восходит;
   Тогда во глубину свою мой дух нисходит;
   Спят чувства -- и мечта его оживлена!
   Парениям ее вселенная тесна.
   Сюда питать ее, под наклоненной ивой,
   Сажусь -- и углублен в беседе молчаливой --
   Сюда, уныния и мудрости друзья!
   Лик месяца блеснул на зеркале ручья!
   Пред мною храм села, в очах моих кладбище,
   Отшедших от земли пустынное жилище,
   Не бронза, не гранит -- вещатели похвал!
   Полуобрушенный, покрытый дерном вал,
   Заросших ряд могил, где мох лишь, поседевший
   На камнях гробовых иль вновь зазеленевший,
   Почивших время сна являет для очей;
   Здесь пепел их свежит извивистый ручей.
   Как братья, как друзья, гроб вместе старца, млада,
   Их персти не делит железная ограда!
   При них взор странника стремится отдохнуть,
   О братья, вместе течь и вместе кончить путь!
   О тленности мечта здесь дух мой посещает,
   Шаг каждый мой себе подобных попирает,
   Из праха нашего составилась земля.
   А там, где день и ночь гремит творцу хвала,
   В природной простоте ума не озаренна,
   Не хитростью его, а чувством соплетенна,
   Где, мнится, сам отец внимает чад своих,
   Вселяет в злобных страх и милует благих,
   Где древность на стенах секирой твердой стали
   Неизгладимые означила скрижали, --
   В сем храме мысль моя со трепетом парит,
   Приникши к алтарям, поющи лики зрит,
   Дух -- верою, мольбой -- ланиты воспаленны,
   Уста, несущи песнь, и очи умиленны;
   Там молится, предстать готовясь пред судом,
   Раскаянье, к земле приникшее челом,
   В потоке слез свое сретает искупленье;
   Благословляя там от мира удаленье,
   Согбенный летами, под бременем скорбей,
   Желая ускорить кончиною своей,
   Дом тесный труженик себе уготовляет,
   Не кончен зрится труд... а старец истлевает!..
   Сюда, в час осени, стекайтеся, друзья!
   Как с шорохом листов смесится шум ручья
   И ток, рассвирепев, в расширенном стремленье,
   К окрестным понесет жилищам потопленье;
   Как ветер восшумит, внезапный гость лесов,
   И обнажит верьхи дряхлеющих дубов;
   Когда отцветшие дубравы и долины
   Представят взорам вид печальныя картины
   И вы не встретите в зерцале мутных вод
   Ни утра зарево, ни неба ясный свод;
   Феб скроется, узрев природы разрушенье,
   И, в скорби, сократит для ней свое теченье;
   Когда она, сорвав красот своих венец,
   Сама -- как старица, сретающа конец, --
   Тогда, мои друзья, в сей мрачный лес вступайте;
   Свой собственный закат всеобщим услаждайте,
   Смерть менее страшна, коль думаем о ней.
   Сидящим вам в мечтах, быть может, вестник сей,
   На мшистой высоте повременно звучащий,
   Которым говорит нам миг, от нас летящий,
   Моленья скажет час... во храме огнь блеснет.
   Всяк к месту, в нем себе избра?нному, придет.
   Торжествен час хвалы, предвечному несомый!
   Быть может, окружив почивших тесны домы,
   Благословения на прах их притекут,
   Моление и скорбь свой тихий гимн сольют,
   И взыдет фимиам над дремлющим в покое...
   Там веры чувствуйте величие простое!
   Или всю скорбь в себе стремитеся вместить,
   Всю силу ближнего несчастие делить,
   Когда, сквозь частый кров, составленный ветвями,
   С бледнеющим челом, с померкшими очами,
   С власами, падшими в небрежности на грудь,
   Вы узрите красу, таящу робкий путь
   К могиле, где ее отрада заключенна:
   Дух скорбью услажден, грудь плачем облегченна!
   Склонясь на мшистый крест задумчивым челом,
   Уныния она вам будет божеством.
  
   <1811>
  
   182. ПОХВАЛА СЕЛЬСКОЙ ЖИЗНИ
  
   Beatus ille qui procul etc.
   Hor. 1
  
   Блажен, кто жизнь свою в свободе провождает,
   Как первобытный вселенны гражданин,
   Доставшийся ему удел распространяет
   И в отческих полях работает один.
   Его не устрашит труба, войну гласяща,
   Свирепых воинов во трепет приводяща,
   Ни разъяренныя стихии грозный вид;
   Корысти он вослед чрез бездны не летит.
  
   Но, лучшею себя забавой услаждая,
   В саду сухую ветвь пилой отъемлет прочь,
   Ослабшую крепит, с другой сочетавая,
   Там тополу спешит любимому помочь;
   С веселием стада с полей своих встречает,
   Там круторогую телицу загоняет,
   Там агницы стрижет сребристое руно,
   Иль, златом полное, обходит он гумно.
  
   Когда ж, венчанная румяными плодами,
   К нам осень притечет, обильная в дарах,
   Как матерь щедрая, ожиданна сынами,
   И пиршество для них устроит на полях --
   Приспела сладкая трудов его награда,
   Там точит пурпурный он сок из винограда,
   Там им взращенный плод рука его берет
   Иль в чашу светлую янтарный цедит мед.
  
   Всё вам, о боги, в дар! вам жертвы обреченны,
   Властители лесов, стрегущие стада
   И быта сельского хранители священны,
   Приносит первого избытки он плода;
   Ваш храм, украшенный работою простою,
   На утрие его исполнится хвалою,
   Церере принесет он юного овна
   И Вакху на алтарь -- обильный ток вина.
  
   Садится ль он дубов развесистых под тенью,
   На мягкой зелени, кропимой ручейком,
   Согбенный думою или объятый сном, --
   Летающий зефир в него прохладой дует,
   На ветви голубок, уединясь, воркует,
   И сам поет вблизи пернатых царь певцов,
   Во мраке притаясь чуть веемых листов.
  
   Когда ж печальную и хладную часть года
   Юпитер от небес на землю низведет,
   Преследует зверей различного он рода,
   Со стаей псов, вокруг расставленных тенет, --
   Вотще тогда бегут и заяц торопливый,
   Стремящийся сокрыть в излучинах свой след,
   Щетинистый кабан и серна боязлива,
   Пригнувшая рога на трепетный хребет!
  
   Как весело домой с добычей возвратиться!
   Там матерь нежная, любимая жена
   Перед пылающим горнилом суетится,
   Малютки милые толпятся вкруг огня;
   Умеренность, обед приправив с простотою,
   Стол кроют дедовский с старинною резьбою,
   И травы, и плоды -- садов домашних дар,
   Мед чистый и вино -- посланье щедрых лар!
  
   Там летним вечером его встречают взоры,
   Как весело бегут, тесняся меж собой,
   Овечки сытые в скрипящие затворы;
   Склоняся под ярмом дебелою главой,
   Как медленно идут волы, оставя нивы,
   И скачут разметав кони златые гривы!
   Ни скука, ни тщета, ни скорбь, боязни дщерь,
   Не входят никогда в его простую дверь.
  
   <1811>
  
   1 Блажен, кто вдали и т. д. Гораций (лат.). -- Ред.
  
  
   183. К МОЕМУ РАССУДКУ
   Сатира третия
  
   Смирись, рассудок мой! к чему такое рвенье?
   Сатира для людей -- худое наставленье.
   С сим страшным ремеслом ты будь всегда готов
   Приязни рушить связь, нажить себе врагов;
   Все скажут о тебе: насмешник сей несчастный
   Есть язва общества, ум вредный и опасный,
   Беги его, страшись -- для острого словца
   В сатире уязвит он матерь и отца!
   И те, которые слывут тебе друзьями
   И смелыми подчас пленяются стихами,
   В обиженном лице портрет увидя свой,
   Смеяся вслух над ним, а тихо над тобой,
   К толпе твоих врагов тотчас передадутся
   И дружества с тобой под клятвой отрекутся.
   Сатира, в коей желчь и злоба лишь видна,
   Без пользы для других, писателю вредна;
   Исправишь ли порок насмешкою одною?
   Стихи ль подействуют над зверскою душою?
   Напрасно! все труды останутся вотще,
   Такие чудеса не слыханы еще.
   Ты будешь обличать Грабилина злодейства,
   Им разоренные показывать семейства, --
   Что пользы? Хищник сей покоя и добра
   Иль друг с вельможами, иль силен у двора!
   Хоть всеми бранными осыпь его словами,
   Он, откуп новый сняв, сравнен с полубогами!
   И день и ночь пиры богатые дает,
   На коих -- крокодил! -- он кровь и слезы пьет!
  
   Ты скажешь: на суде, пред взорами Клеона,
   Уснула грозная блюстительность закона,
   Невинный осужден, оправдан плут... а он?
   Он знатен, он богат, на что ему закон?
   Суда для сильных нет -- он слабым лишь ужасен;
   Преступник чем знатней, тем боле безопасен.
   Явишься ль в общество осмеивать порок
   Иль юности давать спасительный урок,
   Бранить невежество, пустую знатность рода,--
   Что ж будет? все тебя в нем примут за урода,
   Который должного почтенья не хранит
   И смело знатному о чести говорит!
   Писателей дурных исправить ты желаешь,--
   Вот цель премудрая! как будто выставляешь
   Себя лишь одного для них ты образцом,
   В сатире, где едва смысл вяжется с стихом.
   "Пришел, -- вскричат они, -- давать нам наставленья,
   Как будто бы писать нельзя уж без ученья!"
   Начнешь ли Балдуса порочить скучный бред --
   "Он добрый человек, -- услышишь ты в ответ, --
   Кто право дал тебе бранить его нещадно?
   Всяк волен здесь писать и складно, и нескладно;
   Простительно отцу лелеять милых чад;
   К тому ж ввели ль кого стихи его в разврат,
   Недолговечные творения поэта,
   Которые гниют, не знав дневного света?"
   Вралева упрекнешь -- все ахнут: боже мой,
   Что труд Бессмыслова возносит он хвалой!
   Чего же хочешь ты? вражды между друзьями,
   Которые живут взаимными хвалами?
   Оставь, оставь навек такое ремесло,
   Пока оно тебе вреда не принесло;
   Поэма вздорная, нелепо песнопенье
   Герою и певцу есть вместе посрамленье!
   Пусть тонет, пусть горит, в незнании от всех, --
   Сказав о ней, родишь лишь жалость, а не смех;
   Печатный всякий вздор исчезнет сам собою:
   Его ли воскресить осмелишься хулою?
   Театра нашего и слава наших дней:
   Сумбека, Радамист, Электра и Атрей --
   Довольно на себя врагов вооружили:
   Пыль, черви, сырость, мгла войну им объявили!
   И ты, на сцену вновь явившийся, Эдип,
   Из нищего -- царем безжалостно погиб,
   Предтечу своего вотще затмить стремился,
   Слепец афинский жив -- а Царь Эдип сокрылся
   При плеске зрителей высокого райка!
   Но можно ль сосчитать, упомнить, хоть слегка,
   Трагедий, драм собор, труд цеха заказного,
   Которы погреблись в подвалах Глазунова;
   Пусть, клятвой отягчась расчетных продавцов.
   Скрывают там себя и стыд своих творцов,--
   Нет, мало! для твоей обидной им забавы
   Ты отыскал в пыли валявшийся "Храм славы",
   Биона с Мосхом вновь несчастный перевод,
   И "Федру" Бавия, и кучу разных од,
   Улику жалкую бессмыслия, безумства;
   Но мщенье ждет тебя за дерзость и кощунство!
   Уж Вздоркин для тебя по дням и по ночам
   Терзает бедный ум для жалких эпиграмм;
   Уж вновь бессвязное послание готовит,
   В котором очернит тебя и озлословит,
   И, в гибельном бреду, бумажный витязь сей
   С костра возопиет к дружине так своей:
   "Зачем мы, друг, с тобой на сем костре палящем?
   Я сроду не писал ни абие, ни аще!
   Он враг мой, он злодей, в посланиях моих,
   Жестокий! обличил в бессмысльи каждый стих,
   А их хвалил и ты, хвалил мой благодетель,
   Сам, в радостных слезах, я был тому свидетель;
   О! вечно я ему сей злобы не прощу
   Иль абие скорей в стихи мои вмещу!.."
   Так Вздоркин на тебя в посланьи ополчится,
   Проси его иль нет, уж он не примирится,
   Тиснению себя безжалостно предаст;
   Ты шепчешь: "В добрый час! не так-то он горазд";
   Согласен в том с тобой; но разве не случалось,
   Что даже Балдусу нередко удавалось
   Насмешкою платить насмешникам своим;
   Не сам ли он тебя под именем чужим
   Недавно разбранил и с другом поплатился,
   Чтоб глупость тот его назвать своей решился;
   В немногих сыщешь ты ума и остроты;
   Во всех достанет сил для подлой клеветы;
   И брань ли требует таланта здесь какого,
   Коль льется нам она с пера и с уст Злослова?
   Пусть Балдус не страшит, пускай его весь век
   В кропании стихов уродливых протек,
   Но Бавий, Мевий, Фирс, поющий доброгласно,
   Но злобных рифмачей соборище ужасно!
   Один уж пред тебя с ругательством предстал,
   Торгаш бессмыслицы и продавец похвал,
   Который всех морит в горячке стихотворной
   Журналом, виршами и прозою позорной:
   Страшись, страшись толпы рассерженных певцов,
   Уж гром их над тобой обрушиться готов.
   Неистовый порок обиды не прощает,
   И гибельный конец злословье ожидает!
  
   Но тише -- ты в ответ и в спор со мной идешь:
   Ты вид злоречию совсем иной даешь;
   Когда бы, например, в горячности безмерной,
   Открыл пред светом я тот путь неимоверный,
   По коему достиг Рубеллий до честей,
   Стал властвовать людьми, раб низкий всех страстей,
   Когда бы, гнусную сорвав с него личину,
   Я подлых дел его открыл хоть половину
   И, в виде собственном представив на позор,
   Ужасный произнес над ним бы приговор;
   Когда бы обличил я страшны злодеянья,
   Которы, в поздние минуты покаянья,
   Ханжихин, устрашась и смертных, и богов,
   Смиренно облачил в монашеский покров;
   Когда бы, позабыв к прелестным уваженье,
   Всех тайн Кокеткиной я сделал откровенье
   Иль жизнь Распутина порочить стал бы вслух,
   Как в ветхой хижине, храня он бодрый дух
   И мудрость с ранними обретши сединами,
   Нас жалкими о ней смешит проповедями, --
   По праву б ты меня злоречивым назвал;
   Но чтобы над глупцом смеяться я престал?
   Чтоб, Вадия стихи внимая на мученье,
   Я мог выказывать в лице своем терпенье;
   Чтоб, стоя с низостью пред знатным подлецом,
   Престал бы соглашать я сердце с языком,
   Иль чтоб в кругу друзей, с людьми иль меж стенами,
   Бурруна, Бавия назвал бы я певцами;
   Чтоб, оды Балдуса читая, не зевал,
   В них каждой бы строки с досады не марал,
   На жалкий перевод Расина и Вольтера
   Спокойно бы смотрел и хлопал из партера,--
   На это нет моей покорности к тебе:
   Я это повелеть не в силах сам себе.
   Предавши своему печатный вздор сужденью,
   Мешаю ль от него купцов обогащенью?
   Благодаря уму своих покупщиков,
   Как Крез, от глупых книг разжился Глазунов;
   И в чем же винен я, когда, за наказанье,
   Купивши и прочтя Бессмыслова маранье,
   Скажу, что лучше б он его не издавал, --
   Тогда его глупцом никто бы не назвал;
   Полезный сей совет всяк право дать имеет
   Тому, кто пишет вздор и вздор печатать смеет, --
   Пусть автор плачущий нанижет пять странна,
   Где просит милости, пощады, павши ниц,
   Не внемлет ничего читатель беспристрастный:
   Стихи летят в огонь -- и гибнет труд несчастный!
   К тому же в силах ли сатирой я своей
   Хоть мало обратить на разум рифмачей?
   Я Балдусу твержу: ты не рожден поэтом;
   Будь другом, будь отцом, полезен будь советом
   Иль помощью другим, -- лишь кончу мой совет,
   А Балдус за перо -- и вновь полился бред,
   И мне ж за доброе приязни наставленье
   Несносные стихи читают на мученье!
   Я Вздоркину сто раз стыд тяжкий предрекал,
   Когда он в свет свои посланья издавал,
   А Вздоркин -- что ни день, то басня или ода,
   А Вздоркин, нового произведя урода,
   Скропавши два стиха, надулся и кричит:
   "О радость! о восторг! и я, и я пиит!"
   Вотще пред Бавием все силы истощаю
   И к смыслу здравому склонить его желаю;
   Рифмач неколебим -- и с каждою луной
   Нас новою дарит в журнале чепухой;
   Советом оскорбясь, себе ж к стыду и сраму,
   Смешную на меня пускает эпиграмму;
   И это ль ты во мне злоречием зовешь,
   За это ли конца ужасного мне ждешь?
   Не мне ли одолжен тем Балдус многоплодный.
   Что, может быть, его прочтет потомок поздный?
   Безвестны имена: Фирс, Мевий и Злослов --
   Известность обретут ценой моих стихов,
   И, может быть, с гудком мой Бавий, вместо лиры,
   По смерти рассмешит читателей сатиры!
   За это ль на себя их мщенье навлеку,
   Что я им лишний год прибавлю на веку?
   Но, муза! замолчим, покорствовать умея,
   До первого глупца -- и первого злодея!
  
   <1812>
  
  
  
   184. К ПАТРИОТАМ
   Писано в 1812 году,
   по занятии французами Смоленска
  
   Цари в плену, в цепях народы!
   Час рабства, гибели приспел!
   Где вы, где вы, сыны свободы?
   Иль нет мечей и острых стрел?
   Иль мужество в груди остыло,
   И мстить железо позабыло?
   В России враг... и спит наш гром!
   Почто не в бой? он нам ли страшен?
   Уже верхи смоленских башен
   Виются пламенным столбом!
  
   Се вестник кары -- вражьей траты:
   Их кровь жар мести утолит!
   К мечам! вперед! блажен трикраты,
   Кто первый смертью упредит!
   Развейтесь, знамена победны,
   Героев-предков дар наследный!
   За их могилы биться нам!
   На гибель злым и малодушным,
   Сам браней бог вождем воздушном
   Летит святым сим знаменам!
  
   Их слава нарекла своими --
   И носим имя мы славян!
   Вперед, рядами -- вместе с ними,
   Перуном грянем в вражий стан!
   Сразим, иль всяк костями ляжет,
   И гробный холм потомству скажет:
   Здесь скрыт бестрепетных собор,
   И скажут веки и стихии:
   Он славу защищал России
   И мстил вселенныя позор!
  
   Стыдом, проклятием покрытый,
   Сей царь земли, сей бог побед,
   В ров гибели, для нас изрытый,
   С высот честей своих падет!
   Не сонм наемников иль пленных,
   К алчбе, корысти устремленных,
   Предателей страны своей,
   Которы в страхе рабском пали,
   В добычу всё врагам отдали --
   И прах отеческих костей!
  
   Он встретит в нас героев славы,
   Известных свету россиян,
   Спасавших чуждые державы,
   Которых суша, океан
   В победах громких созерцали,
   Которых царства трепетали,
   Кого дрожал и храбрый швед,
   И прусс, и галл непостоянный,
   Сам вождь его, в боях венчанный,
   И спящий в гробе Магомет!
  
   Восстань, героев русских сила,
   Кого и где, в каких боях
   Твоя десница не разила?
   Днесь брань встает в родных полях --
   Где персть, древа и камни хладны
   Возжгут твой дух, ко славе жадный!
   Один, один врагу удар --
   И вся Европа отомстится:
   Здесь Бельт от крови задымится,
   А там -- вспылает Гибралтар!
  
   1812
  
  
   185. МЫСЛИ ПРИ ГРОБЕ КНЯЗЯ КУТУЗОВА СМОЛЕНСКОГО
  
   Как изумленный свет делам твоим дивился
   И дух унывшия Европы оживал,
   Росс, видя образ твой, в веселии гордился
   И, избавителя, тебя благословлял;
   Когда всеобщий слух тобою был пленяем,
   Цари завидовать могли твоей судьбе;
   Кутузов! твой ли гроб в печали мы сретаем?
   Такое ль торжество готовили тебе?
   Восторгов наших глас в плач тяжкий превратился;
   Где ты, спасение, надежда россиян?
   Лишь славу их вознес -- и в вечности сокрылся --
   Так солнце от очей скрывает океан.
   Кто ныне поведет полки осиротелы?
   Кто мужеством врагов заставит трепетать?
   Кто будет защищать Отечества пределы?
   Кому спасать царей и царства восставлять?
   Увы! тебя уж нет! пусть рок ожесточенным,
   В отраду нам, тебя бессмертием дарит,
   Пусть слава временам твой кажет гроб священный,
   В нем славы наших дней залог уже сокрыт;
   Какой России сын удержит слез теченье?
   Не есть ли торжество врагам твой гроб один?
   Усердие к тебе вменится ль в исступленье?
   Здесь пишет не поэт -- здесь плачет гражданин.
   Соотчичам твоим отрада лишь едина,
   Что гром твоих побед всю вечность обтечет,
   Что их Отечество в тебе имело сына:
   Во славе лишь сынов Отечество живет.
  
   Апрель 1813
  
  
  
   186. ОСВОБОЖДЕННЫЕ ПЛЕННИКИ
   Романс, почерпнутый из происшествий 1813 года
  
   Кровавой битвы час ужасный,
   Как грозно жребий мой решен!
   Я жив остался -- и напрасно
   Мой меч победой изощрен!
  
   Вотще со мной орудье мести!
   Вотще внимаю брани глас,--
   Разив врагов на поле чести,
   От плена меч меня не спас!
  
   Повержен, язвами покрытый,
   Не смерти жертва, но врагов,
   Добыча брани знаменитой,
   Познал Оскольд позор оков.
  
   Герой! где твой булат разящий,
   Где пыл к сраженью, страх врагам,
   Твой клик, победе предлетящий,
   Оракул грозный их сердцам?
  
   Далёко родины священной,
   Далёко кровных и друзей;
   За храбрость -- мрак тюрьмы презренной;
   За клик победный -- звук цепей.
  
   На диком береге Луары,
   В ужасной башне вышиной,
   Враги его повергли яры
   Под стражей дневной и ночной.
  
   Чем боле витязь был опасен,
   Тесняся с смертью в ряд врагов,
   Тем боле плен его ужасен
   И гибельный конец готов!
  
   Один, прискорбен, в думе смутной --
   И взор его к земле простерт;
   Он смерти ждет ежеминутно
   И каждую минуту тверд.
  
   Как вдруг ... о, скорбно утешенье!
   Свет озарил темничну тму;
   Ведут ... "Одно им заточенье
   И участь та же, что ему!
  
   Они -- погибель наших ратей,
   Гроза рушительна в бою,
   На них видна кровь наших братий,
   На них насытим месть свою!
  
   Нет, нет, пусть прежде изготовим
   Достойное отмщенье им.
   Страданья каждый вздох изловим --
   И казнью страшной умертвим!"
  
   Краса станиц, щит стран полнощных,
   Возросших средь Донских степей,
   Быстролетучих, храбрых, мощных,
   Оскольд зрит ближних и друзей:
  
   "Там брань, -- они гласят, -- кровава,
   Отчизны в славу возжжена,
   А нам, нам изменила слава --
   Лишь честь осталася верна!
  
   Погибнем, коль погибнуть должно,
   Нас близит к смерти каждый миг!
   Почто, отечество, не можно
   Вновь биться нам в рядах твоих?"
  
   Проходят дни, проходят ночи,
   Несчастных жертв внимая стон,
   И утомленные их очи
   Отрадный не смыкает сон.
  
   В душе отмщение пылает,
   Снедает сердце их тоска;
   И, безоружная, не знает
   Путей отчаянья рука.
  
   Вдруг ночи в мрак дверей затворы
   Отверзлись, страшно заскрыпев.
   "Час смерти", -- и смущенны взоры
   Сретают деву -- прелесть дев.
  
   Как ангел, божий утешитель,
   Ниспосланный с небес благих,
   От уз земных освободитель,
   Она является для них.
  
   Кто красоту ее опишет?
   Как роза, цвет ее ланит,
   В груди огонь любови дышит
   И взор отважностью горит.
  
   "О витязи, -- рекла, -- спасайтесь,
   Минута смерти сочтена;
   Вот ключ, одежда, всё: скрывайтесь!
   А я за вас умру одна!
  
   Темницы страшной сей хранитель
   Похитил счастье дней моих,
   И хищник сей... есть мой родитель!
   Им предан казни мой жених!.."
  
   Смущенных их, в благодаренье,
   Выводит смело за собой:
   "Здесь вам, о витязи, спасенье --
   А мне во глубине речной!
  
   О, погаси, пучина яра,
   Огонь, пылающий во мне!" --
   И, с шумной пеною, Луара
   Ее скрывает в глубине.
  
   <1815>
  
  
   187. НА КОНЧИНУ ДЕРЖАВИНА
   Элегия
  
   Не was a man, take him for all in all,
   We shall not look upon his like again.1
   Шекспир
  
   О ком, зрю, хариты и музы в печали,
   О ком умоляют власть грозных судеб?
   Но тщетно на урну, взывая, припали:
   Ты скрылся, Державин! -- ты скрылся, наш Феб!
  
   И глас их не слышит уж сердце поэта!
   Цевницы во прахе -- нет жизни в струнах...
   О бард! и на лиру, пленявшу полсвета,
   На лиру ль бессмертья сей падает прах?
  
   Где ж вечность и слава, о коих поведал
   И двигал к ним сердце героев, царей?
   Кому, песнопевец, кому ты передал
   Небесный твой пламень, другой Прометей?
  
   Увы, всё в подлунной на миг лишь созданно!
   Кичливости смертных повсюду урок;
   Нетленный твой вижу, злой смертью сорванный,
   На гробны ступени катится венок...
  
   Венок, кем бессмертна России царица?
   Что слава сплетала, тобою гордясь?
   Нет, бард наш единый! прах скрыла гробница --
   Но вечность над нею с тобой обнялась!
  
   И, в недра приемля гроб славного праха,
   Обитель истленья, святится земля.
   Вняв глас твой, о гений! со смертью без страха
   Сойдусь -- и за гробом увижу тебя:
  
   В сияньи небесном, где днесь, песнопевец,
   Ты вновь пред Фелицей -- царей образцом,
   И севера витязь, ее громовержец,
   Склоняет при встрече пернатый шелом.
  
   Сияй между ними, от муз похищенный,
   На след твой взираю я с завистью днесь --
   И скорбью к могиле несу отягченный
   Все, что лишь имею: и слезы, и песнь!
  
   Там, мнится, твой гений гласит, отлетая:
   "Что петь мне: царицы единственной нет!"
   Отчизна вещает, твой гроб обнимая:
   "С величьем народа родится поэт".
  
   Как дни исчезают, и смертных так племя, --
   Гробницей великих их след познаю;
   Твой памятник видя, зрю, самое время
   Склонилось недвижно на косу свою.
  
   Твой путь был ко славе усыпан цветами;
   Особая участь счастливцу дана:
   Ты пел, окруженный бессмертья сынами, --
   По отзывам лиры ценят времена.
  
   1816
  
   1 Он был человеком в полном смысле слова, Мы больше не увидим подобного ему (англ.) -- Ред.
  
  
   188. К В. А. ЖУКОВСКОМУ
   НА ПОЛУЧЕНИЕ ЭКЗЕМПЛЯРА ЕГО СТИХОТВОРЕНИЙ
  
   Желанный дар из рук любимого поэта,
   Стань в ряд с Державиным в почетный уголок;
   Пусть ищет кто другой забав ничтожных света:
   В вас сердца моего утеха и урок!
   При вашем имени о свете забываю
   И, силою благой фантазии влеком,
   В мир лучший, в мир другой мечтой перелетаю,
   Который лишь душам возвышенным знаком,
   Где всё, что на земли возможет быть прелестно
   И радости небес для сердца прорицать,
   Рукою собрано поэзии чудесной --
   Олимп, где жрец ее дерзает обитать!
   Туда меня, поэт, твой гений увлекает...
   О, если бы его имел я силу крил!
   Венец его в лучах бессмертия сияет:
   Он лиру лишь добру и славе посвятил.
   Пускай достоинства свет видит равнодушно,--
   Поэту ль от него отличия искать?
   Пусть будет он сокрыт от знатности бездушной,
   Пусть будет злость его и зависть помрачать --
   Не знает низких средств души высокой сила,
   Он будет лишь одно прекрасное любить,
   Судьба его сама от смертных отличила,
   И чувств его ничто не может изменить!
   Завиден для меня путь, избранный тобою,
   Стезя, ведущая так близко до сердец.
   Скажи, исполненный когда самим собою,
   Страсть к славе и добру, поэзии мудрец,
   С волшебной силою ты передать желаешь
   И чувства упоить сей страстию благой --
   Скажи мне, не в себе ль награду обретаешь?
   И высший смертных долг исполнен уж тобой!
   Ты любишь -- и поешь в восторге добродетель.
   Круг мирных дел певца пускай судьба стеснит,
   Но дух его парит, величия свидетель,
   И с гордостью венок достоинству дарит.
   Как живы для меня, поэт, твои картины,
   Наставник в коих твой, натура, вся видна:
   Сей вечер сумрачный, сходящий на долины,
   И обаяния владычица, луна,
   Что, медленно взойдя в среду небес обширных,
   Сребристою струей рассе?кла мрачный ток,
   Близ коего один, в мечтах, при звуках лирных,
   Ты внемлешь быстрых лет катящийся поток,
   И время отдает тебе минувши годы,
   Надеяся тобой украсить в мире след --
   О, нежных сердца чувств, поэт любви, природы!
   Минуты сей восторг дороже многих лет!
   С какою прелестью своей неизъяснимой
   Ты благ утраченных нам кажешь скорбный вид!
   Он скрылся, призрак сей, вовек невозвратимый,
   Но живо моему он сердцу говорит!
   И к праху самому, дух нежный, пламенея,
   Мечтание пред ним слиялось с бытием --
   Я зрю: горит лучом столб бледный мавзолея,
   И гений внемлет глас при камне гробовом!
   Верь: лучший наш удел -- сия страна мечтаний,
   Где мысль, свободна уз, полет свой соверша,
   Бросает свет на путь тернистый испытаний --
   И чувствует свое величие душа.
  
   <1818>
  
  
   189
  
   Жуковский, не забудь Милонова ты вечно,
   Который говорит тебе чистосердечно,
   Что начал чепуху ты врать уж не путем.
   Итак, останемся мы каждый при своем --
   С галиматьею ты, а я с парнасским жалом,
   Зовись ты Шиллером, зовусь я Ювеналом;
   Потомство судит нас, а не твои друзья,
   А Блудов, кажется, меж нами не судья.
  
   3 сентября 1818
  
  
  
   190. ПОСЛАНИЕ В ВЕНУ К ДРУЗЬЯМ
  
   Давно живущие средь Вены
   И мне давнишние друзья,
   Душа к которым без измены
   Давно привержена моя!
   Я к вам от Северной Пальмиры
   Теперь, настроя звуки лиры,
   Хочу послание писать
   И о себе кой-что сказать.
   Обнявши брата Владислава,
   Через него я шлю к вам весть,
   Как здесь Российская держава
   Не престает поныне цвесть,
   Как здесь министры все спокойны,
   Устроясь во взаимный лад,
   И их чиновники достойны
   Берут чины наперехват.
   Как здесь, в обширном Петрограде,
   На дождь и слякоть несмотря,
   Во всем величьи на параде
   Мы видим нашего царя.
   Как он, Европу созерцая,
   Иметь мечтая перевес,
   Обширно царство оставляя,
   Спокойно едет на конгресс.
   Что ждет вдали -- того не знаем,
   Но, други, согласитесь в том,
   Что трон, который покидаем,
   Несчастным кажется рулем.
   Не осердитесь хоть из дружбы,
   Что речь покажется темна.
   Ведь я чиновник статской службы,
   А в оной ясность не нужна.
   Оставя свой предмет высокий,
   Я о другом вам расскажу:
   И красоту здесь, и пороки
   Литературы покажу.
   Здесь пишут менее, чем было,
   И повестей хороших нет:
   Не всходит более светило
   Поэзии средь наших лет.
   Державин спит давно в могиле,
   Жуковский пишет чепуху,
   Крылов молчит и уж не в силе
   Сварить Демьянову уху,
   Измайлов, общий наш приятель,
   Хоть издает здесь свой журнал,
   Но он лишь только что издатель,
   И ничего не написал.
  
   1818
  
  
   191. ПАДЕНИЕ ЛИСТЬЕВ
   Элегия
  
   Рассыпан осени рукою,
   Лежал поблекший лист кустов;
   Зимы предтеча, страх с тоскою
   Умолкших прогонял певцов;
   Места сии опустошенны
   Страдалец юный проходил;
   Их вид во дни его блаженны
   Очам его приятен был.
   "Твое, о роща, опустенье
   Мне предвещает жребий мой,
   И каждого листа в паденье
   Я вижу смерть перед собой!
   О Эпидавра прорицатель!
   Ужасный твой мне внятен глас:
   "Долин отцветших созерцатель,
   Ты здесь уже в последний раз!
   Твоя весна скорей промчится,
   Чем пожелтеет лист в полях
   И с стебля сельный цвет свалится".
   И гроб отверст в моих очах!
   Осенни ветры восшумели
   И дышат хладом средь полей,
   Как призрак легкий, улетели
   Златые дни весны моей!
   Вались, валися, лист мгновенный,
   И скорбной матери моей
   Мой завтра гроб уединенный
   Сокрой от слезных ты очей!
   Когда ж к нему, с тоской, с слезами
   И с распущенными придет
   Вокруг лилейных плеч власами
   Моих подруга юных лет,
   В безмолвьи осени угрюмом,
   Как станет помрачаться день,
   Тогда буди ты легким шумом
   Мою утешенную тень!"
   Сказал -- и в путь свой устремился,
   Назад уже не приходил;
   Последний с древа лист сронился,
   Последний час его пробил.
   Близ дуба юноши могила;
   Но, с скорбию в душе своей,
   Подруга к ней не приходила,
   Лишь пастырь, гость нагих полей,
   Порой вечерния зарницы,
   Гоня стада свои с лугов,
   Глубокий мир его гробницы
   Тревожит шорохом шагов.
  
   <1819>
  
  
   192. ЭПИТАФИЯ
   КНЯЗЮ КУТУЗОВУ СМОЛЕНСКОМУ
  
   Пади пред гробом сим, России сын и Феба!
   Не смертный погребен -- здесь скрыт посланник неба!
  
   <1819>
  
  
   193. К ПОРТРЕТУ ФРИДРИХА II
  
   Сей смертный помрачил сияние короны,
   Ум, лучший дар творца, во зло употребил,
   Ему дивилися -- и гибли миллионы,
   Он добродетель пел -- и бич Европы был.
   Поступками тиран, философ размышленьем,
   Величие снискал единым преступленьем;
   Им свет опустошась, его боготворил.
  
   <1819>
  
  
  
   194--196. НАДПИСИ К ПОРТРЕТАМ
  
   1
   ОЛЕНИНА
  
   Поэтов небольших великий Меценат
   И человек в миниатюре;
   Но в этом он не виноват,
   А только стыд натуре.
  
  
   2
   ПОРТНОГО НИМАНА
  
   Вот Нимана портрет!
   Его узнает тот, кто в долг во фрак одет.
  
  
   3
   В. И. РЕМБОВСКОГО
  
   Се вид Рембовского! Хоть чином не велик,
   Но так душою добр, что стоит генерала!
   Он, если бы вина на свете недостало,
   Предложит вам сосать его почтенный лик.
  
  
   197. ПО СЛУЧАЮ ПРИНЕСЕНИЯ СКВЕРНОЙ ВОДКИ
   ДЛЯ ПУНША, В ЧАЯНИИ ПРЕКРАСНОГО РОМА
   И В РАСПОЛОЖЕНИИ ВЫПИТЬ С АППЕТИТОМ БОЛЕЕ И БОЛЕЕ
  
   Возможно ль не роптать на жребий в здешнем мире?
   Желаешь выпить шесть, а только пьешь четыре.
  
  
   198. НА ВЗДОРОЖАНИЕ РОМА
   ДО ВОСЬМИ РУБЛЕЙ БУТЫЛКА
  
   Ужасно цены как на вещи поднялись,
   И сколько ни дивлюсь Патрикия я духу,
   Такие времена, что, как ты ни крепись,
   С Рембовским съедешь на сивуху.
  
  
   199. К НЕВКУШАЮЩЕМУ ЛЮБИТЕЛЮ ПУНША
  
   Хоть пунш давно готов, Понтикус не вкушает
   И с отвращением как будто бы глядит.
   Иной подумает, что вкуса в нем не знает
   И даже на людей вкушающих сердит.
   Не воздержание виной тому, не чванство:
   Но самая любовь ко Вакховым дарам.
   Он из любви к нему доказывает нам,
   Что трезвость наконец рождается от пьянства
  
  
   200. К ИЗДАТЕЛЮ "ПАНТЕОНА"
  
   Ценитель гениев поэзии небесной,
   Связующий их труд в единый переплет,
   Никольский! Подвиг твой и славный и чудесный,
   Зане ты сам плохой прозаик и поэт.
  
  
   201. К НЕМУ ЖЕ
  
   Напрасно пышным ты названьем "Пантеона"
   Желаешь доказать, что подвиг твой велик.
   Торгаш чужих даров без права, без закона,
   Ты только к ним клеишь ничтожный свой ярлык.
  
  
   202. НА БЕЗГРАМОТНОГО СЕНАТОРА-СТИХОТВОРЦА
  
   Хвостов! Никак не надивлюся,
   С какою целью бог хотел тебя создать!
   Как вижу я тебя -- смеюся,
   И плачу -- как в Сенат ты едешь заседать.
  
  
   203. ПОСЛАНИЕ ПРОСИТЕЛЬНО-ПОКОРНО-СТИХОТВОРНОЕ,
   ПОСЛЕ СОВЕРШЕНИЯ ДЕСЯТИРИЧНОГО ПОДВИГА
   НА ПОПРИЩЕ ПОЭЗИИ В БОРЬБЕ С РИФМАМИ И СМЫСЛОМ
   (к Н. Р. Политковскому)
  
   Протектор книжицы с зеленым корешком,
   Гордящейся твоим немногим стихотворством,
   О ты, безвласый муж, враждуяй с париком,
   Чтоб истины чело не омрачать притворством!
   Прочти послание затейливых писак,
   Родивших в час один столь многи надписанья,--
   Ты любишь истину, они не любят врак
   И пишут на лице, презрев иносказанья.
   Пускай неславные, безвестны имена
   Прославятся твоим изобретеньем книжным;
   Она усердия поистине полна,
   В ней спуску нет друзьям и родственникам ближним.
   Се книга случаев, как книжица судеб:
   Ее не разогнет порока длань развратна.
   Се жертва, коею любуется сам Феб,
   Ужасная глупцам, для мудрых же приятна;
   Внеся в нее стихи, согласны с правотой,
   И, чествуя тебя мы ими, как Поэта,
   Любитель истины! не шапки иль бехмета,
   Но руководствуясь везде прямой ценой,
   Изящности своей не портивши простой,
   Шестирублевого мы просим от Тангета.
  
  
   204. К Н. Р. ПОЛИТКОВСКОМУ
   Послание поздравительно-просительное,
   по случаю всерадостного бракосочетания,
   от сожителей, испуганных перемещением
   на новое и неизвестное жилище
  
   Внемли приветствие многопреданных душ,
   Которые, тебя усердно поздравляя,
   Желают, чтоб ты был не только добрый муж,
   Но чтобы, братию, друзей не забывая,
   Как ныне, так и впредь до них ты был хорош,
   Чтоб доступ нам к тебе соделался не труден,
   Чтоб каждого из нас ты не поставил в грош
   И в милостях своих являлся неоскуден.
   И словом, если мы оставим тот приют,
   Который столько лет имели мы с тобою,
   Проси, да новую квартиру нам дадут,
   Где б можно спрятаться от хлада и от зною,
   И мебель старую и кухонный прибор
   Отдай нам в полное всегдашнее владенье,
   Зане купить теперь на рынке этот вздор
   Потребно денежно изрядное скопленье,
   Которое, увы, не копится у нас
   По ценности вещей на многие расходы.
   И если в просьбах сих последует отказ,
   То мы останемся как детища природы:
   Лазурный свод Небес пребудет нам покров,
   Постель белей млека -- пылинки то есть снежны,
   Трапеза--лавочных десяток огурцов:
   И пища и приют такие ненадежны.
   Не говорим уже, что будет наш костюм.
   Адам и Диоген -- несходствие чудесно!
   Но оба опытны, имели оба ум.
   И так у первого займем мы лист древесный,
   А у другого нам лохмотья не просить,
   Которым мы давно с излишеством богаты,
   Займем лишь у него искусство горстью пить
   И бочки почитать за пышные палаты.
  
