РАЗСКАЗЪ
ДЛЯ МАЛЕНЬКИХЪ ДѢВОЧЕКЪ
В. П. Андреевской.
Съ 6-ю раскрашенными картинками.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Изданіе Ф. А. Битепажа.
I. Мое первое вступленіе въ свѣтъ
II. Лотерея
III. У Мани
IV. Моя болѣзнь
V. Въ городскомъ саду
VI. Моя свадьба
VII. Меня похитили
VIII. Въ пансіонѣ
IX. Раскаяніе
X. Опять у Сони
XI. Какъ я удила рыбу
XII. Бѣдная старушка
XIII. Какъ меня испугала мышка
XIV. На волосокъ отъ смерти
XV. Заключеніе
ГЛАВА I.
Мое первое вступленіе въ свѣтъ.
На нѣсколько дней до Рождественскихъ праздниковъ насъ привезли въ одинъ изъ лучшихъ петербургскихъ магазиновъ цѣлой партіей; всѣ мы лежали въ коробкахъ, крышки которыхъ закрыты, вѣроятно для того, чтобы туда не проходила пыль.
Не знаю какъ другимъ кукламъ, но мнѣ такое помѣщеніе вовсе не нравилось; я хотѣла воздуха, хотѣла свѣта, хотѣла видѣть людей... и чуть не подпрыгнула отъ радости, когда почувствовала, наконецъ, что одинъ изъ приказчиковъ, снявъ съ полки мою коробку, начинаетъ ее развязывать.
-- Если вы желаете купить особенно красивую дорогую куклу, то позвольте предложить вамъ эту,-- сказалъ онъ, осторожно вынимая меня изъ коробки и повертывая лицомъ къ хорошенькой дѣвочкѣ, которая стояла по ту сторону прилавка рядомъ съ молодой, очень элегантно одѣтой дамой.
Дѣвочка провела своей маленькой ручкой по моимъ волосамъ, ласково заглянула мнѣ въ глаза, улыбнулась и, обратившись къ элегантной дамѣ, проговорила въ полголоса:
-- Эта кукла мнѣ очень нравится, мамочка, но...
-- Но что?-- также тихо отозвалась дама.
-- Она не одѣта; ей придется шить все, начиная съ бѣлья и кончая платьемъ, а ты знаешь, я шить не умѣю.
-- О, что касается до этого, Ната, то не стоитъ говорить: кроить и шить вовсе не такъ трудно, какъ ты думаешь, надо только приложить немного старанія, и все пойдетъ отлично.
Дѣвочка молча наклонила голову, перестала улыбаться, на глазахъ ея навернулись слезы.
-- Ната, дорогая, зачѣмъ же плакать?-- продолжала молодая женщина и, сѣвъ на стоявшій по близости стулъ, принялась успокоивать Нату.
-- Когда я была такою же маленькою дѣвочкою какъ ты,-- говорила она: -- то считала лучшимъ удовольствіемъ обшивать мою любимую куклу, про которую я тебѣ уже много разсказывала; сошью бывало для нея платьице, повѣшу въ низенькій, маленькій, игрушечный шкафчикъ и сама имъ любуюсь; каждый вечеръ укладываю куклу спать, утромъ прихожу будить, одѣваю. Пока я занимаюсь уроками, кукла сидитъ въ дѣтской, потомъ я складываю книги, иду къ ней и опять мастерю для нея бѣлье, платье, шляпки... Ты не повѣришь какъ это весело.
Ната слушала маму съ большимъ вниманіемъ; по мѣрѣ того какъ мама говорила, личико малютки принимало все болѣе и болѣе веселое выраженіе.
-- Хорошо, мамочка,-- отозвалась она, наконецъ, когда голосъ Вѣры Ивановны -- такъ звали мать Наты -- затихъ: -- подари мнѣ эту куклу, я буду любить и беречь ее точно такъ же, какъ ты любила и берегла твою.
-- Заверните,-- обратилась тогда Вѣра Ивановна къ приказчику, и до ставъ изъ кармана кошелекъ, заплатила деньги.
Приказчикъ опустилъ меня въ картонку и началъ обкладывать бумагой; я опять очутилась въ темнотѣ;, но темнота теперь меня не пугала, я знала, что оставаться въ картонкѣ придется не долго, и что скоро для меня начнется новая жизнь, полная радости, полная интереса!
-- Извольте, барышня,-- сказалъ приказчикъ, подавая картонку дѣвочкѣ: -- желаю вамъ играть съ нею весело, кукла превосходная, такая, какія рѣдко встрѣчаются.
Дѣвочка взяла картонку, но такъ какъ картонка оказалась слишкомъ тяжелою для ея маленькихъ ручекъ, то почти сейчасъ же передала матери, сказавъ, что боится уронить. Въ продолженіе перехода отъ магазина до дома, она не переставала восхищаться мною, а придя домой, конечно, поспѣшила вынуть на свѣтъ, затѣмъ прижала къ груди и, нѣсколько разъ поцѣловавъ въ лобикъ, проговорила ласково:
-- Милая куколка, тебѣ холодно! Я сегодня же попрошу маму скроить все необходимое и показать какъ надо шить; моя мама добрая, она не откажетъ. Я постаралась взглянуть съ благодарностью на Нату и пожалѣла, что мы, бѣдныя куклы, не можемъ говорить такъ, какъ говорятъ люди... иначе бы, конечно, сказала большое спасибо, потому что дѣйствительно начала чувствовать холодъ.
Ната между тѣмъ принялась за работу; съ помощью Вѣры Ивановны она живо смастерила мнѣ необходимое бѣлье и домашній капотъ, а когда наступила пора спать, раздѣла меня и помѣстила рядомъ съ собою, такъ какъ моя собственная кроватка не была еще готова.
-- Спи, дорогая,-- шепнула Ната, прикрывая меня одѣяльцемъ, и, чтобы я скорѣе заснула, начала разсказывать сказку. Я никогда въ жизни не слыхивала сказокъ, а потому очень заинтересовалась ею; но, къ сожалѣнію, дѣвочку самоё скоро стало клонить ко сну,-- глаза ея начали слипаться, голосъ становился все тише, все невнятнѣе, а потомъ и совершенно замолкъ...
-- Что дѣлать!-- проговорила я мысленно, тоже стараясь заснуть; но Ната мнѣ мѣшала; она спала очень безпокойно, ежеминутно ворочаясь, и два раза толкнула меня такъ сильно, что я чуть-чуть. не свалилась на полъ.
