[Приключенія на сушѣ и на морѣ]
Переводъ съ англійскаго Е. Быковой
С.-Петербургъ Изданіе П. П. Сойкина
Не знаю, сколько времени провелъ я на скамьѣ маленькаго челнока, думая, что, будь у меня только силы, я выпилъ бы морской воды, чтобы сойти съ ума и поскорѣе умереть.
Въ такомъ положеніи вдругъ увидѣлъ я на линіи горизонта, не придавая тому большаго значенія, чѣмъ какой-либо картинѣ, парусъ, направляющійся ко мнѣ.
Безъ сомнѣнія, я бредилъ, а между тѣмъ ясно припоминаю все то, что произошло. Помню ужасное волненіе моря, причинявшее мнѣ головокруженіе, и постоянное ныряніе судна на горизонтѣ. Я твердо былъ убѣжденъ въ своей смерти и съ горечью раздумывалъ о безполезности столь поздно являющейся помощи только ради того, чтобы застать меня еще въ живыхъ.
Въ продолженіе нѣкотораго промежутка времени, который показался мнѣ безконечнымъ, слѣдилъ я за приближеніемъ ныряющей шкуны. Это было небольшое судно съ латинскими (косыми) парусами, оно лавировало, такъ какъ шло прямо противъ вѣтра. Мнѣ даже не пришла въ голову мысль обратить на себя его вниманіе. Начиная съ момента, въ который я ясно различилъ судно, и до той минуты, когда я увидѣлъ себя въ каютѣ, обо всемъ случившемся за этотъ промежутокъ времени у меня сохранились смутныя воспоминанія. Смутно помню еще, что меня приподняли до шкафута. Съ высоты капитанскаго мостика какъ будто глядѣло на меня грубое красное лицо съ веснушками, рыжими волосами и бородою, предъ моимъ взоромъ промелькнуло также другое сильно загорѣлое лицо съ необычайными глазами. Немного спустя, кажется, влили мнѣ сквозь стиснутые мои зубы какую-то жидкость. Все это я видѣлъ какъ въ какомъ-то кошмарѣ; далѣе ничего не помню.
Очень долго пролежалъ я въ безсознательном состояніи. Каюта, въ которой я очнулся, была очень узка и грязна. Довольно молодой блондинъ съ торчащими свѣтлыми усами и съ отвисшей нижней губой сидѣлъ около и держалъ меня за руку. Съ минуту смотрѣли мы другъ на друга, не говоря ни слова. Въ его сѣрыхъ, влажныхъ глазахъ не было никакого выраженія. Въ это время, прямо надъ моею головою, я услышалъ какой-то шумъ, какъ будто отъ передвиженія желѣзной кровати, вслѣдъ затѣмъ глухое и сердитое рычаніе какого-то большого животнаго. Одновременно съ этомъ заговорилъ блондинъ. Онъ повторилъ свой вопросъ:
-- Какъ вы себя чувствуете?
Кажется, я отвѣтилъ, что чувствую себя хорошо. Мнѣ было вовсе непонятно, какъ я очутился здѣсь, и блондинъ, должно быть, прочелъ въ моихъ глазахъ этотъ нѣмой вопросъ.
-- Васъ нашли въ шлюпкѣ, умирающаго отъ голода. Судно называлось "Darne Altière" и имѣло странныя пятна на гладкихъ бортахъ!
Въ этотъ моментъ мои взгляды упали на руки; онѣ такъ страшно похудѣли и походили на мѣшки изъ грязной кожи съ костями. Видъ ихъ вернулъ мнѣ память.
-- Примите немного вотъ этого, -- проговорилъ онъ и подалъ мнѣ какое-то холодное лекарство краснаго цвѣта.-- Ваше счастье, что вы попали на судно, на которомъ случился врачъ!
Онъ говорилъ, шепелявя.
-- Что это за судно?-- выговорилъ я медленнымъ и сильнымъ отъ долгаго молчанія голосомъ.
-- Это маленькое прибрежное судно изъ Арики и Кально. Оно называется "La chance rouge". Я не спрашивалъ, откуда оно идетъ; безъ сомнѣнія, изъ страны сумасшедшихъ. Самъ же я не болѣе, какъ пассажиръ, принятый на судно въ Арикѣ!
Шумъ надъ моею головою повторился -- это была смѣсь угрюмыхъ ворчаній и человѣческаго голоса.
Вслѣдъ затѣмъ голосъ приказалъ "тройному идіоту" замолчать.
-- Вы были близки къ смерти, -- продолжалъ мой собесѣдникъ, -- и счастливо отдѣлались, но теперь я впустилъ вамъ немного свѣжей крови въ жилы. Чувствуете вы боль въ рукахъ? Это отъ впрыскиваній. Ваше безсознательное состояніе продолжалось почти тридцать часовъ!
Я медленно приходилъ въ себя. Вдругъ мои мысли были прерваны лаемъ своры собакъ.
-- Нельзя-ли мнѣ что-нибудь поѣсть?-- спросилъ я.
-- По моей милости для васъ велѣно зажарить цѣлаго барана!
-- Мнѣ достаточно только небольшого кусочка! -- сказалъ я увѣренно.
-- Я сгораю желаніемъ знать, -- продолжалъ онъ послѣ короткой паузы, -- что случилось съ вами, и какимъ образомъ вы очутились одни въ этой шлюпкѣ?
Въ его глазахъ промелькнуло выраженіе какой-то недовѣрчивости.
-- Къ чорту эти ворчанія!
И онъ быстро вышелъ изъ каюты.
Я услышалъ сильный его споръ съ кѣмъ-то, кто, какъ мнѣ показалось, отвѣчалъ ему на непонятномъ языкѣ. Пренія, какъ будто, кончились побоями, но относительно послѣднихъ, повидимому, слухъ меня обманывалъ. Прикрикнувъ затѣмъ на собакъ, докторъ вернулся въ каюту.
-- Ну, -- воскликнулъ онъ еще съ порога, -- вы хотѣли начать свой разсказъ!
Прежде всего я сообщилъ ему, что меня зовутъ Эдуардомъ Прендикомъ, и что я много занимался естественной исторіей, убивая этимъ часы своего досуга. Мое благосостояніе и независимое положеніе способствовали занятіямъ.
Казалось, это его заинтересовало.
-- Я также,-- признался онъ, -- занимался науками. Я изучалъ въ лондонской университетской коллегіи біологію, истребляя яйца дождевыхъ червей и улитокъ. Да! Тому уже десять лѣтъ. Но продолжайте... разскажите мнѣ, какъ вы попали на то судно?
Я разсказалъ ему о кораблекрушеніи "Dame Altière", отъ котораго успѣлъ спастись въ яликѣ вмѣстѣ съ Констаномъ и Гельмаромъ, о спорѣ послѣднихъ изъ-за распредѣленія пищи и о томъ, какъ оба моихъ товарища, разодравшись, выпали за бортъ лодки въ море.
Откровенность моего разсказа, казалось, удовлетворила его. Я чувствовалъ себя крайне слабымъ и говорилъ коротко и сжато. Когда я кончилъ, онъ принялся разсказывать объ естественной исторіи и о своихъ біологическихъ занятіяхъ. По всей вѣроятности, это былъ самый обыкновенный врачъ, и вскорѣ онъ перешелъ къ разговору о Лондонѣ и его развлеченіяхъ; имъ было разсказано мнѣ даже нѣсколько анекдотовъ.
-- Все это я покинулъ уже десять лѣтъ тому назадъ. Въ то время я былъ молодъ и увлекался. Но во мнѣ было много животнаго... Къ двадцати одному году я все проѣлъ... Теперь, могу сказать, я ко всему равнодушенъ... Но надо сходить посмотрѣть, что этотъ поваръ-дуракъ дѣлаетъ съ вашимъ бараномъ!
Рычаніе надъ моею головою вдругъ возобновилось съ такою дикою яростью, что я задрожалъ.
-- Что тамъ происходитъ?-- закричалъ я; но дверь была заперта.
Докторъ вскорѣ возвратился съ жареной бараниной, и она была такъ вкусна, что я позабылъ спросить его о слышанномъ ревѣ животныхъ.
Спустя день, ѣдою и смѣняющимъ сномъ я возстановилъ немного силы, потерянныя за недѣлю вслѣдствіе истощенія и лихорадки, и былъ въ состояніи дойти отъ моей кушетки до полупортика, смотря на синія волны, состязавшіяся съ ними въ скорости. По моему мнѣнію, шкуна шла по вѣтру. Монгомери -- это было имя бѣлокураго врача -- вошелъ въ этотъ моментъ, и я попросилъ у него свою одежду. Онъ сказалъ мнѣ, что ту одежду, въ которой я спасся отъ кораблекрушенія, выкинули за бортъ. Одолженный имъ костюмъ изъ тика былъ для меня немного великъ, такъ какъ Монгомери былъ выше ростомъ и довольно толстъ.
Онъ принялся разсказывать о разныхъ вещахъ и, между прочимъ, сообщилъ, что капитанъ три четверти ихъ пути лежалъ пьянымъ въ своей каютѣ. Одѣваясь, я задалъ ему нѣсколько вопросовъ о курсѣ корабля. По его словамъ, корабль направлялся въ Гаваи, но долженъ былъ еще причалить къ берегу, не доѣзжая его.
-- Гдѣ?-- спросилъ я.
-- На одномъ островѣ... на которомъ я живу. Насколько мнѣ помнится, онъ не имѣетъ названія!-- Вытянувъ верхнюю губу, онъ посмотрѣлъ вдругъ на меня съ такимъ растеряннымъ видомъ, что мнѣ показалось, будто-бы мой вопросъ смутилъ его.
-- Я готовъ!-- проговорилъ я и вышелъ слѣдомъ за нимъ изъ каюты.