  
   205. К Ф. С. ПОЛИТКОВСКОМУ,
   КОТОРЫЙ НАЗВАЛ МЕНЯ БЕЗБОЖНИКОМ
  
   Безбожником меня напрасно называешь
   И этим мне совсем не делаешь вреда;
   Но сам безбожник ты, когда
   Милонова хулой безвинно порицаешь.
  
  
  
   206. ПО СЛУЧАЮ ВСТАВЛЕНИЯ В РАМЫ
   ЛИКА АРХИЕПИСКОПА ПЛАТОНА,
   В ДЕНЬ ЕГО АНГЕЛА 18-ГО НОЯБРЯ 1814-ГО ГОДА
  
   В златоблестящих рамах сих,
   При громе мусикийска звона,
   Давно почивша во святых
   Почтите, братие, Платона.
   Покажем всем пример благой,
   Сколь внуки благодарны деду!
   Украся лик его святой,
   Украсим мы теперь беседу.
   Но чтобы жар наш не простыл,
   Нальем Тангетовским стаканы:
   Покойник сам изрядно пил --
   И мы, друзья, напьемся пьяны!
   Да чествуема нами тень,
   Витающа в странах нескушных,
   Благословения в сей день
   Пошлет на нас с высот воздушных.
   А ты, юнейший брат из нас, 1
   Возросший под его покровом,
   Почти его хоть в жизни раз
   Не глупым, не гугнявым словом,
   И докажи, что тысяч пять
   В наследство получил недаром:
   Вели скорей нас напитать
   Тангетовским нектаром.
  
   1 Ставинский.
  
  
   212. СТИХИ, ПИСАННЫЕ НА ЗАКАЗ
   С ЗАПЛАТОЮ ЗА ОНЫЕ ВПЕРЕД ДЕСЯТИ РУБЛЕЙ,
   НА КОТОРЫЕ КУПЛЕНЫ БЫЛИ ЛИМОН,
   САХАР И БУТЫЛКА КОНЬЯКУ,
   В НЕПРОДОЛЖИТЕЛЬНОМ ВРЕМЕНИ ВЫПИТАЯ
   (должны были быть прочитаны маленьким
   Опочининым великой княгине Екатерине Павловне)
  
   С невинным детским лепетаньем
   Предстать дерзаю пред тобой,
   Чтобы со общим восклицаньем
   Соединить глас слабый мой.
   Мой дед при смерти и при жизн им огражденье
   И ими не смущать покоя сладкий час!
  
   Пусть бедствия вожди за славою стремятся,
   Летят, несытые, на огнь, и глад, и меч,
   Пусть братий кровию их лавры обагрятся -
   Мы можем и без них путь жизни перетечь.
   Сокровища земли, горящий блеск металла
   В кипящей алчности скупец пусть чтет своим,
   Благословим, что нам рука творца послала
   И дерзким ропотом его не оскорбим!..
   Уже ль и мирный кров, и сердца наслажденья,
   Отраду тишины и прелесть стран родных,
   И сладкие мечты дней юных и златых
   Оставим, чтоб искать ничтожного хваленья?
   Пусть мстящий гнев богов безумца посетит,
   Пусть гибель скрытую во сретенье поставит,
   Когда он в слепоте от благ своих бежит
   И родину, и прах отцов своих оставит!..
  
   И нас ли обольстит кимвальный звон честей,
   И пышность, и тщета, и сан великолепный?
   От сих погибелью зияющих сетей
   Бежим, - да не страшат наш дух не раболепный!
   Пусть ослепленный рок ничтожного ведет
   К величью, славою питает дух несытый
   И жезл могущества во длань его кладет,
   Но миг - и блага все пред ним его сокрыты...
   Воззри, сей честолюб, один с самим собой,
   Тоскою отягчен, средь скуки беспрестанной,
   Его бежит покой, толико им желанной,
   И в кров убожества склоняется простой!
   Там страх заботливый, раскаянье, томленья
   Повсюду слабый дух властителя мятут,
   И в час всех узников его успокоенья
   Сна сладкия ему отрады не дают!..
   Ах нет, мой друг, мой дух завидовать не знает
   Высоким титлами и жалким беднякам,
   Светящимся средь мглы ночныя червякам, - 
   Они блестят огнем, который их снедает!
   Там изверг, там глупец, в кичении своем
   Ласкаемы рукой фортуны ослепленной,
   Забудем их... пойдем стезею сокровенной
   И счастья всем дарам свободу предпочтем!
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  
  
   Журнал для сердца и ума. СПб., 1810. Ч. 1, N 3. С. 222-226. 
  
  
   ИЗМЕНА ЛИЛЫ (*)
   (Посвящено А.Л.С-ой)
                           Soupirez d'un malheur d'hautrui,
                           et on pleurra de votre infortune.
  
   Позабыт жестокой Лилой
   Скроюсь в мрачных я лесах,
   Буду век влачить унылой
   Быстрой Волги на брегах!
  
           Там под темною сосною
           Горьки слезы буду лить -
           И хоть мысленно с тобою,
           Лила, жизнь мою делить.
  
   Так, как странник, удаленный
   Стороны своей родной,
   Буду, роком угнетенный,
   Воздыхать в стране чужой.
  
           Волги шумной и глубокой
           Серебристая струя
           Отнесет к моей жестокой
           Горьки слезы от меня.
  
   Лес задумчивый, печальный,
   Где покой я погубил,
   Ты алтарь был тот венчальный,
   Где обет нас съединил.
  
           Будь свидетель молчаливой,
           Как теперь я слезы лью;
           Возвести жестокой милой,
           Как я стражду и люблю!
  
   Как навек забытый ею,
   Не могу ее забыть
   И любовью лишь умею
   За неверность ей платить!
  
           Скоро месяц уж осветит
           В стороне меня чужой!
           Друг приветливый не встретит
           Отягченного тоской.
  
   Там на лире тихострунной,
   Удалясь под тень дубов
   Буду часто в вечер лунной
   Петь несчастную любовь!
  
           Буду петь, что, изнуренный
           Безотрадною тоской,
           Вяну я, как цвет весенний
           Увядает в летний зной.
  
   Бог любви! Отдай мне Лилу
   С прежней страстною душой
   Или в хладную могилу
   Жизнь несносную сокрой.
  
           В странах чуждых, незнакомых
           Жизнь увянет с юных лет.
           В станах чуждых - ландыш скромный
           Над могилой расцветет.
  
   (*) Помещая стихи сии в журнале нашем, мы осмелились переменить несколько слов в надежде, что любезный автор простит нам такую дерзость. Ш. [И.И.Шелехов].
  
   На ее ж [М.И.Даниловой] скоропостижную смерть
   Опубл.: Журнал для сердца и ума. СПб., 1810. Ч. 1, N 2. С. 130-132 (с подп.: N.N.; под загл.: Мысли при смерти Д.....вой: (Первой танцовщицы); с датой: 14 янв. 1810; с некоторыми разночтениями); ВЕ 1812 Ч. 63, N 11. С. 177-178 (с датой: 15 янв. 1810. С.П.бург); Сатиры С. 70. Перепеч. в кн.: Муза новейших российских стихотворцев. М., 1814. С. 93-94.
   С подписью N. N. в "Журнале для сердца и ума" опубликовано также стихотворение  "Отрывок из послания к N..." (Ч. 1, N 3. С. 222-226). В N 1 журнала с подп.: Павел Мл-нв- опубликовано стихотворение "Измена Лилы"  (с. 47-50, с посвящением А. Л. С-ой).
  
  
   НА СВИДАНИЕ с А......, 
   который после жестоких ран под Бородиным долго почитался убитым 
  
   О воин-друг! с кровавой сечи
   Ты предо мной! ты пощажен!
   Восторг нечаянныя встречи!
   Но ах, как много стоит он!
   Ты в язвах весь: рука, ланита,
   Геройская нога отбита,
   И ты согбен на костылях...
   О жертва славы в юных днях!
   Прочь сожаленье! ею блещет
   Твое склоненное чело,
   И сердце храброе трепещет, 
   Что в битвах побеждать могло.
  
   Еще в объятья, друг бесценный,
   Ты жив - и дружба пред тобой!
   Она твой спутник неизменный,
   Пускай услышит голос твой, -
   Воспомни грозны ей минуты,
   Как полчища ворвались люты
   В отчизну пагубной рекой, -
   Про ужас битвы - страх природы -
   Как миру луч блеснул свободы -
   Вещай про Бородинский бой!
  
   Участник в избавленье света,
   Скажи, как в утренний туман,
   С лучом мерцающим рассвета
   Враги ударили в ваш стан,
   Как ты летал, впреди и с тыла,
   С мечом, который изострила
   Святая к родине любовь,
   Как тихла брань, кипела вновь;
   Как зрел ты в мгле, сквозь пар кровавой,
   Перед собой победу с славой
   И лица бледные врагов!..
  
   Представь - пусть дружба ободрится -
   Тот миг, как злобным острием
   Лицо геройское багрится
   И длань пронзается свинцом,
   Как ты, к отчизне полн любови,
   Бесчувствен став к текущей крови,
   Вождя-начальника орган,*
   И тут, и там, о витязь дивный,
   Как вихрь разносишься пустынный
   И движешь брани океан!
  
   Как, наконец, ядром повержен,
   В пыли, в отчаянье, в плену,
   Единой мыслью: враг низвержен! -
   Живишь со смертию борьбу;
   Вещай, как изнурен и гладен, -
   К подробностям слух дружбы жаден -
   Часы в страдании влача, 
   Покрыт уж смерти пеленою,
   Жизнь страшной искупал ценою
   Под хитрой сталию врача!..
  
   Вещай... да дух мой восхищенный
   Сию к отечеству любовь 
   И подвиги твои священны,
   Забыту лиру строя вновь,
   Предаст в другое поколение!
   Героев храбрых и царей
   Дарит бессмертьем песнопенье.
   Ты счастлив в участи своей,
   Ты в мраке не сойдешь в могилу,
   Как здесь и в гробе жив равно,
   Пока в сердцах имеет силу
   Святой глагол: Бородино!
  
   * Он был адъютантом.
  
   Сын Отечества. СПб., 1814. Ч. 14, N 24. С. 196-197.
  
  
   НА СВИДАНИЕ с А......, 
   который после жестоких ран под Бородиным долго считался убитым 
  
   О воин-друг! с кровавой сечи
   Ты предо мной! ты пощажен!
   Восторг нечаянныя встречи!
   Но ах, как много стоит он!
   Ты в язвах весь: рука, ланита,
   И грудь, геройством знаменита,
   На бранных дышит костылях...
   О жертва славы в юных днях!
  
   Еще в объятья, друг бесценный,
   Ты жив - и дружба пред тобой!
   Она твой спутник неизменный,
   Пускай услышит голос твой, -
   Воспомни страшны ей минуты,
   Как полчища ворвались люты
   В отчизну пагубной рекой, -
   Про ужас битвы - пораженья -
   Как миру луч блеснул спасенья -
   Вещай про Бородинский бой!
  
   Участник в избавленье света,
   Скажи, как в утренний туман,
   С лучом мерцающим рассвета
   Враги ударили в ваш стан,
   Как ты летал, впреди и с тыла,
   С мечом, который изострила
   Святая к родине любовь,
   Как тихла брань, ярилась вновь;
   Как зрел ты в мгле, сквозь пар кровавой,
   Перед собой победу с славой
   И лица бледные врагов!..
  
   Представь - пусть дружба ободрится -
   Тот миг, как злобным острием
   Лицо геройское багрится
   И длань пронзается свинцом,
   Как ты, к отчизне полн любови,
   Бесчувствен став к текущей крови,
   Вождя-начальника орган,*
   И тут, и там, о витязь дивный,
   Как вихрь разносишься пустынный
   И движешь брани океан!
  
   Как, наконец, ядром повержен,
   В пыли, в отчаянье, в плену,
   Единой мыслью: враг низвержен! -
   Живишь со смертию борьбу;
   Вещай, как изнурен и гладен, -
   К подробностям слух дружбы жаден -
   Часы в страдании влача, 
   Покрыт уж смерти пеленою,
   Жизнь страшной искупал ценою
   Под хитрой сталию врача!..
  
   Представь - да дух мой восхищенный
   Сию к отечеству любовь 
   И подвиги твои священны,
   Забыту лиру строя вновь,
   Предаст в другое поколение!
   Героев храбрых и царей
   Дарит бессмертьем песнопенье.
   Ты счастлив в участи твоей,
   Ты в мраке не сойдешь в могилу,
   Как здесь и в гробе жив равно,
   Пока в сердцах имеет силу
   Святой глагол: Бородино!
  
   * Он был адъютантом.
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 71-73.
  
   На свидание с А.....
   Опубл.: СО 1814 Ч. 14, N 24. С. 196-197; Сатиры С. 71-73.
  
  
   ЭЛЬВИРИНО ПОЗДРАВЛЕНИЕ САМОЙ СЕБЯ С НОВЫМ ГОДОМ 
  
   Всем новое счастье готовит судьба:
   Что хочешь, Эльвира? какое моленье
   Твой ангел-хранитель возьмет от тебя?
   Вся юности прелесть в одном наслажденье;
   Веселья ли просишь? - Нет, радость навек
   Сокрылась от сердца, для скорби рожденна;
   Мой возраст счастливый без счастья протек!
   Я прежде взывала: и мне обреченна,
   Быть может, настанет веселья чреда,
   Быть может, промчится с годами страданье!
   Теперь - не спознаюсь я с ней никогда,
   Теперь - не дружится с тоской упованье!
  
   О друге ль в моленье ты скорбном взываешь,
   Сем благе едином для нежной души?
   О нем ли ты к небу с слезами вещаешь:
   О небо, молитву Эльвиры внуши!
   Нет, друг - дар ужасный! судеб испытанье!
   Навек сопряжемся в минуты любви,
   Все сладости рая в душевном слиянье
   И радостный трепет ощутим в груди...
   Но что ж чрез минуту? - где спутник? где милой?
   Одни, отчужденны, над свежей могилой,
   И бледны ланиты, палимы слезой,
   И вздохи восторга в рыданье вменились!
   На небе ужасной, внезапной грозой
   Мечты и надежды все вдруг истребились!
  
   Что ж сердцу осталось? о чем пред судьбою
   Ты молишь с душою увядшей твоей? -
   Терпенья и смерти взываю от ней!
   О, если ты можешь тронyться мольбою,
   Безвестная в мраке грозящем судьба,
   Услыши просящей Эльвиры моленье:
   Пусть в сердце утихнет с тоскою борьба!
   Слезящее око отри на мгновенье
   И после навеки сном смерти смежи,
   Дай сердцу минуту протекшей отрады
   И после навеки его сокруши -
   Вот все для Эльвиры! Вот все, что ей надо!
   Надежду и счастье минуты одной - 
   И после навеки ее успокой!
  
   Когда же за гробом луч новый проглянет,
   И дух воскрилится к отчизне своей,
   Тогда для Эльвиры год новый настанет,
   Тогда, грудь Эльвиры, забейся сильней,
   Лей слезы отрады, нетленное око,
   И вечною, сердце, любовью пылай,
   Любовь, не страшися ни смертных, ни рока,
   Безропотный голос, в восторге взывай:
   "Я вечно с тобою, друг сердца избранный!.." 
   Но где же, Эльвира, где час сей желанный?
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 76-78. 
  
   Эльвирино поздравление самой себе с новым годом
   Опубл.: Бл 1818 Ч. 4, N 12. С. 260-262 (с подзаголовком: (перевод из Жан-Поля); и  указанием о прочтении в ВОЛСНХ 8 нояб. <так!> 1818 г.); Сатиры С. 76-78. Прочитано в ВОЛСНХ 7 нояб. 1818 г.
  
   К КОЛЫБЕЛИ СИРОТКИ 
   Успокойся, мой дружочек,
   Перестань меня терзать,
   Хоть на час, один часочек
   Дай тебя мне не слыхать.
  
           Под судьбы завесой темной,
           В колыбели скрытых бед,
           Дланью движимый наемной,
           Ты с тоской глядишь на свет;
  
   Вопль твой: мать! ее объятий!
   Мать похищена судьбой,
   Ни отца, ни нежных братий
   Не увидишь пред собой!
  
           О малютка! прочь сей нежный
           Раздирающий твой взор;
           В нем начертан неизбежный
           Провидению укор.
  
   То повернется, то стонет,
   Как бы в грусти говоря:
   Ах! кого на свете тронет
   Бесприютна жизнь моя!
  
           Так, мой друг, коль не увянешь,
           С лаской встретишь всех людей;
           Но от них учится станешь
           Все скрывать в душе своей.
  
   Жизни путь - есть путь страданья...
   Но твой вопль терзает слух
   И приводит в содроганье
   Мой привыкший к скорби дух!
  
           Мы здесь в мире - царь любови!
           Для твоих живем небес;
           Я не зрю в нем столько крови,
           Сколько зрю его я слез!
  
   К колыбели сиротки
   Опубл.: Сатиры С. 79-80.
  
  
   К СЕСТРЕ МОЕЙ 
  
   Когда, мой друг, опять с тобою,
   Дорожный бросив посох свой,
   Я нежной обнимусь рукою
   И водворюсь в стране родной?
   Уж много лет прошло разлуки,
   Давно твой друг осиротел;
   Не услажденны сердца муки
   Ничей не облегчал раздел!
   Когда опять с восторгом встретишь
   Ты мой нечаянный приход
   И на лице моем приметишь
   Следы печалей и забот?
   Лета уж много изменили
   И много взяли в дань себе,
   Одно лишь сердце пощадили
   И дружбу нежную к тебе!
   Мечты сокрылися отрадны,
   Их грозный опыт отогнал,
   Повеял ветр осенний, хладный,
   И цвет весны моей увял!..
   Когда наступит час желанный,
   И я, в отеческом дому,
   В приюте дружбы, гость нежданный,
   Прижмуся к сердцу твоему?
   Протекших дней воспоминанье
   Мы оживим в душе своей,
   И я начну повествованье
   Моих в разлуке текших дней,
   Как я, с бедами и судьбою
   Боролся, сил лишен своих,
   И - услажден твоей слезою -
   Навек изглажу память их!
   О друг мой, счастлив я заране
   Сей усладительной мечтой,
   Уже в приятном чувств обмане
   Тебя я вижу пред собой!
   То мнится мне, обвороженный,
   С тобой по рощам я брожу,
   Вещаю - и в душе блаженной
   Восторга слов не нахожу!
   То в бледном вечера мерцанье,
   Ведомый дружбой и тобой,
   Иду в задумчивом молчанье
   На брег высокий и крутой,
   Где Дон, вспоивший нас, светлеет,
   Расстлав далеко зыби вод,
   Где жатвой нива богатеет,
   Родных полей обильный плод!..
   Но гаснет уж заря, на юге
   В тумане кроются леса,
   И поселян, поющих в круге,
   Вдали слабеют голоса;
   Мы тихою идем стопою,
   Простясь до утренних часов,
   И, провождаемы луною,
   В свой мирный достигаем кров;
   С ее отрадными лучами
   Нисходят благотворны сны...
   Уже расставшись с суетами,
   Я сплю на ложе тишины!
   Час утра! о восторг всегдашний!
   О нем, крылами бья, гласит,
   Встревожась, петел мне домашний,
   И сон от глаз моих летит!
   Под перлами росы блестящий
   Открыт пред мной зеленый луг,
   И рог звучит, стада будящий,
   И вол взревел, впряженный в плуг!
   Любовь твоя своим приветом
   Идет меня предупредить...
   Я с бурным распростился светом!
   Даю зарок для дружбы жить!
   Но что! - твой призрак удалился,
   За ним мечтаний резвых рой, -
   К земле печальный взор склонился,
   И я опять один с тоской!
   Томлюсь, Фортуны раб слепыя,
   Без наслажденья трачу дни,
   И блага променял прямыя
   На ложны призраки одни!
   Мой друг! счастливого возврата
   Когда на родину дождусь
   И пред домашнего пената
   С смиренной жертвою явлюсь!?.
  
   Сатиры... СПб., 1819, С. 81-84.
  
   К сестре моей
   Опубл.: ВЕ 1812 Ч. 62, N 5. С. 11-14 (с датой: 25 янв. 1812. С.Петербург); Сатиры С. 81-84. Перепеч. в кн.: Муза новейших российских стихотворцев. М., 1814. С. 33-36; Собрание образцовых русских сочинений и переводов в стихах. СПб., 1816. Ч. 4. С. 247-249.
  
  
   МАТЬ-УБИЙЦА 
   (С немецк., из Шиллера)
  
   Слышишь! бьет ужасный час!
           Укрепитесь силы!
   Вместе к смерти! ищут нас,
           Наш удел - могилы!
   Все исчезло: божий свет
           И небес отрада,
   Для меня вас боле нет -
           Я добыча ада!
  
   Ах, прости и светлый день,
           Взоров услажденье,
   Сладострастна ночи тень -
           Чувств обвороженье!
   Блеск отрадный ваш погас,
           О мечты златые!
   Быстро скрылись вы от глаз,
           Радости земные!
  
   Я, в убранстве юных лет,
           Украшенье света,
   Улыбалась здесь, как цвет,
           Как заря средь лета!
   Днесь во гроб осуждена -
           И покров кончины,
   Бледный лик, где смерть видна,
           Скрыл до половины!
  
   Лейте слезы надо мной,
           О подруги милы!
   Вы, кому даны с красой
           И душевны силы!
   У жестокого в руках
           К сердцу я прижата,
   В милых яд пила устах -
           Сгибла без возврата!
  
   Может быть, теперь с другой,
           О изменник лютый!
   Как встречаю я с тоской
           Смертные минуты,
   Пьет он радость и любовь,
           Скорбь забыв и страхи...
   А моя здесь брызнет кровь
           Высоко от плахи!..
  
   Эдвин, Эдвин, за тобой
           Пусть сей глас печальный
   Всюду следует, сей вой,
           Страшный, погребальный!..
   Пусть всегда в твоем уме
           Смерть Луизы бедной,
   И призрак ее во тьме
           Пред тобою бледной!
  
   Вероломный! страсти жар -
           Ни цветуща младость,
   Ни залог любви - сей дар,
           Львов и тигров радость...
   Все отвергнул! - на земли
           Скорбь со мной оставив,
   Ты летишь один вдали,
           Паруса расправив!
  
   А младенец? горький плод!
           Ах, почто явился?
   В полном образе красот
           Лик твой обновился;
   Сердце матери мечтой
           Сладкой оживилось;
   Вдруг отчаянье с тоской
           В нем соединилось:
  
   Где отец мой? - вопросил
           Он ужасным взором, -
   Где супруг твой? - он грозил
           Мне немым укором...
   О невинность! горе нам!
           Он навек с другою,
   Глух к стенаньям и мольбам,
           Вечный стыд с тобою!
  
   Ах, и матерь?.. грозный ад -
           Там ее обитель!
   Страшен милый твой мне взгляд,
           Муки возвеститель!
   Каждый смех твой на устах -
           Есть мое страданье,
   Каждый вопль твой - сердца страх
           И души терзанье!
  
   Ад навек уже со мной!
           Прочь твои лобзанья!
   Вопли Фурий - голос твой -
           Слышу их воззванья.
   Здесь, спешите, - вот оне!
           Адский сонм явился!
   Их огонь вспылал во мне...
           И кинжал вонзился!
  
   Эдвин, Эдвин! за тобой
           Тень сия летает;
   Хладной пусть своей рукой
           Грудь твою ласкает!
   Пусть ее последний взгляд
           Ты повсюду встретишь;
   Взоры страшны; с ними в ряд
           Тень мою приметишь!
  
   Здесь, смотри, у ног упал,
           Весь покрытый кровью,
   Будто к матерним припал
           Он стопам с любовью!
   Слышу грозный глас судей:
           В сердце глас боязни;
   Здесь, готова! смерть скорей!
           Муки лютой казни!
  
   Эдвин! милостив Творец -
           И небесна сила
   Казнь смягчает злых сердец:
           Я тебя простила.
   Все исчезнет! клятв обет,
           Поцелуев сладость -
   Лютый пламень все пожрет;
           Уж горит - о радость!
  
   Ах, не льститесь красотой,
           Девы непорочны!
   Красота - губитель мой,
           Блеск ее - непрочный!
   Путь ко плахе укажи!
           Час ударил, мститель!
   Мать-убийца - не дрожи,
           Казни совершитель!
  
   Вестник Европы. М., 1813. Ч. 70, N 13. С. 3-7.
  
   МАТЬ-УБИЙЦА 
   (Из Шиллера)
  
   Слышишь! бьет ужасный час!
           Укрепитесь силы!
   Вместе к смерти! ищут нас
           Бросить в ров могилы!
   Все исчезло: божий свет
           И небес отрада,
   Для меня вас боле нет -
           Я добыча ада!
  
   Ах, прости и светлый день,
           Взоров услажденье,
   Сладострастна ночи тень -
           Чувств обвороженье!
   Блеск отрадный ваш погас,
           О мечты златые!
   Быстро скрылись вы от глаз,
           Радости земные!
  
   Я, в убранстве юных лет,
           Веселясь красою,
   Улыбалась здесь, как цвет
           На заре весною!
   Днесь во гроб осуждена -
           И покров кончины,
   Бледный лик, где смерть видна,
           Скрыл до половины!
  
   Лейте слезы надо мной,
           О подруги милы!
   Вы, кому даны с красой
           И душевны силы!
   У жестокого в руках,
           В радости беспечной,
   В милых яд пила устах -
           И погибла вечно!
  
   Может быть, теперь с другой,
           О изменник лютый!
   Как встречаю я с тоской
           Смертные минуты,
   Пьет он радость и любовь,
           Скорбь забыв и страхи...
   А моя здесь брызнет кровь
           Высоко от плахи!..
  
   Эдвин, Эдвин, за тобой
           Пусть сей глас печальный
   Всюду следует, сей вой,
           Страшный, погребальный!..
   Пусть всегда в твоем уме
           Смерть Луизы бедной,
   И призрак ее во тьме
           Пред тобою бледный!
  
   Вероломный! страсти жар -
           Ни цветуща младость,
   Ни залог любви - сей дар,
           Львов и тигров радость...
   Все отвергнул! - на земли
           Скорбь со мной оставив,
   Ты летишь один вдали,
           Паруса расправив!
  
   А младенец? горький плод!
           Ах, почто явился?
   В полном образе красот
           Лик твой обновился;
   Сердце матери мечтой
           Сладкой оживилось;
   Вдруг отчаянье с тоской
           В нем соединилось:
  
   Где отец мой? - вопросил
           Он ужасным взором, -
   Где супруг твой? - он грозил
           Мне немым укором...
   О невинность! горе нам!
           Он навек с другою,
   Глух к стенаньям и мольбам,
           Вечный стыд с тобою!
  
   Ах, и матерь?.. грозный ад -
           Там ее обитель!
   Страшен милый твой мне взгляд,
           Муки возвеститель!
   Каждый смех твой на устах -
           Есть мое страданье,
   Каждый вопль твой - сердца страх
           И души терзанье!
  
   Ад навек уже со мной!
           Прочь твои лобзанья!
   Вопли Фурий - голос твой -
           Слышу их воззванье.
   Здесь, спешите, - вот оне!
           Адский сонм явился!
   Их огонь вспылал во мне...
           И кинжал вонзился!
  
   Эдвин, Эдвин! за тобой
           Тень сия летает;
   Хладной пусть своей рукой
           Грудь твою ласкает!
   Пусть ее последний взгляд
           Ты повсюду встретишь;
   Взоры страшны; с ними в ряд
           Тень мою приметишь!
  
   Здесь, смотри, у ног упал,
           Весь облитый кровью,
   Будто к матери припал
           С детскою любовью!
   Слышу грозный глас судей:
           В сердце глас боязни;
   Здесь, готова! смерть скорей!
           Муки лютой казни!
  
   Эдвин! милостив Творец -
           И небесна сила
   Казнь смягчает злых сердец:
           Я тебя простила.
   Все исчезнет! клятв обет,
           Поцелуев сладость -
   Лютый пламень все пожрет;
           Уж горит - о радость!
  
   Ах, не льститесь красотой,
           Девы непорочны!
   Красота - губитель мой
           И удел непрочный!
   Путь ко плахе мне скорей!
           Час ударил, мститель!
   Мать-убийца - не бледней,
           Казни исполнитель!
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 85-90.
  
   Мать-убийца (из Шиллера)
   Опубл.: ВЕ 1813 Ч. 70, N 13. С. 3-7 (с подзаг.: С немецк., из Шиллера; с подп.: М.); Сатиры С. 85-90. Загл. ориг.: Die Kindsmorderin.
  
  
   ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ
   Ода, почерпнутая из молитвы Езекии. Исайи гл. 38.
  
   Я зрел: мои печальны лета
   Сливались вечности с рекой,
   И дней моих среди рассвета
   Клонился я на запад мой;
   Мне гроб ужасный отверзался;
   Бежал от глаз отрадный свет,
   Вотще в глубокой тьме старался
   Я дней увядших видеть след.
  
   Твоя десница, Боже вечный,
   Опять к себе  свой дар берет,
   И дни сей жизни скоротечной,
   Тобой сотканны мне, сечет;
   Последнее мое светило
   Восходит в горни высоты,
   Твое дыханье отделило
   Меня живущих от среды.
  
   Твоим дыханьем восхищенный,
   Взношусь я от страны земной,
   Как, стебля своего лишенный,
   Несется вихрем лист сухой;
   Недуг, как тигр неумолимый,
   Во мне все кости сокрушил;
   Покой, ниже на миг единый,
   Меня в страданье не живил.
  
   Надежды боле луч не блещет,
   Томлюсь я в страхе и в слезах,
   Как ластовица, что трепещет
   У гладна ястреба в когтях;
   Я жду кончины как отрады,
   Как вожделенного добра,
   И плачем утомленны взгляды
   Не обращаю  вкруг одра.
  
   Объят болезнию жестокой,
   Я наступавшей ночи рек:
   - О ночь! во тьме своей глубокой
   Меня поглотишь ты навек.
   Я к восходящей рек деннице,
   Когда от ней бежала тень:
   - Увы! на светлой колеснице
   Ты мой ведешь последний день!
  
   Душа моя покрылась мраком,
   И ужас сердце оковал,
   Объят отчаяньем и страхом,
   Впоследни к Богу я воззвал:
   - С предела моея  гробницы
   Услыши, Господи, мой глас!
   Ужасна месть твоей десницы, -
   Пошли в отраду смертный час!
  
   Не презрел он молений слезных,
   Роптанье грешного внушил,
   Коснулся краем риз чудесных,
   От сердца муки удалил, 
   Он дням моим велел простерти
   Еще далеко свой предел,
   И в ужасах грозящей смерти
   Мне жизнь отрадну зреть велел.
  
   Твою, мой Бог, пускай вселенна
   Во  мне чудесну благость зрит,
   Твоя десница, мне враждебна,
   На место казни жизнь дарит!
   Твоей щедроты в прославленье,
   Для памяти чудес твоих,
   Ты пробавляешь дней теченье
   Минутных странников земных.
  
   Нет, нет, мой Боже и создатель,
   Премудрость, благость без границ!
   Величья твоего вещатель -
   Не ужас тлеющих гробниц,
   Не смерть, что их с улыбкой злобной
   Вокруг рассеянными зрит,
   Но персть, что под доскою гробной
   К тебе надеждою горит.
  
   Но те, которые со мною
   Теперь от ней искуплены,
   Из рода в род своей хвалою
   Тебя прославят их сыны,
   Твое владычество всеместно;
   Я сам пойду, всемощный Царь!
   Восставленный тобой чудесно,
   Обнять священный твой алтарь.
  
   Я чистым уст моих хваленьем,
   Я пламенем души моей
   Сердца подвигну сокрушеньем
   Забывших о тебе людей,
   Тебя познать я их заставлю,
   Исполню их твоей хвалой,
   Открою, вознесу, прославлю
   Над нами промысл твой благой!
  
   Санктпетербургский вестник. СПб., 1812. Ч.2, N 5. С. 161-164.
  
  
   ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ
  
   Я зрел: мои печальны лета
   Сливались вечности с рекой,
   И дней моих среди рассвета
   Клонился я на запад мой;
   Мне гроб ужасный отверзался;
   Бежал от глаз отрадный свет,
   Вотще в глубокой тьме старался
   Я дней увядших видеть след.
  
   Твоя десница, Боже вечный,
   К себе опять  свой дар берет,
   И дни сей жизни скоротечной,
   Тобой сотканны мне, сечет;
   Последнее мое светило
   Восходит в горни высоты,
   Твое дыханье отделило
   Меня живущих от среды.
  
   Твоим дыханьем восхищенный,
   Взношусь я от страны земной,
   Как, стебля своего лишенный,
   Несется ветром лист сухой;
   Недуг, как тигр неукротимый,
   Во мне все кости сокрушил;
   Покой, ниже на миг единый,
   Меня в страданье не живил.
  
   Надежды боле луч не блещет,
   Томлюсь я в страхе и в слезах,
   Как ластовица, что трепещет
   У гладна ястреба в когтях;
   Я жду кончины как отрады,
   Как вожделенного добра,
   И плачем утомленны взгляды
   Вращать не в силах  вкруг одра.
  
   Объят болезнию жестокой,
   Я наступавшей ночи рек:
   - О ночь! во тьме своей глубокой
   Меня поглотишь ты навек.
   Я к восходящей рек деннице,
   Когда от ней бежала тень:
   - Увы! на светлой колеснице
   Ты мой ведешь последний день!
  
   Душа моя покрылась мраком,
   И ужас сердце оковал,
   Объят отчаяньем и страхом,
   Впоследни к Богу я воззвал:
   - От края страшныя  гробницы
   Услыши, Господи, мой глас!
   Ужасна месть твоей десницы, -
   Пошли в отраду смертный час!
  
   Не презрел он молений слезных,
   Роптанье грешного приял,
   Коснулся краем риз чудесных,
   От сердца муки отогнал, 
   Он дням моим велел простерти
   Еще далеко свой предел,
   И в ужасах грозящей смерти
   Мне жизнь отрадну зреть велел.
  
   Твою, мой Бог, пускай вселенна
   На  мне чудесну благость зрит,
   Для казни правой устремленна,
   Твоя десница жизнь дарит;
   Твоей щедроты в прославленье,
   Для памяти чудес твоих,
   Ты пробавляешь дней теченье
   Минутных странников земных.
  
   Нет, нет, мой Боже и создатель,
   Премудрость, благость без границ!
   Величья твоего вещатель -
   Не ужас тлеющих гробниц,
   Не смерть, что их с улыбкой злобной
   Вокруг рассеянными зрит, 
   Но персть, что под доскою гробной
   К тебе надеждою горит.
  
   Но те, которые со мною
   Теперь от ней искуплены,
   Из рода в род своей хвалою
   Тебя прославят их сыны,
   Твое владычество всеместно;
   Я сам пойду, всемощный Царь!
   Восставленный тобой чудесно,
   Обнять священный твой алтарь.
  
   Я чистым уст моих хваленьем,
   Я пламенем души моей
   Сердца подвигну сокрушеньем
   Забывших о тебе людей,
   Тебя познать я их заставлю,
   Исполню их твоей хвалой,
   Открою, вознесу, прославлю
   Над нами промысл твой благой!
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 91-94.
  
   Выздоровление
   Опубл.: СПВест Ч.2, N 5. С. 161-164 (с подп.: Н.; с подзаголовком: Ода, почерпнутая из молитвы Езекии. Исайи гл. 38); ВЕ 1813 Ч. 72, N 23/24. С. 177-179 (с подзаголовком: Ода, почерпнутая из Исайи; с незначительными разночтениями к тексту Сат); Сатиры С. 91-94. Прочитано в ВОЛСНХ 23 мая 1812 г. Загл. ориг.: Rousseau J.B. Ode I.15, tiree du cantique d'Ezechias. Isaie, chapitre 38. Pour une personne convalescente.
   Перевод оды Ж.-Б.Руссо;  другой перевод см.: Познанский Е.И. Покаяние, из Исаии ("Я зрел, как дней моих светило...") // Каллиопа: Труды благородных воспитанников Университетского пансиона. М., 1816. С. 205-207.
  
  
   НАДГРОБНАЯ МОЛОДОЙ ЖЕНЩИНЕ 
   от оставшегося мужа с осиротелыми младенцами 
  
   Друг милый! нет тебя, ты в сердце лишь осталась!
   Ни ум, ни красота, ни крепость юных лет,
   Ни сердце ангелов, которым украшалась,
   Ни сиротство детей, узревших скорбный свет,
   От смерти лютыя тебя не защитили.
   С тобой меня судьбы всех благ моих лишили,
   Осталось лишь одно: их в помощь призывать,
   Кропя в унынии, в тоске твой прах слезами,
   С двумя несчастными твоими сиротами -
   И ложем брачным гроб в стенанье называть
  
   Надгробная молодой женщине
   Опубл.: Сатиры С. 96.
  
  
   ИДИЛЛИЯ 
  
   О Лила! блаженство дней юных не вечно!
   Как быстрый источник оно скоротечно,
   Веселья не придет потерянный час, -
   Все тать сокровенный похитит у нас;
   Расцветшая роза чрез миг исчезает,
   Не доле у Лилы зефир лобызает
   И лилии персей, и розы ланит,
   И в страсти друг сердца к ним взоры стремит!
  
   Мы так же, как роза, мгновенны бываем,
   Не долее зреем - скорей отцветаем!
   Добыча злой Парки уж многие дни,
   Томление сердца, утрата любви; 
   С венком увядает чело, им увито,
   Мы зрим, что проходит, - что будет - сокрыто!
  
   О Лила! уж тени не ищет в дубраве
   Ни агнец, резвяся в невинной забаве,
   Ни серна прохлады в ущелинах гор;
   С днем каждым в долинах теряет наш взор
   Фиалки и розы, полей украшенье;
   То смолкнет пернатых, что слышится пенье,
   В леса опустевши вновь придет весна,
   Но юность другая для нас не дана!
   Ничто не наполнит грудь, в скорби отцветшу,
   Ничто не воротит любовь отлетевшу!
  
   О Лила, доколе не все отцвело,
   Венком ароматным украсив чело,
   Власы распустивши, как розы душисты,
   На полныя груди, на перси волнисты,
   Прижмися, лилейной рукой оплетясь,
   Ты к другу, устами с устами слепясь:
   Пусть дух воспылает, любовью объятый!
   Пусть грозное время к нам мчится с закатом -
   И дни перед нами как стрелы летят!
   Любви наслажденья нам все заменят;
   В ней жизни вся сладость, в ней счастье природы,
   Минута с ней то же, что целые годы!
  
  
   ИДИЛЛИЯ 
  
   О Лила! блаженство дней юных не вечно!
   Как быстрый источник оно скоротечно,
   Веселья не придет потерянный час, -
   Все тать сокровенный похитит у нас;
   Расцветшая роза чрез миг исчезает,
   Не доле у Лилы зефир лобызает
   И лилии персей, и розы ланит,
   И в страсти друг сердца к ним взоры стремит!
  
   Мы так же, как роза, мгновенны бываем,
   Не долее зреем - скорей отцветаем!
   В томлении сердца, чуждаясь любви, 
   Мы лучшие губим весенние дни; 
   С венком увядает чело, им увито,
   Мы зрим, что проходит, - что будет - сокрыто!
  
   О Лила! уж тени не ищет в дубраве
   Ни агнец, резвяся в невинной забаве,
   Ни серна прохлады в ущелинах гор;
   С днем каждым встречает утрату наш взор!
   На месте, где цвета вид зрелся веселый,
   Чрез миг, возвратившись, зрю стебль облетелый, 
   В леса опустевши вновь придет весна,
   Но юность другая для нас не дана!
   Ничто не наполнит грудь, в скорби отцветшу,
   Ничто не воротит любовь отлетевшу!
  
   О Лила, доколе не все отцвело,
   Венком ароматным украсив чело,
   Власы распустивши, как розы душисты,
   На полныя груди, на перси волнисты,
   Прижмися, лилейной рукой оплетясь,
   Ты к другу, устами с устами слепясь:
   Пусть дух воспылает, любовью объятый!
   Пусть грозное время к нам мчится с закатом -
   И дни перед нами как стрелы летят!
   Любви наслажденья нам все заменят;
   В ней жизни вся сладость, в ней счастье природы,
   Минута с ней то же, что целые годы!
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 97-98.
  
   Идиллия ("О Лила! блаженство дней юных не вечно...")
   Опубл.: ВЕ 1812 Ч. 63, N 10. С. 96-98; Сатиры С. 97-98. Перепеч. в кн.: Муза новейших российских стихотворцев. М., 1814. С. 78-80. Возможно, прочитано в ВОЛСНХ 7 окт. 1811 г. (под загл.: Идиллия к Саре).
  
   МОНАСТЫРЬ 
   (элегия) 
  
   Настал покоя час! От хвал, молений томных,
   Пустынной тишине предавши мрачный храм,
   Ряд тружениц идет печальных и безмолвных
   Склониться к сладостным забвения мечтам.
  
   Смиренны странницы сей жизни скоротечной,
   Для коих навсегда веселье отцвело,
   Их вера облекла в одежду скорби вечной,
   Их к гробу бледное потуплено чело.
  