-- Ничего, усну подъ-утро,-- продолжала я разсуждать сама съ собою; но уснуть подъ-утро мнѣ тоже не пришлось; Ната начала бредить; я невольно прислушивалась къ ея бреду, особенно когда догадалась, что она говоритъ обо мнѣ, восхищается мною... благодаритъ мать за прекрасный подарокъ и обѣщаетъ нашить мнѣ много разныхъ модныхъ костюмовъ. На слѣдующее утро Ната проснулась въ восемь часовъ.
-- Здравствуй, голубка,-- обратилась она ко мнѣ ласково:-- хорошо ли спала?-- и поцѣловавъ въ обѣ щечки, бережно посадила на кресло, гдѣ я оставалась до тѣхъ поръ, пока она одѣвалась, умывалась, молилась Богу.
-- Теперь за тебя примусь,-- снова сказала дѣвочка, подходя къ креслу, чтобы надѣть на меня капотикъ.
-- Пожалуйте въ столовую чай кушать,-- раздался въ эту минуту въ дверяхъ голосъ горничной:-- мама и папа приготовили для васъ новый сюрпризъ.
-- Какой?-- съ любопытствомъ спросила Ната.
-- Не приказано говорить.
Ната взяла меня за руку и чуть не бѣгомъ пустилась въ столовую, гдѣ мы увидѣли два деревянныхъ ящика.
-- Это тебѣ подарокъ къ празднику отъ папы и отъ меня,-- сказала Вѣра Ивановна. Ната вмѣсто отвѣта бросилась на шею матери.
-- Постой, постой, задушишь,-- смѣялась Вѣра Ивановна, стараясь высвободиться изъ ея объятій.-- Прежде посмотри, можетъ быть еще не понравится; кромѣ того, оба эти подарка, собственно говоря, не для тебя, а для твоей куклы.
Ната съ сіяющей улыбкой принялась развязывать ящики и пришла въ неописанный восторгъ, когда увидѣла въ одномъ изъ нихъ изящную кукольную кроватку съ кисейной занавѣской, а въ другомъ -- игрушечный письменный столикъ, со всѣми принадлежностями.
-- Какая прелесть!-- вскричала она, всплеснувъ маленькими ручками, и снова бросилась цѣловать маму.
-- Нравится?
-- Еще бы... я счастлива...-- совершенно счастлива, только вотъ одинъ вопросъ никакъ не могу рѣшить!
-- Какой?
-- Какъ назвать мою куклу: Соня, Леля, Вѣра,-- это все слишкомъ обыкновенно, мнѣ бы хотѣлось придумать что-нибудь особенное.
-- Назови ее Милочкой.
-- А что, вѣдь и правда, имя Милочка для нея самое подходящее. Благодарю за совѣтъ, мнѣ бы самой до этого никогда не додуматься. Съ сегодняшняго дня ты будешь называться Милочкой, слышишь?-- добавила она, обратившись ко мнѣ.
Итакъ меня назвали Милочкой; имя Милочка мнѣ нравилось настолько, насколько нравилась жизнь въ домѣ маленькой Наты, которая любила меня, берегла и такъ много нашила различныхъ костюмовъ, что даже не перечесть.
Когда я ходила съ нею гулять или ѣздила кататься, всѣ прохожіе мною любовались: "какая превосходная кукла и какъ хорошо одѣта!" повторяли они, глядя на меня съ видимымъ удовольствіемъ.
На третій день Рождественскихъ праздниковъ Ната получила приглашеніе на дѣтскій балъ къ графинѣ Б., и вотъ тутъ-то, по ея просьбѣ, Вѣра Ивановна заказала для меня такой роскошный туалетъ, что, какъ говорится, "ни въ сказкѣ сказать, ни перомъ написать"; шелкъ, бархатъ, ленты, кружева,-- все было пущено въ ходъ.
Когда мы появились въ залѣ графини, то большинство находившихся тамъ дѣтей сразу окружили Нату, закидывая вопросами обо мнѣ и наперебой другъ передъ другомъ спѣшили танцовать со мною. Я вернулась домой очень утомленною, но тѣмъ не менѣе вспоминала о вечерѣ у графини съ большимъ удовольствіемъ и долго прислушивалась къ голосу Наты, которая, прежде чѣмъ заснуть, подробно разсказывала старушкѣ нянѣ обо всемъ томъ, что мы говорили, что дѣлали и, главнымъ образомъ, о томъ, какъ всѣ восторгались моимъ красивымъ личикомъ и наряднымъ костюмомъ.
-- Кукла, конечно, не живой человѣкъ, отъ нея больше требовать нечего,-- отозвалась няня, укладывая Нату въ кроватку и совѣтуя повернуться къ стѣнѣ, чтобы скорѣе заснуть.
-- А для живого человѣка, няня, развѣ не нужно ни красоты, ни нарядовъ?
Няня отрицательно покачала сѣдой головой.
-- Что же для него надо?-- продолжала дѣвочка.
-- Доброе сердце, умъ, послушаніе, кротость, желаніе учиться... Ну, да обо всемъ этомъ мы завтра потолкуемъ, теперь, дорогая крошка, пора спать...
И ласково взглянувъ на свою питомицу, няня вторично посовѣтовала ей повернуться къ стѣнѣ.
Дѣвочка повиновалась; няня еще нѣсколько минутъ оставалась въ комнатѣ, затѣмъ, полагая, что Ната заснула, осторожно вышла въ коридоръ.
-- Ты слышала, что говоритъ няня?-- обратилась она тогда ко мнѣ шопотомъ:-- но хоть ты и кукла, а все-таки я хочу научить тебя всему тому, чему, по ея словамъ, должны учиться люди; доброе сердце, умъ, кротость,-- все это въ тебѣ есть, а вотъ читать да писать ты навѣрное не умѣешь, но мы это дѣло исправимъ.
И дѣйствительно начиная съ слѣдующаго дня, каждый разъ, когда Ната садилась за уроки, я присутствовала тутъ же, сожалѣя въ душѣ, что не могу держать пера и писать такъ, какъ пишутъ маленькія дѣвочки, но Ната словно угадала мою мысль и, выучившись писать какую-нибудь новую букву, сейчасъ же брала въ свою руку мою, начиная водить по бумагѣ, благодаря чему я училась одновременно съ нею; къ концу мѣсяца мы знали уже почти всю азбуку настолько хорошо, что могли написать ко дню рожденія Вѣры Ивановны цѣлое слово: "поздравляемъ!"
