Кристи Иван Иванович - Письма из Москвы

Кристи И. Письма к К. Н. Леонтьеву. Статьи

СПб.: Владимир Даль, 2016. -- (Прил. к Полному собранию сочинений и писем К. Н. Леонтьева: В 12 т. Кн. 2).

ПИСЬМА ИЗ МОСКВЫ

Под этим неопределенным названием я желал бы поделиться с читателями "Гражданина" некоторыми своими мыслями по церковным вопросам, которые, главным образом, в Москве подымаются и Москву гораздо более, чем Петербург, интересуют. Действительно, рядом со всякой злобой дня, с экономическими бедствиями, с падением рубля и обесценением хлеба, рядом со всякими насущными интересами политики внутренней и внешней, произволами независимой судебной корпорации, самостоятельностью Финляндии и Балтийских провинций, замешательствами на Балканском полуострове и т. п., -- Москву за последние годы, а в особенности за последнее время -- волнуют разные церковные вопросы более или менее современные, интересуют проекты, относящиеся к более или менее отдаленному будущему Церкви. К сожалению, нужно оговориться, что это волнение объясняется не столько горячими интересами общества к церковным вопросам, не столько его любовью к Церкви, сколько противуположностью взглядов лиц, интересующихся судьбами Церкви, разнообразием мер, предлагаемых для ее блага, подчас простой полемикой лиц, выступающих с обсуждением их в печати. Чтобы охарактеризовать это разнообразие мнений, чтобы познакомить читателя с тем, что мы намерены рассмотреть в следующих своих письмах, я назову несколько имен с кратким указанием или вернее напоминанием их взглядов. Вл. С. Соловьев, указав еще два года тому назад в газете "Русь" на соединение Церквей восточной и западной, как на единственное средство к новой, более деятельной жизни, как на главную цель святой Руси, имеющую довершить всю ее историческую жизнь и послужить воссоединению и возрождению всех славянских народов, с тех пор продолжает выступать с тою или другою статьею, имеющую ближайшее (как, например, его статья: "Еврейство и христианский вопрос"), или дальнейшее (например: "Первоначальные судьбы теократии") отношение к этой его главной мысли. К. Н. Леонтьев в своей недавно вышедшей книге, теперь мною читаемой, напомнил публике давно провозглашенное им убеждение, что единение православных народов после взятия нами Цареграда должно дать новую жизнь всей Православной Церкви, исцелить ее от того национализма, которым заразились почти все местные Православные Церкви и который привел даже к расколу болгарского народа. Не соединения Церквей жаждет, кажется, г. Леонтьев, а постоянной, живой, плодотворной борьбы православия с католицизмом, в случае исполнения Россией ее исторической задачи. А рядом с этими двумя противуположными взглядами, в газетах самых почтенных еще недавно старались нас уверить, что никаким национализмом, как болезнью нашего века, Православная Церковь не страдает и что совершенно в духе Православия -- возможная децентрализация Церкви на местные согласно государственным или этнографическим границам. Хотят нас и теперь уверить, что болгары ни в какой раскол не впали, отвоевав себе национальную независимость Церкви, и хотят этот прискорбный факт, нарушивший надолго спокойствие восточной Церкви, оторвавший болгарский народ от церковного единения, -- как там ни говори, -- не только с греками, но и с нами, представить как простую выдумку и клевету каких-то фанариотов. Уверяют также, например, "Московские Ведомости", что те же фанариоты -- единственная причина всех бедствий Православия на остальном Востоке, например в Антиохии и Палестине, и их пороками объясняют тамошний успех иноверческих пропаганд; между тем как Б. П. Мансуров, лично посетивший еще в прошлом году эти земли, опровергая многие факты, взятые в основание этих обвинений, вместе с тем доказывает, что мы не имеем ни права, ни возможности помочь там своим вмешательством, на необходимость которого указывали не только "Московские Ведомости", но и другие органы печати, между прочим неизвестный возражатель г. Мансурову в No 17 "Руси".

Наконец, заговоря о Палестине, нельзя не упомянуть о выходе книги А. В. Елисеева с одобрением Палестинского Общества и при рукоплесканиях даже консервативных газет, заключающей в себе такие вещи про греческое православное духовенство и про наше консульство, которые, если бы они относились в десятой мере к нашему русскому духовенству или к какой-нибудь консистории, или даже полицейскому управлению в его отношениях к старообрядцам, вызвали бы не только целую бурю негодования этих консервативных газет, но, пожалуй, и цензурную кару. Мы не можем отнять значение интереса у книги г. Елисеева и не имеем основания не верить сообщаемым им фактам, мы понимаем его приемы как известного путешественника по призванию, изучать Палестину с тою же объективностью, как изучал какую-нибудь Сахару, рассказывать про свои хождения паломника с тою же легкою откровенностью, с какой описывал свои охотничьи похождения; я понимаю публику, которая, никогда не интересовавшись Святой Землей, нарасхват читает эту книгу, находя чуть не в первый раз в печати одобренным запрещенный плод, "правду" о православном духовенстве (поверьте, нашей "интеллигентной" публике все равно до национальности -- соль скандала -- sit venia vero -- заключается в разоблачении православного духовенства) -- я все это понимаю, но я не понимаю двойственности, которая запрещает одно в России, которая всякое неодобрение поступков русской иерархии готова преследовать как интригу и смакует теперь скандал разоблачения г. Елисеева, которая, признавая всегда пределы Русской Церкви совпадающими с границами Русского государства, считая в этом ее главное преимущество, уважая на почве политической границы и права других государств, определенные даже ненавистными трактатами, проповедует теперь какое-то вмешательство наше (церковное или политическое?) в дела восточных патриархий, управляемых по канонам Церкви и согласно законам дружественной нам теперь державы. Нет, эта двойственность непонятна, но она очень характеристична! Она, как и все вышеприведенные мнения и требования, показывает одно, что кроме будущих перемен в судьбах Церкви, которые должны проявиться при всяком новом шаге России на пути ее исторического призвания, Церковь православная вообще и Русская в частности не может более сладко почивать в надежном союзе с национальными интересами под бдительной охраной государства и его полиции; показывает, что в ближайшем будущем, вернее -- в ее настоящем она нуждается в каком-то пробуждении и оживлении, -- произойдет ли оно от внесения нового духа новыми самоотверженными работниками в деле русского духовного сеяния, как о том говорит С. А. Рачинский в статье "Sursum corda" в No 14 и 15 "Руси", или путем освобождения Церкви от опеки государства, убивающей всякий дух в Церкви, как о том говорит П. Б. Д. в No 16 "Руси" в своем ответе г. Рачинскому. Во всяком случае, никто теперь не решается заявлять, что у нас в церковных делах "всё обстоит благополучно", и это нам кажется признаком действительного оживления и подает надежду на действительный путь к большему благополучию.

И вот, читатель, мы намерены с вами, вслушиваясь во все эти противоречивые голоса радетелей интересов Церкви, оставив в стороне пустую полемику, но и не останавливаясь также на том, что у каждого представляется индивидуальною односторонностью, почерпнуть то, что можно найти в них по возможности согласного и несомненно полезного в деле развития Православной Церкви и ее оживления, развития, долженствующего выразиться в силе ее борьбы против всякого лжеучения и раскола, против всякой иноверной пропаганды, оживления, которое должно выразиться в сознательной молитве каждого православного мужичка, в христианском просвещении образованного общества, где пока всякая проповедь Редстока или новшество гр<афа> Толстого вносит смуту в души даже искренних искателей религиозной истины, где известие о картине Верещагина (увы! столь постыдной для нас, русских) возбуждает не бесспорное негодование, а наивный спор между людьми, каждый праздник ходящими в храм Божий (я факт говорю), верна ли эта картина рассказу Евангелия? -- ожидание, что она будет с разрешения властей выставлена в России...

Но довольно, до другого раза!

P. S. Хочу упомянуть об одном недоумении для лиц, интересующихся церковными делами. Недавно у нас в Москве вышла книга Б. П. Мансурова "Базилика императора Константина в св. граде Иерусалиме", которая в своей главной второй части посвящена критике той теории реставрации сооружений императора Константина вокруг гроба Господня, которую создал известный архитектор г. Шик и которая усвоена Палестинским обществом. По прочтении этой книги все, как это сделал и "Гражданин", ожидали, что общество, не спеша увлекаться одним проектом и мнениями одних из своих членов, взвесит все делаемые против этих проектов возражения, тем более когда они исходят от членов Палестинского общества, и оттого думали встретить или обсуждение замечаний г. Мансурова, или антикритику кого-нибудь из защитников Палестинского Сборника. Но многих повергло в полное недоумение письмо г. Хитрово в "Московские Ведомости", где он предупреждает читателей, что книга г. Мансурова не есть научная вещь, что содержание не соответствует заглавию, и что его, г. Хитрово, фамилия там чаще встречается, чем имя Константина Великого, наконец, что ему нет времени отвечать на эту книгу по существу. Не знаю, как подействовало это предупреждение на незнакомых с книгой; но прочитавшие этот научно-полемический труд, нашедшие там много научных цитат из Св. Писания, из известных историков -- Иосифа Флавия, Евсевия Памфила, встретившие в нем знакомство со всей литературой по этому вопросу и ссылки на всех современных пале- стиноведов, начиная с гр<афа> Вогюэ и кончая г. Хитрово, как главного защитника этого проекта, не знают что думать, когда от этого защитника получают вместо возражения, вместо обсуждения фактов, всех нас читателей интересующих, какое-то предупреждение с неверным счетом имен и фамилий. Но уважение, которым пользуется у нас Палестинское общество, заставляет надеяться, что общество найдет члена, имеющего время обсудить в его изданиях противоречивые мнения таких знатоков Палестины, каковы В. Н. Хитрово и Б. П. Мансуров.

21 ноября

Когда я, в прошлом письме, из разбора всех мною приведенных мнений пришел к заключению, что наша Церковь нуждается в известном пробуждении, и заметил, что теперь никто не решается уверять, будто в церковных делах всё у нас обстоит благополучно, то я, конечно, употреблял слово Церковь в самом широком ее значении. Наши протестантствующие советчики и критики Церкви любят подчас, когда речь идет об умалении значения учительной Церкви (или прямо об отрицании разделения ее на учащую и пасомую), о выборном духовенстве, о значении прихода, вспоминать о том, что Церковь составляют не только духовенство и иерархи, но и все міряне, все православные христиане. Далеко не соглашаясь с теми выводами, которые обыкновенно делают из этой старой истины, я напоминаю ее теперь, когда говорю о недостатках, вернее -- о не совсем нормальных условиях нашей церковной жизни, о необходимости какого-то ее оживления. И не то чтобы я хотел просто оговориться, что нельзя всю вину взваливать на духовенство наше, -- я хочу выяснить, что я под этим ненормальным состоянием разумею и в каком к нему отношении считаю наше духовенство. Я хочу указать, что речь здесь не о личных недостатках, а о ряде исторических условий. Действительно, что касается русского духовенства, то, во-1-х, все цитуемые мною писатели не только постоянно показывали уважение к нему, но и прямо оговаривались, что, критикуя отдельные слабые стороны церковного строя, они нисколько не изменяют своего хорошего мнения о духовенстве. "Московские Ведомости" не раз выступали прямо в защиту духовенства от многих несправедливых нападок; С. А. Рачинский, мечтая о новом составе духовенства из разных сословий, борется не против каких-нибудь его недостатков, а против кастовой замкнутости, которая, по его мнению, вредит делу; наконец, г. Соловьев, по поводу полемической выходки какой-то газеты, года полтора тому назад, констатировал письмом в редакцию "Православного Обозрения" свое уважение к заслугам русского духовенства, основывая его на фактах. Bo-2-x, я сам, пишущий эти строки, принадлежа к мірянам, еще недавно совсем незнакомым ни с состоянием нашей Церкви и ее духовенства, ни лично с представителями его, последнее время вошел в близкое соприкосновение с представителями нашего духовного образования, из близи всмотрелся в монастырскую жизнь и могу засвидетельствовать, что это соприкосновение только подняло мое мнение о духовенстве, научив, как нужно быть осторожным в суждениях о нем и как легкомысленны бывают в этом многие, даже искренно православные люди. Действительно, виновато ли наше духовенство, что оно не имеет почти никакого влияния на большинство нашего образованного общества, когда ряд исторических условий поставил его по отношению к лучшей части этого общества в положение только совершителей таинств и обрядов, а не истинных пастырей?