   Вступает каждая в свой терем одинокий,
   Друг к другу скорбный взгляд бросая при дверях;
   Светило дневное сокрылось в понт глубокий -
   И вечер воцарен прохладный на полях!
  
   Все немо вкруг меня! лишь тихое моленье
   Несется из среды обители святой;
   Там дева, притаясь, в сердечном сокрушенье
   Возносит к Божеству смиренно голос свой.
  
   Быть может, страстию несчастною томима,
   Погибших радостей взывает от небес,
   Или, печалию ко гробу приводима,
   Последний молит час с потоком горьких слез.
  
   Как, скрытое во мрак, ей внемлет Провиденье
   И час полуночи медлительно звучит;
   Сопутницы ее вкушают усыпленье -
   И их безбрачный одр являет гроба вид.
  
   Светильники любви для них не возгорятся,
   Супруги нежные их к персям не прижмут, 
   Их в чадах красоты уже не обновятся -
   И самые мечты жилища их бегут.
  
   Их строгое одной святыни обожанье
   Кладет на лица их угрюмости печать,
   Их сердце хладное мертвеет в покаянье,
   В привычке горестной от радостей бежать.
  
   Все дни посвящены занятиям единым:
   Гнев праведных небес на милость преклонять,
   Ко Промыслу нестись хваленьем уст невинным,
   Святой его алтарь смиренно украшать.
  
   О вы, владеющи возлюбленных сердцами,
   Кому веселие в сем мире суждено,
   Не смейте их встречать с надменными очами:
   Все ваше счастие мгновение одно.
  
   Ни ласки милых чад, ни их лобзанье нежно
   Ни страстныя любви молящий слезный глас, -
   Ничто не отвратит терзанье неизбежно,
   С которым грозна смерть откроет гроб для вас! 
  
   Пускай, подобно вам, они во взорах страстных
   Величие своей победы не прочтут,
   Не встретят их вовек - и рук своих прекрасных
   В объятья пламенной любови не прострут.
  
   Увы! сия краса и взоры, жизнь дающи,
   Лишатся некогда приятности своей:
   По розовым путям и терновым идущи
   Равно скрываются под хладною землей. 
  
   Что самая любовь, сей жизни упоенье?
   Восторги пламенны в слиянии сердец
   Не столько сладостны, как страшно разлученье -
   Которым познаем мы жизни сей конец!
  
   Быть может, некогда к гробнице сей высокой,
   Когда вы в тишине придете здесь бродить,
   В мечтанья погрузясь о доле одинокой,
   Приникнет скорбна тень и будет говорить:
  
   "Я юную имел во цвете дней подругу,
   Ее сразила смерть - последню ей услугу
   Отдать я, в горести, за гробом тек ея;
   Унылый меди звон, свет тусклого огня,
   Мольбы, которые вкруг гроба простирались,
   С стенанием друзей и с плачем их сливались, -
   Все скорбию мой дух исполнило тогда...
   Но что я чувствовал, красавицы!.. когда
   На первый звук земли, валимой тихо с края,
   В глуши отозвалась обитель гробовая?.."
  
   Санктпетербургский вестник. СПб, 1812 [1813]. Ч.3, N 9. С.260-263. 
  
   МОНАСТЫРЬ 
   (элегия)
  
   Настал покоя час! От хвал, молений томных,
   Пустынной тишине предавши мрачный храм,
   Ряд тружениц идет печальных и безмолвных
   Склониться к сладостным забвения мечтам.
  
   Смиренны странницы сей жизни скоротечной,
   Для коих навсегда веселье отцвело,
   Их вера облекла в одежду скорби вечной,
   Их бледное к земле потуплено чело.
  
   Вступает каждая в свой терем одинокий,
   Друг к другу скорбный взгляд бросая при дверях;
   Светило дневное сокрылось в понт глубокий -
   И вечер воцарен прохладный на полях!
  
   Все пусто вкруг меня! лишь тихое моленье
   Несется из среды обители святой;
   Там дева, притаясь, в сердечном сокрушенье
   Возносит к Божеству смиренный голос свой.
  
   Быть может, страстию несчастною томима,
   Погибших радостей взывает от небес,
   Или, печалию ко гробу приводима,
   Последний молит час с потоком горьких слез.
  
   Как, скрытое во мрак, ей внемлет Провиденье
   И час полуночи медлительно звучит;
   Сопутницы ее вкушают сна забвенье -
   И их безбрачный одр являет гроба вид.
  
   Светильники любви для них не возгорятся,
   Отрад супружества сердца их не найдут;
   Их в чадах красоты уже не обновятся -
   И самые мечты жилища их бегут.
  
   Суровое одной святыни обожанье
   Кладет на лица им угрюмости печать,
   Их сердце хладное мертвеет в покаянье,
   В привычке горестной от радостей бежать.
  
   Все дни проведены в обетах их пустынных:
   Гнев праведных небес на милость преклонять,
   Ко Промыслу нестись хваленьем уст невинных,
   Святой его алтарь смиренно украшать.
  
   О вы, владеющи возлюбленных сердцами,
   Кому веселие в сем мире суждено,
   Не смейте их встречать с надменными очами:
   Блаженство мыслию конца отравлено.
  
   Что вечно из даров здесь скорбных и превратных?
   Разрушить счастие один потребен миг;
   И горькая тоска о благах невозвратных
   Есть плата тяжкая, по коей ценим их.
  
   Пускай, подобно вам, они во взорах страстных
   Величие своей победы не прочтут,
   Не встретят их вовек - и рук своих прекрасных
   В объятья пламенной любови не прострут.
  
   Увы! сия краса и взоры, жизнь дающи,
   Пред грозною судьбой себя не защитят;
   Вотще, слиясь в одно, мольбу свою несущи,
   Сердца присутствием взаимным жить хотят -
  
   Все рушит алчна смерть! все узы разрывает,
   Сокровище любви и прелесть юных лет,
   Средь нег, иль на одре страданья поражает,
   И мхом покрытый гроб - единственный наш след.
  
   В час утра светлого и вечера в мерцанье,
   Когда, ведомым вам сердечною тоской,
   Сей безответный гроб укажет вспоминанье
   И слезы потекут на злак его рекой -
  
   Вотще средь скорбного души своей порыва,
   Объемля хладну персть, вы будете искать
   На плач ваш милого, знакомого отзыва,
   И сердце горестным обманом обольщать;
  
   Вкруг вас единый шум, стрегущие гроб ели,
   И вид знакомых мест вам будет говорить, -
   Тогда, как живо все, лишь вы осиротели,
   Лишь ваших благ одних не можно возвратить!
  
   Стезя сомнения ко смерти от рожденья
   Ведет печальные народов племена;
   И если горести сменяют наслажденья,
   И в них без примеси нам радость не дана!
  
   Что самая любовь, сей жизни упоенье?
   Восторги пламенны в слиянии сердец
   Не столько сладостны, как страшно разлученье -
   Страшнейшее для нас, чем самый наш конец!
  
   Быть может, некогда к гробнице сей высокой,
   Когда вы в тишине придете здесь бродить,
   В мечтанья погрузясь о доле одинокой,
   Приникнет скорбна тень и будет говорить:
  
   "Я юную имел во цвете дней подругу,
   Ее сразила смерть - последню ей услугу
   Отдать я, в горести, за гробом тек ея;
   Унылый меди звон, свет тусклого огня,
   Мольбы, которые вкруг гроба простирались,
   С стенанием друзей и с плачем их сливались, -
   Все скорбию мой дух исполнило тогда...
   Но что я чувствовал, красавицы!.. когда
   На первый звук земли, валимой тихо с края,
   В глуши отозвалась обитель гробовая?.."
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 99-104.
  
   Монастырь
   Опубл.: СПВест Ч.3, N 9. С. 260-263 (с подп.: М.); Сатиры С. 99-104. Прочитано в ВОЛСНХ 16 янв. 1813 г.
  
  
   БЕДНЫЙ ПОЭТ 
   Вольный перевод из Жильберта 
  
   О дней моих весна! куда сокрылась ты?
           Едва твой след примечу,
           Как сна пленительна мечты,
   Вотще лечу к тебе - тебя вовек не встречу!
           Полжизни, может быть, моей,
           В себе ты заключила;
           Но ах, жалеть ли мне о ней?
   Восход моей зари ты скорбью омрачила
           И скрылась от меня,
   Как кроется от глаз предвестник бурна дня,
   В туманных облаках померкшее светило!
           Но блеск отрадных дней твоих
   Еще прельщенное воображенье ловит,
   Кто знает, что судьба в грядущем нам готовит?
   Обрекши, может быть, для горестей иных,
           О скорбь! в юдоли сей изгнанья,
   Готовила она жестокою рукой,
   Чтоб шел тернистою стезей я испытанья
   И силы укреплял души моей тобой!
   Так, ты мою стезю в сем мире начертала!
   Я уст от твоего не отклонял фиала,
   С начала бытия тобою уловлен;
           Едва страдальческих пелен
           Младенчества освободился,
   Первейших благ земных, ласк матери лишился -
   И колыбель моя явилась гробом ей!
   Младенцем я познал условье жизни сей -
   И первый мой урок была ее могила!
   С тех пор меня, ты, скорбь, себе усыновила!
   Лишь пылкой юности светильник возблистал,
   И славы призраком мой дух обворожился,
           Я вслед за нею устремился -
           И что ж, безумец, я сыскал?
   Несчастному о ней и мысль уже преступна;
   Как злато, хладная, ничтожная, как дым,
   Единой хитрости ласкательства доступна -
   И чуждая сердцам незлобным и простым!..
   Не устыжусь изречь, что жребий всемогущий
   Извел меня на свет среди простыя кущи,
   И бедность лишь одну в наследье дал отец;
   Родившися царем - я презрел бы венец
   И, одолженным быть стыдяся в чем породе,
   Последнему б в моем завидовал народе,
   Желав родиться вновь, чтоб вознестись собой!..
   О скорбный мой отец! я слышу голос твой:
   - Родительских полей почто, в ожесточенье,
   Мой сын, забыв меня, бежишь - за кем вослед?
   - Ко Славе! - Позабудь безумное стремленье,
   Я дряхл, а ты едва по слуху знаешь свет,
   В печальной старости останься мне отрадой:
   Мой день почти угас, живу не для меня,
   И светом слабого колеблема огня 
   Хочу светить тебе последнею лампадой!
   - Ко Славе! - Если так, ступай! - Мне, в цвете дней,
   Как юность пылкая зовет во храм честей,
   Мне дале не видать отеческих полей!
   Тот мертвый человек, кто в обществе не славен!
   И вот - корабль готов и парус мой направлен,
   И в пристани Творец меня не удержал!
   Взял в руки опыт руль - и скоро мне сказал:
   - Ты мене чем один, ты кровными оставлен! -
   Для ней, для ней всем жертвовать хочу!
   И Слава ль не пленит дух прямо благородный?
   Я гражданин, за жизнь я обществу плачу,
   Вей ветер - и лети корабль по бездне водной!
           Ни бурей, ни грозой
   Судьба коварная его не поглотила, -
           Но тайною своей рукой
   Путь дерзкого ума на влаге волн хранила!
   Он прибыл - он один. - Кто вы? где ваш отец?
   - Он жив еще, но я, увы! теперь безроден!
   - Зачем? - Полезным быть? - Права? - Я благороден.
   - А ваше ремесло? - Беднейшее - певец.
   - Таланты любят здесь - здесь уважают знанья,
   Здесь музам алтари - наукам здесь приют,
   Что может выше быть поэтов достоянья?
   Они бессмертие согражданам дают;
   Похитив от богов волшебные глаголы,
   Как возвещатели величия людей,
   Они передают потомству блеск царей
   И кроют славою иль клятвами престолы!
   Они, паря к Творцу крылатым их умом,
   И долу естества проникнувши уставы,
   Оправдывают здесь, жрецы ума и славы,
   Ничтожность смертного пред горним Божеством;
   Оракулы судеб, таинственники неба,
   Вотще, змеиною подъемляся главой,
   Стремится зависть к ним, дочь Злобы и Эреба;
   Оставя для других попрать ее пятой,
   Завистников своих талант не примечает!
   Так солнце, восходя на тверди голубой,
   Мерцанье слабых звезд собою помрачает!
   Для Гения преград и не было и нет,
           Смелей в свой путь, поэт,
   Достоинству, уму отверсто здесь паренье...
   - Убийственный обман! так думаете вы,
   А я, в начале быв ничтожного стремленья,
   Не славы жертвою, но жертвою молвы,
   К терзанью своему людей коварство зная,
   Я понял, где талант себе преграду зрит,
   Где, с нежною душой, бежит от вас Пиит -
   И лира вержется, навеки умолкая!
   Здесь Гений лишь парит на крылиях златых
   И низостью одной венок свой покупает;
   Поэт давно лишен за то здесь прав своих,
   Что языком богов меж смертными вещает!
   Прочь, призрак пагубный! прочь, глас зовущих лир!
   Угасни навсегда в душе желанье Славы!
   Явитесь вспять ко мне, о юности забавы,
   И сердца прежнего бесценный, чистый мир!
   Блажен, стократ блажен, ему кто цену знает,
   Заране усмиря страстей своих порыв,
   Кто в отческом дому живет себя сокрыв:
   Цвет юности его не рано опадает,
   И радость, спутница на жизненном пути,
   Не скоро чувствовать дает ему измену;
   Годичны времена, в свою урочну смену,
   Как дань, спешат ему плоды свои нести,
   Доволен он во всем, в сне самом не смущенный
   Ужасной мыслию, что в наш кичливый век
   На лоно матери возможет человек
   Под игом бед упасть, никем не подкрепленный!
   Нет нужды, что не зрел он пышности столиц,
   Где сильных насытить не могут оба света,
   Бесчестных гордецов блестящих колесниц,
   На кои смотрит чернь, толпясь, едва одета,
   Где подлость и обман - достоинство сердец;
   Где дарования, едва-едва развиты,
   Нуждою в пеленах жестокою убиты!
   О сколько счастлив он, когда хранит отец
   И мать, в закате дней, его златые годы;
   Коль, чувств небесных рай, - о верх даров природы, -
   Коль самая любовь хранит его покой
   В прелестном образе подруги молодой!
   С каким восторгом зрит, по кратком разлученье,
   Свиданья сладкого ее предупрежденье,
   Счастливыя любви благословенный плод!
   Старейших чад она к нему тут правит ход
   И, младшего неся, идет по скатам схода,
   Прекрасна, как сама весенняя природа!
   Все, все, что смертным дал блаженного Творец,
   Обилье, тишина, веселие сердец,
   Невозмутимый кров и счастья полно ложе...
   Их взоры встретились, - о скрой, великий Боже,
   Сей вид разительный для горести моей!
   Но если бы судьба еще ко мне смягчилась
   И ярость злых сердец на время утомилась,
   Я мог бы славен быть хоть смелостью своей!
   Так, гордые враги! в моих цветущих летах
   Я многое у вас похитить бы умел;
   Неукротимый лев, застигнутый в тенетах,
   Воспомнив, разъярясь, свободу - свой удел,
   Сверкая на ловцов грозящими очами,
   Терзает гнусну вервь - и гордыми стопами
   Идет, царем лесов, в которых плен познал!..
   Но что в мечтаниях напрасных я вещал?
   Прости, родитель мой! над бездною готовой
   Еще пророческий мне слышится твой глас;
  е
   Мне дал пример любви к отчизне.
   Прими, царевна, ты в сей час
   ......................................
   Твой брат великодушный, твердый
   Европу и Россию спас
   ......................................
  
  

ПРИМЕЧАНИЯ

  
   177. "Цветник", 1810, No 10, с. 63. Печ. по Сатиры, с. 10. В форме подражания римскому сатирику Персию (34--62) Милонов создал оригинальное политическое стихотворение -- сатиры под таким названием у Персия нет. Этот прием в дальнейшем использовал К. Ф. Рылеев. Стихотворение Милонова истолковывалось современниками как выпад против Аракчеева. Известно также указание П. А. Вяземского, что под Рубеллием Милонов подразумевал О. П. Козодавлева (1754--1819), писателя и государственного деятеля, министра внутренних дел (1810--1819), редактора газеты "Северная почта" (см.: Поэты-сатирики, с. 715).
   Альбий, Арзелай. В журнальной публикации эти имена сопровождены примечаниями: "Альбий -- мздоимец, кровосмеситель и убийца", "Арзелай -- страшный невежда".
   178. СПВ, 1812, No 1, с. 51. Печ. по Сатиры, с. 22. Сатира Милонова направлена против целого ряда литераторов как из лагеря шишковистов, так и примыкавших к группе карамзинистов или не входивших ни в ту, ни в другую группировку. Расшифровка ряда имен сделана Г. В. Ермаковой-Битнер (Поэты-сатирики, с. 714--716, см. также: Д. И. Хвостов, Записки о словесности, ЛА, с. 378). Однако иногда Милонов, стремясь к обобщению, сознательно затруднял истолкование того или иного сатирического портрета как изображения конкретного лица и давал одному прототипу несколько пародийных имен. Сатира вызвала ряд эпиграмм в "Улье" (см. примеч. 183).
   Рубеллий -- возможно, А. А. Аракчеев или О. П. Козодавлев (см. примеч. 177).
   Балдус -- по утверждению Н. И. Греча, Г. Р. Державин (см.: Поэты-сатирики, с. 715). Этому, однако, противоречат строки, упоминающие Державина в конце стихотворения.
   Вралев -- возможно, А. С. Шишков, многословно хваливший, в частности, творения С. А. Ширинского-Шихматова.
   С Горацием сравнить, т. е. провозгласить Шишкова законодателем словесности. Имеется в виду Гораций как автор нормативного трактата "Послания к Писонам". Ниже
   Шутов и Друз -- также, вероятно, Шишков.
   Бавий -- В. Г. Анастасевич.
   Клит -- Ланской С. С., граф (1787--1862), сенатор, член государственного совета, камергер.
   Рай -- здесь раек.
   Лукулл -- Нарышкин А. А., богач и хлебосол, главный директор императорских театров.
   Мидас -- Захаров И. С. (ум 1816), член "Беседы" и Российской академии, автор "Похвалы женам".
   Глазунов -- см. примеч. 157.
   Мевий -- Взметнев П. А., автор сатиры "Польза медиков", печатался в "Улье" Анастасевича.
   Фабий -- Грузинцев А. Н. (р. 1779), автор трагедии "Электра и Орест", "Эдип-царь".
   Радковский -- Сладковский Р., автор поэмы "Петр Великий".
   Российский Пиндар -- M. В. Ломоносов.
   Бессмыслов -- С. А. Ширинский-Шихматов, сравнивается с Ломоносовым как автор поэмы "Петр Великий". Он же --
   Вадий Плаксевич -- Станевич (см. примеч. 112), автор "Размышления при гробе благодетеля", подражания Юнгу.
   Злослов -- Дашков (см. примеч. 118).
   Фирс -- Львов П. Ю. (1770--1825), автор книги "Храм славы российских ироев от времен Гостомысла до царствования Романовых" (1803).
   Томас -- см. примеч. 172.
   Их раскол -- здесь их секта, кружок, т. е. "Беседа".
   Брани их наповал и т. д. Возможно, имеется в виду выступление А. С. Шишкова против Д. В. Дашкова и В. Л. Пушкина в "Рассуждении о красноречии священного писания" (1811), в котором В. Л. Пушкин обвинялся в безнравственности и безбожии.
   Педант -- возможно, Каченовский (см. примеч. 112).
   179. ОЗ, 1854, No 11, отд. 2, с. 45. Текст приводится в воспоминаниях С. П. Жихарева, который характеризует его как "шуточный экспромт Н. Ф. Грамматину по случаю попытки его отдать на театр какую то комедию, переведенную из Гольдони" (Жихарев, с. 626).
   Ильин Н. И. (1777--1823) -- драматург.
   Федоров Б. М. (1794--1875) -- литератор.
   180. BE, 1811, No 9, с. 12. Печ. по Сатиры, с 74.
   181. BE, 1811, No 19, с. 176, с примеч. "Подражание Томсону". Печ. по Сатиры, с. 60. Стихотворение характерно как наиболее полное сочетание основных элементов предромантической элегии. От этой традиции отправлялся, сознательно ее переосмысляя, Пушкин в элегии "Когда за городом, задумчив, я брожу".
   Полдневных шум работ умолкнет -- ср. у Пушкина "На нивах шум работ умолк" ("Евгений Онегин", гл. IV).
   Маковый венок -- символ сна.
   182. BE, 1811, No 19, с. 180. Печ. по Сатиры, с. 32. Перевод второго эпода Горация "Beatus ille qui procul negotis". Стихотворение это, по традиции, идущей от Тредиаковского, неоднократно привлекало русских поэтов XVIII -- начала XIX в поэтизацией крестьянского труда. Как и его предшественники, Милонов не перевел четырех последних стихов, говорящих о желании ростовщика Альфия сделаться землевладельцем и придававших всему стихотворению ироническое звучание. В переводе монолог Альфия превращается в авторскую речь, благодаря чему ирония снимается. Милонов усугубил те стороны эпода, которые давали возможность истолковать его как прославление крестьянской жизни, убрал упоминание о собравшихся к ужину рабах и ввел отсутствующее у Горация указание на личный труд героя ("В отческих полях работает один"). Вместе с тем он несколько сгустил античный колорит, развив часть стихотворения, посвященную жертвоприношению, давая понять, что блаженство -- спутник жизни не русского крестьянина, а того, кто "жизнь свою в свободе провождает", -- крестьянина, освобожденного от уродств феодального порядка, живущего "как первобытныя вселенны гражданин".
   183. Пантеон, 1815, кн. 12, с. 239, под загл. "Сатира". Печ. по Сатиры, с. 46. Подражание 9-й сатире Буало "L'auteur a son esprit". Сатира распространялась в рукописи и первоначально имела в качестве эпиграфа слегка измененную строку из третьей песни "Поэтического искусства" Буало: "Soyez plutot, macon, si c'est votre metier" ("Будьте лучше каменщиком, если это ваше ремесло") -- см. письмо К. Н. Батюшкова к П. А. Вяземскому от 10 мая 1812 г. (Батюшков, т. 3, с. 185).
   Балдус -- вероятно, Д. И. Хвостов.
   Бессмыслов -- С. А. Ширинский-Шихматов.
   Сумбека -- героиня трагедии А. Н. Грузинцева "Покоренная Казань, или Милосердие Иоанна Васильевича" (1811) и пьесы С. Н. Глинки "Сумбека, или Падение царства Казанского" (1807).
   Радамист -- "Радамист и Зенобия", трагедия Кребильона в переводе С. И. Висковатова (1810).
   Электра -- "Электра и Орест", трагедия А. Н. Грузинцева (1809).
   Атрей -- "Атрей и Фиест", трагедия Кребильона, перевод С. П. Жихарева (1811).
   Слепец афинский жив -- а Царь Эдип сокрылся -- противопоставление успеха трагедии В. А. Озерова "Эдип в Афинах" (1804) неудаче пьесы Грузинцева "Эдип-царь" (1811).
   Глазунов -- см. примеч. 157.
   "Храм славы" -- книга П. Ю. Львова "Храм славы российских Ироев от Гостомысла до царствования Романовых".
   Биона с Мосхом вновь несчастный перевод. Имеются в виду переводы идиллий древнегреческих поэтов Биона и Мосха П. И. Голенищевым-Кутузовым (1804) и А. Ф. Мерзляковым (1807).
   "Федра" Бавия -- возможно, перевод "Федры" Расина А. М. Пушкиным (1809).
   Вздоркин -- В. Л. Пушкин. В упомянутом выше письме К. Н. Батюшков, писал: "Теперь я буду просить Северина и Вяземского, чтобы они уведомили милого Василия Львовича о новой сатире Милонова, сатире едкой и, к несчастью, весьма остроумной и по содержанию и стихам. Предмет оной -- Пушкин один..."
   С костра возопиет к дружине так своей -- перифраз стиха В. Л. Пушкина: "К дружине вопиет наш Балдус велегласно..." (см. примеч. 264).
   Я сроду не писал ни абие, ни аще -- пародия на стихи В. Л. Пушкина из послания "К Д. В. Дашкову" (см. примеч. 265).
   "О радость! о восторг! и я, и я пиит!" -- заключительный стих из послания В. Л. Пушкина "Любимцам муз" (No 263).
   Рифмач неколебим и т. д. В. Г. Анастасевич в "Улье" напечатал после выхода сатиры "К Луказию" ряд эпиграмм против Милонова. Вот одна из них:
  
   МИЛОНУ
  
   Милон! Давно ли ты поддел сатира маску?
   Не верю и сей слух хочу считать за сказку.
   Успеешь харей нас рогатого смешить,
   Когда не с девами, а с бабой будешь жить.
   ("Улей", 1812, No 13, стр. 69)
   Сатир упоминается здесь как поэтический символ сатиры, девы -- музы.
  
   184. СПВ, 1812, No 6, с. 337 (др. ред.), с подзаголовком: "По случаю высочайшего манифеста о повсеместном вооружении против французов". Печ. по Сатиры, с. 65, где последовательно сняты все стихи, прославляющие монарха и его супругу.
   Бог побед -- Наполеон.
   185. СО, 1813, ч. 6, с. 209. Печ. по Сатиры, с. 117.
   Стихотворение, посвященное смерти М. И. Голенищева-Кутузова-Смоленского (1745--1813), представляет собой синтез приемов гражданской и элегической поэзии.
   Здесь пишет не поэт -- здесь плачет гражданин. Афоризм определил известное изречение Рылеева, сознательно опиравшегося на традицию Милонова: "Я не поэт, а гражданин", и через него повлиял на формулу Некрасова: "Поэтом можешь ты не быть, Но гражданином быть обязан".
   186. СО, 1815, ч. 20, с. 65, с подзаголовком: "Романс, подчерпнутый из происшествия последней кампании" и с посвящением А. А. С--ой. Печ. по Сатиры, с. 130. Тема "русского пленника" пользовалась популярностью в романтической поэзии 1812--1815 гг. Сюжет Милонова по основным мотивам совпадает с "Кавказским пленником" Пушкина.
   187. Сатиры, с. 127. Эпиграф -- из "Гамлета" Шекспира.
   Кому, песнопевец, кому ты передал. Легенда о "передаче лиры", связанная со стилизацией реальной биографии под традицию бардов, создавалась не без участия самого Державина (ср.: "Тебе в наследие, Жуковский, Я ветху лиру отдаю...").
   Фелица -- Екатерина П.
   Севера витязь -- А. В. Суворов.
   "С величьем народа родится поэт" -- поэтическая декларация Милонова, содержащая намек на то, что век оды сменился эпохой гражданской поэзии.
   188. "Благонамеренный", 1818, No 8, с. 129. Печ. по Сатиры, с. 157.
   189. Поэты-сатирики, с. 503. Печ. по автографу ПД, с подписью: "М. Милонов, обнимающий с почтением Жуковского".
   Начал чепуху ты врать уж не путем. Вероятно, имеются в виду стихотворные сборники Жуковского "Fur Wenige", издававшиеся очень маленькими тиражами для придворного круга и в первую очередь для ученицы Жуковского принцессы Шарлотты (будущей императрицы Александры Федоровны).
   С галиматьею ты, а я с парнасским жалом. "Галиматья" Жуковского -- дружеская шутка, забава как основной принцип сатиры -- противопоставляется здесь высокой обличительной сатире.
   Блудов Д. Н. (1785--1864) -- член "Арзамаса". Аристократ и пурист, Блудов пытался занять в кружке Жуковского позицию законодателя вкусов.
   190. "Карамзин и поэты его времени", "Б-ка поэта" (М. с.), 1936, с. 306. Список -- ПД. Адресат -- братья Княжевичи, А. М. (1792--1870) и Д. М. (1788--1844), которые в 1814--1815 гг. служили в Вене.
   Северная Пальмира -- Петербург.
   Брат Владислав -- Княжевич В. М. (1798--1873).
   Как здесь, в обширном Петрограде и т. д. П. А. Вяземский писал А. И. Тургеневу: "Дождь, сырость так с неба и падает, а вся кавалерия мочится на учении. Разумеется, и государь тут. Вот что они называют царствовать".
   Спокойно едет на конгресс. 27 августа 1818 г. Александр I выехал из Царского Села на конгресс Священного союза в Аахен.
   Жуковский пишет чепуху -- см. примеч. 189.
   Измайлов А. Е. (1779--1831) --баснописец, издатель журналов "Благонамеренный" и "Цветник".
   191. Сатиры, с. 19. Перевод элегии французского поэта Мильвуа "La Chute des feuilles". Отдельные стихи из этого перевода в дальнейшем были использованы Пушкиным для предсмертной элегии Ленского.
   192. Сатиры, с. 137.
   193. Сатиры, с. 95.
   Фридрих II (1712--1786) -- прусский король (1740--1786), был воспитан под сильным влиянием французской просветительской мысли, дружил с Вольтером, написал на французском языке ряд сочинений просветительского характера, был веротерпим. В то же время Фридрих II вел кровопролитные войны, отягощая население непосильными налогами, отличался властным нравом.
   194--196.
   Оленин А. Н. (1763--1843) -- художник, археолог и писатель, директор Публичной библиотеки, президент Академии художеств. Эпиграмма намекает на его честолюбие и малый рост.
   Ниман -- московский портной начала XIX в.
   197.
   Шесть -- цена французского коньяка в начале XIX в.: шесть рублей за бутылку.
   Четыре -- стоимость бутылки водки.
   198.
   Патрикий -- Политковский П. С., переводчик.
   200.
   Никольский П. А. (1794--1816) -- поэт и критик, в 1814--1815 гг. издавал "Пантеон русской поэзии", в котором печатался Милонов.
   203.
   Политковский Н. Р. (1763--1830) -- поэт и переводчик.
   Не шапки иль бехмета -- перифраз заключительной строки оды Державина "К Фелице".
   205.
   Политковский Ф. С. -- возможно, брат П. С. Политковского.
   206.
   Платон -- Левшин П. Е. (1737--1812), архиепископ московский с 1775 г., ректор Славяно-греко-латинской академии, автор сочинений религиозного содержания, работ по истории церкви; славился красноречием.
   212. Стихотворение написано, по-видимому, Милоновым и П. С. Политковским.
   Маленький Опочинин -- вероятно, сын Ф. П. Опочинина (1779--1852), с 1813 г. директора департамента податей и сборов, в котором служил Н. Р. Политковский.
   Екатерина Павловна (1788--1819) -- великая княгиня, сестра императора Александра 1.
  
  

Условные сокращения, принятые в примечаниях

  
   Аксаков -- С. Т. Аксаков, Собр. соч., тт. 1--4, М., 1955--1956.
   Арзамас -- "Арзамас и арзамасские протоколы", Л., 1933.
   БАН -- Библиотека Академии наук.
   Батюшков -- К. Н. Батюшков, Сочинения, тт. 1--3, СПб., 1885--1887.
   БГ -- "Беседующий гражданин".
   БЛ -- Рукописный отдел Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина.
   BE -- "Вестник Европы".
   ГПБ -- Рукописный отдел Государственной Публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина.
   ДВ -- "Драматический вестник".
   Десницкий -- В. Десницкий, Избранные статьи по русской литературе XVIII--XIX вв., М.--Л., 1958.
   ДЖ -- "Дамский журнал".
   Досуги -- Н. Грамматин, Досуги, кн. 1, СПб., 1811.
   ДП -- "Друг просвещения".
   ДЮ -- "Друг юношества".
   Жихарев -- С. П. Жихарев, Записки современника, М.--Л., 1955.
   ЖПЛЗЧ -- "Журнал приятного, любопытного и забавного чтения".
   ЖРС -- "Журнал российской словесности".
   ЗС -- "Зеркало света".
   ИВ -- "Исторический вестник".
   Иртыш -- "Иртыш, превращающийся в Иппокрену".
   ЛА -- "Литературный архив", т. 1, М.--Л., 1938.
   ЛН -- "Литературное наследство".
   ЛОИИ--Ленинградское отделение Института истории АН СССР.
   ЛТХ -- "Лирические творения графа Хвостова", СПб., 1810.
   МЖ -- "Московский журнал".
   MH -- "Московский наблюдатель".
   МТ -- "Московский телеграф".
   НЕЖ -- "Новые ежемесячные сочинения".
   НМ -- А. Бунина, Неопытная муза, чч. 1, 2, СПб., 1809--1812.
   ОА -- "Остафьевский архив князей Вяземских", т. 1, СПб., 1899.
   ОЗ -- "Отечественные записки".
   ОЛРС -- Общество любителей российской словесности.
   Пантеон -- "Пантеон русской поэзии, издаваемый Павлом Никольским", СПб., 1814--1815.
   ПД -- Рукописный отдел Института русской литературы Академии наук СССР (Пушкинский дом).
   ПЗ -- "Полярная звезда".
   ПиП -- "Приятное и полезное препровождение времени".
   Поэты -- "Поэты начала XIX века", "Б-ка поэта" (М с), Л., 1961.
   Поэты радищевцы -- "Поэты радищевцы", "Б-ка поэта" (Б. с.), Л., 1935.
   Поэты сатирики -- "Поэты-сатирики конца XVIII--начала XIX века", "Б-ка поэта" (Б. с.), Л., 1959.
   Прежние досуги -- Н. Ф. Остолопов, Прежние досуги, или Опыты в некоторых родах стихотворства, М., 1816.
   Притчи -- Д. И. Хвостов, Избранные притчи из лучших сочинителей российскими стихами, СПб., 1802.
   ПРП -- "Пантеон русской поэзии", чч. 1--6, СПб., 1814--1815.
   ПСХ -- "Послания в стихах графа Дмитрия Хвостова", СПб., 1814.
   ПСЧ -- П. И. Шаликов, Плод свободных чувствований, чч. 1--3, М., 1798.
   ПТ -- "Покоящийся трудолюбец", чч. 1, 2, 1784, чч. 3, 4, 1785.
   РА -- "Русский архив".
   РБ -- "Русский библиофил".
   PB -- "Русский вестник".
   РМ -- "Российский музеум".
   РП -- "Рассвет полночи, или Созерцание славы, торжества и мудрости порфироносных, браноносных и мирных героев России с последованием дидактических, эротических и других разного рода в стихах и прозе опытов Семена Боброва", чч. 1--4, СПб., 1804.
   PC -- "Русская старина".
   С -- "Современник".
   Сатиры -- "Сатиры, послания и другие мелкие стихотворения Михаила Милонова", СПб., 1819.
   СВ -- "Северный вестник".
   СГ -- "Сочинения Сергея Глинки", ч. 4, M., 1817.
   СВЛ -- "Сочинения В. Пушкина", СПб., 1822.
   СиП -- Ф. Ф. Иванов, Сочинения и переводы, ч. 1, М., 1824.
   СКШ -- "Сочинения князя Шаликова", чч. 1, 2, М., 1819.
   СНГ -- "Стихотворения H. Грамматина", чч. 1, 2, СПб., 1829.
   СНСПС -- "Собрание некоторых сочинений, подражаний и переводов Па<нкратия> Сум<ароков>а", чч. 1, 2, М., 1799--1808.
   СО -- "Сын отечества".
   Собеседник -- "Собеседник любителей российского слова".
   СПВ -- "Санкт-Петербургский вестник".
   СПГК -- "Стихотворения П. И. Голенищева Кутузова", чч. 1--3, М., 1803--1804.
   СРС -- "Собрание русских стихотворений, взятых из сочинении лучших стихотворцев российских и из многих русских журналов, изданное Василием Жуковским", чч. 1--6, М., 1810--1815.
   ССАБ -- "Собрание стихотворений Анны Буниной", чч. 1--3, СПб., 1819--1821.
   ССлПС -- "Собрание сочинений и переводов в стихах С. Тучкова", М., 1797.
   ССиПТ -- "Собрание сочинений и переводов С. Тучкова", чч. 1--4, СПб., 1816-1817.
   ССШ -- "Собрание сочинений и переводов С. А. Шишкова", чч. 1--17, СПб., 1818--1839.
   СШ -- "Стихотворения H. M. Шатрова", чч. 1--3, СПб., 1831.
   ТГУ -- Тартуский государственный университет.
   ТОЛРС -- "Труды Общества любителей российской словесности".
   УЗ -- "Утренняя заря", труды воспитанников университетского благородного пансиона.
   X 1 -- "Полное собрание стихотворений графа Хвостова", чч. 1--4, СПб., 1817--1818.
   X 2 --То же, изд 2, тт. 1--5, СПб., 1821--1827.
   X 3 -- То же, изд 3, тт. 1--8, СПб., 1818--1834.
   ЦГ -- П. И. Шаликов, Цветы граций, М., 1802.
   ЦГАЛИ -- Центральный государственный архив литературы и искусства.
   ЦГИАЛ -- Центральный государственный исторический архив (Ленинград).
   ЧвБ -- "Чтения в Беседе любителей русского слова".
   Шишков Записки -- А. С. Шишков, Записки, мнения и переписка, тт. 1--2, Берлин -- Прага, 1870.
  
  Малейшей ветвию я льстил себя лавровой -
   И та отъемлется в последний, грозный час!
   Со вздохом факел свой надежда погашает!
   Мой дух, как дым его, мгновенно отлетит;
   Страданье гроба верх пред мною поднимает -
   И взор, твой даже взор, его не отличит!
   Так путник, изнурен под бременем ужасным,
   Один, среди лесов, в глухой полночной тьме,
   О помощи зовет молением напрасным
   И стон передает единой тишине.
   Я зрю его: он пал, превозможенный роком,
   Вотще, с отчаяньем ужасным на челе,
   Он небо укорять дерзает скорбным оком,
   И - смертью пригвожден безжалостной к земле.
   А ты, которой я, под игом скорби лютой,
   О, дружба, мой кумир! всем жертвовал собой,
   Где ты, жестокая? пожертвуй мне минутой -
   Одр смерти есть алтарь для дружества святой!..
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 105-113.
  
   Перевод последней Жильберовой элегии: 
   Amertumes et consolation des dernier moments d'un jeune poete 
  
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 
   Пускай погибнет он, и слава с ним во гробе
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  
   Пусть в дружестве самом вражда их водворится,
   В сем обольщении сердечной простоты,
   Пусть с злостию к тебе твой ближний обратится,
           Кому был дорог ты.
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  
   Минутный мира гость, печалью приведенный...
  
   Архив ВОЛСНХ, д. 180.7. Л. 1-1 об.&nbsp;
  
   Бедный поэт (вольный перевод из Жильберта)
   Опубл.: СО 1816 Ч. 31, N 31. С. 201-205 (с подп.: Млн.; под загл.: Несчастный поэт; с небольшими разночтениями, так первая строка читается: "О юности краса! куда сокрылась ты..."); Сатиры С. 105-113. Загл. ориг.: Gilbert N. Le Poete malheureux, ou Le Genie aux prises la fortune (1772).
   20 нояб. 1819 г. М.В.Милонов прочитал в ВОЛСНХ перевод еще одного стихотворения Н.Жильбера - "Ode IX, immitee de plusieurs psaumes" (согласно протоколу заседания, озаглавлено "Перевод последней Жильберовой элегии: Amertumes et consolation des dernier moments d'un jeune poete"). Сам этот перевод утрачен, однако сохранилась рецензия на него А.Х.Востокова с цитатами трех фрагментов стихотворения (см. архив ВОЛСНХ, д. 180.7, опубл.: Петухов Е.В. Несколько новых данных из научной и литературной деятельности А.Х.Востокова // ЖМНП 1890 N 3. С. 110 (N 23)).
  
  
   СПУТНИКИ ЖИЗНИ 
  
   Жизни бурной средь теченья
   Много встретил я в пути,
   Встретил радость - и мгновенья
   Не успел я с ней пройти;
   Оглянулся: прочь от взора!
   Не оставив и следа;
   Призрак милый! так ли скоро?
   И уж слышу: навсегда!
  
   Усладить ея разлуку
   Дружба манит в светлый храм:
   В путь-дорогу! дай мне руку,
   Что ни будет - пополам!
   Что мне в доле одинокой?
   Вот рука - и посох дан, 
   Но лишь шаг - и вождь жестокой
   Злобно шепчет: я обман!
  
   Зрю, зовет богиня славы:
   Вслед иди моим сынам!
   И фиал своей отравы
   Поднесла к моим устам!
   За нее, в ожесточенье,
   Я в бою врагов разил;
   Но в душе одно мученье
   И с победой выносил.
  
   Жаждой вечною томимой,
   Я бежал ее знамен;
   Для души ненасытимой,
   Слава! твой ужасен плен;
   Пусть другой кто, ослепленный,
   Пусть в тебе свой видит рай;
   Блага мира мне бесценны,
   Наслажденье мне отдай!
  
   Смертный! здесь приют покою -
   К счастью сердце уготовь!
   Так, обнявшись с красотою,
   Говорила мне любовь;
   Я забылся - сон минуты!
   И лишь помнил, что любил,
   Чтоб родить мученья люты
   Он душе моей польстил!
  