У откидной крышки лѣстницы какой-то человѣкъ загораживалъ намъ проходъ. Онъ стоялъ на послѣднихъ ступеняхъ, смотря въ люкъ. Это было безобразное, коротконогое, толстое и кривое существо; спина у него была выгнута, шея мохнатая и голова вдавлена въ плечи. Онъ былъ одѣтъ въ костюмъ изъ синей саржи. Я услышалъ яростное рычаніе собакъ, и вслѣдъ за этимъ человѣкъ сталъ спускаться задомъ; чтобы не быть имъ столкнутымъ съ лѣстницы, мнѣ пришлось отстранить его рукою, и онъ съ какою-то чисто звѣрской живостью обернулся назадъ. Благодаря этому, передо мною промелькнуло черное лицо, заставившее меня задрожать. Оно имѣло громадное сходство съ мордой, и въ его огромномъ полуоткрытомъ рту виднѣлись два ряда чрезвычайно большихъ бѣлыхъ зубовъ. Такихъ зубовъ я никогда не видалъ у человѣка. Его глаза были налиты кровью и съ бѣлымъ очень узенькимъ ободкомъ вокругъ бурыхъ зрачковъ. На всей этой фигурѣ лежалъ странный отпечатокъ безпокойства и сильнаго раздраженія.
-- Чтобъ тебя чортъ побралъ! Постоянно ты на дорогѣ!-- проворчалъ Монтомери.
Человѣкъ посторонился, не говоря ни слова. Я поднялся до откидной крышки; странное лицо, противъ моей воли, продолжало какъ-бы стоять передъ моими глазами. Монгомери на минуту остался внизу.
-- Тебѣ здѣсь нечего дѣлать, твое мѣсто наверху!-- сказалъ онъ авторитетнымъ голосомъ.
-- Э... э... они... не хотятъ видѣть меня наверху!-- пробормоталъ человѣкъ съ чернымъ лицомъ, весь дрожа.
Онъ медленно выговаривалъ слова съ какою-то хрипотою.
-- Они не хотятъ тебя видѣть наверху? Но я приказываю тебѣ идти туда!-- крикнулъ Монгомери съ угрозою.
Онъ еще что-то хотѣлъ добавить, но, замѣтивъ меня, поднялся за мною по лѣстницѣ.
Я остановился и, просунувъ наполовину тѣло въ люкъ, продолжалъ смотрѣть съ неописаннымъ изумленіемъ на крайнее уродство этого существа. Мнѣ никогда не случалось встрѣчать столь отталкивающей отъ себя фигуры, а между тѣмъ, -- если возможно подобное противорѣчіе, -- у меня въ то же время было странное впечатлѣніе, будто-бы я гдѣ-то, навѣрное, видѣлъ тѣ же самыя черты лица и тѣ же ухватки, которыя приводили меня теперь въ смущеніе. Позже мнѣ пришло въ голову, что, по всей вѣроятности, я видѣлъ его въ то время, когда меня поднимали на бортъ корабля; однако, такое объясненіе меня не удовлетворяло. И въ самомъ дѣлѣ, человѣкъ, имѣвшій случай хоть разъ видѣть подобное, единственное въ своемъ родѣ, лицо, могъ-ли забыть, при какихъ обстоятельствахъ это произошло?
Движеніе слѣдовавшаго за мною Монгомери отвлекло меня, и мои глаза обратились на падубу маленькой шкуны. Слышанный уже мною шумъ отчасти подготовилъ къ тому, что представилось моему взгляду. Тѣмъ не менѣе, мнѣ никогда не случалось видѣть столь дурно содержимой палубы; она вся была покрыта нечистотами.
У большой мачты на цѣпи находилась цѣлая свора гончихъ собакъ; при видѣ меня, онѣ принялись лаять и прыгать вокругъ. Около фокъ-мачты, въ желѣзной клѣткѣ, лежалъ большой пума. Клѣтка была настолько мала, что пума едва ворочался въ ней. Далѣе, противъ штиръ-борта, стояли безчисленные рѣшетчатые ящики съ кроликами, а на носу находилась одна лама въ узенькой клѣткѣ. На собакахъ были надѣты намордники. Единственнымъ человѣческимъ существомъ на палубѣ являлся худощавый и молчаливый матросъ съ бичемъ въ рукѣ.
Грязные заплатанные паруса надувались вѣтромъ, и маленькое судно, казалось, быстро подвигалось впередъ. Небо было ясное; день склонялся къ вечеру, гряды пѣнящихся волнъ состязались въ быстротѣ съ кораблемъ. Пройдя мимо человѣка съ бичемъ, мы подошли къ кормѣ и, опираясь на перила, нѣкоторое время смотрѣли на пѣнящуюся вокругъ корпуса шкуны воду и на слѣдъ, оставляемый ею, гдѣ то появлялись, то исчезали громадные водяные пузыри. Затѣмъ я повернулся къ грязной палубѣ, загроможденной животными.
-- Это морской звѣринецъ?-- спросилъ я.
-- Пожалуй, что я такъ!-- отвѣчалъ Монгомери.
-- Что хотятъ сдѣлать съ этими животными? Не представляютъ-ли они кладь корабля, и не разсчитываетъ-ли капитанъ продать ихъ туземцамъ Тихаго океана?
-- Не правда-ли, можно было-бы дѣйствительно подумать это?-- повторилъ Монгомери и снова повернулся ко мнѣ спиною.
Вдругъ мы услышали визгъ, сопровождаемый яростными проклятіями, исходившими изъ люка, и уродливый человѣкъ съ чернымъ лицомъ стремглавъ вылетѣлъ на палубу. При видѣ его, собаки, которыя было замолчали, уставъ лаять на меня, казалось, освирѣпѣли и принялись ворчать и рычать, немилосердно гремя своими цѣпями. Негръ на минуту остановился передъ ними, что дало возможность преслѣдовавшему его человѣку съ рыжими волосами наградить урода страшнымъ ударомъ кулака въ спину. Бѣднякъ упалъ, какъ подкошенный, и началъ кататься по грязной палубѣ среди обезумѣвшихъ собакъ. Счастье для него, что на собакахъ были намордники. Человѣкъ съ рыжими волосами, въ одеждѣ изъ грязной саржи, при видѣ этого, зарычалъ отъ радости и остановился. Онъ покачивался и, какъ мнѣ казалось, рисковалъ упасть назадъ въ люкъ или впередъ на свою жертву. При появленіи второго человѣка Монгомери сильно вздрогнулъ.
-- Эй, сюда!-- крикнулъ онъ рѣзкимъ голосомъ. Двое матросовъ появились на бакѣ. Негръ, испуская странныя рычанія, извивался въ лапахъ собакъ; никто не приходилъ ему на помощь. Разъяренныя животныя изо всѣхъ силъ старались укусить его черезъ ремешки своихъ намордниковъ. Ихъ сѣрыя и гибкія тѣла въ отчаянной борьбѣ съ негромъ, который катался во всѣ стороны, перемѣшались въ кучу. Двое матросовъ смотрѣли на всю сцену, какъ на безподобное времяпрепровожденіе. Монгомери испустилъ гнѣвное восклицаніе и направился къ сворѣ собакъ.
Въ это время негръ поднялся и, шатаясь, пробрался на носъ корабля. Онъ уцѣпился за снасти около вантъ судна, поглядывая черезъ плечо на собакъ. Человѣкъ съ рыжими волосами смѣялся грубымъ и довольнымъ смѣхомъ.
-- Позвольте капитанъ, такое обращеніе мнѣ не нравиться!-- проговорилъ Монгомери, тряся его за рукавъ.
Я стоялъ позади доктора. Капитанъ обернулся и съ торжествующимъ видомъ посмотрѣлъ на говорящаго своими масляными пьяными глазами.
-- Что?.. Что это... вамъ не нравится?..-- спросилъ онъ.-- Мерзкій костоправъ! Подлый пильщикъ костей!-- добавилъ онъ, бросивъ на Монгомери заспанный взглядъ. Онъ попробовалъ освободить рукавъ, но послѣ двухъ безполезныхъ попытокъ засунулъ свои грубыя волосатыя руки въ карманъ матросскаго кителя
-- Этотъ человѣкъ пассажиръ, -- продолжалъ Монгомери, -- и я не совѣтую вамъ поднимать на него руку!
-- Убирайтесь къ чорту! -- прорычалъ капитанъ.-- На своемъ суднѣ я дѣлаю все, что хочу!
Онъ повернулся на пяткахъ, желая направиться къ снастямъ.
Я думалъ, что Монгомери оставитъ пьянаго въ покоѣ, но онъ только поблѣднѣлъ еще болѣе и послѣдовалъ за капитаномъ.
-- Вы слышите, капитанъ!-- настаивалъ онъ.-- Я не желаю, чтобы съ этимъ человѣкомъ обращались дурно. Съ самаго вступленія на корабль его постоянно дразнятъ!
Винные пары на одно мгновеніе помѣшали капитану отвѣчать.
-- Мерзкій костоправъ!-- это было все, что онъ счелъ нужнымъ, наконецъ, отвѣтить.
Я отлично видѣлъ, что Монгомери обладалъ довольно дурнымъ характеромъ, и эта ссора должна была, повидимому, затянуться надолго.
-- Этотъ человѣкъ пьянъ, вы ничего не достигнете!-- сказалъ я. На губахъ Монгомери показалась усмѣшка.
-- Онъ постоянно пьянъ, думаете ли вы, что поэтому ему позволительно надоѣдать своимъ пассажирамъ?
-- Мой корабль, -- началъ капитанъ, неопредѣленнымъ жестомъ указывая на клѣтки, -- мой корабль былъ опрятнымъ судномъ... Посмотрите теперь на него. (Онъ дѣйствительно ничего не имѣлъ общаго съ чистотой). Мой экипажъ былъ чистый и приличный народъ...