Виновато ли оно, что в этом обществе большею частью дети растут в понятиях, что все христианские исповедания одинаковы (это преподается при первом поступлении в дом иностранной гувернантки, когда дети едва знают две, три молитвы), что дело в личном религиозном настроении и нравственности? Кто виноват, если после этого наставления самого хорошего законоучителя и духовника, в смысле понимания сущности Церкви, не оставляют никакого действия и что в лучшем случае из этих детей выходят нравственные и религиозные протестанты православного обряда? Кто -- одним словом -- виноват, что почти во всем обществе утратилось самое понимание, что такое Церковь? Есть много людей, которые Церковь уважают, как сосуд чистой истины, любят, как источник личного душеспасения; почти нет таких, которые бы в нее верили, помня обетование, что врата ада не одолеют ее, не забывали бы ее назначения по скончания века, пребывать и совершенствоваться в полноту совершенства Христова. Это для многих дорогое, святое учреждение, но, увы, учреждение человеческое, о котором пекутся, за которое боятся... но не истинное тело Христово, как нас учит Св. Писание. По этому поводу позволю себе привести один свой разговор. Я выше упомянул о своем соприкосновении с представителями нашего духовенства и духовного образования. Вот в беседе с одним из последних (светских), человеком очень ученым, я упомянул, что по моему верованию Церковь есть тело Христово, есть невеста Христова, и каково же мое удивление, когда я слышу от почтенного своего собеседника: "Вы вот начитались Владиміра Соловьева; это только слова", и трудно мне было убедить его, что я это верование и эти "слова" почерпнул непосредственно из ап<остола> Павла. Церковь с этой господствующей точки зрения есть собрание под одно управление известного количества храмов, известного числа духовных лиц, есть государственное или общественное учреждение, захватывающее собою жизнь частных лиц, насколько она этих храмов и этого духовенства касается. И этот печальный взгляд вполне объясним: он выработался не столько от внесения фальшивых протестантских понятий (они имеют особенный оттенок субъективно-мистический), не столько от дурного знакомства с церковной историей и церковными правилами, сколько самою церковною практикой. Мы слишком привыкли к тому, что за последние столетия церковная жизнь выражается только в удовлетворении личных религиозных потребностей, или что еще хуже (конечно, не в смысле истории, а в смысле понимания Церкви) в исполнении известных политических и общественных задач (например, объединение Руси, распространение грамотности, благотворительные учреждения), чтобы, не изучая ее истории, понимать и чувствовать ее истинное значение Царства Божия на земле, долженствующего обнять собою всю нашу жизнь, а не только известные ее проявления. Действительно, что поучительного в этом смысле может представлять Православная Церковь, когда современное ее дробное положение ставит ее в зависимость от политических интриг, от национальных страстей, от личных недостатков какого-нибудь иерарха?

Хочет Австрия иметь "православное" орудие для борьбы на Балканском полуострове и заводит своего православного карловицкого патриарха, которому чуть не подчинилась, в прошлом году, вся сербская церковь. Разыгралась вражда между греками и болгарами, и вот одни самовольно отпадают от церковного единения, другие с радостью утверждают это отпадение, заклеймив его названием схизмы. Понадобилась Милану австрийская дружба -- и он самовольно, несмотря на негодование всего православного мірa, сменяет уважаемого митрополита и не канонически сажает другого. А наша Русская Церковь, сохраняя во всем этом пассивную роль, не вступаясь в это своим авторитетом, оказывается церковно-разъединенной со своими соплеменными народами и в единении с "ненавистными" греками, как это вполне метко весною указал в "Голосе Москвы" Варсонофий Максимов. И всё это должна отчего-то распутывать русская дипломатия и во всем она является ответственною, ответственною даже тогда, когда пытается поставить церковный мир выше национальных страстей и самолюбия. "Славянское дело страдает, русские интересы в опасности", готовы часто кричать наша печать и общество из-за одной личности, из-за преобладания одной национальности в какой-нибудь епархии, когда дело идет об общем церковном строе. Бедная наша дипломатия, она должна, по мнению наших газет, уметь приказать патриархам перестать считать болгар схизматиками, запретить признать каноничность Мраовича, проводить кандидатуру и устроить выбор любого патриарха и епископа -- и это всё на Востоке, где арена вражды всех национальностей, где интриги всех иноверных церквей и чужеземных дипломатов, где после выборов требуются еще его бераты и т. д. и т. д. А газеты негодуют, не зная даже сами чего хотят. Например, теперь в полемике по палестинским делам, то обвиняются отдельные иерархи во враждебности к России, то Святогробское братство в политической агитации и панэлленистических стремлениях, то укоряемся мы, русские, за бездеятельность, то указывается на корысть и безнравственность греческих монахов, то клевещут на наши консульства, то, наконец, ссылаются на ненависть арабов к грекам, выражающуюся в том, что они, переходя в Католичество, предпочитают грекам-униатам священников-латынян. Даже в такой всегда последовательной и всегда практической в проводимых взглядах газете, как "Московские Ведомости", после ряда статей по палестинским делам нельзя определить, чего они хотят: просто ли лучшей деятельности нашего консульства, вмешательства ли нашего церковного и политического в дела патриархии, и для чего нужно такое наше вмешательство, для защиты ли наших подданных от несправедливых гонений на Востоке (что, кажется, всегда было обязанностью консулов) или для большего духовно-воспитательного значения паломничества для русских поклонников, или для избавления несчастных арабов от ига греков, или, наконец, для введения благочиния и благолепия в убогие храмы Востока; опять, на каком основании Россия имеет право такого вмешательства: на основании ли жертвуемых ею денег (т. е. идущих из нее денег, так как громадная часть их пожертвована прежде молдавскими господарями и боярами и теперь только проходит через руки русского правительства, уменьшаясь на пути на 1/5), или на основании ее исторического призвания быть защитницей Православия, или наконец, на основании "русского влияния" на Востоке? Я готов предположить, что масса сообщаемых фактов верна, что Святогробское братство недостойно себя ведет, что русские деньги пропадают даром, что греки своекорыстны и безнравственны, что иерархи их враждебны России и русской политике. Но что же, в таком случае, может помочь наше вмешательство, основанное на счете жертвуемых нами денег или на нашем политическом влиянии, пока принцип, руководящий православной Церковью, будет децентрализация ее по государствам и нациям, пока область нашей Церкви ограничивается пределами государства? Кроме большей вражды, кроме большего повода употреблять Церковь как орудие политических и личных страстей, ничего не может произвести авторитет материального богатства и физической силы, призванный вершить дела Церкви. Совсем другое дело победить все эти политические комбинации, обезоружить интригу, обуздав все национальные и личные страсти и подчинив их во имя одной, общей всем православным народам, цели одному общему церковному (следовательно, о Дусе Святе) авторитету. Оттого теперь, по моему мнению, не нужно искать повода к ссоре, не нужно раздражать из России взаимновраждебные на православном Востоке стороны, не нужно растравлять старых, незаживших ран: нужно, наоборот, ценить, когда там есть такие, выше национальных страстей стоящие иерархи, каковы блаженные патриархи Никодим и бывший вселенский Иоаким III, и свои все силы направить на пользу своей собственной Церкви, стараясь в ней развить больше общей предприимчивости, больше личной инициативы, более духовной жизни, чтобы и себя, как будущую вершительницу судеб Православия (в этом никто не сомневается) и остальные православные народы постепенно подготовить к общему церковному единению и общей плодотворной церковной жизни.

Каким может быть это единение и как к нему приготовиться, -- об этом в следующих письмах...

11-го декабря

III

Когда речь идет о церковном единении, когда сознание современного положения Церкви приводит к мысли о необходимости ее централизации, уму православного человека прежде всего и охотнее всего представляется средство, испытанное в первые

158

славные времена церковной жизни: поместные соборы -- как орган централизации, Вселенские соборы -- как божественное средство для общего церковного единения, для решения всех сомнений и устранения раздоров в Церкви. Оттого, когда за последнее десятилетие стали с особенной настойчивостью подыматься известные церковные вопросы, когда нужно было избежать раскола болгарского народа, когда стал насущным вопрос о прекращении нашего раскола, о спасении и присоединении к Церкви здоровой части старообрядческого населения, -- у людей, более близко принимавших к сердцу эти вопросы, стала зреть мысль о созвании вселенского собора. Действительно, такая попытка была сделана патриархом Григорием, а у нас, после красноречивых доводов Т. И. Филиппова, эта мысль стала до того популярной, что два года тому назад можно было в газетах найти известие и созыве Вселенского собора ко времени освящения храма Спасителя в Москве. Не говоря уже о том, что многие явились сторонниками соборов как демократичного устройства церковного управления в странном неведении, что ничто не может так поднять значение учительной Церкви, как соборы -- эти идеальные проводники истинной теократии; не останавливаясь на значении поместных соборов для внутреннего управления Церковью -- слава Богу, они возобновляются в России -- я хочу рассмотреть проект созыва Вселенского собора в том виде, как его защищали многие истинно-православные люди. Конечно, много поучительного представляет нам история семи Вселенских соборов, побеждавших самые распространенные, казалось, всю Церковь охватившие, ереси, примирявших благодатию Святаго Духа самые ярые человеческие вражды, самые противоположные взгляды отдельных Церквей и Поместных соборов. Но нужно почерпать уроки и из дальнейшей церковной истории, и в этом случае нельзя не задаться вопросом: отчего с века не встречается в Церкви ни одной даже попытки к собранию Вселенского собора, между тем как было еще много спорных вопросов, было много лиц, заботящихся об их правильном решении. Не решая вопроса, отчего начавшийся с VIII века спор между Восточной и Западной Церковью, кончившийся в XI веке разрывом, не обсуждался на вселенском соборе, не входя в объяснение, какие могли тому быть исторические причины, не дерзая угадывать в этом то или другое предначертание Промысла Божия, я остановлюсь на том факте, что со времени разрыва Церквей в Православной Церкви не было созвано ни одного Вселенского собора и первая, неудавшаяся, попытка относится к 1872 году. В этом выражается великая осторожность -- лучше сказать, святая мудрость -- Православной Церкви, которая после разъединения церквей не имеет смелости, думается мне, назвать обще-православный собор Вселенским в сознании, что пока это разъединение не будет обсужено и утверждено высшим церковным авторитетом собора, на такое обсуждение не может поступить никакой другой вопрос. Действительно, пропасть, легшая между нашей и Западной Церковью, -- громадная, Православная Церковь, без сомнения, была и есть носительница правых мнений, но отношение нашей Церкви ко всему католическому міру в высшей степени неопределенно. Он не представляет из себя схизматиков, так как Западная Церковь никогда не была в иерархическом подчинении Восточной, католики не еретики и такими их не называл ни один из авторитетных учителей Церкви, хотя многие указывали на еретичность их учения. Дело в том, что еретиками признаются те, кто держится догматических заблуждений после того, как эти последние отвергнуты авторитетом Вселенской Церкви, не захотевши подчинить свои мудрования этому авторитету. Можно ли сказать это про массу католических мірян, оставшихся в полном подчинении своей иерархии, сохранившей по преемственности благодать Святаго Духа в своих таинствах, как это признает, судя по некоторым фактам, Русская Церковь. Следовательно, может ли быть Вселенский собор без представителей Западной Церкви до решения авторитетом Вселенской Церкви всех вопросов, легших в основание разрыва Церквей? Мне кажется, что история Церкви дает нам на это достаточно ясно отрицательный ответ. Вот, так сказать, те канонические препятствия к собранию вселенского собора для разрешения всех насущных вопросов православия, которые всегда признавала Православная Церковь, но кроме их есть много политических, которые препятствуют созыву в России не только Вселенского, но и обще-православного собора. Оставив в стороне вопрос о русском расколе и единоверии, для благоприятного разрешения которого, по моему убеждению, навряд ли нужен собор в том смысле, как он предлагается (т. е. для снятия с обрядов не лежащей на них клятвы и т. п.), я, конечно, не могу не сочувствовать тем лицам, которые со скорбью смотрят на раздоры единоверных Церквей, как я в прошлом письме высказал, я считаю для прекращения их возможным лишь одно средство -- общее церковное единение, оттого, конечно, я не могу не соглашаться с почтенным автором книги "Современные церковные вопросы" (г. Филипповым) во всех тех фактах неправоты болгар, которые он с таким талантом первый раскрыл перед всей Россией; не могу не симпатизировать всей его деятельности в этом отношении, но я не могу себе представить, чтобы тогда, в 1872 году, или теперь собор мог бы привести к каким-нибудь результатам, главным образом, оттого, что ни тогда, ни теперь такой собор состояться бы не мог. Я, конечно, уверен, что представители единоверных Церквей согласились бы приехать в Россию для обсуждения нашего раскола, верю также, что такое обращение со стороны России к их авторитету, если бы оно было необходимо, могло бы хорошо повлиять на наши с ними отношения, послужило бы отчасти делу церковного мира, но я уверен, что теперь, когда привыкли и на Западе и на Востоке смотреть на Православие как на орудие наших панславистских стремлений, когда существующее разъединение прямо в интересах некоторых иерархов (напр<имер>: болгарских, карловицкого), когда некоторые правительства, напр<имер>: сербское, держат Церковь и ее иерархов в полном подчинении, когда, наконец, греческие патриархи находятся в зависимости от вечно тем или другим посольством направляемой Порты, от вечно подозрительного султана, православные иерархи не хотели бы, не могли бы или не имели бы права собраться на общий собор не только в России, но где бы то ни было для водворения мира в Православной Церкви. Такой собор возможен будет только тогда, когда политические обстоятельства поставят православные народы вне интриг западных церквей и государств, когда эти народы придут к непреложному сознанию, что только Россия может и должна примирить все их раздоры и недоразумения, т. е. только после решения Восточного вопроса. Оттого-то я сказал в конце прошлого письма, что нам пока нужно постепенно готовиться к церковному единению. В этом отношении очень интересно мнение о книге г. Филиппова, высказанное К. Н. Леонтьевым еще в 1883 году, теперь помещенное во втором томе его книги "Восток, Россия и Славянство". Защищая со свойственной ему умелостию Т. И. Филиппова от неразумных нападок разных наших болгарофилов и либералов, г. Леонтьев делает лишь одно замечание (или прибавление) к высказанному им взгляду. Он видит с точки зрения Промысла Божия лишь благо в той нерешительности, которую сначала показала Русская Церковь в греко-болгарском деле. Так как обе стороны не были чужды национальных страстей в данном вопросе (т. е. и греки не совсем были чисты нравственно), решительная симпатия России в одну сторону, пожалуй, дала бы перевес одной из одинаково нелепых идей, велико-эллинской или велико-болгарской, а другую бы сторону из-под влияния России всецело бы отдала в руки западной интриги.