   И пути уж часть большая
   Простирается за мной,
   Кто же спутники до края?
   Кто товарищ верный мой?
   Ты, над роком вождь победный
   И не знающий утрат,
   Неизменный и последний
   До могилы тесных врат;
  
   Жизнь и изнуренье силе,
   И целитель, и недуг,
   Кем, как золото в горниле,
   Возвышается наш дух,
   Терны жизни в сокрушенье
   Попирающий путем,
   Кто преткнется, о терпенье!
   Укрепясь твоим жезлом?
  
   И другой, еще жесточе 
   Испытующий сердца,
   Что, избрав стезю короче,
   Нас доводит до конца,
   Сердцу узы все потребны
   Пренеся в другой предел -
   Безотрадный, но целебный
   Одиночества удел.
  
   Спутники жизни
   Опубл.: Сатиры С. 114-116. Прочитано в ВОЛСНХ 8 авг. 1818 г. (указано, что стихотворение является переводом с немецкого).
  
  
   НА МОДНЫХ БОЛТУНОВ 
   (Подражание Виже, сатира четвертая)
  
   Клит! Вздоркин!Пустослов!.. дадут ли мне покой?
   Лишь этот от меня, а тот уж предо мной!
   Клевещет, лжет, бранит, а я пред ним ни слова,
   Со скуки умереть душа моя готова;
   Рассказчик мелочной ничтожных новостей,
   По воле скачущий терзать собой людей,
   В ком вечно действует язык велеречивый!
   Что нужды мне, что "Фирс вступает в брак счастливый,
   Тот умер, тот расторг супружеский союз..."
   За диво выдает!.. Тогда лишь я дивлюсь,
   Коль, ставя тяжкому мучению преграду,
   Он, сжалясь, замолчит ушам моим в отраду,
  
   И даст спокойно мне, прослушав скучный вздор,
   Вздохнуть - и устремить на небо скорбный взор!
   "Покражею стихов, ничтожных сил в замену,
   Там Глупов на подряд дурачит Мельпомену;
   Там шут, на площади привыкший чернь смешить,
   Судьею посажен дела ее решить;
   Там, жалкий раб страстей, Развратин вянет в цвете..."
   Довольно и того, что есть они на свете!
   Свет вечно будет тем, чем был он искони.
   Иль мало, что со мной встречаются они?
   Злоречие в устах единого порока, -
   Правдивый муж скорбит, но тихо, без упрека.
   Коль слабостей людских нельзя нам истребить,
   Не лучше ль во стократ уметь их извинить?
   Нет, вы опять свое: "Зачем тот знатен, пышен,
   Тот слишком скромен, тих, а тот в хвалах излишен
   И ползает в пыли у княжеских дверей..."
   Не лучше ль, чем судить, вам научать людей,
   Чем порицать кого в пренебреженье веры,
   Вам благочестия подать ему примеры
   И первым перестать, пришедши в храм святой,
   Окинувши народ, собравшийся толпой,
   Ловить своих Лаис завистливые взоры,
   Иль громко выхвалять их модные уборы,
   Взгляд дерзкий на красу невинную кидать,
   Смиренье бедности почтенной презирать,
   Молебный старца лик, с рукой, в боях увечной,
   Встречать с холодностью души бесчеловечной?
   Судить не мудрено - примером трудно быть.
   Славней, откинув брань, невежеству простить,
   Чем, слабость в ком нашед, и, став его судьею,
   Лишь с тем, чтоб уязвить, ползти за ним змеею,
   Винить как мудрецу, как злобному ругать,
   И собственный порок злословьем обличать;
   На труд художника взирать с пренебреженьем,
   Уничижать его единым мановеньем;
   С лицом безмысленным, на коем лишь одни
   Изжитые в цепях разврата видны дни,
   Хулить творение, венчанное от света, -
   И хладной убивать улыбкою поэта!
   С душою, ноющей под бременем страстей,
   В личине мудреца казаться всех умней,
   В личине, кою я бестрепетно срываю
   И Мидаса под ней со смехом открываю!..
   К чему вы тратите ничтожные слова?
   Оставьте лучше свет, каким он был сперва;
   Поверьте, скучные врали и пустомели,
   Что с вашей брани в нем глупцы не поумнели,
   Что так же плут хитрит, коверкается льстец
   И с наглостью везде является подлец!
   "Смотри, - опять жужжат, - там святости ревнитель,
   Сокрывшийся навек смирения в обитель,
   Который с жаром нам о ней благовестит,
   У коего с слезой в очах она блестит,
   Сей веры пылкий друг, хвалящий строги нравы,
   Сей благочестия читающий уставы,
   На время отложив премудрость, Божий страх,
   Резвится с нимфами на Вакховых пирах!
   А там Фемиды жрец, решащий тяжбы, брани,
   Пред коим сироты подъемлют нежны длани,
   Пред коим целая несчастная семья
   Лобзает, честь забыв, одежд его края,
   Вельможа, на себе священный долг носящий,
   Работает умом - за картами сидящий,
   Он встанет для того, чтоб снова сесть за них,
   Или насытиться избытком яств драгих,
   И челяди в кругу, прельщающей нарядом,
   Воссесть с невежеством и с лестью подлой рядом!"
   Увы, я часто сам свидетель был сему!
   Но надобно ли мстить злоречием всему?
   Нет, мстите лучше вы не злобой, не презреньем,
   Но бедным помощью, но сирых заступленьем;
   Полезно ль для меня в беспечности отдать
   Другому общий долг несчастным сострадать?
   Пусть он закона страж - я точный исполнитель,
   Пусть будет он судья, - но я благотворитель,
   Присвоим то себе, что, может быть, другим
   Как должность случаем приписано слепым,
   Потщимся, отложив суждения пустые,
   Чтоб прямо показать намеренья благие,
   Удерживать язык, пример давать собой,
   Быть делом добрыми, не словом, не молвой.
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 119-124.
  
   На модных болтунов (сатира IV)
   Опубл.: ВЕ 1812 Ч. 61, N 2. С. 106-110 (с небольшими разночтениями, так,  первая строка начинается: "Клит! Пифис! Пустослов!.. "); Сатиры С. 119-124. Перепеч. в кн.: Собрание образцовых русских сочинений и переводов в стихах. СПб., 1816. Ч. 4. С. 213-217. Прочитано в ВОЛСНХ 21 янв. 1811 г. (под загл.: На злословие).
  
  
   СТИХИ, написанные во время бала, 
   бывшего в Московском благородном собрании по случаю прибытия 
   государя императора в сию столицу по ее разорении 
  
   Любовию монарх связуется с народом!
   Москва тому пример, коль славны в ней они;
   Тиран сожег - а ты, наш царь! одним приходом
   И пепел засветил в торжественны огни!
  
   Владычества других пусть страшными следами
   Останутся пожар, развалины и кровь;
   Ты скипетром своим равняешься с богами -
   Венец тебе плетет всеобщая любовь.
  
   Дивишься ль посреди народных восхищений,
   Что с жадностью спешат встречать твой каждый шаг?
   Жизнь доброго царя - есть счастье поколений!
   И взор на образ твой порука наших благ!
  
   Зри очи всех к тебе с восторгом устремленны,
   И полны всех уста единою молвой;
   Здесь камни самые навек запечатленны
   Ко трону твоему любовию святой - 
  
   На каждом шаге здесь величия примеры
   О предках возвестят из рода в род сынам,
   Героев колыбель, Москва - обитель веры
   И вечный образец усердия к царям.
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 125-126.
  
   Стихи, написанные во время бала, бывшего в Московском благородном собрании по случаю прибытия государя императора в сию столицу по ее разорении
   Опубл.: СО 1816 Ч. 32, N 36. С. 149-150 (под загл.: Стихи, написанные по случаю высочайшего прибытия государя императора в Москву в первый раз по ее разорении; с датой в конце текста: 18 авг. 1816); Сатиры С. 125-126.
  
  
   НАДПИСИ
   К императорскому Воспитательному дому 
  
   Несчастным сиротам, без племени и рода,
   Которых, в слепоте, отвергнула Природа,
   Екатерина здесь и жизнь и свет дала -
   И в благости своей Природу превзошла.
  
  
   К бюсту И.И. Дмитриева
  
   Храню я образ твой, любимец муз и славы,
   Чтоб быть уверенным бессмертия в судьбе;
   Отечество под ним, зрю, пишет о тебе:
   Краса моих певцов и перл моей державы!
  
  
    К портрету А.А. Прокоповича-Антонского
   (Написано по случаю пожалования его
    в действительные статские советники)
  
   Не почестей одних и не наград стяжанья
   Он в ревностном к добру стремлении искал,
   Но счастья сограждан с их юных дней желал
   И век свой посвятил для их образованья!
  
  
    К портрету графа Витгенштейна
  
   Перун нечаянный полночныя державы!
   И Петрополя щит - и щит России всей:
   Он первый первого тирана из царей
   Смирил - и на челе потряс венец кровавый!
  
  
   [К портрету] В.А.Жуковского,
   Певца во стане русских воинов
  
   Герои Севера! спасенья в славный год
   Вы увенчалися нетленными венками;
   Сей образ вас во храм бессмертия ведет -
   И будет говорить с веками.
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 135-136.
  
   Надписи:
   1. К императорскому Воспитательному дому ("Несчастным сиротам, без племени и рода...")
   2. К бюсту И.И.Дмитриева ("Храню я образ твой, любимец муз и славы...")
   3. К портрету А.А. Прокоповича-Антонского ("Не почестей одних и не наград стяжанья...")
   4. К портрету графа Витгенштейна ("Перун нечаянный полночныя державы!")
   5. [К портрету] В.А.Жуковского ("Герои Севера! спасенья в славный год...")
   Опубл.: Бл 1818 Ч. 3, N 9. С. 282 (N 1, 2); Сатиры С. 135-136. Прочитано в ВОЛСНХ 22 авг. 1818 г. (N 1, 2). В переиздании 1849 г. третья строка надписи 4 заменена: "Он первый двадесят язык вождя вождей".
  
   ЭПИТАФИИ
  
   Князю Кутузову-Смоленскому 
  
   Пади пред гробом сим России сын и Феба!
   Не смертный погребен - здесь скрыт посланник неба!
  
   Н. А. З.
  
   Здесь юноша лежит, увядший в цвете века:
   В нем дух был ангела - но страсти человека.
  
   Эпитафии:
   1. Князю Кутузову-Смоленскому ("Пади пред гробом сим России сын и Феба!")
   2. Н. А. З. ("Здесь юноша лежит, увядший в цвете века...")
   Опубл.: Сатиры С. 137.
  
  
   П.А.НИКОЛЬСКОМУ на его именины
    
   Мне явился светлый гений
   В юном образе твоем:
   "Друг веселый песнопений,
   Вместе дружбу воспоем!" -
   Он сказал - и лиру в руки
   Мне с усмешкою подал:
   С струн посыпалися звуки,
   Дух восторгом воспылал;
   Дружба жар в груди питала,
   Дружба строила мой глас;
   Дружба громко восплескала,
   Улыбаяся меж нас;
   С ней веселья и хариты,
   Нежны спутники ея,
   Вечно розами увиты,
   Восплясали вкруг меня,
   И сама угрюма старость,
   Обновив пред ними лик:
   "Пусть, - вещала, - вашу младость
   Красит радости язык!"
   Мудрость кроткий взор низводит,
   Видя дружбы сладкий смех:
   "Сколь блажен, кто дни проводит
   Для одних, - речет, - утех!.."
   О бесценный сердцу гений,
   В виде друга низлетай
   Ты в замену вдохновений
   И восторгом грудь питай!
   Что здесь вечно?.. Лишь родился -
   Сумрак жизни наступил;
   Кто всех боле веселился,
   Тот всех доле в мире жил.
   На минуту нам едину
   Жизнь дана судьбы рукой -
   Пусть живем мы половину,
   Но с прямой ее ценой!
   Утро - мудрости и славе,
   Дружбе - отдыхи свои;
   Вечер - Вакху, ночь - забаве
   И объятиям любви!
   Жизни час невозвратимой
   Так устроив меж собой,
   Проведем ее незримо,
   Как приятный праздник твой.
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 138-139.
  
   П.А.Никольскому на его именины
   Опубл.: Цв 1810 Ч. 8, N 12. С. 355-356 (подп.: М.; под загл.: К П.А.Н-му. В день именин его; с небольшими разночтениями); Сатиры С. 138-139.
  
  
   К НЕЕРЕ 
   (Элегия из Тибулла) 
  
   Пред украшенными почто я алтарями,
   Неера, возжигал курения богам
   И их бесплодными обременял мольбами, 
   Коль ты не предстаешь Тибулловым очам?
   Не требовал от них чертогов я огромных,
   Ни стад бесчисленных, ни злата, ни честей,
   Нееры лишь взывал в моих желаньях скромных
   И жизни долгия дерзал молить при ней!
   К чему послужит мне богатство бесполезно,
   Бесчисленны стада, бродящи по лугам?
   С тобой, Неера, мне убожество любезно!
   Пусть в бедности сойду я Леты к берегам.
   Что в тучных мне стадах, что в благости Цереры,
   В сем злате, что земля, во глубине своей,
   Вотще хотела скрыть от алчности людей?
   Что все сокровища Тибуллу без Нееры?
   Не нужны для него ни здания богаты,
   Фригийски мраморы, сидонское руно,
   Они не отвратят полки забот крылаты:
   Спокойствие души с богатством не дано!
   Друг сердца моего! единого мгновенья
   Восторгов наших я отдать не соглашусь
   За все пременчивой фортуны обольщенья -
   И самой без тебя короны отрекусь! 
  
   О боги, вы обет внемлите мой смиренный:
   Пусть блеска, пышности и всех даров лишенный,
   Я в хижине отцов, древес родных в тени,
   С Неерой дни веду - с Неерой кончу дни!
   О дщерь Сатурнова! внемли мои моленья,
   И ты, прелестная Киприда, к ним склонись,
   С эфирной высоты небесного селенья
   На крыльях голубиц в блистании снесись,
   Отдай души моей дражайшу половину,
   И с светом утренним, и с позднею зарей,
   Я буду чествовать тебя, мою богиню,
   Обильной жертвою средь отческих полей.
   Когда же Парки мне, согбенные летами,
   Три грозные сестры, что смертных жизнь блюдут,
   Нить дней моих прядя иссохшими перстами,
   Свиданья сладкого сего не прорекут:
   Сошли меня тогда во пропасти подземны,
   Где тени бледные, где Фурии одне,
   В обители свои меня приемля темны,
   Пришельцу новому возрадуются мне.
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 140-142. 
  
   К Неере (Элегия из Тибулла)
   Опубл.: СПВест Ч.1, N 2. С. 164-165 (с подзаголовком: Подражание третьей Тибулловой элегии); Сатиры С. 140-142. Прочитано в ВОЛСНХ 8 февр. 1812 г. Вольный перевод 3 элегии 3 книги Тибуллианского корпуса.
  
  
   МАДРИГАЛЫ 
   В АЛЬБОМ А.Н.Ф.
  
   1
  
   Пусть будет ваш альбом счастливейшим друзьям
   Завидное о них сулить воспоминанье:
   Я буду счастлив тем, коль он напомнит вам,
   Что ваше выполнил в минуту я желанье.
  
   2
  
   Когда б всесильным быть природа мне судила, 
   Я б одарил тебя любезностью, умом, 
   Душ нежных свойствами, пленительным лицом, 
   Но, мудрая, она меня предупредила.
  
   Мадригалы
   1. В альбом А.Н.Ф. "Пусть будет ваш альбом счастливейшим друзьям..."
   2. "Когда б всесильным быть природа мне судила..."
   Опубл.: Сатиры С. 143.
  
  
   НА ЖЕНИТЬБУ В БОЛЬШОМ СВЕТЕ 
   (Подражание Ювеналу и Буало; сатира пятая) 
  
   Наскучив жить один, и в суете, и в горе,
   Дамон, пронесся слух: ты в брак вступаешь вскоре,
   И тысячи уже с невестой сочтены:
   Порука верная в достоинствах жены!
   "Давно, - ты говоришь, - я, в участи жестокой,
   Желал избавиться от жизни одинокой,
   Встречать вокруг себя лишь лица скучных слуг,
   Всегда, везде один, - мне нужен нежный друг,
   Полсердца праздного что занял бы собою;
   На свет к супружеству мы созданы судьбою -
   И жалок, кто бежит его во цвете дней!
   Несчастней - истинно - не вижу тех людей,
   Которые живут под старость холостыми,
   И участи страшусь я одинакой с ними:
   Дряхлеть без помощи и ждать лишь с каждым днем,
   Чтобы наследников обрадовать концом,
   И, может быть, еще - пример в том не единой -
   От них же умереть безвременной кончиной!
   Нет, нет! Природы мне закон всего святей:
   Хочу иметь жену и милых мне детей:
   В семействе лишь приют сердечного покоя!.."
   Так впору б говорить с церковного налоя,
   И лучше убедить, Дамон, на этот счет
   Красноречивый сам не мог бы Боссюет.
   Кто спорит в том, ничто не может здесь сравниться
   С блаженством - жребием с подругою делиться
   И видеть вкруг себя малюток резвых сонм,
   Которых в торжестве мечтаешь быть отцом,
   Их ласки, суету, домашних уваженье
   И обморок жены при малом огорченье!
   Но вспомнил ли и то, счастливец из мужей,
   Что также горести имеет Гименей,
   И что он в наши дни не страж уже любови...
   Но что? я начал лишь, а ты уж хмуришь брови
   И мне наперекор с досадой говоришь:
   "Ты так же, как и свет, во всем лишь худо зришь;
   Но если б знал, кого в невесте обожаю,
   То воспитание, те чувства..." - Понимаю
   И все достоинства даю охотно ей,
   Пусть будет честь невест и зависть матерей;
   Положим, что тобой избранная супруга
   В учении добра не ведала досуга,
   Как ангел, дышит лишь невинностью одной,
   Но кто уверен в том, чтоб, с пылкою душой,
   Начав с тобою жить средь нег и обольщений,
   Невинность бы ее спаслась от преткновений,
   Явившись в этот свет, на сей театр чудес,
   С какими взорами твой ангел сей небес,
   Со всею нежностью и непорочным чувством
   Пленится зрелища волшебного искусством -
   Узрит героев сих, которых нежный глас
   О сладостях любви твердит нам целый час,
   Роландов яростных, Ренальдов сих прелестных;
   Услышит о вещах, еще ей неизвестных,
   Услышит, что любви все то, что свято есть,
   Как вышню божеству на жертву должно несть,
   Все скромны правила, столь в операх знакомы,
   Которы разожгут оркестра звучны громы...
   Каким движением в душе воспалена,
   Ты думаешь, тогда исполнится она?
   Ручаться можно ли, что, возвратясь смущенна,
   Армид и Ангелик в след славный устремленна,
   Отважно не начнет твердить уроки их?
   К разврату женщины один потребен миг.
   Но пусть в сем случае она не изменится,
   И робкий стыд ее соблазном оскорбится.
   Один ли страх? Вступя в блестящий света круг,
   Куда ее введет гордящийся супруг,
   Где окружат ее ласкатели болтливы,
   Прельстители сердец, в успехах столь счастливы,
   Безмолвна и тверда, подобяся скале, 
   Она ль бесчувственна к их будет похвале?
   Сперва исподтишка, то взором, то словами,
   Их отличит, назвав домашними друзьями;
   А там, Дамон, а там?.. Жоконда уж не раз,
   Краснеяся скажу, мы видели у нас!
   Честь с неприступною той крутизной сравнится,
   С которой, низойдя, не можно возвратиться.
   Быть может, не пройдет супружества двух лет,
   Как, страстная менять любви своей предмет,
   Открыто принимать она друзей сих станет -
   И цвет стыда навек в лице ее увянет!
   В порывах пламенных порочныя любви
   Ничто не утолит кипящей в ней крови;
   Тогда, неистовой подобясь Мессалине,
   Что с ложа цесарей разврата шла к пучине,
   В ряд гнусных став рабынь, забыв и сан, и двор,
   Позора на следах являла вновь позор,
   Предавшись слабости и ею вновь борима,
   Не раз утомлена, но ввек ненасытима...
   Счастлив, когда в стыде, не кроясь от людей,
   Даст средство, чтоб тебе избавиться от ней!
   Но что с тобой тогда, коль более жестока,
   Любя один соблазн и блеск один порока,
   Не столько для себя, как чтоб тебя терзать,
   Кокетству своему границ не будет знать?
   В дому твоем, скажи, радеющий ко благу,
   Как встретишь волокит ты шумную ватагу?
   Для всех услужливый и ласковый прием,
   Лишь только ты один несносен ей во всем:
   Тот словом заплачен, а этот куплен взглядом;
   Для них у ней прошло все утро за нарядом,
   И грудь прелестная, с стыдливостью борясь,
   Вся дышит негою, в покровах не таясь;
   Для них искусная рука ее, в терпенье,
   Красивое волос устроила паденье...
   К ней в спальню, бедный муж, не каждый час входи,
   С терпением минут благоприятных жди -
   И скромен будь, не смей, при всех словах учтивых,
   Ей нежно упрекать в издержках прихотливых;
   Чтоб страшных не слыхать упреков, бранных слов,
   Рад будешь жертвовать наследием отцов;
   И можно ли, скажи, встречать когда с укором
   Наклонность в женщине невинную к уборам?
   При всем роскошестве ее возможно снесть:
   Ей скоро в нищету нельзя еще привесть.
   Другой, другой есть страх!.. Что будешь ты, несчастный,
   Как демон злой игры вдохнет ей огнь ужасный?
   Готовься ты ее за карточным столом
   Увидеть заняту сим важным ремеслом,
   Как поприще она откроет новой славы,
   И игры все от ней возьмут себе уставы;
   Готовься видеть ты, как нежная жена,
   Почтенных игроков толпой окружена...
   ....................................
   ....................................
   Но мне опять гремит твое опроверженье:
   "Ее небесный нрав, любезность, просвещенье..."
   Все помню, но, Дамон! жив в свете меж семей,
   Сих кротких ангелов до брачных алтарей
   Не видел ли потом, чрез год или и мене,
   На пагубу мужьям в ужасной перемене,
   Как их могущий гнев в минуту обратит
   Храм мирныя любви в жилище Эвменид?
   Как нежность их в словах и вкусу должны дани -
   Все увлекается потоком страшной брани?
   Нет спуску небесам! И тут-то нам, Дамон,
   Есть случай кое-чем пополнить лексикон!
   Но что, когда еще от страсти иль досуга
   Захочет в верности испытывать супруга?
   Тут слово каждое являет смысл двойной,
   Там твой веселый вид ей кажет знак худой;
   Зачем ты вечно с ней, иль, встретясь по разлуке,
   Так приближаешься задумчив, будто в скуке,
   И, будучи отец уж взрослым дочерям,
   Не падаешь, актер, в любви к ее ногам!
   Иль, ада самого достойное мученье,
   Как тайное к ней в грудь вселится подозренье,
   Как твой в молчании замечен каждый ход,
   И ты, идя домой, встречаешь у ворот,
   В ночи, свирепый вид, в суровом пламень взоре -
   И милую жену в прелестном сем дозоре!
   Как будешь рад тогда, от страха побледнев,
   Когда лишь на тебя обрушится весь гнев,
   И, злобствуя, она забудет в сих досадах
   Преступного отца тиранить в бедных чадах!
   Тут с помощью врачей, приисканных в полночь,
   Успеет от притворств не в шутку занемочь,
   И ты, ты сам бы рад, теряя духа силы,
   В отчаянье ступить на край своей могилы...
   "Ты собрал горести все брака", - говоришь.
   Я собрал? все, Дамон? ах, ты меня смешишь!
   От страшного возьмем предмет не столь суровый;
   Я все ли описал, сказал ли я хоть слово
   О той, чей пылкий ум, познания и вкус
   С собой переселят в твою обитель муз?
   Какое для тебя готово восхищенье!
   Ты будешь об одном лишь слышать песнопенье,
   Или - беда, коль Феб тебе не будет мил, -
   Из рук твоих тогда не примут и чернил!
   Поэты у тебя назначат вечеринки,
   Где слышать будешь все бумажные новинки, -
   И все перед тобой отборные умы,
   Иной послания, другой свои псалмы,
   На суд твоей жене прочтут приличным тоном -
   Чего тогда хотеть, владея Геликоном?
   И Вздоркин, Вздоркин сам, от басен без ума,
   Их будет там читать, как читывал Тальма!*
   Услышишь, как меж них, забыв она о поле,
   Явится рыцарем в славянском их расколе,
   И ты, чтоб их понять, стремлением горя,
   Вновь будешь осужден начать от букваря -
   О той, которая, в любви к тебе немая,
   Ласкает одного счастливца - попугая,
   И будет принимать и жар сердечный твой,
   И нежность, и любовь с стоической душой?
   О той, что, избежав молчания порока,
   Без умолку сама лепечет, как сорока?
   О той, чья набожность, ища различных мест
   И мужа посвятя на вечный переезд,
   Захочет свойства в нем узреть к тому потребны,
   Чтоб всю его казну отправить на молебны...
   Ты, вижу, поражен суждением таким;
   Терпенье! кончу все явлением одним,
   И уж страшней сего - готов хоть до заклада -
   Не скажет ни одна новейшая баллада!
   Что, ежели тебя постигнет эта часть?
   К геенской скупости в нее вселится страсть -
   Тогда, Дамон, тогда заранее покайся:
   Суровостям зимы тут в осень подвергайся
   И, строгий пост храня во все годичны дни,
   Готовься жалобы выслушивать одни,
   Что ты, в глазах ее, и мот, и расточитель,
   Какого ни она, ни сам ее родитель,
   Блаженной памяти, не видел пред собой...
   Что скажешь? Неужель ты думаешь со мной
   Сказать: "Мучение терпеть не бывши сроден,
   Сударыня, вот вам все ваше - я свободен".
   И тут развод... Дамон, но вспомни, как у нас
   Подобные дела заведает приказ!
   Но свет? спокойствие погибшее? но дети?..
   И ты, как ни мечтай сии расторгнуть сети,
   Всечасно жалуясь пред светом и судьбой,
   В терзанье от нее, в терзании с собой,
   Готовый в участи завидовать злодею,
   И, к ужасу всех зол, жить будешь вместе с нею.
  
   * Известный актер в Париже.
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 145-156.
  
   На женитьбу в большом свете (сатира V)
   Опубл.: Бл 1818 Ч. 3, N 8. С. 206-217 (с прим. А.Е.Измайлова: Просвещенные читатели без сомнения заметят в сей сатире многие весьма удачные стихи и целые весьма хорошие тирады. Сатира сия получена издателем "Благонамеренного" в то время, когда стихотворения в этой книжке были уже отпечатанны, и поэтому она помещается здесь между прозаическими статьями); Сатиры С. 145-156. Перепеч.: СО 1819 Ч. 51, N 5. С. 223-229 (на с. 229-230 сообщение о выходе "Сатир" с краткой рецензией на сборник). Прочитано в ВОЛСНХ 11 июля 1818 г.
  
   П.А. Ш.....у [Шамшеву] 
   На смерть Т...а [А.Ф.Таушева]
  
   Где он, Т... наш? где тот смиренный кров,
   Под коим нежная нас дружба принимала,
   Где принуждения не зрелося оков,
   И бедность свой союз с довольством заключала?
   Куда кружок друзей, в безвестной их судьбе, 
   Для излияния сердечных чувств сбирался,
   И часто разговор их нежным оживлялся
   Участьем в жребии подобного себе;
   Где, следуя своим желаньям, рассуждали,
   Читали, спорили, делили шумный смех, -
   И, если множества не видели утех,
   От скуки и забот сей жизни отдыхали!
   Куда сбиралися совсем не по чинам,
   Где дружбою у всех равнялися мечтанья,
   И где по одному лишь сроку расставанья
   Теченье времени приметно было нам...
   Где он? скажи... еще двух лет не совершилось,
   Как руку я его, прощаяся, сжимал,
   Как дружбы пламенем в нем сердце сильно билось -
   И взор надеждою увидеться блистал!..
   Я снова здесь! бегу с мечтою сей приятной
   Внезапной встречею обрадовать его, -
   Вот дверь: стучу! - но что? - какой отзыв невнятной?
   Он съехал... весь ответ... и боле ничего.
   Вотще я вопрошал в немом его жилище:
   Его уж нет! - К тебе теперь склоняю взор -
   Где след его, скажи? иль здесь мы на кладбище
   Должны исчезнуть так, как легкий метеор?
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 163-164.
  
   П.А.Ш.....у [Шамшеву] на смерть Т...а [А.Ф.Таушева]
   Опубл.: СО 1818 Ч. 48, N 33. С. 30-31 (с полным именем адресата в заглавии: П.А.Шамшеву; с датой в конце текста: 17 июля 1818); Сатиры С. 163-164. Прочитано в ВОЛСНХ 25 июля 1818 г.
  
  
   ПЕСНЬ на торжественное бракосочетание ее императорского
   высочества великой княгини Екатерины Павловны с его
   королевским высочеством наследным принцем Виртембергским.
   Января 12 дня 1816 
  
   Не Великую ль судьбина
   Возвратила с горних стран?
   Слышу глас: Екатерина!
   Внемлю клики сограждан!
   Слов драгих священны звуки,
   Сколь знакомы вы сердцам!
   Зрю, с моленьем россов руки
   Вознеслися к небесам, -
   И средь радостной полнощи,
   От конца ее в конец,
   Фебом светится тьма нощи -
   Чистым пламенем сердец!
  
                   Х О Р
           Россы в брани исполины,
           Полны верности к царям!
           Повторять Екатерины
           Сколь отрадно имя вам!
  
   Не она ли в виде внуки -
   К вам склоняет светлый взор?
   Та же страсть любить науки,
   Муз небесных слушать хор!
   Марсов меч пал под оливы,
   И Петрополь весь цветет;
   С женихом ее счастливым
   Гименей ее ведет!
  
                   Х О Р
           О чертог царей избранный
           И хранимый Божеством!
           Процветай навеки славно
           Православный русский дом!
  
   Столько благости и силы
   Не вместит в себе весь свет;
   Лишь могущи орли крилы
   Отдохнули от побед,
   Царь державною десницей
   Мир царям всем подает,
   И под светлой багряницей -
   Меч в ножнах его уснет!
   Брань окованна, в подвластье,
   Повергается у ног;
   Процветай, народов счастье!
   Он гласит, как мощный Бог!
  
                   Х О Р
           Так, небесного чертога,
           Царь посланник нам благой!
           И неверный верит в Бога,
           Повстречаяся с тобой!
  
   Север полн к Екатерине
   Благодарных чувств всегда;
   И на юге, вижу, ныне
   Востекла ее звезда!
   Соименница младая!
   Будь во всем подобна ей:
   Вся Европа, обожая,
   Повергалася пред ней.
  
                   Х О Р
           Взгляд лишь молний - в прах злодеи!
           Мир дрожал во всех концах,
           Ей, как лес, взросли трофеи
           И на суше, и морях!
  
   Ты ж, любовию ведома,
   В торжестве любви самой,
   Будь отеческого дома
   И весельем и красой!
   Сердцем ты - супруг державой
   Привлекайте сонм побед;
   Ты любовию - он славой
   Очаруйте целый свет!
   Сильный росс, блюститель мира,
   Миру ставит свой оплот:
   Александрова порфира
   Развилась, как неба свод!
  
                   Х О Р
           О, гряди, при фимиаме,
           С женихом перед Творца!
           Как кадильниц огнь во храме,
           Так горят к тебе сердца!
  
   Россов вслед тебе моленье,
   Их обеты к небесам:
   Александра поколенье
   Передай другим векам!
   Вся Европа в восхищенье
   Зрит, царевна, твой венец,
   Росс к царям в благоговенье
   Подал миру образец!
  
                   Х О Р
           Россы в брани исполины!
           Полны верности к царям!
           Повторять Екатерины
           Сколь отрадно имя вам!
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 165-169.
  
   Песнь на торжественное бракосочетание ее императорского высочества великой княгини Екатерины Павловны
   Опубл.: СО 1816 Ч. 27, N 3. С. 108-110; Сатиры С. 165-169.
  
  
   НА ВСЕРАДОСТНЕЙШЕЕ СРЕТЕНИЕ его императорского величества.
   В С. Петербурге, при шествии его в Казанский собор.
   Июля 14 дня 1814 
  
   Не на торжественной победной колеснице,
   Пред коей целый свет повергнуться б возмог,
   Ты в радостной своей являешься столице
   В смирении - как царь, в величии как Бог!
   Внемли, как вкруг тебя гремят народны клики,
   В восторге сем сретай твоих бессмертье дел!
   Коль подданных цари любовию велики,
   Ты всех земных владык великость превзошел!
   От Бога избранный и перед ним смиренный,
   Во время торжества народов и царей,
   В минуты радости России вознесенной -
   Ты все забыть спешишь у творчих алтарей!
   И мысли и дела ему все обречены!
   О, сколь он сам тебя, исполненный чудес,
   И в благости своей, и в гневе сокровенный
   По грозном опыте во славе превознес!
   Тогда, как гражданин, как ратник в бранном строе,
   Спасая нас, ты смерть бестрепетно сретал,
   Незрима длань его являлась в грозном бое:
   И сильный пред тобой в боязни трепетал!
   И вспять побег, забыв в боях стяжанну славу!
   Вселенная гроза развеялась тобой;
   Ты благостью даришь враждебную державу,
   И мир, и счастие везде несешь с собой!
   Не Бог ли в страшный миг всеобщия боязни,
   Как с участью страны обширныя твоей
   Спрягались жребии и смертных, и царей,
   Крепил Твой бодрый дух - и полнил чашу казни...
   И пал тирана трон! Как молния, протек
   Свободы, славы глас от Сейны до Дуная,
   И восхищенный мир, тебя благословляя,
   Спасителем своим и мстителем нарек!
   Гряди, о царь-отец! склонись от битв к покою -
   И в светлу радугу перун твой обрати!
   Сам Вышний, видимо присутственный с тобою,
   Поставил здесь тебя закон его блюсти!
   Гряди... вослед тебе, я вижу в восхищенье -
   Свобода общая, доверенность людей - 
   Ликуют на земле покой и просвещенье,
   И стонет шумный Понт под ношей кораблей!
   Ты с миром нам несешь блаженство совокупно;
   Премудрость, истина вослед тебе текут
   У трона твоего быть стражей неотступно,
   И грянут звуки лир! и музы воспоют!
   Внимай, внимай их глас! он чист и беспристрастен,
   Он яда не таит ласкателей в себе -
   И может ли язык быть лести сопричастен,
   Когда он говорит о Боге и тебе?
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 170-172.
  
   На всерадостнейшее сретение его императорского величества в С.-Петербурге, при шествии его в Казанский собор
   Опубл.: СО 1814 Ч. 15, N 30. С. 151-152; Сатиры С. 170-172.
  
  
   К И.М. Ф...у [Фовицкому]
   На вызов его продолжать мои сатиры
    
   Ты требуешь, мой друг, чтоб я на лире снова,
   Тесним от злых забот, хотел еще бряцать
   И дерзостный порок бесстрашно обличать -
   Тебе покорствовать рука певца готова!
   Но что, скажи, за цель, в стремлении таком,
   Мне сделать каждого читателя врагом?
   Довольно без того в сей жизни огорченья!
   Свет беден в знатоках хорошего творенья,
   Вотще у нас певцы соревнованья ждут,
   Их публики давно убил холодный суд.
   Кто чтит Дежавина превыспренне паренье,
   Российской музы честь - и лиры украшенье,
   Тот скажет: брось перо, иль равен будь ему,
   Прочтя его, дам суд таланту твоему.
   А кто небесных тайн поэзии не знает,
   В ком сердце, при его струнах, не постигает,
   Что может человек, что чувства значат в нас,
   Кому знаком один Бессмыслова Пегас,
   Для тех и без меня поэтов тьма способных:
   Не ищет мой талант похвал простонародных!
   Ты скажешь: а друзья? которы в тишине
   С Горацием тебя ласкают наравне,
   И музе скромной в дар венок от них плетется...
   Ах, дружба реже всех с поэтом уживется!
   В том лесть, ласкательство, а в этом приговор,
   От коего моей пылает музы взор,
   Тот из любви ко мне душит в нравоученье,
   Что страсть к поэзии есть к пагубе стремленье,
   Что должно бросить все, чтоб с низкой я душой
   В презренье полз к чинам презрительной тропой,
   Чтоб чувств небесных жар, души моей светило,
   Я в низкое вменил страстей людских кормило,
   К Рубеллью ненависть в почтенье обращал
   И в зеркале красой уродство бы казал!..
   Сей, в простоте ума избрав себя судьею,
   В глаза мои стихи зовет галиматьею,
   И те, кем одобрять талант бы слабый мой,
   Я часто слышу, чтут поэзию чумой...
   В сомнении таком, скажи, могу ль решиться,
   Что мой ничтожный дар на что-нибудь годится?
   Без чувства сограждан едва ли бы посмел
   К бессмертию Гомер и к славе Праксител;
   Не оскорблю тебя, о Пиндар наш единой,
   Сказав, что дан полет тебе Екатериной,
   Она великий дар в душе твоей зажгла 
   И с музою твоей к потомству перешла!
   Но ревность к гениям, без смелости и дара,
   Вновь пагубу явит несчастного Икара;
   Что может горестней быть участи певца:
   Дивиться - и не сметь достичь до образца!
   Так часто вижу я художника с терзаньем,
   Перед единственным богини изваяньем
   Ломающа резец по тягостной борьбе,
   Всю силу чувствуя бессилия в себе.
   Скорей советуй мне, чужд лести и сомненья,
   Чтобы, напрасные оставив покушенья,
   Я уклонился муз в ничтожности моей,
   Которым жертвовал бесплодно цветом дней,
   Для коих пренебрег, исполнен их отравой,
   Как юность пылкая стремилась вслед за славой,
   И брани, и честей блистательный доспех,
   Для коих я бежал пленительных утех,
   Которы радостно чело других венчали: 
   Для них сокрыты дни в трудах перепадали,
   И скорбь - их сблизила безвременный закат;
   Мой гений подавлен под бременем утрат!
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 173-176.
  
   К И.М. Ф...у [Фовицкому] на вызов его продолжать мои сатиры
   Опубл.: Бл 1818 Ч. 4, N 11. С. 154-157 (с указананием о прочтении в ВОЛСНХ 7 нояб. 1818 г.; в протоколе не упоминается); Сатиры С. 173-176.
  
  
   НА ИСТРЕБЛЕНИЕ НАПОЛЕОНОВЫХ АРМИЙ В РОССИИ 
  
   Ты грянул, наконец, с высот твоих небес:
   И победитель Росс! - и мира страх исчез!
   Где злобных полчища? где их несметна сила?
   Чудесные весь свет исполнися молвы:
           От Вислы до Москвы,
           Их страшная могила!
  
   Он шел, народов бич, свирепый сын войны,
   Могущество потрясть Российские страны,
   Полсвета в круг его в развалинах пылало,
   Полсвета вслед за ним текло ее разить:
           Но Россов покорить -
           Еще полсвета мало!
  
   Познал - и вспять побег, спасая жизнь свою;
   Не обольстишь сердец, приверженных к царю;
   На глас его: к войне! все бросило жилища -
   Вступя в пределы их, как волк на хитрый лов,
           Ты раздраженных львов
           Коснулся логовища!
  
   Шаг каждый там тебе явил ужасный бой,
   Там каждый селянин сразился как герой,
   Ты зрел их: страшна месть к тебе их приводила,
   На лицах их читал решимость, крепость сил,
           И вид их говорил:
           Тебе иль мне могила!
  
   О подвиг мщения, пленяющий сердца!
   Десница мощная героя и отца
   Там в брань ведет сынов, едва расцветших к жизни,
   И отрокам своим вещает грозно мать:
           Спешите умирать
           В спасение отчизны!
  
   Где твердости найду подобной я пример?
   Ты к храмам Вышнего коснулся, изувер,
   С секирой и огнем... и там их слава нова:
   Священны пастыри с геройскою душой
           Падут перед тобой
           У алтаря Христова!
  
   Не в силах преклонить великость их сердец,
   Ты веси истреблял и грады наконец,
   Чтоб в них истаевать с отчаянья и злобы:
   Не славу, не корысть узрел ты, хищный, в них -
           Одни несчетны гробы
           Сопутников твоих!
  
   Как Фурия, твой вождь, возликовала яра
   Пустынные Москвы средь страшного пожара,
   Ты жребий свой познал, - что грабить лишь и жечь
   Уделом для тебя назначила природа,
           А не сердца привлечь 
           Счастливого народа!
  
   Тогда в тиране страх до сердца досягнул,
   И страшный меч его впервые отдохнул!
   Недвижны полчища, как тигры, средь забрала,
   В оцепенении узрели близку казнь -
           И с гладом их боязнь
           Там месяц пожирала.
  
   Ни веры россиян, ни верности к царю
   Не мог поколебать ты в хладном их краю;
   Вотще на них текла твоя ужасна сила -
   Еще ли не познал ты Россов дивну мощь?
           Врагов их зрела нощь -
           Заря не осветила!
  
   О вы, спасители отеческой страны,
   Сколь жребии для вас возвышенны даны!
   Решить судьбину царств мгновенно ополчились,
   Вас в бранной красоте узрел с надеждой свет:
           Нагрянули - сразились -
           Где мнимый бог побед?
  
