Книговод

В мире собственников

Голсуорси Джон


ВЪ МІРѢ СОБСТВЕННИКОВЪ.

Романъ Джона Гэлсуорси.

Съ англійскаго.

I.
"Дома" у старика Джоліона.

   Тѣ избранники, которые удостоены были приглашенія на фамильное празднество Форсайтовъ, могли наблюдать привлекательное зрѣлище -- блестящее собраніе семьи, представительницы верховъ средняго класса. Но обладающій даромъ психологическаго анализа,-- талантъ, не имѣющій никакой денежной цѣнности и поэтому совершенно игнорируемый Форсайтами,-- нашелъ бы въ такомъ собраніи любопытный матеріалъ для размышленія надъ нѣкоторыми темными сторонами человѣческой природы. Тутъ собрались члены одной семьи, между которыми едва ли существовало чувство, заслуживавшее названія взаимной симпатіи, и между тѣмъ принадлежность къ одной семьѣ создавала между ними таинственную и крѣпкую связь, благодаря которой семья можетъ представлять грозную общественную единицу и сама, въ свою очередь, являться воспроизведеніемъ общества въ миніатюрѣ. Наблюдателю-психологу такое семейное собраніе должно было бы напомнить отдаленныя времена человѣческой исторіи, темные пути соціальнаго прогресса, патріархальную жизнь, скопленіе дикихъ ордъ, возвышеніе и паденіе націй... Семья представляла могучее дерево, которое теперь, достигнувъ полнаго расцвѣта, раскинуло свои мощныя вѣтви во всѣ стороны.
   Блестящее семейное собраніе, состоявшееся въ домѣ старика Джоліона Форсайта, было созвано по случаю помолвки его внучки, миссъ Джюнъ Форсайтъ, выходящей замужъ за мистера Филиппа Бозиннея. Присутствовали почти всѣ члены этой огромной семьи: дамы,-- въ ослѣпительныхъ свѣтлыхъ вечернихъ туалетахъ, мужчины -- во фракахъ самаго безукоризненнаго покроя. Даже престарѣлая тетушка Эннъ была тутъ. Въ послѣднее время она почти не выѣзжала изъ дому и не покидала зеленой гостиной въ домѣ своего брата Тимоѳея, гдѣ ее всѣ привыкли видѣть постоянно сидящей въ креслѣ, съ книгой или вязаніемъ въ рукахъ, и окруженной портретами трехъ поколѣній Форсайтовъ.
   Но таковъ былъ обычай: во всѣхъ торжественныхъ случаяхъ всѣ Форсайты всегда собирались вмѣстѣ; свадьба, родины, крестины непремѣнно влекли за собой такія семейныя сборища. Если умиралъ кто-нибудь изъ Форсайтовъ... Впрочемъ, Форсайты не умирали! Они изгнали смерть изъ своихъ понятій. Умирать было противно ихъ принципамъ. Сильные и здоровые, они жили долго и цѣплялись за жизнь, какъ за свою неотъемлемую собственность, принимая всѣ предосторожности противъ ея возможнаго прекращенія.
   Въ этотъ день, смѣшиваясь съ толпою другихъ гостей въ домѣ старика Джоліона, Форсайты какъ-то болѣе обыкновеннаго были проникнуты сознаніемъ своей принадлежности къ одной семьѣ. Они старались обращаться другъ съ другомъ съ особенною предупредительностью и радушнымъ вниманіемъ, словно чувствуя потребность сплотиться въ виду какой-то общей опасности, угрожающей основамъ ихъ благополучія.
   Въ сторонѣ отъ другихъ, около рояля, стоялъ очень высокій и очень толстый человѣкъ. На ослѣпительной бѣлой манишкѣ, покрывавшей его мощную грудь, сверкалъ дорогой рубинъ. Его широкое, гладко выбритое лицо, съ блѣдно голубыми глазами, сохраняло выраженіе высокомѣрнаго спокойствія. Это былъ Свизинъ Форсайтъ, одинъ изъ братьевъ стараго Джоліона. Другой братъ Джемсъ, очень худой и высокій, со скучающимъ видомъ вертѣлъ въ рукахъ какую-то фарфоровую вещицу. Его единственный сынъ Сомсъ, темноволосый, слегка плѣшивый, на бритомъ лицѣ котораго блуждала какая-то брезгливая гримаса, разговаривалъ съ дамой въ коричневомъ платьѣ, а кузенъ Сомса, "большой Джорджъ", какъ его называли, съ сардонической улыбкой оглядывалъ толпу, наполнявшую залу. На другомъ концѣ сидѣли рядомъ три тетушки Форсайтъ: двѣ незамужнія, Эннъ и Эстеръ, третья, тетушка Джюлей, вдова Септимуса Смолля, умершаго нѣсколько лѣтъ тому назадъ. Всѣ три сестры жили вмѣстѣ въ домѣ своего брата Тимоѳея.
   Въ центрѣ комнаты стоялъ хозяинъ дома, старый Джоліонъ. Высокій и прямой, несмотря на свои восемьдесятъ лѣтъ, онъ выглядѣлъ настоящимъ патріархомъ со своею гривой совершенно бѣлыхъ волосъ, окаймлявшихъ выпуклый лобъ, и большими, ниспадавшими сѣдыми усами. Но его маленькіе, умные, темносѣрые глаза сохраняли живость молодости и во всей его мощной фигурѣ чувствовалась какая-то особенная скрытая сила, невольно заставлявшая другихъ признавать его превосходство. Взоры всѣхъ обращались къ нему, и, казалось, онъ былъ олицетвореніемъ той непоколебимой твердости, которая легла въ основу благополучія Форсайтовъ и создала ихъ значеніе.
   Однако внимательный наблюдатель могъ бы подмѣтить въ этотъ день на лицахъ всѣхъ Форсайтовъ нѣсколько озабоченное выраженіе. Всѣ были какъ будто смущены, обезпокоены чѣмъ-то, и эта неловкость и смущеніе отражались въ ихъ взорахъ, обращенныхъ на человѣка, ради котораго они собрались сюда. Правда, Филиппъ Бозинней, женихъ Джюнъ, не имѣлъ никакого состоянія. Но вѣдь дѣвушки изъ семьи Форсайтовъ не разъ уже заключали такіе неравные браки, и это одно не могло бы возстановить Форсайтовъ противъ молодого Бозиннея. Пожалуй, никто изъ нихъ не могъ бы выразить вполнѣ опредѣленно, что собственно не нравится имъ въ этомъ молодомъ человѣкѣ. Но въ немъ они чувствовали какой-то невысказанный протестъ противъ всего того, чему они привыкли вѣрить и поклоняться. Этотъ молодой архитекторъ смущалъ ихъ своимъ полнымъ пренебреженіемъ къ свѣтскому этикету. Разсказывали, что онъ сдѣлалъ свой обязательный визитъ тетушкамъ Эннъ, Джюлей и Эстеръ, въ мягкой, сѣрой фетровой шляпѣ. И шляпа-то была старая, помятая!... "Подумайте, моя дорогая, какъ это странно! Тетушка Эстеръ,-- она немного близорука,-- приняла въ темнотѣ эту шляпу за сѣрую кошку, свернувшуюся на стулѣ, и хотѣла спугнуть ее... Она была поражена, когда "кошка" не двинулась съ мѣста"...
   Кузенъ Джорджъ, услышавъ этотъ разсказъ, расхохотался.
   -- Настоящій корсаръ!-- воскликнулъ онъ.
   Почему-то всѣмъ понравилось это названіе, и когда говорили о Бозиннеѣ, то всегда употребляли эту кличку, подъ которой онъ былъ теперь извѣстенъ всѣмъ Форсайтамъ.
   Тетушки, впрочемъ, сочли нужнымъ сдѣлать замѣчаніе Джюнъ по поводу шляпы ея жениха.
   -- Тебѣ бы слѣдовало обратить на это вниманіе, дорогая,-- сказали онѣ.
   -- Вздоръ!-- воскликнула своенравная Джюнъ.-- Филь никогда не замѣчаетъ, что у него на головѣ!
   Ну, развѣ могъ успокоить кого-нибудь такой отвѣтъ? Развѣ можно было допустить, чтобы женихъ Джюнъ,-- женихъ всѣми признанной наслѣдницы стараго Джоліона,-- до такой степени пренебрегалъ свѣтскими приличіями? Положимъ, онъ былъ архитекторъ, происходилъ изъ круга, чуждаго Форсайтомъ, онъ былъ "человѣкомъ безъ чековой книжки", но развѣ это давало ему право такъ поступать?
   Такъ разсуждали всѣ Форсайты, но волновавшія ихъ недоброжелательныя чувства въ отношеніи жениха Джюнъ не помѣшали имъ, конечно, принять приглашеніе стараго Джоліона. Торжественный раутъ въ домѣ стараго Джоліона носилъ характеръ выдающагося событія. Старикъ давно уже не устраивалъ семейныхъ собраній, съ тѣхъ поръ, какъ умерла его жена. Но теперь, болѣе чѣмъ когда-либо, членамъ семьи надлежало показать свою сплоченность. Къ тому же надо было рѣшить вопросъ относительно свадебныхъ подарковъ. И это усиливало чувство неловкости, испытываемое Форсайтами въ домѣ Джоліона. А тутъ еще эта непріятная исторія со шляпой! Было отчего прійти въ смущеніе семьѣ, придававшей такое исключительное значеніе внѣшности.
   Самъ Бозинней, впрочемъ, совершенно не замѣчалъ чувствъ, которыя онъ возбуждалъ въ семьѣ Форсайтовъ. Онъ въ первый разъ видѣлъ ее въ полномъ сборѣ, и это зрѣлище, повидимому, забавляло его. Его курчавые волосы были взъерошены и, казалось также были удивлены происходящимъ. Джорджъ, взглянувъ на него, сказалъ своему брату Евстафію:
   -- Онъ какъ будто надъ нами смѣется -- этотъ великолѣпный корсаръ!
   Этотъ "странный молодой человѣкъ", какъ его называла мистриссъ Смолль,-- былъ средняго роста и крѣпкаго сложенія. Его блѣдное, смуглое лицо, съ очень выдающимися скулами, впалыми щеками и темными усами, обращало на себя вниманіе. Высокій лобъ, нѣсколько отходящій назадъ, съ очень выпуклыми надбровными дугами, напоминалъ голову льва, выглядывавшаго изъ клѣтки зоологическаго сада. Его темнокаріе глаза по временамъ имѣли какое-то разсѣянное, блуждающее выраженіе.
   Кучеръ стараго Джоліона, возившій Джюнъ и ея жениха въ театръ, сказалъ дворецкому:
   -- Мнѣ какъ-то неловко съ нимъ. Онъ смотритъ на меня по временамъ, точно "полуручной" леопардъ!...
   И въ домѣ стараго Джоліона всѣ Форсайты съ любопытствомъ разглядывали Бозиннея, словно рѣдкаго звѣря.
   Джюнъ стояла возлѣ него, отражая своимъ вызывающимъ видомъ любопытные взоры, обращенные на ея жениха. Ея маленькая головка, съ безстрашными голубыми глазами, энергичнымъ ртомъ и яркимъ румянцемъ, какъ будто сгибалась подъ тяжестью пышныхъ золотисто-рыжихъ волосъ. Недалеко отъ нея стояла высокая, стройная женщина съ очень красивымъ матовоблѣднымъ лицомъ, на которую заглядывались всѣ мужчины. Кто-то изъ семьи Форсайтовъ сравнилъ ее съ языческой богиней. Иногда ея большіе, черные глаза съ томнымъ выраженіемъ разсѣянно блуждали по комнатѣ и на мягкихъ, чувственныхъ губахъ скользила едва замѣтная улыбка, Бозинней первый обратилъ на нее вниманіе и спросилъ у своей невѣсты, кто она такая? Джюнъ взяла его подъ руку и подвела къ заинтересовавшей его красавицѣ.
   -- Это Иренъ -- мой лучшій товарищъ,-- сказала она.-- Будьте вы оба друзьями!
   Точно повинуясь командѣ маленькой Джюнъ, оба улыбнулись; Сомсъ Форсайтъ, молча смотрѣвшій на эту сцену, тотчасъ же подошелъ къ нимъ и обратился къ Джюнъ:
   -- Представь, пожалуйста, и меня,-- сказалъ онъ.
   Онъ всегда старался держаться въ обществѣ поблизости Иренъ, которая была его женой. Но даже тогда, когда онъ былъ отдѣленъ отъ нея требованіями свѣтскаго этикета, его взоры всегда были прикованы къ ней и въ нихъ выражалась какая-то странная тоска и напряженное вниманіе.
   Его отецъ, Джемсъ Форсайтъ, продолжалъ стоять у окна, разсматривая фабричное клеймо на фарфоровой бездѣлушкѣ.
   -- Удивляюсь, какъ это Джоліонъ допустилъ эту помолвку,-- замѣтилъ онъ тетушкѣ Эннъ, сидѣвшей поблизости.-- Говорятъ мало шансовъ на то, чтобы они могли пожениться раньше нѣсколькихъ лѣтъ. Вѣдь у Бозиннея нѣтъ ровнешенько ничего! (Джемсъ какъ-то особенно растягивалъ букву "о" въ разговорѣ). Когда Винифредъ выходила замужъ за Дэрти, то я заставилъ его вложить всѣ свои деньги, до одного пенни, въ дѣло. И это было хорошо. А то, по нынѣшнимъ временамъ, они могли бы остаться безъ гроша.
   Тетушка Эннъ сидѣла въ бархатномъ креслѣ. Сѣдые локоны окружали ея старческое лицо. Эта прическа не измѣнялась уже въ теченіе многихъ десятилѣтій и уничтожала у Форсайтовъ всякое представленіе о времени, когда они смотрѣли на нее. Она ничего не отвѣчала Джемсу, такъ какъ берегла свой старческій голосъ, но взглядъ, брошенный ею, былъ краснорѣчивѣе всякихъ словъ.
   -- Что-жъ,-- отвѣтилъ Джемсъ, очевидно понявшій его значеніе -- Я ничего не могъ подѣлать! У Иренъ не было денегъ, но Сомсъ такъ настаивалъ!... Онъ даже исхудалъ, ухаживая за нею...
   Потомъ вдругъ, поставивъ фарфоровую вещицу на столъ, онъ неожиданно прибавилъ:
   -- Впрочемъ, я думаю, что это было къ лучшему.
   Тетушка Эннъ не спросила у него, что значатъ эти странныя слова. Она и такъ знала это. Такъ какъ у Иренъ нѣтъ ни гроша, то это можетъ удержать ее отъ безумныхъ поступковъ. Говорятъ вѣдь, что она настаивала на отдѣльной спальнѣ, но Сомсъ, конечно...
   Джемсъ прервалъ ея размышленія.
   -- Гдѣ же Тимоѳей?-- спросилъ онъ.-- Развѣ онъ не пріѣхалъ съ другими?
   Нѣжная улыбка разжала губы тетушки Эннъ, и она сказала тихо:
   -- Нѣтъ, онъ счелъ благоразумнѣе остаться дома. Вѣдь кругомъ свирѣпствуетъ дифтеритъ, а онъ такъ подверженъ болѣзнямъ...
   -- О, онъ хорошо заботится о себѣ!-- замѣтилъ Джемсъ.-- Я вотъ не могу такъ заботиться о своемъ здоровьѣ.
   Трудно было сказать, что преобладало въ этомъ замѣчаніи -- насмѣшка, зависть или восхищеніе?
   Тимоѳей, въ самомъ дѣлѣ, показывался рѣдко. Онъ былъ младшимъ въ семьѣ. Издатель по профессіи, онъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ, предвидя застой, который, по всеобщему убѣжденію, долженъ былъ непремѣнно наступить въ издательскомъ дѣлѣ (но который не наступилъ), изъ предосторожности продалъ свое дѣло въ полномъ ходу и помѣстилъ свои деньги въ вѣрныя бумаги. Благодаря такому странному поступку, онъ занялъ изолированное положеніе въ семьѣ Форсайтовъ, такъ какъ никогда ни одинъ изъ Форсайтовъ не согласился бы получать меньше четырехъ процентовъ на свой капиталъ. Тимоѳей превратился въ какой-то миѳъ, воплощающій идею прочности Форсайтовскаго міра. Онъ никогда въ своей жизни не сдѣлалъ ни одного неосторожнаго поступка, не женился и не обременилъ себя многочисленной семьей.
   Джемсъ снова взялъ въ руки фарфоровую вазочку и резюмировалъ свои мысли словами:
   -- Это не настоящій старинный уорчестерскій фарфоръ... Вѣроятно, старый Джоліонъ что-нибудь разсказывалъ вамъ объ этомъ молодомъ человѣкѣ? Но все, что я слышалъ, только подтверждаетъ, что у него нѣтъ ничего,-- ни дѣла, ни доходовъ, ни знакомствъ, о которыхъ стоило бы упоминать! Впрочемъ, я вѣдь ничего не знаю... никто ничего мнѣ не говоритъ!
   Тетушка Эннъ не сказала ни слова, но по ея старческому сморщенному личику пробѣжала какая-то тѣнь, и тонкіе пальцы ея рукъ странно задрожали. Она была самая старшая изъ всѣхъ Форсайтовъ и поэтому занимала среди нихъ особое положеніе. Всѣ они какъ-то робѣли передъ нею и, случалось, даже прямо избѣгали ея присутствія, когда имъ казалось, что она, молча, осуждаетъ ихъ поступки.
   Но Джемсъ чувствовалъ потребность высказать свои взгляды, поэтому онъ сѣлъ возлѣ нея и, вытянувъ свои длинныя ноги, продолжалъ:
   -- Джоліонъ всегда поступалъ по-своему. Дѣтей у него нѣтъ...-- Джемсъ запнулся, вспомнивъ, что у Джоліона былъ сынъ, отецъ Джюнъ, бросившій жену и ребенка и бѣжавшій съ иностранной гувернанткой.-- Ну, да все равно,-- прибавилъ онъ торопливо.-- Онъ можетъ позволить себѣ такъ поступать, если ему это нравится... Однако, что же онъ намѣренъ дать Джюнъ? Полагаю, что онъ можетъ давать ей, по крайней мѣрѣ, тысячу фунтовъ въ годъ... Вѣдь ему некому оставить свои деньги...
   Размышленія Джемса были прерваны появленіемъ какого-то необычайно подвижного человѣка съ гладко выбритымъ лицомъ и безъ единаго волоска на головѣ.
   -- Николасъ,-- сказалъ Джемсъ, протягивая ему руку.-- Какъ поживаешь?
   Николасъ Форсайтъ, обладатель очень большого состоянія, нажитаго вполнѣ законнымъ образомъ, помимо тѣхъ коммерческихъ компаній, гдѣ онъ состоялъ директоромъ, съ живостью обернулся и вложилъ свои холодные, тонкіе пальцы въ такую же холодную руку Джемса.
   -- Очень худо,-- сказалъ онъ, насупившись.-- Всю недѣлю чувствовалъ себя плохо. Спать не могу. Докторъ не знаетъ, что со мной. Онъ очень умный парень, этотъ докторъ, иначе я бы не сталъ приглашать его. Но я ничего не имѣю отъ него, кромѣ счетовъ.
   -- Докторъ!-- воскликнулъ Джемсъ.-- Знаю я этихъ докторовъ! У меня въ домѣ перебывали всѣ лондонскіе доктора, которыхъ я призывалъ для кого-нибудь изъ насъ. Никакого удовольствія это не доставляетъ. Отъ нихъ ничего не добьешься. Вотъ, посмотри на Свизина. Какую пользу они ему принесли? Онъ сталъ еще толще. Онъ просто -- чудовищный! Они ничего не могутъ сдѣлать, чтобы уменьшить его вѣсъ. Посмотри на него!
   Свизинъ Форсайтъ, громадный, четырехугольный, съ широкою, огромною грудью, выпяченною впередъ, на которой сверкалъ рубинъ, какъ разъ направлялся къ нимъ въ эту минуту.
   -- Эге!-- сказалъ онъ.-- Какъ вы поживаете оба?
   Онъ говорилъ важно, растягивая слова.
   Оба брата переглянулись.
   -- Мы только что говорили,-- сказалъ Джемсъ,-- что ты нисколько не сталъ тоньше.
   Свизинъ уставился на говорившаго своими блѣдными, круглыми глазами.
   -- Тоньше? Съ какой стати? Это вы похожи на тонкую бумажную полоску...
   И онъ еще сильнѣе выпятилъ грудь, такъ какъ больше всего заботился о томъ, чтобы имѣть внушительный видъ.
   Тетушка Эннъ окинула взоромъ братьевъ. Во взглядѣ ея была строгость и вмѣстѣ съ этимъ какая-то снисходительность къ нимъ. Братья, въ свою очередь, взглянули на нее. Голова у нея слегка тряслась. Удивительная женщина! Восемьдесятъ шесть лѣтъ -- и вѣдь она никогда не была крѣпкаго здоровья! Свизинъ и Джемсъ,-- длинный и широкій,-- были близнецами. Имъ было по семидесяти пяти лѣтъ. Николасъ былъ совсѣмъ еще младенецъ,-- ему даже не было семидесяти! Всѣ были крѣпкаго здоровья и выводъ, къ которому они пришли при взглядѣ на Эннъ, естественно долженъ былъ подѣйствовать на нихъ успокоительно. Изъ всѣхъ видовъ собственности они все же больше всего дорожили своимъ здоровьемъ!
   -- Я здоровъ,-- сказалъ Джемсъ,-- но мои нервы расходились, малѣйшій пустякъ волнуетъ меня. Думаю съѣздить въ Батъ.
   -- Батъ?-- воскликнулъ Николасъ.-- Я пробовалъ ѣздить въ Харрогэтъ. Толку никакого. Мнѣ нуженъ морской воздухъ. Ничего не можетъ быть лучше Ярмута. Когда я бываю тамъ, я сплю...
   -- У меня печень въ плохомъ состояніи,-- медленно произнесъ Свизинъ.-- Сильныя боли вотъ тутъ...-- Онъ приложилъ руку къ правому боку.
   -- Недостатокъ движенія,-- замѣтилъ Джемсъ и снова завертѣлъ въ рукахъ фарфоровую вазочку.-- У меня тоже были боли въ правомъ боку...
   Свизинъ покраснѣлъ, какъ индѣйскій пѣтухъ.
   -- Я двигаюсь достаточно,-- сказалъ онъ сердито.-- Я никогда не пользуюсь лифтомъ въ клубѣ...
   -- Не знаю, не знаю,-- поспѣшилъ возразить Джемсъ.-- Я вообще ничего не знаю, ни про кого. Никто ничего мнѣ не говоритъ...
   Свизинъ пристально посмотрѣлъ на него и спросилъ:
   -- А что ты дѣлалъ, когда у тебя болѣлъ бокъ?...
   -- Я принималъ смѣсь изъ...
   -- Какъ поживаете, дядя?
   Передъ нимъ стояла Джюнъ. Ея маленькая фигурка казалась еще меньше въ сосѣдствѣ съ ея огромными дядюшками, но выраженіе лица у нея было очень рѣшительное, когда она смотрѣла на шнъ.
   Джемсъ, только что начавшій съ оживленіемъ объяснять Свизину составъ лѣкарства, сразу омрачился.
   -- А ты какъ поживаешь?-- спросилъ онъ, нагибаясь къ Джюнъ.-- Говорятъ, ты уѣзжаешь завтра въ Уэльсъ, къ роднымъ твоего жениха?... Теперь тамъ дождливая погода...-- онъ опять поставилъ фарфоровую вазочку на столъ и прибавилъ:-- Это не настоящій уорчестерскій старинный фарфоръ. Вотъ тотъ сервизъ, который я подарилъ твоей матери, когда она выходила замужъ, то была подлинная вещь!
   Джюнъ пожала руки дядюшкамъ и повернулась къ тетушкѣ Эннъ, старое лицо которой озарилось ласковой улыбкой. Она съ нѣжностью поцѣловала молодую дѣвушку въ щеку и сказала:
   -- Итакъ, милая, ты уѣзжаешь на цѣлый мѣсяцъ?
   Тетушка Эннъ провожала глазами ея маленькую фигурку, когда Джюнъ направилась дальше и смѣшалась съ толпою гостей. Начинался разъѣздъ. Тетушка Эннъ смотрѣла на подходившихъ къ Джюнъ гостей, раскланивавшихся съ ней, и что-то усиленно перебирала своими дрожащими пальцами.
   "Да, да,-- думала она въ это время.-- Всѣ были добры къ ней. Всѣ явились къ ней, чтобы поздравить ее. Она должна быть счастлива".
   Среди толпы людей, наполнявшихъ залу, было не болѣе двадцати процентовъ Форсайтовъ. Большинство гостей было изъ биржевого, адвокатскаго и докторскаго міра. Тутъ были представители всѣхъ профессій, допускаемыхъ въ высшихъ слояхъ средняго круга. Но тетушка Эннъ видѣла только Форсайтовъ. Это былъ ея міръ, ея семья и она не знала другой. Она знала всѣ ихъ маленькія тайны, болѣзни, увлеченія, знала, какъ они женятся, какъ живутъ, какъ наживаютъ деньги. Все это было ея собственностью, ея наслажденіемъ, ея жизнью. За этимъ уже начинался для нея міръ какихъ-то смутныхъ, туманныхъ фактовъ, и людей, не имѣющихъ въ ея глазахъ никакой цѣны. Но свой міръ она хотѣла бы сохранить до конца.
   Мысли ея унеслись въ прошлое. Она вспомнила отца Джюнъ, молодого Джоліона, который убѣжалъ съ иностранною гувернанткой. Какой это былъ ударъ для его отца и для всѣхъ Форсайтовъ! Такой былъ славный, многообѣщающій юноша! Да, это было печально! Но, къ счастью, обошлось безъ публичнаго скандала. Жена Джо не согласилась на разводъ. Давно это было! Когда мать Джюнъ умерла, восемь лѣтъ тому назадъ, то Джо женился на этой женщинѣ. Говорятъ, у нихъ двое дѣтей... Да, онъ уже не имѣетъ права присутствовать здѣсь! Онъ нанесъ чувствительный ударъ ея фамильной гордости, лишилъ ея удовольствія видѣть его, обнять его... А какъ она гордилась имъ когда-то! Такой многообѣщающій юноша!... Мысли эти подымали со дна ее стараго сердца горечь, и ея глаза наполнялись слезами. Она достала тонкій батистовый платокъ и приложила къ глазамъ.
   -- Здравствуйте, тетушка Эннъ,-- произнесъ чей-то голосъ около нея.
   Это былъ Сомсъ Форсайтъ, широкоплечій и весь какой-то плоскій, съ плоскимъ же гладко-выбритымъ лицомъ, смотрѣвшій на нее съ своею обычною брезгливою гримасой.
   -- А что вы думаете объ этой помолвкѣ?-- спросилъ онъ.
   Тетушка Энпъ ласково взглянула на него. Послѣ бѣгства молодого Джоліона, который былъ ея любимцемъ, Сомсъ былъ единственнымъ изъ всѣхъ ея племянниковъ, которымъ она гордилась, такъ какъ онъ больше, чѣмъ другіе, казался ей истиннымъ Форсайтомъ, и она видѣла въ немъ вѣрнаго хранителя традицій семьи.
   -- Онъ очень милъ, этотъ молодой человѣкъ,-- сказала она.-- Но я все-таки сомнѣваюсь, подходящая ли это партія для нашей дорогой Джюнъ?
   -- Она сдѣлаетъ его ручнымъ,-- отвѣтилъ Сомсъ, внимательно разглядывая золоченый канделябръ. Онъ украдкой помуслилъ палецъ и потеръ имъ выпуклыя украшенія канделябра.-- Это настоящій старинный золотой лакъ,-- прибавилъ онъ,-- теперь вы не достанете такого лака нигдѣ. Если будетъ когда-нибудь аукціонъ у старика Джоліона, то эта вещь пойдетъ за хорошую цѣну. Я бы не задумался пріобрѣсти ее. Такой старинный лакъ никогда не теряетъ своей цѣны.
   Онъ говорилъ это съ видомъ знатока, и тетушка Эннъ съ гордостью посмотрѣла на него.
   -- Ты знаешь толкъ въ этихъ вещахъ,-- сказала она.-- Ну, а какъ поживаетъ дорогая Иренъ?
   Самодовольная улыбка мигомъ исчезла съ лица Сомса.
   -- Хорошо,-- отвѣтилъ онъ.-- Жалуется на безсонницу, но спитъ она гораздо лучше меня, во всякомъ случаѣ.
   Онъ поглядѣлъ на жену, разговаривавшую съ Бозиннеемъ, въ дверяхъ.
   Тетушка Эннъ вздохнула.
   -- Можетъ быть, было бы лучше, еслибъ она рѣже видѣлась съ Джюнъ. Вѣдь у нея такой рѣшительный характеръ, у нашей милой Джюнъ!-- замѣтила она.
   Сомсъ вспыхнулъ. Его плоскія щеки покраснѣли, но краска скоро сбѣжала съ лица и сосредоточилась лишь на лбу, между глазами, точно указывая на волнующія его мысли.
   -- Не знаю, что ей такъ нравится въ этой маленькой попрыгуньѣ!-- возразилъ онъ съ раздраженіемъ, но, спохватившись, что они не одни, тотчасъ же снова занялся канделябромъ.
   -- Мнѣ говорили, что Джоліонъ покупаетъ другой домъ,-- послышался голосъ Джемса, разговаривавшаго со Свизиномъ.-- Должно быть, у него много денегъ, такъ много, что онъ не знаетъ куда дѣвать ихъ. Говорятъ, это на площади Монпелье, около Сомса... Но они ничего не сообщали мнѣ объ этомъ. Иренъ никогда ничего мнѣ не говоритъ...
   -- Прекрасное положеніе,-- замѣтилъ Свизинъ.-- Это вѣдь въ двухъ минутахъ ѣзды отъ меня. А изъ своего дома я могу въ восемь минутъ доѣхать до клуба.
   Всѣ Форсайты придавали громадное значеніе положенію своихъ домовъ, какъ будто отъ этого въ большой степени зависѣлъ ихъ успѣхъ въ жизни.
   Родоначальникъ Форсайтовъ происходилъ изъ фермерской семьи въ Дорсетшайрѣ. Онъ былъ каменщикомъ по ремеслу и мало-по-малу сдѣлался строительнымъ подрядчикомъ. Подъ конецъ своей жизни онъ переселился въ Лондонъ, гдѣ и занимался постройками до самой смерти. Послѣ него осталось состояніе въ тридцать тысячъ фунтовъ, которые онъ раздѣлилъ между своими десятью дѣтьми. Старикъ Джоліонъ говорилъ про него, что это былъ грубый, непреклонный человѣкь, "безъ всякаго лоска". Вообще второе поколѣніе Форсайтовъ не очень-то гордилось такимъ предкомъ. Единственная аристократическая черта, которую они находили въ немъ, была его привычка пить мадеру.
   Тетушка Эстеръ, считавшаяся авторитетомъ въ томъ, что касалось исторіи семьи, такъ описывала его, когда ее спрашивали:
   -- Я не помню, чтобы онъ когда-либо чѣмъ-нибудь занимался. По крайней мѣрѣ, въ мое время онъ уже ничего не дѣлалъ. Онъ имѣлъ дома, душа моя! Волосы у него были такого цвѣта, какъ у дядюшки Свизина. Онъ былъ коренастый человѣкъ. Высокъ ли ростомъ? Нѣтъ... не очень,-- около пяти футовъ. Лицо было у него пестрое, красное. Я помню, онъ постоянно пилъ мадеру. Впрочемъ, спросите тетушку Эннъ... Кто былъ его отецъ? Онъ прежде обрабатывалъ землю, тамъ, въ Дорсетшайрѣ, у моря...
   Джемсъ однажды ѣздилъ туда. Ему захотѣлось посмотрѣть мѣсто, откуда произошелъ ихъ родъ. Тамъ онъ нашелъ двѣ старыя фермы. Глубокія колеи виднѣлись на дорогѣ, ведущей къ берегу ручья, гдѣ находилась мельница. Маленькая, сѣренькая церковь, окруженная каменною оградой, и крошечная, такая же сѣренькая часовенка. Вода, отработавъ на мельницѣ, разливалась множествомъ мелкихъ ручейковъ, а вокругъ бродили свиньи. Казалось, будто весь ландшафтъ подернутъ былъ какой-то туманной дымкой. Здѣсь-то жили первоначальные Форсайты, быть можетъ, многія сотни лѣтъ. И каждое воскресенье они ходили по этой тропинкѣ, смотря на море и глубоко ступая ногами въ грязь...
   Были ли у Джемса какія-нибудь надежды на наслѣдство, когда онъ поѣхалъ на родину Форсайтовъ, или онъ думалъ найти тамъ что-нибудь, заслуживающее упоминанія въ ихъ родословной -- этого никто не зналъ. Во всякомъ случаѣ онъ вернулся домой разочарованный, хотя и старался не показывать вида.
   -- Пустяки,-- сказалъ онъ,-- заниматься не стоитъ. Обыкновенная деревушка, древняя, какъ эти холмы.
   Древность ея была своего рода утѣшеніемъ для него. Но старый Джоліонъ, чувствовавшій порою потребность быть искреннимъ, говорилъ о своихъ предкахъ: "Крестьяне-землевладѣльцы. Полагаю -- не важное кушанье". И онъ повторялъ эти слова "крестьяне-землевладѣльцы", какъ будто это доставляло ему утѣшеніе.
   Однако Форсайты пробились въ жизни и создали себѣ то, что называется "положеніемъ". Они владѣли всевозможными акціями, консолидированными бумагами, участвовали въ разныхъ предпріятіяхъ и, кажется, больше всего на свѣтѣ боялись,-- за исключеніемъ одного только Тимоѳея,-- помѣщать свои деньги въ предпріятія и бумаги, которыя приносили бы имъ меньше четырехъ процентовъ. Они покупали картины и оказывали поддержку такимъ благотворительнымъ учрежденіямъ, которыя могли оказаться полезными на случай болѣзни кого-нибудь изъ ихъ слугъ. Отъ своего отца они унаслѣдовали любовь къ постройкамъ. Первоначально они, должно быть, принадлежали къ какой-нибудь примитивной сектѣ, но теперь уже, силою вещей, сдѣлались членами англиканской церкви и заставляли своихъ женъ и дѣтей посѣщать аккуратно наиболѣе фешенебельные храмы въ столицѣ. Конечно, они бы очень удивились и огорчились, еслибъ кто-нибудь заподозрилъ ихъ христіанскія убѣжденія. Нѣкоторые изъ нихъ даже имѣли платныя мѣста въ церкви, и это была наиболѣе практическія формы, въ которой выражались ихъ симпатіи къ ученію Христа. Ихъ резиденціи, отстоящія другъ отъ друга на опредѣленномъ разстояніи, были расположены вокругъ парка, точно стражи, стерегущіе Лондонъ, къ которому были прикованы всѣ ихъ желанія.
   Джемсъ, очень интересовавшійся новой покупкой старика Джоліона, сталъ разспрашивать его. Онъ находилъ, что Джоліонъ далъ слишкомъ высокую цѣну за домъ.
   Старый Джоліонъ поморщился.
   -- Я торговалъ этотъ домъ раньше,-- сказалъ поспѣшно Джемсъ.-- Но такую цѣну я не хотѣлъ дать. Спроси Сомса, онъ хорошо знаетъ этотъ домъ. Онъ тебѣ скажетъ, что ты заплатилъ слишкомъ дорого.
   -- Меня ничуть не интересуетъ его мнѣніе,-- замѣтилъ сердито старикъ.
   -- Ну, конечно, это твое дѣло... Прощай! Мы ѣдемъ кататься въ Хёрлингэмъ... Я слышалъ, что Джюнъ уѣзжаетъ въ Уэльсъ завтра? Ты будешь чувствовать себя одинокимъ безъ нея. Не пріѣдешь ли ты къ намъ пообѣдать?
   Старый Джоліонъ отказался. Но онъ пошелъ все-таки проводить Джемса и смотрѣлъ, какъ его жена, величественная женщина, съ каштановыми волосами, садилась въ коляску рядомъ съ Иренъ. На передней скамейкѣ помѣстились оба супруга, отецъ и сынъ, въ какой-то странной, выжидательной позѣ. Слегка покачиваясь на пружинныхъ подушкахъ коляски, они сидѣли молча, обливаемые солнечными лучами и не глядя по сторонамъ. Старый Джоліонъ задумавшись смотрѣлъ на коляску, пока она не скрылась за поворотомъ.
   Въ коляскѣ мистриссъ Джемсъ первая прервала молчаніе, какъ только они отъѣхали.
   -- Видали ли вы когда-нибудь такую пеструю коллекцію всякаго сорта людей?-- воскликнула она.
   Сомсъ искоса посмотрѣлъ на нее и слегка кивнулъ головой. Но онъ тотчасъ же поймалъ на лету загадочный взглядъ Иренъ. Можно почти навѣрняка предположить, что такое замѣчаніе высказали всѣ Форсайты, покидая домъ старика Джодіона.
   Послѣдними изъ гостей вышли четвертый и пятый братья Форсайтъ, Николасъ и Роджеръ. Они пошли пѣшкомъ черезъ паркъ къ станціи подземной желѣзной дороги. Какъ и всѣ Форсайты, достигшіе извѣстнаго положенія и возраста, они ѣздили только въ собственныхъ экипажахъ и никогда не брали извозчиковъ.
   День былъ ясный, солнечный. Деревья парка ярко зеленѣли, но братья, повидимому, не замѣчали пышнаго расцвѣта лѣтней природы, хотя это, безъ сомнѣнія, доставляло имъ смутное удовольствіе. Они шли медленно, бесѣдуя другъ съ другомъ.
   -- Да,-- сказалъ Роджеръ.-- Она все же красивая женщина -- жена Сомса! Я слышалъ, они не очень-то ладятъ другъ съ другомъ?
   -- У нея не было денегъ,-- замѣтилъ Николасъ.
   Онъ самъ взялъ за женой изрядный кушъ, и это было въ то благословенное время, когда еще не прошелъ въ парламентѣ законъ о женской собственности. Онъ, слѣдовательно, могъ сдѣлать полезное употребленіе изъ денегъ своей жены.
   -- Кто былъ ея отецъ?
   -- Геронъ... Какой-то профессоръ, говорили мнѣ.
   Роджеръ покачалъ головой.
   -- Ну, у такихъ денегъ не бываетъ!
   -- Говорятъ, отецъ ея матери торговалъ цементомъ...
   Лицо Роджера прояснилось.
   -- ..только онъ обанкротился,-- прибавилъ Николасъ.
   -- Ай! ай!-- сказалъ Роджеръ.-- Сомсу будетъ много хлопотъ съ нею. Помяни мое слово. Она причинитъ ему не мало заботъ. У нея такой странный взглядъ.
   Николасъ провелъ языкомъ по губамъ.
   -- А все-таки она красігва!-- воскликнулъ онъ, отходя въ сторону, чтобы пропустить метельщика улицы.
   -- Какъ это онъ овладѣлъ ею? Должно быть, ея наряды обходятся ему дорого!-- замѣтилъ Роджеръ.
   -- Эннъ разсказывала мнѣ, что онъ буквально съ ума сходилъ по ней. Она пять разъ отказывала ему. Джемсъ совсѣмъ изнервничался за это время.
   -- А?... Бѣдняга Джемсъ! Ему и такъ немало хлопотъ доставляетъ Дэрти.
   Роджеръ оживился. Щеки у него слегка покраснѣли отъ движенія и онъ чаще обыкновеннаго размахивалъ своимъ зонтикомъ. Николасъ тоже имѣлъ довольный видъ.
   -- По мнѣ, она слишкомъ блѣдна... но все же замѣчательно красива!-- замѣтилъ онъ.
   Роджеръ ничего не возражалъ.
   -- Я нахожу, что у нея очень изящная наружность.
   Это была высшая похвала въ устахъ Форсайтовъ.
   -- Молодой Бозинней никогда ничего не добьется... Мнѣ говорили про него, что у него артистическая натура. Онъ мечтаетъ объ усовершенствованіи англійской архитектуры. Ну, а на этомъ денегъ не наживешь! Хотѣлось бы мнѣ слышать мнѣніе Тимоѳея объ этомъ!
   Они вышли на станцію.
   -- Въ какомъ классѣ ты ѣздишь? Я всегда ѣзжу во второмъ.
   -- Для меня второго класса не существуетъ,-- отвѣчалъ Николасъ.-- Никогда вѣдь нельзя знать, что тамъ можно захватить...
   Онъ взялъ билетъ перваго класса въ Ноттинъ-Хилль Гэгъ, а Роджеръ -- второго въ Южный Кенсингтопъ. Поѣздъ подошелъ, и оба брата разстались. Каждый вошелъ въ купэ своего класса, причемъ каждый чувствовалъ себя обиженнымъ, что другой не захотѣлъ измѣнить своимъ привычкамъ, ради удовольствія побыть съ нимъ подольше. Роджеръ выразилъ это неудовольствіе мысленнымъ восклицаніемъ: "какъ всегда упрямъ этотъ плутъ Никъ!"
   Николасъ, въ свою очередь, подумалъ: "Всегда былъ неуслужливъ этотъ Роджеръ".
   Форсайты не отличались сантиментальностью. Развѣ у нихъ могло найтись время для чувства, въ этомъ огромномъ Лондонѣ, который они завоевали и который всецѣло поглотилъ ихъ?
   

II.
Старый Джоліонъ отправляется въ оперу.

   На слѣдующій день, около пяти часовъ дня, старый Джоліонъ сидѣлъ одинъ у стола за чашкой кофе и съ сигарой во рту. Онъ чувствовалъ себя утомленнымъ и задремалъ раньше, чѣмъ сигара была выкурена. Она выпала изъ пальцевъ его руки, костлявой, со вздувшимися синими жилами, и медленно догорала на полу. Маленькій, довольно мрачный рабочій кабинетъ, съ цвѣтными стеклами въ окнахъ, былъ уставленъ тяжелою мебелью краснаго дерева, обитой зеленымъ бархатомъ и съ богатой рѣзьбой. Старый Джоліонъ любилъ говорить, смотря на эту мебель: "Не удивлюсь, если за нее дадутъ когда-нибудь большую цѣну!"
   Пріятно было думать, что и послѣ смерти онъ можетъ получить больше денегъ за купленныя имъ вещи, нежели самъ заплатилъ за нихъ!
   Его огромная голова, съ совершенно бѣлыми волосами, покоившаяся на высокой спикнѣ кресла, напоминала картины Рембрандта. Только густые сѣдые усы нѣсколько портили впечатлѣніе, придавая отчасти военное выраженіе его наружности. Старые часы, съ которыми онъ не разставался со времени своей свадьбы, пятьдесятъ лѣтъ тому назадъ, мѣрно отбивали минуты его жизни, отходившіе въ вѣчность. Старый Джоліонъ не любилъ этой комнаты. Онъ даже рѣдко заходилъ сюда, развѣ только за тѣмъ, чтобы взять сигары, хранившіяся въ японскомъ кабинетикѣ, возлѣ этой комнаты. И вотъ теперь комната какъ будто мстила ему за такое пренебреженіе. Онъ спалъ и во время его сна еще рѣзче выступали морщины и впадины на вискахъ. Его щеки обвисли, скулы выдались, и все его лицо какъ будто признавалось въ томъ, что онъ уже очень старъ!
   Но вотъ онъ проснулся... Джюнъ уѣхала! Джемсъ сказалъ ему, что онъ почувствуетъ себя одинокимъ. Джемсъ всегда ухитряется сказать что-нибудь непріятное!... Старый Джоліонъ съ удовольствіемъ подумалъ о томъ, что онъ купилъ домъ, на который имѣлъ виды Джемсъ. Подѣломъ ему! Онъ всегда боится переплатить! Этотъ парень думаетъ только о деньгахъ... Однако, ужъ и вправду не переплатилъ ли онъ за этотъ домъ?... Да... Онъ долженъ сознаться, что ему теперь понадобятся всѣ его деньги изъ-за этой выходки Джюнъ. Не слѣдовало ему допускать такой помолвки! Джюнъ познакомилась съ Бозиннеемъ у Бейнсовъ (Бейнсъ и Бильдебой -- архитекторы). Кажется, Бейнсъ приходятся ему сродни. Послѣ этого Джюнъ буквально бѣгала за нимъ всюду. А ужъ если она заберетъ себѣ что-нибудь въ голову, эта дѣвочка, то всегда поставитъ на своемъ! Она вѣдь любитъ возиться съ разными несостоятельными людьми. У этого молодца нѣтъ ни гроша, но она захотѣла во что бы то ни стало сдѣлаться его невѣстой. Такой непрактичный, безразсудный юноша, какъ этотъ Бозинней! Онъ непремѣнно создастъ себѣ милліонъ затрудненій.
   Джюнъ пришла въ одно прекрасное утро къ своему старику дѣду и своей обычной манерой, безъ всякаго предупрежденія, объявила ему о своемъ рѣшеніи. Затѣмъ, точно въ утѣшеніе, прибавила:
   -- Ахъ, онъ великолѣпенъ! Знаешь, онъ часто въ теченіе цѣлой недѣли питался только однимъ какао!...
   -- Что-жъ онъ хочетъ, чтобъ и ты питалась только какао?
   -- О, нѣтъ! Онъ уже вышелъ на дорогу теперь.
   Старый Джоліонъ вынулъ сигару изо рта, расправилъ сѣдые усы, концы которыхъ были запачканы кофе, и взглянулъ на свою внучку,-- на это маленькое существо, такъ завладѣвшее его сердцемъ! Онъ, конечно, лучше ея понималъ, какая это "дорога". Но Джюнъ, положивъ руки къ нему на колѣни, прижалась головкой къ его груди и мурлыкала, точно котенокъ. Тогда онъ, сбросивъ съ сигары пепелъ, проговорилъ съ какимъ-то отчаяніемъ.:
   -- Ну, вотъ, ты всегда такова! Ты непремѣнно должна поставить на своемъ. Смотри же, если тебѣ придется плохо,-- а это непремѣнно будетъ!-- то я умываю руки.
   И онъ, дѣйствительно, больше не вмѣшивался. Но все же поставилъ условіемъ, что она выйдетъ замужъ за Бозиннея только тогда, когда онъ будетъ зарабатывать по крайней мѣрѣ четыреста фунтовъ въ годъ.
   -- Я вѣдь не могу дать тебѣ много,-- сказалъ онъ. Эти слова Джюнъ уже не разъ слышала отъ него.-- Но, быть можетъ, этотъ господинъ,-- какъ его зовутъ?-- позаботится о какао и для тебя?
   Онъ уже рѣдко видѣлъ Джюнъ послѣ того, какъ "это" началось... Пренепріятное дѣло! Не могъ же онъ дать ей столько денегъ, чтобы этотъ парень, о которомъ онъ ровно ничего не зналъ, могъ проводить время въ праздности. Видывалъ онъ уже такія дѣла въ своей жизни! Ничего хорошаго изъ этого не выходило никогда. А хуже всего было то, что у него не было никакой надежды поколебать ея рѣшеніе. Она всегда была упряма, какъ мулъ, съ самаго дѣтства! Онъ не могъ даже представить себѣ, чѣмъ все это кончится. Они должны по одежкѣ протягивать ножки. Но и онъ не уступитъ, пока Бозинней не будетъ имѣть доходъ, равный его доходу. Что Джюнъ наживетъ горе съ этимъ парнемъ,-- это было для него ясно, какъ Божій день. Онъ имѣлъ не больше понятія о деньгахъ, чѣмъ корова. Что же касается поѣздки Джюнъ въ Уэльсъ, къ его теткамъ, то старый Джоліонъ въ глубинѣ души надѣялся, что онѣ похожи на старыхъ кошекъ...
   Старый Джоліонъ задумчиво уставился въ стѣну. И вдругъ вспомнилъ... Нѣтъ, какова идея? Этотъ щенокъ Сомсъ будетъ давать ему совѣты? Скажите, пожалуйста! Онъ всегда вздергиваетъ носъ, точно нюхаетъ воздухъ. Точь-въ-точь его отецъ, всегда разнюхивающій, гдѣ бы повыгоднѣе устроить сдѣлку! И этотъ молодой плутъ пошелъ по его стопамъ!...
   Старый Джоліонъ всталъ и, пройдя въ кабинетъ, досталъ свѣжія сигары, методически засовывая ихъ въ свой портсигаръ. Онъ думалъ, что эти сигары недурны, но развѣ теперь можно имѣть хорошія сигары! Что можетъ сравниться съ сигарами Гансона и Бриджера? Вотъ это были сигары!...
   И мысль его невольно унеслась къ тѣмъ чуднымъ вечерамъ отдаленнаго прошлаго, когда онъ, послѣ обѣда, сиживалъ на террасѣ, въ паркѣ Ричмондъ, куря сигары, въ обществѣ своихъ пріятелей, Николаса Треффри и Тракейра и Джека Герринга и Торнуорси. Какъ были хороши сигары тогда!... Бѣдный старина Никъ! Умеръ давно. И Герингъ умеръ и Тракейръ. Торнуорси теперь совсѣмъ дряхлый старикъ! Весь трясется. И неудивительно, вѣдь онъ такъ много пилъ!...
   Изъ всей этой компаніи прежнихъ дней уцѣлѣлъ только онъ одинъ. Не считая Свизина, впрочемъ. Но Свизинъ былъ такъ толстъ, что онъ все равно никуда не годился.
   Трудно повѣрить, чтобы это было такъ давно. Джоліонъ еще не чувствовалъ себя старикомъ. Мысль о старости была самой непріятной мыслью для него. Несмотря на свою бѣлую голову, на свое одиночество, онъ не могъ примириться съ мыслью о старости. Онъ вспоминалъ прогулки со своимъ сыномъ Джо. Какія чудныя были сигары, которыя онъ курилъ тогда! И какая прекрасная была погода! Теперь такой погоды не бываетъ...
   Когда Джюнъ была пятилѣтнею крошкой, онъ бралъ ее каждое воскресенье въ зоологическій садъ, подальше отъ двухъ почтенныхъ женщинъ -- ея матери и бабушки. Ему доставляло такое удовольствіе видѣть, какъ она радуется, глядя на медвѣдей! Онъ насаживалъ булку на кончикъ своего зонтика и просовывалъ его въ клѣтку, къ медвѣдямъ. Какъ хороши были сигары, которыя онъ курилъ тогда!...
   Да, съ сигарой у него было связано много воспоминаній. Онъ всегда считался знатокомъ сигаръ и дѣйствительно былъ имъ. Тонкое обоняніе и вкусъ, до нѣкоторой степени, способствовали его богатству. Фирма Форсайтъ и Треффри славилась въ Сити своими операціями на востокѣ. Чай, поставляемый ею, отличался особеннымъ ароматомъ. Онъ доставлялся на спеціальныхъ судахъ, грузился въ спеціальныхъ портахъ. Джоліонъ былъ экспертомъ въ этой торговлѣ. Да, люди умѣли работать тогда! Теперешняя молодежь даже понятія не имѣетъ о такой работѣ. Джоліонъ изучалъ всѣ детали своего дѣла, зналъ все и иногда по цѣлымъ ночамъ работалъ надъ этимъ. И притомъ онъ всегда самъ выбиралъ своихъ агентовъ и хвалился тѣмъ, что умѣетъ выбирать людей. Въ этомъ заключалась тайна его успѣха. Но развѣ такая карьера годилась для человѣка его способностей? Онъ давно уже бросилъ это дѣло, которое пришло теперь въ упадокъ, но всегда вспоминалъ объ этомъ времени съ болью въ сердцѣ. Навѣрное онъ могъ бы добиться многаго и на другомъ пути. Онъ могъ бы быть великолѣпнымъ адвокатомъ! Онъ подумывалъ также о томъ, чтобы выступить кандидатомъ въ парламентъ. Какъ часто Николасъ Треффри говаривалъ ему: "Джо, ты бы могъ достигнуть многаго, еслибъ до такой степени не заботился о себѣ!" Милый, старый Никъ, такой добрякъ, но въ то же время такой бунтовщикъ! Онъ-то о себѣ совсѣмъ не заботился... Вотъ и умеръ!
   Старый Джоліонъ пересчиталъ сигары и положилъ портсигаръ во внутренній карманъ, затѣмъ, застегнувшись на всѣ пуговицы, вышелъ изъ кабинета. Онъ поднялся по лѣстницѣ въ свою комнату, тяжело переступая съ ноги на ногу и держась за перила. Да, домъ слишкомъ великъ!
   Послѣ свадьбы Джюнъ, если только она выйдетъ замужъ за этого молодого человѣка,-- а она, вѣроятно, сдѣлаетъ это!-- онъ выѣдетъ отсюда и переселится въ меблированныя комнаты. Зачѣмъ содержать и кормить безъ пользы такое огромное количество слугъ?
   Онъ позвонилъ. Вошелъ камердинеръ, плотный человѣкъ съ добродушнымъ лицомъ, окаймленнымъ бородкой и отличавшійся чрезвычайной молчаливостью. Джоліонъ сказалъ ему, что онъ будетъ обѣдать въ клубѣ и велѣлъ подать экипажъ къ половинѣ седьмого.
   Клубъ, куда Джоліонъ пріѣхалъ къ семи часамъ, видывалъ лучшіе дни. Прежде его политическій характеръ былъ выраженъ гораздо рѣзче, но туда собирались исключительно только люди, принадлежащіе къ верхамъ средняго класса. Давно уже говорили, что клубъ доживаетъ послѣдніе дни, что уже-началось распаденіе, между тѣмъ онъ продолжалъ существовать и даже обнаруживалъ удивительную жизнеспособность.
   -- Зачѣмъ это ты торчишь въ этомъ клубѣ?-- спрашивалъ Свизинъ своего брата.-- Отчего ты не вступишь въ "Полиглотъ"? Могу тебя увѣрить, что ты во всемъ Лондонѣ не получишь такого хорошаго вина, какъ тамошнее шампанское, причемъ ты платишь меньше двадцати шиллинговъ за бутылку. Знаешь,-- прибавлялъ онъ, понизивъ голосъ,-- этого вина осталось только пять тысячъ дюжинъ бутылокъ. Я пью это вино каждый вечеръ...
   -- Я подумаю,-- отвѣчалъ Джоліонъ. Но когда начиналъ думать объ этомъ, то передъ нимъ тотчасъ же вставалъ вопросъ о пяти гинеяхъ вступительной платы. Притомъ же, пройдетъ четыре или пять лѣтъ, прежде чѣмъ онъ привыкнетъ къ новой обстановкѣ. И онъ продолжалъ думать...
   Онъ былъ уже слишкомъ старъ, чтобы быть либераломъ, и давно уже пересталъ вѣрить въ политическія доктрины своего клуба. Онъ даже довольно презрительно отзывался о нихъ, но ему все-таки доставляло странное удовольствіе то, что онъ состоялъ членомъ клуба, принципы котораго такъ расходились съ его собственными взглядами. Надо сказать правду, что онъ всегда относился съ нѣкоторымъ презрѣніемъ къ своему клубу. Онъ вступилъ въ него, много лѣтъ тому назадъ, когда другой клубъ "Hotch-Potch" отказалъ ему въ пріемѣ, потому что онъ занимался торговой профессіей. Какъ будто другіе члены этого клуба были сколько-нибудь лучше его? Но въ глубинѣ души онъ все-таки презиралъ тотъ клубъ, который принялъ его. Члены его клуба были ничего незначущими людьми; большинство было изъ Сити, маклера, ходатаи по дѣламъ, оцѣпщики на торгахъ и т. п. Въ сущности старый Джоліонъ придавалъ очень мало значенія тому классу, къ которому принадлежалъ. Онъ очень добросовѣстно соблюдалъ всѣ обычаи своего класса, соціальные и другіе, но втайнѣ ко всему этому относился съ презрѣніемъ. Годы сгладили воспоминаніе о его пораженіи въ клубѣ "Hotch-Potch". Онъ уже философски относился къ этому факту, объясняя свой провалъ небрежностью Джека Герринга, предлагавшаго его. Вѣдь остальные члены не могли знать, кто онъ такой! И онъ думалъ объ этомъ клубѣ уже безъ всякаго раздраженія. Они же приняли его сына Джо сразу! Должно быть, онъ до сихъ поръ состоитъ членомъ этого клуба, судя по тому письму, которое онъ получилъ отъ него восемь лѣтъ тому назадъ.
   Джоліонъ уже нѣсколько мѣсяцевъ не былъ въ своемъ клубѣ. Домъ былъ подновленъ и заново выкрашенъ. Отдѣлка курительной комнаты, однако, не понравилась Джоліону, но зато онъ одобрилъ столовую.
   Онъ заказалъ обѣдъ и усѣлся въ углу, быть можетъ затѣмъ самымъ столомъ, за которымъ сиживалъ двадцать пять лѣтъ тому назадъ, со своимъ сыномъ Джо, когда бралъ его въ театръ Дрюри-Ленъ, во время каникулъ. Вѣдь въ этомъ клубѣ, начиная отъ его радикальныхъ принциповъ, почти все оставалось безъ перемѣнъ!
   Юный Джо очень любилъ театръ, и старый Джоліонъ вспомнилъ оживленное личико мальчика, сидѣвшаго противъ него и старавшагося скрыть свое радостное волненіе подъ видомъ полнаго равнодушія.
   Подъ вліяніемъ этихъ воспоминаній Джоліонъ выбралъ такое меню, которое всегда выбиралъ его сынъ: супъ, жареную рыбу, котлеты и тортъ. Ахъ, еслибъ Джо сидѣлъ противъ него въ настоящую минуту!
   Они уже не видѣлись другъ съ другомъ въ теченіе цѣлыхъ пятнадцати лѣтъ. И не разъ за это время старому Джоліону приходило на умъ, что, быть можетъ, и онъ не совсѣмъ правъ въ отношеніи сына. Джо былъ еще очень молодъ, когда неудачная любовь заставила его искать утѣшенія въ бракѣ; Джоліонъ долженъ былъ бы воспротивиться этому, но онъ самъ хотѣлъ, чтобъ Джо поскорѣе женился, зная его какъ очень увлекающагося юношу. И вотъ черезъ четыре года произошелъ крахъ! Ни воспитаніе, ни принципы не дозволили отцу принять сторону сына въ этой исторіи, но сердце его обливалось кровью. Впрочемъ, что за дѣло традиціямъ до страдающихъ сердецъ! Однако, у него оставалась Джюнъ, крошечное существо, съ пламенѣющими волосами, которая всецѣло овладѣла его сердцемъ. Онъ чувствовалъ теперь, что и здѣсь ему предстоитъ разлука. Въ этомъ заключается трагизмъ жизни.
   Онъ простился съ сыномъ и съ тѣхъ поръ не видался съ нимъ. Онъ хотѣлъ продолжать выплачивать ему уменьшенную субсидію, но Джо отказался отъ нея наотрѣзъ. Этотъ отказъ былъ особенно чувствителенъ для Джоліона, такъ какъ подчеркивалъ полный разрывъ...
   Обѣдъ показался Джоліону безвкуснымъ, а шампанское горькимъ и рѣзкимъ на вкусъ. Развѣ такое шампанское онъ пилъ въ прежніе годы! Принимаясь за кофе, онъ подумалъ, что могъ бы отправиться въ оперу. Въ "Times",-- другимъ газетамъ онъ не довѣрялъ,-- онъ прочелъ, что идетъ Фиделіо. Хорошо, что не одна изъ новомодныхъ нѣмецкихъ пантомимъ, сочиненныхъ Вагнеромъ!
   Проѣзжая по улицамъ въ извозчичьемъ кэбѣ, старый Джоліонъ почему-то обратилъ вниманіе на господствующее въ нихъ оживленіе.
   "Отели тутъ должны дѣлать хорошія дѣла,-- подумалъ онъ.-- Нѣсколько лѣтъ тому назадъ здѣсь еще не было ни одного большого отеля". Джоліонъ съ удовольствіемъ вспомнилъ, что у него есть собственность въ этихъ мѣстахъ. Земля должна была сильно вздорожать теперь... Но тотчасъ же мысли его унеслись въ другую сторону. Онъ обладалъ способностью отвлеченнаго мышленія, столь несвойственною остальнымъ Форсайтамъ, смотрѣвшимъ на все исключительно съ практической точки зрѣнія. И въ этомъ заключалось его превосходство надъ ними.
   Онъ споткнулся, выходя изъ экипажа, заплатилъ извозчику ровно столько, сколько слѣдовало по таксѣ, и направился къ кассѣ, театра, держа въ рукахъ свой кошелекъ. Кассиръ, выглядывавшій въ окошечко, точно старый песъ изъ своей будки, воскликнулъ съ удивленіемъ, увидѣвъ Джоліона:
   -- Какъ, это вы, мистеръ Джоліонъ Форсайтъ?... Цѣлые годы не видѣлъ васъ! Боже мой, какъ измѣнились времена! Вы и вашъ братъ и этотъ оцѣнщикъ, мистеръ Тракейръ и мистеръ Николасъ Треффри, вѣдь вы прежде аккуратно бывали здѣсь каждый сезонъ... Ну, какъ вы поживаете, сэръ? Что дѣлать, мы не молодѣемъ!...
   Глаза стараго Джоліона потемнѣли отъ удовольствія. Въ самомъ дѣлѣ, онъ не былъ забытъ! И онъ бодро вошелъ въ партеръ, направляясь къ своему мѣсту при звукахъ начавшейся увертюры.
   Положивъ на колѣни шляпу, онъ методически снялъ перчатки, слегка пахнувшіе кожей, вслѣдствіе постояннаго сосѣдства съ портсигаромъ въ его карманѣ; онъ досталъ бинокль и обвелъ глазами театральный залъ. Болѣе остро, чѣмъ когда-либо, онъ почувствовалъ въ эту минуту, что для него все уже кончено. Куда дѣвались всѣ прекрасныя женщины, которыхъ бывало такъ много въ этомъ залѣ въ былыя времена? Куда испарились его прежнія чувства, которыя онъ испытывалъ на этомъ самомъ мѣстѣ, ожидая съ замираніемъ сердца выхода знаменитаго пѣвца или пѣвицы? Гдѣ то ощущеніе полноты жизни, которое наполняло его въ такія минуты?...
   Какія чудныя оперы онъ слушалъ здѣсь, бывало! Теперь не даютъ такихъ оперъ. Вагнеръ все заполонилъ, все уничтожилъ! Не оставилъ ни мелодій, ни голосовъ, чтобы пѣть ихъ! Чудные, прежніе пѣвцы! Гдѣ они?... Джоліонъ смотрѣлъ на давно знакомыя ему старыя сценическія дѣйствія, испытывая какое-то особенно тоскливое чувство въ сердцѣ.
   Никакого признака дряхлости, разрушенія еще не было замѣтно въ его наружности. Онъ держался почти такъ же прямо, какъ прежде, въ тѣ времена, когда онъ ежедневно посѣщалъ оперу. Онъ не могъ пожаловаться ни на зрѣніе, ни на слухъ. Отчего же онъ испытывалъ теперь такое странное чувство разочарованія во всемъ и утомленія?
   Онъ всегда умѣлъ наслаждаться жизнью, умѣлъ извлекать пріятное изъ всего. Но наслажденіями пользовался умѣренно, чтобы не растратить своихъ силъ. А теперь его покинули и его способность наслаждаться и его философія и осталось только тяжелое сознаніе, что все кончено. Даже знакомые звуки его любимыхъ арій не могли разсѣять его тоски!
   Если-бъ Джо былъ съ нимъ! Парню, должно быть, уже около сорока лѣтъ. Пятнадцать лѣтъ онъ не видалъ своего сына. Однако Джо уже пересталъ быть паріей въ обществѣ. Онъ женился. И старый Джоліонъ не могъ иначе выразить одобреніе его поступку, какъ пославъ ему чекъ на 500 фунтовъ. Но чекъ былъ возвращенъ ему въ письмѣ изъ клуба "Hotch-Potch". Джо писалъ:
   "Мой дорогой отецъ. Твой великодушный подарокъ былъ мнѣ пріятенъ, какъ доказательство того, что ты не думаешь обо мнѣ дурно. Но я возвращаю его тебѣ. Если же ты найдешь возможнымъ положить эту сумму на имя нашего мальчугана, который носитъ нашу съ тобой христіанскую фамилію и наше имя (мы зовемъ его Джолли),-- то я буду очень радъ.
   "Отъ всей души надѣюсь, что ты такъ же здоровъ, какъ всегда.-- Любящій тебя сынъ Джо".
   Въ этомъ письмѣ цѣликомъ вылился Джо. Онъ всегда былъ ласковый мальчикъ. Старый Джоліонъ послалъ ему слѣдующій отвѣть:
   "Мой дорогой Джо. Сумма (500 фунтовъ) записана въ моихъ книгахъ на имя Джоліона Форсайта и на нее будутъ причитаться пять процентовъ. Надѣюсь, что у тебя все благополучно. Я здоровъ, какъ прежде.-- Твой любящій отецъ Джоліонъ Форсайтъ."
   И каждый годъ онъ прибавлялъ къ этой суммѣ сотню фунтовъ и проценты. Сумма возрастала и къ будущему году она уже должна будетъ достигнуть полторы тысячи фунтовъ. Трудно даже представить себѣ, какое удовольствіе доставлялъ старику этотъ ежегодный подсчетъ. Но переписка съ сыномъ на этомъ кончилась.
   Однако въ душѣ у него оставалось какое-то чувство неловкости. Несмотря на любовь къ сыну, несмотря на привычку, присущую людямъ его класса и являющуюся частью слѣдствіемъ постояннаго устройства сдѣлокъ и дѣловыхъ сношеній,-- судить о поступкахъ по результатамъ, скорѣе нежели съ точки зрѣнія принциповъ, старый Джоліонъ все-таки не могъ освоиться съ мыслью, что его сынъ преуспѣваетъ, вопреки всему, что говорится по этому поводу въ проповѣдяхъ и что изображается въ большинствѣ повѣстей и драмъ, которыя онъ когда-либо читалъ или видѣлъ. Онъ особенно отчетливо почувствовалъ это, когда получилъ обратно чекъ. Въ самомъ дѣлѣ, отчего его сынъ не пропалъ, не разорился окончательно, какъ это можно было ожидать? Онъ слышалъ,-- на самомъ дѣлѣ, онъ постарался собрать объ этомъ свѣдѣнія,-- что Джо нанимаетъ въ Вистеріа Авеню маленькій домикъ съ садомъ и что онъ вмѣстѣ со своею женой бываетъ въ обществѣ,-- воображаю, какое это общество?-- У нихъ двое дѣтей: мальчикъ Джолли (старый Джоліонъ находилъ циничнымъ такое прозвище при данныхъ обстоятельствахъ, а цинизмъ всегдатвнушалъ ему страхъ и отвращеніе. Вѣдь "Jolly" означаетъ: радость) -- и дѣвочка, по имени Холли, родившаяся уже послѣ брака.. Но никто не могъ ему съ достовѣрностью сказать, какъ обстоятъ дѣла его сына. Джо капитализировалъ доходъ, который онъ наслѣдовалъ послѣ своего дѣда съ материнской стороны и поступилъ на службу въ страховую контору Ллойда. Кромѣ того, онъ рисовалъ картины, акварели. Старый Джоліопъ зналъ ихъ и даже украдкой покупалъ, если случайно онѣ попадались ему на глаза, въ витринѣ какого-нибудь магазина, на томъ берегу Темзы. Онъ находилъ ихъ плохими и не вѣшалъ ихъ на стѣну, изъ-за подписи сына, имѣющейся на нихъ, но всегда тщательно запиралъ ихъ въ комодъ.
   Въ то время, какъ онъ сидѣлъ и слушалъ оперу, имъ вдругъ овладѣло сильнѣйшее желаніе увидѣть сына. Онъ вспоминалъ его маленькимъ мальчикомъ, когда онъ прыгалъ у него на колѣняхъ въ коричневомъ платьицѣ; вспоминалъ, какъ онъ училъ его ѣздить верхомъ, какъ онъ впервые повелъ его въ школу... Какой это былъ прелестный малѣчуганъ! Въ Итонѣ онъ пріобрѣлъ тѣ изящныя манеры,-- пожалуй, даже съ излишкомъ!-- которыя, какъ это было извѣстно старику, можно было пріобрѣсти только въ такихъ заведеніяхъ, что всегда стоило дорого. Но Джо былъ всегда общительнымъ малымъ, даже послѣ того какъ вышелъ изъ Кэмбриджа, онъ не чуждался своего круга, хотя, конечно, онъ былъ впереди его благодаря полученнымъ преимуществамъ. Старый Джоліонъ никогда не мѣнялъ своего отношенія къ общественнымъ школамъ, доступнымъ для всѣхъ, питая смѣшанное чувство восхищенія и неодобренія въ отношеніи такой системы обученія, которая приспособлена только для высшихъ классовъ въ странѣ и которой онъ самъ лишенъ былъ возможности воспользоваться въ свое время... Теперь, когда Джюнъ покидаетъ его, какъ хорошо было бы снова имѣть своего сына возлѣ себя! Чувствуя себя виновнымъ въ измѣнѣ традиціямъ своей семьи, своего класса, своимъ принципамъ, старый Джоліонъ уставился глазами на пѣвца. Какой ничтожный артистъ! Развѣ такъ пѣли прежде?...
   Опера кончилась. Какъ однако легко угодить теперь публикѣ!...
   Выйдя на улицу, гдѣ толпился народъ, Джоліонъ перехватилъ у какого-то болѣе молодого, но болѣе толстаго джентльмена, извозчика, которымъ тотъ уже собирался завладѣть. Усѣвшись въ экипажъ, Джоліонъ крикнулъ извозчику названіе улицы. Но извозчикъ повезъ его не той дорогой, которой онъ привыкъ ѣздить. Джоліонъ, не любившій перемѣнъ, высунулъ голову изъ дверецъ кареты, чтобы приказать кучеру повернуть въ другую улицу и вдругъ увидѣлъ передъ собой освѣщенное зданіе клуба "Hotch-Potch". Страстное желаніе увидѣть сына, преслѣдовавшее его цѣлый вечеръ, овладѣло имъ съ новою силой. Онъ остановилъ экипажъ и вышелъ изъ него.
   Въ умѣ его тотчасъ же созрѣло рѣшеніе: онъ пойдетъ и спроситъ, состоитъ ли Джо членомъ клуба до сигъ поръ?
   Джоліонъ вошелъ въ переднюю. Тамъ все оставалось въ томъ же видѣ, какъ тогда, когда онъ приходилъ сюда обѣдать съ Джекомъ Геррингомъ. Въ этомъ клубѣ былъ лучшій поваръ въ Лондонѣ!..
   Осмотрѣвшись кругомъ строгимъ, властнымъ взглядомъ, заставлявшимъ обыкновенно слугъ съ особенною предупредительностью исполнять его приказанія, старый Джоліонъ спросилъ:
   -- Мистеръ Джоліонъ Форсайтъ все еще состоитъ здѣсь членомъ?
   -- Да, сэръ. Онъ здѣсь, въ клубѣ, въ данный моментъ. Какъ прикажете доложить?
   Старый Джоліонъ былъ захваченъ врасплохъ.
   -- Его отецъ,-- отвѣчалъ онъ съ удареніемъ.
   Джо уже надѣлъ шляпу и собирался уходить, когда въ дверяхъ столкнулся съ привратникомъ, сказавшимъ ему о приходѣ отца. Джо уже былъ не молодъ, въ волосахъ появилась сѣдина, и лицо, очень напоминавшее лицо отца, выражало утомленіе. Онъ поблѣднѣлъ, увидѣвъ отца. Это свиданіе, послѣ столькихъ лѣтъ, потрясло обоихъ. Но ничего не могло быть ужаснѣе сцены, поэтому они встрѣтились и пожали другъ другу руку, не промолвивъ ни слова. Затѣмъ старый Джоліонъ сказалъ съ чуть замѣтною дрожью въ голосѣ:
   -- Ну какъ ты поживаешь, сынокъ?
   -- Какъ ты поживаешь, отецъ?-- спросилъ сынъ.
   -- Если тебѣ по дорогѣ, то я могу подвезти тебя.
   И они вышли изъ клуба, какъ будто встрѣчались тутъ каждый день и имѣли обыкновеніе подвозить другъ друга.
   Джоліонъ нашелъ, что его сынъ выросъ. "Во всякомъ случаѣ онъ сильно возмужалъ", подумалъ старикъ.-- Къ естественной привѣтливости, составлявшей отличительное качество Джо, присоединилась какая-то насмѣшливость, какъ будто обстоятельства его жизни принудили его къ этому. Онъ несомнѣнно сохранилъ характерныя черты Форсайта, но выраженіе было другое, болѣе вдумчивое, болѣе сосредоточенное. Очевидно, эти пятнадцать лѣтъ не прошли для него даромъ и заставили его многое передумать.
   Видъ отца произвелъ на Джо тяжелое впечатлѣніе. Онъ показался ему такимъ постарѣвшимъ, такимъ утомленнымъ! Но это впечатлѣніе сгладилось, когда онъ сидѣлъ рядомъ съ нимъ въ. экипажѣ и отецъ смотрѣлъ на него своимъ прежнимъ прямымъ и спокойнымъ взглядомъ.
   -- Ты хорошо выглядишь, отецъ,-- сказалъ Джо.
   -- Такъ себѣ,-- отвѣчалъ старикъ.
   Онъ чувствовалъ въ душѣ тревогу и потребность узнать, наконецъ, все, что касается сына.
   -- Джо,-- сказалъ онъ,-- мнѣ бы хотѣлось знать, какъ твои дѣла? Ты, вѣроятно, въ долгу?
   Онъ такъ прямо и спросилъ его, полагая, что ему будетъ легче высказаться такимъ образомъ.
   -- Нѣтъ,-- возразилъ Джо, и голосъ его звучалъ иронически.-- Я не въ долгу.
   Джоліонъ чувствовалъ, что онъ сердится, и поэтому притронулся къ его рукѣ. Конечно, въ томъ, что онъ сдѣлалъ, заключался извѣстный рискъ, но онъ не раскаивался въ этомъ. Джо никогда не былъ грубъ съ нимъ. Они доѣхали молча до дома Джоліона. Старикъ пригласилъ Джо войти, но тотъ покачалъ головой.
   -- Джюнъ нѣтъ дома,-- торопливо прибавилъ Джоліонъ.-- Она уѣхала въ гости. Я думаю, ты слышалъ, что она помолвлена?
   -- Уже,-- прошепталъ Джо.
   Старый Джоліонъ вышелъ спотыкаясь изъ экипажа, и въ первый разъ въ жизни, расплачиваясь съ извозчикомъ, далъ ему вмѣсто шиллинга соверенъ.
   Осторожно повернувъ ключъ въ замкѣ, старикъ толкнулъ дверь и вошелъ въ переднюю, поманивъ за собою сына. Джо видѣлъ, какъ его отецъ степенно повѣсилъ свое пальто на вѣшалку, и выраженіе его лица почему-то напомнило ему школьника, собирающагося воровать вишни съ дерева.
   Дверь въ столовую, слабо освѣщенную однимъ газовымъ рожкомъ, была открыта. На чайномъ подносѣ стояла спиртовая лампочка, а возлѣ нея, на столѣ, разлеглась кошка. Джоліонъ съ раздраженіемъ согналъ ее и даже пустилъ ей вдогонку свою шляпу. Ему надо было дать какой-нибудь исходъ своему волненію. Онъ подошелъ къ дверямъ въ переднюю и оттуда еще разъ прикрикнулъ на кошку, какъ вдругъ, по странной случайности, въ дверяхъ показался камердинеръ.
   -- Вы можете ложиться спать,-- торопливо сказалъ ему Джоліонъ.-- Я все сдѣлаю самъ.
   Когда онъ вернулся въ столовую, то опять увидѣлъ передъ собой кошку, которая съ торжествующимъ видомъ, поднявъ хвостъ кверху, шла впереди его, точно хотѣла этимъ показать, что она отлично понимаетъ всѣ его маневры.
   Джо не могъ удержать улыбки. Онъ вообще склоненъ былъ къ ироніи, и въ этотъ вечеръ въ особенности все складывалось такъ, чтобы вызвать въ немъ ироническое чувство. Онъ только что узналъ о помолвкѣ своей дочери. Но развѣ онъ могъ разсчитывать на другое? Развѣ онъ занималъ какое-нибудь мѣсто въ ея жизни?
   -- Какова Джюнъ теперь?-- спросилъ онъ.
   -- Она -- крошка. Говорятъ, будто она похожа на меня. Но это пустяки. Она больше похожа на твою мать. Такіе же глаза и волосы.
   -- А!... Что она, хорошенькая?
   Старикъ Джоліонъ былъ недаромъ Форсайтъ. Ни одинъ Форсайтъ не способенъ былъ щедро расточатъ похвалы и въ особенности открыто хвалить то, что вызывало въ немъ искреннее восхищеніе.
   -- Она недурна,-- отвѣтилъ Джоліонъ.-- Подбородокъ у нея нашъ, Форсайтовскій... Какъ будетъ пустынно здѣсь, когда ея не будетъ, Джо!
   Джо посмотрѣлъ на отца, и у него снова сжалось сердце.
   -- Что же ты будешь дѣлать съ собой, отецъ?-- спросилъ онъ.-- Вѣдь она, должно быть, влюблена въ него по уши...
   -- Что я буду дѣлать съ собой?-- повторилъ Джоліонъ съ раздраженіемъ.-- Тяжело будетъ жить здѣсь одному. Я не знаю, какъ это кончится. Я бы хотѣлъ...-- Онъ вдругъ прервалъ себя и прибавилъ:-- Главный вопросъ заключается въ томъ, что дѣлать съ этимъ домомъ?
   Джо оглянулъ комнату. Она была большая и мрачная, украшенная огромными картинами, изображающими nature morte; Джо еще ребенкомъ помнилъ эти картины. Домъ, дѣйствительно, былъ великъ, но Джо рѣшительно не могъ себѣ представить своего отца въ другой обстановкѣ.
   Въ огромномъ креслѣ, прислонивъ свою бѣлую голову, съ высокимъ лбомъ, къ спинкѣ кресла, сидѣлъ передъ нимъ его отецъ, глава семьи, представитель класса и принциповъ умѣренности, порядка и любви къ собственности. И онъ былъ такой же одинокій старикъ, какъ и многіе другіе старики въ этомъ огромномъ Лондонѣ! Онъ былъ такимъ же игралищемъ тѣхъ самыхъ таинственныхъ великихъ силъ, которымъ нѣтъ никакого дѣла до семьи, класса, принциповъ и которыя все приводятъ къ неизбѣжному концу.
   Такія мысли проносились въ головѣ Джо. Бѣдный, старый отецъ! Такъ ради него же онъ всю жизнь соблюдалъ такую умѣренность во всемъ, копилъ? Чтобы остаться одинокимъ и старѣться все больше и больше!...
   Старый Джоліонъ тоже взглянулъ на сына. Ему такъ хотѣлось обо многомъ поговорить съ нимъ. Ему хотѣлось разсказать ему, какія онъ дѣлаетъ дѣла теперь. Вѣдь ему такъ и не удалось убѣдить Джюнъ, что было бы выгодно помѣстить деньги въ извѣстныхъ бумагахъ. Она ничего не смыслитъ въ этомъ. Ему хотѣлось сообщить сыну свой взглядъ на акціи новой угольной компаніи, на американскія бумаги и т. п. Чашка чаю развязала ему языкъ. Онъ, наконецъ, заговорилъ. Новая эра открывалась для него. Онъ имѣлъ теперь возможность высказывать свои взгляды, свои соображенія, онъ могъ говорить о своихъ планахъ округленія собственности, увѣковѣченія того, что должно было продолжать существовать и послѣ того, какъ его не станетъ. Джо умѣлъ слушать; это было его большимъ достоинствомъ. Онъ не спускалъ взоровъ съ отца, изрѣдка задавая ему вопросы или вставляя свои замѣчанія.
   Былъ уже насъ ночи, когда Джоліонъ кончилъ говорить. Бой часовъ напомнилъ ему его привычки. Онъ встрепенулся, досталъ свои карманные часы и, взглянувъ на нихъ, сказалъ съ удивленіемъ:
   -- Я долженъ идти спать, Джо!
   Джо всталъ и помогъ своему отцу приподняться. Джоліонъ выглядѣлъ еще болѣе постарѣвшимъ и утомленнымъ.
   -- Прощай, сынокъ, заботься о своемъ здоровьи,-- сказалъ старикъ, стараясь не глядѣть на Джо.
   Еще мгновеніе -- и Джо уже былъ на улицѣ. Обычная улыбка блуждала у него на устахъ, но на душѣ было тяжело. Никогда, за всѣ эти пятнадцать лѣтъ, жизнь не представлялась ему такой сложной, какъ въ данную минуту.
   