Такимъ образомъ протянулось нѣсколько мѣсяцевъ; я была такъ счастлива, что не желала ничего большаго; жизнь моя шла превосходно до тѣхъ поръ, пока въ одно прекрасное утро случилось слѣдующее, совершенно неожиданное, обстоятельство: сидѣли мы съ Натой въ столовой; Вѣры Ивановны не было дома; вдругъ въ прихожей раздался звонокъ, горничная пошла открывать дверь; Ната взяла меня на руки и послѣдовала за нею, полагая, что это, вѣроятно, вернулась ея мама, а можетъ быть и просто изъ любопытства; она любила выскакивать на каждый звонокъ, несмотря на то, что ей порою порядочно за это доставалось.
Горничная, между тѣмъ, отворила дверь и, увидавъ на порогѣ совершенно незнакомую, очень бѣдно одѣтую женщину, спросила, что ей надобно.
Женщина была еще не стара, но выглядѣла чрезвычайно блѣдною и больною; она держала на рукахъ ребенка, окутаннаго въ плохенькое ватное одѣяльце, рядомъ съ нею стояло двое старшихъ дѣтей -- мальчикъ и дѣвочка; оба они тоже были одѣты весьма плохо и казались такими жалкими, такими печальными, что, глядя на нихъ, я готова была, расплакаться,-- если бы только куклы могли плакать.
-- Вѣра Ивановна дома?-- заговорила женщина слабымъ голосомъ.
-- Нѣтъ,-- отозвалась горничная.
-- А скоро вернутся?
-- Не знаю... да вамъ на что ея надобно, скажите -- я передамъ.
-- Я... жена столяра Ивана, который постоянно для нихъ работаетъ, можетъ быть, когда видали?
-- Какъ не видать -- видала; одно время онъ сюда часто ходилъ, а теперь вотъ что-то давно не показывается.
-- Онъ лежитъ въ больницѣ; вчера прислалъ сказать, что ему очень худо; проситъ, чтобы я пришла къ нему и дѣтей привела -- повидать хочетъ... проститься... думаетъ, что не выживетъ... Вотъ я и рѣшилась зайти къ Вѣрѣ Ивановнѣ просить, не поможетъ ли чѣмъ; дѣткамъ главнымъ образомъ... ихъ покормить надо, сама-то кое-какъ перебьюсь,-- говорила бѣдная женщина сильно взволнованнымъ голосомъ, и въ заключеніе рѣчи закашлялась.
-- Да вы и сами-то будете не крѣпче ребенка,-- замѣтила горничная, взглянувъ на нее съ состраданіемъ.
На глазахъ бѣдной женщины навернулись слезы.
-- Вы правы; я еле ноги таскаю... недавно вѣдь съ кровати встала... Такъ, значитъ, передадите мою просьбу Вѣрѣ Ивановнѣ?-- добавила она послѣ минутнаго молчанія.
-- Непремѣнно; наша барыня очень добрая, она не откажетъ.
Пока Надя -- такъ звали горничную -- разговаривала съ бѣдной женщиной, я все время смотрѣла на ея несчастныхъ дѣтокъ и, сравнивая свой изящный капотикъ съ тѣми лохмотьями, которыя замѣняли имъ платья, невольно благодарила судьбу за то, что она закинула меня къ такой доброй дѣвочкѣ, какъ Ната, которая постоянно обо мнѣ заботилась и никогда не оставляла безъ вниманія, какъ часто дѣлаютъ другія дѣти съ своими куклами; если бы было можно, я сейчасъ бы, сію минуту открыла свой комодикъ, достала оттуда часть бѣлья и платья и подѣлилась бы съ несчастными малютками. Но вѣдь я не человѣкъ, я кукла, у меня нѣтъ ни воли, ни возможности двигаться, шевелиться, я дѣлаю только то, что меня заставятъ дѣлать!..
Маленькая Ната, должно быть, тоже въ эту минуту что-то обдумывала, потому что всегда веселое, улыбающееся личико ея вдругъ приняло сосредоточенное выраженіе.
Положивъ меня на диванъ, она подошла къ окну и начала поджидать маму, которая вернулась домой очень скоро.
-- Мамочка, милая, дорогая,-- обратилась тогда къ ней Ната:-- что я тебѣ разскажу,-- и начала подробно передавать о посѣщеніи бѣдной женщины.-- Я хочу непремѣнно, во что бы то ни стало, помочь ей, мнѣ жаль ее, жаль маленькихъ дѣтей... если бы ты видѣла, какія они несчастныя!-- добавила дѣвочка въ заключеніе.
Вѣра Ивановна взглянула на нее съ любовью, притянула къ себѣ и крѣпко поцѣловала: ей пріятно было видѣть, что у Наты такое доброе, отзывчивое сердечко, да не только ей, родной матери, а даже мнѣ, простой ничтожной куклѣ, это тоже очень нравилось.
Я начала съ любопытствомъ прислушиваться къ дальнѣйшему разговору.
-- Если бы я была большая и имѣла собственныя деньги, то, конечно, ни на минуту не задумалась бы отдать ихъ дѣткамъ больного столяра Ивана,-- говорила Нюта, охвативъ шею Вѣры Ивановны своими пухленькими рученками.-- Да впрочемъ, мама, вмѣсто денегъ у меня есть игрушки... Какъ ты полагаешь, если ихъ продать, то денегъ наберется порядочно?
-- Нѣтъ, мой другъ, продать игрушки трудно -- ихъ никто не купитъ, а если и найдется желающій, то дастъ слишкомъ мало; лучше устроимъ лотерею, это будетъ легче, удобнѣе и во всякомъ случаѣ несравненно выгоднѣе.
Слово лотерея мнѣ было немножко знакомо; когда я жила еще въ магазинѣ и лежала въ коробкѣ, то однажды слышала разговоръ двухъ приказчиковъ, которые собирались разыгрывать въ лотерею какія-то вещи.
"Неужели Ната помѣститъ и меня въ число розыгрышей!" подумала я съ ужасомъ и устремила глаза на мою маленькую госпожу, но она даже не повернула головы по тому направленію, гдѣ я сидѣла, продолжая толковать съ Вѣрой Ивановной, какимъ образомъ все устроить.
-- Мы напишемъ 50 билетовъ; каждому изъ нихъ назначимъ дешевую цѣну, ну, хотя бы по 20 коп.,-- совѣтовала Вѣра Ивановна:-- значитъ, въ общемъ кое-что наберется; да я съ папой съ своей стороны рублей по десяти прибавимъ.