-- Вы согласились принять на корабль этихъ животныхъ!
-- Я предпочелъ бы никогда не видѣть вашего адскаго острова... На кой чортъ нужны такому острову животныя?.. А затѣмъ, вашъ слуга... Я считалъ его за человѣка... но онъ сумасшедшій. Ему нечего дѣлать на кораблѣ!
-- Съ перваго дня ваши матросы не переставали дразнить этого бѣднягу!
-- Да... это дѣйствительно бѣдняга... Мои люди не могутъ его терпѣть. Я самъ не могу его видѣть. Никто не можетъ его переносить. И даже вы сами!
Монгомери прервалъ его:
-- Ну, такъ что-жъ, все-таки вы должны оставить въ покоѣ этого человѣка!
Онъ подтвердилъ свои слова энергическимъ кивкомъ головы. Капитанъ, повидимому, не хотѣлъ уступать и возвысилъ голосъ.
-- Если онъ еще явится сюда, я ему проколю брюхо. Я ему распорю уродливое брюхо. Какъ вы смѣете мнѣ приказывать? Я капитанъ и корабль мой. Я -- законъ, повторяю вамъ, здѣсь я законъ и право!
-- Дѣйствительно, я взялся доставить одного господина и его слугу въ Арику и вмѣстѣ съ нимъ нѣсколькихъ животныхъ. Но я никогда бы не согласился перевозить подлаго идіота и какого-то пильщика костей, мерзкаго костоправа...
Но его оскорбленія не остановили Монгомери; послѣдній сдѣлалъ шагъ впередъ, тогда вмѣшался я:
-- Онъ пьянъ!-- снова сказалъ я. Капитанъ разразился страшнѣйшею бранью.
-- Замолчите, что-ли?-- проговорилъ я, обращаясь къ нему, такъ какъ по глазамъ и блѣдному лицу Монгомери предвидѣлъ опасность. Однако, мнѣ удалось только обратить на себя весь залпъ его ругательствъ. Тѣмъ не менѣе, я былъ счастливъ даже цѣною вражды пьяницы устранить опасность ссоры. Мнѣ никогда не приходилось слышать изъ устъ человѣка такую ужасную брань, не смотря на то, что во время своихъ странствованій я сталкивался съ людьми всякаго сорта. Иногда онъ выражался такъ рѣзко, что мнѣ трудно было оставаться спокойнымъ, хотя у меня довольно уживчивый характеръ. Но, навѣрное, приказывая капитану замолчать, я забылъ, что я совершенно посторонній человѣкъ, безъ всякихъ средствъ, не имѣющій даже возможности заплатить за свой проѣздъ. Забылъ, что всецѣло завишу отъ его великодушія, какъ хозяина судна. Онъ съ удивительною рѣзкостью сумѣлъ напомнить мнѣ объ этомъ. Но, во всякомъ случаѣ, я избѣжалъ ссоры.
II.
Разговоръ съ Монгомери.
Въ тотъ же день вечеромъ нашимъ взорамъ представилась земля, и шкуна приготовилась причаливать къ берегу. Монгомери объявилъ мнѣ, что этотъ безымянный островъ -- цѣль его путешествія. Мы находились еще слишкомъ далеко, такъ что невозможно было различить очертанія острова: видна была только темно-синяя полоса на сѣро-голубомъ фонѣ моря. Почти вертикальный столбъ дыма поднимался къ небу.
Капитана не было на палубѣ, когда часовой съ мачты крикнулъ "земля"! Изливъ въ брани весь свой гнѣвъ, капитанъ, шатаясь, добрался до каюты и растянулся спать на полу. Командованіе судномъ перешло къ его помощнику. Это былъ худощавый и молчаливый субъектъ, котораго мы уже раньше видѣли съ бичемъ въ рукахъ; казалось, онъ также находился въ очень дурныхъ отношеніяхъ съ Монгомери и не обращалъ ни малѣйшаго вниманія на насъ. Мы обѣдали вмѣстѣ съ нимъ въ скучномъ молчаніи, и всѣ мои попытки вовлечь его въ разговоръ не увѣнчались успѣхомъ. Я замѣтилъ также, что весь экипажъ относился весьма враждебно къ моему товарищу и его животнымъ. Монгомери постоянно старался отмалчиваться, когда я разспрашивалъ объ его жизни и о томъ, что онъ намѣренъ дѣлать съ этими животными, но, хотя любопытство мучило меня все сильнѣе и сильнѣе, тѣмъ не менѣе, я ничего не добился.
Мы остались на палубѣ и продолжали разговаривать до тѣхъ поръ, пока небо не усѣялось звѣздами. Ночь была совершенно спокойна, и ея тишина изрѣдка лишь нарушалась шумомъ за рѣшеткой на носу шкуны или движеніями животныхъ. Пума изъ глубины своей клѣтки слѣдила за нами своими горящими глазами; собаки спали. Мы закурили сигары.
Монгомери принялся говорить о Лондонѣ тономъ сожалѣнія, предлагая мнѣ различные вопросы о новыхъ перемѣнахъ. Онъ говорилъ, какъ человѣкъ, любившій жизнь, которую велъ прежде, и принужденный внезапно и навсегда покинуть ее. Я, по мѣрѣ моихъ силъ, отвѣчалъ на его разспросы о томъ и о другомъ, и во время этого разговора все то, что было въ немъ непонятнаго, становилось для меня яснымъ. Бесѣдуя, я, при слабомъ свѣтѣ фонаря, освѣщавшаго буссоль и дорожный компасъ, всматривался въ его блѣдную, странную фигуру. Затѣмъ мои глаза обратились на темное море, ища маленькій островокъ, скрытый во мракѣ ночи.
Этотъ человѣкъ, какъ мнѣ казалось, явился изъ безконечности и исключительно для того, чтобы спасти мнѣ жизнь. Завтра онъ покидаетъ корабль и исчезнетъ для меня навсегда. Однако, каковы бы ни были обстоятельства жизни, воспоминанія о немъ не изгладятся изъ моей головы. Въ настоящее время, прежде всего, онъ, образованный человѣкъ, обладалъ странностями, живя на маленькомъ неизвѣстномъ островѣ, въ особенности, если прибавить къ этому необычность его багажа.
Я повторялъ про себя вопросъ капитана: на что ему эти животныя? Почему, также, когда я впервые началъ разспрашивать объ этой клади, онъ старался увѣрить меня, что она не принадлежитъ ему? Затѣмъ мнѣ приходило на намять его странное обращеніе со своимъ слугою. Все окружало этого человѣка какимъ-то таинственнымъ мракомъ: мое воображеніе всецѣло было занято имъ, но разспрашивать его я стѣснялся.
Къ полуночи разговоръ о Лондонѣ былъ исчерпанъ, а мы все еще продолжали стоять другъ подлѣ друга. Наклонясь надъ перилами и задумчиво глядя на звѣздное и молчаливое море, каждыя изъ насъ былъ занятъ своими мыслями. Было подходящее время для изліяній чувствъ, и я принялся выражать свою признательность.
-- Мнѣ никогда не забыть того, что спасеніемъ своей жизни я обязанъ вамъ!
-- Случайно, совершенно случайно!-- возразилъ онъ.
-- Тѣмъ не менѣе я все-таки отъ души благодарю васъ!
-- Не стоитъ благодарности. Вы нуждались въ помощи, я же былъ въ состояніи оказать ее. Заботился и ухаживалъ я такъ за вами только потому, что ваше положеніе представляло довольно рѣдкій случай. Мнѣ было ужасно скучно, и я чувствовалъ необходимость чѣмъ-нибудь заняться. Если бы въ то время былъ одинъ изъ моихъ дней бездѣйствія, или если бы мнѣ ваша фигура не понравилась, хотѣлъ бы я знать, что съ вами теперь было...
Эти слова нѣсколько охладили мои чувства.
-- Во всякомъ случаѣ...-- снова началъ я.
-- Это простая случайность, увѣряю васъ!-- прервалъ онъ меня.-- Какъ и все, что происходитъ въ жизни человѣка. Одни глупцы не видятъ этого. Почему, напримѣръ, я, оторванный отъ цивилизаціи, нахожусь здѣсь, вмѣсто того, чтобы жить счастливымъ человѣкомъ и наслаждаться всѣми прелестями Лондона? Просто потому, что одиннадцать лѣтъ тому назадъ въ одну темную ночь я позабылся всего на десять минутъ!
Онъ замолчалъ.
-- Неужели?-- спросилъ я.
-- Дѣйствительно такъ!
Снова наступило молчаніе. Вдругъ онъ засмѣялся.
-- Въ этой звѣздной ночи есть что-то такое, что развязываетъ языкъ. Я знаю хорошо, что это глупо, а между тѣмъ, мнѣ кажется, я не прочь разсказать вамъ...
-- Что бы вы мнѣ ни сказали, вы можете разсчитывать на мою скромность...
Онъ собирался уже начать, но вдругъ съ видомъ сомнѣнія покачалъ головой.
-- Не говорите ничего, -- продолжалъ я, -- я не любопытенъ. Къ тому-же будетъ лучше затаить свою тайну въ себѣ. Удостаивая меня своимъ довѣріемъ, вы не почувствуете ни малѣйшаго облегченія. Не правду-ли я говорю?
Онъ пробормоталъ нѣсколько непонятныхъ словъ. Мнѣ казалось, что я засталъ его врасплохъ, принудивъ къ откровенности, по правдѣ же сказать, мнѣ вовсе не было любопытно знать, что завело его, врача, въ такую даль отъ Лондона. Поэтому я пожалъ плечами и удалился.