III.
Обѣдъ у Свизина.

   Въ свѣтло-голубой столовой Свизина, окнами обращенной въ садъ, былъ накрытъ столъ на двѣнадцать человѣкъ.
   Огромная люстра, украшенная хрустальными призмами, свѣшивалась съ потолка, точно гигантскій сталактитъ. Свѣтъ отъ нея отражался тысячами огней въ большихъ зеркалахъ, на мраморныхъ доскахъ буфетовъ и золоченыхъ спинкахъ высокихъ стульевъ. Тутъ все было красиво, и роскошное убранство столовой говорило не только о богатствѣ, но и объ изящномъ вкусѣ хозяина. Свизинъ, наживъ огромное состояніе, могъ дать волю своей любви къ роскоши и своимъ аристократическимъ наклонностямъ. Роскошь привлекала его, какъ муху привлекаетъ сахаръ, и его умъ, ровно ничѣмъ не занятый теперь, постоянно находился подъ вліяніемъ двухъ противоположныхъ чувствъ: колебанія въ удовлетвореніи своихъ стремленій къ роскоши и пріятнаго сознанія, что онъ можетъ позволить себѣ все, что захочетъ. Глядя на все, что его окружаетъ, онъ думалъ также, что человѣкъ, одаренный такими тонкими вкусами, никогда не долженъ былъ грязнить свой умъ и душу торговой профессіей.
   Онъ стоялъ, облокотившись на буфетъ, и наблюдалъ за лакеемъ, который глубже засовывалъ въ холодильники со льдомъ бутылки шампанскаго. На его огромной, выпяченной груди, облаченной въ бѣлый жилетъ, сверкали большія запонки изъ оникса въ золотой оправѣ. Высокій воротникъ сильно стѣснялъ его движенія, но онъ ни за что на свѣтѣ не рѣшился бы уменьшить его величину. Онъ стоялъ неподвижно, видимо, что-то обдумывая, и взоры его переходили отъ одного прибора къ другому.
   "Джоліонъ, пожалуй, выпьетъ стаканчикъ, другой,-- размышлялъ Свизинъ.-- Больше онъ пить не станетъ; онъ такъ заботится о своемъ здоровьѣ. Джемсъ совсѣмъ не можетъ пить, а Николасъ... Ну, онъ, пожалуй, вмѣстѣ съ Фанни будутъ приливать воду къ своему вину. Сомсъ не идетъ въ счетъ,-- эти молодые племянники (Сомсу было 38 лѣтъ) совсѣмъ не умѣютъ пить. А Бозинней?..."
   При воспоминаніи объ этомъ чужомъ человѣкѣ, попавшемъ въ семью Форсайтовъ, Свизинъ испытывалъ какое-то неловкое чувство. Но развѣ можно было урезонить Джюнъ? Она молода и притомъ влюблена!... Свизинъ перебиралъ въ умѣ всѣхъ своихъ гостей, и вдругъ на его лицѣ появилось какое-то масляное выраженіе. Мистриссъ Сомсъ?... О, она умѣетъ пить и понимаетъ толкъ въ винѣ! Угощать ее хорошимъ виномъ доставляетъ истинное удовольствіе. Прелестная женщина и такая симпатичная!... Даже одна мысль о ней дѣйствовала на него, какъ стаканъ хорошаго шампанскаго. Какъ пріятно будетъ подливать хорошее вино этой молодой женщинѣ, такой красивой, изящной, умѣющей такъ хорошо одѣваться! Какое удовольствіе разговаривать съ ней!... И первый разъ въ этотъ вечеръ онъ нарушилъ неподвижность своей осанки и, съ трудомъ повернувъ шею, стиснутую высокимъ воротникомъ, проговорилъ, обращаясь къ лакею:
   -- Адольфъ, поставьте возлѣ этого прибора еще бутылку.
   Онъ еще разъ оглянулъ столъ. Благодаря послѣднему докторскому предписанію, онъ теперь чувствуетъ себя совсѣмъ хорошо и, конечно, будетъ пить за обѣдомъ. Изъ предосторожности онъ даже не завтракалъ сегодня. Давно онъ не чувствовалъ себя такимъ бодрымъ! Отдувая нижнюю губу, онъ сдѣлалъ послѣднія распоряженія и вышелъ въ пріемную, гдѣ усѣлся на кончикъ стула, разставивъ колѣни, въ выжидательной позѣ. Его огромное тѣло словно застыло въ какомъ-то странномъ состояніи первоначальной неподвижности, но онъ былъ готовъ каждую минуту вскочить при первомъ звонкѣ. Онъ уже давно не давалъ парадныхъ обѣдовъ. Сначала его угнетала мысль, что надо будетъ устроить парадный обѣдъ въ честь Джюнъ и ея помолвки -- у Форсайтовъ свято соблюдался обычай праздновать такимъ образомъ всѣ семейныя событія,-- но потомъ онъ почувствовалъ пріятное волненіе, когда принялся за составленіе меню и разсылку приглашеній. Теперь онъ сидѣлъ, съ часами въ рукахъ, жирный, огромный и лоснящійся, словно масляный шаръ. Въ этотъ моментъ въ головѣ его не было ни единой мысли.
   Длинный, сухощавый человѣкъ, съ подстриженными бакенбардами,-- нѣкогда служившій у Свизина, а теперь ставшій огородникомъ, и снова приглашенный имъ въ качествѣ мажордома для этого торжественнаго случая,-- широко раскрылъ двери и доложилъ:
   -- Мистриссъ Чессманъ, мистриссъ Септимусъ Смоллъ.
   Вошли двѣ дамы. Одна изъ нихъ, одѣтая въ красное, съ такими же красными пятнами на щекахъ и суровыми, необыкновенно блестящими глазами, прямо подошла къ Свизину, протягивая ему свои руки въ красныхъ перчаткахъ.
   -- А, Свизинъ, мы давненько не видались!-- сказала она.-- Какъ поживаете? Ай, ай, мой милый, вы все толстѣете?
   Въ глазахъ Свизина промелькнуло что-то похожее на гнѣвъ. Дѣйствительно, онъ былъ сердитъ. Толстѣть -- онъ находилъ вульгарнымъ, а говорить объ этомъ -- еще больше. Ему не нравилось такое обращеніе съ нимъ. Вѣдь у него была только выпуклая грудь и ничего больше! Онъ обернулся къ своей сестрѣ и, взявъ ее за руку, сказалъ, очевидно, желая предупредить и ея слова:
   -- Хорошо, хорошо! Пойдемъ, Диполей.
   Его сестра, самая высокая и крупная изъ всѣхъ четырехъ сестеръ, съ добродушнымъ, круглымъ лицомъ, имѣла репутацію женщины, всегда говорящей не то, что нужно. Но съ упорствомъ, свойственнымъ всѣмъ членамъ ея семьи, она всегда настаивала на своемъ и прибавляла къ одной слѣланной безтактности другую. Она очень любила говорить, и если ее не удерживали, то она могла говорить часами, безъ малѣйшаго оживленія и съ удивительною монотонностью разсказывая о томъ, какъ часто судьба преслѣдовала ее, и не замѣчая совершенно, что ея слушатели, въ данномъ случаѣ, больше симпатизировали судьбѣ, нежели ей, несмотря на то, что имъ было извѣстно ея доброе сердце. Она была неоцѣненна, когда надо было ухаживать за больными. Она пріобрѣла эту привычку, долгіе годы ухаживая за своимъ больнымъ мужемъ. Но она, казалось, потеряла всякую способность веселиться и радоваться въ жизни, и ея вѣчно грустное настроеніе вошло даже въ пословицу. Однако, сильная и здоровая, какъ всѣ Форсайты, она дожила до семидесяти четырехъ лѣтъ, несмотря на всѣ свои огорченія, и имѣла очень бодрый и внушительный видъ. Въ этотъ вечеръ она была особенно величественна, въ черномъ платьѣ, съ небольшимъ трехугольнымъ вырѣзомъ у шеи и отдѣлкой цвѣта "mauve".
   -- Эннъ спрашивала про тебя,-- сказала она Свизину тономъ упрека.-- Вѣдь ты у насъ не былъ цѣлый годъ!
   Свизинъ посмотрѣлъ на нее и, засунувъ большіе пальцы за жилетъ, замѣтилъ:
   -- Эннъ слабѣетъ; она начала сильно трястись. Ей бы надо позвать доктора...
   -- Мистеръ и мистриссъ Николасъ Форсайтъ!-- послышался возгласъ у двери.
   Николасъ Форсайтъ, поднявъ свои прямые, густые брови, съ улыбкой на лицѣ, поздоровался съ братомъ. Сегодня онъ былъ доволенъ. Ему удалось, наконецъ, осуществить свой планъ, который долженъ былъ удвоить доходъ, получаемый съ его золотыхъ рудниковъ на Цейлонѣ. Планъ этотъ заключался въ томъ, чтобы на работу въ этихъ рудникахъ брали мужчинъ одного изъ племенъ Верхней Индіи. Вѣдь въ концѣ-концовъ всѣ они рало или поздно должны умереть; такъ не все ли равно, умрутъ ли они отъ дряхлости въ своей странѣ, или жизнь ихъ сократится подъ вліяніемъ сырости въ рудникахъ? А между тѣмъ такая перемѣна въ ихъ образѣ жизни и переселеніе ихъ въ рудники должны принести огромныя выгоды Британской имперіи, что гораздо важнѣе ихъ жалкаго существованія!
   Николасъ пользовался репутаціей ловкаго дѣльца. Онъ недавно вернулся послѣ лѣченія въ Ярмутѣ и чувствовалъ, что прибавилъ себѣ десять лѣтъ жизни, поэтому былъ въ прекрасномъ расположеніи духа.
   -- Вотъ мы снова всѣ вмѣстѣ!-- воскликнулъ онъ.
   Его жена, истощенная женщина, шла за нимъ, весело улыбаясь и здороваясь съ родственниками.
   -- Мистеръ и мистриссъ Джемсъ Форсайтъ! Мистеръ и мистриссъ Сомсъ Форсайтъ!
   Свизинъ встрепенулся и поспѣшилъ навстрѣчу.
   -- Здравствуй, Джемсъ! Здравствуй, Эмили! Какъ поживаешь, Сомсъ? Какъ ваше здоровье?
   Онъ крѣпко пожалъ руку Иренъ, и глаза его засвѣтились удовольствіемъ. Какая красивая женщина! Немного блѣдна, но какіе у нея глаза, зубы! Слишкомъ она хороша для этого дурака Сомса!
   У Иренъ были очень темные глаза и свѣтлые волосы. Этотъ контрастъ, почему-то считающійся доказательствомъ слабости характера, всегда приковывалъ къ ней взоры мужчинъ, а матовая бѣлизна ея лица и шеи, на которую спускались волны золотистыхъ волосъ, придавала всей ея наружности особенную оригинальность.
   Сомсъ стоялъ позади своей жены и не спускалъ съ нея взоровъ. Свизинъ попрежнему держалъ часы въ рукахъ и началъ обнаруживать сильное нетерпѣніе. Стрѣлка уже перешла за восемь часовъ, а онъ сегодня не завтракалъ!
   -- Это такъ не похоже на Джоліона, что онъ опаздываетъ,-- замѣтилъ онъ Иренъ съ нескрываемымъ раздраженіемъ.-- Вѣроятно, это Джюнъ задерживаетъ его.
   -- Влюбленные всегда запаздываютъ,-- отвѣчала Иренъ.
   Свизинъ посмотрѣлъ на нее, и щеки его покраснѣли.
   -- Нѣтъ никакой надобности влюбляться. Все это модныя глупости!-- проговорилъ онъ рѣзко, и въ его раздраженіи смутно чувствовалась первобытная запальчивость отдаленныхъ поколѣній.
   -- Какъ вамъ нравится моя новая звѣзда, дядя Свизинъ?-- мягко спросила Иренъ.
   Свизинъ посмотрѣлъ на брошку. Онъ зналъ толкъ въ камняхъ и любилъ ихъ, поэтому вопросъ Иренъ пришелся очень кстати, чтобы отвлечь его вниманіе.
   -- Кто подарилъ вамъ эту звѣзду?-- спросилъ Свизинъ.
   -- Сомсъ.
   Лицо Иренъ было спокойно и нельзя было уловить на немъ ни малѣйшихъ слѣдовъ волненія, но во взглядѣ безцвѣтныхъ глазъ Свизина промелькнуло такое выраженіе, какъ будто онъ угадывалъ что-то.
   -- Я думаю, что вы скучаете дома,-- сказалъ онъ вдругъ.-- Если вы захотите когда-нибудь пріѣхать ко мнѣ пообѣдать, то я васъ угощу такимъ виномъ, какого вы не получите нигдѣ въ Лондонѣ!
   -- Миссъ Джюнъ Форсайтъ, мистеръ Джоліонъ Форсайтъ!... Мистеръ Бозинней!
   Свизинъ махнулъ рукой и громовымъ голосомъ провозгласилъ:
   -- Теперь идемъ обѣдать!
   Свизинъ взялъ подъ руку Иренъ, замѣтивъ ей, что онъ еще ни разу не разговаривалъ съ него съ той поры, какъ она вышла замужъ. Съ другой стороны онъ посадилъ возлѣ нея Бозиннея и рядомъ съ нимъ Джюнъ. На семейныхъ обѣдахъ Форсайтовъ не было въ обычаѣ подавать закуску. Самые молодые члены семьи увѣряли втихомолку, что это объясняется дороговизной устрицъ. Но такъ или иначе, а только никто изъ Форсайтовъ не нарушалъ установленнаго обычая. Поэтому и у Свизина не была подана закуска, и когда всѣ разсѣлись, то сейчасъ же стали обносить супъ. Всѣ занялись ѣдой и, казалось, не обращали никакого вниманія другъ на друга. Лишь изрѣдка слышались отдѣльныя замѣчанія, вродѣ слѣдующихъ:
   -- Тому опять стало хуже. Не знаю, что съ нимъ!
   -- Эннъ, вѣроятно, уже не спускается внизъ по утрамъ?
   -- Какъ зовутъ твоего доктора, Фанни? Стёббсъ? Онъ шарлатанъ!
   -- Что Винифредъ? У нея слишкомъ много дѣтей! Четверо, кажется? Она стала худа, какъ палка!
   -- Сколько вы платите за этотъ хересъ, Свизинъ? Я нахожу его черезчуръ сухимъ...
   Послѣ шампанскаго, однако, языки развязались и столовая наполнилась гуломъ, когда подано было традиціонное для всѣхъ Форсайтовскихъ семейныхъ торжествъ блюдо -- баранье сѣдло. Ни одинъ изъ Форсайтовъ никогда не отступалъ отъ этого обычая, и это кушанье неизмѣнно фигурировало на всѣхъ семейныхъ парадныхъ обѣдахъ. И неизмѣнно всегда возникалъ споръ относительно того, какіе бараны считаются лучшими? Старый Джоліонъ особенно хвалилъ дортмурскихъ барановъ, Джемсъ валлійскихъ, а Николасъ доказывалъ, что лучше новозеландскихъ барановъ нигдѣ не найдешь. Роджеръ, считавшійся оригиналомъ въ семьѣ, покупалъ нѣмецкую баранину, что ему ставили въ упрекъ. Одинъ только Тимоѳей не принималъ участія въ этихъ спорахъ, такъ какъ онъ всегда съ опасеніемъ ѣлъ это жаркое, боясь, что оно повредитъ его здоровью. Такая приверженность къ извѣстнаго рода пищѣ составляла любопытную семейную черту Форсайтовъ, не любившихъ ни въ чемъ измѣнять своимъ привычкамъ. Только болѣе молодые члены семьи втайнѣ протестовали противъ этого. Они предпочли бы новомодныя кушанья, не столь основательныя и питательныя, какъ баранье сѣдло, но болѣе удовлетворяющія фантазію. Въ особенности женщины ненавидѣли это традиціонное блюдо, такъ какъ всю ихъ замужнюю жизнь имъ приходилось ѣсть его на семейныхъ обѣдахъ.
   Во время спора о достоинствахъ барановъ различныхъ мѣстностей, Сомсъ, не принимавшій въ немъ участія, не спускалъ глазъ съ Бозиннея. У него были тайные виды на молодого архитектора. У Бозиннея было умное лицо и онъ держалъ себя непринужденно. Сомсъ нашелъ изящнымъ покрой его платья, но только оно казалось немного тѣснымъ для него, какъ будто было сшито нѣсколько лѣтъ тому назадъ, когда онъ былъ худѣе.
   Сомсъ видѣлъ, какъ онъ нагнулся къ Иренъ и что-то сказалъ ей. Красивое лицо Иренъ просіяло, когда она отвѣтила ему. Сомсъ часто видѣлъ у нея такое выраженіе, когда она говорила съ другими, и никогда, когда она говорила съ нимъ! Ему очень хотѣлось уловить ихъ разговоръ, но тетка Джюлей помѣшала. Сомсъ разсѣянно слушалъ ее, слѣдя взоромъ за Бозиннеемъ и Иренъ, которая улыбалась, видимо заинтересованная. Она всегда имѣла довольный видъ, когда разговаривала съ другими! Вдругъ она взглянула въ его сторону, и улыбка сразу исчезла съ ея лица. Когда тетушка Джюлей на мгновеніе прервала свою монотонную болтовню, то ему показалось, будто Иренъ сказала: "Оставьте надежды, вы, входящіе сюда!" Но въ этотъ моментъ съ нею заговорилъ Свизинъ, и она обернулась къ нему. Сомсъ украдкой наблюдалъ за Бозиннеемъ, на лицѣ котораго блуждала странная улыбка, точно онъ думать о чемъ-то пріятномъ. Такъ обыкновенно улыбаются дѣти, когда они бываютъ довольны чѣмъ-нибудь. Но вотъ онъ обратился къ Джюнъ, и Сомсъ, въ свою очередь, сардонически улыбнулся. Онъ не любилъ Джюнъ и видѣлъ, что она чѣмъ-то недовольна. Еслибъ онъ слышалъ, о чемъ она только что говорила съ его отцомъ, сидѣвшимъ возлѣ нея, то понялъ бы, отчего она недовольна.
   -- Я прогулялась вдоль рѣки, возвращаясь домой,-- сказала она Джемсу.-- И знаете ли, дядя, я нашла тамъ чудное мѣсто для постройки дома.
   Джемсъ, всегда очень тщательно разжевывавшій пищу, на мгновеніе пріостановился.
   -- Гдѣ это?-- спросилъ онъ.
   Джюнъ отвѣтила.
   -- Но ты не знаешь, что стоитъ тамъ земля? Вообще, я думаю, ты ничего въ этомъ не смыслишь,-- замѣтилъ онъ.
   -- Напротивъ,-- возразила Джюнъ.-- Я разспросила обо всемъ.
   Ея маленькое личико, обрамленное вѣнцомъ ярко-рыжихъ волосъ, имѣло очень рѣшительное выраженіе.
   Джемсъ вопросительно посмотрѣлъ на нее.
   -- Что? Ужъ не собираешься ли ты покупать землю?-- воскликнулъ онъ, роняя вилку.
   Джюнъ была довольна, что заинтересовала его. Она втайнѣ лелѣяла планъ внушить своимъ дядюшкамъ мысль воспользоваться ея женихомъ, какъ архитекторомъ, и поручить ему постройку загородныхъ домовъ для своихъ семействъ.
   -- Нѣтъ, я пока не собираюсь. Но я подумала, что было бы чудесно, еслибъ кто-нибудь изъ васъ построилъ тамъ виллу.
   Джемсъ искоса посмотрѣлъ на нее и, кладя въ ротъ кусокъ бараньяго мяса, проговорилъ:
   -- Земля тамъ должна быть очень дорога.
   Джюнъ ошиблась, принявъ за личный интересъ то легкое волненіе, которое каждый изъ Форсайтовъ всегда испытывалъ, когда имъ овладѣвало опасеніе, что что-нибудь, подходящее для него, можетъ попасть въ другія руки. Но Джюнъ не хотѣла примириться съ неудачей и продолжала настаивать:
   -- Дядя Джемсъ, вы непремѣнно должны поѣхать и посмотрѣть. Отчего вы не живете за городомъ? Это было бы такъ полезно для вашего здоровья!
   -- Что это ты выдумала?-- проговорилъ онъ возбужденно.-- Чтобы я покупалъ землю, строилъ дома?... Да вѣдь я не получу и четырехъ процентовъ на свои деньги!
   -- Что за бѣда! Зато вы будете дышать свѣжимъ воздухомъ.
   -- Свѣжій воздухъ!-- воскликнулъ Джемсъ.-- Что же я буду дѣлать съ этимъ свѣжимъ воздухомъ?
   -- Мнѣ казалось, каждый долженъ любить свѣжій воздухъ,-- возразила она угрюмо.
   -- Ты понятія не имѣешь о цѣнѣ денегъ,-- замѣтилъ ей Джемсъ, вытирая ротъ салфеткой.
   -- Да! И надѣюсь никогда не имѣть понятія объ этомъ,-- сказала съ удареніемъ бѣдная Джюнъ.
   "Отчего всѣ ея родственники такъ богаты, а Филь (ея женихъ) никогда не знаетъ, что принесетъ ему завтрашній день? думала съ огорченіемъ Джюнъ. Что бы стоило имъ сдѣлать для него что-нибудь? Но они всѣ такіе эгоисты!..." Джюнъ повернулась къ своему жениху, точно ища у него утѣшенія, но онъ былъ занятъ разговоромъ съ Иренъ. Джюнъ почувствовала холодъ въ сердцѣ и глаза ея потемнѣли, какъ у стараго Джоліона, когда онъ сердился.
   Но Джемсъ былъ тоже недоволенъ. Онъ испытывалъ такое чувство, какъ будто кто-то намѣревался посягнуть на его право помѣщать свои деньги не иначе, какъ за пять процентовъ. Въ самомъ дѣлѣ, какъ старый Джоліонъ избаловалъ эту дѣвочку! Никто изъ дочерей Джемса не осмѣлился бы сказать что-нибудь подобное! Но Джемсъ всегда былъ щедръ въ отношеніи своихъ дѣтей, и это сознаніе доставляло ему внутреннее удовлетвореніе. Успокоенный, онъ принялся ѣсть землянику, обильно поливъ ее сливками.
   Неудивительно, что слова Джюнъ такъ взволновали его. Всю свою жизнь онъ привыкъ все переводить на деньги. А тутъ вдругъ эта дѣвочка говоритъ ему прямо въ лицо, что она надѣется никогда не имѣть понятія о цѣнѣ денегъ! Конечно, это была глупость, иначе ея слова встревожили бы его. Куда идетъ міръ? Но тутъ онъ вдругъ вспомнилъ исторію Джо, и это успокоило его. Что можно ожидать отъ дочери, имѣющей такого отца?
   Любовная исторія Джо придала его мыслямъ другое направленіе. Правда ли то, что говорятъ о Сомсѣ и Иренъ?... Какъ во всѣхъ уважающихъ себя семьяхъ, такъ и у Форсайтовъ семейныя тайны обсуждались только въ извѣстномъ, тѣсномъ кругу, гдѣ и происходила оцѣнка отдѣльныхъ членовъ семьи. Это была своего рода семейная биржа. На этой биржѣ было извѣстно, что Иренъ сожалѣетъ о своемъ бракѣ. Ее осуждали за это. Вѣдь она должна была бы знать, чего она хочетъ! Разсудительныя женщины не дѣлаютъ такихъ ошибокъ... Джемсъ съ досадой вспомнилъ, что она живетъ въ хорошемъ домѣ (пожалуй, онъ немного малъ!), занимающемъ прекрасное мѣстоположеніе. У нихъ нѣтъ дѣтей и они не испытываютъ никакихъ денежныхъ затрудненій. Сомсъ не любитъ говорить о своихъ дѣлахъ, но навѣрное они у него процвѣтаютъ, онъ вѣдь состоитъ членомъ хорошо извѣстной фирмы стряпчихъ "Форсайтъ, Бюктардъ и Форсайтъ", дѣлающей такія прекрасныя дѣла. Сомсъ былъ смѣтливымъ малымъ. Онъ не упускалъ ни одной выгодной сдѣлки и недавно произвелъ очень удачную операцію съ чуть-чуть просроченными ипотеками. Молодчина!... Не было никакихъ основаній для Иренъ быть недовольной своимъ замужествомъ. А между тѣмъ, говорятъ, она потребовала отдѣльной спальни! Джемсу хорошо извѣстно, чѣмъ это кончается обыкновенно! Если бы Сомсъ выпивалъ...
   Джемсъ посмотрѣлъ на свою невѣстку холоднымъ, подозрительнымъ взглядомъ. Ему бы хотѣлось высказаться, но онъ боялся ея, и она возбуждала въ немъ досаду. Въ самомъ дѣлѣ, съ какой стати она причиняетъ ему такія непріятности? по всей вѣроятности, тутъ ничего серьезнаго нѣтъ. Вѣдь женщины такія странныя существа! Онѣ всегда все преувеличиваютъ, такъ что не знаешь просто чему вѣрить!... Впрочемъ, ему никогда никто ничего не говоритъ, онъ ничего не знаетъ, и обо всемъ ему приходится догадываться!... Онъ снова, украдкой, посмотрѣлъ на Иренъ и затѣмъ перевелъ взглядъ на Сомса, который разговаривалъ съ теткой Джюлей, но не спускалъ глазъ съ Бозиннея.
   "Онъ очень увлеченъ ею, я это знаю,-- подумалъ Джемсъ, глядя на сына.-- Какіе подарки онъ дѣлаетъ ей!"
   И нерасположеніе Иренъ къ ея мужу показалось ему особенно безразсуднымъ съ ея стороны. Какъ жаль, что она такая! Вообще она очень мила и даже нравилась Джемсу. Въ послѣднее время она очень подружилась съ Джюнъ, и это было неполезно для нея. Да, внѣ всякаго сомнѣнія, такая дружба могла только принести ей вредъ! У нея появились собственныя мнѣнія. Въ самомъ дѣлѣ, чего ей еще нужно? У нея есть прекрасный домъ и все, что она только пожелаетъ... Джемсъ полагалъ, что ей не слѣдовало предоставлять свободу въ выборѣ друзей. Это было опасно.
   Самостоятельная Джюнъ, дѣйствительно, подчинила себѣ слабовольную Иренъ, которая и повѣдала ей свои огорченія. Она вынудила Иренъ сознаться въ своемъ разочарованіи и со свойственной ей рѣшительностью объявила Иренъ, что она не должна подчиняться чужой волѣ и должна потребовать разлуки. Однако на всѣ ея убѣжденія Иренъ отвѣчала упорнымъ молчаніемъ. Ее приводила въ содроганіе одна мысль о борьбѣ, и она совершенно была неспособна къ хладнокровному рѣшенію. Она сказала Джюнъ, что мужъ никогда не отпуститъ ея отъ себя.
   -- Не обращай на него вниманія!-- объявилагДжюнъ.-- Пусть онъ дѣлаетъ, что хочетъ, а ты не уступай.
   Джюнъ такъ негодовала на Сомса, что даже проговорилась объ этомъ дядѣ Тимоѳею. Джемсъ пришелъ въ ужасъ, когда услышалъ объ этомъ. Что если и въ самомъ дѣлѣ Иренъ вобьетъ себѣ въ голову такія глупости и захочетъ оставить Сомса? Эта мысль была для него невыносима. Какой скандалъ должно будетъ вызвать такое событіе въ его семьѣ! Какіе пойдутъ толки, разговоры! Джемсу казалось, что онъ уже слышитъ, какъ заработали языки. И надо же, чтобы это случилось въ его семьѣ съ однимъ изъ его дѣтей!... Что она имѣетъ... Какіе-нибудь жалкіе пятьдесятъ фунтовъ въ годъ, не больше! Джемсъ съ презрѣніемъ подумалъ, объ умершемъ Геронѣ, который ничего не оставилъ своей дочери. Насупившись, смотрѣлъ, онъ на свой стаканъ, вытянувъ подъ столомъ свои длинныя ноги, и такъ задумался, что даже не замѣтилъ, какъ дамы встали изъ-за стола и вышли изъ комнаты. Надо поговорить съ Сомсомъ, предостеречь его. Нельзя оставлять такъ это дѣло!
   "Навѣрное эта дѣвчонка играетъ тутъ роль. Самой Иренъ никогда бы это не пришло въ голову!" -- подумалъ онъ, глядя съ неудовольствіемъ на дверь, гдѣ скрылась Джюнъ. Голосъ Свизина вывелъ его изъ раздумья.
   -- Я заплатилъ за это 400 фунтовъ. Это настоящій шедевръ современнаго итальянскаго искусства.
   -- Четыреста фунтовъ? Это много денегъ!-- послышался зычный голосъ Николая. Братья разговаривали о группѣ изъ итальянскаго мрамора, стоящей на низкомъ мраморномъ пьедесталѣ.
   -- Очень изящная работа,-- прибавилъ Свизинъ.
   Старый Джоліонъ вмѣшался:
   -- Ты заплатилъ четыреста фунтовъ за это?
   Свизинъ съ трудомъ повернулъ шею и сказалъ съ удареніемъ:
   -- Да, четыреста фунтовъ англійскихъ денегъ, ни однимъ пенни меньше! И я нисколько не жалѣю объ этомъ! Это не простое, англійское художественное произведеніе, а современное итальянское.
   Сомсъ слегка улыбнулся угломъ рта и поглядѣлъ на Бозиннея. Онъ замѣтилъ презрительную гримаску на его лицѣ, полускрытомъ клубами табачнаго дыма. Теперь онъ, дѣйствительно, былъ похожъ на морского разбойника.
   -- Работы тутъ много,-- замѣтилъ Джемсъ, разглядывая тонкую мраморную рѣзьбу. Величина группы произвела на него внушительное впечатлѣніе, и онъ сказалъ: -- Пожалуй, въ аукціонномъ залѣ за нее дадутъ хорошую цѣну.
   -- Этотъ бѣдняга иностранецъ, сработавшій эту группу, спросилъ съ меня пятьсотъ,-- продолжалъ Свизинъ,-- я далъ ему четыреста. А она стоитъ, по крайней мѣрѣ, восемьсотъ... У него былъ такой голодный видъ, у этого художника!..
   -- Ахъ,-- воскликнулъ Николасъ,-- я вообще не понимаю, какъ они живутъ, эти бѣдняги, артисты и художники! Напримѣръ, молодой Флажолетти, котораго Фанни и мои дѣвочки постоянно приглашаютъ къ намъ играть на скрипкѣ. Если онъ заработаетъ въ годъ сто фунтовъ, то слава Богу!
   Джемсъ покачалъ головой.
   -- До, да,-- сказалъ онъ.-- Я тоже не могу понять, чѣмъ они живутъ!
   Старый Джоліонъ, съ сигарой во рту, подробно осмотрѣлъ группу и, наконецъ, сказалъ:
   -- Я бы не далъ за нее и двухсотъ фунтовъ.
   Сомсъ замѣтилъ, что его отецъ и Николасъ тревожно переглянулись, а Бозинней продолжалъ дымить папироской.
   "Хотѣлъ бы я знать, что онъ думаетъ объ этомъ?" подумалъ Сомсъ, смотря на Бозиннея.-- Самъ онъ отлично понималъ, что эта группа не имѣла ничего общаго съ современнымъ итальянскимъ искусствомъ, и, конечно, знатоки ничего за нее не дадутъ.
   Онъ съ интересомъ ждалъ, что отвѣтить Свизинъ на слова Джоліона.
   -- Ты никогда не зналъ толку въ статуяхъ, мой милый,-- возразилъ Свизинъ.-- У тебя есть твои картины, и довольно съ тебя.
   Старый Джоліонъ ничего не отвѣтилъ на это и отошелъ, пыхтя сигарой. Развѣ стоило возражать такому человѣку, какъ Свизинъ? Онъ упрямъ, какъ мулъ. Въ статуяхъ онъ столько же понимаетъ, сколько свинья въ апельсинахъ.
   -- Штукатурная работа,-- пробормоталъ онъ.
   Свизинъ разслышалъ это. Онъ физически не могъ вскочить и поэтому ограничился только тѣмъ, что ударилъ кулакомъ по столу.
   -- Штукатурная работа!-- воскликнулъ онъ.-- Хотѣлъ бы я посмотрѣть, есть ли у тебя въ домѣ что-нибудь, столь же заслуживающее вниманія, какъ это!
   Джемсъ спасъ положеніе.
   -- А вы что скажете, мистеръ Бозинней?-- обратился онъ къ архитектору.-- Вѣдь вы должны знать толкъ въ статуяхъ и т. п. вещахъ!
   Взоры всѣхъ обратились на Бозиннея. Всѣ съ напряженіемъ ждали его отвѣта. Сомсъ, молчавшій все время, обратился къ нему съ вопросомъ:
   -- Да, Бозинней, что вы скажете на это?
   Бозинней холодно замѣтилъ:
   -- Это произведеніе замѣчательное въ одномъ отношеніи.
   Эти слова предназначались для Свизина, который съ торжествомъ взглянулъ на стараго Джоліона. Только Сомсъ не удовлетворился такимъ отвѣтомъ.
   -- Замѣчательное? Чѣмъ?
   -- Своей наивностью,-- отвѣтилъ Бозинней.
   Никто больше не сказалъ ни слова, и только Синнипъ не зналъ, какъ ему принять слова Бозиннея: была ли то похвала, или порицаніе?
   

IV.
Проектъ постройки дома.

   Сомсъ Форсайтъ вышелъ изъ парадной двери въ скверъ, находящійся возлѣ его дома, и, оглянувшись назадъ, нашелъ, что домъ дѣйствительно нуждается въ новой окраскѣ.
   Это было спустя три дня послѣ обѣда у дяди Свизина. Сомсъ оставилъ жену, сидящую на софѣ, со сложенными на колѣняхъ руками. Она какъ будто ждала, чтобы онъ поскорѣе ушелъ. Въ самомъ дѣлѣ, вѣдь это повторялось каждый день!
   Онъ никакъ не могъ понять, чѣмъ она можетъ быть недовольна? Въ чемъ она можетъ обвинять его? Развѣ онъ пьянствуетъ? Или играетъ въ карты? Развѣ она можетъ упрекнуть его въ томъ, что онъ запутался въ долгахъ? Развѣ онъ бранится, буйствуетъ, не бываетъ по ночамъ дома? Или его пріятели ведутъ себя слишкомъ шумно?... Ничего подобнаго!
   Глубокое, сдержанное отвращеніе, которое онъ постоянно чувствовалъ въ своей женѣ, было для него непонятно и сильнѣйшимъ образомъ раздражало его. Онъ не могъ объяснить себѣ ея отвращенія. Вѣдь то, что она ошиблась и не любила его, пробовала любить и не могла, не было достаточнымъ основаніемъ для ея страннаго поведенія съ нимъ. Сомсъ не былъ бы истиннымъ Форсайтомъ, еслибъ онъ искалъ въ другой области причинъ, объясняющихъ психическое состояніе его жены. Какъ Форсайтъ, онъ долженъ былъ всю вину взвалить на нее за ихъ неудачный бракъ.
   Никогда онъ не встрѣчалъ женщины, которая до такой степени умѣла понравиться всѣмъ съ перваго взгляда! Куда бы они ни отправились вмѣстѣ, Сомсъ видѣлъ, что она, точно магнитъ, притягиваетъ къ себѣ взоры всѣхъ мужчинъ, ихъ манеры, взгляды, голоса выдавали то впечатлѣніе, которое она на нихъ производила, но ея поведеніе было внѣ всякаго упрека. Она несомнѣнно принадлежала къ тѣмъ женщинамъ, часто встрѣчающимся въ англо-саксонской расѣ, которыя рождены для того, чтобы любить и быть любимыми. Такія женщины не могутъ жить безъ любви, а это никогда не приходило въ голову Сомсу. Она была его неотъемлемою собственностью, и ея привлекательность увеличивала, въ его глазахъ, цѣнность ея, какъ собственности. Но у него мелькала мысль, что она могла бы также давать, не только получать, а между тѣмъ она ничего ему не давала! "Такъ зачѣмъ же она вышла за меня замужъ?" постоянно спрашивалъ онъ себя. Онъ совсѣмъ забылъ, какъ онъ ухаживалъ за ней, какъ онъ полтора года велъ атаку, стараясь всячески угождать ей, развлекать ее, и періодически предлагалъ ей свою руку и сердце. Его постоянное присутствіе возлѣ нея удерживало въ отдаленіи всѣхъ ея другихъ поклонниковъ. Онъ забывалъ, какъ онъ ловко воспользовался ея упадкомъ духа, когда ею особенно остро овладѣло отвращеніе къ окружающей обстановкѣ. И вотъ подъ вліяніемъ овладѣвшаго ею унынія она дала ему свое согласіе. Если онъ и помнилъ теперь что-нибудь, то лишь своенравное обращеніе съ нимъ этой златокудрой, темноглазой дѣвушки. Онъ забылъ тотъ странный, пассивный и тоскующій взглядъ, который былъ у нея, когда она, наконецъ, уступила его настояніямъ и дала свое согласіе...
   Сомсъ угрюмо шелъ по тѣневой сторонѣ улицы. Его мысли были невеселаго свойства. Въ сотый разъ ему приходило въ голову, что надо ремонтировать домъ, если только онъ не рѣшится наконецъ выстроить себѣ загородную виллу. Но онъ никакъ не могъ рѣшиться. Правда, его доходъ увеличивается и достигаетъ уже трехъ тысячъ фунтовъ въ годъ. Но его капиталъ, помѣщенный въ дѣлѣ, вовсе не такъ великъ, какъ думаетъ его отецъ. Впрочемъ, его отецъ всегда имѣлъ привычку преувеличивать состояніе своихъ дѣтей! "Я бы могъ, пожалуй, истратить восемь тысячъ фунтовъ безъ особеннаго затрудненія, даже не прибѣгая къ займу", подумалъ Сомсъ.
   Онъ остановился у витрины художественнаго магазина, такъ какъ былъ любителемъ картинъ. У него въ домѣ была спеціально отведена маленькая комната для всякаго рода художественныхъ эскизовъ, для которыхъ уже не находилось мѣста на стѣнахъ другихъ комнатъ. Возвращаясь домой изъ Сити, онъ по дорогѣ заходилъ въ магазины, покупалъ какой-нибудь эскизъ и приносилъ его домой. А по воскресеньямъ онъ иногда часами просиживалъ въ этой комнатѣ, разсматривалъ свои картины, изслѣдовалъ подписи и иногда заносилъ что-то въ свою записную книжку. Большею частью онъ покупалъ пейзажи. Такого рода живописи онъ отдавалъ рѣшительное предпочтеніе. Въ этомъ, быть можетъ, сказывалось тайное возмущеніе противъ Лондона, его огромныхъ домовъ и безконечныхъ улицъ, среди которыхъ протекла его жизнь и жизнь всѣхъ людей его класса. Тутъ было несознанное стремленіе къ природѣ. Иногда, впрочемъ, онъ бралъ съ собой одну или двѣ изъ этихъ картинъ и завозилъ ихъ въ аукціонный залъ, по дорогѣ въ Сити.
   Онъ очень рѣдко показывалъ кому-нибудь эти картины, хранящіяся въ отдѣльной комнатѣ. Даже Иренъ, къ художественному мнѣнію которой онъ, втайнѣ, относился съ уваженіемъ, не видѣла ихъ. Раза два, по домашнимъ дѣламъ, она входила въ эту комнату. Но она ни разу не попросила Сомса показать ей картины, и это обижало его. Онъ ненавидѣлъ ея гордость и въ глубинѣ души боялся ея.
   На полированномъ стеклѣ витрины появилось его отраженіе. Его гладкіе, лоснящіеся волосы почти не отличались отъ цвѣта его шляпы; его гладко выбритыя губы, плотный подбородокъ, слегка подернутый синевой отъ бритья, блѣдныя щеки придавали его лицу выраженіе холоднаго достоинства, когда онъ стоялъ на тротуарѣ, въ своемъ наглухо застегнутомъ пальто безукоризненнаго покроя. Только его сѣрые, холодные глаза, съ залегшею между бровями морщиной и напряженнымъ взглядомъ, выдавали его тайную слабость и тревожное состояніе.
   Онъ посмотрѣлъ на картины, прочелъ имена художниковъ, прикинулъ въ умѣ ихъ стоимость и отошелъ отъ окна. На этотъ разъ онъ не испытывалъ того удовлетворенія, которое доставляли ему обыкновенно такое разсматриваніе картинъ и ихъ оцѣнка.
   Да, онъ могъ бы прожить еще годъ въ своемъ домѣ, не дѣлая ремонта, если рѣшится, наконецъ, строить. Теперь времена самыя подходящія для этого. Давно уже деньги не были такъ дороги... Онъ примѣтилъ очень хорошенькое мѣстечко для дома, въ Робенъ Хиллѣ, когда ѣздилъ туда для осмотра земли Николля, помѣщаемой подъ закладную. Это всего въ двадцати миляхъ отъ Гайдъ Парка. Тамъ земля несомнѣнно должна возрасти въ цѣнѣ, и, конечно, онъ всегда можетъ выручить за нее больше, чѣмъ самъ заплатить. Такимъ образомъ, домъ, построенный въ настоящемъ, хорошемъ стилѣ, былъ бы очень выгоднымъ помѣщеніемъ капитала. Какъ истинный Форсайтъ, онъ думалъ въ этотъ моментъ только о матеріальной выгодѣ, о существенныхъ преимуществахъ того или другого поступка. Иныя соображенія, болѣе духовнаго характера, выступали лишь тогда на сцену, когда жажда матеріальной выгоды была вполнѣ удовлетворена. Убѣдившись, что онъ нисколько не потеряетъ, если рѣшится на постройку загороднаго дома, Сомсъ далъ волю своему внутреннему чувству. Увезти Иренъ изъ Лондона, подальше отъ всѣхъ, отъ ея друзей, отъ людей, внушающихъ ей разныя идеи,-- это было главное! Она слишкомъ дружна съ Джюнъ, а Джюнъ его терпѣть не можетъ. Впрочемъ, и онъ отвѣчалъ ей тѣмъ же. Вѣдь у нить одна и та же кровь текла въ жилахъ!
   Въ самомъ дѣлѣ, какая это хорошая мысль -- увезти Иренъ изъ города! Домъ понравится ей. Она съ удовольствіемъ займется его украшеніемъ. Вѣдь у нея артистическая натура!
   Конечно, надо построить домъ въ хорошемъ стилѣ, для того, чтобы онъ никогда не потерялъ своей цѣны. Онъ долженъ быть оригинальнымъ, вродѣ, напримѣръ, дома Паркса, съ башней. Но Парксъ жаловался, что его архитекторъ разоряетъ его. Кого же взять? Съ этими людьми никогда ничего не знаешь заранѣе! Если у нихъ есть уже имя, то они вводятъ васъ въ огромные расходы и всегда очень требовательны... Но взять простого, неизвѣстнаго архитектора было бы рискованно...
   Мысль Сомса остановилась на Бозиннеѣ. Послѣ обѣда у Свизина онъ навелъ о немъ справки. Правда, результатъ былъ скудный, но все же утѣшительный.
   -- Онъ принадлежитъ къ новой школѣ.
   -- Свѣдущій?
   -- Насколько только возможно. Пожалуй... немного фантазеръ.
   Однако Сомсъ такъ и не могъ узнать, какіе дома построилъ Бозинней и чѣмъ онъ занимается теперь. Все же ему казалось, что Бозинней можетъ ему пригодиться. И чѣмъ больше онъ думалъ объ этомъ, тѣмъ больше нравилась ему эта идея. Вообще у Форсайтовъ былъ очень развитъ инстинктъ поощренія родственниковъ, и Бозинней, вступая въ ихъ крутъ, пріобрѣталъ это преимущество. Сомсъ доставить ему возможность развернуть свои таланты, такъ какъ домъ Сомса Форсайта не можетъ быть простымъ, обыкновеннымъ зданіемъ. Мысль о томъ, что онъ дастъ работу молодому человѣку, доставляла удовольствіе Сомсу. Какъ и всякій Форсайтъ, онъ готовъ былъ оказать услугу, если это ничего ему не стоило.
   Контора Бозиннея находилась поблизости, и это дастъ Сомсу возможность самому слѣдить за планами, что было очень удобно. Конечно, Иренъ не станетъ возражать противъ переселенія изъ Лондона, когда узнаетъ, что это дастъ хорошій заработокъ жениху ея любимой подруги. Вѣдь отъ этого даже зависитъ свадьба Джюнъ! Не захочетъ же Иренъ помѣшать этому. Джюнъ, разумѣется, будетъ очень довольна, и это тоже представляетъ своего рода выгоду.
   Бозинней произвелъ на него впечатлѣніе человѣка умнаго и свѣдущаго, но, повидимому, совершенно не знающаго толка въ деньгахъ. Впрочемъ, это было хорошо. Съ нимъ, значитъ, легче будетъ поладить.
   Вечеромъ, возвращаясь изъ Сити, онъ прямо отправился въ контору Бозиннея. Архитекторъ былъ дома и, покуривая трубку, безъ сюртука, просматривалъ какіе-то планы.
   Отъ предложеннаго питья Сомсъ отказался и прямо приступилъ къ дѣлу.
   -- Если вамъ нечего дѣлать въ воскресенье,-- сказалъ онъ,-- то поѣдемъ со мною въ Робенъ-Хилль. Вы мнѣ скажете свое мнѣніе относительно мѣста для постройки дома.
   -- Вы хотите строиться?
   -- Можетъ быть. Только не говорите объ этомъ ни слова. Я хочу знать ваше мнѣніе.
   Сомсъ внимательно разглядывалъ комнату.
   -- Немного высоко,-- сказалъ онъ.
   -- Для меня хорошо пока,-- отвѣчалъ архитекторъ.-- Вы привыкли къ показной сторонѣ.
   Онъ выколотилъ трубку, но продолжалъ ее держать въ зубахъ пустую, какъ будто ему такъ было легче разговаривать.
   -- Что вы платите за это помѣщеніе?-- спросилъ Сомсъ.
   -- Пятьдесятъ фунтовъ. Это слишкомъ много.
   -- Полагаю, что это дорого,-- сказалъ Сомсъ, которому понравился отвѣтъ Бозиннея.
   Въ слѣдующее воскресенье онъ заѣхалъ за Бозиннеемъ въ одиннадцать часовъ, какъ условился. Пріѣхавъ по желѣзной дорогѣ въ Робенъ-Хилль, они, однако, не нашли тамъ извозчика, и имъ пришлось итти пѣшкомъ.
   День былъ жаркій. Солнце ярко свѣтило на безоблачномъ небѣ, обливая ихъ своими лучами, когда они шли по узкой тропинкѣ, ведущей на вершину холма. Сомсъ искоса поглядывалъ на Бозиннея, отмѣчая небрежность его одежды. Изъ кармановъ у него торчали свертки бумагъ, а подъ мышкой онъ держалъ палку довольно страннаго вида. Ни одна изъ этихъ подробностей не ускользнула отъ вниманія Сомса. Только ученый или... пожалуй... "корсаръ" могъ позволить себѣ такъ небрежно относиться къ своему внѣшнему облику. Сомсъ, какъ и всѣ Форсайты, придавалъ огромное значеніе безукоризненной внѣшности, но въ данномъ случаѣ онъ готовъ былъ примириться съ небрежной манерой одѣваться, такъ какъ у Бозиннея она могла быть доказательствомъ учености и вообще такихъ качествъ, которыя могли быть полезны Сомсу. Что за дѣло ему до того, какъ одѣвается Бозинней, если только онъ умѣетъ строить дома?
   -- Я уже говорилъ вамъ,-- сказалъ Сомсъ,-- что я хочу, чтобы этотъ домъ былъ сюрпризомъ, поэтому я и просилъ васъ молчать объ этомъ. Я вообще не люблю говоритъ о своихъ дѣлахъ, пока они не кончены.
   Бозинней кивнулъ головой.
   -- Попробуйте только посвятить женщинъ въ ваши планы, и все у васъ пойдетъ прахомъ,-- продолжалъ Сомсъ.
   -- Ахъ!-- воскликнулъ Бозинней.-- Женщина -- это дьяволъ!
   Сомсъ давно это чувствовалъ, но никогда не рѣшался высказать это словами.
   -- О! О!-- проговорилъ онъ съ удивленіемъ.-- Значитъ, и вы тоже...
   Онъ запнулся, но тотчасъ же прибавилъ, давая волю накопившемуся въ немъ раздраженію:
   -- Джюнъ всегда была съ темпераментомъ, всегда...
   -- Что за бѣда, если она -- ангелъ!-- возразилъ Бозинней.
   Сомсъ ничего не сказалъ, и они молча пошли дальше. Теперь ему нужно было показать выбранное имъ мѣсто, но онъ колебался.
   -- Тамъ живетъ агентъ, въ этомъ коттэджѣ,-- сказалъ онъ Бозиннею, указывая на крышу домика, виднѣвшуюся изъ-за деревьевъ.-- Пойдемъ къ нему. Мы у него позавтракаемъ и потомъ уже займемся дѣломъ.
   Онъ пошелъ впереди, по направленію къ коттэджу. Высокій, плотный человѣкъ, съ сильною просѣдью вышелъ къ нему навстрѣчу. Это былъ агентъ, по имени Оливеръ. Во время завтрака, къ которому Сомсъ едва прикоснулся, агентъ внимательно разглядывалъ Бозиннея. Наконецъ, Бозинней всталъ и, обращаясь къ Сомсу, сказалъ:
   -- Вамъ надо поговорить о дѣлахъ, а я пойду осмотрю мѣстность.
   Не дожидаясь отвѣта, онъ вышелъ. Сомсъ около часа толковалъ съ агентомъ, обсуждалъ ипотеки, планы, такъ какъ онъ былъ оцѣнщикомъ земель въ этой мѣстности, и, наконецъ, перешелъ къ вопросу объ участкѣ, который онъ хотѣлъ пріобрѣсти для постройки дома.
   -- Вамъ слѣдуетъ сбавить цѣну. Вѣдь я первый буду строиться здѣсь,-- сказалъ онъ.
   Агентъ покачалъ головой.
   -- Участокъ, который вы выбрали, самый дешевый, сэръ. На вершинѣ склона участки стоятъ дороже.
   -- Имѣйте въ виду, что я еще ничего не рѣшилъ,-- сказалъ Сомсъ.-- Очень возможно, что я не буду строиться. Рента очень высока.
   -- Да, мистеръ Форсайтъ, я буду очень-очень огорченъ, если вы откажетесь отъ этой мысли. Вы сдѣлаете большую ошибку. Вы не найдете ни одного клочка земли вблизи Лондона за такую цѣну, принимая во вниманіе всѣ обстоятельства и чудный видъ, открывающійся отсюда...
   Сомсъ и агентъ посмотрѣли другъ на друга. Навѣрное, каждый изъ нихъ подумалъ про себя въ эту минуту: "Я уважаю, тебя, какъ дѣльца, но не вѣрю ни одному твоему слову!"
   Сомсъ первый прервалъ молчаніе:
   -- Я еще ничего не рѣшилъ,-- сказалъ онъ, собираясь уходить.-- Участокъ, вѣроятно, будетъ продаваться.
   Съ этими словами онъ взялъ зонтикъ и протянулъ свою холодную руку агенту. Чуть дотронувшись до его руки, онъ тотчасъ же отдернулъ свою.
   Сомсъ глубоко задумался, идя по дорогѣ. Его инстинктъ дѣльца подсказывалъ ему, что агентъ былъ правъ. Да, это было дешево. И самое пріятное было то, что агентъ вовсе не думалъ этого въ дѣйствительности, такъ что Сомсъ могъ внутренно торжествовать свою побѣду надъ нимъ.
   "Дешево или нѣтъ,-- рѣшилъ онъ, наконецъ,-- но этотъ участокъ долженъ быть моимъ".
   Воздухъ былъ напоенъ ароматомъ травы и лѣса. Изъ-подъ ногъ Сомса нѣсколько разъ вспархивали птички; разноцвѣтныя бабочки носились въ воздухѣ. Гдѣ-то въ чащѣ кустарника ворковали голуби. Теплый вѣтерокъ колыхалъ вѣтви деревьевъ и издалека доносился звонъ церковныхъ колоколовъ. Но Сомсъ, казалось, совершенно не замѣчалъ ничего. Онъ шелъ, вперивъ глаза въ землю, и слегка шевелилъ губами, точно смакуя лакомый кусочекъ. Наконецъ, онъ достигъ заповѣднаго мѣста и оглянулся: Бозиннея нигдѣ не было видно. Подождавъ немного, Сомсъ прошелъ черезъ рощу къ краю холма. Онъ хотѣлъ крикнуть, позвать Бозиннея, но ему какъ-то страшно было услышать звукъ собственнаго голоса. Мѣстность была глухая, уединенная, и тишина нарушалась только пѣніемъ жаворонковъ да шелестомъ травы, когда пробѣгали кролики, чтобы спрятаться въ своихъ норкахъ.
   Сомсъ невольно замедлилъ свои шаги, поддаваясь очарованію окружающей его природы. Онъ прислушивался къ пѣнію птицъ, слѣдилъ взоромъ за полетомъ бабочекъ, начиная забывать о цѣли, приведшей его сюда. Но вдругъ онъ вспомнилъ и уже готовъ былъ повернуть назадъ, когда увидѣлъ Бозиннея.
   Архитекторъ растянулся на травѣ подъ развѣсистымъ дубомъ росшимъ на самомъ краю обрыва. Онъ такъ замечтался, что Сомсъ долженъ былъ схватить его за плечо, для того чтобы заставить очнуться.
   -- Алло! Форсайтъ,-- вскричалъ онъ весело.-- Я нашелъ мѣсто, для вашего дома. Посмотрите-ка сюда!
   Сомсъ осмотрѣлся и холодно сказалъ:
   -- Вы очень остроумны. Но это мѣсто обойдется мнѣ вдвое дороже.
   -- Что за бѣда! Зато какой видъ отсюда!
   Дѣйствительно, видъ былъ великолѣпный. Внизу, у подножія холма, разстилались поля и луга съ разсѣянными по нимъ тамъ и сямъ группами деревьевъ. По краямъ луговъ темнѣли низкія заросли кустарниковъ, а справа сверкала среди зелени серебристая лента рѣчки, теряющаяся вдали, на горизонтѣ. Небо было ярко-голубое, а солнце такое горячее, что, казалось, тутъ должно было господствовать вѣчное лѣто.
   Сомсъ смотрѣлъ и чувствовалъ, какъ странное волненіе, помимо его воли, овладѣваетъ имъ. Жить здѣсь, имѣть возможность постоянно любоваться этимъ видомъ, показывать его друзьямъ, говорить о немъ, словомъ -- обладать имъ! Кровь прилила къ его щекамъ. Онъ посмотрѣлъ на Бозиннея. Солнце прямо ударяло ему въ лицо, но молодой архитекторъ стоялъ, точно зачарованный, и не замѣчалъ этого. Онъ весь былъ поглощенъ созерцаніемъ красоты природы и какъ будто забылъ о присутствіи Сомса, который съ непріязненнымъ чувствомъ разсматривалъ его лицо съ выдающимися скулами и мечтательными глазами, устремленными вдаль.
   Налетѣвшій вѣтерокъ, заставившій всколыхнуться золотистое поле ржи внизу холма, нарушилъ очарованіе.
   -- Я бы могъ построить вамъ домъ здѣсь,-- сказалъ, наконецъ, Бозинней.
   -- Осмѣлюсь сказать,-- сухо возразилъ Сомсъ,-- что не вы будете платить за него.
   -- За восемь тысячъ фунтовъ я бы могъ построитъ вамъ дворецъ.
   Сомсъ поблѣднѣлъ. Въ немъ происходила борьба. Онъ потупилъ глаза и упрямо произнесъ:
   -- Не могу согласиться.
   И медленно, своею обычной крадущеюся походкой, Сомсъ направился къ выбранному имъ раньше мѣсту. Бозинней пошелъ за нимъ. Поговоривъ нѣсколько времени о разныхъ подробностяхъ проектируемаго дома, Сомсъ оставилъ Бозиннея и вернулся къ агенту.
   Бозинней ждалъ его съ полчаса, а затѣмъ они вмѣстѣ отправились къ станціи. Когда они сѣли въ поѣздъ, то Сомсъ процѣдилъ сквозь зубы, не глядя на Бозиннея:
   -- Да... я все-таки взялъ тотъ участокъ, на который вы мнѣ указали.
   Онъ больше не прибавилъ ни слова. Бозинней тоже молчалъ. Но Сомсъ всю дорогу мучился надъ вопросомъ: какимъ образомъ этотъ человѣкъ, на котораго онъ, по привычкѣ, своего класса, смотрѣлъ съ нѣкоторымъ презрѣніемъ, могъ до такой степени подчинить его своему вліянію, что даже заставилъ его перемѣнить разъ принятое рѣшеніе?
   

V.
Супружеская жизнь Форсайта.

   Подобно огромному большинству просвѣщенныхъ людей своего класса и своего поколѣнія, знающихъ толкъ въ художественныхъ произведеніяхъ и стилѣ модернъ, Сомсъ Форсайтъ жилъ въ домѣ, убранство котораго вполнѣ отвѣчало всѣмъ требованіямъ современнаго вкуса. Съ внѣшней стороны домъ производилъ благопріятное впечатлѣніе. Большія окна, широко открывающіяся наружу, были убраны цвѣтами, подвѣшенными въ ящикахъ, а позади дома находился маленькій дворикъ, выложенный зелеными изразцами и обнесенный затѣйливой оградой, гдѣ посѣтители и обитатели дома подъ защитой пестраго, японскаго навѣса, совершенно скрывающаго ихъ отъ глазъ любопытныхъ, могли проводить время, распивая чай и разсматривая коллекціи серебряныхъ ящичковъ филигранной работы, которыми такъ гордился хозаинъ дома.
   Внутреннее убранство дома во вкусѣ Первой Имперіи и Вильяма Морриса могло удовлетворить самымъ изысканнымъ требованіямъ. Расположеніе комнатъ было удобное; въ домѣ было множество уголковъ, напоминающихъ птичьи гнѣздышки, гдѣ вмѣсто яичекъ были всюду разбросаны изящныя маленькія серебряныя вещицы, и взоры ласкало красивое сочетаніе красокъ и художественной отдѣлки мебели и всей обстановки дома. Казалось, въ этомъ комфортабельномъ жилищѣ жизнь должна была бы протекать спокойно и пріятно. Но слишкомъ большое духовное несоотвѣтствіе между хозяиномъ и хозяйкой дома создавало постоянный скрытый конфликтъ между ними. Каждый, побывавшій въ обществѣ Сомса Форсайта и его жены, невольно чувствовалъ это, хотя конфликтъ ничѣмъ не выражался внѣшнимъ образомъ. Иренъ была изящна отъ природы и оставалась бы такою даже на необитаемомъ островѣ. Но изящество ея супруга было чисто внѣшнимъ лоскомъ, который онъ считалъ необходимымъ для своего успѣха въ жизни. Онъ строго слѣдилъ за модой, никогда не позволялъ себѣ ни малѣйшаго отступленія отъ нея, ни малѣйшей небрежности въ костюмѣ. Его нельзя было представить себѣ иначе, какъ безукоризненно одѣтымъ, въ высокомъ воротничкѣ, заключающемъ шею, какъ въ тискахъ, и выступающемъ надъ галстукомъ ровно на одну восьмую дюйма. Ни въ чемъ и никогда онъ не отступалъ отъ свѣтскихъ обычаевъ и дѣлалъ только то, что было принято въ свѣтѣ. Въ устройствѣ своего дома онъ также руководствовался модой и свѣтскими вкусами, поэтому неудивительно, что домъ его былъ похожъ на сотни другихъ домовъ, хозяева которыхъ обладали столь же возвышенными стремленіями.
   -- Какой очаровательный, маленькій домъ у Сомсъ Форсайта! Убранъ съ такимъ вкусомъ и вполнѣ элегантный,-- таково было общее мнѣніе о домѣ Форсайта.
   Это было вечеромъ, спустя недѣлю послѣ поѣздки въ Робенъ-Хилль. Сомсъ и Иренъ сидѣли за обѣдомъ, который сервированъ былъ на изящномъ столѣ изъ розоваго дерева, не покрытомъ скатертью, что считалось особенно элегантнымъ. Но счастливая парочка, сидѣвшая за этимъ столомъ, не обмолвилась между собой ни однимъ словомъ.
   Сомсъ любилъ говорить во время обѣда о своихъ дѣлахъ, разсказывать о своихъ покупкахъ, и пока онъ говорилъ, его не смущало молчаніе Иренъ. Но въ этотъ вечеръ онъ чувствовалъ себя не въ настроеніи говорить. Его тяготило принятое имъ рѣшеніе строить загородный домъ и ему очень хотѣлось сказать объ этомъ Иренъ. Однако онъ не могъ побѣдить въ себѣ волненіе, вызываемое мыслью о предстоящемъ разговорѣ съ ней, и это въ высшей степени раздражало его. Въ сущности, какое она имѣетъ право такъ обращаться съ нимъ? Развѣ мужъ и жена не должны составлять единое, нераздѣльное? Вѣдь она ни разу даже не взглянула на него, пока они сидѣли тутъ вдвоемъ! О чемъ она думаетъ все время? Сомсъ искоса поглядывалъ на нее, испытывая страстное желаніе проникнуть въ ея мысли.
   Какъ тяжело для человѣка, такъ работающаго, какъ онъ, наживающаго деньги для нея,-- да, для нея!-- сидѣть тутъ, рядомъ съ нею, и съ болью въ сердцѣ замѣчать ея тоскующій взглядъ, какъ будто стѣны комнаты готовы сомкнуться вокругъ нея навѣки! Это было больше, чѣмъ могъ выдержать Сомсъ.
   Мягкій свѣтъ лампы, подъ розовымъ абажуромъ, падалъ на ея обнаженныя руки и шею. Сомсъ любилъ, чтобы она была декольтирована за обѣдомъ, даже когда они обѣдали только вдвоемъ. Она покорно подчинялась этому требованію, и видъ ея, въ нарядномъ вечернемъ туалетѣ, за домашнимъ обѣдомъ, какъ-то особенно льстилъ его самолюбію и вызывалъ у него сознаніе собственнаго превосходства надъ другими людьми его класса, жены которыхъ являлись къ обѣду въ обычномъ домашнемъ костюмѣ.
   Былъ ли у кого-нибудь болѣе красиво убранный обѣденный столъ, съ изящными серебряными приборами, сверкающимъ хрусталемъ нѣжно-розоваго цвѣта и букетами розъ? Была ли у кого-нибудь болѣе прелестная жена, чѣмъ эта женщина, освѣщенная розовымъ свѣтомъ лампы, еще болѣе подчеркивающимъ удивительный контрастъ между ея нѣжной кожей, золотистыми волосами и большими темными глазами? Однако Сомсъ, глядя на нее, испытывалъ раздраженіе, доходящее почти до отчаянія, потому что чувствовалъ, что она не принадлежитъ ему такъ, какъ должна была бы принадлежать, что онъ не можетъ проникнуть въ тайники ея сердца!
   Все кругомъ составляло его собственность: картины, вещи, серебро, дома, капиталы. Но въ душѣ у него постоянно существовало скрытое сознаніе, что Иренъ, которая также составляла его собственность, не принадлежала ему. Онъ это чувствовалъ на каждомъ шагу въ своемъ домѣ, но его дѣловой темпераментъ протестовалъ противъ тайнаго голоса души, предостерегавшаго его, что она не создана для него. Онъ женился на ней, побѣдилъ ея сопротивленіе, сдѣлалъ ее своей, и ему казалось противнымъ самому основному изъ всѣхъ законовъ,-- закону собственности,-- что онъ владѣетъ только ея тѣломъ, хотя и въ этомъ онъ уже начиналъ сомнѣваться. Если-бъ кто-нибудь прямо спросилъ его, жаждетъ ли онъ обладать ея душой, то этотъ вопросъ показался бы ему глупымъ и сантиментальнымъ. Но на самомъ дѣлѣ, онъ именно жаждалъ этого и чувствовалъ, что никогда не добьется.
   Иренъ всегда была молчалива, пассивна, но всегда отдалялась отъ него, какъ будто опасаясь, что какимъ-нибудь словомъ, движеніемъ или знакомъ она можетъ заставить его вообразить, что онъ ей нравится. И Сомсъ спрашивалъ себя: неужели такъ всегда будетъ?
   Сомсъ очень любилъ читать романы и, какъ большинство читателей этого рода литературы, изъ нихъ заимствовалъ свой взглядъ на жизнь. Чтеніе романовъ внушило ему убѣжденіе, что любовь жены является лишь вопросомъ времени: мужу всегда удается внушить это чувство своей женѣ. Такъ, по крайней мѣрѣ, говорилось въ тѣхъ книгахъ, которыя онъ любилъ читать. Даже въ романахъ съ трагическимъ концомъ (онъ не особенно любилъ ихъ), жена всегда умирала со словами горькаго сожалѣнія на устахъ, а если умиралъ мужъ (такой конецъ особенно не нравился Сомсу), то она бросалась на его трупъ съ рыданіями глубокаго раскаянія.
   Сомсъ часто возилъ Иренъ въ театръ, но всегда инстинктивно выбиралъ современныя пьесы, гдѣ выводилась на сцену проблема супружеской жизни, на самомъ дѣлѣ отличающаяся отъ этой проблемы въ дѣйствительной жизни. Всѣ эти пьесы кончались одинаково, хотя бы и существовалъ любовникъ. Сомсъ даже часто симпатизировалъ любовнику, болѣе нежели мужу. Въ современныхъ пьесахъ большею частью выводился типъ супруга, съ очень твердымъ характеромъ, скорѣе даже грубаго, но очень основательнаго человѣка, который въ концѣ-концовъ всегда оказывался побѣдителемъ. И страннымъ образомъ, Сомсъ не симпатизировалъ такому сорту людей, быть можетъ, изъ чувства противорѣчія, такъ какъ въ немъ самомъ былъ заложенъ природой скрытый запасъ грубости. Однако онъ ясно сознавалъ, какъ велика необходимость для него быть такимъ супругомъ-побѣдителемъ, хотя бы и съ примѣсью грубости!
   Въ этотъ вечеръ Иренъ была какъ-то исключительно молчалива. Сомсу казалось, что онъ еще никогда не замѣчалъ у нея такого выраженія и такъ какъ все необычное обыкновенно вызываетъ безпокойство, то въ этотъ вечеръ Сомсъ былъ особенно встревоженъ. Онъ быстро съѣлъ сладкое и торопилъ горничную, сметавшую серебряною щеткой крошки со стола. Когда она вышла, онъ налилъ въ стаканъ вина и спросилъ Иренъ
   -- Былъ кто-нибудь днемъ сегодня?
   -- Джюнъ.
   -- Что ей было нужно?
   Форсайты не представляли себѣ, что люди могутъ ходить другъ къ другу безъ всякаго спеціальнаго дѣла.
   -- Вѣроятно она приходила поговорить о своемъ женихѣ,-- замѣтилъ онъ.
   Иренъ ничего не отвѣтила.
   -- Мнѣ кажется,-- продолжалъ онъ,-- что она болѣе влюблена въ него, нежели онъ въ нее. Она всюду бѣгаетъ за нимъ.
   Иренъ взглянула на него такъ, что ему стало неловко.
   -- Къ чему вы это говорите!-- воскликнула она.
   -- Отчего же нѣтъ? Вѣдь каждый можетъ это замѣтить.
   -- Нѣтъ. А если бы и такъ, то нехорошо говорить объ этомъ!
   Сдержанность покинула Сомса.
   -- Какая вы прекрасная жена, нечего сказать!-- воскликнулъ онъ. Втайнѣ онъ былъ удивленъ горячностью ея возраженія. Это было такъ непохоже на нее.
   -- Вы помѣшались на Джюнъ,-- прибавилъ онъ нѣсколько болѣе спокойнымъ тономъ.-- Но попомните мои слова: теперь, когда она тащитъ за собой на буксирѣ своего "морского разбойника", вы ей ни на что не нужны! Вы сами скоро убѣдитесь въ этомъ. Впрочемъ, вы скоро не будете съ нею видѣться такъ часто, какъ теперь, потому что мы будемъ жить за городомъ.
   Онъ былъ радъ, что сообщилъ ей это въ порывѣ раздраженія. Онъ ждалъ рѣзкаго отпора съ ея стороны, но она молчала. Это его встревожило еще болѣе.
   -- Васъ это, кажется, не интересуетъ?-- замѣтилъ онъ принужденно.
   -- Я уже знала объ этомъ.
   Онъ сурово посмотрѣлъ на нее.
   -- Кто же сказалъ вамъ?
   -- Джюнъ.
   -- А ей откуда это извѣстно?
   Иренъ ничего не отвѣтила. Смущенный и недовольный, Сомсъ продолжалъ:
   -- Для Бозиннея это очень хорошо. Это выдвинетъ его. Полагаю, она сообщила вамъ все?
   -- Да.
   Пауза.
   -- Мнѣ кажется, вы не хотите уѣзжать?-- снова спросилъ Сомсъ.-- Разумѣется!... Я не знаю, чего вы хотите. Но вы никогда не казались довольной здѣсь,-- проговорилъ Сомсъ съ раздраженіемъ.
   -- Развѣ мое желаніе тутъ играло какую-нибудь роль,-- замѣтила она и, взявъ вазу съ розами, вышла изъ комнаты.
   Сомсъ остался сидѣть за столомъ. Развѣ для этого онъ подписалъ такой контрактъ? Развѣ для этого онъ готовъ истратить десятокъ тысячъ фунтовъ? Слова Бозиннея вспомнились ему: "Женщина -- это дьяволъ".
   Но мало по-малу онъ успокоился. Могло быть хуже. Она могла бы вспылить. Въ сущности это было хорошо, что Джюнъ разсказала ей. Безъ сомнѣнія, она выпытала все у Бозиннея. Сомсъ долженъ былъ ожидать этого.
   Онъ закурилъ папиросу. Во всякомъ случаѣ, Иренъ не сдѣлала ему никакой сцены. Она обошла этотъ вопросъ,-- такъ она поступала, всегда,-- была холодна, но не выказала гнѣва.
   Сомсъ задумался. Въ его воображеніи рисовался будущій домъ. Иренъ сидитъ, въ сумеркахъ, подъ большимъ японскимъ зонтомъ, съ вязаньемъ въ рукахъ. Теплая, ароматная ночь...
   Дѣйствительно, сегодня днемъ Джюнъ влетѣла къ Иренъ, съ сіяющими глазами и вскричала:
   -- Сомсъ -- славный малый! Это великолѣпно для Филя, настоящее дѣло для него!
   Замѣтивъ удивленіе на сумрачномъ лицѣ Иренъ, Джюнъ сказала:
   -- Я вѣдь говорю о вашемъ новомъ домѣ, въ Робенъ-Хиллѣ... Какъ?... Ты ничего не знаешь?
   Иренъ, въ самомъ дѣлѣ, ничего не знала.
   -- О! Вѣроятно, я не должна была говорить тебѣ объ этомъ!-- воскликнула Джюнъ и съ раздраженіемъ прибавила:-- У тебя такой видъ, какъ будто ты недовольна. Развѣ ты не понимаешь, что это именно то, о чемъ я такъ молила, чего такъ добивалась для чего! Теперь у него есть возможность пробиться впередъ. Всѣ увидятъ, что онъ можетъ сдѣлать...
   И она выложила Иренъ всѣ подробности, которыя вывѣдала отъ Бозиннея.
   Со времени своей помолвки Джюнъ какъ-то совсѣмъ перестала интересоваться судьбой своей подруги. Она такъ была наполнена собой теперь, что, оставаясь съ Иренъ, исключительно только разговаривала о себѣ, о своихъ планахъ и надеждахъ. Несмотря на все свое расположеніе къ Иренъ и состраданіе, которое она ей внушала, Джюнъ не могла подавить въ глубинѣ души чувства презрительнаго сожалѣнія къ женщинѣ, поступившей такъ необдуманно и сдѣлавшей такую роковую, такую огромную и смѣшную ошибку въ жизни!
   -- Ему предоставлена полная свобода относительно постройки и относительно декоративной части...-- Джюнъ весело разсмѣялась и, поднявъ руку, хлопнула по кисейной занавѣси окна.-- Знаешь, я вѣдь пробовала настроить дядю Джемса...-- Она запнулась, почувствовавъ внезапное нежеланіе говорить объ этомъ Иренъ. Впрочемъ, Иренъ была такъ неразговорчива и угрюма сегодня, что Джюнъ не захотѣлось оставаться съ нею дольше, и она ушла. Выйдя во дворъ, она оглянулась и увидѣла, что Иренъ стоитъ, въ дверяхъ. Джюнъ кивнула ей головой, но въ отвѣтъ на это Иренъ поднесла руку къ глазамъ и, медленно повернувшись, закрыла дверь.
   Сомсъ прошелъ изъ столовой въ гостиную и посмотрѣлъ на Иренъ изъ окна. Она сидѣла на террасѣ, скрытая тѣнью японскаго зонта, но Сомсъ видѣлъ, какъ колыхалось отъ дыханія кружево на ея бѣлыхъ плечахъ. И ему казалось, что за этою неподвижностью скрывается горячность чувства, создающая вокругъ нея особенную атмосферу теплоты, ощущаемую каждымъ, приближающимся къ ней... Гдѣ-то, въ самыхъ тайникахъ ея души, скрывается пламя, согрѣвающее ее!...
   Сомсъ медленно отошелъ отъ окна и вышелъ изъ комнаты, незамѣченный ею.
   