-- Значитъ, когда бѣдная женщина сегодня вечеромъ придетъ за отвѣтомъ, Надя можетъ обѣщать ей все это?
-- Можетъ; если ты до тѣхъ поръ не передумаешь относительно лотереи.
-- О, нѣтъ, мама, не передумаю.
Вѣра Ивановна улыбнулась, встала съ мѣста и пошла въ другую комнату, а Ната, заложивъ ручки за спину, молча заходила взадъ и впередъ по комнатѣ, при чемъ личико ея приняло такое серьезное выраженіе, какого я у нея еще никогда не видывала. Кругомъ наступила полнѣйшая тишина, нарушаемая только легкими шагами дѣвочки по паркету; но тишина эта продолжалась не долго; черезъ нѣсколько минутъ дверь отворилась, и на порогѣ показалась кузина моей маленькой госпожи -- Леночка Жданова, съ которою Ната была всегда большою пріятельницею.
-- Здравствуй,-- встрѣтила ее Ната, и сейчасъ же сообщила о предполагаемой лотереѣ.
Дѣвочки говорили много, долго, не умолкая; я слушала ихъ съ удовольствіемъ, до тѣхъ поръ, пока вопросъ не коснулся меня...
-- Милочку тоже помѣстимъ въ числѣ выигрышей,-- настаивала Леночка:-- иначе никто не возьметъ ни одного билета; я первая не дамъ не только 20 коп. но даже гривенника, если ты не захочешь включить ее.
"Какъ!-- подумала я, задрожавъ всѣмъ моимъ маленькимъ тѣльцемъ: -- Милочка тоже будетъ разыгрываться; слѣдовательно, я не останусь больше жить съ Натой, попаду въ другія руки... попаду къ незнакомой дѣвочкѣ, можетъ быть, злой, гадкой, которая не захочетъ беречь меня, не захочетъ любить и баловать такъ, какъ любила и баловала Ната... Это ужасно... это невозможно!" продолжала я мысленно разсуждать сама съ собою и старалась сдѣлать всевозможное усиліе, чтобы вскочить съ мѣста, подбѣжать къ Леночкѣ, заставить ее замолчать, но, увы, никакія усилія пользы принести не могли, я оставалась неподвижна, я молчала въ то время, когда мнѣ хотѣлось говорить, и улыбалась тогда, когда хотѣлось плакать...
-- Но мнѣ жаль разстаться съ Милочкой, я такъ люблю ее, привыкла къ ней,-- тихо возразила Ната.
-- Коли жаль, такъ не устраивай лотереи, никто тебя не неволитъ.
-- А та бѣдная женщина съ блѣднымъ лицомъ и впалыми глазами, а ея оборванныя, полуголодныя дѣти... ты вѣдь ихъ не видѣла, значитъ, не можешь себѣ представить, до чего они жалки.
-- Не видѣла; но судя по твоимъ словамъ легко воображаю и нахожу, что не помочь имъ въ ихъ трудныя минуты грѣшно и стыдно...
-- Барышня, сейчасъ приходила женщина, которая была сегодня утромъ,-- прервала разговоръ дѣвочекъ показавшаяся на порогѣ горничная:-- я сказала все, что приказано; и еслибы вы видѣли, какъ она обрадовалась, какъ благодарила васъ, Вѣру Ивановну, какъ молилась Богу!
Ната смотрѣла на горничную какими-то особенными глазами,-- не трудно было догадаться, что въ ней происходила сильная борьба, что ей очень жаль бѣдную женщину, жаль дѣтокъ, что ей хочется помочь имъ, и въ то же самое время тяжело, непроходимо тяжело разстаться со мною!
Трудно передать то, что я чувствовала въ эту минуту; такъ бы вотъ и бросилась на шею моей дорогой Натѣ, такъ бы и расцѣловала ее за чистое, доброе сердечко, хотя именно это-то чистое и доброе сердечко и приносило мнѣ теперь столько горя; несмотря на то, однако, приготовленіе къ предстоящей лотереѣ съ каждымъ днемъ все усиливалось.
Ната и двѣ ея любимыя подруги, Соничка Лебедева и Тоня Томилина почти постоянно находились у насъ; толкамъ, разговорамъ не было конца; меньше всѣхъ подавала голосъ Ната, и чѣмъ ближе подходило время розыгрыша, тѣмъ становилась задумчивѣе... А я-то... я, несчастная, ни одной ночи не могла уснуть спокойно!
Но вотъ наконецъ наступилъ роковой день, въ который былъ назначенъ розыгрышъ.
Ната проснулась раньше обыкновеннаго, осторожно спрыгнула съ кровати и тихою стопою подкралась ко мнѣ.
-- Глазки твои открыты, не спишь,-- сказала она, крѣпко прижимая меня къ груди:-- дорогая, хорошая моя Милочка... еслибъ ты знала какъ я страдаю... но что же дѣлать, какъ быть, отказаться отъ лотереи невозможно, точно такъ же, какъ невозможно оставить несчастныхъ дѣтей столяра Ивана умереть съ голоду... Мы должны разстаться... А впрочемъ, кто знаетъ, можетъ быть я сама тебя выиграю... мама обѣщала взять на мое счастье два билета... О, какъ бы это было хорошо!
Послѣднія слова Наты ободрили меня, я ухватилась за нихъ, какъ утопающій за соломинку...
Мнѣ почему-то начало казаться, что это будетъ непремѣнно такъ; при одной мысли о возможности жить прежнею жизнью, я уже считала себя почти счастливою; что же касается Наты, то она какъ будто мало на это надѣялась и, печально склонивъ головку, смотрѣла на меня полными слезъ глазами.
-- Барышня, вставать пора!-- окликнула ее горничная:-- да вы уже не спите!
-- Давно,-- отозвалась Ната.
-- Что такъ?
-- Скучно, Надя,-- ужасно скучно.
-- Чего?
-- Не хочется разставаться съ Милочкой.
-- Можетъ быть, не разстанетесь, можетъ быть ваши билеты выиграютъ, кромѣ того я еще возьму для себя послѣдній билетъ, который остался, вы вѣдь обѣщали мнѣ его... Если онъ выиграетъ, то, конечно, подарю вамъ опять Милочку.
-- Спасибо, Надя, большое спасибо, но вѣдь все это только... если... а если нѣтъ?
-- Во всякомъ случаѣ плакать и горевать раньше времени не слѣдуетъ; старайтесь быть покойною духомъ и надѣйтесь.