  
   Содрогся, наконец, - о похититель трона!
   Любовью лишь тверда властителя корона.
   На севере тому ты видел образец,
   Там в бегстве ощутил, сколь страшен бой неправый,
           И на челе, кровавый,
           Потрясся твой венец!..
  
   Герой! России щит! во бранях искушенный,
   Екатериною ко славе обреченный!
   От горних мест она, на сонм твоих побед
   Склонясь, как божество, над милой ей страною,
           Избавленну тобою,
           Россию зрит от бед!
  
   "Остаток счастливый, - гласит, - моей державы,
   Сколь новый для тебя открылся подвиг славы!
   Я счастье моего народа создала,
   Полвека для его трудилась возвышенья,
           А длань твоя спасла
           Его от пораженья!"
  
   Кутузов! торжествуй! сей глас России всей
   Перуном пролетит до отдаленных дней,
   С слезами о тебе потомок вспомнит поздный...
   И ты отмстителем россиян наречен,
           О щит Петровых стен,
           О Витгенштеин грозный!
  
   Могущи мстители обширных русских стран:
   Так древле Фабии спасали сограждан!
   В ничто вменяя жизнь, ваш вождь перед полками,
   Во брани поседев над гибелью врагов,
           Как грозна месть богов
           Протек меж их рядами!
  
   Вотще в побеге мнят спасение найти:
   Их настигает смерть, - и смерть их ждет впреди!
   В крови, истерзаны, склоняют рабски выи,
   Там глад, здесь лютый мраз стрегут среди дорог:
           За россов правды Бог,
           За россов и стихии!
  
   О, сколь ужасный вид представился очам:
   Там вживе, средь могил, простерлись по снегам!
   Вотще последний глас к отчизне обращают -
   О жалкие толпы тьмочисленных племен!
           Вотще и чад, и жен
           Вас вопли призывают?..
  
   Погибли! - следу нет! сам лютый вождь бежит -
   И с воем теней полк во след его летит!
   Отринута над ним небес благих пощада!
   Вздымаются власы - стопы его дрожат -
           И, страшные, трещат
           Под ним заклепы ада!
  
   О промысл всеблагий! сколь непостижен ты!
   Не гибелью ль его горели все следы?
   Не он ли ликовал среди несчетных боев?
   Днесь манием твоим, к спасенью всей земли,
           Мне зрится: потекли
           Полки российских воев!
  
   А вы, кого из них постигнул смертный сон,
   И Кульнев, Багговут, и ты, Багратион,
   О жертвы славные! ликуйте в горней сени,
   Сколь многие прешли о мести вам вещать:
           Там будут вас дрожать
           Врагов несчетны тени!..
  
   Внемлите, все страны, познай, о смертных род,
   Что может твердый царь и ревностный народ!
   Над Александром сам вселенные содетель,
   Громами ополчась, щит крепости простер,
           И в нем, царям в пример,
           Венчает добродетель!
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 177-183.
  
   На истребление Наполеоновых армий в России
   Опубл.: СПб., 1813 (отд. изд.; с посвящением Н.П.Румянцеву,  цензурное разрешение -10 февр. 1813 г.); Сатиры С. 177-183. Прочитано в ВОЛСНХ 13 марта 1813 г.
   А.Е.Измайлов пишет Н.Ф.Грамматину 10 февр. 1813 г.: "М.В. написал длинную оду на изгнание наших врагов таким же размером, как ода Петрова на сожжение турецкого флота. Он читал мне несколько строф, и в них нашел я много хороших стихов."  (см.: Письма А.Е.Измайлова к Н.Ф.Грамматину / Сообщены В.А.Борисовым. // Библиографические записки. М., 1859. Т. 2, N 14. Стлб. 420).
  
   НАДПИСЬ к бюсту его императорского величества 
   благочестивейшего государя Александра Павловича 
  
   Им свету низложен грозивший истукан -
   И царствам прежняя возвращена свобода;
   Он благостью в свой век возвысил царский сан:
   Любимец и отец великого народа!
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 184. 
  
   Надпись к бюсту Александра I
   Опубл.: Бл 1819 Ч. 5, N 2. С. 71; Сатиры С. 184. Прочитано в ВОЛСНХ 23 янв. 1819 г.
  
  
   ПОСЛАНИЕ К ЗЕМЛЕДЕЛЬЦАМ 
  
       О вы, которые в убожестве своем
   И грады пышные, и царства богатите,
   В повиновении безмолвном и благом
   Для пользы общей дни, сокрытые, стремите...
   Я ваши петь хочу полезные труды:
   В них жизнь сокрыта царств, их счастье и свобода!
   Они источники их гордой высоты,
   И ими самая красуется природа.
   Не вы ль пустынный вид и дебрей, и степей,
   Где зрится нам она упорной и скупою,
   Одеяв злачных нив блестящей красотою,
   Плодоносящими творите для людей?
   Не вашей ли рукой, среди весны и лета,
   Она красой полей, долин оживлена,
   В убранстве жатв златых блистательно одета,
   Не ею ль нам несет дары свои она?
   Не вы ль, поя луга и утучняя нивы,
   Вверяя в каждом им зерне сторичный плод,
   Стирая гор хребты, стесняя вод разливы,
   Сокровищам ее даете новый ход?
   Сопутники в ее щедротах неиссчетных,
   Прияв обильную награду за труды,
   Вы учитесь у ней разделу благ несметных -
   И так же, как она, даятели без мзды!
       Поклонники творца, не хвал в гремящем лике -
   Ему поете песнь. Вы знаете, хвала, -
   Достойная его - не в гласе, не в языке,
   Но сердца простота и добрые дела.
   Прямые мудрецы, рассудка изощренье
   Не покупаете вы порчею сердец,
   Для непорочных чувств сей терний и волчец:
   Отец ему - разврат, а чада - заблужденья!
       Пусть света мудрые придут учиться к вам
   Точнее умствовать, полезнее трудиться,
   Несчастные - узнать конец своим бедам,
   Как в мире и с собой, и с участью ужиться,
   Все недовольные - покорности к судьбе.
   Сколь часто в кротости я зрел вас терпеливой,
   Со гладом, с нищетой в мучительной борьбе,
   Чтоб богачей питать избыток прихотливой!
   Сколь часто у одра недуга и скорбей
   Стенящих обретал, и, сердца к услажденью,
   Влекомых к тайному вас зрел благотворенью
   Лишь пламенной к добру любовию своей!..
   Сколь счастлив для меня, кто вам во всем подобен,
   Свои безвестны дни проводит в тишине,
   Кто, столько же как вы, и кроток, и незлобен,
   Согласья и любви пьет радости одне;
   Тогда как рушатся, дробимые грозою,
   Великолепные чертоги богачей,
   Он не страшится бурь, быв самою судьбою
   Укрыт и охранен в обители своей.
   Ах, если б ваш певец, под вашим мирным кровом
   Утраченный покой, довольствие сыскал,
   Он жизни б каждый миг сретал в восторге новом
   И участи владык венчанных не желал!
   Ведом природою, наставницей неложной,
   Не знал бы ни сует, ни гибельных страстей, -
   И, если счастия достигнуть здесь возможно,
   Он, верно бы, к нему ближайшей тек стезей.
   Друзья моей души! где век Астреин зрится,
   В обычаях благих, наследии отцов,
   Пусть жизнь моя средь вас, безвестная, стремится,
   И лиры глас поет вас, дружбу и любовь!
       Тогда, как роскошь спит средь неги ухищренной
   И смерть, сокрытую в бездействии, пиет,
   Ваш дух уж бодрствует, зарею пробужденный,
   И чувства в дар творцу хвалебные несет!
   Когда она, восстав, средь лени снова дремлет
   И сладостных трудов не знает для себя, -
   С какой охотою, весельем он приемлет
   Плуг в руки - и браздит родимые поля!
   В час ясныя весны и лета в полдень знойной,
   В беспечности златой, склонившись от труда,
   Вас ждет час отдыха, сон крепкой и спокойной,
   Который для нее не сладок никогда;
   С румяной осенью надежды совершенье
   И ваших плод трудов спешит утешить вас;
   Царям не столько царств приятно покоренье,
   Как вам - нив первенец, златой и зрелый клас!
   Уж злаки, полные от тяжести, склонились -
   На жатву! пусто все! младенец и старик -
   Все ожило к трудам, все в поле устремились,
   Уж дебри огласил жнецов веселый клик!
   По нивам блещет серп в руках разнообразных, -
   Тот жнет, тот вяжет сноп, тот в кучу их кладет,
   Тот, с скрипом, в житницы возы свои ведет;
   На сей всеобщий пир сонм юных благ прекрасных
   Мать нежная несет - природа - чадам в дар.
   Там, в краткий день зимы, труды опять готовы,
   Собравшись, отделять от класов зерны новы,
   И вторит по токам созвучный цеп удар!
   Но можно ль сосчитать, друзья мои любезны,
   Все ваши радости, занятия, труды,
   В которых вы всегда для общества полезны?
   А там - настали игр приятные чреды:
   В час вечера, как Феб едва-едва приметен
   На небе сумрачном, в мерцающих лучах,
   И резвые давно овечки во дворах, -
   Собравшись под навес, старик и малолетен,
   Сонм юношей и дев, в молчанье погрузясь,
   Преданья давних лет внимают в восхищенье,
   Иль в легкий хоровод все вкупе соплетясь,
   И славят, и поют дней скрытых наслажденье!
   А там, где устремлен в восторге взор певца, 
   Для душ чувствительных прелестная картина:
   Мать нежная, прижав к румяным персям сына,
   У врат приветствует веселого отца!
   Невинность милая, с улыбкою счастливой,
   Руками оплетясь вкруг матерней груди,
   Ее сретает взгляд умильный, торопливой,
   Каких от давних лет в столицах не найти!..
   И света, и сует, и почестей в забвенье,
   К которым происки возводят в нем одни,
   Пускай, презревши все, в моем уединенье,
   Я принесу лишь вам и музам дни свои!
   Давно их славою блистательной плененный,
   Труды мои для них единых посвящу;
   Ужель сей участи, завидной и блаженной,
   Я в свете что-нибудь возвышенней сыщу?
   Пусть кончу дни мои спокойные меж вами,
   Природы нежный сын в руках ее уснет, -
   Там жизнь отрадную, хранимую богами,
   Бессрочно ни болезнь, ни яд не пресечет.
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 185-191.
  
   Послание к земледельцам
   Опубл.: Цв 1810 Ч. 8, N 10. С. 8-17 (с подп.: М. Млнв; с некоторыми разночтениями); Сатиры С. 185-191.
  
   БЛАЖЕНСТВО&nbsp;
   (Подражание Парни)
  
           Увы! с какою быстротою
           Сокрылся сей счастливый миг,
           Как с страстною моей душою
   Я, Нина, пламенел в объятиях твоих!
   Как сердце у тебя в восторгах замирало,
   И розою лицо стыдливости пылало!..
           Блажен, блажен стократ,
           Кто, руша все преграды,
   На ложе роскоши, возлюбленной объят,
   Вкушает в полноте любови все отрады!
   Он скорбный мир забыл, восторгом упоясь.
   То, взорам обнажить прелестну грудь стремясь,
           Подобну снегу белизною,
           Он робкой медленно рукою
           Делит покровов тонких связь,
           И, полными гордясь
           Лилейными холмами,
           Лишенная своих защит,
           Под страстными его устами,
           Она твердеет и горит!..
   То стан ее рукой роскошною обнявши,
   Который у самой Киприды похищен,
   И пояс средь забав украдкой развязавши,
   Смущеньем красоты робеющей пленен,
   Он пламенно уста стыдливые лобзает,
   И тихое на них роптанье умирает!
   Чья участь на земле с счастливцем сим равна!
   Он медлит посреди сердечных упоений
           И чашу восхищений
           По капле пьет до дна!
   О Нина, о мой друг, пребудь всегда со мною!
   Смятение любви! пленительный покой,
   Который следует за счастья полнотою!
   Пусть нежною моей развеяны рукой,
   В сей милой простоте, любовью расплетенны,
   Волнуются твои прелестные власы,
   И легкий твой покров, Эротом похищенный,
   Не кроет от меня стыдливыя красы!
   О Нина, вся цена дней наших в наслажденье!
           И райское одно мгновенье,
           Когда, в восторге мы своем,
                   Небесное о всем
                   Забвение пием -
   Годичных есть забот и бедствий услажденье!
   Жизнь смертных горести отравою полна:
   Любовию одной красуется она.
   Восторги первых встреч, горящи лобызанья,
   Волнения души, любви очарованья -
           Оставить должно свет,
           Когда вас боле нет!..
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 192-194.
  
   Блаженство (Подражание Парни)
   Опубл.: СПВест Ч.1, N 2. С. 159-160 (с подп.: М.); Сатиры С. 192-194. Прочитано в ВОЛСНХ 11 янв. 1812 г. Загл. ориг.: Parny E. Delire (Poesies еrotiques, III, 13).
  
  
   К А.П.Б...Й [Буниной],
   о приличии стихотворства прекрасному полу 
  
   Природа в щедрости для чад своих равна, 
   Пристрастного в дарах не ведает раздела.
   О милый, нежный пол! уже ль исключена
   Навек из твоего поэзия удела?
   Кто смеет сей хулой муз чистых порицать?
   В прелестном лике дев мы их изображаем,
   В них мудрость мы спешим природы созерцать,
   Красу боготворим, любовь ее сретаем;
   Сей дар божественный, сей всех даров венец,
   И в трепет, и в восторг дух пылкий приводящий,
   Сокровище умов, веселие сердец,
   Глас нежныя души со струн златых летящий,
   Уже от милых перст не должен нас пленять?
   От тех - у коих власть сердцами обладать?
   Им трогать и учить гармонией небесной!
   Всесовершенное творение творца,
   Где больше дивен он - как не в душе прелестной,
   Сияющей в чертах прелестного лица?
   В них сердце нежное, любови нежной полно,
   От тщетных замыслов, кичливости свободно;
   В них дышат тишиной и кротостью уста,
   И брани не мрачит их грозная мечта;
   Жар мщения в крови их персей не волнует,
   Улыбка на челе приятство образует,
   И непорочности прелестный, милый вид
   Не сходит никогда с румяных их ланит;
   Как звезды ясные, возжженные в тьме ночи,
   Спокойствием горят отверстые их очи,
   Чья грудь, алтарь любви, святилище красот,
   Небесных полнится и чувствий, и доброт:
   Любови матерней поверена ей сила!
      О ты, которая мне мысль сию внушила,
   На лире оправдать певиц высокий сан,
   В которую с небес дар истинный влиян,
   Которой песни я внимаю с восхищеньем,
   И муз самих пленен в них чистым вдохновеньем,
   О ближняя моя! которой столько раз
   Восторга в полноте я строил лирный глас,
   Ты, возлюбившая тернистый путь науки 
   И лиры кроткие, пленительные звуки, -
   Охоту сродную чувствительным сердцам!
   С завидной славою последуя певцам,
   Ты ль хочешь, чтобы вновь, в своем таланте скудный,
   Я подвиг твой воспел, единственный и трудный?
   Что может для тебя простой усердья жар?
   Когда б меня живил творцов великих дар,
   Когда б их высил дух, их чувство оживляло,
   И сердце б, как твое, добротою пылало,
   Тогда б я волю дал стремлениям своим:
   И целый мир поверг поклонником твоим!
      Кто может оградить в занятиях пол нежный?
   Жена, краса семейств и их оплот надежный,
   Ведущая с собой супруга в светлый дом
   Веселье, тишину, согласие, блаженство,
   И юных милых чад, ласкающих кругом,
   Жена, венец доброт, рук творчих совершенство, -
   Кто может более любовию дышать?
   Чье сердце с матерним возможно в ней сравнять?
   Кто больше усладит горящего супруга,
   Скорбящего в трудах, иль в сладкий час досуга?
   Кто лучше чувствовать умеет и любить,
   И нежности для слов искусство находить?
   В чьих более устах красуется дар слова?
   Наука скучная не столько в них сурова,
   Им всех приличнее учение сердец:
   Им путь до них знаком, в них сердце - образец!
   Иль дева юная, с свободою бесценной,
   С счастливою душой, к страстям не прилепленной,
   Не ведая тоски семейственных забот,
   Ни сердцу тягостных неволею работ,
   Вступая сверстниц в круг, весельем оживленных,
   Чему отдаст часы времен своих блаженных?
   Пусть, нежный глас слияв с цевницею златой,
   Поет своей души и радость и покой,
   Пускай, счастливая, она обворожает
   И ту, что в цвете дней, и ту, что отцветает,
   Поет незлобие и прелесть юных лет,
   И в свой подруг своих влечет завидный след!
   Поэзия души и орган, и зерцало.
   Пусть снимут с красоты невинной покрывало,
   Пусть блещет - и разит страстям подвластный мир!
   Пусть юношей пленят своих игрою лир,
   Из сердца гонят яд наклонности порочной -
   И вечный блеск дадут красе своей непрочной!
   А та, чей помрачен любовью светлый взор,
   В которой изрекло свой сердце приговор,
   Пускай с подругою ее, уединеньем,
   Пленяет нас души таинственным бореньем,
   Блаженством полнит грудь, поет счастливу страсть,
   И милого зовет к струнам своим припасть;
   Или, всю волю дав душе своей прельщенной,
   Нам славит поцелуй, впервые полученный!
   Любовь, сама любовь таиться будет там
   И в тишине ее последовать перстам!
   Пусть та, для коей скорбь послало небо гневно,
   Кто в мире сирота, чье сердце разлученно,
   Ждет дружества к себе отрадных слез на грудь
   И скорбный песнию цветит еще свой путь.
   О, если б лирам муз коснулись длани граций!
   Цевницу б дивную поверг свою Гораций,
   И сам бы песней царь, божественный Омир,
   Вперив и взор, и слух, забыл творить свой мир!
   Так ты, пленившая мой слух своей игрою,
   По тягостной борьбе с трудами и судьбою,
   Привлекшая к себе почтителей собор,
   Склонила на себя монарха щедрый взор,*
   (Еще ль, отечество, я буду справедливо
   Сию талантам дань считать в тебе за диво?)
      Веселием одним питаться нам нельзя,
   Плод отдыха оно, с трудом лишь обитает,
   В нем к наслаждению сокрытая стезя,
   Душа в нем пищу зрит, без коей угасает.
   Как роскошь ставит пир, и хитрою рукой
   Для чувств изнеженных готовит пресыщенья,
   Ярчайшим светом дня горит во тьме ночной,
   И бодрствовать зовет средь обща усыпленья,
   Как сонм твоих подруг, составя светлый строй,
   Поклонников своих предводит шумный рой;
   Иль, с громом звонких арф, по яркости паркета,
   В хор резвый соплетясь, кружится до рассвета:
   Как скука, спутница сердечной пустоты,
   Сгоняет с их чела веселия мечты,
   Как тайная тоска в груди их утомленной,
   И жажда вечная в душе ненасыщенной,
   Как ходит им вослед коварство, клевета,
   И праздность яд лиет злословия в уста,
   Как жалкие сии рабы сует стремятся
   Прискорбие скрывать, веселыми казаться, -
   Ты, цену чувствуя веселья и трудов,
   Приносишь верный им раздел своих часов,
   То сердце нежное забавой услаждаешь,
   То душу, алчную к познаниям, питаешь -
   И радость, презря их кичливый, скучный сонм,
   Таится у тебя, обнявшися с трудом.
   Твой в одиночестве дух кроткий, просвещенный,
   Ни скуки, ни тоски не зрит уединенной,
   Властитель надо всем - всеобщий гражданин -
   Он носит все с собой и вечно не один.
   И в сладкий час трудов, и в миг златых мечтаний,
   Сих чад спокойствия, души очарований,
   Когда, вознесшися в мир горний, в сонм духов,
   Она не чувствует земных своих оков,
   Слияв протекшее, грядуще меж собою,
   Вся полнится, живет единою мечтою;
   С ней сладость прежних благ, с ней сонм ее друзей,
   Знакомый для нее, незримый для очей!
   Везде сокровище души твоей с тобою.
   В восторге ли певцов пленяешься игрою:
   Вы, коими во мне живится скорбный дух,
   О славные певцы, о дней моих отрада,
   Таланта моего убогого награда,
   Уже я пред тобой их зрю бесценный круг:
   Там бард полночных стран, России в юны леты
   Поющий блеск ее и блеск Елисаветы;
   Там, сыплющий со струн в сердца восторга жар,
   (О, сколько для меня его возвышен дар!)
   Чуть видим в высоте, чуть зрим в своем полете,
   Сияет в божестве и блещет в водомете! 
   Там, щедрый в вымыслах, обильный в красотах,
   Живущий у меня и в сердце, и в устах,
   Кто в слове вечно строг, пленителен и ясен
   Сатиры остротой, и прелестию басен,
   И сказки дивною волшебною игрой;
   Там Душеньки певец, поющий с ней самой,
   Хемницер, дышащий невинной простотою,
   Любовию к добру, сей мудростью прямою,-
   О сонм моих певцов! робеющей стопой,
   Когда дерзаю я во след великий твой,
   Когда, средь тишины, один, никем не зримый,
   Сретаю красоты твои неистощимы,
   Твой жар, твой пылкий дух вселяется в меня:
   Я чувствую себя исполненна огня,
   И славлю щедрый рок, что гения в замену
   Он чувствовать мне дал твоих творений цену!
      Пой, муза скромная, стремись в их дивный след,
   Для гения преград, различий в поле нет.
   Оставя для других, в их доле униженной,
   Дар скорбный - по стезе идти обыкновенной -
   Ты новою стезей со славою теки
   И вслед своих подруг блистательный влеки;
   Свой разум расширяй наукою пространной,
   Столь тесно с таинством поэтов сочетанной;
   Будь душ отрадою, владычицей сердец,
   По чувствам - женщина, по знаниям - мудрец.
  
   * Здесь разумеется высочайше пожалованный ей пансион государем императором.
  
   Цветник. СПб., 1810 Ч. 8, N 11. С. 141-156. 
  
  
   К А.П.Б...Й [Буниной],
   о приличии стихотворства прекрасному полу 
  
   Природа в щедрости для чад своих равна, 
   Пристрастного в дарах не ведает раздела.
   О милый, нежный пол! уже ль исключена
   Навек из твоего поэзия удела?
   Кто смеет сей хулой муз чистых порицать?
   В прелестном лике дев мы их изображаем,
   В них мудрость мы спешим природы созерцать,
   Красу боготворим, любовь ее сретаем;
   Сей дар божественный, сей всех даров венец,
   И в трепет, и в восторг дух пылкий приводящий,
   Сокровище умов, веселие сердец,
   Глас нежныя души со струн златых летящий,
   Уже ль в руках у них не должен нас пленять?
   От тех - у коих власть сердцами обладать?
   Им трогать и учить гармонии небесной!
   Всесовершенное творение творца,
   Где больше дивен он - как не в душе прелестной,
   Сияющей в чертах прелестного лица?
   В них сердце нежное, любови нежной полно,
   От тщетных замыслов, кичливости свободно;
   В них дышат тишиной и кротостью уста,
   И брани не мрачит их грозная мечта;
   Жар мщения в крови их к битве не взывает,
   Улыбка на устах всю власть их охраняет,
   И непорочности прелестный, милый вид
   Не сходит никогда с их девственных ланит;
   Как звезды ясные, возжженные в тьме ночи,
   Спокойствием блестят отверстые их очи,
   Чья грудь, алтарь любви, святилище красот,
   Небесных полнится и чувствий, и доброт:
   Любови матери поверена ей сила!
      О ты, которая мне мысль сию внушила,
   На лире оправдать певиц высокий сан,
   В которую с небес дар истинный влиян,
   Которой песни я внимаю с восхищеньем,
   И муз самих пленен в них чистым вдохновеньем,
   О Сафо наших дней! которой столько раз
   Восторга в полноте я строил лирный глас,
   Ты, возлюбившая тернистый путь науки
   И лиры кроткие, пленительные звуки, -
   Охоту сродную чувствительным сердцам!
   С завидной славою последуя певцам,
   Ты ль хочешь, чтобы вновь, в своем таланте скудный,
   Я подвиг твой воспел, единственный и трудный?
   Что может для тебя простой усердья жар?
   Когда б меня живил творцов великих дар,
   Когда б их высил дух, их чувство оживляло,
   И сердце б, как твое, добротою пылало,
   Тогда б я волю дал стремлениям своим:
   И пали бы певцы пред образом твоим!
      Кто может оградить в занятиях пол нежный?
   Жена, краса семейств и их оплот надежный,
   Ведущая с собой супруга в мирный дом
   Веселье, тишину, согласие, блаженство,
   И юных милых чад, ласкаемых отцом,
   Жена, венец доброт, рук творчих совершенство, -
   Кто может более любовию дышать?
   Чье сердце с матерним возможно в ней сравнять?
   Кто больше усладит горящего супруга,
   Скорбящего в трудах, иль в сладкий час досуга?
   Кто лучше чувствовать умеет и любить,
   И нежности для слов искусство находить?
   В чьих более устах красуется дар слова?
   Наука скучная не столько в них сурова,
   Им всех приличнее учение сердец:
   Им путь до них знаком, в них сердце - образец!
   Иль дева юная, с свободою бесценной,
   С счастливою душой, к страстям не прилепленной,
   Не ведая тоски семейственных забот,
   Ни сердцу тягостных неволею работ,
   Вступая сверстниц в круг, весельем оживленных,
   Чему отдаст часы времен своих блаженных?
   Пусть, нежный глас слияв с цевницею златой,
   Поет своей души и радость и покой,
   Пускай, счастливая, она обворожает
   И ту, что в цвете дней, и ту, что отцветает,
   Поет незлобие и прелесть юных лет,
   И в свой подруг своих влечет завидный след!
   Поэзия души и орган, и зерцало.
   Пусть снимут с красоты невинной покрывало,
   Пусть блещет - и разит страстям подвластный мир!
   Пусть юношей пленят своих игрою лир,
   Из сердца гонят яд наклонности порочной -
   И вечный блеск дадут красе своей непрочной!
   А та, чей помрачен любовью светлый взор,
   В которой изрекло свой сердце приговор,
   Пускай с подругою ее, уединеньем,
   Пленяет нас души таинственным бореньем,
   Блаженством полнит грудь, поет счастливу страсть,
   И милого зовет к стопам ее упасть;
   Или, всю волю дав душе своей прельщенной,
   Нам славит поцелуй, впервые полученный!
   Любовь, сама любовь таиться будет там
   И с дланию летать по пламенным струнам!
   Пусть та, для коей скорбь послало небо гневно,
   Кто в мире сирота, чье сердце разлученно,
   Ждет дружества к себе отрадных слез на грудь
   И скорбный песнию цветит еще свой путь.
   О, если б лирам муз коснулись длани граций!
   Цевницу б дивную поверг свою Гораций,
   И сам бы песней царь, божественный Омир,
   Вперив и взор, и слух, забыл творить свой мир!
   Так ты, пленившая мой слух своей игрою,
   По тягостной борьбе с трудами и судьбою,
   Привлекшая к себе почтителей собор,
   Склонила на себя монарха щедрый взор,*
   (Еще ль, отечество, я буду справедливо
   Сию талантам дань считать в тебе за диво?)
      Веселием одним питаться нам нельзя,
   Плод отдыха - оно, с трудом лишь обитает,
   В нем к наслаждению сокрытая стезя,
   Душа в нем пищу зрит, без коей угасает.
   Как роскошь строит пир, и хитрою рукой
   Для чувств изнеженных готовит пресыщенья,
   Мрак ночи обратя в блестящий свет дневной,
   И бодрствовать зовет средь обща усыпленья,
   Как сонм твоих подруг, составя светлый строй,
   Поклонников своих предводит шумный рой;
   Иль, с громом звонких арф, по яркости паркета,
   В хор резвый соплетясь, кружится до рассвета:
   Как скука, спутница сердечной пустоты,
   Сгоняет с их чела веселия мечты,
   Как тайная тоска в груди их утомленной,
   И жажда вечная в душе ненасыщенной,
   Как ходит им вослед коварство, клевета,
   И злоба полнит их злословием уста,
   Как жалкие сии рабы сует стремятся
   Прискорбие скрывать, веселыми казаться, -
   Ты, цену чувствуя веселья и трудов,
   Приносишь верный им раздел своих часов,
   То сердце нежное забавой услаждаешь,
   То душу, алчную к познаниям, питаешь -
   И радость, презря их кичливый, скучный сонм,
   Таится у тебя, обнявшися с трудом.
   Твой в одиночестве дух кроткий, просвещенный,
   Ни скуки, ни тоски не зрит уединенной,
   Властитель надо всем - всеобщий гражданин -
   Он носит все с собой и вечно не один.
   И в сладкий час трудов, и в миг златых мечтаний,
   Сих чад спокойствия, души очарований,
   Когда, вознесшися в мир горний, в мир богов,
   Она не чувствует земных своих оков,
   Слияв протекшее, грядуще меж собою,
   Вся полнится, живет единою мечтою;
   С ней сладость прежних благ, с ней сонм ее друзей,
   Знакомый для нее, незримый для очей!
   Везде сокровище души твоей с тобою.
   В восторге ли певцов пленяешься игрою:
   Вы, коими во мне живится скорбный дух,
   О славные певцы, о дней моих отрада,
   Которых в день читать и в ночь читать ты рада,
   Уже я пред тобой их зрю бесценный круг:
   Там бард полночных стран, России в мощны леты
   Поющий блеск ее и блеск Елисаветы;
   Там, сыплющий со струн в сердца восторга жар,
   (О, сколько для меня его возвышен дар!)
   Ширяясь в высоте, и всякой чужд границе,
   Как бог - он в божестве, и как поэт - в Фелице!
   Там, щедрый в вымыслах, обильный в красотах,
   Живущий у меня и в сердце, и в устах,
   Кто в слове вечно строг, пленителен и ясен
   Сатиры остротой, и прелестию басен,
   И сказки дивною волшебною игрой;
   Там Душеньки певец, поющий с ней самой,
   Хемницер, дышащий невинной простотою,
   Любовию к добру, сей мудростью прямою,-
   О сонм моих певцов! робеющей стопой,
   Когда дерзаю я во след великий твой,
   Когда, средь тишины, один, никем не зримый,
   Сретаю красоты твои неистощимы,
   Твой жар, твой пылкий дух вселяется в меня:
   Я чувствую себя исполненна огня,
   И славлю щедрый рок, что гения в замену
   Он чувствовать мне дал твоих творений цену!
      Пой, муза скромная, стремись в их дивный след,
   Для гения преград, различий в поле нет.
   Оставя для других, в их доле униженной,
   Дар скорбный - по стезе идти обыкновенной -
   Ты новою стезей со славою теки
   И вслед своих подруг блистательный влеки;
   Свой разум расширяй наукою пространной,
   Столь тесно с таинством поэтов сочетанной;
   Будь душ отрадою, владычицей сердец,
   По чувствам - женщина, по знаниям - мудрец.
  
   * Здесь разумеется высочайше пожалованный ей пансион государем императором.
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 198-207. 
  
   К А.П.Б....й [Буниной], о приличии стихотворства прекрасному полу
   Опубл.: Цв 1810 Ч. 8, N 11. С. 141-156; Сатиры С. 198-207. Прочитано в ВОЛСНХ 10 дек. 1810 г.
  
  
   К БАРДУ 
   (подраж[ание] Горацию) 
  
   Смотри на Аппенин, снегами покровенный,
   Как в гневе их несет бунтующий Борей,
   Как грозно высятся их глыбы взгроможденны -
   И с грохотом падут на мертвый лик полей!
  
   На Тибр, облекшийся от хлада льдов корою,
   Что делит от земли туманный небокрай,
   И, предлежа дубам, пылающим грядою,
   Спокойно ярость вьюг и бури презирай!
  
   Зови меня - и лей, от давних лет хранимый,
   Рукою щедрою твой пенистый нектар -
   Да, силою его чудесною живимый,
   Угасший обрету в груди Камены жар, -
  
   И, к лире преклонясь, восторгом воспаленный,
   Мечты протекших дней очам моим явлю,
   И радость, и любовь, сон юности мгновенный,
   И мрак таинственный грядущего прозрю!
  
   Так, бард, я буду петь, пока еще снегами
   Мне непреклонный Крон не осребрил главу,
   Пока прядется жизнь у Парки под перстами,
   И негу, и отрад, и муз к себе сзову!
  
   Час настоящий наш - грядущее безвестно:
   Блюдись отважный взор во мрак его взносить,
   А лучше красоты в объятиях прелестной
   Спеши летящее веселие ловить!
  
   И днесь - под шумом вьюг, при сладком чувств томленье,
   Дорисы нежные, в ее цветущи дни,
   Притворную боязнь, стыд робкий отклони,
   И слабое руки ее сопротивленье...
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 208-209. 
  
   К барду (подражание Горацию)
   Опубл.: Цв 1810 Ч. 8, N 11. С. 209-211 (с подп.: М.); Сатиры С. 208-209. Загл. ориг.: Hor. carm. 1.9 (К Талиарху).
  
  
   МЕЧТА 
   (Подраж[ание] Шиллеру) 
  
   Ночи со тьмою
   Тихо несомы
   К сени моей,
   Вейтесь над мною,
   Легкие сонмы
   Милых теней:
   Пусть, потаенно,
   В страхе и мраке
   Видимся мы.
  
   Ветер повеял -
   Стук протяженный,
   Гул пролетел!
   Легкий возвеял
   Лист пробужденный,
   Лес зашумел.
   Трепет разлился -
   Внемлю прихода
   Вашего знак.
  
   Гробы оставив,
   Вижу, приникли,
   В светлой луне,
   В стекла уставив
   Ясные  лики
   Явно ко  мне;
   Вижу движенье
   Легких покровов
   Ветром на вас.
  
   Мирные домы,
   Вижу, дрожащий
   Кажет ваш перст;
   Мшистые холмы,
   Верх свой клонящий
   Дремлющий крест;
   Серые камни,
   До половины
   Вросшие вглубь.
  
   Вижу, маните
   Друга рукою
   В светлу чреду;
   Ах! возвестите:
   К миру, покою,
   Скоро ль прейду?
   В гробе сокроюсь,
   Жизни оставив
   Крест во главах?
  
   Спутники, горе
   Вас не терзает,
   Вам его нет.
   Опыта боле
   Дух ваш не знает
   Тяжкого бед.
   Скоро ли, други,
   Жребий сей сладкий
   С вами вкушу?
  
   Вместе воздремлем
   В свежем, прохладном
   Лоне земли?
   Ею приемлем,
   В мире отрадном,
   В недра свои -
   Скоро ли, братья,
   Хладные длани
   Вам я подам?
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 210-212.
  
   Мечта (подражание Шиллеру)
   Опубл.: Цв 1810 Ч. 8, N 11. С. 221-223 (с подп.: М.); Сатиры С. 210-212.
  
  
   К Е.Д. В....ОЙ,
   просившей стихов для альбома 
  
   Ты хочешь, чтобы я тебе изобразил
   (Неопытный певец, на лире неизвестной)
   Все свойства милые души твоей прелестной
   И скудость моего таланта позабыл...
   Не обижай меня сим лестным изочтеньем;
   Дерзну ли описать я Феба дивный свет,
   Когда, в безмолвии, единым удивленьем
   Объятый, я стремлюсь пред ним благоговеть?
   Скажу ль, что таинством бесценным ты владеешь
   Почтенье и любовь снискать себе у всех,
   Что сердце нежное, завидный ум имеешь
   И в обществах душа беседы и утех;
   Что ты мать нежная, что друг ты неизменный;
   Но назову ль, твоим достоинством плененный,
   Слова сии тебе моею похвалой?
   Друзья твои, весь свет их скажет пред тобой,
   И что в моей хвале, негромкой и нестройной?
   Мне не дал рок в удел достоинств прославлять;
   Я в участи своей, сокрытой и спокойной,
   Лишь создан их душой и сердцем обожать!
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 213-214.
  
   К Е.Д. В....ой, просившей стихов для альбома
   Опубл.: Цв 1810 Ч. 8, N 11. С. 226-227 (с подп.: М.; под загл.: К Е.Д. В....ой, которая просила написать ей стихи для альбома); Сатиры С. 213-214.
  
  
   К Н.Ф.ГРАММАТИНУВЕ1(*)
    
   От шума и сует в твое уединенье
   Я мысленно несусь беседовать с тобой,
   СокрывшийсяВЕ2 в благом от света удаленье,
   Друг пламенный наук и друг почтенный мой!
   Блажен, кто с юных дней желанья ограждает,
   Для мудрости своей лет поздних не зовет,
   Кичливым замыслам преграды полагает
   И в мире по стезе назначенной идет.
           Ты там теперь, где друг тебя воображает,
   Под кровом отческим, укрывшийсяВЕ3 от бурь;
   Рука самой судьбы покой твой охраняет,
   И неба твоего всегда цветет лазурь!
   С тобой отрадный мир, твой вождь и друг - природа,
   Исполненна своей прелестной простоты,
   И пламенной души сопутница, свобода,
   И радость чистая, и сладкие мечты!..
   Благодари богов, счастливец, вознесенный
   Над низким жребием рабов своих страстей,
   Которы, к суетам с лет юных прилепленны,
   Им служат, жалкие, до самых поздних дней.
   Стремись завидною к познаниям стезею,
   Но в шествии своем всегда умерен будь;
   Пускай твой зреет ум сей пищею благою,
   Но... друг мой! и ему предписан должный путь;
   Как солнце, царь планет, над всеми вознесенный,
   Востекши до небес пресветлой высоты,
   Он, мир весь озарив, от блеска, красоты
   Спускается... и чтит закат определенный.
   Всем радостям, трудам поставлен грозный край.
   Непостижимая средь строгих назначений,
   Судьба речет: стремись, но дале не дерзай!
   Во всем умеренность есть прелесть наслаждений,
   И отдых для труда и сила, и краса.
   Природа мудреца открыла пред очами
   Руки зиждителя различны чудеса;
   В безмолвии ее пленяйся красотами,
   Но, дерзкий, вопрошать о таинствах не смей.
   Исторгнут из среды людей обыкновенных,
   Благоговей пред тем, что скрыто от людей.
   И нам ли следовать в путях ее несметных
   За сокровенною премудростью творца?
   Ума ли в тесные вместить ее пределы
   И дать предел тому, что вечно без конца?..
   Пусть скажет Реомюр, сей ум из смертных смелый,
   Который целый век природе посвятил,
   Какими тесными незримыми путями
   Сию, светящуюВЕ4 над нашими очами,
   Творец согласовал пространну цепь светил?
   Почто свирепый тигр, и аспид, и гиенна,
   Рыкающи на брань, разверзнув лютый зев,
   В груди своей несут кипящий вечно гнев;
   А серна робкая и агница смиренна,
   В веселии стопы стремящие свои,
   Столь склонны к чувствиям покоя и любви?
   С числом толиким ног, по виду бесполезных,
   Почто сей червячок, таящийсяВЕ5 во мгле,
   Дрожащий, движет стан свой гибкий по земле,
   Зимою погребясь в ее ущельях тесных,
   С наставшею весны мгновенно теплотой
   Приемлет новый вид, сон долгий покидает
   И крылиев своих блестящей красотой
   Гордяся, их опять пред солнцем развивает?..
   Пусть скажет Дюфаи, зарывшийся в травах,
   Им собранных со всех обширных стран вселенны,ВЕ
   Прикосновением единым умерщвленный
   Почто сей нежный цвет смыкается в руках?
           Я к медику царя с вопросом прибегаю
   (Он, 7верно, сведущейВЕ7 товарищей своих):
   Участник в таинствах природы, вопрошаю,
   Какими средствами сей хлеб от уст моих
   Весь движет мой состав, в мои втекает жилы,
   Усталый сердца бой опять собой живит,
   Рассудку моему вновь действовать велит
   И новые дает, ослабшему, мне силы?
           А вы, летящие по суше и водам,
   Зреть мира красоту, испытывать теченье
   Планет и постигать их тайное влеченье,
   Скажите, мудрые, известно ль стало вам,
   Каким путем земля вкруг солнца обтекает,
   И бледная луна, заимствуя свой свет,
   Как образ свой и ход в час срочный изменяет?..
   Безмолвие и вздох невольный - ваш ответ.
   Останься, Аргонавт, бесплодно утомленный,
   И тщетным плаваньем не возмущай морей;
   Почто лететь за тем в пределы отдаленны,
   Что не постиг Невтон в обители своей?
   Ты компасом своим вселенну измеряешь,
   Но тесного угла той малыя земли,
   Что каждый миг стопой премудрой попираешь,
   Постигнешь ли во все урочны дни свои?
   Я вижу пред собой в искусстве вас ничтожном,
   Чертящих внешний вид огромных сих палат,
   В его строении великом, многосложном -
   Там стены, там углы черты изобразят...
   Чудесных совершенств сей образ искаженный,
   Плод тяжкого для вас и тщетного труда!
   Их внутренность от глаз сокрыта навсегда.
   Почто ж отягощать стремленьем разум бренный
   И мучиться трудом, в котором пользы нет?
   Я ль жалкого сего безумца подражатель,
   Который, устремясь в опасный к Этне след,
   Пучины на краю, природы испытатель,
   Погиб от пламени и дерзости своей?..
           Но честолюбие опасней всех страстей.
   Бессовестный судья, философ лицемерный,
   Кокетка с скромною повязкой на челе,
   Вельможа, 8и вВЕ8 словах и в действиях неверный,
   Под маскою влекут свой стыд по всей земле.
   И жители брегов свободной Ипокрены
   И самые певцы, священный глас богов
   Устроив на хвалу судьбою вознесенных,
   Служили с лестию презренной у дворов.
   Кого не обольщал взгляд гордый властелина?
   Великому в царях ничтожна похвала:
   Потомство не певцов, но смотрит на дела.
   Платона, Пиндара, Вергилия, Расина
   Я вижу... Но и ты, о смелых душ пример,
   Склонялся иногда от истины, Вольтер,
   Желая угождать величию и сану,
   9Как будто песнию прехвальною своей
   Возвысил предо мной, что век хулить я стану?
   И ты жил при дворе, Гораций наших дней,
   И пышные гремел хвалы Елисавете!..ВЕ
           Я сам - хоть не певец - в моем цветущем лете,
   10Полн гордости, вельмож внимания искал
   (Безумец, счастье в том прямое полагал!),ВЕ10
   И на меня подчас завистливо взирали
   Льстецы, которые их всюду окружали!
   Но ныне - как о них по опыту сужу,
   Я хладным более кумирам не служу!..
   Сирены льстивые, которым в дар носила
   Неопытность моя свободу и покой,
   Которых и теперь еще не разлюбила,
   11И вашей хитрою ласкался я рукой,ВЕ11
   И вы мне с нежною улыбкою твердили,
   Что более всего любовь мою ценили,
   Что я вам... целый свет! Полн страстною тоской,
   Я верил в простоте бессмыслице такой!
   Но ныне снова в мир с рассудком я вступаю
   И, пав пред алтари, богов моих взываю,
   Да в сладкую меня безвестность заключат,
   И малым благ числом счастливца оградят;
   Да снова, призраком ничтожным ослепленный,
   Безумец не бежит от родины священной,
   Да Дона на брегах 12спокойных и златых 
   Судят окончитьВЕ12 жизнь, расцветшую на них!
  