VI.
Джемсъ заявляетъ о себѣ.

   Незадолго до окончательнаго рѣшенія Сомса построить загородный домъ, слухъ объ этомъ уже проникъ въ семью Форсайтовъ. Сомсъ тутъ былъ не причемъ. Онъ не хотѣлъ никому говорить объ этомъ. Но Джюнъ, отъ избытка радостныхъ чувствъ, сказала мистриссъ Смолль, разрѣшивъ ей, впрочемъ, сказать объ этомъ только тетушкѣ Эннъ. Пусть она порадуется, бѣдняжка!
   Тетушка Эннъ уже нѣсколько дней почти не вставала съ постели. Когда мистриссъ Смолль разсказала ей, то она улыбнулась и проговорила своимъ слабымъ старческимъ голосомъ:
   -- Для нашей милой Джюнъ это очень хорошо. Но я надѣюсь, что они будутъ осторожны. Вѣдь строить домъ довольно опасно.
   Легкое облачко пробѣжало по лицу старушки. Всѣ эти дни, когда она лежала одна, ее ни на минуту не оставляла мысль о завѣщаніи. Теперь она снова задумалась объ этомъ, и лицо ея приняло нахмуренное выраженіе.
   Ея горничная Смизеръ, служившая ей уже больше тридцати лѣтъ, ежедневно, съ величайшею пунктуальностью совершала туалетъ старушки, подавала ей сѣдые локоны -- эту неизбѣжную принадлежность туалета всякой пожилой женщины, уважающей себя,-- и помогала ей накалывать ихъ.
   Тетушки Джюлей и Эстеръ также ежедневно должны были являться къ ней и сообщать ей о здоровья Тимоѳея и всѣ Форсайтовскія новости: о томъ, какія извѣстія получены отъ Николая? Удалось ли Джюнъ уговорить старика Джоліона поторопиться со свадьбой теперь, когда Бозинней будетъ строить домъ для Сомса; подтверждается ли слухъ о беременности жены Роджера; хорошо ли сдѣлана операція Арчи; что сдѣлалъ Свизинъ со своимъ домомъ въ Вогморъ-стритѣ, арендаторъ котораго потерялъ свои деньги и былъ съ нимъ очень дерзокъ? и т. д. и т. д. Но больше всего ея интересовали Иренъ и Сомсъ, и она хотѣла знать, настаиваетъ ли Иренъ попрежнему на уничтоженіи общей супружеской спальни? И каждый день, выслушавъ всѣ эти доклады, тетушка Эннъ неизмѣнно говорила своей горничной:
   -- Я сойду сегодня внизъ, Смизеръ, около двухъ часовъ. Мнѣ нужно будетъ опираться на вашу руку, послѣ того какъ я всѣ эти дни пролежала въ постели!
   Сообщивъ тетушкѣ Эннъ о намѣреніи Сомса строить домъ, мистриссъ Смолль разсказала объ этомъ, подъ строгимъ секретомъ, мистриссъ Николасъ. Та, въ свою очередь, передала эту новость Винифредъ Дэрти, въ томъ расчетѣ, что она, какъ сестра Сомса, можетъ подтвердить, правда ли это? Само собою разумѣется, что Винифредъ спросила объ этомъ отца; Джемсъ очень взволновался.
   -- Никто ничего не говоритъ мнѣ,-- воскликнулъ онъ, по своему обыкновенію, но вмѣсто того, чтобы прямо обратиться къ Сомсу, молчаливость котораго пугала его, онъ схватилъ свой зонтикъ и отправился къ Тимоѳею.
   Мистриссъ Смолль и Эстеръ, которой уже было все извѣстно (ей можно было сказать, она вѣдь неболтлива!) -- съ горячностью обсуждали эту новость, когда пришелъ Джемсъ.
   -- Какъ хорошо было со стороны "милаго Сомса",-- говорили онѣ,-- подумать о мистерѣ Бозиннеѣ для этой работы, хотя, безъ сомнѣнія, это рискованно. Какъ это Джорджъ назвалъ его? Морской разбойникъ? Какъ смѣшно! Джорджъ всегда придумаетъ что-нибудь остроумное!... Во всякомъ случаѣ, хорошо, что все это не выходитъ за предѣлы семьи. Вѣдь мистера Бозиннея тоже надо считать принадлежащимъ къ семьѣ, полагали онѣ, хотя это и казалось имъ нѣсколько страннымъ!...
   Джемсъ прервалъ ихъ разглагольствованія:
   -- Никто ничего про него не знаетъ!-- воскликнулъ онъ.-- Я не понимаю Сомса. Поручать такое дѣло этому молодому человѣку!... Навѣрное Иренъ постаралась объ этомъ! Я поговорю съ...
   -- Сомсъ сказалъ мистеру Бозиннею, что онъ не желаетъ, чтобы это было извѣстно кому-нибудь,-- прервала его тетушка Джюлей.-- Онъ не хочетъ, чтобы объ этомъ говорили. Я увѣрена, что Тимоѳей очень разсердится, если узнаетъ...
   Джемсъ заложилъ руку за ухо, представляясь, что не разслышалъ ея словъ:
   -- Что такое ты говоришь? Я совсѣмъ оглохъ, не слышу, что говорятъ... Эмили нездорова. Приходится отложить свой отъѣздъ въ Уэльсъ. Всегда что-нибудь да случается у насъ!...
   И узнавъ что ему было нужно, онъ схватилъ свою шляпу и рѣшилъ прямо отправиться къ Сомсу.
   Онъ шелъ быстро, наклонивъ голову и раздумывая о томъ, не слѣдуетъ ли ему выселить одного изъ своихъ арендаторовъ, очень неаккуратнаго плательщика, рискуя, что мѣсто останется незанятымъ до Рождества,-- или же еще подождать? Джемсъ такъ былъ поглощенъ своими мыслями, что не замѣтилъ, какъ къ нему подошелъ Сомсъ, который возвращался домой изъ конторы и, увидѣвъ на другой сторонѣ улицы отца, пошелъ къ нему навстрѣчу.
   -- А, это ты?-- сказалъ Джемсъ, когда Сомсъ притронулся къ его рукѣ.-- Твоя мать нездорова. Я какъ разъ шелъ къ тебѣ, но думалъ, что встрѣчу тебя на дорогѣ...
   Внѣшнія отношенія между сыномъ и отцомъ отличались холодностью, какъ это было принято у Форсайтовъ, презиравшихъ всякія проявленія чувства. Но нельзя сказать, чтобы они совсѣмъ не были привязаны другъ къ другу. Быть можетъ, тутъ играла роль чисто коммерческая точка зрѣнія. Какъ бы то ни было, но они несомнѣнно заботились о благосостояніи другъ друга и довольны были, когда встрѣчались. Но никогда они ничего не повѣряли другъ другу и не обнаруживали въ присутствіи другъ друга какихъ бы то ни было глубокихъ чувствъ. И все же между ними существовала та крѣпкая, скрытая связь, которая не поддается никакому анализу. Для Джемса "семья" имѣла огромное значеніе и была особенно дорога. Въ этомъ отношеніи онъ сохранилъ больше всѣхъ другихъ членовъ форсайтовской семьи примитивность чувствъ. Онъ любилъ семейный очагъ, любилъ семейныя сплетни, воркотню. Всѣ свои рѣшенія онъ заимствовалъ изъ выработанныхъ коллективнымъ семейнымъ умомъ взглядовъ и, черезъ посредство этой семьи, взглядовъ тысячъ другихъ такихъ же семей. Годъ за годомъ онъ посѣщалъ семейныя собранія у Тимоѳея, слушалъ семейные толки и возвращался домой освѣженный, укрѣпленный, испытывая невыразимое чувство благосостоянія и спокойствія.
   Но не одинъ только инстинктъ самосохраненія заставлялъ его искать убѣжища въ семьѣ. Несмотря на холодную внѣшность, онъ крѣпко былъ привязанъ къ собственнымъ дѣтямъ и съ ужасомъ думалъ о томъ, что они могутъ очутиться въ свѣтѣ одинокими, безъ всякаго семейнаго покровительства, лишенными репутаціи, денегъ, здоровья. Эти мысли кошмаромъ преслѣдовали его, и онъ испытывалъ особенную потребность укрыться подъ семейное крыло. Больше всего онъ боялся, чтобы его дѣти не ушли изъ семьи, не нарушили ея традицій. Когда его старый другъ Джонъ Стритъ, уступая желаніямъ сына, позволилъ ему записаться волонтеромъ, то Джемсъ искренно удивлялся его поступку. Всякую неудачу, постигавшую кого-нибудь изъ членовъ его семьи, Джемсъ всегда принималъ очень близко къ сердцу. Онъ помогъ своему зятю Дэрти выпутаться изъ финансоваго кризиса, явившагося результатомъ неудачныхъ спекуляцій съ акціями одной компаніи, но его такъ угнетала мысль, что безъ этой помощи имя Дэрти могло бы очутиться въ спискѣ банкротовъ, что онъ чуть не заболѣлъ и долженъ былъ лѣчиться въ Баденъ-Баденѣ, чтобы привести въ порядокъ свои нервы. Вообще, онъ былъ очень крѣпкаго здоровья, но очень мнительный и готовъ былъ думать, что умираетъ, если у него болѣло ухо. Всякую болѣзнь жены и дѣтей онъ принималъ очень близко къ сердцу и полагалъ, что Провидѣніе нарочно посылаетъ ему такое испытаніе, чтобы нарушить его душевный покой.
   Въ тотъ день, когда онъ встрѣтилъ Сомса на улицѣ, онъ былъ особенно разстроенъ. Жена его была больна, никто ему не сочувствовалъ, сестра Эннъ... она видимо приближалась къ могилѣ, врядъ ли проживетъ лѣто! Онъ три раза заѣзжалъ къ ней, и она не могла принять его. А тутъ еще новая фантазія Сомса! Что касается Иренъ, то его также безпокоила мысль, чѣмъ все это кончится?
   Онъ вошелъ въ домъ Сомса, чувствуя себя глубоко несчастнымъ.
   Иренъ была уже одѣта къ обѣду и сидѣла въ гостиной. Джемсъ невольно былъ пораженъ богатствомъ и изяществомъ ея костюма и почему-то въ особенности обратилъ вниманіе на кружева, которыми былъ отдѣланъ лифъ.
   -- Откуда вы берете это?-- спросилъ онъ недовольнымъ тономъ,-- Я ни разу не видѣлъ такихъ кружевъ у моихъ дочерей. Впрочемъ, это не настоящія кружева...
   Иренъ подошла къ нему совсѣмъ близко, для того чтобы онъ могъ убѣдиться, что кружева настоящія. Но никогда ни одинъ Форсайтъ не призналъ бы себя побѣжденнымъ. Поэтому Джемсъ хотѣлъ возразить ей, но, какъ-то невольно подчиняясь обаянію ея красоты, ограничился только простымъ замѣчаніемъ, что она, по всей вѣроятности, тратитъ не мало денегъ на свои наряды.
   Звукъ гонга, приглашавшаго къ обѣду, прервалъ его размышленія. Иренъ взяла его подъ руку и повела въ столовую. Она посадила его возлѣ себя, съ лѣвой стороны. Мягкій свѣтъ, падавшій сверху, не мѣшалъ ему, а Иренъ такъ мило разговаривала съ нимъ, разспрашивая про его дѣла. Какое-то незнакомое ему ощущеніе благосостоянія охватило его. Никогда онъ ничего подобнаго не испытывалъ дома! Ему казалось, что онъ никогда не пилъ дома такого шампанскаго, и былъ очень удивленъ, узнавъ, что ту же самую ма рку онъ всегда употреблялъ за своимъ столомъ. Подъ вліяніемъ ласковаго обращенія Иренъ, ея внимательнаго отношенія къ нему, онъ таялъ, словно спѣлый плодъ на солнцѣ. Онъ чувствовалъ, что не можетъ противиться ея обаянію.
   -- Какая масса хорошихъ вещей у васъ!-- сказалъ онъ и съ удовольствіемъ замѣтилъ, что на стѣнѣ, противъ него, виситъ картина, которую онъ подарилъ имъ.
   -- Я и не подозрѣвалъ, что она такъ хороша!-- воскликнулъ онъ.
   Послѣ обѣда Иренъ снова взяла его подъ руку, и они прошли въ гостиную.
   -- Вотъ это я называю славнымъ обѣдомъ!-- сказалъ онъ, очень довольный.-- Ничего тяжелаго и не слишкомъ много французской кухни. Но я не могу получить такой обѣдъ дома. Я плачу своему повару шестьдесятъ фунтовъ въ годъ и никогда не имѣю такого обѣда!
   Джемсъ еще не сдѣлалъ ни малѣйшаго намека на цѣль своего визита и даже ничего не сказалъ Сомсу и не спросилъ его о его проектѣ постройки дома, когда Сомсъ, подъ предлогомъ неотложныхъ дѣлъ, извинился передъ отцомъ и ушелъ въ свой кабинетъ.
   Джемсъ остался одинъ со своею невѣсткой.
   Находясь еще подъ вліяніемъ вкуснаго обѣда, хорошаго вина и превосходнаго ликёра, Джемсъ былъ расположенъ къ снисхотельности. Въ самомъ дѣлѣ, она премилая, эта маленькая Иренъ! Она умѣетъ слушать и какъ будто даже понимаетъ, что ей говорятъ. И разговаривая съ ней, Джемсъ съ особеннымъ интересомъ всматривался въ ея лицо, въ ея изящную фигуру, когда она сидѣла противъ него, небрежно откинувшись на высокую спинку кресла.
   Джемсъ вдругъ сдѣлался молчаливымъ. Онъ не помнилъ, бывалъ ли онъ когда-нибудь наединѣ съ Иренъ раньше, и теперь, смотря на нее, онъ испытывалъ странное чувство, точно очутился передъ чѣмъ-то непонятнымъ и чуждымъ ему.
   О чемъ она думаетъ, откинувшись на спинку кресла, въ такой небрежной позѣ?
   Когда онъ снова заговорилъ съ нею, то голосъ его звучалъ рѣзко, словно онъ только что проснулся и вернулся изъ міра грезъ къ дѣйствительности.
   -- Что вы тутъ дѣлаете цѣлыми днями?-- спросилъ онъ.-- Вы никогда не заглядываете къ намъ.
   Она что-то сказала въ свое оправданіе, по Джемсъ не смотрѣлъ на нее. Онъ не хотѣлъ допустить мысли, что она избѣгаетъ семью своего мужа. Это было бы черезчуръ.
   -- Полагаю, что у васъ нѣтъ времени для насъ,-- сказалъ онъ.-- Вѣдь вы вѣчно находитесь съ Джюнъ. Думаю, что вы ей полезны, покровительствуете ей и ея жениху и вообще руководите ими. Мнѣ говорятъ, что она теперь никогда не бываетъ дома. Вашему дядѣ Джоліону не очень-то нравится это, я думаю! Вѣдь онъ теперь постоянно одинъ. Мнѣ разсказывали, что она всюду ходитъ по пятамъ за этимъ молодымъ Бозиннеемъ... Вѣроятно, онъ приходитъ къ вамъ, сюда, каждый день? Скажите же мнѣ, что вы о немъ думаете? Какъ вы полагаете, знаетъ онъ самъ, чего онъ хочетъ? Мнѣ онъ представляется ничтожествомъ.
   Иренъ густо покраснѣла. Джемсъ подозрительно наблюдалъ за ней.
   -- Можетъ быть, вы совершенно не понимаете мистера Бозиннея,-- замѣтила она.
   -- Не понимаю?-- вскричалъ Джемсъ.-- Это отчего? Вы, вѣроятно, видите въ немъ артистическую натуру? Говорятъ, онъ уменъ. Но они всѣ воображаютъ, что они умные!.. Впрочемъ, вы больше знаете о немъ, чѣмъ я,-- прибавилъ онъ и снова окинулъ ее подозрительнымъ взглядомъ.
   -- Онъ составляетъ проектъ дома для Сомса,-- сказала она мягко, видимо стараясь сгладить впечатлѣніе.
   -- Вотъ объ этомъ-то я и хотѣлъ поговорить,-- продолжалъ Джемсъ.-- Не понимаю, съ какой стати Сомсъ обратился къ этому молодому человѣку! Отчего онъ не взялъ первокласснаго архитектора?
   -- Быть можетъ, мистеръ Бозинней тоже первоклассный...
   Джемсъ сдѣлалъ рѣзкое движеніе.
   -- Ну вотъ! Вы, молодежь, всегда держитесь другъ за друга. Вы всѣ думаете, что вы лучше знаете!
   Онъ стоялъ передъ нею, долговязый и тощій, съ поднятой рукой, указывая на нее пальцемъ, словно бросая обвиненіе ея красотѣ.
   -- Я могу сказать только одно: что всѣ эти артистическія натуры, или какъ они тамъ себя называютъ,-- это люди, на которыхъ полагаться нельзя. И я вамъ совѣтую держаться отъ него подальше.
   Иренъ улыбнулась, но въ этой улыбкѣ заключался почти вызовъ. Предупредительность, съ которою она обращалась съ Джемсомъ, исчезла. Она видимо старалась сдержать свой гнѣвъ и крѣпко сжала руки. Ея темные глаза смотрѣли на Джемса, но взглядъ ихъ былъ непроницаемъ.
   Джемсъ угрюмо потупилъ глаза и прибавилъ:
   -- Я только высказалъ вамъ свое мнѣніе... Очень печально, что у васъ нѣтъ ребенка, о которомъ вы должны были бы думать и заботиться!
   На лицѣ Иренъ появилось какое-то скорбное выраженіе, и она вся точно застыла, въ напряженной позѣ. Даже Джемсъ замѣтилъ это и испугался произведеннаго впечатлѣнія. Какъ большинство не особенно мужественныхъ людей, онъ самъ перешелъ въ наступленіе, чтобы оправдать себя, и быстро заговорилъ:
   -- Отчего вы все сидите дома? Отчего вы не поѣдете съ нами въ Хёрлингэмъ? Или не пойдете въ театръ? Вѣдь, въ ваши годы, вы должны всѣмъ интересоваться! Вы такая еще молодая женщина.
   Но скорбное выраженіе не сходило съ лица Иренъ. Джемсъ началъ раздражаться.
   -- Ну хорошо, я ничего не знаю, никто ничего мнѣ не говоритъ!-- сказалъ онъ.-- Сомсъ долженъ умѣть самъ заботиться о себѣ. Если ужъ онъ самъ не сумѣетъ, то пусть не надѣется на меня... Это все!
   Кусая кончикъ своего указательнаго пальца, Джемсъ бросилъ холодный и сердитый взглядъ на свою невѣстку. Но онъ удивился, что и ея глаза, темные и глубокіе, устремлены на него, и невольно запнулся.
   -- А теперь, я долженъ итти,-- сказалъ онъ, послѣ короткой паузы. Онъ былъ, какъ будто, нѣсколько удивленъ, что его не просили остаться. Протянувъ руку Иренъ, онъ позволилъ ей проводить себя до дверей на улицу. Онъ сказалъ ей, что пойдетъ пѣшкомъ и просилъ передать его привѣтъ Сомсу. Если она хочетъ немного поразвлечься, то онъ повезетъ ее кататься въ Ричмондъ, какъ-нибудь, на-дняхъ...
   Придя домой, Джемсъ разбудилъ свою супругу, только что уснувшую послѣ 24-хчасоваго бодрствованія, и разбудилъ ее только для того, чтобы сказать ей, что, по его мнѣнію, супружескія дѣла Сомса въ плохомъ состояніи. Онъ поговорилъ объ этомъ еще съ полчаса и, наконецъ, сказавъ женѣ, что онъ, вѣроятно, не заснетъ всю ночь,: повернулся на другой бокъ и моментально уснулъ.
   Сомсъ, вернувшись въ комнату, гдѣ находилась Иренъ, остановился на порогѣ и молча слѣдилъ за тѣмъ, какъ она разбирала письма, принесенныя послѣдней почтой. Она стояла спиной къ нему, занятая своимъ дѣломъ. Вдругъ она бросила письма и остановилась, точно прислушиваясь къ чему-то, затѣмъ быстро вышла на лѣстницу, но черезъ минуту вернулась съ котенкомъ на рукахъ. Сомсъ видѣлъ, какъ она нагнула свое лицо къ котенку, который, нѣжно мурлыкая, прижимался къ ея шеѣ... Отчего она никогда не смотритъ такъ ласково на него, своего мужа?..
   Вдругъ Иренъ замѣтила его, и лицо ея тотчасъ же омрачилось.
   -- Для меня есть письма?-- спросилъ онъ.
   -- Да. Три письма.
   Онъ отодвинулся, чтобы дать ей пройти. Не прибавивъ больше ни слова, она вышла изъ комнаты...
   

VII.
Проступокъ стараго Джоліона.

   Старый Джоліонъ направлялся домой, но вдругъ измѣнялъ свое намѣреніе и, позвавъ извозчика, велѣлъ ему ѣхать въ Вистаріа Авеню. Очевидно, онъ принялъ какое-то рѣшеніе.
   Всю эту недѣлю Джюнъ почти не была дома. Съ тѣхъ поръ, какъ она сдѣлалась невѣстой Бозиннея, она очень рѣдко проводила время со старикомъ Джоліономъ, и онъ никогда но просилъ ея оставаться и побыть съ нимъ. Вообще это не было въ его привычкахъ, просить о чемъ-нибудь. Джюнъ теперь была совершенно поглощена мыслью о Бозиннеѣ и его дѣлахъ и оставляла своего дѣда одинокимъ, въ его большомъ домѣ, гдѣ, кромѣ слугъ, не было никого, и гдѣ ему не съ кѣмъ было сказать слово. Клубъ стараго Джоліона былъ закрытъ по случаю ремонта; комиссіи, въ которыхъ онъ участвовалъ, разошлись на вакаціи, и старику было совершенно нечего дѣлать въ городѣ. Джюнъ настаивала на томъ, чтобы онъ уѣхалъ, но сама не хотѣла уѣзжать изъ Лондона, такъ какъ тамъ былъ Бозинней.
   Старый Джоліонъ терпѣть не могъ ѣздить одинъ. Да и куда бы онъ могъ уѣхать? Море вредно дѣйствовало на его печень, и притомъ онъ ненавидѣлъ отели. Роджеръ ѣздилъ въ водолѣчебницу. Но онъ-то, въ его годы, не станетъ же заниматься этимъ! Всѣ эти модные способы лѣченія не что иное, какъ обманъ!
   Онъ старался скрыть самъ отъ себя уныніе, которое овладѣвало имъ. Между тѣмъ, морщины на его лбу становились глубже день это дня, и глаза смотрѣли печальнѣе съ каждымъ днемъ. Такъ странно было видѣть отпечатокъ грусти въ лицѣ, которое всегда оставалось величаво строгимъ и спокойнымъ...
   Извозчикъ повезъ(стараго Джоліона черезъ кварталъ Сентъ-Джонсъ, и онъ съ любопытствомъ разсматривалъ маленькіе домики, скрывавшіеся за зеленью акацій. Это былъ округъ, куда ни одинъ изъ Форсайтовъ почти никогда не заглядывалъ, а если и появлялся тамъ, то всегда испытывалъ чувство любопытства, смѣшанное съ неодобреніемъ.
   Извозчикъ остановился у маленькаго домика. Потемнѣвшая краска указывала, что домъ давно не подновлялся. Онъ окруженъ былъ палисадникомъ и вообще своимъ видомъ напоминалъ деревню.
   Старый Джоліонъ вошелъ въ калитку. Онъ держался необыкновенно прямо, нѣсколько закинувъ назадъ свою массивную голову въ огромной шляпѣ, изъ-подъ которой выбивались кудри сѣдыхъ волосъ. Онъ былъ спокоенъ, но глаза его имѣли рѣшительное и вмѣстѣ сердитое выраженіе. Вотъ до чего онъ былъ доведенъ!
   -- Мистриссъ Джоліонъ Форсайтъ дома?
   -- О, да, сэръ. Какъ о васъ доложить, сэръ?
   Старый Джоліонъ не могъ удержаться, чтобы не улыбнуться молоденькой служанкѣ, говоря свое имя. Она почему-то напомнила ему смѣшного маленькаго лягушонка.
   Онъ послѣдовалъ за ней черезъ темную переднюю въ маленькую гостиную, съ ситцевою мебелью, гдѣ служанка усадила его въ кресло.
   -- Они всѣ въ саду,-- сказала она ему.-- Будьте такъ добры, присядьте, а я пойду, скажу имъ.
   Старый Джоліонъ сѣлъ въ кресло, обитое ситцемъ, и принялся разсматривать комнату. Все тутъ, какъ казалось ему, носило на себѣ отпечатокъ скудости, стараній свести концы съ концами. Насколько онъ могъ судить, тутъ не было ни одной вещи, которая стоила бы пяти фунтовъ. Стѣны, когда-то выкрашенныя, теперь были украшены акварелями. Поперекъ потолка извивалась длинная трещина. Конечно, наемъ такого жалкаго домишка стоилъ недорого, пожалуй, менѣе ста фунтовъ въ годъ, но стараго Джоліона болѣе всего огорчала мысль, что одинъ изъ Форсайтовъ,-- его собственный сынъ!-- вынужденъ былъ жить въ такомъ домѣ...
   Служанка вернулась. Не угодно ли ему будетъ пройти въ садъ?
   Старый Джоліонъ вышелъ черезъ стеклянную дверь. Спускаясь со ступенекъ, онъ замѣтилъ, что вся краска облѣзла съ нихъ.
   Молодой Джоліонъ, его жена, двое дѣтей и собака Бальтазаръ находились, всѣ вмѣстѣ, подъ грушевымъ деревомъ. Старый Джоліонъ направился къ нимъ. Безъ сомнѣнія, это былъ самый мужественный поступокъ въ его жизни, но ни одинъ мускулъ на его лицѣ не шевельнулся, ни одно движеніе не выдало его. Его глубоко сидящіе глаза смотрѣли въ упоръ на непріятеля, и въ эти нѣсколько минутъ онъ въ совершенствѣ продемонстрировалъ всю ту безсознательную силу, все то равновѣсіе и жизнеспособность, которыя сдѣлали изъ него и ему подобныхъ людей его класса сердцевину британской націи. Въ управленіи своими дѣлами, лишенномъ всякаго хвастовства, въ игнорированіи всего остального, эти люди воплощали основной индивидуализмъ, зародившійся въ британцѣ вслѣдствіе естественной изоляціи жизни его страны.
   Бальтазаръ подошелъ къ нему и началъ безцеремонно обнюхивать его. Очевидно, у этой собаки, представлявшей помѣсь пуделя съ фоксъ-террьеромъ, было тонкое чутье, и она сразу поняла, что передъ нею не совсѣмъ обыкновенный посѣтитель.
   Когда кончились привѣтствія и стараго Джоліона усадили въ плетеное кресло, то оба внука размѣстились у него на колѣняхъ и молча разглядывали его. До сихъ поръ они еще ни разу не видали такого старика.
   Дѣти совсѣмъ не были похожи другъ на друга, и это несходство какъ бы подчеркивало разныя обстоятельства ихъ рожденія. Джолли, старшій,-- дитя грѣха,-- круглолицый, съ волосами соломеннаго цвѣта, съ ямочкой на подбородкѣ и глазами Форсайта, казался веселымъ, привѣтливымъ мальчуганомъ, а маленькая Холли,-- дитя брака,-- была тиха и застѣнчива. Ея большіе, сѣрые, материнскіе, глаза имѣли всегда задумчивое выраженіе.
   Даже здѣсь, въ саду, стараго Джоліона не покидало впечатлѣніе скудости всего окружающаго. Плетеное кресло затрещало подъ его тяжестью. Цвѣточныя клумбы показались ему жалкими, а подъ почернѣвшею стѣной сада старый Джоліонъ увидалъ продѣланный кошками ходъ.
   Пока дѣдушка и внуки знакомились другъ съ другомъ и дѣти, со свойственною имъ пытливостью, разглядывали старика Джоліона, его сынъ не сводилъ глазъ со своей жены. Онъ замѣтилъ, какъ сгустилась краска на ея тонкомъ, овальномъ личикѣ. Ея волнистые волосы, обрамлявшіе высокій лобъ, уже начали сѣдѣть, какъ и волосы ея мужа, и эта преждевременная сѣдина придавала какую-то особенную трогательность яркимъ краскамъ ея щекъ и меланхолическому выраженію ея большихъ сѣрыхъ глазъ. Молодой Джоліонъ, однако, подмѣтилъ нѣчто новое въ ея взглядѣ, то, что она всегда скрывала отъ него, какую-то скрытую досаду, тоску и тревогу. Ея глаза, подъ прямыми какъ стрѣлы бровями, смотрѣли печально, и она молчала.
   Джолли, уже окончательно освоившійся со своимъ новымъ знакомцемъ, одинъ поддерживалъ разговоръ. Онъ торопливо разсказывалъ своему дѣду про всѣ свои игрушки, но, какъ истый Форсайтъ, хотя ему еще не было девяти лѣтъ, онъ не упомянулъ ни однимъ словомъ о томъ, что было ближе всего его сердцу: объ оловянныхъ солдатикахъ, которыхъ отецъ обѣщалъ купить ему. Вообще, это было не въ привычкахъ Форсайтовъ говорить о томъ, что ихъ больше всего занимало.
   Солнечные лучи, проникавшіе сквозь листву грушеваго дерева, освѣщали маленькую группу представителей трехъ поколѣній Форсайтовъ, соединившихся въ этотъ день подъ этимъ старымъ деревомъ, давно уже переставшимъ приносить плоды. Морщинистое лицо стараго Джоліона закраснѣлось. Онъ держалъ за руки обоихъ дѣтей, карабкавшихся къ нему на колѣни, а возлѣ него улегся Бальтазаръ, очевидно, уже причислившій его къ членамъ семьи.
   Вдругъ мистриссъ Джоліонъ поднялась съ мѣста и, пробормотавъ какія-то извиненія, вышла изъ комнаты. Почти вслѣдъ за нею вышелъ и ея мужъ, подъ какимъ-то предлогомъ. Старый Джоліонъ остался одинъ, съ дѣтьми.
   И вотъ, въ немъ началъ постепенно совершаться одинъ изъ тѣхъ переворотовъ, которые природа, со свойственною ей тонкою ироніей, часто производитъ въ глубинахъ человѣческой души. Онъ снова почувствовалъ ту беззавѣтную нѣжность къ маленькимъ существамъ, только что начинающимъ жить, которая всегда таилась въ его душѣ и заставила его однажды совершенно позабыть своего сына и отдать свое сердце Джюнъ. А теперь онъ уже готовъ былъ позабыть Джюнъ ради этихъ двухъ маленькихъ созданій, сидѣвшихъ у него на колѣняхъ. Въ его груди всегда горѣло пламя молодости, и все, что было молодо, привлекало его. Маленькія, кругленькія ножки и ручки, такія безпомощныя и нуждающіяся въ попеченіи, маленькія, кругленькія личики, взиравшія на него порою съ такою смѣшною серьезностью или расплывающіяся въ веселую улыбку, тонкій голосокъ и звонкій, захлебывающійся смѣхъ,-- все это неудержимо влекло его къ себѣ. Ему доставляло удовольствіе чувствовать на своихъ колѣняхъ мягкіе, дѣтскіе члены, испытывать ощущеніе маленькихъ хватающихъ ручекъ, цѣпляющихся за него, изъ глазахъ его появилась нѣжность, голосъ сталъ мягкимъ, мягкими стали его жилистыя руки, и смягчилось сердце. А для этихъ маленькихъ существъ, прыгающихъ у него на колѣняхъ, онъ сразу превратился въ добраго, стараго дѣдушку. Возлѣ него они чувствовали себя въ безопасности, съ нимъ они могли болтать,; играть и смѣяться, и скоро безпечное дѣтское веселье, которому отдался и старый Джоліонъ, озарило, точно солнечное сіяніе, все пространство подъ старымъ грушевымъ деревомъ.
   Но въ комнатѣ, куда послѣдовалъ молодой Джоліонъ за своею десной, царило совсѣмъ иное настроеніе.
   Онъ нашелъ свою жену сидящей въ креслѣ, передъ туалетнымъ столикомъ. Она закрыла лицо руками и плечи ея вздрагивали отъ сдерживаемыхъ рыданій. Онъ никогда не понималъ этой ея страсти -- изъ всего создавать для себя страданіе. Много уже разъ онъ бывалъ свидѣтелемъ такихъ припадковъ отчаянія и самъ не зналъ, какъ онъ все-таки пережилъ ихъ, потому что онъ никогда не думалъ, что они преходящи и что еще не пробилъ послѣдній часъ ихъ совмѣстной жизни. Конечно, и сегодня ночью она, навѣрное, будетъ обнимать его и восклицать:-- Джо, какъ я заставляю страдать тебя!-- какъ она это продѣлывала ужо сотни разъ...
   Джо, незамѣтно взялъ со стола свою бритву и изъ предосторожности сунулъ ее въ карманъ.
   "Я не могу здѣсь оставаться. Надо итти туда", подумалъ онъ и, не говоря ни слова; вышелъ въ садъ.
   Старый Джоліонъ держалъ Холли на колѣняхъ. Она завладѣла его часами и, смѣшно наморщивъ бровки, разсматривала ихъ, а Джолли, въ это время, весь красный отъ усилій, старался доказать своему дѣду, что онъ умѣетъ стоять на головѣ. Собака Бальтазаръ присутствовала тутъ же, но глаза ея были устремлены на кэксъ, лежащій на столѣ.
   Странное, злобное желаніе вдругъ овладѣло молодымъ Джоліономъ. Ему захотѣлось вмѣшаться и положить конецъ всеобщему веселью.
   Съ какой стати его отецъ явился сюда и такъ взволновалъ его жену? Это понятно, послѣ столькихъ лѣтъ! Онъ долженъ былъ знать это и предупредить ихъ, а не являться такъ внезапно. Но развѣ какой-нибудь Форсайтъ способенъ подумать о томъ, что его поведеніе можетъ взволновать кого-нибудь?-- И мысленно Джо обвинялъ своего отца...
   Онъ сурово обратился къ дѣтямъ и велѣлъ имъ итти въ столовую и пить свой чай. Очень удивленныя, такъ какъ отецъ никогда не разговаривалъ съ ними такимъ тономъ, дѣти повиновались ему. Холли сползла съ колѣнъ дѣдушки и, взявъ за руку брата, пошла къ дому.
   Молодой Джоліонъ налилъ чай отцу.
   -- Моя жена нѣсколько нездорова сегодня,-- сказалъ онъ, но онъ отлично видѣлъ, что его отецъ понялъ, отчего она внезапно ушла, и почти ненавидѣлъ его за то, что онъ сидитъ здѣсь, какъ ни въ чемъ не бывало.
   -- У васъ тутъ славный, маленькій домикъ,-- сказалъ старый Джоліонъ, смотря на сына проницательнымъ взглядомъ.-- Полагаю, что ты заключилъ арендный договоръ?
   Джо кивнулъ головой.
   -- Только мнѣ не нравится сосѣдство,-- прибавилъ старикъ.-- Какія-то ветхія лачуги...
   -- Да. Тутъ Все приходитъ въ разрушеніе,-- согласился сынъ.
   Наступило молчаніе, нарушаемое только собакой, которая скребла лапами песокъ.
   Вдругъ старый Джоліонъ проговорилъ:
   -- Пожалуй, мнѣ не слѣдовало бы приходить сюда, Джо. Но я чувствовалъ себя такимъ одинокимъ!..
   При этихъ словахъ, Джо поднялся съ мѣста и положилъ руку на плечо отца.
   Въ сосѣднемъ домѣ кто-то продолжалъ наигрывать на разстроенномъ роялѣ "La donna è mobile". Маленькій садъ находился въ тѣни, такъ какъ солнце освѣщало теперь лишь край стѣны, на которой взгромоздилась кошка, устремившая свои желтые глаза на Бальтазара. Издалека доносился заглушенный шумъ уличнаго движенія. Густая сѣть ползучихъ растеній, покрывавшая рѣшетку вокругъ сада, закрывала все отъ глазъ. Видно было только небо, домикъ, да грушевое дерево, раскинувшее свои вѣтви, вверху еще освѣщенныя солнцемъ.
   Нѣсколько времени отецъ и сынъ сидѣли такъ, изрѣдка перекидываясь словами. Наконецъ, старый Джоліонъ всталъ, чтобы итти домой. Но между ними ни слова не было сказано, о томъ, что онъ придетъ опять.
   Невесело было на душѣ стараго Джоліона! Онъ смотрѣлъ кругомъ и думалъ: "какое печальное, жалкое мѣсто!" И тутъ онъ невольно вспомнилъ свой большой, пустынный домъ въ Стэнгопъ-Гэтѣ,-- эту вполнѣ подходящую резиденцію для Форсайта,-- съ его огромной билліардной комнатой и гостиной, куда никто не заглядывалъ по цѣлымъ недѣлямъ!
   Эта женщина, лицо которой ему даже нравилось, была слишкомъ чувствительна, обладала слишкомъ тонкими нервами. Онъ зналъ, что изъ-за этого Джо пришлось не мало вынести. А эти прелестныя дѣти!.. Ахъ, какъ глупо, какъ глупо!..
   Старый Джоліонъ пошелъ пѣшкомъ; черезъ Эджуэръ-Родъ, мимо цѣлаго ряда маленькихъ домиковъ, внушавшихъ ему мысли о разныхъ темныхъ исторіяхъ, которыя могли тутъ происходить. Вѣроятно, ничего подобнаго тутъ не было, но каждый Форсайтъ непремѣнно дорожилъ своими предубѣжденіями, какого бы рода они ни были.
   Общество,-- а на самомъ дѣлѣ, лишь болтовня старыхъ бабъ и пустоголовыхъ франтовъ -- заставило его произнести приговоръ надъ своею плотью и кровью! Кучка старыхъ бабъ!.. Онъ со злостью стукнулъ зонтикомъ по землѣ, точно хотѣлъ вонзить его конецъ въ жалкое тѣло тѣхъ, кто осмѣлился подвергнуть остракизму его сына и лишилъ его внука, въ которомъ онъ могъ бы снова жить!..
   Онъ гнѣвно стучалъ зонтикомъ. А между тѣмъ вѣдь онъ же самъ, въ теченіе пятнадцати лѣтъ, слѣдовалъ велѣніямъ этого общества, и только сегодня измѣнилъ имъ!
   Онъ думалъ о Джюнъ, объ ея умершей матери, и вся эта печальная исторія снова вставала передъ его глазами, вызывая прежнюю горечь въ его душѣ. Какое злополучное дѣло!..
   Старый Джоліонъ потратилъ много времени на возвращеніе домой. Со свойственнымъ ему упорствомъ, онъ непремѣнно хотѣлъ итти пѣшкомъ, и такъ какъ очень усталъ, то подвигался медленно.
   Вымывъ руки внизу, онъ прямо прошелъ въ, столовую, чтобы тамъ подождать обѣда. Это была единственная комната, которою онъ пользовался въ отсутствіи Джюнъ, потому что она казалась ему менѣе неуютной, чѣмъ другія. Но онъ не зналъ, что ему дѣлать. Вечерняя почта еще не пришла, а "Times" онъ уже давно прочелъ.
   Комната не выходила на улицу и потому въ ней господствовала тишина. Старый Джоліонъ не любилъ собакъ и не держалъ ихъ, но теперь онъ обрадовался бы и собакѣ. Его взоръ разсѣянно блуждалъ по комнатѣ и остановился на картинѣ, изображающей группу голландскихъ рыбачьихъ лодокъ при закатѣ солнца. Это была лучшая картина въ его коллекціи, и онъ гордился ею. Но видъ ея не доставилъ ему никакого удовольствія въ эту минуту. Онъ закрылъ глаза... Онъ былъ такъ одинокъ! Правда, онъ не долженъ былъ жаловаться, онъ зналъ это, но не могъ удержаться. Такова была его судьба! Онъ никогда не имѣлъ счастья!..
   Вошелъ буфетчикъ, чтобы накрыть на столъ. Полагая, что его господинъ задремалъ, онъ безшумно двигался по комнатѣ.
   Но старый Джоліонъ только притворился спящимъ, и слѣдилъ украдкой за всѣми его движеніями. Онъ всегда считалъ его раболѣпнымъ, низкимъ человѣкомъ, которому въ сущности ни до чего нѣтъ дѣла. Исполнивъ свою обязанность, онъ отправится къ своему прерванному занятію, къ молитвѣ, къ женщинѣ или, Богъ знаетъ, къ чему! Все остальное ему безразлично. Тунеядецъ!.. И какой жирный!!. Развѣ онъ сколько-нибудь заботится о своемъ господинѣ!..
   Но тутъ, помимо воли, старый Джоліонъ пустился въ философскія размышленія, что дѣлало его такъ непохожимъ на остальныхъ Форсайтовъ.
   Въ сущности, съ какой стати этотъ наемный слуга будетъ думать о своемъ господинѣ, интересоваться его душевнымъ состояніемъ? Вѣдь ему платятъ деньги не за это. Съ какой же стати ожидать этого? Въ этомъ мірѣ нечего ждать безкорыстныхъ привязанностей. Все покупается за деньги. Какъ будетъ въ будущемъ,-- онъ не знаетъ! И снова старый Джоліонъ закрылъ глаза...
   Буфетчикъ продолжалъ свою работу, осторожно вынимая разные предметы изъ буфета и ставя ихъ на столъ. Онъ повернулся спиной къ старику и тотъ могъ свободно наблюдать за нимъ. Старый Джоліонъ видѣлъ, какъ онъ тщательно перетиралъ серебро кускомъ замши, чтобы оно лучше блестѣло, какъ онъ внимательно разглядывалъ вино въ графинахъ, не стало ли оно мутнымъ. Когда все было готово, онъ осмотрѣлъ столъ и затѣмъ нѣсколько минутъ наблюдалъ своего господина, и во взорѣ его выражалась досада.
   Тихими, кошачьими шагами онъ вышелъ изъ комнаты, чтобы позвонить въ колоколъ. Ему отданъ былъ приказъ: "Обѣдъ въ семь часовъ!" Что за бѣда, что его господинъ заснулъ! Колоколъ разбудитъ его. Вѣдь для спанья существуетъ ночь! Къ тому же буфетчикъ долженъ былъ подумать и о себѣ. Въ половинѣ восьмого его ждутъ въ его клубѣ...
   Въ отвѣтъ на звонъ колокола тотчасъ же явился мальчикъ слуга, съ серебряной миской ръ рукахъ. Буфетчикъ взялъ у него изъ рукъ эту миску и поставилъ ее на столъ, затѣмъ онъ сталъ у двери и, возвысивъ голосъ, точно ему нужно было возвѣститъ объ этомъ большому обществу, торжественнымъ тономъ доложилъ:
   -- Обѣдъ поданъ, сэръ.
   Старый Джоліонъ медленно всталъ съ кресла и пересѣлъ къ столу...
   

VIII.
Планы постройки дома.

   Каждый Форсайтъ непремѣнно былъ окруженъ своею; собственною оболочкой, т.-е., другими словами, его нельзя было представить себѣ безъ окружающей его среды, сложившейся изъ извѣстныхъ обстоятельствъ жизни, изъ собственности, семьи и знакомыхъ и всюду сопровождающей его. Безъ этой внѣшней оболочки его нельзя было бы отличить среди другихъ людей, въ этомъ мірѣ, гдѣ находятся тысячи такихъ же Форсайтовъ. Безъ нея онъ представлялъ бы такую, же аномалію, каръ и повѣсть безъ всякаго сюжета.
   Въ глазахъ Форсайтовъ Бозинней былъ именно такимъ человѣкомъ "безъ внѣшней оболочки", однимъ изъ тѣхъ рѣдкихъ и несчастныхъ людей, которые проходятъ жизнь, окруженные обстоятельствами, собственностью, знакомствами и семьями, совершенно для нихъ чуждыми. Его квартира въ Сланъ Стритѣ съ дощечкой, на которой значилось: "Филиппъ Бейнсъ Бозинней, архитекторъ", была не такою, какую могъ бы занимать Форсайта. У него не было гостиной, отдѣльной отъ его конторы, а только большой чуланъ, куда прятались разные предметы первой необходимости: постель, удобное кресло, трубки, спиртовка, романы и туфли. Дѣловой кабинетъ его быль обставленъ обычнымъ образомъ: круглый дубовый столъ, открытыя полки, складной умывальникъ и огромная конторка, покрытая чертежами и рисунками. Джюнъ два раза была здѣсь въ гостяхъ у своего жениха въ сопровожденіи его тетки.
   Предполагалось, что спальня находится позади его кабинета.
   Судя по свѣдѣніямъ, собраннымъ семьей его невѣсты, доходъ Бозиннея заключался въ двадцати фунтахъ жалованья, получаемыхъ имъ за консультаціи, кромѣ небольшого единовременнаго вознагражденія, и въ 150 фунтахъ ежегодной пенсіи, которая выплачивалось ему по завѣщанію его отца. Свѣдѣнія относительно этого послѣдняго были не столь утѣшительны. Отецъ Бозиннея былъ докторомъ въ Линкольншайрѣ, съ байроническими наклонностями. Въ своемъ округѣ онъ пользовался извѣстностью. Дядя Бозиннея Бейнсъ, настоящій Форсайтъ, если не по имени, то по инстинкту, отзывался о немъ очень неодобрительно.
   "-- Это былъ большой чудакъ!-- говорилъ Бейнсъ.-- Онъ всегда отзывался о своихъ трехъ старшихъ сыновьяхъ, какъ о "добрыхъ малыхъ, но такихъ тупыхъ"! Между тѣмъ они прекрасно пошли по службѣ въ Индіи. Ему же нравился только Филиппъ. Онъ, однажды, самымъ забавнымъ образомъ совѣтовалъ мнѣ: "Мой милый, никогда не разсказывайте своей женѣ, что вы думаете!" Но ужъ, конечно, не я буду слѣдовать такому совѣту!.. Эксцентричный человѣкъ! Онъ, напримѣръ, говорилъ Филю "Будешь ли ты жить, какъ джентльменъ, сынокъ, или нѣтъ,-- но ты навѣрное умрешь джентльменомъ". Онъ завѣщалъ набальзамировать себя, облачить во фракъ и атласный галстукъ съ брилліантовой булавкой. Такой былъ оригиналъ, увѣряю васъ!.."
   О самомъ Бозиннеѣ Бейнсъ отзывался съ нѣкоторою теплотой и отчасти съ состраданіемъ: "Онъ наслѣдовалъ черты байронизма отъ своего отца. Посмотрите, напримѣръ, какъ онъ поступилъ, отказавшись отъ шансовъ на успѣхъ, которые онъ могъ имѣть въ моей конторѣ! Но онъ покинулъ ее, привязалъ свой дорожный мѣшокъ на спину и отправился на полгода изучать иностранную архитектуру. Подумайте только: иностранную! На что онъ надѣется? И вотъ теперь, онъ,-- умный и способный малый,-- не заработаетъ даже и ста фунтовъ въ годъ! Что же касается его помолвки, то это самое лучшее, что могло случиться въ его жизни. Въ этомъ отношеніи онъ надежный человѣкъ. Онъ одинъ изъ тѣхъ людей, которые могутъ бодрствовать всю ночь и лежать въ постели весь день, потому что у нихъ отсутствуетъ понятіе о порядкѣ. Но порочности въ немъ вы не найдете ни одного унца!.. Старый Форсайтъ, вѣдь, богатый человѣкъ...
   Бейнсъ всячески старался понравиться Джюнъ, и она часто бывала въ его домѣ въ этотъ періодъ.
   -- Постройка дома для мистера Сомса,-- какой это дѣловой человѣкъ!-- самое настоящее дѣло для Филиппа,-- говорилъ Бейнсъ, обращаясь къ Джюнъ.-- Вамъ придется теперь рѣже видѣть его, милая барышня. Онъ будетъ очень занятъ. Но молодой человѣкъ долженъ проложить себѣ дорогу. Когда я былъ въ его лѣтахъ, то я долженъ былъ работать день и ночь. Моя жена постоянно говаривала мнѣ:-- Бобби, Бобби, не работай слишкомъ много! Подумай о своемъ здоровьѣ! Но я никогда не щадилъ себя...
   Джюнъ жаловалась, что ея женихъ совсѣмъ не находитъ времени бывать въ домѣ ея дѣда. Въ первый же разъ, когда онъ, наконецъ, снова появился въ Стэнгопъ-Гэтѣ, они даже и четверти часа не пробыли вмѣстѣ. Явилась мистриссъ Септимусъ Смолль, которая какъ-то всегда ухитрялась появляться некстати. Бозинней тотчасъ же всталъ и скрылся, какъ было раньше условлено, въ маленькомъ кабинетѣ, гдѣ онъ долженъ былъ ждать ея отъѣзда.
   -- Моя дорогая,-- сказала тетушка Джюлей,-- какъ онъ худъ! Я часто замѣчала, что помолвленные худѣютъ, но ты все-таки должна обратить вниманіе на это. Пусть онъ попробуетъ употреблять мясной экстрактъ Барроу. Твоему дядѣ Свизину этотъ экстрактъ принесъ большую пользу.
   Джюнъ, раздраженная несвоевременнымъ визитомъ, на который она смотрѣла, какъ на личное оскорбленіе, сердито возразила ей:
   -- Онъ худъ, потому что много работаетъ. Люди трудящіеся никогда не толстѣютъ.
   Тетушка Джюлей надулась. Она сама всегда была худощава, но единственное удовольствіе, которое она извлекала изъ этого, было то, что она страстно желала потолстѣть.
   -- Мнѣ кажется,-- замѣтила она жалобно,-- что ты напрасно позволяешь называть его "корсаромъ". Это можетъ показаться страннымъ теперь, когда онъ будетъ строить домъ для Сомса. Надѣюсь, что онъ приложитъ всѣ свои старанія, чтобы угодить Сомсу. Для него это очень важно,-- вѣдь у Сомса такой хорошій вкусъ!..
   -- Вкусъ!-- презрительно замѣтила Джюнъ.-- Я ни во что не цѣню его вкусъ или вкусъ кого-нибудь изъ членовъ семьи!
   Тетушка Джюлей растерялась.
   -- У твоего дяди Свизина всегда былъ очень изысканный вкусъ,-- возразила, она.-- А домъ у Сомса? Съ какимъ вкусомъ онъ отдѣланъ! Нѣтъ, ты не можешь думать того, что ты говоришь, и не должна говоритъ это!..
   -- Гм! Онъ хорошъ только потому, что въ немъ находится Иренъ,-- сказала упрямая Джюнъ.
   Желая ее задобрить, тетушка спросила:-- Ну, а какъ думаетъ милая Иренъ? Понравится ли ей жить въ деревнѣ?
   Джюнъ пристально посмотрѣла на нее и надменно отвѣтила:-- Отчего же нѣтъ? Почему бы ей не понравилось это? Тетушка начала волноваться.
   -- Я не знаю... Я думала, что ей, пожалуй, будетъ непріятно покидать своихъ друзей. Твой дядя Джемсъ говоритъ, что она какъ-то ничѣмъ не интересуется въ жизни. Мы думаемъ, -- т.-е. Тимоѳей думаетъ,-- что ей слѣдуетъ больше выѣзжать... Вѣроятно, ты будешь чувствовать ея отсутствіе...
   Джюнъ заломила руки за голову и воскликнула:
   -- Ахъ!.. Я бы хотѣла, чтобы дядя Тимоѳей не разсуждалъ о томъ, что его не касается!
   Тутъ тетушка Джюлей не выдержала. Она выпрямилась во весь свой высокій ростъ и проговорила:
   -- Тимоѳей никогда не разговариваетъ о томъ, что его не касается!..
   Но Джюнъ уже пожалѣла о своей выходкѣ. Она подбѣжала къ мистриссъ Смоллъ и поцѣловала ее.
   -- Милая тетичка,-- сказала она,-- мнѣ очень жаль, но я бы хотѣла, чтобы они оставили Иренъ въ покоѣ!..
   Тетушка Джюлей не нашлась ничего отвѣтить и поэтому молчала. Она стала собираться домой, застегнула на груди свою черную шелковую мантилью и взяла въ руки свой зеленый мѣшочекъ.
   -- Ну, а какъ поживаетъ твой дѣдушка?-- спросила она Джюнъ уже въ передней.-- Вѣроятно, онъ чувствуетъ себя очень одинокимъ теперь, когда ты все свое время отдаешь мистеру Бозиннею?..
   Она нагнулась, крѣпко поцѣловала Джюнъ и мелкими шажками вышла на улицу.
   Глаза Джюнъ наполнились слезами. Прибѣжавъ въ комнату, гдѣ сидѣлъ Бозинней и рисовалъ какихъ-то птицъ на конвертѣ, она бросилась на стулъ рядомъ с;ъ нимъ и воскликнула:
   -- Филь, какъ все это ужасно!
   Сердце у нея было такое же пламенное, какъ и цвѣтъ ея волосъ.
   Въ слѣдующее воскресенье утромъ, когда Сомсъ занятъ былъ бритьемъ, ему принесли записку. Бозинней былъ внизу и ждалъ его. Открывъ дверь въ комнату жены, Сомсъ сказалъ:
   -- Тамъ, внизу, Бозинней. Пожалуйста, пойдите и займите его, пока я кончу бриться. Я черезъ минуту сойду внизъ. Онъ, вѣроятно, пришелъ поговорить со мной насчетъ, плановъ дома.
   Иренъ посмотрѣла на него и, ничего не говоря, быстро закончила свой туалетъ и вышла.
   Сомсъ никакъ не могъ допытаться у нея, какъ она относится къ его проекту постройки загороднаго дома. Впрочемъ, она ни разу не высказалась противъ этого. А то, что Бозинней получаетъ работу, повидимому, было ей пріятно.
   Сомсъ могъ видѣть изъ окна своей туалетной комнаты Иренъ и Бозиннея, очень весело разговаривающихъ другъ съ другомъ...
   Торопясь поскорѣе окончить бритье, онъ два раза порѣзалъ; себѣ подбородокъ. Веселый смѣхъ доносился къ нему въ окно. "Какъ видно имъ не скучно вдвоемъ", подумалъ онъ.
   Сомсъ угадалъ вѣрно: Бозинней пришелъ за нимъ. Онъ хотѣлъ показать Сомсу приготовленные имъ планы.
   Взявъ шляпу, Сомсъ вышелъ вмѣстѣ съ нимъ.
   Планы были разложены на дубовомъ столѣ въ комнатѣ архитектора. Сомсъ долго разсматривалъ ихъ съ непроницаемымъ видомъ, не говоря ни слова. Наконецъ, онъ поднялъ голову и сказалъ тономъ недоумѣнія:
   -- Странный домъ!
   Домъ былъ прямоугольный, двухъэтажный и окружалъ дворъ, со стеклянной, крышей, поддерживаемой восемью колоннами, въ вышину дома. Вокругъ двора, на уровнѣ второго этажа, была устроена галлерея.
   Конечно, въ глазахъ Форсайта это былъ странный домъ.
   -- Сколько тутъ мѣста теряется понапрасну,-- прибавилъ Сомсъ.
   Бозинней началъ прохаживаться но комнатѣ, но выраженіе его лица не нравилось Сомсу.
   -- Принципъ этого дома заключается въ томъ, чтобы обитатель его могъ имѣть достаточно пространства для дыханія... какъ подобаетъ джентльмену,-- сказалъ Бозинней.
   Сомсъ провелъ пальцами по чертежу, точно провѣряя его линіи, и отвѣтилъ:
   -- Да! Я это вижу.
   Странное выраженіе появилось на лицѣ Бозиннея и глаза его заблестѣли.
   -- Я попробовалъ составить вамъ планъ такого дома, который бы обладалъ своего рода собственнымъ достоинствомъ,-- сказалъ онъ съ жаромъ.-- Если онъ вамъ не нравится, такъ и скажите! Кто же заботится о собственномъ достоинствѣ дома, если можно урѣзать лишнюю комнату въ немъ?-- Бозинней указалъ пальцемъ на лѣвую часть чертежа.-- Вотъ это помѣщеніе предназначается для вашихъ картинъ. Отъ двора оно отдѣлено портьерами. Отдерните ихъ и пространство сразу увеличивается... А вотъ эта оранжерея, въ центрѣ, выходитъ на двѣ стороны: къ комнатѣ, гдѣ находятся ваши картины, и ко двору. Вотъ эта стѣна стеклянная. Отсюда вы Получаете свѣтъ съ юго-востока, а со стороны двора -- съ сѣвера. Въ архитектурѣ,-- продолжалъ Бозинней, глядя на Сомса, но, какъ будто, не видя его, что доставляло Сомсу непріятное ощущеніе,-- въ архитектурѣ, какъ и въ жизни, безъ правильности не можетъ быть собственнаго достоинства. Вамъ скажутъ, что это старомодно. И вѣдь, въ самомъ дѣлѣ, намъ никогда не придетъ въ голову осуществлять этотъ главный принципъ жизни въ нашихъ постройкахъ. Мы нагромождаемъ на наши дома всякаго рода декоративныя украшенія, придумываемъ ни на что ненужныя вещи, углы и т. п. для развлеченія взоровъ. А между тѣмъ, наоборотъ, глазъ долженъ отдыхать на правильныхъ линіяхъ, и онѣ-то и должны производить впечатлѣніе. Главное -- это правильность, чувство самоуваженія немыслимо безъ этого...
   Сомсъ съ безсознательной ироніей взглянулъ на галстукъ Бозиннея, который былъ повязанъ набоку. Кромѣ того Бозинней былъ небритый и платье его находилось въ довольно большомъ безпорядкѣ. Должно быть, чувство правильности, которое онъ проповѣдывалъ съ такимъ жаромъ, было поглощено у него архитектурой!
   -- Не будетъ этотъ домъ похожъ на баракъ?-- освѣдомился Сомсъ.
   Бозинней не сразу удостоилъ его отвѣтомъ.
   -- Я знаю, чего вы хотите,-- сказалъ онъ.-- Вамъ нуженъ одинъ изъ такихъ домовъ, какіе строитъ Литтльмастеръ. Хорошенькій, удобный домикъ, гдѣ слуги помѣщаются на чердакѣ, а парадная дверь находится внизу, такъ что вамъ снова надо подниматься наверхъ... Ну что жъ, обратитесь къ Литтльмастеру. Вы найдете въ немъ отмѣннаго малаго. Я-то знаю его всю свою жизнь!
   Сомсъ встревожился. Въ сущности планъ Бозиннея ему очень понравился, но онъ, чисто инстинктивно, скрылъ свое удовольствіе. Вообще, онъ никогда не говорилъ комплиментовъ и презиралъ людей, щедрыхъ на похвалы. Теперь онъ очутился въ затруднительномъ положеніи: ему надо было или похвалить, или потерять хорошее дѣло. Вѣдь Бозинней былъ именно такой субъектъ, который могъ взять и разорвать чертежи и наотрѣзъ отказаться строить для него. Настоящій взрослый ребенокъ!
   Однако это свойство Бозиннея и производило впечатлѣніе на Сомса, который самъ никогда не былъ способенъ на такія дѣтскія выходки.
   -- Ладно!-- сказалъ онъ, наконецъ, запинаясь.-- Идея, безъ сомнѣнія, оригинальна...
   Въ сущности Сомсъ питалъ такое недовѣріе и даже ненависть къ слову "оригинальный", что въ его устахъ такое замѣчаніе не могло сойти за похвалу. Но Бозиннею оно, повидимому, понравилось. Конечно, такому, какъ онъ, именно это и должно было понравиться! Успѣхъ сдѣланнаго имъ замѣчанія подѣйствовалъ на Сомса ободряющимъ образомъ.
   -- Это... обширное зданіе,-- сказалъ Сомсъ.
   -- Свѣта, воздуха, пространства -- всего вволю! Вы не можете жить, какъ джентльменъ, въ домикахъ Литтльмастера. Онъ вѣдь строитъ для фабрикантовъ,-- возразилъ Бозинней.
   Сомсъ сдѣлалъ жестъ отрицанія. Теперь, когда его причислили къ джентльменамъ, онъ ни за какія деньги не согласился бы быть поставленнымъ рядомъ съ фабрикантами. Но врожденное недовѣріе къ общимъ принципамъ снова взяло верхъ. Какая польза толковать о регулярности линій, да о самоуваженіи дома? Ему казалось, что домъ долженъ быть холоденъ.
   -- Иренъ не выноситъ холода,-- замѣтилъ онъ.
   -- А!-- воскликнулъ насмѣшливо Бозинней.-- Ваша жена не выноситъ холода? Ну что жъ! Мы позаботимся о томъ, чтобы ей не было холодно. Посмотрите!-- онъ указалъ Сомсу на какіе-то знаки въ чертежѣ.-- Вотъ тутъ будутъ проходить трубы съ горячей водой. Они будутъ заключаться въ алюминіевыхъ футлярахъ. Вы можете достать такіе футляры очень красивыхъ рисунковъ.
   -- Все это прекрасно,-- возразилъ Сомсъ, подозрительно поглядывая на знаки,-- но во что же это обойдется?
   Бозинней досталъ изъ кармана листокъ бумаги.
   -- Этотъ домъ, само собою, разумѣется, слѣдовало бы построить цѣликомъ изъ камня, но такъ какъ я полагалъ, что вы на это не согласитесь, то я сдѣлаю изъ камня только облицовку. И вотъ, въ такомъ видѣ, со всѣми металлическими работами, домъ обойдется вамъ къ восемь тысячъ пятьсотъ.
   -- Восемь тысячъ, пятьсотъ!-- воскликнулъ Сомсъ.-- Вѣдь я же вамъ сказалъ крайнюю цѣну: восемь тысячъ!
   -- Ни копейки меньше,-- холодно отвѣтилъ Бозинней.-- Дешевле сдѣлать нельзя. Или соглашайтесь на эту цѣну, или откажитесь отъ плана.
   Пожалуй, Бозинней избралъ правильный путь, поставивъ такимъ образомъ вопросъ. Сомсъ былъ смущенъ. Разсудокъ побуждалъ его отказаться, а между тѣмъ планъ ему понравился. Домъ имѣлъ внушительный видъ; онъ былъ удобенъ, помѣщеніе для слугъ было превосходное, пространства было много. Сомсъ несомнѣнно выиграетъ въ кредитѣ, живя въ такомъ домѣ, такъ непохожемъ на другіе дома и такъ хорошо устроенномъ.
   Сомсъ продолжалъ внимательно разсматривать планъ, Бозинней же отправился въ спальню, чтобы побриться и пріодѣться. Когда онъ былъ готовъ, они пошли пѣшкомъ въ Монпелье скверъ. Дорогою оба молчали, до Сомсъ украдкой поглядывалъ да своего спутника.
   Въ самомъ дѣлѣ, онъ былъ недуренъ собой... когда пріодѣнется.
   Иренъ разсматривала свои цвѣты, когда Сомсъ вернулся съ Бозиннеемъ. Она предложила послать за Джюнъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ!-- запротестовалъ Сомсъ.-- Намъ надо говорить:о дѣлахъ.
   За завтракомъ онъ былъ необыкновенно внимателенъ къ Бозиннею и съ особеннымъ радушіемъ угощалъ его. Сомсъ былъ доволенъ, Что Бозинней веселъ и разговорчивъ. Онъ оставилъ его въ столовой съ Иренъ и но привычкѣ отправился къ своимъ картинамъ. Сомсъ сошелъ внизъ только къ чаю и нашелъ обоихъ въ гостиной, оживленно болтающими "о какихъ-то пустякахъ", какъ онъ мысленно выразился.
   Незамѣченный ими, онъ стоялъ въ дверяхъ и наблюдалъ, поздравляя себя съ оборотомъ дѣла. Въ самомъ дѣлѣ, это очень хорошо, что они такъ поладили между собой. Бозинней ее окончательно примиритъ съ этимъ загороднымъ домомъ.
   Спокойно обдумавъ все среди своихъ картинъ, Сомсъ рѣшилъ согласиться на лишніе пятьсотъ фунтовъ, если ужъ это необходимо. Но онъ все же надѣялся, что, проведя такъ пріятно время, Бозинней будетъ склоненъ къ уступкамъ. Вѣдь въ сущности это отъ него зависитъ. Столько есть способовъ удешевить постройку безъ всякаго ущерба для внѣшности зданія.
   Сомсъ подождалъ начинать разговоръ объ этомъ, пока Иренъ не налила чаю. Солнечный лучъ, пробивавшійся сквозь кружево занавѣси, игралъ въ ея золотистыхъ волосахъ; щеки ея слегка закраснѣлись и выраженіе глазъ стало мягче. Быть можетъ, этотъ же солнечный лучъ придалъ блескъ и восхищенное выраженіе глазамъ Бозиннея и сгустилъ краску его щекъ!..
   Сомсъ, ненавидѣвшій солнечный свѣтъ, тотчасъ же задернулъ шторы. Затѣмъ, онъ принялъ изъ рукъ жены чашку чая и сказалъ, холоднѣе, чѣмъ намѣревался:
   -- Не можете ли вы постараться сдѣлать это за восемь тысячъ? Вѣдь есть множество мелочей, которыя вы могли бы измѣнитъ.
   Бозинней отпилъ глотокъ изъ чашки, поставилъ ее на столъ и произнесъ рѣшительно:
   -- Ни одной!
   Сомсъ догадался, что своими словами онѣ задѣлъ какую-то черту личнаго тщеславія въ немъ.
   -- Ну что жъ,-- возразилъ онъ съ угрюмой покорностью.-- Вамъ надо тутъ предоставить свободу, я думаю.
   Черезъ минуту Бозинней началъ прощаться, Сомсъ пошелъ проводить его. Онъ замѣтилъ, что архитекторъ находится въ какомъ-то странномъ, возбужденномъ настроеніи. Посмотрѣвъ ему вслѣдъ, какъ онъ шелъ своею раскачивающеюся походкой по тротуару, точно собираясь летѣть куда-то, Сомсъ вернулся, нахмуренный, въ гостиную. Иренъ убирала ноты. Повинуясь какому-то чувству непонятнаго любопытства, Сомсъ спросилъ ее:
   -- Прекрасно. Что же вы думаете объ этомъ морскомъ разбойникѣ?
   Онъ остановился возлѣ нея и, уставившись глазами въ коверъ, внимательно разсматривалъ узоръ, ожидая ея отвѣта.
   Ему пришлось ждать довольно долго.
   -- Я не знаю,-- сказала она, наконецъ.
   -- Находите вы, что онъ недуренъ собой?
   Иренъ улыбнулась. Сомсу показалось, что она надъ нимъ смѣется.
   -- Дай. Очень,-- отвѣчала она.
   

IX.
Смерть тетушки Эннъ.

   Наступило такое утро, въ концѣ сентября, когда тетушка Эннъ уже не въ состояніи была взять изъ рукъ своей горничной Смизеръ знаки своего личнаго достоинства -- свои букли. Бросивъ взглядъ на лицо старушки, докторъ поспѣшно вышелъ изъ комнаты и объявилъ домашнимъ, что миссъ Форсайтъ скончалась во время сна.
   На ея сестеръ, Джюлей и Эстеръ, это подѣйствовало, какъ внезапный ударъ. Онѣ никогда не представляли себѣ такого конца. Пожалуй, онѣ вообще не думали о томъ, что конецъ долженъ наступить. Втайнѣ имъ казалось непонятнымъ, что Эннъ могла такъ покинуть ихъ, безъ единаго слова прощанія, безъ всякой борьбы. Это было такъ непохоже на нее!
   Но, можетъ быть, ихъ больше всего удручала мысль, что одинъ изъ членовъ семьи Форсайтовъ удалился изъ жизни? Они всѣ такъ крѣпко держались за жизнь!
   Онѣ цѣлый часъ совѣщались о томъ, какъ сказать объ этомъ Тимоѳею. Если бы можно было скрыть отъ него! Или постепенно сообщить ему?..
   И долго онѣ простояли у дверей Тимоѳея, шепчась другъ съ другомъ, а когда тяжелая минута миновала, онѣ опять стали шептаться...
   Онѣ боялись, что Тимоѳей сильнѣе почувствуетъ этотъ ударъ съ теченіемъ времени. Онъ принялъ его лучше, чѣмъ онѣ ожидали. Но, конечно, онъ не встанетъ съ постели!..
   Онѣ разстались, тихо плача.
   Тетушка Джюлей была совершенно сражена ударомъ. Ея морщинистое лицо распухло отъ слезъ. Она не представляла себѣ жизни безъ своей сестры Эннъ. Вѣдь она прожила съ нею 73 года и только ненадолго разлучалась во время своего кратковременнаго супружества, о которомъ она теперь потеряла даже всякое реальное представленіе. Она нѣсколько разъ подходила къ комоду, выдвигала ящикъ и доставала оттуда чистый носовой платокъ. Слезы у нея лились ручьями. Ея чувствительное сердце не могло перенести мысли, что Эннъ лежитъ теперь холодная, застывшая...
   Тетушка Эстеръ, спокойная и терпѣливая, всегда представлявшая резервуаръ семейной энергіи, сидѣла въ гостиной, гдѣ были спущены сторы. Она тоже всплакнула сначала, но плакала спокойно, и слезы не оставили на ней видимыхъ слѣдовъ. Ея руководящій принципъ: сохраненіе энергіи, не покидалъ ея и въ горѣ. Она сидѣла грустная и неподвижная, въ своемъ черномъ шелковомъ платьѣ, безсильно опустивъ руки, которыя всегда бывали заняты какимъ-нибудь дѣломъ. Казалось, онѣ и теперь не хотѣли оставаться праздными. Но къ чему? Развѣ что- нибудь можетъ вернуть Эннъ къ жизни? Зачѣмъ же безпокоитъ себя понапрасну!...
   Къ пяти часамъ пришли трое изъ братьевъ: Джоліонъ, Джемсъ и Свизинъ. Николасъ былъ въ Ярмутѣ, а у Роджера былъ сильный припадокъ подагры. У всѣхъ было такое ощущеніе, какъ будто они что-то не сдѣлали, что имъ слѣдовало сдѣлать. Отчего имъ раньше не дали знать о положеніи Эннъ? Джемсъ сказалъ:
   -- Я зналъ, что такъ будетъ! Я говорилъ вамъ, что она не переживетъ лѣта!
   Тетушка Эстеръ ничего не отвѣтила. Былъ уже почти октябрь мѣсяцъ на дворѣ, но что пользы возражать Джемсу! Есть люди, которые никогда не бываютъ довольны.
   Она послала сказать Джюлей, что пришли братья. Мистриссъ Смолль тотчасъ же сошла внизъ. Она тщательно умыла свое распухшее лицо, и хоть она бросила негодующій взглядъ на свѣтлые брюки Свизина (онъ пришелъ прямо изъ клуба, куда ему была послана записка), но выраженіе ея лица было даже болѣе веселое, чѣмъ обыкновенно, такъ какъ и тутъ ей не могло измѣнить ея инстинктивное стремленіе поступать безтактно.
   Всѣ пятеро отправились взглянуть на умершую. Лицо умершей, такое же бѣлое, какъ и покровъ, на которомъ она лежала, выражало суровое спокойствіе. Глаза были закрыты, и еще рѣзче, чѣмъ при жизни, выступали кости ея лица, обтянутыя сухой, какъ пергаментъ, кожей. Но высокій лобъ, со впалыми висками, казалось, попрежнему былъ крѣпостью непобѣдимаго духа, уступившаго лишь подъ натискомъ смерти, но не признающаго себя побѣжденнымъ...
   Свизинъ только взглянулъ на умершую и тотчасъ же вышелъ изъ комнаты. Онъ говорилъ потомъ, что видъ ея причинилъ ему дурноту. Его тяжелые шаги раздавались по всему дому, когда онъ спускался по лѣстницѣ. Онъ торопливо схватилъ шляпу и сѣлъ въ экипажъ, не давъ никакихъ указаній кучеру. Пріѣхавъ домой, онъ весь вечеръ просидѣлъ въ креслѣ, не двигаясь.
   Онъ ничего не могъ ѣсть за обѣдомъ, кромѣ куропатки, которую запилъ большимъ бокаломъ шампанскаго...
   Старый Джоліонъ стоялъ, сложивъ руки, въ ногахъ, у кровати умершей. Онъ, одинъ изъ всѣхъ, находившихся съ нимъ въ комнатѣ, вспомнилъ при этомъ смерть своей матери, и хотя онъ смотрѣлъ на умершую, но думалъ не о ней. Эннъ была стара. Смерть, наконецъ, пришла къ ней. Она придетъ ко всѣмъ!.. Лицо стараго Джоліона было совершенно неподвижно, и взоры его унеслись куда-то очень далеко...
   Тетушка Эстеръ стояла возлѣ него. Она теперь не плакала. Казалось, источникъ слезъ у нея совсѣмъ изсякъ. Ея натура не допускала такой непроизводительной траты энергіи, и поэтому она, крѣпко стиснувъ руки, старалась смотрѣть не на Эннъ, а по сторонамъ и не думать о случившемся.
   Изъ всѣхъ братьевъ и сестеръ, Джемсъ выказалъ наибольшее огорченіе. Слезы лились по его худому лицу, изборожденному морщинами. Кому же онъ будетъ повѣрять теперь всѣ свои огорченія? Съ Джюлей говорить не стоило, а Эстеръ была coвершенно безполезна. Онъ никогда не думалъ, что эта смерть такъ взволнуетъ его. Онъ теперь не успокоится много недѣль...
   Тетушка Эстеръ направилась къ выходу, а за нею пошла и тетушка Джюлей. Онѣ даже столкнулись въ дверяхъ. Старый Джоліонъ очнулся отъ своей задумчивости, отъ своихъ воспоминаній о далекомъ, далекомъ прошломъ. Онъ вышелъ, и Джемсъ остался одинъ у постели умершей. Осмотрѣвшись украдкой и замѣтивъ, что никто больше не наблюдаетъ за нимъ, онъ нагнулся, поцѣловалъ въ лобъ умершую и торопливо вышелъ. Встрѣтивъ въ передней Смизеръ, онъ спросилъ ее насчетъ похоронъ и, убѣдившись, что она ничего не знаетъ, высказалъ опасеніе, что все будетъ не такъ, какъ слѣдуетъ. Онъ посовѣтовалъ ей послать за Сомсомъ, вѣдь онъ знаетъ прекрасно эти дѣла! Не мѣшало бы также послать за докторомъ. Ничего не будетъ удивительнаго, если его сестры расхвораются! Поэтому-то онъ и совѣтуетъ заблаговременно обратиться къ врачу. Если бы его сестра Эннъ обратилась во-время къ доктору Бланку, то была бы жива до сихъ поръ... Въ концѣ-концовъ онъ попросилъ Смизеръ принести ему рюмку вина и бисквитъ, такъ какъ онъ еще не. завтракалъ!
   Дни передъ похоронами прошли спокойно. Давно уже было извѣстно, что тетушка Эннъ завѣщаетъ свое небольшое состояніе своему брату Тимоѳею. Поэтому и повода къ волненію не было никакого. Сомсъ руководилъ похоронною церемоніей и разсылалъ приглашенія. Онъ же принималъ приглашенныхъ, такъ какъ Тимоѳей рѣшилъ не вставать съ постели, пока все не кончится.
   Утро въ день похоронъ было пасмурное, холодное. Къ половинѣ десятаго уже начали собираться члены семьи Форсайтовъ. Первымъ пріѣхалъ Джемсъ со своимъ зятемъ Дэрти, затѣмъ Роджеръ, все еще хромавшій, вслѣдствіе боли въ ногѣ. Онъ явился со своими тремя сыновьями: Роджеромъ, Евстафіемъ и Томасомъ, а четвертый, Джорджъ, пріѣхалъ нѣсколько позднѣе. Онъ и Сомсъ питали антипатію другъ къ другу.
   Въ десять часовъ уже всѣ мужчины, принадлежащіе къ семьѣ Форсайтовъ, были въ сборѣ: двадцать пять человѣкъ. Отсутствовали только Тимоѳей и молодой Джоліонъ. Всѣ были въ глубокомъ траурѣ, и черный цвѣтъ ихъ одеждъ рѣзко выдѣлялся на пурпурномъ фонѣ гостиной. Одинъ Бозинней составлялъ исключеніе: онъ былъ въ сѣрыхъ брюкахъ и безъ перчатокъ, и поэтому многіе изъ молодыхъ членовъ семьи бросали на него украдкой взоры, исполненные тайной зависти и возмущенія.
   Погребальная колесница медленно двинулась, за нею слѣдовали коляски, въ которыхъ размѣстились члены семьи, экипажъ доктора и, на приличномъ разстояніи, кэбы со служебнымъ персоналомъ семьи.
   Въ коляскахъ велись отрывистые разговоры. Старый Джоліонъ и Николасъ бесѣдовали о своихъ завѣщаніяхъ, и только Джемсъ и Свизинъ, ѣхавшіе вмѣстѣ, упорно молчали. Джемсъ попробовалъ было сказать о томъ, что онъ хочетъ присмотрѣть для себя мѣсто на кладбищѣ и спросилъ Свизина, какія онъ сдѣлалъ распоряженія на этотъ счетъ. Но Свизинъ съ ужасомъ отвѣтилъ: "Не говори мнѣ объ этомъ!" -- и Джемсъ больше не возобновлялъ разговора.
   Джорджъ замѣтилъ, что "старушкѣ уже пора было умирать!" Онъ вообще не считалъ возможнымъ жить дольше семидесяти лѣтъ. Молодой Николасъ мягко возразилъ ему, что это правило, повидимому, не примѣнимо къ Форсайтамъ. Джорджъ, однако, отвѣтилъ, что онъ намѣренъ лишить себя жизни послѣ шестидесяти лѣтъ. Молодой Николасъ, улыбаясь и дергая свою маленькую бородку, высказалъ предположеніе, что его отецъ не согласился бы съ такою теоріей. Онъ нажилъ много денегъ какъ разъ послѣ шестидесяти лѣтъ! Пожалуй, семьдесятъ лѣтъ можно считать крайнимъ срокомъ, а послѣ того, по мнѣнію Джорджа, надо было уходить со сцены жизни и оставлять деньги своимъ дѣтямъ...
   Гробъ внесли въ часовню и туда же вошли попарно всѣ провожатые. Всѣ они были связаны съ покойной узами родства, и ихъ собраніе около гроба представляло трогательное и вмѣстѣ странное зрѣлище въ этомъ огромномъ Лондонѣ, гдѣ жизнь представляетъ такое безконечное многообразіе, гдѣ существуетъ столько разнообразныхъ призваній, такое безчисленное множество удовольствій, обязанностей и гдѣ такъ много скопилось жестокости и такъ развитъ крайній индивидуализмъ. Семья собралась вмѣстѣ, чтобы восторжествовать надъ всѣмъ этимъ, чтобы показать свое единеніе, сплоченность и еще разъ блестящимъ образомъ иллюстрировать тотъ законъ собственности, который легъ въ основу ихъ семейнаго дерева, такъ широко раскинувшаго свои вѣтви во всѣ стороны. Это духъ умершей побудилъ ихъ къ такой демонстраціи единства, составляющаго ихъ силу. Конечнымъ торжествомъ тетушки Эннъ было именно то, что она, умирая, видѣла дерево въ полномъ расцвѣтѣ. Она знала его молодымъ, видѣла, какъ оно росло и крѣпло, и, прежде чѣмъ ея старые глаза могли бы увидѣть что-нибудь другое, она умерла! Конечно, если бы она была жива, она бы напрягла всѣ свои силы, чтобы удержать своими дрожащими руками крѣпость и молодость въ этомъ семейномъ деревѣ, и, кто знаетъ, можетъ быть, это бы ей удалось. Но природа побѣдила пресловутую стойкость Форсайтовъ. И вотъ они собрались теперь всѣ вмѣстѣ на послѣдній торжественный и внушительный семейный парадъ, прежде чѣмъ семья эта разсыплется. Взоры ихъ были обращены въ землѣ, которая должна была поглотить главную носительницу семейныхъ традицій и семейнаго духа, но многіе изъ нихъ, поднявъ глаза, уже видѣли таинственные знаки на стѣнѣ часовни, начертанные невидимою рукой и возвѣщавшіе имъ, что слабѣютъ семейныя традиціи и то, что составляло силу и сплоченность Форсайтовъ, постепенно таетъ, какъ воскъ подъ лучами горячаго солнца...
   Похоронная служба кончилась, и траурная процессія двинулась къ могилѣ. Вдали виднѣлся Лондонъ, окутанный сѣрою мглой, съ милліономъ зданій, образующихъ огромную сѣть собственности, а тутъ, на кладбищѣ, представители міра собственниковъ. Форсайты, собрались у гроба старѣйшаго члена ихъ семьи. Странной и невыносимой казалась имъ мысль, что одинъ изъ Форсайтовъ могъ умереть! И всѣмъ хотѣлось поскорѣе уйти отсюда, вернуться къ своимъ дѣламъ, забыть...
   Было холодно. Вѣтеръ дулъ Между могилами, и точно какая-то медленно разрушающая сила все охватывала леденящимъ днханіемъ, увеличивая гнетущее настроеніе Форсайтовъ. Разбившись на группы, они стремились какъ можно скорѣе покинуть кладбище и сѣсть въ свои экипажи, ожидавшіе ихъ у выхода. Свизинъ объявилъ, что онъ поѣдетъ завтракать къ Тимоѳею и предложилъ взять кого-нибудь въ свой экипажъ. Но Свизинъ былъ слишкомъ толстъ и слишкомъ много занималъ мѣста въ экипажѣ, поэтому никто не воспользовался его предложеніемъ. Одна за другой отъѣзжали коляски отъ воротъ кладбища. Старый Джоліонъ посадилъ къ себѣ своихъ трехъ племянниковъ, такъ какъ онъ чувствовалъ потребность видѣть передъ собою молодыя лица.
   Сомсъ еще оставался,-- ему надо было сдѣлать кое-какія распоряженія на кладбищѣ,-- и вышелъ вмѣстѣ съ Бозиннеемъ. Они пошли пѣшкомъ, позавтракали вмѣстѣ въ ресторанѣ и провели время въ обсужденіи различныхъ подробностей, касающихся постройки дома. Потомъ Бозинней распрощался съ Сомсомъ и отправился навѣстить свою невѣсту.
   Сомсъ вернулся домой въ прекрасномъ расположеніи духа. За обѣдомъ онъ разсказалъ Иренъ, что провелъ время съ Бозиннеемъ, который оказался пріятнымъ собесѣдникомъ. Сомсъ прошелся пѣшкомъ отъ самаго кладбища, и эта прогулка несомнѣнно принесла пользу его печени,-- онъ послѣднее время велъ слишкомъ сидячую жизнь! Вообще онъ былъ доволенъ своимъ днемъ и, если бы не смерть тетушки Эннъ, то онъ предложилъ бы Иренъ поѣхать въ театръ. Но теперь имъ поневолѣ приходится провести этотъ вечеръ дома.
   -- Морской разбойникъ неоднократно спрашивалъ о васъ,-- вдругъ сказалъ онъ и затѣмъ, такъ же внезапно, всталъ и поцѣловалъ ее въ плечо, движимый безсознательнымъ и необъяснимымъ желаніемъ подтвердить свое право собственности.
   