У кормы надъ бортомъ тихо наклонялась темная фигура, пристально слѣдя за волнами. Это былъ странный слуга Монгомери. При моемъ приближеніи онъ бросилъ на меня быстрый взглядъ, а затѣмъ снова принялся за созерцаніе. Подобное обстоятельство покажется вамъ, безъ сомнѣнія, незначительнымъ, однако, оно меня сильно взволновало. Единственнымъ источникомъ свѣта около насъ служилъ фонарь у буссоли. При поворотѣ страннаго существа отъ мрака палубы къ свѣту фонаря, не смотря на его быстроту, я замѣтилъ, что смотрѣвшіе на меня глаза сверкали какимъ-то зеленоватымъ свѣтомъ.
Въ то время я еще не зналъ, что въ глазахъ людей нерѣдко встрѣчается красноватый отблескъ, этотъ же зеленый отблескъ казался мнѣ совершенно нечеловѣческимъ. Черное лицо со своими огненными глазами разстроило всѣ мои мысли и чувства и на мгновеніе воскресило въ памяти всѣ забытые страхи дѣтства.
Такое состояніе прошло такъ-же быстро, какъ и явилось. Послѣ этого я ничего уже не различалъ, кромѣ странной темной фигуры, наклонившейся надъ перилами; послышался голосъ Монгомери:
-- Я думаю, что можно отправиться въ каюты, -- проговорилъ онъ, -- если вамъ угодно!
Я что-то ему отвѣтилъ, и мы спустились. Передъ дверью моей каюты онъ пожелалъ спокойной ночи.
Очень непріятныя сновидѣнія тревожили мой сонъ. Луна взошла поздно. Въ каюту попадалъ ея блѣдный и фантастическій лучъ, рисовавшій на стѣнахъ таинственныя тѣни. Затѣмъ собаки, пробудившись, подняли лай и ворчаніе, такъ что мой сонъ былъ обезпокоенъ кошмаромъ, и я могъ дѣйствительно уснуть только на разсвѣтѣ.
Раннимъ утромъ -- это было на второй день возвращенія моего къ жизни и на четвертый со дня принятія меня на судно -- я проснулся среди страшныхъ сновидѣній, -- какъ будто бы грохота пушекъ и завываній толпы народа и услышалъ прямо надъ головой хриплые голоса. Я протеръ глаза, прислушиваясь къ этимъ звукамъ, и спрашивалъ себя, гдѣ я и что со мной? Затѣмъ послышался топотъ босыхъ ногъ, толчки отъ передвиженія тяжелыхъ предметовъ, сильный трескъ и бряцаніе цѣпей. Слышенъ былъ шумъ волнъ, бьющихся о шкуну, и валъ съ зеленовато-желтой пѣной, разбившись о маленькій круглый полупортикъ, сбѣгалъ съ него ручейкомъ. Я поспѣшно одѣлся и вышелъ на палубу. Подойдя къ люку, я замѣтилъ на фонѣ розоваго неба, -- такъ какъ восходило солнце,-- широкую спину и рыжую голову капитана и надъ нимъ клѣтку съ пумою, качающуюся на блокѣ, укрѣпленномъ на гикъ-фокѣ. Бѣдное животное казалось ужасно испуганнымъ и съежилось въ глубинѣ своей маленькой клѣтки.
-- За бортъ, за бортъ всю эту гадость!-- кричалъ капитанъ.-- Корабль теперь очистится, ей Богу, онъ вскорѣ станетъ чистымъ!
Онъ заграждалъ мнѣ дорогу, такъ что для прохода на палубу мнѣ пришлось коснуться рукою до его плеча. Онъ рѣзко повернулся и отступилъ нѣсколько назадъ, чтобы лучше разглядѣть меня. Онъ все еще былъ пьянъ; замѣтить это не представляло никакой трудности.
-- Кто это, кто это?-- произнесъ онъ съ глуповатымъ видомъ.
Въ его глазахъ мелькнулъ какой-то огонекъ.
-- А... это мистеръ... мистеръ...
-- Прендикъ!-- подсказалъ я ему.
-- Къ чорту съ Прендикомъ!-- вскричалъ онъ.-- Непрошенный защитникъ -- вотъ ваше имя. Мистеръ "непрошенный защитникъ"!
Не стоило труда отвѣчать на эту грубость, и, конечно, я не сталъ дожидаться дальнѣйшихъ шутокъ на мой счетъ. Онъ протянулъ руку по направленію къ шкафуту, около котораго Монгомери бесѣдовалъ съ какимъ-то человѣкомъ высокаго роста, съ сѣдыми волосами, одѣтымъ въ голубую и грязную фланелевую куртку и, безъ сомнѣнія, только что явившимся на суднѣ.
-- Туда, туда его, господина "непрошеннаго защитника"!-- рычалъ капитанъ.
Монгомери и его собесѣдникъ, услыша крика капитана, обернулись.
-- Что вы хотите сказать?-- спросилъ я.
-- Туда господина "непрошеннаго защитника", вотъ что я хочу сказать. Долой съ корабля мистера! И живо! На кораблѣ все чистится и прибирается! Къ счастью, для моей шкуны, она разгружается, и вы, вы также убирайтесь прочь!
Въ остолбенѣніи смотрѣлъ я на него. Затѣмъ мнѣ пришла въ голову мысль, что это наилучшій исходъ изъ моего положенія. Перспектива совершить плаваніе единственнымъ пассажиромъ въ обществѣ такого вспыльчиваго грубіяна не представлялась заманчивой. Я повернулся къ Монгомери.
-- Мы не можемъ принять васъ!-- сухо отвѣчалъ его собесѣдникъ. .
-- Вы не можете меня принять? -- въ смущеніи повторилъ я.
Вся фигура этого человѣка дышала такою рѣшимостью я выражала такую сильную волю, какой мнѣ никогда не приходилось встрѣчать.
-- Повторите-же!-- началъ я, обращаясь къ капитану.
-- Долой съ корабля!-- отвѣтилъ пьяница.-- Мой корабль не для звѣрей и тѣмъ болѣе не для людей, которые хуже звѣрей. Вы должны убираться съ моего судна, мистеръ. Если они не желаютъ принять васъ, то вы будете предоставлены волѣ вѣтра и теченію. Но какъ-бы ни было, вы пристанете къ берегу вмѣстѣ съ вашими друзьями. Меня не увидятъ болѣе на этомъ проклятомъ островѣ. Аминь. Я все сказалъ!
-- Монгомери...-- умолялъ я.
Скрививъ свою нижнюю губу, онъ кивнулъ головою по направленію къ высокому старику, давая мнѣ понять, что мое спасеніе въ его власти,
-- Погодите! Я сейчасъ поговорю за васъ! -- проговорилъ капитанъ.
Тогда начался между ними тремя любопытный споръ. Я обращался поперемѣнно ко всѣмъ троимъ, сначала къ сѣдовласому старику, прося его позволенія пристать къ берегу, затѣмъ къ пьяному капитану, съ просьбою оставить меня на кораблѣ, и даже къ самимъ матросамъ. Монгомери не раскрывалъ рта и довольствовался однимъ киваніемъ головы.
-- Я вамъ говорю, что вы уберетесь съ корабля долой! Къ чорту законъ! Я здѣсь хозяинъ!-- повторялъ безпрестанно капитанъ.
Наконецъ, во время начавшейся сильнѣйшей брани, я вдругъ остановился и удалился на корму, не зная, что предпринять.
Между тѣмъ экипажъ съ быстротою приступилъ къ выгрузкѣ ящиковъ, клѣтокъ и звѣрей. Широкая люгерная шлюпка была привязана къ шкоту шкуны, и въ нее спускали странный звѣринецъ. Мнѣ не видны были люди, принимавшіе ящики, такъ какъ корпусъ шлюпки былъ скрытъ отъ меня нашимъ судномъ.
Ни Монгомери, ни его собесѣдникъ не обращали ни малѣйшаго вниманія на меня; они были сильно заняты, помогая и распоряжаясь матросами, выгружавшими ихъ багажъ. Капитанъ также вмѣшивался, но очень неловко. У меня въ мысляхъ являлись одни за другимъ самыя безразсудныя отчаянныя намѣренія. Разъ или два, въ ожиданіи рѣшенія своей судьбы, я не могъ удержаться отъ смѣха надъ своей несчастной нерѣшительностью. Я не могъ придти ни къ какому рѣшенію, что дѣлало меня еще болѣе несчастнымъ. Голодъ и потеря извѣстнаго количества крови способны лишить человѣка всякаго мужества. У меня не хватало необходимыхъ силъ, чтобы противостать капитану, желавшему меня выгнать, ни чтобы навязать себя Монгомери и его товарищу, Совершенно безучастно ждалъ я рѣшенія своей судьбы, а между тѣмъ переноска клади Монгомери въ шлюпку шла своимъ чередомъ, я же былъ забытъ.
Вскорѣ выгрузка была кончена. Затѣмъ меня, не оказавшаго ни малѣйшаго сопротивленія, дотащили до шкафута, и въ этотъ моментъ я увидѣлъ, какія странныя лица находились вмѣстѣ съ Монгомери въ шлюпкѣ. Однако, послѣдній не дожидаясь, быстро оттолкнулся отъ корабля. Между мною и ею образовалось широкое пространство зеленоватой воды, и я изо всѣхъ силъ откинулся назадъ, чтобы не полетѣть внизъ головою.
Люди, находившіеся въ шлюпкѣ, громко разсмѣялись, и слышенъ быхъ голосъ Монгомери, ругавшаго ихъ. Послѣ этого капитанъ, его помощникъ и одинъ изъ матросовъ привели меня къ кормѣ. Тамъ все еще стоялъ на буксирѣ челнокъ отъ судна "Dame Altière", до половины наполненный водою, въ немъ не было ни веселъ, ни провизіи. Я отказался туда сѣсть и растянулся. во всю длину на палубѣ. Въ концѣ концовъ, имъ удалось при помощи веревки -- такъ какъ на кормѣ не было лѣстницы -- спустить меня въ челнокъ и отвязать его.