   (*) Подражание Вольтерову посланию к Гельвецию "Tout vouloir est d'un fou; l'exces est son partage".
  
   ВЕ1 - Послание к Н.Ф.Г....ну (в его деревню)
   ВЕ2 - Сокрывшимся
   ВЕ3 - укрывшимся [так!]
   ВЕ4 - блестящую
   ВЕ5 - сокрывшийся
   ВЕ6 - вселенной [/... умерщвленной]
   ВЕ7 - опытнее всех
   ВЕ8 - на
   ВЕ9 - То славил песнию прехвальною своей, / Чего отныне я всегда чуждаться стану!
   ВЕ10 - Почасту сиживал вельможей за столом / (Безумец, полагал прямое счастье в том)
   ВЕ11 - Я вашей хитрою ласкаем был рукой
   ВЕ12 - среди полей родных / Он в мире кончит
  
   Цветник. СПб., 1810. Ч. 8, N 12. С. 334-346;
   Вестник Европы. М., 1810. Ч. 53, N 19. С. 203-208.&nbsp;
  
   К Н.Ф.Г...у [Грамматину]
   Подражание Вольтерову посланию к Гельвецию 
   От шума и сует в твое уединенье 
   Я мысленно несусь беседовать с тобой,
   Сокрывшийся в благом от света удаленье,
   Друг пламенный наук и друг почтенный мой!
   Блажен, кто с юных дней желанья ограждает,
   Для мудрости своей лет поздних не зовет,
   Кичливым замыслам преграды полагает
   И в мире по стезе назначенной идет.
     Ты там теперь, где друг тебя воображает,
   Под кровом отческим, укрывшийся от бурь;
   Рука самой судьбы покой твой охраняет,
   И неба твоего всегда цветет лазурь!
   С тобой отрадный мир, твой вождь и друг - природа,
   Исполненна своей прелестной простоты,
   И пламенной души сопутница, свобода,
   И радость чистая, и сладкие мечты!..
   Благодари богов, счастливец, вознесенный
   Над низким жребием рабов своих страстей,
   Которы, к суетам с лет юных прилепленны,
   Им служат, жалкие, до самых поздних дней.
   Стремись завидною к познаниям стезею,
   Но в шествии своем всегда умерен будь;
   Пускай твой зреет ум сей пищею благою,
   Но... друг мой! и ему предписан должный путь;
   Как солнце, царь планет, над всеми вознесенный,
   Востекши до небес пресветлой высоты,
   Он, мир весь озарив, от блеска, красоты
   Спускается... познав закат определенный.
   Всем радостям, трудам поставлен грозный край.
   Непостижимая средь строгих назначений,
   Судьба речет: стремись, но дале не дерзай!
   Во всем умеренность есть прелесть наслаждений,
   И отдых для труда и сила, и краса.
   Природа мудреца открыла пред очами
   Руки зиждителя различны чудеса;
   В безмолвии ее пленяйся красотами,
   Но, дерзкий, вопрошать о таинствах не смей.
   Исторгнут из среды людей обыкновенных,
   Благоговей пред тем, что скрыто от людей.
   И нам ли следовать в путях ее несметных
   За сокровенною премудростью творца?
   Ума ли в тесные вместить ее пределы
   И дать предел тому, что вечно без конца?..
   Пусть скажет Реомюр, сей ум из смертных смелый,
   Который целый век природе посвятил,
   Какими тесными незримыми путями
   Сию, светящую пред нашими очами,
   Творец согласовал пространну цепь светил?
   Почто свирепый тигр, и аспид, и гиенна,
   Рыкающи на брань, разверзнув лютый зев,
   В груди своей несут кипящий вечно гнев;
   А серна робкая и агница смиренна,
   В веселии стопы стремящие свои,
   Столь склонны к чувствиям покоя и любви?
   С числом толиким ног, по виду бесполезных,
   Почто сей червячок, таящийся во мгле,
   Дрожащий, движет стан свой гибкий по земле,
   Зимою погребясь в ее ущельях тесных,
   С наставшею весны мгновенно теплотой
   Приемлет новый вид, сон долгий покидает
   И крылиев своих блестящей красотой
   Гордяся, их опять пред солнцем развивает?..
   Пусть скажет Дюфаи, зарывшийся в травах,
   Им собранных со всех обширных стран вселенны, 
   Прикосновением единым умерщвленный
   Почто сей нежный цвет смыкается в руках?
     Я к медику царя с вопросом прибегаю
   (Он, верно, сведущей  товарищей своих):
   Участник в таинствах природы, вопрошаю,
   Какими средствами сей хлеб от уст моих
   Весь движет мой состав, в мои втекает жилы,
   Усталый сердца бой опять собой живит,
   Рассудку моему вновь действовать велит
   И новые дает, ослабшему, мне силы?
     А вы, летящие по суше и водам,
   Зреть мира красоту, испытывать теченье
   Планет и постигать их тайное влеченье,
   Скажите, мудрые, известно ль стало вам,
   Каким путем земля вкруг солнца обтекает,
   И бледная луна, заимствуя свой свет,
   Как образ свой и ход в час срочный изменяет?..
   Безмолвие и вздох невольный - ваш ответ.
   Останься, Аргонавт, бесплодно утомленный,
   И тщетным плаваньем не возмущай морей;
   Почто лететь за тем в пределы отдаленны,
   Что не постиг Невтон в обители своей?
   Ты компасом своим вселенну измеряешь,
   Но тесного угла той малыя земли,
   Что каждый миг стопой премудрой попираешь,
   Постигнешь ли во все урочны дни свои?
   Я вижу пред собой в искусстве вас ничтожном,
   Чертящих внешний вид огромных сих палат,
   В его строении великом, многосложном -
   Там стены, там углы черты изобразят...
   Чудесных совершенств сей образ искаженный,
   Плод тяжкого для вас и тщетного труда!
   Их внутренность от глаз сокрыта навсегда.
   Почто ж отягощать стремленьем разум бренный
   И мучиться трудом, в котором пользы нет?
   Я ль жалкого сего безумца подражатель,
   Который, устремясь в опасный к Этне след,
   Пучины на краю, природы испытатель,
   Погиб от пламени и дерзости своей?..
     Но честолюбие опасней всех страстей.
   Бессовестный судья, философ лицемерный,
   Кокетка с скромною повязкой на челе,
   Вельможа, на  словах и в действиях неверный,
   Под маскою влекут свой стыд по всей земле.
   И жители брегов свободной Ипокрены
   И самые певцы, священный глас богов
   Устроив на хвалу судьбою вознесенных,
   Служили с лестию презренной у дворов.
   Кого не обольщал взгляд гордый властелина?
   Великому в царях ничтожна похвала:
   Потомство не певцов, но смотрит на дела.
   Платона, Пиндара, Вергилия, Расина
   Я вижу... Но и ты, о смелых душ пример,
   Склонялся иногда от истины, Вольтер,
   Желая угождать величию и сану,
   Как будто песнию возвышенной своей
   Возвысил предо мной, что век хулить я стану?
   И ты жил при дворе, о Пиндар  наших дней,
   И пышные гремел хвалы Елисавете!.. 
     Я сам - хоть не певец - в моем цветущем лете,
   Вельмож к себе подчас кичливый взор склонял 
   (Безумец, счастье в том прямое полагал!), 
   И часто на меня  завистливо взирали
   Льстецы, которые их всюду окружали!
   Но ныне - как о всем по опыту сужу,
   Я хладным более кумирам не служу!..
   Сирены льстивые, которым в дар носила
   Неопытность моя свободу и покой,
   Которых и теперь еще не разлюбила,
   И вашей хитрою ласкался я рукой, 
   И вы мне с нежною улыбкою твердили,
   Что более всего любовь мою ценили,
   Что я вам... целый свет! Полн страстною тоской,
   Я верил в простоте бессмыслице такой!
   Но ныне снова в мир с рассудком я вступаю
   И, пад пред алтари, богов моих взываю,
   Да в сладкую меня безвестность заключат,
   И малым благ числом счастливца оградят;
   Да снова, призраком ничтожным ослепленный,
   Безумец не бежит от родины священной,
   Да Дона на брегах спокойных и златых 
   Судят окончить  жизнь, расцветшую на них!
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 215-222.
  
  
   К Н.Ф.Г...у [Грамматину] (подражание Вольтерову посланию к Гельвецию)
   Опубл.: ВЕ 1810 Ч. 53, N 19. С. 203-208 (под загл.: Послание к Н.Ф.Г....ну (в его деревню), подражание Вольтерову посланию к Гельвецию "Tout vouloir est d'un fou"; с подп.: М. М-в, с пометой в конце текста: 1810, июнь, С.Петербург); Цв 1810 Ч. 8, N 12. С. 334-346 (под загл.: К Н.Ф.Грамматину (подражание Вольтерову посланию к Гельвецию "Tout vouloir est d'un fou; l'exces est son partage"; с подп.: М.М.); Сатиры С. 215-222.
   Милонов в письме к Грамматину от 17 нояб. 1810 г. пишет: "Как изуродовано в "Вестнике" мое к тебе послание. Измайлов напечатал его в "Цветнике", но и там не без ошибок". Действительно, публикация ВЕ отличается от Цв и Сат, тексты которых очень близки (в данной публикации разночтения ВЕ подведены к тексту Цв, различия которого с Сат в свою очередь выделены красным шрифтом). Вместе с тем, кроме мелких замен лексического характера в тексте ВЕ имеются лишь два более существенных разночтения - здесь опущены  две строки о М.В.Ломоносове и заменен более нейтральным авторский вариант строки "Вельмож к себе подчас кичливый взор склонял" (см. вар. 9 и 10).
  
  
   ДАФНИС И НИСА 
  
   Ниса с Дафнисом расстались:
   Час ужасный для любви!
   Долго плакали, терзались
   И любовь свою кляли.
   Дафнис Нисою пленялся,
   Ниса Дафнисом жила;
   Ах, вовек не разлучайся
   С той, которая мила!
   При последнем лобызанье
   Сиротеющей любви,
   Ниса в трепете, страданье,
   Клятвы в верности свои
   Другу сердца приносила,
   Нежно Дафниса молила,
   Чтобы помнил он об ней,
   Чтоб в урочный час досуга
   Представлять в душе друг друга
   Потаенно от людей.
   Вот уж Дафнис долг плачевный
   Свято чтит в стране чужой,
   Поцелуи - рай душевный -
   Шлет с Зефиром в край родной.
   Вот и Ниса, в час разлуки,
   Усладить сердечны муки
   И о милом погрустить
   В срок назначенный приходит,
   И она Зефира молит
   Вздохи к милому носить.
   День проходит, Ниса в скуке
   Вспомнить Дафниса идет
   И другого уж в разлуке
   Утешения зовет.
   Нет посылки больше страстной,
   И Зефир уж прочь летит
   (Одного его ужасно
   Поцелуями дарить.)
   День еще - и утешитель
   Новый к Нисе подлетел:
   "Поцелуев будь носитель
   В дальний к Дафнису предел!"
   Что же Дафнис? враг измены,
   Так ли Нисе он платил? -
   На коленах пред Клименой
   Всякой час о ней твердил!
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 223-224.
  
   Дафнис и Ниса
   Опубл.: Цв 1810 Ч. 8, N 11. С. 228-229 (без подп.; с указанием: C франц.); Сатиры С. 223-224.
  
  
   К N. N., ХВАЛИВШЕЙ СТИХИ МОИ 
  
   Сколь сладостно душе поэта
   Вниманье нежныя любви!
   Что в хладном удивленье света
   И в плесках суетной молвы?
   Мудрец в нем скуп на одобренья,
   Хвала невежд тягчей презренья,
   Глас лести не дает венца;
   Один твой взор, одно вниманье -
   Вот слава твоего певца
   И всех наград его стяжанье!
  
   Сколь жалок тот, кто песней дар
   На жертву властолюбью носит
   И за единый сердца жар
   Себе у муз бессмертья просит!
   Пусть тщетной сей живет мечтой:
   Болезнь души - она тревожит,
   Но дней его совсем не множит,
   Умрет - и все покрыто мглой.
  
   Другой, другой себя питаю
   Сладчайшею наградой я,
   Там жить бессмертьем не мечтаю,
   Где есть всему чреда своя,
   Где все, как метеор, родится
   На час блеснуть - и ввек сокрыться.
   В небесный вдохновений миг
   Я буду петь души забавы
   И, тщетной не желая славы,
   Лишь упоенье множить их -
  
   Сретать в твоем свой пламень взоре
   И в час божественных отрад,
   Которы угасают вскоре,
   Давать им в песнях жизнь стократ,
   Мечтать, уединясь с тобою,
   Сливаться пламенной душою,
   Вне мира - и забвенны им.
   Восторгом сердце преизбудет,
   Мой глас его отзывом будет,
   Песнь - наслаждением вторым.
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 225-226.
  
   К N. N., хвалившей стихи мои
   Опубл.: Цв 1810 Ч. 8, N 11. С. 244-245 (под загл.: К А.С.Д-ой, хвалившей стихи мои; с подп.: М.); Сатиры С. 225-226. Прочитано в ВОЛСНХ 14 янв. 1811 г.
  
  
   СЧАСТЛИВЕЦ 
   (подражание Леонару) 
  
   Блажен, кто, уклонясь от суетных мечтаний,
   Превратность испытав и света, и людей,
   С сим горьким опытом - сокровищем познаний,
   Сокрылся в мирну сень родительских полей!
  
   И там - с беспечностью, довольством огражденный,
   Дыша свободою, любовию святой
   И дружбой... дней своих закат уединенный
   Проводит радостно в безвестности златой!..
  
   Обитель счастия, небес благословенье,
   Где кроткие дары прелестных муз цветут,
   Безвестность, мудрого покой и наслажденье,
   Как сладко он с тобой проходит жизни путь!
  
   Пусть пламень мятежей, в народах неизбежной,
   И страшная война по всей земле горят;
   Покоясь на груди своей подруги нежной,
   Лишь восхищения он пламенем объят!
  
   Там древ густых в тени, потоком орошенных,
   Как сладко он поет блаженство дней своих!
   Не зрит ужасных лиц, пороком искаженных,
   И, злобных испытав, бежит от сонма их.
  
   Не зная хитрости, коварных обольщений,
   Неправды, клеветы - деля с одним собой
   Веселье тайное своих благотворений,
   Он ближним верный друг! он друг добра прямой!..
  
   Когда б мне жребий сей послало провиденье,
   С зарею каждою к нему бы вознеслись
   Мой пламенный восторг, мое благодаренье,
   И чувства, и дела в хвалу б его слились!..
  
   Тогда б, для радостей единых пробужденный,
   Друг мирный поселян, на ближний холм спешил,
   Чтоб видеть торжество природы обновленной
   И тихой песнию Творца благовестил...
  
   Иль с лирой скромною, склонясь под сень дубравы,
   В час ясный вечера, в кругу своих друзей,
   Я пел бы их любовь, невинные забавы
   И сладко вспоминал веселье прошлых дней!
  
   Или в задумчивом, безмолвном наслажденье,
   Исполнен пламенной к Всевышнему хвалы,
   Древ внемля тихий шум, иль бурных вод паденье
   Со грозной, надо мной нависшия скалы,
  
   Дивился б красотам природы я чудесным,
   Везде рассеянным всещедрою рукой,
   Везде равно благим, везде равно прелестным,
   И с лирой соглашал хвалебный голос мой!
  
   Пусть всеми позабыт - лишь вы бы мне внимали,
   О милые друзья! и лире бы моей
   В награду ваш венок бесценный соплетали:
   Он мне дороже всех триумфов и честей!
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 227-229.
  
   Счастливец (подражание Леонару)
   Опубл.: ВЕ 1809 Ч. 43, N 4. С. 259-262 (под загл.: Счастие неизвестности; с несколькими разночтениями); Цв 1810 Ч. 8, N 10. С. 68-72 (с подп.: М.); Сатиры С. 227-229. Загл. ориг.: Leonard N.G. Le bonheur (Idilles, livre 1).
   Другой перевод см.: Мещевский А.И. Счастие уединенного // ВЕ 1809 Ч. 45, N 9. С. 19-23.
  
  
   К *** 
  
   Я б счастлив был, когда б, гоним своей судьбою,
   Забытый от людей, в них жалости не знал,
   Вотще бы их смягчить хотел моей мольбою,
   Но нежною б твоей любовью обладал!
  
   Я б счастлив был, навек забывши свет прелестный,
   Пусть мира красоты исчезнут для меня,
   Пускай в степях влачу свой жребий безызвестный,
   Но кроткая б слепца вела рука твоя!
  
   Я б счастлив был, когда б, всех благ моих лишася,
   И горечь нищеты, и язвы бед познал;
   Плодами скудных сил когда б с тобой деляся,
   Любви твоей ко мне утратить не мечтал.
  
   Я б счастлив был, когда б, увядши дней во цвете,
   Тек медленно к концу в страданиях своих;
   Когда б, уж для всего бесчувственный на свете,
   Вкушал бы сладкую отраду слез твоих!
  
   Я б счастлив был, когда б, ко смерти приближенный,
   Впоследние воззрел на небо и тебя;
   Когда б мой хладный прах, слезами орошенный,
   Из рук твоих навек прияла бы земля!..
  
  
   К *** ("Я б счастлив был, когда б, гоним своей судьбою...")
   Опубл.: Цв 1810 Ч. 8, N 10. С. 73-75 (с подп.: М.Млнв; с указанием: C английск.); Сатиры С. 230-231.
  
  
   В.И. П...у [Панаеву],
  
   который просил меня написать стихи для его альбома 
   Твой добрый вызов понимаю:
   С стихами - всем моим добром -
   Я радостно себя вмещаю
   На память в милый твой альбом.
   Давно обет друг другу дали
   Хранить поэты свой союз,
   И чувства дружбы отличали
   Всегда прямых любимцев муз!
   Порывом к славе грудь их бьется,
   Живут стремлением одним:
   Так пламень с пламенем сольется -
   И сей союз неразрушим!
   Своей стезей пойдем мы оба,
   Жрецы младые пиэрид!
   Нам - святость дружбы! Зависть, злоба
   Для рифмачей одних эгид.
   Невинны нравы человека -
   Петь с Геснером не уставай
   И прелести златого века
   В стихах своих напоминай!
   Все дышит у сего поэта,
   Пастух его - мудрец прямой,
   И добрый пастырь у Адмета
   Будь покровитель верный твой!
   Удел завидный!.. Век нам снова
   Блаженства в песнях оживи.
   Ах, песня века золотова
   Есть песня счастливой любви!
   Преемник милый Теокрита,
   Ты смело вслед его спеши -
   И лира будет не забыта
   С бесценной прелестью души.
   Стихи готовы! для залога
   Отдать их дружества я рад;
   Хоть для альбома их и много,
   Но ныне мерой их ценят.
   Пускай, рукой моей внесенны,
   Меня напомнят здесь тебе,
   А если будут и забвенны -
   Я их завидую судьбе:
   Они сокрылись - средь участья
   Твоих друзей, твоих родных,
   Среди воспоминаний счастья
   Невозвратимых лет младых,
   Средь милых сих произведений,
   Которых вид мой взор пленил,
   Где в шелковых узорах гений
   Искусство кисти помрачил,
   И кои с нежностью, так мило,
   На чистые сии листы
   В залог священный поместила
   Рука любви и красоты.
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 232-234.
  
   В.И. П...у [Панаеву], который просил меня написать стихи для его альбома
   Опубл.: СО 1818 Ч. 49, N 44. С. 267-268 (с полным именем адресата в заглавии: В.И.Панаеву; с датой: 24 окт. 1818); Сатиры С. 232-234. Прочитано в ВОЛСНХ 24 окт. 1818 г.
  
  
   К КОРАБЛЮ 
   (Горация 1 книги XII ода: O Navis! etc.) 
  
   Не вновь ли, о корабль, добыча непогоды,
   Ты мчишься по волнам и пенишь бурны воды?
   Зачем не в пристани ты держишься своей?
   Иль мало испытал свирепости морей?
   Уж веслы прочь летят! уж стонут крепки снасти,
   И щогла, затрещав, распалася на части!
  
   Куда без ветрил ты направишь свой полет?
   Спасителей-богов с тобою боле нет!
   Смолистая корма готова сокрушиться,
   И вихрем вздутый вал к ней с смертию стремится!
   Ни имя славное родной твоей страны,
   Ни ребра, что из сосн понтийских сплетены,
  
   Испуганным пловцам ничто уж не защита.
   Коль милует еще судьба тебя сокрыта -
   Не будь в бездействии! Ах, сколько горьких слез
   И страха мне, корабль, недавно ты нанес!
   Брегись опасных скал, брегись цикладской мели:
   Могущи корабли от них не уцелели.
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 235-236.
  
   К кораблю (Горация I книги XII ода: o Navis & c.)
   Опубл.: СПВест Ч. 2, N 6. С. 260 (с подп.: М.); Сатиры С. 235-236. Перепечатано в кн.: Собрание образцовых русских сочинений  и переводов в стихах.  Изд. 2. СПб., 1821. Ч. 1. С. 295. Прочитано в ВОЛСНХ 4 июля 1812 г. Рукописи см.: архив ВОЛСНХ д. 49. 2 (первоначальный вариант, автограф); 49. 6 (только исправленный вариант ст. 2-4 2-й строфы и 4-6 3-й строфы, автограф).
   Перевод этой оды выполнил ранее А.Х.Востоков (прочитан в ВОЛСНХ 4 марта 1811 г.). Рецензирование этого перевода тогда же было поручено М. В. Милонову, однако, вероятно, эта рецензия не была написана.
  
  
   К МЕЦЕНАТУ 
   (Подражание Горацию) 
  
   Всему назначен срок, все время поглощает,
   Так Дием, Меценат, могущим суждено;
   Бессмертного в себе мир тленный не вмещает,
   Начало бытия с концом сопряжено.
   В Родосе ль славимом, в Эфесе ль, в Митилене,
   Среди ль приморских стен Коринфа ты живешь:
   Повсюду подлежишь погибельной премене
   И всюду под косу губящую течешь.
   Ни Фивы, Вакхов град, ни Дельфы Аполлона,
           Ни Фессалийских мир долин
   Не скроют от руки всевидящего Крона,
   Под коей пасть должны и раб, и властелин!
   И тот, кто быстрыми несомый в бег конями,
   Среди ристалища исхитить лавр спешит,
           Равняющий его с богами;
   Кто грузом кораблей Понт Черный бременит,
   С ливийских дань полей богатую сбирает;
   И тот, кто черни плеск неистовый сретает
                   И поклонение льстецов,
   Полсвета обратя в сонм жалостных рабов,
   Кто в мире бич людей и ужас их средь боя; 
           И тот, кто, уклонясь забот,
                   Под сению покоя,
           При токе Албунейских вод,
   Средь отческих долин, цветущих вечным миром, 
   Поет, внимаемый зеленых рощ сатиром,
   Иль сонмом резвых нимф, сплетенных в хоровод, -
   Должны погибнуть все! - таков закон природы!
   Отъемлет и дает рука ее равно
   Всем. С той же быстротой текут и дни, и годы -
   В делах для смертного отличие одно! 
  
   Чтение в Беседе любителей русского слова. СПб., 1812. Кн. 6. С.
    116-117. 
  
   К МЕЦЕНАТУ 
   (Подражание Горацию) 
  
   Всему назначен срок, все время поглощает,
   Так Дием, Меценат, могущим суждено;
   Бессмертного в себе мир тленный не вмещает,
   Начало бытия с концом сопряжено.
   В Родосе ль славимом, в Эфесе ль, в Митилене,
   Среди ль приморских стен Коринфа ты живешь:
   Повсюду подлежишь погибельной премене
   И всюду под косу губящую течешь.
   Ни Фивы, Вакхов град, ни Дельфы Аполлона,
           Ни Фессалийских мир долин
   Не скроют от руки всегубящего Крона,
   Под коею падут и раб, и властелин!
   И тот, кто быстрыми несомый в бег конями,
   Среди ристалища исхитить лавр спешит,
           Равняющий его с богами,
   Кто грузом кораблей Понт Черный бременит,
   С ливийских дань полей богатую сбирает,
   Расширя кто предел наследственный отцов,
   Чтит раболепственный поклон своих льстецов
   И черни плеск себе неистовой внимает.
                   И тот, кто, устранясь забот,
           Ласкаемый сердечным миром,
           При шуме касталийских вод
   Поет, внимаемый кудрявых рощ сатиром,
   Иль сонмом легких нимф, сплетенных в хоровод:
   Должны погибнуть все! - таков закон природы!
   Отъемлет и дает рука ее равно!
   Всем с той же быстротой мелькают дни и годы -
   В делах для смертного отличие одно!
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 237-238.
  
   К Меценату (подражание Горацию)
   Опубл.: Чтение в Беседе любителей русского слова. СПб., 1812. Кн. 6. С. 116-117;  Сатиры С. 237-238.
  
  
   ОПЕКУН-СТИХОТВОРЕЦ 
   (Отрывок из комедии) 
    (С в и с т о в, входя на сцену, наталкивается на служанку, 
   которая бежит, замешкавшись с Дамоном)
  
   ......И вечно помешают!
   Лишь мысль счастливая и рифма мне пришлась,
   Девчонка, в бешенстве, как с цепи сорвалась!
   В какую приведут всегда меня в досаду!
   О, дорого стяжать поэтам здесь награду.
   Пусть в свете думают легко на этот счет,
   А я - при мысли сей - меня бросает в пот.
   Во что мне, например, обходится творенье:
   Сиди, потей, пиши, терзай воображенье,
   Здоровье самое, в мои к тому ж лета...
   Но слава! Но венец! - Все прочее мечта!
  
    Д а м о н
   Могу ли честь иметь усердья изъявленьем...
  
    С в и с т о в (в сторону)
   Тьфу, к черту! я опять расстался с вдохновеньем;
   Благодарю, сударь!
  
    Д а м о н
                           Вменил себе я в долг,
   Приехав, быть у вас почтения в залог;
   Давно, сударь, искал я случай драгоценной,
   Уверить вас в моей приязни неизменной,
   И коль не отвлеку присутствием моим...
  
    С в и с т о в
   Да, временем, сударь, мы много дорожим.
  
    Д а м о н (в сторону)
   Не в духе что-то он, но должно приласкаться!
   (к нему)
   И я не менее: ведь не всегда удастся
   Людей с талантами, таких, сударь, как вас,
   Увидеть при дворе, не только здесь у нас,
   И общее о вас отличное толь мненье...
  
    С в и с т о в
   Конечно, о моем последнем сочиненье
   Хотите вы сказать?
  
    Д а м о н
                           Так точно.
  
    С в и с т о в
                                           Очень рад!
   Хороший знак, когда достоинства ценят.
   И вы уже его, наверно, прочитали?
   (в сторону)
   Так скоро од моих еще не раскупали!
   Благодарю, сударь, благодарю за весть.
   И вам понравилось, ваш вкус... Прошу присесть.
  
    Д а м о н (в сторону)
   О небо! я его не знаю и названья...
  
    С в и с т о в
   Что лучше в нем для вас?
  
    Д а м о н (в замешательстве)
                                   Что лучше?.. окончанье!
   И все, сударь, и все - (не знаю, как мне быть!)
   Прекрасные стихи возможно ль не хвалить?
  
    С в и с т о в
   За честь благодарю; но мне б приятно было
   Узнать, особенно что в них вас поразило?
   Не правда ль, сей порыв восторга - план и ход?
  
    Д а м о н
   Так точно.
  
    С в и с т о в
                   Вы, сударь, любитель, вижу, од.
  
    Д а м о н
           Люблю.
  
    С в и с т о в
                   О, нас провесть, поэтов, очень трудно;
   Мы вкусы узнаем тотчас - вам это чудно,
   Так точно вы, сударь, большой любитель од.
   И сам до крайности люблю я этот род,
   Когда же истинных вы лириков цените...
  
    Д а м о н
   Возможно ль не любить поэтов?
  
    С в и с т о в (вспрыгивая)
                                           Обоймите!
   Мой дом и кабинет для вас всегда открыт.
  
    Д а м о н (в сторону)
   Начало доброе!
  
    С в и с т о в
                   Иной наш брат, пиит, -
   Конечно, и у нас в России есть поэты, -
   Все пишут песенки, посланья да сонеты;
   Я этот мелкий вздор, признаться, не люблю,
   И к славе проложил сам новую стезю.
   Те пишут попросту, в них все обыкновенно:
   Читаешь - тот язык, что слышишь повседневно,
   И, так сказать, за ум никак не заберет;
   Но истинный поэт - хоть что он и соврет,
   Зато для простяков не может быть понятным,
   И вот что я зову наитьем благодатным.
   Не правда ли, сударь?
  
    Д а м о н
                           По мне, поэта долг -
   По крайности, понять его чтоб всякий мог.
  
    С в и с т о в
   О, нет; вы судите согласно с общим мненьем,
   Я это доказал одним стихотвореньем.
   Как всякому понять? Когда признаюсь вам,
   Нередко сам дивлюсь я собственным стихам,
   И, кончив вечером иное сочиненье,
   Мое ли поутру не верю в восхищенье;
   И, чтобы точно знать, что я его писал,
   Велю, чтоб секретарь за мною примечал!
  
     Д а м о н
   Вы, должно быть, поэт единственный меж нами.
  
    С в и с т о в
   Да, эти седины я нажил над стихами;
   Для славы сограждан писать не устаю,
   Но, к сожалению, от вас не потаю,
   Ценить достоинства не знает свет коварный,
   И даже, признаюсь, о век неблагодарный!
   Лишь только выпустил стихи мои в печать,
   Чуть-чуть мне не пришлось из города бежать:
   С такою злобою повесы и нахалы
   Насмешками о них наполнили журналы -
   Правительству б терпеть не должно сих листов!
   Не только не щадят ни званья, ни трудов,
   Но скаредный такой ввели обычай в моду,
   Что мне, певцу, в глаза смеются как уроду!
   Но зависть презирать издетства я привык,
  
   Вы любите стихи - божественный язык -
   И с вами сей же час злых критиков забуду.
   Позвольте (берет ужасную кипу) притащу я маленькую груду -
   Здесь класс лирический...
  
    Д а м о н
                                   О Боже! что со мной?
  
    С в и с т о в
   Вы удивляетесь? а это сорт другой:
   Вязанка полная сокровищ Аполлона,
   И притчей, кажется, почти до миллиона!
   Вы не поверите, как легок этот род;
   Здесь все комедии...
  
    Д а м о н (в сторону)
                           Тиран и сумасброд!
  
    С в и с т о в
   Но это все ничто пред этой кипой славной,
   Здесь все: Корнель, Расин и сам Вольтер забавный!
   Вот трон, сударь, вот трон, на коем вижу я
   Во всяком критике ничтожного враля!..
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. 239-246.
  
   Отрывок из комедии "Опекун-стихотворец"
   Опубл.: Бл 1818 Ч. 3, N 9. С. 266-272; Сатиры С. 239-246. Прочитано в ВОЛСНХ 22 авг. 1818 г.
  
  
   Его сиятельству, милостивому государю графу Николаю Петровичу Румянцову,
   господину государственному канцлеру, знаменитому любителю и покровителю наук и словесности, усерднейшее приношение
    
   Я знатных не искал внимания к себе,
   Но ты, как Меценат, к трудам моим склонился!
   Вниманием твоим мой гений окрылился -
   Он должен славен быть, коль нравится тебе.
   В высоком сане ты, стремясь стезею правой,
   Ревнуешь в доблестях бессмертному отцу:
   Я ж Задунайского вослед иду певцу - 
   И именем твоим знакомлюся со славой.
  
   Сатиры... СПб., 1819. С. [7], [9].
  
   Посвящение Н.П.Румянцеву
   Опубл.: Сатиры С. [7, 9]; опубл. А.Максимовичем в предисловии к изданию стихотворений Милонова в кн.: Карамзин и поэты его времени. Л., 1936. С. 250-251.
  
  

Стихотворения 1819-1821 гг.

  
   МОЛИТВА ХРИСТИАНИНА 
   Господь моя подпора!
   Он жизнь мою хранит,
   Когда огнем раздора 
   Лице земли горит.
  
   Он рек: "Сей мир не вечным
   Пристанищем твоим,
   Но с миром ты сердечным 
   Останешься моим!"
  
   Я светом не прельщаюсь,
   Ценю моей душой,
   Забыв - я повергаюсь 
   О нем перед Тобой!
  
   Единственный свидетель
   И помыслов, и дел!
   Молю, чтоб добродетель
   Осталась нам в удел!
  
   Чтоб жизни здесь достойно
   Могли мы цену знать,
   И пред Тобой - спокойно
   Алтарь Твой обнимать!
  
   Чтоб Ты, источник блага,
   Изгладив зол следы,
   Здесь нищего и нага
   Не умножал беды!
  
   Чтобы любви объятья
   Простерлись меж людьми -
   И человеки-братья
   Звались Тебе детьми!
  
   Чтоб вера постоянный
   Была здесь вождь душам!
   И дар, Тобой мне данный,
   Хвале Твоей отдам!
  
   Чтоб мирные соседы
   В пристанище земном,
   Цари и мы - победы
   Не звали торжеством.
  
   Храни здесь веры силу,
   Ведя путем доброт,
   Нам облегчать в могилу
   От жизни переход.
  
   Молитва христианина
   Опубл.: Бл 1819 Ч. 5, N 2. С. 69-70 (с подп.: М.М.). Прочитано в ВОЛСНХ 23 янв. 1819 г.
  
  
   К ГРОБНИЦЕ СИЛЬВИИ 
    
   Где ты, мой друг? Ковчег лишь тлеющего тела
   На скорбной сей земле остался предо мной:
   Но, ангел, с смертью здесь ты обнялась самой
   И, существо небес, на небо отлетела!
  
   К гробнице Сильвии
   Опубл.: Бл 1819 Ч. 5, N 2. С. 71. Прочитано в ВОЛСНХ 23 янв. 1819 г.
  
  
   К НЕМЕЗИДЕ, ИЛИ БОЖЕСТВУ НЕСЧАСТИЯ 
   (Взято из Антологии) 
   (А.Н.Ж. [Жемчужникову]) 
  
   Руководитель жизни строгий,
   Посол карающих судеб,
   Несущий плач равно в чертоги
   И в мрачный нищеты вертеп,
   Удары чьи неотразимы,
   Всегда направлены в сердца,
   От уз раба - до диадимы,
   Чело гнетущей гордеца!
  
   При жребии стоящий смертных
   И испытатель грозный их!
   Кто был укрыт, в стремленьях тщетных,
   От адамантных стрел твоих?
   Кто, жертва твоего урока,
   Себя ничтожным не считал?
   Кто не лил слез горящих тока,
   Когда тобой гонимым стал?
  
   Но и отраду средь терпенья
   Какую кажешь ты душам? 
   На мир - холодный взгляд презренья,
   И взор надежный к небесам!
  
   К Немезиде, или божеству несчастия (Взято из Антологии)
   Опубл.: Бл 1819 Ч. 6, N 12. С. 343-344 (с посвящением А.Н. Ж [Жемчужникову]). Прочитано в ВОЛСНХ 20 февр. 1819 г.
  
  
   СЕТОВАНИЕ РОССИЯНИНА при известии о кончине 
   ее величества Екатерины Павловны, королевы Виртембергской
  
   Родства, союза и любови
   Перед судьбой бессилен глас:
   Бесценна ветвь Петровой крови
   Днесь вновь похищена у нас.
           Россия, плачь! Сия утрата
           Мать ввергла в стон и в слезы брата!
  
   Царям жесточе смерть родных;
   Любовью к правде пламенея
   И меч вознесши на злодея,
   Все мене зрят друзей прямых -
           И друг средь царского совета
           Здесь редок также, как комета.
  
   Давно ль, прекрасная из жен, 
   Я зрел, твой путь благословляя,
   Как, славой твой союз блистая,
   В залог был славы сопряжен;
           И днесь внезапною кончиной
           Всеобщей скорби ты причиной!
  
   Двукратно дети сироты,
   Угас их светоч-благодетель
   И мать - над гробом красоты
   Венчанна плачет добродетель.
           Еще удар! Творец людей,
           Сколь много жертв взято от ней!
  
   Где дух высокий, где краса?
   Осталась горесть лишь едина.
   И мнится, вновь на небеса
   Взята от нас Екатерина.
           Паду, смирясь перед судьбой,
           И гроб ее кроплю слезой.
  
   Сколь суетен в надеждах смертный!
   Все упования в мечте:
   Не ты ль казалась долголетной
   По благости и красоте?
           И вдруг, в стране от кровных дальной,
           Твой веет кипарис печальной.
  
   Давно ли счастливая мать,
   Вдовиц и сирых утешенье,
   В своем сердечном восхищенье
   Тебя спешила обнимать?
           Днесь в виде горня серафима
           Ее храни, для ней незрима.
  
   В той сфере ангелов благих,
   Утраты коих дорогия
   Тебе подобно, в днях младых,
   Оплакал трон и вся Россия.
           И с горней высоты небес
           Склонись на ток усердных слез...
  
   Я пел, царица, твой союз,
   Как в красоте ты им блистала:
   И ты свой слух от гласа муз
   В величестве не отклоняла.
           Мне ль в горести молчать моей?
           Поэт есть жрец благих царей.
  
   Сетования россиянина при известии о кончине ее величества Екатерины Павловны, королевы Виртембергской
   Опубл.: СО 1819 Ч. 52, N 10. С. 178-179. Прочитано в ВОЛСНХ 6 марта 1819 г.
  
  
   К СИЛЬВИИ 
  
   Что слышу, Сильвия? безжалостная мать
   Насильственной рукой готова, в ослепленье,
   Под видом брачных уз оковы налагать -
   И торжеством облечь столь страшно преступленье.
   Свершится ли сие - правдивый мира Царь!
   Чтобы в виду моем, трепещуща, полмертва,
   Предстала пред его священный ты алтарь,
   Как варварских веков благословенна жертва?
   Там жизнь одну - а ты любовь приносишь с ней!
   Сего ль от нас хотеть покорности залога?
   Нет, нет, такой союз - верх лютости людей,
   И оскорбление, коль есть оно, для Бога!
   Союз ли сей считать велением судьбы,
   И нам ли жертвовать собою принужденно?
   Пред мнением людским пусть будем мы рабы,
   Но рабство для сердец еще не сотворенно!..
   Тебя ль, цветущую среди прекрасных лет,
   Узрю, для матери, вменяя долг в покорство,
   Преобращающу на целый век обет,
   Святой союз сердец - в преступное притворство?
   Союз, к которому Природа нас зовет,
   В котором нас мечта о благах съединяет,
   За коим жизни вся утеха предстает -
   И смерть одна кому преграду полагает!
   Тебя ли обольстит ничтожный блеск и сан?
   И ты ли наряду появишься с другими,
   Которых уловил с корыстию обман
   И света деспотизм с химерами своими!
   Где все один обряд, где, вид свой утая,
   Не ставится в порок ни лесть, ни принужденье;
   Но и ничтожное пред светом преступленье
   Коснется ль до души, столь чистой, как твоя?
   Не мни, чтоб, раздражась, моя правдива муза
   Тебе, о Сильвия, стремилася внушить
   Бежать от нежного супружества союза
   И воли матери преслушницею быть:
   Ах, нет! сих уз святых усердный почитатель,
   Хочу, чтоб их любовь плела своей рукой,
   Хочу, чтобы тобой счастливый обладатель
   Знал цену счастия владеть твоей душой!
   Число несчастных жертв не множа Гименея,
   Супруга верная - заботливая мать,
   Хочу, чтоб в зиму лет могла ты, пламенея,
   Счастливый брака день в восторге вспоминать,
   Чтоб свято чтя сей брак, нам Богом нареченный,
   Явила б в нем любви счастливый образец:
   Тогда как сей союз есть в век наш развращенный,
   Не связь - а лишь одно условие сердец.
  