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

I.
Домъ строится.

   Зима была мягкая въ этомъ году. Такъ какъ въ торговыхъ оборотахъ наступило затишье и Сомсъ уже заранѣе обдумалъ все, что касалось постройки, то домъ въ Робенъ-Хиллѣ былъ уже готовъ вчернѣ къ концу апрѣля.
   Сомсъ нѣсколько разъ въ недѣлю ѣздилъ туда, такъ какъ теперь уже онъ могъ до нѣкоторой степени видѣть, на что имъ истрачены деньги. Онъ проводилъ цѣлые часы среди строительнаго мусора, молча и осторожно двигаясь между грудами кирпичей и стараясь не запачкать своего платья. Онъ обходилъ колонны центральнаго двора, внимательно разглядывая ихъ и точно желая опредѣлить дѣйствительное качество матеріала, изъ котораго онѣ были сдѣланы.
   Онъ условился съ Бозиннеемъ, что тридцатаго апрѣля придетъ къ нему, чтобы просмотрѣть счета, и за пять минутъ до назначеннаго времени онъ уже входилъ въ палашу, которую архитекторъ раскинулъ для себя возлѣ развѣсистаго стараго дуба.
   Счета уже были приготовлены заранѣе и разложены на столѣ. Сомсъ нагнулся надъ ними и сталъ внимательно изучать ихъ;. Наконецъ, онъ поднялъ голову и сказалъ:
   -- Я не могу понять. Вѣдь тутъ перерасходъ почти въ семьсотъ фунтовъ. Какъ это можетъ быть?.. Если вы будете строже относиться къ строительнымъ мастерамъ, то издержки навѣрное сократятся,-- прибавилъ онъ поспѣшно.-- Они вѣдь надуваютъ васъ да каждомъ шагу. Сбавляйте на кругъ десять процентовъ съ представляемыхъ вамъ счетовъ. Я не имѣлъ въ виду перерасходованія на такую сумму.
   Бозинней покачалъ головой.
   -- Я сократилъ все, что можно,-- сказалъ онъ.
   Сомсъ гнѣвнымъ движеніемъ толкнулъ столъ, такъ что всѣ счета разлетѣлись на полъ.
   -- Тогда я вамъ скажу вотъ что: вы порядочно напутали!
   -- Я много разъ предупреждалъ васъ,-- рѣзко отвѣтилъ Бозинней,-- что будутъ экстренные расходы.
   -- Знаю,-- проворчалъ Сомсъ.-- Я бы не сталъ возражать, если, бы это былъ десятокъ-другой фунтовъ. Но развѣ мнѣ могло прійти въ голову, что подъ экстренными расходами вы подразумѣвали семьсотъ фунтовъ!
   Это немаловажное разногласіе, возникшее между Сомсомъ и Бозиннеемъ, было неизбѣжнымъ послѣдствіемъ духовнаго несходства, существовавшаго между ними. Архитекторъ былъ горячо преданъ своей идеѣ. Онъ хотѣлъ построить домъ, соотвѣтствующій тому идеалу, который онъ создалъ себѣ. Домъ Сомса былъ настоящимъ его дѣтищемъ, и онъ волновался и нервничалъ, когда ему ставили препятствія, когда онъ долженъ былъ ограничивать свою фантазію и изыскивать способы удешевленія. Но съ другой стороны Сомсъ, убѣжденный въ томъ, что за деньги можно получить самое лучшее, не могъ повѣрить, чтобы вещь, стоящая тринадцать шиллинговъ, не могла бытъ куплена за двѣнадцать при извѣстномъ умѣніи.
   -- Я жалѣю, что взялся за постройку, вашего дома!-- сказалъ вдругъ Бозинней.-- Вы являетесь сюда и не даете мнѣ ни минуты покоя. Вы хотите получитъ вдвойнѣ за свои деньги и теперь, когда я вамъ выстроилъ такой домъ, которому нѣтъ равнаго во всемъ графствѣ, вы не хотите платить за него! Если вы отказываетесь, то я, конечно, найду, возможность уплатитъ разницу въ смѣтѣ, но будь я проклятъ, если я когда-либо; стану для васъ работать!...
   Къ Сомсу вернулось его спокойствіе. Онъ зналъ, что у Бозиннея нѣтъ капитала, поэтому его слова о томъ, что онъ уплатитъ разницу, показались ему пустымъ хвастовствомъ. А главное, онъ уже сроднился съ мыслью о домѣ, ему хотѣлось видѣть его оконченнымъ, и теперь, именно, было очень важно, чтобы Бозинней не бросилъ работу. Притомъ же надо было имѣть въ виду Иренъ. Она стала какая-то странная послѣднее время! Сомсъ былъ увѣренъ, что она только изъ расположенія къ Бозиннею отнеслась снисходительно къ идеѣ этого дома. Ссора съ Бозивнеемъ могла бы привести къ открытому разрыву съ ней.
   -- Зачѣмъ такъ выходить изъ себя?-- сказалъ ему Сомсъ.-- Если я хочу добиться, въ чемъ тутъ дѣло, то вамъ нечего такъ возмущаться. Само собою разумѣется, что когда вы мнѣ говорите: "Это будетъ стоить столько-то", то у меня можетъ явиться желаніе узнать, наконецъ, истинное положеніе вещей!
   -- Слушайте!-- возразилъ ему Бозинней, и Сомсъ былъ вмѣстѣ возмущенъ и удивленъ тѣмъ раздраженіемъ, которое слышалось въ тонѣ его голоса.-- Я вамъ сдѣлалъ эту работу баснословно дешево. За такой трудъ и такую затрату времени вы бы заплатили Литтльмастеру или какому-нибудь другому дураку вчетверо больше. Въ сущности вы хотѣли имѣть первокласснаго архитектора за четверть цѣны. Ну вы и получили его!
   Сомсъ видѣлъ, что онъ говоритъ то, что думаетъ въ данную минуту. Несмотря на свое возмущеніе, Сомсъ все-таки испугался послѣдствій ссоры съ нимъ. Его домъ останется недоконченнымъ, его жена окончательно возстанетъ противъ него, и онъ станетъ посмѣшищемъ для всѣхъ!..
   -- Оставимъ это,-- сказалъ онъ угрюмо,-- Лучше посмотримъ, на что были израсходованы деньги.
   -- Хорошо,-- согласился Бозинней.-- Только, пожалуйста, поторопимся съ этимъ. Я долженъ вернуться домой во-время, чтобы отвезти Джюнъ въ театръ.
   -- Вѣроятно, бы зайдете къ намъ, чтобы встрѣтиться съ нею?-- Онъ всегда вѣдь заходилъ къ нимъ!..
   Ночью былъ дождь, настоящій весенній дождь. Отъ влажной земли поднимался пряный ароматъ полевыхъ травъ. Теплый вѣтерокъ слегка шевелилъ вѣтви стараго дуба, покрытыя золотистыми почками, и воздухъ былъ наполненъ веселымъ чириканіемъ птичекъ. Въ такой весенній день человѣкъ часто испытываетъ странное томленіе, желаніе оставаться неподвижнымъ и смотрѣть, какъ шевелятся листья и колышется трава... Ему хочется раскрыть свои объятія и привѣтствовать... кого? Онъ самъ не знаетъ! Земля, сбросившая свой холодный, зимній покровъ, какъ будто приглашала прильнуть къ ней и прижать свои уста къ ея груди...
   Именно въ такой теплый, весенній день, располагающій къ нѣгѣ, Сомсъ добился, наконедъ, согласія Иренъ. Сидя возлѣ нея, на стволѣ упавшаго дерева, онъ въ сотый разъ обѣщалъ ей, что если бракъ ихъ окажется неудачнымъ, то онъ вернетъ ей свободу. Да, она будетъ такъ свободна, какъ будто никогда не была замужемъ!
   -- Вы клянетесь, что сдѣлаете это?-- спросила она. И вотъ, нѣсколько дней тому назадъ она напомнила ему объ этой клятвѣ. "Глупости!-- возразилъ онъ.-- Никогда я не могъ дать подобной клятвы!" Однако теперь, въ эту минуту, онъ внезапно вспомнилъ эту клятву. Но чего не обѣщаетъ мужчина женщинѣ, въ которую влюбленъ! Чтобы овладѣть Иренъ, Сомсъ готовъ былъ дать какую угодно клятву. Да и теперь онъ готовъ былъ бы снова поклясться, если бы только могъ тронуть ее этимъ. Но никто не можетъ растрогать ея. Это женщина съ холоднымъ сердцемъ!..
   Теплый, мягкій весенній вѣтерокъ навѣвалъ на него воспоминанія объ его ухаживаніи за Иренъ. Это было весной 1881 года. Онъ былъ въ гостяхъ у своего школьнаго товарища и кліента; Джорджа Меверседжа изъ Бренксома, который, имѣя въ виду эксплуатацію своихъ сосновыхъ лѣсовъ, по сосѣдству съ Бурнемутомъ, предложилъ Сомсу организовать компанію, необходимую для этого дѣла. Но желая польстить Сомсу, онъ устроилъ въ его честь музыкальное утро. Сомсъ, не питавшій особенной любви къ музыкѣ, скучалъ на этомъ утрѣ до тѣхъ поръ, пока его взоръ не остановился случайно на прелестномъ личикѣ молодой дѣвушки въ траурѣ, державшейся поодаль отъ другихъ. Ея золотистые волосы, закрученные на затылкѣ, сверкали, точно блестящій металлическій узелъ, надъ чернымъ, высокимъ воротничкомъ ея платья. И по мѣрѣ того, какъ Сомсъ вглядывался въ нее, наслаждаясь видомъ ея красоты, имъ овладѣвало странное чувство, которое многими романистами и старыми дамами называется любовью съ перваго взгляда. Наблюдая украдкой за поразившей его красавицей, онъ съ нетерпѣніемъ ждалъ, когда кончится музыка, чтобы спросить хозяйку:
   -- Кто эта дѣвушка съ желтыми волосами и темными глазами?
   -- Эта?.. Иренъ Геронъ. Ея отецъ, профессоръ Геронъ, умеръ въ этомъ году. Она живетъ со своею мачехой. Она славная, красивая дѣвушка, но денегъ ни гроша!
   -- Пожалуйста, представьте меня,-- попросилъ Сомсъ.
   Онъ не нашелся, о чемъ говоритъ съ нею, но и она оказалась неразговорчивой. Тѣмъ не менѣе, онъ ушелъ съ твердымъ рѣшеніемъ снова видѣться съ нею. Судьба ему покровительствовала, и онъ скоро встрѣтилъ ее на набережной вмѣстѣ съ мачехой, которая имѣла привычку прогуливаться тамъ съ двѣнадцати до часу. Сомсъ тотчасъ же постарался познакомиться съ этой госпожей и очень скоро распозналъ въ ней союзницу, которая была ему нужна. Его тонкое коммерческое чутье тотчасъ же заставило его угадать то, что содержаніе Иренъ стоило гораздо дороже пятидесяти фунтовъ въ годъ, которые она получала: послѣ смерти отца. Кромѣ того, ея мачеха, еще молодая женщина, мечтала, повидимому, о вторичномъ замужествѣ, и странная, обаятельная красота ея падчерицы стояла ей поперекъ дороги. Все это, конечно, благопріятствовало планамъ Сомса, осуществленія которыхъ онъ добивался со свойственнымъ ему упорствомъ.
   Однако Сомсъ уѣхалъ изъ Бурнемута, не сдѣлавъ рѣшительнаго шага, но черезъ мѣсяцъ вернулся и тогда заговорилъ, но не съ дѣвушкой, а съ ея мачехой. Онъ сказалъ, что рѣшилъ ждать, и ждать ему пришлось довольно долго. Между тѣмъ красота Иренъ расцвѣтала, блескъ глазъ увеличивался и въ нихъ какъ будто отражался внутренній огонь. Во время каждаго посѣщенія Сомсъ неизмѣнно предлагалъ Иренъ свою руку и сердце. И такъ же неизмѣнно она отказывала ему. Онъ уѣзжалъ назадъ въ Лондонъ, глубоко опечаленный, но упорство его не ослабѣвало. Онъ всячески старался уяснить себѣ тайныя причины ея сопротивленія, и только однажды ему показалось, что онъ начинаетъ понимать. Это было во время одного танцовальнаго вечера, какіе часто устраиваются въ морскихъ курортахъ. Сомсъ сидѣлъ рядомъ съ Иренъ въ амбразурѣ окна. Онъ только что протанцовалъ съ нею вальсъ, и этого было достаточно, чтобы привести же славнѣйшее волненіе всѣ его чувства. Она взглянула на него, медленно обмахиваясь вѣеромъ, и онъ совершенно потерялъ голову. Схвативъ кисть ея руки, онъ жадно прижался къ ней губами. И до настоящей минуты онъ не могъ забыть ни ея дрожи, ни того взгляда физическаго отвращенія, который она бросила на него!..
   Однако, черезъ годъ послѣ этого она уступила. Что побудило ее къ этому, онъ не узналъ никогда. Отъ мистриссъ Геронъ, женщины, обладавшей нѣкоторымъ дипломатическимъ талантомъ, онъ не могъ добиться истины. Однажды, уже послѣ того, какъ они были женаты, онъ спросилъ Иренъ: "Отчего вы постоянно отказывали мнѣ?" Она ничего не отвѣтила. Она была загадкой для него съ перваго дня, какъ онъ ее увидѣлъ, и осталась загадкой до сихъ поръ...
   Бозинней ждалъ Сомса у дверей. И на его лицѣ появилось какое-то странное, напряженное и вмѣстѣ счастливое выраженіе, точно онъ видѣлъ въ весеннемъ небѣ обѣщаніе блаженства и чуялъ грядущее счастье въ весеннемъ воздухѣ. Сомсъ вопросительно смотрѣлъ на него и ждалъ. Въ самомъ дѣлѣ, что вызываетъ у него на лицѣ такую счастливую улыбку? Отчего онъ смотритъ такъ, какъ будто ожидаетъ чего-то? И еще разъ Сомсъ испыталъ недоумѣніе въ присутствіи этого человѣка, котораго онъ никакъ не могъ понять...
   Сомсъ вошелъ въ домъ.
   -- Единственный подходящій цвѣтъ для этихъ изразцовъ,-- говорилъ Бозинней,-- по-моему, красный, съ чуть замѣтнымъ сѣроватымъ оттѣнкомъ, Для того, чтобы получалось впечатлѣніе прозрачности. Я бы хотѣлъ знать мнѣніе Иренъ... Я заказалъ пурпурныя кожаныя портьеры для дверей, ведущихъ въ этотъ дворъ. Если ваши глаза раздражаетъ отдѣлка цвѣта слоновой кости въ вашей гостиной, то благодаря этимъ портьерамъ впечатлѣніе сглаживается. Вообще, вы должны стремиться въ убранствѣ своего дома къ тому, что я называю очарованіемъ...
   -- Вы хотите сказать, что оно должно соотвѣтствовать очарованію моей жены?-- замѣтилъ Сомсъ.
   Бозинней уклонился отъ отвѣта.
   -- Здѣсь, въ центрѣ двора,-- продолжалъ онъ,-- должна быть группа растеній, лучше всего ирисовъ.
   Сомсъ надменно улыбнулся.
   -- Я загляну въ цвѣточный магазинъ какъ-нибудь. Посмотрю, что подходитъ,-- сказалъ онъ.
   Они мало разговаривали по дорогѣ на станцію, но Сомсъ вдругъ спросилъ:
   -- Мнѣ кажется, вы находите Иренъ артистической натурой?
   -- Да!-- Рѣзкій тонъ этого отвѣта какъ будто заключалъ въ себѣ намекъ: "если вы желаете разбирать ея характеръ, то дѣлайте это лучше съ кѣмъ-нибудь другимъ".
   Скрытое раздраженіе, которое Сомсъ чувствовалъ весь день, все возрастало. Но онъ больше не говорилъ ни слова и только у самой станціи спросилъ:
   -- Когда вы думаете кончить?
   -- Къ концу іюня, если вы дѣйствительно хотите, чтобы я взялъ на себя и декоративную часть.
   Сомсъ кивнулъ головой:
   -- Вы понимаете, что домъ этотъ стоитъ мнѣ гораздо больше, чѣмъ я думалъ. Я даже могъ бы сказать вамъ, что не хочу продолжать его, но только у меня нѣтъ привычки бросать то, на что я рѣшился.
   Бозинней не отвѣчалъ ничего. Сомсъ сердито посмотрѣлъ на него, и въ этотъ моментъ, несмотря да свой презрительный видъ, на свою важность, онъ все-таки напоминалъ ему разсерженнаго бульдога...
   Когда Джюнъ пріѣхала въ этотъ день, въ семъ часовъ вечера, къ Иренъ, то горничная сказала ей, что въ гостиной дожидается "мистеръ Бозинней". Она прибавила, что "мистриссъ" одѣвается и сойдетъ внизъ черезъ минуту. Она доложитъ "мистриссъ", что пришла миссъ Джюнъ.
   Джюнъ удержала ее.
   -- Хорошо, Вильсонъ,-- сказала она.-- Нѣтъ надобности торопить мистриссъ Сомсъ. Я сама туда пойду.
   Она сняла пальто. Вильсонъ посмотрѣла на нее взглядомъ человѣка, понимающаго въ немъ дѣло, и даже не открыла ей дверей въ гостиную, а прямо побѣжала внизъ.
   Джюнъ остановилась на мгновеніе передъ маленькимъ, стариннымъ, оправленнымъ въ серебро зеркаломъ, стоявшемъ на дубовомъ комодѣ., Она была въ бѣломъ платьѣ, съ полукруглымъ вырѣзомъ у шеи. Маленькая головка, казалось, сгибалась подъ тяжестью пышныхъ рыжихъ волосъ, но тонкое молодое личико, какъ всегда, имѣло весьма энергичное выраженіе.
   Джюнъ тихонько открыла дверь въ гостиную. Ей хотѣлось поразить Бозиннея неожиданностью своего прихода.
   Комната была наполнена тонкимъ ароматомъ цвѣтущій азалій. Джюнъ съ наслажденіемъ вдохнула этотъ ароматъ цвѣтовъ и вдругъ, совсѣмъ близко, но не въ комнатѣ, услышала голосъ Бозиннея, говорившій:
   -- Ахъ! Мнѣ такъ о многомъ надо бы поговорить съ вами и теперь у насъ не будетъ времени...
   -- Почему вы не хотите говорить за обѣдомъ?-- спросила Иренъ.
   -- Ахъ! Развѣ можно разговаривать при...
   Первою мыслью Джюнъ было уйти, но вмѣсто этого она подошла къ большому окну, выходящему на маленькій дворикъ. Это оттуда врывался въ комнату запахъ азалій, и она увидѣла Иренъ и своего жениха, которые, уткнувшись лицомъ въ цвѣты, разговаривали, стоя къ ней спиной.
   Молча, съ пылающими щеками и гнѣвными глазами, дѣвушка наблюдала ихъ.
   -- Пріѣзжайте въ воскресенье, одна... Мы можемъ вмѣстѣ пройтись по дому...
   Джюнъ поймала взглядъ Иренъ, брошенный на него изъ-за цвѣтовъ. Это не былъ взглядъ кокетки, нѣтъ! Въ немъ заключалось нѣчто худшее для наблюдающей дѣвушки. Это былъ взглядъ женщины, боящейся выдать себя...
   -- Я обѣщала поѣхать кататься съ дядей...
   -- Съ толстякомъ? Ну, что же, пусть онъ привезетъ васъ туда. Вѣдь это только десять миль, и лошадямъ его будетъ полезно...
   -- Бѣдный дядя Свизинъ!..
   Запахъ азалій сильнѣе пахнулъ въ лицо Джюнъ, и она внезапно почувствовала дурноту и головокруженіе.
   -- Сдѣлайте это, умоляю васъ, сдѣлайте это!
   -- Но зачѣмъ?
   -- Я долженъ видѣть васъ тамъ!.. Я думалъ, вы захотите помочь мнѣ!
   -- Хорошо. Я это сдѣлаю...
   Джюнъ показалось, что отвѣтъ былъ сказанъ живымъ, слегка дрожащимъ голосомъ, который донесся до нея вмѣстѣ съ ароматомъ цвѣтовъ... Она рѣшительно шагнула впередъ я пока, залась въ окнѣ.
   -- Какъ душно здѣсь!-- сказала она.-- Я не выношу этого запаха!
   Ея глаза блистали гнѣвомъ и безстрашно смотрѣли имъ въ лицо.
   -- Вы разговаривали о домѣ? Я еще не видала его, вы знаете?... Но поѣхать ли намъ туда всѣмъ вмѣстѣ, въ ближайшее воскресенье?
   Внезапная блѣдность покрыла лицо Иренъ.
   -- Я поѣду кататься съ дядей Свизиномъ.
   -- Съ дядей Свизиномъ? Эка важность! Его можно по боку...
   -- Это не въ моихъ привычкахъ!
   Послышались шаги, и Джюнъ увидала Сомса, приближавшагося къ нимъ.
   -- Ну что жъ, если вы всѣ готовы,-- сказала Иренъ, со странною улыбкой смотря на нихъ,-- то и обѣдъ также готовъ!..
   

II.
Испытанія Джюнъ.

   Обѣдъ начался въ молчаніи. Всѣ какъ-то странно поглядывали другъ на друга.
   Супъ былъ съѣденъ. Подана рыба. И ее также ѣли молча.
   Наконецъ, Бозинней попробовалъ нарушить всеобщее молчаніе.
   -- Сегодня первый весенній день,-- сказалъ онъ.
   -- Да,-- мягко подтвердила Иренъ.......
   -- Весна!-- воскликнула Джюнъ.-- Такая духота!..
   Никто не возражалъ ей.
   Рыба была унесена. Вильсонъ принесла шампанское.
   -- Пожалуй, оно покажется вамъ слишкомъ сухимъ,-- замѣтилъ Сомсъ.
   Подали котлеты, очень искусно сервированныя и разукрашенныя. Джюнъ отказалась отъ нихъ.
   Молчаніе.
   -- Вы бы лучше съѣли котлетку, Джюнъ,-- сказалъ ей Сомсъ.-- Больше, вѣдь, ничего нѣтъ...
   Но Джюнъ отказалась наотрѣзъ. Котлеты были унесены.
   -- Филь, слышали ли вы, какъ поетъ мой черный дроздъ?-- спросила Иренъ.
   -- Какъ же! У него очень звонкій голосъ теперь. Когда я подходилъ, то уже на площади слышалъ его,-- сказалъ Бозинней.
   -- Онъ такой прелестный!
   Подали молодыхъ цыплятъ.
   -- Не угодно ли салату, сэръ?
   Блюдо было обнесено, но Сомсъ продолжалъ говорить:
   -- Въ нынѣшнемъ году спаржа очень не важная... Бозинней, рюмочку хересу, за здоровье невѣсты? Джюнъ, вы ничего не. пьете!
   -- Вы вѣдь знаете, что я ничего не пью. Вино -- отвратительная вещь,-- замѣтила Джюнъ.
   Подали шарлотку съ яблоками на серебряномъ блюдѣ. Иренъ, улыбаясь, сказала:
   -- Азаліи въ нынѣшнемъ году прямо великолѣпны!
   -- Удивительны! Такой чудный ароматъ!-- проговорилъ Бозинней.
   -- Какъ вы можете любить этотъ ароматъ?-- возразила Джюнъ съ удареніемъ на словѣ "вы".-- Дайте мнѣ сахару, Вильсонъ,
   Ей подали сахаръ. Сомсъ замѣтилъ:
   -- Шарлотка -- вкусное блюдо.
   Шарлотку унесли. Снова водворилось молчаніе.
   Иренъ кивнула горничной и сказала:
   -- Унесите цвѣты, Вильсонъ. Миссъ Джюнъ не можетъ выносить ихъ запаха.
   -- Нѣтъ, оставьте ихъ!-- воспротивилась Джюнъ.
   Принесли на маленькихъ серебряныхъ тарелочкахъ французскія оливки и русскую икру. Сомсъ замѣтилъ:
   -- Отчего у насъ нѣтъ испанскихъ оливокъ?-- Никто не отвѣтилъ ему.
   Оливки были унесены. Протягивая бокалъ, Джюнъ сказала:
   -- Дайте мнѣ, пожалуйста, воды!-- Ей подали.
   Принесли серебряный подносъ со сливами изъ Германіи. Наступила опять длинная пауза. Всѣ занялись ѣдой.
   Бозинней началъ отсчитывать косточки:
   -- Въ этомъ году -- въ будущемъ -- когда-нибудь...
   -- Никогда!-- закончила тихо Иренъ.-- Сегодня былъ великолѣпный закатъ. Небо совершенно пурпурнаго цвѣта. Такая красота!..
   -- А подъ этимъ тьма,-- прибавилъ Бозинней.
   Ихъ глаза встрѣтились... Джюнъ презрительно воскликнула:
   -- Лондонскій закатъ!..
   Подали египетскія папироски въ серебряномъ ящичкѣ. Беря одну изъ нихъ, Сомсъ спросилъ:
   -- Когда начинается пьеса?
   И опять никто не отвѣтилъ ему.
   Подали турецкій кофе въ эмалированныхъ чашечкахъ. Иренъ, спокойно улыбаясь, сказала:
   -- Если бы...
   -- Если бы что?-- быстро спросила Джюнъ.
   -- Если бы всегда была весна!..
   Подали бренди, почти безцвѣтный и старый. Сомсъ обратился къ Бозиннею;
   -- Выпейте рюмочку, Бозинней.
   Бозинней налилъ рюмку и выпилъ. Всѣ встали.
   -- Позвать кэбъ?-- спросилъ Сомсъ.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчала Джюнъ.-- Мое пальто, Вильсонъ!
   Ей принесли пальто. Иренъ стояла у окна и смотрѣла.
   -- Такой чудный вечеръ,-- сказала она.-- Все небо въ звѣздахъ!..
   -- Желаю вамъ весело провести время,-- прибавилъ Сомсъ.
   -- Благодарю, прощайте,-- отозвалась Джюнъ изъ дверей.-- Идемъ, Филь...
   -- Я иду!-- сказалъ Бозинней.
   Насмѣшливо улыбаясь, Сомсъ крикнулъ имъ вслѣдъ:
   -- Желаю вамъ счастья!
   -- Спокойной ночи!-- крикнулъ Бозинней.
   -- Спокойной ночи!-- отвѣтила мягко Иренъ.
   Джюнъ заставила своего жениха поѣхать съ нею на верхушкѣ омнибуса, говоря, что ей нехватаетъ воздуха. Она сидѣла молча, подставляя лицо вечернему вѣтерку.
   Кучеръ нѣсколько разъ оборачивался къ нимъ, желая вставить какое-нибудь замѣчаніе. Они были такая прелестная парочка, и возница съ умиленіемъ поглядывалъ на нихъ. Вліяніе весны сказывалось и на немъ, и онъ чувствовалъ приливъ молодыхъ силъ. Прищелкивая языкомъ, онъ ударялъ бичомъ въ воздухѣ и понукалъ своихъ лошадей, которыя словно почуя весну, весело постукивали копытами.
   Весь городъ какъ-то сразу оживился, деревья, покрытыя молодыми листочками, какъ будто протягивали свои вѣтви навстрѣчу вѣтерку, словно онъ долженъ былъ принести имъ подарокъ. Лица людей казались блѣдными при свѣтѣ только что зажженныхъ электрическихъ фонарей, а по багряно-красному небу, освѣщенному послѣдними лучами заката, медленно ползли большія бѣлыя облака.
   Мужчины, въ вечернихъ костюмахъ, сбросивъ пальто, весело взбѣгали по лѣстницѣ клубовъ, рабочіе, не торопясь, шли по улицѣ, а женщины,-- тѣ женщины, которыя еще бываютъ одинокими въ этотъ ранній вечерній часъ,-- медленно двигались въ людскомъ потокѣ, полныя ожиданій, тая надежду на хорошій ужинъ, съ хорошимъ виномъ и мечтая о несбыточномъ, о безкорыстныхъ поцѣлуяхъ, о любви...
   Вся эта безчисленная, движущаяся по улицамъ толпа, освященная лучами электрическаго свѣта, была охвачена дыханіемъ весны. Подъ ея вліяніемъ всѣ эти клубмены въ разстегнутыхъ пальто, изящные свѣтскіе люди сбросили свой обычный, надменный видъ, отпечатокъ касты сталъ менѣе замѣтнымъ, и во всей ихъ наружности теперь, въ ихъ смѣхѣ или молчаніи, въ ихъ походкѣ, во всемъ -- можно было подмѣтить тѣ общія черты, которыя одинаково обнаруживаются у всего человѣчества, подъ вліяніемъ возбуждающаго дѣйствія весенняго воздуха и пробужденія окружающей природы.
   Бозинней и Джюнъ въ молчаніи вошли въ театръ и сѣли на свои мѣста наверху. Пьеса уже началась, и полутемный залъ, съ правильными пестрыми рядами живыхъ существъ, смотрѣвшихъ въ одну сторону, напоминалъ огромную клумбу цвѣтовъ, обратившихъ свои головки къ солнцу.
   Джюнъ первый разъ въ жизни сидѣла въ верхнихъ мѣстахъ. Съ пятнадцатилѣтняго возраста она всегда сопровождала своего дѣда въ театръ, но старый Джоліонъ имѣлъ привычку занимать лучшія мѣста внизу. Онъ заѣзжалъ въ театръ по дорогѣ изъ Сити и, купивъ билеты, пряталъ ихъ въ карманъ, гдѣ лежалъ его портсигаръ и старыя лайковыя перчатки. Но придя домой онъ отдавалъ Джюнъ билеты, чтобы она сохраняла ихъ. Обычные посѣтители театра привыкли видѣть на этихъ мѣстахъ величественную фигуру старика, съ гривой сѣдыхъ волосъ, и рядомъ съ нимъ изящную головку дѣвушки съ рыжими волосами. И всегда, возвращаясь домой, старый Джоліонъ говорилъ о главномъ актерѣ:
   -- Ну, онъ никуда не годится. Если бы ты видѣла Бобсона!..
   Джюнъ сулила себѣ такъ много удовольствія отъ этого вечера, проведеннаго съ Бозиннеемъ въ театрѣ, безъ всякихъ провожатыхъ и украдкой, такъ какъ дома не подозрѣвали объ этомъ и думали, что она проводитъ вечеръ у Иренъ. Джюнъ надѣялась, что этотъ невинный обманъ доставитъ удовольствіе и ея жениху и что, наконецъ, разсѣется странная, холодная натянутость, возникшая между ними послѣднее время, и ихъ отношенія снова станутъ такими же безоблачными, такими же простыми, какими они были до этой зимы. Она пришла сюда съ намѣреніемъ сказать своему жениху что-нибудь опредѣленное, рѣшительное и теперь сидѣла, молча, вперивъ взоры на сцену, но ничего не видя и крѣпко стиснувъ руки. Ревнивыя подозрѣнія все сильнѣе и сильнѣе терзали ея душу.
   Догадывался ли Бозинней, или нѣтъ о томъ, что творилось въ ея душѣ,-- неизвѣстно. Онъ не показывалъ этого.
   Занавѣсъ опустился. Первый актъ кончился.
   -- Здѣсь ужасно жарко!-- воскликнула Джюнъ.-- Я бы хотѣла выйти!..
   Она сильно поблѣднѣла. Всѣми своими напряженными нервами она знала, чувствовала, что ему неловко, что онъ смущенъ...
   Позади театра находился открытый балконъ, выходящій на улицу. Они вышли туда. Джюнъ облокотилась на перила и стояла молча, ожидая, чтобы онъ началъ говорить. Но, наконецъ, она не выдержала.
   -- Я бы хотѣла сказать вамъ кое-что, Филь,-- сказала она,
   -- Да?
   Что-то въ тонѣ его голоса заставило ее вспыхнуть, и она быстро заговорила:
   -- Вы не даете мнѣ возможности теперь быть ласковой съ вами! Давно уже вы не ищете моего общества!..
   Бозинней пристально смотрѣлъ на улицу и ничего не отвѣчалъ. Джюнъ съ возрастающимъ волненіемъ воскликнула:
   -- Вы знаете, что я готова была все сдѣлать для васъ!.. Что я хотѣла быть всѣмъ для васъ!..
   Съ улицы доносился глухой шумъ, въ который ворвался звонъ колокольчика, возвѣщавшій о поднятіи занавѣса. Но Джюнъ не шевелилась. Отчаянная борьба происходила въ ея душѣ. Слѣдуетъ ли ей все поставить на карту? Слѣдуетъ ли ей бросить прямой вызовъ тому вліянію, тому влеченію, которое отвлекло его отъ нея? Не въ ея натурѣ было отступать, и поэтому она сказала:
   -- Филь, возьмите меня съ собой въ воскресенье осмотрѣть домъ!
   Она улыбалась, мучительно стараясь не показать вида, что она наблюдаетъ за нимъ, слѣдитъ за выраженіемъ его лица. Она видѣла его смущеніе, нерѣшительность, читала тревогу на его внезапно покраснѣвшемъ лицѣ. Онъ отвѣчалъ:
   -- Только не въ это воскресенье, дорогая моя. Когда-нибудь, въ другой разъ.
   -- Но отчего же не въ это воскресенье? Развѣ я помѣшаю вамъ?
   Онъ съ видимымъ усиліемъ проговорилъ:
   -- У меня есть обязательства...
   -- Вы поѣдете съ...
   Его глаза блеснули гнѣвомъ. Онъ пожалъ плечами и сухо отвѣтилъ;
   -- У меня есть на этотъ день обязательства, которыя помѣшаюгь мнѣ ѣхать съ вами.
   Джюнъ до крови закусила, губы и, не сказавъ болѣе ни слова, отправилась на свое мѣсто, глотая слезы гнѣва и отчаянія, которыя хлынули изъ ея глазъ. По счастью, въ залѣ было совсѣмъ темно и освѣщена только сцена, такъ, что, казалось бы, никто не могъ замѣтить ея огорченія. Но ни одинъ изъ членовъ семьи Форсайтовъ не можетъ быть увѣренъ, что за нимъ не наблюдаютъ другіе Форсайты. Такъ и теперь. Въ третьемъ ряду сидѣли Эфимія, вторая дочь Николаса, и ея замужняя сестра, мистриссъ Твитименъ. Онѣ видѣли Джюнъ и ея жениха, наблюдали за ними и потомъ разсказали у Тимоѳея обо всемъ, что успѣли замѣтить.
   -- Гдѣ же они сидѣли? Въ первыхъ рядахъ?.. Въ мѣстахъ за креслами?.. Теперь это въ модѣ, среди молодежи!.. Неужели на балконѣ?..
   Слова ихъ произвели впечатлѣніе.
   -- Да, моя милая, я не думаю, чтобы изъ этого вышло что- нибудь хорошее!.. Никогда еще малютка Джюнъ не имѣла такого взволнованнаго, негодующаго вида! Онѣ, заливаясь отъ смѣха, разсказывали, какъ она столкнула мужскую шляпу, возвращаясь на свое мѣсто, въ серединѣ акта. И какой, видъ былъ у этого, господина!.. Мистриссъ Смолль всплеснула руками:-- Столкнула шляпу? Не можетъ быть!..-- Кивая головой, Эфимія продолжала хохотать. Она долго не могла успокоиться, такъ что пришлось даже дать ей понюхать соли.
   Но бѣдняжкѣ Джюнъ было не до смѣха въ этотъ вечеръ. Никогда она не чувствовала себя такой несчастной! Она употребляла неимовѣрныя усилія чтобы подавить въ душѣ возмущеніе, гордость, ревнивыя подозрѣнія...
   Она разсталась съ Бозиннеемъ у дверей своего дома. Больше она не возобновляла съ нимъ разговора. Ее роддерживала мысль, что она должна, во что бы то ни стало, вернуть своего жениха, и только когда затихъ шумъ его удаляющихся шаговъ, она поняла, какъ велико ея несчастье.
   Безмолвный слуга открылъ ей двери. Ей очень хотѣлось проскользнуть незамѣченной въ свою комнату, но старый Джоліонъ, услышавъ ея приходъ, вышелъ къ ней навстрѣчу.
   -- Поди сюда,-- позвалъ онъ ее изъ дверей столовой.-- Выпей молока. Его подогрѣвали для тебя... Ты поздно возвращаешься!.. Гдѣ же ты была?
   Джюнъ остановилась у камина, поставивъ одну ногу на рѣтетку и держась рукой за каменную плиту. Она едва сдерживалась и потому не думала о своихъ словахъ.
   -- Мы обѣдали у Сомса,-- сказала она.
   -- Гм!.. У собственника! Была его жена и... Бозинней?
   -- Да.
   Старый Джоліонъ смотрѣлъ на свою внучку такимъ взоромъ, отъ котораго трудно было что-нибудь скрыть. Она же не глядѣла на него, но когда она подняла голову, то онъ уже обратилъ свой взоръ въ другую сторону. Онъ видѣлъ достаточно, даже слишкомъ много, пожалуй! Взявъ чашку съ молокомъ, приготовленнымъ для нея, онъ поставилъ ее на столъ и проворчалъ:
   -- Тебѣ не слѣдуетъ такъ долго оставаться, это вредно для твоего здоровья. Ты ни на что не годишься потомъ!..
   Его лицо было скрыто газетой, которую онъ шумно развернулъ передъ собой. Но когда Джюнъ подошла проститься съ нимъ, то онъ сказалъ ей:
   -- Спокойной ночи, моя крошка!-- такимъ нѣжнымъ и трогательнымъ голосомъ, что она поспѣшила выйти изъ комнаты, чтобы не разрыдаться. Но наверху, въ своей комнатѣ, она уже не могла сдерживаться и дала волю накопившимся слезамъ. Она плакала долго-долго...
   Когда дверь закрылась за ней, старый Джоліонъ бросилъ газету, и долго неподвижно сидѣлъ въ креслѣ, смотря на догоравшій огонь въ каминѣ. Лицо его имѣло озабоченное выраженіе, и губы шептали:
   -- Негодяй! Я такъ и зналъ, что онъ причинитъ ей горе!..
   Сомнѣнія и подозрѣнія возникали въ его умѣ, и онъ чувствовалъ себя не въ силахъ совладать съ ними,-- измѣнить теченіе вещей. Горечь поднималась въ его душѣ. Неужели этотъ парень обманываетъ ее? Старому Джоліону хотѣлось прижать его къ стѣнѣ и напрямикъ сказать ему:-- Смотрите вы, милостивый государь! Вы хотите посмѣяться надъ моей внучкой?..-- Но развѣ онъ можетъ такъ обратиться къ нему? Вѣдь онъ ничего не знаетъ Навѣрное! Онъ только подозрѣваетъ, что Бозинней слишкомъ много времени проводитъ въ домѣ на Монпелье-Скверъ, у Сомсовъ!
   "Онъ не похожъ на бездѣльника,-- размышлялъ старикъ.-- У него славное лицо, но онъ странный субъектъ. Я не понимаю его, Никогда не пойму! Говорятъ, онъ работаетъ, какъ негръ, но что толку въ этомъ? Я не вижу хорошихъ результатовъ. Онъ непрактиченъ, у него нѣтъ никакой системы въ дѣйствіяхъ. Когда онъ приходить сюда, то сидитъ мрачный, молчаливый. Если я спрашиваю его:-- Какого вина налитъ вамъ?-- Онъ отвѣчаетъ:-- Благодарю васъ, все равно! Если я предложу ему сигару, то онъ выкуриваетъ ее такъ, какъ будто ему дали дешевую нѣмецкую сигару! Онъ точно ничего не замѣчаетъ. Я никогда не видѣлъ, чтобы онъ бросалъ на Джюнъ такіе взгляды, какіе долженъ былъ бы бросать влюбленный женихъ. А между тѣмъ, онъ вѣдь не ищетъ денегъ. Стоитъ ей сдѣлать знакъ, и онъ тотчасъ же вернетъ ей ея слово. Но она никогда не сдѣлаетъ этого, никогда!.. Она будетъ цѣпляться за него. Она такъ же упорна и настойчива, какъ судьба! Никогда она не выпуститъ его!.."
   Глубоко вздыхая, онъ снова принялся за газету, будто надѣясь найти какое-нибудь утѣшеніе на ея столбцахъ.
   А тамъ, наверху, Джюнъ сидѣла у открытаго окна, подставляя свое пылающее личико весеннему вѣтерку, дуновеніе котораго должно было охладить ея щеки, разжигая въ до же время пламя ревности въ ея сердцѣ...
   

III.
Поѣздка со Свизиномъ.

   День былъ солнечный и напоенный ароматами травы и цвѣтовъ, когда Свизинъ вышелъ изъ дверей своего дома и посмотрѣлъ на своихъ лошадей, запряженныхъ въ щегольской фаэтонъ.
   Онъ чувствовалъ себя въ такомъ веселомъ, бодромъ настроеніи, что готовъ былъ запѣть, какъ птица, въ эту минуту. Послѣ долгихъ колебаній онъ рѣшилъ, наконецъ, надѣть синій элегантный костюмъ и не надѣвать пальто. Правда, онъ три раза посылалъ своего лакея Адольфа удостовѣриться, что нѣтъ никакихъ признаковъ вѣтра, и тогда сошелъ внизъ, плотно застегнувъ на всѣ пуговицы свой синій сюртукъ.
   Онъ стоялъ у подъѣзда, натягивая лайковыя перчатки, огромный и величественный. Его густые бѣлые волосы были слегка напомажены и издавали запахъ опопонакса. Въ рукахъ у него была сигара, крѣпкій ароматъ которой далеко распространялся въ воздухѣ. Онъ курилъ только извѣстный сортъ сигаръ, спеціально выписываемый для него, и платилъ 140 шиллинговъ за сотню. Старый Джоліонъ, однако, не одобрялъ этихъ сигаръ и однажды даже сказалъ, что человѣкъ долженъ обладать лошадинымъ организмомъ, чтобы курить ихъ!..
   -- Адольфъ!
   -- Что угодно, сэръ?
   -- Принеси мой новый плэдъ.
   Его огорчала мысль, что его лакей не имѣетъ фешенебельнаго вида. Навѣрное мистриссъ Сомсъ замѣтитъ это!
   -- Откиньте верхъ у фаэтона. Я повезу кататься... даму!
   Хорошенькая женщина непремѣнно захочетъ показать всѣмъ свой нарядный костюмъ. Ему доставляла какое-то особенное наслажденіе мысль, что онъ будетъ сидѣть въ фаэтонѣ рядомъ съ хорошенькой дамочкой, и всѣ будутъ любоваться ею. Для него какъ будто возвращались прежніе счастливые дни!
   Какъ давно онъ не возилъ кататься женщинъ! Въ послѣдній, разъ, насколько онъ припоминаетъ, онъ пригласилъ кататься сестру Джюлей. Боже мой, что это было за катаніе! Она все время нервничала, боялась, взвизгивала, и, наконецъ, онъ высадилъ ее на дорогѣ. Послѣ такого опыта, онъ уже больше не приглашалъ никого.
   Прежде чѣмъ сѣсть въ экипажъ, Свизинъ подошелъ къ лошадямъ и осмотрѣлъ ихъ. Въ сущности онъ вовсе не былъ знатокомъ лошадей и довольствовался тѣмъ, что платилъ своему кучеру 60 фунтовъ въ годъ. Но почему-то за нимъ сложилась репутація знатока, и онъ очень гордился ею. Онъ всегда ѣздилъ на сѣрыхъ лошадяхъ, и въ клубѣ кто-то назвалъ ихъ "Форсайтовской четверкой". Это очень льстило его самолюбію, хотя онъ никогда не управлялъ четверкой лошадей, да и не стремился къ этому. Форсайтовская четверка!-- Эти слова такъ пріятно звучали въ его ушахъ, когда онъ смотрѣлъ на своихъ лошадей, и гордость наполняла его душу.
   Если бы Свизинъ явился въ Лондонъ двадцатью годами позднѣе, то, разумѣется, онъ сдѣлался бы биржевымъ маклеромъ. Въ сущности онъ былъ созданъ именно для этой профессіи. Но когда ему надо было выбирать карьеру, маклерство еще не находилось въ такой высокой чести въ высшихъ слояхъ средняго класса, и поэтому ему ничего не оставалось другого, какъ заняться продажей земельныхъ участковъ съ аукціона, что было очень выгоднымъ дѣломъ.
   Усѣвшись въ экипажъ, онъ взялъ поданныя ему вожжи и, слегка щурясь отъ яркаго солнца, осмотрѣлся кругомъ. Адольфъ уже занялъ мѣсто на подножкахъ, позади экипажа, а грумъ держалъ подъ уздцы лошадей, готовый отпустить ихъ по первому сигналу Свизина. Сигналъ былъ данъ, и экипажъ быстро покатился по улицѣ и въ нѣсколько минутъ уже былъ у дверей дома Сомса.
   Иренъ была готова и не заставила себя ждать; Свизинъ потомъ разсказывалъ Тимоѳею, что она вспрыгнула въ экипажъ "легкая и воздушная, точно... гм!.. точно Тальони!" Она не заявляла никакихъ претензій, не нервничала,-- при этомъ Свизинъ бросилъ взглядъ на свою сестру Джюлей, смутившій ее,-- не закутывала свою голову плотною вуалью, на которую всегда садится пыль. Костюмъ ея былъ верхомъ изящества...
   -- Какъ она была одѣта?-- спросила тетушка Эстеръ, всегда интересовавшаяся костюмами.-- Изъ чего было сдѣлано ея платье?
   -- Почемъ я знаю!-- сказалъ Свизинъ и вдругъ замолчалъ. Взглядъ его сталъ неподвижнымъ, такъ что тетушка Эстеръ испугалась. Ужъ не напалъ ли на него столбнякъ?
   Она, конечно, не могла встряхнуть его сама и поэтому съ тоскою думала: "Хоть бы кто-нибудь пришелъ сюда! Меня пугаетъ его неподвижность..." Но вдругъ Свизинъ очнулся и, посмотрѣвъ на нее, медленно проговорилъ:
   -- Развѣ я могу знать, изъ чего было сдѣлано ея платье?..
   Посадивъ Иренъ въ свой экипажъ, Свизинъ скоро увидѣлъ, что она довольна. Когда онъ говорилъ съ нею, она такъ мило улыбалась ему, и ея темные глаза блестѣли, отражая весеннее солнце.
   Въ субботу утромъ Сомсъ засталъ свою жену за письменнымъ столомъ. Она писала записку дядѣ Свизину, чтобы отложить катаніе.-- Съ какой стати?-- спросилъ ее мужъ. Ему вовсе не нравилось такое обращеніе съ его родными!
   -- Хорошо,-- сказала Иренъ и разорвала записку, пристально посмотрѣвъ на мужа. Затѣмъ она принялась писать другую записку. Нечаянно взглянувъ на нее, Сомсъ увидѣлъ, что она была адресована Бозиннею.
   -- О чемъ вы пишете ему?-- спросилъ онъ.
   Иренъ снова пристально поглядѣла на него и отвѣтила:
   -- Это относится къ его просьбѣ, обращенной ко мнѣ.
   -- Порученіе? Гм!-- сказалъ Сомсъ.-- Ну, если вы станете этимъ заниматься, то причините себѣ не мало хлопотъ...
   Свизинъ былъ крайне удивленъ желаніемъ Иренъ поѣхать съ нимъ въ Робинъ-Холль. Дорога была дальняя для его лошадей и кромѣ того пришлось измѣнить часъ обѣда. Но тѣмъ не менѣе ему тоже хотѣлось посмотрѣть новый домъ. Вѣдь это былъ домъ одного изъ Форсайтовъ! А все, что касалось Форсайта, близко касалось его. Притомъ же его интересовало владѣніе Сомса еще и по той причинѣ, что Сомсъ, какъ и онъ раньше, былъ оцѣнщикомъ по продажѣ земель. Въ концѣ-концовъ и разстояніе ужъ не такъ было велико...
   Свизинъ находилъ Иренъ очаровательной женщиной.
   -- У нея есть стиль. Она создана для королей! И такъ спокойна всегда!..-- не переставалъ онъ восхищаться ею.
   -- Она, кажется, совсѣмъ побѣдила тебя,-- замѣтила Эстеръ, сидѣвшая въ углу комнаты.
   Свизинъ нахохлился, какъ индѣйскій пѣтухъ.
   -- Это что такое?-- воскликнулъ онъ.-- Если я вижу хорошенькую женщину, то и говорю это! Я не вижу кругомъ ни одного молодого человѣка, который былъ бы достоинъ ея. Можетъ быть, вы знаете? Такъ укажите...
   Свизинъ, не привыкшій такъ долго оставаться на свѣжемъ воздухѣ, началъ дремать, не доѣзжая Робинъ-Холля. Онъ съ трудомъ удерживалъ глаза раскрытыми и нѣсколько разъ клевалъ носомъ.
   Бозинней, очевидно, ждалъ ихъ пріѣзда, такъ какъ онъ тотчасъ же вышелъ къ нимъ навстрѣчу.
   Всѣ трое дошли въ домъ. Свизинъ шелъ впереди, опираясь на палку съ золотымъ набалдашникомъ, поданную ему Адольфомъ, и стараясь не показывать вида, что его колѣни одеревенѣли отъ долгаго сидячаго положенія. Кромѣ того, Адольфъ накинулъ ему на плечи мѣховой плащъ, чтобы оградить его отъ сырости недостроеннаго дома.
   Лѣстница очень понравилась ему. Настоящій бароккскій стиль. Надо только украсить ее статуями. Когда же онъ увидѣлъ внутренній дворъ, то остановился между колоннами съ недоумѣвающимъ видомъ. Что это такое? Вестибюль, или какъ они тамъ называютъ это? Но увидѣвъ надъ собой голубое небо, сквозь стеклянную крышу, онъ вдругъ воскликнулъ:
   -- А, это билліардный залъ!
   Ему объяснили, что это дворъ, выложенный изразцами, въ центрѣ котораго будетъ находиться группа растеній.
   -- Какъ!-- воскликнулъ онъ, обращаясь къ Иренъ.-- Вы хотите испортить это мѣсто? Послушайтесь моего совѣта и велите поставить тутъ билліардъ.
   Иренъ улыбнулась. Она подняла бѣлую газовую вуаль, окутывавшую ее точно дымкой, и ея блестящіе черные глаза весело смотрѣли на Свизина. Онъ находилъ ее прелестнѣе, чѣмъ когда-либо. Конечно, она послѣдуетъ его совѣту, онъ былъ въ этомъ увѣренъ!
   Онъ ничего не могъ, возразить относительно другихъ комнатъ, найдя ихъ достаточно обширными, но совершенно не могъ скрыть своего восторга при видѣ погреба для вина, куда Бозинней. проводилъ его по каменной лѣстницѣ, идя впереди со свѣчей.
   -- О! Тутъ мѣста, пожалуй, хватитъ для 600 или 700 дюжинъ бутылокъ!-- воскликнулъ онъ.-- Славный, маленькій погребокъ!
   Бозинней предложилъ посмотрѣть на домъ издали.
   -- Вонъ тамъ, внизу, хорошенькій лѣсокъ, откуда прекрасно видно домъ.
   Но Свизинъ запротестовалъ-.
   -- Нѣтъ,-- сказалъ онъ.-- Я не пойду. Отсюда видъ также очень хорошъ. Нѣтъ ли у васъ чего-нибудь вродѣ стула?
   Бозинней тотчасъ же принесъ ему стулъ изъ своей палатки.
   -- Ступайте внизъ, вы двое,-- сказалъ онъ ласково,-- а я тутъ посижу и полюбуюсь видомъ.
   Онъ сѣлъ подъ развѣсистымъ дубомъ, опершись одною рукой на палку, а другой на колѣно. Въ сущности онъ былъ доволенъ, что его оставили одного, и еще разъ ласково замахалъ имъ шляпой, когда они спустились внизъ, къ полю. Воздухъ былъ такой бальзаминный и солнце не слишкомъ пекло. Правда, видъ былъ замѣчательный... Но вскорѣ все уплыло изъ его глазъ; голова сначала склонилась на одинъ бокъ, потомъ на другой, и, наконецъ, онъ уснулъ...
   Однако и спящій, онъ сидѣлъ неподвижно, точно стражъ, надзирающій надъ всѣмъ пространствомъ, или каменное изваяніе, созданное рукой какого-нибудь художника въ языческія времена. Онъ не шевелился, но духъ его отправился странствовать вслѣдъ за двумя молодыми людьми, чтобы подсмотрѣть, что они будутъ дѣлать въ рощѣ, среди цвѣтовъ и сосенъ, верхушки которыхъ были позолочены солнцемъ. Тропинка была такъ узка, что имъ пришлось постоянно соприкасаться другъ съ другомъ. Странствующій духъ спящаго Форсайта видѣлъ, какъ ярко блестѣли черные глаза Иренъ и какъ она упивалась ароматнымъ воздухомъ лѣса. Вотъ она нагнулась надъ хорошенькой волосатой гусеницей, какъ будто разсматривая ее, а молодой человѣкъ остановился возлѣ нея и такъ странно, такъ сурово смотрѣлъ...
   Они пошли дальше, черезъ открытое пространство, гдѣ рубили лѣсъ. Свалившійся огромный стволъ придавилъ хорошенькіе, голубые колокольчики, виднѣвшіеся въ травѣ. Они перелѣзли черезъ стволъ и дошли до границы лѣса. Кругомъ было тихо и пустынно и только вдали куковала кукушка.
   Они стояли долго молча, и что-то странное было въ этомъ молчаніи...
   Вотъ они повернули обратно и, какъ виновные, шли, потупивъ голову, молча... Кругомъ пѣли птицы, трава издавала одуряющій запахъ, но они продолжали молчать...
   Упавшій стволъ опять преградилъ имъ дорогу. И вдругъ бодрствующій духъ спящаго Форсайта увидѣлъ, что она стоитъ на стволѣ, и молодой человѣкъ такъ странно смотритъ на нее... Она улыбается... падаетъ... Нѣтъ! Онъ прижалъ ее къ своей груди... Она откинула голову, точно избѣгая его губъ, его поцѣлуя...
   -- Вы должны знать, что я люблю васъ!-- вскричалъ онъ...
   Свизинъ проснулся. Онъ чувствовалъ себя нехорошо. Во рту у него былъ дурной вкусъ... Гдѣ это онъ находится?
   Онъ озирался кругомъ.
   "Чортъ возьми, да онъ, кажется, спалъ?.. И ему снилось, что его угощали супомъ съ перечною мятой. Оттого и дурной вкусъ во рту..."
   "Гдѣ же эта молодежь? Куда они ушли?" Онъ ощущалъ мурашки въ лѣвой ногѣ.
   -- Адольфъ!-- крикнулъ онъ. Негодяй, навѣрное уснулъ гдѣ-нибудь!
   Свизинъ поднялся со стула и, подойдя къ спуску, сталъ напряженно смотрѣть внизъ, гдѣ разстилался лугъ. Но тутъ онъ увидѣлъ ихъ...
   Иренъ шла впереди, а этотъ молодой человѣкъ шелъ за нею, точно провинившаяся собачонка. Подѣломъ ему! Что за фантазія была уводить ее такъ далеко? Вѣдь съ этой лужайки внизу открывается чудесный видъ на домъ!..
   И они, наконецъ, увидали монументальную фигуру дядюшки, стоящаго наверху. Онъ махнулъ имъ рукой, чтобы они шли скорѣе... Что это? Они остановились и говорятъ, говорятъ безъ конца!.. Должно быть, она сдѣлала ему выговоръ... по поводу дома! И ничего нѣтъ удивительнаго! Что это за домъ?.. Свизинъ рѣшительно не могъ понять красоты такого дома.
   Неподвижный, тусклый взглядъ Свизина былъ устремленъ на приближающуюся молодую пару. Бозинней имѣлъ какой-то странный, растерянный видъ...
   -- Никакого толка не будетъ изъ этого!-- сказалъ Свизинъ сурово, кивнувъ въ сторону дома.-- Это слишкомъ въ новомъ духѣ.
   Бозинней разсѣянно посмотрѣлъ на него, какъ будто не слыша его словъ. Впослѣдствіи Свизинъ говорилъ Эстеръ, что Бозинней произвелъ на него впечатлѣніе очень страннаго субъекта.-- Совсѣмъ неотесанный малый!.. Что за удивительная манера смотрѣть въ упоръ на людей!..
   Упоминаніе о чаѣ разсѣяло дурное расположеніе Свизина. Онъ не любилъ чай,-- его братъ Джоліонъ нажился посредствомъ торговли чаемъ,-- но теперь онъ ощущалъ сильнѣйшую жажду и готовъ былъ пить, что угодно. Ему хотѣлось также разсказать Иренъ про вкусъ, который онъ ощущалъ во рту,-- она такъ умѣетъ симпатизировать ему!-- но это показалось ему неприличнымъ, и поэтому онъ молчалъ...
   Широкая улыбка расплылась на его лицѣ, когда онъ увидѣлъ бутылку шампанскаго, которую откупоривалъ Адольфъ.
   -- Вы точно Монте-Кристо! сказалъ онъ Бозиннею.
   Этотъ знаменитый романъ, который онъ читалъ когда-то, произвелъ на него неизгладимое впечатлѣніе.
   Но какъ ни была сильна его жажда, онъ все-таки не сразу поднесъ стаканъ къ своимъ губамъ, а прежде поднялъ его къ глазамъ и посмотрѣлъ вино на свѣтъ. Ни въ какомъ случаѣ онъ не сталъ бы пить дрянное вино! Сдѣлавъ маленькій глотокъ, онъ поднесъ вино къ носу и, наконецъ, проговорилъ одобрительно:
   -- Винцо недурное, хотя, разумѣется, не чета моему Гейденку!
   Въ этотъ именно моментъ, какъ онъ потомъ говорилъ Тимоѳею, у него мелькнула мысль, "что молодой архитекторъ можетъ быть неравнодушенъ къ мистриссъ Сомсъ". Это внезапное открытіе сильнѣйшимъ образомъ заинтересовало его.
   -- Онъ точно собака слѣдовалъ за нею,-- разсказывалъ онъ своей сестрѣ, мистриссъ Септимусъ Смолль.-- Эдакій шутъ!.. Да я и не удивляюсь. Она такая обаятельная женщина! И держитъ себя безукоризненно... Впрочемъ, я не былъ увѣренъ въ этомъ, пока не увидалъ, что онъ потихоньку взялъ ея носовой платокъ.
   -- И не отдалъ его ей?-- спросила мистриссъ Септимусъ Смолль съ загорѣвшимися отъ любопытства глазами.
   -- Отдалъ?.. Вотъ еще! Я видѣлъ, какъ онъ прижималъ его къ губамъ, когда думалъ? что я не смотрю на него.
   Мистриссъ Септимусъ Смолль была такъ поражена, что даже не въ силахъ была вымолвить ни слова.
   -- Но она ничуть не поощряла его?-- сказалъ Свизинъ и вдругъ вспомнилъ, что когда они садились въ фаэтонъ, то Иренъ во второй разъ протянула руку Бозиннею, и онъ удержалъ ее въ своей рукѣ. Свизинъ тронулъ лошадей. Ему хотѣлось, чтобы Иренъ только на него обращала вниманіе, а она даже не отвѣтила на его вопросъ, и онъ не могъ разсмотрѣть ея лица, потому что она сидѣла возлѣ него съ опущенною головой... Впрочемъ, въ концѣ-концовъ, она стала внимательной къ нему попрежнему и терпѣливо выслушивала всѣ его жалобы на новаго повара въ клубѣ, на свои домашнія затрудненія, на банкротство одного изъ своихъ арендаторовъ, на глухоту и на боль въ правомъ боку, и т. д. и т. д. Она слушала спокойно, глядя въ пространство задумчивыми глазами, и онъ былъ увѣренъ, что она сочувствуетъ ему и жалѣетъ его... а онъ, сидя рядомъ съ хорошенькой женщиной, въ дорогомъ экипажѣ, запряженномъ парою красивыхъ сѣрыхъ лошадей, чувствовалъ себя настоящимъ аристократомъ и былъ доволенъ.
   Но катаніе чуть-чуть не окончилось приключеніемъ. Лошади Свизина, столкнувшись съ телѣжкой, запряженной осликомъ, и поваливъ ее, испугались и понесли. Фаэтонъ бросало изъ стороны въ сторону, и люди, встрѣчавшіеся по дорогѣ, съ испугомъ смотрѣли на Свизина и его спутницу. Свизинъ, красный какъ ракъ, изо всѣхъ силъ натягивалъ вожжи. Иренъ сидѣла на видъ совершенно спокойно и только крѣпко держалась рукой за край экипажа.
   -- Съ нами ничего не можетъ случиться, дядя Свизинъ?-- спросила она.
   -- Пустяки. Лошади немного испугались...
   -- Я еще ни разу не испытывала этого!
   -- Не бѣда! Только сидите смирно!
   Она улыбнулась. Свизинъ посмотрѣлъ на нее. На лицѣ ея не выражалось ни малѣйшей тревоги.
   -- Только не двигайтесь!-- повторилъ онъ.-- И не бойтесь!.. Я ужъ васъ доставлю домой.
   И, не смотря на то, что все его вниманіе было поглощено лошадьми, которыхъ онъ старался сдержать, Свизинъ былъ пораженъ ея отвѣтомъ. Она какимъ-то страннымъ, словно не своимъ голосомъ проговорила:
   -- Мнѣ все равно. Я ничего не имѣю противъ того, чтобы никогда не вернуться домой!..
   Фаэтонъ такъ подскочилъ, что восклицаніе удивленія застряло въ горлѣ Свизина. Но лошади замедлили шагъ, начался подъемъ, и, наконецъ, онѣ сами остановились.
   -- Знаешь ли,-- разсказывалъ потомъ Свизинъ Тимоѳею,-- когда лошади понесли и я подобралъ вожжи, стараясь удержать ихъ, то она была такъ же хладнокровна, какъ и я. Чортъ возьми! Ей какъ будто было рѣшительно безразлично, сломитъ она себѣ шею или нѣтъ!.. Да! Она сказала: "Мнѣ все равно, хотя бы и никогда не возвращаться домой!" -- Свизинъ оперся на свою палку и въ упоръ поглядѣлъ на мистриссъ Септимусъ Смолль, слушавшую его съ интересомъ.-- И я ничуть не удивляюсь этому!-- прибавилъ онъ.-- Съ такой дубиной, какъ этотъ Сомсъ...
   О Бозиннеѣ Свизинъ совсѣмъ не думалъ. Онъ нисколько не интересовался, что дѣлалъ Бозинней, когда остался одинъ, бродилъ ли онъ, какъ собаченка, съ которою его сравнивалъ Свизинъ, прижималъ ли къ губамъ носовой платокъ Иренъ, вдыхая его тонкій ароматъ, или же съ невыносимою тоскою въ сердцѣ смотрѣлъ на дорогу, готовый огласить своими рыданіями березовый лѣсъ?.. Свизинъ совершенно забылъ о немъ, какъ только переступилъ порогъ дома Тимоѳея.
   

IV.
Джемсъ отправляется на рекогносцировку.

   Незнакомые съ нравами и обычаями Форсайтовской семейной биржи, конечно, не могли предугадать того волненія, которое вызвала поѣздка Иренъ въ Робинъ-Холль. То, что разсказалъ Свизинъ Тимоѳею, было передано потомъ Джюнъ съ легкимъ злорадствомъ и отчасти съ искреннимъ желаніемъ ей добра.
   -- Подумай только, какъ это ужасно, моя дорогая!-- воскликнула тетушка Джюлей.-- Вѣдь она сказала, что не хочетъ возвращаться домой! Что бы это означало?
   Джюнъ выслушала этотъ разсказъ съ пылающими щеками и вдругъ, не говоря ни слова, сухо попрощалась съ тетушками и вышла.
   -- Какъ всегда груба!-- замѣтила мистриссъ Септимусъ Смолль тетушкѣ Эстеръ, когда Джюнъ вышла.
   Однако для всѣхъ было ясно, что разсказъ этотъ взволновалъ Джюнъ. Очевидно, тутъ что-то таится! Странно! Вѣдь она и Иренъ были такъ дружны!
   Перешептываніямъ и намекамъ не было конца. Вспоминали разсказъ Эфиміи о томъ, какъ она видѣла въ театрѣ Джюнъ съ ея женихомъ. Мистеръ Бозинней постоянно бываетъ у Сомсовъ? О, да! Но вѣдь у него есть дѣла... постройка дома!
   Въ сущности, однако, ничего особеннаго не случилось, и волненіе Форсайтовской семейной биржи можно было объяснить только ея чрезмѣрной чувствительностью ко всему, что касалось Форсайтовъ. Довольно было одного намека, простого выраженія сожалѣнія или сомнѣнія, для того чтобы начали вибрировать всѣ фибры общей семейной души. Никто не желалъ, чтобы изъ этого произошло что-нибудь дурное для кого-нибудь изъ Форсайтовъ. Всѣ эти намеки, сомнѣнія высказывались съ самыми лучшими намѣреніями, и каждый при этомъ чувствовалъ ту связь, которая скрѣпляетъ ихъ всѣхъ, какъ членовъ одной семьи.
   Впрочемъ, многіе изъ болѣе молодого поколѣнія Форсайтовъ не одобряли этого и готовы были заявить, что они не желаютъ, никакого семейнаго вмѣшательства въ свои дѣла. Но семья была сильнѣе ихъ. Она окружала ихъ невидимою, но прочною сѣтью, и они не могли помѣшать тому, что на семейной биржѣ было всегда и все извѣстно про всѣхъ и все подвергалось обсужденію.
   Одинъ изъ самыхъ молодыхъ Форсайтовъ, сынъ Роджера, сдѣлалъ попытку эмансипировать новое поколѣніе и даже зашелъ такъ далеко, что рѣшился неуважительно отозваться о Тимоѳеѣ, какъ о "старомъ котѣ". Но онъ же и поплатился за свою дерзость! Слова эти, переходя изъ устъ въ уста, достигли ушей тетушки Джюлей, и она съ возмущеніемъ передала ихъ матери Роджера, который и былъ привлеченъ къ отвѣту.
   Вѣдь, въ сущности, страдали отъ этого вмѣшательства семьи въ свои дѣла только тѣ, кто поступалъ дурно, какъ, напримѣръ, Джорджъ, проигравшій всѣ свои деньги въ билліардъ, или этотъ самый Роджеръ, чуть не женившейся на дѣвушкѣ, съ которой находился въ незаконной связи! Понятно, что такіе факты не могли не возбуждать семейныхъ разговоровъ. Что же касается Иренъ, то хотя этого не говорили прямо, но всѣ думали, что, она находится въ опасности...
   Всѣ эти семейные пересуды не только доставляли удовольствіе членамъ семьи, но они придавали особенное оживленіе семейнымъ собраніямъ въ домѣ Тимоѳея, внося интересъ и разнообразіе въ жизнь трехъ обитательницъ этого дома. Иначе имъ было бы такъ скучно жить, этимъ тремъ старухамъ. А Тимоѳей! Его домъ былъ нейтральнымъ, какъ тысячи другихъ такихъ домовъ въ Сити. Тамъ собирался семейный совѣть, происходили засѣданія семейной биржи, повышались и понижались фонды членовъ семьи и выносились семейныя рѣшенія. Тимоѳей самъ уже не участвовалъ въ жизненныхъ битвахъ и могъ находить; смыслъ своего существованія только въ наблюденіи жизни другихъ. Не будь этихъ семейныхъ собесѣдованій, домъ его казался бы слишкомъ пустыннымъ и скучнымъ. Толки, сплетни, разсказы вносили оживленіе. Тимоѳей любилъ слушать ихъ, и въ его домѣ сходились всѣ нити, привязывающія каждаго Форсайта. Тимоѳей былъ одинокъ, и неизвѣстно, томился ли онъ своимъ одиночествомъ, но появленіе на свѣтъ новаго члена семьи Форсайтовъ всегда приводило его въ сильнѣйшее волненіе. Юное, поколѣніе могло презрительно усмѣхаться и пожимать плечами, но никто не чувствовалъ себя въ силахъ совершенно освободиться отъ этой семейной опеки. Только любовь могла совершить это.
   Молодой Джоліонъ первый произвелъ брешь въ семейной оградѣ. Онъ вырвался на свободу, чтобы сорвать дикій цвѣтокъ любви, росшій за оградой, переступать которую запрещали ему семейныя традиціи. Семья давно оправилась отъ этого удара, и теперь слухи о подготовляющейся новой семейной драмѣ въ ея нѣдрахъ, конечно, должны были вызвать волненіе. Особенно Джемсъ былъ взволнованъ этими странными слухами, касающимися Иренъ и Бозиннея. Любовь въ его глазахъ не играла никакой роли. Онъ давно уже позабылъ, какъ самъ былъ влюбленъ въ свою теперешнюю жену, Эмилію, какъ ухаживалъ за нею, забылъ и тѣ чудные, свѣтлые дни, которые онъ прожилъ съ. нею въ маленькомъ домикѣ, составлявшемъ тогда его собственность. Но, разумѣется, онъ не забылъ этого домика,-- ни одинъ изъ Форсайтовъ не забываетъ дома, который принадлежалъ ему когда-либо,-- тѣмъ болѣе, что домъ этотъ онъ продалъ съ большою выгодой вскорѣ послѣ этого.
   Да! Любовь была забыта. Годы сгладили всякое воспоминаніе о ней. И вдругъ, эти слухи, касающіеся жены его сына, снова вызвали передъ нимъ этотъ давно забытый призракъ. Но теперь онъ порождалъ въ его душѣ, какъ всякій выходецъ изъ другого міра, какой-то совершенно необъяснимый ужасъ. Невольно вспоминались ему разныя семейныя трагедіи, о которыхъ разсказывалось въ вечернихъ газетахъ. Но развѣ это могло произойти въ его семьѣ, въ семьѣ Форсайта!.. Онъ отгонялъ отъ себя эту мысль. Правда, иной разъ и онъ говорилъ съ усмѣшкой: "Да, да, я знаю. Ее видѣли съ молодымъ Дайсономъ въ Монте-Карло!" Но истинное значеніе такого факта совершенно ускользало отъ него. Онъ не допускалъ возможности семейнаго скандала. Сплетни и разговоры никогда вѣдь не выходили за предѣлы семейнаго круга, да и тамъ дѣло ограничивалось лишь намеками, полусловами... Но теперь эти слухи, дошедшіе до него и лично его затрогивавшіе, потрясли его до глубины души. Возможность скандала вдругъ встала передъ его глазами. Мысль эта приводила его въ содроганіе. Что можно было сдѣлать? Поговорить съ Сомсомъ? Но это, пожалуй, только ухудшитъ дѣло. Вѣдь у него нѣтъ никакихъ фактовъ, на которые онъ бы могъ опереться.
   Всему виной эта несчастная идея Сомса строить за городомъ свой домъ. Зачѣмъ это понадобилось ему? А ужъ если ему пришла такая фантазія, то отчего онъ не обратился къ какому-нибудь первоклассному архитектору, а взялъ молодого Бозиннея, о которомъ никто ничего не знаетъ? Джемсъ предупреждалъ его. Теперь, какъ онъ слышалъ, домъ этотъ обошелся Сомсу гораздо дороже, чѣмъ онъ предполагалъ вначалѣ.
   Вдругъ у него явилось непреодолимое желаніе пойти и убѣдиться собственными глазами. Рѣшивъ это, онъ почувствовалъ облегченіе. Во всякомъ случаѣ, это будетъ лучше, чѣмъ оставаться въ бездѣятельности. Притомъ же ему очень хотѣлось посмотрѣть на домъ Сомса. Ему казалось, что, взглянувъ на этотъ домъ, построенный человѣкомъ, возбуждающимъ подозрѣнія подобнаго рода, онъ заглянетъ въ самую суть вещей и пойметъ происхожденіе этого страннаго слуха. Поэтому, не говоря никому ни слова, онъ отправился въ Робинъ-Холль по желѣзной дорогѣ и, доѣхавъ до станціи, пошелъ дальше пѣшкомъ. Онъ три раза спрашивалъ дорогу у встрѣчныхъ жителей, все боясь, что ему указываютъ не надлежащій путь. Онъ успокоился только, когда увидѣлъ между деревьями крышу новаго дома.
   День былъ облачный и очень душный. Въ воздухѣ не чувствовалось ни малѣйшаго движенія, и молочно-бѣлый небесный сводъ какъ будто опустился совсѣмъ низко надъ землей и давилъ на нее. Въ такіе дни британскіе рабочіе работаютъ вяло, и поэтому въ строящемся домѣ не слышно было ни веселой болтовни, ни шутокъ, которыя обыкновенно раздавались тамъ, оживляя работу. Казалось даже, молотки каменщиковъ стучали какъ-то лѣниво, и человѣческихъ голосовъ почти не было слышно.
   Джемсъ, осторожно пробираясь между, кучами щебня и строительнаго мусора, подошелъ къ дому со стороны портика. Тутъ онъ остановился и поднялъ глаза. Онъ простоялъ такъ нѣсколько минутъ, о чемъ-то размышляя, и въ этомъ положеніи засталъ его Бозинней. Джемсъ посмотрѣлъ на него, и ему показалось, что лицо его выражаетъ скрытую насмѣшку и досаду.
   -- Какъ поживаете, мистеръ Форсайтъ? Подите же сюда и посмотрите сами на домъ,-- сказалъ ему Бозинней.
   Джемсъ, пріѣхавшій только съ этою цѣлью, вдругъ ощутилъ неловкость. Онъ протянулъ руку Бозиннею, избѣгая смотрѣть на него.
   Бозивней прошелъ впередъ, иронически улыбаясь. Въ его любезности было что-то подозрительное, какъ показалось Джемсу.
   -- Я бы хотѣлъ сначала обойти кругомъ и посмотрѣть, что вы дѣлаете,-- сказалъ онъ Бозиннею.
   Вокругъ юго-восточной и юго-западной стороны дома была уже выведена каменная терраса. Джемсъ пошелъ по ней.
   -- Ну, а что стоитъ такая терраса?-- спросилъ онъ, увидя, что она поворачиваетъ за уголъ.
   -- А какъ бы вы думали?-- въ свою очередь спросилъ Бозинней.
   -- Почемъ я знаю!-- отвѣтилъ смущенный Джемсъ.-- Можетъ быть, двѣсти или триста фунтовъ...
   -- Именно!
   Джемсъ бросилъ на него сердитый, недоумѣвающій взглядъ, но архитекторъ какъ будто не замѣтилъ этого.
   У входа въ садъ Джемсъ остановился и посмотрѣлъ на открывающійся передъ нимъ видъ.
   -- Это бы надо срубить,-- сказалъ онъ, указывая на старый, развѣсистый дубъ, нѣсколько заслоняющій видъ на окрестности.
   -- Вы такъ думаете?.. Вы полагаете, конечно, что за свои деньги вы недостаточно пользуетесь видомъ, который открывается отсюда, такъ какъ дерево отчасти заслоняетъ его?-- замѣтили Бозинней.
   Джемсъ искоса поглядѣлъ на него. Что за странный молодой человѣкъ!
   -- Я не понимаю, на что вамъ нужно это дерево?-- возразилъ онъ, нѣсколько смущеннымъ и недовольнымъ тономъ.
   -- Я срублю его завтра,-- отвѣтилъ Бозинней.
   Джемсъ испугался.
   -- Пожалуйста, не говорите, что это я вамъ сказалъ, что дерево должно быть срублено!-- воскликнулъ онъ.-- Я вѣдь ничего не знаю!...
   -- Да?
   -- Откуда же я могу знать? Вѣдь это меня не касается! Дѣлайте на свою отвѣтственность.
   -- Все же, вы позволите мнѣ упомянуть о васъ?
   -- Съ какой стати? Зачѣмъ вамъ это нужно? Оставьте это дерево въ покоѣ. Вѣдь, въ концѣ-концовъ, это не ваше дерево!..
   Джемсъ былъ сильно взволнованъ и красенъ. Онъ вынулъ шелковый носовой платокъ и вытеръ потъ съ лица. Войдя съ Бозинеемъ въ домъ, онъ такъ же, какъ и Свизинъ, былъ пораженъ видомъ внутренняго двора.
   -- Вы должны были истратить изрядною сумму денегъ на такую постройку,-- сказалъ онъ, осмотрѣвъ галлерею и колоннаду.-- Скажите мнѣ, напримѣръ, во что обошлась постановка этихъ колоннъ!
   -- Я не могу сразу назвать сумму,-- отвѣтилъ Бозинней въ раздумьи.-- Но, конечно, это стоило дорого...
   -- Я такъ и думалъ! Я такъ и думалъ!..-- повторилъ Джемсъ, но, поймавъ взглядъ архитектора, запнулся и, хотя ему бы хотѣлось знать истинную стоимость каждой вещи, онъ все же подавилъ свое любопытство. Бозинней же, повидимому, хотѣлъ непремѣнно все показать Джемсу, заставить его обратить; вниманіе на каждую мелочь. Джемсъ долженъ былъ во второй разъ обойти весь домъ. Онъ замѣтилъ, что Бозинней съ нетерпѣніемъ ждалъ отъ него вопросовъ, и поэтому насторожился. Этотъ молодой архитекторъ рѣшительно смущалъ его. Кромѣ того, онъ чувствовалъ сильную усталость, такъ какъ хотя онъ и былъ очень бодръ, но все же ему было семьдесятъ пять лѣтъ!
   Осмотръ дома не удовлетворилъ его. Онъ не узналъ ничего новаго и не разрѣшилъ своихъ сомнѣній. Только его недовѣріе и нелюбовь къ молодому архитектору усилились послѣ этого посѣщенія, такъ какъ, несмотря на всю изысканную вѣжливость Бозиннея, Джемсу все-таки казалось, что онъ надъ нимъ смѣется. Конечно, онъ оказался хитрѣе, чѣмъ это можно было предполагать. Джемсъ не могъ отрицать, что у него была пріятная наружность, но Джемсу не нравилось выраженіе его лица, какъ будто онъ ни на что не обращалъ вниманія и ни до чего ему нѣтъ дѣла. Глаза у него были какіе-то странные, и онъ часто начиналъ улыбаться, когда; меньше всего можно было ожидать этого. Разсказывая потомъ своей женѣ объ этой поѣздкѣ въ Робинъ-Холль, Джемсъ сказалъ, что выраженіе глазъ Бозиннея напомнило ему голоднаго кота. Въ его манерахъ была какая-то кошачья мягкость, въ которой чувствовалось ожесточеніе и насмѣшка...
   Осмотрѣвъ въ домѣ все, что только можно было осмотрѣть, Джемсъ, наконецъ, направился къ выходу, съ непріятнымъ сознаніемъ въ душѣ, что онъ понапрасну потратилъ время, деньги и силы и ничего не добился. Тогда, вооружившись истинно Форсайтовскимъ мужествомъ, онъ посмотрѣлъ въ упоръ на Бозиннея и рѣзко спросилъ:
   -- Вы, кажется, часто видите мою невѣстку? Что же она думаетъ объ этомъ домѣ? Впрочемъ, она, вѣроятно, его не видала?
   Онъ сказалъ это, хотя ему все было извѣстно относительно посѣщенія Иренъ. Впрочемъ, въ этомъ посѣщеніи ничего вѣдь не было особеннаго, кромѣ сказанныхъ ею словъ, что она не хотѣла бы возвращаться домой! Но задавая свой вопросъ Бозиннею, онъ думалъ припереть его къ стѣнѣ и заставить высказаться.
   Бозинней отвѣтилъ не сразу, но его пристальный взглядъ смущалъ Джемса.
   -- Она видѣла этотъ домъ,-- сказалъ онъ, наконецъ.-- Но я не знаю, что она о немъ думаетъ.
   Однако Джемсъ не удовлетворился этимъ отвѣтомъ. Онъ былъ взволнованъ, и ему хотѣлось все-таки вывѣдать что-нибудь отъ архитектора.
   -- Ахъ! Она видѣла? Значитъ, Сомсъ привозилъ ее сюда?
   Бозинней усмѣхнулся.
   -- Нѣтъ!-- отвѣчалъ онъ.
   -- Какъ? Она пріѣзжала сюда одна?
   -- Нѣтъ.
   -- Такъ кто же привозилъ ее?
   -- Не знаю, долженъ ли я разсказывать вамъ объ этомъ...
   Джемсъ зналъ, что Иренъ ѣздила со Свизиномъ, и поэтому отвѣтъ Бозиннея показался ему непонятнымъ.
   -- Какъ!-- пробормоталъ онъ въ смущеніи.-- Вы, значитъ, знаете!-- Но тутъ же почувствовавъ, что вступилъ на скользкій путь, онъ спохватился и прибавилъ:
   -- Хорошо. Если вы не хотите говорить... Мнѣ кажется, вы не хотите?.. Впрочемъ, мнѣ вѣдь никто никогда ничего не говоритъ!
   Бозинней прервалъ его.
   -- Кстати,-- обратился онъ къ Джемсу,-- быть можетъ, еще кто-нибудь изъ вашей семьи хочетъ пріѣхать сюда? Такъ вы скажите мнѣ. Я бы желалъ быть тутъ въ это время.
   -- Еще кто-нибудь?-- спросилъ изумленный Джемсъ.-- Кто же? Я, право, не знаю... Прощайте.
   Не глядя на Бозиннея, онъ протянулъ ему руку и, взявъ зонтикъ, спустился съ террасы. Когда онъ оглянулся назадъ, до увидалъ, что Бозинней медленно слѣдуетъ за нимъ вдоль стѣны, "крадучись, словно котъ", разсказывалъ онъ потомъ. Онъ даже не обратилъ никакого вниманія на то, что Бозинней, остановившись у угла дома, еще разъ приподнялъ свою шляпу и поклонился ему.
   Потерявъ изъ виду Бозиннея, Джемсъ замедлилъ свой шагъ. Онъ какъ-то совсѣмъ упалъ духомъ. Голодный и усталый, онъ шелъ очеть тихо, согнувшись болѣе обыкновеннаго, и если Бозинней видѣлъ его, то навѣрное почувствовалъ угрызеніе совѣсти за то, что такъ обошелся съ нимъ!..
   

V.
Сомсъ и Бозинней вступаютъ въ переписку другъ съ другомъ.

   Джемсъ ничего не сказалъ своему сыну о своемъ посѣщеніи его дома, но такъ какъ ему нужно было побывать у Тимоѳея и посовѣтоваться съ нимъ насчетъ одного распоряженія санитарныхъ властей, то онъ воспользовался случаемъ и разсказалъ все своему брату.
   Домъ, по словамъ Джемса, не былъ плохимъ. Изъ него можно было бы сдѣлать кое-что. Вообще этотъ молодой архитекторъ видимо знаетъ толкъ. Но во что все это обойдется Сомсу? Вотъ вопросъ!
   Эфинія Форсайтъ, случайно находившаяся въ комнатѣ во время этого разговора,-- она пришла за книгой,-- сказала мимоходомъ:
   -- Я видѣла вчера Иренъ въ магазинахъ. Она встрѣтилась съ Бозиннеемъ въ отдѣлѣ колоніальныхъ товаровъ и очень долго разговаривала съ нимъ.
   Она такъ просто и лишь вскользь упомянула о фактѣ, который, въ сущности, произвелъ на нее сильное впечатлѣніе. Она зашла въ магазинъ и такъ какъ ей нужно было сдѣлать покупку въ шелковомъ отдѣленіи, то она прошла черезъ колоніальное отдѣленіе и невольно обратила вниманіе на очень изящно одѣтую даму, стоявшую къ ней спиной и точно ожидавшую кого-то. Эфимія, видѣвшая только ея изящную, граціозную фигуру, рѣшила въ своемъ умѣ, что такая фигура рѣдко бываетъ у добродѣтельныхъ женщинъ, да вся ея поза говорила за то, что она тутъ назначила свиданіе. Подозрѣнія Эфиміи вскорѣ подтвердились. Она увидѣла, что изъ отдѣленія аптекарскихъ товаровъ вышелъ какой-то молодой человѣкъ и поспѣшно подошелъ къ молодой дамѣ, какъ видно поджидавшей его. Она обернулась, и Эфимія увидѣла, что это была Иренъ. Молодой человѣкъ былъ Бозинней. Заинтересованная этой встрѣчей, Эфимія подошла къ прилавку и стала разсматривать коробку съ финиками. Такимъ образомъ она была свидѣтельницей ихъ свиданія, въ ранній утренній часъ, въ большомъ магазинѣ.
   Иренъ была прелестна, хотя немного блѣдна. Бозинней, котораго Эфимія находила весьма интереснымъ, показался ей очень взволнованнымъ. Онъ какъ будто о чемъ-то просилъ Иренъ. Во всякомъ случаѣ разговоръ ихъ имѣлъ такой серьезный характеръ и они были такъ поглощены имъ, что ничего не замѣчали кругомъ и порядочно-таки мѣшали покупателямъ. Одинъ какой-то старый генералъ, проходя въ сигарное отдѣленіе, случайно замѣтилъ Иренъ и остановился, выпучивъ на нее глаза. Онъ даже снялъ шляпу и поклонился ей. Такой смѣшной!..
   Но больше всего поразило Эфимію поведеніе самой Иренъ. Она ни разу даже не взглянула на Бозиннея и только, когда онъ собрался уходить, она посмотрѣла ему вслѣдъ. И какой это былъ взглядъ! Эфимія не переставала думать объ этомъ. Столько было тоски въ этомъ взглядѣ и какое-то странное выраженіе, какъ будто душа Иренъ устремилась за только что ушедшимъ Бозиннеемъ и ей хотѣлось вернуть назадъ какія-то сказанныя ею слова.
   Эфимія не могла долго оставаться, такъ какъ мать ея ждала внизу въ экипажѣ. Но она была очень заинтересована, очень! Она кивнула мистриссъ Сомсъ, для того чтобы она знала, что Эфимія видѣла ее, и прошла въ шелковое отдѣленіе.
   Джемсъ былъ очень недоволенъ этимъ новымъ подтвержденіемъ своихъ тяжелыхъ подозрѣній, и поэтому, когда Эфимія сказала о своей встрѣчѣ, то онъ сухо замѣтилъ ей:
   -- Они, вѣроятно, вмѣстѣ выбирали обои для новаго дома...
   Эфимія улыбнулась.
   -- Въ колоніальномъ отдѣленіи?-- возразила она иронически и, взявъ книгу, вышла изъ комнаты.
   Джемсъ ушелъ тотчасъ же послѣ нея и отправился къ сыну. Онъ засталъ его сидящимъ у письменнаго стола и приводящимъ въ порядокъ какія-то бумаги. Коротко поздоровавшись съ отцомъ, Сомсъ протянулъ ему письмо и сказалъ:
   -- Это, вѣроятно, заинтересуетъ тебя.
   Джемсъ развернулъ его и прочелъ:

Дорогой Форсайтъ.

   "Постройка вашего дома закончена и вмѣстѣ съ этимъ кончились мои обязанности, какъ архитектора. Если же вы хотите, чтобы я занялся далѣе декоративною частью, какъ объ этомъ вы просили меня, то я долженъ предупредить васъ, что соглашусь лишь въ томъ случаѣ, если мнѣ будетъ обезпечена полная свобода дѣйствій. Вы всегда являлись на постройку съ какимъ-нибудь новымъ предложеніемъ, идущимъ совершенно вразрѣзъ съ моею схемой. У меня есть три вашихъ письма; въ каждомъ изъ нихъ вы мнѣ предлагаете такую вещь, которая никогда бы не пришла мнѣ въ голову. А вчера пріѣзжалъ вашъ отецъ, и онъ тоже сдѣлалъ дальнѣйшія, столь же цѣнныя замѣчанія. Поэтому, я еще разъ прошу васъ, подумайте хорошенько, будетъ ли для васъ удобно, чтобы я взялся декорировать вашъ домъ, или мнѣ лучше уйти. Послѣднее я бы предпочелъ.
   "Но опять-таки, я прошу васъ понять, что если я буду руководить отдѣлкой дома, то не допущу ни чьего вмѣшательства. Я всегда исполняю тщательно то, за что берусь, но я долженъ имѣть полную свободу дѣйствій.