Челнокъ медленно удалялся отъ шкуны.
Въ какомъ-то остолбенѣніи смотрѣлъ я, какъ весь экипажъ готовился къ отплытію, и какъ шкуна спокойно перемѣнила галсъ. Паруса затрепетали и надулись подъ напоромъ вѣтра. Я пристально глядѣлъ на судно, накренившееся въ мою сторону. Затѣмъ оно быстро исчезло изъ виду. Я не поворотилъ головы, чтобы слѣдить за нимъ глазами, такъ какъ вовсе не надѣялся на его возвращеніе. Усѣвшись на дно челнока, я въ какомъ-то оцѣпенѣніи созерцалъ тихое и пустынное море.
Итакъ, я снова находился въ отчаянномъ положеніи, предоставленный волѣ стихіи. Бросивъ взглядъ черезъ бортъ челнока, я замѣтилъ, что разстояніе между мною и шкуной постоянно увеличивалось, причемъ на ней около перилъ виднѣлась голова капитана, осыпавшаго меня насмѣшками. Обернувшись къ острову, я увидѣлъ шлюпку, также уменьшавшуюся, по мѣрѣ приближенія ея къ берегу.
Вдругъ мнѣ ясно представился весь ужасъ моего положенія. Но было никакой возможности достигнуть берега, если только теченіе не пригонитъ меня къ нему. Я еще не совсѣмъ оправился отъ лихорадки и недавняго голода и потому былъ близокъ къ обмороку; въ противномъ случаѣ, у меня было бы больше мужества. Вдругъ я принялся рыдать и плакать такъ, какъ мнѣ не случалось плакать съ самаго моего дѣтства. Слезы ручьемъ бѣжала изъ глазъ. Въ припадкѣ отчаянія я ударялъ кулаками по водѣ, наполнявшей дно челнока, и яростно билъ ногами по его борту. Громкимъ голосомъ молилъ я Провидѣніе послать мнѣ смерть. Я очень медленно подвигался къ востоку, приближаясь къ острову, и вскорѣ увидѣлъ шлюпку, перемѣнившую галсъ и направлявшуюся въ мою сторону. Она была сильно нагружена, и, когда подошла ближе, можно было различить широкія плечи и сѣдую голову товарища Монгомери, сидящаго на кормѣ среди собакъ и различныхъ ящиковъ. Онъ пристально смотрѣлъ на меня, не двигаясь и не говоря ни слова. Уродъ съ чернымъ лицомъ, скорчившись около клѣтки пумы на носу, также внимательно оглядывалъ меня своими дикими глазами. Кромѣ того, въ шлюпкѣ было еще трое людей -- странныя существа, похожія на дикарей, на которыхъ яростно ворчали собаки. Монгомери правилъ рулемъ, подвелъ свое судно къ моему и, наклонившись, привязалъ носъ моего челнока къ кормѣ шлюпки. Итакъ, я былъ взятъ на буксиръ, потому что у нихъ не было для меня мѣста. Припадокъ отчаянія теперь совершенно прошелъ, и я довольно спокойно отвѣчалъ на обращеніе ко мнѣ Монгомери при приближеніи. Я сказалъ ему, что челнокъ заполненъ наполовину водою, и онъ передалъ мнѣ черпакъ. Въ моментъ, когда веревка, связывавшая оба судна, натянулась, я опрокинулся назадъ, но затѣмъ энергично принялся выкачивать воду изъ своего челнока, что заняло порядочное время. Мое суденышко было въ полной исправности, и только вода наполняла его до борта; когда вода была удалена, у меня оказалось, наконецъ, свободное время для наблюденія надъ экипажемъ шлюпки.
Человѣкъ съ сѣдыми волосами все еще продолжалъ внимательно разглядывать меня, но теперь, какъ мнѣ казалось, съ выраженіемъ какого-то смущенія. Когда наши взоры встрѣчались, онъ опускалъ голову и смотрѣлъ на собаку, лежавшую около его ногъ. Это былъ прекрасно сложенный человѣкъ съ красивымъ лбомъ и крупными чертами лица; подъ глазами были у него морщинки, часто появляющіяся съ лѣтами, а углы его большого рта свидѣтельствовали о сильной волѣ. Онъ болталъ съ Монгомери, но настолько тихо, что нельзя было разслышать. Послѣ него взоры мои обратились на трехъ людей экипажа. Это были удивительно странные матросы. Раньше я видѣлъ только ихъ фигуры, а теперь могъ различить и лица, на которыхъ было что-то такое, что внушало мнѣ неопредѣленное отвращеніе къ нимъ. Я продолжалъ внимательно разглядывать ихъ, однако, первое впечатлѣніе не изглаживалось, и мнѣ было непонятно, откуда оно истекало. Они казались мнѣ людьми со смуглымъ цвѣтомъ кожи, а всѣ ихъ члены до пальцевъ рукъ и ногъ включительно были спеленаты въ особый родъ тонкой матеріи сѣраго цвѣта. Никогда еще, даже на востокѣ, мнѣ не встрѣчались люди, столь искусно завернутые. На нихъ были также чалмы, изъ-подъ которыхъ они подсматривали за мной. Ихъ нижняя челюсть выдавалась впередъ; со своими длинными черными и гладкими волосами они, казалось мнѣ, сидя, превосходили ростомъ каждую изъ видѣнныхъ мною различныхъ человѣческихъ расъ. Эти матросы на голову превышали человѣка съ сѣдыми волосами, который ростомъ былъ почти шесть футовъ. Впослѣдствіи я замѣтилъ, что въ дѣйствительности ростомъ они были не выше меня, но верхняя часть ихъ туловища была ненормальной длины, нижнія же оконечности, начиная съ бедра, были коротки и страннымъ образомъ скрючены. Во всякомъ случаѣ, это былъ черезъ-чуръ непривлекательный экипажъ, и среди нихъ на носу выдѣлялось черное лицо человѣка со свѣтящимися въ темнотѣ глазами. Во время моего разсматриванія они встрѣчали мои взоры, и каждый изъ нихъ опускалъ голову, избѣгая прямого взгляда, не переставая исподтишка наблюдать за мной. Мнѣ представилось, что я, безъ сомнѣнія, имъ досаждаю, и потому обратилъ свое вниманіе на островъ, къ которому мы приближались. Берегъ былъ низкій и покрытъ густой растительностью, главнымъ образомъ, какими-то пальмами. Въ одномъ мѣстѣ тонкая струя бѣлаго дыма, извиваясь, высоко поднималась вверхъ и разсѣивалась въ воздухѣ. Въ данный моментъ мы входили въ широкую бухту, ограниченную съ каждой стороны низкимъ мысомъ. Морской берегъ состоялъ изъ сѣроватаго песка и представлялъ рѣзкую покатость, поднимавшуюся отъ шестидесяти до семидесяти футовъ надъ уровнемъ моря и поросшую деревьями и кустарниками. На половинѣ косогора находилось четырехугольное пространство, огражденное стѣнами, выстроенными -- какъ я узналъ впослѣдствіи, -- частью изъ коралловъ, частью изъ лавы и пемзы. Изъ-за ограды виднѣлись соломенныя крыши. Какой-то человѣкъ ждалъ насъ, стоя на берегу. Издали я, какъ будто, видѣлъ и другія странныя фигуры, скрывшіяся, по всей вѣроятности, при нашемъ приближеніи за кустарниками холмовъ, такъ какъ, подойдя ближе, я болѣе ничего не видѣлъ.
Ожидавшій насъ человѣкъ былъ средняго роста, съ лицомъ негра, съ широкимъ ртомъ, почти лишеннымъ губъ, съ чрезвычайно длинными и сухопарыми руками; у него были большія узкія ступни и дугою искривленныя ноги. Онъ смотрѣлъ на наше приближеніе, вытянувъ впередъ свою звѣроподобную голову. Подобно Монгомери и его компаньону, этотъ человѣкъ былъ одѣтъ въ блузу и брюки изъ синей саржи.
Когда приблизились наши суда, субъектъ этотъ принялся бѣгать взадъ и впередъ по берегу съ удивительнѣйшими кривляніями. По приказанію Монгомери, четверо людей шлюпки поднялись и, какъ-то неуклюже двигаясь, убрали паруса.
Монгомери искусною рукою, пользуясь приливомъ, направилъ шлюпку къ маленькой, узкой и довольно длинной бухтѣ, вырытой въ песчаномъ берегѣ для защиты судна отъ непогоды. Слышно было, какъ киль задѣвалъ дно; съ помощью черпака я помѣшалъ моему челноку разбить руль шлюпки и, отвязавшись, присталъ къ берегу. Трое закутанныхъ людей выпрыгнули изъ шлюпки и съ весьма неуклюжими движеніями принялись за ея выгрузку; къ нимъ на помощь присоединился человѣкъ, ожидавшій насъ на берегу.
Я былъ совершенно пораженъ курьезными движеніями ногъ трехъ закутанныхъ и забинтованныхъ матросовъ -- эти движенія не были ни быстры, ни неловки, но страннымъ образомъ искажены, какъ будто бы всѣ ихъ суставы были выворочены. Собаки продолжали рваться съ цѣпей и ворчать на этихъ людей. На берегъ ихъ переправлялъ человѣкъ съ сѣдыми волосами. Трое существъ съ высокими бюстами обмѣнялись между собою странными гортанными звуками, и ожидавшій васъ на берегу человѣкъ съ жаромъ вступилъ съ ними въ разговоръ на незнакоъомъ для меня діалектѣ. Это происходило въ тотъ моментъ, когда они взялись за нѣсколько тюковъ, лежавшихъ на кормѣ шлюпки. Я гдѣ-то слышалъ нѣсколько подобныхъ звуковъ, но не могъ припомнить, въ какой именно странѣ. Сѣдой старикъ съ трудомъ удерживалъ возбужденныхъ собакъ, и среди шума ихъ лая слышно было, какъ онъ прикрикивалъ на нихъ. Монгомери, управлявшій шлюпкой, спрыгнулъ на землю и началъ распоряжаться выгрузкой. Мой долгій постъ и палящій зной настолько ослабяли меня, что я не въ состояніи былъ предложить имъ свою помощь. Вдругъ человѣкъ съ сѣдыми волосами, казалось, вспомнилъ о моемъ присутствіи и приблизился ко мнѣ.