   К Сильвии ("Что слышу, Сильвия? безжалостная мать...")
   Опубл.: СО 1819 Ч. 52, N 12. С. 274-275.
  
    
   НА СМЕРТЬ А.Ф.РАЕВСКОГО 
  
   Где ты? - Парит днесь мысль моя
   Над смертию скоропостижной...
   Мой искренний, мой друг, мой ближний!
   Ты ль к гробу упредил меня?
  
   Тебя ль в твои цветущи годы
   Сразила смерть, как хищный тать?
   Нам изречен закон природы:
   Родиться, жить и умирать!
  
   И на весах судеб возвешен
   Для нас назначенный конец!
   Ты днесь спокоен, но утешен
   Чем может скорбный быть отец?
  
   О друг! одна лишь веры сила
   Нам о свидании гласит;
   И разлучившая могила
   Меня с тобой соединит.
  
   Не сетуй, горестный родитель!
   Над прахом сына слез не лей:
   На небо горний покровитель
   Нас вземлет от юдоли сей!
  
   Не долготою в мире века
   Мы славим скорбный свой удел:
   Дням нет числа; для человека
   Жизнь есть число полезных дел.
  
   Я ж в дружестве моем усердном,
   Объемля камень гробовой,
   Мечтаю: завтра, может, дерном
   Одним покроюся с тобой.
  
   На смерть А.Ф.Раевского
   Опубл.: Украинский вестник. Харьков, 1819. Ч. 16, N 12. С. 358-359. Прочитано в ВОЛСНХ 20 марта 1819 г.
  
  
   [НАДПИСЬ К СЕНАТУ] 
  
   Какой тут правды ждать
   В святилище закона!
   Закон прибит к столбу,
   И на столбе корона.
  
   Эпиграмма ([Надпись к Сенату]) *
   Опубл.: Базанов В.Г. Вольное общество любителей российской словесности. Петрозаводск, 1949. С. 174 (по записи 18 нояб. 1819 г. в дневнике В.Н.Каразина, предположительно приписывается М.В.Милонову на основании этой записи: "Вот эпиграмма (сказывают, Милонова - известного поэта, члена Общества любителей словесности и художеств), которою меня, так сказать, осрамили в столице сей! Она сделана на Сенат или на вывеску гг. сенаторов и Комиссии законов.").
  
  
   ПОСЛАНИЕ К Ж... [А.Н.Жемчужникову]
  
   Тебя ль утешит тихий звук
   Едва внимаемой цевницы
   Среди болезни, милый друг,
   В стенах твоей полутемницы?
   Напрасно будешь ожидать
   От музы брата утешений:
   Ее от колыбели гений,
   Носящий скорби сам печать,
   Лишь учит ближнего в несчастье
   Одно живое брать участье,
   Не зная дара утешать.
   Я с песнью не знаком веселой:
   Ее ль дозволить мне себе,
   Когда твой слышу вздох тяжелый,
   Добычу скорби зрю в тебе
   И лавр твой, лавр, едва созрелый,
   На умирающем челе?
   Когда коварными друзьями
   Оставленный средь бед твоих,
   Лишь счастья прошлого дарами
   Ты вспоминать обязан их?..
   Нет, друг! Одно себе дозволю,
   Не утешать, а дать совет -
   Сносить с терпеньем злую долю,
   Для коей перемены нет.
   Судьбе покорность в каждой доле -
   Вот мудрости прямой устав!
   Терпенье во всегдашней воле,
   И всякий ропот наш не прав.
   Хранящая нас вышня сила
   Не может бед послать таких,
   Которых бы не выносила
   Душа, рожденная для них.
   Чем устрашает рок гнетущий
   С жестокой язвой стрел своих?
   Для добрых душ - за миг грядущий
   Ручается протекший миг.
   Есть лучший мир: туда надежды,
   Туда мечты перенесем,
   И ото слез преступных вежды 
   Рукою твердости отрем.
   Тебе ль платить унынью дани?
   Или себя ты не познал, 
   Когда у смерти, в поле брани,
   Ты знамя славы исторгал?
   Нам разный путь, но участь та же,
   Мы рождены ее искать;
   И ты ль, при раболепной страже, 
   С сим чувством будешь унывать?
   Жизнь - путь, нам данный провиденьем,
   Сокрыта цель ее, мой друг,
   Но знаем то - ее веленьем
   Предел для благ есть и для мук.
   В час неизбежный - вспомни бои,
   Как рвал с Россией цепи мир,
   И, твой услыша глас, герои,
   На смерть стремились, как на пир!..
   А я, борясь с моим страданьем,
   Взирая - горестный певец!
   Чужд славы и простясь с желаньем
   На обольщающий венец,
   Я - в мраке дней, судьбе послушно,
   Ее не мысля превозмочь,
   Засну сном смерти равнодушно,
   Как засыпаю кажду ночь.
  
  
   Благонамеренный. СПб., 1820. Ч. 9, N 3. С. 182-184. 
  
  
   ПОСЛАНИЕ К Ж... [А.Н.Жемчужникову]
   Тебя ль утешит тихий звук
   Едва внимаемой цевницы
   Среди болезни, милый друг,
   В тоске твоей полутемницы?
   Напрасно будешь ожидать
   От музы брата утешений:
   Ее от колыбели гений,
   Носящий скорби сам печать,
   Лишь учит ближнего в несчастье
   Одно живое брать участье,
   Не зная дара утешать.
   Я с песнью не знаком веселой:
   Ее ль дозволить мне себе,
   Когда твой слышу вздох тяжелый,
   Добычу скорби зрю в тебе
   И лавр твой, лавр, едва созрелый,
   На умирающем челе?
   Когда коварными друзьями
   Оставленный средь бед твоих,
   Лишь счастья прошлого дарами
   Ты вспоминать обязан их?..
   Нет, друг! Одно себе дозволю,
   Не утешать, а дать совет -
   Сносить с терпеньем злую долю,
   Для коей перемены нет.
   Где тускнет правды ясный свет -
   Пусть высится для ней преграда:
   Непохитимая отрада -
   Спокойной совести ответ.
   Судьбе покорность в каждой доле -
   Вот мудрости прямой устав!
   Всегда терпенье в нашей воле,
   Всегда наш ропот, друг, не прав.
   Поверь, хранящая нас сила
   Создать не может бед таких,
   Которых бы не выносила
   Душа, рожденная для них.
   Чем устрашает рок гнетущий
   С жестокой язвой стрел своих?
   Для добрых душ - за миг грядущий
   Ручается протекший миг.
   Есть лучший мир: туда надежды,
   Туда мечты перенесем,
   От слез преступных наши вежды 
   Рукою твердости отрем.
   Тебе ль платить унынью дани?
   Или себя не испытал, 
   Когда у смерти, в поле брани,
   Ты знамя славы исторгал?
   Нам разный путь, но участь та же,
   Мы славу рождены искать;
   Ты ль злополучия под стражей
   С сим чувством будешь унывать?
   Жизнь - путь, нам данный провиденьем,
   Сокрыта цель ее, мой друг,
   Но положен его веленьем
   Предел для радостей и мук.
   В час неизбежный - вспомни бои,
   Как рвал с Россией цепи мир,
   И, твой услыша глас, герои,
   На смерть стремились, как на пир!..
   А я, борясь с моим страданьем,
   Взирая - горестный певец!
   Чужд славы и простясь с желаньем
   На обольщающий венец,
   Я - в мраке дней, судьбе послушно,
   Ее не мысля превозмочь,
   Засну сном смерти равнодушно,
   Как засыпаю кажду ночь.
  
   Раут. М., 1854. Кн. 3. С. 245-247. 
  
   Послание к Ж... [А.Н.Жемчужникову] ("Тебя ль утешит тихий звук...")
   Опубл.: Бл 1820 Ч. 9, N 3. С. 182-184. Прочитано в ВОЛСНХ 12 февр. 1820 г.
   Вновь опубл. Н.В.Сушковым по неизвестной рукописи в кн.: Раут: исторический и литературный сборник / Издание Н.В.Сушкова. М., 1854. Кн. 3. С. 245-247 (под загл.: Послание к Ъ... <так!> сатирика Милонова; с прим. изд.: Эти стихи никогда не были напечатаны. Давно они написаны. Давно умер Милонов. Я случайно отыскал их в забытой связке бумаг...). [В публикации варианта Бл красным шрифтом обозначены фрагменты текста стихотворения, измененные в рукописи, опубликованной Н.В.Сушковым].
  
  
   ПОСЛАНИЕ К ИЗДАТЕЛЮ "БЛАГОНАМЕРЕННОГО" 
   [А.Е. Измайлову] 
  
   Притчу мою поместя в издаваемом вами журнале,
   Вместе в двустишье вы мне подаете совет дружелюбный
   Притчи размером таким мне отныне писать воздержаться,
   Но для чего ж?.. Ах! прошу вас, внемлите совет Рифмокласта:
   Сам он, отрекшись от рифм, благозвучным эксаметром пишет.
   "Видите ль, - он говорит, - можно все им писать, что захочешь:
   Турк, перс, влах, финн, швед, галл, лях и татарин обритый,
   Сладость вняв метра сего, вас поймут и не знавши по-русски,
   Гул, вой, гром, треск и блеск сей стих нашим чувствам рисует;
   Раз в раз щелканье в сталь чрез него отдается во слухе."
   С тех пор отвергнул я рифм для пииты тяжелое бремя,
   И от сего же часа им пишу не одну эпопею -
   Басней, песней, драм, эпиграмм, трагедий, комедий
   В краткое время могу написать я огромные томы,
   Ныне отрывок один к помещению вам посылаю;
   Вскоре другие за ним вослед полетят через почту;
   А в ожидании я остаюсь навсегда вам усердный [Милонов].
    
  
   ОТРЫВОК ИЗ МОЛЬЕРОВОЙ КОМЕДИИ "УЧЕНЫЕ ЖЕНЩИНЫ"
   (Действие 3. Явление 5.)
   Триссотиниус, Вадиус, Филаминфия, Белиза, Арманда и Генриета.
  
   Триссотиниус (вводя Вадиуса)
  
   Вот человек, госпожи, умиравший желаньем вас видеть:
   Я же, осмелясь его вам представить, отнюдь не страшуся,
   В том, что ввел к вам невежду, себе нареканья:
   Место он может занять не последнее средь остроумцев.
  
   Филаминфия
  
   Введшая в дом наш его рука придает ему цену.
  
   Триссотиниус
  
   Древних великих творцов он сокровище в мире живое,
   Греческий знает язык, побожусь, как никто из французов.
  
   Филаминфия (Белизе)
  
   Небо! ты слышишь, сестра? Он и греческий, греческий знает!
  
   Белиза (Арманде)
  
   Милая! Греческий... ах!
  
                                   Арманда
  
                                   Он и греческой знает... о сладость!
  
   Филаминфия
  
   Греческий знает язык господин сей... позвольте, на милость,
   К греческому из любви вас обнять в залог будущей дружбы.
  
   (Вадиус обнимает также Белизу и Арманду)
  
   Генриета (Вадиусу, который тоже хочет обнять и ее)
   Нет, извините, сударь, я по-гречески, право не знаю.
  
   (садятся все)
  
   Филаминфия
  
   К греческим книгам всегда я питала отлично почтенье.
  
   Вадиус
  
   Вам я наскучил, боюсь, моим ненасытимым рвеньем:
   Ныне, пришедши в ваш дом, принести вам дар почитанья,
   Мог я прервать разговор о ученых и важных предметах.
  
   Филаминфия
  
   Греческим можно ль, сударь, что-нибудь на свете испортить?
  
   Триссотиниус
  
   Он равномерно творит чудеса как в стихах, так и в прозе,
   Если бы он захотел, то бы мог показать вам кое-что.
  
   Филаминфия
   Греческий нам поскорей; без него все равно, что без хлеба (*).
  
   (*) Сего стиха нет у Мольера, но уповаю, благосклонные читатели простят мне 
   за то, что я хотел принести им удовольствие, употребив выражение, удачно уже 
   употребленное одним русским переводчиком сей же самой комедии. (Прим. 
   перев.)
    
   МАДРИГАЛЛЫ
  
   1. Певице.
  
   Голос восхитил меня твой небесный! Сколь был бы я счастлив,
   Если бы мог я излить на уста твои страстны восторги,
   Кои ты пеньем своим в душу мне влила, чародейка!
  
   2. Эроту.
  
   Кто бы ты ни был, сей час покорись и пади предо мною:
   Был я, иль есть, или впредь над тобою властителем буду.
  
   ЭПИГРАММА
  
   Как изменяет свой вид ежедневно красотка Клариса!
   Днем ей пятнадцать лишь лет - а ночью за пятый десяток.
  
   ЭПИТАФИЯ
  
   В гробе сем тот положен, кто был знатностью, саном украшен:
   Важную он оказал всем услугу тогда, как скончался.
  
   Благонамеренный. СПб., 1820. Ч. 10, N 10. С. 301-307. 
  
  
   ОТВЕТНОЕ ПОСЛАНИЕ К П. С. ПОЛИТКОВСКОМУ 
  
   По скорбному челу и по башке дурацкой
   Отныне различать нас будет этот свет:
   И даже в кабаке останусь я поэт,
   А ты, в знати своей, один рифмач кабацкой!
   Личиной дружества прикрывши пасквиль свой,
   Ты слабости во мне ругаешь, как в злодее;
   Но пьянство хоть всего мне сделалось гнуснее,
   То это потому, что пьянствовал с тобой!
   К уничижению когда плачевной доли,
   Не дух утративши, но только перевес,
   Привел безжалостный я взор к себе Горголи, 
   Несчастливо упав со зыблемых колес,
   И тут рука судьбы мой череп поддержала,
   Одеяв случай сей ночною темнотой;
   Управа с скромности от света умолчала,
   Чтоб ты ужасней был полиции самой.
   И во сто раз того презренней Алгвазила,
   Который возлагал меня на рамена:
   Рука его в тот час для ближнего служила,
   Твоя же падшего разить сотворена.
   Быв преступленья чужд и даже чужд разврата,
   Кляну поносные мои протекши дни;
   Ах, более, чем ты, ужасны мне они;
   Я в буйстве обнимал не раз тебя как брата,
   Тебе ль меня, тебе ль в пороках упрекать?
   Быть может, на краю ужасна погребенья,
   Ответствуй мне теперь, коль можешь содрогать,
   Почто уничижил ты чувство сожаленья?
   Не долго я тебя сим чувством тяготил,
   Лья слезы и кляня мою судьбину люту;
   Чем только огорчу последнюю минуту,
   То это чувством тем, что я тебя любил.
   Но друга некогда и взор твой сыщет дикий,
   Судьбой остановлен коль станешь угасать,
   Как я днесь средь могил готовый умирать,
   Воспомнив прежнее, зову к тебе, Патрикий.
   И в сей ужасной миг, поверь же в этом мне,
   С мучительной тоской ты будешь не напрасно
   Завидовать стократ усопших тишине
   И с вздохом вспоминать, сколь дружество ужасно.
  
   Памятники культуры. 1983. Л., 1985. С. 42-43.
  
   Ответное послание П.С.Политковскому ("По скорбному челу и по башке дурацкой...")
   Опубл.: Топорков А.Л. Неизданные стихотворения М.В.Милонова // Памятники культуры. 1983. Л., 1985. С. 42-43 (по писарской копии в рукописи: ПД, ф. 244, оп. 8, N 98, л. 31-32 об. Описание рукописи см. в кн.: Абрамович Д.И. Каталог собрания рукописей проф. И.В.Помяловского, ныне принадлежащих императорской Публичной библиотеке. СПб., 1914. С. 71). См. также текст "Послания М.В.Милонову" П.С.Политковского (опубл.: Топорков... С. 42).
   Первые четыре стиха послания ранее были известны по воспоминаниям Д.И.Завалишина (Древняя и новая Россия 1879. Т. 1, N 12. С. 154), где сопровождены пояснением: "В молодости был у него один приятель, который также любил пописывать стишки... Впоследствии жизненные пути их резко разошлись. Милонов, сохраняя честность, опустился вследствие насчастного пристрастия к вину; приятель же его, напротив, пошел в гору, пролагая себе дорогу не вполне похвальными средствами... Однажды Милонов шел с одним из своих знакомых и увидел, что бывший приятельего перебегает, чтоб не встретиться с ним, на другую сторону улицы. Раздосадованный Милонов и сам перешел на ту же сторону... "Правда! я только поэт, - сказал ему Милонов, - а не такая важная птица, как ты теперь; но все же мы были приятели; от поклона и пары слов со знакомым важности твоей не будет изъяну". На это бывший его приятель имел неосторожность и неделикатность сказать: "Какой же ты поэт, когда шляешся по кабакам, и кто после этого станет с тобою знаться!" На это раздраженный Милонов тут же отвечал ему следующею импровизацией: По скорбному челу и по башке дурацкой / Отныне различать с тобой нас будет свет: / Я даже в кабаке остануся поэт, / А ты, в знати своей, один рифмач кабацкий!"".
  
  
   ***
  
   Протекши мыслию грядущи времена,
   В которых скрыто все, как в море глубина,
   Со скорбью вопросил себя в уединенье:
   Не лучше ль жизнь вести сколь можно в наслажденье,
   Без горя ближнему и без вреда себе,
   Чем ждать в унынии и тягостной борьбе
   Всех нравственных идей, - минуты сокровенной,
   В которую, простясь с землей благословенной,
   Отшельничьей стопой пойдем на новый свет,
   Где нет ни горести, ни злобы, ни сует,
   Куда, однако же, не всяк идет по воле,
   Куда не хочется и в тяжкой бывши доле?
   Сойдемся ли мы там, еще не решено;
   Жилищ не много в нем для нас осуждено.
   Я в рай не попаду. - Но если бы судьба
   И вздумала спасти от адских рук раба,
   Увижу ли друзей толико мне любезных?
   Увижу ль Ш..... в селениях небесных?
   Пускай увидимся - иль в аде, или там,
   Иль на распутии, ведущем к сим местам;
   Но кто нам принесет ту семгу превосходну,
   В четырнадцать вершков, изящну, благородну,
   Которая на зов для дружеска стола
   От Белых вод к Неве сухим путем пришла?
   Кто грешневых блинков пушистых приготовит
   И рыбы для ухи из Невских струй наловит?
   Котлеты со тельца с горохом съединит
   И вкусным сырником трапезу заключит?
   Какой бестрепетной возьмет туда мадеру,
   Чтоб силы подкрепить иль потчевать мегеру?
   Какой отважнейший с бутылками в руках
   Потащится на суд пред Вечным в небесах?
   Кто водки принесет, иль пива, или квасу
   И пуншем разведет желудочную массу?
   Итак, любезнейший, доколе врозь пойдем;
   Прийди и поедим, да кое-чем запьем;
   Хоть в брашнах сих и нет изящества прямого,
   Но да приложатся приязнию Больного.
  
   Памятники культуры. 1983. Л., 1985. С. 43.
  
   "Протекши мыслию грядущи времена..."
   Опубл.: Топорков... С. 43.
   Фрагмент стихотворения был ранее известен по воспоминаниям Д.И.Завалишина (см. выше), где сопровожден пояснением: "Однажды, после роскошного обеда, на который был приглашен Милонов, начали рассуждать о том, что будущая жизнь представляется для многих малозаманчивою, потому что чувственному человеку трудно себе представить, какие наслаждения могут быть там лучше тех, какими располагает на земле человек, обладающий достаточными средствами. Милонов тотчас же выразил все слышанное им в длинной импровизации, в которой, говоря между прочим по поводу поданной за столом, привезенной из Архангельска семги, он выразился так: "И кто же нам подаст ту семгу превосходну, / В четырнадцать вершков, изящну, благородну, / Которая теперь для дружеска стола / От Белых вод к Неве сухим путем пришла!""
  
  
   ***
  
   Нет благодарности в россиянах не крошки:
   Петр стоит алтарей, а нет пред ним ни плошки.
  
   Русский архив. М., 1875. N 3. С. 308.
  
   Эпиграмма ("Нет благодарности в россиянах не крошки...")
   Опубл.: Русский архив 1875, N 3. С. 308 (из "Старой записной книжки" П.А.Вяземского, где сопровождается пояснением: "В какой-то торжественный день Петербург был вечером освещен праздничными огнями. Проходя мимо памятника Петра Великого, оставшегося во тьме, Милонов воскликнул..."). Другую редакцию см. в кн.: Поэты-сатирики С. 518 ("В  россиянах нет благодарности ни крошки, / Петрополь весь в огне, а у Петра ни плошки"; опубл. по рукописи: РО РГБ, ф. 233 (Полторацкого), п. 35, ед. хр. 13; с указанием, что она сообщена Полторацкому Е.А.Баратынским как принадлежащая М.В.Милонову).
  
  
   [На портрет Д.И.Хвостова] 
    
   Прохожий! Не дивись, на эту рожу глядя:
   Но плачь и горько плачь - ему Суворов дядя.
  
   Карамзин и поэты его времени. Л., 1936. С. 244. 
  
   [На портрет Д.И.Хвостова] *
   Печатается по изд.: Карамзин и поэты его времени. Л., 1936. С. 244.
  
   * * * 
  
   Я видел, как стихи валялись на прилавке,
   У лавочников шли оберткой на булавки,
   И видел: с семгою обнявшийся судак
   В твоих творениях сказал, что ты дурак.
  
   Еще одна эпиграмма на Д.И.Хвостова, предположительно атрибутированная В.Н.Орловым М.В.Милонову или А.Е.Измайлову опубл. в кн.: Эпиграмма и сатира: из истории литературной борьбы XIX в. М., 1931. Т. 1: 1800-1840. С. 165.
  
  
   ПОЕДИНОК Тюреня с Домалем и голод в осажденном Париже 
   (Отрывок из X песни "Генриады" [Вольтера]) 
  
   Уж два воителя готовы в страшный бой,
   И к битве подан знак им Генриха рукой.
   Без лат и без щитов, чело их не покрыто, -
   Героев древних лет убранство знаменито,
   Прелестное для глаз, но вредное мечам,
   Повержено лежит у каждого к ногам.
   Решительный боец все то пренебрегает, 
   Что время битвы длит, опасность умаляет;
   Его орудье - меч - открыт со всех сторон, 
   Он ищет грудь врага, не хитрых оборон.
  
   Стоят в кипении; бьет битвы час ужасный,
   И возгорел уж бой, и славный, и опасный.
   Решимость, быстрота, геройство, мести жар -
   Сто раз вознесся меч и отражен удар.
   Свидетель удивлен, во страхе и сомненье
   Миг каждый видит их победу и паденье.
   Домал отважнее, сильнее и храбрей,
   Тюрень умеренней и в действиях быстрей.
   Властитель чувств своих и каждого движенья,
   Он ждет, полн хитрости, Домаля утомленья,
   Сей в тщетных замыслах всю крепость истощил:
   Уж нет для ярости в деснице прежних сил!
   Как хищник - час добыч, его усталость встретил
   Тюрень и острый меч в соперника наметил,
   Весь ожил, воспылал; уж тщетно, сил лишен,
   Стремился меч отбить Домаль, изнеможен,
   Тот к сердцу ищет путь и в яростном размахе
   Поверг виющего свой труп кровавый в прахе.
  
   Тогда вострепетал, казалось, самый ад,
   И воплем, ужасом исполнился весь град.
   Недвижим, распростерт, Домаль оцепенелый
   Бросает на врага взгляд злобный, омертвелый,
   Страшит - и посреди паденья своего.
   Его ужасный меч пал из руки его.
   Подъемлется, падет, взор тусклый открывает,
   Взирает на Париж - и с воем умирает.
   Ты видел смерть его, несчастливый Маен(*),
   Ты видел, трепещал и, в мыслях возмущен,
   В то время представлял себе конец подобный.
  
   Но се Домаля труп, на одр взложивши гробный,
   Печальным шествием и тихо в град несут,
   Безмолвны воины ему вослед текут.
   Какое зрелище! сил злобных воеводу
   В град вносят посреди смущенного народу,
   Всяк видит, в ужасе, сей впалый, мертвый взор,
   Который оживлял, воспламенял раздор,
   Сомкнутые уста, где смерть напечатленна,
   Глава поникшая и прахом покровенна!
   Нигде не видно слез, все в ужасе молчит,
   Стенание друзей в груди стесняет стыд.
   Бой кончился. В толпе мятежников крамольных,
   Пощадой самою Героя недовольных,
   Встал ропот, требуют, чтоб снова вспыхнул бой, 
   Но Генрих их щадит: в дни бранные Герой,
   Он в мире - друг людей, льет кровь их поневоле,
   Мечтает, что они, в суровой плена доле(**)
   От глада, нищеты преклонятся скорей, 
   Что нужда победит вернее всех мечей.
   Но тщетно - фанатизм упорство их сугубит,
   Им все велит терпеть, на все дерзать их нудит.
  
   Уже ободрены щедротою такой,
   Чтут милость Генриха боязнию одной,
   Но Сена как, в своем теченье стеснена,
   Престала приносить из края отдаленна
   Обычну дань полей; когда в сей пышный град
   В одежде гробовой явился бледный глад
   И, спутницу, вовлек смерть грозную с собою,
   Париж исполнился мольбами и тоскою!
   С ослабшим голосом, дрожащею рукой,
   Несчастные вотще искали пред собой
   Снедь скудную продлить на миг существованья!
   Тогда и самый Крез почувствовал страданье
   Сокровищ посреди; нет более утех,
   Веселья, роскоши, пиров и сладких нег, 
   Которые всегда его обворожали
   И вкуса мертвого желанья раздражали.
   Любимцы счастия! во страхе зрели их,
   Истаивающих среди богатств своих,
   Томимых, горестных, поток лиющих слезный,
   Клянущих благ своих избыток бесполезный!
   От глада старец там, к концу приближен дней,
   Зрит сына, в младости угасшего своей;
   Семейство целое там лютый глад терзает,
   Поверглось, изнурясь, и вкупе погибает!
   А там несчастные, простертые во прах, 
   Без сил, отчаянны, при гробовых дверях, 
   Остаток бедный яств отъемлют друг у друга -
   Там брат на брата пал, жена на труп супруга!
   Другие... сохраню для будущих веков
   Сей ужас крайности, мучительству поносный!
   Подобно призракам, блуждающи и грозны,
   Стремятся снедь искать в гробах своих отцов,
   И трупы мертвые, которы устрашают,
   Как яства вкусные себе уготовляют!
   На что не посягли средь крайностей таких!
   Но снедь сия была последней снедью их.
  
   (*) Один из главнейших сообщников Домаля.
   (**) Париж был осажден
  
  
   Поединок Тюреня с Домалем и голод в осажденном Париже (Отрывок из X песни "Генриады" [Вольтера])
   Опубл.: Бл 1824 Ч. 24, N 22. С. 259-264. Загл. ориг.: La Henriade (chant X). Перепеч. в кн.:  Собрание новых русских стихотворений, вышедших в свет с 1823 по 1825 год... СПб., 1826. С. 186-190 (Собрание новых русских стихотворений, вышедших в свет с 1821 по 1823 год... СПб., 1824-1826. Ч. 2).
  

Стихотворения, не включенные в сборник "Сатиры..."

  
   CТИХИ, читанные в собрании Университетского пансиона 
   в день его заведения 
  
   Друзья! В сей день благословенный
   Святой союз наш заключен -
   Сей день, толико драгоценный, 
   Пребудет нами не забвен!
   Он дружбы нашея начало,
   Успехов наших он залог!
   Здесь сердце мне мое сказало,
   Что я один свершить не мог
   Пути, мне данного судьбами;
   Здесь я познал умом, делами,
   Что смертный сам собою слаб,
   Сует, случаев, нужды раб -
   Под игом рока упадает, 
   И труд бесплодный погибает!..
   Узнал - и руку подал вам!
   Любезной дружбы попеченье,
   Взаимных сил соединенье,
   Согласно рвение к трудам,
   Один предмет - одно желанье
   И слабых сильными творят!..
   О дружба, сердца упованье,
   Тобою счастлив я стократ!
  
   Как сладко с милыми друзьями
   Святые истины искать,
   Сражаться с горем и страстями,
   О пользе общей помышлять!
   Быть честным, добрым гражданином,
   Отечества достойным сыном,
   Проникнув мрак времен густой,
   Потомство озарять хвалой -
   Вот подвиг для друзей священный!
   Не убоимся зол, трудов,
   Пойдем стезей определенной!
   Трудам, усердью - Бог покров!
   В жилище муз, под кровом неба,
   Свой детский ум обогатим, -
   Чего страшиться чадам Феба?..
   Мы россы... Долг свой совершим!
   Не втуне, кроткое светило, (*)
   Льешь благотворный луч на нас,
   Ты нам к величью путь открыло -
   Мы слышим в сердце чести глас!..
   Тобой в храм славы приводимы
   Достигнем славы мы всегда!
   Царем-отцом своим любимы -
   Не изнеможем никогда!
   Не втуне рождших упованье!
   За попеченья их, труды, 
   За нежно к отрокам вниманье
   Готовы сладкие плоды!..
  
           Мы дети юные отечества святого -
           По силам слабые, но россы по сердцам!
           В нас чистый огнь любви, усердие к царям.
           Боимся мы стыда - но ничего иного!
           Готовы полететь, куда велит судьба!
           Блистай, отечество! Мы зреем для тебя!
  
   (*) Здесь автор обращается к портрету императора.
  
   Утренняя заря. М., 1807. Кн. 5. С. 258-260. 
  
   Cтихи, читанные в собрании Университетского пансиона в день его заведения.
   Опубл.: УЗ 1807 Кн. 5. С. 258-260 (с датой после загл.: 1807 года, марта 13). Перепеч.: Избранные сочинения и переводы в прозе и стихах: Труды благородных воспитанников Университетского пансиона. М., 1825. Ч. 3. С. 466-467.
   Первое стихотворение М.В.Милонова, опубликованное в "Утренней заре" с полной подписью автора: Мих. Милонов. Ранее в УЗ были опубликованы стихотворения: с подписью М. М. - "Любовь и время: сказка (подражание Сегюру)" (1805 Кн. 3. С. 205-206) и с подписью М. - "Утро (для детей)" (1806 Кн. 4. С. 295-298).
  
  
   ЛЮБОВЬ И ВРЕМЯ 
   Сказка (Подражание Сегюру) 
  
   Близь моста, у реки широкой,
   Старик, что Временем зовут, сидел
   И на берег другой, от моста недалеко,
   На косу опершись, смотрел
   И улыбался, как играли
   Красавицы с Любовью там,
   Резвились, Время не видали,
   Покоились в тени, ходили по цветам...
   "И я б хотел перетащиться
   К вам, девушки, через реку, 
   Да слаб, и голова кружится -
   Подайте помощь старику," -
   Так Время с берега кричало.
   Охотниц Время провести,
   Красавиц множество на берег прибежало,
   И споры начались - кому из них вести?
   "Постойте, милые! - тут старшая сказала, -
   Опасно время проводить,
   Не помню, где-то я читала;
   Не лучше ли его Любви нам поручить?"
   Амур проворный, милый,
   Порхнул и старика ведет,
   И косу, и часы тащит, собравши силы,
   И улыбаяся поет:
   "Вот как Любовь проводит время!"
   Но лишь на мост взошел, дитя устал,
   Сложил с себя тяжело бремя,
   Присесть и отдохнуть просить он Время стал.
   "Что, брат! - смеясь,  оно сказало, - 
   Не много ты напел, устал от двух шагов..."
   И проведя его, сквозь зубы припевало:
   "Проводит Время так Любовь!"
  
   Утренняя заря. М., 1805. Кн. 3. С. 205-206. (Подпись М. М.)
  
  
   К ПОЭЗИИ 
  
   Поэзия! к тебе в часы уединенны
   Стремлюся усладить я горести свои;
   О страждущей души товарищ неизменный,
   О вечно озаряй печальны дни мои!..
  
   Воспламененная живым, небесным чувством,
   Ты водишь пред собой триумфы и восторг;
   Неизъяснимая! тебя ль назвать искусством?..
   Нет, орган горних сил! Ты - некий дивный бог!
  
   Как трели соловья, певца любви, свободы,
   Ты сладостна, кротка; ты грозна вдруг - как вид
   Во бранях и громах разгневанной природы!
   Она твой вождь и друг, в тебе свой образ зрит!
  
   Как ты, она стройна, как ты, она любезна,
   Вместилище богатств, пленительных красот;
   Сияя простотой, в тебе она чудесна,
   Живописуется, как в лоне чистых вод!
  
   Ты упоенного святым благоговеньем
   Возносишь в небеса чудесной быстротой;
   Ты с тайным воссидишь в совете провиденьем,
   И мир, блестящий мир - ничтожен пред тобой!..
  
   Строительница царств и счастия начало,
   Ты смертным подаешь спасительный урок,
   Несчастье при тебе свой грозный вид смягчало,
   И ужасов своих лишался строгий рок!
  
   Нет! Ты превыше нас - мы дети заблужденья,
   Мы дети слабостей... Когда творец воззвал
   Из праха к бытию бесчисленны творенья,
   Твой голос возгремел - и мир весь отвечал!
  
   Тебе, гармония, покорствует вселенна,
   Когда б, ослушная, отвергла твой закон,
   Она в ничтожество была б преобращенна...
   Посланница творца! в тебе нам виден он!
  
   Ты сыплешь с струн златых быстрогремящи звоны, 
   И в плен, могучая, влечешь нас за собой;
   Взывает ли к нам мир? Горит ли страшный бой?
   И мира сладкий клик, и бранны слышим стоны!..
  
   Тебе покорно все, прямое совершенство!
   Тебе всеместная и жертва, и мольба:
   Согласье кроткое! великих душ блаженство!
   Что без тебя нам жизнь? что счастье без тебя?..
  
   О лира тихая, сопутник мой надежный!
   Пой дружбу, пой любовь и прелесть юных дней!
   И в самый грозный час, час смерти неизбежный,
   Ты не оставь меня, о друг души моей!
  
   Взыграй в последний раз - и дух мой утомленный, 
   Мечтами, горестьми, недугом изнуренный,
   Угаснет на твоих трепещущих струнах
   И с чувством сладостным оставит бренный прах!..
  
   Утренняя заря. М., 1808. Кн. 6. С. 160-164. 
  
   К поэзии
   Опубл.: УЗ 1808 Кн. 6. С. 160-164. Прочитано в ВОЛСНХ 28 янв. 1811 г. Перепеч.: Избранные сочинения и переводы в прозе и стихах... М., 1825. Ч. 3. С. 163-166.
  
  
   ГИМН БОГУ 
   (вольный перевод Аддисона) 
  
   Когда исполненный сердечных восхищений, 
   Я духом вознестись к тебе дерзну моим, 
   О Боже!.. посреди любви, благодарений
   Теряюсь, изумлен величеством твоим!..
  
   Где обрету глагол я, с силой чувств согласный, 
   Чтоб петь мою хвалу Тебе, благий Творец?
   Но пусть усилия души моей напрасны:
   Кто лучше Твоего зрит внутренность сердец?..
  
   С какою нежностью, с каким ты попеченьем
   В утробе матерней еще меня хранил;
   И там - я чувствовал Твое благословенье, 
   И там - я благостей твоих источник пил!
  
   Когда мой слабый дух в страданье укреплялся
   И чувствовать себя едва лишь начинал, 
   И день и ночь с мольбой он к небу возвышался,
   И день и ночь свой слух к нему Ты преклонял!
  
   В объятьях матери, в ее любови нежной,
   Которой я лишен безвременной судьбой,
   Не знав именовать Тебя, неизреченный,
   Я знал Тебя любить и полон был Тобой!..
  
   Повсюду слышим был, повсюду зрим тобою,
   Везде о мне Твой взор сокрытый промышлял;
   Ты юность дней моих невидимой рукою
   Среди напастей, зол, безвредну охранял!
  
   Десницу ущедрил на мне Твою святую,
   Влил в душу радости - небесный, сладкий дар!
   Ты Веру ниспослал, Надежду мне благую
   И - сердце, пламенной любви к Тебе алтарь!..
  
   Да восхвалю Тебя, в щедротах беспредельный, 
   И утра на заре, и нощи тишиной,
   Да возвещу Тебя мирам я отдаленным, 
   Когда, Тобой воззван, оставлю мир земной!
  
   И как небесну твердь одеет сумрак смертный, 
   Светил блестящих сонм рассыплется во прах, 
   Когда разрушится сей мир великолепный -
   Тебя восславлю я... вселенной на гробах!..
  
   Утренняя заря. М., 1808. Кн. 6. С. 184-187. 
  
   Гимн Богу: подражание Аддисону ("Когда, исполненный сердечных восхищений...")
   Опубл.: УЗ 1808 Кн. 6. С. 184-187 (под загл.: Гимн (вольный перевод Аддисона)); Бл 1821 Ч. 16, N 23/24. С. 209-211 (в статье А. М. Княжевича "Речь, по случаю кончины М. В. Милонова, читанная в кругу друзей его", с прим. публикатора: Не напечатано. Я нарочно поместил здесь сей "Гимн Богу" весь, дабы сообщить читателям сие превосходное произведение покойного). Загл. ориг.: Addison J. An hymn ("When all thy mercies, o my God..."; 1712). Прочитано в ВОЛСНХ 10 февр. 1821 г.
   Перепеч. в кн.: Избранные сочинения и переводы в прозе и стихах... М., 1825. Ч. 3. С. 10-11 (под загл.: Непостижимому); Прекрасное пленяет навсегда: из английской поэзии XVIII-XIX веков / Сост. А.В.Парина и А.Г.Мурик. М., 1988. С. 461-462.
  
  
   К БОГУ 
  
   Отец незнаемый, незримый,
   Но милосердный и благой, 
   Нигде, никем не постижимый,
   Но все объемлющий Собой!
   К Тебе возвыситься дерзаю,
   Тобой одушевленна персть,
   Благодаренья глас вознесть...
   И снова - в прахе исчезаю!..
  
   Увы! с ничтожностью ль своей
   К Тебе приближиться удобен?
   Но Ты во мне - в душе моей,
   И я велик - Тебе подобен,
   И я - Твой образ на земли!..
   Склонись с высот Твоих небесных,
   Недосязаемых, чудесных,
   И мой хвалебный глас внемли!..
  
   Твоею истиной святою
   Хранится в мире жизнь моя,
   И мыслью о Тебе одною
   Я пью всю сладость бытия!
   Твое присутствие вещает
   Творений всесогласный хор,
   И всюду изумленный взор
   Твою премудрость созерцает!
  
   От щедрыя руки Твоей
   В лучах светил неисчислимых
   Лиется благость твари всей,
   Творец! в Твоем величье зримых,
   Объявших беспредельну твердь;
   От ней - Природы ход хранящей -
   И суд, и милости держащей,
   Нисходит к нам и жизнь, и смерть!..
  
   Велик - велик во всем творенье
   И дивен мудростью Творец,
   В своем к сынам благословенье
   Любовью дышащий Отец!..
   Как искра в пламени сгорает,
   Как веки кроют дни мои,
   В Твоем предвечном бытии,
   Творец! так вечность исчезает!..
  
   Единым манием Своим
   Ты новые миры рождаешь,
   И в прах преображаешь им,
   И вновь из праха возрождаешь!
   Природы необъятный вид
   Перед Тобой как пункт единой, -
   И червь, сокрытый паутиной,
   От взора Благости не скрыт!..
  
   Твоей десницей покровенно
   Все славит бытие свое,
   Престол Твой - небо украшенно!
   Земля - подножие Твое!
   Все дышит, все живет Тобою,
   О тайный в помыслах святых,
   Для тварей, смертных и слепых,
   Понятный благостью одною!
  
   О вечный дух, животворящий,
   Вина, начало всех вещей!
   Мгновенный в прахе век таящий,
   Что я без благости Твоей?..
   Храни, храни Твоей щедротой
   Ничтожно существо мое,
   Да озарен Твоей добротой,
   Я буду образом ее!..
  
   Речь и стихи, читанные в собрании любителей отечественной словесности при Благородном университетском пансионе одним из его членов. М., 1808. С. 23-25. 
  