Преданный вамъ Филиппъ Бозинней".

   Что заставило Бозиннея написать это письмо -- неизвѣстно, но весьма возможно, что побудительною причиной было возмущеніе, постепенно накипавшее въ его душѣ и вызываемое его положеніемъ относительно Сомса, т.-е. положеніемъ, которое обыкновенно занимаетъ художникъ по отношенію къ собственнику, считающему себя въ правѣ вмѣшиваться въ искусство.
   -- Что же ты отвѣтилъ ему?-- спросилъ Джемсъ.
   -- Я еще не рѣшилъ,-- сказалъ Сомсъ.
   Сомсъ имѣлъ репутацію очень основательнаго человѣка. "Спросите молодого Форсайта. Онъ всегда даетъ хорошій совѣтъ", говорили про него, и онъ очень гордился этимъ. Его обычная молчаливость способствовала укрѣпленію такой репутаціи. Люди состоятельные (а другіе никогда не обращались къ Сомсу за совѣтомъ) склонны были видѣть въ такой молчаливости признакъ солидности и осторожности. Впрочемъ, на Сомса дѣйствительно можно было положиться. Традиціи, привычки, воспитаніе, унаслѣдованныя наклонности и врожденная осторожность, вмѣстѣ съ извѣстною формой профессіональной честности и отвращеніемъ ко всякаго рода риску, исключали возможность съ его стороны такихъ поступковъ, которые могли бы возбудить порицаніе здравомыслящихъ людей. Онъ шелъ осторожно даже по гладкому полу и поэтому не подвергался опасности паденія. Въ сущности онъ былъ главой извѣстной фирмы стряпчихъ въ Сити, такъ какъ, хотя отецъ его и бывалъ каждый день, но въ дѣйствительности онъ только сидѣлъ въ креслѣ, вытянувъ свои длинныя ноги, изрѣдка внося небольшую путаницу въ дѣла, уже рѣшенныя раньше. Другой компаньонъ фирмы былъ совсѣмъ ничтожный человѣкъ, и за совѣтомъ никто къ нему не обращался.
   Сомсъ посмотрѣлъ на часы. Онъ долженъ былъ отправиться на общее собраніе акціонеровъ новой утольной компаніи, въ которой участвовалъ старый Джоліонъ. Сомсъ надѣялся увидѣть его тамъ и поговорить о Бозиннеѣ. Онъ еще не рѣшилъ, какъ ему поступить, и во всякомъ случаѣ не хотѣлъ отвѣчать на это письмо, не повидавшись съ дядей Джоліономъ.
   Собраніе акціонеровъ поглотило на время вниманіе Сомса. Но какъ только оно кончилось, то мысль Сомса снова вернулась къ молодому архитектору. Удивительно, что даже дѣла не могли отвлечь его отъ этихъ мыслей! Конечно, въ поѣздкѣ Иренъ въ Робинъ-Холль не было ничего особеннаго. Развѣ только то, что она ничего не сказала объ этомъ своему мужу. Но вѣдь она вообще никогда ничего не говорила ему! Она только стала еще молчаливѣе, еще раздражительнѣе, чѣмъ обыкновенно. Еслибъ домъ былъ достроенъ и они могли бы поскорѣе переѣхать туда! Сомсъ страстно желалъ этого. Лондонъ совсѣмъ не годится для его жены; онъ рѣшительно разстраиваетъ ей нервы. Вопросъ объ отдѣльной комнатѣ снова выплылъ наружу...
   -- Можете вы удѣлить мнѣ одну минутку для разговора, дядя?
   Сомсъ и самъ хорошенько не зналъ, чего онъ ждетъ отъ этого разговора. Старый Джоліонъ пользовался особеннымъ уваженіемъ среди Форсайтовъ, но между нимъ и Сомсомъ всегда существовалъ скрытый антагонизмъ, отражавшійся въ ихъ обращеніи другъ съ другомъ. Старый Джоліонъ считалъ Сомса ничтожествомъ и всегда съ болью сердца думалъ о томъ, что Сомсъ, къ которому онъ относился довольно презрительно, успѣшно прокладываетъ себѣ дорогу въ жизни, тогда какъ его собственный сынъ!..
   Но старый Джоліонъ, несмотря на то, что занималъ особое мѣсто въ семьѣ, все-таки не стоялъ внѣ ея круга, и семейные толки доходили до него. Зловѣщіе, хотя и неопредѣленные слухи, касающіеся Бозиннея, достигли его ушей, и гордость его была уязвлена. Однако страннымъ образомъ его раздраженіе обратилось не на Иренъ, а на Сомса. Мысль, что жена его племянника могла отбить жениха у Джюнъ, было особенно унизительна для него. Не могъ развѣ Сомсъ уберечь свою жену? Впрочемъ, развѣ можно съ него спрашивать! Вѣдь онъ ничего не понимаетъ! Старый Джоліонъ не старался скрыть отъ себя опасности, вѣдь Иренъ была дѣйствительно обаятельной женщиной!
   Когда Сомсъ подошелъ къ нему, то у него тотчасъ же явилось предчувствіе, что онъ заговоритъ съ нимъ объ этомъ. Нѣсколько минутъ они шли молча. Наконецъ, Сомсъ протянулъ ему письмо Бозиннея и сказалъ: "Видите, что онъ пишетъ мнѣ. Я бы хотѣлъ, чтобы вы знали. Я потратилъ на этотъ домъ больше, чѣмъ разсчитывалъ, и мнѣ бы хотѣлось выяснить положеніе дѣлъ".
   Старый Джоліонъ неохотно взялъ письмо.
   -- То, что онъ говоритъ, достаточно ясно,-- сказалъ онъ.
   -- Он ъ хочетъ, чтобы я предоставилъ ему "свободу дѣйствій",-- возразилъ Сомсъ.
   Старикъ съ неудовольствіемъ посмотрѣлъ на него.
   -- Если ты ему не довѣряешь, то зачѣмъ же ты обращался къ нему,-- сказалъ онъ, и въ тонѣ его голоса слышалось подавленное раздраженіе противъ Сомса, семейныя дѣла котораго впутывались въ его жизнь.
   -- Теперь уже поздно говорить объ этомъ!-- сказалъ Сомсъ.-- Дѣло въ томъ, что я желалъ бы дать ему хорошенько понять, что если я предоставлю ему свободу дѣйствій, то все же я не хочу, чтобы онъ переходилъ границы. Мнѣ кажется, что если бы вы поговорили съ нимъ объ этомъ, то это имѣло бы больше вѣса въ его глазахъ.
   -- Нѣтъ,-- рѣзко отвѣтилъ старый Джоліонъ.-- Мнѣ до этого нѣтъ никакого дѣла.
   Эти фразы, которыми объяснялись дядя и племянникъ, имѣли другой, невысказанный смыслъ, и они оба сознавали это.
   -- Хорошо,-- замѣтилъ Сомсъ.-- Но я полагалъ, что ради Джюнъ я долженъ все сказать вамъ. Я хочу, чтобъ вы знали, что я не потерплю никакой глупости!..
   -- Что мнѣ за дѣло до этого?-- повторилъ старикъ.
   -- О! Я не знаю...-- Онъ не договорилъ, смущенный взглядомъ, брошеннымъ на него старымъ Джоліономъ и только прибавилъ:-- Не говорите потомъ, что я скрылъ отъ васъ.
   -- Скрылъ? Я не понимаю, что ты хочешь сказать этимъ!-- воскликнулъ старый Джоліонъ съ раздраженіемъ.-- Ты приходишь надоѣдать мнѣ пустяками. Я ничего не хочу слышать о твоихъ дѣлахъ! Самъ улаживай ихъ!
   -- Хорошо. Я такъ и сдѣлаю,-- сказалъ Сомсъ, и они разстались.
   Вечеромъ Бозинней получилъ отъ Сомса слѣдующее письмо:
   "Дорогой Бозинней. Я получилъ ваше письмо, которое нѣсколько удивило меня. Мнѣ кажется, я всегда предоставлялъ вамъ свободу дѣйствій, такъ какъ не помню, чтобы какое-нибудь мнѣніе, которое имѣлъ несчастье высказать вамъ относительно дома, было бы принято вами во вниманіе. Но предоставляя вамъ, согласно вашему желанію, свободу дѣйствій, я все-таки хочу, чтобы вы поняли, что стоимость дома, вполнѣ законченнаго и отдѣланнаго, включая и ваше вознагражденіе (согласно условію), не должна превышать 12,000 фунтовъ. Это, какъ вамъ извѣстно, значительно превышаетъ первоначально назначенную мною сумму. Вашъ Сомсъ Форсайтъ".
   Бозинней отвѣчалъ: "Дорогой Форсайтъ. Если вы думаете, что въ такомъ щекотливомъ вопросѣ, какъ отдѣлка дома, я могу связать себя точной и опредѣленной цифрой, то вы ошибаетесь. Я вижу, что вы тяготитесь нашимъ соглашеніемъ и поэтому лучше отказываюсь. Вашъ Бозинней".
   Сомсъ долго раздумывалъ, какъ поступить ему, и наконецъ поздно вечеромъ, когда Иренъ легла спать, онъ написалъ Бозиннею:
   "Дорогой Бозинней. Я думаю, что для насъ обоихъ одинаково было бы нежелательно оставлять вещи, въ такомъ неопредѣленномъ положеніи. Я вовсе не хотѣлъ сказать, что если вы перерасходуете десять, двадцать, даже пятьдесятъ фунтовъ, то это вызоветъ какія-либо затрудненія между нами. Въ виду этого, я предлагаю вамъ подумать. У васъ будетъ свобода дѣйствій въ границахъ, указанныхъ въ этомъ письмѣ, и я надѣюсь, что вы закончите отдѣлку дома. Конечно, я знаю, что въ такомъ дѣлѣ трудно опредѣлить заранѣе точную сумму. Вашъ Форсайтъ".
   Отвѣтъ Бозиннея былъ полученъ на слѣдующій день:
   "Дорогой Форсайтъ. Очень хорошо. Филиппъ Бозинней".
   

VI.
Старый Джоліонъ отправляется въ зоологическій садъ.

   Перемѣна, которую старый Джоліонъ замѣчалъ въ своей внучкѣ, сильно тревожила его. Джюнъ похудѣла и какъ-то ушла въ себя. Когда онъ заговаривалъ съ нею, она не отвѣчала ему, точно мысли ея были гдѣ-то далеко. А иногда у нея былъ такой видъ, будто она сейчасъ готова разрыдаться. И всему виной былъ этотъ Бозинней! Но Джюнъ ничего не говорила своему дѣду, и онъ могъ только догадываться.
   Старый Джоліонъ теперь все чаще оставался одинъ. Онъ сидѣлъ часами въ печальномъ раздумьи, съ потухшею сигарой во рту и непрочитанной газетой въ рукахъ. Прежде Джюнъ всегда была съ нимъ. Съ трехлѣтняго возраста она не покидала его и вносила столько свѣта въ его жизнь! Вѣдь онъ такъ любилъ ее! Онъ чувствовалъ, что какія-то невидимыя силы становятся между нимъ и Джюнъ, и, не взирая на классовыя и семейныя традиціи, надъ его головой скопляются тучи. Какое-то странное, непонятное ему: самому раздраженіе поднималось въ его душѣ и заставляло его уходить изъ дому и искать общества своего сына и его дѣтей.
   Онъ назначилъ имъ свиданіе въ зоологическомъ саду и даже ради этого отложилъ засѣданіе правленія новой угольной компаніи, къ великому неудовольствію другихъ директоровъ.
   Старый Джоліонъ такъ хотѣлъ поскорѣе увидѣть своихъ внуковъ, что все время негодовалъ на медленность, возницы, который везъ его въ зоологическій садъ. Дѣйствительно, молодой Джоліонъ былъ уже тамъ и какъ только завидѣлъ отца съ вершины каменной террасы, окружающей медвѣжью яму, то немедленно спустился къ нему, ведя за руку своихъ дѣтей.
   Они пошли всѣ вмѣстѣ по направленію въ помѣщенію львовъ. Дѣти тотчасъ же оставили отца и повисли на рукахъ дѣда. Они окончательно завладѣли имъ!
   Молодой Джоліонъ шелъ сзади. Ему было пріятно видѣть своего отца рядомъ со своими дѣтьми, до слезы невольно навертывались на его глаза. Это было такъ непривычно для Форсайта!
   Въ этотъ день въ зоологическомъ саду быль настоящій съѣздъ Форсайтовъ, т.-е. людей, принадлежащихъ къ зажиточному среднему классу, хорошо одѣтыхъ и имѣющихъ собственные экипажи. Входная плата была увеличена, и поэтому они могли не опасаться наплыва простой публики. Дамы въ изящныхъ костюмахъ, безукоризненно одѣтые джентльмены, ведя за руку такихъ же расфранченныхъ дѣтей, толпились въ помѣщеніи хищныхъ звѣрей, такъ какъ наступилъ часъ кормленія, и всѣмъ хотѣлось видѣть, какъ тигры и львы будутъ раздирать когтями кровавые куски мяса. Но молодой Джоліонъ смотрѣлъ не на звѣрей, а на людей того класса, къ которому онъ раньше принадлежалъ. Его связь съ этимъ классомъ была давно порвана, и это давало ему возможность оставаться въ роли сторонняго и, какъ ему казалось, безпристрастнаго наблюдателя. Но, онъ самъ не зналъ почему, видъ этихъ людей всегда усиливалъ его природную склонность къ сарказму. И теперь онъ съ чуть замѣтною саркастическою улыбкой прислушивался къ обрывкамъ фразъ и разговорамъ публики, долетавшимъ до его ушей, совершенно предоставивъ своему отцу заниматься съ внуками, которые засыпали старика своими безконечными дѣтскими вопросами.
   Только на возвратомъ пути старый Джоліонъ заговорилъ со своимъ сыномъ о томъ, мто у него лежало на сердцѣ.
   -- Я не знаю, что мнѣ дѣлать, Джо!-- сказалъ онъ.-- Если такъ будетъ продолжаться,, то это можетъ плохо кончиться для нея. Я бы хотѣлъ, чтобы она посовѣтовалась съ докторомъ, но она ни за это не соглашается. Она совсѣмъ не похожа на меня. Это вылитая твоя мать, Джо. Упрямая, какъ мулъ! Если, она не хочетъ, то ее никакъ не уговоришь. Ни за что!
   Джо улыбнулся, и его взглядъ скользнулъ по лицу отца и остановился на его подбородкѣ, выражавшемъ упрямство.
   "Вы -- пара", подумалъ онъ, но ничего не сказалъ.
   -- И потомъ,-- продолжалъ старый Джоліонъ,-- этотъ Бозинней!... Я бы хотѣлъ вывѣдать, что онъ думаетъ! Но я не могу... Почему бы тебѣ не поговорить съ нимъ?
   -- Что же онъ сдѣлалъ?.. Можетъ быть, лучше, чтобы это кончилось поскорѣе, если они сами не могутъ наладить свои отношенія,-- замѣтилъ Джо.
   Старый Джоліонъ посмотрѣлъ на своего сына. Теперь, когда вопросъ коснулся взаимныхъ отношеній половъ, онъ вдругъ почувствовалъ недовѣріе къ сыну.
   "Навѣрное Джо имѣетъ весьма свободные взгляды на этотъ счегь!"
   -- Я не знаю, что ты подразумѣваешь,-- сказалъ старикъ недовольнымъ тономъ.-- Пожалуй, я не очень удивлюсь, если даже окажется, это ты симпатизируешь этому господину!.. Но во всякомъ случаѣ онъ ведетъ себя довольно скверно, и я непремѣнно скажу ему это, какъ только встрѣчусь съ нимъ!
   Этми словами онъ превратилъ разговоръ.
   Развѣ можно было говоритъ съ сыномъ объ этомъ предметѣ? Развѣ Джо не продѣлалъ то же самое (быть можетъ, даже худшее!) пятнадцать лѣтъ тому назадъ? Развѣ онъ не былъ виновенъ въ такой же измѣнѣ?
   Джо молчалъ. Онъ читалъ въ мысляхъ отца. Лишившись своего прежняго положенія и возможности разсматривать вещи съ высоты, не обращая вниманія на ихъ сложность, Джо развилъ въ себѣ тонкое пониманіе и чувствительность. Пятнадцать лѣтъ тому назадъ онъ доказалъ, что его взглядъ на любовь не сходится со взглядами Форсайтовъ. Въ этомъ отношеніи пропасть между нимъ и отцомъ но могла быть перейдена.
   -- Я думаю, что онъ влюбился въ какую-нибудь другую женщину,-- холодно замѣтилъ Джо.
   Старый Джоліонъ бросилъ на него подозрительный взглядъ.
   -- Не знаю... Такъ говорятъ!-- отвѣтилъ онъ.
   -- Это, вѣроятно, правда,-- неожиданно сказалъ Джо.-- Должно быть, вамъ сказали также, кто "она"?
   -- Да,-- отвѣтилъ старикъ.-- Это жена Сомса.
   Джо ничего не сказалъ. Обстоятельства его собственной жизни дѣлали его неспособнымъ удивляться ничему подобному. Онъ только взглянулъ на отца съ чуть замѣтной улыбкой. Но старый Джоліонъ, повидимому, былъ занятъ своими мыслями и не смотрѣлъ на сына.
   -- Она и Джюнъ были такими друзьями!-- прошепталъ онъ.
   -- Бѣдненькая Джюнъ!-- сказалъ нѣжно Джо. Онъ не видѣлъ своей дочери уже много лѣтъ, и она все еще представлялась ему трехлѣтнимъ ребенкомъ, какимъ онъ оставилъ ее.
   Вдругъ старый Джоліонъ остановился.
   -- Я не вѣрю тутъ ни одному слову,-- сказалъ онъ.-- Это все сплетни старыхъ бабъ!.. Позови-ка извозчика, Джо. Я смертельно усталъ.
   Они стояли на углу улицы, дожидаясь свободнаго извозчика, а въ это время мимо нихъ проѣзжали разные экипажи, увозящіе элегантную публику изъ зоологическаго сада. Упряжь, ливреи, все это блестѣло въ лучахъ майскаго солнца, и казалось, каждый экипажъ гордо катился мимо пѣшеходовъ, точно желая имъ дать понять разницу, существующую между ними и избранными, возсѣдающими на пружинныхъ подушкахъ. Среди этихъ экипажей одинъ, запряженный парой гнѣдыхъ лошадей, обратилъ на себя особенное вниманіе молодого Джоліона. Это былъ кабріолетъ, раскачивающійся на высокихъ рессорахъ, такъ что сидящіе въ немъ качались точно въ колыбели. И вдругъ молодой Джоліонъ узналъ въ господинѣ, занимавшемъ заднее сидѣніе, своего дядю Джемса. Онъ узналъ его, несмотря на то, что бакенбарды Джемса стали совсѣмъ бѣлыми. Рядомъ съ Джемсомъ сидѣлъ его зять Дэрти, женатый на его дочери Винифредъ, которая находилась тутъ же, вмѣстѣ со своею старшею незамужнею сестрой Рашелью.
   Этотъ высокій кабріолетъ съ сидящими въ немъ безукоризненно одѣтыми джентльменами и нарядными дамами показался молодому Джоліону самымъ типичнымъ экипажемъ Форсайтовъ. Его дядя и другіе члены семьи возсѣдали на своихъ высокихъ сидѣньяхъ, какъ на тронѣ, обозрѣвая съ его высоты остальную толпу.
   Старый Джоліонъ не замѣтилъ ихъ. Его вниманіе отвлекла маленькая Холли, которая устала и прижималась къ нему. Но сидѣвшіе въ кабріолетѣ обратили вниманіе на маленькую группу. Головы дамъ тотчасъ же наклонились, и онѣ, что-то шепча другъ другу, прикрывались зонтиками. Только Джемсъ продолжалъ смотрѣть въ ихъ сторону съ наивнымъ удивленіемъ. Скоро, однако, экипажъ скрылся среди массы другихъ экипажей вдали.
   Молодой Джоліонъ видѣлъ, что онъ былъ узнанъ. Даже Уинифредъ, повидимому, узнала его, хотя ей было не болѣе пятнадцати лѣтъ въ то время, когда онъ лишилъ себя права считаться Форсайтомъ.
   Какъ мало измѣнились они! Лошади, люди, экипажи носили на себѣ тотъ же отпечатокъ увѣренности въ себѣ, самодовольства и чванливой гордости, что и пятнадцать лѣтъ тому назадъ. Никакія перемѣны не могли произойти во внѣшнемъ видѣ Форсайтовъ, потому что духъ Форсайтовъ оставался тотъ же.
   Когда кабріолетъ скрылся изъ виду, молодой Джоліонъ сказалъ, обращаясь къ отцу:
   -- Только что проѣхалъ дядя Джемсъ со своими дамами.
   Старый Джоліонъ поблѣднѣлъ.
   -- Твой дядя видѣлъ насъ?-- спросилъ онъ торопливо.
   -- Да.
   -- Гм!.. Съ чего это онъ выдумалъ кататься по этимъ улицамъ!..
   Пустой кэбъ проѣхалъ мимо нихъ. Старый Джоліонъ остановилъ его.
   -- Я скоро опять навѣщу васъ, сынокъ,-- сказалъ онъ, садясь въ экипажъ.-- Не придавай значенія тому, что я сказалъ тебѣ про молодого Бозиннея. Я вѣдь не вѣрю этому ни слова!
   Поцѣловавъ дѣтей, уцѣпившихся за него и не желавшихъ его отпускать, старикъ нѣжно отстранилъ ихъ и влѣзъ въ экипажъ.
   Джо взялъ на руки уставшую Холли и долго стоялъ на углу, смотря вслѣдъ удалявшемуся экипажу.
   

VII.
У Тимоѳея.

   Если бы старый Джоліонъ, говоря о Бозиннеѣ, сказалъ: "Я не хочу этому вѣрить!", то это болѣе отвѣчало бы истинѣ.
   Онъ дѣйствительно старался этому не вѣрить!
   Встрѣча съ Джемсомъ была особенно непріятна ему въ эту минуту. Мысль, что Джемсъ, вмѣстѣ со своими дамами, видѣлъ его въ обществѣ сына, не только вызвала досаду въ его душѣ, но и вновь пробудила тайное враждебное чувство къ брату. Корни такого чувства, не составляющаго большой рѣдкости между братьями, зачастую надо искать въ соперничествѣ и несогласіяхъ въ отдаленномъ дѣтствѣ. Дальнѣйшая жизнь, порою, вмѣсто того, чтобы уничтожить ихъ, еще больше укрѣпляетъ и углубляетъ эти корни, и въ свое время изъ нихъ можетъ развиться растеніе, приносящее горькіе плоды.
   Однако, до сихъ поръ, между шестью братьями Форсайтовъ непріятныя чувства вызывались только тайною завистью и опасеніемъ, что другіе братья могутъ оказаться богаче. Къ этому чувству примѣшивалось также и любопытство, такъ какъ братья не знали съ точностью доходовъ другъ друга, и каждый считалъ другого богаче! Только Тимоѳей составлялъ исключеніе: онъ помѣстилъ свои деньги въ вѣрныя бумаги, и доходы его были у всѣхъ на виду.
   Старый Джоліонъ никогда не чувствовалъ большой симпатіи къ своему брату Джемсу и теперь въ особенности готовъ былъ негодовать на него за то, что Джюнъ страдаетъ и виновницей этихъ страданій является жена его сына! Вообще его выводила изъ себя мысль, что семья Джемса точно вмѣшивается въ его семейныя дѣла, становится ему поперекъ дороги...
   Онъ рѣшилъ, не откладывая, отправиться къ Тимоѳею и поговорить съ нимъ. Быть можетъ, онъ узнаетъ отъ Тимоѳея что-нибудь, или онъ сдѣлаетъ какой-нибудь намекъ...
   Подъѣхавъ къ дому Тимоѳея, онъ увидѣлъ кабріолетъ Джемса, стоявшій у тротуара.
   "Такъ! Они, значитъ, опередили его и теперь, вѣроятно, сплетничаютъ, болтаютъ о томъ, что видѣли его!..-- Но далѣе онъ замѣтилъ сѣрыхъ лошадей Свизина.-- Значитъ, и онъ былъ тутъ! Настоящій семейный съѣздъ!"
   Старый Джоліонъ остановился на мгновеніе въ передней. Онъ положилъ свою шляпу на тотъ самый стулъ, на которомъ когда-то лежала сѣрая шляпа Бозиннея, принятая тетушкой Эстеръ по близорукости., за кошку. Проведя рукой по лицу, точно желая уничтожить всякіе слѣды волненія, старый Джоліонъ поднялся по лѣстницѣ.
   Гостиная была полна, когда онъ вошелъ. Впрочемъ, она была такъ заставлена мебелью, что никогда не казалась пустой. Теперь въ ней находились: обѣ сестры, мистриссъ Смолль и Эстеръ, Свизинъ, Джемсъ, Рашель, Винифредъ, Эфимія, принесшая тетушкѣ Эстеръ книгу, которую она брала читать, и ея ближайшая подруга Фрэнсисъ, дочь Роджера, единственная изъ Форсайтовъ, занимающаяся музыкой и сочиняющая романсы.
   Такое собраніе не представляло ничего необыкновеннаго въ домѣ Тимоѳея. Вся семья Форсайтовъ была преисполнена уваженія къ тетушкѣ Эннъ, какъ къ представительницѣ рода и блюстительницѣ его традицій, и теперь, когда она умерла, всѣ считали своимъ долгомъ почаще сходиться въ домѣ, гдѣ она жила и гдѣ, какъ будто, виталъ ея духъ.
   Свизинъ пріѣхалъ первый. Онъ сидѣлъ не двигаясь въ красномъ атласномъ креслѣ съ золоченой спинкой, точно гигантское каменное изваяніе, и болѣе чѣмъ когда-нибудь напоминалъ первобытныхъ Форсайтовъ. Его разговоръ, какъ всегда, вращался около Иренъ, которая занимала его мысли. Онъ, не теряя времени, повѣдалъ тетушкамъ Эстеръ и Джюлей свое отношеніе, къ извѣстному слуху.
   -- Нѣтъ!-- сказалъ онъ.-- Хорошенькая женщина не обходится безъ флирта, но далѣе этого онъ ничему не вѣритъ! И вообще объ этомъ лучше не говорить! У нея слишкомъ много здраваго смысла, слишкомъ много пониманія того, къ чему ее обязываетъ ея положеніе и отношенія къ семьѣ. Главное, чтобы не было никакого...-- онъ чуть не сказалъ: "скандала!" -- Но даже самая мысль объ этомъ была такъ ужасна, что онъ не рѣшился выговорить это слово.
   И въ самомъ дѣлѣ, развѣ Форсайты не были обязаны всячески избѣгать всего, что могло бы набросить тѣнь на семью, многіе члены которой пробили себѣ дорогу сами и достигли извѣстнаго положенія? Свизинъ, пожалуй, больше всѣхъ другихъ Форсайтовъ обладалъ чувствомъ семейной гордости. Хотя онъ зналъ, кто были его предки, но въ глубинѣ души онъ таилъ надежду, что въ жилахъ его все-таки течетъ благородная кровь.
   -- Должна быть!-- сказалъ онъ однажды молодому Джоліону, когда тотъ еще не порвалъ связи съ семьей.-- Посмотри на насъ, какъ мы всѣ выдвинулись въ жизни! У насъ должна быть примѣсь благородной крови...
   Свизинъ очень любилъ молодого Джоліона. Мальчикъ находился въ хорошей компаніи въ колледжѣ. У него были товарищи, молодые повѣсы изъ аристократическаго круга. У него были прекрасныя манеры. Какъ жаль, что онъ бѣжалъ да еще съ иностранной гувернанткой! Если ужъ такъ надо было, то развѣ онъ не могъ выбрать кого-нибудь, кто бы придалъ блескъ фамиліи Форсайтовъ. А то -- иностранная гувернантка!.. Что же онъ такое теперь? Страховщикъ въ конторѣ Ллойда? Говорятъ даже, будто онъ рисуетъ картины на продажу. Богъ мой! Вѣдь онъ бы могъ даже получить мѣсто въ парламентѣ, могъ бы занять выдающееся положеніе въ странѣ, какъ сэръ Форсайтъ, фамилія котораго писалась не черезъ "y" (Forsyte), а черезъ i (Forsite)!
   Повинуясь импульсу, нерѣдко возникающему у членовъ такой большой семьи, пробившей себѣ дорогу къ богатству, Свизинъ отправился въ отдѣленіе Геральдики и тамъ старался увѣрить чиновниковъ, что онъ происходитъ изъ семьи хорошо извѣстныхъ Форсайтовъ (черезъ i), гербъ которыхъ доказываетъ аристократическое происхожденіе. Свизинъ твердо надѣялся, что ему удалось убѣдить чиновниковъ, и поэтому онъ былъ преисполненъ надменной гордости, тѣмъ болѣе, что онъ самъ себя увѣрилъ въ справедливости своихъ предположеній. Онъ даже зашелъ такъ далеко, что заимствовалъ кое-какія украшенія гербоваго щита аристократическихъ Форсайтовъ (черезъ i) и велѣлъ выгравировать ихъ на своемъ экипажѣ и пуговицахъ ливреи своего кучера, а также на почтовой бумагѣ, которую всегда употреблялъ для писемъ. Впрочемъ, ему сказали, что онъ могъ бы получить гербъ, если бы заплатилъ за него, и это еще болѣе укрѣпило въ немъ увѣренность, что въ его жилахъ течетъ кровь джентльмена.
   Теперь, сидя въ креслѣ, со своимъ обычнымъ важнымъ и надменнымъ видомъ, онъ говорилъ объ Иренъ. Онъ не можетъ сказать, чтобы въ ея обращеніи съ этимъ "морскимъ разбойникомъ", Бозиннеемъ,-- или какъ тамъ его зовутъ?-- было что-нибудь особенное и чтобы оно отличалось отъ обращенія съ нимъ, Свизиномъ. Скорѣе Свизинъ готовъ былъ бы предположить...-- Но тутъ онъ запнулся. Приходъ Фрэнсисъ и Эфиміи заставилъ его прекратить этотъ разговоръ, такъ какъ онъ находилъ неприличнымъ обсуждать такую тему въ присутствіи молодыхъ дѣвушекъ. Свизинъ всегда хвастался своими либеральными взглядами на женщинъ. Онъ ничего не имѣлъ противъ того, чтобы онѣ рисовали картины, сочиняли романсы и даже книги, въ особенности, если это можетъ принести деньги. Но ихъ надо оберегать отъ соприкосновенія со зломъ. Вѣдь это не мужчины!..
   "Малютка Фрэнси",-- какъ ее называли въ семьѣ Форсайтовъ,-- пользовалась симпатіями Свизина. Она была жива и остроумна, и сочиняла пѣсенки и вальсы, приносившіе ей доходъ. Въ свѣтскихъ и дамскихъ журналахъ восхваляли ея талантъ и предсказывали, что она пойдетъ далеко. Само собою разумѣется, что это наполняло гордостью коллективную душу Форсайтовъ.
   Съ инстинктомъ настоящаго Форсайта, Фрэнси всегда умѣла знакомиться съ людьми, которые могли быть ей полезны, могли о ней написать, или поговорить о ней въ свѣтскомъ обществѣ. Вообще она старалась поддерживать сношенія со свѣтскимъ кругомъ и всегда зорко слѣдила за тѣмъ, чтобы, не продешевить себя какъ-нибудь. Въ семейномъ кругу Форсайтовъ она пользовалась уваженіемъ. Иногда только ея музыкальныя увлеченія внушали опасенія Форсайтамъ. Въ ея семьѣ, гдѣ культъ собственности стоялъ такъ высоко, все оцѣнивалось съ точки зрѣнія доходности. Пѣсенки и вальсы Фрэнси оплачивались хорошо, но когда она бросала все и со страстью принималась за серьезную музыку, то это пугало ея близкихъ. Вѣдь серьезныя произведенія не могли найти покупщиковъ!
   Роджеръ, который гордился тѣмъ, что его дочь такъ умна, часто намекалъ на то, что ея талантъ приноситъ ей изрядныя карманный денежки. Однако, несмотря на то, что Форсайты цѣнили искусство лишь съ точки зрѣнія приносимой имъ выгоды, нѣкоторые изъ нихъ,-- напр., тетушка Эстеръ,-- выражали сожалѣніе, что музыка Фрэнси, такъ же какъ и ея стихи, были "не классическаго" содержанія. Впрочемъ, тетушка Эстеръ вообще находила, что какъ современная музыка, такъ и современная поэзія носятъ слищкомъ легкомысленный характеръ. Конечно, это очень хорошо, что "милая Фрэнси" зарабатываетъ деньги, въ то время какъ другія молодыя дѣвушки только тратятъ ихъ въ магазинахъ! И обѣ тетушки, Джюлей и Эстеръ, съ удовольствіемъ въ сотый разъ выслушивали разсказъ о томъ, какъ "милой Фрэнси удалось повысить цѣну своихъ музыкальныхъ произведеній".
   -- Какъ это ты могла, душа моя?-- замѣтила мистриссъ Септимусъ Смолль.-- У меня бы никогда не хватило смѣлости!
   Фрэнси весело улыбнулась.
   -- Я всегда предпочитаю имѣть дѣло съ мужчинами,-- сказала она.-- Женщины слишкомъ строги.
   -- О, нѣтъ!-- воскликнула тетушка Джюлей.-- Ты ошибаешься. Я увѣрена, что мы вовсе не строги!..
   Эфимія звонко расхохоталась. Она была очень смѣшлива, и за это Свизинъ въ особенности терпѣть ее не могъ. Онъ вообще не любилъ, чтобы смѣялись около него, когда онъ самъ не видитъ никакого повода къ веселью. Поэтому, чтобы прекратить раздражавшій его смѣхъ Эфиміи, онъ обратился къ Фрэнси съ замѣчаніемъ насчетъ погоды. Эфимія отлично поняла его маневръ. Она знала, что онъ нѣкогда отказался быть ея крестнымъ отцомъ и поэтому также не чувствовала къ нему симпатіи. Она обратилась къ тетушкѣ Эстеръ и начала разсказывать ей, что видѣла Иренъ въ магазинахъ.
   -- А Сомсъ былъ съ нею?-- спросила тетушка Эстеръ, которой мистриссъ Септимусъ Смоллъ еще не успѣла ничего разсказать.
   -- Сомсъ?.. Нѣтъ, его не было..
   -- Неужели она была одна?
   -- О, нѣтъ! Съ нею былъ мистеръ Бозинней... Она была такъ великолѣпно одѣта!
   Свизинъ, услышавъ имя Иренъ, строго поглядѣлъ на Эфимію, которая рѣшительно не умѣла одѣваться.
   -- Навѣрное она была одѣта изящно, какъ "лэди",-- замѣтилъ онъ ей сердито, сдѣлавъ удареніе на словѣ "лэди".-- На нее всегда пріятно посмотрѣть!
   Въ этотъ моментъ доложили о приходѣ Джемса съ дочерьми. Дэрти не пришелъ съ ними. Подъ предлогомъ, что ему надо быть у дантиста, онъ оставилъ ихъ у мраморной арки, и какъ только они скрылись изъ вида, онъ тотчасъ же кликнулъ извозчика и отправился въ свой клубъ въ Пикадилли.
   Теперь онъ сидѣлъ на своемъ обычномъ мѣстѣ, у окна, откуда могъ видѣть всѣхъ прохожихъ, и разсказывалъ своимъ пріятелямъ, что жена его потащила съ собой дѣлать визиты. Но это не входило въ его интересы. Нѣтъ, чортъ возьми! Весь день онъ ѣздилъ съ нею по разнымъ выставкамъ. Съ него довольно! Онъ усталъ, какъ собака, и бѣжалъ сюда. Каждый имѣетъ право жить, какъ онъ хочетъ!..
   Взглянувъ нечаянно въ боковое окно, онъ вдругъ увидалъ Сомса, переходящаго улицу. Сомсъ также принадлежалъ къ этому клубу и направлялся сюда. Въ одинъ мигъ Дэрти былъ на ногахъ и, схвативъ свой стаканъ, скрылся въ карточную комнату, куда, какъ онъ зналъ, Сомсъ никогда не заглядывалъ. Тамъ онъ просидѣлъ въ полномъ уединеніи и въ полутьмѣ, до половины седьмого, такъ какъ дольше этого часа Сомсъ никогда не оставался въ клубѣ.
   Дэрти нѣсколько разъ порывался выйти изъ своего заточенія и присоединиться къ товарищамъ, но голосъ благоразумія удерживалъ его. Въ самомъ дѣлѣ, его финансы были очень плохи, а "старикъ" (Джемсъ) сталъ очень несговорчивъ послѣ этого злосчастнаго дѣла съ акціями, чуть не окончившагося его банкротствомъ. Поэтому онъ и не хотѣлъ теперь рисковать ссорой съ женой. Если же Сомсъ увидитъ его въ клубѣ, то Винифредъ непремѣнно узнаетъ, что онъ не былъ у дантиста. Дэрти не зналъ ни одной семьи, гдѣ бы "все" такъ становилась извѣстно, какъ въ семьѣ Форсайтовъ! Онъ не зналъ, какъ это происходило, но только ни одинъ шагъ не, могъ быть скрытъ отъ зоркаго ока Форсайтовъ.
   Онъ угрюмо задумался, кусая ногти. Если онъ не выиграетъ пари на скачкахъ, то гдѣ достать денегъ? И снова мысли его вернулись къ Форсайтамъ. Онъ чувствовалъ раздраженіе противъ нихъ. Какова семейка! У нихъ у всѣхъ есть деньги, но попробуйте-ка добыть у нихъ что-нибудь? Во всякомъ случаѣ, это очень трудно. И ни одного спортсмена нѣтъ среди нихъ, за исключеніемъ Джорджа! А Сомсъ? Съ нимъ сдѣлается припадокъ, если вы попросите у него взаймы хоть десять пенсовъ, или онъ взглянетъ на васъ съ такою улыбкой, какъ будто вы совсѣмъ погибшій человѣкъ, только потому, что вы нуждаетесь въ деньгахъ.
   А его жена? при воспоминаніи объ Иренъ у Дэрти какъ-то невольно замаслились глаза. Само собою разумѣется, онъ всегда старался быть любезнымъ съ нею. Каждый на его мѣстѣ поступалъ бы такъ, имѣя такую хорошенькую родственницу. Но она? Дэрти тутъ употребилъ мысленно крѣпкое словцо. Она никогда не обращала на него вниманія или такъ взглядывала на него, какъ будто онъ былъ не умытъ! А, между тѣмъ, онъ никогда бы не поручился за нее. Онъ хорошо знаетъ женщинъ! Съ такой фигурой и такими глазами женщина не можетъ оставаться неприступной, и Сомсу, вѣроятно, скоро придется убѣдиться въ этомъ, если правда то, что говорятъ о Бозиннеѣ...
   Въ это время старый Джоліонъ входилъ въ удобную гостиную Тимоѳея. Для него оставалось свободное кресло, и онъ тотчасъ же занялъ его. Его приходъ повидимому прервалъ какой-то разговоръ, такъ какъ наступило неловкое молчаніе. Тетушка Джюлей, со свойственнымъ ей добродушіемъ, захотѣла прійти на помощь всѣмъ и тотчасъ же обратилась къ брату:
   -- Да, Джоліонъ, мы только что говорили о томъ, что ты давно не былъ здѣсь. Но удивительнаго тутъ нѣтъ ничего. Вѣдь ты же очень занятъ? Джемсъ только что говорилъ, что теперь у васъ у всѣхъ очень много дѣла...
   -- Онъ это сказалъ?-- спросилъ старый Джоліонъ, сурово взглянувъ на Джемса.-- Было бы вдвое меньше дѣла, если бы каждый занимался только тѣмъ, что его касается...
   Джемсъ, сидѣвшій на низенькомъ стулѣ, такъ что его костлявыя колѣни были высоко подняты, сдѣлалъ невольно рѣзкое движеніе и задѣлъ ногой кошку, которая улеглась около него.
   -- Тутъ есть кошки,-- сказалъ онъ недовольнымъ тономъ, заёрзавъ на стулѣ.
   -- Даже очень много!-- замѣтилъ съ удареніемъ старый Джоліонъ.-- Я какъ разъ наступилъ на одну изъ нихъ...
   Послѣдовало неловкое молчаніе. Тогда мистриссъ Смоллъ, сложивъ свои маленькія ручки, обвела всѣхъ кругомъ спокойнымъ взглядомъ и спросила съ трогательнымъ выраженіемъ:
   -- А какъ поживаетъ наша дорогая Джюнъ?
   Въ строгихъ и серьезныхъ глазахъ стараго Джоліона мелькнула насмѣшка. Что за удивительная старуха, эта Джюлей! Всегда она ухитряется сказать что-нибудь некстати.
   -- Худо,-- сказалъ онъ.-- Лондонъ вреденъ для ея здоровья. Слишкомъ много людей кругомъ, слишкомъ много болтовни и пересудовъ.
   Говоря эти слова, онъ смотрѣлъ въ упоръ на Джемса. Никто ничего не возразилъ ему.
   Всѣ чувствовали, что слишкомъ опасно дѣлать дальнѣйшій шагъ въ этомъ направленіи или высказывать какое-нибудь замѣчаніе, поэтому всѣ молчали. Только одинъ Свизинъ рѣшился нарушить это молчаніе. Онъ вовсе не желалъ поддаваться тягостному чувству, которое овладѣло всѣми въ этой комнатѣ, гдѣ собрались члены его семьи. Поэтому онъ всталъ и началъ демонстративно прощаться со всѣми, подавая каждому отдѣльно руку. "Передай отъ меня Тимоѳею, что онъ слишкомъ бережетъ себя!-- сказалъ онъ одной изъ сестеръ, а затѣмъ, обращаясь къ Фрэнси, которую находилъ забавной, прибавилъ:-- Я тебя повезу кататься на-дняхъ".-- Но тутъ онъ вспомнилъ о другомъ катаніи, которое какъ разъ породило столько толковъ, и это на мгновеніе смутило его. Рѣшивъ однако, что не стоитъ обращать на это вниманія, онъ съ прежнею самоувѣренностью сказалъ старому Джоліону:
   -- Ты бы не долженъ выходить безъ пальто. Ты вѣдь можешь схватить ревматизмъ...-- Съ этими словами онъ повернулся и, толкнувъ по дорогѣ кошку, вышелъ изъ комнаты.
   Когда его огромная фигура исчезла въ дверяхъ, то всѣ невольно переглянулись. Каждый при этомъ вспомнилъ ту поѣздку, которая находилась въ связи съ зловѣщимъ слухомъ, смущающимъ покой семьи.
   Ефимія заговорила первая.
   -- Какъ я рада,-- сказала она смѣясь,-- что дядя Свизинъ не приглашаетъ меня кататься!
   Мистриссъ Септимусъ Смолль вмѣшалась, желая сгладить неловкое впечатлѣніе, произведенное словами Свизина.
   -- Онъ любитъ брать съ собою только элегантно одѣтыхъ дамъ, моя милая!-- замѣтила она.-- Я никогда не забуду катанія съ нимъ. Это было настоящее испытаніе для меня!-- Ея круглое, красное лицо покраснѣло и даже въ глазахъ показались слезы, потому что она вспомнила въ этотъ момента, какъ она каталась нѣкогда со своимъ покойнымъ мужемъ.
   Молчаніе стараго Джоліона, его серьезный видъ дѣйствовали на всѣхъ подавляющимъ образомъ. Онъ самъ былъ недоволенъ впечатлѣніемъ, которое произвели его слова, такъ какъ это впечатлѣніе какъ бы подчеркивало тотъ слухъ, который онъ желалъ бы опровергнуть. И это сердило его. Въ особенности его раздражалъ Джемсъ и онъ хотѣлъ сорвать на немъ свою злобу. Однако, вспомнивъ, что онъ пришелъ именно съ тою цѣлью, чтобы поговорить съ Тимоѳеемъ, старый Джоліонъ спросилъ о немъ. Но тетушка Джюлей, точно боясь, что ея младшему брату угрожаетъ опасность, тотчасъ же вмѣшалась и заговорила съ Джоліономъ, предлагая ему чаю. Видя, что онъ ничего не добьется, старый Джоліонъ всталъ и началъ прощаться.
   -- У меня нѣтъ времени ни на распиваніе чая, ни на скандалы и проч.-- сказалъ онъ сердито, снова глядя въ упоръ на Джемса.-- Я долженъ итти домой. Прощайте!..
   Онъ вышелъ. На улицѣ, когда онъ усѣлся въ кэбъ, его гнѣвъ испарился, и онъ чувствовалъ только глубокую грусть. Онъ убѣдился, что слухъ, которому онъ ни за что не хотѣлъ вѣрить, былъ справедливъ. Джюнъ была покинута и ради жены Сомса, сына этого дурака Джемса! Онъ чувствовалъ теперь, что это правда, хотя старался убѣдить себя въ противномъ, и въ глубинѣ его Души почему-то все сильнѣе разгоралась досада на Джемса и его сына.
   Послѣ ухода стараго Джоліона разговоръ долго не возобновлялся. Всѣ чувствовали себя неловко, отлично понимая, на что онъ намекалъ, говоря о скандалѣ, и всѣ были недовольны. Джемсъ сидѣлъ насупившись, сильно разстроенный. Фрэнси обратилась къ нему:
   -- Не правда ли, дядя Джемсъ, дядя Джоліонъ очень измѣнился въ этомъ году? Какъ вы думаете, тетя Эстеръ?
   Тетушка Эстеръ торопливо проговорила:
   -- Я не знаю... не замѣтила. Спроси тетю Джюлей.
   Однако остальные согласились съ замѣчаніемъ Фрэнси.
   Джемсъ угрюмо подтвердилъ:
   -- Да, онъ теперь и вполовину не такой, какъ былъ раньше.
   -- Я давно это замѣчаю,-- продолжала Фрэнси.-- Онъ страшно состарился.
   Тетушка Джюлей покачала головой.
   -- Бѣдный милый Джоліонъ!-- сказала она.-- Кто-нибудь долженъ бы позаботиться о немъ!
   Снова наступило молчаніе, и затѣмъ всѣ сразу встали и начали прощаться, точно опасаясь оставаться дольше.
   Мистриссъ Септимусъ Смолль, Эстеръ и кошка остались однѣ въ гостиной, но стукъ затворяемой гдѣ-то вдали двери, далъ имъ знать о приближеніи Тимоѳея...
   Въ этотъ же вечеръ, когда тетушка Эстеръ уже лежала въ постели, дверь въ ея комнату вдругъ отворилась. Вошла мистриссъ Смолль, въ красномъ ночномъ колпакѣ и со свѣчей въ рукѣ.
   -- Эстеръ!-- сказала она,-- Эстеръ!.. Меня разстраиваетъ мысль о бѣдномъ миломъ Джоліонѣ! Я не могу успокоиться. Какъ ты думаешь, что можно сдѣлать для него?
   Тетушка Эстеръ зашуршала одѣяломъ и проговорила:
   -- Сдѣлать?.. Почемъ я знаю!..
   И какъ это ни странно, но этотъ отвѣть удовлетворилъ тетушку Джюлей. Она на цыпочкахъ вышла изъ комнаты, стараясь производить какъ можно меньше шума, чтобы не мѣшать "милой Эстеръ". Но и тутъ она ухитрилась нечаянно такъ хлопнуть дверью, что стукъ разнесся по всему дому...
   У себя въ комнатѣ тетушка Джюлей долго стояла у окна и смотрѣла въ щель, между оконными занавѣсками, на деревья парка, освѣщенныя луной. Она не рѣшалась раздернуть занавѣски, опасаясь, что кто-нибудь увидитъ ее. Мысли ея постоянно возвращались къ брату Джоліону, "такому старому и одинокому", и она думала о томъ, какъ бы она могла быть ему полезна и какъ бы онъ привязался къ ней, если бы она была возлѣ него.
   

VIII.
Вечеръ у Роджера.

   Домъ Роджера сверкалъ огнями. Изъ гостиной, соединенной съ залой, была вынесена вся мебель въ верхній этажъ и замѣнена легкими стульями, для того, чтобы мѣста было больше. Въ самомъ отдаленномъ углу, окруженный пальмами, стоялъ рояль и на пюпитрѣ лежали раскрытыя ноты: Кенсингтонскій вальсъ, соч. Фрэнси. Ея отецъ ни за что не соглашался пригласить оркестръ. Онъ находилъ лишнимъ такой расходъ и баста! Фрэнси пришлось удовольствоваться приглашеніемъ одного молодого человѣка, который, игралъ на корнетъ-а-пистонѣ, чтобы было хоть что-нибудь похожее на оркестръ. Они постарались такъ установить пальмы, что сразу даже нельзя было замѣтить, былъ ли тамъ одинъ музыкантъ или нѣсколько.
   Фрэнси пришлось преодолѣть немало затрудненій, для того чтобы устраиваемый ею вечеръ носилъ вполнѣ фешенебельный характеръ. Не легко было достигнуть этого, принимая во вниманіе врожденную бережливость, характеризующую каждаго Форсайта. Фрэнси должна была считаться съ этимъ, и поэтому ей понадобилось немало искусства и изобрѣтательности, чтобы все устроить какъ слѣдуетъ.
   Наконецъ, всѣ приготовленія были окончены. Фрэнси, въ изящномъ бальномъ туалетѣ, расхаживала по комнатамъ и отдавала послѣднія приказанія. Ей нужно было объяснить нанятому на этотъ день буфетчику (ея отецъ держалъ только женскую прислугу), что "мистеръ Форсайтъ" приказалъ держать наготовѣ дюжину бутылокъ шампанскаго. Она надѣялась, что этого хватитъ, потому что большинство дамъ будутъ пить воду, а если не хватитъ... то пусть онъ подастъ другое вино и вообще какъ-нибудь устраивается такъ, чтобы вина хватило. Ей было очень непріятно все это говорить буфетчику. Это было такъ унизительно! Но что было дѣлать съ отцомъ? Она отлично знала, что ея отецъ, ставившій ей препятствія на каждомъ шагу и возмущавшійся танцами, явится на ея вечеръ съ такимъ видомъ, какъ будто бы онъ былъ его устроителемъ. И, конечно, онъ поведетъ къ ужину самую хорошенькую женщину, а въ два часа, въ самый разгаръ веселья, онъ потихоньку подойдетъ въ музыкантамъ и велитъ имъ сыграть гимнъ и уходить...
   Нѣтъ! Фрэнси твердо надѣялась, что онъ скоро устанетъ и отправился спать. Такъ будетъ лучше.
   Нѣкоторыя изъ ея пріятельницъ съ утра явились помогать ей. Обѣдъ въ этотъ день не готовили дома. Мужчины отправились обѣдать въ клубъ, а молодыя дѣвушки закусили второпяхъ въ одной изъ комнатокъ наверху, куда служанка принесла имъ чай и холодныхъ цыплятъ.
   Ровно въ девять часовъ пріѣхала мистриссъ Септимусъ Смолль. Она извинилась за Тимоѳея, который, конечно, не явился. Но ни слова не сказала про тетушку Эстеръ, которая, вдругъ, въ послѣднюю минуту, объявила, что не можетъ выносить шума и поэтому не поѣдетъ.
   Фрэнси приняла ее чрезвычайно радушно, такъ будто очень обрадовалась ей. Она тотчасъ же повела ее въ гостиную и, усадивъ на одинъ изъ бальныхъ стульевъ, ушла. Тетушка Джюлей нѣсколько минутъ сидѣла одна въ ярко освѣщенной залѣ, такъ какъ кромѣ нея еще никто изъ приглашенныхъ не явился, пока Фрэнси не послала къ ней своихъ подругъ, преданно помогавшихъ ей. Онѣ по очереди подходили къ мистриссъ Смолль и разговаривали съ ней, но каждая при этомъ украдкой поглядывала на дверь, не появится ли кто-нибудь изъ приглашенныхъ мужчинъ?
   Наконецъ, явились сыновья Николаса со своими пріятелями, а за ними еще нѣсколько молодыхъ людей, поклонниковъ Фрэнси. Гостиная стала наполняться. Явились дамы и дѣвицы въ изящныхъ бальныхъ туалетахъ, мужчины въ безукоризненнаго покроя фракахъ. Обычная картина всѣхъ баловъ подобнаго рода.
   Ровно въ десять часовъ пріѣхалъ Джемсъ съ женой и тремя дочерьми. Самая младшая, Сисиль, въ первый разъ выѣхала на балъ. Дэрти не было съ ними; его не захотѣли взять съ собой, потому что на предшествующемъ балу у Роджера онъ выпилъ слишкомъ много шампанскаго. Черезъ нѣсколько минутъ послѣ нихъ пріѣхали Сомсъ и Иренъ.
   Танцы уже начались. Пробравшись въ залу, позади танцующихъ, Сомсъ остановился у стѣны. Пары за парами проносились мимо него и до него доносились обрывки фразъ, которыми обмѣнивались танцующіе. Становилось душно. Воздухъ былъ напоенъ бальными испареніями, ароматомъ цвѣтовъ и духовъ. Молчаливый, съ блѣдною, слегка презрительной усмѣшкой, онъ наблюдалъ мѣняющуюся картину бала. Но порою улыбка исчезала и на лицѣ появлялось мрачное выраженіе, когда глаза его устремлялись въ одну подвижную точку въ залѣ...
   Сомсъ не танцовалъ ни съ кѣмъ. Нѣкоторые танцовали со своими женами, но Сомсъ никогда не позволялъ себѣ этого, какъ идущаго вразрѣзъ съ хорошимъ тономъ. Было ли это для него лишеніемъ или нѣтъ -- этого никто не зналъ. Иренъ нѣсколько разъ проносилась мимо него, танцуя съ другими мужчинами, и Сомсу надоѣло слушать замѣчанія почтенныхъ дамъ, говорившихъ ему съ кислосладкою улыбкой:
   -- Какъ прелестно танцуетъ ваша жена, мистеръ Форсайтъ! Просто наслажденіе смотрѣть на нее!
   И ему надоѣло отвѣчать съ обычною презрительною усмѣшкой:
   -- Вы находите?..
   Около него какая-то молодая парочка занималась флиртомъ. Немного поодаль Фрэнси кокетничала съ однимъ изъ своихъ поклонниковъ; они разговаривали о любви. Стоя вблизи дверей, Сомсъ слышалъ, какъ въ другой комнатѣ Роджеръ отдавалъ приказанія служанкѣ насчетъ ужина. Все здѣсь было далеко не перваго сорта, и это раздражало Сомса. Онъ не любилъ такой мѣщанской обстановки. Къ чему онъ пріѣхалъ сюда? Когда онъ спросилъ Иренъ, нуждается ли она въ немъ здѣсь, то она отвѣчала ему со своею обычною небрежною улыбкой, доводящей его до изступленія: "О, нѣтъ!.." Зачѣмъ же онъ поѣхалъ? Онъ даже видитъ ее только мелькомъ...
   Сомсъ увидѣлъ Джорджа, который подходилъ къ нему. Сомсъ не любилъ этого повѣсу и съ удовольствіемъ бы избѣжалъ его, но было уже поздно. Задорно улыбаясь, Джорджъ спросилъ его:
   -- А видѣли вы "морского разбойника"? Онъ въ боевомъ вооруженіи: подрѣзалъ волосы и принарядился...
   Сомсъ коротко отвѣтилъ, что онъ его не видѣлъ, и, покинувъ свой наблюдательный постъ, прошелъ черезъ залу, воспользовавшись перерывомъ между танцами. Онъ вышелъ на балконъ и, облокотившись на перила, смотрѣлъ на улицу.
   Подъѣхала коляска съ запоздавшими гостями. Около парадной двери Сомсъ увидѣлъ группу людей стоящихъ и смотрящихъ на освѣщенныя окна и двери. Это было обычное явленіе въ Лондонѣ. Если гдѣ-нибудь происходило веселое собраніе, неслись звуки музыки и въ окнахъ мелькали танцующія пары, то всегда на тротуарѣ, можно было видѣть такія группы молчаливыхъ, угрюмыхъ наблюдателей чужого веселья, терпѣливо выстаивающихъ иногда цѣлыми часами. Сомсъ видѣлъ ихъ блѣдныя лица, освѣщенныя свѣтомъ электрическихъ фонарей, и въ душѣ его закипало раздраженіе. Съ какой стати они стоятъ и смотрятъ? Отчего полицейскій, величавая фигура котораго виднѣлась возлѣ дверей, не прогонитъ ихъ?.. Но полицейскій не обращалъ на нихъ вниманія. Онъ стоялъ на красной ковровой дорожкѣ, спускающейся изъ дверей на тротуаръ, и на его лицѣ было то же самое наблюдательное выраженіе, которое виднѣлось на ихъ лицахъ.
   Сомсъ отвернулся и, скрывшись отъ глазъ въ амбразурѣ окна, заглянулъ въ залу. Онъ увидѣлъ вновь прибывшихъ гостей. Это были Джюнъ и ея дѣдушка. Что это значитъ? Отчего они явились такъ поздно? Они стояли въ дверяхъ. Видъ у обоихъ былъ утомленный. Какъ это дядя Джоліонъ рѣшился выѣхать такъ поздно? Въ самомъ дѣлѣ, отчего Джюнъ не заѣхала за Иренъ, какъ она дѣлала всегда? Онѣ могли бы вмѣстѣ отправиться на балъ. Тутъ ему вдругъ пришло въ голову, что онъ давно уже не видѣлъ Джюнъ въ своемъ домѣ...
   Сомсъ съ какимъ-то страннымъ злорадствомъ наблюдалъ за Джюнъ. Онъ замѣтилъ, что она вдругъ поблѣднѣла, и онъ даже подумалъ, что ей дурно. Потомъ краска залила ея лицо. Заинтересовавшись, Сомсъ повернулся, чтобы посмотрѣть, куда Джюнъ устремила свой неподвижный, пристальный взглядъ. И онъ увидѣлъ свою жену, выходящую подъ руку съ Бозиннеемъ изъ зимняго сада, устроеннаго въ концѣ залы. Ея глаза смотрѣли на него, и она какъ будто отвѣчала на какой-то его вопросъ. И онъ также не спускалъ съ нея своихъ взоровъ...
   Сомсъ снова взглянулъ на Джюнъ. Она стояла подъ руку съ дѣдомъ. Сомсъ видѣлъ, что она что-то сказала ему, какъ будто о чемъ-то просила его. Сомсъ замѣтилъ нѣсколько удивленный взглядъ стараго Джоліона, и затѣмъ они вмѣстѣ вышли изъ залы.
   Музыка снова заиграла вальсъ. Сомсъ продолжалъ стоять неподвижно въ своемъ укромномъ уголкѣ, въ углубленіи окна, и смотрѣлъ въ залу. Улыбки уже не было на его лицѣ. Почти около него прошла его жена съ Бозиннеемъ. Она прошла такъ близко, что онъ даже ощутилъ запахъ гарденіи въ ея волосахъ. Онъ видѣлъ, какъ она порывисто дышала, видѣлъ ея полураскрытыя губы, томность въ глазахъ и совершенно новое для него выраженіе ея лица. Она танцовала съ Бозиннеемъ, и Сомсу казалось, что они все ближе и ближе прижимались другъ къ другу. Она то поднимала, то опускала свои черные, нѣжные глаза, взглядывая на Бозиннея...
   Сомсъ поблѣднѣлъ и, отвернувшись, снова сталъ смотрѣть на улицу. Темные силуэты терпѣливыхъ наблюдателей попрежнему виднѣлись на тротуарѣ и попрежнему полицейскій стоялъ величественно и неподвижно...
   Къ подъѣзду подъѣхала коляска. Изъ дверей вышли двое, мужчина и женщина, и сѣли въ нее. Лакей захлопнулъ дверцы, и скоро коляска скрылась изъ вида.
   Въ этотъ вечеръ Джюнъ и ея дѣдушка обѣдали дома въ обычный часъ. Джюнъ была въ домашнемъ платьѣ и старый Джоліонъ былъ также одѣтъ по домашнему. За утреннимъ кофе она говорила о танцовальномъ вечерѣ у дяди Роджера и сказала, что ей бы хотѣлось поѣхать туда. Она высказала сожалѣніе, что раньше не подумала объ этомъ и ни съ кѣмъ не сговорилась, чтобы ѣхать вмѣстѣ. А теперь было уже слишкомъ поздно.
   Старый Джоліонъ посмотрѣлъ на нее проницательными глазами. Она всегда прежде ѣздила съ Иренъ на такіе вечера! И онъ умышленно спросилъ ее:
   -- Отчего ты не заѣдешь за Иренъ, душа моя?
   Но Джюнъ не желала ѣхать съ Иренъ. Она сказала, что поѣдетъ лишь въ томъ случаѣ, если... если дѣдушка согласится поѣхать съ ней. О, на самое короткое время!...
   Она бросила на него умоляющій взглядъ, и онъ, ворча, согласился. Вообще, онъ не понималъ, зачѣмъ ей это нужно, и зачѣмъ ей такъ хочется ѣхать на этотъ глупый вечеръ. Навѣрное все тамъ будетъ мизерно, и плохо, онъ готовъ держать пари. Да и сама Джюнъ вовсе не годится для такого нелѣпаго времяпрепровожденія. Ей нуженъ морской воздухъ, тишина. Сейчасъ же послѣ общаго собранія акціонеровъ золотопромышленной компаній онъ поѣдетъ съ нею на берегъ моря. Что?.. Она не хочетъ уѣзжать? Очевидно, она хочетъ свалиться съ ногъ!.. И, сердито посмотрѣвъ на нее, старикъ молча допилъ свой кофе и ушелъ.
   Джюнъ, тотчасъ же послѣ этого, вышла изъ дому и долго безъ дѣли бродила по жарѣ. Сердце у нея усиленно билось, лицо горѣло. Она купила для себя цвѣтовъ и несла ихъ домой, думая о томъ, что ей надо постараться быть какъ можно красивѣе вечеромъ. Вѣдь "онъ" тамъ будетъ! Она знала, что Бозиннею послано приглашеніе. Она выкажетъ ему полное равнодушіе... Но въ глубинѣ сердца она рѣшила во что бы то ни стало вернуть его къ себѣ сегодня вечеромъ. Она возвратилась домой съ пылающими щеками, оживленно разговаривала съ дѣдушкой во время завтрака, и старикъ былъ введенъ въ обманъ. Когда же она поднялась наверхъ, въ свою комнату, то вдругъ почувствовала, что рыданія душатъ ее. Она зарылась головой въ подушки, чтобы никто не слышалъ ея вздоховъ, и когда, наконецъ, она успокоилась и взглянула въ зеркало, то увидала, что лицо у нея покраснѣло, глаза распухли отъ слезъ и подъ глазами появились темные круги. Она просидѣла въ темной комнатѣ до самаго обѣда.
   За столомъ и она и старый Джоліонъ молчали. Въ душѣ Джюнъ происходила борьба. Она выглядѣла такой блѣдной и измученной, что старый Джоліонъ рѣшилъ не ѣхать съ нею на балъ. Когда онъ сказалъ ей объ этомъ, то она не сдѣлала никакого возраженія. Она ушла въ свою комнату и продолжала сидѣть въ темнотѣ. И вдругъ, въ десять часовъ, она позвонила горничную и сказала ей:
   -- Принесите мнѣ горячей воды и подите, скажите мистеру Форсайту, что я вполнѣ отдохнула. Если же онъ чувствуетъ себя уставшимъ, то я могу поѣхать на балъ одна.
   Замѣтивъ недоумѣвающій взглядъ горничной, она повторила повелительнымъ тономъ:
   -- Ступайте и сейчасъ же принесите мнѣ горячей воды.
   Ея бальный нарядъ былъ уже раньше приготовленъ. Она одѣлась и причесалась очень тщательно и, взявъ въ руки цвѣты, сошла внизъ.
   Она слышала, какъ старый Джоліонъ ходилъ по комнатѣ, одѣваясь. Онъ былъ изумленъ и недоволенъ. Вѣдь уже было больше десяти часовъ; значитъ, они попадутъ туда только къ одиннадцати! Но выраженіе ея лица, которое онъ видѣлъ у нея за обѣдомъ, преслѣдовало его, и онъ не рѣшился перечить ей.
   Джюнъ дожидалась его въ передней. Не говоря ни слова другъ съ другомъ, они сѣли въ коляску.
   Обоимъ показалось, что переѣздъ длился цѣлую вѣчность.
   Когда Джюнъ вошла, въ залу, то въ душѣ ея уже созрѣло рѣшеніе. Она скрыла подъ маской равнодушія мучительное волненіе и тревогу, раздиравшія ея сердце. Ей было стыдно, что она "бѣгаетъ за нимъ", и въ то же время она, боялась, что не увидитъ его, что онъ не пріѣхалъ, и ей не удастся выполнить своего рѣшенія -- вернуть его во что бы то ни стало!
   Видъ бальной залы, освѣщеніе, звуки веселой музыки, все это подѣйствовало на нее возбуждающимъ образомъ. Она любила танцовать и танцовала такъ легко, точно воздушный маленькій эльфъ. Навѣрное "онъ" пригласитъ ее танцовать, и тогда... тогда все опять будете попрежнему!
   Она оглянулась, ища глазами, и вдругъ увидала Иренъ подъ руку съ Бозиннеемъ. Выраженіе лица Бозиннея поразило ее, но никто, никто не замѣтилъ ея страшной тоски, даже ея дѣдушка, стоявшій около нея...
   Она притронулась къ его рукѣ и сказала чуть слышнымъ голосомъ:
   -- Дѣдушка, поѣдемъ домой. Мнѣ дурно...
   Не говоря ни слова, онъ увелъ ее, ворча себѣ подъ носъ, что онъ зналъ, что такъ будетъ! Однако Джюнъ онъ не сдѣлалъ никакого замѣчанія и, только когда они уже сидѣли въ коляскѣ, онъ ласково спросилъ ее:
   -- Что съ тобой, моя крошка?
   Но она не могла отвѣтить. Все ея худенькое, маленькое тѣло вздрагивало отъ сдерживаемыхъ рыданій. Онъ испугался. Завтра же онъ позоветъ доктора! Она должна полѣчиться. Такъ нельзя!
   Совладавъ со своимъ волненіемъ, Джюнъ взяла его руку и, крѣпко сжавъ ее своими маленькими, дрожащими ручками, уткнулась въ уголъ, закутанная шалью. Онъ видѣлъ только ей глаза, мрачные, устремленные въ темноту и чувствовалъ пожатіе ея маленькихъ ручекъ...
   

IX.
Вечеръ въ Ричмондѣ.

   Другіе глаза, кромѣ глазъ Джюнъ и Сомса, видѣли "обоихъ",-- какъ ихъ называла Эфимія,-- когда они выходили изъ зимняго сада, и другіе глаза подмѣтили это выраженіе на лицѣ Бозиннея. Отъ вниманія Форсайтовъ ничто не могло ускользнуть, и сначала то, что они увидѣли, возбудило ихъ любопытство, но потомъ они почувствовали, что лучше имъ не замѣчать этого. Очевидно, это и было причиной такого поздняго появленія Джюнъ на балѣ и ея быстраго исчезновенія. Она не танцовала и даже не поздоровалась со своимъ женихомъ. Говорили, что она больна, и, конечно, тутъ нѣтъ ничего удивительнаго!..
   Перебросившись такими замѣчаніями, Форсайты вдругъ почувствовали неловкость и съ виновнымъ видомъ посмотрѣли другъ на друга. Они не имѣли ни малѣйшаго желанія содѣйствовать скандалу. Боже сохрани! И, точно по уговору, всѣ замолчали. Точно по молчаливому соглашенію. Постороннимъ не было сказано ни слова.
   Вскорѣ послѣ бала сдѣлалось извѣстно, что Джюнъ уѣхала со своимъ дѣдомъ на морской берегъ. Форсайты напряженно ждали дальнѣйшаго развитія событій.
   Одинъ вопросъ занималъ всѣхъ: какъ далеко зашли "эти оба"? И вообще: какъ далеко они могутъ зайти? Всѣ были убѣждены, что ничего серьезнаго не можетъ выйти изъ этого, такъ какъ ни у той, ни у другого нѣтъ денегъ. Это не больше, какъ флиртъ и самъ собой кончится, какъ всѣ такого рода увлеченія, въ соотвѣтствующее время.
   Сестра Сомса, Винифредъ Дэрти, имѣла болѣе широкіе взгляды на матримоніальныя отношенія, нежели другіе Форсайты. Отчего бы не позабавиться малюткѣ? (Она называла Иренъ малюткой, хотя та была выше ея ростомъ. Но объ Иренъ всѣ Форсайты отзывались въ такомъ снисходительно пренебрежительномъ тонѣ. Вѣдь у нея не было никакого состоянія, и Сомсъ, взявъ ее, далъ ей богатство и положеніе!) Винифредъ признавала, что Сомсъ скученъ. Что же касается Бозиннея, то она находила, что въ немъ есть извѣстный "шикъ". Только такой повѣса, какъ этотъ Джорджъ, могъ сравнить его съ "морскимъ разбойникомъ".
   Однако другіе были несогласны съ Винифредъ. Никакого "шика" не находили въ немъ. Правда, онъ былъ недуренъ собой, но развѣ можно находить шикарнымъ человѣка, носящаго такую шляпу, такъ мало обращающаго вниманія на свой костюмъ и смотрящаго на всѣхъ такими странными, блуждающими глазами. Высказанное Винифредъ мнѣніе было приписано ея экстравагантности и пристрастію, ко всему новому.
   Іюнь мѣсяцъ близился къ концу. Розы цвѣли во всѣхъ садахъ и наполняли своимъ ароматомъ воздухъ. Всѣ парки были переполнены гуляющими, и непрерывные ряды экипажей тянулись вдоль рѣки по набережной. Почти каждая болѣе или менѣе зажиточная семья устраивала поѣздку за городъ, и конечно, Форсайты не могли составить исключенія. Винифредъ проектировала поѣздку въ Ричмондъ и, движимая, бытъ можетъ, чувствомъ неопредѣленной симпатіи, а отчасти и желаніемъ "видѣть собственными глазами", она написала Иренъ слѣдующую записку:
   "Дорогая Иренъ. Я слышала, что Сомсъ уѣзжаетъ въ Генлей завтра на сутки и подумала, что не худо было бы намъ устроить поѣздку въ Ричмондъ. Не возьметесь ли вы пригласить мистера; Бозиннея, а я позову молодого Флиппарда. Эмили (они называли свою мать по имени, такъ какъ это считалось особеннымъ тикомъ) соглашается дать намъ свою коляску. Я заѣду за вами и за вашимъ молодымъ человѣкомъ въ семь часовъ. Любящая васъ сестра Винифредъ Дэрти".
   Однако планъ Винифредъ чуть не разстроился. Прежде всего молодой Флиппардъ отказался ѣхать; онъ былъ слишкомъ занятъ. Винифредъ потребовала тогда, чтобы ея мужъ ѣхалъ съ ними. Дэрти былъ въ самомъ мрачномъ настроеніи. Онъ проигралъ свою ставку на скачкахъ наканунѣ, и вечеромъ съ горя напился. Но когда на другой день Винифредъ сказала ему о поѣздкѣ въ Ричмондъ, то онъ сейчасъ же согласился. Въ глубинѣ души онъ восхищался Иренъ и даже не прочь былъ поухаживать за нею. Поѣздка вчетверомъ, въ экипажѣ Джемса, даже улыбалась ему. Однако въ шестомъ часу Эмили Форсайтъ прислала сказать своей дочери, что она не можетъ дать экипажъ, такъ какъ одна изъ лошадей кашляетъ.
   Это было очень непріятно. Винифредъ тотчасъ же отправила записку Иренъ, въ которой сообщала о случившемся и предлагала ѣхать въ кабріолетахъ и встрѣтиться у ресторана "Корона и Скипетръ", въ три четверти восьмого.
   Винифредъ сообщила объ этомъ Дэрти, который былъ сначала очень доволенъ. Онъ почему-то вообразилъ, что поѣдетъ вдвоемъ съ Иренъ. Но когда Винифредъ ему сказала, что они встрѣтятся въ ресторанѣ и что онъ поѣдетъ съ нею, то физіономія у него вытянулась и онъ мысленно выругался.
   Дорогой они почти не разговаривали и только разъ или два обмѣнялись замѣчаніями.
   Дэрти сказалъ:
   -- Да! У мистера Сомса вытянется носъ, когда онъ узнаетъ, что его жена ѣздила кататься съ Бозиннеемъ въ кабріолетѣ!
   -- Не говори глупостей, Монти!-- сказала ему Винифредъ.
   -- Ого! Ты вѣдь совсѣмъ не знаешь женщинъ, моя красавица,-- возразилъ ей мужъ.
   Бозинней и Иренъ пріѣхали раньше ихъ. Они стояли у большого, раскрытаго настежь окна и смотрѣли на рѣку. Наблюдательный Дэрти замѣтилъ, что они стояли очень близко другъ къ другу и не говорили ни слова. Бозинней, по мнѣнію Дэрти, имѣлъ видъ голоднаго человѣка. Предоставивъ Винифредъ заниматься съ ними, Дэрти взялся заказать обѣдъ. Это было какъ разъ по его чести. И дѣйствительно, онъ въ этомъ отношеніи выказалъ большую изобрѣтательность.
   За обѣдомъ онъ былъ любезенъ и разговорчивъ, какъ никогда. Онъ почти не сводилъ съ Иренъ дерзкаго и восхищеннаго взгляда, но долженъ былъ сознаться въ душѣ, что она была холодна съ нимъ. Онъ надѣялся, что ему удастся что-нибудь подмѣтить, но она держала себя безукоризненно. Ито же касается Бозиннея, то онъ былъ угрюмъ, "какъ медвѣдь". Винифредъ съ трудомъ вытягивала изъ него слова. Онъ ничего не ѣлъ и только пилъ ликеръ. И чѣмъ дальше, тѣмъ блѣднѣе становилось его лицо и глаза загорались какимъ-то мрачнымъ огнемъ.
   Дэрти находилъ это очень забавнымъ. Онъ не былъ глупъ и могъ быть подчасъ остроуменъ. Онъ говорилъ одинъ за всѣхъ, разсказывалъ рискованные анекдоты и предложилъ въ шутливой формѣ тостъ за здоровье Иренъ. Но никто не поддержалъ, его, и Винифредъ сказала ему:
   -- Не будь же такимъ клоуномъ, Монти!
   Послѣ обѣда она предложила пойти на террасу для публики, откуда открывался видъ на рѣку.
   -- Я люблю смотрѣть на простонародныя любовныя парочки,-- сказала она.
   Дѣйствительно, тутъ было много гуляющихъ. Въ воздухѣ стоялъ гулъ отъ множества голосовъ, то грубыхъ и громкихъ, то нѣжныхъ, словно повѣряющихъ какую-то тайну.
   Винифредъ, со свойственною Форсайтамъ прозорливостью, сумѣла отыскать свободное мѣстечко въ этой толпѣ, наполнявшей террасу. Они сѣли на скамью подъ деревомъ, широко раскинувшимъ надъ ними свои мощныя вѣтви. Дэрти сѣлъ на концѣ скамейки. Возлѣ него сидѣла Иренъ, около нея Бозинней и около Бозиннея Винифредъ. Но четверо лишь съ трудомъ могли помѣститься на скамейкѣ, и поэтому Дэрти ощущалъ около себя руку Иренъ. Это занимало его и онъ старался еще тѣснѣе прижаться къ ней. Онъ думалъ при этомъ:
   "Съ какой стати этотъ морской разбойникъ будетъ только одинъ владѣть ею! Она слишкомъ хороша для этого!.."
   Куря сигару и дѣлая видъ, что онъ ничего не замѣчаетъ, Дэрти слѣдилъ за Бозиннеемъ. Бозинней сидѣлъ, скрестивъ руки и устремивъ неподвижный взоръ въ пространство. Лицо его выражало глубокое страданіе. Дэрти посмотрѣлъ на Иренъ. Она была въ тѣни, и онъ не могъ разглядѣть ея лица, но онъ чувствовалъ, что отъ нея исходитъ какое-то странное, таинственное очарованіе. И онъ подумалъ:
   "Охъ, эти женщины!"
   Лучи заката погасли, и изъ-за деревьевъ показался молодой мѣсяцъ. Рѣку окутала тьма. На террасѣ воцарилось молчаніе.
   Дэрти прижался къ Иренъ. Онъ почувствовалъ, какъ она вздрогнула, и въ глазахъ ея появилось гнѣвное выраженіе. Она попробовала отъ него отодвинуться, но это нисколько его не смутило, и онъ даже улыбнулся. Надо признать, что этотъ "свѣтскій человѣкъ", (какимъ считалъ себя Дэрти въ кругу Форсайтовъ) выпилъ лишнее за обѣдомъ. Онъ смотрѣлъ на Иренъ глазами сатира и думалъ:
   "Какой толкъ въ этомъ Бозиннеѣ! У него такой жалкій видъ!"
   И Дэрти съ самодовольнымъ видомъ покручивалъ свои волнистые усы, все тѣснѣе прижимаясь къ Иренъ.
   Наконецъ, она встала, и всѣ остальные послѣдовали за ней. Дэрти однако не отставалъ отъ нея. Онъ рѣшилъ во что бы то ни стало узнать, что она за женщина? Голова у него слегка кружилась отъ выпитаго вина, но это только придавало ему смѣлости. Пусть этотъ "голодный архитекторъ" ѣдетъ съ его женой! Онъ же поѣдетъ съ Иренъ. И Дэрти заранѣе предвкушалъ удовольствіе отъ этой продолжительной поѣздки вдвоемъ, въ теплую лѣтнюю ночь.
   Его планъ былъ очень простъ. Онъ рѣшилъ дѣйствовать смѣло, не отставая ни на шагъ отъ Иренъ и тотчасъ же, вслѣдъ за нею, сѣсть въ кабріолетъ и уѣхать, прежде чѣмъ его жена и Бозинней успѣютъ сказать хоть слово. Но Иренъ, словно предчувствуя, не сѣла въ кабріолетъ, а отошла къ лошадямъ, какъ будто желая приласкать ихъ. Дэрти не ожидалъ этого маневра и такъ какъ онъ не слишкомъ крѣпко держался на ногахъ, то и не осмѣлился пойти за ней. Къ его величайшей досадѣ, Бозинней тотчасъ же очутился возлѣ нея. Она повернулась и что-то быстро, вполголоса, проговорила ему. Слова: "этотъ господинъ" долетѣли до слуха Дэрти. Впрочемъ, и это не подѣйствовало на Дэрти. Съ упрямствомъ пьянаго человѣка онъ хотѣлъ непремѣнно настоять на своемъ.
   Винифредъ уже сидѣла въ экипажѣ, а Дэрти продолжалъ стоять у другого кабріолета, дожидаясь Иренъ. Вдругъ кто-то оттолкнулъ его съ такою силой, что онъ едва устоялъ на ногахъ.
   Бозинней прошепталъ ему въ ухо:
   -- Я отвезу Иренъ домой! Понимаете?..
   Дэрти увидѣлъ блѣдное отъ волненія лицо архитектора и его глаза, сверкавшіе точно у дикой кошки.
   -- Эге!-- проговорилъ заикаясь Дэрти.-- Это еще что за новости! Вы поѣдете съ моей женой!..
   -- Прочь!-- прошипѣлъ Бозинней.-- Или я вышвырну васъ на дорогу!
   Дэрти отступилъ. Какъ онъ ни былъ пьянъ, но онъ понялъ, что Бозинней не шутитъ, и что онъ можетъ выполнить свое намѣреніе. Иренъ проворно вскочила въ экипажъ и ея платье слегка коснулось ногъ Дэрти, когда она садилась. Вслѣдъ за нею сѣлъ Бозинней и приказалъ кучеру ѣхать.
   Дэрти въ первое мгновеніе былъ совершенно ошеломленъ. Все совершилось такъ быстро, что онъ даже не успѣлъ опомниться. Видя, что ему ничего не остается другого, онъ вскарабкался въ кабріолетъ, гдѣ сидѣла его жена.
   -- Поѣзжайте скорѣе!-- крикнулъ онъ кучеру.-- И не теряйте изъ вида тотъ экипажъ!..
   Дорогой онъ далъ волю своему негодованію.
   -- Хорошую штуку ты устроила,-- сказалъ онъ своей женѣ,-- допустивъ этого молодчика везти Иренъ домой! Не могла ты, что ли, удержать его какъ-нибудь. Онъ влюбленъ до безумія, это каждый дуракъ можетъ замѣтить!
   На всѣ возраженія жены онъ отвѣчалъ патетическими возгласами, призывалъ въ свидѣтели Всемогущаго Бога, обвинялъ всѣхъ, ея отца, братьевъ, Иренъ, Бозиннея, бранилъ ее, свою жену, всѣхъ Форсайтовъ, и даже собственныхъ дѣтей, и проклиналъ день своей свадьбы. Винифредъ спокойно выслушивала его упреки, предоставивъ ему изливать свой гнѣвъ и раздраженіе въ этомъ потокѣ словъ. Очевидно, она уже привыкла къ такимъ выходкамъ. Дѣйствительно, онъ, наконецъ, успокоился и весь остальной путь угрюмо молчалъ, не спуская глазъ съ ѣхавшаго впереди кабріолета.
   По счастью, онъ не могъ слышать страстной мольбы Бозиннея. Онъ не подозрѣвалъ, что его собственное поведеніе прорвало плотину долго сдерживаемой страсти. Онъ не могъ видѣть, какъ Дрожала Иренъ, какъ ея черные, грустные глаза наполнились слезами, не слышалъ ея тихихъ рыданій и его неустанныхъ просьбъ, и въ темнотѣ не могъ замѣтить, какъ онъ покорно, весь дрожа, склонился надъ ея рукой...
   Кучеръ, послушный приказанію Дэрти, повернулъ на площадь Монпелье, вслѣдъ за кабріолетомъ Бозиннея. Дэрти видѣлъ, что Бозинней выпрыгнулъ изъ экипажа, вслѣдъ за Иренъ. Она быстро прошла впередъ, не поднимая головы. Очевидно, у нея былъ ключъ отъ парадной двери, такъ какъ она тотчасъ де исчезла. Дэрти рѣшительно не могъ бы сказать, говорила ли она что-нибудь Бозиннею, или нѣтъ...
   Бозинней прошелъ мимо нихъ. И Дэрти и Винифредъ, обладавшіе прекраснымъ зрѣніемъ, отлично замѣтили при свѣтѣ фонаря его лицо, страшно блѣдное отъ волненія.
   -- Спокойной ночи, мистеръ Бозинней!-- крикнула ему Винифредъ. Бозинней остановился, пораженный, потомъ торопливо снялъ шляпу и ушелъ. Онъ очевидно совсѣмъ забылъ объ ихъ существованіи!
   -- Что?-- сказалъ Дэрти, обращаясь къ женѣ.-- Видѣла ты выраженіе его лица, а?.. Что я говорилъ? Хорошая шутка, нечего сказать!
   Было такъ ясно, что между Иренъ и Бозиннеемъ произошло какое-то рѣшительное объясненіе, что Винифредъ не нашлась что возразить своему мужу. Она только сказала:
   -- Я думаю, лучше молчать объ этомъ. Что за польза поднимать изъ-за этого шумъ!
   Къ удивленію, Дэрти вполнѣ согласился съ нею. Впрочемъ, онъ руководствовался тутъ чисто личными соображеніями, находя для себя невыгоднымъ увеличивать тревоги Джемса, всегда принимавшаго близкіо къ сердцу все, что касалось семьи.
   -- Совершенно справедливо!-- замѣтилъ онъ.-- Пустъ Сомсъ вѣдаетъ свои дѣла самъ! Это его право...
   Супруги Дэрти подъѣхали къ своему дому, который, нанималъ для нихъ отецъ Винифредъ, Джемсъ. Дэрти чувствовалъ сильное утомленіе и помышлялъ объ отдыхѣ. Была уже полночь. Среди запоздалыхъ прохожихъ не было ни одного Форсайта, и никто не слѣдилъ за Бозиннеемъ, какъ онъ бродилъ по пустынной площади, нѣсколько разъ возвращаясь къ одному и тому же мѣсту. Никто не видѣлъ, какъ онъ стоялъ у забора и съ тоскою смотрѣлъ на темныя окна дома, куда скрылась "она", составлявшая теперь для него все на свѣтѣ: и свѣтъ, и смыслъ жизни!..
   