Другими словами, в данном случае г. Леонтьев с большим оптимизмом, чем г. Филиппов, видит в этом лишнее доказательство, что в немощах человеческих сила Божья сказывается. Возможность решения этого вопроса, как и других важных вопросов Православия, г. Леонтьев допускает также только после того, как единоверные народы будут совершенно вне политического и культурного влияния Запада, т. е. после водворения нашего в Цареграде. Я говорю вне политического и культурного, потому что, с точки зрения К. Н. Леонтьева, истинному развитию процветания Православия на Востоке и у нас мешают не столько политические интриги, сколько развращающее влияние современной европейской культуры с ее евдемоническою верою в какой-то прогресс, в какое-то материальным развитием достижимое благополучие, противной всякой религии и духу Православия в особенности. Оттого, после взятия Цареграда, г. Леонтьев ждет вместе с подъемом Православия появление новой славяно-византийской культуры, которая явится на смену нынешней романогерманской, которая воплотит собою дух Православия, соединит в себе все индивидуальные черты государственного и общественного строя, выработанные византийской и русской жизнию. Благоустройство Церкви, умиротворение и утверждение Православия -- вот на что должно быть обращено главное внимание после взятия Цареграда, говорил г. Леонтьев, во время последней войны, в "Гражданине", в статье "Храм и Церковь" (I т., стр. 254). "Цареград есть тот естественный центр, к которому должны тяготеть все христианские нации, рано или поздно предназначенные, с Россией во главе, составить великий восточный православный союз", говорит он в другом месте той же статьи. То более широкое, чем простое освобождение христиан, и более по мысли независимое, чего автор ждет от России, должно быть ничем иным "как развитием своей собственной оригинальной славяно-азиатской цивилизации от европейской настолько же отличной, насколько эта последняя романо-германская отлична от предшествовавших ей и отчасти поглощенных и претворенных ею органически цивилизаций эллино-романской и византийской<">. Это ожидание новой культуры, эта мысль о вымирании современной цивилизации основывается у К. Н. Леонтьева на многих метко-указываемых им признаках в связи с самим им развитой теорией развития и долговечности государств, родившейся у него отчасти под влиянием замечательной книги ("Россия и Европа") недавно умершего, так мало оцененного, Н. Я. Данилевского. Впрочем, за мною еще с октября месяца долг познакомить читателей "Гражданина" с культурно-исторической теорией г. Леонтьева, с характером его первого тома. Это я сделаю кстати теперь, после появления второго тома, в своем следующем письме, надеясь, что они простят мне это небольшое отступление от собственно церковного вопроса.

Оригинальная теория развития и долговечности государств К. Н. Леонтьева, о которой я говорил в прошлом письме, заключается в том, что, применяя законы органического мірa к жизни государств, он считает не только отдельные государственные организмы, но и целые культуры подчиненными тому же триединому процессу развития, который свойствен всему существующему в мірe органическом. Этот процесс 1) первоначальной простоты, 2) цветущего объединения и сложности, 3) вторичного смесительного упрощения -- можно наблюсти во всякой болезни: сначала признаки ее так просты, что нельзя ее различить от другой болезни, в период развития все индивидуальные признаки, в известной совокупности (разнообразная сложность), представляют ясную картину данной болезни, и, наконец, если дело идет к выздоравливанию, то отличительные черты исчезают, картина болезни однообразнее, -- это вторичное упрощение. Замечая подобное явление и в искусстве, где после первоначальной простоты (циклопические постройки) наступает период разнообразия в единстве (единстве какого-нибудь стиля), а падение выражается в смешении стилей, в упрощении форм, г-н Леонтьев применяет гипотетически этот закон к жизни государств и культур; считая, таким образом, высшей точкой всякого развития -- высшую степень сложности, объединенной неким внутренним деспотическим единством, а всякое упрощение формы, всякое смешение -- признаком падения, вымирания. И насколько в своих церковных статьях г-н Леонтьев защищал принцип единства, в своих историко-политических очерках он указывает на разнообразие как на необходимое условие государственной жизни, стоит за его сохранение (в виде неравенств социальных, экономических, религиозных) в государствах, рассчитывающих на будущность, и отсутствие такого разнообразия, вернее, постепенное уничтожение его с 1789 года, с тех пор, как прогресс поставил целью всеобщее равенство, свободу и благоденствие, считает признаком разложения современной европейской культуры. Делая в VII--XI главах своего сочинения "Византизм и Славянство" исторический обзор развития и падения всех более известных культур и государств, г-н Леонтьев приходит к следующим двум заключениям: "во-1-х, что мы найдем этот процесс упрощения и смешения элементов, в общем характере сходный с современным эгалитарным прогрессом Европы у всех государств, и, во-2-х, что культуры государственные, сменявшие друг друга, были всё шире и шире, сложнее и сложнее, шире по духу и месту, сложнее по содержанию" (I т<ом>, стр. 181). Эти же законы применимы и к Европе, но с тою разницей, что, благодаря большей сложности ее цивилизации, большей рациональности всего ее строя, -- государства европейские упрощаются рационально, систематически, самостоятельно; между тем как древние мыслители (по замечанию Дж. С. Милля) были консерваторами и часто со скорбию смотрели на смешение и упрощение государственных элементов, современные народы прямо поставили себе разрушительные идеалы равенства, свободы, -- разрушительные, благодаря проводимым ими упрощению, смешению всех индивидуальных черт. Развитию Европы мешает современный ее прогресс. Если теория К. Н. Леонтьева о триедином процессе развития в применении к государственным организмам остается гипотезой, еще научно ни подтвержденной, ни опровергнутой, то, во всяком случае, громадной заслугой его книги "Византизм и Славянство" являются те доказательства коренного различия между понятиями развития, подразумевающего переход простейших форм в более сложные, и прогресса, требующего только улучшения, хотя бы и ценой упрощения форм. Вера в современный утилитарный и эгалитарно-демократический прогресс может быть действительно гибельною для человеческой будущности. Кому это кажется странным, мы только напомним, что человек, как существо самосознающее, так сказать, сам делает свою историю, и сошлемся на первые страницы брошюры П. Е. Астафьева "Смысл истории и идеалы прогресса", вышедшей в прошлом году в Москве. Эта брошюра замечательна тем, что в ней автор, основываясь на психологических законах, доказывает, что весь смысл истории заключается в ее внутренних мотивах, в самом развитии, а не в добытых ею конечных результатах, не в приспособлении человека к среде и среды к человеку. Особенно метко собрав отдельные черты из идеалов разных теоретиков прогресса и сочетав их вместе, г-н Астафьев нарисовал такую картину будущности согласно этому прогрессу, которая просто невозможна для человека, убийственна для его духа, превращает его в автомата, в смирное, но пошлое, животное. Но, между тем как г. Астафьев, философски опровергнув несостоятельность этой теории прогресса, указывает на необходимость идеализма для человеческой истории и не задается вопросом об исторических судьбах народов, увлеченных этим прогрессом, г. Леонтьев задается именно этим последним вопросом, и из своей теории развития государств приходит прямо к практическим выводам о близком падении европейской культуры и о необходимости появления новой, долженствующей ее заменить. При этом он останавливается на вопросе: можно ли ожидать, чтобы нынешняя Россия явилась созидательницей и носительницей этой культуры. Но, во-первых, далеко не разделяя довольно распространенного мнения о молодости России, прожившей 1000 лет, почти максимальный, по наблюдению г. Леонтьева, срок для государства с оригинальной культурой, автор, во-вторых, с ужасом указывает, что всё, по-видимому, ведет Россию на разрушительный путь европейского прогресса, хотя, конечно, благодаря Православной Церкви, Монархической Власти, этнографической пестроте, крестьянской общине, она не могла еще дойти до того упрощения, которое мы видим на Западе. Оттого от современной России не ждет г. Леонтьев (и еще менее от единоплеменных ей славян) этой оригинальной культуры; но он видит в русской истории и в русском народе такие зачатки (главным образом объясняемые византизмом, пересаженным на русскую почву), которые обещают развитие такой культуры, раз Россия покончит свои счеты с Западом и пойдет по своему национальному пути после взятия Цареграда в союзе со всеми единоверными народами при полном расцвете Православной Церкви. Оттого, разбирая более практически в своих "Восточных письмах", в "Гражданине" в 1882 г., что может быть благоприятным условием для русской политики, г. Леонтьев отвечал на это следующим образом: во-первых, более резкое проявление полной несостоятельности западной цивилизации, падение ее гнезда -- Парижа, успех там коммунаров как урок нам не следовать этому пути; во-вторых, неблагодарность к России со стороны славянских народов (он ее как будто предсказал), для того, чтобы мы, излечившись от узко-национальных идей, яснее сознали нашу культурную роль, если мы действительно хотим дать жизнь этим народам и Православной Церкви, и, наконец, необходимое условие -- взятие Цареграда. Другими словами, взятие Цареграда, в которое верит почти всякий русский человек, как в необходимое увенчание исторического пути России, которое многим, славянофилам по преимуществу, представляется средством, имеющим избавить Россию не только от внешних, но и от внутренних неурядиц и ошибок, в надеждах нашего автора облекается в более определенную форму. Конечно, никто не может сказать, оправдаются ли эти его ожидания, и если да, то с какою математическою точностью; но что не подлежит сомнению, что при таком положении дел, т. е. после решения Восточного вопроса, Россия будет действительно призвана поднять Православие, будет в состоянии устранить те политические раздоры, которые нарушают церковный мир и задерживают плодотворную церковную жизнь в общем единении. И что действительно ценно в разбираемой нами сегодня теории, это тот принцип, который он ставит в ней, как и в своих других статьях, в руководство русскому народу (да и всем народам). Это культурный принцип религии, а не узко-национальный, впервые провозглашенный Наполеоном III и заразивший почти все государства. Увлекаясь этим принципом, мы попрали интересы Церкви в греко-болгарской распре, увлекаясь им, мы и теперь ежечасно ставим в опасность интересы церковного мира, за увлечение им мы расплачиваемся нынешней неблагодарностью балканских славян, а между тем историческая задача России -- не освобождение славян (этого можно было бы давно достигнуть без культурных требований с нашей стороны), не завладение проливами (хотя это необходимое условие), не общеславянский союз, -- всё это только средства, а цель -- это сохранение в чистоте, развитие и прославление Святой Соборной Апостольской Церкви.