   К Богу ("Отец незнаемый, незримый...")
   Опубл.: Милонов М. В. Речь и стихи, читанные в собрании любителей отечественной словесности при Благородном университетском пансионе одним из его членов. М., 1808. С. 23-25 (посвящение книги датировано 13 авг. 1808 г.); Журнал для сердца и ума. СПб., 1810. Ч. 1, N 1. С. 1-5 (с подп.: М. М...).
  
  
   К БОЛЬНОМУ МЕЦЕНАТУ
   Ода Горация (Lib. II. Ode XXVII)
  
   Почто меня терзать печалию твоею,
   О Меценат, мой друг, души моей кумир?
   Нет! боги не хотят, смягчась мольбой моею,
   Чтоб прежде моего ты днем оставил мир!
  
   Когда лишусь в тебе гонением судьбины
   Я сердца своего дражайшей половины,
   Тогда, оставленный, презренный сам собой,
   Могу ль не следовать с другою за тобой?..
  
   В единый миг для нас кончины час настанет,
   В единый миг! клянусь - нас клятва не обманет!
   И что ни судит рок - с тобой не разлучим,
   Мы вместе верное пристанище узрим!
  
           Меня Химеры огнь палящий
   И Гиас, вышиной во трепет приводящий
   Сторукий исполин, с тобой не разлучат!
   Так истина велит, и парки так хотят!
  
   Иль шумный Водолей, иль Марсово светило
   Рождение мое на свет сей предвестило;
   Какие б ни были светила наших дней,
   Им течь предписано единой стезей!..
  
   К обетам дружества Юпитер преклоненный
   Щадит твой век драгой, на жертву обреченный,
   Сатурн остановлен - и снова Рим велик,
   И радостный его несется к небу клик!
  
   И мне смерть некогда под деревом грозила,
   Но Фавнова рука от ней меня сокрыла,
   Во славу алтари возвысь сим божествам,
   На них я воскурю им крови фимиам!..
  
   Речь и стихи, читанные в собрании любителей отечественной словесности при Благородном университетском пансионе одним из его членов. М., 1808. С. 23-25. 
  
   К больному Меценату: ода Горация (Lib. II. Ode XXVII)
   Опубл.:  Милонов М. В. Речь и стихи... М., 1808. С. 28-29.
  
  
   К ДРУЖБЕ 
  
   Слиянье кротких душ, о дружество святое!
   Невинности удел, веселье жизни сей,
   Дар неотъемлемый, сокровище прямое -
   О, будь единственной отрадою моей!..
  
   Когда, на тягостном пути изнемогая,
   Мой дух начнет скорбеть под игом лютых бед,
   Да сладостный твой глас, сопутница благая,
   Его к терпению, к надежде воззовет!
  
   Да в час неправедных и злобы, и гоненья,
   Когда неотвратим их будет хитрый ков,
   Целебное прольешь мне в сердце утешенье
   И будешь научать любить моих врагов!
  
   О, будь наставницей, о, будь моим советом!
   Храни меня страстей от пагубных зараз!
   Да с сердцем, верою к Всевышнему согретом,
   Его благословлю за каждый жизни час!
  
   Отрада в горести и в счастье - наслажденье!
   Когда настанет миг кончины моея,
   С сим миром усладишь мое ты разлученье
   И в нем останешься оплакивать меня!..
  
   Вестник Европы. М., 1808. Ч. 42, N 21. С. 29-30. 
  
   К дружбе
   Опубл.: ВЕ 1808 Ч. 42, N 21. С. 29-30.
   Перепеч.: Друг юношества. М., 1814. Апрель. С. 98-99 (с подп.: Ал... М.л.н.ва и подзаголовком: Посвящается почтеннеишей и любезнейшей В... И... Че...ой в возпоминание 1го мая 1813 года).
  
  
   К ДРУЗЬЯМ 
  
   О вы, которые во цвете нежных лет,
   С подругой радостей, невинностью златою,
   Хранимы опытной наставников рукою,
   Надежно, кроткие, стремитесь им вослед!
   Кого не тяготит ни сердца страсть жестока,
   Ни скука, вечная сопутница забот,
   Ни праздность - скорбь души, друг гибельный порока,
   Для коих всюду мир, веселие цветет,
   Украшены наук и доблестей зарею, 
   Сей неотъемлемой и истинной красою,
   Любимцы Фебовы! счастливые друзья!
   О, сколько ваш удел завиден для меня!
   В уединении, под кровом муз священным, 
   Где сердцу вашему опасных нет сетей,
   Вы наслаждаетесь сокровищем бесценным,
   Неведеньем благим и злобы, и людей!
   Спокойны - знанием питаете дух юный!
   Когда, при зареве пылающих градов, 
   Блестит раздора меч, гремят войны перуны,
   Вам улыбается согласье и любовь!..
   Цветите, о друзья! в беспечности невинной,
   Да некогда, вступя в опасный жизни год, 
   В безвестный, новый круг, из сей ограды мирной,
   Стяжав сокровище познаний и доброт,
   Средь вихря бурного коварств и обольщений,
   Которыми давно наполнен жалкий свет,
   Стремяся тайною стезей благотворений,
   Вы век свой счастливо укроете от бед!
  
   Как нива злачная, весною оживленна, 
   Готовит сладкие оратаю плоды, -
   Так вы Отечества надежда драгоценна!
   Так радостно оно на ваши зрит труды!
   Там ожидают вас... и долг благодаренья,
   И слава, и любовь, и чести громкий глас!
   Пусть примут родшие за их к вам попеченья,
   Отечество - за труд, подъятый им для вас,
   Возмездье сладкое!.. О долг благословенный!
   Да ввек пылает в вас к нему любови жар, 
   Сей спутник доблестей, сей неискупный дар,
   И ваш предводит дух, ко славе устремленный!..
  
   Вестник Европы. М., 1809. Ч. 45, N 9. С. 15-16. 
  
   К друзьям ("О вы, которые во цвете нежных лет...")
   Опубл.: ВЕ 1809 Ч. 45, N 9. С. 15-16 (с пометой в конце текста: 1809, марта 17 дня. Задонск; и прим. изд.: "Сии стихи присланы автором в собрание благородных воспитанников Университетского пансиона; в этом собрании лучшие из воспитанников занимаются в особенности отечественной литературой".
  
  
   НА РАЗЛУКУ С ДРУЗЬЯМИ 
   (Воспитанникам Благородного университетского пансиона) 
  
   О юных дней моих сопутники бесценны!
   Простите - о друзья! Как знать, в последний раз,
   Быть может, строгою судьбою разлученный,
   Сим сладким именем назвать дерзаю вас!
   Теперь - расставшися прелестных лет с весною -
   Их сладостных забав товарищи, друзья!
   Теперь... разлуки в час... когда вас нет со мною...
   Прощанья скорбный долг примите от меня!..
   Любовью пламенной к отечеству влекомый,
   Быть может, спутник ваш на грозном поле бед,
   Средь битв, - неопытный, с искусством не знакомый, -
   Погибнет на заре своих цветущих лет!
   Но жизни луч доколь в душе его таится,
   Доколе длить ее угодно небесам,
   Дотоль она везде любовью вечной к вам,
   Благодарением и дружбой озлатится!..
   А ты(*), о коем мысль одна приятна, драгоценна,
   Когда, тобой храним, мужал мой юный дух,
   Крепилась вместе с ним и вместе возращенна
   К тебе моя любовь, наставник мой и друг!
   Забуду ли когда твое благотворенье
   И попечительность бесценную о мне,
   Как ты в меня внушал к Творцу благоговенье,
   К собратиям любовь, и сердца в глубине
   Посеял правила религии святые,
   И в мире счастие мое предначертал!
   Забуду ли когда сии дары благие,
   Которых более никто не даровал?
   Нет, жизни в каждый миг, когда мне, может статься,
   Судьбою суждено небесполезным быть,
   Я буду пламень мой любви к тебе хранить!
   Ты научил меня и жизнью наслаждаться!
  
   (*) Это относится к главному инспектору над Благородным пансионом.
  
   На разлуку с друзьями (Воспитанникам Благородного университетского пансиона)
   Опубл.: В удовольствие и пользу: Труды воспитанников Университетского Благородного пансиона. М., 1810. Кн. 1. С. 267-269 (с датой: 17 марта 1809).
  
  
   ДИДОНА 
   (Начало IV песни "Энеиды")
  
   Царица, пламенем неистовым сгорая,
   Сугубит страсть свою, Энея представляя;
   Героя храбрый дух, исполненный доброт,
   Блестящи подвиги, высоких предков род,
   Его воинский вид, в боях могущи длани,
   Звучащая броня и меч - решитель брани,
   Движенье быстрое пылающих очей,
   И юности краса с дородством зрелых дней,
   И поступь важная, являема богами, -
   Живут в ее душе и всюду пред очами.
  
   Едва для Феба путь расстлался на заре,
   Она, оставив одр, спешит к своей сестре.
   "О ты, участница и слез моих и стона,
   Единый друг! - гласит в смущении Дидона, -
   Почто отрадный сон от глаз моих бежит
   И огнь снедающий в груди моей сокрыт?
   Кто сей, поведай мне, младой пришелец Трои,
   Сей спутник торжества, свершивший многи бои
   И свет исполнивший сияньем дел своих?
   Рожден ли смертными? или превыше их?
   Ты зрела ли сей вид, богов изобличенье,
   Всех свойств небесных их в чертах напечатленье?
   Внимала ли его неслыханным делам,
   Как он противился бесчисленным бедам
   И, свой протекши путь блестящею стезею,
   В наш Карфаген введен самих богов рукою?
   Какое мужество! Какая вкруг хвала!
   Ах, друг мой, если б я любить еще могла,
   Когда б, свободная в моей печальной доле,
   Могла бы следовать своей единой воле
   И клятвы тяжкие на сердце не несла,
   Когда б для сладких уз я жить еще могла
   И неба не гневить нарушенным обетом -
   В сей слабости одной призналась бы пред светом!
   С тех пор, как в сиротстве гублю я жизнь одна,
   Рукою братнею супруга лишена,
   Как, ослепленная в восторге страсти, мнила,
   Что мой сердечный жар пожрала с ним могила,
   Что более его никто не воспалит
   И брачный надо мной покров не возблестит,
   Лишь он, пришелец сей, - признаю власть судьбины -
   До сердца моего проникнуть мог единый
   И страсть в нем, для меня позорную, возжечь!
   Но в жертву пусть богам его исторгнет меч.
   Пусть поглотит земли преступницу утроба,
   Пускай, живая, я добычей буду гроба
   И к теням бледным в ад, изгнанная, сойду,
   Коль долг хранить в себе я силы не найду,
   Коль буду за любовь обман нести к Сихею
   И мучить тень его неверностью моею!.."
  
   Рекла - и слез поток, склоненная, лиет...
   "Спокойся, сердца друг! - сестра к ней вопиет, -
   Прерви бесплодные души смущенной слезы;
   Почто средь юных лет столь страшные угрозы?
   Они владеть собой нам силы не дают?
   Влечения сердец над всеми власть берут.
   Уже ли навсегда Гимена отлученна,
   Ты будешь сладостей его одна лишенна,
   Одна до гроба жизнь печальную влачить,
   Быть матерью себя отрадою не льстить?
   Уже ль мечтаешь ты, что мрака и могилы
   Добыча, твой супруг, во дни твои унылы,
   Коль в силах он еще любовь к тебе иметь,
   Спокойно на твое мученье может зреть?
   Не требуют сих жертв от нас почивши тени,
   И им ли оставлять стрегомы адски сени?
   Воспомни, сколько ты несклонностью своей
   Тобой пленявшихся ввергала в гнев царей,
   Бояся возмутить супружнего мир гроба;
   Ярб гневный... и теперь кипит в нем страсти злоба!
   Бесчисленны вожди от дальних стран земли
   Вотще к тебе венцы побед своих несли,
   И сердце ни к кому Дидоны не пылало!
   Супругу твоему уже ль сей жертвы мало?
   Коль жребий собственный не трогает тебя,
   Народа своего спокойствие любя,
   Барцеянин и мавр врагов твоих с собором -
   Страшись - грозят ему хищеньем и позором;
   Там степи, варвары и вся твоя страна
   Злодеями от всех сторон окружена.
   Уже к ней брань бежит с своим разверстым зевом -
   Там брат неистовый, кипящий ярым гневом;
   Тир неприязненный, где все против тебя!
   Непостижимая сокрыта нам судьба;
   Но верь, посланные самими небесами,
   Трояне не вотще явились перед нами!
   В них волю зрю богов, хранящих Карфаген,
   Сей славный в нем союз судьбами наречен,
   Да некогда растет в нем слава Иллиона.
   Так хочет... не мечта!.. и небо, и Юнона!
   Все счастием в твоей стране готово цвесть,
   Царице ли одной печальные дни весть?
   Гостеприимством здесь продли их пребыванье,
   На жертвах испытуй судьбы их прорицанье,
   Представь им ярость бурь, длину нощныя тьмы,
   Вещающу приход суровыя зимы,
   Их многи странствия, их силы утомленны
   И снасти кораблей, от бури поврежденны;
   Покой вождя... пусть он сие участье зрит,
   И благодарность в нем любовь к тебе родит!"
  
   Дидоны лести сей яд в сердце протекает,
   Сильнее страсти огнь в очах ее пылает;
   Уже жрецы ее толпами в храм спешат,
   Уж жертвы тучные повержены лежат,
   И Вакха алтари, и жертвенник Юноны
   Омыты кровию велением Дидоны.
   И агницу сама, дрожащею рукой,
   Гимену в дар несет; из чаши золотой
   Чистейшего вина приносит излиянье,
   Зрит жадно членов жертв кровавых трепетанье...
   Несчастная! куда во слепоте идешь?
   Ты сердца в глубине ответ богов найдешь.
   Их имя на устах, в душе любовь к Энею -
   Дидона и в мольбе горит и дышит ею.
   Против отрав ее бессилен сонм жрецов,
   И жертвы, и самих присутствие богов.
   Взор мрачный, бледный вид, с стремленьем непонятным
   Бежит... чтобы опять бежать путем обратным!
   Так серна робкая, пронзенная стрелой,
   Стремится в поздний бег, с подъятой вверх главой,
   И скал на высоту, и в скоке чрез забрало
   Несет в своем бедре стрелы дрожащей жало.
  
   Благонамеренный. СПб., 1821 Ч. 13, N 4. С. 175-181. 
  
   Дидона (начало 4-й песни "Энеиды" [Вергилия])
   Опубл.: Бл 1821 Ч. 13, N 4. С. 175-181 (с прим. о прочтении в ВОЛСНХ и датой: Задонск, 1809). Загл. ориг.: P. Vergilius Maro. Aeneid, 4, 1-73. Перепеч. в кн.: Собрание новых русских стихотворений, вышедших в свет с 1821 по 1823 год... СПб., 1824. Ч. 1. С. 156-161. Прочитано в ВОЛСНХ 10 февр. 1821 г.
  
  
   К ЛАУРЕ 
   (Из Петрарки) 
  
   Лаура! для чего, чувств в сладостном томленье,
   Я не могу тебя к груди моей прижать,
   Пить с уст твоих любви нежнейшей упоенье
   И пламенно твой стан прелестный окружать?
  
   Почто не в силах я, отторженный судьбою,
   Твои стыдливые ланиты лобызать,
   Мой дух, лишенный слов, сливать с твоей душою
   И в наслаждении небесном исчезать?
  
   Почто, мой милый друг, любовию томимый,
   Разлуки не могу терзанье прекратить,
   Твое присутствие, сей дар неоценимый,
   Ценою дней моих, всех благ земных купить...
  
   И к сердцу твоему в восторге притесненный,
   Огнем твоих ланит, томлением очей
   И нежной белизной груди твоей плененный,
   Почто не испущу последний вздох на ней?
  
   Цветник. СПб., 1810. Ч. 7, N 9. С. 360-361. 
  
   К Лауре (Из Петрарки)
   Опубл.: Цв 1810 Ч. 7, N 9. С. 360-361 (с подп.: М.М.).
  
  
   П.А. ВЯЗЕМСКОМУ 
  
   Сопоклонник Аполлона
   И пиэрид юный жрец,
   Лавра леторосль зелена
   В чей вплетается венец,
   Музе я моей смиренной,
   Убегающей похвал,
   Дружбы в хартии священной
   Похвалы твои читал,
   О любезный незнакомец
   И знакомый мой поэт!
   Нет, названый муз питомец
   Их на счет свой не берет;
   Там с любезными певцами
   За валдайскими горами
   Музы кроются в Москве,
   А у нас здесь на Неве,
   Где от прозеб и поклонов
   Людям вечный недосуг,
   Их не слышит лирных звонов
   Суетливый Петербург.
   Под знамены став Шишкова
   И клянясь писать сумбур,
   Здесь поет Петра большого
   Наш варяжский трубадур,
   И, забыв свои победы
   Здесь над чувством и умом,
   От докучливой беседы
   Музы скрылися тайком...
  
   Поэты-сатирики конца XVIII - начала XIX века. Л., 1959. С. 502.
  
   П.А.Вяземскому ("Сопоклонник Аполлона...")
   Опубл.: Поэты-сатирики С. 502 (по автографу РГАЛИ, ф. 195, оп. 1, ед. хр. 2324; стихотворением начинается письмо Милонова к Вяземскому от 25 февр. 1812 г. из Петербурга).
   Текст письма: "Вот вам скаредный экспромт за те лестные и приятные для меня похвалы, которыми вам было угодно осыпать стихи мои в письме вашем к К.Н.Батюшкову. Они подали мне приятный случай благодарить вас за энтузиазм ваш к стихам моим, и я кланяюсь вам, как кокетка, гордящаяся комплиментами. Переводчику Горациевой оды [имеется ввиду стихотворение "Похвала сельской жизни" - прим. сост.] остается желать, чтобы вы полюбили его столько же, сколько стихи его. Вас почитающий и покорнейший М. Милонов".
  
  
   [ОДА НА ПОБЕДЫ М.И.КУТУЗОВА] 
  
   Взлетел, схватил перун небесный
   Маститый Севера орел - 
   И где сей исполин чудесный,
   Что покорить вселенну шел?
   Как бурный вал, что в бег стремился,
   О брег кремнистый разразился,
   И с шумом след его сокрыт.
   Желанна весть! О подвиг славы!
   С лица Российския державы
   Европа целая бежит!
   . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . .
  
   Библиографические записки. М., 1859. Т. 2, N 10. Стлб. 299.
  
   "Взлетел, схватил перун небесный..." ([Ода на победы М.И.Кутузова])
   Опубл.: Письма М.В.Милонова к А.Ф. и Н.Ф.Грамматиным / Сообщены В.А.Борисовым. // Библиографические записки. М., 1859. Т. 2, N 10. Стлб. 299 (в письме Н.Ф.Грамматину от 24 дек. 1812 г.).
   В письме ст-е предваряет текст: "Князю Кутузову император пожаловал Георгия 1-го класса, а я написал на победы его оду, которую, как отпечатается - к тебе доставлю. Ты увидишь в ней не лирика, но патриота. Представляю на рецензию твою первую строфу". Однако, согласно следующему письму (от 7 янв. 1813 г.), ода была "написана и предана всесожжению", сохранилась только первая строфа.
  
  
   МОЕМУ ПОЧТЕННОМУ ДЯДЮШКЕ, в день его ангела 
   по приезде моем в Дубки 1817 февраля 12 
  
   Когда жестокий жребий мой
   Судил мне горесть знать в моем цветущем лете
   И, не теряв отца на свете,
   Скитаться в мире сем бездомным сиротой,
   То, встретившись с тобой - о благость провиденья!
   Несчастье лишь ведет к познанию людей,-
   Я все забыл среди сердечного биенья
   И слез, исторгнутых страданьем из очей!
   Пусть будет навсегда с тобой сей добрый гений,
   Который в этот миг меня к тебе привлек.
   Судьба нас здесь ведет средь мрака и сомнений,
   Которых проницать не может человек!
   Но чувство в нас добра - вот то, что нас связует,
   Вот цель священная, для коей должен жить;
   Бог знает лучше нас, когда нас испытует,
   Но счастлив, кто возмог страдальца подкрепить.
   Я чувствам сим в тебе быв к радости свидетель,
   Не только узами связуюся родства,
   Молю, чтоб мог с тобой я - благость божества! -
   Быть по душе родным, мой дядя-благодетель.
  
   Литературные портфели. Пб., 1923. С. 26. 
  
   Моему почтенному дядюшке в день его ангела
   Опубл.: М.В.Милонов. Неизданное стихотворение / [Публ.] Б.Коплан // Литературные портфели. Пб., 1923. С. 26 (по автографу ПД, датированному 12 февр. 1817).
  
  
   ПОСЛАНИЕ К Н.Р.П [Политковскому] 
  
   При первом я своем с Патрикием свиданье
   Условился, чтоб к Вам стихами написать
   Великолепное, обширное посланье,
   Какое вам досель не снилося читать;
   В нем будут новости, начавши от погоды,
   Дела военные, гражданские суды,
   Моральные черты, явления природы,
   Разлив морей и рек от дождевой воды,
   И, словом, все, что есть и зримо, и незримо,
   Для расширения послания сего,
   Для мыслей и для рифм все то необходимо:
   Поэты наши блеск заемлют от того!
   Теперь, окончивши толь нужное введенье,
   Торжественно хочу эпистолу начать,
   Да голос оныя, пройдя в уединенье,
   Где вы с природою укрылись обитать,
   Склонит ваш взор и слух к беседе нашей с вами,
   Давно перерванной отбытием моим.
   Вы знаете, что я, меж многими краями
   По свету колесив, здесь вновь явился зрим.
   Не раз я посещал и древнюю столицу,
   Обитель пышную российского царя,
   И видел древнюю и юную царицу,
   Меж чернью блещущих, как утрення заря,
   И гостя славного, потомка Фредерикса,
   В мундире, на коне, в карете и пешком,
   Для созерцания его почтенна лика
   И стар, и млад, и хвор бросали всякий дом;
   Как велие пиры давала им Орлова
   На деньги чистые едва ль не в миллион,
   Где все созналися, что пиршества такого,
   Уж бывши королем, не видывал и он;
   Какое множество пред освещенным домом
   Народа и карет тянулось под Донской,
   Как войско под ружьем нас оглушало громом
   И тешило царей готовностью на бой;
   Как сын Юсупова в присутствии монарха,
   Который мнил его глаголом уст почтить,
   От глупости ли то иль попросту от страха,
   Здоровы ль вы, король? - изволил вопросить;
   Как средь дворцового великолепна сада,
   Где приготовлен был чудесный фейерверк,
   Пылала лишь одна всеобщая досада,
   3ане на оный дождь полился в виде рек!
   Как на свершаемом кавалерийск-параде,
   Который окружен отвсюду был людьми,
   Брат Иловайских пал, притиснутый в ограде,
   И стоптан при глазах невесты лошадьми;
   Как было торжество при заложенье храма
   Во имя господа спасителя Христа,
   Картине сей нужна обширнейшая рама
   И кисть духовная, всех кистей красота:
   Как весь священный клир, вмещаемый Москвою,
   Горе имущ сердца, брады и очеса,
   Тянулся вслед полкам под ризою златою,
   И куревом кадил мрачились небеса;
   Как сам монарх, прияв и камень, и лопатку
   В державну длань свою, с открытою главой,
   Великолепную тут совершал закладку,
   И место храму быть означено доской;
   Как пастырь Августин, в восторге исступленья,
   Вещал: где мы, на что и что мы се творим?
   Толпы народные, как воды в час волненья,
   Во знак согласия склонились перед ним.
   Я зрел храм наших муз, еще не обновленный,
   Экзерциз-гауз близ, взнесенный к облакам,
   На диво зданьям всем в трофей сооруженный
   И во вместилище тьмочисленным полкам.
   Я зрел обширные руины и бульвары,
   Где тысящ тысящи гнездились, как клопы,
   Купцы, посадские, профессоры, и бары,
   И черни жалкия жужжащие толпы.
   Я видел в пансион монарха посещенье,
   Он рек: все держится лишь Библией одной,
   И те слова тотчас инспектор в восхищенье
   Ко стенке прилепил на дщице золотой.
   Я был в собрании словесности российской,
   Известный русский где профессор Мерзляков,
   При громе бубн, кимвал и песни мусикийской,
   "На Гаваоне бог!" - в начале рек стихов.
   Я веси многие обтек вокруг и грады
   И зрел различные народов племена,
   И нивы злачные, и скал нагих громады,
   И шуму волн внимал, склоняясь к неге сна.
   Я был в Владимире, что Клязьма обтекает,
   И виц-правителя того я посещал,
   Который многого хотя не обещает,
   Но, так сказать, себя порядком основал.
   Я зрел монархини путь скромный до Ростова
   Для поклонения усердного мощам,
   Где видел вашего и дядюшку родного -
   Царицы-матери для встречи был он там
   И получил от ней себе благоволенье
   За то, что, тысяч пять слупивши от купцов,
   Он сделал в честь ее приезда приношенье
   На вспоможение для сирых и для вдов.
   Я был и в Суздале, старинном граде оном,
   Который славится княженья сединой,
   И мощи лобызал с любовью и поклоном,
   Останки дивные угодницы святой;
   Там зрел я монастырь во имя Спаса-бога,
   Супруга где Петра Великого жила,
   Где жизнь она вела елико можно строго
   И, схиму восприяв, в мир лучший отошла.
   Тут видел страшное судеб я превращенье
   И в свете, так сказать, единственный пример:
   Сын Разумовского, сидящий в заточенье
   Под видом, что дурак, - с умом и камергер:
   От блеска и честей отторгнувши далеко,
   Судьба рукой отца, без ведома царя,
   На поглумление холодных душ жестоко
   Влекла его к стенам сего монастыря.
   И мало ли еще что видел я в вояже,
   Смешного множество и жалкого в сто раз -
   Разбои, грабежи и - что всего есть гаже -
   Юстиция в судах и подлинно без глаз!
   Наскучив житием в глуши, в уединенье
   И этот свет еще не вовсе разлюбя,
   Отраду заключив в надежде и терпенье,
   Я миру захотел еще явить себя.
   Итак, собрав свои физические силы
   И нравственность свою устроя сколько мог,
   Я паки привязал воображенью крылы,
   Да снова отворю честей себе чертог.
   К сему способствовал Сьеринов с миллионом,
   Который он в Москве охотно отдал с рук:
   При встрече я его обрадован поклоном,
   Мы тотчас бросились в объятья к другу друг
   И слово за слово поспешно объяснились.
   Простившись с дядею, у коего я жил,
   Мы, в бричку польскую воссевши, вмиг пустились
   Во славный Питер-град, где я уже служил.
   Едва достигнул я столичныя заставы,
   На стогны градские едва ступил ногой,
   Друзей моих пошел испытывать я нравы,
   А более, чтоб их обрадовать собой.
   И что ж нашел? Увы! Тот беден, тот без места,
   Иной возвысился, иной приунижен,
   Рамбовского свела совсем с ума невеста
   (Колико сильны суть над нами власти жен!),
   И то, что так ему и нравилось, и льстило,
   Хмельное именно, настойка и коньяк, -
   Он ныне от того уж отвращает рыло;
   Женитьба же его идет и так и сяк.
  
   Теперь я обращусь к другим местам и лицам,
   Пузырность чудную везде я нахожу:
   Здесь все подобится воздушным колесницам,
   На статских ли чинов, военных погляжу;
   Везде одни слова, везде одни обманы,
   А деньги, кажется, всему дают здесь ход,
   Все туже набивать стараются карманы,
   Но здесь простите мне: се нужный эпизод.
   Патрикия нашел, как прежде, я в халате,
   В суждениях его не вижу перемен;
   В архиве он своей сидит, как будто в хате,
   И мнит, что свет - архив, в архиве прах и тлен;
   А Федоров почти совсем переменился,
   Не мню, чтобы душой и сердца добротой,
   Но так в юстицию жестоко углубился,
   Что на проспект уже не ступит и ногой.
   Брат Лев же, например, он все еще мечтает -
   Блажен, кто и мечтать способен в жизни сей!
   Но жаль, что иногда чрез меру он ласкает
   Или чрез меру он ярится на людей.
   Измайлова нашел я точно в том же виде,
   Нисколько тонее, нисколь не потолстел;
   Благонамеренный, скажу я не к обиде,
   Имеет тот же ход, как прежде он имел.
   Я был и в Обществе: какая перемена!
   Все члены новые и новые умы;
   Никольского уж нет, и критика забвенна,
   Дашков уж не творит с Хвостовым кутерьмы.
   Да, кстати, речь пришла теперь и о Хвостове:
   Сей ветхий сластолюб, гуляючи в саду,
   Внезапно пойман был дев радостей на лове,
   Единой дав из них полсотни на беду.
   По доводу сему Измайлов покусился
   При хартии к нему отправить нищету,
   И в хартии он той открыто изъяснился,
   Что, щедрость чтя его и сердца доброту,
   Благотворения публично зря примеры,
   Он убедил его и сей толико ж дать,
   Как с удовольствием он жрице дал Венеры:
   Да дастся за сие обоим благодать!
   В таких тисках Хвостов никак не отказался
   И разом две свещи кумирам двум возжег:
   Там черт на старости поймать его старался,
   А здесь же уловил благотворенья бог.
   Окончивши теперь историю Хвостова,
   Я должен вам сказать кой-что и о других -
   О красном Сферане хоть мельком два-три слова:
   Лице сие нельзя забыть в стихах моих!
   Он так же, как и был, и странен, и чудесен,
   Над всем смеется вдруг, быв сам всего смешней,
   В речениях своих славянских полновесен
   И нет юстиции во всей его смелей,
   Работает сплеча записки, отношенья,
   Мечтая оными Поспелова сражать,
   Не видя за труды другого награжденья,
   Как только б где поесть, попить и поплясать.
   Янжула встретил я случайно на бульваре;
   Он, по обычаю, захохотал тотчас,
   Хоть вовсе на моей новоявленной харе
   Смешного ничего не зрелось в этот раз.
   Я зрел Викулина среди Казанска храма
   С печальным образом и скорбию в очах,
   Где он оплакивал на лоне Авраама
   В бозе усопшего митрополита прах;
   С ним вместе он сокрыл надежду и мечтанья
   На связи, на чины, на деньги, на кресты,
   Которые дают другим не за гулянье,
   Но он их от одной желал бы простоты.
   Потом приятеля его я зрел Мороза -
   И сей, равно как он, невесел из лица,
   Лабанова ему не по нутру угроза:
   Он дал ему пинка юстиции с крыльца.
   Я зрел и Гнедича с отрывком "Илиады",
   Он преложенье мне показывал свое:
   В экзаметрах тут слов уродливых громады
   И долготенное меж прочим копие.
   Другие новости еще литературы:
   Оленин меценат, к тому ж статс-секретарь
   И выдумщик большой творить карикатуры,
   Которого хранит наш адрес-календарь,
   Недавно сочинил творение антично,
   В котором древние медали разбирал,
   И Каченовский так задел его прилично,
   Как никого никто еще не задевал.
   Он доказал ему, что, пыль пуская в очи,
   Он сим фальшивая монета для очей;
   Издатель "Вестника" уж выбился из мочи,
   В отчизне чтоб терпеть чиновных толь вралей.
   В Москве Димитриев, от света удаленный,
   Сей критикою был ужасно восхищен,
   Что тот, кто, в выдумках от всех превознесенный,
   Внезапно был одним профессором сражен.
   Тут многие у вас родятся мысли новы,
   Век просвещения каков теперь у нас:
   Лишь слово написал - и все кричать готовы:
   Вот истинный мудрец - он врет же на заказ.
   Но Каченовский сей, издав сужденье смело,
   От крайности одной в другую вдруг попал:
   Оленина задев по роже он за дело,
   Карамзина совсем невинно обругал;
   Да это не прошло сему педанту даром:
   Жуковский с мщением явился яко тать,
   С холоднокровием и купно вместе с жаром
   Сказал ему в стихах: дурак, - м...(*)
   Простите мне сие нескромно выраженье,
   Эпистола сия лишь писана для вас;
   К тому ж история не терпит принужденья
   И пишет для ума, для сердца и для глаз.
   О многих говоря приятелях я с вами,
   Об Албрехте совсем я чуть не позабыл:
   Он чудо говорун, будь сказано меж нами,
   Но в угощениях по-прежнему все мил.
   Я видел Спасского и был весьма доволен
   Суждением его о бедности людей,
   Сей добрый человек хотя и очень болен,
   Но для башки его не нужно лекарей.
   Об экзекуторе департамента Сборов
   Одно могу сказать прилично в похвалу,
   Что век не терпит он бумажных наших вздоров
   И от Корнеева скрывается в углу;
   Но, впрочем, портер он имеет превосходный,
   Который я не раз с Патрикием вкушал;
   Хвала ему за то, он вкус свой благородный
   Достойно портером пред нами оказал.
   Я часто захожу и в мрачную архиву,
   Но лица светлые встречаю там людей.
   Я видел, как они ведут там жизнь счастливу,
   Не ждя себе за то награды и честей;
   И се поистине суть смертные блаженны,
   Знакомы с ветхостью единою бумаг,
   Которые стоят у них переплетенны
   И вервьем стянуты в ужаснейших стопах.
   Я зрел и Бахтина случайно, мимоходом:
   Едва ль он прежнего не сделался смешней,
   Одет как чучело, глядит прямым уродом
   И знатных чтет в числе запазушных друзей.
   Голицын, Трощинский - ему защита оба,
   Забота вся его о юных дочерях,
   Супруга же его, как воплощенна злоба,
   Не раз ему тупей литала яко прах.
   Из новостей вы сих довольно днесь познайте,
   В столице нового что встретил всюду я,
   И лучших мне узреть предметов пожелайте,
   Которыми мечтал утешить я себя.
   Сие же прочитав послание пространно,
   Которое едва теперь я окончал,
   Почтите к вам мое желание преданно, -
   Все то, что чувствовал, я то и написал.
   Увидевши же вас со счастливым возвратом,
   Я более еще могу вам объяснить
   О том и о другом, - теперь же с вашим братом,
   Патрикием, иду трапезу разделить.
  
   (*) Здесь ходила по рукам "Записка о Москве" Карамзина. Издатели "Украинского Вестника" ее напечатали без согласия автора. Каченовский разбранил ее в своем Вестнике. Жуковский написал ему следующее:
    Я умный стих хотел, педант, тебе сказать,
    Но умное тебя ничто уж не достойно;
    Скажу тебе спокойно:
    Дурак, - м...!
  
   Поэты-сатирики конца XVIII - начала XIX века. Л., 1959. С. 506-513.
  
  
   Послание к Н.Р.П [Политковскому] ("При первом я своем с Патрикием свиданье... ")
   Опубл.: Поэты-сатирики С. 506-513 (по автографу ПД, ф. 357 (В.И.Яковлева), оп. 2, N 220; несколько небольших фрагментов из этого послания ранее опубл. А.Максимович в предисловии к изданию стихотворений М.В.Милонова в кн.: Карамзин и поэты его времени. Л., 1936. С. 248). Вероятно, именно это стихотворение прочитано в ВОЛСНХ 8 авг. 1818 г.
  

Стихотворения из "Зеленой книги"

  
  
   НАДПИСИ К ПОРТРЕТУ В.А.ВИКУЛИНА
  
      1.
  
   Отец его и брат корчемством, грабежом
   Составили себе ужасные именья;
   А сей пошел от них совсем иным путем:
   Не деньги крадет он, но дни у провиденья.
  
      2.
  
   Любитель новостей, театра посетитель,
   Цловальник предками, но лично капитан,
   Шантеров слушатель, плохой нравоучитель
   И взоров, и ушей, и общества тиран.
  
  
   Указатель сочинений и переводов в прозе
  
   Сократ и Гермоген / Ксенофон; С французского  М. Милонов // УЗ 1807 Кн. 5. С. 234-238.
   Письмо Брута к Цицерону / С Лагарпова перевода М. Милонов // УЗ 1808 Кн. 6. С. 34-44
   Благополучие: (Аллегорическое видение) / С немецкого М. Милонов // УЗ 1808 Кн. 6. С. 71-80.
   Речь о любви к ближнему / Речь и стихи, читанные в собрании любителей отечественной словесности при Благородном университетском пансионе одним из его членов. М., 1808. С. 7-22.
        Перепеч.: Избранные сочинения и переводы в прозе и стихах: Труды благородных воспитанников Университетского пансиона. М., 1824. Ч. 1. С. 178-195.
   Молитвы бедных: Письмо к издателю [О Голиц. больнице для бедных в г. Задонск] / М. Млнв // ВЕ 1809 Ч. 46, N 13. С. 48-52.
   Об эпопее / С английского; М. // Цв 1810 Ч. 7, N 9. С. 317-343 (с прим. пер.: Отрывок из перевода "Сокращенных Блеровых риторических уроков", который в непродолжительном времени будет напечатан.)
   В составленной Д.И.Языковым "Ведомости о сочинениях и переводах, изданных некоторыми членами Общ<ества> в течение 1808, 1809 и 1810 г." (архив ВОЛСНХ д. 165.4) также упоминается как готовящийся к изданию полный перевод М.В.Милоновым этой книги Х.Блера.
   Отрывок из Шекспировой трагедии "Юлий Цезарь"/ С английск.; М. // Цв 1810 Ч. 8, N 11. С. 157-178.
  
   Список утраченных произведений М.В.Милонова (по данным архива ВОЛСНХ)
  
   Стихотворения, оригинальные и переводные.
  
   1811
  
   Гораций. К Аристию Фуску; К Пирре: оды (7 янв.)
   Юнг Э. Ночь (7 янв. и 18 февр.)
   Мысли при погребении З.А.Буринского (7 янв. 1811 и 20 окт. 1821 гг.)
   Лада и Дид: баллада (21 янв.)
   Возвращение козака (24 марта)
   Письмо Н.И.Гречу с просьбой прочесть это стихотворение на заседании Общества см.: Марин С.Н., Милонов М.В. Стихотворения, драматические произведения, сцены и отрывки, письма / Вступительные статьи, составление, подготовка текста и примечания Б.Т.Удодова. Воронеж, 1983. С. 282 (по списку ПД Ф. 590 (Н.И.Греча), N 113).
   Золотой век (8 апр.)
   Парни Э. К музе (15 июля и 21 окт.)
   Монолог из Клитемнестры (29 июля)
   Идиллия к Саре (7 окт.)
   Гораций. Клио: ода (21 окт.)
  
   1812
  
   Стихи юному герою, идущему на сражение (14 марта)
   Всемил и Эльмина: романс (13 июня)
  
   1818
  
   Послание к Д.В.К. (22 авг.)
   П.А.Шамшеву, просительное послание (22 авг.)
  
   1819
  
   Начало первой песни из Мильтона [Мильтон Дж. Потерянный рай. Песнь первая] (24 июля)
   Вероятно, этот перевод связан с несохранившейся поэмой "Сотворение мира", вызвавшей, в частности, интерес А.С.Пушкина, см. его письмо к брату 27 июля 1821 г. Об этой поэме упоминает А.Е.Измайлов в некрологе Милонова: "Он начал писать, но не кончил комедию "Опекун-стихотворец" и поэму "Сотворение мира". Начало сей последней читал он неоднократно друзьям своим и сказывал, что уже окончил первую песнь, но к сожалению не нашлось после него рукописи оной. Это самое лучшее из его произведений, которому равного в сем роде поэзии мы у себя еще не имеем. " (Бл 1821 Ч. 15, N 17/18. С. 327-328).
   Перевод последней Жильберовой элегии: Amertumes et consolation des dernier moments d'un jeune poete (20 нояб.; см. выше)
  
   1821
  
   Довольствие (10 февр.)
   Молитва индейца (10 февр. и 20 окт.)
   На случай внезапно умерших (20 окт.)
   К потомству (20 окт.)
  
   Проза
  
   Шатобриан Ф. Р. де. О достоинстве писателей (11 янв. 1812)
   Старинное письмо к издателю журнала: перевод с китайского (19 дек. 1818)
  

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

    
   Бл -- Благонамеренный. СПб., 1818-1826.
   ВЕ -- Вестник Европы. М., 1802-1830.
   ПД -- Институт русской литературы РАН (Пушкинский дом). Рукописный отдел.
   ПРП -- Пантеон русской поэзии, издаваемый П.Никольским. СПб., 1814-[1817]. 6 ч (12 кн.).
   Поэты-сатирики -- Поэты-сатирики конца XVIII-начала XIX века. Л., 1959 (БПбс).
   Сатиры -- Сатиры, послания и другия мелкия стихотворения Михайла Милонова, члена С. Петербургского Вольного общества словесности, наук и художеств. СПб., 1819.
   СО -- Сын Отечества. СПб., 1812-1852.
   СПВест -- Санктпетербургский вестник, издаваемый Обществом любителей словесности, наук и художеств. СПб., 1812. 4 ч.
   Труды ОЛРС -- Труды Общества любителей российской словесности при Московском университете. М., 1811.
   УЗ -- Утренняя заря. М., 1800-1808. Кн. 1-6.
   Цветник -- Цветник, издаваемый А.Измайловым и А.Бенитцким. СПб., 1809-1810. 8 ч. (в 1810 г. изд.: А.Е.Измайлов и П.А.Никольский).
  
dd>
Ко всем произведениям автора К списку авторов