X.
Характеристика Форсайтовъ.

   Въ природѣ Форсайта не сознавать, что онъ -- "Форсайтъ", но молодой Джоліонъ составлялъ исключеніе. Онъ всегда сознавалъ это. Онъ зналъ это даже до своего рѣшительнаго шага, превратившаго его въ изтанника своей касты. И это сознаніе никогда но покидало его. Свою принадлежность къ Форсайтамъ онъ чувствовалъ и въ своемъ новомъ союзѣ и во всѣхъ своихъ поступкахъ и обращеніи съ женой, которая не была "Форсайтомъ".
   Онъ отлично сознавалъ, что если бы онъ не обладалъ въ значительной степени пониманіемъ того, что ему нужно, и упорствомъ въ сохраненіи того, за что онъ заплатилъ большую цѣну,-- другими словами: если бы у него не было "чувства собственности", то онъ бы никогда не удержалъ той женщины, для которой всѣмъ пожертвовалъ, и, пожалуй, даже не пожелалъ бы удерживать ее! Если бы не это свойство Форсайта крѣпко держать въ своихъ рукахъ то, что имъ захвачено, то никогда бы ему не вынырнуть, вмѣстѣ со своею собственностью, изъ всѣхъ финансовыхъ затрудненій и мелкихъ непріятностей. Но онъ остался Форсайтомъ и въ своихъ занятіяхъ, въ своемъ рисованіи акварелей. Онъ всегда ощущалъ при этомъ нѣкоторую неловкость, которую вызывало у него сознаніе, что онъ не извлекаетъ изъ этого занятія большихъ выгодъ.
   Пониманіе истинной натуры Форсайта заставило его отнестись со смѣшаннымъ чувствомъ отвращенія и симпатіи къ письму, которое онъ получилъ отъ своего отца.
   Старый Джоліонъ писалъ ему изъ морского курорта, гдѣ онъ находился вмѣстѣ съ Джюнъ:
   "Мой дорогой Джо. Мы живемъ здѣсь уже двѣ недѣли и наслаждаемся хорошей погодой. Морской воздухъ дѣйствуетъ укрѣпляющимъ образомъ, но моя печень не въ порядкѣ и я буду радъ вернуться въ городъ. Я ничего не могу сказать про Джюнъ. Ея здоровье и настроеніе остаются безъ перемѣны. Она ничего не говоритъ, но ясно, что она попрежнему считаетъ себя помолвленной и не хочетъ порвать съ Бозиннеемъ, хотя развѣ можно считать эту помолвку дѣйствительной? Я очень сомнѣваюсь, слѣдуетъ ли ей возвращаться въ Лондонъ при существующемъ положенія дѣлъ. Но она такъ своевольна, что, пожалуй, захочетъ непремѣнно вернуться. Я думаю, что слѣдовало бы кому- нибудь поговорить съ Бозиннеемъ и узнать его намѣренія. Я не рѣшаюсь самъ говорить съ нимъ, потому что боюсь выйти изъ себя и поколотить его. Поэтому я подумалъ о тебѣ. Ты встрѣчаешься съ нимъ въ клубѣ и могъ бы поговорить съ нимъ и узнать, что онъ думаетъ, наконецъ! Но, конечно, ты не выдавай Джюнъ. Я буду очень радъ, если получу отъ тебя какія-нибудь свѣдѣнія. Это положеніе дѣлъ ужасно разстраиваетъ меня и не даетъ мнѣ спать по ночамъ. Поцѣлуй Джолли и Холли. Любящій тебя отецъ".
   Молодой Джоліонъ такъ серьезно задумался надъ этимъ письмомъ, что даже его жена замѣтила его озабоченность и спросила:
   -- Что случилось?
   Онъ отвѣчалъ:
   -- Ничего.
   Вообще онъ никогда дома не упоминалъ о Джюнъ. Онъ боялся встревожить жену; мало ли ей что могло прійти въ голову!
   Поэтому онъ постарался придать себѣ обычный безпечный видъ, но это, повидимому, не обмануло мистриссъ Джоліонъ, такъ какъ она вышла изъ комнаты, крѣпко стиснувъ губы и бросивъ на него одинъ изъ своихъ загадочныхъ взглядовъ.
   Молодой Джоліонъ отправился въ клубъ, съ письмомъ въ карманѣ. Но онъ рѣшительно не зналъ, какъ ему поступить. Порученіе отца было ему не по вкусу. Вывѣдывать "намѣренія" кого бы то ни было - - не въ его привычкахъ! Притомъ же его собственное ненормальное положеніе въ семьѣ еще усиливало неловкость, которую онъ чувствовалъ.
   Какъ это было похоже на Форсайтовъ, на всѣхъ людей, которыхъ они знали и съ которыми смѣшивались! Они навязывали свои правила и подводили все подъ одну мѣрку, и свои дѣловые принципы вносили даже въ свои частныя отношенія!
   Но, съ другой стороны, вѣдь было такъ естественно, что его отецъ боялся выйти изъ себя, и что онъ готовъ былъ броситься съ кулаками на Бозиннея! Было такъ естественно, что онъ желалъ, наконецъ, узнать его намѣренія!
   Отказать было трудно. Но молодой Джоліонъ все-таки думалъ, что неумѣстно было поручать ему такое дѣло. Однако дѣлать было нечего и надо было исполнить желаніе отца. Впрочемъ, молодой Джоліонъ недаромъ былъ Форсайтомъ. Онъ не очень заботился о средствахъ достиженія цѣли, если только всѣ приличія были соблюдены.
   Онъ пріѣхалъ въ клубъ въ три часа и первое лицо, которое онъ увидѣлъ тамъ, былъ Бозинней. Архитекторъ сидѣлъ въ углу и смотрѣлъ въ окно.
   Молодой Джоліонъ занялъ мѣсто недалеко отъ него и началъ обдумывать свое положеніе. Онъ украдкой посматривалъ на Бозиннея, погруженнаго въ размышленія. Молодой Джоліонъ очень мало зналъ Бозиннея и теперь, въ первый разъ, присматривался къ нему. Бозинней отличался отъ всѣхъ другихъ членовъ клуба какъ наружностью, такъ и своими манерами и своимъ костюмомъ. Молодой Джоліонъ, каково бы ни было его настроеніе и внѣшнія обстоятельства, всегда сохранялъ присущую каждому Форсайту сдержанность и вполнѣ приличную внѣшность. Бозинней же обращалъ на себя вниманіе своимъ небрежнымъ костюмомъ, своимъ изнуреннымъ видомъ и угрюмымъ выраженіемъ лица. Что-то такое въ его лицѣ и во всей его позѣ особенно тронуло молодого Джоліона, знавшаго по опыту, что такое -- страданіе. Бозинней имѣлъ видъ страдающаго человѣка.
   Молодой Джоліонъ, подойдя къ нему, слегка притронулся къ его рукѣ. Бозинней вздрогнулъ, но не выказалъ ни малѣйшаго удивленія.
   -- Я не видѣлъ васъ давно,-- сказалъ молодой Джоліонъ.-- Какъ идетъ постройка дома моего кузена?
   -- Домъ будетъ оконченъ черезъ недѣлю,-- отвѣчалъ Бозинней.
   -- Поздравляю!
   -- Благодарю... Хотя я не знаю, стоитъ ли поздравлять съ этимъ.
   -- Какъ?-- удивленно спросилъ молодой Джоліонъ.-- Я думалъ, что вы будете рады, что наконецъ довели до конца свое дѣло. Но, можетъ быть, вы испытываете такое же чувство, какое испытываю я, когда мнѣ приходится разставаться со своею картиной? Я какъ будто разстаюсь со своимъ ребенкомъ.
   Онъ ласково посмотрѣлъ на Бозиннея.
   -- Да,-- сказалъ Бозинней болѣе сердечнымъ тономъ.-- Дѣйствительно, это такъ. Вы разстаетесь со своимъ произведеніемъ: и всему наступаетъ конецъ... Я и не зналъ, что вы рисуете!
   -- Только акварели... Но я не могу сказать, что я вѣрю въ свою работу.
   -- Не вѣрите? Такъ какъ же вы можете работать? Какая польза въ работѣ, если вы въ нее не вѣрите?
   -- Вы правы, конечно. Но если вы меня спросите, какъ я могу дѣлать такую работу, въ которую я не вѣрю, то я отвѣчу вамъ: я могу, потому, что я -- Форсайтъ!
   -- Форсайтъ?-- воскликнулъ удивленно Бозинней.-- Я никогда не думалъ, что Форсайтъ -- нарицательное имя.
   -- Форсайтъ -- весьма распространенный видъ,-- возразилъ молодой Джоліолъ.-- Сотни Форсайтовъ находятся среди членовъ этого клуба, сотни, вонъ тамъ, идутъ и ѣдутъ по улицамъ. Вы встрѣчаете ихъ повсюду!
   -- Какъ же вы отличаете ихъ, смѣю спросить?
   -- По ихъ чувству собственности. Форсайтъ смотритъ на вещи съ практической стороны,-- я бы сказалъ: съ точки зрѣнія здраваго смысла. А практическій взглядъ на вещи основывается главнымъ образомъ на чувствѣ собственности. Форсайтъ, замѣтьте, никогда не отдаетъ себя другому.
   -- Вы шутите?
   Молодой Джоліонъ слегка прищурилъ глаза.
   -- Нѣтъ, я не шучу,-- сказалъ онъ.-- Вѣдь я самъ Форсайтъ. Но я не чистокровный Форсайтъ. И тѣмъ не менѣе, вы такъ же отличаетесь отъ меня, какъ я отъ дяди Джемса, типичнаго Форсайта. У него чувство собственности развито до крайней степени, тогда какъ у васъ, въ практическомъ смыслѣ, нѣтъ этого чувства. Если бы я не находился между вами, то мы бы казались различными народами. Я представляю недостающее звено. Мы, всѣ,-- рабы собственности и вопросъ только въ степени. Но тотъ, кого я называю "Форсайтомъ", болѣе рабъ собственности, нежели всякій другой... И онъ крѣпко держитъ эту собственность, какова бы она ни была, будь то жена, домъ, деньги, репутація... Собственность -- это его фабричное клеймо... Я бы не прочь, пожалуй, прочитать лекцію о собственности и качествахъ Форсайта. Это маленькое животное,-- сказалъ бы я,-- не выноситъ смѣшного положенія своихъ сородичей, но совершенно не замѣчаетъ смѣха такихъ странныхъ созданій, какъ вы или я, и это не вліяетъ на его поведеніе. Наслѣдственно предрасположенное къ близорукости, оно узнаетъ только особей и жилища своего вида и среди нихъ проводитъ свою жизнь, спокойно конкурируя только другъ съ другомъ.
   -- Вы говорите о Форсайтахъ, какъ будто они составляютъ добрую половину Англіи?-- замѣтилъ Бозинней.
   -- Да, они и составляютъ,-- возразилъ молодой Джоліонъ.-- Они составляютъ ея лучшую половину, надежную, ту, съ которой надо считаться. Это ихъ богатство и надежность сдѣлали возможнымъ все въ странѣ. Это они сдѣлали возможнымъ ваше искусство, литературу, науку, даже религію! Безъ Форсайтовъ,-- которые сами не вѣрятъ ни въ одну изъ этихъ вещей, но все это пускаютъ въ оборотъ,-- далеко ли мы бы ушли? Дорогой сэръ, Форсайты являются посредниками, коммерческими людьми, столпами общества, краеугольнымъ камнемъ всякихъ конвенцій. Словомъ, безъ Форсайтовъ ничего этого не могло бы существовать!
   -- Не знаю, понялъ ли я вашу мысль,-- замѣтилъ Бозинней,-- но мнѣ кажется, что въ такомъ случаѣ и въ моей профессіи много Форсайтовъ, какъ вы ихъ называете?
   -- Конечно. Огромное большинство архитекторовъ, художниковъ или писателей не имѣютъ никакихъ принциповъ, какъ и всѣ Форсайты. Искусство, литература, религія, все это существуетъ лишь благодаря нѣсколькимъ чудакамъ, дѣйствительно вѣрящимъ въ такія вещи, и множеству Форсайтовъ, которые извлекаютъ изъ этого коммерческую пользу. Не менѣе трехъ четвертей нашихъ академиковъ, семь восьмыхъ нашихъ беллетристовъ,-- Форсайты! Огромное количество ихъ можно найти въ періодической печати. О наукѣ я не могу говорить. Но въ области религіи они представлены великолѣпно! Въ Палатѣ Общинъ ихъ, можетъ быть, больше, чѣмъ гдѣ бы то ни было, а наша аристократія сама говоритъ за себя... Но вы не думайте, что я смѣюсь. Опасно итти противъ большинства, да еще какого большинства!-- Молодой Джоліонъ пристально посмотрѣлъ на Бозиннея.-- Опасно посягать на ихъ собственность, какова бы она ни была: домъ, картина... женщина...
   Они посмотрѣли другъ на друга. Молодой Джоліонъ, сдѣлавъ то, чего не дѣлалъ ни одинъ Форсайтъ, никогда бы не позволившій себѣ такой откровенности, снова замкнулся въ свою раковину. Бозинней первый прервалъ молчаніе.
   -- Вы считаете свою семью типичными Форсайтами?-- спросилъ онъ.
   -- Моя семья не отличается крайностями,-- отвѣчалъ молодой Джоліонъ.-- У нея есть свои особенности, какъ у всякой другой семьи, но она обладаетъ въ значительной степени двумя качествами, составляющими отличительный признакъ Форсайта, это -- способность никогда и ничему не отдаваться душою и тѣломъ, и чувство собственности.
   Бозинней улыбнулся.
   -- Ну, а что вы скажете о толстякѣ?-- спросилъ онъ.
   -- Вы подразумѣваете Свизина? Въ немъ есть много первобытнаго. Городъ и тотъ средній классъ, къ которому онъ принадлежитъ, еще не вполнѣ передѣлали его. Вѣковая фермерская работа и грубая сила образовали тѣ наслоенія, которыя сохраняются въ немъ до сихъ поръ.
   Бозинней какъ будто о чемъ-то задумался, потомъ вдругъ проговорилъ:
   -- Вы хорошо поняли своего кузена Сомса. Онъ-то никогда не всадитъ себѣ пулю "въ лобъ"!
   Молодой Джоліонъ проницательно посмотрѣлъ на него.
   -- Вы правы,-- сказалъ онъ.-- Онъ этого не сдѣлаетъ, и вотъ почему съ нимъ надо считаться. Обращайте вниманіе на канавы, ограждающія владѣнія Форсайтовъ. Не слѣдуетъ пренебрегать Форсайтами, не годится игнорировать ихъ!..
   -- Но вы же сами это сдѣлали!
   -- Вы забываете,-- возразилъ молодой Джоліонъ съ какою-то странною гордостью,-- что я могъ удержаться на поверхности. Я вѣдь самъ -- Форсайтъ. Мы всѣ находимся во власти великихъ силъ. Человѣкъ, отходящій отъ стѣны, которая служила ему защитой... Вы знаете, впрочемъ, что я хочу сказать. Я бы не каждому посовѣтовалъ итти моей дорогой,-- прибавилъ онъ, понизивъ голосъ.-- Это зависитъ...
   Кровь бросилась въ лицо Бозиннею, но быстро отхлынула прочь, и онъ сталъ такъ же блѣденъ, какъ раньше. Засмѣявшись, онъ посмотрѣлъ прямо въ глаза молодому Джоліону.
   -- Благодарю васъ,-- сказалъ онъ.-- Это чертовски мило съ вашей стороны. Но помните, что вы вѣдь не одинъ умѣете держаться!..
   Бозинней всталъ. Молодой Джоліонъ долго слѣдилъ за нимъ глазами, когда онъ шелъ по улицѣ. Онъ вспоминалъ давно прошедшіе дни, когда онъ также сидѣлъ здѣсь, слѣдя за стрѣлкой часовъ и тоскуя. Онъ вспомнилъ долгіе часы мучительной неизвѣстности и страстное томленіе, которое онъ переживалъ тогда, и въ его памяти воскресло прошлое съ мучительной ясностью. Видъ Бозиннея, его разстроенное лицо, его блѣдность, безпокойные глаза, поминутно взглядывающіе на часы, все это наполнило его душу жалостью, къ которой примѣшивалось странное, почти непреодолимое чувство зависти.
   Какъ хорошо были знакомы ему всѣ эти признаки.! Пойдетъ ли онъ навстрѣчу своей судьбѣ? Что это за женщина, которая влечетъ его къ себѣ, и чья магнетическая сила настолько велика, что ничто не можетъ противостоять ей, ни честь, ни принципы, ни личный интересъ, и отъ которой нѣтъ иного спасенія, кромѣ бѣгства?
   Бѣгство? Но зачѣмъ бѣжать Бозиннею? Человѣкъ только тогда долженъ бѣжать, когда онъ находится въ опасности разстроить чей-нибудь очагъ и домъ, когда есть дѣти, когда онъ попираетъ ногами идеалы и что-нибудь разрушаетъ! Но вѣдь тутъ, насколько это было извѣстно молодому Джоліону, все это было уже разрушено раньше. Вѣдь онъ самъ не бѣжалъ, когда находился въ такихъ же условіяхъ, да и не бѣжалъ бы теперь! И онъ пошелъ дальше Бозиннея, онъ разрушилъ свой собственный, несчастливый семейный очагъ, а не чужой! Невольно онъ вспомнилъ старинную поговорку: "Судьба человѣка заключена въ его собственномъ сердцѣ!.."
   Мысли его перешли отъ Бозиннея къ женщинѣ, которую онъ не зналъ, до исторію которой слышалъ въ общихъ чертахъ. Несчастный бракъ! Ничего опредѣленнаго, ни дурного обращенія, ни дурныхъ поступковъ, но что-то неизъяснимое, неуловимое, раздѣляющее обоихъ супруговъ, уничтожающее всякую близость между ними, изъ года въ годъ, изо дня въ день, пока смерть не положитъ этому конецъ!
   Но время давно уже сгладило горечь пережитаго, и молодой Джоліонъ могъ обсудить вопросъ и съ другой стороны. Могъ ли такой человѣкъ, какъ Сомсъ, пропитанный предразсудками и убѣжденіями своего класса, найти въ себѣ достаточно внутренней силы и пониманія, чтобы прекратить такое сожительство? Вѣдь для этого онъ долженъ былъ бы обладать достаточной силой воображенія, чтобы заглянуть въ будущее, по ту сторону всѣхъ этихъ мелкихъ непріятностей, сплетенъ, насмѣшекъ и пересудовъ, всегда сопровождающихъ супружескіе разрывы! Онъ долженъ былъ бы возвыситься надъ этимъ, преодолѣть тоску, которую можетъ причинить ему разлука, и пренебречь добродѣтельнымъ негодованіемъ другихъ. Но немногіе мужчины, и тѣмъ болѣе немногіе изъ тѣхъ, кто принадлежитъ къ классу Сомса, были бы на это способны. Впрочемъ, вообще между теоріей и практикой существуетъ огромная разница. Многіе, а также вѣроятно и Сомсъ, готовы высказывать рыцарскіе взгляды тогда, когда "это" лично ихъ не касается...
   Однако молодой Джоліонъ тотчасъ же упрекнулъ себя въ пристрастіи. Онъ испилъ до дна горькую чашу несчастнаго брака, прошелъ черезъ всѣ испытанія, но даетъ ли это ему право судитъ о поступкахъ тѣхъ, кто еще не бывалъ на полѣ битвы? Вѣдь большинство считаетъ такой бракъ, какъ бракъ Сомса и Иренъ, вполнѣ удачнымъ. У него деньги, у нея красота,-- значитъ, тутъ можетъ состояться компромиссъ. Нѣтъ никакихъ причинъ, почему бы имъ не нести это ярмо далѣе, даже если они ненавидятъ другъ друга? Они могутъ итти каждый своею дорогой, лишь бы были соблюдены приличія и уважалась бы святость брачныхъ узъ и общаго семейнаго очага. Половина всѣхъ браковъ у высшихъ классовъ существуетъ на такихъ условіяхъ, лишь бы ни церковь, ни общество не были оскорблены поведеніемъ супруговъ. Разумѣется, для этого приходится пожертвовать кое-какими личными чувствами. Но преимущества прочнаго семейнаго очага слишкомъ очевидны и осязательны и въ сохраненіи status quo нѣтъ риска. Наоборотъ: разрушеніе домашняго очага всегда представляетъ опасный опытъ, и притомъ слишкомъ эгоистичный...
   Молодой Джоліонъ глубоко вздохнулъ.
   "Въ сущности тутъ все основано на чувствѣ собственности!, но, разумѣется, не всѣ хотятъ признать это,-- рѣшилъ онъ, направляясь домой.-- Предпочитаютъ говорить о "святости брачныхъ узъ", но святость брака зависитъ отъ святости семьи, а святость семьи отъ святости собственности. И вѣдь всѣ эти люди называютъ себя послѣдователями Того, у Кого никогда не было никакой собственности! Развѣ это не смѣшно?.. Впрочемъ, Сомсъ, пожалуй, хорошо дѣлаетъ, настаивая на своемъ правѣ и поддерживая такимъ образомъ священный принципъ собственности, который всѣмъ намъ приноситъ выгоду, за исключеніемъ тѣхъ, кто страдаетъ отъ этого..."
   Онъ досталъ изъ кармана письмо отца и, разорвавъ на мелкіе кусочки, задумчиво смотрѣлъ, какъ вѣтеръ разносилъ ихъ. Дома онъ не засталъ никого; жена его ушла, взявъ съ собой Джолли и Холли. Молодой Джоліонъ прошелъ въ садъ и сѣлъ подъ грушевымъ деревомъ, которое давно уже перестало приносить плоды...
   

XI.
Сомсъ желаетъ быть великодушнымъ.

   На другой день послѣ поѣздки въ Ричмондъ Сомсъ вернулся ломой съ утреннимъ поѣздомъ. Онъ прямо поѣхалъ въ Сити; однако, найдя, что дѣла идутъ вяло, рѣшилъ въ три часа итти домой. Иренъ не ждала его и хотя у него не было прямого желанія подсматривать за ней, но все же было не лишнее иногда являться домой такимъ неожиданнымъ образомъ.
   Переодѣвшись, онъ сошелъ въ гостиную. Иренъ сидѣла ничего не дѣлая, въ углу, на диванчикѣ. Это было ея всегдашнее мѣсто. У нея были темные круги подъ глазами, какъ будто она провела безсонную ночь.
   Сомсъ спросилъ:
   -- Почему вы здѣсь? Развѣ вы ждете кого-нибудь?
   -- Да... хотя не навѣрное,-- отвѣчала она.
   -- Кого же?
   -- Мистеръ Бозинней сказалъ, что онъ, можетъ быть, зайдетъ.
   -- Бозинней? Онъ долженъ быть на работѣ.
   Иренъ ничего не отвѣтила.
   -- Ну такъ вотъ что!-- сказалъ Сомсъ.-- Я хочу, поѣхать съ вами на склады, а оттуда мы пройдемся по парку.
   -- Я не хочу выходить. У меня болитъ голова,-- возразила Иренъ.
   -- Всегда такъ!-- замѣтилъ съ неудовольствіемъ Сомсъ.-- Стоитъ мнѣ пожелать, чтобы вы что-нибудь сдѣлали, какъ у васъ сейчасъ же разбаливается голова! Это будетъ полезно для васъ, если вы выйдете на воздухъ и, посидите подъ доревьями.
   Онъ подождалъ нѣсколько минутъ, но такъ какъ Иренъ упорно молчала, то онъ снова заговорилъ:
   -- Я не знаю, какъ вы смотрите на обязанности жены! Я никогда этого не зналъ!-- воскликнулъ онъ.
   Сомсъ не ожидалъ, что она отвѣтитъ ему, но она тихо проговорила:
   -- Я старалась исполнять ваши желанія... Но не моя вина, что я не могу вложить свое сердце въ это!
   -- Чья же вина?-- спросилъ онъ угрюмо.
   -- Прежде чѣмъ мы поженились, вы обѣщали мнѣ, что отпустите меня, если нашъ бракъ окажется неудачнымъ. Что же, находите вы его удачнымъ?
   Сомсъ разсердился.
   -- Неудаченъ!-- воскликнулъ онъ съ раздраженіемъ.-- Онъ былъ бы удачнымъ, если бы вы вели себя какъ слѣдуетъ.
   -- Я пробовала,-- прошептала Иренъ.-- Отпустите меня!
   Сомсъ отвернулся. Втайнѣ онъ былъ испуганъ ея словами, но не хотѣлъ показать этого и, чтобы скрыть свою тревогу, гнѣвно воскликнулъ:
   -- Отпустить васъ? Вы не понимаете сами, что вы говорите!.. Отпустить?.. Да развѣ я могу? Вѣдь мы же обвѣнчаны съ вами... или нѣтъ?.. Ну, а тогда о чемъ же вы говорите? Ради Бога., не будемъ толковать объ этихъ глупостяхъ!.. Берите вашу шляпку и пойдемъ со мною въ паркъ.
   -- Такъ вы не хотите отпустить меня?
   Онъ чувствовалъ, что она смотритъ на него странными, молящими глазами.
   -- Отпустить васъ!-- еще разъ воскликнулъ онъ.-- Да что же вы будете дѣлать съ собой? Вѣдь у васъ нѣтъ денегъ!
   -- Я ужъ какъ-нибудь устроюсь.
   Онъ прошелся въ волненіи по комнатѣ, потомъ остановился передъ нею и сказалъ, отчеканивая каждое слово:
   -- Слушайте! Разъ навсегда говорю вамъ: больше я не желаю слышать отъ васъ подобныхъ вещей! Ступайте и надѣньте вашу шляпку.
   Она не шевельнулась.
   -- Повидимому, вы не хотите пропустить Бозиннея, если онъ придетъ!-- воскликнулъ Сомсъ.
   Иренъ медленно поднялась и вышла изъ комнаты. Черезъ нѣсколько минутъ она вернулась въ шляпкѣ.
   Сомсъ давно уже не прогуливался съ нею въ паркѣ. Это было въ первые два сезона послѣ ихъ свадьбы. Тогда эти прогулки составляли для него величайшее наслажденіе. Онъ втайнѣ гордился красотою Иренъ, и ему хотѣлось, чтобы весь Лондонъ видѣлъ ее. Но онъ тщательно скрывалъ это чувство и сидѣлъ возлѣ нея, какъ всегда, безукоризненно одѣтый и неподвижный, съ обычною брезгливою усмѣшкой на губахъ, изрѣдка прикладывая руку въ шляпѣ и раскланиваясь съ знакомыми.
   И теперь онъ былъ также безукоризненно одѣтъ и тоже брезгливая улыбка блуждала на его устахъ, но куда дѣвались тѣ чувства, которыя онъ испытывалъ тогда въ своемъ сердцѣ?
   Въ паркѣ было пусто. Часъ гулянья, когда паркъ наполнялся нарядной публикой, уже прошелъ. Тѣ гуляющіе, которыхъ теперь можно было встрѣтить, уже не принадлежали въ избраннымъ классамъ. Сомсъ выбралъ скамейку подъ тѣнистымъ деревомъ. Иренъ сидѣла возлѣ него, блѣдная, молчаливая, какъ будто отбывала какое-нибудь тайное наказаніе. Раза два она кивнула ему на какія-то сдѣланныя имъ замѣчанія и отвѣтила "да" съ усталою улыбкой.
   Вдоль изгороди быстрыми шагами шелъ какой-то человѣкъ. Онъ почти бѣжалъ, и прохожіе съ изумленіемъ озирались на него.
   -- Взгляните на этого осла!-- сказалъ Сомсъ, обращаясь къ Иренъ.-- Онъ, должно быть, съ ума сошелъ, что идетъ такими быстрыми шагами по такой жарѣ!
   Вдругъ этотъ человѣкъ обернулся. Иренъ сдѣлала невольное движеніе.
   -- Ага! Это вашъ пріятель, "морской разбойникъ"!-- сказалъ Сомсъ.
   Однако онъ не всталъ и продолжалъ сидѣть такъ же спокойно, какъ прежде, и все съ тою же брезгливою усмѣшкой смотрѣлъ впередъ.
   "Поклонится ли она ему?" подумалъ онъ.
   Но она не шевелилась. Бозинней, дойдя до конца изгороди, повернулъ назадъ и началъ пробираться между стульями, поставленными вдоль аллеи, дѣлая такія движенія, какъ пойнтеръ, идущій по слѣду. Вдругъ онъ увидѣлъ ихъ и остановился какъ вкопанный, а затѣмъ приподнялъ шляпу. Сомсъ отвѣтилъ ему.
   Бозинней имѣлъ видъ человѣка, утомленнаго какой-нибудь тяжелой физической работой. Крупныя капли пота покрывали его лобъ.
   -- Что вы дѣлали въ паркѣ?-- спросилъ его Сомсъ.-- Мы думали, что вы презираете такого рода легкомысленное времяпрепровожденіе?..
   Бозинней повидимому не разслышалъ его вопроса и обратился къ Иренъ:
   -- Я былъ у васъ... Я надѣялся, что вы дома!
   Кто-то изъ знакомыхъ подошелъ въ это время къ Сомсу и, хлопнувъ его по плечу, заговорилъ съ нимъ, такъ что Сомсъ не могъ разслышать отвѣта Иренъ. Но у него тотчасъ же созрѣло рѣшеніе.
   -- Мы какъ разъ возвращаемся домой,-- сказалъ онъ Бозиннею.-- Пообѣдайте съ нами.
   Въ этомъ приглашеніи заключалась своего рода бравада. Онъ, какъ будто, хотѣлъ дать ему понять: "Вы меня обмануть не можете, но вы видите -- я довѣряю вамъ и я не боюсь васъ!"
   Они отправились домой вмѣстѣ. Иренъ шла между ними. На улицѣ, гдѣ была изрядная толкотня, Сомсъ прошелъ впередъ. Онъ даже не прислушивался къ ихъ разговору. Онъ хотѣлъ до конца оставаться вѣрнымъ принятому рѣшенію и какъ игрокъ говорилъ себѣ: "Я не долженъ пренебрегать этой картой. Мнѣ выбирать не изъ чего!" Потому онъ медленно одѣвался и даже нарочно дольше оставался въ своей туалетной комнатѣ, хотя слышалъ, что Иренъ ужа сошла внизъ. Затѣмъ онъ нарочно съ шумомъ закрылъ двери, для того, чтобы они знали, что онъ вышелъ. Когда онъ вошелъ въ гостиную, они стояли у камина, но разговаривали ли они или нѣтъ, онъ этого не могъ сказать.
   И весь вечеръ Сомсъ добросовѣстно игралъ свою роль и даже болѣе дружественно обращался со своимъ гостемъ, нежели когда-либо. Когда Бозинней уходилъ, онъ сказалъ ему:
   -- Вы должны прійти къ намъ какъ можно скорѣе. Иренъ любитъ разговаривать съ вами о домѣ.
   И опять въ тонѣ его голоса прозвучалъ словно какой-то вызовъ. Но рука его была холодна, какъ ледъ. Не желая нарушать своего рѣшенія, онъ даже отвернулся, чтобы не видѣть ихъ прощанія, и старался не глядѣть на Иренъ, когда она протянула руку архитектору. Свѣтъ висячей лампы падалъ на ея золотистые волосы, когда она грустно улыбнулась Бозиннею, который смотрѣлъ на нее глазами преданной собаки... И Сомсъ, отправляясь спать, рѣшилъ, что Бозинней влюбленъ въ его жену...
   Ночь была жаркая и душная. Сомсъ не могъ уснуть и долго лежалъ, прислушиваясь къ дыханію спящей Иренъ. Она могла спать, а онъ не могъ! И лежа въ темнотѣ, онъ старался укрѣпить себя въ своемъ рѣшеніи играть роль невозмутимаго и довѣрчиваго супруга.
   Передъ разсвѣтомъ онъ тихонько всталъ съ кровати и вышелъ въ свою туалетную комнату. Тамъ было открыто окно, и онъ высунулся въ него. Ему было душно.
   Онъ вспомнилъ другую такую ночь, столь же горячую и душную, четыре года тому, назадъ. Это было наканунѣ его свадьбы. Всѣ мельчайшія подробности припомнились ему. Вспомнилось ему, какъ онъ такъ же, какъ теперь, долго смотрѣлъ на пустынную улицу и какъ вдругъ, словно повинуясь какому-то непреодолимому импульсу, онъ одѣлся, сбѣжалъ внизъ и быстро пошелъ туда, гдѣ она жила. И долго-долго простоялъ онъ тогда передъ маленькимъ сѣрымъ домикомъ, такимъ безмолвнымъ и спокойнымъ, какъ лицо мертвеца...
   Внезапная мысль пронизала его мозгъ. А что, если и онъ, этотъ человѣкъ, влюбленный въ его жену, тоже, быть можетъ, бродитъ тутъ и не спускаетъ страстныхъ, тоскующихъ взоровъ съ его дома,-- дома, гдѣ "она" живетъ?
   Сомсъ высунулся изъ окна, насколько могъ. Деревья сквера были окутаны сѣроватой мглой. Фонари еще горѣли, распространяя блѣдноватый свѣтъ, но нигдѣ ни души не было видно. Кругомъ было тихо.
   И вдругъ, среди этой мертвой тишины, онъ услыхалъ странный, мучительный и протяжный крикъ или стонъ. Сомсъ вздрогнулъ и прислушался. Крикъ повторился опять и опять.
   -- Ахъ, вѣдь это только павлины!-- сказалъ онъ себѣ.-- Это они кричатъ тамъ, около пруда...
   

XII.
Джюнъ дѣлаетъ рискованный шагъ.

   Старый Джоліонъ стоялъ въ узенькой пріемной въ Бродстэрсъ, пропитанной запахомъ рыбы и клеенки, какъ всѣ хорошіе меблированные дома на морскомъ берегу. На стулѣ, кожаная обивка котораго была продрана въ одномъ мѣстѣ, лежала дорожная сумка, куда старый Джоліонъ укладывалъ какія-то бумаги. Онъ засунулъ туда же "Times" и бутылочку одеколона. Сегодня было назначено засѣданіе совѣта новой угольной компаніи, а онъ никогда не пропускалъ такихъ собраній, потому что, если бы онъ сталъ ихъ пропускать, то это означало бы, что онъ состарился, чего не могъ допустить его гордый Форсайтовскій духъ.
   Но старый Джоліонъ былъ чѣмъ-то недоволенъ и по временамъ глаза его гнѣвно сверкали, точно глаза школьника, побѣжденнаго товарищами. Однако онъ сдерживалъ себя, стараясь подавить раздраженіе, вызываемое въ немъ теперешними условіями его жизни.
   Онъ получилъ отъ своего сына письмо, наполненное общими мѣстами, при помощи которыхъ Джо старался отвѣтить на прямо поставленный вопросъ. "Я видѣлъ Бозиннея,-- писалъ онъ.-- Онъ не преступникъ. Чѣмъ больше я вижу людей, тѣмъ болѣе прихожу къ убѣжденію, что они никогда не бываютъ просто хороши или дурны. Они бываютъ только трогательны или комичны. Впрочемъ, вы, вѣроятно, не согласны со мной!.."
   Дѣйствительно, старый Джоліонъ не былъ согласенъ съ такими взглядами. Онъ не могъ быть согласенъ и находилъ циничнымъ со стороны Джо высказывать такіе взгляды. Старый Джоліонъ еще не достигъ такого возраста, когда, съ исчезновеніемъ всѣхъ иллюзій и надеждъ, даже у Форсайта можетъ явиться желаніе нарушить свою сдержанность и, измѣнивъ тѣмъ принципамъ, которые онъ оберегалъ всю жизнь (самъ не вѣря въ нихъ), высказать такія мысли, которыя онъ никогда бы раньше не могъ рѣшиться сказать.
   Старый Джоліонъ зналъ, что онъ старъ, но онъ чувствовалъ себя молодымъ, и это смущало его. Его смущала также мысль, что онъ, всегда такой осторожный въ своихъ поступкахъ, не могъ уберечь ни своего сына, ни своей внучки отъ постигшаго ихъ несчастія. Онъ ничего не могъ сказать противъ Джо. Кто же могъ бы сказать что-нибудь противъ него, такого славнаго парня? Но положеніе его было очень печальное, да и положеніе Джюнъ было не изъ хорошихъ. Тутъ было что-то роковое, но такой человѣкъ, какъ старый Джоліонъ, не могъ съ этимъ примириться.
   Въ сущности, когда онъ написалъ своему сыну, онъ не особенно надѣялся на результатъ. На балу у Роджера онъ слишкомъ ясно увидѣлъ положеніе дѣлъ и у него уже не оставалось никакихъ сомнѣній. Имѣя примѣръ собственнаго сына передъ глазами, онъ лучше могъ судить, чѣмъ всякій другой Форсайтъ, какъ велика сила этого чувства, называемаго любовью. До помолвки Джюнъ, когда она и Иренъ были неразлучны, онъ часто видалъ Иренъ, и отъ него не укрылось то впечатлѣніе, которое она производила на мужчинъ. Она не занималась флиртомъ, она даже не была кокеткой, но она была опасна. Онъ не могъ объяснить почему, но зналъ, что это такъ. Опасна -- и дѣлу конецъ! Онъ не хотѣлъ больше говорить объ этомъ. Не все ли равно! Ему хотѣлось только спасти положеніе Джюнъ и миръ ея души. И онъ надѣялся въ глубинѣ сердца, что она все же будетъ утѣшеніемъ его старости.
   Въ письмѣ сына заключалась такая фраза: "Я пришелъ къ заключенію, что онъ захваченъ потокомъ". Старый Джоліонъ съ неудовольствіемъ вспомнилъ объ этой фразѣ. Какой потокъ? Что это за новая манера выражаться?..
   Джюнъ вышла изъ столовой, чтобы помочь ему надѣть лѣтнее пальто. Но по ея костюму и рѣшительному выраженію лица онъ догадался, что его ожидаетъ.
   -- Я ѣду съ вами,-- сказала она.
   -- Глупости, душа моя. Я вѣдь проѣду прямо въ Сити. Не могу же я позволить, чтобы ты болталась тамъ!..
   -- Мнѣ надо видѣть старую мистриссъ Смичъ.
   -- А! Одну изъ неисправныхъ плательщицъ, которымъ ты покровительствуешь!-- проворчалъ онъ. Онъ не вѣрилъ этому предлогу, но не противился больше. Съ такой упрямицей ничего не подѣлаешь!
   Онъ посадилъ ее въ коляску, которая дожидалась его на вокзалѣ, а самъ взялъ извозчика и отправился въ Сити.
   Джюнъ, дѣйствительно, заѣхала къ мистриссъ Смичъ, но пробыла у нея не болѣе полчаса. Джонъ рѣшила во что бы то ни стало узнать что-нибудь о Бозиннеѣ. Она больше не могла переносить неизвѣстности и поэтому у нея созрѣлъ планъ поѣхать сначала къ его теткѣ, мистриссъ Бейнсъ, а если отъ нея нельзя будетъ добиться ничего, то проѣхать прямо къ Иренъ. Но у Джюнъ не было яснаго представленія о томъ, что она можетъ выиграть отъ всѣхъ этихъ посѣщеній?
   Мистриссъ Бейнсъ, тетка Бозиннея, была въ кухнѣ, когда ей доложили о пріѣздѣ Джюнъ. Она тотчасъ же побѣжала въ спальню, поправила свой костюмъ и, доставъ изъ футляра два толстыхъ золотыхъ браслета, надѣла ихъ. Затѣмъ она немного припудрила щеки и осмотрѣлась въ зеркало со всѣхъ сторонъ.
   Она ожидала визита Джюнъ уже нѣсколько недѣль тому назадъ. До нея дошли слухи, что между женихомъ и невѣстою не все идетъ какъ слѣдуетъ. Между тѣмъ, никто изъ нихъ не являлся къ ней. Она звала Бозиннея обѣдать нѣсколько разъ, но онъ неизмѣнно отвѣчалъ: "Слишкомъ занятъ!"
   Она встрѣтила Джюнъ съ большимъ восторгомъ и сердечными изліяніями, на что она была большая мастерица. Однако въ глубинѣ души она немного боялась Джюнъ. Несмотря на свою молодость и на свой маленькій ростъ, Джюнъ умѣла держать себя къ особеннымъ достоинствомъ. Ея безстрашные глаза и прямодушіе внушали къ ней почтеніе. Мистриссъ Бейнсъ чувствовала какую-то неловкость въ ея присутствіи и старалась скрыть это въ потокѣ любезностей, которыми она осыпала Джюнъ, Она спросила о здоровьи ея дѣда.
   -- Удивительный человѣкъ! Выглядитъ такимъ молодымъ и бодрымъ! Сколько ему лѣтъ? Восемьдесятъ одинъ? Никогда бы она не подумала этого!.. Они были, на берегу моря? Это очень хорошо. Вѣроятно, Джюнъ имѣла извѣстія о Филѣ ежедневно?
   Задавая этотъ вопросъ, мистриссъ Бейнсъ пытливо взглянула на Джюнъ своими свѣтло-сѣрыми глазами. Но Джюнъ выдержала этотъ взглядъ и отвѣчала спокойно:
   -- Нѣтъ, онъ не пишетъ никогда!
   Мистриссъ Бейнсъ какъ-то невольно потупила глаза. Впрочемъ, она тотчасъ же оправилась.
   -- О, да!-- воскликнула она.-- Это такъ похоже на Филя! Онъ всегда былъ такой!
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- спросила Джюнъ.
   Ея вопросъ и тонъ, которымъ она произнесла эти слова, на мгновеніе смутили мистриссъ Бейнсъ. Конечно, она постаралась скрыть это смущеніе и, оправляя свою юбку, сказала спокойно:
   -- Развѣ вы этого не знали, моя милая? Онъ самый безразсудный человѣкъ на свѣтѣ. На его поступки нельзя обращать вниманія!
   Джюнъ внезапно увидѣла, что она тутъ только напрасно теряетъ время. Даже если бы она совершенно прямо поставила вопросъ, то и тогда врядъ ли она бы добилась отвѣта отъ этой женщины!
   -- Вы видите его?-- спросила она, краснѣя.
   -- Да,-- отвѣчала мистриссъ Бейнсъ.-- Я не помню, когда онъ былъ здѣсь послѣдній разъ... Дѣйствительно, въ послѣднее время мы рѣдко видѣлись съ нимъ. Онъ очень занять постройкой дома вашего кузена. Впрочемъ, я слышала, что домъ скоро будетъ оконченъ. Надо будетъ устроить маленькій обѣдъ въ честь этого событія. Пріѣзжайте и останьтесь у насъ.
   -- Благодарю васъ.
   Произнося эти слова, Джюнъ еще разъ подумала, что она только теряетъ время. "Эта женщина ничего мнѣ не скажетъ!" -- рѣшила она.
   Когда она встала, собираясь итти, то съ мистриссъ Бейнсъ произошла перемѣна. Она почувствовала страхъ. Очевидно, что-то произошло, очень дурное. Но она все же не рѣшилась спросить эту маленькую дѣвушку, стоящую передъ ней. съ такимъ рѣшительнымъ выраженіемъ лица и мрачными, горящими глазами.
   Мистриссъ Бейнсъ была взволнована до глубины души. Еще сегодня утромъ мужъ говорилъ ей:
   -- Знаешь ли, вѣдь старый Форсайтъ, по всей вѣроятности, имѣетъ болѣе ста тысячъ фунтовъ капитала!
   А теперь эта дѣвушка, его наслѣдница, можетъ ускользнуть, и бракъ ея съ Бозиннеемъ можетъ разстроиться! Ей бы такъ хотѣлось спросить объ этомъ Джюдъ, но она не посмѣла, и Джюнъ ушла.
   Джюнъ пошла быстрыми шагами вдоль сквера. Въ душѣ ея кипѣла буря. Она ненавидѣла теперь эту женщину, которую въ счастливые дни своей любви она считала такой доброй и симпатичной. Неужели всегда такъ будетъ, и она ничего ни отъ кого не добьется? Неужели эта неизвѣстность будетъ продолжаться?
   Она рѣшила прямо пойти къ Филю и спросить его, что онъ думаетъ? Она имѣла на это право теперь!
   Повернувъ въ улицу, гдѣ жилъ Бозинней, она дошла до его дома и, не раздумывая больше, быстро взбѣжала по лѣстницѣ. Сердце ея сильно колотилось въ груди.
   На площадкѣ третьяго этажа она остановилась и стала прислушиваться. На лѣстницѣ было тихо. Она поднялась въ послѣдній этажъ и остановилась передъ дверью, на которой была прибита его дощечка. И вдругъ ея рѣшимость испарилась. Ея поведеніе представилось ей въ иномъ свѣтѣ. Кровь ударила ей въ голову и ладони ея маленькихъ рукъ стали влажными подъ тонкими шелковыми перчатками.
   Она облокотилась на перила, чтобы собраться съ мужествомъ, но все же не вернулась назадъ. Дверь его квартиры была передъ нею, и она съ тоскою смотрѣла на нее. Неужели она вернется?.. Нѣтъ! Не все ли ей равно, что подумаютъ о ней люди?.. Да они и не узнаютъ никогда объ этомъ! Никто не узнаетъ! Вѣдь никто не поможетъ ей и она сама должна пройти черезъ это испытаніе.
   Сдѣлавъ надъ собой усиліе, она подошла къ двери и позвонила. Никто не отворилъ, и стыдъ и страхъ, которые она чувствовала передъ этимъ, внезапно исчезли. Она позвонила еще разъ и еще, какъ будто надѣялась получить какой-нибудь отвѣтъ изъ этой пустой, запертой комнаты,-- отвѣтъ, который вознаградилъ бы ее за стыдъ и страхъ, только что испытанные ею. Но дверь не открылась... Она бросила звонить и, усѣвшись на лѣстницѣ, закрыла лицо руками.
   Немного успокоившись, она сошла внизъ и вышла на улицу. У нея было такое ощущеніе, какъ будто она перенесла тяжелую болѣзнь и не имѣла другого желанія, какъ только вернуться домой какъ можно скорѣе!.. Ей казалось, будто люди, попадавшіеся ей навстрѣчу, знали, гдѣ она была и что она дѣлала. И вдругъ на противоположной сторонѣ она увидала Бозиннея, идущаго домой по направленію отъ площади Монпелье, гдѣ жила Иренъ...
   Первымъ движеніемъ Джюнъ было перейти улицу, ему навстрѣчу. Но онъ увидѣлъ ее и, приподнявъ шляпу, прошелъ мимо. Проѣзжавшій мимо омнибусъ заслонилъ Бозиннея. Когда онъ проѣхалъ, Джюнъ увидала, что Бозинней продолжаетъ спокойно итти далѣе по противоположной сторонѣ улицы...
   Джюнъ остановилась и неподвижно смотрѣла ему вслѣдъ...
   

XIII.
Новый домъ Сомса.

   Въ одной изъ верхнихъ комнатъ ресторана Френча сидѣли Джемсъ и Сомсъ Форсайты. Джемсъ предпочиталъ завтракать въ этомъ ресторанѣ, гдѣ была настоящая англійская кухня, сытная и тяжелая. Онъ не любилъ французскихъ выдумокъ, хотя ему и приходилось подчиняться требованіямъ хорошаго тона и дома и въ ресторанахъ заказывать французское меню. Но иногда онъ доставлялъ себѣ это удовольствіе и отправлялся въ недорогой англійскій ресторанъ, въ Сити, гдѣ ему подавали домашній хлѣбъ и простыя англійскія кушанья.
   Усѣвшись за столикомъ, вмѣстѣ съ Сомсомъ, Джемсъ съ большимъ аппетитомъ съѣлъ тарелку супа и затѣмъ, прожевывая хлѣбъ, спросилъ сына:
   -- Ну, а когда же ты поѣдешь въ Робинъ-Холль? Ты возьмешь съ собой Иренъ? Тебѣ слѣдуетъ взять ее... Я полагаю, что тебѣ слѣдуетъ теперь самому присмотрѣть за окончательной отдѣлкой дома.
   Сомсъ, не глядя на отца, отвѣтилъ:
   -- Она не поѣдетъ.
   -- Какъ? Не поѣдетъ? Что это значитъ? Развѣ она не будетъ жить въ этомъ домѣ?
   Сомсъ молчалъ.
   -- Не понимаю, что теперь сдѣлалось съ женщинами!-- проворчалъ Джемсъ.-- У меня никогда не было никакихъ затрудненій съ ними. Ты даешь ей слишкомъ много свободы. Она избалована...
   Сомсъ взглянулъ на отца и неожиданно проговорилъ:
   -- Я не желаю ничего слышать противъ нея.
   Джемсъ замолчалъ и принялся доѣдать завтракъ. Выпивъ рюмку портвейну, онъ снова заговорилъ:
   -- Твоя мать лежитъ въ постели и ты можешь воспользоваться ея коляской. Я думаю, что Иренъ любитъ кататься. Возьми ее съ собой. Этотъ молодой архитекторъ вѣдь будетъ тамъ? Онъ покажетъ вамъ все.
   Сомсъ кивнулъ головой.
   -- Я былъ бы не прочь и самъ взглянуть, что онъ тамъ понадѣлалъ,-- продолжалъ Джемсъ.-- Пожалуй, я тоже проѣду туда и захвачу васъ тамъ.
   -- Я поѣду по желѣзной дорогѣ,-- возразилъ Сомсъ.-- Если вамъ хочется, то вы можете прокатиться туда. Можетъ быть, Иренъ согласится поѣхать съ вами, я не знаю.
   Джемсъ позвонилъ и заплатилъ по счету. Они вышли вмѣстѣ. Сомсъ отправился на желѣзнодорожную станцію, а Джемсъ сѣлъ въ омнибусъ.
   Дорогой онъ рѣшился воспользоваться случаемъ и поговорить съ Иренъ. Одно слово, сказанное во-время, можетъ многое предупредить. Теперь, когда она будетъ жить внѣ города, ей представляется возможность исправить все...
   Пріѣхавъ домой, Джемсъ тотчасъ же велѣлъ запрячь лошадей и даже приказалъ одѣться груму. Онъ хотѣлъ этимъ оказать любезность Иренъ, которой должна нравиться пышность.
   Когда горничная открыла ему дверь, то онъ услышалъ пѣніе Иренъ и поторопился сказать объ этомъ горничной, такъ какъ опасался, что она не впуститъ его, сказавъ, что мистриссъ Сомсъ нѣтъ дома.
   Да, мистриссъ Сомсъ была дома, но горничная не знала, принимаетъ ли она? Однако Джемсъ съ необычайной живостью, удивительной даже для его длинной тощей фигуры, предупредилъ ея намѣреніе доложить о немъ и направился прямо въ гостиную, гдѣ за роялемъ сидѣла Иренъ, положивъ руки на клавиши и очевидно прислушиваясь къ голосамъ въ передней.
   Она сухо поздоровалась съ нимъ, но онъ, не теряя надежды завоевать ея симпатіи, быстро проговорилъ:
   -- Ваша свекровь лежитъ въ постели... Я взялъ ея коляску и пріѣхалъ за вами. Будьте милая дѣвочка, надѣньте шляпку и поѣдемъ со мною кататься. Вамъ это полезно.
   Иренъ посмотрѣла на него, какъ будто хотѣла отказаться, но потомъ передумала.
   -- Куда же мы поѣдемъ?-- спросила ока.
   -- Поѣдемъ въ Робинъ-Холль. Лошадямъ нужно упражненіе. А мнѣ хочется посмотрѣть, что тамъ дѣлается.
   Онъ проговорилъ эти слова скороговоркой, чтобы не дать ей опомниться. Она дѣйствительно на мгновеніе пріостановилась, но потомъ опять передумала и сѣла въ коляску.
   Они проѣхали больше полдороги, когда Джемсъ, наконецъ, рѣшился заговорить съ ней.
   -- Сомсъ очень привязанъ къ вамъ,-- сказалъ онъ.-- Онъ не позволяетъ ни слова сказать противъ васъ. Отчего вы не покажете ему больше расположенія?
   Иренъ вспыхнула и тихо отвѣтила:
   -- Я не могу показывать того, чего у меня нѣтъ.
   Джемсъ строго посмотрѣлъ на нее. Она ѣхала съ нимъ, въ его коляскѣ, на его лошадяхъ и онъ былъ господиномъ положенія. Она не могла ни высадить его, ни сдѣлать ему сцены публично.
   -- Я не понимаю, что вы думаете!-- воскликнулъ онъ.-- Сомсъ такой хорошій мужъ!
   Иренъ отвѣчала такъ тихо, что шумъ уличнаго движенія почти заглушалъ ея голосъ. Джемсъ только разслышалъ слова:
   -- Вѣдь не вы замужемъ за нимъ!
   -- Что это значитъ?-- сказалъ онъ сердито.-- Онъ даетъ вамъ все, что вы только пожелаете. Онъ всегда готовъ доставить вамъ удовольствіе и теперь построилъ даже для васъ домъ за городомъ. Вѣдь у васъ же нѣтъ ничего!
   -- Да.
   Это было сказано тихо. Джемсъ снова посмотрѣлъ на нее, но не могъ уловить выраженія ея лица. Она какъ будто готова была заплакать, а между тѣмъ!..
   -- Но вѣдь мы всѣ старались быть ласковыми съ вами!-- проворчалъ онъ..
   Губы Иренъ дрогнули и, къ великому смущенію Джемса, одинокая слеза медленно скатилась по ея щекѣ. Онъ почувствовалъ, какъ ему что-то сдавило горло.
   -- Мы всѣ расположены къ вамъ,-- проговорилъ онъ съ трудомъ.-- Если бы только...-- онъ хотѣлъ сказать: "если бы вы лучше вели себя", но измѣнилъ свое намѣреніе и прибавилъ:-- если бы вы постарались быть для него лучшей женой.
   Иренъ не отвѣчала и въ ея молчаніи было что-то такое, что окончательно сбивало съ толку Джемса. Онъ не зналъ, какъ говорить съ ней, но чувствовалъ, что послѣднее слово остается не за цимъ. Однако онъ не могъ долго вытерпѣть; это молчаніе тяготило его, и онъ снова заговорилъ.
   -- Думаю, что Бозинней теперь обвѣнчается съ Джюнъ,-- замѣтилъ онъ неожиданно.
   Лицо Иренъ измѣнилось.
   -- Я не знаю,-- сказала она.-- Вы бы спросили у нея.
   -- Она пишетъ вамъ?
   -- Нѣтъ.
   -- Какъ такъ? Я думалъ, что вы такіе большіе друзья!
   Иренъ прямо посмотрѣла на него.
   -- Еще разъ говорю вамъ: вы бы лучше спросили у нея,-- сказала она.
   -- Хорошо,-- пробормоталъ Джемсъ, смущенный ея взглядомъ.-- Хотя это очень странно, что я не могу получить прямого отвѣта на мой прямой вопросъ, но что же дѣлать?
   Онъ нѣсколько Бремени молчалъ, недовольный, но опять не выдержалъ и съ раздраженіемъ проговорилъ:
   -- Во всякомъ случаѣ, я предупреждаю васъ. Вы не хотите заглянуть впередъ. Сомсъ ничего не говорить, но я знаю, что онъ не долго выдержитъ такое положеніе вещей. Винить вамъ будетъ некого и, что гораздо важнѣе, симпатіи будутъ не на вашей сторонѣ.
   Иренъ съ улыбкой наклонила голову и сказала:
   -- Я очень вамъ обязана.
   Джемсъ растерялся. Онъ совершенно не зналъ, что отвѣтить ей. Но къ его великому облегченію лошади уже подъѣхали къ дому и остановились.
   Въ огромной передней было холодно и тихо, точно въ могилѣ, такъ что Джемсъ вздрогнулъ. Онъ поскорѣе отдернулъ тяжелыя кожаныя портьеры между колоннами и не могъ удержаться отъ восклицанія удивленія. Отдѣлка внутренняго двора была великолѣпна. Стеклянныя рамы наверху были открыты въ центральной части и теплый воздухъ проникалъ внутрь двора, выложеннаго темно-красными изразцами и съ группой большихъ цвѣтущихъ ирисовъ посрединѣ. Ему въ особенности понравились пурпуровыя кожаныя занавѣси, драпирующія огромный бѣлый изразцовый каминъ. Онъ стоялъ, заложивъ за спину руки, и разсматривалъ вверху архитектурную работу на колоннахъ и рисунокъ фризъ, окружающихъ стѣны цвѣта слоновой кости, очевидно тутъ не пожалѣли трудовъ. Это былъ настоящій аристократическій домъ! Джемсъ отдернулъ другую портьеру, и передъ нимъ открылась картинная галлерея, задняя стѣна которой представляла большое окно. Полъ былъ изъ темнаго дуба, а стѣны отдѣланы подъ слоновую кость. Онъ прошелъ въ домъ, открывая двери и заглядывая въ комнаты. Вездѣ было все тщательно прибрано и готово для жилья.
   Джемсъ обернулся, желая что-то сказать Иренъ, и увидѣлъ, что она стоитъ у входа въ садъ вмѣстѣ съ мужемъ и Бозиннеемъ. Хотя Джемсъ и не обладалъ особенною проницательностью, но сейчасъ же догадался, что вышла какая-то непріятность. Онъ подошелъ къ нимъ, нѣсколько обезпокоенный этимъ и не зная, что произошло между ними, хотѣлъ по возможности уладить недоразумѣніе. Поэтому онъ любезно протянулъ руку Бозиннею и спросилъ развязнымъ тономъ:
   -- Какъ поживаете, мистеръ Бозипней?.. Должно быть, вы много-таки поистратили денегъ на такую отдѣлку!
   Сомсъ повернулся къ нему спиной и отошелъ. Джемсъ взглянулъ на нахмуренное лицо Бозиннея, на Иренъ и въ смущеніи пробормоталъ:
   -- Да что же случилось? Никто ничего не говоритъ мнѣ!..
   Онъ пошелъ вслѣдъ за сыномъ. До него долетѣлъ короткій смѣхъ Бозиннея и слова: "Ну, слава Богу! Вы выглядите такъ..." Къ сожалѣнію, остального онъ не разслышалъ. Но оглянувшись, онъ замѣтилъ, что Иренъ очень близко подошла къ архитектору и что лицо у нея такое, какого онъ еще никогда не видалъ у нея...
   Джемсъ поспѣшилъ къ сыну, который проходилъ по картинной галлереѣ.
   -- Что же случилось?-- спросилъ онъ его.
   Сомсъ посмотрѣлъ на него съ обычнымъ надменнымъ спокойствіемъ, но Джемсъ видѣлъ, что онъ взбѣшенъ.
   -- Нашъ пріятель,-- сказалъ, наконецъ, Сомсъ,-- опятъ превысилъ свои инструкціи. Это все. Тѣмъ хуже для него!
   Онъ быстрыми шагами направился къ двери, но Джемсъ поспѣшилъ опередить его. Онъ видѣлъ издали, какъ Иренъ приложила палецъ къ губамъ, замѣтилъ, что она что-то сказала при этомъ, и поторопился громко заговорить, прежде чѣмъ они замѣтили его.
   -- Приближается буря. Надо ѣхать домой,-- сказалъ онъ.-- Боюсь, что мы не можемъ предложить вамъ мѣсто въ коляскѣ, мистеръ Бозинней... Вы не поѣдете?.. Ну, такъ до свиданія!
   Онъ протянулъ руку, но Бозинней сдѣлалъ видъ, что не замѣчаетъ ея и смѣясь проговорилъ:
   -- До свиданія, мистеръ Форсайтъ. Смотрите, чтобы васъ не захватила по дорогѣ буря!
   -- Не понимаю...-- началъ Джемсъ, но запнулся, взглянувъ на лице Иренъ. Онъ подсадилъ ее въ коляску, увѣренный теперь, что между обоими состоялось какое-то тайное соглашеніе.
   Ничто на свѣтѣ не можетъ такъ взволновать Форсайта, какъ открытіе, что вещь, на которую онъ рѣшилъ потратить опредѣленную сумму, обойдется ему гораздо дороже. Послѣ своего послѣдняго письма Бозиннею, гдѣ онъ указалъ ему сумму, Сомсъ больше не думалъ объ этомъ, и ни на одну минуту не допускалъ мысли, что Бозинней снова выйдетъ изъ предѣловъ смѣты, достаточно широко составленной, по мнѣнію Сомса. Поэтому, когда Бозинней сказалъ ему, что онъ перерасходовалъ еще 400 фунтовъ противъ назначенной имъ суммы: 12.000 фунтовъ, то Сомсъ вышелъ изъ себя. Онъ первоначально разсчитывалъ, что домъ обойдется ему но больше 10.000 фунтовъ, и часто строго осуждалъ себя за то, что допустилъ такія излишества. Но теперь онъ уже не уступитъ! Какъ могъ Бозинней считать его такимъ осломъ! Вся злоба противъ него и тайная ревность, накопившіяся въ сердцѣ Сомеа, вылились теперь наружу и сосредоточились, какъ въ фокусѣ, на этомъ новомъ проступкѣ Бозиннея. Роль довѣрчиваго и великодушнаго супруга, взятая имъ на себя, чтобы сохранить свою собственность -- жену, была забыта Сомсомъ. Какъ только онъ въ состояніи былъ говорить, онъ сказалъ Бозиннею шипящимъ отъ гнѣва голосомъ:
   -- А! Вы полагаете, что это такъ пройдетъ вамъ? Вы очень ошибаетесь, милостивый государь!
   Онъ еще самъ не зналъ хорошенько, какъ онъ поступитъ, но, просмотрѣвъ послѣ обѣда свою переписку съ Бозиннеемъ, пришелъ къ заключенію, что Бозинней долженъ будетъ отвѣтить за сдѣланный имъ перерасходъ въ 400 фунтовъ или, по крайней мѣрѣ, въ 350 фунтовъ.
   Иренъ сидѣла на своемъ обычномъ мѣстѣ, на софѣ, и пришивала кружево къ воротнику, когда вошелъ ея мужъ. Онъ подошелъ къ каминному зеркалу и, смотрясь въ него, сказалъ:
   -- Вашъ пріятель, "морской разбойникъ", останется въ дуракахъ! Ему придется заплатить за это.
   Иренъ презрительно взглянула на него и отвѣчала:
   -- Я не знаю, о чемъ вы, говорите.
   -- Вы скоро узнаете. Сущіе пустяки; не стоящіе вашего вниманія -- 400 фунтовъ!
   -- Не хотите ли вы сказать, что вы заставите его заплатить за этотъ ненавистный домъ?
   -- Конечно!
   -- Но вы знаете, что у него ничего нѣтъ?
   -- Да.
   -- Значитъ, вы хуже, чѣмъ я думала о васъ.
   Сомсъ повернулся быстрымъ движеніемъ и безсознательно сжалъ въ рукахъ китайскую фарфоровую чашечку. Онъ видѣлъ, какъ порывисто дышала Иренъ и какъ потемнѣли у нея глаза отъ сдерживаемаго гнѣва. Онъ спросилъ по наружности спокойно:
   -- Вы занимаетесь флиртомъ съ Бозиннеемъ?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчала Иренъ.
   Его взглядъ встрѣтился съ ея взглядомъ, и онъ невольно опустилъ глаза. Онъ не зналъ, вѣрить ли ей или нѣтъ, но зналъ, что сдѣлалъ ошибку, спросивъ ее объ этомъ. Онъ никогда не зналъ и никогда не будетъ знать, что она думаетъ! Видъ ея непроницаемаго лица, воспоминаніе о множествѣ вечеровъ, когда она сидѣла такъ же на софѣ, кроткая и пассивная,-- но такая замкнутая, такая невѣдомая, неразгаданная для него!-- приводилъ его въ бѣшенство.
   -- Вы точно каменная!-- воскликнулъ онъ, и такъ сильно сжалъ чашку, которую держалъ въ рукахъ, что она разлетѣлась вдребезги. Куски со звономъ упали на каминную рѣшетку.
   -- Вы забываете, что это только чашка!-- замѣтила Иренъ съ улыбкой.
   Сомсъ схватилъ ее за руку.
   -- Хорошая трёпка -- это единственное средство образумить васъ!-- прошипѣлъ онъ, но тотчасъ же опомнился, бросилъ ея руку и выбѣжалъ изъ комнаты.
   

XIV.
Ночь на лѣстницѣ.

   Поднимаясь по лѣстницѣ, въ свою комнату въ этотъ вечеръ, Сомсъ чувствовалъ, что зашелъ слишкомъ далеко въ своей вспыльчивости и готовъ былъ принести Иренъ извиненія за свои слова.
   Онъ потушилъ огонь въ коридорѣ, но, подойдя къ двери спальни, остановился, обдумывая, что онъ скажетъ Иренъ въ свое оправданіе. Онъ не хотѣлъ ей показать, что онъ взволнованъ.
   Но дверь не открывалась, какъ онъ ни дергалъ за ручку. Очевидно Иренъ ее заперла почему-либо и забыла потомъ отодвинутъ задвижку.
   Сомсъ прошелъ черезъ туалетную комнату, откуда дверь вела также въ спальню. Но и эта дверь оказалась запертой. Тутъ онъ замѣтилъ, что ему приготовлена его походная постель, которую онъ иногда употреблялъ, и на ней положенъ его ночной костюмъ. Онъ понялъ, что Иренъ заперлась отъ него!
   Подойдя снова къ двери, онъ съ силою: задергалъ ручку, крича:
   -- Откройте дверь! Слышите! Откройте дверь!..
   Отвѣта не было.
   -- Вы слышите! Впустите меня! Я требую этого!..
   Онъ разслышалъ какой-то шелестъ и прерывистое, тяжелое дыханіе, точно дыханіе человѣка, находящагося въ смертельной опасности.
   Было что-то страшное въ этомъ молчаніи, въ этой запертой двери. Сомсъ прошелъ назадъ къ другой двери и навалился на нее со всею силой, пробуя разломать ее. Но дверь была новая и крѣпкая. Она была сдѣлана по его заказу передъ ихъ свадьбой. Ярость душила его. Онъ хотѣлъ вышибить дверь ногой, по мысль о слугахъ остановила его. И онъ вдругъ почувствовалъ, что побѣжденъ!..
   Онъ сошелъ внизъ, въ гостиную, и взялъ книгу. Но онъ смотрѣлъ на страницы и не видѣлъ буквъ, не понималъ ничего. Передъ его глазами была Иренъ. Ея золотистые волосы разсыпались по голымъ плечамъ, а большіе черные глаза смотрѣли на него неподвижно, какъ глаза загнаннаго животнаго. Только теперь передъ нимъ сталъ выясняться ея поступокъ, и онъ понялъ его значеніе.
   Но онъ не могъ сидѣть спокойно и снова подошелъ къ двери. Онъ слышалъ ея движенія въ комнатѣ и позвалъ ее:
   -- Иренъ! Иренъ!
   Отвѣта не было. Въ комнатѣ наступила тишина.
   Простоявъ нѣсколько минутъ со сложенными руками, онъ на цыпочкахъ пробрался къ другой двери и опять съ силой навалился на нее. Она затрещала, но не поддалась. Сомсъ сѣлъ на лѣстницѣ и закрылъ лицо руками.
   Онъ долго сидѣлъ такъ въ темнотѣ. Сквозь верхнее окно проникалъ лунный свѣтъ, слабо освѣщавшій ступени лѣстницы. Сомсъ смотрѣлъ въ темноту и старался философски отнестись къ своему положенію. Что жъ, послѣ того, какъ она заперла свою дверь, она больше не имѣетъ на него правъ, какъ жена, и онъ будетъ утѣшаться съ другими женщинами!..
   Однако онъ чувствовалъ, что это были только теоретическіе планы. Онъ никогда не питалъ особеннаго пристрастія къ такого рода похожденіямъ и теперь даже потерялъ привычку. Врядъ ли онъ даже могъ бы вернуть ее. Онъ зналъ, что только одна женщина можетъ удовлетворить его чувственность,-- его жена, неприступная и испуганная, скрывающаяся тамъ, за этой запертой дверью!
   Это убѣжденіе съ ужасною силой овладѣло имъ, когда онъ сидѣлъ на лѣстницѣ, въ темнотѣ, и вся его философія разлетѣлась въ прахъ. Ея поведеніе было безнравственнымъ, неизвинительнымъ, достойнымъ самаго худшаго наказанія! Онъ желалъ только ее одну, а она не давалась ему...
   Значитъ, она его дѣйствительно ненавидитъ! Онъ никогда не вѣрилъ этому. Ему казалось это невозможнымъ. Онъ терялъ голову. Если она, всегда такая кроткая и уступчивая, прибѣгла къ такому средству, то что же еще ожидаетъ его?
   Можетъ быть, у нея была любовная интрига съ Бозиннеемъ?.. Онъ не вѣрилъ этому, не хотѣлъ этого допустить! Это не могло быть причиной ея поведенія!
   Онъ ни на одно мгновеніе не могъ представить себѣ, что его супружескія отношенія станутъ достояніемъ гласности. Слѣдовательно, если у него нѣтъ доказательствъ ея измѣны, то онъ не долженъ вѣритъ этому, такъ какъ вѣдь онъ не хочетъ самъ наказывать себя, сдѣлать публичнымъ свое несчастье. Но въ глубинѣ сердца онъ все-таки думалъ, что она ему измѣнила!.. Бозинней былъ влюбленъ въ нее! Сомсъ ненавидѣлъ его отъ всей души и рѣшилъ не щадить его. Сомсъ не заплатитъ ни одного пенни больше 12.050 фунтовъ,-- крайняя сумма, на которую онъ согласился въ своихъ письмахъ. Пусть же платитъ Бозинней, да онъ еще взыщетъ съ него судебныя издержки! Онъ передастъ это дѣло въ руки лучшихъ адвокатовъ. Онъ разоритъ этого бездѣльника!.. И вдругъ, точно между этими мыслями была какая-нибудь связь, онъ подумалъ, что вѣдь и у Иренъ нѣтъ ни гроша. Они оба нищіе! Эта мысль доставляла ему, даже странное удовлетвореніе.
   Слабый шумъ раздался за стѣной. Сомсъ догадался, что это Иронъ легла на кровать. Ага! Пріятныхъ сновидѣній! Если бы она даже широко раскрыла двери, то онъ бы не вошелъ къ ней теперь!..
   Но его судорожно искривленныя губы дрогнули, и онъ закрылъ лицо руками...
   На слѣдующій день Сомсъ стоялъ въ столовой и мрачно смотрѣлъ въ окно. На углу площади, подъ широкимъ платаномъ, стояла женщина и вертѣла шарманку. Она выглядѣла печальной, такъ какъ была утомлена, а изъ большихъ домовъ, возлѣ которыхъ она играла, никто не бросилъ ей ни одного мѣдяка!..
   Женщина подошла къ самому дому Сомса и снова принялась вертѣть ручку шарманки. Она играла вальсъ, тотъ самый, который Сомсъ слышалъ на балу у Роджера, когда Иренъ танцовала съ Бозиннеемъ. Сомсъ живо припомнилъ этотъ вечеръ и даже запахъ гарденій, которыя были въ ея волосахъ. Онъ вспомнилъ, какъ она пронеслась мимо него въ этомъ вальсѣ, какъ играли лучи свѣта въ ея золотистыхъ волосахъ и какъ блестѣли ея глаза, смотрѣвшіе на Бозиннея!..
   Сомсъ отошелъ на мгновеніе отъ окна, закурилъ папироску и снова заглянулъ въ окно. Звуки шарманки притягивали его. И вдругъ онъ увидалъ Иренъ. Она, была одѣта въ нѣжно-розовую блузку съ широкими рукавами, которую онъ еще не видалъ у нея. Поровнявшись съ женщиной, игравшей на шарманкѣ, она остановилась, достала кошелекъ и дала ей деньги. Сомсъ отошелъ въ уголъ, откуда ему была видна передняя.
   Иренъ открыла дверь своимъ ключомъ. Войдя въ переднюю, она сняла шляпку и остановилась передъ зеркаломъ. Ея деки пылали, точно солнце нажгло ихъ, полуоткрытыя губы улыбались. Она протянула руки, точно собираясь обнять кого-то, и тихо, засмѣялась, но смѣхъ ея былъ скорѣе похожъ на стонъ.
   Сомсъ вышелъ изъ своего угла.
   -- Очень хорошо!-- сказалъ онъ.
   Она сразу какъ-то поникла, точно подстрѣленная птичка. Съежившись, она хотѣла проскользнуть мимо него, но онъ загородилъ ей дорогу.
   -- Куда такъ спѣшить?-- спросилъ онъ, уставясь на нее глазами.
   Онъ едва узнавалъ ее. Волосы у нея растрепались, и она вся была точно въ огнѣ. Непривычный румянецъ покрывалъ ея щеки И глаза горѣли. Все казалось ему страннымъ, даже цвѣтъ блузки, которая была на ней.
   Она подняла руку и поправила волосы, тяжело дыша, точно она бѣжала.
   -- Мнѣ не нравится эта блузка,-- сказалъ онъ медленно.-- Она слишкомъ мягкая, безформенная...-- Онъ протянулъ палецъ, точно хотѣлъ тронуть ее, но она отпрянула.
   -- Не прикасайтесь ко мнѣ!-- крикнула она.
   Одъ схватилъ ея руку словно тисками. Она съ силою вырвалась отъ него.
   -- Гдѣ вы были?-- спросилъ онъ.
   -- На небесахъ!.. Только не въ этомъ домѣ!..
   И съ этими словами она бросилась бѣжать по лѣстницѣ.
   Съ улицы доносились, все тѣ же знакомые звуки вальса. Сомсъ стоялъ неподвижно. Что-то помѣшало послѣдовать за ней...
   Можетъ быть, онъ въ этотъ моментъ увидѣлъ своими духовными очами Бозиннея, глаза котораго такъ же блестѣли, какъ глаза Иренъ, и лицо такъ же пылало, и который теперь мысленно переживалъ ту блаженную минуту, когда она, дрожащая отъ волненія, упала къ нему на грудь...
   