Так, по крайней мере, понимаю я ее призвание и с этой точки зрения, подвергая разбору разные проекты, приступлю в следующих письмах к Вл. С. Соловьеву, поставившему задачей России примирение двух разъединенных Церквей, Восточной и Западной.

-----

В прошлом III письме на 41 строке первого столбца напечатано: "с века", читай: "с IX века".

21-го января.

V

Аще зерно пшенично пад
на земли не умрет -- едино пребывает,
аще же умрет, мног плод сотворит.
Иоанн. XII. 24

Умер Аксаков, свалился столб, как при мне выразился один простой русский человек. Москва лишилась своего родного сына, вчера засыпали могилу замечательного русского человека.

У меня есть знаменательные строки из письма одной истинно-русской женщины, от 13 декабря прошлого года. Вот они: "А что вы скажете о последней статье Ив<ана> Серг<еевича>?" -- спрашиваете вы меня. Мой ответ: Ив<ан> Серг<еевич> всегда один и тот же: человек крепкой воли, строго глубоких убеждений, который никогда не находится под давлением господствующих мнений, диаметрально противоречащих его заветной мысли; вопрос его целой жизни -- благоденствие, слава, величие России. Очень рада за него, что сочувствие, которого вполне достоин, выражается и в письмах, и в телеграммах отовсюду, даже из нашего городка от лица русской женщины". И этого мужа крепкой воли, этого глубоко убежденного патриота теперь не стало; его оплакиваем мы теперь. Но память о нем должна пробудить в нас все лучшие чувства любви, чести, преданности отечеству, "выжечь ржавчину покоя и прах бездействия смести" в нашей себялюбивой жизни... Но не только лично дорогого человека потеряли мы в И. С. Аксакове: он был последним представителем целой видной когда-то, хотя и не многочисленной партии в России, с ним, можно сказать, мы похоронили последнего учителя чистого славянофильства. Действительно, хотя еще при жизни покойного центр Славянского комитета перешел в Петербург, хотя без сомнения останутся верными ему оставшиеся в живых друзья покойного, бывшие его помощниками и исполнителями его идеалов, но это, так сказать, последние могиканы, а нет ни одного выдающегося литературного или общественного представителя славянофильства из более молодого поколения, в числе даже многих желающих быть таковыми. Нельзя считать славянофилами людей без религии или с демократическими тенденциями лишь оттого, что увлекаются известным национализмом и считают славянские народы призванными провести в жизнь их часто разрушительные идеалы. Не тяжело ли было умирать покойному в сознании, что он последний боец на этом посту и что, значит, это видимое исчезновение славного учения славянофильства? Неужели это опять победа того западничества, на борьбу с которым истратил столько жизненных сил Аксаков и его предшественники; неужели их направление имело лишь временное значение и через несколько десятков лет бесследно исчезло? Так можно было бы подумать, судя хоть по его некрологам в самых разнообразных органах печати, где, воздавая полную справедливость его личным качествам, его влиянию честного человека, считали нужным делать оговорку (более или менее резкую), что при этом можно было не разделять его взглядов. И ни одной горячей статьи с полным credo его учения, с беззаветной преданностью его идеям, как пишут молодые прозелиты всякой существующей в расцвете школы. Да, такой школы славянофильства нет, да, оно исчезло как резко отделяющееся направление, но это не вследствие отсутствия жизненности в нем, это не вследствие победы западничества, а оттого что эта чистая струя, первые года обособленно истекавшая из своего благородного источника, теперь смешалась с общим потоком русской мысли и жизни, претворяясь в нем, но и претворяя его органически, оттого что истинного западничества, реакцией против которого являлось славянофильство (я не говорю здесь, конечно, также о последних могиканах старого западничества) как цельного направления более не существует (есть лакеи Запада, но это просто враги России), что масса тех идей, которые в 40-х годах считались чуть не ересью славянофилов, составляют в настоящее время всеобщее достояние. Теперь все истинно русские люди сознают, что Россия, подражая или не подражая Европе, любя или ненавидя ее, во всяком случае должна считаться и со своими национальными элементами, Православием, Царской властью, со своими особенными историческими задачами. Можно не мечтать о всеславянском союзе, но кто теперь в России не рассчитывает на наше водворение на Востоке; можно считать западных славян слишком культурно и религиозно отдалившимися от нас; можно не иде<а>лизовать <так!> южных славян, как это делали славянофилы, но вместе с тем всеобщее внимание обращено теперь на более близкое изучение славянских литератур и вообще на большее наше знакомство со славянским міром; можно не соглашаться с мнением большинства славянофилов, что русский народ внес особый оттенок в Православную Церковь, по преимуществу перед греками, можно даже считать греков верными хранителями византийских традиций Православия; но теперь стало убеждением всех, что Россия есть защитница и будущая вершительница судеб Православия. Можно не относиться так отрицательно ко всем реформам Петра I, как это делали славянофилы, можно считать их историческою необходимостию для Руси того времени, но кто не обращается теперь взором в до-петровскую эпоху нашей истории, чтобы оттуда почерпать уроки национальных свойств русского народа, не признает, что, после петровского периода всецелого подражания Европе, должен настать период национального творчества, будет ли это на почве европейской цивилизации или нет. И много еще других примеров широкого распространения основных положений славянофильства можно было бы показать. Конечно, это еще далеко не славянофильство, и таким его не признавал сам покойный Аксаков, но во всяком случае если его учение пострадало качественно, оно выиграло количественно, если оно, так сказать, ослабело, то вместе с тем стало гораздо более распространенным.

Но кроме этого более широкого распространения в его ослабленном, скажем, в более для массы публики популярном виде славянофильство пережило у нас еще другой фазис развития. Я говорю о преобразовании славянофильства в умах некоторых русских мыслителей в свое оригинальное учение, о том, что оно кроется в неузнаваемой форме в некоторых учениях преемственно (по современному "эволюционно") из него вышедших. Во-первых, таким была теория также недавно умершего Н. Я. Данилевского в его замечательной книге "Россия и Европа", которая, однако, долго не обращала на себя внимание истинных славянофилов, пока не была признана, как своя, Достоевским, также славянофилом не чистой воды, если можно так выразиться. А вместе с тем откуда, как не из славянофильства, могло произойти учение, что России предстоят не одни панславистические освободительные задачи, но и культурные, откуда мог быть дан толчок мысли о падении западной цивилизации, -- что же это, наконец, как не более развитое, дополненное славянофильство о создании Россией новой более совершенной культуры, имеющей поглотить и претворить современную европейскую. Впрочем, покойный И. С. Аксаков ссылается на эту книгу в одной из своих статей в конце прошлого года, когда он говорил о идеальных целях нашей восточной политики. Не есть ли также преобразованное славянофильство -- теория г-на Леонтьева, о которой я говорил в прошлый раз, несмотря на его "византизм", с которым не мог согласиться И. С. Аксаков, как он замечал в той же статье, несмотря на его скептическое отношение к способностям чисто славянской расы вообще и к современному состоянию большинства славянских народов в частности. Если отбросить племенную окраску славянофильства, то в корне теории г-на Леонтьева не трудно найти его зародыш. Точно также и в чисто церковных вопросах, которые я разбираю: и славянофил Т. И. Филиппов в известном смысле духовный сын славянофильства, и "папист" Вл. С. Соловьев. Что проповедует последний? "Почти что поход в Каноссу, соединяет с Римом, отречение от своего национализма, как отказались от него во время великих Петровских реформ; неужели и это славянофильство?" -- спросят меня. Нет, скажу я, это не славянофильство, как его создали Киреевский, К. Аксаков, Хомяков, как его понимал и свято хранил И. С. Аксаков, но, однако, где нашел возможность высказать эти взгляды В. С. Соловьев, как не в славянофильских органах "Руси" и "Известиях Славянского Общества", однако о чем говорят проекты г-на Соловьева, как не о будущей великой исторической роли России, о Промысле Божьем, разделившем славянство на два исповедания для того, чтобы оно могло послужить святому делу соединения Церквей. А давно ли такая мистическая вера в будущность России могла быть только примером узкости и "квасного" патриотизма славянофилов. Да, покойный И. С. Аксаков, по своей глубоко-честной натуре строго верный семейным традициям, не хотел ничего изменять в переданной ему его предшественниками святыне славянофильства и свято хранил ее в неизменном виде, но не узнавал ли он семян своего учения в этих самых иногда им в печати опровергаемых проектах и мечтах? И не заметна ли была у него громадная разница тона в борьбе с этими проектами и в полемике против истинного беспочвенного западничества действительного или даже воображаемого там, где он не узнавал скрытого зерна своего учения? И за последнее время самая горячая его деятельность заключалась не в проведении своих положительных культурных идеалов, не в борьбе против этих проектов, а в борьбе против духовного индифферентизма, утилитаризма, против нашей спячки и эгоизма, против отсутствия идеалов и правды.

Возблагодарим же Бога за те семена, который этот Его сеятель, "раб благий и верный" посеял в нас. Эти семена, с таким рвением сеянные всю жизнь, несмотря на свою видимую смерть, не могут не принести плода во сто крат и именно согласно выписанному мною в эпиграфе слову Господню: аще зерно пшенично пад на земли не умрет -- едино пребывает; аще же умрет, мног плод сотворит.

2--4 февраля 1886 г.

В. С. Соловьев

VI

Когда приходится говорить о Вл. С. Соловьеве и о его сочинениях, то очень трудно бывает остановиться на какой-нибудь одной его идее, хотя и имеешь намерение разобрать какой-нибудь определенный его взгляд, очень не легко концентрироваться в этой работе: до того сложное явление представляют его произведения. Действительно, в них есть столько симпатичного, столько оригинального, столько нового, если не с точки зрения христианства вообще, то с точки зрения современного его понимания; с другой стороны -- у него встречаются такие увлечения, на него слышатся такие странные обвинения, наконец его собственное развитие идет пока еще так быстро (иным кажется даже, что мысль его делает скачки), что нельзя не остановиться более подробно, так сказать, исторически на его сочинениях, нельзя рассматривать его взглядов только с точки зрения их желательных результатов или с точки зрения их практического значения в настоящем (первое было бы пристрастием, второе -- несправедливостию к ним), а нужно разобрать и понять и причину их появлений, и связь их с его міросозерцанием, и в особенности, так сказать, ту отрицательную почву, на которой они могли возрасти. Если у многих писателей полемические сочинения, написанные в защиту от нападок критиков, служат только к удовлетворению собственного самолюбия и даже своею крайностью часто затемняют истину, то у г. Соловьева все полемические сочинения имеют очень важное значение, благодаря его особенному критическому таланту, <с> помощию которого он необычайно искусно разбивает все ложные теории своих критиков и, таким образом, защищая свои тезисы, преимущественно успевает рассеять какой-нибудь предрассудок в области современной мысли общественной, научной или богословской. Может быть, в этой способности и заключается слабая сторона громадного таланта г. Соловьева, т. е. что, ясно видя и своим логическим умом различая все отрицательные черты того или другого положения вещей, того или другого учения, он бывает слишком поспешен в своих положительных выводах, находя истину в противоположных крайностях. Итак, остановимся на высказанном В. С. Соловьевым требовании воссоединения Церквей.