-- Вы производите впечатлѣніе человѣка, которому не удалось пообѣдать!-- проговорилъ онъ.
Изъ-подъ густыхъ бровей сверкали маленькіе черные глаза.
-- Извините меня, что я не подумалъ объ этомъ раньше... теперь вы нашъ гость, и намъ нужно позаботиться о вашихъ удобствахъ, хотя, какъ вы знаете, не мы пригласили васъ!-- Быстрые его глаза смотрѣли мнѣ прямо въ лицо.
-- Монгомери говорилъ мнѣ, г. Прендикъ, что вы человѣкъ ученый... и занимаетесь наукой. Могу ли я попросить васъ дать болѣе подробныя свѣдѣнія объ этомъ?
Я объяснилъ ему, что въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ занимался въ Королевской Коллегіи Наукъ и произвелъ нѣсколько біологическихъ изслѣдованія подъ руководствомъ Гексли.
При этихъ словахъ онъ слегка поднялъ брови.
-- Это мѣняетъ дѣло, господинъ Прендикъ, -- сказалъ онъ съ легкимъ оттѣнкомъ уваженія въ голосѣ.-- Случайно мы также естествоиспытатели, здѣсь находится біологическая станція... въ нѣкоторомъ родѣ!
Его глаза слѣдили за существами, одѣтыми въ бѣлое, которыя катили клѣтку съ пумой къ оградѣ.
-- Мы біологи... По крайней мѣрѣ, Монгомери и я!-- добавилъ онъ.
Затѣмъ, спустя минуту, онъ продолжалъ:
-- Я не могу даже приблизительно сказать вамъ, когда вамъ удастся вырваться отсюда. Нашъ островъ находится внѣ обыкновеннаго пути кораблей. Мы ихъ видимъ не раньше какъ черезъ каждые 12--15 мѣсяцевъ!
Вдругъ онъ покинулъ меня, забрался на холмъ, обогналъ обозъ съ пумой и вошелъ въ отгороженное мѣсто. Двое другихъ людей остались съ Монгомери и стали нагружать на маленькую тачку кучу различныхъ предметовъ. Лама и клѣтки съ кроликами еще находились въ шлюпкѣ, въ ней же оставалась привязанная къ скамьѣ вторая свора собакъ. Тачка была нагружена, и трое людей принялись ее тянуть но направленію къ оградѣ, вслѣдъ за пумой. Вскорѣ Монгомери возвратился и протянулъ мнѣ руку.
-- Что касается меня, я очень доволенъ. Этотъ капитанъ былъ сама непристойность. Онъ отравилъ бы вамъ жизнь!
-- Вамъ я вторично обязанъ спасеніемъ своей жизни!
-- Я тутъ не при чемъ. Вскорѣ вы увидите, что этотъ островъ -- ужасное мѣсто, увѣряю васъ въ томъ. На вашемъ мѣстѣ я велъ бы себя и поступалъ бы осмотрительно. Онъ...
На этомъ онъ вдругъ остановился и перемѣнилъ разговоръ.
-- Не поможете ли вы мнѣ выгрузить эти клѣтки?-- спросилъ онъ меня.
Онъ страннымъ образомъ поступилъ съ кроликами. Я помогъ спустить на землю одну изъ клѣтокъ, это было довольно трудно, онъ же, открывъ дверцу и наклонивъ клѣтку, выпотрошилъ на землю все ея содержимое.
Кролики вывалились кучею, одинъ на другого. Монгомери забилъ въ ладоши, и двадцать этихъ звѣрьковъ прыжками быстро забрались на холмъ.
-- Живите и размножайтесь, мои друзья, населяйте островъ. Въ послѣднее время мы немного нуждались въ мясѣ!-- добавилъ Монгомери.
Въ то время, какъ я смотрѣлъ на убѣгающихъ кроликовъ, вернулся сѣдой старикъ съ бутылкой водки и сухарями въ рукахъ.
-- Вотъ вамъ для времяпровожденія, Прендикъ!-- произнесъ онъ гораздо болѣе дружелюбно, чѣмъ прежде.
Безъ всякой церемоніи я принялся уничтожать сухари, а старикъ помогъ Монгомери отпустить на волю еще двадцать кроликовъ. Однако, три большихъ наполненныхъ клѣтки были препровождены за ограду. Я не дотронулся до водки, такъ какъ вообще всегда воздерживался отъ употребленія спиртныхъ напитковъ.
Все окружающее меня казалось мнѣ въ то время столь страннымъ, и мое положеніе было результатомъ сколькихъ неожиданныхъ приключеній, что я не различалъ ясно ненормальности каждаго предмета въ отдѣльности. Я послѣдовалъ за клѣткою съ ламою, направлявшейся къ оградѣ, и присоединился къ Монгомери, который просилъ меня не вступать въ огороженное каменной стѣной пространство. Тогда же я замѣтилъ, что пума въ клѣткѣ и куча другого багажа были сложены около входа въ ограду. При моемъ возвращеніи на берегъ выгрузка шлюпки оказалась оконченной, и сама она была вытащена на песокъ. Сѣдой старикъ подошелъ къ намъ и обратился къ Монгомери:
-- Приходится теперь заняться нашимъ неожиданнымъ гостемъ. Что намъ дѣлать съ нимъ?
-- У него значительныя научныя познанія!-- отвѣчалъ Монгомери.
-- Я сгораю отъ нетерпѣнія приступить къ работѣ надъ новымъ матеріаломъ!-- проговорилъ старикъ, кивнувъ головою по направленію къ оградѣ, при этомъ глаза его вдругъ заблистали.
-- Я охотно этому вѣрю! -- возразилъ Монгомери почти шепотомъ.
-- Мы не можемъ послать его туда, внизъ, и у насъ также нѣтъ времени, чтобы выстроить ему новую хижину. Тѣмъ болѣе мы не можемъ его сегодня же посвятить въ нашу тайну!
-- Я въ вашихъ рукахъ!-- сказалъ я.
У меня не было никакого представленія о томъ, что онъ подразумѣвалъ подъ словомъ "туда, внизъ".
-- Я уже обо всемъ этомъ подумалъ, -- отвѣтилъ Монгомери.-- Моя комната снабжена наружною дверью...
-- Это превосходно!-- живо прервалъ старикъ. Мы всѣ втроемъ отправились къ оградѣ.
-- Для меня непріятно такое скрытничанье, господинъ Прендикъ, но вы прибыли такъ неожиданно. Наше маленькое строеніе скрываетъ въ себѣ одну или двѣ тайны; можно вообразить, комната Синей Бороды, но въ дѣйствительности нѣтъ ничего ужаснаго... для здравомыслящаго человѣка. Въ данный же моментъ... такъ какъ мы васъ не знаемъ...
-- Конечно, -- прервалъ я его, -- было бы глупо мнѣ обижаться на ваши предосторожности!
Большой его ротъ скривился въ слабую улыбку, и наклоненіемъ головы онъ поблагодарилъ меня. Это былъ одинъ изъ тѣхъ молчаливыхъ людей, которые, когда смѣются, заостряютъ углы рта.
Мы миновали главный входъ ограды. Главный входъ представлялъ плотно притворявшуюся толстую деревянную рѣшетку, окованную желѣзомъ; около него въ кучу была сложена вся кладь со шкуны. У угла ограды находилась маленькая дверца, которой я до сей минуты не примѣчалъ. Сѣдой старикъ вытащилъ изъ засаленнаго кармана своей синей куртки связку ключей, отомкнулъ дверь и вошелъ. Эти ключи и многосложные запоры чрезвычайно поразили меня. Я послѣдовалъ за нимъ и очутился въ маленькой комнаткѣ, убранной хотя просто, но съ нѣкоторымъ комфортомъ; ея внутренняя дверь, слегка пріоткрытая, выходила на мощенный дворъ. Монгомери быстро захлопнулъ ее. Въ самомъ темномъ углу комнаты былъ подвѣшенъ гамакъ; крошечное окно безъ стеколъ и съ желѣзной рѣшеткой пропускало дневной свѣтъ со стороны моря.
-- Эта комнатка, -- сказалъ мнѣ старикъ, -- должна служить вашимъ жилищемъ, а внутренняя дверь, -- добавилъ онъ, -- во избѣжаніе непріятнаго злоключенія ее закроютъ -- границей, которой не слѣдуетъ преступать!
Онъ обратилъ мое вниманіе на складное кресло, удобно стоявшее передъ окномъ, и на полку, около гамака, со старыми книгами;. среди этихъ послѣднихъ находилось много руководствъ по хирургіи и произведеній римскихъ и греческихъ классиковъ, которыя я лишь съ трудомъ могъ разбирать. Не желая во второй разъ открывать внутреннюю дверь, онъ вышелъ черезъ наружную.
-- Мы обыкновенно здѣсь обѣдаемъ!-- сообщилъ мнѣ Монгомери, затѣмъ, повидимому, у него явилось какое-то неожиданное сомнѣніе, и онъ бросился догонятъ своего товарища.