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

I.
Мужъ и жена.

   Грубость не была; свойственна Форсайтамъ. Они были слишкомъ осторожными и въ общемъ слишкомъ мягкими людьми. А Сомсъ, кромѣ того, обладалъ самымъ обыкновеннымъ чувствомъ гордости, недостаточнымъ для совершенія дѣйствительно великодушнаго поступка, но все же не допускающимъ тривіально грубыхъ актовъ, которые Сомсъ могъ совершить развѣ только подъ вліяніемъ сильнѣйшаго аффекта. Притомъ же истинный Форсайтъ всегда боится быть смѣшнымъ, а Сомсъ не видѣлъ выхода изъ своего положенія, такъ какъ не могъ же онъ побоями заставить свою жену признать свои права. Поэтому онъ, не говоря больше ни слова, покорился неизбѣжности и въ теченіе лѣта и осени продолжалъ, какъ ни въ чемъ не бывало, вести прежній образѣ жизни, ходилъ въ контору, разсматривалъ свои картины и приглашалъ друзей къ обѣду.
   Онъ оставался въ городѣ, такъ какъ Иренъ отказалась наотрѣзъ уѣзжать. Домъ въ Робинъ-Холлѣ, теперь уже совсѣмъ законченный, оставался безъ владѣльцевъ. Сомсъ возбудилъ противъ Бозиннея искъ, требуя съ него уплаты 350 фунтовъ, которые онъ передержалъ противъ заранѣе условленной суммы.
   Адвокатская фирма, которой Бозинней поручилъ вести свое дѣло, намѣревалась построить свою защиту на одной фразѣ изъ письма Сомса, говорившей о "свободѣ дѣйствій въ условіяхъ, указанныхъ письмомъ". Одно исключало другое и устанавливать рамки, предоставляя въ то же время свободу дѣйствій, было явною нелѣпостью, поэтому Бозинней могъ не обратить вниманія на вторую часть фразы, которая, во всякомъ случаѣ, давала возможность различныхъ толкованій. Сомсъ, узнавъ объ этомъ, обратился къ одному изъ самыхъ извѣстныхъ адвокатовъ въ Лондонѣ, Уотербуку, который, продержавъ у себя бумаги шесть недѣль, высказалъ мнѣніе, что все будетъ зависѣть отъ свидѣтельскихъ показаній во время суда, такъ какъ различное толкованіе этой фразы было вполнѣ возможно. Уотербукъ совѣтовалъ сдѣлать попытку и добыть отъ архитектора признаніе, что онъ понималъ, что не долженъ былъ тратить больше 12-ти съ половиною тысячъ.
   Это было въ октябрѣ, когда полученъ былъ отвѣтъ адвоката. Сомсъ прочелъ его, сидя въ столовой, въ ожиданіи обѣда. Погода была чудесная, несмотря на позднюю осень. Сомсъ задумчиво смотрѣлъ въ садъ, гдѣ деревья еще были покрыты пышною листвой, точно былъ августъ, а не октябрь.
   Страстное желаніе раздавить Бозиннея, отмстить ему не покидало Сомса. Онъ не видѣлъ архитектура со времени послѣдняго разговора съ нимъ, но его лицо со впалыми щеками и горящими глазами энтузіаста не выходило у него изъ памяти. Сомсъ какъ будто постоянно чувствовалъ его присутствіе въ своемъ домѣ и въ каждой приходящей мужской фигурѣ, въ темные вечера, онъ непремѣнно видѣлъ Бозиннея. Это было настоящее наважденіе, отъ котораго Сомсъ никакъ не могъ отдѣлаться.
   Онъ былъ увѣренъ, что Иренъ встрѣчается съ Бозиннеемъ,-- но гдѣ и какъ -- онъ не зналъ, да и не спрашивалъ, втайнѣ боясь узнать слишкомъ много. Иногда, когда онъ спрашивалъ свою жену, гдѣ она была,-- что естественно долженъ былъ дѣлать всякій Форсайтъ,-- онъ подмѣчалъ на ея лицѣ очень странное выраженіе, совершенно ему незнакомое. Она замѣчательно владѣла собой, но все же отъ него не ускользнула какая-то перемѣна въ ней, которую однако онъ не могъ уловить вполнѣ.
   Иренъ тоже взяла привычку не завтракать дома, и когда Сомсъ, возвращаясь изъ Сити, спрашивалъ горничную, завтракала ли барыня дома, то большею частью получалъ отвѣтъ: "Нѣтъ, сэръ".
   Онъ, конечно, не одобрилъ такого поведенія и высказалъ ей это. Но она не обратила никакого вниманія на его слова. Его изумляло и сердило такое спокойное игнорированіе его желанія. Она точно торжествовала надъ нимъ побѣду.
   Прервавъ свои размышленія надъ письмомъ адвоката, Сомсъ всталъ и пошелъ наверхъ въ ея комнату. Днемъ она не запирала дверей. Сомсъ находилъ, что она поступаетъ правильно, соблюдая приличія ради слугъ.
   Она причесывалась, когда онъ вошелъ; услышавъ его шаги, она повернулась къ нему и съ горячностью сказала:
   -- Что вамъ нужно? Прошу васъ оставьте мою комнату!
   -- Я желаю знать, какъ долго будетъ продолжаться такое положеніе вещей. Я уже довольно терпѣлъ!-- сказалъ онъ.
   -- Пожалуйста, уходите изъ моей комнаты!
   -- Хотите вы обращаться со мной, какъ со своимъ мужемъ?
   -- Нѣтъ!
   -- Тогда я приму мѣры, чтобы заставить васъ.
   -- Принимайте!
   Онъ смотрѣлъ на нее, пораженный ея спокойствіемъ. Она стиснула губы. Ея распущенные, золотистые волосы разсыпались по ея обнажённымъ плечамъ. Ему бросился въ глаза рѣзкій контрастъ между этими золотыми волнами и черными глазами, сверкавшими ненавистью, страхомъ и какимъ-то тайнымъ торжествомъ.
   -- Теперь прошу васъ, оставьте мою комнату!-- повторила она.
   Онъ повернулся и вышелъ, не говоря больше ни слова.
   Сомсъ отлично зналъ, что онъ никакихъ мѣръ не предприметъ и ясно видѣлъ, что и она также знаетъ это и знаетъ, что онъ испуганъ.
   Онъ имѣлъ привычку разсказывать ей за обѣдомъ обо всемъ, что дѣлалъ въ теченіе дня, о своихъ дѣлахъ и кліентахъ, о новыхъ картинахъ, которыя онъ видѣлъ и которыя хотѣлъ бы пріобрѣсти. Эта привычка была такъ сильна, что онъ даже теперь оставался ей вѣренъ и продолжалъ говорить за обѣдомъ, какъ-будто это помогало ему скрывать отъ самого себя свою сердечную боль.
   Часто, когда они оставались одни, онъ дѣлалъ попытку поцѣловать ее, когда она говорила ему покойной ночи. У него была все-таки смутная надежда, что когда-нибудь она впуститъ его къ себѣ. Притомъ же онъ, какъ мужъ, считалъ себя въ правѣ цѣловать ее. Даже если она его ненавидѣла, то все же она не имѣла права пренебрегать этимъ стариннымъ обычаемъ!
   Но за что же оца ненавидитъ его? Даже теперь онъ не могъ этому вѣрить окончательно. Ему казалось это страннымъ и неправдоподобнымъ. Однако самъ онъ ненавидѣлъ Бозиннея, этого проходимца, нищаго, ночного бродягу! Мысленно Сомсъ почему-то всегда представлялъ себѣ Бозиннея шатающимся по улицѣ ночью. Должно быть, его дѣла плохи. Молодой Бёркитъ, архитекторъ, разсказывалъ Сомсу, что онъ видѣлъ Бозиннея выходящаго изъ третьеразряднаго ресторана и замѣтилъ у него очень истощенный видъ.
   Въ теченіе долгихъ часовъ, когда Сомсъ лежалъ безъ сна по ночамъ, обдумывая свое положеніе, онъ рѣшительно не видѣлъ никакого выхода, развѣ только она сама наконецъ одумается и вернется къ лучшимъ чувствамъ. И ни разу, во время этихъ безсонныхъ ночей, ему не приходила въ голову мысль о томъ, что, можетъ быть, лучше было бы разойтись съ нею...
   Въ концѣ сентября всѣ Форсайты начали съѣзжаться въ Лондонъ, возвращаясь изъ разныхъ курортовъ, морскихъ купаній и другихъ мѣстечекъ, гдѣ они проводили конецъ лѣта. Въ первое же воскресенье, послѣ возвращенія Форсайтовъ, большинство членовъ этой семьи собрались у Тимоѳея, и въ числѣ новостей, которыми они стремились подѣлиться другъ съ другомъ, было сообщено, что Иренъ и Сомсъ не выѣзжали изъ города.
   Этотъ самъ по себѣ ничтожный фактъ получилъ значеніе, благодаря разсказу мистриссъ Мэкъ-Эндеръ, которая во время велосипедной экскурсіи съ молодымъ Филиппардомъ въ Ричмондъ Паркъ, встрѣтила по дорогѣ Иренъ и Бозиннея, выходившихъ изъ рощи.
   Мистриссъ Мэкъ-Эндеръ не принадлежала къ семьѣ Форсайтовъ, но, какъ ближайшій другъ Винифредъ Дэрти, она вращалась въ ихъ кругу, знала всѣхъ Форсайтовъ и всюду была пріятной гостьей, такъ какъ у нея всегда имѣлся цѣлый запасъ самыхъ свѣжихъ новостей. Въ этотъ вечеръ какъ разъ она обѣдала у Тимоѳея (хотя Тимоѳей самъ никогда не присутствовалъ на такихъ обѣдахъ), вмѣстѣ со своею пріятельницей Винифредъ и ея мужемъ. Кромѣ того была приглашена Фрэнси, потому что ее считали принадлежащей къ артистическому кругу, а мистриссъ Мэкъ-Эндеръ соприкасалась съ этимъ кругомъ, потому что писала статьи о модахъ, печатающіяся въ одномъ женскомъ журналѣ. Для Фрэнси, чтобы ей было съ кѣмъ заниматься флиртомъ, приглашались обыкновенно двое молодыхъ людей, дальнихъ родственниковъ, которые, хотя и были очень молчаливы, но пользовались репутаціей свѣтскихъ франтовъ, посвященныхъ во все, что дѣлается въ избранномъ обществѣ.
   За обѣдомъ, когда присутствовала мистриссъ Мэкъ-Эндеръ, разговоръ всегда принималъ оживленный и общій характеръ. Тетушка Джюлей и тетушка Эстеръ находили его очень интереснымъ и всегда говорили другъ другу: "Если бы только милый Тимоѳей захотѣлъ познакомиться съ ней! Навѣрное это бы развлекло его!" Просто удивительно, какъ много знаетъ эта женщина! Она могла сообщить, кто была героиня послѣдней модной повѣсти изъ великосвѣтской жизни, написанной моднымъ писателемъ; она знала всѣ подробности исторіи съ сыномъ сэра Чарльза Фиста въ Монте Карло,-- словомъ, она знала все и про всѣхъ! Но кромѣ того, она принимала участіе въ обсужденіи вопроса о судьбѣ младшаго сына Николаса, котораго мать хотѣла отдать во флотъ, а отецъ сдѣлать счетоводомъ, и могла высказать по этому поводу весьма цѣнное мнѣніе. Она была рѣшительно противъ флота. Не обладая особенно блестящими способностями и связями, трудно сдѣлать карьеру во флотѣ! Счетоводъ имѣетъ гораздо больше шансовъ пробиться впередъ, но только онъ долженъ имѣть дѣло съ солидной фирмой.
   Иногда мистриссъ Мэкъ-Эндеръ посвящала мистриссъ Смоллъ и тетушку Эстеръ въ тайны биржевой игры. Конечно, ни та, ни другая не стали бы этимъ заниматься. У нихъ не было денегъ, чтобы помѣщать ихъ на биржѣ, но тѣмъ не менѣе одна мысль объ этомъ приводила ихъ въ волненіе, и онѣ долго послѣ того просматривали биржевую хронику и слѣдили за повышеніемъ и пониженіемъ акцій. Случалось, что онѣ не находили въ хроникѣ акцій той компаніи, на которую имъ указывала мистриссъ Мэкъ-Эндеръ, совѣтуя туда помѣстить деньги; тогда онѣ съ нетерпѣніемъ ждали прихода Джемса или Свизина и дрожащимъ отъ любопытства голосомъ спрашивали, какъ стоятъ дѣла этой компаніи, такъ какъ онѣ не находятъ ея акцій въ биржевой хроникѣ.
   Если при этомъ разговорѣ присутствовалъ Роджеръ, то онъ непремѣнно вмѣшивался въ него и говорилъ имъ: "Вы хотите обжечь себѣ пальцы, помѣщая свои деньги въ такія бумаги, о которыхъ вы ничего толкомъ не знаете? Кто вамъ это посовѣтовалъ?" Но узнавъ, кто посовѣтовалъ, онъ иногда самъ наводилъ справки въ Сити и покупалъ эти акціи за свой собственный счетъ.
   Это было какъ разъ въ серединѣ обѣда, когда подано было традиціонное блюдо форсайтовскихъ фамильныхъ обѣдовъ -- баранье сѣдло, когда мистриссъ Мэкъ-Эндеръ, обведя всѣхъ присутствующихъ веселымъ взглядомъ, воскликнула: "А кого вы думаете я встрѣтила сегодня въ Ричмондъ Паркѣ? Никогда вамъ не догадаться!.. Мистриссъ Сомсъ и мистера Бозиннея!.. Должно быть, они ѣздили осматривать домъ..."
   Винифредъ Дэрти кашлянула, но никто не вымолвилъ ни слова. Это было именно то свидѣтельское показаніе, котораго всѣ безсознательно ждали, чтобы подтвердить свои подозрѣнія.
   Надо отдать справедливость мистриссъ Мэкъ-Эндеръ, что она, ничего не знала о разрывѣ между Сомсомъ и архитекторомъ; такъ какъ была въ отсутствіи, уѣзжала въ Швейцарію. Поэтому она и не могла понять сразу впечатлѣнія, которое произвели ея слова на всѣхъ. Слегка покраснѣвъ, она посматривала на окружающихъ своими проницательными черными глазками, стараясь угадать ихъ мысли. Возлѣ нея сидѣли два молодыхъ человѣка, Джолль и Іессе Гейманъ, которые были такъ похожи другъ на друга и такъ неразлучны, что ихъ называли Аяксами. Они никогда не разговаривали и занимались только ничего недѣланіемъ, хотя про нихъ говорили, что они готовятся къ какому-то важному экзамену. Ихъ никто никогда не видѣлъ порознь; они всегда были одѣты по самой послѣдней модѣ и всегда прогуливались въ одни и тѣ же часы, въ однихъ и тѣхъ же мѣстахъ, повидимому совершенно довольные собой и другъ другомъ.
   И вдругъ эти молодые люди, молчавшіе все время обѣда, точно движимые внутреннимъ побужденіемъ и по взаимному соглашенію, повернулись къ мистриссъ Мэкъ-Эндеръ, когда за столомъ наступило неловкое молчаніе, и задали ей однимъ и тѣмъ же голосомъ, одинъ и тотъ же ничего не значущій вопросъ, который однако долженъ былъ вывести ее изъ затрудненія. Но мистриссъ Мэкъ-Эндеръ такъ была поражена этимъ неожиданнымъ обращеніемъ къ ней, что даже положила свою вилку, а горничная Смизеръ, замѣтивъ это, поспѣшила взять у нея тарелку. Впрочемъ, мистриссъ Мэкъ-Эндеръ не растерялась и попросила себѣ другой кусокъ баранины.
   Послѣ обѣда, когда всѣ перешли въ гостиную, мистриссъ Мэкъ-Эндеръ сѣла рядомъ съ мистриссъ Смоллъ, твердо рѣшивъ вывѣдать отъ нея все. Поэтому она и обратилась къ ней со словами:
   -- Какая прелестная женщина мистриссъ Сомсъ! Такая симпатичная! Сомсъ дѣйствительно счастливчикъ!..
   Мистриссъ Мэкъ-Эндеръ вообще не любила обаятельныхъ женщинъ, а къ Иренъ даже питала спеціальную антипатію и удивлялась, "что въ ней находятъ мужчины?" Но это, разумѣется, не могло ей помѣшать покривить душой, если такъ нужно было для ея цѣлей.
   Однако, увлекаемая своимъ любопытствомъ, она совсѣмъ не приняла въ расчетъ въ данномъ случаѣ спеціальное свойство Форсайтовъ, которые не любили обсуждать съ посторонними свои семейныя затрудненія. Мистриссъ Септимусъ Смоллъ выпрямилась такъ, что даже затрещалъ ея корсетъ, и съ достоинствомъ проговорила:
   -- Моя милая, это такой предметъ, о которомъ мы не разговариваемъ!..
   

II.
Ночь въ паркѣ.

   Мистриссъ Смолль, какъ это всегда съ ней случалось, сказала именно то, что ей но слѣдовало говорить, если она не желала возбуждать любопытства мистриссъ Мэкъ-Эндеръ. Та была очень заинтригована ея заявленіемъ, и можно было навѣрное сказать, что теперь она употребитъ всѣ усилія, чтобы узнать всю подноготную. Но, съ другой стороны, развѣ тетушка Джюлей могла отвѣтить иначе? По молчаливому соглашенію Форсайты даже между собой не касались этого щекотливаго предмета. Сомсъ охарактеризовалъ такое положеніе вещей какъ "подземное", и это слово, пожалуй, было наиболѣе подходящимъ, такъ какъ оно указывало, что на поверхность ничто не выступаетъ. Однако черезъ недѣлю послѣ того, какъ Мэкъ-Эндеръ встрѣтила Иренъ и Бозиннея въ Ричмондъ Паркѣ, всѣмъ Форсайтамъ, за исключеніемъ Тимоѳея, отъ котораго "это" тщательно скрывалось, было уже извѣстно, что "эти двое" дошли до крайнихъ предѣловъ. И тѣмъ не менѣе всѣ молчали объ этомъ, думая каждый про себя, что Сомсъ, пожалуй, долженъ былъ бы предпринять какіе-нибудь шаги, но какіе -- этого никто не могъ бы сказать. Безъ открытаго скандала, который никто изъ нихъ, конечно, не посовѣтовалъ бы Сомсу, они не видѣли исхода. Поэтому единственно благоразумнымъ было ничего не говорить Сомсу и ничего не говорить другъ другу, вообще обходить "это" молчаніемъ. Само собою разумѣется, что всѣ рѣшили про себя показывать Иренъ холодность, но она такъ рѣдко показывалась теперь гдѣ бы то ни было, что и это рѣшеніе оставалось болѣе или менѣе платоническимъ. Нельзя же было, въ самомъ дѣлѣ, искать ея общества нарочно, для того чтобы показать ей холодность!
   Джемсъ только въ интимной бесѣдѣ съ женой, въ супружеской спальнѣ, рѣшался высказывать, какое огорченіе причиняетъ ему несчастный бракъ его сына.
   -- Не могу выразить, до какой степени все это мучаетъ меня. Будетъ скандалъ и это дурно отразится на его репутаціи. Я ничего не говорю Сомсу, конечно... но, можетъ быть, тутъ ничего нѣтъ? Какъ ты думаешь? Про нее говорятъ, что она артистическая натура... Что?.. Ты разсуждаешь, какъ тетушка Джюлей... Положимъ, я ничего не знаю, но я ожидаю худшаго!.. Вотъ что значитъ не имѣть дѣтей! Я съ самаго начала зналъ, что такъ будетъ. Они никогда не говорили мнѣ, что не хотятъ имѣть дѣтей. Вообще никто мнѣ не говоритъ ничего!..
   Стоя на колѣняхъ у кровати и читая "Отче нашъ" передъ отходомъ ко сну, Джемсъ, длинный и худой, въ бѣлой ночной рубашкѣ, нагнувъ впередъ голову и выгнувъ спину, дѣйствительно напоминалъ какую-то огромную бѣлую птицу.
   Мысли его все время вертѣлись около возможности скандала. Онъ, такъ же какъ и старый Джоліонъ, въ глубинѣ сердца взваливалъ вину на "вмѣшательство" семьи. Старый Джоліонъ обвинялъ семью Джемса въ томъ, что семейныя дѣла его сына перепутались съ жизнью его внучки, а Джемсъ теперь обвинялъ стараго Джоліона и его близкихъ въ томъ, что они ввели въ семью никому неизвѣстнаго архитектора! Джемсъ даже мысленно не называлъ Бозиннея прозвищемъ, даннымъ ему этимъ повѣсой Джорджемъ, такъ какъ вѣдь Бозинней былъ въ самомъ дѣлѣ архитекторъ, а не "морской разбойникъ".
   Джемсъ всегда чувствовалъ большое почтеніе къ своему старшему брату Джоліону и уважалъ его совѣты, но теперь онъ находилъ, что старый Джоліонъ оказался не на высотѣ. Не обладая его силою характера, Джемсъ болѣе огорчался, нежели сердился на всю эту исторію. Чтобы отвлечься отъ печальныхъ мыслей, Джемсъ отправлялся къ своей замужней дочери Винифредъ Дэрти и забиралъ ея дѣтей съ собой, на прогулку въ Кенсингтонскій садъ или возилъ ихъ кататься въ своей коляскѣ. Но даже веселая дѣтская болтовня не всегда могла разсѣять его печальныхъ мыслей. Въ особенности онѣ осаждали его, когда; онъ шелъ домой по парку. Сады и паркъ не были только его достояніемъ. Тамъ постоянно толпились люди, принадлежащіе къ самымъ разнообразнымъ классамъ общества, Форсайты и бродяги, дѣти и влюбленные -- всѣ искали въ этихъ мѣстахъ отдыха отъ дневного труда и отъ шума уличной жизни. Передъ закатомъ солнца, въ хорошую погоду, пары за парами входили въ различныя ворота парка и разсыпались по дорожкамъ, усыпаннымъ пескомъ. Нѣкоторыя парочки тотчасъ же отправлялись искать укромнаго уголка, въ тѣни деревьевъ или среди кустовъ, мечтая только о томъ, чтобы побыть наединѣ другъ съ другомъ...
   Несмотря на строго неодобрительное отношеніе лондонскаго собранія Форсайтовъ -- городского совѣта, къ любви, которую онъ находилъ опасной для благоденствія общины, въ паркѣ, подъ покровомъ начинающихся сумерекъ, всегда сходились влюбленные, и тайный пиръ любви происходилъ вопреки бодрствующему оку властей. Сомсъ, возвращаясь пѣшкомъ отъ Тимоѳея, гдѣ онъ обѣдалъ одинъ въ этотъ день, слышалъ въ кустахъ заглушенный смѣхъ и поцѣлуи. Вечеръ былъ необыкновенно теплый, несмотря на октябрь, и поэтому неудивительно, что въ паркѣ жизнь била ключомъ.
   Сомсъ шелъ, погруженный въ размышленія о предстоящемъ судебномъ разбирательствѣ, и эти звуки любви, долетавшіе къ нему изъ темныхъ аллей, всякій разъ заставляли его вздрагивать, и кровь сильнѣе приливала къ его сердцу. Его раздражало это и онъ даже рѣшилъ написать открытое письмо въ "Times", чтобы обратить вниманіе кого слѣдуетъ на состояніе парковъ. Впрочемъ, онъ, конечно, не исполнилъ этого рѣшенія, такъ какъ одна мысль увидѣть свое имя напечатаннымъ повергала его въ ужасъ. Но мало-по-малу весь этотъ шопотъ, раздающійся въ темнотѣ, полуясныя фигуры и тѣни, начали дѣйствовать и на него, точно какое-то вредное возбуждающее средство. Онъ покинулъ аллею вдоль рѣки и углубился внутрь парка, тамъ, гдѣ деревья были гуще и тѣни глубже. Онъ шелъ извилистыми дорожками, бросая испытующій взглядъ въ темные уголки и нарочно приближаясь къ скамейкамъ, гдѣ сидѣли обнявшись влюбленныя парочки, вскакивавшія при его приближеніи. Наконецъ, онъ остановился у подъема, откуда видна была рѣка Серпантинъ и тамъ, у рѣки, онъ увидалъ темный силуэтъ парочки, сидѣвшей на скамьѣ, вблизи фонаря. Женщина спрятала голову на груди мужчины, и оба сидѣли неподвижно, точно представляя изъ себя изваянную эмблему страсти, безмолвную и безстыдную.
   Видъ этой парочки почему-то настолько поразилъ Сомса, что онъ спрятался поглубже въ тѣнь деревьевъ.
   Что онъ искалъ тутъ въ паркѣ? Хлѣба, чтобъ насытить свой голодъ, свѣта, чтобы освѣтить окружающую его темноту? Кто знаетъ, Не думалъ ли онъ найти здѣсь то, что положило бы конецъ его личной "подземной" трагедіи? Вѣдь среди этихъ парочекъ, неясные силуэты которыхъ онъ замѣчалъ въ темнотѣ, могли находиться "онъ" и "она"!
   Нѣтъ, жена Сомса Форсайта, конечно, не могла сидѣть въ паркѣ, обнявшись, словно какая-нибудь простая дѣвка! Такая мысль была недопустима, и Сомсъ старался успокоиться. И все же онъ продолжалъ блуждать въ паркѣ, между деревьями, словно ища чего-то! Вдругъ шопотомъ произнесенныя слова: "Если бы всегда такъ было!.." заставили снова кровь прихлынуть къ его сердцу. Онъ остановился и притаившись ждалъ, когда пройдетъ мимо него эта парочка. Сердце такъ сильно колотилось у него въ груди, что его біеніе отдавалось въ ушахъ...
   Мимо прошла худенькая, молоденькая дѣвушка въ поношенномъ платьѣ, вѣроятно приказчица изъ какого-нибудь магазина. Она повисла на рукѣ своего возлюбленнаго, крѣпко прижимаясь къ нему...
   И со всѣхъ сторонъ къ Сомсу доносился шопотъ любви, вездѣ; онъ видѣлъ влюбленныхъ, льнувшихъ другъ къ другу...
   Внезапное отвращеніе овладѣло имъ. Онъ бросилъ свои поиски неизвѣстнаго и, выйдя изъ тѣни деревьевъ, пошелъ прямо домой.
   

III.
Свиданіе въ ботаническомъ саду.

   Молодой Джоліонъ, не находившійся въ такихъ благопріятныхъ условіяхъ, какъ всѣ Форсайты вообще, испытывалъ иной разъ большія затрудненія въ деньгахъ. Тогда онъ брался за кисть и принимался рисовать акварели. Для его рисунковъ ему нужна была природа, но такъ какъ онъ не могъ никуда поѣхать за неимѣніемъ средствъ, то и отправлялся, захвативъ свои краски, въ Ботаническій садъ. Тамъ онъ выбиралъ подходящее мѣстечко, возлѣ какой-нибудь пальмы и, поставивъ свой складной стулъ, проводилъ иногда цѣлые часы, дѣлая эскизы. Одинъ художественный критикъ, видѣвшій его работу, похвалилъ ее, но сказалъ ему, что онъ никогда не обратитъ на себя вниманія публики, если будетъ такъ разбрасываться. Онъ долженъ взять какой-нибудь опредѣленный сюжетъ, напр., "Лондонъ ночью" или "Хрустальный дворецъ" весной, и выпустить цѣлую серію картинъ. Это будетъ правильнѣе, и публика сразу будетъ знать, на что она смотритъ. Художественный критикъ особенно настаивалъ на этомъ и находилъ это тѣмъ болѣе необходимымъ, что, по его мнѣнію, стиль молодого Джоліона былъ лишенъ оригинальности.
   -- Ты видишь, моя милая?-- сказалъ молодой Джоліонъ, оборачиваясь къ женѣ, которая слушала этотъ разговоръ.
   -- Нѣтъ, не вижу!-- отвѣчала она своимъ отрывистымъ тономъ и съ легкимъ иностраннымъ акцентомъ.-- Твой стиль обладаетъ оригинальностью!
   Критикъ посмотрѣлъ на нее и почтительно улыбнулся, но больше ничего не сказалъ. Онъ, какъ и всѣ, зналъ ихъ исторію.
   Однако все же его слова принесли плоды. Они противорѣчили всему тому, во что вѣрилъ молодой Джоліонъ и что онъ теоретически признавалъ хорошимъ въ искусствѣ, но какой-то странный, глубокій инстинктъ побуждалъ его послѣдовать этому совѣту. Въ одинъ прекрасный день онъ рѣшилъ сдѣлать серію акварельныхъ эскизовъ Лондона. Когда черезъ годъ послѣ этого онъ закончилъ эти эскизы и продалъ ихъ по хорошей цѣнѣ, то, со свойственною ему способностью къ анализу, увидѣлъ въ этомѣ новое доказательство того, что онъ все-таки былъ "Форсайтомъ" и что имъ руководилъ въ данномъ случаѣ, инстинктъ настоящаго Форсайта.
   Онъ рѣшилъ начать свои эскизы съ Ботаническаго сада, гдѣ уже много разъ до этого работалъ. Тамъ онъ отыскалъ укромное мѣстечко, возлѣ маленькаго искусственнаго пруда, теперь усыпаннаго красными и желтыми осенними листьями, падающими съ деревьевъ, тутъ было тихо и изъ гуляющихъ рѣдко кто заглядывалъ сюда, но однажды, придя сюда въ половинѣ октября, молодой Джоліонъ увидѣлъ занятой скамью въ двадцати шагахъ отъ того мѣста, гдѣ онъ работалъ.
   Какая-то дама, въ бархатной кофточкѣ сидѣла тамъ, опустивъ глаза въ землю. По счастью, между нею и молодымъ Джоліономъ стояло большое лавровое дерево. Скрывшись за нимъ, молодой Джоліонъ, не любившій, чтобы кто-нибудь смотрѣлъ на его работу, началъ приготовлять свою палитру. Однако, онъ не могъ все-таки удержаться, чтобы не бросить украдкой взглядъ на незнакомку. Онъ, какъ и его отецъ старый Джоліонъ, любили красивыя лица, а она была прелестна. Притомъ же что-то въ ея лицѣ напомнило ему его жену, словно какая-то скрытая борьба происходила въ ней и была ей не подъ силу. Видъ этой женщины почому-то взволновалъ его. Кто была она? И что она дѣлала здѣсь одна?
   Какихъ-то два юныхъ джентльмена прошли мимо нея по дорогѣ къ площадкѣ лаунъ-тенниса, и молодой Джоліонъ съ неудовольствіемъ замѣтилъ, что они съ восхищеніемъ смотрѣли на нее. Какой-то старикъ, съ виду ученый, три раза прошелъ мимо нея, явно заинтересованный ея наружностью. Еще два-три человѣка, проходившіе мимо, окинули ее такими же восхищенными и любопытными взглядами. Все это почему-то раздражало молодого Джоліона. Онъ видѣлъ, однако, что она ни на кого не смотритъ, но онъ былъ увѣренъ, что каждый непремѣнно взглянетъ на нее.
   Но кого же ждетъ она, сидя здѣсь, молчаливая и задумчивая? Шумъ падающихъ осеннихъ листьевъ раза два заставлялъ ее оглядываться, и вдругъ онъ замѣтилъ, что ея лицо оживилось. Молодой Джоліонъ почти съ завистью посмотрѣлъ въ ту сторону, куда она устремила свой взглядъ, и увидѣлъ Бозиннея, идущаго къ ней.
   Удивленный и заинтересованный, молодой Джоліонъ былъ невольнымъ свидѣтелемъ ихъ свиданія. Онъ видѣлъ въ какомъ долгомъ пожатіи сомкнулись ихъ руки, какъ они сидѣли, прижавшись другъ къ другу рядомъ, выдавая свою близость, несмотря на всю свою внѣшнюю осторожность. Онъ слышалъ ихъ торопливый шопотъ, но не могъ слышать словъ.
   Какъ все это было ему извѣстно! Онъ самъ прошелъ черезъ эту каторгу. Онъ испыталъ долгіе часы ожиданій, сладостныя минуты бѣглыхъ встрѣчъ, мучительныя сомнѣнія и нерѣшительность. И ему достаточно было взглянуть на лица обоихъ, чтобы понять, что это не былъ салонный флиртъ, которымъ развлекаются мужчины и женщины свѣтскаго общества или временное, мимолетное влеченіе, продолжающееся одинъ сезонъ -- не болѣе. Нѣтъ, это было, повидимому, настоящее чувство, захватывающее всего человѣка. Молодой Джоліонъ понялъ это, потому что самъ испыталъ такое чувство, которое не останавливается ли передъ чѣмъ и разрушаетъ всѣ преграды...
   Бозинней очевидно молилъ ее о чемъ-то, а она сидѣла, потупивъ взоръ, спокойная, кроткая, но такая пассивная! Она сама не въ состояніи была сдѣлать ни одного шага. Отдавая ему всю себя и готовая умереть за него, она все-таки, пожалуй, никогда бы не убѣжала съ нимъ. Но было ли у него самого настолько силъ, чтобы взять ее съ собой? Молодому Джоліону послышалось, что онъ сказалъ ей: "Но, дорогая, вѣдь это же погубитъ васъ!..".
   Чириканіе какой-то птички въ кустахъ смѣшивалось съ ихъ шопотомъ и, наконецъ, шопотъ этотъ прекратился и наступило долгое молчаніе. "Что будетъ, когда Сомсъ вмѣшается?-- думалъ молодой Джоліонъ.-- Всѣ думаютъ, что она обманываетъ своего мужа! Нѣтъ, она просто утоляетъ свой любовный голодъ, ея природа мститъ за себя! Да поможетъ ей небо, потому что и онъ, ея мужъ, будетъ мстить за себя!..".
   Молодой Джоліонъ скоро услыхалъ шелестъ шелковыхъ юбокъ и, выглянувъ изъ-за лавроваго дерева, увидалъ, что они идутъ по аллеѣ, крѣпко держась за руки...
   Въ концѣ іюля старый Джоліонъ повезъ свою внучку въ горы, и это принесло большую пользу Джюнъ. Здоровье ея поправилось, и она стала веселѣе. Въ отеляхъ, переполненныхъ англичанами, Джюнъ обращала на себя вниманіе, какъ внучка такого почтеннаго и очевидно богатаго джентльмена, какъ Форсайтъ. Старый Джоліонъ терпѣть не могъ иностранцевъ и всѣхъ ихъ называлъ "нѣмцами", поэтому онъ всегда выбиралъ такіе отели, гдѣ преимущественно останавливались его соотечественники. Джюнъ также не любила смѣшиваться съ толпой и не легко сходилась съ людьми. Но въ отелѣ, въ долинѣ Роны, гдѣ они находились, она очень подружилась съ молодой француженкой, умиравшей отъ чахотки. Дружбѣ этой не суждено было долго продолжаться, такъ какъ француженка скоро умерла, и Джюнъ приняла такъ близко къ сердцу ея смерть, что старый Джоліонъ испугался и поспѣшилъ увезти Джюнъ въ Парижъ. Красоты города и всякія произведенія искусства вывели Джюнъ изъ ея апатичнаго состоянія, и когда старый Джоліонъ вернулся съ нею въ Лондонъ, въ октябрѣ, то онъ уже надѣялся, что ему удалось излѣчить ее. Однако, какъ только она очутилась опять въ прежней обстановкѣ, то стала такой же мрачной и молчаливой, какъ была раньше. Она подолгу просиживала по вечерамъ одна, въ гостиной, облокотившись на руку и устремивъ неподвижный взглядъ въ пространство, вся залитая электрическимъ свѣтомъ, отражавшимся въ огромныхъ зеркалахъ и освѣщавшимъ дорогія бездѣлушки, разставленныя на этажеркахъ. Старый Джоліонъ любилъ хорошія вещи, но, какъ истинный Форсайтъ, онъ никогда не забывалъ цѣны, которую заплатилъ за нихъ, и былъ очень доволенъ, когда оказывалось, что теперь эти вещицы стоятъ дороже.
   Вернувшись въ Лондонъ, Джюнъ тотчасъ же отправилась къ Тимоѳею. Она старалась убѣдить себя, что это ея домъ; надо же было поразвлечь ихъ разсказами о ея путешествіи! Но на самомъ дѣлѣ вовсе не этотъ великодушный порывъ руководилъ ею, когда она отправлялась туда. Она знала, что только тамъ въ случайномъ разговорѣ или мимолетномъ замѣчаніи, сдѣланномъ вскользь, она можетъ узнать что-нибудь о Бозиннеѣ.
   Ее приняли чрезвычайно радушно, разспрашивали о здоровья ея дѣдушки. Вѣдь его не видали съ мая мѣсяца! Дядя Тимоѳей чувствуетъ себя нехорошо. Глупый трубочистъ спустилъ сажу въ каминъ въ его спальнѣ и это сильно взволновало его, Джюнъ знаетъ, конечно, какъ вредно отражается всякое волненіе на его здоровья!
   Джюнъ сидѣла нѣсколько времени, страшась и въ то же время страстно желая, чтобы они заговорили о Бозиннеѣ. Но къ удивленію мистриссъ Септимусъ Смолль на этотъ разъ не сказала ни слова и даже не спросила Джюнъ. Съ отчаянія Джюнъ наконецъ сама спросила ее, въ городѣ ли Иренъ и Сомсъ? Она пріѣхала такъ недавно, что еще никого не успѣла повидать.
   Ей отвѣтила тетушка Эстеръ. Да, они въ городѣ и вообще не уѣзжали никуда. Какія-то затрудненія возникли по поводу дома. Милая Джюнъ, вѣроятно, слышала объ этомъ! Но пусть она лучше разспроситъ тетушку Джюлей.
   Джюнъ повернулась къ мистриссъ Смолль, которая сидѣла, выпрямившись въ креслѣ и сложивъ свои ручки на колѣняхъ. Она промолчала въ отвѣтъ на вопросительный взглядъ Джюнъ и тотчасъ же спросила о томъ, не зябла ли она по ночамъ въ отеляхъ и надѣвала ли на ночь теплые чулки? Джюнъ отвѣтила: нѣтъ, и встала, чтобы уйти. Она ненавидѣла глупые вопросы.
   Но молчаніе мистриссъ Смоллъ было въ глазахъ Джюнъ гораздо краснорѣчивѣе всего, что она могла бы сказать ей. Однако черезъ полчаса послѣ этого она уже вывѣдала отъ мистриссъ Бейнсъ, тетки Бозиннея, то Сомсъ возбудилъ противъ него искъ.
   Странно: это извѣстіе, вмѣсто того чтобы взволновать ее, произвело на нее успокоительное дѣйствіе, какъ будто въ этихъ новыхъ затрудненіяхъ Бозиннея она увидѣла для себя лучъ надежды. Она узнала, что дѣло будетъ разбираться въ теченіе мѣсяца и почти нѣтъ никакихъ шансовъ, чтобы Бозинней выигралъ его.
   -- Что онъ будетъ дѣлать, я ума не приложу!-- говорила лэди Бейнсъ.-- Это ужасно для него. Вы вѣдь знаете, у него никакихъ денегъ нѣтъ. Онъ очень нуждается. А мы ему не можемъ помочь, я въ этомъ увѣрена! Говорятъ, что ростовщики не даютъ денегъ безъ обезпеченія, а у него никакого обезпеченія нѣтъ, ничего нѣтъ!..
   Лэди Бейнсъ,-- мужъ ея получилъ титулъ за постройку музея искусствъ, доставившаго столько новыхъ должностей для чиновниковъ и такъ мало удовольствія рабочимъ классамъ, для которыхъ онъ собственно и предназначался,-- пытливо посмотрѣла на Джюнъ, юное личико которой, такое мрачное и серьезное, вдругъ порозовѣло и она даже улыбнулась. Воспоминаніе объ этой внезапной перемѣнѣ, объ этой улыбкѣ, освѣтившей лицо молодой дѣвушки, точно лучъ солнца, выглянувшій изъ-за тучъ, долго сохранялось въ памяти лэди Бейнсъ и иногда неожиданно выплывало передъ ней, когда она думала о совершенно постороннихъ вещахъ.
   Это было какъ разъ въ тотъ день, когда молодой Джоліонъ видѣлъ въ Ботаническомъ саду Иренъ и Бозиннея. Въ этотъ же день старый Джоліонъ зашелъ въ контору фирмы стряпчихъ "Форсайтъ, Бюстардъ и Форсайтъ" въ Сити, которая вела его дѣла. Бюстардъ, самый дѣловой изъ нихъ, былъ погруженъ въ свои бумаги и сидѣлъ въ другой комнатѣ, такъ что старый Джоліонъ нашелъ въ пріемной только Джемса, мрачно разсматривающаго бумаги по тяжебному дѣлу своего сына и Бозиннея.
   Джемсъ былъ слишкомъ опытенъ въ такого рода дѣлахъ, поэтому исходъ этой тяжбы не могъ тревожить его. Его безпокоила другая мысль: если Бозинней станетъ банкротомъ, то вѣдь Сомсу все равно придется за все расплачиваться. Но за этимъ, вполнѣ осязательнымъ безпокойствомъ, скрывалась другая, тревожная мысль, неясная, неопредѣленная боязнь скандала, преслѣдовавшая его точно кошмаръ и заставлявшая его видѣть въ этой тяжбѣ лишь внѣшній, видимый признакъ того, что грозило его семьѣ.
   Онъ поднялъ голову, когда вошелъ старый Джоліонъ, и проговорилъ: "Какъ поживаешь, Джоліонъ? Не видалъ тебя цѣлые вѣка! Мнѣ говорили, что ты ѣздилъ въ Швейцарію... Этотъ Бозинней-таки попалъ въ кашу!.. Я зналъ, что этимъ кончится!..".
   Джемсъ взволнованно посмотрѣлъ на брата, указывая ему на бумаги. Старый Джоліонъ молча просмотрѣлъ ихъ. Пока онъ читалъ, Джемсъ стоялъ неподвижно, уставивъ глаза въ полъ, и кусалъ ногти.
   Старый Джоліонъ бросилъ бумаги на столъ и пренебрежительно замѣтилъ: "Не понимаю, что за охота Сомсу подымать шумъ изъ-за нѣсколькихъ сотъ фунтовъ. Я думалъ, что онъ человѣкъ состоятельный!..".
   Джемсъ сердито оттопырилъ губу. Онъ не могъ выносить, чтобы о его сынѣ отзывались подобнымъ образомъ.
   -- Тутъ дѣло не въ деньгахъ...-- началъ онъ, но, встрѣтивъ суровый, пристальный взглядъ брата, остановился.
   Нѣсколько минутъ продолжалось молчаніе.
   -- Я пришелъ за своимъ завѣщаніемъ,-- сказалъ, наконецъ, старый Джоліонъ, поглаживая свой усъ.
   Любопыство Джемса сразу было задѣто. Пожалуй, ничто въ жизни не могло такъ сильно затронуть его, какъ вопросъ о завѣщаніи. Вѣдь это было верховное выраженіе власти человѣка надъ его собственностью, послѣдній обзоръ всего того, что принадлежитъ ему, и оцѣнка его стоимости! Джемсъ былъ глубоко заинтересованъ, но не показывалъ вида. Онъ позвонилъ:
   -- Принесите завѣщаніе мистера Джоліона,-- приказалъ онъ темноволосому клерку.
   -- Ты хочешь сдѣлать какія-нибудь измѣненія?-- обратился онъ къ брату, и въ мозгу его невольно мелькнулъ вопросъ, кто изъ нихъ богаче?
   Старый Джоліонъ, ничего не отвѣчая, положилъ бумагу въ боковой карманъ.
   -- Мнѣ говорили, ты сдѣлалъ выгодныя покупки въ послѣднее время?-- спросилъ Джемсъ.
   -- Я не знаю, откуда ты берешь свои свѣдѣнія!-- рѣзко возразилъ старый Джоліонъ.-- Когда будетъ разбирательство этого дѣла? Въ будущемъ мѣсяцѣ?.. Не знаю, что у васъ у всѣхъ въ головѣ! Вы бы должны сами заниматься собственными дѣлами, но если хотите послушаться моего совѣта, то возьмите этотъ искъ обратно... Прощай.
   Холодное рукопожатіе, и они разстались.
   Старый Джоліонъ отправился въ контору новой угольной компаніи и тамъ, въ пустой комнатѣ, гдѣ бываютъ засѣданія комиссіи, развернулъ завѣщаніе и принялся читать его. Завѣщаніе было составлено для него Джемсомъ въ прежніе счастливые дни и казалось провидѣло всѣ случайности. Но какъ видно взгляды стараго Джоліона измѣнились съ тѣхъ поръ. Онъ долго сидѣлъ и думалъ, потомъ взялъ листокъ бумаги и написалъ на немъ карандашомъ очень длинную замѣтку. Кончивъ, онъ положилъ въ карманъ свое завѣщаніе и исписанный имъ листъ бумаги и вышелъ изъ конторы. Позвавъ кэбъ, онъ велѣлъ везти себя въ контору другой фирмы стряпчихъ. Глава этой фирмы Херрингъ давно умеръ, и его племянникъ, котораго хорошо зналъ старый Джоліонъ, велъ теперь дѣла. Старый Джоліонъ долго пробесѣдовалъ съ нимъ, запершись въ его кабинетѣ.
   Экипажъ дожидался его у подъѣзда. Старый Джоліонъ велѣлъ везти себя въ Вистаріа авеню, гдѣ жилъ его сынъ.
   Онъ испытывалъ какое-то странное чувство удовлетворенія, точно и въ самомъ дѣлѣ одержалъ побѣду надъ Джемсомъ и всѣми этими "собственниками"! Пусть они больше не суются въ его дѣла! Вообще онъ намѣренъ взять отъ нихъ довѣренность и поручить какъ свое завѣщаніе, такъ и веденіе своихъ дѣлъ молодому Херрингу. И не только свои личныя дѣла, но и дѣла своихъ компаній! Если бы Сомсъ былъ дѣйствительно дѣловымъ человѣкомъ, то онъ бы ни за что не сталъ бы рисковать потерей, изъ-за своего поведенія, тысячи фунтовъ или около этого въ годъ! Старый Джоліонъ злобно усмѣхнулся. Онъ чувствовалъ, что его теперешній поступокъ носилъ характеръ возстановленія справедливости, и мысль эта доставляла ему удовольствіе.
   Медленно, но вѣрно жизнь подтачивала его философію. Величественное зданіе пошатнулось и точно старое дерево, внутри котораго начался разрушительный процессъ, оно готово было рушиться. Семья, во главѣ которой онъ такъ долго и гордо стоялъ, потеряла равновѣсіе...
   Новыя распоряженія, которыя сдѣлалъ старый Джоліонъ относительно своей собственности, представлялись ему теперь смутно въ видѣ какой-то кары, направленной на семью и общество, представителями которыхъ онъ считалъ Джемса и его сына. Онъ возстановлялъ въ правахъ молодого Джоліона, и это удовлетворяло его тайной жаждѣ возмездія за все то вмѣшательство и неодобреніе, которое тяготѣло надъ его единственнымъ сыномъ въ теченіе пятнадцати лѣтъ, и все то горе, которое онъ вынесъ изъ-за этого. Для него это было единственнымъ способомъ еще разъ подтвердить господство своей воли и заставить Джемса, Сомса и всю эту массу Форсайтовъ признать, что онъ -- господинъ Своихъ поступковъ! Ему пріятно было думать, что теперь его сынъ будетъ богаче Сомса, этого "собственника"! И въ эту минуту ему было особенно пріятно видѣть Джо, такъ какъ онъ дѣйствительно любилъ своего сына.
   Ни Джо, ни его жены не оказалось дома. Молодой Джоліонъ еще не вернулся изъ Ботаническаго сада, служанка, однако, сказала ему, что они скоро придутъ.
   -- Они всегда возвращаются къ чаю, сэръ, чтобы поиграть съ дѣтьми,-- прибавила она.
   Старый Джоліонъ заявилъ ей, что подождетъ ихъ возвращенія. Онъ сѣлъ въ гостиной и теперь, когда лѣтніе чехлы съ мебели были сняты, ея убогость еще сильнѣе бросилась ему въ глаза. Ему такъ хотѣлось поскорѣе видѣть дѣтей, чувствовать ихъ возлѣ себя. Но онъ не послалъ за ними. Онъ пришелъ для важнаго дѣла и, пока не покончитъ съ нимъ, не станетъ играть съ дѣтьми. Его забавляла мысль, что только однимъ росчеркомъ пера онъ измѣнитъ все и снова наложитъ отпечатокъ своей касты,-- такъ явно отсутствующій теперь,-- на все, что окружаетъ его сына. Онъ мысленно представлялъ себѣ, какъ онъ наполнитъ эти комнаты, или какія-нибудь другія, въ болѣе помѣстительномъ домѣ, различными произведеніями искусства, какъ онъ пошлетъ маленькаго Джолли въ Гарроу и Оксфордъ (онъ болѣе уже не довѣрялъ Итонской школѣ и Кэмбриджу, такъ какъ его сынъ тамъ учился) и какъ онъ пригласитъ для Холли самаго лучшаго учителя музыки, потому что у этого ребенка были замѣчательныя музыкальныя способности!..
   Онъ сидѣлъ въ старомъ, потертомъ креслѣ, и въ его воображеніи вставалъ рядъ картинъ, заставлявшихъ кровь сильнѣе приливать къ его сердцу. Какое-то радостное волненіе наполняло его душу. Онъ подошелъ къ окну и посмотрѣлъ на старое грушевое дерево, теперь лишенное листьевъ и простиравшее надъ маленькимъ садикомъ свои обнаженныя вѣтви. Собака Бальтазаръ бѣгала по саду и обнюхивала кусты, а иногда становилась на заднія лапы и передними опиралась въ стѣну сада, словно высматривая что-то.
   Старый Джоліонъ стоялъ и думалъ. Думалъ о томъ, что ему не осталось другого удовольствія, какъ только давать. Но какъ пріятно давать тому, кто составляетъ часть его собственнаго существа, его плоть и кровь! Давать чужимъ не доставило бы ему такого удовольствія и было бы измѣной всѣмъ его индивидуалистическимъ убѣжденіямъ и дѣйствіямъ въ жизни, всѣмъ его понятіямъ о собственности и тому, что онъ,-- какъ сотни и тысячи Форсайтовъ до него и послѣ него,-- создавалъ свою собственность, округлялъ ее и крѣпко держалъ ее въ рукахъ.
   Онъ вспоминалъ всю горечь, которую ему принесли эти пятнадцать лѣтъ, и теперь заранѣе упивался сладостью приближающейся минуты.
   Молодой Джоліонъ, наконецъ, пришелъ, довольный своею работой и освѣженный долговременнымъ пребываніемъ на открытомъ воздухѣ. Услышавъ, что его отецъ здѣсь, онъ торопливо спросилъ, дома ли мистриссъ Форсайтъ, и у него вырвался вздохъ облегченія, когда онъ узналъ, что жена его еще не возвращалась.
   Со свойственною ему рѣшительностью старый Джоліонъ прямо приступилъ къ дѣлу:
   -- Я измѣнилъ свои распоряженія, Джо, сказалъ онъ.-- Ты можешь уже не стѣсняться больше. Я назначаю тебѣ тысячу фунтовъ въ годъ теперь же. Джюнъ получитъ 50 тысячъ послѣ моей смерти, а ты -- остальное... Смотри, твоя собака портитъ садъ! Я бы не сталъ ее держать на твоемъ мѣстѣ!..
   Бальтазаръ сидѣлъ на лужайкѣ и внимательно разглядывалъ свой хвостъ. Молодой Джоліонъ посмотрѣлъ на него, но ничего не видѣлъ, потому что глаза у него заволокло слезой.
   -- Это будетъ около сотни тысячъ, сынокъ,-- продолжалъ старый Джоліонъ.-- Я подумалъ, что будетъ лучше, если ты теперь же узнаешь объ этомъ. Мнѣ ужъ недолго остается жить, въ мои годы, и больше я къ этому вопросу не буду возвращаться... Какъ поживаетъ твоя жена?.. Передай ей мой привѣтъ.
   Молодой Джоліонъ обнялъ отца, но никто изъ нихъ больше не проронилъ ни слова.
   Когда отецъ ушелъ, Джо долго стоялъ и смотрѣлъ въ окно. Онъ никакъ не могъ собрать своихъ мыслей, но такъ какъ онъ былъ Форсайтъ, то чувство собственности, подавленное въ теченіе этихъ пятнадцати лѣтъ, мало-по-малу воскресло въ его душѣ. Онъ уже мечталъ о путешествіяхъ, о костюмахъ для жены, о воспитаніи дѣтей, о покупкѣ пони для своего мальчика и о тысячѣ вещей, о которыхъ никогда не думалъ раньше...
   И вдругъ воспоминаніе о только что видѣнномъ, о Бозиннеѣ и его возлюбленной, пронизало его, точно молнія, и все его прошлое,-- страстное, мучительное, чудное прошлое, которое нельзя было купить ни за какія деньги, и нельзя было забыть никогда,-- снова встало передъ его глазами! Онъ вспомнилъ жгучія сладостныя минуты, пережитыя имъ, и сердце его забилось сильнѣе...
   Когда его жена вернулась, то онъ, повинуясь внезапному порыву, крѣпко обнялъ ее и долго такъ стоялъ, закрывъ глаза и крѣпко прижимая ее къ себѣ. А она подняла на него свои глаза и долго смотрѣла на него своимъ восхищеннымъ, обожающимъ и загадочнымъ взглядомъ...
   

IV.
Погоня въ туманѣ.

   Утромъ, послѣ той ночи, когда Сомсъ подтвердилъ свои права и поступилъ, какъ мужчина, онъ завтракалъ одинъ въ столовой.
   Онъ завтракалъ при газовомъ освѣщеніи, такъ какъ ноябрьскій туманъ окуталъ весь городъ и въ окна столовой едва можно было различить деревья сквера.
   Сомсъ старался сохранить хладнокровіе, но временами онъ испытывалъ такое ощущеніе, какъ будто ему трудно было проглотить кусокъ. Правъ ли онъ былъ поступать такъ, какъ онъ поступилъ прошлою ночью? Правъ ли онъ былъ, что необузданно поддался чувству неудовлетворенной страсти и сломилъ сопротивленіе женщины, заставившей его такъ долго томиться, совершилъ надъ нею насиліе? Вѣдь она была его законная жена, его неотъемлемая собственность!.. Но онъ не могъ успокоиться и его преслѣдовало воспоминаніе о выраженіи ея глазъ, когда онъ, желая приласкать ее, старался отнять ея руки, которыми она прикрывала свое лицо. Онъ не могъ забыть ея страшныхъ, сдавленныхъ рыданій, и звукъ этихъ рыданій до сихъ поръ раздавался въ его ушахъ. И странное, невыносимое чувство раскаянія и стыда снова овладѣвало имъ, то самое, которое онъ испыталъ и въ тотъ моментъ, когда молча и украдкой вышелъ изъ комнаты, освѣщенной единственною свѣчкой, оставивъ ее, рыдающую, на постели...
   Однако, онъ самъ былъ нѣсколько изумленъ своимъ поступкомъ. Для него самого было неожиданностью то, что онъ сдѣлалъ. За два дня передъ этимъ онъ обѣдалъ у Винифредъ, и ему пришлось вести къ столу мистриссъ Мэкъ-Эндеръ. Посмотрѣвъ на него своими проницательными зеленоватыми глазами, она вдругъ сказала: "Итакъ, ваша жена очень дружна съ мистеромъ Бозиннеемъ?"
   Онъ даже не удостоилъ ея отвѣтомъ, но тѣмъ не менѣе ея слова глубоко запали ему въ душу. Они возбудили въ немъ жгучую ревность, которая, вслѣдствіе особенныхъ свойствъ этого чувства, перешла въ еще болѣе жгучее желаніе. Безъ этихъ словъ мистриссъ Мэкъ-Эндеръ онъ, пожалуй, никогда бы не сдѣлалъ того, что онъ сдѣлалъ. Безъ этихъ словъ и безъ случайнаго обстоятельства, что дверь комнаты жены осталась на этотъ разѣ не запертой! Эта случайность дала ему возможность захватить ее врасплохъ, когда она спала...
   Спасительный сонъ помогъ ему забыться, но утромъ, вмѣстѣ съ пробужденіемъ, вернулись къ нему всѣ его сомнѣнія. Впрочемъ, онъ утѣшалъ себя мыслью, что никто ничего не узнаетъ, такъ какъ она, конечно, не станетъ разсказывать объ этомъ.
   Однако, когда онъ снова по привычкѣ погрузился въ чтеніе дѣловыхъ документовъ и писемъ, то всѣ ночныя кошмарныя мысли и сомнѣнія отступили на задній планъ. Ночной инцидентѣ постепенно терялъ въ его глазахъ то значеніе, которое онъ придалъ ему сначала. Вѣдь только въ книгахъ женщины подымаютъ шумъ изъ-за этого! Но здравомыслящіе свѣтскіе люди, способные къ хладнокровному сужденію, конечно, иначе отнесутся къ этому дѣлу. Сомсъ припомнилъ нѣкоторые факты, заслужившіе одобреніе судей въ процессахъ о разводѣ, и въ концѣ-концовъ пришелъ къ заключенію, что онъ поступилъ такъ, какъ было нужно, чтобы поддержать святость брака и предупредить съ ея стороны нарушеніе долга, если... если она продолжаетъ видѣться съ Бозиннеемъ, и если... Нѣтъ, онъ рѣшительно не могъ сожалѣть о своемъ поступкѣ!..
   Теперь, когда, но его мнѣнію, первый шагъ къ примиренію былъ уже сдѣланъ, остальное будетъ сравнительно... сравнительно...
   Онъ не докончилъ своей мысли и отошелъ къ окну. Нервы его не могли успокоиться. Въ его ушахъ все еще раздавался звукъ сдавленныхъ, мучительныхъ рыданій. Онъ не могъ отдѣлаться отъ этого воспоминанія...
   Улица была погружена въ туманъ, когда Сомсъ вышелъ изъ дому, закутанный въ мѣховое пальто. Добравшись до ближайшей станціи подземной желѣзной дороги, онъ поѣхалъ въ Сити.
   Купэ перваго класса, въ которомъ ѣхалъ Сомсъ, было наполнено дѣльцами, тоже отправлявшимися въ Сити. Но Сомсъ не вступалъ съ ними въ разговоры, а, забившись въ уголъ, развернулъ "Times" и погрузился въ чтеніе. И все же, читая дневныя новости, онъ видѣлъ передъ собой заплаканное лицо Иренъ и слышалъ звукъ ея рыданій...
   Въ Сити, впрочемъ, его увлекъ обычный водоворотъ дѣловой жизни. Кромѣ того, ему надо было переговорить со своимъ адвокатомъ, такъ какъ на другой день утромъ было назначено разбирательство его тяжбы съ Бозиннеемъ.
   Въ теченіе дня туманъ сгустился еще больше. Прохожіе бродили ощупью, точно окутанные пеленой, и, не обращая вниманія другъ на друга, спѣшили укрыться въ безопасное мѣсто. Экипажи и лошади принимали въ туманѣ странныя очертанія и преувеличенные размѣры, а возницы на своихъ высокихъ сидѣніяхъ казались какими-то призрачными, сверхъестественными существами. Свѣтъ фонарей не могъ пронизать туманной мглы и, падая, словно расплывался въ ней, не достигая тротуаровъ.
   Движеніе по подземной желѣзной дорогѣ, конечно, было безопаснѣе, нежели ѣзда въ экипажѣ, и поэтому вагоны ея были переполнены пассажирами, возвращающимися изъ Сити. Каждый тутъ спѣшилъ поскорѣе добраться домой и съ нѣкоторымъ сожалѣніемъ смотрѣлъ на человѣка, стоящаго у дверей и, повидимому, не собирающагося ѣхать. Кто онъ былъ? Кого онъ ждалъ? Впрочемъ, никому не было никакого дѣла до этого одинокаго ожидающаго человѣка. Только полисменъ, дежурившій поблизости, иногда съ любопытствомъ поглядывалъ на него, на его покраснѣвшія отъ холода щеки, виднѣвшіяся изъ-за края поднятаго воротника. Незнакомецъ иногда поднималъ руку къ лицу, точно желая согнать съ него тревогу и укрѣпить свою рѣшимость. Полисменъ не сомнѣвался, что это былъ влюбленный, ожидающій свою возлюбленную, для котораго туманъ и холодъ -- все было нипочемъ, лишь бы она пришла! Безумецъ!..
   Сомсъ вернулся домой также по подземной желѣзной дорогѣ и со станціи взялъ кэбъ. Онъ былъ дома въ пять часовъ.
   Его жена еще не вернулась. Она вышла четверть часа тому назадъ. Въ такое, время и въ такой туманъ!.. Что бы это могло означать?..
   Съ тревогою въ душѣ Сомсъ сѣлъ у камина въ столовой и попробовалъ читать вечернія газеты. Онъ нарочно открылъ двери и прислушивался къ малѣйшему шуму. Но чтеніе мало помогло. Его мысли блуждали, и онъ съ трудомъ могъ сосредоточить вниманіе на вечернихъ извѣстіяхъ.
   Она вернулась около семи часовъ.
   Подъ вліяніемъ тревоги, которую онъ испытывалъ по случаю ея страннаго ухода изъ дому, несмотря на туманъ и темноту, ночной инцидентъ какъ-то затушевался въ его памяти. Но теперь, когда она вернулась, воспоминанія о ея разрывающихъ сердце рыданіяхъ воскресли съ новою силой, и онъ не рѣшался встрѣтиться съ нею лицомъ къ лицу.
   Онъ видѣлъ, какъ она поднималась по лѣстницѣ, въ сѣромъ мѣховомъ пальто съ поднятымъ воротникомъ, почти скрывавшемъ ея лицо, которое притомъ было закрыто густою вуалью. Она не обернулась и не взглянула на него. Она шла такъ тихо, точно боялась произвести шумъ и обратить на себя вниманіе...
   Горничная Вильсонъ пришла накрывать на столъ и доложила ему, что мистриссъ Форсайтъ не сойдетъ внизъ; она велѣла подать себѣ обѣдъ въ свою комнату.
   Сомсъ не пошелъ переодѣться къ обѣду. Въ первый разъ въ своей жизни онъ сѣлъ за столъ, не перемѣнивъ манжетокъ и воротничка. Онъ какъ-то даже не замѣчалъ этого. Приказавъ Вильсонъ освѣтить свою комнату, гдѣ хранились картины, онъ пошелъ туда.
   Было уже поздно, когда онъ отправился спать.
   Въ этотъ туманный день Джорджъ Форсайтъ, большой повѣса, самый остроумный изъ всѣхъ Форсайтовъ и ярый спортсменъ, сидѣлъ дома и читалъ романъ. Со времени кризиса, который произошелъ въ его финансовыхъ дѣлахъ, его отецъ, Роджеръ Форсайтъ, взялъ съ него слово, что онъ не будетъ больше вести безпутный образъ жизни.
   Однако, даже въ такой туманный день, Джорджъ Форсайтъ, не могъ усидѣть дома. Въ пять часовъ онъ все-таки вышелъ и рѣшилъ отправиться по подземной желѣзной дорогѣ (всѣ въ этотъ день ѣздили по этой дорогѣ), въ ресторанъ, чтобы тамъ пообѣдать и поиграть въ билліардъ.
   На платформѣ Джорджъ, обладавшій очень острымъ зрѣніемъ, обратилъ вниманіе на одного пассажира, который, выйдя изъ купэ перваго класса, шатаясь, направился къ выходу.
   -- Ого, мой милый!-- сказалъ, про себя Джорджъ.-- Ха! Да это "морской разбойникъ"!..
   Тотчасъ же измѣнивъ рѣшеніе, Джорджъ пошелъ слѣдомъ за нимъ, принимая его за пьянаго.
   Бозинней вдругъ повернулся и снова; бросился на платформу, чтобы вскочить въ купэ, изъ котораго онъ только что вышелъ. Но было уже поздно. Поѣздъ двинулся, и сторожъ, поймавъ Бозиннея за воротникъ, удержалъ его. Острые глаза Джорджа замѣтили въ окнѣ уходящаго поѣзда даму въ сѣромъ мѣховомъ пальто. Это была мистриссъ Сомсъ!..
   Приключеніе становилось интереснымъ. Джорджъ пошелъ по пятамъ за Бозиннеемъ, стараясь не упускать его изъ виду. И по мѣрѣ того, какъ онъ шелъ за нимъ, его первоначальныя чувства измѣнялись. Уже не одно только любопытство и желаніе поразвлечься, заставляло его слѣдить за Бозиннеемъ. Онъ чувствовалъ теперь жалость. Бѣдный "морской разбойникъ" не былъ пьянъ, но очевидно находился подъ вліяніемъ сильнѣйшаго душевнаго потрясенія. Онъ говорилъ самъ съ собой, и Джорджъ могъ разобрать восклицаніе: "О, Господи!". Онъ видимо не сознавалъ, что онъ дѣлаетъ, куда идетъ. По временамъ онъ останавливался, точно въ нерѣшительности, вперялъ куда-то взоръ, потомъ снова, шатаясь, брелъ впередъ. И вотъ, Джорджъ, искавшій только забавы и случая позубоскалить, почувствовалъ вдругъ глубокое состраданіе къ этому человѣку и рѣшилъ, что пойдетъ за нимъ, чтобы не случилось несчастья.
   Очевидно, онъ получилъ какой-то ударъ,-- разсуждалъ Джорджъ.-- Что такое могла ему сказать мистриссъ Сомсъ, тамъ, въ вагонѣ, гдѣ они сидѣли вдвоемъ? Джорджъ все-таки успѣлъ замѣтить, что и она была чѣмъ-то сильно разстроена, и ему стало жалко ея. Она сидитъ теперь, забившись въ уголъ вагона, одна со своимъ горемъ!..
   Бозинней пошелъ прямо по проѣзжей дорогѣ. Тьма сгустилась и уже въ нѣсколькихъ шагахъ ничего нельзя было разглядѣть. Голоса, свистки, слышавшіеся со всѣхъ сторонъ, сбивали съ толку и заставляли терять направленіе. Въ туманѣ внезапно вырисовывалась какая-нибудь гигантская призрачная тѣнь, которая надвигалась, и слышался стукъ колесъ, а временами во мглѣ доказывалась свѣтящаяся точка, производившая странное, почти жуткое впечатлѣніе среди этого моря тумана.
   Бозинней быстро шелъ, не обращая вниманія на опасности, грозившія на каждомъ шагу въ этомъ непроницаемомъ, густомъ мракѣ, обволакивавшемъ пеленой всѣ предметы, и такъ же быстро шелъ, почти объ руку съ нимъ, Джорджъ. "Если этотъ парень вздумаетъ попасть подъ колеса омнибуса, то онъ сумѣетъ во-время схватить его за шиворотъ!" думалъ Джорджъ.
   Бозинней двигался не ощупью, какъ другіе, а точно на проломъ, какъ будто спасаясь отъ погони и натыкаясь на разные предметы.
   На спортивную душу Джорджа это выслѣживаніе целовѣка въ туманѣ, среди милліона опасностей, дѣйствовало необыкновенно возбуждающимъ образомъ. Погоня увлекала его.
   Но тутъ произошло нѣчто, навсегда запечатлѣвшее этотъ эпизодъ въ памяти Джорджа. Онъ узналъ, что сказала мистриссъ Сомсъ Бозиннею, когда они ѣхали вмѣстѣ по подземной желѣзной дорогѣ. Изъ отрывочныхъ словъ и восклицаній Бозиннея Джорджъ понялъ, что Сомсъ силою осуществилъ свои супружескія права, свое право собственности надъ своею женой, такъ жаждавшей отъ него освободиться! Теперь Джорджу все стало ясно, и это открытіе страннымъ образомъ взволновало его. Онъ угадывалъ чувства Бозиннея, почти физическое страданіе, которое онъ долженъ былъ испытывать при мысли объ этомъ поступкѣ мужа-собственника. "Да, да, это тяжело,-- шепталъ про себя Джорджъ.-- Я понимаю теперь, что бѣдняга совсѣмъ потерялъ голову!.."
   Бозинней пробрался на Трафальгарскую площадь. Тамъ стояла скамейка, около одного изъ каменныхъ львовъ, принимавшихъ странныя очертанія въ туманѣ. Бозинней сѣлъ на нее, молчаливый, неподвижный, а Джорджъ, не покидавшій его и охваченный братскимъ состраданіемъ къ нему, сталъ позади терпѣливо ждать. Чувство деликатности не позволяло ему вмѣшиваться въ эту трагедію души, и онъ смиренно стоялъ, поднявъ воротникъ, почти закрывавшій его лицо, за исключеніемъ глазъ, къ обычному сардоническому выраженію которыхъ примѣшивалось теперь состраданіе. Мимо нихъ проходили люди, возвращавшіеся домой или въ свои клубы, окутанные, точно въ коконы, въ оболочку тумана, и, внезапно вынырнувъ изъ мрака, тотчасъ же исчезали въ немъ. Джорджъ смотрѣлъ на эти движущіеся призраки, и у него являлось желаніе остановить ихъ и крикнуть имъ: "Эй вы, посмотрите! Вы не часто увидите такое зрѣлище. Вотъ сидитъ бѣдняга, которому его любовница разсказала хорошенькую исторійку про своего мужа..."
   Однако ожиданіе стало надоѣдать ему: "Въ концѣ-концовъ бѣдняга преодолѣетъ свое страданіе,-- думалъ онъ.-- Вѣдь онъ не первый и не послѣдній, съ кѣмъ это случилось въ нашемъ маленькомъ городѣ..."
   Но Бозинней вдругъ вышелъ изъ своего апатичнаго состоянія и снова заговорилъ. Слова ненависти и злобы вырывались у него. Повинуясь внезапному импульсу, Джорджъ тронулъ его за плечо.
   Бозинней быстро повернулся.
   -- Кто вы такой? Что вамъ нужно?-- вскричалъ онъ.
   Конечно, при обыкновенномъ освѣщеніи, въ обыкновенной обстановкѣ, Джорджъ Форсайтъ нисколько бы не смутился подобнымъ вопросомъ. Но среди этой мглы, гдѣ все казалось такимъ нереальнымъ и призрачнымъ, Джорджъ Форсайтъ испытывалъ странное, ему самому непонятное смущеніе, и что-то вродѣ угрызеній совѣсти. Онъ не рѣшился отвѣтить Бозиннею и только подумалъ: "Если я увижу полицейскаго, я передамъ его ему. Онъ вѣдь не владѣетъ собою больше!.."
   Не получая отвѣта, Бозинней вскочилъ и опять погрузился въ туманъ, а Джорджъ опять послѣдовалъ за нимъ, но уже соблюдая нѣкоторое разстояніе...
   "Это такъ не можетъ продолжаться", думалъ Джорджъ. "Просто чудо, что еще съ нимъ не случилось несчастья до сихъ поръ!.."
   Бозинней пошелъ еще быстрѣе, но Джорджъ замѣтилъ, что онъ уже не безцѣльно бродитъ въ туманѣ. Онъ явно направлялся въ извѣстную сторону.
   "Онъ идетъ къ Сомсу!" -- промелькнуло въ мысляхъ Джорджа. Эта идея понравилась ему. Онъ не любилъ своего кузена.
   Вдругъ онъ ощутилъ лошадиную морду какъ разъ около своего плеча и различилъ туманныя очертанія кэба, который чуть не наѣхалъ на него. Само собою разумѣется, что онъ вовсе не желалъ быть убитымъ ни ради кого на свѣтѣ! Онъ отскочилъ къ рѣшеткѣ какого-то сада, не спуская однако глазъ съ призрачной тѣни человѣка, за которымъ слѣдилъ. Инстинктъ городского жителя подсказалъ ему, что онъ находится въ Пикадилли, и это успокоило его. Тутъ онъ былъ, какъ дома, и могъ найти дорогу даже съ завязанными глазами.
   Мысли его опять вернулись къ Бозиннею, за которымъ онъ слѣдилъ, и вдругъ въ душѣ его воскресло далекое воспоминаніе юности, казалось уже погребенное подъ спудомъ разныхъ любовныхъ похожденій, весьма сомнительнаго качества, и онъ вспомнилъ съ мучительною ясностью лунную лѣтнюю ночь, запахъ свѣжаго сѣна, бесѣдку, гдѣ онъ услышалъ изъ устъ женщины, которую любилъ, что онъ не былъ ея единственнымъ обладателемъ... Лондонскій туманъ, Пикадилли -- все исчезло на мгновеніе, и онъ опять былъ юнъ и лежалъ съ тоскою въ душѣ и разбитымъ сердцемъ, на лужайкѣ, прильнувъ пылающимъ лицомъ къ пахучей, росистой травѣ, возлѣ длинныхъ тѣней, отбрасываемыхъ тополями, освѣщенными луной...
   Ему страстно захотѣлось въ эту минуту взять Бозиннея подъ руку и сказать ему: "Пойдемъ, дружище! Время все излѣчиваетъ. Пойдемъ, выпьемъ и забудемъ!"
   Вдругъ онъ услышалъ голосъ прямо надъ собой и тотчасъ, же отпрянулъ. Изъ темноты вынырнулъ омнибусъ и снова погрузился въ темноту. Тутъ Джорджъ замѣтилъ, что онъ потерялъ Бозиннея. Онъ бросился впередъ, назадъ, въ сторону, вездѣ высматривая его, и страхъ сжималъ его сердце, тотъ смутный, давящій страхъ, который какъ будто носится на крыльяхъ тумана... Потъ выступилъ у него на лбу, сердце шибко колотилось въ груди. Наконецъ, онъ остановился и долго стоялъ, прислушиваясь...
   -- И вотъ тогда я потерялъ его!-- разсказывалъ онъ въ тотъ же вечеръ Дэрти, съ которымъ игралъ партію на билліардѣ въ кафе-ресторанѣ, гдѣ встрѣтилъ его.
   Дэрти покручивалъ свой черный усъ. Онъ только что сдѣлалъ ловкій ударъ и былъ Доволенъ.
   -- А кто была она?-- спросилъ онъ.
   Джорджъ поглядѣлъ на его пухлое, желтоватое лицо, и злобная усмѣшка засвѣтилась въ его глазахъ.
   "Ну нѣтъ, голубчикъ мой, этого я тебѣ не скажу!" подумалъ Джорджъ. Онъ хотя и много проводилъ времени съ Дэрти, но относился къ нему пренебрежительно.
   -- Вѣроятно, какая-нибудь кокотка или что-нибудь въ этомъ родѣ,-- сказалъ спокойно Джорджъ, натирая мѣломъ свой кій.
   -- Кокотка?-- воскликнулъ Дэрти. Онъ употребилъ при этомъ другое, болѣе выразительное слово.-- Я убѣжденъ, что нашъ пріятель Со...-- началъ онъ, но Джорджъ рѣзко прервалъ его:-- Ты думаешь?-- сказалъ онъ.-- Въ такомъ случаѣ, ты впадаешь въ большую ошибку!
   Джорджъ старался уже болѣе не упоминать объ этой исторіи и только около одиннадцати вечера, выглянувъ въ окно на совершенно пустынную улицу, гдѣ лишь мѣстами слабый свѣтъ фонарей прорѣзывалъ глубокій мракъ, Джорджъ сказалъ:
   -- Я все не могу забыть этого бѣднягу, "морского разбойника". Какъ-то онъ бродитъ теперь во мракѣ?.. Если только онъ уже не представляетъ изъ себя трупъ!-- прибавилъ онъ съ грустью.
   -- Трупъ!-- воскликнулъ Дэрти, который вдругъ вспомнилъ о своемъ столкновеніи съ нимъ въ Ричмондѣ.-- Какіе пустяки! Я готовъ пари держать, что онъ просто подвыпилъ!
   Джорджъ съ яростью взглянулъ на него:
   -- Молчи!-- крикнулъ онъ.-- Вѣдь я же тебѣ говорилъ, что онъ не былъ пьянъ, онъ былъ пораженъ въ самое сердце!..
   

V.
Судъ.

   На другой день утромъ, когда было назначено разбирательство его дѣла, Сомсъ вынужденъ былъ уйти изъ дому; не повидавшись съ Иренъ. Впрочемъ, такъ было лучше, потому что онъ до сихъ поръ еще не рѣшилъ, какъ будетъ вести себя съ нею, что онъ будетъ дѣлать и какъ будетъ поступать -- онъ самъ, не зналъ.
   Сомсъ долженъ былъ явиться въ судъ въ половинѣ десятаго утра, на тотъ случай, если бы не состоялось разбирательство перваго дѣла (его дѣло было вторымъ на очереди), о нарушеніи обѣщанія жениться. Однако это ожиданіе не оправдалось, два самыхъ знаменитыхъ адвоката выступали съ той и съ другой стороны, и поэтому судебное разбирательство приняло характеръ настоящаго турнира наиболѣе искусившихся въ такого рода процессахъ, выдающихся юристовъ. Такимъ образомъ, очередь Сомса должна была наступить только послѣ завтрака.
   Былъ сдѣланъ перерывъ, и Сомсъ отправился въ буфетъ, гдѣ онъ встрѣтилъ своего отца.
   -- Когда начнется разбирательство твоего дѣла?-- спросилъ его Джемсъ.-- Я думаю, что оно будетъ сейчасъ послѣ завтрака. Навѣрное Бозинней будетъ защищаться. Вѣдь если онъ проиграетъ, то будетъ банкротомъ!
   Откусивъ кусокъ сэндвича и запивъ его рюмкою вина, Джемсъ прибавилъ:
   -- Твоя мать желаетъ, чтобы ты съ Иренъ пріѣхалъ къ намъ обѣдать сегодня.
   Сомсъ холодно усмѣхнулся и взглянулъ на отца. Если бы кто-нибудь могъ подмѣтить тотъ бѣглый взглядъ, которымъ обмѣнялись отецъ и сынъ въ эту минуту, то увидѣлъ бы, что они отлично понимаютъ другъ друга. Но никто изъ нихъ не сказалъ ни слова.
   Джемсъ расплатился въ буфетѣ и вышелъ.
   Онъ занялъ свое мѣсто на скамьѣ, непосредственно позади адвокатовъ, такъ какъ намѣревался уйти тотчасъ же, какъ только окончится разбирательство дѣла. Онъ не хотѣлъ встрѣчаться съ Бозиннеемъ, чувствуя, что эта встрѣча будетъ непріятна обоимъ. Однако Бозиннея не было въ залѣ, и это нѣсколько взволновало Джемса. "Что это значитъ?" подумалъ онъ.
   Два ряда стульевъ непосредственно передъ Джемсомъ были заняты адвокатами въ парикахъ, дѣлавшими какія-то отмѣтки въ своихъ записныхъ книжкахъ или разговаривавшими между собой. Но это были меньшія свѣтила правосудія, поэтому Джемсъ не обращалъ на нихъ вниманія. Его взоры были прикованы къ Уотербёку, знаменитому адвокату, которому Сомсъ поручилъ свое дѣло. Какъ и многіе Форсайты, занимавшіе низшую отрасль этой профессіи, Джемсъ питалъ глубокое почтеніе къ юридическимъ знаменитостямъ, и умѣнье вести перекрестный допросъ всегда приводило его въ восхищеніе. Уотербёкъ именно славился этимъ. Лицо Джемса нѣсколько прояснилось, когда онъ увидѣлъ его и замѣтилъ, что только одинъ Сомсъ имѣетъ такого дорогого защитника.
   Уотербёкъ изложилъ факты, которые, по его словамъ, не могли возбудить никакого оспариванія въ судѣ. Онъ особенно подчеркнулъ то, что его кліентъ, мистеръ Сомсъ Форсайтъ,-- джентльменъ и человѣкъ состоятельный. Онъ, конечно, послѣдній сталъ бы оспаривать какія-либо законныя претензіи, предъявленныя къ нему. Но поведеніе архитектора, которому онъ поручилъ постройку своего дома и который уже израсходовалъ 12,000 фунтовъ -- сумму, значительно превышающую первоначальную смѣту -- заставило его, съ точки зрѣнія принципа и въ интересахъ другихъ, возбудить настоящее дѣло. Тотъ же пунктъ, на которомъ архитекторъ строитъ свою защиту, не заслуживаетъ серьезнаго вниманія. Уотербёкъ прочелъ переписку между его кліентомъ и архитекторомъ и прибавилъ, что его кліентъ готовъ подтвердитъ подъ присягой, что онъ никогда не давалъ разрѣшенія -- и даже въ мысляхъ у него не было дать такое разрѣшеніе!-- на израсходованіе больше 12,000 и пятидесяти фунтовъ,-- крайняя сумма, на которую онъ указалъ въ своемъ письмѣ.
   Затѣмъ позванъ былъ Сомсъ для дачи показаній. Онъ держалъ себя необыкновенно спокойно и хладнокровно, отвѣчая на вопросы коротко и сухо. Его блѣдное, гладко выбритое лицо сохраняло обычное надменное выраженіе, и одѣтъ онъ былъ, какъ всегда, безукоризненно. Джемсъ съ восхищеніемъ смотрѣлъ на него и въ душѣ гордился имъ. Онъ думалъ о томъ, что, пожалуй, онъ самъ, при подобныхъ обстоятельствахъ, сталъ бы давать болѣе пространные отвѣты. Однако, повидимому, такая односложность отвѣтовъ, какую проявилъ Сомсъ, была болѣе умѣстна въ данномъ случаѣ.
   Наступила очередь защиты Бозиннея. Джемсъ удвоилъ вниманіе и снова сталъ искать глазами архитектора. Его адвокатъ, молодой Чэнкери, чувствовалъ себя очень неловко, вслѣдствіе отсутствія своего кліента. Онъ говорилъ поэтому взволнованно и нервно, и высказалъ опасеніе, что съ его кліентомъ случилось несчастіе. Онъ непремѣнно долженъ былъ явиться самъ и дать показанія суду, но мистера Бозиннея не оказалось ни дома, ни въ его конторѣ (адвокатъ отлично зналъ, что квартира Бозиннея и его контора были одно и то же, но счелъ за лучшее не говорить объ этомъ), куда онъ посылалъ за нимъ. Это отсутствіе, по мнѣнію адвоката, не предвѣщаетъ ничего хорошаго, Такъ какъ онъ зналъ, что его кліентъ очень желалъ лично присутствовать на судѣ. Не имѣя полномочія отъ своего кліента просить объ отсрочкѣ дѣла, онъ вынужденъ исполнить свой долгъ. Свою защиту онъ, главнымъ образомъ, основывалъ на выраженіи "свобода дѣйствій", смыслъ котораго не можетъ быть ни ограниченъ, ни измѣненъ никакими послѣдующими словоизверженіями. Мистеръ Форсайтъ, на самомъ дѣлѣ, не имѣлъ въ виду отклонить отвѣтственность за исполненныя его архитекторомъ работы, и это подтверждается его письмами. Затѣмъ адвокатъ распространился о великолѣпной работѣ архитектора, которая была сдѣлана, чтобы удовлетворить изысканный вкусъ знатока, богатаго человѣка и собственника. Въ этомъ пунктѣ адвокатъ чувствовалъ твердую почву подъ ногами и поэтому много и краснорѣчиво говорилъ объ искусствѣ, обращаясь къ судьѣ, какъ къ любителю искусства и защитнику художниковъ, когда, "случайно", они оказываются въ желѣзныхъ тискахъ капитала.-- Каково же будетъ положеніе артистическихъ профессій,-- воскликнулъ онъ,-- если такіе собственники, какъ мистеръ Форсайтъ, будутъ отказываться отъ обязательствъ, которыя являются результатомъ данныхъ ими же полномочій!..
   Тутъ онъ снова обратился къ суду съ просьбой вызвать его кліента, такъ какъ, быть можетъ, онъ пришелъ въ послѣдній моментъ разбирательства и уже находится въ залѣ.
   Судебный приставъ три раза позвалъ Бозиннея, и этотъ призывъ, на который никто не откликнулся, какъ-то особенно печально прозвучалъ въ залѣ и на галлереяхъ для публики. На Джемса это произвело странное впечатлѣніе: точно звали собаку, потерявшуюся на улицѣ! Мысль о пропавшемъ человѣкѣ не давала ему покоя и медленно подтачивала его собственное чувство благосостоянія и покоя. Онъ и самъ не могъ сказать, почему это обстоятельство вызывало у него такое тягостное чувство.
   Онъ посмотрѣлъ на часы: безъ четверти три. Черезъ четверть часа все будетъ кончено. Куда же могъ запропаститься Бозинней?
   Приговоръ, очень пространно мотивированный, былъ произнесенъ не въ пользу Бозиннея. Онъ долженъ будетъ заплатить требуемую съ него сумму и судебныя издержки.
   Джемсъ вздохнулъ и всталъ. Пробравшись между скамьями, онъ быстро вышелъ изъ суда, не дожидаясь своего сына. Позвавъ кэбъ, онъ велѣлъ прямо везти себя къ Тимоѳею, гдѣ нашелъ Свизина, который сидѣлъ съ мистриссъ Септимусъ Смоллъ и тетушкой Эстеръ. Джемсъ подробно разсказалъ имъ о судѣ, поглощая булки и чай во время разговора.
   -- Сомсъ прекрасно держалъ себя на судѣ,-- сказалъ онъ.-- У него есть голова на плечахъ... Конечно, старому Джоліону это не понравится. Для Бозиннея же такое дѣло можетъ имѣть дурныя послѣдствія. Не удивляюсь, если онъ станетъ банкротомъ...-- Потомъ вдругъ послѣ минутнаго молчанія, Джемсъ прибавилъ, смотря встревоженными глазами на огонь въ каминѣ:-- Его тамъ не было, на судѣ... Почему?
   Послышались чьи-то шаги, и въ глубинѣ комнаты показалась высокая фигура плотнаго, здороваго человѣка съ красноватымъ лицомъ. Онъ прошелъ черезъ гостиную и недовольнымъ тономъ сказалъ Джемсу, который сдѣлалъ движеніе, чтобы подойти къ нему:
   -- Хорошо, хорошо, Джемсъ! Но я не могу... не могу останавливаться!-- Онъ повернулся и вышелъ.
   Это былъ Тимоѳей.
   Джемсъ безпокойно заёрзалъ на креслѣ:
   -- Я зналъ, что тутъ что-нибудь да есть...-- проговорилъ онъ. Потомъ вдругъ запнулся, словно увидѣлъ передъ собою какой-то зловѣщій призракъ, и долго такъ сидѣлъ молча, глядя да огонь, догорающій въ каминѣ...
   