Три года тому назад он выступил в газете "Русь" с рядом статей под заглавием "Великий спор и Христианская политика", вышедших впоследствии отдельной брошюрой. Во вступлении у него очень верно определена задача политики христианских народов, в особенности русского, показано, что она должна иметь цели выше узконациональных, должна подготовлять пришествие царства Божия для всего человечества, как целого. Задаваясь далее вопросом, какая может быть задача русской политики, желая найти указания на это в прошедшем русской истории г. Соловьев указывает генетическую связь двух главных для России вопросов -- Польского и Восточного -- с разделением Церквей, и, следовательно, удовлетворительное и достойное христианской политики разрешение этих вопросов он видит в примирении этих двух Церквей. Понятно, что, поставив так вопрос, автор для решения его углубляется в историческое исследование, чтобы постичь ход и причины этой вражды Востока с Западом, и действительно, метко охарактеризовав Восток и Запад в их религиозном, философском и житейском отношениях еще до христианства, указывает, что первый в своей философии, мифологии и религии старался постичь Божество, между тем как второй в своей жизни частной и государственной старался найти и выработать идеал совершенного человека. Вот эти два неудавшиеся искания Востока и Запада должны были найти удовлетворение в Богочеловечестве, соединявшем истинного Бога с совершенным человеком. Но, найдя первоначально себе это удовлетворение, Восток и Запад в самую область Богочеловечества, в самую жизнь Церкви внесли каждый свой элемент: первый стал развивать созерцательную сторону христианства, такой же характер приняло его монашество, его богословие; второй начал проводить в жизнь идеалы Богочеловечества; Восток сосредоточился на соблюдении безусловной стороны церковной жизни, на сохранении святыни предания как первого основания церковного строения; Римская Церковь стала развивать власть как необходимую ограду этого строения. В первые века христианства, как вполне метко указал г. Соловьев, пока зарождались ереси, пока главною целью развивавшейся Церкви было победить эти заблуждения, клонившиеся к непониманию Богочеловечества в отдаче постоянного предпочтения или Божественной, или человеческой стороне Иисуса Христа, односторонние свойства Востока и Запада целесообразно восполнялись: первый давал для борьбы созерцательных богословов, своим вдохновенным умом постигавших тайны Откровения и своим талантом разъяснивших их, Запад представлял энергичных деятелей и в лице пап, независимых пастырей, смело выступавших на защиту Православия даже против императоров.

Но после победы над ересями, после того как исчезла эта общность интересов обеих Церквей, вражда Запада и Востока привела к прямому разрыву Церквей. Не будем следить за автором, как он исторически излагает это разделение, как он вполне метко указывает на недостаток любви с обеих сторон, как он уклоняется местами от исторического беспристрастия, но не можем не согласиться с ним, что Церкви, разделившись, действительно остались каждая при своей односторонности: "Созерцательный Восток грешил тем, что вовсе не думал о практических средствах и условиях к совершению дела Божия на земле, а Запад грешил и ошибался, думая об этих средствах прежде и больше всего и превращая их в цель своей деятельности" (Вел<икий> Сп<ор>, стр. 136). Нельзя не согласиться дальше, что эти два направления характеризуют и всю позднейшую деятельность обеих сторон, и в этом смысле можно повторить за г. Соловьевым, что сохранение церковной истины было преимущественной задачей православного Востока, а организация церковной деятельности, под руководством единой и безусловно самостоятельной духовной власти -- было задачей католического Запада. Из этого автор и выводит, что соединение этих двух Церквей представит такое чудное восполнение этих односторонностей, которое одно будет в состоянии дать нужную полноту делу Божию на земле. Но, повторяю, соглашаясь с тем, что Православная Церковь этой желанной полноты царствия Божия на земле еще далеко не представляет и что все последовавшие за разделением Церквей недостатки православного Востока заключались в некотором квиэтизме, в большой противоположности между учением Церкви, проводимым в жизни некоторыми аскетами, и жизнию общества, в национализме Церквей, и всё это произошло от того, что православный Восток, сохраняя святое предание, не задавался целию выработать единой и свободной власти для церковной деятельности, допуская вместе с ним, что эта вторая задача, взятая на себя Западом, требует три необходимых условия: объединения духовной власти, нравственного подчинения государства Церкви и свободного подчинения индивидуальной совести церковному авторитету, мы зададим себе и рассмотрим один вопрос, как исполнил свою задачу Восток и как исполнил Запад? Восток, при всех своих недостатках от односторонности, как это признает наш автор, свою задачу исполнил, сохранил святыню предания. Что касается Запада, то у самого г. Соловьева, в VI главе его брошюры, несмотря на его крайне идеализирующее различение папства и папизма, которого в истории нельзя найти уже со времени первых раздоров между двумя Церквями, несмотря на смягчение многих злоупотреблений папизма, мы на интересующий нас вопрос находим следующий ответ:

"Разделение Церквей показало, что Церковь насильственно объединена быть не может".

"Торжество светской власти во всем христианском мірe показало, что Церковь насильственно над міром господствовать не может" (стр. 230).

"Протестантство своим явлением показало, что человек насильно спасен быть не может" (стр. 231); другими словами: ограда, необходимость которой для Церкви нами не отрицается, не была построена Римской Церковью, а вопрос еще в том, не повредила ли она и самого основания, которое мы при всей скромности задачи свято сохранили.

И если теперь на очереди вопрос об этой ограде, о создании единой независимой, но и не насильственной духовной власти, и если он и в связи с вопросом о соединении Церквей, то во всяком случае это было бы вполне новой работой, которая легла бы на Православную Церковь, и если бы Россия захотела и смогла сделать подвиг, к которому призывает ее г. Соловьев, то не Рим представлял бы ту ограду, которая бы всё и вся соединяла, а секрет этого единения лежал бы в силе России нравственной, церковной или политической. Это было бы подобно тому, как если бы пастырь привел свое разошедшееся стадо на место бывшего овчего двора, где ограда давно разрушена; ему предстоял бы двойной труд -- сперва держать в единстве стадо, потом понемногу воздвигать ограду. Если у меня есть хороший материал, но до сих пор не было ни желания, ни умения из него строить, то когда сознание необходимости делать это явится у меня, я никак не обращусь за помощию к человеку, обладавшему таким же материалом, очень усердному к постройке, но часть этого материала растерявшему, другую часть, может быть, испортившему, благодаря своему неумению. Иначе говоря, я вовсе не возражаю против необходимости развития в жизни истинно-христианской деятельности, я вовсе не отрицаю, что наша Церковь еще очень не совершенна в этом отношении; что Западная Церковь в этом направлении проявила более энергии; но я не вижу, что может в этом смысле дать соединение двух этих Церквей, одной не создавшей самостоятельной христианской культуры, другой -- допустившей в своих недрах создание враждебной христианству культуры, какое значение может иметь замена отсутствия нужных средств для этого -- испытанными негодными средствами.

Меня с первого раза поразило со стороны г. Соловьева не желание его соединения Православной Церкви с Католической, не вера в возможность этого, но уверение этой возможности, предрешение путей этого соединения. Можно рисовать в воображении очень красивые и даже правдоподобные картины будущего; но из них нельзя выводить исторических законов и ими обусловливать необходимость того или другого шага в настоящем. Такую ошибку сделал г. Соловьев в своих статьях "Великий Спор", где для восполнения двух односторонностей Востока и Запада, предлагает Восточной Церкви принять и признать всецело то орудие для развития церковной деятельности, которое выработала Римская Церковь со всеми историческими ошибками по-видимому, потому что не разобрал вопроса -- можно ли его очистить от этих ошибок, не составляют ли они самой сущности орудия Западной Церкви, со всеми догматическими новшествами, не рассмотрев еще вопроса, не представляют ли новые догматы противоречия основным догматам Церкви. Такую же ошибку делает г. Соловьев и в своей брошюре "Еврейство и христианский вопрос", где, после вполне верных и даже очень глубоких замечаний и относительно характера и ветхозаветной истории еврейского народа, и касательно современного состояния России, он впадает в какой-то пророческий тон и приписывает евреям и полякам такую роль в будущности России, которая не находит никакого себе основания в современном их положении. Не возвращаясь более к этой стороне примирительных проектов В. С. Соловьева, на которую нам пришлось встречать именно менее всего возражений, я хочу обратить внимание на совершенно другую сторону поставленного им вопроса, вызвавшую многие возражения, но в которой он, по-моему, гораздо правее.

Это вопрос о желательности и возможности (с церковной точки зрения) нашего примирения с Католической Церковью. Еще в "Великом Споре" он ясно указал, что каноническое положение Западной Церкви никаким церковным авторитетом определено не было; что все указания на еретичность ее представляют только частные мнения и что в своей практике Русская Церковь склонна признавать за ней дар благодати Св. Духа. Это желание воссоединиться с оторванной частью Вселенской Церкви, которая не потеряла благодати Св. Духа, или, прибавлю от себя, спасти большую часть верующих этой Церкви, указав ей церковную истину, если бы Католичество стало бесповоротно на путь, имеющий привести его к ереси, т. е. во всяком случае поднять и так или иначе решить вопрос об отношениях двух Церквей, -- я считаю великой и благодарной задачей, а напоминание об этом со стороны г. Соловьева, искреннее его желание дорогого церковного мира, плодотворной церковной жизни я признаю громадной заслугой. Какие возражения против исполнения этой задачи и даже против ее постановки были сделаны г. Соловьеву, и как он их устранил, -- я рассмотрю в следующем письме.

30 апреля 1886 г.

КОММЕНТАРИИ

Впервые: Гр. 1885. 28 нояб. No 94. С. 4--5; 15 дек. No 99. С. 4--6; 1886. 9 янв. No 3. С. 6--8; 26 янв. No 8. С. 4--5; 13 февр. No 13. С. 1--2; 4 мая. No 36. С. 3--4.

Подпись: П. Сергиевский.

С. 150. ...с экономическими бедствиями... -- 1884--1885 гг. были кризисными для русской экономики.

С. 150. ...произволами независимой судебной корпорации... -- Начиная с 1884 г. активно обсуждалась необходимость реформирования суда присяжных. См., например, полемику об этом в газете "Русь": Тютчев И. Несколько замечаний о нашем суде с участием присяжных заседателей // Р. 1884. 1 марта. No 5. С. 15--21; Морокин А. Несколько слов присяжного заседателя о суде присяжных // Там же. 15 марта. No 6. С. 43--45; Марков Евг. Суд совести: Мысли присяжного заседателя по поводу нападок на суд присяжных // Там же. 15 апр. No 8. С. 15--28; Галкин-Врасский Н. Еще заметка о суде присяжных // Там же. 1 июня. No 11. С. 56--61.

С. 150. ...самостоятельностью Финляндии и Балтийских провинций... -- Из близких по времени статей о статусе Финляндии см., например: Ю....й. К вопросу о финляндских привилегиях // Р. 1885. 7 сент. No 10. С. 3--6; С. Л. По поводу отзывов русской печати об отношениях к Финляндии // Там же. 28 сент. No 13. С. 13--14. Обсуждалось в прессе и положение прибалтийских провинций, где незадолго до того впервые прошла сенаторская ревизия. "...Ревизия словно открыла, что эти провинции принадлежат России. Но ею также обнаружено, что эта принадлежность не более как мнимая, кажущаяся. Остзейский край в сущности есть отдельный мірок, ничего общего с Империей не имеющий..." (Русский. Наши прибалтийские дела // МВед. 1885. 17 нояб. No 318. С. 3--4).

С. 150. ...замешательствами на Балканском полуострове... -- Имеется в виду сербско-болгарская война.

С. 150. Вл. С. Соловьев, указав еще два года тому назад в газете "Русь" на соединение Церквей восточной и западной ~ как на главную цель святой Руси... -- Речь идет о цикле статей "Великий спор и христианская политика" (см. примеч. на с. 409).

С. 150. ..."Еврейство и христианский вопрос"...-- Статья Соловьева, опубликованная в "Православном обозрении" (1884. Авг. с. 755--772; Сент. С. 76--114).

С. 151. ..."Первоначальные судьбы теократии"... -- Имеется в виду статья Соловьева "Теократия праотцев", впервые напечатанная в "Православном обозрении" (1885. Май/июнь. С. 249--305), а затем включенная в книгу "История и будущность теократии" (под названием "Первоначальные судьбы человечества и теократия праотцев").