Ната молча покачала головой.
Къ завтраку пріѣхала Соничка Лебедева, Таня Томилина и еще двѣ какія-то дѣвочки.
Посреди зала помѣстили большой круглый столъ, покрытый скатертью, и начали разставлять всѣ предназначенные къ выигрышу предметы, въ числѣ которыхъ находилась и я.
-- Ахъ, а билеты-то на выигрыши мы забыли привѣсить!-- вскричала Соничка, и доставъ изъ лежавшаго тутъ же на столѣ мѣшечка нѣсколько бумажекъ съ различными номерами, принялась привѣшивать ихъ на каждую вещь.
Благодаря тому, что я всегда присутствовала на урокахъ Наты, которая, какъ уже сказано выше, учила меня:всему тому, чему сама училась, я умѣла питать цифры безошибочно,-- мой номеръ былъ 44.
Соничка приколола его булавкой къ пышному рукаву моего шелковаго платья и посадила меня на самое видное мѣсто, какъ заманчивый и главный выигрышъ.
Черезъ часъ всѣ гости съѣхались; наступило полное оживленіе. Маленькая публика болтала безъ умолку, шуткамъ, смѣху и веселью не было конца.
-- Что-то я выиграю, что-то мнѣ достанется, досадно, ежели пустой билетъ. Когда же, наконецъ, начнется?-- слышалось отовсюду.
Ровно въ два часа въ дверяхъ зала, наконецъ, показалась Вѣра Ивановна. Увидавъ ее, дѣти сразу догадались, что торжественный моментъ наступаетъ, и затихли.
Она держала въ рукахъ большую фарфоровую кружку, наполненную скатанными въ трубочки билетиками.
-- Пускай самый, маленькій человѣчекъ изъ всѣхъ присутствующихъ вынимаетъ, а я стану громко читать номера,-- сказала она, обратившись къ дѣтямъ, и знакомъ руки подозвала къ себѣ братишку Сони, Левушку -- премиленькаго четырехлѣтняго мальчугана, который остался очень доволенъ возложеннымъ на него порученіемъ и съ сіяющимъ личикомъ выдвинулся впередъ.
Начался розыгрышъ. Каждый разъ, когда мальчикъ опускалъ рученку въ фарфоровую кружку, сердце мое то замирало, то билось ускоренно.
-- Пустой, пустой No 24, пустой, пустой, пустой No 6!-- и такъ дальше громко, отчетливо повторяла Вѣра Ивановна.
Боже мой, что за страшныя, что за ужасныя муки переживала я въ то время,-- никакое перо не въ состояніи описать ихъ! Я чувствовала, что меня бросаетъ то въ жаръ, то въ холодъ; что въ глазахъ начинаетъ дѣлаться темно, что я не въ состояніи ничего соображать... ничего думать.
-- No 44!-- раздался вдругъ голосъ Вѣры Ивановны.
Я сразу пришла въ себя, сразу опомнилась, но при этомъ бѣдное измученное сердечко мое забилось такъ сильно, что я боялась, чтобы оно не выпрыгнуло.
-- Моя, моя... Я выиграла Милочку!-- послышался въ отвѣтъ чей-то пискливый дѣтскій голосъ, и къ столу подошла дѣвочка лѣтъ 8, съ большими черными глазами, которые показались мнѣ далеко не такими добрыми и ласковыми, какъ глаза, моей Наты. Вѣра Ивановна молча сняла меня со стола, чтобы передать ей.
Дѣвочка сдѣлала реверансъ и съ торжественной улыбкой вернулась на прежнее мѣсто.
Что было дальше, кому какія игрушки достались -- не знаю, не помню... да меня это и не интересовало; я чувствовала только одно, что мнѣ скучно, скучно и скучно разставаться съ Натой, которая стояла въ противоположномъ углу и казалась такой блѣдной, такой задумчивой, что просто на себя не походила!
Когда розыгрышъ остальнымъ игрушкамъ кончился, Маня -- такъ звали мою новую госпожу -- бережно завернула меня въ большой листъ газетной бумаги и понесла домой.
-- Луиза Карловна, хотите посмотрѣть какую чудную куклу я выиграла?-- обратилась она къ гувернанткѣ, которая встрѣтила ее въ прихожей.
-- Покажите.
Маня поспѣшила развернуть бумагу.
-- Ахъ, какая славная кукла!-- замѣтила гувернантка, разглядывая меня со всѣхъ сторонъ.-- Знаете, говоря откровенно, я еще никогда ничего подобнаго не видывала.
Маня самодовольно улыбнулась.
-- Сегодня ты ляжешь спать здѣсь, на диванѣ,-- сказала она мнѣ: -- а со временемъ мы устроимъ для тебя кроватку.
И затѣмъ довольно небрежно бросила меня на диванъ, который стоялъ въ дѣтской и на которомъ мнѣ предстояло провести цѣлую ночь, безъ подушекъ, безъ одѣяла, да еще вдобавокъ затянутой въ парадное платье.
О снѣ, конечно, не было помину; я лежала съ открытыми глазами, не переставая думать о моей милой, дорогой Натѣ, о недавней жизни съ нею и о томъ, какъ предстоитъ теперь коротать дни у Мани.
Такимъ образомъ время протянулось до самаго разсвѣта; но вотъ наконецъ старинные часы, висѣвшіе на стѣнѣ въ столовой, пробили восемь; въ домѣ началось оживленіе; сначала поднялась прислуга, потомъ господа; Маничка встала послѣдней.
-- Вы сегодня что-то заспались,-- ласково упрекнула ее няня:-- вставайте скорѣе, черезъ полчаса придетъ учительница музыки.
Маня поспѣшно соскочила съ кровати.
"Подойдетъ ли она ко мнѣ, поцѣлуетъ ли? скажетъ ли какое-нибудь ласковое слово, какъ бывало дѣлывала Ната?" подумала я, стараясь взглянуть на Маню умоляющими глазами и напомнить о себѣ; но Маня не сдѣлала ни перваго, ни второго, ни третьяго; ей некогда было возиться со мною; она едва успѣла одѣть платье, какъ горничная доложила о приходѣ учительницы музыки; начался урокъ.