-- Моро!..-- услышалъ я его зовъ, но не обратилъ вниманіе въ данную минуту на это слово. Немного спустя, при разсматриванія книгъ, оно снова пришло мнѣ на память: гдѣ я слышалъ уже это имя?
Я усѣлся передъ окномъ и принялся съ аппетитомъ доѣдать нѣсколько оставшихся у меня сухарей.
-- Кто это такой былъ Моро?-- вертѣлось въ моей головѣ.
Черезъ окно я увидѣлъ одно изъ странныхъ, одѣтыхъ въ бѣлое существъ, которое тащило по песку какой-то ящикъ. Затѣмъ слышно было, какъ вкладывади въ замочную скважину ключъ и повернули его въ замкѣ два раза, и заперли внутреннюю дверь. Немного времени спустя, позади запертой двери послышался шумъ, производимый собаками, которыхъ привели со шлюпки. Онѣ не лаяли, но какимъ-то страннымъ образомъ фыркали и ворчали. Я слышалъ безпрестанный ихъ топотъ и голосъ Монгомери, старавшагося ихъ успокоить.
Я чувствовалъ себя сильно потрясеннымъ многочисленными предосторожностями, которыя принимали двое людей, чтобы сохранить тайну ихъ ограды. Долго я размышлялъ объ этомъ, а также и объ имени Моро, почему-то казавшемся мнѣ знакомымъ. Но человѣческая память такъ странна, что мнѣ не удавалось вспомнить, съ чѣмъ связано это столь хорошо извѣстное имя, потомъ мои мысли стали вращаться около непостижимой странности безобразнаго существа, закутаннаго въ бѣлое, только что видѣннаго мною на берегу.
Я никогда еще не имѣлъ случая видѣть подобныхъ ухватокъ и столь неловкихъ движеній, какъ тѣ, которыя обнаруживалъ онъ, таща свой ящикъ. Я вспомнилъ, что ни одинъ изъ этихъ людей не заговаривалъ со мною, хотя они нѣсколько разъ какъ-то особенно и тайкомъ наблюдали за мною, и ихъ взглядъ совершенно не походилъ на наивный взглядъ обыкновеннаго дикаря. Я спрашивалъ себя, на какомъ языкѣ они говорятъ. Всѣ они, казалось, были чрезвычайно молчаливы, а когда говорили, то издавали неправильнѣйшіе звуки. Что могло быть въ нихъ хорошаго?
Потомъ мнѣ вновь вспомнились глаза уродливо сложеннаго слуги Монгомери. Въ этотъ самый моментъ вошелъ тотъ, о которомъ я только что думалъ. Теперь онъ былъ одѣтъ въ бѣлую одежду и несъ маленькій подносъ; на послѣднемъ находились вареныя овощи и кофе. Я едва могъ сдержать брезгливое чувство, видя, какъ онъ, вѣжливо раскланявшись, поставилъ подносъ на столъ передо мной.
Вдругъ удивленіе парализовало меня. Изъ-подъ длинныхъ гладкихъ прядей волосъ выдѣлилось его ухо. Я увидѣлъ его вдругъ и совершенно вблизи. Человѣкъ имѣлъ остроконечныя уши, покрытыя пухомъ тонкихъ волосъ коричневаго цвѣта.
-- Вамъ завтракъ, сударь!-- проговорилъ онъ.
Я всецѣло погрузился въ разсматриваніе его и не подумалъ дать ему какой-либо отвѣтъ. Онъ повернулся на пяткахъ и направился къ двери, странно поглядывая на меня черезъ плечо. При этомъ мнѣ пришли въ голову, по какому-то безсознательному мысленному процессу, слова, заставившія вернуться мою память къ происшедшему десять лѣтъ тому назадъ. Нѣкоторое время слова эти неясно носились въ моей головѣ; внезапно мнѣ бросилось въ глаза заглавіе красными буквами "Докторъ Моро", написанное на замшевомъ переплетѣ одной брошюры, трактующей объ опытахъ, при чтеніи которыхъ морозъ по кожѣ подираетъ васъ. Затѣмъ мои воспоминанія точно выяснялись, и эта брошюра, давнымъ давно забытая, съ неожиданною ясностью воскресла въ памяти.
Въ ту пору я былъ еще очень молодъ, а Mopo, должно быть, было, по крайней мѣрѣ, лѣтъ пятьдесятъ. Знаменитый и крупный физіологъ, хорошо извѣстный въ ученыхъ кружкахъ своимъ оригинальнымъ способомъ мысли и грубой откровенностью, съ которой онъ излагалъ свои мнѣнія. Былъ-ли это тотъ-же самый Моро, котораго я только что видѣлъ? Онъ славился переливаніемъ крови, нѣкоторыми другими изумительнѣйшими дѣяніями и, кромѣ того, пріобрѣлъ громадную извѣстность своими работами о болѣзненныхъ процессахъ. Но вдругъ эта блестящая карьера окончилась; ему пришлось покинуть Англію. Это случилось благодаря одному журналисту. Послѣдній, въ качествѣ помощника, проникъ въ лабораторію доктора съ твердо принятымъ намѣреніемъ вывѣдать и обнародовать сенсаціонныя ея тайны. Благодаря непріятному случаю -- если только это можно назвать случаемъ -- возмутительная брошюра журналиста пріобрѣла громкую извѣстность, а именно: въ самый день публикаціи одна несчастная собака, у которой съ живой была содрана кожа и отняты различныя части тѣла, вырвалась изъ лабораторіи Моро.
Все это произошло во время, когда ощущался недостатокъ въ новостяхъ, и ловкій издатель журнала, двоюродный братъ коварнаго лаборанта, обратился съ воззваніемъ къ совѣсти цѣлаго народа. Уже не въ первый разъ совѣсть противилась экспериментальному методу; поднялся сильнѣйшій ропотъ, заставившій доктора просто на просто покинуть страну. Возможно, что онъ заслужилъ подобное осужденіе, но я никогда не перестану считать за полный позоръ ту слабую поддержку, которую несчастный ученый нашелъ у своихъ собратьевъ, и тотъ малодушный образъ дѣйствій, обнаруженный по отношенію къ нему людьми науки. По объясненіямъ журналиста, нѣкоторые изъ его опытовъ были безполезно жестокими. Быть можетъ, онъ и могъ-бы примириться съ обществомъ, прекративъ свои изслѣдованія, однако, онъ безъ всякаго колебанія рѣшилъ предпочесть свои работы, какъ поступилъ-бы на его мѣстѣ всякій, кто хоть разъ поддавался упоенію отъ научныхъ открытій. Онъ былъ холостъ, словомъ, ему оставалось имѣть въ виду только свои личные интересы.
Я окончательно убѣдился, что нашелъ того-же самаго Моро. Все приводило къ этому заключенію. И тогда стало мнѣ ясно, для какой цѣли были предназначены пума и всѣ животныя, которыхъ только что размѣстили, вмѣстѣ съ остальнымъ багажемъ, во дворѣ, позади моего жилища. Какой-то странный и раздражающій запахъ, показавшійся мнѣ знакомымъ, и которому я въ началѣ не придавалъ никакого значенія, пробудилъ мои воспоминанія. Это былъ запахъ антисептическихъ средствъ, царствующій во время операцій. Вдругъ за стѣною мнѣ послышались рычаніе пумы и ворчаніе одной изъ собакъ, какъ будто-бы ихъ только что ранили.
Между тѣмъ вивисекція не заключала въ себѣ ничего ужаснаго, въ особенности для человѣка науки, и не могла служить объясненіемъ всѣхъ этихъ таинственныхъ предосторожностей. Внезапно и неожиданнымъ скачкомъ мысль моя снова перенеслась къ слугѣ Монгомери и съ отчетливою ясностью представила его остроконечныя уши и свѣтящіеся глаза. Потомъ мой взоръ сталъ блуждать по синему морю, волнующемуся отъ дуновенія свѣжаго вѣтерка, и странныя происшествія послѣднихъ дней всецѣло завладѣли мной.
Что все это обозначало? Закрытая ограда на пустынномъ островѣ, знаменитый вивисекторъ и эти уродливыя, безобразныя существа?
Часъ спустя, вошелъ Монгомери, и этимъ, волей-неволей, я былъ отвлеченъ отъ догадокъ и подозрѣній, въ которыя погрузился. Его слуга-уродъ слѣдовалъ за нимъ, неся подносъ, на которомъ красовались различныя вареныя овощи, бутылка съ виски, графинъ воды, три стакана и три ножа. Изъ угла я слѣдилъ взоромъ за страннымъ созданіемъ, которое, въ свою очередь, своими разбѣгающимися во всѣ стороны глазамя подсматривало за мною. Монгомери объявилъ мнѣ, что онъ будетъ завтракать вмѣстѣ со мною, тогда какъ Моро, слишкомъ занятый новыми работами, не придетъ вовсе.
-- Моро, -- произнесъ я, -- это имя мнѣ знакомо!
-- Вотъ какъ?.. Ахъ, чортъ возьми! Какой я оселъ, что произнесъ его! Слѣдовало-бы прежде подумать объ этомъ. Коли тамъ, то дѣлать нечего; можно сказать, что у васъ въ рукахъ теперь нѣкоторыя данныя для разъясненія нашихъ тайнъ! Не угодно-ли вамъ виски?
-- Нѣтъ, благодарю, я никогда не употребляю спиртныхъ напитковъ!
-- Мнѣ слѣдовало-бы поступать подобно вамъ. Но теперь... Съ чему закрывать дверь, когда воръ уже удалился? Этотъ адскій напитокъ, -- одна изъ причинъ моего присутствія здѣсь. Онъ и туманная ночь. Я разсчитывалъ на свою счастливую звѣзду, какъ вдругъ Моро предложилъ мнѣ сопровождать его. Это странно...