VI.
Важныя извѣстія.

   Сомсъ не прямо пошелъ домой, выйдя изъ суда. Ему не хотѣлось въ этотъ день итти въ Сити и, побуждаемый желаніемъ услышать слова сочувствія и поздравленія съ побѣдой, онъ тоже рѣшилъ отправиться въ домъ Тимоѳея, гдѣ онъ могъ разсчитывать найти и то и другое.
   Его отецъ только что ушелъ, тетушки Эстеръ и Джюлей, уже знавшія всѣ подробности, горячо поздравили его. Онѣ были увѣрены, что онъ голоденъ и велѣли горничной принести еще булокъ и пирожковъ, потому что Джемсъ уничтожилъ все, что было. Обѣ старушки хлопотали и суетились возлѣ Сомса. Онѣ заставили его растянуться на софѣ и выпить рюмочку бренди для подкрѣпленія силъ.
   Свизинъ находился тутъ же. На этотъ разъ онъ оставался дольше обыкновеннаго у своихъ сестеръ, и когда увидѣлъ, какъ онѣ ухаживаютъ за племянникомъ, то разсердился. У Свизина была печень не въ порядкѣ, и поэтому онъ не могъ безъ раздраженія видѣть, какъ другіе пьютъ бренди. Онъ всталъ и тотчасъ же ушелъ, сказавъ Сомсу на прощаніе:
   -- А какъ здоровье твоей жены? Передай ей отъ меня, что если она скучаетъ и не прочь спокойно пообѣдать со мной, то я ее угощу такимъ шампанскимъ, какое она не вездѣ найдетъ...
   Свизинъ посмотрѣлъ на Сомса съ высоты своего гигантскаго роста и, выпятивъ, по обыкновенію, свою грудь, махнулъ въ знакъ привѣта сестрамъ своею пухлою желтой рукой и медленно выплылъ изъ комнаты.
   Мистриссъ Смоллъ и тетушка Эстеръ пришли въ ужасъ отъ выходки Свизина. Этотъ Свизинъ! Какой онъ странный!..
   Они сгорали нетерпѣніемъ разспросить Сомса, какъ Иренъ приняла извѣстіе о судѣ, по чувствовали, что не должны этого дѣлать. Втайнѣ онѣ обѣ разсчитывали, что онъ самъ скажетъ что-нибудь такое, что наброситъ свѣтъ на этотъ жгучій вопросъ, смущающій ихъ покой. Имъ трудно было выносить молчаніе. Вѣдь объ "этомъ" извѣстно даже Тимоѳею, и волненіе, которое онъ испыталъ по этому поводу, очень вредно отразилось на его здоровьи. И кромѣ того -- Джюнъ! Какъ она поступитъ? Все это чрезвычайно тревожило ихъ.
   Обѣ сестры не могли забыть визита стараго Джоліона, послѣ котораго онъ больше ни разу не былъ у нихъ. Онѣ не могли позабыть чувства, которое онѣ испытывали тогда, что семья уже далеко не то, чѣмъ она была прежде, что она уже начала распадаться!.. Вѣроятно, это чувство испытывали и другіе присутствующіе члены этой нѣкогда сплоченной семьи.
   Однако Сомсъ не имѣлъ, повидимому, никакого желанія разрѣшать ихъ недоумѣнія. Онъ сидѣлъ развалившись и толковалъ о новой школѣ искусства, которую, онъ открылъ. Это были, по его словамъ, люди будущаго. Онъ нисколько не удивится, если потомъ за ихъ картины будутъ платить бѣшеныя деньги. Онъ тоже намѣтилъ для себя двѣ прелестныя вещицы художника Корота. Если ему уступятъ ихъ по разумной цѣнѣ, то онъ непремѣнно ихъ возьметъ. За нихъ, впослѣдствіи, можно будетъ выручить большія деньги.
   Тетушка Эстеръ и мистриссъ Смоллъ всегда интересовались подобными вещами и искренно преклонялись передъ умомъ Сомса, который всегда умѣлъ устраивать выгодныя комбинаціи съ картинами. Но тутъ онѣ воспользовались его рѣчами о картинахъ, чтобы спросить его, какіе у него планы на будущее, теперь, когда онъ выигралъ дѣло? Думаетъ ли онъ уѣхать изъ Лондона и переселиться за городъ? И вообще, что онъ думаетъ дѣлать?
   Сомсъ отвѣчалъ, что онъ не знаетъ. Онъ полагаетъ, что скоро переѣдетъ, но когда -- неизвѣстно. Онъ всталъ, поцѣловалъ своихъ тетокъ и собрался уходить. Но тутъ съ тетушкой Джюлей произошла внезапная перемѣна. На лицѣ ея выразилась сильная внутренняя борьба. Она приподнялась и, собравъ все свое мужество, проговорила:
   -- Я давно хотѣла сказать тебѣ, мой дорогой... И это могутъ подтвердить другіе, что я...
   Тетушка Эстеръ прервала ее:
   -- Помни, Джулія,-- шепнула она ей,-- что ты это дѣлаешь на свою отвѣтственность!
   Мистриссъ Смолль продолжала, какъ будто не слыша, что ей говоритъ сестра:
   -- Я думаю, что тебѣ слѣдуетъ знать это, дорогой мой, что мистриссъ Мэкъ-Эндеръ видѣла Иренъ, гуляющую съ Бозиннеемъ въ Ричмондъ-Паркѣ...
   Тетушка Эстеръ привстала, но затѣмъ опять погрузилась въ кресло, задыхаясь отъ волненія. Она боялась взглянуть на Сомса и со страхомъ ждала отвѣта. Въ самомъ дѣлѣ, Джюлей не должна была бы при ней говорить это!
   Сомсъ наморщилъ брови и поднялъ руку къ глазамъ, какъ будто разсматривая свои ногти. Наконецъ, онъ процѣдилъ сквозь зубы:
   -- Мистриссъ Мэкъ-Эндеръ -- кошка!
   И, не дожидаясь дальнѣйшихъ возраженій, вышелъ изъ комнаты.
   Отправляясь въ домъ Тимоѳея, Сомсъ обдумалъ, какъ онъ поступитъ, когда, вернется домой. Онъ пойдетъ къ Иренъ и скажетъ:
   -- Я выигралъ дѣло, и больше не будемъ говоритъ объ этомъ. Я не хочу поступать сурово съ Бозиннеемъ. Я посмотрю, нельзя ли намъ прійти къ какому-нибудь соглашенію. Я не буду притѣснять его. А теперь -- перевернемъ страницу. Мы отдадимъ этотъ домъ внаемъ и уѣдемъ изъ лондонскихъ тумановъ. Переѣдемъ тотчасъ же въ Робинъ-Холль. Я никогда, никогда не хотѣлъ поступать съ вами грубо. Подадимъ другъ другу руки... И...-- Можетъ быть, даже она позволитъ ему поцѣловать себя и забудетъ!..
   Но когда онъ вышелъ отъ Тимоѳея, всѣ его прежнія намѣренія разсѣялись, какъ дымъ. Въ душѣ его снова забушевали ревность и подозрѣнія, не дававшія ему покоя въ теченіе многихъ мѣсяцевъ. Нѣтъ, онъ положитъ этому конецъ! Онъ не позволитъ ей волочить свое имя по грязи! Если она не хочетъ и не можетъ любить его, какъ этого требуетъ отъ нея ея долгъ и его право, то все же она не смѣетъ обманывать его съ другимъ. Онъ обвинитъ ее въ этомъ, пригрозитъ ей разводомъ. Это заставитъ ее одуматься. Она никогда не рѣшится на это. А вдругъ... что, если она рѣшится?..
   Сомсъ даже остановился. Эта мысль до сихъ поръ не приходила ему въ голову. Что, если она это сдѣлаетъ?.. Если она сознается ему?.. Какъ онъ поступитъ тогда? Вѣдь онъ вынужденъ будетъ начать дѣло о разводѣ!
   Разводъ! Это слово, которое вдругъ получило реальное значеніе для него, парализовало его энергію. Оно находилось въ слишкомъ большомъ противорѣчіи со всѣми принципами, которыми онъ до сихъ поръ руководствовался въ жизни. Его неспособность къ компромиссамъ лишала его возможности найти выходъ. Онъ находился въ положеніи капитана тонущаго корабля, которому надо собственными руками выбросить за бортъ свой самый драгоцѣнный грузъ. Но не въ характерѣ Сомса было отказываться отъ своей собственности! Да и это повредило бы его репутаціи. Онъ не могъ отказаться отъ своего дома въ Робинъ-Холлѣ, который стоилъ ему столько денегъ и на которомъ онъ основывалъ столько надеждъ. А она? Она больше не будетъ принадлежать ему, даже по имени! Она уйдетъ изъ его жизни, и онъ больше не увидитъ ея никогда... никогда!
   Всю дорогу домой онъ не могъ отдѣлаться отъ мысли, что больше не увидитъ ея.
   Но, можетъ быть, ей не въ чемъ сознаваться ему? Очень возможно, что не въ чемъ! Было ли благоразумно съ его стороны заходить такъ далеко? Было ли благоразумно ставить себя въ такое положеніе, когда приходится отказываться отъ своихъ; собственныхъ словъ? Только что вынесенный приговоръ долженъ разорить Бозиннея. Разорившійся человѣкъ, конечно, способенъ на отчаянные поступки. Но что онъ можетъ сдѣлать? По всей вѣроятности, онъ уѣдетъ въ чужіе края,-- вѣдь разорившіеся люди всегда такъ поступаютъ! Но что будутъ дѣлать "они" -- если ихъ въ самомъ дѣлѣ двое!-- безъ денегъ? Не лучше ли выждать, какой оборотъ примутъ событія? Если понадобится, то за ней будутъ слѣдить,-- онъ это устроитъ. Мучительная ревность съ такою силой овладѣла имъ, что онъ готовъ былъ заплакать. Онъ долженъ былъ рѣшить, какъ поступить, прежде чѣмъ пріѣдетъ домой, но когда кэбъ остановился у дверей его дома, онъ все еще не рѣшилъ ничего.
   Онъ вошелъ, блѣдный, съ трепетомъ въ душѣ, боясь встрѣтиться съ ней, и въ то же время сгорая желаніемъ увидѣть ее, И совершенно не зная, какъ онъ поступитъ и что онъ скажетъ!..
   Горничная Вильсонъ была въ передней и на вопросъ Сомса; отвѣтила, что мистриссъ Форсайтъ уѣхала, взявъ съ собой чемоданъ и мѣшокъ.
   -- Что такое?-- воскликнулъ онъ.-- Что вы говорите?-- Но вдругъ, вспомнивъ, что онъ не долженъ выдавать своего волненія, спросилъ:-- Гдѣ записка, которую она оставила?
   Онъ съ ужасомъ замѣтилъ удивленный взглядъ горничной.
   -- Мистриссъ Форсайтъ не оставила никакой записки,-- отвѣтила она.
   -- Никакой записки?.. Очень хорошо, благодарю васъ!.. Больше ничего не надо... Я не буду обѣдать дома...
   Горничная ушла, оставивъ его въ передней, гдѣ онъ стоялъ въ мѣховомъ пальто, машинально разсматривая визитныя карточки въ фарфоровой вазѣ, стоявшей на старомъ дубовомъ рѣзномъ комодѣ.
   Что это за люди? Ему казалось, что онъ никого изъ нихъ не знаетъ. Изъ памяти его выскочили всѣ эти знакомыя имена и тамъ раздавались только слова горничной: "никакой записки... Чемоданъ и мѣшокъ..." Какъ это возможно, чтобы она не оставила никакой записки?
   И онъ, не снимая мѣхового пальто, побѣжалъ наверхъ, шагая черезъ двѣ ступени, точно новобрачный, возвратившійся домой и спѣшащій поскорѣе увидѣть свою молодую жену.
   Въ комнатѣ Иренъ все было въ совершенномъ порядкѣ. Въ воздухѣ еще носился тонкій ароматъ духовъ. На широкой постели, покрытой лиловымъ шелковымъ одѣяломъ, лежалъ мѣшокъ, который она сдѣлала и вышила собственными руками и куда она имѣла обыкновеніе складывать свои вещи, нужныя ей при отходѣ ко сну. Ея туфельки стояли возлѣ кровати, точно дожидаясь своей хозяйки.
   На столикѣ онъ увидалъ серебряныя дорожныя туалетныя принадлежности, которыя онъ подарилъ ей. Она всегда держала ихъ въ дорожномъ мѣшкѣ. Что же это значитъ! Какой мѣшокъ она взяла съ собой? Онъ готовъ уже былъ позвонить и спроситъ объ этомъ Вильсонъ, но во-время вспомнилъ, что онъ долженъ дѣлать видъ, будто ему извѣстно, гдѣ находится Иренъ.
   Затворивъ дверь, онъ сѣлъ и попробовалъ обдумать свое положеніе. Но не могъ собрать своихъ мыслей. И вдругъ слезы хлынули изъ его глазъ...
   Онъ сбросилъ пальто и посмотрѣлъ на себя въ зеркало. Онъ былъ страшно блѣденъ и глаза лихорадочно горѣли. Онъ налилъ воды и умылъ лицо.
   Серебряная щетка еще сохраняла запахъ ея волосъ и, ощутивъ его, Сомсъ снова почувствовалъ приступъ мучительной ревности.
   Путаясь въ своемъ длинномъ мѣховомъ пальто, онъ сбѣжалъ съ лѣстницы. Дорогой онъ придумалъ исторію, на тотъ случай, если не найдетъ ея у Бозиннея. А если найдетъ? И опять онъ не зналъ какъ поступить! Онъ подошелъ къ дому, гдѣ жилъ Бозинней, не рѣшивъ вопроса, что онъ сдѣлаетъ, если найдетъ ее тамъ.
   Часъ занятій въ конторѣ уже прошелъ и поэтому наружная дверь была заперта. Привратница, открывшая ее, не могла сказать, былъ ли Бозинней наверху или нѣтъ. Она не видала его уже два или три дня. Она больше не убирала у него комнатъ. У него никто теперь не служитъ, онъ...
   Сомсъ прервалъ ея разглагольствованія, сказавъ, что онъ самъ пойдетъ и посмотритъ.
   Верхняя площадка не была освѣщена, и дверь въ квартиру Бозиннея была заперта. На звонокъ Сомса никто не откликнулся. Онъ не могъ разслышать ни одного звука въ квартирѣ. Онъ спустился внизъ, весь дрожа, несмотря на свои мѣха и ощущая какой-то странный холодъ въ сердцѣ. Позвавъ кэбъ, онъ велѣлъ везти себя въ Паркъ Лэнъ, гдѣ жилъ его отецъ.
   Онъ старался вспомнить, когда онъ далъ Иренъ чекъ, въ послѣдній разъ. У нея не можетъ быть больше трехъ или четырехъ фунтовъ. Но у нея есть драгоцѣнности. Сомсъ съ болью въ сердцѣ подумалъ, что она можетъ выручить за нихъ изрядную сумму, достаточную чтобы поѣхать за границу и прожить нѣсколько мѣсяцевъ. Онъ даже пробовалъ разсчитать, сколько это будетъ, но въ это время кэбъ остановился.
   Слуга, вышедшій къ нему, спросилъ, пріѣхала ли мистриссъ Сомсъ, такъ какъ его господинъ сказалъ ему, что ихъ обоихъ ожидаютъ къ обѣду.
   Сомсъ отвѣчалъ:
   -- Нѣтъ, Вормсонъ, мистриссъ Сомсъ простудилась.
   Вормсонъ выразилъ сожалѣніе.
   Сомсу показалось, что онъ окинулъ его подозрительнымъ взглядомъ. Вспомнивъ, что онъ не переодѣвался къ обѣду, Сомсъ спросилъ:
   -- Кто-нибудь есть изъ постороннихъ?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ слуга.-- Только мистеръ и мистриссъ Дэрти, сэръ.
   Сомсу опять показалось, что слуга смотритъ на него съ любопытствомъ, и онъ съ раздраженіемъ спросилъ его:
   -- Чего вы такъ смотрите на меня? Что случилось, а?
   Слуга покраснѣлъ и, вѣшая его пальто, пробормоталъ:
   -- Нѣтъ, сэръ, ничего, сэръ!.. и торопливо вышелъ.
   Сомсъ поднялся наверхъ. Онъ прошелъ мимо гостиной, не заглядывая туда, и прямо направился въ спальню своихъ родителей.
   Онъ увидѣлъ отца, который стоялъ согнувшись, безъ сюртука, и съ самымъ серьезнымъ видомъ застегивалъ своей женѣ корсетъ. Видно было, что онъ очень старался, застегивая верхніе крючки; онъ оттопырилъ губы и сосредоточенно смотрѣлъ. Сомсъ остановился въ дверяхъ. Сердце у него сильно колотилось въ груди. Оттого ли, что онъ слишкомъ быстро поднялся по лѣстницѣ, или по какой-либо другой причинѣ? Его... его вѣдь никогда не просили о такой услугѣ!..
   Онъ услышалъ голосъ отца, который спрашивалъ:
   -- Кто тамъ?.. Что вамъ нужно?
   И голосъ матери, обращавшейся къ горничной:
   -- Подите сюда, Фелиція, и застегните мнѣ крючки. Вашему господину не справиться съ этимъ!
   Сомсъ проговорилъ хриплымъ голосомъ:
   -- Это я -- Сомсъ!
   Онъ замѣтилъ удивленіе и радость на лицѣ матери, воскликнувшей:
   -- Это ты, мой дорогой мальчикъ!
   Отецъ же посмотрѣлъ на него съ тревогой и спросилъ:
   -- Что это значитъ, Сомсъ? Отчего ты прошелъ наверхъ? Ты, можетъ быть, чувствуешь себя нехорошо?
   Сомсъ отвѣчалъ механически:
   -- Нѣтъ, я совсѣмъ здоровъ.
   Онъ смотрѣлъ на нихъ и думалъ, какъ онъ сообщитъ имъ свои извѣстія.
   Джемсъ, всегда легко волнующійся, сказалъ ему:
   -- Ты плохо выглядишь! Надѣюсь, что ты не простудился. Не удивляюсь, если это у тебя печень пошаливаетъ! Твоя мать дастъ тебѣ...
   Эмили вмѣшалась и спокойно спросила:
   -- Ты привезъ Иренъ?
   Сомсъ покачалъ головой.
   -- Нѣтъ,-- проговорилъ онъ, заикаясь.-- Она... она... покинула меня!
   Эмили, стоявшая и смотрѣвшая на себя въ зеркало, бросилась отъ него къ сыну и обняла его.
   -- Мой милый, милый мальчикъ!-- шептала она, цѣлуя его цъ лобъ.
   Джемсъ также подошелъ къ сыну. Его лицо выражало сильнѣйшую тревогу.
   -- Покинула тебя, говоришь ты?-- прошепталъ онъ.-- Что это значитъ? Ты никогда не говорилъ мнѣ, что она хочетъ тебя бросить.
   -- Какъ я могъ сказать это?-- отвѣчалъ Сомсъ угрюмо.-- Что же теперь дѣлать?
   Джемсъ началъ ходить взадъ и впередъ по комнатѣ большими шагами. Необыкновенно тощій и долговязый, онъ удивительно напоминалъ аиста въ сюртукѣ. Онъ ходилъ и ворчалъ:-- Что теперь дѣлать? Почемъ я знаю, что теперь дѣлать?.. Съ какой стати спрашивать меня! Никто не говорятъ мнѣ ничего, а затѣмъ приходятъ и спрашиваютъ меня, что дѣлать? Хотѣлъ бы я знать, что я-то могу посовѣтовать? Вотъ твоя мать,-- что же она ничего не говоритъ?.. Я же могу только сказать тебѣ, что ты долженъ поѣхать за ней...
   Сомсъ улыбнулся, но еще никогда его обычная, надменная улыбка не казалась такою жалкой, какъ въ эту минуту!
   -- Я не знаю, куда она отправилась,-- сказалъ онъ.
   -- Не знаешь куда?-- воскликнулъ Джемсъ.-- Что ты хочешь этимъ сказать? Какъ ты полагаешь, куда она можетъ уйти?.. Она ушла къ этому молодому архитектору, къ Бозиннею, вотъ куда!.. Я зналъ, что такъ будетъ!..
   Сомсъ молчалъ. Онъ чувствовалъ только ласковое пожатіе руки матери, но все это происходило какъ бы во снѣ. Онъ точно лишился способности мыслить и тупо смотрѣлъ на красное лицо отца, которое подергивалось, точно онъ собирался заплакать.
   -- Это будетъ скандалъ; я всегда это говорилъ!.. Ты и твоя мать, должны же вы знать, что дѣлать!-- взволнованно восклицалъ Джемсъ. Голосъ его звучалъ хрипло, точно ему сдавили горло.
   -- Хорошо, Джемсъ, пойдемъ теперь,-- спокойно сказала ему Жена.-- Сомсъ сдѣлаетъ все, что можетъ.
   -- Я не могу помочь тебѣ, дружокъ. Я становлюсь старъ,-- проговорилъ Джемсъ отрывисто.-- Но ты не дѣйствуй торопливо... хорошенько обдумай!..
   -- Сомсъ сдѣлаетъ все, что можно, чтобы вернуть ее,-- повторила его мать.-- Не будемъ говорить объ этомъ. Все устроится, я увѣрена.
   -- Я не знаю, какъ это можетъ устроиться,-- возразилъ Джемсъ.-- Но если она не ушла съ Бозиннеемъ, то мой совѣтъ не слушать ея, а пойти за ней и вернуть ее назадъ.
   Сомсъ опять почувствовалъ, что мать ласково гладитъ его руку, точно желая ободрить его. И онъ, словно произнося формулу священной клятвы, прошепталъ сквозь зубы:
   -- Я сдѣлаю это!
   Всѣ трое сошли внизъ, въ гостиную. Тамъ уже были въ сборѣ всѣ дочери и Дэрти. Если бъ была еще Иренъ, то семья оказалась бы въ полномъ составѣ.
   Джемсъ тотчасъ же погрузился въ свое кресло. Онъ холодно поздоровался съ зятемъ, котораго вмѣстѣ и презиралъ и боялся, какъ человѣка, постоянно нуждающагося въ деньгахъ, и до самаго обѣда не сказалъ больше ни слова. Сомсъ также молчалъ. Только одна Эмили поддерживала разговоръ, обнаруживая большое самообладаніе. Она даже никогда не была болѣе разговорчива и болѣе спокойна, чѣмъ въ этотъ вечеръ!
   О бѣгствѣ Иренъ рѣшено было не говорить, и дальнѣйшихъ обсужденій вопроса -- какъ поступить Сомсу, не было. Не было никакого сомнѣнія, что всѣ члены семьи, за малыми исключеніями, примкнули бы къ совѣту Джемса: "Не слушать ея, послѣдовать за ней и вернуть ее!". Такой взглядъ, конечно, раздѣлили бы и всѣ существующіе въ Лондонѣ Форсайты, оберегающіе свою собственность и боящіеся скандала.
   Несмотря на всѣ усилія Эмили поддерживать разговоръ, обѣдъ прошелъ довольно уныло. Дэрти былъ мраченъ и только пилъ вино, сестры же вообще рѣдко разговаривали другъ съ другомъ. Джемсъ спросилъ, гдѣ находится Джюнъ и что она дѣлаетъ? Никто не могъ отвѣтить ему. Онъ угрюмо замолчалъ и только оживился, когда Винифредъ разсказала про маленькаго Публіуса, что у него былъ фальшивый пенни и онъ отдалъ его нищему.
   -- Этакій умный мальчуганъ!-- воскликнулъ Джемсъ. Не знаю, что изъ него будетъ, когда онъ вырастетъ!.. Этакій маленькій плутишка!..
   Но это длилось одно мгновеніе. Шампанское и доисторическій портвейнъ, которымъ такъ гордился, Джемсъ, не внесли оживленія. Въ десять часовъ Сомсъ распростился и ушелъ. Его два раза спрашивали объ Иренъ, и онъ отвѣчалъ, что она нездорова, но больше его нервы не могли выдержать. Его мать особенно нѣжно поцѣловала его, и онъ крѣпко пожалъ ея руку, въ первый разъ ощущая теплоту въ своемъ сердцѣ.
   Онъ пошелъ пѣшкомъ. Холодный вѣтеръ дулъ ему прямо въ лицо, печально завывая въ пустынныхъ улицахъ. Небо было ясное, покрытое звѣздами. Зима приближалась. Но Сомсъ ничего не замѣчалъ: ли падающихъ съ шумомъ листьевъ, ни осенняго завыванія вѣтра, ни женщинъ, въ потертыхъ мѣховыхъ одеждахъ, смотрящихъ жадными глазами на прохожихъ мужчинъ, ни бродягъ, выглядывающихъ изъ-за угла и посинѣвшихъ отъ холода. Это была привычная ночная картина Лондона. Сомсъ смотрѣлъ на нее и не видѣлъ ея. Онъ весь былъ поглощенъ мыслями о домѣ, и руки его сильно дрожали, когда онъ, войдя въ переднюю, началъ просматривать письма, принесенныя съ послѣднею почтой.
   Отъ Иренъ ни слова!
   Онъ вошелъ въ столовую. Въ каминѣ горѣлъ огонь. Кресло было придвинуто къ огню и приготовлены туфли. Онъ простоялъ двѣ минуты, точно раздумывая, потомъ погасилъ огонь и пошелъ наверхъ. Въ туалетной комнатѣ тоже былъ разведенъ огонь, но въ комнатѣ Иренъ было темно и холодно. Онъ все-таки вошелъ туда.
   Онъ зажегъ всѣ свѣчи и нѣкоторое время ходилъ взадъ и впередъ, по комнатѣ. Онъ никакъ не могъ привыкнуть къ мысли,, что она въ самомъ дѣлѣ бросила его. Онъ началъ открывать ящики комодовъ и шкафовъ, словно ожидая тамъ найти разгадку своей тяжелой брачной жизни.
   Въ шкафу висѣли ея платья. Сомсъ любилъ видѣть ея народной и всегда настаивалъ, чтобы она хорошо одѣвалась. Онъ осмотрѣлъ ихъ и убѣдился, что она взяла лишь два или три и то самыя простыя. Онъ выдвигалъ ящикъ за ящикомъ, наполненные бѣльемъ и шелковыми вещами, и видѣлъ, что ничего не тронуто.
   Но, можетъ быть, это не болѣе, какъ капризная выходка съ ея стороны? Можетъ быть, она просто уѣхала на берегъ моря для перемѣны. Если такъ и она дѣйствительно вернется къ нему, то онъ больше никогда не поступитъ съ нею такъ, какъ поступилъ въ ту роковую ночь, никогда не рискнетъ больше поступать такъ, несмотря на то, что это былъ ея долгъ, какъ жены, и что она принадлежитъ ему! И все-таки онъ никогда больше не дозволитъ себѣ этого!.. Она очевидно была не въ своемъ умѣ, такъ обращаясь съ нимъ, своимъ мужемъ!..
   Онъ открылъ ящикъ, гдѣ она хранила свои драгоцѣнности. Онъ оказался незапертымъ и въ шкатулкѣ торчалъ ключъ. Это его удивило въ первую минуту, но онъ рѣшилъ, что ящикъ долженъ быть пустъ. И однако тамъ все находилось въ цѣлости, всѣ вещи, которыя онъ когда-либо дарилъ ей, даже ея маленькіе часики, и въ томъ углу, гдѣ они лежали, онъ увидѣлъ маленькую трехугольную записочку, на которой рукою Иренъ было написано: "Сомсу Форсайтъ. Полагаю, что я не взяла ничего изъ того, что вы или ваши родные давали мнѣ!"
   И это было все! Онъ смотрѣлъ на брошки и браслеты изъ жемчуга и брилліантовъ, на хорошенькіе плоскіе золотые часы съ большимъ брилліантомъ, усѣянномъ сапфирами, на цѣпочки и кольца, такъ аккуратно разложенныя по своимъ мѣстамъ, и слезы капали изъ его глазъ на всѣ эти красивыя вещицы.
   Только теперь ему стало ясно, истинное значеніе всего. Этотъ простой поступокъ Иренъ, точно раскрылъ ему глаза. Онъ впервые понялъ, что она презираетъ его, что она всѣ эти годы презирала его, что они расходились рѣшительно во всемъ, точно жили въ разныхъ мѣстахъ земного шара, что между ними никогда не было ничего общаго и что для него нѣтъ никакой надежды и никогда ея не было!.. Онъ понялъ также, что она страдала, и что ее таюке надо было жалѣть!..
   Въ этотъ единственный моментъ своей жизни онъ пересталъ бытъ Форсайтомъ, забылъ себя, свои интересы, свою собственность и былъ способенъ совершить самый безкорыстный и самый непрактичный поступокъ...
   Но такія минуты длятся недолго...
   Сомсъ всталъ, вытеръ слезы и, заперевъ шкатулку съ драгоцѣнностями, медленно отнесъ, ее дрожащими руками въ другую комнату...
   

VII.
Иренъ и Джюнъ.

   Старый Джоліонъ былъ очень изумленъ тѣмъ, что Джюнъ съ такимъ напряженнымъ вниманіемъ прочитывала ежедневно газеты, утромъ и вечеромъ. Но у нея была затаенная цѣль. Она ждала суда по дѣлу Бозиннея и Сомса и на этомъ основывала всѣ свои надежды. И какъ только она прочла въ "Times", когда назначено разбирательство этого дѣла, то немедленно привела въ исполненіе свое рѣшеніе, со свойственною ей смѣлостью я быстротой.
   Колебанія были не въ натурѣ Джюнъ. Какъ игрокъ, она бросала на карту все, не думая о проигрышѣ. Она была увѣрена, что Бозинней проиграетъ дѣло, и на этой увѣренности она построила свой планъ дѣйствій.
   Въ половинѣ одиннадцатаго утра она уже сидѣла въ судѣ, въ галлереѣ для публики и ждала. Отсутствіе Бозиннея не обезпокоило ея. Она инстинктивно чувствовала, что онъ не станетъ защищаться. Какъ только былъ вынесенъ приговоръ, она тотчасъ же вышла и, взявъ кэбъ, отправилась на его квартиру.
   Она вошла въ подъѣздъ. Дверь на улицу была открыта, и ея никто не замѣтилъ. Поднявшись на самый верхъ, она остановилась у дверей его квартиры и позвонила. Отвѣта не было. Нѣсколько минутъ она колебалась, не пойти ли ей внизъ и не попросить ли привратника, чтобы онъ пустилъ ее подождать Бозиннея. Но потомъ она рѣшила остаться на площадкѣ и терпѣливо ждать его возвращенія, въ твердой увѣренности, что никто другой не заглянетъ сюда.
   Прошло четверть часа. Холодъ пронизывалъ Джюнъ, но она не сдавалась. Вдругъ она вспомнила, что Бозинней имѣлъ обыкновеніе оставлять ключъ отъ своей квартиры подъ цыповкой у дверей. Она посмотрѣла и, дѣйствительно, нашла тамъ ключъ. Сначала она не рѣшалась имъ воспользоваться, до, наконецъ, отперла дверь и вошла. Впрочемъ, она оставила дверь открытой, на случай, если бы кто-нибудь пришелъ, для того, чтобы каждый могъ видѣть, что она зашла по дѣлу.
   Это была не та Джюнъ, дрожащая и колеблющаяся, которая пять мѣсяцевъ тому назадъ стояла у этой двери. Страданіе наложило на нее свою печать и ея сила воли окрѣпла еще болѣе. Она давно обдумала этотъ шагъ до мельчайшихъ подробностей, и если пришла сюда, то ужъ, конечно, не для того, чтобы испытать пораженіе. Если и теперь ей не удастся, то уже никто ей не поможетъ больше!
   Она не могла спокойно оставаться на мѣстѣ. Ея маленькая фигурка металась по комнатѣ, точно звѣрокъ, заключенный въ клѣтку. Она замѣтила слои пыли вездѣ, какъ будто комната не прибиралась уже цѣлыми недѣлями, и Джюнъ увидѣла въ этомъ несомнѣнный признакъ, что онъ, изъ экономіи, вынужденъ былъ отказаться отъ прислуги.
   Она заглянула въ спальню. Постель была кое-какъ постлана, повидимому, неумѣлой рукой мужчины. Напряженно прислушиваясь, не раздадутся ли гдѣ-нибудь шаги, она заглянула въ шкафъ. Нѣсколько рубашекъ и воротничковъ и пара грязныхъ сапогъ,-- вотъ все, что она нашла тамъ. Нигдѣ никакихъ признаковъ одежды.
   Джюнъ снова вернулась въ пріемную и тогда только ей бросилось въ глаза отсутствіе разныхъ вещицъ, которыя она видѣла: часы -- память его матери, подзорная труба, висѣвшая надъ диваномъ, двѣ, дѣйствительно, цѣпныя гравюры изъ Гарроу, гдѣ обучался его отецъ въ школѣ и, наконецъ, японскій сервизъ, который она сама подарила ему. Все исчезло. И вмѣстѣ со злобою, которая поднималась въ ея душѣ противъ несправедливости свѣта, поступающаго съ него подобнымъ образомъ, у нея укрѣплялась надежда на счастливый исходъ, и она видѣла въ этомъ исчезновеніи всѣхъ болѣе или менѣе цѣнныхъ вещей, хорошее предзнаменованіе для себя.
   Какъ разъ въ тотъ моментъ, когда она стояла и задумчиво смотрѣла на пустое мѣсто, гдѣ раньше находился японскій сервизъ, подаренный ею, она вдругъ почувствовала, что кто-то наблюдаетъ за нею. Она обернулась и увидала Иренъ, стоящую на порогѣ...
   Нѣсколько мгновеній онѣ обѣ молча смотрѣли другъ на друга. Потомъ Джюнъ протянула ей руку, но Иренъ не взяла ея. Тогда Джюнъ заложила руки за спину. Глаза ея сверкнули гнѣвомъ, и она ждала, что скажетъ Иренъ, разглядывая съ ревнивою подозрительностью и любопытствомъ ея фигуру, платье и лицо.
   Иренъ была одѣта въ длинное сѣрое мѣховое пальто, съ дорожной шапочкой на головѣ, изъ-подъ которой выбивались волны ея золотистыхъ волосъ. Личико ея, окруженное пушистымъ мѣховымъ воротникомъ, казалось нѣжнымъ и маленькимъ, какъ у ребенка. Въ противоположность Джюнъ, имѣвшей яркій цвѣтъ лица, она была очень блѣдна и подъ глазами у нея были темные круги. Въ рукѣ она держала букетикъ фіалокъ.
   Она взглянула на Джюнъ, и въ ея большихъ темныхъ глазахъ, устремленныхъ на молодую дѣвушку, было что-то такое, что заставило Джюнъ, несмотря на весь ея гнѣвъ, испытать прежнее обаяніе, которое оказывала на нее Иренъ.
   Джюнъ заговорила первая.
   -- Зачѣмъ вы пришли?!-- Но чувствуя, что И ей также можетъ быть заданъ подобный же вопросъ, Джюнъ прибавила:-- Это ужасное дѣло!.. Я пришла, чтобы сказать ему, что онъ проигралъ его.
   Иренъ ничего не отвѣчала и продолжала пристально смотрѣть на свою бывшую подругу.
   Джюнъ вскричала:
   -- Что вы стоите такъ, какъ будто окаменѣли?
   Иренъ горько усмѣхнулась.
   -- Я бы хотѣла окаменѣть!-- сказала она.
   -- Стойте!-- крикнула Джюнъ и отвернулась.-- Я не хочу ничего слышать, не хочу знать, зачѣмъ вы пришли сюда! Не хочу слышать!..
   И она, точно бѣшеная, забѣгала по комнатѣ.
   -- Я первая пришла сюда,-- сказала она.-- Мы не можемъ вдвоемъ оставаться здѣсь!..
   По лицу Иренъ пробѣжала улыбка и исчезла. Но она продолжала стоять неподвижно, и Джюнъ почувствовала въ ней какую-то отчаянную рѣшимость, что-то такое, съ чѣмъ трудно и опасно бороться...
   Иренъ сбросила свою дорожную шапочку и, сжавъ голову обѣими руками, откинула назадъ золотистую массу своихъ волосъ.
   -- Вы не имѣете права здѣсь находиться!-- крикнула Джюнъ.
   -- Я не имѣю права находиться нигдѣ,-- мягко отвѣтила Иренъ.
   -- Что это значитъ?
   -- Я оставила Сомса... Вы всегда совѣтовали мнѣ это!
   Джюнъ зажала уши руками.
   -- Не говорите мнѣ!-- воскликнула она.-- Я не хочу слушать, не хочу знать ничего!.. Съ вами невозможно бороться!.. Зачѣмъ вы стоите? Зачѣмъ вы не уходите?..
   У Иренъ зашевелились губы, и она прошептала:
   -- Куда же я пойду?
   Джюнъ стояла, отвернувшись къ окну. Она видѣла часы на улицѣ. Было около четырехъ; онъ каждую минуту могъ прійти! Она посмотрѣла черезъ плечо на Иренъ, и лицо ея запылало гнѣвомъ. Иренъ не двигалась и только мяла въ рукахъ букетикъ фіалокъ.
   Слезы ярости и разочарованія хлынули изъ глазъ Джюнъ.
   -- Какъ вы могли прійти?-- сказала она.-- Вы были фальшивымъ другомъ для меня!
   Иренъ снова улыбнулась, и Джюнъ поняла, что она сдѣлала ложный ходъ.
   -- Зачѣмъ, зачѣмъ вы пришли?-- рыдая, говорила она.-- Вы сгубили мою жизнь, теперь хотите погубить и его!..
   Губы Иренъ судорожно искривились и глаза ея съ такою тоской посмотрѣли на Джюнъ, что та невольно вскрикнула, среди своихъ рыданій:
   -- О, нѣтъ!.. нѣтъ!..
   Но Иренъ, низко нагнувъ голову и прижавъ къ губамъ измятый букетикъ фіалокъ, вышла изъ комнаты.
   Джюнъ подбѣжала къ дверямъ. Она прислушалась къ ея удаляющимся шагамъ на лѣстницѣ и вдругъ закричала:
   -- Вернись, Иренъ!.. Вернись!.
   Но шаговъ уже не было слышно...
   Взволнованная, съ истерзаннымъ сердцемъ, дѣвушка осталась стоять на площадкѣ. Отчего Иренъ ушла, оставивъ ее госпожею положенія? Что это означало? Дѣйствительно ли она отказывалась отъ него?.. Или?..
   Мучительная неизвѣстность давила ее. Бозинней такъ и не пришелъ!..
   Около шести часовъ вечера, въ этотъ день, старый Джоліонъ вернулся отъ своего сына. Теперь онъ тамъ бывалъ ежедневно и проводилъ въ его семьѣ по нѣсколько часовъ.
   Дома онъ справился, гдѣ Джюнъ, и узнавъ, что она только что вернулась, послалъ за нею.
   Онъ рѣшилъ сказать ей, что помирился съ ея отцомъ. Что прошло, то прошло! Онъ больше не хочетъ жить одинъ, Или почти одинъ, въ этомъ большомъ домѣ. Онъ намѣренъ сдать его и пріобрѣсти другой домъ за городомъ для своего сына, гдѣ бы они всѣ могли жить. Если Джюнъ это не понравится, то онъ будетъ выдавать ей субсидію, и она можетъ жить одна. Врядъ ли это составитъ для нея какую-нибудь разницу! Вѣдь она уже давно отошла отъ него и не показываетъ ему никакой привязанности!..
   Но когда Джюнъ вошла и онъ увидѣлъ ея печальное, жалкое личико, то сердце его растаяло. Она заняла свое прежнее мѣсто на ручкѣ кресла возлѣ него и прижалась къ нему. И его старое сердце наполнилось грустью. Онъ видѣлъ, что крылья этого птенчика надломаны, и то, что онъ сказалъ ей, уже не имѣло ничего общаго съ тѣмъ, что онъ намѣревался говорить, когда чувствовалъ себя обиженнымъ ея невниманіемъ и покинутымъ. Онъ теперь точно оправдывался передъ нею въ томъ, что уклонился съ прямого пути. Онъ, какъ будто, нуждается въ извиненіяхъ. Его волновала мысль, что заявляя о своихъ намѣреніяхъ Джюнъ, онъ какъ бы подаетъ ей дурной примѣръ. Но еще труднѣе было ему коснуться щекотливаго пункта относительно того, что она можетъ жить одна, если ей не нравится его идея.
   -- Въ случаѣ, если бы ты увидала, что не можешь поладить съ ними, моя голубка, то я все устрою,-- сказалъ онъ.-- Ты можешь имѣть, что пожелаешь. Мы можемъ найти въ Лондонѣ хорошенькую квартирку, и я буду постоянно ѣздить къ тебѣ... Но дѣтки Джо,-- прибавилъ онъ съ чувствомъ,-- такіе прелестные малыши!..
   И вдругъ посреди этого серьезнаго и трогательнаго разговора съ внучкой, онъ улыбнулся и, лукаво подмигнувъ, сказалъ:
   -- Воображаю, какъ это подѣйствуетъ на слабые нервы Тимоѳея! Я не я буду, если тамъ не произойдетъ переполоха!..
   Но Джюнъ еще не сказала ни слова. Онъ не могъ видѣть выраженія ея лица, по чувствовалъ ея теплую щечку около своей щеки и зналъ уже, что ему нечего особенно тревожиться относительно того, какъ она приняла это извѣстіе. Онъ набрался храбрости и сказалъ:
   -- Тебѣ навѣрное понравится твой отецъ. Онъ славный малый! Никогда съ нимъ не было никакихъ хлопотъ и ладить съ нимъ легко. Ты увидишь, что у него артистическая натура...
   И старый Джоліонъ разсказалъ ей объ аквареляхъ, которыя спрятаны у него въ спальнѣ. Теперь, когда его сынъ долженъ былъ сдѣлаться собственникомъ, эти картинки уже не казались; ему больше такими жалкими, какъ прежде.
   -- Что же касается твоей мачехи (ему нѣсколько трудно было выговоритъ это слово), то она очень утонченная натура, но очень любитъ Джо! А дѣти,-- снова повторилъ онъ съ нѣжностью,-- это такія очаровательныя малютки!..
   Въ этихъ словахъ вылился весь запасъ нѣжности, вся его любовь къ маленькимъ дѣтямъ, къ юнымъ, безпомощнымъ и слабымъ созданіямъ, которыя заставили его нѣкогда отвернуться отъ сына, ради маленькой Джюнъ. А теперь, когда снова повернулось колесо жизни, это же самое чувство отнимало его у Джюнъ!
   Но его все-таки начало смущать молчаніе Джюнъ, и онъ нетерпѣливо спросилъ ее:
   -- Ну что же ты скажешь, милая?
   Джюнъ сползла на полъ и, облокотившись на его колѣни, начала говорить. Онъ великолѣпно придумалъ, и она не предвидѣла никакихъ затрудненій. Что же касается того, что подумаютъ другіе, то это нисколько не интересовало ея!
   Старый Джоліонъ ликовалъ. Гм!.. Пускай думаютъ! Конечно, послѣ столькихъ лѣтъ они могли бы оставить его въ покоѣ. Но они, конечно, этого не сдѣлаютъ!.. Тѣмъ не менѣе онъ все-таки былъ не совсѣмъ доволенъ такимъ отношеніемъ Джюнъ къ мнѣнію семьи. Она такъ еще молода, что не должна была бы; относиться съ такимъ пренебреженіемъ къ мнѣнію людей!..
   Но онъ этого не сказалъ ей. Впрочемъ, онъ и самъ не могъ разобраться въ своихъ чувствахъ и ему трудно было бы формулировать ихъ.
   -- Нѣтъ,-- продолжала Джюнъ.-- Она нисколько не заботится о ихъ мнѣніи! Но есть одна вещь, о которой она бы хотѣла попросить его...-- Она прижалась щекой къ его колѣнямъ, поднявъ на него глаза, и старый Джоліонъ понялъ, что теперь; будетъ серьезный разговоръ...-- Если онъ хочетъ купить загородный домъ, то отчего бы не купить ему этотъ великолѣпный домъ Сомса въ Робинъ-Холлѣ? Домъ былъ оконченъ и очень красивъ, но никто не будетъ жить въ немъ теперь. А они были бы такъ счастливы тамъ, всѣ вмѣстѣ!
   Старый Джоліонъ встревожился. Развѣ этотъ "собственникъ" не будетъ жить въ своемъ домѣ? Онъ иначе не называлъ Сомса теперь.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчала Джюнъ.-- Онъ не будетъ тамъ жить.
   Но откуда ей это извѣстно? Джюнъ не могла сказать этого дѣду, но она знала, знала это навѣрно! Обстоятельства измѣнились... И когда она говорила это, то въ ушахъ ея раздавались слова. Иренъ: "Я оставила Сомса... Куда же я пойду?".
   Однако Джюнъ не разсказала этого. Если бы только ея дѣдушка согласился и, такимъ образомъ, уладилъ бы это несчастное дѣло!.. Филь!.. Вѣдь это было бы для всѣхъ, самое лучшее, для всѣхъ! И все бы тогда устроилось!
   Джюнъ прижалась губами ко лбу своего дѣда и крѣпко поцѣловала его.
   Однако старый Джоліонъ не отвѣчалъ на ея ласку. На его лицѣ появилось серьезное, озабоченное выраженіе, какъ всегда, когда онъ думалъ о дѣлахъ. Онъ спросилъ Джюнъ:
   -- Что это все означаетъ? Ужъ не видѣла ли она Бозиннея?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчала Джюнъ.-- Но я была на его квартирѣ.
   -- Была у него? Съ кѣмъ?
   Джюнъ пристально посмотрѣла ему въ глаза.
   -- Я пошла туда одна,-- отвѣчала она.-- Онъ проигралъ это дѣло. Мнѣ все равно, правильно ли было рѣшеніе суда, или нѣтъ, но я хочу помочь ему. И я помогу....
   Старый Джоліонъ опять спросилъ:
   -- Ты видѣла его?
   Онъ смотрѣлъ на нее испытующимъ взглядомъ, какъ будто хотѣлъ проникнуть ей въ душу.
   -- Нѣтъ, его тамъ не было,-- отвѣчала Джюнъ.-- Я ждала, но онъ не пришелъ.
   Старый Джоліонъ почувствовалъ облегченіе. Джюнъ поднялась съ колѣнъ и теперь стояла передъ нимъ такая маленькая, такая юная, но во взглядѣ ея, устремленномъ на него, свѣтилась незаурядная смѣлость и непоколебимая рѣшительность, и онъ не могъ долго выдержатъ этого взгляда. Онъ почувствовалъ, что побѣжденъ ею, что вожжи выскользнули изъ его рукъ, что онъ усталъ и состарѣлся, и это сознаніе какъ-то придавило его.
   -- Ахъ!-- сказалъ онъ со вздохомъ.-- Я предвижу, что ты навлечешь на себя большія затрудненія когда-нибудь. Ты всегда все хочешь дѣлать по-своему!..
   И онъ съ грустью смотрѣлъ на это неукротимое юное существо, обладавшее именно тѣмъ качествомъ, которымъ онъ всегда безсознательно восхищался въ людяхъ.
   -- Знаешь ли ты, что скажутъ про тебя?-- спросилъ онъ.
   Джюнъ густо покраснѣла.
   -- Мнѣ все равно, что бы ни сказали про меня!-- воскликнула она и даже топнула ногой.
   -- Мнѣ кажется,-- замѣтилъ старый Джоліонъ,-- что ты хочешь "его" получить, хотя бы даже мертваго!..
   Джюнъ молчала.
   -- Что же касается покупки этого дома, то ты сама не знаешь о чемъ ты говоришь!-- сказалъ онъ, немного погодя.
   Но Джюнъ отлично знала. Она знала, что онъ можетъ получитъ этотъ домъ, если захочетъ. Надо лишъ заплатить за него то, что онъ стоитъ.
   -- Что онъ стоитъ? Ты ничего не понимаешь! Я не пойду къ Сомсу, я не хочу имѣть никакого дѣла съ нимъ!-- воскликнулъ старый Джоліонъ.
   -- Незачѣмъ итти къ нему. Вы можете поговоритъ съ дядей Джемсомъ. Если вы не можете купить домъ, то не можете ли вы заплатитъ по иску? Я знаю, что онъ страшно стѣсненъ въ денежныхъ дѣлахъ. Я видѣла это. Вы можете взять изъ моихъ денегъ...
   Старый Джоліонъ прищурилъ глаза.
   -- Изъ твоихъ денегъ?-- повторилъ онъ.-- Великолѣпно. Но что же ты-то будешь дѣлать безъ денегъ?
   Однако втайнѣ мысль сдѣлаться собственникомъ этого дома, вырвать его у Джемса и его сына, даже нравилась ему. Онъ слышалъ, какъ много говорили на Форсайтовской семейной биржѣ объ этомъ домѣ, возбуждавшемъ всеобщее вниманіе. Его находили черезчуръ художественно изысканнымъ, но всѣ соглашались, что домъ очень хорошъ. Какъ было бы пріятно, если бы этотъ домъ перешелъ въ собственность Джо! Это было бы справедливою местью всѣмъ тѣмъ, кто осмѣливался смотрѣть на его сына, какъ на отверженнаго, на нищаго, не имѣющаго ни гроша!..
   Онъ посмотритъ! Конечно, онъ не станетъ платить за этотъ домъ баснословныя деньги, но если можно будетъ пріобрѣсти его за разумную цѣну, то пожалуй...
   Но въ глубинѣ души онъ уже зналъ, что не въ состояніи будетъ отказать Джюнъ, хотя и сказалъ ей, что онъ не будетъ связывать себя обѣщаніемъ и подумаетъ.
   

VIII.
Конецъ Бозиннея.

   Старый Джоліонъ не любилъ поспѣшныхъ рѣшеній, но по лицу Джюнъ онъ видѣлъ, что она не дастъ ему покоя, пока не рѣшится этотъ вопросъ о домѣ. На другой день утромъ, она спросила его, къ которому часу заказать коляску?
   -- Коляску? Зачѣмъ?-- Онъ сдѣлалъ изумленное лицо.-- Я вовсе не намѣренъ выѣзжать.
   -- Если вы опоздаете, то уже не застанете дядю Джемса дома,-- сказала Джюнъ.-- Онъ отправится въ Сити.
   -- Джемсъ? А зачѣмъ онъ мнѣ?
   -- Относительно дома!-- сказала она, съ удареніемъ.
   Видя, что дальнѣйшее притворство ни къ чему не поведетъ, старый Джоліонъ отвѣтилъ:
   -- Я еще не рѣшилъ...
   -- Вы должны! Вы должны! О, дѣдушка, подумайте обо мнѣ!..
   -- Подумать о тебѣ? Я всегда думаю о тебѣ,-- ворчалъ старикъ.-- Но ты-то сама о себѣ не думаешь, не думаешь, во что ты впутываешься!.. Хорошо, вели заложить коляску къ десяти часамъ.
   Джемсъ разговаривалъ въ столовой съ Сомсомъ, который зашелъ къ отцу передъ завтракомъ. Когда онъ узналъ, кто пріѣхалъ, то съ волненіемъ замѣтилъ:
   -- Что ему нужно?.. Пожалуйста, Сомсъ, не дѣйствуй слишкомъ поспѣшно,-- обратился онъ къ сыну.-- Прежде всего надо найти ее. Я пойду къ Стейнеру. У него прекрасные сыщики, и ужъ если онъ не разыщетъ ея, то никто не разыщетъ!..
   И вдругъ какое-то странное чувство нѣжности овладѣло его сердцемъ.
   -- Бѣдное, маленькое созданіе!-- прошепталъ онъ.-- Что у нея было въ головѣ тогда!..
   Онъ вышелъ къ брату. Старый Джоліонъ не поднялся къ нему навстрѣчу, а только протянулъ ему руку, и они обмѣнялись обычнымъ рукопожатіемъ Форсайтовъ.
   -- Какъ доживаешь? Мы рѣдко тебя видимъ теперь,-- сказалъ Джемсъ.
   Оставивъ безъ вниманія это замѣчаніе, старый Джоліонъ спросилъ его о здоровьѣ жены и затѣмъ прямо перешелъ къ дѣлу.
   -- Я хотѣлъ поговорить съ тобою по поводу Бозиннея,-- сказалъ онъ Джемсу.-- Мнѣ говорили, что новый домъ, это нѣчто вродѣ бѣлаго слона?
   -- Ничего не знаю про "бѣлаго слона",-- возразилъ Джемсъ.-- Я знаю только, что Бозинней проигралъ дѣло и, по всей вѣроятности, будетъ банкротомъ.
   -- Не удивлюсь!-- сказалъ старый Джоліонъ.-- Ну, а "собственникъ", Сомсъ, вѣдь онъ тогда ничего не получитъ!.. Мнѣ пришло въ голову, что если онъ тамъ не будетъ жить...-- замѣтивъ удивленный и подозрительный взглядъ Джемса, старый Джоліонъ быстро прибавилъ:-- Я ничего не знаю. Думаю, что тутъ дѣло не обошлось безъ Иренъ, но это меня не касается. Но я имѣю, въ виду покупку для себя дома за городомъ, недалеко отъ, Лондона, и если этотъ домъ окажется подходящимъ для меня, то я, пожалуй, куплю его за соотвѣтствующую цѣну.
   Джемсъ слушалъ съ изумленіемъ, въ то же время испытывая подозрительную боязнь, что подъ этимъ что-то кроется. Онъ до сихъ поръ еще питалъ почтеніе къ дѣловитости и уму своего старшаго брата. Но онъ не зналъ, что извѣстно старому Джоліону относительно супружеской исторіи Сомса, и это безпокоило его. Вѣдь если Джюнъ окончательно порвала съ женихомъ, то съ какой стати старый Джоліонъ будетъ помогать ему выпутываться изъ затрудненій. Во всякомъ случаѣ Джемсъ былъ очень заинтригованъ поведеніемъ стараго Джоліона, но, не желая этого показывать ему, заговорилъ о другомъ:
   -- Я слышалъ, что ты измѣнилъ свое завѣщаніе въ пользу своего сына,-- сказалъ онъ.
   Онъ ничего не слышалъ. Онъ только сопоставилъ два факта: то, что онъ видѣлъ стараго Джоліона съ его сыномъ и внуками, и то, что онъ взялъ свое завѣщаніе отъ фирмы стряпчихъ "Форсайтъ, Бюстардъ и Форсайтъ". Выстрѣлъ попалъ въ цѣль.
   -- Кто тебѣ сказалъ это?-- спросилъ старый Джоліонъ.
   -- Право, не знаю... Не помню. Я вообще забываю имена... Во всякомъ случаѣ, я слышалъ это... Сомсъ много денегъ истратилъ на этотъ домъ. Онъ не разстанется съ нимъ, иначе, какъ за хорошую цѣну.
   -- Ну, если онъ хочетъ запросить за него фантастическую сумму, то очень ошибется. Я не для того пріобрѣлъ деньги, чтобы выбрасывать ихъ. Пусть онъ попробуетъ продать его съ торговъ и тогда увидитъ, что получитъ за него. Какъ я слышалъ, этотъ домъ годится далеко не для каждаго.
   Въ душѣ Джемсъ былъ вполнѣ согласенъ съ братомъ: и поэтому сказалъ:
   -- Да, это настоящее жилище джентльмена. Впрочемъ, Сомсъ здѣсь. Можетъ бытъ, ты самъ поговоришь съ нимъ?
   -- Нѣтъ,-- возразилъ старый Джоліонъ,-- я еще не рѣшилъ окончательно. Мы увидимъ...
   Джемсъ былъ нѣсколько озадаченъ. Онъ всегда чувствовалъ почву подъ своими ногами, когда дѣло шло о коммерческой сдѣлкѣ, потому что тогда онъ имѣлъ дѣло съ фактами. Но всякіе прелиминарные переговоры волновали его, потому что онъ не зналъ, какъ далеко онъ можетъ зайти.
   -- Хорошо,-- сказалъ онъ.-- Я тутъ ничего не знаю. Сомсъ ничего не говорилъ мнѣ. Я думаю, что онъ оставить домъ себѣ. Впрочемъ, вопросъ тутъ въ цѣнѣ.
   -- О,-- воскликнулъ старый Джоліонъ.-- Я, конечно, не жду отъ него одолженія.
   Онъ надѣлъ шляпу, собираясь уходить, но въ это время дверь отворилась, и вошелъ Сомсъ.
   -- Тамъ внизу, полицейскій желаетъ видѣть дядю Джоліона,-- сказалъ онъ, чуть-чуть улыбнувшись.
   -- Полицейскій?-- засуетился Джемсъ.-- Я ничего объ этомъ не знаю. Зачѣмъ онъ пришелъ?.. Впрочемъ, ты, можетъ быть, знаешь?-- онъ подозрительно посмотрѣлъ на брата.-- Пойди и поговори съ нимъ.
   Въ прихожей стоялъ полицейскій инспекторъ и тупо смотрѣлъ на прекрасную старинную мебель, купленную Джемсомъ ца какомъ-то аукціонѣ.
   Джемсъ вернулся съ Сомсомъ въ столовую и остался ждать, пока старый Джоліонъ разговаривалъ съ полицейскимъ.
   -- Что ему надо?-- ворчалъ онъ съ безпокойствомъ. Да и Сомсу было какъ-то не по себѣ, хотя онъ и старался не показывать этого.
   Черезъ десять минутъ старый Джоліонъ вернулся. Видъ у него былъ разстроенный. Джемсъ съ удивленіемъ смотрѣлъ на него. Онъ никогда не видалъ такимъ своего брата!
   -- Бозинней попалъ подъ колеса омнибуса во время тумана и былъ убитъ на мѣстѣ,-- медленно проговорилъ онъ и, поглядѣвъ исподлобья на своего брата и племянника, прибавилъ съ разстановкой:-- Говорятъ... о самоубійствѣ!
   -- О самоубійствѣ?-- воскликнулъ Джемсъ.-- Зачѣмъ ему понадобилось бы убивать себя?
   Старый Джоліонъ серьезно отвѣтилъ:
   -- Это извѣстно только Богу... если не извѣстно твоему сыну и тебѣ!
   Джемсъ не нашелся ничего возразить. Для него, какъ для каждаго Форсайта, идея такого окончательнаго добровольнаго отказа отъ своей собственности, была невыносима. Рѣдко, пожалуй даже никогда, ни одинъ изъ Форсайтовъ не могъ бы выполнить такой актъ, а между тѣмъ, какъ часто они бывали близки къ этому!
   Вдругъ Джемсъ вспомнилъ:
   -- Да вѣдь я читалъ это вчера въ газетахъ! Тамъ стояло: "Неизвѣстный, погибшій во время тумана..."
   Джемсъ растерянно смотрѣлъ на обоихъ. Онъ ни за что не хотѣлъ допустить мысли о самоубійствѣ, какъ въ своихъ интересахъ, такъ и въ интересахъ своего сына и каждаго изъ Форсайтовъ. Онъ со всею энергіей Форсайта отвергалъ такое предположеніе. Это, должно быть, несчастный случай! Иначе не можетъ бытъ!
   Старый Джоліонъ очнулся отъ своей задумчивости.
   -- Смерть была мгновенна,-- сказалъ онъ.-- Онъ пролежалъ вчера цѣлый день въ покойницкой больницы. Тамъ никого не нашлось, кто бы могъ удостовѣрить его личность. Я сейчасъ иду туда. Хорошо было бы, если бы и вы оба пошли со мной.
   Старый Джоліонъ поѣхалъ въ закрытой коляскѣ. Во-первыхъ, ему не хотѣлось смотрѣть на уличное оживленіе въ такую минуту, а во-вторыхъ, онъ находилъ неудобнымъ, чтобы кто-нибудь видѣлъ Форсайтовъ рядомъ съ полицейскимъ чиномъ.
   Дорогой полицейскій инспекторъ говорилъ своему спутнику:
   -- Туманъ уже не былъ такъ густъ въ то время. Кучеръ омнибуса увѣряетъ, что джентльменъ могъ видѣть опасность, но онъ точно нарочно шелъ прямо подъ лошадей. Повидимому, онъ сильно нуждался въ послѣднее время. Мы нашли у него много квитанцій изъ кассы ссудъ. На текущемъ счету въ банкѣ у него уже ничего не было. А затѣмъ это дѣло...
   Онъ говорилъ это, и его холодные голубые глаза искоса поглядывали на всѣхъ трехъ Форсайтовъ, сидѣвшихъ въ экипажѣ.
   Старый Джоліонъ былъ погруженъ въ свои думы и какъ будто даже не слышалъ, что говорилъ полицейскій, но Джемсъ чувствовалъ, что всѣ его сомнѣнія и опасенія воскресаютъ подъ вліяніемъ его словъ. Нѣтъ, такого рода подозрѣніе не должно быть допущено! Джемсъ поглядѣлъ на своего сына, но тотъ сидѣлъ угрюмый, молчаливый, точно не замѣчая его взгляда. Что же касается стараго Джоліона, то онъ думалъ о томъ, какъ бы сдѣлать такъ, чтобы имя Джюнъ не было замѣшано въ это дѣло. Джемсъ имѣетъ возлѣ себя сына, который можетъ оказать, ему поддержку. Отчего бы ему не послать за Джо?
   Онъ вынулъ визитную карточку и написалъ на ней: "Пріѣзжай немедленно. Посылаю за тобой экипажъ".
   Выйдя изъ экипажа, онъ далъ эту карточку кучеру и велѣлъ ему тотчасъ же ѣхать за мистеромъ Джоліономъ Форсайтъ.
   -- Вотъ покойницкая,-- сказалъ имъ полицейскій.
   Въ совершенно пустой комнатѣ, съ выбѣленными стѣнами, на чистомъ полу, освѣщенномъ солнцемъ, лежало какое-то тѣло, накрытое простыней. Полицейскій взялъ за конецъ эту простыню и откинулъ ее. Мертвое, неподвижное лицо и невидящіе глаза смотрѣли на нихъ, точно бросая имъ вызовъ, и всѣ три Форсайта почувствовали тайное волненіе, страхъ и глубокую жадость. Они стояли, потупивъ взоры, безмолвные, лицомъ къ лицу ее смертью...
   Полицейскій инспекторъ мягко спросилъ:
   -- Вы удостовѣряете личность этого джентльмена, сэръ?
   Старый Джоліонъ молча кивнулъ головой. Онъ взглянулъ на длинную, тощую фигуру брата, стоявшаго согнувшись, съ сильно покраснѣвшимъ лицомъ, и на его сына, молчаливаго и блѣднаго, и все, что онъ чувствовалъ противъ нихъ въ своей душѣ, разсѣялось, какъ дымъ... Какъ все это ничтожно передъ Смертью!.. Онъ сочувственно посмотрѣлъ на Сомса, который что-то шепнулъ полицейскому и вышелъ, и на Джемса, который смущенно вытиралъ потъ, выступившій у него на лбу, и, склонившись на мгновеніе надъ трупомъ, поднялся и тоже торопливо вышелъ изъ комнаты.
   Старый Джоліонъ остался одинъ и неподвижно смотрѣлъ на мертваго. Кто можетъ сказать, о чемъ онъ думалъ? О томъ ли, что и онъ когда-то былъ такъ же молодъ, какъ и этотъ бѣдняга, безвременно погибшій? О томъ ли, что и онъ когда-то началъ ту долгую жизненную борьбу, которая теперь уже кончилась Для этого юнаго существа, еще только начинавшаго жить? Или о своей внучкѣ съ ея погибшими надеждами?.. О той другой женщинѣ?.. О странной и горькой ироніи такого конца?..
   Но, можетъ бытъ, присущая ему философія внушала ему мысль, что такъ лучше для всѣхъ, даже для этого бѣднаго юноши?..
   Кто-то притронулся къ его рукѣ. Старый Джоліонъ смахнулъ слезу и, обернувшись, сказалъ:
   -- Я лучше уйду... Приходи ко мнѣ, какъ только будетъ можно, Джо!
   Низко склонивъ свою мощную голову, онъ вышелъ изъ комнаты.
   Теперь настала очередь молодого Джоліона стоять возлѣ мертваго Бозиннея, раздумывая объ этой трагедіи жизни, о тѣхъ силахъ, которыя тутъ дѣйствовали, низвергая все на своемъ пути, и которыя, вырвавъ жертву, повергли въ прахъ всѣхъ, кто стоялъ около нея... Молодому Джоліону казалось даже, что всѣ Форсайты лежатъ тутъ сраженные, около мертваго тѣла Бозиннея...
   Онъ обратился къ полицейскому инспектору съ просьбой разсказать, какъ это случилось, и тотъ очень охотно исполнилъ эту просьбу.
   -- Я не вѣрю въ самоубійство и въ простой случай, сэръ,-- сказалъ онъ.-- Мнѣ кажется, что этотъ несчастный молодой человѣкъ находился подъ впечатлѣніемъ сильнаго душевнаго потрясенія и ничего не замѣчалъ кругомъ. Быть можетъ, вы бы могли набросить нѣкоторый свѣтъ на это происшествіе...
   Полицейскій досталъ изъ кармана маленькій пакетикъ и бережно развернулъ его. Это былъ дамскій носовой платокъ, заколотый булавкой изъ потускнѣвшаго венеціанскаго золота. Запахъ фіалокъ ударилъ въ носъ молодому Джоліону.
   -- Это мы нашли въ его боковомъ карманѣ,-- сказалъ инспекторъ.-- Мѣтка, какъ видите, вырѣзана.
   Молодой Джоліонъ съ трудомъ проговорилъ:
   -- Нѣтъ, врядъ ли я могу вамъ помочь.
   Но его глазамъ въ эту минуту живо представилось лицо женщины въ ботаническомъ саду, такъ просвѣтлѣвшее съ приходомъ Бозиннея!.. О ней, объ этой женщинѣ съ темными глазами и золотистыми волосами онъ больше думалъ, чѣмъ о своей дочери. Онъ не могъ забытъ ея нѣжнаго, кроткаго и пассивнаго личика, когда она сидѣла и ждала этого юношу, лежащаго теперь мертвымъ на полу покойницкой! Бытъ можетъ, и теперь она гдѣ, нибудь сидитъ, освѣщенная солнцемъ, и ждетъ его...
   Съ грустными мыслями вышелъ молодой Джоліонъ изъ покойницкой больницы и направился къ дому отца. Онъ думалъ о томъ, что эта смерть наноситъ ударъ мощному стволу, который представляетъ семью Форсайтовъ. Дерево еще будетъ стоять нѣкоторое время и вѣтви его будутъ зеленѣть, но стволъ уже будетъ мертвъ, сраженный тѣмъ же ударомъ, который сразилъ и Бозиннея. Молодыя деревца около него пустятъ корни и каждое заживетъ собственною жизнью. Они закроютъ отъ глазъ мертвый стволъ нѣкогда могучаго дерева. Это будетъ другой, молодой и здоровый лѣсъ Форсайтовъ, пригодный для строительства, но старый стволъ рушится...
   Само собою разумѣется, что мысль о самоубійствѣ будетъ энергично опровергнута его семьей. Такое подозрѣніе, слишкомъ компрометирующаго свойства, не можетъ быть допустимо, думалъ Джо. Это будетъ разсматриваться какъ несчастный случай, какъ перстъ судьбы... Въ душѣ, пожалуй, они увидятъ въ этомъ вмѣшательство Провидѣнія, справедливое возмездіе... Развѣ Бозинней не посягнулъ на самое безцѣнное достояніе Форсайтовъ, на ихъ карманъ и на семейный очагъ? И вотъ они будутъ говорить "объ этомъ несчастномъ случаѣ" съ Бозиннеемъ... Или, пожалуй, не будутъ говорить вовсе, молчаніе будетъ лучше!
   Молодой Джоліонъ не вѣрилъ въ самоубійство. Ни одинъ, такъ безумно влюбленный, какъ Бозинней, не совершитъ самоубійства вслѣдствіе недостатка денегъ. Да и Бозинней вовсе былъ не изъ тѣхъ людей, которые придаютъ такое большое значеніе деньгамъ въ жизни. Окончательно отвергнувъ мысль о самоубійствѣ, молодой Джоліонъ вспомнилъ лицо Бозиннея. Онъ, какъ живой, стоялъ передъ нимъ, и мысль, что несчастный случай подкосилъ его жизнь въ самомъ расцвѣтѣ его страсти, была очень тяжела для молодого Джоліона. Затѣмъ вдругъ ему представился домъ Сомса, какимъ онъ былъ теперь и какимъ онъ будетъ всегда. Яркій свѣтъ молніи, на мгновеніе озарившій его, исчезъ и вмѣсто этого показалось лицо скелета...
   Старый Джоліонъ былъ одинъ въ столовой. Онъ въ своемъ глубокомъ креслѣ казался такимъ постарѣвшимъ и осунувшимся. Взоръ его блуждалъ по стѣнамъ, увѣшаннымъ его любимыми картинами, и передъ его глазами проходила вся его жизнь со всѣми ея надеждами, достиженіями и выполненіями...
   -- Ахъ, Джо!-- сказалъ онъ, увидѣвъ входящаго сына.-- Это ты?.. Я уже сообщилъ объ этомъ бѣдняжкѣ Джюнъ. Но это не все! Не пойдешь ли ты къ Сомсу? Хотя она сама навлекла на себя это горе, но я не могу не думать о ней, одинокой, несчастной...
   Онъ крѣпко сжалъ свои худыя руки, на которыхъ рѣзко выступали вздувшіяся синія жилы...
   

IX.
Возвращеніе Иренъ.

   Сомсъ, выйдя изъ покойницкой, гдѣ оставались его отецъ и старый Джоліонъ, долго и безцѣльно бродилъ по улицамъ.
   Трагическая смерть Бозиннея измѣнила положеніе вещей. Сомсу не надо было торопиться дѣйствовать и онъ могъ никому не сообщать о бѣгствѣ своей жены, пока не окончится слѣдствіе по поводу смерти архитектора.
   Въ это утро онъ всталъ рано, самъ получилъ утреннюю почту и просмотрѣлъ всѣ письма. Но отъ Иренъ ничего не было. Онъ сказалъ горничной Вильсонъ, что ея госпожа уѣхала на берегъ моря и что онъ, вѣроятно, самъ поѣдетъ туда въ субботу или понедѣльникъ. Это была отсрочка, которую онъ давалъ себѣ, чтобы не оставить ни одного камня нетронутымъ и отыскать ее во что бы то ни стало!
   Но смерть Бозиннея все перевернула. Эта удивительная, неожиданная смерть, о которой онъ не могъ думать, не испытывая жгучей боли въ сердцѣ и не чувствуя въ то же время какого-то страннаго облегченія,-- привела въ разстройствѣ всѣ его мысли. Онъ не зналъ, какъ ему провести день. Онъ ходилъ по улицѣ, вглядываясь въ каждую прохожую, терзаемый тоской и страхомъ...
   Скитаясь, такимъ образомъ, по улицамъ Лондона, онъ невольно думалъ о томъ, чьи скитанія уже кончились и кто уже больше не будетъ появляться въ его домѣ, не будетъ больше, какъ кошмаръ, преслѣдовать его!..
   Онъ слышалъ, какъ газетчики объявляли, что личность неизвѣстнаго, погибшаго во время тумана, уже выяснена, и купилъ газеты, чтобъ узнать, что тамъ напечатано. Съ какимъ удовольствіемъ онъ прекратилъ бы всѣ эти разговоры, если бы могъ!
   Онъ пошелъ, наконецъ, въ Сити и, возвращаясь домой въ половинѣ пятаго, встрѣтилъ Джорджа Форсайта, который спросилъ его, протягивая вечернюю газету:
   -- Читали вы про этого бѣднягу Бозиннея?
   Сомсъ сухо отвѣтилъ:
   -- Да.
   Джорджъ пристально посмотрѣлъ на него. Онъ никогда не любилъ Сомса и теперь считалъ его отвѣтственнымъ за смерть Бозиннея. Сомсъ погубилъ его, погубилъ его своимъ актомъ подтвержденія супружеской собственности, который заставилъ Бозиннея потерять голову и, ничего не видя, не сознавая, бѣгать по улицѣ въ этотъ роковой туманный вечеръ!..
   "Этотъ бѣдняга совершенно обезумѣлъ тогда отъ ревности,-- думалъ Джорджъ.-- Онъ такъ былъ поглощенъ этимъ чувствомъ, что, очевидно, совсѣмъ не слыхалъ приближенія рокового омнибуса"...
   Да, Сомсъ виноватъ въ этомъ! И это мнѣніе Сомсъ ясно прочелъ въ глазахъ Джорджа.
   -- Говорятъ о самоубійствѣ. Но это вздоръ!-- замѣтилъ онъ.
   -- Несчастный случай!-- пробормоталъ Сомсъ.
   Джорджъ скомкалъ газету и засунулъ ее къ себѣ въ карманъ. Но онъ никакъ не могъ удержаться, чтобы не дать послѣдняго щелчка Сомсу.
   -- Гм!-- сказалъ онъ.-- А дома у васъ все благополучно? Можетъ быть, имѣется въ виду маленькій Сомсикъ?..
   Лицо Сомса побѣлѣло. Онъ ничего не отвѣтилъ и прошелъ мимо, даже не взглянувъ на Джорджа.
   Придя домой и отперевъ дверь своимъ ключомъ, первое, что замѣтилъ Сомсъ, былъ зонтикъ Иренъ, съ ручкой, оправленной въ золото. Онъ лежалъ на старинномъ дубовомъ комодѣ. Сомсъ сбросилъ мѣховое пальто и побѣжалъ въ гостиную.
   Тамъ были спущены занавѣси. Въ каминѣ горѣлъ яркій огонь и при его свѣтѣ, въ углу, на софѣ, онъ увидалъ Иренъ, сидѣвшую на своемъ обычномъ мѣстѣ.
   Онъ тихо заперъ дверь и подошелъ къ ней. Она не двигалась И какъ будто даже не замѣчала его.
   -- Такъ вы вернулись, вы вернулись?-- проговорилъ онъ.-- Отчего вы тутъ сидите въ темнотѣ?
   Онъ взглянулъ на ея лицо, такое блѣдное и неподвижное, какъ будто кровь больше не притекала къ нему. Ея черные глаза, огромные и глубокіе, смотрѣли въ одну точку. Въ своемъ сѣромъ мѣховомъ пальто, прижавшись къ подушкѣ дивана, она въ самомъ дѣлѣ напоминала птичку въ плѣну, забившуюся въ уголъ клѣтки. Вся ея фигура согнулась, точно надломленная; исчезли прежняя гибкость, стройность, какъ будто она уже болѣе не нуждалась въ этомъ, не хотѣла быть ни красивой, ни стройной, ни гибкой...
   -- Итакъ вы вернулись!-- повторилъ онъ опять. Но она не двигалась и ничего не говорила. Только отблески пламени отражались на ея блѣдномъ, неподвижномъ лицѣ.
   Вдругъ она сдѣлала попытку встать, но онъ помѣшалъ ей, и только тогда она поняла, что онъ стоитъ передъ нею. Она вернулась домой, какъ смертельно раненое животное, не зная куда дѣваться, что дѣлать! Онъ посмотрѣлъ на ея фигуру, съежившуюся въ углу дивана, и ему все стало ясно. Онъ зналъ теперь, что Бозинней былъ ея любовникомъ, что она уже знаетъ о его смерти. Быть можетъ, она такъ же, какъ и онъ, прочла объ этомъ въ газетѣ, купленной на улицѣ...
   Она вернулась по собственной волѣ въ ту самую клѣтку, изъ которой вырвалась на свободу. Понявъ все страшное значеніе этого факта, онъ готовъ былъ крикнуть ей:-- Убери прочь изъ моего дома твое ненавистное тѣло, которое я такъ люблю! Скрой отъ глазъ моихъ твое жалкое бѣлое личико, такое жестокое и такое нѣжное, чтобы я не уничтожилъ его! Уйди отъ меня и никогда больше не показывайся мнѣ на глаза...
   И вотъ, ему показалось, что подъ вліяніемъ этихъ невыговоренныхъ словъ, она встала и пошла, точно человѣкъ, двигающійся во снѣ и не сознающій своихъ поступковъ. Ему казалось, что она уйдетъ теперь изъ его дома, туда, въ темноту и холодъ, не думая о немъ, не сознавая даже, его присутствія!..
   Въ полномъ противорѣчіи съ тѣмъ, что онъ только что думалъ и что онъ хотѣлъ сказать ей, онъ крикнулъ:
   -- Нѣтъ! Оставайтесь!
   И отойдя отъ нея, онъ сѣлъ на свое обычное мѣсто у камина. Ни онъ, ни она не нарушали молчанія. Сомсъ думалъ:
   "Зачѣмъ все это? Зачѣмъ я такъ страдаю? Что я сдѣлалъ? Это не моя вина!.."
   Онъ смотрѣлъ на нее, и ему невольно представилась раненая и умирающая птичка, печальные глазки которой смотрятъ кроткимъ, невидящимъ взглядомъ на того, кто убилъ, и въ то же время прощаются со всѣми радостями жизни, съ солнцемъ, съ воздухомъ и съ подругой или другомъ...
   Такъ сидѣли они долго, въ молчаніи, озаренные свѣтомъ пылающихъ дровъ въ каминѣ.
   Но Сомсъ почувствовалъ, что онъ больше не можетъ выносить этого молчанія. У него сдавило горло. Онъ всталъ и стремительно вышелъ въ садъ безъ шапки и пальто.
   На садовой рѣшеткѣ сидѣла голодная, несчастная кошка. Увидѣвъ Сомса, она вскочила къ нему, изгибая спину и мурлыча. А Сомсъ думалъ: "Страданіе! Когда же оно кончится, мое страданіе?.."
   Онъ шелъ, не чувствуя холода, ни ночной сырости. Издалека, въ холодномъ прозрачномъ воздухѣ, доносился къ нему звонъ колоколовъ, и ему казалось, что это звонятъ въ той церкви, въ которой онъ вѣнчался съ Иренъ... Онъ чувствовалъ потребность напиться, чтобы забыть обо всемъ, или чтобы съ нимъ сдѣлался припадокъ слѣпой ярости. Если бъ онъ могъ вырваться изъ этой паутины, которую онъ въ первый разъ въ своей жизни ощутилъ вокругъ себя! Если бъ онъ могъ покориться рѣшенію: "Разведись съ ней! Выгони ее! Она забыла тебя -- забудь ее!" Если бъ онъ могъ послушаться внутренняго голоса, говорившаго ему: "Отпусти ее,-- она довольно страдала!" Если бъ онъ могъ уступить желанію, нашептывавшему ему: "Сдѣлай изъ нея свою рабу, она въ твоей власти!" Если бъ онъ могъ дѣйствовать подъ вліяніемъ импульса или сказать себѣ: "Это ничего не значитъ!" Забыть себя, все, что она сдѣлала...
   Но онъ ничего не могъ забытъ, не могъ ни на что рѣшиться... И вдругъ ему пришло въ голову, что если бы не Бозинней, а онъ самъ лежалъ мертвымъ, и она, вмѣсто того, чтобы забиться въ уголъ, какъ подстрѣленная птица...
   Рыданіе вырвалось изъ его груди...
   Вдругъ онъ увидалъ, что дверь его дома отворилась. Какой-то человѣкъ стоялъ у подъѣзда.
   -- Что вамъ надо, сэръ?-- спросилъ онъ, подходя.
   Посѣтитель обернулся. Это былъ молодой Джоліонъ.
   -- Дверь была открыта,-- извинился онъ.-- Могу я видѣть вашу супругу? У меня есть къ ней порученіе...
   Сомсъ искоса поглядѣлъ на него и проговорилъ угрюмо:
   -- Моя жена не можетъ никого видѣть.
   -- Мнѣ надо ее видѣть только на одну минуту,-- настаивалъ молодой Джоліонъ.
   Сомсъ загородилъ ему дорогу и повторилъ:
   -- Она не можетъ видѣть никого!
   И вдругъ на порогѣ гостиной показалась Иренъ. Ея глаза смотрѣли дико и горѣли, губы были полуоткрыты, и она протягивала руки. Но это длилось только мгновеніе. Свѣтъ померкъ въ ея глазахъ, она опустила руки и стояла въ дверяхъ, точно каменная статуя...
   Звукъ, похожій на рычаніе, вырвался изъ горла Сомса.
   -- Это мой домъ!-- хрипло проговорилъ онъ.-- Я самъ устраиваю свои дѣла. Я сказалъ вамъ, что насъ нѣтъ дома и повторяю это еще разъ!
   И передъ лицомъ молодого Джоліона онъ захлопнулъ двери...

Перев. Э. Пименова.

"Русская Мысль", NoNo 1--5, 1910

   
   
   
   
dd>
Ко всем произведениям автора К списку авторов