До моего слуха долетали звуки знакомыхъ дѣтскихъ піесокъ, тѣхъ самыхъ, которыя играла Ната, сажая меня тутъ же въ комнатѣ для того, чтобы затѣмъ, когда учительница удалялась, водить мои ручки по клавишамъ и заставлять играть вмѣстѣ съ нею, толкуя все то, что ей самой толковала учительница. Маня этого не сдѣлала; я продолжала лежать на прежнемъ мѣстѣ до тѣхъ поръ, пока наконецъ она, уже часа два спустя послѣ завтрака, вздумала подойти ко мнѣ.
-- Дай-ка я тебя переодѣну,-- сказала дѣвочка:-- жаль таскать такое превосходное платье. И снявъ съ меня изящный костюмъ, хотѣла отворить комодъ, чтобы вынуть оттуда мой будничный капотикъ, какъ ее зачѣмъ-то позвала мама.
Я снова была отброшена въ сторону и по всей вѣроятности совершенно забыта, потому что прошло очень много времени, а Маня все не возвращалась. Няня между тѣмъ принялась за уборку комнаты.
Взглянувъ на меня, она только головой покачала.
-- Натерпишься ты, сердечная, много у нашей барышни,-- проговорила добрая женщина, и переложивъ меня на стулъ, стала сметать пыль съ дивана и съ лежавшаго на немъ моего параднаго платья.
Слова няни оправдались; въ домѣ Манички мнѣ пришлось порядочно натерпѣться горя; Маня обо мнѣ нисколько не заботилась; я надоѣла ей очень скоро, точно такъ же, какъ и остальныя игрушки. Сначала она еще хотя изрѣдка занималась мною, одѣвала, причесывала, но потомъ перестала даже спрашивать гдѣ я, что со мною; я продолжала лежать около шкафа, безъ платья, въ одномъ бѣльѣ; волосы мои спутались, лицо, шея, руки покрылись пылью, а на глазахъ даже завелась паутина, черезъ которую я почти ничего не могла видѣть.
Сколько времени пришлось мнѣ жить такою печальною жизнью -- не знаю, помню только, что въ общемъ было очень скучно.
-- А гдѣ та кукла, которую ты выиграла въ лотерею у Наты, помнишь?-- спросила однажды Маню ея мать.
Маня опустила глаза и сконфузилась.-- Мама повторила вопросъ.
-- Я сама не знаю гдѣ она...-- тихо отозвалась дѣвочка.
Мама укоризненно покачала головою и, войдя въ дѣтскую, принялась меня разыскивать.
-- Развѣ можно такъ относиться къ вещамъ,-- замѣтила она, наконецъ, увидавъ меня лежащею около шкафа:-- такая превосходная кукла, и посмотри на что она сдѣлалась похожа? Если ты не хочешь играть ею и обращаться какъ слѣдуетъ, то я сегодня же подарю ее Парашѣ, дочери нашего дворника; Параша добрая дѣвочка, она будетъ беречь Милочку, любить и лелѣять.
-- Нѣтъ, мама,-- возразила Маничка,-- мнѣ жаль отдавать такую дорогую куклу Парашѣ.
-- Тогда надо умѣть обращаться съ нею; изволь сію минуту привести ее въ приличный видъ, тѣмъ болѣе, что сегодня, послѣ обѣда, пріѣдутъ твои кузины, которыя навѣрное пожелаютъ ее видѣть.
Слова эти были сказаны такъ строго, что Маня не смѣла возражать.
Нагнувшись къ полу, она подняла меня за рукавъ рубашки двумя пальчиками, держа далеко отъ себя, чтобы не запылиться; положила на стулъ, сняла со стѣны полотенце и начала колотить меня имъ по головѣ, по лицу, по всему туловищу; пыль летѣла столбомъ. Это продолжалось довольно долго; Маня колотила меня такъ сильно, что иногда даже чувствовалась боль; но я не смущалась, потому что мнѣ очень было бы непріятно показаться гостямъ въ видѣ замарашки.
-- Противная кукла, сколько съ тобою хлопотъ!-- съ досадою вскричала дѣвочка, когда мать ея вышла изъ комнаты, и мы остались однѣ.
Ната никогда не говорила со мною такимъ тономъ, а потому слова Манички показались мнѣ очень обидными.
-- Ну же, поворачивайся,-- продолжала она, напяливая на меня платье, и такъ высоко подняла мою руку, что она даже хрустнула и подломилась около того мѣста, гдѣ начинается плечо.
Я конечно почувствовала страшную боль, но такъ какъ куклы ни плакать, ни кричать не могутъ, то волей неволей казалась спокойной. Что же касается Мани, то она, должно быть, струхнула: личико ея покрылось блѣдностью; нѣсколько минутъ она стояла молча, въ нерѣшимости переминалась съ ноги на ногу, затѣмъ словно что-то сообразивъ, схватила меня и чуть не бѣгомъ бросилась въ сосѣднюю комнату, гдѣ работала портниха.
-- Анна Игнатьевна,-- обратилась она къ ней,-- помогите! Съ моей куклой случилось несчастіе: я стала одѣвать ей платье и по неосторожности сломала руку; нельзя ли какъ зашить?
Портниха внимательно осмотрѣла мою руку, сказала, что опасности нѣтъ и обѣщала сейчасъ же все исправить.
Маня успокоилась; съ этого дня она уже обращалась со мною осторожнѣе, хотя все-таки особой любви не выказывала и при каждомъ удобномъ случаѣ или говорила какую-нибудь колкость, или старалась ущипнуть, а иногда даже втихомолку и колотушками потчивала.
Чѣмъ чаще это повторялось, тѣмъ я больше и больше мечтала о томъ, что не дурно было бы попасть къ Парашѣ, про которую мама Маничкѣ говорила такъ много хорошаго; мнѣ почему-то казалось, что Параша должна походить на мою незабвенную Нату, что у нея мнѣ будетъ гораздо лучше и что она не станетъ обижать меня.
Параша, какъ уже сказано выше, была дочь нашего дворника; она жила со своими родителями во дворѣ, въ крошечной избушкѣ, называемой дворницкой, и иногда приходила играть къ Манѣ, что для нея составляло большое удовольствіе.
-- Я вамъ завидую, барышня, что вы имѣете такую превосходную куклу,-- сказала она однажды: -- давайте играть съ нею.
-- Нѣтъ,-- сухо отозвалась Маня:-- эта кукла мнѣ надоѣла, давай играть иначе.
Параша не смѣла спорить.