-- Монгомери, -- проговорилъ я въ моментъ, когда наружная дверь затворилась, -- почему у вашего слуги остроконечныя уши?
Онъ пробормоталъ проклятіе, въ теченіе минуты, съ набитымъ ртомъ пристально глядѣлъ на меня и повторилъ:
-- Остроконечныя уши?
-- Да, -- продолжалъ я насколько возможно спокойно, ни смотря на стѣсненіе въ груди, -- да, его уши заострены и покрыты тонкой черной шерстью!
Съ притворнымъ равнодушіемъ онъ налилъ себѣ виски и воды и произнесъ:
-- Можетъ быть, что... его волосы прикрывали уши!
-- Конечно, можетъ быть, но я видѣлъ ихъ въ то время, когда онъ наклонился, чтобы поставить на столъ кофе, посланный вами мнѣ сегодня утромъ. Кромѣ того, глаза у него свѣтятся въ темнотѣ!
Монгомери былъ пораженъ предложеннымъ мною вопросомъ.
-- Я всегда думалъ, -- произнесъ онъ съ развязностью, весьма сильно шепелявя, -- что уши у него представляютъ нѣчто странное... Манера его прикрывать ихъ... А на что они походили?
Его неопредѣленные отвѣты убѣдили меня въ томъ, что онъ знаетъ правду, но не говоритъ. Однако, я былъ не въ силахъ сказать ему это прямо въ лицо.
-- Уши остроконечны, -- повторилъ я, -- остроконечны... довольно маленькія... и покрыты шерстью... да, весьма ясно покрыты шерстью... вообще-же говоря, этотъ человѣкъ одно изъ самыхъ странныхъ существъ, которыхъ мнѣ приходилось видѣть!
Яростное хриплое рычаніе раненаго животнаго послышалось за стѣной, отдѣлявшей насъ отъ ограды. По силѣ и по глубинѣ оно, по всей вѣроятности, принадлежало пумѣ. Монгомери сильно заволновался.
-- А!-- началъ онъ.
-- Гдѣ вы встрѣтили этого страннаго индивидуума?
-- Э... э... въ Санъ-Франциско... Я признаю, что онъ похожъ на отвратительное животное... Знаете-ли, наполовину идіотъ. Теперь мнѣ уже не помнится, откуда онъ родомъ. Тѣмъ не менѣе, я привыкъ къ нему... а онъ ко мнѣ. Какое впечатлѣніе производитъ онъ на васъ?
-- Онъ не производить впечатлѣнія естественнаго существа. Въ немъ есть что-то такое... Не подумайте, что я шучу. Но при своемъ приближеніи онъ возбуждаетъ во мнѣ непріятное ощущеніе, какую-то дрожь въ тѣлѣ. Однимъ словомъ, какъ будто-бы отъ прикосновенія... дьявола...
Пока я говорилъ, Монгомери прекратилъ ѣду.
-- Удивительно, -- возразилъ онъ, -- я не испытываю ничего подобнаго!
Онъ снова принялся за овощи.
-- У меня не являлось даже ни малѣйшаго представленія того, что вы мнѣ теперь говорите, -- продолжалъ Монгомери, набивая ротъ.-- Экипажъ шкуны... должно быть, чувствовалъ тоже самое... Онъ всячески нападалъ на бѣднаго чертенка... Вы вѣдь сами видѣли, напримѣръ, капитана?
Вдругъ пума снова принялась рычать и на этотъ разъ еще сильнѣе. Монгомери выбранился вполголоса. Мнѣ пришла мысль поговорить о людяхъ, бывшихъ въ шлюпкѣ; въ это же время несчастное животное, за оградой, испустило цѣлый рядъ пронзительныхъ и короткихъ взвизгиваній.
-- Какой расы люди, разгружавшіе шлюпку?-- спросилъ я.
-- Солидные гуляки, что-ль?-- переспросилъ онъ разсѣянно, хмуря брови, между тѣмъ какъ животное продолжало выть.
Я не произнесъ больше ни слова. Онъ смотрѣлъ на меня своими влажными сѣрыми глазами, постоянно наливая себѣ виски. При этомъ онъ пытался вовлечь меня въ споръ относительно спиртныхъ напитковъ; по его мнѣнію, дескать, спасеніемъ своей жизни я исключительно обязанъ этому лѣкарству, и, казалось, желалъ придать большую важность тому обстоятельству, что я спасся благодаря ему. Я отвѣчалъ ему невпопадъ, и вскорѣ наша трапеза была окончена. Безобразный уродъ съ остроконечными ушами явился для уборки со стола, и Монгомери снова оставилъ меня одного въ комнатѣ. Къ концу завтрака онъ находился въ плохо скрываемомъ возбужденномъ состояній, причиной котораго, очевидно, являлись крики пумы, подвергнутой вивисекціи; онъ сообщилъ мнѣ часть своего удивительнаго отсутствія мужества; такимъ образомъ мнѣ пришлось самому успокаивать себя.
Я самъ находилъ эти крики весьма раздражительными, а по мѣрѣ того, какъ приближалось послѣобѣденное время, они увеличились въ интенсивности и глубинѣ. Сначала они были для меня только мучительны, но ихъ постоянное повтореніе, въ концѣ концовъ, совершенно разстроило меня. Я бросилъ въ сторону переводъ Горація, который пробовалъ читать, и, сжавъ кулаки и кусая губы, сталъ шагать по комнатѣ изъ угла въ уголъ.
Вскорѣ я заткнулъ уши пальцами. Жалобный тонъ этихъ завываній мало-по-малу пронизывалъ меня насквозь, и, наконецъ, въ нихъ стало выражаться столь жестокое страданіе, что я не могъ дольше оставаться запертымъ въ своей комнатѣ. Я переступилъ порогъ и пошелъ подъ палящимъ зноемъ полуденнаго солнца. Проходя мимо главнаго входа, я замѣтилъ, что онъ снова былъ запертъ.
На вольномъ воздухѣ крики звучали еще сильнѣе; въ нихъ какъ-будто выражались страданія всего міра, слившіяся въ одинъ голосъ. Однако, мнѣ кажется, -- объ этомъ я давно думалъ, -- что, если-бы точно такое же страданіе испытывалось кѣмъ-нибудь вблизи меня, но не выражалось-бы никакими звуками, я отнесся-бы къ нему довольно хладнокровно. Жалость охватываетъ насъ, главнымъ образомъ, тогда, когда страданія проявляются голосомъ, терзающимъ наши нервы. Не смотря на блескъ солнца и зелень деревьевъ, колеблемыхъ свѣжимъ морскимъ вѣтеркомъ, все вокругъ меня возбуждало во мнѣ только смятеніе, и пока я находился въ сферѣ криковъ, черные и красные призраки носились передъ моими глазами.
Я пробирался сквозь кустарники, покрывавшіе склонъ позади дома, нисколько не заботясь знать, куда иду. Кругомъ меня росли густыя и тѣнистыя деревья съ прямыми стволами и вскорѣ, черезъ нѣкоторый промежутокъ времени, я очутился на другомъ откосѣ, спускающемся къ ручейку, который текъ по узкой долинѣ. Я остановился и прислушался. Разстояніе ли, пройденное мною, или масса кустарниковъ ослабили всѣ звуки, которые могли исходить изъ-за ограды. Въ воздухѣ было тихо. Вдругъ съ легкимъ шумомъ появился кроликъ и скрылся за холмомъ. Я усѣлся въ тѣни на берегу. Мѣсто было восхитительное. Ручеекъ скрывался среди роскошной растительности, покрывавшей оба его берега, за исключеніемъ одного мѣста, гдѣ мнѣ можно было видѣть отраженіе ея въ сверкающей водѣ. Съ другой стороны, сквозь голубоватый туманъ я замѣтилъ деревья и ліаны причудливыхъ очертаній, а надъ ними высилось яркое голубое небо. Здѣсь и тамъ пятна бѣлаго и алаго цвѣта обнаруживали пучки цвѣтковъ ползучихъ растеній. Съ минуту мои глаза блуждали по этому пейзажу, затѣмъ мысли снова возвратились къ удивительнымъ особенностямъ слуги Монгомери. Однако, подъ палящимъ зноемъ невозможно было долго размышлять, и вскорѣ мною овладѣло какое-то оцѣпѣненіе, нѣчто среднее между дремотой и бдѣніемъ. Неожиданно я былъ пробужденъ, не знаю, черезъ сколько времени, какимъ-то шумомъ среди зелени противоположной стороны ручья. Нѣкоторое время мнѣ не было видно ничего, кромѣ колеблющихся вершинъ папоротниковъ и камышей.
Вдругъ на берегу ручья появилось существо, и съ перваго мгновенія я не могъ разобрать, что это такое было. Какая-то голова наклонилась къ водѣ и начала пить. Тогда мнѣ стало видно, что это человѣкъ, ходившій на четырехъ лапахъ, подобно четвероногому животному.
Онъ былъ одѣтъ въ одежду голубоватаго цвѣта. Его кожа имѣла мѣдно-красный оттѣнокъ, на головѣ росли черные волосы. Казалось, что изумительное безобразіе являлось неизмѣнной характеристикой всѣхъ жителей этого острова. Я слышалъ шумъ, производимый имъ отъ вбиранія воды.
Я наклонился впередъ, чтобы лучше его разсмотрѣть, кусокъ лавы откололся подъ его лапы и съ шумомъ покатился внизъ по склону. Существо испуганно подняло голову и встрѣтило мой взглядъ.
Вслѣдъ затѣмъ оно встало на ноги и, не спуская съ меня глазъ, принялось неуклюже вытирать ротъ. Его ноги были почти въ два раза короче туловища. Можетъ быть, въ теченіе цѣлой минуты мы оставались въ такомъ положеніи, оба въ смущеніи созерцая другъ друга.