С. 151. ...старались нас уверить, что никаким национализмом, как болезнью нашего века, Православная Церковь не страдает и что совершенно в духе Православия -- возможная децентрализация Церкви... -- Кристи мог подразумевать передовую И. С. Аксакова "Москва, 19 октября", в которой, откликаясь на балканские события, издатель "Руси" размышлял о "русской идее" -- назначении "примирить в себе и Восток и Запад на основе православно-славянской": "Мы вовсе не думаем, что судьбы мірa заканчиваются Россией и что она одна призвана воплотить царство Божие на земле! Далеко нет! <...> Но изо всех выдвинувшихся на историческую очередь национальных индивидуальностей православная Россия представляется <...> наиболее пока широким историческим сосудом для вмещения в наибольшей полноте жизненной христианской истины" (Р. 1885. 19 окт. No 16. С. 3). См. также примеч. об освещении в "Руси" вопроса о болгарском епископате в Македонии и Восточной Румелии.

С. 151. ...клевету каких-то фанариотов. -- См. примеч. на с. 468.

С. 151. Уверяют также, например, "Московские Ведомости", что те же фанариоты -- единственная причина всех бедствий Православия на остальном Востоке ~ тамошний успех иноверческих пропаганд... -- Об этом говорилось в передовой статье, посвященной выборам 1 августа 1885 г. нового Антиохийского патриарха (им стал митрополит Скифопольский Герасим, в чем московская газета увидела интригу фанариотов): МВед. 1885. 6 авг. No 215. С. 2. На эту статью возражал Б. П. Мансуров (см. ниже), в примечании к заметке которого И. С. Аксаков писал: "Не питая сочувствия к властолюбивому национализму, проявившемуся в последние времена у греков даже в области церковной, мы полагаем, однако же, что к великим историческим преданиям Церкви надо относиться осмотрительно и с уважением. Ругать греков не трудно, но добро бы -- сами-то мы что-либо делали, сами-то знали чего хотеть и что делать для православного населения на Востоке! <...> Не сами ли мы своим бездействием открываем там широчайшую свободу всем иноверным пропагандам?" (Р. 1885. 28 сент. No 13. С. 5). Еще одно полемическое выступление Мансурова в "Руси": Мансуров Б. По поводу статьи "Неутешительные вести" в 270 No "Московских Ведомостей". Письмо к редактору // Там же. 5 окт. No 14. С. 10--11. Имеется в виду статья: Калиновский А. Неутешительные вести // МВед. 1885. 30 сент. No 270. С. 2--3. На статью в No 14 "Руси" последовали новые ответы катковской газеты: Калиновский А. Возражение на возражение // МВед. 1885. 22 окт. No 292. С. 4; С. Л. Поправка // Там же. 7 дек. No 338. С. 4. См. также коммент. к словам Леонтьева о "выходках" "Московских ведомостей" против Иерусалимской патриархии: 82, 1005.

С. 151. Б. П. Мансуров ~ доказывает, что мы не имеем ни права, ни возможности помочь там своим вмешательством, на необходимость которого указывали не только "Московские Ведомости", но и ~ неизвестный возражатель г. Мансурову в No 17 "Руси". -- Имеется в виду статья Мансурова "По поводу статьи "Московских Ведомостей" (No 215) об Антиохийской и Иерусалимской патриархиях. Письмо к редактору" (Р. 1885. 28 сент. No 13. С. 5--8). Возражение на нее: Altera pars. Ответ на статью Б. П. Мансурова в 13 No "Руси". Письмо к редактору // Там же. 26 окт. No 17. С. 9--11. Мансуров "с сентября 1884 по апрель 1885 года <...> пребывал в Св. граде Иерусалиме среди членов Святогробского Братства" (Там же. No 13. С. 5). В конце своей статьи он отвечал на рассуждения публициста "Московских ведомостей" (возможно, и самого Каткова) о необходимости усиления деятельности русской миссии в Иерусалиме подобно католическим и протестантским миссиям: "И Латины, и протестанты считают себя в Палестине совершенно дома и свободно действуют на принадлежащие им паствы.

Можем ли мы создать себе что-либо подобное? можем ли мы обособить себя от местной православной церкви, от Престола Брата Божия <...>? Мы для этого не можем иметь ни канонического, ни исторического, ни политического основания, и мы не могли бы ничем более обрадовать наших врагов, как попытками нарушить еще, слава Богу, полное единение между Восточными и Русскою Церквами" (Там же. С. 8).

Оппонент Мансурова замечал, что Святогробское братство вовсе не стоит вне интересов "партий" (как доказывал Мансуров) и влияло на выборы в Антиохии, а протестной реакцией на избрание в патриархи грека Герасима было усиление перехода православных сирийцев в "латинство". Не соглашается Altera pars с Мансуровым и в том, что усиление значения русской духовной миссии (прежде всего назначением в ее главы не архимандрита, а епископа) противоречит каноническим правилам: "Поднять положение духовной миссии <...> еще не значит обособлять себя от Иерусалимской церкви..." (Там же. No 17. С. 10). Основной смысл статьи мансуровского оппонента заключался в том, что Россия должна усилить свое "присутствие" на Востоке и потеснить там "греческий элемент", попускающий усиление инославного влияния на православное население.

В тот же день, что и Altera pars, отвечали Мансурову и сами "Московские ведомости" в передовой статье (МВед. 1885. 26 окт. No 296. С. 2--3), на что последовала новая защита: Мансуров Б. Ответ "Московским Ведомостям" // Р. 1885. 16 нояб. No 20. С. 9-- 12. Показав, как газета Каткова исказила смысл его статьи, Мансуров восклицал: "Чего же хотят те лица, которые умеют только осуждать греков, ронять их значение, заподозривать все их действия, даже те действия, смысла которых мы сами точно не знаем? Если мы уроним их значение и уничтожим силу греческой иерархии на Востоке, то что же останется для защиты православия против надвигающихся на него со всех сторон врагов? Что мы, русские, противопоставляем тому миссионерскому стану, о котором говорили "Миссионерские Ведомости"? Миссионеров у нас не хватает даже на наши собственные области. <...> на поддержание пропаганды в Палестине Латиняне собирают каждогодно действительные миллионы, а в России что мы видим? <...> мы должны сознавать, что мы сами оставляем Иерусалимскую церковь в величайшей беде и опасности и что бесплодными, безжалостными упреками, нравоучениями и наставлениями мы беде не поможем, а свое достоинство компрометируем" (Там же. С. 12). Мы привели развернутые цитаты из открытых писем Мансурова, поскольку именно его позиция разделялась и Леонтьевым, и Кристи. Продолжение полемики см.: Паломник. Письмо из Палестины // МВед. 1885. 20 нояб. No 321. С. 4; (передовая) Москва, 4 декабря // Там же. 5 дек. No 336. с. 3; Мансуров Б. П. Письмо к издателю // Там же. С. 5.

С. 151. ...о выходе книги А. В. Елисеева с одобрением Палестинского Общества и при рукоплесканиях даже консервативных газет, заключающей в себе такие вещи про греческое православное духовенство и про наше консульство... -- А. В. Елисеев, командированный в Палестину Имп. Православным Палестинским обществом в феврале 1884 г. (см.: Православное Палестинское общество в 1884-- 1885 году // МВед. 1885. 11 нояб. No 312. С. 3), отразил свои иерусалимские впечатления в книге "С русскими паломниками по Святой Земле весною 1884 года" (СПб., 1885). Отзывы о ней появились в газетах. Например, Н. П. Гиляров-Платонов в подпередовой статье использовал книжную новинку для обличений "филетизма греческого духовенства" и доверчивости русских "эллинофилов". Он писал, что книга Елисеева осуждает прежде всего "величайшее русское легкомыслие в отношении к предметам столь великой священной важности, как Святые места, Русское паломничество и политически-церковное отношение властей к тем местам" (СИ. 1885. 15 сент. No 236. С. 2). Под "рукоплесканием консервативных газет" Кристи подразумевает признание этой книги авторитетной в указанной в предыдущем примечании передовой статье, направленной против Мансурова как защитника Иерусалимской патриархии и Святогробского братства: "Послушаем теперь еще свидетельство самое близкое к нашему времени. Только что вышла интересная книга одного из неутомимых наших путешественников <...>. А. В. Елисеев, врач по профессии, посещал в прошлом году Святую Землю по поручению Палестинского Общества. Книга, в которой он рассказывает вынесенные им оттуда наблюдения и впечатления, озаглавленная так: С русскими паломниками на Святой Земле весною 1884 года. Рассказы ее дышат ужасом, негодованием и омерзением; по его сознанию, он высказывает далеко не всё виденное и слышанное, и на многое набрасывает покров, да многое не приняла бы и печать" (МВед. 1885. 26 окт. No 296. С. 2; далее приводится длинный ряд выписок из книги). См. также: Правда по поводу книги А. В. Елисеева "С русскими паломниками по Святой Земле весною 1884 года" и газетных суждений о палестинских делах. М., 1886.

С. 152. ...известного путешественника по призванию... -- Елисеев действительно был известным путешественником и даже членом-сотрудником Имп. Русского географического общества.

С. 152. ...как изучал какую-нибудь Сахару... -- Кристи подразумевает вышедшую в том же 1885 г. брошюру Елисеева "Антропологическая экскурсия в Сахару через Триполи, Тунис и Алжир: (Сообщ., сделанное в общ. собрании Имп. Русского геогр. общества 1 мая 1885 г." (<СПб., 1885>; отт. из "Известий Имп. Русского геогр. общества", т. 21). На ту же тему Елисеев прочел и публичные лекции (см.: Программа публичных лекций д-ра А. В. Елисеева "Путешествие в Сахару через Триполи, Тунис и Алжир". <СПб.,> 1885).

С. 152. ...рассказывать про свои хождения паломника с тою же легкою откровенностью, с какой описывал свои охотничьи похождения... -- Отсылка к очеркам Елисеева "Львиные ночи. Этюд из путешествия по Северо-восточной Африке" (PB. 1885. Май. С. 100--161) и "В стране туарегов. Очерк из путешествия в Сахаре" (Там же. 1885. Июль. С. 391--411; Авг. С. 587--623).

С. 152. sit venia ver<b>o -- да простится <мое> слово (лат.).

С. 152. ...от внесения нового духа новыми самоотверженными работниками ~ как о том говорит С. А. Рачинский в статье "Sursum corda"... -- Статья Рачинского "Sursum corda!" (P. 1885. 5 окт. No 14. С. 5--7; 12 окт. No 15. С. 4--6) призывала образованную молодежь к служению народу в виде сельских священников, которые одновременно были бы и учителями в церковно-приходских школах: "Нужно, чтобы люди с высшим образованием, с обеспеченным достатком, не принадлежащие к касте духовной, принимали на себя, по одной любви к Богу и ближнему, крест священства. <...> Тут дело идет <...> о подвиге всей жизни..." (Там же. No 15. С. 5); "...нужно между нашими пастырями и нами то нравственное родство, которое пресекается вековым отчуждением кровным, нужно, чтобы ряса перестала быть тягостным символом наследственного отчуждения от ближнего, а сделалась высоким символом свободного служения этому ближнему во служении Богу..." (Там же. С. 6). Sursum corda! -- Горе <имеем> сердца! (лат.); возглас евхаристического канона, общий для православной и католической литургии.

С. 152. ...путем освобождения Церкви от опеки государства ~ как о том говорит П. Б. Д. в No 16 "Руси" в своем ответе г. Рачинскому. -- Имеется в виду подписанная этим псевдонимом статья Вл. Соловьева "Как пробудить наши церковные силы? Открытое письмо к С. А. Рачинскому" (Р. 1885. 19 окт. No 16. С. 5--6). Соловьев доказывал, что для следования призыву Рачинского "необходимо общее и могучее движение церковной жизни", Церковь должна открыться людям "во всем величии своего всемірного значения". С того же времени, как "сложился и окреп русский государственный организм", он лишил Церковь свободы. "Идеи и формы церковной жизни, частию исторически слагавшиеся, частию искусственно положенные государственным реформатором (Имеется в виду Петр I. -- О. Ф.), признаны раз навсегда неизменными и неприкосновенными за внушительною порукой всевластного государства. <...> Религиозная и церковная истина вся сполна находится на сохранении в крепком казенном сундуке за казенными печатями и под стражею надежных часовых". Это не может привлечь к Церкви молодых деятелей: "Безопасность полная, но живого интереса никакого" (Там же. с. 5).