-- Вчера я прочитала очень интересную сказку про прекрасную царевну,-- продолжала Маня:-- эта царевна всегда ходила въ голубомъ плащѣ, въ голубой толковой шапочкѣ съ перьями и держала въ рукахъ вѣеръ; прогуливаясь по своему государству, она милостиво кланялась народу на обѣ стороны и махала вѣеромъ, изъ котораго сыпались конфеты, фрукты, мармеладъ и всякое лакомство; живущія въ ея царствѣ дѣти съ нетерпѣніемъ, поджидали, когда царевна появится на улицѣ, и увидавъ ее издали, бѣжали навстрѣчу. Каждый старался пробраться ближе, чтобы захватить больше расточаемаго ею гостинца; но царевна раскидывала гостинцы такъ ловко, что они попадали только дѣтямъ добрымъ, послушнымъ; злыя же, капризныя, не получали ничего, а если имъ случайно удавалось поймать на лету какую-ни"будь конфетку или яблоко, то эти конфеты или яблоки сейчасъ же превращались въ камни... Поняла?-- сказала въ заключеніе Маня, взглянувъ вопросительно на Парашу.
-- Поняла,-- отозвалась послѣдняя.
-- Такъ вотъ я и хочу предложить тебѣ играть въ "Прекрасную Царевну".
-- Но вы говорите, что царевна всегда ходила въ голубомъ плащѣ, а у насъ его нѣтъ; да и кромѣ того, я такой игры совсѣмъ не знаю.
-- Она очень проста; научиться не трудно; мы начнемъ съ того, что я буду представлять собою царевну, а ты толпу уличныхъ дѣтей.
-- Да плащъ-то, плащъ гдѣ?
-- Ахъ, постой, не перебивай, пожалуйста; все найдемъ, все сдѣлаемъ!.. Дай мнѣ маминъ шолковый платокъ, который лежитъ на комодѣ.
Параша подала платокъ.
Маня распустила его во всю длину и накинула на плечи въ видѣ плаща, затѣмъ достала листъ бумаги, въ одинъ мигъ смастерила изъ нея что-то въ родѣ шапочки, воткнула спереди два пера, надѣла на голову, и взявъ въ руки вѣеръ, принялась важно разгуливать по комнатѣ, дѣлая видъ будто разсыпаетъ конфеты и лакомство. Параша ловила мнимыя конфеты очень усердно и представляла собою то добрую дѣвочку, то злую; въ первомъ случаѣ она дѣлала веселые глазки и улыбалась, во второмъ становилась печальною.
Что касается меня, то я въ продолженіе этого времени молча лежала на полу всѣми забытая, всѣми покинутая. Когда Манѣ приходилось проходить мимо, она задѣвала шлейфомъ за мои волосы, а иногда такъ даже безцеремонно отталкивала ногою.
Наконецъ игра въ "Царевну" ей прискучила, да и кромѣ того, Параша должна была уходить домой.
-- Барышня,-- сказала она, прощаясь:-- если бы вы отпустили ко мнѣ вашу куклу погостить хоть на одинъ денечекъ... я бы была такъ счастлива...
-- Съ большимъ удовольствіемъ; пусть она остается гостить у тебя до тѣхъ поръ, пока я за нею не пришлю; откровенно говоря, мнѣ даже пріятно будетъ подольше не видѣть ее; она меня раздражаетъ, я за нее только выговоръ отъ мамы получаю: то надо ее причесывать, то одѣвать, а это вовсе невесело. Возьми, возьми, пожалуйста, ты доставишь мнѣ большую радость.
Параша не заставила дважды повторять себѣ предложеніе, и поспѣшно поднявъ меня съ полу, понесла домой.
-- Неужели ты получила въ подарокъ такую дорогую куклу?-- спросила жена дворника, когда она показалась на порогѣ.
-- Нѣтъ; Маничка дала мнѣ ее только на подержаніе,-- возразила Параша, посадивъ меня на деревянный табуретъ, вокругъ котораго сейчасъ же собралась вся семья, чтобы разглядѣть меня ближе.
Восклицаніямъ и восторгамъ не было конца; въ особенности восторгалась Параша; она взяла меня къ себѣ на колѣни, прижала къ груди, цѣловала, ласкала. Я была счастлива, мнѣ вспомнилось доброе, хорошее время, когда я жила у Наты, и я готова была отдать все-все на свѣтѣ, лишь бы остаться навсегда въ бѣдномъ жилищѣ дворника и не возвращаться въ роскошныя комнаты Манички, гдѣ я не видѣла ничего, кромѣ постоянныхъ оскорбленій.
Когда наступилъ вечеръ, Параша сняла съ меня платье, повязала на голову платочекъ, чтобы волосы не спутались, и уложила спать вмѣстѣ съ собою. Отецъ ея послѣ ужина ушелъ на ночное дежурство, а мать долго еще прибиралась въ каморкѣ; я слѣдила за нею съ большимъ любопытствомъ; мнѣ первый разъ приходилось видѣть обстановку бѣдныхъ людей, у которыхъ я чувствовала себя теперь такъ хорошо, такъ отрадно...
На слѣдующее утро Параша встала очень рано и первымъ дѣломъ принялась за мой туалетъ.
-- Сколько на тебѣ пыли, моя дорогая Милочка,-- сказала она, обратившись ко мнѣ:-- дай-ка я тебя вымою.
Съ этими словами дѣвочка намочила носовой платокъ и принялась тщательно обтирать мнѣ лицо.
-- Боже мой!-- вскричала она вдругъ, взглянувъ на меня пристально:-- что я надѣлала!
Услыхавъ эти слова, я взглянула въ висѣвшее на стѣнѣ небольшое зеркальце и съ ужасомъ увидѣла, что лицо мое сдѣлалось совершенно блѣдное, ни малѣйшей кровинки не было замѣтно на моихъ щекахъ, ни малѣйшей краски на губахъ; лобъ, носъ, ротъ, щеки -- все слилось въ одну общую бѣлую массу; только глаза смотрѣли попрежнему весело и казались еще яснѣе, потому что были хорошо вымыты. "Маня теперь еще меньше будетъ любить меня", подумала я, не отрывая взора отъ зеркала, въ то время, какъ Параша принялась дрожащими отъ волненія руками причесывать мои волосы.
-- Что съ тобою, Параша, ты плачешь?-- сказала вошедшая въ эту минуту съ самоваромъ въ рукахъ жена дворника.
Параша указала на меня.
-- Испортила куклу?-- продолжала мать дѣвочки: -- что теперь дѣлать, какъ сказать барышнѣ, она у насъ такая капризная.
Параша заплакала еще сильнѣе.