"От настоящей сериозной борьбы за православие мы избавлены государственною опекою. Но зато и само православие <...> становится у нас простым атрибутом или придатком русской государственности. <...>

При отсутствии общего религиозного дела, самостоятельных церковных задач всего естественнее для служителей нашей церкви пребывать в сонном равнодушии ко всему, кроме злобы дня. <...> нужно снять эту усыпляющую охрану, открыть доступ возбуждающему действию чужих сил, дать простор для свободной борьбы, для подвигов ума и духа. <...> Все, кто еще верит в церковь, должны желать и требовать ее освобождения, чтобы оправдалась их вера. <...> Если же <...> наша церковь к свободному действию не способна и никаких положительных сил не имеет, -- тогда стоит ли ее и охранять?" (Там же. С. 6).

С. 152. ..."всё обстоит благополучно"... -- Традиционная фраза из рапортов при сдаче военных дежурств.

С. 153. ...известие о картине Верещагина ~ возбуждает не бесспорное негодование, а наивный спор ~ верна ли эта картина рассказу Евангелия? -- Речь идет о вызвавших скандальную известность картинах В. В. Верещагина, "Святое семейство" (вариант названия: "Семейство Иосифа" и "Воскресение Христа", относящихся к Палестинской серии (1883--1885) и впервые показанных в венском Кюнстлерхаусе на выставке "Gamälde und Zeichnungen von W. Were- schagin" ("Картины и рисунки В. Верещагина"), проходившей с 25 октября 1885 г. по 1 января 1886 г. Журнал "Неделя" писал: "Увлекшись натурализмом, художник дал вовсе не религиозную картину; он изобразил, по словам рецензента "Presse", не величайшее чудо нашей религии, не воскресение распятого Христа, а пробуждение мнимоумершего и заживо погребенного человека.

Князь-архиепископ Вены, кардинал Гангльбауэр, счел необходимым предъявить от имени Церкви протест как против этой картины Верещагина, так и против другой, изображающей "Святое Семейство". В этом протесте кардинал заявляет, что все верующие католики поражены и возмущены картинами, профанирующими религию, и что художник, вдохновившись не Библией, а идеями Ренана и его последователей, стремится подорвать основной догмат христианского вероучения" (Картины Верещагина в Вене // Неделя. 1885. 10 нояб. No 45. С. 1569). Выставку посетило ок. 75 000 человек. В 1907 г. брат художника, А. П. Верещагин, рассказывал М В. Нестерову, покровительственно наставляя его, "как нужно делать выставки": "Помню <...> выставку брата в Вене. <...> Ну вот, с первых же дней скандал: Венский архиепископ запрещает некоторые, особенно яркие. Их пришлось снять. На другой день газеты полны разговоров о выставке; какой-то фанатик-католик обливает одну из картин серной кислотой. Мы с братом в восторге, -- после этого народ повалил толпами. Конная полиция едва могла сдерживать толпу перед входом на выставку. <...> Брат и я приходим домой возбужденные, довольные. <...> Хорошо было бы, если завтра одного-двух задавили насмерть <...>. Выставка имела громадный успех" (Нестеров М. В. О пережитом. С. 378--379; серной кислотой была облита картина "Воскресение Христово"). П. П. Гнедич с негодованием вспоминал об этих работах Верещагина: "...с шестидесятых годов была мода отрицание. <...> Художники отдавались течению: атеизм считался признаком хорошего тона. Последним отзвуком этого направления явился г. Верещагин (туркестанский), который сумел написать такие картины на религиозные сюжеты, что в Вене некие клерикалы (подставные или настоящие -- не знаем) принуждены были обливать холсты какой-то кислотой. Здесь уже нет ровно никакого изучения текста -- и его, "Семейство Иосифа" написано из головы, "по собственному соображению". "Воскресение Христа" вызывает даже чувство гадливости, -- да и едва ли и может "реальное" изображение "Воскресения" вызвать иное чувство. Вообразите себе длинную, худую фигуру в покрывале, вылезающую из какого-то подвала, -- и двух оловянных солдатиков, испугавшихся этой фигуры. Г. Верещагин даже и не входит в группу наших художников, пытавшихся изобразить Христа -- о нем мы упоминаем только как о курьезе" (Гнедич П. Письма об искусстве. II. Идеалы религиозной живописи // PB. 1898. Июль. С. 304--305). См. также: Аргус (Веселитский-Божидарович Г. С.) У Верещагина // НВр. 1885. 30 окт. No 3475. С. 2--3.

С. 153. ...книга Б. П. Мансурова "Базилика императора Константина в св. граде Иерусалиме"... -- Имеется в виду книга Мансурова "Базилика Императора Константина в св. гр. Иерусалиме: По поводу русских раскопок близь храма Гроба Господня" (М., 1885, явившаяся полемическим откликом на посвященный той же теме седьмой выпуск "Палестинского сборника" (см. примеч. на с. 485). Раскопки на так называемом Русском месте были осуществлены архимандритом Антонином (Капустиным) на средства Имп. Палестинского общества. Мансуров доказывал антинаучность представленных в сборнике результатов этих раскопок, а также критиковал слишком поспешно подготовленный проект реставрации храма Гроба Господня. См. также более поздние его работы: Мансуров Б. П. 1) Русские раскопки в святом граде Иерусалиме пред судом Русского археологического общества. Рига, 1887; 2) Храм Святого Гроба Господня в его древнем виде. Рига, 1887.

С. 153. ...все, как это сделал и "Гражданин", ожидали, что общество ~ взвесит все делаемые против этих проектов возражения... -- Кристи подразумевает статью: Б--в Н. (Барсуков Н.П.) Отчет Православного Палестинского Общества за 1884--85 гг. Спб. Базилика Императора Константина в св. граде. Б. Мансурова. 1885. Спб // Гр. 1885. 14 нояб. No 90. С. 10--11.

С. 153. ...письмо г. Хитрово в "Московские Ведомости" ~ что ему нет времени отвечать на эту книгу по существу. -- Ср.: "Считаю своим долгом предупредить читателей, что заглавие этой книги не соответствует ее содержанию, и тот очень ошибется, кто примет ее за научное сочинение. В ней имя мое встречается чаще имени равноапостольного императора, и говорится только о том, как много было некогда сделано ее автором в Палестине и как он негодует на меня по иерусалимским делам.

Если б у меня было столько же свободного времени, сколько, по-видимому, имеется его у Б. П. Мансурова, то мне следовало бы на его произведение отвечать также книгою, в которой его имя встречалось бы так же часто, как мое в его книге, Но я не располагаю свободным временем, и поэтому ограничусь лишь одним небольшим замечанием" (Хитрово В. По поводу новой книги // МВед. 1885. 13 нояб. No 314. С. 4). Главным в письме был намек на то, что Мансуров якобы утаил какие-то найденные при раскопках бронзовые вещи. Несмотря на выраженное в заметке нежелание обстоятельно возражать Мансурову, Хитрово уже 28 ноября выступил с докладом, который тут же и был издан (Хитрово В. Н. По поводу книги "Базилика императора Константина": Доклад в заседании Отделения ученых исследований и изданий... СПб., 1885), а также выпустил развернутый ответ своему оппоненту: Хитрово В. Н. Научное значение раскопок, произведенных Православным Палестинским Обществом на Русском месте близ храма Воскресения Господня в Иерусалиме. СПб., 1885.

С. 153. ...много научных цитат из Св. Писания, из известных историков -- Иосифа Флавия, Евсевия Памфила... -- Обильные цитаты из "Иудейских древностей" Иосифа Флавия и "Жизни блаженного Константина Царя" Евсевия Кесарийского приводятся в главах IV и VI второй части ("Акра г-на Шика", "Описание Евсевия Кесарийского"). Книга Евсевия цитируется по-гречески с анализом переводов на латынь и русский. См.: Мансуров Б. Базилика Императора Константина... С. 91--121, 129--146.

С. 154. ...ссылки на всех современных палестиноведов, начиная с гр<афа> Вогюэ и кончая г. Хитрово... -- Речь идет о книгах гр. Ш.-Ж.-М. де Вогюэ "Les Eglises de Terre Sainte" (1860) и "Le Temple de Jérusalem" (Paris, 1864) и о подготовленном В. Н. Хитрово "Палестинском сборнике" (см. выше). Мансуров ссылается также на книгу А. А. Олесницкого "Святая Земля" (T. 1--2. Киев, 1875) и Г. Греца "Geschichte der Juden" ("История евреев"; Leipzig, 1874).

С. 154. ...как главного защитника... -- В "Гражданине" опечатка: "как главным защитником".

С. 155. ...г. Соловьев, по поводу полемической выходки какой-то газеты ~ констатировал письмом в редакцию "Православного Обозрения" свое уважение к заслугам русского духовенства, основывая его на фактах. -- Речь идет о "Письме в редакцию" (ПО. 1884. Март. С. 622--624), в котором Соловьев, отвечая на заметку "О статье г. Владиміра Соловьева" (НВр. 1884. 24 февр. No 2870), посвященную его статье "О народности и народных делах России" (см. примеч. на с. 495), отвергал обвинение в том, что он будто бы нападает на русское духовенство. Философ объяснял, что нападки были бы несправедливы, поскольку духовенство "не только вообще обладает многими добрыми качествами, но и решительно превосходит в нравственном смысле другие образованные классы общества" (ПО. 1884. Март. С. 624). Никаких "фактов" в подтверждение своих слов автор не приводил. Кристи, вероятно, запомнил примечание к процитированным словам, которое скорее всего принадлежало не Соловьеву, а редакции журнала. Здесь говорилось, что доказательством суждению Соловьева служит то, что в среде духовенства преступность составляет "ничтожный процент" по сравнению с остальными сословиями (Там же).

С. 155. ...вошел в близкое соприкосновение с представителями нашего духовного образования, из близи всмотрелся в монастырскую жизнь... -- Подразумевается жизнь Кристи в Сергиевом Посаде и его учение и научные занятия в Московской духовной академии.

С. 155. ...протестанты православного обряда... -- Выражение, обозначающее тех, кто является православным лишь по метрике и по формальному соблюдению обрядов, но в отношении догматов стоит ближе к протестантам, образовано по модели устойчивого словосочетания "католики восточного обряда", а также предлагавшегося в 1860-е гг. рядом изданий и высмеянного И. Аксаковым определения "русские Моисеева закона" (для русских подданных иудейского исповедания).

С. 155. ...истинное тело Христово, как нас учит Св. Писание. -- Имеются в виду слова из Послания к Ефесянам: "...и поставил Его выше всего, главою Церкви, которая есть Тело Его, полнота Наполняющего всё во всем" (Еф. 1: 1).

С. 156. ...по моему верованию Церковь есть тело Христово, есть невеста Христова ~ почерпнул непосредственно из апостола) Павла. -- Подразумеваются слова из того же Послания: "...муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела. Но как Церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем. Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее..." (Еф. 5: 22--26).

С. 156. ...заводит своего православного карловицкого патриарха, которому чуть не подчинилась, в прошлом году, вся сербская церковь. -- Имеется в виду патриарх Герман (Анджелич). С 1879 г. он управлял Карловацкой митрополией (на территории Австро-Венгрии) после того, как австрийскими властями был смещен патриарх Прокопий (Ивачкович). После его смерти в мае 1881 г. Церковно-народный собор избрал предстоятелем епископа Феофана (Живковича), но власти утвердили патриархом епископа Германа.

С. 156. ...сменяет уважаемого митрополита и не канонически сажает другого. -- Речь идет о незаконном удалении с кафедры митрополита Михаила Сербского князем Миланом в 1881 г. после того, как митрополит осудил неканонические нововведения, расширяющие вмешательство государства в дела Церкви. Управлять Белградской епархией стал епископ Неготинский Моисей. 31 декабря 1882 г. сербский парламент (скупштина) принял закон, значительно ограничивающий права епископов и расширяющий ведение министра просвещения и церковных дел, а также изменяющий правила выбора митрополита. Ряд архиереев в знак протеста оставил кафедры, другие были с них изгнаны. 20 марта 1883 г. были проведены выборы митрополита, и Сербскую церковь незаконно возглавил архимандрит Феодосий (Мраович), поставленный во епископа в Сремских Карловцах патриархом Германом.

С. 157. ...в единении с "ненавистными" греками, как это вполне метко весною указал в "Голосе Москвы" Варсонофий Максимов. -- Речь идет о подписанной этим псевдонимом статье Вл. Соловьева "Церковные дела". См.: Владимир Соловьев (из несобранного). Церковные дела. Письмо первое. Разыскания Н. В. Котрелева // Вестник РХД. No 158. 1990. С. 147--159; см. также: Фетисенко О. Л. Соловьев в "Голосе Москвы" (новые материалы) // Минувшее и непреходящее в жизни и творчестве В. С. Соловьева: Материалы междунар. конф. 14--15 февр. 2003. СПб., 2003. С. 388--395. Статья являлась откликом на празднества в честь 1000-летия со дня кончины св. равноап. Мефодия.

С. 157. Берат -- в Османской Империи -- грамота султана, подтверждающая право архиерея управлять епархией.

С. 157. ...то Святогробское братство в политической агитации и панэлленистических стремлениях... -- В "Московских ведомостях" Святогробское братство (монашеское общество, возглавляемое Иерусалимским патриархом и, по преданию, созданное еще в IV в.) постоянно обличал Г. А. Муркос. См., например, его статью "Интересы России в Палестине" (МВед. 1882. No 348--350). Впоследствии этот публицист договорился до обвинений святогробцев в "союзе с масонами" (Муркос Г. А. Союз святогробцев с масонами // Там же. 1891. No 248). Муркос обличал святогробцев в захвате власти в Иерусалимском патриархате (Там же. 1892. No 21).

С. 159. ...такая попытка была сделана патриархом Григорием ~ красноречивых доводов Т. И. Филиппова... -- В конце 1868 г. Вселенский патриарх Григорий VI разослал окружное послание предстоятелям Поместных Православных церквей, призывая к созванию Вселенского Собора, чтобы предотвратить греко-болгарский раскол. Св. Синод отказался от этого приглашения. Т. И. Филиппов посвятил этой теме статью "Решение Греко-болгарского вопроса" (PB. 1870. Июнь. С. 678--723), которая впоследствии вошла в его книгу "Современные церковные вопросы" (1882). Филиппов неоднократно ратовал в печати за необходимость созыва Вселенского Собора как единственного способа уврачевать и русский раскол.

С. 159. ...два года тому назад можно было в газетах найти известие о созыве Вселенского собора ко времени освящения храма Спасителя в Москве. -- Храм Христа Спасителя был освящен 25 мая 1883 г., в праздник Вознесения Господня, в конце коронационных торжеств, начавшихся 10 мая. Толки о том, что для освящения этого храма в Москву могут быть приглашены предстоятели Православных церквей и в первопрестольной столице может состояться Вселенский Собор, начались еще в 1880 г. -- статьей в рубрике "Внутреннее обозрение" газеты "Берег" (1880. 12 апр. No 28. С. 2--3). Здесь доказывалось, что сама встреча патриархов могла бы, предваряя Собор, "установить единообразие во взглядах на некоторые догматические и канонические вопросы, по которым в настоящее время существует разделение" (Там же. С. 3). Сам же Собор способствовал бы воссоединению старообрядцев с Церковью, отменив клятвы на старый обряд 1667 г. Отклик на эту статью появился в "Варшавском дневнике" (ВД. 1880. 25 апр. No 84. С. 4--5).

С. 160. "Современные церковные вопросы" -- книга Т. И. Филиппова, вышедшая зимой 1882 г.

С. 161. ...мнение о книге г. Филиппова, высказанное К. Н. Леонтьевым еще в 1883 году, теперь помещенное во втором томе его книги "Восток, Россия и Славянство". -- Речь идет о рецензии, помещенной Леонтьевым в "Современных известиях" (1882. 2 апр. No 89. С. 3) и включенной во второй том сборника (С. 248--250). См.: 9, 148--150.

С. 162. ...что в немощах человеческих сила Божья сказывается. -- Аллюзия на 2 Кор. 12: 9 ("...сила Моя совершается в немощи").

С. 162. Благоустройство Церкви ~ вот на что должно быть обращено главное внимание после взятия Цареграда, говорил г. Леонтьев ~ в статье "Храм и Церковь"... -- Ср.: "...я нахожу <...> необходимым обратить внимание <...> на благоустройство невещественной Церкви, на умиротворение и утверждение Православия на Востоке" (71, 515).

С. 162. "Цареград есть тот естественный центр ~ великий восточный православный союз"... -- Ср.: 71, 516.

С. 162. ..."ни чем иным, как развитием своей собственной оригинальной славяно-азиатской цивилизации ~ эллино-романской и византийской<">. -- Измененная цитата из статьи Леонтьева "Письма о Восточных делах" (81, 83).

С. 162. ...недавно умершего, так мало оцененного, Н. Я. Данилевского. -- Данилевский скончался 7 ноября 1885 г.

С. 164. ..."во-1-х, что мы найдем этот процесс упрощения ~ сложнее по содержанию"... -- Измененная цитата из гл. XI книги "Византизм и Славянство" (71, 432--433).

С. 164. ...древние мыслители (по замечанию Дж. С. Милля) были консерваторами... -- Это же высказывание Леонтьев приводил в книге "Византизм и Славянство" (71, 423).

С. 164. ...брошюры П. Е. Астафьева "Смысл истории и идеалы прогресса", вышедшей в прошлом году в Москве. -- Астафьев П. Е. Смысл истории и идеалы прогресса, две публичные лекции, читанные в Москве 15-го и 17-го марта 1885 года. М., 1885 (впервые: Чтения в Обществе любителей духовного просвещения; отд. изд. -- с посвящением "дорогому другу и родному Николаю Михайловичу Боборыкину").

С. 164. ...картину будущности ~ в автомата, в смирное, но пошлое животное. -- Такую картину Астафьев рисует в своей второй лекции. См.: Там же. С. 35--38. Кристи имеет в виду следующий фрагмент: "Конечно, нет здесь уже места никаким надеждам и страхам, чаяниям и гаданиям, никаким бесплодным и мучительным порывам в область трансцендентного (всё здесь так ясно!) и никакому сердечному влечению ко взаимному дополнению состоящих в рациональном и добровольном общении особей (ведь все здесь -- приблизительно -- равны и один для другого имеет лишь смысл орудия труда или наслаждения, контрагента и т. п.!). Нет места ни религии, ни поэзии, ни любви. На очищенном от них пустыре души "усовершенствованного" человека царит отныне одно положительное, приложимое знание и положительный интерес; сам человек стал вполне автономен, а жизнь -- автоматична!" (Там же. С. 37).

С. 165. ...в своих "Восточных письмах"... -- См. примеч. на с. 468.

С. 166. ...а не узко-национальный, впервые провозглашенный Наполеоном III... -- См. примеч.: 72, 691.

С. 166. Аще зерно пшенично ~ мног плод сотворит. -- Эти евангельские слова (Ин. 14: 12) стали эпиграфом к роману Достоевского "Братья Карамазовы".

С. 166. Умер Аксаков... -- Аксаков скончался 27 января 1886 г.

С. 167. "А что вы скажете о последней статье Ив<ана> Серг<еевича>?" -- Скорее всего, обсуждалась передовая от 6 декабря 1885 г. -- знаменитый ответ Аксакова на цензурное предостережение от 26 ноября, только что полученное его газетой, содержащее обвинение в освещении "текущих событий" "тоном несовместным с истинным патриотизмом". Аксаков подчеркивал: "...истинный патриотизм для публициста заключается в том, чтобы мужественно <...> высказывать правительству правду -- как бы горька и жестка ни была..." (Аксаков И. С. Сочинения. T. 1. М., 1886. С. 720-- 721).

С. 167. ..."выжечь ржавчину покоя и прах бездействия смести"... -- Измененная цитата из стихотворения А. К. Толстого "Я задремал, главу понуря...": "Как глас упрека, надо мною / Свой гром призывный прокати, / И выжги ржавчину покоя, / И прах бездействия смети!" Кристи цитировал его и в письме к Леонтьеву от 27 июня 1887 г. (с. 84).

С. 167. ...еще при жизни покойного центр Славянского комитета перешел в Петербург... -- Московское Славянское благотворительно общество (до 1878 г. -- Славянский комитет) было закрыто 21 июля 1878 г. после знаменитой речи Аксакова 22 июня, обличавшей уступки правительства на Берлинском конгрессе. Сам Аксаков 10 июля узнал о том, что Министерство внутренних дел отстранило его от председательства. За свою речь Аксаков был выслан из Москвы и лишь в конце года прощен.

С. 167. Credo -- кредо, исповедание (от лат. верую).

С. 169. ...покойный И. С. Аксаков ссылается на эту книгу в одной из своих статей ~ о идеальных целях нашей восточной политики... -- Речь идет о передовой от 19 октября 1885 г., в которой, рассуждая о том, что такое "русская идея", Аксаков замечал: "...Россия призвана явить новый культурный исторический тип, который примирит в себе и Восток и Запад на основе православно-славянской. Это было сказано и прежде нас -- Хомяковым, К. С. Аксаковым, И. В. Киреевским и другими в позднейшее время (например Н. Я. Данилевским)" (Аксаков И. С. Собр. соч. М., 1886. T. 1. С. 677).

С. 169. ...несмотря на его "византизм", с которым не мог согласиться И. С. Аксаков, как он замечал в той же статье... -- Ср.: "Но изо всех выдвинувшихся на историческую очередь национальных индивидуальностей православная Россия представляется (не думаем, чтоб мы обольщались) наиболее пока широким историческим сосудом для вмещения в наибольшей полноте жизненной христианской истины. Это не есть "византизм", который К. Н. Леонтьев, например, считает основою культурного типа России. "Византизм", как явление историческое -- носит на себе и печать односторонности, уже отжившей. Он призван к очищению в русском горниле..." (Там же. С. 678).

С. 169. ...поход в Каноссу... -- Крылатые слова, восходящие к эпизоду из истории папства: Папа Григорий VII добился в 1076 г. низложения Императора Генриха IV, не признававшего его верховной власти; придя в замок Каносса на севере Италии, где находился Папа, Император с трудом испросил себе прощения.

С. 169. ...где нашел возможность высказать эти взгляды В. С. Соловьев, как не в славянофильских органах "Руси" и "Известиях Славянского Общества"... -- "Русь" -- "личный орган" И. С. Аксакова; газета выходила с середины октября 1881 г.; "Известия Санкт-Петербургского Славянского благотворительного общества" -- ежемесячный журнал, выходивший в Петербурге с октября 1883 г. (с 1889 г. -- "Славянские известия", с 1892 г. -- "Славянское обозрение"). О помещенных здесь статьях Соловьева см. примеч. на С. 409, 495.

С. 170. .. ."раб благий и верный"... -- Мф. 25: 21 (выражение используется в стихирах св. Николаю Чудотворцу и Кириллу Александрийскому: "Благий рабе и верный...").

С. 171. ...с рядом статей под заглавием "Великий спор и Христианская политика", вышедших впоследствии отдельной брошюрой. -- См. примеч. на с. 409. Брошюра вышла в 1884 г.

С. 172. "Созерцательный Восток ~ в цель своей деятельности" (Вел<икий> Сп<ор>, стр. 136). -- Цитата из статьи IV ("Разделение церквей") приводится по изданию 1884 г. (см. также: Р. 1883. 15 июля. No 14. С. 35); у Соловьева: "практический Запад".

С. 173. Квиэтизм (квиетизм, от лат. quietus, спокойный) -- учение, утверждающее, что для совершенствования души прежде всего необходимо спокойствие, покорное действию Божественной благодати.

С. 173. ...у самого г. Соловьева, в VI главе его брошюры, несмотря на его крайне идеализирующее различение папства и папизма... -- Эта глава носит название "Папство и папизм. Смысл протестантства" (впервые: Р. 1883. 15 сент. No 18. С. 11--28). Леонтьев так пояснял идею Соловьева: папство означает "хорошую меру известного начала, проводимого в жизнь", папизм -- "вредный избыток того же; злоупотребление этого начала, пожалуй что и доведение его до абсурда, до самопожрания" (82, 26).

С. 175. ...в своей брошюре "Еврейство и христианский вопрос"... -- См. примеч. на с. 472.