-- Ты должна сейчасъ же, сію минуту, идти-къ ней, возвратить куклу и просить прощенія.
Параша нѣсколько минутъ стояла въ нерѣшимости; по ея хорошенькому личику катились крупныя слезы, я видѣла, что она сильно огорчена... Мнѣ было жаль ее, но въ то же самое время еще больше жаль самоё себя.
-- Иди, иди,-- торопила жена дворника.
Параша взяла меня на колѣни, кое-какъ завернула въ большой платокъ, вѣроятно, для того, чтобы я не простудилась, и тихо поплелась по направленію къ квартирѣ родителей Мани.
Трудно передать все то, что я перечувствовала въ промежутокъ нашего перехода; мнѣ живо представилось задорное личико моей маленькой госпожи, живо представилась презрительная улыбка на ея хорошенькихъ губкахъ, и я ясно слышала ея голосъ: "фу, какая противная кукла, забросьте ее куда-нибудь, и никогда мнѣ не показывайте!.."
Но вотъ, наконецъ, мы вошли въ комнаты. Параша старалась ступать какъ можно тише, осторожнѣе, словно крадучись, и, миновавъ всѣ комнаты, пробралась прямо въ помѣщеніе портнихи, которую застала за работой.
-- Анна Игнатьевна,-- сказала она, захлебываясь слезами:-- помогите бѣдѣ, ради самого Бога!
-- Въ чемъ дѣло?-- спросила Анна Игнатьевна.
Параша передала все то, что намъ уже извѣстно, сказавъ въ заключеніе, что ей вѣдь уже приходилось чинить меня, послѣ того какъ Маничка вывихнула мнѣ руку.
-- То было легче исправить,-- возразила Анна Игнатьевна:-- теперь же я ничего не могу подѣлать: нужны краски, а у меня ихъ нѣтъ.
Параша закрыла лицо руками и, уткнувшись въ уголъ, едва сдерживала душившее ее рыданіе.
-- Я право не понимаю чего вы такъ тревожитесь?-- ласково заговорила портниха: -- наша барышня никогда не любила особенно Милочку, а теперь навѣрное давно о ней перестала и думать. Идите съ Богомъ домой, я уберу куклу въ шкафъ, и если Маничка когда-нибудь пожелаетъ видѣть ее, то скажу, что она испортилась просто отъ пыли и сырости.
-- Но вѣдь это будетъ ложь!-- воскликнула Параша: -- лгать стыдно и грѣшно! я никогда никому не лгала во всю свою жизнь!
Анна Игнатьевна еще что-то хотѣла сказать, но въ эту минуту въ сосѣдней комнатѣ послышались шаги; Параша задрожала словно въ лихорадкѣ; Анна Игнатьевна поспѣшила ее успокоить, и, быстро отворивъ платяной шкафъ, сунула меня на одну изъ его полокъ.
Я очутилась среди различныхъ тряпокъ, ящиковъ и прочихъ тому подобныхъ вещей и хлама.
Грустно мнѣ было, очень грустно; много различныхъ думъ, одна другой печальнѣе, одна другой неутѣшнѣе проносились въ моей бѣдной головѣ; но дѣлать было нечего, оставалось одно -- молчать и покориться...
Долго ли пролежала я такимъ образомъ въ шкафу, опредѣлить не могу; куклы не умѣютъ считать ни дней, ни недѣль, ни мѣсяцевъ; но такъ какъ на свѣтѣ всему бываетъ конецъ, то въ одинъ прекрасный день и мое томленіе окончилось.
Къ Маничкѣ пріѣхала ея кузина; набѣгавшись вдоволь по саду и наигравшись въ разныя игры, она вдругъ вспомнила обо мнѣ и приказала сейчасъ же принести меня въ дѣтскую.
-- Что съ нею сталось? какая она блѣдная,-- замѣтила дѣвочка, взглянувъ на меня.
-- Да, противная; я больше не хочу играть съ нею, прикажу выбросить,-- добавила Маня.
-- Зачѣмъ бросать? лучше подари мнѣ.
-- Охотно; даже со всѣми платьями, кроватью и письменнымъ столомъ. Прошу васъ соберите все это,-- обратилась она къ Аннѣ Игнатьевнѣ.
У меня отлегло отъ сердца; во-первыхъ, потому, что никто не интересовался узнать причину моей блѣдности, что, конечно, избавляло добрую портниху отъ необходимости солгать, а во-вторыхъ, Соня всегда казалась мнѣ ласковой дѣвочкой, и я заранѣе предвидѣла, что жизнь у нея будетъ гораздо пріятнѣе, чѣмъ жизнь у Манички.
Соня ни лицомъ, ни душевными качествами нисколько не походила на Маничку; со мною она обращалась очень хорошо, и придя домой, сейчасъ же забинтовала мою больную руку, обвязала мою голову шерстянымъ платкомъ, уложила меня въ кровать, закрыла одѣяломъ, приставила къ кровати игрушечный столикъ, налила въ крошечную фарфоровую чашечку, величиною не больше наперстка, сахарной воды и черезъ каждыя пять минутъ подбѣгала ко мнѣ, спрашивая, не хочу ли я пить, не холодно ли мнѣ, не жарко ли?
Вечеромъ къ ней пришли въ гости двѣ знакомыя дѣвочки.
-- Очень рада васъ видѣть,-- сказала она, выйдя къ нимъ навстрѣчу:-- но только прошу сегодня не шумѣть и не бѣгать.
-- Почему?-- спросили дѣвочки.
-- Потому что у меня больная.
-- Кто?
-- Новая кукла, которую мнѣ подарила Маничка.
Катя и Люба -- такъ звали дѣвочекъ -- осторожно, на цыпочкахъ вошли въ дѣтскую.
-- Я умѣю лѣчить, и если хочешь, берусь поставить на ноги твою куклу,-- предложила Катя.
-- Ахъ, пожалуйста.
Катя подошла къ моей кровати, взяла меня за руку, чтобы пощупать пульсъ, какъ дѣлаютъ доктора, и проговорила тихо:
-- Бѣдняжечка, у нея сильный жаръ; болѣзнь серьезная, надо немедленно принять мѣры.
Соня и Люба взглянули на нее вопросительно; онѣ не поняли, что значитъ: "принять мѣры?"
-- Надо сейчасъ же обложить ее горчичниками, компресомъ и прописать лѣкарство, которое она должна принимать аккуратно,-- поспѣшила объяснить Катя и, присѣвъ къ столу, начала строчить рецептъ.